Автор: Джаксон Т.Н. (отв. ред.)
Теги: всеобщая история история культура древняя русь сборник скандинавские страны сопредельные страны
ISBN: 5-85759-168-6
Год: 2001
Текст
О-Сорна
у источника
Судьбы
Сборник статей в честь
Елены Александровны Мельниковой
HELEMAE MELNIKOVAE
FEMIKAE VOCTISSIMAE AC SAPIEKTISSIMAE
VE HISTOPIA PUSSIAE MEVIAEVALIS
ET PPAECIPUE PELATIONUM
INTEP ANTIQUES SCANV1NAVOS ET PUSSOS
VENE MEPENTI
COLLE^AE SOVALES AMICI VISCIPULIQUE
MAQNO CUM АМОРЕ AC PEVEPENTIA
HANC OPEPUM SUOPUM COLLECTIOMEM
VIEWS IUKILAEIS EIUS
VANT VONANT VEVICANT
Российская академия наук
Институт всеобщей истории
О-Сорна
у источника
Судьбы
Сборник статей в честь
Елены Александровны Мельниковой
л<7ИЗДАТЖГЮ
«ИНДРИК»
Москва 2001
ББК63.3
УДК 94
Н82
Редакционная коллегия:
Т. Н. Джаксон (ответственный редактор),
Г. В. Глазырина, И. Г. Коновалова,
С. Л. Никольский, В. Я. Петрухин
Норна у источника Судьбы: Сборник статей в честь
Елены Александровны Мельниковой / Под ред. Т. Н. Джак-
сон, Г. В. Глазыриной, И. Г. Коноваловой, С. Л. Николь-
ского, В. Я. Петрухина. М., «Индрик», 2001. — 480 с.
ISBN 5-85759-168-6
Предлагаемый вниманию читателей сборник подготовлен к юби-
лею доктора исторических наук Елены Александровны Мельниковой.
В него вошли статьи российских и зарубежных ученых, посвященные
широкому кругу проблем истории и культуры скандинавских стран,
истории и источниковедения Древней Руси и сопредельных госу-
дарств, отражающие круг научных интересов Е. А. Мельниковой,.
Для историков, филологов, специалистов в области вспомога-
тельных исторических дисциплин, для всех, интересующихся ис-
торией и культурой Восточной Европы.
Норна на обложке — воспроизведение фрагмента
не сохранившегося до наших дней фриза
работы датского скульптора X. Е. Фреунда (1786—1840 гг.)
по рисунку X. Ольрика 1857 г.
ISBN 5-85759-168-6
© Коллектив авторов, 2001
© Издательство «Индрик», 2001
От редколлегии
Загадочное название «Норна у источника Судьбы» требует, на наш
взгляд, объяснения. Предлагаемый читателю сборник статей подго-
товлен к юбилею Елены Александровны Мельниковой. Здесь соб-
раны статьи ее учителей и учеников, коллег и друзей. Хронологиче-
ский, географический и тематический охват материала настолько
широк, что поиск названия оказался чуть ли не самой сложной из
стоявших перед нами задач. Мы решили исходить в подборе назва-
ния в первую очередь из того, что Елена Александровна, медиевист
широкого профиля, начинала свою карьеру как скандинавист, ка-
ковым, впрочем, и в душе и на деле остается и поныне. Во-вторых,
мы не оставили без внимания ее приверженность источниковедче-
скому анализу и большие достижения на этом поприще. В-третьих,
мы учли тот факт, что, возглавляя Центр «Восточная Европа в древ-
ности и средневековье» Института всеобщей истории РАН, являясь
ответственным редактором ежегодника «Древнейшие государства
Восточной Европы» и отдавая все силы подготовке Свода «Древней-
шие источники по истории Восточной Европы», т. е. возложив на
хрупкие женские плечи весь тот научный груз, который до нее нес наш
общий учитель Владимир Терентьевич Пашуто, Елена Александров-
на играет судьбоносную роль в изучении древнейшей истории Руси.
Естественно, sapienti sat, но для не-скандинавистов, которым
также адресован наш сборник, мы приводим ниже фрагмент из
«Младшей Эдды» Снорри Стурлусона (ок. 1220 г.), подлинной
сокровищницы древнескандинавской мифологии. В нем рассказы-
вается о том, что один из корней мирового древа, гигантского ясе-
ня Иггдрасиль, уходит на небо, к богам асам, что под ним течет
источник, «почитаемый за самый священный, имя ему Урд
(Судьба)», и что каждый день норны (богини, девы судьбы), на-
брав воды из источника, поливают мировое древо, «чтоб не засо-
хли и не зачахли его ветви», чтобы продолжалась жизнь:
От редколлегии
6
Тогда спросил Ганглери: Где собираются боги или где главное их
святилище? Высокий ответил: Оно у ясеня Иггдрасиль, там всякий
день вершат боги свой суд. Тогда сказал Гаиглери: Что можно ска-
зать о том месте? Равновысокий отвечает: Тот ясень больше и пре-
краснее всех деревьев. Сучья его простерты над миром и поднимают-
ся выше неба. Три корня поддерживают дерево, и далеко расходятся
эти корни. Один корень — у асов, другой — у инеистых великанов,
там, где прежде была Мировая Бездна. Третий же тянется к Нифль-
хейму, и под этим корнем — поток Кипящий Котел, и снизу подгрызает
этот корень дракон Нидхёгг...
Под тем корнем ясеня, что на небе, течет источник, почитаемый
за самый священный, имя ему Урд (Судьба)...
Под тем ясенем у источника стоит прекрасный чертог, и из него
выходят три девы. Зовут их Урд (Судьба), Вердаиди (Становление)
и Скульд (Долг). Эти девы судят людям судьбы, мы называем их
норнами. Есть еще и другие норны, те, что приходят ко всякому мла-
денцу, родившемуся на свет, и наделяют его судьбою...
Тогда спросил Ганглери: Что же еще можно поведать о том ясене?
Высокий говорит: Многое можно о нем сказать. В ветвях ясеня живет
орел, обладающий великой мудростью. А меж глаз у него сидит ястреб
Ведрфёльиир. Белка по имени Грызозуб снует вверх и вниз по ясеню и пе-
реносит бранные слова, которыми осыпают друг друга орел и дракон Нид-
хёгг. Четыре оленя бегают среди ветвей ясеня и объедают его листву...
И рассказывают, что норны, живущие у источника Урд, каждый
день черпают из него воду... и поливают ясень, чтоб не засохли и не за-
чахли его ветви... Так здесь (в Прорицании вёльвы) об этом сказано:
Ясень я знаю росы от него
по имени Иггдрасиль, на долы нисходят;
древо, омытое над источником Урд
влагой мутной, зеленеет он вечно.
Мы хотим отметить, что не во всех случаях согласны с точками
зрения, сформулированными в публикуемых здесь статьях, но мы
сердечно благодарим всех тех, кто с готовностью откликнулся на
наше приглашение участвовать в настоящем сборнике.
Самая искренняя наша благодарность адресована издательству
«Индрик», охотно взявшему на себя труд опубликовать сборник в
честь Е. А. Мельниковой, а также Т. В. Гимону, Л. В. Столяровой и
А. В. Подосинову, принимавшим самое живое и непосредственное
участие в подготовке многих статей этого сборника к печати.
Оглавление
В. А. Арутюнова- Фиданян (Москва) О толковании глагола Xeye.iv в § 89 «Повествования о делах армянских» И
С. В. Белецкий (Санкт- Петербург) Кто такой Володислав договора 944 г.? ....16
М. В. Бибиков (Москва) Слово об апостоле Андрее Никиты Давида Пафлагона ....24
И. В. Ведюшкина (Москва) «Римляне», «Ромеи» и «Греки» в древнерусском переводе Хроники Георгия Амартола ....36
Н. Ю. Гвоздецкая (Иваново) Рождение древнеанглийского поэтического слова (О разрешении конфликта культур в поэтическом творчестве англо-саксов) ....44
Т. В. Гимон (Москва) Приписки иа дополнительных листах в Синодальном списке Новгородской I летописи ...53
Г. В. Глазырина (Москва) О шведской версии «Пряди об Эймунде» ....61
А. А. Горский (Москва) К вопросу об этапах складывания республиканского строя в Новгороде ....70
Jonas Granberg (И. Гранберг) (Гетеборг) Ghillebert de Lannoy and the political structure of Novgorod ...79
Е. А. Гуревич (Москва) Древиеислаидский рассказ об Ульве Богатом, или несколько замечаний к проблеме «сага и прядь» . .88
И. Н. Данилевский (Москва) Сколько голов у двуглавого орла? ...95
Т. Н. Джексон (Москва) О термине poliitasvarf у Снорри Стурлусона .106
Оглавление
8 ------------------------------------------------------------------
Klaus Dilwel (К. Дювель) (Гёттинген) Zeugnisse zum Handel in der Wikingerzeit nach den Runeninschriften ..114
И. Е. Ермолова Этнографический облик гуннов .128
(Москва) по данным поз дне античных авторов
Rudolf Simek Gods, Kings, Priests or Worshippers?
(Р. Зимек) The Status of the Figures on the Migration
(Бонн) Age Scandinavian guldgubber .136
Т. М. Калинина (Москва) Ирлаида .150
С. М. Каштанов К теории и практике .158
(Москва) сравнительного источниковедения
А. Н. Кирпичников Новоприобретенный
(Санкт-11етербург), раннесредневековый меч
С. Ю. Каинов (Москва) из собрания Московского Кремля .169
А. А. Комаров Аландский вопрос в XX веке:
(Москва) взгляд из Москвы .174
И. Г. Коновалова (Москва) Хорезм и Восточная Европа .183
Н. Ф. Котляр (Киев) Тмутороканские заботы киевских князей .... ...191
Ю. В. Кудрина (Москва) Дания в годы Первой мировой войны .198
Robert Cook (Р. Кук) (Рейкьявик) The structure of Njdls saga .206
В. А. Кучкин О дате взятия царевичем Ентяком
(Москва) Нижнего Новгорода ..214
Ю. М. Аесман Скандинавы на востоке:
( Санкт- Петербург) откуда, куда, зачем
(по материалам рунических камней) ..225
Lars Lbnnroth (А. Аённрот) (Гётеборг) Vad visste Snorre от Kungahalla? ..232
Оглавление
9
John Lind The Tsar’s Patrimony and the Duplication
(Дж. Линд) of Vardo—Vargav (Borders at the Arctic
(Копенгаген) Ocean and Levels of Information in the Late
Middle Ages and Early Modem Times)...242
В. И. Мату зова Борьба за Полоцк
(Москва) в «Новой прусской хронике»
Виганда Марбургского.......................254
И. Г. Матюшина О функциональном синкретизме
(Москва) рыцарской саги..............................259
А. В. Назаренко Об одном эпизоде венгерской политики
(Москва) Ярослава Мудрого............................268
Е. Л. Назарова Заметки к истории похода на чудь 1054 г. ...282
(Москва)
С. Л. Никольский Византийские чиновники и субъекты права
(Москва) русско-византийского договора 944 г.........289
В. Я. Петрухин Легенда о призвании варягов
(Москва) в средневековой книжности и дипломатии.... 297
А. В. Подосинов Крымский полуостров в античной
(Москва) и средневековой западноевропейской
картографии................................304
Т. А. Пушкина Подвеска-амулет из Гнёэдова.................313
(Москва)
В. В. Рогинский 1814 год в норвежской исторической
(Москва) литературе..................................317
М. В. Рождественская О новонайденном свитке
(Санкт-Петербург) из Государственного Архива Швеции
(«Сон Богородицы»).........................324
Т. В. Рождественская Об отражении устной и письменной
(Санкт-Петербург) традиций в договорах Руси с греками X в.
(речи — писати; рота — клятва).............333
А. А. Сванидзе Люди Севера в творчестве А. С. Пушкина
(Москва) (беглые заметки)............................340
М. Б. Свердлов «Завещание» Ярослава и наследование
(Санкт-Петербург) княжеских столов в русском государстве
X — середины XI в..........................347
Оглавление
10
В. В. Седов Международные контакты Изборска
(Москва) в IX — начале X в....................355
М. В. Скржинская Счисление времени в античных
(Киев) государствах Северного Причерноморья.362
Birgit and Peter Sawyer The Good People of Scandinavia.......370
(Б. и П. Сойер)
(Тронхейм)
Anne Stalsberg Skandinavisk handel i Austerveg:
(А. Сталсберг) to aspekter arkeologisk belyst.......384
(Тронхейм)
Д. В. Столярова Еще раз о книжных собраниях
(Москва) Древней Руси в XI—Х1П вв.............390
П. П. Толочко «Революция» 1136 г. и княжеская власть
(Киев) в Новгороде..........................400
Ф. Б. Успенский. Крещение костей Олега и Ярополка
(Москва) в свете русско-скандинавских культурных
взаимосвязей......................... 407
Б. Н. Флоря Старая Руса в «Уставе Всеволода».....415
(Москва)
Л. С. Чекин Подданные московского князя
(Москва) на арктическом острове (1493 г.).....420
О. В. Чернышева Христианский социализм по-шведски....429
(Москва)
А. Д. Щеглов Образ восстания 1434—1436 гг.
(Москва) и его вождя в шведских источниках
XV-XVI вв............ ................439
В. Л. Янин к истории преобразования
(Москва) новгородско-княжеских отношений
при Всеволоде Мсгиславиче.............447
Список научных трудов Е. А. Мельниковой
(cocm. С. Л. Никольский).....................................456
Список сокращений ...........................................471
В. А. Арутюнова -
Фиданян
О толковании
глагола Xeyeiv
в §89
« Повествования
о делах армянских»
бычно полагают, что грекоязычный византийский мир был
озабочен, прежде всего, изучением собственной истории и
ментальности и мало открыт тому, что происходит за его предела-
ми. Автор XIV в. Феодор Метохит утверждал: «Точно так же,
как мы не знаем ничего о них (других народах. — В. А.), потому
что греческие историки ими не интересовались, они, вероятно, ни-
чего не знают о нас, потому что их историки не проявляли ника-
кого интереса к нашим делам»’. Армянские авторы, однако, доста-
точно знали о своих соседях и даже об этой их закрытости. Погос
Таронеци, богослов XII в., писал: «У армян много книг, но визан-
тийцы не переводят их из-за лёни или спеси. Мы же переводим
писания святых отцов и гомилии на святых мучеников из книг си-
рийцев, египтян, римлян и греков, включая и многих схизматиков,
которые совместимы с правой верой» * 2. Возникает закономерный
вопрос: если византийские богословы не читали трудов своих армян-
ских оппонентов, то как могли появиться многочисленные сочинения
на греческом языке, направленные против армян-монофиситов?
Рассмотрим с этой точки зрения корпус антиармянских халки-
донитских сочинений на греческом языке в собрании рукописей
монастыря св. Екатерины на Синае, который являлся бастионом
православной ортодоксии. В библиотеке монастыря была обнару-
жена арабская (халкидонитская) редакция «Жития св. Григо-
’ Досталоеа Р. Византийская историография (характер и формы) / / ВВ.
1989 Т. 43. С 34.
2 С owe Р. Movses Khorenatsi m chalcedoman perspective. Washington, 1992. P. 1.
В. А. Арутюнова-Фиданян
12
рия»3. Среди рукописей монастыря находится кодекс Sin. gr. 1699
(фрагмент манускрипта XIV в.), которой содержит группу тек-
стов, относящихся к Армении, и среди них список католикосов
Великой Армении, «Повествование о делах армянских», «Видение
св. Саака», письмо Иоанна к Захарии о рождестве Христовом
(Icoavvou apytemaxoTrou Ntaia? тсерс тт)? той Хркттой
яро<; Zayapi'av tov xaQoXtxov -nfc ’Appevia^4), две анти-
армянских инвективы, приписываемые католикосу Сааку, флори-
легий, приписываемый Григорию Просветителю, и т. п. Все эти
сочинения принадлежали перу православных армян и были напи-
саны на греческом языке.
Ж. Дагрон, исследовавший формы и функции языкового плю-
рализма в Византии, отмечает, что в области веры и культа лин-
гвистический плюрализм не ставился под сомнение, однако он вы-
зывал подозрение с точки зрения ортодоксальности. Сомнения по
поводу законности употребления местных языков в литургии дол-
гое время бытовали в империи 5. В свою очередь, монофиситская
армянская церковь не могла доверять своим соотечественникам,
которые не только читали, писали и говорили на греческом языке,
но и вели богослужение по-гречески.
В армянских источниках есть достоверные свидетельства того,
что в VII в. «армянская» вера и армянская грамотность были тесно
связаны. Себеос рассказывает о Смбате Багратуни, получившем в
начале VII в. марзпанство Врканской земли: «В той стране жили
армяне, уведенные в плен из Армении и поселенные у подошвы
великой пустыни с той стороны Туркестана и Далхастана. Они за-
были свой язык, книги (dprut'iwn) были очень редки, чин священ-
ства недостаточный. Там находился и народ кодрийский, который
был уведен в плен нашими людьми. Было там также немало [лю-
3 1 ер-Гевондян А. Н. Новонайденные арабские редакции «Истории Армении»
Агафангела // Письменные памятники Востока. М., 1981. С. 105—109.
4 PG. Т. 96. Col. 1436—1449. В. Грюмель подчеркивает, что автор письма —
архиепископ Ники во Фракии, а не митрополит Никеи (REB. 1956. Т. 14.
Р. 169—173). 11ослание переведено на армянский язык в 1204 г. в Сисе (Cod.
Paris, arm. 130. С. 479) и издано в 1834 г. в Константинополе.
5 Дагрон Ж. Формы и функции языкового плюрализма в Византии (IX—XII вв.) //
Чужое: Опыты преодоления. Очерки из истории культуры Средиземноморья.
М„ 1999. С. 188.
О толковании глагола Леуесув § 89 «Повествования о делах армянских»
13
дей] из царства греков и со стороны Сирии. Народ кодрийский
был неверующий. А над христианами воссиял великий свет. Их
утвердили в вере и научили грамоте (dprut'iwn) и языку» 6.
В среду армян-халкидонитов интенсивно входил греческий
язык; при этом происходила трансформация языка богослужения,
принятого с вероисповеданием, в язык, на котором читали, а мо-
жет быть, и говорили. В средние века атрибуты народности —
язык и письменность — переносились на конфессиональное един-
ство. Именно поэтому Смбату Багратуни, прежде чем «утвердить
в вере» врканских армян, потребовалось «обучить их языку и
письменности».
Греческий язык и армянский язык становятся в этот период
времени символами вероисповедной принадлежности (так же, как
позднее этнонимы «ромей», «ивир», «армянин» заключают в себе
и конфессиональное содержание)7.
В Армении доарабского периода население, в особенности пра-
вославное, достаточно непринужденно пользовалось греческим
языком. «Повествование о делах армянских» было создано в кон-
це VII в. армянином-халкидонитом и дошло до нас на греческом
языке8. Это ценный источник прежде всего потому, что он входит
в число немногих дошедших до нас армяно-халкидонитских сочи-
нений. Победившая в Армении монофиситская церковь обычно
уничтожала труды своих конфессиональных оппонентов. Ценность
«Повествования» заключается и в наличии ряда уникальных фак-
тических данных, связанных с тем, что этот источник рассматрива-
ет политическую и церковную историю Армении и Византии с
точки зрения представителя армянской православной общины. Ав-
тор «Повествования» — ортодоксальный клирик, для которого
халкидонитство являлось единственно правой верой, армянская
церковь — частью вселенской церкви, а Армения — частью Ви-
зантийской империи.
6 История Себеоса / Г. В. Абгарян. Ереван, 1979. С. 261 (др.-арм. яз.); Ару-
тюнова-Фиданян В. А. Об одной конъектуре в «Истории Армении» Себео-
са // Восточная Европа в исторической ретроспективе: К 80-летию В. Т.
Пашуто. М„ 1999. С. 15-23.
7 Арутюнова-Фиданян В. А. Армяно-византийская контактная зона (X—XI вв.).
Результаты взаимодействия культур. М., 1994. С. 64—74.
8 La Narratio de rebus Armeniae / G. Garitte. Louvain, 1952.
В. А. Арутюнова-Фиданян
14
В числе прочих проблем автор «Повествования» рассматривает
перипетии христологической борьбы на христианском Востоке.
Вардан Мамиконян и его спутники, принявшие в Византии халки-
донский символ веры, столкнулись по возвращении в Армению с
непримиримой оппозицией армянской монофиситской церкви.
В разделе «Повествования», который посвящен деятельной ан-
тихалкидонитской пропаганде монофиситских церковников (пассаж
уникальный, не имеющий прямых параллелей в других источни-
ках), указано, что церкви Сюника, Алуанка и Ивирии отвергли
притязания монофиситов (§ 85—87). Ивиры, «резко возразив, не
пожелали [ничего] слушать и с позором изгнали их как учеников
еретиков, оживляющих заповеди иудеев (§ 88). И другие не под-
чинились их желанию, кроме тех, которые говорили только на ар-
мянском языке: Ташир, Дзорапор и Гардман — т. е. страны, ко-
торые находятся со стороны Арцаха (§ 89)»9.
Исследователи считают это место в «Повествовании» загадоч-
ным. И действительно, трудно представить себе, что «на армян-
ском языке» говорили в Ташире, Дзорапоре и Гардмане и не гово-
рили в Сюнике. Разгадку, по-видимому, следует искать в общем
контексте этого пассажа, ведь в предшествующих параграфах
(§ 87—88) речь идет о церковной службе, в частности о прибав-
лении «распятый за нас» к «Трисвятой»10.
9 § 89: “AXXot 51 oi>x GraTorpiaav тф 0E.Xrjp.ocrt auiaiv, el pr; povot outoi oi
Xeyofxevoi xoera vqv tcov ’App.evto)v SiaXe^tov Taatp, Tijoparrop xai Kapxp.av,
xat Tive? &rro trj? ’Артцах-
10 Споры между монофиснтами и православными о понимании этого гимна нача-
лись во второй половине V в. и продолжались в VI—VII вв. Монофиситы об-
ращали этот гимн ко второму лицу Троицы и делали добавление «распятый за
нас», православные же обращали «Трисвятую» ко всей Троице и без выше-
указанного добавления. Они считали эту монофиснтскую традицию «теопас-
хизмом» (Baumstark A. Trishagion und Queduscha // Jahrbuch fur Liturgie-
wissenschaft. Munster, 1923. Bd. 3. S. 18—22; Klum-Bohmer E. Das Trishagion
als Versohnungsformel der Christenheit. Kontroverstheologie im V. und VI. Jahrhundert.
Miinchen; Wien, 1979. S. 37—38, 58—69). С конца V в. «Трисвятая» вошла в
обычную практику литургии на Востоке. Ж. Гаритт отмечает, что традиция
возникновения «Трисвятой» не зафиксирована ни в каком другом армянском
источнике (La Narratio de rebus Armeniae. P. 77). С. Брок, ссылаясь на Михаи-
ла Сирийца, считает, что существовала связь между спорами по поводу
«Трнсвятой» и моиофелитскими коллизиями (Brock S. Р. A Syriac Fragment on
the Sixth Council // Oriens Christianus. 1973. T. 57. P. 70).
О толковании глагола AeyeivB § 89 «Повествования о делах армянских»
Греки требовали от своих армянских единоверцев, чтобы они
вели богослужение на греческом языке, дабы избежать влияния
монофиситов, и в особенности это относилось к «Трисвятой» ”.
В свою очередь и монофиситы считали вопрос о прибавлении
«распятый за нас» важнейшим пунктом в разногласиях с халкидо-
нитами. Армяне-халкидониты, демонстрируя свою лояльность,
очевидно могли вести богослужение по-гречески и, во всяком слу-
чае, читали некоторые молитвы (в особенности «Трисвятую») на
греческом языке.
Употребление глагола Xeyetv носит в этом контексте знаковый
характер. Округа Ташир, Дзорапор и Гардман находились на ок-
раине армяно-византийской контактной зоны. Географическая,
культурная и конфессиональная удаленность от византийского ми-
ра обусловила конфессиональную и лингвистическую ситуацию
региона, подчеркнутую автором «Повествования»: армяне-моно-
фиситы этих областей владели «только» армянским языком.
11 Марр Н Я. К вопросу об «Аркауне» / / Кавказский культурный мир и Армения
Ереван, 1995. С. 279.
С. В. Белецкий
Кто такой
Воло дислав
договора 944 г.?
D олодислав, упомянутый в договоре 944 г., — одна из самых
загадочных личностей раннего русского средневековья. Из со-
держащегося в договоре перечня послов следует, что Володислав —
один из русских князей, направивших послов и гостей в Царьград
ко двору Романа, Стефана и Константина. Именно так и оцени-
вают Володислава все исследователи. «Замечательно... что среди
княжеских имен преобладают именно славянские: Святослав,
Предслава, Володислав», — подчеркивал Д. С. Лихачев, коммен-
тируя посольский список договора1. Опираясь на принадлежность
Володислава к княжеской семье, В. А. Стрельников считал его сы-
ном «Игоря, нети Игорева»* 1 2, а Ю. В. Коновалов — мужем Ольги
и отцом Святослава3.
Между тем Володислав фигурирует только в преамбуле дого-
вора 944 г. и более ни одному источнику X—XI вв. не известен.
Для деятеля такого масштаба, каким Володислав предстает в ре-
конструкции Ю. В. Коновалова, это по меньшей мере странно и
вряд ли может быть объяснено исключительно умолчаниями источ-
ников. Очевидно, единственная возможность ответить на вопрос,
Статья подготовлена в рамках проекта «Начало русской геральдики», поддержанного
РФФИ (проект № 00-06-80318а).
1 ПВЛ. С. 431.
2 Стрельников В. А. Наследники Рюрика в Ладоге до середины X в. // Ди-
винец Староладожский: Междисциплинарные исследования. СПб., 1997.
С. 138-144.
3 Коновалов Ю.В. Русский княжеский дом в середине X в. // Историческая
генеалогия. 1994. Вып. 4. С. 86—91.
Кто такой Володислав договора 944 г.?
17
вынесенный в заглавие статьи, заключается в повторном обраще-
нии к тексту договора.
Посольский перечень договора 944 г. в составе Лаврентьевской
летописи4 (Лавр.) состоит из 24 элементов (далее — Э). Каждый
из них содержит имя посла (в именительном падеже) и имя лица,
которого этот посол представлял (в родительном падеже либо в
форме притяжательного прилагательного, образованного от этого
имени).
Неисправность текста Лавр, очевидна: Э15 содержит вместо па-
ры имен всего одно имя — «Войков». В переводе Д. С. Лихачева
и Б. А. Романова данный фрагмент дополнен5 по тексту договора,
содержащемуся в Ипатьевской летописи (Ипат.)6. Действительно,
Э15 в Ипат. содержит стандартную пару имен («Воистовъ Иковъ»),
то есть — имеет вид более исправный. Тем не менее между тек-
стами Ипат. и Лавр, имеются и другие разночтения: в Ипат., на-
пример, как и в Радзивиловской летописи7 (Радз.), опущен Э17
(«ПрасгЬнъ Берновъ»), так что в этом отношении текст в Лавр,
имеет вид более исправный, чем в Ипат. и Радз.8.
Можно отметить и другие неисправности посольского перечня,
имеющиеся в трех основных списках договора. По крайней мере
однажды в перечне была нарушена стереотипность: Э15 в Ипат. и
Радз. приведен как «Воистовъ Иковъ», то есть порядок размеще-
ния имен в паре обратный по сравнению со стереотипным: вначале
следует притяжательное прилагательное, образованное от имени
лица, направившего посла, и только после этого помещено имя по-
сла в форме именительного падежа. Э13 — «Каршевъ Туръдовъ»
(Лавр.), «Каршевъ Тудоровъ» (Ипат.) — содержит оба имени в
форме притяжательного прилагательного. Э22 — «Сфирка Алвадъ
Гудовъ» (Лавр.; Ипат.) — содержит три имени, при этом значе-
ние второго имени не ясно — то ли интересы Гуды представлял
Сфирка-Алвад, то ли Сфирка представлял в составе посольства
интересы Гуды и Алвада.
4 ПСРЛ. М.; Л., 1962. Т. 1. Стб. 46-47.
5 ПВЛ. С. 160.
6 ПСРЛ. М.; Л., 1962. Т. 2. Стб. 35.
7 ПСРЛ. Л. 1989. Т. 38. С. 25-26.
8 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 47.
С. В. Белецкий
18
Иными словами, ни один из трех основных перечней, тради-
ционно анализируемых в литературе, не может расцениваться как
совершенно исправный, и при публикации текста договора по ка-
кому-то одному списку перечень неизбежно приходится допол-
нять по другим спискам, фактически реконструируя сводный пе-
речень.
Ничего удивительного в разночтениях нет. Как убедительно
показал С. М. Каштанов 9, все известные списки договора вос-
ходят к одному и тому же протографу — списку договора, со-
державшемуся в копийном сборнике митрополита Никифора I,
привезенном на Русь в конце 1104 г. Таким образом, разночте-
ния возникли как результат описок при многократном переписы-
вании текста. Наличие именно описок особенно отчетливо видно
при сравнении посольско-купеческого перечня по семи летопис-
ным спискам 10 11. Расхождения между ними однотипны: замена
букв, перестановка или пропуски отдельных имен, изменения в
них падежных окончаний.
Для сравнения с летописными списками был использован также
список договора, содержащийся в «Истории Российской» В. Н. Та-
тищева (Тат.)11. При этом выяснилось, что разночтения Тат. со
списками, содержащимися в летописях, такие же, как и разночте-
ния в летописных списках договора.
Сопоставление восьми списков позволяет реконструировать по-
сольско-купеческий перечень договора 944 г. в следующем виде12:
1. Иворъ, солъ Игоревъ, великаго князя Рускаго. Послы («съли»):
2. Вуефасть Святославль сынъ Игоревъ; 3. Искусеви Ольги княгини;
4.Слуды Игоревъ, нети Игоревъ; З.Ул'Ьбъ Володиславль; 6. Ка-
ницаръ Передъславинъ; 7. Шихъбернъ Сфандръ жены Ул'Ьбл'Ь;
8. Прасьт’Ьнь Туръдуви; 9. Либиаръ Фастовъ; 10. Гримъ Сфирьковъ;
И. ПрастЪнъ Акунъ нети Игоревъ; 12. Кары Тудковъ; 13. Каршевъ
9 Каштанов С. М. К вопросу о происхождении текста русско-византийских
договоров X в. в составе Повести временных лет / / Политическая структура
древнерусского государства. VIII Чтения памяти В.Т. Пашуго. 1996. С. 39—42.
10 Ср.: ПСРЛ. СПб., 1863. Т. 15 (Твер.); ПСРЛ. Пг., 1915. Т. 4. Ч. 1.
Вып. 1. С. 30-31 (Н4Л); ПСРЛ. Л„ 1925. Т. 5. Вып. 1. С. 27 (С1Л);
ПСРЛ. СПб., 1910. Т. 20. Перв. пол. С. 52 (Льв.).
11 Татищев В.Н. История Российская. М., 1963. Т. 2. С. 41.
12 За основу взят список Лавр.; см.: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 46—47.
Кто такой Володислав договора 944 г.?
19
Туръдовъ; 14. Егри Евлисковъ; [15.] Воистовъ Иковъ13; 16. Истръ
Аминодовъ; 17. ПрастЬнъ Берновъ; 18. Ятвягъ Гунаровъ; 19. Шиб-
ридъ Алданъ; 20. Колъ Клековъ; 21. Стегти Етоновъ; 22. Сфирка
Алвадъ Гудовъ; 23. Фудри Туадовъ; 24. Мутуръ Утинъ. Куп-
цы («купецъ»): 25. Адунь; 26. Адулбъ; [27.] Киперъ14; 28. Иг-
гивладъ; 29. Ол'Ьбъ; 30. Фрутанъ; 31. Гомолъ; 32. Куци;
33. Емигъ; [34.] Елин15; [35.] Курдин16 17; [36.] Адун”; 37. Туръ-
бидъ; 38. Фуръстенъ; 39. Бруны; 40. Роальдъ; 41. Гунастръ;
42. Фрастенъ; 43. Игелъдъ; 44. Туръбернъ; [45.] и другим Тур-
бернъ18; [46.] Улебъ19; [47.] Турбенъ20; [48.] Кудин21; 49. Моны;
[50.] и другой Мони22 23; 51. Руалд; 52. Св4>нь; 53. Стиръ; 54. Алданъ;
55. Тилена; 56. Пубьксарь; [57.] Свень23; 58. Вузл4>въ; 59. Син-
ко; 60. Боричь.
В большинстве списков договора Э5, в состав которого вклю-
чено имя «Володислав», стереотипен: «Улебъ Володиславль»
(Лавр.; Ипат.; Радз.); «Улебь Володиславль» (Твер.); «Улевь
Володиславль» (Н4Л); «Улепъ Володиславль» (С1Л). Только
в Льв. Э5 содержит оба имени в именительном падеже «Улебъ Во-
лоди славъ».
В Тат. соотношение имен в Э5 принципиально иное: «Улебов
Володислав», то есть — «Володислав, посол Улеба». Однако счи-
тать Э5 в Тат. результатом сознательного исправления, внесенного
в текст В. Н. Татищевым, не приходится. Татищев, как известно,
относил Володислава к членам княжеской семьи, специально отме-
тив в комментарии к перечню: «Тут же написаны по Игоре Воло-
13 В Лавр, отсутствует; доб. по Ипат. и С1Л; составители 1-го тома ПСРЛ предла-
гают чтение: «[Воисть] Воиковъ» (см.: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 46. Примеч. е).
14 В Лавр, отсутствует; доб. по Льв.
15 В Лавр, отсутствует; доб. по Тат.
16 В Лавр, отсутствует; доб. по Тат.
17 В Лавр, отсутствует; доб. по Тат.
18 В Лавр, отсутствует; доб. по Ипат.
19 В Лавр, отсутствует; доб. по Ипат.
20 В Лавр, отсутствует; доб. по Ипат.
21 В Лавр, отсутствует; доб. по Тат.
22 В Лавр, отсутствует; доб. по Тат.
23 В Лавр, отсутствует; доб. по Ипат.
С. В. Белецкий
20
дислав и Улеб князи и Улебова жена, от которых по тогдашнему
обычаю от детей и жен особые были послы, и потому верительно,
что Володислав и Улеб братья Святославу были, но о них гистори-
ки умолчали»24. Таким образом, отличие Э5 в Тат. от других спи-
сков могло появиться только в результате механического исправ-
ления, а отнюдь не в процессе редактирования текста.
В связи с этим напомню об особенностях Э5 в Льв., в которой
явно содержится описка: оба имени приведены здесь в форме име-
нительного падежа, то есть пара может быть переведена и как
«Улеб Володиславов», и как «Улебов Володислав». Если считать,
что искажению при переписке подверглась пара «Улебъ Володи-
славль», то Э5 в Льв. окажется аналогичным Лавр., Ипат. и Радз.
Если же исходная пара выглядела как «Улебь Володиславъ», то
Э5 в Льв. приобретает вид Э5 в Тат.
Существенным представляется соотношение списков договора
по составу отсутствующих Э. Нетрудно заметить, что лакуны в
списках повторяются. Это относится не только к отдельным про-
пущенным Э, но и к целым блокам Э (Э34_36; Э45_47). Судя по
составу отсутствующих Э, пути трансформации перечня25, засви-
детельствованные Льв. и Тат., были фактически независимы
друг от друга26. Таким образом, у нас нет оснований a priori от-
казываться от Э5, содержащегося в Тат., и отдавать предпочте-
ние Э5, содержащемуся в Лавр., Ипат. или Радз. Следователь-
но, решение вопроса в большей степени зависит не от древности
списка, а от контекста перечня, а именно от очередности пере-
числения послов и от состава лиц, направивших в Константино-
поль своих представителей.
24 Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. С. 306. В издании 1963 г. от-
мечено, что фрагмент комментария «и потому верительно ... умолчали» за-
черкнут.
25 Принцип трансформации перечня реконструирован путем определения после-
довательности исчезновения из перечня отдельных Э или блоков Э.
26 Предполагать, что Э5 в том виде, в каком он засвидетельствован в Льв., по-
пал в этот список тем же путем, каким и в Тат., не приходится, поскольку
промежуточные звенья между протографом и Льв., представленные Ипат.,
Радз. и Лавр., содержат Э3 в совершенно ином виде.
Кто такой Володислав договора 944 г.?
21
Рис. 1. Генеалогическая, схема летописей,
содержащих посольско-купеческий перечень договора 944 г.
Судя по тому, что первыми в посольском перечне договора 944 г.
названы представители великого князя, его сына Святослава и
княгини Ольги, перечень был составлен по иерархическому прин-
ципу (представители «Игоря, нети Игорева» (Э4) и «Акуна, нети
Игорева» (Эп) упомянуты в нем после княжеской семьи). Тогда
Предслава (Э6), жена Улеба Сфандра (Э7), Турод (Э8), Фаст (Э9)
и Сфирька (Э10) были по своему положению не ниже, чем племян-
ник Игоря Акун. У Татищева сохранились сведения о том, что
Улеб — сын Игоря и брат Святослава, Предслава — жена Свято-
слава, а Сфандръ (Сфандра) — жена Улеба: «Улеб, у Иоакима Глеб,
сын Игорев, от брата Святослава за веру Христову замучен... Пред-
слава Святославля, княжна венгерская... Ефанда Глебова»11.
Имя Улеб, кроме Э5, встречено дважды в купеческой части пе-
речня (Э29; Э46), однако оба эти купца вряд ли имели отношение к
княжеской семье. Мог ли иметь отношение к ней Улеб, зафикси-
рованный в Э5? 27
27 Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. С. 218. Иная, по сравнению с
большинством списков договора 944 г., форма имени жены Улеба (Ефанда
вместо Сфандр) не является особенностью исключительно Тат., ср.: ПСРЛ.
Пг., 1917. Т. 4. Ч. 2. С. 29 [Н5Л]).
С. В. Белецкий
22
Принимая Э5 в варианте Лавр., Ипат., Радз. («Улебъ Володи-
славль»), мы вынуждены признать, что в состав семьи великого
князя входил некто Володислав, социальный статус которого был
выше, чем положение Предславы, Сфандры и Акуна «нети Иго-
рева». При этом остается гадать, почему Володислав, занимавший
столь высокое положение в иерархии Киевского государства, более
нигде на страницах летописи не встречается26.
Если же признать, что Э5, соответствующий списку 1104 г., со-
хранился не в Лавр., Ипат., Радз., а в Льв. («Улеб[ь] Володи-
славъ») и в Тат. («Улебов Володислав»), то загадочный Володислав
оказывается не членом княжеской семьи, а послом, представляв-
шим в составе посольства Улеба точно так же, как Шихберн пред-
ставлял в посольстве жену Улеба. В таком случае начальная часть
посольского перечня договора находится, как кажется, в полном
соответствии со сведениями о составе великокняжеской семьи, за-
фиксированными Татищевым, и иерархически представляется со-
вершенно логичной: первым назван Ивор, посол великого князя
Игоря Рюриковича, вторым — Фуефаст, представлявший наслед-
ника престола Святослава, третьим — Искусеви, представлявший
княгиню Ольгу, четвертым — Слуды, представлявший Игоря,
племянника Игоря Рюриковича, пятым — Володислав, представ-
лявший Улеба, младшего сына Игоря Рюриковича, шестым —
Каницар, представлявший жену Святослава, а седьмым — Ших-
берн, посол жены Улеба. Прочие послы представляли лиц, нахо-
дившихся на более низких иерархических ступенях28 29. Какая-то
часть из них, несомненно, принадлежала к «княжью» («светлым
князьям»30 31). Об этом свидетельствует Эп, сообщающий, что Пра-
стен представлял интересы Акуна, племянника Игоря ”.
28 Экзотическое предположение о том, что Володислав — муж Ольги и отец
Святослава, разумеется, в счет не идет.
29 Показательно, что в сокращенном списке договора 944 г., сохранившемся
в Н5Л, посольский перечень включает только Э,—Э14, а в Московском лето-
писном своде конца XV в. (ПСРЛ. М.; Л., 1949. Т. 25. С. 348) вообще
ограничен только Э,—Э6.
30 «...послании оть Игоря, великого князя Рускаго, и от всехъ светлыхъ князии
Рускыхъ н оть всехъ люден Рустыя» (Н5Л).
31 Правда, неясно, какого из двух Игорей, поименованных в договоре.
Кто такой Володислав договора 944 г.?
Таким образом, упомянутый в договоре 944 г. Володислав хотя
и принадлежал к ближайшему окружению Игоря Рюриковича, но
в состав великокняжеской семьи32, скорее всего, не входил.
32 Судя по посольскому перечню договора 944 г., оба сына Игоря Рюриковича в
середине 40-х гг. X в. уже были женаты, а Святослав, по сведениям Кон-
стантина Багрянородного, занимал новгородский княжеский стол (Констан-
тин Багрянородный. Об управлении империей. Текст, перевод, коммента-
рий / Под ред. Г. Г. Литаврина и А. П. Новосельцева. М., 1989. С. 45, 311,
312). Оба эти обстоятельства имеют самое прямое отношение к проблеме оп-
ределения возраста Святослава, который, судя по сведениям погодных статей
ПВЛ, в 945 г. «бе бо детескъ» и пребывал в Киеве вместе с пятидесятилетней
матерью, кормильцем Асмудом и воеводой Свенельдом (см.: ПСРЛ. Т. 1.
Стб. 55, 58).
М. В. Бибиков
Слово
об апостоле
Андрее
Никиты Давида
Пафлагона
Византийский памятник, перевод которого предлагается ниже,
является одним из важнейших в цепочке Андреевского цикла —
главного источника изучения истории раннего христианства в Вос-
точной Европе.
Никита Давид, прозванный Философом, или, иногда, Ритором,
нередко идентифицируется с Никитой Пафлагоном, ибо родился
около 885 г. в Пафлагонии. Образование получил в Константино-
поле у виднейшего деятеля византийской культуры Арефы Кесарий-
ского. Никита очень рано сам стал преподавать: в рукописных заго-
ловках он нередко именуется «схоластиком». Участие в церковной
полемике на стороне Арефы Кесарийского и последующая за этим
немилость властей вынудили Никиту уйти в монастырь, где он при-
нимает монашеское имя Давид. Но в 910 г. он покидает обитель.
Среди произведений Никиты Давида самым известным являет-
ся Житие патриарха Игнатия. Кроме того, он — автор жизнеопи-
саний различных святых (в т. ч. Мученичества св. Георгия), ком-
ментариев к Григорию Богослову, писем, речей и т. д.
В посвященном св. Андрею риторическом произведении, со-
хранившемся под именем Никиты Философа Давида, автором
создается классический, по византийским меркам, образ просвети-
теля. Этот текст имеет очень важное значение и для отечественной
истории, ибо запечатлевает образ Андрея Первозванного — пер-
воучителя восточноевропейских народов.
В основу перевода речи Никиты Давида положен текст, опуб-
ликованный в «Патрологии» Ж.-П. Миня '.
1 PG 1862 Т 105 Col 53-77
Слово об апостоле Андрее Никиты Давида Пафлагона
25
Никиты Давида Пафлагона
Слово 4-е
[Похвала] святому и всеславному апостолу Андрею
Долгом по мере сил всех друзей и учеников Слова Божьего явля-
ется словесная похвала, а также и подражание делом; больше же
всего [это пристало] предводителям и священникам; и не только по-
тому, что похвала Божьих людей — дело само по себе похвальное
для Бога и любезное — восхваляемым, но и потому, что она спаси-
тельна для познающих благую похвалу и полезна для тех, кого совос-
хваляют, а всем, внимательно внимающим, становится доступным со-
вершеннейшее создание.
Итак, о мужи, приступим к предстоящей нам битве, ибо всем нам
предстоит сегодня общая битва: мне — облечь похвалами слов, слов-
но цветами роз, и изнежить в памяти венец учеников, главу апосто-
лов, носителя имя силы — Андрея, и говорить о нем, словно он при-
сутствует и смотрит, и украсить его рассказами о нем; вам же
[предстоит] соединиться со мной в битве и посильно помогать и со-
страдать [мне], изнуряющему ум в неизреченных молитвах и сдавли-
вающему речь под тяжестью задания, и ободрять [меня] глубоким
молчанием и вниманием.
Отдадим же ревностно наш долг: я — похвалой, вы — слушанием; и
получим в награду: один — разумное дело, другой — практическое
слово, кто — гимн, кто — страсть, кто — удручение, кто — мольбу,
другой — чистейшую веру, прочий — богомильную любовь. И прибудеи
каждому: кому — слово мудрости, кому — слово знания (I Кор. 12 8),
кому — легкое и спокойное сердце, кому — неизгладимую и вечную
память об Иисусе, кому — неистребимую в душе молитву, кому —
чистый и светлый образ Христа. Все мы [обретем] страх божий, все —
воздержание, все — смирение, и — через стойкость — блаженство.
Ибо так будет прославлен в нас великий апостол, когда кто-нибудь
устремится к какой-либо из его добродетелей, а все вместе мы со-
вершенно уподобимся ему, и словно праздничным даром вознаграж-
дены будем подражанием его доблести. Так [поступал] и сам Хри-
стос — успокоившийся во святых, прославленный из прославленных,
от кого идет всякое побуждение к доблести, и который есть начало и
середина и конец всякого дела.
Поскольку мы, насколько возможно, подготовили сцену для
[произнесения] речи, приступим же, наконец, к самой битве и попы-
таемся взойти на высоту апостольских гимнов, не принимаясь дерзко
за невозможное, но в страхе идя к недоступному. Не посягая в дер-
М. В. Бибиков
26
зости на неприкосновенное, со страхом и всяческим благоговением
свой ум к тому, что выше слов, обращая, а речь свою — к тому, что
выше разума, направляя, уповаем на неистощимое богатство духов-
ных сокровищ. Из этого малого потока, или капли благодати, удосто-
ясь через посольство [к нам] восславляемого сегодня [Андрея], воз-
дадим, прежде всего, хвалу его пути от закона к благодати, затем же,
изложив вкратце его прославление в Евангелии, подойдем к его
славной и богоподобной кончине.
Итак, Андрей — славнейшее дело и имя Божье! — был верным
и благоразумным домоправителем Отца светов, великим вестником и
славнейшим учеником Бога-Слова, святейшим пособником и слугой
Святого Духа. Он всегда предузнавал Бога, чтобы жить доброй ду-
шой и правыми убеждениями, и потому получил предназначение быть
подобным Единородному Богу (Лук. XII 42, Иак. 117, Рим. VIII29).
Поскольку наступало время управления Слова и его явления, нужно
было всем представить своих [домочадцев] (Лук. I 80). В присутствии
Царя следовало быть и его свите. Но что за знак явления Царя?
«Глас, вопиющий в пустыне»! Перед лицом Слова предшествовал
глас, пути Ему подготовивший, холмы выправляющий и жестокость
нравов смягчающий (Цар. XL 3, Матф. III 3, Лук. III 3). Но не
один лишь только глас был знаком, но и Крещение-покаяние. И вот —
Креститель по водам, и Царь припал прямо к ногам креститься; —
и, как и подобает, возглашение! Ибо перед крещенным разверзлись
небеса, снизошел Дух и глас Господа гремящего по водам, словно
пальцем, голубкой сверху указавшего на любимца (Псал. XXVIII 3).
Как при Царе небесном получил от Отца знак, больший, чем Иоан-
нов (Иоан. V 36), ибо тот был первым крестителем, и сразу после
него — ты, о блаженнейший, скрепленный действенной любовью
Духа. Ибо ты пришел не непосредственно с Богоцарственнейшим и
не прошел, так сказать, от первого жизненного барьера до послед-
него. Но как? Нужно было, изучив сначала букву закона, воспринять
затем его дух; и предварившись несовершенством заветов, обратить-
ся к совершенству Евангелия, чтобы обрести в нем пристанище и не-
колебимое основание. Нужно было, чтобы, предтечным светом под-
готовив очи сердец, охватил их ярчайший и великий свет. Поэтому
как только услышал ты глас вопиющий в пустыне, не отверг его, как
неверные, как вотще вопиющего и не счел достойным тягу к жизни в
пустоте, подобно многим, ты приготовился слушать; ты не встал близ
него, но, услыхав, что он грозен для быстро пресыщающихся, тотчас
же [не] повернул назад. Но прежде всего ты подивился рождеству
предвестника, совершенству его воспитания, образа жизни и общего
поведения; затем, овладев силой возвещения, поняв, что это — Бо-
Слово об апостоле Андрее Никиты Давида Пафлагона
27
жье Слово и общее спасение, ушел от родителей и братьев, ушел от
родных. Целиком предавшись Его философии, пренебрег отцовским
наследством, рыболовством н мореходством, пренебрег тем, что
прельщает и соблазняет ум к удовольствиям. Наконец, рассудив
сильнее, чем свойственно человеку, отверг жизнь города [ради] пус-
тыни, шум [ради] покоя, негу [ради] воздержания, изобилие [ради]
простоты. И предпочтя общение с Крестителем жизни при царе, бы-
стро воспринял через подражание доблесть учителя, точность слова,
уравновешенность характера, величие нрава, яркость жизни, презре-
ние к земному, тягу к небесному, его общее богоподобие, одним сло-
вом, запечатлел [ты] добрый облик ума.
Когда же Тот, кому надлежало прийти, пришел, и [был] Госпо-
дин с рабами и Царь небес в подобии бедным общался с бедными
(Авак. II 4; Евр. II 37), и там проявилось твое превосходство в доб-
родетели. Ибо едва только услышал ты [слова] наставника, воскли-
цающего об Инсусе: «Се агнец Божий!», не поколебался ты,
[услышав] возглас, не усомнился в свидетельстве, не потребовал, по-
добно маловерам, уверения в каком-либо твердом свидетельстве, [но,
услышав] слово, пришел к Слову, и, покинув свата, пристал к Ново-
брачному; и словно непорочную невесту, отдал ему свой разум, в та-
инстве соединясь; отдал [ты] и тело, чтобы при нем остаться жить и
учиться — о вера! — умоляя быть с ним на веки веков и служить.
Что же из твоих [деяний] восславим мы прежде всего? Чему
больше всего, о дивнейший, подивимся? Чистоте веры, прямоте люб-
ви, размеренности мысли, предельной умеренности? Услышав только
глас Крестителя, бросить его и прийти к Иисусу — вот действенное
проявление всяческой добродетели. А есть ли это одновременно и де-
ло кротости и смирения — оставить знаменитого и блистающего сла-
вой, и с легким и смиренным сердцем просить связаться с непрослав-
ленным (Матф. XI 29)? И не свидетельство ли это совершеннейшей
веры и высшей любви к Богу? Тот, кто первым пришел к Слову за
учением н первым собирался быть в связи, в Божественном общении,
должен был быть в связи с Духом и иметь семена добродетелей. И ко-
гда, естественно, ты приобщился к Нему, ты первым после Крестите-
ля узнал, что [Он] — Мессия — Христос, который был засвидетель-
ствован пророками. [Так] первый из апостолов своими ногами, как
доносит молва, шел к Нему и присоединился.
Ибо он не мог сдержаться, видя идущих перед ним и превосходя-
щих добродетелью. Он считал, что страсть — скорее удел боящихся,
чем вдумывающихся. И он не ждал, как другие, когда Тот его при-
зовет, а с быстротой ума и острой проницательностью найдя иско-
мого, тотчас к нему припал с пыланием веры. Овладев добродетелью,
М. В. Бибиков
28
он не желал в одиночку довольствоваться благом: обретя Христа
как великое сокровище, бежит он к Симону и ему указует на Него —
Симону, брату по природе, брату по убеждениям. [У них] общим
было ремесло — оба ведь рыбаки, общим — образ [мысли]: оба
были сведущи в законах, и оба стремились и жаждали одной и той
же истины.
И найдя Его первым, Андрей сказал: «Нашли Мессию!» (Иоан. 142).
Речь полна восторга и чудесной радости! Он знал, что ничто так не
радует душу, как найденное после трудов и больших поисков; ведь
как бы ни казалось велико то, в чем мы оказываемся случайно, мы не
прикладываем [здесь] столь большого усердия: поэтому надежно и
твердо остается [обретение] для обретшего. Так и этот: трудолюбивой
душой и словолюбивым разумом припав к писанию, узнал, что Хри-
стос придет для спасения людей, и в неистощимой надежде он подвя-
зался в поисках Ожидавшегося. И когда он первым из всех понял,
что нашел, подошел к лику Его и вступил в краткую беседу, и рас-
цвел в сердце любовью к добродетели. Возгоря ум огнем познания,
преисполнился радостью Божьей. Но, не желая в одиночку доволь-
ствоваться ею, поспешил к Петру, чтобы, т. к. то был первым [с ним]
в поисках, обрести его также соратником в находке. Итак, говорит:
«Мы нашли Мессию, кто есть Христос [«помазанник»], и отвел его к
Иисусу. И их первыми, словно отборные камни — драгоценные, слав-
ные, Тот краеугольный камень, пристроив к себе и соединив узами
любви, затем пристроил к ним и целый священный хор учеников
(Иса. XXVIII 16, I Петр. II 6).
Итак, до сих пор речь наша повествовала о Первозванном свое-
образно, теперь же последует обычное для всех прославление — в соот-
ветствии с Евангелием. Ибо одна вера и одна любовь к Учителю; и
общим было для всех апостолов и призвание и выбор и следование за
Христом, как и созерцание за чудесными деяниями и постижение
высших таинств. И все вместе, как вышли из себя, так н были поко-
рены любовью к Учителю и поруганьем [как бы] украшенные, были
горды гонениями, бесчестием и унижениями за него: они мучались вместе
с мучеником и были на кресте вместе с распятым, вместе с Ним обретая
жизнь новую. И из-за любви, как к Богу-Слову, так и Духу-жизни,
всем была воздана одна честь (Иоан. VII 39, XX 22): частично, —
до [крестных] мук, действеннее — после мук и вознесения, божествен-
нее — после воплощения, и совершеннее же — всем вместе в отражении
живительного дыхания, нисходящего с неба Божественного царства
Утешителя, отражении, охватившем каждого из них и определившем их
быть свидетелями того, что слышали, благовестниками и вестниками по
всей земле (Деян. II 2).
Слово об апостоле Андрее Никиты Давида Пафлагона
29
Посему нельзя предпочитать одного другому из видевших Бога —
онн все, словно драгоценные жемчужины, связаны одной благода-
тью, или, словно драгоценные каменья, равноценно вплетены в один
драгоценнейший венец славы Царя небесного. Когда же Духом Свя-
тым прониклись все, словно совершеннейшие овны из стада верхов-
ного Пастыря, разбредясь по Божественному слову, каждый оттуда
отправившись в то или иное место вселенной в свой апостольский
удел, пустились служить Евангелию (I Петр. V 4, Лук. XXIV 49).
Ты, святейший Андрей, — богодостойное дело, пример истин-
ного мужества, твердыня стойкости, монумент терпения, скала под
скалой (I Кор. X 4); ты — прямой после Христа фундамент неру-
шимой Церкви, получил в удел север, и ивиров и сарматов, тавров и
скифов и все земли и города, что лежат на север, обойдя, в страсти
восславлял Иисуса. Ты обошел [эти земли] прекрасными стопами,
благовествуя о Христе, словно сильный самовозгорающийся огонь,
среди пребывающих во тьме, словно кротчайший среди бесноватых
(Псал. LXI 5), словно добрейший среди суровейших и жесточайших.
Ибо сколь велика твоя добродетель и совершенна слава, столь велика
и грубость этих народов и столь явна их дикость.
Он сказал: «Знает Господь сущих с Ним» (II Тим. II 19), и,
зная тех, кто нужен для каждого дела, незримо с первым же созда-
нием вселясь и также даруя по всякому поводу свою благосклон-
ность, направляет каждого к собственному совершенству. И он —
через тебя — придя к отверженным и темным, дал им блеск разума.
Ибо словно тучей света, тучей легкой и таинственной, окутав их ум,
осветил непросвещенные те народы, и раскрыл через тебя, как было
установлено, истинный луч Божественного познания (Иса. XIX 1).
Но как вести себя гуманнейшему по отношению к самым бесчело-
вечным, общаясь с ними? Прежде всего, надо было привлечь к себе их
дикий слух общностью языка, ибо подобное стремится к подобной же
природе. И потому Дух вселился в апостолов в образе языков, и
прежде всяких прочих знаков, усвоили они различные языки, чтобы
общностью речи скорее, чем всеми другими чудесами, укрощать ди-
кие душн. Итак, прибавив к подобию речи доброжелательность по-
ведения, кротость и мягкость, смягчил в нем суровость и жестокость,
и понемногу привлек их [к себе].
Затем недоброжелательность их, обратив, благодаря своему об-
щению, в дружелюбие и доступность, превосходно, таким образом,
привел их к познанию Бога. И внезапное постижение высшего Бого-
словия не только не могло не помочь неразумным и глупым, но и
уничтожило огнем нередкий гнев и великое зло. Я считаю, что обра-
щать в совместных беседах прежде нечестивых, вступать с ними в
М. В. Бибиков
30
дружбу, соединив различия, использовать естественные и понятные
примеры, и, таким образом, понемногу продвигаться вместе к благо-
честию, — это и есть лучший способ обучения, и дело апостольской
души.
Так вот великий апостол, обойдя северный край, воздвиг горы
Сионские (Псал XLVII 3). Ибо где бы ни оставался след правоты,
и частица разумной души и мысли, [все], видя человека, настолько
превосходившего их яркостью речи и совершенством жизни, на-
сколько они превосходили зверей и скот, как они полагали, ему же,
совершенно уступая в доблести, вручали свои умы и шли за провоз-
глашаемым им огнем; и, просвещенные словом благодати и очищен-
ные водой возрождения и усовершенствованные Духом усыновления,
они приобщали себя к Пресвятому в святых Церквах.
Но не без крови вводилось у них великое таинство веры. Подобно
тому, как Учитель и Господь скрепил свой завет кровью, так и слав-
нейший ученик должен был не голыми словами только провозглашать
спасение Божье, но и собственной кровью укрепить его наследие.
Ведь невозможно было всех целиком склонить к истине, и, подобно
тому, как Иудея раньше простерла руку на Христа, так и против Ан-
дрея была настроена Скифия, — н низвергающий гнев царей, и губи-
тельные порывы владык, и дикий приступ толп, и Оковы, и, следова-
тельно, бичи, и вытягивание и раздирание членов. Увы, — и дубины,
и камни, и мечи, — все, что попадалось под руки нечестивых убийц,
становилось орудием, обрушивавшимся на славную голову. Готовая
жертва, с готовностью приносимая за жертвующих! И как долг перед
Тем, Кто раньше за него [самого] был принесен в жертву, он пролил
собственную кровь, и — о, подражание Богу! — за убивающих [жерт-
ву] предпринял искупление.
А что же великий Иерарх? Он благосклонно принял жертву и
вдохнул [словно] запах благовония совершенство поступка, вновь
возведя целое и невредимое то святилище разума и сохранив его еще
для большей славы и стязаний. Так великий Андрей, пройдя через
противников, был распят как и Христос, во всем одержав победу че-
рез любовь к Нему.
Итак, все области севера и все побережье Понта с помощью силы
слова мудрости и рассудка, силы знаков и знамений охватив Еванге-
лием, повсюду возведя алтари, храмы и поставив верующим священ-
ников, пришел в прославленный Византий. Когда сей дивный [Анд-
рей] оказался там у входа, подивился храму у акрополя в честь Бого-
матери, храму красивому по своему строению, подобному по величине
немногочисленности тогда, в начале, верующих; назначив достойного
пастыря церкви — великого Стахия, явил щедро проявляемое в бу-
Слово об апостоле Андрее Никиты Давида Пафлагона
31
дущем плодородие Духа в городе. Ибо этот святой Стахий, словно
хлебное зерно, упав в нем, и, окропленный небесной росой, вытянув-
шись и вэростясь заботами о вверенных ему душах и умах, принес сто-
кратный урожай святой веры — вплоть до сегодняшнего дня.
Из Византия пришел этот божественный Муж во Фракию — опу-
щу то, что было в промежутках, — из Македонии и Фессалоники —
к пелопоннесцам, и, наконец, пришел в Патры в Ахее. Будучи там,
он, богомудрый, собрал [на] священнослужение и провозглашал при-
шедшим: «Поднимите очи свои, о мужи-ахейцы, к небу: знайте, что и
солнце, и луна, и звезды, и всякое мысленное создание есть школа
Создателя, Который, будучи всегда равным образом никому не под-
властным и бессмертным, беспредельным и бестелесным, непости-
жимым и недоступным, прежде всего основал во славу себе мыслен-
ный н телесный [мнр], состоящий из неба и земли, и все, сущее на
них. Собственными же руками сделав человека, Он его, единствен-
ного из всех живых существ, почтил словом, удостоил разумом и
мудростью, сотворив образ собственного величия.
Поместив его сначала в раю, повелел ему властвовать над всеми иа
земле. По козням же дьявола и собственной глупости преступив наказ
Бога, за что был сброшен из рая, и уподобленный скоту неразумному,
оказался совершенно забытым Им (Псал. XLVIII 13). Но, в конце
концов, устремив свой ум к созданному и видимому, и боготворя види-
мую без Бога глазами красоту, на деле люди отходили от сущего Бога:
так был разрушен самими людьми разум — единой и истинной веры
любви, преисполнившись мириадами идолов и бедствиями заблуждений.
Посему Бог стал человеком — Бог вечный, или сверхвечный,
Бог, ие нуждающийся ни в чем, совершенный, единственный благой
и преблагнй по природе, единственный могущественный и сверхмо-
гущественный по силе. Ои, в сострадании, решил дать в искупитель-
ную жертву прегрешившим единородное, равносильное и совластное
с ним Слово, вошедшее в не знавшую брака Деву, и родился сверх-
естественно нам Бог и человек. Затем он был явлен, благодаря заме-
чательным и богоподобным словесным и деятельным свидетельствам;
затем в страстях за наше спасение преданный божественному Кре-
сту, и, восстав из мертвых на третий день, и пред нами взятый на не-
бо, сел по правую руку Бога. Он и Его Дух Святой обильно затем
окропили нас, Его силой и зовом, как видите, демоны человеческих
тел были изгнаны, болезни исчезли, слепые стали видеть, глухие ус-
лышали и окрепли хромые, восстали мертвые, и все неизлечимые
страдания душ и тел одним только именем Христа истреблялись.
Итак, возвещаем вам, о мудрейшие мужи, и призываем, да не от-
вергните слова жизни этой, возвещенного через нас вам; ио укреп-
М. В. Бибиков
У1
ленные разнообразными этими силами, уверуйте в единого живого
Бога и в Единородного с ннм, вочеловеченного ради нас и распятого
н восставшего и отправившегося на небеса и вновь пришедшего со
славой с небес творить суд над живыми и воздать каждому по делам
его. Уверовав в Него, креститесь именем Его, и приняв дар святого
Духа, возгордитесь умом, и таким образом, очистившись от прокля-
того служения демонам, обретете жизнь вечную в Иисусе Христе».
Такими постоянными поучениями, таковыми чудесами всю об-
ширную ахенскую землю преобразив, этот чудеснейший [Андрей]
искоренил понемногу идольские заблуждения; он истиной привлек н
мужей и жен, стариков и детей, властителей, частных лиц, мудрецов
н неучен, богатых и бедных. Его речь настолько убеждала и захваты-
вала, что н Максимиллу — жену анфипата и его брата Стратокла он
склонил к истине Божьей, и, крещенные, они стали преданными уче-
нию апостола. Так всяческое идолопоклонство эллинов и варваров, и
всякая спесь дьяволов была уничтожена до минимума благодаря силе
Иисуса в Андрее; н так Церкви Господа изо дня в день возвыша-
лись, укрепленные в вере.
Поскольку таким образом блаженнейший прожил долгую жизнь,
он совершил дело Христово (Иоан. XVII 4); и сам, в глубокой старости
страдая телом, возжелал избавления [кончины] (Фил. I 23), и призвал
его сверху всевышний Жених к Себе; и Отец Сверхбожествениый
распростер объятия, принимая брак Единородного, и Дух Святой
прокладывал и выравнивал путь ему. Брачный покой же для него,
как для пречистого, был преисполнен красотой. И Серафимы, стоя
вокруг слагали пресвятую хвалу (Иса. VI 3). Херувимы воздавали
благословенную славу сидящему на троне, и Троны (Езек. III 12) го-
товы к приему, и все силы небесные готовы к встрече достойнейшего
сына Божьего. И сошли на него с небес одни священные думы, Дру-
гие же поднялись, готовя ему легкий и доступный подъем, н, нако-
нец, настал момент, когда ему надлежало оставить внизу бренную
оболочку тела и вознестись бестелесно к всевышнему, и, сбросив
массу плоти, чистым духом только пристать к Духу. Земля должна
была остаться на земле — для будущего очищения на земле и укреп-
ления веры его; святой храм остался верным, сам же он легкий, под-
нялся к небесам, чтобы быть вместе со Сверхнебесным.
Но каким же было орудие избавления? — Крест: знак распятого,
скипетр Царя всех, слава Христа, незыблемое орудие для всех свя-
тых. Крест, который, как и раньше приготовленный иудеями в каче-
стве орудия смерти для Иисуса, был им передан всем святым как
символ жизни, так и, сооруженный Эгеатом в качестве орудия смер-
ти для вернейшего ученика распятого Христа (по той причине, что ие
Слово об апостоле Андрее Никиты Давида Пафлагона
33
было ни жены, ни брата, связанных верой и божественным убежде-
нием Андрея), стал древом жизни — не только для Максимиллы и
Стратокла, но и для всех жителей Патр, — и для Ахеи •—• условием
спасения.
И вознесся старец на древе, не будучи пригвожденным, но висел
на нем три дня, взирая, словно с какой-нибудь вершины или возвы-
шенности, на стоящих крутом людей, и произнося слова таинства,
призывал к небрежению плоти. Он не уступал ни единой радости те-
ла, и то, что [люди] видели, и что гибло, не считал достойным усилий
[сохранять]; ио говорил боговдохновенный, что со всем рвением, вся-
ким способом, со всей силой надо заботиться только о душе и ее
энергии, т. е. об истинности веры, о восторженном восхождении к вы-
сотам желанного, и о всеобщем единстве и божественной общности.
Больше всего о том только следует печься, как о деле учредите -
ля-Бога, и за то страстно страдать, чтобы пренебрегать всяким зем-
ным достоянием как текущим, не заботиться о телесных удовольстви-
ях как непостоянных. Бороться мужественно он повелел за душевную'
добродетель и не падать духом, и знать, что единственный философ-
смерть — это грех и нечестие. Что истинная смерть — это не знать
истинной жизни и закрыть очи сердца, и не воссиять в лучах веры
Христовой. Он сказал, что такая смерть страшна и горька; идет она
от неверных; [его же смерть] слаще всяких наслаждений и, как счи-
тается, причина жизни, и ведет сама собой к самой жизни, свету, к
Отцу светов — художнику всякой красоты и добродетели всякого
благодеяния.
Не гневайтесь, дети, на убивающих, ибо, не желая того, они жи-
вотворят, и, желая зла, благодетельствуют, и, считая, что бесчестят,
почитают, н считая, что мучают, ведут к истинной и неистощимой ра-
дости. И для меня не является причиной нн отчаяния, ни скорби, ни
горя этот, считающийся неправедным суд. Он был бы для меня, го-
ворят, очень горестным и во истину проксеном смерти, если бы он
был справедливым, если бы мы были бы схвачены за совершенное
зло, если, будучи достойными смерти, преданы были бы Эгеату. Ны-
не же жизнь истинную, жизнь, остающуюся неизреченной, каковую
увидели очами, попробовали руками (Иоан. VI 24)); и, попробовав,
постигли силу ее, и благовещаем ее и хотим, чтобы все, подобно нам,
вместе обрели благо; и так пройдя жизнь, не обвинены будем, а про-
славлены, не наказаны, но спасены, и не умрем, как кто-нибудь
предполагает, а будем жить (Иоан. I 2).
Мужественнейший [Андрей] размышлял: если подвергнуться осу-
ждению н наказанию за добродетель, вместо того, чтобы вершить суд
и быть украшенным венком, и если быть распятым и умереть за славу
М. В. Бибиков
34
Иисуса, вместо того, чтобы жить и обожествляться, то как в общно-
сти страдания и в единстве славы, срастись и царствовать вместе с Ним
навеки? Это все — к толпе.
В себе же самом, став действительно высшим философом, сказал
про себя: «Спасибо Тебе, Иисусе, — жизни моей, отдушине моей,
гордости сердца моего, славе мысли моей, Кого люблю божественной
любовью, Кого вкушаю в вечном наслаждении, Кого имею, Кого же-
лаю, Кем живу, Кому предан, к Кому отхожу и восхожу и в напря-
жении сил простираюсь. Спасибо тебе, Христе, Господу моему и
Богу моему н Царю моему, что меня, вместе с другими, почтил Ты
приобщением к твоим мукам, что позволил совершить хорошо путь
мой, подвигом добрым подвизаться (П Тим. IV 7) и веру крепкую
укреплять. Прими же теперь меня на кресте этом вознесенного, к
Себе радостно, приветь благосклонно, отечески обними: почти досто-
инством остаться при Тебе, жить в Тебе, ликовать вечно в Тебе, ра-
доваться в Тебе, и наслаждаться Твоей красотой, твоим царством,
чему ничего ни в коем случае нельзя мне предпочесть иа земле. Но
начала Церквей, — средоточие мира, вершина моих трудов, дела
земледелия моего, — то, что сделал я Духом твоим, сохрани, о, Хри-
стос, и блюди н укрой от поношения зла. Увеличивай стадо Твое, о,
добрый, набирайся сил; сильный, укрепляйся, множься, да причалит
к истинному Евангелию всякая душа человека, освобожденная от
вражеского заблуждения; и да наполнится, сколь можно скоро, по-
знанием и славой Твоей вся земля».
Такими, н еще большими и сильными речами, о, трижды блажен-
ный ученик, беседуя с Учителем, весь в божественном восторге, уви-
дел ты скрыто распахнутые для тебя небеса. Увидел ты и Царя не-
бесного, как было обещано, в таинстве явившегося тебе, и ты, высоко
и божественно устремившись к нему мудрейшими очами сердца, и
соединясь в какой-то несказанной и мистической радости и наслаж-
дении и последовав [к Нему], ты был принят прямо и восторженно
на небесах. И, словно хитон, скинул одетое в дерево тело, вознесся
ты духом, н оказался во истину во всевышних подобным телом славе
Христовой.
Итак, слава тебе, о, первозванный и первопроходец из апостолов,
и глава, стоящий сразу же в ряду за братом, а по призванию — пе-
ред ним, и ставший началом веры в Спасителя и учения — не только
для Петра, но и для всех учеников.
Слава, ибо, просвещенный светом-предтечей, через него ты был
приведен к Солнцу справедливости, ибо первым узиав агнца Божьего
и доброго Пастыря овец, словно ягненок кроткий, ты верно шел [за
Ним] вплоть до смерти, — смерти, т.е. Креста. Поднявшийся по-
Слово об апостоле Андрее Никиты Давида Пафлагона
35
этому к небесному Творцу и войдя «во внутреинейшее за завесу»
(Евр. VI 19), удостоен ты был высшим из всех именем.
Слава, ибо первым узнав истинного Жениха души, по свидетель-
ствам свата, ты тотчас весь был поражен силой любви, и поддался,
охваченный его сладостью, и, словно олень, в жажде подскочив, на-
полнялся и упивался живительными источниками, и изобилием влаги
твоей напоил многих (Псал. XXXV 9), и для многих племен ты стал
бурей наслаждения, когда, словно водой великой, покрывающей мо-
ря, ты оросил их вдоволь познанием Христа (Иса. XI 9).
Слава, ибо, удостоенный самоличного зрелища Иисуса, ты пус-
тился вплавь по умозрительному морю и морю чувственному под Его
руководством, и, отправившись к диким людям, не был поглощен
ими, но оживлен для Христа; и не был уничтожен, но погубил тая-
щегося в их логове дракона, их же самих, чудесными деяниями восхи-
тив и принудив уверовать в Господа, воздвиг Церкви Христу.
Слава, о распятый распятого, благословляемый благословляемого,
возлюбленный возлюбленного, ученик, и вестник н апостол, и боже-
ственный служитель, краса ангелов, основа апостолов, твердыня свя-
тых, фундамент и украшение Церкви.
Слава и радость великая в Иисусе Христе, который словно Хе-
рувим в колеснице почил в тебе. Апостол нашего народа, прароди-
тельский защитник и отеческий заступник, и опекун, милосердно и
жалостливо молю тебя, помяни наше смирение, в робости перед доб-
рым Отцом твоим и Богом, проложи нам путь к Нему, чтобы по сло-
ву Его на земле суд справедливости беспорочно пережив, удостои-
лись с твоей помощью предстать со славой к Царю всех — Христу,
Которому подобает слава, честь и поклонение, вместе с Отцом и
Святым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
И. В. Ведюшкина
«Римляне»,
«Ромеи»
и «Греки»
в древнерусском
переводе хроники
Георгия Амартола
D древнерусском переводе Хроники Георгия Амартола (Монаха)
один и тот же термин греческого оригинала — 'Рсоцанн —
передается разными славянскими эквивалентами. Впервые эта
особенность перевода была специально исследована С. Франкли-
ном: «В переводе Хроники Георгия Монаха Pcopatot до Констан-
тина остаются римлянами, в то время как Ptop.at.oi после Констан-
тина становятся греками»
На наш взгляд, чрезвычайно интересные и важные наблюдения
британского ученого могут быть продолжены и дополнены. Дело в
том, что выбор эквивалента в некоторых случаях определяется не
только хронологией, но и другими особенностями контекста и сти-
ля. Например, жители города Рима или Западной Римской импе-
рии остаются «Римлянами» в любую эпоху, если только текст
фрагмента дает основания для локализации. Кроме того, древне-
русский переводчик Амартола переводит греческое Pcopiaioi не
двумя, а тремя разными славянскими словами: «Римляне», «РолгЬи»
и «Греки» (а также другими дериватами от тех же корней1 2).
«РолгЬн» здесь — не просто орфографическое разночтение. Эта
лексема отражает иной, нежели «Римляне», способ фонетической
и морфологической адаптации иноязычного слова и имеет иную
семантику. Вероятно, это заметил еще В. М. Истрин. Не случайно
1 Franklin S. The Empire of the Rhomaioi as viewed from Kievan Russia: Aspects
of Byzantino-Russian Cultural Relations // Byzantion. 1983. Vol. 53. Fasc. 2. P. 527.
2 Здесь и далее, называя один из интересующих нас терминов, мы, как правило,
имеем в виду весь пласт родственных с ним лексем.
Римляне», «Ромеи» и «Греки»...
37
в указателях к своему изданию Амартола он раздельно учел все,
относящееся не только к «Грекам» и «Римлянам», но и к «Ро-
меям» ’. Кроме того, описывая среди стилистических и синтаксиче-
ских особенностей перевода традиционную для славянских языков
замену греческой конструкции «существительное + существитель-
ное в родительном падеже» на сочетание существительного с при-
лагательным, он специально отметил разные варианты перевода
Pcopaiov — «Римскыи, Ромьскыи, Ромеискыи»3 4.
Исследователи лексики славянских переводных памятников
давно уже обратили внимание на вариативность передачи одних и
тех же греческих лексем в тексте одного и того же памятника. Со-
временный подход к объяснению этого явления был разработан
Е. М. Верещагиным5. Вариативность была признана изначальной
органической чертой славянской книжности, никак не связанной с
возможной работой разных переводчиков, редакторов, писцов над
одним памятником.
М. И. Чернышевой удалось соединить анализ фонетической и
морфологической адаптации грецизмов в славянском переводе
Хронографии Иоанна Малалы с выявлением контекстуально-сти-
листической нагрузки рассматриваемых лексем6. Такое сочетание
методов исследования позволило вскрыть особую функциональную
роль неадаптированных грецизмов в тексте перевода. Оказалось,
что они часто соответствуют словам, так или иначе выделенным
3 Истрин В. М. Книги времеиьиыя и образныя Георгия Мниха. Хроника Ге-
оргия Амартола в древнем славяиорусском переводе. Текст, исследование и
словарь. Пг., 1920—1930. Т. 1: Текст. С. 581 и след. (Указатели).
4 Там же. Т. 2: Исследование. С. 167.
5 Верещагин Е. М. Из истории возникновения первого литературного языка
славян. Варьирование средств выражения в переводческой технике Кирилла и
Мефодия. М., 1972. С. 124—168. Глава 3: «Орфографическое варьирование
грецизмов в древнейших славянских текстах». Здесь специально анализирует-
ся большое количество слов, в том числе имен собственных, которые в ряде
случаев сохраняли в славянской графике греческие © и Y.
6 Чернышева М. И. Греческие слова, способы их адаптации и функционирова-
ние в славянском переводе «Хроники» Иоанна Малалы // Истрин В. М.
Хроника Иоанна Малалы в славянском переводе. Репринтное издание мате-
риалов В. М. Истрина. Подготовка издания, вступительная статья и прило-
жения М. И. Чернышевой. М., 1994. Приложение III. С. 402—462.
И. В. Ведюшкина
38
в греческом оригинале Хронографии: экзотизмам, лексемам, снаб-
женным комментарием хрониста, или, наоборот, поясняющим дру-
гое слово.
Как нам представляется, некоторые из разработанных М. И. Чер-
нышевой приемов применимы и для анализа интересующих нас
терминов, поскольку роль, которую они играют в тексте перевода
Амартола, в чем-то близка к той смысловой и стилистической на-
грузке, которую несут адаптированные и неадаптированные гре-
цизмы в переводе Малалы. Но есть и существенные отличия.
Важнейшее из них заключается в том, что в материале, представ-
ленном у М. И. Чернышевой, варьирование было средством более
адекватной передачи в переводе некоторых особенностей грече-
ского оригинала, в нашем же случае оно служит, помимо этого, для
дифференциации понятий, принципиально нерасчленимых для ви-
зантийского автора, но воспринимавшихся как раздельные древне-
русскими книжниками.
К сожалению, нам не удалось обнаружить в доступной нам ли-
тературе лингвистического исследования этого элемента языка пе-
ревода Амартола. Настоящее сообщение, конечно же, не претендует
на роль такого исследования. Предмет нашего рассмотрения — не
языковые особенности, а взгляды и представления, обусловившие
выбор языковых средств. Мы лишь попытаемся в самых общих
чертах наметить контуры семантического поля наименее изучен-
ного эквивалента греческого Pcopaioi — «Ромеев», с тем чтобы
в дальнейшем использовать полученные результаты для анализа
этнополитических представлений, влиявших на выбор варианта пе-
ревода.
Все наши наблюдения и предположения носят предварительный
характер. Это вызвано еще и тем обстоятельством, что мы лишены
возможности проверить изучаемые термины на наличие разночте-
ний по всем сохранившимся рукописям древнерусского перевода
Амартола. Издание В. М. Истрина осуществлено по восьми руко-
писям, после него было найдено еще восемь, которые, конечно же,
тоже должны быть учтены7. Осторожный оптимизм внушает лишь
тот факт, что ни одного значимого для нашей темы разночтения у
Истрина не отмечено.
7 Водолазкин Е. Г. Хроника Амартола в новонайденных списках // ТОДРЛ.
1992. Т. 45. С. 322-332.
Римляне», «Ромеи» и «Греки»...
39
В настоящей работе мы привлекаем для анализа лишь основной
массив текста перевода Амартола. За рамками нашего рассмотре-
ния пока остаются т. н. «Криница» и подзаголовки книг и частей.
Топоним «Рим» и его производные проникли в славянские
диалекты, как полагают, через германское посредство, еще до Ки-
рилла и Мефодия, так же, как и латинизм «Грек»8. Оба эквива-
лента и их дериваты использовались уже в древнейших Кирилло-
Мефодиевских переводах9 10 11. Лексема «Ромеи» и ее дериваты по
своей огласовке напоминают искусственные книжные заимствова-
ния, максимально приближенные к греческой графике, характер-
ные, по мнению языковедов, для московских переводов XVI—
XVII вв.,0. В древнерусском переводе Амартола ее семантика си-
туативна и разнопланова, но контекст ее первого употребления та-
ков, что не оставляет никакой возможности объяснить ее появле-
ние ошибкой, опиской или неустойчивостью орфографической
нормы. Фрагмент содержит одобрение хронистом труда Евсевия
Кесарийского по синхронизации времени жизни персонажей вет-
хозаветной, древневосточной и античной истории с целью доказать
большую древность Моисея по сравнению с «эллинскими» мудре-
цами. Он включает и рассуждение о взаимной преемственности
«китиев», «латинов», «италов» и «ромеев» с краткими этимологи-
ческими пояснениями, заканчивающееся словами: «а напосл’Ьдокъ
нарекошасА Ром'Ьи Рома н Рима, щггвовавшема в них'ъ»11. Совер-
шенно очевидно, что в данном случае переводчик прибег к не-
обычной огласовке с целью более наглядной этимологизации: ему
необходимо было продемонстрировать созвучие «этнонима» не с
названием города, а с именем царя-эпонима, которое проникло в
8 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1987. Г. 3. С. 483—
484; 1986. Т. 1. С. 455.
9 Старославянский словарь (по рукописям X—XI вв. ) / Р. М. Цейтлин,
Р. Вечерка, Э. Благова. М., 1999. С. 178—179, 582, 585. Мы не касаемся
здесь форм с огласовкой «Румь-», зафиксированных в памятниках старосла-
вянской письменности.
10 Фасмер М. Этимологический словарь. Г. 3. С. 484; Соболевский А. И. Пе-
реводная литература Московской Руси XIV—XV вв. // Сб. ОРЯС. 1903.
Т. 74. № 1. С. 288 — здесь речь идет о языке переводов Епифаиия Слави-
иецкого и его сподвижников.
11 Истрин В. М. Книгы временьныя и образныя. I . 1. С. 51.26.
И. В. Ведюшкина
40
язык, по-видимому, чисто книжным путем. Слова «црткокавшема к
пихт.» не имеют соответствия в существующих изданиях греческого
текста Амартола и включены В. М. Истриным в перечень добав-
лений переводчика12, естественно, со всеми необходимыми оговор-
ками о возможных расхождениях оригинала перевода и сохранив-
шихся греческих рукописей. Если перед нами действительно пояс-
нение переводчика, то оно более чем уместно в данном контексте,
так как подчеркивает мотивацию этимологии.
Приведенный пример, безусловно, очень ярок; контекстуально-
стилистическая функция термина здесь не вызывает никаких со-
мнений. Но случаи с такой прозрачной семантикой, увы, единичны.
Иногда переводчик предпочитает форму, максимально прибли-
женную к греческой графике в сложных фрагментах с неопределимы-
ми из ближайшего контекста хронологией и географией. Таковы нани-
занные друг на друга пространные богословские рассуждения: об
обычае язычников обожествлять людей, который «Ромеи» переняли у
«Эллинов»13; о том, что «Эллинская» мудрость не превосходит муд-
рости не только Моисея, но даже и других, живших до Христа, в том
числе «Ромеев» 14; о том, что «Эллины», «Ромеи» и «варвары» теперь
отвратились от прежнего нечестия и вместе славят Христа15.
Несколько фрагментов содержат лексемы с такой же огласовкой
корня в высказываниях, являющихся «чужой речью». Хронологи-
чески все они относятся ко времени «после Константина». В одном
случае это возгласы народа на ипподроме при провозглашении им-
ператором Тиверия (578—582 гг.)16 17. В другом — вложенное в ус-
та «манихеев» во времена Константа II (641—688 гг.) рассужде-
ние о единственном отличии их веры «(5 РолгЬанъ» ”, а также лю-
бопытная констатация того, что у еретиков, оказывается, свои
представления о том, кого на самом деле следует называть христиа-
нами: «HapHMoif? же севе хртнанК», на же Ролткаит,»18. В третьем —
12 Истрин В. М. Книги временьныя и образныя. Т. 1. С. 146.
13 1 ам же. С. 71.15.
14 Там же. С. 73.19.
15 Гам же. С. 76.16.
16 Там же. С. 427.22.
17 Там же. С. 460.24; 460.27.
18 Там же. С. 460.28.-461.1.
Римляне», «Ромеи» и «Греки»...
41
разъяснение «неких верных мужей» по поводу причин «оскудения
разума» «S’ Ром'Ьлн’ь»19 при императоре Льве III Исавре (717—
741 гт.). На наш взгляд, необходимость передачи «чужой речи»
стилистически вполне оправдывает изменение огласовки в сторону
приближения к греческой графике, и такая тенденция в переводе
обозначена достаточно отчетливо. Но этот прием все-таки не явля-
ется для переводчика универсальным и применяется не во всех
случаях, когда в прямой речи персонажей упоминается империя
Ромеев или они сами. Так, Валентиниан (ок. 378 г.), которому во
время похода из Галлии в Иллирию стало «обидно за державу»,
сокрушался о «Греческом царстве» и «греках»20.
Количественно лексемы с интересующей нас огласовкой преоб-
ладают во фрагментах, которые приходятся на периоды правления
Юлия Цезаря, Августа и Тиберия, т. е. тяготеют ко времени соз-
дания Римской империи и земной жизни Иисуса Христа. Но хро-
нологический фактор является лишь «предрасполагающим» и не
исключает единичных употреблений других эквивалентов (особенно
когда Цезарь или Август упоминаются в других частях Хроники,
вне своего временного контекста).
Компактное преобладание термина «РолгЬи» и других дериватов
с той же огласовкой именно при описании событий, синхронных
Христу, придает ему (или выявляет в нем?) дополнительный се-
мантический оттенок, связанный с христианством. Это хорошо
видно на некоторых фрагментах, относящихся ко времени вскоре
после Тиберия. Например, полемика Климента папы Римского с
Симоном Магом описана в следующих словах: «протнвАесА нечти-
комоу Снмоноу и Клнмантъ Рнмланнш,, Пстровъ оучн^къ, словеселгъ
[н]скдзанъ многомъ зТло РомТискЮлгь же н гёлнньскЮлгъ»21. Как
нам представляется, древнерусскому переводчику здесь важно бы-
ло сказать, что Климент Римский был одинаково искушен как в
языческой, так и в христианской учености, и это ему удалось
именно благодаря той смысловой окраске, которая появилась у
всего «ромейского» в предшествующем повествовании.
19 Петрин В. М. Книгы временьныя и образный. Т. 1. С. 471.18.
20 Там же. С. 371.5-7.
21 Там же. С. 227.3—5. О восстановлении первоначального чтения [н]сказд1гь
см.: I ам же. Т. 2. С. 251.
И. В. Ведюшкина
42
В свете вышесказанного представляется абсолютно законо-
мерным еще один небольшой, но чрезвычайно показательный
«ромейский» «анклав» в тексте нашего перевода. Он приходится
на царствование Веспасиана и включен в пространную цепь эсха-
тологических пророчеств и рассуждений, связанных с пленением
Иерусалима Титом, в качестве ее завершающего звена — концеп-
ции четырех всемирно-исторических монархий: как Ассирийское
царство разорится Вавилонянами, Вавилонское — Персами, Пер-
сидское же — Македонянами, «Макздоньскок РолгЬгамн, тлко же
РолгЬнскок Днтнхрнстомь разориться., Днтнхвб же Хмь нстлактьса» 11.
Очевидно, что в таком контексте не может быть места ни «Рим-
лянам», ни «Грекам».
Некоторые (совсем немногочисленные) употребления перево-
дчиком необычной огласовки пока вызывают затруднения в ком-
ментировании. Важнейшее среди них — единственный в древне-
русском тексте Амартола случай написания через «о» самого на-
звания вечного города. Но и его нам не хотелось бы без дополни-
тельных разысканий относить к случайностям, поскольку все при-
веденные разночтения сохраняют огласовку: «Ромомь», «Роль» и
даже «Ромь»22 23. Возможно, что по каким-то не вполне ясным для
нас причинам (связанным, например, с возможными дефектами
греческого оригинала) переводчик не совсем понимал, о чем идет
речь, и тогда предпочитал передать название как можно ближе к
греческому написанию24.
Как видим, подбор эквивалентов для греческого "Pcop-atoi в
древнерусском переводе Амартола зависел от самых разных фак-
торов ближайшего и широкого контекста. Семантическое поле
«Ромеев» представляется дискретным: переводчик использовал
этот искусственно сконструированный книжный термин во всех
тех случаях, когда другие варианты казались ему неприемлемыми.
Безусловно, заявленная нами тема требует подробного обосно-
вания методики исследования, детального разбора гораздо боль-
шего числа примеров, обильного цитирования, а также сопоставле-
22 Истрин В. М. Книгы временьныя и образныя.Т. 1. С. 298.1—2.
23 Там же. С. 329.11.
24 О таких случаях «ненайденного решения» пишет и М. И. Чернышева: Чер-
нышева М. И. Греческие слова. С. 460—461.
«Рнмляне», «Ромеи» и «Греки»...
-------------------------------------------------------------------- 43
ния с другими славянскими переводными памятниками. Ограни-
ченный объем сообщения позволил нам лишь обозначить в порядке
дискуссии некоторые концептуальные, на наш взгляд, моменты в
осознании древнерусским книжником византийского историче-
ского, политического и эсхатологического наследия для привлече-
ния к ним внимания специалистов.
Н. Ю. Гвоздецкая Рождение
древнеанглийского
СТО поэтического слова
(О разрешении
конфликта культур
в поэтическом
творчестве
англо-саксов)
Древнеанглийская поэзия совсем недавно нашла дорогу к рус-
скому читателю. Лишь к началу восьмидесятых годов, после
появления изданий, подготовленных О. А. Смирницкой и В. Г. Ти-
хомировым1, стало возможным оценить как глубину и силу поэти-
ческого искусства англо-саксов, так и историческое своеобразие
литературного сознания, его породившего. Вместе с тем отсутство-
вали работы, которые позволили бы представить во всей полноте
художественный мир древнеанглийских поэтических памятников.
Этот недостаток был удачно восполнен монографией Е. А. Мель-
никовой* 2, для которой со студенческих лет древнеанглийское по-
этическое творчество стало объектом неисчерпаемого интереса,
сформировавшегося благодаря исследовательской школе К. В.Цури-
нова, блестящего знатока средневековой словесности.
«Меч и лира» с самого начала нацеливает читателя на осозна-
ние неких совершенно различных, даже конфликтных направле-
ний культурного творчества англо-саксов, уникальное сочетание
Статья подготовлена при поддержке РФФИ (Проект № 00-06-80111).
' Беовульф / Перевод В. Г. Тихомирова. Прнмеч. О. А. Смирницкой / / Бео-
вульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. М., 1975. С. 27—180, 631—659;
Древнеанглийская поэзия / Подгот. к изд. О. А. Смирницкой. Перевод
В. Г. Тихомирова. М., 1982.
2 Мельникова Е. А. Меч и лира: Англосаксонское общество в истории и эпосе.
М., 1987.
Рождение древнеанглийского поэтического слова
45
которых и породило столь исключительный феномен раннесред-
невековой литературы, как древнеанглийская поэзия. «Яростные
саксы», которые огнем и мечом завладели Британией в V—
VI вв., одно-два столетия спустя оказались способными создать
поэтические памятники, запечатлевшие не только гром побед, но
и подлинно лирическую рефлексию по поводу судеб мира сего.
Обращение в христианскую веру явилось для германских завое-
вателей Британии не чисто политическим шагом, каковым оно
долгое время оставалось для их собратьев-франков на завоеван-
ных территориях Галлии, но и толчком к усвоению христианской
культуры в терминах и понятиях родных языческих преданий.
Исконно германский аллитерационный стих, которым прежде
воспевались легендарные подвиги военных вождей, с порази-
тельной гибкостью переключился на передачу эпизодов и идеа-
лов священной библейской истории, а монастырские писцы, при-
вычные к псалмам песнопевца Давида, смогли перенять поэтиче-
ские сюжеты и образы устных импровизаторов-скопов, сопрово-
ждавших воинственных «владык Британии».
Оставаясь надежным путеводителем в мире древнеанглийской
поэзии, книга Е. А. Мельниковой является вместе с тем первой в
отечественной науке попыткой представить тот исторический кон-
текст, в котором стало возможным появление англо-саксонских
поэтических памятников на родном языке, и заставляет задуматься
над теми движущими силами, благодаря которым древнеанглий-
ское поэтическое творчество вновь и вновь возрождалось в каж-
дом новом столетии несмотря на все сложные перипетии истории
англо-саксов в Британии. Попытаемся наметить некоторые харак-
терные особенности той эпохи, когда поэтическое творчество впер-
вые запечатлелось в памяти современников, как бы всплывая на
поверхность исторической жизни.
Несмотря на то что сюжеты древнеанглийского героического
эпоса, так же как стиль и стих всей древнеанглийской поэзии, со-
вершенно очевидно имеют континентальное происхождение, не со-
хранилось никаких прямых свидетельств о наличии поэтического
творчества у германских поселенцев в Британии в эпоху ее завое-
вания (V—VI вв.). Предположение некоторых исследователей,
что записи в «Англо-саксонской хронике», повествующие об осно-
воположниках древнеанглийских королевских династий, выдержа-
ны в тоне, который намекает на существование устных эпических
Н. Ю. Гвоздецкая
46
поэм3, не поддерживается свидетельством ни современников, ни
потомков. Между тем рассказ о единственном (известном по име-
ни) устном древнеанглийском поэте Кэдмоне, сохранившийся в
«Церковной истории английского народа» Бэды Достопочтенно-
го4, явно говорит о распространении в самых широких слоях насе-
ления умения импровизировать стихи под арфу.
Бэда, однако, ничего не сообщает о содержании тех песней, ко-
торые исполнялись сотрапезниками Кэдмона до ниспослания ему
свыше чудесного дара хвалить Бога стихами на родном языке. В то
же время он стремится точно передать на латыни тот «Гимн перво-
творению», благодаря которому Кэдмон был принят в монастырь
Витби и стал не только сочинителем новых подобных поэм на биб-
лейские темы, но и основоположником целой школы поэтического
искусства, которая позднее нашла отражение в рукописи, извест-
ной под названием «Кодекс Юниуса». Ясно, что устное поэтиче-
ское творчество англо-саксов стало значимым фактом англо-сак-
сонской истории лишь тогда, когда оно получило своеобразное
крещение и было приспособлено для нужд церкви, став органиче-
ской частью христианского государства и христианской идеологии.
Можно ли тем не менее приписывать рассказу Бэды (как и само-
му обращению исконно германской поэзии в русло новой веры)
чисто утилитарный пропагандистский смысл, лишающий само по-
этическое творчество перспективы подлинно художественного раз-
вития? Думается, что не только эстетическая цельность сохранив-
шихся древнеанглийских поэм, но и некоторые факты англо-сак-
сонской истории и культуры позволяют дать на этот вопрос отри-
цательный ответ.
«Чудо Кэдмона» не было ни механическим соединением старой
устно-поэтической формы с новым книжным содержанием, ни
простым свидетельством современника об исконной устно-поэти-
ческой традиции. «Чудо Кэдмона» засвидетельствовало порази-
тельный факт органичного возрождения традиционного эпического
творчества в условиях совершенно нового культурного контекста.
Но подобное возрождение могло совершиться (как и привлечь к
3 Fletcher R. Who is Who in Roman Britain and Anglo-Saxon England. London,
1989. P. 25.
4 Bneda Venerabilis. Historia Ecclesiastica Gentis Anglorum / B. Colgrave, R. A. B. My-
nors. Oxford, 1969. P. 415—421.
Рождение древнеанглийского поэтического слова
47
себе внимание современников, ибо рассказ Бэды, отстоящий от
самого события более чем на полвека, основан на непрерывном
устном предании) лишь на особом этапе развития англо-саксон-
ского общества.
Характерно, что эпоха крещения Англии, охватывающая при-
мерно первую половину VII в., не дает никаких упоминаний о по-
этическом творчестве на родном языке — ни устном, ни письмен-
ном, хотя именно тогда были заложены предпосылки для соеди-
нения исконных культурных традиций с новыми христианскими
учреждениями и обычаями. Римская миссия Августина, завер-
шившаяся крещением в 597 г. в Кенте тех «англов», которых язы-
котворческая интуиция Григория Великого навсегда породнила
с «ангелами», отличалась терпимостью к местным традициям. Па-
па Григорий, разрешивший даже «храмы идолов в этой стране»
обращать на служение истинному Богу5, едва ли бы воспротивился
подобному обращению, поэтического творчества англо-саксов. Ле-
генда о Кэдмоне могла бы сложиться в ту эпоху — и тем не менее
не сложилась.
Далее, письменная фиксация кентских Законов Этельберта
(дошедших в составе более поздних законов Альфреда) указывает
на раннее применение латинского письма для записей на родном
языке. Письменное право сразу же оказалось востребованным но-
вой государственной идеологией, несмотря на слабое распростра-
нение грамотности в обществе (неразборчивость многих мест в
Законах Этельберта говорит о том, что первое время они частично
воспроизводились по памяти, а рукописи служили лишь большему
престижу Кента в глазах континентальных государей)6, письмен-
ный эпос — нет. Поэтическое творчество, правда, ассоциирова-
лось в ту эпоху с искусством рунописания, о чем свидетельствует
знаменитый ларец Фрэнкса, украшенный вырезанными рунами
строками аллитерационного стиха (как и изображениями на гер-
манские мифологические темы), но в случае рунических надписей,
обыкновенно весьма кратких, сам акт письма имеет особую функ-
цию — не столько информативную, сколько магическую, и не
служит непосредственным отражением устного эпического творче-
5 Мельникова Е. А. Меч и лира. С. 38.
6 Wormaid Р. The Age of Bede and Athelbald // The Anglo-Saxons / J. Campbell.
London, 1991. P. 98.
Н. Ю. Гвоздецкая
48
ства. Видимо, и другие, более поздние и редкие случаи использо-
вания рунического письма для фиксации поэтического слова —
уже в сугубо христианском контексте, каковыми являются Рут-
вельский крест, содержащий отрывок из поэмы «Видение Кре-
ста», и имя Кюневульфа, вплетенное руническими буквами в текст
некоторых из написанных им поэтических житий, — имели целью
прежде всего усилить воздействие слова на реципиента, а не толь-
ко сохранить заложенную в нем информацию. И ларец Фрэнкса, и
Рутвельский крест служат совершенно иным видом «историче-
ского свидетельства», позволяя лишь догадываться о характере
поэтического творчества в то время.
Наконец, крещение Нортумбрии в эпоху королей-мучеников
Эдвина и Освальда также не дает прямых свидетельств поэтиче-
ского искусства англо-саксов. Эдвин выстроил собор в Иорке, ку-
да стекались люди, желавшие послушать римского миссионера
Паулина из Кента. Паулин проповедовал также в гнезде нортум-
брийской аристократии Иеверинге (Yeavering) с его характерны-
ми «холлами» (залами для пиршеств) — местами, где могли ис-
полняться на пирах эпические песни7. Вызванный Освальдом из
монастыря Ионы Айдан, вместе с другими ирландскими монахами
распространявший кельтскую святость в Нортумбрии, много
странствовал, беседуя с людьми простого звания — но ни один из
этих предков Кэдмона не вдохновился изложить новое знание ал-
литерационным стихом. Эпоха крещения имела другие заботы.
Создается впечатление, что в самом «чуде Кэдмона», обнажив-
шем для современников и потомков до тех пор подспудно скрывав-
шуюся силу древнеанглийского поэтического слова, значительную
роль сыграли не столько сам Кэдмон, или его владевшие поэтиче-
ским словом сотрапезники, или даже явившийся ему во сне ангел
(которому, конечно же, давно пора было показать англам, что «сила
Божия в немощи совершается»), сколько интерес, который прояви-
ли к его искусству сначала градоправитель, а затем аббатиса Хильда
и весь синклит ученых мужей, коим было предложено рассудить, от
Бога ли этот дар. Рождение древнеанглийской поэзии связано с ро-
ждением среды, способной оценить дар Кэдмона.
Древнеанглийская поэзия не есть ни плод простого перенесения
на пергамен исконных устно-эпических произведений, ни продукт
7 Hunter Blair Р. The World of Bede. Cambridge, 1991. P. 93.
Рождение древнеанглийского поэтического слова
49
целенаправленной пропагандистской работы отдельных церковных
деятелей. Вспомним, что брат уэссекского короля Инэ Альдхельм
(640—709), прославившийся своими назидательными латинскими
трактатами, потратил немало усилий, проповедуя и среди простых
людей. Известно даже, что он привлекал свою паству исполнением
неких поэм на родном языке, которые облегчали его слушателям
понимание новой веры. Характерно, однако, что сам этот факт из-
вестен лишь из значительно более позднего сочинения Вильяма
Мальмсберийского (XII в.). Современники не оценили этот дар
Альдхельма, оставшегося в литературной истории автором цвети-
стой латыни. Каковы бы ни были истинные причины его забвения,
ничто не мешает предположить, что Альдхельму, младшему со-
временнику Кэдмона (монастырское послушание последнего отно-
сят к шестидесятым-семидесятым годам VII в.), отчасти не хвата-
ло того любовного сочувствия братии, которым, насколько можно
судить по рассказу Бэды, было окружено творчество Кэдмона.
Монастырь Витби, где настоятельницей была нортумбрийская прин-
цесса Хильда, родственница короля Эдвина (она умерла в 680 г.,
в один год с Кэдмоном), как раз и явился той питательной средой,
в которой смог расцвести талант Кэдмона.
Не всякий англо-саксонский монастырь, очевидно, выполнял
подобную функцию. Едва ли могли претендовать на нее ранние
кентские монастыри, озабоченные подготовкой монахов, способ-
ных вести церковную службу и понимать латынь, или более позд-
ние мерсийские обители Вильфрида, беспокойного и страстного
апологета Рима, ссорившегося со своими царственными нортум-
брийскими патронами и искавшего поддержки у владык соседних
королевств, или даже первый нортумбрийский монастырь на ост-
рове Линдисфарн, воспитавший величайшего аскета и отшельника
Кутберта.
Монастырь Витби, ознаменовавший окончательную победу хри-
стианской государственности в Англии (он был основан вскоре по-
сле победы короля Озви над упорным язычником Пендой), ока-
зался как бы на перепутье культурного развития англо-саксов и,
очевидно, не случайно в 664 г. стал местом крупнейшего собора,
определившего кардинальное направление церковной жизни. В во-
просах веры подчинившись «римскому обычаю», монастырская
культура еще долго питалась духовным огнем первых кельтских
миссионеров. В политическом плане, будучи включены в орбиту
Н. Ю. Гвоздецкая
50
Рима, монастыри длительное время оставались чуть ли не родовым
имением королевской семьи и не закрывали наглухо ворот перед
мирскими веяниями. Строгость бенедиктинского устава более ка-
салась дисциплины, нежели аскезы, и требовала овладения книж-
ной ученостью.
Витби был «двойным домом»: его община включала и мужчин,
и женщин, живших раздельно, но совместно посещавших богослу-
жения. Первое правило такого рода общины написал для своей се-
стры Исидор Севильский, знаменитый церковный писатель и дея-
тель визиготского королевства. Правило Исидора включало не
только пост, бодрствование и молитву, но также чтение и дискус-
сию. Подчеркивая решающее значение духовной жизни, Исидор
оставлял в монашеском распорядке дня место для интеллектуаль-
ных занятий, включавших знакомство с мирской литературой8.
Хильда, женщина с характером, обладала наряду с духовной
одаренностью также недюжинными лидерскими качествами, кото-
рые заставляли правителей Британии обращаться к ней за советом.
Немало сил уделяла Хильда благотворительности и наставничест-
ву. Возможно, именно наставническая деятельность привлекла ее
внимание к поэтическому дару Кэдмона и позволила разглядеть в
его творчестве ростки новой, собственно английской словесной
культуры, родившейся из взаимодействия германо-языческой и
латино-христианской традиций.
Витби был богатым монастырем, тесно связанным с нортум-
брийской королевской династией, и аристократичным по духу. Бо-
лее, чем аскетические добродетели, здесь культивировалась лю-
бовь к искусству — искусно сделанным украшениям, как о том
свидетельствуют археологические находки, и искусному «плетению
словес». Здесь было составлено по-латыни «Житие Григория Ве-
ликого», первое агиографическое сочинение англо-саксов. Неуди-
вительно, что и оценить первый «эксперимент» по адаптации гер-
манского стиха к христианским темам смогли именно те, кто пре-
успел в освоении ученого латинского стиля и вместе с тем заботил-
ся о преуспеянии английской литературной школы. В Витби фор-
мировалась среда, обладавшая «чувством слова».
Воспитателями этой новой монашеской среды становятся далее
«монастыри-близнецы» Вэармут и Ярроу, основанные королем
8 Hunter Blair Р. The World of Bede. P. 131—132.
Рождение древнеанглийского поэтического слова
51
Эгфридом по примеру Озви в ознаменование новых военных по-
бед. Сравнительно долгое царствование Эгфрида и его брата
Альдфрида, немало порадевших о процветании монастырей, —
царствование, совпавшее с первой половиной жизни Бэды Досто-
почтенного (ок. 673—735 гг.), — способствовало той культурной
стабильности, которая необходима для упрочения традиции. Лю-
бопытно, что Бэда дожидается конца династических распрей
(705—729 гг.), чтобы посвятить «Церковную историю» (731 г.),
главный труд своей жизни, покровителю монашеской учености ко-
ролю Кеольфриду (729—737), от которого он ожидает возрожде-
ния мира в стране. Надежды Бэды не оправдались: через два года
после кончины Бэды Кеольфрид ушел в монастырь, и сам этот
уход знаменует собой потерю равновесия между миром и мона-
стырем, которое содействовало гармоничному слиянию германской
героики и христианской учености в лучших творениях школы
Кэдмона.
Вместе с тем последние минуты жизни Бэды, который встретил
свою кончину с пером в руке и стихами на устах (он диктовал не-
сохранившийся древнеанглийский перевод «Евангелия от Иоан-
на», а также успел произнести сложенное аллитерационным сти-
хом пятистишие о Страшном Суде), обнаруживают значимость
родного слова, в том числе слова поэтического, для монастырского
культурного контекста того времени. Кончина Бэды показывает,
что древнеанглийская поэзия стала естественной частью монастыр-
ской образованности, и одновременно помогает в новом ракурсе
увидеть смысл поэзии Кэдмона для Бэды. Дар Кэдмона имел для
Бэды значение постольку, поскольку он был осуществлением
евангельской заповеди «ищите прежде Царствия Небесного». Од-
нако оценить красоту и величие гимна Кэдмона на родном языке,
особо акцентируемые в сравнении с латинским переводом, Бэда
смог именно потому, что он был учеником Рима и понимал, какова
должна быть по духу и стилю песнь, «достойная Бога». За фигу-
рой Кэдмона невольно возникает фигура архиепископа Теодора,
прибывшего из Рима как раз в начале монастырских трудов Кэд-
мона и немало потрудившегося для развития латинской книжности
в Англии. Но и тот поразительный факт, что Бэда, по-видимому,
сам никогда в Риме не бывал, тоже говорит о многом: он ощущал
свой родной монастырь как «центр вселенной» и был ориентиро-
ван на ценности родной истории больше, чем на что-либо другое.
Н. Ю. Гвоздецкая
52
В последующие годы конфликт между «героическим» и «хри-
стианским» в поэзии как будто углубляется: Алкуин восстает про-
тив Ингельда, известного героя континентальных преданий («Что
общего между Ингельдом и Христом?»), который, очевидно,
служит для него символом всего языческого германского прошло-
го. В своем письме настоятелю Линдисфарнского монастыря Ал-
куин упрекает братию в приверженности героическим песням, ко-
торые они предпочитают Священному Писанию. Неясно, какие
именно песни имел в виду Алкуин. Но ясно другое: он смотрит на
древнеанглийскую монастырскую культуру из своего зарубежного
далека. Не следует забывать, что это взгляд человека, который при-
нял приглашение Карла Великого и навсегда распрощался с родиной.
Даже если допустить, что в эпоху Алкуина песни чисто языче-
ского содержания проникали за монастырскую ограду, нельзя
применять подобный взгляд к «Беовульфу». Для некоторых ис-
следователей этот крупнейший героический эпос англо-саксов яв-
ляется примером древнейшего пласта поэтического творчества,
предшествующего поэтике Кэдмона9. Ничуть не солидаризируясь
с теми, кто желал бы видеть в «Беовульфе» христианскую аллего-
рию, осмелимся все же утверждать, что как тип произведения «Бео-
вульф» стал возможен лишь после «кэдмонианской революции».
Кэдмоновская поэзия послужила толчком к возрождению гер-
манской героической тематики в новой культурной парадигме.
Библейская история, изложенная «с германских позиций»,
по-новому осветила, как вспышка новой звезды, весь старый мир
героических преданий и дала начало новой художественной все-
ленной — миру «Беовульфа» и элегий.
В цикле Кэдмона эпическая картина мира получает «вид на
жительство» в Священной истории. Но при этом и германское
слово приобретает стимул для переосмысления. Вернувшись на
почву родных тем, оно сообщает двойную перспективу реалиям
германской истории. Мир «Беовульфа» — это мир посткэдмонов-
ский, несмотря на сохранение в нем германской героической кар-
тины мира.
9 Chemiss М. Ingeld and Christ: Heroic Concepts and Values in Old English
Christian Society. The Hague; Paris, 1972. P. 120—150.
Т. В. Гимон
Приписки
на дополнительных
листах
в Синодальном
списке
Новгородской I
летописи
В англоязычной литературе существует разделение летописных
рукописей на «живые» и «мертвые» («living and dead chronicles»).
Под «мертвыми» понимаются рукописи, созданные единовремен-
но и далее не претерпевавшие никаких изменений. «Живые» лето-
писи, напротив, однажды возникнув, продолжали пополняться но-
выми записями, к ним добавлялись новые листы и тетради, в их
тексте делались разного рода дополнения и исправления* 1. На Руси
примером «мертвой» летописи может служить Лаврентьевский
список 1377 г., примером «живой» — Синодальный список Нов-
городской I летописи.
Синодальный список Новгородской I летописи (ГИМ. Син. № 787,
далее — Синод.) — древнейшая сохранившаяся русская рукопись
летописного содержания2. Она состоит из нескольких частей, напи-
Сердечно благодарю Л. В. Столярову и А. А. Гиппиуса, без помощи которых эти замет-
ки не могли бы быть написаны.
1 См.: Grnnsden A. Historical Writing in England с. 550 to с. 1307. Ithaca (N. Y.),
1974. P. 29—30. Блестящее исследование одной из древнейших англо-сак-
соиских «живых» летописей см.: Dumville D. N. Wessex and England from
Alfred to Edgar: Six Essays on Political, Cultural, and Intellectual Revival.
Woodbridge, 1992. P. 55-193.
Факсимильное издание Синод, см.: Новгородская харатейная летопись / Под ред.
М. Н. Тихомирова. М., 1964. Лучшее дипломатическое издание Синод., вы-
шедшее в 1950 г. под редакцией А. Н. Насонова, недавно репринтно переиз-
дано: ПСРЛ. М., 2000. Т. 3. С. 15—100. Обзор литературы о Синод, см.:
Гиппиус А. А. К истории сложения текста Новгородской первой летописи //
НИС. 1997. Вып. 6 (16). С. 3-8.
Т. В. Гимон
54
санных разными почерками и в разное время. В свете последних
изысканий история сложения Синод, выглядит следующим образом.
Первая часть Синод, (л. 1—118 об., статьи 1016—1234 гг.) на-
писана, скорее всего, в 1234 или одном из ближайших последую-
щих годов, одним почерком, а не двумя, как считалось ранее.
Вторая часть (л. 119—166 об., текст за 1234—1330 гг.) написа-
на одним почерком около 1330 г. и продолжает первую часть, об-
рывающуюся на полуслове ’.
Можно считать установленным, что и около 1234 г., и около 1330 г.
писцы Синод, копировали (с минимальными изменениями) новго-
родскую владычную летопись — анналы архиепископского двора,
ведшиеся из года в год при новгородском Софийском соборе на
протяжении XII—XIV вв. Эта же летопись, независимо от Синод.,
послужила в XV в. основным источником Новгородской I летописи
младшего извода (Комиссионный и Академический списки XV в.,
далее — НПЛмл.)4.
К основной части Синод, приплетены три дополнительных листа
(л. 167—169)5, на которых содержится летописный текст за 6838—
6841 (1330-1333), 6845 (1337), 6853 (1345) и 6860 (1352) гг. Ес-
ли в начале еще видно стремление систематически продолжать ле-
тописный текст, то приписки 6845, 6853 и 6860 гг. представляют
собой разрозненные записи об отдельных событиях.
Тема приписок на дополнительных листах Синод, так или иначе
затронута в работах А. А. Шахматова, И. М. Троцкого,
А. Н. Насонова, В. Л. Янина, В. А. Водова, А. А. Гиппиуса, ко-
торые выяснили следующее:
1) Местом, где были написаны приписки Синод, (равно как,
по-видимому, и весь Синод.), был новгородский Юрьев монастырь.
О нем в приписках сообщается три раза: под 6841, 6845 и 6853 гг. * В.
5 См.: Гиппиус А. А. К истории сложения. С. 8—9; Гимон Т. В., Гиппиус А. А.
Новые данные по истории текста Новгородской первой летописи // НИС.
1999. Вып. 7 (17). С. 18—47.
Гиппиус А. А. К характеристике новгородского владычного летописания XII—
XIV вв. / / Великий Новгород в истории средневековой Европы: К 70-летию
В. Л. Янина. М., 1999. С. 345-364.
Л. 167—168 составляли один кусок пергамена, л. 169 вброшюрован отдельно.
Следов разлиновки на них незаметно (Насонов А. Н. Предисловие // ПСРЛ
М., 2000. Т. 3. С. 6-7).
Приписки на дополнительных листах... Новгородской I летописи
55
Особенно показательна приписка 6853 г., в которой собор св. Георгия
в Юрьеве монастыре назван «церки си святыи Георгии»6.
2) Палеографически выделяются четыре приписки, сделанные
каждая отдельным почерком — за 6838—6841 гг. (л. 167—167 об.,
строка 16), 6845 г. (л. 167 об., строки 17—25), 6853 г. (л. 168)
и 6860 г. (л. 168 об.—169)7 8.
3) Часть текста приписок на дополнительных листах Синод,
(за 6840—6841 гг.) заимствована из новгородской владычной ле-
тописи (отразившейся более полно в НПЛмл.), а часть представ-
ляет собой оригинальные записи (текст за 6838—6839, 6845,
6853, 6860 гг.)8. И. М. Троцкий полагает, что юрьевский архи-
мандрит был заказчиком этих записей9, а В. А. Водов усматривает
в одной из них даже авторство архимандрита10.
4) Текстуальное совпадение приписок 6845 и 6853 гг. Синод,
с соответствующими известиями НПЛмл. объясняется тем, что
6 На это указал уже К. Ф. Калайдович — см.: Троцкий И. М. Опыт анализа
первой Новгородской летописи // Известия АН СССР. Сер.7: Отд. обще-
ственных наук. 1933. № 5. С. 351—352, 361. То же см.: Shakhmatov А. А.
An account of the text of the Novgorod Chronicle // The Chronicle of Novgorod,
1016—1471. London, 1914. P. XXXIX; Шахматов А. А. Киевский начальный
свод 1095 г. //А. А. Шахматов. 1864—1920: Сб. ст. и материалов. М.; Л.,
1947. С. 128; Vodoff W. Quelques remarques sur la Premiere chronique de
Novgorod // Studia slavica mediaevalia et humanistica Riccardo Picchio dicata.
Roma, 1986. P. 748—751; Гиппиус А. А. К истории сложения. С. 17, 21.
7 См. примечания А. Н. Насонова в издании НПА: ПСРЛ. М., 2000. Т. 3.
С. 99—100. Палеографическую разницу между лл. 166 об. и 167 (то есть между
окончанием основной части Синод, и первой припиской) также отметил С. Роуэлл,
который обратил внимание не только на различие письма и чернил, но и на разницу
в употреблении выносных букв (Rcnvcdl S. С. Lithuania Ascending: A Pagan Empire
within East-Central Europe, 1295—1345. Cambridge, 1994. P. 45).
8 Гиппиус А. А. К истории сложения. С. 21, 34, 69—70.
9 Троцкий И. М. Опыт анализа. С. 352.
10 Приписка 6860 г. представляет собой независимый от владычной летописи (ср.
НПЛмл.) юрьевский рассказ о кончине архиепископа Василия Калики. В. А. Во-
дов предполагает, что автором приписки 6860 г. в Синод, был лично юрьевский
архимандрит Никифор, упоминаемый в приписке в числе лиц, сопровождавших
архиепископа в его поездке во Псков (Vodoff W. Quelques remarques. Р. 751).
Если даже это и не так, архимандрит безусловно был информатором: запись
Синод, значительно подробнее соответствующего известия НПЛмл.
Т. В. Гимон
56
при составлении протографа НПЛмл. в XV в. в качестве допол-
нительного источника был привлечен Синод, (основным источни-
ком была новгородская владычная летопись). При этом ряд дета-
лей был сокращен, в том числе и упоминавшееся местоимение «си»
применительно к соборной церкви Юрьева монастыря".
5) А. Н. Насонов обратил внимание на то, что в известии 6840 г.
по выскобленному другими чернилами и почерком написано «за нов-
городскую изм’Ьну» (речь идет о походе московского князя Ивана
Даниловича на Новгородскую землю, л. 167, строки 17—18). Судя по
НПЛмл., первоначально на этом месте читалось «чересъ крестное
цЬлование». Данное промосковское исправление произведено до того,
как был написан текст записи 6845 (1337) г., на обороте того же лис-
та11 12 *. Одновременно с этим, по всей вероятности, было произведено и
другое аналогичное исправление, также отмеченное А. Н. Насоновым.
В статье 6746 г. (л. 122 об., рассказ о нашествии Батыя) в предло-
жении «Москвичи же [побЬгоша] ничегоже не видЪвше» в Синод,
выскоблено слово «поб’Ьгоша» ”. В. А. Водов справедливо видит в
этих исправлениях подтверждение промосковской позиции Юрьева
монастыря в период архимандритства Есифа14.
Все приведенные выше положения возражений не вызывают.
Тем не менее история пополнения Синод, после 1330 г. новыми
летописными записями может быть несколько детализирована.
Я имею в виду текст Синод, за 6838—6841 гг. (с начала л. 167
до строки 16 на л. 167 об.) , то есть «первую приписку» Синод., до
сих пор воспринимавшуюся в качестве некоего монолита. Как я
попытаюсь показать ниже, этот текст не является однородным ни
11 Шахматов А. А. Киевский начальный свод. С. 128; Янин В. Л. К вопросу о роли
Зч Синодального списка Новгородской I летописи в русском летописании XV в. //
Летописи и хроники. 1980 г. М., 1981. С. 180—181; Vodoff W. Quelques
remarques. Р. 751; Гиппиус А. А. К истории сложения. С. 17, 70. И. М. Троц-
кий считал, что эти тексты были заимствованы уже в XIV в. самой владычной
летописью, которая «постоянно справлялась с Юрьевской» (Троцкий И.М.
Опыт анализа. С. 359-360), что в принципе возможно, но менее вероятно.
12 ПСРЛ. М.. 2000. Т. 3. С. 99.
” Там же. С. 75.
14 Vodoff W. Quelques remarques. Р. 750—752. Ср. также: Лихачев Д. С. Со-
фийский временник и новгородский политический переворот 1136 г. // ИЗ.
1948. Т. 25. С. 265.
Приписки на дополнительных листах... Новгородской I летописи
57
в палеографическом, ни в текстологическом отношении и составля-
ет в действительности не одну, а две разновременные приписки.
На дополнительных листах Синод, имеется еще одна палеогра-
фическая граница. Она проходит между статьями 6839 и 6840 гг.,
то есть между строками 5 и 6 на л. 167, и прослеживается сразу по
трем параметрам: почерк, чернила, перо.
Наиболее очевидна здесь смена пера. Довольно тонкое перо
статей 6838—6839 гг. сменяется гораздо более грубым. Здесь же
имеется, по-видимому, и смена чернил, хотя она не столь заметна:
цвет чернил до и после названного рубежа достаточно похож.
Почерк статей 6840—6841 гг. в целом схож с почерком преды-
дущих пяти строк, однако и здесь прослеживается ряд существен-
ных различий. Во-первых, с началом статьи 6840 г. буквы резко
укрупняются. Во-вторых, письмо становится намного более неров-
ным. Наконец, в-третьих, можно обнаружить некоторые различия
в начертаниях букв до и после названной границы. Можно отме-
тить следующие отличия.
1) Наблюдается различие в пропорциях буквы «р». С началом
статьи 6840 г. у нее изменяется соотношение высоты петли и длины
хвостика: если в статье 6839 г. это соотношение в двух из трех
случаев приблизительно равно V2 (в третьем случае — пример-
но 1/1), то в статьях 6840—6841 гг. соотношение стабильно колеб-
лется в районе Vj,5.
2) У буквы «к» в статьях 6840—6841 гг. левая и правая части
во всех случаях пишутся раздельно. Единственное употребление «к»
до рассматриваемой границы (л. 167, строка 2) — слитное.
3) После рассматриваемой границы становятся более выражен-
ными подставки и крышечки букв. Особенно это заметно на при-
мере буквы «н».
Я думаю, что данный палеографический рубеж нельзя рассматри-
вать как границу между почерками. Несмотря на перечисленные раз-
личия, письмо до и после отмеченного рубежа достаточно схоже. Ви-
зуально наблюдаемая граница происходит прежде всего от резкого
увеличения размера букв и неровности письма, а не от различия на-
чертаний. Вероятнее всего поэтому, что весь текст 6838—6841 гг. на-
писан одним человеком, но не единовременно, а в два приема. Видо- *
15 Единственное употребление буквы «р» в статье 6838 на л. 167 дает совсем
особое начертание с подставкой, которое после этого не встречается.
Т. В. Гимон
58
изменение почерка явилось, по-видимому, следствием длительного
перерыва в работе’6, что подтверждается сравнением с НПЛмл.
Отмеченная палеографическая граница полностью совпадает с
границей сравнительно-текстологической. Рассмотрим соотно-
шение текстов Синод, и НПЛмл. в каждой из погодных статей.
1) Текст Синод, за 6838 г. (на л. 167, строки 1—2, о поставле-
нии владыки Василия) находит себе параллель в НПЛмл. (статья
6839 г.) лишь на уровне содержания — текстуальной связи не
прослеживается. В действительности рукоположение Василия Ка-
лики имело место 25 августа 6839 мартовского (1331) года”, так
что правильная датировка — в НПЛмл.
2) Единственное известие Синод, под 6839 г. (л. 167, строки 3—5,
о солнечном затмении) вообще не имеет аналогии в НПЛмл.16 17 18 *
В НПЛмл. статья 6839 г. занята рассказом о поставлении влады-
ки Василия.
3) Статья 6840 г. Синод, (л. 167, строки 6—20) дословно совпа-
дает с соответствующей статьей НПЛмл. Единственное разночте-
ние (кроме орфографических): в конце статьи только в НПЛмл.
приводится прозвище посадника Матфея: Коска ”.
16 Это явление хорошо известно в аниалистнке (летописании) раниесредневеко-
вой Англии: летопись могла пополняться на протяжении ряда лет одним и тем
же человеком, почерк которого с каждым новым обращением к рукописи пре-
терпевал небольшие изменения («changes in the appearance (aspect) of script»),
а также менялся цвет чернил (см., например: Ker N. R. Catalogue of Manu-
scripts Containing Anglo-Saxon. Oxford, 1957. P. 188, 252—254, 425).
17 Дату «месяца августа 25-го дня, индикта 14, лета 6839» дает независимый
источник — записи об избрании и поставлении русских епископов при митро-
полите Феогносте (Васильевский В. Записи о поставлении русских епископов
при митрополите Феогносте в Ватиканском греческом сборнике // ЖМНП.
1888. № 2. Февр. С. 452). Содержащаяся в НПЛмл. полная дата возвра-
щения Василия в Новгород также соответствует 6839 мартовскому году
(Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. М., 1963).
18 Это уникальное известие Синод., содержащее к тому же дневную и часовую дату,
имеет правильную мартовскую датировку: 30 мая 1331 (6839 мартовского) года дей-
ствительно имело место солнечное затмение (Святский Д. О. Астрономические яв-
ления в русских летописях с научно-критической точки зрения. Пг., 1915. С. 37).
” Упомянутое выше промосковское исправление (л. 167, строки 17—18) было
произведено в уже написанном тексте Синод, другой рукой.
Приписки на дополнительных листах... Новгородской I летописи
59
4) Начало статьи 6841 г. Синод, (л. 167, строка 21 — л. 167 об.,
строка 16) также дословно совпадает с началом статьи 6841 г. в
НПЛмл.: в них читается один и тот же рассказ об отношениях Новго-
рода с великим князем Иваном Даниловичем, сколько-нибудь суще-
ственные разночтения отсутствуют20. После этого тексты расходятся:
Синод. НПЛмл.
Того же лЪта архиепископъ новго- родьскыи Василии Того же лЪта владыка Василии святую Софйю сторону свинирмъ поби, и крестъ обнови на святой Софёи великыи, и сволокы сня
постави городь камень въ два лЪта, и архимандритъ святого Юрья Лаврентии постави стёны свя- того Юрья силою 40 саженъ и съ заборолами. сторону; и город каменыи поста- ви, поспёшениемь Божъимь, въ два л'Ьта. А дай ему. Господи Бо- же, святая Софёя, в сии вёкъ и в будущий отпущение грёховъ с дётми его, с новгородци 21.
На этом текст статьи 6841 г. в Синод, заканчивается, а в НПЛмл.
следуют еще несколько сообщений — о политических и церков-
но-политических событиях этого года.
Таким образом, основная сравнительно-текстологическая гра-
ница также приходится на рубёж статей 6839—6840 гг.: с этого
момента Синод, начинает текстуально совпадать с НПЛмл.
На основе сделанных палеографических и текстологических на-
блюдений детальная история Синод, в первой половине 30-х гг.
XIV В. может быть реконструирована следующим образом.
1) Около 1330 г. для Юрьева монастыря был скопирован текст
новгородской владычной летописи за 6742—6838 гг., то есть были
написаны л. 119—166 об. Синод.
2) Следующим эпизодом в истории рукописи Синод, было по-
явление первых пяти строк на л. 167, то есть продолжения статьи
20 В Комиссионном списке НПЛмл. нет слов «и с рязаньскыми», но они чита-
ются в Академическом списке НПЛмл.
21 Данное молитвенное обращение еще раз показывает, что в НПЛмл. отрази-
лась новгородская владычная летопись, ведшаяся более или менее современно
событиям, — в XV в. эта молитва вряд ли была бы уместна.
Т. В. Гимон
60
6838 г. и статьи 6839 г. Этот краткий текст был оригинальной
юрьевской записью, а не заимствованием из владычной летописи.
Вероятнее всего, эта запись, содержащая точную дневную и часо-
вую дату затмения, была сделана в том же 1331 г.
3) Очередным эпизодом стало написание статей 6840—6841 гг.
Синод. На этот раз юрьевский летописец воспользовался владычной
летописью. К тому моменту Синод, заканчивался статьей 6839 г.,
так что решено было переписывать только статьи 6840—6841 гг.
Статья 6840 г. и первый рассказ статьи 6841 г. были скопированы из
владычной летописи полностью. Второе сообщение статьи 6841 г. —
о строительной деятельности владыки Василия — было отредак-
тировано: сведения о храме св. Софии были заменены более важ-
ной для монастырской летописи информацией о строительстве сте-
ны Юрьева монастыря, убраны славословия владыке. Вероятнее
всего, статьи 6840—6841 гг. Синод, были написаны в том же 1333
или в следующем году — иначе, наверное, писец Синод, перепи-
сал бы и последующие сообщения пополнявшейся из года в год
владычной летописи 22.
4) Между 1333 и 1337 гг. в статьях 6746 и 6840 гг. Синод,
были произведены упоминавшиеся выше промосковские исправления.
Наверное, в общем масштабе истории летописания все рас-
смотренное выше — незначительный эпизод. Но для 'ас, иссле-
дователей, этот эпизод более чем интересен. Приписки Синод. —
древнейший в истории русского летописания случай, когда у нас
есть возможность изучать работу летописцев исходя не только из
текстологических реконструкций, но и из палеографии сохранив-
шихся рукописей.
22 Каменная стена, о которой сообщается под 6841 г., была выстроена «въ два
л1.та». Под 6842 г. в НПЛмл. говорится, что «город каменыи покрылъ вла-
дыка». Возникает вопрос: что понимается под «двумя годами»? С одной сто-
роны, это могут быть строительные сезоны 6841 и 6842 мартовских годов,
с другой — строительные сезоны 6840 И 6841 гг. Второе означает, что вла-
дыка в начале «постави городъ камень въ два лТ>та», а затем, на третий год,
его «покрылъ». Если верно первое предположение, получается, что вся статья
6841 г. владычной летописи и, соответственно, весь текст Синод, за 6840—
6841 гг. написаны не ранее 6842 (1334) г. В таком случае остается непонят-
ным, почему в Синод, не были скопированы Последующие известия владыч-
ной летописи. Поэтому более вероятным кажется второе предположение.
Г. В. Глазырина
О шведской
версии
«Пряди
об Эймунде»
Древнеисландская «Сага об Ингваре Путешественнике» (да-
лее: УЗ)1 вошла в научный оборот еще в XVIII в. и особенно
интенсивно изучается в связи со сходством ее сюжета и шведских
рунических надписей, условно называемых «Ингваровыми камня-
ми» 1 2, однако многие вопросы, касающиеся истории самого произве-
дения, в частности его источники, до сих пор изучены мало. Анализу
одного из них посвящена данная работа.
В предисловиях к изданиям УЗ сначала Н. Брокман, а затем
Э. Ольсон отметили определенное сходство между ее сюжетом и
«Прядью об Эймунде»3 (далее: ЕР) и высказали предположение,
что автор саги опирался непосредственно на дошедший до нас
1 В дошедшем до нас виде «Сага об Ингваре Путешественнике» является пере-
водом сочинения Одда Сноррасона, созданного на латынн в конце XII в. и
переведенного на древнеисландский язык. Критическое издание: Yngvars saga
vidforla jamte ett bihang om ingvarsinskriftema / Emil Olson. Kebehavn, 1912
(Далее: YSV). Перевод фрагментов «Саги об Ингваре» выполнен мной.
2 См.: Мельникова Е. А. Скандинавские рунические надписи. Текст, перевод,
комментарий. М., 2001 (в печати).
3 «Прядь об Эймунде» (Eymundar pattr), известная также как «Сага об Эймунде»,
дошла до нас в составе «Саги об Олаве Святом», входящей в кодекс «Hatey-
jarbok», записанный между 1328 н 1387 гг. Точное время создания пряди неиз-
вестно. Текст пряди по изданию: Elatejarbok / Sigurdur Nordal et al. Akranes, 1944.
В. II и перевод E. А. Рыдзевской с изменениями T. H. Джаксон см. в кн.: Джак-
сон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе (первая треть XIв.).
Текст, перевод, комментарий. М., 1994. С. 91—119.
Г. В. Глазырина
62
текст ЕР4. Однако в сюжетах этих произведений имеются сущест-
венные отличия. ЕР введена в норвежский контекст: в системе ге-
неалогических связей, изложенных в тексте, ее главный герой Эй-
мунд Хрингссон, находящийся в оппозиции конунгу Олаву Ха-
ральдссону, является отдаленным потомком Харальда Прекрасно-
волосого. УЗ посвящена истории Швеции: Эймунд Акасон, сын
знатного хёвдинга свеев и дочери конунга Олава Победоносного,
находится в конфликте с Олавом Шведским.
Р. Кук обратил внимание на одно место в рукописи Flateyjarbok,
где конунг Олав Святой называет Эймунда Хрингссона именем
героя УЗ — Эймундом Акасоном5 6. На этом основании Р. Кук
предположил, что ЕР существовала в двух редакциях — шведской
и норвежской, и предложил следующее развитие сюжета: 1) опи-
санные в ЕР события действительно имели место, но с отрядом
шведов, а не норвежцев; 2) имя предводителя отряда, вероятнее все-
, го, было Эймунд, либо автор ЕР назвал его этим именем именно по-
' тому, что так звали отца Ингвара; 3) сохранившаяся в УЗ шведская
версия сказания (*8ЕГ>) о пребывании Эймунда на службе у конунга
Ярицлейва (Ярослава Мудрого), и в частности рассказ о пленении
и ослеплении Бурицлейва, брата Ярослава, является менее точной;
4) более точная версия сказания в процессе его бытования была со-
единена с именем норвежца Эймунда Хрингссона. Упоминание имени
Эймунда Акасона во Flateyjarbok является отголоском *SEE>b.
Подтвердить или опровергнуть предположение Р. Кука о су-
ществовании *SEE>, основанное на единичном упоминании иного,
чем в ЕР, имени героя, может сопоставление версий рассказа об
Эймунде, представленных в двух памятниках — УЗ и ЕР. Выяв-
. ление в них идентичных сюжетообразующих мотивов, формирую-
щих структуру главной линии повествования, должно явиться ос-
новой для утверждения о двух версиях одного сюжета. В конкре-
4 Brocman N. Foretal // Sagan от Ing war Widtfame och hans Son Swen /
N. Brocman. Stockholm, 1762. S. XXXIV—XXXVII; Olson E. Inledning //
YSV. S. xciii.
5 «ok nil ek fara firi land fram ok Eymundr Akason fostbrodir minn» (Flateyjarbok.
В. II. Bl. 14).
6 Cook R. Russian History, Icelandic Story, and Byzantine Strategy in Eymundar
Jrattr Hringssonar / / Viator. Medieval and Renaissance Studies. Berkeley; Los
Angeles; London, 1986. Vol. 17. P. 67—68.
О шведской версии «Пряди об Эймунде»
63
тезирующих мотивах, использованных в разных версиях для его
оформления, допускается вариативность7 В.
YS
А. Генеалогия Эймунда
।) Эймунд — сын Аки, хёвдинга
Свитьода, н дочери конунга свеев
Эйрика Победоносного
Б. Убийство правящим конунгом девятерых
в числе которых отец Эймунда
б) Убийство правящим конунгом девя-
терых хёвдингов (в их числе —
отецЭймунда). Переходил
имущества, включая землю,
в собственность конунга
) Род Эймунда восходит к конунгу
Норвегии Харальду
Прекрасноволосому
хёвдингов,
б) Убийство правящим конунгом девя-
терых хёвдингов (в их числе —
отец ЭЙмунда). Переход их
имущества, включая землю,
в собственность конунга
в) После смерти своего отца (Аки)
Эймунд воспитывается прн дворе
конунга Эйрика, а затем при дворе
Олава Шведского
I) Эймунд дружен с Ингигерд, доче-
рью Олава
Д. Почет и унижение Эймунда
д) Эймунд, находясь в почете у ко-
нунга, чувствует себя униженным
из-за того, что у него на глазах ко-
нунг собирал подати с земель его
отца
д) ЭймунД, потерявший из-за Олава
ХаральДссона родственников, ожи-
дает от того почета, но не рассчи-
тывает получить для себя «титул
конунга»
7 Метод анализа произведений фольклора на основе выделения в них устойчивых и
переменных элементов был предложен в работах А- Стендер-Петерсена. В отече-
ственной науке он был впервые применен Е. А. Мельниковой. См.: Melnikova Е.
The death in the horse’s skull. The interaction of Old Russian and Old Norse
literary traditions // Gudar pa jorden. Festskrift till Lars Lonnroth. Stockholm,
2000. P. 152-168.
В таблице сюжетообразующие мотивы, формирующие структуру сюжета,
обозначены заглавными буквами; конкретизирующие мотивы, включающие
подвижные элементы, — строчными.
Г. В. Глазырина
64
Е. Отношение Эймунда к своему униженному положению
е) Эймунд убивает сборщиков дани
Олава; на созванном конунгом
тинге его объявляют вне закона
е) Эймунд ие желает выступать
против Олава конунга и говорит,
что предпочитает покинуть страну
Ж. Отъезд Эймунда на Русь ко двору Ярослава Мудрого и Ингигерд
ж) Отъезд Эймунда на Русь ко двору ж) Отъезд Эймунда на Русь ко двору
Ярослава Мудрого и Ингигерд Ярослава Мудрого и Ингигерд
3. Битвы с Буриулейвом, братом конунга Яриулейва
з) Эймунд провел с Бурицлейвом 5 битв, з) Эймунд провел с Бурицлейвом 2 бит-
в последней пленил его, ослепил вы, убил его, отрубил ему голову
и привез к конунгу Ярицлейву и привез ее конунгу Ярицлейву
— и) Эймунд переходит от Ярицлейва на
службу к его брату Вартилаву
С помощью Ингигерд заключается
перемирие между братьями
К. Служба Эймунда у конунга Яриулейва в Гардарики
к) Эймунд в Хольмгарде служит
Ярицлейву конунгу. Побеждает
в битвах и отвоевывает для конунга
земли, которые платят дань
Л. Приобретение Эймундом земли
л) Эймунд возвращается в Свитьод.
Он занимает те земли, которые
принадлежали ранее его отцу и
восьмерым хёвдингам, поддержи-
вавшим его, и распоряжается там,
как подобает конунгу, и становится
у него все больше людей. Конунг
Олав Шведский не решается
выступить против Эймунда, но н не
сближается с ним
к) Эймунд охраняет границы
государства Ярицлейва до самой
своей смерти
। титула
л) Эймунд получает в награду от
Ярицлейва Полоцкое княжество и
становится конунгом этой земли
Мотив А, совпадая формально, в обеих версиях регионально
детерминирован. В YS приводится генеалогическая информация,
выстроенная на основе событий ранней истории Свитьода; в ЕР —
почерпнутая из норвежской истории.
В мотиве Б по ЕР упоминается о том, что Олав Харальдссон
«покорил себе всю страну и истребил в ней всех областных ко-
О шведской версии «Пряди об Эймунде»
65
нунгов, как говорится в саге о нем и о разных событиях, как писа-
ли мудрые люди; всюду говорится, что он в одно утро отнял власть
у пяти конунгов, а всего — у девяти внутри страны, как о том го-
ворит Стюрмир Мудрый»8. В УЗ правящий конунг, но здесь —
Эйрик Победоносный, убивает на пиру девятерых человек, в их
числе своего зятя, хёвдинга Аки, и восьмерых хёвдингов, являв-
шихся свидетелями при заключении брака между Аки и дочерью
Эйрика. В результате взял «себе конунг всю землю и имущество,
которым владели те восемь хёвдингов» и Аки. В этом мотиве в
обоих произведениях оба конунга совершают злодеяние против од-
ного и того же числа своих подданных — девяти.
Мотив Д. Эймунд из ЕР, отсутствовавший во время расправы
с его отцом, по возвращении в Норвегию говорит: «Нам жаль на-
ших славных и знатных родичей и обидно за них. Теперь один ко-
нунг в Нореге, где раньше их было много. Думаю, что хорошо бу-
дет стране, которой правит Олав конунг, мой побратим, хоть и не-
легка его власть. Для себя я от него жду доброго почета, но не
имени конунга (выделено мной. — Г. Г.)»9. После смерти своего
отца Эймунд из УЗ в большом почете жил при королевском дворе,
но, повзрослев, юноша стал испытывать унижение от того, что
«конунг брал все подати с его собственности».
Мотив фактически содержит идентичную информацию: герой
оказывается в двусмысленном положении из-за отношения к нему
конунга. С одной стороны, он пользуется уважением со стороны
своего покровителя (в УЗ) или ожидает его (в ЕР), с другой —
он ие может стать полноправным властителем над своими родовы-
ми владениями.
Мотив Е предлагает принципиально различные версии исто-
рии. В УЗ Эймунд, глубоко переживавший свое униженное поло-
жение, вступает в битву с людьми конунга и убивает их всех. Объ-
явленный вне закона, он вынужден покинуть страну. Эймунд ЕР
не смог примкнуть к тем людям, которые выступили против его
двоюродного брата Олава Святого, но и не мог примириться с ги-
белью своего отца и утратой своих земель, и высказывает намере-
ние уехать из своей страны.
8 Здесь и далее фрагменты из ЕР приведены по кн.: Джаксон Т. Н. Исланд-
ские королевские саги. С. 105.
1 ам же.
Г. В. Глазырина
66
Мотив Hi вводит идентичную информацию об отъезде героя на
Русь, но мотивировки, однако, различны. В УЗ Эймунд, бежав из
Швеции на судне, которое ему привела Ингигерд, отправляется в
грабительский поход и становится богатым человеком. Узнав о
том, что Ингигерд вышла замуж за русского конунга Ярицлейва,
он также отправляется на Русь.
Участие Ингигерд в судьбе Эймунда в УЗ определено сюже-
том: рассказ о конунге Олаве Шведском и детстве героя, которое
прошло вместе с детьми конунга [мотивы в), г^)]. В ЕР предлага-
ется иное обоснование отъезда Эймунда на Русь: он решает отпра-
виться туда из-за того, что, как он слышал, там сложилась благо-
приятная для норманнов ситуация — распри между сыновьями
покойного конунга Вальдемара (Владимира Святославича), кото-
рые потребуют усиления их дружины хорошими воинами. «Для
нас это будет хорошо, — говорит своим людям Эймунд, — добу-
дем богатство и почесть»10 11.
Мотив 3 об участии Эймунда в борьбе Ярицлейва против сво-
его брата Бурицлейва в саге намечен лишь одной фразой: «Эймунд
провел с ним 5 битв, но в последней был Бурицлейв пленен и ослеп-
лен и привезен к конунгу», в то время как в ЕГ> этой истории, за-
вершившейся убийством Бурицлейва и отсечением его головы Эй-
мундом, которую он привозит Ярицлейву в подтверждение того,
что его брат уже действительно мертв, уделено много внимания”.
Существенное различие исхода этой борьбы, которая, согласно од-
ному тексту, завершилась лишь увечьем Бурицлейва, а в другом —
его смертью, по-видимому, объясняется особенностями региональ-
ного развития сюжета.
Мотив К так же, как и предыдущий, вводит информацию о
воинской доблести Эймунда на службе у русского конунга, и за-
метных смысловых различий версии сказания не предлагают. Су-
щественно другое: согласно ЕР, Эймунд остается на Руси до сво-
его смертного часа12. В УЗ герой, получив на Руси богатство и по-
чет, возвращается домой в Свитьод.
Мотив Л, общее содержание которого сходно в обоих произве-
дениях, по-разному в них разработан. В ЕР реализуется формула,
10 Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги. С. 106.
11 Там же. С. 108-115.
12 Там же. С. 119.
О шведской версии «Пряди об Эймунде»
67
согласно которой герой, потеряв свою собственность на родине, обре-
тает ее на чужбине, а вместе с ней власть, почет и богатство. УЗ фик-
сирует иную его трактовку: герой, потеряв недвижимость на роди-
не, но приобретя почет и богатство на чужбине, возвращается на
родину и утверждается как в своих родовых землях, так и во вла-
дениях восьмерых сторонников его отца. Конунг Олав Шведский,
испугавшись могущества Эймунда, не решается вступить с ним в
открытый конфликт, но и не идет на сближение с ним.
Казалось бы, *SEE>, на основе которой, как свидетельствует
материал, построено начало УЗ, существенно изменяла концовку
рассказа. Однако сюжет саги позволяет считать, что и в *SEE>
разрабатывалась тема обретения героем земли и власти на чужби-
не. Это видно по тому, как автор УЗ использует ее в своем произ-
ведении, придавая своей истории финал, соответствующий ЕР: ге-
рой, потерявший земли и власть в своей стране, становится ко-
нунгом и властителем другой страны. В конце YS рассказывается,
что уже после того, как Свейн, сын Ингвара, стал супругом коро-
левы Силькисиф в стране на востоке и конунгом ее подданных, он
возвращается в Свитьод и «жители страны приняли его с радостью
и большими почестями. Ему была предложена страна; когда же он
услышал об этом, то он сразу отказался и сказал, что уже приоб-
рел лучшую и более богатую страну, и дал понять, что он собира-
ется отправиться туда». Таким, образом, сюжетообразующий мо-
тив, являющийся кульминационным в ЕР, сохранен и в саге, но
кульминация сюжета в УЗ связана уже с другим персонажем.
Эпизод открытого противостояния Эймунда Олаву Шведскому
(мотив Е), очевидно, отсутствовал в *SEt>, поскольку он не зафик-
сирован сюжетом ЕР. Его разработка в УЗ, по-видимому, принад-
лежит Одду Сноррасону, которому он был необходим для перехода
к рассказу об Ингваре, главном герое произведения, образ которого
постепенно вытесняет образ Эймунда. При замене одного персона-
жа другим Одд использует художественный прием конструирования
параллельных биографий героев, в которых ясно прослеживается
единая схема. Оба — и Эймунд, и Ингвар — проводят детство при
королевском дворе: Эймунд, потерявший отца, воспитывается у сво-
его деда Эйрика Победоносного, и наследовавший конунгу Эрику
его сын Олав Шведский сохранил «такой же почет» для своего
двоюродного брата. Ингвар, как и его отец, оказался у конунга
Олава в таком почете, что тот «поставил его выше всех хёвдингов» в
rf Г. В. Глазырина
68 -------------------------------------------------------------
Швеции. Распря, возникшая между Эйриком Победоносным и его
зятем Аки из-за того, что он силой женился на дочери конунга, при-
ведшая к убийству конунгом Аки и его восьмерых сторонников, ста-
ла основой разногласий Эймунда с Олавом Шведским и причиной
его отъезда на Русь. Ингвар стремился к тому, чтобы владеть землей
своих предков, но Олав отказывался ему это право предоставить.
«Это дело привело их к разладу, — рассказывается в саге, — потому
что Ингвар продолжал просить титул конунга, но не получил
его». Поведение Ингвара в его отношениях с Олавом Шведским
идентично тому, как ведет себя Эймунд из ЕР: Ингвар не выступает
против своего конунга, а решает покинуть страну, чтобы найти для
себя место, где он станет конунгом. И хотя Олав Шведский перед
самым его отплытием решает-таки дать ему титул, Ингвар отказы-
вается принять его и покидает страну.
.. Биографии отца и сына в УЗ явились результатом «раздвоения»
основной сюжетной линии ЕР. Эймунд уступает своему сыну место
в повествовании. Он будет упомянут в произведении еще лишь один
раз в предсмертных словах своего сына, который, впрочем, не назо-
вет его по имени, но назначит отца наследником части приобретен-
ного им имущества и попросит своих друзей донести его духовное
распоряжение до родины. Искусственность введения образа Ингва-
ра в сюжет произведения, которому он не принадлежал, заставляет
серьезно сомневаться в том, что генеалогия этого героя, как она
представлена в саге, реальна. Соединение рассказов об Эймунде и
его предках в *8ЕГ> и истории похода Ингвара могло, действитель-
но, основываться на совпадении имени отца реального Ингвара и
персонажа устного сказания”.
Заданный в ЕГ> основной конфликт, заключающийся в распре
между правящим конунгом и членами одного рода из-за земельных
владений, естественно определил завязку произведения, и тем, кто
инициировал распрю, является хёвдинг Аки, отец Эймунда. В отличие
от других персонажей этой части УЗ, принадлежащих к скандинав-
ской знати, Аки — «безроден»: хотя он и становится зятем конунга,
автор не считает нужным ничего нам сообщить о нем — ни о его
предках, ни имя его отца, ни местность в Швеции, которая ему при-
надлежала, за исключением того, что Аки был одним из хёвдингов
Швеции. «Безродность» героя создает ему ореол легендарности, а тот
” Cook R. Russian History. Р. 67—68.
О шведской версии «Пряди об Эймунде»
69
факт, что и ставшая супругой Аки дочь Эйрика Победоносного, из-за
которой фактически начался конфликт в роде, не названа по имени,
еще усиливает впечатление о надуманности всего сюжета. Возможно,
однако, что этой информацией ограничивались сведения о предках
Эймунда в *SEE>; но не исключено также, что «анонимность» персо-
нажа была одним из приемов автора саги, использование которого по-
зволяло показать, что автор не отвечает за полную достоверность сво-
его рассказа. Нужно отметить, что, ничего не сообщив об Аки, автор
не счел нужным внести ясность в свою историю и тогда, когда он пе-
решел к его потомкам — Эймунду и Ингвару: мы так и не узнаем
из YS, из-за каких земель в Швеции разыгрался конфликт, настолько
серьёзный, что оба героя — Эймунд и его сын Ингвар — вынужде-
ны были оказаться на Руси.
Таким образом, у нас есть достаточно оснований полагать, что,
рассказывая в УЗ об Эймунде и Ингваре, Одд опирался на *SEE>,
не сохранившуюся до нашего времени, аналог сюжета которой, но
связанный с историей Норвегии, зафиксирован и дошел до нас в ЕР.
По своему составу *SED была, по-видимому, близка ЕР и охва-
тывала все этапы жизни Эймунда, включая некоторые сведения о его
происхождении: историю деда и- отца, детство и юность Эймунда, его
конфликт с правящим конунгом; отъезд на Русь и снискание славы
отважного воина; приобретение земли и власти.
Взяв *SEE> за основу, Одд Сноррасон сохранил в ней струк-
турные сюжетообразующие мотивы, включая мотивировку разно-
гласий между конунгом Олавом и главными протагонистами, так
же как и кульминационный мотив обретения земельных владений в
чужой стране, реализация которого, в отличие от ЕР, была пере-
дана в саге другому персонажу, принадлежащему тому же роду.
Мы можем полагать, что *SEE> была известна Одду в устной
передаче: незакрепленность сюжета в письменности позволила ав-
тору внести в него существенные изменения. Использовав прием
параллельных биографий Эймунда и Ингвара, автор ввел в кон-
текст уже существовавшего сказания об Эймунде Ингвара — тот
персонаж, которому посвящена основная часть произведения, и
сделал переход к главной части произведения логичным и сюжетно
обусловленным. Компенсируя образовавшиеся в тексте вследствие
раздвоения героя лакуны, Одд привлек дополнительный материал,
вероятно, из устной традиции, а частично и из существовавших к
тому времени письменных исторических сочинений.
А. А. Горский
К вопросу
об этапах
складывания
республиканского
строя в Новгороде
Становление в Новгородской земле формы государственного
устройства, которую в историографии принято обозначать
термином «республика», заняло длительный исторический период.
Наиболее основательно эта проблема была изучена В. Л. Яниным* 1,
который выделил следующие рубежи: «Конец 80-х годов XI в. —
возникновение посадничества в форме боярского представительства;
1117 г. — активное двоевластие князя и посадника; 1136 г. — ор-
ганизация смесного суда князя и посадника; конец XIII в. — вве-
дение института новгородских тиунов и перераспределение юрис-
дикции в пользу торгового суда за счет смесного суда; 1354 г. —
перераспределение юрисдикции в пользу владычного суда за счет
смесного суда; конец 10-х годов XV в. — переход приоритета в
смесном суде к посаднику»2.
Одним из ключевых периодов складывания республиканского уст-
ройства В. Л. Янин посчитал время княжения в Новгороде великого
князя Андрея Александровича (1294—1304). Тогда, по мысли иссле-
дователя, произошли «коренные преобразования республиканских
органов и решительное ограничение княжеской власти». В пользу
этой гипотезы им было выдвинуто четыре аргумента. Во-первых,
в договорных грамотах Новгорода с великими князьями Василием II
и Иваном III содержится ссылка на крестоцелование прежних князей,
и перечень их начинается именно с Андрея. Во-вторых, в 90-е гг.
XIII в. в Новгороде произошла реформа посадничества — оно было
1 Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962.
1 Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения: Средневековый Новго-
род. М., 1977. С. 39.
К вопросу об этапах складывания республиканского строя в Новгороде
71
преобразовано в «обновляемый ежегодно представительный орган».
В-третьих, с конца XIII в. уменьшается количество найденных княже-
ских печатей и появляются печати новгородских тиунов, связанные с
организацией торгового суда (что свидетельствует о переходе части
княжеских судебных прерогатив в руки новгородских должностных
лиц). Наконец, в-четвертых, к концу XIII в. относится возникнове-
ние «Устава Всеволода» в новой редакции и «Рукописания Всево-
лода» — памятников, в которых проявился «особый интерес к кон-
ституированию торгового суда» .
Два последних наблюдения указывают не именно и только на пе-
риод княжения Андрея Александровича, а на конец XIII в. в целом
как на время перемен в новгородской судебной системе. При этом
тезис о торговом суде, основывающийся на датировке наиболее ран-
них печатей новгородских тиунов, был позже скорректирован са-
мим В. Л. Яниным: новые находки тиунских печатей позволили от-
нести их появление к 60-м гг. XIII в. (т. е. ко времени княжения
в Новгороде Ярослава Ярославича)3 4. Что же касается уменьшения с
конца XIII в. количества находок княжеских печатей, то современные
данные (суммированные недавно опять-таки В. Л. Яниным) это
наблюдение не подтверждают: так, на каждый год княжения
Александра Невского (1236—1263) приходится в среднем 3,33 из-
вестных науке печати, Ярослава Ярославича (1264—1271) — 2,86,
Дмитрия Александровича (1277—1281, 1283—1293) — 2,39, Анд-
рея Александровича (1282-1283,1294-1296,1297-1304) — 1,91,
Даниила Александровича (1296—1297) — 14, Михаила Ярославича
(1305—1317) — 2,83, Юрия Даниловича (1318—1324) — 2, Дмит-
рия Михайловича (1325—1326) — 3, Александра Михайловича
(1327) — 2, Ивана Калиты (1328—1340) — 1,335. Предположение
о реформе посадничества в княжение Андрея было подвергнуто со-
мнению Дж. Линдом, указавшим на уязвимые места в артументации
В. Л. Янина6. Но даже если эти сомнения неосновательны, реформа
посадничества не говорит прямо об ограничении функций князя.
3 Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 82—93, 160, 165—175.
4 Янин В. Л., Гайдуков П. Г. Актовые печати Древней Русн X—XV вв. М.,
1998. Т. 3. С. 94-99.
5 Подсчитано на основе: Янин В. Л., Гайдуков П. Г. Актовые печати. С. 64—69.
6 Линд Дж. X. К вопросу о посаднической реформе Новгорода около 1300 г. и
датировке новгородских актов // ДГ. 1995 г. М., 1997. С. 263—270.
А. А. Горский
72
Итак, остается один аргумент, принятие которого ведет к при-
знанию изменения объема княжеских прерогатив в Новгороде в
период правления Андрея Александровича — ссылка на него от-
крывает перечень князей, целовавших крест Новгороду на тех же
условиях, на каких это делали в XV в, Василий II и Иван III. Дей-
ствительно ли это связано с тем, что Андрей заключал договор с
Новгородом на иных условиях, чем его предшественники?
В договорах Новгорода с Василием II и Иваном III в качестве
князей, чье крестоцелование подается как пример для нынешнего
контрагента, фигурируют Андрей Александрович, Иван Калита,
Семен и Иван Ивановичи, Дмитрий Донской и Василий I (в до-
кончании Ивана III, естественно, к ниМ добавлен Василий II):
«Какъ целовалъ князь великы Андреи, князь великыи Иванъ,
князь великыи Семенъ, и прадЪдъ твои князь великыи Иванъ, и
дЪдъ твои князь великыи Дмитрии, и отецъ твои князь великыи
Василеи, целуй, господине князь великыи [в договоре 1456 г. до-
бавлено — «Василеи Василиевичь и князь великыи Иванъ Васи-
лиевичь»], по тому же кресть ко всему Великому Новугороду»7;
«какъ целовалъ князь велики Андреи, и князь велики Иоаннъ, и
князь велики Семенъ, и прадЪдъ твои князь велики Иоаннъ, и
прадЪдъ твои князь велики Дмитреи, и Д"Ьдъ твои князь велики
Василеи, и отець твои князь великии Василеи, целуй, господине
князь велики Иванъ Васильевичь и князь велики Иванъ Ивано-
вичь, по тому же крестъ ко всему Великому Новугороду» 8.
г» В этом перечне отсутствуют пять князей, занимавших новго-
родский стол между Андреем Александровичем и Иваном Кали-
той: Даниил Александрович, Михаил ЯрОСлавич Тверской, Юрий
Данилович, Дмитрий и Александр Михайловичи Тверские. Про-
пуск князей тверского дома можно было бы объяснить тем, что
новгородская сторона (от лица которой составлены дошедшие до
нас тексты договоров) не хотела напоминать московским князьям
о княжении в Новгороде их врагов (допущение, впрочем, не очень
убедительное, т. к. и Андрей Александрович был враждебен Мо-
скве). Но как объяснить отсутствие Даниила, родоначальника мо-
сковской династии, и Юрия Даниловича — первого ее представи-
теля, занявшего владимирский великокняжеский престол? Между
7 ГВНП. № 19, 22. С. 35, 40.
8 Там же. №26. С. 45.
К вопросу об этапах складывания республиканского строя в Новгороде
73
тем ссылки на крестоцелование предшественников имеются в дого-
ворах с Новгородом не только Василия II и Ивана III, но и еще
двух князей, правивших позже Андрея, причем в этих ссылках
Андрей Александрович не фигурирует.
В одном из двух проектов соглашений Михаила Ярославича
Тверского с Новгородом, составленных между 1305—1307 гг.9,
говорится: «На семь, княже, цЬлуи хрьстъ къ всему Новугороду,
на чемь цЬловали д^ди и отець твои Ярославъ»10 11 12. В другом проек-
те ссылка носит более общий характер: «На семь ти, княже,
хрьстъ цЬловати къ всему Новугороду, на чемь Ц'Ьловали пьрвии
князи, и дЪдъ твои, и отьць твои» ”. В договоре с Новгородом сы-
на Михаила Александра Михайловича (1327 г.) упоминается его
дед, Ярослав Ярославич: «На семь, княже, цЬлуи крьсть къ всему
Новугороду, на чемь цЬловалъ дЪдъ твои Ярославъ»,2.
Если при Андрее Александровиче произошли принципиальные
изменения в статусе князя, почему в грамотах Михаила и Алек-
сандра ссылки идут на предшественников Андрея (ведь едва ли
можно предположить, что при Михаиле и Александре происходил
возврат к «доандреевым» отношениям князя и Новгорода)? Кро-
ме того, встает вопрос: почему в грамоте Александра не назван его
отец — Михаил Ярославич?
Отсутствие ссылки на Михаила вероятнее всего связывать с
обстоятельствами его княжения в Новгороде: Михаил не ладил с
новгородским боярством, в 1315—1316 гг. ходил на новгородцев
(поддержавших его врага Юрия Московского) походами (в пер-
вом случае — с татарами), а в 1317 г., за год до смерти, лишился
новгородского стола вместе с потерей по воле хана Узбека вели-
кого княжения владимирского. Возвращаясь к договорам Василия
II и Ивана III, видим, что те четыре князя, которые вместе с Ми-
хаилом «пропущены» в их текстах — и Даниил, и Юрий, и Дмит-
рий с Александром, — также лишились новгородского стола при
жизни. Перестал быть в конце жизни новгородским князем по
' О датах грамот см.: Янин В. Л. Новгородские акты ХП—XV вв.: Хроноло-
гический комментарий. М., 1991. С. 152—155.
10 ГВНП. № 6. С. 15.
11 Там же. № 7. С. 16—17.
12 Гам же. № 14. С. 27.
А. А. Горский
74
ханской воле и непосредственный предшественник Андрея Дмит-
рий Александрович, поэтому его отсутствие в перечне, содержа-
щемся в грамотах Василия II — Ивана III, может объясняться той
же причиной — в список включались только те князья, которые
сохраняли новгородский стол до кончины. Короткое княжение
предшественника Дмитрия, Василия Ярославича (1272—1276), не
оставившего потомства, в XV в. могли проигнорировать. Ярослав
Ярославич же, княживший до Василия (1264—1271), мог быть не
упомянут как родоначальник враждебной Москве тверской дина-
стии. Допустимо, таким образом, предположить, что списки кня-
зей в договорах Новгорода с Василием II и Иваном III, начинаю-
щиеся с имени Андрея Александровича, содержат просто перечни
новгородских князей из потомства Александра Невского”, сохра-
нивших этот стол за собой до конца своих дней.
Но почему тогда не назван сам Александр Невский, прямой (и зна-
менитый) предок московских князей? И случайно ли в договоре
Новгорода с Александром Михайловичем фигурирует в качестве
примера его дед Ярослав Ярославич, а предшественники послед-
него — брат (Александр Невский) и отец (Ярослав Всеволодич) —
не упомянуты?
До нас дошло 12 текстов договоров, регулирующих отношения
новгородцев с лицом, признаваемым ими своим князем: 3 с Яро-
славом Ярославичем, 4 — с Михаилом Ярославичем, 1 — с Алек-
сандром Михайловичем Тверским, 2 — с Василием II и 1 — с Ива-
ном III,4. В 10 из них — с третьего договора Ярослава Ярославича
до договора Ивана III 1471 г. — формулы, очерчивающие судеб-
ные функции князя, совпадают. Но в двух первых докончаниях
Ярослава Ярославича (датируемых 1264—1265 гг.)” нет форму-
лировки, запрещающей князю осуществлять суд без участия по-
садника * 14 * 16.
” В XV в. потомки Александра были представлены только московским домом,
линии Дмитрия и Андрея Александровича пресеклись еще в начале XIV в.
14 ГВНП № 1—3, 6—7, 9—10, 14, 15, 19, 22, 26. Еще 6 договоров Новгорода
н князей Северо-Восточной Руси носят иной характер, не связанный с регу-
лированием отношений при принятии на княжение.
” Янин В. А. Новгородские акты. С. 142—146.
16 На этот факт в свое время обращал внимание (ограничившись его констатаци-
ей) А. А. Зимин (ПРП. Вып. 2. С. 154).
К вопросу об этапах складывания республиканского строя в Новгороде
1-я грамота: «А бес посадника, ти, княже, волостии не роздава-
ти, ни грамотъ даяти» ”.
2-я грамота: «А бес посадника тобе волостии не раздавати»17 18 19.
3-я грамота: «А бес посадника ти, княже, суда не судити, ни
волостии раздавати, ни грамотъ ти даяти» .
По мнению В. Л. Янина, смесный суд князя и посадника суще-
ствовал с 1136 г., и уже с этого времени князь не мог осуществлять
суд без участия представителей Новгорода20. Однако кажется ма-
ловероятным, чтобы такое ключевое установление могло быть про-
пущено в грамотах, относящихся к началу княжения Ярослава
Ярославина, если бы оно реально действовало в то время. Скорее
всего, в 1264—1265 гг. запрета князю осуществлять судебные
полномочия иначе, чем через смесный суд, еще не существовало
(это не значит, что не было ранее самого смесного суда). Введение
этой нормы произошло при заключении третьего договора Новго-
рода с Ярославом Ярославичем.
Датировка этого соглашения — предмет спора. В историо-
графии его связывают либо с событиями 1268 г., либо с проис-
шедшим в 1269 г. В 1268 г. Ярослав разгневался на новгородцев
за их поход на немцев к Раковору; с большим трудом посольству
во главе с епископом удалось склонить его к миру2’. В 1269 г.22
новгородцы изгнали Ярослава из города; великий князь послал
Ратибора Клуксовича, поставленного в предыдущем году в нов-
городские тысяцкие по его воле, в Орду, прося помощи против
Новгорода. Избежать татарского похода удалось благодаря за-
ступничеству брата Ярослава Василия Костромского; войска
Ярослава и Новгорода долгое время стояли друг против друга,
но затем при посредничестве митрополита Кирилла был заклю-
17 ГВНП. № 1. С. 9.
18 Там же. Ns 2. С. 11.
19 Там же. Ns 3. С. 12.
20 Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 33—35.
21 НПЛ. С. 87-88.
22 В историографии при рассказе об этих событиях долгое время фигурировала
дата 1270 г. (и соответственно датировался и договор). Но поскольку 6778 г.
в НПЛ — ультрамартовский, речь идет о происходящем в 1269 г. (см.:
Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 156).
А. А. Горский
чен мир «на всей воли новгородьскои, и посадиша Ярослава, и
водиша и къ кресту»23.
В пользу 1268 г. выдвигались следующие аргументы.
Во-первых, «вины» Ярослава, перечисленные в летописи («чему
еси отъялъ Волховъ гоголными ловци, а поле отъялъ еси заячими
ловци; чему взялъ еси Олексинъ дворм, Морткинича; чему по-
ималъ еси серебро на Микифор'Ь Манус^иничи и на Романа Бол-
дыжевичи и на Варфоломеи; а иное, чецу выводишь от нас ино-
земца, котории у насъ живуть»24) в договоре не названы25.
Во-вторых, в договоре среди представлявших новгородскую сто-
рону отсутствует тысяцкий, что соотве>ствует ситуации 1268 г.,
когда должность тысяцкого (которую Ранее занимал пропавший
без вести под Раковором Кондрат) оставалась незанятой, и только
по разрешении конфликта с Ярославом ца нее был возведен став-
ленник великого князя Ратибор26 27. В-третьих> тон грамоты, в кото-
рой новгородцы просят Ярослава «нелк>бье отложити», «не мща-
ти», скорее соответствуют 1268, а не 1^69 г., когда мир был за-
ключен «на всей воли новгородьскои»22. В-четвертых, упоминание
в помете на грамоте послов хана Менгу.Тимура («Се приехаша
послы от Менгу Темеря цесаря сажать Ярослава съ грамотою
Чевгу и Баиши»)28 * соответствует летописному известию о приходе
в Новгород в конце 1268 г. «великого баскака Владимирского»
Амрагана24.
Отнесение договора к последствиям собЫтия 1269 г. обосновы-
валось следующим образом: в это врел(я в Новгороде также не
было тысяцкого — Ратибор находился на стороне Ярослава, ездил
от него послом в Орду; одна из «вин» Я{3ослава 1269 г. в договоре
отражена — великому князю запрещаемся препятствовать торго-
23 НПЛ. С. 88-89.
24 Гам же. С. 88.
25 Черепнин А. В. Русские феодальные архивы XIV—XV вв. М.; Л., 1948.
Т. 1. С. 264; Янин В. А. Новгородские акты. С. 148.
26 Черепнин А. В. Русские феодальные архивы. £ 264—265; Янин В. А. Нов-
городские акты. С. 148—149.
27 Там же. т-Лф-
28 ГВНП. С. И.
4 Янин В. А. Новгородские акты. С. 149.
К вопросу об этапах складывания республиканского строя в Новгороде
77
вой деятельности немецкого двора; упоминаемую в договоре «ца-
реву грамоту», устанавливающую право новгородским «гостям»
торговать в Суздальской земле «без рубежа», следует связывать с
контактами с ханом Менгу-Тимуром, имевшими место в ходе кон-
фликта 1269 г.30 31.
Более вероятной представляется вторая датировка. В 1268 г.
Ярослав не терял новгородского стола и новый договор не был
нужен. Соответственно, «великому баскаку» Амрагану не надо
было «сажать» Ярослава на новгородский стол — он приезжал в
город с другими целями (в связи с готовившимся походом против
Ливонского ордена)”. Иное дело — 1269 г., когда Ярослав был
низложен новгородцами и обратился за помощью в Орду для вос-
становления своего статуса — именно тогда был уместен приезд
послов для возведения великого князя на новгородский стол. Ты-
сяцкий Ратибор Клуксович был в конфликте на стороне князя и
никак не мог выступать в договоре от лица Новгорода. Просьбы
«отложить нелюбье» и «не мщати» естественны в грамоте, состав-
ленной от лица Новгорода, и не означают, что великий князь был
выигравшей стороной в конфликте.
Итак, к событиям 1269 г. следует относить важную уступку ве-
ликого князя Новгороду — Ярослав Ярославич обязался «без по-
садника суда не судити», и эта норма впоследствии сохранялась во
всех докончаниях Новгорода с великими князьями вплоть до лик-
видации новгородской независимости. Примечательно, что, как
было сказано выше, к 60-м гг., т. е. ко времени княжения Яросла-
ва, относится появление печатей новгородских тиунов, связанных с
организацией торгового суда: первым тысяцким, чье имя упомина-
ется на печатях новгородских тиунов, является предшественник
Ратибора Кондрат, занимавший эту должность в 1265—1268 гг.32.
Можно предположить, что, когда после правления «сильной руки»
в лице Александра Невского новгородская знать получила более
«мягкого» князя, ей удалось добиться двух существенных ограни-
чений княжеских судебных прерогатив — сначала перераспреде-
30 Зимин А. А. О хронологии договорных грамот Великого Новгорода с князья-
ми XIII—XV вв. // Проблемы источниковедения. М., 1956. Т. 5. С. 304—306.
31 НПЛ. С. 88.
32 Янин В. И., Гайдуков П. Г. Актовые печати. С. 95.
А. А. Горский
78--------------------------------------------------—------‘—-
ления юрисдикции в пользу торгового суда (происходившего без
участия князя), а затем запрета князю осуществлять судебные
функции помимо смесного суда с посадником. Возможно, именно
поэтому в докончаниях Александра Михайловича содержится от-
сылка к крест'оцелованию Ярослава Ярославича, а в договорах
позднейших московских князей — к их близким родственникам,
правившим после Ярослава и сохранявшим новгородский стол до
конца жизни.
Таким образом, к середине — второй половине 60-х гг. ХШ в.,
времени княжения Ярослава Ярославича, следует отнести важный
этап в становлении республиканского устройства Новгорода. Свя-
зывать принципиальные шаги в этом направлении с 90-ми гг., эпо-
хой княжения Андрея Александровича, оснований нет.
Jonas Granberg
Ghillebert de
Lannoy
and the political
structure
of Novgorod
The only preserved travel description of medieval Novgorod was
written by a Burgundish nobleman — Ghillebert de Lannoy — in
the service of the Duke of Burgundy. Ghillebert, who was born in 1386,
belonged to a high-ranking Burgundish noble family. His elder brother
Hugues was a close advisor of the Dukes of Burgundy. Hugues was,
among other things, the governor of Holland and Zeeland, and on many
occasions acted as ambassador to Rome, Ehgland and France. Another
relative, a cousin, acted as governor in Lille, Holland and Zeeland and
as ambassador to England. Another sign of the significance of the De
Lannoy family is that Ghillebert, his brother Hugues and one of his
cousins all were members of the Tolson d’Or',
Ghillebert was already a well-experienced traveller when he travelled
to the Baltic area in 1413. He had taken part in the struggle between
Richard II of England and Henry of Lancaster for the English throne.
A few years later the young squire went on a pilgrimage, visiting
Jerusalem, Turkey and Egypt. De Lannoy also participated in the war
against Granada, the last Muslim kingdom on the Iberian Peninsula.
Gliillebert de Lannoy went into the service <jf Duke John the Fearless of
Burgundy in 14122.
De Lannoy left for Prussia to fight the infidels the following year. He
probably also had a diplomatic mission front the Duke. De Lannoy met
1 Duke Philip the Good founded L'ordre De la Toison d’Or (Golden Fleece) m
1430 The original! number of members was twenty four
1 Arie R Un seigneur bourguignon en terre musulnlane au XVe siecle. Ghillebert de
Lannoy//LeMoyen Age Revue d’histoireet de frhilologie 1977 Vol 83 (4th ser ,
32). P 283-302.
Jonas Granberg
80 -----------------------------------------------------------------
basically all the major power-holders around the Baltic Sea, among them
the leaders of Novgorod, during the one-year trip. He wrote down his
experiences and observations of this trip, as well as of his other travels.
Ghillebert De Lannoy’s high status is indicated by the fact that he
continued to be a trusted advisor of the Dukes of Burgundy until his death
in 1462.
Ghillebert de Lannoy as a writer
Ghillebert de Lannoy wrote down his experiences so that they could
be of use to his lord, what is expressed explicitly in the text. He seems to
be objective when he speaks about other peoples and countries,
probably because he wants the information to be of help to his Duke.
The aim is to show examples of different societies, customs and political
structures3.
De Lannoy is very strict when it comes to names and dates, and he
makes few mistakes. Charles Potvin, the editor of the version used in
this article, is convinced that the copyist is responsible for the errors in the
text. The main editor of the writings of Ghillebert de Lannoy was his
brother Hugues. Voyages etAmbassades, probably written around 1450,
can be seen as the last attempt by De Lannoy to convey his views to the
Duke. We know of three earlier texts, two of them are short untitled
pieces from the second half of the 1430s. There is also an earlier text,
probably dating somewhere around 1420. This work is titled Instruction
d un jeune prince pour se bien gouverner cnvers Dieu et le monde. The
fact that Duke Philip the Good of Burgundy succeeded his murdered
father in 1419, at the age of 23, clearly indicates for whom it was written.
Voyages et Ambassades was written about 35 years after the events
it describes. There is reason to be sceptical towards the source value of
something written such a long time after the events had taken place. But
Ghillebert de Lannoy probably used old notes from his travels while
writing his travel description. It is highly unlikely that he otherwise
3 De Lannoy’s retelling of his travels has been published several times. The edition
commonly used by scholars is: CEuvres de Ghillebert de Lannoy. Voyageur, Diplomate
et Moraliste / Ch. Potvin. Louvain, 1878. This is also the edition used here. The
edition is based on manuscript no. 21522 of Bibliotheque royale de Bruxelles. The
variations are from the manuscnpt of Bibliotheque de M. le Comte G. de Lannoy.
I his is a paper copy without title, and with handwriting from the 16th century.
Ghillebert de Lannoy and the political structure of Novgorod
81
would have been able to give such detailed and correct descriptions of
his experiences some 35 years earlier. It should be remembered that
Potvin came to the conclusion that most of the faults and mistakes were
made by the editor or the copyist, and not by De Lannoy himself.
De Lannoy uses a strict model to describe different places and ruling
dignitaries. He starts with a geographical description, stating the distance
from some other place that he has already described. He sometimes
mentions the travel time necessary to get there, and occasionally the way
of travelling. This is probably when he considers one to be something
out of the ordinary, e. g. when he travels in sleigh to and from Nov-
gorod. De Lannoy then describes towns, and mentions whether they are
fortified or not, and what he thinks of them. The towns seem to be divided
into three categories. The first consists of towns not given any streng-
thening adjective4. The second of those described with adjectives as big,
nice or sympathetic5. The third one of towns described as fantastic.
Novgorod is unique in being described with this kind of epithet. De
Lannoy writes that Novgorod is a merveilleusement grant ville.
De Lannoy also enumerates the leading persons and the groups closest
to the ruling persons. He usually starts with the highest-ranking person
in the town. Then the persons closest to him are described, usually as
bonne hommes, gentille hommes, chevalier or grand honneur.
De Lannoy usually describes a dinner if he has attended it in his official
capacity. The dinner could probably be seen as a synonym of an official
reception. These kinds of dinners are not mentioned if he is just passing
through. De Lannoy does not always tell who gives the dinner, but it is
more common that he does than he does not. The dinners are also divided
into categories depending on their splendour. Some of them are just
described as dinners6, others as good dinners7 and some as very good
dinners8.
A comparison between the number of pages used for the description
of Novgorod and some other important towns of this period indicates his
4 E. g. «ville fermee» ((Euvres de Ghillebert de Lannoy. P. 21,59).
5 E. g. «grosse ville» (Ibid. P. 23); «bonnes ville» (Ibid. P. 39).
6 E. g. «disner» (Ibid. P. 52).
7 E. g. «tres frisques disner» (Ibid. P. 53); «tres grand disner» (Ibid. P. 54); «baux
disner» (Ibid. P. 58).
8 E. g. «ung tres merveilluex et beau disner» (Ibid. P. 47).
Jonas Granberg
82
interest in Novgorod. Approximately four pages were used to describe
Novgorod, while five were used for Cairo, four for Jerusalem and three
for Constantinople.
Alexandre V. Soloviev describes De Lannoy’s description of Nov-
gorod as correct and wise (judicieuse), something very rare for its time,
giving it a great importance for the study of Russian history9.
Soloviev is convinced that De Lannoy’s knowledge of Novgorod
depended on information from Hanse merchants who regularly visited
Novgorod. He comments on how perfect the terminology of De Lannoy
corresponds with that of the Baltic Germans10. It is of course very likely
that De Lannoy got information on Novgorod from Hanse merchants,
but probably also from the Teutonic Order. Nor is it farfetched to
suggest that De Lannoy had already gathered information on Novgorod
from among the merchants in Bruges.
Burgundy and the Baltic region
Burgundy was at the time one of the major political powers of
Europe. The Duke of Burgundy did not only control his Duchy but
also the provinces of Artois, Franche-Comte and Flanders. Controlling
Flanders meant that the city of Bruges was under his jurisdiction. The
people De Lannoy met indicate that his trip was of importance, and that
he had diplomatic errands to execute. The importance of trade with the
areas around the Baltic for Bruges is a feasible explanation to why the
Duke of Burgundy might have wanted to send an emissary to the region.
Ghillebert de Lannoy met with all the major power holders in the re-
gion — the King of the Scandinavian union, the Polish King, the Grand
prince of Lithuania, the leaders of the Teutonic and Livonic Orders and
the leaders of Novgorod — during his travels around the Baltic Sea.
De Lannoy in the Baltic region
Ghillebert de Lannoy left Sluys, the harbour town of Bruges, in
March 1413. He sailed around Jutland and made a short stop in Hel-
singor before setting sails for Danzig. On his arrival he immediately set
9 Soloviev A. V. Le voyage de messire de Lannoy dans les pays Russes / / Orbis
scriptus. Dtnitrij Tschizewskij zum 70. Geburtstag / D. Gerhardt, W. Weintraub
und H.-J. zum Winkel. Munchen, 1966. P. 791.
10 Ibid. P. 792-793.
Ghillebert de Lannoy and the political structure of Novgorod
83
out for Marienburg, the main centre of the Teutonic Order, where he met
Heinrich von Plauen, the High master (Hochmeister) of the Order.
At the end of May he left Marienburg and travelled back to Danzig,
where he boarded a ship for Helsingor in Denmark. De Lannoy
returned to the territory of the Teutonic Order after meeting the Onion
king, Erik of Pomerania, in Vordingborg. He took part in the cam-
paigns into Pomeranian and Polish territories during the summer of 1413,
and was at the end of the summer wounded in Masovia. His participation
in these military campaigns earned de Lannoy the knighthood and a
membership in the Teutonic Order.
In November 1413 de Lannoy continued his travels. In Livonia he
met several high-ranking members of the Livonic Order11. Then he
travelled onwards to Novgorod and later Pskov. Soloviev and Holban
write that De Lannoy disguised himself as a merchant to enable a visit
to Novgorod11 12. But there is no mention in the text of De Lannoy
disguising himself while travelling to Novgorod. He did however
disguise himself when he left Novgorod for Pskov.
Hain Rebas views the trip to Novgord and Pskov as a detour that was
not part of this diplomatic mission. This is based on the fact that De
Lannoy sich als Kaufmann verkleidete, als er nach Novgorod und Pskov
fuhr'3. But the fact that the dignitaries of Novgorod gave a dinner for De
Lannoy clearly indicates that he was there in an official capacity, probably
representing the Duke of Burgundy or the Master of Livland. The Master
of Livland seems to have been the one who conceived the mission that gave
De Lannoy the possibility to travel in an official capacity to Novgorod14.
11 The Livonic Order or the Sword Brothers had originally been an independent order,
with ties to the Bishop of Riga. After a severe defeat on the battlefield the Order
became affiliated to the Teutonic Order in the 1330s.
12 Holban M. Du caractere de 1'ambassade de Guillebert de Lannoy dans le nord et le
sud-est de 1’Europe en 1421 et de quelques incidents de son voyage / / Revue des
etudes sud-est europeennes. 1967. T. V. P. 420—421; Soloviev A. V. Le voyage
de messire de Lannoy. P. 791.
13 Rebas H. Die Reise des Ghillebert de Lannoy in den Ostseeraum 1413/14. Motive
und Begleitumstande // Hansische Ceschichtsblatter. 1983. B. 101. P. 40.
14 «Item, a Righe, trouvay le maistre le Liuflant, seignuer de Correland, lequel est
soube le maistre de Prusse, et n’y trouvay point de reise. Sy entreprins par le moyen
dudit maistre, de m’en aller en la grant Noegarde en Russye...» (CEuvres de
Ghillebert de Lannoy. P. 31).
Jonas Granberg
84
De Lannoy travelled to Novgorod via the border town of Narva. His
trip towards Novgorod, undertaken by sledge, took him through thick
forests and over frozen marshes. De Lannoy spent nine days in
Novgorod, then he went on to Pskov and from there to Dorpat. After
this followed a trip into Lithuanian territory, where a meeting with
Grand prince Vytautas probably took place. De Lannoy then had a
meeting with the new High master of the Teutonic Order, the earlier
one having been deposed. His travels around the Baltic ended with a
visit to the court of King Wladislaw II Jagiello of Poland during the
Easter of 1414.
The stay in Novgorod
Novgorod must have impressed De Lannoy on his arrival there. It is,
as was mentioned earlier, described as a wonderfully large city
(merveilleusement grant ville), with more than 350 churches. The
narrative of De Lannoy includes interesting information on the political
structure of Novgorod, which is described as a free city and a seignourie
commune, with a bishop as their sovereign15. The phrasing seignourie
commune indicates that De Lannoy saw Novgorod as a city controlled
by the upper strata of society, probably the boiary.
That De Lannoy’s seignourie refers to the boiary is substantiated
when the city is described as having many great seigneurs, called
boiary, with huge estates16. Soloviev maintains that De Lannoy
understood well that the boiary were burghers enriched by trade17. But
this is doubtful, since De Lannoy mentions nothing about how these
boiary came by their riches. Furthermore, he makes no connection
whatsoever between the boiary and the merchants.
De Lannoy writes that the great city of Novgorod did not accept any
lords in Great Russia except for the ones that the commune wanted18.
15 «Et est une ville franche et seignourie commune, sy ont ung evesque, qui est comme
leur souverain» (Ibid. P. 33).
16 «Item, у a dedens laditte ville moult de grans seigneurs qi’ilz appellent Bayares. Et у
a tel bourgeois qui tient bien de terre deux cens lieues de long, riches et puissans a
merveilles...» (Ibid. P. 33).
17 Soloviev A. V. Le voyage de messire de Lannoy. P. 792.
18 «...et n’ont les Russes de la grant Russie autres seigneurs que iceulx par tour, ainsy
que le commune veult» (CEuvres de Ghillebert de Lannoy. P. 33).
Ghillebert de Lannoy and the political structure of Novgorod
85
The manuscript of the Bibliotheque de M. le Comte G. de Lannoy
deviates from the main manuscript on this matter. It says instead that
they do not have any other king or lord but the Great King of Moscow,
lord of Great Russia, who they accept as a lord when they want to, and
do not do so when they do not want to ”. The first manuscript fits well
with the general opinion of Novgorod being an independent city-state.
The second and later manuscript, on the other hand, describes the
situation of the fifteenth century well, with Novgorod often having to
acknowledge the supremacy of the Great King of Moscow, but at the
same time striving to preserve its traditional independence.
Two officials, the due and the bourchgrave, ruled the city according
to De Lannoy. These officials were changed «from year to year» («from
time to time»). De Lannoy writes that he has met the bishop and the
earlier mentioned lords19 20. It is without doubt the tysiatskii and the
posadnik that De Lannoy is referring to. An interesting detail is that De
Lannoy mentions the tysiatskii (due) first, something that is very
uncommon in Russian and German Hanse sources, where the posadnik
(bourchgrave) with a few exceptions is mentioned as the first of the two.
The passage saying that the due and the bourchgrave were
renouvellez d’an an an is the one most commonly referred to in Russian
historical writings on the period. It is usually used as a proof that these
officials were changed every year and had fixed periods in office21. But
there are also those, e. g. О. V. Martyshin, who are doubtful about the
information given by De Lannoy. The fact that De Lannoy places the
tysiatskii before the posadnik, according to Martyshin, gives us reason
19 «Et n’ont autre roy et seigneur que le grant roy de Musco, seigneur de la grand
Russye, lequel ilz retiennent pour seigneur quant ilz veullent, et quant ilz veullent,
non» (Ibid. P. 33).
20 «Et ont deux officiers, ung due et ung bourchgrave, qui sent gouvemeurs de laditte
ville, lesquelz gouvemeurs sont renouvellez d’an en an. Et illecq alay devers ledit
evesque et lesdits seigneurs» (Ibid. P. 34).
21 Янин В.Л. Новгородские посадники. M., 1962. С. 250; Ключевский В. О.
Сочинения в девяти томах. Курс русской истории. М., 1988. Ч. II (впервые
опубликовано в 1906 г.). С. 66; Leuschner Jorg. Novgorod. Untersuchungen zu
einegen Fragen seiner Verfassungs- und Bevdlkerungsstruktur. Bedin, 1980.
S. 104; Соловьев С. M. Сочинения. M., 1988. Кн. II: История России с
древнейших времен. Т. 3—4 (Т. 3 был впервые опубликован в 1853 г., а т. 4 —
в 1854 г.). С. 510.
Jonas Granberg
86
to question his knowledge of, and familiarity with, the Novgorodian
society. It is possible to argue in favour of Ghillebert de Lannoy that his
brother Huges, who wrote down or copied the story, might very well
have made a mistake of placing the tysiatskii before the posadnik. Even
so, the credibility of De Lannoy’s observations is still rather high even if
he himself placed the tysiatskii before the posadnik. There are after all
other examples where this has been done. Martyshin has a point when
he concludes that changing officials every year, some times even more
than once a year, is not the same as establishing a fixed period in
office22.
Soloviev is of the opinion that De Lannoy describes a complete
autonomy of Novgorod. The autonomy where the tysiatskii and the
posadnik were elected by the Veche, the people’s assembly23. But no
mention of Veche or any other political organs are to be found in De
Lannoy’s description of Novgorod. This is important, since it seems
plausible that De Lannoy, who describes the major political officials of
Novgorod, would mention also Veche or Sovet gospod if he had
information about them.
* What De Lannoy writes on his stay in Novgorod indicates that he
was there in a diplomatic capacity, after all he usually described an
official dinner when on diplomatic missions. Such a dinner, given by the
due and the bourchgrave, is also part of the Novgorod description. De
Lannoy describes this dinner as the most strange and wonderful dinner
he has ever seen24.
An interesting detail is that De Lannoy was disguised as a merchant
when he, after nine days, left Novgorod to go to Pskov25. Why did De
Lannoy have to disguise himself when leaving Novgorod? There is no
mention of disguise earlier, so something seems to have occurred during
his stay in Novgorod. It is unlikely that it was connected with a fear of
bandits, since it doesn’t seem likely that someone, trying to avoid
22 Мартышин О. В. Вольный Новгород. Общественно-политический строй и
право феодальной республики. М., 1992. С. 192—193.
23 Soloviev А. V. Le voyage de messire de Lannoy. P. 792.
24 «Et me donnerent les dessuditz due et bourgrave ung disner. le plus estrannge et le
plus merveilleux que je veis oneques» (CEuvres de Ghillebert de Lannoy. P. 34).
25 «Item, partant de laditte grant Noegarde, pour veoir monde, m’en alay sur sledes, en
guise de marchant, en une autre grosse ville fermee du royaume et seignourie de
Russie, nommee Plesco» (Ibid. P. 36).
Ghillebert de Lannoy and the political structure of Novgorod
87
bandits, would disguise as a merchant — who is very likely to be the
target of their activities. A plausible explanation is that he had no
diplomatic reason to visit Pskov and therefore decided to disguise
himself as a merchant.
It is obvious that Novgorod fascinated De Lannoy. The number of
pages given to the description of Novgorod is comparable to those used
for cities as Cairo, Constantinople and Jerusalem. To this come the
strengthening adjectives used in the description of Novgorod, as
compared with those used for other towns.
The information in De Lannoy’s narration is, without doubt,
valuable in analysing the political structure of Novgorod. His descrip-
tion corresponds well with the information in the Russian chronicles, and
in Russian and German diploma material. It seems that De Lannoy sees
Novgorod as an equivalent of the cities like Bruges and Lubeck.
Е.А. Гуревич
Древнеисландский
рассказ
об Ульве Богатом,
или несколько
замечаний
к проблеме «сага
и прядь»
Не вызывает сомнений, что жанровая специфика «прядей» —
как правило, новелл об исландцах, в большинстве своем впле-
тенных в саги о норвежских конунгах, — по крайней мере отчасти
обусловлена их принадлежностью к малым прозаическим формам
Отсюда некоторые особенности их строя, а также повествователь-
ные приемы, не используемые в доминирующем жанре древнеис-
ландской литературы — в саге.
Между тем есть основания полагать, что не востребованный
классической исландской сагой нарративный опыт прядей в из-
вестной мере мог оказывать влияние на способы ведения повество-
вания в тех королевских жизнеописаниях, в которые по традиции
включались эти короткие истории о заезжих чужестранцах — по-
сетителях норвежских государей. Не случайно наряду (а подчас и
рядом) с собственно прядями в них можно встретить эпизоды, де-
монстрирующие употребление приемов из арсенала «малых форм»
исландской прозы и, по всей видимости, именно вследствие их
использования обретающие черты (полу)самостоятельных повест-
вований.
Таков записанный в «Гнилой Коже» рассказ о пребывании
Харальда Сурового в усадьбе зажиточного норвежского бонда
Ульва Богатого1. В отличие от следующей за ним «Пряди о Бран-
де Щедром», которой предпослано заглавие («О Харальде ко-
нунге и Бранде Щедром»), этот эпизод внешне никак не выделен
в тексте саги: очевидно, что автор компиляции включает его в раз-
1 Msk. 188-194.
Древнеисландский рассказ об Ульве Богатом
89
дел «О Харальде конунге и жителях Упплёнда». Непосредственно
перед этим рассказывалось, как конунг жег усадьбы, усмиряя не-
покорных бондов, а затем, примирившись с ними, разъезжал по
пирам, которые устраивало для него местное население. История
Ульва Богатого вписывается в этот более широкий контекст, пове-
ствующий о притеснениях, выпавших на долю упплёндцев, в каче-
стве яркой иллюстрации или примера того, как Харальд обходился
со своими подданными и каким «твердым правителем» он был.
Экспозиция рассказа, с одной стороны, содержит традицион-
ные приметы автономного повествования («Ульвом Богатым звали
одного человека. У него во владении было четырнадцать или пят-
надцать дворов...»), с другой же — указания на то, что перед на-
ми продолжение отчета о Харальдовом посещении Упплёнда, —
прямые отсылки к предшествующему изложению. Эпизод откры-
вается сообщением о том, что жена Ульва советует ему пригласить
к себе конунга, однако он противится этому, опасаясь, что тот
возжелает заполучить его добро, но в конце концов все-таки под-
дается на уговоры и «из любви к жене едет и зовет к себе конунга,
когда тот пирует у Арни» (о чем только что было упомянуто в
саге). Харальд принимает приглашение и является в усадьбу Уль-
ва, где его ждет богатое угощение.
Когда люди расселись по скамьям, конунг взял слово. Он ска-
зал, что хотел бы «развеселить» собравшихся своим рассказом,
поскольку на пирах принято устраивать «развлечения». Присутст-
вующие с энтузиазмом одобрили его намерение. «Начало же исто-
рии таково, что Сигурдом Хриси звали сына Харальда Прекрас-
новолосого, а у Сигурда был сын по имени Хальвдан...» Харальд,
таким образом, заводит речь о своем деде и прадеде: его отец,
Сигурд Свинья, был сыном Хальвдана, сына Сигурда, сына Ха-
ральда Прекрасноволосого, родоначальника династии норвежских
конунгов. Об «историчности» самого рассказа судить, однако, не
приходится: его герои, предки Харальда, не были конунгами Нор-
вегии, это были правители Хрингарики, небольшой области на вос-
токе страны, и сведения о них в других источниках весьма скупы. Не-
ясными на протяжении всей конунговой «речи» (гера) остаются и
истинные цели, преследуемые этим экскурсом в прошлое, — по-
следние раскрываются лишь по его завершении, когда «пивная за-
бава» неожиданно заканчивается унижением и ограблением бога-
того бонда.
Е. А. Гуревич
90
Рассказ Харальда весьма пространен, по сути дела перед нами
схематично изложенная сага. Конунгова раба звали Альмстейном.
Детьми Хальвдан и Альмстейн играли вместе. Альмстейн был си-
лен и статен, это был лучший из конунговых рабов. Идет время,
Сигурд конунг заболевает и готовится к смерти, он передает свои
владения сыну и ярлу, который верно служит конунгу и собирает
для него финскую дань. Но к конунгу поступает мало дани, потому
что ее присваивает Альмстейн. Ярл умирает; узнав об этом, Альм-
стейн является ночью с войском к королевской усадьбе и поджига-
ет ее. Он уверен, что погубил и конунгова сына, и сына ярла,
бывшего вместе с ним в усадьбе, но тем удается ускользнуть из
охваченных огнем палат и добраться до правившего в Швеции яр-
ла Хакона. Тем временем Альмстейн захватывает Хальвданову
державу и становится в ней правителем^ од нако из-за творимых им
беззаконий он не любим своими подданными. По прошествии трех
лет конунгов сын с помощью шведов отвоевывает у Альмстейна
свое королевство и, в свою очередь, поджигает предателя в его
усадьбе. Тот молит о пощаде и получает жизнь в обмен на свобо-
ду: по приговору конунга он опять должен стать рабом и оставать-
ся им, пока жив, и также весь род, который от него произойдет,
навсегда пребудет родом рабов. Альмстейну ничего не остается,
как согласиться с этим решением и в знак получения «звания ра-
ба» (mef) ftrelsnafnino) принять от Хальвдана белый плащ. Затем
созывают тинг, на котором Хальвдан провозглашается конунгом и
получает назад свое королевство, по каковому поводу устраивают-
ся богатые пиры.
История окончена, и Харальд завершает свою речь: «У Альм-
стейна раба было большое потомство, и, сдается мне, это — твои
род, Ульв, — говорит конунг, — потому что Альмстейн был от-
цом твоего отца, а я — сын сына Хальвдана конунга...» После
чего велит Ульву принять от него тот самый белый плащ, что был
дарован конунгом Хальвданом его деду, — знак его «рабского
достоинства» и подкрепляет этот «дар» висой (Kennir kyrtil
}>еппа... «Узнаешь этот плащ...»), в которой перечисляет все, что
раб должен «уделить» господину из своего имущества. Ульву
пришлась не по душе устроенная конунгом «забава», однако он не
посмел отказаться от плаща. Дело кончилось тем, что жене Ульва
и ее родичам удалось уговорить конунга пойти с ним на мировую и
не принуждать его к рабству. Так Ульв Богатый лишился почти
Древнеисландский рассказ об Ульве Богатом
91
всего своего движимого и недвижимого имущества: из его былых
владений конунг оставил ему лишь «один-единственный двор».
Изложенный эпизод из «Саги о Харальде Суровом» едва ли
может быть отнесен к прядям. Дело даже не в том, что он повест-
вует о судьбе норвежского бонда (протагонисты прядей не всегда
были исландцами): истинный и единственный герой рассказа сли-
вается здесь с героем той саги, в которую он помещен, и это —
сам конунг. Что же до Ульва, чьей незавидной участи посвящен
этот эпизод, то он, в отличие от подлинных «вершителей» дейст-
вия — героев прядей, не проявляет себя в нем ни словом, ни де-
лом: неудивительно, что ему даже не принадлежит ни одной реп-
лики. Центральный персонаж рассказа изображен как пассивная
жертва королевского произвола, поставлен в положение «инактив-
ного» объекта, а не субъекта действия и, стало быть, исполняет
роль, заведомо несовместимую со статусом самостоятельного и
своевольного индивида — героя прядей, (Нельзя не вспомнить в
этой связи о необычном поведении другого персонажа, протагони-
ста пряди, вставленной в сагу сразу вслед за рассказом о посеще-
нии Харальдом Суровым Ульва Богатого, — Бранда Щедрого2.
Он также не проронил ни слова на протяжении всего эпизода.
Однако не в пример безмолвию Ульва нарочитое молчание этого
исландца, изъяснявшегося с конунгом красноречивыми и им обоим
понятными жестами, было исполнено достоинства и смысла. Сомни-
тельно, чтобы соседство этих двух историй в тексте «Гнилой Кожи»
могло быть вызвано такой объединяющей их чертой, как отсутст-
вие реплик главных персонажей. Причина, по которой они были
помещены рядом, скорее в другом: оба рассказа описывают, как
конунг пытался принудить находившихся в его власти людей поде-
литься с ним своим имуществом. Кроме того, не исключено, что
составитель компиляции хотел подчеркнуть контраст между без-
действием и, как следствие, поражением норвежского бонда и не-
обычными действиями исландского купца, в результате которых он
вышел победителем в противостоянии с конунгом.)
И тем не менее история о посещении Харальдом Суровым
Ульва Богатого кое-чем весьма напоминает один из рассказов об
исландцах, записанных в другом своде «королевских саг», в «Кни-
2 См.: О Бранде Щедром / Перевод Е. А. Гуревич // Исландские саги /
Под ред. О. А. Смирницкой. СПб., 1999. Т. П. С. 503—505.
Е. А. Гуревич
92
ге с Плоского Острова». Я имею в виду «Первую прядь о Халль-
доре сыне Снорри»3. В обоих случаях могущественный муж, наде-
ленный властью вершить суд в данном коллективе (там — знат-
ный королевский лендрманн, здесь — сам конунг), при большом
стечении народа (там — на тинге, здесь — на пиру) рассказывает
историю якобы для развлечения собравшихся. В обоих случаях
рассказ от первого лица имеет своим предметом события отдален-
ного прошлого и представляет собой вполне законченную и до-
вольно пространную историю, как будто бы никак не связанную с
основным повествованием. И, наконец, в обоих случаях, по завер-
шении изложения своей истории, рассказчик неожиданно объявля-
ет, что в ней содержится прямое указание на то, как должна быть
решена участь его антагониста. Прошлое событие актуализируется
в настоящей ситуации, кардинальным образом изменяя судьбу од-
ного из центральных персонажей. При этом в обоих произведени-
ях руководством к действию служит вердикт главного героя, из-
лагаемый ради «забавы» ретроспективного рассказа4. В «Первой
пряди о Халльдоре» — это требование святого короля отплатить
добром за добро, даровав жизнь и свободу тому, кто, как он пред-
видит, в отдаленном будущем нанесет урон вызволенному им из
рабства соратнику. В истории об Ульве Богатом — это приговор,
вынесенный предком действующего правителя и закрепляющий
бессрочное рабство и безоговорочное подчинение конунгу всего
потомства вероломно захватившего его державу предателя. Таким
образом, в то время как совершивший противоправное деяние
Халльдор обязан своим спасением требованию христианского ми-
лосердия, ничем не провинившегося перед государем Ульва на-
стигает жестокое и, по всей видимости, несправедливое возмездие.
При разительной противоположности моральных «посылов»
обеих историй перед нами совершенно идентичные нарративные
3 См.: Halldors ftattur Snorrasonar hinn fyrri // fslendinga sogur og jjsettir / Bragi
Halldorsson et al. Reykjavik, 1987. B. III. Bls. 2144—2149. О возможности со-
поставления этих историй см.: Harris J. Christian Form and Christian Meaning
in: Halldors f>dttr I // Harvard English Studies. 1974. Vol. 5. P. 253 (note 5).
4 «Первая прядь о Халльдоре» подробно рассмотрена мною в связи с исследо-
ванием ретроспективного рассказа в другом месте. См.: Гуревич Е. А. Об од-
ном нарративном приеме в «прядях об исландцах» / / Атлантика. Записки по
исторической поэтике. Вып. V (в печати).
Древнеисландский рассказ об Ульве Богатом
93
построения, одинаковым образом и в тождественных функциях ис-
пользующие структуру «рассказ в рассказе». Однако одно из них,
что отнюдь не уникально, мы находим в пряди, жанровой форме,
охотно прибегающей к ретроспективным рассказам персонажей
для достижения неожиданного поворота в действии, другое же,
что, напротив, представляет из себя явное исключение, — в «коро-
левской саге».
Заметная черта, отличающая обе истории, — место и удельный
вес в повествовании рассказа от первого лица, заставляющие рас-
сматривать его уже не просто в качестве некоего более или менее
развернутого сообщения о прошлом (ретроспективного рассказа),
вложенного в уста персонажа, каковые нередко можно наблюдать
в прядях, но в качестве особого риторического построения, обычно
называемого «текст в тексте»5. В «Первой пряди о Халльдоре
сыне Снорри» «внутренний» текст — воспоминания Эйнара Брю-
хотряса о его пленении и последующей чудесной встрече с Олавом
Трюггвасоном, — представляющий собой совершенно самостоя-
тельный и выстроенный по всем правилам наррации рассказ (в нем
даже обильно используется прямая речь — диалоги действующих
лиц!), занимает добрую половину пряди. В истории об Ульве Бо-
гатом «внешнему» повествованию — описанию того, что происхо-
дило в усадьбе злополучного бонда во время визита конунга, —
вообще отведено меньше места, нежели «внутреннему» рассказу о
взаимоотношениях предков главных героев. И тем не менее, хотя
не может быть сомнений, что «внутренние» рассказы персонажей
и составляют нарративную ценность и читательский интерес обеих
историй (не случайно мы находим «Первую прядь о Халльдоре
сыне Снорри» не в саге о Харальде Суровом, короле, сподвижни-
ком которого был заглавный герой пряди и в жизнеописании кото-
рого сохранилась другая, «Вторая прядь о Халльдоре», а в «Саге
об Олаве Трюггвасоне», т. е. о правителе, бывшем одним из цен-
тральных персонажей «внутреннего» рассказа), ни в том, ни в
другом случае нет оснований утверждать, что перед нами собст-
венно «обрамленное» повествование, в котором основным является
именно «интекст», а «внешний» текст, напротив, играет второсте-
пенную роль «рамы», оправдывающей изложение истории от пер-
5 См.: Лотман Ю. М. Текст в тексте // Текст в тексте: Труды по знаковым
системам. Тарту, 1981. Т. XIV. С. 3—18.
Е. А. Гуревич
94
вого лица. Совершенно очевидно, что каждый текст здесь вполне
равноправен и теряет свой смысл без другого. Иначе и не может
быть в повествованиях, где структура «текст в тексте» выступает
не как условный прием, но служит способом осуществления строго
определенного прагматического задания — достижения непред-
сказуемого поворота в действии, приводящего к внезапной пере-
мене участи героя «внешнего» рассказа.
Разумеется, у нас нет и не может быть никаких данных, кото-
рые свидетельствовали бы о возможности прямой аттракции рас-
смотренного здесь эпизода из «Гнилой Кожи» — истории нор-
вежского бонда — к «Первой пряди о Халльдоре сыне Снорри».
Выделенные черты сходства скорее могут объясняться притяжени-
ем совсем иного свойства и определяться жанровым влиянием
вставных новелл об исландцах на композицию и повествователь-
ную технику, используемую в королевских жизнеописаниях, в ко-
торые они по традиции включались. Положение «прядей об ис-
ландцах» внутри этих последних не только делало их уязвимыми
для всякого рода преобразований, производимых составителями
компиляций, — по всей видимости, и сами пряди, в свою очередь,
могли выступать в качестве источника новаций в «сагах о конунгах».
И. Н. Данилевский
Сколько голов
у двуглавого орла?
имволом государственности России на протяжении вот уже
полутысячи лет (с известными перерывами) является двугла-
вый орел. Этой фигуре посвящены десятки, если не сотни работ.
Основные споры ведутся вокруг вопроса: откуда позаимствовали
московские правители странную птицу? И если большинство на-
ших соотечественников — вслед за Н. М. Карамзиным1 — убеж-
дено, что она была получена Иваном Ш в качестве своеобразного
византийского приданого за Софьей Палеолог1 2, то более осторож-
1 «Иоанн, по свойству с Царями Греческими, принял и герб их, орла двуглаваго, со-
единив его на своей печати с Московским: то есть на одной стороне изображался
орел, а на другой всадник, попирающий дракона, с надписью: „Великий Князь,
Божиею милостию Господарь всея Руси“» (Карамзин Н. М. История государства
Российского. Репринтное воспроизведение издания 1842—1844 гг. в трех книгах с
приложением. М., 1989. Кн. 2. Т. 6. Стб. 46. В примечаниях указано, что «Вел.
Князь начал употреблять сей герб с 1497 года; до 1472 на печати изображался
Ангел, держащий в руке кольцо, и человек с обнаженным кинжалом; а с сего вре-
мени до 1497 г. лев, терзающий змею» [Примеч. 98 к т. 6. Стб. 22]).
2 Ср.: «Со времени Ивана III на московских великокняжеских печатях появля-
ется еще одно изображение — двуглавый орел. Двуглавый орел являлся гер-
бом Византийской империи... Как наследник византийского императорского
дома Иван III взял себе византийский герб, на котором был изображен дву-
главый орел — символ двуединой империи. Несмотря на наличие двух частей —
Восточной и Западной — и двух отдельных императоров. Римская империя в
первые века н. э. официально считалась единой. Это единство нашло свое от-
ражение и в гербе — изображении орла, имевшего туловище с двумя головами.
Византийская империя — наследница Восточной части Римской империи —
сохранила в своем гербе изображение двуглавого орла. Появление на русских
И. Н. Данилевский
96
ные исследователи указывают иные пути, которыми двуглавый
орел мог попасть на Русь.
Так, А. Л. Хорошкевич обращает внимание на то, что само по
себе это изображение — «один из древнейших в истории челове-
чества символов власти, верховенства, силы, мудрости» — послу-
жило адекватной формой выражения идеи независимости правите-
лей низкого ранга и «причастности к миру царственных особ».
Одновременно исследовательница подчеркивает, что «в Византий-
ской империи... двуглавый орел также выступал символом религи-
озной и светской власти... Однако, в отличие от Священной Рим-
ской империи, в пределах Византии двуглавый орел не получил
геральдического значения»3.
Что же касается нашего, «русского», орла — если воспринимать
его как имперский символ, — то он, по мнению ряда отечественных
и зарубежных исследователей, скорее мог быть принят в качестве
герба по образцу Священной Римской империи. Известна печать
1402 г. короля Сигизмунда I, на которой изображен двуглавый
орел4. Впоследствии двуглавый орел был объявлен Сигизмундом
символом Империи. Это, наряду с тем, что «в Византии двуглавый
орел... фиксируется лишь как орнаментальный знак, а не как властный
символ», дало основание Э. Клюгу заключить, что «на сегодняшний
день „западная“ гипотеза [заимствования Русью этого символа]
представляется наиболее убедительной»5. Впрочем, не исключено, что
печатях двуглавого орла служило одним из внешних выражений политической
теории преемственности власти московскими князьями из Рима и Византии,
идеи Москвы — третьего Рима» (Каменцева Е. И., Устюгов Н. В. Русская
сфрагистика и геральдика. 2-е изд. М., 1974. С. 121—123).
3 ХорошкевичА. Л. Символы русской государственности. М., 1993. С. 22. Подобной
точки зрения придерживается и Дж. Алеф, специально занимавшийся истолковани-
ем символики московского двуглавого орла и полагавший, что Иван III в конце
XV в. заимствовал его, чтобы «встать на равную ногу» в дипломатических контак-
тах с германским императорским домом (см.: Alef С. The Adoption of the Moscovite
Two-Headed Eagle: A Discordant View // Speculum. 1996. Vol. 41. P. 1—21).
4 Hellmann M. Moskau und Byzanz // JbGO. 1969. Bd. 17. S. 336, sq. Abb. 4.
5 Клюг Э. Княжество Тверское (1247—1485 гг.). Тверь, 1994. С. 279. Ср.: «Дву-
главый орел, как доказано, воспринят не из Византии (где он служил лишь
орнаментальным украшением, но не символом государственности), но из
Священной империи германской нации, которая поддерживала постоянные
Сколько голов у двуглавого орла?
«двуглавого орла „прибила** на Русь волна второго южнославян-
ского влияния с северных окраин византийского мира» * 6 7.
При этом, однако, нельзя не учитывать «неразвитости право-
вых и государственных представлений, связанных с использовани-
ем геральдических изображений на Руси» вплоть до конца XV в.
К тому же знакомство Руси с двуглавым орлом состоялось гораздо
раньше и потому, видимо, не было непосредственно связано с им-
перскими представлениями. Его изображение появляется уже на
декоративной плитке XII—XIII вв. в Василеве на Днестре8. В ар-
хитектурном декоре этот образ впервые фиксируется в росписи
южных «золотых» ворот суздальского собора Рождества Пресвя-
той Богородицы (30—40-е гг. XIII в.)9 10 11. Двуглавые орлы начиная
с XIV в. ’° изображались также на русских монетах, в том числе на
псковских и новгородских медных пулах XV в., тверских деньгах
Михаила Борисовича (1461—1486)”.
отношения с Москвой с конца XV в.» (Ниче П. Москва — третий Рим? //
Спорные вопросы отечественной истории XI—XVII веков: Тезисы докладов
и сообщений Первых чтений, посвященных памяти А. А. Зимина. Москва,
13—18 мая 1990 г. М., 1990. С. 204; курсив мой. — И.Д.).
6 Подробнее об использовании образа двуглавого орла в Западной и Централь-
ной Европе см.: Soloviev A. Les emblemes heraldiques de Byzance et des Slaves //
Seminarium Kondakovianum. Praha, 1935. № 7. P. 120—122; Соболева H. А. Рус-
ские печати. M., 1991. С. 195—222; Хорошкевич А. Л. Символы русской го-
сударственности. С. 21—31; и др.
7 Чернецов А. В. Зооморфные мотивы в орнаменте // Древняя Русь: Быт и
культура. М„ 1997. С. 214.
8 Хорошкевич А. Л. Символы русской государственности. С. 23.
9 Вагнер Г. К.. Воробьева Е. В. Архитектурный декор Руси X—XIII веков //
Древняя Русь: Быт и культура. М., 1997. С. 200.
10 Орешников А. В. Древнейшее русское изображение двуглавого орла // Труды
Московского нумизматического общества. М., 1899. Т. 2. Вып. 1. С. 12—14.
11 Орешников А. В. Русские монеты до 1547 г. М., 1896. С. 52 и след.,
№ 54—55, табл. 1, рис. 14—15; № 321—322, табл. IV, рис. 181—182; № 641—
643, табл. XI, рис. 489—490; Орешников А. В. Материалы к русской нумиз-
матике до царского периода: Дополнение к «Русским монетам до 1547 г.».
М., 1901. С. 18—19, № 42—51; Рубцов М. В. Деньги великого княжества
Тверского: Археолого-нумизматический опыт из истории тверской культу-
ры XIII—XV вв. / / Труды второго областного Тверского археологического
съезда. Тверь, 1906. Отд. 2. С. 308 и след., № 412—416; Спасский И. Г.
И. Н. Данилевский
98
Если проблема «родины» этого символа, как мы видели, при-
влекала и продолжает привлекать самое пристальное внимание ис-
ториков, то его смысловое наполнение, кажется, гораздо меньше
волнует ученых. Основой большинства объяснений становятся
рассуждения по поводу символического значения образа орла как
такового,2. Иногда внимание исследователей переключается на яв-
но второстепенные детали (скажем, упоминание распростертых
крыльев орла12 13); впрочем, такой подход по существу идентичен
предыдущему.
Что же касается объяснения собственно двуглавости символической
птицы, то оно, как правило, сводится к поискам исторических реалий,
обладающих некоторой «двойственностью», знаком чего и выступают
Русская монетная система: Историко-нумизматический очерк. 4-е изд. Л,
1979. С. 90 (рис. 22), 96 (рис. 8). М. В. Рубцов упоминает тверские сереб-
ряные монеты, весьма напоминающие монеты тверского князя Ивана Михай-
ловича (1399—1425), на аверсе которых также изображен двуглавый орел с,
распростертыми крыльями, однако точная атрибуция их затруднена из-за от-
сутствия на них читаемых надписей (Рубцов М. В. Деньги великого княжест-
ва Тверского. С. 224).
12 Характерным примером является объяснение символического значения дву-
главого орла у Хорошкевич: «в сознании средневековых европейцев мир лю-
дей был подобен миру животных и птиц: среди зверей царствовал лев, среда
птиц — орел, на вершине мира людей стоял король, император или князь
Каждый из этих последних по своему рангу соответствовал „царям“ зверей к
птиц»; и далее: «в русской общественной мысли идея орла как символа вер-
ховной власти князей теплилась иа протяжении XII—XV вв., чтобы получить
законченные формы в конце XV в., когда произошло превращение одногла-
вого орла в двуглавого — на маиер имперского» (Хорошкевич А. Л. Симво-
лы русской государственности. С. 21, 30—31). Ср.: Адрианова-Перетц В.Н
Очерки поэтического стиля древней Руси. М.; Л., 1947. С. 83—86.
13 Так, А. Л. Юрганов, ссылаясь на то, что якобы «до конца XVI в. (в отечест-
венной традиции) геральдический двуглавый орел изображался с опущенным»
крыльями» (утверждение само по себе спорное), целиком сводит интерпрета-
цию упоминаемых Генрихом Штаденом изображений двуглавого орла иа юж-
ных воротах, а также на башнях Опричного дворца, к отождествлению этого
образа с апокалиптическим четвертым животным, подобным летящему орлу
(Юрганов А. Л. Категории русской средневековой культуры. М., 1998. С. 389)
При этом игнорируется то, что у орла, о котором пишет Иоанн, была, судя по все-
му, лишь одна голова, зато (как и у трех других «животных») целых «шесть крьв
вокруг, а внутри они исполнены очей» (Откр 4: 7—8).
Сколько голов у двуглавого орла?
99
якобы две головы: соправления двух императоров14, притязаний на два
государства15 и т. п. Аналогичным образом пытаются решить и пробле-
му двуглавости «русского орла»: «Было ли это двуглавие символом со-
правления в канун венчания на великое княжение назначенного Ива-
ном III в качестве своего преемника Дмитрия-внука, как это бывало и в
византийской практике? Или двуглавие обозначало претензию Ива-
на III на земли всей Руси, то есть Руси Северо-Восточной и Севе-
ро-Западной, уже к этому времени объединенные под его властью,
и Руси Западной и Юго-Западной, входившей в состав Великого кня-
жества Литовского? Или двуглавие орла закрепляло свершившееся на
протяжении 70-х гг. XV в. объединение Московского княжества и
Новгородской феодальной республики, после чего Иван III с полным
правом мог именоваться государем всея Руси, хотя этот титул употреб-
ляли его предшественники и раньше, в особенности когда считали, что
их власть над Новгородом незыблема (Иван Калита и Дмитрий Дон-
ской)? Эти вопросы пока остаются без ответа»16. Подобные догадки,
хоть и представляют определенный интерес, не могут ответить на глав-
ный вопрос: в чем, так сказать, инвариантное значение изображения
двуглавого орла (при том что в тот или иной конкретный момент
он, действительно, мог связываться с «двойственными» историче-
скими реалиями)? Без ответа на него останется загадкой, как и почему
символическое воплощение, скажем, соправления двух царей (импера-
торов, князей) при изменении ситуации продолжало сохраняться в ка-
честве государственной регалии? К тому же далеко не всегда появление
в государственной символике двухголовой птицы совпадало с возник-
новением обстоятельств, которые могут трактоваться как то или иное
объединение двух территорий, государств (или их частей), правителей
на одном престоле и т. д.
Необходимо также отметить, что двуглавый орел чаще всего свя-
зывается с определенными имперскими притязаниями17. Так ли это?
14 См., например: Romer-Buchner В. I. Der Deutsche Adler nach Siegein geschichtlich
erlaut. Frankfurt/M., 1858. S. 59; Hemmerdinger B. Deux notes heraldiques //
Byzantmische Zeitchrift. 1958. Bd. 61. H. 12. S. 309.
15 См., например: Posse O. Die Siegel der deutschen Kaiser und Konig. Dresden,
1913. Bd. 5. S. 159-160.
16 Хорошкевич А. Л. Символы русской государственности. С. 31.
17 См., например: Hellmann М. Moskau und Byzanz. S. 333. Характерно, что в
главе, посвященной происхождению «русского» двуглавого орла, у А. Л. Хо-
И. Н. Данилевский
100
Вряд ли. Прежде всего, как уже отмечалось, двуглавый орел мог по-
являться в качестве государственного знака у правителей, которые
«отставали» в своем положении от королей и императоров18. Кроме
того, Русь — в момент «принятия» ею двуглавого орла как символа
нового государства и становления этого символа в роли государствен-
ного герба — вовсе не проявляла имперских амбиций19.
Таким образом, традиционные объяснения появления нового госу-
дарственного символа на Руси не могут быть признаны удовлетвори-
тельными. Видимо, в интерпретации этого образа следует отталки-
ваться не столько от внешних обстоятельств, сколько от его внутрен-
ней сути. Однако ее-то и не удается обнаружить. Точнее, исследова-
тели, видимо, не находят «открытых» текстов, объясняющих смысл
двуглавой птицы. Показательно, что образ двуглавого орла не анали-
зируется в фундаментальных работах М. Б. Прохановой и А. Л. Юр-
ганова, хотя в них подробно рассматривается другой символический
образ, тогда же приобретавший функции государственного символа, —
«ездец», всадник, поражающий змея20.
Впрочем, текст, лежащий, судя по всему, в основе интересую-
щего нас образа, достаточно хорошо известен. Речь идет о библей-
ской 3-й книге Ездры. В И—12-й главах ее повествуется о виде-
нии трехглавого орла, который был побежден львом. Смысл ви-
дения Ездры объясняется так: «орел, которого ты видел восходя-
щим от моря, есть царство, показанное в видении Даниилу, брату
твоему... А что ты видел три головы покоящиеся, это означает, что
в последние дни царства Всевышний воздвигнет три царства и по-
корит им многие другие, и они будут владычествовать над землею
рошкевич (которая, между прочим, прямо не говорит об этом) слова «империя»,
«император» и производные от иих составляют ок. 1,5% текста!
18 Ср.: «Правители небольших политических образований, стремясь всеми возможны-
, ми внешними формами поднять свой престиж, стали помещать двуглавого орла на
своих печатях» (Хорошкевич А. Л. Символы русской государственности. С. 21).
19 Подробнее см.: Ульянов Н. Комплекс Филофея // ВИ. 1994. № 4. С. 152-
162; Синицына Н. В. Третий Рим: Истоки и эволюция русской средневеко-
вой концепции (XV—XVI вв.). М., 1998.
20 Плеханова М. Б. Сюжеты и символы Московского царства. М., 1995. С. 217—
221, 227—232; Юргенов А. Л. Символ Русского государства и средневековое
сознание / / ВИ. 1997. № 8. С. 118—132; Он же. Категории русской сред-
невековой культуры. С. 329—349.
Сколько голов у двуглавого орла?
101
и обитателями ее с большим утеснением, нежели все прежде быв-
шие; поэтому они и названы головами орла, ибо они-то довершат
беззакония его и положат конец ему... Лев, которого ты видел под-
нявшимся из леса и рыкающим, говорящим к орлу и обличающим
его в неправдах его всеми словами его, которые ты слышал, это —
Помазанник, сохраненный Всевышним к концу против них и нечес-
тий их, Который обличит их и представит пред ними притеснения
их. Он поставит их на суд живых и, обличив их, накажет их»2’.
Другими словами, образ трехглавого орла тесно связан с «тео-
рией» третьего царства, которую в отечественной историографии
не совсем точно принято называть теорией «Москва — третий Рим»,
и вполне отчетливо ориентирован на эсхатологические ожидания,
приобретшие особую остроту во второй половине XV — XVI в.21 22.
Этот символ послужил основой для многочисленных толкований
(подчас прямо противоположных) в русской богословской среде
конца XV — XVII в.23. Тем не менее исследователи до сих пор не
используют текст 3-й книги Ездры для интерпретации одного из
первых государственных символов Московского царства. Видимо,
причиной этого стали три фактора.
Во-первых, судя по всему, ни греческий24, ни славянский25 тек-
сты 3-й книги Ездры не были известны на Руси до 1499 г. Счита-
ется, что только при подготовке Геннадиевской Библии она была
переведена с латинской Вульгаты. Это, в частности, подтвержда-
ется и тем, что в Изборнике 1073 г. в индексах26 истинных, лож-
ных и отреченных книг (в том числе апокрифов и книг Ветхого и
213 Еэд 12:10-33.
22 Подробнее см: Юрганов А. Л. Категории русской средневековой культуры.
С. 306-437.
23 Этот вопрос в свое время довольно подробно рассматривался в работе: Опа-
рина Т. А. К вопросу об использовании III книги Ездры в русской публици-
стике XVI—XVII вв. // Общественное сознание, книжность, литература пе-
риода феодализма. Новосибирск, 1990. С. 143—149.
24 Frcidhof С. Vergleichende sprachliche Studien zur Gennadius-Bibel (1499) und
Ostroger Bibel (1580/1581). Die Biicher Paralipomenon, Esra, Tobias, Yudith,
Sapientia und Makkabaer. Frankfurt/M., 1972. S. 42.
25 Алексеев А. А. Текстология славянской Библии. СПб., 1999. С. 28.
26 «От апостольских уставов» (л. 203—204), «Слово Иоанна о верочитных кни-
гах» (л. 252—253), «Богословца от словес» (л. 253—254).
И. Н. Данилевский
102
Нового Заветов), упоминание 3-й книги Ездры отсутствует. Во-вто-
рых, смущает различие числа голов у «русского» орла и орла Ездры.
Так, говоря об отождествлении некоторыми новгородцами и пско-
вичами — членами геннадиевского кружка — нового московского
герба и Антихриста (с опорой на 3-ю книгу Ездры), Т. А. Опа-
рина замечает: «Не ясно, видели ли авторы подобных концепций
несогласование между двуглавым орлом герба и трехглавым III книги
Ездры. Возможно, им было важно лишь то, что орел на гербе был
многоглавым»27. Наконец, в-третьих, по мнению Д. Стремоухова,
которое разделяют многие исследователи, первоначально и вос-
приятие двуглавого орла, и отождествление Москвы с Третьим
Римом носило антимосковскую окраску28.
Несмотря на всю резонность этих соображений, представляется, что
определенные основания для связи изображения двуглавого орла имен-
но с текстом 3-й книги Ездры все-таки имеются. Прежде всего следует
учитывать, что многоглавые орлы встречаются и в относительно ранних
письменных источниках, появившихся на территориях, поддерживав-
ших контакты с католической Европой, где знакомство с 3-й книгой
Ездры могло состояться ранее XVb. Таково, видимо, упоминание
Ипатьевской летописи под 6767 (1259) г. При описании бурного
строительства, которое велось в Холме Даниилом Романовичем Га-
лицким в самом конце 50-х гг. XIII в., летописец рассказывает, что
недалеко от новой княжеской резиденции, на расстоянии поприща
от города был поставлен «столпъ... камень, а на немь ор^лъ ка-
мень изваянъ... с головами»29. В свое время это дало повод для
предположения о том, что «византийский орел» был княжеским
гербом Даниила30, которое вызвало вполне справедливую критику31.
27 Опарина Т. А. К вопросу об использовании III книги Ездры. С. 145.
28 Подробнее см.: Stremooukhoff D. Moscow the Third Rome: Sources of the
Doctrine 11 Speculum. 1953. XXVIII: 1. P. 89-96.
29 ПСРЛ. M„ 1998. T. 2. Стб. 845.
30 Иловайский Д. И. Даниил Романович Галицкий н начало Холма // Памятники
русской старины в западных губерниях / Изд. П. Н. Батюшковым. СПб., 1885.
Вып. 7. С. 4; Софронснко К. А. Общественно-политический строй Галицко-Во-
лынской Руси XI—XIII вв. М., 1955. С. 6; и др.
31 Артамонов Ю. А. Княжеская символика в архитектуре древнего Холма //
Столичные и периферийные города Руси и России в средние века и раннее
новое время (XI—XVIII вв.): Тезисы докладов научной конференции (Моск-
ва, 3—5 декабря 1996 г.). М., 1996. С. 20—23.
Сколько голов у двуглавого орла?
-----------------------------------------------------------------103
При анализе этого сообщения Ю. А. Артамонов обратил внима-
ние на любопытную деталь: летописец, говоря о головах орла,
употребил множественное число («головами»), а не двойственное
(«головома»). Исследователь связал это с исчезновением в памят-
никах письменности XII—XIII вв. двойственного числа как граммати-
ческой категории32. Между тем упоминание нескольких (более чем
двух; возможно, именно трех) голов у холмского орла может иметь и
Иное объяснение, связанное с семантикой образа двуглавого орла в
контексте указанного ветхозаветного текста.
Следует обратить внимание, что третья — средняя и самая
большая — голова орла, согласно тексту Ездры, «внезапно ис-
чезла» и «оставались две головы, которые... царствовали на земле
и над ее обитателями»33. Таким образом, трехглавый орел Ездры
мог изображаться и как двуглавый — с невидимой третьей голо-
вой. Некоторые основания для такого восприятия двуглавого орла
дают государственная дечать Ивана IV (с одной большой короной
между головами орла34), изображения восьмиконечного креста на
голгофе, помещенного между двумя орлиными головами, на печа-
тях Федора Ивановича (1585 г.), Бориса Годунова (1602 г.),
Лжедмитрия I (1606 г.), Василия Шуйского (1606 г.) и Михаила
Федоровича (1636 г.), а также появление на печатях Алексея Ми-
хайловича (1654 и 1672 гг.) большой третьей короны (которая со-
храняется и в более позднее время, иногда полностью замещая ко-
роны или венцы над двумя головами орла)35.
Наконец, очевидно, что сам ветхозаветный образ трехглавого
орла мог восприниматься неоднозначно (как и связанная с ним
«теория» третьего царства). Мало того, даже в одной и той же со-
циальной среде его интерпретация могла претерпевать изменения
(и, возможно, очень серьезные)36. «Промосковский» или, напро-
тив, «антимосковский» характер этого символа не мог быть задан
32 Артамонов Ю. А. Княжеская символика в архитектуре древнего Холма. С. 22.
33 3 Езд И: 33-34.
34 Соболева Н. А. Русские печати. С. 211.
35 Хорошкевич А.Л. Символы русской государственности. С. 37—39, 41, 43—44,
46-51.
36 Ср. рассуждения по поводу трансформации содержания теории «Москва —
третий Рим»: Лурье Я. С. Заметки к истории публицистической литературы
конца XV — первой половины XVI в. // ТОДРЛ 1960. Т. 16. С. 457—459.
И. Н. Данилевскш
изначально37. Его семантическое наполнение должно исследовать
ся специально в каждом отдельно взятом случае.
Обоснованность привлечения текста 3-й книги Ездры для интер
претации изображений двуглавого орла становится особенно ясно!
при анализе описания Опричного дворца, сохранившегося у Генрих:
Штадена. Подробно рассматривавший этот текст А. Л. Юргано:
обратил особое внимание на упоминающиеся в нем изображена
двуглавых орлов и льва: на южных воротах дворца, обитых жестью
«было два резных разрисованных льва — вместо глаз у них был!
пристроены зеркала; и еще — резной из дерева черный двуглавьп
орел с распростертыми крыльями. Один лев стоял с раскрытой па
стью и смотрел к земщине, другой такой же смотрел во двор. Меж
ду этими двумя львами стоял двуглавый черный орел с распростер
тыми крыльями и грудью в сторону земщины. На этом дворе бьш
выстроены три мощные постройки и над каждой наверху на шпиц<
стоял двуглавый черного цвета орел из дерева, с грудью, обращен-
ной к земщине»38. Опираясь на текст Апокалипсиса, А. Л. Юрга-
нов пришел к выводу: «двуглавый черный орел с „распростертым»
крыльями** (т. е. орел летящий), обращенный в сторону земщины,
имеет помимо геральдической также символику эсхатологическую:
это образ адского наказания, которое последует в последние време-
на». И далее — теперь уже с опорой на апокрифическую Беседу
трех святителей: «Восточная сторона [Опричного дворца] — „чело-
веческая"; западная олицетворяла собой тельца, а следовательно,
Второе Пришествие Христово; северная связана с образом орла.
Южная сторона не случайно представлена образом льва. Кроме
того, орлы на всех трех башнях дворца, видимо, были также связаны
с символическим значением имени Иоанна Богослова»39.
В этой интерпретации образ двуглавого орла, как уже отмеча-
лось, был неосознанно подменен образом одноглавого летящего
орла. К тому же автору не удалось надежно связать «текст» изо-
бражений с текстами привлекаемых письменных источников (ска-
жем, в Беседе трех святителей речь идет не о двух, а о четырех об
разах: человека, тельца, «нормального» орла и, наконец, льва). Об
37 Ср.: Опарина Т. А. К вопросу об использовании III книги Ездры.
38 Штаден Г, О Москве Ивана Г розного: Записки немца опричника / Перев
и вступ. ст. И. И. Полосина. М., 1925. С. 107—109.
39 Юрганов А. Л. Категории русской средневековой культуры. С. 389—390.
Сколько голов у двуглавого орла?
---------------------------------------------------------- Ю5
ращение к тексту 3-й книги Ездры представляется в данном слу-
чае гораздо более правомерным: здесь упоминаются лишь два жи-
вотных, изображения которых и украшали Опричный дворец, —
лев и двуглавый орел. Этот текст позволяет вплотную заняться во-
просом о том, почему, скажем, все двуглавые орлы Опричного
дворца были обращены грудью в сторону земщины... Впрочем,
это — тема для особого исследования.
Данная статья, естественно, не может — да и не должна была —
решить проблему происхождения одного из двух основных симво-
лов Московского царства или, скажем, в полном объеме раскрыть
его семантику. Цель, которую ставил перед собой автор, гораздо
скромнее: попытаться отыскать текст, который мог бы дать ключ к
пониманию этого загадочного образа.
Т. Н. Джаксон
О термине
polutasvarf
у Снорри
Стурлусона
Г) девятой главе трактата Константина Багрянородного «Об управ-
лении империей» (сер. X в.) повествуется, среди прочего, о том,
что с наступлением ноября месяца архонты (князья) росов «выходят
со всеми росами из Киава и отправляются в полюдия (ец та
лоХиБса), что именуется „кружением”» В комментарии к этому
месту Е. А. Мельникова и В. Я. Петрухин утверждают, что «грече-
ская транскрипция древнерусского слова „полюдье” показательна
как свидетельство адаптации росами именно славянского слова», и
уточняют далее, что «в исландских сагах также употребляется заим-
ствование из древнерусского polutasvarf... хотя типологически сход-
ный институт в самой Скандинавии носил название „вейцла”» * 2. Хо-
чу для сборника, подготавливаемого в подарок ко дню рождения
Елены Александровны Мельниковой, предложить свою версию
происхождения термина polutasvarf, совместив тем самым некото-
рые возражения юбиляру с самыми сердечными поздравлениями и
пожеланиями творческого долголетия.
Термин polutasvarf по сути является гапаксом в сагах, поскольку
встречается только в «Круге земном» Снорри Стурлусона (ок. 1230 г.)
и (дословно) в восходящей к нему в этой части «Хульде» (XIV в.),
при описании одного из источников богатств норвежского конунга
Харальда Сигурдарсона.
’ Константин Багрянородный. Об управлении империей. Текст, перевод,
комментарий / Под ред. Г. Г. Литаврина и А. П. Новосельцева. М., 1989
С. 50, 51.
2 Там же. С. 330.
О термине polutasvarf у Снорри Стурлусона
107
Мне приходилось уже писать о том, что рассказы саг о богатстве
Харальда в значительной степени основаны на традиции и вряд ли
являются сильным преувеличением3. Как сообщают своды королев-
ских саг первой трети XIII в. («Гнилая кожа», «Красивая кожа» и
«Круг земной»), Харальд Сигурдарсон отдал своему племяннику,
норвежскому конунгу Магнусу Доброму, в обмен на половину Нор-
вежской державы, половину своих несметных сокровищ. (О разделе
державы в обмен на золото знают и скальды-современники конунга
Харальда4.) «Гнилая кожа» приводит якобы адресованные Магну-
су слова Харальда:
Вчера Вы передали нам большое государство, которое Вы раньше
с честью отобрали у Ваших и наших врагов, и дали нам в совместное
с Вами владение, и было это хорошо сделано, поскольку этому было
Вами отдано немало сил. Теперь посмотрим с другой стороны. Мы
были за пределами страны и тоже подвергались опасностям, прежде
чем мы собрали это золото, и разделим мы сейчас его всё на две час-
ти, и будете теперь Вы, родич, владеть половиной нашего золота, так
как Вы захотели, чтобы мы владели половиной Вашей земли5 6.
Обстоятельства пребывания Харальда «за пределами страны»
хорошо известны: после битвы при Стикластадире (1030 г.), в кото-
рой пал Олав Святой, Харальд лечил раны в Швеции, затем провел
несколько лет на Руси, далее около десяти лет на службе у визан-
тийских императоров, потом вернулся на Русь, женился на Елиза-
вете Ярославне и возвратился в 1044 г. (согласно исландским ан-
налам) в Норвегию.
Приезд Харальда на Русь можно датировать по скандинавским
источникам 1030 или 1031 годом. Исследователи тоже склонны счи-
тать, что первый визит Харальда на Русь состоялся в 1031—1033 гг.
6
или, возможно, длился несколько дольше .
3 Джексон Т. Н. Var |?at sva mikit fe, at engi madr nordr i k?nd hafdi set i eins
manns eigu: О природе исторической памяти в исландских королевских са-
гах // Восточная Европа в древности н средневековье: Историческая память
и формы ее воплощения. XII Чтения памяти В. Т. Пащуто. 2000. С. 149—154.
4 Тьодольв Арнорссон (Skj.—В. 1. 341) и Бёльверк Арнорссон (Ibid. 356).
5 Msk. 95; ср.: Fask. 244; IF. XXVIII. 100.
6 Storm C. Harald Haardraade og Veenngeme i de Greeske Keiseres Tjeneste / /
NHT. 1884. В. II: 4. S. 383; Stender-Petersen A. Jaroslav und die Varinger //
Т. Н. Джаксон
108
Скандинавские и византийские источники сходятся на том, что
Харальд оказался в Византии при Михаиле IV Пафлагонянине, чье
самодержавное правление началось 12 апреля 1034 г. Как установ-
лено на основании совокупного анализа этих источников, Харальд,
находясь на службе у византийских императоров (Михаила IV, Ми-
хаила Калафата и Константина Мономаха), принял участие в целом
ряде сражений. Последовательность военных предприятий Харальда
на византийской службе, вероятно, была такой: 1034 г. — прибытие
в Константинополь; 1035—1037 гг. — поход в Азию, в частности в
Сирию и Месопотамию; 1036 г. — поездка в Иерусалим; 1038—
1040 гг. — разграбление Сицилии; весна 1041 г. — битва на юге
Италии; осень 1041 г. — военный поход в Болгарию; 1042 г. —
дворцовый переворот в Константинополе; 1043—1044 гг. — бегство
из Константинополя7.
О золоте, привезенном Харальдом в Норвегию, сообщают три
скальда XI в. — Тьодольв Арнорссон8, Стув Слепой9 и Вальгард
из Веллы10. В 1070-х гг. о большом богатстве Харальда, приобре-
тенном в Византии, говорит немецкий хронист Адам Бременский,
нередко прибегавший к услугам датских информантов: «Став воином
императора, ои (Харальд. — Т. Д.) участвовал во многих битвах про-
тив сарацин на море и скифов на суше, прославившись доблестью и
скопив большое богатство» п. Адам также упоминает «слиток золо-
та, привезенный Харальдом из Греции», вес которого был таков,
«что его едва [могли j поднять на плечи двенадцать юношей» .
«Краткие норвежские обзоры» (конца XII в.) лаконично сообщают
о том, что золото было добыто Харальдом за годы его службы в Визан-
тии. Так, в «Истории о древних норвежских королях» монах Теодорик
говорит, что это были «деньги, которые он привез из Греции», и что
Stender-Petersen A. Varangica. Aarhus, 1953. S. 134; Birnbaum H. Yaroslav’s
Varangian Connection / / Birnbaum H. Essays in Early Slavic Civilization.
Miinchen, 1981. P. 128—145.
7 Storm G. Harald Haardraade. S. 383—384.
8 Ibid. S. 341.
9 Ibid. S. 374.
10 Ibid. S. 361.
” Adam. Lib. HI. Cap. XIII.
12 Ibid. Lib. III. Cap. LH. Schol. 83.
О термине polutasvarf у Снорри Стурлусона
Харальд «подвергал себя опасностям в чужих землях, чтобы увеличить
это богатство»13; а в «Обзоре саг о норвежских конунгах» имеется из-
вестие о том, что Харальд «отправился домой из Гарда (т. е. Микла -
гарда. — Т.Д.) через Аустрвег (здесь: через Русь. — Т. Д.) на торго-
вом корабле, сильно нагруженном добром и драгоценностями»14 *.
Своды королевских саг говорят об обогащении Харальда во время
его службы «в Африке» и об отсылке им той части богатства, которая
не требовалась для содержания войска, на Русь к князю Ярославу:
[Харальд] провел много зим в Африке и взял там много золота и
много драгоценностей. Но все то богатство, которое он получал и кото-
рое не было нужно ему для своих воинов, он посылал со своими вер-
ными людьми на север в Хольмгард во власть и на хранение конунгу
Ярицлейву. И собралось там такое непомерно большое, что никто не
мог точно измерить, богатство, какое легко можно себе представить,
поскольку он воевал в той части мира, которая была чуть ли не богаче
всех остальных золотом и драгоценностями, при том что он никогда не
воевал против местных жителей, потому что он говорит сам, что он
сражался в Африке с самим конунгом, и победил, и завладел большей
частью его государства,5.
В греческих источниках нет сведений о каких-либо экспедициях в
Африку во время правления Михаила IV. Но поскольку этноним
Serkir, который появляется в этом контексте («отправился он тогда
со своим войском на запад в Африку, которую веринги называют
Серкландом»16) нередко употребляется в древнескандинавских ис-
точниках как синоним арабов или арабоговорящих народов, иссле-
дователи допускают, что скальдические строфы, на которых основа-
но это известие саг, относятся к византийско-арабским военным
действиям в Малой Азии, каковых было немало в годы правления
Михаила IV. Что касается византийско-арабских столкновений на
Сицилии, то и в них Харальд мог принять участие в 1037 г. под
предводительством Константина, брата Михаила IV17.
13 MHN. 50.
14 Agrip. 36.
13 Msk. 64.
16 IF. XXVIII. 74.
17 Blondal S. The Varangians of Byzantium: An aspect of Byzantine military history /
Translated, revised and rewritten by B. S. Benedikz. Cambndge, 1978. P. 60—62,66.
Т. Н. Джексон
110
Дополнительное указание на происхождение богатств Харальда
находим в рассказах саг о том, как императрица Зоя обвинила его,
что он «присвоил то золото, которое принадлежало конунгу греков»,
и что, будучи предводителем отряда варягов, он удерживал больше
- 18
добычи, чем полагалось по закону .
Наконец, в «Круге земном» появляется интересующее нас объ-
яснение источника богатств Харальда, породившее противоречивые
толкования и затяжную дискуссию. Снорри Стурлусон говорит об
этом следующим образом:
И когда Харальд прибыл в Хольмгард, конунг Ярицлейв превос-
ходно встретил его. Провел он там зиму, взял тогда в свое распоряже-
ние все то золото, которое он раньше посылал туда из Миклагарда, и
всякого рода драгоценности. Это было такое большое богатство, что ни
один человек в северных странах не видел такого во владении одного
человека. Харальд трижды ходил в обход палат (polutasvarf), пока он
был в Миклагарде. Там есть такие законы, что каждый раз, когда
умирает греческий конунг, тогда варяги идут в обход палат (poluta-
svarf). Они тогда проходят по всем палатам (pohltlr) конунга, там где
находятся все его сокровищницы, и каждый тогда свободно присваива-
19
ет то, что идет ему в руки .
Итак, Снорри рассказывает, как Харальд, находясь на службе в
Миклагарде, трижды принимал участие в polutasvarf. В термине,
используемом Снорри, первый корень связан с лат. palatia, «импе-
раторский дворец», а вторая часть — это svarf, исландское сущест-
вительное от глагола sverfa, «идти колонной, шеренгой». Снорри со-
общает также, что, согласно законам, когда умирал византийский
император, варяги имели право пройти по его дворцу, предаваясь
неограниченным грабежам.
В. Г. Васильевский считает, что после ослепления Михаила Ка-
лафата, в котором Харальд должен был участвовать, он мог ока-
заться «среди возмутившейся толпы, штурмовавшей дворец; мы
должны предполагать, что именно тогда он учинил то, что сага
(вероятно, вслед за скальдами) называет polotaswarf — грабежом
(царских) палат, и наполнил руки византийским золотом»18 19 20. В дру-
18 Msk. 80; Fask. 234; ср.: IF. XXVIII. 85.
19 IF. XXVIII. 89-90.
20 Васильевский В. Г. Варяго-русская и варяго-английская дружина в Кон-
стантинополе // Васильевский В. Г. Труды. СПб., 1908. Т. 1. С. 283.
О термине polutasvarf у Снорри Стурлусона
------------------------------------------------------------ Ш
гом месте Васильевский уточняет, что «императорский дворец ви-
зантийского владыки именуется polotur (множеств.), то есть, пала-
тами (от paiatium, Pfalz)» 21.
По мнению А. И. Лященко, «автор саги в оправдание грабежей
своего героя приводит невероятное объяснение о праве варягов
брать, что попадет под руку, при перемене правителя Византии. Ко-
нечно, это не могло быть правом. Но вполне допустимы были гра-
бежи при столь частых в Византии дворцовых революциях» 22.
С. Блёндаль23 отметил, что такого рода ограбление император-
ского дворца, а тем более его казны, по случаю смерти императора
было в принципе невозможно в столь высокоцивилизованном обще-
стве, каковым являлась Восточная Римская империя. Если бы что-ли-
бо подобное происходило, только вполне определенное количество
комнат, с вполне конкретными предметами в них, было бы открыто
для дружинников императора. Однако ни в одном византийском ис-
точнике мы не находим и намека на подобный обычай. И все же, по
мнению Блёндаля, «хоть небольшое ядро истины» в этом известии
Снорри есть. Исходя из того, что «в среде варягов был значитель-
ный русский элемент», Блёндаль объясняет термин poltitasvarf при
помощи русских слов палата и сбор 24, и при таком понимании тер-
мина трактовка стоящих за ним реальных событий не сильно отлича-
ется от той, которую дал Снорри Стурлусон. Блёндаль, впрочем,
предлагает и еще одно толкование слова poltitasvarf от русских слов
получать и сбор в значении «налог, пошлина». Он полагает, что, с
одной стороны, варягн в Византии могли использоваться для сбора
податей в тех местностях, где регулярные сборщики дани не могли
справиться без военной поддержки, а с другой — наемники, будучи
на длительное время расквартированы в какой-нибудь византийской
провинции, должны были получать с местного населения специалъ-
< 25
ныи налог .
21 Васильевский В. Г. Варяго-русская и варяго-английская дружина. С. 239.
22 Лященко А. И. Былина о Соловье Будимировиче и Сага о Гаральде //
Sertum bibliologicurn в честь А. И. Малеина. Пг., 1922. С. 127, прнмеч. 2.
23 Blondal S. The Last Exploits of Harald Sigurdsson in Greek Service: A Chapter
from the History of the Varangians // Classica et mediaevalia. 1939. T. II. P. 1—26.
24 Ibid. P. 9.
23 Ibid. P. 10—12. См. также: Blondal S. The Varangians of Byzantium. P. 78—87.
Т. Н. Джаксон
112
А. Стендер-Петерсен26 утверждает, что термин polutasvarf от-
носится не к службе Харальда в Византии, а к сбору им даней по
поручению Ярослава Мудрого во время его пребывания на Руси.
Само слово polutasvarf, по Стендер-Петерсену, — тавтологично,
ибо содержит перевод самого себя, и обе его составляющие — рус-
ская (полюдье) и скандинавская (svarf) — означают «поворот,
оборот, круговое движение». Для подтверждения своей точки зре-
ния Стендер-Петерсен прибегает к сопоставлению с процитирован-
ным выше фрагментом из Константина Багрянородного, где русское
слово полюдье имеет греческое пояснение уира, «кружение». На
первый взгляд, кажется заманчивым согласиться со Стендер-Петер-
сеном, что Снорри якобы использовал уже существовавшее в «спе-
циальном варяжском языке» (le langage specialement varegue) слово,
также состоящее из др.-русск. полюдье и из пояснения к нему.
Очевидной, однако, становится неправомерность проведенного ис-
следователем сопоставления: ведь если византийский император,
использовав незнакомое ему, и тем более юному наследнику пре-
стола, древнерусское слово, вынужден был тут же его объяснить, то
в «варяжской среде (le milieu varegue) XI—XII вв.», которая суще-
ствовала «на пути из Византии в Киев и из Киева в скандинавские
страны», была знакома с местными реалиями и постепенно формиро-
вала «смешанный варяжский язык» (la langue mixte de varegue), по-
добных пояснений к словам не требовалось27.
Однозначно поддержал Стендер-Петерсена лишь Дж. Ше-
пард28 29, заключивший на этом основании, что Харальд трижды
участвовал в полюдье во время своего первого пребывания на Руси
в 1031—1034 гг. Б. Бенедикс, однако, убедительно показал, сколь
29
это маловероятно .
26 Stender-Petersen A. Etudes varegues. I: Le mot varegue polutasvarf // Classics et
Mediaevalia. 1940. T. 3: 1. P. 1—19.
27 Б. Бенедикс указывает на неубедительность единственного приводимого
Стендер-Петерсеном лингвистического примера, долженствующего доказать
вероятность существования двусоставных двуязычных слов в «варяжском
языке» (Blondal S. The Varangians of Byzantium / Translated, revised and
rewritten by B. S. Benedikz. P. 84).
28 Shepard J. A Note on Harold Hardraada: the Date of his Arrival at Byzantium //
Jahrbuch der osterreichischen Byzantinistik. 1973. B. 22. P. 145—150.
29 Blondal S. The Varangians of Byzantium. P. 84—85.
О термине polutasvarf у Снорри Стурлусона
---------------------------------------------------------. из
Ф Дельгер в рецензии на статью Блендаля отдал предпочтение
мнению этого исследователя30. П. Лемерль назвал гипотезу Стен-
дер-Петерсена «весьма остроумной, хотя и не доказанной по всем
пунктам» 31 X. Бирнбаум посчитал аргументацию Стендер-Петерсена
весьма противоречивой32. Г. Г Литаврин также скорее согласен с
Блендалем, нежели со Стендер-Петерсеном, «так как те же саги со-
общают, что Гаральд отсылал свои богатства из Византии на сохра-
нение Ярославу Мудрому, был обвинен в присвоении казенных де-
нег и добычи и даже подвергся аресту» .
Я склонна согласиться с В Г. Васильевским в том, что Харальд
должен был участвовать в ослеплении Михаила Калафата (два ис-
ландских скальда XI в., Тьодольв Арнорссон и Торарин Скеггья-
сон, говорят об ослеплении Харальдом византийского императо-
34\ «
ра ) и вполне мог, среди возмутившейся толпы, поживиться ви-
зантийским золотом, равно как и с А. И Лященко, что грабеж та-
кого рода не мог быть правом варяжской дружины. Мне пред-
ставляется, что традиция сохранила рассказ об участии Харальда в
разграблении императорского дворца (ср. красочное описание пе-
реворота 21 апреля 1042 г в «Хронографии» Михаила Пселла), а
Снорри Стурлусон подал этот материал в благоприятном для нор-
вежского конунга свете, создав при этом соответствующий расска-
зу об ограблении палат (polutir) византийского императора термин
polutasvarf «обход палат».
30 Dolger F Рецензия на Blondal 1939 // Byzantmische Zeitschrift 1941 В 41
S 250-251
31 Lemerle P Prolegomenes a une edition critique et commentee des «Conseis et
Recits» de Kekaumenos Bruxelles, 1960
32 Birnbaum H Yaroslav's Varangian Connection P 18
33 Литаврин Г Г Пселл о причинах последнего похода русских на Константи-
нополь в 1043 г // ВВ 1967 Т 27 С 83—84, Советы и рассказы Кекавме-
на Сочинение византийского полководца XI века / Подготовка текста, введе-
ние, перевод и комментарий Г Г Литаврина М , 1972 С 596
34 Skj -В I 340,368
Klaus Diiwel Zeugnisse
zum Handel
Cj<O in der Wikingerzeit
nach
den Runeninschriften1
Im folgenden mochte ich die wichtigsten Zeugnisse zum Handel der
Wikingerzeit aus der Quellengattung «Runeninschriften» (zumeist
des 11. Jhs.) vorstellen1 2. Dabei gliedere ich nach Wegen, Zielen und
Verkehrsmitteln des Handels, nach den Handelswaren.
I. Handelswege
Handelswege werden selten in den Inschriften angegeben, meist ste-
hen nur Lander- oder Ortsnamen, mit denen das Fahrenziel bezeichnet
wird. Ein sicheres Zeichen fiir einen Handelsweg gibt nur der Stein von
1 Zusammenfassung meines umfangreichen Beitrages: Handel und Verkehr der
Wikingerzeit nach dem Zeugnis der Runeninschriften / / (Jntersuchungen zu Handel
und Verkehr der vor- und friigeschechtlichen zeit in Mittel- und Nordeuropa. T. IV-
Der Handel der Karolinger- und Wikingerzeit / K. Diiwel, u. a. Gottingen, 1987.
S. 313-357.
Einige der im folgenden behandelten Inschriften vgl. auch bei E. A. Melnikova
(Runic Inscriptions as a Source for the Relation of Northern and Eastern Europe in
the Middle Ages // Runeninschriften als Quellen interdisziplinarer Forschung /
K. Diiwel. Berlin; N. Y., 1998. S. 647-659).
2 Die Runeninschriften Skandinaviens sind mit den gangigen Siglen und der ent-
sprechenden Nummer angefiihrt:
a) Danemark: DR — Danmarks runeindskrifter / L. Jacobsen og E. Moltke under
medvirkning af A. Baeksted og К. M. Nielsen. Kobenhavn, 1941—1942. В. I—HI;
b) Norwegen: NIyR — Norges Innskrifter med de yngre Runer / M. Olsen, med
hjelp i forarbeider av S. Bugge, O. Rygh og I. Undset. Oslo, 1941—1960. В. I—V;
c) Schweden: SR — Sveriges Runinskrifter. Stockholm, 1900—1964. В. I—XIII — U
(Upplands runinskrifter), Og (Ostergotlands runinskrifter), Sm (Smalands
runinskrifter), So (Sodermanlands rumnsknfter), G (Gotlands runinsknfter).
Zeugmsse zum Handel in der Wikingerzeit nach den Runeninschriften
------------------------------------------------------------------- Ц5
Mervalla (So 198)3 an: «Sigrid lieB diesen Stein errichten nach Sven,
ihrem Mann.
Er segelte oft
nach Semgallen mit wertvollem Schiff (knorr)
uni Domesnas herum».
DaB dieser Sven ein Kauffahrer war, indiziert die Merkmalreihe
Zielort Semgallen4, Wiederholung der Fahrt, ohne daB Sven dabei
umgekommen zu sein scheint, Benutzung eines Lastschiffes (knorr).
Der Weg fiihrte von Sodermanland fiber Gotland, um Domesnas, der
Nordspitze Kurlands, herum, durch die Rigaer Bucht zum Hafen Sem-
gallen an der Diina. Das Epitheton «wertvoll» bezieht sich wohl auf die
Ladung des Schiffes, weniger auf dieses selbst.
Nach Ruprecht, «nennt das lebendigste, ereignisnahe skandinavische
Zeugnis von den Handelsfahrten auf russischen Fliissen, der Runenstein
von Pilgards (Gotland), gerade die Dnjepr-Strecke etwa am Ende des
10. Jhs»5. Die Identifizierung der in der Inschrift genannten Lokalitaten
mit den Dnjepr-Stromschnellen (Porogen) siidlich von Kiew ist zwar
gesichert, jedoch geht aus dem Wortlaut der Inschrift kein Hinweis auf
Ziel und Zweck der Fahrt hervor. Bestenfalls die Tatsache, daB es sich
um Gotlander handelt, konnte auf Handel deuten6.
Schiffahrtsrouten und Handelswege werden also nur vereinzelt in
Runeninschriften der Wikingerzeit angegeben.
II. Fahrtenziele
Auch hier kann ich nur wenig sichere Belege ermitteln, einer von ihnen
findet sich in der Inschrift des Steines von Fjuckby (U 1016)7: «Ljut
‘Schiffsfiihrer’ errichtete diesen Stein nach seinen Sohnen (Fornyrdislag)
3 Vgl. Мельникова E. А. Скандинавские рунические надписи. Тексты, перевод,
комментарий. М., 1977. № 38.
4 Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit im Lichte der Runeninschriften. Gottingen,
1958 S. 32 f., mit Nachweisen; Jansson S. B. F. Runinskrifter i Svenge. Uppsala,
1963. S. 53, der auch die Wikingerkolonien dort erwahnt. 3. uppl. 1984. S. 55
Jansson S. B. F. Runes in Sweden. Stockholm, 1987. P. 52.
5 Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit. S. 32.
6 Vgl. Мельникова E.A. Скандинавские рунические надписи. № 17.
7 Ibid. № 87.
Klaus Dilwel
Der hieB Aki
Der im Ausland umkam
steuerte den knorr,
kam zu den Hafen der Gnechen,
starb dabeim».
Die von Wessen vorgenommene Erganzung: «Styr war der zweite
(andere)» iiberzeugt8. Ljuts Sohn Aki kam auf Auslandsfahrt urn, Styr
(oder vielleicht ein anderer mit St- anlautender Name) steuerte mit
einem Lastschiff griechische Hafen9 10 11 an und starb zuhaus. Das alles sind
Indizien fur einen Handelsfahrer.
Eine auBertextliche Beobachtung — gegen Ende des 11. Jhs. sind
keine Raubziige nach England mehr bezeugt — fiihrt zu der Annahme,
Sigvid, der Englandfahrer aus Uppland (U 978), sei als Kaufmann
unterwegs gewesen ’°.
Ansonsten kommen zweimal englische Orte vor, die nicht ausdriicklich
als Handelsplatze genannt sind: Bath (Sm 101)11 und Skia, das fiir Skidby
in Yorkshire oder fiir Shoebury in Essex steht. Lediglich ein Unbekannter aus
der Schleswiger Gegend (Stein von Schleswig, DR 6), der in Skia seine
Ruhe fand, diirfte auf Handelsfahrt gestorben sein (Ausgangsort Schles-
wig — kein gewaltsamer Tod — christliche Formein).
Aus skandinavischem Raum werden genannt: Viborg, Haithabu,
Svia und Gotland. Der Upplander Sigsten starb in Viborg, das seit 1065
Bischofssitz war und damit auch groBere Bedeutung fiir den Handel er-
halten haben diirfte. Nach 1050, also dicht an dieses Datum heran-
reichend, wird der infrage stehende Stein von Osseby-Gam (U 180)
datiert. Auf Handel weisen der Zielort Viborg und der nicht gewalt-
8 SR. В. IX. S. 232. Anders Wulf F. Der Name des zweiten Sohnes in der
Fjuckby-Inschrift // Blandade runstudier. 2 (Runron 11). Uppsala, 1997.
S. 185-199.
9 Moglicherweise faBt dieser Ausdruck mehrere Fahrten zusammen.
10 Zu apodiktisch ist Ruprechts Feststellung: «Sigvid muB Kaufmann gewesen sein, da
im letzten Teil des 11. Jhs. keine Englandziige mehr stattfanden» (Ruprecht A. Die
ausgehende Wikingerzeit. S. 160).
11 Ibid. S. 135: «Da der Stein eher in die Mitte als die ersten Jahrzehnte des 11. Jhs.
gehort, diirfte es sich bei Gunnar und Haelgi um Kaufleute, oder moglicherweise um
Glieder des Tingmannalid, handeln».
Zeugnisse zum Handel in der Wikingerzeit nach den Runeninschriften
117
same Tod, vor allem aber eine auBertextliche Beobachtung, daB Uber-
falle auf Danemark nicht bezeugt sind,2.
Weniger eindeutig liegt der Fall bei zwei in Haithabu verstorbenen
Mannern (So 16, U 1048), zumindest spricht in diesen beiden Fiillen
mit Haithabu und einer christlichen Formel bzw. einem Kreuz nichts
gegen eine Zuweisung zu «Handel».
Die fragmentarisch erhaltene Inschrift der Kirche von Frotuna (U 527)
erwahnt Gotland, was auf «Handel» deutet. Dagegen spricht nicht die
Charakterisierung des Toten als bester bondi «Hausherr».
Der jiitische Stein von Egtved (DR 37) wurde zu Ehren eines in
Svia verstorbenen Mannes errichtet. Dies ist ein alter Handelsplatz im
Kirchspiel Vaksala (Uppland) ”, so daB der Mann «dort wahrschein-
lich auf Handelsfahrt urns Leben gekommen» ware12 * 14 15. Eine groBere
Zahl von Ostfahrten konnten Handelsfahrten gewesen sein. Mit groBer
Wahrscheinlichkeit wird die Fahrt des Gotlanders Liknat nach Windau
an der Nordwestkiiste Kurlands Handelszwecken gedient haben, han-
delte es sich doch um einen Platz zwischen Domesnas und Libau, der
die kilrzeste Verbindung von Gotland in das Baltikum darstellt und der
von Handel treibenden Gotlandern oft aufgesucht wurde ”.
Gute Handelsverbindungen bestanden zwischen Schweden/Gotland
und Livland, ostlich der Rigaer Bucht und nordlich der Diina gelegen,
im spateren 11. JahrhundertI6.
In zwei Inschriften wird Livland genannt:
«Haermod lieB meiBeln nach Bergvid (oder Barkvid), seinem
Bruder. Er ertrank [in, bei] Livland» (So 39) l7 18; «Sufar lieB den Stein
errichten nach Asgasir, seinem Sohn. Er fiel drauBen in Livland in
Froygaeirs Gefolgschaft (?)» (U 698) ,B.
Im Vergleich beider Inschriften ergibt sich, daB Bergvid eher auf
Handelsfahrt als bei einem Wikingunternehmen umgekommen sein
diirfte.
12 Vgl. Ibid. S. 156.
” Jacobsen L. Syv Runestens—Tolkninger // Aarboger, 1935. S. 191 f.
14 Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit. S. 126.
15 G135; Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit. S. 164.
16 Vgl. Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit. S. 35 f., 145.
17 Vgl. Мельникова E. А. Скандинавские рунические надписи. № 40.
18 Ibid. № 64.
Klaus Dilwel
118
Vergleichsweise mochte ich noch den in «Finnland» gestorbenen
und in der Heimat bestatteten Gotlander Audvald (Stein von Rute aus
dem 12. Jh.) *9, eher mit Handel in Verbindung bringen als Otiygg, der
in «Finnland» erschlagen wurde (U 582) 19 20.
Wieder anders liegt der Sachverhalt bei zwei Inschriften, die Holm-
gard (Nowgorod) nennen und damit den Nowgorod-Handel in einer
Riickgangsphase zu Ende des 11. Jhs. beriihren21. Eine fragmentarische
gotlandische Inschrift (G 220) 22 gedenkt des Todes eines Uddger in
Holmgard. Dort wurde auch der Upplander Spjallbudi getotet, und
zwar in der Olafskirche (U 687)23. Obwohl die Kampfhandlung, bei
der Spjallbudi zu Tode kam, im Dunkeln bleibt, ist die Vermutung
nicht von der Hand zu weisen, daB es sich um Kampfe handelt, die mit
dem Ausgreifen des russischen Handels auf den schwedischen Han-
delsplatz zusammenhangen24.
Der norwegische Stein von Alstad bietet zwei Inschriften, deren
jiingere (NIyR 62)25 Engle fur seinen Sohn Torald anbringen lieB,
«der den Tod fand in Vitaholm (= Viticev am Dnjepr) zwischen Us-
taholm, d. i. Ustje (Zarub), und Kiew (Gardar)». Es kann bei Toralds
Unternehmen Handel nicht ausgeschlossen werden, da 1. als Zielweg
der Dnjepr angegeben wird und 2. der mit der Formel vard daudr
angezeigte gewaltsame Tod nicht im Verlauf einer Kampfhandlung er-
folgt sein muB26?
19 Vgl. Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit. S. 195.
20 Vgl. Мельникова E. А. Скандинавские рунические надписи. № 76.
21 Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit. S.35.
22 Vgl. Мельникова E. А. Скандинавские рунические надписи. Ns 23.
23 Ibid. № 89.
24 Vgl. Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit. S. 35 f., 151.
25 Vgl. Мельникова E. А. Скандинавские рунические надписи. Ns 62.
26 Nur das Fahrtenziel Vitaholm erscheint als noch unidentifiziert bei Ruprecht (Ruprecht A.
Die ausgehende Wikingerzeit. S. 165). Seine Identifizierung mit Viticev am Dnjepr
verdankt sich Kleiber (Kleiber B. Alstadstenen i lyset av nye utgravninger ved Kiev //
Viking. 1965. B. 29. S. 61—75; zur Lage s. S. 67, Fig. 3); vgl. Dilwel K. Runenkunde
(Sammlung Metzler M 72). Stuttgart, 1968. S. 82, 3. Aufl. 2001. S. 150; Pritsak 0.
The Origin of Rus’. Cambridge, Mass., 1981. Vol. I: Old Scandinavian Sourres
other than the Sagas. P. 372 f.; RCA. 1984. Bd. 5. S. 535 (zur Lage vgl. Abb. 72).
Gegen diese Deutung — wie ich nachtraglich sehe — Schramm G. Neues Licht
auf die Entstehung der Rus’? // JfGO. 1983. Bd. 31. S. 227. Er nimmt an, «der
Zeugnisse zum Handel inderWikingerzeitnach den Runeninschriften
—--------------------------------------------------------------- HQ
Die heimtiickische Ermordung des Gotlanders Rodfos in der
Walachei («Ihn erschlugen heimtiickisch Walachen» [blakumen],
G 134* 27) gilt Ruprecht als «ein Indiz fiir die Benutzung der Han-
delsstrecke Bug—Dnjestr durch Gotlander» 2B. AuBer der Tatsache,
daB Gotlander in der Regel als Handler erscheinen, gibt es keinen un-
mittelbaren Hinweis fiir «Handel». Dennoch wird die Reise Rodfos’
meistens als Kaufmannsfahrt aufgefaBt29.
AbschlieBend zu den Fahrtenzielen ist noch ein Griechenlandfahrer
namens Vidbjorn aus Uppland (U 956)30 zu erwahnen. Der im
zweiten Viertel des 11. Jhs. errichtete Stein von Vedyxa deutet wegen
des Zieles und der christlichen Formel sowie aufgrund der Tatsache,
daB nichts von einem Tod auf der Fahrt verlautet, eher auf Handel als
auf Wiking.
Die Runeninschriften lassen aus sich heraus oder gestiitzt auf auBer-
textliche Kenntnisse in wenigen Fallen die angesteuerten Fahrtenziele
als Handelsplatze erkennen und charakterisieren mithin die unternom-
menen Reisen als Handelsfahrten.
III. Handelsgiiter und Handelsutensilien
Wie der Handel als eigenstandiges Phanomen in den Runenin-
schriften kaum hervortritt, so verhalt e.> sich auch mit den verhandelten
Waren. Lediglich Felle bzw. Pelze werden genannt und erstaunlicher-
Todesfall ereignete sich ... auf der Hinfahrt von Norwegen nach RuBland auf einer
Insel der Nord- oder Ostsee...»
27 Vgl. Мельникова E. А. Скандинавские рунические надписи. № 20.
28 Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit. S. 164.
29 Ibid; Jansson S. B. F. Runinskrifter i Sverige. S. 65 und Jansson S. B. F. Runes in
Sweden. P. 63; Svardstrom E. in: SR. В. XII. S. 208 f. Vgl. auch Pritsak O. The
Origin of Rus'. P. 373, zur Etymologie und damit zur Lokalisierung von blakumen.
Unter den blakumen (Blgkumen) versteht man gewohnlich Walachen (im heutigen
Rumanien). Pritsak hat eine altere Deutung wieder favorisiert, wonach «Blgku- should be
connected with the Middle European designation for the Kipchak (Qipcaq) Polovcians
(Qumans) Blawen, Blauen as a translation from the Slavic, e. g., Czech Plavci».
Vgl. weiter RGA. 1984. Bd. 5. S. 530, mit dem Hinweis auf die Nomadengefahr
im Stromschnellenabschnitt des Dnjepr «zunachst dutch die Petschenegen, spater die
Polovcen, in deren Herrschaftsgebiet dieser FluBabschnitt fiel (s. Abb. 77 und 78)».
30 Vgl. Мельникова E. А. Скандинавские рунические надписи. № 101.
Klaus Dilwel
120
weise Steine ”. Beides sind Ausfuhrgiiter aus Skandinavien. Beide Male
nehmen wir Einblick in den Gotlandhandel31 32. Ich gebe beide Inschriften
im Wortlaut. Zuerst der Stein von Stenkumla (G 207) aus der Zeit
um 1100 in Bildsteinform mit Ausfiillung der abgeschlagenen Partie
nach alteren Zeichnungen: butmuntr: auk: butraifR: auk: kunufar:
JjaiR: raistu: stain ... афк каф]: auk: sunaria: sat: щф: skinum:
auk: han: entasis: at: ulfshala: J>a: [han: hilki... «Botmund und Bo-
traiv und Gunnar, die errichteten den Stein ... (Fornyrdislag:)
und saB siidwarts mit Fellen (Pelzen)
und er endete auf Ulvshale,
als...»
Neuere Ubersetzungen betonen mit Recht den Handelsbezug: «und
sab siidwarts (als Kaufmann) mit Fellen»33; «och sbderut handlade
med skinn» 34 und «och soderut drev skinnhandel» 35 und bestatigen
damit die Bedeutung des Handels von Fellen und Pelzen zwischen
Nord- und Westeuropa36. Dieser unbekannte Handler — sein Name
hat an verlorengegangener Stelle im Runenband gestanden, — Vater
oder Bruder des Steinsetzers, starb auf Ulvshale. Unter mehreren
Vorschlagen verdient wohl der Name der Halbinsel Ulvshale bei Stege
auf der danischen Insel Mon den Vorzug, zumal hier der Handelsweg
von Gotland fiber Sfidjiitland nach Westeuropa verlief. Ellmers37 geht
noch weiter und versucht, das Ziel dieses Handelsfahrers mit Haithabu
31 Im Register zu NIyR (Bd. V. S. 303) wird das Stichwoit Trelasthandel Norge — Jylland
(«Bauholz—Handel Norwegen — Jiitland») ausgeworfen, aber die Angabe V, 235 kann
nicht stimmen. Die richtige (und wichtige) Stelle konnte ich bisher nicht finden.
32 Vgl. KLNM. 1960. В. V. Sp. 391 ff.
33 Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit. S. 163.
34 Jansson S. B. F. Runinskrifter i Sverige. S. 60; Idem. Runes in Sweden. P. 57.
35 Svdrdstrom E. in: SR. B. XII. S. 203.
36 Vgl. KLNM. 1970. В. XV. Sp. 521 ff. Ruprechts Bemerkung: «Der Pelzhandel
... uts in Richtung Danemark (usw.)» (Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit.
S. 163) entbehrt der Grundlage, da uts weder in G 207 noch auf dem parallelen
Stein G 208 vorkommt.
37 Ellmers D. Friihmittelalterliche Handelsschiffahrt in Mittel- u. Nordeuropa //
Schriften des deutschen Schiffahrtsmuseums. Neumunster, 1972. Bd. 3. S. 229,
Anm. 756.
Zeugnisse zum Handel in der Wikingerzeit nach den Runeninschriften
121
zu bestimmen: «Da die Fahrt durch diese Passage weder nach Wollin
noch zur Liibecker Bucht oder nach Oldenburg fiihrt, sondem die
kiirzeste Verbindung zwischen Haithabu und der schwedischen Ost-
kiiste darstellt, kann sich das ‘siidwarts’ nur auf Haithabu beziehen» 38.
Freilich — um MiBverstandnisse zu vermeiden — der Gedenkstein
wurde nicht gesetzt, um einen Handler aus der Masse der Toten
herauszuheben. Vielmehr weist der erhaltene Rest каф gard, d. h.
«Hof», darauf hin, daB hier vermutlich erbrechtliche Angelegenheiten
bekannt gemacht wurden39. Kalkstein hat im Gotlandhandel als Aus-
fuhrprodukt keine groBe Rolle gespielt40. Dennoch berichtet davon eine
Inschrift aus Uppland (U 414): « ... die brachten diesen Stein von
Gotland und [errichteten ihn (?)] nach Si[gfast oder: — (h)vat], ihrem
Bruder. Er besaB (?) diese «.... Auch hier konnten besitz- und er-
brechtliche Feststellungen im Vordergrund gestanden haben. Die
Herkunft des Steines aus Gotland ist gesichert, da alte Zeichnungen die
typische Kontur gotlandischer Bildsteine mit pilzformigem Oberteil erk-
ennen lassen. Wessen41 nimmt mit Grund an, der Stein sei in Gotland
zugeschlagen worden und erst in Uppland mit einem Runenband und
einer Inschrift versehen worden, worauf Ornamentik und Runenformen
deuten. Ruprecht42 betont die Einzigartigkeit dieses Importstiickes in
jener Zeit. Bemerkenswert scheint mir noch folgende Beobachtung:
nach dem fragmentarischen Wortlaut der Inschrift zu urteilen, batten
die beiden upplandischen Steinsetzer den Stein in Gotland bestellt und
gekauft und selbst nach Uppland gebracht. Gotlander waren danach in
diesem Fall nur als Verkaufer, nicht aber als Handler, die ihre Ware
mitfiihrten, tatig. Das mag mit dem Kaufobjekt selbst zusammen-
hangen: wer transportiert schon zugehauene Steine in andere Gegenden,
38 So auch Schnall (Schnoll U. Der Schiffahrtsweg von Skiringssal/Kaupang nach
Haithabu in der friihen Wikingerzeit / / Deutsches Schiffahrtsarchiv: Zeitschrift des
deutschen Schiffahrtsmuseums. 1981. B. 4. S. 178), der Ulvshale iiberdies auf dem
Weg Ottars von Skiringssal/Kaupang nach Haithabu liegend wahrscheinlich macht
(vgl. Karte S. 177). Pritsaks (The Origin of Rus’. P. 357) Vermutung: «...once
(R 191, I) in the sense of i supr ‘in the south’ (U 925), probably to Byzantium»
halte ich fur abwegig.
59 Vgl. Sviirdstrom E. in: SR. В. XII. S. 209.
40 Wie Anm. 31.
41 SR. В. VII. S. 192.
42 Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit. S. 156.
Klaus Diiwel
122
ohne einen festen Auftrag zu haben? Dies trifft erst fiir gotlandische
Steinmetzarbeiten spaterer Zeit zu43.
Neben diesen Handelswaren44 sind als Handelsutensilien Waagen
inschriftlich bezeugt. Eine in Sigtuna gefundene Kupferdose tragt eine In-
schrift aus der ersten Halfte des 11. Jhs.: «Djarf erhielt von einem sam-
landischen (bzw. semgallischen) Manne diese Waagschalen (skalaR) i...
[I]and (...oti) 45 und Virmund machte (faj>i) diese Runen» 46. Kleine
Waagen dieser Art benutzten die Handler und Kaufleute zum Ab-
wiegen der Kaufsumme in Gold oder Silber (Hacksilber). Mit Recht
stellt Jansson fest: «Die Waage war das Kennzeichen des Kauf-
manns» 47. Auf Handel weist dariiber hinaus auch die Erwahnung eines
Mannes aus Samland (Bemsteinhandel) oder Semgallen (vgl. oben).
Die Dose diente als Behalter fiir eine zusammenklappbare Waage.
Ein weiteres «Gehause» dieser Art stammt aus Schonen. Auf dem
erhaltenen Bronzebeschlag aus Va (DR 348) steht: „Godved gab
dieses (Gewichts) Schalengehause (skala/hus) Gudfred». Bisher gait
diese Inschrift als mittelalterlich, aber Moltke48 mochte sie wegen der
angewandten Stutzrunen49 noch der Wikingerzeit zuweisen. Wie dem
auch sei, immerhin ist Kenntnis und Gebrauch von Waagen, von denen
mehr als 100 geborgen wurden, auch inschriftlich als einzigem Handel-
sutensil gesichert.
Auf einen Tauschhandel weist moglicherweise die Inschrift auf dem
Stabchen von Hedeby I (1. Halfte des 9. Jhs.). Nach Liestols Deu-
tungsansatz beginnt die Inschrift: «Oddulfr verkaufte (gab) dem Eyrikr
45 Lindqvist S. Gotlands Bildsteine. Stockholm, 1941. В. I. S. 61.
44 Ob auch WalroBzahn verhandelt wurde, bleibt unsicher, vgl. die WalroBzahne von
Rommen (NIyR 451).
45 Brate (Brate E. Sveriges Runinskrifter. Stockholm, 1928. S. 52), erganzte: [sim-
kala x IJoti «im Land der Semgallen».
46 Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit. S. 173. In diesem Zusammenhang muB
Sierkes Deutung der nachfolgenden Runen (bezogen auf den ersten Teil), daB Djarf
den Mann aus Semgallen erschlagen und ihm diese Dose dabei abgenommen hahe
(SierkeS. Kanntendie vorchristlichen Germanen Runenzauber? Phil. Diss. Konigs-
berg; Berlin, 1939. S. 92), abgewiesen werden.
47 Jansson S. B. F. Runinskrifter i Sverige. S. 59; Idem. Runes in Sweden. P. 56.
48 Moltke E. Runeme i Danmark og deres oprindelse. Copenhagen, 1976. S. 305 f.;
Idem. Runes and their Origin. Danmark and Elsewhere. Copenhagen, 1985. P. 373.
49 Nicht bei Johnsen I. S. Stuttruner i vikingtidens innskrifter. Oslo, 1968.
Zeugnisse zum Handel in der Wikingerzeit nach den Runeninschriften
123
und Eyrikr verkaufte (gab) dem Oddulfr...» 50 *. Es bleibt jedoch
unklar, was im emzelnen verkauft bzw. gegeben worden ist. Vielleicht
handelt es sich um einen Schild, eventuell ist am Ende der Zeile ein
‘OtterfeU’ gememt. «Pelzwerk war wahrscheinlich eine wichtige Han-
delsware in Hedeby»}l Doch der Rest der Inschrift bleibt ungedeutet.
Kabell hat demgegenuber spater eine durchgehende magische Deutung
im «Dienste der Hetlkunde»52 * vorgenommen, so daB die wichtige
Haithabu-Ritzung als Zeugnis fur Handel und speziell fur Handels-
guter kaum berucksichtigt werden und damit auch nicht «die Rolle der
Runeninschriften im Wirtschaftsleben» zeigen капп я.
IV. Verkehrsmittel
Ich komme nun zu den inschnfthch genannten Verkehrsmitteln, den
Schiffen. «In der friihen Wikingerzeit gab es wahrscheinlich noch keinen
starken (Jnterschied zwischen Knegsfahrzeugen und Handelsschiffen.
Die im Handelsverkehr benutzten Boote konnten damals wohl leicht
auch fur Knegsfahrten Verwendung finden. Erst in der jiingeren Wiking-
erzeit kamen Langschiffe als besondere Knegsfahrzeuge auf» 54. Diese
werden in rumschen und hteranschen Quellen mit skeid bezeichnet”.
10 Liestol A Runenstabe aus Haithabu — Hedeby / / Benchte uber die Ausgrabungen
in Haithabu В 6 Das archao/ogische Fundmatenal II. Neumunster, 1973. S 101
” Ibid Vgl RGA 1999 Bd 13 S 386
52 Kabell A Das schwedische Amulett aus Hedeby // ANF 1977 В 92 S 69
я Liestol A Runenstabe aus Haithabu S 102 Merkwurdigerweise geben die aus den
Handelsplatzen Kaupang, Birka, Haithabu, Alt Ladoga u a stammenden Runenin-
schnften keinen Einbhck in das Handelsleben Erst die spatmittelalterlichen Runen-
funde aus Bergen Sind dafur ergiebig
лJankuhn H Haithabu Ein Handelsplatz der Wikingerzeit Neumunster, 1976 S 241,
Ellmcrs D Schiffahrt und Femhandel // Sveagold und Wikingerschmuck (Ramisch-ger-
manisches Zentralmuseum Mainz, Ausstellungskataloge Bd 3) Mainz, 1968 S 78 «Auf
eineFormelgebracht,wardasKnegsschiffeinRuderfahrzeug,dasseitdem7 Jh emzusatz-
liches Segel zu fuhren begann, das Handelsschiff dagegen em Segelboot mit wenigen Hilfs-
rudem» In den Runeninschnften taucht nureinmal derTerminus «segeln» (So 198) auf
” Vgl z В die Inschriften Og 68 und So 171 «Ingfast lieB den Stein meifieln nach
Sigvid, seinem Vater (Fomyrdislag ) Er fiel in Holmgard als Fuhrer des Lang-
schiffes (skaiJiaR uisi) mit (semen) Schiffsleuten» Diese Inschrift bezieht sich
vermuthch auf einen Wikingerzug, sicher ist das bei Og 68, da Vsenng, der
Klaus Duwel
124-------------------------------------------------------------------
Das Handels- oder Lastschiff, der Knorr, «wurde auch zur Beforderung
von Kriegem verwendet»* 56. Im einzelnen konnen nur die Inschriften selbst
die nahere Bestimmung ermoglichen.
Einen sicheren Handelsfahrer haben wir bereits kennengelernt. Sven
aus Sodermanland, der mit wertvollem Schiff (knorr) nach Semgallen
segelte (So 198, vgl. oben). Ebenso verhalt es sich bei der Inschrift von
Fjuckby (U 1016, vgl. oben), in der der Knorr zweifellos auf Han-
delsfahrt eingesetzt war. Weitere sichere runische Zeugnisse fiber den
Knorr als Handels- bzw. Lastschiff liegen erst wieder aus dem 12. Jh. vor:
«Er ertrank auf Holms Meere (Finn Meerbusen)
sein Knorr ging in die Tiefe
nur drei kamen davon» (U 214) 57
Das zweite runische Zeugnis findet sich in einer Runenritzung auf
Putz der Innenwande der 1184 vollendeten Kirche von Sakshaug
(N-Trondelog, Norwegen). Die Nr. 2 dieser Ritzungen ist mit einer
Schiffszeichnung verbunden. Diese Inschrift vermeldet: «Hier stand der
Knorr drauBen», d. h. iiberwinterte (NIyR 527). Olsens Vermutung58,
daB dieser Knorr Steine zum Bau der Kirche herangeschafft habe, ist
zwar durch keinen konkreten Hinweis gedeckt, diirfte aber dennoch das
Richtige treffen.
Damit sind jedoch die Knorr-Inschriften, die am ehesten auf «Han-
del» weisen, auch schon genannt. Gehen wir die verbleibenden drei
Belege durch.
Ein Bysia fand den Tod auf einem Knorr (Ruprecht iibersetzt
«Lastschiff» 59). Der Stein (So 49) tragt ein Kreuz. Knorr und Kreuz
Schiffsherr, nach dem Zeugnis von Og 111 an den Zugen Knuts des GroCen
teilnahm Ubngens kommt skoeid (bzw sfce/j, vgl Jacobsen L . Moltke E Danmarks
Runeindsknfter Copenhagen, 1942 В I Text Sp 713) auch als Bezeichnung fur
eine Schiffssetzung vor (DR 230)
56 Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit S 139, vgl Wessen E in SR В VI
S 428 (aisl kngrr), jeweils ohne weitere Nachweise
57 Vgl Мельникова E А Скандинавские рунические надписи № 61 Ruprecht
bemerkt «So gut wie sicher haben wir es hier mit einer Handelsfahrt zu tun diese
batten die Raubfahrten inzwischen abgelost» (Ruprecht A Die ausgehende Wiking-
erzeit S 150)
58 NIyR В V S 101 f.
59 Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit. S 69.
Zeugnisse zum Handel inderWikingerzeitnach den Runemnschnften
125
waren die einzigen Hinweise auf mogliche Handelsfahrt. Dagegen gibt
die Formulierung varfi daudr einen Hinweis auf unnatiirlichen, gewalt-
samen Tod Bysias wobei nicht gesagt wird, ob dieser im Kampf oder
durch einen Ungliicksfall erfolgte. Ich kann deshalb auch Ruprecht
nicht zustimmen, der meint: «Da nicht von Kampf oder Todesort die
Rede ist, wird an einen Kaufmann zu denken sein» 60 61. Eine giiltige
Entscheidung wird man in diesem — wie in anderen Fiillen — nicht
wagen: ein solcher liegt z. B. in der Inschrift eines Steines in der Kirche
von Fresta vor (U 258); zwei Sohne setzen ihrem Vater Gerbjorn
einen Stein. «Ihn erschlugen Norweger auf dem Knorr Asbjorns».
Diese zur altesten Gruppe der upplandischen Steine zahlende Inschrift
gibt zwar Nachricht iiber einen gewaltsamen Tod Gerbjorns, ob dieser
aber im Verlauf einer Seeschlacht zwischen Schweden und Norwegern,
me Wessen 62 vermutet, oder im Verlauf einer Handelsreise eintrat, laBt
sich mit GewiBheit nicht feststellen. In den beiden zuletzt genannten
Fallen kann Knorr sowohl em Kriegsschiff wie ein Handelsschiff gewe-
sen sein.
Ein letzter Beleg stammt aus der groBen Gruppe der Ingvar-Steine.
In der Inschrift des Steines von Vargsund (U 654)63 wird eines
Gunnlev gedacht, der ostwarts mit Ingvar erschlagen wurde. «Er konnte
gut (hervorragend) den Knorr steuern». Wenn ich diese Inschrift eher
mit einem Wiking- bzw. Kriegszug verbinden mochte als mit einem
Handelsunternehmen, dann geben dazu folgende Beobachtungen im
Vergleich zur eingangs vorgestellten Inschrift von Fjuckby (U 1016) 64
den Ausschlag:
1. Vargsund schliefit nach wohlkomponierter Inschrift mit der achter-
gewichtigen Feststellung: «Er konnte gut (hervorragend) den Knorr
steuern», wahrend dieser Hinweis auf Fjuckby in eine Folge von Aus-
sagen eingebaut ist.
60 Die sormlandischen Inschnften kennen beispielsweise sechs verschiedene Ausdrucke
fur «sterben» bzw «umkommen» andas/aendas «sterben», vera (verda) daudr «den
Tod linden», vera drepmn «erschlagen werden», drunkna «ertnnken», doyia «sterben»,
jalla «fallen», vgl weiter Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit S 187 f
Insgesamt gesehen uberwiegen die Erwahnungen eines gewaltsamen Todes
61 Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit S 139
62 SR В VI S 428.
63 Vgl Мельникова E. А Скандинавские рунические надписи №62.
64 Ibid №87
Klaus Dilwel
126
2. Bei Gunnlev wird seine hervorragende Steuertatigkeit hervorge-
hoben, bei Styr hingegen ist das Steuern auf das Anlaufen von Hafen
gerichtet.
3. Gunnlev wird ostwarts erschlagen, Styr stirbt daheim.
Natiirlich wird die Beurteilung der Vargsund-Inschrift von der Ge-
samtdeutung des Ingvar-Zuges abhangen, aber im Vergleich zweier
Einzelinschriften tragt das wenig aus.
Neben den bisher vorgestellten Belegen, die vor allem aus Uppland
und Sodermanland (knorr) bzw. aus Ostergotland (skeid) herriihren,
wird in insgesamt sechs Inschriften auch unspezifiziert ein Schiff (skip)
genannt. Bemerkenswert an diesen Inschriften ist, daB in drei Falen ein
gemeinsamer Besitz des Schiffes von zwei Personen festgehalten ist.
Weiter stehen drei schwedischen Inschriften drei danische gegeniiber,
die allein den gemeinsamen Schiffsbesitz hervorheben. Die sormlandische
Inschrift von Spanga (So 164) besagt in strophischer Form, daB ein
Gudmar mannhaft (droengila) im Steven eines Schiffes stand, — dies
diirfte eine poetische Umschreibung fiir die Funktion des Schiffsfahrers
und Steuermanns sein, — starb und im Westen begraben liegt — si-
cher keine Charakterisierung und Riihmung eines Handelsfahrers. Auch
fiir die beiden Teilnehmer am Ingvarzug nehme ich das nicht an: Sab-
jorn (?), der ein Schiff ostwarts mit Ingvar nach Estland (?) steuerte
(U 439) 65 und Banke (oder: Bagge), der allein fiir sich ein Schiff be-
saB und ostwarts steuerte in Ingvars Schar (U 778)66.
Die danischen Beispiele sind unterschiedlich. Der Stein von Arhus 6:
Drei Manner «errichteten diesen Stein nach Assur Saxi, ihrem felagi,
einem sehr achtbaren 'Krieger (droengR). Er besaB ein Schiff ge-
meinsam mit Arni» (DR 68). Felagi schlieBt in der Verbindung mit
droengR eine Handelspartnerschaft aus, der gemeinsame Besitz bezieht
sich also auf ein Wikingschiff.
Anders beurteile ich das Monument von Vastra Stro in Schonen
(DR 334/335): Fadir setzte zwei Steine, einen «nach Assur, seinem
Bruder, der im Norden auf Wiking den Tod fand», den anderen nach
Bjorn, «der gemeinsam mit ihm ein Schiff besaB»67. Prinzipiell laBt
65 Vgl. Мельникова E. А. Скандинавские рунические надписи. № 78.
66 Ibid. № 75.
67 Diesem Inschriftentyp diirfte auch der in der SchluBpartie defekte, 1966 entdeckte
Stein von Sporup (Nordjutland) entsprechen: « Fhorkil Svidbalke errichtete diesen
Stein nach Toke, seinem Vater, der (ein) S[ch](iff) gemeinsam mit N. N. besaB»,
Zeugnisse zum Handel in der Wikingerzeit nach den Runeninschriften
diese Aussage kerne Entscheidung uber ein Wiking- oder Handelsschiff
zu Jedoch konnte der Vergleich der beiden von Fadir veranlaBten In-
schnften darauf deuten, daB Fadir selbst mit Bjorn ein Handelsschiff
besaB
Fassen wir zusammen nur im Faile der Erwahnung ernes Knorrs in
den Runeninschriften der Wikingerzeit gibt es kontextbedingte Moghch-
keiten, diesen Schiffstyp als Handelsfahrzeug zu bestimmen, wahrend
bei skip eine sichere Entscheidung nicht moghch ist
vgl Moltke E Runeme i Danmark S 212 und Moltke E Runes and their Origin
P 265
И. Е. Ермолова
Этнографический
облик гуннов
по данным
позднеантичных
авторов
1 Г озднеантичная литература сохранила не так много сведений о
внешности и обычаях гуннов, появившихся в Восточной Ев-
ропе в конце IV в. Такие данные имеются в произведениях Ам-
миана Марцеллина и Сидония Аполлинария. Можно также на-
звать Иордана, так как изображение Аттилы и гуннов было заим-
ствовано им у Ириска Панийского1 и отчасти — у Аммиана Мар-
целлина.
Наиболее ценным источником по истории этих кочевых племен
является сочинение последнего, содержащее самый ранний и до-
вольно полный экскурс о них. Именно Аммиан Марцеллин обога-
тил римскую историографию ярким описанием реалий быта гуннов.
Однако в 70-х гг XX в. была предпринята попытка возрождения
гиперкритического отношения к его труду, господствовавшего в
антиковедении на рубеже XIX и XX столетий, когда Аммиана
в числе других позднеантичных авторов считали не более чем ком-
пилятором. В. Рихтер стремится доказать, что весь экскурс о гуннах
является «этнографической фикцией», составленной в угоду падкой
на сенсации римской публике из взятых из более ранней литературы
о 2
известии о других, самых различных варварских племенах . 1 2
1 Maenchcn-Helfen The World of the Huns Studies in their History and Culture
Berkeley, Los Angeles, London, 1973 P 360—361
2 Richter W Die Darstellung der Hunnen bei Ammianus Marcellinus (31, 2, 1—11) //
Histona 1974 Bd 23 S 361 ff Судя no краткой аннотации в «L’annee philo-
logique Bibliographic cntique et analytique de 1’antiquite greco-latine» (Pans, 1998
T 66 P 12), у В Рихтера, вероятно, нашелся последователь в гиперкритиче-
ском отношении к Аммиану Марцеллину, см KinUt С The Veracity of Ammianus
Этнографический облик гуннов по данным позднеантичиых авторов
129
Ради доказательства своего тезиса он приводит целый ряд сов-
падений экскурса Аммиана Марцеллина с древними сочинениями,
а также делает акцент на чрезвычайной близости отступления о
гуннах рассказу об аланах самого Аммиана. Большая часть соб-
ранных В. Рихтером параллелей относится к характеристике коче-
вого образа жизни: это — отсутствие постоянных жилищ, непре-
рывные перемещения в пространстве, занятие скотоводством, а не
земледелием, привязанность к лошадям, боевая тактика конных
орд и т. п.3. Стоит ли удивляться, что похожие черты и обычаи
номадов, которые вытекают из исторически сложившихся условий
их существования в определенных климатических зонах, влекут за
собой аналогичные способы описания в историографии, имеющей к
тому же многовековые традиции?4 Разумеется, не следует отри-
цать приверженность Аммиана Марцеллина к довольно устойчи-
вой схеме этнографического описания, которая сложилась задолго
до IV в. н. э., в период от Гомера до Геродота5, и использование
им ряда типичных образов и формул. Вопрос в том, заключено ли
в этих topoi реальное содержание или нет. В. Рихтер пытается до-
казать, что экскурс Аммиана Марцеллина ни в коей мере не отра-
жает современной ему действительности, не несет в себе ничего
нового. Однако известно, что как для античных, так и для визан-
тийских писателей характерно следование традиции, оформление
их реальных знаний с помощью стереотипов. Та или иная инфор-
мация «...в большинстве случаев подается по литературным зако-
нам жанра в соответствии с этикетными требованиями читателей
или слушателей. Конкретность исторического факта как бы опо-
средуется литературной средой передачи информации. В результате
наблюдаемые события описываются с использованием ряда опре-
Marcelhnus’ Description of Huns / / American Journal of Ancient History 1987
Vol 12(1) P 77—95 К сожалению, текст указанной статьи автору недоступен
3 Richter W Die Darstellung der Hunnen S 367 ff
4 Malotet A De Ammiani Marcellini digressiontbus quae ad extemas gentes
pertineant Pans, 1898 P 58, Seyfarth W Nomadenvolker an den Grenzen des
spatromischen Reiches, Beobachtungen des Ammianus Marcellinus uber Hunnen
und Sarazenen / / Deutsche Akademie der Wissenschaften Veroffenthchungen
des Institute fur Onentforschung 1968 Bd 69 S 208
5 Поплинский Ю К Принципы этнографических описаний в античной научной
литературе // АЭФ 1980 № 12 С 139—144
И Е. Ермолова
130
деленных формул»6. Поэтому наличие параллелей в изображении
кочевников у разных авторов еще не дает права утверждать, что в
позднем сочинении содержится просто пересказ более ранних.
Другая группа качеств, которые приписываются античными
писателями самым различным народам и которые отнесены Ам-
миаком Марцеллином и к 1уннам: звероподобность, дикость,
свирепость, жестокость, разрушительность, непостоянство, ко-
варство, беззаконие, невежество, грубость7 и т. п., — свидетель-
ствует лишь об отношении греков и римлян к окружающим их
народам, но никак не раскрывает образа конкретного племени.
Тенденциозное отношение к чужим этносам, зачастую негатив-
ное восприятие всего, что неадекватно собственным установлени-
ям, привычкам и обычаям8, является одной из особенностей ан-
тичной литературы. И уж худшими из худших в глазах римлян
были кочевники9. Отсюда утверждения, что «...племя гуннов...
превосходит всякую меру дикости» 10 11, что «...север не питает ни-
кого более свирепого» п, что «бродячая толпа Скифской земли,
дикая, ужасная, хищная, свирепая, для самих варварских пле-
мен — варварская» 12. Штампы в характеристиках нравственного
облика и культурного уровня варварских народов, в этом необхо-
димо согласиться с В. Рихтером, повторяются во многих сочине-
ниях, в том числе и у Аммиана Марцеллина. Но недостоверность
данной части экскурса Аммиана он возводит в абсолют, а форма-
листический подход лишает его возможности увидеть за схемой
реальное историческое содержание. Между тем описание каж-
6 Бибиков М. В. Византийские источники по истории Руси, народов Северного
Причерноморья и Северного Кавказа (XII—XIII вв.) // ДГ. 1980 г. М,
1981. С. 41.
1 Richter W. Die Darstellung der Hunnen. S. 367—368, 372.
8 Vogt J Kulturwelt und Barbaren. Mainz, 1967. S. 67; Dauge Jv A. Le Barbare
Recherches sur la conception romaine de la barbane et de la civilisation. Bruxelles,
1981 P 342, 668.
9 Грацианская Д. И. Центр и периферия: литературное воплощение этнопсихо-
логических реалий в описании «варваров» // ДГ 1996—1997 гг М., 1999. С. 56
10 Amman Marc XXXI. 2. 1 (все переводы в статье сделаны автором).
11 С/. Claud. In Ruf. I. 324-325.
12 Sidon Carm. II. 239—241.
Этнографический облик гуннов по данным позднеантичных авторов
----------------------------------------------------------131
дого из племен в произведении Аммиана Марцеллина не исчер-
пывается только признаками, типичными для кочевников безот-
носительно их этноса, а включает оригинальные черты, свойст-
венные лишь, в данном случае, гуннам.
Страх и ненависть, охватившие народы, которые стали жерт-
вами стремительного нападения гуннов, способствовали возник-
новению слухов об их отталкивающей, «безобразной внешно-
сти» 13. Аммиан Марцеллин тоже старается создать подобное
впечатление у своих слушателей и читателей, но в его сообщении
можно увидеть и интересные детали, которые не имеют аналогий
в предыдущих сочинениях и которые невозможно отнести к иным
племенам. Он пишет следующее: «...так как у всех у них члены
тела крепко сбитые и сильные, шеи толстые, они уродливы и
странно сутулы, так что сочтешь их за двуногих зверей или по-
думаешь, что они обтесаны как грубо обработанные столбики на
мостах, снабженных перилами» *4. Если отбросить оценочные по-
ложения, то заметно, что информаторы Аммиана Марцеллина
либо он сам обратили внимание на наиболее характерные при-
знаки чуждой, до сих пор неизвестной античному миру расы.
Гунны коренасты, невысокого роста, с узким разрезом глаз, —
добавляет Сидоний Аполлинарий, который сообщает, что у них
« подо лбом в двух расщелинах есть зрение, хотя глаза отсутст-
вуют. . и пользу от большего глаза компенсируют светлые точки
в глубоких колодцах...» IS Бороды у гуннов редкие или их вовсе
нет16 Описания внешности гуннов позднеантичными авторами
совпадают с китайскими сведениями об облике хуннов, а также
средневековых монголов 17 *. Л. Н. Гумилев уточняет, что такая
черта, как коренастость, даже более свойственна уграм, чем са-
мим монголам *8. Таким образом, сообщения Аммиана Марцел-
13 С/ Claud In Ruf I 325
14 Amman Marc XXXI 2 2, см также Sidon Carm II 260, lord Get. 183.
15 Sidon Carm. II 247—248, 251—252, см также Jord Get 183
16 Hteronym Comm in Isaiam III 7 21 «люди с женскими бритыми лицами »,
см также Jord Get 183.
17 Croussel R L’Empire des steppes Attila, Gengis-khan, Tamerlan Pans, 1948
P 119
a Гумилев Л H Хунну Срединная Азия в древние времена М,1960 С 243
И. Е. Ермолова
132
лина и других писателей IV—V вв. не только не являются лишь
заимствованиями из традиции и знакомят своих современников с
новым необычным народом, но косвенно даже свидетельствуют о
его долгом пути с востока на запад и смешанном происхождении,
19
которое подтверждается археологически .
Благодаря Аммиану Марцеллину и Сидонию Аполлинарию стали
известны некоторые весьма своеобразные обычаи гуннов. Так, Амми-
ан пытается объяснить удивительное для европейцев отсутствие рас-
тительности на лицах пришельцев следующим образом: «С первого
дня рождения щеки детей надрезаются довольно глубоко железом
так, что проявляющаяся в надлежащее время жизненная сила волос
ослабляется шрамами в виде морщин, и они стареют безбородыми,
лишенными всякой привлекательности, подобно евнухам...»19 20 Конеч-
но, такая особенность людей монголоидного типа имеет физические
причины, но Аммиан дает основания полагать, что распространен-
ный среди кочевников обычай ритуального изуродования, когда ли-
цо ранили в знак печали по умершему близкому человеку21, не был
чужд и гуннам. Может быть, шрамы у гуннов несли эстетическую
нагрузку, как татуировка у некоторых первобытных народов22.
К сообщению Сидония Аполлинария об изменении гуннами на-
ружности своих детей: «...чтобы посреди щек не вырастали две
трубки [носа], юные ноздри ослабляет намотанная повязка...»23 —
в научной литературе долго относились с сомнением24. Однако ар-
хеологические раскопки показали, что для гуннов характерна де-
19 Буданова В. П„ Горский А. А., Ермолова И. Е. Великое переселение наро-
дов: Этнополитические и социальные аспекты. М., 1999. С. 226—227.
Marc. XXXI. 2. 2; см. также: С/. Claud. In Ruf. I. 327—328.
21 Веселовский H. И. Несколько новых соображений в связи с пересмотром во-
проса о гуннах // ЖМНП. 1882. Сентябрь. С. 101; Maenchen-Helfen. The Date
of Ammianus Marcellmus’ Last Books // American Journal of Philology. 1955.
Vol. 76. P. 390.
22 Schuster M. Die Hunnenbeschreibungen bei Ammianus, Sidonius und Jordanis I/
Wiener Studien. 1940. Bd. 58. S. 121.
23 Sidon. Carm. II. 253—254; см. также: Jord. Get. 183.
24 Иностранцев К. И Хунну и гунны (разбор теорий о происхождении народа
хунну китайских летописей, о происхождении европейских гуннов и о взаим-
ных отношениях этих двух народов). Л., 1926. С. 27.
Этнографический облик гуннов по данным позднеантичных авторов
133
формация не только мозгового отдела черепа25, но у некоторых
погребенных искусственно деформированы кости лица в области
носа26, что свидетельствует о достоверности сообщения Сидония.
Одежду гуннов довольно подробно описывает Аммиан Мар-
целлин: «Они одеваются в льняную одежду или же сшитую из
шкурок мелких животных. У них нет одного платья — домашнего,
другого — для выхода на улицу, а однажды надетая на шею туни-
ка грязного цвета снимается или меняется не раньше, чем она, из-
за продолжительного ветшания превратившаяся в лохмотья, не
развалится»27. Казалось бы, историк пишет о том, что гунны не
стирают одежды, с единственной целью — привести еще один
пример их дикости. Но эта особенность быта древнего народа могла
быть реальным фактом. Ведь средневековые тюрко-монгольские
племена тоже ничего не стирали по религиозным соображениям28.
Так, может быть, и гунны, кочевавшие в маловодной местности,
стремились не гневить духов воды. Во всяком случае, параллелей
этому сообщению в античной традиции не находится. Наличие та-
кого элемента одежды, как гуннские мужские «загнутые шап-
ки»2 , типичного для скотоводов и известного от Черного моря до
границ Китая, подтверждается археологически30. Аммиан Мар-
целлин полагает, что гунны больше ездят верхом, чем ходят пеш-
ком, из-за своей обуви, «...полусапоги их, не пригнанные ни по ка-
2 Смирнов АПК. вопросу о гуннских племенах на Средней Волге и Прикас-
пии / / Археологические исследования на Юге Восточной Европы М , 1974
С 66, Дрсмов В А Обычай искусственного деформирования головы у древ-
них племен Западной Сибири и его происхождение / / Проблемы археологии
и этнографии Л , 1977 Вып 1 С 110
л Nemesken J An Antropological Examination of Recent Macrocephalic Finds //
AAASH 1952 Vol 2 P 233
27 Amman Marc XXXI 2 5
M Maenchen-Helfen The World of the Huns P 259—260, Thompson E A
A History of Attila and the Huns Oxford, 1948 P 42
Я Amman Marc XXXI 2 6
м Руденко С H Культура хуннов и ноинулинские курганы М , Л , 1962
С 42, Пятышева Н В К вопросу об этническом составе населения Херсо-
неса в I—VI веках н э // Античное общество Труды конференции по изу-
чению проблем античности М , 1967 С 187
И. Е. Ермолова
134
кой форме, мешают им выступать свободной походкой»31. Вероят-
но, они носили такую же мягкую войлочную обувь с очень корот-
кими голенищами, остатки которой находят в курганах их предков
в Монголии32.
Стоит отметить еще одну любопытную деталь этнографиче-
ского облика гуннов, запечатленную Аммианом Марцеллином. Он
пишет: «они так дики по образу жизни, что не нуждаются в пище,
приготовленной на огне, а питаются кореньями дикорастущих трав
и полусырым мясом всякого скота, которое, положив под себя на
спину лошади, согревают небольшим количеством тепла» 33. В ан-
тичной литературе питание сырым или полусырым мясом припи-
сывалось многим варварским народам, таким как ливийцы, раз-
личные племена германцев, кельтиберы, индийцы, и этот мотив
повторялся неоднократно34. И, разумеется, это, наряду с употреб-
лением в пищу трав, считалось признаком дикости. В описании
Аммиана есть противоречие: если гунны не используют огня и не
знают вкуса вареной пищи, то почему они едят полусырое мясо?
Даже если гунны, как и другие народы, иногда ели сырое мясо, то
в основном все же готовили пищу на огне, и Аммиан Марцеллин
сильно преувеличивает их приверженность к сыроедению. В поль-
зу этого говорит не только здравый смысл, но и свидетельствуют
многочисленные находки бронзовых гуннских котлов и медных ко-
телков35. Самым же интересным в сообщении Аммиана Марцел-
лина является описание метода приготовления мяса гуннами: здесь
у историка нет предшественников, его версия оригинальна. Только
впоследствии средневековые авторы, явно находившиеся под его
влиянием, писали, что венгры, которых обычно отождествляли с
31 Ammian Marc. XXXI. 2. 6.
32 Руденко С. Н. Культура хуннов. С. 40.
33 Ammian Marc. XXXI. 2. 3.
34 Sall. Jug. 18. 1; Mela Pomp. III. 28; Tac. Germ. 23; Flor. Epit. I. 34.12; Arr. Ind.
35 Нуделъман Г. А. Гуннский котел из Молдавии // СА. 1967. № 4. С. 306-
307; Рикман Э. А. Художественные сокровища древней Молдавии. Киши-
нев, 1969. С. 47—48, 100 (рис. 32); Археология СССР. Степи Евразии в
эпоху средневековья. М., 1981. С. 18—19; Охонько Н.А., Отюцкий И. В
Богатое захоронение гуннского времени у г. Зеленокумска / / СА. 1982.
№ 4. С. 235; Батчаев В. М. Гуннский котел из селения Хабаз // СА. 1984.
№ 1. С. 258.
Этнографический облик гуннов по данным позднеантичиых авторов
гуннами, едят размягченное под седлом мясо36. Сам Аммиан при-
думать столь экзотический способ вряд ли смог бы. По-видимому,
ему рассказали об этом современники, непосредственно видевшие
гуннов, либо те, кто слышал о подобных диковинках. Объяснение
такого использования мяса гуннами, безусловно, далеко от дейст-
вительности. Они клали на спины лошадям сырое мясо не для то-
го, чтобы потом его съесть. Среди кочевников широко был распро-
странен такой способ залечивания ран и ссадин, полученных жи-
вотными37.
Таким образом, позднеантичные авторы отнюдь не были лишь
подражателями ранней традиции, но обогатили ее новыми сведе-
ниями о прежде неизвестном античному миру народе гуннов.
36 Alfoldt A. A nyereg alatt puhltott Fills histonajahoz // Ethnographia Nepelet.
1944 Evf. 55. S. 122.
57 Иностранцев К. И. Хунну и гунны С. 19—20, Schuster М. Die Hunnen-
beschreibungen. S. 120—121.
Rudolf Simek
Gods, Kings,
Priests
or Worshippers?
The Status of the Figures
on the Migration Age
Scandinavian guldgubber
T n the past two decades, the discovery on the island of Bornholm of
•I about 2500 tiny figures punched into gold foil has brought this
iconographical source material into the centre of attention both of
archaeologists and scholars of comparative religion. The guldgubber
(Danish for «little gold men»), as they are usually called, have actually
been known for at least 200 years, but the finds were always relatively
isolated and were thought to be a peculiarity of the Danish Migration
age. Additional finds of one hoard in Jaere in South Western Norway of
eight gubber (at the time of their discovery in 1899 thought to be a
Norwegian peculiarity1), over 90 items from the digs in Gudme and
Lundeborg on eastern Fyn, and several finds in southern Sweden,
among them 56 from Sfoinge in Haffand, together with the enormous
quantities unearthed on Bornholm, have significantly altered the peri-
pheral role of the gubber as source material for early historic times.
Because of the location of the finds in one major centre, Bornholm,
with the second largest find being in the religio-economic center of
Gudme-Lundeborg, and 19 Norwegian finds discovered both under the
floor of Maere church (believed to stand on the site of a heathen temple)
and buried at the post hole of the huge feasting hall in Borg on the
Lofoten islands, it soon became clear that these artefacts were religiously
significant. They would be impractical as monetary units as they are
extremely thin and light, and their actual value in terms of gold price is
minimal. The fact that these figures have been carefully imprinted into
1 Magnus O., Hagkon S. De to runestener fra fu og Klapp paa Jaetieren // Bergens
Museums Arbog. 1909. Nr. 12. S. 14.
Gods, Kings, Pnests or Worshippers?
137
thin gold foil must, therefore, lie in the symbolic value of the precious
material, and it has been suggested that they could be a kind of
sacrificial money2, or token payment, in the larger context of a (well-)
organised cult. To my knowledge, nobody has as yet investigated the
equally likely possibilities of them being votive gifts or else comme-
morative plaques produced to celebrate certain official and religious
feasts.
The aim of this paper, however, is primarily not to study the function
of the gubber in a cult and therefore their religious role, but rather to
concentrate on the identity or rank of the figures presented on them. The
answer to this question will have bearings on the function of the
guldgubber, but I shall leave these to subsequent studies.
As far as mere statistics are concerned, we currently know of
somewhat more than 2800 items, but identical copies made from the
same die reduce the number to about 600 different imprints3.
Additionally, there are more than 85 figures, cut out of gold foil but not
pressed and therefore lacking in any detail, which are similar to the
guldgubber in size and material, but which form a separate group.
Significantly, this group also contains five animals, and most of the
human figures cannot be assigned with any certainty to either sex.
Of the guldgubber proper, about 80% depict a single figure, and
20% show a couple. As opposed to the single gubber, where the figure
is usually shown in profile, only occasionally frontally, the double gubber
show a man and a woman in profile, facing and touching each other. All
the guldgubber show complete, dressed, and standing figures. Of the
600 different imprints, c. 120 are double gubber, 50—55 show single
women, and 215—220 show single men. The rest are either too fragmentary
or too damaged to allow clear attributions to be distinguished, but may
also belong to the group of single figures shown in a dancing pose, in
profile. These cannot be attributed to either sex with any certainty but
are usually considered to show male dancers.
* Walt M Die Goldblechfiguren («guldgubber») aus Sorte Mulct // Der histonsche
Honzont der Gotterbild-Amulette aus der Ubergangsepoche von der Spatantike
zum Fruhmittelalter / К Hauck Gottingen, 1992 S 195—227
3 For an update and additional material in these statistics, I am most indebted
to several conversations with Margarethe Watt and a letter by her dated 7 Feb-
ruary 2000
Rudolf Simek
138
Fig. 1. a: Guldgubbe with man in princely position from Sorte Multi, Bornholm;
b: Double gubbe from Lundeborg, Fyn;
c: Guldgubbe with female from Sorte Multi, Bornholm.
The regional distribution within these groups is very uneven: virtually
all Norwegian finds are of double gubber, but, of roughly 430 different
imprints, Bornholm has yielded only 15 double gubber, 30 female
figures, but over 200 male ones. The finds in southern Sweden
represent all these types, with a strong emphasis on double gubber and
female figures, while in Gudme-Lundeborg the double gubber form the
majority. There are only about 20 localised finds of guldgubber in
Scandinavia.
As far as production is concerned, so far six bronze models or dies
have been found4, two in Uppakra (Sweden) representing a male and a
female single gubbe each, two in Bornholm (Mollegard and Sylten),
both male, and another two in West-Zealand, both female (Neble).
Norway and the double gubber are thus not represented in these finds.
Nothing points to Gudme-Lundeborg being a place of production for
the many items found there. Most of the guldgubber that have been
created with the help of the bronze models are rectangular, although
some of them have been rounded off at the top end afterwards to stress
the effect of a rounded arch framing the figures. Most of these rectangles
4 For these dies or stamps, see especially: Watt M. Guldgubber og patricer til guld-
gubber fra Uppakra // Uppakra-Studier. 2: Fynden in Centrum (Acta Archeologica
Lundensia, Ser. in 8vo, No 30.). 1999. S. 177—190.
Gods, Kings, Pnests or Worshippers'*
139
measure between 7 and 20 mm in length and 3 to 10 mm in width, but
despite the miniature size, there is still space for a sort of frame round
the figures in most cases, making the whole appearance more formal.
When this frame, made up of individual dots, coincides with the
rounded top, this lesults in a rounded arch of a pseudo-architectural
type, closely paralleling the aediculum known from classical and
Christian iconography, «which signals the august position of the figure it
surrounds»?.
The single male figures, forming the majority of all known guld-
gubbcr and the bulk of the finds on Bornholm, are pictures of formally
dressed men, shown in profile, usually holding a staff, but not unfre-
quently also a glass beaker (Fig. 3b). The type of beaker is archeo-
logically well known and is the Sturzbecher of Franconian origin and
production. This type of elaborate glass beaker (the Spitzbecher) had
either a round or pointed bottom end and could therefore only be put
down upside down once emptied5 6. In Scandinavia, even as late as the
Viking Age, beakers like these were highly prized import articles and
therefore surely significant of high social status. However, compared
with the c 225 different imprints of males with a staff, the beaker-
bearing males are a minority. A small group of actual guldgubber (as
opposed to the unprinted cutout figures mentioned above) denotes
dancers and most hkely shows male figures, as may be construed from
the hairstyle and the absence of any female sexual characteristics.
Because of the staff and their formal attire, the figures on many of the
guldgubber were originally likened to chieftains or royals, thus called the
«pnncely» or «parading» type (terms coined by M. Watt7, German
Furstengruppe).
Some of the finds can be dated: the 64 gubber of Gudme-
Lundeborg were deposited m around 600 or in the decades thereafter 8;
three of the 19 pieces found under the church in Maere in Norwegian
5 Watt M Kings or Gods-* Iconographic Evidence from Scandinavian Gold Foil
Figures 11 The Making of Kingdoms Anglo-Saxon Studies in Archaeology and
History 10 I T Dickinson and D Gnffiths Oxford, 1999 P 177
6 For discussion and depiction of the vanous types of Sturzbecher, see Koch U. Gias
§ 5 Merowingerzeit // RGA / H Beck Berlin, N Y , 1998 Bd 12 S 160
7 Watt M Kings or Gods'* P 176
8 Thomsen P О Die neuen Goldblech-Figurenpaare (Doppelgubber) von Lundeborg,
Amt Svendborg, Funen / / Fruhmittelalterhche Studien 24 (1990) S 123
Rudolf Simek
140
Trondelag are identical with one item from Gudme, thus dating those
gubber to the same period; a Swedish find from Sloinge, containing
eight different double gubber, could by means of dendrochronology be
dated to around 710 9. The difficulty with dating the large number of the
guldgubber from Bornholm is that the finding place does not represent
the original place of deposition, but rather a heap, later removed, of
earth from a pre-Viking Age settlement, where ashes, animal bones,
ceramic shards, domestic objects made from wood, iron, bronze and
bone are found interspersed with small amounts of gold, Roman coms,
weights, glass pearls, glass sherds and the guldgubber form the typical
remnants of a settlement, the whole heap not measuring more than 100
sqm.10 11 More striking are the occasional finds of spearhands, lances and
arrowheads alongside, most of them deliberately bent and thus
reminiscent of the Iron Age booty sacrifices in bogs on other Danish
islands and Jutland”. Even without closer stratigraphy it is possible to
date most of the objects to the late Migration Age and early
Merovingian period12, thus in keeping with the other finds. The
guldgubber seem thus to be mainly a seventh century phenomenon.
A summary of these bare facts can lead us to the following,
preliminary conclusions:
1. The centre for the production of guldgubber seems to be the area
between Bornholm, Skane and Fyn.
2. The male single gubber form the vast majonty of the finds on
Bornholm.
3. The dancers are found predominantly on Bornholm.
4. The double gubber are more frequent further west, from Fyn to
Norway.
5. The female single gubber are less common, but more evenly
spread out among all the c. 20 finds.
9 Lundqvist L Sloinge — en stormangard fran jamaldem // Sloinge och Borg
Stormansgardar i ost och vast / L Lundqvist et al (= Riksantikvarambetet Arkeo-
logiska undersokningar Sknfter nr 18 1996) Stockholm, 1996 S 17 Fig 10, a—h
10 Watt M Goldblechfiguren S 202
11 Ibid, this phenomenon should not be overlooked when trying to interpret the function
and use of the guldgubber Was the earth removed from a settlement site perhaps
mixed with that of a sacrificial site-1
12 Ibid S 220 f
Gods, Kings, Priests or Worshippers?
141
Without trying to infer too much from the hypothetical uses of the
guldgubber in the cult of the seventh century, I shall try and analyse as
much as one can from the actual iconographic realisations of the figures
in the guldgubber, and as I have written about the female gubber
elsewhere ”, I shall here concentrate on the male figures.
Fig. 2. a—b: Male figures of the dancer-type from Sorte Muld, Bornholm
The most frequent group of guldgubber are the single male
representations, and they also show the greatest variety. The technique
used to create them can be used to differentiate them into two groups,
those pressed over a die like the other gubber, and a smaller group of
cut-out figures with or without die-print. Some of the latter have either a
belt or a torque round their neck indicated by an engraved line or
looping-around of a tiny strip of metal foil (Fig. 2a). This looks like a
decorative ornament or necklace rather than an implement of execution.
By posture, the male single gubber can be classified into a «princely» or
«parading» group and the «dancers» or «nude» group (Fig. 2b).
13 Simck R. Rich and Powerful // Old Norse Myths. Literature and Society
Sydney, 2000 P 468—479. Idem The Image of the Female Deity // Studies in
Honour of Lotte Motz Vienna, 2001 (in print)
Rudolf Simek
142
Fig. 3. a—d: Guldgubber with males from Sorte Muld, Bornholm
3d
By far the largest number, at least since the discovery of the finds
from Sorte Muld on Bornholm, are those of the «parading» or «prin-
cely» type. These show, typically, a richly dressed male in a coat with
shoulder length hair, shown in profile, who might be holding a sort of
staff (Fig. 3a), and/or a glass beaker (Fig. 3b), a sort of longish
Gods, Kings, Priests or Worshippers?
143
tubular object (Fig. 3b), a sword or a sax (Fig. 3c). Some imprints also
seem to show a ring, not worn but loosely integrated into the picture
(Fig. 3b).
Most of these objects are well known from archaeological finds: the
glass beakers are mainly of the Sturzbecher-type, and were imported
from Franconia to Scandinavia from the Migration Age to the Viking
Age, with particularly many examples found in Sweden. The swords are
of the well-known ring-sword type, the one-edged sax was also widely
used. Whether the ring is an arm-ring or a torque is impossible to
decide, as other figures can be shown with both. More difficult to
explain are the staff — traditionally interpreted as a «long scepter», —
and the tubular object with a bulge towards the lower end.
The staff is usually as high or even slightly higher than the bearer
and does not end in a point, but rather a blunt end, making it clear that
it is not meant as lance or spear. There are, however, no details shown
which would make it easier to decide if it was indeed a type of long
scepter, which surely would have shown some kind of decoration, or
whether it could possibly be a Migration Age precursor of the type of
thin metal staff, known from several Viking Age finds and usually
interpreted as a magical wand14. However, the numerous Viking Age
examples are all considerably shorter (under 1 m, usually 70 cm) and
therefore this identification is not very likely. One also should ask oneself
if there is a connection with the next object to be mentioned, namely the
possibly tubular longitudinal object held diagonally by some of the
princely figures, as it sometimes seems to have a thickened section
towards the lower end, sometimes not.
This seemingly tubular and mostly bulbous object on several of the
Bornholm gubber is very difficult to interpret. If the object is interpreted
as flat, it could be seen to depict a short paddle (whilst it would be far
too short for an oar), although this does not make sense in the cases
where the widening towards the end is missing, the same goes for the
interpretation as a wooden club, which would anyway be out of context
if a princely figure was holding it. It vaguely resembles an oboe or rather
a cor anglais, but there is absolutely no indication that it would be a
musical instrument. Interestingly enough, whenever this object, held
diagonally and measuring just over Im, is shown, it is always in
14 Price N. The Archaeology of Seidr: Circumpolar Traditions in Viking Pre-Christian
Religion (in print).
Rudolf Simek
144
conjunction with the cup. There is to my knowledge no preserved object
to match it, and the only new explanation I could suggest is that it is the
equivalent of a wine-lifter, of an instrument to get wine (or similar
liquids) out of vats or barrels in modern times. This would be in keeping
with the full cup held in the figure’s other hand, but as long as such an
object has not been unearthed this is of course impossible to prove.
It has been noticed before that the cup (Fig. 3b), and also a longer
container shown on a single example from Sorte Muld (Fig. 3d)15, have
one or two «tongues» extending from it, in the shape of a splash. Hauck,
who interpreted the protuberances from the longer container as the bows
of the ship sktdbladnirl6, a somewhat far-fetched explanation which
depends on the identification of the male figure as the god Freyr and
totally ignores the «splash» on the glass beakers (unlikely to contain the
folded-up ship; I cannot detect Hauck’s «wave symbol» with which he
bolsters up this interpretation, at all). It is much more likely that the
«tongue» or «splash» on both type of containers stands for the same
message, namely that the container is full or even overly full of liquid.
It has to be admitted that we do not know what the liquid in the glass
beakers and similar containers actually is. The evidence of literary
parallels to the horn-bearing women of the guldgubber and similar
representation makes it likely that the horn is meant to contain mead
The consequent distinction of horn-bearing women and of men bearing
glass beakers make it unlikely that the beakers also contained mead. As
beer and ale were also served in horns, it was probably wine that was
served in the beakers, wine was, like most of the beakers, imported from
Franconia, and both would be very much luxury goods, not only
esteemed for their actual use but also for the social prestige connected to
them. It has escaped previous interpretations that both in Sloinge in
b Illustration m Watt M Goldblechfiguren S 211 Fig 6b
16 Hauck K. Macht und Meer im volkerwanderungszeitlichen Ostseeraum, erhellt mit
Scluffsresten, Goldhorten und Bildzeugnissen // Gesellschaftsgeschichte Fest-
schrift fur Karl Bosl zum 80 Geburtstag / F Seibt Munchen 1988. S 139—156,
uber Freyr und Njord Idem Altuppsalas Polytheismus exemplansch erhellt
nut Bildzeugnissen des 5 —7 Jahrhunderts // Studien zum Altgermanischen
Festschrift fur Heinrich Beck Berlin, N Y , 1994 S 197—302, Idem V> 'ker-
wanderungszeithcher Seeverkehi. erhellt mit Schiffsresten und Fundorten von
Goldbrakteaten // Trade and Exchange in Prehistory Studies in honour of Berta
Stjernquist Lund, 1988 P 197—212
Gods, Kings, Priests or Worshippers?
145
Halland and Borg on the Lofoten, where the guldgubber were found at
the central pillar of the great hall, these guldgubber were found together
with quantities of glassware, so that the beakers buried with the gubber
may have served a similar function to the beaker shown on the gubber.
The source of the largest find of guldgubber, Sorte Muld on Bornholm,
contained also the most important find of Migration Age glassware in
Northern Europe, and likewise in Helgo as well as in Eketorp on Oland
concentrations of imported glassware are found together with the
guldgubber'7. In Lundeborg glassbeads, glass sherds as well as debris
from glass production was found in place I (dating to 200—400) as well
as in place II, dating from the Migration Age17 18. We may therefore
assume that the fact that in many cases the male figure is holding a glass
beaker and not just a horn was considered to be extremely relevant, even
if we have not a clue as yet as the role of glassware in a cultic context.
Whether it was a human or divine figure holding this beaker, the
overfull glass cup would serve to convey the message of plenty and
riches. The sentiment implied is probably the same as in Psalm 23
about The Good Shepherd:
You prepare a table for me
under the eyes of my enemies;
you anoint my head with oil,
my cup brims over.
This sentiment would certainly be in keeping with the idea of a
protective being, but it does not answer the question whether the person
depicted is actually the protecting, giving god or the recipient of these
gifts. The rich clothes imply that it is in any case not just any worshipper
that could be meant, but it could possibly be the representative of the
human following of a god, as in the person of a king, a priest, or the
member of a royal priesthood. It must not be forgotten, although this is
not the topic of the present paper, that most of the single male gubber
come from the factual or supposed cult-centre on Bornholm, whilst the
double gubber and even the female single gubber are far more widely
dispersed.
17 Hansen U. L„ Koch U. Gias. § 4 Romisches G. der romischen Kaiserzeit im
Barbaricum // RGA. 1999. Bd. 13. S. 152.
18 Throne H. Das Reichtumszentrum von Gudme in der Volkerwanderungszeit
Fiinens // Der historische Horizont der Gotterbild-Amulette. S. 333 and 335.
Rudolf Simek
146
So far, three interpretations as to the position and actual names of the
male figures on the guldgubber have been proposed, all of them by Karl
Hauck. In an early paper, he had suggested that the male figures of the
single gubber were representations of Odin, basing this theory on the —
indeed striking — correspondence between the «calling»-gestus of two
gubber from Sorte Muld, Bornholm19, with a number of gold bracteates
whose subjects he had long identified with Odin. These figures, which
have raised their left hand to their mouth in an act of calling or shouting,
are strikingly different from other male gubber, and depict naked (or half
naked) males in a somewhat dynamic pose of stepping forward, calling,
raising their right hand either to the chest or to a staff. It would seem
that these figures stand closer to the «dancer» type of single gubber, and
thus, despite the striking similarities,to the bracteates, in my opinion
these figures probably depict worshippers (or their representatives,
priests) engaged in a dance as part of the adoration of gods; the calling-
gesture would then have to be interpreted as an imitation of a
mythological act of the god (in this case, the healing). It has, however,
also been suggested that the gesture could mean both a salute and the
swearing of an oath20, although I think Hauck’s connection with the
similar gesture on the bracteates is irrefutable.
In the same paper, Hauck suggested the identification of the male on
the double gubber as being Freyr, a far-fetched theoiy I dealt with
elsewhere21 and which he later expanded in another article to the extent
that at least the god with the longitudinal drinking vessel mentioned is
identified with Freyr, the vessel as a container that holds the (folded up)
ship skidbladnir22. Both the identification of the figures in question with
Freyr and the folding-up property of the ship skidbladnir — a literary
addition of the thirteenth century — are totally untenable.
The third interpretation offered by Hauck concerns the single gubber
of the «princely» type, usually holding a staff23. Using the evidence
19 Hauck К Fruhmittelalterliche Bilduberlieferung und der organisierte Kult // Der
histonsche Honzont der Gotterbild-Amulette S 543
20 Cultural Atlas of the Viking World / J. Graham-Campbell N Y , 1994 P 28
21 Simek R. Lust, Sex and Domination // Sagnaheimur Studies in Honour of Hermann
Palsson Vienna, 2001 S 229—246, Idem. Rich and Powerful P 475
22 Hauck К Die bremische Oberlieferung, S 436 f
23 Ibid.
Gods, Kings, Priests or Worshippers?
147
from Adam of Bremen’s description of the supposed temple in
Uppsala (written ca. 1070), he identifies the figure with a scepter as
Thor, just as Adam equates Thor with Jupiter and describes him as
holding a scepter. Thor’s identification with the staff bearer seems at
first sight the most convincing of Hauck’s three attributions to date,
but even here we have to ask if the eleventh century description may
so easily be used for the seventh century guldgubber, and it also
presupposes that the staff actually is a scepter and not something else.
Also, Thor in all of Viking Age literature and iconography is shown
with a hammer, not a staff, making the latter as his attribute in Adam
alone somewhat unlikely.
Hauck arrives thus at several gods depicted on the guldgubber,
namely Freyr on the double gubber and some single gubber, Odin on
two rare single gubber, Thor on the majority of the single gubber in
the form of the «parading» type. The underlying reason for his
attempt to see gods in the figures is a hypotheses which I fail to
accept, namely: «Nur Gotter und vergottlichte Aristokraten waren in
der Volkerwanderungs- und Merowingerzeit im vorchristlichen Europa
bildwiirdig» 24. I consider it blatantly incomplete that only gods and
deified aristocrats could be depicted, as other iconographical sources,
such as the Gotland picture stones, and even if slightly later, Viking
Age tapestries, runestones and loose items (like the Franks Casket)
serve to prove. At least one will have to formulate that mythological
scenes are even then worth showing in formal iconography if they
contain other pictures than of gods and half-gods, like those of a
dedicator, his ancestors and possibly even his role-models (including
figures of heroic poetry).
But Hauck has rightly pointed to an aspect of the cult in the seventh
century which becomes obvious through the main areas from which
guldgubber have been retrieved: In Gudme-Lundeborg the power (shown
by immense long houses up to 47 m long25, settlements, harbour) and
wealth (represented in an extraordinary amount of gold and other
treasures found in the area) points, together with the concentrated
religious placenames (Gudme < *gudheimr, Gudbjerg < *gudberg,
24 Idem. Fruhmittelalterliche Bilduberlieferung. S 564.
25 Sorensen P 0. Gudmehalleme Kongehgt byggen fra jemalderen /1 National-museets
Arbejdsmark Copenhagen, 1994. S. 25—54.
Rudolf Simek
148
Albjerg < *alberg, Galdbjerg < *gjaldberg, Gurann < *gudrann,
Guaaker < *gudakr)2b around the complex of Gudme and Lundeborg,
to rehgio-political double functions of the rulers on Fyn To describe
them as «Magter-Konige als Opferherren» (Magic-kings in the role of
lords of the sacrifice)26 27 may sound somewhat too grand, but that these
chieftains served a double function as rulers and pnests (or at least
organisers or supervisors of the cult, precursors of the ON godap),
seems quite likely The discovery of the enormous hall on Borg on the
Lofoten island with a length of 74 m points to a similar social
structure28 Petty kings seem to have ruled quite independently over
Bornholm (according to the Anglo-Saxon trader Wulfstan in the ninth
century) as well29 and must have had their secular as well as religious
centre round Gudhjem, which was for 300 years up to 900 the
dominant settlement on Bornholm30 The rulers of Helgo, as well as the
chieftains in Sloinge/Halland (termed «a magnate’s farm and cultic
sites»31), seem to have enjoyed a fair amount of independence within the
Swedish kingdom It is obvious that they were rich from the finds in
these settlements, and also it is clear that they were interested and
participated in the cult from the guldgubber and bracteates found in
their context
These chieftam-pnests surely did not lack the self-confidence to
depict themselves, whether in the role of their gods — as shown as
propagators of the cult m the «princely» type gubber, — or in the role
of human worshippers asking for the assistance of their divine role —
models at important junctions of their lives — as shown in the marriage
scenes of the double gubber (buried under the high seat post both in
Borg and Sloinge), — or recalling the ever-present protection of their
female ancestors (whether one calls them matronae or disir) Thus, the
26 Beck H Namenkundlich-Rehgionsgeschichthche Bemerkungen zur Gudme-Diskus-
sion 11 Nordwestgermanisch / E Marold, C Zimmermann Berlin, N Y , 1995
S 41—55, Thrane H Gudme § 1 Archaologisches // RGA 1999 Bd 13 S 144
27 Hauck К Fruhmittelalterliche Bilduberlieferung S 558
28 Munch G S Hus og hall En hovdinggard pa Borg i Lofoten // Nordisk
Hedendom Et Symposium / G Steinsland et al Odense, 1991 S 321—333
29 Of WuhrerK Bornholm §2 Histonsches//RGA 1978 Bd 3 S 296-297
30 Becker C J Bornholm II Archaologisches//RGA 1978 Bd 3 S 311 f
31 Lundqvist L Sloinge S 111
Gods, Kings, Pnests or Worshippers?
question whether the guldgubber show gods, kings, priests, or wor-
shippers is probably immaterial. The chieftain-priests had pictures of
gods (whose actual names are probably not so important) made in their
own image, because they took on the role of these gods for the sake of
the practical cult within their jurisdiction. It need not be doubted that
because they were also worshippers of the gods, they were guaranteed
the continuity of rule and wealth.
Therefore we need not necessarily distinguish between gods, kings,
priests and worshippers: indeed it is possible that the figures depicted on
the guldgubber represented all four groups at the same time. Or, to put
it another way, the chiefs, those powerful human representatives of the
gods on earth, used the image of contemporary rulers and priests as well
as their ancestors to depict this unity12. If this is the case, then it has also
relevance for the objects depicted on the gold gubber, so that,
conversely, we should not seek the equivalents of the Viking Age god’s
attributes in these Migration Age pictures. Just as the figures themselves
depict both the ruler and the god at the same time, so the objects shown
are most likely those of a public and representative cult of the seventh
century, which were, on the guldgubber, depicted in the hands of the
gods as well as their human representatives. We should not draw
conclusions from seventh century iconography about the state of religion
in the Viking age, as has been the tendency, but should rather accept
them for what they are, representations of a Migration Age religious
reality.
12 A similar, if certainly not identical, unity found within the Catholic popes may be
geographically far fetched, but can illustrate the point the popes who understood
themselves to be Christ’s representatives on earth depicted themselves in the shape of
their ancestor, St Peter with the keys, wearing, however, the clothes of a contem-
porary pontifex maximus and earthly ruler, but they were also the protagonists of all
the worshippers The comparison is of course lame as there are far fewer elements of
an ancestral cult contained in Christianity than in the Germanic religion.
Т. М. Калинина
Ирланда
Закарийа’ ибн Мухаммад ал-Казвини (1203—1283) был извест-
ным ученым-энциклопедистом. Один из его трудов условно
именуется «География» и базируется на трудах ранних арабских
авторов. Информация о Европе вызывала немалый интерес иссле-
дователей: в одних случаях ал-Казвини сам называл источники сво-
их сведений, в других его материалы совпадали с известиями более
ранних авторов; впрочем, целый ряд данных оказался неидентифи-
цированным. Некоторые материалы о Европе восходят к «Записке»
Ибрахима ибн Иа‘куба ат-Туртуши, испанского дипломата, побы-
вавшего в 965 г. при дворе императора Оттона I. «Записка» со-
хранилась в составе «Книги путей и стран» арабского ученого
ал-Бакри (ум. 1094), и аналогичные данные встречаются в книге
ал-Казвини, хотя ссылок на ал-Бакри у него нет. Зато присутствуют
имя и цитаты из труда испано-арабского историка ал-‘Узри (1003—
1085), чьим учеником, в свою очередь, был ал-Бакри. В сочинении
же ал-‘Узри есть упоминания Ибрахима ибн Иа‘куба’.
Перечень ряда стран и местностей в шестом климате (а именно
там ал-Казвини поместил остров Ирланда) частично совпадает с
информацией ал-Бакри, но в известном варианте сочинения по-
следнего не сохранилось данных об Ирландии. Сведения ал-Каз-
вини о славянах и некоторых европейских городах принадлежали,
как было выявлено исследователями, Ибрахиму ибн Иа'кубу и со-
хранились в составе книг ал-Бакри и ал-‘Узри1 2 *. Информацию об
1 Al-‘Udhri, Ahmad ibn ‘Umar ibn Anas. Fragmentos geografico-historicos de
al-Masalik ila garni al-Mamalik. Madrid, 1965. P. 7,182—184.
2 Jacob C. Ein arabischer Berichterstatter aus 10. Jhr. fiber Fulda, Schleswig, Soest,
Paderborn und andere deutsche Stadte. Berlin, 1891; Kowalski T. Relacja Ibrahima
Ирланда
151
острове Ирланда одни исследователи приписывали Ибрахиму ибн
Иа'кубу3, другие, следуя указанию самого ал-Казвини, — только
ал-‘Узри4 5.
«Ирланда — остров на северо-западе 6-го климата. Сказал
ал-‘Узри: „Нет у маджусов во всем мире пристанища, кроме этого
острова. Окружность его 1000 миль, жители его по облику —
маджусы. Их одежда — плащи с капюшоном (б.ранис — «бур-
нусы»?), стоимость одного из них — 100 динаров, а что касается
их знати, то она носит плащи с капюшонами, украшенные рубина-
ми”. Рассказывают, что они охотятся на побережье на молодняк
китов (фарах ал-аблина), а это очень большой кит. Охотятся
только на детенышей и питаются ими. Говорят, что самки этих ки-
тов дают потомство в сентябре, а поэтому убивают их в октябре,
ноябре, декабре и январе, [только] в эти четыре месяца, а потом
мясо их становится жестким и несъедобным. Как охотятся [на китов],
рассказывает ал-‘Узри: „Охотники собираются на судах, имея при
себе большой железный гарпун с железными зубьями. К гарпуну
[прикрепляется] большое крепкое кольцо, а к кольцу — прочная
веревка. Когда они находят детеныша кита, то [начинают] хлопать
в ладоши и кричать, привлекая детеныша, и он приближается к
лодкам, чтобы посмотреть на это. Тогда один из моряков прыгает
на него и сильно трет ему лоб, что доставляет удовольствие дете-
нышу. Затем он помещает гарпун на определенном месте посере-
дине головы и вгоняет его тремя очень сильными ударами желез-
ного молотка. Рыба не чувствует первого удара, а только второй и
третий приводит ее в состояние сильного волнения. При этом она
может случайно задеть хвостом лодку и потопить ее. Она неистов-
ствует до тех пор, пока не затихнет от изнеможения. Затем кортеж
ibn Ja*kuba z podrozy do krajow slowianskich w przekazie al-Beknego Krakow,
1946, Canard M. Ibrahim ibn Ya‘qub et sa relation de voyage en Europe / /
Etudes d’onentalisme dediees a la memoire de E Levi-Provencal Pans, 1962
Vol II P 503—508, Miquel A L’Europe occidental dans la relation arabe
d’lbrahim b Ya'qub (X-e s )//Annales ESC 1966 T 21 N 5 P 1048-1064,
Kowalska M. The Sources of al-Qazwim’s «Athar al-Bilad» /1 FO 1967 T VIII
P 41-88
5/«cob C Ein arabischer Benchterstatter S 5—9, 23—26, Miquel A L’Europe
occidental. P. 1051.
4 Kowalska M. The Sources P 77—78
Т. М. Калинина
152
судов тащит ее к берегу. Может случиться так, что самка кита, услы-
шав волнение своего детеныша, последует за лодками. Тогда у них
наготове мелко истолченный чеснок, который они бросают в воду.
Когда кит почувствует запах чеснока, то [самка кита] бросает его (де-
теныша. — Т. К.) и уходит восвояси. Затем [охотники] разделывают
тушу, нарезают мясо кусками и присыпают солью. Мясо [детеныша
кита] — белое, как снег, а кожа — черная, как чернила**»5.
нэ В начале XV в. *Абд ар-Рашид ал-Бакуви в труде «Сокраще-
ние „Книги о памятниках** и чудеса Всевышнего», который являл-
ся кратким изложением «Географии» ал-Казвини, таким образом
передал информацию об Ирландии:
«Ирланда — остров на севере 6-го климата. У маджусов во
всем мире нет иного пристанища, кроме этого острова. Окружность
его 1000 миль. Жители его придерживаются обычая маджусов и
их одежды. Они носят плащи с капюшоном, стоимостью 100 динаров
каждый, а их знать носит более дорогие плащи с капюшоном»6.
Текст является сокращением фрагмента из книги ал-Казвини,
причем ал-Бакуви пропустил ссылку на ал-‘Узри, как и дальней-
ший рассказ о китобойном промысле.
В переводах фрагмента об Ирландии наблюдаются весьма су-
щественные разночтения. Так, В. П. Демидчик переводил: «Во всем
мире этот остров — основная база для огнепоклонников (ал-мад-
жус)... Жители Ирландии по своим религиозным обрядам (расмун)
принадлежат к огнепоклонникам (ал-маджус)»1. Слово расмун
имеет разнообразные значения: «чертеж», «рисунок», «обряд»,
«ритуал». Вероятнее, арабский автор хотел сказать, что жители
Ирландии по облику, по одежде напоминали маджусов, т. е. нор-
маннов. Ссылка на ал-‘Узри, который подробно рассказывал о на-
падениях в IX в. на Андалусию норманнов-маджусов, подтвер-
ждает, что указанный фрагмент передает данные именно о последних,
а не о каких-то неизвестных огнепоклонниках или язычниках.
’ Zakanja Ben Muhammed Ben Mahmud el-Cazwini’s Kosmographie Gottingen,
1849 T II Die Denkmaler der Lander S 388—389
6 ‘Абд ар-Рашид ал-Бакуви Китаб талхис ал-асар ва ‘аджа’иб ал-малик ал-каххар
(«Сокращение Книги о памятниках и чудеса царя могучего») М , 1971. С. 65а —
арабск. Текст. С. 101 — перевод
7 Демидчик В П «География» или «Памятники стран и предания о людях»
Закарийа ал-Казвини. Душанбе, 1977. С. 106.
Ирланда
153
Именно так перевели это место и Г. Якоб («Die Bewohner haben
normannische Sitte und Kleidung»), и Д. M. Данлоп («Its people
have the customs and dress of the Normans»), и А. Микель («Les
moeurs et les vetements sont ceux des Normands»), и 3. M. Буния-
тов в аналогичной фразе ал-Бакуви («Жители его придерживают-
ся обычая маджусов и их одежды»)8.
Интересно, что арабский автор ни словом не упомянул о хри-
стианстве, принятом жителями Ирландии еще в V в., после чего
она стала форпостом распространения этой религии в Западной
Европе, хотя вопросы вероисповедания других народов всегда
стояли на первом, месте у арабов. Это обстоятельство, а также ука-
зание на Ирландию как место обитания большинства маджусов
свидетельствуют о том, что сведения, вероятнее всего, были полу-
чены от завоевавших Ирландию норманнов (маджусов), которые
сами еще очень долгое время не были христианами и потому не со-
чли нужным отметить христианскую приверженность местного
кельтского населения. Впрочем, оно было по большей части унич-
тожено или изгнано: в 840-х гг- норвежцем Тургейсом церкви и
монастыри были разрушены или превращены в капища Тора и
других скандинавских богов, а Ирландия стала, действительно,
опорным пунктом маджусов для набегов на окрестные острова и
побережье9. О западном источнике информации свидетельствует и
арабский термин, которым в рассказе об охоте на кита обозначен
его детеныш — ал-аблина, восходящий к латинской основе: Ъа-
laena, от греч. tpaXaiva10 11.
Г. Якоб предполагал, что поскольку упомянутый остров был
назван пристанищем наибольшего количества норманнов, то речь
может идти не об Ирландии, а об Исландии: Izlanda (арабская гра-
фика дает такую возможность: постановка одной диакритической
точки над буквой ра превращает ее в букву зайн)11. Однако ни один
арабо-персидский географ не знает названия Изланда. В представ-
8 Jacob С. Ein arabischer Berichterstatter. S. 24; Dunlop D. M. The British Isles
according to Medieval Arabic Authors // IQ. 1957. Vol. IV. N 1. P. 19; Miquel
A. L’Europe occidental. P. 1057; ‘Абд ар-Рашид ал-Бакуви. Китаб. С. 101.
9 Jones G. A History of the Vikmgs. Bristol, 1984. P. 204—206.
10 Dunlop D. M. The British Isles. P. 20.
11 Jacob C. Arabische Berichte von gesandten an germanische Filrstenhofe aus dem 9.
und 10. Jhr. Leipzig, 1927. S. 26. N. 2.
Т. М. Калинина
154
лении не только европейцев, но и арабов этот остров идентифициро-
вался с античным «Туле» — оконечностью населенного мира12 13.
Рассказ же о китобойном промысле, который носит вполне реа-
листичные черты этнографического характера, очень типичен для
арабской литературы жанра «диковинок». Однако ни этот рас-
сказ, ни другие сведения HejvioryT, к сожалению, ответить на во-
прос, кто же, Ибрахим ибн Иа'куб или ал-‘Узри, был автором из-
вестий об Ирландии.
Сицилийский географ ал-Идриси (1100—1165) в книге «Развлече-
ние истомленного в странствиях по областям» помещал Ирландию
среди прочих островов «моря Мрака» (бахр ал-Музлим). В опи-
сании I секции 3-го климата он рассказал о Шотландии, упомянув
здесь и Ирландию:
«Остров Шотландия (Шасланд) длиной 15 дней, в ширину —
10 дней, и были на нем три больших города, жили там люди, под-
ходили к ним корабли, останавливались у них, покупали амбру и
разноцветные каменья. Разгорелась среди жителей тех городов
(ал-булдан) вражда, и пожелала одна часть их [покорить] дру-
гую, так что погибло большинство их. [Тогда] отбыла оставшаяся
часть их морем на большую землю (мин ал-ард ал-кабира) в Ви-
зантию (ар-Рум), и в ней сейчас из его населения много людей.
Мы упомянем этот остров после того, как расскажем об острове
Ирланда» ”.
В описании I и II секций 7-го климата ал-Идриси почти до-
словно повторил рассказ, отнеся его на этот раз к Ирландии:
«От крайней точки острова Шотландия Пустынная (Сакусийа
ал-халийа) до крайней точки острова Ирланда — два дня мор-
ского плавания в сторону запада. Остров Ирландия Большая (Ир-
ланда кабира), расстояние между самой высокой его окраиной и
Британией (Бартанийа) — 3,5 дня морского плавания. Расска-
зал автор «Книги чудес», что в нем три города, жили в нем люди,
приплывали корабли, подходили к нему, останавливались и поку-
12 Гаркави А Я. ©уле (Thule) в арабской литературе / / Зап. Имп. АН. 1873
Т. 22. Кн. 2. С. 145—158; Райт Дж. К. Географические представления в
эпоху крестовых походов. М., 1988. С. 108, 217, 305; Мельникова Е. А. Об-
раз мира. М., 1998 С. 62,103.
13 Al-Idrisi. Opus geographicum sive «Liber ad eorum delectationem qui terns
peragrare studeant». Neapoli; Romae, 1972. Fasc. III. P. 220—221.
Ирланда
155
пали амбру, разноцветные каменья. Разгорелась среди его жите-
лей вражда, и пожелала одна часть их править над [другими] оби-
тателями. Распространились между ними междоусобные войны,
раздор, мятежи, в результате чего часть их отбыла морем на боль-
шую землю, города их опустели, и не осталось от них ничего. От
крайней оконечности острова Англия (Анкалтира) до (полу)острова
Дану с14 — один день морского плавания. От крайней оконечности
Шотландии (Искусийа) в сторону севера до острова Р.сланда15 —
три дня морского плавания. Между крайней оконечностью острова
Р.сланда и крайней точкой острова Ирландия Большая (Ирланда
ал-кабира) — день морского плавания»16.
П. Жобер, пользуясь известными в его время рукописями, при
переводе отнес известия к Шотландии17. Но А. Бистон, тоже опи-
раясь далеко не на все, позднее использованные в критическом из-
дании, манускрипты, провел текстологический анализ и доказал,
что речь все же идет не о Шотландии, а об Ирландии18, что под-
тверждается и картой Ирландии ал-Идриси, на которой обозначены
три покинутых (хараб) города, упомянутые в тексте19 (см. рис. 1).
Известия об островах западной части Атлантики были извлечены
ал-Идриси из некоей «Книги чудес», авторство которой он приписы-
вал то ал-Мас‘уди, то некоему Хассану ибн ал-Мунзиру20. Отме-
тим в связи с этим, что ал-Идриси именовал Ирландию «Большой»
(кабира или, с определенным артиклем, ал-кабира). Рассказ, встре-
чающийся также у ал-Мас‘уди (X в.), о путешествии восьми братьев,
14 П. Жобер переводил здесь «Дания», однако есть и другие точки зрения: ост-
ров Мэн, острова Силлн и др.
15 П. Жобер считал этот остров Исландией, однако впоследствии Д. Данлоп,
В. Стивенсон н А. А. Бистон доказали, что упомянута часть Шотландии, не
сойдясь, правда, во мнении, какая именно.
16 Al-Idrisi. Opus geographicum. 1978. Fasc. VIII. P. 947—948.
17 Geographic d’Edrisi. Trad, de’l arabe en fran^ais... par P. A. Jaubert. Paris, 1840.
T II P. 422
18 Beeston A. F. L. Idnsi’s Account of the British Isles // BSOAS. 1950. Vol. 13.
Part 2. P. 266-267.
19 Miller K. Mappae arabici. Stuttgart, 1927. Bd. II. P. 145. См. также: Dunlop D. M.
Scotland according to al-Idnsi // SHR. 1947. Vol. 26. № 102. P. 114—118;
Stevenson W. B. Idnsi’s Map of Scotland // Ibid. 1948. Vol. 27. № 104. P. 203.
20 Al-Idrisi. Opus geographicum. 1970. Fasc. I. P. 5, 43.
Т. М. Калинина
156
Рис. 1. Остров Ирланда по карте ал-Идриси.
Кружками отмечены разрушенные трн города (хараб)
«искателей приключений» (ал-магрурун), которые отправились из
Лиссабона в «море Мрака» (Атлантику), «чтобы узнать, что в нем
есть и где оно кончается», и претерпевших разные приключения21,
напоминает фрагмент «Саги об Эйрике Рыжем» о путешественни-
ках, желавших достичь обетованной «виноградной» земли и отне-
сенных ветром к Стране белых людей — Хвитпраманналанд, ко-
торую называли также «Большая Ирландия»22. Не исключено,
что источником сведений о северо-западных просторах Атлантики
и ее островах были западные устные или литературные предания23.
21 Ibid. 1972. Fasc. III. Р. 220; Ibid. 1975. Fasc. V. 5. P. 548.
22 Сага об Эйрике Рыжем 11 Исландские саги. Ирландский эпос. М., 1973. С. 125.
23 de Goeje М. J. La Legende de St. Brandan // Actes du VIIIme Congres Inter-
national des Orientalistes. Leide, 1893. 2me partie. Section I. P. 56—58.
Ирланда
157
Ибн Са'ид ал-Магриби (ок. 1214—1274 или 1286) в произве-
дении, от которого сохранились два извлечения — «Книга геогра-
фии о семи климатах» и «Книга распространения Земли в долготу
и широту», — тоже передал сведения об Ирландии:
«В северной (части) Англии (Анкалтир) и части северной
Британии (Бартанийа) — остров Ирланда, а это внутри 1-го джуза
и во 2-м. Длина его около 12 дней [пути], а ширина по центру —
около 4 дней. Он известен множеством мятежей. Его жители были
маджусами, затем приняли христианство, следуя [в этом] соседним с
ними [народам]. Вывозят с него также медь и множество олова»24.
Абу-л-Фида’ (1273—1331) в труде «Упорядочение стран» слово в
слово повторил фрагмент Ибн Са'ида25. Книга Ибн Са'ида была
тесно связана с географической традицией ал-Идриси, Абу-л-Фида’
же здесь просто цитирует первого. Если сокращенная информация
Ибн Са'ида о множестве мятежей в какой-то степени напоминает
сведения ал-Идриси, то известие о принятии христианства маджу-
сами Ирландии, вероятно, оригинально. Этот автор передавал ре-
альные, хотя и взятые из вторых рук, сведения о вторжении мад-
жусов в Андалусию в IX в.26, что подразумевает, как и у других
арабских авторов, писавших о вторжениях в Испанию, не каких-то
неизвестных язычников, а именно норманнов. Поэтому слово маджус
в его данных об Ирландии тоже может относиться только к по-
следним. При этом Ибн Са'ид явно не имел никакого представления
о реальном времени принятия ими христианства, поскольку назы-
вал нападавших на Севилью в 844 г. маджусов христианами (!), что
было явно преждевременно.
Таким образом, информация арабских авторов об Ирландии со-
держит оригинальные, возможно, взятые у самих норманнов, сведе-
ния, а также известия книжные, западноевропейского происхождения.
24 Ibn Said al-Magnbi. Libro de la extension de la tierra en longitud у latitud.
Tetuan, 1958. P. 134; 'AH ibn Musa, called Ibn Sa'id, al-Andalusi. Kitab al-jughrafiya.
Beirut, 1970. P. 200.
25 Reinaud]. Geographie d’Aboulfeda. Pans, 1840. T. I. P. 219.
16 Ибн Са'ид ал-Магриби. Ал-Мугриб фи хила ал-Магриб. [Каир, б. г.]. С. 49.
С. М. Каштанов
К теории
и практике
сравнительного
источниковедения
В исторической науке всегда наблюдалась тенденция к сопостав-
лению явлений, событий и процессов, касающихся разных эпох
и разных регионов. Такого рода сравнения могут казаться в одних
случаях оправданными, в других — произвольными или парадок-
сальными. Подчас в основу сравнения ложится «впечатление» ис-
торика о сходстве разных эпох в истории одной страны или разных
стран. Так, закат Римской империи не раз служил образцом для
сравнения с ним упадка других великих империй.
Все глобальные концепции исторического развития исходят из
абсолютизации одного или нескольких признаков, объединяющих
разные регионы и эпохи как бы в одну общую систему. Такие сис-
темы могут определяться как формации, цивилизации, циклы и т. п.
Не отрицая, что за этими понятиями скрывается не только опреде-
ленный идеальный «тип» развития, но и многовариантная действи-
тельность, мы полагаем, что точность сопоставления эпох и регио-
нов во многом зависит от учета и анализа круга источников, харак-
терных для каждого из сравниваемых обществ.
Вследствие неравномерности развития разных регионов неред-
ко получается так, что общества, типологически похожие, разделе-
ны значительным хронологическим промежутком. Иначе говоря,
какие-то регионы проходят в более позднее время и в другой исто-
рической обстановке те стадии развития, которые были пройдены
в других регионах намного раньше. Тем не менее, если это дейст-
Статья написана в рамках поддержанного РГНФ исследовательского проекта «Древ-
нерусские грамоты на пергамене и бумаге» (№ 01—01—00138а).
К теории и практике сравнительного источниковедения
159
вительно близкие по типу стадии, общность данных социумов, как
бы далеко они ни отстояли друг от друга хронологически и геогра-
фически, обязательно проявится в известном сходстве круга источ-
ников, ими порожденных. Однако при всем типологическом сход-
стве разных социумов они никогда не бывают совершенно подобны
друг другу. Поэтому не может быть и абсолютно одинакового со-
става источников в таких похожих обществах. Какие-то структуры
либо устроены в них по-разному, либо по-разному между собой
связаны. Отсюда разница в удельном весе отдельных разновидно-
стей источников внутри одного вида, особое соотношение видов,
специфика формы и содержания источников.
Выше говорилось о сравнении «по впечатлению». Но само
«впечатление» определяется какой-то суммой накопленных в науке
знаний о тех или иных этапах в истории определенных стран. По-
этому можно сказать, что метод сравнения «по впечатлению» яв-
ляется по преимуществу дедуктивным: историк идет от общего
представления о каждом из двух или нескольких сравниваемых со-
циумов к сопоставлению их по отдельным конкретным линиям.
Предварительные знания общего характера являются исходной
точкой и для сравнительно-источниковедческих штудий. Однако
здесь конкретные линии сопоставления существенно отличаются от
тех, по которым движется «чисто» историческое сравнение. Если
при последнем предмет сопоставительного изучения составляют
социальные структуры, институты, право, идеи, культура и т. д.,
то сравнительное источниковедение имеет не только предмет, но и
объект исследования в его полном виде — реально сохранившиеся
источники, их внешнюю и внутреннюю форму, внешнее и внутрен-
нее содержание. В связи с этим на первый план выступает сравне-
ние круга источников, порожденных каждым из сравниваемых со-
циумов.
Обязательность сравнения прежде всего круга источников
должна служить известной гарантией против произвольности со-
поставлений. Сопоставление источников только одного вида по-
лезно, но недостаточно. Оно таит в себе опасность ухода от спе-
цифики каждого из сравниваемых обществ. Еще больший произ-
вол возможен при «чисто» историческом сравнении отдельно взя-
тых институтов и идей.
Говоря о «круге источников», необходимо иметь в виду всю их со-
вокупность. В идеале сравнение должно охватывать все типы и виды
С. М. Каштанов
160
источников, служащих для изучения истории рассматриваемых об-
ществ. Таким образом, в сферу сравнительного источниковедения в
широком плане попадают: 1) природа с ее климатом, флорой и фау-
ной; 2) человек; 3) устная речь; 4) продукты человеческой деятельно-
сти. На практике источниковедения широкого плана как единой науки
не существует, и даже одним типом источников занимаются несколько
разных наук. Письменные источники — объект источниковедения в
узком смысле слова — входят в число продуктов человеческой дея-
тельности. На ранних стадиях трудовой деятельности человека эти
продукты были представлены только вещами как таковыми. Появле-
ние вещей, несущих на себе письменный текст, явилось качественным
скачком в развитии материальной и духовной культуры. Под «тек-
стом» мы подразумеваем буквенную, цифровую и другую знаковую
систему передачи информации на предметах.
По их функциональному назначению «вещи», или «веществен-
ные источники», можно разделить на три большие группы:
1) объекты, имеющие только определенную производственную,
бытовую, культовую или культурную функцию, но не дающие тек-
стовой информации о факте (событии, чувстве, идее, намерении
и т. п.); 2) объекты, созданные специально для текстового сооб-
щения о факте; 3) объекты, сочетающие в себе функции объектов
двух первых групп (орудия, дома, храмы, картины, иконы, моне-
ты, гербы и другие предметы с надписями). Источниковедение в
узком смысле слова имеет дело с предметами второй и отчасти
третьей группы. Занимаясь исключительно ими, источниковеды не
должны упускать из вида, что сравнение социумов должно вестись
и по другим группам источников, по всему их комплексу. Вместе с
тем надо отдавать себе отчет в том, что письменные источники в
своей совокупности отражают определенный уровень развития
общества и в этом смысле являются если не самодостаточной, то,
во всяком случае, достаточно представительной группой источников.
Одной из особенностей источникового обеспечения истории
обществ, находящихся на ранних стадиях развития, можно считать
то, что первые письменные свидетельства о них происходят не из
их среды, а из среды окружающих их народов, достигших более
высокого уровня социального и культурного развития. Конечно,
это касается тех случаев, когда подобное окружение уже сущест-
вовало. Так, греческие и римские авторы донесли до нас письмен-
ные сообщения о народах, не имевших письменности в эпоху до
К теории и практике сравнительного источниковедения
161
новой эры и в первые века нашей эры. Некоторые из этих народов
в таком бесписьменном состоянии и сошли с исторической арены,
другие обрели свою письменность и стали создателями источников
разных видов и разновидностей.
Вид письменного исторического источника складывается из
конкретных документов, порожденных общей для них социальной
функцией. Состав письменных источников, дошедших от Древней
Руси, показывает, что наиболее плодоносной была в этот период
функция религиозной дидактики. Среди сохранившихся памятни-
ков письменности XI—XII вв. наблюдается абсолютное преобла-
дание литургической литературы, прежде всего кодексов, содер-
жащих тексты Евангелия. Законодательная и договорно-сделочная
функции не были столь документопроизводящими в указанное
время. Их действие обнаружилось раньше всего в сфере внешне-
политических отношений и, вероятно, не без влияния письменной
культуры контрагента (договоры с Византией X в.). Во всяком
случае, грамоты по вопросам управления и землевладения появля-
ются не раньше XII в., а значительное распространение получают
с середины XIV в. Первый законодательный акт — Правда Яро-
слава — предшествует возникновению грамот внутреннего предна-
значения. Зарождение летописного и эпистолярного жанров на Руси
относится к периоду не позднее XI в. Начинают делаться записи на
различных предметах, на стенах храмов, на рукописных книгах.
Подыскать вполне адекватные «параллели» к составу русских ис-
точников XI—XIII вв. довольно сложно. Русская Правда XI—XII вв.
может быть сопоставлена с западноевропейскими «варварскими прав-
дами» V—IX вв., русское летописание — с западной анналистикой
VI—X вв. Вместе с тем западноевропейский актовый материал VI—
VIII вв. по количеству и составу грамот более сопоставим с русскими
актами XIV—XV вв., чем с единичными документами этого рода,
дошедшими от XII в. Королевские дипломы, предоставляющие землю
и иммунитетные привилегии, судебные постановления, разрешающие
земельные тяжбы, частные акты на землю — все эти документы, ха-
рактерные для Франкского государства VI—VIII вв., находят прямые
аналогии в русской письменной практике XIV—XV вв. Появляю-
щиеся со времен Карла Великого капитулярии могут быть сопостав-
лены с уставными грамотами и уставными книгами приказов XVI в.
Упадок русского летописания во второй половине XVI—XVII вв. —
явление близкое по своей природе к изживанию на Западе жанра ан-
С. М. Каштпаное
162
налов после XII в., хотя на Руси, в отличие от Запада, на смену анна-
лам не приходят хроники, возможно, в силу недостаточной развитости
городской культуры, с одной стороны, и зарождения новых средств
массовой информации, с другой.
Стоило бы подумать о том, какие источники в других странах
близки к таким русским памятникам конца XVI—XVII вв., как
писцовые, разрядные, посольские и другие книги. Воспринимались
ли писцовые и переписные книги на Руси XV—XVII вв., как
«Книга Страшного суда» в Англии XI в.? Или такой отзвук имела
перепись XIII в., знаменитое «число», о котором мы не имеем ни-
какого конкретного представления? Насколько сопоставимы пис-
цовые книги и сотницы с известными в средневековой Франции
«кадастрами» и «терье»? В литературе можно встретить опыты
сравнения русских писцовых книг с византийскими. Русско-визан-
тийские параллели распространяются и на другие виды источни-
ков — литургические, летописные, эпистолярные, законодатель-
ные, уставные и т. п. В этих исследованиях преобладает, однако,
текстологический подход, а не стремление выяснить степень типо-
логической близости разновременных социумов.
Думается, что величина хронологического разрыва между появ-
лением близких между собой видов источников в разных регионах
зависит от того, какой круг социальных отношений затронут в до-
кументах данного вида. Наибольший разрыв свойствен, как ка-
жется, тем видам и разновидностям источников, которые касаются
самого существа социально-экономических отношений каждого из
сопоставляемых обществ. Видимо, не случайно акты на землю по-
являются во Франкском государстве в VI—VII вв., на Руси —
в XII—XIV вв., в Бухаре — в XIX в. Разрыв несколько умень-
шается, когда мы имеем дело с документами, регулирующими чис-
то политические вопросы, особенно в сфере внешней политики, и с
памятниками общественной мысли и литературы. В этой последней
области разрыв сокращается по мере развития международных
культурных связей и накопления обществом интеллектуального по-
тенциала, что происходит быстрее, чем развитие социально-эконо-
мических отношений. Так, летописи, литургические и агиографиче-
ские источники появились на Руси несколько раньше, чем земельные
акты. Ускорение в литературной сфере становится заметнее на
дальнейших стадиях культурного развития. Газетный вид источника,
возникший в Западной Европе в XVI в., укореняется на русской
К теории и практике сравнительного источниковедения
163
почве в XVIII в. Вместе с тем вексель, появившийся в Италии уже
в XIII в., в России XVIII в. прививается с трудом и в течение
длительного времени остается на уровне примитивного «простого
векселя» (не «переводного»), заменяя привычное заемное письмо.
В этом нашло выражение тормозящее влияние социально-эко-
номических отношений крепостнического типа. Аналогичный тип
социалистических отношений предопределил прекращение с 1930 г.
практики использования векселей во внутриторговом обороте СССР,
хотя во внешней торговле вексель продолжал употребляться.
Выше шла речь о сравнительном источниковедении, так сказать,
«горизонтального среза». Под ним мы подразумеваем сопоставле-
ние двух и более совокупностей письменных источников, порожден-
ных относительно схожими социальными структурами, которые раз-
делены хронологически и географически. Возможно развивать и
сравнительное источниковедение «вертикального среза», т. е. иссле-
дование истории одного вида или одной разновидности письменных
источников в исторической перспективе: с древнейших времен до
новейшего времени. В качестве объектов изучения могут быть вы-
браны источники, происходящие из одного или нескольких регионов.
При выборе нескольких регионов необходимо хронологическое огра-
ничение темы: например, законодательные источники в древнем мире;
планы и карты в Западной Европе и в России в XVI—XVIII вв.
Надо предусмотреть и такое направление сравнительного ис-
точниковедения, как сопоставление источников по их внешней
форме и прежде всего по материалу для письма. В этой области
определенный результат могут дать исследования источников од-
ного вида или одной разновидности, написанных на разных мате-
риальных носителях (камне, металле, дереве, бересте, папирусе,
пергамене, бумаге и т. п.). Особенно интересно проследить, как
влияют материал, орудия и средства письма на внутреннюю форму
источника, а также на его внутреннее и внешнее содержание. За-
мечено, например, что духовные, написанные на бересте, отлича-
ются менее разработанным формуляром, чем аналогичные акты,
написанные на пергамене. Еще одно направление сравнительного
источниковедения — сопоставление различных форм материаль-
ного построения источника (отдельные листы, диптихи, полиптихи,
свитки, столбцы, тетради, кодексы и т. п.).
Сравнительный метод требует сопоставления общей классифи-
кации источников по видам, с одной стороны, и специфической
С. М. Каштанов
164
классификации разновидностей, характерных для каждой отдель-
ной страны, с другой. В нашей литературе очень употребителен
термин «вид», но одни понимают под ним большие группы источ-
ников, объединенных общей социально-юридической функцией,
другие — любую группу одинаково называющихся документов.
Термин «вид» часто используется тогда, когда следовало бы гово-
рить о разновидности или даже подразновидности источников оп-
ределенного вида. Не всегда учитывается, что «вид» — это кате-
гория интернациональная и имеющая самую широкую хронологию,
от древности до новейшего времени. Представителями одного и
того же вида могут быть документы, созданные в разных странах
и в разные эпохи. Из разновидностей одни столь же интернацио-
нальны, как и вид (например, грамоты данные, купчие, закладные,
духовные и т. п.), другие — специфичны для определенной стра-
ны и эпохи (например, грамоты жалованные, поступные, кортом-
ные и т. п.) Еще теснее приближены к конкретному документу
подразновидности и надподразновидности источников того или
иного вида (скажем, грамоты тарханные, тарханно-несудимые,
двусрочные и т. п.)1 2.
Историк-профессионал является врагом иллюстративного ис-
пользования источников. Он должен быть уверен, что владеет
всем комплексом источников данной разновидности и изучает не
отдельные «интересные» места текста, а движение всего текста в
целом. Необходимо прежде всего точно установить, сколько ис-
точников той или иной разновидности выявлено, как они распределя-
ются по авторам, получателям, сферам применения. Важно указать,
сколько документов дошло в подлинниках (оригиналах), копиях,
выдержках, известно лишь по упоминаниям. Подсчеты количества
документов больше всего приняты в дипломатике, особенно в час-
ти, касающейся раннесредневековых актов.
Так, в публикации К. Перца (1872 г.) помещено 97 дипломов
меровингских королей, от Хлодвига I (507 г.) до Хильдерика III
(744 г.), которые издатель считал подлинными, и 95 документов
1 Краткий обзор основных разновидностей земельных актов разных эпох и
стран см.: Каштанов С. М. Акты / / СИЭ. М., 1961. Т. 1. Стб. 313—314.
2 О понятиях «подразновидность» и «надподразновидность» см.: Каштанов С. М.
Русская дипломатика. М., 1988. С. 17, 149—154; Он же. Актовая археогра-
фия. М., 1998. С. 16-17.
К теории и практике сравнительного источниковедения
представителей той же династии, от Хлодвига I (479 г.) до Хиль-
дерика III (749 г.)> которые были отнесены к числу подложных
(diplomata spuria)3. Ж. Тесье отметил, что 6 из этих 192 докумен-
тов не являются королевскими актами4. Оставшиеся 186 актов
могут быть дополнены еще 13 дипломами, не вошедшими в публи-
кацию Перца5. Из всех 199 документов только 38 сохранились в
оригиналах, из которых наиболее древний, прецепт Лотаря II, от-
носится к 625 г., а наиболее поздний, прецепт Хильдерика II, да-
тируется 28 февраля 717 г.6. 161 документ представлен главным
образом текстами в монастырских и церковных картуляриях и хро-
никах7. Больше половины из этих текстов являются фальсифика-
тами или интерполяциями. В историографии наблюдается разнобой
в оценке степени подлинности ряда меровингских дипломов, до-
шедших в копиях.
Для времени Каролингов (середина VIII — X в.) P.-А. Ботье
отмечает наличие около 2800 подлинных (не подложных) коро-
левских актов, дошедших в оригиналах, копиях и более или менее
значительных выдержках. К этому надо прибавить около 500 позд-
нейших упоминаний о недошедших актах и около 350 подделок.
Из подлинных документов примерно 1000, или одна треть, пред-
ставлена оригиналами на пергамене. Учитывая только подлинные
акты, текст которых дошел в полном виде, автор показывает
их распределение по периодам: к эпохе единой монархии (751—
840) относится около 700 актов, к последующим временам — око
ло 860 для Германии и Лотарингии (до 911 г.), 720 — для запад-
ной Франции и Аквитании (до 987 г.), 500 — для Италии, Про-
ванса и Бур1ундии. Ботье приводит и более подробные цифровые
выкладки, характеризующие распределение документов по царст-
3 MGH / G. Н. Pertz. Hannoverae, 1872. Diplomatum imperii. T. 1.
4 Имеются в виду, вероятно, помещенные в разделе «Diplomata Spuria» грамо-
ты двух аббатис — мнимых дочерей Дагоберта I: Ирмнны, 698—704 гг.
(Ibid. Р. 173-177. № 55-59), и Аделн, 685 г. (Ibid. Р. 177-178. № 60).
5 Tessier G. Diplomatique royale franfaise. Paris, 1962. P. 6. Note 2; Classen P.
Kaiserreskipt und Konigsurkunde. Diplomatische Studien zum Problem der
Kontinuitat zwischen Altertum und Mittelalter. ©eaaaXovtxr], 1977. S. 133.
6 Tessier C. Diplomatique royale fran^aise. P. 6—7.
7 Classen P. Kaiserreskipt. S. 133—135.
С. М. Каштанов
166
ваниям и территориям. Он приходит к выводу, что после смерти
Карла Лысого западная Франция окончательно теряет лидирую-
щую роль в производстве каролингских дипломов. Если при Карле
Лысом среднее количество королевских актов в год равнялось 13,5,
то в период между 922 и 987 гг. оно составляло всего 3 и еще бо-
лее уменьшилось после воцарения Гуго Капета8.
По мере укрепления королевской власти во Франции и возрож-
дения королевской канцелярии число актов непрерывно возрастало.
Так, при Людовике VI (1108—1137) их было свыше 500, при Людо-
вике VII (1137—1180)— 798, при Филиппе II Августе (1180—
1223) — 12879 10 11. Согласно наблюдениям P.-А. Ботье, в XIV—XV вв.
из французской королевской канцелярии исходило до 150 доку-
ментам в день w- По его данным, в первой половине XIV в. только
за королевской печатью во Франции могло выдаваться около
60 тыс. актов в год “.
Русские княжеские грамоты, близкие по существу к меровинг-
ским прецептам, т. е. содержащие земельные и иммунитетные по-
жалования, появляются в XII в., от которого их дошло 4 (лишь
одна из них представлена оригиналом). От XIII в. подлинных
грамот такого типа вообще не сохранилось. Правда, одна упоми-
наемая жалованная грамота рязанского великого князя Михаила
Ярославича может быть приурочена к рубежу XIII—XIV вв.12.
Имеются сведения о 17 грамотах земельно-иммунитетного типа,
выданных в XIV в., из которых одна — подложная и только 3 до-
8 Bautier R.-H. Chartes, sceaux et chancelleries. Etudes de diplomatique et de
sigillographie medievales. Paris, 1990. [T.] И. P. 462—464.
9 Подробнее см.: Каштанов С. М. Письмо французских королевских актов XII —
первой четверти XIII в. (О книге Франсуазы Гаспарри ) // Проблемы па-
леографии н кодикологии в СССР. М., 1974. С. 307.
10 См.: Каштанов С. М. Современные проблемы европейской дипломатики // АЕ
за 1981 год. М., 1982. С. 37; Он же. Русская дипломатика. М., 1988. С. 169.
11 Bautier R.-H. Propositions methodologiques pour la diplomatique du Bas Moyen
Age et des debuts des temps modernes // Landesherrliche Kanzleien im
Spatmittelalter. Referate zum VI. Intemationalen KongreB fiir Diplomatik.
Munchen 1983 I G. Silagi. Miinchen, 1984. Teilband I. (Munchener Beitrage zur
Mediavistik und Renaissance-Forschung, 35). S. 51; Каштанов С. M. Русская
дипломатика. С- 169.
12 АСЭИ. М., 1964. Т. III. № 309. С. 339-340.
К теории и практике сравнительного источниковедения
167
шли в подлиннике. 10 грамот, не имеющих точной даты, относятся
к рубежу XIV — первой трети XV в. Думается, что большая
часть из них — XV В.
В первой четверти XV в. (до конца великого княжения Васи-
лия I Дмитриевича) было выдано еще около 30 земельно-иммуни-
тетных актов, среди которых 6 подлинников. Гораздо более интен-
сивной выдача жалованных грамот становится во времена Васи-
лия II Васильевича (1425—1462). От этого периода известно до
270 грамот, выданных как московским великим князем, так и
другими владетелями (главным образом удельными князьями мос-
ковского дома). Условная среднегодовая норма выдачи княжеских
грамот оказывается равной 7,3. На великокняжескую канцелярию
приходилась наиболее значительная часть выдаваемых грамот.
Иммунитетных актов, составленных в годы великого княжения
Ивана III (1462—1505), насчитывается примерно 400, что дает
годовую норму в 9,3 грамоты, причем преобладающее болыпинст-
о <3
во документов исходило из московской канцелярии .
За более короткий период правления Василия III (1505—1533)
было выдано также около 400 грамот земельно-иммунитетного ха-
рактера. Грамоты исходили по преимуществу от московского вели-
кого князя, но известную долю в общем числе составляли грамоты
удельных князей и других владетелей. Средняя годовая норма вы-
дачи грамот в этот период приближалась к 14,3.
В течение 50 лет пребывания на московском престоле Ивана IV
(1534—1584) появилось не менее 1260 собственно иммунитетных
актов* 14. В это число не входят послушные и ввозные грамоты, со-
ставившие новую разновидность публичных актов на землю. Ис-
ходя только из числа иммунитетных грамот, можно говорить, что
15 Все приведенные подсчеты сделаны на основании составленной нами картотеки
жалованных и указных грамот ХП—XVI вв с учетом прежде всего таких ка-
питальных публикаций, как АСЭИ (Т 1—3), АФЗХ (Ч 1—4), ГВНП и др
14 Определение числа иммунитетных грамот эпохи Василия III и Ивана IV осно-
вывается в первую очередь на данных опубликованного нами перечня этих до-
кументов Каштанов С М Хронологический перечень иммунитетных грамот
XVI века [Часть первая] // АЕ за 1957 год М , 1958 С 302-376; То же
Часть вторая // АЕ за 1960 год М , 1962 С 129—200, Каштанов С М
Назаров В Д , Флоря Б Н Хронологический перечень иммунитетных гра-
мот XVI в Часть третья // АЕ за 1966 год М , 1968 С 197—253
С. М. Каштанов
168
годовая норма их выдачи достигла 25,2. Правда, далеко не в каж-
дом году мы видим такое количество грамот. Имелись определен-
ные всплески их выдачи. Так, в 1534, 1547 и 1548 гг. число вы-
данных иммунитетных грамот равнялось соответственно 45, 51 и
30 документам в год15. Но были и периоды весьма ограниченной
выдачи грамот. Доля удельнокняжеских грамот в общем комплек-
се публичноправовых актов резко снизилась по сравнению с вре-
менем Василия III.
Итак, по темпам выдачи актов уже время Василия Темного не-
сопоставимо с меровингской эпохой. Общее количество иммуни-
тетных грамот, выданных в течение 160 лет, с начала княжения
Василия II до конца царствования Ивана IV, равно примерно 2330,
что соизмеримо с каролингским размахом, когда за 236 лет было
выдано 3300 актов (2800 + 500 упоминаемых). Интенсивность
выдачи грамот при Василии II (7,3) и Иване III (9,3) была ниже,
чем при Карле Лысом (13,5), но при Василии III она не только дос-
тигает, но и превышает указанную норму (14,3). Средняя интенсив-
ность выдачи грамот при Иване IV (25,2) превосходит уже и нормы
Капетингов XII в. — Людовика VI (16,5) и Людовика VII (18,5)16.
Она не достигает, правда, нормы Филиппа II Августа (29,2), но
приближается к ней.
Сопоставление однотипных актов в количественном отношении —
это, естественно, лишь начальный этап сравнительного анализа,
который должен быть продолжен и по многим другим линиям17.
15 Каштанов С. М. Русская дипломатика. С. 168.
16 Ср. выше, Примеч. 9.
17 См., например- Каштанов С. М. Жалованные акты на Руси ХП—XIV вв. //
Средневековая Русь. М., 1999. [Вып ] 2. С. 21—45
A. H. Кирпичников, Новоприобретенный
с. ю. Каинов раннесредневековый
-<^4 меч из собрания
Московского Кремля
Г) 1984 г. Государственный историко-культурный музей-заповед-
ник Московский Кремль приобрел раннесредневековый меч. Он
принадлежал семье С. М. Попова, дед которого до 1917 г. или сам
нашел это оружие при раскопках кургана на территории тогдашней
Новгородской губернии, или купил его там у крестьян. Более точ-
ные сведения о месте и обстоятельствах находки, к сожалению,
неизвестны. Впрочем, одно уточнение возможно. Курганы, содер-
жащие оружие, типичны для бывшего Тихвинского уезда упомя-
нутой губернии. По-видимому, именно из этого района и происхо-
дил наш меч.
Судя по тому, что на клинке нет следов погребального костра,
ои сопровождал погребение по обряду трупоположения.
Меч относительно хорошо сохранился, что позволило выяснить
особенности его конструкции. Общая длина меча — 98 см; длина
клинка — 80,3 см; ширина лезвия в его верхней части — 6 см;
вес — около 1,5 кг.
Рукоять меча состоит из перекрестья и двусоставного навершия
(рис. 1). Черен рукояти проходил через обе части навершия и рас-
клепывался. Фронтальная поверхность перекрестия и навершия
покрыта ячейками диаметром 2,5 мм, причем на перекрестии и ос-
новании навершия ячейки расположены в шесть рядов в шахмат-
ном порядке. Между ними в специальные бороздки инкрустирова-
на серебряная проволока. На двух «гребнях» на боковых частях
головки навершия, вместо просто серебряной, в три бороздки вби-
ты жгутики из перекрученной серебряной и медной проволок.
Плотность инкрустации — одна проволока на 1 мм. В углублени-
ях, разделяющих головку навершия на три части, фрагментарно
A. H. Кирпичников, С. Ю. Каинов
170
сохранились жгутики, скрученные из трех рубчатых серебряных
проволочек. Ячеистая орнаментация на перекрестии и основании
навершия с двух сторон ограничена вбитой в канавку серебряной
рубчатой проволокой, плохо сохранившейся. На торцевых частях
перекрестия и основания навершия фиксируются остатки неболь-
ших заклепок для крепления накладных пластин.
Рис. 1. Рукоять меча (Рис. С. Ю. Каинова)
Трудоемкость выполнения украшений определяется хотя бы
тем, что ремесленник на обеих сторонах рукояти должен был про-
делать около 630 отверстий и инкрустировать несколько метров
проволоки. Человек, смотревший на рукоять меча, видел покры-
тую серебром поверхность металла, снабженную многочисленными
углублениями.
Новоприобретенный раннесредневековый меч из... Московского Кремля
Мечи раннего средневековья — единственные предметы воо-
ружения, удостоившиеся производственных клейм в виде имени
мастера и различных знаков. Для изготовителя и владельца клинка
такие начертания обозначали высокое качество оружия, его на-
дежность и неотразимость в поражении противника.
Меч из бывшей Новгородской губернии, попав в собрание
Кремля, был большей частью очищен от коррозии. В мае 1998 г.
эту работу при содействии дирекции музея, и особенно А. К. Ле-
выкина, нам удалось продолжить. В результате с двух сторон
клинка, в его верхней трети, на месте предполагаемого клейма бы-
ли выявлены островки чистого металла. Затем открывшаяся по-
верхность на пространстве 3x20 см была протравлена специаль-
ным реактивом, и на ней проступили начертания, наведенные от-
резками дамаскированной проволоки. На одной стороне меча про-
ступило состоящее из латинских букв имя мастера — ULFBERHT
Умфберт (буквы сохранились фрагментарно, но все-таки читают-
ся); на другой стороне — знак из перекрещенных полос (рис. 2).
Рис. 2. Клеймо (Рис. А. Н. Кирпичникова)
Мечей с именем Улъфберт в Европе найдено около 180; в IX—
Хвв. они изготавливались в Рейнской области Германии и тыся-
чами расходились по всему континенту’. Один мастер, конечно, не
1 Кирпичников А. Н. Мечи с надписью ULFBERHT в Северной Европе / /
Славяне и финно-угры. Археология, история, культура. СПб., 1997. С. 117.
A. H. Кирпичников, С. Ю. Каинов
172
смог бы выковать и подписать такое количество клинков. Очевид-
но, речь идет об удивительной для средневековья гигантской ору-
жейной мануфактуре, работавшей в течение жизни не одного по-
коления кузнецов, использовавших имя, по всей видимости, своего
родоначальника. Мечи с метой ULFBERHT считались совершен-
ным оружием, почему их и стремились заполучить в разных, под-
час далеких от места производства, странах. Не была исключением
и Русь, где таких клинков обнаружено не менее 20.
Мастерские Ульфберта выпускали свою продукцию с уже
смонтированными рукоятями, обычно отделанными этнически ней-
тральными геометрическими узорами. В этот ряд входит и наш
меч, украшенный, как выше сказано, абстрактной ячеистой орна-
ментацией.
По типологии норвежского исследователя Я. Петерсена, рассмат-
риваемый меч относится к типу Е2. Этот тип достаточно широко пред-
ставлен в Европе, где найдено не менее 89 мечей (Норвегия — 38,
Финляндия -— 20, Швеция — 15, территория прусов — 7, Эсто-
ния — 6, Германия — 1, Дания — 1, Ирландия — 1). Древне-
русские находки увеличивают это число еще на 13 экземпляров3.
Меч относится к варианту с простой ячеистой орнаментацией,
для которого характерны ячейки круглой формы (диаметром 1,5—3 мм)
расположенные в 5—9 рядов в шахматном порядке. На древнерус-
ской территории известны еще шесть таких мечей. К сожалению,
большинство из них является случайными находками, что делает
невозможной их датировку. Из датированных комплексов происходят
меч из кургана 18/1897 Михайловского могильника (X в.) и меч
из кургана 15 Гнездовского могильника из раскопок М. Ф. Кус-
цинского (вторая четверть X в.)4.
Удалось выявить тенденцию, что чем древнее меч, тем меньше
диаметр ячеек и, соответственно, больше количество рядов ячеек.
Число горизонтальных рядов углублений у ранних экземпляров типа
Е доходит до девяти. У более поздних образцов число рядов со-
2 Peterssen J. De norske vikingsverd. Knstiania, 1919. S. 75—80.
3 Кирпичников A. H. Древнерусское оружие. Вып. 1. Мечи, сабли IX—ХШ вв
М.; Л., 1966. С. 30—31; Каинов С. Ю. Еще раз о датировке гнездовского
кургана Ne 15 из раскопок М. Ф. Кусцинского (в печати).
4 Каинов С. Ю. Еще раз о датировке.
Новоприобретеииый раииесредневековый меч из... Московского Кремля
кращается до трех—пяти. Мечи названного типа относятся к IX в.;
древнерусские находки раздвигают эти хронологические рамки
включением всего X в. Наиболее вероятная дата меча из Новго-
родской губернии — первая половина или середина X в. Не ис-
ключаем, что попасть в курган меч мог и несколько позже.
Выскажем еще одно наблюдение. В надписи меча заключи-
тельный крест стоит не перед последней буквой Т, как обычно, а
после нее. Представленные таким образом имена известны на ме-
чах Норвегии, Швеции и в единичных случаях — Литвы, Эсто-
нии, России. И география распространения мечей типа Е, и осо-
бенности именной надписи могут указывать на пути их проникно-
вения в Восточную Европу. Евробалтийский, точнее скандинав-
ский, путь нашего меча, оказавшегося на севере Руси, наиболее
вероятен.
А. А. Комаров
Аландский вопрос
в XX веке:
взгляд из Москвы
Д ландский вопрос традиционно является важным направлением
‘‘•российской внешней политики в североевропейском регионе.
Аландские острова, принадлежавшие Российской империи с 18(19 г,
согласно Парижской конвенции 1856 г , явившейся результатом
неудачной для России Крымской войны, получили статус демили-
таризованной зоны. Этот статус архипелага более или менее по-
следовательно уважался Россией. Когд^ Россия решила возвести
военные сооружения на Аландских островах во время Первой ми-
ровой войны, она проявила достаточную осторожность, чтобы объ-
явить эти меры временными. По решениям Лиги Наций, приня-
тым в 1921 г., Аланды стали принадлежать Финляндии, но сохра-
нили свой демилитаризованный статус. Поскольку Советская Рос-
сия не была приглашена в Женеву для участия в выработке реше-
ний по Аландскому вопросу, конвенция, устанавливавшая права
Финляндии в отношении Аландских островов, Советским Союзом
не признавалась.
В 1938 г. Швецией и Финляндией был выработан так назы-
ваемый Стокгольмский план, который предусматривал возведение
на островах оборонительных сооружений. Однако в связи с реши-
тельными протестами Советского Союза этот план не был осуще-
ствлен. Отношения между СССР и Финляндией по Аландскому
вопросу были урегулированы уже после окончания зимней войны
соглашением от 11 октября 1940 г., предусматривавшим сохране-
ние демилитаризованного статуса архипелага. В соответствии с
соглашением, на островах было учреждено советское консульство,
одной из основных задач которого было осуществление контроля
над соблюдением демилитаризованного Статуса. В условиях разго-
Аландский вопрос в XX веке: взгляд из Москвы
175
рающейся Второй мировой войны это соглашение, однако, выпол-
нялось весьма короткий период времени, а именно до начала Вели-
кой Отечественной войны.
После окончания Второй мировой войны внимание советской
дипломатии к процессам, происходящим на Севере Европы, повы-
силось. В эти годы складывался новый мировой порядок. Происхо-
дил окончательный раздел мира на две системы. Мир становился
биполярным, началась «холодная война»; оба эти явления взаимно
влияли и дополняли друг друга. Внутриполитическая жизнь в СССР
характеризовалась крушением надежд на либерализацию совет-
ского строя, вызванных национальным подъемом после окончания
войны.
В Восточной Европе режимы народной демократии под влия-
нием Москвы к концу рассматриваемого периода стали явно про-
являть тоталитарные тенденции, что было выгодно и правящим
там политическим элитам. На Севере Европы, напротив, наблю-
дается определенное смягчение приоритетов советской внешней
политики. Очевидно, что, когда сферы влияния противостоящих
сторон окончательно определились, каждая из них сосредоточи-
лась на своем направлении. Приведем ниже несколько примеров,
характеризующих советскую внешнюю политику на североевро-
пейском направлении. Если в конце 1943 г. Комиссией Народного
комиссариата иностранных дел (НКИД) по перемирию, во главе
которой стоял К. Е. Ворошилов, готовится документ о безогово-
рочной капитуляции Финляндии, то в июне 1944 г. та же Комис-
сия представляет документ просто о капитуляции Финляндии. Ес-
ли Комиссия М. М. Литвинова по подготовке мирных договоров и
послевоенного устройства, также существовавшая в недрах НКИД,
в своих первоначальных проектах мирного договора с Финляндией
выдвигает идею включения в этот договор статьи о Союзном На-
блюдательном Комитете, который бы сменил Союзную Контроль-
ную Комиссию и следил за выполнением условий мирного догово-
ра, то в окончательном тексте мирного договора такая статья от-
сутствует. Если весной 1945 г. советские войска занимают остров
Борнхольм, то примерно через год они его оставляют безо всяких
последствий для датского суверенитета. Если в 1944 г. В. М. Моло-
тов выдвигает идею установить совместно с Норвегией кондоми-
ниум над Шпицбергеном, а остров Медвежий передать под совет-
ский суверенитет, то впоследствии интерес у советских властей к
А. А. Комаров
176
этому предложению угасает. Получив осенью 1944 г. предложение
Швеции о заключении советско-шведского кредитного соглашения
на один миллиард шведских крон, заместитель народного комисса-
ра иностранных дел В. Г. Деканозов и народный комиссар внеш-
ней торговли А. И. Микоян телеграфируют советскому посланни-
ку в Стокгольме Александре Коллонтай: «Дайте ответ... что их
предложение не представляет для нас интереса»'. Однако осенью
1946 г. советско-шведское кредитное и торговое соглашения под-
писываются в Москве, и делается это прежде всего для противо-
действия англосаксонскому влиянию в Швеции, которое, по мне-
нию советского посла в Стокгольме И. С. Чернышева, сменившего
в 1945 г. А. М. Коллонтай, достигло беспрецедентного масштаба1 2.
Уже упоминавшаяся нами Комиссия по подготовке мирных
договоров и послевоенного устройства, но главе со считавшимся
западником и либералам М. М. Литвиновым, изучала возможно-
сти геополитического усиления СССР после окончания второй
мировой войны. На заключительном этапе Второй мировой войны
дальновидные политики могли предвидеть, что мир ждет новый
виток противостояния и взаимного недоверия между тоталитариз-
мом коммунистического типа и западной либерально-демократиче-
ской моделью государственного устройства. Сотрудничество стран,
представляющих различные социально-политические системы в
рамках антигитлеровской коалиции, и в действительности оказа-
лось временным явлением, возникшим в связи со смертельной уг-
розой со стороны фашизма и закончившимся вскоре после победы.
В этом контексте можно считать, что Вторая мировая война вы-
звала искажение сложившейся системы отношений между комму-
нистической Россией и капиталистическим Западом, а ее оконча-
ние вернуло эту систему в обычное состояние.
Интересуясь широким спектром различных вопросов, Комиссия
М. М. Литвинова существенное внимание уделила и Аландскому
архипелагу. В Фонде В. Г. Деканозова, хранящемся в АВПРФ
МИД РФ, находятся документы по Аландскому вопросу, подго-
товленные именно в тот момент, когда высшим политическим ру-
ководством страны изучалась проблема выхода Финляндии из
1 АВПРФ. Ф. 012. Оп. 7. П. 119. Д. 481. Л. 5.
2 АВПРФ. Ф. 0140. Оп. 38. П. 145. Д. 44. Л. 33.
Аландский вопрос в XX веке: взгляд из Москвы
177
Второй мировой войны. Обстоятельно проанализировав историю
Аландского вопроса, Комиссия делает вывод, что правильным ре-
шением этого вопроса является установление неограниченного су-
веренитета СССР над Аландскими островами. М. М. Литвинов
подробно аргументирует этот вывод. Во-первых, в связи с тем, что
население Аландских островов этнически не связано с Финлянди-
ей, последняя и не может обосновывать свои притязания на архи-
пелаг какими-либо этническими аргументами. Во-вторых, хотя
Швеция и может сослаться на этническую общность, она при сво-
ем «подозрительном нейтралитете» никак не может рассчитывать
на территориальный выигрыш от нынешней войны. В-третьих,
протесты Великобритании, всегда проявлявшей интерес к Аландским
островам, очевидно, будут не очень сильными, даже учитывая
возможную поддержку США. Председатель комиссии по подго-
товке мирных договоров и послевоенного устройства учел также
возможность того, что островами овладеть не удастся. В этом слу-
чае, по его мнению, оптимальным вариантом было бы предостав-
ление полной независимости Аландским островам. Отчего не до-
пустить возможность существования полностью независимого
Аландского государства, размышлял М. М. Литвинов, если могут
существовать такие страны, как Монако и Сан-Марино или рес-
публика Андорра, имеющая лишь 6 тысяч жителей? К тому же
Соединенным Штатам будет трудно протестовать против предос-
тавления Советскому Союзу военно-морских и воздушных баз на
островах, так как американцы уже получили для себя базы на более
отдаленных от собственного государства островах и континентах3.
Разумеется, о послевоенной судьбе Аландов думали не только в
Советском Союзе. В Государственном Архиве Финляндии в лич-
ном фонде министра иностранных дел Финляндии Карла Энкеля
хранится справка по Аландскому вопросу, написанная им для ко-
митета по подготовке к заключению будущего мира. Во вступи-
тельном абзаце своей справки, датированной 30 ноября 1943 г.,
Карл Энкель высказывает мнение, что «кажется в высшей степени
очевидным, что во время общего урегулирования после окончания
идущей ныне мировой войны военно-политическое положение ар-
хипелага станет предметом нового соглашения, тем более что оче-
видная связь между Аландским вопросом и арктической полити- 5
5 АВПРФ. Ф. 012. Оп. 5. П. 66. Д. 200. Л. 1-20.
А. А. Комаров
178
кой России благодаря техническому развитию приобрела более
конкретные формы»4 5. Сделав подробный экскурс в историю во-
проса, К. Энкель делает вывод, «что все державы, которые до сих
пор проявляли интерес к урегулированию военно-политического
статуса Аландских островов посредством международного согла-
шения, не останутся равнодушными к этому вопросу и в дальней-
шем. Это прежде всего относится к таким великим державам, как
Россия, Великобритания и Германия, а также это касается госу-
дарства, обладающего суверенитетом над Аландами, — Финлян-
дии и ее ближайшего соседа — Швеции. Несмотря на в сущест-
венной степени изменившиеся обстоятельства, нет основания
предполагать, что Великобритания больше не имеет собственных
балтийских интересов и что она готова согласиться с тем, что клю-
чевая позиция Аландских островов более неинтересна для — ис-
пользуя слова министра иностранных дел Кларендона5 — того за-
кона, который касается всех европейских народов и который за-
щищает владения Швеции и Норвегии от притязаний России»6.
К. Энкель, сыгравший значительную роль в разрешении Аланд-
ского вопроса в начале 1920-х гг., в своих выводах оказался несво-
бодным от мышления, свойственного предвоенной эпохе. В отличие
от М. М. Литвинова, он высоко оценивает роль Англии, упомина-
ет Германию, но ни слова не произносит о роли США в послево-
енном мирном урегулировании, оказавшейся весьма важной.
Как известно, в сентябре 1944 г. в Москве шли переговоры от-
носительно условий выхода Финляндии из Второй мировой войны
между СССР и Великобританией, с одной стороны, и Финлянди-
ей, с другой, закончившиеся 19 сентября подписанием Соглашения
о перемирии. Переговоры шли в напряженной обстановке. 17 сен-
тября неожиданно для финнов В. М. Молотов выдвинул требова-
ние о передаче СССР в аренду района Порккала-Удд для устрой-
ства там советской военно-морской базы. Узнав об этом требова-
нии, Министерство иностранных дел Финляндии в тот же день
срочно направило финской делегации в Москве шифротелеграмму:
4 Kansallisarkisto. Carl Enkell 17. Enkell’s PM. S. 1.
5 Кларендон, Вильерс (1800—1870), английский государственный деятель, бу-
дучи министром иностранных дел во время Крымской войны 1853—1856 гт., до-
бивался максимальных выгод для Великобритании, пытаясь ослабить Россию.
6 Kansallisarkisto. Carl Enkell 17. Enkell’s PM. S. 16.
Аландский вопрос в XX веке взгляд из Москвы
«Главнокомандующий просит делегацию обратить внимание, в ча-
стности: 1. На 8-й пункт Соглашения, касающийся Порккала.
Большая территория, близость к столице (сравните, Санкт-Петер-
бург 1939). Вступление в силу соглашения о Ханко было бы вы-
годнее, так же как и военно-морская база на Аландских остро-
вах»7. Глава делегации Финляндии на переговорах в Москве
К Энкель не решился предложить Молотову этот обмен. Фин-
ский историк Арре Пяярниля комментирует этот поступок сле-
дующим образом: «Несмотря на то, что финляндское правительст-
во было готово отказаться от Аландов, если это могло спасти
Порккалу, министр иностранных дел Карл Энкель принял полити-
ческое решение: об Аландах с русскими говорить не следует. Ре-
шение Энкеля основывалось прежде всего на знании о советских
требованиях» 8. В своей статье Пяярниля объясняет также мотивы,
по которым финское руководство предложило обменять Аланды
на Порккала-Удд. Он считает, что большинство тех, кто хотел ус-
тупить Аланды, думали прежде всего о Финляндии как целостно-
сти, ради чего потерять отдаленный и незнакомый им район было
не так больно. По словам Пяярниля, «требование Порккалы для
военного руководства страны было подобно огромной грозовой ту-
че, которая могла в любой момент разразиться молнией и сжечь
Г ельсингфорс» ’.
Хотя идея предложить советскому руководству обмен Аланд-
ского архипелага на Порккала-Удд не была реализована, она не
осталась в тайне от самих жителей архипелага и вызвала среди них
возмущение. Это обстоятельство попытался использовать в своих
целях Юлиус Сюндблум, политический лидер Аландов, ставший
известным еще в начальный период аландского сепаратистского
движения, развернувшегося вскоре после приобретения Финлян-
дией независимости. Бессменный председатель Аландского пар-
ламента, Сюндблум, которого многие годы называли «Аландским
королем», в ноябре 1944 г предпринял поездку в Стокгольм, где
встречался со шведским премьер-министром Пером-Альбином
7 Ulkoministenon Arkisto Helsinki UM 110 В 3
8 Paarnila A Aland och vapenstillestandsfordraget i Moskva 1944 // Alandsk
Odling Arsbok 1988 Manehamn, 1990 S 141
’Ibid
А. А. Комаров
180
Ханссоном. В ходе встречи Сюндблум с обидой пожаловался Ханссо-
ну на попытку Финляндии пойти на сделку относительно островов
и, согласно писателю и историку Юханнесу Салминену, открыто
заявил, что «Аланды не могут испытывать чувство безопасности
относительно своего существования до тех пор, пока они привяза-
ны к Финляндии»10 11- Как далее сообщает Салминен, «Ханссон был
не Брантинг, и его весьма прохладное отношение к словам Сюндб-
лума заставило последнего изменить свои приоритеты и вместо
воссоединения обсуждать различные варианты независимости.
Однако это тоже не имело результата» ”.
«Аландский король» — Юлиус Сюндблум, — как вытекает из
вышеприведенного текста, подобно другим заинтересованным сто-
ронам, а именно Финляндии и СССР, задумывался о послевоен-
ной судьбе Аландов. Он, как мы видим, также активно прораба-
тывал идею самостоятельности Аландского архипелага. Но мотивы
размышлений о послевоенной судьбе архипелага существенно раз-
личались. Финляндские политические деятели, включая Карла
Энкеля и Карла Густава Маннергейма, планируя послевоенную
судьбу Аландского архипелага, отталкивались от национальных
интересов единой Финляндии. М. М. Литвиновым и другими чле-
нами его комиссии двигала государственная идея, идея усиления
советской державы-победительницы, стоящей перед необходимо-
стью решения вопросов послевоенного мирного урегулирования в
интересах укрепления собственной мощи. (Насколько правильно
понимались эти интересы, уже другой вопрос.) Сюндблум, как
вытекает из текста Салминена, был озабочен судьбой самих
аландцев. Выдвигая идею самостоятельности, Сюндблум вряд ли
мог представить себе, что о той же самостоятельности Аландов
одновременно с ним размышлял и М. М. Литвинов. Как отлично
видно из упоминаемых в докладе документов, реализация замы-
слов о самостоятельности (причем в любой редакции) вряд ли бы-
ла бы в интересах аландцев.
л Как известно, в заключенном 19 сентября 1944 г. «Соглашении
о перемирии между Союзом Советских Социалистических Рес-
публик и Соединенным Королевством Великобритании и Север-
10 Salminen J. Alandskungen. Manehamn, 1979. S. 259.
11 Ibid.
Аландский вопрос в XX веке: взгляд из Москвы
181
ной Ирландии, с одной стороны, и Финляндией, с другой» в ста-
тье 9 было сказано: «Действие Соглашения об Аландских островах,
заключенного между Советским Союзом и Финляндией И октяб-
ря 1940 года, полностью восстанавливается»12. Таким образом,
этим документом был восстановлен статус-кво, что свидетельство-
вало о том, что советское руководство склонилось к умеренной и
прагматической линии в своей внешней политике на Севере Европы.
Согласно архивным документам, в ходе выработки постановлений
Мирного договора с Финляндией Комиссия М. М. Литвинова еще
раз в объяснительной записке к его проекту, датированной 25 ав-
густа 1945 г., обозначила требование передачи Аландских остро-
вов под советский суверенитет: «Морское ведомство продолжает
настаивать на получении нами от Финляндии Аландских островов
и островов Юссаре и Рюссаре»13. Однако Парижский Мирный
договор, подписанный с Финляндией 10 февраля 1947 г., закрепил
статус архипелага, воспроизведя в практически неизменном виде
статью 9 Соглашения о перемирии. Позиция СССР по отноше-
нию к Аландам не претерпела изменений в течение всего периода
«холодной войны».
В заключение следует упомянуть о событии, имевшем место в
Мариехамне в 1998 г. Имеется в виду отъезд российского консула
на Аландах и сдача в аренду помещений консульства частному ли-
цу. В свое время это событие вызвало повышенный интерес и в
некоторых газетных публикациях было расценено как изменение
политики России по Аландскому вопросу. Однако через несколько
месяцев Аландский консул России вернулся в Мариехамн и при-
ступил к исполнению своих обычных обязанностей. Согласно ин-
формации, полученной в беседе с представителем МИД РФ, вре-
менный отъезд российского Аландского консула в Турку в 1998 г.
был связан с принятием некоторых организационно-технических
решений. Сначала было решено, что при сохранении всех консуль-
ских функций на Аландских островах в полном объеме их испол-
нение будет проводиться из Российского Генерального Консульст-
ва в Турку. Потом стало ясно, что исполнение этих функций явля-
12 Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны. Доку-
менты и материалы. М., 1946. Т. 2. С. 217.
13 АВПРФ. Ф. 07. Оп. 10. Д. 464. П. 34. Л. 31.
А. А. Комаров
182 ——---------——__—----------------------------------------
ется более целесообразным в том виде, в каком это было всегда.
Эти организационно-технические мероприятия ни в коей мере не
означали изменения российской внешнеполитической линии в от-
ношении статуса Аландских островов.
Современная политика России в отношении Аландских остро-
вов, имеющая длительную и интересную историю, основана на
Мирном договоре с Финляндией 1947 г., который является одним
из краеугольных камней, лежащих в основе официальных доку-
ментов, регулирующих нынешние границы в Европе. В связи со
сказанным очень важным представляется сохранение всех догово-
ренностей по Аландским островам в неизменном виде.
И. Г. Коновалова
Хорезм
и Восточная
Европа
Среди рунических памятников, содержащих сведения о деятель-
ности скандинавов на Востоке, имеется надпись середины XI в.,
которую некий Гудлейв посвятил памяти своего не вернувшегося
из похода сына Слагви; . kufjlefR . seti . stff . auk . sena . f»a/ /si.
uftiR . slakua . sun . sia . etafjr . austr . i // . karusm1. Несмотря
на то что прочтение этой хорошо сохранившейся надписи не вызы-
вает сомнений у специалистов, до сих пор нет полной ясности от-
носительно толкования топонима karusm, обозначающего место,
где погиб Слагви.
Если допустить, что слово написано без ошибок, то в топониме
можно усматривать наименование Хорезма — исторической об-
ласти в нижнем течении Амударьи, крупнейшего среднеазиатского
центра торговли с Восточной Европой. По утверждению выска-
завшего эту точку зрения С. Янссона, в пользу данного толкова-
ния говорит близость Хорезма к тем областям, которые обознача-
ются в рунических надписях как «Серкланд» (Serkland); это, в
свою очередь, позволило исследователю предположить, что Слаг-
ви мог быть участником похода Ингвара, чьей целью, по свиде-
тельству ряда рунических надписей, был «Серкланд»* 1 2. Однако
протав такого отождествления имеются серьезные возражения,
побудившие С. Янссона в конечном итоге отказаться от сопостав-
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 99—01—00216а).
1 Мельникова Е. А. Скандинавские рунические надписи: Тексты, перевод,
комментарий. М., 1977. С. 59. № 13.
2 Jansson S.B.F. Nagra okanda upplandska runinsknfter // Fv. 1946. Arg. 41.
S 257-280.
И Г Коновалова
184
ления karusm/Хорезм3 4. Наличие множества ошибок в тексте над-
писи (пропуски букв, замена одних букв другими) заставляет по-
дозревать, что они вполне могли вкрасться и в слово karusm, которое
в таком случае следует читать как kardum и видеть в нем искажен-
ную передачу распространенного в рунических надписях и скальди-
ческих стихах обозначения Руси Сагдаг (ср: austr t Cordum)*.
Т. Арне обратил внимание и на то, что топоним «Хорезм» ни разу
не упоминается в скандинавских памятниках, откуда, по его мне-
нию, следует, что скандинавы вряд ли сами добирались до Сред-
ней Азии в середине XI в.5 Е А. Мельникова также признает
более вероятным чтение i kardum, однако и в своем переводе над-
писи, и в комментариях к ней отмечает дискуссионность этого во-
проса: «Гудлейв установил столп и эти камни по Слагви, своему сыну,
умершему на востоке в Гардах (? в Хорезме ?)»6.
Не будучи ни рунологом, ни скандинавистом, я, разумеется, не
могу в должной мере оценить аргументы специалистов, приводимые в
пользу как той, так и другой точки зрения. Однако мне представляет-
ся, что при анализе вариантов толкования топонима karusm будет не-
бесполезно выйти за рамки собственно скандинавского материала и
взглянуть на проблему сквозь призму источников иного происхожде-
ния, а именно — арабо-персидских, сохранивших немало данных о
связях народов Европы с мусульманским миром и, в частности, с Хо-
резмом. Таким образом можно будет попытаться ответить на вопрос о
том, мог ли в принципе Слагай погибнуть в Хорезме.
Прежде чем обратиться к анализу источников, следует отме-
тить, что до начала XI в. в мусульманской историко-географиче-
ской традиции не существовало особого термина для наименования
скандинавов. Последних мусульманские авторы включали в этно-
социальную общность, обозначаемую ими понятием рус, значение
которого было подвержено изменениям: если авторы IX в. рас-
сматривали русов как социальную группу, занимавшую особое место
в среде сакалиба, то в источниках X в. (в частности, в известном
3 Jansson 8 В F Nagra nyfunna runinskrifter / / Fv 1942 Arg 37 S 228—230,
Idem Vastmanlands runinskrifter Stockholm, 1964 S 8—9 (SR В XIII)
4 Arne T «Austr i karusm» och Sarklandnamnet / / Fv 1947 Arg 42 S 290—305
1 Ibid
6 Мельникова E А Скандинавские рунические надписи С 59, 205
Хорезм и Восточная Европа
рассказе о трех «группах» русов) под термином рус уже подразу-
мевается все население древнерусских княжеств7.
Средняя Азия была связана торговыми отношениями с Восточ-
ной Европой с глубокой древности, но известия об этих контактах
в период до арабского завоевания очень скудны. Из среднеазиат-
ских государств наибольшую заинтересованность в контактах с
Восточной Европой должен был иметь Хорезм, само географиче-
ское положение которого побуждало его владык искать торговых и
политических партнеров не только в Азии, но и в Европе.
К концу VIII — началу IX в. отдельные районы Восточной
Европы уже были включены в систему трансконтинентальных
торговых путей, связывавших Китай, Индию, Среднюю Азию,
Ближний Восток и Византию со странами Европы. Наибольшее
значение для Восточной Европы имело ответвление Великого
шелкового пути, шедшее из Средней Азии через Нижнее Повол-
жье и Северный Кавказ к побережью Черного моря и далее в Ви-
зантию. Этот путь, проложенный согдийскими купцами, начал
функционировать еще со второй половины VI в.8. Велась и тор-
говля по Волге, но, судя по данным археологии, до IX в. она носи-
ла спорадический характер. Установлено, что большая часть най-
денного на Урале сасанидского и византийского серебра V—VII вв.
поступила туда не ранее IX в.9. Анализ надписей на обнаружен-
ных в Северо-Восточной Евроде изделиях восточной торевтики
позволяет утверждать, что основными поставщиками этой продук-
ции являлись тюркоязычные торговцы, среди которых заметную
роль играли выходцы из Хорезма10.
7 Подробнее см.: Коновалова И. Г. Этнонимы сакалиба, рус и варанк в сред-
невековой арабо-персидской литературе // XIV Скандинавская конферен-
ция. Архангельск, 2001 (в печати).
8 Иерусалимская А. А. «Великий шелковый путь» и Северный Кавказ. Л.,
1972: Кропоткин В. В. Караванные пути в Восточной Европе // Кавказ и
Восточная Европа в древности. М., 1973; Прокопенко Ю. А. История севе-
рокавказских торговых путей: IV в. до н. э. — XI в. н. э. Ставрополь, 1999.
9 Древняя Русь: Город, замок, село. М., 1985. С. 388; Балинт Ч. Несколько слов
о так называемом «Восточном серебре» // Международные связи, торговые пути
и города Среднего Поволжья IX—XII веков: Материалы Международного сим-
позиума. Казань, 8—10 сентября 1998 г. Казань, 1999. С. 189—194.
10 De la Vaissiere Е. Les marchands d’Asie Centrale dans 1’Empire Khazar / / Les
centres proto-urbains russes entre Scandinavie, Byzance et Orient: Actes du Collo-
И Г Коновалова
186
Основными торговыми и политическими партнерами Хорезма в
Восточной Европе в домонгольский период были Хазария, Волж-
ская Булгария и Древняя Русь. Естественным центром торговли
со странами Восточной Европы был северо-западный форпост
Хорезма город Гургандж". От Гурганджа путь шел через плато
Устюрт, пересекал реки Эмбу и Урал, вел к низовьям Волги, отту-
да поднимался вверх по реке до Булгара. Другой маршрут, связы-
вавший Хорезм с Восточной Европой, проходил к востоку от
Волги, через земли огузов и башкир, в обход Хазарии. Описание
этого пути содержится в отчете Ибн Фадлана, побывавшего в
Булгаре в 922 г. в составе посольства халифа ал-Муктадира
(908-932),2, а также в сочинениях других арабских авторов’5
Еще один путь вел из Хорезма к полуострову Мангышлак, откуда
морем плыли к низовьям Волги, однако этот маршрут, в отличие
от первых двух, стал эксплуатироваться позднее — после захвата
Мангышлака хорезмшахом Атсызом (1128—1138)14. По словам
арабского энциклопедиста первой трети XIII в. Иакута, Мангы-
шлак располагался «между Хорезмом, Саксином и страной ру
сов»15. Из сообщения Иакута совершенно ясно, что торговый путь
ведший из Хорезма по Каспийскому морю к Нижнему Поволжью
продолжался далее в сторону Древней Руси.
Теми местами в пределах Восточной Европы, где скандинавы мог-
ли вступать в контакт с хорезмийцами, были города Итиль и Бул-
гар. Русы начали осваивать бассейн Каспийского моря еще в IX в,
que International tenu au College de France en octobre 1997 / M Kazanski,
A Nercessian, C Zuckerman Pans, 2000 P 367—378
11 Остатки средневекового городища находятся близ г Куня-Ургенч в Туркмении
12 Ковалевский А П Книга Ахмеда ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в
921-922 ГГ Харьков, 1956 С 24, 30-31
13 Magoudi Les Prairies d’or / Texte et traduction par C Barbier de Meynard et
Pavet de Courteille Pans, 1863 TUP 15—16
14 Буниятов 3 M Государство Хорезмшахов-Ануштегинидов 1097—1231 M,
1986 С 9—10 Об интенсивной эксплуатации этого пути можно судить по неод-
нократным упоминаниям о нем в сочинениях арабского путешественника по Вос-
точной Европе первой половины XII в Абу Хамида ал-Гарнати (Путешествие
Абу Хамида ал-Гарнатн в Восточную и Центральную Европу 1131—1151 гг /
Публ О Г Большакова, А Л Моигайта М , 1971 С 44, 48, 52)
15 Jacut’s geographisches Worterbuch... / F Wustenfeld Leipzig, 1869 T IV S 670
Хорезм и Восточная Европа
187
а к середине X в., по словам арабского энциклопедиста ал-Мас‘уди,
в Итиле уже имелась колония русов и славян (сакалиба), которые
компактно проживали в восточной, купеческой, части города и
пользовались судебным иммунитетом16 17. Кроме того, русы и славя-
не служили в войске хазарского царя, а также входили в состав его
челяди”. Численность славяно-русской гвардии, по приблизитель-
ным подсчетам, могла составлять около 5 тыс. воинов1В.
В столице Хазарии существовала также колония мусульманских
купцов и ремесленников, насчитывавшая, по данным арабских авто-
ров X в., около 12 тыс. человек, большинство из которых прибыли на
Нижнюю Волгу из Хорезма19. Хорезмийцам еще в VIII в. удалось
выдвинуться на первые роли в хазарском войске20, а к середине Хв.
выходцы из окрестностей Хорезма составляли костяк гвардии ха-
зарского правителя. Последняя насчитывала, по свидетельству
ал-Мас‘уди, около 7 тыс. всадников в кольчугах и панцирях, воору-
женных луками, и была достаточно автономным от центральной власти
образованием. Гвардейцы как члены мусульманской общины подчиня-
лись ее главе, который избирался хазарским каганом из состава гвардии
и осуществлял, помимо функций имама, также практическое руковод-
ство делами общины, обладавшей правом судебного иммунитета21.
После падения Хазарии основным восточноевропейским центром,
через который осуществлялись связи с Хорезмом, стал Булгар,
тесно связанный с Хорезмом л государством Саманидов22. Не
16 Mafoudi. Les Prairies d’or. T. II. Р. И.
17 Ihd. Р. 12.
8 Новосельцев А. П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной
Европы и Кавказа. М., 1990. С. 121.
19 Viae regnorum: Descriptio ditionis moslemicae auctore Abu Ishak al-Farisi al-Istakhri /
Ext. M. J. de Goeje. Lugduni Batavorum, 1870. P. 221; Kitab al-masalik wa-l-mamalik
auctore Abu’l-Kasim Ibn Haukal / Ed. M. J. de Goeje. Lugduni Batavorum,
1873. P. 278; Mafoudi. Les Prairies d’or. T. II. P. 10.
20 По сообщению ат-Табари, из хорезмийцев происходил предводитель хазарского
отряда, совершившего набег на мусульманские области Кавказа в 764 г. (Annales
quod scripsit Abu Djafar Mohammed ibn Djarir at-Tabari / M. J. de Goeje. Lug-
duni Batavorum, 1897—1890. Ser. III. P. 328).
21 Mafoudi. Les Prairies d’or. T. II. P. 10—12.
22 Саманиды (819—1005) — иранская династия правителей Мавараннахра со столи-
цей в Бухаре (Мавараннахр — арабское наименование междуречья Аму-Дарьи и
И. Г. Коновалова
188
случайно древнерусский летописец считал волжских булгар и хо-
резмийцев родственными народами * 23. Арабский географ и путеше-
ственник второй половины X в. ал-Мукаддаси, приводя в своем
сочинении развернутый перечень товаров, поступавших в Хорезм
из Восточной Европы, указывает, что они экспортировались в
Среднюю Азию через Булгар: «Меха соболей, горностаев, хорьков,
ласок, куниц, лисиц, бобров, зайцев и коз, а также воск, стрелы,
березовая кора, высокие шапки, рыбий клей, рыбьи зубы, касто-
ровое масло, амбра, выделанные лошадиные шкуры, мед, лещин-
ные орехи, соколы, мечи, панцири, [древесина] дерева халандж,
рабы-сакалиба, бараны и коровы — все это [привозилось] из
Булгара»24.
Живейшее участие в торговле с Булгаром принимали сами хо-
резмийцы, о поездках которых за товаром в далекие северные
страны сохранились свидетельства у восточных авторов25. По
крайней мере, с начала X в. в Булгаре существовала хорезмийская
колония. Так, Ибн Фадлан, описывая погребальные обычаи бул-
гар, говорит и об обряде, справлявшемся, когда умирал мусульма-
нин или женщина-хорезмийка26.
Частыми гостями в Булгаре были и купцы-русы. Экономиче-
ское присутствие русов на Средней и Нижней Волге в X в. было,
по всей вероятности, столь значительным, что Ибн Хаукаль даже
называл Атил «Русской рекой»27.
Вместе с тем следует иметь в виду, что находившиеся в Булгаре
купцы-русы далеко не всегда вступали в непосредственный кон-
такт с хорезмийцами, а в большинстве случаев прибегали к по-
Сыр-Дарьи, букв, «то, что за рекой», «Заречье»). В X в. государство Сама-
иидов, помимо Мавараннахра, включало также Хорезм, Хорасан (истори-
ческая область, охватывавшая юг Средней Азии, северо-восток Ирана и се-
верную часть Афганистана) и Снстан с Гурганом (основная территория совр.
Афганистана).
23 ПСРЛ. М., 1997. Т. I. Стб. 234; ML, 1998. Т. II. Стб. 224.
24 Descriptio imperii moslemici auctore ... al-Mokaddasi / M. J. de Goeje. Lugduni
Batavorum, 1877. T. III. P. 324-325.
25 Opus geographicum auctore Ibn Haukal / J. H. Kramers. Lugduni Batavorum;
Lipsiae, 1938. Fasc. 2. P. 398.
26 Ковалевский А. П. Книга Ахмеда иби Фадлана. С. 140.
27 Opus geographicum auctore Ibn Haukal. P. 388.
Хорезм и Восточная Европа
189
средничеству булгар. В этом плане весьма показательно наличие
значительного количества ссылок у мусульманских авторов на жи-
телей Волжской Булгарии как на своих информаторов о других на-
родах Восточной Европы28. В частности, именно от булгар ара-
бо-персидские ученые усвоили этноним «варяг». В восточных ис-
точниках он впервые появляется в сочинении уроженца Хорезма
ал-Бируни Китаб ат-тафхим ли ава’или сина'ат ат-танджим
(«Книга вразумления начаткам искусства звездочетства»), закон-
ченном им в 1029 г. в Газне. Рассказывая об окружающем землю
Океане, ал-Бируни говорит, что «от него отделяется большой за-
лив на севере у саклабов и простирается близко к земле булгар,
страны мусульман; они знают его как море варанков, а это народ
на его берегу»29.
Что касается данных о поездках русов в Хорезм, то прямых
свидетельств о таковых для домонгольского периода нет. Однако
по целому ряду косвенных данных можно полагать, что подобные
поездки могли иметь место и до вхождения части восточноевро-
пейских земель в улус Джучи. Упоминание о пути в Булгарию и
Хорезм, ведшем из Руси по Волге и Каспию, содержится в По-
вести временных лет; Каспийское море называлось на Руси по
имени Хорезма — «море Хвалиськое»30. Плано Карпини, побы-
вавший в Хорезме в 1245—1246 гг., среди жителей Ургенча заме-
тил значительное число русских31. Как отражение связей с Древ-
ней Русью следует рассматривать бытовавшее в мусульманском
мире предание о посольстве русского князя Владимира в Хорезм с
просьбой об обращении в ислам32. Наконец, нельзя исключать и того,
что в Хорезме могли оказаться вынужденные к тому обстоятельства-
ми отдельные участники русских походов на Каспий IX—X вв.
Таким образом, по сведениям арабо-персидских источников
вырисовывается картина весьма оживленных контактов между Хо-
28 Ковалевский А. П. Книга Ахмеда иби Фадлаиа. С. 138.
29Цит. по.: Крачковский И. Ю. Сочинения. М.; Л., 1957. Т. IV. С. 248.
30 ПСРЛ. Т. I. Стб. 7; Т. I. Стб. 6.
31 Плано Карпини Дж. История монголов / Пер. А. И. Малеина. М., 1997. С. 51.
32 Подробнее см.: Коновалова И. Г. Принятие христианства Древней Русью и страны
Востока // Взаимоотношения народов России, Сибири и стран Востока: История и
современность. Доклады Второй Международной научно-практической конферен-
ции И—14 августа 1997 г. М.; Иркутск; Тэгу, 1997. Кн. первая. С. 67—73.
И. Г. Коновалом
190------------------------------------------------------------
резмом и Восточной Европой в домонгольский период”. Если же
сравнить данные о контрагентах этих отношений, то оказывается,
что информации о присутствии хорезмийцев на территории Вос-
точной Европы куда больше, чем сообщений о поездках русов в
Среднюю Азию. Кроме того, отчетливо выделяется важная роль
городов Нижнего и Среднего Поволжья — сначала Итиля, а за-
тем Булгара — в реализации торговых и этнокультурных связей
Хорезма с народами Восточной Европы. Отсюда следует, что
большинство поездок, предпринимавшихся скандинавами на Вос-
ток в середине XI в. (т. е. в период, к которому относится гибель
Слагви), заканчивалось, скорее всего, в Булгаре. Если скандинавы
самостоятельно и добирались до среднеазиатских областей, то та-
кие путешествия должны были носить исключительный характер,
чем и объясняется полное отсутствие в древнескандинавских ис-
точниках топонима «Хорезм».
” Более подробно этот вопрос рассмотрен в статье: Konovalova I. Khwarezm and
Eastern Europe in the IX—XIII Centuries (according to written sources) // Infor-
mation Bulletin of the International Association for the Study of Cultures of Central
Asia. Moscow, 1998. Issue 21. P. 48—56.
Н. Ф. Котляр
Т мутороканские
заботы
киевских князей
Тмутороканское княжество представляет собой одну из главных
загадок древнерусской истории X—XI вв. Существуют раз-
личные мнения относительно обстоятельств и самого времени его
возникновения: во времена Игоря, Святослава или Владимира.
Наконец, вовсе туманным видится его место в социально-полити-
ческой структуре Древнерусского государства.
Между тем, древнерусское общество постоянно интересовалось
Тмутороканью — даже тогда, когда она давно уже исчезла с поли-
тической карты Руси. Стоит припомнить неоднократные упомина-
ния ее в «Слове о полку Игореве»1, написанном, вероятно, в кон-
це 80-х гг. XII в. Современников «Слова» продолжали волновать
драматические события в Тмуторокани и вокруг нее в конце 70-х —
начале 90-х гг. XI в. В 60—90-х гг. XI в. Тмуторокань была глав-
ным и, пожалуй, единственным очагом сопротивления князей-изгоев
централизаторской политике киевских государей — и после этого она
внезапно и навсегда уходит со страниц летописей.
Тмуторокань впервые появляется в летописи под весьма услов-
ным 988 г., в рассказе об административной реформе Владимира
Святославича. После смерти старшего сына Вышеслава князь пе-
реместил сыновей с одних столов на другие: «...Посадиша Яросла-
ва Нов'Ьгород’Ь... Мстислава Тмуторокани»2. Стоит вспомнить,
что Владимир сажал сыновей в различных городах Руси не как
князей, а как своих посадников (наместников). Естественно думать,
1 Слово о полку Игореве / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц (Литератур-
ные памятники). М.; Л., 1950. С. 9, 12, 15, 19.
2 ПВЛ. С. 54.
Н. Ф. Котляр
192
что столь масштабная реформа могла растянуться на много лет. А. В.
Гадло высказал предположение (основанное на Южнорусском житии
Владимира), что до Мстислава в Тмуторокани посадничал его брат
Святослав, переведенный в 1010 г. в Древлянскую землю’.
И Мстислав, и, возможно, Святослав находились в Тмуторо-
кани в качестве посадников киевского князя. Известно из летопи-
си, что к концу жизни Владимира его пасынок Святополк и сын
Ярослав пытались выйти из зависимости от него. По-видимому,
учтя этот опыт, Ярослав во времена своего единовластного княже-
ния в Киеве (1036—1054) держал сыновей при себе, лишь изредка
направляя на время посадниками в те или иные города Руси
(Владимир Ярославич годами сидел в Новгороде, вероятно учиты-
вая отдаленность города от Киева и сепаратизм местной знати).
Князьями его отпрыски делаются лишь после смерти отца. Но
стала ли княжеством Тмутороканская волость после Ярослава?
О Тмутороканском наместничестве и его наместниках вплоть
до 60-х гг. XI в. известно немного. ПВЛ не знает, кто сидел
в Тмуторокани после Мстислава, ушедшего в Поднепровье в 1023 г.* 4.
По сведениям В. Н. Татищева, там впоследствии правил и скон-
чался в 1033 г. сын Мстислава Евстафий5. ПВЛ кратко сообщила
о его смерти под тем же годом, не назвав города, в котором он
умер6. Однако не следует чрезмерно доверять Татищеву, как это
особенно часто происходит в последние годы. Его источники в
этом, как и во многих других случаях, неясны.
Тмуторокань вновь появляется на страницах ПВЛ и НПЛ
младшего извода лишь под 1064 г.: город захватил внук Ярослава
Ростислав Владимирович, выгнав Глеба Святославича7. Можно
согласиться с гипотезой, что Тмуторокань отошла к Святославу по
«ряду» Ярослава 1054 г.8. Не менее правдоподобной мне пред-
ставляется и возможность того, что Святослав захватил Тмуторо-
’ Гадло А. В. Тмутороканские этюды. III // Вестник Ленинградского ун-та.
1990. Сер. 2. Вып. 2. С. 21.
4 ПВЛ. С. 64.
5 Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1963. 1.2. С. 77.
6 ПВЛ- С. 66.
7 Там же. С. 71; НПЛ. С. 184.
8 Гадло А. В. Тмутороканские этюды. IV // Вестник Ленинградского ун-та.
1990. Сер. 2. Вып. 4. С. 4—5.
Тмутороканские заботы киевских князей
193
кань, договорившись с братьями-триумвирами о разделе сфер вла-
сти в государстве после «ряда» 1054 г.
Вторжение Ростислава Владимировича в Тмуторокань знаменова-
ло начало тридцатилетней борьбы князей-изгоев за «отчины», кото-
рых они были лишены дядьями-триумвирами Изяславом, Святосла-
вом и Всеволодом, не давшими им после смерти отцов никаких владе-
ний вообще. Изгои отдавали предпочтение «отчинному» порядку на-
следования столов, наверное, потому, что не видели близких перспек-
тив получить волости по принятому тогда порядку родового старей-
шинства9, согласно которому столы переходили от старшего брата к
следующему по старшинству, т. е. в пределах одного поколения.
Далее ПВЛ (единственный источник о событиях в Тмуторокани
в 60-х гг. XI в.) рассказывает, что в следующем году Святослав
Ярославич вытеснил Ростислава из Тмуторокани и восстановил
Глеба на наместничестве. Но сразу же после возвращения Свято-
слава в Чернигов «Ростиславъ же пришедъ, пакы выгна ГлТба, и
приде ГлЪбъ к отцю своему, Ростиславъ же сТде Тмуторокани»,0.
Трудно согласиться со всеобщим убеждением историков о сущест-
вовании в XI в. Тмутороканского княжества — в числе прочих со-
ставлявших Древнерусское государство волостей того времени. Пре-
жде всего потому, что Тмутороканская волость находилась не только
вне основной государственной территории Киевской Руси, но и очень
далеко за ее пределами. Она бьуш отделена от Русской земли бес-
крайними степями, в которых властвовали кочевники. Тмуторокан-
ская волость не могла быть в достаточной степени «окняжена», т. е. на
ее весьма условную территорию вряд ли были распространены в
должной мере системы сбора дани, суда и администрации. Основным
источником существования наместника и его дружины были, можно
думать, таможенные сборы (мыта), взимавшиеся в самой Тмуторокани
и другом важном городе наместничества — Корчеве. Главное же —
русские наместники властвовали там в среде, которая была по преиму-
ществу иноэтничной и иноязычной. Население самой Тмуторокани и ее
области составляли хазары и касоги”. Поэтому термин «княжество»
9 Котляр Н. Ф. Древнерусская государственность. СПб., 1998. С. 182 и сл.
10 ПВЛ. С. 71.
11 См.: ГадлоА. В. Тмутороканские этюды. Ш, IV; см. также: Новосельцев А. П.
Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы н Кавказа.
М., 1990. С. 132-133 н др.
Н. Ф. Котляр
194
в приложении к Тмуторокани представляется весьма условным.
Ростислав и прочие изгои потому и обратили свои устремления к
Тмуторокани, что она представлялась им наиболее удобным при-
бежищем в грядущих конфликтах с киевскими князьями.
О характере власти тмутороканского «князя» красноречиво по-
вествует эпизод, рассказанный в ПВЛ под 1022 г. и относимый
всеми исследователями к заимствованным у Никона известиям,
почерпнутым им в его бытность в Тмуторокани. «...Мьстиславу
сущю Тмуторокани поиде на касогы. Слышавъ же се князь ка-
сожьскый Редедя изиде противу тому...». Когда войска сошлись,
Редедя предложил Мстиславу решить дело поединком между ни-
ми. Мстислав одолел Редедю и «шедъ в землю его, взя именье
его, и жену его и дЪти его, и дань възложи на касогы»’2. Думаю,
не следует понимать этот летописный текст как свидетельство за-
воевания Мстиславом и последующего окняжения земли касож-
ского князя Редеди. Ведь адыги-касоги были коренным населени-
ем Тмутороканской волости, и ПВЛ свидетельствует, вероятно, о
повседневной практике отношений между русским наместником и
местными племенными вождями, тяготившимися его властью и
ждавшими лишь случая, чтобы избавиться от нее.
А. В. Гадло обратил внимание на слова одного из авторов
Киево-Печерского патерика в рассказе о преподобном Никоне:
«Великыи же Никон отьиде в остров Тмутороканьскыи и ту об-
рете место чисто близ града, вседе на нем» ”. Речь шла о том, что
(согласно Патерику) Никон постриг в монахи с разрешения игу-
мена Киево-Печерского монастыря Антония, но вопреки воле
князя Изяслава Ярославича двух киевских вельмож. Гнев князя
(вероятно, инспирированный митрополитом) обратился на Ни-
кона, и тому пришлось уйти из Киева. Никон избрал местом
своей ссылки Тмуторокань и создал там монастырь12 * 14. Это про-
изошло в 1061 г. Слова «остров Тмутороканьскыи», можно ду-
мать, обозначали обособленное, автономное положение Тмуто-
рокани. Наверное, так воспринимали эту волость современники
в 60-х гг. XI в.
12 ПВЛ. С. 64.
” Абрамович Д. Киево-Печерськиц патерик. Ки’{₽, 1931. С. 36.
14 Там же. С. 32-35.
Тмутороканские заботы киевских князей
195
Кажется симптоматичным то обстоятельство, что Ростислав Вла-
димирович бросился завоевывать Тмуторокань как раз в середине
60-х гг. XI в. Десятью годами ранее в причерноморских степях появ-
ляются половцы, бывшие и многочисленнее и сильнее своих предше-
ственников-печенегов. Половецкие ханы угрожали существованию
важного для Руси в целом и Тмуторокани в частности Волго-Дон-
ского пути — и перерезали связи этой волости с Киевом и Древнерус-
ским государством. В этих условиях князь-изгой, сидевший в Тмуто-
рокани наместником, мог чувствовать себя в относительной безопас-
ности от киевского центра власти. Однако ему приходилось постоянно
обороняться от кочевников причерноморских степей, угрожавших
Крыму и Тамани, или вступать с ними в союзнические отношения.
Недаром другому сыну Святослава Ярославича — Олегу «Горисла-
вичу» — принадлежит печальный приоритет наведения половцев на
родную землю в соперничестве со своими двоюродными братьями.
Но — вернемся к Ростиславу Владимировичу.
Его недолгое властвование в Тмуторокани ознаменовалось экспан-
сией на Северном Кавказе («емлющю дань у касогь и у ин^хъ
странъ...»). По-видимому, в связи с этим византийское правительство
послало к нему «котопана» (важного чиновника), который, не добив-
шись соглашения с Ростиславом, отравил его15. Недолгого пребыва-
ния этого внука Ярослава в Тмуторокани оказалось достаточно для
того, чтобы его дети сочли город и область своей «отчиной».
Последующие десять лет истории Тмуторокани не отражены в
древнерусских источниках. В течение этого времени Святослав
Ярославич успел побывать киевским князем, изгнав в 1073 г. стар-
шего брата Изяслава. Но после смерти Святослава в конце 1076 г.
его сыновья превращаются в изгоев, тщетно вымаливая и затем
требуя у киевских князей своей черниговской «отчины». Когда
Тмуторокань вновь появляется в летописи под 1077 г., там про-
должают властвовать Святославичи, однако их статус в отношении
киевского стола представляется неясным. События 1077—1078 гг.
отразили борьбу Романа и Олега Святославичей за отцовские
земли и очертили место Тмуторокани в этой борьбе. Она стала
прибежищем и для них, и для другого изгоя — Бориса Вячеславича
(сына смоленского князя Вячеслава Ярославича, умершего в 1057 г.).
Последний весной 1077 г., воспользовавшись отсутствием Всево-
15 ПВЛ. С. 72.
Н. Ф. Котпляр
196----------------------------------------------------------
лода Ярославича в Поднепровье (он пошел на Волынь навстречу
возвращавшемуся из эмиграции старшему брату Изяславу), захва-
тил было Чернигов, но еще до возвращения Всеволода убоялся по-
следствий и «б’Ьжа Тмутороканю к Романови»16. Через год, не
добившись от Всеволода хотя бы доли «отчины», «бежа Олегь,
сынъ Святославль, Тмутороконю от Всеволода»17. Вероятно, тогда
тмутороканские Святославичи решились на открытую борьбу с ки-
евским центром власти. Впервые в политической практике русских
князей они воспользовались для этого помощью половецких ханов.
В конце августа 1078 г. нанятые Борисом Вячеславичем и
Олегом Святославичем половцы разбили на р. Сожице Всеволода
Ярославича, сидевшего в Чернигове. Всеволод попросил помощи у
брата. 3 октября того же года в кровопролитной битве на Нежати-
ной Ниве вблизи Чернигова старшие Ярославичи победили пле-
мянников-изгоев. В битве погибли киевский князь Изяслав и Бо-
рис Вячеславич. И «побЪже Олегь в малЪ дружинЪ, и одва утече,
б’Ьжа Тмутороканю»18. В Киеве вокняжился Всеволод.
Святославичи не успокоились, и в следующем году Роман с по-
ловецкой ордой пришел к Воиню, крепости на Днепре южнее Кие-
ва. Всеволод сумел заключить мир с половцами, которые по воз-
вращении в степи убили Романа и бросили его тело в степи19. Как
следует из летописной статьи 1083 г., «козары, иже бЪша свЪтни-
ци на убьенье брата его (Олега. — Н. К.)»20.
Наступило последнее действие в отношениях между Киевом и
Тмутороканыо. Если исходить из последовательности летописного
рассказа, то сразу же после убийства Романа половцами «Олга
емше козаре поточиша и за море Цесарюграду. Всеволодъ же по-
сади посадника Ратибора Тмуторокани»21. Высказывалось множе-
ство предположений по поводу заключения Олега Святославича в
Византии. Наиболее вероятным представляется мнение, что оно
стало ответной акцией киевского князя на походы Олега на Чер-
16 ПВЛ. С. 85.
17 т
1амже.
18 Там же. С. 86.
19 Там же. С. 87.
20 Там же
21 Там же.
Тмутороканские заботы киевских князей
-----------------------------------------------------------197
нигов и Романа на Киев. Вместе с тем восстановление киевского
посадничества в Тмуторокани могло быть одной из первоочеред-
ных задач нового киевского князя и его соправителя и сына Вла-
димира Мономаха.
Сопротивление изгоев Киеву все же не было подавлено. В 1081 г.
Давид Игоревич (сын волынского, затем смоленского князя Игоря
Ярославича, умершего в 1060 г.) и Володарь Ростиславич пришли
к Тмуторокани, заточили Ратибора и «сЬдоста Тмуторокани»22.
Всеволод с Мономахом, судя по летописи, никак не отреагировали
на своеволие изгоев. Возможно, отдаленная от Киева и отрезанная
половцами Тмуторокань тогда не стоила того, чтобы посылать ки-
евское войско.
А в 1083 г. Олег Святославич вернулся из греческой ссылки,
выгнал Игоря и Володаря и вновь утвердился в Тмуторокани. Там
и досидел он смирно до кончины Всеволода и утверждения Свято-
полка Изяславича на киевском столе в 1093 г. Но в следующем
году Олег с половецкой ордой навеки покинул Тмуторокань, что-
бы отнять у Владимира Мономаха отцовский Чернигов23. На этом
он не успокоится и после бурных перипетий (войны и со Святопол-
ком и Мономахом) по решению Любечского съезда князей 1097 г.
будет лишен Чернигова и мирно досидит удельным князем в Чер-
нигово-Северской земле, скорее всего в Курске24.
После ухода Олега из Тмуторокани в 1094 г. город и область на-
всегда исчезают со страниц русских летописей. Высказывалось пред-
положение, будто после кончины Олега в 1115 г., якобы признавав-
шегося в Византии суверенным князем Тмуторокани, ее как вымо-
рочную волость присвоил византийский император Алексей Комнин25.
Однако оно представляется мне весьма умозрительным. Никаких
свидетельств этого, даже косвенных, в источниках нет. Думаю, поте-
рявшая посадника, отрезанная половцами от Русской земли Тмуторо-
кань была управляема зависевшей от ханов местной городской общи-
ной, состоявшей преимущественно из касогов и хазар.
22 ПВЛ. С. 87.
23 Там же. С. 95.
24 Котляр Н. Ф. Древнерусская государственность. С. 246—259.
21 Litavrin С. С. A propos de 3 mutorokan // Byzantion. Bruxelles, 1965. T. 25.
P. 226.
Ю. В. Кудрина
Дания в годы
Первой
мировой войны
Первая мировая война оказала большое влияние на экономиче-
ское и политическое развитие стран Европы, Азии и Амери-
ки, вызвав глубокие изменения в социальной и политической
структуре, общественных отношениях и внутриполитическом раз-
витии многих стран. Мировая война поставила перед западными
европейскими странами множество проблем, способствовала выра-
ботке новых взглядов и подходов к экономическим, социальным,
политическим, национальным и межнациональным проблемам.
Первая мировая война подвергла нейтралитет стран Северной
Европы, в том числе Дании, серьезному испытанию. Торжествен-
но признанные великими державами права нейтралов нарушались,
особенно на море из-за блокады союзников Германии и подводной
войны со стороны немцев.
Главным фактором, обусловившим сохранение датской полити-
ки нейтралитета, оказались военно-политические расчеты и дейст-
вия прежде всего великих держав. Как Германия, так и Англия,
рассматривавшие до войны скандинавские страны в качестве стра-
тегических позиций для подготовки большой войны, были заинте-
ресованы в их нейтралитете. Нейтральная внешнеполитическая
линия Дании, нашедшая свое отражение в подписании еще нака-
нуне войны в декабре 1912 г. совместной декларации Дании, Нор-
вегии, Швеции относительно прав и обязанностей нейтральных
стран морской войны, в годы войны получила международ-
но-правовую норму объявленного нейтралитета. Политика нейтра-
литета предусматривала неучастие в военных операциях, недопу-
щение на свою территорию иностранных войск, сохранение дипло-
матических и торговых отношений с обеими воюющими сторонами.
Дания в годы Первой мировой войны
199
Торговые отношения Дании в годы войны — это активное эко-
номическое сотрудничество с обоими воюющими лагерями и с ней-
тральными (до 1917 г.) США. Воевавшие группировки получали
из Дании сельскохозяйственную продукцию и промышленные то-
вары, имели возможность вести широкую транзитную торговлю и
приобретать необходимое сырье, материалы. В течение войны Да-
ния ввозила морским путем из союзных и нейтральных стран
уголь, нефтяные продукты, олово, каучук, сталь для судостроения,
стальные рельсы, колеса, хлопок и хлопчатобумажные товары,
шерсть, медь, растительные и животные жиры, химикалии, удоб-
рения, дубильные вещества, предметы для рыболовной промыш-
ленности, медикаменты и другие товары1.
Для Германии, испытывавшей с начала войны крайний недоста-
ток продовольствия, было важно поддерживать тесные экономиче-
ские отношения с этим нейтральным государством. Из Дании
Германия получала сельскохозяйственные продукты, рыбу и жи-
ры, английские товары, в том числе уголь, и продукты других
стран, шедшие транзитом через Данию. Германское министерство
военного снабжения и германский департамент торговли были да-
же заинтересованы в поддержке нейтральными странами, и в пер-
вую очередь Данией, постоянных торгово-экономических отноше-
ний с враждебными Германии державами, чтобы те могли, получая
товары, пересылать их в Германию.
Отношение к политике нейтралитета Дании, позволявшей ей на
протяжении особенно первых лет войны вести активную торговлю
с обоими воюющими лагерями, в высших английских ведомствах
было противоречивым1 2. Так, адмиралтейство выступало за актив-
ные действия против Дании и других нейтральных скандинавских
стран. Однако английское правительство проявляло понимание в
отношении курса внешней политики, проводимой правительством
Дании. Единым мнением в руководящих кругах было удержать
Данию вне войны.
В годы войны произошли социально-политические сдвиги во
всех областях хозяйства страны. Именно в военные годы Дания
вошла в мировой торговый обмен, что привело к бурному экономи-
1 См.: Dansk handelskalender for Rusland. Kobenhavn, 1915; Кенсетт M. I ри-
умф невооруженных сил. Пер. с англ. М., 1941.
2 Rigsarkivet (Kobenhavn). Н. D. 5; S. 20.
Ю. В. Кудрине
200
ческому развитию, а затем к перестройке всего национального хо-
зяйства страны, к отходу от чисто аграрного направления в эконо-
мике к индустриально-аграрному.
Социально-экономическое и политическое развитие страны
требовало проведения чрезвычайных экономических мер военного
времени, а также принятия новой конституции. Политика государ-
ственного регулирования означала решительную ломку традицион-
ной экономической политики. Она означала, что государство в ус-
ловиях войны вмешивалось в процесс производства и ценообразо-
вания во имя проведения политики в интересах широких масс на-
селения. Государственное регулирование осуществлялось через
комиссии и комитеты под руководством созданной в 1914 г. Чрез-
вычайной комиссии3.
Датское общество периода войны представляло сложный и про-
тиворечиво развивающийся организм. За годы войны произошли
значительные изменения во всей социальной и политической
структуре страны, в ее внутриполитическом развитии: усилилось
влияние промышленной и финансовой буржуазии; изменился ста-
тус рабочего класса; среднее сословие выделилось в особую соци-
альную группу населения.
Начавшийся во второй половине XIX в. процесс интенсивного
возникновения буржуазно-консервативных и буржуазно-либераль-
ных партий продолжался в годы войны. В 1915 г. возникла Кон-
сервативная партия, выражавшая интересы промышленного и фи-
нансового капитала. Главными пунктами ее программы были во-
просы об обороне, о сохранении частной собственности, о необхо-
димости поддержки среднего сословия в городах и сельских мест-
ностях, о защите мелких предприятий.
Новая программа была принята в 1915 г. буржуазной партией
Хейре. Партия выступала также в поддержку среднего сословия,
мелких предприятий, против монополии трестов и картелей.
С начала XX в. так называемый путь свободного развития стал
господствующим направлением в датском рабочем движении.
Мнение о том, что социализм в Дании будет построен мирным пу-
тем, стало укореняться в сознании датских рабочих. Господство
реформизма объяснялось историческими традициями, сильным
3 Den Overordentlige Kommissionens beretning I—XVI (Hvidbogeme). Koben-
havn, 1928.
Дания в годы Первой мировой войны
201
буржуазным и мелкобуржуазным влиянием. С начала мировой
войны датская социал-демократическая партия (СДПД) превра-
тилась в крупную партию, имевшую более 100000 избирателей и
52 депутатских мандата в нижней палате парламента4. Во главе
партии стоял видный деятель рабочего движения, сын каретного
мастера Торвальд Стаунинг.
С начала войны обострилась внутриполитическая борьба по во-
просу о принятии новой конституции, необходимость которой обу-
словливалась существенными изменениями в политической струк-
туре, системе социальных отношений, во внутриполитическом раз-
витии. 5 июня 1915 г. конституция была принята. Согласно кон-
ституции, вводилось новое право выборов в обе палаты риксдага.
Избирательное право было впервые предоставлено женщинам и
прислуге. На выборах в нижнюю палату — фолькетинг — возрас-
тной ценз был понижен с 30 до 25 лет. Одновременно на выборах
в верхнюю палату — ландстинг — возрастной ценз повысился
с 30 до 35 лет. Было отменено право короля на назначение двена-
дцати членов верхней палаты, а число членов фолькетинга увели-
чивалось со 114 до 140, ландстинга с 66 до 725. Устранялись при-
вилегии дворянства — лены и майорат. Особый косвенный и по-
степенный порядок избрания верхней палаты гарантировал мед-
ленность его партийного обновления. Из 72 членов ландстинга 18
избирались из его прежнего состава; остальные — голосованием в
течение восьми лет. Половина состава ландстинга должна была
меняться каждые четыре года. Фолькетинг избирался сроком на
четыре года. Ни одно правительство не могло теперь удержать
власть без поддержки фолькетинга. Согласно конституции, ланд-
стинг мог парализовать инициативу фолькетинга.
Политическая обстановка в значительной степени осложнилась
необходимостью разрешения вопроса о продаже США Вест-Инд-
ских островов, принадлежавших ранее Дании. Когда же радикалы
и социал-демократы начали настаивать на проведении в соответствии
с конституцией выборов, в стране разразился политический кризис.
В результате компромисса между правящими партиями и оппозицией
было решено ввести в коалиционное правительство трех министров
4 Bang-Hansen ]. Det ferste socialdemokratiske ministerium. 1924—1926. Kaben-
havn, 1968. S. 30.
s Danmarks histone. Kabenhavn, 1988. Bd. 6. S. 39—45.
Ю В Кудрина
202
без портфеля. Наряду с представителями оппозиционных партий —
консерваторами — в правительство вошли представители умеренных
левых — лидер партии Венстре И. Кристенсен и впервые представи-
тель от социал-демократической партии Т. Стаунинг6 * 8.
Решение Т. Стаунинга о вступлении в правительство X. Цале
было принято вопреки мнению социал-демократического партий-
ного конгресса 1908 г., согласно которому партия не должна была
входить в правительство до завоевания в фолькетинге абсолютного
большинства. Для социал-демократического руководства было по-
этому важно получить на Чрезвычайном конгрессе 1916 г. одобре-
ние решения о вступлении в правительство’. «Ночной» конгресс
социал-демократической партии 291 голосом против 32 принял
решение о вступлении Стаунинга в коалиционное правительство
«для контроля над его действиями» ®.
х Реформистской тенденции в рабочем движении противостояла
революционная тенденция, получившая развитие в значительной
степени под влиянием подъема социалистического движения в Ев-
ропе. Ноябрьская революция в Германии была дополнительным
импульсом в обострении политической ситуации в странах Север-
ной Европы, и в частности в Дании. Если в 1916 г. было 75 стачек
и забастовок, то в 1917 г. — 216, в 1918 г.— 242, в 1919 г. — 5049
В стране быстро шел процесс концентрации левых сил. 8 апреля
1918 г. в Дании была создана Социалистическая рабочая партия,
явившаяся результатом отделения революционных сил от соци-
ал-демократической партии (Г. Трир, Мария Нильсен, Мартин
Андерсен Нексе)10.
6 Danmarks histone Kobenhavn, 1988 Bd 6 S 39—45
’ Schmidt E Th Staumng Mennesket og pohtikeren Kobenhavn, 1964
8 Bang-Hansen J Det forste socialdemokratiske ministenum, Enchsen A Mit liv
med Torvald Staumng Kobenhavn, 1972 S 11—12
9 Jensen К V Udviklingen i den revolutionsere bevaegelse i Danmark Kobenhavn,
1972 S 3 1
10 Sorensen J Den sociahstiske ungdomsbevaegelse i Danmark frem til verdenskng
med henbhk pa ideologiske brydmnger indenfor Socialistisk Ungdomsforbund
Kobenhavn, 1976 Bd 1—2, Schmidt J W DKP’s opnndelse den pohtiske
venstre opposition i Danmark 1914—20 Kobenhavn, 1979, Christensen J Dan-
marks Sociahstiske Arbejderparti 1918—1919 Kobenhavn, 1975, Togeby L Var
de sa rode'4 Kobenhavn, 1968
Дания в годы Первой мировой войны
203
Политика «гражданского мира», активно поддержанная как
социал-демократами, так и буржуазными партиями, способствова-
ла тому, что правительство смогло приступить к реформам. В фев-
рале 1919 г. был принят закон о земле. Часть старинных родовых
имений, ранее неделимых и неотчуждаемых, а также церковных
земель была конфискована. Из этого земельного фонда на услови-
ях аренды государство бесплатно предоставило землю безземель-
ным крестьянам-хусменам для создания небольших хозяйств”.
Дальнейшее развитие в годы войны получило ведущее свое начало
с конца XIX в. кооперативное движение как в сельском хозяйстве,
так и в промышленности: Объединенный кооперативный союз Да-
нии (созданный в 1899 г.) в 1917 г. был реорганизован в Объеди-
нение кооперативных обществ с Объединенным кооперативным
советом в виде правления. Была проведена судебная реформа, ко-
торая устранила пережитки абсолютизма и отделила судебную
власть от исполнительной, а также ввела гласность судопроизвод-
ства и суд присяжных для судебного разбирательства тяжких пре-
ступлений. Рабочие добились повышения заработной платы, вве-
дения 8-часового рабочего дня при одновременном росте почасо-
вой оплаты труда.
В годы войны был принят комплекс социальных законов, среди
которых были законы о бедности, о поддержке престарелых граж-
дан, по жилищному вопросу, об учреждении касс взаимопомощи,
о поддержке больных туберкулезом, о помощи сиротам, о боль-
ничных кассах, о рынке труда11 12. Принятию этих законов способст-
вовало то обстоятельство, что в Дании, как и в других скандинав-
ских странах, благодаря выгодной экономической конъюнктуре
была создана определенная материальная база.
Изменение роли СДПД в годы Первой мировой войны, вхож-
дение ее представителей в правительство, активизация ее роли в
политической жизни в условиях кризиса политической системы да-
ли ей возможность выступить в 1919 г. с программой социализа-
ции, получившей название «Программы 18 пунктов», включавшей
частичное разоружение, рабочий контроль над производством,
11 Rosenkranz Р. Dansk adel. Kobenhavn, 1932; Langenland M., Lanecnland P.
Den Danske husmaend. Kobenhavn, 1974. Bd. 2; Bertelsen S. Husmaends-
bevaegelsen og dens forhold til en reform. Kobenhavn, 1919.
12 Danmarks sociallovgivning. Kobenhavn, 1918.
Ю. В. Кудрина
204
введение 8-часового рабочего дня (частично), пересмотр консти-
туции, контроль цен, компенсацию дороговизны, улучшение соци-
ального обеспечения, аграрную реформу”. Датское объединение
профсоюзов на своем генеральном съезде в 1919 г. поддержало
социал-демократическую программу реформ.
В годы войны получила развитие — в рамках «свободных пе-
реговоров» профсоюзов с предпринимателями — система социаль-
но-экономического партнерства. Так, когда 7 августа 1917 г. был
принят закон о регулировании внешней торговли и цен на внутрен-
нем рынке, руководители профсоюзов и работодатели на совмест-
ном совещании пришли к обоюдному решению, согласно которому
предприниматели обязались по возможности не закрывать своих
предприятий, а профсоюзы соглашались не отказываться от суще-
ствующих коллективных договоров. Система социального манев-
рирования, или «система мондизма», была направлена на нейтра-
лизацию лево-радикальных течений в рабочем движении, стабили-
зацию политической ситуации, введение элементов смешанной
экономики. Усилившаяся интеграция профессиональных, полити-
ческих и государственных институтов явилась результатом, с одной
стороны, роста консолидации буржуазно-консервативных сил, с дру-
гой — начавшегося еще до войны процесса интеграции всего рабочего
движения в общественные структуры современного капитализма.
В годы войны СДПД превратилась из узкоклассовой проле-
тарской организации, открыто стремящейся к переустройству эко-
номики и общества, в народную партию, включающую также и не-
пролетарские слои и принципиально допускающую совместимость
политики буржуазного государства с интересами наемных рабочих.
Идея социального государства политически укрепилась как в
результате возросшего влияния социал-демократии, так и благода-
ря тому, что она нашла во время войны понимание и поддержку
различных буржуазных партий. Таким образом, в годы войны
буржуазия сделала важный шаг в направлении компромисса с со-
циал-демократией.
Политика «гражданского мира» в годы войны заложила основы
и способствовала созданию климата «общественного консенсуса».
Это означало, что в обществе, где продолжали существовать соци-
альные противоречия и социальная борьба, утверждалось широкое *
” Friisberg С. Reformar i dansk politik. 1901—1919. Kebenhavn, 1976.
Дания в годы Первой мировой войны
согласие относительно того, что противоречия и конфликты должны
преодолеваться в рамках существовавших общественно-политиче-
ских структур, легальными способами, путем компромиссов.
Если до Первой мировой войны не только левые, но и центри-
сты выступали против парламентского пути к социализму, то эво-
люция рабочего движения и усиление центристского направления в
годы войны свидетельствовали, что «парламентский путь к социа-
лизму» приняли не только правые, но и центристы в рабочем дви-
жении скандинавских стран.
Общественно-политическая обстановка в Дании в годы войны в
значительной степени отличалась от ситуации в других европей-
ских странах, например в соседней Германии, где кризис полити-
ческой системы привел к революционной ситуации. Она характе-
ризовалась прежде всего развитостью политических свобод и меж-
классовых отношений, готовностью ведущих политических сил к
компромиссу, политической зрелостью пролетариата, что прояви-
лось, в частности, в отношении общества к воинской повинности14.
Благодаря достижению «гражданского мира» в годы войны
стали складываться политические, институционные, философские
концепции скандинавской модели развития, при которой важную
роль играло сочетание двух начал — капиталистического способа
производства и социально ориентированной системы перераспре-
деления при укреплении активной роли государства в деле соци-
альной защиты народа.
14 Кудрина Ю. В. Некоторые проблемы скандинавского пацифизма времен пер-
вой мировой войны (датская модель) / / Пацифизм в истории: Идеи и дви-
жения мира. М., 1998. С. 194—209.
Robert Cook
The structure
of Njdls saga
W J hen we look at Njdls saga from a distance, the first thing that strikes
* V us is its two-fold structure, with its climaxes in the death of Gunnar in
Ch. 77 and the burning of Njal and his family in Chs. 129—130. These
catastrophes are the twin peaks of the Njdla landscape, each of them the
culmination of events reaching back over many chapters, so that the
successive stories of Gunnar and of Njal dominate the landscape. Both of
these men — and the same cannot be said for all the characters in the
saga — were real persons, and their tragic ends seem to have been real, too,
since they are mentioned in other sources as well1. Although scholars no
longer believe that there were originally two distinct sagas (whether written
or oral), one about Gunnar and one about Njal, which were joined by
a skilful author in the thirteenth century, it is quite likely that after Gunnar’s
fall (around the year 990) and after the fall of Njal (around 1011) tales of
these events circulated orally to the time when the saga was written down
around 1280. How extensive these oral tales were and to what extent they
shaped the extant saga cannot be known with certainty, but the high literary
art of Njdls Saga suggests a strong authorial presence.
Our initial impression of a dual structure is reinforced when we come
closer to the text and notice the common structure of the two stories. In
both of them a series of killings and negotiated settlements culminates in
a killing by the «good» side, i. e. the side of Gunnar and Njal, of a
respected and promising young man: Thorgeir Otkelsson in Ch. 72,
Hoskuld Thrainsson in Ch. 111. This slaying requires a carefully nego-
1 For sources about Gunnar and his fall, see: Brennu-Njals Saga / Einar Olafur
Sveinsson // IF. 1954. В. XII. Bl. xxiii—xxxi; for sources about Njal, who is less
well attested, and his burning see: Ibid. Bl. ix—xii.
The structure of Njdls saga
207
tiated but fragile settlement, which is then broken under the slightest of
circumstances: Gunnar’s horse stumbles, he leaps down from it and
lands facing the slope of his farm Hlidarendi — and decides to return
home rather than go abroad as the settlement required (Ch. 75). In the
second part of the saga an immense amount of compensation money, six
hundred ounces of silver, is collected at the Althing, and Njal —
apparently in an effort at further appeasement — adds to the pile a silk
cloak and a pair of boots. Flosi, who is of two minds about the
settlement (just as Gunnar was of two minds), chooses to take offense at
the added gifts and refuses the money (Ch. 123). Had Gunnar’s horse
not stumbled, had Njal not added his gifts to the pile... we can only
speculate. The fact is that both of these ruptures lead directly to large-
scale attacks against the heroes in their homes, in which unusual or
extreme means are used — the roof is pulled from Gunnar’s house, Njal’s
house is set afire. In both defenses a tactical error makes the defeat
inevitable: Gunnar shoots back at his assailants one of their errors, and
Njal and his sons go inside their house rather than fight outside.
Within this general pattern other similarities can be noticed: Njal
predicted specifically that if Gunnar killed twice within the same bloodline
and then failed to keep the settlement made, he would die. By killing
Otkel Skarfsson and then his son Thorgeir, and then failing to go abroad,
he brings about his own end. The second part of the saga has no such
prophecy, but the pattern remains: when the Njalssons kill Thrain
Sigfusson and then his son Hoskuld Thrainsson, the reader knows that the
end is coming. In both parts an artificial friendship planned by Mord
Valgardsson is part of the plot leading to the decisive slaying: Mord
encourages Thorgeir Starkadarson to become close friends with Thorgeir
Otkelsson and then get him to join in an attack against Gunnar which will
result in Thorgeir Otkelsson’s death, and Mord himself feigns close
friendship with the Njalssons in order to persuade them to kill Hoskuld
Thrainsson. In both cases the end is foretold by Njal, who has second
sight, and after the disaster a dead hero is heard singing a verse (Gunnar
from his mound in Ch. 78, Skarphedin from the embers in Ch. 130)2.
Of equal interest are the contrasts between the two stories, one of
which has been made explicit by the author: when the men who besieged
Gunnar at Hlidarendi were having no success, Mord Valgardsson twice
2 Further parallels, not all of them striking, are given in: Bolton W. F. The Njdla Narrator
and the Picture Plane // SS. 1972. Vol. 44. P. 186—209, especially 190—193.
Robert Cook
208
proposed that they set fire to the house, and twice he was firmly rebuked
by Gizur the White. At the burning of Bergthorshvol, when the
besiegers are again having a hard time and need to take new measures,
Flosi decides in favor of burning (Ch. 130). The explicit link is
Skarphedin’s response to Njal’s claim that they could hold out against
the besiegers: «That’s not the way to look at it. The men who attacked
Gunnar were chieftains of such integrity that they would rather have
turned back than burn him in his house. But these men will attack us
with fire if they can’t do it in any other way, for they’ll do anything to
finish us off» (Ch. 128).
The hero’s wives form a strongly contrasting pair in the final scene,
Hallgerd refusing Gunnar the lock of her hair which could save his life
(Ch. 77), and Bergthora choosing to die with her husband: «I was
young when I was given to Njal, and I promised that one fate should
await us both» (Ch. 129). There is also a Christian element to the
death of Njal and his family, lacking in the earlier, pre-Conversion
account3.
Another and perhaps more important contrast lies in the plot lines:
the one leading to Gunnar’s death is a broken one, with stops and starts,
settlements and then new trouble, sometimes from new characters.
A series of killings instigated by his wife Hallgerd and reciprocated by
Njal’s wife Bergthora is settled between the two men on each occasion.
After the final settlement in this series (Ch. 45), Hallgerd’s theft and
the summons against Gunnar create new trouble, which is settled in
Ch. 51. But following this, Otkel’s accidental ride against Gunnar and
Skammkel’s lying comments cause Gunnar to take action, leading to a
new settlement in Ch. 56. Then the sons of Starkad of Thrihyrning and
Egil Kolsson are introduced and offend Gunnar in a horse-fight, which
leads to an ambush against Gunnar and more killings, for which a
settlement is reached in Ch. 66. Another squabble, this time over land,
brings about another bloody ambush and a settlement in Ch. 70. A new
provocation (Thorgeir Otkelsson’s wooing of Gunnar’s kinswoman) and
ambush, in which Gunnar kills Thorgeir, lead to the last of five
settlements, which Gunnar breaks when he decides not to leave Iceland.
The string of events leading to Gunnar’s death seems arbitrary, without
a tight logical connection. He falls because the cumulated effect of a
3 This and other contrasts are suggested in: Fox D. Njdls Saga and The Western
Literary Tradition // Comparative Literature. 1963. Vol. 15. P. 303—304.
The structure of Njdls saga
209
number of separate incidents makes him vulnerable. In the second half
of the saga, by contrast, there is a single thread leading to the burning,
each killing (whether settled or not) being the immediate cause of the
next killing: the slaying of Thrain (Ch. 92) leads to the slaying of
Hoskuld Njalsson (Ch. 98), which leads to the slaying of Lyting
(Ch. 106), which causes the Njalssons — because their preferred
victim, Lyting, has been removed by Amundi the Blind — to follow
Mord’s urgings and attack Hoskuld Thrainsson. The failed settlement
for Hoskuld’s slaying, as we have said, leads directly to the burning.
Njal’s sons fall because by all rights they must, and their father chooses
to die with them. This single line of cause and effect gives a sense of
inevitability and heavy doom to the second story, which is matched by
its larger dimensions. Forty men attack Hlidarendi; a hundred and
twenty attack Bergthorshvol. Gunnar dies alone; seven members of
Njal’s family died together. The vengeance for Gunnar occupies one
chapter and falls on four men. The vengeance for Njal occupies the rest
of the saga, twenty-seven chapters, and some thirty men die. In contrast
to the story of Gunnar, which was tragic enough, the tragedy of Njal
assumes gigantic proportions.
Whatever raw material concerning Gunnar and Njal was handed
down through oral tradition, the parallels and contrasts we have noticed
point to the hand of a careful artist. The first section, consisting of Chs.
1 to 81, we might refer to as the story of Gunnar and Njal (since Njal
plays such a large part in Gunnar’s story), and the second, consisting of
Chs. 82 to 159, we might call the story of Njal and his sons4. This
bipartite division5 is the most obvious feature of the structure of Njdls
saga, and yet a number of scholars have seen it differently. According to
Gudbrandur Vigfusson, «the subject, like a Greek trilogy, falls into three
divisions, each containing its own plot and dramatis personae»6. The first
part deals with the friendship between Gunnar and Njal, the second has Njal
as the central figure, and Flosi is the hero of «the concluding drama».
W. P. Ker likewise saw the saga as falling into three divisions, «each of
4 This division by chapters is the basis of the two-fold outline proposed by: Baath A. U.
Studier ofver kompositionen i nagra islandska attsagor. Lund, 1885. S. 91.
5 Carol Clover has shown that bipaitition is common to many works of medieval
literature (Clover C. J. The Medieval Saga. Ithaca, 1982. P. 40—49).
6 Cudbrand Vigfusson. Sturlunga Saga. Oxford, 1878. P. xlii.
Robert Cook
210
these a story by itself, with all three combining to form one story, apart from
which they are incomplete»’. The first two parts are of course the stories ol
Gunnar and Njal, and the third part is «required to restore the balance»
after the death of Skarphedin. Einar Olafur Sveinsson, the pre-eminent
Njals saga scholar and editor, also divided the saga into three parts: Part
One occupies Chs. 1—81 (to the death of Gunnar, the vengeance for him
and Kolskegg’s self-exile); Part Two consists of Chs. 82 to 132 (to the
burning and the recovery of the bodies); and Part Three, Chs. 133—159.
Chs. 1—17 of the first part contain two «preludes» ®. Alois Wolf also follows
the tripartite division first proposed by Gudbrand Vigfusson9.
1 Why three parts rather than two? The three-part division clearly
arose from the felt need to do justice to the long final contest between
Flosi and Kari. Carol Clover put the matter clearly: «The last twenty-
eight chapters of Njdla are devoted to Kari, and although they play out
the revenge and reconciliation phases of the larger plot, they are
protacted to a degree that invites separate consideration as Kari’s
saga» ’°. In my opinion Carol Clover has made the wrong emphasis. We
should resist the temptation to see those last chapters as a separate
section, no matter how drawn-out Kari’s revenge is, and regard them as
the natural conclusion to the story of Njal and his sons. The function of
these final chapters in the plot is more important than their length.
Lars Lonnroth presents a three-part division, but one which is
significantly different from those just mentioned: he calls the first part,
Chs. 1—17, a «Prologue», «a semi-independent narrative» and the
«two main parts» are «Gunnarr’s saga» (Chs. 18—99) and «Njall’s
7 Ker W. P. Epic and Romance: Essays on Medieval Literature. London, 1897.
P. 218.
8 Brennu-Njals saga / Einar Olafur Sveinsson. Bl. cxxiii—cxxv. See also: Einar
(Jlafur Sveinsson. Njals Saga. A Literary Masterpiece / Translated by P. Schack
Lincoln, Nebraska, 1971. P. 52—54. The same tripartite division is proposed in:
Porkell Johannesson. Njals saga // Skimir. 1942. B. 116. Bl. 86—112.
9 Wolf A. Zur Stellung der Njala in der islandischen Sagaliteratur // Tradition und
Entwicklung: Festschrift Eugen Thumher. Innsbruck, 1982. S. 61—85. Other
places where the tripartite form is asserted are: Cordon E. V. An Introduction to
Old Norse. Second Edition revised by A. R. Taylor. Oxford, 1957. P. 87; Stefan
Einarsson. A History of Icelandic Literature. Baltimore, 1957. P. 146; Bjami
Gudnason. Njals saga // KLNM. 1967. B. 12. Sp. 320.
10 Clover C. J. The Medieval Saga. P. 39—40.
The structure of Njals saga
211
Saga» (Chs. 100—159)”. Since he considers the first seventeen chap-
ters a «Prologue,» Lonnroth in effect suggests a two-part structure, plus
additions, and this is what a significant number of scholars, beginning
with A. U. Baath11 12, propose. Finnur Jonsson’s deliberations about the
genesis of the saga were based on an assumption of two main parts13.
Andreas Heusler viewed the saga as consisting of two large stories
linked together, plus four «Anbauten» or additions which tend to
obscure the large double structure: the marriage of Hrut and Unn
(including Hrut’s journey abroad), the account of Hallgerd’s first two
marriages, the Conversion episode and the Battle of Clontarf. The last
two of these he considers detrimental to the saga, the products of the
author’s «Stoffreude» (delight in matter for its own sake)14. Ian
Maxwell considered the first eighteen chapters a prologue (later in the
same article asserting that «the prologue really extends to chapter 34»)
leading to the two mam stones15. For Theodore Andersson the structure
is «very definitely twofold,» with the division coming after Ch. 81 and
each division exhibiting the six-part structure that Andersson sees as
governing the family sagas16 17. Vestemn Olason also talks of «a gloomy
introductory section (Chs. 1—18)» followed by a story m two parts
joined by «an intermediary sequence» ”.
Some scholars have proposed specific variations of the two-part
scheme Denton Fox observes that «the saga breaks very obviously into
11 Lonnroth L Njals Saga A Critical Introduction Berkeley, 1976 P 23—24
12 Baath A U Studier ofver kompositionen in nagra islandska attsagor.
11 Brennu-Njalssaga / Fmnur Jonsson Halle, 1908 Emleitung See also Finnur
Jonsson Litteraturs histone, 2nd ed Copenhagen, 1923 For a recent revision of
Fmnur's views of the genesis of the combined story, see Jonas Kristjdnsson *Njals
saga / / Gudar pa jorden Festsknft til Lars Lonnroth / S Hansson & M. Malm
Stockholm, 2000 S 119-130
14 Heusler A Die Geschichte vom weisen Njal Jena, 1922. S 3—4 (Emleitung) For
a similar view of the structure of the saga, see: Kersbergen A C Litteraire motieven
in de Njala Rotterdam, 1927
15 Maxwell J R Pattern m Njals saga // SBVS 1957—1961 Vol 15 P 23, 28
16 Andersson Th M The Icelandic Family Saga An Analytic Reading Cambridge,
Mass , 1967 P 304
17 Vestemn Olason Njals saga J J Medieval Scandinavia An Encyclopedia /
Ph Pulsiano N Y , 1993 P 432—434 Also in fslensk bokmenntasaga /
Vestemn Olason Reykjavik, 1993 В 2 Bl 135.
Robert Cook
212 -----------------------------------------------------------------
two main parts,» but that it also can «be divided more precisely into five
sections»: Chs. 1—27 (Introduction), Chs. 28—80 (Gunnar’s life),
Chs. 81—106 (travels abroad, introduction of Christianity), Chs. 107-
130 (events leading to the burning) and Chs. 131—159 (Kari’s revenge
and reconciliation with Flosi),8. Andreas Heusler, after recognizing the
two main stories and four «additions» (see above), divided his trans-
lation into eleven sections. Oskar Bandle notices two main sections,
devoted to Gunnar and to Njal, and then goes on to talk of the prelude
to the first section (where Hallgerd is the main subject) and the
aftermath to the second (the vengeance for the burning18 19.
It seems that a healthy consensus views the saga as essential
bipartite, with some added material. At the same time, a healthy
division of opinion exists in regard to (1) how many sections there are
and where to divide them20, and (2) whether some of the added material
is extraneous and unrelated. What is extraneous material to one reader
can seem fully integrated to another reader. Finnur Jonsson regarded the
feud between Hallgerd and Bergthora in Chs. 35—45 as «isolated and
unorganic»21. In fact, as Ian Maxwell has shown so eloquently22 23, it is in
these chapters that the seeds are sown for the longstanding enmity
between the Sigfussons and the Njalssons, when Thrain Sigfusson, at
Hallgerd’s prompting, agrees to be present at the slaying of the foster-
father of the Njalssons. Skarphedin’s words in Ch. 92 make this
explicit. Carol Clover regarded the story of Hrut and Unn in Chs. 1—8
as «considerably over-developed in proportion to its actual function»25,
whereas it can be argued that it prepares for Gunnar’s first adventure,
the winning back of Unn’s dowry, and that the unhappy marriage here
18 Fox D. Njdls Saga and The Western Literary Tradition. P. 293—294.
19 Bandle O. Strukturprobleme in der Njals saga / / Festschrift fiir Siegfried Guteb-
brunner / O. Bandle et al. Heidelberg, 1972. S. 1—14, especially S. 3.
20 Lars Lonnroth, partly on manuscript evidence, would carry the Gunnar section
through Ch. 99 rather than Ch. 81, which is the more common division (Lonn-
roth L. Structural Division in the Njdla Manuscripts // ANF. 1975. B. 90.
P. 49—79). Theodore Andersson would carry the «prelude» through Ch. 45,
whereas most regard Ch. 18 as the end of the introductory section (Anders-
son Th. M. The Icelandic Family Saga. P. 293).
21 Brennu-Njalssaga / Finnur Jonsson. Bl. xxi.
22 Maxwell I. R. Pattern in Njdls saga. P. 29—32.
23 Clover C. J. The Medieval Saga. P. 38.
The structure of Njals saga
anticipates the other unhappy marriages in the saga. More problematic
«extraneous» material lies in the large episodes of the establishment of
the Fifth Court (Ch. 97), the Conversion and the Battle of Clontarf, and
yet these too have been found to be integrated.
This brief tribute to Elena Melnikova has only had space to discuss
structure in its crude aspect, as if one were to describe the human body
only in terms of the skeleton. It remains to describe the many details of
the flesh and skin which make the saga a coherent whole — foreshado-
wings, linked and parallel scenes, repeated proverbs and motifs, other
binding and weaving devices and above all ц unity of effect and theme.
A full description of these things leads to a paradox: that the complex
organic unity of Njals saga resists the kind of neat anatomization which
this article has explored24.
24 Denton Fox has this in a footnote: «Hermann Palsson has pointed out to me that the
variety of different ways in which the saga can be Qiechanically divided is an added
indication of its essential unity» (Fox D. Njals SagQ and The Western Literary
Tradition. P. 293—294).
В. А. Кучкин
О дате взятия
царевичем
Ентяком Нижнего
Новгорода
ВУваровском списке Московского свода конца XV в. против по-
мещенной под 6903 годом статьи, озаглавленной «Взятье Новаго-
рода Нижнего от Ентяка цесаревича», на полях рукописи сохрани-
лась киноварная помета, свидетельствующая об источниковедческих
муках составителя летописного свода: «зри, сия воина была в лЪ-
то 907, а се написано здЪ с л'Ьтопис(ца) с нового харатьяного, и яз
не усмотрих сего, что тамо же» '.Ав последнем сообщении лето-
писной статьи 6907 года тот же редактор уже в основном тексте,
кратко повторно сообщив о взятии Нижнего Новгорода, отметил:
«а писано назади в л^Ьто 903, зане опись в летописце была»1 2. Та-
ким образом, с точки зрения сводчика, верная дата взятия Ниж-
него Новгорода татарским царевичем Ентяком и последующих со-
бытий — 6907 год. Именно под этим годом помещают рассказ о
действиях царевича Ентяка и московских воевод Ермолинская ле-
топись 3, вместе с упомянутым Московским сводом восходящая к
своду 60-х гг. XVв.4, Софийская II5 и Львовская6 7 летописи,
имевшие общий источник — митрополичий свод 80-х гг. XVв.’,
1 ПСРЛ. М.; Л., 1949. Т. 25. С. 225. Примем, б.
2 Там же. С. 229.
3 ПСРЛ. СПб., 1910. Т. 23. С. 137.
4 Насонов .А. Н. История русского летописания XI — начала XVIII века. М.,
1969. С. 273; Кучкин В. А. Повести о Михаиле Тверском. М-, 1974. С. 99.
5 ПСРЛ. СПб., 1853. Т. 6. С. 130.
6 ПСРЛ. СПб., 1910. Т. 20. Ч. 1. С. 219.
7 Насонов А. Н. История русского летописания. С. 305
О дате взятия царевичем Ентяком Нижнего Новгорода
215
близкая Московскому своду конца XV в. Типографская лето-
пись8, а также Воскресенская летопись9, одним из источников ко-
торой был Московский свод 1479 г.10 11, положенный в основу Мос-
ковского свода конца XV в.
Однако существуют и другие летописные памятники, где тот же
самый рассказ читается не под 6907, а под 6903 годом. Это С1” и
Н412 летописи, а также поздние своды — Никаноровская13 и Во-
логодско-Пермская14 15 летописи конца XV в., в основу которых бы-
ла положена С1Л старшего извода|5, и свод 1509 г. (список Цар-
ского С1Л)16, основу которого составила CIA младшего извода17.
Следует отметить, что речь не может идти о двух разных событи-
ях, разделенных промежутком времени в четыре года. Такие дета-
ли, как участие в походе Ентяка князя Семена Дмитриевича,
младшего брата жены Дмитрия Донского Евдокии, взятие ими
Нижнего Новгорода 25 октября, посылка против них московской
рати во главе с князем Юрием Дмитриевичем, которая, преследуя
Ентяка, вошла в Татарскую землю и взяла там города Булгар,
Жукотин, Казань и Керменчук, ведя военные действия в течение
трех месяцев и захватив большую «корысть», общие летописным
рассказам как под 6903 годом, так и под 6907 годом, свидетель-
ствуют о том, что имело место одно событие, но оно оказалось
по-разному датированным.
Если исходить из генеалогии перечисленных выше летописных
сводов, то наиболее ранними должны быть признаны С1 и Н4 лето-
писи, восходящие к своду 30-х гг. XV в., а через него — к еще
более раннему летописному памятнику — общерусскому своду 1418 г.
8 ПСРЛ. Пг., 1921. Т. 24. С. 167.
9 ПСРЛ. СПб., 1859. Т. 8. С. 72.
10 Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV—XVI вв. М.;
Л., 1938. С. 370.
11 ПСРЛ. СПб., 1851. Т. 5. С. 247-248.
12 ПСРЛ. Л., 1925. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 379-380.
u ПСРЛ. М.; Л., 1962. Т. 27. С. 88-89.
14 ПСРЛ. М.; Л„ 1959. Т. 26. С. 165.
15 Шахматов А. А. Обозрение. С. 354.
16 ПСРЛ. М., 1994. Т. 39. С. 134.
17 Шахматов А. А. Обозрение. С. 216.
В. А. Кучкин
216
митрополита Фотия18. Очевидно, что во всех этих дошедших и не
сохранившихся летописях статья о взятии Нижнего Новгорода ца-
ревичем Ентяком читалась под 6903 годом.
Что касается группы летописей, рассказывающих о том же со-
бытии под 6907 годом, то самыми ранними среди них являются
Московский свод конца XV в. и Ермолинская летопись, а вместе
с ними и не дошедший до нашего времени их общий источник —
свод 60-х гг. XV в.19. Этот источник моложе свода 1418 г., и на
этом основании можно было бы считать, что дата 6907 год являет-
ся более поздней, а первоначальной датой был 6903 год. Однако
нельзя оставить без внимания пояснение сводчика XV в., знав-
шего две даты события: одну — 6903 год — из летописца, напи-
санного на пергамене («харатьяного»), «нового» для летописателя
и содержавшего, по убеждению последнего, ошибочную дату, и дру-
гую — 6907 год — очевидно, из еще более старой и более ценимой
сводчиком летописи. Следовательно, существовал некий древний
летописец, где взятие Нижнего Новгорода царевичем Ентяком да-
тировалось 6907 годом. И данное заключение подтверждается
существованием летописного памятника, который знали и видели
исследователи начала XIX в.
Речь идет о знаменитой Троицкой летописи, сгоревшей в мос-
ковский пожар 1812 г. Летопись эта была написана на пергамене и
заканчивалась описанием Едигеева нашествия на Москву в 1408 г.
С течением времени историки пришли к мнению, что Троицкая ле-
топись представляла собой митрополичий свод, составленный в
том же 1408 г.20. Н. М. Карамзин, использовавший эту летопись
при описании событий XIV — начала XV в., излагая эпизоды,
связанные со взятием Ентяком Нижнего Новгорода, датировал их
1399 г., ссылаясь при этом на Троицкую летопись21. Упоминанияв
карамзинских выдержках из этой летописи князя Семена, москов-
ских воевод Владимира Даниловича, Григория Владимировича и
18 Там же. С. 366; Приселков М.Д. История русского летописания XI—XV вв.
Л., 1940. С. 143.
19 См. выше примеч. 4.
20 Приселков М. Д. История русского летописания. С. 129.
21 Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 1993. Т. 5. С. 75,
281. Примеч. 145.
О дате взятия царевичем Ентяком Нижнего Новгорода
217
Ивана Лихоря, их трехдневного боя с татарами, перемирия, веролом-
ного нападения после соглашения татар на Нижний Новгород, взятия
его 25 октября, пребывания в нем в течение двух недель Ентяка и
Семена и их бегства при известии о приближении московской рати
свидетельствуют о том, что в Троицкой летописи читался уже извест-
ный нам рассказ о взятии царевичем Ентяком Нижнего Новгорода,
причем датирован был этот рассказ 1399, т. е. 6907 годом. А'
Следом за Н. М. Карамзиным нападение Ентяка на Нижний
Новгород отнесли к 1399 г. С. М. Соловьев22 и А. В. Экземпляр-
ский, хотя последний колебался между 1398 и 1399 гг.23, видимо, не
зная, был ли 6907 год летописи мартовским или сентябрьским.
Однако позднее А. В. Экземплярский назвал иную дату события —
1395 г.24. Этим же годом датировали взятие А. Е. Пресняков25,
К. В. Базилевич26 и В. Л. Егоров27. Л. В. Черепнин отнес времен-
ный захват Ентяком Нижнего Новгорода к 1394 г.28, посчитав ле-
тописный 6903 год сентябрьским. А В. Л. Егоров в другом месте
своей монографии привел и другую дату события — 1399 г.29
Сторонником этой даты в последнее время выступил и А. А. Гор-
ский30, который, в отличие от своих предшественников, опирался
не на сохранившиеся летописи, а на выдержки Н. М. Карамзина
из Троицкой летописи, последовательно полагая, что правильная
дата должна заключаться в самом раннем из известных источников.
22 Соловьев С. М. Сочинения. М., 1988. Кн. П. С. 346.
25 Экземплярский А. В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский
период с 1238 по 1505 год. СПб., 1889. Т. I. С. 137.
24Там же. 1891. Т. II. С. 429.
25 Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. Очерки по ис-
тории XIII—XV столетий. Пг., 1918. С. 279. Примеч. 3.
26 Очерки истории СССР. Период феодализма IX—XV вв. М., 1953. Ч. II.
С. 297 (раздел написан К. В. Базилевичем).
27 Егоров В. А. Историческая география Золотой Орды в XIII—XIV вв. М.,
1985. С. 101.
28 Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в
XIV—XV вв. М., 1960. С. 706 и примеч. 2.
29 Егоров В. Л. Историческая география. С. 101.
30 Горский А. А. Московско-ордынский конфликт начала 80-х годов XIV века:
причины, особенности, результаты // ОИ. 1998. № 4. С. 21.
В. А- Кучкин
218
Отмеченные противоречия в датировке одного и того же события
различных летописных сводов и связанный с ними разброс исследо-
вательских мнений заставляют более внимательно проанализиро-
вать показания источников, чтобы установить, в какой летописи со-
держится правильная дата нападения царевича Ентяка на Нижний
Новгород. При этом, исходя из приведенной выше генеалогии лето-
писных памятников, следует остановиться на показаниях С1 и Н4 ле-
тописей, с одной стороны, и Троицкой летописи, с другой.
С точки зрения правильности содержащихся в них хроноло-
гических указаний, статьи 6903 года С1Л и Н4Л и статья
6907 года Троицкой летописи подозрений не вызывают, хотя со-
вершенно очевидно, что или в общем источнике С1 и Н4 летопи-
сей, или в Троицкой летописи произошла грубая ошибка в дате.
Вся статья 6903 года с рассказом, скорее всего, московского
происхождения, озаглавленным «Взятие Новагорода Нижняго»
в С1Л” и почти тождественно — «Взятье Новагорода Нижняго» —
в Н4Л31 32 33 34, содержит полную дату — взятие Витовтом Смоленска
во вторник 28 сентября”, что соответствует истине: 28 сентября
в 1395 г., следовательно, в 6903 году мартовском, было вторни-
ком. События в статье 6903 года излагаются последовательно:
сначала сентябрьские, затем октябрьские, далее зимние”. Ника-
ких следов механической вставки рассказа «Взятие Новагорода
Нижняго» в текст статьи 6903 года указанных летописей обна-
ружить не удается.
В Троицкой летописи, судя по выпискам Н. М. Карамзина,
статья 6907 года также содержала полную дату — 30 ноября вос-
кресенье, когда умер шестилетний сын Василия Дмитриевича Мо-
сковского Иван35 *. 30 ноября приходилось на воскресенье в 1399,
или 6907 мартовском, году. Следовательно, датировка этой лето-
писи правильна. Статья 6907 года Троицкой летописи излагала
события в хронологической последовательности: сначала марта ме-
31 ПСРЛ. Т. 5. С. 247. Примеч. в.
32 ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 379.
33 Там же.; ПСРЛ. Т. 5. С. 247.
34 ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 375-380; ПСРЛ. Т. 5. С. 246-248.
35 Приселков М. Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. М.; Л., 1950.
С. 453.
О дате взятия царевичем Ентяком Нижнего Новгорода
219
сяца и весны, затем мая, августа, сентября, октября и ноября36.
Здесь также нельзя обнаружить позднейших «текстологических
швов».
Кое-что дает сопоставление текстов самого рассказа «Взятие
Новагорода Нижняго». И в С1Л, и в Н4Л, в каждой по-своему,
сохранились древние черты этого рассказа. Так, только в С1 указано,
что русские полки взяли «Болгары Великые» ”. В Н4Л определе-
ние «Великые» отсутствует58. Между тем оно важно, поскольку
в конце XIV — начале XV в. возникает Булгар Новый (Булгар
ал-Джедид) и Булгаров становится два59- С1Л содержит, таким
образом, уточняющее свидетельство о татарских объектах, кото-
рые подверглись нападению войск московского великого князя.
Другим уточнением такого же рода является свидетельство этой
летописи о том, что русские полки «много Бесерменъ и Тотаръ пе-
ребита» Сообщение о бесерменах, народе, населявшем Среднее
Поволжье, в Н4Л отсутствует4’. В свою очередь, в Н4Л приво-
дятся факты и пояснения, которых нет в С1Л. Так, описывая оса-
ду Нижнего Новгорода, составитель этой летописи сохранил фра-
зы «стр'Ьляющеся промеждю себ!.», «оть обою въсхотЪша мира»,
«градъ всь взяша и до конца пограбиша, и всякого i мЪние бес-
щисла поимаша», «и ннкто же не помнить, толь далеча воева Русь
Тотарьскую землю»42. Полагать, что такими фразами разбавлял * 38 39 40 41
56 Приселков М. Д. Троицкая летопись. С. 449—453.
” ПСРЛ. Т. 5. С. 247. Списки К. О. В Московском своде конца XV в. и
Ермолинской летописи упоминаются Болгары Великие, как и в С1Л. По
другим данным устанавливается, что в общем источнике этих памятников —
своде 60-х гг. XV в. — была использована летопись, занимавшая промежу-
точное положение между С1Л старшего извода и С1Л младшего извода
(Лучкин В. А. Повести о Михаиле Тверском. С. 93). Следовательно, тот но-
вый харатейный летописец, что ввел в заблуждение сводчика XV в. и о ко-
тором говорилось в начале статьи, содержал текст С1Л.
38 ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 380.
39 Федоров-Давыдов Г. А. Клады джучидских монет // Нумизматика и эпи-
графика. 1960. № 1. С. 120-121.
40 ПСРЛ. Т. 5. С. 248.
41 ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 380.
42 Там же.
В. А. Кучкин
220
первоначальный текст позднейший редактор, нет оснований, во-пер-
вых, потому, что указание, например, на желание мира «от обою» но-
сит вполне конкретный характер, а во-вторых, редактор Н4Л
текст не распространял, а сокращал, что видно из отсутствия в ней
некоторых географических и этнографических деталей, сохранен-
ных С1Л.
Рассказ о взятии Нижнего Новгорода князем Семеном Дмит-
риевичем и царевичем Ентяком в Троицкой летописи обнаруживает
черты сходства не с Cl, а с Н4 летописью. В ней, как и в послед-
ней, названы «Болгары», а не «Болгары Великые», нет указания
на бесермен, читается «створивыи се»43, в то время как в С1 —
«творихъ лесть»44. Однако указанных выше отличий Н4Л от С1 в
тексте Троицкой летописи нет. Это может свидетельствовать о том,
что рассказ Троицкой летописи под 6907 годом о взятии Нижнего
Новгорода и о походе московских полков в Татарскую землю моложе
рассказа, помещенного в С1 и Н4 летописях под 6903 годом. По-
следние же сохранили более древний текст и первоначальную его да-
тировку. Однако ввиду того, что текст Троицкой летописи в оригина-
ле не сохранился и его можно анализировать только по выпискам
Н. М. Карамзина, подобное заключение не может считаться со-
вершенно бесспорным. Всегда останутся сомнения в полноте и бу-
квальности выписок историка XIX в., его внимательности и тща-
тельности.
Поэтому расхождение между Троицкой летописью, с одной
стороны, Н4 и С1 летописями, с другой, следует оценить и с иной
точки зрения, именно соответствия описанных в них событий исто-
рическим реалиям 1399 и 1395 гг. Если следовать рассказу Тро-
ицкой летописи, то царевич Ентяк и князь Семен, напав на Ниж-
ний Новгород не позднее 23 октября 1399 г., 25 октября овладели
им. Они оставались в Нижнем две недели, т. е. до 8 ноября
1399 г. Узнав о приближении московской рати, Семен и Ентяк
бежали. Московские полки, освободив Нижний, продолжили пре-
следование отступивших противников вниз по Волге и в течение
трех месяцев воевали ордынские владения. Следовательно, они
пробыли в Татарской земле, как говорят летописи, примерно до
43 Приселков М. Д. Троицкая летопись. С. 453 (текст, выделенный крупным
шрифтом). Ср.: ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 380.
44 ПСРЛ. Т. 5. С. 247.
О дате взятия царевичем Ентяком Нижнего Новгорода
221
середины февраля 1400 г. Такое длительное присутствие русских
войск в одном из основных районов Орды в начале 1400 г. кажется
странным. Ведь 12 августа 1399 г. хан Тимур-Кутлуг на р. Ворскле
нанес сокрушительное поражение своему сопернику, бывшему пра-
вителю Орды Тохтамышу, и его союзнику, литовскому великому
князю Витовту45, и окончательно укрепился на сарайском троне.
В такой обстановке действовать против Тимур-Кутлуга и в тече-
ние трех месяцев подвергать свои войска в Среднем Поволжье
опасности нападения основных сил этого хана было бы со стороны
московского правительства более чем неосмотрительно.
Но если следовать хронологии С1 и Н4 летописей, то события
отодвигаются на 4 года назад, и пребывание воевод Василия Дмит-
риевича в Татарской земле должно относиться к ноябрю 1395 —
февралю 1396 г. В то время Орда переживала большие потрясе-
ния. 15 апреля 1395 г. близ среднего течения Терека на террито-
рии современной Северной Осетии хан Тохтамыш был разгромлен
Тимуром (Тамерланом)46. После этого Тимур начал преследование
остатков войск Тохтамыша, оккупируя и подчиняя себе территорию
Орды. Страна, за исключением ее окраинных районов, была завое-
вана самаркандцем за несколько месяцев. Тохтдмыш бежал на за-
пад, за Днепр (Узи), где нашел прибежище в Литовском великом
княжестве47. Произошло это примерно в августе-сентябре 1395 г.
Около октября 1395 г. войска Тимура начали отход на восток. За-
зимовав в низовьях Волги, Тимур ранней весной 1396 г. оставил
Орду и двинулся в Азербайджан48. Следовательно, со второй по-
ловины апреля 1395 г. по весну 1396 г. власть хана Тохтамыша в
Орде уже не действовала. Очевидно, что до ухода Тимура ранней
весной 1396 г. Орда не имела своего верховного правителя, ее об-
ласти были предоставлены самим себе, никакой помощи со стороны
они получить не могли, а потому успешные трехмесячные действия
в ноябре 1395 — феврале 1396 г. в Среднем Поволжье москов-
ских полков становятся достаточно объяснимыми.
45 ПСРЛ. Пг., 1922. Т. 15. Вып. 1. Стб. 165.
46 Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой
Орды. М.; Л., 1941. Т. П. С. 176-178.
47 Там же. С. 179.
48 Там же. С. 185.
В. А. Кичкин
222-----------------------------------------------------------
Таким образом, не только некоторые текстологические показа-
ния, но и анализ исторической обстановки 1395—1400 гг. приводит
к выводу, что первоначальный рассказ о взятии Нижнего Новго-
рода татарским царевичем и ответных действиях московских войск
в Татарской земле читается в С1 и Н4 летописях. События отно-
сятся к концу 1395 — началу 1396 г.
Обнаруживается и еще одно свидетельство, подтверждающее
сделанный вывод. В договор, заключенный московским великим
князем Василием Дмитриевичем с тверским великим князем Ми-
хаилом Александровичем, была внесена следующая статья: «А что
есмЪ воевал со ц(а)рел<, а положит на нас в том ц(а)рь виноу, и
тобЪ, брат(е), в тол< намъ не дат(и) ничег(о), ни твоим дЬте-м,
ни твоим внучатом, а в том намъ самимъ вЪдатисСъ)»49. Сам дого-
вор был составлен до 26 августа 1399 г., когда скончался Михаил
Александрович Тверской. Летописи сообщают о заключении москов-
ско-тверского соглашения между известиями, датируемыми 9 фев-
раля и 12 августа 1399 г.50. Приведенная статья договора сообщает
о войне московского князя с царем, т. е. ордынским ханом. Речь в
ней идет об ущербе, нанесенном московской стороной Орде, и о
возможных выплатах москвичей за этот ущерб, в которых тверской
великий князь и его потомки не должны были принимать участия.
Анализируя процитированную статью договора 1399 г., А. А. Гор-
ский нашел, что до конца 1399 г. у московского великого князя
Василия Дмитриевича никаких военных столкновений с ханом не
было. Полагая, что термин «царь» в договоре 1399 г. обозначает
только персонально ордынского хана и на возглавляемое им госу-
дарство переноситься не может, исследователь указал, что единствен-
ной войной Калитовичей с самим царем был поход Тохтамыша на
Москву в 1382 г. А если в 1399 г. имелась в виду эта война, то
договору Василия Дмитриевича с Михаилом Александровичем долж-
но было предшествовать более раннее докончание. Его А. А. Горский
отнес к 1384 г., когда осенью 1383 г. из Орды в Тверь вернулся
князь Михаил, получив от Тохтамыша ярлык на ставшее вымо-
рочным Кашинское княжество. По московско-новгородско-твер-
скому договору 1375 г. это княжество объявлялось суверенным.
49ДДГ. №15. С. 41.
50 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 165.
О дате взятия царевичем Ентяком Нижнего Новгорода
223
Поскольку данное положение договора 1375 г. в конце 1383 г.
оказалось нарушенным, исследователь решил, что Москва и Тверь
должны были подписать новое соглашение, фиксировавшее насту-
пившие перемены, и произошло это на следующий год после воз-
вращения Михаила Александровича с низовьев Волги51.
Однако высказанная А. А. Горским мысль о промежуточном
между 1375 и 1399 гг. соглашении Москвы с Тверью не находит
подтверждения в источниках. На соглашение 1384 г. нет ссылок в
последующих московско-тверских докончаниях, отсутствуют и ка-
кие-либо летописные свидетельства о дипломатических перегово-
рах, ведшихся между Дмитрием Донским и Михаилом Тверским
после 1375 г., молчат о московско-тверском договоре 1384 г. и
описания московских государственных архивов XVI—XVII вв.,
где встречаются указания на имевшиеся в их составе, но впослед-
ствии утраченные ранние договорные грамоты московских князей.
Невозможно также полагать, что в 1399 г. в Москве ожидали
предъявления обвинений и претензий со стороны хана за события
1382 г. и готовились к выплатам Орде. Такие выплаты были осу-
ществлены по меньшей мере в 1384 г., когда, по словам летописца,
«бысть великая дань тяжкаа по всему княжению великому, всяко-
му безъ отьдатка, со всякые деревни по плътин!. Тогда же и зла-
томъ даваша въ Орду»52.
Обращение к тексту приведенной статьи соглашения 1399 г.
показывает, что она открывается союзом «а» в его условно-начи-
нательном значении, а далее следует глагол в первом лице единст-
венного числа перфекта: «есмЪ воевал». Такая форма ясно свиде-
тельствует о том, что речь идет о войне с татарским царем заклю-
чившего договор 1399 г. Василия Дмитриевича, а не его отца. Но
А. А. Горский прав в том отношении, что до 1399 г. у Василия
Дмитриевича никаких крупных военных столкновений с Тохта-
мышем и вообще с Ордой, которые имели бы следствием ограбле-
ние ордынских жителей, не было, если, конечно, не считать разби-
раемого случая. Указание же на войну московского великого князя
Василия Дмитриевича с ханом в договоре 1399 г. совершенно оче-
видно, а из этого следует, что такая война имела место до 1399 г.
51 Горский А. А. Московско-ордынский конфликт. С. 20—21.
и ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 149.
В. А. Кичкин
224----------------------------------------------------------
Но тогда это может быть только война конца 1395 — начала 1396 г.
Таким образом, нападение царевича Ентяка на Нижний Новгород,
его захват 25 октября, последующие действия русских ратей в Татар-
ской земле надо датировать октябрем 1395 — февралем 1396 г.
Выводы из такого заключения могут быть самыми разнообраз-
ными. Но на один из них хотелось бы указать уже сейчас. Становится
очевидным, что исчезнувшая Троицкая летопись содержала в сво-
ем тексте существенную ошибку, рассказ о событиях 6903 года
был помещен в ней под 6907 годом. А это говорит о том, что по-
следние статьи летописи составлялись не современником, а более
поздним сводчиком. И если действительно существовал митропо-
личий свод 1408 г., то по своему содержанию он должен был от-
личаться от Троицкой летописи.
Ю. М. Лесман
Скандинавы
на востоке: откуда,
куда, зачем
(по материалам
рунических камней)
Изучение восточной серии скандинавских рунических надписей
началось еще в первые десятилетия XX в., но решающую
роль сыграл выход в 1977 г. подготовленного Е. А. Мельниковой
корпуса*. Эта монография, вкупе с серией других работ исследова-
тельницы, внесла весомый вклад в формирование современных
представлений о древнерусско-скандинавских отношениях. Подав-
ляющее большинство памятников — это рунические камни X—
XII вв. Они позволяют, хотя и с некоторыми оговорками, говорить
о статистических тенденциях. Е. А. Мельникова провела первич-
ный статистический анализ надписей, отталкиваясь от которого я
позволил себе попытку несколько детализировать картину.
С путешествиями на восток (в том числе в Грецию, на Русь, в
Прибалтику или Финляндию) связаны с той или иной степенью
вероятности 116 надписей на рунических камнях1 2, что составляет в
целом по Скандинавии несколько менее 5% (из примерно 2900).
Достоверных надписей меньше — всего 74 (менее 3%). Однако
реально этот процент является более высоким, так как значитель-
ная часть камней повреждена и сведения о поездках на восток
могли на них не сохраниться. Числа 116, а тем более 74 — не ве-
1 Мельникова Е. А. Скандинавские рунические надписи. Тексты, перевод,
комментарий. М., 1977.
г Фактически больше, так как за последние годы число открытых надписей
возросло (см., например, новую находку камня, поставленного в память уча-
стника похода Ингвара — Gustavson Н., Snaedal Т., Ahlen М. Runfund 1989
och 1990 Ц Fv. 1992. В. 98. S. 156-158), но не столь значительно, чтобы
это потребовало корректировки общей картины.
Ю. М. Лесман
226
лики. Материалы такой массовости редко используются для статисти-
ческого анализа, но в данном случае это, на мой взгляд, оправданно.
Статистический анализ эпиграфических данных, особенно над-
писей на камне, — явление редкое. Скепсис имеет под собой не-
которые основания (количество и характер надписей, особенно ан-
тичных, существенно зависят от выбора мест раскопок или земля-
ных работ, при которых они найдены), но при этом упускаются из
вида задачи и возможности любых математических методов в ис-
торических исследованиях. Изучая человеческое прошлое, не при-
ходится рассчитывать (в отличие от большинства естественнонауч-
ных задач) на сколь угодно большие генеральные совокупности —
сами древние коллективы, а также оставленные ими памятники
были нередко весьма малочисленны. Задача же математических
методов — представить упрощенную и, таким образом, доступную
осмыслению модель реальности, в условиях когда реальность (или
ее остатки) сложна и не поддается непосредственному анализу.
Статистические методы не обязательно требуют для своего приме-
нения больших выборок, они требуют лишь корректного примене-
ния, в частности корректной интерпретации результатов анализа.
При анализе небольших выборок принципиально важно иметь в
виду, что математическое ожидание, вычисленное на основе даже
самой малой выборки, является наиболее вероятной оценкой иско-
мой вероятности события. Следовательно, даже при малой выбор-
ке, когда увеличение ее невозможно, анализируемое явление мо-
жет быть статистически описано, и такое описание будет наилуч-
шим изо всех возможных.
К настоящему времени на территории Скандинавии зафиксиро-
вано около 2900 рунических камней, первоначальное их число бы-
ло выше (но не более чем в несколько раз). Для отдельных же об-
ластей речь идет в большинстве случаев о десятках или нескольких
сотнях камней. Эти числа в целом отражают реальное число лю-
дей, в память которых подобные камни устанавливались (или де-
лались надписи на уже имеющихся камнях или скалах). Простей-
шие статистические оценки позволяют определить особенности
именно этих немногочисленных групп, что важно не только в силу
ограниченности Источниковой базы (по другим группам письмен-
ные свидетельства, как правило, отсутствуют), но и в силу высо-
кого социального статуса лиц, удостаивавшихся увековечения сво-
ей памяти на рунических стелах. Таким образом, все процентные
Скандинавы на востоке: откуда, куда, зачем...
227
оценки, которые в дальнейшем будут фигурировать, — это оценки
доли лиц, тем или иным образом связанных с востоком, среди тех,
в честь кого устанавливались камни с руническими надписями в
различных частях Скандинавии. При этом информативными ока-
зываются даже не столько сами проценты, сколько их сравнение
по регионам.
Откуда? Надписи, связанные с востоком, а также и югом, если
скандинавы попадали туда по «восточному пути», происходят из
восьми областей Швеции, из Норвегии и Дании. Хотя абсолютное
большинство камней происходит из Упланда (44 надписи) и Сё-
дерманланда (39 надписей), доля «восточных» рунических камней
XI—XII вв. выше всего на Готланде, где она превышает 1 /4 (в том
числе около 15% достоверных). Далее следуют Вестманланд и
Сёдерманланд — соответственно около 10 и около 9% (примерно
по 7% достоверных), Норвегия и Упланд — примерно по 4%,
Эстерётланд, — около 3%, Гестрикланд, Вестерётланд, Эланд и
Дания — примерно по 2%, Смоланд — менее 1%. Обильные
надписи (18 камней) связаны с неудачным походом Ингвара
(около 1038—1043 гг.), пришедшимся на период расцвета тради-
ции установки рунических камней3, однако распределение надпи-
сей без учета того разового события не приводит к существенным
коррективам (доля в Сёдерманланде и Вестманланде сокращается
примерно до 7%, в Упланде до 3%, в Эстерётланде до 2%, но по-
рядок общего распределения регионов от этого почти не меняется).
При всей условности процентных оценок, можно говорить об ис-
ключительной роли восточных связей для Готланда и о существен-
ной роли для Сёдерманланда и Вестманланда (с оговоркой на об-
щую немногочисленность). Показателен относительно высокий (в
сравнении с Данией и большинством областей Швеции) процент
восточных надписей в Норвегии, что соответствует достаточно
тесным ее связям с Русью во второй половине X — XI в.
Откуда и куда? Обратимся к упоминаемым конечным точкам
маршрутов (абстрагируясь от того, что конечная точка не всегда
совпадает с целью поездки). Конечные точки могут быть обобще-
ны в пять основных групп: Византия и далее (Grikland, Jorsalir,
3 Мельникова Е. А. Древняя Русь в исландских географических сочинениях //
ДГ. 1975 г. М., 1976. С. 141—156; Она же. Скандинавские рунические над-
писи. С. 194.
Ю. М. Лесман
228
Serkland и др.), Русь (Gardar, Holmgardr и др.), территория При-
балтики (Lifland, Virland и др.), территория Финляндии (Finnland,
Tafeistaland и др.), неопределенный Восток (austr, Austrvegr).
Первая группа преимущественно (в процентном отношении к чис-
лу надписей региона) представлена в центральной и, в меньшей
мере, западной Швеции, вторая — на островах, в Норвегии и в
материковом глубинном Вестманланде, третья — преимуществен-
но на Готланде и в Сёдерманланде, четвертая — преимущественно
на Готланде и в Гестрикланде (причем три или четыре из восьми-
девяти надписей связаны с неудачным походом Фрейгейра), по-
следняя группа тяготеет преимущественно к юго-западной Шве-
ции — Сёдерманланд, Эстерётланд, Вестерётланд. Та же тенден-
ция, но еще более явно проявляется при рассмотрении доли раз-
личных маршрутов среди всей совокупности «восточных» надпи-
сей. Бросается в глаза, что почти половина всех надписей (а с уче-
том похода Ингвара около двух третей) в качестве конечной точки
маршрута называют Грецию или неопределенный «восток».
Число рассматриваемых надписей невелико, но для некоторых
областей можно все же оценить долю тех или иных маршрутов.
Резко выделяется из общей картины Готланд, где решительно
преобладают сообщения о поездках на Русь, а поездки в Грецию
или на неопределенный «восток» вообще не упоминаются. По ме-
ре продвижения по территории Швеции на юго-запад доля упоми-
наний Руси падает, а доля неконкретизируемого «востока» возрас-
тает — вплоть до 60% в Вестерётланде. Доля поездок в Визан-
тию наиболее высока в центральной области Швеции — Упланде
(более 45%, а с учетом похода Ингвара — около 55%), Сёдерман-
ланде (около 18%, но с учетом похода Ингвара — почти 60%), Эс-
терётланде (треть, а с учетом похода Ингвара — половина). Таким
образом, можно говорить об определенных различиях в направлении
связей: если жители Готланда ездили преимущественно на Русь и в
меньшей мере в Финляндию и Прибалтику, то поездки из цен-
тральных примыкающих к столице областей Швеции были нацеле-
ны в первую очередь на Византию, жители же юго-западной мате-
риковой Швеции, плохо ориентировавшиеся в восточноевропейской
географии, стремились преимущественно тоже в Византию.
Откуда, куда и зачем? Прямых ответов на вопрос: зачем ездили
скандинавы на восток? — рунические камни, как правило, не со-
держат. Можно предполагать, что основной целью была добыча
Скандинавы на востоке: откуда, куда, зачем...
229
(gull «золото», /е «имущество»), были и паломнические поездки, но
напрямую об этом упоминают лишь восемь надписей (шесть о добы-
че и две о поездках в Иерусалим, носивших, по-видимому, паломни-
ческий характер). В реальной жизни, насколько можно предпола-
гать, различные цели и различный характер поездок сочетались. В
большинстве случаев надписи или фиксируют смерть того, в честь
кого камень установлен, указывая нередко на характер и обстоя-
тельства смерти, или, в качестве важных сведений о покойнике,
упоминают о его поездках на восток, причем лишь в двух надписях
характер поездки определяется прямо или косвенно как торговый, в
то время как в 28 надписях речь идет об участии в военном походе
(однако из них 21 надпись связана с походом Ингвара, а 3 — с по-
ходом Фрейгейра). Оценка доли поездок разного характера (палом-
нических, торговых, военных) остается при этом весьма приблизи-
тельной, так как речь идет фактически лишь о восьми надписях
(если исключить два неудачных похода). Естественно, ни о каком
территориально дифференцированном подходе речь идти не может.
Косвенно о характере поездок позволяют судить содержащиеся
в надписях сообщения об обстоятельствах смерти на востоке или о
благополучном возвращении оттуда. Такие сведения содержатся в
подавляющем большинстве надписей. С учетом как используемой
в надписях лексики4, так и содержания текстов можно выделить
три основные группы надписей:
1. Надписи, содержащие сведения о ездивших на восток и вер-
нувшихся оттуда или о живущих там;
2. Надписи, содержащие сведения о погибших на востоке —
павших в битвах, не вернувшихся из военных походов, убитых
(falla, drepa);
3. Надписи, содержащие сведения об умерших на востоке —
умерших своей смертью или при неуточненных обстоятельствах,
сгинувших (anda, deyja, farask).
При всех возможных уточнениях, связанных с комплексным
характером многих путешествий конца эпохи викингов и начала
скандинавского средневековья, можно утверждать, что надписи
первой группы (около 25% от надписей, которые в силу своей со-
хранности пригодны для подобного анализа) свидетельствуют о
преимущественно мирных, скорее всего торговых или паломниче-
4 Пользуюсь случаем выразить благодарность за консультации Т. Н. Джексон.
Ю. М. Лесилн
230
ских целях поездок, при которых вероятность вернуться на родину
живым была выше, чем в случае военного похода или службы на-
емником. О паломничестве речь может идти преимущественно в
случае поездок в Иерусалим. Вторая группа надписей (око-
ло 25%) свидетельствует в тенденции о военном характере поез-
док, хотя погибнуть, в том числе и в бою, мог даже абсолютно ми-
ролюбиво настроенный паломник. Третья группа носит промежу-
точный характер и многочисленна (около 50% надписей) в первую
очередь благодаря тому, что рунические камни преимущественно
устанавливались посмертно в память прославившихся людей, при
этом сама смерть на далеком «восточном пути» уже являлась дос-
тойным увековечения фактом биографии.
Для областей с относительно многочисленными надписями можно
попытаться оценить количественное соотношение разных групп кам-
ней. Треть готландских надписей сообщает о пребывании готландцев
«на востоке», но среди них нет ни одной надежной надписи, упоми-
нающей о насильственной гибели. По мере продвижения по матери-
ковой Швеции с северо-востока на юго-запад доля павших в битвах
на «восточном пути» возрастает. Если в Сёдерманланде и Упланде
их около четверти, то в Эстерётланде — уже около 40%, а в Вес-
терётланде — около 60%. При этом в последних двух областях
надписи, упоминающие о благополучно вернувшихся с «востока», во-
обще отсутствуют. Некоторые основания для суждения о характере
поездок из разных областей дают немногочисленные вышеупомяну-
тые надписи, напрямую свидетельствующие о целях поездки. Обе па-
ломнические надписи происходят из Упланда, а обе торговые — из
Сёдерманланда (причем обе они свидетельствуют о торговле с При-
балтикой).
Анализ благополучных или неблагополучных исходов поездок в
разные страны демонстрирует в целом примерно однородную кар-
тину, если ее рассматривать усредненно по всей Скандинавии.
Лишь неопределенный «восток» дает существенно меньшую долю
вернувшихся живыми, что и неудивительно, так как подобная
формула маловероятна для надписи, посвященной человеку, вер-
нувшемуся домой и несомненно рассказывавшему о своих путеше-
ствиях. Любопытна малая доля упоминаний о гибели в Византии
на фоне большой доли неопределенных указаний на смерть там,
однако это можно объяснить двумя причинами: с одной стороны,
удаленностью от Скандинавии мест смерти (и, следовательно,
Скандинавы на востоке: откуда, куда, зачем...
-------------------------------------------------------231
плохой информированностью родственников и друзей об обстоя-
тельствах смерти), с другой стороны, распадом при поступлении
на службу в Византии сплоченных варяжских дружин, члены ко-
торых могли принести на родину более или менее надежную ин-
формацию о судьбе своего сотоварища.
Дифференцированное по областям Швеции рассмотрение бла-
гополучия/неблагополучия поездок в разные регионы «востока»
возможно лишь для наиболее богатых надписями частей Свеалан-
да: Сёдерманланда и Упланда. Для островов (Готланд, Эланд)
оно не дает дополнительной информации, так как там не зафикси-
рован ни один достоверно погибший на востоке, а для юго-запада
Швеции (Еталанд, Смоланд) — потому что ни один рунический
камень не сообщает о благополучном исходе поездки. Сёдерман-
ланд и Упланд демонстрируют некоторые характерные различия в
части характера поездок в «ближнее зарубежье»: на Русь, в При-
балтику, в Финляндию- Три из четырех надписей из Сёдерман-
ланда фиксируют гибель на Руси, а последняя — смерть там; в то
же время ни один из четырех упландских камней не позволяет
уверенно говорить о гибели, а два поставлены в честь благопо-
лучно вернувшихся. С Прибалтикой ситуация обратная — все
пять упландских камней фиксируют гибель там скандинавов, а че-
тыре из шести сёдерманландских — возвращение оттуда, при том
что два остальных не говорят о насильственной смерти.
Подведем некоторые итоги. На исходе эпохи викингов и в на-
чале скандинавского средневековья наибольшую роль восточные
связи играли для готландцев, осуществлявших торговые поездки
по странам балтийского региона: преимущественно на Русь, а так-
же в Прибалтику и Финляндию. Для других частей Скандинавии
можно предполагать, что поездки на восток принимали преимуще-
ственно форму участия в походах, конечной целью которых была
Греция. Наиболее полно эта тенденция проявляется в столичном
Упланде. По мере продвижения на запад сообщения рунических
камней о ездивших на восток скандинавах теряют конкретность,
что является свидетельством нерегулярных и, главное, редко за-
вершавшихся благополучно поездок. Однако основной целью по-
ездок остается заманчивый и богатый Миклагард.
Lars Lonnroth
Vad visste
Snorre
om Kungahalla?
Kungahalla omtalas pa flera stallen i Snorre Sturlassons omkring
1230 nedskrivna norska kungasagor, som tillsammans blivit kanda
under nemnet Heimskringla. Forstagangen staden namns ar i berattelsen
om Olaf Tryggvasons odesdigra gral med Sigrid Storrada, ett gral som
enligt sagan ager rum i Kungahalla mot slutet av 900-talet och ger
upphov till den fejd som kulminerar i Slaget vid Svolder ar 1000. Sista
omnamnandet forekommer i berattelsen om hur jarlen Erling Skacke, far
till kung Magnus Erlingsson, uppehaller sig pa Hisingen ar 1163. Den
utforligaste och ur kallsynpunkt intressantaste av Snorres berattelser om
Kungahalla ar dock den som handlar om vendernas anfall pa staden
ar 1135. Dar — och endast dar — ger Snorre sina lasare detaljerade
platsangivelser, som ger intryck av att bygga pa verklig kunskap om hur
staden sag ut under tidig medeltid.
Vilka kallor kan da Snorre tankas ha anvant nar han berattar om
Kungahalla? Principiellt kan man tanka sig tre olika slag: 1) Aldre
litterara kallor, 2) Uppgifter fran personer som besokt Kungahalla,
3) Snorres egna intryck vid eventuellt besok i staden.
De viktigaste litterara kallor som Snorre utnyttjat ar — som
forskningen pavisat — munken Odd Snorrasons latinska biografi over
Olaf Tryggvason, diverse aldre sagor om Olaf den helige, det norska
kronikeverket A grip samt sagosamlingen Morkinskinna, alia skrivna i
slutet av 1100-talet eller borjan av 1200-talet1. Har omtalas atskilliga
1 Den vetenskapliga diskussionen om forhallandet mellan Snorres historieskrivning och
aldre kallor ar: Andersson Th. M. Kings’ Sagas (Konungasdgur) I / Old Norse-Ice-
landic Literature: A Critical Guide / C. Clover & J. Lindow. Ithaca & London.
1985. P. 197-238.
Vad visste Snorre om Kungahalla?
233
handelser vid Gota alvs mynning och det omkringliggande gransomradet
mellan Norge, Danmark och Sverige (landamam pa fornislandska).
Det bor dock noteras att staden Kungahalla i dessa kallor sallan
omnamns annat an i forbigaende och aidrig i samband med begivenheter
som skall ha agt rum fore ca 1050, ett faktum som tyder pa att staden
inte fanns eller i varje fall inte var kand fore den tiden. Antagligen fanns
det inte sa mycket uppgifter om Kungahalla i den norsk-islandska
litteraturen fore Snorre. Han ar den forste som pastar att staden skall ha
funnits fore ar 1000, och han ar ocksa den som lyfter fram staden till en
forstarangsplats i norsk-svensk historia.
En huvudorsak till att Snorre pa detta satt utvidgar — och mojligen
overdriver — Kungahallas betydelse synes vara, att han hort sin egen
fosterfar och vordade laromastare, den islandske hovdingen Jon
Loftsson, beratta om denna stad2. Fosterfadern, som avled 1197, var en
lard man, prastutbildad och samtidigt en av Islands maktigaste och mest
hogattade man, dotterson till den norske kung Magnus Barfot. Han
bade enligt Snorres uppgift sjalv befunnit sig i Kungahalla pa 1130-talet
sasom fosterbarn till prasten Andreas Brunsson och dennes hustru
Solveig. Den elva-arige gossen Jon tycks visserligen ha lamnat staden
tillsammans med sin far, Loft Samundsson, omedelbart fore vendernas
attack ar 1135, men fosterforaldrarna Andreas och Solveig stannade
enligt Heimskringla kvar och raddade sig forst i sista ogonblicket undan
forodelsen. I Snorres text figurerar Andreas Brunsson som
huvudperson, ur vilkens synvinkel det mesta berattas. Sannolikt verkar
darfor, att Jon Loftsson vid ett senare tillfalle hort fosterforaldrarna
fortalja vad som hande. Deras historia bar sedan kompletterats med Jons
egna barndomsminnen av staden och i denna form formedlats vidare till
bans egen fosterson, Snorre.
Darutover har Snorre sjalv mojligtvis haft egna upplevelser och
minnen fran Kungahalla. Av Sturlunga saga3 vet vi namligen att han
foretog en resa till Vastergotland ar 1219, da han bland annat var gast
bos vastgotarnas lagman Eskil. Vid den tiden var Kungahalla
obestridligen den viktigaste norska platsen i det gransomrade som
2 Den klassiska Snorrebiografin ar: Nordal S. Snorri Sturluson. Reykjavik, 1920.
Bland senare skrifter om forfattarskapet kan namnas tva samlingsverk: Snorrastefna /
U. Bragason. Reykjavik, 1992; Snorri Sturluson: Beitrage zu Werk und Rezeption /
H. Fix. Berlin, 1998.
’ Sturlunga saga / Omolfur Thorsson et al. Reykjavik, 1988. B. 1—3.
Lars Lonnroth
234 ------------------------------------------------------------------------
norrona resenarer passerade pa sin vag in i Sverige. Snorre bar darfor
haft mojlighet att uppehalla sig i staden under langre eller kortare tid,
antingen vid inresan till Vastergotland eller vid tillbakaresan. Nagot
bevis for att han faktiskt var dar finns inte, men den detaljerade
skildringen av staden i Heimskringla gor ett sadant antagande rimligt.
Lat oss nu mot denna allmanna bakgrund se narmare pa Snorres
berattelse om vendernas anfall pa staden 1135! Det ar inte min avsikt att
i detalj analysera allt som sags i denna text men daremot uppmarksamma
sjalva inledningen och avslutningen, ty dar finns nycklar till Snorres
kallor och litterara strategi som berattare. Pa sa vis kan vi hoppas att dra
vissa slutsatser bade vad galler hans faktiska kunskaper om Kungahalla
och hans satt att utnyttja dessa kunskaper.
Sjalva kaman i berattelsen ar en aldre kyrklig legend eller mirakelhistoria
om en helig relik — en flisa av Kristi kors — som Kung Sigurd Jorsalafar
skall ha fatt med sig hem fran sin pilgrimsfard till det heliga landet. I en av
Snorres huvudkallor, Agrip, aterges mirakelhistorien pa foljande vis:
Kungen bad om en flisa fran det heliga korset, och det fick han, men inte
forran tolv man och han sjalv som den trettonde hade svurit, att han skulle
framja kristendomen av all rnakt och uppratta arkebiskopsstol i landet, om han
kunde, och att korset skulle vara dar Olaf den helige vilade, och att han skulle
infora samt sjalv betala tionde. Av detta holl han en del, ty han inforde tionde,
men det andra holl han inte, och detta hade sa nar medfort stor olycka, savida
inte Gud hade awaijt olyckan genom ett jartecken. Ty kungen lat bygga en
kyrka vid landets yttersta anda (landsenda) och satte korset dar, nastan i
hedningamas vald, sasom det sedan skulle visa sig. Han tankte att det skulle
vara till vam for landet, men det blev till elande, ty hedningama kom och
brande kyrkan, tog korset och prasten och bortforde badadera. Da kom en
sadan hetta over hedningama, att de nastan tyckte sig brinna upp, och de blev
sa forskrackta av denna handelse som av ett fasans under (skyssi), men prasten
sager till dem att branden kom av Guds rnakt och det heliga korsets kraft. Da
satte de ut en bat och lat bade korset och prasten komma i land. Och eftersom
prasten inte tyckte det var tryggt att utsatta korset for samma fora en gang till,
flyttade han det i lonndom norrut till Olaf den heliges biskopssate, dar det var
svuret att det skulle vara, och dar har det sedan forblivit4.
I denna berattelse forekommer alltsa inte namnet «Kungahalla» och
inte heller namnet pa prasten eller andra inblandade personer, aven om
de fataliga geografiska upplysningarna tyder pa att den omtalade
4 Agrip, кар. 53 (Oversattningama till svenska ar mina egna).
Vad visste Snorre om Kungahalla?
235
bandelsen utspelar sig vid den sodra landsgransen, alltsa vid Gota alvs
mynning. Ej heller klargors vilka «hedningarna» ar eller om den
omtalade kyrkan befinner sig i en stad eller by eller bara i ett allmant
utkantsomrade. Hela mirakelberattelsen ar mycket allmant hallen och
tjanar uppenbarligen det kyrkopolitiska syftet att motivera varfor den
heliga korsflisan bor forvaras i arkebiskopssatet Trondheim, dar Olaf
den helige vilar, och inte nagon annanstans.
I Heimskringla har Snorre atergivit boijan av denna historia nastan
ordagrant efter Agrip:
Sedan gavs denna heliga relikt (= korsflisan) till kung Sigurd efter att
han och tolv andra man hade svurit pa att han skulle verka for
kristendomen med all sin kraft och instifta en arkebiskopsstol i landet om
han kunde, Han lovade att det heliga korset skulle forvaras dar som kung
Olav den helige vilade och att han skulle infora och sjalv betala tionde 5.
Fortsattningen, kungens overlamnande av reliken till kyrkan vid
landgransen, aterges betydligt utforligare och med langt fler realistiska
detaljer:
Kung Sigurd lat starka handelsplatsen i Konungahalla sa mycket att
det var den maktigaste platsen i Norge. Han var lange dar for att skydda
gransen. Han lat bygga en kungsgard i borgen. Han kravde av alia harader
i narheten av handelsplatsen och alia manniskor i byn, att vaije man som
var aldre an nio vintrar var tolfte manad skulle bara till borgen fem
vapenstenar eller fem storar som skulle vassas i ena anden och vara mer an
fem alnar hoga.
Dar i borgen lat kung Sigurd bygga Korskyrkan. Det var en trakyrka,
byggd med gott virke och kunnande. Nar Sigurd hade varit kung i
tjugofyra vintrar invigdes Korskyrkan. Dar lat kung Sigurd sedan forvara
det heliga korset och manga andra heliga reliker. Den kallades
Kastalakyrkan. Framfor altaret stallde han en tavla som han hade latit gora
i Grekland. Den var gjord av koppar och silver och vackert forgylld, prydd
med metaller och adelstenar. Dar fanns en kista som den danske kungen
’ Magnussonemas saga, кар. 11 // IF. 1951. В. XXVIII. Den basta vetenskapliga
utgavan av Snorres Heimskringla ar fortfarande Bjami Adalbjamarsons. Dar firms
ocksa inledningar och kommentarer betraffande Snorres kallor. Jag utgar i min analys
fran denna utgava av det fomislandska originalet men citerar efter Karl G. Johans-
sons modema oversattning (Nordiska kungasagor. Stockholm, 1991—1993. B. 1—3),
som nara foljer Adalbjamarsons text och kommentarer.
Lars Lonnroth
236
Erik eimune hade sant till kung Sigurd och en plenarius skriven med
gyllene bokstaver som patriarken hade givit honom6.
Har ar det tydligt att Snorre har kompletterat de knapphandiga
upplysningarna i Agrip med uppgifter fran annat hall. Dessa uppgifter
kan delvis ha kommit fran Morkinskinna. Dar omtalas namligen att
kung Sigurd etablerade sin huvudstad i Kungahalla, som darefter blev
den rikaste handelsplatsen i Norge. I samband harmed sags att kungen
byggde en borg «av sten och torv med en vallgrav omkring», och att dar
innanfor «fanns kungsgarden och aven Korskyrkan, dar kung Sigurd
placerade det heliga korset.» Slutligen meddelas att dar aven fanns en
«altartavla av guld och silver som kungen hade fort med sig till
Norge»7.
Men uppgifterna i Heimskringla ar mer detaljerade, delvis olikartade
och forefaller att bygga pa storre Jokalkannedom. Atminstone en del av
det som sags om kung Sigurds gavor till Korskyrkan bor rimligen
stamma fran Jon Loftsson, som val att marka inte bara var fosterson till
Korskyrkans prast utan dessutom kottslig kusin till kung Sigurd. De rent
topografiska uppgifterna kan a andra sidan mojligen vara baserade pa
Snorres egna synintryck pa platsen, men de kan ocksa vara inhamtade
fran mer eller mindre tillforlitliga vittnen. Sadan information har dock
knappast kommit fran Snorres litterara kallor, ty dar fanns ingenting av
denna art forutom det som redan citerats ur Morkinskinna.
Sedan Snorre salunda lagt grunden till sin kommande berattelse om
vendernas anfall pa staden, overgar han till andra amnen, men
atervander efter tio kapitel pa nytt till Kungahalla:
Fem vintrar efter kung Sigurds dod hande det stora saker
Konungahalla. Harald Flettis son Guttorm och Samund husfru var da
syssloman dar. Samund var gift med Ingebjorg som var dotter till prasten
Andreas Brunsson. Deras soner var Pal flip och Gunne fis. Samund hade
en son i lonndom som hette Asmund. Andreas Brunsson var en omtalad
man. Han massade i Korskyrkan. Hans hustru hette Solveig. Hos dem var
vid den har tiden Joan Loftsson for att uppfostras och vaxa upp. Han var
6 Magnussonemas saga, кар. 32.
7 Msk., кар. 75. Morkinskinna har utgivits av Finnur Jonsson i 1932 och foreligger
dessutom i en belt modem och yppedigt kommenterad oversattning till engelska av
Theodore M. Andersson och Kari Ellen Gade (Ithaca & London, 2000).
Oversattningama till svenska ar mina egna.
Vad visste Snorre om Kungahalla?
237
da elva vintrar gammal. Joans far prasten Loft Samundsson var ocksa dar.
Prasten Andreas och Solveigs dotter hette Hefga och bfev gift med Einar.
Det hande i Konungahalla natten till den forsta sondagen efter
paskveckan att det hordes ett stort buller ute pa gatoma i hela byn, som
nar kungen drar fram med hela sin bird. Hundama blev sa vilda att de inte
kunde hallas och brot sig ut och de som kom ut blev galna och bet allt som
kom i deras vag, bade manniskor och djur, och alia som blev bitna eller fick
blod pa sig blev vilda och alia som var havande forlorade sina foster och
blev vilda. Detta omen visade sig nastan vaije natt mellan pasken till
himmelsfardsdagen. Manniskoma skramdes mycket av dessa jartecken och
manga gav sig av och salde sina gardar, drog ut i haradema eller till andra
handelsplatser. De klokaste ansag att detta var ett stort forebud och
skramdes av att det forebadade stora handelser som annu inte hade
kommit, vilket visade sig vara riktigt8.
Har blir mirakelberattelsen plotsligt sa upplylld med namngivna
personer att den hotar att sprangas, speciellt som flertalet inte har nagon
viktig funktion i berattelsen och heller inte omtalas i aldre kallor. Endast
prasten Andreas ar belt oumbarlig i rollen som relikvaktare och korsets
raddare, medan daremot de dvriga ur narrativ synpunkt latt skulle kunna
undvaras. Att de far vara med forklaras enklast av att de faktiskt
figurerat i Jon Loftssons barndomsminnen som pa ett eller annat satt
formedlats vidare till fostersonen Snorre. Dessutom ger dessa
personuppgifter lasaren ett intryck av historisk autenticitet, som A grips
mirakelberattelse inte alls formedlade lika tydligt.
Inte desto mindre har de avslutande jartecknen en fantastisk och
mytisk pragel som i vaije fall for nutida lasare rimmar daligt med
autenticitetsprageln. Dock skulle man kunna tanka sig att hundarnas
beteende har en fullt naturlig forklaring: de ar belt enkelt smittade av
rabies, och de manniskor som blir bitna drabbas foljaktligen av
vattuskrack. Symptomen ar just sadana man kan forvanta vid denna
sjukdom och forklarar ocksa den panik som utbryter.
A andra sidan formedlar texten sjalv genom uttryck som «omen»
(minning) och «jartecken» (undr) intiycket att det verkligen handlar
om ovematurliga begivenheter. Pastaendet att gatubullret lat «som nar
kungen drar fram med hela sin bird» antyder kanske rentav att det ar
hednaguden Odens vilda jakt som drar fram genom Kungahalla som ett
forebud om de hedniska vendernas kommande haijningar. Hur man an
e Magnus den Hindes och Harald Gilles saga, кар. 9.
Lars Lonnroth
238--------------------------------------------------------------------
tolkar denna passage, ar det tydligt att Snorres text — pa mirakel-
berattelsers vis — bygger upp en konfrontation mellan morkrets (hed-
niska) och ljusets (kristna) krafter. Den motsattningen blir an tydligare i
det foljande, som samtidigt forbereder lasaren pa Andreas Brunssons
kommande hjalteroll som relikvaktare:
Prasten Andreas talade da lange och klokt pa pingstdagen och han
avslutade sitt tai med att tala om den fara som hotade byns folk och sade
till dem att starka sinnet och inte odelagga denna goda plats. Han sade att
de i stallet skulle vara vaksamma och fatta beslut for att skydda sig mot allt
som kunde komma att handa, eld eller ofrid, och be om Guds nad.
Tretton byrdingar gjorde sig klara att lamna byn for att fara till Bergen.
Elva av dem gick forlorade med manniskor och allt gods som fanns
ombord. Den tolfte brots sender och godset gick forlorat, meen
manniskoma klarade sig. Da for prasten Loft till Bergen och han kom
oskadd fram med skeppet. Byrdingama forsvann pa Lavransvakedagen
(10 augusti. — L. L.) 9.
Av Andreas Brunssons tai framgar att stadsborna borde ha stannat
kvar for att forsvara Kungahalla mot det ode som hotade. Att tolv av de
tretton skeppen gar under kan da uppfattas som ett gudomligt straff.
Mojligen bar Snorre ocksa velat antyda att det trettonde skeppet klarade
sig darfor att det inneholl Loft Samundsson och dennes son, den
elvaarige Jon Loftsson. Hursomhelst framstar i texten overgivandet av
Kungahalla som en viktig forutsattning for att staden sedan sa latt kunde
besegras av hedningarna. Hela detta avsnitt, som ocksa det rimligen
bygger pa Jon Loftssons vittnesmal, forefaller starkt praglat av mirakel-
berattelsens overtro och teologiska logik, som sakerligen inte bar varit
den prastutbildade Jon frammande.
De relaterade handelserna kan inte desto mindre ges en naturlig
forklaring, om man antar att flera av Kungahallas invanare insjuknat i
vattuskrack efter att ha bitits av rabiessmittade hundar. I ett sadant lage
ar det ocksa begripligt om en stor del av befolkningen grips av panik och
valjer att lamna staden for att inte sjalv raka ilia ut. Ryktet om att denna
utvandring lamnat staden forsvarslos kan sedan i sin tur ha lockat
venderna att ga till attack. Det gar naturligtvis inte att bevisa att det var
sa det forholl sig, men onekligen skulle det forklara en del av de
overnaturliga inslagen i en berattelse som for ovrigt tycks bygga pa en
nagorlunda autentisk rapport fran ett ogonvittne.
9 Magnus den blindes och Harald Gilles saga, кар. 9—10.
Vad visste Snorre om Kungahalla?
239
Efter det nyss citerade avsnittet kommer sa den utforliga beskrivningen
av hedningamas attack pa Kungahalla den 10 augusti under ledning av
venderkungen Rettibur och dennes bada underhovdingar, Dunimiz och
Unibur. Skildringen av de kvarvarande stadsbornas tappra men i langden
bopplosa forsvar mot overmakten ar har sa realistisk att lasaren far ett starkt
intiyck av historisk autenticitet, och till detta intiyck bidrar inte minst de
manga namnen pa manniskor och platser i Kungahalla. Mirakelberattelsens
teologiska retorik ersatts har under flera sidor med historieskrivarens mer
nyktra framstallning. Man vill darfor gama tro att det mesta bygger pa
vittnesrapporter fran Andreas Brunsson och andra som faktiskt var
narvarande under sjalva anfallet. Man vill ocksa gama tanka sig att de
forekommande uppgifterna om byggnader och platser ar nagorlunda
autentiska och palidiga, trots att endast ett fatal av dessa uppgifter kunnat
styrkas genom arkeologiska fynd eller oberoende kalluppgifter. Men i slutet,
nar hedningama segrat och bereder sig att plundra kyrkan, aterknyter Snorre
till mirakelberattelsens fromma diskurs:
De gick in i Korskyrkan och plundrade den pa alia utsmyckningar.
Prasten Andreas gav kung Rettibur en liten silverinlagd yxa och hans
systerson Dunimiz gav han en fingerring. Av detta tyckte de sig forsta att
han var nagot slags hovding i staden och hedrade honom mer an de andra
manniskoma. De tog det heliga korset och forde bort det. De tog aven
tavlan som stod framfor altaret, den som kung Sigurd hade latit gora i
Grekland och fort till landet. De lade den pa avsatsen framfor altaret.
Darefter gick de ut ur kyrkan.
Kungen sade: «Det har huset har byggts med mycket karlek till den
gud som ager det, men det tycks mig som om platsen och huset har skotts
daligt eftersom guden ar vredgad pa dem som skoter det.»
Kung Rettibur gav kyrkan, skrinet, det heliga korset, plenarieboken och
fyra kleiker till prasten Andreas. Men hedningama brande kyrkan och alia hus
som fanns i borgen. Elden som de tande i kyrkan slocknade tva ganger. Darefter
rev de ned kyrkan och da tog elden sig och den brann som de andra husen.
Darefter gick hedningama till sina skepp med krigsbytet och de gick
igenom sitt manskap. Nar de markte hur mycket skada de lidit tog de allt
folk som krigsbyte och delade upp det mellan skeppen.
Prasten Andreas och hans man gick ombord pa kungens skepp med
det heliga korset. Hedningama blev skramda av det under som skedde, att
det kom en hetta over skeppet sa att de tyckte de var nara att brinna upp.
Kungen bad tolken att han skulle fraga prasten hur detta kom sig.
Han sade att den allsmaktige Gud som de kristna trodde pa sande dem
ett tecken pa sin vrede, nar de vagade forgripa sig pa hans pinomarke, de
Lars Lonnroth
240---------------------------------------------------------------------
som inte ville tro pa sin skapare. «Sa mycket kraft foljer detta kors att det
ofta forut har kommit sadana har jartecken over hedningar da de tagit det,
och ofta anda klarare,» sade han10.
I alit vasentligt ar detta bara en vidare utbrodering av Agrips mirakel-
berattelse, dock med hjalp av realistiska smadetaljer som sannolikt formedlats
till Snorre via Jon Loftsson. Venderkungens ord om den kristne gudens vrede
mot kyrkan — en replik som ar typisk for «adla hedningars» satt att uttala sig i
litterara texter av kristet ursprung — ar salunda framst att betrakta som en
vidare utveckling av det ursprungliga huvudmotivet i mirakelberattelsen: att
hedningamas hemsokelse var ett gudomligt straff for att korsreliken inte
forvarades pa ratt plats. Att elden i kyrkan slocknar tva ganger innan den
brinner ned ar ocksa det ett utpraglat legendmotiv, agnat att understiyka
kyrkobyggnadens helighet. Det avgorande jartecknet, nar hedningama
skrams att slappa i vag prasten med det heliga korset, ar visserligen har mer
utforligt berattat an i A grips, men att det anda ar A grips version som ytterst
ligger till grund for Snorres framgar av att nastan samma formulering fore-
kommer i bada texterna: «det kom en hetta over skeppet sa att de tyckte
de var nara att brinna upp» (Jfr. Agrips: «Da kom en sadan hetta over
hedningama, att de nastan tyckte sig brinna upp»). Och Andreas
Brunssons avslutande predikan for venderkungen aterspeglar A grips
uppgift att «prasten sager till dem att branden kom av Guds rnakt och
det heliga korsets kraft.»
Aven avslutningen ar i god overensstammelse med Agrips, om an
uppenbart kompletterad med information fran annat hall:
Kungen lat satta prastema i skeppsbaten och Andreas bar korset i
famnen. De drog baten langs sidan av skeppet och runt forstaven och
darefter utefter andra sidan till lyftingen. Dar skat de ivag baten mot
bryggoma med batshakar. Prasten Andreas for sedan under natten till
Solberga med korset och det var bade storm och regn. Andreas forde
korset till ett sakert stalle.
Kung Rettibur och det som var kvar av hans manskap drog bort och
tillbaka till Vindland. Manga av de manniskor som de hade tagit vid
Konungahalla var darefter lange i traldom i Vindland och de som blev
frikopta och kom tillbaka till Norge till sina gardar levde alia med mindre
valstand an tidigare. Handelsplatsen Konungahalla har aidrig fatt samma
storhet som den en gang hade ”.
10 Magnus den Hindes och Harald Gilles saga, кар. 11.
” Magnus den Hindes och Harald Gilles saga, кар. 11—12.
Vad visste Snorre om Kungahalla?
241
Liksom i A grips satts alltsa prasten med den heliga korsflisan i en bat
och far ga i land. Daremot sags inte explicit att han sedan for reliken till
Trondheim utan bara «till ett sakert stalle», mojligen darfor att en sadan
formulering battre svarade mot Jon Loftssons vittnesmal. Dock maste det ha
varit bekant for Snorre att korsflisan sa smaningom hamnade i Trondheim,
och han har ju ocksa tidigare i texten berattat att kung Sigurd svurit att
forvara flisan vid arkebiskopsstolen dar Olaf den helige vilade.
Den avslutande upplysningen att Kungahalla «aidrig fatt samma
storhet som den en gang hade» ar intressant i ljuset av mojligheten att
Snorre sjalv varit dar. Har han da sjalv kunnat konstatera att staden inte
svarade mot den bild som Jon Loftsson en gang givit honom? I varje fall
tycks han vara av den uppfattningen, att Korskyrkan och de hus som
fanns i borgen brunnit ned och inte ateruppforts, atminstone inte i
samma dimensioner som tidigare. Om en sadan uppfattning bygger pa
sjalvsyn eller horsagen framgar dock inte av hans text.
Vilka slutsatser kan vi da till sist dra om Snorres kallor till berattelsen
om Kungahalla? Uppenbarligen har Agrips mirakelberattelse, trots sin
knapphandighet, levererat sjalva grundstrukturen. Jon Loftssons vittnesmal
om staden har Snorre synbarligen ocksa i hog grad utnyttjat men
anpassat till mirakelberattelsens framstallning. Den historiska kaman i
Jons berattelse har mojligen varit en rabiesepidemi som pa 1130-talet
drev bort folk fran staden och i sin tur ledde till ett vendiskt piratangrepp
(sadana forekom obestridligen vid denna tid). Men hela handelseforloppet
har av Snorre, Jon Loftsson eller den kyrkliga traditionen underordnats
den fromma legenden om den heliga korsreliken, en legend som for-
traffligt svarat mot arkebiskopsstolens ideologiska behov att havda Trond-
heims ledarstallning framfor andra platser i Norge.
Innebar da detta, att Kungahalla fore 1135 haft en position som ur
Trondheims synvinkel kunnat forefalla hotfull eller alltfor stark? En del om-
standigheter skulle mojligen kunna tyda pa detta, forst och framst uppgiftema
om byggandet av kungsgarden och om kung Sigurds generosa utsmyckning
av Korskyrkan (omtalad bade i Morkinskinna och Heimskringla) men
ocksa sjalva den omstandigheten, att en kungaattling som Jon Loftsson fick
sin uppfostran dar hos kyrkans prast. Att han for fostersonen Snorre skildrat
Kungahalla som en betydande plats ar i varje fall tydligt.
John Lind
The Tsar’s Patrimony
and the Duplication
of Vardo—Vargav
(Borders at the Arctic Ocean
and Levels of Information
in the Late Middle Ages
and Early Modern Times)
In prehistoric times the Northern part of Fenno-Scandia and the
Kola Peninsula was inhabited by Lapps or Saami people, who
mostly in groups lived a cyclic, nomadic or otherwise transhumant life.
To the south lived Germanic and Finnic peoples who were later joined
by Slavonic people, moving North. These were later in various com-
binations to form the three Scandinavian kingdoms and Rus’. Archae-
ologists have been able to show that long before, perhaps as early as
ca. 3200 BC, a distinct cultural border, in Christian Carpelan’s
words «the Lappmark border» \ existed between a non-agrarian, non-
European or eastern culture, which must be considered the precursor
of the present-day Lapps and an agrarian, European or western cul-
ture, which in Finland must be considered the predecessors of pres-
ent-day Finns. In Finland this border followed a line from Vaasa via
Tampere and Lahti to Viborg. Across the border a sort of mutually
advantageous interchange between farmer and hunter took place — in
the beginning on equal terms. There are, however, signs, that with a
greater demand in the south for furs from around 700 AD, the agrar-
ian culture started to dominate and the relationship between the two
cultures became one of exploitation by the people in the south of the
North and its people 1 2. At the same time representatives of the south-
ern culture started to move into the north so that the hitherto stable
border started to be pushed northwards — a process that finished in
1 Cf. Edgren T. & Tornblom L. Finlands Historia. Ekenas, 1993. В. 1. P. 178-
180.
2 Uino P. Ancient Karelia. Archaeological studies — Muinais-Kaijala. Arkeologisia
tutkimuksia. Helsinki, 1997.
The Tsar’s Patrimony and the Duplication of Vardo—Vargav
-------------------------------------------------------------.----- 243
the early nineteenth century, when the whole region had been divided
among the adjacent states.
The existence of an area inhabited exclusively by Lapps but
exploited and taxed by the resident population to the south is first visible
in written sources in the account the Norwegian fanner (storbonde) and
travelling merchant Ottar from Halogaland gave King Alfred of
Wessex in the late 9th century of his travels to the White Sea. From
this account and later from the Norse sagas it is clear that the route
north of Norway into the White Sea by then was not only well-known
but frequently used.
From the opposite direction the region was first penetrated by the
Karelians. Apart from the southern part of the Kola-peninsula, which
was probably reached across the gulf of Kantalahti, they presumably did
not follow the coast but used the inland system of rivers and lakes. At
least from the twelfth century the Karelians came increasingly under
Novgorodian influence, and a Novgorodian tax-collector on the Kola
Peninsula is mentioned in 1216.
Exploitation of the region and its population from the Swedish side is
known from around 1300. It was by then given as a royal privilege to the
so-called Birkarlians. Presumably most of the Birkarlians came from the
Finnish provinces of Sweden and the privilege seems to have been
inherited within a few families. In principle the Birkarlians followed the
same system of rivers and lakes as the Karelians, partly, however,
crossing their routes towards the north-west, moving in the direction of
the White Sea.
In international treaties the status of Northern Fenno-Scandia and
the Kola Peninsula first appears in 1323 and 1326, respectively, when
Novgorod concluded two treaties with King Magnus Eriksson. The first
treaty was with King Magnus in his capacity as Swedish king, the
second as Norwegian king. In the treaty with Sweden, the so-called
Noteborg or Orekhovetskii Treaty, the two parties for the first time
agreed on fixing a border on the Karelian Isthmus between Swedish and
Novgorodian territory with a relatively close set of border-points.
Further to the north the treaty mentions four points, of which the three
positively identified are all important passages in the navigational system
of Lakes Saimaa and Paijanne. The purpose of these points was most
likely to secure access to and passage at these points for both parties,
rather than to separate their respective territories. On its last part the
treaty seems to operate with an unspecified double border along the
John Lind
244
main watersheds. The one between the Gulf of Bothnia and the Gulf of
Finland separated exclusively Swedish territory from a common
territory, while the other, between the Gulf of Bothnia and the White
Sea towards Kantalahti, similarly separated exclusively Novgorodian
territory from the same common territory. In this vast territory, which,
following the Swedish appellation «Allmanning» (Fin. Eramaa), we
can label the Common, the two parties must have had intersecting but
mutually accepted interests, sharing authority in their joint exploitation
of its richness in fur and its Lapp population, who to a certain extent
acted as suppliers of fur in form of tax3.
This treaty took the form of an «eternal» (вечный) treaty. In
contrast the treaty with Norway three years later was only concluded
for ten years. This probably reflects that Norway and Novgorod,
according to the «Saga of King Hakon Hakonarson», had already
concluded a treaty in 1251, the contents of which are unknown to us4 5,
whereas the 1323 Treaty was probably the first between the two
countries. Since then all later treaties between Sweden and Nov-
gorod/Moscow until the Teusina Treaty 1595 (Тявзинский мир)
were also time-limited, confirming the 1323 Treaty. The 1251 Treaty,
therefore, was presumably considered the basic, eternal treaty which
was confirmed in 1326.
Although the border question is also the main concern of the 1326
Treaty, asserting that the old border should be re-established, the exact
fixation of this border was postponed until a Novgorodian envoy should
arrive in Norway. Until then the Norwegian King was authorised to fix
the border according to his own conscience3. An entry in a near-
contemporary codex, presumably originating in the Norwegian Royal
Chancery, however, describes these borders and also outlines the extent
to which both parties had a right to levy tax. According to this text
Novgorod’s border in the west was fixed at Lyngen (Russ. Ивгей =
Fin. Jyykea), on the north-western corner of the Norwegian coast near
Tromso, while Norway’s border in the east was established at Vieljoki
on the southern coast of the Kola Peninsula in the Gulf of Kantalahti of
3 Линд Д. Русско-шведская граница по Ореховецкому (Noteborg — Pahldnalinna)
миру и политический статус севера Фенноскандии / / Средние века. 1997. Т. 59.
С. 96-115.
4 Hakonar Saga // RBM. 1887. Vol. II: Icelandic Sagas. P. 173—235.
5 CL: NGL. 1849. B. Ill, P. 152-153.
The Tsar’s Patrimony and the Duplication of Varda—Vargav
245
the White Sea6. Consequently, similar to Novgorod and Sweden,
Norway and Novgorod had in the north overlapping borders around the
same Common, partaking in its exploitation7.
Although this type of borders may seem odd to a modem observer,
for whom dearly defined border between states is self-evident and may
even seem to be a necessity in order to operate with the very concept of
state, officials from all three states must at the time have been well-
acquainted with this situation and its geographical setting. But as we shall
see it was already in the sixteenth century difficult for state officials to
grasp.
Perhaps because of climatic changes the Northern part of Fenno-
Scandia lost in importance during the fourteenth and fifteenth centuries
and during that period the region seldom appears in the sources.
Presumably everyday life and local exploitation of the region continued,
perhaps on a more or less private basis. But it seems that Norwegian
colonization in the north from then on started to retread. At the same
time both Norway and Novgorod were gradually weakened. At the end
of the fourteenth century Norway entered the Kalmarunion with the two
other Scandinavian countries, in which it steadily lost influence. By 1536
Norway had become little more than a Danish province. In the
meantime Novgorod had lost out in the struggle to preserve its
independence of the expanding Muscovite State by menandering first
between Moscow and Tver’ and finally between Moscow and the
Grand Principality of Lithuania. In the end Novgorod was swallowed
by Moscow in 1478. As a result of these developments political
decision-making, also concerning the Arctic Region, moved to Copen-
hagen and Moscow respectively.
In the sixteenth century, however, the Northern part of Fenno-
Scandia once more gained importance. This was linked to changes in
international trade partly caused by an enhanced demand for goods from
the Arctic region; mostly, however, because of the re-discovery by
English and Dutch merchants of the route north of Norway and the
Kola Peninsula to Arkhangelsk, which had not been in use since the
6 Sverges Traktater. Stockholm, 1877. В. 1. P. 504—513.
7 On the 1251 and 1326 Treaties and the text from the Royal Chancery, cf.: Линд Д.
«Разграничительная грамота» и новгородско-норвежские договоры 1251 г. и
1326 г. // НИС. 1997. Вып. 6 (16). С. 135-143.
John Lind
246
early Middle Ages except, perhaps, on a local basis. This, again, was an
indirect result of the Reformation, which had abruptly upset status quo
in the Baltic region.
The Reformation had at least two consequences of relevance in our
context. It led to a new concept of state in the countries in which it was
enforced. The church had with its international links hitherto been a
powerful force in the state but was now totally subordinated the lang.
The concepts «crown» and «state» instead merged into an abstract
entity, personified by the king. This was an important step towards both
centralised government and the absolute state, fully developed in the
next century. The Reformation, however, also caused the collapse of the
Church-State of the Teutonic Order first of all in Prussia, but it also
severely weakened its Livonian branch in present-day Latvia and
Estonia, surviving a further generation. The Order had from the
thirteenth century controlled a large part of the south and east coast of
the Baltic Sea. Therefore it had also been in control of a large part of the
important east-west trade through the Baltic Sea. After the Reformation
it was no longer possible neither for the emerging secularized states nor
for the Livonian Order to mobilize sufficient strength to counter the
pressure from the neighbouring states, now competing to fill the newly
created power-vacuum. The result was a prolonged state of war in the
Baltic region from the middle of 1550s, which with alternating
participants lasted for almost a hundred years.
The result was a sudden decline in trade between the West and
Russia from the Baltic Sea through the Sound, coinciding with and
partly causing the re-discovery of the northern route. While trade
through the Sound diminished, trade in the north gained momentum.
This meant a considerable loss of income for countries in the Baltic like
Denmark and Sweden. The Danes had for centuries taxed merchant
vessels passing through the Sound. These incomes now declined. The
Swedes, on their part, had with some success, during the Livonian War,
sought to win control over the Russian trade at its ports of embarkation,
first Tallinn and later Narva. Because of the increasing importance of
the route north of Norway this, however, did not yield the income
expected by the Swedish authorities.
With Russia a more or less passive bystander both Denmark-
Norway and Sweden now sought to compensate by winning control over
the northern trade, based on the principle that those states through
which trade passed, and that also applied to the waters adjacent to the
The Tsar’s Patrimony and the Duplication of Vardo—Vargav
states, had a right to levy tax8. The longer the coastline the better the
right tax. Therefore it became of paramount importance to lay claim to
as much of the coastline as possible and to exclude competitors.
Norway was known to have ancient settlements in the area, the fortress
of Vardo (Russ. Варгав) was founded no later than 1307, and had also
traded along the coast from the Viking Age onwards. In contrast,
Sweden’s earlier presence on the coast was at best doubtful. Colonization
from the Swedish-Finnish side had never even come close to the Arctic
Ocean. To authenticate their claim to part of the coastline the Swedes
therefore had to quote their taxation of the Lapps. For centuries trade with
and taxation of the Lapps had, as we saw, been left in the hands of the
Bircarlians. Now, in 1553, the Swedish king, Gustav Vasa, expropriated
their trade and taxation privileges and entrusted them directly to state
officials. Already earlier, in 1542, he had laid the legal foundation for this
with a decree, claiming that all land that was not yet settled, that is with
taxable farms, belonged to the state9. Both these initiative were a
reflection of the new concept of state; and the underlying idea was that if
the Lapps now paid tax directly to the state, they were also subjects of the
state; therefore, the territory on which they gained their living was also part
of that state. Next it was important that the official tax collectors should
operate over the greatest possible area so as to allow the widest possible
territorial claims based on their operation. This led to a scramble for
knowledge about the range of the Bircarlians’ earlier activities. These had
previously been concentrated to the inland regions, but the king send his
interrogators to all the Arctic Fjords where they managed to procure
evidence to the effect that Lapps, taxed by the Swedes, had also visited
the coast. Accordingly, Sweden laid claim to equal right with both
Norway and Russia to the coast, — in the west as far as the Tysfjord,
beyond the old Russian taxational border at Lyngen.
Later Sweden made most of Russia’s general collapse in the
Livonian War by, in the Peace Treaty of Teusina in 1595, forcing them
to acknowledge a Swedish-Russian border to the Arctic Ocean ending
in the Varangerfjord. At the same time Russia agreed to cede all its old
rights to levy tax west of the new border. Based on this treaty the
Swedes now claimed to have rights to two thirds of the taxation between
8 In 1583 England agreed to pay Denmark-Norway a yearly tax for free passage in the
north.
9 Konung Gustaf den Forstes Registratur XIV. Stockholm, 1893. P. 40—41.
John Lind
248----------------------------------------------------------------
Malangen south-west of Lyngen and the new Swedish-Russian border,
with the further implication that Sweden now had the better right to
sovereignty in the area.
The increased activity of the Swedish tax collectors had already in
the previous years been met with suspicion by local authorities and the
Danish governor of the region started making inquiries about the
Swedish activity and then took steps to stop them from reaching the
coast10 *. At first they did not grasp the underlying motives and mostly
feared that the Swedish activity would lead to diminished taxes for the
Danish Crown. However, rumour of the Teusina Treaty with its
Swedish-Russian border through a region, to which the Danes also laid
claim, together with the appearance of a Dutch map of Northern
Europe, highly favourable to Sweden finally activated Danish arctic
policy. Soon after coming of age the young and energetic Danish-
Norwegian king, Christian IV, in 1599 even led an expedition to Varda
and beyond to Teriberka. Faced with Sweden’s continued aggressive
policy and fearing to lose out to the Swedes at the Arctic Coast,
Christian in 1611 finally went to war over the question, the so-called
Kalmar War. Sweden lost and had in the ensuing Treaty of Knaerod in
1613 to give up all claims to the areas in the north, including those it had
gained from Russia in the 1595 Treaty11.
Until the sixteenth century state borders in the modern sense, clearly
separating the territory of one state from another, did not exist at the
Arctic Ocean. Because the regions with settled colonization from the
three countries did not touch one another there was no need to operate
with other types of borders than the ancient borders of Lapp taxation.
This had, as we have seen, resulted in the system of overlapping
borders, reflected in the treaties Novgorod had concluded with Sweden
and Norway, respectively.
After Novgorod had been conquered and incorporated into the
Muscovite state, however, a Russian monastic colonization in the region
began. It was part of the general movement of Russian monastic
10 The Royal Library as well as the State Archive, both in Copenhagen, holds large
collections of originals and copies of reports from local authorities, as do presumably
Norwegian Archives.
" This has been thoroughly described in: Palme S. U. Sverige och Danmark 1596-
1611. Uppsala, 1942.
The Tsar’s Patrimony and the Duplication of Varda—Vargav
colonization into the wilderness of the north. Started in the mid-
fourteenth century, this had spread ever further to the north, as the
popular veneration of the founders had turned the early monasteries into
vast monastic establishments, like the Troitse-Sergievskii or Kirillo-
Belozerskii Monasteries. Likeminded monks therefore had to seek even
further away from populated centres. This movement was one of the
ways Russian culture spread to the various ethnic groups living at the
northern periphery of the Muscovite state and gradually led to their
russification.
Before the middle of the sixteenth century this monastic colonization
had reached the Arctic Coast of the Kola Peninsula. It became
concentrated to the region immediately to the east of the northernmost
Norwegian settlement at Vardohus. Here, almost simultaneously, the
monk Trifon founded the Pechengskii Monastery on the River
Pechenga, while another monk, Feodorit, founded the Troitskii
Monastery on the River Kola. Soon monks from these monasteries
started missionary work among the Lapps and churches were built in the
vicinity. Although this activity suffered a temporary set-back when the
Swedes burned the monasteries and churches during the wars towards
the end of the sixteenth century, it did not end Russian presence in the
region. Therefore, when the international sea route opened in the middle
of the sixteenth century, a new situation had been created in the region.
By now Norwegian and Russian settlements more or less touched one
another and the Russian settlements even overlapped regions which at
least earlier had been settled from the Norwegian side. By now,
however, political decision making in both countries, also concerning the
Arctic Region, had moved to the distant centres of Denmark-Norway
and Russia, Copenhagen and Moscow, respectively. Authorities there
had no personal knowledge of the special conditions in the Arctic region.
Whereas Danish authorities did acquire copies of the 1326 Treaty and
the text specifying the taxational borders, the Muscovite authorities
never had the 1326 Treaty transferred from Novgorod to Moscow
unlike the 1323 Treaty, which was taken from Novgorod during ongoing
negotiations with Sweden in 1537. Therefore authorities, in both
countries, for that matter, had little knowledge of a phenomenon like
overlapping taxational borders. The borders they were familiar with
were territorial borders, more or less clearly separating one state from
another. And it was on the basis of such concepts they interpreted
information they did receive from local authorities.
John Lind
250
In Moscow and Copenhagen the borders at the Arctic Coast came
on the political agenda, when an undated letter of complaint to the Tsar
by the Russian collector of the Lapp-tax Jefimko Onisimovich was
handed over to the leader of a Danish delegation, Klaus Urne, in
connection with negotiations in Moscow in April 1559, otherwise
entirely devoted to Livonian affairs. On the reverse Urne wrote,
«Nordwegische gebrechen. Mosqua. 12 aprilis anno 59». Before that
there is no indication at all that any official, either in Copenhagen or in
Moscow, had had any thoughts concerning their mutual relations at the
Arctic Coast.
In his letter Jefimko complained about the conditions under which
he had to work. Thus the Danes had stopped him from collecting the
tax due to him west of the fortress Vardo; none-the-less, the Tsar’s
tax-inspectors demanded to receive the full amount. This is how he
begins:
«There is, Lord, in your sovereign patrimony (государева отчине)
at the Murman Sea in the Varangerfjord (Варенская губа) a river, a
fishing place, and its name is Polnaia river. In this Polnaia river, Lord, the
Lapps of Varensk volost previously fished; and these Lapps, Lord, paid
tax to you and to the Danish king. But now, Lord, the Danish king’s peo-
ple (немцы) have seized half of this river for themselves. These Danish
Nemtsy have a fortress (приездный городок), Vardo (Варгав), on an
island in the sea at a promontory; and these Nemtsy, Lord, do not let any
of your subjects pass on their business to the River Tana, neither in small
boats nor in Lodjer. But this Tana, Lord, is your sovereign patrimony, and
the Tana issues in the ocean beyond their fortress Vardo And on the left
side, Lord, your tax-collectors travel 1000 versts beyond Tana over land,
watersheds all the way to Lyngen (Ивгей) to your Russian borders
(руские межи), which border is with the Danish King»12.
In this account of the Arctic situation three points are of particular
interest here: the fact that the Danish fortress Vardo by implication is
situated on the Tsar’s patrimony; that this patrimony seemingly extends
a further 1000 versts beyond Vardo and Tana to Lyngen, i. e. to the
old taxational border; and that Jefimko adduces a Polna River at
12 ЕЦербачев Ю. H. Русские акты. СПб., 1897. С. 51—54; original in DRA,
TKUA Speciel Del Rusland. No 36 in the dossier «Supplikationer fra russiske
undersatter 1559 ff.».
The Tsar’s Patrimony and the Duplication of Vardo—Vargav
Varangerfjord where Lapps used to pay tax to both states13. All three
elements appear later in the Russian-Danish diplomatic exchanges but
with significant variations in meaning and contents, which discloses a
confusion among officials in the Chancery of Foreign Affairs or
Pasol'skii Prlkaz in Moscow, which reached almost schizophrenic pro-
portions, because they were unable to understand incoming information
from different informants correctly.
In August 1585 Tsar Feodor wrote an extensive letter to Frederik II
where he takes up border-related questions in the Arctic region in two
different contexts. First, without referring to a specific border, the Tsar
enumerates a number of localities on the Kola Peninsula that as part of
Novgorod- and Dvina-territory constitute his patrimony. This territory
is said to have been settled by Russians, Karelians and Lapps, who
have paid tax to the Tsar’s predecessors. None of the listed localities lies
to the west of the rivers Neiden and Pasvig on the North Coast of the
Kola Peninsula and Poriaguba on the South Coast14. The territory thus
covered in the 1585-letter, corresponds precisely to the territory, over
which the newly installed Voevoda on Kola Castle was put in charge. In
1584 he explicitly informed the Danes that his jurisdiction did not
extend to all Lapland, only to the towns Kereti, Kandalaks, Poraguba,
Kauda and Kola15. Obviously the 1585-letter’s definition of the Tsar’s
patrimony was based on information from the Voevoda. This version of
the Tsar’s patrimony by and large coincided with the territory which had
at the time been settled by Russians. Later in the 1585-letter the Tsar
returns to the question of borders without refering to his earlier
declaration on the extent of his «patrimony». Here Tsar Feodor
explicitly refers to Jefimko Onisimiovich’s Polna River as border: «from
the beginning, however, the border between our two people, living in
Kola and other places and those who live in the fortress Vardo, was the
15 On the Polna River in Russian sources see: Линд Д. Религиозно-политические
предпосылки «Рукописания короля свейского Магнуша» по шведским и рус-
ским источникам // ДГ. 1999 г. М., 2001.
14 Щербачсв Ю. Н. Русские акты. С. 220—223, repeated in 1620—1621. С. 539, 563.
15 Щербачев Ю. Н. Дацкий архив. М., 1893. № 451 (original in DRA, TKUA
Speciel Del Rusland. No 16). The earliest mention of a Voevoda in Kola is
7.05.1583 (Ibid. № 444); on 13.09.1582 the Voevoda in Kholmogory was still in
charge of the area (Ibid. № 443). — In view of the difficulty in identifying some of
the names I retain the spelling of the sources.
John Lind
252
river Polna» I6. No doubt he borrowed Polna River from Jefimko’s
complaint and in claiming it as border he may well have been inspired
by Jefimko’s account on how both Denmark and Russia took tax from
the Lapps in Polna River.
Thus in contrast to the 1559-complaint the Tsar’s patrimony now
only extends as far as the Russian settlement, and the Russian border
with Denmark is no longer Lyngen but Polna, while Vardo is accepted
as being located on Danish soil. So far so good. The letter shows no
outspoken confusion over concepts and political and geographical
realities in the region. However only half a year later, in March 1586,
Tsar Feodor sent another letter to Frederik II and here confusion is
complete. If it was not for the fact that the confusion, as we shall see,
must be of older date, we would think that officials in the Posol’skii
prikaz had spent the intervening six months pondering over what reality
cou/d be behind the two seeming/y irreconcilable versions of the Tsar’s
patrimony they were receiving from their two local informants, the tax-
collector and the voevoda. The explanation they reached was that the
present Danish king, Frederik II, in addition his stronghold on Vardo
on Danish territory had built a new Vardo Castle located in the Tsar’s
patrimony. Thus Moscow officials had started to operate with a virtual
clone of Varde Castle on the Arctic Coast. One «Old» Varde, which
they accepted as located on Danish territory as Vardo was according to
the Voevoda’s version of the Tsar’s patrimony, and one «New» Vardo,
which they claimed to have been erected on the Tsar’s territory, which,
of course, the real Vardo was according to Jefimko’s version17. While
the Russians now accepted the «Old» Vardo they strongly demanded
the «New» Vardo to be demolished!
On arrival in Copenhagen this letter must have perplexed Danish
officials just as much as it does the modern reader. As it turned out it
proved impossible for the Danes to dissuade the Russians from this
misconception. During the next thirty to forty years, therefore, it
regularly popped up in the diplomatic exchanges, accompanied with a
demand to demolish the «New» Vardo. In 1624 a Russian tax-collector
even compiled a «List of Lapp Settlements, with Information on their
Taxation, Population and Distance from Kola Castle and Vardo», in
which he was able to determine the distance between the two Vardo’es
16 Щербачсв Ю. H. Русские акты. С. 222.
” CL: Ibid. Р. 230.
The Tsar s Patrimony and the Duplication of Vardo—Vargav
to 600 versts [c. 600 kms]! While the distance from Old Vardo to
Tromso and Malangen is 300 versts18 19.
The duplication of Vardo had a cartographic extension. Thus on
Abraham Ortelius' «Septentrionalium Regionum Descriptio» dated 1570,
we find one «Wardhuys» at 40" east, while at 60" east we find another
«Wardhuis». In between the mapmaker has placed a «Caienska semla»,
taken, perhaps through mediaries, from Sigmund Herberstein’s earlier
map . In Gerard de Jode’s map from 1578 the easternmost Vardo,
According to Kristian Nissen, is even named «Wardhus Rhuten»20.
Considering that Ortelius’ map is from 1570, while the concept of «Old»
and «New» Vardo only appears in a Muscovite source from 1586, we
cannot exclude, that the 1586-text was inspired by a West-European
map. The basic confusion must, however, be of Russian origin.
Otherwise it is difficult to understand how it arose.
Although a misconception like this undoubtedly was the stuff of
which wars could be made and although the border question at the Arc-
tic Ocean continued to dominate the diplomatic exchanges between the
two countries for decades to come, it never led to war between Denmark
and Russia. This was undoubtedly due to the fact that the two countries
had a common enemy in the rising power of Sweden. They needed one
another to counterbalance Sweden. Besides the Arctic Coast once more
lost some of its importance during the seventeenth century when the
dominance of Sweden in the Baltic once more made Russian trade with
the West through the Baltic Sea more secure. Therefore the conflict
remained a diplomatic one and it took until 1826 before a border could
finally be agreed upon and the last remnants of the Common abolished.
The fact, however, that such a blatant misconception could arise in a
foreign-policy-making organ as the Posol’skii prikaz in Moscow is
thought-provoking, indeed.
№ Broch O. & Stang C. Russiske aktstykker fra det 17. Arh. til Finnmarks og
Kolahalveens historic. Oslo, 1961. P. 11—53 (Russian text with Norwegian
translation). Here in particular p. 17—29.
19 Facs. edition in: Nissen K. Norge i kart / / Norge. Oslo, 1963. В. IV.
20 Vardohus festning 650 ar. Oslo, 1960. P. 35.
В. И. Мату зоеа
Борьба за Полоцк
в «Новой
прусской хронике»
Виганда
Марбургского
В «Новой прусской хронике» герольда Тевтонского ордена Ви-
ганда Марбургского (завершена в конце XIV в., во время
правления великого магистра Конрада фон Валленрода, 1391—1393)
содержатся два фрагмента, повествующие о борьбе литовских кня-
зей за Полоцк. Оба фрагмента не датированы, но время событий
определяется по другим современным источникам (хроника Гер-
мана фон Вартберге, Торуньские анналы). Первый фрагмент от-
носится к 1379 г. и посвящен вокняжению в городе Андрея, стар-
шего сына великого князя литовского Ольгерда (1345—1377).
Второй повествует о походе на Полоцк литовского князя Скиргай-
ла и об осаде этого города в августе 1381 г. (начало похода То-
руньские анналы датируют 10 августа 1381 г.). Описываемые со-
бытия упоминаются лишь в нескольких работах русских, белорус-
ских и польских ученых по истории Великого княжества Литов-
ского и по истории Полоцка1, но без ссылки на источник. Пере-
сказ первого из приведенных ниже фрагментов содержится в ста-
тье немецкого ученого XIX в. Ф. Болдта1 2.
Между тем эти фрагменты представляют интерес не только по-
тому, что посвящены эпизодам истории русского города. Они оба
1 Иловайский Д. История России М., 1884. Т. 2: Московско-Литовский период
или собиратели Руси, Брянцев П.Д. Очерк древней Литвы. Вильиа, 1891,
Ochmanski J Histona Litwy. Wroclaw, 1882, Krzyzaniakoiva J.. Ochmanski /
Wladyslaw II Jagiello Wroclaw, 1990; Александров Д. H„ ВолодихинД.М
Борьба за Полоцк между Литвой и Русью в XII—XVI веках. М., 1994; Ар-
лоу У. Таямнщы полацкай псторьп. Мшск, 1994.
2 Boldt F. Der Deutsche Orden und Litauen 1370—1386 / / Altpreussische
Monatsschnft 1873 Bd X S 415
Борьба за Полоцк в «Новой прусской хронике» Виганда Марбургского
255
свидетельствуют о сложной политической ситуации в Великом
княжестве Литовском. Особенно красноречив второй из них, и не
только потому, что 1381 г. знаменует начало ожесточенной поли-
тической борьбы в Великом княжестве этот фрагмент интересен
и тем, что свидетельствует об изначальной сложности политиче-
ского конфликта вокруг Полоцка, выводящей его за рамки кон-
фликта сугубо внутреннего. Если в первом фрагменте магистр по
своей воле вмешивается в военный конфликт, то во втором литов-
ский князь Скиргайло сам обращается за военной помощью к ма-
гастру Ливонского ордена, обещая ему за это отдать «в вечное
владение» «небольшую землю». Несомненно, именно сопричаст-
ность Ливонского ордена обоим событиям и послужила причиной
их включения в хронику орденского герольда.
Предыстория событий такова. Великий князь литовский Оль-
герд имел от двух браков 12 сыновей. Старшим сыном от брака с
витебской княжной Марией был Андрей, а старшим сыном от вто-
рого брака с Юлианой Тверской — Ягайло. После смерти отца
началась борьба за верховную власть между братьями. Великим
князем литовским стал Ягайло, поддержку которому оказывал ве-
ликий магистр Тевтонского ордена Винрих фон Книпроде (1352—
1382)* 4. Андрей, ставший в 1379 г. при помощи ливонского маги-
стра правителем Полоцка, с дружиной ушел в Московскую Русь к
князю Дмитрию (Донскому) и в 1380 г. сражался на поле Кули-
ковом под его знаменами.
Во главе Полоцка Ягайло поставил своего брата Скиргайло,
который впоследствии поддерживал Ягайло в его борьбе против
брата Ольгерда Кейстута, а заодно и против Андрея, сводного
брата Ягайло и потенциального сторонника Кейстута. Однако, как
свидетельствует второй фрагмент, новый князь вызвал недоволь-
ство населения Полоцка, которое взбунтовалось, не желая нахо-
диться под властью князя-язычника. Именно это послужило при-
чиной развернувшихся событий. (Известно, впрочем, что впослед-
ствии Скиргайло принял крещение и получил православное имя
Иван.)
’ Александров Д. Н.. Володихин Д. М. Борьба за Полоцк. С. 42.
4 Conrad К. Winrich von Kniprode 1352—1382 // Die Hochmeister des Deutschen
Ordens. 1190-1994. Marburg, 1998. S. 86.
В И Мату зови
256
Борьба за Полоцк подвигла Кейстута к решительным действи-
ям Он внезапно напал на город Ягайло Вильно и захватил вели-
кого князя в плен, но в 1382 г и сам стал жертвой вышедшего на
свободу великого князя
Тексты фрагментов приводятся по изданию: Die Chromk
Wigands von Marburg. Ongmalfragmente, lateinische Uebersetzung
und sonstige Ueberreste I Th Hirsch 11 Scnptores rerum Prussica-
rum. Leipzig, 1863 Bd. II S. 591 (1), 607 (2).
Текст
1 Magister Lyvoniensis, senciens Rutenos m obsidione Plockow
congregata copia properabat illuc, sed Ruteni attediati tnbus diebus ante
eius adventum abcesserant, invadensque Rutenos suos salvavit Ruteni
tandem occurrunt magistro in amicicia, ferentes munera preciosa et
liberaliter distnbuunt eciam inter preceptores, et fit unio inter partes,
jurantque per crucem, quod de cetero Rutenos molestare non velint
Jurant quoque Ruteni per honorem, quod oidini velint adherere et placere
Magister cum suis sustulit famem et sitim 3 diebus in stacione, transutque
ad opidum Ploskow, ubi Ruteni a magistro petunt sibi regem dare, unde
consiho preceptorum dedit eis Andream de semine regio ortum in regem
Quo facto convertit se ad patnam cum preceptonbus suis, ad quam
venerat cum salute
2 Ante certa tempora narrabatur, quomodo films Aleardi esset rex m
Ploskow Ruteni vero putabant in nullo eventu habere regem paganum et
vi expulerunt eum Postea Schirgal cum magno exercitu intrat Russian!
proponens obtinere vi Ploskow, sed Ruteni opidum defendebant, unde
Schirgal mittit legatos magistro Lyvoniensi, vocans eum, promittens ordim
dare ternculam perpetuo possidendam, ut eciam festinaret, quia Ruteni
cum potentia resisterent ei nec curarent multitudinem suam, ideo supplicat
subsidium a magistro, qui cum preceptonbus suis cum magno exercitu
venit in Ploskow, pugnans contra paganos et stetit XI diebus ante Ploskow,
nec voluit abcedere Schirgal in continenti magistro terram promissam
presentavit, in qua magister edihcavit domum Nenem advertente
Перевод
1 Ливонский магистр [1], полагая, что рутены [2] осаждают Плоцков
[3], собрав войско, выступил туда, но рутены, простояв три дня, пе-
ред его приходом сняли осаду, и он, напав на них, освободил своих
Борьба за Полоцк в «Новой прусской хронике» Виганда Марбургского
257
рутенов. Рутены же дружески встретили магистра, принеся дорогие
дары, и, как полагается, одарили и прецепторов [4], и был союз между
сторонами, и поклялись на кресте, что впредь не будут причинять вред
рутенам. Поклялись и рутены честью, что будут верно служить ордену.
Магистр, который вместе со своим войском вел оборону, испытывал
голод и жажду и пошел в город Плоское, где рутены попросили маги-
стра дать им короля; и тогда по совету прецепторов дал им королем
Андрея из королевского рода. После этого он отправился восвояси со
своими прецепторами и воротился на родину во здравии5.
2. Некоторое время тому назад говорилось [5], что королем в Плоскове
был сын Альдгарда [6]. Рутены же и помыслить не могли, чтобы ко-
ролем их был язычник, и изгнали его. Впоследствии Скиргал [7] с
великим войском вторгся в Руссию, намереваясь силой взять Плос-
кое; но рутены обороняли город, и потому Скиргал направил послов
к ливонскому магистру, обращаясь к нему за помощью и обещая дать
небольшую землю в вечное владение ордену и прося поспешить, ибо
рутены, несмотря на множество нападавших, оказывали ему мощное
сопротивление. И таким образом он вымолил помощь магистра. Ма-
гистр со своими прецепторами и с большим войском пришел к Плоско-
ву и сразился с язычниками и И дней [8] стоял у Плоскова и не хотел
уходить. Скиргал даровал магистру прилежащую [к его владениям] обе-
щанную землю, а магистр построил в ней крепость на берегу Нерен [9].
Комментарий
[1] Ливонский магистр. — Магистром Ливонского ордена в 1365—
1384 гг. был Вильгельм фон Фреймерсберг.
[2] Рутены. — Этноним, который в орденских хрониках обычно обо-
значает русских.
5 Учитывая, что перевод хроники Виганда Марбургского (хроника по заданию
Иоанна Длугоша и, возможно, с его участием в 1464 г. была переведена с не-
мецкого языка на латинский) зачастую сбивчив и неясен, Т. Хирш счел необ-
ходимым дать следующее пояснение к данному фрагменту. Некий изгнанный
из «Плоскова» князь осаждает город с помощью созванных русских (руте-
нов), но отступает, когда на помощь городу приходит магистр Ливонии. Оса-
ждавшие уходят, но по пути наталкиваются на войско магистра, который на-
падает на них, одерживает победу и заставляет подчиниться ордену. Затем
магистр идет в «Плосков» и сажает на княжеский стол Андрея из рода литов-
ских князей.
В. И. Матцзова
258 --------------------------------------------------------------
[3] Плоцков. — Полоцк. В хронике Виганда Марбургского, как видим,
этот топоним встречается в двух формах: Plockow и Ploskow.
[4] Прецепторы. — Прецептор, или комтур (командор) — глава округа
(комтурства) в Тевтонском ордене.
[5] Некоторое время тому назад говорилось- — Виганд Марбургский
связывает данный фрагмент с предыдущим.
[6] Сын Альгарда. — Сын великого князя литовского Ольгерда Анд-
рей, упомянутый в первом фрагменте, княживший в Полоцке с пере-
рывами в 1342—1387 гг.
[7] Скиргал. — Скиргайло.
[8] И дней. — Ошибка переводчика хроники. Согласно Торуньским ан-
налам, ливонские рыцари осаждали город 14 недель.
[9] На берегу Нереи. — Под названием Нерси в XIV в. могли быть из-
вестны Неринга (на Куршской косе) или Вилия. Текст не позволяет
дать однозначную локализацию.
И. Г. Матюшина
О функциональном
синкретизме
рыцарской саги
В статье «Устная традиция в Повести временных лет: к вопросу
о типах устных преданий» Е. А. Мельникова пишет: «Изобра-
жаемые летописцем законность наследования киевского стола и от-
сутствие борьбы за него воплощали идеальное состояние „Русской
земли*', при котором не было места княжеским усобицам, а усилия
киевских князей направлялись на благополучие и процветание
страны. Не случайно, отмеченный выше „набор" деяний первых
князей — это действия, которые в глазах летописца (и в реально-
сти) обеспечивали рост Древнерусского государства (покорение
племен), установление в нем порядка (введение „уставов и уро-
ков") и благоденствия (основание городов), наконец, его призна-
ние Византией (походы на Константинополь и тексты договоров),
занимавшей столь важное место в культурной и религиозной жиз-
ни Руси XI в.» ’.
Обратившись от летописи к историческому источнику иного типа —
к исландской королевской саге, — мы тоже узнаем о правителе,
чьи усилия были направлены на благополучие и процветание своей
страны. Как и в ПВЛ, в «Саге о Хаконе Старом», составленной
в 1264—1265 гг. Стурлой Тордарсоном (1214—1284), рассказы-
вается о тех действиях ее героя, которые в глазах автора обеспечи-
вали рост государства, установление в нем порядка и завоевание
места в культурной жизни средневековой Европы. Подобно лето-
писцу, изображающему в ПВЛ справедливое наследование вла-
1 Мельникова Е. А. Устная традиция в Повести временных лет: к вопросу о
типах устных преданий / / Восточная Европа в исторической ретроспективе:
К 80-летию В. Т. Пашуто. М., 1999. С. 165.
И. Г. Матюшине.
260
сти, отсутствие соперничества за нее и княжеских усобиц, Стурла
подчеркивает законность избрания тринадцатилетнего Хакона ко-
ролем в 1217 г. (на что претендовали также Гутторм, сын Инги, и
ярл Скули, брат Инги). В саге рассказывается, как Хакон был
признан бесспорным наследником престола в Бергене в 1223 г.,
добившись подтверждения архиепископом закона о наследовании
королевской власти, а в 1225 г. женился на Маргрете, дочери ярла
Скули. В 1239 г. ярл Скули, по-прежнему стремившийся захватить
власть, объявил себя правителем на Эйратинге в Нидаросе (Трон-
хейме), поднял восстание, которое было подавлено, и был убит. По-
сле этого Хакон сделался единственным властителем страны и
правил ею почти полстолетия (1217—1263). О ярле Скули Стурла
с осторожностью пишет, что его можно было бы назвать одним из
величайших людей, рожденных в Норвегии, «если бы несчастли-
вое дело не приключилось с ним в последние дни его жизни»2.
Приказ составить «Сагу о Хаконе» Стурла получил от сына
короля Хакона Магнуса (1263—1280), прозванного впоследствии
Исправителем Законов, который приходился ярлу Скули родным
внуком, на основании «его собственных советов и рассказов муд-
рейших людей» (eftir sjdlfs hans rddi ok inna vitrustu manna
forsogn)3. О самом Стурле Тордарсоне — авторе саги — следует
добавить, что он был племянником и близким другом Снорри Стурлу-
сона, убитого в 1241 г. по приказу короля Хакона Хаконарсона, и
кроме того, одним из самых ярых противников подчинения Ислан-
дии Норвегии, осуществленного королем Хаконом в 1262—1264 гг.
Оба эти обстоятельства заставляют нас по достоинству оценить
беспристрастность взгляда Стурлы на те королевские деяния, о ко-
торых он говорит в своей саге. Стурла рассказывает о том, как Ха-
кон обменивался посланниками, сообщавшими ему о происходящем
на Сицилии, с императором Фридрихом II (ум. 1250 г.), как он
выдал одну из своих дочерей (Кристин) за Филиппа, брата короля
Кастилии Альфонсо X, в 1257 г., как он заключил торговый дого-
вор с Любеком, а позднее посылал богатые дары (исландских со-
колов) султану в Тунис, как установил тесные связи, торговые и
дипломатические, с Англией.
2 Hakonar saga gamla / Gudni Jonsson / / Konunga sogur. Reykjavik, 1957. B. 3.
Bl. 314.
3 Sturlunga saga / Jon Johannesson. Reykjavik, 1946. B. 2. Bls. 234—235.
О функциональном синкретизме рыцарской саги
261
Особенный интерес представляет описание коронации Хакона
летом 1247 г. (гл. 222—227). По его настоянию папа римский
прислал на коронацию кардинала Уильяма из Сабины. Во время
путешествия кардинал остановился у английского короля Генри-
ха III, от которого получил совет не ехать дальше. Кардинал, од-
нако, не послушался и был вознагражден тем, что в Бергене при-
нял участие в великолепном празднестве. На пиру кардинал
вспомнил нелестное мнение о норвежцах, услышанное им в Анг-
лии: «Мне сказали, что я увижу здесь мало людей, а те, кого я
встречу, будут больше походить по своему поведению на зверей,
чем на людей. Теперь же я смотрю на бесчисленных обитателей
этой страны с хорошим, мне кажется, поведением... Меня напуга-
ли, что я получу немного хлеба и мало другой еды, и все здесь бу-
дет плохим, но мне кажется, что тут запасено всего в избытке, и
дома, и корабли полны всего. Мне также сказали, что мне будет
нечего пить, кроме воды и сыворотки. Но теперь, хвала Господу, я
вижу здесь все хорошие вещи, которые лучше иметь, чем обхо-
диться без них»4.
Король Хакон едва ли мог не обратить внимания на повторен-
ные кардиналом слухи, тем более что во время торжеств столкнул-
ся с еще одной сложностью, тоже описанной в саге: «В это время
летом было много дождя, поэтому нельзя было устроить застолье
на открытом воздухе... У короля Хакона было возведено большое
здание в гавани, которое предназначалось использовать как кора-
бельный сарай... Король сказал: „Господин, так как у нас нет
большого здания, что ты скажешь, если мы устроим пир здесь,
тогда с нами сможет быть больше людей?" Кардинал ответил:
„Мне кажется, что это самая лучшая мысль"»5.
К тому времени, когда состоялось следующее празднество,
описанное в саге, — свадьба сына Хакона Магнуса (1261 г.), —
уже не было недостатка в достойном помещении. Король Хакон
спросил Магнуса, где он хочет праздновать свадьбу: все в том же
корабельном сарае или в королевских покоях. Магнус ответил, что
предпочел бы новые королевские покои, которых не было, когда
состоялся первый пир. Скорее всего, речь в саге идет об огромном
4 Hakonar saga. Bl. 329.
s Ibid. Bl. 326.
И. Г. Матюшина
262
каменном дворце Хаконсхаллен, возведенном к тому времени в
центре Бергена.
Король Хакон, как известно, поспешил возвести не только
дворец, удовлетворяющий самым изысканным вкусам европейских
гостей, но и замечательные каменные соборы, построенные и ук-
рашенные англо-нормандскими мастерами, в Бергене и Тронхей-
ме. Именно в них проводились отныне коронационные торжества,
описание которых, данное в «Саге о Хаконе», позволяет составить
представление о короле, стремящемся как можно быстрее интегри-
ровать свою страну в европейскую культуру, и его дворе, желаю-
щем перенять европейские манеры, ученость, литературу.
По приказу короля Хакона в Скандинавии стали впервые пе-
реводиться рыцарские романы. Его имя называется во многих ры-
царских сагах (riddarasogur): в «Саге о Тристраме» — первой
переводной саге, созданной в 1226 г., «Саге об Ивене», «Саге об
Элисе и Розамунде», «Стренглейкар», «Саге о плаще». Даже ес-
ли эти упоминания королевского имени — не более чем дань тра-
диции, они говорят о высокой литературной активности при дворе
Хакона Хаконарсона.
Во время правления Хакона были не только переведены ры-
царские саги, но и создано одно из самых известных произведений
скандинавского Средневековья — «Королевское Зерцало» (Konungs
Skuggsjd). В этом сочинении воинская премудрость, энциклопеди-
ческая ученость (физика, география), правила поведения облека-
ются в диалогическую форму — отец дает наставления своему сы-
ну. Вероятно, «Королевское Зерцало» было сочинено представи-
телем духовенства, превосходно владевшим знанием библейской
экзегетики, для наставления юных сыновей Хакона — Магнуса и
Хакона. Здесь приводится перечень тех качеств, которые необхо-
димо иметь королю и его придворным: они должны любить Господа,
стремиться к справедливости (rettvisi), правде (sannendi), миро-
творству (f nd semi), милосердию (miskunn), благоразумию (mannvit),
хорошему воспитанию (sidgsedi), обходительности (haeveska), сми-
рению (litillxti), важность которого иллюстрируется многими биб-
лейскими примерами.
Изображенный в «Королевском Зерцале» идеал правителя
(богобоязненный, смиренный, мудрый, сдержанный, справедли-
вый, милосердный, правдивый), видимо, повлиял на литературные
портреты персонажей рыцарских саг, прежде всего короля Артура,
О функциональном синкретизме рыцарской саги
263
как он описан в «Сагах о британцах» (XIII в.), скандинавском пе-
реложении «Истории королей Британии» Гальфрида Монмутско-
го, в «Саге об Ивене», «Саге об Эреке», «Саге об Элисе и Роза-
мунде», «Саге о плаще». Идеализация образа правителя (прояв-
ляющаяся даже на стилистическом уровне в частом использовании
приема конденсации суперлативов: «отважнейший» — hinn vaskandi,
«мягчайший» — hinn mildasti, «кротчайший» — blidasti, «искусней-
ший в советах» — hagrddasti), возможно, связана с тем, что в нор-
вежском обществе, где независимая придворная знать ранее не
существовала, королю предназначалась особая роль.
Подобно «Королевскому Зерцалу», рыцарские саги, очевидно,
были своеобразными учебниками придворного поведения, настав-
ляющими правителя и его двор в традициях рыцарства и христиан-
ской морали. Главной рыцарской добродетелью почитается в них
смирение, приписываемое в «Саге о Парсевале» даже Гавейну
(характерные для его рбраза черты суммируются в рифмованных
строках: «рыцарство со смирением, куртуазность с прекрасной
мягкостью» — riddaraskap med litillaeti, kurteisi med fogru blidlaeti6).
Похожие сентенции, нередко рифмованные, часто добавляются
переводчиками рыцарских саг.
Цели, которые ставит перед собой автор «Королевского Зерца-
ла», излагаются в прологе и поразительно напоминают те задачи, о
которых говорят в своих произведениях переводчики рыцарских
саг: «Эта книга написана для учености (frodleikur) и развлечения
(skiemtan), из нее многое можно почерпнуть, если написанное в
ней хорошо воспринять и запомнить»7 8. Те же цели упоминаются в
прологе к переложению лэ Марии Французской, названном «Стренг-
лейкар» (Strengleikar — букв. «Игры для струнных»). Его автор
рассказывает о стремлении донести до настоящих и грядущих по-
колений «те истории (p&im sogum), которые ученые мужи (marg-
froder тепп) сочиняли о делах давно прошедших дней и написали
в книгах для постоянного напоминания, для развлечения и как ис-
точник большой учености для будущих людей» (til cevenloegrar
aminningar til skcemtanar ok margfroedes uidr komande pioda6).
6 Parcevals saga I Bjami Vilhjalmsson // Riddarasogur. Reykjavik, 1951. B. 4. Bl. 277.
7 Konungs Skuggsja. Speculum Regale / Magnus Mar Larusson. Reykjavik, 1947. Bl. 2.
8 Strengleikar / R. Cook, M. Tveitane. Oslo, 1979. P. 4.
И. Г. Матюшина
264
В обоих прологах ставится акцент на поучительной стороне и мо-
ральной пользе повествований. Та же топика aedificatio присутст-
вует в «Саге о Ремунде, Королевском Сыне», «Саге о Флоресе и
его сыновьях», «Саге о Нитиде», «Саге о Викторе и Блавусе»,
в которых аудитория, возможно, находила моральное наставление,
высказанное в виде художественных примеров.
Вероятно, перевод рыцарских саг связан с монастырской тра-
дицией, а многие, если не все, переводчики саг были клириками.
Отсутствие темы куртуазной любви, устранение из переводов лю-
бовных сцен, мизогинизм мог быть обусловлен взглядами мона-
стырских переводчиков. Примечательны черты сходства, в том
числе и функционального, рыцарских саг с сагами о святых (heilagra
manna sogur): явно выраженное в обоих типах саг наставление,
склонность к иллюстративности и морализации, неизменность харак-
теров, отсутствие сложной образности, утрата индивидуальной семио-
тической структуры, характерной, например, для саг об исландцах,
стилистика (простой синтаксис, прямой порядок слов, избыточность
перечислений). Сходство рыцарских саг с агиографической и дидак-
тической литературой, возможно, объясняется происхождением их из
одной, достаточно однородной, среды образованного духовенства.
По сравнению с оригиналами дидактика в рыцарских сагах уси-
ливается, что проявляется в интерполяции духовно-назидательных
фрагментов. В этих дополнениях превратности судьбы героев объ-
ясняются волей Господа. Так, в отличие от романа Кретьена, где
Энида просто отказывается изменить мужу при любых обстоя-
тельствах, в «Саге об Эреке» Эвида пытается противостоять уха-
живаниям Милона, напоминая ему о его христианском долге. Если
в романе Кретьена злодей Галуан погибает без всякого раскаяния,
то в саге умирающий Милон видит в своей горькой судьбе Божью
волю. Гвиневера произносит краткую проповедь побежденному
Эреком Малпиранту, объясняя ему, что прощает его, так как
«величайшая победа» (mestr sigr) — это та, которую можно
одержать над собственным гневом. Это наставление, наследую-
щее, подобно другим вставным комментариям (ср. также отступ-
ление о женской неверности в «Саге об Ивене», о грехах в «Песне
об Эквитане» из «Стренглейкар» и т. д.), назидательный тон про-
поведей, отсутствует во французском романе.
Очевидно, дидактическая ценность рыцарских саг была скорее
морально-этической, чем придворной. В отличие от Германии, на-
О функциональном синкретизме рыцарской саги
265
пример, где романы Кретьена послужили образцом для средне-
верхненемецкого рыцарского романа (Гартманна и Вольфрама),
выражающего идеологию придворной аудитории и практические
нормы этикета, в Скандинавии, где подобной аудитории ранее не
существовало, романы оказались лишенными феодальной идеоло-
гии и редуцированными до простых рассказов о похождениях ге-
роев с традиционной нарративной структурой, лежащей в основе
фольклорно-мифологических историй (герой убивает дракона, за-
воевывает принцессу и т. д.). Ключевое в романе понятие aventure
функционально обесценивается в сагах — герой не развивается, не
улучшается благодаря приключениям, не стремится к нравствен-
ному совершенству, потому его подвиги теряют смысл; символика
же круглого стола короля Артура, к которому герои возвращались
обновленными нравственно и духовно, исчезает.
Важнейшей функцией рыцарских саг было развлечение (sagna-
skemmtan). Они, очевидно, исполнялись в условиях, сходных с
теми, которые описываются в знаменитом рассказе из «Саги о
Торгильсе и Хавлиди» о свадебных торжествах в Рейкьяхоларе в
1119 г.: «там был большой шум и большая радость, хорошая потеха
(skemmtan god) и много разных игр: танцы, борьба и забава сага-
ми (sagnaskemmtan)... Они (гости) сидели на пиру в течение семи
полных ночей»9. Вполне возможно, что рыцарские саги тоже ис-
полнялись как развлечение на пиру. Так, в прологе к «Саге об
Элисе и Розамунде» говорится: «Теперь слушайте внимательно!
Хороший рассказ (f$gr fr&di) лучше, чем полное брюхо. Пока
слушаешь сагу, нужно пить понемногу, но не слишком напиваться.
Это честь рассказывать сагу, если слушатели внимательны, но на-
прасные усилия, если они перестают слушать» ’°. Как и француз-
ские романы, рыцарские саги, очевидно, читались вслух по руко-
писи (ср. в «Саге о Ремунде, Королевском Сыне»: «Поблаго-
дарим того, кто читал, того, кто написал, и всех тех, кто слушал» —
Hafi sa Jjokk, er las, og sa, er skrifadi, ok allir f>eir, er til hlyda").
Во многих рыцарских сагах идет речь о том, что вполне осоз-
нанной целью автора было позабавить, потешить, развлечь своих
9 Dorgils saga ok Haflida / U. Brown. London, 1952. P. 18.
10 Цит. no: Olsen Th. D. Norrcen fortaellekunst. Kobenhavn, 1965. S. 108.
11 Remundar saga keisarasonar / Bjami Vilhjalmsson / / Riddarasogur. B. 4. Bl. 339.
И. Г. Матюшина
266
слушателей. В уже упоминавшейся «Саге об Элисе и Розамунде»
говорится, что она была переведена на норвежский «для развлече-
ния» (til skemmtanar)'2. В «Саге о плаще» сказано, что ее создали
«на потеху и развлечение» (til gamans ok skemtanar)12 13 14 15. В прологе к
переложению лэ Марии Французской вдет речь о том, что расска-
зы предназначаются «для развлечения» (til skoemtanar)'*. Один из
переводов лэ (Geitarlauf «Жимолость») заключается словами ав-
тора, который «изложил все, что он знает правдивого об этом раз-
влечении» (um pessa skemtan ) ”.
Пытаясь изобразить то семантическое поле, которое покрыва-
ется значением слов skemtan и gaman, приведем удачное выраже-
ние Херманна Палссона: skemtan подразумевает «истинное удо-
вольствие, которое мы находим в искусстве повествователя... иден-
тифицируя skemtan с вымыслом в повествовательном искусстве,
составляющем квинтэссенцию художественной литературы»16 17. В
средние века удовольствие, доставляемое произведением словесно-
сти, определялось не только развитием сюжета, но и искусной
формой, применением риторических приемов, соблюдением поэти-
ческих канонов. Поэтому воспроизведение слов skemtan и gaman в
прологах и эпилогах рыцарских саг могло объясняться следованием
канону — конвенциональной топикой вступления и заключения.
Итак, следует сделать вывод, что секрет необыкновенной попу-
лярности рыцарских саг не в последнюю очередь заключается в их
функции, которая, очевидно, была синкретичной, — аудитория
находила в них и наставление, и историю, имеющую отношение к
актуальности, и развлечение, и советы, как себя вести по отноше-
нию к покровителям и двору. Подобно ПВЛ, о которой идет речь
в процитированной выше статье Е. А. Мельниковой, рыцарские
саги «воплощали идеальное состояние» описываемого в них куль-
турного пространства, а потому предоставляли аудитории истори-
12 Elis saga ok Rosamundu / Bjami Vilhjalmsson // Riddarasogur. B. 4. Bl. 107.
13 Mottuls saga / Bjami Vilhjalmsson / / Riddarasogur. 1951. В. 1. Bl. 252.
14 Strengleikar. P- 4.
15 Ibid. P. 198.
16 Hermann Palsson. Early Icelandic imaginative literature // Medieval Narrative: A Sym-
posium. Odense, 1979. P. 22.
17 Мельникова E. А. Устная традиция. С. 165.
О функциональном синкретизме рыцарской саги
267
ческое чтение с идеологическим подтекстом. Давая модели поведе-
ния в новой для Скандинавии придворной среде, эти своеобразные
учебники христианской и рыцарской морали содержали урок пра-
вителям, чьи усилия должны были быть направлены на
«установление порядка» в обществе и на «благополучие и процве-
тание страны»18. Едва ли может вызвать удивление, что рыцар-
ские саги появились во время правления и по приказанию норвеж-
ского короля Хакона, каким его изобразил Стурла Тордарсон.
Идеализация героя, заметная в «Саге о Хаконе», так же соответ-
ствует иллюстративности образов и стереотипности «наборов»
деяний19 правителей, изображаемых рыцарскими сагами, как и за-
дачи, поставленные в произведении Стурлы Тордарсона, функци-
ям саг, созданных по приказу его героя.
18 Мельникова Е. А. Устная традиция. С. 165.
19 т
1 ам же.
А. В. Назаренко
Об одном эпизоде
венгерской
политики
Ярослава Мудрого
Эпоха Ярослава Владимировича Мудрого, занимавшего киевский
стол с небольшим перерывом в 1017—1018 гг. в течение почти со-
рока лет, с 1017 по 1054 т., отличалась, как известно, чрезвычайной
внешнеполитической активностью Руси. В особенности это характер-
но для времени единодержавного правления Ярослава после смерти в
1036 г. его брата черниговского князя Мстислава Владимировича.
Хрестоматийным тому примером являются многочисленные ино-
странные браки потомства Ярослава, которые, насколько они извест-
ны, все приходятся на 40-е гг., вернее, если учесть определенные ко-
лебания в датировке некоторых из них, — на период от 1039 (наи-
более вероятная дата замужества сестры Ярослава за польского князя
Казимира I [1038/39—1058] и, видимо, одновременной женитьбы
Изяслава Ярославича на сестре Казимира) до 1051 г. (бракосочетание
Анны Ярославны с французским королем Генрихом I [1031—1060])'.
Есть среди этих браков и скандинавский (ок. 1043 г. Ярослав отдал
свою дочь Елизавету замуж за будущего норвежского короля Хараль-
да Сурового Правителя [1046—1066]) — свидетельство того, что, бу-
дучи занят главным образом византийскими и центральноевропейски-
ми делами, киевский князь отнюдь не терял из виду и традиционных
русско-скандинавских связей, над изучением истории которых столь
много потрудилась и продолжает трудиться юбиляр.
Настоящая работа выполнена при поддержке РГНФ — проект № 01—01—00130а.
1 Исследования, посвященные отдельным эпизодам брачной политики Ярослава
Мудрого, довольно многочисленны; приведем только два обзорных: Hellmann М.
Die Heiratspolitik Jaroslavs des Weisen // FOG. 1962. Bd. 2. S. 7—25; Пашуто В. T.
Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 27—28, 38—40, 78—81,123,132.
Об одном эпизоде венгерской политики Ярослава Мудрого
269
Цель нашей заметки — обратить внимание исследователей на
один эпизод русско-венгерских отношений этого времени, упущен-
ный, насколько нам известно, историографией, но тесно вплетен-
ный в общую ткань внешней политики Ярослава Владимировича в
первой половине 40-х гг. XI в. и проливающий дополнительный
свет на ее общие тенденции.
Источниками хорошо удостоверено, что призванный в 1046 г. зна-
тью на венгерский престол король Андрей (Эндре) I (1046—1060)
явился в Венгрию из Руси, где он находился в изгнании, и что он был
женат на одной из дочерей Ярослава Мудрого* 2. Венгерский хрони-
кальный свод XIV в., представленный «Венской иллюстрированной
хроникой» («Chronicon Vindobonense pictum») и «Будской хроникой»
(«Chronicon Budense») и вобравший в себя более ранние своды, так
сообщает об этом: «Тогда венгерская знать, видя бедствия своего на-
рода, собралась со всей Венгрии на совет в Чанаде и послала торже-
ственное посольство на Русь к Андрею и Левенте (брату Андрея. —
А. И.) с известием, что вся Венгрия верна им и ждет их» и т. д.3; и
несколько ниже: король Андрей «взял себе в жены дочь князя Руси,
от которой у него родились Шаламон и Давид»4. Видимо, Ярослав
оказал Андрею существенную военную и материальную помощь, без
которой пребывавший в многолетнем изгнании племянник покойного
короля Стефана (Иштвана) Святого (997—1038) вряд ли смог бы
«привести с собой бесчисленное множество наемного войска»5.
Под «бедствиями своего народа» венгерский хронист, несо-
мненно, имел в виду обстоятельства, сопровождавшие вторичное
2 О том, что то была именно дочь Ярослава («filia regis Ruziae Gerzlef»), знает
только немецкий хронист Адам Бременский, работавший в 60—70-е гг. XI в.
(Adrim. III. 13. Schol. 62. Р. 153). Встречающееся иногда даже в авторитет-
ной историографии мнение, будто Андрей и крещен был при дворе Ярослава,
в семействе которого св. апостол Андрей был особенно почитаем (Morav-
csi/t Gy. Die byzantinische Kultur und das mittelalterliche Ungam. Berlin, 1956.
S. 16 [SB Berlin. Jg. 1955. N 4]; Thoma C. Namensanderungen in Herrscher-
familien des mittelalterlichen Europa. Kallmiinz OPf., 1985‘. S. 33. Anm. 6 [MHS.
Bd. 3]), представляется нам беспочвенным.
2 Chr. Hung. comp. Cap. 81. P. 337. Эти данные подтверждаются и «Пожонь-
ской (Братиславской) хроникой» (Chr. Poson. Cap. 51. Р. 38).
* Chr. Hung. comp. Cap. 88. P. 345.
2 Ann. Altah. A. 1046. P. 42.
А. В. Назаренко
270
восшествие на престол короля Петра Орсеоло (1038—1041, 1044-
1046), который за активную военную поддержку, оказанную ему
германским королем Генрихом III (1039—1056, император с 1046 г.),
должен был расплатиться признанием немецкого сюзеренитета над
Венгрией: на Пятидесятницу 1045 г. он торжественно «передал
Венгерское королевство вместе с позолоченным копьем кесарю,
своему государю», т. е. Генриху III6. «Позолоченное копье» —
одна из важнейших инсигний венгерского короля, полученная, по
преданию, Стефаном Святым от императора Оттона III (983—1002)7,
и его возвращение, как и выдача двенадцатью годами ранее поль-
ских королевских инсигний императору Конраду II8, символизиро-
вали включение Польши и Венгрии в политико-юрисдикциональ-
ную систему империи. Внешнеполитическое унижение усугубля-
лось репрессиями против антинемецки настроенной знати: «Король
Петр и венгры, которые вернули его на трон, укрепившись и со-
брав силы, начали бесчинствовать. Вот почему все венгры настой-
чиво стремились к тому, чтобы прогнать Петра» и вернуть на трон
потомков Арпада9 10.
Перечисленные обстоятельства придавали позиции Ярослава Вла-
димировича, занятой им во внутривенгерском противоборстве 1046 г.,
характер политической демонстрации, явно направленной против Гер-
мании, — демонстрации тем более показательной, что весь период
правления Конрада II и первые годы власти его сына и преемника
Генриха III были ознаменованы тесным сотрудничеством Руси и Гер-
мании сначала в борьбе против польского короля Мешка II (1025—
1032, 1033—1034), а затем в восстановлении на польском троне Ка-
зимира I ’°. Этот нюанс не остался, естественно, не замеченным в науке,
но акцентирован он очень слабо. Исследователи обратили внимание на
тот факт, что брак Ярославны с Андреем состоялся после известного
охлаждения русско-немецких отношений, которое должно было насту-
6 Ann. Altah. А 1045. Р. 40. Это сообщение «Альтайхских анналов» заимствовано
н в венгерский хроникальный свод XIV в. (Chr. Hung. comp. Cap. 78. P. 334).
7 Adem. Ill, 37. P. 152-153. Not. I.
8 Ann. Hild. A. 1031. P. 36.
9 Sim. Kez. Cap. 52. P. 177.
10 Королюк В. Д. Западные славяне и Киевская Русь в X—XI вв. М., 1964.
С. 272—278, 302—330; Пашуто В. Т. Внешняя политика. С. 38—40,123; и др.
Об одном эпизоде венгерской политики Ярослава Мудрого
271
пить в результате отказа Генриха III, овдовевшего в 1038 г., принять
предложенную ему в 1042 г. руку одной из дочерей Ярослава — не ис-
ключено, что той же самой, которая затем была выдана за Андрея I.
Сообщение об этом есть в «Анналах» Ламперта Херсфельдского,
который, повествуя о праздновании германским королем Рождест-
ва 1042 г.11 в Госларе, пишет: «Оттуда, в числе послов из различных
стран, были отпущены и опечаленные послы из Руси — ведь они по-
лучили твердый отказ относительно дочери своего короля, которую
надеялись просватать за короля Генриха»11 12. На это Ярослав, по мне-
нию В. Т. Пашуто, «ответил упрочением союза с Польшей, затем с
Венгрией»13; несколько ранее и М. Хелльманн усматривал в матри-
мониальном союзе с Андреем I свидетельство того, что теперь «Яро-
11 Поскольку начало года в Германии того времени полагалось на Рождество, то
это событие, помещенное в статью 1043 г., на самом деле относилось к 1042 г.,
что не всегда учитывается исследователями (см., например: Свердлов. 1. С. 168;
обсуждая здесь другие детали посольства — «посольство ездило за император-
ским двором уже после того, как в браке было отказано», — комментатор стал
заложником собственного неверного перевода: «Туда [т. е. в Гослар. — А. Н.] ...
вернулись печальные послы руссов...» [Там же. С. 164]). Непонятно, откуда
взята точная дата приема русских послов Генрихом — 6 января 1043 г., которую
приводит В. Т. Пашуто (Внешняя политика. С. 123).
12 Lamp. А.. 1043. Р. 58. Несомненно, то же самое посольство имеется в виду и в
«Альтайхских анналах», хотя о его брачных целях здесь ничего не говорится:
«Большие дары привезли также послы Русн и отправились назад, получив еще
большие» (Ann. Altah. А. 1043. Р. 32). Предположение Э. Штайндорфа, под-
держанное Т. Эдигером н Б. Видерой (Sfeindor// Е. Jahrbiicher des Deutschen
Reiches unter Heinrich III. Leipzig, 1874. Bd. 1. S. 98, 164; EdigcrTh. Russlands
alteste Beziehungen zu Deutschland, Frankreich und der romischen Kurie. Halle a. S.,
1911. [Diss.] S. 36; Widera B. Politische Beziehungen der Rus’ zu Deutschland in
derersten Halite des 11. Jahrhunderts 11 ~'WZ HU. 1961. Jg. 10. N 1. S. 41), будто
те же матримониальные цели преследовало уже русское посольство к Генриху III,
которое было принято 30 ноября 1040 г. в Альштедте (Тюрингия) (Ann. Saxo.
А. 1040. Р. 684), в сущности, ни на чем не основано. Более справедливой представ-
ляется мысль М. Б. Свердлова (Политические отношения Руси и Германии X —
первой половины XI в. // Проблемы истории международных отношений. Л.,
1972. С. 295), что посольство было связано с восшествием на престол нового
короля (Конрад II умер 4 июня 1039 г.) и призвано подтвердить политическое
сотрудничество, начавшееся прн Конраде.
в Пашуто В. Т. Внешняя политика. С. 123.
А. В. Назаренко
272
слав делает ставку не только на империю, но и на новое укрепление
связей с Польшей, с одной стороны, и Венгрией — с другой»14.
Вместе с тем оба историка, как видим, далеки от мысли о каком
бы то ни было разрыве между Ярославом и Генрихом III после 1042 г.
Более того, чтобы полностью исключить возможность такого ис-
толкования событий, М. Хелльманн высказал даже догадку, будто
немецкий брак Святослава Ярославича, о котором известно благо-
даря ряду немецких источников, следует отнести именно ко време-
ни ок. 1043 г.15; таким образом, женитьба сына на родственнице
салических императоров явилась, по мысли историка, своего рода
компенсацией Ярославу за несостоявшееся замужество дочери.
Неосновательность этой догадки вполне прояснилась в свете не-
давно открытого нового текста («Санкт-Галленского продолже-
ния» «Хроники» Херманна из Райхенау), так что указанный брак
Святослава, явно не первый, теперь со всей определенностью да-
тируется совсем другим периодом — 1070/1 г.16. Общая атмосфе-
ра враждебной настороженности, окутавшая русско-немецкие от-
ношения после 1046 г., хорошо сохранена в венгерском историче-
ском предании об Андрее I, зафиксированном в анонимных «Дея-
ниях венгров» (составлены в правление Белы III [1173—1196] или
Белы IV [1235—1270]): Андрей часто проводил время в замке
Комаром, так как «в тех местах любила жить его жена, ибо они
были ближе к [ее] родине — а она была дочерью русского князя и
боялась, что германский император явится в Венгрию отомстить за
кровь [короля] Петра»17; географическая неточность (замок Ко-
маром, находившийся при впадении Вага в Дунай, был гораздо
ближе к немецкой, чем к русской границе) способна только под-
черкнуть живость этого насыщенного драматизмом воспоминания,
пережившего как минимум полтора столетия.
Итак, король Петр, вернувшийся на венгерский трон в резуль-
тате немецкого военного вмешательства, возглавленного лично
Генрихом III (битва при Менфё 5 июля 1044 г.), в 1045 г. офици-
14 Hellmann М. Die Heiratspolitik. S. 21.
15 Ibid.
16 Подробнее см.: Назаренко А. В. О династических связях сыновей Ярослава
Мудрого // ОИ. 1994. № 4—5. С. 181-194.
17 Л non. Gesta. Сар. 15. Р. 56.
Об одном эпизоде венгерской политики Ярослава Мудрого
273
ально признавший себя вассалом последнего, уже в 1046 г. оказал-
ся свергнут при несомненной русской поддержке. Такое развитие
событий трудно расценить иначе как поворот в немецкой политике
Ярослава Мудрого — вопрос только в том, когда именно между
рубежом 1042—1043 гг. и 1046 г. он обозначился.
Обратимся еще раз к венгерскому хроникальному своду XIV в-,
чтобы отметить характерную деталь из Истории зарубежных ски-
таний Андрея и Левенте. Из Польши, где они пребывали в изгна-
нии вместе с третьим братом Белой, женившимся на дочери короля
Мешка II (впоследствии, в 1061—1063 гг., королем Белой I), бра-
тья направляются на Русь: «Андрею и Левенте было не по нраву,
что из-за Белы они пребывают при дворе польского князя как бы
в придачу [к последнему], и они считали бесчестьем жить при дворе
князя [только] из-за того, что тот (Бела. — А. Н.) был в почете.
Испросив разрешения князя, они оставили там своего брата и отпра-
вились к королю Лодомерии (Владимира Волынского. — А. Н.),
который их не принял. Так как не было места, где бы им можно
было преклонить голову, они двинулись оттуда к половцам. По-
ловцы же, видя, как умело они переодеты, посчитали их разведчи-
ками в своей земле и, несомненно, убили бы их, если бы их не при-
знал [один] пленный венгр. Так вот после этого их некоторое вре-
мя [там] держали. Оттуда они затем направились на Русь»18.
Аналогичное известие у Шимона Кезаи несколько короче в целом
и отличается некоторыми деталями: недовольные возвышением Бе-
лы, Андрей и Левенте «отправились на Русь. Атак как из-за короля
Петра они не были приняты князем Лодомерии, то двинулись затем
в землю половцев. Хотя те намеревались было их убить, считая их
разведчиками в своем королевстве, но в конце концов они были
узнаны [одним] пленным венгром, после чего с ними обращались
наилучшим образом»19.
Изложенные сведения в целом (пребывание изгнанных пле-
мянников короля Стефана в Польше, неудачная попытка двух из
них найти убежище на Руси, затем удаление их в степь и возвра-
щение на Русь, откуда Андрей и призывается на венгерский трон)
не вызывают сомнений, хотя и не лишены анахронизмов; так, под 16 *
16 Chr. Hung. comp. Cap. 80. P. 336.
'’Sim. Kez. Cap. 52. P. 177.
А. В. Назаренко
274
«половцами» (Cumani/Comani) в них, очевидно, следует все же
подразумевать еще печенегов, поскольку половцы появились в сте-
пях днепровского правобережья чуть позже. Кроме того, остается
неясной абсолютная хронология описанных здесь событий. Андрей
и Левенте покидают Польшу, с одной стороны, якобы еще в прав-
ление Мешка II, т. е. до 10/11 мая 1034 г.20, с другой — уже при
короле Петре, который занял престол после смерти Стефана Свя-
того 15 августа 1038 г.21. Твердых оснований для того, чтобы без-
условно предпочесть какое-то одно из этих двух взаимоисклю-
чающих указаний другому, нет, но более поздняя хронология вы-
глядит все-таки убедительнее.
В самом деле, Андрей, Бела и Левенте покинули Венгрию и
направились в Чехию вскоре после гибели престолонаследника
Имре22, сына короля Стефана, а это случилось в 1031 г.23; осенью
того же года в Чехию бежал также свергнутый в результате совме-
стного русско-немецкого наступления на Польшу король Мешко II,
сумевший, однако, вернуться на родину уже в следующем 1032 г.,
а на мерзебургском съезде в июле 1032 или 1033 г. — добиться
признания от императора Конрада II (ценой стал не только отказ
от королевского титула, но и раздел Польши на три части между
Мешком II и потомками Мешка I от его второго брака — Дитри-
хом и Оттоном)24. Надо думать, именно тогда, вместе с возвраще-
нием Мешка II или его примирением с императором, в Польшу
прибыли и венгерские изгнанники. Если так, то для подробно опи-
санного в венгерских источниках возвышения Белы при польском
дворе в результате его побед в борьбе с поморянами25 фактически
не остается времени; догадки о возможной связи Дитриха, одного
из соперников-соправителей Мешка II, с поморской княжеской
20 Jasinski К. Rodowod pierwszych Piastow. Warszawa; Wroclaw, 1992. S. 114.
21 О кончине Стефана в день Успения Богоматери см.: Sim. Kez. Cap. 45. Р. 173;
Chr. Hung. comp. Cap. 70. P. 321.
22 Sim. Kez. Cap. 44. P. 173; Chr. Hung. comp. Cap. 69. P. 320-321.
23 Ann. Hild. A. 1031. P. 36; Ann. Poson. A. 1031. P. 125.
24 Liibke Ch. Regesten zur Geschichte der Slaven an Elbe und Oder (vom Jahr
900 an). Berlin, 1987. T. 4: Regesten, 1013-1057. N 600, 602, 604, 609
(Giess. Abh. Bd. 152) (здесь источники и прочая литература).
25 Sim Kez. Cap. 52. P. 177; Chr. Hung. comp. Cap. 79. P. 334-335.
Об одном эпизоде венгерской политики Ярослава Мудрого
275
династией — шатки26. Зато хорошо известна другая война с помо-
рянами, которая имела место позже, в ходе консолидации Поль-
ского государства при Казимире I: о победе Казимира над помо-
рянами — правда, по обыкновению риторически невнятно — сооб-
щает Аноним Галл27. Это противоборство падает на первые годы
по возвращении Казимира I в Польшу, так как Генрих III мирит
польского князя с князем поморским («dux Bomeraniorum») Земо-
мыслом (?) (Zcmuzll) летом 1046 г.28. Таким образом, венгерская
историческая традиция, сохранив память о связи между Мешком II
и прибытием в Польшу венгерских принцев-беглецов, ошибочно
распространила ее на все время их пребывания в Польше.
Этот вывод хорошо согласуется с указанием на присутствие на
Волыни — в «Лодомерии» — особого князя, который отказался
принять Андрея и Левенте. В первой половине 30-х гг. такого князя
там быть еще не могло, потому что Владимир, старший из сыновей
Ярослава Мудрого от второго брака, родившийся в 1020/21 мар-
товском году29, только в 1034 или 1036 г. занял новгородский стол30.
К моменту смерти Ярослава в 1054 г. на Волыни сидел его сын
Святослав31, который мог оказаться там как в 1052 г., когда после
смерти Владимира Ярославича следующий по старшинству его брат
Изяслав переместился в Новгород32, так и ранее, если владения
Изяслава до перехода в Новгород ограничивались Турово-Бере-
стейской волостью33 и не включали Волыни. В первом случае, учи-
тывая, что Изяслав Ярославич появился на свет в 1024/25 мар-
товском году34, и предположив, что он получил Туров с Волынью
26 См., например: K^trzynski St. Polska X—XI wieku. Warszawa. 1961. S. 123; Ko-
ролюк В.Д. Западные славяне. С. 272, 277—278; ср.: JasinskiK. Rodowod.
S. 126-127.
27 Call. 1,21.
28 Ann. Allah. A. 1046. P. 41; LUbke Ch. Regesten. T. 4. N 681, 682.
29НПЛ. C. 15,180; ПСРЛ. T. 1. Стб. 146; T. 2. Стб. 133.
10 ПСРЛ. T. 1. Стб. 150; Т. 2. Стб. 142.
” НПЛ. С. 182; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 161; Т. 2. Стб. 150.
12 Пресняков А. Е. Княжое право в Древней Руси: Очерки по истории X—XII сто-
летии. СПб., 1909. С. 40.
й Там же. С. 41. Примем. 69.
14 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 149; Т. 2. Стб. 136.
А. В. Назаренко
Tib
в те же четырнадцать-шестнадцать лет, как и Владимир Яросла-
вич — Новгород (это соответствует норме канонического права,
согласно которой для юношей брачный возраст наступал в четыр-
надцать лет35), начало княжения Изяслава в «Лодомерии» должно
было приходиться на 1038—1040 гг. Во втором случае аналогич-
ный хронологический расчет приводит к 1040—1042 гг. как дате
посажения Святослава Ярославича на Волыни (Святослав родился
в 1027/28 мартовском году36 37). Как видим, князь в «Лодомерии»
действительно должен был появиться именно в первый период прав-
ления короля Петра, и потому приведенное уникальное свидетель-
ство Шимона Кезаи, что Андрей и Левенте не были приняты во-
лынским князем (понятно, с ведома и одобрения Ярослава) «из-за
короля Петра», выглядит вполне правдоподобно.
Все это делает, на наш взгляд, маловероятными высказывав-
шиеся иногда предположения, что Андрей и его брат находились
на Руси уже с 1034 г. ”, т. е. отправились сюда сразу же после смер-
ти Мешка II, и усиливает впечатление аффектированной резкости,
которое производит поворот в венгерской и немецкой политике Яро-
слава Владимировича, совершившийся в первой половине 40-х гг.
Ок. 1040 г. киевский князь ведет себя настолько осторожно, что
предпочитает даже отказать в убежище изгнанным венгерским
принцам, хотя союз с Германией, казалось бы, располагал к тако-
му шагу — ведь в первые годы своего правления Петр выступил
активным врагом империи, военной рукой поддержав чешского
35 См., например: Schminck A. Ehe, D: Byzantinisches Reich, ost- und siidosteuro-
paischer Bereich, II // LdMA. 1986. Bd. 1. Sp. 1642.
36 ПСРЛ. T. 1. Стб. 149; T. 2. Стб. 137. Если Изяслав действительно владел
Турово-Берестейской волостью без Волыни, то приходится думать, что после
перехода в Новгород он сохранил за собой и Туров — ведь Святослав до
1054 г. оставался на волынском столе. Такая ситуация может быть объяснена
статусом Изяслава после 1052 г. как наследника киевского стола н имеет ана-
лог: в 1088—1091 гт. Святополк Изяславич (очевидно, также в качестве пре-
столонаследника по договору с киевским князем Всеволодом Ярославичем)
объединил в своих руках Новгород и родовой для Иэяславичей Туров (Нпзп-
ренкоА. В. Древняя Русь на международных путях. М., 2001 [глава XI]).
37 См., например: История Венгрии в 3-х томах. М., 1971. Т. 1. С. 138 (автор
раздела — В. П. Шушарин); Королюк В.Д. Западные славяне. С. 329 (со
ссылкой на более раннюю работу В. П. Шушарина).
Об одном эпизоде венгерской политики Ярослава Мудрого
277
князя Бржетислава в конфликте последнего с Генрихом III из-за
нападения чехов на Польшу в 1039 г.38. Однако уже в 1046 г. Яро-
слав, напротив, не только укрывает у себя Андрея, но и поддержи-
вает его вопреки империи. Конечно, не исключено, что ок. 1040 г.
у киевского князя мог быть в отношении Петра свой политический
расчет: назревал конфликт Руси с Византией, а новый венгерский
король, по некоторым данным, успел в 1040 г. повоевать и против
греков39. Но при всем том трудно себе представить, чтобы единст-
венной причиной враждебности к Петру (а тем самым, повторяем, —
и к Генриху III) стало урегулирование русско-византийских отно-
шений в 1045 /46 г.40 41.
Нам уже приходилось в самой общей форме указывать на одно
связанное с венгерскими событиями 40-х гг. XI в. известие стихо-
творной «Хроники императоров», пока по достоинству, как нам
кажется, не оцененное в науке4|. В 1041 г. Петр был изгнан из
Венгрии в результате возмущения знати, и на престоле оказался
свояк покойного короля Стефана — муж одной из его сестер Ша-
муэль Аба (1041—1044); Петр бежал в Германию, где нашел себе
поддержку со стороны недавнего противника Генриха III. Все ко-
роткое правление Шамуэля Абы было наполнено борьбой против
последнего и закончилось поражением в упомянутой выше битве
при Менфё в 1044 г. от баварско-чешского войска под личным
предводительством германского короля42. Петр был снова возве-
ден на венгерский престол, о чем уже подробно шла речь. Извес-
тие «Хроники императоров» интересно для нас тем, что позволяет
догадываться о позиции Ярослава в венгерско-немецком противо-
58 Ann. Saxo. А. 1040. Р. 684.
”Schmitt J. К. Peter Orseolo // LdMA. 1993. Bd. 6. Sp. 1931-1932.
40 ПСРЛ. T. 1. Стб. 154: Т. 2. Стб. 142 (статья 6551, т. е. 1043/4 мартовского года);
выражение «по трех летех» в науке обычно понимается как указание на 1046 г.
(1043 + 3), но древнерусский счет лет предполагает в данном случае скорее
6553 = 1045 г.
41 Назаренко А. В. О династических связях. С. 192. Примеч. 58; Он же. Рус-
ско-немецкие связи домонгольского времени (IX — середина XIII вв.): Со-
стояние проблемы и перспективы дальнейших исследований // Славя-
но-германские исследования. М., 2000. Т. 1—2. С. 66, примеч. 79.
42 Ann. Altah. А. 1041—1044. Р. 24, 29—37; Chr. Hung. comp. Cap. 72—76.
P. 324-333; Sim. Kez. Cap. 47-50. P. 174-177.
А. В. Назаренко
278
борстве при Шамуэле Абе; вот как описано здесь бегство Шамуэля
(«Хроника» именует его «Otto» — вероятно, германизируя таким
образом прозвище «Аба», в немецких источниках — «ОЬо») по-
сле поражения при Менфё: «Оттон быстро собрался, // Взял де-
тей и жену // [И] бежал на Русь»43.
Насколько надежно это свидетельство источника, отстоящего в
данном случае от описываемых событий на столетие («Хроника
императоров» была создана анонимным регенсбургским клириком
примерно в 1140-е гг.44)? Незавершенная (доведенная до 1147г.)
«Хроника императоров», по замыслу автора (авторов?), должна
была представить историю Римской империи от Цезаря до совре-
менности как последовательность отдельных правлений (отсюда на-
звание), объединенную идеей римско-франкско-немецкого преемства
и сотрудничества империи и папства. Из более чем 17 000 стихов
подавляющее большинство (ок. 14 300) приходится на собственно
римскую историю, обильно насыщенную легендарным материалом,
тогда как все франкско-немецкое средневековье обнимается при-
мерно 4000 стихами, выдержанными в лапидарном и деловом сти-
ле. Источники «Хроники императоров» применительно к этой по-
следней части изучены плохо. Засвидетельствовано знакомство со
всемирной хроникой Фрутольфа (доведена до 1099 г.) и его редак-
тора и продолжателя Эккехарда, но интересующих нас сведений о
венгерских событиях 40-х гт. XI в. в сочинении Фрутольфа и Эк-
кехарда нет. Данные «Хроники императоров» о Шамуэле Абе
уникальны и в своей основе носят характер автопсии: ее автору,
например, известно, что Шамуэль носил прозвище «Косой»45. Это
говорит об использовании какого-то современного событиям и хо-
рошо осведомленного источника, что, в общем-то, неудивительно
со стороны столичного баварского книжника.
То, что сообщают о кончине соперника короля Петра близкие
по времени немецкие тексты, слишком общо, чтобы восприниматься
как противоречие с известием «Хроники императоров». В «Аль-
тайхских анналах» читаем: «Аба же, [спасаясь] бегством, прибыл
43 «Otto huob sich enzit, //er nam chint unde wip, / / ze den Riuzen er entran»
(Kaiserchr. Vers. 16438—16440. P. 378).
44 Nellmann E. Kaiserchronik 11 LdMA. 1991. Bd. 5. Sp. 856-857.
45 «...der hiez der scilhende Otto» (Kaiserchr. Vers. 16393. P. 377).
Об одном эпизоде венгерской политики Ярослава Мудрого
279
в некое селение, но так как дом был подожжен молнией, он едва
не погиб и, с трудом ускользнув, бегал и скрывался, пока не был
схвачен и казнен по общему приговору как наших, так и своих»46;
где именно состоялась казнь, альтайхский анналист не уточняет.
Столь же неопределенно и краткое сообщение Ламперта Херс-
фельдского, видимо ошибочно помещенное в статье 1045 г.: «Вен-
герский король Петр схватил и обезглавил Абу — соперника, по-
кушавшегося на его королевство»47. Венгерские источники не-
сколько уточняют топографическую сторону дела: «После пора-
жения король Аба бежал в сторону Тисы и в некоем селении...
был жестоко зарезан венграми, которым навредил, когда правил.
Тело же его было погребено в церкви, которая находилась подле
того селения. Но когда через несколько лет он был вырыт из мо-
гилы, то плат его и одежды обрелись нетленными, а раны — за-
жившими. В конце концов тело его погребли в собственном [его]
монастыре в Шаре»48. Шар (Sar) находился в комитате Хэвеш в
районе современного г. Эгер на Средней Тисе, где располагались
родовые земли Шамуэля Абы; очевидно, монастырь был недалеко
от места гибели, и Шамуэль действительно бежал «в сторону Ти-
сы», что вполне согласуется со свидетельством «Хроники импера-
торов», поскольку именно в верховьях Тисы Карпаты пересекает
Верецкий перевал — главная коммуникация между Венгрией и
Перемышлем. Шамуэль Аба погиб, успев преодолеть большую часть
пути от Мефе (близ устья Раба) до русско-венгерской границы.
Если, таким образом, не видно причин ставить под сомнение
свидетельство «Хроники императоров», то возникает естественный
вопрос: каковы были основания у побежденного венгерского коро-
ля надеяться найти убежище на Руси, коль скоро он знал (а он,
разумеется, не мог этого не знать) о тесном союзе между Яросла-
вом Владимировичем и Генрихом III, покровителем своего врага, а
также о том, что совсем недавно киевский князь отказал в таком
убежище другим соперникам короля Петра? Думаем, что подоб-
ный шаг был бы оправдан лишь при одном условии: Шамуэлю
46 Ann. Altah. А. 1044. Р. 37.
” Lamp. А. 1045. Р. 59.
48Chr. Hung. comp. Cap. 76. P. 332; почти тождественный текст есть и у Ши-
мона Кезан (Sim. Kez. Cap. 50. Р. 176—177).
А. В. Нлзпренко
280
Абе было известно о перемене в русско-немецких отношениях.
Следовательно, эта перемена наступила как раз в правление Ша-
муэля, т. е. сразу же после неудачного брачного посольства Яро-
слава к Генриху III на Рождество 1042 г. Послы Шамуэля, при-
бывшие к германскому двору в мае 1043 г. в надежде завершить
миром начавшуюся в прошлом году войну49, должны были узнать
здесь об этом событии пятимесячной давности, так же как и рус-
ские послы должны были донести своему князю о войне между
Генрихом III и новым венгерским королем. Ситуация была такова,
что отнюдь не вызвали бы удивления и прямые дипломатические
контакты Шамуэля Абы с Ярославом Владимировичем в 1043-
1044 гг. или даже союз между ними.
Более того, рискнем высказать осторожную догадку: не была ли
упоминаемая в «Любечском синодике» Килликия50 (ошибочно вме-
сто Кикилия), первая жена Святослава Ярославича, венгеркой —
родственницей Шамуэля Абы? Имя св. мученицы Кикилии при-
сутствует в некоторых средневековых православных святцах51, но
сколько-нибудь распространенным оно не было (не известно ни
одной представительницы древнерусского княжеского дома, кото-
рая носила бы в крещении это имя), тогда как в латинской церкви
оно пользовалось, напротив, большой популярностью. Святослав
должен был жениться между примерно 1039/40 и 1045/6 гг.,
когда вступили в брак его старший и младший братья Изяслав и
Всеволод. В это время, как показано выше, Святослав, вполне ве-
роятно, уже сидел на Волыни, и потому его матримониальный союз с
королем соседней Венгрии был бы столь же в русле брачной политики
Ярослава Мудрого, как и заключенный чуть ранее брак турово-бе-
рестейского князя Изяслава Ярославича с польской княжной.
49 Ann. Altah. А. 1043. Р. 33.
50 Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику и Чернигов-
ском княжестве в татарское время. СПб., 1892. С. 24.
51 Сергий (Спасский), архиеп. Полный месяцеслов Востока. Владимир, 1901.
Т. 2: Святой Восток. 2-е изд. С. 361, лев. стб. (22 ноября); Невостру-
ев К. И. Исследование о Евангелии, писанном для новгородского князя
Мстислава Владимировича в начале XII века, в сличении с Остромировым
списком, Галичским и двумя другими XII и одним ХШ века // Мстиславово
евангелие XII века: Исследования. М., 1997. С. 401 («страс[ть] с[вя]тыя
Кикилие» в месяцеслове Мстиславова евангелия).
Об одном эпизоде венгерской политики Ярослава Мудрого
281
Итак, развитие русско-венгерских отношений в связи с рус-
ско-немецкими в 40-х гг. XI столетия представляется нам сле-
дующим образом. Желание киевского князя Ярослава Владимировича
скрепить долговременное политическое сотрудничество с Германией
браком одной из своих дочерей с германским королем Генрихом III
в конце 1042 г. натолкнулось на отказ последнего: женитьба на
Агнесе Аквитанской обещала Генриху, ввиду его затруднений в
Бургундии, больше выгод. Оскорбленный Ярослав ответил в 1043—
1044 гг. союзом с новым венгерским королем Шамуэлем Абой,
враждебным Германии; похоже, это русско-венгерское сближение
имело также типичный для внешней политики Ярослава матримо-
ниальный аспект, так как один из Ярославичей, Святослав, си-
девший тогда, вероятно, на Волыни, был женат на иностранке, что
позволяет предполагать в ней именно венгерку. После скорой ги-
бели Шамуэля Абы и возвращения в Венгрию с немецкой помощью
короля Петра Ярослав продолжил в своей венгерской политике
антинемецкий курс, призвав из печенежского изгнания другого со-
перника Петра — Андрея, которого не только поддержал в борьбе
за трон в 1046 г., но и выдал за него одну из своих дочерей.
Е.Л. Назарова
Заметки
к истории похода
на чудь 1054 г.
ТЛ XI в. русские князья ведут активное наступление на земли
прибалтийских народов, о чем можно судить по летописным
известиям. Ниже в статье мы подробно остановимся на сообщении
о походе на чудь — эстов, датированном 1054 г. Рассказ об этих
событиях вызывает много вопросов и сомнений. Характерно, что
упоминание о походе 1054 г. сохранилось лишь в поздних летопи-
сях. Так, согласно Н4Л, «в лЪто 6562... приидЪ Изяславъ к Но-
вугороду и посади Остромира в НовЪгородЪ. И иде Остромиръ на
Чюдь с новгородци, и оубиша и Чюдь, и много паде Новгородець
с нимъ. И паки Изяславъ иде на Чюдь и взя осекъ Кедипивъ, си-
речъ Слънца роука» ’. Аналогичное сообщение содержится в Н5Л,
С1Л, Никоновской летописи, в Эрмитажном списке Московского
летописного свода конца XV в., во Владимирском летописце, в
Тверской летописи XVI в.1 2. Вместе с тем очевидно, что данное
известие восходит к новгородскому источнику XI в. В историо-
графии это сообщение оценивается как указание на очередной этап
продвижения русских войск в глубь эстонских территорий, а осекъ
Кедипивъ отождествляется с укрепленным городищем у населен-
ного пункта Кеава в земле Харью (Harjumaa, нем. Harien), в са-
мом центре нынешней Эстонии3.
1 ПСРЛ. Пг„ 1915. Т. 4. Ч. 1. С. 118.
2 ПСРЛ. Пг„ 1917. Т. 4. Ч. 2. С. 122; ПСРЛ. М„ 1994. Т. 39. С. 47;
ПСРЛ. М„ 1965. Т. 9. С. 86; ПСРЛ. М.: Л., 1949. Т. 25. С. 379; ПСРЛ.
М., 1965. Т. 30. С. 46; ПСРЛ. М., 1965. Т. 15. С. 152.
3 Зутис Я. Русско-эстонские отношения IX—XIV вв. // Историк-марксист.
1940. № 3. С. 42; История Эстонской ССР. С древнейших времен до наших
дней. Таллинн, 1961. Т. 1. С. 109—110; Lougas V., Sclirand J. Arheoloogiga
Заметки к истории похода иа чудь 1054 г.
283
Данный эпизод интересен также упоминанием о посаднике Ост-
ромире, имя которого в НПЛ встречается только в перечне новго-
родских посадников. Вместе с тем датировка событий 1054 годом
вызывает сомнение, ибо противоречит указанию в «Остромировом
Евангелии» на то, что оно было переписано для посадника Остро-
мира дьяконом Григорием в 6565 г. (т. е. 1056—1057 гг.). На это
обращал внимание В. Л. Янин4. Сомневался в датировке похода
1054 годом и Я. Зутис5.
Сообщение о рассматриваемых событиях помещено в летописях
после рассказа о разделе Руси Ярославом Мудрым между своими
сыновьями и о смерти великого князя, последовавшей 1 февраля,
т. е. в конце 6562 г. (в начале 1055 г. по современному исчисле-
нию). В историографии нет единого мнения по поводу того, когда
Изяслав появился в Новгороде и привел туда Остромира. Неясно
также, происходили ли все события непосредственно одно за дру-
гим, или же между началом посадничества Остромира, его похо-
дом на чудь, а затем походом туда же Изяслава существовал оп-
ределенный хронологический разрыв (или разрывы). Если оттал-
киваться от летописного текста, Изяслав привел Остромира в
Новгород в начале 6563 г. (т. е. весной 1055 г.), перед тем как
отправился княжить в Киев. Но некоторые исследователи полага-
ют, что Изяслав был послан Ярославом Мудрым в Новгород уже
в 1052 г., сразу после смерти княжившего там его старшего сына
Владимира6. Предположение правомерно, поскольку Изяслав был
вторым по старшинству сыном и должен был унаследовать киев-'
ский стол после смерти Владимира. Согласно же сложившейся
традиции, князь приходил на киевское княжение из Новгорода.
Если Изяслав уже начал княжить в Новгороде в 1052—1053 гг.,
то он мог оставить Остромира на посадничестве, когда в 1054 г.
сам отправился к отцу. Правда, неизвестно, появлялся ли Изяслав
в Новгороде до смерти Ярослава. В Лаврентьевской и в Новго-
родских летописях указание на местонахождение Изяслава в мо-
мент смерти отца пропущено. О том, что Изяслав был тогда в
Eestimaa teedel. Tallinn, 1977. Lk. 264; Selirand J., Tonisscn E. Through Past
Millennia. Archaeological Discoveries in Estonia. Tallinn, 1984. P. 147; и др.
4 Янин В, А. Новгородские посадники. М., 1962. С. 49.
5 Зутис Я. Русско-эстонские отношения. С. 42.
6 Генеалопя династп Рюрикович1в / Л. В. Войтович. КиТв, 1980. С. 28.
Е. И. Назарова
284
Новгороде, сообщает только поздняя (XVI в.) Воскресенская ле-
топись. Согласно же Ипатьевской летописи, «Изяславу тогда в
ТуровЪ князящю»7 8. Однако других известий о княжении Изясла-
ва в Турове до прихода в Киев нет. По мнению Б. М. Клосса
(исследование находится в печати), это добавление могло быть
поздним и основывалось на том, что потомки Изяслава сидели в
Турове. По Никоновской же летописи, Изяслав встретил известие
о смерти Ярослава, будучи в Киеве®. Возможно, отсутствие указания
на местонахождение Изяслава уже в древнейшем варианте ПВЛ
отразило то, что известие о гибели отца вообще застало Изяслава
в дороге, а более поздние переписчики ставили город по своему
усмотрению.
В любом случае Изяслав мог заехать в Новгород в начале 1055 г.,
прежде чем отправиться в Киев, для того, например, чтобы поса-
дить там на княжение своего старшего сына Мстислава9. Если же
тот был еще слишком молод, то Остромира Изяслав мог оставить
при нем опекуном-наставником. На юный возраст Мстислава ука-
зывает то обстоятельство, что еще в 1060 г. Изяслав сам возгла-
вил поход из Новгорода в Эстонию, во время которого удалось
покорить и заставить платить дань «сосолов»10 11, т. е. жителей
многолюдной и богатой земли Сакалы в Южной Эстонии.
Поход на чудь, окончившийся гибелью Остромира, был, скорее
всего, не первым, в котором он принимал участие, будучи новгород-
ским посадником. Поскольку уже в 1030 г. Ярослав Владимирович
захватил эстонское укрепление Тарту на севере юго-восточной зем-
ли Уганди и построил там крепость Юрьев11, походы за данью к эс-
там должны были совершаться ежегодно. Причем, учитывая извест-
ный по летописям сложный характер взаимоотношений эстов с
Новгородом, можно предположить, что подобные походы далеко не
всегда проходили спокойно. Знаменательно, что сын Остромира
Вышата упоминается в летописи как «сынъ Остромирь воеводы
7 ПСРЛ. М.; Л., 1962. Т. 2. Стб. 150.
8 ПСРЛ. Т. 9. С. 86.
9 Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 55; Генеалогия династп Рюриковича.
С. 39.
10 НПЛ. С. 183; ПСРЛ. М.; Л., 1962. Т. 1. Стб. 162-163. ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1.
С. 120.
11 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 149; ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. ИЗ.
Заметки к истории похода на чудь 1054 г.
новгородчкого»12 * 14. Именование Остромира «воеводой», как кажется,
указывает на активную военную деятельность посадника.
Исходя из сказанного выше, правомерно поставить вопрос и о
целях последнего для Остромира похода против эстов, состояв-
шегося, очевидно, между серединой 1057 и 1060 г., под которым
упоминается об обложении данью сосолов и о последовавшем за-
тем восстании эстов. Обосновано ли отождествление укрепления
Кедипив с городищем Кеава в земле Харью (Харьюмаа), которая
находилась значительно севернее Сакалы и дальше от Юрьева?
Укрепленное городище Кеава расположено в южной части
Харьюмаа, на вершине естественной холмистой гряды и на краю
болота. Как полагают, Кеава — это измененное в период немец-
кого господства название Кедипив. Хотя впервые обследование
городища было предпринято еще в 1904 г., раскопки памятника не
проводились. По внешним же признакам городище относят к трем
(кроме него еще Варбола и Лоху) наиболее крупным раннесредне-
вековым укреплениям Харьюмаа донемецкого времени. По форме
укрепления, а также по найденному там наконечнику копья городище
датируют XI—XII вв. Площадка городища, размером 80x30 м, была
обнесена с трех сторон по периметру каменным валом, на котором
располагались деревянные укрепления. Остатки вала еще и в на-
стоящее время достигают высоты двух метров”.
Подобное укрепление явно не соответствует тому, что в летопи-
си Кедипив назван «осеком». «Осек» («осЬкъ») в русских источ-
никах — это либо завал на лесных дорогах, либо изгородь, соору-
женная в лесу из срубленных и наваленных друг на друга деревь-
ев, либо место, огороженное такой изгородью, использовавшееся
как убежище во время нашествия врагов или как военное укрепле-
ние в лесу, прикрывавшее подступы к важным стратегическим
объектам’4. Осеки были рассчитаны на укрытие населения со всей
округи вместе с их добром и скотом, поэтому могли иметь весьма
12 НПЛ. С. 184; ПСРЛ. Т. 2. Стб. 152; ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 121.
° Lougas V., Selirand ]. Arheoloogiga Eestimaa teedel. Lk. 264, 269; Tonisson E.
Linnamaed ja Maalinnad. Tallinn, 1966. Lk. 105—106; Круусимяги А., Пайдла A.
По обеим сторонам дороги. Рапласкнй район. Таллинн, 1976. С. 50—51.
14 Срезневский И. И. Словарь древнерусского языка. Репринт, изд. М., 1989.
Т. II. Ч. 1. Стб. 753—754; Даль В. И. Толковый словарь живого великорус-
ского языка. М., 1979. Т. II. Стб. 625—626.
Е. Л. Назарова
286
внушительные размеры. В чаще леса или среди болот к ним было
трудно подступиться, и они представляли собой серьезное препятствие
при продвижении войска в лесной местности. Например, Ипатьевская
летопись под 1280 г. упоминает «осЪкъ во л^сЪ полнъ люди и товара.
Не взиманъ бо бЪ никоторою же ратью, зане твердъ бяше велми»’5 *. Об
осеках в центральной части Эстонии — в землях Ярва и Харью —
говорится в НПЛ под 1214 г.,6. Крепость Кеава, расположенную на
вершине холма и сходную по характеру оборонительных сооружений с
крупнейшими укрепленными центрами раннесредневековой Эстонии,
никак нельзя сопоставить с известными по источникам осеками. Кро-
ме того, на прилегающих к городищу полях и на сенокосе обнаружены
отдельные находки того же времени, что может свидетельствовать о
существовании у подножья городища неукрепленного поселения.
Иначе говоря, Кеава была, по-видимому, центром раннефеодального
замкового округа, хотя в полной мере судить об этом можно будет
только после раскопок городища.
Заметим, что осек Кедипив — единственное из известных нам
по источникам подобных сооружений, которое упомянуто с назва-
нием. Но особое внимание летописца к данному осеку становится
понятным, если предположить, что именно там погибли Остромир
и многие новгородцы. Название же «Рука (или «руки») солнца»
(ср. совр. эст., фин. kasi «рука», kaed «руки»; эст. paike, фин.
pdiva «солнце») могло возникнуть из-за проникавших в том месте
в лес через кроны деревьев лучей («рук») солнца.
Где же на самом деле находился осек Кедипив? Представляет-
ся маловероятным, что русское войско уже в середине XI в. про-
двинулось столь далеко на запад в глубь эстонских земель. Лето-
писи свидетельствуют об активном сопротивлении эстов попыткам
Древней Руси подчинить их земли. В конце 1060 г. сосолы-са-
кальцы отказались платить дань Руси, выгнали данщиков, весной
следующего года напали на центр русского господства в Восточной
Эстонии — Юрьев, сожгли замок, посад и окрестные села. Затем
эсты двинулись на Псков, у которого с большим трудом были ос-
тановлены псковско-новгородским войском’7. Если верить лето-
писцу, в битве погибло до тысячи русских воинов. Вполне очевид-
’5 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 881-882.
,6 НПЛ. С. 52, 251.
’’Там же. С. 163.
Заметки к истории похода на чудь 1054 г.
287
но, что подобную акцию сакальцы не могли бы провести без под-
держки жителей земли Уганди.
В первой половине ХИ в. действия русских (новгородских)
войск ограничиваются районами Восточной Эстонии. Тогда же,
судя по летописи, складывается традиция называть эстонские кре-
пости и территории в переводе на русский язык. В 1113 г. Мсти-
слав одержал победу над чудью «на Бору», который, по всей ви-
димости, находился в Юго-Восточной Эстонии (ср. бывш. сельсо-
вет «Сууреметса» — Suuremetsa «Большой лес» — в Пылваском
районе),8. В 1116 г. Мстислав с новгородцами «възя МедвЪжю
голову»|9, т. е. крепость Отепя в западной части земли Уганди.
В январе 1132 г. новгородцы потерпели поражение «въ КлинЪ»,
т. е. в небольшой земле Вайга к северу от Тарту (Юрьева). За
два года до того князь Всеволод с новгородцами также предпри-
няли поход «на Чюдь», куда именно — не сказано. Известно
только, что «хоромы пожьже». В начале 1134 г. был снова взят Тарту
(Юрьев)18 * 20 21. Здесь же заметим, что название Юрьев не получило
распространения в местной среде. В «Хронике Ливонии» Генриха,
написанной в первой четверти XIII в., воспроизводится эстонское
название крепости: Darbeten, Tharbata, Tharbiten и т. п.2’. Думает-
ся, что перевод эстонских топонимов на русский язык был связан с
закреплением в этих районах господства Новгородского государ-
ства. Можно предположить, что перевод топонима Кедипив на
русский язык был добавлен в текст первоначальной записи при пе-
ренесении ее в более поздний свод.
Дальнейшее продвижение новгородцев к западу и северо-запа-
ду при постоянном сопротивлении эстов происходило во второй
половине XII в. К концу XII в. русские, вероятно, сумели обло-
жить данью и Харьюмаа. Поход новгородского войска к крупней-
шей крепости этой земли — Варбола — зафиксирован в письмен-
18 Там же. С. 20, 204; Kiri К., Ivask A., Ploom Е. Siin- ja sealpool maanteed.
Polva rajoon. Tallinn, 1975. Lk. 89.
” НПЛ. C. 20, 204.
211 Там же. С. 22, 206, 207; Назарова Е. Л. О топониме Клин в Новгородской
первой летописи // ДГ. 1998 г. М., 2000. С. 207—212.
21 Heinrichs Livlandische Chronik / Bearb. von L. Arbusow und A. Bauer //
Scriptores rerum Germanicarum in usum scholarum. Hannoverae, 1955. S. 126,
169,180, 190 e. c.
Е. Л. Назарова
288-----------------------------------------------------------—
ных источниках только в начале XIII в. (под 1214 г. — в летописях и
под 1212 г. — в «Хронике Ливонии» Генриха)22. Причем в летописи
название крепости приведено в точном переводе с эстонского —
Воробиинъ (эст. varbola «воробей»).
Что касается похода новгородцев во главе с Остромиром, то его
можно рассматривать как одну из военных акций в ходе войны с
сакальцами-сосолами. Вполне вероятно, что завоевание Сакалы
началось как раз после вокняжения Изяслава в Киеве и поначалу
шло для новгородцев достаточно успешно. Взятие Изяславом осе-
ка Кедипив после тяжелого поражения новгородского войска яви-
лось существенным шагом вперед в покорении сосолов. Кстати
сказать, с этими же событиями справедливо связывали данный по-
ход Н. А. Казакова и И. П. Шаскольский23. Поход Изяслава мог
произойти, как кажется, в 1059 или в начале 1060 г. — непосред-
ственно перед тем, как сосолы согласились платить дань Руси.
А поскольку летописцу было важно подчеркнуть, что гибель Ост-
ромира и новгородских воинов не осталась безнаказанной, он со-
общил о победе Изяслава непосредственно за первым известием, а
не вместе с рассказом об обложении данью сосолов и их восстании,
приведшем реально к поражению русских в Эстонии.
22 НПЛ. С. 52, 251; ГЛ. С. 149.
23 Казакова Н„ Шаскольский И. Русь и Прибалтика (IX—XVII вв.). Л.,
1945. С. 13.
С. Л. Никольский Византийские
чиновники
и субъекты права
русско-византийского
договора 944 г.
Science! true daughter of Old Time thou art!
Who alterest all things with thy peering eyes
Edgar Allan Poe
Субъектами права русско-византийских договоров X в. были
приезжавшие в Византию русы. Они же являлись носителями
«закона русского». Непременным условием их включения в юрис-
дикцию договоров было наличие у них княжеских печатей, а затем
«грамот», удостоверявших легитимность их пребывания з Византии,
а также их подотчетность русскому князю, гаранту их «законопо-
слушности» на чужой территории. При этом нормы договоров бы-
ли рассчитаны на присутствие в -Константинополе не столько част-
ных лиц, сколько некой общности, объединенной совокупностью
установленных внутри нее правил — «законом русским».
Вместе с тем договоры 911 и 944 гт. отражают ситуацию, когда
наказанию (в том числе и «по закону русскому») подлежал визан-
тийский подданный на территории империи. В статьях, оговари-
вающих наказание за убийство и за удар каким-либо оружием1,
обращает на себя внимание характеристика преступника как «имо-
витого» или «неимовитого». По мнению А. А. Зимина, нормы эти
свидетельствуют о существовавшем на Руси имущественном рас-
слоении1 2. Однако с русской стороны субъектами права русско-ви-
зантийских договоров выступали прежде всего представители тор-
гово-дружинной среды. Они отправлялись в Константинополь с
1 Ниже нумерация статей дается по А. А. Зимину: ПРП. Вып. 1. С. 30—57.
2 ПРП. Вып. 1. С. 17.
С. Л. Никольский
290
коммерческими целями и имели при себе ценившиеся на византийском
рынке товары3. Среда «руси», по-видимому, была сравнительно од-
нородна в имущественном отношении, т. е. достаточно «имовита».
«Неимовитый» преступник, неспособный уплатить компенсацию
за удар «мечем или кацем любо сосудом», по ст. 5 (911 г.), клялся в
том, что «никако же иному помощи ему». Однако в условиях про-
живания на чужой территории коллектив русов должен был прояв-
лять особую сплоченность. «Гости» могли объединяться в общно-
сти, экономические и межличностные связи внутри которых играли
особую роль4. Как правило, рядом оказывались «ближнии» русина,
имевшие возможность материально поддержать его. Это также го-
ворит в пользу предположения, что под неимущим преступником,
отдававшим свои последние одежды и свидетельствовавшим об от-
сутствии людей, способных помочь ему выплатить установленную
«по закону русскому» сумму, понимался Византийский подданный.
В ст. 4 (911 г.) упоминается «жена» бежавшего состоятельного пре-
ступника, которая «по закону» сохраняет свою часть имущества. Если
такое толкование верно5, то само упоминание жены наводит на мысль,
что речь идет о византийских подданных. Русы вряд ли брали с собой
своих жен в дальнюю и крайне опасную торговую экспедицию.
Наконец, ст. 6 (944 г.) устанавливает порядок наказания за
совершенную кражу. В ней же предусмотрена ситуация, когда по-
3 В тексте договоров упомянута лишь «челядь». Однако в ПВЛ под 955 г. в качест-
ве даров, которые, по словам византийского императора, княгиня Ольга обещала
прислать по возвращении из Константинополя, кроме рабов упомянуты воск н ме-
ха. Сопоставив этот список с перечнем товаров, поступавших в Переяславец из
Руси, помещенным в ПВЛ под 969 г. («скора и воскъ, медь и челяд»), можно
предположить, что эти высоко ценимые предметы торговли русы везли в первой
половине X в. и в Константинополь. См. также: Литаврин Г. Г. Византия, Болга-
рия, Древняя Русь (IX — начало XII в.). СПб., 2000. С. 110—113.
4 Никольский С. Л. Кровная месть по русско-византийским договорам X в. //
Восточная Европа в древности и средневековье: Язычество, христианство,
церковь. VIII Чтения памяти В. Т. Пашуто. 1995. С. 60—62.
5 Молингуди Я. Терминологическая лексика русско-византийских договоров //
Славяне и их соседи. М., 1996. Вып. 6: Греческий н славянский мир в средние
века и раинее новое время. С. 61—67. Иную интерпретацию ст. 4 (911 г.) см.:
МейчикД. М. Система преступлений и наказаний по договорам Олега и Игоря и
Правда Ярослава // Юридический вестник. 1875. Ч. 1.
Византийские чиновники и субъекты права...
291
хищенное имущество оказывается «продаемо». Но вряд ли о про-
даже краденого можно говорить применительно к русским «гостям».
Договор 944 г. изобилует нормами, регламентирующими торговую
деятельность «руси». Строгий учет того, что было куплено и про-
дано, а также изолированность коллектива и ограниченный период
времени проживания в квартале св. Маманда — все это практиче-
ски исключало такую возможность.
Однако в договоре 944 г. есть прежде не встречавшаяся норма,
заслуживающая отдельного пристального рассмотрения. Ст. 12
гласит: «Ци аще ключится проказа некака от Грек, сущих под вла-
стью цесарьства нашего, да не имать власти казнити я, но пове-
леньемь цесарьства нашего да прииметь, якоже будеть створил» 6 7.
Здесь принято видеть норму, полностью подчинявшую визан-
тийских подданных суду императора, и запрет русам лично карать
греков, что теоретически исключало применение русской правовой
традиции в отношениях между русами и греками. А. В. Лонгинов
считал, что, по договору Игоря, «любое злодеяние («проказа не-
кака») греков, состоящих под юрисдикцией («властью») царскою,
то есть когда оно совершено на греческой территории, не подлежа-
ло наказанию русскими, но рассматривалось и наказывалось по ве-
лению царского правительства» По мнению М. Ф. Владимир-
ского-Буданова, данная норма подразумевалась и в договоре
Олега8. А. А. Зимин, напротив, характеризует норму ст. 12 (944 г.)
как отмену постановления ст. 3 (911 г.) и запрет наказывать гре-
ков без решения византийского суда9. Запрещение «всякого само-
управства» со стороны русских видел в этой норме и В. И. Сер-
геевич. Его мнение впоследствии поддержал Р. Л. Хачатуров, ко-
торый тем не менее считал, что все конфликты разбирались визан-
тийскими властями на основании постановлений договора10.
Однако нормы русско-византийских договоров отнюдь не дуб-
лируют греческое законодательство. Византийцы, принимавшие на-
6 ПРП. Вып. 1. С. 33.
7 Лонгинов А. В. Мирные договоры Руси с греками, заключенные в X веке.
Одесса, 1904. С. 128.
6 Владимирский-Буданов М. Ф. Хрестоматия по истории русского права.
Изд. 5. СПб.; Киев., 1899. Вып. 1. С. 17.
’ПРП. Вып. 1. С. 49.
10 Хачатуров Р. Л. Мирные договоры Руси с Византией. М., 1988. С. 126.
С. Л. Никольский
292
казание «повеленьемь цесарьства нашего», очевидно, исключались
из сферы действия «закона русского». В таком случае относились
ли к ним нормы русско-византийских договоров, куда был инкор-
порирован «закон русский»?
Очевидно, что при интерпретации ст. 12 как нормы общего и
безусловного характера ее следует принимать во внимание при харак-
теристике всех остальных уголовных норм соглашения, а это корен-
ным образом меняет их содержание. При этом, если данное положе-
ние являлось новшеством договора Игоря, то формулировки осталь-
ных уголовных норм должны были бы претерпеть значительные из-
менения. Если же оно подразумевалось и в 911 г., то, учитывая прин-
ципиальные различия в праве договаривающихся сторон, в уголов-
ных статьях обоих договоров не присутствовал бы единый порядок
наказания за преступления, совершенные как греками, так и русами.
Казалось бы, количественное увеличение ссылок на «закон рус-
ский» в договоре 944 г. подтверждает мнение о своеобразном
разграничении сфер действия византийского законодательства и
правовой традиции русов. Тем более что в ст. 6 и ст. 9 (944 г.)
наряду с упоминанием «закона русского» присутствует и ссылка на
«закон Гречьский», который не упоминался в 911 г. Однако боль-
шинство уголовных статей договора 944 г. по-прежнему преду-
сматривает общий порядок наказания преступников. Более того,
ст. 14 (944 г.) ссылается лишь на «закон русский».
Наконец, расширительная интерпретация ст. 12 (944 г.) проти-
воречит расположению данной нормы в тексте договора. Это, ка-
залось бы, основополагающее постановление помещено не в начале
комплекса уголовных норм, а среди разнохарактерных положений.
В то же время часто сравниваемая с ним ст. 3 (911 г.), фиксирую-
щая общий порядок судопроизводства, логично предваряет ком-
плекс остальных статей о преступлениях и наказаниях.
Принимая во внимание указанные несоответствия, некоторые
исследователи пытались трактовать смысл ст. 12 иначе. Особое
значение придавалось вступительной формулировке: «Ци аще слу-
читься проказа некака...» По И. Д. Беляеву, здесь имеются в виду
какие-то «небольшие правонарушения»11. В позднейшей историо-
графии также выдвигалось предположение, что выражение «проказа
11 Беляев И. Д. Русский народ. История русского общественного права до XIII в.
М., 1858. С. 67.
Византийские чиновники и субъекты права...
293
некака» обозначает не все возможные преступления греческих под-
данных, но более узкий круг правонарушений. А. Н. Сахаров рас-
сматривает ст. 12 как постановление о наказании греков, совершив-
ших преступление на территории Руси. При этом, по его мнению,
подсудность грека византийским законам сохранялась лишь «до
того, как было совершено тяжкое преступление (убийство); здесь
действие греческого суда и византийского закона заканчивалось, и
вступал в силу „закон Русский*'»12.
Интерпретация эта представляется весьма спорной, поскольку
тем же термином «проказа», переводимым обычно как «злодеяние»,
в 911 г. обозначен весь комплекс возможных правонарушений: «А о
главах, иже ся ключить проказа, урядим[ся] сице...»13 Этот же тер-
мин присутствует в ст. 8 (911 г.) о греческих и русских торговых су-
дах, потерпевших кораблекрушение14, где, очевидно, под словом
«проказа» подразумеваются любые «несчастья», которые могут
случиться с торговым судном на море.
В широком смысле («беда, несчастье, зло; порча, ущерб; пре-
ступление, злодеяние; злоумышление, козни») термин «проказа»
употребляется во многих памятниках древнерусской письменности —
летописных, переводных, церковных15. Трудно сомневаться в том,
что и в русско-византийских договорах под ним подразумевается
широкий спектр правонарушений.
Ключевой для понимания смысла ст. 12 (944 г.), по-моему, яв-
ляется фраза «от Грек, сущих под властью цесарьства нашего» —
определение, не употреблявшееся для обозначения византийских
подданных в 911 г.
По сравнению с договором Олега, где византийцы фигурируют
как «Хрестьяны» или «Грекы», в 944 г. их обозначения намного
разнообразнее: «Греки»; «Хрестьяне»; «все люди Гречькие»; «хре-
стьяне от власти нашея»; «люди цесарьства нашего»; «от Грек,
сущих под властью цесарьства нашего». Очевидно, что тремя пер-
выми наименованиями обозначаются все византийцы. Состав «хресть-
ян от власти нашея» прослеживается в первой части ст. 7 (944 г.),
12 Сахаров А. Н. «Мы от рода русского...»: Рождение русской дипломатии. Л.,
1986. С. 211-212.
13 ПРП. Вып. 1. С. 7.
14 Там же. С. 8.
11 Словарь русского языка. М., 1995. Т. 20. С. 147—148.
С. Л. Никольский
294
оговаривающей порядок и сумму выкупа византийских пленни-
ков16 17. Это обозначение всех жителей Византии без различия их
пола и возраста, а также социального статуса.
Не столь очевиден смысл двух последних обозначений византий-
цев. Общее для них — это специально подчеркиваемая подчинен-
ность «цесарьсгву нашему». Эта формула, как видно из многих статей
договора 944 г., относится к личности византийского императора.
Подобно привычному противопоставлению «Русин/Христианин (или
Грьчин)», оппозицией выражению «цесарьство наше» является
формулировка «великий князь ваш».
Термин этот также встречается в норме, регламентирующей
пребывание русов в Византии: «да витають у святаго Мамы, да
послеть цесарьство наше, да испишють имена их...» Разумеется,
перепись русов, как и других приезжих, велась не лично императо-
ром, а императорскими чиновниками. Им же препоручался контроль
за деятельностью прибывавших в Константинополь «гостей», что
отражено в византийской Книге Эпарха1’.
Именно должностные лица имеют в 944 г. особое определение,
которое не встречается в договоре 911 г. Русы входили в Констан-
тинополь «со цесаревым мужемь» и в городе находились под его
наблюдением: «и мужь цесарства нашего да хранить я... да аще
кто от Руси или от Грек створи[ть] криво, да оправляеть то [и]»18.
Схожие обозначения употребляются в ряде других статей дого-
вора 944 г. Так, процедура возвращения беглого греческого «челя-
дина» выделена, в отличие от договора 911 г., в отдельную статью:
«Аще ли кто от людии цесарства нашего, [и]ли от града нашего,
или от инех град ускочить челядин нашь к вам...» Рабы людей
«цесарства нашего» упоминаются наряду с рабами жителей Кон-
стантинополя («града нашего») и иных византийских городов. И хотя
норма устанавливает единый порядок их возвращения, однако
«люди цесарства нашего» выделяются из общей массы византий-
ских подданных, жителей столицы и других населенных пунктов.
Ст. 5 (944 г.), устанавливающая, по сложившемуся в исто-
риографии мнению, наказание за грабеж, гласит: «Аще ли кто по-
16 ПРП. Вып. 1. С. 33.
17 Книга Эпарха. XX, 1 // Византийская книга Эпарха / Пер. и комм. М. Я. Сю-
зюмова. М., 1962. С. 68.
18 ПРП. Вып. 1. С. 32.
Византийские чиновники и субъекты права...
295
кусится от Руси взяти что от людии цесарьства нашего...» При
этом, в отличие от основной массы уголовных норм, здесь сперва
оговаривается случай правонарушения со стороны русов, а об ответст-
венности грека упоминается лишь в конце. Тем не менее данная ста-
тья, как правило, рассматривается в комплексе со следующей нормой,
где противопоставление «Грьчин»/«Русин» традиционно помещено в
самом начале и присутствует ссылка на «закон русский»:
Ст. 5 (944 Г.) ст. 6 (944 г.)
Аще ли кто покусится от Руси взя- ти что от людии цесарьства нашего, иже то створить, поважней будеть вельми; аще ли взял будеть, да за- платить сугубо; аще створить [то- же] Грьчин Русину, да прииметь ту же казнь, якоже приял есть и он. Аще ли ключится украсти Русину от Грек что, или Грьчину от Руси, до- стойно есть да възвратить [е] не то- чью едино, но и цену его; аще ли украденное обрящеться продаемо, да вдасть цену его сугубо, и то [и] по- кажнен будеть по закону Гречьскому [и] по уставу, и по закону Рускому .
Ст. 6 явно устанавливает порядок наказания за кражу. Смысл
же предыдущей статьи интерпретируется по аналогии с нормами
договора 911 г., где статьи о краже и грабеже расположены рядом.
Однако проведение прямых аналогий между ст. 7 (911 г.), с од-
ной стороны, и ст. 5 (944 г.), с другой, не вполне правомерно. То,
что в 911 г. речь идет о грабеже, выводится из формулы «мученьа
образом искус творити и насилье яве возметь что либо дружне».
Однако указание на то, что здесь подразумевается грабеж, содер-
жится вовсе не во фразе «искус творити», а во всей формулировке
в целом. Поэтому «покусится» в ст. 5 (944 г.) само по себе не озна-
чает насилия. Сравним, например, с термином «искушенье» в ст. 12
(911 г.): «...Аще ли кто искушеньа сего не даст створити местник,
да погубить правду свою»19 20. В историографии данный термин тол-
куется именно как покушение21.
Таким образом, интерпретация ст. 5 (944 г.) как фиксирующей
порядок наказания за присвоение чужой вещи, сопряженное с на-
19 Там же. С. 32—33.
20 Там же. С. 9.
21 ПВЛ. С. 432; см. также: ПРП. Вып. 1. С. 45.
С. Л. Никольский
296-----------------------------------------------------------
силием, в сущности, основывается лишь на автоматическом пере-
носе трудной для толкования нормы из договора Олега в следую-
щий договор Игоря. Еще В. И. Сергеевич не усматривал в этой
норме понятия грабежа22. Впоследствии Д. С. Лихачев указывал,
что если данная статья говорит о простой краже, непонятно, в чем
ее отличие от следующей статьи23. Между тем различие данных
норм может заключаться как раз в том, что в первом случае рас-
сматривается отдельный порядок наказания за кражу (или поку-
шение на кражу) у императорских чиновников (не просто «Грек»
или «христиан», а «людей цесарства нашего» или «Грек, сущих
под властью цесарьства нашего»), а во втором — предусматрива-
ется наказание за преступление против имущества, совершенное
русом или греком, не находящимся на императорской службе.
Учитывая все вышесказанное, можно предположить, что ст. 12
договора 944 г. являлась принципиальным новшеством, ибо осво-
бождала от русских правовых санкций определенную социальную
группу, а именно — императорское чиновничество. Речь идет не
только о представителях императора, оказавшихся за пределами
Византийской империи24. Поскольку в это время вводится ряд
норм, регламентирующих пребывание русов на территории Визан-
тии в соответствии с положениями Книги Эпарха, возникает необ-
ходимость особо оговорить правовой статус императорских чинов-
ников в их отношениях с приезжими. Эти должностные лица поль-
зовались покровительством византийского императора, и их воз-
можные конфликты с «гостями» входили лишь в компетенцию им-
перского судопроизводства. Прочие жители Византии, которые
вступали в контакт с «законно» пребывающими на территории им-
перии русами, оставались субъектами «закона русского» в составе
русско-византийских договоров25.
22 Сергеевич В. И. Греческое н русское право в договорах с греками Хв. //
ЖМНП. 1882. С. 107-108.
23 ПВЛ. С. 432.
24 Литаврин Г. Г. Византия, Болгария, Древняя Русь. С. 86.
25 См. также: Никольский С. Л. «Мужи цесарства нашего» в свете статьи 12
русско-византийского договора 944 года // Восточная Европа в древности и
средневековье. X Чтения к 80-летию В. Т. Пашуто. 1998. С. 82—85.
В. Я. Петрухин Легенда
о призвании варягов
в средневековой
книжности
и дипломатии
Легенда о призвании варягов из-за моря, традиционно считав-
шаяся плодом сочинительства древнерусских летописцев, со-
держит, однако, очевидные элементы «ряда» — договора с князь-
ями: варяжские князья призываются в Новгород править «по ряду,
по праву»1. Практика заключения такого «ряда» оставалась, как
показал В. Т. Пашуто* 1 2, актуальной для отношений князей и горо-
дов (волостей) на протяжении всей древнерусской (домонгольской)
эпохи. «Антинорманнисты», считавшие противоестественным при-
звание чужеземных правителей, не учитывали ни исторических
реалий, когда варяги (собственно русь) были частью населения
Северо-Запада Восточной Европы с середины VIII в., ни этниче-
ской ситуации в эпоху раннего средневековья — у чудских и сла-
вянских племен, участвовавших в призвании князей, не было еди-
ных «национальных» интересов.
Сейчас представляется чрезмерным и скепсис В. О. Ключевского,
писавшего о варяжской легенде: «Туземцы прогнали пришельцев...
и для обороны от их дальнейших нападений наняли партию других ва-
рягов, которых звали русью. Укрепившись в обороняемой стране, нару-
бив себе „городов**... наемные сторожа повели себя как завоеватели...
Наше сказание о призвании князей поставило в тени второй момент и
Работа выполнена при поддержке РГНФ (грант № 01—01—00083а).
1 Мельникова Е.А., Петрухин В. Я. Легенда о «призвании варягов» и ста-
новление древнерусской историографии // ВИ. 1995. № 2. С. 44—57.
2 Пашуто В. Т. Черты политического строя Древней Руси // Новосель-
цев А. П. и др. Древнерусское государство и его международное зиачеиие.
М„ 1965. С. 11-76.
298
В. Я. Петрухин
изъяснительно изложило первый как акт добровольной передачи вла-
сти иноземцам туземцами. Идея власти перенесена из второго момен-
та, с почвы силы, в первый, на основу права, и вышла очень недурно
комбинированная юридически постройка начала Русского государст-
ва»’. Ныне, когда стали известны нумизматические данные о пере-
распределении восточного серебра на реках Восточной Европы в IX-
Хвв., становится ясно, что «наемные сторожа» не могли вести себя
как завоеватели — они должны были делиться своими доходами с
«нанимателями», править «по ряду» (о чем прямо рассказывает Кон-
стантин Багрянородный — на своих реках славяне-пактиоты прода-
вали руси поставляемые ими однодеревки).
Исключительно книжный характер легенда приобрела не у Несто-
ра, а в сочинениях новгородских и московских книжнике® XV-
XVI вв.: «книжность» не отменяла, однако, актуального политического
смысла легенды. В Н4Л, где варяги уже отождествляются с «немца-
ми», в легенде о призвании еще повторяются слова: «поищемь собТ,
князя, иже бы володилъ нами и радилъ ны и судил въ правду», князь
именуется «нарядником»* 4; в московской Никоновской летописи5 нети
помину о «ряде» и «праве»: призванные князья уже не «изъбрашася
от Немец» по ряду, как в Новгородской летописи, а «придоша из Не-
мец» — они «едва избрашася», ибо боялись «звериного обычая и нра-
ва» словен-новгородцев. В средневековой Руси в условиях борьбы Мо-
сквы и Новгорода, по формулировке Я. С. Лурье6, пишутся «две ис-
тории»: одна — основанная на традиции новгородских вольностей,
другая — на традиции самовластия московских князей.
Последняя традиция получила наиболее полное воплощение в
«Сказании о князьях Владимирских», возводившем генеалогию
Рюрика — предка владимирских и московских князей — к Авгу-
сту через легендарного Пруса и т. д.7. Это построение имело акту-
альный смысл не только в связи с «общесредневековой» тенденци-
ей возводить род правителей к наиболее престижным предкам, но
’ Ключевский В. О. Сочинения. М., 1987. Т. I. С. 155.
4 ПСРЛ. Пг., 1917. Т. 4. Ч. 2. С. 11.
5 ПСРЛ. М.. 1965. Т. 9. С. 9.
6 Лурье Я. С. Две истории Руси 15 века. СПб., 1994. Ср.: Лурье Я. С. Россия
древняя и Россия новая. СПб., 1997. С. 56 и сл.
7 См.: Сказание о князьях Владимирских / Сост. Р. П. Дмитриева. М ; Л,
1955. С. 162 и сл.
Легенда о призвании варягов в средневековой книжности и дипломатии
299
и в контексте соперничества московских и литовских князей, также
возводивших свой род к Августу8. Кроме того, «Сказание о князьях
Владимирских» изображало новгородского «воеводу» Гостомысла
инициатором призвания варяжских князей из Пруссии и передачи им
власти, что должно было обосновать законность власти московских
князей над недавно подчиненным Новгородом, вопреки собственно
новгородской книжной традиции9. Таким образом выстраивалась
«общенациональная» идеология Московского царства.
С этой историографической традицией связаны и изыскания
Сигизмунда Герберштейна о происхождении русского имени варя-
гов и Варяжского моря от вагров (Вагрии) Южной Прибалтики10 11,
людей, которые «не только отличались могуществом, но и имели
общие с русскими язык, обычаи и веру», так что «русским естест-
венно было призвать себе государями вагров, иначе говоря, варягов,
а не уступать власть чужеземцам». Это построение повлияло на
позднейшую историографию — от М. Стрыйковского11 до «Синоп-
сиса» и Густынской летописи, М. В. Ломоносова и последующих
адептов «антинорманнизма» (первым указал на необоснованность
отождествления варягов и вагров «по созвучию» и об искусствен-
ности выведения Руси из Пруссии еще Г. 3. Байер12).
Ситуация изменилась, когда со смертью царя Федора Иоанно-
вича и царевича Димитрия пресеклась династия Рюриковичей и на-
чалась Смута. Русь, лишенная законного правителя, вновь обрати-
лась к историческим истокам своей государственности («поищем со-
бе князя»). В июне 1611 г. воевода И. В. Бутурлин прибыл под
Новгород на переговоры с шведским полководцем Делагарди с
«приговором» московских людей: после провала политики прави-
тельства В. И. Шуйского, наиболее родовитого из Рюриковичей,
8 Фалюшкин А. И. Сравнительный анализ генеалогических легенд XVI в. о про-
исхождении великокняжеских династии Российского и Литовского государств / /
Древняя Русь и Запад: Научная конференция. М., 1996. С. 133—137.
9 Ср.: Лурье Я. С. Россия древняя. С. 62 и сл.; Петрухин В. Я. Гостомысл:
к истории книжного персонажа // Славяноведение. 1999. № 2. С. 20—23.
10 Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московии. М., 1988. С. 60.
11 Ср. также: Мейерберг Августин. Путешествие в Московию // Утверждение
династии. М„ 1997. С. 114; Мыльников А. С. Картина славянского мира:
взгляд из Восточной Европы. СПб., 1999. С. 53 и сл.
12 Ср.: Ключевский В. О. Сочинения. М., 1989. Т. 6. С. 186.
В. Я. Петрухин
300
избранного на московский престол13, у Бутурлина было основание
заявить, что в России не будет счастья с государем «из русских ро-
дов» — почти как у древних словен, кривичей и мери, которые ста-
ли «сами в собе володети, и не бе в них правды». Затем сами новго-
родцы — уже со ссылкой на «приговор» народного ополчения в
Москве — отправили посольство за море в Стокгольм со словами о
московском «приговоре», прямо отсылающими к легенде о призва-
нии варягов: «Во 119 (6119. — В. П.) году, июля в 2 день, писали с
Москвы бояре, и дворяне, и думные дияки, и всяких чинов служи-
лые люди, и гости, и всяких чинов жилецкие люди... что они... сове-
товали со всякими людми... и всемогущ'Ьго Бога волею, Москов-
ского государства всяких чинов люди, царевичи розных государств,
и бояре, и околничие, и воеводы, и чашники, и столники, и стряпчие,
и дворяне болшие, и приказные люди, и князи и мурзы, и дворяне
из городов, и дети боярские, и атаманы и казаки, и новокрещены, и
Татарове и Литва и Немцы, которые служат в Московском госу-
дарстве, и стрелцы, и всякие служилые и жилецкие люди, пригово-
рили и обрали на государство Московское и на все государства Рос-
сийского царствия государем царем и великим князем всеа Русин
Свийского Карла короля сына, которого он пожалует даст. И ему
бы велеможному и высокороженному князю и государю Карлу, ко-
ролю девятому, Свитцкому, Готскому, Вендейскому и иных, видя на
Московское государство и на все государства Росийского царствия
такие беды и кровопролитье, чтобы он государь пожаловал, дал из
дву сынов своих королевичей князя Густава Адолфа или князя Карла
Филиппа, чтобы им государем Росийское государство было по-преж-
иему в тишине и в покое безмятежно и кровь бы крестьянская престала;
а прежние государи наши и корень их царьской от их же Варежского
княженья, от Рюрика и до великого государя царя и великого князя
блаженные памяти Федора Ивановича всеа Русии, был...»14
Полномочия послов, по свидетельству шведского историка и
дипломата Петра Петрея15, были неясны — в Швецию не прибы-
13 Ср.: Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве.
М., 1937. С. 224, 227; Юрганов А. Л. Категории русской средневековой
культуры. М., 1998. С. 178—179.
14 ДАИ. Т. 1. № 162; ср.: Петр Петрей. История о великом княжестве Мос-
ковском //О начале войн и смут в Московии. М., 1997. С. 362—363.
15 Петр Петрей. История о великом княжестве Московском. С. 368 и сл.
Легенда о призвании варягов в средневековой книжности н дипломатии
301
ли послы из других русских областей, а в «приговоре» московских
людей не участвовали патриарх и боярская дума — они были плен-
никами поляков, засевших в московском Кремле,6. Очевидной ка-
жется древняя «сепаратистская» новгородская тенденция. «Новго-
родцы все настаивали на своей прежней просьбе (о шведском пра-
вителе. — В.П.), поставляя на вид, что Новгородская область, до
покорения ее московским государем, имела своих особенных вели-
ких князей, которые и правили ею; между ними был один, тоже
шведского происхождения, по имени Рюрик, и новгородцы благо-
денствовали под его правлением», — пишет Петрей16 17 * 19. Характерно
при этом, что, когда Карл IX умер в октябре того же 1611 г. и его
наследник Густав Адольф пожелал принять титул новгородского
князя, новгородцы воспротивились этому: они требовали себе соб-
ственного князя, желали присоединиться к «Свейской коруне не
яко порабощенные, но яко особное государство, яко же Литовское
Польскому»,в.
Более того, новгородские послы предполагали, что шведский
королевич должен быть избран «на Владимирское и Московское
государство государем царем и великим князем», так как «особно
Новгородское государство от Российского царствия не бывало».
Действительно, в период польской интервенции пришедшее на
смену распавшемуся московскому нижегородское ополчение также
подумывало о призвании шведского правителя и отправке посоль-
ства к Карлу IX уже «ото всей земли»ю. Но чем очевиднее стано-
вилось гибельное положение поляков, тем яснее было, что лидеры
ополчения тянут время и выговаривают условия мира между Мос-
ковским и Новгородским — оккупированным Швецией — «госу-
дарствами» до приезда шведского претендента на престол («От-
писка» Пожарского 26 июля 1612 г.20). После переговоров с нов-
городцами формальным правителем Новгорода был провозглашен
малолетний Карл Филипп, так и не появившийся в оккупирован-
16 Замятин Г. А. К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский престол
(1611-1616). Юрьев, 1913. С. 12.
17 Петр Петрей. История о великом княжестве Московском. С. 370.
16 Ср.: Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве.
М., 1937. С. 420; Замятин Г. А. К вопросу об избрании. С. 25.
19 Замятин Г. А. К вопросу об избрании. С. 45.
“ДАИ. Т. 1. № 164.
В. Я. Петрухин
302
ном шведами городе21; когда же он наконец явился для продолже-
ния переговоров с новгородцами в Выборг, в Стокгольм уже при-
было известие об избрании Михаила Романова на царство22 23.
Борьба различных политических группировок — сторонников
призвания польского королевича Владислава, шведского правителя
и избрания Михаила Романова — завершилась победой патриоти-
ческого движения. Хотя Бутурлин, по словам шведского дипломата,
настаивал, «что все русские сословия знают по опыту, что им нет
счастья в их туземных князьях», еще ранее в грамотах-воззваниях,
молебне патриарха Гермогена речь шла об избрании православного
царя «от корене российского народа». Анонимный автор «Новой
повести о преславном Российском царстве» (близкий Гермогену и
вынужденный скрывать свое имя из-за боязни репрессий) именовал
польского короля «окаянным»: «супостат» желал воспользоваться
тем, что «царский корень у нас изведеся», а в овдовевшей земле —
«разделение... учинися». «И гордости ради и ненависти не вос-
хотеша многи от християньска рода царя изобрети и ему служите,
но изволиша от иноверных и от безбожных царя изыскати и ему
23
служите» .
12 марта 1611 г. в письме шведскому королю игумен Соловецкого
монастыря Антоний утверждал, что русские люди «хотят выбирати на
Московское государьство царя и великого князя из своих прирожден-
ных бояр, кого всесильный Вседержитель Бог изволит и Пречистая
Богородица, а иных земель и иноверцов никого не хотят»24. Первым
решением земского собора 1613 г., избравшего Михаила Романова на
царство, был приговор не выбирать царя из иностранцев — «немец-
ких вер»; правда, не находилось и подходящих претендентов из кня-
жеских «рюрикова и гедиминова рода»25.
21 Ср.: Замятин Г. А. К вопросу об избрании. С. 25; Сюндберг X. Жизнь в
Новгороде во время шведской оккупации 1611—1617 гт. // НИС. 1997.
Вып. 6 (16). С. 273.
22 Замятин Г. А. К вопросу об избрании. С. 101.
23 ПЛДР. Конец XVI — начало XVII в. М., 1987. С. 30; ср.: Платонов С. Ф.
Очерки по истории Смуты. С. 480—481.
24 Ср.: Юрганов А. Л. Категории. С. 179—180.
25 Ср.: Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты. С. 425—427; Черепнин Л. В.
Земские соборы Русского государства в XVI—XVII вв. М., 1978. С. 212—217.
Легенда о призвании варягов в средневековой книжности и дипломатии
303
Мотивы и лексика призвания Михаила на царство у московских
книжников близка мотивам и лексике варяжской легенды (равно как и
лексике «приговора» московских людей 1611 г.): ср. начальный мотив
избрания Михаила Романова на царство в «Сказании» Авраамия Па-
лицына 26, когда «не бысть совета блага между воевод, но вражда и мя-
тежь», и слова ПВЛ — «и не бе в них правды, и въста род на род»
ит. д. В Начальной летописи к князьям и «всей руси» обращаются
пришедшие за море «чудь, словене, кривичи и вся»; в Хронографе
1617 г. о посольстве в Кострому говорится: «Приидоша же тогда вся
Русьския земля велможи, князи и боляре и дворяне и все стратизи... и
ратныя лики и всяких чинов приказныя люди, и из всех градов изъ-
бранныя роды и вси купно от мала и до велика православный христиа-
не...»27 21 февраля 1613 г. Михаил Романов был провозглашен царем
«в большом московском дворце в присутствии, внутри и вне, всего на-
рода из всех городов России»28. При этом, однако, средневековую
московскую книжность .— и идеологию — отличает от древнерусской
легенды о призвании характерная мотивировка: избрание на царство
Михаила было предрешено «не человеческим составлением, но Божи-
им строением»29. Объединяющим все сословия оказывается конфес-
сиональный фактор — царя избирают «все православные христиане»:
отказавшиеся принимать православную веру Владислав и Густав
Адольф не могли стать русскими царями.
26 Сказание Авраамия Палицына. М.; Л., 1955. С. 230—231.
27 ПЛДР. КонецXVI — начало XVII в. С. 356: ср.: Сказание Авраамия Палицына.
С. 231. Ср. также формулировки послания в Константинополь к Иоанну VIII Па-
леологу о, поставлении митрополита всея Руси Ионы: о кандидатуре Ионы
«мы (великий князь Василий II. — В. П.) милостию Божиею съгадавше с
своею матерью, с великою княгинею, и с нашею братьею, с русскыми велики-
ми князи и с поместными князьми, и с Литовския земли осподарем с великим
князем, и с святители нашея земли, и со всеми священники и духовними чело-
веки... и с нашими бояры, и со всею нашею землею Русскою, со всем право-
славным христианством» (РИБ. Т. VI. № 71. Стб. 578).
28 Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты. С. 428.
29 ПЛДР. Конец XVI — начало XVII в. С. 354. Ср., впрочем, уже древнерус-
ский «Каной княгине Ольге», где она воспевается как праматерь русского
народа (роусского языка) и «богоизбранного (выделено мною. — В. П.) от
варяг княжескаго племени» (Подскальски Г. Христианство н богословская
литература в Киевской Руси (988—1237). СПб., 1996. С. 382).
А. В. Подосинов
Крымский
полуостров
в античной
и средневековой
западноевропейской
картографии
Тема статьи, звучащая совершенно естественно для людей, далеких
от истории картографии, является тем не менее парадоксаль-
ной по той причине, что Крымский полуостров, хорошо известный
античной и средневековой географии как Херсонес Таврический
или просто Таврика (Таврида)... отсутствует на картах антич-
ности и средневековья. Это странное обстоятельство я и хотел бы
здесь обсудить.
От античности до нас дошло всего три карты, и на двух из них
изображено Черное море с конфигурацией северного побережья —
на карте середины III в. н. э. из города Дура-Европос на среднем
Евфрате (рис. 1) и на Певтингеровой карте, сохранившейся в ко-
пии XII—ХШ вв., но определенно восходящей к первым векам н. э.
(рис. 2). На обеих картах на том месте, где в Черное море высту-
пает полуостров Крым, побережье Черного моря представлено
прямой линией, хотя там, где должен быть Крым, есть крымская
топонимия. Так, на карте из Дура-Европос восточнее города Бо-
рисфена (Ольвии) назван крымский город Херсонес. На Пев-
тингеровой карте (VIII, 1—2) над практически прямой линией се-
верного берега Черного моря также упомянуты некоторые крым-
ские реалии, в частности топоним Saurica, который, возможно,
представляет собой искаженное название полуострова Taurica;
надпись «Рвы, вырытые рабами скифов», имеющая в виду, оче-
видно, Перекопский перешеек; крымские города Калос лимен
(Salolime), Акра, Нимфей, возможно, Мирмекий. Большинство
этих названий надписано на узкой полосе суши, отделяющей Понт
Евксинский от Меотийского озера (Lacus Meotidis — Азовское
Крым я Керченский пролив в античной и средневековой
картографии*
Рис. I.
Карта из Дура Евррпос (Ш в.)
Рис. 4. Эбсторфская карта
Черное -Utfbe
Рис. 5. Херефордская карта
(XUI в.)
Рис. 6. Мюнхенская карта (ХП в.)
Рис. 8. Прртолан
из атласа Пьетро Весконте
(1318 г.)
Рис. 9. Карта Птолемея
Все изображения даны в прорисовке примерно в одном масштабе и с привычной
нам северной ориентацией.
А. В. Подосинов
306
море); при этом не показан Керченский пролив (т. е. Азовское
море представлено как замкнутый бассейн), а по всей суше между
морями тянется надпись Bosforani, т. е. «жители Боспорского цар-
ства», как известно, располагавшегося по обоим берегам Керчен-
ского пролива.
В средние века картография была представлена в основном
картами мира, так называемыми таррае mundi, которые варьи-
ровались от схематичных Т-О-образных космограмм до подроб-
ных карт типа Эбсторфской XIII в., содержащей более 1500 ле-
генд. Как показывает недавнее исследование средневековых таррае
mundi VIII—XIII вв., проведенное Л. С. Чекиным1, Крымский
полуостров отсутствует не только на схематичных картах, где его
a priori не может быть, так как все Черное море (вместе с Ионий-
ским, Мраморным и Азовским) сведено на них, как правило, до
узкой полосы, образующей левую перекладину тау-образного кре-
ста, основной стержень которого символизирует Средиземное мо-
ре. Но и более подробные карты мира, пытающиеся передать ли-
нию морского побережья, острова и проливы, не фиксируют Крым
как полуостров на северном побережье Черного моря1 2.
Англо-саксонская карта 2-й четверти XI в.3 одна из первых да-
ет довольно реалистические очертания Черного моря, но и здесь
мы не находим никаких следов Крыма (рис. 3). Знаменитые кар-
ты мира XIII в. — Эбсторфская и Херефордская, — имея чрез-
вычайно подробную картографическую информацию, также не по-
казывают Крымского полуострова4. Северное Причерноморье,
как и на античных картах, представлено здесь практически прямой
линией (рис. 4 и 5).
Существует единственная (из 73 публикуемых в Альбоме карт
издания Л. С. Чекина) карта, на которой можно подозревать на-
личие Крыма. Это — круглая карта мира XII в., происходящая из
Франции и хранящаяся в Мюнхене в Баварской государственной
1 Чекин А. С. Картография христианского средневековья. VIII—ХШ вв. Тек-
сты, перевод, комментарий. М., 1999.
2 Латинское название Крыма — Taurica — не встречается даже в Указателе
картографической номенклатуры в издании Л. С. Чекина.
3 Чекин Л. С. Картография. С. 120—121, илл. № 36. См. также карты № 37,
39,42, 44, 55, 56, 57, 58, 64.
4 Там же. Илл. № 55 и 58.
Крымский полуостров в античной и средневековой... картографии
307
библиотеке5. Очертания Черного моря здесь столь прихотливы и
фантастичны, что в одном из четырех «завитков» можно при же-
лании увидеть конфигурацию Крыма, тем более что рядом с этим
«завитком» обозначен крымский город Феодосия (рис. 6). Судя
по комментарию к тексту карты, Л. С. Чекин также принимает
выступающий с севера в Черное море выступ за Крымский полу-
остров* 6. Мне кажется, однако, что то, что Л. С. Чекин называет
«западным заливом к западу от Крымского полуострова», — во-
все не залив, а изображение города, стоящего на реке Гипанисе
(Южный Буг), скорее всего города Феодосия, имя которого над-
писано как раз над башнями темного «пятна», принимаемого за
залив Черного моря. В этом «пятне» явственно различаются три
сросшиеся башни с круглыми навершиями-куполами, аналогичные
многим другим на этой карте и совершенно идентичные изображению
другого города в другом месте карты (город Бейрут в Малой Азии),
которое тоже закрашено темной краской. Изображение города «вы-
растает» из Гипаниса точно так же, как это происходит с виньетками
многих других городов, например Вавилона. Таким образом, и на
этой карте едва ли был изображен Крымский полуостров.
Любопытно отметить, что и в арабской геокартографии весьма
часто отсутствуют Крым, Керченский пролив, а Азовское море
изображается как отдельное озеро. Таковы представления араб-
ских ученых IX—X вв. ал-Хорезми, Ибн-Русте, Кудамы ибн
Джа'фара, ал-Мас‘уди, ал-Баттани, Агапия Манбиджского7. На
знаменитой карте мира арабского географа ал-Идриси (XII в.) «не
оказалось ни Крымского полуострова, ни Азовского моря, хотя
именно на этот участок черноморского побережья приходится наи-
большее число нанесенных на карту городов»8 (рис. 7).
1 Чекин Л. С. Картография. С. 122—123, илл. № 38.
6 Там же. С. 123.
? Подробнее см.: Калинина Т. М. Восточная Европа в представлениях араб-
ских географов IX—X вв. (водные бассейны) // Арабские страны Западной
Азии н Северной Африки (История, экономика н политика). М., 2000.
Вып. 4. С. 288-290, 292.
8 Коновалова И. Г. Восточная Европа в сочинении ал-Идриси. М., 1999.
С. 52; ср. рукописные карты ал-Идриси в: Kamal Youssouf. Monumenta
cartographica Africae et Aegypti. T. IV. Cairo, 1933. P. 864, 866, 867.
А. В. Подосиное
308
Начиная с XIV в. в Западной Европе развивается особая от-
расль картографической продукции — карты-портоланы, пред-
ставлявшие собой графические аналоги портоланам-лоциям, суще-
ствовавшим в виде письменного текста. От первого периода разви-
тия портолан (до 1500 г.) до нас дошло более 180 карт и атласов’.
Призванные служить практическим нуждам мореплавания, эти
карты дают необыкновенно реалистическое изображение береговой
линии Средиземного, Черного и Азовского морей со всеми их бух-
тами, мысами и полуостровами. Сплошной просмотр карт-портолан
с самых ранних (начало XIV в.) по XV в. показывает, что Крым-
ский полуостров появляется на картах этого типа сразу, присутству-
ет везде и изображен весьма реалистично9 10 11 (рис. 8).
Такова же судьба Крыма и на картах Птолемея, которые из-
вестны нам в греческих списках XIII—XIV вв., а в Западной Ев-
ропе стали воспроизводиться начиная с XV в. Научное картогра-
фирование земной поверхности, представленное в творчестве Пто-
лемея и его предшественников, не позволяло игнорировать Крым-
ский полуостров, поэтому на картах Птолемея он всегда присутст-
вует11 (рис. 9).
Соединение двух ветвей картографии — практической тради-
ции западноевропейских портолан и птолемеевой традиции грече-
ской теоретической картографии — привело к тому, что к XV в.
Крым занял свое прочное место в картографических изображениях
Европы.
9 См.: Kupcik I. Miinchner Portolankarten: «Kunstmann I—XIII» und zehn weitere
Portolankarten. Miinchen; Berlin, 2000. S. 9—10.
10 Из ранних портолан ср., например, портоланы Джованни да Кариньяно нача-
ла XIV в., Пьетро Весконте 1311 г., Паулина Минориты 1320 г., Марино
Санудо 1321 г., Анджелино де Далорто 1325 г., Опицина де Канистрис 1336 г
и многих других, см.: Kamal Youssouf. Monumenta. 1936. Т. IV. Fasc. 1
Р. 1138, 1140, 1160, 1169, 1172, 1174; 1937. Fasc. 2. Р. 1197, 1205, 1216,
Fasc. 3. 1938. Р. 1331, 1333, 1334, 1350, 1368 et al.; 1939. Fasc. 4. P. 1396,
1417,1457,1463 et al.; 1951. T. V. Fasc. 1. p. 1491,1493-1496,1498,1503,
1506—1508,1513 et al. См. также: Димитров Б. България в средновековната мор-
ска картография XIV—XVII век. София, 1984, passim; Kupctk I. Munchner
Portolankarten. Passim.
11 См. карты Птолемея в греческих н латинских рукописях XIII—XV вв.: Ka-
mal Youssouf. Monumenta. 1928. Т. II. Fasc. 1. р. 132, 148.
Крымский полуостров в античной и средневековой... картографии
309
Каковы же причины «игнорирования» Крымского полуострова
в античной и раннесредневековой картографии? Есть ли в этом ка-
кая-то логика или традиция, и если есть, то где могут корениться
истоки такого изображения Черного моря?
Как я уже отмечал, описательная, литературная география как
греков, так и римлян прекрасно знает Крым как крупный полуост-
ров в Северном Причерноморье. Эту традицию заложил еще Ге-
родот в своем «Скифском логосе» ’2, упомянув о Таврике как юж-
ной границе Скифии, выступающей на юг и на восток. На протя-
жении всей античности конфигурацию Черного моря сравнивали с
составным скифским луком, тетивой которого было южное побе-
режье моря, а самим луком с двумя выступающими «горбами» —
северное|3. Углубление между этими «горбами» и давал Крымский
полуостров, простирающийся к югу.
Из этого обстоятельства следует заключить, что Крым как по-
луостров отсутствовал только в римской картографической тра-
диции |4. Откуда могла пойти такая традиция?
Я уже пытался показать в другом месте”, что некоторые де-
формации в изображении Черного моря в позднеантичной и ран-
несредневековой картографической традиции обязаны своим про-
исхождением смещениям на карте мира Марка Випсания Агриппы
(конец 1 в. до н. э.). В частности, следуя ошибке на карте Агрип-
пы, южночерноморский город Трапезунт помещали на северном
берегу Черного моря карта из Дура-Европос, Певтингерова карта,
карты, которыми пользовались Иордан (VI в.), анонимный автор
из Равенны, написавший в VII в. «Космографию», и, возможно,
ал-Идриси. Известно, какое большое влияние оказала карта мира
12 См.: Herod. IV, 20 и 99: г; Tauptxiq.
15 См., например: Ammian. Marc. XXII, 9: «все географы (названы были «Эра-
тосфен, Гекатей, Птолемей и другие авторитетнейшие специалисты в этого
рода знаниях». — А. П.) единогласно уподобляют вид моря скифскому луку с
натянутой тетивой»; ср. также: Strabo, II, 5, 22; Plin. NH. IV, 76; Dionys.
Perieg. 156—162.
14 Недаром на картах Птолемея, принадлежащих к греческой картографической
традиции, Крым присутствует.
15 Подосинов А. В. Черное море в картографической традиции античности и
раннего средневековья / / ДГ. 1996—1997 гг. Северное Причерноморье в ан-
тичности: Вопросы источниковедения. М., 1999. С. 237—252.
А. В. Подосинов
310
Агриппы на последующую картографическую традицию антично-
сти и раннего средневековья.
Мне представляется, что есть некоторые признаки того, что и
Крым не был обозначен на карте Агриппы. Хотя сама карта до
нас не дошла, краткое ее содержание известно по двум позднеан-
тичным (V в. н. э.) географическим каталогам «Divisio orbis terrarum»
и «Demensuratio provinciarum», характеризовавшим границы и
размеры различных регионов Агрипповой карты. В этих трактатах
территория Скифии и Сарматии описывается следующим образом:
«Сарматия и Скифия Таврика. Они ограничиваются с востока
хребтами горы Кавказа, с запада — рекой Борисфен, с севера —
океаном, с юга — Понтийской провинцией»16. Таврика в этом пе-
речислении не выделена в отдельный пункт, но присутствует как
определение для Скифии, показывая, что ко времени Агриппы
скифская территория ограничивалась лишь размерами Крыма.
Южной границей этой территории является provincia Pontica, в
которой я усматриваю территорию Боспорского царства, объеди-
ненного в то время с южночерноморским царством Понт17. Крым,
таким образом, никак не выделен среди других регионов Север-
ного Причерноморья и едва ли был запечатлен на карте, которая
была изготовлена после смерти Агриппы на основании его текстов.
По-видимому, этой агрипповой традиции — не показывать
Таврику как полуостров — следуют и изображения Северного
Причерноморья на карте из Дура-Европос и на Певтингеровой
карте, на карте ал-Идриси и раннесредневековых западноевропей-
ских таррае mundi. Надо подчеркнуть, что именно эти карты со-
ставляют, по мнению историков картографии, «агриппову» линию
в развитии картографии, и именно в них ранее были обнаружены
особенности, объясняемые влиянием карты Агриппы.
К этой же традиции обычно относят два географических произ-
ведения, в которых описание мира построено на картах, близких
Агрипповой или Певтингеровой: «Космографию» Юлия Гонория,
16 Div. 15 = Dem. 9: «Sarmatia et Scythia Гаипса. Hae finiuntur al> oriente iugis
mentis Caucasi, ah occidente flumine Borysthene, a septentrione oceano, a meridie
provincia Pontica» (cp.: PUn. IV, 91).
17 Подробнее см.: Подосинов А. В. Проблемы исторической географии Восточ-
ной Европы (античность и раннее средневековье). Lewiston; Queenston;
Lampeter, 2000. С. 44—45.
Крымский полуостров в античной и средневековой... картографии
311
написанную в IV—V вв., и «Космографию» Равеннского Анони-
ма, датируемую началом VIII в. Как же отражена территория
Крыма в этих памятниках?
В «Космографии» Юлия Гонория упоминаются следующие «мо-
ря»: «море Меотида, море Босфор, море Киммерийское, море
Понт...»18. Второе и третье моря явно означают Керченский про-
лив, который в античности назывался Боспором (Босфором)
Киммерийским. Обозначение их как «морей», да еще как двух от-
дельных морей, показывает, что пролив между Меотидой (Азов-
ским морем) и Черным морем не изображался на карте, описы-
ваемой Юлием Гонорием, а значит, не было и Крыма как полу-
острова. Об этом же, на мой взгляд, свидетельствует и странное
название «город Синды Таврика» (Sindi Taurica oppidum), упо-
мянутое «Космографией» в Северном Причерноморье (32 А).
Синды, как известно, — народ на Таманском полуострове (вос-
точном берегу Керченского пролива), в то время как Таврика
должна означать западный берег пролива. Два этих названия, на-
писанные вместе, означают, что Керченского пролива на карте Го-
нория не было, а, как и на Певтингеровой карте, между Азовским
и Черным морями изображалась непрерывная полоса суши.
В «Космографии» Равеннского Анонима также есть данные,
позволяющие думать об отсутствии на карте-основе, весьма близкой
Певтингеровой карте, Керченского пролива, а значит, и Крым-
ского полуострова. Исходя из того, что города Боспорского царст-
ва перечисляются в IV, 3 с востока на запад без всякого «шва» на
месте пролива, а про Меотиду говорится, что она «простирается до
Боспорской страны»19, которая сама находится «возле Понтий-
ского моря»20, историки давно уже заключили, что Меотида была
обозначена на карте Равенната, как и на Певтингеровой карте,
обособленным от Черного моря бассейном21.
18 lul. Honor. Cosm. 28 А: «Маге Maeotis, mare Bosphorum, mare Cimmerium,
mare Pontum...»
19 Rav. Cosm. IV, 5: «Meotida regio... usque ad praefatam Bosphoranam patriam
pertingit».
20 Rav. Cosm. IV, 3: «iuxta mare Ponticum posita».
21 См., например: Schnetz J. Onogoria // Archiv fiir slavische Philologie. Berlin,
1926. B. 40. S. 159.
А. В. Подосиное
312
Ни слова не говорит о Крыме в своем описании Скифии Иор-
дан, у которого мы также отмечали следы агрипповой картографи-
ческой традиции, хотя он и упоминает «Меотийское болото»
(Meotis palus), «Боспорские проливы» (angustiac Bosfori) и неко-
торые города Крыма (Chersona, Theodosia, Careon, Myrmidon)22.
Таким образом, можно констатировать, что Крымский полу-
остров отсутствовал на большинстве античных и средневековых
карт вплоть до появления реалистических портолан и научно-кар-
тографических карт Птолемея в XIV—XV вв.; истоки этой кар-
тографической особенности могут лежать в изначальном отсутст-
вии Крыма на карте мира Марка Випсания Агриппы, которая по-
служила образцом для многих последующих карт так называемой
агрипповой традиции.
22 lord. Get. 30-33, 37-39, 44—46,117,123-126.
Т.А. Пушкина
Подвеска-амулет
из Гнёздова
Среди гнёздовской коллекции, богатой различными предметами
скандинавского происхождения, есть несколько особенно ин-
тересных.
Наше внимание привлекла небольшая фигурка из тонкого лис-
тового серебра, найденная на Центральном городище. В верхней
части фигурки близко к краю пробито аккуратное маленькое от-
верстие, превратившее ее в подвеску. Форма подвески — силуэт
стоящей в профиль женщины в длинном, свободном одеянии, с за-
прокинутой головой и высоко поднятой рукой, сжимающей ка-
кой-то предмет. Размер изображения 2x1,5x0,05 см (рис.1).
Первая невольная ассоциация при взгляде на гнёздовскую фи-
гурку — это валькирии на поминальных камнях Готланда IX—
Хвв., встречающие павших в битвах воинов рогом, наполненным
хмельным напитком* 1. Обычно валькирии показаны в профиль, с
поднятой рукой, держащей кубок, их свободные одежды слегка
отлетают назад. Таковы, например, фигуры на камнях из Альскуг,
Горда Боте или Клинты (рис. 2—4). Контур нашей подвески
очень близок изображению, украшающему серебряную копоушку
из 507 погребения Бирки2, которое трактуется как возможное
изображение валькирии3.
Прямых аналогий гнёздовской подвеске нет, хотя известен це-
лый ряд находок, относящихся к периоду викингов, которые, по
1 Lindqvist S. Gotlands Bildsteine. Stockholm, 1942. В. I. S. 96 ff.
1 Abman H. Birka. II. Die Graber. Stockholm; Uppsala, 1940. Taf. 173:1a.
1 Grdsslund A.-S. Kreuzanhanger, Kruzifix und Reliquar-Anhanger // Birka 11:1.
Systematische Analysen der Graberfunde. Stockholm, 1984. S. 117.
Т. А. Пушкина
314
1
9
Изображения валькирий: 1. Гнёздово, Центральное городище; 2. камень
из Альскуг, о. Готланд; 3. камень из Горда Боте, о. Готланд; 4. камень
из Клинты, о. Готланд; 5. Бирка, notp. 968; 6. Бирка, погр. 825; 7. Туна,
погр. III (?); 8. Грединге; 9. клад из Клинты, о. Эланд.
Подвеска-амулет из Гнездова
315
мнению А.-С. Грэслунд, являются изображениями дев-воительниц.
Это небольшие литые фигурки, изображенные в профиль и, как
правило, повернутые к зрителю левой стороной (четыре из пяти
известных мне случаев). У них, в отличие от изображений на гот-
ландских камнях, во всех деталях переданы особенности костюма и
прически. Женщины облачены в длинные, заложенные в складку,
свободные одежды, на их плечах — шали, волосы уложены в за-
тейливые прически. Размеры амулетов от 2,5 до 3,4 см. У четырех
фигур руки сложены или прижаты к груди. Обратная сторона —
плоская или слегка вогнутая, и на ней располагается ушко для под-
вешивания, но таким образом, что оно не выступает за границы
контура подвесок и остается незаметным (рис. 5—8). От этих
изображений заметно отличается серебряный амулет, происходя-
щий из клада, найденного на о. Эланд. Повернутая вправо фигур-
ка одета в подпоясанное платье, волосы собраны в пучок; в ее под-
нятой руке — рог (рис. 9). Если общий контур гнёздовской под-
вески близок силуэтам валькирий из Бирки, Туны и Грединге, то
находка с Эланда позволяет уверенно предполагать, что и в нашем
случае в руке женской фигурки находится кубок. Именно эта де-
таль — кубок или рог — подтверждает, что вырезанная из сереб-
ряной пластины женская фигурка является изображением де-
вы-воительницы — «вином валькирии вождя встречают»4.
Попробуем определить дату .амулета из Гнездова. Он найден в
культурном слое вместе со стеклянными бусами-«лимонками» и
круговой керамикой, характерными для второй половины X в. Оба
погребения Бирки с описанными амулетами (погребение 825 и
968) — это женские погребения в камерах, относящиеся к позд-
нему периоду существования памятника (так называемый «junger
Birka-Stufe» или «yngre birkatid»), т. е. к концу IX — третьей чет-
верти X в.5. Серебряный клад из Клинты датируется временем не
ранее 1050 г.6. Однако все эти изображения литые, тогда как
гнёздовское — вырезано из серебряной пластины. В скандинав-
4 Младшая Эдда. Л., 1970. С. 61.
5 Jansson I. Ovala spanbucklor. En studie av vikingatida standard smycken med
utgangspunkt Iran Bjorko-fynden // Aun. Uppsala, 1985. B. 7. S. 182.
6 Stenberger M. Die Schatzfunde Gotlands der Wikingerzeit. Stockholm. 1947.
В. II. Abb. 41:13; S. 166.
Т. А. Пушкина
316
ских кладах второй половины X — первой половины XI в. имеют-
ся амулеты в виде миниатюрных изображений предметов воору-
жения или калачевидных кресал, также сделанные из металличе-
ских пластин. В то же время в самом Гнездове имеется находка,
наиболее близкая по стилю и технике исполнения, — это набор из
16 миниатюрных изображений, помещенный на проволочном коль-
це, завязанном характерным для Скандинавии узлом. Все фигурки
вырезаны из тонкого серебряного листа, и среди них имеется ан-
тропоморфная (мужская?) фигурка7.
Вероятно, найденное на Центральном гнёздовском городище
миниатюрное изображение входило в подобный набор амулетов,
изготовленный одним из варягов — жителей Гнездова второй по-
ловины X — начала XI в.
7 Пушкина Т.А. Три амулета из Гнездова // Труды ГИМ. М., 1990. Вып. 74.
Рис. 1:н.
В. В. Рогинский
1814 год
в норвежской
исторической
литературе
Вряд ли в современной истории Норвегии есть какой-либо дру-
гой год, который имел бы для страны такое значение, как 1814-й.
Норвежцы встретили его в качестве подданных самодержавного
датского короля Фредерика VI, а проводили — уже будучи граж-
данами конституционного королевства Норвегии, находившегося
в личной унии со Швецией, под властью короля Карла XIII (по
норвежскому исчислению Карла III). Просвещенные современни-
ки назвали его «annus mirabilis», поскольку ни до, ни после него
в Норвегии не происходило за один год столько знаменательных
событий.
14 января 1814 г. в северогерманском городе Киль представители
Швеции и Дании заключили мирный договор, по которому Фреде-
рик VI уступал свое давнее наследственное владение — Норвегию —
королю Швеции. Норвежцы отказались признать это соглашение.
В стране началась революция, во главе которой стал бывший дат-
ский наместник принц Кристиан Фредерик. 19 февраля он провоз-
гласил независимость Норвегии, а себя — ее регентом. Было так-
же создано Временное правительство. 25 февраля и позднее во
всех приходах Норвегии взрослые мужчины принесли клятву за-
щищать независимость страны, а также начали избирать депутатов
в Государственное собрание, которое начало свою работу 10 апре-
ля в местечке Эйдсволл, в шестидесяти километрах от столицы
страны Кристиании. Уже 17 мая Эйдсволлское собрание приня-
ло Основной закон, превращавший Норвегию в конституционно
ограниченную монархию с парламентом — стортингом, избирае-
мым на довольно демократичной по тем временам основе. Кристи-
ан Фредерик был избран королем Норвегии.
В. В. Рогинский
318
Однако сохранить полную независимость и самостоятельность
Норвегии не удалось. Швеция не собиралась отказываться от сво-
их прав на Норвегию. К маю 1814 г. изменилась и общая обста-
новка в Европе. Если в первые месяцы года взоры всех были при-
кованы к Франции, где разыгрывался заключительный акт напо-
леоновских войн, то уже в апреле 1814 г. война закончилась, На-
полеон отрекся, и во Франции произошла реставрация Бурбонов.
Шведский наследный принц Карл Юхан (бывший наполеонов-
ский маршал Бернадот), командовавший тогда союзной Северной
армией, куда входили и шведские войска, был инициатором аннек-
сии западной соседки, и теперь он смог вернуться в Швецию, что-
бы начать подготовку к вторжению в непокорную Норвегию. Рух-
нули надежды норвежцев на возможную поддержку великих дер-
жав, прежде всего Великобритании. На Север Европы отправи-
лась миссия России, Великобритании, Австрии и Пруссии, чтобы
добиться присоединения Норвегии к Швеции. Фактически главой
этой миссии стал молодой русский генерал Михаил Федорович
Орлов, будущий декабрист. В начале июля союзные комиссары из
Копенгагена прибыли в Кристианию, где начались интенсивные
переговоры с Кристианом Фредериком, непризнанным королем
Норвегии. Добиться мирного разрешения конфликта не удалось.
У границ Норвегии уже сосредоточивалась шведская армия во
главе с Карлом Юханом, которому нужна была война, чтобы ис-
ключить вмешательство других держав в его спор с норвежцами.
Но в ходе переговоров норвежцы пошли на уступки: они согласи-
лись на унию со Швецией при условии сохранения основного за-
воевания своей революции — Эйдсволлской конституции.
25 июля началась последняя в истории межскандинавская война
между шведами и норвежцами, которая продлилась недолго. Уже
14 августа в норвежском городе Мосс была подписана конвенция,
по которой Норвегия соглашалась принять унию со Швецией на
основе сохранения своей конституции, Кристиан Фредерик дол-
жен был отречься от норвежского престола, а для пересмотра кон-
ституции и избрания шведского короля королем Норвегии созы-
вался чрезвычайный стортинг.
Работа парламента началась 10 октября в Кристиании, 4 ноября бы-
ли окончательно приняты изменения в конституции, и Карл XIII был
избран королем Норвегии. На севере Европы появилось новое кон-
федеративное государственное образование — «Соединенные ко-
1814 год в норвежской исторической литературе
319
ролевства Швеция и Норвегия», каждое со своей столицей, кон-
ституцией, парламентом, армией и флотом и другими атрибутами
суверенитета, объединяемые только общим королем, общим мини-
стерством иностранных дел и внешней политикой. Эта швед-
ско-норвежская уния просуществовала вплоть до 1905 г., когда
Норвегия наконец обрела полную независимость.
События 1814 г. на протяжении всего прошедшего почти 190-лет-
него периода были и продолжают быть предметом споров в исто-
риографии1, подчас довольно живых1 2. Эти дискуссии шли по двум
направлениям — между норвежскими и шведскими историками и
внутри норвежской историографии. Норвежцы и шведы придер-
живались различных позиций в отношении того, что же являлось
первоосновой унии — Кильский мирный договор, на чем настаи-
вала шведская сторона, или Мосская конвенция и решения чрез-
вычайного стортинга, что отстаивали норвежцы. Отсюда спорным
представлялся вопрос .— были ли благоприятные для Норвегии
условия унии дарованы Швецией, или же шведско-норвежская
уния — это результат договоренности двух равноправных сторон.
Вплоть до 1905 г. эти шведско-норвежские дискуссии носили от-
нюдь не академический характер, давая аргументы в политическом
конфликте между партнерами по унии, который и привел к ее раз-
рыву, после чего острота этих споров исчезла и дискуссии пере-
местились в чисто академическую сферу.
В самой же Норвегии дискуссии вокруг предпосылок и содержа-
ния событий 1814 г. продолжаются до сих пор. Главным здесь остает-
ся вопрос — существовали ли внутренние предпосылки для возрож-
дения Норвегии как государства в 1814 г. или же все произошедшее
было результатом стечения внешних обстоятельств (наполеоновских
1 Об исторической науке в Норвегии в XIX—XX вв. // История Норвегии.
М., 1980. С. 24—63; История нового времени стран Европы и Америки. М.,
1967. С. 637—640; Norsk historisk vitenskap i femti ar 1869—1919. Kristiania,
1920; Makt og motiv. Et festskrift til Jens Arup Seip 1905 — 11. oktober 1975. Oslo,
1975; Dahl O. Norsk historieforskning i 19. og 20. adiundre. 4 utg. Oslo, 1990.
2 См. антологии по истории 1814 г.: Omkring 1814. En antologi ved Knut
Mykland. Grunnlovsaret i historisk forskning og debatt fra Emst Sars til dag, med
studier av norske og utenlandske historikere. Oslo, 1967; Studier i norsk histone
omkring 1814. Ein nasjon stig fram. Ved Steinar Supphellen. Lommedalen, 1983.
(Norske Historikere i utvalg IX).
В. В. Рогинский
320------------------------------------------------------------
войн), когда Норвегия, по выражению видного историка Енса Арупа
Сейпа, получила «свободу в дар». Первоосновой этих споров была
борьба двух группировок на Государственном собрании в апре-
ле 1814 г. — т. н. «партии самостоятельности», куда входило боль-
шинство депутатов, выступавших за полную независимость Норве-
гии, и т. н. «унионистской партии», или «шведской партии», как ее
называли противники, которая склонялась к унии со Швецией на
определенных, благоприятных для Норвегии условиях.
В норвежской историографии в оценке 1814 г. до конца 1940-х гг.
господствовала так называемая национально-демократическая кон-
цепция, основа которой была заложена еще в 1840-х гг. выдаю-
щимся норвежским поэтом и литератором Хенриком Вергелан-
ном3. Затем эта концепция была развита видным историком-де-
мократом, идеологом партии «Венстре» Эрнстом Сарсом4, а уже в
нашем веке — социал-демократом Халвданом Кутом, который на
первый план вывел идею «народного суверенитета»5, и либералом
Арне Бергсгором6. Суть этой концепции в следующем: в норвеж-
3 Книга Хенрика Вергеланна «История конституции Норвегии», где дается не-
сколько романтизированная версия событий 1814 г., выходила многими изда-
ниями и до сих пор является настольной книгой многих норвежских семей
(Wergeland Н. Norges Konstitutions Histone. [1897]). О Вергеланне как исто-
рике см.: Sars /. Е. Om Henrik Weregelands historiske Syn og Forfatterskab //
Ibid. Indledning af Prof. Sr. J. C. Sars. S. 5—30; Siorsveen O. A. Henrik Werge-
lands norske historie. Et bidrag til nasjonalhistoriens mythos. Oslo, 1997.
4 О Э. Capce cm.: Dahl O. Norsk historieforskning. S. 114—133; Roder T. Ernst
Sars. Oslo, 1935; Mykland K. Grandeur et decadence. En studie i Ernst Sars’
historiske grunnsyn. Oslo, 1955; Fulsas N. Historie og nasjon. Ernst Sars og
striden om norsk kultur. Oslo, 1999. Свои взгляды на предпосылки событий
1814 г. Э. Саре дал в работе «Историческое введение в конституцию», изда-
вавшейся несколько раз большими тиражами: Snrs /. Е. Historisk Indledning til
Grundloven. 3. Oplag. Kristiania, 1884.
5 К столетнему юбилею, в 1914 г., X. Кут опубликовал 500-страничную книгу
«1814 год. Норвежский дневник через сто лет», где дал обстоятельную хро-
нику событий: Koht Н. 1814. Norsk dagbok hundre aar efterpaa. Kristiania, 1914.
См. также его доклады и статьи: Idem. Grundspinrsmaalet i 1814. Foredrag i
Den norske historiske forening 12. Febr. 1914. // NHT. В. V: 3. 1914. S. 1—14.
Idem. Pa leit etter liner i historia. Oslo, 1953. S. 175—187.
6 В годы Второй мировой войны Арне Беррсгор выпустил двухтомную книгу о
событиях 1814 г.: Bergsgard A. Aret 1814. В. I—II. Oslo, 1943—1945; См. так-
1814 год в норвежской исторической литературе
321
ском обществе к началу XIX в, уже созрели внутренние предпо-
сылки для восстановления государственности страны, утраченной
еще в средние века, события 1814 г. были подготовлены всем хо-
дом исторического развития, а внешние события: притязания
Швеции на Норвегию, пронаполеоновская политика датского ко-
роля Фредерика VI и, наконец, Кильский мирный договор, под-
писанный Швецией и Данией в январе 1814 г., по которому Дания
отказывалась от Норвегии в пользу Швеции, — были лишь дето-
натором внутринорвежского взрыва. Национально-демократиче-
ская концепция, которая в XIX в. служила идеологическим обос-
нованием борьбы норвежцев сначала за пересмотр условий унии со
Швецией в более благоприятном для себя духе, а затем в нача-
ле XX столетия — за ее полное расторжение, прочно укоренилась
в менталитете норвежского народа, став в определенной степени
частью норвежского национального самосознания. Не случайно
главный праздник страны с 30-х гг. XIX в., день Конституции,
отмечается 17 мая и его празднование носит всенародный характер.
Однако в противовес национально-демократической концепции
в норвежской историографии сложилась и другая традиция рас-
смотрения событий 1814 г. Еще в первые десятилетия унии со
Швецией ее сформулировали видные деятели 1814 г., депутаты
Государственного собрания, сторонники «унионистской партии»
Г. П. Блум* 7 и Якоб Олль8. Затем она была развита профессио-
нальными историками, ориентировавшимися на консервативную
партию Хейре Л. К. Доо и Л. Доз, и особенно Ингваром Нильсе-
ном, наиболее плодовитым историком и публикатором документов
о событиях 1814 г.9, которые он выявил не только в скандинавских
же: Idem. Norsk histone 1814—1880. 2 utgava av «Fra 17. mai til 9. april».
2. opplaget. Oslo, 1975.
7 Blom С. P. Norges Statsforandring i Aaret 1814. Med Bilag. Christiania, 1860.
8 Aall J. Erindringer som Bidrag til Norges Historie fra 1800—1815. В. I—III.
Kristiania, 1844—1845; Idem. Erindringer som Bidrag til Norges Historie fra 1800
til 1815 / Anden Udgave i eet Bind, udgivet med nogle Rettelser og Tilleeg af
Christian C. A. Lange. Christiania, 1859.
9 Нильсену удалось собрать и опубликовать в ряде изданий почти полностью
дипломатическую переписку, связанную с событиями 1814 г. в Норвегии. См.:
1814. Det forste overordentlige Storthing I Optegnelser og Aktstykker samlede og
udgivne af dr. Yngvar Nielsen. Kristiania, 1882.; Bidrag til Norges Historie i 1814.
В. В. Рогинский
322 -
архивах, но и в архивах других стран, в том числе и в России10.
Ингвар Нильсен придавал решающую роль в норвежских событи-
ях 1814 г. политике великих держав и 11 Iнеции, а также деятель-
ности датского принца Кристиана Фредерика.
В 1951 г. видный историк Сверре Стеен выпустил научно-по-
пулярную книгу «Свободная Норвегия. 1814 год». Стеен отрицал
революционный характер событий 1814 г., полностью игнорировал
внутренние предпосылки этих событий, восстанавливая, правда с
некоторыми модификациями, «унионистскую» концепцию. Обре-
тение норвежцами государственности и самостоятельности, по
Стеену, лишь результат внешней борьбы за Норвегию. У самих
же норвежцев якобы не было никакого стремления порывать с
датским самодержавием. При этом никаких новых материалов
Стеен не приводил ".
Несмотря на то что книга Сверре Стеена подверглась критике
со стороны ряда профессионалов — ведущих историков, таких как
Халвдан Кут и Арне Бергсгор, — в идеологической обстановке
начала 1950-х гг. поток хвалебных рецензий и отзывов на нее в
средствах массовой информации заглушил эту критику. Так, ре-
цензируя книгу Стеена на страницах официоза Норвежской рабо-
чей партии газеты «Арбейдербладет» (5 января 1952 г.), другой
видный норвежский историк и политолог Ене Аруп Сейп не толь-
ко превознес ее как совершенно новое слово в науке, пересмотр
прежнего, устоявшегося и устаревшего представления о событиях
1814 г., но и призвал довести построения Стеена до логического
конца, объявить весь 1814 год национальным мифом и продолжить
его развенчание или, как он говорил, «деромантизацию». Рецензия
Christiania, 1882—1886. В.1, 2; Aktstykker vedkommende Konventionen i Moss
14de August 1814 I Y. Nielsen. Christiania, 1894; Aktstykker vedkommende Stor-
magtemes Mission til Kjebenhavn og Kristiania i Aaret 1814. Ferste Raekke
Danske og engelske Aktstykker. Christiania, 1895; Aktstykker vedkommande
Stormagtemes Mission til Kjebenhavn og Kristiania i Aaret 1814. Anden Raekke
Osterrigske, preussiske og russiske Aktstykker. Christiania. 1897 (Videskabssel-
skabets Skrifter. П. Historisk—filosofiske Klasse. 1897. N 3.).
10 Рогинский В. В. Архивные изыскания норвежского историка Ингвара Ниль-
сена в России // СС. Вып. XX. Таллинн, 1975. С. 192—197.
11 Steen S. Det frie Norge 1814. Oslo, 1951. (Книга была переиздана к 175-лет-
нему юбилею событий 1814 г. — в 1989 г.)
1814 год в норвежской исторической литературе
была озаглавлена «Свобода в дар», и это выражение стало квинт-
эссенцией того, что вскоре получило название «концепция Стеена—
Сейпа»,2. Внешне казалось, что эта концепция одержала полную побе-
ду. Однако это было только внешне. Ее фактически не разделял самый
видный исследователь проблем 1814 г. в 60—80-х гг. XIX вв. Кнут
Мюкланн, который старался придерживаться умеренных пози-
ций”. А с 80-х гг. вновь началась ее открытая критика, с которой
выступал профессор истории университета Осло Коре Лунден, вы-
пустивший ряд статей и опубликовавший в 1992 г. кншу о зарож-
дении норвежского национализма в конце XVIII — начале XIX в. м.
Дискуссии продолжались и во второй половине 90-х гг., и время
покажет, насколько они будут плодотворны.
12 Seip J. A. Fra embedsmannstat til et partistat. Oslo, 1963. S. 43—50.
13 Mykland K. Cappelens Norges historie. Bd. 9. Kampen om Norge 1784—1814.
Oslo, 1978; Bagge S., Mykland K. Norge i dansketiden 1380—1814. Drammen,
1987; Mykland K.., Opsahl T., Hansen C. Norges Grunnlov i 175 ar. Utgitt i
samarbeid med stortinget. Oslo, 1989.
14 Lunden K. Friheten i gave? Den norske revolusjon i 1814 // Lunden K. Dialog
med fortida. Oslo, 1985. S. 114—134; Idem. Norsk gralysing. Norsk nasjonalisme
1770—1814 pa allmenn bakgrunn. Oslo, 1992.
М. В. Рождественская О НОВОНаЙДСННОМ
свитке
из Государственного
Архива Швеции
(«Сон Богородицы»)
D Государственном Архиве Швеции (г. Стокгольм) среди рос-
•*-* сийских материалов, связанных с событиями Северной войны
(1700—1721 vv.), хранится бумажгаяк свиток, размером 8х92см.,
озаглавленный «Сшит» пречнстыж владычицы Богородицы i Приста-
вы Марн!» \ Он вложен в расправленном виде в обложку, на кото-
рой чернилами, по цвету сходными с чернилами основного текста,
написана дата «1700». Свиток обнаружен мной среди писем рус-
ских военнопленных, захваченных в боК> под Нарвой, и был, по-
видимому, отобран у одного из них.
Текст, читаемый на свитке, — широко распространенный в русской
средневековой рукописной традиции апокриф «Сон Богородицы»* 1 2,
функционировавший как в книжной, так и в народно-христианской
среде в виде духовного стиха. Количество списков XVII—XX вв.
Работа осуществлена при поддержке Шведского Института (New Visby Program). Автор глу-
боко признателен профессору Стокгольмского университета Элизабет Лефстренд за неоцени-
мую дружескую помощь при работе в Королевской библиотеке г. Стокгольма и за возможность
познакомиться со свитком в Государственном Архиве ГI Твепии.
1 Riksarkivet, fond Extranea: 156. 3.
2 Основные публикации «Сиа Богородицы» сМ-. например: Тихонравов Н.С.
Сочинения. М., 1859. Т. I. Ч. 3. Летопись русской литературы; Варенцов В.
Сборник русских духовных стихов. СПб., 1862; Памятники старинной рус-
ской литературы / Г. Кушелев-Безбородко. СПб., 1862. Вып. III; Бессо-
нов П. Калики перехожие. М., 1869. Вып. 6; Романов Е. Р. Заговоры, апок-
рифы и духовные стихи // Белорусский сборник. Витебск, 1891. Вып. 5;
Карский Е. Ф. Белорусы. Пг., 1921. Т. III. Ч. 2. Старая западно-русская
письмеииость; и др. Из более новых публикаций см.: 1 радиционная русская
магия (в записях конца XX века). СПб., 199? (раздел «Обереги на дорогу»).
О новонайденном свитке из Государственного Архива Швеции
325
велико: почти каждое из территориальных собраний рукописей
Древлехранилища им. В. И. Малышева ИРАН (Пушкинского До-
ма) РАН насчитывает десятки списков, не говоря уже о других
важнейших государственных хранилищах России.
То, что среди российских документов в Государственном Архи-
ве Швеции обнаружен еще один список «Сна Богородицы», не-
удивительно. Удивительно другое — до сих пор мне неизвестны
случаи сохранности текста «Сна Богородицы» в форме свитка, явно
предназначенного для ношения на груди или владения им в разных
жизненных обстоятельствах. Обычно «Сон Богородицы» включался
переписчиками в рукописные сборники вместе с сочинениями апо-
крифического и молитвенно-заклинательного характера.
Различают несколько жанровых разновидностей «Сна Богоро-
дицы»: апокриф, духовный стих и заговор3. Стокгольмский свиток
представляет собой оберег, в котором, как во всяком рукописном
амулете, текст структурно распадается на эпическую часть — в на-
шем случае это описание крестных мук Иисуса Христа, приснив-
шихся Богородице в Вифлееме (некоторые списки называют Ие-
русалим), — и заговорную часть, выполняющую роль собственно
оберега. Подобное наличие двух частей текста свидетельствует о
его принадлежности к магической литературе. До находки Сток-
гольмского свитка магическая функция «Сна Богородицы» рекон-
струировалась на основе его содержания — в заговорной части тому,
кто держит текст при себе, берет с собой в путь, идет с ним на войну,
часто его читает и т. п., обещана удача и безопасность. О подобных
текстах древней христианской культуры, сохранившихся в свитках,
писал И. Ю. Крачковский: «...предохранительная сила обыкновенно
приписывается не столько чтению свитка, сколько его ношению или
даже простому нахождению в помещении» 4. Стокгольмский сви-
ток подтверждает магическую функцию «Сна Богородицы», кото-
3 Соболеве Л. С. Жанровые разновидности апокрифического сюжета «Сон
Богородицы» / / Древнерусская книжная традиция и современная народная
литература: Тезисы докладов международной научно-практической конфе-
ренции, состоявшейся 14—16 октября 1998 г. Нижний Новгород, 1998.
С. 68—69. См..- Бучилина Е.А. Апокрифы в круге чтения современных хри-
стиан // Там же. С. 70-74.
4 Крачковский И. К). Абиссинский магический свиток из собрания Ф. И. Ус-
пенского // Доклады АН СССР. Л., 1928. С. 163.
М. В. Рождественская
326
рая, по словам новейшей исследовательницы, «распространялась
на огромное количество ситуаций, так что текст был почти универ-
сален» 5. Эпическая часть магических текстов обычно имеет книж-
ное происхождение, и источниками могут быть библейские кано-
нические тексты и апокрифы.
«Сон Богородицы» давно стал предметом исследований фило-
логов и фольклористов, отметивших его тематическую и текстуаль-
ную близость к апокрифическим «Слову св. Иоанна Богослова об
Успении Богородицы», «Страстям Христовым» и евангельскому
рассказу о крестных страданиях Христа6. Текст можно интерпре-
тировать как вариант народного Евангелия, где по дням расписаны
события Страстной седмицы7. Ю. И. Зинченко указала на пря-
мые текстовые совпадения эпической части «Сна Богородицы» с
молитвословиями Постной и Цветной Триодей8. Многие списки
«Сна Богородицы» XVIII—XX вв. в рукописных сборниках со-
провождаются общим литературным «конвоем» — апокрифами
«Иерусалимская беседа» (Эпистолия о Неделе) и «Сказанием о
двенадцати пятницах», иногда добавляется «Хождение Богороди-
цы по мукам» в разных редакциях9. Отмечу, что в «Сказании о
двенадцати пятницах» имеются заговорные формулы. Они вклю-
чены в перечень важнейших «пятничных» дней в году, когда хри-
5 Зинченко Ю. И. Духовный стих «Сои Богородицы» в контексте устной и
письменной культуры // Староладожский сборник. Материалы I—V конфе-
ренций «Северо-Западная Русь в эпоху средневековья: междисциплинарные
исследования». Старая Ладога. 1994—1998. СПб.; Старая Ладога, 1998.
С. 165. Там же основная литература о «Сне Богородицы».
6 См., например: Сахаров В. Разбор апокрифических сказаний о Пресвятой
Деве Марии, особенно распространенных в древней Руси, и влияние их на на-
родные произведения // Христианское Чтение (сент. — окт.; июль — ав-
густ). СПб., 1888. Автор обратил внимание на связь эпической части «Сна
Богородицы» с текстом известного канона на повечерие Великой Пятницы
Симеоиа Логофета: «Вижу тя ныне, возлюбленное мое Чадо, на кресте нага
висяща...» Из новейших работ см. примеч. 3 и 5.
7 Соболева Л. С. Жанровые разновидности. С. 68.
8 Зинченко Ю. И. Духовный стих «Сон Богородицы». С. 166.
9 См., например: РНБ. Тихан. № 381, 366, 665; Там же. ОЛДП. 0—215; 0—9;
Там же. Колоб. № 734; Древлехранилище ИРЛИ РАН. Усть-Цилемск. № 78,
79. 86. 94.
О новонайденном свитке из Государственного Архива Швеции
327
стианину предписывается строгий пост, при нарушении которого
его ждут различные наказания. Первая же, эпическая часть апо-
крифа, рассказывающая о конфессиональном споре между иудеем
и христианином, опускается. Таким образом, «Сон Богородицы» к
первой четверти XVIII в. вносится в сборниках в круг подобных
сочинений. Эпическая часть «Сна Богородицы», т. е. рассказ о
виденных во сне крестных муках Христа, сохранился в подробном
и сокращенном вариантах. Именно краткий вариант и представлен
Стокгольмским свитком. Его текст носит следы явной порчи: ряд
разных фрагментов соединен в один, не всегда выдержана после-
довательность событий, многие эпизоды опущены. Отсутствуют,
например, упоминания о том, что Богородица видела сон о Христе
«в марте месяце», что Понтий Пилат перед всем народом «умыл
руки», что распяли Христа на кресте, сделанном из трех разных
«древес», что распят он был между двумя разбойниками; не упоми-
наются имена жен-мироносиц и т. д. Конечно, для более точного
определения редакции, к которой может относиться Стокгольмский
список, требуется текстологический анализ всей сохранившейся
рукописной традиции. Она велика, к тому же «Сон Богородицы»
представляет собой открытый текст, позволявший книжникам рас-
ширять эпическую часть в зависимости от полноты использования
конкретных источников или, напротив, делать акцент на заговорной
части и сокращать эпическую до простого перечисления «страст-
ных» событий. Заговорная часть также могла меняться в зависи-
мости от числа и характера бед и болезней, против которых на-
правлен заговор. Беглый обзор списков «Сна» не дает возможно-
сти найти списки, совпадающие по полноте и деталям. Стокгольм-
ский список отражает весьма распространенный в рукописях текст,
подвергшийся какой-то правке и не всегда удачным сокращениям.
Не менее сложен и вопрос о датировке Стокгольмского свитка.
На первый взгляд, все ясно: на обложке стоит дата «1700», и очень
заманчиво предположить, что русский солдат, взятый в плен, но-
сил свиток с собой или на себе. В таком случае мы имеем дело с
амулетом, и «Сон Богородицы» выполнял магическую функцию на
рубеже XVII—XVIII вв., каковая позднее была, по-видимому, уже
утрачена или сохранялась далеко не везде. Однако ряд обстоя-
тельств не позволяет сразу согласиться с первоначальной датировкой
списка. Почерк, каким написан текст на свитке, напоминает пе-
чатный более позднего времени, и, конечно, следовало бы срав-
М. В. Рождественская
328
нить свиток с ранними печатными изданиями «Сна», если таковые
были. Но и без связи с характером этих изданий почерк свитка
вызвал сомнения в его ранней датировке и разброс мнений у спе-
циалистов10 11. Проф. Элизабет Лефстренд обнаружила очень не-
большой фрагмент водяного знака на свитке. Это верхняя часть
герба г. Амстердама — часть короны с яблоком и четырехлопаст-
ным крестом11. По альбому водяных знаков Heawood’a12 данный
фрагмент может быть сближен со знаками, датированными от 1663
до 1729 г. По Каталогу Т. В. Диановой и Л. М. Костюхиной13 бли-
же всего к фрагменту знака на Стокгольмском свитке — № 171 и
173 (1691 и 1697 гг.), но есть сходство и с № 178 (1687 г.). Хро-
нологические рамки водяных знаков, сопоставимых с фрагментом
знака на нашем свитке, достаточно широки. Из-за крайней неотчет-
ливости знака и малой площади бумаги, на которой он виден, трудно
говорить о ранней датировке свитка (вторая половина XVII в.). Од-
нако ранняя бумага с гербом г. Амстердама, сопоставимая с бума-
гой свитка, встречается значительно чаще поздней. Независимо от
датировки Стокгольмский список «Сна Богородицы», вводимый
нами в научный оборот, позволит уточнить наблюдения над маги-
10 Благодарю за высказанные соображения моих коллег из ИРЛИ РАН, руко-
писных отделов РНБ, БРАН, особенно А. И. Сергеева. Большинство из них
склоняется к дате от середины XVIII до начала XX в. Наблюдения сделаны
на основании ксерокопии, любезно предоставленной мне проф. Элизабет
Лефстренд.
11 Благодарю А. И. Сергеева за следующие уточнения: в русских рукописях
встречается 18 знаков герба г. Амстердама, датирующихся до 1701 г., 8 зна-
ков — после 1701 г. В рукописях иностранного происхождения герб г. Ам-
стердама зафиксирован с 1651 по 1719 г., иа голландской бумаге ои фиксиру-
ется между 1762 и 1783 гг.
12 Heawood Е. Watermarks. Mainly of the 17th and 18th centuries. Hilversum,
1950, знаки № 367, 387, 361, 398, 394.
13 Филиграни XVII века: По рукописным источникам ГИМ: Каталог / Сост.
Т. В. Дианова, Л. М. Костюхина. М., 1988. Просмотрены также альбомы:
Churchill W. A. Watermarks in Paper in Holland, Kingland, France etc. In the
XVII and XVIII centuries and their interconnections. Amsterdam, 1935; Клепи-
ков С. А. Бумага с филигранью «голова шута». Бумага с филигранью «герб
г. Амстердама»: Новые работы по филигранологии и филигранографии //
Записки Отдела Рукописей [ГБЛ]. М., 1963. Вып. 26.
О новонайденном свитке из Государственного Архива Швеции
329
ческой ролью текста, его структурой и поставит новые вопросы о
соотношении письменной и устной христианских традиций.
Еще в начале XX в. апокриф «Сон Богородицы» использовал-
ся в роли оберега на Русском Севере не только в составе рукопис-
ных книг. Об этом красноречиво свидетельствуют строки урожен-
ца Олонецкого края и знатока народной духовной культуры поэта
Николая Клюева: «Под порогом зарыт «Богородицын Сон», / От
беды-худобы нас помилует он». Это благопожелание я обращаю к
юбиляру — Елене Александровне Мельниковой.
«Сон Богородицы» печатается по новонайденному Стокгольм-
скому списку. Титла раскрываются, выносные буквы вносятся в
строку.
Сшнъ пречистыА владычицы Богородицы
i ПрИСИОДЕВЫ | Мари!
Шпочнвола еси Пречнстол | Богородица во сватсмъ граде Бовлнем4 I
и видела сонъ про тепл, Господа | Icyca Христа велмн пречуденъ. | И прн!де
к не! Господь нашъ | 1сусъ Христосъ сынъ Божн!, | спаснтелъ всего
мира, i рече I ei: «ЛЛатн моа, возлюбленна | а, Пречнстол Богородица,
спиши ли | во сватсмъ граде Бовлнем"Ь | !ли что во | вне видишК?» I I рече
ему Пречнстол | Богородица: «Сынъ мо! прслюве | знны!, 1сусъ Хрн-
стосъ 1зБдвнтелъ всего мира I шпочнвала еси во сватсмъ | граде Бо-
влием’Ь i видела | про тсеа сонь тво!, велм! | пречуден. Бога моего
Icyca | Христа, что тсба у жидовъ | по!мана ! свлзана и приве | дена ко
Панстиньскому Пила | ту гемону, ! на кресте I кипарисе распАта, руце |
и ноз’Ь тво! гвожднемъ | пригвождена i терновъ | вен'кць восложнша
на гла | ву мою, ! уста желчню I напоены, ударенъ ! по лонте! I ударенъ,
ни единъ шт део1\ъ | прсступнлъ в ревра твоа I копнсмъ проведена
нов!е | !выде !з ревръ твои\ъ кровъ | ! вода на !вцел*Ьн!е христианам |
! на спасение душамъ нашим | ! т-йломъ. I послатн со креста | глас
Icyca Христа Бога моего I во гровъ новъ положенъ | 1шрдане помазатн
пречист | тое тело твое м!ром. Ты же | Господи мои предстан! от слезъ |
!дите ко ученнкомъ мо!мъ и рцыте, гако воскресе Господь | подали
м!ровн вслню м!ло | сть и в трет!и денъ воскресе I ж!вотъ м!ру дарова-
вы| ! спиде | в прс!споднлА н тамо сущим | своводи воскресе адаву
кре|постъ сокрушиша ! вер*кл I смертныл призвасл клатва I потре-
бнса ! бвва свовшд!са | ! весь мнръ шжнве ! рече ei | Господь нашъ
М. В. Рождественская
330
'I
’’I
il
Е/Л'ьг*/Л'луийо «лги •
©лвЙЬл •. -^П/йяч%к
ФгЛЛ*.
//йй'глд «jcp^» луб^гЁк гм
11м • J^5I-» гимн • П^т&ин
^'nfHYxt i Hvtf»rTl .Mm..
1Й1. X/Tori . &«i » ЕМ.ЙГ ».
СпДГИМА • KCt.ro * Мк^л •ffiit
4,1'» Xiaw/Aok • Ко^А^ВДбШ!
£ *А<*
(jrff . ДШАДй .йдадМ:
ЙЮСЛИГИ *Ц^и „
^crf^^*t,eri'По^оя1( fn.»->
Гд*'^оГ' Л/^нГ-бем^Д-
^“^;^feffto№ - ЛЛоМА I
%£*. K^ffTFii rjitm •i»fnf'tti ‘
«(№1*
;<4«i .ЖсЬ nygiffi
di,»r? ’
ПИ» 1 ••А4и|’1.
VitWfrln . »fcni
О новонайденном свитке из Государственного Архива Швеции
331
<
1^£Д ffftgriWb i.tilTb» NMjA
j ^ПбУнкМА» ^^, roVron
?^А(<К^а<4-»/квдД4 -
П^бТЛкд^, ifofa; видд ;
lyhskf «йх i Mot го'tit •
'. ’ Vjil' '" •_ • ~ 4. . ^7~- * *''• ’
Я«Мс/^.&^^/о^>лйгГ
-I > 4<m .
: Лн#^. ЧГхЙ-.
niKmjSAtfiA f 1М1#О£>1. Л
• :, Обложи UiZ/Hxed
: KK •JJAfjM j^ttrx - ^<A«hTJ"
Шлоенц ^лл^т. • i'ficxo/pj^ ’
paffta» HKfjtMffli • fiards
t^FS'nH-Pl •
&
; Wj^^rrw,. Л4н|». лйт
• ^о*:*Хоб[4М(ннлХ «прида.
,‘<^;:^^|^«Сож1.чгтгш» |
jHu^s^ n^xam.fcra/ricr-!
^OfuX••iilKLttim.
• таг>Г«;^4» |гдм14'муж1’га*
jut aitiictHfi^.i ИлЛксицн ИЦ *.
ЛлП/рД.НК&* MKT^rnb.K^. plAK'ri
а I ;. «MtfcSb
. riйл» Ч и «М к\н("^
s тек (no AiyiX'o AK U« sfyfc*'
•; НИГД^.МИЛрМ1КчСН<<А'
: тоА^^й«»к<ЯРАЯ11* ,
:Вй$«:ийД£ гпь :f кТОХ'.уАлчу.
' MMIflVrtdUtm'vl HHCOAlt- MR '
JioU, '
л»ТчЙтк..Д14₽:Кт6^^
1ГРЧК'1» • Л p titMffittm •
MErnt?
eofi.t-
•- 4$H« ЛмиЯЬ-^ J ’
. • -*A ... • ' ’ .: • V
1
<
М. В. Рождественская
332 --------------------------------------------------------------------
1сусъ Христосъ I СпасЬгелъ всегш миру: «ЛЛатн | моа возлювленнад,
Преч1стаА | Богородица, воистину сонъ тв°' I неложенъ праведенъ сонъ
тво!, I Богородица. Аще которьн человекъ сонъ | тво!, Богородица, в дому
держггъ у севл i таму дому огнь | не прнкоснетсА ни лукавым
ни (мечтание ии татьва ни лн\1И | человекъ шпочнваеть в немъ |
мнръ и здравие и всдкому | скоту упокоение. Афе кто | соиъ Богородн-
ченъ чтетъ в чисто I те к тому дому ни зверьо | ни гад ни прнкшснгг-
са I игтнын’Ь и до веку. Аще который человекъ в путь с со I вою имаетъ
и к тому человеку | не прнкоснстсА ни вода ни | волна морскад ву-
детъ | путь чисть. Ацк кто сонъ | Богородиченъ при смерти воспо-
МАнетъ и вудетъ наследникъ | в иевесное царство ко (Л)врааму |
Исааку Идкову во ве | кн. Аминь».
Т. В. Рождественская Об отражении
устной и письменной
традиций
в договорах Руси
с греками X в.
(речи — писати; рота —
клятва )
Договоры Руси с греками входят в состав Повести временных
лет и помещены там под 907 и 911 гг., 944 г., 971 г.
Своеобразие поэтики летописи как жанра складывалось из со-
единения разновременных и разнонаправленных традиций: визан-
тийской хронографии (Хроника Георгия Амартола и его Продол-
жатель), библейской хронографии (Книга Иосиппон, Таблица на-
родов), а также устных эпических преданий2. «Огромная роль
этих преданий в выработке самой летописной формы, — писал
в 1947 г. Д. С. Лихачев, — не подлежит сомнению»3. В послед-
ние годы в изучении раннего русского летописания наряду с инте-
ресом к летописным библейским топосам («библейская парадигма»
ПВЛ) заметно усилилось внимание к топосам устного фольклорного
происхождения4. Типы устных преданий, отразившихся в ПВЛ, ста-
Статья написана в рамках проекта РГНФ № 01—04—00150а.
1 ПВЛ. СПб. 1996. Большинство исследователей рассматривает текст под 907 г.
как фрагмент договора 911 г. Все цитаты приводятся по этому изданию.
2 Шахматов А. А. «Повесть временных лет» и ее источники // ТОДРЛ. 1940.
Т. IV. С. 5—150; Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое
значение. М.; Л., 1947; Мещерский Н. А. К вопросу об источниках Повести
временных лет // ТОДРЛ. 1957. Т. XIII. С. 57—65; Петрухин В. Я. Начало
этнокультурной истории Руси IX—XI веков. Смоленск; М., 1995.
3 Лихачев Д. С. Русские летописи. С. 114 и сл.
4 Петрухин В. Я. Начало этнокультурной истории Руси. С. 25—36; 52—61;
Данилевский И. Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX—
XII вв.). Курс лекций. М., 1999.
Т. В. Рождественская
334
ли недавно предметом специального рассмотрения в статье Е. А. Мель-
никовой5. На основе анализа летописных рассказов о Кие, об Ас-
кольде и Дире, о Рюрике, о князьях Олеге, Игоре, Святославе, о
княгине Ольге исследовательница наметила пути реконструкции
дружинной устной традиции, сложившейся в княжеском окруже-
нии в XI в. По мнению Е. А. Мельниковой, эта «дружинная тра-
диция (или, по словам Д. С. Лихачева, княжеские родовые преда-
ния. — Т. Р.) лежала в основе реконструкции летописцем русской
истории... Идеальная парадигма государства определяла принци-
пы, по которым преобразовывалась устная традиция» 6. Едва ли не
основным был принцип единства княжеского рода и его преемст-
венности при переходе от языческой эпохи к христианской. Этот
принцип опирался на идею права, легитимности княжеской власти
и обеспечения мира с соседними племенами и народами.
Одним из «сигналов» использования летописцем устных сказа-
ний может служить употребление в соответствующих контекстах
летописи глаголов речи. Так, передавая предание о Кие как осно-
вателе города, ходившем в Царьград и получившем там от импера-
тора «честь велику», летописец упоминает и другой вариант этого
предания, согласно которому «Кий есть перевозникъ былъ». Кри-
тическое отношение к этому варианту выражено фразой «ини же
не сведущи рекоша». Эти «не сведущи» — устный источник, на
что указывает и лексическое значение формы аориста «рекоша».
Этот источник воспринимается летописцем как недостоверный или
не вполне достоверный. При отсутствии русских письменных тек-
стов для этой исторической эпохи задача летописца состояла в том,
чтобы предпочесть тот вариант устного предания, который в наи-
большей степени соответствовал бы летописной концепции госу-
дарственного строительства.
Первыми письменными документами русской истории стали
древнейшие памятники права — договоры с Византийской импе-
рией первых русских князей — Олега, Игоря и Святослава.
Договоры Руси с греками 911 г., 944 г., 971 г. занимают в ком-
позиции ПВЛ особое место. По мнению большинства исследовате-
5 Мельникова Е. А. Устная традиция в Повести временных лет: к вопросу о
типах устных преданий // Восточная Европа в исторической ретроспективе.
К 80-летию В. Т. Пашуто. М., 1999. С. 153—165.
6 Там же. С. 163.
Об отражении устной н письменной традиций в договорах Руси с греками
335
лей, начиная с А. А. Шахматова, договоры вошли в состав летописи
на раннем этапе ее формирования. Эти документы включены лето-
писцем в контекст княжеских родовых преданий, опирающихся на
мифопоэтическую основу княжеских «биографий». Данный кон-
текст требовал от летописца, в соответствии с его задачей, предста-
вить «идеальную парадигму государства», соединения в единое це-
лое, «уравнивания в правах» родового княжеского предания и пись-
менного свидетельства — документа. В случае с договорами в лето-
писи впервые встречаются устные и письменные источники, относя-
щиеся к истории собственно Руси- Этот факт можно считать преце-
дентом формирования летописи как особого исторического жанра.
Один из самых сложных и дискуссионных вопросов относи-
тельно договоров Руси с греками — вопрос о том, когда и где эти
документы были переведены с греческого на славянский язык для
русской стороны7. Независимо от того, были ли славянские пере-
воды одновременными греческим оригиналам или относились к
христианскому времени, роль устной традиции в дипломатической
практике Руси была, как показывают более поздние источники,
значительна. В какой степени эта традиция нашла отражение в
текстах самих договоров?
Исследуя типы «посольских речей» в составе летописей, Д. С. Ли-
хачев обратил внимание на отражение в договорах Руси с Византи-
ей двух обычаев — греческого письменного и русского устного®.
Эта «встреча» двух обычаев, как ее называет Д. С. Лихачев, осу-
ществляется в тексте при посредничестве третьей стороны — ле-
тописца, то есть в пространстве литературной коммуникации.
Показательно распределение в текстах договоров форм глаго-
лов речи, повЬдЬти и писати и их производных. В княжеских
преданиях, «обрамляющих» договоры, глаголы речи составляют
грамматическую основу повествования, они движут развертывани-
ем сюжета. Как правило, летописец употребляет аористные (реже
имперфектные) формы инфинитивов речи, глаголати, повЬдЬти и
причастные формы от основ этих глаголов. В качестве основного
выступает глагол движения послати: «Олег... посла к нима въ * 6
7 Историографию вопроса см.: ПВЛ. С. 601—603; см. также: Malingoudi J.
Die russisch-byzantinischen Vertrage des 10. Jhds. aus diplomatischer Sicht.
Thessaloniki, 1994.
6 Лихачев Д. С, Русские летописи. С. 119.
Ззб Т. В. Рождественская
град... глаголя»; «и р^ста царя и боярьство все...» (907 г.);
«Игорь же призва слы гречьския, рече им... и pt>ma ели цареви»
(944 г.); «и посла слы ко цареви...река сице...» (971 г.). Здесь
основная синтаксическая модель, используемая летописцем, —
конструкция типа посла... глаголя (аорист + причастие, которые
могут в пределах этой модели меняться позициями: послав...
рЬша/рече). Эта модель, включающая формы глаголов речи,
структурирует в письменной христианской традиции один из ос-
новных авторитетных текстов — евангельский. Уже в древнейших
славянских переводах новозаветных текстов греческая форма
praesens historicum Xeyet передается формой славянского аориста
рече или глагола 9. Благодаря лексическому значению глаголов ре-
чи евангельский текст переводит в регистр письменной культуры
новозаветную устную традицию свидетельствования. Включение
летописцем письменного документа — договора о мире — в со-
став княжеского родового предания, основанного на устной тради-
ции, документирует и само это предание, делает его полноценным
историческим источником. По наблюдению В. И. Франчук, в лето-
писи «в XI—XII вв. слово речъ нередко применялось как диплома-
тический термин в смысле „послание**» *°. Самый текст такого по-
слания вводится в летопись формами глаголов речи и глаголати.
Что же касается глагола писати и его производных, в том чис-
ле отглагольного имени написание в значении «документ», то они
появляются в тексте ПВЛ именно в связи с текстами русско-
византийских договоров. Эти формы употребляются, как правило,
в связанных сочетаниях, которые соответствуют греческим юриди-
ческим формулам, на что обратил внимание еще Н. А. Лавровский
и показала на материале греческих текстов византийско-итальянских
договоров XII в. Я. Малингуди'1: «да испишут имена их» (907 г.);
«кому будеть писал наследити именье его»; «таковое написание» * 11
9 Верещагин Е. М. История возникновения древнего общеславянского литера-
турного языка. Переводческая деятельность Кирилла и Мефодия и их учени-
ков. М„ 1997. С. 25-26.
10 Франчук В.Ю. О языке древнерусской дипломатии // ВЯ. 1984. Ns 4.
С. 86-87.
11 Лавровский Н. А. О византийском элементе в языке договоров русских с гре-
ками // Русский филологический вестник. Варшава, 1904. Т. 52. Вып. 3.
С. 1—153; Malingoudi J. Die russisch-byzantinischen Vertrage. S. 58, 60, 75.
Об отражении устной и письменной традиций в договорах Руси с греками
(911г.); «мы напишем ко князю вашему»; «да испишеть имяна
ваша»; «на ней же есть кресгь и имена наша написана»; «хранити все
еже есть написано на ней» (944 г.); «царь же повела письцю писати
вся речи Святославля на харатью»; «нача писец писати» (971 г.).
В договоре Игоря 944 г. появляются слова грамота и харатья:
«посылати грамоты»; «да приносить грамоту, пишючи сице»; «аще
лн безъ грамоты придуть»; «принимающе харатью»; «напсахомъ
на харатью сию»; «написахомъ на двою харатью» и т. д. Эти при-
меры наглядно показывают, что, с точки зрения летописца, дейст-
вия, связанные с письменным документом, как и сам акт письмен-
ной фиксации посольских речей и условий мира, находятся в сфере
компетенции византийской стороны. Значимость же вербального ак-
та, характеризующего русскую сторону, выражена в текстах догово-
ров не только частотностью глаголов речи, но и типами перформатив-
ного высказывания, в формах которого и представлены статьи до-
говоров. Характерно и соположение в составе объединительной
формулы устного и письменного слова (еХеуето xat 1ура<рето),2:
«словесем и писанием и клятвою твердою»; «исповеданием и напи-
санием со клятвою» (911 г.); «глаголати и писати обоихъ рЪчи на
харать'Ь» (944 г.).
Для летописца несомненен приоритет письменного слова. По-
этому семантическая оппозиция устного и письменного слова (ре-
чи — писатиХ свидетельствующая о равнозначности действий,
выраженных этими глаголами, нейтрализуется в двучленных фор-
мулах «глаголати и писати», «кляхомся на харатью сею» (устная
клятва произносится над письменным документом). Таким обра-
зом оппозиция речи — писати в летописном тексте связывается с
оппозицией дохристианского устного и христианского письменного
текста. ihhm®.
В связи со сказанным вопрос о времени переводов договоров
для русской стороны — то есть вопрос о том, существовал ли уже
славянский текст договоров к моменту их ратификации, — можно
напрямую не связывать с процессом составления договоров. Вы-
ражение договора 911 г. «на двою харатью» свидетельствует только
о том, что договоры были записаны одновременно в двух экземп-
лярах, но не обязательно на двух языках, как это обычно понима-
ется многими исследователями. В условиях, когда одна сторона
12 Malingoudi /. Die russisch-byzantinischen Vertrage. S. 58. N. 2.
Т. В. Рождественская
338
(византийская) обладает многовековой письменной традицией, а
другая сторона (русская) этой традицией не обладает, синхронный
перевод или, точнее, толкование акта могло осуществляться и в
устной форме. Наличие государственного документа, скрепленного
знаками императорской власти и освященного «Божьим повелени-
ем», харатьи, на которой «суть имяна наша написана», придавало
переговорам о мире особый сакральный оттенок. Чужой, «импер-
ский» язык Византии, на котором составлялись договоры, мог уси-
ливать их неприкосновенность для бесписьменной Руси, несмотря
на то что в реальности эти договоры могли постоянно нарушаться.
Необходимость копии договоров на своем языке могла возникнуть
на Руси тогда, когда начал складываться жанр государственного
княжеского летописания и перед летописцем встала задача объе-
динить властные акты языческого прошлого и христианского на-
стоящего, показать их преемственность в русле единства княже-
ского рода.
Мотив мира и мотив рода — это константы древнейшего рус-
ского летописания. Они являются ведущими и взаимозависимыми и
в структуре родового предания. Обретение мира для своей земли —
главная добродетель князя-воина, вождя-язычника, «культурного
героя». Сюжет движется от рати к миру, от конфликта к его разре-
шению, которое необходимо подтвердить клятвой — ротЬ заходити
и крест целовати. В этом контексте русско-византийские догово-
ры 911 г., 944 г., 971 г. занимают ключевое положение в структуре
родового предания. Миру имати, кончати/докончати мир, слати
о миру, ити на мир, прияти мир, мир держати и т. п. — происхо-
ждение этих устойчивых формул в древнерусском языке связано с
речевой практикой междукняжеских, межплеменных, межгосудар-
ственных отношений.
В договорах употребляются как слово клятва, формы глагола
клятися, так и слово рота: «не точью просто словесемъ и писа-
нием и клятвою твердою, кленшеся оружьем своим» (911 г.); «и ти
принимающе харатью на роту идуть храните истину»; «мы елико
нас хрестилися есмы кляхомъся церковью святаго Иль^ въ сбор-
ной церкви и предлежащемъ честнымъ крестомъ и харатьею сею»;
«и ходи Игорь ротЪ и люди его, елико поганыхъ Руси, а хрестья-
ную Русь водиша ротЪ в церкви святаго Ильи» (944 г.); «яко же
кляхся ко царемъ гречьскимъ»; «да им^емь клятву от бога» (971 г.).
Распределение слов клятва и рота (и их производных) связано с
Об отражении устной и письменной традиций в договорах Руси с греками
339
контекстами, касающимися, соответственно, византийской христи-
анской стороны и русов-христиан и стороны русской, языческой.
Там же, где речь идет о всей руси, семантическое распределение
обеих лексем (клятва и рота) нейтрализуется, и они выступают в
качестве синонимов. Подобное явление характерно для контекстов
с глаголами речи — писати. Оппозиция христианской клятвы и
языческой роты, устного и письменного слова в договорах снимается.
При изложении сюжетов родовых преданий как прецедентов
последующих актов государственного строительства и межгосу-
дарственных отношений для летописца в равной степени оказыва-
лись достоверными и устное, и письменное слово. Доверие к родо-
вому княжескому преданию обеспечивалось введением в его кон-
текст письменного государственного акта. Если в случае Кия одно
лишь упоминание о полученной им в Царьграде «чести» внушает
летописцу доверие к преданию, то о мире с Византией как кульми-
нации «биографий» Олега, Игоря, Святослава свидетельствуют
документы. В представлении летописца договоры о мире заключа-
лись «на равных». Так, в текстовой структуре летописи устные
родовые предания, включившие в свой состав первые правовые
документы Руси, становятся для летописца, наряду с библейской
историей и византийской хронографией, равноправным историче-
ским источником.
А. А. Сванидзе
Люди Севера
в творчестве
А. С. Пушкина
(беглые заметки)
Среди многих исторических типажей, реалий и образов, которые
великий поэт использовал в своем творчестве, известное место
получили люди и сюжеты, связанные со Скандинавией и Фенно-
Скандией — территориями, соседствующими с Русью на протя-
жении всего ее существования. Пушкин, смолоду войдя в круг Ка-
рамзина, рано увлекся отечественной историей, особенно ее «пово-
ротными», наиболее яркими или драматическими этапами. В то
время творческая и читающая публика проявляла особый интерес к
ранней истории Руси, а в ней роль «людей севера» — варягов
(«викингов», «норманнов») была весьма заметной. И поэт не пре-
минул использовать североевропейские, в том числе скандинавские
мотивы — и именно в связи с сюжетами истории Древнерусского
государства.
Первый же пример такого рода обнаруживаем в поэме «Руслан
и Людмила» — самом ярком и крупном произведении молодого
Пушкина, начало которого увидело свет в мартовской книжке
«Невского зрителя» в 1820 г. В предисловии ко второму изданию
поэмы (1828 г.) автор отметил, что закончил свою поэму в 20 лет,
но начал ее еще в Лицее. Судя по рукописям, ее первые наброски
относятся к 1817 году1. Среди основных персонажей поэмы важ-
ное место отведено Финну.
Финны, исконно освоившие скудные побережья Финского за-
лива, воспринимались в Петербурге начала XIX в. как бедные
1 Пушкин А, С. Полное собрание сочинений. М., 1948. Т. 4 / Общая ред.
С. М. Бонди. Контрольная ред. Б. В. Томашевского. Ред. поэмы «Руслан и
Людмила» — С. М. Бонди. С. 14—17, 280 и след., 467.
Люди Севера в творчестве А. С. Пушкина (беглые заметки)
341
рыбаки, пастухи и вообще скромные жители северо-западной
окраины России — все еще «дикой», едва начавшей окультури-
ваться благодаря политике и строительной активности царя Петра I.
В этой связи Пушкин упоминал о них неоднократно, в том числе
в последние годы, в знаменитых «Медиом Всаднике» (1833) и
«Памятнике» (1836). Но Финну «Руслана и Людмилы», кото-
рый, по замыслу поэта, жил в XI столетии, была отведена особая
судьба.
Как помнят читатели поэмы, этот «природный финн», пастух,
который в молодости знал лишь «дикой бедности забавы», страст-
но влюбился в соседку — гордую и надменную красавицу Наину,
которая высокомерно отвергла его. Тогда юноша решил заслужить
ее любовь «бранной славой» и богатством, для чего задумал
оставить финские поля.
Морей неверные пучины
С дружиной братской переплыть...
И затем стал действовать в соответствии со своим замыслом. Вот
как об этом говорится в поэме:
Я вызвал смелых рыбаков
Искать опасностей и злата.
Впервые тихий край отцов
Услышал бранный звук булата
И шум немирных челноков.
Я вдаль уплыл, надежды полный,
С толпой бесстрашных земляков.
Мы десять лет снега и волны
Багрили кровию врагов.
Молва неслась: цари чужбины
Страшились дерзости моей;
Их горделивые дружины
Бежали северных мечей.
Мы весело, мы грозно бились,
Делили дани и дары,
И с побежденными садились
За дружелюбные пиры.
Вернувшись домой и повесив «праздные кольчуги под сенью
хижины родной», Финн «к ногам красавицы надменной» принес
«меч окровавленный, кораллы, злато и жемчуг». И хотя все под-
А. А. Сванидзе
342 ---------------------------------------------------------
руги завидовали ей, капризная девица равнодушно промолвила:
«Герой, я не люблю тебя!»2
Но для нашей темы интересны не огорчения влюбленного Фин-
на, а недвусмысленные свидетельства того, что в течение десяти
лет он был викингом.
В романтической характеристике занятий и образа жизни Фин-
на в эти годы, или, скорее всего, использованном Пушкиным ро-
мантическом клише, которое, как очевидно, уже сложилось в исто-
рико-литературных кругах того времени, присутствуют многие досто-
верные реалии. Походы «за море» и опытные мореплаватели —
бывшие рыбаки, превратившиеся в команду дерзких морских раз-
бойников; их воинственность, кровавые победы, бесстрашие, ужас,
который они наводили на ближних и дальних соседей; сбор даней с
побежденных и раздел добычи между членами «команды»; обычай
пировать после удачных набегов; обычай, вернувшись к своим пе-
натам, вешать военное снаряжение на стену горницы; кораллы в
составе добычи — свидетельство походов на далекий Юг, к Сре-
диземному морю — все это характерно для норманнских находни-
ков. Как известно, их отряды зачастую состояли из представите-
лей разных племен — не только скандинавских, но и других наро-
дов побережий Балтики и Северного моря, и участие там финнов
вполне достоверно, как и участие славян (о чем несколько ниже).
Метод, которым пользуется поэт, погружая нас в атмосферу
своих волшебных сказок, и который вообще характерен для этого
жанра, как раз и заключается в органичном соединении реалий и
вымысла, мифа. История Финна — пастуха, затем викинга, затем
старого «добродетельного» волшебника, который в глухих лесах
научился у колдунов «познанью страшных тайн природы», —
вполне естественно вписывается в языческий мир поэмы, где про-
исходят всевозможные чудеса и превращения, встречаются герои и
злодеи, крылатый змей с железной чешуей, великаны и карлики,
волшебная шапка и волшебная борода, меч-кладенец, живая и мерт-
вая вода и где в конце концов добро торжествует над злом...
В 1822 году Пушкин задумывает поэму, точнее, ряд поэтиче-
ских повествований на тему истории Древней Руси, которая, как
2 Пушкин А. С. Сочинения в трех томах / Редакция текста и объяснения
С. Бонди, А. Слонимского, Б. Томашевского. Общая ред. А. Слонимского.
М.; Л., 1937. Т. II- С. 18.
Люди Севера в творчестве А. С. Пушкина (беглые заметки)
уже говорилось, занимала тогда русскую просвещенную публику.
Эти замыслы не были реализованы. Но в архивном наследии поэта
имеются связанные с ними планы, заготовки, отдельные отрывки,
изученные и опубликованные пушкиноведами XIX и XX столетий;
своими названиями задуманные поэтом сочинения также обязаны
публикаторам3.
Сохранились, в частности, собранные Пушкиным исторические
материалы, планы и черновые варианты поэмы «Мстислав» — о Ру-
си первой четверти XI в. (последние годы княжения Владимира
Мономаха, раздел земель между его сыновьями и т. д.); наброски
и планы поэтической сказки «Бова» (где, по замыслу поэта, должны
были фигурировать также армянский или грузинский владыки)4.
Лучше всего сохранились — либо наиболее разработаны —
материалы начатой тогда поэмы-трагедии «Вадим»5. Судя по ее
планам и отрывкам стихотворного текста, поэт намеревался писать
о временах Рюрика. Герой поэмы, молодой «славянин» Вадим, «во
дни былые» был в отряде скандинавов-находников, деля с ними
тяготы дальних морских путешествий, суровых битв, радости мир-
ных пиршеств:
Видал он дальние страны,
По суше и морю носился,
Во дни былые, днн войны.
На западе и юге бился,
Деля добычу и труды
С суровым племенем Одена,
И перед ним врагов ряды
Бежали, как морская пеиа
В час бури к черным берегам.
Внимал ои радостным хвалам
И арфам скальдов исступленных,
В жилище сильных пировал
И очи дев иноплеменных
Красой чужою привлекал.
3 Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 5 / Общая ред. С. М. Бонди.
Контрольная ред. Б. В. Томашевского.
4 Там же. С. 155—157, 502 и след., 520.
5 Там же. Т. 4. С. 139, 140, 369 и след., 469, 475. Публ. и ред. материалов
«Вадима» — Н. В. Измайлов,
А. А. Сванидзе
344------------------------------------------------------------
Здесь снова присутствуют исторические реалии, связанные с
викингами: морские битвы, дальние путешествия на юг и запад
(ср. там же: Альбион, где герой «искал кровавых сеч и славы
дальной»), верховный бог скандинавов Один (Оден), хвалебные
песни-сказания скальдов на пирах, традиционное занятие сканди-
навов и русов в мирное время — охота («ловитва»). Возвращаясь
домой, Вадим видит «славянскую дружину», он «узнает ее щиты»
(которые имели иную, нежели у скандинавов, форму).
В поэме фигурирует Новгород (Великий), предполагается опи-
сание брачного пира дочери Рюрика, на котором присутствуют ва-
ряги, поминальной тризны и др.
’« В центре замысла поэта — восстание вольнолюбивых новго-
родцев против засилья варягов Рюрика, от которых «народ натер-
пелся», против «презрения к народу самовластия». Пушкин, как
обычно, верен самому себе: ведь большинство его поэтических
произведений, во всяком случае самых значительных, несет по-
литическую нагрузку. В данном случае замысел поэмы отражает,
видимо, вольнолюбивые настроения поэта кишиневской поры (1821г.),
его размышления о противостоянии «самовластия» правителя и
интересов народа. Отметим попутно, что одноименная трагедия
Я. Княжнина (1793), известная Пушкину, была сожжена цензу-
рой. Сохранившиеся материалы пушкинского «Вадима» увидели
свет лишь в 1857 г.6.
В годы своей полной зрелости Пушкин отходит от скандинав-
ско-варяжской тематики. Но он все еще обращает заинтересован-
ный взор на Север. Привлекает внимание статья Пушкина, по-
священная произведению Федора Глинки «Карелия, или Заточе-
ние Марфы Иоанновны Романовой»7. Статья эта была опублико-
вана в «Литературной газете» за 1830—1831 гг. Пушкин, как он
это делал обычно в своих статьях-обзорах, обильно цитирует авто-
ра. Он с полным сочувствием присоединяется к восхищению
Глинки по поводу того, как «сладок у лесной Карелы / Ее бес-
письменный язык». Как и автор, он находит весьма привлекатель-
ной жизнь в царстве карел, «среди пустынь лесных», без всяких
6 Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в шести томах / Под ред.
Ю. Г. Оксмана и М. А. Цявловского. М., 1936. Т. Ш. С. 475.
7 СПб., 1830.
Люди Севера в творчестве А. С. Пушкина (беглые заметки)
345
«балов, торговок модных, карет, визитов, суеты и бестолкового
круженья». В этих условиях
Нет мотовства и разоренья,
Гак, стало, нет и нищеты.
Счет, вес и мера без обмана,
И у судейского кафтана
У иих ие делают кармана.
Поскольку в этом царстве нет «литературы, Парнаса» — нет и
скандалов, когда «литературные нахалы» гласно и «под видом
критики» ругают и бесчестят коллег-литераторов. По всем этим и
другим причинам там «Все так приязненны! Так скромны!» А с
приходом зимы люди уходят в леса, где «проказят, резвятся, хохо-
чут...и морочат», приняв образы карликов и великанов. Естествен-
но, что «начитанному теорику» там делать нечего, его назовут ду-
о 8
раком и заманят в «омут грязной» .
Итак, Глинка нарисовал нарочито идиллическую картину пер-
вобытной жизни карел, наделив ее незатейливостью, простодуш-
ными забавами и «честной бедностью». Такого рода идиллии
пользовались популярностью, они занимали заметное место в
культуре того времени — литературе, живописи, театре. Пушкин
в «Руслане и Людмиле» наградил таким незатейливым счастьем
«младого хазарского хана» Ратмира:
...избранный славой,
Ратмир, в любви, в войне кровавой
Его соперник молодой,
Ратмир, в пустыне безмятежной
Людмилу, славу позабыл,
И им навеки изменил
В объятиях подруги нежной.
Теперь он — «рыбак счастливый». В «тихоструйной реке»
раскидывает он невод и, склонившись над веслами под «смирен-
ным парусом», напевая, направляет свой челнок к «лесистым бе-
регам», «к порогу хижины смиренной», где ждет его «младая де-
ва». «У прохладных вод» они с любовью проводят «час беспечного
досуга».
8 Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в шести томах. Т. V. С. 44—56.
А. А. Сванидзе
346
Но замысел Глинки сложнее: он отчетливо противопоставляет
простоту и нравственную чистоту обрисованного им «лесного» на-
рода пустоте, разврату, фальши современной ему (и Пушкину)
столичной барской жизни, а патриархальное равенство — проти-
воречиям современного же неравенства.
Этот мотив в европейской общественной мысли не нов. В виде
противопоставления то деревенской чистоты и городского развра-
та, то «золотого века» зари человечества и ужасов его цивилиза-
ции он проходит от античности и средневековья до нашего време-
ни. Пушкин, начавший четвертый десяток своей многотрудной
жизни, оценил в произведении Глинки не столько идиллию страны
«лесных карел», хотя сказочные детали ее описания не могли оста-
вить равнодушным автора «Руслана и Людмилы», который всту-
пал теперь в пору своих «народных сказок». Он с очевидным со-
чувствием цитирует критические пассажи поэмы Глинки, явно на-
правленные против петербургского «суетного света», непростые
отношения с которым все более заметно осложняли жизнь самого
Пушкина. Не случайно он все чаще и серьезнее подумывает (или
мечтает?) о переезде в деревню: пусть его ожидает там только «щей
горшок», зато он будет хозяином своей жизни — «сам большой».
Представления Пушкина об истории народов Северной Евро-
пы вряд ли выходили за пределы общих сведений, которые можно
было почерпнуть из сочинений по русской истории, в первую оче-
редь у почитаемого поэтом Карамзина, а также некоторых личных
и, в общем, беглых наблюдений. Но эти общие сведения и пред-
ставления он использует в многообразных сочетаниях и связях, в
соответствии со своими творческими замыслами и общественно-
литературными задачами.
М. Б. Свердлов
«Завещание»
Ярослава
и наследование
княжеских столов
в русском
государстве X —
середины XI в.
Перед смертью Ярослав разделил свое огромное государство
между сыновьями. Его предсмертное распоряжение приведе-
но в ПВЛ как устное наставление, но в то же время как завещание
(«наряди сыны своя, рекъ имъ»). Композиционно оно делится на
три части. В первой части варьируется наставление сыновьям в ви-
де благопожелания — необходимо жить в мире и любви, иначе
«погыбнете сами, и погубите землю отець своихъ и д4дъ своихъ,
юже налЪзоша трудомь своимь великымъ; но пребывайте мирно,
послушающе брат брата». Распределение Ярославом княжеских
столов содержится в средней части «ряда»: «Се же поручаю в собе
мЬсто столъ старейшему сыну моему и брату вашему Изяславу
Кыевъ; сего послушайте, якоже послушаете мене, да той вы бу-
дешь в мене место; а Святославу даю Черниговъ, а Всеволоду
Переяславль, а Игорю Володимерь, а Вячеславу Смолинескъ».
Последующий текст представляет собой изложение завещания ле-
тописцем в косвенной и прямой речи: «И тако раздали имъ грады,
запов’Ьдавъ имъ не преступати предала братня, ни сгонити, рекъ
Изяславу: «Аще кто хощеть обид^ти брата своего, то ты помагаи,
его же обидять». И тако уряди сыны своя пребывати в любви»
(здесь и далее в цитатах курсив наш. — М. С.)
В отличие от теорий XVIII в., интерпретировавших «ряд» Яро-
слава как «ошибку», Н. М. Карамзин изложил решение князя о
разделе страны на «Княжения», руководствуясь летописным тек-
стом: «старший сын» — «Глава отечества и старших братьев», его
' ПВЛ. С. 70.
М. Б. Свердлов
348
младшие братья — «Удельные Князья» с правом наследования
детям, зависимые «от Киевского, как присяжники и знаменитые
слуги его». Эта характеристика соотносилась с карамзинским по-
ниманием на Руси до XV в. «Системы Феодальной, Поместной
или Удельной». Она была развита Н. А. Полевым как появление
на Руси второй половины XI — XII в. «семейного феодализма»2.
Поиски закономерностей внутреннего развития имели следствием
определение раздела Ярославом своих владений как результат
«семейного бьгга» — образование «союзного государства» Яросла-
вичей во главе с верховной властью старшего брата3, как следствие
родственных связей и обязанностей в соответствии со старейшинст-
вом: «О государственной связи, государственной подчиненности, —
по словам С. М. Соловьева, — нет помину»4. В. О. Ключевский
дополнил этот порядок наследования княжеских столов «согласо-
ванием» Ярославом «генеалогического отношения князей с эконо-
мическим значением городовых волостей», что, по его мнению, со-
храняло идею единства Русской земли и княжеского рода5.
В общинно-вечевой и земско-вечевой теориях, распространен-
ных в русской исторической науке второй половины XIX — нача-
ла XX в., при абсолютизации договорных отношений народного
собрания — веча и князей в X — первой трети XIII в. анализ меж-
дукняжеских отношений отступал на второй план. Этот схематизм
попытался преодолеть М. А. Дьяконов, который писал о началах
«физического старшинства» и княжеской отчины в отношениях
князей и народного веча, тогда как А. Е. Пресняков отметил в
«ряде» Ярослава явление, присущее и другим славянским странам
того времени (Польше, Чехии), — «определенную политическую
тенденцию к сохранению основ государственного единства в ком-
промиссе с тенденцией семейного раздела» 6.
2 Карамзин Н. М. История Государства Российского. М., 1991. Т. III. С. 463;
Полевой Н. История русского народа. М., 1829. Т. I.
3 Reutz A. Versuch fiber die geschichtliche Ausbildung der russischen Staats- und
Rechts-Verfassung. Mittau, 1829. S. 19—20 ff.
4 Соловьев С. M. История России с древнейших времен. 1959. Кн. I. С. 344-347.
5 Ключевский В. О. Сочинения. М., 1956. Т. I. С. 170—189.
6 Дьяконов М. Очерки общественного и государственного строя древней Руси.
4-е изд. СПб., 1912. С. 143—153; Пресняков А. Е. Княжое право в древней
Руси. СПб., 1909. С. 34-42.
(Завещание» Ярослава н наследование княжеских столов...
349
Согласно С. В. Юшкову, в «ряде» Ярослава отразилась «фео-
дализация» Руси, понимаемая как ослабление центральной власти
и отношения сюзеренитета-вассалитета. Но в то же время, по его
мнению, этот «ряд» был аналогичен предшествующему распоря-
жению княжескими столами Святославом Игоревичем, а также
Владимиром, чему помешали обстоятельства его смерти. Он —
начало замены принципа старейшинства при преемстве княжеской
власти принципом отчины7 8. Но в условиях псевдопатриотических
кампаний сталинского режима такой конкретный анализ был заме-
нен схематизированными представлениями о появлении после
смерти Ярослава «признаков феодального раздробления» как след-
ствия развитого феодального строя.
Недавно, обратившись к одному из направлений преимущест-
венно немецкой исторической литературы, восходящему к «общин-
ной» или «семейно-общинной» (Brudergemeine) теории, А. В. Наза-
ренко предположил, что в «ряде» Ярослава отразилась смена ран-
ней формы политического устройства «феодализирующихся» госу-
дарств — corpus fratrum заключительной его формой — сеньора-
том, выделением старшего из братьев-сонаследников при регла-
ментации их взаимоотношений. Поэтому А. В. Назаренко интер-
претирует «ряд» Ярослава как десигнацию Изяслава®.
Обзор разысканий о завещании Ярослава и его следствиях сви-
детельствует, что в них накапливались конструктивные наблюде-
ния, которые вели к раскрытию его социально-политического со-
держания. Между тем воздействие на них исследовательских кон-
цепций побуждает вернуться к анализу летописного текста.
Прежде всего следует определить его характер как вида исто-
рического источника. Ему свойствен устойчивый набор клаузул,
характерный для формуляра княжеских и некняжеских духовных
грамот XII—XIV вв.: Се азъ [имярек] (в завещании Ярослава —
«Се азъ отхожю свЪта сего»); се поручаю (приказываю) (в заве-
щании Ярослава — «Се же поручаю в собе место столъ старей-
шему сыну... Изяславу»); даю (вар. далъ, се далъ) (в завещании
7 Юшков С. В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.; Л.,
1939. С. 175-177.
8 Назаренко А.В. Порядок престолонаследия на Руси X—XII вв.: наследст-
венные разделы, сеньорат и попытки десигнации (типологические наблюдения) / /
Из истории русской культуры. М., 2000. Т. 1: Древняя Русь. С. 504—516.
35Q М. Б. Свердлов
Ярослава — «А Святославу даю Черниговъ...»)9, Использование
клаузулы «Се поручаю» в завещании Ярослава такое же, как и в
древнейшей сохранившейся (в списке) духовной Антония Римля-
нина (1110—1131 гг.)10 *. В XII в. альтернативной ей клаузулой ста-
ло «приказываю» вне зависимости от княжеского или некняже-
ского происхождения грамоты, что свидетельствует об эволюции в
это время формуляра духовных грамот (завещаний).
В летописной передаче текстов княжеских завещаний им при-
дан устный характер, хотя их содержание следует письменному
«конкретному формуляру» (А. С. Лаппо-Данилевский), ср.: «[Мсти-
слав Ростиславич] възрЪвъ на дружину свою и на княгиню... и по-
ча имъ молвити: Се приказываю...»; «[Ярослав Владимирович] се
молвяшеть мужемь своимь: «Се азъ... А се приказываю Micro
свое Олгови... а ВолодимЪру даю Перемышль...»11. Отсюда сле-
дует, что в основе княжеских завещаний, записанных в летописях,
находилась устойчивая процедура словоговорения с определенным
набором формул, имеющих юридическое значение, или в XI—
XII вв. уже существовали продолжающие эту традицию записи
или грамоты. Отсюда следует, что сообщение ПВЛ о «ряде» Яро-
слава представляет собой не повествовательную запись литератур-
но-исторического содержания, а включенный в летопись юридиче-
ский текст, который имел устойчивую традицию.
Ярослав «поручил» Изяславу старейшинство («в отца Micro»)
среди братьев и как его символ и реальное содержание — стол в
Киеве. Система политического единства государства при этом сохра-
няется: «...сего послушайте, якоже послушаете мене (Ярослава. —
М. С.), да той вы будеть в мене Micro». О том же свидетельствует
понимание политической системы страны современниками. В соот-
ветствии с выходной записью 1057 г. дьякона Григория в Остро-
мировом евангелии: «Изяславу же кънязу, тогда пр4дрьжащу обЬ
власти: и отца своего Ярослава, и брата своего Володимира. Самъ
9 Свердлов М. Б. Древнерусский акт X—XIV вв. / / ВИД. 1976. Т. VIII.
С. 62-63.
10 О подлинности этой духовной грамоты и ее дате см.; Янин В. А. Новгородские
акты XII—XV вв.: Хронологический комментарий. М., 1991. С. 206—207.
" ПСРЛ. М.; Л., 1962. Т. 2. Стб. 609, под 6686 (1179) г.; Стб. 657, под 6695
(1187) г.
«Завещание» Ярослава и наследование княжеских столов...
——-------------------------------------------------------------351
же Изяславъ кънязь правлааше столъ отца своего Ярослава КмевЪ,
а брата своего столъ поручи правити близоку своему Остромиру
Нов’Ьгород'Ь»,2. Власть, в данном случае, — власть, господ-
ство, ар/т], principatum °. Отсюда следует, что для дьякона Гри-
гория и его современников после смерти отца Изяслав осуществ-
лял верховную власть Ярослава и осуществлял региональную власть
в Новгородской земле, «поручив» управление («столъ правити») в
качестве посадника своему близкому родственнику Остромиру.
Как отмечено ранее, глагол дати входит в клаузулы духовных
грамот при указании наследования владением. В этом значении он
использован и в Русской Правде при регулировании имуществен-
ных отношений в связи с наследованием: «Аже жена сядеть по
мужи, то на ню часть дати, а что на ню мужь възложить, тому же
есть госпожа...» (ст. 93 ПП); «А материя часть (имущества. —
М. С.) не надобЪ дЬтемь, но кому мати дасть, тому же взята;
дасть ли всЪмь, а вси розд’Ьлять...» (ст. 103 ПП); «А матери, ко-
торый сын добр, перваго ли мужа, другаго ли, тому же дасть свое
(имущество. — М. С.); аче и вси сынове ей будуть лиси, а дчери
можеть дати, кто ю кормить» (ст. 106 ПП). Из юридических
норм духовных грамот и Русской Правды — основного источника
светского права на Руси X—XIII вв. — следует, что тот, кому за-
вещатель дал все свое наследство или часть его, становился его
владельцем. Использование в данном случае статей о наследстве
в Пространной Правде, памятнике первой трети XII в., научно
корректно, поскольку их отсутствие в Краткой Правде, датируе-
мой 1015—1016 гг., объясняется особенностями истории писаного
права на Руси, а не отсутствием правоотношений в связи с насле-
дованием 14 (ср. в русско-византийском договоре 911 г. «о рабо-
тающих во Грекох Руси»: «Аще ли сотворить обряжение таковыи,
возметь уряженое его, кому будеть писал наследите имЪнье его, да
наследит е»15).
12 Столярова Л. В. Древнерусские надписи XI—XIV веков иа пергаменных
кодексах. М., 1998. С. 277-280.
13 Срезневский И. И. Словарь древнерусского языка. Репринт, изд. М., 1989.
Т. 1. Ч 1. Стб. 273-274.
14 Свердлов М. Б. От Закона Русского к Русской Правде. М., 1988.
15 ПВЛ. С. 19.
М. Б. Свердлов
352
Эти наблюдения позволяют развить выводы предшествующих
исследовательских направлений. Нормативно-юридическое содер-
жание завещания Ярослава позволяет установить его соответствие
духовным грамотам, а также нормам Русской Правды о наследст-
ве. Отсюда следует, что он разделил свое государство не только
как полновластный правитель, но и как верховный титульный соб-
ственник. При разделе он руководствовался не своими пристра-
стиями (более других он любил Всеволода), а традициями и зако-
ном отношений собственности, по которым все сыновья должны
были быть наделены наследством по старшинству. Каждому из
сыновей в соответствии с возрастом он дал во владение террито-
рии в их уменьшающемся экономическом и социально-политиче-
ском значении. Такое владение по завещанию отца представляло
собой наследственное владение — отчину. Именно так были на-
званы на Любечском съезде в 1097 г., всего 43 года спустя, те
владения, которыми должны были владеть сыновья старших Яро-
славичей: «Кождо да держишь отчину свою: Святополкъ Кыевъ
Изяславлю, Володимер Всеволожю, Давыдъ и Олегь и Ярославъ
Святославлю...»16. Такое княжеское наследственное владение при
наличии сыновей было аналогично западноевропейскому апанажу.
Владения Ярославичей не становились самостоятельными кня-
жествами. Они являлись составными частями политически единого
государства, главой которого «в отца место» был старший по воз-
расту Изяслав. Княжеское владение могло быть передано другому
князю, а подати от него или территории разделены между князья-
ми, братьями или близкими родственниками. Так, Ярослав перед
смертью перераспределил владения своих сыновей. Когда в 1057 г.
умер смоленский князь Вячеслав, старшие Ярославичи «вывели»
Игоря из Владимира Волынского и «посадили» его в Смоленске.
После смерти Игоря в 1060 г. они разделили подати Смоленского
княжества (в соответствии с другими мнениями, разделены были
территории Смоленской земли17, Смоленск18, доходы от княжества,
16 Там же. С. 110.
17 Янин В. Л. Междукняжеские отношения в эпоху Мономаха и «Хождение
игумена Даниила» // ТОДРЛ. 1960. Т. XVI. С. 117.
18 Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX—XIII вв.: Очерки истории Смоленщи-
ны и Восточной Белоруссии. М., 1980. С. 195.
«Завещание» Ярослава и наследование княжеских столов...
но между Борисом Вячеславичем, Давыдом и Всеволодом Игоре-
вичами19).
Таким образом, в завещании Ярослава выявляются основные
принципы раздела Русского государства: сохранение единого по-
литического пространства, наделение каждого из сыновей наслед-
ственным владением-апанажем, установление в семейно-возраст-
ной терминологии сюзеренитета старшего из братьев — «в отца
место», «поручение» ему Киевского стола в качестве регалии выс-
шей государственной власти. Эта иерархическая система объеди-
нила в пределах одного государства отчины братьев и Полоцкое
княжество, которым владела династия Изяслава Владимировича.
Княжеский раздел владений между сыновьями в соответствии с
их старшинством был для Руси традиционен. Дед Ярослава, Свя-
тослав Игоревич, отправляясь на свою вторую Балканскую кампа-
нию, «посадил» сыновей в «Русской земле» в соответствии с их
возрастом: старший Ярополк сел в Киеве, второй по старшинству
Олег — в Древлянской земле, что стало, вероятно, следствием
особого контроля над ней после гибели князя Игоря, тогда как
Владимир — в Новгороде. Ограниченность информации не по-
зволяет установить, был ли Ярополк оставлен Святославом «в от-
ца место», но о традиционной связи Киева с княжеским старей-
шинством на Руси свидетельствует последующая борьба Владими-
ра Святославича за Киевский стол.
Старейшинство при посажении сыновей князьями соблюдалось
и во время долгого правления Владимира. Вероятно, заговор Свя-
тополка, мятеж Ярослава в Новгороде и смерть во время сборов в
поход не позволили Владимиру составить завещание по разделу
страны между сыновьями. Но, как следует из борьбы Святополка
за Киев в качестве сына Ярополка, представителя старшей по отно-
шению к Владимировичам династической ветви, Киевский стол и для
нее являлся символом верховной власти — сюзеренитета на Руси.
Таким образом, на Руси в течение 80 лет, от Святослава Иго-
ревича до Ярослава, существовал принцип наследования верховной
власти старшей династической ветвью и старшим сыном по прямой
нисходящей линии при наделении следующих по возрасту иерархи-
19 Кучкин В. А. «Слово о полку Игореве» и междукняжеские отношения 60-х го-
дов XI В. Ц ВИ. 1985. № И. С. 25-26.
М. Б. Свердлов
354
чески подчиненных сыновей отчинами. Этот принцип развил тра-
дицию наследования княжеского стола единственным сыном. На-
рушение этой традиции стало следствием малолетства князей и
регентства, борьбы за изменение порядка наследования, как по-
ступили Владимир Святославич и Ярослав. Отсюда следует, что в
своем завещании Ярослав был традиционен. Новым в нем является
решение, которое учло предшествующий исторический и собствен-
ный опыт Ярослава, — завещание Новгородской земли киевскому
князю Изяславу Ярославичу, который контролировал таким обра-
зом экономическую, идеологическую и политическую ось Русского
государства Киев — Новгород. Ярославичи, которые при жизни
отца являлись князьями-наместниками с функциями, близкими к
обязанностям посадника20, после его смерти стали правителями
своих княжеств-отчин, иерархически подчиненными князю киев-
скому. Впрочем, неясно, была ли эта феодальная система органи-
зации государственной власти для Руси новой, или она уже суще-
ствовала, когда Святослав отправился в 970 г. на Балканы, оста-
вив Ярополка в Киеве, Олега — в Древлянской земле, а Влади-
мира — в Новгороде.
20 Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 47—51.
В. В. Седое
Международные
контакты
Изборска в IX —
начале X в.
Изборск — один из древнейших городов Руси. Первая лето-
писная информация о нем связана с легендой о призвании
на княжение в Северную Русь трех варяжских князей-братьев:
«...стар'Ьйший, Рюрикъ, сЬде Нов'Ьгород'Ь, а другий, Синеусъ, на
Б’Ьл'Ь-озер'Ь, а третий ИзборьстЬ, Труворъ»
Археологические раскопки, произведенные в древнейшей части
Изборска — на Городище, показали, что поселение было основа-
но кривичами на рубеже VII—VIII вв. и с самого начала было ук-
репленным и неаграрным. Изборское городище было устроено на
высоком мысу (ок. 45 м над уровнем воды в озере) с крутыми
склонами. Озеро, на западном берегу которого находится поселе-
ние, системой вод (р. Сходница — Мальское оз. — р. Абдех)
связано с Псковским озером, а через него — с Балтийским морем.
Площадка городища размерами ок. 1 га первоначально была за-
щищена двумя валами: широким с напольной стороны (сложенным
из плотной глины и плитнякового камня) и небольшим — в мысо-
вой части. В срединной части городища (ближе к мысу) была уст-
роена площадь диаметром ок. 20 м. При этом был использован
природный выступ плитнякового материка, благодаря чему пло-
щадь оказалась приподнятой над окружающей поверхностью на
30—50 см. Предназначалась она для племенных собраний, куль-
товых (языческих) празднеств и гаданий. В этой связи следует по-
лагать, что Изборск был основан как племенной центр одной из
крупных групп кривичей.
Статья написана в рамках проекта РГНФ № 00—01—00103а.
' ПВЛ. С. 13.
В. В. Седов
356
Жилые постройки располагались в несколько рядов дугообраз-
но между площадью и напольным валом. Это были наземные
срубные дома размерами от 3,5x3 до 4x4 м, преимущественно с
деревянными полами и печами. По своим конструктивным элемен-
там и интерьеру они принадлежат к жилищам, типичным для се-
верной группы восточного славянства. Только единичные построй-
ки имели глиняные полы и очаги посередине, свидетельствующие,
как и находки лепной керамики рыугеского типа, о наличии в со-
ставе населения Изборска выходцев из местной финноязычной
среды. Въезд на городище был устроен по узкому пандусу в его
юго-западной части.
С момента основания поселения в нем развивалось бронзоли-
тейное ремесло, следами которого являются глиняные тигли и
льячки, каменные литейные формы, ювелирные пинцеты, а также
шлаки и каплевидные слитки бронзы. Частые находки железных
шлаков и находка кузнечной наковальни говорят и о развитии же-
лезообрабатывающего ремесла. Об этом можно судить также по
многочисленности изделий из железа, среди которых имеются сер-
пы, долота, топоры, ножи, шилья, рыболовные крючки, поясные
пряжки и наконечники стрел. Раскопками выявлены также следы
косторезного дела. Изделиями местных ремесленников были раз-
нообразные острия и иглы, пряслица, на одном из которых имеется
знак в форме трезубца, и гребни. Среди последних один, трапе-
циевидный, на лицевой стороне сплошь украшен чешуйчатым ор-
наментом, другой имеет ажурную рукоятку, завершающуюся сти-
лизованными изображениями голов лебедей или гусей. Из мест-
ных пород камня камнерезами изготавливались пряслица (неодно-
кратно встречены полуфабрикаты и бракованные экземпляры) и
литейные формы.
В IX в. за валами Изборского городища зарождаются посад-
ские поселения. Одно из них находилось сразу за валом, другое —
на противоположном берегу озера.
Период VIII—IX вв. в Северной Европе был временем бурного
накопления экономических и социальных предпосылок для станов-
ления раннесредневекового города. Среди массы земледельческих
поселений, жители которых обходились для своих бытовых и хо-
зяйственных нужд изделиями домашнего ремесла, возникают не-
аграрные селения, в которых ведущая роль принадлежала ремес-
ленникам и зарождающемуся торговому сословию. Это были про-
Международные контакты Изборска в IX — начале X в.
357
тогорода — вики. Первоначально они возникали в политических
центрах племенных образований или племенных княжений, а не-
редко и поблизости от источников какого-либо сырья (соляных ис-
точников и иных месторождений). По мере роста экономики про-
тогородов в среде военно-племенной и раннегородской знати воз-
никала и возрастала потребность в высококачественных изделиях,
таких как оружие, дорогие украшения, посуда и др., производя-
щихся в отдаленных землях. Между протогородами и дальними
странами постепенно устанавливаются торговые контакты, стаби-
лизируются торговые пути.
В Восточной Европе одним из таких торгово-ремесленных центров
был Изборск. Вещевые находки из его раскопок свидетельствуют о
довольно широких дальних связях купечества этого протогорода.
Наибольшие контакты связывали Изборск IX в. с Балтийским
регионом, и в первую очередь с финским населением Юго-Вос-
точной Прибалтики.
В Изборске найдены две бронзовые булавки с треугольными
головками, завершающимися грибовидными навершиями. Такой
тип украшений возник еще в середине I тыс. н. э. в среде земгалов,
заселявших земли срединной Латвии. Оттуда эти булавки проник-
ли к племенам эстов и в VII—VIII вв. стали здесь весьма распро-
страненным украшением2. Нужно полагать, в Изборск эти укра-
шения поступили из Эстонии. В древностях эстов имеют аналогии
также найденные в Изборске подковообразная застежка с круглой
равномерной по толщине дугой и завернутыми концами3 и трех-
рогая лунница-цепедержатель. По-видимому, из эсто-ливских зе-
мель поступили в Изборск и четыре каменных блоковидных кре-
сала. Такие изделия широко бытовали в землях, прилегающих к
Балтийскому морю, в первой половине и середине I тыс. н. э. Как
показал X. А. Моора, в Восточной Прибалтике они относятся в
основном к V—VI вв.4.
2 Шмидехелъм М, X. Городище Рыуге в юго-восточиой Эстонии // Вопросы
этнической истории народов Прибалтики (Труды Прибалтийской объединен-
ной экспедиции. Т. 1). М„ 1959. С. 170.
3 Selirand J. Eestlaste matmiskombed varafeodaalsete suhete tarkamise perioodil
(11.-13. Sajand). Tallinn, 1974. S. 155. Taf. XXXV:1.
4 Moora H. Die Eisenzeit in Lettland bis etwa 500 n. Chr. Tartu, 1938. Teil II.
S. 569-574.
В. В. Седое
358
Обнаруженная в Изборске бронзовая равноплечная фибула по
своим особенностям принадлежит к варианту, известному среди
древностей Финляндии VIII в.5. Нужно полагать, оттуда и была
завезена изборская находка, стратиграфически датируемая IX в.
Из Фризии поступил в Изборск костяной гребень, встреченный
в напластованиях рубежа IX—X вв. Его форма и орнаментация из
небольших кружков в виде лежащей латинской буквы С позволяют
отнести находку к типу 1в по классификации О. И. Давидан6.
Из Северной Европы было завезено в Изборск некоторое количе-
ство бус. Среди них бочонкообразные бусы из заглушенного стекла,
бытовавшие в североевропейских землях в VIII — начале IX в., и
многочастная пронизка, покрытая серебряной фольгой. Подобные
украшения (с золотой фольгой) проникли в Европу в первой половине
I тыс. н. э. из Сирии и Александрии, в VI—IX вв. их ареал охватывал
и все североевропейские области. Со временем золотая фольга заме-
нилась псевдозолотой — серебряной с коричневатым покрытием. Из
Северной Европы эти бусы попали в Ладогу (они найдены в слоях
горизонтов Eq и Е2)7 и Изборск. Безусловно из Скандинавии в Из-
борск была завезена и удлиненно-шестигранная бусина из мраморного
камня. Аналогии в Скандинавии находят также изборские мелкие
кольцеобразные бусы желтого и зеленого стекла.
Из Северной Европы поступили в Изборск и некоторые же-
лезные копья, в частности ланцетовидные втульчатые копья, слег-
ка суживающиеся у шейки и плавно переходящие во втулку (тип Е
по Я. Петерсену). Они появляются в Северной и Средней Европе
в VII—VIII вв., а наибольшее распространение получают в IX—
X вв.8. Два таких наконечника копий найдены в Изборске в слое
IX в., третий — в напластованиях первой половины X в.9.
5 Kivikoski Е. Die Eisenzeit Finnland. Bildwerk und Text. Helsinki, 1973. S. 61.
Abb. 401.
6 Давидан О. И. Гребни Старой Ладоги // АСГЭ. 1962. Вып. 4. С. 95—100;
Она же. К вопросу о происхождении и датировке ранних гребенок Старой
Ладоги Ц АСГЭ. 1968. Вып. 10. С. 56-57.
7 Львова 3. А. Стеклянные бусы Старой Ладоги. Ч. 1: Способы изготовления,
ареалы и время распространения // АСГЭ. Вып. 10. С. 65—70.
8 Kivikoski Е. Die Eisenzeit. S. 17; Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие.
Л., 1966. Вып. 2. С. 9.
9 Артемьев А. Р. Копья из раскопок в Изборске / / КСИА. 1982. Вып. 171. С. 87.
Международные контакты Изборска в IX — начале X в.
359
Из слоя IX в. Изборского городища происходит еще ланцето-
видное черешковое копье с упором для древка. На территории
Финляндии подобных копий найдено более 40, и все они датиру-
ются IX в. ’°. По всей вероятности, оттуда и было завезено назван-
ное копье в Изборск. Скорее всего, североевропейское происхож-
дение имеет и копье ромбического сечения с относительно широ-
ким пером удлиненно-листовидной формы, с несколько поднятыми
плечиками и расширяющейся втулкой, найденное на Изборском
городище в слое IX в. ”. Копья этого типа были распространены
по всей средневековой Европе и бытовали вплоть до XII в.
Каких-либо следов посредничества скандинавских купцов в
торговых контактах с Северной Европой в материалах раскопок
Изборского городища не выявляется. В отличие от Старой Ладоги
в Изборске в IX — начале X в. нет никаких элементов ни в домо-
строительстве, ни в обрядности, ни среди вещевых материалов, ко-
торые указывали бы на проживание здесь выходцев из Скандина-
вии. Складывается впечатление, что торговые операции со страна-
ми Балтийского региона осуществлялись кривичскими купцами.
Наибольшие связи, судя по рассмотренным выше материалам,
Изборск имел с финноязычным миром Финляндии и Юго-Вос-
точной Прибалтики.
Другим направлением дальней торговли Изборска было южное.
Об этом свидетельствуют прежде всего изборские находки бус и
монет.
С Кавказским регионом связана обнаруженная в Изборске в
слое IX в. стеклянная шарообразная бусина черного цвета с вы-
пуклыми фиолетовыми глазками в виде круглого ядра, заключен-
ного в белые концентрические круги10 * 12. Подобное начало имеет
также изборская бусина черного стекла с тремя глазками в виде
усеченно-конических выпуклостей, оконтуренных белыми полоса-
ми. Такие находки имели широкое распространение на юге Вос-
точной Европы, но известны и в Средней Азии. Из Юго-Вос-
10 Kiuikoski Е. Die Eisenzeit. Abb. 798.
” Артемьев А. Р. Копья. С. 87; Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие.
С. 14-15.
12 Ковалевская В. Б. Компьютерная обработка массового археологического ма-
териала из раннесредневековых памятников Евразии. М., 2000. С. 43—44.
№ 158.
В. В. Седов
360
точной Европы глазчатые бусы черного стекла поступали в сло-
венско-кривичские земли. Кроме Изборска, они найдены в Ладоге
и Новгороде13.
Среди монетных находок Изборского городища14 самыми ран-
ними являются два куфических дирхема африканской чеканки —
один из Тугды, второй из ал-Аббаси. Обе монеты чеканены
в 792/3 г. Дирхемы африканской чеканки, как известно, на тер-
ритории Восточной Европы были в составе монетного обращения
с 800 по 825 г., после чего практически полностью вышли из
употребления. Это дает основание полагать, что обе изборские на-
ходки попали в культурный слой не позднее 20—30-х гг. IX в.
" В напластованиях Изборского городища найдено еще три дир-
хема. Один из них чеканен в закавказской провинции Халифата —
Арране — в 805 г. Два других происходят из Самарканда и изго-
товлены в 811/2—818/9 гг.
В рассматриваемых напластованиях Изборского городища
имеются еще две цилиндрические бусины из голубого прозрачного
стекла. Они происходят из Великой Моравии. Оттуда же посту-
пила в Изборск и стеклянная дутая бусина овальных очертаний
стального цвета с синеватым оттенком. Подобные украшения бы-
товали в IX—X вв. в Моравии и Германии. Великоморавское про-
исхождение имеет и изборская пуговица, изготовленная из золоти-
стой бронзы. Не исключено, что эти находки связаны не с торго-
вой деятельностью жителей Изборска, а были занесены в город в
результате миграции в восточноевропейские земли дунайских сла-
вян, наибольшая активность которых имела место после разгрома
Великоморавской державы15.
Около середины X в. после сильного пожара, какие в эпоху
средневековья были нередки, в Изборске были проведены боль-
шие строительные работы, существенно изменившие облик и то-
пографию поселения. Изборское городище было расчленено на две
части. Его мысовую часть с вечевой площадью занял детинец, об-
------------------------------
13 Львова 3. А. Стеклянные бусы. С. 70—71; Щапова Ю. Л. Стеклянные бусы
древнего Новгорода / / МИА. 1956. № 55. С. 178.
14 Гайдуков П. Г., Фомин А. В. Монетные находки Изборска // КСИА.
1986. Вып. 183. С. 104-105.
15 Седов В. В. Древнерусская народность: Историко-археологическое исследо-
вание. М., 1999. С. 183-204.
Международные контакты Изборска в IX — начале X в.
несенный по периметру оборонительной стеной. С юга к детинцу
вплотную примыкал окольный город. На вершине городищенского
вала была воздвигнута крепостная стена из плитнякового камня.
Протогородское поселение трансформировалось в раннесредне-
вековый город16, культура которого стала приобретать общедрев-
нерусский характер.
16 Седое В. В. Изборск в конце X — начале XI в. // Великий Новгород в ис-
тории средневековой Европы: К 70-летию В. Л. Янина. М., 1999. С. 244—
252.
М.В. Скржинская
Счисление времени
в античных
государствах
Северного
Причерноморья
Т’’ реческие колонисты, основавшие в VII—V вв. до н. э. цепь по-
А селений на северном побережье Черного моря, принесли сюда
культуру своей метрополии. Они пользовались уже выработанными в
Элладе приемами счисления времени: разделяли сутки на 24 часа,
дни складывали в месяцы, месяцы в годы.
Вероятно, как и все греки, в Северном Причерноморье часы
дня и ночи в повседневной жизни определяли приблизительно; де-
ловая и производственная деятельность в городе и деревне начина-
лась с рассветом и заканчивалась к концу светового дня. Об ис-
пользовании здесь приборов для измерения времени свидетельст-
вуют редкие находки солнечных часов. Лучше всего сохранились
два образца таких часов, найденные на Боспоре1.
Оба экземпляра сделаны из мрамора и относятся к римскому
времени. Часы из Мирмекия поддерживают две ножки в виде
звериных лап, а часы из Китея украшены головой быка. Цифер-
блаты разделены на 12 секторов соответственно количеству часов
светового дня. Радиальные линии на китейских часах сходятся в
одной точке справа ниже, чем слева, что объясняется наблюдением
движения Солнца в районе Китея. Недостаток солнечных часов
состоит в том, что они бесполезны при пасмурной погоде.
Для измерения отдельных промежутков времени греки исполь-
зовали водяные часы-клепсидру, в которой вода перетекала с за-
данной скоростью из одного сосуда в другой. Клепсидра была не-
1 Соколов Г. В. Античное Причерноморье. Л., 1973. С. 95; Он же. Искусство
Боспорского царства. М., 1999. С. 360.
Счисление времени в античных государствах Северного Причерноморья
363
обходима в суде, где каждому участнику тяжбы отводилось опре-
деленное время для выступления. Косвенным подтверждением ис-
пользования водяных часов в городах Северного Причерноморья
являются свидетельства о существовании судов на Боспоре и в
Ольвии2.
Год у греков длился 12 месяцев; каждый месяц начинался с но-
волуния и включал 29 или 30 дней, поэтому при сопоставлении с
современными античные месяцы частично охватывают два наших.
Лунный год, составляющий 354 дня, значительно отставал от сол-
нечного, поэтому эллины раз в несколько лет дважды повторяли
один из месяцев.
Календарь играл важнейшую роль в жизни любого греческого
полиса. По календарю определяли будничные и праздничные дни,
рассчитывали всевозможные сроки (например, аренд, заемов), от-
мечали даты рождений, свадеб, смертей, определяли время начала
и окончания различных работ, исполнения государственных и ре-
лигиозных должностей, периоды школьных занятий и др.
Календари многих полисов значительно отличались друг от
друга датами начала года, названиями месяцев и системой коррек-
ции лунного и солнечного годов. Греки определяли начало года в
зависимости от четырех положений Солнца: весеннего и осеннего
равноденствия и зимнего и летнего солнцестояния, поэтому грече-
ский год при переводе на современную хронологию охватывает
части двух лет. Например, в Афинах первым месяцем считался
Гекатомбеон, наступавший в новолуние после летнего солнцестоя-
ния. В Милете год начинался после весеннего равноденствия, в
Беотии — после зимнего солнцестояния, а в Спарте — после
осеннего равноденствия3. Наиболее определенные сведения о всей
системе календаря в Северном Причерноморье относятся к Оль-
вии и Боспору.
Большинство колоний на северных берегах Понта Евксинского
были милетскими, поэтому здесь в первые века жизни греков шире
всего использовался милетский календарь. Это подтверждается * 5
2 Ро/упеп. VI, 9, 3; Скржинская М. В. Будни и праздники Ольвии в VI—I вв.
до н. э. СПб., 2000. С. 93-102.
5 Бикерман Н.Э. Хронология древнего мира. М., 1975. С. 16—17; Латы-
шев В. В. Очерк греческих древностей. Богослужебные н сценические древ-
ности. СПб., 1997. С. 99-106.
М. В. Скржинская
364
надписью на чернолаковом скифосе середины V в. до н. э., най-
денном в Ольвии в 1975 г. Ольвиополит Андокид процарапал
острым предметом на донышке сосуда, посвященного им Аполло-
ну, названия всех месяцев. Вероятно, таким способом Андокид
выразил пожелание, чтобы Аполлон покровительствовал ему каж-
дый месяц. Надпись такого содержания, обращенная именно к
этому богу, не случайна, потому что греки считали Аполлона по-
кровителем календаря. Ему посвящали первый (нумении, т. е. но-
волуние) и седьмой день, а также дихомении (полнолуние) в сере-
дине и 20-е число каждого месяца. Сакральная коллегия нумениа-
стов справляла в Ольвии праздник новолуния, о чем говорят над-
писи на нескольких киликах классического периода4 5.
Год в Ольвии начинался в первое новолуние после весеннего
равноденствия, и первым месяцем был Тавреон; по-видимому, он
повторялся каждые 3—4 года и тогда назывался вторым Таврео-
ном. В сопоставлении с современным ольвийский календарь вы-
глядел следующим образом: Тавреон (март—апрель), Таргелион
(апрель—май), Каламайон (май—июнь), Панемос (июнь—июль),
Метагейтнион (июль—август), Боэдромион (август—сентябрь),
Кианепсион (сентябрь—октябрь), Апатурион (октябрь—ноябрь),
Посейдион (ноябрьдекабрь), Ленеон (декабрь—январь), Антесте-
рион (январь—февраль), Артемисион (февраль—март)5.
В Ольвии и в Тире календарь оставался неизменным, посколь-
ку в надписях эллинистического и римского времени встречаются
те же названия месяцев, что и на граффито Андокида6. Боспор-
ские города, основанные Милетом, сначала пользовались календа-
рем метрополии, а в I в. до н. э. перешли на македонский, который
после завоеваний Александра Македонского широко распростра-
нился в греческом мире7.
4 Виноградов Ю. Г., Русяева А. С. Культ Аполлона и календарь Ольвии //
Исследования по античной археологии Северного Причерноморья. Киев,
1980. С. 39.
5 Там же. С. 38, 49.
6 IPE I2. № 2, 4, 33, 35, 39, 40, 43, 44, 45, 47, 49; НО № 42, 47, 75; Кп-
рышковский П. О., Клейман И. Б. Древний город Тнра. Киев, 1983. С. 61.
7 Перл Г. Эры Вифинского, Понтийского н Боспорского царств // ВДИ
1969. № 3. С. 42-43.
Счисление времени в античных государствах Северного Причерноморья
365
В боспорских надписях I—IV вв. встречаются названия всех
двенадцати месяцев, идентичные македонским8. Год начинался в
осеннее равноденствие, а после смерти императора Августа — со
дня его рождения, 23 сентября. Первый месяц назывался Диос
(сентябрь—октябрь), следующие Апеллайос (октябрь—ноябрь),
Авдинайос (ноябрь—декабрь), Перитиос (декабрьянварь), Дис-
трос (январь—февраль), Ксандикос (февральмарт), Артемисиос
(март—апрель), Даисиос (апрель—май), Панемос (май—июнь),
Лойос (июнь—июль), Горпиейос (июль—август) и Гиперберетейос
(август—сентябрь).
Херсонес, единственная дорийская колония в Северном При-
черноморье, пользовался календарем своей метрополии Гераклеи
Понтийской. В херсонесских надписях упоминаются пять месяцев:
Гераклеос, Дионисиос, Латойос, Эвклейос и Ликейос. Из-за плохой
сохранности дорийских календарей сейчас невозможно точно опре-
делить последовательность херсонесских месяцев и соответствие их
нынешним. Предположительно Дионисиос начинался в феврале,
Эвклейос — в марте, Ликейос — в мае, а Латойос — в июле9.
В греческих календарях большинство названий месяцев проис-
ходит от наименований божеств или их эпитетов. Праздники в
честь этих божеств справляли в соответствующие месяцы. Поэто-
му можно заключить, что в Херсонесе отмечали Дионисии, чтили
Аполлона Ликейского и его мать Латону, поклонялись Артемиде с
эпиклезой Эвклея (славная) и Гераклу, в честь которого была на-
звана метрополия Херсонеса Гераклея Понтийская.
Наименования месяцев в Ольвии и Тире говорят о том, что в
милетских колониях, по крайней мере в первые десятилетия их су-
ществования, по традиции предков устраивали ряд празднеств.
Названия трех месяцев связаны с торжествами в честь Аполлона.
Весной в Таргелионе отмечали дни рождения этого бога и его се-
стры Артемиды, принося им в жертву кашу «таргелос», сваренную
из разных злаков и овощей. В Боэдромионе Аполлона чествовали
как военного бога, помощника в битвах. В сентябре проходил со-
именный месяцу праздник Кианепсии, во время которого готовили
для Аполлона блюдо из чечевицы, бобов и овощей. В этом месяце
8 КБН. С. 846.
9 IPE I2. Хе 357—359, 361, 402; Кадеев В. И. Херсонес Таврический. Быт и
культура. Харьков, 1996. С. 141—145.
М. В. Скржинская
366
Аполлон олицетворял бога, способствовавшего урожаю плодов и
злаков. Кианепсион, включавший осеннее равноденствие, считался
поворотом к зиме, когда Аполлон, по верованиям эллинов, отправ-
лялся на несколько месяцев к сказочному племени гипербореев,
обитавшему где-то к северу от городов Северного Причерноморья.
Широко распространенный у ионийцев праздник Апатурии
справляли в соименный месяц. Торжества проходили после завер-
шения земледельческих работ. Во время Апатурий отцы вносили
детей в списки граждан и представляли гражданской общине своих
сыновей-подростков. В месяцах Ленеон и Антестерион прославля-
ли Диониса, в Посейдионе — Посейдона и заключали год празд-
ником, посвященным Артемиде.
После введения македонского календаря на Боспоре названия
лишь двух месяцев, Панемоса и Артемисиона, оставались преж-
ними, но они не совпадали по времени, перейдя на следующие по
порядку месяцы. В связи с этим встает вопрос о том, передвину-
лись ли сроки традиционных боспорских празднеств и были ли
введены новые соответственно названиям месяцев. Возможно, но-
вый календарь и летосчисление касались лишь гражданского года,
а религиозный остался прежним, подобно тому как теперь отмеча-
ются праздники в православной церкви.
•г Начиная с архаического периода в греческих полисах каждый
год носил имя определенного лица, эпонима. В городах составля-
лись списки эпонимов, и по ним устанавливалась хронология собы-
тий. Например, в ольвийском декрете в честь Протогена упомяну-
ты два голода, случившиеся в годы жрецов-эпонимов Геродора и
Плейстарха.
В начальный период существования Ольвии здесь, по образцу
милетского, организовался аристократический союз мольпов, и
хронология велась по именам стоявших во главе него айсимнетов.
В III в. до н. э. функция эпонимов перешла к жрецам Аполлона
Дельфинин, а в римское время эпонимами стали гражданские ма-
гистраты — первые архонты10.
На Боспоре с классического периода годы назывались именами
первых архонтов, а затем царей, которые сначала также именова-
лись первыми архонтами. В Херсонесе эпонимами были лица, ис-
полнявшие религиозную функцию «царей».
10 Карышковский П. О. Ольвийские эпонимы / / ВДИ. 1978. № 2. С. 82—96.
Счисление времени в античных государствах Северного Причерноморья
367
К сожалению, ни один список эпонимов городов Северного
Причерноморья не сохранился, поэтому точные годы документов,
датированных эпонимами, удается определить в редчайших случа-
ях. Таков, например, договор о дружбе и союзе Херсонеса с пра-
вителем Понта Фарнаком I, который обязался оказать помощь
херсонеситам при угрозе со стороны скифов”. В надписи зафикси-
рованы две даты: херсонесская определена именем царя-эпонима
Аполлодора, сына Горгита, и понтийская, по принятому там счис-
лению лет, — 157 год месяца Даисиоса. Месяцы и годы понтийской
эры хорошо синхронизируются с современным летосчислением,
поэтому дата договора определяется апрелем-маем 179 г. до н. э.
С эллинистического периода во многих греческих государствах
вводился счет лет по эрам, начинавшимся с какого-нибудь знаме-
нательного события в данном государстве. Упомянутый царь Фар-
нак I считал годы понтийской эры с 337/36 г. до н. э., когда на
престол взошел основатель династии Митридат Киосский. Преем-
ник Фарнака Митридат II перевел летосчисление в своем государ-
стве на вифинскую эру, начинавшуюся в 297/96 г. до н. э. Когда
понтийский царь Митридат VI Эвпатор подчинил себе Боспор, он
ввел здесь в первой половине I в. до н. э. македонский календарь и
летосчисление, принятое на его родине и в соседней Вифинии. Это
было одно из мероприятий Митридата, с помощью которых он
стремился превратить в единое целое страны на берегах Понта
Евксинского и.
Древнейшими сохранившимися памятниками, датированными
боспорской эрой, являются золотые статеры, выпущенные при
Фарнаке, сыне Митридата VI. На монетах с портретом этого царя
стоят даты с 244 по 247 г., что соответствует 54—51 гг. до н. э.
В Боспорском царстве чаще, чем в других государствах Северного
Причерноморья, встречаются надписи с указанием числа, месяца и
года. Всего их найдено более восьмидесяти. Точные даты называ-
ли в текстах на постаментах статуй, на почетных стелах и надгро-
биях, на документах об отпуске рабов на волю, в надписях с пере-
числением членов различных союзов и надписях о строительстве и
восстановлении храмов и оборонительных сооружений.
11IPE I2. № 402.
12 Перл Г. Эры. С. 68.
М. В. Скржинская
368
В римский период Херсонес, Тира и, возможно, Ольвия вво-
дили счисление лет по своим эрам. Херсонесская эра начиналась
в 25 или 24 г. до н. э. Высказывается два предположения о событии,
положившем ее начало. Согласно одной гипотезе, в 24 г. до н. э.
херсонеситы победили царя Асандра, пытавшегося полностью под-
чинить Херсонес Боспору13. По другому предположению, в 25 или
24 г. император Август утвердил элевтерию (статус свободного
города), которая была дана херсонеситам Цезарем, а затем отме-
нена Антонием14.
Эра, принятая в Тире, начиналась в 56 или 57 г. н. э. Это уста-
навливается по двум надписям II в., которые датировались годами
тирской эры и ссылкой на римских консулов тех лет15 16 *. Тирская эра
начиналась, вероятно, с года дарования Римом элевтерии. Ведь
надписи и монеты показывают, что римляне в I в. включили Тиру
в орбиту своего политического влияния “.
Относительно Ольвии трудно сказать, принималась ли там ме-
стная эра. На ольвийских монетах I в. н. э. с изображением Зевса
на аверсе и орла на реверсе имеются цифровые обозначения от 6
до 9. Некоторые ученые полагают, что это — даты ольвийской
эры, начинавшейся в 46 г. ”. Другие источники об ольвийской эре
пока не найдены, и это заставляет думать, что в Ольвии счет лет
по ее эре либо вовсе не существовал, либо велся недолго. Сохра-
нившиеся надписи римского времени традиционно датируются
только именами эпонимов, которыми в этот период были первые
архонты.
Датировки по эрам не отменили названий лет по эпонимам.
В Херсонесе рядом с годом называли имя жреца Девы, в Тире —
первого архонта, а на Боспоре — царя. Столь подробная датиров-
ка, нередко с перечислением ряда магистратов текущего года, ха-
рактерна для официальных документов, особенно для почетных
13 Анохин В. А. Монетное дело Херсонеса. Киев, 1977. С. 75—76.
14 Кпдеев В. И. Херсонес Таврический. С. 7—8.
15 IPE I2. № 2, 4; Карышковский П. О., Клейман И. Б. Древний город Тира.
С. 90-92.
16 Давня icTopin Укра'ши. Кшв, 1998. Т. 2. С. 415—416.
” Анохин В. А. К вопросу об ольвийской эре // Нумизматика и сфрагистика.
Киев, 1971. Хе 4. С. 90.
Счисление времени в античных государствах Северного Причерноморья
369
декретов. В прочих случаях указывалась только дата по эре, при-
нятой в государстве. Об этом говорят надписи начиная с I в. н. э.
Таково, например, свидетельство о строительстве склепа на некропо-
ле Пантикапея в 311 г. боспорской эры (14 г. н. э.)18 19. В подобных
надписях во II—III вв. н. э. наряду с годом появляются также ука-
зания месяца и дня установки надгробных памятников ”.
Итак, счисление времени в античных городах Северного При-
черноморья шло в русле развития хронологии в греческой ойкуме-
не. Здесь наряду с общими принципами измерения продолжитель-
ности месяцев и лет существовали разные календари и эры. В рим-
ский период жители Боспорского царства ближе всего подошли
к бытующим в наше время представлениям о точной датировке со-
бытий.
18IPEI2. № 335, а также № 628, 697, 710, 711, 733а и др.
19 Ibid № 656, 675, 704, 705, 734, 744,1000 и др.
Birgit and Peter Sawyer The Good People
of Scandinavia
Who were the «good people» named in Scandinavian runic inscrip-
tions of the tenth and eleventh centuries? What did those who
sponsored these memorials mean when they described some people as
«good»? Before attempting to answer these questions, it may be helpful
briefly to describe the source material.
1. Runic inscriptions
The custom of commemorating the dead with rune-stones was
especially widespread during the late Viking Age (see map 1). From
this period more than 3000 such memorials are known, and some 2000
are sufficiently well-preserved to provide information about those
involved, and their relationship. Their distribution is, however, very
uneven; about 50 are known in Norway, about 200 in (medieval)
Denmark (including Bornholm), and as many as c. 1750 in (medieval)
Sweden. The inscriptions vary, but they all say who commissioned or
sponsored the monument and who was honoured by it. In most cases
the relationship between sponsor and deceased is indicated, and
sometimes a parent or other relative of the latter is also named. This
commemoration formula, which often also contains some description of
the dead person, is sometimes followed by a Christian prayer, or,
rarely, a curse. Information is also occasionally given about how and
where the death happened. These inscriptions are an invaluable source
of knowledge about the Viking Age; they throw light on such varied
matters as the development of the language and poetry, kinship and
habits of names-giving, settlement and communications, Viking as well
The Good People of Scandinavia
371
as trading expeditions, and, not least, the spread of Christianity. As a
source for historical knowledge, however, these monuments have
hitherto not been much used, although studied as a whole, the corpus
of rune'Stones is a most rewarding source for the social, economic,
religious, and political history of Scandinavia in the tenth and eleventh
centuries’.
Since a rune-stone was a sign of social and economic status we can
assume that all sponsors were landowners among whom different social
strata can be distinguished. The various indications that a rune-stone
was erected by or to commemorate a person of high status include titles
and honorific epithets, as well as the number and (relative) size of the
stones, the length of the inscription, the use of more than one face, and
the elaborateness of the ornament. Individuals who sponsored or were
commemorated by two or more inscriptions appear to have been
unusually important, while rune-stones placed close to such prestigious
monuments as large burial mounds or stone ship settings show even
more clearly that they were the work of families of exceptionally high
rank.
In western Scandinavia the relatively high proportion of rune-stones
with one or more of these characteristics suggests that in that region the
fashion of erecting such monuments was adopted mainly by families of
high status. Families of similar status also erected rune stones in east
Scandinavia but there, especially in Uppland, the custom was adopted
by a wider range of landowners, partly because it lasted for much longer
there than in western Scandinavia.
In this paper we will concentrate on the runic inscriptions that contain
titles and/or honorific epithets and suggest an answer to the question
who the «good» people in Scandinavia were.
2. The meaning of «good»
263 people are described as ku|>r in 260 inscriptions1 2.
In the standard editions 1офг is translated in different ways; in DR
as «well-born» or «of high birth» (Dan. «velbyrdig»), in SR as just
1 Sawyer B. The Viking-Age Rune-Stones. Custom and Commemoration in Early
Medieaval Scandinavia. Oxford, 2000.
2 Detailed references are given in: Ibid. P. 99—112, 156—157,182—183.
Birgit and Peter Sawyer
372
«good». Did it have different meanings in different areas, and — if so —
what does «good» in SR actually refer to in specific inscriptions?
Should, for example, a good «dreng» be thought of as a brave warrior, a
good relative as a dutiful father (brother etc.), or a good-hearted
mother? Was a good «bonde» (land-owning head of family) a loving
husband or a skilful farmer?
It is doubtful that the word «good» had such a wide range of
meanings. As most of the good people in Denmark, as well as in Vas-
tergotland and Smaland have titles, it seems likely that there the epithet
was closely related to their status as thegns, drengs, or svens. There are
at least three reasons for thinking that in the rest of Sweden the epithet
«good» was also used to mark status:
1) If «good» really referred to excellence of husbands, farming
skill and goodness of heart, there was a serious shortage of people
with such qualities in Viking-Age Scandinavia (in all: 6 husbands,
25 land-owners, and 101 relatives). As people are commonly praised
for their good qualities after death («de mortuis nihil nisi bene»), it is
remarkable how few of those commemorated in runic inscriptions were
so described.
2) Another indication that «good» does not refer to personal qua-
lities, character or disposition, but to social status, is the fact that the
relatively few good people and their families seem to have belonged to a
distinct, well respected social group. Several are shown to have been
important land-owners by inscriptions naming the place where they
lived, and «good» people are commemorated by lavish monuments
more often than others.
3) A third indication is the very distribution of «good» people, with
remarkable concentrations in some areas, and absence in others (see
maps 3 and 4).
3. Who were the «good people»?
As the following table shows, the «good people» fall into one of the
following four categories: in 40% of the cases «good» qualifies their
titles (e. g. drxngR godr), in 12% their status as land-owners/hus-
bands (bondi godr), in 38% it refers to close relatives (e. g. fadur
godr), and in 10% to others (e. g. madr godr). We will start with the
title-bearers.
The Good People of Scandinavia
373
Good people in Scandinavia
«good»* «best» Total % of total
Title-bearers 105 193 54.4
(Thegns, drengs, «svens» 98 133 73.7)
Relatives 101 155 96.5
(male 90 148 76.1)
(female 11 72 15.3)
«Bonde»
— not «husband» 25 34 73.5
— «husband» 61 61 3.7
«Kari», «Man», «the good» +
unknown «good» 26 360
Sum: 263 2307 11.4%
3.1. Thegns, drengs, and svens
Most of the title-bearers (98 of 105) are thegns (sing, fxagn), drengs
(sing. drsengR) or svens (sing, svaeinn). There has been much debate
about the meanings of thegn and dreng, but no consensus has been reached.
In 1927—1928 Svend Aalgaer argued that both thegns and drengs were
royal servants, members of the king’s attendant nobility and of his «bird» or
bodyguard. But, he added, «as time went on... they came to connote the
possession... of certain moral qualities, especially nobility, generosity,
chivalrousness and courage»3. The question is when such a change took
place; some scholars argue that it happened before the rune-stone period.
John Lindow, for example, has argued that the drengs and thegns in the
runic inscriptions belong to the sphere of «the large, free middle class of
farmers who made up the backbone of old Scandinavian society» and that
they «did not make up part of Nordic comitaius terminology»4, and Jan
Paul Strid, who concentrates on the drengs in eastern Sweden, describes
them as «similar to English gentlemen in their variety of connotations» and
goes on to approve of Fritzner’s translation «a man who is as he should be»
which he describes as «rather ingenious»5.
3 Aakjeer S. Old Danish Thegns and Drengs 11 APhS. 1927—1928. Vol. 2. P. 28 f.
4 Lindow J. Comitatus, Individual and Honor: Studies in North Germanic Institu-
tional Vocabulary. Berkeley and Los Angeles, 1975. P. 106.
5 Strid J. P. Runic Swedish Thegns and Drengs / / Runor och runinskrifter: Foredrag vid
Riksantikvariambetets och Vitterhetsakademiens symposium, 8—11 September. Stock-
holm, 1987. P. 313.
Birgit and Peter Sawyer
fc! The arguments put forward by Lindow and Strid are not convincing;
if these terms only connote the «free middle class of farmers», the
question arises why they were so few in Scandinavia at the time, and if
«dreng» only means that a man is «as he should be» there was a serious
lack of such men in Scandinavia, especially in eastern Sweden where
there are only 19 6.
John Gillingham has recently argued that in eleventh-century
England we find a local elite («thegns» and «knights»), «a broad
land-owning class ... many of them holding public office in a part-time
and unpaid fashion, exercising social control over the populace,
attending meetings both locally and nationally»7. It is difficult to see
why there should not be an equivalent in Scandinavia, especially at a
time when, thanks to Sven Forkbeard and Knut, English influence must
have been very strong there8. Gillingham goes on to point out that even
if some milites were not richer than ordinary farmers, they belonged to a
different social group, namely retainers of a lord. This seems consistent
with the runic evidence; the monuments erected after thegns and drengs
are not more spectacular than others; as pointed out above, it seems as if
the titles themselves, with or without epithets, were enough to
distinguish them.
As far as Denmark is concerned, there seems to be general
agreement that thegn and dreng denoted retainers in the royal «bird»,
and that the common epithet «(very) good» meant «of high birth». The
interpretation of these titles and epithets in the Swedish material is more
problematic; they are translated in very different ways in the standard
edition of the inscriptions. It will be argued here that in both Denmark
and Sweden, as in England, the word or title «thegn» designated men
who served a superior, normally a king. A «dreng» was a young warrior,
a member of a retinue, called a lid or hird. It can be assumed that the
thegns and drengs named in Danish inscriptions were in the service of
6 For another opinion, see: Jesch J. Skaldic verse and Viking Semantics // Viking
Revaluations: Viking Society Centenary Symposium, 14—15 May 1992 / A. Falukes &
R. Perkins. London, 1993. P. 160—171.
7 Gillingham J. Thegns and Knights in Eleventh-centuiy England: Who was then the
0 Gentleman? // Transactions of the Royal Historical Society. 6th ser. 1995. N 5
P. 129—153, quotation from p. 134.
8 Cf. the term sniallr drengr with strenuus miles in English sources.
The Good People of Scandinavia
375
the Danish king and there are reasons to think that some of the thegns
and drengs named in Swedish inscriptions also served a Danish king.
The main concentration of inscriptions containing the titles thegn and
dreng outside Denmark is in Vastergotland where with one exception all
drengs and thegns are described as good or, more often, very good
(godr, allgodr, harda godr, miok godr); in the exception a dreng is
described as boeztr («best»). The same epithets are applied to most of
the drengs and thegns in Danish inscriptions but they are rarely used
there or in Vastergotland for anyone else, which suggests that they all
belonged to a distinct group of men or families who acknowledged the
Danish king as their lord.
It is significant that, as map 2 shows, the main concentrations of thegns
and drengs are in the east of the territory that was apparently tributary to
the Danish king in about AD 1000. The fact that numerous thegns and
drengs are found in Skaning «harad» in the heart of Vastergotland, is
consistent with evidence indicating that Sven Forkbeard was overlord of
the Swedish king Olof Skotkonung, who established the first Swedish
bishopric in Vastergotland, initially at Husaby, but it was soon moved to
Skara in the centre of Skaning «harad» 9.
The fact that most of the thegns were commemorated by their sons,
while most drengs were commemorated by parents or brothers, implies
that drengs were young men and thegns were older. In one case we meet
both titles in the same family with a man commemorating both his
father, a «very good thegn», and his brother, a «very good dreng»
(Vg 157). It further appears that while drengs were active warriors, the
thegns were settled landowners. Drengs who fought for Sven or Knut
and survived may well have continued as thegns to accept him as their
royal lord after returning home. It is indeed possible that they had some
special status as royal agents. Attention has been drawn to seven places
named Tegnaby, or a very similar name, in the coastal region between
Oslo and Goteborg whose remarkably regular distribution suggests that
they formed part of some organization10. The close similarity of the
9 Sawyer В The Viking-Age Rune-Stones P. 21—22,112
10 Lofvmg C. Var Knut den store kung aven over Vastergotland? Ett diskussions-
inlagg // Vastergotlands Fomminnesforenings Tidsknft 1986. P 168—175.
Birgit and Peter Sawyer
inscriptions in Denmark and Vastergotland suggests that all these
thegns and drengs, whether Danes or Cotar, were distinguished by their
relationship to the Danish king Sven Forkbeard; they may also have
been part of a royal organization by means of which the Danes tried to
retain influence in the marcher territory that was already in the ninth
century called «Denmark», the march of the Danes. The close
connections between Denmark and Gotaland are well illustrated by the
fact that the same sponsor commemorated the same man, his fazlle, as a
«very good dreng», in two inscriptions, one in Jutland (DR 127) the
other in Vastergotland (Vg 112).
The formulas godr, allgodr, harda godr, miok godr, are also used for
some of the 11 thegns and 37 drengs in other parts of Sweden. Both the
drengs named in Smaland are «good», all four in Vastmanland, eight of
the ten in Uppland, six of the ten in Ostergotland, and one of the eight
in Sodermanland. The two thegns in Smaland are described as b&ztr
(Sm 35) and godr (Sm 37) respectively, and in Sodermanland one of
eight thegn-inscriptions (So 34) uses the epithet godr (while the others
use prottr). It is possible that these 21 drengs and three thegns described
as «good» or «best» had some special relationship with a Danish king.
But what about the others?
Six of the drengs are given no epithet, the others are variously said to
be able/bold: sniallr (3); frokn (2); nytr (2); hazfr (2); ufilan ? (1).
Of the eight remaining thegns seven are prottr (in Sodermanland) and
one nytr (in Ostergotland). It is, of course, possible that these men, or
some of them, served a Danish king, but as these words were not used in
Danish inscriptions it is perhaps more likely that they served one or
more Swedish leaders with their own organization, possibly modelled on
that of the Danes. Whatever the explanation, it is significant that these
adjectives are rarely or never used about others; prottr is only used for
thegns, frokn and haefr only for drengs.
Of the six — possibly seven — «sven-inscriptions», where the men
were in all likelihood also young warriors, four have the same epithets as
the thegns and drengs: one is «all-good», two are «very good» and one
is sniallr.
Of the 98 thegns, drengs and svens as many as 74 are called
«good», «very good», «all-good», or «best», and it seems highly
probable that the epithet means the same in all these cases. But what? If
it only referred to personal qualities, the question arises what was wrong
The Good People of Scandinavia
------------------------------------------------------------------377
with those who were not given any praising epithet at all. This makes
DR:s translation «well-born» more attractive, since it indicates social
status. On the other hand this translation also causes problems; were the
«very good» or «best» title-bearers of higher birth than those who were
simply called «good»? Since such a ranking of birth is not very likely,
we have to seek another explanation. We suggest that the «good»
title-bearers were not necessarily well-born or in possession of better
personal qualities than others, but that they had the special status of
«boni homines», discussed below.
3.2. «Bonder»
In 31 cases we meet «good», «better», or «best» bendr — who were
they? The word bondi, used in 213 inscriptions, is usually translated
«husband» when the sponsor is a woman, but in 34 inscriptions the
sponsors are sons or relatives and the question arises why, in these cases,
the deceased is referred to as bonde while so many others are not. To be
called a bondi obviously meant more than belonging to a land-owning
family; some inscriptions clearly show that the word implied res-
ponsibility for a family or household. At Overseld, for example, a
mother (together with her daughter) erected a stone in memory of two
sons, only one of whom is referred to as a bondi and he is explicity
named as an heir (So 208). In certain situations it was obviously
important to state explicitly who had been the head of the family. For
sons honouring their father, however, it was unnecessary to refer to him
as their bondi and they normally did so only when he could be called a
«good bondi».
The connotation «head of the family» is further abundantly
evidenced by the 161 inscriptions in which a widow refers to «her
bondi» (indicating that she had been formally married and was
therefore lawfully under his power). In only six cases is the bon-
Ji/husband said to have been «good» and in one nytr. The fact that
in 15 inscriptions the widow used the epithet «good» to qualify her
husband’s title or his role as a landowner, not his description as her
bondi, supports the argument that «good» referred to his social status,
not to his quality as a husband.
The conclusion is that «good», used about «bonder» indicates their
special social status, not any personal qualities, either as land-owners or
as husbands.
Birgit and Peter Sawyer
378
3.3. Relatives
The veiy small proportion of people commemorated as relatives who
were described as good (6.5%) would be remarkable if the word
referred to character or disposition. A more plausible explanation for the
relatively few good people is that they, and their families, belonged to a
distinct, well respected social group. What is more, «good» relatives
were commemorated by relatively lavish monuments twice as often as
those who were not so decribed.
Comparison of maps 1 and 3 shows that the distribution of «good
people» in Denmark and Gotaland is very much the same as that of the
rune-stones in general. There is, however, no such correlation in Upp-
land and Sodermanland, see also map 4.
It is remarkable that the proportion of «good people» in Vallentuna
hundred, the richest rune-stone district in Uppland, is only 6.9% while
Trogd hundred in south-west Uppland has 25%, a concentration that
extends west into Vastmanland and south into Sodermanland on the
island of Selo (Selebo district) in Lake Malaren. It is even more
remarkable that there is a dearth of «good people» between the districts
of Vallentuna and Trogd, i. e. around Sigtuna. We suggest that the
«good men» of the Scandinavian inscriptions are best understood as the
equivalent of the boni homines familiar in other parts of early medieval
Europe11.
4. Boni homines
The terms boni homines, boni viri were applied to legally competent
men and were often reserved for those whose local knowledge was
especially valued11 12. They might act as, or sit with, judges, give evidence,
act as signatories or official mediators. In Brittany they were free and
propertied but nothing suggests that they were wealthy men — they
11 Niermeyer J. F. Mediae Latinitatis lexikon minus. Leiden, 1954—1976, s. v. bona,
Nelsen-von Stryk K.. Die boni homines des friihen Mittelalters // Freiburger
Rechtsgeschichtliche Abhandlung. N. Ser. Berlin, 1981. B. 2.
12 The first part of this paragraph is based on the glossary in: The Settlement of
Disputes in Early Medieval Europe / W. Davies & P. Fouracre. Cambridge,
1986. P. 269-270.
The Good People of Scandinavia
379
were rather respectable peasant proprietors. In Spain and Francia they
appear to have been of sufficient (if unstipulated) social and economic
standing. In Italy, generally speaking, they tended to be the local elite:
in local courts they could be peasants, whereas in cities they were
the urban aristocracy. These were men acknowledged as trustworthy
members of local communities who had a leading role in local affairs, for
example in assemblies, in making legal decisions, and as witnesses. The
status was normally hereditary, passing from father to son, but it
naturally affected the standing of the whole family, and it is therefore not
surprising that the epithet «good» could be given to sons, brothers, and
even to sisters and daughters of «good men». The status was not
conferred by rulers but was recognized by members of the local
community. As kings extended their power, they found such men useful
allies or agents. The relatively high proportion of «good men» in
south-west Uppland, Vastmanland and on Selo may be because royal
authority was more effective there than elsewhere in eastern Sweden in
the later eleventh and early twelfth centuries when most of the runic
inscriptions were erected in that part of Scandinavia.
380
Birgit and Peter Sawyer
Map 1. Inscriptions in South Scan(]inavia
The Good People of Scandinavia
381
Map 2. «Thegns» and «drengs»
Birgit and Peter Sawyer
382
Map 3. «Good people» in Scandinavia, excluding Uppland
The Good People of Scandinavia
383
Map 4. «Good people» in Uppland, Vastmanland and on Selo
Anne Stalsberg
Skandinavisk handel
i Austerveg:
to aspekter
arkeologisk belyst
Norrone sagaer og arabiske kilder forteller at skandinaver dro som
handelsmenn i austerveg i vikingetiden. Begrepet austerveg brukes
i de norrone sagaene er ikke om noe avgrenset geografisk eller politisk
omrade, men betegnet loselig omradene sorest for Ostersjoen. I denne
artikkelen brukes austerveg om de omradene sorest for Ladoga-sjeen og
det indre av den esteuropeiske sletten, dit nordboene dro langs Volhov,
Volga-veien til Volgakneet og Dnepr-veien. De norrone sagaene
forteller nesten bare om nordmenn som dro i austerveg, mens de
arkeologiske funnene viser at det hovedsakelig var svear, — svensker fra
Malardalsomrodet. Gotland fikk etterhvert, saerlig med Hansaen, en
nokkelrolle i handelen pa Novgorod — Russland, men gutene kom ikke
med i austerveg for fra midten av 10. arh., for alvor da Birka i 970 var
brent og ikke lenger fungerte1. Bare 3 kleberbiter og ca. 19 mynter i
austerveg er av sikker norsk herkomst, selv om det pa ingen mate kan
utelukkes at noen av de allmennskandinaviske oldsakene kan ha kommet
fra Norge; vi vet bare ikke hvilke og om de har kommet direkte eller
gjennom Sverige1 2. Av geografiske grunner var det naturligvis flest svear
og gutar i austerveg.
De skrevne kildene, norrone, russiske, arabiske og byzantinske
kildene forteller at det i austerveg ikke bare var skandinaviske
handelsmenn, men ogsa leiesoldater, leieembedsmenn, inviterte fyrster
1 Stalsberg A. The Scandinavian Viking Age Finds in Rus’ // Bericht der
Romisch-Germanischen Kommission. 1988. B. 69. P. 460—461.
2 Стальсберг А. Археологические свидетельства об отношениях между
Норвегией и Древней Русью в эпоху викингов: Возможности и ограничения
археологического изучения // ДГ. 1999 г. М., 2001.
Skandinavisk handel i Austerveg: to aspekter arkeologisk belyst
385
(«leiefyrster»), landflyktige kongelige (fra Norge) og sjorovere (begrepet
viking betegner i virkeligheten bare sjorovere). Disse beretningene
bekreftes av de mange arkeologiske funn av skandinavisk herkomst.
Funnene vitner om stor aktivitet, men man ma ikke la seg blende av
antallet fordi det gjenspeiler ikke sa mye virkeligheten som kildenes art.
I Danmark og Kyst-Norge blir det merkbart mindre gravgods i gravene
pa 900-tallet, apenbart et resultat av kristen pavirkning. I 0st-Norge
og Sverige holder imidlertid hedensk gravskikk med gravgods seg
lenger. Det samme gjelder austerveg. Saerlig slaende blir kildenes
betydning nar man ser pa De britiske oyer, der skrevne kilder og
stedsnavn vitner om stor dansk-norsk bosetning, mens der er fa
hedenske skandinaviske graver. Likevel ma de skandinaviske funnene i
austerveg gjenspeile en ganske stor aktivitet, bare man ikke forestiller seg
horder av innvandrere fra Skandinavia.
Som nevnt, opptradte skandinavene i flere roller i austerveg. Det er
ikke lett a skille ut de ulike roller i det arkeologiske materialet, men
allmenne trekk i det kan bidra til a belyse skandinavenes virksomhet og
de forhold denne virksomheten ble drevet under, og dermed om
handelen og hvordan den pa to punkter kan ha vaert organisert, hvilket er
denne artikkelens tema3.
De skandinaviske funnene er av velkjente typer, hovedsakelig smyk-
ker eller pynteblikk til remmer og hestegrimer, ornert i skandinavisk stil.
Batgraver, runeinnskrifter og skandinaviske kultgjenstander vitner ogsa
om skandinaver. Funnene skriver seg fra myntskatter (runer ristet inn pa
mynter), som spredte enkeltfunn, men aller viktigst, fra bosetningslag i
byer og byenes gravfelter. En del av gravene kan identifiseres som
skandinaviske, dvs. de skandinaviske gjenstandene i dem er ikke kjopt
eller gaver i andre folkeslags graver. Det er ioynefallende at sa stor del
av de skandinaviske funnene er knyttet til kvinner, ogsa graver. Av de
247 gravene med skandinaviske gjenstander som jeg i sin tid noterte i
austerveg, er ca. 108 kvinnegraver, 78 mannsgraver, 33 graver med
mann og kvinne, hvorav 32 kvinnegraver, 24 mannsgraver og 18 pargraver
kan oppfattes som skandinavers graver. Selvsagt gjenspeiler ikke disse
tallene virkeligheten, for det ma under datidens forhold ha vaert flere
menn enn kvinner pa utlandsferder, men de sier at det var en ikke
ubetydelig andel kvinner blant skandinavene i austerveg. Funnene viser
3 Folgende fremstilling bygger pa: Stalsberg A. The Scandinavian Viking Age Finds
in Rus’.
Anne Stalsberg
386
ogsa at kvinnene var med fra begynnelsen til slutt og overalt dit
skandinaver dro. Det neste viktige er at graver som kan knyttes til
skandinaver ligger spredt mellom de ovrige gravene pa gravfeltene, et
trekk som ma reflektere at skandinavene levde integrert i de byer disse
gravfeltene var knyttet til. Det er viktig at disse kvinnene ma oppfattes
som frie kvinner, samt at kvinnefunnene indikerer familier. Det er umulig
a si hvor mange skandinaver det var i austerveg, men pa enkelte
gravfelter kan de ha utgjort kanskje 5-10%, en beregning som er
beheftet med mange usikkerheter, men ikke usannsynlige.
Av disse gravene er det bare de med vekt og/eller vektlodder som
kan knyttes til handelsvirksomhet, de andre kan gjenspeile bade leiesoldater
og leieembedsmenn som ma ha veert integrert i det samfunnet de tjente,
men ikke erobrere eller revere som ikke ville blitt integrert pa den maten
gravfeltene gjenspeiler; siden det er byfunn, er det ikke naturlig a regne
med at funnene er etter jordbrukssettlere. Selv om vi ikke kan skilie
mellom graver eller funn etter leiesoldater, leieembedsmenn (som
kanskje ligger i de rikeste gravene?) og handelsmenn og disses familier,
er det allmenne bildet viktig, fordi det sier at samfunnet/samfunnene pa
den osteuropeiske sletten var i stand til a ta imot og trygge sikkerheten
for utenlandske reisende og beboere i byene, det har hersket ordnede
forhold.
Vi vet lite om hvordan skandinavenes austervegshandel konkret var
organisert eller ordnet, saerlig fordi de skrevne kildene ikke gar i detalj.
De arkeologiske funnene i austerveg kan imidlertid til en viss grad belyse
to aspekter som her skal droftes: kvinnenes, eller rettere sagt, husfruenes
rolle i handelen, og om organisasjonen var utbygget til a sorge for bater
ved drageidene, slik at skandinavene ikke var tvunget til alltid a slepe
batene over land.
I Here av gravene som inneholder skandinaviske gjenstander er det
funnet sammenleggbare vekter og vektlodder til a veie solv, vikingetidens
verdimetall, regnes som handelsmannens verktoy4. Imidlertid er det ikke
sjelden a finne dem i kvinnegraver; i Norge er ca. 17% av vektene
funnet i kvinnegraver, i Birka er en tredjedel av gravene med vekter
og/eller lodder kvinnegraver, og i austerveg er en femtedel av gravene
4 Folgende fremstilling cf.: Stalsberg A. Women as Actors in North European Viking
Age Trade / / Social Approaches to Viking Studies / R. Samson. Glasgow, 1991;
Eadem. Tradeswomen during the Viking Age / / Archaeology and Environment.
Umea, 1991. Vol. 11. P. 45-52.
Skandinavisk handel i Austerveg: to aspekter arkeologisk belyst
387
med skandinaviske gjenstander sammen med vekter og/eller vektlodder —
kvinnegraver. Det statistiske materialet er lite, men tallene er likevel sa
sammenfallende at de ma gjenspeile en virkelighet. Det er en nodvendig
premiss a anta en sammenheng mellom den dode og gravgodset, ellers
kan arkeologien ikke si noe om den dode er mann, kvinne, rik, smed,
kriger el. 1. Dermed er den naturlige konklusjon at siden veieutstyr sa
ofte er funnet i kvinnegraver, ma kvinnene ha hatt en oppgave i
handelen. Dette er samme tolkning som skandinaviske arkeologi og
middelalderhistorisk forskning gjor gjeldende for de frie bondekonene.
Middelalderlovene slar fast at gardkonen skal ha gardens nokler, —
hvilket bekreftes arkeologisk; hun styrte husholdningen, mens mannen styrte
utendors og representerte familien i den offentlige sfaere (pa tinget о. 1.).
Dersom husfruen i de skandinaviske familiene i austerveg tok del i
handelen, er det merkelig at samtidige kilder ikke omtaler dem. Dette
kan forklares ved at disse forfatterne var kristne og muslimer, hvis syn pa
kvinnens plass rett og slett hindret dem i a se kvinner som etter deres syn
oppforte seg unormalt. Dessuten kan det hende hun holdt til i hjemmet
(med ungene), ikke pa torget. Dersom vi godtar en slik tolkning, far vi
en smidig organisasjon som medforte at handelsfamilien eller handelsorga-
nisasjonen kunne vaere til stede i handelsbyen ogsa mens mannen var ute
i handelsferd (det var dog enklest for mannen a reise). Man kan tenke
seg at slike handelsenheter/handelsfamilier var en del av en storre
organisasjon med hovedsete i Skandinavia. De orientalske funnene i
Sverige og de skandinaviske i austerveg viser at det var faste toveiskon-
takter mellom Skandinavia og austerveg.
Det andre punktet som angar handelens organisasjon er betingelsene
reisene hadde. Saerlig vesteuropeiske forskere har tenkt seg at skandina-
vene kan ha reist med egne bater eller skip fra 0stersjoen til Bulghar eller
Svartehavet og Byzants. Vikingeskip i betydningen sjogaende fartoyer har
ikke kunnet seile pa de russiske elvene, de ville vaere et slit a bakse kilo-
metervis over land og de ville ikke kunne seile pa grunne elver med sandbunn
der kjolen ville sette seg grundig fast. Inntil slusene ble bygget i 1924, kunne
skip fra 0stersjoen seile bare til Staraja Ladoga/Aldeigjuborg, for 9 km
oppstroms var de forste strykene som kunne forseres bare med elvegaende
bater, noe for eksempel Snorre Sturlason visste5. Skandinavene kan
selvsagt ha reist med egne bater hele veien til Bulghar og Svartehavet.
5 Снорри Стурлусон. Круг Земной. М., 1980. С. 378, 411.
Anne Stalsbere
388----------------------------------------------------------------------
Batspesialisten Ole Crumlin-Pedersen mener at de kan ha reist med
smale, lettbygde, opptil 16 m lange bater som var lette a dra over land og
var grunne6 *. Imidlertid forteller keiser Constantin IX Porphyrogennetos
at skandinavene (ros) i Kiev kjopte stokkebater til a sette gjennom
Dnepr-strykene med. Enkelte forskere har hevdet at skandinaviene umulig
kan ha reist med stokkebater, men der er ingen grunn til a tvile pa
Constantin. De batene han beskriver er utspente stokkebater som har vaert
saerdeles godt egnet til a ta seg gjennom strykene med. De var ikke sa vel
egnet for Svartehavet, men ros hadde med seg kjol, ror og mast som de
satte pa dem. Denne beretningen tyder pa at forholdet mellom de
fremmede skandinavene og samfunnene i austerveg var vel ordnet og
ferdselen sa trygget slik at skandinavene kan hatt en organisasjon tilpasset
disse forholdene slik at de ikke matte slepe sine egne bater over land, men
kunne Igope ny bat etter a ha gatt over drageidet. Det kan ogsa tenkes at
organisasjonen hadde egne bater ved drageidene. En slik ordning ville
forenkle reisen betraktelig. Elvene var sa livsviktige for samferdselen at
ferdene matte kunne forega noenlunde trygt.
Det finnes arkeologisk materiale som kan belyse sporsmalet om
skandinavene brukte egne eller kjopte bater, nemlig skandinaviske graver
med bater sorest for Ladoga-sjoen, pa det skandinaviske gravfeltet Plakun
ved Staraja Ladoga og Grezdovo (muligens Cemigov) ’.
Bare en grav er ubrent, ved Pasa, slik at vi vet baten var klinkbygd
og ca. 10 m lang. Alle de andre er branngraver, slik at batenes form og
byggemate osv. er borte, bare jernnaglene er tilbake. Jan Bill har
undersokt en del av naglene og fant at de hadde firkantet stift, slik som
slavisk-baltiske batnagler, mens de samtidige skandinaviske har rund
stift8. Imidlertid finnes det i Norge firkantede nagler iallfall i en grav, sa
bildet synes ikke belt entydig. Likevel tyder naglene pa at skandinavene
i austerveg ble gravlagt med bater som var bygget i austerveg, altsa at
de ikke seilte sine egne bater. Det bekrefter Constantins beretning om at ros
kjopte (eller hadde) nye bater etter a ha passert drageidene.
6 Crumhn-Pedersen O. Vikingemes «sovej» til Byzans // Ottende tvserfaglige
vikingesymposium. Oslo, 1989 P. 48
1 Fremstilhngen bygger pa: Stalsberg A Skandinaviske batgraver i vikingetiden i
Rus’-nket Oversikt og tolkning / / AmS-rapport. 1999. B. 12.
8 Bill J. Iron Nails in Iron Age and Medieval Shipbuilding / / Proceedings of the
Sixth International Symposium on Boat and Ship Archaeology. Roskilde 1991 /
Chr. Westerdahl (Oxbow Monographs. 40). 1994. P. 60.
Skandinavisk handel i Austerveg: to aspekter arkeologisk belyst
389
Det faktum at skandinavene kunne reise dypt inn i fremmed land,
der de lett kunne stoppes pa drageid og ved stryk, viser at de ikke kom
til et lovlost land. Det stottes av at det er kvinnefunn med overalt
skandinaver dro, helt fra 800-tallet. Skandinavene var ikke pionerer som
apnet opp kontinentet, de fulgte gammelkjeate veier (samferdselen. langs
Volgaveien er belagt helt til Norge fra bronsealderen). Om ikke alle Igente
de store elvemagistralene fra ende til ende, Igente de folk som bodde langs
dem i det minste de strekningene som forte til naboene, og tilsammen ble det
en fungerende vei som skandinavene ogsa kunne sla inn pa.
Det vanlige sporsmalet om hva skandinavene handiet med, er i hoy
grad viktig, men det krever egne undersokelser. Vi vet at det blant annet
var slaver — en last som var lett a fa over land slik Constantin beskriver
det: de gikk selv. En annen vare har imidlertid hatt saerlig betydning, for
det var den som apenbart lokket skandinavene til Volga-Bulgara: solvet
i form av arabiske dirhemer fra arabernes gruver i Sentral-Asia. De
nordeuropeiske funnene av arabiske dirhemer viser med all onskelig
tydelighet at skandinavene har hatt gode kontakter med solvhandlere,
trolig arabiske handelsmenn forst og fremst i Volga-Bulgaria. Dette
gjenspeiles ogsa i de skandnaviske funnenes utbredelse i austerveg, for
pa 800-tallet var skandinavene aktive fra Ladoga og til Bulghar og sa
vidt sor til G^zdovo. Fra sent 800-tall var de ogsa aktive sorover langs
Dnepr. I annen halvdel av 10-arh. inntradte det en viktig forandring: da
er det ikke lenger skandinaviske funn langs Volga-veien, bare i selve den
gammelrussiske staten langs aksen Volhov-Dnepr. Det er naturlig a
sette slutten av Volga-reisene i sammenheng med at solvstrommen fra
de arabiske solvgruvene i Sentral-Asia opphorte omkring 970 e. Kr.,
Volgaveien hadde da ikke mer a friste skandinavene med. Det gammel-
russiske riket hadde imidlertid mye a by pa fra 900-tallet og utover.
Det skandinaviske arkeologiske materialet forsvinner pa tidlig 1000-tall,
hvilket ikke betyr at skandinavene sluttet a reise i austrveg, men at
vikingetidens skandinaviske formverden gikk av bruk. Det betyr at andre
kilder, de skrevne, ma brukes. Mange forskere har antatt at skandinavene
ble assimilert. Det kan ikke utelukkes, men mange skandinaver kan like
gjeme ha reist hjem etter en tid i utlendighet. Det arkeologiske materialet i
Skandinavia og austerveg viser at kontaktene mellom Skandinavia og skan-
dinaver i austerveg har vaert solide. E. A. Melnikovas forskning av norrone
sagaers og runeinnskriftenes opplysninger om austerveg viser hvor godt
skandinavene Igente landene i austerveg.
Л. В. Столярова Еще раз
о книжных
собраниях
Древней Руси
в XI—XIII вв.
Вопрос о существовании библиотечных собраний в России до
XVI—XVII вв. спорен. Н. Н. Розов полагал, что древнерус-
ские библиотеки появились только в XV в., начав формироваться
с конца XIV столетия. Для предшествующего периода истории
русской книги Розов настаивал на употреблении понятия «бого-
служебные книжные наборы»'. Оно было предложено М. И. Слу-
ховским для обозначения литургических книг, необходимых каж-
дой духовной корпорации для отправления церковного культа* 2.
Под «библиотекой» Слуховский, а вслед за ним и Розов понимали
не всякое книжное собрание, а лишь «собрание книг, предназна-
ченное для чтения»3. И богослужебные книжные наборы, и пер-
вые библиотечные собрания Руси связаны с церковью4. Частные
библиотеки начали формироваться в России, по-видимому, не ра-
нее XVI в. и особенно распространились лишь с конца XVII —
начала XVIII в.
Статья написана в рамках поддержанного РГНФ исследовательского проекта «Древ-
нерусские грамоты на пергамене и бумаге» (№ 01—01—00138а).
* Розов Н. Н. Книга в России в XV веке. Л., 1981. С. 107—108; ср. с точкой
зрения Б. В. Сапунова, считавшего, что «книжные собрания Древней Руси
(монастырские, церковные и частные) были не беднее, чем библиотеки За-
падной Европы», но не сумевшего привести ни одного реального факта в
пользу этого положения (Сапунов Б. В. Книга в России в XI—XIII вв. Л,
1978. С. 110-162).
2 Слуховский М. И. Русская библиотека XVI—XVII вв. М., 1973. С. 5.
3 Слуховский М. И. Библиотечное дело в России до XVIII в. М., 1968. С. 45,46.
4 Слуховкий М. И. Русская библиотека. С. 5.
Еще раз о книжных собраниях Древней Руси в XI—XIII вв.
391
Согласно реконструкции древнейшего книжного фонда Руси,
предложенной Б. В. Сапуновым, в XI—XIII вв. приходской и до-
мовой церквями использовалось для богослужения не менее вось-
ми книг: Евангелие и Апостол апракос, Триоди постная и цветная,
Минея общая, Псалтирь с возследованием, Служебник и Треб-
ник5. Однако еще Н. В. Волков допускал, что в древнерусской
церкви в XI—XIV вв. могло находиться одно лишь Евангелие ап-
ракос6. Таким образом, по Волкову, допустимым книжным мини-
мумом приходской церкви мог быть всего один экземпляр Евангелия.
Напомним, что Е. Е. Голубинский считал вероятным для XI—XIII вв.
и полное отсутствие какого бы то ни было книжного набора в при-
ходской церкви. Он полагал, что в период становления и утвер-
ждения христианства на Руси нельзя исключать вероятность осу-
ществления службы священником наизусть по памяти, без исполь-
зования книг7. Как бы ни определять книжный набор древнерусской
церкви, можно думать, что он был скорее минимальным. Будучи
принадлежностью церковного культа и обладая определенными
обрядовыми функциями, подобные «наборы» в основном имели
сугубо прикладное культовое значение 8.
Наряду с богослужебной литературой в «наборы» могли вхо-
дить сочинения отцов церкви, произведения агиографии, сборники
памятников канонического права и др. Однако такие расширенные
«наборы», состав которых зачастую был случайным, а составляю-
щие их экземпляры вряд ли хранились вне алтаря в каких-то спе-
циальных помещениях, можно считать не более чем ранним прото-
типом библиотечных собраний Руси.
Уже в XI—XII вв. крупные монастыри и соборы Древней Руси
помимо необходимых храмовых богослужебных наборов обладали
более обширными собраниями книг. Такие собрания, по-видимому,
были в киевском Софийском соборе и в Киево-Печерском монасты-
ре. Так, в Повести временных лет в известной статье 6545 (1037) г.
содержатся сведения не только об организации по инициативе
5 Сапунов Б. В. Книга в России. С. 77.
6 Волков Н. В. Статистические сведения о сохранившихся древнерусских кни-
гах XI—XIV вв. и их указатель. СПб., 1897. С. 18.
7 Голубинский Е. Е. История русской церкви. М., 1901. Т. 1. Ч. 1. С. 474—481.
8 Слуховский М. И. Библиотечное дело. С. 44—47.
Л. В. Столярова
392
Ярослава Мудрого массовых книгописных работ («собра писце
многы... и списаша книгы многы»), но и о том, что этот князь
«положи в святей Софьи церкви, юже созда самъ», книги, изго-
товленные по его заказу9. Весьма отрывочные данные содержат
источники о собрании книг Киево-Печерского монастыря. Так же,
как ничего не ясно о составе книг киевской Софии, нет никаких
конкретных данных о книгах, входивших в «библиотеку» этого мо-
настыря. Все сведения об этом скрываются за обобщением «книгы
многы» или просто «книгы». Однако даже весьма туманные и от-
рывочные известия источников позволяют предположить, что в
Печерском монастыре имелись книги, не предназначавшиеся для
храмового богослужения. Так, «неспанием по вся нощи» из-за
любви к чтению отличался ученик Феодосия Печерского иеромо-
нах Дамиан10 11.
О том, как пополнялся книжный фонд Киево-Печерского мо-
настыря, источники умалчивают. Наиболее вероятно, что это были
традиционные для Древней Руси изготовления вкладных книг по
заказу, а также дарения частными лицами прежде сложившихся у
них комплексов книг. В «Сказании о начале Печерского монасты-
ря», помещенном в ПВЛ ПОД 6559 (1051) Г. , отмечается, что Фео-
досий Печерский переписал у чернеца Михаила, прибывшего в Киев
с митрополитом Георгием, греческий Студийский устав и ввел его
в своей обители («и обреть оу него, и списа, и оустави въ мана-
стыри своемъ») и. Это дает основание предположить существова-
ние в Древней Руси практики переписывания книг для внутрен-
него пользования грамотной частью монастырского и церковного
клира.
В отличие от сведений о церковных вкладах, которыми изоби-
луют записи писцов и летописные статьи, известия о дарении ком-
плекса книг в источниках почти всегда отсутствуют. Тем ценнее
уникальное известие Киево-Печерского патерика о пожертвовании
черниговским кн. Николой Святошей имевшихся у него книг12.
9 ПСРЛ. М., 1997. Т. 1. Стб. 152,153.
10 Выписки из подлинного жития преподобного Феодосия / / Уч. зап. Второго
Отд. АН. СПб., 1856. Кн. 2. Вып. 2. С. 190.
11 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 160.
12 Кнево-Печерський патерик. Кшв, 1991. С. 114.
Еще раз о книжных собраниях Древней Руси в XI—XIII вв
393
Однако насколько значительным было число этих книг, сколько
экземпляров (единицы? десятки?) составляли подобные дарствен-
ные комплексы и каковы они были по своему содержанию — не-
ясно.
Внимание к «книгам многим» нарративных источников связано
не только с культовой ценностью книг, но и с их реальной стоимо-
стью (дороговизной пергамена и драгоценных окладов). Дотошное
описание в ряде летописных статей вкладных икон, золотых и се-
ребряных сосудов, книг, украшенных камнями и окованных сереб-
ром и золотом, с окладами, щедро унизанными жемчугом, остав-
ляет впечатление перечня прежде всего материальных ценностей,
передаваемых церкви, и только потом — ценностей духовных и
культовых.
Однако всякое упоминание о церковных вкладах (в том числе
книжных) является одновременно свидетельством духовного под-
вига жертвователя. Так, в летописном некрологе владимиро-во-
лынскому кн. Владимиру Васильковичу (1269—1288) содержится
уникальный перечень книг, которые он жертвовал в духовные кор-
порации своего княжества. Каменецкой церкви Благовещения
Богородицы наряду с иконами и драгоценными сосудами он пожа-
ловал четыре рукописи: «Еуангелие опракос, оковано сребром,
Апостол опракос, и Парямеиник, и Съборник». Подобный же
вклад («иконами и книгами») Владимир Василькович сделал в
Белзе. Евангелие, окованное серебром, и Апостол апракос этот
князь пожаловал Богородичному Успенскому собору во Владими-
ре. «В память събе в манастырь въ свои» он передал вкладом
Евангелие апракос, Апостол, «Съборник великыи» и Молитвен-
ник. Епископскому собору Иоанна Предтечи в Перемышле Вла-
димир Василькович отправил в дар «Еуангелие опракос, окованно
сребром съ женчюгом»; в кафедральный собор Спаса Преображе-
ния в Чернигове — «Еуангелие опракос золотом писано, а окова-
но сребром съ женчюгом». В основанную им Георгиевскую цер-
ковь в Любомле он вложил два Евангелия апракос в драгоценных
окладах, Апостол апракос, Пролог на обе половины года, годовой
комплект служебных Миней, Триоди — постную и цветную, Ок-
тоих и Ирмологий, Служебник, Молитвенник. Кроме того, сюда
же он передал еще один Молитвенник, купленный им у некоего
протопопа за восемь гривен кун. Наконец, в церковь св. Петра в
Берестье Владимир Василькович вложил Евангелие апракос «око-
Л. В. Столярова
394
вано сребром»13. Масштаб его книжных пожертвований поражает
воображение. По его инициативе только согласно некроложному
перечню было переписано или специально куплено, а затем вложе-
но не менее 38 книг14. При этом состав белзского вклада Влади-
мира Васильковича скрыт в формуле «тако ж и у Бельскоу пооус-
трои церковь иконами и книгами»15. Кроме того, в некрологе не
указана по крайней мере еще одна книга — не сохранившаяся в
подлиннике Кормчая 1287 г. русской редакции, также созданная
по заказу Владимира Васильковича16. Скорее всего, она не отли-
чалась особой художественностью, не имела драгоценного оклада,
а потому и не попала в упомянутый перечень. Кроме того, Корм-
чая могла и не быть вкладной. Однако все книги Владимира Ва-
сильковича — из традиционного расширенного богослужебного
набора и в основном предназначены для храмового богослужения.
-I С деятельностью Владимира Васильковича, по-видимому, сле-
дует связать распространение письменной культуры во Владими-
ро-Волынском княжестве во второй половине XIII в. Именно с его
именем связано появление самых ранних княжеских завещаний:
двух «рукописаний» ок. 1287 Г., не сохранившихся в подлинниках,
но известных в составе текста Ипатьевской летописи17. Как уже
говорилось, о грандиозной деятельности Владимира Васильковича
в качестве инициатора книгописных работ свидетельствует его
некролог. Ничего подобного древнейшая история русской книги ие
знает. Сам факт наличия перечня книг, пожалованных им церкви,
позволяет предположить, что современники воспринимали его дея-
13 ПСРЛ. М., 1998. Т. 2. Стб. 925-927.
14 По подсчету Б. В. Сапунова — 50 книг; по-видимому, это расхождение свя-
зано с тем, что он предположил создание по инициативе Владимира Василь-
ковича 12-томного Пролога. Однако это маловероятно. Древнерусские Про-
логи обычно существовали в виде двух томов (на март-август и сентябрь-фев-
раль) или же в виде одного годового тома. Наряду с Кормчими это самые
объемистые из известных древнерусских пергаменных кодексов (см.: Сапу-
нов Б. В. Книга в России. С. 72—73).
15 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 925.
16 Столярова Л. В. Свод записей писцов, художников и переплетчиков древне-
русских пергаменных кодексов XI—XIV вв. М., 2000. Ns 121. С. 144—149.
17 Каштанов С. М. Из истории русского средневекового источника: Акты X—
XVI вв. М., 1996. С. 78.
Еще раз о книжных собраниях Древней Руси в XI—XIII вв.
395
тельность заказчика и вкладчика не только как грандиозную, но и
как совершенно необычную. Нет оснований усомниться в досто-
верности этого перечня: в нем нет ни явно преувеличенных цифр
(см. ниже), ни глухих обобщений типа «книг многих». Главное же
свидетельство достоверности этого перечня — его абсолютно бо-
гослужебный состав: любая церковь в первую очередь нуждалась в
«рабочих» храмовых экземплярах книг.
Уникальность деятельности Владимира Васильковича подчер-
кивается тем, что записи писцов XI—XIII вв. сохранили сведения
лишь о семи князьях и четырех княгинях этого времени, высту-
пивших заказчиками вкладных книг. В XI в. это новгородский кн.
Владимир Ярославич (104718) и киевский в. кн. Святослав Яро-
славич (107319); в XII в. — новгородский кн. Федор-Мстислав
Владимирович (1103—111720), а также Пантелеймон и Екатерина,
которых мы отождествляем с киевским в. кн. Изяславом-Панте-
леймоном Мстиславичем и его женой (1148—115521); в XIII в. —
рязанская княгиня Анастасия с сыновьями Ярославом и Федором
Романовичами22 (128423), все тот же владимиро-волынский кн.
Владимир Василькович и его жена Ольга Романовна (128724) и
неизвестная по другим источникам кнг. Марина (129625). Всего
ими было инициировано изготовление семи кодексов, три из кото-
рых связаны своим происхождением с Новгородом (следствие не
столько более развитой городской и книжной культуры, сколько
относительно лучшей сохранности книжного фонда). Возникает
18 Запись Упыря Лихого 1047 г. с упоминанием кн. Владимира Ярославича
дошла в восьми списках XV—XVI вв.; см.: Поппэ А. В. «Ис курилоць» и
«ИС куриловиць»// IJSLP. Vol. 31-32.1985. Р. 319-350.
19 ГИМ. Син. 31-д. Л. 2об,—2, 263об.-264.
20 ГИМ. Син. Ns 1203. Л. 212г—213а; см.: Столярова Л. В. Свод. № 65.
С. 67-69.
21 См.: Столярова Л. В. Свод. № 72. С. 79—87.
22 Совместно с ростовским епископом Иосифом.
23 РНБ. F.n.II.l. Л. 402в—г; см.: Столярова Л. В. Свод. № 118. С. 135—141.
24 Подлинник Кормчей утрачен; список начала XVII в.: РГБ. Рум. № 235.
Л. 269 об.
25 ГИМ. Син. № 235. Л. 337а — 338б; см.: Столярова Л. В. Свод. № 122.
С. 149-157.
И. В. Столярова
396
вопрос: а так ли велико было число князей в Древней Руси, зани-
мавшихся «книжным делом»?26
В целом среди заказчиков рукописей XI—XIII вв. насчитыва-
ется 7 князей, 4 княгини, 6 епископов (три из них — новгород-
ские архиепископы), 1 посадник, 1 тиун, 2 игумена, 1 священник,
1 чернец. Социальный статус шести заказчиков XI—XIII вв. в за-
писях писцов никак не определен. Один вклад был сделан прихо-
жанами Борисоглебской церкви с. Матигоры в Заволочье27. Та-
ким образом оказывается, что светских лиц среди заказчиков книг
в это время было чуть больше (13), нежели духовных (12)28. Сре-
ди последних преобладали церковные иерархи. За минимальным
исключением (1 священник, 1 чернец) изготовление вкладных книг
в XI—XIII вв. инициировали представители верхушки феодального
общества. Всего по записям писцов известно о заказах 26 вклад-
ных книг XI—XIII вв.
Сохранилось несколько летописных свидетельств, касающихся
других, на сей раз неизвестных, вкладных книг в Древней Руси.
Так, знаменитая новгородская церковь Иоанна Предтечи на Опо-
ках была «Еуангелиемъ многоценнымъ, и всеми книгами исполнь»
стараниями в. кн. Всеволода-Гавриила Мстиславича29. Владимир-
ский кн. Константин Всеволодович прославился тем, что «многы
церкви созда по своей власти... исполняя книгами и всякыми ук-
рашении» 30 31. Если считать достоверными приведенные сведения, то
можно думать, что и эти «книги» представляли собой элементы
все тех же традиционных богослужебных книжных наборов.
Особый интерес представляют известия о княжеских книгах. Ту-
манное известие записи Изборника 1076 г. о «многих книгах кня-
жих», интерпретируемое некоторыми исследователями как свидетель-
ство существования в XI в. библиотеки великих киевских князей”, на
26 Ср. с противоположной точкой зрения: Сапунов Б. В. Книга в России. С. 72—
74, 84-85,118,133-134,144-145,151-152.
27 Захариинский паремейник 1271 г. (РНБ. Q.n.1.13).
28 См.: Столярова Л. В. Свод. С. 449—450.
29 ПСРЛ. М„ 2000. Т. 3. С. 558. Вопрос о датировке Устава в. кн. Всеволода
временем ранее XIII в. спорей.
30 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 443.
31 Сапунов Б. В. Книга в России. С. 145.
Еще раз о книжных собраниях Древней Руси в XI—XIII вв.
397
наш взгляд, не дает оснований для широких обобщений32. Любовью к
чтению книг, кроме киевского в. кн. Святослава Ярославича, отлича-
лись галицкий кн. Ярослав Осмомысл, киевский в. кн. Роман Рости-
слава, владимирский кн. Константин Всеволодович и др.33 В своем
Поучении Владимир Мономах говорит о значении Псалтири для пре-
одоления жизненных тягот: «вземъ Псалтырю, в печали разгнухъ я, и
то ми ся выня»34 35. Однако нет никаких данных о том, что представля-
ли собой эти княжеские книги с точки зрения их содержания и формы.
Выходные записи XI—XIV вв., содержавшие сведения об изготовле-
нии пергаменных кодексов на заказ, никогда не называют их заказчи-
ков владельцами (их книги предназначались для последующего вкла-
да). Кроме того, древнейшие пергаменные кодексы Руси за редчай-
шими исключениями были весьма объемистыми, крупноформатными
(как правило, в 1°) и тяжелыми, не слишком приспособленными для
использования без специальных пюпитров (аналоев). Трудно пред-
ставить себе древнерусских князей, более привыкших к боевому мечу
или копью, читающими такие книги «часто в нощи и въ дне»”.
Сенсационная находка в Новгороде деревянного навощенного
триптиха с древнерусским текстом Псалтири, датируемого нача-
лом 990-х — концом 1010-х гг. (т. е. более древнего, чем Остро-
мирово евангелие), не проясняет вопроса об организации книгопи-
сания в древнейший период русской истории36. Текст триптиха
(заключительные псалмы 10-й кафизмы — 75-го и 76-го псал-
мов37) был процарапан по воску писалом (стилосом) — заострен-
ным с одной стороны металлическим или костяным стержнем38.
Триптих не содержит никаких надписей, свидетельствующих о его
писце или об обстоятельствах его изготовления. Однако весьма ве-
роятно, что этот деревянный кодекс предназначался не для бого-
служения в храме39.
32 Столярова Л. В. Свод. № 12. С. 30—31.
33 Слуховский М. И. Библиотечное дело. С. 52—53.
34 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 241.
35 Там же. Стб. 151—152.
36 Зализняк А. А., Янин В. Л. Новгородская псалтырь начала XI в. — древнейшая
книга Руси (Новгород, 2000) // Вестник РГНФ. 2001. Ns 1. С. 153—164.
37 Там же. С. 158.
38 Там же. С. 155.
39 Там же. С. 158, 161—163.
Л. В. Столярова
398
Массовые находки в культурном слое Новгорода писал (свыше
200 экземпляров40), а также 12 цер (правда, либо лишенных тек-
ста, либо с фрагментами азбуки) не оставляют сомнения в том, что
Древней Руси была известна эта широко употреблявшаяся в Ви-
зантии и средневековой Европе41 форма рукописного кодекса. Это
тем более очевидно, что для письма по бересте одна из сторон пи-
сала (стилоса) — закругленная тупая — была бесполезной. Од-
нако именно она, предназначавшаяся для стирания написанного,
была совершенно необходима для создания навощенных деревян-
ных кодексов. Не являлись ли церы удобной и компактной формой
«книг княжих»? Они могли содержать самые разные и достаточно
короткие тексты, которыми можно было пользоваться практически
в любое время и даже носить их при себе.
В целом книжные собрания Древней Руси (в том числе и рас-
ширенные богослужебные наборы) были весьма скудными. Су-
дить об их составе можно весьма приблизительно: описи церков-
ного и монастырского имущества, в том числе рукописей и печат-
ных книг, появились в России только в XVI—XVII вв.42. Однако
из этих описей ясно, что даже к середине XVI в. книжные собра-
ния России не достигали того количества томов, какое принадле-
жало крупнейшим монастырям и частным библиотекам Европы
уже в XIII—XIV вв. (более 1000 экземпляров книг)43. Так, со-
гласно описям монастырского имущества, библиотека Иосифо-Во-
локоламского монастыря в 1545 г. насчитывала 755 книг; в 1573 г. —
ок. 1150 книг; в 1591 г. — 964 книги (из них 952 рукописные)44.
Библиотека Соловецкого монастыря состояла в 1514 г. из 127 книг;
40 Овчинникова Б. Б. Писала-стилосы древнего Новгорода X—XV вв.: Свод
археологического источника / / Проблемы истории России. Екатеринбург,
2000. Вып. 3. С. 45-105.
41 Добиаш-Рождественская О. А. История письма в средние века. М., 1987.
С. 26-29.
42 Кукушкина М. В. Книга в России в XVI веке. СПб., 1999. С. 96—100.
43 См., например: Романова В. Л. Рукописная книга н готическое письмо во
Франции В XII-XIV ВВ. М.. 1975. С. 48. 54-55.
44 Кукушкина М. В. Монастырские библиотеки Русского Севера. Л., 1977.
С. 125-176, особенно С. 169-171. Табл. 10; С. 172-173. Табл. И; С. 174-
176. Табл. 12; Она же. Книга в России. С. 99—100.
Еще раз о книжных собраниях Древией Руси в XI—XIII вв.
399
в 1549 г. — из 281 книги; в 1570 г. — из 329 книг; в 1597 г. —
из 481 книги45. Еще меньшим было библиотечное собрание Антоние-
во-Сийского монастыря, насчитывавшее в 1556 г. — 66, а в 1597 г. —
168 томов46.
Таким образом, книжный фонд Древней Руси в XI—XIII вв.
только формировался. Вместе с ним создавались и первые книжные
собрания, по крайней мере до конца XIV — начала XV в. оста-
вавшиеся (за редким исключением) минимальными богослужеб-
ными наборами.
45 Кукушкина М. В. Книга в России. С. 98.
46 Там же. С. 97.
П. П. Толочко « Революция »
OS4 1136 г-
и княжеская власть
в Новгороде
В 1136 г. в Новгороде произошло событие, которое многие ис-
следователи склонны были называть революцией. Б. Д. Греко-
ву казалось, что 1136 год стал поворотным в политической истории
Новгорода, а одним из важнейших результатов восстания явилось
то, что князь был лишен права владения землей1. Переломным в
истории Новгорода считал 1136 год и М. Н. Тихомиров, полагав-
ший, что после него там окончательно утверждается вечевой
строй1 2 3 4. Согласно Б. А. Рыбакову, Новгород после 1136 г. оконча-
тельно становится боярской феодальной республикой. Вся полнота
власти в ней перешла к боярам, а князья (быть может, за исклю-
чением Мстислава Удалого) являлись по сути наемными воена-
чальниками ’. Более сдержанную и реалистичную оценку событиям
1135—1136 гг. дал В. А. Янин, считающий, что новгородское бо-
ярство имело организованные формы участия в управлении Новго-
родом и до них, а князья не были полностью лишены юридических
прав и после них4.
Что же произошло в 1136 г.? По существу, ничего экстраорди-
нарного. Новгородцы отказали князю Всеволоду Мстиславичу
1 Греков Б. Д. Революция в Новгороде Великом в XII в. // Уч. зап. Институ-
та истории РАНИОН. М., 1929. Т. 4. С. 19—25.
2 Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 206.
3 Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII—XIII вв. М., 1982.
С. 545-546.
4 Янин В. А. Очерки комплексного источниковедения: Средневековый город.
М., 1977. С. 60-79.
Революция» 1136 г. и княжеская власть в Новгороде
401
в доверии и изгнали его из города. Случай заурядный не только в
новгородской, но и в целом в древнерусской политической жизни.
Подобные «революции» имели место практически во всех удель-
ных столицах. Конечно, в них проявлялись противоречия между
боярской вольницей и княжеским авторитаризмом, однако не по-
следнюю роль здесь играло также и отсутствие юридической опре-
деленности в междукняжеских отношениях на Руси. В происшед-
шем в Новгороде в 1136 г. невозможно объективно разобраться,
если не уяснить, что события эти представляли лишь часть обще-
русской истории и пребывали в тесной связи с тем, что происходи-
ло на юге Руси. Такой подход вынуждает нас обратить внимание
на известие НПЛ 1135 Г„ которое вроде бы и не кажется сущест-
венным. Вот оно: «Ходи Мирославъ посадникъ из Новагорода
мирить киянъ с черниговци, и прииде, не усп^въ ничто же: силно
бо възмутилася земля Руская; Ярополкъ к co6t> зваше новгород-
цовъ, а Черниговьскыи (князья. — П. Т.) к собЪ»5.
Метания новгородцев между киевлянами н черниговцами пред-
ставляются по меньшей мере странными. По логике вещей они
должны были принять сторону Ярополка. Во-первых, потому, что
он был великим киевским князем, а во-вторых, потому, что в
Новгороде сидел его ставленник. Если же Мирослав не мог ре-
шить, на чью сторону стать, значит, что-то в его политической
ориентации изменилось. И вряд ли, как думают историки, это слу-
чилось вследствие противоречивых указаний Всеволода. Они, да-
же если и были, не могли поспевать за быстро меняющейся ситуа-
цией на юге Руси.
Наверное, у Мирослава и его приближенных состоялись ка-
кие-то переговоры с черниговскими князьями, и те подсказали им
отказаться от услуг Всеволода. Готовясь к овладению Киевом, по-
сле Ярополка, они, конечно же, были заинтересованы прибрать к
своим рукам и Новгород. Подтверждением сказанному может
служить то, что Всеволода на новгородском столе сменил Свято-
слав Ольгович.
О том, что новгородские бояре выступили не против князя и
его власти вообще, а только против Всеволода Мстиславича, да и
то небезусловно, свидетельствует и факт его почти двухмесячного
5 НПЛ. С. 208.
П. П. Толочко
402
заключения на епископском дворе. Причину этого объясняет лето-
писец: «И не пустиша его, донел’Ьже инь князь будеть»6. Как
видно, судьба Всеволода зависела от успеха или неуспеха перего-
воров новгородцев со Святославом Ольговичем. Не исключено,
что если бы черниговский претендент по какой-либо причине отка-
зался от приглашения занять новгородский стол, Всеволод мог
быть прощен и на этот раз. Очень уж не хотели новгородцы оста-
ваться без князя. К тому же, как выяснится позже, в изгнании
Всеволода были заинтересованы не все. Кроме высшего духовен-
ства, его поддерживала и какая-то часть бояр.
Всеобщего ликования по случаю прибытия в Новгород Свято-
слава Ольговича не последовало. Более того, на него было органи-
зовано покушение, правда неудачное. Как свидетельствует летописец,
в Святослава стреляли милостники Всеволода, но он «живъ бысть»7.
Куда ушел Всеволод после его изгнания из Новгорода, лето-
пись не уточняет. Однако через непродолжительное время он
вновь появился на севере Руси, в Пскове. Его позвали сюда нов-
городские и псковские мужи, с тем чтобы еще раз посадить на
новгородский стол. «Поиди, княже, тебе хотять опять», — заяви-
ли ему приглашающие. Среди них был и Константин Микульчич,
новгородский посадник, бежавший в Псков, а также несколько
«ин'Ьхь добрых мужь» 8.
Когда в Новгороде стало известно о приготовлениях Всеволода
в соседнем Пскове, там поднялся великий мятеж. Наружу выплес-
нулись противоречия двух партий: про-Всеволодовой и про-Свя-
тославовой. Преимущество оказалось на стороне последней. Сто-
ронники Всеволода бежали в Псков. К вельможным разборкам
подключились и простые новгородцы, принявшиеся грабить дворы
бежавших в Псков сторонников Всеволода. Летопись сообщает,
что пострадали «домы» Константина Нежатина и «ин^хъ много»’.
С других сторонников Всеволода была взята контрибуция в полто-
ры тысячи гривен, которые были переданы купцам на организацию
военного похода против Пскова.
6 НПЛ. С. 209.
7 Там же.
8 Там же. С. 209-210.
’Тамже. С. 210.
«Революция» 1136 г. и княжеская власть в Новгороде
Попытка новгородцев силой решить спор с псковичами не увенча-
лась успехом. Столкнувшись с сильной круговой обороной города,
новгородцы и их союзники вынуждены были вернуться назад. Предлог
был вполне благородный: не хотели проливать кровь своих братьев.
Не исключено, что между новгородцами и псковичами, разуме-
ется какой-то их частью, состоялось тайное соглашение. На эту
мысль наводит утверждение летописи, что обе стороны решили
положиться в этом спорном деле на Бога: «негл!, богь како упра-
вит своимъ промысломъ»,0. Исходя из того, что вслед за этой
многозначительной фразой идет сообщение о безвременной кончи-
не Всеволода, трудно отрешиться от мысли, что «Божьим промыс-
лом» управляли люди.
Итак, главным результатом новгородской «революции» 1136 г.
явилась, по существу, замена одного князя другим. Подобные яв-
ления будут характеризовать политическую жизнь Новгорода в
продолжение всей его домонгольской истории. Конечно, одной из
движущих сил этих «революций» было своевольное новгородское
боярство, но почти всегда их провоцировали общерусские между-
княжеские отношения. Ярким примером этого могут служить
новгородские события 1161 г. Взбунтовавшиеся горожане изгнали
князя Святослава Ростиславича. Инициатива интриги, как явству-
ет из летописи, принадлежала Андрею Боголюбскому, пытавше-
муся утвердить в Новгороде одного из своих сыновей. Решительно
воспротивился этому великий киевский князь Ростислав Мстисла-
вич, сумевший убедить новгородцев вернуть к себе своего сына:
«Том же л1>те пояша Новгородьци Святослава Ростиславича к
собъ княжить опять, а Гюргевича внука выгнаша от себе»". Сго-
ворчивость суздальского князя да и самих новгородцев, видимо,
объясняется укрепившимися позициями Ростислава.
Заинтересованное участие боярства в судьбе новгородского
княжеского стола создает иллюзию утверждения в Новгороде
принципиально новой государственно-политической системы, в ко-
торой княжеская власть не имела самодостаточного значения.
Имеющиеся в нашем распоряжении летописные свидетельства не
подтверждают этого. Конечно, положение новгородских князей не
10 НПЛ. С. 210.
11 ПСРЛ. М.; Л., 1962. Т. 2. Стб. 518.
П. П. Толочко
404
было столь прочным и определенным, как в других древнерусских
землях, но низводить их до уровня безземельных кондотьеров
вряд ли справедливо. В Новгород ведь приглашались не изгои, а
владетельные князья, имевшие на юге (или северо-востоке) Руси
свои вотчины. Достаточно вспомнить здесь двукратное хождение
на новгородский стол черниговского князя Михаила Всеволодови-
ча. Оставлять свои владения без достаточной компенсации не было
смысла. Между тем князья и после 1136 г. шли в Новгород охот-
но. Возникает закономерный вопрос: почему?
В. Л. Янин на основании анализа актовых материалов пришел к
выводу о существовании в Новгородской земле княжеского домена
и после 1136 г.,2. Следовательно, князья, перейдя в Новгород, не
только не теряли своего статуса крупных землевладельцев, но,
может быть, еще больше укрепляли его.
Сильным преувеличением историков выглядит и «бесправие»
новгородских князей. Находки большого числа княжеских печа-
тей, происходящие главным образом с Городища (где помещался,
вероятно, архив смесного суда), свидетельствуют о регулярном ис-
полнении новгородскими князьями правительственных функций.
В. Л. Янин считает, что княжескими буллами скреплялись жало-
ванные грамоты князя и посадника. Причем, судя по свидетельст-
ву докончаний Новгорода с князьями, вплоть до начала XIV в.
приоритет принадлежал князю: «А без посадника ти, княже, суда
не судити»”. Речь, таким образом, может идти о разделении ис-
полнительной власти князя с посадником, но вовсе не об отстране-
нии его от государственного управления.
Новгородские князья традиционно исполняли обязанности вое-
начальников, руководителей профессиональной дружины. В усло-
виях постоянных столкновений, а позже и иностранной экспансии
роль эта была весьма значительной.
Важной прерогативой новгородской княжеской власти были
«внешние» сношения. Речь идет о связях Новгорода с Киевом и
другими древнерусскими центрами. Формирование этой политики
являлось, по-видимому, исключительной компетенцией князей.
Достаточно вспомнить в этой связи обвинение новгородцами Все-
12 Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. М., 1981. С. 242—243.
«Там же. С. 245.
«Революция» 1136 г. и княжеская власть в Новгороде
волода Мстиславича в том, что он якобы давал противоречивые
указания относительно того, с кем Новгороду следует быть в союзе.
Длительное отсутствие князя на новгородском столе приводило
к нарушению привычных связей Новгорода с остальной Русью,
вызывало экономические трудности. Особенно хорошо это видно
из статьи 1141 г. Лаврентьевской летописи: «Новгородци не стер-
пяче безо князя сЬдити, ни жито к ним не идяше ни откуду же» м.
Отчаявшись получить от Всеволода Ольговича желанного им кня-
зя из «племени Володимеря», новгородцы шлют в Суздаль к
Юрию Долгорукому послов и буквально умоляют, чтобы он или
сам занял новгородский стол, или прислал им своего сына.
Несмотря на наличие постоянной оппозиции в лице крупного
боярства земли, новгородский князь оставался весьма влиятельной
политической фигурой. Если бы это было не так, тогда борьба во-
круг новгородского стола, которую вели великие киевские князья
и князья — претенденты на общерусское старейшинство, не имела
бы разумного объяснения. Не кипели бы страсти по вопросу «угод-
ности» князя и в самом Новгороде. Частая смена князей на новго-
родском столе, как бы это ни казалось парадоксальным, свиде-
тельствовала не столько об их бесправии, сколько о постоянном
стремлении боярства к ограничению княжеских прерогатив. Это
порождало взаимные претензии, приводило к частым княжеско-бо-
ярским конфликтам.
Существенной причиной отсутствия стабильности единоличной
власти в Новгороде была та, что он не выделился в наследствен-
ную вотчину какой-либо княжеской ветви, а в продолжение всей
древнерусской истории считался общединастическим наследием.
В этом Новгород был похож на столицу Руси Киев, который так-
же рассматривался многочисленными русскими князьями в качест-
ве своей родовой вотчины.
Как свидетельствует летопись, смена князей на новгородском
столе происходила вслед за сменой князей на киевском, причем
новгородцы, как правило, приглашали к себе сына или брата вели-
кого князя. Сильные претенденты на обладание Киевом и дости-
жение общерусского старейшинства также пытались утвердить в
Новгороде своего ставленника. Так поступали черниговские и вла-
димиро-суздальские князья.
м ПСРЛ. М.; Л., 1962. Т. 1. Стб. 309.
П. П. Толочко
406
Подводя итог сказанному, можно сделать следующие выводы:
— Князь в Новгороде, несмотря на наличие постоянной и же-
сткой боярской оппозиции, являлся одной из ключевых политиче-
ских фигур в продолжение всей древнерусской истории.
— Положение и стабильность новгородских князей определя-
лись не только внутриземельными процессами, но и общерусскими.
— Новгородцы трудно уживались со своими князьями, но без
них они вообще жить не могли.
Ф. Б. Успенский
Крещение костей
Олега и Ярополка
в свете русско-
скандинавских
культурных
взаимосвязей
Г> 1044 г. Ярослав Мудрый эксгумировал останки двух князей:
Олега (ум. в 977 г.) и Ярополка (ум. в 980 г.). Согласно ле-
тописи, останки были перенесены в Десятинную церковь и похо-
ронены там вторично: «Выгребоша 2 князя, Ярополка и Ольга,
сына Святославля, и крестиша кости ею, и положиша я въ церкви
святыя Богородица»'. К тому времени в Десятинной церкви уже
покоились княгиня Ольга (в крещении Елена), князь Владимир
(Василий) и его греческая супруга Анна.
Ярополк и Олег приходились дядьями Ярославу; таким обра-
зом, Ярослав перезахоронил останки двух своих близких родичей
по мужской линии, умерших еще до официального принятия хри-
стианства на Руси. После эксгумации, как видно из летописи, кос-
ти князей были «крещены». При всей непрозрачности глагола
«крестить» в данном контексте это позволяет считать, что Олег и
Ярополк умерли некрещеными и первоначально были похоронены
в соответствии с языческим обрядом1 2.
Одна из трудностей, возникающих при рассмотрении летопис-
ного свидетельства, заключается в отсутствии очевидного образца,
на который мог бы ориентироваться Ярослав, осуществляя переза-
хоронение и крещение останков. Изолированность поступка Яро-
слава в контексте эпохи объясняется обычно его недопустимостью
с точки зрения канонических правил, запрещающих совершение
1 ПСРЛ. М„ 1997. Т. 1. Стб. 155; ср.: ПСРЛ. М., 1998. Т. 2. Стб. 143; НПЛ.
С. 16.
Ср.: Korpela J. «I krestisa kosti eju». Zur Vorgeschichte des Martyrerkults von
Boris und Gleb // JfGO. 1988. Bd. 46. H. 2. S. 167.
Ф. Б. Успенский
408
этого таинства над умершим. Крещение покойника было запреще-
но в 397 г. 26-м правилом Карфагенского собора3.
Сосредоточиваясь на неканоничности крещения костей, пред-
принятого Ярославом, исследователи зачастую оставляют в сторо-
не целый ряд существенных вопросов4. В первую очередь необхо-
димо определить, как кажется, границы самого обряда, стоящего
за употребленным в летописи глаголом «крестили». Ниже мы при-
ведем некоторые параллели, позволяющие рассматривать действия
Ярослава в принципиально новом, до сих пор не обсуждавшемся
контексте.
Поступок Ярослава, несомненно, указывает на родовой харак-
тер княжеской власти на Руси. В самом деле, крещение останков
Ярополка и Олега и погребение их в Десятинной церкви напрямую
связано с культом рода, чрезвычайно актуальным для княжеской
среды в рассматриваемый период (ср. перезахоронение княгини
Ольги, осуществленное князем Владимиром в той же Десятинной
церкви). Крещение костей укрепляло авторитет Ярослава, «имев-
шего отныне среди своих предков не только христиан-родителей и
бабку-христианку, но и еще двух «христиан» — членов княжеской
семьи-патронимии»5.
Родовой аспект — один из центральных и для другого собы-
тия, которое составляет, по-видимому, ближайшую параллель дей-
ствиям Ярослава. Примерно за 80 лет до него сходную процедуру
осуществляет Харальд Синезубый (ок. 940 — ум. ок. 985 или
987 г.), «тот Харальд, который владел всей Данией и Норвегией
и сделал датчан христианами», как сказано о нем в знаменитой ру-
нической надписи6.
3 Dinkier Е. Totentaufe // RGG. 1962. Bd. VI. Sp. 958. Ср. Foschini В.М.
Baptism for the Dead // NCE. 1967. Vol. 2. P. 68—69; Schnackenburg R.
Totentaufe // LfThK. 1965. Bd. 10. S. 279; Щапов Я.Н. Устав князя Ярослава
и вопрос об отношении к византийскому наследию иа Руси в середине XI в. //
ВВ. 1971. Т. 31. С. 72-73.
4 О возможном характере этой процедуры см. Успенский Ф. Б. Выгребоша
2 князя и крестиша кости ею / / Восточная Европа в древности и средневеко-
вье: Историческая память и формы ее воплощения. XII Чтения памяти
В. Т. Пашуто. 2000. С. 48-53.
5 Щапов Я. Н. Устав князя Ярослава. С. 73.
6 DR. В. I. Р. 66-81. No. 42.
Крещение костей Олега и Ярополка...
409
Вскоре после своего обращения (ок. 960 г.) конунг Харальд
строит церковь в Йеллинге — месте, где к тому времени уже был
похоронен его отец, основатель династии Горм Старый, вместе со
своей женой. Родители Харальда умерли в язычестве и, очевидно,
были погребены по языческому обряду: к северу от церкви нахо-
дится курган, в котором первоначально покоился конунг Горм.
Воздвигнув церковь, Харальд Синезубый, судя по результатам
раскопок, переносит останки своих родителей и хоронит их под
церковным полом — в специально устроенной для этого случая
камере7. Существенно, что Харальд, как и Ярослав, перезахоро-
нил последних представителей собственной династии, умерших
еще в язычестве, незадолго до введения христианства в стране8.
Поскольку возможность целенаправленного погребения языч-
ника внутри церкви исключена, естественно предположить, что
Харальд произвел над останками родителей некую обрядовую
процедуру, соответствующую по назначению той, что проделал
Ярослав над костями своих дядьев. ,ч
В чем именно заключалась процедура перезахоронения — мы
не знаем. Однако гипотеза о ее существовании в первые десятиле-
тия после христианизации позволила бы объяснить случаи сохра-
нения языческих погребений в средневековых церквях. Так, цер-
ковь XI в. в Хернинге (Северная Ютландия) была построена на
месте кургана, сооруженного в X в., всего лишь несколькими по-
колениями ранее. При постройке церкви курган сровняли, но по-
гребальную камеру оставили нетронутой. Таким образом, перво-
начально языческая могила знатной женщины в конечном итоге
оказалась непосредственно под полом самой церкви9.
7 Dyggve Е. La fouille par le musee national danois du tertre royal sud a Jellinge en
1941 // AA. 1942. Vol. ХШ. P. 89 ff.; Dyggve E. The royal barrows at Jelling //
Antiquity. 1948. Vol. XXII. No. 88. P. 196 ff.; Dyggve E. Jellingkongemes
Mindesnwerker // VAHSF. 1955. S. 174 ff.; Krogh K. ]. The royal Viking-Age
monuments at Jelling in the Light of recent archaeological excavations. A preliminaiy
report // AA. 1983. Vol. LIII. P. 199,200-201,205.
8 Тем ие менее в памяти потомков именно Харальд, а не Горм, оказался «пер-
вым датским конунгом, похороненным в освященной земле» (Knytl. К. 4. В1.32).
9 Krogh К. Voss О. Fra hedenskab til kristendom i Homing / / NA. 1961.
Церкви в Скандинавии нередко строились вблизи или над языческими захо-
ронениями (ср.: Olsen О. Horg, Hov og Kirke. Copenhagen, 1966. S. 267—
.... Ф. Б. Успенский
410----------------------------------------------------------
Дополнительный интерес вызывают те языческие погребения,
которые несут на себе, напротив, отчетливые следы разорения. К
их числу, помимо кургана Горма Старого в Иеллинге, принадле-
жит погребальный корабль из Ладбю. Из богатого захоронения
были изъяты не драгоценности, а лишь Покоившиеся здесь остан-
ки ,0. Это обстоятельство дало основание высказать гипотезу о ра-
зорении могилы родственниками усопшего с целью вторичного
погребения останков при церкви, уже в полном соответствии с
христианским обрядом ".
Скандинавский археологический материал, свидетельствую-
щий о практике перезахоронения умерших в язычестве родичей,
до известной степени подтверждается Показаниями письменных
источников. Так, существует рассказ о перезахоронении остан-
ков Снорри Годи, могущественного и знатного исландца, персо-
нажа многих родовых саг. Снорри умер христианином в 1031 г. и
был погребен во дворе церкви, построенной по его распоряже-
нию. В конце XII — начале XIII в. его кости были выкопаны при
свидетелях и перенесены в церковь, где их поместили, по-
видимому, под церковным полом. Вместе с останками Снорри
были выкопаны и перезахоронены в той же церкви кости его
ближайших родичей, умерших еще в язычестве, — Тордис, ма-
тери Снорри, и Берка Толстяка, его дяди12.
275); таким образом, кости язычника оказывались не только в освященной
земле, но подчас и под самой церковью. Данная коллизия находит свое отра-
жение в саге, записанной в ХП1 В., где рассказывается о костях языческой
колдуньи, оказавшихся под полом одной из первых церквей в Исландии
(Laxd. К. LXXVI.). Колдунья является во сне к хозяйке церкви и требует
перезахоронить останки; нахождение под церковью и выслушивание молитв
рассматривается языческим персонажем как Нанесение ему прямого вреда.
Показательно, что проблема захоронения язычника под церковью важна и ин-
тересна для автора саги. Ср. также случаи перенесения поминальных руниче-
ских камней на церковный двор или использование их в качестве материала
при возведении церкви (Sawyer Р. The process of Scandinavian Christianization
in the tenth and eleventh centuries / / The Christianization of Scandinavia / Ed. by
B. Sawyer, P. Sawyer and I. Wood. Alingsas, 1987. P. 86.).
’° Thorvildscn K. Ladby-Skibet (Nordiske Fortidsniinde). Copenhagen, 1957.
" Krogh K. J. The royal Viking-Age monuments at Jelling. P. 216.
12 ЕЪ. K. LXV. Bl. 241-242.
Крещение костей Олега и Ярополка...
----------------------------------------------------------.---- 411
Вообще говоря, подобные действия нарушают как минимум два
канонических ограничения: запрет на захоронение мирян внутри
церкви13 и один из двух запретов — крестить кости умершего либо
хоронить некрещеного в освященной земле. Последний из них,
согласно которому тело некрещеного не могло быть погребено при
церкви, был, несомненно, хорошо известен к тому времени в
Скандинавии. Он есть, например, в исландском судебнике «Се-
рый Гусь»14 и в норвежских областных законах. Не означает ли
13 Запрет на захоронение в церкви является одним из регулярно нарушаемых и
регулярно обсуждаемых запретов. См. подробнее: Kotting В. Der friihchristliche
Reliquienkult und die Bestattung im Kirchengebaude. Koln, 1965. S. 7—41.
14 Grg. В. I. Bl. 12. Есть несколько повествований, рассматривающих, что могло про-
исходить с язычником, погребенным в освященной земле, и, напротив, с хри-
стианином, погребенным по языческому обряду. Своего рода «парным сюжетом»
к истории с колдуньей под церковью может служить рассказ о конунге Хаконе
(ум. ок. 960 г.) — первом норвежском конунге-хрнстианине, погребенном в кур-
гане по языческому обряду (Нкг. В. I. К. XXXII. В1. 218—219). В литературной
традиции XIII в. сохранился ряд сюжетов о первых христианах, умерших еще до
христианизации своей родины, которые завещали похоронить их отдельно от
язычников, чтобы, когда христианство воцарится во всей стране, их останки
могли бы оказаться в освященной земле. Христианин Одд-Стрела в одноименной
саге завещал похоронить себя в специальном саркофаге, отдельно от язычников
(Orv. К. XLVI. В1. 96). В «Книге о занятии земли» сообщается об исландском
поселенце Асольве, который, будучи в Хв. христианином, жил и умер среди
язычников. Когда Исландия была крещена, он явился во сне Хальдору Иллугасо-
ну, указал место своего захоронения и потребовал, чтобы его останки были выко-
паны, перезахоронены и над ними была воздвигнута церковь. Его требование было
исполнено, и останки поместили над алтарем (Lndn. Bl. 36.). Там же рассказыва-
ется о христианке Ауд, которая велела похоронить себя на берегу, в песке, на месте
морского прилива, дабы не лежать в неосвященной земле вместе с язычниками
(Lndn. Bl. 67.). Необходимо отметить, что там, где вода покрывает песок или зем-
лю, хоронили, согласно сагам н законоуложениям, берсерков, преступников и,
позднее, некрещеных детей (Olafur Larusson. Ping Porolfs Mostrarskeggs //
Sldmir. Reykjavik, 1935. B. CIX. Bl. 192—194). Любопытно также, что, согласно
другому источнику, эта женщина была погребена, напротив, в кургане, по язы-
ческому обряду (Laxd. К. VII. В1. 13.). Подробнее о захоронении Ауд см.: Stefan
Karlsson. Greftrun Audar Djupudgu // Menning og Meinsemdir: Ritgerdasafn um
motunarsogu Islenskrar jajodar og barattu hennar vid hungur og sottir. Reykjavik,
1975. Bl. 153. По-видимому, все эти сюжеты отражают позднейшую рефлексию
по поводу запрета хоронить язычников вместе с христианами, хоронить некреще-
Ф. Б. Успенский
412
это, что над костями все-таки совершался некий обряд, позволяю-
щий считать их останками христианина?
Судя по данным письменных источников, первая половина XI в.
в Скандинавии — это время замечательного смешения христиан-
ского и языческого начал в похоронном обряде. В отсутствие усто-
явшегося ритуала многое определял индивидуальный выбор. Так,
церковный запрет класть в могилу имущество усопшего был извес-
тен, но поначалу соблюдался не полностью* 15. Останки умершего
вне закона Греттира Асмундссона были погребены по частям: го-
лова в одной церкви, а тело в другой16. При переносе церкви его
кости были выкопаны и подвергнуты освидетельствованию, после
чего их похоронили вторично.
Отдельные случаи перезахоронения костей упоминаются еще в
нескольких письменных источниках17. Из них особенно значимо
для нас описание погребения Эгиля Скаллагримссона. В исланд-
ской родовой саге сообщается, что знаменитый скальд Эгиль,
умерший ок. 990 г., был похоронен в кургане вместе со своим
оружием и одеянием. Когда же в 1000 г. в Исландию пришло хри-
стианство, его племянница Тордис перевезла тело скальда в новую
церковь, где оно был заново похоронено под алтарем18.
ного в освященной земле. Не исключено также, что здесь осмысляется существо-
вавшая на раннем этапе христианства практика перезахоронения останков.
15 Первого христианского конунга Норвегии, Хакона Доброго, хоронят в кургане, во
всеоружии н в лучших одеждах, однако не положив туда, по словам Снорри, ника-
кого дополнительного добра (Hkr. В. I. К. XXXII. BL 217—219). Персоиажа
исландской родовой саги, Буи, хоронят под церковной стеной и не кладут в
могилу ничего, кроме оружия, поскольку он «был человек крещеный и нико-
гда не совершал жертвоприношений» (Kjaln. К. XVIII. В1. 43.).
16 Gret. К. LXXXIV. В1. 292—293. Аналогичным образом был погребен язы-
ческий конунг Хальвдан Черный: голова его была положена в кургане в
Хрннгарики, а тело разделено на 4 части и захоронено в разных частях Нор-
вегии (Hkr. В. I. К. IX. В1. 97.).
17 См., например: Bjam. К. ХХХШ. В1. 72, ср.: К. IX. В1. 23; Floam. К. XXXV
В1. 70—71. Попытка объяснить все эти свидетельства саг влиянием агиографи-
ческой литературной традиции содержится в работе: Bjami Einarsson. Hord
hofudbein // Minjar og menntir. Afmaelisrit helgad Kristjani Eldjam. Reykjavik,
1976. Bl. 47-54.
18 Eg. K. LXXXVL Bl. 299-300.
Крещение костей Олега и Ярополка...
413
Эгиль умер, не приняв «полноценного» крещения, однако
большую часть своей жизни он не был и язычником: в юности, на-
ходясь при дворе англосаксонского короля Ательстана (895—
933), Эгиль получил prima signatio, т. е. прошел обряд оглашения
(катехизации)19. Вероятно, это обстоятельство учитывалось при
его перезахоронении по христианскому обряду. Не исключено
также, что обряд перезахоронения предков, умерших некрещены-
ми, и в других случаях был связан с процедурой prima signatio,
пройденной ими при жизни.
Оглашение, или prima signatio, предоставляло человеку особый
статус, давало возможность, не будучи крещеным, принимать уча-
стие в церковной службе и вступать в полноценное общение с хри-
стианами. Позднее по исландским законам ребенок, умерший без
крещения, но получивший prima signatio, должен был быть похо-
ронен на краю церковного двора, где «освященная земля смыкает-
ся с неосвященной землей»20. Человек, получивший оглашение,
пользовался многими преимуществами члена христианской общи-
ны, не порывая при этом полностью с языческим миром. Подоб-
ный двойной статус в переходный период приносил его обладателю
немалую политическую выгоду.
Итак, необычные действия Ярослава Мудрого хотя и противо-
речат практике, принятой для христианского мира в целом, но впи-
сываются, на наш взгляд, в возникающую после христианизации
скандинавскую традицию погребения. Обнаруженное сходство не
обязательно должно объясняться генетически, хотя возможность
использования конкретного варяжского образца Ярославом более
чем вероятна. Эпизод же с останками Эгиля Скаллагримссона да-
19 Eg. К. L. В1. 132. О prima signatio CM.: Molland Е. Primsigning // KLMN.
1968. В. 13. Sp. 439—444; Sandholm A. Primsigningsriten under nordisk
medelltid 111965. Vol. 29. No. 3.
20 Grg. В. I. Bl. 7. При постройке новой церкви на том же месте кости Эгиля
были вновь выкопаны, подвергнуты освидетельствованию священником и
погребены на краю кладбища. Основанием для этого послужило, по-
видимому, именно полученное им в юности «знамение креста» {prima
signatio). О многократном перезахоронении Эгиля с точки зрения исландского
законодательства XII—ХШ вв. см.: Jon Steffensen. Akvaedi kristinna laga ^attar
um beinafaerslu // Menning og Meinsemdir. BL 153. Ср. также: Byock J. Skull
and bones in Egil’s saga // Viator. 1993. Vol. 24. P. 25—33.
Ф. Б. Успенский
414
ет возможность предположить, что Ярополк и Олег также могли
получить при жизни prima signatio, и потому Ярослав счел воз-
можным окрестить и захоронить останки именно этих своих роди-
чей. Это предположение представляется особенно правдоподоб-
ным в отношении Ярополка, который, по-видимому, был женат на
христианке, внучке императора Оттона I.
Еще до Владимира Святого римская церковь предпринимала
попытки христианизации отдельных русских князей; в это же вре-
мя активизировались немецко-русские политические контакты.
Как убедительно и показал А. В. Назаренко, на этот период при-
ходится брак Ярополка с дочерью графа Куно фон Энинген, внуч-
кой императора Оттона21. Маловероятно, чтобы Ярополк мог же-
ниться на знатной христианке, оставаясь язычником. Не исключе-
но, что он должен был пройти обряд оглашения, чтобы этот брак
сделался возможным. Между тем нет вполне достоверных данных
и о том, что он был крещен. Все свидетельства, где, возможно, го-
ворится о его крещении, достаточно поздние, кроме того, Ярополк
нигде напрямую не назван по имени среди новообращенных рус-
ских князей.
Мы не располагаем точными сведениями об оглашении Яро-
полка, однако гипотеза о том, что он получил prima signatio, объ-
яснила бы целый ряд перечисленных выше фактов. Находит свое
объяснение и интересующая нас летописная статья о крещении
костей: христианин Ярослав Мудрый окрестил кости своих дядьев,
как бы завершая их однажды начатое приобщение к христианской
церкви и заодно продлевая тем самым христианскую историю сво-
его рода.
21 Назаренко А. В. Русь и Германия в IX—Хвв. // ДГ. 1991г. М., 1994.
С. 99-131.
Б. Н. Флоря
Старая Руса
в «Уставе
Всеволода»
ТТ «Уставе Всеволода» — памятнике новгородского права XIV в. —
читаем следующий текст о пожалованиях церкви Ивана на
Опоках". «А попу иьанъскому роускаа пись с борисотлебъскъпл на-
пол, а сторожю иваньскомоу роускои порочили пятно да десять коню-
хов соли»1. Значение некоторых слов этого текста объясняется при
обращении к записям диалектных слов, сделанных в XIX в. Слово
конюх зафиксировано в словаре В. И. Даля в значении «ковш»1 2 3,
слово парочка известно в архангельском и олонецком говорах в
значении «черпало, черпак на шесте, бадейка, большой ковш» ’.
Внимание исследователей в этом тексте привлекло упоминание
«борисоглебского попа» — священника церкви Бориса и Глеба,
который должен был делиться каким-то доходом со священником
церкви Ивана на Опоках. Так как церковь Ивана на Опоках на-
ходится в Новгороде, то А. А. Зимин логично предположил, что и
храм Бориса и Глеба должен был быть в Новгороде. Он полагал,
что речь может идти о древнем храме Бориса и Глеба, находив-
шемся, как и церковь Ивана на Опоках, на Торговой стороне
Новгорода4. С этим заключением не согласился В. Л. Янин. Об-
ратив внимание на двукратно фигурирующее в тексте определение
1 Древнерусские княжеские уставы XI—XV вв. / Изд. подг. Я. Н. Щапов.
М., 1976. С. 155.
2Доль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. II.
С. 156.
3 Там же. Т. III. С. 322.
4 Зимин А. А. Уставная грамота князя Всеволода Мстиславича // Академику
Б. Д. Грекову ко дню семидесятилетия. М., 1952. С. 124.
Б. Н. Флоря
416-----------------------------------------------------—
«руский» («роускаа пись», «роускои порочици пятно») и на наличие
среди пожалований «конюхов» соли, исследователь пришел к вы-
воду, что имеется в виду церковь Бориса и Глеба в Старой Русе —
главном центре солеварения в Новгородской земле, — известной
по летописному свидетельству 1403 г.5. В дальнейшем В. Л. Янин
привел важный дополнительный аргумент в пользу своей точки зре-
ния6, указав на грамоту Ивана III, согласно которой старорусские
тонники освобождались от уплаты «соткой соли писчей»7. По-види-
мому, этот же побор упоминается в документах середины XVI в.
как «писчее», взимавшееся в Русе кормленщиками — детьми бо-
ярскими великокняжеского двора. Один из них «взял из писчие в
Русе откупу 50 рублев»8. Из этого видно, что размеры побора
были немалыми.
«Роускои порочици пятно» — это, очевидно, также какая-то
пошлина, взимавшаяся в Старой Русе. Слово «пятно» хорошо из-
вестно русским документам XV—XVI вв. в значении «клейма»: со-
хранились многочисленные упоминания о «конском пятне» — клей-
ме, ставившемся на лошадей при сделках об их продаже. Возможно,
в данном случае речь шла о клейме, которым метили мешки с солью.
Констатация того факта, что в «Уставе Всеволода» речь идет о
пошлинах, собиравшихся в Старой Русе, делает весьма вероятным
предположение В. Л. Янина, что церковь Ивана на Опоках дели-
лась доходами с храмом Бориса и Глеба, находившимся в этом го-
роде. Почему же храм Ивана на Опоках — патрональный храм
объединения новгородских купцов, «Иванского ста», — получил
право сбора в свою пользу пошлин в Старой Русе и почему одной
из этих пошлин он должен был делиться с храмом Бориса и Глеба
в этом городе? Ответ на этот вопрос мог бы дать анализ имею-
щихся данных о храме Бориса и Глеба. К сожалению, в сохранив-
шихся отрывках описания Старой Русы конца XV в. та часть го-
5 Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 89.
6 См. комментарий В. Л. Янина к последнему изданию «Устава Всеволода»:
Российское законодательство X—XX вв. М., 1983. Т. I. С. 256.
7 АСЭИ. 1964. Т. 3. С. 37. № 21. Ср. упоминание «сотной соли» в аналогич-
ной грамоте Василия II: Там же. С. 29. № 13.
8 Носов Н. Е. Становление сословно-представительных учреждений в России.
Л., 1969. С. 497.
417
Старая Руса в «Уставе Всеволода:
рода, где находился борисоглебский храм, отсутствует, и о поло-
жении и окружении этой постройки можно судить лишь по данным
описания 1625 г., составленного после страшного разорения Ста-
рой Русы в годы Смуты.
Руса была одним из тех центров Новгородской земли, где ре-
ально ощущалось присутствие великокняжеской власти. Велико-
княжеским владениям в районе Русы посвящены специальные ис-
следования В. Л. Янина и С. 3. Чернова9. В самой Русе владени-
ем великого князя был, по-видимому, местный кремль («городок»),
где располагался «наместнич двор», и церковь св. Николая, вы-
полнявшая здесь ту же функцию, что и собор Николы на Дворище
в Новгороде10 11. В отличие от княжеского храма церковь Бориса и
Глеба (с приделом Флора и Лавра), разграбленная во время Сму-
ты «литовскими людьми» и разрушившаяся ( «от разорения рассы-
палась»), находилась «на посаде на площади». На этой же площади
помещались судная и таможенная избы, «двор государев лубничей,
шили на нем на государеву соль лукошка», девять амбаров, «а кла-
ли в них государеву продажную соль»11. Концентрация в одном
месте такого количества объектов говорит о том, что храм Бориса и
Глеба стоял в самом центре города на главной городской площади.
Вдоль идущей от собора Борисоглебской улицы располагались «ря-
ды» городского торга. Среди них фигурирует и «просольный ряд»,
который шел от Борисоглебской улицы к рыбному ряду12.
Неудивительно, что, принимая во внимание эти данные, иссле-
дователь Старой Русы прошлого века пришел к выводу, что церковь
Бориса и Глеба была главным городским собором13. Этому как
будто противоречит летописная запись о строительстве храма в НПЛ
9 Янин В. Л. К истории взаимоотношений Новгорода с князьями // Проблемы
отечественной и всеобщей истории. Вып. 9: Генезис и развитие феодализма в
России. Л., 1985. С. 92—104; Чернов С. 3. Историческая география Вэвад-
ского погоста // Там же.
10 «Николы святого дворы из Городка, что у наместнича двора» в Песьем конце
Русы, фигурируют в описании города конца XV в.: Писцовые книги Новго-
родской земли / К. В. Баранов. М., 1999. Т. I. С. 120—121.
11 Описание Старой Русы 1625 г. (ГПБ. F. IV. 288. Л. 22—22об.).
12 Там же. Л. 129об.—130.
Макарий (Миролюбов). Церковно-историческое описание г. Старой Русы.
Новгород, 1866. С. 1—2.
Б. Н. Флоря
418
под 1403 г.: «Поставиша купц'Ь новгородскыя прасолЬ в РусЁ
церковь камену святым Борисъ и ГлЪбъ»14. Храм был построен
объединением новгородских купцов — торговцев солью. Это хо-
рошо объясняет его связи с «Иванским стом»: прасолы, очевидно,
входили в состав этой корпорации. Вместе с тем это противоречит
заключению Макария — храм, построенный новгородскими куп-
цами, не мог быть главным городским собором Русы. Такой вы-
вод, однако, был бы преждевременным.
В другом документе, определявшем источники обеспечения
храма Ивана на Опоках, так называемом «Рукописании Всеволо-
да», указывается, что доходы от взвешивания воска на «пудовых»
весах в Торжке должны делиться пополам между собором Спаса в
этом городе и храмом Ивана на Опоках в Новгороде15. Храм Спа-
са в Торжке был главным собором этого города16, но и по отноше-
нию к нему НПЛ указывает, что его новое каменное здание было
поставлено «замышлением богобоязнивых купець новгородчкых»17.
Сходство двух ситуаций очевидно, но материал, относящийся к
Русе, особенно интересен, так как проливает свет на характер «Иван-
ского ста», очевидно объединявшего в своих рядах не только торгов-
цев воском, но и купцов других специальностей. Как установлено,
«соляные» весы в Новгороде не были переданы «Иванскому сту», а
оставались в руках княжеской власти18. Понесенный при этом
ущерб новгородское купечество, должно быть, компенсировало
тем, что захватило в свои руки торговлю солью в Русе.
Патронат новгородского купечества над главными торговыми
храмами двух крупных центров Новгородской земли позволяет
ставить вопрос о роли новгородского купечества в жизни не только
Новгорода, но и Новгородской республики в целом.
Имеющийся материал дает возможность говорить о том, что
предпринимались определенные усилия по повышению значения
14 НПЛ. С. 397.
15 Древнерусские княжеские уставы. С. 164.
16 См. в грамоте начала XIV в. о людях, кто «к святому Спасу не тягнеть к
Търъжку» (ГВНП. С. 18. № 7).
” НПЛ. С. 368-369. .ОСГ-.доШ
18 Флоря Б. Н. Князь, Новгород и веса и мерила на новгородском торгу //
Славяноведение. 1999. № 2. С. 8.
Старая Руса в «Уставе Всеволода»
----------------------------------------------------------- 419
этих центров в духовной жизни Новгородской республики. В новго-
родской рукописи рубежа XVI—XVII вв. сохранился летописный
фрагмент о событиях (преимущественно XIV в.), связанных с
Торжком и городским собором св. Спаса19. При его составлении
были использованы новгородские летописи и местные записи, свя-
занные с собором св. Спаса. Вероятное время написания фрагмен-
та — начало 30-х гг. XV в., так как непосредственно за летопис-
ным текстом следует запись от 1432 г.20.
В начальной части летописного фрагмента читается рассказ о
том, как в 60-х гг. XII в. «калики перехожие» ходили в Иеруса-
лим и принесли оттуда мощи святых. Далее в рассказе говорится
о том, что они передали часть мощей и «скатерть» храму Бориса
и Глеба в Русе, а другую часть и «чашу» (для причастия?) — в храм
св. Спаса в Торжке21. Полуфольклорный характер рассказа пока-
зывает, что в XV в. в Торжке не было ясного представления о том,
как именно эти реликвии попали на Русь, но сохранялась устойчи-
вая память, что они были принесены одновременно в храм св. Спа-
са и в храм Бориса и Глеба. То обстоятельство, что речь идет о
храмах, находившихся под патронатом Новгородского купечества,
заставляет предполагать, что «40 мужь калици», отправившиеся в
Палестину из Новгорода, были в действительности новгородскими
купцами, использовавшими поездку в святые места для наделения
своих патрональных храмов чтимыми реликвиями.
19 Публикацию фрагмента см.: Отчет Имп. Публичной библиотеки за 1894 г.
СПб., 1897. С. 112-114.
20 Описание сборника см.: Там же. С. 111.
21 Там же. С. ИЗ.
Л. С. Чекин
Подданные
московского князя
на арктическом
острове (1493 г.)
Колумб российский между льдами
Спешит и презирает рок...
Ломоносов
ГТ етырнадцатого июля 1493 г. врач из Нюрнберга Иероним
* Мюнцер обратился с письмом к португальскому королю Жуа-
ну II, призывая его найти морской путь через Атлантику в Вос-
точный Катай. К решению проблемы западного пути в Азию
Мюнцер подключился поздновато: за три месяца до даты написа-
ния письма Христофор Колумб уже вернулся из своего первого
путешествия через Атлантику. Нас это письмо интересует потому,
что в нем упоминается арктический остров Груланда, население
которого подвластно великому князю Московскому.
Отождествление Груланды с поморским Грумантом, Шпиц-
бергеном, впервые предложенное П. А. Фрумкиным, а вскоре не-
зависимо и в более развитом виде выдвинутое С. В. Обручевым,
принято в отечественной историко-географической литературе* 1.
Работа выполнена при поддержке Немецкого исследовательского общества.
1 Фрумкин П. А. К истории открытия Шпицбергена (Письмо Джерома Мюнце-
ра 1493 года) // Летопись Севера. М., 1957. Т. 2. С. 142—147; Обручев С. В.
Русские поморы на Шпицбергене в XV веке, и что написал о них в 1493 г.
нюрнбергский врач. М., 1964; Лебедев Д. М., Есаков В. А. Русские геогра-
фические открытия и исследования с древних времен до 1917 года. М., 1971.
С. 82—83; Магидович И.П., Магидович В. И. Очерки по истории географических
открытий. 3-е изд. М., 1982. Т. 1. С. 224. Кажется, лишь И. П. Шаскольский
отреагировал скептически: «Не менее, если не более вероятно, что в упоминае-
Подданные московского князя на арктическом острове (1493 г.)
Обручев посвятил письму особую книгу, где были показаны важ-
ные пути его исследования: анализ круга общения Мюнцера и со-
поставление форм гренландского топонима на старинных картах.
Но потенциал письма полностью исчерпан не был. Увлекшись до-
казательством приоритета поморов в освоении Шпицбергена, Об-
ручев невольно опустил другие возможности его прочтения.
Обратимся к тексту источника, где все еще остаются спорные
моменты. Первая половина письма сохранилась в латинском ори-
гинале. Она переписана рукой библиофила Хартманна Шеделя,
«Книгу хроник» которого редактировал Мюнцер. К сожалению,
фрагмент о Груланде находится во второй, утраченной ко времени
копирования половине письма. При дворе короля Жуана письмо
было переведено на португальский язык королевским проповедни-
ком (pregador) доминиканцем Алваро да Торре. В этом переводе
оно и сохранилось в двух первопечатных книгах, вышедших в свет
в Лиссабоне. Единственный известный экземпляр одной их этих
книг находится в коллекции Баварской государственной библиоте-
ки, экземпляр другой книги — в Публичной библиотеке г. Эворы
в Португалии. Ни одно из первопечатных изданий письма не при-
знается editio princeps, каковое пока не найдено2. Письмо неодно-
кратно издавалось как по эворскому, так и по мюнхенскому эк-
земпляру. В 1914 и 1916 гг. Ж. Бенсауде опубликовал факсимиль-
ные репродукции обеих книг’. Репродукции Бенсауде исследова-
тели письма обычно не учитывают: считается, что различия между
текстами чисто орфографические. Это не совсем верно.
Итак, в письме Мюнцер намечает перспективы, которые откро-
ются перед Жуаном, если он пошлет экспедицию на поиски Катая:
мом автором известии об открытии некоего острова в полярном море подразуме-
вается Новая Земля» ([Иасколъский И. П. Скандинавская экспедиция 1955 г.
на Шпицберген // СЭ. 1958. № 4. С. 95. Примеч. 2).
2 Hartig О. Der Brief der Dr. Hieronymus Mfinzer vom 14. Juli 1493 fiber
die Weltfahrt nach Kathay in portugiesischen Druckausgaben // HJ. 1908.
S. 334-337.
3 Regimento do estrolabio e do quadrante: Tractado da spera do mundo / Nach dem
einzigen bekannten Exemplar in der Mfinchener K. Hof- und Staatsbibliothek
herausgegeben von Joaquim Bensaude. Mfinchen, 1914; Tractado da spera do
mundo: Regimento da declinafam do sol. Reproduction fac-simile du seul
exemplaire connu appartenant a la Bibliotheque d’Evora. Geneve, [1916].
Л. С. Чекин
422
О какая слава тебя увенчает, если ты добьешься того, чтобы обитае-
мый Восток стал известен твоему Западу, и какой прибыток тебе прине-
сет торговля, так как ты обложишь данью острова Востока, и часто коро-
ли будут, благоговея, с легкостью отдаваться под твое владычество. Уже
прославляют тебя как великого правителя и немцы, и итальянцы, и руте-
ны, «аполонии»-скифы, и4 те, кто пребывает под сухою звездой арктиче-
ского полюса, вместе с великим герцогом Московии. Ведь немного лет
тому назад под сухостью этой звезды стал вновь 5 известен большой ост-
ров Груланда, длина береговой линии которого 300 лиг. На нем находит-
ся огромное поселение людей из вышеупомянутого владения вышеупомя-
нутого господина герцога. Но если ты осуществишь эту экспедицию, те-
бя будут славить как бога или второго Геркулеса6.
По словам Мюнцера, приглашение поискать Катай исходит от
«непобедимого римского короля» (с 1486 г.) и будущего импера-
тора Священной Римской империи Максимилиана I. Исследовате-
ли сходятся в том, что упоминание московского «герцога», несо-
мненно, — отголосок недавно начавшегося «дипломатического
танца» между Московским государством и Империей, возбудив-
шего в Империи немало надежд, в частности после отчета, кото-
рый Николай Поппель представил рейхстагу, собравшемуся вес-
ной 1487 г. в Нюрнберге.
Среди народов, прославляющих Жуана, упоминаются немцы и
итальянцы — подданные Священной Римской империи и рутены
(восточные славяне, русские в широком смысле). Конечно, отсут-
ствуют воюющие с Империей французы и соперничающие с Пор-
тугалией испанцы. Понимание остальных этнонимов во многом за-
висит от того, какому из текстов, эворскому или мюнхенскому, мы
отдадим предпочтение.
Толкователи письма, пользующиеся мюнхенским текстом (в том
числе Обручев), видят здесь ряд: аполонии, скифы, народы Арк-
тики. Аполонии объясняются как искажение поляков, скифы —
как архаизированное наименование татар. Но в эворском экземп-
4 В эворском экземпляре выделяемого нами курсивом союза «и» нет. Это раз-
ночтение не отмечено в сводном издании мюнхенского и эворского текстов в
кн.: De Albuquerque L. М. Os guias nauticos de Munique e £vora Lisboa, 1965
P. 186.
5 Или «впервые»?
6 Tractado da spera do mundo. P. 36.
Подданные московского князя на арктическом острове (1493 г.)
----------------------------------------------------------423
ляре союза после слова скифы нет. Ряд получается далеко не столь
однозначным. Вероятно, что именно скифы «пребывают под сухою
звездой арктического полюса». Аполонии в таком случае могут
толковаться как приложение к скифам, уточняющее их обозначе-
ние, например, «аполлоновы» (так понял текст переводивший его
по просьбе Фрумкина В. Шишмарев).
Не вдаваясь пока в анализ вопроса о северных скифах, упомяну
лишь о возможности их идентификации с пермяками на глобусе,
созданном в 1492 г. ближайшим сотрудником Иеронима Мюнце-
ра, рыцарем Мартином Бехаймом. На глобусе нанесена длинная
легенда о «народе, который тартары называют пермяками» (Рег-
miani), населяющем область Трамонтану «в горах и пустынях во-
круг Полярной звезды» (umb den meer stern). На лето пермяки
переселяются в поисках пушнины еще дальше на север, «на гору
под звездой, называемую Арктический полюс», зимой же уходят
на юг, в сторону русских (gegen reussen)1. Есть на глобусе и полу-
островная Гренландия (Greenland), которая, впрочем, не соответ-
ствует Груланде мюнцеровского письма ни орфографически, ни
географически.
Исследователи письма Мюнцера не пытались сопоставить его с
другим сообщением об открытии московитами арктического остро-
ва примерно в то же время. Это сообщение было введено в отече-
ственную историографию знаменитым мореплавателем Федором
Петровичем Литке 7 8, нашедшим его у голландского путешествен-
ника Николаса Витсена (1641—1717) 9. Витсен, однако, ссылается
на более древнего автора. В литературе сообщение до сих пор ци-
тируется согласно Литке. Попытаемся приблизиться к первоис-
точнику насколько это возможно.
Источник Витсена, названный Литке Мавро Урбино, — это
известный дубровникский историк славянства Мавро Орбин. В его
опубликованной на итальянском языке книге «Мир славян» видим
следующий текст:
7 В своей основе легенда восходит к книге Марко Поло, важнейшему источни-
ку глобуса. См.: Ravenstem Е. С. Martin Behaim, His Life and His Globe.
London, 1908. P. 92.
8 Литке Ф. П. Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан на
военном бриге «Новая Земля» в 1821—1824 годах. М., 1948. С. 36—37.
9 Witsen N Noord en oost Tartaiye. Amsterdam, 1785. D. 2. S. 928.
Л. С. Чекин
424
Россияне из Биармии10 11 (как повествует Вагриец в книге 2), пла-
вая по Северному Океану, примерно 107 лет тому назад нашли в
этом море ранее неизвестный остров, обитаемый славянским наро-
дом. Каковой 11 (как докладывал Филипп Каллимах папе Иннокен-
тию VIII) подвержен и осужден вечному холоду и морозу. Назвали
его Филоподия, по величине он превосходит остров Кипр; и на со-
временных картах ему дается имя Новаземгля12 13.
Орбин делает в данном случае три ссылки: на Вагрийца, на
доклад Каллимаха и на «современные карты». Разберем эти ссылки
по порядку. Первая наиболее загадочна. Орбин ссылается на этого
автора и в других местах книги, а также приводит «Видукинда
Вагрийского» в списке своих источников (Vitichindo Vagriese).
Поиски этого автора пока успехом не увенчались ”.
Ссылка на Каллимаха, скорее всего, подразумевает доклад
Иннокентию VIII о необходимости идти войной на турок14 15, где, в
частности, говорится об этногенезе населения Восточной Европы:
«У Северного Океана, в краю, осужденном на холода, многочис-
леннейший народ, который (как многим из вас небезызвестно) одни
называют венедами, некоторые антами, многие славянами, посте-
пенно, ища милости небес и земли, сперва смешался на юге во внут-
ренней Сарматии с роксоланами, вместе с которыми впоследствии
его стали называть искаженным именем рутенов» ”. Это «барочная»
ссылка, украшающая текст упоминанием известного автора, но не-
посредственного отношения к главной теме, открытию острова, не
имеющая. Поэтому теряет силу датировка открытия острова сро-
ком пребывания у власти Иннокентия VIII (1484—1492)16.
10 Витсен комментирует, что Биармия здесь должна быть то же самое, что и Пермь.
11 По-видимому, «народ». Двусмысленность проясняется в результате анализа
ссылки на Каллимаха (см. ниже).
12 Orbini М. Il regno degli Slavi. Pesaro, 1601. P. 94.
13 Ср.: HupKOBuh С. Извори Мавра Орбина 11 Орбин M. Крал>евство Словена.
Београд, 1968. С. 419.
14 См.: Там же. С. 396.
15 Philippi Callimachi ad Innocentium VIII de hello Turcis inferendo oratio /
I. Lichonslta. Varsoviae, 1964. P. 84.
16 Предложена в кн.: Лебедев Д. М„ Есаков В. А. Русские географические от-
крытия и исследования. С. 74—75.
Подданные московского князя на арктическом острове (1493 г.)
425
Наконец, третья ссылка дана на «современные карты», кото-
рые показывают остров с названием Новая Земля. Слово «совре-
менные», опущенное в переводе Витсена—Литке, свидетельствует
о том, что идентификация острова с Новой Землей является не-
давней научной гипотезой либо самого Мавро Орбина, либо зага-
дочного Вагрийца, сверивших сообщение более чем вековой давно-
сти с новыми картами. В первоисточнике, однако, о Новой Земле
речь явно не шла, назван же остров был Филоподией. Название
Филоподия в географической литературе помимо как у Орбина не
встречается. Перед нами либо передача неизвестного нам местного
названия, либо искажение какого-либо традиционного топонима.
Взглянем теперь на дату на титульном листе книги Мавро Ор-
бина, 1601 г. Отняв указанные в сообщении 107 лет, получаем
возможную дату открытия острова — 1494 г. Вступительные сло-
ва к книге (т. е. окончание работы) датированы 1 марта 1601 г.
Приняв во внимание, что работал Орбин над текстом, по-видимому,
в течение 1600 г., придем к вполне вероятному предположению,
что дата, которую Орбин (или Вагриец) видел в первоисточнике,
совпадает с годом, которым помечено письмо Мюнцера, — 1493.
Не идентична ли Орбинова Филоподия Груланде португальского
текста?
Кроме имени, характеристики, данные острову Мюнцером и
Орбином, сходятся. Во-первых, остров огромен — береговая ли-
ния длиной в 300 лиг (более чем 1500 км) по Мюнцеру, величина
больше чем у Кипра по Орбину. Во-вторых, остров этот обитае-
мый. Именно вторая характеристика является особенно уязвимым
местом гипотезы о тождестве Груланды и Шпицбергена. Обитают
на острове, согласно Мюнцеру, многочисленные подданные мос-
ковского князя, а согласно Орбину — славяне. Определение сла-
вянства в книге Орбина очень широко: ведь он выводит славян из
Скандинавии и включает в их число и финнов, и норманновп. Не-
сомненно, что финно-угорское население Русского Севера, Урала
и Западной Сибири подпадает под эту категорию.
Перейдем к топониму Grulanda. В конце XV в. господствовало
восходящее в своей основе к скандинавам-первооткрывателям
Гренландии представление о том, что она соединяется с крайним
севером Евразии. Представление это видоизменялось в соответст- *
17 Orbiru М. Il regno degli Slavi. Р. 134—136.
>4. С. Чекин
426
вии с теоретическими воззрениями о северной границе обитаемого
мира и о распределении воды и суши, и образ Гренландии как ост-
рова был также возможен (возникает он еще в XI в. у Адама
Бременского)18. Идентификация вновь открытой, причем населен-
ной, арктической земли с утраченной, но вовсе не забытой Грен-
ландией 19 была не менее естественной для географа конца XV в.,
чем идентификация открытых Колумбом трансатлантических ост-
ровов с Индией.
Поскольку гласная и формы Grulanda встречается и в русском
топониме Грумант, Обручев сделал вывод, что именно это назва-
ние было услышано Мюнцером от русских. Приведем основные
возражения против этого вывода. Во-первых, безоговорочно при-
писывать Мюнцеру форму Груланда с ее характерным романским
окончанием нельзя. Форма известна из португальского перевода, а
переводчик, Алваро да Торре, вполне мог ввести это название
вместо топонима, употребленного Мюнцером. Таковым топони-
мом могла быть, например, та же Филоподия, которую Орбино
отождествил с Новой Землей20.
Во-вторых, даже если принять, что Алваро да Торре точно пе-
редал мюнцеровское название острова Груланда, формы с буквой и
хорошо объясняются на немецкой основе, как калька скандинавского
18 Ср.: Bjornbo A. A. Cartographia Groenlandica. Kobenhavn, 1912.
19 Как раз в 1492 г. папа Александр VI назначил очередного епископа Гренлан-
дии. Заслуживают особого рассмотрения сведения в письмах Сёрена Норби
1528 г. о русском завоевании «двух епархий Гренландии», использованные в
работах М. И. Белова (Подвиг Семена Дежнева. М., 1973. С. 12—13; По
следам полярных экспедиций. Л., 1977. С. 52). Ср.: Larsson L. ]. Soren
Norby, Moskva och Gronland // Scandia. 1979. B. 45. S. 67—81. За недостат-
ком места в настоящем издании автор планирует обсуждение более широкого
круга источников в ки.: Franken und Osteuropa / Н. Beyer-Thoma (в печати).
20 Первая часть письма, для которой сохранился латинский оригинал Мюнцера,
дает пример подобной замены экзотической формы общеупотребительным
термином. Алваро да Торре перечисляет среди португальских открытий
«счастливые Канарские острова, Мадейру и Азорские» там, где Мюнцер го-
ворит об «островах Мадейре и Счастливых Катеридах Азорских». Эта пере-
водческая вольность да Торре была специально отмечена Обручевым, давшим
подробный комментарий к упомянутым топонимам (Обручев С. В. Русские
поморы. С. 82—83).
Подданные московского князя на арктическом острове (1493 г.)
427
названия Гренландии Зеленая земля (буква п часто обозначалась
диакритическим знаком над предшествующей гласной и могла лег-
ко отпасть при переписке). Подобная форма, Gr unland, дана на
мюнцеровской карте Европы, созданной незадолго до письма и
опубликованной в «Книге хроник» Шеделя21.
В-третьих, русское название Грумант известно только с нача-
ла XVIII в. Исследователи согласны в том, что оно восходит к то-
пониму Гренландия (Шпицберген считался ее частью), но в во-
просе о языке и времени заимствования ясности нет. Название
сильно варьируется (Груландская земля. Грунт). Встречается и
близкая мюнцеровской форма Груланд 22. Вариативность может
свидетельствовать о его относительно недавнем проникновении в
русский язык. Археологическое исследование архипелага показа-
ло, что поморы промышляли на Шпицбергене по крайней мере со
второй половины XVI в. 23, но в собственно русских источниках
XVI—XVII вв. об этих поездках не говорится24. Не могло ли за-
21 Сведения о Гренландии на карте Мюнцера —- иного происхождения, нежели
в письме: на карте так назван не остров, но перешеек, соединяющий Сканди-
навию и Русь.
22 Огородников С. Ф. Русские на Шпицбергене в 1747—1748 гг. // Русская
старика. 1889. Т. 62. Кн. 6. С. 703—706.
23 См.: Старков В. Ф. Исследования на Шпицбергене и общие проблемы
позднефеодальной археологии русского Севера / / Очерки истории освоения
Шпицбергена. М.( 1990. С. 5—14; Черных 1Г Б. Результаты дендрохроно-
логического изучения дерева из раскопок на архипелаге Шпицберген //Там
же. С. 107—123; Старков В. Ф. Хронология и периодизация русских памят-
ников на Шпицбергене // Там же. С. 124—133.
24 Когда русским дипломатам и книжникам в XVI—XVII вв. встречались ино-
странные формы названия Гренландии или Шпицбергена, во всех известных
случаях для их передачи использовались окказиональные кальки и транслите-
рации с различных языков (Гирл янь. Спитзберг, Грун Земля и проч.). Заклю-
чаем отсюда, что название Грумант центральной русской администрации из-
вестно не было. Ср. обзоры материалов в кн.; Белов М. И. Арктическое мо-
реплавание с древнейших времен до середины XIX в. М., 1956. С. 50—70;
Куру кин И. В. К вопросу о документальных источниках о плаваниях и про-
мыслах русских поморов на Шпицбергене в XVI—XVIII вв. // Очерки исто-
рии освоения Шпицбергена. С. 86—106.
Л. С Чекин
428
имствование топонима произойти в конце XVII или начале XVIII в.
из голландского Groenlandt, Грунлант? Такая этимология не ме-
нее вероятна, чем скандинавская25.
Итак, сердцевина сообщений Мюнцера и Орбина сходна, что
позволяет предположить общий первоисточник. В версии, доне-
сенной португальским переводчиком письма Мюнцера, остров был
отождествлен с утерянной Гренландией. В версии, дошедшей до
Орбина, он был назван загадочным именем Филоподия, сам же
Орбин узнал в нем Новую Землю. Слух об острове пронесся по
Европе в тот же год, когда вернулся Колумб, когда воздух, кото-
рым дышали нюрнбергские туманисты, был насыщен ожиданием
новых удивительных открытий и когда никто не мог предвидеть,
что Атлантика раскроет свои тайны намного раньше, чем Север-
ный Ледовитый океан. В основе этого слуха, несомненно, лежат
реальные русские сообщения о результатах арктических экспеди-
ций. Но мы пока не можем конкретно определить маршрут рос-
сийского Колумба — Новая ли это Земля, Шпицберген, либо на-
селенное побережье материка, принятое по той или иной причине
за остров.
25 Скорее датско-норвежская, чем шведская, как со ссылкой на В. Кипарского
предполагается в кн.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка
М., 1987. Т. I. С. 464.
О. В. Чернышева
Христианский
социализм
по-шведски
1 Г ервая попытка соединить христианство с рабочим движением,
* * с социализмом была предпринята священником Юханнесом
Нюландером в 80—90-е гг. XIX в. Он сопоставлял в своих пропове-
дях раннее христианство с социализмом и призывал к освобождению
пролетариата от капиталистического гнета. Вместе с известным социа-
листическим агитатором А. Пальмом Ю. Нюландер участвовал в
рабочих митингах, его проповеди и выступления привлекали пуб-
лику, обсуждались в газетах того времени. Но такая деятельность
священника не осталась без внимания церковного руководства, и он
был отстранен от службы ’.
Экономические трудности, вызванные Первой мировой войной,
и последовавший затем кризис обострили социальные проблемы,
оказавшиеся в центре внимания как быстро растущей социал-демо-
кратической партии, так и верующих. Бедственное положение на-
родных масс стало обсуждаться Церковными соборами шведской
церкви и конференциями свободных церквей. Первой попыткой
организационного оформления этого социального пробуждения
стал образованный в 1918 г. Союз за христианскую общественную
жизнь, в деятельности которого приняли участие видные церков-
ные политики, проповедники свободных церквей, богословы, либе-
ральная и радикальная интеллигенция.
В 1924 г. в г. Эребру, центре свободно-церковного движения,
возникло первое локальное объединение христианских социали-
стов. У истоков зарождавшегося движения стояли люди, хорошо
1 Wlkmark С. «Socialist-prasten» Johannes Nylander. Till fragan om kyrkan och
arbetarrorelsen. Stockholm, 1968.
О. В. Чернышева
430
знакомые с политической жизнью Англии и деятельностью там
христианских социалистов, — священник Б. Мугорд, служивший
ранее в Лондонском приходе Шведской церкви, и рабочий желез-
нодорожных мастерских, солдат Армии спасения Э. Стольберг2.
В период организационного оформления движения христиан-
ских социалистов было принято решение о присоединении к мест-
ному отделению Социал-демократической рабочей партии Шве-
ции (СДРПШ) 3, а со стороны СДРПШ в 1935 г. — решение,
позволявшее новому движению использовать в своем наименова-
нии официальное название партии. Таким образом, нарождавшее-
ся движение христианских социалистов не раскололо СДРПШ, не
стало еще одной рабочей партией.
В конце 1920-х гг. было уже десять локальных групп, и в 1929 г.
315 делегатов, собравшихся в Эребру, провозгласили создание
Союза христианских социалистов Швеции. В 1938 г. было приня-
то современное название — «Союз христианских социал-демо-
кратов Швеции» («Sveriges kristna socialdemokraters forbund»), со-
кращенно — СХСД (SKSF). С 1928 г. издается газета «Broder-
skap» («Братство»), и по ее названию часто СХСД называют
Движением братства.
С момента своего создания СХСД стремился к внедрению
христианства в рабочее движение, распространяя в то же время в
кругах верующих идеи реформирования капиталистического обще-
ства. Своеобразие этой христианской организации состоит в том,
что она стала частью СДРПШ, сохраняя при этом свою самобыт-
ность. Как прежде, так и теперь христианские социалисты подчер-
кивают, что они представляют собой не политическую партию, а
идейное течение. Члены СХСД являются одновременно и члена-
ми СДРПШ.
Верующие христиане Движения братства, не принимая истори-
ко-философской стороны марксизма, в то же время разделяли его
экономический и социальный анализ капиталистического общества.
Между христианскими социалистами и руководством СДРПШ
всегда осуществлялось позитивное сотрудничество. В уставе союза
определялось, что обязанность его членов состоит в том, чтобы
2 Svensson Е. Skrev avhandling om Broderskapsrorelsen 11 Broderskap. 31.01.1992.
3 Svensson E. En utjamning skall ske. Tro och politik. Lund, 1978. S. 70.
Христианский социализм по-шведски
431
стремиться «всеми законными средствами к предотвращению вой-
ны и насилия и способствовать любым усилиям к миру и взаимо-
действию между отдельными людьми, классами и народами» 4.
Внутри СХСД не было единства взглядов на проблемы войны
и мира. Большинство представляло собой так называемых ради-
кальных пацифистов, отрицавших полностью вооруженные силы,
воинскую повинность и т. п.
В 1966 г. христианские социалисты приняли программу «Мир,
оборона, интернационализм, помощь развивающимся странам», в
которой подчеркивалось, что провозглашение традиционной швед-
ской политики «свободы от союзов» в мирное время и нейтралите-
та в случае войны недостаточно для обеспечения безопасности.
«Мы должны вести активную политику, направленную на то, чтобы
способствовать исключению войны», — говорилось в программе5.
СХСД никогда не был массовым. Накануне Второй мировой
войны в нем насчитывалось 3,4 тыс. членов. Максимальное количест-
во — почти И тыс. — было в середине 1960-х гг.6. Впоследствии
число членов стало сокращаться. Высшим решающим органом СХСД
является конгресс, собиравшийся ежегодно до 1970 г., а затем — раз
в два года. Группы христианских социалистов, имеющиеся в различ-
ных районах Швеции, входят в местные организации СДРПШ, и ее
члены участвуют в практической работе партии, являясь нередко ее
представителями в риксдаге, ландстингах, в собраниях коммунальных
и городских уполномоченных. Отличаясь большой социальной ак-
тивностью, члены СХСД занимали в 1980-е гг. не менее двух ты-
сяч должностей в выборных и государственных органах. В рикс-
даге представительство христианских социалистов максимальным
было в 1950-е гг., когда они имели там 19 депутатов.
Члены СХСД принадлежат к различным христианским общи-
нам В первые десятилетия существования союза 85% его членов
составляли приверженцы свободных церквей (баптисты, методисты,
члены Шведского союза миссии), в начале 80-х гг. их было 75%,
а остальные — члены Шведской церкви.
4 Bergback S Kristen socialism i Svenge Stockholm, 1942 S 23
5 Fred, forsvar, internationalism, U-hjalp Intmationellt program antaget av Svenges
knstna socialdemokratemas forbunds kongress Stockholm, 1966 S 3
6 ABF Verksamhet 1977/78 S 4, Tro och politik Knstna socialdemokrater och
80-talet Orebro, 1982 S 170
О В Чернышева
432
С 1956 г. христианские социалисты представлены в правлении
СДРПШ, а с 1969 г. лидер движения входит в состав исполни-
тельного комитета партии. С конца 40-х гг. председатель СДРПШ
Т. Эрландер, а позднее — У. Пальме выступали в качестве гостей
почти на всех съездах христианских социалистов. Выступление
главы партии на съезде христианских социалистов стало с этого
времени традицией. Председатель СХСД Г. Андерссон (с 1986 г.)
был членом социал-демократического правительства, в котором имел
сначала портфель министра по делам иммиграции, а затем — связи.
Сенсацией стало вхождение в ряды СХСД председателя СДРПШ и
премьер-министра Швеции Ерана Перссона в октябре 2000 г.
Христианские социалисты активно отстаивали идею всеобщего
братства, под которым понимали экономическое, социальное и
культурное равенство, имея в виду в первую очередь справедливое
распределение доходов в национальном и международном планах7.
Социальная политика была тем фундаментом, на котором
строилось плодотворное сотрудничество СХСД и СДРПШ, и
именно здесь проявилась противоречивость движения. Исходя из
евангельского понимания сотворения мира Богом, христианские
социалисты считают, что все в мире может быть собственностью
только Бога, и отрицательно относятся ко всякой частной собст-
венности, оказываясь в этом отношении значительно радикальнее
СДРПШ. Но вместе с тем они полностью солидаризируются с
партией в том, что касается прагматизма реальной политики8.
По ряду вопросов внешней и внутренней политики христиан-
ские социалисты смогли проявить свою собственную позицию и
оказать влияние на принятие того или иного решения. Одной из
долговременных целей СХСД было изменение отношения рабо-
чего движения и его крупнейшей партии — СДРПШ — к рели-
гии и церкви. Христианские социалисты стремились утвердить в
обществе мысль о том, что церковь не является враждебным рабо-
чему движению институтом. В этой связи особое значение имела
борьба за изменение параграфа социал-демократической програм-
мы, касающегося вопроса об отношении к церкви.
1 Kristen och socialdemokrat Knsten socialism i dagens politik Stockholm, 1966
S 4
8 Lundberg H Broderskapsrorelsen i svensk politik Studie rorande standpunkter om
praktiskt handlande under aren 1930—1980 Stockholm, 1988. S 39—40
Христианский социализм по-шведски
----------------------------------------------------------433
В конце XIX в., с момента становления социалистического ра-
бочего движения, духовенство встретило чрезвычайно враждебно
как это новое явление шведской жизни, так и особенно забасто-
вочную борьбу рабочего класса. Рабочее движение со своей стороны
выдвигало лозунг: «Долой трон, алтарь и денежный мешок!», —
справедливо видя в церкви, наряду с монархией и финансовым ка-
питалом, оплот господствующего эксплуататорского строя. Начиная
со своей первой программы СДРПШ провозглашала требование
отделения церкви от государства и передачи церковной собствен-
ности государству. Это требование выдвигали социал-демократи-
ческие депутаты риксдага с 1908 г.
После прихода к власти в начале 1930-х гг. СДРПШ стала
искать новые формы отношений с церковью. Среди членов соци-
ал-демократического кабинета возобладало мнение не только о со-
хранении связи церкви с государством, но и о необходимости ук-
репления этой связи. Эту линию проводил министр по делам церк-
ви А. Энгберг. По инициативе правительства был проведен ряд
реформ, усиливающих роль мирян в делах церкви. Стала разраба-
тываться долгосрочная программа взаимоотношений церкви и го-
сударства. На съезде 1936 г. руководством партии было заявлено,
что прежние программные требования об отделении церкви от го-
сударства являются историческим пережитком, не имеющим более
практического значения.
Проблемы взаимоотношений государства и церкви дискутиро-
вались на съездах СДРПШ в 1940 и 1944 гг. Однако старое тре-
бование об отделении церкви от государства сохранялось в пар-
тийных программах вплоть до 1960 г., когда его заменили ни к че-
му не обязывающей фразой о том, что «вопрос о взаимоотношени-
ях церкви и государства должен решаться в соответствии с прин-
ципами демократии и свободы вероисповедания». Эта, казалось
бы, ничего не говорящая новая формулировка была воспринята тем
не менее в кругах верующих как определенная победа, так как она
не отражала более негативного отношения к церкви. Данный па-
раграф оставался в дальнейшем неизменным при пересмотре про-
грамм в 1960—70-е гг.
Знаменательным стал съезд СХСД в 1967 г. в Шеллефтео, на
котором было принято программное заявление о взаимоотношени-
ях церкви и государства. Если раньше христианские социалисты
официально высказывались за сохранение существовавших отно-
О. В. Чернышева
434
шений, то с этого времени они выступают за «свободную церковь»,
правда относя решение этого вопроса к будущему, когда большинство
социал-демократической партии и общество в целом придут к пони-
манию такого шага9. Следует заметить, что такой момент наступил
почти через 30 лет: в августе 1995 г. Церковным собором Шведской
церкви, а в декабре того же года риксдагом было принято решение об
отделении с января 2000 г. церкви от государства10 *.
Движение братства играло активную роль в проведении всех
реформ последних десятилетий, направленных на приспособление
церкви к условиям современности ”. Благодаря их усилиям были
приняты законы о государственных ассигнованиях всем религиоз-
ным общинам (т. е. не только государственной Шведской церкви,
но и свободным, а также иммигрантским общинам) и о праве мо-
лодежи на альтернативную службу, заменяющую службу в армии,
без предварительной проверки 12 13
Роль СХСД была неоднозначна в различных политических си-
туациях. Так, в период борьбы за пенсионную реформу (1940—
50-е гг.) христианские социалисты были в первых рядах, идя в од-
ном направлении с СДРПШ и нередко выступая с более ради-
кальными требованиями. Сотрудничество с партией осуществля-
лось и в вопросах борьбы с алкоголизмом и наркоманией, которой
уделялось значительное внимание с 80-х гг. ”
В других случаях СХСД блокировался с Народной партией
(либералами) и христианской группой риксдага и стал тормозом на
пути принятия назревших реформ. Так было в 1940—1950-е гг. в
ходе общественной дискуссии о принятии закона о свободе аборта.
В иных ситуациях лидеры СХСД не спешили принять собст-
венное определенное решение, оглядываясь на правление СДРПШ,
как было, например, во время дебатов по вопросу о возможном осна-
щении шведской армии ядерным оружием в 1950—60-е гг. Только
9 Tro och politik. S.177; Broderskap. 23.09.1984.
10 См. подробнее: Чернышева О. В. Реформирование церковно-государствен-
ных отношений в Швеции в 1980—1990-е годы // Религии мира. История н
современность. Ежегодник 1999. М., 1999. С. 167—183.
” Lundberg Н. Broderskapsrorelsen. S. 100.
12 Broderskap. 23.08.1991.
13 Ibid. S. 170—180; Det nodvandiga uppdraget. Goteborg, 1986. S. 65.
Христианский социализм по-шведски
— 435
под сильным давлением левых сил ежегодный конгресс СХСД
в 1966 г. заявил о том, что «создание шведского атомного оружия
могло бы затруднить усилия, направленные на нераспространение
ядерного оружия. Поэтому Швеция должна открыто заявить о
своем отказе от ядерного оружия» ,4.
СХСД, уделяющий постоянное внимание вопросам междуна-
родных контактов, — традиция, унаследованная союзом от мис-
сионерской деятельности религиозных объединений — стал одной
из движущих сил в борьбе шведской общественности за расшире-
ние помощи развивающимся странам и, в частности, за выделение
им 1% от валового национального продукта в качестве шведской
государственной помощи ”. Это требование СХСД находило под-
держку у социал-демократических союзов женщин и молодежи.
Многие из христианских социалистов своей практической рабо.
той в церковных, социал-демократических и других организациях
участвовали в движении солидарности с народами, боровшимися
за свое освобождение14 15 16 17.
Христианским социалистам принадлежит определенная заслуга
в разработке в 1960—1970-е гг. понятия «позитивный мир», кото-
рый трактуется ими не как отсутствие военных действий, а как от-
ношения между странами и народами, основанные на справедливо-
сти и доверии. СХСД, подчеркивая позитивное значение нейтра-
литета Швеции, всегда выступал за активную внешнюю политику
своей страны, которая способствовала бы поискам решений всех
возникающих конфликтов мирными средствами.
В 1970-80-е гг. СХСД выступал в поддержку соци-
ал-демократических программ, направленных на расширение прав
трудящихся в промышленности, за «фонды трудящихся», рассмат-
ривая их как путь к демократизации экономической жизни, разра-
ботал свою собственную программу охраны окружающей среды,
разоружения, социальной справедливости и мира ”.
В то же время христианские социалисты бескомпромиссно осу-
ждают оборонную политику СДРПШ, в частности значительные
14 Lundberg Н. Broderskapsrorelsen. S. 227.
15 Det nodvandiga uppdraget. S. 64.
16 Custavsson Chr, Kristna socisldemokratema // Volontaren. 1989. Ns 2, S. 31.
17 Tro och politik. S. 180.
О. В. Чернышева
436-------------------------------------------------------
расходы на вооружение в бюджетах 1990-х гг. и продолжающийся
экспорт шведского оружия. Газета «Broderskap» обвиняла руковод-
ство партии в том, что оно шло на уступки правым и генералитету,
особенно в период, наступивший после убийства У. Пальме.
В своей повседневной работе члены СХСД выдвигают на пер-
вый план вопросы социального обеспечения, в первую очередь се-
мей с детьми, иммигрантов и других групп населения, нуждаю-
щихся в защите. Немалое место в их деятельности занимает борь-
ба против насилия, тиражируемого средствами массовой информа-
ции, за цензуру видеофильмов, выступления по вопросам трезвен-
ности, свободы религиозной совести и т. д. С 1950-х гг. в Швеции
и в международных организациях они выступают против смертной
казни ’8.
Христианские социалисты долгое время боролись против всту-
пления Швеции в Европейское сообщество, опасаясь, что это при-
ведет к отказу от шведской антиалкогольной политики, а также к
уменьшению влияния на решение своих собственных проблем в об-
ласти социального обеспечения и рынка труда.
В 1990-е гг. в центре внимания христианских социалистов —
требование проведения достойной иммиграционной политики, осо-
бенно в связи с принятыми в конце 1989 г. новыми правилами, ог-
раничивающими въезд в Швецию. Другое направление работы —
вопросы экологии: ими разработана конкретная программа охраны
окружающей среды, предусматривающая дальнейшее развитие
общественного транспорта за счет индивидуального путем повы-
шения налога на транспортные средства, являющиеся предметами
роскоши, — частные самолеты, автомобили с моторами повышен-
ной мощности, большие яхты”.
Движение братства, оставаясь немногочисленным, имеет воз-
можности продвигать свои идеи и тем самым влиять на внутрен-
нюю и внешнюю политику своей страны. У. Пальме сказал одна-
жды о христианских социалистах: «Они чрезвычайно горды тем,
что они христиане. И они невероятно горды тем, что могут претво-
рять свою христианскую веру в земных делах, направленных на
изменение общества в соответствии с их христианскими и полити- 18 *
18 Broderskap. 05.01.1990.
” Ibid. 23.08.1991.
Христианский социализм по-шведски
437
ческими убеждениями. Для них естественно соединение христиан-
ских представлений о справедливости с деятельностью, направлен-
ной на достижение равноправия и справедливости в шведском обще-
стве» 20.
СХСД сыграл определенную позитивную роль, выполняя функ-
цию связующего звена между рабочим движением и верующими.
В этом своем качестве СХСД проявил инициативу и стал органи-
затором нескольких встреч представителей рабочего движения и
церкви, на которых обсуждались возможные совместные действия
в борьбе за достижение общих целей: помощи наиболее нуждаю-
щимся группам населения и необходимости преодоления взаимных
предрассудков21. Осознавая свое промежуточное положение меж-
ду рабочим движением и церковью, СХСД не хочет, однако, ос-
таваться лишь мостом между ними. Он подчеркивает самостоя-
тельность своей позиции, которая всегда вырабатывалась на осно-
ве христианской веры и социалистических убеждений.
Являясь частью рабочего движения, христианские соци-
ал-демократы имеют на этом основании право разделить заслуги
СДРПШ в формировании современного шведского общества, га-
рантирующего своему гражданину минимум социальной защищенно-
сти от рождения до конца дней. Поэтому на праздновании 60-летнего
юбилея СХСД его председатель Г. Андерссон имел полное право
сказать: «Мы способствовали возведению „дома народа**» 22.
В 1990-е гг. СХСД переживает определенный кризис, вызван-
ный снижением количества членов. Если в 1997 г. насчитывалось
4,5 тыс., то в 1999 уже только 4 тыс.23. В глазах многих граждан
христианская политика по-прежнему ассоциируется с партией
Христианских демократов, хотя эта партия принадлежит к консер-
вативной части политического спектра. Церковь же сохраняет свое
сдержанное отношение к политической активности христианских
социалистов.
Съезд 1997 г., состоявшийся в г. Векше, обсуждал предложе-
ние изменить название на «Верующие социал-демократы» с тем,
20 Цит. по: Svensson Е. En utjamning skall ske. S. 67.
21 Broderskap. 26.04.1985.
22 Ibid. 30.05.1989.
23 Kyrkans tidning. 12.08.1999.
О. В. Чернышева
438----------------------------------------------------------
чтобы дистанцироваться от Христианских демократов и вместе с
тем открыть доступ в союз мусульманам и иудеям. Но большинст-
во высказалось за сохранение старого названия24.
Юбилейный съезд 1999 г., проходивший в г. Эребру, где 70 лет
тому назад было провозглашено основание союза, произвел смену
руководства. Впервые на пост председателя СХСД была избрана
женщина — пастор Шведского союза миссии (одной из свобод-
ных церквей), известный коммунальный политик 38-летняя Анна
Бергер Кетнер. Этим выбором союз проявил свое отношение сразу
к двум вопросам: равноправию женщин и омоложению руководства.
Съезд констатировал большие сдвиги, произошедшие в дея-
тельности союза: если в 1970—1980-е гг. на первом плане были
международные вопросы — защита мира, охрана окружающей
среды, то в конце XX в. на первый план вышли вопросы европей-
ской интеграции, углубления демократии и веротерпимости, спра-
ведливого экономического развития, политика помощи развиваю-
щимся странам и проблемы общества 2/3, т. е. общества, в кото-
ром одна треть граждан оказывается за бортом благополучия25.
Шведские христианские социалисты активны и за пределами
11 Твеции: они сотрудничают с христианскими социалистами стран
Северной Европы, с которыми проводятся регулярные встречи-кон-
ференции, и являются участниками Международной лиги религи-
озных социалистов, председателем которой был в 90-е гг. много-
летний глава СХСД Швеции Эверт Свенссон.
24 Kyrkans tidning. 31.07.1997.
25 Ibid. 05.08.1999.
А. Д. Щеглов Образ восстания
1434-1436 гг.
и его вождя
в шведских
источниках XV—
XVI вв.
Восстание 1434—1436 гг. под руководством Энгельбректа Эн-
гельбректссона — одно из ключевых событий шведского
Средневековья. Оно сыграло важную роль в формировании поли-
тических, правовых и идеологических традиций позднесредневеко-
вой Швеции, а в Новое время стало символом борьбы шведов за
социальные права, политические свободы и законность’. Что каса-
ется историографии, то для специалистов — как в самой Швеции,
так и за ее пределами — восстание Энгельбректа стало своего ро-
да зеркалом особенностей и ключевых проблем истории страны* 2.
Документальные источники по истории восстания относительно
немногочисленны: это примерно два десятка документов — писем,
резолюций, шведско-датских соглашений. Однако существует источ-
ник, содержащий подробный рассказ о движении 1434—1436 гг., —
созданная по горячим следам описываемых событий стихотворная
«Хроника Энгельбректа». С этого памятника, в частности, начи-
’ Об использовании идей восстания и образов его героев в политической про-
паганде и культуре Швеции XIX—XX вв. см.: Fran fomtid till frihetstid 800—
1718 / L. Lonnroth, S. Delblanc // Den svenska litteraturen. Stockholm, 1987.
В. I. S. 110—113. Ср. также: Karlsson H. «О, adle svensk!» Biskop Thomas’ fri-
hetssang i musik och politik. Stockholm, 1988.
2 Подробно об историографических дискуссиях по поводу причин н предпосы-
лок восстания см.: Щеглов А.Д. Хроника Энгельбректа как исторический
источник и памятник литературы / / Хроника Энгельбректа / Перевод со
старошведского, послесловие и комментарии А. Д. Щеглова. Научная редак-
ция А. А. Сванидзе (в печати). Там же — критический обзор источниковед-
ческих концепций происхождения хроники.
А. Д. Щеглов
440
нается формирование позднесредневековых представлений о вос-
стании и его лидере — герое освободительной борьбы шведов.
Уже в начальных строках хроники содержится указание на то,
что главное в ней — социально-политическая тематика. В под-
черкнуто кратком вступлении автор хроники обещает рассказать о
страданиях шведов. Страдания эти были вызваны тем, что швед-
ские аристократы призвали в качестве правительницы-регентши
норвежскую королеву и правительницу Дании Маргариту (дат.
Маргрету; в хронике — Маргарету). Придя к власти, она стала
проводить политику, ущемлявшую интересы шведов, а затем навя-
зала им в качестве короля своего внучатого племянника — поме-
ранского герцога Бугислава, принявшего в Дании имя Эрик. По-
следний был избран в Швеции в соответствии с местными закона-
ми и обычаями, принеся традиционную в таких случаях присягу.
Однако реальные действия датского режима противоречили ин-
тересам различных социальных групп Швеции. Маргарита и Эрик
Померанский начинают длительную серию жестоких и бесславных
войн с Голштинией из-за Шлезвига — непопулярных в Швеции,
ненужных и разорительных для ее населения. Крайне тяжелые по-
следствия, как указывает хронист, имела и внутренняя политика
Эрика как шведского короля. Вопреки местным законам и прине-
сенной присяге он раздал замки и лены в держание иноземцам, не
считался с государственными интересами Швеции, не согласовывал
свою политику с ее Государственным советом — риксродом. Глав-
ное зло, говорится далее в хронике, состояло в том, что король пре-
вратил право верховного распоряжения замками страны в наследст-
венное право померанских герцогов, а эта мера фактически грозила
Швеции утратой государственной независимости. Король также
пытался ликвидировать выборность лагманов и херадсхёвдингов —
должностных лиц, наделенных судебной и административной вла-
стью соответственно в провинциях — ландах (лагсагах) и сотенных
округах — херадах. Он разорял страну, вывозя в Данию весь соб-
ранный в стране налог, к тому же взимаемый, к немалым страдани-
ям плативших его крестьян-бондов, монетой. Наконец, шведскому
духовенству Эрик Померанский навязывал в качестве кандидатов на
архиепископский престол и вакантные епископские кафедры жесто-
ких и безнравственных (как пишет хронист) датских прелатов. Кро-
ме того, как от самого короля, так и от его администрации страдали
шведские купцы и терпели многочисленные бедствия крестьяне.
Образ восстания 1434—1436 гг. и его вождя в шведских источниках...
441
Притеснения одним из таких фогдов — датчанином Йоссе
Эрикссоном [Люкке] — свободных крестьян-бондов области Да-
ларна на северо-западе тогдашней Швеции в конце концов приве-
ли к восстанию жителей этой области. Восставшие избрали своим
вождем Энгельбректа Энгельбректссона — незнатного дворянина
и горного предпринимателя, «достойного человека», ранее, по со-
общению хрониста, взявшего на себя роль заступника за бондов
области перед королем.
Восстание, как повествует далее хроника, вскоре перекинулось
на соседние с Даларной области, признавшие власть Энгельбректа
как военного и политического руководителя. На этом этапе к Эн-
гельбректу присоединилась часть верхнешведской аристократии.
Отряды повстанцев один за другим захватили замки, охраняемые
гарнизонами фогдов и ленников короля. Наконец, в результате
нажима и откровенных угроз со стороны лидера восстания, к дви-
жению примкнули члены Государственного совета Швеции, объя-
вив о своем отказе от вассальной присяги королю.
В ответ на это Эрик Померанский с большими вооруженными
силами прибыл морем в Швецию. Между ним и восставшими на-
чались переговоры. Последующее подписание ряда соглашений
(Хальмстадское перемирие и Стокгольмский мирный договор)
знаменовало конец первого этапа восстания. В обмен на соблюде-
ние шведскими аристократами, лояльности в отношении короля
Эрик Померанский согласился выполнить ряд их политических
требований — жаловать лены и замки в Швеции только урожен-
цам страны и не передавать верховного права распоряжения зам-
ками померанским герцогам, не вводить иноземцев в риксрод, на-
значить высших должностных лиц Швеции — дротса и марска,
притом из числа шведов.
Однако последующее несоблюдение королем обязательств, ого-
воренных в мирном соглашении, приводит к новой стадии кон-
фликта. Отряды шведов, возглавляемые Энгельбректом и его вре-
менным союзником — Карлом Кнутссоном (впоследствии — ко-
ролем Швеции), — идут походом на Стокгольм. При помощи го-
родской бедноты, открывшей вооруженным шведам ворота, те за-
нимают город и осаждают хорошо укрепленный, охраняемый дат-
ским гарнизоном Стокгольмский замок.
Вскоре обнаруживаются противоречия между Энгельбректом и
Карлом Кнутссоном. В результате последовавшей борьбы за титул
А. Д. Щеглов
442------------------------------------------------------------
вождя-хевитсмана оба лидера становятся соправителями. Первый,
в привычной для себя роли военного руководителя, предпринимает
новый поход в южношведские и пограничные, в то время датские,
области.
Между тем у Энгельбректа обостряется конфликт с Бенгтом
Магнуссоном и Магнусом Бенгтссоном — отцом и сыном, пред-
ставителями знатного шведского рода Натт-о-Даг. Причины кон-
фликта хроника описывает отчасти конкретно (ссора из-за нару-
шения упомянутыми аристократами торговых привилегий ганзей-
ских купцов, которым, как можно заключить из хроники, покрови-
тельствовал Энгельбрект), отчасти туманно. Кульминацией хрони-
ки становится предательское убийство Энгельбректа Магнусом
Бенгтссоном на одном из островов озера Ельмарен:
Топор в руке Магнус Бенгтссон нес,
им ои удар Энгельбректу нанес.
Шутить с Энгельбректом он ие собирался.
Энгельбрект защититься пытался
костылем, что в руках его был.
Три пальца Магнус ему отрубил.
Энгельбрект тогда отвернулся.
Во второй раз злодей размахнулся,
ударил его изо всех ои сил,
в шею топор глубоко вонзил.
Третий удар ему он нанес,
вонзил топор в голову, в самый мозг.
И пал Энгельбрект, герой прекрасный,
о камень челом ударился ясным.
Так убийство то совершилось.
Много стрел затем в мертвое тело вонзилось.
То скорбью для Швеции будет всегда,
как злодейски его убили тогда.
Воистину, мук тех ои ие заслужил:
жизни для Швеции он ие щадил.
За эту доблесть и много других
должен был избежать ои страданий таких.
Господь, дай ему то, что ои заслужил
за то, что он Швеции верно служил.
Дева Мария, молитвой святой
содей душе его дар неземной.
Святые, пекитесь о нем непрестанно,
Образ восстания 1434—1436 гг. и его вождя в шведских источниках...
443
Бога молите о нем неустанно!
Так героя смерть наступила.
Пред Inventio Crucis 3 то, в пятницу, было.
С Рожденья Христова в четырнадцать сот
Тридцать шестой то случилось год.
По мнению современных историков, причиной расправы отчас-
ти являлся длительный личный конфликт Энгельбректа с убийцей
и его отцом, возможно в основе своей имевший споры из-за от-
дельных замковых ленов. Но во многом убийство было обусловле-
но политическими причинами. Как вождь бондов, сосредоточив-
ший в своих руках большую военную власть, Энгельбрект был
опасен для аристократов. Огромную угрозу представляли сами
вооруженные крестьяне, расценивавшие движение как борьбу за
освобождение от налогового бремени (или по крайней мере за об-
легчение его). Реальная политика вождя восстания отчасти соот-
ветствовала этим чаяниям: известно, что в ряде охваченных вос-
станием местностей Энгельбрект Энгельбректссон значительно со-
кратил налоги бондов. В этом смысле убийство популярного лидера
было средством обезглавить народное движение, лишить его руково-
дства и деморализовать свободных крестьян — участников восстания.
И не случайно после убийства Энгельбректа со стороны аристокра-
тии начинается реакция — запрет на ношение бондами оружия,
восстановление в полном объеме крестьянских повинностей4.
«Хроника Энгельбректа» замечательна не только своим описа-
нием причин и хода восстания. Она уделяет большое внимание его
конкретным деталям и аспектам. Значителен интерес автора к во-
енной стороне движения — стратегии и тактике противоборст-
вующих сторон, вооружению, фортификации. Хронист великолеп-
3 Inventio Crucis — в католической церкви праздник обретения Креста Господ-
ня, отмечаемый 3 мая. В современной историографии принята другая датировка
смерти Энгельбректа: не 27 апреля, как выходит по тексту хроники, а 4 мая,
т. е. в следующую после указанного праздника (а не в предшествующую ему)
пятницу.
4 Сванидзе А. А. Швеция в период Кальмарской унии // История Швеции.
М„ 1974. С. 126—127. Ср.: Carlsson С. Engelbrekt Engelbrektsson // Svenskt
biografiskt lexikon. Stockholm, 1950. B. 13. S. 572—589.
А.Д. Щеглов
444
но знает и передает социальные, политические и правовые реалии
позднесредневековой Швеции и других скандинавских стран. Не-
редко любопытна и дополнительная косвенная информация. При-
мером может служить фрагмент описания осады шведами занятого
датскими войсками Стокгольма:
Шведы с трех обступили сторон
короля — тот был очень тем огорчен:
Эигельбрект это сделал, чтоб натиск сдержать,
если датчане пойдут наступать.
У Лонгхольма встал он с отрядом своим,
вестманландцы и жители Нэрке — с ним.
У Южных ворот — сёдерманландцы.
У Северного моста — упландцы.
Вступиться за Швецию намеревались:
солдат короля оии не боялись.
Положение отрядов осаждающих Стокгольм шведов — пред-
ставителей различных областей Верхней Швеции — по тексту
хроники в точности соответствует географическому положению
этих регионов относительно Стокгольма (сам город находится
практически на стыке указанных областей). Очевидно, этим под-
черкивалось, что осада носила своеобразный ритуальный характер,
являлась своего рода демонстрацией. Подобного рода частные де-
тали обогащают текст произведения, делая его еще более инфор-
мативным.
После трагической смерти Энгельбректа начинается долгая ис-
тория складывания и развития посмертного мифа о нем, создания
его культа как вождя и героя освободительной борьбы и даже как
неофициального святого. Энгельбректу приписывались и посмерт-
ные чудеса5. Мифологизация и идеализация образа вождя восста-
ния (несомненно, в пропагандистских целях) была свойственна в
значительной степени еще самой «Хронике Энгельбректа». Хро-
нист неоднократно демонстрирует свою симпатию к вождю вос-
стания, в ряде мест хроники прославляя его выдающиеся личные
качества, особенно в цитированном выше кульминационном эпизо-
5 См., например: Vadstenadiariet. Latinsk text med oversattning och kommentar /
C. Gejrot. Stockholm, 1996. S. 206.
Образ восстания 1434—1436 гг, и его вождя в шведских источниках...
-------------------------------------------------—----------445
де хроники — сцене убийства Энгельбректа. Это описание муче-
нической смерти Энгельбректа также считается одним из основа-
ний для популярной в историографии версии о неофициальном
«культе святого Энгельбректа»6 7. Однако в целом Энгельбрект,
подчас уподобляемый ветхозаветным персонажам — Моисею,
Давиду, — прославлялся в средневековых произведениях (прежде
всего в знаменитой «Песни об Энгельбректе» епископа Томаса)
скорее как светский герой, борец за свободу и законность — вели-
чайшие, по заявлениям авторов, блага’.
В самой хронике не раз подчеркивается, что Энгельбрект —
мудрый, смелый, бескорыстный и самоотверженный человек. Но
образ лидера восстания здесь не лишен и негативных черт. Его
действия включают откровенные угрозы и насилие. Энгельбрект и
его ближайший соратник Эрик Пуке подчас проявляют самонаде-
янность, а подчас и халатность, допускают трагические ошибки.
Смелость и решительность вождя повстанцев нередко сочетаются
с горячностью и безрассудством. Энгельбрект неосмотрителен, до-
верчив: он приближает к себе негодяев, изменников, не обращает
внимания на подозрительность их поведения; пренебрегает мерами
предосторожности, что ведет к трагическим последствиям для его
войска и для него лично.
Так или иначе, в других памятниках XV в. — «Песни об Эн-
гельбректе» епископа Томаса, «Новой хронике» Хермана Корне-
ра, «Хронике готского королевства» Эрикуса Олави — продол-
жается линия на мифологизацию Энгельбректа, создание его идеа-
лизированного образа. В XVI столетии появляются новые интер-
претации: Энгельбрект, в духе распространившихся на Скандина-
вию новых представлений о человеке, его свободе и достоинстве,
обретает черты ренессансного героя — борца против тирании. На-
ряду с этим возникает и негативно-критическое отношение к вос-
станию и его герою. Знаменитый богослов и историк, реформатор
Олаус Петри пытался показать на примере Энгельбректа проти-
6 Carlsson С. Engelbrekt som helgon // Kyrkohistorisk arsskrift. 1920—1921. N 21.
S. 236-243.
7 Подробнее см.: Щеглов А. Д. Хроника Энгельбректа. Ср.: Сванидзе А. А.
Понимание свобода! и законности в шведском обществе XV в. (к трактовке
восстания 1434—1436 гг.) // Культура и общественная мысль. Античность.
Средние века. Эпоха Возрождения. М., 1987. С. 139—146.
А. Д. Щеглов
446-----------------------------------------------------------
воречивость подобных выступлений и их организаторов — тех, кто
«восстает против законного государя», — и их неизменно трагиче-
ский конец8. В заключительных строках повествования Олауса
Петри о восстании заключены одновременно неприятие програм-
мы вождя восставших и сознание его обреченности: «Такова была
кончина Энгельбректа, и если ее расценивать как награду за осво-
бождение королевства от рабства, в котором оно пребывало, то
плохо же он был вознагражден... И следует признать Энгельбрек-
та мятежником против законных властей. Так и все мятежники
мотут видеть на его примере, что ждет под конец их самих».
Несомненно, что своими интересными рассуждениями и выво-
дами авторы XV—XVI вв. во многом были обязаны стихотворной
хронике о событиях 1434—1436 гг. Конечно же, «официальные»
хроники такого рода писались в расчете на конкретного заказчика
и заключали в себе прежде всего апологию его личности и дейст-
вий (правления). Но эти, бесспорно тенденциозные, произведения
в то же время содержали сведения, имеющие огромную объектив-
ную ценность.
8 Petri Olavus Svenska kronika. Stockholm, 1860. S. 158—190.
В.Л. Янин
К истории
преобразования
новгородско-княжеских
отношений
при Всеволоде
Мстиславиче
История княжения в Новгороде внука Владимира Мономаха
Всеволода Мстиславича, завершившаяся его изгнанием в резуль-
тате антикняжеского восстания, всегда привлекала исследователей.
В обстоятельствах этого княжения справедливо усматривали ключе-
вой момент преобразования новгородской вечевой государственности,
относя этот момент то к вокняжению Всеволода в 1117 г., то, на-
против, к роковому для князя 1136 г. Между тем в цепи обстоя-
тельств Всеволодова княжения имеется дата, с которой связаны не
до конца осмысленные в новгородской историографии события,
концентрирующиеся около 1125—1126 гг.
Рассказ НПЛ под 6633 (1125) г. отличается некоторой зага-
дочностью. После сообщений о том, что «преставися Володимиръ
великыи Кыев'Ь, сынъ ВсЬволожь; а сына его Мьстислава поса-
диша на стол'Ь отци», о буре с громом и градом в Новгороде и
росписи церкви в Антониеве монастыре следует: «Въ то же лЬто
посадиша на стол'Ь Всеволода новгородци» ’. Последняя фраза вы-
зывает естественное недоумение: Всеволод был посажен на новго-
родский стол еще в 1117 г., о чем рассказала та же летопись: «Въ
лЬто 6625. Иде Мьстиславъ Кыеву на столъ из Новагорода марта
въ 17; а сынъ посади НовЬтороде Всеволода на стол'Ь»1 2. Коль скоро
какого-либо сообщения о потере Всеволодом стола перед 6633 г. не
было, закономерной представлялась мысль о заключении в 1125 г.
нового договора между новгородцами и князем — договора, со-
1 НПЛ. С. 21,205.
2 Там же. С. 20, 204.
В. Л. Янин
448
держащего иные, нежели прежде, условия княжения. Эта мысль
как будто подкрепляется самим изменившимся положением новго-
родского князя: умер могущественный Владимир Мономах, на киев-
ском столе утвердился его сын, отец Всеволода Мстислав, «вскорм-
ленный себе»3 новгородцами.
Однако такая мысль сразу же наталкивается на противоречие
во фразе, следующей сразу же за сообщением о предоставлении
Всеволоду новгородского стола в 6633 г.: «Въ л'Ьто 6634. Ходи
ВсЬволодъ къ отцю Кыеву, и приде опять Новугороду на столъ
месяца февраря въ 28»4. Этого противоречия можно было бы не
заметить: посаженный новгородцами на стол в 1125 г. Всеволод на
следующий год отправился в Киев к своему отцу Мстиславу и
вернулся обратно 28 февраля. Если бы не любопытный нюанс рас-
сматриваемого сообщения в Тверской летописи. Тверской свод под
6633 г. сообщает о кончине Владимира Мономаха 19 мая 1125 г. и
поездке Всеволода тогда же в Киев («а Всеволодъ Мьстиславичь
прииде изъ Новагорода кь отцу въ Киевъ»), после чего рассказы-
вает о буре в Новгороде и «исписании» церкви Богородицы в Ан-
тониевом монастыре, но ни словом не упоминает о новом предос-
тавлении Всеволоду новгородского стола5 6. Зато рассказ этой ле-
тописи под 6634 г. заслуживает его полного воспроизведения:
«Преставися Никита митрополитъ, бывъ на митрополии 4 л^та.
Того же л^та ходи князь Всеволодъ Мьстиславичь къ отцу въ Ки-
евь, и (о)пять прииде оть отца ис Киева, (в) Новогородъ, на
столъ свой, и посадиша его Новогородци на столЬ февраля 28»ь.
Единство фразеологии указывает на общий источник Новго-
родской и Тверской летописей, по-разному обработанный в обоих
сводах. Его логическая реконструкция приводит к выводу, что были
две поездки Всеволода в Киев на протяжении 6633 и 6634 гг. —
одна на похороны Владимира Мономаха и киевское вокняжение
Мстислава в конце мая 1125 г., а другая — в 1126 г. Вторая по-
ездка завершилась 28 февраля 1127 г.: коль скоро обе летописи
используют мартовские даты, февральское число относится к кон-
цу мартовского 6634 г. В этом убеждает и упоминание в начале
3 ПСРЛ. Л., 1926. Т. 1. Вып. 1. Стб. 276.
4 НПЛ. С. 21, 205.
5 ПСРЛ. СПб., 1863. Т. 15. Стб. 194.
6 Там же.
К истории преобразования иовгородско-княжеских отношений...
449
рассказа 6634 г. Тверской летописи о кончине митрополита Ни-
киты, который, заняв кафедру в 1122 г., умер 9 марта 1126 г. ’.
Оставалась непонятной констатация Новгородской летописью
двойного утверждения Всеволода на новгородском столе, сначала
в 6633 г., а затем в 6634 г.
Рис. 1. Печать Ивора Всеволодовича (прорись)
Проблема, однако, прояснилась в результате находки в 1999 г.
на Городище под Новгородом неизвестной прежде свинцовой пе-
чати, хранящейся ныне в Новгородском музее* 8. Печать размером
23—26 мм на одной стороне содержит изображение Благовеще-
ния, а на другой пятистрочную надпись: +СПСИ/ ГИ КЪН/(-)ЗА
ИВЕ/PA ВСЕВО/ЛО(—)ВИ, т. е «Спаси, Господи, кънязя Ивора
Всеволодовича» (рис.1). Изображение Благовещения хорошо из-
вестно в новгородской сфрагистике по печатям Всеволода Мсти-
славича, которого в крещении звали Гавриилом (а архангел Гаври-
’ ПСРЛ. Л, 1927 Т. 1. Вып. 2. Стб. 292, 296.
8 НГОМЗ. Инв. № КП 41024. Янин В. Л„ Гайдуков П. Г. Древнерусские
вислые печати, зарегистрированные в 1998—99 гг. // НиНЗ. 2000. Вып. 14.
С 289, 309, № НЗв, рис. 8.
В. Л. Янин
450
ил — участник благовещенской композиции)9. Принадлежность
Всеволоду имени Гавриил уже вскоре после его кончины становит-
ся фактом агиографии. Князь Ивор Всеволодович в источниках
неизвестен, но сам тип буллы с русской благопожелательной над-
писью существует лишь во времена Владимира Мономаха и его
ближайших наследников (не позднее второй четверти XII в.)10 11.
Поскольку другого князя с крестильным именем Гавриил в ука-
занное время не было, атрибуция рассматриваемой печати может
быть решена только одним способом: Ивором звали сына Всево-
лода-Гавриила Мстиславича. Возможно ли такое решение?
Летопись сообщает о женитьбе Всеволода Мстиславича под 6631
(1123) г.: «Оженися ВсЬволодъ, сынъ Мьстиславль, НовЬгоро-
дЬ»11. Под 6635 (1127) г. она знает о существовании у него сына
Ивана: «Въ лЬто 6635. Заложи церковь камяну святого Иоанна
ВсЬволодъ Нов’Ьгород'Ь, на ПетрятинЬ дворЬ, въ имя сына сво-
его»12 13. В 1128 г. этот его сын умер: «Въ лЬто 6636... Томь же лЬтЬ
прЬставися Иоанн, сынъ ВсЬволожь, вънукъ Мьстиславль, априля
въ 16»,3. Церковь св. Иоанна на Петрятине дворе (знаменитый
храм Иоанна на Опоках) посвящена Рождеству Иоанна Предтечи14.
Следовательно, он был крещен во имя Предтечи. В момент закладки
ему было не более четырех лет, а в момент смерти прадеда в 1125 г.
около двух. Летопись называет его крестильным именем, но ведь у
него было и мирское имя. Приведенное сфрагистическое свидетель-
ство дает возможность догадаться, что он именовался Ивором.
Если это так, то не имеем ли мы в статье 6633 г. в Новгород-
ской летописи искажения первоначального текста «В то же лето
посадиша на столе Всеволодовича новгородци», а «Всеволодович»
9 Янин В. Л. Актовые печати древней Руси X—XV вв. М., 1970. Т. 1. С. 193—
194, №№ 133—137, табл. 46—48; Янин В. Л., Гайдуков П. Г. Актовые печати
древней Руси. М„ 1998. Т. 3. С. 129-130, №№ 133-137, табл. 68-71.
10 Янин В. Л. Актовые печати. Т. 1. С. 187—191; Янин В. Л., Гайдуков П.Г.
Актовые печати. Т. 3. С. 125—127.
11 НПА. С. 21, 205.
12 Там же.
13 Там же. С. 22, 206.
14 Макарий. Археологическое описание церковных древностей в Новгороде и
его окрестностях. М., 1860. Ч. 1. С. 285—300.
К истории преобразования новгородско-княжеских отношений...
451
в результате искажения превратился во «Всеволода»? Именования
только по отчеству не чужды летописи. Ср., например, в Лав-
рентьевской летописи под 6625 (1117) г.: «Володимеръ приведе
Мстислава, сына своего, из Новагорода, а Нов’Ьгород’Ь сЬде
Мстиславичь»15 16 17 18. Иными словами, ход событий 1125—1127 гг.
представляется следующим. 19 мая умирает Владимир Мономах.
Получив известие об этом, Всеволод Мстиславич отправляется в
Киев на похороны деда и интронизацию отца, оставляя вместо се-
бя младенца Ивора-Иоанна (по изображению Благовещения на
его печати он представляет личность Всеволода-Гавриила). В от-
сутствие Всеволода новгородцы провозглашают Ивора своим кня-
зем. Возвратившись в Новгород, Всеволод застает эту изменив-
шуюся ситуацию и снова спешит в Киев. Только по урегулирова-
нии конфликта и признании каких-то новых условий взаимоотно-
шения с Новгородом Всеволод в конце февраля 1127 г. возвращает
себе новгородский стол и сооружает храм во имя небесного патро-
на своего сына.
Такое решение проясняет атрибуцию значительной группы нов-
городских княжеских печатей с изображением на одной стороне
св. Иоанна Предтечи, а на другой — Благовещения. К настояще-
му времени их известно 29, и принадлежат они к двум разновид-
ностям. Первая представлена 28 экземплярами’6, вторая — един-
ственным экземпляром”. До обнаружения буллы Ивора я предпо-
лагал, что эти печати принадлежали второму сыну Всеволода Вла-
димиру, которого новгородцы, окончательно изгнав в 1136 г. Всево-
лода Мстиславича, «прияша», «донел'Ьже инъ князь приде»’8. Од-
нако постепенное накопление печатей указанного типа подвергло
такую атрибуцию сильному сомнению. Продолжительность воз-
можной деятельности младенца Владимира в лучшем случае при-
15 ПСРЛ. Т. 1. Вып. 2. Стб. 291.
16 Янин В. Л. Актовые печати. Т. 1. С. 138, Ns 138, 1—12-, Янин В. Л., Гайду-
ков П. Г. Актовые печати. Т. 3. С. 130—131, Ns 138, 13—25\ Они же. Древ-
нерусские вислые печати, зарегистрированные в 1997 г. / / НиНЗ. 1998.
Вып. 12. С. 344, Ns 138, 26\ Они зке. Древнерусские вислые печати, зареги-
стрированные в 1998—1999 гг. С. 291, Ns 138, 27. Еще один экземпляр,
найденный в 2000 г., пока не издан.
17 Янин В. Л. Актовые печати. Т. 1. С. 194, Ns 139.
18 НПЛ. С. 24, 209.
В. Л. Янин
452
равнивается полутора месяцам (с 28 мая, когда Всеволод был лишен
стола, до 19 июля, когда в Новгород пришел новый князь Святослав
Ольгович), а в худшем — четырем дням (с 15 июля, когда Всево-
лод был выдворен из Новгорода, до 19 июля). Что касается Иво-
ра-Ивана, его пребывание на новгородском столе продолжалось
около полутора лет — с 1125 г. до конца февраля 1127 г., а это не
противоречит заметному обилию его печатей. Надо полагать, что
сначала он (вернее — распоряжавшиеся им новгородские бояре)
очень недолго пользовался буллотирием с благопожелательной
надписью, а затем, по избранию его на стол, все остальное вре-
мя — буллотириями с изображением св. Иоанна и Благовещения.
Изложенные наблюдения оказались небезынтересными в кон-
тексте важных открытий археологического сезона 1998 г., когда в
Новгороде на Троицком раскопе была исследована усадьба «Е»,
отличающаяся от соседних городских дворов во второй и третьей
четвертях XII в. существенными особенностями. Эта усадьба,
имея общую площадь около 1200 кв. м, примерно втрое превосхо-
дит любую соседнюю, а по материалу находок характеризуется не
как жилая, а как административная. Наиболее заметным элементом
ее планировки является настил из восьмиметровых сосновых плах с
отверстиями для столбов, которые некогда поддерживали навес. На-
стил расположен в центре усадьбы и имеет площадь около 130 кв. м
(8x16 м)’9. Назначение усадьбы в указанное время определилось
содержанием берестяных грамот, сохранившихся в беспрецедентном
количестве (около 100). Среди них преобладают тексты, повест-
вующие о разного рода судебных конфликтах. Адресатами многих
грамот названы Петрок (идентифицируемый с боярином Петром
Михалковичем) и Якша (идентифицируемый с посадником Якуном
Мирославичем). В некоторых документах наряду с указанными ли-
цами адресатом выступает князь19 20.
Единственным судебным органом в XII в., как известно, был
«сместной» (совместный) суд князя и посадника, регулированный
19 Янин В. Л., Рыбина Е. А.. Хорошев А. С., Гайдуков П. Г., Дубровин Г. Е„
Сорокин А. Н. Работы Новгородской археологической экспедиции на Троиц-
ком раскопе в 1998 г. // НиНЗ. 1999. Вып. 13. С. 7—10.
20 Янин В. Л., Зализняк А. А. Новгородские берестяные грамоты из раскопок
1998 г. // Вестник РАН. Т. 69. Ns 7. С. 594—600; Они же. Берестяные
грамоты из новгородских раскопок 1998 г. // ВЯ. 1999. Ns 4. С. 3—27.
К истории преобразования новгородско-княжеских отношений...
453
формулой докончаний Новгорода с князьями, которая имеется уже
в древнейших дошедших до нас договорах такого рода 1260-х гг.:
«А бес посадника ти, княже, суда не судити, ни волостии раздава-
ти, ни грамот ти даяти»2’. Состав адресатов берестяных грамот,
найденных на усадьбе «Е», демонстрирует их соответствие формуле
более поздних докончаний и, следовательно, действенность этой фор-
мулы уже во второй четверти XII в. Настил в центре усадьбы «Е»,
как это очевидно, служил для производства на нем судебных раз-
бирательств между тяжущимися сторонами.
Между тем дендрохронологический анализ остатков настила,
произведенный О. А. Тарабардиной, обнаружил, что он был со-
оружен в 1126 г., а в дальнейшем неоднократно ремонтировался,
в том числе в 1132 и 1146 гг. Что касается более раннего, неже-
ли 1126 г., времени, то, как показали раскопки 1999 г., на протя-
жении XI — первой четверти XII в. усадьба «Е», имея и тогда
административное назначение, служила местопребыванием функ-
ционально иного общественного органа. На ней собирались и кон-
тролировались доходы, поступавшие от сборщиков государствен-
ных податей, а также вир и продаж21 22. Преемственность между
двумя институтами власти очевидна. Как показывают перекрест-
ные показания замков-бирок сборщиков податей и текстов бере-
стяных грамот XI — начала XII в., организация фиска предусмат-
ривала совместные действия князя и новгородского боярства,
благодаря чему бояре сами собирали государственные доходы,
действуя от княжеского имени, т. е контролировали бюджет. Ор-
ганизация сместного суда базировалась на тех же принципах уча-
стия бояр в судопроизводстве, предоставлявшего боярскому по-
саднику право контроля за судебными решениями.
Возникновение сместного суда в 1126 г. раскрывает пружи-
ну политических действий 1125—1126 гг., когда, в отсутствие
Всеволода Мстиславича, новгородское боярство формирует этот
суд, в котором княжеская сторона представлена младенцем, а в
21 ГВНП. С. 9, № 1 (1264 г.); С. И, Ns 2 (1264 г.); С. 12, Ns 3 (1268 г.);
С. 15, Ns 6 (1305-1307 гг.); С. 17, Ns 7 (1305-1307 гг.); С. 19, Ns 9 (1307 г.);
С. 21, Ns 10 (1307 г.); С. 27, Ns 14 (1327 г.); С. 29, Ns 15 (1371 г.); С. 35. Ns 19
(1424 г.); С. 40, Ns 22 (1456 г.); С. 46, Ns 26 (1471 г.).
22 Янин В. Л., Зализняк А. А. Берестяные грамоты из новгородских раскопок
1999 г. // ВЯ. 2000. Ns 2. С. 3-14.
В. Л. Янин
454
дальнейшем вынуждает Всеволода принять новую институцию
власти в обмен на возвращение ему новгородского княжеского
стола.
Вероятно, с организацией сместного суда связано и упорядоче-
ние сфрагистических типов Новгорода. Если до 1125 г. княжеские
и посадничьи буллы не имеют типических отличий, будучи оформ-
лены благопожелательной надписью и изображением святого па-
трона их владельца, то, как кажется, последней в Новгороде кня-
жеской печатью такого типа оказывается булла Ивора Всеволодо-
вича. С организацией сместного суда возникает новый тип княже-
ской печати: на нем помещаются изображения святых, тезоимени-
тых владельцу печати и его отцу, обозначая тем самым его кре-
стильные имя и отчество. До конца княжения Всеволода сосуще-
ствуют посадничья булла с благопожелательной надписью и кня-
жеская булла с изображением двух святых. По-видимому, реше-
ние об обязательном утверждении грамот княжеской печатью от-
носится к моменту вокняжения Святослава Ольговича в 1136 г.,
когда прекращается серия новгородских посадничьих булл.
Между тем изложенные наблюдения порождают еще одну не-
безынтересную проблему. Печатей Всеволода Мстиславича с
благопожелательной формулой в природе не существует, тогда как
его булл с изображением Благовещения и св. Феодора (т. е. пере-
дающих крестильное имя Гавриил Феодорович) к сегодняшнему
дню зафиксирован 71 экземпляр (они происходят от 7 пар мат-
риц). Прежде казалось очевидным, что их употребление начинает-
ся в 1117 г., когда Всеволод был оставлен отцом на новгородском
столе. С находкой печати Ивора Всеволодовича выясняется, что
тип княжеской печати с изображением двух святых формируется
впервые в 1125—1126 гг., и первыми образцами такого типа были
печати с изображением св. Иоанна Предтечи и Благовещения.
Однако существует заметный разряд печатей «княжеского» ти-
па (с благопожелательной надписью), которые в эпоху Всеволода
Мстиславича принадлежали не князьям, а новгородским посадни-
кам. В частности, достоверно известны 3 буллы Дмитра Завидича
(1117—1118 гг.), 3 буллы Костянтина Мосеевича (1118—1119 гг.),
1 булла Бориса (1120—1125 гг.), 4 буллы двух вариантов Завида
Дмитровича (1128 г.), 1 булла Данилы (1129 г.), 4 буллы Петри-
лы Микульчича (1131—1134 гг.), 1 булла Иванки Павловича
(1134—1135 гт.), 7 булл Мирослава Гюрятинича (?) (1126—1128,
К истории преобразования новгородско-княжеских отношений...
455
1135—1136 гг.)23. Коль скоро от периода с 1117 до 1126 гг. нет пе-
чатей князя Всеволода, но имеются печати посадников, надо по-
лагать, что до организации сместного суда контроль над судопро-
изводством был сосредоточен в руках посадников, о чем косвенно
свидетельствует легенда о посаднике Добрыне (он умер 6 декабря
1117 г., спустя десять месяцев после вокняжения Всеволода Мсги-
славича), который единолично принимал такое важное решение,
как передача земельного участка с находящейся на нем православ-
ной церковью в руки иноземцев, пожелавших именно на этом мес-
те возвести свою ропату24.
В этой связи возникает неизбежный вопрос. Почему эпоха по-
садничьего «единовластия» завершилась в 1126 г. созданием сме-
стного суда, т. е. компромиссом с князем, тогда как, приняв на
стол князя-младенца, боярство должно было бы торжествовать
очередной успех в своем противодействии князю? Ответ на этот
вопрос предельно прост: с 1120 по 1125 гг. в Новгороде посадни-
чал не новгородский боярин, а киевлянин («Приде Борись посад-
ницить въ Новъгородъ»25).
Возникает и другой вопрос. Почему в начале 1127 Г. новгород-
цы вернули стол Всеволоду Мстиславичу? Здесь ответ не так оче-
виден. Возможно, однако, предположить, что именно тогда, в обмен
на восстановление княжеских прав Всеволода Мстислав Владими-
рович передал в качестве домена новгородского князя значитель-
ный массив земель из состава своего Смоленского княжества26.
23 Янин В. Л. Актовые печати. Т. 1. С. 191—192, № 124—131; Янин В. Л., Гай-
дуков П. Г. Актовые печати. Т. 3. С. 127—128, Ns 124—132а; Они же. Древ-
нерусские вислые печати, зарегистрированные в 1997 г. С. 344, Ns 13, 7; Они же.
Древнерусские вислые печати, зарегистрированные в 1998—1999 гг. С. 290,
Ns 129, 4. Одна булла, найденная в 2000 г., еще ие издана.
24 Рыбина Е.А. Повесть о посаднике Добрыне // АЕ за 1977 год. М., 1978.
С. 79-85.
25 НПЛ. С. 21, 205. Ср. под 1129 г.: «вниде ис Киева Данилъ посадницить
Новугороду» (Там же. С. 22, 206).
26 Янин В. Л. Новгород и Литва: Пограничные ситуации XIII—XV веков. М.,
1998.
Список научных трудов
Е. А. Мельниковой
1965
Еремеева (Мельникова) Е. А. Скандинавский героический эпос (мотивы и образы
волшебной сказки) //II Скандинавская конференция. М., 1965. С. 161—164.
1966
Еремеева (Мельникова) Е. А. Художественные функции исторических отступ-
лений в «Беовульфе» / / Филологические науки. Научные доклады высшей
школы. 1966. № 1. С. 168—176.
1968
Еремеева-Мельникова Е. А. О скандинавских мотивах в «Беовульфе» //
Вестник МГУ. Сер. 9: Филология. 1968. № 5. С. 47—58.
1969
Некоторые проблемы скандинавского средневекового эпоса // СС. 1969.
Вып. XIV. С. 354-366.
1970
Некоторые проблемы англо-саксонской героической эпопеи «Беовульф». Авто-
реферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологиче-
ских наук. М., 1970.
1973
«Беовульф», перевод фрагментов / / Корсунский А. Р. Возникновение фео-
дальных отношений в Западной Европе. М., 1973.
В список не вошли рефераты, опубликованные в РЖ ИНИОН АН СССР, и написан-
ные единолично либо в соавторстве с А. В. Юрасовским или Г. В. Глазыриной Хроники
работы Сектора истории древнейших государств на территории СССР за 1969—1985 гг.
(ДГ. 1979-1985 гг. М., 1979-1986).
Список научных трудов Е. А. Мельниковой
457
Скандинавские рунические надписи, как источник по истории народов Восточ-
ной Европы //VI Скандинавская конференция. Таллин, 1973. С. 60—61.
1974
Древняя Русь на страницах ежегодника «Скандо-Славика» / / ИСССР. 1974.
№ 3. С. 206-212.
Сведения о Древией Руси в двух скандинавских рунических надписях / /
ИСССР. 1974. № 6. С. 170-178.
1975
Свидетельства скандинавских рунических надписей XI—XII вв. о народах Вос-
точной Европы / / СС. 1975. Вып. XX. С. 158—166.
1976
Географические представления древних скандинавов (постановка проблемы) / /
VII Скандинавская конференция. М.; Л., 1976. Ч. 1. С. 86—88.
Древняя Русь в исландских географических сочинениях / / ДГ. 1975 г. М., 1976.
С. 141-156.
История Древней Руси на страницах норвежских периодических изданий (60-е —
70-е годы) // ИСССР. 1976. Ns 5. С. 213-218.
Экспедиция Ингвара Путешественника на Восток и поход русских на Визан-
тию 1043 г. Ц СС. 1976. Вып. XXI. С. 74-87.
1977
Восточноевропейские топонимы с корнем gard- в древнескандинавской письмен-
ности // СС. 1977. Вып. XXII. С. 199-210.
Скандинавские рунические надписи. Тексты, перевод, комментарии. М., 1977
(Свод «Древнейшие источники по истории народов СССР»).
1978
Географические представления древних скандинавов. К истории географической
мысли в средневековой Европе // Методика изучения древнейших источни-
ков по истории народов СССР. М., 1978. С. 111—127.
«Сага об Эймунде» о службе скандинавов в дружине Ярослава Мудрого / / Восточная
Европа в древности и средневековье. М., 1978. С. 289—295.
Список научных трудов Е. А. Мельниковой
458
Рец.: Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия. М., 1978 / / Новый
мир. 1978. Ns 12. С. 279-280.
1979
Надписи на костях, найденных в Витебской области / / VIII Скандинавская
конференция. Петрозаводск, 1979. Ч. 1. С. 187—189 (совм. с Л. В. Дучиц).
Ранние формы торговых объединений в Северной Европе / / Там же. С. 153—156.
Скандинавия и Византия. Международный симпозиум. Уппсала, 1979 г. //
ВИ. 1979. Ns 9. С. 152-153.
Primitive Communal systems: From the history of the USSR / / Moscow news.
1979. 35 (2867). P. 2/11.
1981
Надписи и знаки на костях с городища Масковичи (Северо-Западная Белорус-
сия) // ДГ. 1980 Г. М., 1981. С. 185-216 (совм. с Л. В. Дучиц).
Scandinavian Runic Inscriptions as a Source for the History of Eastern Europe / / Les
pays du Nord et Byzance. Uppsala, 1981. P. 169—174.
Рец.: Стеблин-Каменский М.И. Древнеисландская литература. М., 1979 //
Филологические науки. М., 1981. № 1. С. 86—87. N \\ (
1982
Культурно-исторические взаимосвязи Восточной Европы и Скандинавии в раннее
средневековье (к постановке проблемы) / / IX Скандинавская конференция.
Тарту, 1982. Ч. I. С. 148—150 (совм. с В. Я. Петрухиным и Т. А. Пушкиной).
Ранние формы торговых объединений в средневековой Северной Европе //
СС. 1982. Вып. XXVII. С. 19-29.
Эпир высек руны / / Знание — сила. 1982. Ns 5. С. 41—44.
Этнонимика севера европейской части СССР по древнескандинавской письмен-
ности и Повести временных лет / / Северная Русь и ее соседи в эпоху ран-
него средневековья. Л., 1982. С. 124—127.
Пер. со шведск.: Портан X. Г. Основные черты русской истории // Первый
университетский курс истории России за рубежом в XVIII в.: X. Г. Портан.
Основные черты русской истории. М., 1982. С. 20—91.
Примечания: Там же. С. 92—106 (совм. с Г. А. Некрасовым).
Список научных трудов Е. А. Мельниковой
459
1983
Новые находки скандинавских рунических надписей на территории СССР / / ДГ.
1981 г. М., 1983. С. 182—188 (совм. с М. В. Седовой и Г. В. Штыховым).
1984
Граффити на куфических монетах из Петергофского клада начала IX в. // ДГ.
1982г. М., 1984. С. 26—47 (совм. с А. Б. Никитиным и А. В. Фоминым).
Древнерусские влияния в культуре Скандинавии раннего средневековья / / СССР.
1984. Ns 3. С. 50—65 (совм. с В. Я. Петрухиным и Т. А. Пушкиной).
Древнерусские лексические заимствования в шведском языке // ДГ. 1982 г. М.,
1984. С. 62-75.
Историзация мифа или мифологизация истории? По поводу книги О. Прицака
«Происхождение Руси» // ИСССР. 1984. Ns 4. С. 201—209.
Новгород Великий в древнескандинавской письменности // Новгородский край.
Материалы научной конференции. Новгород древний — Новгород совре-
менный. Л., 1984. С. 127—133.
Чтения памятичл.-корр. АН СССР В. Т. Пашуто // ВИ. 1984. Ns 10. С. 121—
123 (совм. с А. П. Новосельцевым).
River Routes in Economic Development of Ancient Russia (12th—13th centuries) // Le
acque interne. Secc. XII—XVIII. Atti della XV Settimana ch Stud). 15—20 Aprile
1983. Prato, 1984.
Рец.: Дундулис Б. Норманны и балтийские земли в IX—XI веках // ВИ. 1984.
Ns 9. С. 130—132 (совм. с И. П. Старостиной).
1985
Владимир Терентьевич Пашуто (1918—1983) // АЕ за 1983 г. М., 1985.
С. 343—345 (совм. с А. П. Новосельцевым и А. Л. Хорошкевич).
Древнескандинавские письменные источники по истории европейского регио-
на СССР // ВИ. 1985. Ns 10. С. 36—53 (совм. с Г. В. Глазыриной и
Т. Н. Джаксои).
Послесловие // Аовмянский X. Русь и норманны. М., 1985. С. 230—245
(совм. с В. Я. Петрухиным).
Система жанров англо-саксонского эпоса // Западноевропейская средневековая
словесность. М., 1985. С. 53—54.
Список научных трудов Е. А. Мельниковой
460
Скандинавские рунические надписи на территории СССР. Новые находки / / Тези-
сы докладов советской делегации на V МУСА. Киев; М., 1985. С. 135—136.
Смоленские грамоты на бересте (из раскопок 1952—1968 гг.) // ДГ. 1984 г. М.,
1985. С. 199—211 (совм. с Д. А. Авдусиным).
Ziele, Aufgaben und erste Ergebnisse der Corpus der altesten Quellen zur Geschichte der
Volker der UdSSR / / Jahrbuch fur Geschiche der sozialistischen Lander Europas.
1985. Bd. 29. S. 217-232 (совм. с В. T. Пашуго).
Рец.: Pritsak О. The Origin of Rus’. Vol. 1. // Byzantino-Slavica. 1985. № 2.
T. XLVI. P. 199-203.
Отв. ред.: Ловмянъяаш X. Русь и норманны / Пер. с польск. М. Е. Бычковой.
М., 1985 (совм. с В. Т. Пашуто и В. Л. Яниным).
1986
Древнескандинавские географические сочинения. Тексты, перевод, коммента-
рий. М., 1986 (Свод «Древнейшие источники по истории народов СССР»).
Начальные этапы урбанизации и становление государства (на материале Древ-
ней Руси и Скандинавии) / / ДГ. 1985 г. М., 1986. С. 99—108 (совм.
с В. Я. Петрухиным).
Под полосатым парусом // Книга для чтения по истории средних веков. М.,
1986. С. 54-61.
Славяно-фенно-скандинавские этноязыковые контакты в раннее средневеко-
вье // X Скандинавская конференция. М., 1986. Ч. 1. С. 128—130 (совм.
с В. Я. Петрухиным).
Тема пира и дихотомия героического мира англо-саксонского эпоса / / Литера-
тура в контексте культуры. М., 1986. С. 16—29.
Формирование сети раннегородских поселений и становление государства
(Древняя Русь и Скандинавия) // ИСССР. 1986. Ns 5. С. 64—78 (совм.
с В. Я. Петрухиным).
Общ. ред.: Славяне и скандинавы / Пер. с нем. Г. С. Лебедева. М„ 1986.
1987
Меч и лира. Англосаксонское общество в истории и эпосе. М., 1987.
Новые находки скандинавских рунических надписей в СССР // Труды пятого
Международного конгресса славянской археологии. Т. III, вып. 1б. М„
1987. С. 19-25.
Список научных трудов Е. А. Мельниковой
461
Христианизация Древией Руси и Скандинавии: типологические параллели и
взаимосвязи / / Введение христианства у народов Центральной и Восточной
Европы. Тезисы докладов. М., 1987. С. 21—23.
Legendovy zemepis zapadoevropskeho stredoveku // Historicka geografie. Praha,
1987. T. 26. P. 57-78.
Scandinavian Runic Inscriptions in the USSR. New Finds / / Runor och
runindsknfter. Stockholm, 1987. S. 163—173.
1988
Амулеты с рунической надписью с городища под Новгородом / / ДГ. 1986 г. М.,
1988. С. 210—222 (совм. с Е. Н. Носовым).
О роли межэтнических взаимовлияний раннефеодальной культуры: (Русь и Сканди-
навия) / / Славяне и их соседи: Место взаимных влияний в процессе обществен-
ного и культурного развития. Тезисы докладов. М., 1988. С. 45—47 (совм.
с В. Я. Петрухиным).
Памяти Кнуда Рабека Шмидта // СС. 1988. Вып. XXXI. С. 221—224 (совм.
с А. Н. Кирпичниковым).
Русско-норвежский торговый мир второй половины 1020-х гг. // Новгород и Нов-
городская земля. История и археология. Новгород, 1988. С. 75—78.
Скандинавия во внешней политике Древней Руси (до середины XI в.) // Внешняя
политика Древней Руси: Юбилейные чтения, посвященные 70-летию со дня ро-
ждения В. Т. Пашуто. М., 1988. С. 45—49.
Христианизация Руси в контексте русско-скандинавских связей: зарубежная исто-
риография 1970—1980-х гг. (Обзор) // Культура и общество Древней Руси
(X—XVII вв.). Зарубежная историография. Реферативный сборник. М., 1988.
Ч. 2. С. 115-126.
Ред. пер.: Райт Дж. К. Географические представления в эпоху крестовых походов:
Исследование средневековой науки и традиции в Западной Европе. М., 1988.
1989
Героике-эпическая и практическая системы географических представлений в
средневековой Скандинавии: формы взаимодействия / / Средние века. 1989.
Т.52.С. 146-156.
Комментарий к гл. IX // Константин Багрянородный. Об управлении импери-
ей. М., 1989. С. 291—332 (совм. с В. Я. Петрухиным).
Список научных трудов Е. А. Мельниковой
462-----------------------------------------------------------—-------—
«Легенда о призвании варягов» в сравнительно-историческом аспекте // XI Скан-
динавская конференция. М., 1989. Ч. 1. С. 108—110 (совм. с В. Я. Петрухи-
ным).
Название русь в ранней этнокультурной истории Древнерусского государст-
ва // Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. Ма-
териалы к дискуссиям на Международной конференции. М., 1989. Ч. 2.
С. 42—55 (совм. с В. Я. Петрухиным).
Название русь в этнокультурной истории древнерусского государства (IX—
X вв.) // ВИ. 1989. № 8. С. 24—38 (совм. с В. Я. Петрухиным).
Памяти К. Расмуссена // СС. 1989. Т. XXXII. С. 245—247 (совм. с Ю. В. Куд-
риной).
Русско-скандинавские взаимосвязи в процессе христианизации (IX—XIII вв. )//ДГ.
1987 г. М„ 1989. С. 260-268.
«Ряд» легенды о призвании варягов в контексте раннесредневековой диплома-
тии / / Славяне и их соседи: Международные отношения в эпоху феодализма.
Тезисы докладов. М., 1989. С. 9—11 (совм. с В. Я. Петрухиным).
Рец.: Шасколъский И. П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на бере-
гах Балтики в XII—XIII вв. Л., 1978; Он же. Борьба Руси против швед-
ской экспансии в Карелии (конец XIII — начало XIV в.). Петрозаводск,
1987; Он же. Борьба Руси за сохранение выхода к Балтийскому морю
в XIV в. Л., 1987 // ИСССР. 1989. № 1. С. 202-205.
1990
Древнегерманская эпическая топонимия в скандинавской литературе XII—
XIV вв. (к истории топонима Reidgotaland) / / Скандинавские языки. Струк-
турно-функциональные аспекты. М., 1990. Вып. 2. С. 264—277.
К вопросу о характере исторической информации в древнескандинавских
письменных источниках // Восточная Европа в древности и средневеко-
вье: Проблемы источниковедения. Чтения памяти В. Т. Пашуто. М.,
1990. С. 75-79.
Норманны и варяги. Образ викинга на Западе и Востоке Европы / / Славяне и
их соседи: Этнопсихологические стереотипы в средние века. М., 1990.
С. 54—64 (совм. с В. Я. Петрухиным).
Представления о Земле в общественной мысли Западной и Восточной Европы
в средние века. V—XV вв. Автореферат диссертации на соискание ученой
степени доктора исторических наук. М., 1990.
Список научных трудов Е. А. Мельниковой
----------------------------------------------------------------------463
Скандинавы в Южной Руси в IX — первой половинеXI вв. //VIII Подкльська
гсторнко-краеэнавча конференция. Секц. археол. Тези доповщей. Кам’яиець,
1990. С. 50-51.
Формирование и эволюция географических представлений в средневековой За-
падной Европе // Средние века. 1990. Т. 53. С. 52—74.
Чудь и русь. К проблеме этнокультурных контактов Восточной Европы и Бал-
тийского региона во второй половине 1 тыс. и. э. // Uraloindogermanica:
Балто-славянские языки и проблема урало-индоевропейских связей. М.,
1990. Ч. 1. С. 28—34 (совм. с В. Я. Петрухиным).
1991
Второй симпозиум советских и датских историков // Средние века. 1991. Т. 54.
С. 275-276.
Комментарий к гл. IX // Константин Багрянородный. Об управлении империей.
2-е изд. М., 1991. С. 291—332 (совм. с В. Я. Петрухиным).
«Ряд» легенды о призвании варягов в контексте раниесредневековой диплома-
тии // ДГ. 1990 г. М., 1991. С. 219—229 (совм. с В. Я. Петрухиным).
Юбилейные чтения памяти В. Т. Пашуто // ДГ. 1988—1989 гт. М., 1991.
С. 345-350 (совм. с Г. В. Глазыриной).
Local Lore and Latin Science in Old Norse Geography /1 The Eighth International saga
Conference «The Audience of the Sagas». Preprints. Vol. I. Gothenburg, 1991.
Part II. P. 90—99.
Rothr—Rhos—Русь: ранние этапы скандинаво-русско-византийских отношений //
XVIII международный конгресс византинистов. Резюме сообщений. М.,
1991. Т. 2. С. 758—759 (совм. с В. Я. Петрухиным и М. В. Бибиковым).
The Origin and Evolution of the Name ms'. The Scandinavians in Eastem-European
Ethno-Political Processes before the 11th Centuiy // Tor. 1991. Vol. 23. P. 203—
234 (with V. Ja. Petrukhin).
1992
К типологии становления государства в Северной и Восточной Европе (Поста-
новка проблемы) / / Образование Древнерусского государства: Спорные
проблемы. Чтения памяти В. Т. Пашуто. М., 1992. С. 38—41.
Русская историография зарубежья в научном наследии В. Т. Пашуто // В. Т. Па-
шуто. Русские историки-эмигранты в Европе. М., 1992. С. 3—8.
Список научных трудов Е. А. Мельниковой
464
Struktur und Chronologic des osteuropaischen Toponyme in altnordischen geographi-
schen Werken 11 Sowjetische Skandinavistik. Eine Antologie. Fr. a. M., 1992.
S. 267-278.
Редактор-составитель: Пашуто В. T. Русские историки-эмигранты в Европе.
М., 1992.
1993
Предпосылки возникновения и характер «северной конфедерации племен» / /
Восточная Европа в древности и средневековье: Спорные проблемы исто-
рии. Чтения памяти В. Т. Пашуто. М., 1993. С. 53—55.
Рунические амулеты из северной Руси // Там же. С. 109—115.
Скандинавские паломничества в Святую землю и Рим до XIV в. / / Славяне и их
соседи: Еврейское население Центральной, Восточной и Юго-Восточной Евро-
пы. Сборник тезисов. М., 1993. С. 61—63.
Скандинавские рунические надписи в Восточной Европе. Некоторые итоги / / Чте-
ния памяти Д. Я. Самоквасова. Чернигов, 1993. С. 82—83.
Скандинавы в Южной Руси // 2 Международный конгресс украинистов.
Львов, 1993. С. 4-9.
Скандинавы и процессы образования государства на северо-западе Восточной
Европы // XII Скандинавская конференция. М., 1993. Ч. I. С. 73—74.
Редактор-консультант: Джексон Т. Н. Исландские королевские саги о Вос-
точной Европе (с древнейших времен до 1000 г.). Тексты, перевод, коммен-
тарий. М., 1993.
1994
Варяги / / Отечественная история. История России с древнейших времен до
1917 года. Энциклопедия. М., 1994. Т. I. С. 341—342.
«Знак Рюриковичей» и становление центральной власти на Руси / / Чер-
нптвська земля у давнину i середновиччя. Тез. допов. Ки1в, 1994. С. 18—20.
Скандинавские амулеты с руническими надписями из Старой Ладоги и Городи-
ща // ДГ. 1991 г. М., 1994. С. 231-239.
Скандинавские антропонимы Древней Русн // Восточная Европа в древности и
средневековье: Древняя Русь в системе этнополитических и культурных свя-
зей. Чтения памяти В. Т. Пашуто. М.. 1994. С. 23—24.
Список научных трудов Е. А. Мельниковой
-------------------------------------------------------------------465
Скандинавы на Руси и в Византии в X—XI вв. К истории названия варяг // Сла-
вяноведение. 1994. № 2. С. 56—68 (совм. с В. Я. Петрухиным).
L’eredita dei vaijagi nella rus’ e la sua valutazione piu recente / / Letterature di Frontiera.
Anno IV (1994). No 2. P. 45-57.
Редактор-консультант: Джексон T. H. Исландские королевские саги о Вос-
точной Европе (первая треть XI в.). Тексты, перевод, комментарий. М..
1994.
1995
Владимир Терентьевич Пашуто // Историки России XVIII—XX вв. Вып. 2.
Приложение к журналу «Исторический архив». Архивно-информационный
бюллетень № 10. М., 1995. С. 166—170.
Граффити на восточных монетах из собрания Черниговского исторического
музея им. В. Тарановского / / Слов’яно-русью старожитност! швшчного
Л1вобережжя. Черннтв, 1995. С. 15—17 (совм. с А. В. Арендарь и В. П.
Коваленко).
К типологии предгосударственных и раниегосударствеиных образований в Се-
верной и Северо-Восточной Европе. Постановка проблемы / / ДГ. 1992—
1993 гг. М„ 1995. С. 16-33.
Легенда о призвании варягов и становление древнерусской историографии / / ВИ.
1995. № 2. С. 44—57 (совм. с В. Я. Петрухиным).
Происхождение правящей династии в раннесредневековой историографии. Ле-
гитимизация иноэтничной знати // Элита и этнос средневековья. М., 1995.
С. 39-44.
«Этногеографическое введение» Повести временных лет: пространственная ори-
ентация и принципы землеописания // Живая старина. 1995. № 4 (8).
С. 45-48.
Rus' and Scandinavians in their relations to Byzantium 11 Byzantinska sallskapet.
Bulletin. 1995. B. 13. S. 5-11.
1996
Граффити на восточных монетах из собраний Украины // ДГ. 1994 г. М.,
1996. С. 248-284.
Список научных трудов Е. А. Мельниковой
466
«Знаки Рюриковичей» на восточных монетах / / Восточная Европа в древности
и средневековье: Политическая структура Древнерусского государства.
VIII Чтения памяти В. Т. Пашуто. М., 1996. С. 45—51.
Каменный век. Бронзовый век. Железный век. Эпоха викингов. Культура до-
христианского времени // История Дании. М., 1996. С. 5—70.
Культ св. Олава в Новгороде н Константинополе / / ВВ. 1996. Т. 56. С. 92—
106.
Эпиграфика древнерусских платежных слитков (в связи с надписями иа гривнах
клада из Бюрге, Готланд) // ДГ. 1994 г. М., 1996. С. 143—150.
The Eastern World of the Vikings. Eight Essays about Scandinavia and Eastern
Europe in the Middle Ages. Goteborg, 1996.
Scandinavian personal names in Ancient Rus’ 11 Berkovsbok: Studies in honour of
V. Berkov. Moscow, 1996. P. 211—222.
Отв. ред.: Восточная Европа в древности и средневековье: Политическая структура
Древнерусского пхударства. VIII Чтения памяти В. Т. Пашуто. М., 1996.
1997
Брак Ярослава и Ингигерд в древнескандинавской традиции: беллетризация ис-
торического факта / / XIII Скандинавская конференция. М.; Петрозаводск,
1997. С. 151-153.
Источниковедческий аспект изучения скандинавских личных имен в древнерус-
ских летописных текстах / / У источника. Сб. статей в честь С. М. Кашта-
нова. М., 1997. С. 82-92.
Образ Византии в древнескандинавской письменности // Иностранцы в Ви-
зантии. Византийцы за рубежами своего отечества. Тезисы докладов. М.,
1997. С. 30-31.
Пространственная ориентация и принципы землеописания древнерусского лето-
писца / / Исторический источник: человек и пространство. Тезисы докладов
и сообщений научной конференции. М., 1997. С. 90—91.
Русь и чудь. К проблеме этнокультурных контактов Восточной Европы и балтий-
ского региона в первом тысячелетии н. э. // Балто-славянские исследования.
1988—1996. М., 1997. С. 40—49 (совм. с В. Я. Петрухиным).
Скандинавы на Балтийско-Волжском пути в IX—X веках / / Шведы и Русский
Север: историко-культурные связи. Киров, 1997. С. 132—139.
Тени забытых предков / / Родина. 1997. № 10. С. 17—20.
Список научных трудов Е. А. Мельниковой
467
«Торговый мир» Руси и Норвегии 1024—1028 гг. / / Восточная Европа в древ-
ности и средневековье: Международная договорная практика Древней Руси.
IX Чтения памяти В. Т. Пашуто. М., 1997. С. 35—41.
Runer i Russland / / Skrift i middelalderens Rus^ancJ Og Trondheim. Trondheim,
1997. S. 31-33.
The Cult of St. Olaf in Novgorod / / 10th International Saga Conference. «Sagas
and the Norwegian Experience». Preprints. Trondheim, 1997. P. 453—460.
Par var eigi kaupfriftr i milli Svens ok Jarizlefs: Д Russian-Norwegian trade treaty
concluded in 1024—1028? / / Archiv und Geschichte im Ostseeraum. Festschrift
fiir Sten Komer. Kiel, 1997. S. 15—24.
Отв. ред.: Восточная Европа в древности и средцевековье: Международная дого-
ворная практика Древией Руси. IX Чтения памяти В. Т. Пашуто. М., 1997.
Отв..ред.: ДГ. 1995 г. М., 1997.
1998
Варяги, варанги, вэринги: скандинавы иа Русц и в Византии // ВВ. 1998.
Т. 55 (80). Ч. 2. С. 159-164.
Заглавие Повести временных лет и этнокультурная самоидентификация древ-
нерусского летописца // Восточная Европа в древности и средневековье.
X Чтения к 80-летию В. Т. Пашуто. М., 1998. С. 68—71.
«Знаки Рюриковичей» на восточных монета^ // Icropifl Pyci — УкраШи
(кторико-археолопчний зб!рник). Ки1в, 1998. С. 172—181.
Культурная ассимиляция скандинавов на Руси по данным языка и письменно-
Л’1 сти // Труды VI Международного Конгрс.сса славянской археологии. М.,
1998. Т. 4. Общество, экономика, культура и искусство восточных славян.
С. 135-143.
Надпись на амфоре (Белгород, вторая половина X в.) // Сборник в честь
Б. А. Рыбакова. М., 1998. С. 194—195.
Образ мира. Географические представления в западной и северной Европе. V—
XIV века. М-, 1998.
Runic inscriptions as sources for the relations of Northem and Eastern Europe in the
late Viking Age // Runeninschriften als Qug||e interdisziplinarer Forschung /
K. Diiwel. Berlin; N. Y„ 1998. P. 647-659.
Отв. ред.: Восточная Европа в древности и средневеКовье. X Чтения к 80-ле-
тию В. Т. Пашуто. М., 1998.
Список научных трудов Е. А. Мельниковой
468
1999
Балтийско-Волжский путь в ранней истории Восточной Европы / / Международ-
ные связи, торговые пути и города Среднего Поволжья IX—XII веков. Ма-
териалы Международного симпозиума. Казань, 1999. С. 80—87.
Зарубежные источники по истории Руси как предмет исследования / / Древняя
Русь в свете зарубежных источников. Учебное пособие для студентов вузов.
М., 1999. С. 3-20.
К типологии контактных зон и зон контактов: скандинавы в Западной и Вос-
точной Европе / / Восточная Европа в древности и средневековье: Контак-
ты, зоны контактов и контактные зоны. XI Чтения памяти В. Т. Пашуто.
М., 1999. С. 19-27.
Предисловие // Восточная Европа в исторической ретроспективе. К 80-летию
В. Т. Пашуто. М., 1999. С. 9-12.
Скандинавские источники / / Древняя Русь в свете зарубежных источников.
Учебное пособие для студентов вузов (совм. с Г. В. Глазыриной и Т. Н. Джак-
сои). М., 1999. С. 408-563.
Скандинавские личные имена в новгородских берестяных грамотах / / Славянове-
дение. 1999. № 2. С. 10-15.
Устная традиция в Повести временных лет: к вопросу о типах устных преданий / /
Восточная Европа в исторической ретроспективе. К 80-летию В. Т. Пашуто.
М., 1999. С. 153-165.
Формирование территории Древнерусского государства в конце IX — первой по-
ловине X в. // Четвертин мтжнародний коигрес укра’ййсттв. Одесса, 1999.
Ч. I: IcTopk. С. 13-20.
Отв. ред.: Восточная Европа в древности и средневековье: Контакты, зоны
контактов и контактные зоны. XI Чтения памяти В. Т. Пашуто. М., 1999.
Отв. ред.: Восточная Европа в исторической ретроспективе. К 80-летию В. Т. Па-
шуто. М., 1999 (совм. с Т. Н. Джаксои).
Отв. ред.: Древняя Русь в свете зарубежных источников. Учебное пособие для
студентов вузов. М., 1999.
Отв. ред. серии: ДГ. 1996—1997 г. М., 1999.
Редактор-консультант: Чекин Л. С. Картография христианского средневеко-
вья VIII—XIII вв. Тексты, перевод, комментарий. М., 1999.
Список научных трудов Е. А. Мельниковой
469
2000
Анатолий Петрович Новосельцев // ДГ. 1998 г. М., 2000. С. 5—16 (совм.
с Т. М. Калининой и И. И. Поповым).
Владимир Терентьевич Пашуто / / Историки России. Послевоенное поколение.
М., 2000. С. 177-184.
Историческая память в устной традиции / / Восточная Европа в древности и
средневековье: Историческая память и формы ее воплощения. XII Чтения
памяти В. Т. Пашуто. М., 2000. С. 3—10.
Ранние этапы русско-византийских отношений в свете исторической ономасти-
ки // ВВ. 2000. Т. 59 (84). С. 35—39 (совм. с М. В. Бибиковым и В. Я. Пет-
рухиным).
Рюрик, Синеус и Трувор в древнерусской историографической традиции // ДГ.
1998 г. М., 2000. С. 143-159.
Феодальный ресурс: «либерализм как метод управления исторической нау-
кой» // НГ-Наука. 2000. № И (36). 20 декабря. С. 2 (совм. с С. М. Каш-
тановым).
Христианизация Швеции в свете рунических памятников / / Славянский мир
между Римом и Константинополем: Христианство в странах Централь-
ной, Восточной и Юго-Восточной Европы в эпоху раннего средневековья.
Сборник тезисов XIX конференции памяти В. Д. Королюка. М., 2000.
С. 79-85.
Чтения памяти В. Т. Пашуто «Восточная Европа в древности и средневековье»
1999 и 2000 гт. (Москва, 14—16 апреля 1999 г. и 18—20 апреля 2000 г.) / /
Вестник Российского гуманитарного научного фонда. М., 2000. № 4. С. 238—
247 (совм. с Т. М. Калининой).
The death in the horse’s skull: The interaction of Old Russian and Old Norse literary
traditions // Gudar pa jorden: Festskrift till Lars Lonnroth / S. Hansson,
M. Malm. Stockholm, 2000. S. 152-168.
The Reminiscences of Old Norse Myths, Cults and Rituals in Old Russian
Literature I / Old Norse Myths, Literature and Society. 11th International Saga
Conference. Sydney, 2000. P. 334.
Отв. ред.: Восточная Европа в древности и средневековье: Историческая па-
мять и формы ее воплощения. XII Чтения памяти В. Т. Пашуто. М., 2000.
Отв. ред. серии: ДГ. 1998 г. М., 2000.
Список научных трудов Е. А. Мельниковой
470
2001
Древнескандинавские итинерарии в Рим, Константинополь и Святую Землю / /
ДГ. 1999 Г. М„ 2001.
Карл Великий в древнескандинавской литературе / / Карл Великий: реалии и
мифы. М., 2001. С. 157—169.
Скандинавские рунические надписи в Восточной Европе. Тексты, перевод,
комментарий. М., 2001 (Свод «Древнейшие источники по истории Вос-
точной Европы»).
Отв. ред.: Восточная Европа в древности и средневековье. Генеалогия как
форма исторической памяти. XIII Чтения памяти В. Т. Пашуто. М., 2001.
Отв. ред. серии: ДГ. 1999 г. М., 2001.
Сост. С. Л. Никольский
Список сокращений
АВПРФ — Архив внешней политики Российской Федерации
АЕ — Археографический ежегодник. М.
АН — Академия наук
АСГЭ — Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Л.
АСЭИ — Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV — начала XVI в. М., 1952—1964. Т. 1—3
АФЗХ — Акты феодального землевладения и хозяйства XIV-XVI веков. М„ 1951-1961. Ч. 1-3; Л., 1983. Ч. 4
АЭФ — Африканский этнографический сборник. Л.
БРАН — Библиотека Российской Академии наук
ВВ — Византийский временник. М.
вди — Вестник древней истории. М.
ВИ — Вопросы истории. М.
Вестник РГНФ — Вестник Российского гуманитарного научного фонда. М.
вид — Вспомогательные исторические дисциплины. Л. (СПб.)
вя — Вопросы языкознания. М.
ГБЛ — Государственная Библиотека им В. И Ленина (ныне — РГБ)
ГВНП — Грамоты Великого Новгорода и Пскова / Сост. С. Н. Валк. М.; Л, 1949
гим — Государственный Исторический музей
гл — Генрих Латвийский. Хроника Ливонии / Перевод и комментарии С А Аннинского. М.; Л., 1938
ГПБ — Государственная публичная библиотека им. М Е. Салтыкова-Щедрина (ныне — РНБ)
Список сокращений
472
ДАИ — Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1846. Т. 1
ДГ — Древнейшие государства на территории СССР (с 1991 г. — Древнейшие государства Восточной Европы). М.
ддг — Духовные договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. М.; Л., 1950
жмнп — Журнал Министерства народного просвещения. СПб.
ИЗ — Исторические записки. М.
ИМ — Историк-марксист. М.
ИРАН РАН — Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Российской Академии наук
ИСССР — История СССР. М.
КБН — Корпус боспорских надписей. М.; Л., 1975
Колоб. — Собрание рукописей Колобова (РНБ)
КСИА — Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института археологии АН СССР. М.
МИА — Материалы и исследования по археологии СССР. М.
МУСА —• Международная уния славянской археологии
НГОМЗ — Новгородский государственный областной музей-заповедник
НиНЗ — Новгород и Новгородская земля. История и археология. Новгород
НИС — Новгородский исторический сборник. Л.; СПб.
НПЛ — а) Новгородская первая летопись б) Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / Под ред. А. Н. Насонова. М.; Л., 1950; 2-е (репринтное) изд.: ПСРЛ. М., 2000. Т. 3
НПЛмл. — Новгородская первая летопись младшего извода
Н4Л — Новгородская четвертая летопись
Н5Л — Новгородская пятая летопись
ОИ — Отечественная история. М.
ОЛДП — Собрание рукописей Общества любителей древней письменности (РНБ)
Список сокращений
473
ПВЛ — а) Повесть временных лет
б) Повесть временных лет / Подготовка текста, перевод,
статьи и комментарии Д. С. Лихачева.
Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. Издание 2-е испр.
и доп. / М. Б. Свердлов. СПб., 1996
ПЛДР — Памятники литературы Древней Руси. М.
ПП — Пространная Правда
ПРП — Памятники русского права / А. А. Зимин.
М., 1952-1953. Вып. 1-2
ПСРЛ — Полное собрание русских летописей
РАН — Российская академия наук
РАНИОН — Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук
РГБ — Российская государственная библиотека (прежде — ГБЛ)
РГНФ — Российский гуманитарный научный фонд
РЖ. ИНИОН АН СССР — Реферативный журнал Института научной информации по общественным наукам АН СССР. М.
РИБ — Русская историческая библиотека. СПб., 1880. Т. VI: Памятники древнерусского канонического права. Ч. 1
РНБ — Российская национальная библиотека (прежде — ГПБ)
Рум. — Собрание рукописей Н. П. Румянцева (РГБ)
РФФИ — Российский фонд фундаментальных исследований
Сб. ОРЯС — Сборник статей, читанных в Отделении русского языка и словесности имп. Академии наук. СПб.
Свердлов, 1—2 — Латнноязычные источники по истории Древней Руси: Германия / Составл., перев., коммент. М. Б. Свердлова. М.: Л., 1989-1990. Вып. 1-2
Син. — Синодальное собрание (ГИМ)
Синод. — Синодальный список НПЛ
СИЭ — Советская историческая энциклопедия
Скандинавская конференция — Всесоюзная/Всероссийская конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии. Тезисы докладов
Список сокращений
474-----------------------------------------------------------------
Собр сс — Собрание рукописей — Скандинавский сборник Тарту, Таллинн
сэ — Советская этнография М
С1Л — Софийская первая летопись
С2Л — Софийская вторая летопись
Тихан. — Собрание рукописей Тиханова (РНБ)
ТОДРЛ — Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР (РАН) Л (СПб )
Чтения памяти В Т Пашуто — Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР Владимира Терентьевича Пашуто Тезисы докладов / Материалы к конференции М
Усть-Цилемск — Усть-Цилемское собрание рукописей (Древлехранилище ИРЛИ)
ДА — Acta Archaelogica
АААН AAASH — Acta Academiae Aboensis Humanona — Acta antique Academiae scientiarum Hungancae
Aarboger Adam — Aarboger for nordisk Oldkyndighed og Histone Kobenhavn — Adam von Bremen Hamburgische Kirchengeschichte / В Schmeidler Hannover, Leipzig, 1917
Adem. — Ademar de Chabannes Chromque / J. Chavanon Pans, 1897 (Collection des Textes T 20)
Ammian Marc. — Ammiani Marcellini Rerum gestarum libn qui supersunt / W Seyfarth Vol 1—2 Leipz , 1978
ANF — Arkiv for nordisk filologi Lund
Ann. Altah. — Annales Altahenses maiores / E rec W de Giesebrecht et E L В ab Oefele recogn. E. L В ab Oefele Hannover, 1891
Ann Hild- — Annales Hildesheimenses / G Waltz Hannover, 1878
Ann. Saxo Annales fiSC — Annahsta Saxo / G Waitz / / MGH SS T 6 Hannover, 1844 — Annales ficonomies Societe Civilisations Pans
/4non Gesta — P magistn, qui Anonymus dicitur, Gesta Hungarorum / Praef est textumque rec Ae Jakubovich / / SRA Vol 1, 1937
Список сокращений
475
Arr. Ind. — Amani Flavn Indica / / Idem Anabasis et Indica / C Muller. Pans, 1877.
APhS — Acta Philologica Scandinavica Kobenhavn
ASB — Altnordische Saga-Bibliothek Halle
Agnp — Agnp af Noregskonunga SQgum / Bjami Einarsson / / IF. 1984 В XXIX Bl 3-54
Bjarn — Bjamar saga Hitdoelakappa / R Boer. Halle, 1893
BSOAS — Bulletin of the School of Oriental and African Studies. London
Chr. Hung, comp. Chr. Poson. — Chroma Hunganci compositio saeculi XIV / Praef. est, textum rec., annot instr A Domanovszky // SRA Vol 1,1937 — Chromcon Posoniense / Praef est, textum rec., annot instr. A. Domanovszky // SRA Vol. 2,1938
Cl. Claud. — Claudu Claudiam In Rufinum / / Idem. Carmina / J Coch. Lipsiae, 1893
Dem. — Demensuratio provmciarum
Dionys. Peneg. — Dionysn Oecumenes penegesis
Div. — Divisio orbis terrarum
DR — Danmarks runeindsknfter / L. Jacobsen og E. Moltke. Kobenhavn, 1941—1942 B. 1—2
DRA, TKUA = (Dansk) Rigsarkiv, Tyske Kancelli, Udenngske Afdeling
Eb. — Eyrbyggjasaga / H. Genng / / ASB. 1897. Bd. VI
Eg. Fask. — Egils saga Skalla-Gnmssonar / / IS. 1950 В. IV — Fagrskinna- Noregs konunga tai / Bjami Einarsson / / IF. 1984. В. XXIX Bl 55-373
Floam. — Floamannasaga / Finnur Jonsson / / SUGNL. 1932. В LVI
Flor Epit. — L Annaei Flon Epitomae rerum Romanorum / O. Rossbach. Lipsiae, 1896
FO — Folia Onentalia. Krakow
FOG — Forschungen zur osteuropaischen Geschichte Berlin
476 Список сокращении
Fv. — Fomvannen. Stockholm
Call. — Callus Anonymus. Cronicae et gesta ducum sive principum Polonorum / K. Maleczyrisld. Krakow, 1952 (MPH NS. T. 2)
Giess. АЫ1. — Osteuropastudien der Hochschulen des Landes Hessen. Reihe I: Giessener Abhandlungen zur Agrar- und Wirtschaftsforschung des europaischen Ostens
Gret. — Gretissaga / R. Boer // ASB. 1900. H. 8
Grg. — Gragas. Iskendemes Lovbog i Fristatena Tid / Vilhjalmur Finsen. Copenhagen, 1852, 1879,1883. В. 1—III
Herod. — Herodoti Historiae
Hieronym. Comm, in Isaiam. — Hieronymus. Commentaria in Isaiam prophetam / / Migne J.-P. Patrologiae cursus completus. Series latina. Paris, 1865. T. 24. Sp. 17—704
HJ — Historisches Jahrbuch. Miinchen
Hkr. — Heimskringla / Finnur Jonsson // SUGNL. 1893—1901. B. I-IV
HT (Norsk) — Historisk Tidskrift. Oslo
IF — fslenzk fomit. Reykjavik
IJSLP — International Journal of Slavic Linguistics and Poetics.
lord. Get. — Jordanes. De origine actibusque Getarum // Иордан. О происхождении и деяниях гетов (Getica) / Вступ. ст., пер., комм. Е. Ч. Скржинской. Изд. 2. СПб., 1997
IPE I2 — Inscriptiones antiquae orae septentrionalis Ponti Euxini Graecae et Latinae / B. Latyschev. Edit. 2. Petropoli, 1916. V. 1
IQ — The Islamic Quarterly. London
Is — fslendinga sogur. Reykjavik
ltd. Honor. Cosm. lulii Honorii Cosmographia
JfGO — Jahrbiicher fiir Geschichte Osteuropas. NF. Miinchen; Wiesbaden
Kaiserchr. — Die Kaiserchronik eines Regensburger Geistlichen /
E. Schroder / / MGH Scriptores qui vemacula lingua usi
sunt. Hannover, 1892. T. 1/1
Список сокращений
477
Kjaln. KLNM — Kjalnesinga saga // fF. 1959. В. XIV — Kulturhistorisk leksikon for nordisk middelalder fra vikingetid til reformationstid. Kobenhavn, 1956—1978. В. I—ХХП
Knytl. — Knytlinga saga / / Sggur Danakonunga / C. av Petersens og E. Olsen // SUGNL. 1919-1925. B. XLVI
Lamp. — Lampeiti Annales / / Lamperti monachi Hersfeldensis Opera / O. Holder-Egger. Hannover; Leipzig, 1894
Laxd. — Laxdcela saga / Einar 01. Sveinsson / / fF. 1934. В. V
LdMA — Lexikon des Mittelalters. Munchen; Ziirich
LfThK. — Lexikon fur Theologie und Kirche. Freiburg
Lndn. — Landnamabok / F. Jonsson. Kobenhavn, 1925
Mela Pomp. — Pomponii Melae De Chorographia libn tres / G. Parthey. Berlin, 1867
MGH — Monumenta Germaniae Historica
MGH SS — Monumenta Germaniae Historica. Scriptores. Hannover
MHN — Monumenta historica Norvegiee. Latinske kildeskrifter til Norges historie i middelalderen / G. Storm. Kristiania, 1880
MHS — Miinchener Historische Studien; Abt. Mittelalterliche Geschichte
MPHNS — Pomniki dziejowe Polski — Monumenta Poloniae Historica. Nova series
Msk. — Morkinskinna / Finnur Jonsson // SUGNL. 1932. B. LIII
NA — Nationalmuseets Arbejdsmark
NCE — New Catholic Encyclopedia. N. Y.
NGL — Norges gamle love indtil 1387. Christiania, 1846—1895. B. I-V
NHT — Norsk historisk tidsskrift. Oslo
PG — Patrologiae cursus completus / J.-P. Migne. Series graeca. Paris
Plin. NH — Plinii Secundi Naturalis historia
Список сокращении
478
Polyaen. Rav. Cosm. — Polyaem Strategica — Ravennatis Anonymi Cosmographia
RBM — Rerum Bntannicarum Medii TEvi Scriptores. London
REB — Revue des etudes byzantines. Pans
RGA — Reallexikon der germanischen Altertumskunde. 2. Aufl. Berlin, N. Y.
RGG — Die Religion in Geschichte und Gegenwart. Tubingen
Sall. Jug. — C. Sallusti Cnspi Bellum Jugurthinum / / Idem. Bellum Catilinae, Bellum Jugurthinum, orationes et epistulae ex histonis excerptae / Th. Opitz. Leipzig; Berlin, 1909
SB Berlin — Sitzungsberichte der Deutschen Akademie der Wissenschaften Berlin; KI. fur Phil., Geschichte. Berlin
SBVS — Saga-Book of the Viking Society for Northern Research. London
SHR — The Scottish Histoneal Review. Edinburg
Sidon. Carm. —- C. Sof/ius Apolhnans Sidontus. Panegyncus dictus Anthemio Augusto bis consuli // Idem. Opera / Rec. P. Mohr. Lipsiae, 1895
Sim. Kez. — Simonis de Keza Gesta Hungarorum / Praef. est, textum rec., annot instr. A. Domanovszky / / SRA. Vol. 1,1937
Skj.-B. I — Finnur Jonsson. Den Norsk-Islandske Skjaldedigtning. В — Rettet text. Kobenhavn, 1973. В. I: 800—1200
Sm = SR. B. 4: Smaland / R. Kinander. 1935—1961
SR — Sveriges rumnsknfter. Stockholm. В. I—XIII
SRA — Scriptores rerum Hungaricarum tempore ducum regumque stirpis Arpadianae gestarum / E. Szentpetery. Budapest
SS — Scandinavian Studies. Urbana (Ill.); Menascha (Wise.); Lawrence (Kansas)
Strabo — Strabonis Geographia
SUGNL — Samfundet til utgivelse at gammel nordisk literatur. Kobenhavi.
S6 = SR. B. 3: Sodermanland / E. Brate & E. Wessen. 1924— 1936
Список сокращений
Тас Germ — Р Cornell! Taciti Germania / / Idem Libn qui supersunt / E Koestermann T 2 Lipsiae, 1962
VAHSF — Vejle Amis Histonske Samfunds Festsknft
Vg = SR В 5 Vastergotland / H Jungner & E Svardstrom 1940-1970
WZ ни — Wissenschaftliche Zeitschnft der Humboldt-Universitat zu Berlin, gesellschafts- und sprachwissenschaftl Reihe Berlin
Orv — Orvarr-Odds saga / R C Boer // ASB 1892 В II
Научное издание
Норна у источника Судьбы
Сборник статей в честь
Елены Александровны Мельниковой
Корректор Т. И. Томашевская
Оригинал-макет Л.Е. Коритысская
Оформление Б. Л. Бородин
Издательство «Индрик»
INDRIK Publishers have the exceptional right to sell this book outside Russia and
CIS countries. This book as well as other INDRIK publications may be ordered by
e-mail: indrik@pociitamt.ru
or by tel./fax: +7 095 938 5715
Лицензия ЛР Ns 070644 от 19 декабря 1997 г.
117218, Москва, Новочерёмушкинская ул., д 34
Подписано в печать 20.09.2001. Формат 60x90 1/16.
Печать офсетная. Гарнитура «Академия». Бумага офсетная Ns 1.
Печ. л. 30,0 Тираж 1000 экз. Заказ 7332.
Отпечатано с готового оригинал-макета
в Производственно-издательском комбинате ВИНИТИ,
140010, г Люберцы, Московской обл., Октябрьский пр-т, 403.
Тел. 554-21-86