/
Автор: Лейси Э. Фиш Р. Уэст М.
Теги: периодические издания и издания, которые продолжаются роман художественная литература романы зарубежная литература
ISBN: 5-900493-38-5
Год: 1995
Похожие
Текст
Э. ЛЕЙСИ
РФИШ
М.УЭСТ /
КРИМИНАЛЬНЫМ
Йяг
Э.ЛЕЙСИ
Р.ФИШ
М.УЭСТ
ББК 95.7 США
Разработка оформления:
Столбов Ю.П.
Феногенов В.И.
Художник:
Феногенов В.И.
Редакционный совет:
Буша И. И.
Макаров М.А.
Перфильев О.А.
Рипенко В.И.
Главный редактор:
Столбов Ю.П.
Ответственный за выпуск:
Романов С.В.
Фирма «Грэгори — Пэйдж» благодарит за помощь в работе:
Гергенрейдера С., Днепрова М.» Егорова А.,
Калмыкова А., Ладохина А., Посысаева С.,
Потапенкова А., Потапенкова В., Стажкова С.,
Федчикова А., Чепурко М.» Язькова А.
В очередной выпуск сборника «Зарубежной криминальный
роман» включены публикуемые впервые крутой гангстерский
детектив ЭЛейси, в котором расследование странного ограб-
ления мясной лавки приводит к раскрытию громкого убийства
одного из заправил мафии, и полицейсий триллер с элемен-
тами политического детектива Р.Фиша о покушении на жизнь
крупного дипломата наёмного убийцы-профессионала.
ISBN 5 - 900493 - 38 - 5
© «Грэгори — Пэйдж», 1995.
бпервьх©
ОХОТА
ОБРЕЧЁННОГО
ВОЛКА
Э.ЛЕЙСИ
© Перевел с английского О. Алякринский
Глава 1
Мало того, что я паршиво себя чувствовал, так еще был
один из тех душных летних вечеров в Нью-Йорке, когда,
кажется, что с каждым вдохом-выдохом ты таешь, как
снежная баба под весенним солнцем. Я лежал в кровати в
своем номере на первом этаже — мое окно выходило на
стену соседнего дома — и обливался потом.
Это нью-йоркское лето было не слишком знойным — до
последних нескольких дней. Уткнувшись взглядом в облу-
пившийся потолок, я мечтал о том, чтобы администрация
«Гровера» (дом 52 по Гровер-стрит) установила бы в номе-
рах кондиционеры. И еще немножко мечтал о том, чтобы
стать частным охранником в отеле классом повыше. Хотя
нет, вру, об этом я не мечтал — в «Гровере» у меня было
довольно сносное положение. С моей полицейской пен-
сией, а также карманными деньгами, которые администра-
ция отеля почему-то упорно называла жалованьем, да
плюс еще левые заработки, я умудрялся заколачивать в
нашем клоповнике больше двухсот долларов в неделю,— и
все это, разумеется, без ведома налоговой инспекции.
Я заворочался, пытаясь найти уголок простыни попро-
хладнее, шумно рыгнул и, включив ночник, сунул в рот
мятную таблетку. На мне были надеты одни трусы, но они
были насквозь влажные, и я уже собрался надеть новые,
как в дверь постучали.
На мое приглашение войти дверь распахнулась, и на
пороге показалась Барбара, обмахиваясь сложенной
утренней газетой. Она никогда не разгуливала по коридо-
рам в кимоно или в одной комбинации. Барбара всегда
5
показывалась на глаза посторонним в платье, чулках и в
туфлях, ни в коем случае не в шлепанцах. За это в част-
ности я и позволял ей работать в отеле постоянно. Ее про-
стенькое лицо было симпатичным, лет десять назад. А те-
перь на нем застыло то вымученное выражение, которое
женщина приобретает от пережитого горя и пролитых слез.
Но ножки у нее до сих пор были загляденье — прямые и
длинные.
Она закрыла дверь и прислонилась к косяку.
— Боже, ну и туша!
— Видела бы ты меня в молодые годы — тогда я с виду
тоже был как бочка. Который час?
— Начало двенадцатого. Я отваливаю, Марти. Клиен-
тов нет. Надо быть сексуальным маньяком, чтобы в такую
жару хотеть...
— Ладно, лети, моя птичка.
Она устало улыбнулась.
— Меня хоть выжимай. На рабочих местах только я и
Дора. Джин так и не пришла. Деньги я оставила у Дьюи.
Вот еще что мне нравится в Барбаре: она честная
девочка. Мне перепадала половина с каждых трех «зеле-
ных», которые зарабатывали девочки. Из этой суммы двад-
цать пять центов шло Дыои, ночному портье, а он уж сам
договаривался с Лоусоном — балагуром, сменявшим его у
стойки утром. Кенни, носильщик, получал пятнадцать цен-
тов в’придачу к своим чаевым. Из своей доли я отстегивал
местным полицейским. Корпорация на Гровер-стрит,
52 получала' свою долю законным путем: за номер наши
клиенты платили два пятьдесят. Тариф был не Бог весть
какой, но и не совсем уж бросовый. Если дела в конце
недели складывались удачно, у нас в отеле работали сразу
десять девочек.
Я надел чистые трусы, а Барбара спросила:
— Что, уже на боковую в такую рань?
— Меня желудок довел. Пучит, да и общее состояние
преотвратное.
— В такую жару нельзя есть что попало, Марти. Попей
теплого молока с вареным рисом — желудок успокоится.
И перестань пить!
— К^илая, да я курить даже не могу, какое уж тут
спиртное!
6
Зазвонил телефон. Судя по характерному зудению,
внутренний вызов.
— Мой Гарольд уж и минуты потерпеть не
может! — вздохнула Барбара.— Мне сейчас не до разбо-
рок.
— Скажи своему Гарольду, что, если он тебя хоть
пальцем тронет, я ему башку проломлю, этому жирному
кобелю!
Но это я соврал. Я бы не отказался отмутузить
Гарольда, потому как всегда терпеть не мог сутенеров, но
администрация «Гровера» от этого не пришла бы в восторг.
Из всей «администрации» я только и был знаком с мис-
тером Кингом — стариком-бухгалтером, который каждый
Божий день заявлялся в наше заведение и все вынюхивал,
вынюхивал... Он был одновременно аудитором и менедже-
ром отеля. А вообще-то «Гровер» принадлежал весьма рес-
пектабельной фирме недвижимости, одной из крупнейших
в Нью-Йорке, что соответствовало логике жизни: «респек-
табельные» люди всегда являются владельцами публичных
домов.
Телефон опять зазвонил. Я снял трубку, а Барбара
показала мне нос и со словами: «До завтра, доро-
гой» — выпорхнула из комнаты.
— До встречи, птичка! — крикнул я ей вслед и недо-
вольно брякнул в микрофон: — В чем дело, Дьюи?
— Парочка шоферюг в семьсот третьем распивают и
шумят.
— Ладно!
Я бросил трубку и начал натягивать штаны. Нет, это
как по-писаному. Только я собираюсь поспать, как тут же
какой-нибудь хмырь начинает обхаживать бутылку. Впро-
чем, «Гровер», еще более-менее приличное место. Мне рас-
сказывали, что в самом начале столетия, когда этот район
был сплошь застроен частными домами, «Гровер» считался
первоклассным отелем с видом на Гудзон. В ту пору здесь
любили околачиваться художники и прочая артистическая
шушера. Когда начался строительный бум в центральном
Манхэттене, в «Гровер» — по причине его близкого
местоположения к строительным площадкам — в основ-
ном заселялись водители грузовиков и всякие непотреб-
ные постояльцы вроде «работников социальной сферы»
да еще случайные люди, которые забредали сюда по
7
незнанию — может, случайно замечали нашу вывеску с
шоссе...
Наклонившись, чтобы завязать шнурки, я опять
рыгнул. Нет, мне определенно надо было показаться
врачу. Зазвонил телефон. Схватив трубку, я свирепо гавк-
нул Дыои:
— Да иду, иду!
— Марти! — услышал я в ответ спокойный голос
Дьюи.— Тут в вестибюле полицейский. Он тебя спраши-
вает.
— Который из них? — спросил я недовольно. Все эти
алчные пройдохи прекрасно знали, что я плачу наличными
без лишних разговоров.
— Новенький. С виду — из тех, что в магазинах дежу-
рят. Молоденький такой, я его раньше здесь не видел. Тебя
спрашивает.
— Он полицейский или охранник в форме?
— Ну,— замялся Дьюи,— вроде как полицейский, а
вроде как и нет. Пожалуй, из гражданской обороны.
— Ладно, скажи ему — пусть подождет. Я с ним встре-
чусь в кабинете и потолкую о жизни.
— Понял.
Я положил трубку и выругался. Дело плохо, если лже-
полицейскому достало духу и наглости завалиться в отель
и тянуть из меня мзду. Да стоит этому гаду только про-
тянуть мне свою грязную лапу, как я ему ее оторву вместе
с плечом...
У нас был маленький служебный лифт там, где черный
ход, которым днем пользовались горничные. На нем-то я и
отправился на седьмой этаж. Из 703-го номера неслась
разудалая песня. Когда я проходил мимо 715-го, наш веч-
ный постоялец мистер Росс, вздорный лысый старик бух-
галтер, уже стоял у раскрытой двери.
— Знаете, мистер Бонд,— проскрипел он,— в такой
душный вечер да в будний день — это просто неслыханно!
— Я их сейчас утихомирю, мистер Росс. Идите спать!
— Спать? В такую жару?
— Администрация отеля не несет ответственности за
погодные условия,— сострил я, но мистер Росс не оценил
моей шутки. Разумеется, я бы мог кое-что поведать ему из
того, что мне о нем рассказывала Барбара, и довести его
до истерики, но я продолжал маршировать по коридору.
8
Трижды я стучал в дверь 703-го номера, но эти двое
выводили очень сложную мелодию баллады в стиле кантри
и вряд ли слышали мой стук. Пели они ужасно. На мне был
пиджак и галстук, а рубашка уже вся пропотела. Отперев
замок универсальным ключом, я вошел в номер и быстро
захлопнул за собой дверь.
Этих шоферюг я раньше у нас не видел. Им обоим было
лет по двадцать семь, высокие здоровенные лбы. Они валя-
лись на койках в комбинезонах и башмаках, облапив каж-
дый по пинтовой бутылке виски. На полу валялась пустая.
Увидев меня, они тут же вскочили. Скроены ребята были
отменно — этакие две горы мускулов. Тот, что поменьше,
спросил:
— А стучать надо?
— Я стучал, но вы так выли, что не слышали.
— Я не буду спрашивать, кто ты,— встрял тот, что
побольше.— На твоей толстой роже печатными буквами
написано: местный охранник.
— Это точно. Слушайте, парни, сейчас жарко.
А мне не нужны лишние неприятности. Может, ляжете пос-
пать?
— Хочешь глоточек? — спросил тот, что поменьше,
протянув мне бутылку.
— Слишком жарко. Я, ребята, хочу одного — чтобы вы
прекратили гульбу и поспали.
Тут я заметил, как верзила мигнул своему приятелю, и
во рту у меня сразу появился горьковато-маслянистый
привкус. Я рассвирепел. Значит, этим ребятам в такой
душный вечер захотелось немного повеселиться и пораз-
мяться. Я бросил в рот мятную таблетку и стал быстро ее
жевать.
Верзила сказал:
— А нам попеть хочется. Нам хорошо. Обратно не
порожняком поедем, понял? Груз прихватили! — он щелк-
нул пальцами.
— Если хотите попеть, отправляйтесь к докам и пойте
там сколько душе угодно.— Я мотнул головой в сторону их
кроватей.— И вы не в хлеву у бабушки на ферме. Когда
ложитесь, снимайте обувку!
Тот, что поменьше, подошел ко мне вплотную и взмах-
нул бутылкой:
'— Слышь, дядя, выпей со мной!
9
Мне захотелось их обоих урыть, хотя они вроде бы не
выглядели большими забияками. Я предпринял последнюю
попытку.
— Сегодня жарко. Очень жарко. Какой смысл нам с
вами потеть лишний раз. Снимайте башмаки, кончайте
горланить — и дело с концом. А завтра я с вами выпью.
— Да ты, лысан, малость.староват и толстоват, чтобы
крутого из себя корчить,— грозно заметил верзила.
— А вы, пьянь перекатная, мне уже порядком
надоели,— сказал я и дал тому, что поменьше, крюка под
дых. Он упал на кровать, съехал на' пол и стал ловить
губами воздух. Верзила что-то не торопился. Поэтому я
схватил его за руку, в которой он сжимал бутылку, дернул
к себе и врезал ему носком ботинка по колену. Он так и
сел, ухватившись за коленную чашечку. Ржаной виски
расплескался по постели.
— Жарко, ребята, давайте на этом прекратим раз-
минку.
— Ах ты, жирная свинья! — заревел верзила.— Да я
тебя счас убью!
Я поднял его за волосы, вломил ему справа под ребра и
уронил на пол. Он сел, держась руками за живот.
Вот так-то: до сей поры их, видно, никто еще так не
дубасил, и они не на шутку струхнули.
— Если у кого-то из вас, ребята, вдруг возникнет
желание достать из-за пазухи перо, лучше не надо. Если
нарываетесь, я могу вас отмочалить по-настоящему.
Я ведь вежливо попросил, но вы туповаты, видать, про-
стых слов не понимаете, все делаете только из-под
палки.— Я оглядел комнату: в ней царил ужасный беспо-
рядок. Если ребята свои грузовики в обратный путь не
пустыми погонят, значит, они при деньгах.— Смотрите, во
что вы номер превратили! Если горничная пожалуется,
будет большой шум. Не исключено, что администрация
потянет вас в суд. Так что лучше вам оставить хорошие
чаевые.
Тот, что поменьше, безропотно полез в карман.
— Чтобы прибрать здесь, ей, думаю, двадцатки как раз
хватит,— сказал я жестко.
Он протянул мне пригоршню мятых банкнот. Вот так
всегда — драчливого нахала ставишь' на место ударом
башмака по яйцам. Я протянул руку и очень аккуратно
10
выудил две десятки. Открыв дверь, я сказал им на про-
щанье:
— А теперь марш в постель, а не то папа вернется с
ремнем!.
— Мы в этот сраный отель больше ни ндгой, учти! —
прошипел верзила.
— А если вдруг заявитесь, я вас лично вышвырну вон!
Вам самое место в вонючем хлеву, а не в приличном
отеле! — заорал я, хлопнул дверью, запер ее и несколько
минут постоял, прислушиваясь. С этими лопухами все
получилось чисто — вздумай они завтра права качать,
ничего бы не смогли доказать. Когда я вошел в номер, они
были в дымину пьяные и полезли драться.
Я вспотел как мышь. Вернувшись к себе, я сразу пошел
помыться и слава Богу, что оказался в туалете, потому что
у меня вдруг прихватило живот. Сделав дело, я сунул в рот
мятную таблетку и позвонил Дьюи.
— В номере 703 полный порядок. А теперь отправь-ка
этого умника-полицейского ко мне в кабинет.
Придя к себе в кабинет, я достал бумажник и поло-
жил его на стол в раскрытом виде — так, чтобы было
видно мое удостоверение Ассоциации полицейских-
добровольцев. Пускай этот прощелыга знает, с кем имеет
дело!
Это был молоденький полицейский, худющий, с тонкой
как у цыпленка шеей. Лицо его показалось мне знакомым.
На вид он мало чем отличался от вполне настоящего поли-
цейского, вот только на плече красовалась заплата, да и
значок был меньше стандартного, и фуражка какая-то
куцая. На ремне висел патронташ, но кобуры не было.
Только дубинка болталась, и что-то оттопыривало задний
карман брюк — наверное, тоже дубинка, только совсем
маленькая.
Он стоял в дверях с глупой ухмылкой на роже, потом
раскинул руки в стороны, точно хотел продемонстрировать
форму, и спросил:
— Ну что, нравится, Марти?
Я не сразу узнал его. Черт, когда я в последний раз
видел мальчонку, еще война не кончилась, и в ту пору ему
было лет двенадцать. Улыбка на его лице увяла, и он спро-
сил:
— Марти, .ты •что, не помнишь меня?
11
Мольба в его голосе сразу промыла мне глаза. Я вско-
чил и потряс ему руку.
— Лоуренс, малыш! С чего это ты вдруг решил, будто я
тебя не помню? Я просто глазам своим не поверил сначала.
Проходи, садись. Где это ты раздобыл значок?
Он всегда был слабым, болезненным мальчиком, а
теперь выглядел окрепшим, подтянутым, как боксер в весе
пера. На воротнике блестели золотые буквы В и П — вспо-
могательная полиция.
Он довольный уселся напротив меня.
— Ну, я еще не совсем полицейский. Я в отряде граж-
данской обороны, и нас берут на патрулирование по нес-
кольку часов в неделю — для нас это своего рода практика
на случай какого-нибудь чрезвычайного происшествия, ну
там, скажем, в случае бомбардировки или еще чего. Но
осенью я уже буду сдавать норму по физподготовке для
полицейских. Я для этого много. тренировался — каждый
день ходил в спортзал колледжа.
Малыш всю жизнь, сколько я его помню, мечтал нака-
чать себе стальные бицепсы и стать полицейским.
— А как мама?
— У нее все хорошо. Ты слышал, она снова вышла
замуж?
— Да-да, слышал, конечно. Сразу после войны за
какого-то чайника, который работал с ней на авиационном
заводе. Надеюсь, она с ним счастлива. Дот со мной жилось
не сладко.
— Мама тебя никогда не понимала,— сказал Лоуренс.
Голос у него был глубокий и красивый, и, присмотревшись
к его глазам, можно было сразу понять, что он уже давно
не мальчишка, а мужчина.— Марти, извини, что я к тебе
зашел так поздно, но я просто приписан к этому участку
и... я подумал, ты еще не спишь.
— Я никогда не ложусь раньше трех-четырех утра.
В последнее время я ел какую-то дрянь, и у меня что-то
нелады с пищеварением. Желудок болит, заснуть не могу...
Так говоришь, ты учишься в колледже?
Он кивнул.
— В юридическом. Я хотел пойти работать, а учиться
на вечернем, да мама — так здорово! — настояла, чтобы я
пошел на дневное.
12
— А что это ты нацепил самодельный полицейский
значок?
Он зарделся.
— Ну, это я подумал, что с ним мне легче будет почув-
ствовать себя полицейским, а когда сдам экзамены, стану
настоящим...
— Ты же на стряпчего учишься: зачем тебе стано-
виться полицейским?
Он весело улыбнулся, точно я удачно сострил.
— С фамилией Бонд кем бы я еще мог стать? Ребята в
отделении, кадровые полицейские, спрашивали, не твой ли
я родственник.
— На этом участке меня еще помнят?
— Тебя все помнят. .
— А вы... гражданская оборона... находитесь в подчит
нении у капитана этого участка?
— Нет, у нас своя организация. До этого я был припи-
сан к отделению полиции в Бронксе. Но я работаю вместе с
кадровыми полицейскими.
— Они тебя не обижают — из-за меня?
Он расстегнул верхнюю пуговицу, сдвинул фуражку на
затылок и как ни в чем не бывало ответил:
— Кто может обидеть сына Марти Бонда, самого луч-
шего полицейского Нью-Йорка? — твердо и уверенно ска-
зал он.
Этот паренек, пожалуй, был покрепче, чем казался со
стороны. Или просто чокнутым.
— Меня так до сих пор называют?
— Ну, кое-кто вспоминает и о... деле Грэхема, как ты
осрамил всю полицию... Но я их пресекаю — напоминаю,
что ты самый знаменитый полицейский за всю историю
нью-йоркских правоохранительных органов.
— Грэхем? Вот гад вонючий...
— Как дела в отеле?
— Скука смертная. Ты и думать забудь о полиции,
Лоуренс. Дрянная работа, тебя ж все будут ненавидеть.
— Я бы так не сказал. Закон для меня не пустой звук,
и я собираюсь стоять на страже закона,— он понизил го-
лос.— В конце концов, я же не только ношу твою фами-
лию, мой родной отец погиб на посту. Так что мне в поли-
ции самое место. Вот мне бы только нарастить еще поболь-
ше мускулов — и из меня выйдет хороший полицейский.
13
Я уже собрался сказать, что на свете не существует,
такой породы как «хороший полицейский»,— и быть не
может, но в такую жару мне было лень затевать спор. Поэ-
тому я просто спросил:
— Говорят, в полиции служат немало студентов?
Он снова усмехнулся, а я подумал, что если бы не его
цыплячья шея, вид у него вполне бравый.
— Да сегодня только ленивый не идет в колледж по
льготе для дембелей* * . Ты не знал, что я два года оттрубил
в армии?
— И за океаном служил?
— Бог избавил от такого счастья. Всю дорогу сидел в
Форте-Дикс* * .— Он оглядел мой кабинет: в ночное время
тут, казалось, царил еще больший беспорядок, чем
днем.— Слушай, Марти, а эта твоя работа в отеле, навер-
ное, непыльная?
— Вышибаю алкаша раз в неделю, ловлю постояльцев
с крадеными полотенцами. Такая вот работенка.
— А не пытался открыть свое агентство?
— Это только в кино бывает.— Наступило тягостное
молчание, которое я прервал, выдвинув ящик письменного
стола.— Хочешь выпить?
— Нет, спасибо. Марти, а ты все еще женат на той
танцовщице?
— Да никакая она не танцовщица. Нет, мы расстались
через год. А ты женат?
— Еще нет. Но вот поступлю в полицию и женюсь.—
Он внимательно поглядел мне в глаза.— Какой-то у тебя
вид... одинокий... папа.
— Давненько ты меня так не называл!
Этот глупыш вечно называл меня то папой, то пап-
кой.
— Я любил тебя называть папой. Я этим гордился.
— Неужели? Так ты считаешь, что мне одиноко.
Я работаю, сплю, вот так дни и бегут. И если бы не эти
помои, которыми я питался всю неделю и сорвал себе
желудок, все у меня, можно сказать, прекрасно. А ты, надо
думать, в отделении встречаешь лейтенанта Аша?
— Конечно. Смешно, я ведь не узнал его, когда встре-
4 Имеется в виду закон о льготах для демобилизованных солдат, по
которому те имели преимущество при поступлении в высшие учебные
заведения.
• * Военный учебный центр.
14
тил, а он меня сам остановил и спросил, не Лоуренс ли я
Бонд — он все про меня знал. Он классный дядька, очень
хороший работник. Вы долго были напарниками?
— Никогда не считал, лет пятнадцать, наверно. Мы
были хорошей командой. Он часто говаривал, что я кулак,
а он мозг. Мда, Билл Аш свое дело знает... Надо думать.
Снова воцарилась тишина, и чем больше я разглядывал
Лоуренса, тем больше он мне напоминал его отца, вот
только старина Лоуренс был потолще. Я никогда не был с
ним близко знаком; он, кажется, ввязался в разборку, и
когда ему к спине приставили пушку, полез за своим коль-
том. Я как раз в тот вечер был на дежурстве, и ребята в
отделении решили скинуться для вдовы, мне поручили
отнести ей деньги... Я часто думал о Дот. Наш с ней брак
длился четыре года. Она мне нравилась: хорошая жена,
умелая, домовитая. А Лоуренс всегда был долговязым
тихоней и считал меня пупом земли.
Я, наверное, долго витал в своих воспоминаниях,
потому что он вдруг спросил:
— Слушай, Марти, я уже давно хотел с тобой встре-
титься. Но только поговорив с лейтенантом Ашем, узнал,
где тебя искать. И еще я пришел к тебе за советом. Пару
часов назад у меня на дежурстве случилось... мм...
довольно странное происшествие, но никто в отделении
почему-то им не заинтересовался.
— Да уж знаю, как оно бывает,— заметил я с улыб-
кой.— Первое же замеченное тобой правонарушение
кажется тебе преступлением века... Погоди-ка, а вы, доб-
ровольцы, разве имеете право производить арест?
— Да, если мы на дежурстве. Строго говоря, мы, когда
ходим в форме, обязаны следить за общественным порядком.
Верно, это мое первое дело... или, можно сказать, неприят-
ность. Но какая разница,— добавил Лоуренс серьезно.
Я просто не смог удержаться от улыбки. Ему было года
двадцать два, а он все еще вел себя как ребенок с картон-
ным револьвером.
— Ну и кого же ты арестовал?
— Да никого я не арестовал. Понимаешь, мы патрули-
руем вдвоем, и я шел по Бэррон-стрит со своим напарни-
ком... Он постарше меня, Джон Брит. По правде сказать,
он зашел в один бар, спросить не нальют ли ему стаканчик
на халяву. Я этой ерундой не занимаюсь — вот я и остался
15
стоять на улице его ждать. А чуть подальше от того бара
была небольшая мясная лавка — «Оптовая мясная торговля
Ланде». Ничего особенного, магазин как магазин, окна
черным закрашены до половины. Дело в том, что хо-
зяин Вильгельм Ланде уже несколько недель держит
лавку закрытой. Вилли — так там называют мистера
Ланде — говорит, у него был сердечный приступ, и врач
посоветовал ему немного отдохнуть. А то он такой нерв-
ный.
— Так что ему от тебя понадобилось? Чтоб ты ему
вывихнутое плечо вправил? — пошутил я, думая, какой же
этот паренек простодушный, если соглашается работать в
полиции задарма.
— Марти, ты напрасно шутишь. Мне кажется, там
очень серьезное дело.
— Ну ладно, но ты мне еще не сказал, в чем суть.
— Понимаешь, нас вообще-то должны посылать на
ночное патрулирование, но в отделении все стараются,
чтобы мы ходили засветло. Было начало восьмого, когда
ко мне подбежал мальчик и сказал, что кто-то разбил
стекло в мясной лавке — изнутри. Я не стал ждать Брита и
побежал к лавке. Дверь оказалась незапертой и, зайдя
внутрь, я обнаружил связанного Ланде. Сначала он заявил,
что около шести вечера его ограбили и избили, но ему уда-
лось доползти до тесака, он швырнул его в окно и разбил
стекло. Ланде был почти в истерике, просто в шоке, когда
я его развязывал. Он орал, что два подростка отняли у
него пятьдесят тысяч.
— Пятьдесят тысяч? У него, наверно, сумасшедшая
страховка! — заметил я.
— Именно это и показалось мне подозрительным,—
подхватил Лоуренс.— Я стал снимать показания, и он дал
мне достаточно подробное описание ребят, а потом вдруг
как в рот воды набрал. Просто как будто его заткнули.
Говорит: все, мне надо срочно позвонить. У него в
лавке небольшой кабинет и в приемной стол стоит с теле-
фоном. Он набрал номер и что-то пробормотал насчет
налета. Мне кажется, я услышал такие слова: «Не уверен,
я потерял сознание». Поклясться не мйгу, но кажется
именно так он и сказал. А потом он, должно быть, сказал,
что рядом с ним находится полицейский — он-то, видно,
решил, что я настоящий полицейский — потому что он
16
искоса посмотрел на меня и сказал: «Да, да». Потом он
долго слушал, а потом положил трубку. А ко мне
вернулся — так совсем преобразился: улыбается, совсем
успокоился. И вот что самое удивительное: он полностью
изменил свои показания. Начал меня уверять, будто ограб-
ление ему-де привиделось, потом пошел к холодильнику,
достал оттуда банку ветчины и стал ее мне совать, приго-
варивая, что ни пятидесяти тысяч не было, ни двух граби-
телей. И напоследок попросил все выкинуть из головы.
— Ну и где же ветчина?
— Марти! Он же пытался дать мне взятку!
— Ну ладно, ладно. Итак, ты отверг ветчину. А как ты
объяснишь, что он был связан?
Лоуренс вытащил из кармана пачку сигарет и предло-
жил мне. Я уже неделю не мог взять сигарету в зубы и
отказался. А он закурил, выпустил через ноздри две струи
дыма и сказал:
— Это первое, о чем я его спросил. Он ответил не
сразу, стал напряженно думать, а потом понес какую-то
чушь про то, как однажды видел в кино актера, который
сам себя связывал. И говорит, что он как раз пробовал это
сам с собой сделать, да вдруг с ним случился сердечный
приступ. Он, мол, стал задыхаться и швырнул в стекло
нож, чтобы кто-нибудь пришел ему на . помощь. Словом,
после того звонка он стал менять показания. Я предложил
ему пройти вместе со мной в отделение, а он мне талдычил,
чтобы я это происшествие выкинул из головы и ни в коем
случае протокол не составлял. Вот и все. Хочешь посмот-
реть мои записи?
— Нет. Я не' вижу тут проблемы. Он же заявил, что
никакого ограбления не было.
— Но ведь...
— Лоуренс, что касается тебя, то можешь поставить
точку. Не надо искать себе лишней работы даже в том слу-
чае, если ты играешь в полицейского.
Мальчишка покраснел как рак.
— Я не считаю это игрой. Когда я при исполнении обя-
занностей, я обладаю некими полномочиями.
— Я просто хотел сказать, чтобы ты не- слишком высо-
вывался.
— Ты погоди, Марти, дослушай до конца. Я пробыл
там примерно минут сорок пять. Когда я вышел, Брита
17
нигде не было. Тогда я позвонил дежурному в отделение, и
сержант, наш. сержант, всыпал мне по первое число. Он
сказал, что Брит давно вернулся и какого черта я патрули-
рую в одиночку. Наш сержант приказал мне вернуться в
отделение и, когда я попытался ему доложить о происше-
ствии, только отмахнулся, старый дурак. Тогда я пошел
прямо к лейтенанту Ашу, но и он посоветовал мне выки-
нуть все из головы.
— А ты, конечно, не выкинул? — Мне парня даже
жалко стало — настолько смешны были его потуги корчить
из себя сурового стража закона.
— Конечно, нет. Более того, когда нас отпу-
стили — это было час назад — я опять пошел в мясную
лавку и застал там Ланде. Я уже говорил, что он ужасно
нервный, дрожит весь. Да, и вдруг он брякнул: «А деньги
мне уже вернули». Я отчетливо это слышал, хотя когда
переспросил, Ланде от всего стал открещиваться. Он даже
пытался все обратить в шутку, все спрашивал, да откуда у
него целых пятьдесят тысяч. Но на обратном пути в отде-
ление я порасспросил кое-кого из местных — в баре и рес-
торане. Так вот, Ланде занимается мясной торговлей лет
семь-восемь, подручных у него нет, а есть только неболь-
шой фургон и шофер. И все в один голос заявляли, что
дело у него идет хорошо и что он в год имеет тысяч пять
чистой прибыли...
— Лоуренс, а ты ему сказал, что служишь в полиции
только как помощник-доброволец?..
Мальчишка кивнул.
— Он заметил у меня на плече заплату, когда я вер-
нулся, и чуть было не выгнал меня из магазина... Но я
объяснил.. ~
— Ты случаем не пустил в ход дубинку?
Лоуренс изумился.
— Ударить его? Нет, конечно.
— Ну тогда он жаловаться не будет. Что же тебя бес-
покоит? Но даже если тебя вышибут из этой гражданской
обороны, что с того?
— А то, что я собираюсь стать профессиональным
полицейским, вот почему...
— Чудак, ты.прямо цитируешь дешевые боевики про
легавых!
Малыш побледнел и встал.
18
— Марти, ты был великим полицейским, лучшим
детективом в городе. Я прихожу к тебе с отчетом о престу-
плении, а ты только и можешь сказать...
— Сядь, Лоуренс! — Я кое-как выдавил добродушную
улыбку.— Что-то жарковато сегодня. Мы не виделись Бог
знает сколько лет. Ладно, может быть для тебя все это
имеет большое значение, я же... Когда я был желторотым
мальчишкой, я накрепко усвоил одну вещь — никогда не
работай задарма! — Лоуренс нехотя плюхнулся на стул, а я
добавил: — Мне кажется, ты кипятишься по
пустяку — мясник никого ни в чем не обвиняет. Более
того, он мог бы заявить на тебя — ты вернулся к нему
после того, как твоя смена кончилась и у тебя не было
никаких полномочий — ни как у полицейского, ни как у
добровольца, охраняющего общественный порядок.
— Знаю, но ты бы видел, в какой истерике он был сна-
чала... Я уверен, что его действительно ограбили и взяли
пятьдесят тысяч долларов, но потом почему-то вернули
деньги.
— А ты сам, малыш... не того? Ты же выяснил, что его
бизнес не может приносить ему таких доходов, но даже
если его ограбили — с какой стати грабителям возвращать
ему деньги? Да еще через несколько часов после ограбле-
ния. Что-то тут не складывается. Так что мой тебе
совет — забудь об этом.
Мальчишка задумчиво смотрел на меня и после долгого
молчания произнес:
— Марти, я уверен, что ограбление имело место.
— Ну и что? Ты-то ни при чем.
— Как это ни при чем? Это же случилось во время
моего дежурства. И даже если бы не дежурство, мой граж-
данский долг сообщить о преступлении...
— Слушай, парень, ты и правда веришь в то, что гово-
ришь?
— Конечно!
— Тогда тебе лучше и не мечтать о карьере полицей-
ского. Малыш, я дам тебе один совет, хотя я уверен, ты к
нему не прислушаешься. Если ты вдруг и впрямь станешь
полицейским, или будешь продолжать играть в полицей-
ского-почасовика, я не хочу, чтобы ты вел себя как
дурак...
19
— Я просто не понимаю твоего отношения к право-
охранительной деятельности, Марти!
— Остынь и послушай меня. Не проходит и дня, чтобы
какой-нибудь приличный гражданин не нарушил какого-
нибудь закона — то он выходит гулять с собакой без
поводка, то плюет на тротуар. К тому же есть сотни, а
может, и тысячи законов, абсолютно бессмысленных и бес-
полезных, которые давно пора вычеркнуть из уголовного
кодекса. Ну например, девчонке позволяется заниматься
проституцией с тринадцати лет, но пока ей не исполнится
восемнадцать, любого из ее клиентов можно привлечь к
суду за изнасилование малолетней. Как тебе это нравится?
Изнасилование шлюхи!
— У проституток тоже есть права и они находятся под
защитой закона. Тот факт, что она несовершеннолетняя,
еще ничего...
— К черту, Лоуренс, перестань тараторить как школь-
ник-зубрила. Если ты мечтаешь стать полицейским,
запомни одну простую вещь: полицейский стоит на страже
закона только в разумных пределах, а в противном случае
он просто сойдет с ума...
— Нет, у меня совсем другое представление о право-
охранительной деятельности. Всегда и везде...
— Заткнись! Может быть, твоего мясника и ограбили,
а может, и нет. Он говорит, что нет. А может, он сегодня,
подъезжая к своей мясной лавке, превысил скорость. Лоу-
ренс, я просто пытаюсь тебе втолковать: не будь ббльшим
католиком, чем папа римский. Ты ведь только добровольно
помогаешь полиции несколько часов в неделю, а уже успел
вляпаться в скандал, который тебя вовсе не касается.
И перестань меня кормить этими баснями про гражданский
долг. Показания Ланде насколько фантастичны, что
вполне могут оказаться правдой. У него отбирают пятьде-
сят кусков, которых у него, по его словам, нет и не было, а
спустя пару часов грабители возвращают бабки на блю-
дечке с голубой каемочкой и еще, наверное, дико изви-
няются, что так плохо поступили с дядей. Ну и ладно.
Забудь!
— Да не могу я забыть. Тут же масса очень подозри-
тельных моментов. Просто из любопытства я хочу доко-
паться . до истины.
20
— Кладбища переполнены могилами любопытных
граждан...
— Марти, я вижу, ты потерял форму!
— Очень может быть. А может быть, если бы мы с
тобой не были старыми знакомыми, я бы просто вышвыр-
нул тебя отсюда, отобрал бы дубинку и значок. Может,
мяснику Ланде надо было именно так с тобой и поступить.
Лоуренс, я не могу заставить тебя жить по моей указке, но
прошу тебя: не выставляй себя на всеобщее посмешище,
особенно если тебе светит поступить в полицию.
— Марти, я же не малолетний шалун. Мне кажется, тут
что-то не так. Я нутром чувствую, что Ланде морочит мне
голову.
Я пожал плечами и стал шарить по карманам в поисках
очередной мятной таблетки. И не нашел.
— Ладно, если не хочешь прислушаться к моему
совету — делай как знаешь. Но только не заставляй людей
смеяться над тобой.
Он встал.
— Мне было очень приятно тебя повидать. Если ты не
возражаешь, я как-нибудь еще к тебе загляну.
Я тоже встал и крепко обхватил его за плечи. Худосоч-
ный оказался паренек.
— Это что значит «если ты не возражаешь»? Заходи в
любое время. Может, когда я оклемаюсь, поужинаем
вместе. С мамой часто видишься?
— Конечно. Я же дома живу.
— Ну передай ей привет. А не поздно тебе все еще
жить в мамином доме? Как зовут твою подружку? Ты с ней
спишь?
— Это вообще-то не твое дело, но у нас достаточно
интимные отношения. Зовут ее Хелен Самуэльс.
— Еврейская фамилия.
— Она еврейка. А ты что, Марти, расист?
— Ты правда решил жениться на евреечке?
— А почему бы нет?
Я пожал плечами.
— Что касается женитьбы, тут я плохой советчик.
И совсем не расист. Я знавал немало отличных негров-
полицейских и евреев. Да и Билл Аш тоже не ариец. Не
знаю... Просто когда ты полицейский, то начинаешь нена-
видеть людей. Почти всех. И их тем легче ненавидеть,
21
когда ненавидишь их за другой цвет кожи или за другое
вероисповедание.
Он рассмеялся и ткнул меня в локоть. Я смотрел на
него и удивлялся: ну совсем еще ребенок, только глаза и
голос как у взрослого мужчины.
— Ты как скала, Марти, непробиваемый и незыбле-
мый. Помнишь, как ты давал мне уроки бокса? В армии я
выступал на ринге в легчайшем весе.
Мы подошли к двери.
— Если бы я знал, какой любопытной Варварой ты ста-
нешь, я бы преподал тебе уроки единоборства без оружия.
Я проводил малыша до выхода и там мы попрощались.
В начале первого ночи я взял со стойки портье утреннюю
газету и сказал Дыои:
— Ну теперь, может, сосну чуток.
Дьюи раньше работал на почте, а теперь вышел на пен-
сию. Это был луноликий старик с водянистыми глазками и
с сизым мясистым носом, усеянным синими прожилками,
точно речушками на карте,— результат обильных возлия-
ний, которые он позволял себе и в свои шестьдесят восемь.
— Слишком жарко — разве тут уснешь! Ну что, хренов
полицейский клянчил что-то?
— Нет, он просто зашел меня проведать.
— Забавный полицейский. Больно он молод — что-то
не верится, что он мог быть твоим напарником.
— Он когда-то был моим сыном,— ответил я, уходя
прочь. Дьюи даже глазом не моргнул.
Я принял душ, почистил зубы и почувствовал себя пре-
восходно. Потом упал на кровать и стал читать газету с
последней — спортивной страницы.
Особых сенсаций я не нашел: стоппер «Джайентс»
вывихнул лодыжку, у «Доджерс» по-прежнему оставался
«теоретический» шанс попасть в финал. Комиксы были не
смешными. Еще я обнаружил фотографию пикантной сим-
патяшки, которая добивалась развода по причине «недос-
татка поцелуев» в ее браке. Приличного вида парень по
фамилии Мадд обчистил банк — взял сорок пять «штук»,
пугнув персонал игрушечным кольтом. Альберто Бокьо,
казначей мафии, все еще сидел в Майами, забаррикадиро-
вавшись в номере отеля. Он предлагал местным властям
выкурить его оттуда силой и грозил подать судебный иск
на муниципалитет Майами за то, что его публично обоз-
22
вали «гангстером». На первой странице, как всегда, стра-
щали грядущей войной с коммунистическим блоком.
В одном комментарии делался прозрачный намек на то,
что все бои боксеров-профессионалов куплены заранее,
автор другого настаивал, что Бокьо раньше что-то не
отличался такой наглостью — с чего это он так расхраб-
рился... Еще была стандартная заметка об очередном
развалившемся голливудском браке — «как только дело
дойдет до суда, на страницы газет прольются потоки
грязи».
Я бросил газету на пол и выключил свет. Никакой осо-
бой грязи я что-то не заметил и подумал, что газетчики
пишут о такой пошлятине по причине отсутствия другого
материала. А что касается парня по фамилии Мадд, то
чтобы воспользоваться детским пистолетом при взятии
банка, надо обладать куда большим мужеством, чем мно-
гим кажется. Но про Бокьо написали правильно— этот и
впрямь был одним из сильных мира сего. В возрасте два-
дцати трех лет его засадили за вооруженное нападение,
потом он исчез со страниц криминальной хроники, пока на
транслируемых по национальному телевидению сенатских
слушаниях по организованной преступности его не разоб-
лачили: будучи одним из столпов высшего общества Нью-
Джерси — сынок в Йельском университете, дочка заканчи-
вает престижную школу для девочек,— папа контролиро-
вал финансовые дела крупнейшей в стране мафиозной
группировки.
. Я поворочался, устраиваясь поудобнее, и стал думать,
скоро ли Лоуренс пронюхает про мои истинные дела в этом
отеле. Впрочем, будучи полицейским-почасовиком, он
вряд ли сумеет докопаться. А если и сумеет, какая мне раз-
ница?
Стало прохладно, я накрылся одеялом и провалился в
сон... Проснулся я около шести, потный как мышь, еще не
стряхнув с себя остатков моего кошмарного сновидения.
Черт побери, уже несколько лет я не видел этого сна...
Искаженное злобой лицо миссис Да Косты. И ее крик: «Ах
ты, бандюга с полицейским значком!» Я отчетливо видел
ее — точно она стояла совсем рядом — но ничего плохого в
этом не было, ведь она была ужасно аппетитная бабенка.
И за каким чертом ей понадобилось выходить замуж за
того колченогого художника-пуэрториканца?
23
Она мне приснилась потому, что накануне я думал о
Дот. Ох уж эти женщины... Ну почему Дот бросила меня
из-за этого? То побоище ее совершенно не касалось.
А что, интересно, сталось с блондинкой Да Коста? Может
быть, она все еще торчит в дурдоме?
Я потянулся и сел. Во рту был все тот же мерзкий при-
вкус. Я еще не проснулся окончательно, поэтому включил
радио и стал думать о Мадде, гробанувшем банк с игру-
шечной пушкой; Откуда полиции стало известно его имя?
Я поднял газету и перечитал репортаж. Нет, все-таки эти
дилетанты полные кретины! Мадд, оказывается, служил
бухгалтером в том самом банке, который он ограбил. Ну,
сейчас-то его уже, наверное, оприходовали.
Я встал и принял душ. Чувствовал я себя отлич-
но — вот только бы не этот жуткий привкус во рту. После
вынужденной голодовки и отказа от спиртного да еще из-
за этой чертовой жары я сбросил порядка десяти фунтов.
Из-под кожи опять проступили мускулы.
Надев свой голубой «тропический» костюм (глядя на
него, сразу становилось ясно, что «выгодные покупки» не
для крутых), я вышел в вестибюль. Полусонная горничная
начала утреннюю уборку, а Дьюи мирно посапывал в испо-
линском кресле-качалке за стойкой портье. В дверях я
столкнулся с Лоусоном — дневным портье, (он же лифтер
и носильщик). На нем была шелковая рубашка-поло, под
мышкой большая книга. Этот парень с короткой армейской
стрижкой вечно сидел за стойкой, уткнувшись в книгу, к
тому же он, наверное, был «голубым» — все якшался с
художниками из Гринвич-Виллидж. Он мельком взглянул
на мой костюм и спросил:
— Это что на вас надето — шатер цирка-шапито?
— А что? Хочешь устроиться к нам глотателем огня?
— Ваш юмор под стать вашему костюму — он вам не к
лицу. Что-то вы сегодня рановато, мистер Бонд?
— Ага, проверяю, когда ты выходишь на работу.
Его тонкие губы сложились в ироническую усмешку.
— У них еще хватает наглости меня проверять — при
том, что я трублю двенадцатичасовую смену!
— А ты бы хотел организовать тут профсоюз? — Я бы
не удивился, узнав, что этот умник — социалист. Все мы в
«Гровере» тянем лямку сверхурочна, но игра стоит свеч.
А Лоусон ни черта не делает — только и знает, что почи-
24
тывает свои книжонки. Самая работа начинается у нас к
вечеру, когда на смену заступает Дьюи.
Я отправился в кафе на Гамильтон-сквер, выпил кофе,
съел тост, после чего у меня разыгрался аппетит, и я при-
кончил пяток блинов, здоровенный ломоть яблочного
пирога и выпил еще чашку кофе. Часы показывали семь, и
делать мне было нечего. По пути к Вашингтон-парку я
присел на лавочку и стал смотреть, как какой-то старый
пень кормит голубей хлебными крошками из пакета. Когда
две толстые птицы вспорхнули ему на ладонь, он бросил
на меня гордый взгляд. Потом я решил доехать на автобусе
до большого универмага и купить себе носки и пару руба-
шек. Я сошел на Пятьдесят седьмой улице и направился в
«Мейсиз», но универмаг был еще закрыт. Тогда я купил
себе стакан кофе со льдом и попробовал выкурить сига-
рету.
Дым попал в желудок, и меня одолела страшная
отрыжка. Я купил алказельцер и мятные таблетки. О мага-
зине я и думать забыл.
Позвонив в офис Арту Дюпре, я нарвался на его секре-
таршу, сообщившую, что его нет на месте. Тогда я отыскал
в телефонной книге его домашний номер. Он снял трубку
со словами: «Дюпре слушает».
— Доктор, у меня беда,— пропищал я девчачьим голо-
сишком.
— Кто это?
— Ох, доктор, у меня ужасная беда! Я не замужем, и
аптекарь сказал, что вы все сделаете.
— Кто это? Какой врач вам нужен?
— Ах, так вы врач? А мне нужен сержант
Дюпре! — сказал я нормальным голосом.
— Марти Бонд со своими идиотскими шуточками! Как
дела, старина?
— Арт, я то ли отравился, то ли еще что. У меня кишки
крутит и желудок разрывается. Ты можешь меня осмотреть
прямо сейчас?
— Конечно. В одиннадцать сможешь?
- Да.
— А какие симптомы, Марти? Рвота есть?
— Нет. Но позывы есть. И расстройство желудка.
Я протяну кое-как до одиннадцати — вопрос в том, буду
ли я жить потом?
25
— Вопрос неглупый. Сбыласть мечта призывни-
ка — его ротный наконец-то обратился к нему за помощью.
Ну, увидимся в одиннадцать, а до тех пор не пей ни холод-
ного, ни горячительного.
— Понял.
У меня в запасе было еще два часа, и я поехал на авто-
бусе в центр. Солнце — еще один мой мучитель — стояло
уже высоко. Я снял пиджак и подумал, не сгонять ли мне
на Кони-Айленд или на пляж. Но я ничего не хотел —
только с нетерпением ждал визита к Арту. Он был врачом
в моей части военной полиции и спас меня от серьезных
неприятностей в Англии, когда я чуть не убил наглого'
итальяшку, ушедшего в самоволку.
У Арта котелок всегда варил, он мечтал получить,
диплом врача и ему это удалось. Я бы в колледже смот-
релся глупо. Да и чему я мог научиться? В мой вуз — Уни-
верситет Зуботычин — принимали без экзаменов.
Я сошел на Гамильтон-сквер и пошел в отделение.
Какая-то седовласая тетка стояла на углу и трясла красной •
жестянкой. Ткнув мне ею чуть не в рожу, она сказала с
мерзкой улыбкой:
— Помогите борьбе с раком!
— Пусть правительство раскошелится. Они умеют
сорить деньгами.
— Мы все должны вносить свою лепту в общее
дело,— сладко возразила она. Наверняка эта старая
ведьма получала проценты от выручки.
— Против твоей похотливой улыбки разве устоишь,
сестрица! — вздохнул я и бросил в банку пару монет.
— Спасибо. Не хотите прикрепить этот значок на свой
пиджак? — Она протянула красный значок в виде меча.
— Что, безмозглым простачкам нынче выдают
медали? — спросил я и, подмигнув, быстро удалился.
Удача мне явно не улыбалась в это утро. Когда я спро-
сил дежурного, где можно найти лейтенанта Аша, он ска-
зал, что лейтенант еще не приходил, и поинтересовался по
какому я делу.
Это был очередной юнец — лет тридцати пяти.
— Да так, зашел поболтать. А когда он появится?
— Около- полудня.
— Я вернусь. Передайте ему, что заходил Марти Бонд.
— Передам! — Он вытаращил на меня глаза.
26
— Да-да, Марти Бонд, бывший полицейский.
Когда я вернулся в «Гровер», Лоусон известил меня:
— Мистер Кинг уже у себя в офисе...
— Ну и что?
— Ничего, подумал, что вам бы не мешало знать. По-
стояльцы из семьсот третьего выехали, оставив в номере
чудовищный беспорядок. Придется чистить ковер.
— Да уж давно пора бы.
— Мистер Кинг просто вышел из себя, узнав об этом.
— Его вообще очень легко вывести из себя.
Я отправился на седьмой этаж. В 703-м убиралась
Лили, наша цветная горничная.
— Вы только посмотрите на этот бедлам. Возмути-
тельно! — пробурчала она.
— Пьянчужки веселились. Пришлось их вчера утихо-
миривать.<Л или, они оставили тебе чаевые.— Я выдал ей
пятерку.— Приберись тут поскорее, пока мистер Кинг не
прибежал с ревизией.
Она поспешно спрятала бумажку.
— Приберусь-приберусь. Очень мило с их стороны.
— Это я им намекнул. А тебе советую поставить на
номерок в лотерею — и там, глядишь, повезет и можно
будет сразу увольняться и проедать выигрыш до конца
жизни. Какой номер ты сегодня выберешь?
— Я обычно ставлю на номер своего дома — 506.
— Ладно, тогда поставь и на меня доллар.
— А чего ж не поставить. Где деньги?
— Лили, да из этих пяти! Если бы не я — ты бы шиш
получила!
Я спустился к себе в комнату, собрался было побриться,
но передумал, протер лосьоном подмышки, надел чистую
рубашку и ушел. Арт ведет прием на Восточной Пятьдесят
восьмой улице — очень даже недурной райончик он себе
выбрал. Я доехал на автобусе до Пятьдесят второй и мино-
вал квартал злачных заведений между Пятой и Шестой
авеню. Я знал, что Фло исполняет стриптиз в одном из
здешних ночных клубов, и мне почему-то вдруг захотелось
поглядеть на ее фото.
Она не была гвоздем сезона: на афишке висел только
старенький портретик Фло — девять на двенадцать.
Я смотрел на ее сильные длинные ноги, тренированное
тело, красивое, четко очерченное лицо и небольшие акку-
27
ратные грудки. Этот снимок был сделан девять лет назад,
но Фло мало изменилась с тех пор. Я всегда ходил смот-
реть ее выступления во всех кабаре Нью-Джерси. Мне дос-
тавляло какое-то изощренное удовольствие видеть, как
мужики в зале слюняво пялились на нее, а я вспоминал все
те разы, когда имел в своем полном распоряжении все, на
что они только пялились.
Фло мне никогда не принадлежала в полном смысле
слова, я был с ней крут, но она оказалась еще круче. Она
вообще была самой крутой девочкой из всех, с кем мне
доводилось иметь дело. Она знала себе цену, и ее един-
ственной целью в жизни было заколотить звонкую
монету*—и как можно больше. Я помнил, как впервые
увидел ее — она выступала в кордебалете какого-то дрян-
ного бродвейского мюзикла. Наверное, она закрутила со
мной роман просто из желания развеяться или передох-
нуть. Мое жалованье давало ей шанс заняться поисками
хорошей роли в кино и продолжать оттачивать свое танце-
вальное и актерское мастерство. Все, что она ни делала в
жизни, соответствовало симптомам всеобщего помеша-
тельства, называемого «стремлением выкарабкаться
наверх». Излечить ее от этого помешательства было невоз-
можно — я это точно знаю, потому что сам пару раз
пытался.
Возможно, мне нравилось наблюдать за Фло на
сцене — в последние два года — вследствие удовлетворе-
ния от мысли, что она так и не докарабкалась до самой
вершины. Она бросила меня ради какого-то ублюдка,
который увез ее в Голливуд. У Фло были отличные при-
родные данные и вдосталь таланта, но она, должно быть,
спала не с теми, с кем нужно было бы. За годы нашей раз-
луки я видел ее в нескольких крошечных ролях, потом, в
сорок восьмом, она начала выступать в бурлескных спек-
таклях и в ночных клубах. Фло теперь было лет тридцать
семь — тридцать восемь, а пробавлялась она по-прежнему
крошками с барского стола.
Я медленно шел по Мэдисон-авеню, думая о Фло. Эх,
если бы у нее за душой было что-то помимо чистой амби-
ции, у нас все могло бы пойти как по маслу. Ведь был
период, когда у нас это получалось — и очень неплохо.
Помню, я просыпался среди ночи, зажигал спичку и смот-
рел на нее, искренне недоумевая, как же это могло повезти
28
такому балбесу, как я. Дот обладала умом и душевной
теплотой. Фло — великолепным телом. Впрочем, и Дот
была способна на поразительные вещи — иногда.
Арт вскладчину с двумя врачами снимал первый этаж
старой каменной пятиэтажки. Я назвал дежурной сестре в
приемной свою фамилию и она попросила меня подождать.
Сунув в рот мятную таблетку, я стал рассматривать ножки
под столом, одновременно спрашивая себя, чего это я на
них вылупился — у Барбары нижние конечности куда
лучше.
Я рыгнул и покосился на лицо медсестры: слышала ли
она? Не слышала. Я оглядел приемную. Сплошь современ-
ная мебель. Последний раз Арт принимал меня год назад.
Тогда он занимал весьма скромный офис на Пятьдесят тре-
тьей. Этот мальчик цепко карабкался вверх.
Вскоре из кабинета вышел Арт в белом сюртуке. Он не
был дамским угодником, хотя и мог бы им стать — с таким-
то гладеньким смазливым фасадом, как у- Гэри Купера, от
которого все бабы просто без ума. Арт был крепкий, мус-
кулистый малый, хотя никогда в жизни не занимался ни
физическим трудом, ни спортом. Однажды, помню, в
армии, мы плавали в Венеции, и я спросил у него, как ему
удается поддерживать себя в форме, а он ответил: «Сам не
знаю, лейтенант. Наверное, родился таким». Арт никогда
не называл меня «сэр», а всегда — «лейтенант», что мне
даже нравилось.
После формального рукопожатия и стандартных шуто-
чек, что, мол, мы с ним все не-стареем, я проследовал за
ним в чистенький кабинет, и сел в кресло, похожее на
гигантский вафельный рожок для мороженого — кресло на
удивление оказалось довольно удобным.
— Как обстановка в отеле, Марти? — спросил он, дос-
тавая мою историю болезни.
— Все замечательно. При нынешних трудностях с
жильем отели, слава Богу, дают прибыль.
Он закивал, точно ему это было страшно интересно.
— Так что с тобой? Расстройство желудка? Боли?
Судя по моим старым записям, ты крепок как закаленная
сталь. Интересный ты экземпляр, просто какой-то опоз-
давший родиться неандерталец, я же тебе это все время
повторяю...
29
— Ладно, давай отбросим высокие слова. Да, я инте-
ресный экземпляр, промаринованный в алкоголе и все
такое. Арт, меня преследует профессиональный недуг ста-
рого солдата. И так уже продолжается несколько недель.
И ничего не помогает. Кроме того, во рту постоянно
неприятный привкус, точно у меня внутри что-то сдохло
давным-давно и гниет.
— Температура бывает, озноб?
— Нет. Потею — да, но это все из-за проклятой жары.
И страшная отрыжка.
— Пьешь по-прежнему?
— Нет. Ты будешь смеяться — но меня давно уже не
тянет ни к бутылке, ни к табаку.
— Судя по моим записям, в течение последних пяти лет
у тебя была только повышенная кислотность. Да и вид у
тебя прежний — здоровый, как горилла. Вот только
остатки волос седеть начали. Марти, тебя что-то беспо-
коит?
— Меня? Меня никогда ничего не беспокоило.
Он встал. -
— Я бы так сказал — ты в отличной форме для пожи-
лого мужчины.
— Ах ты гад! Мне же только пятьдесят четыре!
— Ладно, ладно, папуля, не кипятись. Снимай
рубашку — я тебя осмотрю.
Малыш осмотрел меня очень внимательно, приставлял
к животу какие-то аппараты и приборы, сделал просвечи-
вание желудка. Потом стал спрашивать, что я ем, а что
нет, где у меня боли, интересовался цветом и консистен-
цией моего стула, и задал массу прочих глубокомысленных
вопросов.
Сначала мы изгалялись в остроумии, но потом я понял,
что он шутит натужно. Арт посерьезнел и, как мне показа-
лось, перепугался.
Провозившись со мной час, юн попросил меня одеться
и, выйдя из смотровой, мы сели у него в кабинете.
— Марти, ты вот говоришь, что чувствуешь усталость,
слабостьг что у тебя плохой аппетит, что ты теряешь вес...
— Ладно, Арт, давай не тяни. Что у меня?
— Ну,— он помедлил с ответом.— Мне кажется, у тебя
опухоль в районе тонкого кишечника... насколько я могу
судить. Может быть, понадобится операция. Я выпишу
30
тебе направление на гастроэнтероскопию. Тебе нужно про-
консультироваться со специалистом — он тебе скажет
больше, чем я.
— Значит, у меня опухоль в кишечнике? — переспро-
сил я.
— Мне кажется, я подчеркиваю — кажется, что да.
— А пенициллин или какие-нибудь современные чудо-
таблетки не могут тут помочь?
— Возможно. Давай подождем, что скажет специалист.
Может быть, тебе даже операция не понадобится. Но мне
кажется, пункцию надо бы сделать. Это обычное дело...
— Пункцию? То есть это может оказаться даже
рак? — Слова, казалось, обожгли мои губы, сорвавшись с
языка.
— Да, все может быть,— спокойно произнес Арт.—
Марти, я же простой терапевт, давай подождем мнения
специалиста. Возможно, я ошибаюсь насчет опухоли.
Я назначу тебя на прием.
Я сидел, тупо слушая, как Арт с кем-то договаривается
о приеме на половину второго завтра. Я ничего не сообра-
жал — только чувствовал противный чесночный привкус
на языке. Я знал одного полицейского, который умер от
рака кишечника. Когда-то он был профессиональным бок-
сером, и мы с ним вместе выступали на ринге. Он умер от
голода, потому что рак своими ^клешнями сдавил ему все
кишки. Я немало часов провел у его больничной койки, и
он на моих глазах превращался в мешок костей.
Когда Арт положил трубку, я сказал:
— Я никогда не боялся смерти, потому что если ты не
боишься сдохнуть, весь мир у тебя в кармане. Но это...
довольно-таки паршивый способ отдать концы.
— Перестань!.. Это может быть язва, несварение
желудка и сотня прочих болезней...
— Не надо только вешать мне лапшу на уши, Арт!
Он молча уставился на меня, потом достал из ящика
трубку, набил ее и закурил.
— Марти, это ведь вещь серьезная и тут нельзя ставить
диагноз на хапок. Не всякая опухоль является ра-
ковой — точно так же, как не всякая головная боль
является эпилептическим припадком. Если это опухоль —
тебе ее вырежут и через пару недель ты будешь бегать. Вот
и все.
31
Я покачал головой.
— Это рак!
— Господи, да откуда ты знаешь?
— Знаю — и точка.
— Ты несешь чушь. Не надо впадать в панику и хоро-
нить себя заранее — завтра услышишь мнение специа-
листа. Ты меня удивляешь — я -то всегда считал, что ты не
из пугливых.— Арт улыбнулся.— Что-то я на тебя напус-
тился. Я не виню тебя за то, что ты испугался, но пойми:
если я не знаю наверняка, что это, то и ты этого знать не
можешь. Потом придешь расскажешь, что у тебя нашел
специалист.
— Как будто он сам тебе не позвонит! Арт, если это
рак, сколько времени мне...
— Я отказываюсь отвечать — даже думать не хочу!
— У меня был знакомый — он болел-раком — тоже в
кишках. Он провалялся в постели три месяца, пока не
откинул копыта. Он был похож на скелет!
— Марти, позволь мне тебе сказать напрямик. Если это
рак, ты можешь умереть. Я повторяю: «если» и «можешь».
Не все раковые больные умирают, многие живут. А что
касается смертельного исхода, то могу тебе предложить в
качестве утешения вот что: ты можешь попасть под колеса
автомобиля, едва выйдя из моего кабинета.
— Да, это быстрая и легкая смерть.
Арт встал из-за стола, подошел ко мне и похлопал по
плечу.
— .Марти, ты заставляешь меня стыдиться того, что я
такой скверный врач — напугал пациента до смерти. Да я
бы ничего тебе не сказал, если бы не знал, какой ты
мужик-кремень. У меня нет ни должной квалификации, ни
оборудования, чтобы точно поставить диагноз,. так что
если выяснится, что это просто скопление газов в изгибе
кишечника или какая-нибудь ерунда в этом роде, не пода-
вай на меня в суд. Вот тебе адрес и фамилия врача. Не
опаздывай и будь готов выложить пятьдесят зеленых.
Деньги нужны?
— Нет. Сколько я тебе должен?
— Мне было приятно повидаться с тобой.
Я положил на стол пятерку.
— Хватит этого?
— Я же сказал...
32
Я отвел его руку.
— Эту туфту я уже слышал. Пока, Арт!
— Марти, давай поужинаем вместе. А то мы с тобой
видимся только когда ты болен. Как насчет пятницы?
— Можно. Я тебе звякну.
Я прошел мимо медсестры. Во рту был отвратительный
привкус — вкус смерти, маслянистый мерзкий вкус полы-
хания. Я постоял несколько минут на тротуаре, стараясь
сглотнуть слюну. На жаре я начал потеть. Что делать
дальше, я не знал. Мне захотелось поговорить с кем-
нибудь, вернуться домой. Но домом моим был вонючий
клоповник. Гостиничный номер.
Внезапно мною овладело желание увидеться с Фло,
оказаться в ее четырехкомнатной квартире, где мы когда-
то жили. Там у нее в одной комнате был маленький бар с
высокими табуретами перед стойкой — как в кинотеатре.
И спальня, полная детских кукол...
Эти куклы сразу меня отрезвили. На кукол, да и на
прочее у меня не было времени. Я пошел в угловую аптеку,
купил мятных таблеток и выпил пару стаканов оранжада,
который я тут же чуть не сблевал.
Такси довезло меня до Гамильтон-сквер. Билл
Аш — мой закадычный кореш многие годы. Мужик всегда
отличался здравомыслием и умел слушать. Я пересек пло-
щадь и направился^к зданию отделения полиции. Мы с
Биллом работали шесть лет на одном отдаленном участке,
пока нас не перевели в Манхэттен...
Ко мне подошла седая тетка с красной жестянкой.
— Вы поможете борьбе с раком?.. А...— Ее механичес-
кая улыбка исчезла и она отвернулась. Но я схватил ее за
руку и с силой развернул к себе.
— В чем дело? У меня что-то с лицом?
— Нет... мистер... Боже, вы мне делаете больно!
— Что у меня с лицом?
— Ничего! Я ничего не вижу! — почти истерически
прокричала тетка.— Я просто вспомнила, что вы внесли
свою лепту утром. Вот и все.
На нас уже оборачивались. Я отпустил ее руку.
— Простите... Мне показалось...— я протянул ей при-
горшню монет.— Вот возьмите.
— Большое вам спасибо.— Она пришла в себя и попы-
талась приколоть мне на пиджак красный меч.
2 Охота'обреченного волка
33
— Спасибо, не надо,— запротестовал я,— я уже полу-
чил свой знак отличия. Настоящий.
Идя к зданию отделения полиции, я проклинал свою
вспыльчивость: чуть не сломал бедняге руку. А ведь завтра
этот умник в белом халате будет задавать мне кучу дурац-
ких вопросов... Боже, я никогда вот ни на столько не дове-
рял этим лекарям — только Арту.
Подойдя к ступенькам здания, которое ничем не отли-
чалось от прочих допотопных и облупившихся зданий нью-
йоркских отделений полиции, я решил, что ни к какому
специалисту завтра не пойду. Да что он мне скажет? И ка-
кой смысл давать им себя резать? Зачем брать какую-то
там пункцию? Все равно от судьбы не уйдешь.
Дежурный сообщил мне, что лейтенант Аш сейчас
занят, но все же позвонил и сказал ему о моем приходе. А я
стоял у стола и вытирал пот с лица. Я забросил в рот две
таблетки и уже почти видел этот чертов привкус — точно я
жевал что-то вязкое и черное.
В отделении царила легкая суматоха. Ничего особенно
в глаза не бросалось, никто не бегал, но все же в воздухе
было неспокойно. То и дело мимо меня проходили ребята в
форме и шепотом переговаривались. Они явно куда-то
торопились. Я ждал довольно долго, успел сжевать еще две
таблетки и, снова вытерев пот с лица, спросил:
— Аш один?
— Пожалуй, да, но лейтенант Аш сейчас очень занАт
и...
Я двинулся в глубь здания, мимо камер предваритель-
ного заключения, мимо доски оперативных сводок, потом
поднялся на второй этаж и открыл дверь Билла. Он сидел
за стопкой дневных газет, вооружившись ножницами. Хотя
только в его кабинете было единственное крошечное окно,
а на нем самом красовалась ослепительно белая рубашка с
коричневым галстуком и двубортный коричневый костюм,
вид у него был несолидный. Его как всегда аккуратно рас-
чесанные редкие волосы едва скрывали бильярдный шар
головы, и щеки как всегда были по-юношески гладкими и
блестящими, точно еще не знали бритвы. С той поры, как
мы с ним работали в паре, он мало изменился — только
располнел и еще больше полысел.
Оторвавшись от своих газет, он поглядел на меня.
— Здорово, Марти, я тебя не забыл, но я ужасно занят.
34
— Вижу,— сказал я, присаживаясь на шаткий стул.—
Ты теперь вырезаешь куколок из бумаги?
— Новости слышал?
— Да. Я знаю все, что произошло к сегодняшнему
утру. Так что нового?
Он помотал головой.
— Марти, я тут возглавляю бригаду дознавателей.
Вообще-то это непорядок, что ты вот так просто вры-
ваешься ко мне...
— Если бы я не врывался вот так просто во многие
места, куда мы с тобой ходили вместе, ты бы до сих пор
патрулировал ночные улицы.
— Может быть,— мягко заметил он. И самодовольно,
словно приговаривая "про себя: я-то вот лейтенант, а ты
всего-то охранник в третьеразрядном отельчике.— Ну ты
же сам знаешь, как нас... мне же надо поддерживать
свой авторитет,— и он широко развел руками, точно
отмахивался от чего-то неприятного.— Я хочу сказать,
Марти, это все-таки отделение полиции, а не клуб старых
друзей.
— А по мне, Билли, очень даже смахивает на
клуб — со всеми этими сдавшими смену патрульными,
которые разгуливают по этажам в незаправленных спор-
тивных рубашках. Я ведь еще не забыл, как ты наряжался
после смены.
— В рубашках им не жарко, а под рубашкой у каждого
кобура с кольтом — будь уверен. Эта идея с рубашками
знаешь откуда? С Кубы. Вечно в этой стране происходят
революции, и тамошние революционеры все носят рубашки
навыпуск, чтобы скрыть под ними «пушки».
— Извини, брат, не бывал на Кубе. Говорят, там клас-
сная рыбалка.
— Слушай, какого черта мы вспомнили Кубу? — Билл
поддел ножницами несколько газет.— Черт бы их всех поб-
рал. Бокьо поклялся, что пришьет Забияку,— он это пов-
торял на каждом углу. И что же — вот уже две недели этот
сукин сын торчит в Майами, запершись в гостиничном
номере со своими адвокатами. Попробуй сломай ему такое
алиби!
— Как Мардж и девочки?
Он отложил ножницы и взглянул на меня как на
полоумного.
35
— Они в полном порядке, вот только Сельма подхва-
тила какую-то инфекцию. Слушай, Марти...
— А я помню Сельму. Она младшенькая. Такие у нее
светленькие волосы...
— Слушай, Марти, я страшно занят: на нас висит это
дело об убийстве, так что если ты зашел порасспросить о
Мардж и девочках, ладно, я им передам от тебя привет.
А теперь дай мне работать. Вся городская полиция стоит на
ушах из-за этого убийства.
— Из-за которого? — спросил я, подумывая отплатить
Биллу какой-нибудь шуточкой по поводу его нищенского
жалованья,— он что же решил, что я пришел у него деньги
клянчить. Но он очень болезненно к этой теме относился и
заранее обиделся, точно я и вправду заговорил об этом.
— Хотел бы я быть на твоем месте.— Билл вздох-
нул.— Вот так запросто -спросить: «Это из-за которого?»
А мне послышалось, ты сказал, что знаешь последние
новости. Сегодня утром в Бронксе обнаружили труп
Забияки Андерсона. С пулей тридцать восьмого калибра
под левым ухом. Ты знаешь, что это значит?
— Что? — спросил я, сделав вид, что мне очень инте-
ресно.
— Когда Бокьо только начинал свои дела, у него была
банда головорезов. Так вот они кончали своих клиентов,
которые слишком много знали, пуская им пулю под левое
ухо. Такой у них был фирменный знак. И ни для кого не
секрет, что старик Бокьо поклялся вышибить из Забияки
мозги после того, как этот болван попытался клеить дочку
Бокьо — да не просто- клеить, а однажды вроде как ее
трахнул. Так говорят, во всяком случае. Дело-то пустяко7
вое: открыто — закрыто. Да только закрывать нечего.
Следствие ни на шаг не сдвинулось. Черт,- да чтобы эту
шараду разгадать, надо уж не знаю, каким чудодеем
быть, а'мне сегодня надо было везти детей на Орчард-
Бич поплавать.
— Если его убили в Бронксе, вы-то какое отношение к
этому имеете?
— С тех пор, как ты похоронил себя в этом отелишке,
у тебя мозги совсем отсохли? Марти, ты разве не знаешь,
что у Забияки Андерсона в наших доках есть «инвести-
ции»? Господи, воля твоя, да я всех, кого смог отловить,
послал на задание, отменил всем отпуска и отгулы!
36
— Но Бокьо же не простой гангстер, да и последние
две недели он был в Майами — ты же сам сказал. Если
хочешь знать мое мнение — он тут явно ни при чем. Даже
этот сюжет с его дочкой чушь собачья. Просто Забияка
стал слишком неудобен синдикату и его убрали. Но черт с
ним. Я пришел не о гангстерах толковать.
— А зачем ты пришел, Марти?
— Да так, ничего особенного. Просто зашел побол-
тать.
— О чем?
— Что значит о чем? Билл, ты же мой старинный друг.
Что, разве нельзя просто потолковать со старым прияте-
лем?
— Марти, ты болен?
— А что? Я выгляжу больным? — спросил я, и против
моей воли голос задрожал.
Билл встал. Он был такой же как раньше — крепкий и
поджарый, только брюшко наметилось.
— Марти, мне бы не хотелось тебя выставлять за
дверь, но я по уши в работе, а тут заявляешься ты и заво-
дишь дурацкий разговор про Кубу, потом про Мардж и
девочек, и наконец выясняется, что тебе просто хочется
почесать языком. Черт возьми, Марти, на меня давят со
всех сторон, давят, понимаешь? Как-нибудь в другой раз
мы с тобой обязательно потолкуем о золотых денечках...
— Ладно, Билл,— сказал я, вставая,— я же не знал,
что ты так занят. Вообще-то я пришел поговорить насчет
Лоуренса. Он мечтает стать полицейским; а* мне не хоте-
лось бы, чтобы с ним тут плохо обращались— из-за меня.
Билл чуть не взвыл и рухнул на стул.
— Только не надо про этих добровольных помощни-
ков! Они у нас вот где!
— Почему?
— Потому что если представить себе,’ что Нью-Йорк
будут бомбить, то надо строить бомбоубежища, хорошие
бомбоубежища. При настоящей бомбежке что может сде-
лать команда сосунков в белых касках? Зачем все эти
учебные тревоги? По моему мнению, это все делается для
того, чтобы постоянно держать народ на взводе. Но моего
мнения никто не спрашивает. Я считаю, что эти умники из
городского управления совершили большую ошибку, дав
нам этих юнцов. Здесь они ни к чему. Это же портовый
37
район! Им бы лучше пастись поближе к окраине, где
потише и поспокойнее, чем у нас. Так что не
волнуйся — долго они у нас не задержатся.
— А я думал, у них своя структура...
— В каком-то смысле так оно и есть. Какой-то добро-
хот-майор или еще кто ими верховодит, и он больно уж
зарвался, кому-то надо его осадить. Да и вообще они те
еще чудилы.
— Понимаешь, Лоуренс бредит полицией. Хотя паре-
нек он серьезный.
— Марти, я же не говорю, что эти ребята дураки наби-
тые, но ты же сам знаешь, как бывает с этими доброволь-
цами. Они тебе в рапорте такого понапишут — в том числе
о пустых пивных бутылках на тротуаре. На каждого доб-
росовестного мальчишку вроде твоего Лоуренса прихо-
дится десяток лбов, которые рады надеть форму и пойти в
патруль лишь бы сбежать из дому от своих жен и походить
по улицам с важным видом.
— К вопросу об убийстве Забияки Андерсона. Я не
думаю, 4то начнется война. А теперь что касается Лоу-
ренса: присмотри за ним.
— Обязательно. Он смышленый мальчуган.— Билл
внимательно посмотрел на меня.— С каких это пор в тебе
проснулись вдруг отцовские чувства?
— Со вчерашнего дня. Он мечтает стать полицейским,
и у меня такое подозрение, что он в лепешку расшибется, а
подготовится как следует и сдаст все экзамены. А я же
понимаю, что ему начинать карьеру полицейского с моей
фамилией — это заранее обрекать себя на неприятности.
И я бы не хотел, чтобы он учудил какую-нибудь глупость,
пока он ходит в форме помощника-добровольца или как
там это у вас называется. Вчера вечером, например, он
просто ошалел от истории с каким-то безумным мясником,
которого якобы ограбили.
— Знаю, он мне докладывал. Он совсем еще щенок и в
голове у него еще много всякого вздора,— он уверен, что
должен быть достойным носить фамилию Бонд. Не беспо-
койся, пока он тут во вспомогательном подразделении, в
серьезную заварушку он не попадет.
— Понимаешь, он может произвести арест по
ошибке — как он почти сделал вчера вечером. Чуть не заб-
рал этого колбасника. Билл, он глупыш еще и... сегодняш-
38
няя ребятня не в состоянии отвечать за свои поступки, как
мы когда-то...
— Ерунда. Марти, сегодняшние ребята куда смышле-
нее и крепче нас — нам и не снилось такими быть. Не бес-
покойся за него. Пройдет две недели, и его и всю их
команду переведут отсюда в тихое спокойное место — они
будут регулировать движение или займутся чем-то в этом
роде. А пока он здесь, я за ним пригляжу. Давай как-
нибудь сходим поужинаем, тогда и потолкуем.
— Мардж это предложение придется по душе. Ее
всегда тошнило от одного моего вида. Ладно, Билл, не
звони мне, я сам тебе 'позвоню.
Я встал и направился к двери. За спиной я услышал его
рассеянную реплику.
— Марти, я же сказал, что по уши...
Я не дослушал и направился к лестнице.
По дороге в «Гровер» у меня вдруг возникло сильное
желание поесть арбуз, и я зашел в кафе на углу. Я попро-
сил старую знакомую официантку принести мне два хоро-
ших ломтя.
— Что, Марти, ешь за двоих? — пошутила она.
— Именно.
Она сочла шутку удачной и, расхохотавшись, обна-
жила неровные зубы.
— Отрезать от большого и уродливого, как живот
беременной?
— Да, дорогая, как живот самой беременной пребере-
менной!
Я смыл противный вкус во рту двумя стаканами холодно-
го кофе и, не дойдя до дверей отеля, уже рыгал как заведен-
ный. Лоусон мотнул головой на дверь служебного кабинета.
— Мистер Кинг был ужасно огорчен, увидев ковер в
том номере. Он просил вас зайти.
— Передай ему, что мне наплевать! — бросил я, пройдя
мимо стойки портье в коридор, который привел меня к
двери моего номера.
Оттягивать дальше смысла не было. Я запер дверь и
снял рубашку, галстук, потом ботинки — чтобы было удоб-
нее,— потом сел за стол и нацарапал короткую записку
Фло, в которой рассказал ей про свои кишки. Не знаю,
зачем я написал это — ей же все равно было наплевать. Но
надо было оставить хоть какую-то записку. \
39
Потом я достал свой «полицейский специальный».
Пистолет может быть самым прекрасным и самым отврати-
тельным предметом на свете, в зависимости от того, с
какой стороны на него смотреть. В эту минуту он выглядел
премерзко/
Я сел на кровать, засунул ствол себе в рот и тут же
почувствовал привкус масла. Через несколько секунд мис-
теру Кингу придется огорчаться по поводу еще одного
испорченного ковра. Почему-то эта мысль меня позаба-
вила.
Впервые за4 много дней я улыбнулся — если, конечно,
человек с пистолетом во рту способен улыбаться — и осто-
рожно снял с предохранителя.
Глава 2
В пять минут одиннадцатого того же вечера Дьюи заба-
рабанил в мою дверь. Я находился в тяжелом алкогольном
тумане: в попытке собраться с духом и выстрелить себе в
рот великий Марти Бонд прикончил пинту виски, ну и как
всегда спиртное сыграло со мной злую шутку — в резуль-
тате я просто свалился с ног и проспал несколько часов
кряду.
Я кое-как выбрался из постели. На душе у меня было
преотвратительно — даже хуже, чем в ту минуту, когда
Арт объявил, что у меня рак. Впервые в жизни я понял, что
мне грош цена, что я последний трус.
Это у меня просто в голове не укладывалось: я же бес-
численное множество раз не раздумывая рисковал жизнью.
Однажды, когда я был еще совсем щенком, но уже
вусмерть устал от всех невзгод, мне даже пришлось играть
в русскую рулетку. «Если ты не боишься смерти — тогда
тебе вообще ничего не страшно в этой жизни» — таков
всегда был мой девиз, но вот, когда довелось проверить его
на собственной шкуре — оказалось, что этой самой отваги
у меня нет и в помине.
Ну ладно, если уж у меня оказалась кишка тонка сде-
лать это самому, надо было придумывать какой-то иной
способ покончить счеты с жизнью, потому что уж я точно
не собирался подвергнуть себя пытке медленной смертью
от рака. Когда я служил в полиции, было проще пареной
40
репы увернуться от пули, но теперь... Кому придет охота
ухлопать гостиничного вышибалу? Жалкого старика...
Дыои постучал еще раз. И за дверью раздался его спо-
койный голос:
— Марти, тут пришел этот полицейский... Твой сын.
— Слышу, слышу! — Я отправился в ванную почистить
зубы и ополоснуть лицо. Натянув брюки, я открыл дверь.
— Что с тобой? — спросил Дьюи.— Я тебе весь вечер
названиваю.
— Заболел! — Холодная вода смыла последние остатки
опьянения.
Он глянул мимо меня и заметил пустую бутылку у кро-
вати.
— Да уж вижу. Ну ты и гад! Не оставил мне ни
капельки полечить мой насморк. Сегодня все было тихо.
— Да что ты? — Яс изумлением вдруг понял, что мне
ровным счетом наплевать на то, как обстоят дела в отеле и
вообще в мире — единственное, что меня интересовало,
так’ это способ быстрой и немучительной смерти до того,
как рак ухватит меня своими клешнями.
— У девочек бизнес идет хорошо. Может, потому, что
сегодня вечер выдался немного прохладнее, чем накануне.
А что сказать твоему сыну? А то знаешь, полицейский в
вестибюле нам всю клиентуру распугает.
— Он что, в форме?
— Нет, но я же вижу, что он легавый. И мне это не
нравится.
— Да ладно... Пришли его сюда.
Я закатил пустую бутылку под кровать, расправил пос-
тель и малость помахал в воздухе полотенцем, чтобы разо-
гнать пары пота.
Вошел Лоуренс.
— Старик-портье сказал мне, что ты заболел.
— Жара меня доконала. Возьми стул, садись.—
У малыша была стрижка, как у Лоусона. Одет он был в ру-
башку-поло и джинсы. В цивильном он смотрелся лучше.
Если бы все не портила цыплячья шея, можно было бы ска-
зать, что он ладно сложен для своего высоченного роста.
Он шлепнул меня по голому животу.
— А у тебя пресс все еще как автомобильная
покрышка. Помнишь, ты мне рассказывал о своих высту-
плениях на ринге и как твой соперник почем зря молотил
41
тебе по животу, а ты мог выдержать его удары хоть весь
вечер?
Я кивнул и взглянул на свое, брюхо — на жировые
валики и угадывающиеся под ними мышцы. Теперь под
этими мышцами затаилась раковая опухоль, точно пехот-
ная мина. Я сел на кровать и сменил тему:
— Что там новенького слышно про Забияку Андер-
сона? — Я подмигнул ему.— Если уж ты ударился в
воспоминания, то я помню, как ты вырезал из газет все
криминальные репортажи и коллекционировал их точно
фотографии знаменитых бейсболистов. Ну, так что ска-
жешь?
— Ага, все продолжаешь меня подкалывать,— подмиг-
нул он мне в ответ.— Я знаю только то, что пишут в газе-
тах. Медэксперт утверждает, что к тому моменту как труп
Андерсона нашла в Бронксе местная ребятня, он был мертв
не более суток. Еще пишут что Андерсона в течение пос-
ледних двух недель не было видно там, где он обычно
появлялся, но вместе с тем за его перемещениями всегда
было трудно уследить. Вот и все. Ах да, считают, что его
пристрелили где-то в другом месте, а потом труп пере-
везли туда, где его нашли.
— Бокьо все еще дерет глотку в Майами?
— Ну да. Газеты пишут, он, мол, ужасно сожалеет о
том, что его связывают с этим убийством. Дочка Бокьо
бьется в истерике. А ты, наверное, знал этого Андерсона?
Как там его звали — не то Грубиян, не то Забияка?
— И так и сяк. Он после армии выступал на ринге во
втором полусреднем весе. Ему хватило ума повесить пер-
чатки на гвоздь. Потом он стал громилой и на этом
поприще весьма преуспел, переняв ухватки гангстеров ста-
рой школы, которые чуть что за пушку хватались, да
только он всегда работал кулаками. Вот тогда-то его и
прозвали Забияка Андерсон — за то, что он любил свои
грабли распускать. Какое-то время он был в мафии конт-
ролером, потом завел свою шайку, ушел от старых хозяев
и придушил их. Он всегда был крутым, но глупым.
' — А что такое контролер мафии? — спросил малыш с
детским энтузиазмом.
— Это громила, который отличается от прочих банди-
тов большей решительностью и силой, он всех держит в
узде. А что, Лоуренс, ты решил теперь расследовать и это
42
громкое убийство, хочешь быть похожим на сыщика —
героя кино?
Он присел на кровать рядом со мной.
— А ты, я смотрю, не веришь, что из меня может полу-
читься хороший полицейский, а, Марти?
— Я вот во что верю — что о карьере полицейского
мечтать может только дурак. Я сегодня разговаривал с
Биллом Ашем. Он говорит, что вы, добровольцы-помощ-
ники, сидите у него в печенках и что вы просто чудилы
грошовые,'— говоря это, я сам не понимал, зачем подзужи-
ваю мальчишку.
— Ну, я бы так не сказал. Мы просто команда типич-
ных добровольцев. У нас все ребята искренне хотят этим
заниматься, есть, конечно, и придурки, есть и карьеристы,
которые все думают, как бы попасть в дамки, и надеются,
что со временем для них в полиции что-то да и выгорит.
Те, кто метит попасть повыше, всегда ведь найдут себе
тепленькое местечко, в смысле заработка, да еще и поли-
тический капитал нажить сумеют...
— А ты и впрямь думаешь, что своей дубинкой смо-
жешь отразить ядерную атаку потенциального против-
ника?
Он усмехнулся.
— Я догадываюсь, что тебе наговорил лейтенант Аш.
В каком-то смысле он прав — если мы опасаемся войны в
будущем, то сейчас действительно надо строить хорошие
бомбоубежища. Но вообще-то говоря, лучше хоть как-то
готовиться к'войне, чем совсем никак. Ну, Марти, ты
же прекрасно понимаешь, зачем я этим занимаюсь,— что-
бы хоть немножко почувствовать себя в шкуре полицей-
ского.
— Ты все еще распутываешь грандиозное мясо-кол-
басное дело?
— Да. И уверен, что кое-что нарыл. Об этом я и при-
шел тебе рассказать. Я ходил посмотреть, как живет
Ланде. Похоже, недавно он сильно разбогател. Дворник их
дома оказался разговорчивым малым. Так вот, он мне рас-
сказал, что миссис Ланде недавно разжилась норковым
палантином и собственным «кадиллаком». Все' обновки —
за последний месяц; А до того, по словам этого дворника,
им по нескольку раз приходилось напоминать о просрочен-
ной плате за квартиру.
43
— Глупыш! Вот дворник настучит Ланде, что ты им
интересовался, Ланде нажалуется в полицию, и у тебя зна-
чок отнимут, а может быть, даже арестуют за незаконное
ношение полицейской формы.
Лоуренс хитро улыбнулся.
— Марти, я же учусь на адвоката и закон знаю.
Я представился дворнику страховым агентом, сказал, что
провожу обычное обследование возможной клиентуры, и
попросил его держать язык за зубами. Но суть в том, что,
как видишь, этим все теперь подтверждается.
— Ничего я не вижу.
— Это говорит о том, что его вполне могли обчистить
на пятьдесят «кусков»!
— Ага, и что двое придурков, которые отняли у него
эти пятьдесят «кусков», через несколько часов вернули
ему деньги с письменным извинением?
Лоуренс посмотрел на меня так, словно я был ребен-
ком-дебилом.
— Раз мы установили возможность того, что у него
были такие деньги, подтверждается достоверность его пер-
воначальных показаний,— что он был ограблен. Кстати,
ты не читал в вечерних газетах, что сегодня утром два
молодых хулигана с Вест-Сайда были застрелены при
попытке ограбить бензоколонку в окрестностях Ньюарка?
— Я об этом не читал, мистер Шерлок Холмс. Честно
говоря, я еще не видел вечерних газет. Но что это доказы-
вает?
— Пока не знаю. Меня смутило одно совпадение: оба
были убиты выстрелом в сердце. У того и другого по одной
пуле. Знаешь, если такое могло произойти в перестрелке
во время их налета, то стрелок должен был быть прямо-
таки снайпером. И еще одна странность — ни одного сви-
детеля нет.
— Ну, ранним утром какие же свидетели? Да и когда,
по-твоему, грабители устраивают налеты — когда на бен-
зоколонке полно клиентов?
— Это только предположение,— серьезно продолжал
Лоуренс.— Двое молодых хулиганов грабят мясника и
потом возвращают деньги — пятьдесят тысяч. А два часа
спустя двое молодых хулиганов убиты на бензоколонке.
Мне представляется, они вернули деньги только потому,
что их припугнули — припугнул кто-то очень опасный, от
44
кого можно было, ждать чего угодно! И вот теперь он их
убил. Если верить газетам — а я их все читаю,— описание
одного из убитых в точности совпадает с описанием одного
из грабителей, о котором мне рассказал Ланде. Конечно,
описание довольно приблизительное. Я попросил поли-
цейских Ньюарка разрешить мне осмотреть трупы, но они
не позволили. Да, кстати, владелец бензоколонки имеет
судимость — несколько лет назад'он сидел за вооруженное
нападение. Однако у него есть разрешение на ношение
оружия...
— Ты бы лучше прекратил эти игры, малыш, а то ты
теперь все преступления, совершенные в стране, будешь
увязывать с ограблением в мясной лавке, которого не
было. Я так понимаю, ты уже виделся со своим полоумным
мясником и просил его опознать трупы.
Лоуренс вспыхнул.
— Вообще-то, да, я ему предложил... Я заходил к нему
довольно поздно, после того, как прочитал об этих убий-
ствах на бензоколонке. Помнишь, я говорил, что вчера он
ужасно нервничал? Ну вот, а сегодня он улыбался, шутил
и был в прекрасном настроении. Хотел даже дать мне вот
такой бифштекс. Но когда я попросил его исполнить свой
гражданский долг — помочь правосудию — и поехать со
мной в Ньюарк опознать трупы, он как с цепи сорвался.
Стал орать, что я хочу больного человека в гроб вогнать, и
просто меня взашей вытолкал...
— «Исполнить гражданский долг и помочь правосу-
дию»? Боже ты мой, Лоуренс, да тебе самое место в дет-
ских комиксах!
— Да что же тут смешного? Если он на самом деле
заинтересован в том, чтобы помочь...
— Лоуренс, первым делом запомни: никто никогда по
своей воле не захочет глазеть на два трупа. Тем более
ехать для этого на другой конец города. Второе, раз мяс-
ник отрицает факт ограбления, зачем ему ехать смотреть
на каких-то двух застреленных хулиганов?
— У каждой медали есть две стороны. Так вот оборот-,
ная сторона этой медали — то, что Ланде ужасно напуган,
и он прекрасно знает, что двое застреленных на бензоко-
лонке юнцов и есть те самые ребята, которые его граба-
нули. Можешь смеяться надо мной сколько хочешь, но это
мое твердое мнение. Я считаю, что тут дело нечисто.
45
И завтра собираюсь переговорить с водителем мясного
фургона Ланде.
— Надеюсь, ты не пересказываешь все эти сказки
Биллу Ашу?
— Он слишком занят расследованием убийства Андер-
сона и не принимает меня.— Лоуренс встал.— Мама была
рада, что мы с тобой встретились.
— Правда? Она сильно изменилась?
— Нет. По крайней мере, мне так кажется.—Тут он
заметил на комоде мой револьвер: я ч совсем забыл
убрать эту штуку.
Зачем он тебе — замышляешь кого-то убить?
— Если я скажу «да», ты меня тоже пришьешь к делу
мясного короля? Револьверы ведь и нужны для того, чтобы
в основном пугать, а иногда и убивать — если ты на это
способен.
Он подошел к комоду, взял револьвер и взвесил его на
руке.
— Давай-ка поговорим о более приятном,— предложил
я.— Расскажи мне про маму.
— Она все такая же. Оружия у нас в доме нет. Марти,
это твой старый револьвер?
- Да.
— Наверняка побывал во многих переделках. Марти, а
где твои благодарности?
— Не знаю. Где-то валяются. А ты мечтаешь о награ-
дах?
Он выдвинул ящик и положил туда револьвер.
— Марти, сделай одолжение, перестань разговаривать
со мной, как с деревенским недоумком! Я же хочу стать
хорошим полицейским, если не убьют. Если я выясню что-
то интересное у водителя Ланде, я к тебе завтра вечерком
забегу. Ты не против?
— Лоуренс, я не против. Но только держись подальше
от этого мясника. Занимайся своим делом.
— У нас с тобой разные мнения относительно того, что
является моим делом. Но я буду осторожен.
Я передернул плечами.
— Ну как знаешь. Если вдруг этот шутник снова пред-
ложит тебе бифштекс, тащи его сюда,, коли сам не захо-
чешь его навернуть.
46
— Мелкие взятки — сущее наказание для работников
правоохранительных органов! — сказал он, поддразнивая
меня.
— Это верно — бери только по-крупному! — Я подо-
шел к письменному столу — удостовериться, что написан-
ная мной предсмертная записка для Фло не красуется на
самом видном месте.— Выпить не хочешь?
— Нет. Мне надо домой. Завтра занятия с утра.
Я проводил его до двери, и, прощаясь, он мне сказал:
— Оставь бутылку в покое, Марти. Поспи лучше.
— Ты считаешь себя достаточно взрослым, чтобы
давать мне советы, малыш?
— Не обязательно быть взрослым, чтобы видеть, как
ты вымотался. Пока!
Он ушел. На душе у меня было противно. Лоуренс,
конечно, чудак, но чудак милый — серьезный, а не без-
мозглый, каким он мог бы показаться со стороны. Только
такие наивные чудаки и страдают в жизни не меньше
самых отъявленных сорвиголов. Просто бред какой-
то — мой единственный сын приходит ко мне раз в кои-то
веки и единственное,*о чем мы с ним можем поговорить,,
так это об убийствах и ограблениях. Надо бы потолковать
с ним, но о чем? Он мне почти совсем чужой. Это просто
какое-то проклятие моей жизни — все свои пятьдесят с
лишком лет я прожил среди чужих мне людей.
Я проголодался. Желудок свело. В тихой пустой ком-
нате я начал видеть галлюцинации. Мне вдруг стало оди-
ноко. Я включил радиоприемник, послушал какой-то джаз,
но легче от этого не стало. Я позвонил Дьюи и попросил
его прислать ко мне Барбару.
— Не рановато ли?
— Пришли ее и не рассуждай!
Я отпер свою кладовку и достал непочатую бутылку.
В кладовке у меня хранилось четыре ящика виски: поздно
ночью, когда постояльца внезапно одолевала отчаянная
нужда в выпивке, пинта виски могла принести от пяти до
десяти долларов чистого дохода. Впрочем, я никогда не
зарабатывал на торговле спиртным, потому что сам был
своим постоянным клиентом.
Я откупорил бутылку, помыл два стакана, закурил.
После трех затяжек во рту появился мерзкий вкус, я выб-
росил сигарету и взял пососать пару мятных таблеток.
47
Пришла Барбара и спросила,' что случилось.
— Ничего,— ответил я.
— Так уж и ничего? — переспросила она, нахмурив-
шись.
— Ничего. Хочешь выпить?
— Чуть-чуть. Я слышала, ты что-то приболел.
— Бессонница.— Я плеснул ей в стакан.
— Все проклятая жара.— Она залпом осушила стакан
и села на кровать.— Подойди, мальчик. Я тебя приго-
лублю.
— Прекрати. Давай лучше поболтаем. Какие у тебя
планы? Ты же сама прекрасно понимаешь, что тебе в этом
бизнесе тусоваться еще от силы несколько лет, а потом
что?
Она вскочила с кровати.
— Это еще что за разговор?
— Дружеский. Мы-то с тобой не будем друг дружку
дурачить. Давай тогда поговорим о другом. Ты откуда
родом — с фермы?
— Ты что, совсем ку-ку? Сейчас лучшее время для
ночной работы. Не могу я тут с тобой рассиживаться и
лясы точить, пока другие девочки работают в поте лица.
Мне же надо...
— Слушай, ничего не случится, если твой сутенер
купит себе новый «кадиллак» на неделю позже! — крикнул
я и дал Барбаре оплеуху.
Я не сильно ударил, но ее левая щека тотчас побелела,
потом побагровела. Она упала на кровать и разрыдалась.
Я сел рядом и обнял ее.
— Извини, милая. Я не хотел.
— Что это на тебя нашло, Марти? — спросила она,
всхлипывая и уткнувшись лицом в мою грудь, поросшую
седыми волосами.— Что с тобой такое происходит?
— Я на пределе, заснуть не могу... Слушай, мне честно
очень жаль. Ты же знаешь, мы с тобой друзья. Я с другими
шлюхами не могу, а с тобой...
— Не называй меня так!
— А что? Ты же шлюха, а я бывший легавый, ставший
сутенером... Перестань причитать. Я же извинился. Не
знаю, что на меня нашло.
48
Приятно было вот так держать ее у своей груди и слы-
шать, как она плачет. Почему-то от этого ощущения я
словно ожил.
Она вырвалась из моих объятий и вытерла лицо про-
стыней.
— Терпеть не могу, когда меня мужики бьют, а ты...
Я прикрыл ей рот ладонью. Лицо у нее было изможден-
ным, худым, увядшим.
— Барбара, сколько раз мне тебе повторять, я не хотел
тебя ударить! — Я сунул руку в карман брюк и нащупал
там банкноту. К счастью, это оказалась всего лишь
пятерка.— Если я тебе дам эту пятерку, купишь
себе духов, чулки или еще что-нибудь. Гарольду не отда-
вай!
— Я не могу скрывать от него заработки. Ты же сам
знаешь, как он к этому болезненно относится. И тебе неза-
чем мне платить...
— Я не плачу. Это подарок.
— Тогда сам купи мне духи — дай мне флакон, а не.
деньги.
— Договорились.
Она встала с кровати и посмотрела на себя в зеркало.
— Пойду, надо подремонтировать лицо.
Я проводил ее и, оставшись один, выпил — уже не было
мочи терпеть. По радио передавали только сообщения,
связанные с убийством Андерсона. Я выключил приемник и
стал ходить по комнате, приводя в порядок свои мысли.
Выдвинул ящик, стал смотреть на револьвер. И понял, что
не смогу. Просто смех — в городе полным-полно шпаны,
которая только и мечтает всадить в меня обойму, им
только намекни, да как скажешь бандюге, что, мол, мне
хочется, чтобы он меня пристрелил? Как же это можно сде-
лать? Что сказать?
Дверь открылась, и я с грохотом захлопнул ящик. Это
вернулась Барбара.
— Вот я нашла тебе снотворное. Двух таблеток хватит,
чтобы свалить, быка.
— Я никогда не баловался этим зельем.
— Они совершенно безвредны, зато спать будешь как
младенец,— сказала она, наполнив стакан водой.
Я выпил две таблетки.
— Когда они начнут действовать?
49
— Через несколько минут, если не будешь сопротив-
ляться. Ложись и расслабься.
— Я сел и подумал: может быть, это выход. Принять
упаковку этих колес и отправиться на тот свет. Да только
в «Гровере» наверняка найдется какой-нибудь идиот, кото-
рый придет будить меня. Можно, правда, взять упаковку
таблеток и отправиться с ней в другой отель...
— Засыпаешь?
— Нет еще. И перестань пялиться на меня, точно ты
ждешь, что я сейчас взорвусь или растаю!
— Да ты вытянись, расслабься! — Она одарила меня
лукавой улыбкой.— Ты совсем чокнутый, Марти. Боишься
поцеловать меня...
— Ничего я не боюсь!
Я крепко обнял ее и поцеловал, радуясь, что недавно
сжевал мятные таблетки. Она коснулась языком кончика
моего носа и сказала кокетливо:
— Так приятно было, Марти! — и поцеловала меня
взасос. Отпрянув от меня, произнесла с улыбкой.— А мы
похожи. Я тоже занимаюсь ремеслом для одиноких — имею
дело с одинокими мужиками, которые, сделав дело, стре-
мятся избавиться от меня поскорее. И полицейский такой
же — никто о нем никогда не вспоминает, кроме тех крат-
ких мгновений, когда он позарез нужен. Раньше я, зная,
что ты бывший полицейский, робела перед тобой.
— Что это ты сегодня вдруг ударилась в философию?
— Иногда ты мне нравишься, даже очень. Теперь марш
спать!
Я вытянулся на кровати, а Барбара помахала мне от
двери.
— Защелкни за собой замок! — попросил я.
Она так и сделала, снова махнув мне на прощанье.
Я распустил ремень на брюках и потушил свет. И стал
ждать, размышляя, приснится ли мне снова миссис Да
Коста. Потом я стал думать о Лоуренсе.
Можно было поболтать с мальчишкой о рыбалке.
Однажды я взял его. с собой на ночную рыбалку в отлив.
Ему страшно понравилось, но, просидев всю ночь на
пляже, он сильно простудился. Я даже разрешил ему глот-
.нуть виски. Помню, я тогда поймал здоровенного окуня
фунтов на шестнадцать. Пришлось побороться с ним — еле
вытащил. Лоуренс был в полном восторге. Утром, перед
50
тем как отправиться домой, я срезал с окуня мясо, а кости
бросил. Мальчик мне сказал тогда: «Напрасно ты
так — красивая была рыба».— «Не повезу же я в поезде
шестнадцатифунтовую вонючку!» Лоуренс тогда был кожа
да кости и на вид слабак. «Но бросать ее вот так на пляже
с искромсанным брюхом, это же нечестно!» — захныкал он.
«Нечестно? Но рыба же сдохла! И что знает рыба о том,
что честно, а что нет?»
Мальчонка начал плакать и чихать, а дома Дот
устроила мне выволочку за наше путешествие. Странный
мальчуган — то его заботила дохлая рыба, то теперь вот
жулик-мясник...
Очнувшись, я понял, что сижу в кровати, а за окном
сияет солнце. Радио работало на полную громкость —
начались трехчасовые новости. Тут я вспомнил о деньках
ушедшей юности, когда я мог давить подушку часов две-
надцать без просыпу.
Во рту у меня пересохло, желудок ныл. Я себя чувство-
вал не отдохнувшим, а пришибленным. День был жаркий и
душный. Холодный душ немного меня взбодрил. Я по-
брился, дважды почистил зубы — на них точно запеклась
какая-то корка, нашел чистую рубашку. Потом сжевал
целый пакетик резинкй.
Дьюи уже восседал за стойкой: красные опухшие глаза,
вздувшиеся голубые прожилки на большом носу.
— Как самочувствие, Марти? — поинтересовался он.
— Голоден, как церковная крыса. Чего это ты так
рано?
— Лоусон попросил на пару часов пораньше его.сме-
нить. Идет в картинную галерею. А тут еще эта чертова
.жара. Да одна горничная не пришла — позвонила, говорит,
заболела.
— Это которая — Лили?
Он кивнул.
— Дьюи, какой номер вчера в лотерею выиграл?
— Так, сейчас посмотрим... Кажется, в начале была
шестерка... Я играю только на однозначные... А,ну да,
вспомнил, выиграл 605! А ты поставил что-нибудь?
— Похоже, да.— Я пошел к себе в кабинет и нашел
домашний адрес Лили.
Когда я вернулся, Дьюи мне сказал:
51
— Знаешь, Марти, мы с тобой ладим потому, что
никогда не суем нос в чужие дела, так что если я что-
нибудь не то начну говорить, ты мне сразу скажи! Я тебе
должен заметить, ты себя странно ведешь.
— Что значит странно?
— Ты мне’ зубы не заговаривай, Марти. Мистер Кинг
кипит просто, хотел с тобой поговорить — так он себе всю
ладонь отшиб, когда стучал тебе в дверь.
— Передай мистеру Кингу — у меня, возможно, скоро
появится высокая цель в жизни — раскроить его лисью
харю!
Водянистые глазки Дьюи заморгали.
— Нашел другую работу?
— Нет.
— Я тебе скажу, Марти, у нас в отеле дела идут очень
неплохо — я бы не советовал тебе терять такое место. Они
ведь тут же наймут другого. Счастье твое, что вчера все
закончилось хорошо. Да, и еще, тебе звонил доктор
Дюпре — три раза за последний час. Должен сказать, он на
тебя сердит.
— Слушай, пока у меня такой замечательный кореш,
как ты, Дьюи, о чем мне еще беспокоиться! — бросил я,
выходя на улицу.
В кафе на углу я съел два сандвича с пастрами и выпил
апельсинового сока. Мой желудок наконец-то успокоился,
и я повеселел. Какой же я был осел, что не подумал раньше
о снотворных таблетках. Надо было просто снять комнату
в отеле на окраине, где меня никто не знает. Повешу на
дверь табличку «Просьба не беспокоить». Проваляюсь там
пятнадцать часов кряду — и цель достигнута.
Я себя чувствовал так хорошо, что даже посмеялся над
ск .брезным анекдотом официантки — она мне его расска-
зывала каждый день на протяжении уже многих недель — и
чуть не довел ее до сердечного приступа, дав целых пол-
доллара на чай.
У меня было без малого три тысячи в банковском депо-
зитарии и еще примерно тысчонка на счету. Надо было
кому-то оставить эти деньги. Завещать их Лоуренсу было
бессмысленно: парню не суждено было научиться правиль-
ному отношению к «зеленым». С Фло случилась бы исте-
рика от любой оставленной ей суммы. Вот кому нужны
были бабки — так это Барбаре, но в любом случае они
52
пошли бы Гарольду-сутенеру на покупку нового автомо-
биля. И все же стоило составить какое-никакое завещание,
чтобы мои сбережения не прикарманили какие-нибудь
мерзкие кузины из Атлантик-Сити, если они еще живы.
В последний раз я видел их, когда мне исполнился два-
дцать один год; они мне тогда подарили какую-то говен-
ную булавку для галстука.
Я долго бродил по улицам, пока не нашел машинопис-
ное бюро с прыщавой девицей-машинисткой. Я продикто-
вал краткое завещание, согласно которому Лоуренс полу-
чал все мои деньги с условием, что он купит Дьюи баррель
дешевого вина. Я спросил у девицы, не является ли она по
совместительству и нотариусом, но она мне сказала, что
завещания не обязательно заверять у нотариуса — доста-
точно иметь двух свидетелей.
— Хотите'быть свидетельницей?
— А чего же,— согласилась она и позвала какого-то
хмыря из соседней комнаты. Он тоже расписался как сви-
детель, перепачкав бумагу своими грязными пальцами.
Девица заставила его даже написать домашний адрес. Вся
эта процедура стоила мне один доллар. Я отнес завещание
в «Гровер» и спрятал его в запечатанном конверте у себя в
столе.
Напротив «Гровера» есть старая-престарая аптечно-
гастрономическая лавка, владелец которой имеет регуляр-
ный доход йсключительно благодаря соседству с нашим
отелем. Я туда и отправился.
— Марти, только не говори, что тебе опять нужно
пополнить свои стратегические запасы,— сказал мне Сэм.
— Мне нужен небольшой флакончик духов. Не дороже
трех долларов. И красиво заверни.
— Какого рода?
— А я-то откуда знаю. Что-нибудь с сильным за-
пахом.
Сэм продемонстрировал мне флакон — здоровенный
кусок стекла, внутри которого перекатывались четыре или
пять капель какой-то желтоватой жидкости, похожей на
мочу.
— Вот классный товар — из Парижа, без обмана.
— Замечательно. Кстати, Сэм, в последнее время
посетители замучили меня просьбами о снотворных порош-
ках. Дай-ка мне упаковочку хороших таблеток.
53
Сэм полез под прилавок и извлек оттуда крохотную
коробочку.
— Вот новинка аптечного бизнеса. От них засыпаешь
как сурок, но тут никаких наркотических доба-
вок — гарантия того, что не будет непредвиденных эффек-
тов.
— Нет, дай-ка мне старое испытанное средство —
посильнее.
— Марти, старина, ты не понимаешь: эти7то безопас-
ные. Можешь проглотить хоть всю коробку, а сердце не
остановится и легкие не откажут.
— Сэм, дай мне простые колеса.
У Сэма были тяжелые морщинистые веки, и когда он
приходил в ажитацию, веки становились такими набряк-
шими, что лицо приобретало выражение рассвирепевшей
черепахи.
— Марти,— сказал превратившийся в черепаху Сэм,—
для этого тебе необходим рецепт.
— Перестань дурака валять. Сэм, ты же меня знаешь.
Когда меня просят дать таблетку, да еще и готовы запла-
тить, я должен делать, что мне говорят. Не волнуйся, я
никому больше двух не дам. Ты что же думаешь, я себе
неприятностей хочу?
— Но сейчас с этим очень строго. Я же могу потерять
лицензию, а то и магазин, или и того хуже.
— А ты положи их в обычную коробку. Я скажу, нашел
в номере после отъезда очередного постояльца.
— Марти, ты же не знаешь, как сейчас у нас стало
строго со снотворными и успокоительными. Я не могу рис-
ковать.— Его пухлое лицо просто пылало, а глаза превра-
тились в узкие щелочки.
— Ну что ж, если ты хочешь, чтобы я начал ходить
отовариваться в другой магазин...
— Марти, ну сам подумай!
— Я прошу тебя о простом одолжении, а ты разводишь
целую трагедию;.. Что с тобой, Сэм, дружище? Ты решил,
что я совсем рехнулся и могу дать постояльцу больше двух
таблеток?
По черепашьему лицу Сэма пробежала тень раздумья,
и он прошептал:
— Ладно, но запомни: если что случится, я покажу под
присягой, что ты купил их не у меня.
54
Сэм отправился за перегородку из дымчатого стекла и
через несколько минут вернулся с простой аптечной коро-
бочкой, которую он мне неловко сунул в ладонь при про-
щальном рукопожатии, хотя мы в магазине были одни.
— За это денег я не возьму. Оплати только ду-
хи. Я тебе их продам по оптовой цене — доллар семьдесят
три.
— Сколько там таблеток?
— Дюжина. Уж как-нибудь постараюсь учесть их в
месячной отчетности.
— Да, чтобы уж гарантировать себя от случайно-
стей — сколько штук составляют смертельную дозу?
— Марти, что ты такое несешь!
— Сэм, дружище, я же должен знать.
— Никогда не давай больше двух в течение двенадцати
часов. Ну, в крайнем случае — три, если клиент молодой,
но в коем случае ни одной — если клиент пожилой и к
тому же с больным сердцем.
— А если принять сразу пять или шесть — это может
привести к смерти?
— Марти, типун тебе на язык! А вдруг нас кто-нибудь
услышит? Если дашь кому-нибудь пять или шесть в один
присест, пакуй вещички и рви когти из города!
— Понял. Спасибо. Не беспокойся, Сэм.
Я поехал на подземке в сторону Сотых улиц, попал в
час пик, так что когда вышел на Девяносто шестой, был
весь в мыле. Я снял трехдолларовый номерок на Сотой — в
здоровенном отеле, но все-таки не шибко шикарном, чтобы
позволить себе роскошь иметь штатного охранника. Я за-
регистрировался под своим именем, но написал, что при-
ехал из Джерси-Сити, и заплатил вперед за два дня.
Комната моя оказалась получше самых приличных
номеров в «Гровере». У меня разболелся желудок, и я сел
на кровать переждать приступ, уставившись на светло-
коричневые стены. Мне захотелось повидать Фло. Я спус-
тился в вестибюль и стал искать ее номер в телефонной
книге, но с тех пор, как мы в последний раз виделись, она
могла сто раз выйти замуж.
Я пошел по Бродвею с мыслью наведаться к Лили-гор-
ничной и стребовать с нее мою долю выигрыша. Да только,
подумал я, на кой черт мне теперь эти деньги? Хотя я
всегда терпеть не мог, когда мне не возвращали долги.
55
Райончик этот сильно изменился. Когда я работал на
участке вблизи Сотой улицы, здесь жили сплошь негры да
евреи. Теперь тут кишмя кишели пуэрториканцы.
Я брел себе, точно заблудившийся турист, а потом сел
на такси и поехал на Пятьдесят вторую в ночной клуб.
Было около семи, гардеробщик подметал зал, снимая
стулья со столиков. Толстенький бармен мыл бокалы,
подготавливая посуду для очередной рабочей ночи.
Он бросил на меня подозрительный взгляд и нервно спро-
сил:
— Чем могу? — У него была жирная харя и жирные
губы. Когда он раскрывал рот, казалось, у него вот-вот
свалится голова — так она тряслась.
— Мне нужен домашний адрес Фло Харрис,— грозно
сказал я.
— Фло? Какая Фло?
— Перестань, Толстяк, мне мозги крутить!
Фло — «Божественный Огонь», одна из ваших стрепти-
зерш.
— Она появится около десяти, и сам сможешь...
— Она мне нужна немедленно.
— Ты полицейский? — Он перешел на дрожащий
шепот.
— А на кого я похож?
— На полицейского,— вздохнул он.— Если она впута-
лась в передрягу, мы отменим ее номер.
— С ней все в порядке. Но она мне^нужна — сейчас же!
— Пойду посмотрю...
Он заковылял к двери, и через секунду какой-то ши-
бздик, похожий на молоденького мистера Кинга, высунул
свою востренькую мордочку из кабинета менеджера и
воззрился на меня. Еще через несколько секунд вернулся
бармен и сообщил мне, что она живет в отеле на Сорок
шестой и ее нынешняя фамилия Йорк.
— Хорошо. Только смотри не звони ей и не преду-
преждай о моем приходе,— а то я тебе яйца оторву.
— Ты напрасно так. Мы всегда оказываем полиции
содействие. А как же иначе! Выпить хочешь?
— Нет. Но веточку мяты я пожую.
—. Be ...точку мяты?
— Да, моя мамочка в детстве' наказывала мне: мята
полезна для десен.
56
Он положил несколько веточек мяты на тарелку, я взял
их и вышел на Бродвей.
Отель, где жила Фло, оказался типичным для района
Таймс-сквер клоповником — куда хуже, чем мой «Гровер»,
потому что, похоже, ему пришлось больше повидать на
своем веку.
Фло занимала номер 417. Постучав в дверь, я подумал,
не придется ли мне выяснять отношения с «мистером Йор-
ком».
Фло открыла дверь, и я даже отступил на шаг — так
она поразила меня своим великолепием. На ней было лег-
кое цветастое платье, которое отчетливо демонстрировало
все изгибы ее тела, но вместе с тем не выставляло ничего
напоказ. Не считая нескольких морщинок вокруг глаз, она
ничуть не постарела.
— Марти! — воскликнула она, широко открыв рот и
обнажив зубы, которые тут же выдали ее истинный воз-
раст.
— Привет, Фло! Можно к тебе?
Она впустила меня. Комнатенка была довольно-таки
обшарпанная и обклеена старенькими грязно-розовыми
обоями с зелеными жучками в траве. В комнатенке поме-
щалась дряхлая железная кровать, маленький комодик с
флаконами и бутылочками, протертый стул, тумбочка.
В углу на двух потрепанных чемоданах возвышалась куча
одежды.
Фло встретила меня в туфлях на низком каблуке —: мне
такие всегда нравились, и ее Длинные черные волосы
были стянуты сзади в конский хвост. Она обвела рукой
комнату.
— Не слишком роскошно, а, Марти?
Я улыбнулся, снял какие-то тряпки со стула и, бросив
их на кровать, сел. Фло всегда была ужасной неряхой.
Я вдруг почувствовал себя дома. Она окинула меня подоз-
рительным тяжелым взглядом и саркастически заметила:
— Ну, устраивайся поудобнее.
— А я устроился. Ты совсем не изменилась, даже в
интонациях все те же колючки.
— Зачем ты пришел, Марти? — Она поискала глазами
сигареты. Я полез в карман — пусто. Наконец она нашла
пачку на комоде, закурила и протянула пачку мне. Я помо-
тал головой. Фло выпустила мне в лицо струйку дыма.
57
— А ты же был заядлым курильщиком, Марти. В чем
дело, поверил, что от курения может развиться рак легких?
— Вкус потерял. Когда это я боялся подхватить рак
легких? — Я рассмеялся своей старой шуточке.
Она затянулась еще пару раз, потом опросила:
— Ну, так с чем пожаловал?
— Просто так. Зашел на тебя посмотреть. Увидел твою
фотографию на афише клуба, узнал у них адрес. А когда
это ты успела стать Йорк?
— Ушла от этой гниды два года назад. А я, помню,
читала, что тебя вышибли из полиции, верно?
— Ага. Но они смилостивились и меня уволили по сос-
тоянию здоровья — с формулировкой «нервная возбуди-
мость». А я тебя пару раз в кино видел.
Она села на кровать. Ее ноги все еще были такими же
потрясающими, как когда-то, вот только кое-где сквозь
кожу проступили крошечные синие жилки.
— Пришел поглазеть на мои ножки, Марти? — спро-
сила она, задирая юбку.
— Да нет. Я мог просто зайти к тебе в клуб и посмот-
реть на них там.
— Ее взгляд скользнул по моей одежде и обуви.
— Если ты пришел бабки клянчить, то не стоит терять
время!
— Я же у тебя никогда не клянчил. К тому же я тебе
сказал: я на пенсии. И еще у меня имеется грошовая рабо-
тенка. Может, тебе самой бабки нужны?
— Это ты мне предлагаешь? Ну и дела. Ладно,
Марти, не тяни резину, мне пора собираться в клуб. Что у
тебя?
— Ничего. .Просто захотелось повидать тебя, побол-
тать. Я недавно о нас много думал — как все здорово было
в самом начале.
Она дымила сигареткой как паровоз.
— Ты что мне пытаешься скормить?
— Слушай, что плохого в том, что у парня вдруг воз-
никло желание повидаться с бывшей женой? Вот.— Я вы-
тащил духи, купленные для Барбары.— Я принес тебе
небольшой подарок.
Фло уставилась на коробочку так, словно эта коро-
бочка должна была взорваться у нее в руках, потом мед-
ленно развернула обертку и воскликнула:
58
— О, да это же «Клиши»! Как мило с твоей стороны.
— Да ерунда. Десятка.
— Так я тебе и поверила,— десятка! Но все равно
чудесный подарок,— быстро проговорила Фло, и я поду-
мал, что она сейчас или расплачется, или устроит сцену.
Она крепко схватила флакон.— Марти, ты и правда очень
хотел меня видеть?
— Ну конечно, а что тут такого? Разве мужики к тебе
больше не клеются?
— Да я не про это. Поверишь ли, Марти, я ведь тоже о
тебе думала.
— Нет, не верю.
Она расхохоталась и затушила сигарету в пепельнице,
потом подошла и села мне на колени.
— А ты все такой же мерзопакостный сукин
сын — единственный мужчина в моей жизни, который
никогда не пытался меня облапошить и принимал такой,
какая я есть.
— Иногда ты была сокровищем, Фло,— сказал я и
начал расстегивать крючки у нее на спине, но сразу же
отказался от своей затеи. Приятно было просто держать
Фло на коленях, чувствовать ее запах, слышать ее голос.
— Я ведь помню — у нас иногда так все было хорошо,
а иногда...— Она прижалась губами к правой мочке моего
уха.— Марти, мне так все надоело. Все эти грязные гости-
ницы, вонючие раздевалки в ночных клубах. Я устала
карабкаться наверх. Я была такая дура — никогда не
знала, что мне надо в жизни.
— Ты хочешь сказать, что теперь поумнела? Ты всегда
все делала правильно, Фло, вот только нигде не могла
удержаться.
— А ты-то сам, конечно, никогда не срезался, всегда
был тупым и непробиваемым и как маленький ребенок гор-
дился силой своих кулачищ.
— .Да, только подумай, я никогда не страдал от переиз-
бытка амбиций!
Фло положила мне голову на плечо и сказала:
— А я страдала, Марти, еще как! — Она помолча-
ла.— У меня еще есть время. Хочешь в койку?
— Может быть, попозже. Давай поговорим.
— Это давно ли ты стал таким говоруном?
— Последние несколько дней.
59
— У тебя все такие же хорошие руки — сильные, гру-
бые. Вот смех — ты такой старый урод, а все еще ме-
ня заводишь? Нет, Марти, я не лгу, я правда о тебе
думала.
— И что же именно?
— Я покончила с шоу-бизнесом. Мне теперь осталось
только камнем на дно. Еще годик — и я уже не смогу выно-
сить этих своих мерзких клиентов. У меня есть большой
дом на Лонг-Айленде — далеко, почти у Монтока. Если его
отремонтировать, там будет комнат тридцать. Сейчас там
живет пара — они поддерживают порядок в доме и сосут из
меня последние деньги. Вот почему я вынуждена торчать в
этом сраном отеле...
— А как тебе удалось купить дом в Монтоке? — я тро-
гал ее волосы. Волосы у нее были гладкие, а шея и плечи
крепкие, как у гимнастки.
— Один мой поклонник как-то наклюкался в субботу и
подарил его мне. Не беспокойся, дом мой собственный, все
по закону, у меня и дарственная есть; Я ждала целый год,
когда появится кто-нибудь вроде тебя. Марти, мы вдвоем
могли бы переехать туда и сделать из дома первоклассный
отель.
— У меня в этих делах есть кое-какой опыт — я ведь
гостиничный охранник.
Она захлопала в ладоши.
— Да это же судьба! Просто знамение небес, что мы
должны быть вместе!
— А ты все еще увлекаешься ясновидением, гаданием
по картам, астрологией и прочей хиромантией?
— Нет, серьезно, Марти, мы бы вместе смогли это
потянуть и прекрасно зажили бы вдвоем. Теперь мне
ничего больше не нужно, только жить достойно. Я видела,
как это удается богачам — этот отель станет для нас дол-
гожданной наградой. Мы наймем себе поваров — мужа и
жену, они будут нам готовить, убирать в доме. Я уже все
продумала — в наше заведение люди будут приезжать
просто отдохнуть и расслабиться. Ни детей, ни алкашей.
Отель будет дорогой, но не слишком. Там будет все, что
сегодня многим надо: хорошая еда, тишина, прогулки по
пляжу, рыбалка. И сами мы будем там жить как наши пос-
тояльцы. Мы не будем купаться в роскоши, но и спину
гнуть тоже не будем. Ну как, согласен?
60
— Рассказываешь ты увлекательно. Я бы не отказался
от возможности греться на солнышке и спать допоздна.
Фло заерзала у меня на коленях.
— Марти, единственное, что нам нужно, это закупить
тысячи на две хорошей мебели. Я займусь обстановкой, а
ты будешь делать всю тяжелую работу. Я тебя сделаю
партнером — будешь получать треть.
— Нет, ничего не получится.
— Но ты же сам сказал, что тебе нравится! — повы-
сила она голос.— Сколько же ты хочешь — половину?
Ладно, черт с тобой — пусть будет пятьдесят на пятьдесят.
Я знакома со многими богатенькими бизнесменами и пре-
старелыми жизнелюбами из театральной среды, которых
мы можем завлечь туда для начала. А со временем у нас
появится постоянная клиентура...
— Милая, я не могу.
— Черт побери, Марти, я же не прошу у тебя денег.
Дом свободен, и все бумаги Ъ порядке. Я могу получить за
него под залог несколько тысяч. Да мы в любое время
сумеем его продать тысяч за сорок!
— Ты не понимаешь, Фло. Я бы согласился даже без
всякого партнерства, даже свои деньги мог бы вложить. Но
мне это все уже поздно.
— Да что такое, Марти? Ты женат, у тебя куча детей?
— Нет. Ты была последней миссис Бонд. Тут другое...
— Что другое?
Я не ответил, и Фло одарила меня понимающей улыб-
кой, потом протянула руку и взяла флакончик духов. Она
открыла флакон, подушилась за ушами, а потом чуть при-
спустила платье с плеч.
— Вместе с домом ты же получишь меня, Марти. И ты
это знаешь.На этот раз до гробовой доски. Если хочешь,
мы бы могли попробовать родить ребенка — мне еще не
поздно.
Чертовы духи источали терпкий аромат ландыша — эти
мерзкие цветы обычно приносят на похороны. Я приподнял
Фло и пересадил ее со своих колен на кровать. На губах у
нее все еще блуждала понимающая улыбка. От аромата
ландышей у меня по коже мурашки забегали от ощущения,
что меня повсюду преследовала старуха-смерть. Я нащу-
пал в кармане коробочку со снотворными таблетками и
направился к двери.
61
— Пока, Фло! Рад был с тобой повидаться.
— Марти! — Она бегом догнала меня и ухвати-
ла за пиджак.— Марти, что такое? Я что-то не то ска-
зала?
— Ты все то сказала. Предложение отличное. И если
бы мы с тобой открыли отель, то очень может быть, что
зажили бы тихой счастливой жизнью, мирно состарились и
все такое...
— Ну так что же?
— Я не смогу.— Отодрав ее ладонь от рукава, я
открыл дверь.— Прощай, Фло.
Идя по коридору к лифту, я размышлял, зачем мне
понадобилось разыгрывать душераздирающую сцену. На
душе у меня кошки скребли. А ведь там и в самом деле
могло быть здорово — рядом с Фло, вдали от этих дрянных
отелей... Запах инсектицидов, гуляющие старички. Мы бы
обзавелись шевроле-универсалом, на котором ездили бы
на станцию встречать своих постояльцев, еще, может быть,
я сидел бы за стойкой и мог бы в любое время отправляться
на рыбалку. Словом, затея была первоклассная — для здо-
рового мужика.
Я постоял перед отелем. Стало чуть прохладнее. Я по-
шел к Бродвею, глазея на веселые огоньки витрин, на при-
езжих провинциалов, которые толклись на тротуарах и
таращили глаза на этот мишурный блеск, и на крутых
ребят в джинсах и кожаных бушлатах, у которых руки
чесались затеять с кем-нибудь потасовку или учудить что-
то еще в таком же духе.
Я съел пару хот-догов, выпил кокосовый напиток и
двинулся в противоположную от центра сторону. Я тоже
глазел по сторонам, точно приезжий, и чувствовал себя
ужасно — мне было жалко себя, и я знал, что наслаждаюсь
видом Нью-Йорка последние минуты своей жизни. Я точно
раздвоился. Один все приговаривал: «Да ты гляди-гляди
вокруг, полюбуйся на этот город в последний раз!» А дру-
гой бубнил: «Перестань! Тебе остается только пойти в
номер, принять снотворное и — привет».
Я всматривался в лицо каждого пешехода в надежде
встретить знакомого. Может, кого-то из сослуживцев по
армии, может... И тут я вспомнил про Арта. По крайней
мере надо же позвонить человеку. Я дозвонился ему
домой, и он устроил мне разнос.
62
— Да этот парень с тебя сдерет двойную плату за то,
что ты пропустил прием. Что с тобой стряслось?
— Ничего.
— Я звонил тебе в отель...
— Спасибо за заботу, Арт, но я не пойду к твоему спе-
циалисту.
— Не пойдешь? Как это понимать?
— Я вступил в общество «Христианской науки» и не
позволю какому-то мяснику ковыряться у меня в животе.
— Ты что, совсем сбрендил? Послушай, Марти, с
этим делом шутить нельзя. Я настоятельно тебе рекомен-
дую...
Я попытался засмеяться.
— А почему бы мне не подурачиться, Арт? Ты же сам
сказал, что волноваться нечего. Подумаешь, опухоль! Слу-
шай, малыш, ты за меня не беспокойся. Я нашел уже
лекарство.
— Ты был у другого врача?
— Нет, ты же мой врач. Но я собираюсь принять ста-
рое испытанное лекарство. Спасибо за все, Арт. И ни о чем
не беспокойся.
— Марти, перестань молоть чушь...
Я повесил трубку, купил газету и отправился на такси к
Сотой улице. Странное это было ощущение — думать о
том, что у меня в кармане сейчас шестьдесят с лишним
долларов, а они мне совсем не нужны — их можно прямо
сейчас в окно выбросить.
В газете ничего интересного я не нашел. О Забиякё
Андерсоне уже начали писать мемуары. Нашлась какая-то
девка, которая объявила себя его женой и предъявила пуб-
лике их сынишку. Еще там была помещена фотография
тетки с простецкой физиономией. Фамилия ее была Пол-
лард. Сидя за рулем «шевроле», она на полной скорости
придавила своего мужа к стене. Ее лицо показалось мне
знакомым, и я прочитал заметку до конца. Супруги по-
вздорили, и муж побежал к ее мамаше — надо же: у парня
были прекрасные отношения с тещей! Миссис Поллард как
раз Проезжала мимо в «шевроле» и увидела его выходящим
из маминого дома. Он попытался отпрыгнуть в придорож-
ные кусты, чтобы спрятаться, но миссис Поллард свернула
прямо в эти кусты и помчалась за ним до конца аллеи, упи-
равшейся в глухую каменную’ стену гаража. По ее словам,
63
она «не понимала, что со мной происходит. Но теперь у
меня словно гора с плеч упала».
Лицо и впрямь было как будто знакомым, но я никак не *
мог вспомнить точно. Я стал искать сообщение о поимке
мистера Мадда, грабителя-любителя, но репортеры уже
потеряли к нему интерес.
Была статья о бывших звездах бейсбола, которые не
попали в Зал спортивной славы. В редакционной колонке
анонимный комментатор рассуждал о преступности. Далее
следовал комментарий о нью-йоркских гангстерах, нашед-
ших себе прибежище в Майами. У Бокьо было стопроцент-
ное алиби. Во-первых, он божился, что две недели безвы-
лазно сидел в гостиничном номере, а во-вторых, в течение
этих двух недель полиция Майами круглые сутки держала
у него под дверью двух вооруженных охранников.
Были задержаны и допрошены несколько мелких бан-
дюг. Отдел по расследованию убийств сделал стандартное
заявление о том, что «следствие может сдвинуться с мерт-
вой точки... в любую минуту».
Я перевернул страницу назад и снова взглянул.на фото
миссис Поллард. Добрые глаза. Интересно, они были
такими же добрыми в ту минуту, когда она гналась за бед-
нягой-мужем на своем «шевроле»?
Такси остановилось у отеля, я дал таксисту десять цен-
тов на чай и тут же подумал, почему не отдал ему все свои
деньги или по крайней мере доллар.
Придя в свой номер, я разделся до трусов, закурил и
решил, что нет смысла оттягивать решающий момент.
Выложив из коробочки две таблетки на стол, я высыпал
остальные в стакан с водой. Перед тем, как поднести ста-
кан к губам, я .подумал, что снотворные таблетки, надо
надеяться, не окажутся горькими.
Этого мне узнать не удалось.
Час с лишним я потел и трясся, пытаясь донести стакан
до рта, но он точно превратился в обломок гранитной
скалы — я был не в силах оторвать его от стола. Все про-
изошло точно так же, как с попыткой застрелиться, когда
мне не хватило решимости нажать на спусковой крючок.
Руки, ноги и голова легко двигались, но не тогда, когда моя
ладонь сжимала стакан со снотворными таблетками. Я дро-
жал, потел, даже плакал от стыда, но все впустую: тело мое
точно онемело. Я так и не решился отнять у себя жизнь.
64
Это было просто непостижимо. Раньшё-то я никогда не
испытывал недостатка в .храбрости — даже на ринге, когда
мне приходилось драться с настоящим профессионалом, с
каким-нибудь мастером нокаутов, который танцевал
вокруг меня десять раундов, дожидаясь возможности
нанести только один точный удар,— даже тогда, прекрасно
понимая, что мне не тягаться с моим противником и что
напрасно я преисполнен этой глупой щенячьей удали, мне
хватало выдержки не смалодушничать и не лечь на пол.
Я снова и снова пытался поднять стакан со стола, пока
в конце концов не выронил его, в отчаянье попытавшись
вцепиться в него зубами — только тут я наконец’рассла-
бился... Я сел и тупо уставился на мокрое пятно на ковре.
Я вдруг воочию увидел свою безжизненно висящую руку и
представил себе врача «скорой», который пытался вонзить
мне в вену иглу капельницы...
Я смотрел на ковер так долго, что у меня даже в глазах
зарябило. Потом перед моим взором вдруг выросла миссис
Да Коста — она вопила: «Ах ты бандюга с полицейским
значком!» Я отчетливо увидел тонкую струйку крови,
текущую у нее из носа.
Стоило мне закрыть глаза, как видение исчезло. Я за-
курил, но смог сделать только три затяжки. Потом в
качестве эксперимента проглотил одну таблетку. Когда же
я потянулся было за второй, последней, моя рука опять
онемела. Это было настолько сверхъестественно, что я
даже начал читать молитву.
От одной-единственной таблетки у меня замутилось в
голове. Я прилег на. кровать, но не заснул — или мне так
только показалось.
Я глядел в разверзшуюся перед собой черную бездну и
стал размышлять о прожитой жизни. Начиная со смерти
мамы, когда она лежала в грубо обструганном гробу такая
холодная и непохожая на себя, на веселую маму, к которой
я привык. Потом я вспомнил, как переехал к тете Мэй и
как убегал раз t сто от этой глупой старой девы, из ее
огромного неуютного дома, от ее бесчисленных «правил»,
которые все сводились к запрету «Этого делать нельзя!»
Она хотела как лучше, конечно, но выжившая из ума ста-
рая дева — воспитательница никудышная. Потом вспом-
нил, как три года жил в «приюте». Тот еще был приют!
Физически я был крепче любого десятилетнего мальчишки
3 Охота обреченного волка '
65
и в этом «приюте» узнал две вещи. Много раз на дню мне
сообщали, что я «выблядок» — это продолжалось до тех
пор, пока я не отдубасил одного большого мальчика. Тогда
я еще узнал, что умею больно бить.
Перед моим мысленным взором проносились эпизоды
наших полупрофессиональных футбольных матчей на пес-
чаном поле; тогда я, выступая полузащитником, умудрялся
жить на десять — пятнадцать долларов в неделю, которые
мне доставались в случае нашей победы. Потом в моей
биографии были нелегальные боксерские поединки: наша
команда «любителей» колесила в старом драндулете — из
Нью-Йорка в Олбани, в Утику, Буффало, Торонто и Мон-
реаль, а оттуда в Бингемптон. Каждый вечер мы высту-
пали на новом ринге под вымышленными именами и воз-
вращались в Нью-Йорк с сотней или больше в кармане,
уверенные, что нам принадлежит весь мир.
И вдруг на экране моей памяти появились девушки —
сначала первая, с которой я лег на койку. Дело происхо-
дило в Сиракузе,— а я, к своему стыду, был старше, чем
следовало бы для первого раза. За ней потянулись все про-
чие— с неразличимыми лицами и фигурами. Если бы не
девки, я смог бы чего-то добиться на профессиональном
ринге. По сложению и повадкам я сильно напоминал Тони
Галенто. Но, увы, я так и остался уличным драчуном —
строгие правила бокса вечно сковывали мои природные
повадки, заставляя переходить с бега на шаг.
И вот что самое поразительное — вдруг мне стало ясно,
что я сижу на кровати в своем номере, словно разбужен-
ный звонком будильника. Я чувствовал себя отдохнувшим
и полным жизненной энергии. Я принял душ и почистил
зубы. Когда я сдал ключ от номера сонному портье, нас-
тенные часы показывали только половину пятого утра. Он
спросил:
— Съезжаете так рано? — и полез за моей регистра-
ционной карточкой.
— Не боись, друг — я же уплатил за два дня вперед.
Комната мне больше не нужна. Если хочешь, можешь
использовать ее по собственному усмотрению.
Я дошел пешком до Девяносто шестой улицы и сел на
подземку. Затхлая духота вагона убила все мое хорошее
настроение. Напротив меня сидел какой-то малоприятный
тип, похожий на наркаша. Я притворился спящим. Я читал,
66
что такие вот бандюги частенько режут спящих пьянчу-
жек — просто из интереса.
Я сидел и размышлял, сумею ли спастись от его ножа
так же успешно, как спасся от снотворных таблеток и соб-
ственного револьвера. Потом я вдруг перепугался, что моя
смерть окажется долгой и болезненной, и я откину копыта
где-нибудь на больничной койке.
Мы были в вагоне одни, но мой головорез не шеве-
лился. Когда поезд остановился на моей станции, я встал и
потопал к «Гроверу». Я ощущал себя как нашкодивший
ребенок. Было уже начало шестого.
Увидев меня, Дьюи прошептал:
— Где ты пропадал? — Вид у него был невыспавшийся,
и красные круги вокруг глаз казались темнее обычного.
— По городу шатался, вспоминал молодость.
— Черт, да тебя.все ищут — с ног сбились. Док Дюпре
названивал всю ночь. Потом из полиции звонили — лейте-
нант Аш. И она тебя ждала всю ночь.
Я перевел взгляд туда, куда указывал его палец, и уви-
дел сидящую в кресле у стены Дот. Она не спала, fee устав-
шие глаза были широко раскрыты. Она ничуть не измени-
лась. Такая же маленькая и пухленькая. И надеты на ней
как всегда были какие-то лохмотья, которые она была
вынуждена носить, потому что ходить нагишом в нашей*
стране нельзя. Дот отличалась удивительным равнодушием
к стильной, не говоря уж просто об элегантной одежде.
Подойдя к ней поближе, я увидел, что глаза у нее
опухли от слез. Утонувшая в большом кресле, она казалась
еще меньше ростом. Я пододвинул стул и сел.
— Что случилось, Дот?
— Лоуренса избили. Очень сильно. Он может умереть.
— Что? Малыша? Когда?
— Сегодця... Вчера поздно вечером.— Голос у нее зву-
чал безжизненно. Она, казалось, была в шоке.— Он выз-
вался пойти в патрулирование и по дороге в отделение
полиции на него напали и избили.
— Где он сейчас?
— В отделении скорой помощи в «Сент-Винсенте».
Марти, помоги нам.
— Разумеется. Что ему нужно? Кровь?
Но согласятся ли врачи взять мою кровь, если я скажу *
им о раке?
67
— Нет, о нем позаботятся. Я не о врачебной
помощи.— дна схватила мою руку, сильно впившись в нее
ногтями, и заговорила торопливо и возбужденно.— Марти,
его отца на улице убили. Смерти Лоуренса я просто не
перенесу.
— Я представляю, что ты сейчас чувствуешь. Я уве-
рен, что полиция...
— Нет, Марти. Я прошу тебя — сам займись этим!
Я похлопал её по руке.
— Что мне надо сделать?
— Марти, я не знаю, может быть, я схожу с ума.
Я понимаю: месть — это глупо и неправильно, но с тех пор,
как это случилось, я ни о чем другом думать не могу — я
хочу, чтобы ты отомстил тому, кто это сделал! Марти, вре-
менами ты бывал добрым и хорошим, а временами злым и
жестоким, как волк-одиночка. Я прошу... я хочу,
чтобы жестокая, худшая половина твоей души
пробудилась — найди того, кто это сделал, чтобы . он
больше не смог причинить зла другому такому же маль-
чику.
— Хорошо. Как малыш?
— Состояние все еще критическое, но врачи говорят,
шанс есть. Он все тебя зовет.— Ее ногти снова вонзились в
мою ладонь.— Марти, сделай это для меня и для Лоуренса.
— Ладно. Я же сказал, что сделаю.
Дот выронила мою ’руку и встала.
— Спасибо, Марти,— сказала она просто и направи-
лась к двери.
Я побежал за ней.
— Ты куда сейчас?
— Домой. Я' очень устала.
— Я поймаю тебе такси.
— Не надо. Марти, используй свою силу, свою жесто-
кость, свою храбрость на благое дело — найди того, кто
это сделал.— Голос у'нее был мертвый.
г— Хорошо, хорошо, но давай я все-таки поймаю тебе
такси.
Мы остановили такси на Уинтер-стрит, она назвала
шоферу адрес — где-то ближе к окраине,— я дал ему
пятерку и попросил побыстрее ее доставить домой.
Когда такси отъехало, я ощутил во рту невыносимо
68
горький вкус. Не хватало мне своих забот, так теперь еще
и это.
Я сплюнул горечь на тротуар и пошел к больнице
«Сент-Винсент».
Глава 3
— Хорошо, что вы пришли, мистер Бонд,— сказал мне
врач в «Сент-Винсенте».— Молодой человек постоянно о
вас спрашивает. Если вы с ним немного поговорите, может
быть, он успокоится и уснет. Ему сейчас очень важно пос-
пать.
— Как его состояние?
— Уже не очень критическое. Его били профессио-
нально, если вы понимаете, что это значит. За считанные
секунды он получил сотрясение мозга и очень глубокий
разрыв ко^ки на черепе — явно от удара рукояткой писто-
лета. У него сломан нос, разорвана барабанная перепонка
и множество внутренних травм. Полагаю, его повалили на
землю и стали бить ногами — похоже, у него разрыв левой
почки и несколько ребер сломано. Это пока все, что мы
смогли установить. В моче у него обнаружена кровь, а это
означает, что помимо почек повреждены и другие внутрен-
ние органы.
— Он в состоянии говорить?
— Да-да. Мы дали ему сильное успокоительное, но он
упорно борется со сном и всю ночь спрашивает про вас/
Пусть он с вами выговорится, но только не спрашивайте у
него ничего, что могло бы вызвать у него возбуждение.
— Хорошо.
Он повел меня в палату к малышу. Лоуренс лежал на
кровати с перебинтованной головой и повязками на лице,
точно мумия. Врач ушел, и я тихо сказал: /
— Привет, Лоуренс!
Бинты шевельнулись, и едва слышный голос произнес:
— Марти? z
— Да, малыш.
— Папа! Я так давно тебя жду! — Голос прозвучал
устало.
— Я все знаю. Постарайся...
— Марти, это ерунда. Но это все связано с мясником.
Теперь ты убедился? — Его голос окреп.
69
— Да, похоже на то.
— Понимаешь, мы, помощники полицейских... нас все
меньше... Ребята считают, что управление... Нас там при-
нимают за обузу. Дело в том, что я позвонил в отделение и
узнал, что одному полицейскому надо заступать на вечер-
нее дежурство, и у него нет напарника. Так я вызвался
пойти с ним. Я шел к отделению по переулку... Приехал
туда на автобусе с Пятой авеню... И вот шел я мимо
подъезда какого-то дома и оттуда меня позвали. Когда я
вошел, меня ударили по голове.
— Не видел, кто это был?
— Нет. Я увидел только мельком лицо мужчины, очень
похожего... только не смейся... на Дика Трейси. Когда он
меня бил, я, наверное, на мгновение пришел в сознание...
Помню, он все приговаривал: «Сволота! Сволота!» — и
так, знаешь, с каким-то рычанием это произносил, точно
рассвирепевшая собака.
— А кто тебя позвал? Мужчина, женщина?
— Голос был явно изменен...
— Лоуренс, ты уверен, что он сказал «сволота», а не
«сволочь»?
— Своло...та.
Малыш то ли заснул, то ли потерял сознание. Я нажал
кнопку вызова, и скоро пришел врач. Осмотрев малыша,
он потянул меня за руку. Я кивнул, но не двинулся с места.
У меня вдруг появилось подозрение, кто бы мог так обра-
ботать малыша; мысль была, прямо сказать, шальная.
Я стоял у кровати Лоуренса, не спуская с него глаз, и
почувствовал вдруг облегчение. Если мое подозрение
оправдается, то, значит, это дело рук одного из самых жес-
токих и беспощадных громил нью-йоркского преступного
мира. А раз так, то теперь он вполне может стать моей
добычей, потому что, уж если я начну на него охоту, меня
будет мало беспокоить вопрос о сохранности 'собственной
шкуры, особенно если я не стану слишком с ним осторож-
ничать...
— Вы можете идти, мистер Бонд. Теперь он проспит
часов десять, а то и больше.
Мы вышли в коридор, и я увидел полицейского —
самого настоящего. Он сидел на стуле у стены и курил.
Долговязый и худой, совсем еще сосунок.
— Караулишь палату? — спросил я.
70
Он кивнул.
— Где тебя черти носили, когда я сюда вошел?
— Ходил ноги размять. Но с палаты я глаз не спускал.
— Твои глаза никого не интересуют — ты со своей
пушкой должен стоять под дверью.
— Я же видел, как вы с врачом вошли, так что...
— Это отец Лоуренса Бонда,— вмешался врач.
— Не беспокойтесь, папа, все будет в порядке...
Я схватил его за плечо и рывком поднял на ноги.
— Я Марти Бонд. Если, я увижу, что ты отлыниваешь^
от службы, я тебе шею сверну! Марти Бонд — тебе это имя
что-нибудь говорит?
— Да... сэр,— промямлил он.— Я про вас все знаю.
Я отпустил его.
— Ну и ладно. Извини, малыш, что сорвался. Но
вполне возможно, что они попытаются кончить его прямо
здесь.
— Никто и близко не подойдет к этой двери, мистер
Бонд.
— Ладно. Смотри, не спи!
Небо на горизонте побагровело — начинался очередной
мерзкий день. Во рту у меня был противный гнилой при-
вкус, но я чувствовал себя умиротворенным, почти сча-
стливым. Если мое подозрение подтвердится, то, значит,
мне нежданно-негаданно подвернулась работенка, и награ-
дой за нее мне будет даже не просто денежная премия, а
смертельный выстрел бандита, который укокошит меня и
не поперхнется. Уж у него-то рука не онемеет и не дрог-
нет. Эх, старый одинокий волк Марти, наконец-то ты
нашел свою судьбу...
Я выпил чашку кофе и съел булочку. Было уже начало
седьмого. Билл Аш в отделении, конечно, еще не появился,
но оптовые лавки уже давно открыты. И я отправился в
мясной магазин герра Ланде.
Заведение имело довольно-таки жалкий вид. Дверь
была заперта, стекла на окнах до половины выкрашены
черной краской, а по ней золотом выведено: «МЯСНАЯ
ТОРГОВЛЯ . ЛАНДЕ». Дверь-то оказалась на замке,
однако охранной сигнализацией против взломщиков герр
Ланде не озаботился.
Заглянув в окно, я увидел два чурбака для рубки мяса,
офис за стеклянной прегородкой и две холодильных
71
камеры из некрашеных сосновых досок. Еще там было не-
сколько столов да в углу навалены деревянные ящики для
мяса.
По соседству с мясной лавкой я приметил гараж и пря-
миком отправился туда.
— Ты не знаешь парня, который работал водителем
фургона в мясной на углу? — спросил я у копошившегося
та\< механика.
— Лу? Да, знаю. Он что, влип в историю?
— Нет. Как я понимаю, он уже там не работает. Не
знаешь, где он живет?
— Лу трудится. На почасовке в мясной лавке
Бея.— Он смерил меня взглядом.— У Лу проблемы?
— /У Лу все путем. Как фамилия твоего Лу?
— Лу Франкони — а как же еще!
Я узнал у него адрес мясной Бея и пошел по Франт-
стрит, глазея на группки портовых грузчиков у доков, тол-
пящихся в ожидании дневной работы. Я свернул в переу-
лок и сразу оказался, прямо перед мясной компанией
Бея — это был точно такой же оптовый магазин, как у
Ланде, да только тут вовсю работа кипела. Два фургона
стояли задом к дверям, парни в белых передниках и белых
шапочках быстро разгружали один и загружали другой.
Я вошел внутрь.
Двое рубили мясо на деревянных колодах, чуть поодаль
стояли чаны с битой птицей и горками тающего льда.
С крюков вдоль стены свисали бараньи ноги. На больших
весах под потолком лежал хороший кус окровавленного
мяса. Сквозь оконце холодильника размером с добрую
комнату я заметил третьего мясника, он стоял у электро-
мясорубки и делад фарш. Скуластый детина отошел от
колоды, не выпуская из рук огромного топора, и спросил
со шведским акцентом:
— Чеко нато^ мисьтер?
— Лу Франкони здесь?
— Он на мьясном рынке. Притет минут черес тесять.
Я подожду.
Не спросив, кто я такой, он снова принялся_за работу.
Я нашел стул и сел. Они явно поставляли мясо в рестораны
и бары, потому что вдоль стен стояло множество плетеных
корзин, и на Каждой была прикреплена табличка с назва-
нием заведения. Мясники выполняли сделанные заранее
72
заказы. Скуластый швед взял кусок мяса, взвесил его,
завернул, в пергамент и бросил в корзину, после чего сде-
лал пометку в регистрационной книге. Потом он зашел в
холодильник и вернулся с целой ливерной колбасиной,
пакетом сосисок и пакетом фарша.
В других корзинах я увидел банки с замороженной
печенкой, индюшек, куски буженины и прочие мясные про-
дукты. В магазине стояли три телефона, которые непре-
рывно звонили. В дальнем конце было подобие офиса, и
сидящий за столом старик — вроде как счетовод — снял
трубку и выкликнул:
— Огаст! Бар «Палм» просит свежей ветчины. Почем?
Мясник, работающий в паре со шведом, ответил:
— Доллар десять центов за фунт.
Счетовод передал это собеседнику, и они вступили в
ленивый спор, после чего счетовод, положив трубку на
стол, позвал Огаста:
— Пойди сам поговори!
‘ Огаст бросил свой тесак и снял трубку с ближайшего
телефонного аппарата.
— Чарли? Да, да, доллар десять за фунт. Ну, а от меня
ты что хочешь? Свинина сегодня на рынке знаешь почем
идет? Так не покупай ветчину.' Возьми голландские кон-
сервы — по девяносто за фунт. ЧА? Чарли, тебе нужна
ветчина или нет? У нас работы выше крыши. Ладно,
они потянут около двенадцати фунтов. Что тебе еще?
Сколько отбивных? Конечно, все без жира, ты же нас
знаешь...
Рядом с холодильником стояла другая деревянная
кабина без окон — наверное, камера глубокой замо-
розки,— туда то надело забегал один из рубщиков, и'из
раскрываемой двери вырывался белый морозный пар.
Когда он открывал морозильник и зажигал там свет, моему
взору представали полки вдоль стен. На полках лежали
тушки индеек, цыплят и мясные оковалки — все было
завернуто в полиэтиленовые мешки.
Я просидел так минут десять; за это время Огаста еще
два раза подзывали к телефону, и он орал на счетовода:
— Ну как, интересно, я выполню заказы, если ты все
время отрываешь меня от работы? Нечего с ними рассусо-
ливать — называй цену, и точка. Хотят пусть берут, не
хотят — до свиданья!
73
И тут появился здоровенный парень, который нес на
плече пол коровьей туши. Он был хотя и в белом мясниц-
ком халате, но без шапочки, и его густые спутанные
волосы топорщились в разные стороны. Он повесил тушу
на крюк, а скуластый швед ткнул в мою сторону пальцем,
и вошедший направился ко мне:
— Вы меня ищете, мистер?
— Хочу потолковать с тобой.
— Из полиции?
Я кивнул и спросил:
— Не приходили сегодня полицейские поговорить с
тобой?
— Сегодня мы только недавно открылись. А что?
В прошлом месяце я получил только двд талона, да уже
оплатил. Пару дней назад говорил со мной молоденький
полицейский. А потом позвонил и сказал, что придет...
вчера хотел зайти. ,
— Куда зайти?
— Сюда. Сказал, что придет к закрытию. Так и не при-
шел. А в чем дело-то?
— Этого молоденького полицейского вчера избили до
полусмерти.
— Круто. А как же это получилось? Э, вы же не
думаете, что это я?
— Я только хочу задать тебе пару вопросов и получить
на них честные ответы. Речь идет о твоем бывшем хозяине
Ланде.
Франкони ухмыльнулся.
— Вилли не бывший хозяин. Я все еще у него работаю,
и если вы решили, что это дело рук Вилли, то зря, мистер.
Он большой чудак, но не бандюга.
— Я же не говорю, что Вильгельм... Вилли это сделал
или что он замешан. Вообще-то у нас с тобой сейчас нео-
фициальный разговор, без протокола.
— Ну да, тот молоденький мне то же самое говорил.
Он что, был не настоящий полицейский?
— Вполне настоящий. Так начнем?
— Да ради Бога. У вас-то прямо на лице написано, что
вы из полиции.
— Кто-нибудь еще знал, что этот молодой полицей-
ский хотел зайти к тебе поговорить?
Франкони помотал головой.
74
— Не-а. Никому я не сказал, да и воще в голову не
брал.
— А теперь возьми. Ты уверен, что никому ни словом
не обмолвился?
— Не. Он позвонил, говорит, хочу побеседовать, я
говорю, кончаю в пять, а он говорит, ладно, приду к этому
времени. А я — честно говорю — тут же об -энтом деле
забыл. Я уж почти что до дому доехал, как вдруг в
голову ударило — батюшки, думаю, как же энто я забыл.
Развернулся, доехал до мясной, подождал минут десять, а
он и не пришел. Не-а, я точно говорю: никому не сказал,
потому как, я же говорю, и думать об нем забыл. Это ж
был то ли бойскаут, то ли еще кто, не настоящий полицей-
ский.
— А вчера тебе больше никто не звонил? На улице
никого не встречал?.
— Жена звонила. Она мне звонит кажный день, и я с
ней по дороге встречаюсь на углу и довожу до дому.— Лу
по-мальчишески усмехнулась.
— А что значит, Вилли не бывший твой босс? Ты еще
на него работаешь?
— Ну да, тут-то я подрабатываю. Я вам вот что скажу:
Вилли, по-моему, скоро в психушку загремит. Месяц назад
начал такие откалывать чудные штуки.
— Какие такие чудные штуки?
— Ну, у Вилли бизнес-то маленький, то есть меньше,
чем тут. Он же сам рубит, сам закупает, сам принимает
заказы, сам продает. Я-то только развожу заказы. Рабо-
тенка ничего себе — шестьдесят пять в неделю плюс еще
мясца он мне подбрасывает, но прохлаждаться не дает. Мы
с Вилли раненько утречком едем на рынок, выбираем мясо.
Потом я помогаю ему взять заказы, после обеда развожу, а
‘Вилли уходит на разведку — ищет новых клиентов. Иногда
я делаю два рейса в день, так что приходится поспешать.
Эта мясная торговля тот еще потогонный конвейер.
— Значит, вы с Ланде работаете только вдвоем — ни
счетовода у него нет, никого больше?
Франкони кивнул.
— Вот только под Рождество он нанимает мальчишку
мне в подмогу и жена его приходит сидеть на
телефоне.— Он понизил голос.— Профсоюз вставил бы
мне пистон, узнай они про зато — я же ему помогаю отбив-
75
ные нарубать, фарш делать, потрошить индюшек, прини-
мать заказы. Я же говорю, работенка та еще, потеть надо,
но плата хорошая, и Вилли разрешает каждый день заби-
рать мясца домой. По сегодняшним-то ценам на бесплат-
ном мясе я...
— А как поняты, что это потогонный конвейер?
Франкони глубоко вздохнул и выпалил:
— В энтом деле надо всегда помнить об двух вещах:
чтобы бар или ресторан, с которым имеешь дело, в трубу
не вылетел, задолжав тебе приличные бабки,— потому как
они вылетают в трубу только так — накладные-то расходы
знаете какие! А другое ,еще надо иметь в виду — глядеть в
оба, чтобы конкурент клиента не отбил. Вот возьмите
Вилли, к примеру. Каждого нового клиента он попервона-
чалу, недельки три, держит на щадящем режиме, занижает
цены, так что только может покрывать свои расходы, а
может и в убытке на пару центов оказывать ся. Потом он
потихонечку цены-то поднимает. Если хозяин ресторана не
совсем лопух и чувствует, что оптовик пытается его
надуть, он сразу бежит к другому. Но и Вилли должен дер-
жать ухо востро — если он пропустит хоть день и не купит
мяса на рынке, то сразу же будет в пролете, может, и
лавку придется закрывать. В мясной торговле — вообще, в
продовольственной торговле — все друг дружку стараются
наколоть, но не слишком круто.
х — У Ланде дела идут хорошо?
Франкони хохотнул, точно тявкнул.
— Хороший вопрос, мистер. У него когда-то неплохо
дела шли. Свой круг покупателей, исправный приход.
А что.он сейчас имеет, пойди догадайся. Может, в нуле. Да
только он знает, как дела вести с умом — в энтом деле
самая главная фигура повар, а Вилли с поварами умеет
обращаться — кому индюшечку подкинет, кому пару
отбивнушек, на Рождество бутылочку виски поднесет да
еще обернет в десятидолларовую бумажку. Так что, когда
он мясцо третьей категории продает им под видом первой и
малость недовешивает, они на энто глядят сквозь пальцы.
А если кто вдруг сделает срочный заказ, то мне приходится
мчаться к ним пулей. Вообще-то неплохая работенка. Но
вот недели три назад Ланде прикрыл дело.
— Отчего же?
Франкони пожал плечами.
76
— Приходит как-то Вилли в понедельник и говорит,
что у него сердчишко пошаливает и что, мол, приступ был
и врач ему сказал: либо притормози, парень, либо
сыграешь в ящик. Вот такая история: его-то клиентам мясо
все равно ведь надо где-то брать, а то ведь они пойдут к
другому мяснику, двое наших клиентов уже здесь, у Бея,
пасутся... Так что когда через неделю Вилли снова откроет
лавку, ему придется все начинать с пустого места.
— Давай-ка еще раз для ясности. Ланде несколько лет
трудился в поте лица, чтобы набрать себе постоянную
клиентуру, а потом вдруг ни с того ни с сего всем дал
отставку?
— Ну точно! Я этого никак в толк не возьму, потому
как если у него сердчишко сдало, он же мог нанять руб-
щика и уйти на отдых. Ну, допустим, сам Вилли на том бы
не заработал ни цента, но ведь и покупателей не растерял
бы. Мне-то он выплатил жалованье за четыре недели впе-
ред, так что я не в обиде.
— И он рассчитывает снова открыться через неделю?
— Ну, он мне так и сказал — приходи через месяц.
— Ланде выглядел больным?
— Слушайте, мистер, я же не врач, а в энтом бизнесе
точно можно свихнуться... Вот только пару месяцевхназад,
ну, может, полтора месяца, я заметил, что Вилли как-то
совсем скис. Точно говорю — стал забывать, что вчера
было, и все ругается себе под нос.
— Как это ругается? Называет клиентов сволочами,
ублюдками?
— Не-а, он только одно ругательство все повто-
рял — что-то такое по-немецки — вроде «чтоб твоя слюна
окаменела!» Во как! А что вы на него насели, ребята?
Налоги не платит?
— Кстати, а он что, ведет, поди, двойную бухгалте-
рию? _
— Не-а'. По крайней мере л такого не замечал. А я про
его дела все знаю. Он же такой, как все: может'недовесить,
может подбросить в мешок мясца с запашком, но чтр-то
мне не верится, чтобы Вилли химичил по-крупному. Да он
простой работяга, и жмот порядочный — потому -то я чуть
не окочурился от удивления, когда он мне выложил бабки
за четыре недели вперед. Да я на них тут же оплатил кре-
дит за телевизор!
77
— А пока мясная Ланде закрыта, что-нибудь там про-
исходит? Он вроде бы постоянно там околачивается?
— Не-а. На мясном рынке все друг про друга знают.
Я к нему постоянно заглядываю, когда хожу в соседнюю
кафешку обедать. Он сидит и проверяет бухгалтерию, все
выискивает неоплаченные счета.
— А ты слышал, что пару дней назад Ланде заявил об
ограблении? А потом взял свое заявление обратно. Сказал,
что как будто бы два хулигана залезли к нему в магазин и
ограбили — взяли пятьдесят тысяч.
Франкони вытаращил глаза, словно я рассказал ему
непристойный анекдот, и разразился искренним хохотом.
— Нет, не слыхал. Пятьдесят кусков! Да Вилли в
жизни не держал в руках больше пятисот. Пятьдесят
тысяч — ну дела!
— А еще ходят слухи, что его жена справила себе нор-
ковую шубу и разъезжает на новеньком автомобиле.
Вилли, случаем, не играет на бегах?
— Да он и пяти центов не поставит на то, что завтра
солнце взойдет. Мистер, вы, видно, его совсем плохо
знаете — он же из энтих недавних иммигрантов — горба-
тится с утра до вечера и ни разу не улыбнется. Да, в самом
деле странная штука — теперь и я припоминаю: кто-то
говорил, что видел как-то Бебе — это его супружни-
ца — за рулем «кадиллака». А я-то думал, свистят ребята.
Может, взяли покататься у знакомых?
— Ланде не мог откуда-нибудь получить крупную
сумму денег? Богатые родственники или друзья? Может,
он получил недавно страховку?
— Ну вы меня уморили. Уж не знаю, с кем Вилли
дружбу водит, но только он ежедневно сидит в лавке по
шестнадцать часов, так что навряд ли у него много свобод-
ного времени на прочие дела. Кажись, он как-то говорил,
что есть у него в Штатах какой-то родич, но все его близ-
кие погибли в войну. Он никогда не тратил...
К нам подошел скуластый швед и сказал:
— Лу, сгоняй к Роузи и забери там сто фунтов вырезки
да на весы гляди повнимательнее.
Я встал и дошел с ним до его фургона.
— Спасибо, Лу, и держи язык за зубами. Вилли —
нервный тип, и не надо, чтобы он знал о нашем разговоре,
не стоит его понапрасну нервировать.
78
— Мистер, я не из болтливых. Больше вам ничего не
нужно? А он безобидный малый. Не думайте...— Он мот-
нул головой в сторону лавки.— А ради них я ведь жилы не
надрываю.
— Да все как будто. Я просто хотел получить общее
представление о мясном бизнесе. Сам же знаешь, нам при-
ходится совать нос во все закоулки.
— Знаю-знаю, в кино на вашего брата насмдтрел-
ся,— сказал он, подмигнув.— Мистер, не мне, конечно, вас
учить, но Ланде не тот человек, который стал бы хими-
чить. Много раз у меня была возможность достать бесхоз-
ного мяса, я ему предлагал, да он только пугался...
— Вот потому-то я и хочу, чтобы ты по-
малкивал — ведь все это могут быть ложные подозрения.
Да, еще одно, Лу, ты не можешь мне подготовить список
ресторанов, баров и ночных клубов, которые отоварива-
лись у Вилли? Список всех его клиентов за последние пол-
года.
— Проще простого. Их было двадцать пять, не больше.
Я развозил им каждый день. Постойте, я сейчас напи-
шу.— Он полез в кабину и, оторвав клочок оберточной
бумаги, стал торопливо писать.
Он отдал мне список, я его поблагодарил и снова
попросил помалкивать, а на прощанье пообещал еще раз
как-нибудь заглянуть к нему.
— Рад стараться, да только мне неприятности не
нужны.
— А какие у тебя могут быть*неприятности, Лу,— при-
воды, судимости были?
— Нет, сэр,— слишком поспешно ответил он.— Нет,
ничего такого, только много штрафов за нарушение...
Когда спешишь - доставить заказ, сами понимаете...
Да, и еще тридцать дней оттрубил в тюряге за наруше-
ние общественного порядка. В детстве связался с улич-
ными...
— Ладно, ни о чем не беспокойся и будем сотрудни-
чать. До скорого! .
Я двинулся к отделению, но жара уже стояла такая, что
у меня даже голова слегка кружилась.
Было девять, когда я вошел в здание отделения поли-
ции, но Аш еще не появлялся. За столом дежурного сидел
все тот же сержант, чье лицо я запомнил.
79
— Лейтенант сейчас трудится как муравей, .Бонд. Мы
все пытаемся определить, где находился Андерсон нака-
нуне смерти и,, похоже, что он на целую неделю пропал
бесследно, пока его не накормили свинцом. А что, у вас к
лейтенанту конкретное дело?
— Я зайду еще раз. Когда он может появиться?
— Да в любое время. Городское управление давит на
него со страшной силой. Вы же знаете, как контроли-
руются эти громкие дела — кому-то всегда приходится
отдуваться, если городские не представят общественности
убийцу на подносе. Вот Билл... то есть лейтенант... и
носится, точно в задницу фитиль вставил.
— Зайду после обеда. Попроси его меня дождаться.
Я ума не мог приложить, как убить час-полтора.
Можно было вернуться в «Гровер» и соснуть, но в отеле я
непременно столкнулся бы с мистером Кингом и умником
Лоусоном, а мне не хотелось в это утро трепать себе нервы
пустопорожними препирательствами.
Выпив стакан апельсинового сока и съев тарелку жаре-
ной картошки, я отправился к мясной Ланде. Дверь мага- *
зина была приоткрыта, и я вошел. Никого. Однако через
несколько минут из . холодильника вышел коротышка в
свитере под мясницким белым халатом и в старенькой
тирольской шляпе. При виде меня он подпрыгнул едва не
до потолка.
— Вы ошиблись,— заявил он.— Мы не работаем.
Говорил он с легким акцентом.
— Я не ошибся, Ланде.
— Что такое... что вам, ребята, нужно?
— Каким ребятам?
— Не пытайтесь меня дурачить. Вы же из полиции.
Хотите сандвич с салями?
— Слишком жарко для салями. Я хочу с вами погово-
рить.
— Я болен... Я честный бизнесмен, у меня учет. Я не
нарушал правил парковки. Я плачу налоги и даю пожерт-
вования. Оставьте меня в покое.— Говорил он быстро и
бессвязно.
— Откуда у вас появились пятьдесят тысяч?
Он ударил себя ладонью в грудь.
— Это у меня?~Я что, похож на человека, у которого в
кармане лежат пятьдесят тысяч?
80
— Бебе недавно купила себе норковое манто, «кадил-
лак» — она же это не в лотерею выиграла?
— Вы не имеете права ' задавать мне вопросы — я
ничего не сделал.— Он пошел в дальний конец магазина и,
нервно запустив руку в бочку, выудил оттуда полную при-
горшню опилок.— У нас кое-какие сбережения в банке.
Когда со мной случился сердечный приступ, я сказал
жене — зачем мы бережем эти деньги? Мы же не сможем
взять их с собой в могилу! Давай потратим!
Он посыпал опилками разделочную колоду, потом снял
со стены стальную щетку и начал надраивать поверхность
колоды.
— Вилли, помните двоих ребят, которых грохнули в
Нью-Джерси — один из них перед смертью в больнице
успел кое-что рассказать. Сказал, что они вас ограбили и
отняли пятьдесят тысяч.— Это была наглая ложь, но он и
бровью не повел, а продолжал надраивать свою колоду,
держа щетку обеими руками.
— Сейчас мы передаем дело в налоговую инспек-
цию — эта информация их очень интересует.
— Что их интересует? Пусть кто-нибудь обнаружит у
меня доход в пятьдесят тысяч — я буду рад заплатить ему
половину.
— Ланде, вы, возможно, не в _ курсе, как работают
ребята из налоговой полиции и как они умеют вонзать свои
зубки, если только" получат в руки свеженькое дело.
Согласен, они могут и не найти документов на приход
наличности, но они же будут следить за вами в оба. Воз-'
можно, лет через пять вы решите, что уже все позади и
можно доставать деньжата из матраса. Но как только вы
купите себе новый дом, приобретете новую машину или
отправитесь в кругосветный круиз, они налетят на вас со
всех сторон как мухи на мед и не отцепятся, пока не
узнают, откуда у вас денежки.
Я с таким же успехом мог обращаться к стене. Ланде
отложил щетку и взмахнул тряпкой над колодой, чтобы
смахнуть последние опилки.
— Вилли, молодого полицейского, которому вы сразу
заявили об ограблении, избили до полусмерти вчера вече-
ром.
При этих слова\ Ланде подскочил как ужаленный: было
видно, что ему стоит больших усилий сохранить самообла-
81
дание. Мясник скрылся в холодильник, а вышел оттуда с
колбасиной. Он отрезал ломтик и начал его лихорадочно
пожирать, чуть не давясь.
Я подошел к нему. Он положил нож и знаком предло-
жил отрезать себе кусок. Я ударил его по жирной щеке,
так что он отлетел на несколько метров. Оглушительная
оплеуха может напугать такого колобка куда сильнее, чем
резкий хук в солнечное сплетение, который может выши-
бить из него дух. Надо только правильно шлепнуть — и
твоя жертва решит, что мир взорвался у нее прямо под
носом.
— Вилли, мы же не на пикнике — сейчас, не время
делать сандвичи...
Ланде пронзительно заорал. Лицо его перекосилось от
ужаса. Я совершил ошибку, ударив его вблизи двери. Он
вскочил на ноги, развернулся и выбежал на улицу. Через
мгновение он вернулся с двумя полицейскими, вопя:
— Заберите его отсюда!
Через распахнутую дверь я заметил патрульную
машину у тротуара. Один из полицейских, держась за
дубинкугрозно спросил:
— Ну что, приятель, ты тут делаешь?
— Да вот колбаску с Ланде едим.
— Он полицейский! Он мне угрожал и ударил! — орал
Вилли. Он был вне себя от возбуждения — вот-вот готов
был лопнуть.
— Значок есть? — спросил у меня второй.
Я не ответил.
— Выдаешь себя за полицейского? — спросил первый.
Оба были молодые и прослужили в полиции, наверное,
чуть больше пяти лет.
— Прочистите уши, ребята,— сказал я.— Я бывший
полицейский. На пенсии. Я Вилли и не говорил, что поли-
цейский. Спросите сами, говорил я ему или нет. Ну давай,
Вилли, скажи им, что ты не хочешь неприятностей, потому
что мы-то с тобой знаем, что у тебя могут возникнуть
большие неприятности, оч-чень большие!
Ланде пошатнулся, лицо его побагровело. Он мучи-
тельно о чем-то задумался. И задыхаясь, промычал:
— Да, мы тут колбаску решили поесть, а он меня хлоп-
нул...
— Ну так, по-дружески ткнул,— поправил я.
82
— По-моему, он пьян,— добавил Вилли.
— Он говорил, что служит в полиции?
— Нет, я никаких обвинений не предъявляю,— пос-
пешно брякнул Вилли.— Прошу вас, просто уведите его
отсюда — и все. Оставьте меня в покое.
— Он говорил, что полицейский?
— Скажи им, что ничего я такого не говорил,— посо-
ветовал я Вилли.
Один из патрульных обратился ко мне.
— А ты, дядя, закрой варежку, пусть он скажет.
— Нет... Он ничего не говорил... Нет! — промямлил
Вилли.
Первый повернулся ко мне.
— Как твое имя?
— Марти Бонд.— Я не совершил дурацкой ошибки —
не полез в карман за бумажником, чтобы доказать правоту
своих слов. По лицу полицейского было видно, что он
напряженно вспоминает, где же слышал это имя. Потом
спросил:
— Тот мальчуган из отряда добровольных помощников
полиции, которого вчера избили — твой сын?
Я кивнул.
Он приблизился к своему напарнику, и они стали шепо-
том совещаться, а Вилли все это время скулил:
— Полицейские, полицейские, каждый день в магазине
одни полицейские...
— Помолчи! — прикрикнул на него первый патруль-
ный.— Где тут телефон?
Ланде кивнул в сторону своего кабинета. Пока поли-
цейский звонил, второй стоял, подперев плечом дверь, и
вытирал потное лицо ладонью. Вилли зашептал мне на ухо:
— Прошу вас, мистер, оставьте меня в покое! Я же
больной человек! Я не понимаю, что вам нужно... Уйдите!
— То-то и оно, Вилли. От этих всех дел у.тебя или
случится еще один приступ, или ты получишь пулю про-
меж глаз.
Его лицо стало совсем красным, потом побелело как
полотно. Он схватился за колоду и осел на пол. Стоящий у
двери полицейский Кизрек:
— Ну вот, жара его доконала,— и пошел было к умы-
вальнику. Потом остановился и крикнул мне: — Эй, что
стоишь, принеси ему стакан воды!
83
Молодец! Хороший полицейский.
Я налил стакан воды и плеснул Ланде в лицо. Когда
второй полицейский вышел из кабинета, Вилли открыл
глаза и помотал головой, точно отправленный в нокаут
боксер.
— Хотите в больницу? — поинтересовался полицей-
ский.
Ланде сел, потом с трудом поднялся на ноги.
— Нет, не надо,— слабым голосом проговорил он.—
Я вызову своего врача. У меня в последнее время часто
бывают приступы...
— Кто твой врач? — спросил я.
— Помолчи! — крикнул хороший полицейский и
обратился к Вилли.— Вы уверены, что хорошо себя чув-
ствуете?
— Да. Да, я в полном порядке. Пойду домой и
отдохну.— Вилли огляделся вокруг.— Ребята, может,
хотите ливерной колбаски?
— Ничего удивительного, что вы потеряли созна-
ние,— заметил полицейский, который уходил звонить.—
На такой жаре колбаса вас в могилу сведет.— Qh указал
на меня пальцем.— Пойдемте, лейтенант Аш ждет вас в
отделении.
— Вы что, задерживаете меня?
— Перестаньте паясничать, Бонд. Вы не арестованы.
У меня приказ доставить вас в отделение.
— Я полагаю, пешком никак нельзя?
Мы вышли к патрульной машине. На ходу я обернулся:
Вилли в дверях не было, и я подумал, кому же это он побе-
жал звонить.
Я влез на заднее сиденье, а хороший полицейский пере-
местил кобуру на левый бок — чтобы она находилась
подальше от меня — и втиснулся рядом со мной. Он все
делал правильно, да забыл одну мелочь — ему следовало
меня обыскать. i
До отделения ехать было недалеко, и всю дорогу мы не
проронили ни звука. Дежурный сержант увидел нас и
пошел к лестнице, и, заметив, что хороший полицейский
двинулся следом за мной, сказал:.
— Все, вы свободны, ребята, можете ехать.
У Билла был невыспавшийся вид, и впервые за все
время нашего знакомства я видел на нем несвежую
/ 84
рубашку. Я сел на стул, он встал, закрыл дверь и, возвра-
щаясь к столу, спросил:
— Марти, скажи на йилость, ты совсем рехнулся?
— Давай обо мне потом. Я с самого утра пытаюсь тебя
застать. Ты что намерен сделать для обеспечения безопас-
ности Лоуренса помимо охранника под дверью его палаты?
— Скоро мы избавимся от этих добровольных помощ-
ников, глаза бы мои их не видели! Я же говорил: на хрена
нам их сюда...
— Погоди ты о добровольцах... Что с Лоуренсом?
— Я послал детектива опросить его знакомых. Обыч-
ная процедура.
— И все?
— Как все? -А что же ты от меня хочешь, Марти?
Чтобы я снял с задания всех моих ищеек — только потому
что какой-то пьянчуга или старый приятель твоего малыша
решил свести с ним счеты? У меня забот хватает со своими
малышами — Марджи говорит, сегодня у младшей всю
ночь температура была под сорок. Эти хреновы врачи,
когда они не понимают, в чем дело, всегда говорят:
«инфекция»! А тут еще эта заварушка с Андерсоном. Я уж
совсем, с ног сбился...
— Да, я вижу у нас тут многое изменилось. В мою быт-
ность, когда совершалось нападение на полицейского в
форме, помню, мы готовы были перетрясти весь город
вверх дном. Ты пойми: неважно, что на Лоуренсе была
самодельная форма. Нападавший, кто бы он ни был, счи-
тал, что малыш — полицейский! Уверен, ты еще даже не
опросил его!
— Врачи говорят, что с ним можно будет встретиться
только сегодня после обеда. .Марти, я всю ночь провел на
ногах, с пятерыми ребятами. Проверяли друзей Забияки
Андерсона. Марти, я же понимаю, что он твой сын — пусть
и приемный, но прости Господи, не поднимай бурю в ста-
кане воды. Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Я хочу, чтобы ты на минуту забыл о своем Забияке
Андерсоне и послушал меня. Я разговаривал с Лоуренсом
сегодня рано утром. Кто-то позвал его в подъезд дома...
— Да я все знаю. Это был богатый жилой дом, типа
многоквартирного особняка, большинство квартиросъем-
щиков в тот вечер отсутствовали. Никто ничего не слы-
шал, не видел — только какой-то артист с третьего этажа,
85 z
когда за полночь возвращался домой, нашел мальчишку в
подъезде. Мы проверили всех жителей. Никто из них маль-
чишку не знает. Все это приличные люди, никакого отно-
шения к преступному миру не имеют.
— Ты бы лучше здесь поискал, в своем хозяйстве. Кто-
то из работников вот этого самого учреждения мог нашеп-
тать кому надо, что Лоуренс выходит на внеочередное
вечернее дежурство.
— Может, за ним следили, может это просто сведение
личных счетов. Марти, у этих гражданских оборонцев своя
организация. Начальником у них какой-то отставной, вест-
пойнтец, крупная общественная фигура — вряд ли он заме-
шан в этом нападении. И не надо мутить воду на моем
участке своими завиральными идеями.
— У меня есть идея совсем бредовая. Вот послушай:
Лоуренс помнит только одно — он мельком видел этого
детину, и тот был похож на Дика Трейси...
— На Дика Трейси, Господи воля твоя...
— Слушай, Билл! Мне кажется, это сходство с Диком
Трейси — хорошая зацепка. Еще мальчишка помнит, что,
перед тем как ударить его, неизвестный несколько раз
выругался, назвал его «сволотой» — и при этом как бы
рычал, точно злая собака. Я подозреваю, что это был Боб
Деревня Смит.
Аш вскочил и ударил ботинком по ножке стола.
— Еще немного, и на меня придется надевать смири-
тельную рубашку! Ну скажи на милость — зачем такому
крупному деятелю мафии, как Смит, ходить ночью высле-
живать мальчишку из' вспомогательного отряда полиции?
— Я пока и сам не знаю зачем. Но тут я вижу массу
нестыковок. Мальчика обработал профессионал, а Боб,
как тебе известно, лучший по этому делу спец. Помнишь,
как называли Боба до того, как он стал большой шишкой?
Его называли Красавчик Смит. У него была смазливая
рожа — правильно очерченное, точно вылепленное, лицо.
Волевое лицо — как у Дика Трейси. И еще — он в город
попал откуда? Из глухомани, из горной южной деревушки,
и манера говорить, и выговор у него простонародный. Я-то
помню, что его любимым словечком было «сволота». Не
«сволочь», а «сволота»!
— Ерунда, Марти, видно, весь алкоголь, который ты за
всю жизнь заглотнул, размягчил остатки твоих мозгов! —
86
плаксиво заговорил Билл, точно обращался к умственно
отсталому ребенку.— Да в этом городе миллион смазливых
парней. И в одном только Бруклине живет миллиона
четыре выходцев из деревни, которые говорят «сволота»
вместо «сволочь». А что касается профессиональной
работы, то и это ерунда чистейшая. Да какой-нибудь
маньяк может отдубасить тебя почище всякого наемного
громилы.
— Нет, не может — и не забывай: я же главный авто-
ритет по дракам. Я еще соглашусь, что псих способен
убить быстрее, чем профессионал, но это же было'не
убийство, а только мордобой, предупреждение. Врач в
больнице сказал, что Лоуренса били всего несколько
секунд. И нападавший постарался хорошо — это точно
был профессиональный громила. Возможно, тебе это пока-
жется моей фантазией, но мне кажется, малыш с этим
своим чудным мясником вляпался в какую-то серьезную
историю, во что-то слишком опасное — вот Бобу Смиту и
пришлось его пугнуть. А Вильгельм Ланде врет напропа-
лую — никогда у него не было никакого сердечного при-
ступа, иначе вот только что с ним должен был бы слу-
читься новый... Но то, что он чего-то страшно боится,—
это факт.
Аш кругами ходил по своему обшарпанному кабинету.
Брюки у него были неглаженые, ботинки нечищеные.
— Марти, помолчи минутку, не надо делать скоропа-
лительных выводов. Мне твой мальчуган тоже очень по
душе, и я не собираюсь это дело спустить на тормозах. Но
сам подумай, что ты такое городишь: Деревня Смит — кон-
тролер синдиката. Даже если бы он захотел припугнуть
мальчишку-добровольца, ну не стал бы он сам мараться.
И он же не разгуливает просто так по улицам. Мы ведь
искали его в связи с убийством Забияки Андерсона — и
нигде не нашли. Что же до этой катавасии с мясником,
Марти, ты хоть сам понимаешь, что несешь? Господи, воля
твоя, да ведь этого Ланде никто и не грабил в этот раз: он
же не заявил об этом — а теперь ты хочешь мне доказать,
будто какой-то жалкий мясничишка нанял лучшего гро-
милу в мафии, чтобы тот набил морду юнцу-добровольцу
за то, что тот разнюхивал, про ограбление, которого не
было?
87
Я пожал плечами.
— Ну ладно, я же не утверждаю, что так все и было.
Да и сам я понимаю, что все это бред полнейший, но все же
стоит покопаться. Или что, Боб Смит уж такой великий,
что ты боишься лишний раз его потревожить в связи с пус-
тяковым делом?
— Э, не надо так разговаривать со мной. Да я бы что
хочешь отдал за то, чтобы поймать за хвост этого
громилу — на чем угодно. Марти, ты же меня ле первый
год знаешь: я не герой, конечно, но я никогда не малодуш-
ничал перед опасностью и не давал задний ход. Я поручил
одному своему сотруднику работать над делом Лоуренса,
но сейчас с этим убийством Андерсона, когда весь город
взбудоражен, я просто не могу найти лишних людей. Ты не
думаешь, что причиной нападения на мальчишку могло
быть все, что угодно: пьяница, городской маньяк, а может,
еще кто-то из знакомых мальчишки, о ком мы ведать не
ведаем.
— Не надо мне эту туфту лепить, Билл, я уже по уши в
этих соплях.
Он перестал ходить по кабинету и подошел ко мне
вплотную.
— Ну чего это ты так уперся, почему ты так уверен в
своей правоте, а, Марти? Ты Лоуренса видишь в первый
раз за последние десять лет, если не больше. Ты же о нем
ничего не знаешь. Он хороший парень, и я не хочу сказать,
что он в чем-то замешан, пойми. Но в то же время я не
собираюсь бросать все дела и црверить в эту чушь про
жалкого мясника и крупного деятеля мафии, которые
якобы сговорились подстеречь на улице и избить какого-то
мальчишку, у которого в тот вечер не было даже полномо-
чий члена отряда гражданской обороны. Он для нас просто
обычный житель Нью-Йорка, пострадавший в уличной
драке. Но поскольку я лично знаю этого малыша, я делаю
больше того, что был бы обязан сделать для поимки мер-
завца, который его. отделал.
Я встал.
— Пока, Билл.
— Я тебе больше скажу, Марти... Закрой-ка дверь.
. Я захлопнул дверь и прислонился к дверному косяку.
Мой желудок подал о себе знак.
88
Аш бросил взгляд на пропотевшую измятую рубашку,
точно вдруг осознав, что всю ночь провел без сна. Потом
он перевел взгляд на меня и попытался улыбнуться.
— Марти, мне очень нелегко это тебе говорить, потому
что как-никак мы с тобой друзья уже много лет. Я знаю; у
тебя мерзкий характер, чуть что, ты срываешься. Может,
твоя грубость когда-то служила мне надежным щитом,
когда мы с тобой вместе по городу ходили. Марти, я
никогда не пытался себя обманывать. Я знаю: мне повезло
и...
— Слишком жарко сегодня^ для длинных речей — что
ты хочешь мне сказать, Билл?
— Только то, что ты больше не служишь в полиции,
Марти, и не имеешь права врываться к людям в дом,
допрашивать их и раздавать оплеухи. Короче, ты не
имеешь права считать себя вершителем правосудия. Твои
действия, Марти, не всегда были законными, когда у тебя
был значок. Но сейчас-то у тебя и значка нет. Я понимаю,
у тебя на душе скверно из-за парня... Черт, Марти, ради
твоего же блага, я тебе говорю прямо — не заставляй меня
применить к тебе меры... Здесь мой участок, и я уже давно
чувствую себя как карась на раскаленной сковороде. Если
я еще раз узнаю, что ты играешь в полицейского, мне при-
дется тебя посадить.
— Видно, золотой блеск твоего значка совсем тебя
ослепил, Билл. Тут имеется один нюанс, которого ты не
видишь. Для меня в этом деле есть кое-что поглавнее, чем
просто месть за мальчишку, вообразившего себя бравым
полицейским,— притом, если тут действительно замешан
Деревня Смит. Мы с тобой загребли в свое время немало
молодчиков, иногда среди них попадалась рыбешка
покрупнее, но в основном-то мелюзга, шестерки. И вот
наконец мне предоставилась возможность выловить огром-
ную рыбину — целого кита. Может быть, он перевесит всех
слюнтяев, за которыми я всю жизнь охотился.
Аш вытаращил на меня глаза, его лицо напряглось, но
через секунду разгладилось, и он от души рассмеялся.
— Это что-то новенькое. Вот уж никогда не думал, что
стану свидетелем угрызений твоей совести — я-то думал,
твоя душа выкована из стали. Марти, я тебе > нотацию
читаю не потому, что мне это нравится. Но у меня ни на
что другое нет времени, пока это дело Андерсона не...
89
— Смерть Забияки для меня — просто очередная газет-
ная новость из криминальной хроники. Еще одним подон-
ком стало меньше...
Билл вздохнул.
— Ладно, Марти. Расследование смерти Забияки —
моя работа, и мне надо за нее приниматься. Но запомни: я
тебя предупредил, чтобы ты перестал играть в полицей-
ского.
— Тогда и я тебя должен предупредить, Билл, при-
ятель. Прочь с моей дороги, иначе тебе будет плохо! —
С этими словами я вышел из кабинета.
Спустившись на первый этаж, я остановился у стола
дежурного сержанта и спросил:
— А где у вас тут сидит ответственный за бригаду доб-
ровольных помощников полицейских?
— Полковник Флэттс сейчас в городском управле-
нии — занимается переводом своих ребят на более спокой-
ный участок.
— Флэттс? А зовут его как?
— Фрэнк Ф. Три «ф» — наверное, мать специально так
подгадала.
Я вышел на жару, купил пару пачек мятных таблеток,
съел мороженое, выпил стакан содовой и поехал на авто-
бусе-в бюро лицензий. Мне повезло — один из старожилов,
который меня помнил — еще не ушел на обед, и я повел его
в ближайшую забегаловку, купил ему большой-преболь-
шой сандвич и пару пива, выслушал во всех подробностях
рассказ о выпавшей матке у его жены, после чего отдал
ему список клиентов Ланде, сказав, что зайду к нему
попозже узнать имена истинных владельцев всех этих
заведений.
Потом я объехал на такси несколько рюмочных непода-
леку от Бродвея в поисках двух хороших ребят, которые
когда-то были моими платными информаторами. Но «ког-
да-то» на самом деле было шесть лет назад, и моих ребят,
конечно, уже и след простыл. Потом я позвонил знакомому
детективу в полицейское отделение на Среднем Манхэт-
тене —я хотел попросить его проверить досье на Лу Фран-
кони. Но узнал, что он полгода как уволился, черт бы его
побрал.
Тогда я позвонил Дот и спросил, где мне найти дев-
чонку, с которой в последнее время встречался Лоуренс.
90
— Она работает в приемной адвоката по фамилии
Лампкин около Чемберс-стрит. А зачем она тебе? —
Теперь голос Дот немного повеселел.
— Да обычное дело, нельзя упустить ни малейшей
мелочи — беда в том, что надо бы шестерых таких, как я,
бросить на эти мелочи... Ты была в больнице сегодня?
— Я звонила. Лоуренс спокойно спит после того, как
ты с ним повидался. Это мне врач сказал. Марти, я вчера
ночью была немного перевозбуждена, но поверь: я тебе так
благодарна.
— Ладно-ладно. У меня свой резон этим заниматься.
Дот, ты не знаешь: мальчик не вляпался ни в какую исто-
рию? Я, конечно, знаю, он не такой, но дети сегодня... черт
их разберет... Он не якшался с уличной шпаной, не свя-
зался с какой-нибудь шайкой? — Напрасно я задал такой
вопрос матери.
— Нет, конечно. И Лоуренс уже не мальчик — он муж-
чина.
— Это уж точно. Слушай, как зовут его малышку?
— Хелен Сэмюэльс.
— Ты не хочешь его отговорить жениться на
еврейке? — спросил я и услышал ее тяжелый вздох.
— Марти, ты все никак не повзрослеешь.
— Милая, мне уже поздно взрослеть. Увидимся в боль-
нице.
Я отправился на подземке на Чемберс-стрит. В теле-
фонной будке нашел адрес Лампкина. Он снимал этаж на
пару с другой командой адвокатов. Симпатичная больше-
глазая девушка с объемистой грудью сидела за столом в
приемной. На ее приветствие я спросил:
— Вы Хелен Сэмюэльс?
— Да,— в ее глазах возникло то опасливое выражение,
которое появляется во взгляде любого добропорядочного
гражданина при разговоре с «официальным лицом».
— Я Марти Бонд, отчим Лоуренса.
— Он мне много про вам рассказывал.
— Мы можем поболтать немного? Здесь можно? Или
вам туг неловко?
— Можно здесь. Я только что звонила в больницу.
Ларри уже получше.
— Послушайте, Хелен, вы про меня знаете — я быв-
ший полицейский. Я самостоятельно пытаюсь выяснить,
91
кто избил Лоуренса. Мне приходится проверять все воз-
можные зацепки, поэтому я задам вам несколько вопросов,
которые, наверное, покажутся вам глупыми, но отвечайте
мне правду.
— Я понимаю. Что вы хотите узнать, мистер Бонд?
— Вы давно знакомы с Лоуренсом?
— Ну... около трех лет. Мы познакомились в кол-
ледже.
—Он не был замешан в какой-нибудь неприглядной
истории? Только не торопитесь отвечать «нет» — поду-,
майте. Многие молодые ребята в наши дни пробуют нарко-
тики — просто ради интереса, по дурости влезают в сомни-
тельный бизнес...
— Нет, Ларри совсем не такой. Я абсолютно .уверена.
— Хорошо, абсолютно так абсолютно. Он не играет в
азартные игры?
— Нет, конечно. Иногда- мы играли в бридж или в
покер по полцента. И все. \
— А откуда у него деньги?
— Какие деньги?.. А, так мы тратили мое жалованье.
Это очень коварный вопрос.
— Скорее бестактный. У вас есть еще знакомые'-маль-
чики, которые ревнуют вас к...
— Нет. С тех пор как я познакомилась с Ларри, я
больше ни Гкем не встречаюсь.
— Лоуренс хотел... хочет стать адвокатом. Он не инте-
ресовался политикой, не посещал политические клубы?
— Никогда. Понимаете, он не собирается быть практи-
кующим адвокатом. Он мечтает стать полицейским.
— И как вам его мечта?
Она покачала головой.
— Не очень. ’Поначалу я не очень это одобряла. Но
потом, когда я поняла, как серьезно он относится к работе
правоохранительных органов, я сама захотела, чтобы он
стал офицером.
— Поверьте, ему бы лучше стать практикующим адво-
катом. И еще, у вас разные вероисповедания — ваши роди-
тели не возражают против вашей дружбы с Лоуренсом?
— После того, как они с ним познакомились,— нет. И у
меня нет братьев, которые могли бы невзлюбить Ларри.
— Погодите, не опережайте мои вопросы. Мне необхо-
димо вас об этом спросить. Не знаете ли вы кого-нибудь,
92
кто мог бы по. какой-то причине питать враждебные
чувства к Лоуренсу? Может быть, его коллега по граждан-
ской.обороне, может быть, какой-то парень в колледже —
словом, кто-то, кто его не любит?
— Нет, никого нет.
— Спасибо, вы мне помогли. До свидания.
— Я вам правду сказала...
— Я понял. Вы действительно мне очень помогли. Спа-
сибо.
На улице я выпил стакан кофе со льдом и начал вспо-
минать имя напарника Лоуренса пр гражданской обороне,
с которым он был на дежурстве, когда Ланде заявил об
ограблении. Память меня не подвела: имя всплыло в мозгу
тут же — Джон Брит. Я пролистал телефонный справочник
в ближайшем автомате, но никаких Бритов не обнаружил.
Потом, не теряя времени, я зашел к своему знакомому в
бюро лицензий. Он показал мне список владельцев, но на-
сколько я мог судить, ни один из них не был связан с
мафией.
Я зашел в бар и заказал гамбургер. Возможно, давно
отойдя от сыскных дел и постарев, я утратил былые
повадки и нюх, но я себя ощущал беспомощным щенком.
Билл был прав: я носился с идеей выследить Деревню
Смита точно сыщик из детских комиксов. Если в этом деле
замешан Боб, непременно должно было найтись какое-то
связующее звено между моим мальчишкой и мафией либо
же между Ланде и преступным миром. Мальчишка вроде
был чист, а какое дело синдикату до вшивого мясника-
немца? Заведение Ланде может, конечно, быть подпольным
игорным домом, но в таком случае его шофер намекнул бы
мне об этом — если, разумеется, сам не участвовал в деле.
Но это вряд ли: лавка Ланде уж слишком далеко располо-
жена от оживленных мест, а портовые бросают кости
прямо в доках. И все же какая-то связь должна была суще-
ствовать, иначе Смита пришлось бы вычеркнуть — как
•пришлось бы отказаться и от его маленькой услуги, на
которую si очень рассчитывал.
Я нашел Фрэнка Ф. Флэттса в телефонной книге — он
жил в фешенебельном квартале на Ист-Сайде. Я решил
попытать счастья и отправился туда на подземке. Полков-
ник занимал квартиру в многоэтажке, вход в которую
охранялся швейцаром и сидевшим на коммутаторе парнем
93
с оскалом смерти вместо рожи. Флэтт был дома и, когда
услышал, что я отец Лоуренса, тотчас же согласился меня
принять.
Вид у него был внушительный. Прилизанные седые
волосы, прямой нос и губы точно два лезвия, плотный сте-
ганый халат и шлепанцы. Держался он так, точно жердь
проглотил — военная выправка сразу бросалась в глаза.
И еще он был денежным мешком — даже дворецкого дер-
жал.
Разумеется, говорил он четко и веско, как и подобает
представителю привилегированного сословия: каждое
слово он словно откусывал и обсасывал.
— Мой друг, я вам не могу передать, как меня рас-
строило известие о случившемся, и уверяю вас, я предпри-
нимаю все возможное для розыска негодяя.— Он просвер-
лил взглядом мою пропотевшую рубашку и потрепанный
пиджачишко.
— Полковник, не стоит понапрасну сотрясать воздух.
Я же сам бывший армейский офицер...
— Кадровый?
— Нет, случайно проскочил из призывников сразу в
штабные... И еще я отставной полицейский.
— В таком случае вы должны понимать, сколь сильно
меня опечалило...
— Полковник, разрешите вам прямо сказать, зачем я
пришел. В бытность моей службы в полиции я считался
классным детективом. Но сейчас я вижу, что работать в
одиночку — занятие не из легких. В старые времена, когда
я шел по следу, управление обеспечивало меня дюжиной
помощников, которые разрабатывали второстепенные
улики. Но сейчас я впервые столкнулся с тем, что не могу
распутать дело в одиночку.
' — Можете рассчитывать на мою помощь. Я полагаю,
что ваше самолюбие гражданина должно быть...
—, Вот это именно то, что мне нужно — ваша помощь и
ваше влияние. Полиция в настоящее время занята своими
делами: они мне не собираются помогать. Я полагаю, вы
можете оказать на них некоторое давление и заставить их
помочь мне добыть кое-какие интересующие меня факты.
Я бы хотел, чтобы они проверили кое-какие досье. К при-
меру, меня интересует один из ваших подопечных, Джон
Брит, который в ту ночь ходил с Лоуренсом...
94
— Друг мой, нет никаких оснований подозревать в
чем-либо моих людей — прежде чем принять их в наши
ряды, мы их всех подвергаем тщательной проверке. Что же
касается полиции, то, увы, они с нами не очень-то сотруд-
ничают и ни в малейшей степени, не оценивают по до-
стоинству нашу службу. Я не имею в виду какое-то кон-
кретное должностное лицо, а все управление в целом. Они
нас принимают за каких-то шутов гороховых, за досадное
бремя, всячески принижая эффективность нашей деятель-
ности...
— Полковник, полиция расследует громкое убийст-
во — они только им и занимаются. По правде говоря, у них
вечно работы по горло, потому-то им и недосуг больше
внимания уделять вашим воспитанникам. Но я пришел не с
этим. Я знаю о вашем высоком положении' и влиянии, не
говоря уж о вашей должности в гражданской обороне.
Я просто хочу, чтобы вы нажали на только вам ведомые
пружины, и настояли, чтобы управление работало во взаи-
модействии с вами — вот тогда вы и сумеете добыть инте-
ресующие меня сведения.
Он покачал головой.
— Мистер Бонд, уверяю вас, мы, добровольные по-
мощники полиции, делаем все, что в наших силах, чтобы
расследовать это нападение на вашего сына. Кроме того, я
убежден, что городская полиция не...
— Полковник, но вы же только что пообещали оказать
мне всяческое содействие. Я ведь прошу только об этом.
— Я окажу вам всяческое содействие в рамках моей
компетенции. Что же касается нажатия пружин, использот
вания моего влияния, как и самое понятие фаворитиз-
ма — то я всегда был против этого. Я сделаю все, что в
моих силах, соблюдая должную субординацию.
— Какую субординацию? Полковник, да в каком мире
вы живете? Надо же срочно предпринимать шаги — сейчас,
сегодня, самое позднее завтра, иначе так мы ничего не раз-
гадаем.
— Как бывший офицер, вы должны понять мою пози-
цию. Я же не могу...
— Я не желаю понимать вашу позицию — мы же не в
шашки играем! Я только прошу вас сделать для меня не-
сколько телефонных звонков. Это займет у вас не более
двух часов, и с добытой вами информацией я смогу пойти
95
по нужному следу и проигнорировать массу ложных сле-
дов. Вы сделаете это?
— Если вы конкретно скажете, что вам нужно, я пред-
ложу полицейскому управлению.^.
— Флэттс, вы знакомы с полицейским комиссаром или
с кем-нибудь из его хороших друзей?
— Как ни удивительно, с полицейским комиссаром я
довольно хорошо знаком. Я, кроме того, знаком и с мэром,'
но я решительно отказываюсь понять...
— Прошу вас, позвоните комиссару прямо сейчас, и
попросите его выделить вам в помощь детектива!
— Помилуйте, но я не вижу причины...
Тут я направился к двери, бросив на ходу:
— Полковник, видно, орлы, .прилетевшие вам на
плечи, на лету снесли вам кое-что... голову!
Он обомлел и, пока собирался с мыслями, чтобы что-то
мне возразить, я закрыл за собой дверь.
Нужно было проверить одну вещь, для чего мне потре-
бовалось -бы сделать массу телефонных звонков, поэтому я
отправился в «Гровер». Дьюи уже заступил на смену.
— Кинг оставил тебе записку. Если ты не позвонишь
ему сию минуту, считай, что тебя уволили.
— У меня нет времени на выяснение отношений с этой
оголодавшей мышью. Ночью все было в порядке?
— Один из клиентов Барбары пытался распивать
спиртное в вестибюле, но ушел после того, как я ему
запретил. Не понимаю, что стряслось с Лили — уже второй
день она не выходит на работу. Да, приходил этот самый
доктор Дюпре, просил тебя позвонить. Марти, сходи к
врачу — ты,-верно, и впрямь болен, если готов потерять
такое теплое местечко...
— Ты обо мне не беспокойся, Дьюи. Соедини мой теле-
фон с городом. 1
' Я разделся и принял ванну, потом начал обзванивать
старых знакомых-сослуживцев. Это у меня заняло час, и я
раз двадцать^подробно ответил на вопрос «Марти-дружи-
ще, где ты столько лет пропадал?» — прежде чем нашел-
таки одного хмыря, у которого был свой человек в Службе
'иммиграции. Он дал мне телефон, и через несколько минут
я получил желаемую информацию — грош ей была цена.
Настоящее имя Ланде оказалось Ланденберг. Он прибыл в
Соединенные Штаты 1с женой в конце тридцатых. Его род-
96
ственник, проживающий в Джерси-сити — Герман Бох-
штейн — каменщик, переквалифицировавшийся в строи-
тельного подрядчика,— выступил его поручителем при
выдаче тому вида на жительство.
Вот и все — я потерял целый день, гоняясь за тенями.
Я лег, но из-за жары заснуть не удалось. Было начало
пятого, и я решил пойти в больницу проведать Лоуренса и
потолковать с ним.
. Дыои крикнул мне вдогонку:
— Когда тебя ждать?
— Не знаю.
— Что передать Кингу, если он будет звонить?
Я сказал, что именно передать, и ушел. На улице было
точно в бане. Я шел по направлению в Седьмой авеню.
Впереди меня шагала одна из наших горничных — крупная
мулатка. Когда я стал ее обгонять, она бросила мне:
— Ужасная жара, а, .мистер Бонд? А эта Лили — ее
нет, и нам приходится работать за двоих.
— Везде сейчас трудно. Может быть, она выйдет
завтра.
— Не выйдет — лучше бы вы наняли еще одну горнич-
ную, а не то я уволюсь.
Она свернула за угол, а я, не пройдя и пятиста шагов,
вдруг спиной почувствовал за собой слежку. Никогда еще
меня не обманывало это чувство — что за мной хвост. Из-
за жары улицы были пустынны. Я стал петлять, как это
обычно делается для запутывания следов, но мой хвост не
отставал. Наконец я спустился в первую попавшуюся стан-
цию подземки и бросил жетон в замок турникета. На плат-
форме было человек десять, и я стал пристально наблюдать
за турникетом. Никого. Вошла только пожилая дама. И все
же я точно знал, что за мной следят.
Я вскочил в первый же поезд —'это был экспресс на
Бронкс. Только сев на скамейку,, я почувствовал, как
вспотел от этих гонок. Я намеревался уйти от хвоста,
выйдя на Таймс-сквер, там сесть на другой поезд или на-
оборот пропустить поезд... Но потом я придумал трюк
получше. Было слишком жарко для таких кульбитов, и я
решил прокатиться со своим хвостом прямехонько до Гар-
лема. .
В свое время я работал в Гарлеме всего каких-то не-
сколько дней — и слава Богу: в этом районе у меня под-
4 Охота обреченного волка
97
жилки, начинали трястись. Я все время чувствовал себя там
точно живая мишень: белый на улицах Гарлема мог быть
только легавым. Я знавал полицейских, которым очень
даже нравилось работать в Гарлеме, но меня увольте.
Я ожидал нападения в любую секунду, и ни на мгновение
меня это опасение не (вставляло.
Я попытался было рассмотреть своего филера в вит-
рине — не так уж много на гарлемских улицах было белых
прохожих. Но не смог. Оставалось только надеяться на то,
что он вроде меня, тоже пугливый.
Лили снимала комнату в жилой пятиэтажке. У входной
двери притулилось порядка десяти звонков. Я позвонил ей
четыре раза — ибо табличка против ее фамилии указывала
именно это количество — и она еще не успела связаться со
мной по домофону, как дверь раскрылась и из подъезда
вывалились два здоровенных негра угрюмого вида. Когда я
входил, они бросили на меня такой взгляд, точно вдруг
решили вернуться и преградить мне путь. Но они, ни слова
не говоря, спустились по ступенькам крыльца.
По лестнице, пропахшей ароматами многочисленных
жильцов, я поднялся на третий этаж, не понимая, какой
черт меня сюда принес. Дело было не в деньгах — зачем
мне теперь деньги? — просто мне не давала покоя мысль,
что меня надули: ч не отдавали должок.
Из приоткрытой двери высунулось темное лицо Лили, и
насколько я мог разглядеть ее в полумраке, она стояла в
ночном халате. Увидев меня, она заволновалась, но-даже и
не подумала раскрыть дверь пошире.
— Привет, Лили!
— Что вы здесь делаете, мистер Бонд?
— Да вот зашел поболтать с тобой, но не на лестнице
же.
— Я не одета и не могу принять у себя мужчину. Не-
ужели в отеле не верят, что я заболела? Я простудилась —
очень, сильно. Когда выйду на работу, принесу свиде-
тельство от моего врача...
— Хватит, Лили! — я понизил голос.— Ты же пони-
маешь, зачем я пришел. Где мои бабки?
— Какие... деньги, мистер Бонд? — громко спросила
она, и ее вопрос эхом прокатился по подъезду.
98
Если ее комната окнами выходила на улицу, я мог бы
рассмотреть свой хвост, хотя вряд ли он такой балбес, чтоб
стоять и ждать меня около дома.
— Позволь войти, мы спокойно поговорим.
— Нет, я вас не пущу. Вы опять пьяны, мистер Бонд?'.
— Не распускайся! Что значит — опять пьян?
— А что значит «не распускайся»? Я плохо себя чув-
ствую, а тут сквозняк. Что вам надо?
— Слушай, Лили, я сделал тебе одолжение. Я для тебя
стребовал пятерку с тех пьянчуг — и так ты мне платишь
за услугу. Вот так с вами всегда — хочешь с вами по-хоро-
шему...
— Что значит: с вами? А вы, что же, мистер Бонд, осо-
бенный какой-то?
Мне этот разговор начал надоедать.
— Ладно, хватит болтать. Ты собиралась поставить за
меня доллар на 506, помнишь?
— Помню.
— Тогда выиграл 605.
— Ну и что?
— Лили! — я старался не повышать голос.— Никто
никогда не ставит простой. Ты же ставила на комбиниро-
ванный — то есть мне из каждого доллара выигрыша на
605 полагается около пятнадцати центов — гони мои семь-
десят пять долларов.
— Вы определенно пьяны! Я поставила на 506 простой.
Как всегда. И если бы выиграла, принесла бы вам ваши
деньги, даже если б мне пришлось выходить из дому с тем-
пературой.
— Лили, ты меня что, за дурачка считаешь? Мне
неприятности не нужны, но...
— Я опять заболею на таком сквозняке! — Она собра-
лась захлопнуть дверь, но я всунул башмак между дверью
и косяком. Округлив глаза, она спокойно произнесла: —
Мистер Бонд, уберите ногу. Это вам не «Гровер». Вы тут
не командуйте!
— Тише ты можешь говорить! А то...
— Авы меня не пугайте, грубятина! Если собрались
выкопать мне могилу, то советую выкопать еще
одну — для себя!
Я вдруг так перепугался, что потерял дар речи. Потом
спросил:
99
— Лили, почему это ты так сказала: «вырыть могилу
для себя»? У меня что-то в лице такое... Скажи, Лили, черт
с ними, с деньгами, скажи, почему ты так... «Выкопать
могилу для себя».
Я убрал ногу, и она тут же захлопнула дверь. На мгно-
вение дом замер, потом я услышал скрип открываемых на
всех этажах дверей и приглушенный шепот. Я огляделся.
Сверху на меня смотрели испуганные детские глаза.
Я повернулся и стал спускаться по деревянным сту-
пенькам, застланным протертой ковровой дорожкой, зная,
что все обитатели этой норы навострили уши, прячась
за дверями своих квартирок. Я чуть ли не бегом выско-
чил на улицу и зашагал по тротуару. Когда я дошел
до Леннокс-авеню, все мои страхи рассеялись, и я уже
сердился на свою пугливость. Черт побери, я же на
своем веку не одного черномазого поставил на место и
никогда...
А на Леннокс меня точно холодным душем окатило —
ко мне вновь вернулось ощущение, что за мной следят. Тут
я чуть не рассмеялся. Если мой филер хотел вызнать, на
кого я работаю,— а скорее всего так оно и было,— эта
прогулка в Гарлем, конечно же, должна озадачить неведо-
мого организатора этой слежки.
Может быть, Лили и впрямь поставила на 506 простого,
но мне-то какая разница — там, куда я собираюсь, за
деньги все равно никаких развлечений не получишь.
Я доехал на подземке до Четырнадцатой улицы. Из
«Сент-Винсента» позвонил в полицию и попросил Билла.
— Какого черта тебе потребовалось приставлять мне
хвост? — поинтересовался я у него.
— Хвост? А зачем мне... Слушай, Марти, ты можешь
меня оставить в покое раз и навсегда? Мне опять в управ-
лении устроили головомойку. Я и думать про тебя забыл!
— Не вешай мне лапшу на уши! За мной сегодня увя-
зался хвост.
— Может, это Дик Трейси тебя выслеживает? — рявк-
нул Билли и бросил трубку.
Выйдя из телефонной будки, я обтер влажным платком
вспотевшее лицо и усмехнулся. Теперь, удостоверившись,
что это не Билл привязал ко мне своего человека, я понял,
что пора носить с собой «пушку». Рыба начала клевать, да
так настойчиво, что мне, тухлому рыбаку, светило выта-
100
щить акулу... из семейства людоедов. Деревня Смит будет
моей снотворной таблеткой, моим...
«Выкопай для себя могилу!» Почему же эта больная
негритянка назвала меня.грубятиной?
Глава 4
Кто бы первым ни сказал, что юность лучшее лекарст-
во, попал в точку: можно было только диву даваться, как
быстро Лоуренс выкарабкивался. Всего через сутки после
побоев он почти совсем оправился. Конечно, он еще был
лежачий, но голос у него уже окреп, и с лица сняли
повязки. Теперь я увидел его заплывшие глаза, разбитые
губы и цыплячью шею. Врач сказал, что больше внутрен-
них повреждений не обнаружено, но тем не менее выйти из
больницы Лоуренс сможет не раньше, чем через месяц.
Увидев, как заблестели его глаза при виде меня, когда я
подзел к его кровати и стал рассказывать о своих догад-
ках, в том числе и о Бобе Смите, я почувствовал к нему
острую жалость. Может быть, всему виной была эта его
худющая шея, что торчала из-под бинтов. Как бы то ни
было, я решил раз и навсегда отговорить мальчишку от его
вздорных замыслов.
Лоуренс выслушал меня, не прерывая, и наконец про-
изнес:
— Не знаю, Марти. Ты же сам говоришь: самое глав-
ное — это связующее звено, а какое отношение может
иметь Ланде к крупнейшему преступному синдикату? Тут
я целиком согласен с лейтенантом Ашем — как-то это все
не вяжется.
— Да, не вяжется — пока. Но вот за мной сегодня была
слежка. Это значит, что утром, как только я вышел от
Ланде, он сел на телефон и кому-то нажаловался. Какому-
то очень крупному деятелю, потому что посадить
хвост — удовольствие дорогое.
Он кивнул.
— Будь осторожен, Марти. Хотя я знаю, тебе любая
трудность по плечу. Не понимаю, почему Аш с тобой отка-
зывается работать... Правда, ты говоришь, он сейчас очень
занят. Есть новости об убийстве Андерсона?
— Я пока не читал газет и радио не слушал. Вот что,
Лоуренс, обещай мне, что, когда отсюда выберешься, ты
101
бросишь свою гражданскую оборону и не станешь гото-
виться к полицейским экзаменам...
Тут его глаза буквально полыхнули злостью.
— Почему? Только оттого, что меня подстерегли в
темном переулке и отдубасили, ты считаешь, я недоста-
точно... крутой, чтобы стать полицейским? — Он прогово-
рил это жестко, почти с вызовом.
— Лоуренс, что это за детский разговор. Ты хоть
знаешь, что такое «крутой»? Это значит «перепуганный».
Чем круче парень, тем он трусливее. Я сам это впервые в
жизни понял позавчера вечером — меня словно носом
ткнули в грязь. Так что давай не будем вести эти детские
разговоры насчет того, кто крутой и бравый. Так ведь
только в кино бывает. Я хочу, чтобы ты выбросил из
головы весь этот бред насчет полиции, потому что ты
умный парень, а служба в полиции тебе только душу испо-
ганит. Я прошу тебя выбросить это из головы точно так
же, как я бы попросил тебя выбросить из головы мечты о
любой недостойной работе.
— Это что-то новенькое: Марти — ненавистник поли-
цейских! — сказал он, иронически улыбаясь одними глазами.
— Я полицейских вовсе не ненавижу, просто нас
иногда просят выполнять бесполезную работу. Дети стано-
вятся воришками оттого, что их одолевает скука или
хочется острых ощущений или просто кулаками помахать,
но главным образом по причине их нищеты. Ну и что — ну,
засадишь ты их за решетку, а они оттуда выйдут такими
же нищими, какими были, и дети их тоже будут нищими и
так далее до бесконечности. Скажи мне, каких таких доб-
рых дел можно ждать от наших полицейских и от нашего
правосудия без искоренения первопричин нарушения
законности?
Разбитые губы разъехались в подобие улыбки, а взгляд
стал нежным, как у девушки.
— Марти, ты меня поражаешь. У тебя, оказывается, за
маской крутого бесстрастного дядьки кипит возмущенная
социальная совесть!
— Ничего социального у меня нет! Я просто пожил на
этом свете и кое-что повидал.
— Я очень рад, что ты понимаешь важность социаль-
ного благополучия. И ты абсолютно прав — в лучшем слу-
чае законы являются только ширмой, скрывающей глубо-
102
кие недуги общества. И пока у нас не наступила утопиче-
ская эра всеобщего благоденствия, я буду уважать закон и
делать все, что в моих силах, чтобы он действовал и испол-
нялся.
— Ты' шутишь! Я уже как-то тебе пытался объяснить,
что и часа не проходит, чтобы какой-нибудь среднестатис-
тический гражданин не нарушил какой-нибудь закон — то
он на тротуар плюнет, то он засмолит сигаретку в под-
земке, то он голышом появится в подъезде собственного
дома. Ты же не можешь способствовать выполнению всех
без исключения законов, потому что для этого ни у кого
нет ни времени, ни средств. Полицейскому приходится
закрывать глаза на некоторые вещи... а полицейский с
закрытыми глазами уже не может считаться хорошим
полицейским. Такого зверя в природе просто нет.
Я вдруг подумал: и какого черта я все это доказываю
глупышу. Меня охватила вдруг усталость и раздражение
от нашего дурацкого спора — передо мной лежал несчаст-
ный герой комиксов, которому доставало сил прекословить
мне.
— Ты не прав. Ты же был хорошим полицейским, на-
стоящим профессионалом своего дела. И до сих пор мог им
быть. Ты же занимаешься делом... о нападении..; всего
день, а уже сумел сузить круг подозреваемых и свести все
версии к одной, и на этом пути тебя ожидает удача. Это же
и есть точная профессиональная работа полицейского.
— Лоуренс, мальчик, да я просто пустоцвет. Вот что я
пытаюсь тебе втолковать! И всю свою жизнь был таким, да
только понял это лишь совсем недавно. И хочу тебе прямо
сказать, пускай даже мои слова будет тебе неприятно
услышать. Я полагаю, ты и Билла Аша считаешь хорошим
полицейским.
— Конечно. Мне кажется, он способный, трудолюби-
вый и уравновешенный.
— Тогда я тебе расскажу, каким он еще может
быть — каким ему приходится быть. После того, как
меня... мм... как я вышел в отставку, мне нужна была
работа, а я кроме ремесла полицейского ничего не
знал...— Я говорил медленно, чтобы он не пропустил
одного моего слова,' потому что я ему собирался поведать о
малоприятных вещах.— У меня не было нужных связей
получения работы в частных компаниях, не было подъем-
103
них, чтобы набрать собственную клиентуру. Мне остава-
лось быть либо охранником в банке — ходячим револьве-
ром — или попытать счастья где-то еще... ну, вот я и
нанялся в службу безопасности в «Гровер». Ты видел эту
дыру. Во многих маленьких отелях вроде него вообще нет
своей охраны. Ты хоть знаешь, чем я там занимаюсь на
самом деле? Я что-то вроде вышибалы и сутенера в одном
лице. Понял: я — су-те-нер!
В его глазах появилось удивленное выражение.
~ Ты шутишь! Что за ерунду ты мне рассказываешь,
Марти!
— Ерунду, которую иногда называют правдой, малыш.
У нас там каждую ночь работают от трех до десяти, а то и
больше девочек, а деньги за их работу текут в бюджет
одного из самых уважаемых в городе владельцев недвижи-
мости. Ну что ж, мне пришлось согласиться на такую
работу, а иначе вообще никакой бы работы мне не све-
тило. А теперь давай перейдем к Биллу Ашу. Когда мы
были напарниками, мы делились с ним подношениями,
так ничего особенного — рубашка, или шляпа, или бес-
платный обед, или бутылек. А бывало, приезжаешь на
место ограбления и видишь: на полу полным-полно бан-
кнот валяется — ну и утянешь себе пару-тройку пока
никто не видит...
— Марти, я же понимаю, что полицейские — живые
люди, и у них значки со щитом, а не ангельские нимбы
вокруг головы...
— Малыш, я только пытаюсь тебе показать, какой
ловушкой может обернуться для человека служба в поли-
ции. «Гровер» находится на участке Билла, и задолго до
того, как он стал лейтенантом, администрация постоянно
отстегивала мзду полицейским; Билл удерживает себе
долю навара, а все остальное идет выше по инстанциям.
Вот тебе твой компетентный и хороший Билл Аш — хотя я
не отрицаю, он именно таков,— который после двадцати
лет безупречной работы в полиции наконец получил круп-
ное повышение. Ему прекрасно известно, что «Гро-
вер» — тайный публичный дом. Если он его накроет, боль-
шие боссы, контролирующие рынок недвижимости и имею-
щие хорошие связи в городском управлении, вышибут
его — он и глазом не успеет моргнуть. А предположим, что
сам Билл не берет, а просто смотрит на все сквозь пальцы.
104
Что ж, тогда он все равно никак не попадает в твою кате-
горию «хорошего полицейского», хотя и в сутенерском
бизнесе не замешан. Но он даже и этого себе позволить не
может, потому что все местные сутенеры сразу занервни-
чают— ведь они не будут знать наверняка, накроет он их
или нет. Разумеется, он мог бы устроить большую облаву и
всех вывести на чистую воду — от городских полицейских
начальников до магнатов недвижимости. Но в этом
случае — я готов поспорить! — Биллу обязательно устроят
грандиозную подставку, а может, и пришьют.
Презрительный взгляд мальчишки едва меня не прон-
зил.
— Боже, Марти, да ты просто не в себе, ты просто
болен.
— Болен — да, но не той болезнью, о какой ты думаешь.
Я хочу показать тебе, куда ты мечтаешь влезть. Все ненави-
дят полицейских — и преступники, и так называемые чест-
ные граждане. Во всех нас сидит воришка, так что в глубине
души мы все немножечко настроены против закона. Тебя
ненавидят, на тебя давят со всех сторон, ты работаешь сверх-
урочно, тебе платят смешное жалованье, и неважно, каким
бы честным ты сам себя не считал, особенно если ты большой
чин, тебе приходится в той или иной форме участвовать в
политических играх, чтобы сохранить место,— машина кор-
рупции слишком хорошо отлажена, чтобы ее смог остановить
в одиночку какой-то жалкий легаш.
Он молчал. Его глаза уперлась в потолок, точно меня
рядом не было.
— Как ты можешь быть таким циником, Марти? —
наконец произнес он.— Слышать такое от тебя просто про-
тивно, прости уж, что я так говорю. Ты один из самых за-
служенных полицейских Нью-Йорка, да я же помню вре-
мена, когда ты бросался на вооруженных бандитов и обе-
зоруживал их. Я так любил с гордостью читать газетные
репортажи о тебе своим друзьям и всем рассказывать, что
это написано про моего папу. Скажи тогда, зачем же ты
так часто рисковал жизнью, если все то, что. ты мне сейчас
рассказал,— правда?
Я сделал вид, что усмехнулся, подавляя отрыжку, и
тотчас ощутил мерзкий кислый привкус во рту.
— Лоуренс, я это делал отчасти по собственной
дурости, потому что втемяшил себе в голову дурацкое
105
представление о славе — хотелось, понимаешь ли, видеть
свое имя набранным крупными буквами на первых страни-
цах газет и чтобы городские шишки добродушно похлопы-
вали меня по спине. Может, я был храбрым по дурости, а
может, и не был таким уж храбрым, как казалось,— но про-
сто все карты в моей колоде были краплёные. Простой улич-
ный хулиган редко осмеливается стрелять в полицейского.
Как правило в тебя стреляют, когда ты в цивильном...
— Ты разве забыл, что,моего отца убили, когда на.нем-
была форма?..
Я покачал головой.
— Я же сказал: редко, а не никогда. Если загоняешь
крысу в угол, она на все готова. Малыш, по моим поня-
тиям, твой отец поступил просто глупо. Ему сунули ствол
в спину, а он полез за своим кольтом. В него выстрелили
просто инстинктивно, рефлекторно. Согласно уставу твой
отец обязан был достать оружие. Они хотят, чтобы мы
рисковали своей жизнью, когда все шансы против нас — да
где еще надо работать в таких условиях? Есть всякая
работа,"где тебе приходится порой рисковать жизнью, там
уж ничего не попишешь — скажем, высотное строи-
тельство, шахтные работы, прокладка высоковольтных
линий электропередач — по крайней мере, там-то за риск
доплачивают. А здесь наградой тебе становится право
получить пулю в спину.
— Марти, лучше бы ты не приходил. Очень не хочется,
но придется сказать: ты состарился, ты сдал... Что бы ты
ни говорил, много лет, лучшую часть своей жизни ты отдал
полезной работе в полиции. И что теперь с тобой стало, я
просто не пойму.
— Лоуренс, а хочешь я тебе еще немного расскажу о,
как ты выразился, моей полезной работе в полиции?
Он закрыл глаза.
— Нет.
— Тебе это необходимо. Дот говорит, что я твой идеал.
Так вот, я тебе расскажу о нескольких делах из послуж-
ного списка твоего «идеала». Вот, например...
— Я ничего _не хочу слушать!
— Лоуренс, ты же всегда страшно интересовался вся-
кими байками о криминальных приключениях. Тебе это
понравится. Вот дело миссис Да Косты. Я...
— Мне неинтересно.
106
— Интересно! Я недавно видел сон про миссис Да
Косту — это был кошмар! Сам не знаю почему. Однако к
делу. В двадцать минут двенадцатого ночи нам звонок:
трое грабят бакалейную лавку. У нас с Биллом дежурство
кончалось в полночь, но по вызову ехать надо. В магазин
они не проникли, но дверь явно пытались открыть фомкой.
Мы идем через улицу в дом это самой миссис Да Коста,
которая нас вызвала. Она жила в полуподвале частного
дома. Здоровенная такая блондинка, кровь с молоком, лет
тридцати пяти. На ней был купальный халат — как сейчас
помню молочно-белую кожу на плечах. Она говорит, что
уже собиралась лечь, как взглянула в окно на противопо-
ложную сторону улицы и увидела, Что трое молодчиков
пытаются вскрыть дверь магазина. Говорит, они убежали,
как только наша машина показалась из-за угла. Fly ладно.
Уже почти полночь, а мы влипли в дурацкое дело.
Я спешу, нервничаю. Дот в тот вечер играла в бридж с
соседями и ждала моего звонка в десять минут перво-
го — мы тебя не оставляли дома одного. Когда работаешь
полицейским, никогда не знаешь заранее, когда будешь
свободен — ничего нельзя планировать в бытовом
смысле...
Мальчишка все еще лежал с закрытыми глазами, и мне
показалось, что он спит. Потом он провел языком по сухим
губам, и я понял, что он слушает.
— Я побежал по улице до конца квартала. На углу
столкнулся с тремя итальяшками — правда, потом выясни-
лось, что один из них еврей. Все под мухой. В нашем деле
есть одно правило: в девяти случаях из десяти кто ближе
всего оказался к месту преступления, тот его и совершил.
Это же здравый смысл подсказывает. Я показал жетон и
повел ребят к Да Косте, чтобы она их опознала. Та гово-
рит: было очень темно и лиц она не разглядела, а эти трое
вроде не те, потому что двое из тех были в рубашках, а эти
трое все в пиджаках. Она все это вывалила прямо при них,
и они стоят и лыбятся. Уже почти час, а у меня полный
прокол. Эти три лба, естественно, все отрицают; хотя у
одного из них я в кармане нашел здоровенную отвертку,
которую они вполне могли использовать как фомку. Билл
даже начал лепить, что он, мол, не полицейский, а очеви-
дец, и все приговаривал: «Это точно они. Я видел». Но эти
гниды все отрицают. Ну что тут скажешь! Трое мальцов
107
пытались вскрыть магазин. Трое мальцов обнаружены в
квартале от магазина. Я влепил им пару горячих, чтобы
припугнуть, и вдруг эта миссис Да Коста впадает в исте-
рику и орет: «За что вы их бьете? Я же говорю, что это не
они!» И тут на этот шум из-за занавески, которая делила
комнату на гостиную и спальню, вылезает цветной парень
в пижаме и на костылях. Оказалось, парень был пуэртори-
канец, но для меня-то все они черномазые. Он спрашивает,
в чем дело, а блондинка говорит: это мой муж. Ну, ты
можешь сказать: какое наше дело? Но я уже на взводе, да
еще у той блондинки, смотрю, такая белая аппетитная
грудь... Ты хоть понимаешь, как одно на другое накручи-
валось? У меня и времени нет сесть, спокойно составить
протокол, допросить этих обормотов. И тут я как врезал
одному из них под дых — он на пол бух! А когда блондинка
раскрыла ротельник, я ей сказал, чтоб заткнулась. Тут
этот колченогий встрял: «Эй, вы не имеете права так раз-
говаривать...» Он махнул своим костылем, а я подумал,
что он хочет меня ударить... Черт побери, да я уж и так на
него зуб имел за то, что он трахал эту белую булку,— сло-
вом, и ему тоже влепил по роже. Он стал падать, а на лету
опять махнул своей палкой, и тогда я ему саданул ботин-
ком в бок. Тут на меня полезла блондинка — я и ей в рожу
дал, по заслугам, считаю...
— Марти Бонд. Великий полицейский. Судья, Бог и
зверь в одном лице,— произнес вдруг Лоуренс с такой
холодной ненавистью в голосе, что я даже вздрогнул.
— Ну, сегодня тебя обставили вчистую, малыш. Меня
обозвали «грубятиной». А я ведь только и попросил вер-
нуть мне мои деньги... Ладно, малыш, я же ничего не
пытаюсь доказать. Я просто рассказываю тебе, какой
полезной работой занимался в полиции. Малышка Да
Коста заорала на меня: «Ах ты бандюга с полицейским
значком!» Так вот, недавно мне приснился этот кошмар-
ный сон, и'я эти слова услышал впервые за многие годы.
Короче говоря, итальяшки струхнули и уже собираются
делать ноги — и тут уж я всех подряд начал обрабатывать.
Правда, нам так и не удалось ничего на них навесить.
Даже задержание не смогли обосновать.
— Ты закончил?
— Нет, я. хочу нарисовать тебе полную картину,
выдать по полноц норме. Оказалось, что пуэрторика-
108
нец — художник и бывший корабельный радист, получив-
ший увечье в результате кораблекрушения. А когда я ему
вмазал, то повредил позвоночник. Блондинка работала в
местном универмаге, в отделе по найму — большая шишка!
Она вчинила иск городу на сто тысяч. Городское управле-
ние встало на мою сторону, и мы устроили ей веселую
жизнь. Сначала она потеряла работу в универмаге, когда
хозяева узнали, что она замужем за цветным. Прошло
больше года, пока шло следствие, и весь год мы ходили к
ней, уговаривали, грозили. Мы говорили с ее адвокатом,
угрожали санкциями ее домохозяину. Наконец он цынудил
их съехать с квартиры. Ни одна газета про них не
писала — только левые листки. В итоге их дело так в суде
и не слушалось, потому что у нее вдруг крыша поехала от
всего этого, и ее упрятали в психушку.
Лоуренс с трудом открыл глаза.
— Ну и в чем мораль, Марти? Когда на твоих глазах
происходит ограбление, не вызывай полицию?
— Не знаю, в чем мораль. Я просто рассказываю тебе
о Марти Бонде, самом крутом полицейском Нью-Йорка.
Беда твоя в том, что ты вообразил, будто работа в полиции
это как в кинобоевике — все чисто, лихо, умно...
— Да сам ты полицейский из кинобоевика — идешь по
пути наименьшего сопротивления, выбиваешь «правдивые
показания» из первого встречного. Прекрасное у Марти
Бонда представление о правосудии: левой под дых! — Он
смотрел на меня злыми глазами.
— Возможно, мое представление й есть наиболее пра-
вильное. Ты же меня знаешь — самый заслуженный поли-
цейский в Нью-Йорке, герой малышни!
— Шел бы ты...
— Я уйду. Понимаешь, Лоуренс, я никогда не думал о
себе ни как о сознательном негодяе, ни даже как о мерзком
типе. Но, наверное, я все же был таким. После случая с
миссис Да Коста Дот не желала меня видеть. Похоже, я
перестал быть ее «идеалом» полицейского. Но она не
поняла одной простой вещи — я же вовсе не любил пускать
кулаки в ход... Просто когда у тебя все идет как по маслу,
ты стараешься не сбиваться с ритма. В большинстве слу-
чаев я оказывался прав. Обычно если человек оказы-
вается поблизости от места преступления,— неважно
как, почему, зачем, он и виноват. Возьми, к примеру, дело
109
Роджерса — Грэхема, после которого меня вышибли.
Я был...
Тут Лоуренс попытался отвернуться от меня, но не смог.
— Не хочу об этом слышать...
— А ты послушай. Мне нужно выговориться — так
легче станет. Понимаешь, малыш, со мной на днях про-
изошла одна неприятность, и я стал вспоминать свою
жизнь, свое прошлое.
— Но я все знаю про это дело. Ты совершил ошибку.
— Конечно. Но только ты вот чего не знаешь: этот
чертов Роджерс заявил, что я его сознательно преследовал.
Что правда, то правда. Он был из этих черномазых умни-
ков. Молодой хлюст работал разносчиком в скобяной
лавке. Вот чего ты не знаешь о том деле: за семь месяцев
до того убийства меня вызвали в Центральный парк — там
у дамы сумочку вырвали из рук... В десять утра богатень-
кая тетка идет к станции подземки, и по дороге на нее
налетает парень в джинсах — только это она и успела раз-?
глядеть — и сшибает ее с ног. Старуха встает, а сумочки
нет как нет. В сумочке у нее лежало девяносто долларов.
Я приехал туда минут через пять и вижу, как этот самый
Роджерс в джинсах выходит из соседнего дома — он туда
заказ доставлял из скобяной лавки. Я его обыскал и нашел
семьдесят долларов — он начал мне нести какую-то ахи-
нею, что, мол, на бегах выиграл. Я надел на него наруч-
ники — он тут же заткнулся — и оформил задержание.
Старуха не могла вспомнить, белый на нее напал или цвет-
ной, но только она была уверена, что все это произошло
ровно в десять.
— Прошу тебя, Марти, не надо...
— Молчи и слушай. Тебе всегда нравились криминаль-
ные истории. Этот сопляк Роджерс во всем сознался, но
когда я его привел в КПЗ, он вызвал по телефону жену
крупного издателя, которая поклялась, что Роджерс доста-
вил ей покупку из скобяной лавки и с полдесятого до чет-
верти одиннадцатого чинил детскую коляску. Она с такой
уверенностью назвала время, потому что у нее был назна-
чен визит детского врача в одиннадцать, и она просила
Роджерса не спешить. Этот умник не мог мне этого сразу
сказать и выставил полным дураком. Судья меня попросил
покинуть зал — это чтобы произвести впечатление на жену
издателя, а я напоследок пообещал Роджерсу его урыть.
ПО
Несколько месяцев спустя, когда в парке убили парня, я
прямиком пошел в ту скобяную лавку и узнал, что в тот
вечер Роджерс доставлял заказ по адресу вблизи места
преступления. Я получил от него признание — мы еще до
отделения не дошли — и у меня был даже один свидетель.
Из тех, для кого все цветные на одно лицо. И вот через год
я прокалываюсь по-серьезному, когда зацапали Грэхема и
он начал брать на себя все, в том числе и то убийство в
Центральном парке. Газеты раздули шумиху, ну а осталь-
ное ты знаешь. В управлении решили со мной больше не
церемониться и по-быстрому отправили на пенсию. Но я до
сих пор считаю, что Роджерс безусловно имел ко всему
этому какое-то отношение...
— Марти! Умоляю, хватит!
— Но я же еще не рассказал тебе о других интересных
делах...
Тут он заорал, просто завизжал. Вбежала сестра вместе
с охранником.
— Выведите его отсюда! — крикнул Лоуренс.
Полицейский схватил меня за руку, но я вырвался и сам
вышел из палаты. Полицейский пошел за мной следом,
повторяя:
— Что вы от него хотите?
И вдруг мне стало на все наплевать. Во рту у меня
снова появился неприятный привкус, и я пошел к питье-
вому фонтанчику, прополоскал .рот, а .потом вышел на
улицу.
Я шел к Седьмой авеню и вместе с уличной прохладой
опять почувствовал, что ко мне прилип невидимый пресле-
дователь. Я съел пару гамбургеров, выпил кофе и закусил
куском дыни. Всю дорогу в «Гровер» я ощущал во рту
острый вкус лука.
Как только я переступил порог отеля, Кенни-носиль-
щик позвал меня:
— Жду не дождусь вас, Марти. Тут к нам днем въехал
парнишка в шортах с рюкзаком, знаете, из этих, энтузиас-
тов здорового образа жизни. К нему потом зашли еще двое
таких же в шортах — уже несколько часов там ошиваются.
Подошел Дьюи.
. — Они в-четыреста девятнадцатом. Зарегистрировался
только один.
— Хорошо, сейчас пойду посмотрю.
111
Я поднялся наверх, постучал в дверь номера, но никто
не ответил, поэтому я воспользовался своим универсаль-
ным ключом и, войдя в номер, чуть не споткнулся о двух
хмырей, спавших на полу в спальных мешках.
Они были еще совсем сопляками, лет девятнадцати.
Тот, что лежал на кровати, коротко стриженный блондин-
чик, недовольно спросил:
— Что такое? Мои друзья просто отдыхают...
— Закрой пачку, малыш. Ты снял этот номер на
одного за два пятьдесят. Если твои друзья хотят отдохнуть,
пускай зарегистрируются и каждый заплатит по два пять-
десят.
Все трое покраснели и тупо молчали. Наконец блондин
сказал:
— Послушайте, мистер, мы решили заселиться втроем,
потому что у нас нет денег. Может, спустим на тормозах?
— А если я из-за вас работу потеряю, кто мне спустит
на тормозах? Вот что я вам, ребята, скажу: гоните еще два
пятьдесят и можете оставаться.
— А номер побольше у вас есть?
— Слушайте, я же могу вас попросту вышвырнуть
отсюда! Большой номер будет вам стоить еще пятерку. Ну
так как?
Трое туристов, посовещавшись, выложили два пятьде-
сят.
— В следующий раз не вешайте мне на уши
лапшу,— пригрозил я, открывая дверь.
Один из обладателей спальных мешков спросил:
— А где квитанция?
— А она тебе нужна? — оТцетинился я и вернулся в
номер.
— Нет-нет, не надо,— поспешно проговорил блондин-
чик.
Я вернулся вниз, дал Кенни и Дьюи доллар на двоих,
потом отправился к себе, принял душ и посыпал пальцы
ног тальком — как будто теперь имело значение, натру я
мозоли или нет. Растянувшись на кровати, я стал слушать
рулады у себя в животе и думать о Лоуренсе — не слишком
ли я грубо обошелся с малышом. Я же только сказал ему
правду за исключением маленькой детали о том, как я
якобы торопился домой. На самом деле я торопился к
девке. Но все равно я не соврал — я ни разу не изменял
112
Дот: в ту ночь ничего не вышло, потому что к той девке я
так и не попал.
Задребезжал телефон.
— Тебе из города, Марти! — сообщил Дьюи.
Секундой спустя в трубке раздался голос Билла Аша.
— Марти?
— Я. Что случилось?
— Ничего особенного. Звонила твоя бывшая жена
Фло, спрашивала твой адрес. Я пообещал узнать и пере-
звонить ей утром. Что ей сказать?
— Дай адрес «Гровера». Что-нибудь новенькое есть по
делу Лоуренса?
— Нет. Мы откопали-таки свидетеля — рыболов-фана-
тик по фамилии Бриджуотер, живет в доме напротив, и его
окна выходят прямо на тот подъезд, где напали на Лоу-
ренса. Он у себя в комнате тренировался со спиннингом...
— Что-что?
— Я же тебе говорю: парень помешан на рыбалке. Он
испытывал новую блесну и забрасывал ее из окна. Он ска-
зал, что видел, как Лоуренс — то есть молоденький поли-
цейский — вошел в подъезд, а пару минут спустя, когда
снова забрасывал блесну из окна, увидел, как оттуда
вышел высокий мужчина, хорошо одетый, в соломенной
шляпе. Лица он не разглядел и, конечно, в тот момент
ничего не заподозрил. Негусто.
— Смит высокого роста!
— Господи воля твоя, да перестань, Марти. В Нью-
Йорке проживает двести тысяч высоких мужчин.
— Но если бы это был толстенький коротышка, тогда
Боба можно было списать. А-так у нас...
— Марти, Марти, сбавь обороты. Я только что вер-
нулся домой, хочу принять ванну и отдохнуть, не надр
меня снова заводить. Да, Марти... а что-то мне Фло ска-
зала, будто ты ей заявил, что к концу недели умрешь?
— Что? Ах, это... Да я просто балагурил. В моем воз-
расте никогда не знаешь, когда часики издадут последнее
тик-так. Фло вечно все драматизирует.
— Это точно. Ну ладно, пойду отдохну немного.
И тебе того же желаю. Да, и не стоит перевозбуждать
Лоуренса. Уж не знаю, что ты там ему наговорил, но мне
звонили из больницы, жаловались на тебя. Да и Дот вне
себя...
113 .
— Ты же знаешь, как он мечтает о полицейском
значке. Я просто просветил его относительно некоторых
тонкостей нашей с тобой профессии. Иди принимай ванну,
Билл.
Я лег на кровать, обмахиваясь газетой. Случайно
взглянул на страницу. Похоже, мистера Мадда, полоум-
ного грабителя банков, так и не поймали. Все прочие мате-
риалы криминальной хроники были посвящены Забияке
Андерсону, и я продолжал обмахивать себя газетой, раз-
мышляя о Фло и о Билле, который вдруг начал беспо-
коиться за меня после того, как у нас с ним чуть до драки
не дошло. Все эти годы мы с Биллом бежали в одной
упряжке, были друзьями, хотя и не особенно близкими. Он,
сколько я его помнил, был женат на Мардж и никогда не
волочился за юбками. И Биллу всегда достаточно было
одного стаканчика — говорят же, что только несчастные
пьют. Может, так оно и есть.
Точнее всего я, кажется, постиг характер Билла, когда
мы с ним играли в джин-рамми по центику. Он сооружал
башенку из десяти центов, а потом складывал остальные
медяки такими же башенками вровень с первой и акку-
ратно пересчитывал в каждой количество монеток...
Но Билл никогда не совал нос в чужие дела и ни слова
мне не говорил, когда я назюзюкивался во время
дежурства или когда очередная девка оставляла меня с
носом. Чего же больше требуется от друга? И как он был
верен своей толстухе Мардж, этому чайнику в юбке. Дот
ему никогда не нравилась, но он не одобрил и нашего раз-
вода, и, конечно, Фло для него оставалась вечной загад-
кой, хотя я часто замечал в его глазах похотливый огонек,
когда он смотрел на нее. Помню, однажды она выклянчила
у меня меховую шапочку. И Билл тогда у меня спросил:
— Слушай, чем же она хороша?
— Билл, когда я на нее смотрю, я вижу, что в ней все
хорошо,— ответил я ёму, но по всему было ясно, что он
ничего не понял. Ему нравилось считать себя «семьяни-
ном», но это все был пустой треп: женщина для него всегда
оставалась всего лишь элементом домашнего быта, точно
половик — купил, постелил его на пол, ну и лежит он себе
на полу всю жизнь..-.
Я взял наручные часы с тумбочки и поднес к лицу.
Ремешок засалился и провонял потом. Было начало один-
114
надцатого. Я встал и начал одеваться, не забыв положить в
карман револьвер и фонарик. Я спустился в вестибюль.
Дьюи подсчитывал телефонные звонки постояльцев за
день.^
— Ну и духота,— пробурчал он.— Хоть бы дождь
пошел, что ли.
Когда он отвернулся, я снял с доски ключ от бельевой
кладовки и сказал ему:
— Пойду к себе в кабинет, пусть меня не тревожат.
— Опять все сначала, Марти?
— Мне надо заняться одним дельцем, но если меня
будут спрашивать, говори всем, что я у себя. Вернусь через
час или около того.
— Марти, ты .же знаешь, я слабый старик. А что если
кто-нибудь затеет свару?
— Вдарь ему по башке непочатой бутылкой,— ответил
я и пошел к служебному лифту. В «Гровере» был служеб-
ный выход, которым редко пользовались. Мой хвост мог
это знать, а мог и не знать, но сейчас у меня не было ника-
кого желания разбираться с ним.
Я доехал до восьмого этажа и тихо прошел мимо
раскрытой двери в номер, где Барбара и девчонка по имени
Джин пили холодный чай и играли в джин-рамми.
«Гровер» построили так, что одной, стеной он почти
уткнулся в стену соседнего жилого дома. Говорят, в
1910 году в том здании случился пожар, и оно почти выго-
рело, а после ремонта тамошние квартиры переоборудо-
вали в офисы. Два года назад мы начали обнаруживать
пропажу белья, а потом я выяснил вот что: какой-то алкаш
заметил, что пожарная лестница этого соседнего с нами
дома проходит у самого окна нашей бельевой кладовой на
восьмом этаже... Я установил стальную решетку на окне.
В кладовке стоял душный спертый воздух, и я весь
взмок, пока открывал решетку и окно. А уж потом мне не
составило большого труда вылезти на темную пожарную
лестницу, перейти по крыше к противоположному краю
здания и по другой пожарной лестнице . спуститься
вниз. Офисные здания в Нью-Йорке обычно по ночам пус-
теют, к тому же администрация этого дома даже не удосу-
жилась нанять ночного сторожа. Когда я ступил на землю,
держась за карман, с револьвером, на улице не было ни
души.
115
Я стер пот с лица, зашел в круглосуточную аптеку
купить мятных таблеток и пластырь и направился к мясной
лавке Ланде. В доках полным ходом шла разгрузка, и там
вовсю сияли фонари, улица же была погружена во мрак.
Я обклеил часть стекла около дверного замка пластырем и
тихо выбил его рукояткой револьвера, потом, надев пер-
чатки, осторожно вытащил осколки и положил их в кар-
ман, а затем просунул руку сквозь отверстие в стекле и
открыл дверь изнутри.
Войдя внутрь, я на мгновение закрыл глаза, а когда
снова их открыл, мог достаточно хорошо ориентироваться
в сумерках. Уж не знаю, что я там ожидал увидеть или
найти, но у Ланде все оказалось так же, как в мясной Бея.
Холодильник представлял собой почти квадратное поме-
щение размером 14 на 15 футов. Я зашел туда и включил
фонарик, прикрывая тонкий луч ладонью. В холодильнике
стояла большая мясорубка и исполинский таз для наруб-
ленного мяса, с потолка свисали весы, вдоль стен тянулись
ряды крюков, под ними — пустые полки, заставленные
длинными эмалированными судками, с потолка свисали
ливерные колбасы и салями. В углу стояла горка консерви-
рованной ветчины, а под столиком для рубки мяса я увидел
ящик с копчеными языками. На полу лежал тонкий слой
свежих опилок. И еще я увидел чистенькую колоду для
рубки мяса с разложенными на ней ножами и воткнутым в
край топориком.
Все выглядело нормально, беда только, что я не имел ни
малейшего представления о мясницком деле и не знал, как
оно должно выглядеть «нормально».
Но по крайней мере в.холодильнике было прохладно, и
в окошко я мог наблюдать за дверью в магазин и за ули-
цей. Ветчина, судя по надписям на банках, поставлялась из
Германии, и, находясь неподалеку от доков, Ланде вполне
мог устроить здесь перевалочный пункт для контрабандной
наркоты. Я взял топорик и вскрыл одну банку ветчины и
разрубил надвое один язык. Потом не удержался и попро-
бовал. Язык оказался божественно вкусным. А вот баноч-
ная ветчина — отвратительной: один жир. Но все-таки вет-
чина была настоящая.
Прихватив с собой разрубленный язык и вскрытую
банку, я вышел из холодильника — и точно попал в пар-
ную. Недолго думая, я открыл дверь морозилки, располо-
116
женной рядом с холодильником. Внутри было темно, а
волна ледяного воздуха заставила меня содрогнуться. На
стене я нащупал выключатель — вспыхнула лампочка.
Я заскочил внутрь и поспешно захлопнул дверь: через
раскрытую дверь морозилки свет могли заметить с улицы.
В морозилке окон не было, и это мне страшно не понра-
вилось: если бы за мной вели наблюдение или если бы кто-
то заметил разбитое стекло на двери, то Марти Бонда
прямо отсюда бы и выудили, точно слепого щенка из про-
руби. Но меня от этой мысли не бросило в пот — уж больно
холодно там было. Изо рта вырывался пар, а голова очень
скоро заледенела.
В морозилке было полно разнообразных мясных полу-
фабрикатов — горы бифштексов, миски с печенкой и
отбивными; свиными ногами, индюшками и цыплятами —
все было замороженным и аккуратно завернутым в поли-
этиленовые пакеты с бирками. По стенам на крюках
висели огромные индюшачьи тушки и окорока, тоже в
полиэтиленовых мешках. На посыпанном опилками полу я
увидел большие деревянные и картонные ящики, доверху
наполненные оковалками жира и нутряного сала, а также
куриного лярда. Я попытался расчехлить кусок говядины,
но мне это не удалось: мясо закаменело.
Холод стоял такой, что мне стало даже больно дышать,
и, всякий раз оглядываясь на закрытую толстую дверь, я
ощущал себя заживо замурованным в склепе. Я вывинтил
лампочку и в кромешной тьме нащупал дверь. И вот тут
меня прошиб пот: дверь не поддавалась. Мне пришлось
сильно надавить плечом, и я чуть не кубарем выкатился в
темное помещение магазина, превозмогая озноб. Но через
несколько секунд меня окутала удушливая жара, и я
быстро отогрелся или,.вернее сказать, оттаял.
Я закрыл морозильник, и стук двери гулким эхом ото-
звался по всему магазину. Я замер, схватившись за
револьвер. Но все было тихо. Я зашел в кабинет Ланде,
выдвинул два ящика письменного стола и отнес их в моро-
зилку, где снова ввинтил лампочку в патрон. В ящиках
лежали только квитанции заказов и счета. Я просмотрел
его бухгалтерские записи и ничего подозрительного в них
не обнаружил. Эти хитрованы-оптовики даже получали
ежедневный бюллетень со списком всех городских рестора-
нов и магазинов-неплательщиков.
117
Я опять вывернул лампочку, вышел, водворил ящики на
место и, взяв почту и жестянку для наличности, вернулся в
свою ледяную пещеру. В замочке коробки торчал ключ.
Открыв коробку, я нашел там шесть долларов мелочью,
несколько ваучеров на незначительные суммы, продукто-
вые купоны и леску. Почта состояла из рекламных листков
и счетов. Я вышел, поспешно захлопнув дверь, и Отнес все
обратно в кабинет. С этой мясной я явно прокололся, хотя
если герр Ланде все-таки занимался перепродажей нарко-
тиков, лавка явно могла играть очень важную роль в его
гешефтах — ведь в фунтовом пакете леденцов можно было
хранить наркоты на целое состояние.
Я взял ветчину и язык, убедился, что на улице никого
нет, выскользнул из лавки и поспешил по Франт-стрит.
Склеенные пластырем осколки дверного стекла я швырнул
в сточный колодец, а банку с ветчиной и язык положил на
мусорный бак — если это сокровище не найдут кошки, его
обязательно оприходуют уличные бродяги во время своего
утреннего обхода.
Через пожарную лестницу я вернулся в «Гровер», оста-
вил перчатки, фонарь и револьвер у себя в номере и как ни
в чем не бывало прошел к стойке портье. Я отсутствовал
ровно один час тридцать три минуты.
— Как у нас идут дела? — поинтересовался я у Дьюи.
— Так себе. Марти, опять звонил док Дюпре. Слушай,
позвони ты ему, и пусть он от меня отвяжется. Ты что, ему
бабки должен?
— Он хочет заполучить фунт мяса, прогнившего чело-
вечьего мяса,— ответил я, довольный своей остроумной
шуткой, и вдруг понял, что впервые за несколько дней
отлично себя чувствую: ни горечи во рту, ни рези в
кишках.
— И позвони ты наконец Кингу,— продолжал Дьюи.—
Он просил позвонить ему сегодня домой.
— Ладно, ты мне передал. Дьюи, кто-нибудь к нам
сегодня заселился? — Если мой хвост не совсем болван, он
мог преспокойно снять номер в «Гровере».
— Да все те же ребята. И тот водила-дальнобойщик.
— Дальнобойщик, старый знакомый?
— Ну, тот толстомордый, что возит дыни из Джорд-
жии.
— А где твой список свободных номеров?
118
Густые брови над водянистыми глазками поползли
вверх.
— Ну вот, то ты сачкуешь внаглую, то вдруг корчишь
из себя делового. Вот тебе список...
— Дьюи, окажи мне небольшую услугу. Поставь к себе
поближе бутылочку и ночью не отлучайся в служебный
кабинет. Ни на минуту не покидай стойку. Если заметишь
кого-нибудь подозрительного или если кто захочет снять
номер, сразу звони мне.
— Что, влип?
— Не знаю, очень может быть.
Я отправился к себе в кабинет и позвонил Кингу домой..
— Уже почти одиннадцать часов! — завизжал он.— Вы
в своем уме, мистер Бонд, звонить так поздно!
— Мне положить трубку?
— Вот что, Бонд, я уже сыт по горло вашими закидо-
нами. Или работайте, как полагается, или...
— Или что? Кинг, менеджерам дерьмовых бардаков не
пристало вопить так громко, ведь можно нарваться на
неприятности.
— Да как вы смеете так со мной говорить? Я вас
завтра же выкину из отеля...
— Я позвонил не для того, чтобы выслушивать ваше
шамканье. И вот что, Кинг, что касается меня, то я на не-
сколько дней ушел в отпуск, и не нужно меня донимать —
не трогайте меня!
— Как менеджер «Гровера» я вам -заявляю*. та. я, та.
администрация — мы не потерпим такой наглости от...
— Слушай ты, старый хрыч, я не намерен дважды тебя
просить захлопнуть хлебало! Что же до твоей расчудесной
администрации, то передай им, что я вот сейчас пойду к
нашей витрине и под золотыми буковками на стекле, где
указаны адреса и телефоны владельцев, а также перечис-
ляются достоинства нашего сервиса, намалюю еще три
слова: «предоставляем девочек на ночь». Так что не гони
волну, старик!
Я положил трубку и пошел обходить все этажи, начав с
камер хранения в подвале, где валялись горы старых чемо-
данов и коробок, и проверяя все пустые номера. Незаметно
проникнуть в отель — особенно в третьеразрядный вроде
нашего — проще простого. Тебя там ни за что не засту-
кают, тем более если ты останешься всего на одну ночь.
119
Со свободными номерами был полный порядок.
Я заглянул к девчонкам. Барбара играла в карты с новень-
кой — высокой мощной блондинкой со свежим, как у фер-
мерской дочки, лицом.
— Марти, где ты пропадаешь? спросила Барбара.—
Все еще плохо себя чувствуешь?
— Я здоров. А это кто?
— Агнесса. Приятель Гарольда привел — собирается
ввести ее в наш бизнес. Сегодня Флоренс заболела, и
Гарольд прислал ее на подмену.
— А Джин здесь?
— Ну да, работает. А что?
Я пошел к кладовке. Рядом с квадратной косметичкой
Барбары — «точь-в-точь как у эстрадных актрис» — стоял
небольшой чемоданишко, должно быть, Агнессы. Я открыл
его.
— В чем дело? Вы кто? —'тут же встрепенулась блон-
динка.
— Это Марти, служба безопасности отеля,— объяс-
нила ей Барбара.— Марти, ты что потерял?
В чемоданчике было немного барахла: платье, чулки,
смена нижнего белья. Если я вступил в схватку с синдика-
том, то появление в «Гровере» их бабы было возможно.
Агнесса подошла ко мне и снова спросила:
— .В чем дело, недоумок?
-т- Следи за своим языком, милашка! А то сейчас собе-
решь свои манатки и выкатишься отсюда вмиг.— Я поста-
вил чемодан на место и вышел в коридор. Через секунду
показалась Барбара.
— Что с тобой, Марти?
'— Ничего, я просто подумал, не наркашка ли она. Ты
знаешь эту шалаву?
— Видела ее раньше, если тебя это интересует.
Я погладил ее-руку.
— Да, я только это и хотел узнать.
— Не нравится мне, когда ты на взводе. Что-то стряс-
лось? Надеюсь, облавы не намечается? Терпеть не могу...
— Все в полном порядке, милая.— Поглядев на нее, я
заметил синяк под глазом, искусно скрытый слоем пуд-
ры.— Грубиян попался?
— Гарольд... Он не может понять, что в такую жару
120
бизнес буксует — клиентуры нет. Я рада, что ты появился.
Когда ты рядом, я чувствую себя лучше.
— Спорим, ты это всем мужикам говоришь!
Она удивленно взглянула на меня и расхохоталась.
— Ах ты, старикан, бес тебе в ребро...— Она ткнула
мне пальцем в живот.— Нет, ты же понимаешь, о чем я.
— Ну да,— пробубнил я, чтобы что-то сказать.
Она снова ткнула меня пальцем.
— А ты похудел, Марти.— Потом хлопнула меня по
карману.— Так и знала, что забудешь.
— Что забуду?
— Да духи, которые мне обещал.
— Вот тут ты ошибаешься. Я их купил, да они разда-
вились в кармане.— Я вытащил две долларовые
бумажки.— Сделай одолжение, купи сама. Ты же знаешь,
что тебе нужно.
Она покачала головой.
— Нет, ты сам мне должен купить, хотя бы крошечный
флакончик на распродаже. Пойду к Агнессе, а то она ман-
дражирует... Слушай, что это у нас за сосунки в коротких
штанишках?
— Туристы-энтузиасты. У них в карманах пусто, так
что на них губы не раскатывай. И смотри, не переутом-
ляйся на работе, дорогая!
Я повесил ключ обратно на доску и отправился к себе.
Будильник я поставил на семь утра, принял душ и улегся
спать. На душе у меня было легко — как раньше. Я поду-
мал, не слишком ли перестраховываюсь, впрочем, мне не
хотелось, чтобы милок-Смит застал меня врасплох и уло-
жил на месте. Хотя Ланде в любой момент мог забить тре-
вогу, я ждал, что нагрянет ко мне все-таки именно
Боб — если он действительно тут замешан. 'Просто кроме
него и быть никого другого не могло, и он должен был ока-
зать мне эту небольшую услугу. Мне захотелось курить и
пропустить стаканчик, но я прогнал эти несвоевременные
желания и заснул сном праведника.
Правда, ровно через полчаса затрезвонил телефон, и
мне пришлось долго выбираться из глубин сна, прежде чем
я смог сесть в постели и прорычать в трубку:
— Какого хрена тебе нужно?
— Только что парень заселился,— невозмутимо отве-
тил Дьюи.
121
— Ну и что?
— Ты что, Марти, совсем не в себе? Ты же сам просил
меня сообщить, когда кто-то зарегистрируется...
— А, ну да. Что, новый постоялец?
— Раньше не видел его. Хорошо одет.
—. Он где?
— Номер 431-й. Эл Бергер. Прибыл из Сэмфорд-Сити.
Багажа нет, уплатил вперед.
Я оделся,. захватил револьвер и отправился в 431-й
номер. На мой стук дверь открыл молодой парень — под-
жарый, крепкий. Такой мог оказаться кем угодно. Он был
без пиджака и галстука, в одной белой рубашке, влажной
от пота. Через грудь поверх рубашки бежала темная узкая
полоска — вполне возможно, след от ремня только что сня-
той. подмышечной кобуры. Он окинул меня холодным
взглядом и спросил, что мне нужно.
— Я местный охранник — просто хотел удостове-
риться, что все в порядке.— С этими словами я распахнул
дверь, развернул его на сто восемьдесят градусов и,
прежде чем он успел понять мои намерения, заломил ему
руку за спину.
— Что это значит, черт побери? — взвыл он.
Новенький так перепугался, что я сразу понял: обоз-
нался. Мне надо было срочно выкручиваться, а то бы он
подал на «Гровер» в суд. Хотя мне-то какое до этого
дело... И все же я рявкнул:
— Лицензия на ношение оружия есть?
— Какого еще оружия?
— У вас на рубашке след, от ремня кобуры!
— Какой еще кобуры? Ах, это... Это от ремешка моей
камеры. Она на кровати.
Я взглянул на кровать, и точно: там лежал кожаный
футляр, в котором фотографы-любители таскают свою
аппаратуру. Я быстро обыскал его и выпустил руку. Он
стал тереть локоть, потом вытащил бумажник и показал
мне удостоверение члена какого-то фотографического
общества, а потом приглашение на конференцию фотолю-
бителей в Нью-Йорке.
— Прошу прощения, мистер Бергер, я ошибся. Но пой-
мите— у нас благопристойное заведение и...
— Да уж какое там благопристойное — только что в
коридоре ко мне подошла девица и предложила свои
услуги...
— Я этим займусь. Дело в том, что вы очень похожи на
одного типа, который устроил у нас недавно дебош.
Я прошу у вас прощения, мистер Бергер.— Й я ретиро-
вался из номера.
Кенни спустился со мной в лифте на первый этаж. А я
все не мог понять, чего это я распсиховался: даже если бы
это был Боб, он же наверняка просто захотел посмотреть
на меня. Впрочем, если меня выслеживал именно он...
Дверь в мой номер была приоткрыта, и я что-то сразу
не смог вспомнить, закрыл я ее перед уходом или нет. Да, я
определенно подрастерял свои повадки. Я стоял перед две-
рью и размышлял, стоит ли доставать револьвер: ведь то-
лько так я смог бы предотвратить чужой выстрел. Но ведь
я уже убедил себя взять Боба Смита — если получится.
Я вытащил револьвер из кобуры и, положив его в кар-
ман, открыл дверь пошире. На моей кровати сидел Гарольд
и, покуривая трубку, читал утреннюю газету.
— Ты что делаешь в моей комнате? — грозно спро-
сил я.
Он даже не поднял головы, только кивнул и пробурчал:
— Дверь была незаперта, Марти. Я же знал, что ты
еще не спишь. Рано ведь — еще полуночи нет.
Я закрыл дверь. Он продолжал читать газету. Гарольд
внешне не был похож на сутенера, впрочем, настоящий
сутенер вообще выглядит вовсе не таким, каким его
обычно изображают в кино — этаким плутом с порочно-
красивым лицом и сальными манерами. Мне всегда каза-
лось, что в массе своей сутенеры — немного «голубоваты».
Гарольд — толстяк с бычьей шеей, смахивающий на
портового грузчика,— даже не претендовал на стильную
одежду. Сейчас на нем была мятая спортивная рубашка,
дешевые штанцы и голубые парусиновые туфли. Един-
ственное, что в нем отдавало «голубизной», это длинные
темные волосы, вечно влажные, блестящие и аккуратно
расчесанные — волосинка к волосинке. Еще Гарольд до
посинения был помешан на дорогих автомобилях.
Когда я приблизился к кровати, он сложил газетку и
начал:
— Марти, мы тут себе организовали малый бизнес, все
идет удачно, все шито-крыто. Никто не в обиде — было бы
глупо испортить такую кормушку...
— Барбара. тебе, что ли, звонила?
123
— А что Барбара? Разве она создает тебе головную
боль? Кинг мне звонил. Он ужасно расстроен.
— Скажи ему, пусть отстанет от меня. А еще скажи
своим шлюхам, чтобы они не приставали к постояльцам в
коридорах. Кенни и Дьюи довольно поставляют им клиен-
тов. И кончай тянуть на Барбару — фингал под глазом не
соответствует ее столь романтическому амплуа. А теперь
пошел вон, я спать хочу.
— Не спеши, Марти-дружище, мы же еще не погово-
рили...
— Я разве разрешал тебе называть меня «дружище»?
Какой я тебе «дружище»? — и я врезал ему правой снизу в
живот.
Может, повадки я и подрастратил, но удар был все еще
тот — Гарольд кубарем скатился с кровати и свалился на
пол, сделав в воздухе смешной кульбит. Его толстые рыбьи
губы ловили воздух. Я стал ждать, когда он очухается,
чтобы врезать ему еще разок — за Барбару, но потом
решил, что этот придурок только больше ее изобьет. В
голову мне пришла идея получше.
Я принес из ванной ножницы и принялся отрезать ему
пряди в разных местах, пока он не застонал:
— Не... надо! Марти, прошу... не надо!
Уж не знаю, чтб доставило ему больше страданий — мой
хук под дых или вид его срезанных волос на полу.
— Гарольд, так и у тебя фасад сохранился, и у меня
кулаки целы — было бы гораздо хуже, если бы я сделал из
тебя отбивную. А теперь проваливай из моего номера и
чтоб я тебя больше не видел!
Я схватил его за плечо, поднял на ноги и, вышвырнув в
коридор, запер дверь. Проверив будильник, я разделся и
провалился в сладкий сон.
Утром будильник мне и не понадобился — я проснулся
задолго до нужного часа, чихая и кашляя, с высокой тем-
пературой. Я не мог вспомнить, когда подхватывал такую
жуткую летнюю простуду.
Голова моя отяжелела, из носа текло, глаза слезились.
Между чихами, одеваясь, я принял стакан ржаного виски и
чуть не рассмеялся — в желудке царил мир и покой, во рту
тоже — видно, я умирал от пневмонии.
Солнце уже встало, но Сэм еще не открыл свою лавку.
На улицах прохожих было почти не видно. Кое-где стояли
124
одинокие автомобили. Я побрел к Гамильтон-сквер, уве-
ренный, что хвоста за мной нет. Там я купил бумажных
носовых платков и таблетки от кашля. Потом выпил кофе,
съел яичницу с беконом и, поймав такси, поехал на Две-
надцатую улицу. Оттуда пешком направился к Пятой
авеню. Улица еще не пробудилась от ночного сна. Я огля-
нулся — никого. Я снова поймал такси и попросил довезти
меня до Двадцать третьей, а потом обратно в центр.
Я занял позицию позади припаркованных трейлеров,
откуда открывался замечательный вид на заведение Ланде.
Я сидел, наблюдая за дверью, ел таблетки от кашля и
поминутно сморкался.
Так я просидел до девяти и уже начал сомневаться, что
Ланде появится. Отлучившись на минуту, я купил на лотке
несколько апельсинов и, съев их, почувствовал себя весе-
лее. Температура, похоже, спала, и если бы не сопли из
носа, все было бы ничего.
В четверть десятого у двери мясной лавки притормозил
старенький «универсал», из которого вылез Ланде. Выби-
тое стекло он заметил, только подойдя к двери. Ткнув в
дверь, он вбежал в лавку.
Ровно одиннадцать минут спустя он выскочил и стал
озираться по сторонам, ища, по-видимому, полицейского,
потом опрометью бросился, обратно в магазин. Через не-
сколько минут с воем подкатила патрульная машина. Из
нее вышли двое полицейских.
Я бежал с места событий. По дороге купил хот-дог и
бутылочку содовой, потом отправился к Сэму. Меня оста-
вили в дураках. Я-то был в полной уверенности, что Ланде
ни за что не станет вызывать полицию.
Я шел и насмешливо спрашивал у себя, куда же мне
теперь повесить свою почетную грамоту юного
следопыта — ибо я ощущал себя бойскаутом младшей
группы, получившим приз за игру в прятки...
Глава 5
Сэм дал мне пенициллин в порошке, который он
растворил в какой-то дряни, напоминавшей по вкусу про-
кисшее виски.
— Это должно выбить из тебя хворь в момент, Марти.
Если не поможет, сходи к врачу. У тебя сильная простуда.
125
Я... полагаю, ты с теми снотворными таблетками был осто-
рожен?
— Да, я их выкинул. Ты прав, Сэм, зачем рисковать с
этим зельем.
На пухлом лице Сэма изобразилась неподдельная
радость.
— Ну и правильно. Возвращайся к себе и поспи.
Сон — самое лучшее лекарство против насморка. Что-то
ты такой грустный...
— Да, меня опечалила мысль, что не такой-то я, ока-
зывается, гениальный, как мне казалось раньше,— при-
знался я.
Тут Сэм начал что-то бубнить про бокс, который он
смотрел вчера по телевизору. Я. не слушал его, потому что
где-то в глубине подсознания теплилась догадка, что про-
исходят какие-то весьма странные события.
— ...И тут у этого громилы коленки-то подгибаться
стали. И вместо того, чтобы уклониться, что этот тюфяк
делает? Прет прямо на удар. Хрясь! Он ловит прямой
справа — и дело в шляпе. Я тебе говорю, Марти, сегодня
боксеры уже не те.
— Это точно: всегда легче советовать, когда наблю-
даешь за боем со стороны,— ответил я.— Вот помню...— и
тут я повеселел — да ведь Ланде поступил именно так, как
я и ожидал.
Видно, чертов насморк плохо повлиял на мою сообра-
зилку. Значит так, через одиннадцать минут он вышел из
магазина и стал искать полицейских. Потом он вернулся в
лавку и стал звонить в полицию. Выходит, сначала он зво-
нил еще кому-то, и ему приказали вызвать полицию.
Все сходилось — и я мог продолжать свою охоту, даже
не зная наверняка, за кем охочусь.
— Так что ты говоришь? — переспросил Сэм.
— Ничего. Кроме того, что, войдя в клинч, очень
трудно соображать. Ну, до скорого, Сэм.
Я снова возобновил охоту, хотя все еще пребывал в
полном неведении относительно связи между мафией и
мелкой сошкой Ланде. Я отправился повидаться с Лу
Франкони, водитёлем.
Он грузил в фургон замороженные глыбы свиного жира
и попросил меня немного подождать. На голове у него был
полосатый шлем мотогонщика, немного великоватый,
126
отчего вид у него был потешный — как у комедийного пер-
сонажа старого театра-балагана.
Закончив погрузку, Лу предупредил, что у него есть
только десять минут. Он снял спой дурацкий шлем и, выта-
щив расческу из кармана, расчесал спутавшиеся густые
волосы.
— Этот чертов шлем грязный как сволочь,— пробур-
чал он.
— Жарковато сегодня для кожаного шлема,— заметил
я, вытирая нос.
Он усмехнулся.
— Сочувствую вам. Ничего нет хуже насморка летом.
Когда работаешь в морозилке, того и гляди подцепишь
простуду. Достаточно там простоять несколько минут без
шапки — и порядок: тут же одолеет насморк. Какая-то там
жидкость в мозгу замерзает!
— Ерунда. Ты что же, думаешь, если тряхнуть башкой,
можно услышать звон сосулек?
— Ну точно! — ничуть не удивился Лу.— Мужики
когда работают в морозилке, наглухо укутываются, даже
лицо обматывают шарфом. Хотите, пойдем посмотрим,
какая там холодрыга?
— Я тебе верю на слово. А зачем им морозилка? Что,
есть особые мясные продукты, которые нельзя в простом
холодильнике хранить? — спросил я, и тут меня осенило,
какая могла быть связь между герром Ланде и мафией —
наши гангстеры, по-видимому, начитались детективов.
Это был старый-престарый трюк, правда, если мне не
изменяла память, к нему прибегали только в кино и в рома-
нах.
— Ну, скажем, вы покупаете корзину индюшек или
половину говяжьей туши — неважно, что именно,— а
товар не идет. Так вот, через пару-тройку дней в холо-
дильнике поверхность мяса становится склизкой. Значит,
еще денек — и все, начнет подтухать. Вот поэтому его и
надо затолкать в морозилку и держать там, пока не придет
заказ.
— А что, от заморозки мясо лучше становится?
— Не лучше и не хуже. Когда его разморозишь, оно не
хуже, чем перед заморозкой. Мы мясо держим в полиэти-
леновых мешках, чтоб кожа не обморозилась. Пока не при-
думали морозильники, мясникам приходилось покупать
127
товар в малых количествах — чтоб потом не пришлось
выбрасывать тухлятину...
— Понятно, Лу,— прервал я поток его красноре-
чия.— Я же не собираюсь заниматься мясным бизнесом.
Скажи-ка мне лучше, после нашей прошлой беседы Вилли
тебя не искал?
— А зачем ему?
— Вот уж не знаю. Я с тобой буду откровенен, Лу.
Я тут все разнюхиваю да разнюхиваю, но ничего пока не
поймал. Похоже, моя версия накрылась.
— Ну, а я что говорил! У Вилли кишка тонка на-
химичить что-нибудь. А как там полицейский, которого
избили?
— Будет жить. Не знаешь, корабельные коки у Вилли
не отовариваются? От его лавки до доков ведь рукой
подать.
Лу ухмыльнулся.
— Э, мистер, вы совсем не в ту сторону метнули.
Снабжение кораблей — без дураков, серьезный бизнес. Да
Вилли бы обе руки отдал, лишь бы заполучить возмож-
ность влезть в такое дело.
— А нет ли у Ланде приятелей-моряков? Может,- из
Германии к нему кто в гости наведывается?
— У Вилли нет времени на приятелей. Да зачем вам
это знать?-
— Я же говорю: вынюхиваю. Я подумал, может, Вилли
замешан в контрабанде наркотиков.
— Ну вы совсем загнули!
. т- А с чего это ты так уверен? Ты знаешь, что в банке
из-под ветчины можно спрятать героина на сто «штук».
— Да все не так, мистер. Вилли никакими темными
делишками не занимается,— факт, ведь я же вижу его каж-
ное утро и после обеда, и через вечер прихожу к нему мыть
лавку. Да там у него нет угла, где бы я шваброй не про-
шелся. Я даже помогаю ему бухгалтерию вести. Я ж ему
почти как партнер, только в долю не вхожу. Вот если я
когда уговорю Вилли поставить на лошадку или в лотерею
сыграть, тогда мы станем взаправдашними партнерами.
— Предложи его жене — Вилли, возможно, придется
долго быть в отлучке. А что его жена — мужики у нее
водятся?
— Да вы Бебе не видели, иначе и спрашивать не стали
128
бы. Поперек себя шире. Ей еще повезло, что она Вилли
захомутала.
— Ну спасибо тебе, Лу. И не забудь — рот на замок,
про наши междусобойчики никому!
— Да из меня слова не вытянешь!
— Смотри не зарекайся. Вот потому-то я и прошу тебя
помалкивать. Ну, бывай, может, еще увидимся.
— Моя жена ребенку, когда у него насморк, дает горя-
чее молоко с сахаром — попробуйте. И где вас угораздило?
— Да вчера вечером такая жарища была, а я додумался
сунуть башку в ведерко со льдом, охладиться! — лихо со-
врал я и двинулся по улице. Но не прошел и сотни ярдов,
как вдруг опять у меня появилось знакомое ощущение
слежки — тут я это почуял, как старая гончая, взявшая
след. Эта улица для «хвоста» была просто подарок. Полно
машин и людей.
Я заскочил в кондитерскую и позвонил Биллу Ашу. Мы
поговорили о жаре, я спросил про самочувствие
Лоуренса — он уже вставал с постели и передвигался в
каталке,— а потом Билл сказал:
—. По голосу слышу — у тебя что-то есть!
— По голосу ты можешь только понять, что у меня
страшный насморк. Билл, окажи любезность старому дру-
гу-полицейскому — приставь охрану к Лу Франкони! Это
водитель Ланде, сейчас работает в мясной компании Бея.
И побыстрее.
— А можно спросить зачем?
— Я уверен, что кто-то за мной следит, и теперь я как
дурак вывел своего хвоста на Франкони. Мы с ним стояли
на тротуаре и болтали. Он хороший малый, и я бы не
хотел, чтобы он из-за меня пострадал. Надо только дер-
жать при нем человека днем и ночью.
— Все еще играешь в полицейского, Марти?
— Да, и игра становится все интереснее.
— У меня есть кое-что, что может тебя заинтересовать.
Вчера ночью вскрыли лавку твоего приятеля Ланде. Ты
теперь у нас еще вдобавок ко всему и в грабителя
играешь?
— Да зачем мне лезть к нему в лавку? Слишком жарко
сейчас, чтобы мясом ужинать. В любом случае у него и
взяли только банку ветчины да свиной язык. Билл, так ты
приставишь человека к парню? Прямо сейчас!
5 Охота обреченного волка
129
— Ладно, да только мне все это кажется дурацким...
Постой-постой, а откуда тебе известно, что у Ланде взяли
банку ветчины и свиной язык? Ах ты... Марти, я хочу
немедленно тебя видеть. Если ты не появишься у меня
через десять минут, я вышлю за тобой наряд!
— Что-то ты сегодня туго соображаешь, Шерлок
Холмс! Я все ждал, когда же тебя осенит эта гениальная
догадка. Если честно, то я очень удивился, когда Ланде
позвал полицию — это чуть было не разрушило мои соб-
ственные гениальные догадки. Так не забудь организовать
охрану Франкони и поторопись — он скоро уезжает разво-
зить заказы.
— Немедленно ко мне!
— Уже бегу! Серьезно, Билл, приставь охрану к парню!
— Господи, воля твоя! Сказал же, что приставлю.
А теперь давай ко мне во всю прыть!
— Я сегодня в отличной форме и буду у тебя через не-
сколько минут.
Я. побрел к отделению полиции, мечтая съездить на
пляж искупаться или отправиться на рыбалку. Не считая
рыбалки, я никогда не любил развлечений на свежем воз-
духе, но сейчас, когда мне оставалось жить всего ничего,
вдруг возникла масса «последних» дел, которые мне очень
хотелось провернуть. Впрочем, одно меня радовало — со-
знание того, что я уже больше не смогу совершить какой-
нибудь новой мерзости.
Билл выглядел как побитая собака. Весь его внешний
лоск куда-то подевался.
— Марти, я же просил тебя больше не совершать
идиотских выходок! — начал он, едва я вошел к нему в
кабинет.— Какого черта ты влез к нему в лавку?..
— Перестань, Билл. Никто об этом не знает.
— Я знаю!
— Ну и забудь. Убыток у Ланде невелик — разбитое
стекло да пара фунтов мяса. К тому же у него наверняка
все застраховано. Успокойся Билл... Что-то у тебя усталый
вид.
- Билл почесал подбородок.
— Никогда еще таким усталым не был — я скоро не
выдержу: еще два-три дня — и я просто свалюсь. Думал
вчера вечерком хоть немного отдохнуть, но у девчонки эта
проклятая инфекция, а ты сам знаешь, какой Мардж стано-
130
вится, если дети болеют. Ну и какие трофеи ты вынес от
Ланде помимо свиного языка?
— Ничего, если не считать этого насморка.
— Не понимаю. В старое время ты все делал из-под
палки, а теперь трудишься, как крот. Все еще вообра-
жаешь, что за тобой следят?
— Я это точно знаю. Билл, я понимаю, что выгляжу
идиотом, но уж что-то тут больно много совпадений, чтобы
я в итоге вытянул билет без выигрыша. Сам посуди:.маль-
чишку избили после того, как он сунул нос в дела
Ланде — я имею в виду историю с ограблением и пропав-
шими пятьюдесятью «кусками», которые потом вдруг
вообще испарились. Теперь вот мне хвост прицепили.
— Как этот парень выглядит?
— Я так ни разу его и не видел — у меня только ощу-
щение.
Билл вскочил и забегал по кабинету.
— Господи, воля твоя, у него ощущение! Марти, я
только что направил человека к Франкони, а ведь у меня
каждый лишний на вес золота! А этот твой мистер
Ланде — готовый кандидат для смирительной рубашки: ни
разу в жизни еще не видел такого нервного субъекта.
-г- А с чего, как "думаешь, он такой нервный?
Билл воззрился на меня.
— Да ты совсем безмозглый! А как же ему не быть нерв-
ным, если он приходит утром в свой магазин и видит, что
ночью у него были гости. Марти, ради нашей прошлой друж-
бы, ради чего угодно, подожди, пока я не разделаюсь с убий-
ством Андерсона! Потом можешь играть в полицейских и
воров сколько твоей душе будет угодно... У меня и без твоих
фортелей от этого дела уже чертики в глазах пляшут.
— Я читал в газете — ты пока завяз.
— Хрен бы взял эти газеты. Я уж куда только ни
совался — и никаких зацепок. Меня, ты знаешь, никогда
нельзя было заподозрить в жестоких методах ведения
допроса, но сейчас мне ох как хочется познакомить Бокьо
с резиновой палкой. Уж больно он самоуверенно держится.
Даже с его железным алиби ему следовало бы вести себя
потише и не делать широковещательных заявлений вроде
того, как он оскорблен из-за того, что на него всех собак
вешают...
— Бокьо все еще во Флориде?
131
— Ну да. А под каким соусом мы можем его сюда вер-
нуть? Помимо всего прочего тут вот еще какая закавыка.
Всегда ведь бывает какая-то основная версия, сильная вер-
сия — даже если'в конечном итоге она лопается. Но в этом
деле вообще ничего нет — полная пустота. Я уж всех обра-
ботал, кто хоть что-то может знать. И отдел убийств тоже
потрудился. Никто ничего не знает.
— Я бы все же вызвал Бокьо — поговорил с ним.
— А о чем я с ним поговорю — о том, чтобы ему
неплохо глотку заткнуть? Он и так знает, что у нас ничего
нет. Ну, приведем мы его сюда, допросим, а через минуту
отпустим и выставим себя полными дураками. Этот коро-
тышка даже предложил сам приехать в Нью-Йорк и дать
показания, если мы его об этом попросим!
— Эти макаронники — те еще прохвосты!
Билл перестал мерять кабинет, остановился передо
мной и печально покачал головой.
— Марти, иногда я думаю: ну как это тебе удавалось
распутывать трудные дела с таким-то примитивным
мышлением. Хочешь — верь, хочешь — нет, но Бокьо ни-
какой не итальянец.
— С таким-то паяльником? А я всегда считал его
итальяшкой.
— Его настоящая фамилия Бох — только не говори мне,
что все немцы те еще прохвосты. Он с раннего детства вос-
питывался в итальянской семье. Оттуда у него и этот его
акцент. Приемные родители изменили его фамилию на
итальянский манер, и он давно уже официально стал Бокьо.
Он женат на итальянке и себя считает итальянцем...
Я чихнул. От моего громоподобного чиха, который со-
тряс все мое тело, стены в кабинете Билла тоже, похоже,
содрогнулись. Он отпрыгнул и провел ладонью по лицу.
— Ах ты свинья! Я же тебе сказал: у меня дочка
болеет. Почему ты рот не закрываешь?
Но я уже направился к двери.
— Скажи спасибо этому чиху. Он встряхнул мне
мозги — и теперь, глядишь, дело Андерсона сдвинется с
места.
Длинное лицо Билла приобрело сострадательно-сердо-
больное выражение, когда он тронул меня за локоть.»
— Марти, почему бы тебе не сходить к врачу?
— Я уже ходил. Веди себя хорошо, и, возможно, я до-
132
ставлю тебе убийцу Забияки Андерсона на серебряном
подносе,— с этими словами я вышел из кабинета.
В стародавние времена, когда у меня в безнадежно за-
стопорившемся расследовании вдруг появлялся просвет, я
впадал в состояние, очень похожее на опьянение — то же
ощущение душевного подъема и необузданного веселья.
А теперь я только недоумевал, почему в запутанном рас-
следовании какая-нибудь крохотная мелочь всегда стано-
вится непреодолимым препятствием и сбивает с толку
самого ушлого следователя.
Доказательств у меня еще не было, но по тому, как
отдельные детали вдруг начали складываться в связную
картину, я понял, где искать недостающее звено. Главный
секрет сыскной работы заключается в том, что надо про-
верять и перепроверять каждый фактик — а Билл вот пару
фактиков проморгал, как и я, впрочем. Ну и еще, конечно,
требуется удача — мне же вот повезло, когда во время
нашего с Биллом разговора он нес какую-то бодягу и вдруг
брякнул самое главное, даже не подозревая об этом, и
сразу прочистил мне мозги.
Я потратил пару десятицентовиков в телефонной будке
и снова связался со своим знакомым из службы иммигра-
ции. Он обещал проверить и перезвонить мне в «Гровер»
после обеда.
У меня в запасе оставалось несколько часов, и, по-
скольку х в списке «последних» вещей это также имело
место, я поехал на такси в Бэттери и паромом добрался до
Стейтен-Айленд а, совершив самую дешевую и самую инте-
ресную турпоездку по стране.
На Стейтен-Айленде я зашел в итальянский ресторан-
чик и заказал пиццу и пару пива. В ресторанчике находи-
лось около десятка посетителей, и я невольно подумал, нет
ли среди них моего хвоста. Но это уже не имело большого
значения: рыба уже клюнула и вылезет на поверхность,
как только я потяну леску.
В «Гровер» я вернулся около часа, и Лоусон сказал мне:
— Вам бы лучше побыть на месте и заняться своими
делами, мистер Бонд. Вам постоянно звонит доктор Дюпре.
И еще сюда заходила необычайно интересная женщина,
вот оставила вам номер телефона и просила позвонить.
Она назвалась вашей бывшей женой.
Я скомкал записку Фло и запихнул в карман.
133
— Что значит «назвалась»?
— Как такая роскошная женщина могла связать свою
судьбу с вами — это выше моего понимания.
— Твоего что? Слушай, лапуля, ты только не суетись,
все равно ты никогда не сможешь подойти на пушечный
выстрел к такой женщине, как Фло, но даже если бы тебе
это удалось, ты бы все равно не знал, что с ней делать.
Я жду звонка из города — переключи его сразу ко мне в
номер.
— Мистер Кинг у себя.
— А- мне-то что за дело!
Я чувствовал себя так хорошо, что даже свалял
дурака — заперся у себя в номере и зачем-то махнул ста-
кан ржаного. Мой желудок сразу же возроптал, точно
напоминая мне об основной причине моего участия в рас-
следовании.
Около двух в номер заявилась Барбара и, когда я спро-
сил, чего это она вышла на работу так рано, она ответила:
— А я со вчерашнего вечера не была дома. Слушай,
Марти, зачем ты обкорнал Гарольда? Он считает, что ты
на меня зуб имеешь, и, если бы я вчера ушла домой, он бы
мне показал, где раки зимуют.
— А сегодня уйдешь?
— Может быть,— ответила она, плеснув виски и себе.
— Послушай, детка, ты же за свои кровные снимаешь
номер в этом клоповнике, так что смотри: если этот жир-
ный боров еще раз попытается...— я осекся. Мне ведь оста-
лось всего ничего, и на разборки с Гарольдом — или с кем-
то еще — времени уже не было. От этой мысли мне стало
не по себе — точно вдруг дыхалку перебили.
Барбара выпила виски.
— Спасибо за заботу, но будет лучше, если я сегодня
отправлюсь домой с двухдневной выручкой. Гарольда
всегда приходится подбадривать — он должен чувствовать
себя большим боссом. А деньги — лучший способ для
самоутверждения. Вчера у меня был классный выход —
десять зеленых в карман. Шикарный парень попался — о
тебе, кстати, спрашивал.
— Обо мне? А что он спрашивал?
— Да ничего конкретного. Но обо всем понемножку.
Я поначалу решила, что красавчик прибыл про наши
делишки разнюхивать, но потом он вдруг перешел на
134
тебя — давно ли ты тут работаешь, есть ли у тебя левые
заработки, водятся ли деньги... Масса вопросов, совер-
шенно из разных опер. Он знал, что раньше ты служил в
полиции. Ну, меня-то ты знаешь: я-то язычок на замочек
посадила.
— Как он выглядел?
— Здоровый, высоченный, крепкий деревенский малый
с характерным провинциальным выговором. Вообще-то
ничего парень, смазливый...
— Похож на Дика Трейси?
Ее сильно накрашенное губы разъехались в широчен-
ную улыбку.
— Ну точно! Я все думала: кого это он мне напоми-
нает? Так и есть — Дик Трейси! Такое же резко очерчен-
ное лицо, точеный нос и шляпа надвинута на глаза.
— Ив котором это часу было?
— Ну... около двух. А почему это тебя так интересует?
— Что же ты мне раньше не сказала, не позвонила?
— Марти, ты же отмутузил Гарольда, и он мне прика-
зал держаться от тебя подальше. Да и ты сам был какой-то
смурной. Я думала, ты спишь. Да ты не волнуйся, парень
на тебя зуб не точил, спрашивал довольно дружелюбно, и
все такое.
— А не заметила: он не говорил такого слова — «сво-
лота»? Не «сволочь», а «сволота»?
— Слушай, Марти,— нахмурилась Барбара,— что мы с
тобой, в подворотне что ли?
Она не на шутку обиделась, и я не стал продолжать.
— Дьюи его видел?
— А я почем знаю? Но этот старый алкаш вчера опять
напился, гад вонючий, и Кенни пришлось сидеть на лифте
всю ночь, прикрывать старика. Ты представляешь, Марти,
этот красавчик-то все спрашивал про тебя и так уважи-
тельно... А что тут такого?
— Ничего.— Мой прокол, что я не предупредил Кенни
глядеть в оба. Ну Дьюи, чертов лентяй! А Смит вчера вече-
ром, поди, не знал еще, что кто-то влез к Ланде в лавку,
так что он просто изучал обстановку. Наверное, ума не
может приложить, какого черта я сую нос в это дело.
— Марти, ты сердишься на меня? — игриво спросила
Барбара и положила ладонь мне на рубашку, отчего ткань
сразу прилипла к моей потной коже.
135
— Нет, милая. Погоди пару минут. Я сейчас.
— Не возражаешь, если я приму душ? А то я воняю,
как старая телка.
— Прими хоть три душа,— сказал я, уходя.
Из вестибюля я позвонил Сэму и спросил, сколько у
него стоят самые дорогие духи. Оказалось, двадцать семь
вместе с налогом, и я попросил его прислать флакон
немедленно.
Из лифта вышел Лоусон. Кинг стоял в дверях своего
кабинета и не спускал с меня глаз. Потом вышел и обра-
тился ко мне:
— Мистер Бонд, пришло время нам с вами серьезно
поговорить. Вы не только вели себя непростительно вызы-
вающе и нагло, но также и пренебрегли своими обязаннос-
тями...
Я подошел к нему вплотную. Восковая высохшая кожа
туго обтягивала кости его черепа.
— Слушайте, почему бы вам не сменить пластинку. Вы
старик, и, насколько я понимаю, вам хочется еще малость
протянуть, хотя я лично не Вижу в этом никакой необходи-
мости...
— Вы не смеете мне угрожать! — взвизгнул он, и его
сухонькие ручки сжались в кулачки.
— Еще как смею, Кинг. Я смею так с вами разговари-
вать, потому что если захочу, я сломаю этот ваш малень-
кий подбородочек, я переломаю все ваши кости, в том
числе и ваши клешни. И я сделаю это одним хорошим уда-
ром...
— Грубиян! — пропищал он гневно и вбежал к себе в
кабинет.
Не знаю, чем это было вызвано — может быть, нена-
вистью в его глазах, но я словно заглянул в магический
кристалл цыганки-гадалки и увидел в нем всю свою жизнь,
и одно-единственное слово «грубиян» подвело ей итог.
Грубиян, бандюга, угрожать...— эти слова прекрасно
характеризовали всю мою мерзкую, глупую жизнь! И мне
стало тошно.
Кинг набрался мужества и высунул свою перепелиную
головку из кабинета. Лицо его немного порозовело.
— Вы думаете, что вам можно меня запугать, потому
что у вас железные мускулы. Ну так вот, скоро будет
выплата месячного жалованья, которая покажет...
136
— Ладно, ладно, не стоит испытывать свою судьбу с
грубияном,— рявкнул я и, дойдя до угла крохотного вести-
бюля, сел в кресло и задумался, отчего этот старый тара-
кан так меня расстроил — а он и впрямь меня сильно рас-
строил. Так я сидел минут десять, размышляя ни о чем и
едва сдерживая сильное желание издать отчаянный вой.
Сэм пришел сам, и я заплатил ему за флакон, который
сначала принял за брелок для часов — такой он был малю-
сенький, но старица Сэм вряд ли стал бы меня надувать.
Он спросил, как моя простуда, и посоветовал зайти за
какими-нибудь таблетками.
Вернувшись к себе в номер, я застал Барбару перед
зеркалом и вложил крошечную коробочку ей в ладонь. Она
спросила:
— Что это?
— Бомба с часовым механизмом. А на что это похоже?
Развернув обертку, она уставилась на малюсенький
флакончик, потом подняла взгляд на меня и всплакнула.
— Боже мой, Марти, да ведь это «Арпеж»!
— Ну да! — сказал я таким тоном, будто понимал, что
ее так приятно изумило.
— Я покупала как-то их туалетную воду, но это... на-
стоящие духи! — Она приблизилась ко мне и поцеловала в
губы. Потом отошла и потерлась кончиком носа о фла-
кон.— Ты такой странный в последнее время. Раньше был
такой грубоватый, резкий...
— Это просто моя привычка — держаться с людьми
грубо,— ответил я, шлепнув ее по заду.
— ...а теперь такой сентиментальный.
— Это точно! У нас же есть что вспомнить! Если гости-
ничная шлюха настраивает тебя на сентиментальный лад,
это значит, что ты постиг самые сокровенные тайны
жизни...
— Ну почему ты так меня называешь, Марти?
— А почему нет? Мы же никогда себя на этот счет не
обманывали. Сейчас папа Марти поделится с тобой откры-
тием, сделанным им несколько дней назад — мы живем в
мире, который из всех нас так или иначе делает шлюх.
Барбара снова бросила на меня лукавый взгляд.
— Мне кажется, ты сейчас высказал очень глубокую
философскую мысль. Мне надо будет на досуге поразмыс-
лить над твоими словами. Марти, а девица, что приходила
137
сегодня утром и тебя спрашивала, правда, твоя бывшая
жена?
— Угу.
— Она такая... Я такой мечтала быть, когда совсем
еще девчонкой была — действительно очень красивая жен-
щина.
— Видела бы ты ее лет восемь-девять назад.
— Нет, она и сейчас очень красивая, потому что знает,
что далеко уже не девочка, а все равно в ней так много
еще осталось от девчонки — какая фигура!
— Можно сказать, она была чересчур красивая.
— Как же ты мог упустить из рук такое сокровище?
Я опять шлепнул ее по заду.
— Да из-за такого вот сокровища и упустил! Но тогда
это уже не имело значения. Фло была как молодой
боксер — постоянно тренировалась и мечтала о чемпион-
ских медалях. Отказывала себе во всем, что могло испор-
тить ее фигуру. Скажем, от ночной рыбалки в открытом
море у неё, видите ли, могла обветриться кожа... Ну и все в
таком духе. Теперь она просит меня вернуться, и у нее для
меня есть сногсшибательная приманка...
— Теперь ясно, почему ты тут ла все махнул
рукой — к ней возвращаешься?
— Нет, уже слишком поздно.— Меня вдруг страшно
утомила вся эта болтовня.— Милая, может, тебе прогу-
ляться? Я хочу поспать.
— Ладно. Спасибо за духи. Пожалуй, и мне в такую
жару самое лучшее — тоже поспать.
Она ушла, а я сел на кровать, размышляя, как бы убить
остаток дня — последнего в моей жизни. Хорошо бы
напиться, но с моим больным брюхом можно было испор-
тить себе сегодняшний вечер — а в том, что все состоится
именно сегодня вечером, я не сомневался. Ехать на пляж
мне было лень.
И тут задребезжал телефон — звонил мой дружок из
Службы иммиграции. Он сообщил мне то, что я и ожидал
услышать, ну и, конечно, все сошлось — как я и предпола-
гал. Ну вот, теперь все встало на свое место — картина про-
яснилась. Теперь я мог вытащить свой улов, просто позвонив
Биллу — за раскрытие такого дела его по меньшей мере ожи-
дал капитанский чин,— но ведь у меня тут была своя выгода,
то единственное, что имело для меня значение.
138
Впереди у меня был целый день, и стены моей конуры
начали действовать на меня угнетающе. Я вышел в вести-
бюль и зашагал к выходу, а Лоусон спросил вдогонку:
— Вы куда это собрались, Бонд?
— Да вот собрался оторвать твой длинный нос! —
ответил я и, развернувшись, грозно направился к стойке.
Он юркнул в служебный кабинет.
— Я же просто так спросил — на случай, если вам
будут звонить!
— Всем, кто будет звонить, отвечай: я на Вашингтон-
сквер провожу перепись «голубых»!
Я дошел до Седьмой авеню. По дороге съел пирог и
выпил кофе. Меня по-прежнему пасли. И я решил попро-
щаться с Лоуренсом.
Врач не был рад моему приходу.
— Мистер Бонд, в последний раз вы очень его рас-
строили. Пойду узнаю, захочет ли он вас видеть.
Он вернулся через несколько минут и сказал, что я
могу войти.
— Только ненадолго и, пожалуйста, никаких споров с
ним не затевайте.
У дверей торчал все тот же полицейский, и, когда я
входил, он бросил на меня хмурый взгляд. Мальчишка
сидел в кресле-каталке. На носу пластырь, голова забин-
тована. Он был голым до пояса, с повязками на ребрах.
— Ну что, малыш, идешь на поправку?
— Врачи говорят, что иду.— Он внимательно смотрел
на меня.— Я рад, что ты пришел, Марти. Я поразмыслил
над тем, что ты мне рассказал, и все-таки решил стать
полицейским. Попробую, по крайней мере. И я буду хоро-
шим полицейским хотя бы для того, чтобы никакой другой
Марти Бонд не смог превысить свою власть.
Я пожал плечами.
— Давай, Лоуренс. Если сможешь. Что ж, если ты не
передумал, если сдашь экзамены — они примут тебя с
распростертыми объятиями.
— Это твоя очередная шутка?
— Малыш, ты случайно наступил на такую мину...,
И смотри, не отступай от своей первоначальной версии.
Ты же ни на секунду не сомневался, что нащупал крупное
дело.
— Что-то я тебя не понимаю.
139
— Поймешь утром. И только не скромничай. Жми на
гудок вовсю. Полицейские не хотели тебя слушать, но ты-
то сразу понял, что в лавке у Ланде творится что-то очень
подозрительное! Впрочем, полицию особенно не топчи, но
и не дай репортерам забыть про тебя. Я целиком и пол-
ностью отношу на твой счет все заслуги за...
— Так ты раскрыл дело?
— Завтра мы с тобой будем героями Нью-Йорка. Но
больше не задавай вопросов — наберись терпения и жди.
Пока, малыш!
— Марти, ты не можешь рассказать по-человечески?
— Завтра все узнаешь. Надеюсь, это нападение тебя
кое-чему научило. Хотя я в этом сомневаюсь. Может быть,
оно научило тебя не учиться всем житейским премудростям
на своей шкуре. Прощай, Лоуренс!
— Подожди, Марти!
Я открыл дверь.
— Папа, постой!
Я тихо закрыл за собой дверь, подмигнул охраннику и
вышел на Седьмую авеню.
Было начало четвертого, и я зачем-то перешел на дру-
гую сторону авеню и купил билет в кино. В темном зале
было прохладно, а фильм оказался цветной мелодрамой,
снятой в Европе, и я с удовольствием разглядывал улицы
Неаполя и Рима, которые помнил с войны. Сюжет был
ужасающе глупым. Во второй картине Голливуд в стоты-
сячный раз вел освободительную войну на Дальнем Западе
против индейцев. Я жевал мятные таблетки, сморкался и
гадал, составил ли мне компанию в этом кинозале мой
хвост.
Было почти семь, когда я вышел с прохлады на жару.
Мне было немного жаль себя — не зная, как распорядиться
последними часами своей жизни, старый дурак убил их на
какую-то муть, проторчав в кино.
Я дошел до Восьмой авеню и съел роскошный
ужин — креветки, морские гребешки и прочие дары моря.
Несмотря на обилие еды, мой желудок не подавал призна-
ков недовольства, но дойдя до «Гровера», я первым делом
побежал в сортир. Я вернулся в вестиюбль и, зайдя в слу-
жебное помещение, вырубил там радио.
Тут же приковылял Дьюи.
— Эй, я слушаю радиопостановку!
140
— Забери приемник с собой. Мне надо кое-что напеча-
тать. Я же просил тебя не отлучаться от стойки — пока ты
охлаждал свое вино в служебке, в отель въехал парень.
— Это просто чушь! Я ни на секунду не... А ты откуда
знаешь?
— Ладно, проехали — вали отсюда!
У меня ушел час на то, чтобы настучать на машинке
письмо под копирку, где я рассказал Биллу о том, каким
образом Бокьо угрохал Забияку Андерсона. В своем
рапорте я особо подчеркнул заслуги Лоуренса. Я даже
предложил Биллу допросить Вилли Ланде на предмет выяс-
нения мелких подробностей. Запечатав письмо в конверт, я
написал свою фамилию на обороте, чтобы несколько по-
умерить любопытство Дьюи, и адресовал письмо Биллу,
указав номер его служебного телефона.
Потом я пошел к себе, побрился и помылся, точно
жених перед брачной церемонией. Сбросив лишний вес, я
находился в неплохой форме — внешне я выглядел сейчас
куда здоровее, чем когда-то в далекой юности. Еще я про-
верил револьвер и сунул его в карман вместе с несколь-
кими запасными патронами и фонариком. Потом вытащил
из кладовки старенький чемодан и выгреб из-под белья
свой армейский пистолет 45-го калибра, который я контра-
бандой притащил с собой на гражданку после демобилиза-
ции. Проверив пистолет, я привязал его ремешком к пра-
вой ноге над лодыжкой.
Часы показывали двадцать минут девятого, за окном
начало смеркаться. Меня беспокоила только одна
вещь — Ланде могло не оказаться дома. Он вполне мог
уйти в кино или еще куда. Но ведь рано или поздно он дол-
жен был вернуться.
Оказавшись в вестибюле, я знаком попросил Кенни
занять место за стойкой портье, а сам повел Дьюи в свой
номер. Он сел на стул, глотнул хереса из фляжки, которую
выудил из заднего кармана брюк, и спросил:
— Ну, что мы задумали?
— Мы задумали то, что требует трезвой головы. Дьюи,
прикончишь эту фляжку и больше за ночь ни капли —
усек?
— Ты теперь подался в трезвенники?
Я достал из кармана все, что у меня там было — три
десятки, пятерку и четыре доллара. Сложив банкноты
141
вместе, я разодрал их пополам и, отдав Дьюи половинки
каждой, сказал:
— К полуночи получишь остальное — можешь хоть
всю неделю не просыхать, но в ближайшие три часа ты
работаешь на меня — усек?
Дьюи с жалостью помял разорванные банкноты.
— Марти, зачем мне этот зеленый салат?
— Это тебе в напоминание о том, что если ты сорвешь
дело, корешки этого салата тебе никто не отдаст. Твоя
задача очень проста: не отлучайся от стойки — ни на
секунду, даже если в «Гровере» случится пожар. Я тебе
плачу за то, чтобы ты сидел на телефоне. И смотри, не
потеряй вот это! — Я вручил ему письмо для Билла
Аша.— Смотри, чтобы это письмо не попало ни в чьи лапы,
чтобы никто его у тебя не видел. Усек?
Дьюи кивнул.
Я дал ему клочок бумаги с телефоном мясной лавки
Ланде.
— И это тоже держи под рукой. Ну вот, вроде все.
Начиная с десяти вечера будешь звонить по этому номеру
через каждые пятнадцать минут. Неважно, будет ли твоя
линия занята или не будет — кончай все разговоры и звони
через каждые пятнадцать минут. Я тебе сам отвечу и
скажу: «Лоусон — педрила». И все. А ты мне скажешь
только два слова: «Понял, Марти». Но если...
— Только эти два слова?
— Черт побери, Дьюи, ты мне ответишь: «Понял,
Марти». И больше ни звука. Теперь, если ты позвонишь, а
там трубку не снимут или ответит кто-то другой и скажет
«Алло» или еще что, но не «Лоусон — педрила»,— ты
повесь трубку и позвони Биллу Ашу вот по этому номеру
на конверте. Это номер отделения полиции. Скажи ему или
тому, кто ответит, что к нам в отель нужно срочно выслать
полицейского. Если трубку снимет Аш, скажи ему, что у
тебя для него есть очеш> важный документ и чтобы он
срочно приехал и забрал его. Это письмо отдашь только
лично Ашу в руки. В крайнем случае, полицейскому в
форме — только попроси его сначала показать значок.
Усек?
Дьюи сглотнул, его глаза совсем разжижились, и он
тронул конверт так, словно это был раскаленный стальной
листч
142
— Марти... ты... вляпался во что-то серьезное?
— Для меня это крайне важно, Дьюи. Вот почему я
прошу тебя не прикасаться к бутылке и держать ушки на
макушке. И запомни: если, когда позвонишь по этому
телефону, ты услышишь не наш пароль, а что-то другое,
молчи, ни слова не говори, клади трубку и звони в поли-
цию. И Бога ради, набирай правильный номер — тот, что
на этой бумажке. А теперь все повтори.
Дыои запинаясь повторил, после чего мы еще раз про-
шлись по его роли. Наконец я сказал:
— Хорошо. Приканчивай свою фляжку — это тебе сей-
час не повредит. Сиди-за стойкой и помни: начинай зво-
нить ровно в десять. Даже если в сортир захочешь — сиди
и звони.
Дьюи встал, засунул письмо в задний карман брюк, а
бумажку с телефоном Ланде в карман рубашки.
— Марти, во что ты вляпался? Я могу...
— Дьюи, ты будешь национальным героем. И еще — не
болтай ничего ни Кенни, ни Барбаре — никому!
— Слушай, Марти, ты же знаешь, какой я старый и
слабый... Может, я не смогу...
Он дрожал мелкой дрожью. Я хлопнул его ладонью по
спине.
— Сделай, как я тебе сказал,— и все будет путем. Мы
же друзья, нет? Ты ведь единственный, на кого я могу
положиться. Ну, вперед. Не забудь: начинаешь звонить
ровно в десять, через полтора часа. Я отвечу «Лоу-
сон — педрила». Если услышишь другие слова — даже если
тебе покажется, что трубку снял я,— дай отбой и звони в
полицию.
Когда он ушел, я положил второй экземпляр письма в
конверт и адресовал его Лоуренсу в больницу, потом поло-
жил оторваные половинки банкнот в другой конверт и над-
писал его для Дьюи в «Гровер». Я наскреб у себя в ящике
пару марок, запер дверь и бросил оба письма в почтовый
ящик в коридоре около вестибюля. На служебном лифте я
доехал до восьмого этажа, открыл окно бельевой кладовой
и ступил на пожарную лестницу. Привязанный к ноге
«сорок пятый» здорово сковывал мои движения. Я прошел
по крыше соседнего дома к другой пожарной лестнице и
стал спускаться. Со вчерашней ночи они, наверное, недо-
умевали, как это я умудрился исчезнуть из «Гровера» неза-
143
меченным. Я спрыгнул на асфальт, стараясь не шу-
меть — насколько это позволяли мои двести с лишним
фунтов веса — и замер во тьме.
Я был не один. Кто-то впереди тяжело дышал.
Я постоял немного, нащупывая револьвер в кармане и
тихо отрыгивая вкус морских гребешков.
Тот, кто скрывался во мраке ночи, производил много
шума, пыхтя как паровоз. Я ждал, но мой приятель тоже не
торопился. Я вытащил фонарик и, присев на корточки,
положил на асфальт.
Я достал револьвер и, подавшись вправо и вытянув
левую ногу, нажал носком ботинка на кнопку фонарика.
Луч выхватил из темноты какого-то бродягу, притуливше-
гося у стены. Я усмехнулся, увидев, как он прищурился,
пытаясь разглядеть меня во тьме против света.
Я положил револьвер в карман, поднял фонарик и
направился к нему.
— Убери фонарь, амбал! — проговорил он глухо.
— А вы, алкаши, что-то больно осмелели! — отозвал-
ся я.
Я смотрел на него сверху вниз. Он осклабился — зубы у
него оказались слишком уж хорошими для уличного бро-
дяги, а глаза слишком блестели: он был не под мухой, а
под наркотой. Он сидел, уперев обе ладони в асфальт,
потом вдруг чуть приподнялся и, резко выбросив вперед
обе ноги, подсек меня.
Я рухнул на него, размахивая фонариком... и тут за
спиной у меня послышался легкий свист рассекаемого воз-
духа, и голова моя как будто взорвалась, охваченная
белым пламенем.
Глава 6
Придя в себя, я понял, что лежу на боку. Голова и шея
онемели и, похоже, превратились в чугунную чушку весом
не меньше тонны. Около меня горел свет, и, несколько раз
моргнув, я наконец умудрился сесть и оглядеться. Подсад-
ной бродяга лежал в двух шагах от меня, вся голова у него
была в крови. Должно быть, я всё-таки задел его то ли
ногой, то ли кулаком, прежде чем отключился.
У меня закружилась голова, но я все же уставился в
сторону света. Над лучом фонарика я увидел физиономию
144
Деревни Смита — резкие, точно вылепленные из гипса,
черты. Глаза у него были пустые и холодные, как сухой
лед. Я удивился, не увидев его рук, потом понял, что он в
черных перчатках. Наверное, в правой он держал мой
«полицейский-специальный» — револьвер завис во тьме
над землей, вперив прямо в меня ствол.
Я рыгнул. Голова раскалывалась от тупой боли. Я ше-
вельнул ногами. Нет, Боб оказался не таким уж великим
гангстером — мой армейский сорок пятого калибра на
лодыжке он не нашел.
Некоторое время мы смотрели друг на друга. За все эти
годы я видел его раз или два, но так. близко — никогда.
Красавчик был гад, это правда: высокий, крепкий, с широ-
ченными плечищами, лицо тяжелое, но ни унции лишнего
жира, впрочем, может, просто тени, упавшие ему на щеки
и скулы, придавали его роже такой впечатляющий вид.
Я упер локти в асфальт и немного успокоился, гадая,
что же будет дальше. Я попал в западню, но это ничего для
меня не меняло. Дьюи позвонит Биллу в десять — ведь я не
сниму трубку. Даже если подсадной нейтрализовал Дьюи,
Лоуренс получит копию письма завтра утром и полиция
обязательно возьмет Бокьо, а даст Бог, и Смита заодно.
Мне же оставалось только озаботиться тем, чтобы не уйти
отсюда живым. Л если Боб лопухнется, я был бы не прочь
его взять. Неплохо сделать такой прощальный подарок...
самому себе.
— Ну чо скажешь, сволота? — наконец произнес Смит.
У него был явный деревенский выговор. И что-то у него
было с губами — будто они были слишком велики для его
рта и как две жирные гусеницы заползли в рот. А может,
это тоже была игра теней.
— Я как раз собирался все тебе сказать в лавке у
Вилли. Но и это местечко подходящее.— Мой голос в кро-
мешной тишине звучал ровно и твердо.
— Я так и понял. Да не хотел тя кончать в
лавке — потом пришлось бы объясняться...
— Да с кем объясняться? — с издевкой спросил я.— Ты
же мог проделать со мной тот же трюк, что и с
Забиякой — пришить меня в морозилке, а потом сбросить
труп где угодно в любое удобное время. Бокьо, верно, себя
считает непревзойденным умником :— сначала грохнул его,
а потом махнул в Майами и обеспечил себе алиби. Через
145
пару недель ты скинул труп в Бронксе. 'На жаре тело
оттаяло, так что ни один судмедэксперт не определил, что
труп просто взяли и заморозили. И никто не понял, что
Андерсона убили-то вовсе не накануне того дня, когда
нашли труп, а две недели назад! Это же старый
номер — так что твой Бокьо не Бог весть какой изобрета-
тель...
— Перо в спину — тоже, может, старый номер, но и
теперь годится.
«Бродяга» застонал и снова затих.
Боб взглянул на него и, повернувшись ко мне, спросил:
— Ты что тут развонялся? Лехцию мне решил про-
честь? — Реакция у Смита была отменная. Он одним
прыжком оказался около меня, и я глазом не успел морг-
нуть, как получил сильнейший удар ногой в печень.
Я перегнулся пополам, и в этот момент он рассек мне лицо
рукояткой моего револьвера.
Сознания я не потерял, но долгое время не мог пошеве-
литься и едва дышал. Кровь ручьем текла мне за воротник
рубашки и бежала по спине теплым сиропом. Тут я уж и
засомневался, что Боб способен совершить ошибку.
И потом мне в голову пришла страшная мысль: а что если
он вовсе и не убьет меня, а только отутюжит как следует,
чтобы припугнуть,-т- и все?..
Наконец я опять смог сесть и пошевелил ступнями. Мне
оставалось только одно — применить к нему тот же захват
ногами, который пытался продемонстрировать его подсад-
ной «алкаш».
— Я про тя все знаю,— продолжал Смит.— Когда-то
ты был орлом с полицейской бляхой, а теперь ты
дешевка — пропойца, гостиничный вышибала! Ты на кого
работаешь?
Стоило мне раскрыть рот, как кровь залилась под язык,
и я едва не захлебнулся.
— Чево ты добиваесся? ,В газеты хочешь попасть или в
полицию вернуться?
— Хочу свою долю,— сказал я. Мои слова прозву-
чали так, словно я говорил с полным ртом земли.
— Да ты никак потрясти нас хочешь? — он захохотал
беззвучным смехом.
Я попытался кивнуть, но моя голова только бессильно
мотнулась на одеревеневшей шее.
146
— Убьешь меня — тебе же будет хуже,— продолжал я.
Чем больше я говорил, тем увереннее становился мой
голос.— Я послал самому себе письмо до востребования, а
обратным адресом поставил отделение полиции. Если я
завтра не получу его, письмо отошлют обратно и вскро-
ют... И вы с Бокьо погорите...— Придумка была не Бог
весть какая, но должна была сработать.
— Ха, ты чо ж думаешь, сволота, ты со щенками игру
затеял?
— Нет, Боб, я думаю, что это тебе хватит щенков
задирать — ты попробуй-ка на волка выйди...
Он молчал, сверля меня своими ледышками-глазами.
Я вдруг перепугался, что он просто уйдет и оставит меня
валяться здесь.
— Я бы никогда ничего не распутал, если бы ты,
парень, выучился наконец говорить как городской. А то ты
до сих пор гундявишь как деревенщина...
Он ударил меня ботинком в ухо. На секунду мне пока-
залось, что мою голову надули как воздушный шарик, но в
следующее мгновение я уже оклемался.
— Каждый твой удар, Боб, только повышает цену. Вы
с Бокьо сильно просчитались, угрохав Забияку в мясной
морозилке — больше так никогда не делайте. А что это
вдруг Бокьо опять взялся за старое г— убивать стал? Никак
ему подвернулось дельце на миллион, и он не смог устоять
перед искушением убрать Андерсона собственноручно?
«Подсадной» опять застонал, и Боб вмазал ему револь-
вером по темени, отправив его в глубокий нокаут.
— Я ж те сказал — никаких лехций!
Я слабел. Моя рубашка вся пропиталась кровью. Я по-
низил голос, точно вот-вот мог потерять сознание, и про-
шептал:
— Все... в письме... Бокьо, наверное, даже и не подо-
зревал, что у него есть такой родственник... Ланде-мясник.
Или Вилли не знал. А потом... вдруг старику Бокьо при-
спичило угрохать Забияку. Может, он видел этот трюк с
морозилкой в кино. Может, кто его надоумил. И вот он
начинает искать подходящую мясную лавку с морозильни-
ком и... находит ее... прямо под носом — да еще и владелец
ее... родственничек. Бох, он же Бохштейн! Все... в письме...
все!
— Ах ты, сволота поганая, чево те надо?
147
— Десять штук,— просипел я.
Боб наклонился надо мной.
— Чево?
— Десять штук! — я чуть не прыснул от смеха: Боб
Смит, знаменитый контролер мафии, оказался глухим как
тетерев.
Он чуть не споткнулся об мои ноги.
— Десять штук?
— Если я умру... вам крышка,— прокряхтел я.
— Ты чо ж думаешь, мы совсем уроды — отступного те
давать, чтоб ты опосля нас тряс?
Я махнул, рукой.
— Ну что ж, ну потрясу маленько. Так, по мелочи.
Я же понимаю. Что нельзя перегибать палку,— и тут я
перешел на бессвязное бормотанье.
— Чево? Громче говори, гад!
Я прошептал что-то совершенно неразборчивое и чуть
отодвинул правую ногу вбок. Даже если мне мой трюк не
удастся, думал я, он меня точно пристрелит.
— Ты, громила хренов, ты хоть соображаешь? Я могу
тя так уделать, чо ты у меня заговоришь как миленький, а
опосля бушь сам просить тя пристрелить, шоб не мучился!
— Письмо... Не забудь про письмо! — произнес я до-
статочно громко.— Отвези меня к врачу... а то я умру!
Он заколебался.
— У... мираю...—забормотал я и напрягся, картинно
изобразив содрогание, а сам тем временем еще дальше
отодвинул правую ногу.
Боб склонился ниже.
— Эй! Ты получишь бабки! Эй, слышь? — повторял он
как последний болван. У меня был полный рот крови, и из-
за этого я говорил булькающим шепотом, похожим на
предсмертный хрип.
Смит выпрямился, и я подумал, что переборщил. Но он
вытащил из кармана пригоршню долларовых бумажек,
наклонился и помахал бумажками перед моим лицом.
— Во, смотри! Вот твои бабки! Слышь? Получишь ты...
Собрав остатки сил, я мощно выбросил вперед правую
ногу — с привязанным к лодыжке армейским 45-го
калибра — ив тот же миг Боб попытался отпрянуть и
выпрямиться во весь рост. Грохнул выстрел моего револь-
вера, который он не выпускал из руки, и пороховое пламя
148
полыхнуло мне прямо в глаза, но нога все же вонзилась
ему в правый висок.
Смит покатился на асфальт, а я, ослепленный выстре-
лом и оглушенный ударной волной, с трудом удерживал
равновесие. После короткой вспышки, тьма вокруг, каза-
лось, сгустилась еще больше, и понадобилось немало вре-
мени, чтобы мои глаза вновь стали различать предметы
вокруг. Зато боль в' плече, куда попала пуля, я почувство-
вал сразу. Правда, я мог двигать левой рукой, так что рана
была не слишком серьезной, но мне пришлось немало
попотеть, чтобы встать на ноги. На ногах мне значительно
полегчало.
Я схватил фонарик Смита и осветил «бродягу». Кровь
залила ему лицо, но он был жив — кровь булькала у него
на губах в такт дыханию. Я поспешно выпрямился, потому
что у меня снова закружилась голова. Кровотечение было
такое сильное, что я уже слышал хлюпанье в ботинках.-
Вида собственной крови я не испугался,, к тому же у
меня еще были неотложные дела. Я глубоко вздохнул, как
штангист перед жимом, и, оттащив Боба к краю аллеи,
посадил его у стены дома, чтобы он мог послужить мне
хорошей мишенью. Эта операция едва не лишила меня пос-
ледних сил, и мне самому пришлось прислониться к стене и
немного передохнуть. Меня забавляло все происходящее —
и как я неловко волочу ноги и как деловито подготавливаю
собственное убийство.
Боб шевельнулся, и я ударил его затылком об
стену — аккуратно, чтобы не дай Бог не убить его и не
лишить себя собственного приза. Я осветил его фонариком
и обыскал. На боку у него висела кобура с пистолетом,
второй ствол я нащупал в потайном кармане на рукаве.
Ну, там-то он явно припрятал малокалиберную игрушку,
из которой он мог бы уложить меня только при удачном
выстреле в упор или расстреляв всю обойму. Я не стал тро-
гать нарукавную игрушку, оставив себе шанс быть убитым
именно из нее. Деньги, которые он совал мне в нос, лежали
у него в кармане пиджака и сам не знаю зачем, я взял не-
сколько сотенных, а потом переложил фонарик в левую
руку. Моя левая была вся в крови и, фонарик выскользнув
из ладони, шлепнулся на асфальт и погас.
Я стоял в темноте, стараясь сохранять равновесие и
проклиная свою глупость. И мне и Бобу свет обязательно
149
понадобится. Я наклонился над Бобом и отодрал рукав от
его пиджака, потом нашарив в темноте «бродягу», снял с
него пиджак и штаны. Из этого тряпья я сложил кучку, а
сверлу положил деньги. Потом сложил кучку поменьше из
скомканных банкнот и поджег их своей зажигалкой. Я по-
ложил револьвер Боба и свой «полицейский-специальный»
около него — так, чтобы он видел оба, но не смог бы до
них дотянуться. Я вытер ладони и, отвязав свой армейский
от лодыжки, положил его в карман. Банкноты сго-
рели дотла. Я прислонился к стене, закрыл глаза и стал
ждать.
По прошествии нескольких секунд, показавшихся мне
часами, я услышал, как Боб застонал, а потом сел. Я дос-
тал зажигалку и поджег лежащие на одежде доллары.
Боб смотрел на меня из-под окровавленных бровей.
Половина его лица сильно опухла и посинела. Он как бы
невзначай потер ладонью о бедро и, наверное, улыбнулся,
решив, что я прохлопал спрятанный на рукаве ствол. Не
знаю, почему, но вдруг впервые в моей жизни вид чужой
крови и разодранной кожи вызвал у меня приступ
тошноты.
Я, пошатываясь, стоял перед Бобом и держал правую
руку на рукоятке спрятанного в кармане армейского авто-
матического. Вонючее пламя, пожиравшее бумагу и ткань,
отбрасывало на нас таинственные кривые тени.
— Ну вот наконец-то мне попалась крупная рыба,—
сказал я.— Большой гангстер. Главный контролер мафии.
Ты думал, что ты выше закона, выше меня, что ты сам себе
закон. Ты даже по-быстрому разобрался с воришками,
которые ограбили Вилли Ланде. Видно, сильно перепу-
гался, что они могли заметить труп Забияки Андерсона у
Вилли в морозилке? Но впервые я...
— Деньги! — прохрипел Боб. Похоже, я сломал ему
челюсть.— Ты ж деньги взял...
— Кто взял? Болван, нужны мне твои деньги! Да я сей-
час тебя так уработаю, я тебе последние мозги вышибу, ты
у меня калекой останешься... если выживешь! — Я сам себя
не слышал. Я думал, что мне не захочется — ведь и нужды
не было — избивать этого бандита.
Огонь- догорал.
— Я тебя тут и порешу, чтобы ты уж больше никого не
мог...
150
Но Боб и впрямь был молодец: короткое движение
левой рукой, которого я бы и не заметил, наверное, если
бы не знал о существовании в рукаве потайного кар-
мана,— и вот уже в его правой ладони оказался коротко-
ствольный автоматический пистолетик европейского про-
изводства. Может быть, это была только странная игра
света и тени, но мне в первый момент показалось, что так
блестеть может только латунная игрушка. Однако тут же я
почувствовал два коротких укола в живот.
Смит буквально прошипел:
— Сволота! Легаш паршивый! Поганый легаш!
Я двинулся к нему. Вспыхнули еще две игрушечные
молнии, и еще две иголочки кольнули меня в живот.
Теперь я ощутил боль — обжигающую, глубокую.
Я приблизился к нему почти вплотную и позволил вса-
дить в меня две последние пули. Но странное дело, я
почувствовал только один укол — этот идиот во второй
раз умудрился промазать.
Головокружение и боль внизу живота быстро нарас-
тали, но я все еще сжимал в кармане свой армейский пис-
толет. Я шатался как пугало на ветру, дым от сгоревшей
одежды жег мне глаза. Но я услышал свои слова:
— Ладно, парень, теперь получай от легаша! — и
выстрелил в него сквозь карман пиджака.
Его голова раскололась надвое, и правая половинка
красной кляксой впечаталась в стену. В ушах у меня гро-
мыхнул выстрел патрона 45-го калибра — но этот гром
мгновенно растаял вдалеке, когда я стал падать навзничь.
Неподалеку от Бриджгемптона на Лонг-Айленде есть
чудесный пустынный пляж, сохранивший старое индейское
название Сагапонак. Чистый песок и высокие дюны
тянутся на много миль, и порой здесь бывают сильные
штормы. Лучшего места для ночной рыбалки я не знаю.
Помню, обычно около девяти или десяти вечера у кого-то
из наших вдруг возникала мысль сгонять туда. Мы забира-
лись в чью-нибудь развалюху, к полуночи добирались туда
и рыбачили до рассвета.- От прибоя в воздухе там по-
стоянно висит сеть соленых брызг, и когда солнце появ-
ляется из-за горизонта, эта соленая водяная сыпь розовеет
и сквозь нее пробиваются сотни крошечных радуг. Иногда,
151
выезжая туда в одиночку, я представлял себя на том
месте — правда, словно попавшим в другой мир.
Открыв глаза, я увидел этот самый розовый туман,
медленно плывущий перед моим лицом, и первой моей
мыслью было: если небеса или ад существуют, то мое дело
плохо — я либо там, либо сям... Или я снова на пляже?
Тогда как я сюда попал?
Я не пытался шевелиться, а просто глазел на розовый
туман. Потом только до меня дошло, что это — я все еще
лежал на аллее недалеко от «Гровера» и сквозь запек-
шуюся на веках кровь наблюдал восход. Но почему же я не
труп? Разве можно было остаться живым с пятью пулями в
брюхе, с пробитой башкой и...
Розовый туман стал бледно-желтоватым и потом снеж-
но-белым. Я напряг зрение и — черт, скоро осознал, что
лежу в больничной палате.
Сомнений быть не могло. С трудом вращая глазами, я
заметил металлический стол на тонких ножках и стул,
какие бывают только в больницах. Я попытался повернуть
голову, но все мое тело пронзила такая боль, что я тут же
отказался от этой попытки. Мимо моих глаз проскользнуло
что-то бело-рыжее. Я с усилием сфокусировал зрение на
рыженькой медсестре в белом халате и услышал ее воз-
глас:
— Доктор Мурпарк! Он пришел в сознание!
Рыжая исчезла, и воцарилась тишина, а я стал смотреть
на белый стол. Ну конечно же, я все запорол. Потом я
услышал голоса и почувствовал прикосновение чего-то
холодного к коже и наконец — укол, но словно где-то
далеко-далеко. Потом я сразу же ощутил, как тело нали-
вается силой, как мне становится жарко и как отвердевают
мышцы. Какой-то тип, ужасно похожий на врача из какой-
нибудь голливудской мелодрамы — невозмутимая физио-
номия, седые волосы и очень усталые . глаза — вдвинул
голову в поле моего зрения и спросил:
— Мистер Бонд, вы меня слышите? — Голос был глу-
боким и уверенным.
Он так низко склонился надо мной, что я даже расслы-
шал легкое чавканье, сопровождавшее его слова.
— Конечно, слышу. А почему я не умер? Что-то не
получилось?
Его лицо приблизилось еще больше, и губы, казалось,
152
припечатались к моим глазам. Я смог рассмотреть поры на
его коже.
— Мистер Бонд, вы меня слышите?
— Сказал же, что да. Уйдите с моего лица!
Тонкие влажные губы снова шумно задвигались.
— У нас очень мало времени, мистер Бонд, а вы не в
состоянии говорить. Пожалуйста, если вы меня слышите,
просто моргните.
Что там стряслось с моим ртом? Я-то себя отлично слы-
шал — может, этот болван глухой? Я моргнул.
— Мистер Бонд, мы дали вам... Вы скоро уснете, по-
этому я все вам скажу без утайки. Вы получили тяжелей-
шие ранения. То, что вы остались живы, можно считать
чудом хирургии. Я это вам говорю потому, что у вас силь-
ный организм, и у вас есть все шансы выжить — если вы
сами будете сражаться за свою жизнь.— Губы задвигались
быстрее, а в голосе вдруг появились суетливые интонации
опытного коммивояжера.— Я же понимаю, что вы очень
хотите жить, ведь вы теперь главная сенсация дня, и все
газеты и радиостанции только о вас и говорят. Вы стали
национальным героем. Вас ждет большое будущее...
Я закрыл глаза. Он еще что-то говорил, чего я не хотел
слышать,— что-то о Фло, которая ждет встречи со мной.
Потом зазвучал новый голос:
— Марти, прошу тебя, взгляни на меня.
Я открыл глаза и увидел старину Арта Дюпре. Его
сияющий взгляд словно говорил: у меня для тебя отличные
новости, дружище!
— Марти! Несокрушимый Марти! Мне все-таки уда-
лось... Марти, когда тебя доставили сюда с разворочен-
ными кишками, мне удалось взять пункцию! Слушай, нет у
тебя никакого рака! — Арт набрал воздуху и едва не за-
орал мне в лицо: —? Марти, ты что, не понимаешь? Твоя
опухоль не злокачественная. Дело й том, что это даже и не
опухоль никакая, а что-то вроде пазухи в кишечнике. Там
скапливается непереваренная пища, она гниет и... Ты
понял, Марти, ты напрасно считал, что у тебя рак! Тебе
надо только несколько недель проваляться в хирургии и
все будет отлично — ты снова станешь как огурчик.
Я закрыл глаза. Веки стали весить тонну каждое.
— Марти, скажи, ты меня слышишь? Ты понял, что у
тебя нет рака?
153
Я заморгал как сумасшедший и увидел, как посветлело
лицо Арта. Потом я снова закрыл глаза и уже не смог
открыть их, и скоро опять утонул в розовом тумане, и
голос Арта растворился вдалеке.
Мне вдруг захотелось поскорее выработать какой-
нибудь условный язык и все рассказать Арту. Но уж
больно это было утомительное и сложное занятие, да и
какое это имело значение? Вот то, что у меня нет рака, что
я освободился от бремени своих мыслей — да, вот это
имело значение.
Как мне было объяснить Арту — да и зачем себя утруж-
дать? — что в эти несколько дней я увидел Марти Бонда со
стороны и что мне расхотелось жить. Марти, грубияну и
бандюге, вообще не следовало появляться на свет,
никогда...
Розовый туман побагровел. Наверное, солнце уже бли-
зилось к зениту. Но воздух и песок оставались такими же
влажными и холодными, как на заре. Тут удочка сильно
дернулась, потом еще раз. Я выронил одеяло, которым
укутывался ночью, и вскочил на ноги, обхватив удочку
обеими руками. Я понял, что поймал на крючок упрямого
бойца — я едва удерживал удилище.
— Смотри, как я сейчас этого малыша буду вытяги-
вать! — заорал я.— Поймал что-то очень большое —
может, молодого тунца или даже пеламиду. Ты только по-
смотри, какую битву эта дурашка затеяла —.чуть удилище
не переломилось!
— У него пропадает пульс! Мистер Бонд! Боже мой,
мистер Бонд!
Удилище напряглось, и у меня не было времени обер-
нуться и посмотреть, кто это там разговаривает за моей
спиной. Рыбина не собиралась сдаваться. Напротив, она,
похоже, с каждым мгновением набиралась сил и мощно
рвалась с лески. Ну и великан! У меня уже затекли руки, и
удилище выскальзывало из ладоней. Да там целый кит!
Просто непонятно, как только леска его выдерживала. Мне
уже было невмоготу бороться, не говоря уж о том, чтобы
вытянуть добычу из воды.*
Удочка мелко завибрировала. Я сделал последнее уси-
лие удержать ее в руках...
Потом разжал пальцы.
ПУЛЯ для
НЕЗНАКОМЦА
Р.ФИШ
© Перевел с английского О. Алякринский
Глава 1
Море, которое было столь обманчиво мирным и спокой-
ным, когда сухогруз «Санта-Эужения» оставил часть своей
ноши в порту Салвадора-де-Баия и устремился к югу
вдоль бразильского побережья, теперь явно приобрело
грозный вид. Белые барашки оседлали разгулявшиеся
волны, а над ними нависло страшное небо с грозными чер-
ными тучами. Свистящий ветер. принес холод с севера.
Усилившаяся качка вызвала протестующий скрежет и
скрип дряхлых переборок судна, 'которое вспарывало
носом мрачные зеленые валы, словно в попытке доискаться
до причин столь резкой перемены в настроении водной
стихии. В небольшом кубрике на полубаке тарелки
пустились в опасный танец, дребезжали чайники и
сковородки, тусклые лацпы бешено раскачивались из сто-
роны в сторону, отбрасывая призрачные тени на подвесные
койки.
На небольшом открытом мостике прямо перед рулевой
рубкой стоял капитан Энрике Жувеналь, владелец «Санта-
Эужении». Изучив последние радиосводки о надвигаю-
щемся шторме, к которому сухогруз неумолимо прибли-
жался, он угрюмо покачал головой. Капитан Жувеналь
был не на шутку встревожен. По натуре предусмотритель-
ный и осторожный человек, он прекрасно знал, что его
старушка «Санта-Эужения» не самое прочное в Бразилии
торговое судно, да и к тому же груз на палубе был распре-
делен очень неравномерно из-за поспешно проведенной
разгрузки в Салвадоре-де-Баия. И еще он точно знал, что
внезапные тропические бури, хотя и редкие в этих широ-
157
тах, предательски способны сокрушить его судно в своем
адском водовороте.
Он перегнулся через перила мостика и воззрился на
своего молоденького первого помощника, который уве-
ренно сохранял равновесие, крепко вжав ступни в раска-
чивающуюся палубу. Старпом сосредоточенно руководил
матросами, перетаскивающими скудные остатки палубного
груза в попытке хоть как-то обезопасить корабль от крена
в опасной ситуации, в которой они оказались. Капитан
Жувеналь почесал свое поросшее густой бородой лицо и
свирепо вгрызся зубами в тонкую черную сигару. Его лицо
окутал табачный дым, тотчас унесенный прочь порывом
ветра. Вдруг кто-то осторожно тронул капитана за плечо.
Это был радист, он протягивал ему очередной листок с
радиограммой. Вперив взгляд в листок, капитан кивком
головы отпустил радиста и, нахмурившись, прочитал
сообщение, после чего снова перегнулся через перила.
Блеснули белые зубы, сжимающие изжеванный кончик
сигары.
— Эй, Мигель!
Первый помощник взглянул вверх, отдал последнее
распоряжение своим подчиненным, чтобы те, пока он будет
отсутствовать, занимались делом, а не сбежали в кают-
компанию пить кофе, и легко поднялся по узкому трапу к
капитанскому мостику.
— Да, сеньор?
— Как там дела?
Помощник пожал плечами.
— Очень медленно! — Судя по его тону, он считал эту
работу бесполезной тратой времени. Он невозмутимо
смотрел в глаза капитану.— Опасность для нас представ-
ляет не палубный груз. Все дело в больших генераторах в
трюме. Тех, что мы везем в Буэнос-Айрес. Мы не сможем
их сдвинуть с места с имеющимся’ у нас оборудованием.
—. Знаю! — Капитан сердито попыхивал сигарой и раз-
мышлял. Его взгляд упал на клочок бумаги в руке и снова
устремился на помощника.— Сколько груза мы сбросим в
Рио? И сколько в Сантосе?
Первый помощник некоторое время смотрел на него
молча и потом улыбнулся, вдруг все поняв. Из заднего
кармана брюк он выудил засаленный блокнот, послюнил
палец и стал перелистывать страницы. То, что он прочи-
158
тал, обрадовало его, и ои поднял на капитана довольный
взгляд:
— Не очень много в обоих портах, сеньор. Ничего, что
нельзя было бы отправить другим судном из Монтевидео
или вообще выгрузить на обратном пути, если уж на то
пошло.
— А как насчет пассажиров?
— Это не проблема. Двое сходят в Монтевидео и еще
один в Буэнос-Айресе.
— Ясно.— Капитан Жувеналь задумчиво скосил глаза
на кончик сигары, неторопливо обдумывая все варианты.
Потом он перевел взгляд к горизонту. На мгновение его
лицо омрачилось, но в конце концов он принял решение.
Клочок бумаги с текстом радиограммы отправился в его
нагрудный карман — в знак того, что все дискуссии окон-
чены.
— Ладно,— кивнул он.— Пройдем мимо и Рио и Сан-
тоса. А заодно уйдем от шторма. Я составлю телеграмму
для компании и для агентов в Рио. А ты повесь объявление
на доске.
— Есть, сеньор,— радостно ответил старший помощ-
ник.
— А потом займись перемещением палубного груза,—
добавил капитан сухо.— Не пойдем же мы к Африке,
чтобы миновать этот чертов шторм. Придется немного
поболтаться.
— Есть, сеньор! — повторил старший помощник, выка-
зывая одновременно служебное усердие и лукавое одобре-
ние поступка капитана Жувеналя.
Для четырех пассажиров «Санта-Эужении» изменение
маршрута следования особой роли не играло: выбирая для
путешествия торговое судно, всегда приходится рассчиты-
вать на то, что, как ни крути, пробыть в пути придется
очень много времени, и ни у кого из них не было таких
планов, которые могла бы нарушить внезапная смена
маршрута судна. И появившееся на доске объявлений уве-
домление старпома не произвело большого впечатления на
команду. Прошло всего два дня, как они покинули Салва-
дор-де-Баия; карманы у матросов были пусты, и все их
пороки мирно дремали до поры до времени. Во всяком слу-
159
чае, попытка уйти от шторма на корабле: в трюмах кото-
рого лежал несбалансированный груз, конечно же, не
могла вызвать протеста у разумного моряка.
И лишь для одного из членов команды это известие
явилось трагической неожиданностью. Насио Мадейра
Мендес, стюард, обслуживающий четырех пассажиров и
нескольких офицеров, находился один в небольшой кают-
компании, когда туда, весело насвистывая, вошел старший
помощник и прикрепил кнопками небольшой листок на
доску объявлений. Потом он окинул.свою работу оцени-
вающим взглядом, нашел все в полном порядке и удалился
на палубу. Насио, прервав мытье посуды после завтрака, с
понятным любопытством подошел к доске и прочитал
роковые слова. Ему потребовалось несколько секунд,
чтобы сполна осознать весь ужасный смысл прочитанного.
Осознав происшедшее, он смертельно побледнел и замер
на месте от ужаса.
Насио Мадейра Мендес нанялся на «Санта-Эужению» с
единственной целью добраться до родного Рио-де-
Жанейро без лишних хлопот. Его фальшивый паспорт
безусловно привлек бы к себе пристальное внимание
чиновников, если бы он сел на океанский лайнер или на
самолет, поскольку паспорт ему справили из рук вон
плохо. Тем не менее, Насио на большее надеяться не мог и
уж, конечно же, по его собственному мнению, вполне мог
сгодиться для работы стюардом на кухне, поскольку
помощники на «купцах» всегда требовались и поэтому
агенты по найму смотрели на бумаги кандидатов сквозь
пальцы. В Рио же, как рассчитывал Насио, всем его трево-
гам придет конец. Команде будет по обыкновению дана
увольнительная на берег и, оказавшись в родных местах,
он попросту не вернется на корабль, не рискуя быть обна-
руженным в большом шумном городе. Фальшивый паспорт
он уничтожит, а может, и продаст с выгодой — потому как
в нем была проставлена обычная фамилия Мендес, а лицо
на фотографии могло принадлежать любому мужчине в
возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет. Он до боли
сжал зубы. Как же все просто складывалось до этого
момента!
Насио Мадейра Мендес был мужчиной среднего роста.
Невзирая на то, что острый клинышек волос делил широ-
кий лоб на две неравные части, его худощавое лицо с
160
небольшим клювообразным носом выглядело довольно
привлекательно. А глядя на гладкую ровную кожу, ему
никак нельзя было дать сорок два года. Лишь его холодный
взгляд, замеченный теми, кто смотрел ему прямо в глаза,
говорил о том, что этот невысокий крепкий мужчина не
так молод, как кажется, и что ему свойственно вести до-
статочно разгульный образ жизни.
,Он стоял перед доской объявлений, раскачиваясь в такт
качке скрипящего всеми своими суставами корабля, и в
нем зрела бессильная ярость. Его лицо побагровело. Он
злился на капитана, принявшего такое решение, и на
шторм, заставивший капитана принять это решение, но
главным образом на самого себя, оказавшегося таким
идиотом. Надо было улизнуть с судна еще в Баии, ступить
на родную бразильскую землю и добираться до Рио на,
своих двоих, либо на попутке, либо в крайнем случае на
омнибусе, где полиция никогда не производит досмотра.
Нс онтак по-глупому уверился в том, что сумеет благопо-
лучно добраться до Рио на «Санта-Эужении», что только
время потерял в том дурацком баре с теми двумя'дурац-
кими девицами, а потом как последний дурак заявился на
судно, которому суждено было стать для него плавучей
тюрьмой, уносящей его прочь от пункта назначения. Боже,
всемогущий!
Он крепко сжал тонкие губы, так что они побелели, и
невидящими глазами смотрел на немую доску объявлений.
Себастьян сказал в Лиссабоне, что у него есть шанс обес-
печить себя на всю жизнь — заработать столько денег, что
ему и не снилось. А работы всего-то на несколько минут.
И вот теперь его уносит от Рио, и он бессилен что-либо
изменить. Он постарался заглушить гнев и спокойно
поразмыслить над создавшейся ситуацией. Из-за этого
крюка корабль прибудет в Монтевидео никак не раньше,
чем через, четыре дня, а Себастьян предупредил, что ему
надо быть в Рио не позднее шестого числа — а иначе пиши
пропало. А шестое будет как раз завтра! Черт! Черт!
Ну почему, ради всего святого, он оказался таким дураком
и не сбежал с этого проклятого судна в Салвадоре-де-
Баия? 4
Он стоял и мрачно разглядывал листок с каракулями
старпома, но перед глазами у него только проносился
вихрь его мрачных мыслей. Только после того, как чья-то
6 Охота обреченного волка
161
рука легла ему на плечо и несколько раз сильно потрясла
его, Мендес понял, что к нему кто-то обращается.
— Плохие новости, стюард?
Даже в таком взвинченном состоянии Мендес понял,
что перед ним один из четырех пассажиров — маленький
кругленький человечек с пухлым шарообразным лицом и
тоненькой ниточкой усов под носиком-пуговкой. Звали
пассажира не то Дантес, не то Дюмас, не то Дортас. Его
большие черные и словно бездонные глаза поблескивали, а
редеющие седые волосы были какими-то пегими, точно их
неровно окрасили. Насио мрачно уставился на него.
— Простите, сеньор?
Коротышка был воплощенное терпение.
— Я говорю, это объявление для вас просто как гром
среди ясного неба.
— Объявление? — Насио заставил себя отвлечься от
только что прочитанных им роковых слов и машинально
напустил на себя привычное раболепие судового
стюарда.— Нет, сеньор, я просто удивился. Мне-то какая
. разница.
Коротышка некоторое время задумчиво изучал лицо
Насио, а потом переменил тактику.
— Вы же бразилец? — спросил он небрежно.
Отрицать это было бесполезно — Насио выдавал его
акцент, и о его происхождении сразу же догадался даже
этот толстяк-коротышка, говоривший по-испански с
характерными резкими интонациями уроженца Рио-Платы.
— Бразилец? Да, сеньор.
— Вы разочарованы, что мы не бросим якорь в Рио?
— Разочарован? — На мгновение неуместное словечко
едва не вывело Насио из себя, но он 'подавил снова
захлестнувшую его волну ярости и даже умудрился не-
определенно пожать плечами и выдавить на губах обижен-
ную улыбку.— Разумеется, любому бразильцу чудесный
Рио-де-Жанейро кажется лучшим городом в мире. И не
увидеть его, когда оказываешься так близко...
— Жаль! — Подвижные как ртуть бездонные глаза
сверлили его лицо.— Вы мне очень нравитесь, стюард. Мне
нравится, как стоически вы восприняли это... разочарова-
ние.— Маленькие покатые плечи чуть приподнялись.—
Полагаю, на вашем месте я бы не смог сохранить присут-
ствие духа.
162
Насио ничего не оставалось, как только сказать оче-
редную банальность.
— Сеньор, в нашей жизни приходится смиряться с тем,
чему не можешь противостоять.— Произнося эти слова, он
захотел сам в них поверить.
— Ну, не всегда.— Коротышка уронил взгляд на
затоптанную ковровую дорожку салона и снова поднял
глаза на стюарда.— Сообразительный человек всегда ищет
любые возможные пути для достижения своей цели. Разные
способы. Ну, например,— продолжал он как бы между
прочим,— будь я на вашем месте, я бы постарался попасть
в Рио. Или во всяком случае попытался бы.— Он помолчал
и добавил многозначительно: — И я бы предпринял эту
попытку сегодня...
— Сегодня? — переспросил Насио и внимательно по-
смотрел в глаза собеседнику. Глубокие черные озерца
словно посылали ему немое сообщение, но безуспешно.
Неужто этот толстячок смеется над ним. Эта мысль разо-
злила Насио.— И как же, сеньор? Вплавь?
— Нет,— спокойно возразил коротышка.— Сказав-
шись больным.
Слабая надежда на то, что пассажир, возможно, и
впрямь предлагает ему реальный план действий, улетучи-
лась. Было ясно, что коротышка просто фантазер. И сей-
час у Насио не было никакого желания продолжать эту
бесполезную беседу.
— Я прошу прощения, сеньор...
Маленькая ручка выстрелила вперед и ухватила
стюарда за локоть с такой силой, какой Насио от нее и не
ожидал.
— Надо заболеть! — настойчиво произнес толстяк.—
Серьезно заболеть. Капитан не тот человек, который поз-
волит члену своей команды мучиться, а может быть, и уме-
реть только потому, что ему хочется ускользнуть от
шторма.
Постепенно до Насио дошел смысл услышанных слов, и
он сощурился. Что ж, это и впрямь идея. Может статься,
хорошая идея.
— А чем заболеть?
— Я бы предложил аппендицит.— Коротышка смотрел
на него ясным взглядом, и его круглое пухлое лицо остава-
163
лось невозмутимым.— А теперь признайтесь — вы ведь
нехорошо себя чувствуете?
Насио пристально глядел на странного пассажира.
:— Верно, сеньор. Неважно.
— Хорошо! То есть я хочу сказать, я вам сочувствую.
Ну и, естественно, у вас рези в нижней правой части
живота.
Рука Насио импульсивно дернулась к животу.
— Нет,— поправил его толстяк.— Чуть ниже и пра-
вее,— и взяв Насио за руку, приставил ладонь к нужному
месту.— Вот так-то лучше.
— Но...
— И конечно, тошнит! — Дортас, или Дантес, или
Дюмас, несколько мгновений рассматривал окаменевшее
лицо стюарда и удовлетворенно кивнул.— Вид у вас, по
правде сказать, не слишком больной, но ничего, и так сой-
дет, будем надеяться. Вам бы лучше отправиться сейчас в
кубрик и лечь. Воспаление аппендикса — серьезное забо-
левание.
— Вот только...
— Я сам поставлю в известность судовое начальст-
во.— Маленькая ручка вновь схватила Насио за локоть и
сильно подтолкнула к двери.
Насио воспротивился. Ему стало ясно, что у Дюмаса,
или Дортаса, или Дантеса были свои резоны увидеть «Сан-
та-Эужению» стоящей на якоре в порту Рио, и он только
использовал стюарда в качестве средства для достижения
своей цели. Верно, что эта затея на руку и Насио, но
все же...
— А зачем вы это делаете, сеньор?
— Зачем? — улыбнулся коротышка.— Допустим, что и
мне ведомы приступы тоски по родным местам, и я с пони-
манием отношусь к ностальгическим чувствам других
людей. Или, если угодно, можно предположить, что у меня
извращенной чувство юмора и я обожаю всяческие розы-
грыши. Или можно сказать,— добавил он холодно, и
улыбка вмиг слетела с его губ,— что я с первого взгляда
распознаю болезнь и полагаю, что вам необходимо отпра-
виться к себе и лечь в постель. Немедленно!
Его рука подтолкнула Насио к двери. Худощавый
стюард позволил вывести себя в коридор. Вне зависимости
от намерений пассажира все это обещало удачное решение
164
возникшей проблемы. Он изобразил на лице страдание,
крепко прижал руку к нижней части живота и кивнул.
— Я прошу прощения, сеньор...
— Конечно, конечно,— сказал тот с милой улыбкой.
Пассажир задумчиво смотрел вслед удаляющейся
фигуре стюарда, потом вздохнул и отправился на палубу.
Небо заметно потемнело и подернулось мрачной желтова-
той накипью, особенно пугающей в столь ранний утренний
час. Ветер усилился и свистел в вантах палубных кранов.
В его тяжелых влажных порывах таилось обещание ско-
рого дождя. Пассажир осторожно переступал через змея-
щиеся по палубе канаты и скоро нашел старшего помощника.
Он надменно постучал пальцем по плечу высокого моряка.
— Знаете, ваш стюард серьезно болен.— Он старался
говорить громко, чтобы перекрыть свист ветра, и в его
голосе отчетливо слышались укоризненные нотки, точно в
болезни стюарда была вина старшего помощника.
— Стюард?
Мигеля очень удивило, что именно этот пассажир вдруг
так живо заинтересовался судовой жизнью — мало того,
так еще и здоровьем члена команды. Этот пассажир на
протяжении всего плавания держался замкнуто, за обеден-
ным столом в кают-компании все больше хранил молчание
и избегал участия даже в тех редких развлечениях, кото-
рые предлагал капитан для своих пассажиров, а вечерами
его часто видели стоящим у борта и задумчиво вглядываю-
щимся в непроницаемую ночь.
— Болен,— строго повторил пассажир.— И он в очень
плохом состоянии. Совершенно очевидно, что у него разы-
грался сильнейший приступ аппендицита.
Старший помощник некоторое время недоуменно смот-
рел на пассажира, потом пожал плечами и, отвернувшись,
стал руководить действиями своих матросов. Коротышка
нахмурился.
/ — Старший помощник! — его голос звучал сурово.—.
Разве вы не слышали, что я вам сказал?
Мигель с мольбой устремил взгляд на небо: разыграв-
шаяся непогода явно не предвещала ничего хорошего.
— Ладно-ладно! — сказал он раздраженно.— Я пойду
посмотрю, что с ним.
Мигель отдал последние распоряжения и зашагал к
носовой части, негодующе качая головой. Широко рас-
165
ставляя ноги, он уверенно шел по болтающейся палубе,
потом свернул в коридор и злобно двинулся к полубаку.
Ох уж эти стюарды! А пассажиры! Этот стюард, должно
быть, вина перепил в порту. А что еще вероятнее, просто
страдает от морской болезни из-за сильной качки. У него
столько работы на палубе, а приходится идти держать за
ручку здоровенного мужика.
Низко пригнув голову, он вошел в проем полубака и
стал вглядываться вниз, чтобы зрение привыкло к полу-
мраку. До его слуха донесся низкий жалобный стон, заглу-
шаемый храпом свободных от вахты спящих матросов.
Здесь, в тесном пространстве кубрика, скрип переборок
был громче и страшнее. Старший помощник наклонился и,
нахмурившись, вгляделся в белое лицо неопределенного
возраста. Насио смотрел прямо на него. Звякнул жестяный
таз, когда его случайно задел ногой стюард, и старший
помощник почувствовал резкий запах блевотины.
— Я слышал, ты заболел.
Насио облизал губы и заговорил хриплым шепотом:
— Сам не знаю, что такое. Пять минут назад все было
хорошо, я мыл посуду — и вдруг...— Его бледное лицо
исказилось от нового приступа боли.
Все раздражение Мигеля вмиг улетучилось. Этот
парень и впрямь болен, и дело тут не в чрезмерном потреб-
лении вина и не в морской болезни. Для Мигеля как хоро-
шего старшего помощника, готовящегося когда-нибудь
стать хорошим капитаном, благополучие команды состав-
ляло предмет его забот. Он участливо наклонился над
стюардом. .
— Сильно болит?
Стюард попытался привстать на локте и тут же резко
отвел лицо в сторону, чтобы волна рвоты не испачкала
мундир старшего помощника. Он свесился с койки,
яростно закашлялся и бессильно откинулся на подушку.
— Вот тут, в боку...— Он приложил руку к правой сто-
роне живота поверх простыни. Под простыней его левая
рука сжимала* украденный им из амбулаторной аптечки
пузырек ипекакуаны* .— Ох, как болит...
Старший помощник выпрямился, озабоченно глядя на
бледное лицо.
Рвотный корень. (Здесь и далее прим, переводчика).
166
— Все будет хорошо. Не волнуйся. Мы позаботимся о
тебе. Я сейчас вернусь.
Он в задумчивости поднялся по трапу, остановился на
верхней ступеньке, чтобы удержать равновесие, когда
судно сильно качнуло на высокой волне, и двинулся по
сотрясающемуся и скрипящему на все лады судну. Плохо
дело. Очень плохо. Судовой амбулаторный пункт едва ли
пригоден для того, чтобы класть гипс на сломанные руки
или лечить расстройство желудка после долгой увольни-
тельной на берег, а ему было известно, что среди пассажи-
ров врача не было, во всяком случае, судя по документам,
ни у кого из них не было врачебного диплома.. А с аппенди-
цитом шутки плохи.
Капитан Жувеналь наблюдал, как старший помощник
поднимается по трапу на мостик, и по его встревоженному
выражению лица понял, что произошло нечто серьезное.
— Что случилось?
— Стюард заболел.— Старший помощник вцепился
в поручни.— По-моему, у него приступ аппендицита.
Острый.
— Уверен? — нахмурился капитан Жувеналь.
— Да, сомневаться не приходится. Налицо все симп-
томы: боль в правом боку, и его непрерывно рвет...—
Мигель мысленно отругал себя за то, что не проверил у
стюарда температуру.— Он очень плох. <
Капитан Жувеналь устремил взгляд на черное нёбо: над
океаном грозовые тучи нависли, а вдалеке их распарывали
острые клинки молний. Большая рука капитана, с трудом
удерживавшего равновесие, прилипла к поручню. Он ото-
гнал первую пришедшую ему в голову мысль.
— Все это очень плохо. Мы не можем швартоваться в
Рио. Сводки о шторме очень неутешительные.— Он задум-
чиво потер бороду тыльной стороной ладони.— Если у
парня воспалился аппендикс и вот-вот лопнет...— Он
замолчал. • *
— Так что будем делать?
Капитан вздохнул.
— У нас только один вариант. Надо сообщить их бере-
говой охране, или, как они называют, отряду спасения на
море. Может быть, они окажут помощь.
Он поразмыслил еще немного, сплюнул в океан и,
подойдя к радиорубке, резко постучал в дверь.
167
Из-за двери тотчас появилась голова.
— Пошли радиограмму. На ближайшую станцию
отряда спасения на море — позывные найдешь в журнале.
Сообщи им, что у нас на борту тяжело больной и мы не
можем зайти в порт Рио. Дай им наши координаты и курс и
скажи...
Его прервал старший помощник.
— При такой качке будет очень трудно перенести
больного с одного борта на другой.
— Это их проблемы! Они сами разберутся.— Капитан
повернулся к радисту.— Сообщи им, что мы делаем
восемь — десять узлов и что у нас сильная бортовая качка,
а высота волн...— он быстро прикинул в уме,— составляет
от пяти до восьми метров. И пусть поторопятся. Шторм
усиливается. Хотя им это и без нас известно.
— Может, они смогут послать врача,— предположил
радист.
Капитан решительно помотал головой.
— Когда «Санта-Эужению» так болтает? Это слишком
рискованно. Нет. Скажи им, что больного надо снять с
судна. И поскорее.— Он помолчал и вдруг взорвался,
излив на бедного радиста свою бессильную ярость.— Ну?
Чего ты ждешь?
А радист, который только и ждал, когда капитан закон-
чит давать указания, по-черепашьи втянул голову в плечи
и закрыл за собой дверь рубки. Капитан повернулся к
старшему помощнику.
— Спустись в кубрик и скажи стюарду, что. с ним будет
все в порядке. Скажи, что мы организуем ему врачебную
помощь.— Голос капитана посуровел.— А ты потом зай-
мись-ка грузом. Понял?
— Так точно; сеньор! — крикнул старший помощник и
побежал вниз по трапу.
Команда и пассажиры «Санта-Эужении» облепили
борт. Их дождевики и брезентовые бушлаты служили сла-
бой защитой от пронизывающего ветра и начавшегося
Ливня, но они были слишком поглощены лицезрением
разыгравшейся на борту драмы, чтобы думать о собствен-
ном спасении от непогоды. У них над головами ла фоне
черного неба, точно доисторический летающий ящер, завис
168
вертолет, из брюха которого свисал длинный трос. Сталь-
ной трос болтался в воздухе и бил по палубным надстрой-
кам судна, угрожая обвиться вокруг подъемного крана.
Трижды воздушное судно сносило в сторону, и ему
приходилось наперекор буре возвращаться на прежнюю
позицию над раскачивающейся палубой, которая то и дело
ускользала из-под фюзеляжа.
Насио, накрепко привязанный к носилкам, лежал под
раскачивающимся стальным канатом и, закусив губу, про-
клинал себя — в который уж раз,— что поддался на соб-
лазн и влип в такую историю. Трусость, конечно, не была
его врожденным пороком, но мысль о том, что он покинул
относительно безопасный кубрик и сейчас взмоет в раско-
лотое бурей небо, доставляла ему мало радости. Он кон-
вульсивно сглатывал слюну, борясь с тошнотой, которую
вызвала' вовсе не ипекакуана и, зажмурившись, истово
молился.
Кто-то закричал, и его резко тряхнуло, когда трос
наконец ударил по палубе, и чья-то умелая рука молние-
носно пристегнула крюк к носилкдм. Матросы быстро рас-
ступились. Кацитан Жувеналь подошел вплотную к запе-
ленутой в брезент фигуре больного и склонился над ним
так низко, что его борода чиркнула о брезентовый саван.
Он быстро заговорил, понимая, что налетевший порыв
ветра унесет его слова прочь.
— Все будет хорошо. Мы заберем тебя на обратном
пути. Свяжись с агентом...
Насио открыл глаза и невидящим взглядом уставился в
бородатое лицо. «Со мной все будет хорошо? В этом бол-
тающемся гробу, который вот-вот рассыплется. Это со
мной-то все будет хорошо? С таким дураком? Какого
черта я решил, что ты бросишь якорь в Рио, имея на борту
больного? Да я просто спятил! Или, вернее, тот толстый
коротышка спятил!» И в его душе слабо затеплилось
чувство радости от того, что вся затея коротышки — уж
непонятно, чего он добивался,— провалилась. Но эта глу-
пая радость тут же и растаяла, как только до него дошло,
какая ужасная опасность маячила перед ним.
Насио закрыл глаза, и во тьме, окутавшей его созна-
ние, лишь замерцал огонек надежды на то, что ему удастся
не свихнуться в предстоящем безумном испытании. Послы-
шались крики команд, эхом отдаваясь в его ушах, потом
169
где-то высоко заурчал двигатель, а потом он с замиранием
сердца ощутил, как оторвался от палубы и взмыл в воздух,
медленно крутясь вокруг своей оси. Насио в ужасе
раскрыл глаза, и против воли его тело стало отчаянно
вырываться из пут. Носилки только-только взлетели над
бортом, и он увидел'внизу серый волнующийся океан, про-
тягивающий к нему свои злобные руки в клочьях пены.
В лицо ему ударил дождевой поток, холодный и колющий.
Он зажмурился и снова раскрыл глаза.
Его воздушная гробница, точно маятник, замерла у
крайней точки дуги и медленно полетела вспять, и перед
тем, как трос начал засасывать носилки вверх, Насио пой-
мал себя на том, что смотрит прямо в бездонные черные
лужицы-глаза пассажира по фамилии Дортас, или Дюмас,
или Дантес...
Маленький круглолицый толстяк с редеющими и словно
местами крашенными волосами задрал голову вверх и при-
стально всматривался в живой груз сквозь дождь. Все про-
изошло слишком быстро, чтобы Насио был уверен в вер-
ности своего впечатления, но ему показалось, что на лице
у коротышки, вопреки его ожиданиям, никакого разочаро-
вания не было и в помине. Напротив, черные блестящие
глазки следили за мучительным подъемом стюарда с
затаенной радостью...
Глава 2
Капитан Жозе Мария Карвальо Сантуш да Силва,
представитель бразильской полиции в Интерполе, резко
притормозил свой красный спортивный «ягуар» и хмуро
уставился сквозь тонированное лобовое стекло на улицу.
Длинная узкая аллея у главного въезда в аэропорт Сантос-
Думонт была сплошь уставлена припаркованными автомо-
билями. Потоки дождя хлестали' по макушкам высоких
пальм вдоль тротуара и беспокойно барабанили по пласти-
ковой откидной крыше «ягуара», точно требуя, чтобы
капитан вылез из машины и промок до нитки — как и все
прочие. Капитан да Силва выругался, но не потому, что
длинная вереница автомобилей перед зданием аэропорта
выстроилась в нарушение правил дорожного движения, он
просто выражал свою зависть этим счастливчикам, оказав-
170
шимся куда смышленее его и ухитрившимся проникнуть в
здание, не замочив ног.
Он повертел головой. Попытка припарковаться в этом
автомобильном муравейнике в такой ливень была равно-
сильна попытке утопиться, потому что когда в Рио-де-
Жанейро шел дождь, он лил с присущей темпераменту
местных обитателей неукротимой мощью. А оставить
машину где-нибудь не у тротуара или не на охраняемой
автостоянке было равносильно попытке навлечь на себя
беду похуже. Можно было лишиться карбюратора, напри-,
мер, а то даже и самого автомобиля. Автомобильные
воришки в Рио — капитан это уже давно понял — были
отчаянными сорвиголовами, готовыми вымокнуть под дож-
дем ради выгодного дельца. А полицейская наклейка на
лобовом стекле сделала бы для них приключение лишь
более соблазнительным, поскольку служила бы гарантией
того, что угнанная тачка по крайней мере оснащена хоро-
шим движком.
Сзади негодующе взвизгнул клаксон. Да Силва вдруг
заметил, что шлагбаум на эстакаду аэропорта открыт. Он
нажал на газ, и «ягуар», взметнув колесами тучи брызг,
рванулся с места и въехал под козырек грузового отсека.
Патрульный полицейский аэропорта, изумленный столь
наглым нарушением правил, предписанных многочислен-
ными табличками, немедленно вышел из дверей с намере-
нием сделать выговор нарушителю. Но взглянув на сму-
глое рябое лицо водителя с лихими усиками под гривой
непокорных курчавых волос, полицейский поспешно отдал
ему честь. Капитан да Силва и в погожие-то дни был
непредсказуем, а уж в такое ненастье от него можно было
ждать чего угодно. Но все же серьезность нарушения — не
говоря уж об угрозе для его собственного служебного бла-
гополучия — вынудила полицейского предпринять попытку
протеста, хотя он и постарался сделать это как можно
дипломатичнее.
— Извините, капитан, но здесь нельзя парковаться...
И он мотнул головой в сторону взлетно-посадочной
полосы. Там столпились авиалайнеры, оказавшиеся на
земле лишь на короткий срок. Их мокрые металлические
бока ярко сверкали, хотя очертания нечетко виднелись
сквозь потоки ливня. А за ними позади взбаламученных
вод залива виднелись высокие стены горной гряды Пан де
171
Асукар, верхушки которой терялись в низко нависших
тучах. Полицейский перевел взгляд на капитана — теперь
в его глазах было умоляющее выражение.
— Здесь паркуются продуктовые фургоны, капитан,
которые доставляют еду для авиапассажиров. Ваш «ягуар»
загородил им подъезд, и им придется останавливаться под
дождем.
— Ну и замечательно! — сердито ответил да Силва,
наклонился, передернул рычаг ручного тормоза и выклю-
чил зажигание.— Чем больше воды — тем больше супа!
Неужели этот кретин считает, что он станет создавать
себе неудобства ради удобства обслуживания самолетов
или ради удобства тех болванов, которые обеспечивают
полеты этих летающих чудищ? Капитан да Силва вынес
св^е мускулистое тело на сухой тротуар и полез под
сиденье за дождевиком. Он перекинул сложенный плащ
через руку, захлопнул дверцу и похлопал себя по карману.
Письмо, найденное им полчаса назад у себя на письменном
столе в кабинете, было на месте — весьма странное
письмо, которое ему переслали из Центрального поли-
цейского управления как офицеру, которого по роДу
занятий это письмо могло весьма заинтересовать. Он
нащупал конверт, точно талисман, и легко взбежал на
платформу.
Вопреки всякому здравому смыслу, полицейский пред-
принял последнюю попытку.
— Но капитан...— Однако одного взгляда на искажен-
ное свирепой гримасой лицо капитана хватило на то,
чтобы в душе у полицейского иссякло всякое поползнове-
ние протеста.— Так точно, сеньор!
— И присмотри за машиной! Да повнимательнее,—
сурово, наказал напоследок да Силва.
Полицейский грустно вздохнул.
— Конечно, капитан.
— Ну и спасибо! — добродушно улыбнулся да Силва.
Полицейский, подобно многим, изумившись тому, на-
сколько милым и невинным оказался улыбающийся капи-
тан да Силва по сравнению с тем, ^саким суровым он
выглядел — да и был в сущности,— когда хмурился, попы-
тался ответить ему улыбкой, но не смог. Одно было ясно:
если продуктовым фургонам придется разгружаться под
проливным дождем, водители, конечно же, ему за это спа-
172
сибо не скажут, а значит, у них не возникнет и желания
поделиться с ним остатками провизии — самых шикарных
яств, какие только его семье удавалось получать к своему
столу. Но с другой стороны, мог ли он, будучи в столь
жалком чине, перечить самому-капитану да Силве? Нет,
печально ответил сам себе патрульный полицейский, если,
конечно, Бог наградил тебя достаточным здравомыслием.
И он глубокомысленно уставился на заволоченное
тучами небо и на потоки дождя, и стал молить Всевы-
шнего, чтобы капитану удалось поскорее выполнить все
свои дела, которые привели его сегодня в аэропорт, и
чтобы он убрался отсюда со своей чертовой машиной,
прежде чем к разгрузочной платформе подкатит первый
фургон с едой. Но даже вознося молитву, патрульный
искоса поглядывал на красный спортивный автомобиль,
ибо, несмотря ни на что, он был совсем не дурак.
Да Силва, прекрасно понимая, что некоторым образом
•вторгся в какой-то мелкий бизнес патрульного, и вовсе не
сокрушаясь по этому поводу, быстрым шагом миновал
багажное отделение, вошел в зал продажи билетов, осаж-
денный пассажирами и деловитыми клерками, нырнул под
низкую стойку и стал пробираться в толпе, сердито гомо-
нящей, точно стадо встревоженных гусей, и выражающей
свое недовольство из-за отмененных рейсов. Он покачал
головой, сочувствуя их горю, подошел к винтовой лест-
нице, ведущей на террасу с рестораном и баром в мезо-
нине, и быстро взбежал по ступенькам, причем чем выше
он взбирался, тем почему-то громче становился гул голо-
сов оставшихся внизу пассажиров.
Поднявшись наверх, он сдал свой дождевик в камеру
хранения, снова потрогал лежащее в кармане пиджака
письмо и пересек людный зал к дальнему столику, за кото-
рым одиноко восседал его старинный приятель Уилсон и
сквозь исхлестанное дождем окно задумчиво глядел на
мокрое летное поле и туманный залив.
Внешне Уилсон был полной противоположностью суро-
вого и живописного да Силвы. В этом небольшом невзрач-
ном человечке не было никакого внешнего лоска и вообще
ничего примечательного, и тем не менее эта'его невзрач-
ность едва ли была случайной. Она явилась результатом
173
многолетней выучки и отлично служила Уилсону. В пла-
тежных ведомостях, которые американский посол ежеме-
сячно подписывал и отсылал в Вашингтон, Уилсон фигури-
ровал как начальник службы безопасности посольства —
мелкая должность чиновника, в чьи обязанности вменялось
следить за тем, чтобы у американских туристов в этой
стране не портилось настроение и не возникало никаких
проблем и чтобы посольские мусорные корзины, опустоша-
лись как можно чаще и все извлеченные из них официаль-
ные бумаги аккуратно сжигались. Впрочем, он выполнял и
куда более важные функции, о чем знал исключительно
лишь один посол. Кадровый сотрудник нескольких амери-
канских секретных служб, Уилсон был помимо всего про-
чего представителем США в бразильском отделении
Интерпола. Да Силва являлся одним из немногих людей в
стране, кому был известен истинный статус Уилсона, и он
имел все основания высоко ценить профессиональные
качества этого внешне незаметного человека. Они
вдвоем побывали не в одной переделке, и да Силва
твердо знал, что в минуту опасности лучше оказаться пле-
чом к плечу с этим тихим американцем, чем с кем бы то ни
было.
Высокому бразильцу наконец удалось с минимальным
ущербом для себя и посетителей преодолеть долгий путь
мимо тесно стоящих столиков, и он приветливо улыбнулся
приятелю.
— Привет, Уилсон.
— Привет, Зе.
— Извини, что опоздал.
Это был их привычный ритуал: да Силва вечно опазды-
вал. Бразилец мог бы счесть себя не слишком большим
патриотом, если бы он приходил раньше назначенного вре-
'мени. Он выдвинул для себя стул, плюхнулся на него и
изобразил извиняющуюся улыбку.
— На этот раз, правда, у меня есть оправдание. Я вы-
ехал из управления заблаговременно, но этот дождь,
заторы на улицах, проблема с парковкой... Сам пони-
маешь.— И он драматично поднял кустистые брови, чтобы
подчеркнуть'всю остроту проблемы с парковкой в Рио-де-
Жанейро.
Уилсон бросил на него вопросительный взгляд. На
мгновение да Силва чуть прищурился, вспомнив о письме.
174
Он отогнал мысль о письме и потянулся к бутылке пятиз-
вездочной «масейры», которую заказал Уилсон, и налил
себе рюмку до краев, чтобы догнать приятеля. Он поднял
рюмку и постарался говорить будничным тоном:
— Что ты так странно смотришь на меня, не потому
же, что я опоздал?
Он неторопливо выпил, смакуя каждую каплю, и испы-
тал то особое удовольствие, которое всегда возникало
после первой за день рюмки.
— Ну вот, теперь полегчало. Так почему ты на ме^ш так
смотришь? Тебя что-то расстроило? Не мое же опоздание?
—. И да и нет,— ответил Уилсон.
— Типичный ответ сотрудника посольства,— усмех-
нулся да Силва.— Ты с каждым днем становишься все
больше похож на бразильца. Только единственное, о чем
ты забыл, так это добавить «возможно». Ну, так в чем
дело?
Выражение лица Уилсона не изменилось.
— Что правда, то правда — сегодня утром произошло
довольно странное событие, но это ерунда. Я так смотрю
на тебя по другой причине.
Да Силва закурил, бросил потухшую спичку в сторону
пепельницы, оттолкнул от себя пачку сигарет и блаженно
откинулся на спинку стула.
— И по какой же?
— У тебя сегодня очень странный вид.
— У меня странный? — да Силва не мог скрыть удив-
ления.— У меня что, сбился галстук? Или я вовсе забыл его
повязать? — Он скосил глаза вниз и, удовлетворенный,
снова посмотрел на Уилсона.
Уилсон чуть улыбнулся, но одними только губами —
глаза его были серьезны.
— Галстук тут ни при чем. Пиджак! — Он мотнул
головой на большое плотно закрытое окно.— Даже в про-
хладную погоду ты, как только приходишь сюда обедать,
сразу же снимаешь пиджак. А сегодня, когда все окна
наглухо законопачены и в зале невыносимая духота, ты и
не думаешь снять пиджак. И даже попиваешь бренди, что
отнюдь не освежает.
— И ты гадаешь почему.
— Именно. Я все гадаю почему.
Да Силва печально покачал головой.
175
— Вот оно, неудобство обедать в компании опытного
спецагента: от него ничего невозможно утаить. Любой
твой поступок вызывает подозрение, каждое твое слово*
подвергается сомнению.
Он подался вперед с заговорщицким видом, так что
официант, принесший им меню, инстинктивно отпрянул: не
дай Бог, если его заподозрят в подслушивании, да еще
беседы этого высокого мужчины, который, как говорят,
является капитаном городской полиции. Да Силва огля-
делся вокруг, удостоверился, что никто не смотрит в их
сторону, и, понизив голос, заговорил:
— Дело в том, что у меня очень недобросовестная
прачка. Сегодня утром вижу: на рубашке дырка. Если
начальство это заметит, я пропал. Меня вышибут из поли-
ции. Поставят по стойке смирно и сорвут погоны. И уж
поверь, мои рубашки и без этой дыры далеко не безу-
пречны.
— Остроумно,— кивнул Уилсон и тоже понизил
голос.— А почему бы нам не проработать вот такую вер-
сию? Ты не снимаешь пиджак, чтобы сидящие в зале обы-
ватели не напугались до смерти при виде здоровенного
бразильца, который пьет бренди, хлебает суп, а у него под
мышкой болтается кобура с «пушкой» и с каждым взмахом
ложки поблескивает полицейский значок на груди. Ну, что
скажешь?
— Что бы я хлебал суп? — да Силва явно обиделся.
— Ладно, тогда хлебаешь бренди и пьешь суп.
— И то лучше.
— Ладно, ты мне зубы не заговаривай. Так из-за чего
ты сегодня при параде?
Да Силва заметно стушевался. Он допил бренди и
снова потянулся к бутылке.
— Да ничего такого, о чем бы стоило говорить. Просто
все офицеры управления получили приказ постоянно
носить при себе личное оружие. Глупость очередная,
не говоря уж о том, какое это неудобство, но что поде-
лаешь.
Уилсон изучающе смотрел на лицо приятеля.
— Приказ вышел накануне встречи представителей
стран — членов Организации Американских Государств?
Да Силва бросил на собеседника удивленный взгляд.-
— Так ты все-таки читаешь газеты...
176
— Нас, конечно, тоже предупредили,— ответил Уил-
сон и вытащил сигарету из пачки. Он закурил, глубоко
затянулся и нахмурился за пеленой табачного дыма.— Но я
вот не счел необходимым навесить на себя лишний кило-
грамм железа. Во всяком случае пока. В конце концов
встреча открывается только через неделю. И делега-
ции начнут прибывать не ранее воскресенья или понедель-
ника.
— Это правильно,— нехотя сказал" да Силва.— Но у
нас такое ощущение, что в наш прекрасный город начи-
нают съезжаться непрошеные гости, которым, возможно,
придет в голову использовать этот большой съезд как
повод для тренировочной стрельбы по движущимся мише-
ням.— Он добавил как бы невзначай: — Может быть, такая
мысль придет в голову кое-кому из твоих соотечественни-
ков.
— Как это понимать?
Да Силва пожал плечами.
— Ну, скажем, Хуан Доркас будет представлять на
встрече Аргентину, и, насколько я знаю, ему доставляет:
удовольствие вставлять американцам палки в колеса
буквально по любому вопросу.
— И ты думаешь, что...
Да Силва серьезно посмотрел на Уилсона.
— Я ничего не думаю. Но кое-что подозреваю.
Я подозреваю, к примеру, что ребята из вашего ЦРУ очень
бы обрадовались, скажем, тому, что с сеньором Доркасо
вдруг случился приступ жестокой мигрени или перелом
ноги, отчего он вынужден отсутствовать на переговорах.
А может, что и похуже перелома ноги...
Лицо Уилсона окаменело.
— Ты что же, обвиняешь нас...
Да Силва скроил сладкую гримасу.
— Мой дорогой Уилсон, я ни в чем вас не обвиняю.
Я просто констатирую факт. И если тебя мучают угрызе-
ния совести по поводу аналогичных происшествий в про-
шлом— а их. по'лный список, я уверен, известен тебе
лучше, чем мне,—то извини.
Уилсон некоторое время молча смотрел на него, потом
яростно ввинтил сигарету в пепельницу и потянулся к
бутылке.
177
— Если тебя это может успокоить, то даю тебе как
другу слово, что ничего подобного — даже похожего — у
нас не- планируется.
— Насколько тебе известно.
— Насколько мне известно. А мне было бы известно.
Да Силва усмехнулся.
— Уилсон, ты мне нравишься. И до определенной сте-
пени я тебе доверяю. Но на твоем месте я, имея особые
инструкции Вашингтона, тоже был бы бдителен.— Он под-
нял руку, отметая возможные возражения.— Кроме того,
если бы я был директором ЦРУ и что-то планировал, едва
ли я стал бы рассказывать всем, кому ни попадя, о своем
плане тайной операции. Я бы даже не стал посвящать в
него всех своих сотрудников.
— Другими словами, что бы я ни говорил, ты мне все
равно не поверишь.
— Ну зачем же так обобщать. Но в данном случае,
пожалуй, нет.— Да Силва вынул изо рта сигарету и улыб-
нулся.— Во всяком случае, моя обязанность — обеспечить
безопасность всем делегациям. Да ведь и ты бы этим стал
заниматься, если бы встреча состоялась в Вашингтоне.
В конце концов мы с тобой оба отвечаем за то, чтобы не
возникло никаких непредвиденных осложнений. Если бы
встреча была в Вашингтоне, ты бы сам, наверное, рассовал
пушки по всем карманам.
Уилсон с усилием подавил раздражение. Он вдохнул
поглубже, стараясь сохранять спокойствие.
— Я-то вряд ли. Мой портной был бы против. К тому
же я очень миролюбивый!
— А вот тут мы с тобой расходимся,— подхватил да
Силва.— Я очень любопытный. Например, мне очень
любопытно узнать, дточему людям дома не сидится.— Он
быстро поднял большую ладонь.— Не туристам, конеч-
но,— они в Бразилии нужны — а вот дипломаты. По моему
разумению, было бы куда дипломатичнее остаться у себя в
столице, а не обострять международные отношения, под-
вергая себя опасности быть избитым, оплеванным или, того
хуже, застреленным. Ну и, разумеется, тогда у городских
полицейских осталось бы больше времени для выполнения
более полезных поручений — например, по охране погру-
зочно-разгрузочных платформ аэровокзала.
178
— Ты хочешь сказать, что не нужны нам никакие меж-
дународные встречи? Предлагаешь вернуться в шестнадца-
тый век?
Да Силва покачал головой.
— Напротив. Пожинать плоды просвещения двадца-
того века. Вот ученые немало поломали себе головы и
изобрели космические ракеты или телевещание — почему
же не использовать технические достижения с толком?
Например, проводить эти встречи по телевидению. Тогда
все участники могли бы сидеть дома около своих уютных
каминов и вести важные переговоры. По-моему, такое
использование телевидения имело бы куда большее прак-
тическое значение, чем показ пасхального парада на
Пятой авеню в Нью-Йорке туземцам Занзибара или
демонстрация старых ковбойских боевиков к вящему
недоумению всех рас и народов.— Он помолчал.— Вклю-
чая и вас, американцев.
— Идея вообще-то неплоха,— заметил Уилсон.— Но у
меня есть возражения.
— Назови хоть одно!
— Ну, во-первых,— начал Уилсон, вертя в руках
рюмку,— представь себе, что кому-то из делегатов этой
телеконференции не понравится чья-то речь, он возьмет и
просто выключит телевизор.
Да Силва недоумевающе уставился на него.
— А ты считаешь это недостатком?
Уилсон усмехнулся и совсем подобрел.
•— Возможно, нет. Но представь, какой шум поднялся
бы в конгрессе, если бы зарубежные пикники больше не
финансировались из федерального бюджета? Тогда, чего
доброго, нам бы удалось сбалансировать бюджет! Да и
через неделю все авиакомпании остались бы не у дел. Не
говоря уж о двух тысячах чиновников Главного счетного
управления.
— Это верно,— с усмешкой согласился да Силва.—
Мне наплевать на судьбу авиакомпаний, но я бы не хотел
нанести столь серьезный удар по американской эконо-
мике, выбросив на улицу сразу две тысячи безработных
клерков.
— Ты хочешь сказать, еще две тысячи безработных,—
поправил его Уилсон.
179
— Плюс восемьдесят агентов ЦРУ,— невинно добавил
да Силва.
Улыбка на губах Уилсона тут же увяла.
— Ты все зубоскалишь! Сколько раз можно повторять,
что ЦРУ...
— Достойнейшая организация, на которую работают
достойные люди самых прогрессивных взглядов и с неза-
пятнанным прошлым,— с улыбкой закончил да Силва.—
Но, к несчастью, не слишком интересующиеся положением
дел в Бразилии, о чем мне стоит лишь пожалеть.— Он уже
не улыбался.— Во всяком случае мы нейтрализовали пока
что собственных неблагонадежных граждан — всех, кого
смогли найти, и взяли под охрану все морские порты и
аэропорты. Мы взяли под особое наблюдение несколько
лиц, от которых можно ждать беды, но мы же не в состоя-
нии их всех обезвредить.
Уилсон иронически посмотрел на капитана.
— Но среди них нет ни одного американца.
— Нет,— согласился да Силва.— Хотя это не особенно
меня успокаивает. После того, как вы заполонили весь мир
своей жевательной резинкой, солнечными очками и гавай-
скими рубашками, очень трудно отличить американцев от
туземного населения. И к тому же ваши специалисты
давно уже привыкли нанимать для особо сложных заданий
местных исполнителей.
Уилсон беспомощно развел руками.
— Если тебе что-то втемяшится в* голову, Зе, тебя уж
никак не переубедишь. Что же касается Хуана Доркаса, то,
я знаю, сколько уже предпринималось попыток убрать его,
но не будешь - же ты утверждать, будто все эти
попытки — дело рук ЦРУ.
— Нет,— спокойно глядя на Уилсона, ответил да
Силва.— Не все. Может быть, ЦРУ вообще к этому не при-
частно. Но на нашем континенте живут очень эмоциональ-
ные люди. Наши дипломаты иногда говорят от имени своих
правительств, а иногда нет, но они редко говорят от имени
народа. И очень часто, когда они все же апеллируют к
общественному мнению, они делают это в силу своих тай-
ных причин. А люди, простые люди, нередко пытаются
решать возникающие проблемы самым простым способом.
И неважно, кто именно хочет раз и навсегда избавиться от
Хуана Доркаса, наша обязанность позаботиться, чтобы
180
этого не произошло. По крайней мере, у нас в
Бразилии.— Он неопределенно взмахнул рукой.—
Я вздохну с облегчением, когда конференция ОАГ закон-
чится.
— Это я могу понять,— сказал Уилсон с притворным
сочувствием.— Нет, ты вряд ли вбил себе в голову эти
шпионские бредни сам — ты, наверное, насмотрелся
шпионских боевиков по телевизору.— Он фыркнул.— Дор-
кас! Да это просто какой-то псих!
Да Силва отнесся к его словам серьезно.
— Почему ты так считаешь? Ты хоть раз его видел?
Говорил с ним?
— Нет. Я вряд ли хоть раз видел ^го приличною фото-
графию. Насколько я знаю, он терпеть не может журналис-
тов и фоторепортеров.
— И поэтому он, с твоей точки зрения, псих?
Уилсон пропустил это саркастическое замечание мимо
ушей.
I — Дело не в этом. Говорят, этот парень сказочно
богат, у него крупные капиталовложения чуть ли не во
всех латиноамериканских странах...
Да Силва кивнул.
— Верно.
— ...и все же он выступает против любой инициативы
американского правительства, направленной на противо-
стояние повстанческому движению на континенте. Хотя
при смене режима в любой латиноамериканской стране он
первый потеряет все в результате экспроприации. Вот
почему я и считаю его психом.
Да Силва медленно помотал головой.
— Знаешь, Уилсон, тебе, вероятно, это трудно понять,
но у нас далеко не все соглашаются с предлагаемыми
Вашингтоном методами подавления революционного дви-
жения. Если хочешь знать, у нас кое-кто из политиков счи-
тает, что вы только подогреваете революцию.— Он пере-
дернул плечами.— И Доркас один из них.
— Подогреваем революцию! — изумился Уилсон.—
Что за ерунда! ?
— Может быть. Но вот тебе маленький пример: амери-
канские войска были посланы в Доминиканскую респуб-
лику только под тем предлогом, что, как утверждали ваши
дипломаты, там действовали восемнадцать — а может
181
быть, их было двадцать восемь или аж целых тридцать
восемь — коммунистов, представлявших угрозу для демо-
кратического режима...
Уилсон нахмурился.
— А ты считаешь, их там не было? '
— Не сомневаюсь, что они там были,— мягко ответил
да Силва.— Более того, зная, ка ^составляются посольские
депеши, я уверен, что их там было больше. Но я хочу ска-
зать, что после ввода туда американских войск числен-
ность доминиканских коммунистов возросла, может быть,
в сто раз. Вот что у нас имеют в виду под словом «подогре-
ваете».— Он жестом заставил Уилсона выслушать его до
конца.— Так вот если бы я был сеньором Доркасом, озабо-
ченным сохранностью своих инвестиций, боюсь, я тоже бы
очень критически относился к политическим методам, спо-
собствующим столь быстрому росту революционных
настроений в регионе.
— Так, с твоей точки зрения,* нам надо сидеть сложа
руки? — недовольно спросил Уилсон.
Да Силва вдруг рассмеялся.
— С моей точки зрения, не следует рассказывать тебе
свою точку зрения. Во-первых, мне в этом нет никакой
выгоды, а во-вторых, я уверен, что и твоего мнения я не
сумею изменить ни на вот столько. Я думаю, ты делаешь
то, что считаешь нужным. Что само по себе, кстати, в точ-
ности соответствует целям Хуана Доркаса. И моим тоже,
поскольку я хочу предотвратить беду в своей стране.— Он
откинулся назад. Его черные глаза впились в приятеля, а
сильные пальцы мучили ножку рюмки.— Ну ладно, хватит
о политике. Раньше нам как-то удавалось находить иные
темы для беседы. Давай попробуем и сейчас. ~
Уилсон некоторое время смотрел на собеседника, потом
кивнул.
— Ладно. Согласен. Если только ты сам снова не заве-
дешь разговор о политике под впечатлением своих страхов
о кознях ЦРУ.
Да Силва усмехнулся.
— А как насчет ОГПУ? Ты позволишь мне опасаться
их козней?
Уилсон рассмеялся.
— Нет, ты невозможный чудак! Ладно, опасайся кого
хочешь.
182
— Ну так-то лучше.— Да Силва достал сигарету их
пачки и закурил.— Ну, а что за странное происшествие
случилось сегодня утром? Странное, но малозначительное.
— Не забыл! — воскликнул Уилсон с притворным вос-
хищением.— Ну, после нашего с тобой столь жаркого
спора и твоих фантастических предположений, боюсь, эта
история тебе покажется скучной.
— Обожаю скучные истории. Итак, что же произошло?
— Ну если ты так хочешь... Кое-что произошло в
больнице как раз перед тем, как я отправился сюда. Ты
ведь знаешь, я один из членов попечительского совета
«Больницы страждущих» — это одна из разновидностей
наказания, предусмотренного в этом городе для иностран-
цев, неспособных быстро придумать отговорку и отка-
заться,— и сегодня утром я присутствовал на очередной
нашей конференции и...— Он осекся, точно подбирая
слова.
— Вы вдруг обнаружили, что обанкротились.
Уилсон усмехнулся.
— Это само собой, но в этом-то нет ничего необыч-
ного. Или малозначительного. Об этом мы поговорим с
тобой в другой раз.
— Я в этом не сомневаюсь. Но все же что случилось?
— Словом,— продолжал Уилсон, чуть нахмурив-
шись,— после конференции мы уже собрались разойтись
на обед, как вдруг вошла наша старшая сестра и сооб-
щила, что мы потеряли пациента...
— Потеряли пациента? От чего умер?
Уилсон отрицательно помотал головой.
— Не то. Ты не понял. Мы в буквальном смысле поте-
ряли одного пациента. Потеряли -— антоним слова
«нашли».
— И как же можно потерять пациента? — да Силва с
любопытством взглянул на Уилсона.— Я даже не поверю,
что вы можете поместить пациента не в то
отделение — при той фантастической организации труда и
деловитости американцев и англичан, заправляющих всеми
делами в «Больнице страждущих».
— Ключевое слово здесь — «фантастический»,— заме-
тил Уилсон.— Дело было так. На вызов поехала «ско-
рая» — острый приступ аппендицита, кажется,— они за-
брали больного, положили его на носилки в фургон, все
183
нормально, а когда приехали в приемный покой и открыли
дверцы фургона, чтобы достать носилки с больным —
можешь себе представить? Больного-то на носилках и не
оказалось. z
— Не оказалось?
— Именно. Надо думать, бедняга испугался, что ему
взрежут живот...
Да Силва покачал головой.
— Очень странно. Человек. с приступом аппенди-
цита вызывает «Скорую», а по дороге в больницу резко
меняет свои намерения и сбегает? Очень странное про-
исшествие.
— Да, я сказал, что происшествие любопытное,— спо-
койно подтвердил Уилсон.— Но вот и весь сказ. Он,
должно быть, выскочил из фургона, когда тот остановился
на красный свет...
Да Силва недоуменно поглядел на него.
— В такой ливень? Не говоря уж о том, что «скорая»,
остановившаяся на красный свет в Рио — вещь совер-
шенно невозможная. Мне вообще трудно представить себе,
по какой причине водитель «скорой» может остановиться.
Только разве что перед каменной стеной, которую он не
может проехать насквозь.
— Ну, я не сомневаюсь, что этот больной не смог бы
вылезти из фургона, пока тот несся по городу со ско-
ростью девяносто миль в час.— Уилсон улыбнулся.—
А может быть, санитары остановились где-то на
минуту, чтобы выпить кофе. Это бы меня не удивило.
В конце концов, они же не знали, что приступ действи-
тельно серьезный. Вызов-то был по подозрению на аппен-
дицит.
Да Силва удивленно смотрел на Уилсона.
— Но,,разве с пациентом не остается санитар?
— Не в такую же погоду! В кабине должны сидеть
двое. Один ведет фургон, другой вручную крутит «дворни-
ками».
— Нет, я серьезно...
— Ия серьезно. Если ты готов предоставить нам хоро-
шего слесаря-механика из гаража полицейского управле-
ния, я не возражаю.
— А полиции вы об этом сообщили? То есть не о
«дворниках», конечно...
184
Уилсон кивнул.
— Полиция в курсе. Сержант, прикомандированный к
отделению «Скорой помощи», встречал фургон. Но едва ли
больничная администрация станет терять время на поиски
человека, которому просто расхотелось ложиться в боль-
ницу. У нас и без этого дел по горло.— Он передернул пле-
чами.— Во всяком случае, мы сразу узнаем своего беглеца,
если его обнаружим.
— Как?
Уилсон усмехнулся.
— В-такую-то погоду? Он попадет к нам не только с
острым аппендицитом,ч но и с двусторонней пневмонией.
— Или со сломанной ногой — если он выпрыгнул на
ходу,— подхватил да Силва и взглянул на часы.— Боже!
Ты посмотри, сколько уже времени! — Он поспешно зату-
шил сигарету и вскочил на ноги.— Бери счет и давай на
выход! У меня масса дел.
— Какой счет? — вытаращил глаза Уилсон.— Мы же
ничего не ели.
— Нет? — да Силва опустился на стул и, обернувшись,
знаком подозвал официанта.— Не ели, говоришь? — Он
помотал головой.— Я действительно жду не дождусь,
когда эта встреча ОАГ завершится. Если я уж и не помню,
обедал или нет, то я явно не в форме.
— Да не. горюй! — ободряюще заметил Уилсон и под-
толкнул к нему бутылку бренди.— Выпей и успокойся. Все
легко объяснимо. Все потому, что 4ы сидишь и не сни-
маешь пиджак. Ты же всегда снимаешь его со спинки
стула, когда поешь и собираешься уходить, так что вполне
понятно, что, сидя за столом в пиджаке, ты решил, что уже
поел.
— Демонстрируешь искусство дедуктивного мышле-
ния? — ухмыльнулся капитан полиции.
Уилсон скромно потупил взор.
— На твоем месте я бы употребил свое умение дедук-
тивно мыслить на решение вопроса, отчего это человек с
острым приступом аппендицита сначала вызвал «скорую»,
а потом на полном ходу выпрыгнул из санитарного фур-
гона.— Говорил он это весело, но глаза его были серьезны.
— Я уже выяснил это,— ответил Уилсон беззаботно.
— Выяснил?
— Ну конечно! — Уилсон склонил голову к да Силве и
185
доверительно продолжал.— Пока ты наливал себе бренди.
На самом деле, этот человек вовсе не выпрыгнул из фур-
гона, во всяком случае он не исчез оттуда по собственной
воле.
— Ага. Ты хочешь сказать, что его похитили.
— Нет. Насколько я понимаю, наш водитель боится
признаться, что ехал с недопустимой скоростью, а про-
изошло вот что: на крутом повороте больной вместе с
носилками просто вылетел из фургона.
— Это невероятно,— покачал головой да Силва.
— Очень даже вероятно.— Уилсон бросил на да Силву
взгляд, исполненный чувства собственного превос-
ходства.— Если ты исключил невозможное, то остается,
каким бы невероятным это ни казалось, истина.— Он
пожал плечами.— К этой мысли я пришел совместно со
своим старинным другом по фамилии Конан Дойль.
Он замолчал, ожидая увидеть улыбку на губах да
Силвы, но тот смотрел на американца вполне серьезно.
— Единственный вопрос в данном случае,— сказал
капитан,— это что представляет собой невероятное.
— Ну, с этим просто. Твои подозрения насчет ЦРУ.
Или твой кумир Доркас, например. Вот это невероятно.
Да Силва ничего не сказал, но лишь плотнее сжал зубы.
Его рука полезла во внутренний карман пиджака и нащу-
пала там конверт. Уилсон внимательно посмотрел на
серьезное лицо приятеля и сам вдруг посерьезнел.
— У меня такое чувство, Зе, что ты мне что-то не
договариваешь.
Пальцы капитана полиции сжали тонкий конверт.
Письмо пришло сегодня утром из Салвадора-де-Баия и
было адресовано в отдел управления безопасности минис-
терства иностранных дел и, пройдя по. всем инстанциям
бюрократической машины, легло к нему на рабочий стол за
несколько минут до его ухода на обед. Письмо было напи-
сано торопливой рукой мелким почерком. Ни даты, ни
подписи. Текст был в высшей степени понятным:
Хуан Доркас будет убит на предстоящей конференции
ОАГ.
Решайте сами, какая страна получит наибольшую
выгоду
от этого убийства.
186
Да Силва внимательно смотрел приятелю в лицо.
— Мне кажется, у многих из нас есть что скрывать
друг от друга,— и он резко повернулся к стоящему рядом
официанту, который терпеливо ожидал заказа.
Глава 3
В последние годы XIX века центр общественно-полити-
ческой активности тогда небольшого еще городка Рио-де-
Жанейро располагался близ живописных арок в кварталах
Лапы, на пересечении улиц Риачуэло, Мем де Са и мно-
жества маленьких улочек, что подобно паутине, искали
себе убежище в дружелюбной атмосфере веселой площади.
В те дни многих обитателей этого района, кто не хотел
покидать обжитые места, природный рельеф местности
вынуждал строить свои двухэтажные дома на скалистых
террасах, уступами ползущих вверх по горному склону,
причем зачастую им приходилось связывать свои жилища
со змеящейся внизу руа Риачуэло переулочками-лестни-
цами, по чьим гранитным ступеням не могли вскарабкаться
ни фиакры и двуколки того времени, ни даже велосипеды с
огромными колесами, которые постепенно начали завоевы-
вать популярность среди богатых горожан.
В наши же дни уроженец Рио, побуждаемый стремле-
нием жить только там, куда можно доехать на автомобиле
или на омнибусе, оставил эти узенькие крутые ущелья тем
бедолагам, которые не могут позволить себе иметь механи-
ческие средства передвижения, либо же тем эстетам, кото-
рые убеждены, будто низкая квартплата и прекрасный
ландшафт с лихвой компенсируют труднодоступность их
обиталища. Ну и, разумеется, есть и не попадающие ни в
одну из этих категорий жители этого района, ибо
непрошеные гости — ну, скажем, полиция — очень редко
решатся полезть на такую верхотуру, задыхаясь и сбивая
себе ноги.
Насио Мадейра Мендес, с трудом преодолевая скольз-
кие ступеньки крутой ладейры Портофино, уже давно мах-
нул рукой на дождь, из-за которого он вымок до костей в
ту самую минуту, как выпрыгнул из санитарного фургона.
Он надеялся лишь на то, что Себастьян окажется дома и у
него найдется сухая смена одежды, как и бутылочка чего-
187
нибудь горячительного — коньяка или даже пиньи*.
Потоки воды бешено низвергались по гранитным ступень-
кам, ударялись о его стоптанные башмаки, грозя сбить с
ног. Он остановился перевести дыхание и собраться* с
силами для борьбы с водяным потоком. Оглядевшись, он
обтер лицо ладонью скорее по привычке, чем из желания
смахнуть воду. Внизу под ним весело поблескивали
мокрые черепичные крыши домиков, а еще дальше в сером
тумане и пелене дождя терялись небоскребы центра Рио.
Насио покачал головой. Вопреки надеждам он почему-
то не испытывал радости от возвращения в родной Рио
после трехлетнего отсутствия. В его мечтах возвращение
рисовалось ему в ясный жаркий день, когда яркое солнце
будет отсвечивать от голубой поверхности океана, а
теплый бриз трепать большие листья пальм, которые госте-
приимно помашут ему в знак приветствия. Не то чтобы он
забыл, какие дожди идут в Рио,— Боже ты мой, какие же
тут бывают ливни! — но просто он был уверен, что в день
его возвращения погода будет отменная, так что теперь он
чувствовал себя обманутым. И даже слабая радость от
того, что ему удалось перехитрить всех, найти выход из
почти безнадежной ситуации и сбежать с «Санта-Эуже-
нии» уже не вызывало удовлетворения, теплившегося в его
сердце с тех пор, как вертолет стал снижаться на летное
поле аэропорта Галеао и он наконец-то уверился, что эта
дребезжащая механическая птица не рухнет в океан. И уж
если можно было испытывать радость по поводу удачного
исхода всех происшествий этого тревожного утра, так от
того, что ему удалось покинуть фургон-— и то он это сде-
лал от страха, ^ito они вот-вот врежутся в фонарный столб
и разобьются в лепешку.
Побег из фургона «скорой помощи» оказалось осуще-
ствить куда легче, чем он мог предположить. Он сидел в
заднем отсеке — ибо когда с него сняли ремни, он уже
просто не мог оставаться в лежачем положении,— с трудом
сдерживая искушение постучать в перегородку, и попро-
сить этих двух маньяков остановиться, как вдруг фургон
пристроился в конец длинной вереницы автомобилей на
Фрей Канека, попавших в пробку из-за аварии омнибуса
где-то впереди. К счастью, водитель фургона вовремя дал
* Бразильская чгбдка.
188
по тормозам и предотвратил столкновение фургона с хвос-
товым грузовиком. Еще более резво водитель выпрыгнул
из кабины, чтобы ответить шоферу грузовика на его ком-
ментарий по адресу своих родственников по материнской
линии. К водителю «скорой» тут же присоединился его
напарник-санитар, который терпеть не мог грузовики и их
шоферов, поскольку считал, что из-за них фургон не
может набрать необходимую скорость на улицах города.
Йо время их спора Насио просто открыл заднюю дверцу и
улизнул, забежав за угол ближайшего дома. Никто не
заметил его бегства. Немногие прохожие бежали мимо с
низко опущенными головами, укрывая лица от дождя, и не
замечали вокруг себя ничего, кроме собственных башма-
ков да выбоин в тротуаре.
Насио вздохнул, и его взгляд скользнул вверх по беско-
нечным каменным ступенькам, которые ему еще пред-
стояло преодолеть, и продолжил свое скорбное восхожде-
ние. Одно было несомненно: работа, которую должен ему
предложить Себастьян, компенсирует все пережитые им
неудобства и тревоги. Он думал, само собой разумеется, о
вознаграждении, а вовсе не о самом задании, которое было
достаточно подробно обговорено еще в Лиссабоне.
В любом случае, кто бы ни прибегал к услугам Насио
Мадейры Мендеса, делал это исключительно с единствен-
ной целью воспользоваться его уникальным талантом.
В Бразилии ни среди горожан, ни среди сельского населе-
ния не было человека лучше него управлявшегося с круп-
нокалиберной винтовкой и меньше него равнодушного к
тому, на какую мишень нацелен его ствол.
По мере приближения конца пути каменные ступеньки
сужались, точно строители устали отволакивать гигант-
ские глыбы вверх по склону горы, решив, что на такой
высоте им уже не было необходимости проявлять излишнее
усердие. Насио одолел последние ступеньки и устало
повернул под козырек входной двери последнего дома по
левой стороне. За его спиной высокая горная гряда, порос-
шая лесом, заканчивалась острым отрогом и растворялась
в клубящемся тумане ливня.
Насио несколько раз подергал за колокольчик у двери,
как вдруг отчетливо увидел, что в доме темно. Его голова
резко дернулась, точно у дикого зверя, когда его охватила
вдруг тревога, что Себастьяна, возможно, нет дома и его
189
долгое карабканье сюда оказалось напрасным. Но потом
он заметил язычок пламени свечи за занавеской в окне
соседнего дома и вздохнул с облегчением. Просто произо-
шел обычный для Рио сбой в работе городской электричес-
кой компании, наверное, вызванный бурей, или какой-
нибудь бестолковый инженер дернул не за тот тумблер.
Почему-то осознание того факта, что в родном городе за
время его долгого отсутствия ничего не изменилось, успо-
коило его. Он отдернул ладонь от кнопки звонка и замоло-
тил кулаком в дверь, обратив свои затаенные страхи и
переживания на деревянные панели.
В окошке сверху чуть отдернули занавеску, и через
несколько секунд дверь приоткрылась, насколько позво-
ляла дверная цепочка. Из-за двери показалось привлека-
тельное лицо молодой женщины лет двадцати семи, одну
руку она держала за спиной, точно намекая на решимость
в случае чего применить оружие. Взгляд ее больших чер-
ных глаз упал на вымокшего незнакомца и скользнул по
каменным ступенькам ладейры, прежде чем снова вер-
нуться к лицу гостя. Удостоверившись, что гость не пред-
ставляет опасности, она отбросила густые волосы с лица
назад и инстинктивно кокетливым жестом подперла рукой
бок. У нее был низкий мелодичный голос, в котором скво-
зила опаска. Визитеры в этих местах появлялись нечасто.
— Что вам надо?
— Сеньор Пиньейро. Он дома?
Она смотрела на него изучающим взглядом.
— Он спит.
Насио не сдержался и вскрикнул:
— Ну так разбудите его, черт побери!
На что же это похоже, во имя всех шестнадцати
святых — покровителей Рио, чтобы он объехал полмира, а
потом мок под дождем, дожидаясь, пока сеньор Себастьян
досмотрит свой сладкий сон?
Если гость надеялся поразить молодую женщину суро-
востью тона или выражением лица, то он не достиг своей
цели. Она чуть смутилась, однако ее черные глаза продол-
жали невозмутимо изучать незнакомца.
— А кто просит его разбудить?
— Скажи ему, что Насио...— он сощурился и метнул
взгляд за спину женщины, в темную прихожую, точно оце-
нивая возможную опасность.— Скажи ему, что это друг из
190
Лиссабона.— Сильный порыв ветра хлестнул по его тонкой
рубашке, принеся очередную порцию холодной воды, и,
несмотря на все свое желание выглядеть перед этой кра-
соткой крутым и свирепым, он жалобно заморгал.—
И скажи: пусть поторопится!
— Сейчас! — Дверь захлопнулась перед его .носом.
Насио сунул руки в карманы штанов и нахохлился,
отвернув лицо от дождя и глядя на уступы красных чере-
пичных крыш. Далеко внизу сквозь пелену дождя он смог
рассмотреть машину, проехавшую перекресток, от кото-
рого начиналась ладейра. Из-под колес летели тучи брызг.
Ну и денек. Ничего себе возвращение домой. Что это там
Себастьян копается?
На этот раз ему пришлось ждать дольше. Наконец
дверь медленно отворилась, и кто-то не торопясь снял
цепочку. На пороге стоял коренастый красивый мужчина
лет тридцати семи, с всклокоченными темными волосами.
На его заспанном мясистом лице было написано недоуме-
ние.
— Насио? Какого черта...— Себастьян наконец-то
понял, что идет дождь и что не только его гость промок до
нитки, но и сам он может вымокнуть.— Ну входи!
Гость, не обратив внимания на протянутую руку, пос-
пешно переступил порог дома. Себастьян поглядел на
каменные ступени улочки — судя по всему, это была бес-
сознательная привычка,— после чего захлопнул дверь и
накинул цепочку. Он обернулся к молча стоящей рядом
женщине.
— Ирасема! Принеси свечей из кухни. И чего-нибудь
согревающего.— Он взял пришельца под локоть.— Насио!
Тебе все-таки удалось добраться. Я и не ожидал...
Насио отмахнулся от непрошеной руки и осмотрел
мрачную комнату, точно решая, на какой бы стул сбросить
свою мокрую одежду. Себастьян понял его непроизвольное
желание.
— Да ты раздевайся! Ирасема! Принеси хал...— но тут
он подумал, что мокрый человек может испортить его
халат.— А лучше одеяло,— он повернулся к Насио. Тот
стоял, скривив губы, словно прочитал мысли хо-
зяина.— Снимай одежду. Не хватало только, чтобы ты
заболел.
Насио мрачно улыбнулся.
191
— Обо мне не беспокойся. Если я не заболел, слушая
твою болтовню, то уж не заболею.
Себастьян пропустил его замечание мимо ушей.
— Снимай-снимай...— Тут ему в голову пришла еще
одна мысль.— А об Ирасеме не думай: ей доводилось
видеть мужчин...
— Не сомневаюсь,— пробормотал Насио, снимая лип-
нущую к телу рубашку и штаны.
Показалась молодая красавица со сложенным одеялом.
Она положила одеяло на стул и ушла за свечами. Чуть
отвернувшись и сняв трусы, Насио закутался в одеяло.
Ему сразу стало тепло и уютно. Он обратился к Себас-
тьяну:
— Как насчет выпить?
— Выпить? Ах, выпить... Ирасема!
Женщина уже вернулась. Она шла, соблазнительно
покачивая широкими бедрами. Полные груди, колыхаю-
щиеся под облегающим свитером, таили обещание сладких
радостей. В одной руке она несла бутылку, в другой сжи-
мала несколько свечек. Себастьян достал из серванта ста-
каны, свечи засияли, женщина разлила спиртное по стака-
нам и отошла от стола. Насио во все глаза разглядывал эту
молчаливую красавицу и дивился, как это Себастьяну уда-
лось заполучить себе такую подружку, а потом уселся на
стул и забыл обо всем. Всему свое время и место — сейчас
думать о девушках неподходящий момент. Сейчас надо
думать о работе и об оплате. Если он прилично заработает,
тогда можно получить любую девушку. Он попивал из ста-
кана, чувствуя, как тяжелая терпкая пинья смывает с души
последние следы усталости.
— Ну так-то лучше.
Себастьян, хмурясь, смотрел на него.
— Я, конечно, очень рад, что тебе удалось добраться
до Рио. Но я все же не могу понять, как...
Насио смотрел на него с любопытством, смешанным с
внезапно осенившим его подозрением.
— А чего ты удивляешься? Ты же сам приезжал в Лис-
сабон...— Он осекся и перевел взгляд на безмолвно стоя-
щую женщину.
Себастьян улыбнулся.
— Все в порядке. Можешь говорить при Ирасеме.
192
— Не сомневаюсь, но не хочу.— Холодный взгляд
Насио потяжелел.
Себастьян уже не улыбался. •"
— Я же сказал, что ты можешь говорить все при ней.
Она знает, кто ты и зачем приехал.
Лицо Насио окаменело. На мгновение показалось, что
сейчас его ярость вырвется наружу, но он сдержался и спо-
койно разглядывал женщину. Она равнодушно смотрела на
гостя, как смотрят на неодушевленный предмет — с любо-
пытством, но-без всякого живого интереса. Насио, побол-
тав жидкость в стакане, кивнул.
— Ладно,— медленно проговорил он наконец.— Все
равно рано или поздно нам пришлось бы завести этот раз-
говор, почему бы не сейчас. Значит, Ирасема знает, зачем
я здесь. Хорошо. А теперь сам скажи...
Себастьян покачал головой. •
— Сначала расскажи, как ты добрался. Я знал, что ты
должен приплыть на «Санта-Эужении» и каждый день
справлялся о ней в порту.— Он залпом осушил стакан и
поморщился, когда горьковатая жидкость обожгла ему
глотку, потом передал женщине пустой стакан и обтер
губы тыльной стороной ладони.— А сегодня утром я узнал,
что корабль миновал Рио.
Он взял у женщины наполненный стакан и сел за стол
напротив Насио. Ирасема подошла, села на подлокотник
его кресла и положила руку ему на плечо.. Насио внима-
тельно посмотрел на ее лицо: она бросала на Себастьяна
взгляд, в котором теплилась какая-то материнская забот-
ливость. Насио криво усмехнулся про себя. Коренастый
выпил до дна и оставил стакан.
/ — И хорошо, что она не бросила якорь в нашем
порту...
Несмотря на убаюкивающее воздействие спиртного, в
душе Насио стала нарастать волна гнева. Почему это
хорошо? Для кого хорошо? Может быть, хорошо для этого
мелкого гангстера, возомнившего о себе невесть что...
который сам знает, что не в состоянии убит;ь, кого ему
нужно, а он, Насио, должен лезть из кожи вон, чтобы
выполнить его работу. Заговорив, он не смог скрыть пере-
полнявшего его гнева:
— Что значит «хорошо»?..
7 Охота обреченного волка 4 193
— Только то, что значит,— нахмурился Себастьян, не
понимая причины раздражения Насио.— То значит, что
все корабли, швартующиеся в Рио в эти дни — «торговцы»
и пассажирские лайнеры — подвергаются тщательному
досмотру. Я уверяю тебя: войди «Санта-Эужения» в порт,
ты бы. уже давно сидел за решеткой.
Взгляд Насио померк, гнев улетучился. Себастьян заки-
вал.
— То-то и оно. Так как тебе удалось попасть в город?
На тонких губах Насио появился волчий оскал.
— Да все на той же «Санта-Эужении». Когда я узнал,
что они идут мимо Рио, я притворился больным — тяжело
больным, и капитан организовал мне доставку на берег.
Вертолетом. Вот так просто! — и он самодовольно улыб-
нулся.
Себастьян недоверчиво покачал головой.
— Да ты родился в рубашке. Будем надеяться, что эта
рубашка до сих пор на тебе.
— О моей рубашке не беспокойся.— Насио потянулся
к бутылке, налил себе стакан и залпом осушил его. Он
бросил задумчивый взгляд на бутылку и решительно ото-
двинул ее подальше, точно давая понять, что время рас-
слабления прошло, и пора заняться делом.— В общем, вот
он я. Так что надо делать? И что бы там твоя женщина ни
знала, я предпочитаю обсуждать дела с глазу на глаз.
Себастьян подался вперед.
— Я же сказал, что Ирасема знает все о тебе и о деле.
Если хочешь знать, она же и настояла на том, чтобы я ей
все про тебя рассказал — прежде чем согласилась пойти на
дело вместе с тобой.
— Пойти на дело со мной? — холодный взгляд гостя
стал еще холоднее.— Я работаю один. И ты это знаешь.
— Только не в этот раз,— спокойно возразил Себас-
тьян.— На этот раз ты будешь работать вместе с Ирасе-
мой. Потому что так предусмотрено планом.
—- Так измени план. Я работаю один.— Он произнес
эти слова безразличным тоном.— И уж если я когда и
пойду с кем-то на дело вдвоем, то не с женщиной же!
Себастьян внимательно смотрел на худое лицо гостя.
Он прекрасно знал, какой упрямец его компаньон, но он
также знал, что предстоящую работу никто лучше Насио
Мендеса выполнить не смог бы.
194
— Послушай меня, Насио. Это самое крупное дело,
каким мне до сих пор приходилось заниматься. Все было
продумано до мельчайших...
— Мне наплевать, как оно было продумано,— оборвал
его Насио.— Я всегда работаю один.
Хозяин глубоко вздохнул.
— Ну что ж, извини, тогда ты выходишь из игры. Он
поднял руку, пресекая возможные возражения.— Извини,
но на карту слишком много поставлено и слишком боль-
шие деньги завязаны, чтобы в последнюю минуту менять
план.
Глаза Насио сузились. Он не ожидал от Себастьяна
такой неуступчивости. Этот большой импозантный парень
был трус — Насио это знал. И ему было известно, что и
сам Себастьян отдает себе в этом отчет. И он вдруг понял,
что и молодой женщине это тоже известно, но по какой-то
необъяснимой причине именно это и привлекало ее в
Себастьяне.’ Но как бы там ни было, Насио не собирался
отступать от своих правил. Он миролюбиво пожал пле-
чами.
— Ну и куда же мне теперь деваться?
— Да никуда,— Себастьян, казалось, был рад, что ему
удалось избежать шумного выяснения отношений. Он раз-
вел руками, но его глаза оставались острыми как кин-
жалы.— Оставайся в Рио, ты же мечтал вернуться
сюда — за мой счет, спешу тебе напомнить. И не имея
никаких обязательств.— Он обратился к молодой жен-
щине.— Ну, нам, видимо, все-таки придется отправиться в
Нова Игуасу, дорогая, и поговорить с Педрозо...
У гостя эта недвусмысленная попытка заинтриговать
его вызвала хитрую усмешку.
— Педрозо? Да он не сможет точно упасть на палубу
баржи, если его сбросить с моста.
— Но он сумеет попасть в того, на кого я ему укажу.
А это главное. И он будет работать в паре с Ирасемой и
действовать согласно инструкциям. Вот что самое главное.
Насио фыркнул.
— Ну что ж, дело твое. Считай, что ты нанял Жоао
Педрозо.' Желаю вам всем удачи. Буду носить вам пере-
дачи в тюрягу.— Он потянулся к бутылке, плеснул себе в
стакан и насмешливо спросил: — Кстати, просто ради
интереса, и какого же вознаграждения я себя лишил? — Он
195
ехидно смотрел в глаза Себастьяна.— В Лиссабоне ты все
кудахтал, какое это грандиозное дело, но цифру так и не
удосужился назвать.
На мгновение в глазах хозяина зажегся злорадный ого-
нек. Дыхание Ирасемы заметно участилось.
— Просто ради интереса,— ответил тихо Себастьян,—
чтобы ты смог оценить ситуацию... Ты только что отка-
зался от двадцати миллионов крузейро.
Наступила- гробовая тишина.
— Да-да,— проговорил Себастьян.— Двадцать мил-
лионов.
Насио поднялся, поставил полный стакан на стол и
снова сел, не спуская глаз с хозяина. Себастьян никогда
его не надувал. Насио взглянул на женщину, потом пере-
вел взгляд на Себастьяна.
— Так-так. И кто он? Кого надо убрать?
— Никого,— отрезал Себастьян.— Если, конечно, ты
не передумал и согласен работать с Ирасемой.
Гость недовольно взмахнул рукой.
— Ты же сам можешь догадаться. За двадцать миллио-
нов я готов работать в паре хоть с дьяволом. Так
кого? — Он нахмурился.— Чью жизнь оценили во столько?
Или вернее вдвое дороже, потому что ты всегда берешь
себе половину. И кто платит? Кто платит за заказ?
Себастьян покачал головой.
— Клиента тебе назовут и покажут в свое время. А что
касается заказчика — тебе это знать не обязательно. Ты и
не узнаешь.
Насио не стал возражать. Он никогда не знал имени
заказчика — да и знай он, денег бы от этого не прибави-
лось. Но клиента...
— Почему бы тебе не назвать мне клиента сейчас?
— Потому что если что-то сорвется,— ответил Себас-
тьян,—лапример, полиция тебя возьмет раньше, чем ты
успеешь сделать работу, то'чем меньше ты будешь знать,
тем лучше. Потому что план все равно никто не отменит.
Вместо тебя пойдет Педрозо или еще кто-нибудь —
неважно, план отменять никто не будет.
Насио кивнул? Ответ был логичный, и он не стал с ним
спорить. Но двадцать миллионов! Да это же целое состоя-
ние. Если эту сумму перевести в доллары даже по ничтож-
ному сегодняшнему курсу, то выйдет больше двадцати
196
двух тысяч «зеленых» — о таком вознаграждении он и меч-
тать не мог. Насио вспомнил случай, когда ему пришлось
угрохать «клиента» за пятерку.
— Ладно. Так что за план?
Себастьян глубоко вздохнул. Пока что все шло так, как
он и рассчитывал, и он хотел быть уверенным на все сто и
все понятно объяснить, чтобы все и дальше шло так, как он
рассчитывал.
— Слушай меня внимательно. Начнем с того, что на
следующей неделе в Рио открывается конференция
стран — членов ОАГ — Организации американских госу-
дарств. Здесь будут делегации из всех американских
стран — послы, министры иностранных дел...— Он описал
ладонями круг в воздухе, желая подчеркнуть важность
предстоящего события.— Один из этих людей и будет
твоим объектом.
Если Себастьян и ожидал какой-то реакции, он был
разочарован: ни один мускул не дрогнул на лице Насио.
Конечно, тот и сам понимал, что речь не идет о простой
ссоре мужа с женой или о разногласиях между деловыми
партнерами. Сумма вознаграждения сама указывала на
уровень «заказа».
— Продолжай.
— Ну вот,— Себастьян склонился еще ниже. Ладонь
Ирасемы нежно гладила ему руку.— В перъий день
ренции, до того как начнется работа, будут всевозможные
церемонии. Встреча будет проходить в отеле «Глория» —
там же остановятся и большинство делегаций, но до начала
работы конференции планируется посещение Мемориала
воинской славы, возложение венков. Оттуда они поедут в
городской совет, где состоится еще одна церемония.
И вот...
Насио нахмурился.
— А тебе-то откуда все это известно?
— Газеты читаю! — улыбнулся Себастьян.— Дай пине
закончить. Человек, которого тебе предстоит убрать, будет
находиться в одной из машин и участвовать в церемонии у
воинского мемориала. Наилучший момент для выполнения
работы наступит во время возложения венков или до того.
Они поедут в открытых машинах...
— Если не. будет дождя!,— прервал его Насио.— Как4
сегодня.
197
— Если пойдет дождь, они поедут в закрытых маши-
нах, но все равно выйдут, чтобы возложить венки. Вот тог-
да-то ты его и прихлопнешь.
Насио задумался.
— И когда все это состоится?
— Через вторник.
Насио оторопел. Его худое лицо залилось краской.
— Так какого же черта надо было пороть такую
горячку с моим приездом в Рио? Я же мог сидеть себе на
«Санта-Эужении» и спокойно приплыть на ней в Монтеви-
део, и все равно у меня была бы куча времени!
Себастьян помотал головой.
— Нет — по плану нет! С этой минуты мы все будем
делать в соответствии с планом. Слушай дальше. Можно
не сомневаться, что полиция прочешет все здания по пути
следования кортежа автомобилей. Дело обычное, но
осмотр будет тщательным. Они проверят и,жилые дома и
учреждения, если и не все, то во всяком случае сколько
успеют. И расставят своих людей на крышах, в толпе зевак
и в машинах сопровождения...
Насио тревожно взглянул в лицо Себастьяна.
— Почему такие предосторожности? Они что-то
подозревают?
— Нет. По крайней мере, насколько мне извест-
но — нет. Но после убийства президента Кеннеди в Дал-
ласе...— Себастьян передернул плечами.— Во всяком слу-
чае, нам надо быть готовыми к этому шмону. Так что
теперь тебе придется не так легко, как раньше. С другой
стороны, они бы и не платили таких бабок, если бы все
было просто. В любом случае работа будет не слишком
трудная, несмотря даже на все эти предосторожности.
Потому что...— легкая улыбка пробежала по лицу говоря-
щего.— Ты разместишься в номере отеля «Серрадор» на
восьмом этаже, с окнами на Бейра Мар и на Мемориал
воинской славы, и у тебя будет отличная винтовка с силь-
ным оптическим прицелом...
Лицо Насио в первый раз дрогнуло.
— А ты уверен, что они не будут шмонать в отелях?
— Конечно, они пройдутся и по отелям,— губы
Себастьяна скривились в надменной улыбке.— Но ведь их
в основном будут интересовать люди, заселившиеся в по-
следние два дня до начала конференции — а ты посе-
198
литься там завтра, за целую неделю до начала встречи.
Вот почему тебя так рано и сорвали из Лиссабона.— В его
широкой улыбке сквозила гордость за столь хитроумно
придуманный план.— И к тому же полиция будет про-
верять с пристрастием одиноких мужчин, а вы поселитесь в
отеле вдвоем как доктор и сеньора Карабеллу из Трее
Риоса.
— Какая сеньора?
— Ирасема,— Себастьян кротко смотрел на него.—
Как муж и жена. И вот что я тебе скажу — на тот случай,
чтобы тебе в башку не взбрело какой-нибудь глу-
пости — мы с Ирасемой...— Он откашлялся в знак того,
что открывать дискуссии бесполезно.— Словом, для Bat
забронирован номер с завтрашнего дня и я приготовил для
тебя подходящий багаж. Одежда и все, что тебе понадо-
бится. Так что по этой части все в полном порядке...
— Поэтому в деле участвует Ирасема?
— Отчасти. Я тебе потом все расскажу. А пока что...
— И кто же за все это платит?
— Тот, у кого для этого есть средства, уж поверь
мне.— Себастьян отмахнулся от дальнейших возможных
расспросов.— Самое главное вот что: насколько точно ты
сможешь стрелять с такого расстояния?
Насио поплотнее укутал свое худое тело в одеяло и
прикрыл глаза, представляя перед мысленным взором
отель «Серрадор», Мемориал воинской славы и все эти
расстояния. Он медленно открыл глаза и кивнул.
— Если будет хорошая винтовка и хороший прицел,
проблем не возникнет. Все будет зависеть, конечно, от
того, насколько хорошо будет просматриваться мой
объект.
— Не беспокойся. Просмотрится,— убежденно сказал
Себастьян.— Он будет либо находиться в машине, либо
стоять у мемориала. Вооб1це-то говоря, совершенно
неважно, где ты его «оформишь» — в машине или во время
возложения венков. Главное, чтобы ты его «оформил».
Вопросы?
Насио медленно поглаживал бедра под одеялом, размы-
шляя над только что услышанным. Теперь, зная все
подробности предстоящего убийства, он мог позволить
себе расслабиться. Напряжение последних часов покинуло
его.
199
— Да, есть. Например, чем мне заниматься всю неделю
до вторника? Сидеть в номере?
— Да нет же. Ведите себя как обычная семейная пара.
Оставляйте в номере следы — пятна зубной пасты на рако-
вине, использованные лезвия в пепельнице. Пользуйся
полотенцами,— Себастьян спокойно перечислял эти
факты, и было ясно, что он все это обдумал заранее.—
Оставляй пижаму на стуле, бросай носки на пол. Ирасема
пускай оставляет куски ваты со следами губной помады...
Ну не знаю. И каждое утро уходите из номера в восемь —
перед тем, как горничная придет убираться в ваш номер, а
возвращайтесь вечером посде ужина, после окончания
рабочего дня дневной смены. Другими словами, ничем не
привлекайте к себе внимания, не возбуждайте никаких
подозрений, но в то же время ведите себя так, чтобы у
ъбслуги не создалось впечатления, будто вы их избегаете.
Ясно?
Насио кивнул. '
— И ни в коем случае не оставляйте отпечатков паль-
цев...
Насио нахмурился.
— Как же это можно прожить в отеле целую неделю и
не оставить отпечатков пальцев?
— Наденете перчатку. Хирургические перчатки.
У меня есть для вас две пары. Надевайте их, входя в номер,
и снимайте, когда утром будете уходить. Я же тебя преду-
предил: все тщательно продумано.
— Продумано. Ладно, буду ходить в перчатках.
А ночью что прикажешь делать?
— Что хочешь, только много не пей. Вообще, пока не
сделаешь работу, лучше' воздержаться от выпивки.—
Себастьян пожал плечами.— Смотри телевизор, как все
нормальные люди. Читай, слушай радио. Играй в карты с
Ирасемой...
— В перчаточках? — скривился Насио.
— Ага, так тебе трудно будет мухлевать,— сухо отве-
тил Себастьян. Посвятив Насио в детали плана, он почув-
ствовал сильное облегчение. И уже не опасался возмож-
ности провала.— Еще вопросы есть?
— А днем что делать? Сюда приходить?'
— Ни в коем случае. Берите такси и уезжайте куда-
нибудь подальше от центра. Поезжайте на пляж, на Копа-
200
кабану, а лучше на Леблон, там меньше людей. В другой
день сходите в ботанический сад, в зоопарк. Ну, мы это
еще обсудим.
— Замечательно. Ты только не забывай, что каждый
полицейский в Рио знает мою физиономию.
— Верно, но-только ты сменишь внешность. Ты будешь
выглядеть как почтенный доктор Карабеллу из Трее Риоса.
Мужчина с густыми усами — я их для, тебя уже
приготовил — он немного старше и выше тебя ростом,— во
всяком случае, не так сутулится, с одутловатым лицом,
которое мы тебе сделаем с помощью защечных подкладок.
Насио от удовольствия даже зажмурился.
— Ты и впрямь все продумал, парень! Одно ты
забыл — солнечные очки!
Его саркастическое замечанйе не оставило Себастьяна
равнодушным.
— Никаких солнечных очков. Ты же врач из провин-
ции, а не американский турист. На носу у'тебя будут очки
в золотой оправе с простыми стеклами. У тебя будет очень
респектабельный вид — никакой полицейский на тебя
дважды и не взглянет. Понял?
— Ну ладно. А что Ирасема, моя возлюбленная жена,
будет каждый день ходить со мной под ручку? На пляж, в
зоопарк?
— Нет. Многие ли мужчины-провинциалы, приехав в
Рио, берут на пляж своих жен? — Он усмехнулся и сразу
посерьезнел.— И не вздумай никого брать с собой за ком-
панию — ни приятеля, ни приятельницу. Когда выполнишь
работу, у тебя будет полно времени для развлечений.
И полно денег, кстати сказать.
— Да кстати,— лениво сказал Насио.— К вопросу о
деньгах. Я полагаю, мне положен аванс? И немалый, учи-
тывая размер вознаграждения.
— Миллион.
— Пять! — поправил его Насио и сразу перешел к дру-
гой теме.— А как насчет «пушки»?
На мгновение Себастьян решил вернуться к проблеме
аванса, но передумал. Деньги он платил не из своего кар-
мана, и их было много.
— «Пушку» выкрали месяц назад из квартиры сотруд-
ника английского посольства. Это отличное охотничье
ружье — он, верно, решил, что в Бразилии в лесах водятся
201
слоны. На нас это ружье никоим образом полицию не
выведет. Ирасема принесет его в отель накануне парада.
Нет смысла целую неделю держать его в номере, чтобы
какая-нибудь любопытная горничная откопала его в вашем
белье.
— Мне нужно его пристрелять. Проверить отдачу, при-
цел.
— Когда мы все обсудим, я тебе его покажу. Оно здесь
в доме. Себастьян посмотрел в окно. По стеклу все еще
струились дождевые потоки.— Вот закончится дождь, и ты
сможешь его испробовать. Там, на холме, лес, а наши
соседи предпочитают не совать нос в чужие дела.
— Я рад за них. Неплохо бы еще и пистолет.
Себастьян отрицательно мотал головой.
— Никакого пистолета.
— Ты хочешь сказать, что я буду всю неделю ходить
по городу, не имея никакой защиты?
— Пистолета я тебе не дам,— упрямо повторил
хозяин.— Мы не можем рисковать. Это все.
Несколько секунд оба пожирали друг друга глазами.
Насио отвел взгляд первым.
— Тогда последнее. Ирасема будет со мной в номере,
когда... ну, когда я буду... работать?
— Нет. И это еще одна причина, почему я включил ее
в дело. Она может ходить куда угодно без всякой опаски.
Утром в день парада Ирасема будет находиться в отеле
«Глория». Как только кортеж тронется к Мемориалу, она
тебе позвонит в номер и сообщит, в какой машине едет
«клиент», а если он будет там не один, она тебе опишет его
приметы. А потом дело за тобой.
— Ладно. А как я потом выберусь из номера, когда...
все кончится?
— Когда все кончится, уноси ноги. До выстрела
включи телевизор погромче — любую программу, только
без музыки. Лучше всего найди старый фильм или спек-
такль. Чтоб был любой разговор. Если кто-то услышит
выстрел, то подумает, что это по телевизору. Я же знаю,
ты не любишь работать с глушителем...
— Да уж, на„ таком расстоянии...
— После всего выключишь телевизор и уйдешь из
номера. Вещи оставишь — все равно там нет никаких
меток и документов. А поскольку ружье принадлежит
202
этому болвану из английского посольства, ты и его там
бросишь. Полиция быстро определит, из какого окна был
произведен выстрел. Так что просто засунь его подальше и
делай ноги.
— И куда же мне бежать?
— Сюда. У тебя будет достаточно времени, чтобы
скрыться до того, как после возникшей паники полиция
нагрянет в отель. И все же убедись, что за тобой нет
хвоста. Я буду ждать тебя здесь, даже если Ирасема не
успеет вернуться. После этого...— Себастьян улыбнулся,—
получишь остаток . и — свободен.
Насио стиснул зубы, снова перебирая в уме услышан-
ное. Все выглядело вполне выполнимым, как всегда у
Себастьяна, но все же чуточку сложно, слишком сложно, а
это Насио не нравилось. В прошлые разы он просто подхо-
дил к жертве в баре или на улице, стрелял и убегал. Он
понял, что это дело существенно отличается от всех про-
шлых и что в этом покушении явно замешаны очень боль-
шие люди, но тем не менее...
— Ну что? — Себастьян занервничал.
Насио спокойно взглянул на него.
— Ну если хочешь знать мое мнение, то тут ты сли-
шком перемудрил. Если бы ты просто сказал мне, кого
надо убрать, и предоставил все остальное мне...
— Нет. Сейчас — нет. Сейчас всё будет так, как я ска-
зал, потому что сейчас очень важно, чтобы тебя не повя-
зали и чтобы ты не заговорил.— Себастьян, похоже, понял,
что означали только что произнесенные им слова: что в
прошлые разы это как раз не имело столь большого значе-
ния. И добавил извиняющимся тоном.— Ну ты же пони-
маешь. Люди, завязанные в деле, платят гигантские
деньги, желая получить гарантию того, что мы не проко-
лемся, а лучшая гарантия этого — чтобы тебя не повязали.
А единственный способ для тебя это избежать — строго
следовать плану. Если ты хочешь что-то предложить,
улучшить, ради Бога — я готов тебя выслушать. Но в
целом план остается таким, каким я тебе его изложил.
— Что ж, дело может выгореть...
— Ну и лады.— Себастьян воспринял слова Насио как
согласие работать и встал.— Теперь, если хочешь
помыться и одеться, то ванна и одежда наверху. Я тебе
помогу приклеить усы, подложить подкладки под щеки, ну
203
и наложить прочий грим. Потом можешь поиграть с
ружьем в свое удовольствие. А вечером мы снова все про-
гоним по новой, пока у тебя не отложится в голове все, что
тебе надо делать. Шаг за шагом.
— Мысль здравая,— согласился Насио и встал, при-
держивая одеяло. Он бросил взгляд на женщину, постарав-
шись сделать это как можно более оскорбительно для нее.
— А ты все что-то молчишь.
Лишь легкий румянец на щеках Ирасемы выдал ее
негодование от того, что гость так беззастенчиво ее раз-
глядывает. Она презрительно улыбнулась.
— Я открываю рот, когда есть что сказать.
Насио продолжал ее разглядывать.
— Посмотрим, как оно будет в отеле,— кратко бросил
Насио и пошел наверх. Вдруг он остановился и, нахмурив-
шись, обратился к Себастьяну.
— И последний вопрос. Ты все подробно рассказал,
что каждый из нас будет делать, чтобы заработать эту
кучу денег. Ирасема будет в «Глории» отслеживать для
меня клиента. Я буду в «Серрадоре» стоять у окна с
ружьем. А ты-то что будешь делать?
Коренастый улыбнулся. В первый раз, похоже, его
улыбка была искренней. Кончики пальцев правой руки
сложились и слегка потерлись друг о друга — типичный
бразильский жест.
— Я-то? Я займусь самым главным — обеспечением
гонорара. ~
Глава 4
Буря с короткими перерывами бушевала над Рио еще
три дня, а потом, внезапно решив, что гористое лицо бра-
зильской столицы уже достаточно вымыто и великолепный
город вполне готов для приема высоких гостей с обоих
американских материков, двинулись к северу, чтобы обру-
шить свою мощь на Белу-Оризонти. На улицы тотчас
высыпали толпы дворников спешно убирать горы грязи,
драные картонные ящики, ошметки водопроводных труб,
смытых с горных фавел и разбросанных по всем набереж-
ным и мозаичным пешеходным дорожкам прибрежных
улиц. Что верно, то верно: уличные дворники сконцентри-
ровали свои усилия лишь на том районе города, где
204
должны были появиться делегации О АГ, и это было самое
правильное решение. В конце концов зачем заставлять
бедных жителей Рйо вычищать бульвары и проспекты,
когда они все равно очень скоро все вокруг замусорят.
Кроме того, под палящим тропическим солнцем грязь
вскоре превратится в легкую пыль, и ветер унесет ее к
подножьям гор или сдует в океан, а коробки и трубы рас-
тащат обитатели трущоб задолго до того, как за ними при-
едут мусорщики и заберут эти сокровища для собственных
нужд.
Мистер Уилсон, направляющийся вечером в пятницу Из
американского, посольства домой после томительного и
непродуктивного дня, проскочил туннель от Ботафого до
Копакабаны, свернул с авениды Принцесса Изабель на
авениду Атлантика и лихорадочно ударил по тормозу,
чтобы избежать столкновения с последним автомобилем
длиннющей пробки, растянувшейся на сотни метров. Он
поставил рычаг переключения скоростей на «нейтрал»,
чтобы поберечь трансмиссию своей старушки и сидел, под-
рагивая всем телом в такт астматическому урчанию двига-
теля, вдыхая теплый вечерний бриз и разглядывая при-
ятный пейзаж залива под вечерней луной, и чувствовал,
как испаряется усталость этого муторного беспокойного
дня.
Начать с того, что стенографистка, которая утром при-
летела из Вашингтона для работы на конференции, отняла
у него целых два часа, возмущенно повествуя о том, как на
улице ее ущипнул за зад мерзкий бразилец. Большую
часть этих пущенных коту под хвост двух часов Уилсон
потратил на тщетные попытки понять, 1^ому же понадоби-
лось так польстить этой выдре, при этом он с самым
серьезным видом уверял ее, что эта выходка был^ явно
частью тщательно спланированной кампании по подрыву
нормального рабочего графика правительственной стено-
графистки и что самое патриотичное было бы просто про-
игнорировать инцидент. После этого Уилсон принял кру-
глобокого бизнесмена из Зении, штат Огайо, который
злобно рассуждал о том, что уж если в хваленом отеле
«Миракопа» не нашлось воды для столь именитого гостя,
как он, то это произошло с единственной целью нанести
личное оскорбление гражданину Соединенных Штатов, и
205
что же сотрудник службы безопасности намерен с этим
делать?
Длинная вереница автомобилей на авениде Атлантика
дернулась и медленно поплыла вперед, но вдруг, словно
застигнутая врасплох столь неожиданным избавлением от
пробки, замерла. Уилсон машинально нажал на тормоз,
вздохнул и по привычке взглянул в окна пятого этажа
углового жилого здания. К его удивлению, знакомое окно
было освещено, а это говорило о том, что либо его импуль-
сивный приятель капитан да Силва по необъяснимой при-
чине находится дома, либо в его квартиру влезли беспеч-
ные воры. Слабо надеясь на первое, он свернул к тротуару,
ища глазами место для парковки. На вечер у него не было
никаких планов, так что, может быть, удастся поужинать с
капитаном. А даже если капитан занят, можно пропустить
у него стаканчик, немного отдохнуть — а там, глядишь, и
пробка рассосется.
Он нашел местечко между знаком «Стоянка запре-
щена» и пожарным краном, запер машину, пересек широ-
кий тротуар и вошел в вестибюль здания. Автоматический
лифт быстро поднял его на наружный этаж, он прошел по
кафельному полу холла к двери и нажал на кнопку звонка.
Ждать ему пришлось долго, так что он уже подумал о воз-
можности присутствия в квартире непрошеных гостей, но
тут дверь распахнулась. Да Силва, завернутый в купаль-
ную простыню, воззрился на него с удивлением, потом ото-
шел в сторону и мотнул головой, приглашая зайти.
— Привет тебе! — Он отступил в глубь коридора,
поплотнее завернувшись в простыню.— Ты меня из
душа вытащил. Проходи, налей там себе. А я пока оде-
нусь. Я вернулся ненадолго. Мне надо опять ехать в управ-
ление.
Уилсон кивнул, прошел к бару, взял бутылку и два ста-
кана и наполнил оба.
— Очень жаль, я-то надеялся, что мы вместе поужи-
наем! — крикнул он, чтобы капитан в соседней комнате
смог его услышать.— Ты в последние дни работаешь чуть
ли не круглые сутки! — добавил он.
— В последние дни? — отозвался да Силва из
спальни.— Да все двадцать шесть часов в сутки. А может
быть и двадцать восемь, да они пролетают так быстро, что
кажется, прошло всего-то двадцать шесть.— Он вошел в
206
гостиную, держа в руках брюки и рубашку. Одевшись, да
Силва встал перед большим зеркалом, причесал непокор-
ные черные кудри. Потом прошлепал босыми ногами к
бару, взял предложенный ему Уилсоном стакан, весело
отсалютовал им приятелю и выпил.
— Замечательно. Я в последние дни верчусь как белка
в колесе — поверишь ли, ни разу за эти дни не выпил по-
нормальному. Очень мило, что ты зашел ко мне. Роль бар-
мена у тебя очень хорошо выходит.
— Всегда к твоим услугам.— Уилсон сел со своим ста-
каном в мягкое кресло, а да Силва ушел в спальню за нос-
ками и ботинками. Вернувшись, он уселся напротив Уил-
сона.
— Так что за утомительная работа, Зе? Ты же сам
понимаешь, это как-то не по-бразильски — работать как
вол? Если так дело дальше пойдет, тебя же все возненави-
дят в этой стране! — Тут в его глазах промелькнуло лука-
вое выражение.— Или тебе просто вдруг стало интересно,
каково живется нам, трудягам-американцам?
Да Силва бросил на него обиженный взгляд и патети-
чески взметнул вверх густые черные брови.
— И это я слышу от сотрудника американского
посольства? Чей рабочий день начинается в полдень,
а заканчивается ровно в час дня, причем в это
время вам положен еще и обеденный перерыв. И к тому
же еще дарована привилегия посещать спецмагазин! Не
надо!
— Нет, я серьезно.—Уилсон уже не улыбался.— Ты
что-то совсем заработался. На тебе лица нет. Что за
работа ночью?
— Э, не попадайся на этот крючок! Это же только
грим. Маска усталости скрывает выражение полной вымо-
танности.— Он зевнул.— Похоже, я так устал, что даже
шутить уже разучился.
— Что-то случилось? — не унимался Уилсон.
Да Силва посмотрел на него с любопытством и помотал
головой.
— Ничего особенного. Просто скоро начинается кон-
ференция ОАГ, а нам еще надо провести уйму проверок.
— А без тебя это никак нельзя сделать?
— Ну скажем так: мне бы не хотелось на это
надеяться. Я слишком стар, чтобы искать новую
207
работу.— Да Силва подался вперед и стал разглядывать
свои большие башмаки, пытаясь понять, что же его беспо-
коит. Наконец он понял, склонился ниже и завязал
шнурки, после чего откинулся на спинку кресла.— Еще
много работы. Сегодня нам сообщили, что наш общий
друг Хуан Доркас со дня на день прибудет со своей
свитой — он отсутствовал в Аргентине месяц-два, был в
отпуске, но он должен приехать в Рио, так что, сам пони-
маешь...
— Он путешествовал? Где?
Да Силва иронически посмотрел на Уилсона.
Почему ты задаешь этот вопрос мне? Спроси у
своих посольских. Я не сомневаюсь, что ваши ребята все
это время сидели у него на хвосте.
— А я так думаю, что не сидели,— возразил с сомне-
нием Уилсон.— Ну и упрямый же ты. Все залезаешь под
ковры и диваны, ищешь больших и страшных дядек из
ЦРУ... '
Да Силва усмехнулся.
— Ну если ты один из них, то они не обязательно боль-
шие... И вояд ли они такие уж плохие...— Он перестал
улыбаться.— Во всяком случае, Доркас будет в Рио через
несколько дней, и я бы не хотел, чтобы какой-нибудь
шибко горячий патриот — из любой страны, в том числе
и... сам знаешь, откуда — решил злоупотребить нашим
гостеприимством и совершил какую-нибудь глупость.
Уилсон вздохнул. Он понял, что никакие его уговоры
не заставят да Силву изменить своего ошибочного мнения.
— И как идет проверка?
Да Силва пожал плечами. Он достал из ящичка жур-
нального стола сигарету и закурил.
— Ну, мы взяли кое-кого, кому не мешает отдохнуть
за решеткой, пока конференция не закончится. Если бы не*
конференция, эти ребята меня бы не тревожили. Ну, разу-
меется, мы замели всех известных в городе карман-
ников.— Он помолчал, раздумывая над своими последними
словами, потом усмехнулся.— Что с нашей стороны
глупо...
— Глупо?
— Ну да. Когда в Рио прикатят все эти иностранные
гости, наши ловкие карманники могли бы добыть для
нашей страны немного иностранной валюты. Только поду-
208
май! Если бы эти конференции каждый год проводились в
разных странах и если бы местным карманникам давалась
полная свобода рук, очень скоро проблема нехватки твер-
дой валюты для Латинской Америки была бы решена раз и
навсегда.
— Твоя идея очень неплоха. Можно вообще распустить
дипкорпус и заменить его отрядом карманников... Ну
ладно, Зе. На тебе и впрямь лица нет. Тебе нужен отдых.
— Какой там отдых!—да Силва затушил сигарету в
пепельнице.— Знал бы ты, какую проверочку мы про-
водим... По полной программе. Интересно, кто это приду-
мал. Мы прочесываем каждое здание между отелем «Гло-
рия» и муниципалитетом. И еще нам предстоит проверить
все отели и все «горячие точки» в городе. Удивительно,
сколько в таком большом городе оказывается чердаков,
окон, черных ходов... Об этом как-то не думаешь, пока не
приходится заниматься такой вот работенкой — проверять,
насколько они представляют опасность.
— Полагаю, это твое замечание имеет непосредствен-
ное отношение ко мне? — сухо спросил Уилсон.
Да Силва недоуменно взглянул на него.
— К тебе? Если хочешь знать, я давно уже подозре-
ваю, что моя квартира прослушивается. Так что я это
говорю для ушастых ребят.
Он встал, снял пиджак со спинки стула, надел и про-
водил Уилсона до двери.
— Ну ладно,— тихо сказал Уилсон.— Нет смысла с
тобой спорить. Но послушай меня: тебе только пойдет на
пользу, если ты сможешь поспать немного.
— Поспать? — переспросил да Силва.— Знаешь, когда
я устаю, я начинаю плохо понимать по-английски. Что
такое «поспать»?
Д — Это то, что я собираюсь сделать, вернувшись домой.
Это повод прочитать на ночь молитву и попросить Всевы-
шнего, чтобы он вправил тебе мозги насчет ЦРУ. И еще
попросить избавить меня от таких дней, какой был у меня
сегодня.— Он критическим взглядом окинул приятеля.—
И это то, в чем ты смертельно нуждаешься.
— В чем я смертельно нуждаюсь,— проговорил да
Силва,— так это в том, чтобы конференция закончилась и
делегации разъехались по домам. Лучше бы все это про-
изошло в один день.
209
...Кому бы ни обращал свои молитвы Уилсон, и о чем
бы он ни просил Всевышнего, утром в понедельник ему
стало ясно, что некоторые из его просьб не были услы-
шаны. Маленький бизнесмен из Зении, штат Огайо, опять
дожидался его у дверей кабинета ровно в девять, и терпе-
ливый офицер службы безопасности постарался продемон-
стрировать свою живейшую заинтересованность в причине
недовольства посетителя.
Похоже, администрация отеля «Миракопа» не только
оскорбляла своих американских постояльцев, отключая
воду в номерах, но зашла еще дальше. Телефонистки либо
не говорили по-английски, что, конечно же, было намерен-,
ным жестом против многочисленных американцев, прожи-
вавших в отеле, либо же (как подозревал круглолицый
бизнесмен из Зении) они говорили по-английски, но при-
творялись, что нет, что делало ситуацию и вовсе вопию-
щей. Уилсону, окончательно запутавшемуся в этом клубке
изощренной логики, удавалось только время от времени
поддакивать и гадать, неужто весь его рабочий день прой-
дет в бесплодных дискуссиях с этим, занудой. Одно
хорошо: по крайней мере, маленького толстяка из Зении
никто не ущипнул за зад на улице.
Внезапный телефонный звонок на время спас Уилсона
от неминуемых вопросов, что же он намерен все-таки
делать. Уилсон небрежно снял трубку с рьгчага, извинился
перед посетителем, прервав его на полуслове, и обратил
все свое внимание на телефон.
— Слушаю?
— Здравствуйте, босс. Хотите, чтобы я вас спас-
ла? — спросила его секретарша из приемной.
— Мечтаю! — и Уилсон мысленно возблагодарил Гос-
пода за то, что предпочел умненькую Мэри более фигурис-
тым (и, возможно, более пригодным для выполнения секре-
тарских обязанностей) кандидаткам.
— Ну тогда вы спасены. Звонит Дона Илезиа из
«Больницы страждущих». Там только что произошло
грандиозное происшествие. Она хотела бы его с вами обсу-
дить.
— Я тоже! — радостно сказал Уилсон.— Я ей очень
благодарен за это. Переключи ее на мою линию.— Он при-
крыл микрофон ладонью и, мило улыбнувшись, добавил: —
Это ненадолго.
210
Бизнесмен недовольно кивнул, явно подавив горячее жела-
ние высказать чиновнику свое возмущение. Наглым
обхождением с американскими туристами, похоже, отли-
чаются не только местные отели. В конце концов, если
американский гражданин не имеет преимущества в приеме
в собственном посольстве, совершенно ясно, что с этим
надо что-то делать.
В трубке раздался громкий щелчок: секретарша пере-
ключала линию — и тотчас на другом конце провода пос-
лышался голос старшей сестры больницы. Она была взвол-
нована.
— Senhor Wilson?
— Falando. Que posso fazer p’ra Senhora?
Брови посетителя поползли вверх: он не на шутку
встревожился. Похоже, ему показалось весьма стран-
ным — если не сказать непатриотичным,— что американ-
ский чиновник на рабочем месте вдруг стал изъясняться на
иностранном языке — к тому же находясь на территории
посольства США. Кое-кто, говорил его пылающий взгляд,
узнает о столь возмутительном поведении сотрудника
службы безопасности. Уилсон, читая мысли посетителя,
пожалел бедного посла и подавил улыбку.
Дона Илезия помолчала и заговорила вновь.
— Мне очень не хотелось отрывать вас от дел, сеньор
Уилсон, но я просто не знаю, ,что делать. Мне уже дважды
звонили сегодня утром из штаба ВВС. Первый раз когда я
пришла, а второй раз — всего несколько минут назад.
О том матросе...
Уилсон нахмурился. И его хорошее настроение сразу
испортилось. Его прервали на середине идиотского разго-
вора только для того, чтобы втянуть в другой идиотский
разговор. Что странно, потому что Дона Илезия отлича-
лась отменным здравомыслием, хотя в такой день всякое
возможно...
— ВВС? Матрос? — он недоуменно уставился на теле-
фонную трубку.— А какое отношение ВВС имеет к матро-
сам?
— Вы не поняли, сеньор Уилсон,— терпеливо продол-
жала Дона Илезия.— Капитан торгового судна «Санта-
Эужения» послал им телеграмму из Монтевидео. Он спра-
шивал о здоровье своего стюарда. Ну и, естественно, они
перезвонили мне. Дважды. А я и не знаю, что им сказать.
211
Уилсон помотал головой, точно стряхивая туман или
алкогольные пары.
— Вы правы, Дона Илезия. Я не понимаю.— Он крепко
сжал трубку.— Раз речь идет о больнице, то единственное,
что я могу понять — так это то, что матрос с торгового
судна и есть ваш пациент. Но я все равно не понимаю,
какое к этому отношение имеет ВВС и почему капитан
корабля не связался непосредственно с больницей.
— Потому что не знал, в какую больницу отправят
матроса. То есть в какую больницу направит больного
служба береговой охраны. В Рио как-никак двадцать круп-
ных клиник. Они же могли отправить его...
— Ах вот оно что!— воскликнул Уилсон, когда
осколки загадочной истории наконец-то сложились в
ясную картину.— Теперь я, кажется понимаю, что про-
изошло...'Итак, береговая охрана сняла больного матроса с
борта торгового судна и отправила его к нам. К вам. И вот
теперь капитан корабля, прибыв в порт назначения и дви-
жимый заботой о члене своего экипажа, хочет справиться о
его здоровье. Что ж, это не такое уж невероятное желание.
Так в чем проблема?
— Но...
— А, вас волнует вопрос безопасности. Из какой
страны был этот корабль?
— Судно португальское...
— Португальское? Не советское! Ну тогда можете им
сказать все начистоту.
— Но я не могу! — запричитала Дона Илезия.— Вы
все-таки не понимаете. Он так и не доехал до нашей боль-
ницы. Это тот самый, кто исчез из санитарного
фургона! — В ее голосе звучал упрек.— Как же вы забыли,
сеньор Уилсон. Вы же присутствовали на собрании попечи-
тельского совета, когда я вошла и рассказала о случив-
шемся.
— Да... А, так это тот самый? — Наконец-то все про-
яснилось. Но почему же она не могла ему сразу все расска-
зать? Он поразмыслил над ее словами и добавил.— Теперь
ясно. Конечно, э/о довольно щекотливое дело, но нельзя
же это держать в секрете... Во всяком случае, больше уже
нельзя. Надо им просто сказать, что матрос не доехал до
больницы. Не могут же они возложить на нас за это ответ-
ственность. Ясно, что он по своей воле сбежал из фургона.
212
Вот и скажите им...— Он осекся и нахмурился, пытаясь
сформулировать свой ответ в дипломатической форме.
— Так что им сказать, сеньор Уилсон?
— Я думаю... Скажите, что этот матрос...
Выражение его лица мрачнело по мере того, как до него
доходил смысл переданной ему старшей медсестрой
информации. Его взгляд упал на стену, но не замечал ни
небрежной работы маляров, ни грязной абстракционист-
ской кляксы в раме, выбранной женой посла. Матрос? Сня-
тый с судна вертолетом береговой охраны? Доставленный
на берег и посаженный в санитарный фургон без ведома
иммиграционной службы и полиции? И благополучно
исчезнувший по пути в больницу?
— Сеньор Уилсон? Вы меня слышите?
Он очнулся, но мысли его путались. Одной рукой он
крепко держал телефонную трубку около уха, а другой
потянулся к карандашу и блокноту.
— Не говорите им ни слова! Ни слова! Я сам этим зай-
мусь.— Он понизил голос и спросил с притворным безраз-
личием.— Кто вам звонил из ВВС?
— Какой-то... Сейчас, я записала. Вот. Майор Бар-
боза. Служба береговой охраны. Их штаб находится на
военной базе недалеко от аэропорта Галеао. Вам продик-
товать номер телефона?
— Да, пожалуйста.— Уилсон записал цифры и подчер-
кнул их жирной чертой. Покачав головой, он снова поднес
трубку к уху.— А как имя матроса?
— Боюсь, у меня его нет. Майор Барбоза не...
— Ну ладно, не беспокойтесь. Это не так важно. Как
фамилия капитана судна? Того, что послал телеграмму.
И напомните, как называется судно.
Дона Илезия совсем смутилась, почувствовав желание
Уилсона помочь ей выпутаться из затруднительного поло-
жения.
— Извините, но и фамилии капитана у меня нет. Но я
помню, что судно называлось «Санта-Эужения». Они не
смогли зайти в Рио из-за шторма, но теперь они стоят в
Монтевидео, и капитан — ах, как же это я не запомнила
его фамилию! — хотел справиться...
— Понятно,— Уилсон вежливо остановил поток слов с
другого конца провода. Потом взглянул на свой блокнот,
размышляя, какую бы еще информацию можно из нее вы-
213
удить, но решил, что и так довольно.— Пожалуй, этого
будет достаточно. Я этим займусь. Спасибо.
— Это мне надо вас благодарить, сеньор Уилсон. Я вам
так признательна. Я и впрямь не знала, что сказать этому
майору. Вы же понимаете, за все время существования
«Больницы страждущих» это первый такой случай...
— Не сомневаюсь,ч— поспешно бросил Уилсон.— Спа-
сибо.
Но Дона Илезия еще не закончила.
— И я бы ни за что не стала вас беспокоить, так как
знаю, сколько у вас дел в американском посольстве, но я
сначала звонила сеньору Уэлдону, а мне сказали, что он
играет в гольф...
— Как всегда,— заметил хмуро Уилсон. И, осознав,
что на этом завершать этот разговор не стоит, откашлялся
и веско произнес: — Ни о чем не беспокойтесь, Дона Иле-
зия, этим как раз и должны заниматься попечители.—
Наконец-то мы выясним, так ли это, подумал он, кладя
трубку на рычаг.
Уилсон повернулся в вертящемся кресле и уставился в
стену. Итак, матроса с приступом аппендицита сняли с
судна в открытом океане, на вертолете доставили на берег,
перенесли на носилках к санитарному фургону... Все это
вполне логично и правдоподобно: иностранный матрос с
воспалившимся аппендиксом просто испугался операции в
чужой стране. С другой же стороны, все могло быть совсем
не так. В любом случае, обо всем надо поставить в извест-
ность-капитана Зе да Силву. Он потянулся к телефону и
тут вспомнил, что в кабинете у него посетитель. Джентль-
мен из Зении, штат Огайо, громко кашлял, выражая свое
полнейшее возмущение столь бесцеремонным поведением
чиновника посольства, забывшего о его существовании.
Уилсон одарил его сладкой улыбкой и снял трубку.
— Мэри, свяжись, пожалуйста, с капитаном да Силвой.
— Связаться с этим красавчиком? Мистер Уилсон, я бы
с удовольствием, да как он на это посмотрит?
— Мэри! Свяжись с ним по телефону! А твои интимные
проблемы мы обсудим как-нибудь в другой раз.
— Слушаю, сэр!
Уилсон нетерпеливо поерзал в кресле, и нервно забара-
банил по столу пальцами. Посетитель тоже заерзал — от
негодования, но Уилсон не обращал на него внимания.
214
Хватит с этого толстяка и добродушной улыбки. Наконец
секретарша соединила его с нужным номером.
— Зе? Уилсон.
— Уилсон? — да Сильва откинулся на спинку кресла и
расплылся в улыбке. Помощник, пришедший к нему с
кипой, бумаг, был удален из кабинета одним взмахом руки.
Беседа с американским приятелем всегда действовала на
да Силву расслабляюще, а после читки бесконечных опе-
ративных сводок капитану требовалось расслабиться.
К тому же разговор с сотрудником американского по-
сольства в эти тревожные дни мог в любом случае ока-
заться небесполезным.— Как жизнь? У тебя ко мне дело?
— Дело...— начал Уилсон и, мельком бросив взгляд на
джентльмена из Огайо, перешел на португальский.— Вооб-
ще-то это не телефонный разговор. Но очень может
статься, что дело серьезное. Не можешь сделать перерыв и
встретиться со мной где-нибудь?
Да Силва взглянул на вечно отстающие настенные
часы, добавил по привычке десять минут и нахмурился.
— А до обеда подождать нельзя? Пожалуй, я смогу
слинять отсюда в полдень. Можем встретиться в Сантос
Дюмонте. В то же время на том же месте.
— И, к несчастью, то же. меню. Нет, хорошо бы
пораньше. Погоди-ка! Ладно, у меня будет .>время про-
верить кое-что.
— Проверить? Что? .
— Хочу разбить в пух и прах одну твою безумную тео-
рию насчет одного уважаемого американского учреждения,
в котором я имею честь служить.
Да Силва ухмыльнулся.
— Безумным бываю я иногда, * но мои теории —
никогда! Давай, займись делом, и желаю тебе успехов.
Увидимся в полдень.
— Договорились. Но на сей раз тебе придется отсту-
пить от своих принципов и прийти вовремя. Похоже, я
нашел нечто весьма интересное. И весьма пикантное.
— Я ее знаю?
— Брось зубоскалить! Не опаздывай!
— Я никогда не опаздываю! — обиделся да Силва, но
потом сменил гнев на милость.— Но сегодня я буду точнее
обычного.
— Отлично. Я на это. надеюсь. Чао!
215
Уилсон дал пальцем отбой и собрался набрать очеред-
ной номер, как вдруг понял, что посетитель уже^не в
силах сдержать своего гнева и буквально кипит от негодо-
вания. Уилсон вздохнул и покорно сложил ладони перед
собой.
— Прошу прощения, мистер... ммм... Извините, но
произошло нечто серьезное. И боюсь, я буду очень
занят.— Тут ему в голову пришла более удачная
мысль.— Скажите, вы долго еще планируете пробыть в
Рио?
— Только два дня! — рявкнул посетитель.
— Да? Но это же замечательно! То есть нам еще может
представиться случай обсудить все эти проблемы.'Знаете
что, расскажите все ,моему секретарю. Я ее сейчас
позову.— Он несколько раз нажал кнопку звонка. Через
несколько секунды в дверях кабинета появилась Мэри,
преданно глядя на своего начальника. Уилсон встал из-за
стола.
— Мэри, мистер... ммм... этот джентльмен из Огайо
хочет высказать ряд замечаний касательно функциониро-
вания отеля «Миракопа». Ты не могла бы...
— Ну, разумеется, мистер Уилсон.
— Спасибо!’—Уилсон протянул бизнесмену из Зении-
руку, до которой гость едва коснулся. Уилсон улыб-
нулся.— Очень приятно было поговорить с вами, сэр.
Мы всегда рады помочь соотечественнику в беде. Эта же
наша работа. Жаль, что не мог уделить вам больше вре-
мени.
Посетитель только злобно сглотнул слюну.
— И счастливого вам пути, сэр. До свиданья.
Мэри нежно, но решительно подхватила коротышку под
руку и вывела'из кабинета. Вымученная улыбка на губах
Уилсона исчезла, как только за свирепым джентльменом из
Огайо закрылась дверь, и он схватил телефонную трубку.
Господи! Ну что ему не нравится! Что телефонистки в
«Миракопе» не говорят по-английски? Уилсон представил
себе бразильского туриста, жалующегося бразильскому
консулу в Нью-Йорке, что горничная в «Уолдорфе» не
говорит по-португальски. Но забыл обо всем, как только
нажал кнопку переговорника.
— Мэри, соедини меня с международной станцией и
скажи телефонистке, что мне надо сделать несколько сроч-
216
ных звонков. Очень срочных! — на его трубах появилась
игривая улыбка.— В обед у меня назначена встреча с муж-
чиной твоей мечты, капитаном да Силвой, и я бы не хотел
на нее опоздать.
Глава 5 х
Даже в половине первого, в довольно раннее по бра-
зильским стандартам время, ресторан аэропорта Сантуш
Думонт начал заполняться посетителями. Уилсон протис-
кивался между тесно стоящими столиками, не обращая
внимания на стук приборов, гул голосов и рев самолетов,
доносящийся через раскрытые окна с летного поля, пока не
нашёл капитана да Силву, сидящего в одиночестве за сто-
ликом у перил и разглядывающего первый этаж длинного
современного здания аэровокзала. Он развернулся на вер-
тящемся стуле лицом к подошедшему и одарил его широ-
кой улыбкой. -
— Так вот что ты называешь «ровно в полдень»? —
иронически произнес да Силва.
— Я опоздал? — с невинным видом отпарировал Уил-
сон и сокрушенно покачал головой.— Я же знал, что после
долгого пребывания в этой стране врожденные привычки
исчезают.— Он с любопытством посмотрел капитану в
глаза.— А .как ты себя ощущаешь, придя вовремя?
— Отвратительно,— против воли улыбнулся да
Силва.— И уж точно знаю, что это в последний раз.— Он
огляделся вокруг в поисках официанта и щелкнул паль-
цами, привлекая его внимание.— Мы с тобой сегодня
должны уложиться в полчаса. У меня стол в кабинете зава-
лен бумагами до потолка. А еще надо до вечера кое-что
успеть организовать. И я хочу успеть соснуть, если
удастся.
— Как продвигаются дела? — спросил Уилсон из веж-
ливого любопытства, внимательно рассматривая лицо при-
ятеля.— Никаких происшествий за прошлый уик-энд?
рНет,—просто ответил капитан.— Да мы и ничего
такого не ожидали. Самое горячее время начинается
завтра, когда этот дурацкий кортеж покатит через весь
город, и продлится до закрытия конференции. И наш друг,
о ком я так беспокоюсь, сеньор Доркас, приедет сегодня
вечером. С этой минуты, знает он или нет, наша служба
217
безопасности не отстанет от него ни на шаг.— Он помол-
чал.— Нравится ему это или нет.
Да Силва, внезапно осознав, что на его призывное щел-
канье пальцами никто не отозвался, с хищным видом
подался вперед и ухватил за рукав проносящегося мимо
официанта. Он заказал обычный бренди и повернулся к
приятелю.
— Ну так по какому такому важному делу ты меня
вызвал и сам на полчаса опоздал?
Уилсон чуть наклонился вперед, поближе к лицу да
Силвы.
— Помнишь историю с чудаком, который сбежал из
фургона «скорой помощи» по пути к нам в больницу?
Да Силва нахмурился.
— Это кто еще?
— Ну ты должен помнить. Неделю назад, как раз мы с
тобой здесь обедали в последний раз. Был еще ужасный
шторм — помнишь? Наша «скорая» приехала за ним по
вызову, и он потерялся по дороге.
— А! Теперь припоминаю,— ответил да Силва и криво
усмехнулся.— Острый аппендицит. Тот, что должен был
заработать двустороннюю пневмонию или ногу сломать.
Он вылетел на ходу из фургона. Ну, по твоему взгляду
вижу, что ты его все-таки нашел.
— Нет,— тихо сказал Уилсон.— Мы не нашли его. Мы
даже не искали его. Но мне кажется, что вам бы следовало
его поискать.
— Мне? Лично мне?
— Нет, всей бразильской полиции. Бросить на его
розыски все силы.
Да Силва прищурился.
— А зачем это бразильская полиция должна терять
время на поиски какого-то психа? И даже если мы его
возьмем, какое преступление он совершил? Сбежал из
фургона «скорой помощи»? — Эта мысль позабавила его.
Он щелкнул пальцами.— У меня есть лучшее предложение.
Мы арестуем его за бесплатный проезд в общественном
транспорте.
— Перестань острить,—заметил Уилсон.— Я тебе
скажу зачем. Потому что он оказался тем самым матросом,
которого ребята из службы береговой охраны доставили к
218
нашей «скорой». Из аэропорта Галеао,— добавил он мно-
гозначительно.
Да Силва задумчиво посмотрел на него, потом на скло-
нившегося за его спиной официанта, который ставил на
стол, бутылку бренди и две рюмки. Смуглый бразилец по-
благодарил официанта кивком головы и^наполнив обе
рюмки, взял одну из них и замер. В голосе его послыша-
лось сомнение.
— Уилсон, а ты опоздал не потому ли, что по дороге
заскочил в бар пропустить рюмочку? А то можно поду-
мать, что тебе голову слегка затуманило...
Уилсон, нимало не обидевшись, кивнул.
— То же самое я подумал, когда Дона Илезия мне про
это рассказывала.— Он взял свою рюмку и заговорил
серьезным тоном. Да Силва, давно зная повадки этого аме-
риканца, внимательно слушал. Когда Уилсон говорил
таким тоном, стоило прислушаться к его словам.
— Этот сбежавший больной,— говорил Уилсон, вертя
рюмку в пальцах,— был матросом, вернее стюардом, на
торговом судне «Санта-Эужения». По расписанию судно
должно было бросить якорь в Рио, но из-за шторма и из-за
сильного крена — груз был неправильно распределен по
палубе — капитан решил пройти мимо Рио и Сантоса и
направиться прямо в Монтевидео.— Он отпил бренди и
помолчал.— И вот после того, как капитан принял такое
решение — кстати, он повесил на доске объявлений
записку, чтобы известить заранее команду и пассажиров —
так вот, сразу после этого один из членов команды,
стюард, внезапно заболел. Хотя до этого никаких призна-
ков недомогания он не выказывал.
Да Силва внимательно его слушал.
— Ну и?
— Ну и капитан, опасаясь, как бы стюард не умер, и не
имея возможности пришвартоваться в порту Рио, запросил
по радио службу береговой охраны. Они направили к
судну вертолет и сняли больного с борта. А до того вы-
звали «Скорую» — из «Больницы страждущих».
Да Силва поднял брови.
— Они сняли его с борта и подняли на вертолет в
такой-то шторм?
- Да.
Да Силва передернул плечами.
219
— Я бы ни за что не согласился. В такую погоду сидеть
в вертолете... Ну, ладно, извини, продолжай.
— Да это, собственно, все. Они сняли его с судна, до-
ставили на берег и перевезли к фургону «скорой помощи»
в аэропорту Галеао.
Да Силва допил бренди и потянулся за бутылкой.
— И он исчез из фургона по дороге в больницу.
— Именно,— кивнул Уилсон.— Мне подумалось, тебя
заинтересует эта история.
— Очень интересно! — Да Силва некоторое время раз-
глядывал бутылку и медленно наполнил свою рюмку. Он
изучающе рассматривал янтарную жидкость, точно
надеялся обнаружить на дне разгадку происшествия
недельной давности.— Очень ловкий способ проникнуть в
страну, минуя таможню и службу иммиграции...
— И полицейскую проверку, если уж на то пошло,—
добавил Уилсон.
— Ага, и это при том, что мы проверяем все корабли и
самолеты. Ловко, ничего не скажешь. Если, конечно, этот
стюард...— Да Силва нахмурился,— ...действительно не
был болен и ему не требовалась врачебная помощь.
— Ты уже раньше опроверг эти доводы,— возразил
Уилсон.— Ты же сам говорил, что если человек действи-
тельно серьезно болен, он ни за что не сбежал бы из фур-
гона, да еще в такую бурю.
— Верно,— согласился да Силва.— Но я же тогда
ничего не знал о вертолете. Трудно предположить, что
кто-тр отважился бы на такое, не имея достаточно веской
причины.
— Именно! — мягко согласился Уилсон.— Но этой вес-
кой причиной не обязательно должен быть приступ аппен-
дицита.
— Согласен,— смуглое лицо помрачнело.— Кстати, а
откуда у тебя вся эта информация?
Уилсон пожал плечами.
— Капитан сухогруза послал телеграмму в штаб ВВС,
а они позвонили к нам в больницу. Все в рамках рутинной
бюрократической практики. А из больницы позвонили мне,
потому что там нех знали, -как объяснить исчезновение
больного. Они почему-то решили, что это может быть
известно одному из попечителей. И вот по мере того, как
отдельные факты стали складываться в связную картину...
220
— ...Ты все перепроверил.
— Верно. И узнал, что «торговец» все еще стоит в доке
Монтевидео под разгрузкой и его команда на месте и
может быть опрошена.
— И кто же их опрашивал?
Уилсон пристально посмотрел на него.
— Интерпол. Не ЦРУ.
— Понял.— Ни один мускул не дрогнул на лице да
Силвы.— И как же зовут этого таинственного стюарда?
Уилсон полез в карман и достал сложенный листок
бумаги.
— Вот здесь. В судовых документах он значится как
Какарико. 3. Какарико.
— Кто-о?
— Ты его знаешь?
Да Силва рассмеялся.
— Кто бы он ни .был, ему не откажешь в чувстве
юмора. Во всяком случае, этот умник выбрал себе имя,
которое вряд ли знают в Португалии, если вообще его слы-
шали. Какарико звали носорога из зоопарка Сан-Паулу,
которого несколько лет назад выбрали по ходу подписной
избирательной кампании в Палату представителей.
— И какой из него вышел законодатель? — Уилсон
явно заинтересовался этим сообщением.
— Его не утвердили. Уж не помню сейчас, что там
получилось — то ли он не сумел принести присягу, то ли не
смог отдать честь национальному флагу, то ли по причине
слишком большой популярности среди избирателей.
— Что ж, это политика,— печально покачал головой
Уилсон.
Да Силва перестал улыбаться.
— Как бы там ни было, всякий, кто проникает в страну
таким вот образом под явно вымышленным именем, осо-
бенно в такое горячее время, конечно же, должен привлечь
самое пристальное внимание полиции.— Он бросил взгляд
на часы и поднялся.— И сегодня не говори мне, что мы еще
не поели. Я И сам знаю. И мне очень жаль. Но зная, как
работает бразильская полиция, стоит прямо сейчас бросить
их на это задание.
— Слышали бы твои коллеги, как ты о них отзы-
ваешься! — издевательски заметил Уилсон.— Сядь, рас-
слабься. Самолет из Монтевидео прибудет только через
221
четыре часа. У тебя полно времени для хорошего
обеда — если нам его предложат,— и ты еще сможешь про-
вести несколько часов за своим письменным столом.
— Чей это еще самолет?
— Ну, трудно сказать. Официально, разумеется, он
будет обслуживать делегатов конференции, которая
открывается завтра. Неофициально это собственность аме-
риканского народа. И поскольку в настоящее время он
стоит без дела, я вызвал его сюда. Трагедия для экипажа.
Потому что, надо полагать, они надеялись всю эту неделю
заниматься обследованием тамошних пляжей и злачных
мест.
— Нет, я имел в виду другое. Что в самолете?
— В самолете-то? Портреты, конечно,— весело отве-
тил Уилсон. 4
— Ах портреты,— закивал головой да Силва.—
Знаешь, Уилсон, у меня такое ощущение, что ты хочешь
мне что-то сказать.
— Уловил-таки? Ну, как всегда, ты прав. Я тебе хочу
сказать, что очень может быть мы получим портрет сбе-
жавшего больного.
— И что за портрет?
— Ну, вряд ли маслом. Фото. Но даже это фото может
оказать нам неоценимую услугу, потому что описание вне-
шности, которое местный сотрудник Интерпола получил
при опросе команды, абсолютно бесполезно. Описание
дало нам портрет мужчины неопределенной внешности,
ростом от четырех до восьми футов.
— А как насчет отпечатков пальцев?
— Спустя неделю? Нет, на том «торговце» все уже
затерто. Но фотографии сослужат нам службу. Я надеюсь.
Капитан нам помог, хотя он уже и думать забыл о том
стюарде, не говоря уж о его внешности. Для него стюард
это просто член команды в белой куртке. Статистическая
единица. Но тем не менее...
— Слушай, кончай тянуть резину! — взорвался да
Силва.— Давай ближе к сути дела!
— Спокойно! — невозмутимо ' произнес Уилсон.—
В конце концов, я же все узнал, так что позволь уж рас-
сказывать как мне нравится.— Он сделал изрядный глоток
и откинулся на спинку кресла.— Так вот я и говорю, стар-
ший помощник, некий Мигель, когда они зашли в Фун-
222
шаль, купил себе японский фотоаппарат и фотографиро-
вал корабль — отснял между прочим две пленки. Ему
кажется — он не уверен,— что наш беглый стюард должен
был попасть в кадр хотя бы пару раз.
— Ему кажется? А почему бы ему просто не просмот-
реть фотографии?
— Ты видно очень перенервничал,— усмехнулся Уил-
сон.— Как же он их просмотрит, если пленки не про-
явлены? Корабль после Фуншаля не заходил ни в один
порт. Он намеревался проявить и отпечатать карточки в
Буэнос-Айресе.
— Ясно. Теперь мы проявим пленку и отпечатаем кар-
точки для него бесплатно в нашей лаборатории.
— Ну да! Я, правда, и не думал, что это будет бес-
платно, но это очень мило со стороны бразильской поли-
ции.
Да Силва оставался серьезным.
— Только один вопрос. Я ценю твое усердие, и ты дей-
ствительно славно поработал сегодня, но каким образом
все это опровергает мои обвинения по адресу ЦРУ?
— Ну,— начал Уилсон несколько раздраженно,— если
этот подозрительный стюард в результате моих усилий
будет разоблачен, а я верю, что ты это сделаешь, и если он
окажется одним из злоумышленников, словом, если все
обернется именно таким образом, тогда, ясное дело, тебе
придется признать свои подозрения относительно ЦРУ
ошибкой, во всяком случае в связи с Доркасом. А как еще
иначе я могу тебе это доказать? Послушай, Зе. Я же не
отрицаю, что покушение на Доркаса вполне возможно.
Сколько их уже было? Но если покушение состоится, мы к
этому не имеем никакого отношения. Пойми! Вот почему я
и суечусь и пытаюсь помочь тебе найти, или, скажем так,
обезоружить, потенциального убийцу.-
Да Силва с интересОхМ посмотрел на него.
— Ты просто великолепен! Неподражаем! Нет, мне это
нравится. Мне особенно нравится, как ты пытаешься при-
твориться, будто мне неизвестно значение слова «при-
манка» — он подался вперед.— Я не стану притворяться,
будто не хочу взглянуть на эти добытые тобой фотогра-
фии — хочу! Я же просто говорю: если Соединенные
Штаты намерены цивилизовать нас, бедных дикарей,
почему же они посылают нам такую безделицу как деньги?
223
Или посылают нам молодых энтузиастов строить хоккей-
ные поля посреди джунглей Амазонки? Почему они
попросту не посылают нам побольше Уилсонов?
Уилсон раздумывал над этим вопросом с угрожающе
мрачнеющим лицом. Над столом повисло молчание. Потом
Уилсон натянуто улыбнулся.
— Почему? Потому что вы не знаете, что вам делать с
уже имеющимися Уилсонами...
Он повернулся и поманил официанта.
Предвечернее солнце, затопившее кабинет да Силвы на
пятом этаже старого здания института академических
исследований, упрямо пробивалось сквозь планки полу-
опущенных- жалюзи и отбрасывало ленточки теней на
карту города, закрывающую всю стену. В лучах закатного
солнца воткнутые в карту булавки с пластмассовыми
головками одинаково золотились. Да Силва подошел к
окну и, закрыв жалюзи, вернулся к карте. Два детектива
терпеливо стояли в ожидании указаний шефа. В дальнем
углу кабинета сидел Уилсон, наблюдая за этой сценой.
Около получаса назад были'получены негативы из Монте-
видео. Поразмыслив спокойно над их разговором в ресто-
ране, он пришел к выводу, что в подобной ситуации и сам
бы действовал, как да Силва. А теперь, глядя, как четко
распределяет да Силва обязанности между подчиненными
и направляет патрули в возможные опасные точки города,
он даже засомневался, что смог бы действовать столь же
разумно и деловито.
Да Силва приложил палец к карте и вдруг убрал его и
улыбнулся.
— Вы и без карты знаете, где находится отель «Серра-
дор». Это ваш объект на сегодняшний вечер. Проверьте
все номера, но в особенности и самым тщательным обра-
зом те, окна которых выходят на залив. И на верхних эта-
жах — выше четвертого. Если останется время, проверьте
другие номера. Но прежде всего — именно эти. Вам
надо...— он помотал головой.— Ладно, вы, ребята, и сами
зцаете, что искать. Не впервой же.
Сержант Рамос кивнул. Это был такой же, как да
Силва, здоровенный парень, даже еще более широкий в
плечах. Его индейское лицо оставалось бесстрастным,
224
челюсти, не переставая, жевали резинку, могучие ручищи
засунуты в карманы. Его напарник, такой же сурового
вида здоровяк, стоял поодаль и молча ждал.
— Ну все,— закончил инструктаж да Силва.— Схо-
дите перекусите и за работу.
Сержант Рамос перестал жевать и откашлялся.
— Дело предстоит долгое. До которого часа мы
сегодня работаем?
Да Силва свирепо насупился. Сержант Рамос поспешил
уточнить вопрос.
— Нет, я не о том, капитан. Я хочу сказать, как поздно
нам можно беспокоить постояльцев в номерах?
— Да? — Да Силва задумался.— До полуночи, навер-
ное. Кое-кто, конечно, и в это время еще будет отсутство-
вать, а кого-то вы поднимете с постели. Но что поделаешь.
Постарайтесь проверить как можно больше номеров и
будьте вежливы, черт возьми. Понятно?
— Так точно, сеньор.
Рамос покинул кабинет, за ним безмолвно последовал
его напарник. Да Сйлва подошел к своему заваленному
бумагами столу и устало рухнул в кресло. Он помассиро-
вал шею, снимая усталость, потом нажал на кнопку
вызова. Дверь распахнулась, и на пороге показался моло-
денький помощник Руй.
— Капитан?
— Эти пленки, что вам передал сеньор Уилсон. Они
находятся в лабораторий уже не меньше получаса. Что они
там с ними делают? Обрабатывают в голубом вираже?
— Они обещали мне позвонить, когда...
— К черту их обещания. Сходи и стой над ними, пока
не закончат!
— Есть, сеньор! 1
Дверь закрылась. Уилсон встал и, йодойдя к столу,
заговорил сочувственно:
— Да успокойся ты, Зе.
— Успокоиться? Я успокоюсь, когда все закон-
чится.— Высокий бразилец задумчиво откинулся на спинку
кресла.— Знаешь, я вот думаю, когда на следующей не-
деле все закончится, я действительно расслаблюсь.
Возьму недельку отпуска и отправлюсь к себе на фазен-
ду. Поохочусь, порыбачу. Отдых мне не помешает.— Он
8 Охота обреченного полка 225
улыбнулся.— Может, тоже возьмешь отгул и махнем
вместе?
— Я? — Уилсон только усмехнулся.— Может, к тому
времени ты меня уже упрячешь за решетку, а?
— Это точно,— сказал да Силва и притворился, что
обдумывает такую перспективу.— Ну ладно; на эту
неделю я добьюсь для тебя отпуска под залог.
— Тогда я с радостью...
— Ну и отлично...
Дверь открылась, и в кабинет вошел Руй. Он подошел к
столу и вручил да Силве конверт. Капитан выпрямился в
кресле и включил настольную лампу. Потом вскрыл кон-
верт, вытащил оттуда две пачки фотографий и стал про-
сматривать первую. Уилсон склонился над столом, а Руй
выглядывал из-за плеча начальника.
Да Силва рассмотрел первую, отложил ее и. взял вто-
рую.
— Фотоаппарат-то, может, и хороший, но по этим
фотографиям не скажешь,— буркнул он.
— Потому-то ребята в лаборатории так долго с ними и
проканителились,— стал объяснять Руй.— Все кадры на
этой пленке передержаны. Ребята сказали, когда новичок
фотографирует на корабле, это обычная история.
Да Силва бросил на Уилсона сардонический взгляд.
— В следующий раз, когда будешь мне помогать,
прошу тебя, найди фотографа-профессионала.
— Заметано!
Да Силва вернулся к фотографиям. Он отбрасывал те,
на которых были изображены палуба, морские пейзажи и
прочая ерунда, но потом внимательнее всмотрелся в одну,
где было кое-что более интересное. Тень пробежала по его
лицу. Он полез в ящик, извлек оттуда лупу и с ее помощью
стал рассматривать карточку. Уилсон наклонился над сто-
лом еще ниже. На фотографии был изображен стоящий
спиной к объективу человек у борта, но по профилю было -
невозможно определить его личность. Позади него серел
океан.
— Кто это, Зе?
Да Силва некоторое время внимательно изучал кар-
точку и потом покачал головой.
— Да нет, я просто подумал...— Он пожал плечами
и, ’ отложив фотографию в сторону, продолжал свой
226
просмотр. Покончив с первой пачкой, он обратился ко вто-
рой.
— А, так-то лучше. Явно, перед тем, как зарядить вто-
рую пленку, парень решил почитать инструкцию.
Качество фотографий во второй пачке было намного
выше, но их тематика оставляла желать лучшего. В неу-
дачно выбранных кадрах были запечатлены палуба, груз и
очень много неба и воды. Композиция снимков выдавала
неумелого любителя, хотя сами снимки были четкими и
ясными. Да Силва медленно просматривал каждый снимок.
А Уилсон начал уже подозревать, что усилия потрачены
впустую.
И вдруг пальцы да Силвы вцепились в свежеотпечатан-
ный снимок. Глаза его заблестели. Руй, склонившийся над
его плечом, тихо ахнул.
— А это кто? — спросил Уилсон.
Да Силва поднес фотографию поближе к глазам, но все
сомнения уже были отметены. На фотографии был изобра-
жен небольшого роста мужчина в белой куртке
стюарда — он вытряхивал через борт ведро с мусором. За
кормой виднелись стаи чаек над бурным следом от кормы.
Лицо стюарда было на три четверти повернуто в сторону
объектива, и по всему было видно, что он не знал о стоя-
щем у него за спиной фотографе. Черный треугольник
волос надо лбом, острый нос, тонкие губы... Сомнений
быть не могло.
— Дай-ка мне его досье! — коротко приказал да Силва
своему помощнику.
— Есть, сэр! — Руй выскочил из кабинета. Уилсон
перевел взгляд с фотографии на взволнованное лицо да
Силвы. к
— Кто же это, Зе?
Да Силва, не спуская глаз с фотографии, сощурился и
бросил взгляд вверх.
— Этого человека зовут Насио Мадейра Мендес. Про-
фессиональный убийца.— Он снова стал смотреть на кар-
точку.— Итак, наш любезный Насио вернулся.
Возвратился Руй и положил на стол перед да Силвой
объемистую папку. Капитан мрачно раскрыл папку. На
первой странице были приколоты две стандартные фото-
графии для полицейского досье — анфас и профиль, с
отпечатками пальцев внизу. Капитан отколол фотографии
227
и положил их на стол, потом пролистал досье, вытащил два
листа и передал их Уилсону.
— Читай. Это все о нем.
Уилсон взял листы бумаги и стал читать.
— Двенадцать заказных убийств...— пробормотал он,
подняв брови. Пока он читал, в кабинете было тихо. Он
вернул листы из досье да Силве, и его лицо тоже помрач-
нело. Да он опасен, этот стюард!
— Еще как опасен!
— И тем не менее, он в городе уже неделю, но ничего
не произошло.—Уилсон нахмурился.— Возможно, он не
случайно решил вернуться на родину именно сейчас.
Конечно, его возвращение вовсе не обязательно связано с
конференцией ОАГ.
— Насио никогда бы не вернулся просто так,— сум-
рачно произнес да Силва.— Он отсиживался где-то в
Европе — коли вернулся на португальском сухогрузе.
Только мы не знали, где он находится. И вот он возвра-
щается в Бразилию именно сейчас и именно в Рио, где
каждый полицейский знает его рожу, и именно тогда,
когда мы проводим особые операции по обеспечению безо-
пасности в городе.— Он озабоченно помотал головой.—
Нет, он, конечно, приехал с заданием. И работа ему пред-
стоит очень важная, за которую он получит достаточно
высокий гонорар, чтобы оправдать риск.
— Раньше он совершал политические убийства?
Да,Силва кивком головы указал на досье.
— Ты же читал. Насио столь же аполитичен, сколь и
аморален. Ему наплевать, кого убирать. Он просто наем-
ный киллер. Он убьет лучшего друга за подходящую цену.
— И ты думаешь, он оказался здесь в связи с приездом
Доркаса? - - х
Да Силва уставился невидящим взглядом на карту.
Потом перевел взгляд на Уилсона.
— Я думаю, что он приехал сюда кого-то убить. Может
быть, Доркаса, может быть, кого-то другого. Тот факт, что
он пока никого не убил — точнее, пока мы об этом не
узнали — лишь усиливает мое подозрение, что его новое
задание связано с конференцией ОАГ. Ведь только сейчас
делегаты начали съезжаться. Да, нам явно стоит усилить
меры безопасности, уж не знаю, до какой степени. А где
взять дополнительных людей? Да и какой от них будет
228
прок, если действовать придется против такого профессио-
нала, как Насио Мендес...
— Может быть, он появился в Рио по сугубо частному
делу? — возразил неуверенно Уилсон.— Ну, допустим, его
кто-то нанял — хотя если бы я был посредником, органи-
зующим заказное убийство, не стал бы я прибегать к услу-
гам парня, чье лицо висит в каждом полицейском участке!
— А если бы я был посредником, я бы заставил его
изменить внешность,— задумчиво произнес да Силва.—
А это идея! Руй, вызови-ка ко мне Жайме. Жайме наш
художник-портретист. И очень толковый. Посмотрим, что
он сможет нам предложить.
Он перевел озабоченный взгляд на окно, за которым
уже серели вечерние сумерки.
— Где-то в городе бродит Насио Мадейра Мендес.
Предчувствие беды и раньше у меня было сильное, но
теперь оно просто пугает.
'— Может, стоит поискать там, где он любит
бывать? — предложил Уилсон.— Я вот тут прочитал, что
он совладелец заведения «Малока де Тижука».— Его лицо
слегка зарделось.— Я, кстати, знаю это заведение...
На губах да Силвы заиграла легкая улыбка.
— Как же тебе не стыдно? Это не самый фешенебель-
ный бар на пляже. И девочки в задних кабинетах не луч-
шие из тех, кого можно найти в Рио... Как бы там ни было,
он продал свою долю за год до того, как мы его сцапали.
И к тому же я сомневаюсь, что он рискнет появиться в
месте, где его все хорошо знают — если, конечно, его
нынешнее задание столь серьезное, как я это подозреваю.
Да и людей у нас лишних нет, чтобы еще злачные места на
пляже прочесывать,— добавил он горестно.
— И все же мне кажется, стоило бы там поис-
кать,— упрямо возразил Уилсон.— Ему же надо где-то
раздобыть оружие. Не (собирается же он удушить свою
жертву. Он всегда пользуется огнестрельным оружием. Ну
и, конечно, он не привез его с собой из Лиссабона. И, на
корабле не мог его украсть.
— А это означает, что все было хорошо подготовлено
заранее. И все это дело приобретает еще более угрожаю-
щий оборот.
— А семья? Друзья? Компаньоны?
Да Силва покачал головой.
229
— Никого. Насколько я знаю, профессиональные кил-
леры работают через посредников, которые нанимают их и
выплачивают вознаграждение, но нам не удалось найти
тех, кто нанимал его в прошлые разы. Мы пытались это
узнать у него, когда он попался... Но он крепкий орешек,
этот мерзавец...
Дверь распахнулась, Руй ввел в кабинет высокого муж-
чину с гривой седых волос и пронзительными голубыми
глазами. Он держал под мышкой большой альбом для рисо-
вания. Вошедший вежливо кивнул присутствующим в
кабинете и сел на стул около письменного стола. Он про-
тянул худую руку к кипе фотографий стюарда, поднес
одну к глазам; потом сравнил с двумя карточками из поли-
цейского досье и кивнул.
— Он похудел...— казалось, художник беседует сам с
собой. Скрестив ноги, он приставил альбом к бедру и
потом прищурился, глядя на фотографию.
— Ты знаешь, что нам нужно? — спросил да Силва.
Жайме рассеянно кивнул и, широко раскрыв глаза,
стал быстро водить карандашом по листу ватмана. Первый
рисунок был простой копией профильного изображения
Насио на палубе сухогруза. Закончив рисовать, он удов-
летворенно кивнул и отложил рисунок в сторону, так,
чтобы видеть его, и стал набрасывать на чистом листе при-
мерно такой же профиль, но на сей раз добавил усы. Он
некоторое время рассматривал получившееся избражение,
потом сделал усы чуть погуще. Однако форма усов,
похоже, не очень ему понравилась, и он стер кончики,
опустив их вниз. Наконец удовлетворившись полученным
результатом, он вынул и этот лист из альбома и повторил
все заново. Присутствующие следили за его действиями с
затаенным восхищением.
На этот раз Жайме добавил очки в толстой оправе и
толстыми дужками. Под тонким носом появилась ниточка
усиков, которые он затем несколько утолщил. Этот эскиз
лег рядом с предыдущими, и художник возобновил работу.
Его. тонкие пальцы нарисовали знакомый уже профиль
быстро и ловко. Жайме прервал работу, и его голубые
глаза вопросительно взглянули на да Силву.
— А чем он еще может воспользоваться, капитан?
— Не знаю. Надень на него шляпу. А то этот чуб очень
уж бросается в глаза.
230
Жайме согласился и мгновенно водрузил на голову
Насио шляпу. Это была соломенная шляпа — типичная для
жаркого климата. Он добавил широкую ленточку на тулью
и воззрился на нее. Нарисованный Насио задумчиво смот-
рел вдаль. На этом эскизе у него был вид импозантного
ученого.
— Что еще, капитан?
— Черт его знает,— вздохнул да Силва.— Все это
похоже — если, конечно, он не станет разгуливать по
городу в парике и женском платье. Будем работать с этими
рисунками. Спасибо, Жайме.
— Всегда к вашим услугам, капитан.— Тощий худож-
ник поднялся со стула, раскланялся и вышел из кабинета.
Да Силва разложил эскизы по столу, посмотрел на них и
смешал в одну кучу.
— Руй! Копии этих портретов разослать во все
участки. С обычной сопроводиловкой. Быстрее!
— Есть! — Руй схватил рисунки и выскочил из каби-
нета.
Уилсон хмыкнул.
— Иногда ты меня удивляешь, Зе. Я не сомневаюсь,
что идея с рисунками хороша, но неужели ты надеешься
поймать его таким образом? Неужели ты полагаешь, что
кто-то из сотрудников полицейских участков случайно^
столкнется с ним на улице и узнает по одному из этих наб-
росков?
— А на что мне надеяться? — вяло произнес да
Силва.— У тебя есть предложение получше?
— Нет. Но мне кажется, мы... вернее, ты должен все
же проконтролировать все возможные места его появле-
ния. Я считаю, что было бы неплохо послать людей в
«Малоку де Тижука». Он же там часто бывал, да и это ведь
не целый Рио-де-Жанейро. Уверен: это не повредит.
— Не повредит,— согласился да’ Силва.’— Предложе-
ние замечательное. Но мне нужно еще одно замечательное
предложение — где достать лишних людей для выполнения
этого задания. У нас уже и так никого не осталось.
— Ну тогда ты не будешь возражать, если я сам
отправлюсь в этот бар и посижу там вечерок-другой.
— В баре или в комнатках за баром? — рассеянно.про-
бурчал да Силва.
— В баре,— твердо заявил Уилсон.
231
Да Силва молча посмотрел на приятеля.
— А что бы изменилось, скажи я, что возражаю?
Уилсон усмехнулся. /
— Ничего...
— Тогда зачем спрашивать? — да Силва внезапно рас-
плылся в улыбке и сложил ладони вместе.— Кстати ска-
зать, зная тебя, может, тебе и повезет.
— Повезет? Ты думаешь, я его там встречу?
— А'почему бы и нет,— пожал плечами да Силва,— с
другой стороны, тебе может повезти еще больше и ты его
не встретишь. Этот человек — киллер. И я не сомневаюсь,
что он приехал ради очень серьезного убийства. Но я не
сомневаюсь также, что он не откажется и от одного бес-
платного убийства — в особенности если убить ему при-
дется слишком любопытного шпиона...
— Не беспокойся. Я буду сама осторожность. Ну,
занимайся своими делами и ни о чем не думай. Мне пора.
Надо съездить домой и переодеться в униформу для посе-
щения злачных мест.— Он открыл дверь и подмигнул на
прощанье капитану.— Смотри, глаза не испорть, читая эти
рапорты!
Да Силва усмехнулся в ответ.
— Постараюсь. А ты не испорть глаза, рассматривая
тамошних девиц, и попивая дрянную пинью.
Как только за Уилсоном закрылась дверь, со смуглого
лица да Силвы улыбка тотчас слезла. Он слушал удаляю-
щиеся шаги по коридору и потом пододвинул к себе поб-
лиже телефон и набрал внутренний номер. На другом
конце провода трубку сняли сразу же после первого
звонка.
— Лейтенант Перрейра.
— Перрейра, это да Силва. От меня только что вышел
сеньор Уилсон. Он сейчас будет спускаться на лифте.
ПошЛи за ним своего человека — самого толкового, какой
есть. Пусть докладывает мне лично и как можно чаще, что
происходит. Я либо буду у себя, либо сообщу, как со мной
связаться.
Лейтенант Перрейра был явно озадачен.
— Уилсон? Из американского посольства? Твой при-
ятель? Я-то думал...
— Не болтай! — рявкнул да Силва и бросил трубку. Он
несколько минут задумчиво смотрел на телефон, приводя в
232
лорядрк свои мысли и обдумывая зреющий в голове план, а
потом потянулся к пачке фотографий. Он вытащил из
стопки снимков тот, что привлек его внимание раньше. На
фотографии был изображен склонившийся у борта муж-
чина. Он стал разглядывать ее, а потом выдвинул ящик
письменного стола и достал оттуда анонимное послание из
Салвадора-де-Баия. Письмо было прикреплено к листу
лабораторного заключения, где подробно описывались
бумага, чернила и прочие бесполезные характеристики
письма. Он сложил письмо и заключение, сунул внутрь
фотографию и положил в конверт. После этого он снова
снял телефонную трубку и вызвал телефониста главного
полицейского управления города.
— Алло? Это капитан да Силва. Мне необходимо
срочно позвонить капитану Эччеверии в городское управ-
ление полиции Монтевидео. Я подожду у телефона.
В ожидании связи с Монтевидео он барабанил толстыми
пальцами по столу, прикрыв глаза и мысленно перебирая
все — как ошибочные, так и удачные — версии. В трубке
слышались ровные щелчки и жужжанье, обрывки фраз,
произносимых на разных языках, но с одинаковым носо-
вым выговором, характерным для всех телефонисток меж-
дународных линий. Наконец в трубке посторонние звуки
умерли и послышался знакомый голос капитана Эччеве-
рии. Да Силва с усилием открыл глаза.
— Эччеверия? Это ты, Че? Это Зе да Силва из Рио...
— Зе? Старина, как дела?
— Неважно,— честно признался да Силва.— У нас тут
неприятности. Но ты можешь мне помочь.
— Сделаю все, что угодно! — Да Силва представил
себе, как здоровяк из Монтевидео взмахнул рукой при этих
словах.— Все что угодно, дружище!
— Спасибо. Вот суть дела. У меня в руках конверт,
который я сейчас пересылаю тебе. Часа через три самое
позднее ты его получишь. Там фотография и письмо, напи-
санное от руки. И заключение нашей химлаборатории по
поводу этого письма. Ты вот что сделай...
Он говорил несколько минут без передышки. На другом
конце провода капитан Эччеверия кивал через равные про-
межутки времени и делал пометки в своем блокноте.
— Понял, понял, если сухогруз отплыл...
— Если отплыл, то он уже в Ривер-Плейт, на пути к
233
Буэнос-Айресу или, возможно, уже там. Тебе надо отправ-
ляться туда. И поскорее. Потому что ответ мне нужен к
завтрашнему утру.
Эччеверия уставился на телефон.
— К завтрашнему?
— Да. И очень рано.
— Сделаем все что в наших силах,— вздохнул Эччеве-
рия.
— Сам знаю. И надеюсь на это. Ну, все, я прощаюсь —
за дело, Че!
— Завтра я тебе позвоню!
— Спасибо, Че.
— Всегда к твоим услугам, Зе.
Да Силва положил трубку и нажал на кнопку вызова
помощника. Руй мгновенно появился на пороге. Да Силва
вручил ему конверт.
— Руй, это письмо для капитана Эччеверия из город-
ского полицейского управления Монтевидео. Письмо
должно быть у него через два часа. Организуй самолет и
доставь письмо ему лично. Если возникнут проблемы с
полицейским самолетом, звони мне из Галеао. Ясно?
—' Так точно, капитан.
Руй взял письмо и удалился. Да Силва улыбнулся ему
вслед с искренним восхищением: одно из преимуществ соз-
данной им организации заключалось в том, что, получая
приказ, никто никогда не задавал лишних вопросов. Его
улыбка сразу увяла: правда, подчиненные не всегда выпол-
няют эти приказы. Но он знал, что Руй выполнит. В любом
случае, он сообщит ему, если что не так...
Он забыл о данном помощнику задании и опять взялся
за телефон. Теперь ему предстояло сделать самый важный
звонок. И провести разговор следовало очень аккуратно.
Самый сложный звонок за сегодняшний день. Он глубоко
вдохнул и набрал номер отеля «Глория». Гостиничная
телефонистка ответила сразу и привычно соединила его с
нужным добавочным. По ее усталому голосу он понял, что
имена больших шишек уже не производили на нее долж-
ного впечатления.
На другом конце провода сняли трубку и мужской
голос произнес по-испански:
— А1о?
Да Силва подался вперед и заговорил четко и тихо:
234
— Здравствуйте, я бы хотел поговорить с сеньором
Хуаном Доркасом.
— De parte de quiem?
— Капитан да Силва, бразильская полиция.
Его невидимый собеседник, очевидно, испытал некото-
рое замешательство.
— Мне очень жаль, капитан. Сеньор Доркас только что
приехал и он сейчас отдыхает. Он просил не подзывать его
к телефону.— Говорящий не сделал даже символической
попытки придать своему голосу извиняющегося тона.
— Мне тоже жаль, сеньор,— сказал да Силва преуве-
личенно вежливо,— но боюсь, это дело чрезвычайной важ-
ности и не терпит отлагательств. Я настаиваю, чтобы вы-
соединили меня с сеньором Доркасом.
Интонации голоса на другом конце провода не измени-
лись.
— Мне еще больше жаль, сеньор. Однако если вы
хотите настаивать, то вам следует обратиться в аргентин-
ское посольство — и тут же в трубке раздались короткие
гудки.
Да Силва, помедлив, положил трубку на рычаг. Он
встал, надел пиджак. Лицо его посуровело. Похоже, сот-
рудник сеньора Хуана Доркаса не совсем понял значение
употребленного капитаном да Силвой слова «настаиваю»,
а-сейчас был как раз тот момент, когда да Силва не мог
допустить недопонимания. Он двинулся к двери, остано-
вился и вернулся к телефону.
— Сержант? Это да Силва. Я ухожу из кабинета. Если
меня будут спрашивать, я в отеле «Глория». В номере
сеньора Хуана Доркаса, члена аргентинской делегации...
Глава 6
Насио Мадейре Мендесу неделя, прошедшая с момента
возвращения в его любимую Бразилию, показалась беско-
нечной. Хотя он уже давно выработал в себе терпение,
необходимое в его профессии, он никогда не был терпелив
сверх меры. Насио мог ждать только тогда, когда это ожи-
дание имело некую цель, а в нынешней ситуации он не был
убежден в этом. И каждый Проведенный в бездействии
день убеждал его, что весь этот переусложненный план ни
к чему и что его «клиент» — кто бы он ни был — уже давно
235
был бы «оформлен», предоставь ему Себастьян возмож-
ность действовать его отработанными методами.
Томительные часы Насио проводил в полной тоске, ибо
хотя он и не испытывал восторга относительно данных ему
инструкций, он не имел намерения рисковать своим гоно-
раром, нарушая эти инструкции. Вдобавок ко всему он не
исключал, что Себастьян приставил к нему хвост, дабы
удостовериться, что Насио аккуратно выполняет данные
ему указания. Вечерами и в ночное время он находился под
пристальным наблюдением девчонки Себастьяна. В итоге
жизнь в Рио была скучна и томительна. В зоопарке, где он
уже побывал несколько раз, наверное, не было обитателя
более беспокойного, чем он, и с большим отчаянием рву-
щегося из своей клетки.
И даже часы, проведенные им в «Серрадоре», никоим
образом не облегчали его участи. Хотя Насио 6т природы
обладал сильной волей и умел контролировать свои
чувства, в том числе и страсти, когда для этого имелась
веская причина, ему было просто невыносимо находиться
долгое время рядом с молодой женщиной и спать с ней в
одной комнате. Однако любые игривые поползновения,
возникавшие у него наедине с Ирасемой, сурово пресека-
лись ею самой и, хотя она регулярно оставляла свой полу-
прозрачный пеньюар на крючке в ванной, чтобы его там
могла обнаружить горничная, на самом деле она спала в
грубых полотняных штанах и плотной блузке, и ее ночной
наряд увенчивал ужасного вида длинный халат, который
вкупе с недвусмысленно суровым и несколько презритель-
ным взглядом ее темных глаз, успешно ограждал ее от воз-
можных посягательств похотливого напарнтГка.
* Много раз в эти дни — и даже еще чаще в долгие бес-
сонные ночи — Насио подумывал нарушить инструкции и
наведаться в «Малока де Тижука» на пляже. В лучшие вре-
мена он провел там немало приятных часов и, кажется,
впервые в жизни начал по достоинству оценивать эту сча-
стливую пору. Конечно, какая беда случится' если он про-
пустит там стаканчик, да и девчонки из задних комнат не
представляют опасности^ ведь они часто меняются и навряд
ли какая-нибудь из «стареньких» все еще работает там и
узнает его. И все же риск был великан всякий раз, когда
такая мысль закрадывалась в его голову, он ее отметал.
У него еще будет время на эти развлечения — вот только
236
выполнит работу, получит бабки. Хотя, конечно, ужасно
жалко...
Вечером в понедельник, накануне рокового проезда
кортежа по улицам Рио-де-Жанейро, Насио сидел в кресле
перед телевизором, пытаясь следить'за развитием сюжета
старой испанской мелодрамы, который уже в момент ее
появления на экранах тридцать лет назад был маловразу-
мительным и ничуть не улучшился после дублирования
картины на португальский. Бред какой-то! Од наклонился
вперед и стал крутить ручку переключателя каналов; он
попал на женщину, то ли объяснявшую, то ли рекомендо-
вавшую какой-то кулинарный рецепт, потом на грудастую
и головастую певицу, которую ничуть не смущал опера-
тор, протягивающий телевизионный кабель между ее ног, и
наконец на мужчину, лихорадочно шарящего в ворохе
бумажек в поисках последнего сообщения.
Нет, хватит! Он выключил телевизор, вскочил на ноги
и беспокойно пробежался по номеру. Слава Богу, завтра
конец этой бессмысленной отсидке в гостинице. На комоде
лежали его очки в золотой оправе и дурацкие подкладки
под щеки. Он не снимал усов и резиновых перчаток и
теперь стал яростно чесать верхнюю губу, как обычно раз-
дражаясь зуду от засохшего на коже гуммиарабика и еще
более раздражаясь оттого, что в перчатках-то и почесаться >
как следует невозможно.*
Он бросил взгляд на часы. Где же эта чертова Ирасема?
Она обычно так не задерживалась. Вообще-то говоря, воз-
вращаясь с ужина, Насио обычно находил ее в постели.
Может быть, с ней что-то случилось? Может быть, весь
план полетел к черту? В этом случае его недельное без-
делье в Рио — это просто какая-то насмешка... Он злобно
помотал головой. Нет, если уж что-то в их плане и могло
сорваться, то это должно было произойти раньше. И он не
был бы на свободе. Нет, с планом все в порядке. Их
легенда устоялась, в отеле к ним уже привыкли: нес-
колько раз бывало, что когда они возвращались вместе,
клерк за стойкой отдавал им ключ, не спрашивая даже, из
какого они номера, а лифтеры довозили их до нужного
этажа без лишних вопросов. Если они и проезжали мимо
своего этажа, то лишь по причине того, что мальчишка-
лифтер, заглядевшись на Ирасему, нажимал не на ту
кнопку.
237
В дверь тихо постучали, а через несколько секунд в
замке повернулся ключ. Он торопливо нацепил очки, вло-
жил в рот обе защечные подкладки и развернулся к двери
лицом, сунув облаченные в резиновые перчатки ладони в
карманы халата. Дверь открылась, и вошла Ирасема, ода-
рив его приветливой улыбкой, но Насио знал, что улыбка
предназначается для мальчишки-лифтера, с обожанием
взиравшего на нее из-за спины. У него в руках были
свертки с наклейками «Месблы» — крупнейшего универ-
мага столицы. Мальчик положил свою ношу на кровать, с
благодарным кивком принял от женщины мелочь и, зардев-
шись, шмыгнул прочь из номера, закрыв за собой дверь.
Насио снял очки и метнул свирепый взгляд на напарницу,
раздраженный тем, что ее улыбка растаяла как только
закрылась дверь за мальчишкой.
— Ну? — грубо спросил он.— И где же ты была? По
магазинам ходила? Разве ты этим должна заниматься?
Тебе же было сказано..;
Ее вздернутая рука оборвала поток его претензий. Она
подошла к телевизору, включила его и, когда голоса с
экрана зазвучали достаточно громко, чтобы заглушить их
разговор, выпрямилась и холодно взглянула на Насио.
— В чем дело?
Насио машинально проглотил клокотавшую в нем
ярость, и заставил себя говорить спокойно.
— Тебе надо было принести сегодня ружье.
Она кивнула в сторону кровати.
— Ружье в этих свертках.— От ее саркастического
замечания у него даже лицо зарделось.— Не могла же я
маршировать через гостиничный вестибюль с ружьем за
плечом.
Он двинулся к сверткам, не обращая внимания на ее
слова. Но его остановил ее окрик.
— Не разворачивай сейчас! Пусть так остается до
завтра. Положи, все в комод.
----Я сам знаю...
Он с таким же успехом мог вообще не раскрывать рта.
Она продолжала надменным тоном, каким всегда с ним
разговаривала.
— Я иду спать. Я очень устала.
Насио только покрепче сжал зубы, чтобы не произнести
всех тех злобных слов, что жгли ему язык. Хорошо, что
238
завтра все будет кончено. Еще один день — одна ночь — с
этим ходячим айсбергом — и он не отвечает за послед-
ствия. Он ее либо задушит, либо изнасилует! Или и то и
другое. Невозможная баба!
Ирасема подошла к кровати, покачивая на ходу широ-
кими бедрами, раскрыла свой чемодан, достала штаны и
халат. Потом оглянулась и бросила на него спокойный
взгляд, точно он был простой мебелью.
— И не включай телевизор слишком громко. Я хочу
поспать.
— Погоди-ка! — непроизвольно сорвалось с губ На-
сио.— Почему ты все время так со мной разговариваешь?
И смотришь так? Точно я какой-то пес шелудивый. Мы же
напарники.— Гнев, зревший в нем все эти дни, грозил вы-
рваться наружу.— Да чем ты лучше меня? Или твой Себас-
тьян?
Выражение ее лица совершенно не изменилось.
— Себастьян и ты? Да тут и сравнивать нечего.— Она
прислонилась к комоду, держа в руках халат.— Себа-
стьян — мужчина...
— Это Себастьян-то мужчина? Да Себастьян трус,
жирный смазливый трус. Да он же зарабатывает на жизнь,
беря подряды на заказные убийства! Потому что у самого
кишка тонка убить! И ты считаешь этого ублюдка мужчи-
ной?
— Да,— спокойно ответила Ирасема.— Я знаю, что он
трус. И поэтому он мужчина. Тебе этого не понять,— и
впервые за все время в ее взгляде мелькнуло нечто вроде
жалости.
— Да, не понять.
— Видишь ли, я нужна Себастьяну. Он не в силах
справиться с делом один:
— В деле, которым сейчас занят Себастьян, я нужен
ему куда больше.
Она покачала головой.
— Нет. Я же знала, что тебе не понять. Кроме того,
Себастьян два года назад вытащил меня из «Малоки де
Тижука». Он обошелся со мной хорошо. Я счастлива с
ним...
— «Малока»? — усмешка на худом лице стала злоб-
ной.— И после этого ты спишь тут в этом вдовьем наряде
да еще одна в постели?
239
Ирасема внезапно выпрямилась — ее лицо потемнело.
.Сразу было видно, что она уже пожалела о затеянном раз-
говоре.
— Да. И тебе ничего не светит.— Она быстро прошла в
ванную и заперла за собой дверь.
Насио молча смотрел на закрытую дверь. До его ушей
донесся шум воды из душа. Девка из «Малоки де Тижука»,
а он всю неделю спал один! В его ушах стоял шум воды и
он мысленно представлял себе, как она раздевается, задер-
гивает занавеску и встает под струю водц. Та же самая
картина рождалась в его мозгу все шесть проведенных в
этом номере ночей и всякий раз он с трудом сдерживался.
А ведь он не знал о ее лихом прошлом. Теперь сил сдержи-
ваться уже не было.
Шум^воды смолк. Вот она вышла из ванной, ее гладкое
тело блестит от капелек, воды, полотенце скользит по ее
выпуклостям, изгибам... Теперь она берет пуховку и... Он
застонал. Он так отчетливо представил себе эту картину,
что не сразу услышал громкий стук в дверь номера.
В дверь снова постучали — на этот раз громче и на-
стойчивее. Он выплыл из своей сладостной грезы и уста-
вился на дверь. Кого там черт принес? Он нахмурился.
Наверное, опять мальчишка-носильщик с каким-нибудь
/идиотским вопросом — лишь бы снова увидеть даму своей
мечты. Насио подошел к двери и приложил ухо к замку.
— Кто здесь?
— Откройте!
Носильщик не разговаривает таким тоном с постояль-
цами. Насио, прищурившись, обвел взглядом комнату,
точно искал убежище, а его рука автоматически потяну-
лась к правому боку, где обычно он носил револьвер. Стук
повторился. Он лихорадочно соображал.
— Одну минуту!
Очки в золотой оправе водружены на нос, но времени
вставлять за щеки подкладки не было. Насио ринулся к
двери и тут только понял, что не снял резиновых перчаток.
Пробормотав ругательство, он стащил их и затолкал в
карман халата. Об отпечатках пальцев он позаботится в
следующий раз. Он глубоко вздохнул, приказывая себе
успокоиться, и открыл дверь.
Перед ним стояли два здоровяка, в которых сразу уга-
дывались полицейские в штатском. Насио в своей жизни
240
вдоволь насмотрелся на них, чтобы распознавать этих
ребят с первого взгляда. На мгновение им овладела
паника, но он сразу понял, что, будь он узнан, они бы тут
не стояли, а надевали на него наручники. Эта мысль не-
много его успокоила, но богатый опыт общения с полицией
заставлял его быть начеку. Тот, что поздоровее, поглядел
на него с любопытством, а потом перевел взгляд на листок
бумаги, который держал у в руке.
-г Доктор Карабеллу?
— Да.— Насио попытался говорить спокойно, но про-
тив его- воли голос звучал хрипло и тревожно.— А что
такое?
Здоровяк прошел в номер, слегка оттеснив Насио в
сторону. Он развернул бумажник, продемонстрировал
полицейское удостоверение и прежде, чем Насио успел
прочитать фамилию владельца, захлопнул бумажник и
. отправил его в карман пиджака.
— Сержант Рамос. Полиция. Не возражаете, если мы
осмотрим номер?
— Осмотреть номер? Зачем?! —г Насио весь подо-
брался.
Детектив взглянул на него с внезапно возникшим
подозрением: этот постоялец отреагировал на их вторже^-
ние явно не так, как все прочие. Рослый'полицейский
повернулся к своему напарнику, загородившему дверной
проем. Насио понял, что напрасно стал говорить с вошед-
шими таким тоном, и постарался и дальше разыграть недо-
вольство.
— Как это понять?
-г А так, что все началось с рутинной проверки,— чер-
ные глаза вошедшего сверлили его и весь вид его говорил о
растущем подозрении.— И никто не знает, чем все это
закончится.— Рамос отошел к кровати и посмотрел на
чемоданы.— Мы бы хотели, осмотреть содержимое этих
чемоданов и других ваших вещей.
Насио окаменел. Чертов Себастьян — не позволил ему
взять с собой револьвер. И сам дурак — столько вре-
мени потерял на пустые разговоры с девкой, когда
надо было собрать ружье. По крайней мере с ружьем
у него был бы шанс пробиться на волю, а так он ока-
зался в ловушке. Сержант Рамос продолжал изучать лицо
в очках.
241
— Ну и, разумеется, мы хотели бы взглянуть на ваше
удостоверение личности.
Сзади послышался лязг открывающейся задвижки и
дверь ванной распахнулась. Все трое как по команде раз-
вернулись на металлический звук. В дверях стояла Ира-
сема с плотно закрытыми глазами, которые она отчаянно
терла руками.
— Дорогой, мне мыло попало в глаза. Ты не мог бы...
Яркий свет в ванной освещал ее соблазнительную
фигуру, просвечивающую сквозь тонкую ткань пеньюара.
Низкий вырез ее одеяния откровенно выставлял напоказ
полную высокую грудь. Насио вытаращил глаза.
— Милый! — Ирасема приоткрыла один глаз и только
тут, кажется, заметила присутствие в номере двух посто-
ронних мужчин. С характерным женским визгом она
запахнулась, смущенно пытаясь скрыть свои прелести, и
вбежала обратно в ванную, с грохотом захлопнув дверь.
Насио повернулся к непрошеным гостям, поджав губы, а те
с понимающими ухмылками закивали головами. Тот, что
покрупнее, попятился к двери номера, утаскивая за собой
напарника.
— Прошу прощения, Doutor. Простите нас. Больше не
смеем отнимать у вас время. У вас или у вашей... сеньоры.
С этими словами они вышли за дверь, и второй поли-
цейский на прощанье даже подмигнул Насио с завистли-
вым видом. Насио рухнул на кровать и нервно провел
рукой по лицу.
Когда на этот раз дверь ванной открылась, Ирасема
появилась в своем обычном ночном наряде — длинном
плотном халате. Она подошла к своей кровати, сдернула
тонкое покрывало, легла и натянула одеяло до подбородка.
Когда она заговорила, можно было подумать, что не было
никакого столкновения с двумя полицейскими несколько
минут назад. Ее ледяной тон также ставил крест на всяком
выяснении отношений.
— Можешь выключить верхний свет, той лампы вполне
достаточно для телевизора. И сделай звук потише.
Я устала и хочу поспать.— Она бросила на него оцени-
вающий взгляд.— Да и тебе не мешало бы поспать.
У нас завтра трудный день, и все должно пройти
гладко.— С этими словами она перевернулась на другой
бок.
242 .
Насио злобно глядел на нее. Спать! Да после того, как
они оба чудом спасли свою шкуру, не говоря уж о ее вне-
запном появлении в дверях ванной в таком виде, который
возбудил его больше, чем ее вид нагишом. Спать! Поспишь
тут... Да эта баба просто бревно! Насио скривился. Ну а
он-то живой человек! Он протянул руку, сорвал одеяло с
девчонки и потянул за горловину блузки. Ирасема тут же
перекатилась лицом к нему. Глаза ее были как две льдины.
В руке она сжимала длинную иглу, которую прятала в
складках халата.
Наступило молчание. Потом Насио заревел точно
раненый зверь и бросился к двери. Он уже держался
за дверную ручку, когда до его ушей донесся голос Ира-
семы.
— Ты куда?
Он взглянул на нее, ничего не ответил и выскочил из
номера.
Тусклые разноцветные фонари ухабистой дороги, кото-
рая бежала от моста Гавеа .полустынному пляжу и упира-
лась в «Малоку де Тижука», весело освещали пальмовую
рощу и большую огороженную с трех сторон малоку, со-
здавая в этом диковатом месте праздничную атмосферу,
чему также способствовал и мягкий пульсирующий ритм
популярной на карнавале этого года песенки, доносив-
шейся из самой большой хижины с соломенной крышей.
Уилсон, въехав в увитые лозой ворота поселка, в очеред-
ной раз изумился — как изумлялся всякий раз, когда ока-
зывался в подобных местах на окраине Рио. Здесь его
посещало ощущение того, что он попал в дикую глухо-
мань, отрезанную от цивилизации, хотя вдалеке на изогну-
той линии пляжа, * образовывавшей - четвертую сторону
поселка, сверкали огоньки Копакабаны, соперничая с
таинственным отражением лунного света, посеребрившего
зыбь набегающего на песок прибоя.
Милое местечко, подумал про себя Уилсон, и направил
свою развалюху на почти пустую автостоянку, поставив ее
капотом к воротам — на всякий случай, если вдруг возни-
кнет необходимость быстро уносить ноги. Не самое благо-
честивое место в мире, эта «МаЛока де Тижука», думал он,
но несомненно, самое приятное из всех нечестивых мест.
Чем и объясняется его популярность среди женатых горо-
жан. А может быть, эти мужья просто эстеты, взыскующие
243
красоты, думал Уилсон с улыбкой. И они находят ее в том
или ином подобном месте.
Он выключил зажигание, вышел из машины и уже со-
брался запереть дверь, как в голову ему пришла мысль
получше. Вопреки всем инстинктам обитателя бразильской
столицы он снова открыл дверь и вставил ключ в замок
зажиганир. Возможно, решил он, это будет стоить мне
автомобиля, но -с другой стороны, спасет жизнь. Что по
бразильским понятиям, взаимозаменяемо. Он захлопнул
дверцу и с легким сердцем зашагал к ближайшей хижине,
откуда доносилась приглушенная музыка.
Детектив Педро Армандо Фрейре, следовавший за Уил-
соном в полицейской машине без опознавательных знаков,
притормозил и удовлетворенно кивнул, а потом проехал
мимо ворот несколько сот ярдов. .Ухабистый проселок
заканчивался кругом. Он развернул машину, поставив ее в
направлении города, и съехал на обочину, укрывшись в
тени высоких пальм, после чего выключил мотор.
Детектив Фрейре не мог взять в толк, зачем нужно
было сидеть на хвосте у американца, отправившегося в
«Малоку», поскольку у него поездка сюда могла иметь
лишь одну цель, но с другой стороны, полученное им зада-
ние было, конечно же, простым. Самое удачное заключа-
лось в том, что объект мог покинуть это место только по
одной ухабистой дороге,ч бегущей из ворот поселка и
хорошо просматривавшейся детективом из его укрытия.
Слежке из такого удобного укрытия ничто не могло поме-
шать. Да и музыка, доносящаяся из посёлка, ласкала ухо, а
бриз с океана освежал потного детектива и уносил уста-
лость после трудного дня..
Детектив откинулся на спинку сиденья и уже пригото-
вился к приятному времяпрепровождению, как вдруг, нах-
мурившись, подался вперед и прислушался. До его ушей
донесся звук шагов по песку: кто-то шел со стороны пляжа
по дюнам между пляжем и шоссе. Он встревожился: в.
Малоку обычно приезжали на машинах. Но вскоре детек-
тив успокоился: поденные служащие, конечно же, не поль-
зовались машинами и добирались до места работы на
омнибусе, а потом пересекали дюны от шоссе, срезая себе^
путь. Его гипотеза через мгновение подтвердилась, когда
вынырнувшая из мрака темная фигура не пошла к глав-
ному въезду, а отправилась в глубь пляжа вдоль ограды.
244
Детектив Фрейре знал, что там есть небольшая калитка в
ограде, которой пользуются поденщики, и успокоился
окончательно, довольный свцими дедуктивными способ-
ностями. Он выстукивал пальцами на рулевом колесе
ритм песенки и терпеливо ждал возвращения своего
объекта.
А его объект тем временем вошел в самую большую
хижину поселка. Он не удивился, увидев в тусклом поме-
щении лишь одну танцующую пару. Пустые места на
автостоянке сразу дали ему понять, что народу здесь не-
много. Он занял столик подальше от исполинского му-
зыкального автомата и стал ждать, когда же бармен заме-
тит его присутствие, наблюдая тем временем за мерными
покачиваниями танцующих, тесно прижимавшихся друг к
другу. Их гибкие плавные движения в такт музыке вызвали
у него искреннее восхищение и даже чувство зависти. Уил-
сон провел в этой стране уже не один год и успел за это
время постичь не одну ее тайну, но воздушная легкость, с
которой бразильцы танцевали самбу, все еще оставалась
для него непостижимым чудом. Над ухом раздалось робкое
покашливание. Он поднял взгляд и увидел, что перед ним
стоит бармен и терпеливо ждет заказа. Уилсон широко
улыбнулся и спросил:
— Что, скучновато, сегодня?
Бармен кивнул и наклонился, чтобы протереть поло-
тенцем безупречно чистый столик.
— И так каждый понедельник. Мертвый день. Сам не
понимаю, зачем они открывают по понедельникам...—
В его голосе прозвучала обида. Похоже, он давал понять,
что сам-то прекрасно знает, зачем они открывают по поне-
дельникам4. это все козни администрации, заставлявшей
'его работать шест*ь дней в неделю и лишавшей его закон-
ных двух выходных. Он выпрямился, оставив свою обиду
при себе.— Сеньор кого-то ждет?
— Нет, я один.
— Кухня закрыта,— вздохнул бармен.
— Я пришел не есть,— отозвался Уилсон.
Бармен понимающе кивнул. Формальности окончились.
— Каких девушек предпочитает сеньор?
Уилсон усмехнулся.
— Нет, девушка мне сегодня тоже не нужна. Я бы
хотел выпить чего-нибудь этакого. Импортного коньяка,
245
например. Желательно «Масьеру», пять звездочек, если у
вас есть.
Бармен некоторое время смотрел на него с интересом,
потом пожал плечами. Бывают же малохольные извра-
щенцы, которым доставляет удовольствие приходить в
такие заведения «просто выпить», хотя этот парень вроде
бы не из таких. Впрочем, кто их разберет.
— «Масьера» — пять звездочек? Сейчас пойду по-
смотрю. Если у меня нет, может быть, есть в соседнем баре.
— Благодарю,— ответил Уилсон.
Бармен вернулся за стойку, проинспектировал свои
запасы и, как и подозревал, обнаружил дефицит
«Масьеры». Он машинально оглядел помещение, перед тем
как уйти: парочка, танцующая у музыкального автомата,
явно не будет нуждаться в его услугах в ближайшие десять
минут. Он вытер ладони о фартук, толкнул дверь в пустую
кухню и оттуда прошел в бар, который открывали только
по пятницам и субботам при большом скоплении посетите-
лей. Он распахнул дверь в темный зал и обомлел. Какой-то
незнакомец снимал с полки бутылку.
— Эй ты! Ты что здесь делаешь?
Когда человек повернулся к бармену лицом, тот сразу
же сменил тон: в «Малоке де Тижука» привыкли обращать
внимание на одежду посетителей, даже если они, как этот,
появлялись в хозяйственных помещениях... Незнакомец,
пробравшийся в закрытый бар, был одет как богатый посе-
титель, а не как воришка. У него было полноватое лицо,
густые усы и очки в золотой оправе.
— Прошу прощения, сеньор. Этот бар закрыт. Если вы
хотите, чтобы вас обслужили...
Посетитель нахмурился. Одной рукой он снял очки, а
другой рукой прикрыл густые усы. Бармен недоверчиво
ахнул.
— Насио! Да как же...
Глаза Насио сверкнули.
— А ты громче кричи! Чтобы все слышали!
Бармен испуганно понизил голос.
— Прости, это от неожиданности... Как ты оказался в
Рио? Я же слышал, ты в Португалии...
— А я там и нахожусь.— Насио отвернулся, откупорил
бутылку и налил себе в стакан.
— Как ты появился? Я не слышал, как ты подъехал.
246
— Пресвятая Дева принесла меня в своих объятьях,—
Насио залпом осушил стакан.— Да на автобусе я при-
ехал.— Приятное тепло разлилось по всему телу, и Насио
блаженно улыбнулся. Он отставил стакан и уставился на
бармена.
— Достань мне пушку.
— Пушку? — Бармен вытер вспотевшие ладони о фар-
тук.— Слушай, Насио, мне не нужны неприятности. Да и...
нет у меня.
— Я знаю: у тебя там под баром револьвер,— невозму-
тимо возразил Насио.— У тебя там всегда он лежит. Так
что если не хочешь неприятностей, давай не будем сотря-
сать воздух. Сходи и принеси его мне.— Он усмехнулся.—
И не волнуйся. Я обещаю, что твой босс внакладе не оста-
нется.
— Но мне этот револьвер нужен на всякий случай...
— Вот считай, что это тот самый случай! — злобно
произнес Насио, налил себе второй стакан и одним махом
выпил.— Там кто?
Бармен пожал плечами.
— Парочка танцует — наша девка и парень, который к
ней наведывается. И еще один — чудак какой-то. Сам
знаешь — по понедельникам у нас тишина.
— Чудак, говоришь? Это как понять? — Насио чуть
встревожился.
— Да так и понять — чудак. Пришел один, никого не
ждет, девку не хочет...— Бармен внезапно вспомнил, зачем
сюда пришел.— Подавай ему «Масьеру», пять звездочек.
А, вот и бутылка.
Насио положил тяжелую руку ему на плечо.
— Как выглядит этот чудак?
— Не знаю как. Сходи на кухню да сам погляди.
Но Насио уже вошел в кухню. Он чуть приоткрыл слу-
жебную дверь и, выглянув в щелку, внимательно разгля-
дел Уилсона, сидящего к нему лицом. Насио нахму-
рился и взял бармена за руку, которая сжимала бутылку
коньяка.
— Он давно тут ошивается? — прошептал Насио.
— Минут десять. Может, и того меньше.
— Понял.— Насио что-то решал.— Вот что, иди и
налей ему. А потом возвращайся сюда с пушкой. А потом...
— Что?
247
— А потом иди на стоянку и погляди, на чем он при-
ехал.
— Это еще зачем? — Бармен чуть не плакал. Три года
не видели Насио в Рио, и вот нА тебе — явился не запы-
лился! И надо же было ему прийти сюда как раз в эту
смену, нет чтобы в другой день...— Слушай, Насио, мне
неприятности не нужны.
В глазах у Насио появился опасный блеск.
— Йу тогда делай, что говорят! Пошел! — И он сильно
толкнул бармена к двери.
Стоя у приоткрытой двери, Насио видел через узкую
щелку, как бармен встал за стойку, трясущимися руками
налил коньяк в бокал и отнес его неизвестному. Он дер-
нулся за стойку, на ходу отирая ладони а фартук, с пре-
увеличенно невинным видом вытащил из-под прилавка
револьвер и сунул его себе под фартук. Насио чуть не
ахнул, глядя на него. Не дай Бог, кто-нибудь обратил бы
внимание на этого идиота, его бы тут же засекли. Когда
бармен вошел' в кухню, Насио выхватил оружие из его
робко протянутой руки. Он проверил барабан и заткнул
револьвер за пояс под пиджак.
— А теперь сходи-ка посмотри, на чем он.прикатил
сюда.
— Но...
— Делай что говорю!
Бармен жалобно затряс готовой и медленно двинулся
обратно в зал. Там .он огляделся и вышел на патио, ста-
раясь сохранять как можно более спокойный вид. Широко
зевнув, он исчез в теплом мраке ночи. Глаз Насио, припав-
шего к щелке, уставился на танцующую парочку, потом на
неизвестного, потягивающего коньяк за дальним столиком.
. Насио остался недоволен. Одинокий мужчина в таком
месте, который ни девку с собой не привел, ни попросил
для себя подружку из местных — это само по себе очень
странно. И к тому же он приехал за несколько минут до
его появления в баре. Насио разглядывал развалившегося
на стуле посетителя. Вообще-то на первый взгляд вполне
безобидный, однако что-то в его внешности и в манере
держаться заставило Насио усомниться в этом. И тут он
понял: ну конечно, этот парень вполне смахивает на
хмыря, которого Себастьян нанял бы следить за ним.
Этому сукину сыну хватило ума нанять парня, который, по
248
его разумению, не смог бы вызвать у Насио подозрений.
Ирасема, надо думать, едва за ним закрылась дверь, тут
же настучала Себастьяну о том, что он ушел из номера, а
куда бы он перво-наперво направился? Ну конечно, в
«Малоку де Тижука».
Да только одна маленькая неувязочка у них вышла,
подумал Насио с кривой усмешкой. Они меня ищут, но еще
не нашли.
Бармен вернулся так же незаметно, как и ушел, и ухит-
рился зайти на кухню, не перейдя на галоп. Насио на-
смешливо посмотрел на перепуганное лицо бармена.
-Ну? }
Бармен едва смог отдышаться. '
— У него «шевроле» — пяти-, шестилетней давности.
Почти новая тачка. Стоит капотом к воротам. И не
заперта! — Его дрогнувший голос выдал его волнение. Он
не знал, что так расстроило Насио, но и сам понимал, что в
Рио-де-Жанейро оставить на автостоянке незапертую
машину — вещь чрезвычайно странная. Особенно если
учесть, что машина почти новая. Он бросил на Насио
почти хитрый взгляд и выпалил свою главную новость: —
И он оставил ключ в машине!
Насио кивнул. Это сообщение его не удивило. Теперь
все стало понятно. Что ж, если Себастьяну захотелось по-
играть с ним в кошки-мышки, отчего не поиграть? Он
улыбнулся.
— Слушай! Этот парень скоро попросит повторить. Он
будет тут сидеть долго. Так вот, нальешь ему коньяк. Но в
рюмку накапаешь своего сонного зелья.
Бармен открыл было рот, вознамерившись сказать, что,
мол, в таком благопристойном месте не держат подобных
вещей, но сразу передумал. Эти сказки можно рассказы-
вать кому угодно, только не Насио Мендесу, Он нервно
сглотнул слюну.
— А ты угонишь его «шевроле»?
— Я не буду угонять его «шевроле»,— возразил
Насио.— Я просто уйду. И даже не стану посещать твоих
кошечек.— В его голосе отчетливо слышалось сожаление
по этому поводу.
— Но я-то что с ним буду делать? Он на-пол упадет...
Насио быстро соображал.
249
— Ты донесешь его до машины, посадишь за руль. Ты
же сказал, что машина не заперта. А потом,— он пожал
плечами,— забудь о нем. В четыре утра ты закрываешься.
Иди домой, а этот проснется утречком и сам о себе позабо-
тится.
— Но...
Веселое выражение на лице Насио сразу же сменилось
хмурым недовольством.
— Делай, как я сказал...— Он замолчал и прислу-
.шалея, заглянув в щелку. Уилсон вежливо стучал пустой
рюмкой по столу, вызывая бармена.— Иди, он хочет еще
одну. Теперь ты знаешь, что надо делать.
Он вытолкнул бедного бармена в зал, а сам стал смот-
реть в щелку. Бармен, к приятному удивлению Насио, как
ни в чем не бывало принес посетителю полную рюмку.
В этом не было ничего удивительного: снотворное в ста-
каны подливалось в «Малоке» довольно часто — это был
единственный способ восстанавливать мир и спокойствие в
этом «приличном заведении», где бармены давно уже вы-
учились ловко применять «успокоительное».
Насио наблюдал, как снотворное быстро начало оказы-
вать свое действие: неизвестный зевал, тер глаза, потом
широко раскрыл отяжелевшие веки и недоумевающе стал
оглядываться по сторонам... Насио незаметно поманил
рукой бармена, и тот мгновенно подошел.
— Последнее — положи ему в карман вот эту
записку.
Он вытащил из нагрудного кармана карандаш и стал
искать клочок бумаги. Увидев пустой бланк заказа, он взял
его, перевернул и на оборотной стороне печатными
буквами написал краткий текст. Он с усмешкой перечитал
написанное, сложил пополам и передал бармену.
— Когда парень отключится, сунь ему. в карман.
И смотри, чтобы hq выпало, когда будешь волочить его к
машине.
Бармен укоризненно смотрел на Насио, свалившегося
как снег на голову в довершение к прочим невзгодам этого
мертвого понедельника.
— Да я один не дотащу его до машины.
— Я же сказал...— тихо проговорил Насио.
— Нет, я не смогу! — По тону бармена стало ясно, что
его терпению пришел конец и никакие угрозы сил ему не
250
прибавят. Насио молча посмотрел на него и смилости-
вился, хотя и без всякого великодушия.
— Черт с тобой! Я тебе помогу. Дотащишь его до две-
рей, а там я тебя встречу.— Он снова заглянул в
щелку.— А теперь иди-ка туда. А то наш друг-приятель и
впрямь сейчас грохнется на пол.
Сидя в машине в густой тени под пальмами, детектив
Фрейре начал нервничать. Он закурил, глубоко затянулся
и поднес горящий кончик сигареты к наручным часам.
И горестно охнул. Детектив и не думал, что американец,
которого ему поручили «вести», посвятит своим плотским
удовольствиям целую ночь. А тут поблизости нет не только
телефона, чтобы доложить в управление, но и забегаловки,
где можно пропустить чашечку кофе. Он выглянул из
машины. Большой беды не будет, если он выйдет и разо-
мнет ноги. Он сразу услышит урчание мотора со стоянки
за оградой поселка, так что успеет юркнуть обратно в свое
укрытие.
Детектив вышел и, ступив на песок, тихо, закрыл
дверцу. Он бесшумно зашагал к въезду в поселок. Стоя в
тени деревьев у ворот, он сможет получше рассмотреть
веселые гирлянды фонариков над хижинами. Вдобавок,
может быть, ему удастся увидеть и своего «клиента», а
там, глядишь, понять его намерения на остаток ночи.’
Фрейре подошел к воротам, оглянулся на пустую
дорогу, бегущую к городу, и устремил взгляд в темень
поселка. На мгновение он даже не поверил своим глазам,
но потом понял, что и вправду видит двух мужчин, волоку-
щих третьего к машине у ограды. Он внимательно следил
за происходящим, потом перевел взгляд на машину и
тихо хмыкнул. Те двое волокли его «клиента». Рука детек-
тива машинально полезла за револьвером. Он вышел на
открытое место и стал наступать на подозрительную
троицу.
— Эй вы там! — угрожающе крикнул он.
Насио даже вздрогнул от неожиданности и резко обер-
нулся, бармен ойкнул и отпустил обмякшее тело посети-
теля, который тут же съехал на землю и ткнулся головой в
колесо «шевроле». Детектив Фрейре подошел ближе, сжи-
мая в руке револьвер.
251
— Отойдите от машины! Дальше! Теперь повернитесь и
положите руки на багажник.
В горле у бармена забулькало: он был на грани исте-
рики. Тем не менее он поспешно повернулся к багажнику и
склонился над ним, проклиная тот день и час, когда он
встретил Насио Мендеса. Насио остался стоять, спокойно
глядя на детектива.
— Я не знаю, кто вы, сеньор, и по какому здесь делу,
но вы понимаете. Этот человек...
Фрейре угрожающе поднял револьвер.
— По полицейскому делу. И мы поговорим, когда ты
повернешься. Двигай.
х Насио овладела слепая ярость, хотя его бледное напря-
женное лицо ничем не выдало его чувства. Выходит, мало
того, что этот идиот Себастьян пустил по его следу сту-
кача, так еще за’ этим стукачом увязался легавый! Стукач
привел на хвосте полицию! Ну и болван! Усилием воли он
сохранял спокойствие и даже выдавил подобие улыбки.
— Вы не понимаете, инспектор. Этот человек почув-
ствовал себя плохо...
Фрейре помотал головой и, подойдя вплотную к Насио,
приставил револьвер к его животу. Это была ошибка,
которая страшно разочаровала бы его инструкторов в
полицейской академии. Внезапно рука Фрейре оказалась
вывернутой, ствол револьвера отбросило куда-то в сто-
рону, а у самых его глаз оказалось усатое лицо в золотых
очках. А через секунду в его собственный живот впился
ствол второго револьвера*. Голос обладателя усов и золо-
тых очков прозвучал с ледяным спокойствием.
— Брось пушку!
Пальцы Фрейре разжались. Револьвер с глухим стуком
упал на песок. Насио быстро отступил на шаг назад и, не
спуская револьвера с полицейского, бросил через плечо:
— Ты, идиот! Отойди от тачки и запихни внутрь
нашего дружка-приятеля.— Он со злорадным удоволь-
ствием посмотрел прямо в глаза ошарашенному детек-
тиву.— А мы с тобой сейчас прогуляемся. По пляжу.
Бармен, пыхтя, затаскивал бездыханное тело посети-
теля в «шевроле». Услышав последние слова Насио, он
вскинул голову:
— Нет! Не надо!
— Заткнись!
252
Тут детектив Фрейре, наконец-то рассмотрев усатое
лицо в очках, издал возглас удивления. Насио насмешливо
кивнул. f
— Что, узнал? Не печалься, приятель. Даже если бы не
узнал, это тебя бы не спасло...
Насио вставил ключ в замочную скважину, тихо
открыл дверь и заглянул в номер. Ирасема сидела в
кресле — все еще в халате — лицом к вошедшему. Ее
Голова была склонена набок, а ровное дыхание говорило,
что сон сморил ее в середине ночного бдения. С легкой
усмешкой Насио на цыпочках вошел в комнату, закрыл за
собой' дверь. Ему было достаточно света от горящего ноч-
ника. Он вытащил из-за пояса револьвер и осторожно
положил его в верхний ящик комода. В воздухе распро-
странился легкий аромат жженого пороха.
Раздевшись, Насио тихо скользнул под тонкое одеяло.
Ирасема беспокойно вздохнула во сне, точно потревожен-
ная посторонним звуком или неприятным сновидением, и
скоро ее дыхание снова стало ровным и безмятежным.
Глядя на нее, Насио усмехнулся. Приключение сегод-
няшнего вечера, точно тонизирующее, лекарство, обо-
стрило все его чувства и послужило отличной психологи-
ческой тренировкой для завтрашнего дела.
Он закрыл глаза. Значит, Себастьян решил поиграть с
ним,, да? К счастью, в смертельных играх он, Насио, был
профессионал, иначе сегодняшняя партия не закончилась
бы для него так удачно. Тешась этой приятной мыслью, он
вскоре уснул.
Глава 7
Утро вторника выдалось теплым и ясным. Из окна
номера на восьмом этаже отеля «Серрадор» открывался
чудесный вид. Проспект Бейра-Мар и изогнутая линия
залива с высящимися вдалеке горами сверкали благодаря
усилиям щедрой природы и исправной работе санитарно-
технической службы Рио-де-Жанейро.* Стоя у окна в
халате, Насио наблюдал, как по проспекту медленно пол-
зет грузовичок, останавливаясь через равные промежутки
пути. Рабочие расторопно выгружали из его кузова дере-
253
вянные турникеты и расставляли вдоль тротуара. Уличное
движение было направлено в объезд южнее отеля
«Глория» — маршрут движения кортежа был полностью
готов. Насио мрачно усмехнулся. Арена для его захваты-
вающего дух аттракциона под палящим южноамерикан-
ским солнцем была приготовлена загодя, точно он сам рас-
поряжался всеми приготовлениями.
Он отвернулся от окна и, взяв в руки только что со-
бранное ружье, легонько взвесил его на ладони. Прекрас-
ный инструмент. Когда Насио почти сладострастно провел
рукой по его стволу, оно показалось ему еще более при-
тягательным, чем в тот раз, когда он впервые дотронулся
до него в доме у Себастьяна. Ружье было идеально сбалан-
сировано: отличное дерево приклада любовно отполиро-
вано прежним владельцем до блеска, так что теперь его
ложе напоминало тонкое стекло или лайку. Насио поста-
вил оптический прицел и закрепил его, затем, отойдя в
глубь комнаты, поднял ружье и прицелился, направив
ствол на Мемориал воинской славы.
Внезапно в окуляре прицела появились четкие очерта-
ния угловатых современных изваяний из металла, застыв-
ших перед высоко взметнувшимся шпилем монумента. На
площади рабочий в комбинезоне с метлой в руке наводил
последний лоск перед торжественным актом — его лицо
находилось от Насио на расстоянии в несколько дюймов.
Насио тронул, пальцем рубчатый ободок фокусира и навел
резкость, остановив крестик прицела на лбу дворника. Он
стал медленно опускать ружье, пока крестик не остано-
вился как раз посреди джинсовой груди дворника, и, пови-
нуясь маятниковому движению рук, сжимающих метлу,
повел ружье вслед за грудью. Палец чуть надавил на спус-
ковой крючок и — расслабился. Насио с довольной улыб-
кой опустил ружье. При таком прекрасном освещении да
еще с таким прекрасным инструментом у него не должно
возникнуть, ни малейшего препятствия для успешного
выполнения задания.
Ирасема наблюдала за ним в зеркало трюмо. Она еще
не успокоилась и кипела от ярости при воспоминании о
том, как проснулась утром и нашла исчезнувшего нака-
нуне вечером Насио с блаженной улыбкой храпящим в
своей постели. Она закончила свой туалет, нанеся послед-
ний слой пудры около уголков пухлых губ. Ей еще пред-
254
ставится возможность порасспросить Насио о его ночных
похождениях, когда все трое соберутся снова у Себастьяна
после «мероприятия». Впрочем, кому какое дело будет до
того, где пропадал Насио сегодня ночью,— после «меро-
приятия» каждый получит свою долю, и они расстанутся,
возможно, надолго, и все волнения минувшей ночи скоро
растворятся в бездне новой жизни, которую откроют для
них полученные ими гигантские деньги...
Она развернулась на пуфике и уставилась на сообщ-
ника. Насио встретил ее взгляд кривой усмешкой. Он не
сомневался, что сама девчонка объясняет себе его ожив-
ленное состояние предчувствием внезапной связи,.которая
вчера вечером, к несчастью, между ними не возникла, и он
также был уверен, что по какой-то необъяснимой причине
теперь в ее глазах затеплилась некая симпатия. Впрочем,
ему хватило здравомыслия понять, что то зародившееся
чувство, скорее всего, никакого отношения не имело к
нему самому, оно просто стало проявлением ее возрас-
тающего возбуждения по мере приближения кульмина-
ционного момента в их совместной работе.
Она спокойно спросила:
— Ну как ты?
Его улыбка стала шире. С ружьем в руках он, похоже,
чувствовал себя в ее присутствии увереннее.
— Если ты хочешь спросить, не мандражирую ли я, то
ответ отрицательный. Мне же не впервой, сама знаешь.
— Знаю.— Она испытующе глядела на него.— Но
сегодня у тебя очень крупное дело. Раньше тебе такого не
доводилось делать.
— Для тех, кого я убивал, все мои «дела» были одина-
ково крупными,— заметил он насмешливо.
— А для тебя?
— Для меня-то? — он пожал плечами.— Мне они были
одинаково безразличны. Работа есть работа.
— Не считая того, что за сегодняшнюю работу ты.
получишь такие деньги, которые тебе и не снились.
— Верно. Но ведь и ты и Себастьян получите столько,
сколько вам тоже не снилось.
— Да.— Она резко встала, давая понять, что разговор
окончен, и о.бвела взглядом комнату.— Я ухожу. Все, что
мне нужно, я взяла, остальные вещи можешь бросить в
номере. А сам начинай готовиться.
255
— Я уже готов.
Ирасема приоткрыла рот, чтобы возразить, но переду-
мала и взяла свою сумочку.
— Я позвоню тебе из «Глории», как только кортеж
двинется по»проспекту, и скажу тебе, в какой он машине и
где сидит. Не занимай телефон...
Насио улыбнулся. Ну, так кто же мандражирует? За
все время, что они провели в гостинице, он ни разу не вос-
пользовался телефоном и, разумеется, не собирался этого
делать в такой ответственный момент. Ирасема чуть за-
рделась, догадавшись о его мыслях, но решила не тратить
время на препирательства.
— И не забудь про телевизор. Любая передача,
кроме...
— Помню! Кроме музыкальной.— Насио бросил ружье
на кровать.— Ну, иди.
— Да.— Она двинулась к двери, но в последний
момент остановилась.— И еще не забудь про дверную
ручку: протри ее перед уходом. И вывеси снаружи таб-
личку «Прошу не беспокоить».— Она запнулась, точно
раздумывая, стоит или нет еще раз повторить эти ин-
струкции, в конце концов заставив себя воздержаться.
Вместо того она стрельнула на него своими черными гла-
зами, бросила «Удачи тебе!» — и с этими словами вышла из
номера.
Насио смотрел на закрывшуюся д^ерь с презрительной
усмешкой. «Удачи тебе!» Не надо было так говорить. С его
точки зрения — точки зрения профессионального убий-
цы — он никогда не задумывался о судьбе своей жертвы,
но все-таки его неприятно резануло это неуместное поже-
лание удачи в убийстве. Да и при чем тут удача — тут все
дело в опыте и мастерстве.
Он глубокомысленно вздохнул. А может, оно и к луч-
шему, что ничего у них не вышло за эту неделю совмест-
ного проживания в одном номере: даже если бы девка и
согласилась лечь с ним в койку — это же все равно что
нырнуть в бассейн с пираньей. Он даже почувствовал
жалость к Себастьяну. Это ее материнское к нему отноше-
ние рано или поздно ему надоест, и тогда... Да впрочем это
же не его проблемы, а Себастьяна. Его проблема сейчас
аккуратно выполнить работу и унести ноги, дождаться,
пока улягутся страсти, а после решить, как с толком рас-
256
порядиться сказочным гонораром. Что сделать будет не
труднее, чем убить вчера того болвана^легавого, поду-
мал Насио с усмешкой. Труднее решить проблему Се-
бастьяна: получив свой куш, он-то сумеет заполучить себе
девчонку.
Насио помотал головой, думая о том, с какими же
странными людьми приходится ему сейчас иметь дело. Он
скинул халат и не спеша начал одеваться.
Вдоль деревянных турникетов уже собирались толпы
зевак: военные полицейские в выцветших мундирах и
непомерно больших касках стояли неподвижно, заложив
руки за спину, через каждые двадцать — тридцать ярдов
перед ограждением. Насио стоял у занавешенного окна и
сверху обозревал открывающийся ему с восьмого этажа
вид, мысленно измеряя расстояние до своей будущей цели
и оценивая возможные осложнения. Между его отелем и
проспектом Бейра-Мар раскинулась Парижская пло-
щадь — зеленый пояс высоких деревьев и аккуратных
сквериков. Несколько деревьев в южном углу площади
блокировали вид на проспект. Зелень скрывала и часть
площади перед военным мемориалом. Но основная часть
маршрута лежала как на ладони, к тому же все подъезды к
монументу отлично просматривались. Насио сжимал и раз-
жимал кулаки, стараясь расслабить пальцы. По пустому
проспекту промчался телевизионный фургон: установлен-
ная на его крыше телекамера была похожа на уши дико-
винного чудовища, рыщущего в поисках пищи.
Насио взглянул на часы. Десять. Скоро будет звонить
Ирасема. Он ощупал нагрудный кармац пиджака. Очки на
месте. Защечные подкладки он водрузил * на место
заранее — они причиняли ему неудобство, но он не хотел
терять время впоследствии, когда нал© будет поскорее
уходить. Оглядев номер, он с удовлетворением подумал,
что все имеет надлежащий вид в полном соответствии с
планом. С^н прильнул к окну. У ограждения уже волнова-
лось людское море, переулки, прилегающие к проспекту,
заполнили автомобили. Их пассажиры подвергали себя
риску вызвать неудовольствие полиции,^но уж очень им
хотелось оказаться поближе к кортежу и получше рассмот-
реть высоких гостей.
9 Ожога обреченного волка 257
Вдруг зазвонил телефон. Насио подошел к тумбочке и
снял трубку. По всему телу точно пробежал электрический
разряд — острое предвкушение опасности, всегда предва-
рявшее новое «дело». Но этот бег нервов тотчас утих, и он
поднес трубку к уху.
— Алло? Ирасе...
В трубке раздался тревожный мужской голос:
— Алло? Сеньор Карабеллу?
От неожиданности весь апломб Насио как рукой сняло.
Он крепко вцепился в трубку.
— Кто это? — спросил он приглушенно.
Да кто же это может быть? Что там могло случиться с
Ирасемой? Почему вместо нее звонит кто-то другой?
Любая непредвиденная неожиданность могла привести к
полному провалу.
Мужчина на другом конце провода торопливо загово-
рил, точно опасаясь, что сеньор Карабеллу его прервет на
полуслове.
— Это портье. Один из гостей нашего отеля тяжело
заболел. Кстати, он остановился на вашем этаже. Мы
вызвали «Скорую помощь», но, я надеюсь, вы понимаете,
что они могут задержаться, все ведь вокруг оцеплено, а
этот несчастный находится недалеко от вашего номера.
Мы подумали, что, может быть, вы окажете любезность...
— Больной? — Насио удивился. Какой еще больной?
В такой-то момент, когда вот-вот должна позвонить Ира-
сема из «Глории».
— Он очень болен! — убежденно проговорил неизвест-
ный, назвавшийся портье.— А поскольку из всех прожи-
вающих в отеле вы единственный врач, мы подума-
ли...— голос угас. Но все и так было понятно.
Насио кивнул. Ну конечно, он же якобы врач. Это была
идиотская идея. Но сейчас уже поздно было что-то менять.
Теперь надо поскорее избавиться от этой напасти. И осво-
бодить телефон.
— Извините,— резко проговорил он, все еще не придя
в себя после столь неожиданного звонка.— Боюсь, я не тот
врач, что вам нужен. Я...— Он замолчал, быстро сообра-
жая. Каким же врачом ему надо представиться, чтобы
отказаться лечить больного? Первое, что пришло ему на
уме — ветеринар, но эта выдумка была еще хуже, чем вся
медицинская легенда, придуманная для него Себастьяном.
258
И вот, прежде чем пауза слишком затянулась, он нашел ’
удачный вариант.— Я зубной техник, сеньор.
— Зубной...— говорящий не смог скрыть разочарова-
ния.— Ах вот как. В таком случае позвольте извиниться за
то, что потревожил вас. Но может быть, вы кого-нибудь
знаете в Рио...
— Увы, я никого не знаю в Рио.— Насио бросил
трубку. И все-таки ему повезло — если бы у «тяжело боль-
ного» гостя разболелся зуб, ему пришлось бы еще десять
минут хитрить и изворачиваться... Насио даже усмехнулся,
но в этот момент телефон опять зазвонил, и он схватил
трубку.
Это была Ирасема. Она не скрывала своего негодова-
ния.
— Дурак! Безответственный осел! Я же сказала тебе не
занимать телефон! Я уже звоню битых...
— Остынь, девка! Это мне звонил портье. Они
решили...
— Неважно, кто кому звонил! Мы и так потеряли'
много времени. Кортеж уже проехал половину пути.—
(Тут Насио вдруг понял, что ее ярость просто вызвана
страхом: девчонка была на грани истерики. «Диле-
танты!» — подумал он с отвращением и обратился в
слух.) — Нужный тебе человек сидит во второй машине.
Сначала перед колонной едет эскорт мотоциклистов, за
ними телевизионный фургон, потом кортеж автомашин. Он
находится во второй — это открытый «кадиллак» черного
цвета. Он сидит сзади, с левой стороны. Ты меня понял?
Насио кивнул.
— Как он выглядит?
— Сейчас нет времени для описаний. Вторая машина,
сзади слева. Ясно?
— Вторая машина в кортеже, открытый черный
«кадиллак». Сзади.
Но в трубке уже звучал длинный гудок. Он быстро
подошел к окну. Процессия была на виду, она медленно
двигалась к военному мемориалу, выезжая из-за зеленой
стены, загораживающей южную часть проспекта Бейра-
Мар. Послышался вой полицейских сирен, который несся
волнами на крыльях ветра. Он взял тяжелое кресло и ото-
двинул его с привычного места перед телевизором, развер-
нув около кровати. Широкая высокая спинка послужит
259
отличным упором для руки во время выстрела. И тут
Насио вспомнил про телевизор. Он в два прыжка оказался
перед небольшим ящиком с черным экраном и нажал на
кнопку включения. С нетерпением он ждал, пока нагреется
трубка, то и дело переводя взгляд с темного экрана на
широко раскрытое окно, в котором виднелся кортеж вда-
леке. Вдруг прогремел револьверный выстрел, и он
инстинктивно сжался. На экране возникла картинка, кото-
рую сопровождали шум рукопашной битвы и ругань деру-
щихся посетителей салуна. Он очень обрадовался такому
зрелищу и усилил громкость. Для его целей самая нужная
программа — хороший знак. Что приятно, подумал он, вер-
нувшись к кровати с лежащим на ней ружьем.
Кресло оказалось идеальный упором — да он и раньше
это проверял: сидя в кресле, он мог выбрать нужный угол и
не чувствовать п0и этом никакого неудобства. Он положил
на спинку локоть правой руки и медленно вскинул ружье,
скользя взглядом по обрезанному стволу и мысленно про-
водя от него прямую линию к толпящимся внизу зевакам у
оцепления. Они жаждут зрелища — что ж, тем зрителям,
что собрались сейчас у мемориала, он обеспечит зрелище,
которого они по гроб жизни не забудут. Оптический при-
цел был сфокусирован безукоризненно: в кружке линзы
появились головы мотоциклистов эскорта, причем от иска-
жения глубокофокусной линзы мотоциклисты казались
какими-то уродливыми карликами, а рули качались из сто-
роны в сторону при езде с непривычно малой скоростью?
В перекрестье прицела отчетливо были различимы насу-
пленные лица.
Полицейский на мотоцикле впереди -колонны поднял
руку и вильнул к тротуару, другие мотоциклисты последо-
вали за ним, притормаживая ногами при въезде на моще-
ную площадь. Кортеж достиг территории Мемориала воин-
ской славы.
Насио крепко прижал ружье к щеке, испытав удоволь-
ствие от прикосновения отполированной поверхности
ложа, и медленно описал стволом дугу в воздухе, как бы
примериваясь к машинам позади эскорта мотоциклистов.
Наиболее удобный момент наступит, - разумеется, когда
кортеж остановится у бровки и члены делегаций начнут
выходить из машин. Как только они встанут во весь рост,
его «клиент» превратится в отличную живую мишень.
260
Насио отметил про себя первую машину позади теле-
фургона — восьмиместный синий «крайслер». Небось,
министерство иностранных дел наняло этот гроб у город-
ской похоронной конторы. Через оптический прицел Насио
быстро оглядел сидящих. На мгновение он преисполнился
чувством собственного могущества. Только представьте,
ребята, мысленно обратился он к пассажирам синего
«крайслера»: если бы мне платили за вас, то вы бы уже
корчились на полу, истекая кровью, не видя сбежавшихся
репортеров и полицейских, не слыша испуганного гула
толпы. Но вам повезло: человека, которого мне надо
убить, среди вас нет. И все же все вы у меня на прицеле и
никому из вас от меня не уйти...
Он медленно перевел свое всевидящее око ко второй
машине. И впрямь черный «кадиллак». Насио презрительно
скривил губы. Теперь, когда все зависело от его выдержки,
он, казалось, попал во власть холодной и безликой необо-
римой силы, направляющей каждое его движение, подчи-
нившей все его мысли и чувства. Черный крестик оптиче-
ского прицела прополз по черному капоту «кадиллака», и в
окуляре появились лицо и фигура водителя: одна рука на
переключателе скоростей, другая крутит руль влево. Когда
ствол с прицелом стал двигаться в сторону пассажиров на
заднем сиденье, палец Насио несильно нажал на спусковой
крючок. Сидящий справа, ближе к нему,— немного суту-
лый — жестикулировал. Насио, не обращая на него
внимания, осторожно вел ружье вслед за медленно перед-
вигающейся машиной, одновременно настраивая резкость
прицела. Ну вот оно! Он нацелился на правый нагрудный
карман своей жертвы. Палец прижался к спусковому
крючку. И вдруг, увидев знакомые черты лица, он похоло-
дел, не веря своим глазам.
Невероятно! Но сомнений быть не могло: человек в его
прицеле был тот самый, кто так недальновидно помог ему
бежать с «Санта-Эужении» — толстенький коротышка с
круглым лицом и крашеными волосами. Пассажир по
фамилии Дантас, или Дюмас, или Дортас, или как там
его...
Он сжал зубы. Пусть Господь Бог объясняется с ним,
когда тот прибудет на небеса, зачем он помог, собствен-
ному убийце — потому как, невзирая ни на что, этот коро-
тышка сейчас будет убит. Пассажир встал, ^выпрямился во
261
весь рост. Насио прикусил губу. Он опять приподнял
ружье вверх, не выпуская из крестика прицела грудь тол-
стого коротышки, и снова прижал палец к спусковому
крючку.
В дверь громко постучали. Резко, настойчиво — так что
даже на фоне звуков телевизора стук вышел весьма гром-
ким. Насио от неожиданности вздрогнул, потом взглянул с
недоумением на дверь и не увидел ничего: глаза, ослеплен-
ные солнечным светом, залившим проспект Бейра-Мар, не'
адаптировались к погруженной во мрак комнате. Он ждал,
крепко вцепившись руками в гладкий ствол ружья. А дей-
ствительно ли кто-то постучал в дверь? Да — потому что
стук повторился. И потом он услышал лязг вставляемого
в замочную скважину ключа.
И тут он словно очнулся от забытья. Он молниеносно
забросил ружье под одеяло, одновременно сдвинув ногой
кресло в более безобидное положение, подальше от окна.
Дверь открылась, и в проеме показалась рука, привычно
потянувшаяся к выключателю. Вспыхнул верхний свет.
Насио резко встал с кровати, грозно воззрившись на жен-
скую фигуру в платье горничной. Пожилая горничная
удивленно смотрела на него сквозь толстые стекла очков.
В руках она держала корзину с пластиковыми бутылями и
щетками.
Насио наступал на нее, сгорая от ярости, которая лишь
подогревалась сознанием того, что непрошеным гостем
оказалась всего-навсего престарелая горничная в очках с
толстыми стеклами, а не кто-то более опасный.
— Как вы смеете врываться ко мне? Вы что, таблички
не видите?
— Таблички? — перепуганно переспросила горничная,
и тут только он вспомнил, что не повесил табличку на
дверь.— Извините, сеньор...— правда, в ее голосе не
было ни тени сожаления. Более того, она подошла к теле-
визору и по-хозяйски уменьшила звук, после чего обра-
тила к нему укоризненный взгляд.— Через номер от вас
находится больной, не нужно так громко включать телеви-
зор.
Насио только крепче стиснул зубы. Сейчас не время
вступать в пререкания с горничной.
— Очень хорошо. Так тихо? А теперь, будьте добры,
уйдите!
262
Она покорно прошествовала к двери, подхватила свою
корзинку, но потом окинула близорукими глазами неприб-
ранную комнату, и ей в голову пришла мысль, как умилос-
тивить разозлившегося гостя.
— Сеньор не позволит мне убраться в номере?
Насио проклял все отели мира и их добросовестный
персонал.
— Я не позволю вам убраться в номере. Я прошу вас
оставить меня в покое!
Она смерила его взглядом, в котором любопытство
было смешано с соболезнованием.
— Сеньор неважно себя чувствует?
* — Я себя чувствую...— Она что, по-португальски не
понимает, эта старая сука? Но тут -Насио решил ухва-
титься за спасительную мысль.— Да, я неважно себя чув-
ствую. Уходите. Мне надо полежать.
Горничная улыбнулась, обрадованная точностью по-
ставленного ею диагноза, и затрясла головой, как китай-
ский болванчик.
— Ну тогда, если я хотя бы заправлю постель, сеньору,
будет куда удобнее.— С этими словами она шагнула к кро-
вати и, увидев, что Насио загородил ей дорогу руками,
добавила: — Это займет всего минуту.
Насио заскрежетал зубами. Словами тут ничего, видно,
не добьешься. Он грубо взял горничную за плечи и повел к
Двери.
— Мне будет удобнее, если вы сейчас же уберетесь
отсюда!
Вырвавшись из его железных объятий, она фыркнула и
угрожающе произнесла:
— В таком случае, я смогу прибраться у вас только
вечером.
Поразившись тому, как это сеньор отказался от ее
услуг и вообще какими неблагодарными бывают иные по-
стояльцы, она удалилась из номера.
Насио рванул дверь, повесил на ручку табличку с
просьбой не беспокоить и, захлопнув дверь, повернул
засов замка. И как он забыл про эту чертову
(табличку — очередную глупейшую деталь этого до стран-
ности усложненного плана. Он перетащил кресло в боевую
позицию и вытащил ружье из-под одеяла. Телевизор
263
теперь шептал, но это уже коротышку не спасет! Насио
прижал ружье к щеке и навел оптический прицел на мемо-
риал.
Через несколько секунд его глаза привыкли к яркому
солнечному сдету, и он увидел, что церемония возложения
цветов заканчивается. Мотоциклисты уже выезжали на
проспект. Телефургон был припаркован к противополож-
ной стороне проспекта, оператор снимал кортеж с другой
точки. Насио нашел синий «крайслер». Его пассажиры,
улыбаясь и переговариваясь, занимали свои места. Насио
улыбнулся. И все-таки, несмотря на все происшествия по-
следнего часа, у него еще полно времени, чтобы довести
дело до конца. Он перевел прицел, назад, чтобы в его поле
зрения попал черный «кадиллак».
Водитель уже сидел на своем месте, терпеливо бара-
баня пальцами по ободу рулевого колеса. Первый пасса-
жир усаживался на заднем сиденье справа, потом при-
встал, расправил складку на брюках, снова сел. Следом за
ним в машине стал устраиваться толстяк. Немного сгор-
бившись, он вошел в машину. Указательный палец правой
руки Насио прилип к спусковому крючку, его правый глаз
слился с оптическим прицелом. Толстяк с видимым уси-
лием развернулся в узком проходе между сиденьями, сел и
чуть повернулся.к своему соседу.
Крестик прицела остановился на груди пассажира.
Насио не спускал взгляда со своей жертвы. Прижатое к
щеке ружье было точно продолжением его тела. Палец
медленно и неумолимо нажал на спусковой крючок...
Глава 8
Несколькими часами ранее в то же самое ясное утро
вторника капитан Жозе да Силва заворочался в своей мяг-
кой кровати и злобно уставился на телефон: тот, не сму-
щаясь грозного взгляда хозяина, без умолку трезвонил.
Проклиная идиотов, придумавших этих механических зло-
деев, он протянул руку и снял трубку, рявкнув:
- Да?
На другом конце провода послышался жалобный голос
Уилсона:
— Зе, сделай милость, не вопи ты так. Шепчи.
И шепчи потише...
264
Да Силва откинул одеяло, спустил ноги на пол и только
теперь окончательно проснулся. Он провел здоровенной
ладонью по лицу, смахнув последние остатки сна, и
широко зевнул.
— Уилсон, что же ты звонишь в такую рань? Я вчера
лег в третьем часу утра. Что с тобой стряслось?
— Да ничего не стряслось,— слабо отозвался Уил-
сон.— Только моя голова так растряслась; лто, кажется,
лопнет.
Да Силва добродушно улыбнулся.
— Перепил пиньи! Я же тебя предупреждал.
— Большое тебе спасибо. Но только ты забыл преду-
предить меня о том, что там в качестве бесплатного прило-
жения подливают нокаутирующих капель..
— Тебя, опоили? Кто? Зачем?
Уилсон собрался было рассказать обо всем, что с ним
случилось, но тут острая волна боли пронзила ему шею и
устремилась к темени, так что он чуть не выронил мешо-
чек со льдом, приложенный к затылку.
— Это очень уместный вопрос. Когда (и если) я приду
в себя, то поеду туда, возьму этого чертова бармена за
шиворот и вытрясу из него ответ на твой вопрос.
Да Силва уже не улыбался.
— Так что же произошло?
— Ну слушай,— Уилсон крепче прижал мешочек со
льдом к голове и отвернулся от яркого солнца, бьющего в
окно.— Я поехал в «Малоку де Тижука», поставил машину
на стоянке и вошел в главный бар. Там никого не было, не
считая танцующей пары,— такое впечатление, что по
понедельникам Рио становится высокоморальным горо-
дом — заказал рюмку коньяка и стал ждать. И...
— И?
Уилсон вздохнул.
— Ия заказал вторую. Вот это и была моя ошибка,
потому что не успел я прикончить рюмку, как комната
заплясала у меня перед глазами, огни засияли и по-
том — полный аут. А проснулся р примерно полчаса назад
в своей машине, заведение было, конечно, закрыто, а моя
голова...— Он содрогнулся.
— Дальше...
— То, как я добрался до дому, наверное, останется
загадкой всех времен и народов. Это я говорю к тому, что
265
если теое на стол ляжет рапорт о пьяном водителе старень-
кого «шевроле», который видели в районе Лагоа...
Да Силва добродушно хмыкнул в трубку, но мысли его
были отнюдь не добрыми. Куда же подевался этот лодырь
Фрейре? И почему он ни разу не позвонил?
— Я учту. А что ты от нас хочешь в связи с инциден-
том? Послать группу захвата в «Малоку» и перевернуть
там все вверх дном?
Уилсон оторопело уставился на телефонную трубку.
— Ты хочешь сказать, что тебя вовсе не интересует,
почему бармен подлил сонного зелья неизвестному посети-
телю? Это не вызывает у тебя ни малейшего интере-
са? — Он подался вперед, словно надеялся заинтриговать
невидимого собеседника.— Слушай, Зе, нам же известно,
что Насио любил бывать в том месте, и вот, как только я
отправляюсь на поиски, меня внезапно выводят из игры...
Тут определенно есть какая-то связь.
— Какая? — с любопытством спросил да Силва.— Но
скажи мне, каким образом Насио Мендес мог догадаться,
кто ты, или тем более узнать тебя? Когда он бежал из
страны, тебя еще и в Рио-то не было. Но даже если бы и
был, то вряд ли бы вы встретились на одном приеме. Так
что зачем ему покушаться на тебя?
— Сделай милость, не повторяй мой вопрос. Лучше
ответь сам — зачем?
— Впрочем,— продолжал да Силва задумчиво,— до-
пустим, что он знает тебя, по крайней мере, знает, кто ты.
Может быть, он видел тебя в Вашингтоне.
Только невыносимая головная боль не позволила Уил-
сону в полной мере разозлиться.
— Зе, ну что ты такое несешь? Ты что же думаешь, он
приполз в ЦРУ на коленях, умоляя дать ему работу, и мы
его наняли — и вот теперь он в знак благодарности подли-
вает агенту сонные капли в коньяк?
— Ну, не знаю. Я бы этого не исключал. Так что ты
хочешь, чтобы мы предприняли? Сняли взвод полицейских
с оцепления, послали их прочесывать Малоку и пытать
доброго старого бармена — и только лишь по той причине,
что ты оказался недостаточно .разборчив в выборе спирт-
ного?
— Да нет...
266
— А он нам знаешь, что скажет, глядя на нас своими
невинными как у младенца глазами: что бедняга америка-
нец просто не мастак пить... И что, желая укрепить двус-
торонние отношения в духе добрососедства, он взял
пьяного американца и посадил его в машину поспать.
— Ага,— язвительно подхватил Уилсон.— И в духе
добрососедства он сунул мне в карман записочку, чтобы
я, не дай Бог, не забыл, что со мной произошло.
Да Силва подозрительно покосился на телефонную
трубку. Если вашингтонские начальники дали Уилсону
задание запутать тупого капитана бразильской полиции,
то Уилсон старался изо всех сил.
— Какая записочка?
— Да я же тебе и звоню поэтому! — торжествующе
выпалил Уилсон, почувствовав, что наконец-то возбудил у
да Силвы интерес.— Когда я-очнулся, я нашел у себя в
кармане пиджака записку. В нее завернули ключи от
машины, чтобы я уж наверняка ее не потерял. Записка
была предельно короткая: «Себастьян — получи своего
стукача»! Ну и что ты по этому поводу думаешь?
Да Силва потянулся к пачке сигарет на тумбочке, до-
стал одну, закурил и, глубоко затянувшись, выпустил
струю дыма в направлении раскрытого окна.
— Если честно, то просто не знаю. Один возможный
вариант ответа — вполне романтический. Какой-то посе-
титель бара принял тебя за частного сыщика, и тогда
записка вполне объяснима. «Малока» — обычное место
свиданий. И нередко эти свидания назначают женатые
сеньоры.
— Да, но только единственными посетителями бара
вчера были танцующие парень и девушка. Вряд ли онИ
даже заметили мое присутствие. А что если был там
Насио и решил, что я за ним слежу?
— В таком случае, почему он адресовал записку како-
му-то Себастьяну? — медленно произнес да Силва.— Кто
такой Себастьян? В полицейском управлении у нас такого
нет.— Он усмехнулся и ввинтил недокуренную сигарету в
пепельницу.— Это не типично американское имя, однако
нескольких Себастьянов я знал. Не вспомнишь ли кого-?
нибудь у вас в управлении...
— Перестань, приятель! — воскликнул Уилсон, помор-
щившись от боли. Спор с да Силвой явно был плохим
267
лекарством от мигрени.— Я понимаю, что ты устал.
И знаю, что тебя преследует эта дурацкая маниакальная
мысль о кознях ЦРУ, но факт остается фактом: я расска-
зал тебе все, что произошло. И я уверен, что все это
каким-то образом связано с приездом в Рио Насио Мен-
деса.
— Каким образом?
Уилсон вздохнул.
— Ну и упрямец! Ну ладно, как только аспирин окажет
свое благотворное действие, я приеду к тебе в офис. Пола-
гаю, ты не будешь возражать, если я предложу тебе сопо-
ставить почерк на записке с образцами почерка Насио
Мендеса в вашем досье? — добавил он язвительно.
— Ну конечно, нет,— великодушно согласился да
Силва.
— По утрам ты такой сговорчивый! — бросил Уилсон
на прощанье.
Да Силва некоторое время сидел нахмурившись и после
недолгих раздумий стал набирать номер. Телефонист глав-
ного полицейского управления соединил его с нужной
линией. После первого звонка трубку сняли и послышался
бодрый голос:
— Лейтенант Перрейра...
— Перрейра, это да Силва. Как дела?
— Все в порядке, капитан. Все на местах, и многие
даже не больны. Кортеж двинется в путь через час, оцепле-
ние расставлено.
— Хорошо. А что насчет рапортов о вчерашней про-
верке?
— Почти все уже лежат у вас на столе. Сержант Рамос
дописывает свой. Скоро закончит.— Голос лейтенанта
звучал весело — вот что значит восьмичасовой здоровый
сон.— Я уже прочитал их. Ничего особенного.
—Ну и ладно. Я скоро буду. И вот еще что... Почему
от Фрейре не было никаких известий?
— А он'вам не звонил? Я-то решил, что он доклады-
вается непосредственно вам. Я... Прошу прощения, капи-
тан...— в течение нескольких минут Перрейра переговари-
вался с кем-то в кабинете. Когда он снова заговорил в
трубку, прежней беззаботной веселости в его голосе уже
не было.— Капитан, нам только что сообщили: какие-то
268
ребятишки на пляже в Тижуке обнаружили тело убитого
мужчины. Они вызвали полицию и... Это Фрейре.
— Что?
— Тело обнаружили в сотне ярдов от «Малоки де
Тижука», он был застрелен. Одной пулей.— Лейтенант
помолчал.— Нам взять человека, за которым-он вел на-
блюдение? Американца Уилсона?
— Нет. Я только что говорил с ним по телефону. Он не
знал, что за ним установлено наблюдение, да это и
неважно. Я точно знаю, что он никак не связан с этим
убийством. В любом случае он скоро сам будет в управле-
нии.— Да Силва мрачно уставился в стену. Итак, Уилсон и
впрямь разворошил осиное гнездо, хотя сам этого и не
подозревал. Итог — убит хороший сотрудник. Он подался
вперед.— Перрейра, ты не знаешь: у нас есть клиенты по
имени Себастьян?
Перрейру не удивила столь быстрая смена темы раз-
говора: он знал, что да Силва никогда не задает лишних
вопросов.
— Себастьян, а дальше?
— Если бы я знал фамилию, я бы тебя не спрашивал.
Не знаю. Просто * Себастьян.
Перрейра покачал головой.
— Просто Себастьян. Но это очень распространенное
имя, капитан. Этих Себастьянов могут быть тысячи.
Больше никаких данных о нем? Клиент какого рода?
— Очень опасный клиент. Возможно, он'имеет какое-
то отношение к Насио Мендесу — может быть, в прошлом,
хотя у нас в досье такого имени не зафиксировано.
— Я знаю, вы объявили розыск Мендеса. Вы думаете,
он стоит за...
— Я ничего не думаю. Я просто пытаюсь понять, каким
образом некто Себастьян вписывается в общую картину.
Может быть, он имеет отношение к заказным убийствам
вообще. А может...— Он осекся. Может — что? Имеет при-
воды за то, что плевал на тротуар? Или парковался в мес-
тах, где стоянка запрещена, например, на территории гру-
зового сектора аэропорта Сантос-Думонт? Он устало
потер глаза рукой.— Не знаю. Я только знаю имя —
Себастьян.
— Я проверю,— пообещал Перрейра.
269
— Да уж, пожалуйста. И вот еще что! Как поживает
Себастьян Пиньейро? Где он? Он проходил по нескольким
делам об убийстве.
— Пиньейро? Да о нем уже несколько лет ни слуху ни
духу. Да он никогда и не проходил в связке с Мендесом.
Кстати, против этого Пиньейро у нас вечно было недоста-
точно улик. Такой изворотливый мерзавец! Нам ни разу не
удалось предъявить ему обвинение, хотя я считаю, он был
замешан по меньшей мере в четырех известных нам «зака-
зах», а о скольких мы не знаем?
— Правильно.
— Кроме того, я припоминаю рапорт на него, посту-
пивший из управления иммиграции. Несколько месяцев
назад он выехал а Аргентину. Оснований для его задержа-
ния на границе не было, но они постоянно держат нас в
курсе его дел.
— Он вернулся?
— Не знаю. Надо проверить.
— Проверь. А заодно проверь и других туристов —
Себастьянов, может быть, они нам подойдут.
— Есть, капитан. А что делать с Фрейре?
— Как обычно,— поморщился да Силва.— Есть у меня
подозрение, что убийство Фрейре со всем этим связано.
— И вы думаете, что с этим связан и наш Себастьян?
— Думаю! — твердо ответил да Силва и сам удивился
твердости своего тона.
— Что ж, в таком случае,— сурово заметил Пер-
рейра,— мы его из-под земли достанем, этого Себастьяна.
Сейчас этим займусь. Что-нибудь еще, капитан?
— Нет, это все! — И да Силва положил трубку.
Он встал с кровати и стал снимать пижаму. Перрей-
ра — ретивый работник: уж если что и можно откопать
на некоего Себастьяна, он обязательно откопает. Если,
конечно, это имя имеет вообще какое-то отношение к делу.
И если Уилсон не водит меня за нос. Он помотал головой.
Ну а если все это как-то связано с конференцией ОАГ, то,
может быть, уже вообще поздно что-то предпринимать...
Когда капитан да Силва вошел в тесный кабинет лейте-
нанта Перрейры, за столом никого не было. Сержант
Рамос, чей стол был кое-как втиснут между столом лейте-
270
нанта и окном, корпел над своим рапортом. Шариковая
ручка едва не утонула в его гигантской ручище. Он взгля-
нул на вошедшего с нескрываемой радостью, восприняв
приход начальника как благотворный повод оторваться от
тягостного труда по облечению своих сбивчивых мыслей в
слова официального текста. Он отложил ручку в сторону и
улыбнулся.
— Лейтенант пошел раздобывать для вас информацию.
— Хорошо. Передай ему, что я у себя.
— Есть. Как вам история с Фрейре? Черт знает что.
— Действительно.
— Да, ну и дела... Капитан, рассказать на словах, что
было вчера, мне куда проще, чем писать...
Да Силва молча указал пальцем на листок бумаги
перед Рамосом, закрыл за собой дверь и зашагал по кори-
дору. Его секретарша машинально заулыбалась при виде
его, но, вспомнив, что в управлении сегодня траур по уби-
тому при исполнении служебных обязанностей сотруднику,
тут же проглотила улыбку. Капитан кивнул и прошел в
свой кабинет, сшит пиджак и освободился от портупей,
положив кобуру на край стола. Он уселся в кресло и потер
затекшее плечо. Там, где только что кожаный ремень
плотно прижимался к рубашке, уже темнела широкая
полоска от пота.
Карандашные портреты Насио Мендеса лежали на
середине стола — там, куда их положил фотограф, вернув
после размножения. Капитан недовольно сдвинул рисунки
в сторону и потянулся к селектору. Он стал нажимать раз-
ные кнопки, возвращая переговорник к жизни, и, когда тот
зажужжал, решил, что все линии включены.
— Капитан да Силва. Подключите меня к системе
связи.
— Ко всей сразу?
— Нет, к радиостанциям патруля в оцеплении. И к
микрофону тоже подключите.
— Есть, капитан.
Переговорник зашипел и заскрипел. Капитан стал кру-
тить ручку настройки частоты.
— Алло! Прием! Что с этой чертовой штуковиной?
Раздался тонкий, незнакомый голос, искаженный дол-
гим пробегом по радиоволнам.
— Sim? Que fala?
271
— Здесь капитан да Силва. Как там дела?
— Отлично, капитан. Мы только что начали движение.
От «Глории». Я слышал, что случилось. Бедняга Фрейре!
— Да, жаль беднягу! Где вы сейчас? — да Силва недо-
вольно покосился на переговорник: верно говорят, что
плохие новости разносятся быстрее, чем хорошие.
— Примерно в середине кортежа. Перед нами четыре
машины, не считая телевизионщиков, и пять за нами.
Шесть мотоциклистов в эскорте впереди и четыре сзади.
Наши люди расставлены в толпе плюс военная долиция в
оцеплении.
— Народу много?
.— Собралось порядком... Не так, конечно, когда
встречали нашу футбольную сборную после победы на
чемпионате мира, но изрядно.
— Понял,— спокойно произнес да Силва.— Продол-
жайте в том же духе. Я буду на связи.
— Есть, капитан. ч
Да Силва уменьшил громкость до невнятного гудения.
Тут в кабинет вошел Перрейра. Капитан бросил на него
вопросительный взгляд. Молоденький лейтенант отрица-
тельно помотал головой.
— Ничего интересного касательно Себастьянов. Изна-
силование» Кражи. Похоже, нет такого преступления,
которого не совершили бы ребята по имени Себастьян. Но
только не заказное убийство. Даже странно.
— Очень жаль,— сухо заметил да Силва.— А как на-
счет Пиньейро?
Перрейра пожал плечами.
— Он вернулся, но на нем ничего нет. Месяц назад он
прилетел из Лиссабона рейсом «КЛМ».
— Как из Лиссабона? — встрепенулся да Силва.— Ты
же сказал, что он уехал в Аргентину.
— Ну да. А из Аргентины в Португалию. А из Порту-
галии домой. А что?
— А то, что Мендес тоже вернулся из Порту-
галии,— да Силва задумался.— У тебя есть адрес
Пиньейро?
— Старый есть. Он жил на самой верхотуре на ладейра
Портофино, это около руа Риачуэло. В Лапа. Вот и номер
дома. Шестьдесят девять. Но он мог сменить место
жительства.
272
Да Силва все это стал записывать себе в блокнот, как
вдруг в. дверь постучали. Показалась голова сержанта
Рамоса. В руках, он держал ворох исписанных листков
бумаги — плод его адовых мук по составлению рапорта.
— Вот, готово, капитан. Тут немного получилось,
потому что писать-то было не о чем.— Он подошел к столу
и положил листки перед капитаном, мельком взглянув на
рисунки.— Эге! А что тут делает этот герой-любовник? За
что его взяли? За многоженство? — Он осклабился.— Ну,
я его понимаю. Такую красулю себе отхватил!
— Это ты о ком? — да Силва откинулся на спинку
кресла.
— Да о нем! — Рамос ткнул пальцем в усатое лицо.
Глаза за стеклами очков, казалось, смотрели укоризненно
на сержанта Рамоса, оказавшегося таким подлым стука-
чом.
— Ты его видел? — закричал да Силва.
— Ну да,— Рамос не понимал, отчего это так горячит-
ся начальник.— В номере 825, в отеле «Серрадор». Доктор
Карабеллу. Со своей подружкой. В рапорте я все написал.
Сержант еще не закончил фразу, а да Силва уже был
на ногах и надевал кобуру.
— Перрейра, машину! И...— он задумался.— Вот
что...— он склонился над переговорником, увеличив гром-
кость.— Патруль!
— Sim?—.отозвался тонкий металлический голос. .
— Быстро пошлите кого-нибудь в отель «Серрадор».
Номер 825. Задержите всех, кто будет в номере.
— Не знаю, капитан, сможем ли мы сейчас,— с сомне-
нием произнес далекий голос.— Тут у нас началась цере-
мония возложения цветов к мемориалу. И нам надо про-
ехать весь Бейра-Мар, чтобы попасть на прилегающие
улицы. Толпы же по обеим сторонам проспекта. Если
только...— голос оборвался, и в переговорнике послы-
шался скрежет и шум. Когда патрульный снова заговорил,
его голос срывался от волнения и возбуждения по поводу
какого-то чрезвычайного происшествия.— Капитан! Там
впереди что-то случилось! У Мемориала воинской славы!
— Что? — прокричал да Силва прямо в микрофон.—
Что там случилось?
— Не знаю. Только что отъехали мотоциклисты, потом
пошла первая машина кортежа, но вторая только начала
273
отъезжать, как вдруг рванула с места и едва не врезалась в
ступеньки монумента. ^Там, кажется, авария. Толпа напи-
рает... Ничего не видно.
— Так не сиди сиднем! Подними задницу и пойди по-
смотри, что там такое! — взорвался да Силва.
— Сейчас пойду!
— Вот спасибо! —рявкнул да Силва.
Перрейра уже стоял у двери кабинета.
— Я поеду в «Серрадор», капитан. Мы перекроем все
улицы.
Да Силва поднял руку.
— Погоди, мы же не знаем, что произошло. Если то, о
чем мы с тобой думаем, то все равно уже поздно. Пока мы
будем перекрывать улицы, он уйдет.— Капитан развер-
нулся к переговорнику.— Ну что там?
Ему ответил новый голос, который произнес извиняю-
щимся тоном:
— Сержант побежал узнать. На машине туда не про-
ехать. Народ запрудил все вокруг. Военная полиция
пытается расчистить путь для «скорой».
— Да что там такое?
— Не знаю, капитан.
Да Силва приготовился выпалить целую тираду, но
передумал: бессмысленно что-то требовать от простого
патрульного. Он свирепо взглянул на Перрейру.
—: Чтобы не сидеть тут до вечера в ожидании известий,
примем рабочую гипотезу, что к происшествию у мемо-
риала — что бы там ни случилось — причастен Насио Мен-
дес, а сам он связан с Себастьяном Пиньейро.
— На каком основании?
— На том основании, что у нас нет прочих
оснований! — жестко сказал да Силва.— Так где, гово-
ришь, этот Пиньейро живет?
— Ладейра Портофино, дом шестьдесят девять. На
самой вершине. Но это данные трехлетней давности.
— Будем надеяться, что нерешенная жилищная проб-
лема в Рио не позволила ему переехать,— отрезал да
Силва.— Там местность открытая?
Перрейра сразу понял, о чем речь.
— До конца улицы все как на ладони. А потом начи-
нается лес. Из дома шестьдесят девять будет видно вся-
кого, кто поднимается вверх по склону.
274
— А дальше? Улица ведет в гору?
— Да,— Перрейра задумался.— Можно доехать до
Санта-Терезы, оставить там машину и спуститься через
matto. Но этот крюк займет много времени.
Да Силва хмуро изучал карту города. Наконец он при-
нял решение.
— Так. Бери двоих людей и поезжайте на Санта-
Терезу. Оттуда спуститесь вниз. Я с Рамосом поднимусь
по ладейре снизу от Лапа.— Вдруг ему в голову пришла
новая мысль.— Погоди-ка: а как насчет дворов на
ладейре?
Перрейра отрицательно помотал головой.
— Дома там просто лепятся к горе, и никаких дворов
нет. Так туда не поднимешься.
— И не спустишься,— добавил да Силва и удовлетво-
ренно кивнул.— Ладно, отправляйся, прикрой дом сверху,
а мы пойдем снизу.
Перрейра помрачнел.
— Капитан, если он что-то почует, вы же будете для
него отличной мишенью.— Но одного взгляда на смуглое
лицо да Силвы ему хватило, чтобы понять свою
ошибку.— Есть, сеньор! — поспешно закончил он.
— Сколько тебе времени понадобится, чтобы до-
браться туда и занять позицию?
— Минут сорок пять — час от силы.
— Тогда мы там будем через час с четвертью,— да
Силва взглянул на часы.— Сейчас десять тридцать пять.
В одиннадцать пятьдесят начнем операцию. Зайдем к нему
в гости. ,
— Так точно, сеньор! — Перрейра вышел.
Да Силва вернулся к переговорнику и стал крутить
ручку громкости. Но в ответ послышался лишь шум.
— Алло! Прием!
— Алло!
— Да что вы там как в рот воды набрали? Что у вас
происходит?
Его невидимый собеседник попытался убедить капитана
логическими доводами:
— Сержант еще не вернулся, вот я и...
— Замечательно! Я прочитаю обо всем в завтрашних
газетах! — удручённо буркнул капитан, встал и надел
275
кобуру. Когда он снял пиджак со спинки стула, зазвонил
телефон.
— Да? — пролаял капитан.
Это была его секретарша.
— Вам звонят, капитан...
— Пусть перезвонят попозже!
— Вас вызывает Буэнос-Айрес!
— Да? — Он скинул пиджак и сел за стол.— Алло!
Я подожду.— Дожидаясь соединения, он вытащил из
ящика стола карандаш, придвинул к себе блокнот. Нако-
нец линия очистилась от посторонних шумов. У капитана
заблестели глаза.— Эччеверия? Привёт! А? Да все хорошо.
Сухогруз уже там? И ты говорил с капитаном... А? Очень
хорошо. А объявление? Ты уверен? Отлично, просто
отлично! Понял.— Он закончил писать.— Так ты уверен
насчет объявления?
Гробовую тишину кабинета нарушило жужжание дале-
кого голоса из трубки. Да Силва закивал.
— Очень хорошо. Более чем. А? — Он усмехнулся.—
Да, удача мне улыбнулась. Это иногда важнее, чем дедук-
ция. Спасибо тебе огромное.
Он положил трубку и стал обдумывать последние
детали головоломки, которые, похоже, встали на свои
места. Если только Себастьян не съехал. И если только это
тот самый Себастьян... И если... Словом, оставалось еще
немало всяких «если», но,.с другой стороны, все это очень
похоже на правду и объясняет мотивы поведения всех... Он
вырвал листок с нацарапанными пометками из блокнота,
сложил его и сунул в карман. Потом встал, надел пиджак и
мотнул головой в сторону двери. Безмолвный Рамос, кото-
рый все это время стоял рядом с недоуменным выражением
на лице, сразу понял смысл этого жеста. Он раскрыл дверь
перед начальником и столкнулся с принявшим боксерскую
стойку Уилсоном. Американец, смущенно улыбаясь, опус-
тил сжатые кулаки.
— Привет, сержант. Здорово, Зе. Что это вы такие
взбудораженные? Я встретил Перрейру — у него был такой
вид, словно он летит на пожар. Да и у вас вид не менее
серьезный.— Он полез в карман и вытащил клочок
бумаги.— Вот о чем я тебе говорил.
Да Силва взял у него листок и мельком глянул.
— Это может подождать. Мы очень спешим.
276
— Подождать? — обиженно переспросил Уилсон.— Ты
даже не намерен сверить почерк?
— Нет,— ответил да Силва с довольной улыбкой.—
У меня тут появилась одна версия, и если сейчас выяс-
нится, что записку написал не Мендес, придется версию
выбросить. А мне жалко.'Да и времени нет,— глядя на
Уилсона, он добавил: — Знаешь, дружище, ты в этой исто-
рии с самого начала не последнюю роль играешь. Ведь
твой рассказ про сбежавшего больного из «скорой
помощи» и был завязкой дела. Так что у тебя есть шанс
присутствовать при развязке.
— А что произошло?
— Пошли — все узнаешь,— да Силва подхватил его
под локоть и потащил по коридору.— Тебе это4 может по-
нравиться.
На мгновение заупрямившись, Уилсон сдался.
— Ну ладно, 'есть, правда, одна мелочь.».
— Какая?
Уилсон приложил ладонь к затылку.
— Если мы поедем в полицейской машине с включен-
ной сиреной, очень прошу тебя: пусть она воет как можно
тише...
Глава 9
Насио Мадейра Мендес, медленно одолевая крутой
склон ладейры Портофино, в четвертый или в пятый раз
внимательно разглядывал ступени, но перед его глазами
все еще стояла другая картина: толстый коротышка падает-
на сиденье черного открытого «кадиллака», на его малень-
ком круглом лице написано выражение недоумения.
Больше времени рассматривать его у Насио не было, да и
-не требовалось. Насио без всякой жалости стер из памяти
увиденное сквозь оптический прицел и обратил все свое
внимание на широкие ступени, по которым поднимался.
Размышляя о событиях получасовой давности, он не нашел
никакой ошибки или огреха. ,
Ружье он засунул глубоко под постельное белье и еще
сверху положил подушку, чтобы очертания ружья не бро-
сались сразу в глаза. Кресло вернул на прежнее место.
Очки он водрузил на нос, револьвер запихнул за пояс под
наглухо застегнутый пиджак, тщательно вытер дверную
277
ручку. Все, как было предусмотрено. Он даже с усмешкой
вспомнил, как из соседнего номера высунулась голо-
ва — сосед пытался определить источник странного звука,
а доктор Карабеллу невозмутимо прошествовал мимо и,
отвечая на немой вопрос соседа, махнул рукой в глубь
темного коридора, а дойдя до выхода на лестницу, сбежал
по бетонным ступенькам вниз. Спустившись на первый
этаж, он попал в коридор, ведущий к служебному выходу,
остановился во мраке и, сняв резиновые перчатки, поло-
жил их в карман, потом открыл тяжелый засов и вышел на
улицу.
Вдали на Бейра-Мар послышался вой сирен. Этот звук
был довольно привычен для ушей обитателей Рио. Навер-
ное, к воинскому мемориалу спешила «скорая помощь»,
которая, как был уверен Насио, уже ничем не поможет его
жертве. Он представил себе столпотворение на Парижской
площади перед Мемориалом воинской славы, но на узкой
руа Сенадор Дантас прохожие еще ничего не знали о слу-
чившемся. Никаких признаков паники в связи с происше-
ствием не было и здесь, когда он спокойно подходил к
Лапа и под аркой прошел на руа Риачуэло и наконец до-
брался до ладейры Портофино.
Он остановился перевести дух и прислонился к низким
каменным перилам, вглядываясь в море черепичных крыш
внизу. Неделю назад он впервые за последние три года
поднимался по этим ступеням — продрогший, промокший,
уставший, не уверенный ни в будущем, ни в правильности
своего решения вернуться в Рио при таких странных
обстоятельствах. Теперь же, стоя на солнце под легким
бризом, он снова ступал на эти камни, но все его сомнения
улетучились. Задание было успешно выполнено, его ждал
солидный гонорар. Он собирался поскорее убраться из
города, но с этим пока можно повременить. Пока можно
торжествовать победу и пересчитать деньги, и уж если
денег будет довольно, чтобы поделиться ими с Себастья-
ном, то и радость победы можно с ним разделить. Ладно
уж, придется признать, что план Себастьяна, который
поначалу не вызывал у него энтузиазма, все-таки оказался
неплох. Во всяком случае, подумал Насио, план сработал,
а это самое главное.
Он неторопливо поднимался по ступеням переулка и
рисовал в своем воображении самодовольный оскал орга-
278
низатора успешно осуществленного дела. Даже Ирасеме
придется выразить ему свое восхищение. Он поднял
взгляд на окно у входной двери: занавеска на окошке пер-
вого этажа колыхалась. Теперь-то его не заставят долго
ждать.
Не заставили. Едва он протянул руку к звонку, как.
дверь распахнулась, но лицо Себастьяна почему-то не оза-
ряла самодовольная улыбка. Вместо улыбки лицо искажала
свирепая гримаса, настолько нехарактерная для этого здо-
ровяка, что на какое-то мгновение Насио похолодел от
неприятного предчувствия. Чем же вызвана такая странная
реакция Себастьяна на его приход? И тут ему в голову
пришло единственно возможное объяснение: ну конечно,
убийство полицейского в Тижуке, известие о котором уже
попало в сообщения газет и радио, и Себастьяну стало все
известно о событиях прошлого вечера. Ну так что же?
Насио решительно прошел мимо Себастьяна в мрачную
комнату. На подлокотнике кресла сидела, уронив голову,
Ирасема, ее роскошные волосы ниспадали на лицо. Насио
презрительно хмыкнул: любители, дилетанты! Неужели в
их глазах убийство какого-то легавого важнее блестяще
выполненного дела? Или он оставил на месте какую-то
улику, след от которой может протянуться к нему, а через
него — к ним?
Он пожал плечами и пошел на середину комнаты.
Молодая женщина встала и отошла к окну, точно хотела
сохранить между ним и собой безопасную дистанцию.
Насио усмехнулся:
— Как насчет выпивки?
Себастьян смотрел на него непонимающим взглядом.
Он заговорил зловещим шепотом:
— Ах ты идиот... ах ты безмозглый осел...
Насио стиснул зубы, глаза его сузились. Он просто не
поверил своим ушам, услышав вместо благодарности такие
слова от презренного труса Себастьяна. Он подавил гнев и
решил не заводиться: если уж Себастьян струхнул, то ему
же хуже.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что ты безмозглый осел! И я должен был
кружить по двум полушариям, ехать в Лиссабон через
Огненную Землю, чтобы привезти сюда такого болвана! —
Его руки сжались в кулаки.
279
Насио спокойно смотрел на неблагодарного Се-
бастьяна.
— Это очень сильные выражения, приятель. Я к
такому не привык...
— Сильные выражения? — голос Себастьяна задрожал
и совсем угас, точно каждое слово давалось ему с тру-
дом.— Три месяца я ухлопал на подготовку операции —
три месяца! Каждая деталь была продумана. Пять миллио-
нов я просадил на подготовку... Я купил тебе паспорт, эту
одежду, гостиничный номер. И теперь, когда ты все зава-
лил, ты еще смеешь обижаться, что я использую сильные
выражения.— Он весь дрожал и, казалось, из последних
сил сдерживался, чтобы не наброситься на сообщника с
кулаками.
— Что завалил? — рассмеялся Насио. Все это было
похоже на дурной сон. Ага, значит, Себастьян распускает
парй не из-за убийства легавого в Тижуке: этот жирный
осел почему-то решил, что Насио промахнулся. Кретин! —
О чем ты?
— Я вбт о чем: по радио только что сообщили, что,
несмотря на попытку покушения, Хуан Доркас, глава
аргентинской делегации, выступит с речью на открытии
конференции ОАГ завтра утром! Вот о чем я.
Веселое настроение Насио тотчас испортилось. Он
точно съежился: в нем тотчас заговорил животный
инстинкт самосохранения, ощущение грозящей, но пока
неясной опасности.
— Да ты с ума сошел!
— Я? А не хочешь ли сам послушать? — толстый палец
метнулся в сторону радиоприемника в углу комнаты.—
Включи и послушай своими ушами. Об этом только и гово-
рят на всех станциях.
— Но это же невозможно, я же видел, как пуля попала
в него! — тут в мозгу у Насио зародилось подозрение:
Себастьян все еще пытается играть с ним в игры.— Ты что
мне крутишь мозги?
— Что — я?..— Себастьян даже потерял дар речи.
— Да-да! Я сделал работу. Теперь, гони мои деньги.
Гони! — Рука Насио непроизвольно дернулась к поясу.
— Какие деньги? — взвизгнул Себастьян.— Ты хо-
чешь, чтобы я еще заплатил тебе какие-то деньги за
280
дело, которое стоило мне целого состояния и которое ты
завалил!
В руке Насио блеснул револьвер. Пора кончать эту
комедию. Его ярость, оттого что Себастьян в последний
момент вдруг пустился на столь глупую уловку, сдержи-
вало только одно — уверенность, что никому в этом мире
нельзя доверять, особенно в тех случаях, когда в деле
завязаны такие огромные бабки. Он повысил голос.
— Ты слышал? Давай мои деньги.
Взгляд Себастьяна был прикован к револьверу.
/ — Ты где это взял?
— На улице нашел! Давай, парень, я свое дело
сделал — гони мои деньги. Я же уверен: деньги в доме.
И тут вдруг заговорила Ирасема. Ее голос звучал отре-
шенно, безжизненно, точно треволнения этого дня оконча-
тельно иссушили ее силы, поддерживавшие ее на протяже-
нии всей этой нелегкой недели.
— К нам поднимаются какие-то люди. Незнакомые...
Насио только посмеялся этой жалкой попытке отвлечь
его, внимание. Неизвестные никогда не поднимались на
такую верхотуру. Себастьян сделал шаг к столу в дальнем
углу комнаты. За ним тотчас метнулся ствол револьвера.
— Стой, где стоишь. Отойди от стола!
— Они идут! — печально сказала Ирасема.
Спокойствие ее голоса заставило Насио заподозрить
неладное. Он шагнул к окну, решительно оттеснив Ира-
сему. Револьвер тем временем был нацелен на Себастьяна.
Насио бросил быстрый взгляд за занавеску. По переулку
йоднимались трое. Впрочем, возможно, они не имели ника-
кого отношения-к Себастьяну. На Портофино было много
домов. И все же их появление здесь было очень необыч-
ным.
Насио нахмурился. Он внимательно рассмотрел троих и
похолодел. Одного из них он узнал — это был стукач,_
которого Себастьян послал за ним вчера вечером* в
«Малоку». Он отпрянул от окна с побелевшим от ярости
лицом.
— А, так вот что ты задумал. Я сделал дело, а теперь
ты привел своих ребят разобраться со мной? Ну смотри,
если они пришли за мной, то ты не увидишь, чем встреча
закончится.
Себастьян сделал к нему неверный шаг.
. 281
— О чем ты, парень?
— Да вот о чем,— прошипел Насио сквозь зубы и
аккуратно нажал на спусковой крючок.
Комнату сотряс громкий выстрел, в котором потонул
испуганный женский крик. Здоровенный хозяин дома
покачнулся от удара пули, его руки прянули вверх, пальцы
скрючились, и он бросился на своего убийцу. Вторая пуля
прошила шею, отчего он развернулся на одном месте и
схватился за брызнувший фонтан крови, словно пытаясь
его остановить. Но в следующую секунду он рухнул на
пол.
Ураган ног и рук обрушился на Насио, и прежде чем
тот смог понять, что происходит, свалил его на пол. Он
попытался поднять револьвер, но обезумевшая Ирасема
восседала на нем, свирепо царапая его ногтями, прижимая
его своим жарким телом, обдавая его лицо горячим при-
ятным дыханием. Вцепившись в револьвер, она отчаянно
дергала его. Из ее горла вырывался страшный клекот. Из
последних сил Насио дернулся в сторону и наконец-то
смог разорвать женские объятия; он вскочил на ноги и бро-
сился к двери.
Трое мужчин, хне спеша поднимавшиеся по, гранитным
ступеням переулка, невольно остановились, услышав сухой
револьерный лай, эхом прокатившийся где-то высоко в
горах. Да Силва первым очнулся от секундного замеша-
тельства. Он бегом преодолел оставшиеся ярды. Глаза его
сверкали. С револьвером наперевес за ним, задыхаясь, спе-
шил Рамос, за ним — Уилсон. Все не спускали глаз с неболь-
шого двухэтажного дома на вершине горы.
Дверь, на которую они смотрели, неожиданно распах-
нулась. На пороге показался невысокий мужчина в растер-
занном костюме. Он явно искал пути к бегству. Он сделал
два шага к ладейре, потом стремительно развернулся и уже
собрался броситься в сторону темнеющего леса вверх по
склону горы. Да Силва вскинул револьвер и прокричал
что-то, но в этот момент в доме раздалось несколько
выстрелов. Мужская фигура дернулась, изогнулась и мед-
ленно повернулась, с трудом удерживая равновесие. Муж-
чина сделал шаг-другой, остановился на верхней ступени,
точно любуясь прекрасным ландшафтом, и покатился по
ладейре вниз к ногам трех замерших гостей. Мужчина упал
перед ними, дважды перевернулся напоследок и уткнулся
282
безжизненной головой в гранитную стенку лестницы,
широко раскинув руки. Струйка крови тотчас побежала по
выщербленному камню и стала собираться в алое озерцо
несколькими ступенями ниже.
Да Силва подошел к лежащему телу и, наклонившись,
стал его осматривать. Уилсон тоже подошел и, присев на
корточки, поморщился от пульсирующей в затылке боли.
Сержант Рамос без дальнейших указаний пробежал, пере-
прыгивая со ступени на ступеньку, мимо своего началь-
ника, низко пригнувшись и прижимаясь к спасительной
стенке. Со стороны леса позади дома раздался крик, и из-
за деревьев показался лейтенант Перрейра в сопровожде-
нии еще одного полицейского. Они устремились через
открытую поляну короткими зигзагообразными перебеж-
ками и остановились у задней стены дома, осторожно
выглядывая из-за угла.
Да Силва перевернул убитого лицом вверх. Ему при-
шлось приложить усилие, так как труп словно сопротив-
лялся столь бесцеремонному нарушению его личной непри-
косновенности. Чудом оставшиеся на, носу очки при
падении разбились, и только золотая оправа нелепо впеча-
талась в разбитое лицо. Да Силва стащил бесполезный
камуфляж, и на него уставились невидящие пустые глаза.
Тонкие разбитые в кровь губы были раскрыты над торча-
щими обломками передних зубов. Да Силва поморщился.
— Да, это Насио Мендес.
Из дома донесся крик. На пороге стоял Рамос и засовы-
вал револьвер обратно в кобуру. Он махнул рукой, зовя да
Силву. Перрейра со своим напарником скрылись в доме.
— Пошли,— бросил да Силва, убирая свой револьвер.
Двое вошедших на секунду остановились, чтобы после
яркого солнечного света их зрение могло привыкнуть к
полумраку. В комнате стоял терпкий запах пороха, в воз-
духе еще витал пороховой дымок. Трое детективов стояли
поодаль, и их лица выражали профессиональный интерес к
лежащему на полу трупу и сочувствие к сидящей рядом с
ним женщине, которая держала кровоточащую голову в
руках. Она не издавала ни звука, а просто гладила волосы
мужчины и чуть раскачивалась, погруженная в безмолв-
ную скорбь. Да Силва окинул взглядом полутемную ком-
нату, потом подошел к стулу и взял стоящий на нем атта-
ше-кейс. Он раскрыл чемоданчик, мельком взглянул в его
283
пустые недра и сосредоточился на ярлыке фирмы-произво-
дителя. Он отложил кейс и посмотрел на Перрейру. Лейте-
нант кивнул и склонился над убитым.
— Да, это Пиньейро.
Да Силва удовлетворенно кивнул. Потом заговорил
торопливо и деловито, точно желая разрядить напряжение
в комнате.
— Уведите ее отсюда. Потом я ее допрошу в управле-
нии.— Он посмотрел на распростертое тело.— Накройте
его чем-нибудь. И того, кто там лежит, тоже. И постойте
возле него, пока не приедет перевозка. Местным ребя-
тишкам незачем глазеть на них.
— Есть, сеньор.— Перрейра прошептал приказание
своему напарнику и, наклонившись, взял женщину под
локоть. Она покорно поднялась и спокойно, даже величе-
ственно взглянула на лежащего, после чего последовала за
Перрейрой, бессознательно отирая испачканные в крови
ладони о бедра. Второй детектив сдернул с кушетки
покрывало и набросил его на труп. Рамос поднял с пола
циновку и, выйдя на улицу, направился к трупу, неловко
застывшему в нелепой позе на каменных ступенях
переулка.
Уилсон, до этого мгновения безмолвно взиравший на
стремительно разворачивающуюся трагедию, поднял изум-
ленный взгляд на суровое лицо да Силвы.
— Что тут произошло? Ты можешь объяснить?
— Подельники не пришли к согласию. Налицо острое
расхождение вд мнениях. И оба оказались в проигрыше.
Можно предположить, что девчонка застрелила Мендеса, а
тот стрелял в Пиньейро. Почему? — Он передернул пле-
чами.— Может быть, мы это узнаем от нее на допросе.
А может, и не узнаем. Да только не знаю, какой прок нам
будет от этого. Все равно оба уже ничего нам не скажут.
— Кто такой Пиньейро?
Да Силва удивленно посмотрел на' американца.
— А, я все забываю, что ты не в курсе. Это тот самый
Себастьян, которого ты предлагал мне искать. Ну вот мы
его и нашли.
— И ему адресована записка, оставленная у меня в
кармане! Но кто он?
— Пиньейро-то? Он посредник, организующий заказ-
ные убийства. Маклер. Маклерская контора в одном, лице с
284
большими связями, благодаря которым ему удавалось сво-
дить жертву и исполнителя. Этакая сваха. Это он устроил
возвращение Насио Мендеса в Бразилию.
— Зачем?
— Как зачем! Для убийства Хуана Доркаса.
— Нет, я не о том,— помотал головой Уилсон.— Кому
понадобилось убивать Доркаса? Кто заказчик?
Губы да Силва тронула легкая улыбка. Но глаза его не
улыбались. Он поднял заинтересовавший его несколькими
минутами ранее атташе-кейс.
— Ну конечно, ты же и впрямь не знаешь. Что ж,
время тайн прошло. В этом чемоданчике привезли деньги.
Но их теперь здесь нет. И на чемоданчике стоит* ярлык
буэнос-айресской фирмы.
Он подошел к лестнице, ведущей на второй этаж, и
тихо позвал. В пустоте второго этажа его голос раскатился
долгим эхом.
— Сеньор? — Да Силва набрал цолные легкие воздуха
и повторил свой зов громче.— Сеньор? Я уверен, что вы
меня слышите. Вам лучше спуститься. Я знаю, что вы там,
и мне кажется, сегодня уже довольно было убийств.
Уилсон открыл было рот, но да Силва резко оборвал
его на полуслове, подняв руку. Он шагнул к лестнице и
снова позвал:
— Сеньор, мне придется, подняться самому и взять вас
силой...
После секундной паузы наверху раздалось шарканье
ног. На ступеньках показался мужчина и стал осторожно,
словно сомнамбула, спускаться. Да Силва отошел в сто-
рону, зажег верхний свет и направил револьвер вверх.
Конус яркого света вырвал из полумрака небольшую
фигуру. Сначала короткие ноги в начищенных до блеска*
туфлях, потом округлое брюшко и сжатые в кулаки ручки,
потом полное лицо с ниточкой усов над верхней губой и
редкими волосами, местами вроде бы крашенными. Он
спустился и остановился, глядя на обоих широко раскры-
тыми блестящими глазами. Уилсон повернулся к капитану
да Силве. 1
— А это еще кто?
— Это? — да Силва помолчал, разглядывая малень-
кого толстяка с интересом врача-клинициста.— Это нена-
сытное, жестокое и неблагодарное чудовище с непомер-
285
ными амбициями, которому бы все могло сойти в рук, если
бы он оказался чуточку посмышленее. Он явился причиной
смерти трех человек, один из которых работал у меня в
команде и которого нам всем будет не хватать...
Коротышка .собрался что-то сказать, но передумал.
Большой смуглый капитан вызывал у него страх. Его
пухлое лицо побледнело, на лбу выступили бусинки пота.
— Хочешь, чтобы я вас представил друг другу? — да
Силва картинно взмахнул рукой.— Сеньор Уилсонсо-
трудник американского посольства, мой хороший друг.
А этот гад — сеньор Алвинор Доркас, брат Хуана Доркаса,
но, к несчастью для него и его наполеоновских планов,
отнюдь не наследник своего брата...
Глава 10
Уилсон наблюдал, как капитан да Силва решительным
шагом огибает столики переполненного зала ресторана
«Сантос-Думонт». Он налил бренди в пустую рюмку до
краев, после чего отставил ее на противоположный край
столика. Да Силва с видимым облегчением снял пиджак,
повесил его на спинку стула и буквально упал на сиденье.
Заметив стоящую перед ним рюмку, он улыбнулся^
— Мог бы для начала поздороваться,— бросил Уилсон.
Рука с рюмкой замерла в воздухе.
— Привет, дружище! — Капитан выпил бренди, поста-
вил рюмку и строго посмотрел на приятеля.— Никогда не
прерывай это священное действие. Я уже чуть не пролил.
— Прошу прощения! Ну вот,— удрученно проговорил
Уилсон,— я хочу как лучше, все подготавливаю, а вместо
благодарности всегда слышу одни упреки. И так каждый
раз.
— Нет, я тебе очень благодарен. Мне эта рюмка была
как глоток воды для умирающего от жажды.
Уилсон потянулся к бутылке.
— Ну что, всех проводил?
Да Силва радостно закивал.
— Всех до единого. И вовремя. Последняя группа уле-
тела из Галеао час назад. После того как глава их делега-
ции произнес прочувствованную речь про нашу госте-
приимную страну и красоту нашего города. Приятно,
наверное, быть полицейским в городе, где высокие гости
286
не в состоянии придумать повод для приезда — на Кам-
чатке, например.
— Или у нас на Среднем Юго-Западе,— подхватил
Уилсон.— Теперь тебе ничего не мешает обедать, сняв
пиджак.
— Это точно! И уж давно пора. А то я даже начал
ходить, переваливаясь, как гусь, а моя горничная
жалуется, что пиджак так растянулся, что соскакивает с
плечиков. И портной в претензии: говорит, я у него отби-
ваю клиентуру таким плохо сидящим пиджаком. Хороший
денек! — он взглянул в окно.
— Ну если ты окончательно пришел в себя, может
быть, посвятишь меня в дело Доркаса? Я же так до сих пор
остаюсь в неведении. После того как ты в моем присут-
ствии арестовал Алвинора, мы с тобой толком и не погово-
рили.
— М-да... Я все никак не привыкну к мысли, что это не
ваши ребята завербовали Себастьяна. Ну, так с чего нач-
нем?
— Может быть, с самого начала?
— Здравое предложение. Ну что ж, жили-были два
брата — Хуан и Алвинор Доркасы. Они были поразительно
похожи, но тем не менее у них было очень мало общего.
Алвинор был лоботряс и гуляка, а Хуан...
— Погоди,— оборвал его Уилсон.— Давай пропустим
пору счастливого детства. Как тебе удалось выйти на
Алвинора?
— С твоей помощью. Ты меня на него вывел, за что я
тебя и благодарю. Ты очень прозорливо посоветовал мне
найти сухогруз, старпом которого был фотографом-люби-
телем, и вдруг увидел на одной фотографии человека,
очень похожего на Хуана Доркаса. Это была мужркая
фигура, склонившаяся через борт да еще стоящая спиной к
зрителю. Но я тогда решил, что это Хуан...
— Ты тогда подумал не только о Хуане, но и о том, что
ЦРУ...
— Верно,— кивнул да Силва.— Ну так что, рассказы-
вать дальше об этом блестяще проведенном расследовании
или расточать тебе извинения?
— И то и Другое;— хмуро ответил Уилсон.
— Хорошо, тогда сначала о деле. Мне показалось
странным, что такая фигура, как Доркас, плыла на одном
287
судне вместе с профессиональным киллером. Да еще и на
сухогрузе. И что уж было совсем странно — я получил
анонимное ^письмо из Салвадора-де-Баия (там сухогруз
стоял как раз в день отправки письма), где сообщалось о
планируемом убийстве Доркаса.
— Письмо? Ты мне ничего не говорил о письме!
Да Силва пожал плечами.
— Не хотелось тебя оскорблять в лучших чувствах.
В письме содержался намек, что ваше правительство было
бы заинтересовано в убий... устранении Хуана Доркаса.
В общем, я понял, что ЦРУ, возможно, и в самом деле
никакого отношения к этому не имеет...
— Возможно!
— Ну, скорее всего. Когда я учил английский, мне
труднее всего давались наречия. Словом, я отослал письмо
и фотографию своему старинному другу в Монтевидео и
попросил его проверить почерк в Буэнос-Айресе, и он под-
твердил мою безумную гипотезу...
— За которую ты схватился только за неимением луч-
шей?
— Именно! И я оказался прав. Почерк принадлежал
брату, Алвинору Доркасу. Ну и на фотографии был изоб-
ражен тоже он, хотя эта спина могла принадлежать
любому невысокому толстяку. Вроде тебя.
Уилсон налил себе и своему приятелю еще бренди.
— А Себастьян?
— И тут ты помог. Помимо прочего, его поездка сна-
чала в Аргентину, потом в Португалию и возвращение в
Рио вызвала у меня сильные подозрения. К тому же у нас
просто не было времени заняться разработкой других
подозреваемых. А их у нас было предостаточно...
Уилсон покачал головой.
— А этот Алвинор доставил себе хлопот предоста-
точно. Это же надо было: нанять Себастьяна за несколько
месяцев до события, ухитриться сесть на тот же сухогруз,
что и Насио, и проконтролировать его прибытие в Рио...
— Нам не известно, была ли только в этом причина.
Он просто хотел скрыться, не привлекая ничьего внимания.
И этот сухогруз оказался вполне надежным укрытием.
К тому же у него появилась возможность отправить нам
письмо из Салвадора. Что касается хлопот, то они того
стоили. В конце концов, согласись, что убийство в момент
288
проведения конференции ОАГ — идеальное прикрытие для
корыстного убийства, тем более такого скандально извест-
ного человека, как Хуан Доркас. К тому же не забудь, что
ставки в его игре были очень высоки: если бы задумка
Алвинора удалась, он, получив наследство брата, стал бы
чрезвычайно богатым человеком.
— Если бы он не написал это письмо...
— Все так, но письмо для него было своего рода стра-
ховочным узлом. Дополнительной страховкой. Он ведь и
хотел, чтобы мы зашли в тупик, разрабатывая весьма
правдоподобную версию политического убийства. Но
думаю, даже и без письма мы бы в конце концов нашли
правильный ответ. Особенно если учесть, как настойчиво
ты мне капал на мозги...
— Очень может быть. Но если бы я не был настолько
удачлив... вернее, прозорлив, став одним из попечителей
«Больницы страждущих», или если бы Лес Уэлдон не играл
в гольф в то утро, или если бы Дона Илезия не рассказала
нам на совете историю про пропавшего больного, воз-
можно, братец Алвинор смог бы осуществить свой план,
потому что ты никогда бы не вышел на Мендеса.
— Нет, у него все равно возникли бы препятствия.
Потому что я в любом случае настаивал бы на том, чтобы
Хуан Доркас надел пуленепробиваемый жилет. Впрочем,
зная заранее о готовящемся убийстве, я просто заставил
его надеть этот жилет. Видел бы ты, сколько доводов я
привел, сидя у него в гостиничном номере. И мне кажется,
что он, как и я, терпеть не может неудобной одежды.
Сидеть на такой жаре в' «пуленепробивайке» под офи-
циальным костюмом — испытание не из приятных.
— С тем исключением, что эта «пуленепробивайка»
спасла ему жизнь!
— Да, но рубашка оказалась безнадежно испорче-
на.— Да Силва перестал улыбаться.— Знаешь, когда я
втолковал Хуану Доркасу, что на его жизнь покушается не
кто иной, как его брат, он потребовал от своего прави-
тельства подать запрос о выдаче Алвинора, чтобы вырвать
дорого братца из наших рук.
— И вы позволите ему ускользнуть от правосудия?
— Боюсь, что да. Конечно, меня никто не будет спра-
шивать, но я, безусловно, согласен его выдать.
— Почему же?
10 Ожота обреченного волхж
289
— Видишь ли, ни в Аргентине, ни в Бразилии не суще-
ствует адекватного наказания за совершенное им престу-
пление. Максимальный срок заключения у нас тридцать
три года, сколь бы тяжкое преступление ни совершил чело-
век, но никто еще не сидел более половины этого срока.
Впрочем, как только братец Алвинор окажется в пределах
досягаемости, брат Хуан...
Уилсон понимающе кивнул.
— Значит, ты полагаешь, что ожидающее его наказа-
ние будет более суровым, чем приговор суда?
— Более справедливым — это уж точно.— Да Силва
повернулся в зал.— Куда это сегодня'все запропастились?
Слушай, Уилсон, дружище, не сходить ли тебе к метрд-
отелю и не попросить ли его прислать нам официанта?
— Нет, вы только посмотрите на него! — воскликнул
Уилсон.— Мало того, что я до сих пор не услышал от тебя
извинений, так ты еще полностью проигнорировал тот
факт, что именно я помог тебе раскрыть это дело, и забыл,
что когда-то я был твоим напарником, потом вдруг стал
подозреваемым, и вот наконец я опустился на презренный
уровень слуги! Как это понимать?
Да Силва усмехнулся.
— Помнишь, я спрашивал у тебя, отчего это Соединен-
ные Штаты не посылают к нам побольше Уилсонов, а ты
еще обвинил меня в том, что мы не знаем, как распоря-
диться уже имеющимися у нас Уилсонами?
— Помню.
— Ну вот, я просто пытаюсь найти разные применения
для имеющихся у нас Уилсонов...
Сотрудник посольства США некоторое время ошелом-
ленно молчал, но потом все же не удержался от улыбки.
— А, ну вот я все-таки услышал от тебя долгожданное
извинение! — с этими словами он поднялся из-за стола и
пошел искать метрдотеля...
СЕНСАЦИЯ
РОБЕРТА
ЭШЛИ
М.УЭСТ
© Перевел с английского Виктор Вебер
Глава 1
Это была сенсация — самая большая сенсация в его
журналистской карьере.
Расслабившись, он сидел в холле отеля «Каравино»,
наслаждаясь каждой страницей рукописи, предвкушая сла-
дость грядущего триумфа.
Вот она, в светло-коричневом картонном переплете,
своевременная, правдивая, построенная на точных фак-
тах — сенсация, о которой мечтает каждый репортер.
Осталось добавить к ней несколько документов, которые
он должен получить в течение часа. Он ждал Энцо Гаро-
фано, обещавшего за ранее оговоренную мзду принести
фотокопии деловых писем Органьи.
А потом он покинет Сорренто, этот яркий туристский
рай с его стеклянной стеной, останавливающими взгляд
фресками, залитой солнцем террасой, широким пляжем и
бронзовыми телами, распростертыми под разноцветными
зонтиками. Он соберет вещи и уедет обратно в Рим, в
корпункт, откуда девушки-телетайпистки пошлют его сен-
сацию в Париж, Лондон, Нью-Йорк, где с аршинными
заголовками она появится на. первой полосе утренних
газет.
А под заголовками будет напечатано его имя: «Наш
специальный корреспондент Ричард Эшли».
Он был высок ростом, широкоплеч, подтянут, с корот-
кой стрижкой и загорелым'лицом. Его голубые брюки и
цветастая рубашка свободного покроя отвечали последней
моде.
293
Ему было сорок лет. Даже эта мысль радовала его.
Разве можно не быть счастливым, находясь в шаге от вер-
шины избранной карьеры.
Он закрыл папку и положил ее на стол. Взглянул на
часы. Три тридцать. В половине пятого придет Гарофано.
За оставшийся час Рим должен подтвердить предваритель-
ную договоренность и сообщить, что две тысячи долларов,
предназначенные Гарофано, переданы в «Америкэн
экспресс» в Сорренто. Эшли нахмурился: .Хансен слишком
уж осторожничает.
Бармен Роберто тихонько кашлянул. Эшли поднял
голову. Роберто широко улыбнулся и указал на террасу.
Эшли проследил взглядом за его пальцем и увидел пару
велйколепных загорелых ног. Портьеры, висящие справа
от двери, скрывали их обладательницу.
Эшли улыбнулся и покачал головой. Ноги, конечно,
незаурядные, но они не представляют интереса для чело-
века накануне триумфа.
— Займись-ка лучше делом, Роберто. Припеси мне
мартини. А если он окажется недостаточно сухим, я вылью
его тебе за шиворот.
Роберто самодовольно хохотнул.
— Лучше дайте его даме, а я приготовлю вам другой.
Эшли с ходу отверг это предложение.
— У меня нет ни времени, ни денег. Кроме того, я
работаю.
Роберто поставил бутылку на стойку бара и театрально
развел руками.,
— Работаю! При таком-то солнце? В такой час? В при-
сутствии такой красавицы? Vergogna!
Он тяжело вздохнул и начал нарезать лимон. Эшли
вновь взглянул на часы.
— Когда открывается почта?
— В три часа, синьор.
— Я жду телеграмму. Ее давно пора принести.
Роберто пожал плечами. *
— Терпение, мой друг! Терпение! Телеграмма должна
поступить на почту. Затем с нее необходимо снять копию..
И наконец, найти посыльного...— Он замолчал, вытаращив
глаза. Обладательница загорелых ног встала с шезлонга,
и в проеме двери показалась блондинка в купальном
294
костюме. Она улыбнулась и, вильнув бедрами, исчезла из
виду.
— Хороша! — Роберто стукнул себя кулаком по
лбу.— Это уж чересчур, синьор. У меня трое детей. Моя
жена ждет четвертого. У меня работа, которую я не могу
потерять. У меня честь, с которой я готов расстаться в
любой момент. Почему меня подвергают таким искуше-
ниям!
— Я хочу пить,— напомнил Эшли.
— Сию минуту, синьор,— мудрый Роберто понимал,
когда кончаются шутки.
Он вышел из-за стойки с маленьким серебряным подно-
сом, на котором стоял один бокал. Он протер стол, поста-
вил картонную тарелочку, на нее — бокал й застыл.
— Сколько? — спросил Эшли.
— Шестьсот лир, синьор.
Эшли резко поднял голову.
— Шестьсот? За ленчем было четыреста пятьдесят.
— Я ошибся, синьор,— невозмутимо ответил Робер-
то.— Я имел в виду четыреста пятьдесят.
— Ты лжец, Роберто.
— Вы заставляете меня признаться, синьор.— Роберто
радостно улыбнулся.— Да, я большой лжец.
— Почему ты мне лжешь? Ты же получаешь от меня
хорошие чаевые, не так ли?
— Очень хорошие, синьор.
— Так почему же ты мне лжешь?
— Привычка, синьор.
— Плохая привычка, Роберто.
— Давайте назовем это профессиональной бо-
лезнью.— В глазах Роберто заиграли веселые искорки.—
Вы никогда не лжете, синьор?
Вопрос застал Эшли врасплох. Роберто по-прежнему
улыбался, но голос его звучал иначе. Будто он хотел ска-
зать: «Мы должны понимать друг друга, вы и я. У нас есть
общие интересы. Мы можем понадобиться друг другу».
Эшли ответил осторожно:
— Иногда мне приходится лгать. Но только не из-за
денег. .
— Потому что вам нет нужды волноваться о деньгах.
Я, наоборот, должен постоянно думать о них. Каждый из
нас лжет в том, что для него наиболее важно.
295
От Эшли не ускользнул тайный смысл слов Роберто.
Бармен мог ему что-то сообщить, но непременно за плату.
Именно ему предстояло сделать следующий ход.
— А что для меня важно, Роберто?
Бармен склонил голову набок.
— Телеграмма, которую вы ждете. Сведения, содержа-
щиеся в этой папке...— Он указал на картонный пере-
плет.— И человек, который должен прийти к вам в поло-
вине пятого.
Эшли вздрогнул, словно ему в лицо плеснули холодной
водой. Он начал подниматься, задел стол, бокал опасно
закачался. Тут же журналист взял себя в руки и вновь
опустился в кресло. Посмотрел на Роберто. Черные, чис-
тые, как у младенца, глаза бармена не дали ему никакого
ответа.
— С рукописью мне все ясно, ты видел, как я с ней
работаю. Телеграмма — я сам упоминал о ней при тебе. Но
человек, которого я жду... Как ты узнал о нем?
— .Коктейль,— сухо ответил бармен.— Синьор не за-
платил за коктейль.
Эшли достал бумажник, вытащил купюру в пять тысяч
лир и положил ее на серебряный поднос. Глаза Роберто
радостно сверкнули. Он взял купюру, аккуратно сложил ее
и убрал в карман.
— Вам просили передать, синьор,— тихо сказал он,—
что человек, который придет сюда, врун и обманщик. Вы
можете взять то, что он принесет, но должны знать, что
доверять ему нельзя.
— Что-нибудь еще?
— Больше ничего.
Роберто поднял поднос и двинулся к бару. Откинув-
шись в кресле, Эшли наблюдал за ним. Он не остановил
бармена, не задал ему ни одного вопроса. Он понимал, что
мог говорить до судного дня, но ни единого слова правды
не слетело бы с этих улыбающихся губ.
Кроме того, не так-то он и обеспокоился. Он слишком
долго и слишком серьезно занимался этим расследованием,
чтобы не догадаться о том, что. итальянцы обожают
сплетни и интриги. Его буквально осаждали желающие
продать бесполезную информацию. Они ловили его в
барах, пресс-клубах, коридорах отелей. Они приходили по
296
представлению друзей и просто так, потому что, как они
слышали, «scrittore Americano» готов заплатить за полу-
ченные сведения. Они говорили обо всем и ни о чем, наме-
кая на темные делишки и губительные влияния, но каждый
раз разговор заканчивался просьбой о задатке. Лишь
изредка из их болтовни удавалось отсеять крупицы
правды. Чаще всего их намеки лопались как мыльные
пузыри.
Потом они пытались продать ему нечто другое — пре-
дупреждения о готовящихся покушениях на его жизнь,
имена и адреса людей, согласных взять его под защиту. Он
их не винил. Жизнь в Италии тяжела, и им приходилось
продавать сплетни иностранным корреспондентам и очаро-
вывать заезжих вдовушек. В то же время, они не могли
отвлечь его от главного. Остановить его могла только
катастрофа.
Обо всем этом он думал, сидя в кресле, смакуя мартини
и вновь пролистывая рукопись. Но тревога все-таки закра-
лась ему в душу. Маленькая горчинка, отравляющая сла-
дость близкой победы.
Он повторил про себя слова Роберто:
«Человек, который придет сюда, врун и обманщик».
Ничего нового. Гарофано — жалкий посредник, торгую-
щий украденными документами. Он не может быть не кем
иным, как вруном и обманщиком. Но документы-то под-
линные! Он видел их и внимательно изучил. Они уклады-
вались в схему имеющихся у него доказательств.
«Возьмите то, что он принесет, но не доверяйте ему».
Гарофано предлагал реальный товар — фотокопии до-
кументов, ух<е побывавших у него в руках. Он мог
не .опасаться подделки. Так о каком доверии могла идти
речь?
Оставалось ответить еще на два’ вопроса. Кто именно
обратился к Роберто и чем вызвано полученное им преду-
преждение? Но и тут напрашивается очевидный ответ —
прибыль! Пять тысяч лир без труда делятся на два. Поло-
вина — бармену, вторая — жучку, подхватившему сплет-
ню, услышанную в баре. «Scrittore Americano» что-то поку-
пает у Энцо Гарофано. Передай ему дружеское преду-
преждение, и мы разделим чаевые пополам.
Эшли улыбнулся. Настроение у него улучшилось. И тут
же посыльный принес телеграмму.
297
Эшли заплатил ему и нетерпеливо разорвал желтый
конверт.
«РАЗРЕШАЕТСЯ ВЫПЛАТИТЬ ДВЕ ТЫСЯЧИ ДОЛ-
ЛАРОВ ТОЧКА ДЕНЬГИ ВЫСЛАНЫ АМЕРИКЭН
ЭКСПРЕСС СОРРЕНТО ТОЧКА СОВЕТУЮ ЗАКРУГ-
ЛЯТЬСЯ ХАНСЕН».
Отлично! Эшли смял бланк телеграммы и сунул его в
карман. Рим не возражает. Деньги получены. Дело лишь за
Гарофано. Он допил мартини и вышел на залитую солнцем
террасу.
Роберто не спускал с него холодного, расчетливого
взгляда.
Наблюдала за ним и блондинка.
Она видела его худое, будто высеченное из камня лицо,
широкие плечи, сильные руки, легкую походку. Вот он
оперся локтями на балюстраду и посмотрел вниз, на
яркие кабинки и бронзовые тела на песке, голубую гладь
воды, туманные очертания Ишии. Он производил впечат-
ление . человека, довольного собой и всем миром, чело-
века, у которого масса свободного времени. Она-то знала,
что может убедить его потратить часть этого времени на
нее.
Блондинка отклонилась назад, втянула живот и выпя-
тила грудь, словно манекенщица перед объективом
фотоаппарата. Затем сдернула с себя яркий пляжный хала-
тик, резонно полагая, что Эшли это заметит. Когда он
обернулся, блондинка улыбнулась.
— Хороший выдался денек,— сказал Эшли.
— Buon giorno... Va bene cosi nel sole!
Эшли удивило итальянское приветствие. Из-за светлых
волос и загара медового оттенка он принял девушку за
иностранку. Его соотечественницу, шведку, возможно,
немку с Рейна.
— Italiana?
— Si, italiana. Da Roma.
Она вновь улыбнулась и знаком предложила ему по-
дойти поближе. Из Рима. Это могло означать что угодно.
Венеция, Тренто, Флоренция, Пиза. Гены светловолосых
уроженцев Ломбардии распространились по всему полуо-
строву.
— Вы недавно приехали? Я не видел вас раньше.
— Вчера вечером. А вы?
298
— О, я тут уже неделю, даже десять дней.
— В отпуске?
— Нет. По работе.
— Приятное место для работы. А что вы делаете?
— Я журналист. Корреспондент газеты.
— Как интересно. Значит, вы путешествуете, пишете
статьи, встречаетесь с разными людьми. Веселая жизнь.
Иногда да,— например, сейчас, в день его сорокалетия,
за один час до завершения его шедевра, с красавицей
блондинкой, улыбающейся ему в ярких солнечных лучах, и
легкой тревогой, загнанной глубоко в подсознание.
— Между прочим, меня зовут Эшли... Ричард Эшли.
— Елена Карризи.
Ему понравилось, как она произнесла свое имя, просто
и спокойно, без ужимок и сюсюканья, свойственных неапо-
литанкам.
— Вы тоже отдыхаете?
— Только сегодня. Завтра приезжает мой босс.
— О! — А вступление казалось таким многообещаю-
щим. Он-то знал, каким девушкам боссы снижают номера в
«Каравино».
— Зимой мы работаем в Риме, летом приезжаем
сюда,— без тени раздражения продолжала она.
— Счастливые люди,— холодно заметил Эшли.—
А что вы делаете... вернее, чем занимается ваш босс?
— Чем он занимается? О... всем понемногу: политика,
инвестиции, банковское дело... Он много путешествует.
Я, разумеется, путешествую вместе с ним.
— Разумеется. Я начинаю подозревать, что знаю его.
— Вероятно.— В ее голосе не слышалось ци угрозы, ни
иронии.— Если вы корреспондент, то наверняка встреча-
лись с ним. В Италии он знаменит.
— Как его зовут?
— Витторио, герцог Органья.
Ни единый мускул не дрогнул на лице Эшли, хотя у
него похолодело внутри. Ему даже удалось разыграть
маленькую комедию удивления и почтения к влиятельному
человеку.
— Органья? Ну конечно! Я неоднократно брал у него
интервью.
Он мог бы сказать: «Я знаю этого Органью лучше, чем
ты когда-либо узнаешь" его, милашка. Ты на него рабо-
299
таешь. Возможно, даже делишь с ним постель. Но я прожил
его прошлое и настоящее. Я — судия его сомнительного
будущего. Мне известно, сколько у него денег и какими
путями он их добыл. Я знаю, в чем он силен и где кон-
чается его власть. Кого он купил и кто, в свою очередь,
продал его. Я знаю женщину, на которой он женился, и
других, которых он любил. Всех, кроме тебя, милашка,
поэтому ты и удивила меня. Я вел счет его победам, но
сегодня засвидетельствую его окончательное поражение.
Завтра, после публикации моей статьи, его освищет весь
мир».
Но вместо столь длинного монолога он лишь улыбнулся
и поправил халатик на холеных плечах Елены Карризи.
— Завтра вы будете принадлежать Органье. Сегодня
вы моя. У меня день рождения, и я получил хорошие
новости. Я хотел бы это отпраздновать. Вы выпьете со
мной?
— Senz’altro, signore! Конечно! — ответила Елена Кар-
ризи, и рука об руку они вошли в холл отеля.
Тихо играла музыка, Роберто протирал бокалы и рас-
ставлял их на черном стекле полок. При виде Эшли и
Елены его лицо расплылось в одобрительной улыбке.
Они сели на высокие стулья у стойки бара и заказали
по мартини. Обменялись пышными тостами. Эшли рассы-
пался в комплиментах, она мило надула губки, сказала:
«Vergogna!» — и на мгновение коснулась его руки. Все
было так просто, мило, естественно — случайная встреча
отдыхающих на острове Сирен.
Или каждая фраза являла тщательно выверенную
ложь? ,
Более шести месяцев он процеживал мутную воду
итальянской политики и финансов. Его действия не могли
остаться в тайне. Органья не мог не подозревать о су-
ществовании журналиста, интересующегося его' де-
лами. Мог ли он не предпринять никаких мер, что-
бы предотвратить публикацию своего приговора? Воз-
можно, появление Елены Карризи и есть его первый ответ-
ный ход.
Но она по-прежнему улыбалась и мило щебетала.
— Вы сказали, что получили хорошие новости?
— Новости? — Вопрос прервал его размышления.—
О... да, конечно.
300
— Что же это за новости?
Вот мы и добрались до сути, подумал он. Piano, piano...
Мягко, по-итальянски, но добрались. Скажите мне, что это
за новости, чтобы я могла передать содержание нашего
разговора моему господину, Витторио, герцогу Органье.
Эшли осуждающе покачал головой.
— О... ничего особенного. Я предложил напечатать
один материал, моя газета согласилась и разрешила мне
купить некие документы. С ними моя статья будет более
достоверной.
— Что это за статья? — В ее глазах он увидел лишь
искреннее любопытство.
— О политике.
— О! — Восклицание Елены Карризи повисло в воз-
духе, словно незаконченная нота.
— Когда мы получше узнаем друг друга, я расскажу
вам о ней.
— Исключительная неосторожность,— заметил ровный
английский голос.
Эшли резко обернулся, задетый локтем бокал пока-
тился по гладкому пластику. Повернулась и девушка. Они
увидели перед собой стройного невысокого мужчину с
моложавым лицом и кроткими глазами, одетого по англий-
ской моде: синий клубный пиджак, серые брюки, шелковая
рубашка, красиво завязанный шарф. Не обращая внимания
на очевидное неудовольствие Эшли, он прошествовал к
бару. Елена Карризи не сводила с него глаз. Он протянул
руку.
— Эшли, дорогой друг, я так рад вас видеть.
— Да-да... и я тоже,— Эшли вяло пожал руку англича-
нина.— Елена Карризи... Джордж Лрлекин.
Арлекин удостоил девушку легкого кивка, вновь повер-
нулся к Эшли.
— Похоже, мы постоянно сталкиваемся друг с другом,
не так ли?
— Похоже, что да.
— Пресс-клуб в Венеции, весенний фестиваль во Фло-
ренции, гриль-бар «У Джо» в Риме. И наконец здесь.
Странно, не правда ли?
— Весьма.
301
И тут же Джордж перешел на итальянский.
— Вы отлично выглядите, Лена,— сказал он, шутливо
поклонившись девушке.
— Благодарю,— без всякого энтузиазма ответила та.
— Вы знакомы? — изумился Эшли, одновременно на-
сторожившись.
— Мы встречались,— сухо ответила Елена. Она со-
скользнула с высокого стула.— Извините, мне надо идти.
— Подождите, вы же только что...— начал Эшли.
— Пожалуйста, извините меня.— Она была уже на
полпути к двери. —-
— Вы пообедаете со мной вечером?
,— Мне очень жаль, но это невозможно.
— Тогда кофе,- после обеда?
Она подошла к двери. Еще мгновение, и она исчезнет.
Но внезапно Елена остановилась и посмотрела на Эшли.
— Хорошо. Кофе, после обеда.
Она ушла, а Джордж Арлекин, хохотнув, занял ее стул.
Эшли кипел от ярости.
— Нам пора выяснить, что к чему, Арлекин. Не один
месяц вы следуете за мной по пятам. Дорога кончилась.
Что вам нужно?
— Первым делом я хотел бы выпить,— невозмутимо
ответил Арлекин.
— Что именно?
— Шотландское с содовой.
— Subito, signore,— вставил Роберто.
. — Мы выпьем за столиком.
Эшли прошел к кофейному столику, на котором лежала
его. рукопись, Арлекин проследовал за ним. Роберто при-
стально наблюдал за обоими, не забывая наполнять
бокалы. Англичанин закурил. Они молчали, пока Роберто
не принес напитки, поставил бокалы на стол и занял при-
вычное место за стойкой. Только тогда Арлекин поднял
бокал.
— Удачи вам, Эшли! — улыбнулся он.
— Идите к черту,— Эшли залпом выпил мартини.—
Итак, Арлекин, выкладывайте. Коротко и ясно. Кто вы?
Чего вы добиваетесь? И почему?
— Я думал, что ответы вам уже известны.
—. Я бы хотел услышать их от. вас.
302
Англичанин пожал плечами и положил сигарету на обо-
док пепельницы.
— Ну хорошо.— Он сложил кисти рук перед, собой,
палец к пальцу.— Уже шесть месяцев вы готовите обвини-
тельный акт.
— Я пишу статью для газеты.
— В которой некие итальянские политики обвиняются
в мошенничестве, предвыборных махинациях и присвоении
средств, полученных от фонда помощи.
— Совершенно верно.
— Блестящее сочинение, Эшли.
— Вы, разумеется, его прочли,— иронически заметил
тот.
— Конечно,— ответил Джордж Арлекин.— От корки
до корки, даже пометки на полях.
Эшли изумленно уставился на него.
— Черта с два!
— Для профессионала вы чересчур беззаботно обра-
щаетесь со своими бумагами.
Эшли наклонился вперед. Его глаза сузились. Скулы,
закаменели.
— Кто вы?
Арлекин неопределенно махнул рукой.
— Посредник, курьер, представитель на переговорах.
— Тайный агент?
— Если вам это больше нравится.
— И кого же вы представляете?
— Государство Её британского величества. Э... не-
официально, естественно.
— Тогда мне все ясно.
Эшли откинулся в кресле и захохотал. Внутреннюю
напряженность как рукой сняло. Он вновь ощутил сладкий
вкус победы. Оказывается, раскопанная им сенсация даже
больше, чем он ожидал. В тихой голубятне Уайт-холла
начался переполох. Завтра, при виде заголовков, там нач-
нется паника. Сомнения и неуверенность покинули Эшли.
Он приготовился насладиться комедией.
— От ваших слов я чувствую себя таким важным,
Арлекин. Почему мной интересуется британское прави-
тельство?
— Вы покупаете фотокопии документов Органьи, не
так ли?
303
Скулы Эшли вновь затвердели. У него засосало под
ложечкой.
— Значит, вы знаете и об этом?
— Несомненно.
— Ну что ж! Я их покупаю. Я покупаю их через два-
дцать минуту в этой комнате, за этим столом.
— С ними обвинительный акт приобретет завершен-
ность?
— Да. Большие люди и их пособники помельче будут
выставлены на суд общественности. Фотокопии — прямые
доказательства одной из крупнейших политико-финансо-
вых афер двадцатого века, подготовленной и организован-
ной его светлостью герцогом Органьей.
— Жаль,— не скрывая неприязни, заметил Арле-
кин.— Очень жаль. Когда вы намерены опубликовать этот
материал?
— Полагаю, что послезавтра. Он придется ко времени.
Через десять дней в Италии выборы.
— Американцы везде устраивают театр.— Арлекин
покачал головой. Он поднялся, прошел к двери, ведущей
на террасу, оглядел залитую солнцем морскую гладь.
Затем повернулся к Эшли: — Вы не будете возражать, если
мы поговорим там. Я не хочу, чтобы нас слышали.
— Как вам угодно.
Эшли подхватил папку и прошел на террасу.,Арлекин
прохаживался взад-вперед. Журналист присоединился к
нему. Англичанин уже не улыбался. Голос его звучал спо-
койно и рассудительно:
— Эшли, я думаю, вам известна политическая ситуа-
ция в этой стране. Сильные, хорошо организованные
левые. Небольшое, но обладающее значительными мате-
риальными ресурсами реакционное правое крыло. И слабая
коалиция центра, вобравшая умеренных представителей с
обеих сторон, правящая государством в настоящий момент.
— Совершенно справедливо.
— В интересах Европы, в интересах Британии и Со-
единенных Штатов — поддерживать и укреплять центр.
— Полностью с вами согласен.
— Именно Органья связывал их воедино.
— Тут вы не правы,— отрезал Эшли.
Арлекин не полез напролом. Он вообще пытался избе-
жать прямого конфликта.
304
— Скажем так, по мнению некоторых представителей
моего государства, Органья — ключ к единству. У него
контакты как среди левых, так и правых. Он знает, как
договориться и с теми, и с другими. Его любит публика.
Это личность. Уберите его, и останутся одни посредствен-
ности. Понимаете?
Щеки Эшли полыхнули багрянцем.
— Еще как понимаю! Вы хотите, чтобы я похоронил
эту историю, и тогда великий комбинатор без помех воз-
главит правительство Италии.— Он невесело рассмеял-
ся.— Хорошенькое предложение одного профессионала
другому.
Моложавое лицо Арлекина осветила обезоруживающая
улыбка.
— Это единственное, что я могу предложить, Эшли.
Я бы подкупил вас, если б смог. Будь такая возможность, я
бы пошел на шантаж. Но при сложившихся обстоятель-
ствах у меня нет других аргументов, кроме правды. И я
пытаюсь использовать ее наилучшим образом.
Эшли резко обернулся к англичанину.
— Прекрасно! Я верю в вашу искренность. А теперь я
скажу, чего вы действительно добиваетесь. Вы хотите,
чтобы ради политической выгоды я утаил преступление,
всю цепь преступлений.
.— Да, мое предложение можно изложить и так. Но
необходимо маленькое дополнение. Под политической
выгодой понимается стабильность европейской обороны.
Тут Эшли не выдержал.
— О Боже, как я люблю англичан! В мире нет более
поучающей нации — королевская семья, господствующая
церковь, священные ритуалы крикета! И при этом —
сплошной экономический авантюризм да политические
сделки, их герои — пираты и разбойники, их святые —
чудаки и анархисты. Они проповедук>т мораль в парла-
менте и готовят войны в Консервативном Клубе. Они
поносят Уолл-стрит и американский экспансионизм, но их
бизнесмены — грабители в полосатых брюках. Однако
стоит им споткнуться, тут же вспоминаются наши общие
обязательства перед западной цивилизацией. Ради Бога,
Арлекин, давайте обойдемся.без этого.
Вспышка Эшли осталась без ответа.
305
— Это крайняя точка зрения,— спокойно продолжил
Арлекин,— и сейчас я не буду ее оспаривать. Мне кажется,
мы говорим о разных вещах, дорогой друг.
— А я так не думаю.
— Вы говорите о моральных устоях. Я — о политике.
Одно полностью исключает другое.
— Это заблуждение.
— Отнюдь. Политика есть искусство и наука управле-
ния несовершенными людьми посредством несовершенных
методов.
— Плоха та политика, благодаря которой на ответ-
ственные посты попадают лживые и продажные личности.
— Не всегда. Лжеца можно направлять. Продажно-
го — купить. Задача дипломата как раз и заключается в
том, чтобы с. выгодой воспользоваться страхом лжеца и
жадностью казнокрада.
— А как же правда?
— Правда? — Джордж Арлекин пожал плечами.—
Правда — это роскошь, доступная лишь тем, кому не
важен результат ее воздействия.
— То есть?
— Вот вам, например, не важно, чем обернется все это
для Италии, да и для Европы. Ваша статья может сбросить
с пьедестала правительство, и так нетвердо стоящее на
ногах, вызвать в стране экономический и политический
хаос. Могут пойти насмарку многолетние усилия, направ-
ленные на обеспечение европейской безопасности. А вы
через неделю улетите в. Индию, на Яву или в Канаду и ни
душой, ни телом не испытаете последствий вашей публи-
кации.
— А вам, естественно, небезразличны эти послед-
ствия? — саркастически ухмыльнулся Эшли.
Арлекин ответил не сразу, тщательно подбирая слова.
— Они не безразличны для моей страны и, следова-
тельно, для меня. Я живу в тридцати милях от берегов
Европы, и политическая ситуация на континенте опреде-
ляет, буду ли я есть на завтрак корку хлеба или жареную
печень. Вы — журналист, бродячий торговец правдой.
Я — человек, который вынужден жить среди лжи, идти на
компромисс с коррупцией, мириться с несправедливостью,
потому что и первое, и второе, и третье неотделимы от
человеческого общества.
306
— Мирясь с несправедливостью, вы и такие, как вы,
увековечиваете ее!
— А такие, как вы?
— Нам тоже важен результат,— ответил Эшли.—
Потому что нам чаще приходится сталкиваться с послед-
ствиями лжи и несправедливости. Мы видим голод на ули-
цах в то время, как вы читаете о нем в газетах. Мы видим
убийства и посылаем вам фотографии в доказательство
того, что они действительно имели место. Мы видим уби-
тых детей и изнасилованных женщин, вы же читаете
заметку в десять строк о пограничном инциденте. И мы
верим, что занимаемся благородным делом, неся людям
правду. Еще Сократ завоевал этим уважение своих
сограждан.
— За что его и отравили.
— Мы принимаем такой исход как профессиональный
риск.— Эшли облокотился на балюстраду.— Этот разговор
ни к чему не приведет. Наши позиции определены. Вы и
ваше государство хотите ввести Органью в правительство.
Я хочу отправить его в тюрьму. Ваш мотив — политиче-
ская выгода. Мой — правда.
— Это единственный ваш мотив, Эшли?
— Назовите мне другой.
— Вы любите или любили жену Органьи,— ледяным
тоном ответил Джордж Арлекин.
Глава 2
Слова ударили, как пощечина.
Эшли едва не схватил маленького англичанина. Но
вместо этого отклонился назад, закрыл глаза, обеими
руками вцепился в металлический поручень балюстрады.
Его трясло от злости.
Медленно, с трудом Эшли овладел собой. Когда он
открыл глаза, Арлекин все так же стоял перед ним. Тут к
Эшлц вернулся голос.
— Мерзавец! Подонок! Ты докопался и до этого! Я не
видел Козиму больше десяти лет. Да, я любил ее. Я люблю
ее и теперь. Она была моей любовницей, но я женился бы
на ней! Однако она предпочла Органью. Я пожелал ей
счастья и попытался забыть ее. К моему расследованию
она не имеет никакого отношения.
307
— Она — его жена, и ваша публикация неминуемо
отразится на ее будущем.
— Она его жена, а не моя!
— Я хотел бы,— печально вздохнул Арлекин,— быть
таким же твердым в своих убеждениях, как и вы. Вы сча-
стливый человек, Эшли. Я... я сожалею о том, что упомя-
нул о ней. Извините.
Он протянул руку. Но Эшли не пошел на мировую.
— Оставьте! — бросил он.
Арлекин вновь вздохнул.
— Как я понимаю, вы намерены опубликовать ваши
материалы.
— Намерен,— кивнул Эшли.— Я опубликую их пол-
ностью, включая фотокопии документов Органьи. Я до-
кажу, что дети умирают от голода на улицах Неаполя,
потому что деньги из фонда помощи используются не по
назначению, но оседают в карманы Витторио Органьи.
Я докажу, что. двести тысяч человек от,Неаполя до Эболи
остались без работы лишь потому, что Органья и его кол-
леги направили средства, предназначенные на развитие
юга страны, своим предприятиям на севере Италии.
Я докажу, что зерно, поступившее из Америки, продава-
лось членам правящей партии вместо того, чтобы распре-
деляться бесплатно среди крестьян, а человек, устроивший
эту распродажу, не кто иной, как Органья. Я опубликую
цифры доходов его предприятий и размеры его секретных
кредитов в американских банках. А вы, и те, кто послал
вас, могут катиться ко всем чертям!
— Вы играете с огнем.
— Я не играю.
Арлекин сокрушенно пожал плечами. Его моложавое
лицо постарело и осунулось. Он повернулся, чтобы уйти,
но внезапно передумал и вновь взглянул на Эшли.
— Позвольте мне дать вам один совет. Это старая, ста-
рая страна с бурной историей. Она привыкла к наси-
лию, коррупции, интригам, политическим убийствам.
Род Органьи — плоть от плоти этой истории на протя-
жении многих веков. Будьте осторожны, мой друг!
Будьте осторожны! И если вы передумаете, приходите ко
мне.
— Скорее я увижу вас в аду.
— Вполне вероятно,— мягко заметил Арлекин.
308
Затем он ушел, и Эшли остался один на каменной тер-
расе, высоко над летним морем.
С пляжа до него доносились крики загорелых юношей,
пронзительный смех девушек, неаполитанские песни,
льющиеся из радиоприемников, шум мотора прогулочного
катера. Сезон отдыха был в разгаре, сезон песен сирен и
плясок фавнов. Как мудры были те, кто проводил дни под
жарким солнцем, а ночи — в объятиях любимых в апельси-
новых рощах или на теплом песке. И только такой дурак,
как он, мог растрачивать драгоценное время, роясь в гре-
хах другого человека.
Кто из этих людей, дремлющих внизу на песке, спра-
шивал он себя, прочтет статью, которую он для них напи-
сал? Кто из них поблагодарит его?
Зачем тогда писать? Стоит ли во имя новостей подвер-
гать жизнь опасности, а душу — вечному проклятию? Не
лучше ли провести время с милой девушкой, чем лететь в
страну, охваченную революцией?
Правда? Святое дело, но неблагодарная работа. Спра-
ведливость? Слепая богиня, чьи весы никак не могут кач-
нуться в нужную сторону. Гордость? Честолюбие? Тщесла-
вие? Все они движут человекцм, но не объясняют его пове-
дения.
Ты выбрал профессию, в которой, надеялся отличиться,
говорил Себе. Эшли. Ты наслаждался ее благами. Принимал
ее ограничения. Разделял ответственность за ее грехи.
О человеке и его делах необходимо судить с учетом вре-
мени, в котором он живет, и общественного положения,
которое занимает. Даже Господь Бог сочетает абсолютную
справедливость с безграничным милосердием.
Тогда, если столь снисходительно судить себя, можно
ли подходить с другой меркой к Витторио, герцогу
Органье? Он тоже рожден в определенном государстве и
занимает определенное положение. За ним тысячелетие
интриг в старой, пораженной коррупцией стране. Его про-
фессия — управление государством и денежные операции.
Его поступки также необходимо соотносить с историче-
ским контекстом. Можешь ли ты дать им объективную
оценку? Если нет, по какому праву ты выносишь ему обви-
нительный приговор?
Это была новая и тревожная мысль, но, прежде чем он
309
успел обдумать ее, зазвонил телефон, и Эшли вернулся в
прохладу гостиной. Роберто говорил с портье:
— Pronto!.. Come sichiama? Гарофано?.. Aspett’un
moment.— Он взглянул на журналиста.— Синьор Эшли,
•вас хочет видеть какой-то мужчина. Его фамилия Гаро-
фано.
— Попроси пропустить его.
— .11 signore aspetta nella salone,— сказал Роберто в
трубку.— Si, si, subito! — положил трубку на рычаг и
повернулся к Эшли.— Он уже идет, синьор. Что вы будете
пить? Я должен обслужить туристов в другом зале и...
— Два кофе.
— Кофе? Его надо сварить.
— Мы подождем.
Поклонившись, Роберто вышел, а мгновением позже
появился Гарофано, тощий, чернявый тип с узким лицом.и
бегающими глазками, сидящими у самой переносицы. Одет
он был по неаполитанской моде — короткий облегающий
пиджак, брюки-дудочки, начищенные остроносые туфли.
Под мышкой нес потрепанный бриф-кейс.
— Рад тебя видеть, Гарофано,— улыбнулся Эшли,
протягивая руку.
Гарофано вяло пожал ее, но ничего не ответил. Затем
сел, прислонив бриф-кейс к ножке стола, и.начал вытирать
лицо грязным носовым платком. Убрав наконец платок в
карман, он достал мятую пачку сигарет. Эшли предложил
ему свои и щелкнул зажигалкой. Гарофано несколько раз
жадно. затянулся. Руки его дрожали.
— Успокойся, успокойся,— подбодрил его Эшли.— Все
уже позади. Мы выпьем кофе и в пять минут закончим
наши дела. Фотокопии у тебя?
— Нет.
Эшли чуть не выпрыгнул из кресла.
— Что?
— Пожалуйста, пожалуйста! — Гарофано всплеснул
руками.— Поймите меня правильно. Я хочу сказать, что не
принес их сюда. Я могу взять их в любой момент. Это
обычная предосторожность.
— Боишься попасть впросак, да?
— В таком деле нельзя иначе. Вы... Вы говорили со
своим начальством?
310
— Да. У меня хорошие вести. Они согласны заплатить.
В гостиной повисла тишина. Гарофано разглядывал
свои ладони. От сигареты спиралью поднимался дымок.
Эшли не сводил с итальянца глаз. Наконец Гарофано под-
нял голову. Руки его уже не дрожали, глаза не бегали, на
губах играла улыбка, самодовольная улыбка барышника,
диктующего условия.
— Мне очень жаль, мой друг,— сказал он,— но цена
поднялась.
Лицо Эшли потемнело.
— Сколько?
— Десять тысяч.
— Почему?
— Я получил другое предложение.
— От кого?
Взгляд Гарофано вновь упал на его руки. Глаза затума-
нились, в голосе послышалось ироническое сожаление.
— В таких делах не принято называть имен, синьор.
— Делах! — взорвался Эшли. Он поднялся на ноги,
схватил Гарофано за лацканы пиджака и шарахнул его об
стену.— Ты говоришь: делах! Делах! А затем прини-
маешься за дешевый шантаж. Мы договорились — две
тысячи долларов. Деньги получены. И, клянусь Богом, я
вышибу из тебя эти документы, даже если мне придется
тебя убить...
Раздался грохот бьющейся посуды. Вошедший Роберто
выронил поднос, увидев, как Эшли, прижав Гарофано
одной рукой к стене, отделывает его второй.
— Синьор! Ради Бога! Basta! Хватит! Хватит!
Но Эшли, казалось, ослеп и оглох и продолжал изби-
вать скулящего шантажиста, пока его не остановил гром-
кий женский крик: «Перестань, Ричард! Перестань!»
Пока Эшли , поворачивался, Гарофано удалось вы-
рваться. Он схватил бриф-кейс и бросился к выходу.
А Эшли видел только ее — высокую, черноволосую,
ослепительно красивую, застывшую в проеме террасной
двери — Козиму д’Органья. Тяжело дыша, с растрепан-
ными волосами, Эшли не отрывал глаз от своей давней
любви, вынырнувшей из далекого прошлого.
— Козима!
Роберто по-прежнему стоял в окружении разбитых
кофейных чашечек;
311
Козима заговорила первой:
— Cameriere! Убери мусор и оставь нас.
— Subito, signora! — Повинуясь властному голосу,
Роберто присел, собрал осколки на поднос и исчез. А Эшли
как зачарованный не мог отвести взгляда от Козимы д’Ор-
ганья.
Затем она подошла к нему, поцеловала в уголок рта,
вытерла пот с лица, поправила рубашку.
— Ричард! Ричард! Все тот же драчливый неугомонный
Ричард Эшли. Кто этот ужасный человек? О чем ты
пишешь на этот раз? Иди сюда, присядь и возьми себя в
руки. Матерь Божья! Ты совсем не изменился.
Она усадила его в кресло, достала из сумочки сига-
реты, зажгла одну и сунула ему в рот. Постепенно его
глаза прояснились, руки успокоились, безумная ярость
угасла.
— А теперь рассказывай, Ричард.
Эшли провел рукой по лбу и уныло улыбнулся.
— Это... это уже не имеет значения. Я покупал у него
кое-какие документы. Мы заранее договорились о цене, но
в последний момент он ее поднял. Я просто озверел.
Она засмеялась и погладила его по руке.
— Все тот же Ричард! Все тот же упрямец, выискиваю-
щий глупости и пороки мира. Ты так и не познал, что
такое терпение, не правда ли?
— Это точно.
— О чем ты пишешь?
— Готовлю материал о...
Тут он вспомнил, что его статья касается и ее, потому
что она не любовница Ричарда Эшли, а жена Витторио,
герцога Органьи. Он вспомнил, что без фотокопий его
материал никуда не пойдет. Он вспомнил короткое преду-
преждение Роберто и встречу с Еленой Карризи. И понял,
что приход Козимы д’Органья далеко не случаен, а
является частью детально продуманного плана, направлен-
ного на то, чтобы воспрепятствовать публикации обвини-
тельного приговора ее мужу. Он не знал, какова ее роль в
реализации этого плана, но понимал, что должен выяснить
это как можно скорее. Иначе победа могла в самый по-
следний момент ускользнуть от него.
— О чем пишу? Так ли это важно, когда ты здесь? Как
ты попала сюда? Когда приехала? Почему?
312
— Я здесь живу, Ричард,— ответила она.— У моего
мужа тут вилла.
— О! Твой муж тоже в Сорренто?
— Он приедет вечером из Рима. Мы пообедаем, пере-
ночуем в отеле, а утром поедем на виллу.
Через стол они смотрели друг на друга. Ее губы чуть
раскрылись, в глазах горело желание. От воспоминаний у
Эшли учащенно забилось сердце. Но ему стукнуло сорок,
и время научило его осторожности.
— Значит, мы сможем провести вместе час или
два? — спросил он.
Она улыбнулась.
— Если ты этого хочешь, да.
Только не здесь, подумал он, не в отеле, рядом с
Роберто, Джорджем Арлекином, Еленой Карризи, после
скандальной драки с Гарофано, перед самым приездом
Органьи. Да и вообще, тут слишком много любопытных
глаз и ушей.
— Ты на машине, Козима?
- Да.
— Давай куда-нибудь поедем.
— В горы. Там так красиво и тихо. Мы сможем погово-
рить... и вспомнить.
Роберто, возвращаясь из холла отеля, увидел, как они
вместе вышли из гостиной. Эшли задержался у конторки,
сунул папку в большой конверт, запечатал его и положил в
сейф. Они вышли в солнечный свет, держась за руки,
словно влюбленные. Роберто поспешил в бар и поднял
телефонную трубку.
Узкие, вымощенные брусчаткой улочки Сорренто оста-
лись позади, и большая голубая «изотта» рванулась на-
встречу холмам и оливковым рощам.
— Как в старые времена, Ричард,— прервала молчание
Козима.
— Да, как в старые времена.
Старые времена отстояли лишь на десять лет. Ричард
Эшли считался тогда еще новичком, а большеглазая
Козима Бенедетто гордилась своей первой работой. Ста-
рые времена означали небольшую прохладную квартиру на
Париоле, вечера в садах Тиволи, обеды в уличных ресто-
ранчиках, воскресные поездки во Фраскати и Остию, ред-
313
кие уик-энды во Флоренции и Венеции. Старые времена
подразумевали страсть, когда им хватало одной любви и
официальная регистрация брака казалась излишней фор-
мальностью. Но потом его послали в Берлин, как бы на
замену, и продержали там больше года. В Берлине он
получил письмо от Козимы, в котором говорилось, что ста-
рые времена кончились, она должна думать о будущем и
намерена выйти замуж за человека с состоянием и древ-
ним дворянским титулом. Тогда он ее не винил. Как,
впрочем, и теперь. Италия кишела безработными и
такими, как он, перелетающими с места на место, гото-
выми насладиться итальянской страстью, но не спешащими
под венец.
Старые времена... призраки прошлого! Но призраки так
и не растворились бесследно в настоящем, и прежняя
любовь сидела рядом с ним, прекрасная, с развевающимися
на ветру волосами.
— Ты ненавидел меня, Ричард?
— Тебя? Нет. Мне кажется, я все еще немного влюблен
в тебя.
— Как приятно это слышать.
Приятно услышать, легко сказать, думал он. Но и
опасно. Можно любить ее, но ни в коем случае не
поддаваться ее чарам. Ни теперь, ни потом. Она могла
указать уготованные ему ловушки. Он должен использо-
вать ее против Органьи, или Органья использует ее против
него.
И тут же Эшли устыдился таких мыслей.
Из-за поворота показалась повозка, запряженная ма-
леньким осликом, и Эшли вывернул руль, чтобы избежать
столкновения. Козиму бросило на него, и он ощутил тепло
ее тела и аромат ее духов. За поворотом, на вершине
подъема возвышалась разрушенная часовенка, окруженная
оливковыми деревьями.
— Мы остановимся там, Ричард.
— Как скажешь.
— Это место называется II Deserto, уединение.
Похоже, не правда ли?
— Несомненно.
Он свернул на ухабистый проселок, ведущий к древней
часовне. Машина остановилась. Эшли заглушил мотор и
помог Козиме выйти. Стрекотали цикады. Пели птицы.
314
' С горы открывался неописуемо красивый вид. С одной
стороны синел Неаполитанский залив, с белыми городками
и апельсиновыми рощами, поднимающимися по склону, с
другой — бухта Сорренто.
— Ричард!
- Да?
— Я... я рада, что ты хоть немного любишь меня.
— Почему?
— Мне очень нужна любовь.
Раньше он прижал бы ее к груди и осыпал поцелуями.
Теперь он стал мудрее и осторожнее. Поэтому он лишь
обнял ее за плечи и улыбнулся.
— Когда-то я предлагал ее тебе.
— Тогда она представлялась мне менее важной.
— А что было важным? Муж-дворянин?
— Нет. Уверенность в куске хлеба после того, как
великому корреспонденту наскучит маленькая римская
любовница и он уедет от нее.
Прямота Козимы обезоружила его.
— Ты никогда не говорила, что хочешь замуж,— почти
извиняясь, ответил Эшли.
Она усмехнулась.
— Что б изменилось, скажи я об этом?
Эшли не знал, что и думать. Козима не собиралась соб-
лазнять его ради спасения собственного мужа. Она явно не
любила Органью.
— Я надеялся, что ты счастлива в браке,— промямлил
он.
— Я довольна. Я получила то, на что рассчитывала.
— Что именно?
Козима взглянула ему в глаза.
— Все, что может предложить жене итальянский дво-
рянин, за исключением любви и верности.
— Тебя лишили многого.
— Не больше, чем других, оказавшихся в таком же
положении. У мужчин, подобных моему мужу, развито
чувство справедливости. Они требуют удовольствия от
проституток, страсти от любовниц, осмотрительности
от жен. Они готовы платить и за то, и за другое, и за
третье.
— Они не пытаются совместить эти достоинства,—
улыбнулся Эшли.— Это обошлось бы дешевле.
315
— Как говорит мой муж, статистика разводов в Аме-
рике свидетельствует о том, что это невозможно.
— Твой муж удивительный человек.
— Весьма.
Он подошел к Козиме и поцеловал ее, а затем взял за
руку и ввел в приоткрытые ворота храма. Под оливковыми
деревьями зеленела мягкая трава, и с того места, где они
сели, сквозь прутья ворот и пролом в стене виднелась
голубизна бухты.
Козима откинулась на теплую траву, подложив
руки под голову. Эшли сидел рядом, обхватив руками
колени. ’
Они поговорили о былых днях, проведенных в Риме, но
от воспоминаний веяло холодом и душевной болью.
И скоро они замолчали, довольствуясь тем, что вновь
находятся рядом. Прошло немало времени, прежде чем
Эшли решился нарушить тишину.
— Козима, мне надо тебе кое-что сказать.
— Говори,— сонно ответила она.
— Уже шесть месяцев я занимаюсь делами твоего
мужа. Я подготовил материалы, публикация которых
может погубить его. Сегодняшняя сцена в отеле имеет
непосредственное отношение к проводимому мной рассле-
дованию.
— Я знаю, Ричард.
— Что? — Он резко повернулся к Козиме. Та улыба-
лась.
— Я знаю, мой дорогой. Витторио тоже. Поэтому он
приезжает сюда. Поэтому он послал Елену.
— Какую Елену?
Она с удивлением посмотрела на него.
— Ты же ее видел. Секретаршу... и любовницу, есте-
ственно. Очаровательная женщина, не правда ли?
— Да, очаровательная.
Теперь он смотрел на разрушенную стену и далекое
море, виднеющееся внизу. Что ей сказать? Как сформули-
ровать вопрос, который, произнесенный вслу^, мог погу-
бить все, даже короткое счастье последнего часа.
— Я отвечу на него, саго mio.
— Ответишь на что?
— На твой вопрос: почему появилась я?
__
316
Козима обвила рукой плечо Эшли и заставила его
повернуться к ней лицом.
— Я приехала, потому что этого хотел мой муж. Скоро
выборы. Надо сохранять внешние приличия. Я приехала
раньше, потому что знала, что ты здесь, и хотела провести
с тобой хотя бы несколько часов.
— И это все?
— Разве этого недостаточно, Ричард?
— И еще. Что, по-твоему, мне делать со статьей?
— А что бы ты хотел с ней сделать?
— Напечатать ее.
— Вот и печатай. Меня это ничуть не беспокоит.
Она поцеловала его и потянула к себе, к пахучей измя-
той траве. Когда подошло время уезжать, он мог
поклясться, что за последние десять лет никогда не чув-
ствовал себя таким счастливым.
Цикады смолкли, легкий ветерок лениво шевелил серые
листья. Эшли вывел машину на шоссе и повернул вниз, на
узкий извилистый серпантин, ведущий к Сорренто. Машин
не было. Туристы давно закончили осмотр достопримеча-
тельностей. Ехал он быстро, даже безрассудно, потому что
они опаздывали, да и охватившее Эшли возбуждение гнало
его вперед. На поворотах большую машину часто выно-
сило на встречную полосу движения, подальше от высо-
кого ограждения дороги.
Перед последним поворотом он чуть притормозил, и
они выехали на прямой, в милю длиной, отрезок шоссе,
огражденный каменным барьером с одной стороны и про-
пастью, скатывающейся к морю, с другой. Над барьером
нависали ветви оливковых деревьев. Эшли вдавил в пол
педаль газа, и «изотта» рванулась вперед.
И тут Козима испуганно вскрикнула.
Прямо перед ними на барьере, покачиваясь, стоял чело-
век. Эшли нажал на тормоз и вывернул руль. В ту же
секунду человек, казалось, взлетел в воздух, чтобы
опуститься на землю перед машиной. Взвизгнули шины,
но скорость была слишком велика, раздался глухой
удар, передние, затем задние колеса перекатились через
тело.
Чудом Эшли удалось удержать машину и не свалиться
в пропасть. Оставив в кабине рыдающую Козиму, он побе-
317
жал назад, где в пятидесяти ярдах от «изотты» посреди
дороги лежал окровавленный труп.
Перевернув тело, Эшли увидел, что это Энцо Гаро-
фано.
Глава 3
Застыл воздух. Остановилось время. Молчали птицы.
Не стрекотали цикады. Город в долине казался нарисован-
ным. Море стало размалеванным задником театральной
сцены. Распростертое тело и наклонившийся над ним муж-
чина превратились в марионеток, ждущих, когда дернутся
ниточки, приводящие их в движение.
Затем вновь подул ветерок, зашелестели листья. Эшли
встал и оторвал взгляд от тела. В двадцати ярдах вверх по
дороге у каменного барьера лежали шляпа и бриф-кейс
Гарофано.
Барьер...
Эшли поднял голову. Он возвышался на десять-двена-
дцать футов, и оливы росли прямо за ним, так, что их
ветви закрывали небо. Минуту назад Гарофано, качаясь,
стоял на самом краю.
Он не видел никакой тропинки. Эта земля принадле-
жала частному лицу. Место, мало подходящее для прогу-
лок; Вряд ли кто мог вскарабкаться по этой гладкой отвес-
ной стене.
Но Гарофано не гулял и не карабкался по стенам.
Пошатываясь, он стоял на самом верху, а потом... словно
кто-то толкнул его, сбросив под колеса мчащегося автомо-
биля.
Эшли прошел несколько шагов, наклонился, взял
шляпу и бриф-кейс. Грязную шляпу и пустой бриф-кейс.
Он поднял голову, механически отмечая место, где они
лежали. Над барьером росли молодые оливы и одно старое
дерево с толстым стволом, и причудливо переплетенными
ветвями. Полиции понадобятся эти сведения. Полиция при-
едет сюда и будет искать следы людей, убивших этого жал-
кого шантажиста с узким лицом и бегающими глазками.
И тут его словно ударило обухом по голове.
Энцо Гарофано убил он, Ричард Эшли. Он угрожал
Гарофано, это могут подтвердить свидетели. И вот три
часа спустя убил его. Хуже того, лишь один свидетель мог
318
показать, как это произошло. И этим свидетелем была рас-
положенная к нему бывшая любовница и неверная жена.
Или заговорщица, принимавшая участие в подготовке
убийства!
Малоприятная мысль, но не лишенная логики. Кто, как
не она, выбрала маршрут, «в горы, там так тихо». Только
через нее настоящие убийцы могли узнать, куда привести
Гарофано, чтобы затем толкнуть под колеса.
Но она в ужасе вскрикнула. А теперь рыдает в машине.
Она не ожидала этого. Но она и не могла ожидать. Она
делала лишь то, что ей велели. Подойди к нему, увези
в горы, задержи на два-три часа. О прочем позаботятся
другие.
Мотив? Защитить мужа, сохранить его состояние и
положение в обществе, ради которых она и выходила за
него. Но прелюдия? Любовь под оливами, ожившие вос-
поминания, нежность й поцелуи. Все это она дарила
ему и раньше, а потом променяла его на Органью. Если
тогда, то почему не теперь, когда ставки гораздо выше.
Титул и банковский счет, можно ли представить лучшее
утешение для римской красавицы, стоящей на пороге
осени?
К горлу подкатила тошнота. Закружилась голова.
Эшли стошнило. Когда головокружение прошло, а спазмы
в желудке прекратились, он вытер пот со лба, поднял
шляпу и бриф-кейс и пошел к машине. Поравнявшись с
телом, журналист остановился. Пришло время решать, что
же делать дальше. Он мог перенести тело в машину,
машину Козимы, поехать в полицейский участок. Там их
допросят. Что они скажут?
«...Видите ли, мы давние любовники. Решили провести
часок в уединении. Я обезумел, как все влюбленные.
Я ехал быстро. Этого типа бросили под колеса нашего
автомобиля подручные мужа этой дамы... Действительно, я
угрожал убить его. Даже избил в общественном месте... Но
это совсем другое, западня, знаете ли, ловушка для не-
осмотрительного торговца правдой...»
Он мог представить, как будет воспринята такая исто-
рия. Нет, они должны говорить нечто иное. Разумеется,
правду, потому что во время допроса можно легко запу-
таться во лжи. Но не всю правду. И из-за того, что они
319
должны говорить одно и то же, ему придется скрыть свои
подозрения относительно Козимы и играть роль предан-
ного друга. Даже, если возможно, использовать ее, как
другие использовали ее против него.
’У него был один сильный козырь. Приближались
выборы. Соблюдение внешних приличий имело немаловаж-
ное значение для Органьи. Скандал вокруг его жены и ее
прежнего любовника мог повредить ему. Эшли вернулся к
машине, отогнал ее назад, втащил тело на заднее сиденье.
Затем объяснил бледной и дрожащей Козиме, что от нее
потребуется. Она слушала внимательно, не пропуская ни
единого слова.
— ...Мы приедем в город, я высажу тебя в отеле, а сам
поеду в полицейский участок. Оставлю там машину и тело
и расскажу о происшествии.
— Но... полиция захочет поговорить с нами обоими.
— Конечно. Но полицейские — джентльмены. Они пой-
мут, что герцогиня Органья — утонченная дама и глубоко
потрясена случившимся. Они встретятся с ней позже, когда
ее сиятельство отдохнет и успокоится.
— Что ты им скажешь?
— Правду. Мы ехали быстро. Нет смысла это отри-
цать. Следы на асфальте и тело убитого — прямые ули-
ки. Я объясню превышение скорости тем, что ты опазды-
вала к обеду, что не противоречит действительности.
Я расскажу, как мы увидели Гарофано на вершине
барьера, как он упал перед автомобилем, как мы подо-
брали тело и привезли его в город. И все, больше они
ничего не услышат.
— Как ты объяснишь нашу поездку вдвоем?
— Мы — давние друзья. Твой муж и я знакомы. Ты
хотела показать мне красоты горной дороги. Все правда,
хотя бы и частично, и никакой лжи. Понимаешь? Мы не
должны лгать. Иначе мы окажемся в трудном положении, и
ты, и я.
— Я... я понимаю.
— Поймет ли твой муж? Признает ли он меня за хоро-
шего знакомого, имеющего право сопровождать тебя, не
вызывая подозрений?
На ее лице появилась вымученная улыбка.
— У него нет иного выхода, не так ли?
— Нет,— жестко ответил Эшли и повернул ключ зажи-
320
гания. Заурчал мощный мотор. Козима положила руку на
плечо Эшли.
— Ричард...
- Да?
— Как ты объяснишь это полиции?
— Что это?
Она махнула рукой в сторону высокого барьера.
— Как он оказался там... как он упал. Все получается
так глупо и нереально. В этой истории мы будем выглядеть
нелепо, словно мы выдумали ее для того, чтобы оправдать
превышение скорости.
— Послушай, дорогая! — Эшли резко повернулся к
Козиме.— Мы должны держаться ее, потому что это
правда.
Козима покачала головой.
— Ты не понимаешь неаполитанцев. Особенно неапо-
литанскую полицию. Дай им искорку скандала, и они раз-
дуют пламя. Правда не так важна для них, как правдопо-
добие. Для полиции так проще, как, впрочем, и для нас.
Мы должны помочь им найти взаимоприемлемый выход из
этой ситуации. Обычный несчастный случай, никаких
сложностей, ничего интересного для газетчиков.
— И что, по-твоему, я должен им сказать, Козима?
— Ну... хотя бы что этот человек шел по проезжей
части, глядя себе под ноги. Ты подал сигнал. Он заметался
и угодил под колеса. Обычная история, которая ни у кого
не вызовет подозрений. Несчастный случай.
. — Нет,— отрезал Эшли.— Я на это не пойду.
— Но, Ричард...
— Мы скажем правду,— упорствовал он.
— Ты не понимаешь этой страны. Не знаешь здешних
порядков..
Он не ответил, включил передачу, и «изотта» мягко
тронулась с места. Он слишком хорошо все понял.
Убийство пешехода на пустынном шоссе считается пре-
ступлением в любом уголовном кодексе. При наличии
мотива несчастный случай легко превращается в предна-
меренное убийство. Теперь-то он знал наверняка, что
Козима предала его.
Медленно, очень медленно «изотта» поползла в Сор-*
ренто.
11 Охота обреченного волка
321
...Капитан Эдуардо Гранфорте, толстяк с миниатюр-
ными ручками и ножками, круглым добродушным лицом,
бархатным голосом, масляной улыбкой и нежным взгля-
дом, любил свою работу, потому что она не доставляла ему
особых хлопот. Не стремился он к ним и в будущем. К ино-
странцам, особенно к представителям иностранной прессы,
он относился с должным почтением.
В мгновение ока «изотту» отогнали в гараж, чтобы
помыть и почистить, тело Гарофано в ожидании вскрытия
отправили в пустую тюремную камеру, а Эшли принесли
чистые рубашку и брюки. На столе в кабинете капитана
появились кофе и американские сигареты, а допрос скорее
напоминал дружескую беседу.
— ...Вы говорите, машина принадлежит ее сиятельству
герцогине Органья?
— Совершенно верно.
— Она попросила вас сесть за руль?
- Да.
— У вас есть международные права?
— Да. Я не взял их с собой, но...
Капитан Гранфорте мило улыбнулся и махнул рукой.
— Достаточно того, что они у вас есть, синьор. Итак,
вы поехали покататься. Возвращались вы в спешке, так
как ее сиятельство опаздывала к обеду.
- Да.
— С какой скоростью вы ехали в момент столкнове-
ния?
Эшли пожал плечами.
— Не могу сказать. Я не смотрел на спидометр. Но
достаточно быстро.
— На дороге много поворотов, там трудно развить
' большую скорость.
От Эшли не ускользнул намек Гранфорте. Капитан вел
тонкую игру. Органья — большой человек. И его под-
держка могла прийтись весьма кстати для провинциаль-
ного капитана полиции.
— Да, это правда, повороты не давали разогнаться.
— Значит, ваша скорость не превышала пределов
разумного для данного участка дороги; Что потом?
— Синьора Органья вскрикнула. Я удивился, потому
'что дорога была пуста. Взглянув вверх, я увидел человека
на краю ограждающего шоссе барьера. Он покачивался.
322
Я вывернул руль. В следующий момент он... он взлетел в
воздух и упал перед автомобилем. Я затормозил; но бам-
пер ударил его, и он попал под колеса. Я остановил
машину, подбежал к нему, убедился, что он мертв. Затем
подъехал, втащил тело на заднее сиденье щ привез к вам.
Вот и все.
Капитан нахмурился. Глаза его затуманились. Маленькие
пальчики забарабанили по столу. Он задумчиво посмотрел в
потолок, затем его взгляд вновь вернулся к Эшли.
— Обстоятельства происшествия, как вы их описы-
ваете, довольно необычны.
- Да.
Капитан пристально смотрел на журналиста.
— Вы и тогда так подумали?
— Нет. Тогда я пытался избежать столкновения.
— А потом?
— Потом, вернувшись , к телу, я оглядел барьер.
И понял, что он ограждает частное поместье. Тропинки я
не увидел. Влезть на барьер с шоссе не представлялось
возможным. Я задумался над тем, как он попал туда, что
делал на самом краю и почему упал.
— И какие же ответы пришли вам в голову?
Эшли пожал плечами.
— Никаких. Кроме того, меня занимали совсем другие
мысли. Гарофано умер. Мои догадки не могли ему помочь.
— Гарофано? — капитан, как кошка, вцепился в фами-
лию.— Значит, вы знали убитого?
Эшли едва удалось унять дрожь в руках. Он допустил
ошибку и уже не мог исправить ее.
— Да, знал. Он продавал мне кое-какую информацию,
необходимую для моих статей.
— Когда вы виделись с ним в последний раз? До не-
счастного случая.
—' Сегодня, в половине пятого в отеле «Каравино».
— Непосредственно перёд тем, как вы поехали на про-
гулку с ее сиятельством?
— Именно так.
Капитан Гранфорте взглянул на часы. Без четверти
восемь. На носу обед. Для работы уже поздновато. Он мог
бы задать много вопросов, но чувствовал, что время для
них еще не пришло. Сначало предстояло выяснить некото-
рые подробности: причастность к делу герцогини Органья
323
и ее мужа, отношения журналиста с этой семейной парой,
прошлое Гарофано, суть информации, поставляемой им
иностранному корреспонденту, причины его загадочного
появления на ограждающем шоссе барьере и прыжка под
колеса «изотты». Ответ на любой из этих вопросов мог
поставить его в щекотливое положение. И он счел необхо-
димым прощупать почву, прежде чем двинуться дальше.
Честолюбивый чиновник должен быть очень осмотритель-
ным, чтобы не угодить на зыбучий песок.
И Гранфорте сердечно улыбнулся сидящему напротив
журналисту.
— Вы, наверное, очень устали, мой друг.
— Это точно,— вздохнул Эшли.
— Вы, разумеется, проведете в Сорренто еще не-
сколько дней?
— Конечно.
— Вы не уедете, не поставив нас в известность?
— Нет.
ч — Тогда позвольте мне предложить вам коньяку, и
пойдемте обедать.
— Благодарю. Коньяк будет весьма кстати.
И Эшли пошел пить, коньяк с человеком, который вско-
рости мог затянуть петлю на его шее. Гранфорте улыбался
и говорил о женщинах. На эту тему он мог рассуждать до
бесконечности.
Двадцать минут спустя Эшли вошел в отель «Кара-
вино». Он взял у портье ключ, достал из сейфа конверт с
рукописью, попросил прислать в номер бутылку виски.
Заглянув по пути в бар, он увидел Елену Карризи, увле-
ченно беседующую с каким-то юношей в кожаном пид-
жаке.
Поднявшись на третий этаж, Эшли хотел было позво-
нить Козиме, но передумал. Пусть, решил он, она сама
сделает следующий ход. Этот день показал, что в
искусстве интриги она могла дать ему немалую фору.
В номере Эшли наполнил ванну, разделся и с наслажде-
нием опустился в горячую воду. Все тело болело, словно
его избили палками. Постепенно тепло начало действо-
вать, внутренняя напряженность спала, но он еще долго
324
лежал, вытянувшись во всю ванну, подводя итог сороко-
вому дню рождения.
День этот прошел крайне неудачно.
Сенсация не состоялась, потому что Гарофано не при-
нес фотокопии. Любимая женщина предала его и улыбкой
заманила в ловушку. Он убил человека, ведя машину, как
пьяный идиот. По итальянским законам его могут аресто-
вать в любое время по обвинению в непредумышленном, а
то и в преднамеренном убийстве.
По городу поползут слухи. Его драка с Гарофано уже
стала предметом обсуждения среди обслуживающего пер-
сонала отеля. Очень скоро о ней узнает и круглолицый
капитан полиции. Тогда дело примет серьезный оборот.
Арест, возможно, заключение в тюремную камеру.
В итальянском законодательстве принята презумпция
виновности водителя. Неторопливая, вкрадчивая поступь
итальянского правосудия... Разбирательство затянется,
пройдут выборы, и лишь после их завершения его освобо-
дят с вердиктом, имеющим двоякий смысл. К тому времени
Органья войдет в правительство, а корпункт редакции
получит вежливое послание с просьбой перевести его из
Рима, как persona non grata.
Просто, быстро, эффектно. И постановщиком этого
спектакля будет наш дорогой Витторио, герцог Органья.
Думая об Органье, Эшли поневоле проникался уваже-
нием к нему, даже восхищался этим человеком. Требова-
лось особое мужество, чтобы месяц за месяцем наблюдать,
как досужий журналист подбирает компрометирующие
материалы, и ни в чем не мешать ему. Требовалась интуи-
ция игрока, чтобы маленькими порциями скармливать
обвинителю порочащую себя информацию, а в конце кон-
цов помахать перед ним последним, самым сочным куском,
чтобы тот, потянувшись за ним, споткнулся и упал, обра-
тив в прах плоды своих трудов.
Именно так и поступил Органья. Но в его действиях
просматривались не только мужество и железные нервы.
Не обошлось тут без ловкости и коварства — сказывались
многовековые традиции изощренной дипломатии и интриг.
Стратегия Органьи увенчалась успехом, и неожиданно для
себя самого Эшли получил мат, окруженный фигурами
черного короля — Козимой, Еленой Карризи, Джорджем
Арлекином, капитаном Гранфорте.
325
Но, даже побежденный, он не мог не признать мас-
терства соперника.
Эшли встал, вытерся мохнатым полотенцем, побрился.
Он уже завязывал галстук, когда в дверь постучали.
— Войдите,— крикнул Эшли.
Официант принес бутылку виски, бокалы, серебряное
ведерко со льдом. Эшли подписал счет, дал официанту сто
лир на чай, налил в бокал виски, добавил льда, воды и сел
в - кресло.. Зазвонил телефон.
— Эшли слушает,— сказал он, подняв трубку.
— Ричард? — раздался спокойный голос Козимы.—
Это Козима. Как прошла беседа с полицией?
— Вроде бы неплохо. Я все рассказал. Капитан, воз-
можно, еще раз захочет увидеть меня. На этом мы и рас-
стались.
— Хорошо,— в ее голосе слышалась холодная вежли-
вость.— Я так рада. Ричард?
- Да!
— Мой муж очень благодарен тебе за то, что ты изба-
вил меня от поездки в полицию. Он хотел бы, чтобы ты
пообедал с нами в нашем номере.
— Неужели он этого хочет? — изумился Эшли.
— Вот и отлично.— Козима вроде бы и не услышала
его ответ.— Ты сможешь прийти через двадцать минут?
— Конечно... конечно, приду.
— Тогда мы оба благодарим тебя. Arrivederci!
Раздались гудки, Эшли положил трубку на рычаг,
встал, вышел на балкон, вгляделся в мерцающее под луной
море.
В теплой, без единого дуновения ветерка ночи лениво
плескались волны, но он дрожал, будто на него повеяло
холодом собственной могилы. Нет, он еще не умер, но
могильщики уже взялись за лопаты.
Думая о смерти, Эшли не мог не вспомнить умершего
сегодня Гарофано. Завтра его похоронят и забудут, жал-
кого, испуганного человечишку, жаждавшего быстрого
обогащения. И в то же время он мог свалить правительство
Италии и посеять панику в некоторых европейских столи-
цах, потому что к нему попали фотокопии шести личных
писем Органьи к его деловым партнерам и политическим
коллегам.
326
Как он их достал? Этот вопрос Эшли задал при первой
встрече, но Гарофано ушел от прямого ответа, намекнув,
что у него свои люди в ближайшем окружении великого-
человека. Благодаря этим связям ему удалось получить
дригиналы писем, показать их Эшли, сфотографировать и
вернуть на положенное им место. Эшли не стал вдаваться
в подробности. Его не интересовало, каким образом
попали письма к Гарофано, но сами документы, неопро-
вержимо доказывающие, что девяносто процентов от двух
миллионов долларов, выделенных государством для разви-
тия текстильной промышленности юга, Органья незаконно
использовал для модернизации своих предприятий на
севере страны.
Смерть Гарофано изменила многое. Теперь Эшли при-
шлось задуматься над тем, а кто же был сообщником уби-
того. Гарофано связался с ним в Неаполе и договорился о
встрече в Сорренто. Там он представил оригиналы писем
для тщательного осмотра. Вряд ли они попали к нему из
Рима. Скорее всего, письма хранились в архиве на летней
вилле. Таким образом получалось, что сообщник Гарофано
или сам жил на вилле, или мог прийти туда, не вызывая
ничьих подозрений.
Что же послужило основой союза Гарофано и его неиз-
вестного сообщника? Если это мужчина, речь могла идти
только о взаимной прибыли. Если женщина, деньги также
играли немаловажную роль, но наравне, с ними веское
слово могли сказать любовь, ревность, месть. Теперь Гаро-
фано мертв, но сообщник-то его жив.
Стоит найти его, думал Эшли, и я снова окажусь на
коне. Две тысячи долларов получены. Хорошая приманка,
даже для крупной рыбы, знать бы только, куда забросить
удочку.
Он смотрел на спокойное море и огни-рыбацких лодок,
ища ответ на новый для себя вопрос. Почему он этим зани-
мается? Почему в сорок лет он по-прежнему готов во имя
сенсации поставить на карту все, что у него есть? Роман-
тики прославляли журналистику как честную профессию.
Циники клеймили ее как грязную спекуляцию на несча-
стьях мира. Идеалисты видели себя апостолами. Торгаши
наживались на искреннем любопытстве миллионов. Да,
рассказчик или любитель разоблачений, журналист имел в
своем распоряжении канал связи, через который, чистая
327
или загрязненная, к людям всей Земли каждый день сочи-
лась правда.
Не вся правда. На такое надеяться не приходилось. Но
даже часть правды была лучше заговора молчания, под
сенью которого процветало бы моральное разложение.
Но могло ли хватить одной правды, чтобы заставить
человека двадцать лет заниматься одним и тем же делом,
сохраняя юношескую пытливость и увлеченность, често-
любие, зовущее к новым победам? Его тщеславие утоля-
лось фамилией на полосе и статусом специального коррес-
пондента, гордость — величайшей из иллюзий, состоящей
в том, что сообщающий новости будто бы их и создает.
Плотские желания — возможностью находиться среди
людей, чьи жизни наблюдаешь, но не разделяешь до конца.
И, что наиболее важно, у него была цель — сенсация!
Будто падение правительства или перестановки в кабинете
министров имели большее значение для человечества в
целом, чем первый крик младенца или предсмертная
молитва старика.
Но Эшли отогнал прочь эти бередящие душу мысли.
Ему сорок лет, и он давно посвятил себя этому яркому
миражу. Уже слишком поздно, чтобы поворачивать назад.
Он должен пройти весь путь до конца. Он будет тя-
нуться за манящим его плодом, зная о том, что, подобно
яблокам Содома, у него во рту этот плод обратится в
сухую пыль.
Эшли взглянул на часы. До обеда десять минут. Есть
время, чтобы выпить.
Глава 4
Эшли постучал, и дворецкий в белоснежном костюме
ввел его в просторный зал с сияющей люстрой и огромным
окном с видом на весь Неаполитанский залив. За гладью
воды виднелись огни Неаполя и яркие факелы нефтепере-
рабатывающих заводов около Паглионо.
У окна стоял длинный стол. Метрдотель и два офи-
цианта расставляли обеденные приборы. Кроме Органьи,
Эшли увидел блондинку-секретаршу по имени Елена,
молодого человека, сидевшего с ней в баре, и, разумеется,
Козиму. Та сразу направилась к нему, не полуденная кра-
савица с развевающимися на ветру волосами, участница
328
дневной авантюры, но хозяйка герцогского приема, с
телом, закованным в золото, с застывшей улыбающейся
маской на лице, с насмешкой в глазах.
— Мой дорогой Ричард! Как хорошо, что вы пришли.
— Для меня это большая честь, Козима.
Он взял ее руку и, наклонившись над ней,. едва кос-
нулся губами. Подошел Органья, высокий, стройный, с
ироническим взглядом, поседевшими волосами, лучащийся
обаянием.
— Мистер Эшли! Кажется, мы уже встречались... на
деловом поприще. Я рад, что вы смогли прийти. Я у вас в
долгу.
— Ваше сиятельство преувеличивает,— холодно отве-
тил Эшли. Если они хотели сыграть классическую комедию
нравов, он постарается не испортить ансамбля.
Органья взял его под руку и начал ритуальный обход
гостей.
— С Арлекином вы уже встречались.
— Не один раз.
Светлые глаза Джорджа Арлекина оценивающе огляды-
вали журналиста.
— Случившееся огорчило меня, Эшли.
— От судьбы не уйдешь.— Эшли безучастно пожал
плечами, и хозяин дома увлек его к Елене Карризи и высо-
кому стройному юноше.
Взглянув на Елену, Эшли поразился происшедшим в
ней переменам. Очарование исчезло. Глаза смотрели враж-
дебно. Косметика не могла скрыть недавних слез. Рука,
держащая бокал, дрожала, и шампанское едва не перехле-
стывало через край.
— Моя секретарша, Елена Карризи.
— Signorina.
— Таллио Рацциоли, один из наиболее многообещаю-
щих художников Рима.
— Signore.
Он пожал мягкую руку молодого человека, и Органья
увел его обратно к Козиме и Арлекину. Официант принес
ему бокал шампанского, и они остались одни, намечая
путь, ведущий сквозь лабиринт вежливой беседы к интере-
сующей всех теме.
— Я привел вашу машину,— начал Эшли.— В полиции
ее вымыли и почистили. Ключи у портье.
329
— Спасибо вам за заботу,— тепло улыбнулся Орга-
нья.— Избавить мою жену от встречи с полицией! Такую
услугу трудно переоценить. Она приехала в ужасном со-
стоянии, но теперь ей лучше.
— Гораздо лучше,— добавила Козима.— У... у вас воз-
никли какие-нибудь затруднения, Ричард?
— Нет. Капитан вел себя очень тактично.
— Он принял вашу версию? — ненавязчиво спросил
Органья.
— Да, принял. Но я не уверен, что он поверил в нее.
— Почему у вас создалось такое йпечатление? —
Глаза Органьи оживились. ,
Козима пристально наблюдала за ними. Джордж Арле-
кин делал вид, что разговор не имеет к нему никакого
отношения.
Эшли ответил прямо. Резервы его терпения таяли на
глазах.
— Ему показалось странным, что тот человек прыгнул
под наш автомобиль с ограждения дороги. Полагаю, он
начнет расследование. По существу, он запретил мне
покидать Сорренто.
— Он... он захочет поговорить со мной, Ричард?
— Возможно.
Органья попытался успокоить жену.
— Какое это имеет значение, дорогая? Разумеется, он
захочет поговорить с тобой. Таков порядок. Ты расска-
жешь, что произошло. Он разошлет двадцать копий про-
токолов допроса вышестоящим бюрократам. Это его рабо-
та, она ни в малой степени не должна отражаться на твоем
аппетите.
— Действительно, что я волнуюсь.— Козима чуть
улыбнулась и отпила из бокала.
Органья предложил Эшли сигарету. Арлекин щелкнул
зажигалкой. В его светлых глазах застыли вопросы, но он
задал лишь один, наиболее практичный.
— Вы тоже думаете, что этот человек не случайно ока-
зался на оградительном барьере?
Вопрос застал Эшли впрасплох, но он быстро взял себя
в руки, криво усмехнулся и пожал плечами.
— Достаточно фактов. А догадки оставим специали-
стам.
330
— Мудрая мысль,— кивнул Арлекин.
— Для человека, попавшего в чужую страну,— вме-
шался Органья,— многое кажется странным, а иногда и
зловещим. Когда я впервые приехал в Лондон, бой Биг-
Бена действовал на меня угнетающе. Мне казалось, что
кого-то хоронят. Прошло немало времени, прежде чем я
примирился с тем, что это любимец народа. Нечто подоб-
ное происходит и с мистером Эшли. Столкновение лишило
его спокойствия. Он не может отнестись к нему, как к
обычному несчастному случаю. Образ убитого стоит у него
перед глазами, как в кошмарном сне.
— Мы обсуждаем не мое мнение, но капитана поли-
ции.— Эшли утомили эти дипломатические увертки. Его
возмущал расчетливый эгоизм собеседников. Погиб чело-
век, жалкий, ничтожный, но человек, с телом и душой,
возможно, любимый женщиной, быть может, отец детей.
Один из стоящих рядом подготовил убийство, другие мол-
чаливо одобрили его. А теперь они улыбались и жестику-,
лировали, как актеры на сцене, выуживая у него сведении,
которые могли бы успокоить их тревогу. Он хотел бы по-
слать их к черту и уйти. Но ему тоже требовалась инфор-
мация, поэтому он остался, подыгрывая им в мрачной
комедии, изучая их холеные лица в поисках условного
сигнала или предостережения. И Козима дала ему первый
прозрачный намек.
— Я предупреждала тебя, Ричард, не так ли? Дай неа-
политанцу палец, и он отхватит руку. Я советовала тебе
избегать усложнений. Человек идет по дороге. Ты даешь
сигнал и пытаешься объехать. Он мечется и попадает под
колеса. Просто и ясно.
— Слишком просто, Козима.
— Почему, Ричард?
Почему? Правда едва не сорвалась с языка Эшли:
«Потому что мне на шею тут же вешают обвинение в
убийстве, а твой драгоценный муж выходит сухим из воды.
Потому что у меня остается надежда, хотя и довольно шат-
кая, что капитан Гранфорте прикажет осмотреть вершину
ограждения, и там обнаружат следы борьбы. Потому
что...» Но сказал он другое.
— В любой стране смерть человека на прямом и
пустынном участке дороги указывает на неосторожное
вождение автомобиля. Это серьезное нарушение. В Италии
331
оно может стать еще серьезнее. Меня могут признать
виновным в убийстве. Для нас обоих будет лучше...— он
помолчал,— избежать такого исхода.
Искорка интереса сверкнула в глазах Арлекина.
Органья задумчиво кивнул.
— Мистер Эшли абсолютно прав, Козима. Не следует
искажать правду, даже ради удобства.
— Это точно,— мрачно согласился Ричард Эшли.
И в комнате словно потянуло ледяным ветерком,
покрывшим рябью гладкую поверхность разговора.
Но и тут Органья не потерял контроля над ситуацией.
Он дал знак метрдотелю, и гостей позвали обедать.
Органья сел во главе длинного стола, Козима — напротив
него. Эшли и Арлекин оказались рядом, лицом к лицу с
Еленой и ее кавалером, сидящими спиною к окну:
Налили вина, принесли еду. Арлекин, Талл ио и
Органья заговорили о художественных выставках в Риме и
направлениях в современной итальянской живописи. Эшли
пришлось развлекать свою прежнюю любовницу и жен-
щину, заменившую ее в постели мужа.
Елена едва отвечала на его реплики. Козима пыталась
как-то поддержать усилия Эшли, но, когда подали рыбу,
сдалась и она. На другой же половине стола шла оживлен-
ная дискуссия. Эшли обрадовался передышке. Она давала
ему возможность подумать о сидящей перед ним блондинке
с напряженным, несчастным лицом.
Как она могла так измениться?! Очарование манекен-
щицы слетело, как карнавальная маска. Лицо стало отчуж-
денным, недавно смеющиеся глаза источали ненависть.
Почему? Из-за того, что он ездил на прогулку с женой
ее любовника? Эта поездка могла послужить причиной
смеха, но не слез. Потому что он убил человека? Но какая
может быть связь между жалким шантажистом вроде Гаро-
фано и утонченной любовницей-секретаршей римского
богача?
Но как еще объяснить переход от легкого флирта к
открытой враждебности? Или Органья заметил, что Елена
обратила на него внимание, и каким-то образом настроил
ее против него? Это возможно. Все возможно на этом теат-
рализованном обеде.
— ...Как по-вашему, мистер Эшли? — дошел до него
голос Органьи.
332
— Извините, я не расслышал вопроса.
— Мы говорили о нравственности в искусстве и нрав-
ственности в политике.
Эшли пожал плечами.
— Я газетчик, а не философ.
— Оставьте, оставьте, мой дорогой друг,— добро-
душно подзуживал его Органья.— Это же обязанность
прессы, не так ли? Чего мы ждем от нее, как не поддержа-
ния норм общественной морали?
От охватившего его гнева даже вино показалось про-
кисшим. Вновь они насели на него, подкалывая, раздра-
жая, наблюдая за его реакцией на каждую новую шпильку.
Его явно вызывали на неблагоразумные, необдуманные
действия. Но пока он не собирался идти у них на
поводу. Эшли отпил вина, тщательно подбирая слова для
ответа.
— Сегодняшний вечер — выходящее из ряда вон собы-
тие, ваше сиятельство. И было бы невежливо обсуждать
нравственность прессы... или политиков.
Джордж Арлекин неожиданно засмеялся и поперхнулся
вином.
— Выходящее из ряда вон событие. Однако! Не зря
журналистов считают фразерами. Сразу видно, что Эшли
мастер своего дела.
— Я всегда высоко ценил достоинства мистера
Эшли,— галантно ответил Органья.— Я рад, что он наш
друг, а не враг.
Наконец-то, подумал Эшли, мы добрались до сути. Он
хочет мира. Он знает, что может осложнить мне жизнь, но
не уверен, сможет ли заткнуть рот. Он готов пойти на
сделку. Немного терпения, и он изложит ее условия.
Эшли принял комплимент с улыбкой, напряженность
спала. Козима бросила фразу о современной моде, Арле-
кин подхватил ее, к разговору тут же подключился Таллио.
Лишь Елена Карризи так.и не проронила ни слова.
Менялись тарелки, открывались новые бутылки вина.
Официанты предугадывали любое желание обедающих
господ, попутно обсуждавших фасоны одежды и финансы,
светские скандалы и церковные интриги. Как и полагалось
вышколенным слугам, ни их лица, ни глаза не давали ни
малейшего намека на то, что они впитывают каждое слово.
На юге вовремя проданная информация означает лишнюю
333
буханку хлеба на семейном столе, а то и теплое пальто
выздоравливающему ребенку.
Подали жаркое, затем пирожные. Принесли фрукты и
сыры. Разлили по чашечкам крепкий, ароматный кофе,
метрдотель согревал большие шарообразные бокалы
для бренди, когда раздалась резкая трель телефонного,
звонка.
Трубку поднял метрдотель, что-то сказал, послушал,
положил ее рядом с аппаратом, подошел к Органье и
наклонился над его ухом. Органья внимательно выслушал
шепот метрдотеля, встал, извинился и ушел в спальню,
чтобы говорить по параллельному аппарату.
Козима проводила мужа тревожным взглядом.
Через три минуты Органья вернулся и с ходу вклю-
чился в общий разговор, словно и не было никакого
звонка. Когда подали кофе и бренди, Органья повернулся к
метрдотелю.
— Можете идти. Если вы. нам понадобитесь, я позвоню.
— Да, ваше сиятельство.
Он поклонился и вышел в сопровождении обоих офи-
циантов. Органья разглядывал бокал бренди.
— Таллио, проводи Елену в бар,— приказал он, не
поднимая головы.— Кофе и бренди выпьете там. Из отеля
не уходить. Я могу вас позвать.
Молодые люди молча встали и направились к двери.
Органья подождал, пока они уйдут, затем поднял голову.
Остальные не сводили с него глаз.
— Звонил капитан Гранфорте. Он хочет допросить
вас, мистер Эшли.
— Он не теряет времени даром.
Я указал капитану,— продолжил Органья,— что из-
за моей жены я тоже причастен к этому делу. И предложил
ему, в виде исключения, приехать в отель, чтобы без помех
обсудить возникшие проблемы. Он согласился.
— Как он любезен,— сухо заметил Эшли.
— Любезнее, чем вам кажется, мистер Эшли,— отре-
зал Органья.— И я нахожу целесообразным использовать
оставшиеся в нашем распоряжении минуты для подготовки
к предстоящей беседе.
— Я готов вас выслушать.
— Отлично,— Органья пригубил бренди, смакуя тон-
кий букет. Затем поставил бокал и подался вперед.—
334
Я осведомлен, Эшли, о ваших прежних взаимоотношениях
с моей женой. Лично я предпочитаю их игнорировать. Йо
вынужден принять все меры, чтобы о них не узнала широ-
кая публика. По этой причине я готов подписаться под
выдумкой — признать, что вы — мой друг, а ваша дневная
поездка не более чем оказанная мне услуга и развлечение
для Козимы.
— Правильное решение,— холодно кивнул Эшли.
Органья вновь отпил бренди.
— Гранфорте, вероятно, знает о ваших делах с уби-
тым. И этот несчастный случай вызывает у него опреде-
ленные подозрения. Я полагаю...— он выдержал паузу,—
это, конечно, только догадка, что он намерен предъявить
вам обвинение, достаточно весомое для того, чтобы задер-
жать вас и продолжить расследование.
— А вам этого не хочется?
— Да, из-за моей жены.
— Так измените его решение.
Органья пропустил шпильку мимо ушей и неторопливо
продолжал:
— Таким образом, наши интересы совпадают. То есть
налицо основа для сотрудничества.
— Какова цена? — рубанул Эшли.
— О цене мы поговорим позже, если вы переживете
допрос капитана Гранфорте.
— Если мы оба переживем его.
Органья отодвинул кресло и встал.
— Мы, возможно, успеем поговорить и об этом. Поду-
майте, Эшли. Времени в обрез. Пошли, Козима.
Он обошел стол, помог Козиме подняться, и они удали-
лись в спальню. Закрылась дверь, и Эшли остался наедине
с Джорджем Арлекином.
Как всегда невозмутимый, англичанин маленькими гло-
точками пил бренди. Эшли закурил.
— Я вас предупреждал, не так ли?
Во* взгляде Эшли сквозило презрение.
— Мне приходилось видеть малопристойные дела, тво-
римые во имя Ее величества, Арлекин. Но убийства я не
ожидал. .
— Убийства? — В светлых глазах Арлекина мелькнуло
удивление.
335
— Его организовал Органья, жена выступила в роли
сообщницы, а я — палача.
— Я в это не верю.
— Как вам угодно,— ответил Эшли, пожав плечами.
Его терпение иссякало на глазах. Как они ему надоели, с
уклончивыми обтекаемыми фразами, коварными хитро-
стями. Но он угодил в их сети, и деваться ему некуда.
Сенсация лопнула у него в руках, а обломки, рухнув на
него, не дают даже пошевельнуться.
Джордж Арлекин наблюдал за журналистом. Изучал
его удлиненное загорелое лицо, сильные нервные руки на
белой скатерти. В порыве откровенности он мог бы допу-
стить, что оказался в тех же сетях. Но сейчас он был про-
фессионалом, обязанным любой ценой выполнить поручен-
ное ему дело.
— Органья знает, что фотокопии у вас,— как бы невз-
начай обронил он.
— Что? — Эшли подпрыгнул, будто его укололи игол-
кой.— Повторите, что вы сказали!
— Органья знает, что фотокопии у вас.
Эшли уставился на англичанина, открыв рот, а затем
внезапно расхохотался. Из спальни поспешили Органья и
Козима, и все трое молча слушали истерические раскаты
смеха, эхом отражающиеся от стен и лепных купидонов
потолка.
Еще через несколько минут пришел и капитан Гран-
форте.
Глава 5
Капитан Гранфорте мог считать себя удивительно сча-
стливым человеком. Он непринужденно сидел в покоях его
сиятельства герцога Органьи с бокалом выдержанного
бренди в маленьких ручках. Масса интересных фактов,
упрятанных в его памяти, придавала ему уверенности, но
за долгие годы службы он научился не выказывать высоко-
мерия. Он не сомневался, что извлечет из предстоящей
беседы хоть малую выгоду, но понимал, что благодаря так-
тичности и благоразумию может многократно увеличить
ее.
Он не продавался, но служил продажной администра-
ции. Он был честен перед собой, что является высшей
336
мерой честности, и знал, что, хотя все люди имеют свою
цену, капитан Гранфорте стоит подороже многих. Он
никогда не извращал истины, хотя и частенько потвор-
ствовал несправедливости, если ее творили силы, которые
не могла переломить скрипучая правоохранительная си-
стема Италии. Он не брал взяток, но и не отказывался от
подношений благодарных граждан.
И вот, сидя лицом к лицу с Органьей, Козимой, Джорд-
жем Арлекином и Эшли, он светился благополучием и
задавал обманчиво бесхитростные вопросы.
— У нас не вызывает сомнений, мистер Эшли, ваша
давняя дружба с их сиятельствами.— Гранфорте покло-
нился Органье и его жене.— Тем самым объясняется ваше
присутствие в тот час на горной дороге, использование
не принадлежащего вам автомобиля, даже, возможно,
некоторая вольность в управлении им. Однако,— он вздох-
нул,— ваши отношения с убитым доставили нам меньше
радости.
— Почему?
— Во-первых, как мы понимаем, у вас были общие
дела.
— Я уже говорил вам об'этом.
— Так все-таки, какие дела?
— Я говорил вам. Я покупал у него информацию.
— Не могли бы вы, мистер Эшли, выразиться более
конкретно. Что именно вы покупали?
— Нет.
— Отчего же?
— Это вопрос профессиональной этики, капитан.
Гранфорте улыбнулся. Он и так знал все, что ему тре-
бовалось. Но ему нравилось дразнить большого, уверен-
ного в себе журналиста. Ему хотелось произвести впечат-
ление на смуглолицего герцога и его неверную красавицу
жену. Чем большим они проникнутся к нему уважением,
тем большего он добьется от них, когда придет время уда-
рить по рукам.
— То есть,— вновь обратился, он к Эшли,— вы поку-
пали у него информацию конфиденциального характера?
- Да.
—. Что вы знаете о Гарофано, мистер Эшли?
— Ничего. Он предложил продать определенную
информацию. Я проверял товар, но не продавца. Товар мне
337
подошел. Я согласился заплатить. Больше меня ничего не
интересовало.
— Тогда позвольте сообщить вам, мистер Эшли, что
Энцо Гарофано работал в муниципалитете Неаполя.
— Интересно.
— Более чем интересно, мистер Эшли, это имеет пря-
мое отношение к нашему делу. Теперь вас можно обвинить
в подкупе муниципального служащего с целью получения
доступа к государственным документам.
Эшли покачал головой и усмехнулся.
— Это у вас не пройдет, капитан. Покупаемая мною
информация не имела никакого отношения к государствен-
ным документам. А если бы и имела, вы бы ничего не
смогли доказать.
— Вы отрицаете, мистер Эшли,— Гранфорте наставил
на журналиста толстый пальчик,— вы отрицаете, что
информация была в форме документов?
— Нет, не отрицаю.
— Будьте добры показать их мне.
— У меня их нет.
— Как это нет?
— Гарофано запросил за них слишком много. Я отка-
зался от покупки.
— И тогда, мистер Эшли,— шелковым голосом про-
должил Гранфорте,— тогда вы учинили драку в баре
отеля. Вы многократно ударилиГарофано. Вы даже угро-
жали его убить.
— Кто может это подтвердить?
— Бармен Роберто. Вы это отрицаете?
— Нет. Это чистая правда.
— АПога! — Гранфорте откинулся назад и допил
бренди.— Видите, куда мы приплыли, мистер Эшли. Вы
затеваете драку в общественном месте. Вы публично угро-
жаете Гарофано. Есть и мотив убийства — отказ продать
некие документы. А час спустя вы убиваете этого человека
на прямом как стрела отрезке дороги. Тело вы привозите
мне. Как и пустой бриф-кейс.' Какой тут напрашивается
вывод?
— Одну минуту, капитан! — попытался вмешаться
Органья, но Гранфорте взмахом руки остановил его.
— Пожалуйста, ваше сиятельство, позвольте мне
закончить. Я знаю, что вы хотите сказать. Обвинение
338
такого рода делает вашу жену соучастницей преднамерен-
ного убийства. Мы, разумеется, этого не допустим.
— Благодарю, капитан,— сразу успокоился Органья.
— Таким образом, необходимо более детально изучить
события этого дня, передвижения мистера Эшли и вашей
жены, а также Гарофано, после того, как он покинул
отель, чтобы доказать случайность его смерти. С другой
стороны...
Эшли внутренне напрягся. Круглолицый капитан дале-
ко не дурак. Пусть собственным путем, но он движется к
истине.
— ...вполне вероятно, что мистер Эшли сообщил нам
далеко не все из того, что ему известно.
— Мне нечего добавить, капитан.
Гранфорте поджал полные губы.
— Быть может, у вас есть предложения, которые помо-
гут следствию?
— Есть.
— Какие же?
— Прикажите вашим людям осмотреть вершину
ограждающего барьера, откуда упал Гарофано. Тогда,
возможно, мы и узнаем, как он туда попал и почему угодил
под автомобиль.
Гранфорте кивнул.
— Мы уже подумали об этом, мистер Эшли. К сожале-
нию, до наступления дня нам ничего не найти. Лично мне
кажется, что эти поиски — напрасная трата времени, но я
не хочу, чтобы меня обвиняли в необъективности.
Он мог бы кое-что добавить.
Он мог бы сказать, что двое полицейских спрятались в
оливах с приказом арестовать каждого, кто подойдет к
месту происшествия. Он мог бы сказать, что внимательно
изучил карту коммуны и выяснил, что барьер, с которого
свалился Гарофано, разделял дорогу и поместье Органьи.
Но Гранфорте предпочитал держать в рукаве один-два
туза. И спокойно сидел, ожидая вопросов. К его удивле-
нию, первый задал Джордж Арлекин:
— Где жил этот человек... Гарофано?
— В Санта-Агата, на вершине холма.
— Значит, можно предположить, что, покинув отель,
он пошел домой?
— Не исключено.
339
— Мог он пойти пешком? Путь неблизкий.
— Туда, разумеется, ходят автобусы. Принимая во
внимание время его ухода из отеля, можно утверждать, что
на один он опоздал, а следующий отправлялся через два
часа. Он мог пойти пешком.
— И выбрал ту же дорогу, что и мистер Эшли и ее сия-
тельство?
— Дорога только одна, синьор.
— Таким образом, вполне вероятно, что и другие
люди, интересующиеся передвижениями Гарофано, могли
без труда следовать за ним.
— Что за другие люди?
Арлекин пожал плечами.
— Откуда мне знать. Но мне представляется логичным
предположить, что Гарофано мог отказаться продать
информацию или документы мистеру Эшли лишь потому,
что нашел еще одного покупателя.
— Нам будет легче оценить весомость вашего предпо-
ложения, если мистер Эшли пояснит, что же это за доку-
менты.
Эшли задумался. На первый взгляд предложение Арле-
кина казалось весьма соблазнительным. Оно позволяло
перевалить вину на плечи Органьи. Он же вновь обретал
свободу и мог вести поиск фотокопий. А при удаче'даже
спасти и статью. В то же время возрастал и риск: открытое
противоборство с Органьей, неопределенность позиции
Козимы, еще не давшей показания, слишком уж очевидное
желание Арлекина, несомненно, опытнейшего дипломата,
вложить ему в руки столь мощное оружие. Внезапно он
почувствовал себя маленьким и одиноким, беззащитным
перед кинжалами интриг в древней и чужой стране. Он
покачал головой.
— Извините, но мне нечего добавить.
Он услышал долгий выдох Органьи. Он увидел, как
разжались пальцы Козимы. А Гранфорте неторопливо до-
стал портсигар и закурил.
— В таком случае, мистер Эшли,— наконец сказал
он,— мне не остается ничего другого, как арестовать вас
по обвинению в подкупе государственного служащего и
непреднамеренном убийстве. По окончании расследова-
ния вам могут быть предъявлены и более серьезные обви-
нения.
340
Эшли встал. В залитой светом комнате повисла гнету-
щая тишина. Гранфорте разглядывал свои руки. Осталь-
ные смотрели на Эшли.
Первым заговорил Органья:
— Капитан?
— Ваше сиятельство?
— Вы уважаемый человек, занимающий высокое поло-
жение. И я не намерен оспаривать мудрость вашего реше-
ния.
Гранфорте кивнул, но промолчал.
— Однако,— продолжил Органья,— доказательства
вины мистера Эшли довольно зыбкие, и возникают, вы
знаете об этом лучше меня, определенные проблемы, как
юридические, так и... э... дипломатические, когда дело
касается гражданина другой страны. Мистер Эшли — кор-
респондент с мировой репутацией. Более того, он мой друг
и друг моей жены. Я требую, чтобы до окончания рассле-
дования мистера Эшли освободили под мою ответствен-
ность.
Лицо Гранфорте ничем не выдало охватившего его ли-
кования. Сделка состоялась. Позже они договорятся и о
цене. Позже, много позже, когда у него будет больше улик.
Для вида он поломался:
— Я... э... хотел бы выполнить просьбу вашего сия-
тельства, но существуют некоторые трудности.
— Быть может, совместными усилиями нам удастся их
преодолеть,— напирал Органья.
— Во-первых, Гарофано — житель этой коммуны. На-
род будет требовать справедливости. Нас не поймут,
если человек, убивший его, останется в этом отеле, как
почетный гость. Возможны... инциденты. Вы должны пони-
мать наших людей... их примитивные взгляды в таких
вопросах.
— Я уже подумал об этом. И как раз хотел предложить
мистеру Эшли пожить на моей вилле. Как вам известно, я
тоже пробуду там до окончания выборов. На вилле мис-
теру Эшли не будут докучать посторонние, а он в любой
момент будет в вашем распоряжении.
— Ваше сиятельство возлагает на себя большую ответ-
ственность.
— Я иду на это во имя дружбы.
341
Капитан Гранфорте поклонился и взглянул на Эшли.
— Вы согласны переехать на виллу, мистер Эшли?
— Да.
— Вы понимаете, что, по существу, я отпускаю вас на
поруки?
— Понимаю.
— Благодарю,— сверкнула белозубая улыбка, и Гран-
форте вновь повернулся к Органье.— А теперь, если ваше
сиятельство не возражает и может уделить мне две
минуты, я хотел бы взять показания у вашей жены. Без
сомнения, в вашем присутствии она будет чувствовать себя
более уверенно.
— Давайте перейдем в другую комнату. Арлекин...
Эшли, выпейте еще бренди.
. -Он встал и направился к спальне. Козима и Гранфорте
последовали за ним. Арлекин взял два бокала для бренди,
согрел их над спиртовкой, налил благородный напиток,
подошел к Эшли и протянул ему один из бокалов.
— Я недооценил вас, Эшли,— сухо сказал он.
Эшли ответил враждебным взглядом.
— Хватит, Арлекин! Не забывайте, у меня был тяже-
лый день. Я устал.
— Именно это я и имел в виду. Вы сразились с масте-
рами своего дела. И выглядели вполне достойно.
— На чьей вы стороне, Арлекин?
— Стороне? Мой дорогой друг...— Глаза Арлекина
светились невинностью.— При чем здесь я? Для моего го-
сударства небезразличны итоги выборов.
— И победа Органьи.
— Вы абсолютно правы. Но наши взгляды могут и
измениться.
— О, ради Бога, перестаньте! — Эшли круто повер-
нулся и отошел к окну. Снизу из бара доносилась тихая
музыка. Вдали мерцали фонари рыбацких лодок.
— Я вам кое-что поясню, Эшли. В Англии убийство
вышло из моды. Мы готовы мириться с крупными кражами,
но от убийств нас тошнит.'
Эшли уставился на маленького англичанина.
— Значит, вы верите, что Органья...
— Я верю лишь в то, что могу доказать,— прервал его
Арлекин.— Я говорил о наших принципах. Вам, вероятно,
не следует забывать о них. Кстати...
342
- Да?
— Фотокопии у вас?..
— Идите вы к черту! — Эшли отвернулся к окну. Они
не меняются. Им неведомы ни верность, ни жалость.
Покажи им брешь в броне, и их ножи тут же нацелятся
туда, подбираясь к сердцу. Никому из них нельзя доверять,
ни теперь, ни в будущем.
— Если у вас их нет,— продолжил Арлекин,— поста-
райтесь, чтобы Органья не узнал об этом. Фотокопии —
ваша единственная защита.
Эшли молчал. Послышались мягкие удаляющиеся шаги,
открылась и закрылась дверь. Когда Эшли, обернулся, в
комнате никого не было.
Он вышел на балкон. Воздух застыл. Издалека доноси-
лось шелковистый плеск волн о песчаный пляж, музыка
стала чуть громче. Светились в ночи огни Неаполя,
фонари рыбацких лодок. У мола покачивались мачты яхт.
В ресторанах гуляли многочисленные туристы. Их обслу-
живали вежливые официанты с ясными глазами и белозу-
быми улыбками. Шла увертюра к любовным объятиям под
сенью апельсиновых деревьев, на теплом песке, в темных
гротах.
И он мог бы наслаждаться жизнью, но нет, честолюбие
завело его слишком далеко, профессиональное любо-
пытство заставило рыться в грехах другого человека,
а давняя, казалось, навсегда ушедшая страсть вне-
запно проснулась и сбросила его с вершины в трясину
опасности.
Cosa fare? Что же ему делать?
Похоже, что ничего. Стоять на балконе и ждать, пока
другие люди напишут сценарий его нового будущего.
Кто пьет вино принца, должен терпеть головную боль...
и быть благодарным, если принц не пошлет к нему пала-
чей, чтобы вылечить от нее.
В таких делах не бывает ни союзников, ни друзей. Есть
только интересы. Издателям газеты нужна не правда, но
увеличение тиража. Редактору — не досье, но. заголовки.
Коллеги не любят зачинателей крестовых походов, а те,
кто поставляет информацию, быстро понимают, на чьей
стороне сила. И ты остаешься один, чтобы доказать себе,
что ты не такой плут, как остальные, чтобы увенчать свою
карьеру нимбом апостола, И предпочитаешь забыть, что
343
обычно апостолы заканчивали жизнь на кресте, а Иуда за
свои сребреники мог купить веселую ночь в таверне.
Чтобы стать мучеником, надо посвятить жизнь Богу или
сотворить чудо, а двадцать лет, отданные газете, делали из
него никудышного послушника.
Эшли криво усмехнулся и потянулся за сигаретой.
Закурил, но после двух-трех затяжек бросил ее вниз. И тут
он услышал плач, тихие, приглушенные рыдания стражду-
щей женщины, казавшиеся столь неуместными в этом
царстве радости и веселья, что для Эшли они заглушили и
музыку, и плеск моря.
Он огляделся. На балкон выходило не меньше дюжины
дверей. В четырех горел свет. Из одной он только что
вышел, вторая вела в спальню, где совещались капитан
Гранфорте и их сиятельства, третья находилась за пер-
выми двумя, а четвертая — по другую руку.
Еще не осознав, зачем он это делает, возможно, ради
того, чтобы перестать оплакивать свою судьбу, Эшли
направился к ней. Створка была приоткрыта, но ему при-
шлось чуть отдернуть портьеру, чтобы заглянуть внутрь.
На кровати рыдала девушка. Ее тело подрагивало, лицо
уткнулось в подушку, белокурые волосы в беспорядке рас-
сыпались по плечам. Он узнал Елену Карризи.
Эшли раздвинул портьеры, подошел к кровати, сел и
положил руку ей на плечо. Елена подняла голову и устави-
лась на него огромными, полными ужаса глазами.
— Убирайтесь! — яростно прошептала она.— Убирай-
тесь отсюда!
Эшли улыбнулся и погладил ее по спине, словно успо-
каивая ребенка. Елена отбросила его руку и отпрянула,
как от змеи.
— Убирайтесь, или я закричу!
Видя, что охваченная паникой девушка не может внять
голосу разума, Эшли встал и пошел к балконной двери.
Казалось, она не ожидала столь легкой победы. Она на-
блюдала за. журналистом со страхом и удивлением. У двери
Эшли обернулся.
— Вы обещали выпить со мной кофе. Вроде бы днем я
вам понравился. За обедом же вы смотрели на меня, как на
заклятого врага. Отчего? И почему вы плачете?
— Ты убил его! Ты и твоя шлюха! Ты убил его, прежде
344
чем он успел попросить у Бога снисхождения к его прокля-
той душе. Ты убил его за клочок бумаги, который...
Голос ее звучал все громче. Эшли одним прыжком под-
скочил к кровати и ударил девушку по щеке, затем по дру-
гой. Елена сжалась в комок и вновь зарыдала. Тогда он
заговорил, истово, настойчиво, смутно надеясь, что хоть
одно слово прорвется сквозь барьер отвращения и живот-
ного страха.
— Вам сказал об этом Органья, не так ли? Он хочет,
чтобы вы ненавидели меня, хочет использовать вас против
меня. Но он солгал. Я вел машину. Я ехал с его женой. Но
не я убил Гарофано. Убийца — Органья. Он сбросил Гаро-
фано с ограждения прямо под колеса. Я пытался его
спасти. Наша машина едва не слетела в пропасть. Но я
ехал слишком быстро. Вы должны мне верить. Я не убивал
Гарофано. Убийца — Органья, потому что именно его
изобличали документы, которые хотел продать мне этот
человек. Дайте мне время, и я все объясню. Ради Бога,
дайте мне время.
Ее глаза сверкали ледяной ненавистью. А затем с губ
Елены хлынул поток проклятий:
— Чтоб тебе больше не быть мужчиной! Чтоб сдохли
твои женщины. Пусть твои сыновья будут карликами, а
твои дочери никогда не принесут тебе внуков. Чтоб тебе
умереть за твои грехи и вечно гореть в аду, потому что ты
убил моего брата!
— Вашего брата? — Эшли остолбенел.— Вашего
брата?
Он повернулся на деревянных ногах, вышел на балкон
и вернулся в залитую светом комнату, где его уже ждали
Козима и Органья.
Глава 6
Капитан Гранфорте ушел. Он записал показания
Козимы и любезно разрешил отложить отъезд на виллу до
утра. Хороший человек, соблюдающий приличия и не
кичащийся данной ему властью. Они должны радоваться,
что именно он ведет расследование. Впереди еще немало
препятствий, но по всему видно, что им удалось избежать
•открытого скандала. А благоразумие и сотрудничество
позволят...
345
Витторио д’Органья говорил и говорил, но его
слова едва долетали до Эшли, будто сквозь толстый слой
ваты.
— ...Разногласия между нами еще сохраняются, мистер
Эшли, но наше взаимодействие сегодняшним вечером по-
зволяет надеяться, что со временем, лучше узнав друг
друга, мы сможем выработать соглашение, приемлемое...
— Конечно, конечно! .
Эшли механически кивнул. Разногласия — взаимодей-
ствие — соглашение! Обычные слова, которыми обстав-
ляется ложь.
— ...На вилле нам никто не помешает, и мы погово-
рим...
Поговорим — поговорим — поговорим! От разговоров у
него гудела голова. Хотелось тишины и покоя. И времени
подумать, времени восстановить силы.
— На сегодня достаточно,— грубо прервал он плавную
речь Органьи.— Я иду спать. Доброй ночи, Козима.
— Доброй ночи, Ричард,— тихо ответила она.
Органья взял его под руку и проводил до дверей.
— Отдыхайте, мой друг.
— Доброй ночи, Органья.
Он медленно прошел по коридору, поднялся по широ-
кой мраморной лестнице, ведущей к его номеру. Вынул
ключ, открыл дверь, вошел. И обмер.
В кресле сидел капитан Гранфорте, пил его виски и
читал рукопись, лежащую у него на коленях.
Эшли едва стоял на ногах от усталости. Без единого
слова он подошел к столу, налил себе виски и залпом
выпил. Налил еще, разбавил водой, поставил бокал на
ночной столик и плюхнулся на кровать, заложив руки за
голову и глядя в потолок.
Гранфорте с улыбкой наблюдал за ним.
.— Устали, мой друг?
- Да.
— В учебниках пишут, что подозреваемого надо
допрашивать именно в тот момент, когда он устал и его
нервы _на пределе.
Эшли закрыл глаза. От выпитого виски по телу растек-
лось приятное тепло. Ему не хотелось спорить с Гран-
форте. Он может задавать вопросы до посинения, но едва
ли получит хоть один ответ. Если он станет слишком
346
надоедлив, придется его вышвырнуть вон. Капитан загово-
рил вновь.
— Однако, имея дело с умным человеком, прожившим
немало лет и многое повидавшим, лучше отложить учебник
в сторону, а отнестись к нему с тактом и уважением.
Я отлично понимаю, что могу докучать вам хоть до утра,
но ни на шаг не приближусь к истине.
— Мудрые слова, капитан.— Эшли приподнялся на
локте, отпил из бокала и вновь лег на подушку.
— Пока мы беседовали, один из моих людей обыскал
вашу комнату. Но не нашел ничего занимательного, кроме
вот этого.— Гранфорте постучал пальцем по рукописи.—
Я достаточно хорошо читаю по-английски, чтобы понять," о
чем идет речь.
— Но вы-то искали совсем другое,— заметил Эшли.
— Да. Но теперь мне понятно, что искали вы. В руко-
писи есть пропуски с краткими примечаниями: «Вставить
фотокопию 1, вставить фотокопию 2»,— и так далее. Я бы
хотел оставить этот документ у себя.
— Вы все равно возьмете его, что бы я ни ответил. Но
учтите, в римском корпункте моей газеты есть еще два
экземпляра.
— Которые ждут только фотокопий, чтобы пойти в
печать. Так?
— Так. А теперь, пожалуйста, потрудитесь уйти и
дайте мне отдохнуть.
— Шантаж — весьма нелицеприятное занятие,— ска-
зал капитан Гранфорте.
— Шантаж? — Эшли сел.— Вы решили, что я собрался
шантажировать Органью?
— Это логичное умозаключение, мистер Эшли.— Он
поднял руку, останавливая поток горячих возраже-
ний.— Посудите сами. С какой стати итальянский аристо-
крат, богатый и влиятельный, будет притворяться другом
иностранного журналиста, который, судя по этому доку-
менту, намерен втоптать его в грязь? Почему он предла-
гает защиту и гостеприимство любовнику своей жены?
— Вы не имеете права так говорить!
— Неужели? — иронически ухмыльнулся Гранфорте.—
Вы сами сказали, что ездили в II Deserto, признанное место
встреч влюбленных, и провели там, по вашим собственным
словам, два часа. Мои люди с помощью фонаря обнару-
347
жили отпечатки протектора вашей машины, ведущие к
храму. Нашли они и примятую траву. На довольно боль-
шой площади. О чем я, по-вашему, должен подумать? Или
у вас есть альтернативный вариант?
Эшли упрямо покачал головой.
— Я не шантажист. И не убийца.
— У вас есть мотивы и для того, и для другого. Да,
мистер Эшли. Убийство давало вам возможность получить
документы, позволяющие отнять у Органьи его состояние и
жену.
— Вы понимаете, что это значит? Вы и Козиму обви-
няете в соучастии?
— Я не исключаю и этого,— холодно ответил Гран-
форте.
Эшли наклонился вперед и закрыл лицо руками. Он
понял, что проиграл. Куда бы он ни повернулся, везде
стояли сети. Он едва не рассказал капитану всю правду, но
вовремя одумался. Что могли изменить слова? Все, ска-
занное им, переиначат и обратят против него. Оставалось
только идти по кривой дорожке и надеяться, что где-то
впереди забрезжит свет. Эшли поднял голову и взглянул на
капитана Гранфорте.
— Вы намерены арестовать меня, капитан?
Странное выражение мелькнуло в глазах полицейского.
— Вы хотите этого, мистер Эшли?
— Я слишком устал, чтобы чего-то хотеть,— впервые
за вечер он сказал истинную правду.
Гранфорте покачал головой.
— Если вы понадобитесь мне, дорогой друг, я знаю, где
вас найти. Покойной ночи и золотых грез!
Гранфорте встал, допил виски, надел фуражку, сунул
рукопись под мышку и вышел из номера.
Ричард Эшли, не раздеваясь, так и лежал на кровати,
разглядывая потолок. Наконец-то он один, недостижимый
злобе и голосам инквизиторов. Теперь он может подумать
и попытаться сложить воедино кусочки картинки-голово-
ломки.
Первым и наиважнейшим куском, вокруг которого
должны выстраиваться все остальные, являлось родство
Энцо Гарофано и Елены Карризи, секретарши и любое-?
ницы Органьи. Разница в фамилиях ничего не значила.
348
Любой человек мог изменить как имя, так и фамилию, хотя
было бы небезынтересно узнать, зачем это сделал Гаро-
фано.
Не тот ли это источник, откуда появились письма и их
фотокопии? Секретарша, к тому же и любовница, имеет
доступ к личным бумагам своего босса.
Но почему женщина хочет погубить мужчину, который
содержит ее? Ревность? Действительно, Органья показал
себя непостоянным и безжалостным любовником. В пред-
дверье выборов он мог разорвать компрометирующую его
связь. Все-таки перед ним маячила перспектива министер-
ского портфеля. А Италия — клерикальная страна, где не
одобряют внебрачные связи. Этим, возможно, и объяс-
няется появление Таллио Рицциоли. Аристократ устраи-
вает семейную жизнь брошенной любовнице. В охваченной
безработицей Италии не составляло труда найти жениха
для невесты с богатым приданым.
Вроде бы разумное предположение, но оно никак не
объясняло лютую ненависть Елены по отношению к нему и
ее упорное нежелание признать вину Органьи. Если только
Органье не удалось выдать ложь за правду. Он-то мог вну-
шить женщине любую чушь.
Быть может, на вилле он найдет к ней подход и сможет
превратить из врага в союзника?
Затем он подумал о Козиме, дорогой возлюбленной
давних дней. Ему не позволили присутствовать при ее
допросе. Она не знала, как он описывал столкновение. Ее
показания слышали лишь Гранфорте и Органья. Быть
может, она вновь предала его, назвав лжецом, чтобы выго-
родить себя и мужа. Эшли решил, что это очень и очень
возможно.
Он вспомнил Арлекина. Его ровный голос и холодные
светлые глаза. Профессионал, оберегающий интересы
своего государства. Безразличный к драме, равнодушный к
страстям. Истина для него определялась лишь практиче-
ской целесообразнбстью. По крайней мере, он не делал из
этого тайны.
Гранфорте? Гранфорте совсем другое дело.
Гранфорте — частица системы привилегий и продвиже-
ния по службе, учрежденной Органьей.
- Глаза Эшли закрылись, и сон увлек его в мир кошма-
349
ров, где Козима звала его с высокого обрыва, а волны
перекатывались через мертвеца с лицом Витторио, герцога
Органьи.
Проснулся он в ярких лучах солнца, полностью одетый,
замерзший, с горечью во рту от вчерашней выпивки. Из
коридора доносились приглушенные голоса слуг и жужжа-
ние пылесоса. Он сел, протер глаза, посмотрел на часы.
Двадцать минут восьмого. У него есть два или три часа,
прежде чем они поедут на виллу.
Эшли разделся и прошел в ванную. Из зеркала па него
глянуло серое, уставшее лицо, с черными кругами под гла-
зами и резкими морщинами у рта и глаз. Он потрогал
заросший щетиной подбородок, коснулся седых висков,
малоприятного напоминания о том, что юность безвоз-
вратно ушла, а зрелость не оправдала возлагавшихся на
нее надежд.
Он скорчил гримасу и начал намыливать лицо. Побрив-
шись, Эшли растер кожу лосьоном, с удовольствием отме-
чая, как возвращается румянец и смягчаются морщины.
Ванна, легкий завтрак, крепкий кофе^ и он вновь станет
себе хозяином.
Хотя и не совсем, потому что Гранфорте набросил на
него узду, да и другие стремятся к тому же, а корреспон-
дент без статьи — должник редакции, оплачивающей его
расходы. И все же он жив, а Энцо Гарофано мертв, и ему
уже ничем не помочь.
После ванны, растирая махровым полотенцем муску-
листое тело, Эшли раздумывал, что следует сделать перед
тем, как поменять свободу отеля на заточение на вилле
Органьи. В корпункт он решил не звонить. Хансен, его
шеф, вечно чего-то боялся, и его заботила не столько
хорошая статья, как размеренное функционирование вве-
ренного ему учреждения. Он не жаловал энергичных людей
и терпеть не мог корреспондентов, ввязывающихся в тем-
ные истории. Если попадешь ему под горячую руку, то тут
же окажешься в Риме. Материал слетит, а сам будешь
отвечать за свои похождения.-
Кроме того, узнав, что фотокопий нет, Хансен мог за-
требовать две тысячи долларов, а шестое чувство подска-
зывало Эшли, что они ему еще понадобятся. Он даже поду-
350
мал, а не взять ли деньги на виллу. И решил получить их
после завтрака.
Когда зазвонил телефон, Эшли одевался.
— Слушаю,— сказал он, подняв трубку.
— Эшли? — раздался голос Арлекина.— Извините, что
так рано.
— Я уже встал.
— Вы уезжаете сегодня утром? Я бы хотел поговорить
с вами до отъезда. Если можно, наедине.
— Отлично. Приходите и позавтракайте со мной.
- Где?
— Приходите в мой номер. Мы позавтракаем на бал-
коне.
— С удовольствием. Как вы себя чувствуете?
— Как побитая собака.
Арлекин хохотнул и повесил трубку. Эшли заказал по
телефону завтрак на двоих, вышел на балкон и закурил в
ожидании кофе и Джорджа Арлекина.
Во время завтрака маленький жизнерадостный англича-
нин предпочитал говорить на отвлеченные темы и лишь
После первой чашки кофе перешел к делу.
— Я решил быть с вами откровенным, Эшли.
— Это шаг вперед,— буркнул тот.
— Я думаю, это выгодно нам обоим.
Эшли резко поднял голову, но не заметил иронии в
светлых глазах собеседника.
— Выгодно кому?
— Нам обоим.
Эшли откинулся назад.
— Что ж, послушаю ваши откровения.
— Послушайте,— Арлекин развернул стул и сел лицом
к морю. Мимо отеля проплывал белоснежный лайнер,
держа курс на Неаполь.— Я, так же как и вы, уверен в
том, что Гарофано убили.— Он помолчал.— Правда, я еще
не решил, кто это устроил, вы или Органья.
Эшли ничего не ответил, и Арлекин продолжал:
— Я оказался в любопытном положении. Я бы только
радовался, окажись вы виновным. Тогда я без помех мог
бы довести до конца важную политическую интригу,
выгодную моему государству. Не будет ни скандала, ни
разоблачений. Вы понимаете меня, не так ли? — И на его
лице заиграла невинная, как у младенца, улыбка.
351
Эшли не улыбнулся в ответ. Англичанин говорил
правду.
— Да, понимаю.
— С другой стороны, если убийство организовал
Органья, чтобы утаить изобличающие его документы,
я должен рекомендовать моему государству пересмот-
реть свою позицию и прервать переговоры, веду-
щиеся с коллегами Органьи. Теперь вы видите, как мне
нелегко?
— Только вам? — Впервые за все утро Эшли улыб-
нулся с истинным наслаждением.
— Нам обоим,— признал Арлекин.— Капитан Гран-
фортеч а это серьезный противник, обвинил вас чуть ли не
в половине преступлений, перечисленных в уголовном
кодексе, и тем не менее оставил на свободе под личную
ответственность человека, который вас ненавидит. Если
вы виновны, не ищите у меня сочувствия. Если нет...— Его
пальцы забарабанили по столу.— Если нет, вас убьют так
же, как Гарофано.
— Какая удачная мысль!
— Поэтому я вновь возвращаюсь к моему вчерашнему
вопросу. Есть у вас фотокопии или нет? Вы можете не
отвечать. Я только поясню вам суть вопроса. Если фотоко-
пий у вас нет, вы ни в чем не виноваты, но они нужны вам,
чтобы остаться в живых. Попав на виллу, вы будете свя-
заны по рукам и ногам. И вам необходим союзник, чтобы
как можно быстрее добыть фотокопии. Я предлагаю свои
услуги. Предполагая, разумеется, что вы не взяли их у
Гарофано, когда убили его.— Он пристально посмотрел на
журналиста, разглядывающего голубую гладь моря.— Вы
все еще не доверяете мне, Эшли?
— Нет!
Прямота ответа не оскорбила маленького англичанина.
Он улыбнулся и налил себе еще чашечку кофе.
— Все и так ясно как Божий день. Но, что бы я ни
говорил, мне вряд ли удастся убедить вас, что мои слова не
подразумевают нечто другое.
Эшли задумался, а затем кивнул, признавая правоту
англичанина.
— Хорошо, Арлекин. Вы меня уговорили. Фотокопий у
меня нет. И я понятия не имею, где они могут быть.
352
— Благодарю, Эшли,— ответил Арлекин.— Я ценю
ваше доверие. Но и волнуюсь за вас.
— Я сам волнуюсь.
— Органья весьма ловко подготовил убийство Гаро-
фано. И вам он может оказать ту же услугу. В Неаполе
наемные убийцы очень дешевы.
— Мне кажется, он больше склоняется к тому, .чтобы
договориться по-хорошему.
— Причина одна. Он уверен, что фотокопии у вас.
Эшли наклонился к англичанину.
— Вы это уже говорили. Потому-то я и не доверял вам.
Он должен знать, что у меня их нет.
Джордж Арлекин удивленно взглянул на журналиста.
— Откуда?
— Все очень просто. Козима была со мной, начиная с
той минуты, как я подрался с Гарофано в баре и кончая
возвращением в Сорренто с его телом. Вы хотите сказать,
что она не дала Органье подробного отчета, за исключе-
нием, быть может, описания любовных утех?
— И вы в это верите? — искренне изумился Арлекин.
— А что мне мешает?
— Бедный, несчастный глупец,— печально вздохнул
Арлекин.— Разве вы не знаете, что она вас любит?
Эшли упрямо покачал головой.
— Она продала меня, Арлекин., Она дважды продала
меня одному человеку. Теперь я уже не могу доверять ей.
Арлекин пожал плечами.
— Это ваше личное дело. Я не вхож в круг друзей этой
дамы. Жаль, конечно. В доме Органьи вам необходим
близкий человек.
— Я надеюсь найти его.— И Эшли рассказал о ночном
разговоре с Еленой Карризи и о проклятиях, которыми она
осыпала его, видя в нем убийцу брата.
Арлекин слушал, жадно ловя каждое слово. Когда
Эшли закончил, англичанин встал, подошел к перилам и
долго смотрел на сверкающее на солнце море, будто соби-
раясь с мыслями. Затем он вновь сел.
— Я предупреждал вас с самого начала, что вы не
понимаете, с кем имеете дело. Я думаю, теперь вы начали
кое в чем разбираться, но по-прежнему находитесь на не-
знакомой территории. Вы в древней стране, где даже про-
12 Охота обоечениого волка
353
стое зачастую является очень и очень сложным. Вы
должны привыкнуть мыслить парадоксами. Возьмем, к
примеру, Елену Карризи. При встрече вы принимаете ее за
утонченную римлянку, а она честит вас, как крестьянка из
горной деревушки. Для ее семьи, если у нее есть семья,
она — putana, потому что пожертвовала добродетелью,
чтобы разделить ложе герцога. Однако она разрыдалась
лишь потому, что жалкий мошенник доводится ей братом.
Вы думаете о мотивах и выбираете тот, что соответствует
вашему складу ума: ревность. Я мог бы назвать вам два-
дцать других, и каждый был бы не менее весомым. Эта
страна с бурной историей, конечный продукт двух тысяче-
летий анархии, беспорядков, сменяющих друг друга наше-
ствий варваров. У итальянцев есть традиции, которые
смешны для вас, но они не переступят их даже под угрозой
смерти. Не осознав этого, вам не избежать ошибок, кото-
рые могут вас погубить.
— Сказанное вами относится и к Органье?
— В большей части,— кивнул Арлекин.— Я читал под-
готовленный вами материал, а там написана чистая
правда. Он манипулирует финансами, он беспринципный
политикан, он — авантюрист, рвущийся к власти. Но это
не вся правда, потому что вы не можете втиснуть в. одно
предложение две тысячи лет истории. А действия такого
человека, как Органья, нельзя объяснить вне историче-
ского контекста. Его не потопит и дюжина статей, подоб-
ных вашей. Я не в силах объяснить этого. Остается
надеяться, что вы сами во всем разберетесь. Иначе...— Он
осекся, словно не находя подходящих слов.
— Иначе он начнет объясняться сам,— подсказал ему
Эшли.— И что тогда?
— Тогда, мой дорогой друг, вы поймете, почему я тре-
вожусь за вас.
Глава 7
Когда Арлекин ушел, Эшли собрал чемоданы, спу-
стился вниз, оплатил счет и прошелся до «Америкэн
экспресс», чтобы получить две тысячи долларов. Он предъ-
явил паспорт, подписал квитанцию, и клерк выдал ему
двадцать новеньких, будто только что вышедших из-под
354
печатного станка стодолларовых банкнот. Эшли пересчи-
тал их и положил в бумажник.
Утренний поток туристов обтекал бронзовую статую
святого Антония, патрона города, благосклонно взираю-
щего на разноязычную толпу, кормящую его подопечных
как летом, так и в суровую зиму. Загорелые девушки в
ярких пляжных накидках и огромных соломенных шляпах,
длинноногие юноши в шортах и цветастых рубашках, сте-
пенные немцы в кремовых костюмах и башмаках на тол-
стой подошве, безвкусно одетые французские провин-
циалки, изящные римские кавалеры, ищущие американ-
ских жен.
Все они торопились в порт, чтобы успеть на первый
паром на Капри. Они писали открытки на маленьких сто-
ликах, стоящих на тротуарах. Они разглядывали сувениры
на лотках и в витринах магазинов. Они сидели около кро-
хотного фонтанчика под апельсиновыми деревьями, пили
кофе и ели пирожные. Они торговались с таксистами и
извозчиками. X
Официанты протирали мраморные столы. Женщины-
крестьянки в деревянных сандалиях на босу ногу несли на
голове большие глиняные кувшины или тюки грязного
белья. На автовокзале стояли посыльные в украшенных
галунами фуражках. Полицейский в зеленой форме и с
черной кобурой на бедре непрерывно свистел и размахивал
руками, пытаясь упорядочить движение автомобильного
стада вокруг ног святого Антония.
Эшли стоял у открытых ворот, ведущих в сад отеля, и
курил. Какой-то тип осведомился, не нужны ли ему амери-
канские сигареты, на сто лир дешевле, чем в киоске. Эшли
покачал головой. Скорее всего, их делали в каком-нибудь
неапольском подвале из окурков, подобранных в сточных
канавах.
Старуха протянула трясущуюся руку, прося подаяния.
Эшли, порывшись в кармане, дал ей несколько мелких
монет, и она отошла, благословляя Господа, Деву Марию и
двадцать восемь святых Сорренто.
Шустрый уличный торговец попытался всучить ему
соломенную шляпу. Девочка, по виду школьница, предло-
жила купить букетик цветов, сказав, что деньги пойдут на
нужды местного монастыря. Затем он увидел бармена
Роберто. ~
355
Опустив голову, тот торопливо пересекал площадь с
озабоченным видом опаздывающего человека. Как только
бармен прошел ворота, Эшли пристроился к нему.
— Добрый день, Роберто!
Вздрогнув, бармен поднял голову, жалко улыбнулся и
пробормотал ответное приветствие. Он было ускорил шаг,
но Эшли схватил его за запястье и увлек под пальмы. Там,
невидимая с дороги, стояла маленькая беседка, где
туристы могли укрыться от палящего полуденного солнца,
отдохнуть и выпить ледяного лимонада.
Роберто пытался вырваться, но Эшли крепко держал
его. В глазах бармена застыл испуг.
— Синьор, умоляю вас... ради Бога! Я опаздываю на
работу. Пожалуйста, отпустите. Чего вы от меня хотите?
В беседке Эшли вывернул ему руку за спину, Роберто
дернулся, Эшли еще сильнее вывернул руку, бармен
сдался, и обмяк.
— Если ты еще раз трепыхнешься,— вкрадчиво сказал
Эшли,— тебе еще долго придется обходиться одной рукой.
Понятно?
— Конечно, конечно! — в ужасе пролепетал бармен.
— Вчера ты сам обратился ко мне, Роберто, и преду-
предил, что я могу взять обещанный мне товар, но не
доверять посыльному. Я заплатил тебе пять тысяч лир.
Теперь меня интересует, кто просил тебя поговорить со
мной?
Роберто дрожал от страха. Эшли чувствовал, как часто
стучит его сердце.
— Кто тебя просил?
— Я... я не знаю этого человека, синьор.
— Ты лжешь.— Эшли чуть дернул вывернутую руку, а
кулаком свободной руки задрал подбородок Роберто, пере-
жимая ему гортань. Раньше он никогда не прибегал к
таким методам, но сейчас на карте стояла его жизнь.
И другого способа заставить Роберто заговорить не
было.— Кто этот человек? Как его зовут?
— Он... он не назвался, синьор. Я никогда его не
видел. Должно . быть, он из Неаполя. Он сказал, что я
должен передать, и дал мне конверт с десятью тысячами
лир.
— Что еще?
— Он... он дал мне телефонный номер.
356
— Какой номер? — От возбуждения Эшли вновь дер-
нул вывернутую руку, и Роберто взвизгнул от боли.
— Пожалуйста, синьор, пожалуйста! Не убивайте
меня, я все скажу!
— Говори!
— По этому номеру я должен был позвонить, если вы
уйдете из отеля, сообщить время ухода и имя вашей спут-
ницы.
— И ты это сделал?
— Да, синьор.
— Когда?
— Как только вы ушли с герцогиней.
— Какой номер?
— Я... я забыл его, синьор.
— Вспомни!
— Э... Сорренто, 673.
— А что еще?
— Нет, синьор! Ничего! Больше ничего, клянусь
матерью и могилой отца!
— Зачем он просил передать мне ничего не значащие
слова?
— Я... я не знаю, синьор!
— Подумай!
— Чтобы... чтобы посеять между вами недоверие.
— Спровоцировать ссору?
— Он на это рассчитывал.
— Ты должен был доложить ему и об этом?
— Да, синьор.
— Если ты лжешь, Роберто...
— Синьор... пожалейте меня! Я клянусь, что рассказал
всю правду.
Тогда Эшли отпустил его, и бармен, поперся прочь,
потирая вывернутое плечо.
Эшли одернул пиджак, поправил галстук и зашагал к
бару, находившемуся за бензоколонкой^а другой стороне
площади. Купив жетон, он прошел к телефону-автомату.
Набрал 6-7-3. Раздались гудки, сменившиеся мужским
голосом: «Слушаю! Виллр. Органьи!»
Эшли повесил трубку и вышел из бара. От асфальта
мостовой и стен домов исходил жар, но он дрожал от
холода, как человек, только что заглянувший в собствен-
ную могилу.
357
...Вернувшись в отель, Эшли увидел у парадного
подъезда голубую «изотту» и пикап, в который носиль-
щики под наблюдением шофера в темно-синей униформе
укладывали чемоданы. Управляющий отеля почтительно
прощался с Козимой и Органьей. Таллио Рицциоли и
Елена Карризи о чем-то переговаривались, держась чуть в
стороне. Появление Эшли ускорило церемонию расстава-
ния, и две минуты спустя все сидели в «изотте», Козима и
Органья на переднем сиденье, Таллио и Эшли — позади, с
Еленой между ними.
Органья осторожно вырулил на 'площадь, замелькали
дома, переулки, и скоро большая машина вырвалась на
шоссе, ведущее на запад, к оконечности полуострова.
Они ехали с откинутым верхом, ветер ерошил волосы и
приятно обдувал лица; листья обрамляющих дорогу слив
безжизненно повисли, стрекотание цикад перекрывало
урчание мощного мотора. Небо сияло голубизной, а за
серыми холмами с укрывшимися между ними рыбацкими
деревушками синело море.
. Органья пребывал в отличном расположении духа. Он
ехал быстро и уверенно. С его лица в зеркале заднего вида
не сходила улыбка, и он то и дело указывал на пронося-
щиеся мимо достопримечательности. Постепенно разгово-
рились и остальные, за исключением Елены Карризи, за-
стывшей, как статуя, между Эшли и Таллио.
Наконец они свернули на узкую, мощенную булыжни-
ком дорогу и подъехали к высоким железным воротам с
гербами рода Органья.
Органья нажал на гудок, и сгорбленный седенький ста-
ричок с морщинистым лицом открыл ворота и подошел к
герцогу, чтобы поцеловать руку своего господина. Органья
улыбнулся и дружески потрепал его волосы.' Затем
«изотта» поползла вверх, к вилле.
Эшли почему-то ожидал увидеть белую кубическую
коробку со слепыми стенами и мавританскими нишами,
часто встречающимися на Капри. Вместо этого он оказался
перед великолепным трехэтажным палаццо в стиле
барокко, с причудливыми балконами и резными дверьми,
широкой террасой и мраморной балюстрадой, зеленым
лужком, уходящим к апельсиновому саду и оливковым
рощам. Многолетние сосны поднимались над крышей.
Клумбы радовали глаз разнообразием цветов.
358
Органья заглушил двигатель, двери раскрылись, на-
встречу им вышел высокий седовласый мужчина, по виду
мажордом. Еще полдюжины слуг выстроились в холле.
Мажордом помог им выйти из машины:. Органье;
Козиме, затем и остальным. Когда очередь дошла до
Елены, мажордом обнял ее и расцеловал в обе щеки.
Девушка приникла к его груди, и Эшли показалось, что
она вот-вот расплачется.
Органья поймал удивленный взгляд журналиста и
улыбнулся.
— Управляющий моим домом — Карло Карризи. Елена
его дочь.
— О! — что еще мог сказать Эшли. Где уж ему разо-
браться в хитросплетениях клана Органьи.
После завершения ритуала встречи почтительный слуга
отвел Эшли в отведенную ему просторную квадратную
комнату с большой кроватью под пологом, с лепным
потолком и окнами, выходящими на круглую бухту у под-
ножия крутого обрыва.
Когда слуга ушел, Эшли осмотрелся. Залитая солнцем
комната могла вместить целую армию. Золоченые листья
на потолке, изумительный паркет, флорентийская мебель,
мраморный камин. Роскошь обстановки, казалось, напоми-
нала Эшли, что в этом богатстве древности он инородное
тело.
Раздался стук в дверь, и на пороге появилась служанка
с чемоданом и дорожной сумкой. Эшли попытался ей
помочь, но она с улыбкой замотала головой и начала рас-
кладывать чистые рубашки и белье по полкам, развеши-
вать костюмы. Грязное она засунула в дорожную сумку и
унесла с собой.
Эшли снял пиджак, галстук, повязал на шею яркий
шарф и вышел на террасу. Органья, облокотившись на
балюстраду, смотрел на голубеющее внизу море. При
звуке шагов Эшли он поднял голову и приветливо улыб-
нулся.
— Подходите сюда, Эшли. Как вы устроились?
— Превосходно.
— Вам тут нравится?
— Очень. Я вам завидую.
— Давайте я покажу вам окрестности.
— С удовольствием.
359
Дружеская -улыбка, искреннее радушие в голосе. Как
поверить, думал Эшли, что именно этот человек подгото-
вил убийство, чтобы скрыть свои преступные деяния?
Органья взял журналиста под руку, и по мраморным
ступеням они сошли на посыпанную гравием тропинку,
через лужок уходящую в апельсиновый сад и далее спус-
кающуюся к морю.
— Когда я возвращаюсь сюда,— заговорил Органья,—
такое, к сожалению, случается все реже, я чувст-
вую себя мальчиком. Ведь я здесь родился. Я играл
под этими деревьями. Я учился плавать на этом берегу.
У тех скал я впервые поймал рыбу. Она весила около
килограмма. У меня есть дом в Риме. У меня есть дома в
других городах Италии. Но моя родина здесь. Вы меня
понимаете?
— Конечно. У каждого из нас есть только одно место,
которое зовется родиной.
— С давних пор, до Бурбонов, до королевства двух
Сицилий, до того, как Амалфи стала первой республикой в
Италии, землей, по которой вы идете, владеет род мой. На
холмах вы увидите развалины древних замков, построен-
ных моими предками во времена нашествий варваров.
У нас долгая и бурная история. Мы теряли, приобретали,
но, несмотря на все потрясения, держались за этот кусок
земли. Наши крестьяне обрабатывали ее. Наши рыбаки
ловили рыбу в ее водах. Мы строили наши дома, ста-
новились свидетелями того, как их уничтожают войны
и землетрясения, но всегда отстраивали их заново.
Нынешние слуги — сыновья и дочери тех, кто служил
нашим отцам. Наши луга зелены, потому что на них
покоятся • тела многих и многих поколений. Наши цветы
растут на компосте истории. Это... об этом не следует
забывать.
— Несомненно,— кивнул Эшли.
Органья искоса посмотрел на него.
— Рад это слышать, Эшли.
Стрекотали цикады. Ящерицы выползли на камни,
чтобы погреться на солнце. Где-то в оливах пела птица.
Другая отвечала ей с далекого холма. Мужчины стояли и
смотрели на уходящую вниз долину, над которой от жары
дрожал летний воздух. Эшли не мог не отметить ухожен-
ность земель Органьи. Он хорошо знал низкий уровень
360
сельского хозяйства юга Италии. Примитивные методы
обработки земли, практически полное отсутствие удобре-
ний. Он видел все это и у мелких фермеров, и в больших
поместьях, хозяева которых позволяли управляющим
нещадно эксплуатировать землю, заботясь лишь о том,
чтобы у них были деньги на содержание вилл во Фраскати
и роскошных яхт в Рапалло.
Здесь же старые деревья вырубались, и земля получала
необходимые удобрения. Стволы распиливались и уклады-
вались для просушки в аккуратные штабеля. Высажива-
лись саженцы высокоурожайных сортов, доставленные из
Австралии или Калифорнии, а в ирригационных каналах
текла вода для полива.
Когда Эшли сказал об этом Органье, тот улыбнулся.
— Вас это удивляет, Эшли? Почему?
— В этой части света подобное ведение хозяйства
большая редкость.
— Я согласен,— вздохнул Органья.— Но нельзя в одну
ночь изменить целую страну. Не хватит пяти, да что там
пяти, десяти, двадцати лет, чтобы искоренить невежество и
предрассудки столетий. Для этого необходимо образова-
ние. Необходимы учителя, средства массовой информации,
дороги, мосты, линии электропередач, телефоны, чтобы
нести знания в наше захолустье.
Эшли кивнул. Да и кто бы стал спорить с утвержде-
ниями Органьи. Правда, журналист так и не понял, к чему
клонит его собеседник. А тот решил не продолжать нача-
тую тему. Они миновали последние деревья и вышли на
полоску травы, за которой начинался обрыв. С десяток коз
лениво щипали траву, а шагах в сорока на обломке скалы
сидел старик пастух.
— Хорошенько присмотритесь к нему, мой друг,— ска-
зал Органья.— Поймите его, и тогда, возможно, вы нач-
нете понимать наши печали. Ему шестьдесят, а он выгля-
дит на все восемьдесят. Он пасет коз с той поры, как ему
исполнилось десять лет. Он не умеет ни читать, ни писать.
Если вы заговорите с ним по-итальянски, он не поймет ни
слова, а его язык будет загадкой для вас. Он прожил здесь
всю жизнь, в десяти милях от Сорренто, но вряд ли побы-
вал в городе больше дюжины раз. Спросите его, почему, и
он ответит, что доволен жизнью и не видит смысла в
каких-либо изменениях. По-своему он счастлив и твердо
361
убежден, что ничего иного не требуется и для счастья его
детей, внуков, правнуков. Таких, как он, сотни и тысячи.
И в этом наша главная беда.
— С этим я не согласен,— решительно возразил Эшли.
— Почему?
Журналист ответил не сразу. Слишком многое значили
слова, которые ему предстояло произнести. Стоит ли ему
продолжать игру, полную намеков и недомолвок? Жить в
доме врага, есть его хлеб, помнить, что он любил его жену,
улыбаться ему за обеденным столом и ненавидеть, гото-
вить ему погибель? Или разом покончить с этим, выложить
карты на стол, пойти стенкой на стенку?
— Почему? — повторил Органья.
— Потому что таких, как он,— Эшли кивнул на пас-
туха,— и ему подобных можно встретить по всему свету, в
английских деревнях, в горах Кэтскилл, в .австралийской
саванне. Они не несут ответственности за свое будущее.
Она лежит на тех, кто может дать им образование, наделен
властью, богат, но слишком часто использует перечислен-
ное выше на благо себе, но не народа.
С плеч Эшли свалилась гора. Он высказался честно.
Следующий ход был за Органьей.
Но тот не полез в драку. Открытый конфликт с челове-
ком, в распоряжении которого находились компромети-
рующие его документы, не входил в планы герцога. Он
отвернулся от пастуха и указал Эшли на развалины сторо-
жевой башни.
— Взгляните на эту башню, Эшли. Ее построил мой
предок, которого, как и меня, звали Витторио. Он был
неприятным типом, каковым, возможно, являюсь и я. Него-
дяем, пьяницей, развратником. Деревенские девушки наро-
жали от него кучу детей. Но тем не менее люди любили
его. Имя его стало легендарным. А знаете, почему? Когда
пришли завоеватели с длинными мечами и на сторожевых
башнях запылали костры, он собрал своих наемников, воо-
ружил крестьян топорами и рогатинами и повел их за
собой, храбро сражаясь в самой гуще боя. Пусть он пил.
Пусть обдирал их до нитки налогами и соблазнял девушек.
Но он защитил их землю. А они знали, что преходяще все,
кроме земли. Это был сильный человек, и они нуждались в
его силе, так же, как нуждаются и теперь, Эшли! Как будут
нуждаться в ней и в будущем.
362
Сказав это, Органья повернулся и ушел. А Эшли смот-
рел на развалины старой башни и видел подготовленную
им статью, несостоявшуюся сенсацию, рушащуюся, словно
карточный домик.
Глава 8
Солнце слепило глаза. Жара усиливалась. На тонком
полотне рубашки проступили пятна пота. Эшли подумал,
что пора искупаться, подошел к обрыву и посмотрел вниз.
Узкая тропинка круто спускалась к полоске песка. Ред-
кие, выступающие из него скалы отбрасывали желанную
тень. Эшли отошел от края и направился к тропинке. Ему
осталось пройти по ней лишь дюжину ярдов, когда из-под
его ноги выскользнул камень, и последнюю часть пути
он проехал на пятой точке, чертыхаясь и кляня все на
свете.
Затем он услышал серебристый смех Козимы. Она
лежала на большом полотенце, загоревшая и прекрасная.
Эшли встал, отряхнулся, а затем сел рядом с ней. Смех
стих, Козима приподнялась и прижалась к его груди.
— О, Ричард! Саго mio! Я верила, что ты придешь. Со
вчерашнего дня мы ни минуты не были вдвоем. Мне так
много надо тебе сказать... объяснить... Поцелуй меня,
дорогой! —
И потому, что он не видел иного пути, кроме кривой
дорожки, потому, что не мог обойтись даже без той лживой
информации, которую она могла сообщить, потому, что
ему требовалось время на раздумье, потому, что, несмотря
ни на что, ее присутствие все так же возбуждало его, Эшли
выполнил ее просьбу. Козима всем телом приникла к нему,
а затем вновь легла на полотенце, подложив руки под
голову.
— Я гулял с твоим мужем,— объяснил Эшли свое
появление на берегу.— Он вернулся домой, а я решил
выкупаться.
— Отличная мысль. Мы можем поплавать вместе.
— Давай сначала поговорим.
Эшли снял рубашку и бросил ее на песок. Козима села,
обхватив колени руками.
— Без этого никак нельзя?
- Да.
363
— Какой я пережила ужасный день, Ричард. Вопросы,
бесконечные разговоры, ложь, комедия, которую мне при-
шлось играть, прикидываясь, что я больше не люблю тебя,
что ты для меня пустое место.
— Ты сыграла ее очень убедительно.— Эшли набрал
горсть песка, и сквозь пальцы он просыпался на ее золо-
тистую кожу.— Что думает твой муж... о нас?
— Ничего, Ричард. Ему безразлично, любовники мы
или нет. Любви между нами давно нет. Как жена, я важна
для него. Политику необходимо соблюдать внешние прили-
чия. И ты важен для него, Ричард, потому что можешь
погубить его.
— Зачем тогда эта комедия?
— Для капитана Гранфорте, для Джорджа Арлекина...
мне кажется, даже для Таллио и Елены.
— А при чем тут они? Елена его любовница, не так ли?
Козима печально улыбнулась.
— Была любовницей. Теперь она ему мешает. Ей не
место в министерских кругах. Перед нашим отъездом из
Рима он сказал Елене, что намерен вернуться ко мне.
После нашей поездки эта выдумка лопнула, как мыльный
пузырь, но мой муж настаивает, чтобы мы вели* себя так,
будто ничего не изменилось. Поэтому он пригласил Тал-
лио. Он хочет женить его на Елене.
— У меня создалось впечатление, что Таллио не люби-
тель женщин,— саркастически заметил Эшли.
— Тем более, ему не важно, на ком жениться. Главное
заключается в том, что ему хорошо заплатят.
— А что говорит Елена?
Козима пренебрежительно повела плечами.
— А что она может сказать, Ричард? Таких, как она,
полным-полно, и'редкий мужчина может позволить себе
жениться на такой. Перед ней два пути: либо найти нового
покровителя, либо выйти за Таллио и спокойно тратить
деньги, которые мой муж положит в банк на ее имя. Пола-
гаю, она выберет второй.
— Она все еще любит твоего мужа?
— Похоже, что да,—вздохнула Козима.— И мне
очень, очень ее жаль.
Эшли улыбался. Он получил ценную информацию.
Пока Козима не лгала. Следующий вопрос он задал, тща-
тельно подбирая слова:
364
— Козима, ты знаешь, в каком я положении?
— Слишком хорошо, Ричард. Поэтому я и боюсь за
тебя.
— Ты понимаешь, что каждый твой ответ очень важен •
для меня, даже если он кажется тебе тривиальным и не
имеющим отношения к делу?
- Да.
— Отлично. А теперь скажи, что я пытался купить у
Гарофано?
— Фотокопии личных писем моего мужа.
— Откуда тебе это известно?
— Ты говорил, что собирался купить у него какие-то
документы. Мой муж сказал, что это его письма.
— Когда?
— После моего возвращения в отель.
— Как он узнал об этом?
— Понятия не имею. Но мне известно, что с самого
начала его держали в курсе твоих действий и встреч. Это...
это не составляло большого труда, не правда ли?
— Ты знаешь, кем был Гарофано?
— Капитан сказал, что он — клерк из Неаполя. Это
все, что мне известно.
— А твоему мужу?
— Возможно, он знает что-то еще, но не говорит.
— Почему ты хотела, чтобы я солгал насчет столкно-
вения?
От неожиданного вопроса ее глаза удивленно раскры-
лись, но она ответила без малейшего промедления:
— Я предупреждала тебя, что здешняя полиция обо-
жает мелодрамы. Разве я ошиблась?
— Отнюдь, ты была права. А теперь скажи мне, почему
твой муж привез меня сюда, хотя мог отправить в тюрем-
ную камеру?
Козима помрачнела.
— Потому что... я думаю... я боюсь... он, возможно,
причастен к этому убийству.
Эшли не ожидал такой прямоты, но промолчал.
— Даже если он ни при чем,— продолжала Кози-
ма,— он хотел бы избежать скандала, бросающего тень
на меня и, следовательно, на него. Кроме того...— Она
запнулась.— Кроме того, он уверен, что фотокопии у
365
тебя. Он надеется уговорить или заставить тебя вернуть
их ему.
От столь явной лжи Эшли потерял осторожность.
— Черт побери, Козима, ты же в это не веришь! Так
же, как и я. Он обязан знать, что фотокопий у меня нет.
Ты же слышала, что Гарофано отказался их продать.
А потом, ты была со мной до возвращения в отель.
— Конечно. Но я сказала мужу, что видела, как ты
подрался с Гарофано и отнял у него какой-то конверт.
Витторио мне поверил.
— Почему ты сказала ему об этом?
— Иначе ты сидел бы в тюрьме... или ждал смерти, как
Гарофано.
Боль, отразившаяся на лице Козимы, подсказала Эшли,
каким же он был дураком. Он прижал Козиму к груди и
попытался извиниться за свою глупость:
— Козима, ты... ты не представляешь, какой я болван.
Мне следовало знать, что ты не солжешь мне. А я боялся,
что ты продала меня...
Она вырвалась из его объятий, ударила по лицу раз,
другой. Подхватила халатик и полотенце, вскочила на
ноги. Ее глаза сверкали презрением.
— Ты... ты мог в это верить! Верить и обнимать меня,
целовать и... Как ты мерзок! Мерзок, как они все! Лучше б
я никогда тебя не встретила!
Она наклонилась, набрала горсть песка и швырнула
ему в глаза. А затем понеслась по тропинке к растущим на
обрыве оливковым деревьям.
Полуослешпий, Эшли заковылял к воде, чтобы про-
мыть глаза.
— Женщины! — воскликнул Таллио Рицциоли.— От
них одни неприятности. Полюби их, и они обманут тебя
или разорят, народив кучу детей. Не замечай их, и они
бросятся тебе в объятия. Нет, мужчина должен жить в пус-
тыне, с мольбертом и понимающим другом.
Таллио рисовал на террасе, когда Эшли наткнулся на
него, вернувшись к дому с воспаленными глазами. Без
лишних слов Таллио отвел журналиста в его комнату, уса-
дил в кресло, принес оливкового масла и стал осторожно
промывать ему глаза, выбирая последние песчинки.
366
— Вы ругались с ней? — спросил он.
— Наоборот, извинился.
— Непростительная глупость. В вашем возрасте пора
знать об этом,— сказал Талл ио. Он бросил ватку в миску.
Эшли, облегченно вздохнув, опустил веки и на этот раз
не почувствовал острой боли.
— Спасибо, Талл ио. Я вам так благодарен.
Таллио вытер руки шелковым носовым платком.
— Рад вам помочь. Нам всем нужны союзники в борьбе
с женщинами. Мне становится дурно, когда я думаю о том.
через какие мучения должен пройти мужчина, чтобы за-
иметь детей, от которых в дальнейшем он может получать
одни зуботычины.
— Вроде бы и вы вступили на тот же путь.
— О, это? — Рицциоли пожал плечами и сморщил
нос.— Это деловое соглашение, утомительное, но необхо-
димое. Как только все закончится...—' Он изящно махнул
рукой.— Fimto! Наши пути разойдутся.
— Остров, мольберт и понимающий тебя друг?
— Совершенно верно. Вы шокированы?
— Ничуть. Но как вам удалось договориться с Орга-
ньей? Для вас это выгодное дело.
Таллио сел.
— Все началось с Карлы Манфреди. У нее полно денег,
и она финансировала мою первую выставку, а потом поте-
ряла интерес к живописи и увлеклась музыкой. Вернее,
одним музыкантом. Но на прощание посоветовала мне
обратиться к Органье. Мы встретились, поговорили. Он с
радостью выложил деньги на организацию второй вы-
ставки, естественно, на своих условиях. Должен признать,
он не поскупился. Правда, я подозреваю, что Елена полу-
чит гораздо больше. Как по-вашему?
— Вполне возможно,— участливо кивнул Эшли.— От
женщин, как вы сами сказали, одни неприятности, но в
таких делах они всегда остаются с прибылью.
Рицциоли подозрительно взглянул на Эшли, опасаясь,
не смеется ли тот над ним, но журналист и не думал
смеяться.
— Ваша-то прибыль не так уж велика? — спросил Тал-,
лио.
— Кое-что есть, но хотелось бы получить побольше.
Ради этого я даже готов пойти на некоторые расходы.
367
— Сколько вы можете потратить? — Детство Таллио
прошло в трущобах, и он твердо решил не возвращаться
туда.
— Тысячу долларов,— ответил Эшли.— Больше или
меньше, в зависимости от службы.
— Какой, синьор?
— Мы еще успеем поговорить об этом, Таллио,—
улыбнулся Эшли.— Я лишь хотел узнать, заинтересует ли
вас мое предложение;
— Деньги всегда интересовали меня. Деньги и жи-
вопись.
Прозвучал гонг, зовущий на ленч. Они вышли из ком-
наты, посмеиваясь,' словно заговорщики. Несмотря на
покрасневшие глаза и уязвленную гордость Козимы, Эшли
подумал, что сегодня ему не придется жаловаться на аппе-
тит. Он узнал немало интересного и полагал, что в бли-
жайшем будущем узнает еще больше. Кроме того, он запо-
лучил союзника, которого связывала с ним самая крепкая
цепь на свете — деньги.
Ленч подали на-террасе, под виноградными лозами.
Они сидели в шезлонгах, служанки разносили тарелки с
едой, а Карло Карризи стоял уведерка со льдом, в котором
охлаждались бутылки белого вина.
Всех разморила жара, разговор не клеился, и Эшли,
надевший темные очки, мог спокойно разглядывать при-
сутствующих.
Больше всего его занимал старый мажордом. Прямая
спина, крепкие руки, легкая юношеская походка, отмечал
про себя Эшли. А ведь ему около семидесяти. Большим
крючковатым носом и черными сверкающими глазами он
чем-то напоминал самого Органью. Наверное, подумал
журналист, одна из его прапрабабушек побывала в постели
Витторио, о котором рассказывал герцог. Похоже, старик
занимал в доме особое положение. Резкий с остальными
слугами, Органья всегда улыбался и смягчал голос, обра-
щаясь к Карло.
Еще одна загадка?
Убитый был братом Елены и, соответственно, сыном
старика. Как объяснить узы дружбы, связывающие отца и
человека, убившего его сына? Если только отец сам не
принимал участия в убийстве.
368
Невероятно? Но в Италии такое случалось сплошь и
рядом. Демоны темных грехов витали во дворцах Флорен-
ции и Венеции, в горных городках.
После ленча все, кроме Эшли, разошлись по комнатам.
Журналист же, чувствуя прилив сил, спустился с террасы
в апельсиновый сад, где листья отражали прямые лучи
солнца, а цветы наполняли воздух сладостным ароматом.
Тропинка привела его к маленькой, увитой зеленью
беседке с каменными скамьями и статуей мадонны на
пьедестале под деревянным навесом.
Перед статуей стояли лампадка и вазочка с цветами, но
масло давно кончилось, а цветы увяли.
Эшли сел и долго смотрел на статую. Имея дело с
этими. людьми, ,£умал он, следует помнить, что они
верят как в Бога, так и в дьявола. Они верят в Богома-
терь и многочисленных святых и ангелов. Они не
сомневаются в существовании бессмертной души. Пусть их
символы напыщенны, а суеверия коробят пуританские
вкусы, но они искренни в вере и уверены, что им суж-
дено увидеть рай или понюхать серу весьма причудливого
ада.
Даже такие мужчины, как Органья, и женщины, как
Козима, вскармливались на той же вере. И хотя некоторые
из них отказывались посещать церковь или отвергали ее,
никому не удавалось навсегда разорвать эту связь. Вера
придавала особую силу их страстям и безоглядную бесша-
башность грехам. Рискуя вечным проклятием души ради
любви или прибыли, они куда меньше беспокоились об
опасностях повседневного бытия...
Сон сморил Эшли, и он задремал, откинувшись на
каменную спинку садовой скамьи.
Разбудил его женский плач. Открыв глаза, Эшли уви-
дел Елену Карризи. Она стояла на коленях, приникнув
лбом к потемневшему дереву пьедестала, плечи ее сотряса-
лись от рыданий. Вновь и вновь она поднимала голову,
всматривалась в слепые глаза мадонны и страстно моли-
лась.
— Madonna mio!.. Матерь Божья! Пожалей меня...
Пожалей! Пожалей! Я любила его, а он отверг меня. Я —
его putana, и душе моей путь только в ад. А теперь он
хочет, чтобы я вышла замуж за мужчину, который совсем
не мужчина, a femenella. Я не нужна ему как женщина, и
369
от него у меня никогда не будет детей... Пожалей меня,
Пресвятая Дева! Ты женщина и можешь меня понять.
Пожалей меня и верни его мне!
Слова лились и лились, пока, наконец, горе не сломило
ее и она не затихла, сжавшись в комок.
Наблюдая за Еленой, Эшли решил, что именно теперь
он должен попытаться превратить ее из врага в союзника.
В то же время он понимал, что одного неверного шага до-
статочно для того, чтобы потерять ее навсегда. Он не
решился подойти к ней. Не решился коснуться ее плеча. Он
заговорил, сидя на скамье, мягко, печально, неторопливо.
— Мадонна понимает тебя, малышка. Так же, как и я.
Если ты мне позволишь, я помогу тебе. У ног мадонны кля-
нусь тебе, что не убивал твоего брата.
Елена подняла голову и осторожно повернулась к нему.
По ее лицу катились слезы. Исчезла холеная красавица,
встретившаяся ему в отеле «Каравино». Круг замкнулся, и
она вновь стала крестьянской девушкой, одинокой и зате-
рянной в огромном мире. Она не нашла в себе сил, чтобы
убежать. И лишь смотрела на него, как загнанный в угол
зверек. А Эшли ободряюще улыбнулся.
— Я знаю, что случилось с тобой, Елена, и жалею тебя.
Я знаю, какую он уготовил тебе участь, и еще больше
жалею тебя. Я знаю, что тебе лгали, и знаю, почему. Тебе
сказали, что я убил твоего брата. Не я, но другие схватили
его и бросили под колеса моего автомобиля на дороге в
Санта-Агата. Тебе сказали, что я лгун и обманщик. Но
лгали-то те, кто говорил с тобой. Дай мне несколько
минут, здесь, сейчас, и я скажу тебе правду. Я пытаюсь
тебе помочь. Не надо меня бояться. Если ты хочешь уйти, я
не стану тебя задерживать. Если ты сядешь и поговоришь
со мной, я не трону тебя и даже не подойду к тебе. Клянусь
у ног мадонны.
Елена встала*, отряхнула колени, полезла в карман за
носовым платком. -
Эшли улыбнулся и бросил ей свой.
— Возьмите! Он больше.
Платок не долетел до ее рук и упал на землю. Если она
подберет его, я победил, подумал Эшли. Если нет...
Елена взглянула на платок журналиста. Затем накло-
нилась, подняла платок и начала вытирать слезы. Потом
подошла и села рядом с Эшли.
,370
— А теперь расскажите мне все.— Ее лицо напоминало
деревянную маску.
И Эшли рассказал.
О давней любви к Козиме, о расследовании махинаций
Органьи, поездке в горы, фатальному для Гарофано не-
счастном случае, разговорах с Органьей и капитаном
Гранфорте. Он лишь умолчал о договоренности с Таллио.
— Теперь вы мне верите? — закончив, спросил он.
— Да,— безжизненным голосом ответила Елена.
— Вы понимаете, что мы должны помогать друг другу?
- Да.
— Я готов вам помочь. А вы?
Елена взглянула на него, и он увидел, что в ее глазах
вспыхнул мрачный огонь. Ее любовь обратилась жгучей
ненавистью к человеку, который сначала соблазнил ее, а
затем выставил на всеобщее посмешище.
— Я вам помогу. Я помогу вам уничтожить его.
Затем, без всякого перехода, она закрыла лицо руками
и вновь зарыдала. Эшли беспомощно гладил ее по плечу,
пытаясь успокоить.
И когда Карло Карризи зашел в беседку, он застал
свою дочь в объятиях Эшли.
Глаза старика горели холодным гневом. В одной руке
он держал нож с коротким лезвием, в другой — букетик
цветов, которые он только что срезал, чтобы поставить
перед мадонной. Елена вырвалась из рук Эшли и с ужасом
смотрела на отца. Пристально наблюдал за ним и журна-
лист, чтобы упредить внезапный удар ножом.
— Дитя мое, возвращайся домой,— прервал молчание
Карло.
Елена поднялась, бочком обошла отца и вихрем умча-
лась по тропинке, вьющейся меж апельсиновых деревьев.
А Карло Карризи повернулся на каблуках и подошел к
статуе. Неторопливо вынул из вазы засохшие цветы/
наполнил се водой, поставил свежие. Из-за статуи он
достал бутылку масла, залил лампадку, зажег ее, пере-
крестился и долго стоял,. сложив руки, в молчаливой
молитве.
Эшли как зачарованный наблюдал за ним; Когда ста-
рик помолился, Эшли подошел и спросил: «О чем вы моли-
лись, Карло?»
Вопрос удивил мажордома. Он заговорил не сразу.
371
— Когда старый герцог умер,— взгляд его черных глаз
не покидал лица Эшли,— он поручил мне сына. Он заста-
вил меня поклясться, что я буду заботиться о нем, как о
собственном ребенке. Я делал все, что в моих силах. Но
теперь я стар, и силы мои на исходе. Поэтому... я молился
за него... за честь его дома.
— Это добрая молитва,— согласился Эшли.
— Кроме того,— продолжал Карло,— я молился за
синьору, жену моего господина. Я молился, чтобы мадонна
дала ей здоровья... и мудрости. Я молился, чтобы вы по-
скорее уехали отсюда и оставили нас с миром. Я молился
за свою дочь, чтобы она сохраняла невинность души для
Бога, а тела — для мужчины, который женится на ней.
— Не следовало ли вам обратиться к мадонне с другой
молитвой?
— Какой?
— За упокой души вашего сына, убитого вашим госпо-
дином?
— У меня нет сына, синьор.
Эшли вовремя заметил нож, острие которого смотрело
ему в живот.
Он успел перехватить запястье старика, вывернуть
руку, оттолкнуть его от себя. Нож отлетел в сторону,
Карло, падая, задел, пьедестал, цветы рассыпались, масло
пролилось на миниатюрные ножки мадонны.
— Ты дурак, старик,— покачал головой Эшли.— Твой
господин — прохвост, а твоей дочери уже нечего терять.
И никто не поблагодарил бы тебя за то, что ты хотел сде-
лать.
Он повернулся и не спеша вышел из апельсинового
сада. Карло Карризи наблюдал за ним мрачными, полными
ненависти глазами.
Глава 9
Вечером того же дня, после обеда, Органья пригласил
Эшли в свой кабинет, просторную, с обшитыми деревом
стенами комнату, окна которой выходили на море. Боль-
шую часть обстановки составляли полки с книгами, с гер-
бом Органьи на переплетах.
Они расположились в удобных креслах у окна, Органья
достал бренди и сигары и сразу перешел к делу.
372
— Я сделал вывод, что нам обоим выгодна взаимная
откровенность.
— Я бы только приветствовал честный обмен мне-
ниями,— ответил Эшли.
— Хорошо! — Органья стряхнул пепел сигары и пригу-
бил бренди.— Возможно, вы удивитесь, но, несмотря на
имеющиеся между нами разногласия, я, сам того не желая,
проникаюсь к вам все большим уважением. У вас прекрас-
ная голова, вы смелы, вам присуща исключительная целе-
направленность. При других обстоятельствах мы могли бы
стать друзьями. Теперь это невозможно. Именно уважение
к вам дает мне право попытаться объяснить свои поступки.
— Я готов вас выслушать.
— Во-первых, вы должны понимать, что я знал о
вашем расследовании как моей личной жизни, так и поли-
тических и деловых связей. С самого начала я следил за
его ходом. Должен признать, вы поработали на совесть.
— Благодарю.
Органья предпочел не заметить иронии и продолжал:
— Я знаю, что краеугольным камнем ваших обвинений
являются письма, которые вы хотели купить у ныне усоп-
шего Гарофано, для чего и приехали в Сорренто. Не буду
отрицать, что публикация ваших материалов может при-
вести к моему поражению на выборах и уж наверняка
закроет мне путь в правительство. Таким образом, мне
выгодно, чтобы они не увидели света. Я достаточно откро-
венен, не так ли?
— Да, конечно.
— Определенными помехами являются также ваша
давняя связь с моей женой и ее сохранившийся интерес к
вам. Вопрос этот не столько личный, сколько государ-
ственный.
Эшли предпочел уткнуться носом в бокал с бренди.
В темных глазах Органьи мелькнула усмешка.
А теперь, мистер Эшли, мы подошли к самому глав-
ному. Я полагаю, что в вашем распоряжении находятся
фотокопии моих писем. Мне кажется, что. лишь следствие,
начатое полицией после несчастного случая с Гарофано, и
ваше полузаключение в моем доме препятствуют их немед-
ленной публикации. Я прав?
Эшли пожал плечами.
— Это логично.
373
— Итак!..— Органья отпил из бокала.— Итак, я нахо-
жусь в странном положении. Я хочу договориться с вами
по-хорошему. Я знаю, что вас нелегко испугать. Я знаю,
что вас трудно подкупить. Поэтому...— Он выдержал
паузу, подбирая слова.— Я решил прибегнуть к средству,
которое никогда не использовал ранее. Я хочу объяснить
свои действия. В ходе проводимого вами расследования вы
говорили со многими людьми, мистер Эшли. Но не со мной.
Думаю, вы не откажете мне в праве защитить себя, расска-
зать о мотивах своих поступков. Вы согласны?
- Да.
— Если они покажутся вам убедительными, вы снимете
статью?
'— Если вы сможете убедить меня — да, если нет — я
опубликую ваши объяснения. В любом случае вы ничего не
потеряете, только приобретете.
— Тогда перейдем к выдвинутым вами обвинениям.
Первое, я получил от правительства заем из долларового
фонда помощи на развитие промышленности юга страны и
использовал эти средства на своих заводах на севере. Вто-
рое, отвечая за распределение американского зерна среди
мелких фермеров в районах массовой безработицы и хро-
нического голода, я раздавал его только"членам моей пар-
тии, да еще и за плату. Третье, в обход итальянских зако-
нов я переводил деньги в банки Америки и держал их там.
Таково краткое содержание вашей статьи, Эшли?
- Да.
— Чего' вы от меня ждете? Чтобы я все отрицал?
— Не представляю, как вам это удастся.
— Я не стану ничего отрицать, мистер Эшли! Это чис-
тая правда! Более того, несмотря на ваши старания, вы
раскопали далеко не все из того, что можно вменить мне в
вину.
— По .крайней мере, в этом вы откровенны,— улыб-
нулся Эшли.
— Да, все это противозаконно,— продолжал Орга-
нья.— И тем не менее я утверждаю, что мои действия были
необходимы и оправданны. Я знаю, о чем вы сейчас
думаете. О том, что преступник ищет себе оправдание, что
даже с языка дьявола слетали цитаты из Библии. Вы оши-
баетесь, друг мой, жестоко ошибаетесь.
374
— Я повременю с выводами,— ответил Эшли.— Вы
еще не начали защищать себя.
Органья встал, подошел" .к окну, долго смотрел на
звездное небо с серебряным полумесяцем луны. Затем
повернулся к журналисту. Теперь свет падал на него
сзади, и его лицо оставалось в тени, так что Эшли не
видел, улыбается Органья или хмурится, но голос его зву-
чал страстно и убедительно.
— Здесь, на юге, царят неграмотность и безработица,
истощены природные ресурсы. Чтобы изменить создав-
шееся положение, необходимы деловитость и предприим-
чивость, но не дальновидность бюрократов и партийных
деятелей, не предприимчивость карьеристов. Тут нужны
люди смелые, с широким кругозором, в интересах дела
готовые преступить закон. Вы спрашиваете меня, почему я
перевел долларовые фонды с юга на север? Во-первых,
здесь они лежали бы мертвым грузом. Во-вторых, если бы
я развернул производство на юге, без поставщиков, без
дорог, без опытного персонала мы бы потеряли эти деньги,
они ушли бы, как вода в песок, не принеся никакой при-
были. А на севере они дали работу двум тысячам человек.
В целом стране это выгодно. Полученная прибыль позво-
лит правительству построить школы в Неаполе.
Вы спрашиваете, почему я продал зе^эно, подаренное
Италии, да еще только членам партии? Я вам отвечу. У нас
невежественный народ. Наши крестьяне упрямы, погрязли
в суевериях, недоверчивы и не желают организовать свой
труд так, как того требует время. Поэтому скудеет земля и
умирают деревья. Дать им зерно бесплатно — значит,
потерять его... или следить, чтобы они сами не продали
его, посмеиваясь за твоей спиной. Заставь их купить
зерно — вот тогда они будут его ценить. Продай зерно
только членам партии, и они поймут важность объедине-
ния. Это несправедливо. Противозаконно. Но сможете ли
вы оправдать глупость лишь потому, что она не противо-
речит закону?
Подумайте об этом, Эшли! Забудьте, что я — муж жен-
щины, которую вы любите! Взгляните реально на сложив-
шуюся ситуацию. Спросите себя, поступили бы вы иначе,
оказавшись на моем месте?
Наконец, вы спрашиваете меня о моих вкладах в аме-
риканские банки. Если мне нужны станки, оборудование,
375
сырье,, чтобы мои фабрики работали, а рабочие ели, я дол-
жен обращаться к какому-нибудь бюрократу в Риме, кото-
рый одним росчерком пера срежет мою заявку вдвое. Он
ничего не знает! Он сидит за столиком уличного кафе и
поглядывает на симпатичных девушек. Он не видел голода
в городских трущобах, не видел детей, покрытых пятнами
пеллагры. Законы на его стороне, древние законы, не
изменившиеся со времен Юстиниана. Но я уверен, что на
моей — гуманность и здравый смысл.— Он тяжело опус-
тился в кресло и провел рукой по лбу.— Такова моя
защита, Эшли. Если у вас есть вопросы, спрашивайте, и я
постараюсь честно ответить на них.
— У меня только один вопрос.
— Задайте его.
— Почему вы убили Гарофано?
— Я его не убивал,— мрачно ответил Органья.
И Эшли почти поверил, что тот сказал правду.
Потом они долго смотрели друг на друга, прежде чем
журналист прервал тяжелое молчание, полное подозри-
тельности и сомнений.
— Я выслушал ваши аргументы с интересом и даже с
сочувствием. Я еще не пришел к окончательному решению.
Но первым делом я должен узнать, кто убил Гарофано?
Кто следил за мной и Козимой? Кто бросил его под колеса
нашего автомобиля? ,
— Я не могу сказать вам этого.— Лицо Органьи по-
прежнему находилось в тени, и у Эшли создалось впечат-
ление, что голос герцога отделился от тела и не имел ника-
кого отношения к человеку, сидевшему напротив.
— Вернее, не хотите сказать?
— Как вам больше нравится.
— Тогда я скажу сам! Это Карло Карризи, управляю-
щий вашего дома!
— Почему вы так решили, мистер Эшли? — спросил
Органья после короткой паузы.
— Потому что он пытался убить меня после ленча.
— О! — Органья встал, вновь подошел к окну.— Как
это произошло и где?
Когда Эшли закончил, Органья повернулся к нему, и на
его губах заиграла улыбка.
— Давайте-ка выпьем бренди.
— С удовольствием!
376
Они подошли к бару. Органья разлил бренди.
— Salute!
— Salute!
Они выпили. Органья поставил бокал, вытер лицо и
руки шелковым носовым платком.
— Я думаю, мне надо рассказать вам о Карло Карризи.
- Да?
— Как я уже говорил, он был управляющим еще при
моем отце. У нас шутили, что в его жилах тоже течет кровь
Органья. Помня об истории нашего рода...— герцог улыб-
нулся,— это вполне возможно. Но, так или иначе, нас
всегда тянуло друг к другу. Он был хорошим и верным
управляющим, и, когда отец умер, он отдал мне всю
любовь, предназначенную для собственного сына, которого
у него не было.
— У него был • сын,— возразил Эшли.— Энцо Гаро-
фано.
Органья покачал головой.
— Нет. Гарофано не его сын. Гарофано — сын его
жены от другого мужчины. Если б вы лучше знали Италию,
то догадались бы об этом по фамилии. Это не семейная
фамилия, а название цветка, который в Англии зовется
гвоздикой. Он родился весной, когда цветут гвоздики, а
так как его отец к тому времени давно удрал, мать дала
ему такую фамилию.
— А где был в это время Карло?
— В Милане, помогал отцу строить нашу первую фаб-
рику.
— О!
— Когда Карло вернулся домой, он поступил по' обы-
чаю нашего народа. Крепко отлупил жену и простил ее, а
потом частенько поколачивал ее, чтобы она помнила о
своем проступке. Ребенка отдали в приют в Санта-Агата,
затем усыновили. Родилась Елена, и со временем мать по-
знакомила ее со сводным братом. Дети привязались друг к
Другу, и, несмотря на недовольство Карло, мальчик почти
каждый день приходил сюда играть. Мать их умерла рано.
Я... я заплатил за его образование. Я не любил его, но ради
Елены позволял ему бывать на вилле. Карло, разумеется,
его ненавидел. Но..;— Органья пожал плечами,— будучи
хорошим слугой, он подчинялся желанию своего госпо-
дина.
377
— Поэтому он и убил Гарофано?
Органья ответил коротким взглядом и покачал головой.
— Я не говорил, что его убил Карло. Это сказали вы.
Я же рассказал вам о Карло по очень простой причине.
— Какой же?
— Чтобы вы поняли, что Карло — член нашей семьи.
То, что касается его, небезразлично и для меня. Он — ста-
рик, Эшли. Груз прожитых лет давит на него, а род
Органья все еще у него в долгу. И оплатить этот долг я
могу, лишь обеспечив ему спокойную старость, оберегая
его от любых опасностей. Я пойду на это, даже если...—
Он осекся, и невысказанная угроза повисла в воздухе.
— Договаривайте, Органья,— потребовал Эшли.
Но герцог покачал головой.
— Нет, мой друг, нет. Я не хочу, чтобы у вас сложи-
лось впечатление, будто я угрожаю вам. Я — обвиняемый.
Я защищаюсь. Эта... эта история о Карло Карризи, его
жене и сыне не имеет никакого отношения к нашему раз-
говору, и мы обсудим ее позже.
Так тонко и ненавязчиво провел Органья свою партию,
что Эшли едва не упустил скрытого подтекста его слов.
Органья увлек его разговорами о достижении возможной
договоренности, обласкал сочувствием, соблазнил пьяня-
щей риторикой. А теперь он показывал истинный баланс
сил: у тебя фотокопии, и ты можешь их опубликовать; я же
могу обвинить тебя в убийстве, мною подготовленном и
осуществленном преданным мне стариком. Я думаю,
мы оба хотели бы положить конец этой истории. Так
давай посмотрим, удастся ли нам выработать соглаше-
ние, которое успокоит твою совесть и не оставит вна-
кладе...
Эшли вспомнил последнее предупреждение Джорджа
Арлекина и с тревогой ждал дальнейших пояснений его
сиятельства.
— Это старое заблуждение, Эшли, что из хороших
людей получаются хорошие правители... что человече-
скими существами можно управлять посредством надежды,
веры, любви и собрания папских энциклик. Главная задача
правительства — создание надежной структуры, внутри
которой человек может спокойно жить и пусть медленно,
но улучшать условия жизни. Добродетели руководителя
никак с этим не связаны. Важны его сила, его мудрость,
378
умение обратить продажность и слабости коллег на благо
народа. Прогресс требует безопасности. Безопасность
зиждется на силе. Меня трудно назвать ангелом, скорее,
наоборот, но я — сильный человек. Политика — моя про-
фессия. Я пользуюсь влиянием в финансовых кругах. Если
мне дадут такую возможность, у меня будет пять лет,
чтобы связать страну в единое целое. А это достаточный
срок, чтобы заложить основы правопорядка и сдвинуть с
места колесницу прогресса. Без меня непрочный союз пра-
вых и левых сил распадется, и мы вновь вернемся к разно-
гласиям, недовольству, экономическому хаосу. Странно,
очень странно, что в такой момент право карать или
миловать принадлежит вам, стороннему наблюдателю,
материальный доход которого состоит из месячного зара-
ботка, а связь с Италией заключается в любви к чужой
жене.
От гнева щеки Эшли полыхнули багрянцем. Органья
перешел в наступление по всему фронту. И тут же, как по
мановению волшебной палочки, тон герцога резко переме-
нился. В голосе его послышалась симпатия.
— Чего вы хотите, Эшли? Что вами движет? Почему
вы идете на любой риск ради публикации статьи, которую
через день-другой потеснят с первых страниц сообщения о
бракосочетании кинозвезды или об авиакатастрофе в Аме-
рике? В чем вы видите выгоду? Сравнится ли она со стра-
даниями, которые принесет ваша статья? В деньгах? Я в
этом сомневаюсь. Или статья необходима, чтобы утолить
ваше тщеславие? А может, тут слепой фанатизм кресто-
носца? Поверьте мне, я хочу вас понять.
Эшли поднял голову.
— Вы хотите, чтобы я дал показания?
Органья кивнул.
— Защита также имеет право на перекрестный допрос.
Эшли ^достал сигарету, размял ее, закурил, долго смот-
рел на спирали дыма, поднимающиеся к потолку. Он тоже
был под судом. Более того, суд шел над его профессией.
И он понимал, что никогда больше не заснет спокойно,
если не сможет оправдаться перед собой. Тогда ему не
останется ничего другого, как присоединиться к циникам,
которые работают ради куска хлеба с маслом и плюют на
все остальное.' Он заговорил, сначала нерешительно, затем
все более уверенно.
379
— Вас интересуют мои мотивы, Органья. Я бы солгал,
что они менее запутанные или более достойные, чем у
любого другого человека. Деньги? Да. За эту статью я
получу сумму, достаточную для того, чтобы безбедно про-
жить год или два. А завоеванная мной репутация поднимет
меня на вершину моей профессии и позволит получать еще
большие гонорары. Тщеславие? Да, и это тоже. Профес-
сионал обязан иметь гордость. А гордость кормится успе-
хами. Ревность к вам и Козиме? Определенно, нет. Я поте-
рял Козиму много лет назад. И не озлобился до такой сте-
пени, чтобы мстить за нее.
— Но вы и сейчас влюблены в нее, как и она в вас?
— Вопрос неуместен,— насупился Эшли.
— Я его снимаю. Продолжайте, пожалуйста.
— В любой профессии есть свои циники и барышники.
Есть судьи, извращающие справедливость, и священники,
поступающие точно так же со Священным Писанием. Есть
и газетчики, крупные и помельче, продающие себя двум
чудовищам: Политике и Тиражу. Но большинство все еще
верит, что их призвание — нести людям правду. Им прихо-
дится идти на компромиссы, чтобы напечатать правду.
Зачастую им не удается сказать всю правду, но они не
сомневаются в том, что люди должны знать все. Они верят,
что правда добродетельна сама по себе, несет немалую
пользу и попытка замять или извратить ее равнозначна
убийству источника жизни и уничтожению самой возмож-
ности совершенствования. Тирания расцветает в темных
подвалах. Коррупция вскармливается на тайных советах.
И если ребенок умирает от туберкулеза в трущобах Неа-
поля, причиной является сокрытие правды. Вот почему я
опубликую эти'•материалы, Органья. Люди имеют право
знать о вас правду, потому что в ваши руки они вверяют
свое будущее.
Длинный столбик пепла упал с сигареты на ковер.
Эшли извиняюще развел руками и вдавил окурок в пепель-
ницу.
— Таков мой основной мотив, Органья. Я допускаю,
что есть и другие, но этот самый главный. И если бы я не
верил в него, то ударил бы с вами по рукам, получил бы от
вас круглую сумму, забрал Козиму и первым самолетом из
Рима улетел бы в Калифорнию выращивать апельсины.
380
— Я не постою за ценой,— сказал Органья.— Сколько
вы хотите?
•— Мы не договоримся,— покачал головой Эшли.
— Вы можете продать мне фотокопии и напечатать
статью без них?
— Нет!
— Подумайте о моем предложении день или два.
— Мое решение неизменно.
— Не спешите, мой друг. Подумайте. Утро вечера
мудренее.— Он протянул руку.— Спокойной ночи, Эшли.
И золотых грез.
Глава 10
Лунный свет серебряными квадратами ложился на
полированный паркет. Грузная мебель отбрасывала замыс-
ловатые тени. Херувимы лепного потолка прятались в глу-
бокой тьме. Ричард Эшли лежал на широкой кровати,
обдумывая события первого дня, проведенного на вилле
Органьи.
Что-то он приобрел, что-то потерял. Приобрел ценную
информацию: узнал о связи убитого с семьей Органьи, о
ревности и отчаянии Елены Карризи, отвергнутой Орга-
ньей, о продажности Таллио, о верности Козимы, солгав-
шей, чтобы защитить его, о том, что Органья боится его и
готов пойти с ним на сделку.
Потери казалисьхменее очевидными, но их не следовало
недооценивать. Между ним и Органьей наметился откры-
тый разрыв. Пока сохранялось равновесие, *но каждый
понимал, что в конце концов оно будет нарушено и одному
из них придется признать себя побежденным. Безопасность
Эшли покоилась на обмане. Органья уверовал, что фото-
копии у него. Но он не мог вести борьбу на столь зыбкой
основе. Он должен найти фотокопии или признаться
Органье, что у него их нет.
Эшли смотрел на тени и думал о Елене Карризи.
Оскорбленная женщина, с горячей южной кровью, первым
делом бросается мстить. Тем более что у нее есть такая
возможность. Будучи секретаршей Органьи, она в курсе
всех его дел. Она знает, кйк побольнее ударить герцога. Ей
известно о расследовании, которое ведет американский
381
журналист. Кроме того, у нее может возникнуть желание
заработать себе на приданое, чтобы избежать унизи-
тельного союза с Таллио Рицциоли и самой выбрать себе
мужа.
Она могла взять письма, передать их сводному брату
для копирования и продажи, а потом сидеть сложа руки и
ждать падения Органьи. И все это время ее маленькая жен-
ская душа разрывалась между любовью и ненавистью к
Органье, между отчаянием и робкой надеждой.
•Но надежда медленно угасала, по мере того как осведо-
мители Органьи стягивали кольцо вокруг Гарофано. Она
знала о телефонных звонках в Рим из Неаполя, Сорренто,
С“ виллы Органьи. Осведомители докладывали о каждом
шаге Гарофано. Она знала о новом предложении, толкаю-
щем того в руки герцога. Она предупреждала брата, но тот
не слушал, ослепленный жадностью.
Когда же, наконец, Гарофано убили, она не знала
наверняка, кто это сделал. Она не хотела знать, потому
что чувствовала, что вина могла пасть на ее возлюблен-
ного и, возможно, даже на отца. Поэтому для собствен-
ного спокойствия она решила, что Гарофано был убит
Эшли, совершенно посторонним ей человеком.
Чем больше он дум^л об этом, тем крепче становилась
уверенность в правомерности его рассуждений.
Фотокопии...
В баре Гарофано. сказал, что может принести их в
любой момент, если они договорятся о цене. Вероятно, он
говорил правду. Иначе зачем ему приходить в отель. Зна-
чит, фотокопии в Сорренто, в сейфе банка или у доверен-
ного друга... но кому мог довериться такой мошенник, как
Гарофано?
Прежде чем Эшли успел подумать об этом, мягко
открылась дверь и вошла Козима в халате до пят. Она
принесла полотенце, миску с водой, флакон масла. Эшли
тут же сел, изумленно уставившись на нее.
— Козима! Ты сошла с ума!
— Твои глаза, Ричард. Я видела их за обедом. Они
такие воспаленные. Я... подумала, что смогу хоть чем-то
помочь.
Она задернула тяжелые портьеры, зажгла свет, поста-
вила на ночной столик миску и флакон. Затем начала про-
тирать ему глаза ваткой, смоченной в масле.
382
— В тот момент, Ричард, я едва не возненавидела тебя.
Я не могла поверить, что ты целовал и обнимал меня,
держа в голове такие черные мысли. Нет-нет! Молчи. Лежи
и не мешай мне. Но потом я поняла, что ты видел во мне
соучастницу плана спасения моего мужа. Я... теперь я не
виню тебя. Мне следовало сразу объяснить.
— Ни в чем ты не виновата. На пляже я пытался изви-
ниться, но...— Он тяжело вздохнул.— Только ты мне не
дала. Поцелуй меня.
Козима коснулась губами его губ, последний раз сма-
зала ему глаза, вытерла полотенцем лоб и щеки, села на
край кровати. Эшли притянул ее к себе, поцеловал, но
мгновение спустя Козима выскользнула из его объятий.
— Ричард... что будет с нами?
— О чем ты?
— После того, что произошло, я не смогу жить с моим
мужем. Да и он вряд ли захочет, чтобы я осталась. После
выборов я буду ему уже не нужна.
— Развод?
— Итальянские законы этого не разрешают.
— Мы можем уехать.. Ты получишь развод в другой
стране.
— Да.— В ее голосе не слышалось убежденности.
— Ты католичка? Церковь осуждает разводы и по-
вторную женитьбу разведенных.
— Я... я так давно не была в церкви,-что мне это без-
различно.
— Я-то вообще неверующий, Козима. И мне все равно,
кто распишет нас и где. Но будешь ли ты счастлива, если
святой отец не благословит наш брак?
— Счастлива? — Козима отвернулась.— Я не знаю,
что это такое, Ричард. Раньше я думала, что счастлива с
тобой. Потом нашла, что этого недостаточно. Мне каза-
лось, что я стану счастливее, получив то, что мог дать мне
Органья. Но потом выяснилось, что и тут чего-то не хва-
тает. Теперь... я не знаю. Возможно, полного счастья нет.
Эшли недоуменно смотрел на нее.
— Что ты хочешь этим сказать, Козима? Ты меня не
любишь?
— Как ты можешь так говорить!
-г Я не говорю, я спрашиваю. Ты хочешь, чтобы я увез
тебя отсюда и женился на тебе? Я готов пойти на это, если
383
ты будешь счастлива. Ты хочешь оставить мужа и жить со
мной без одобрения нашего союза церковью?
Козима долго изучала пальцы своих рук.
—• Ричард, я хочу тебе что-то сказать.
— Говори.
— Я... я думаю, мы будем счастливы вместе. А цер-
ковь, скорее всего, не заметит одной заблудшей души,
которая и так сбилась с пути. Невозможное заключается
для меня в другом. Я не могу строить свое счастье на
горе другого человека, который, в конце концов, мой
муж и, несмотря на всю его безжалостность, был добр ко
мне.
— На горё ты сказала, что тебе безразлично, опубли-
кую я статью или нет.
— Знаю... знаю,— тихо ответила она.— На горе я
опьянела от радости нашей встречи. Теперь я поняла, что
не могу переступить через себя. Я выйду за тебя замуж,
Ричард. Я буду жить с тобой, где ты пожелаешь. Но я
хочу, чтобы ты отказался от публикации этой статьи. Сей-
час у тебя есть на то веские причины. Тогда, мне кажется,
у нас будет шанс вновь обрести друг друга.
Как и час назад Органья, она предлагала ему сделку.
Что за люди, ,они продадут все, что угодно, души, тела,
любимых, лишь бы сохранить видимость и без того потре-
панной чести. И столько презрения было во взгляде Эшли,
что Козима отпрянула, как от удара.
— Уходи! Возвращайся к своему мужу! Скажи ему, что
я предпочел бы услышать подобное предложение от него
самого. Скажи ему, что оно меня не заинтересовало.
Я могу купить то же самое на улицах Неаполя, причем
девушки там по меньшей мере честны.
Козима в ужасе смотрела на него. Затем лицо ее по-
бледнело как полотно, она поднесла к губам дрожащую
руку.
— Ты... ты говоришь...
— Ради Бога, уходи!
Медленно, как в трансе, она взяла с ночного столика
полотенце, миску с водой, полупустой флакон. На полпути
к двери она обернулась.
—. Мне жаль тебя, Ричард. Даже больше, чем себя. Ты
так одержим гордыней, что не способен отличить правду от
лжи. Ты сметаешь все, что стоит у тебя на пути. Тебя не
384
останавливает ни любовь, ни жалость, ни даже сама
смерть. Твои высокие слова — насмешка над истиной.
Твоя статья — позор журналистики, потому что правда,
которую ты ищешь, лишь разжигает твое честолюбие, а
призывы к справедливости утоляют ненависть, скопив-
шуюся в твоем сердце. Помоги тебе Бог, Ричард. Осталь-
ные уже бессильны.
Она повернулась и вышла из комнаты. Эшли погасил
свет. Он твердо решил, что опубликует статью. Несмотря
ни на что. И вскоре забылся тяжелым сном.
Проснулся Эшли после полуночи, весь в поту. В ком-
нате было темно и тихо, как в могиле, но затем он услы-
шал шуршание.
— Кто здесь? — прошептал Эшли.
> Шуршание прекратилось. Эшли дотянулся до выключа-
теля. Вспыхнул свет. На полу лежал конверт из плотной
бумаги. Его просунули в щель под дверью. Эшли вскочил с
кровати и поднял конверт. Из него выпали шесть фотоко-
пий писем Органьи.
Он долго смотрел на них, не веря своей удаче. Сенса-
ция состоялась! С уликами, собранными на вилле Органьи,
он мог убедить капитана Гранфорте в собственной неви-
новности и причастности Органьи и его слуг к смерти
Гарофано. Если капитан заупрямится, он потребует
встречи с американским консулом. Завтра он с триумфом
взойдет на вершину. Завтра!.. Он вспомнил, что должна
пройти ночь и ббльшая часть дня, прежде чем он сможет
связаться с Сорренто. А пока он должен найти безопасное
место и спрятать фотокопии. Слишком рискованно носить
их при себе.
Эшли задвинул дверной засов, закрыл окна, оглядел
комнату. Куда можно положить конверт, чтобы до него не
добрались любопытные слуги? Взгляд его упал на массив-
ный резной сервант. Судя по всему, его много лет не сдви-
гали с места. С трудом Эшли, удалось приподнять один
.угол и засунуть под него конверт.
Спрятав фотокопии, он мог подумать над тем, как они
попали к нему.
Ответ лежал'на поверхности — Елена Карризи. Она
обещала помогать ему и в подтверждение своих слов пере-
дала ему фотокопии. Более того, после случившегося в
беседке у статуи мадонны она боялась держать их у себя.
13 Охота обреченного волка
385
Отец Елены мог заподозрить ее в симпатиях к иностранцу.
А Органья — принять соответствующие меры. Поэтому ей
имело смысл как можно быстрее избавиться от фотокопий.
Но как они оказались у Елены? И тут не пришлось
долго искать ответ. Гарофано пришел в отель раньше
установленного часа, передал фотокопии сестре, а затем
пошел к нему.
Они не договорились, и Гарофано ушел. О фотокопиях
он не беспокоился, они находились в надежных руках. Он
мог забрать их в любой удобный момент. Но не успел.
Почему? Эшли понимал, что ответ на этот вопрос замкнет
цепь улик против Органьи и Карло Карризи. Что про-
изошло с Гарофано после ухода из отеля и до того
момента, как его сбросили под колеса мчащегося автомо-
биля?
Потом Эшли заснул и очутился в залитой солнцем пус-
тыне. Козима звала его, он поворачивался во все стороны,
но так и не увидел ее, потому что навсегда потерял ее.
Проснулся он рано. Сон не освежил его. Все тело
болело. Побрившись, Эшли надел плавки, накинул халат и
пошел на пляж.
Воздух дышал утренней прохладой, листья апельсино-
вых деревьев блестели от росы. Пахло влажной землей,
пели птицы, издалека доносились ритмичные удары
топора.
Выйдя на полоску травы перед обрывом, Эшли увидел
крестьянина с двухствольным дробовиком, стоящего у
обломка скалы, на котором днем раньше сидел пастух.
Эшли приветственно помахал ему рукой.
— Что вы тут делаете?
— Перепелки!
Эшли остановился. Перепелки прилетали ранней вес-
ной. Тогда же их и отстреливали. Но весна уже давно
перешла в лето.
— Не поздно ли для перепелок? — спросил он.
Крестьянин пожал плечами и отвернулся. Он сказал
все, что хотел. Эшли не осталось ничего другого, как спус-
титься к МОрЮ;
Вдоволь наплававшись, он вытерся полотенцем и по-
смотрел на обрыв. На фоне голубого неба чернел силуэт
крестьянина с ружьем, лежащим на сгибе левой руки.
Эшли набросил халат и задумчиво пошел к дому.
386
Одевшись, он спустился на террасу. Служанка при-
несла ему кофе, свежие рогалики, вазу с фрукта-
ми. Остальные, сказала она, завтракают в своих комна-
тах.
Допив кофе, Эшли выкурил сигарету и решил прогу-
ляться по территории виллы, так как другой возможности
могло и не представиться. Он пересек лужок и выбрал тро-
пинку, уводящую от моря.
Апельсиновые и оливковые деревья сменились терра-
сами с виноградниками. За ними возвышалась каменная
стена, граница владений Органьи. Скользнув взглядом
вдоль стены, Эшли, увидел, что она обрывается у крутой
насыпи. Только тут до него дошло, что за насыпью прохо-
дит дорога, на которой они сбили Гарофано.
Эшли ускорил шаг. Если он сможет доказать, что Гаро-
фано сбросили вниз с насыпи, принадлежащей Органье.;.
Вздрогнув, он остановился как вкопанный. Из виноград-
ных лоз поднялся человек.
В крестьянской одежде, с двухстволкой. Эшли по-
пытался улыбнуться.
— Доброе утро. Вы меня напугали. Что вы тут
делаете?
— Перепелки,— ответил крестьянин.
Эшли покачал головой. ।
— Вы напрасно теряете время. Перепелок уже нет.
Весна давно прошла, и их перестреляли другие охотники.
Крестьянин ответил холодным, враждебным эзгладом,
— Тут есть птицы.
Эшли пожал плечами и двинулся по тропинке к насыпи.
Крестьянин загородил ему путь.
— Туда нельзя, signore.
— Почему?
— Вы вспугнете птиц.
— Какого черта...
Он не договорил. Оба ствола смотрели ему в грудь.
Крестьянин усмехнулся и облизал губы. Его палец застыл
на спусковых крючках. Эшли повернулся и пошел обратно.
Пусть Гранфорте сам ищет доказательства. Да, его
статья еще далеко от телетайпов. И он ничего не добьется,
получив в грудь заряд дроби.
Дойдя до олив, Эшли обернулся. Крестьянин сошел с
тропинки и вышагивал вдоль стены. В двух сотнях ярдов от
387
него журналист увидел другого, далее третьего, также воо-
руженных.
Эшли взглянул на часы. Четверть десятого. Капитан
Гранфорте уже у себя в кабинете. Надо позвонить ему и
положить конец этой грустной комедии, прежде чем кого-
нибудь убьют или ранят.
На террасе по-прежнему никого не было. Он прошел в
гостиную, снял трубку. Телефон молчал. Эшли постучал
по рычагу. Никаких' изменений. Вероятно, подумал Эшли,
телефон не работал уже давно. Что ж, пора прибегнуть к
услугам Таллио Рицциоли.
Глава 11
Таллио появился на террасе лишь в начале одиннадца-
того. Эшли приветственно помахал ему рукой и подождал,
пока тот установит мольберт и продолжит работу над неза-
конченным пейзажем. Затем поднялся с шезлонга и не
спеша подошел к художнику.
— Продолжайте рисовать, Таллио,— тихо сказал
он.— Если кто-то увидит нас, то я обсуждаю с вами до-
стоинства картины.
— D’accordo! — Рицциоли искоса взглянул на журна-
листа.— О чем вы хотите говорить со мной?
— Я хочу, чтобы вы поработали на меня... сегодня.
— Вы мне заплатите?
— Естественно.
— Сколько?
— Пятьсот долларов вперед и столько же после выпол-
нения работы.
— Важное дело?
— Для меня да.
— Что от меня требуется?
— Я хочу, чтобы вы съездили в Сорренто и передали
несколько слов одному англичанину, Джорджу Арлекину.
— Что я должен передать?
— Скажете следующее: у меня есть то, что ему нужно,
и я хочу как можно скорее встретиться с ним.
Таллио отступил от мольберта, критически оглядывая
картину.
— Что еще?
— Ничего. Только это. Вы сможете уехать?
388
— А почему бы и нет? Мне тут порядком надоело. Это
не вилла, а какой-то музей.
— Когда вы поедете?
— Перед ленчем. Придется просить Органью о
машине. Не тащиться же мне пешком. Э... когда я получу
задаток?
— Загляните в мою комнату, когда пойдете в дом.
— Очень хорошо.
Таллио вернулся к мольберту, а Эшли вновь уселся в
шезлонг. Он, конечно, предпочел бы пойти на пляж, попла-
вать в море, погреться на солнышке, но кто мог поручиться
за этих вспыльчивых и непредсказуемых крестьян. Слиш-
ком уж велики шансы несчастного случая, когда на пере-
пелок охотятся после окончания сезона.
Разумеется, Таллио Рицциоли тоже не подарок.
Капризный, эгоистичный, самолюбивый, короче, опасный
союзник. Он и ему подобные наводняют международные
курорты, паразитируя на глупых вдовушках и богатых
меценатах. Они знали все тонкости хвоей профес-
сии — шантаж, бессердечие, воровство. Эшли надеялся,
что пятисот долларов хватит, чтобы сохранить верность
Таллио на коротком пути до Сорренто и обратно. Но
отдавал себе отчет, что надежды эти могли развеяться как
дым.
Следующей на террасе появилась Елена Карризи. Не-
смотря на жару, она вышла в длинной крестьянской юбке,
расшитой жилетке и блузке под горло с длинными рука-
вами. Таллио кивнул ей, не отрываясь от мольберта. Эшли
весело поздоровался, приглашая девушку сесть рядом.
Поколебавшись, она подошла и опустилась в соседиии
шезлонг.
Эшли предложил ей сигарету, щелкнул зажигалкой.
Она несколько раз затянулась, затем спросила: «Вы полу-
чили то, что я вам послала?»
— Да, благодарю. Вы хотите об этом поговорить?
— Нет. Хорошенько спрячьте их. Так будет лучше и
для вас, и для меня.
Он пристально взглянул на Елену, но та смотрела в сад.
— Вы чего-то боитесь?
— Боюсь? — Она безрадостно усмехнулась.— Уже нет.
Теперь меня не испугать.
— Что... что произошло вчера... после вашего ухода?
389
—. Отец избил меня,— ровным, бесчувственным голо-
сом ответила Елена.— Он избил меня, словно я босоногая
девчонка из горной деревни. Я оделась так, чтобы скрыть
синяки. Он назвал меня шлюхой, потому что застал в-
ваших объятиях. Он сказал, что убьет меня, если я еще раз
подойду к вам. Но я рассмеялась ему в лицо, и он снова
побил меня, как, бывало, колотил мою мать. И отпустил,
лишь когда устал.. Интересно...— Она нервно затяну-
лась.— Интересно, что бы он сделал, узнав обо мне и Вит-
торио?
— Разве он ничего не знает? — изумился Эшли.
Елена вновь усмехнулась.
— Откуда? На вилле мы сторонимся друг друга. Для
него Витторио — щедрый господин, который по доброте
души взял в город крестьянскую дочку и сделал из нее на-
стоящую синьору. А теперь облагодетельствовал ее, найдя
подходящего мужа.
— О Господи! — ахнул Эшли.
— Мой отец — простой человек,— с горечью продол-
жала Елена.— Он верит, что есть три категории женщин:
девственницы, жены и остальные. Он побил меня, чтобы
мне не пришло в голову переступить границу категории, в
которую определили меня Господь Бог и его сиятельство.
— А что будет, если он узнает правду?
— Не знаю,— мрачно ответила Елена.— Думаю, для
него это будет конец света.
— Вы любите его?
— Нет... В определенном смысле я уважаю его. Но не
люблю так, как любила мать. Он никогда не принадлежал
нам. Он принадлежал дому Органьи.
— Вы знаете, что вчера он пытался меня убить?
Она медленно кивнула.
— Да. Он сказал об этом, когда бил меня. Он сказал,
что сегодня его попытка не удалась, но в следующий раз
вы не уйдете безнаказанным. Мне кажется, он теряет
разум, когда сердится.
Тут Эшли решил, что пора выложить последний
козырь.
— Вам известно, что он убил вашего брата?
Елена круто обернулась к нему. Она не сразу обрела
дар речи.
— Вы... вы это серьезно?
390
Эшли понял, что еще немного и начнется истерика.
— Постарайтесь взять себя в руки,— мягко сказал
он.— Не показывайте посторонним, что вы волнуетесь.
Ее тело напряглось.
— Не беспокойтесь за меня. Рассказывайте.
— Поймите, я не могу этого доказать, но знаю, что
прав. Органья предупредил вашего отца, что фотокопии у
Гарофано. Кто-то из обитателей виллы заплатил бармену
Роберто, чтобы тот позвонил сюда, если я уйду из отеля с
Козимой. Я уверен, что, едва ваш брат появился на улице
после нашей ссоры, его усадили в машину и привезли на
виллу. Потом обыскали, фотокопий не нашли, отвели на
насыпь у шоссе и стали ждать нашего возвращения. Нашу
машину они увидели издалека. Они знали, что на этом
участке все водители увеличивают скорость. И сбросили
Гарофано под колеса. Скажите мне, мог ли кто-нибудь
проделать все это без ведома вашего отца? Без его содей-
ствия?
— Нет,— выдохнула Елена.
— Так я и думал.
Елена долго смотрела на него, не в силах вымолвить ни
слова. Эшли не мог не жалеть ее, такую юную и беззащит-
ную, запутавшуюся в переплетениях страстей и интриг.
Брата убили ее отец и любовник. К тому же любовник бро-
сил ее, продав Таллио Рицциоли.
.— А теперь мне кажется, что они хотят убить
меня,— без обиняков сказал Эшли.
— Я знаю,— кивнула Елена.—Я слышала разговор
отца с вооруженными крестьянами. Если вы попытаетесь
покинуть виллу, они застрелят вас и представят случив-
шееся как несчастный случай. Держитесь возле дома. Не
ходите в сад и к морю.
— Я хотел бы, чтобы вы были неподалеку.
— Почему?
— Возможно, вы мне понадобитесь. Мы оба можем
понадобиться друг другу.
Он дал Елене еще одну сигарету, и, полулежа в шез-
лонгах, они стали наблюдать, как на полотне Таллио Риц-
циоли появляются голубое небо, серые скалы и яркие цве-
точные клумбы.
Полчаса спустя появился Органья, в одних плавках, с
полотенцем через плечо. Он кивнул Эшли и Елене, задер-
391
жался у картины Таллио. Эшли не слышал, о чем они гово-
рили, но в один момент ему показалось, что Таллио задал
герцогу какой-то вопрос. Тот бросил короткий взгляд на
журналиста и Елену, затем вновь повернулся к Таллио.
Похлопал его по плечу и быстро пошел к морю. Едва он
скрылся за деревьями, художник посмотрел на Эшли и
победно поднял руку.
Эшли довольно улыбнулся. Первый раунд остался за
ним. Джордж Арлекин узнает, что фотокопии у него.
Перед самым полуднем Таллио закрыл ящик с крас-
ками, взял картину -и ушел в дом. Эшли выждал пару
минут и последовал за ним, оставив спящую Елену в шез-
лонге под большим зонтом.
Таллио уже ждал журналиста в его комнате.
— Все в порядке, мой друг. Я сказал ему, что хочу
поехать в Сорренто, и попросил дать мне машину. Он
согласился. Мне показалось, что его обрадовал мой отъезд.
Он даже разрешил мне Остаться в Сорренто на ночь, если я
этого захочу.
— Как вы объяснили свое желание уехать?
Таллио усмехнулся и пожал плечами.
— Что я мог сказать ему, кроме правды? Мне скучно с
этими мрачными людьми. Я хочу проветриться.
Эшли подошел к шкафу, раскрыл дверцы, достал из
пиджака бумажник, отсчитал пять стодолларовых банкнот
и протянул их Рицциоли. Тот поцеловал деньги, помахал
ими в воздухе и засунул в карман брюк.
— А остальные пять сотен я получу, когда вернусь?
Да?
— Да. Теперь повторите, что вы должны передать
Джорджу Арлекину?
— У вас есть то, что ему нужно, и вы хотите как
можно скорее увидеться с ним. Что-нибудь еще?
— Нет. Это все.
Таллио хмыкнул.
— А вы ничего не хотите передать капитану Гран-
форте?
— Нет-нет. Джордж Арлекин обо всем...— слова вы-
рвались у него, прежде чем он дценил их важность. Эшли
заметил, как сузились глаза Таллио, как на мгновение
художник нахмурился, чтобы затем спрятать свои мысли за
лучезарной улыбкой. Оставалось лишь надеяться, что
392
пятьсот долларов, обещанные по приезде, убедят Таллио
не заметить допущенной оплошности.
— Arrivederci, amigo,—попрощался Таллио.
— Счастливого пути,— ответил Эшли, провожая его
до дверей.
Теперь он действительно испугался. На вилле Органьи,
зажатой между морем и холмами, он оказался в заточении,
словно в тюремной камере. Телефон не работал. На желез-
ных воротах висел замок. В саду или в виноградниках его
могли подстрелить, приняв за перепелку. А предательство
Рицциоли забивало последний гвоздь в его гроб.
Эшли подошел к окну. Елена все так же лежала в шез-
лонге. Он увидел Органью, возвращавшегося с купания.
Таллио уедет, подумал он, и они останутся вчетвером, под
бдительным оком старого управляющего, верящего лишь в
Бога и благополучие рода Органьи. Малоприятная пер-
спектива, но он пройдет и через это. А потом, уже сегодня
Органья должен сделать следующий ход. Отпущенное ему
время иссякало. Капитан Гранфорте мог в любой момент
затребовать узника, чтобы обвинить его в убийстве или
освободить, а уж тогда ничто и никто не сможет помешать
публикации сенсационной статьи.
Немилосердно палило солнце. Раз он не может иску-
паться в море, решил Эшли, придется воспользоваться бла-
гами цивилизации. Он разделся и долго стоял под душем,
что-то напевая себе под нос.
Одеваясь, он услышал звук отъезжающей машины.
У него сразу прибавилось уверенности. Даже появился
аппетит.
На ленч их пригласили к большому круглому столу под
зонтиком. Разнообразные закуски сменила рыба, кусочки
филе, поджаренные на спиртовке и пропитанные красным
соусом из горчицы, томатов и дюжины специй. Затем
подали пиццу по-римски, маленькие пирожные, сыры,
фрукты, густой черный кофе с выдержанным французским
коньяком.
После ленча женщины, разморенные жарой, удалились
к себе, а Эшли и Органья остались на террасе. Их шез-
лонги стояли рядом.
Сейчас он перейдет к делу, подумал Эшли.
Но Органья не торопился. Вместо слов он сунул руку в
карман, вытащил пять сто долларовых банкнот, небрежно
393
бросил их на колени журналиста. И самодовольно улыб-
нулся.
— Вот ваши деньги, мистер Эшли. Таллио — умный
человек. Он решил, что с меня можно получить больше.
Скажите спасибо, что я сберег вам эти деньги.
— Благодарю,— пробурчал Эшли.
Органья добродушно хохотнул.
— Для человека с вашим жизненным опытом, Эшли,
вы иногда удивительно наивны. Как вы могли подумать,
что такой тип, как Таллио Рицциоли, предаст богатого
патрона за жалкие пятьсот долларов? Да он без труда
получит столько же, проведя уик-энд с какой-нибудь вдо-
вушкой. Но что случится, если уедет вдовушка и уедете
вы? Ему придется вернуться ко мне. Он это понимает,
можете мне поверить. Он заработал в два, три раза
больше, сообщив мне, что вы хотите связаться с Джорджем
Арлекином.
Эшли не ответил. От духоты кружилась голова.
— Вы подумали о моем предложении? — спросил
Органья.
— Ответ прежний... мы не договоримся.
— Фотокопии у вас, не так ли?
— Да,— теперь он мог ответить на этот вопрос утвер-
дительно.
— Это ваш последний шанс, Эшли.
— Идите к черту,— раздраженно ответил журна-
лист.
Органья пожал плечами и откинулся на спинку шез-
лонга, а его глаза прятались за черными сферами солнце-
защитных очков. У Эшли схватило живот, онемели руки,
на лице выступил пот. Мгновение спустя он вскочил и под-
бежал к балюстраде. Его стошнило.
— Мой бедный друг! — раздался над ухом участливый
голос Органьи.— Вы заболели. Позвольте мне отвести вас
наверх... с этого солнца.
— Благодарю... мне... мне что-то нехорошо.
Органья взял его под руку, и они поднялись в комнату
журналиста, где тот лег на кровать, весь в поту. Спокой-
ный и невозмутимый, Органья помогал Эшли подняться,
когда у того начинались спазмы в желудке, и вел в ванную.
Как только заканчивался приступ рвоты, герцог вновь
укладывал своего гостя в постель. С каждым разом при-
394 ,,
ступы становились все сильнее, .нарастала боль. От
пота рубашка промокла насквозь, перед глазами шли
круги.
— Как вы себя чувствуете, Эшли? — донесся издалека
голос Органьи.
Журналист яростно мотнул головой, вращение комнаты
прекратилось, он увидел улыбающегося герцога, стоящего
возле кровати.
— Ужасно. Не понимаю, что со мной случилось.
— Вас отравили, Эшли,— объяснил Органья.
— Отравили? Я... я,— но его вновь скрутило, и он
поплелся в ванную. На этот раз Органья не пришел ему на
помощь.
Когда Эшли вернулся и без сил упал на кровать, герцог
присел рядом.
— Вас отравили, мистер Эшли. Вам за едой дали яд.
Очень простой и весьма эффективный. Спазмы будут уча-
щаться. Через час, максимум через два, вас ждет мучи-
тельная смерть. Естественно, у меня есть противоядие.
Также весьма простое средство. Я готов излечить вас в
обмен на фотокопии, но лишь после того, как Получу их в
руки. Я подозреваю, что вы оставили их в Сорренто. Ехать
туда двадцать минут, столько же обратно. У нас останется
время дать вам противоядие, если вы не будете слишком
упрямиться.
Эшли лежал на кровати и смотрел на герцога. На лице
Органьи не было ни жалости, ни угрызений совести. Жур-
налист понял, что Органья так и будет сидеть, спокойный и
уверенный в себе, наблюдая, как он умирает. Начался
новый спазм, и Эшли вновь поплелся в ванную.
— Я буду смотреть, как вы умираете, Эшли,— сказал
Органья, когда журналист добрался до постели.— Мы
зашли слишком далеко, и пути назад уже нет. Один чело-
век умер, никто не заметит и смерти второго. Будьте уве-
рены, мне ничего не грозит. Вы чувствуете слабость, не
так ли? С каждой минутой она будет усиливаться, а муче-
ния нарастать. Я могу дать вам противоядие в любой
момент, но советую не тянуть. На людей яд действует по-
разному.
Эшли молчал. У него не было сил даже говорить. Еще
четыре раза проделывал он мучительный путь до ванной и
обратно. И тогда Органья нанес последний удар.
395
— Газета заплатит за ваши похороны, Эшли. Они
поместят некролог в две строчки и, возможно, расскажут в
субботнем приложении о вашей героической жизни. А по-
том будут целовать девушек, которых вы уже никогда не
поцелуете, пить вино, которое вам уже не пригубить, и
наслаждаться жизнью до глубокой старости. Вы болван,
Эшли, глупый, упрямый болван. Где фотокопии?
— Под... под сервантом,— прошептал журналист.—
В дальнем углу.
Органья облегченно вздохнул, подошел к серванту,
приподнял угол, достал конверт с фотокопиями, быстро
просмотрел их и рассмеялся.
" — Противоядие,— взмолился Эшли.— Ради Бога...
Все еще смеясь, Органья вернулся к кровати. Затем
смех прекратился, глаза герцога потемнели.
— Знаете, что я сейчас сделаю, Эшли?
— Вы... ваше обещание...
— Я его сдержу. А затем позвоню капитану Гранфорте
и скажу, что вы доставляете мне массу хлопот, я больше не
хочу нести за вас ответственность и прошу забрать вас в
тюрьму, как того требует закон.
— Ради Бога, вы получили то, что хотели. Почему...
Органья дернул за шнур звонка. ,
Через несколько секунд в комнату влетела служанка и
застыла, уставившись на скрючившегося на кровати Эшли.
— Люсия,— обратился к ней герцог по-итальянски,—
принеси синьору три столовых ложки касторового масла.
После ленча у него разболелся живот,— затем он по-маль-
чишечьи улыбнулся и перешел на английский.— Это рыба,
Эшли. Вам попался несвежий кусок. Старая шутка, кото-
рую припасают для незваного гостя. Пойду поздравлю
Карло с успехом.
Смеясь, он вышел из комнаты, а Эшли зарылся лицом в
подушку, кляня все на свете и плача от бессильной ярости,
унижения и боли в животе.
Глава 12
Улыбающаяся служанка напоила его касторкой и оста-
вила наедине с бутылкой минеральной воды и невеселыми
мыслями. Сенсация разлетелась вдребезги. Удачным
маневром Органья обратил свое поражение в блестящую
396
победу и выставил своего противника на всеобщее осмея-
ние. Теперь он хотел окончательно растоптать его, отдав
капитану Гранфорте, чтобы тот поступил с ним, как с
обычным преступником.
«Что же делать? — думал Эшли.— Как продолжать
борьбу?» Пусть статьи не будет, но он должен доказать,
что Органья — убийца. Но как?
Единственным реальным доказательством вины
Органьи являлся телефонный звонок Роберто на виллу и
деньги, полученные барменом за слежку за ним и Козимой.
Остальное лишь догадки и предположения. Впрочем, он
сомневался, что в суде Роберто повторит то, что сказал
ему у ворот отеля. Что тогда оставалось? Попытка Карло
убить его? Во-первых, этого никто не видел. А если и объ-
явится свидетель, старик скажет, что защищал честь
дочери. Охотники за перепелками? Смешная выдумка,
сравнимая со сказочкой о том, как Органья подсыпал ему
яду, хотя и дураку ясно, что он отравился рыбой.
Козима? Она не поможет. Тут надеяться не на что. Елена
Карризи? Она тоже не станет рисковать. Да, она дала ему
фотокопии. Но он их не сохранил. Он не оправдал ее
надежд. И теперь ей оставался только один путь — замуж
за Таллио.
Джордж Арлекин? Он тоже слуга двух господ. Что ему
нравственные принципы? Его куда больше заботил баланс
сил на Европейском континенте. Для него Органья гораздо
важнее, чем назойливый корреспондент. Куда бы он ни
повернулся, всюду сверкали мечи, направленные ему в
сердце, везде он видел смеющиеся физиономии врагов.
Касторка действовала, спазмы постепенно прекрати-
лись. Веки сомкнулись, и ослабевший, обессилевший Эшли
заснул.
Проснулся он поздно. Солнце ушло, в комнате стало
прохладнее. Эшли взглянул ла часы. Десять минут девя-
того. Он сел, затем поднялся на ноги. Его тут же качнуло,
от слабости закружилась голова, к горлу подкатила
тошнота. С трудом добрался он до ванны, улегся в теплую
воду.
Ванна немного освежила его, придала сил. Одевался он
долго, особенно много хлопот доставил ему галстук.
Прежде чем выйти из комнаты, Эшли подошел к
зеркалу. На него глянуло серое лицо с синими кругами под
397
глазами, с глубокими морщинами у рта и на лбу. «Я ста-
рею,— подумал Эшли.— Я уже слишком стар для этой
крысиной возни. Поговорю-ка я с Хансеном и попрошу
спокойную работу за большим столом, где можно посасы-
вать трубку и просвещать молодых о сенсациях минувших
дней, как напечатанных, так и не попавших на газетные
полосы».
Послышался шум мотора подъехавшей машины. Он
выглянул в окно, забыв, что комната выходит на море.
Впрочем, какая разница, кто там приехал. В любом случае
ему спешить некуда. Пусть они устроятся поудобнее, а уж
потом он спустится вниз.
Эшли открыл дверь и вышел на балкон.
Небо порозовело. Легкий вечерний ветерок шелестел
листвой. Над крестьянскими домами поднимались спирали
дыма, женщины готовили ужин. Легкая дымка висела над
островом Капри, последние лучи солнца отражались в
окнах вилл, отделенных от него нешироким проливом.
Туристы, должно быть, сидели на маленькой площади.
Девушки гуляли по набережной, демонстрируя новые
наряды. Только дурак мог рыться в грязном белье двадца-
того века, вместо того чтобы наслаждаться жизнью, купив
билет на паром. Глупо, конечно, но как трудно повернуть
вспять, раз ступив на кривую дорожку.
Впрочем, он прошел по ней почти до конца. А впереди
его ждали унижение и позор, но он слишком устал, чтобы
думать о будущем. Эшли отвернулся от острова, моря,
розового неба и спустился в гостиную.
Они уже ждали его — Органья, Козима, Елена Карризи,
капитан Гранфорте, Джордж Арлекин и старый Карло,
разносящий коктейли. При его появлении они подняли
головы, и Эшли отметил изумление, мелькнувшее в глазах
большинства при виде его осунувшегося лица.
— Мы рады видеть вас, Эшли,— холодно приветство-
вал его Органья.— Как вы себя чувствуете?
— Благодарю. Уже лучше.
— Присядьте, пожалуйста. Карло! Коктейль синьору.
— Спасибо, мне ничего не надо.
Эшли добрался до кресла, осторожно сел, кивнул
остальным. Никто не заговорил с ним. Карло раздал
бокалы и встал у стены, чтобы не мешать гостям, но в
любой момент выполнить указание своего господина.
398
— Salute!—поднял тост Органья.
— Salute!
Все, кроме Эшли, выпили. Органья поставил бокал,
промакнул губы носовым платком. Взглянул на Эшли, на
капитана Гранфорте.
— Я думаю,— заговорил он,— все знают, по какому
поводу мы собрались в этой комнате. Так или иначе, мы
все оказались втянутыми в это дело. Поэтому я решил, что
будет лучше, если я приглашу вас сюда. Мне кажется, что
сегодня необходимо честно ответить 'на все возникшие
вопросы, чтобы потом мы могли смотреть друг другу в
глаза. Капитан Гранфорте согласился со мной. Этим
объясняется его присутствие среди нас. Если кому-то что-
то неясно, пусть он спросит об этом. Если кто-то хочет
обвинить кого-нибудь из нас, пусть не откладывает на
завтра. Если кто-то может дать важные показания, пусть
выскажется немедленно. Надеюсь, вы меня понимаете?
Он оглядел маленькую компанию, но никто не встре-
тился с ним взглядом.
— Все вы знаете, что привело мистера Эшли в Сор-
ренто,— продолжал Органья.— Несколько месяцев он рас-
следовал мою политическую и финансовую деятельность,
чтобы найти компрометирующие материалы и использо-
вать их против меня накануне предстоящих выборов. Он
приехал сюда, чтобы купить у некоего Энцо Гарофано
фотокопии писем из моего личного.архива. Ожидая Гаро-
фано, он встретил мою жену, которую знал в Риме до ее
замужества. Они вместе уехали в горы. На обратном пути
их машина сбила Гарофано, и тот умер. За рулем сидел
мистер Эшли. Капитан Гранфорте хотел арестовать его,
но, идя навстречу моим желаниям, разрешил мистеру
Эшли приехать сюда в качестве моего гостя. Вы согласны
со мной, мистер Эшли?
Журналист криво усмехнулся.
— Я воздержусь от комментариев.
Органья взглянул на капитана Гранфорте и многозна-
чительно пожал плечами.
— Я думал, что оказываю мистеру Эшли любезность,
приглашая его в свой дом, но, приехав на виллу, он повел
себя крайне вызывающе. Он пытался подкупить моих гос-
тей, как ранее подкупил Энцо Гарофано. Он соблазнял
мою секретаршу и обвинил ее отца в покушении на его
399
жизнь. Увидев моих крестьян, охотившихся на птиц, пред-
назначавшихся, кстати, для его же обеда, он заявил, что
они угрожали застрелить его, если он подойдет к стене,
окружающей виллу. Сегодня он утверждал, что я отравил
его, хотя и ребенку ясно, что он отравился недоброкаче-
ственной пищей, и простая касторка тут же излечила его.
При сложившихся обстоятельствах я считаю, что и долго-
терпению гостеприимного хозяина может прийти конец, и
прошу капитана Гранфорте освободить меня от... весьма
неприятного гостя.
Органья сел. Джордж Арлекин закурил. Капитан Гран-
форте дол го. разглядывал свои пухлые ручки, затем повер-
нулся к Эшли.
— Мистер Эшли, вы не обязаны отвечать ни на какие
вопросы, кроме тех, что я задам вам в своем кабинете в
ходе официального следствия. Однако мне представляется,
что для общей пользы вам следует отказаться от этой при-
вилегии и ответить на несколько вопросов прямо сейчас.
Вы не возражаете?
— Нет,— подумав, ответил Эшли.— Но я оставляю за
собой право отказаться от ответа.
— Логично,— кивнул Гранфорте.— Почему вы заня-
лись делами его сиятельства?
— Я — корреспондент. Моя работа заключается в том,
чтобы рассказывать широкой публике о том, что ее инте-
ресует.
— Отразились ли на ваших действиях ваши прежние
отношения с жецой его сиятельства или ваши теперешние
чувства к ней?
— Нет.
— Что за документы вы хотели купить у Энцо Гаро-
фано?
— Фотокопии шести писем, касающихся финансовых
операций с долларовыми фондами, распределения амери-
канского зерна на юге Италии и вкладов в банки Америки.
— Вы взяли их у Гарофано, не заплатив обещанных
денег?
— Нет.
— Его сиятельство показал, что во время... э... инци-
дента в отеле его жена видела, как вы вытащили доку-
менты или конверт с документами из кармана пиджака
Энцо Гарофано. Это правда?
400
— Нет.
Гранфорте повернулся к Козиме.
— Вы сказали об этом вашему мужу, синьора?
- Да.
Эшли догадался, что за этим последует, но слишком
устал, чтобы вмешиваться. Рано или поздно они доберутся
до правды, но правда эта будет такой же грязной, как и
ложь, которой они стремятся ее прикрыть.
— Как вы можете объяснить это несоответствие, мис-
тер Эшли? — обратился к нему Гранфорте.
— Очень просто. Козима солгала, чтобы защитить
меня.
— Благодарю. Я рад, что вы не прибегли к очередной
уловке. Теперь...— Он уже не улыбался.— Если эта дама
солгала один раз, чтобы защитить вас, вполне возможно,
что она солгала и в другом, более важном случае.
— Я вас не понимаю.
— Я думаю, вы все поняли. Она солгала, так же как и
вы, насчет обстоятельств убийства Энцо Гарофано. Его не
сбросили с ограждающего барьера, мистер Эшли. Он
спокойно шел по дороге. Вы увидели его, прибавили
скорость и сбили его. Затем взяли документы из
бриф-кейса и отдали их на хранение этой даме. Вы при-
везли их на виллу, чтобы использовать с целью шантажа.
А сегодня днем, испугавшись, что вас отравили, вы были
вынуждены отдать их его сиятельству, а он передал их
мне.
Как фокусник, достающий кролика из черного цилинд-
ра, Гранфорте сунул руку в карман и вытащил конверт, из
которого выскользнуло шесть фотокопий.
Эшли не сводил с капитана изумленного взгляда.
Так вот оно что! Органья отделывался не только от
него, но и от Козимы. Неплохая мысль — оскорбленный
муж мстит за предательство жены. Возможно, этот маневр
принесет ему голоса избирательниц. Журналист и невер-
ная жена пытаются подорвать благополучие Италии. Это_
могло сработать. Органья точно рассчитал, что тут риск”
минимален.
Но фотокопии? В сочетании с рукописью, находящейся
у Гранфорте, они доказывали безусловную вину Органьи.
Если только... впрочем, судя по всему, в этой стране не
было ничего невозможного... а раз так, Органья мог с пот-
401
рохами купить Гранфорте, а Джордж Арлекин — участво-
вать в этом фарсе.
— Позвольте взглянуть на них,— ровным голосом,
стараясь не выдать волнения, попросил Эшли.
К его удивлению, Гранфорте тут же протянул ему
фотокопии.* Журналист быстро просмотрел их. Они не
имели никакого отношения к махинациям Органьи. Тот
взял из архива шесть ничего не значащих писем и снял с
них копии. Эшли вернул их капитану.
— Ну, мистер Эшли?
— Это не те письма.
Гранфорте развел руками и улыбнулся.
— Вы хотите сказать, мистер Эшли, что Гарофано
пытался обмануть вас, продавая ничего не стоящие доку-
менты? Разумеется, вы этого не знали. Иначе не вступили
бы в сговор с этой женщиной, целью которого стали
убийство и крушение политической карьеры мужа. Выяс-
нив, что вас обманули, вы решили прибегнуть к шантажу,
чтобы разбить семью его сиятельства и все равно не
остаться в проигрыше.
Эшли взглянул на Козиму. Та закрыла лицо руками.
Органья смотрел прямо перед собой, вжившись в образ
обманутого, убитого горем мужа. Елена Карризи не сво-
дила с герцога сияющих глаз, ее руки то сжимались в
кулаки, то вновь разжимались.
— Вы хотите что-нибудь сказать? — шелковым голо-
сом спросил Гранфорте.
— Да, хочу! — взвился Эшли.— Вы извращаете факты,
потому что сокрытие правды служит вашим интересам. Но
вам все равно придется ее выслушать. Эти фо-
токопии — ловкий подлог. Настоящие фотокопии я пере-
дал Органье сегодня днем. Их дала мне Елена Карризи,
когда поняла, что ее сводный брат, Энцо Гарофано,
погиб в _результате заговора, подготовленного на этой
вилле и осуществленного слугами Органьи. Он принес
фотокопии в отель и на время нашей встречи отдал Елене.
Мы поссорились, он выбежал из отеля, а она оставила
фотокопии у себя, ожидая возвращения брата. Но Гаро-
фано не вернулся. Я не могу доказать, что с ним про-
изошло, но уверен, что его усадили в машину и привезли
сюда. Я знаю наверняка, что бармен Роберто звонил на
402
виллу, чтобы сообщить, что мы с Козимой ушли из отеля.
Я утверждаю, что они ждали нашего возвращения по гор-
ной дороге, зная, что мы, как и все другие, будем ехать
быстро на прямом участке. Я утверждаю, что они бросили
Гарофано под колеса нашего автомобиля. Мы с Козимой
стали слепыми орудиями убийства.
Страстная речь Эшли не произвела особого впечатле-
ния на капитана Гранфорте.
— Кто это «они», мистер Эшли? — холодно спросил
он.
— Органья, организатор, направляющий и руководя-
щий своими приверженцами. Карло Карризи и любой из
двух десятков здешних крестьян, непосредственные испол-
нители.
Гранфорте иронически улыбнулся.
— Вы рассказали драматическую историю, мистер
Эшли. Как профессионал, я могу отметить, что на словах
все выглядит очень гладко. Но меня больше волнуют дока-
зательства.
— Допросите бармена Роберто, и он скажет вам о
телефонном звонке на виллу Органьи и о человеке, кото-
рый дал ему конверт с десятью тысячами лир.
— Обязательно допросим, мистер Эшли. Что еще?
— Спросите Джорджа Арлекина, и он скажет вам, что
в отеле у меня не было фотокопий и я не знал, где они
находятся.
— Мистер Арлекин?
Джордж Арлекин с сожалением покачал головой.
— Боюсь, тут я вам не помогу, мой дорогой друг. Вы
говорили мне, что у вас нет фотокопий. Вы говорили,
что не знаете, где они. Но это ничего не доказывает, не так
ли?
— Дальше, мистер Эшли.
— Спросите Елену Карризи. Она скажет, каким обра-
зом фотокопии оказались у нее. Возможно, она скажет и
почему, хотя я бы ей этого не советовал.— Он бросил на
девушку короткий взгляд.— Она скажет, что вчера отец
побил ее, и объяснит причины, побудившие ее отдать мне
фотокопии. Прошлой ночью она подсунула их под дверь
моей комнаты.
— Что вы можете на это сказать, синьорина?
Она ответила без секундного, колебания.
403
— Все это ложь. Я не видела брата с тех пор, как
уехала в Рим. О документах я знаю лишь со слов его сия-
тельства. Вчера этот человек пытался обольстить меня
перед статуей мадонны, а когда я отказала ему, угрожал
втянуть меня в это дело. Я секретарша его сиятельства.
Я имею доступ к его бумагам. Он пытался запугать меня.
Но тут пришел мой отец, и мне удалось вырваться и убе-
жать...— Она замолчала, и Эшли заметил, как от одобри-
тельного взгляда Органьи полыхнули румянцем ее щеки.
С уходом Козимы у нее появилась надежда на возвращение
Органьи. Но Эшли не мог допустить, чтобы она так легко
отделалась.
— Ричард, прошу тебя! — тихий, но решительный
оклик Козимы остановил его.— Ничего не говори. Во вся-
ком случае здесь, сейчас. Что бы ты ни сказал, они извра-
тят смысл каждого слова и найдут в нем то, что им нужно.
Я предупреждала тебя, но ты не стал меня слушать. На
этот раз...
В ее глазах Эшли увидел боль, страх, любовь. Нако-
нец-то они стали союзниками, и он ненавидел себя за то,
что слишком поздно дошел до столь простой истины. Он
повернулся к Гранфорте.
— Что теперь, капитан?
— На основании имеющихся в моем распоряжении
улик я вынужден взять вас под стражу по обвинению в
заговоре и убийстве.
— Понятно,— Эшли встал. Все взгляды скрестились на
нем.— В таком случае я хотел бы позвонить в римский
корпункт моей газеты, чтобы они наняли мне адвоката.
Гранфорте в раздумье кивнул.
— Можете позвонить, мистер Эшли.
Журналист набрал номер переговорного пункта в Сор-
ренто и заказал разговор с Римом.
— Urgentissimo,—попросил он.— Это... дипломатиче-
ское дело.
Телефонистка обещала соединить его в течение полу-
часа. Он положил трубку и вернулся к своему креслу.
— Рим дадут не'раньше чем через полчаса.
— Мы подождем,— сказал капитан Гранфорте.
Органья щелкнул пальцами, и Карло Карризи начал
резать лимон для новых коктейлей. Они сидели, словно
незнакомцы в театральном фойе, ожидающие, когда про-
404
звенит звонок и их пригласят в зал. Но звонка все не было,
и лишь на каменной доске громко тикали часы в корпусе
из золоченой бронзы с гербом Органьи.
Глава 13
— Карло!
Старик выпрямился и взглянул на Козиму.
— Синьора?
— Пожалуйста, позови Кончитту.
Карло подошел к стене и дернул за шнур звонка.
Минуту спустя в дверь постучали, и в гостиную вошла
Кончитта. Она смутилась, увидев столько людей, затем
обратилась к Козиме.
— La signora vuole qual’cosa?
— Принеси мою сумочку, Кончитта. Большую, корич-
невую. Она на второй полке комода.
— Subito, signora!
Кончитта выпорхнула из комнаты. Все взгляды устре-
мились на Козиму, требуя объяснения столь банальной
просьбы. Она же, словно ничего не замечая, потянулась за
сигаретой. Капитан Гранфорте тут же вскочил, щелкнул
зажигалкой. Она закурила, и капитан вновь сел.
Карло начал смешивать коктейль. Кубики льда бились
о стенки шейкера, заглушая тиканье часов. Все молчали.
Да и о чем могли они говорить? Какие слова могли при-
крыть лицемерие мыслей?
...Я -обманывал и победил. Ты обманывал и проиграл.
Я рисковал так же, как и ты, но твои эмоции предали тебя,
мои же принесли победу. Ты лгал, и я лгал. Мою ложь при-
знали правдой. Твою обратили в петлю, наброшенную тебе
на шею. Мы все продажны. Мы все предатели. Потен-
циальные убийцы. Некоторые лишь более искусны и без-
жалостны, чем другие...
Затем неожиданно заговорил Органья. Резко и раздра-
женно.
— Не пора ли покончит^ с этим, капитан? Ситуация
весьма неприятна для нас всех.
— В особенности для меня, ваше сиятельство,— успо-
каивающе сказал Гранфорте.— Прошу вас, ваше сия-
тельство, потерпите.
405
Кончитта принесла сумочку, торопливо оглядела гости-
ную и побежала на кухню посудачить о странном поведе-
нии синьоры. Козима открыла сумочку, достала золотую
пудреницу и начала пудрить носик. Остальные как заворо-
женные смотрели на нее. Козима не обращала на них ника-
кого внимания. Покончив с этим важным делом, она
захлопнула пудреницу и убрала ее.
Карло уже разливал приготовленный коктейль по бока-
лам.
— Карло! — вновь позвала его Козима.
— Синьора?
— Пожалуйста, подойди ко мне.
После короткого колебания старик поставил на стол
шейкер и бокал, тщательно вытер руки салфеткой и,
подойдя, застыл перед Козимой.
— Карло, со слов капитана ты знаешь, что скоро я
покину этот дом. У нас есть обычай, старый добрый обы-
чай — награждать верного слугу. Ты — слуга моего мужа,
но ты служил и мне. И я благодарю тебя за это. Вот мой
подарок.
Козима достала из сумочки толстый белый конверт.
Старик взглянул на Органью. Тот коротко кивнул.
Тогда Карло взял конверт и поклонился.
— МШе grazie, signora!
— Открой его, Карло,— сказала Козима, когда старик
вернулся к столу с шейкером и бокалами.
В напряженной тишине старик достал из конверта
пачку газетных вырезок с фотографиями, схваченную
скрепкой. Одну за другой Карло переворачивал их, его
губы шевелились, безмолвно прочитывая заголовки. Про-
читав последний, он взглянул на Елену, перевел взгляд на
Органью, Козиму, вновь посмотрел на фотографии.
Они наблюдали за ним, как за актером-мимом, на лице
которого отражалась вся гамма переживаний — изумление,
недоверие, страх, отвращение и, наконец, медленно разго-
рающаяся ярость. Затем пантомима кончилась, и актер
вновь обрел голос.
— Синьора, скажите мне, что это означает? — тихо
спросил он.
— Это означает,— холодно и спокойно ответила
Козима,— чточеловек, которого ты воспитывал с детства,
отцу которого ты прослужил столько лет, в доме которого
406
ты поддерживал идеальный порядок, этот человек превра-
тил твою родную дочь в putana. Он не делал из этого
секрета. Ее имя и фотографии печатались в газетах. Люди,
написавшие эти заметки, позаботились, чтобы об этом
узнал весь мир. Если ты не веришь мне, можешь спросить у
нее самой.
Но вопроса не потребовалось. Елена вжалась в спинку
кресла, лицо ее смертельно побледнело, одна рука подня-
лась ко рту. Казалось, Карло сейчас подойдет и ударит ее.
Но старик не тронулся с места. Руки его задрожали, и
газетные вырезки выпали из ослабевших пальцев. Собрав
их, Карло, сгорбившись, застыл над столом. Затем плечи
его распрямились, и он двинулся к Органье, держа в одной
руке пачку фотографий, а в другой — короткий острый
нож, которым он резал лимон.
Органья встал. Они могли бы сойти за отца и сына,
если бы сын не был аристократом, а отец не носил ливрею
слуги.
Никто не пошевелился. Даже Гранфорте. Они были
зрителями из партера. Сцена же принадлежала актерам.
Они, и только они, разыгрывали последний акт их личной
трагедии.
В шаге от герцога Карло остановился и протянул тому
.вырезки с фотографиями.
— Ваше сиятельство скажет мне, правда это или ложь,
и я вам поверю.
Лицо Органьи окаменело.
— Это правда,— ответил он.
Рука старика разжалась, фотографии упали на пол.
Затем он заговорил.
— Всегда, с детских лет, я стремился научить тебя, что
главное для человека — его. дом и честь. Если дом крепкий,
никакой ветер не сможет разрушить его. Если честь неза-
пятнана — все собаки мира могут лаять на тебя, пока не
лопнут от злости. Мужчина должен грешить вне дома, но
хранить ему верность. Я учил тебя этому, как твой отец
учил меня. Чтобы сберечь дом и защитить тебя, я пошел на
убийство сына моей жены. Я доверил тебе моего един-
ственного ребенка. Но ты погубил ее, как погубил дом и
запятнал честь.
Елена вскрикнула, остальные ахнули. Нож вонзился в
сердце Органьи. Тот даже не пытался отвести удар.
407
Какое-то мгновение они смотрели на старика, стоящего
над телом своего господина, а затем бросились к нему.
— Сесть! — остановил их грозный оклик Гранфорте.—
Всем сесть!
Они остались на краешках кресел. Лишь Гранфорте
подошел и склонился над телом, да Джордж Арлекин,
ослушавшись приказа, направился к двери, запер ее, чтобы
не допустить в’ гостиную слуг, задернул портьеры, зажег
люстру. Затем взял под руку старого Карло и отвел его к
креслу. Капитан Гранфорте выпрямился и оглядел присут-
ствующих. Его круглое лицо было мрачным.
— Я ожидал этого... или чего-то похожего. Я не знал,
когда это произойдет и что послужит поводом. Я не стал
вмешиваться, потому что случившееся — лучший выход
для всех нас, даже для него.— Капитан взглянул на тело
^ерцога.— Вы спросите меня, как я узнал об этом? Прочи-
тав вашу рукопись, мистер Эшли, я понял, какая информа-
ция могла вас интересовать. И пришел к выводу, что ваши
поиски могут вызвать насильственные действия. Ваш друг
Арлекин, а он действительно ваш друг, сказал мне, что
фотокопии пропали. Поездка в Санта-Агата позволила
установить связь Энцо Гарофано с семьей Карризи и
домом Органьи. Изучение семейной жизни его сиятельства
подсказало мне дюжину поводов для убийства, равно как и
местонахождение фотокопий. На насыпи у оградительного
барьера, откуда сбросили Гарофано, мы обнаружили следы
борьбы, хотя кто-то прошелся граблями и насыпал листьев.
Нашел я и клок материи от пиджака Гарофано, а на по-
дошвах его башмаков остались листья и пятно от раздав-
ленного апельсина. Нам удалось убедить бармена ничего
не утаивать, и мои коллеги в Неаполе ищут человека,
который предложил Гарофано подвезти его и привез на
виллу. Все довольно просто и было бы еще проще, если б
кто-нибудь из вас честно рассказал все, что знал. А те-
перь...— Гранфорте вновь оглядел гостиную.— Теперь
слушайте меня внимательно, все! Никто из вас не имеет ни
малейшего отношения ни к гибели Гарофано, ни к смерти
его сиятельства. Старик,— он указал на безучастно сидя-
щего Карло,— ответит за все, хотя я думаю, что он вино-
ват меньше остальных. Ты, Елена Карризи, ты лгала,
обманывала и крала ради того, чтобы удержать мужчину,
которому давно надоела. Вы, синьора,— его пухлый палец
408
уткнулся в Козиму,— вы любили мужчину, который не был
вашим мужем, и два часа, проведенные с ним под оливами,
послужили причиной смерти Энцо Гарофано. И вы, мистер
Эшли, потому что во имя новостей вы готовы лгать, давать
взятки и создать ситуации, завершающиеся таким фина-
лом. Даже вы, Таллио Рицциоли, потому что вы копаетесь
в грехах других людей, пытаясь найти что-нибудь при-
быльное для себя. Вы все замешаны в этом деле. Против
каждого из вас я могу выдвинуть то или иное обвинение.
Поэтому...— Он понизил голос до шепота.— Поэтому,
покинув эту комнату, вы забудете обо всем, что здесь про-
изошло, за исключением того, что старик в последнее
время заметно сдал. Поведение его стало странным, и он
частенько впадал в необъяснимую ярость. Вот и сегодня,
без всякой на то причины, он набросился на своего госпо-
дина и ударом ножа убил его сиятельство, прежде чем кто-
либо из нас понял, что к чему.— Гранфорте поднял руку,
предупреждая возможные возражения, и продолжал: —
Я объясню вам, зачем это нужно. Через неделю со-
стоятся выборы. От их исхода зависят стабильность
страны и ее надежды на быстрый прогресс, работа для
тех, кто не имеет ее, хлеб для голодных, образование
для детей, строительство новых больниц и школ — словом,
все то, что может дать Италии крепкое правительство.
Помните об этом. Помните, что ложь не изменит того,
что свершилось, а не к месту сказанная правда может
погубить то доброе, что возможно сохранить. Вы меня
понимаете?
— Нет! — воскликнул Ричард Эшли.
— Почему? — повернулся к нему Гранфорте.
—• Потому что вы никогда не похороните правду так
глубоко, чтобы никто не докопался до нее. Потому что вы
не сможете прятать ее так долго, чтобы никто о ней не
вспомнил. Потому что куда честнее сказать правду, чем
дать ей обратиться в ложь, которая будет разлагать многих
и многих. В этом-то и беда Италии, да и всей Европы. Все
знают правду, но никто не пытается высказать ее вслух, за
исключением таких дураков, как я, которым за труды не
достается ничего, кроме пинков.
— И вы готовы сказать всю правду, Эшли? — в разго-
рающийся спор врезался ровный голос Джорджа Арлекина.
- Да!
409
— О себе и Ко зиме, Карло Карризи и Таллио, обо мне
и капитане Гранфорте, о сложных взаимоотношениях и
еще более запутанных мотивах?
— Да, я готов на это.
— Но можете ли вы гарантировать, что вашу правду
напечатают?
Эшли удивленно взглянул на англичанина.
— Вы же знаете, что я не могу этого гарантировать.
Никто не может. Газета не резиновая, количество полос
ограничено, и печатают там лишь то, что сегодня интере-
сует читателя. И разумеется, невозможно...
— Вам лучше, чем кому-либо, известно, что невоз-
можно сказать всю правду,— прервал его Арлекин.— Даже
если вам это и удастся, у большинства не хватит ни терпе-
ния, ни мужества дочитать ее до конца. Людям нужны
заголовки, и они их получают. Заголовки сильно упро-
щают жизнь, оставляя в ней лишь белое и черное, добро и
зло, фарс и трагедию. Но с такой простотой нельзя управ-
лять государством. Это не машина, но люди. И если кто-то
знает о них всю правду, так это Господь Бог. И я не уве-
рен, что знание правды доставляет нему много радости.
Зачем сейчас лезть на рожон? Давайте похороним мерт-
вых. Если вы не хотите хоронить вместе с ними и правду,
почему бы'не придержать ее на какое-то время? Кто от
этого проиграет? Во всяком случае, не вы, не...
. Резкая трель телефонного звонка оборвала его на
полуслове. Эшли вскочил на ноги. Капитан Гранфорте
загородил ему путь.
— Пустите его, капитан,— устало бросил Арлекин.—
Пусть делает, что хочет.
Гранфорте неохотно отступил в сторону, и Эшли схва-
тил телефонную трубку. Его взгляд невольно упал на лицо
Органьи и пятна крови на его белой рубашке.
— Хансен слушает,— донеслось сквозь треск помех.
— Это Эшли... из Сорренто.
— Рад слышать тебя, дружище! Отлично-отлично!
Какие новости?
— Статья готова. От начала и до конца...
— Говоришь, готова...
— Да. Сейчас я нахожусь на...
— Она уже не нужна,— перебил его Хансен.
— Что?’—Эшли едва не лишился дара речи.
410
— Не нужна,— повторил Хансен.— Можешь отдохнуть
недельку, а затем возвращайся в Рим.
— Но... я не понимаю. Это же сенсация, Хансен.
Органья убит. Он...
— Самая большая сенсация, дружище, заключается в
том, что Гарольд Холстед, президент корпорации, издаю-
щей «Монитор», назначен послом Соединенных Штатов в
Италии. Поэтому наша газета больше не публикует мате-
риалов об итальянских скандалах. Не публикует! Он уже
посол, но все еще подписывает чеки, по которым мы полу-
чаем зарплату. Разве ты не видел моей записки?! Я уже
отправил ее вместе с деньгами. Или ты не читаешь газет?
Чем ты занимался все это время?
— Органьей, чем же еще? Писал о нем статью.
— Да. Я вспомнил. Похоже, ты слишком ей увлекся, а?
Хансен хохотнул, и в трубке раздались короткие гудки.
Лицо Эшли исказилось, как у ребенка, который вот-вот
расплачется.
— Они... они сняли статью,— сказал журналист, не
выпуская трубки из руки.
— Я же предупреждал вас,— заметил Джордж Арле-
кин,— но вы меня не послушали.
— Так ли важна статья, если умер человек? — не обра-
щаясь ни к кому в отдельности, спросил Гранфорте.
Но Эшли не слышал его. Он так и стоял, уставившись в
телефонную трубку, пока Козима не подошла к нему, не
взяла за руку, не отвела к креслу и не усадила рядом с
собой.
СОДЕРЖАНИЕ
Эд Лейси
ОХОТА ОБРЕЧЕННОГО ВОЛКА
Перевел с английского О. Алякринский
Роберт Л. Фиш
ПУЛЯ ДЛЯ НЕЗНАКОМЦА ................
Перевел с английского О. Алякринский
Морис Уэст
СЕНСАЦИЯ ...........................
Перевел с английского В. Вебер
Москва, «Грэгори-Пэйдж», 1995
Зарубежный криминальный роман
Выпуск № 13
Издание литературно-художественное
Сдано в набор 10.07.95. Подписано в печать 04.08.95.
Формат 84x108/32. Бумага типографская. Гарнитура
«Таймс».
Печать высокая. Усл. печ. л. 21,84. Тираж 20 000 экз.
Заказ № 3442.
Лицензия № ЛР-070830 от 22.01.93 г.
Издательство «Грэгори-Пэйдж». х
127427, Москва, Кашенкин луг, 4.
Ордена Трудового Красного Знамени
ПО «Детская книга» Госкомпечати.
127018, Москва, Сущевский вал, 49.
Отпечатано с фотополимёрных форм «Целлофот»