Экономическая история Китая (1864 - 1894 гг.) - Непомнин О.Е.

Раздел 1. Материальные и социальные основы Цинского общества второй половины XIX в.

Глава II. Налоги, аренда и мелкокрестьянский уклад

Глава III. Город и торгово-ремесленные корпорации

Глава IV. Добывающая промышленность, техника и отраслевое размещение ремесла

Раздел 2. Экономическое положение Цинской империи в 1864-1894 гг.

Глава II Рост мелкотоварного уклада в земледелии

Глава III. Эволюция крестьянских текстильных промыслов

Глава IV. Влияние мирового рынка на городское ремесло

Глава V. Политика «самоусиления». Возникновение казенной и казенно-частной машинной промышленности

Глава VI. Зарождение частного фабричного предпринимательства

Глава VII. Экономическая экспансия капиталистических держав. Становление иностранного сектора

Китайские меры веса, объема, площади и денежные единицы

Автор: Непомнин О.Е.

Теги: история китая экономическая история экономика китая

Год: 1974

Похожие

История Китая. Эпоха Цин. XVII — начало XX века

Восстание ихэтуаней. Документы и материалы

История Китая: древность, средневековье, новое время

История Китая с древнейших времен до начала XXI века. Том 6. Династия Цин

Текст

О.Е.НЕПОМНИН
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ
ИСТОРИЯ
КИТАЯ
1864 - 4894 гг.
АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ИНСТИТУТ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ
О. Е. Непомнин
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ
ИСТОРИЯ
КИТАЯ
(186* —189* гг.)
е
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
МОСКВА 1974
9(М)3
Н 53
Ответственный редактор
г. д. су харчу к
Книга посвящена социально-экономическому развитию
Китая от Крестьянской войны тайпинов до японо-китайской
войны. В работе рассматриваются сельское хозяйство, кре-
стьянские промыслы, городское ремесло, торговля, денежное
обращение и кредит. Основное внимание уделено кризису ки-
тайского феодализма, росту капиталистического уклада и
влиянию мирового рынка. В книге показаны становление
иностранного сектора, возникновение фабричной промышлен-
ности, генезис китайской буржуазии и экономическая поли-
тика ципского правительства.
10603-168
Н013(02)-74
97-74
© Главная редакция восточной литературы
издательства «Наука», М., 1974.
ВВЕДЕНИЕ
Предлагаемая читателю книга освещает ведущие процессы
социально-экономического развития Китая второй половины
XIX в. Непосредственному анализу подвергнут тридцатилет-
ний отрезок истории Цинской империи — от последней Кре-
стьянской войны, пережитой китайским обществом (1850—
1864 гг.), до японо-китайской войны (1894—1895 гг.). Главная
цель работы — показать общую картину хозяйственных сдви-
гов, происшедших в сложный и переломный период истории
крупнейшей страны Азиатского континента.
Рассматриваемые три десятилетия были для экономиче-
ской жизни Цинской империи переходными. В это время, с од-
ной стороны, Китай теряет внешнеэкономическую самостоя-
тельность и превращается в зависимую от мировой капита-
листической системы страну. С другой стороны, намечается
медленная эволюция от феодализма к капитализму (в город-
ском ремесле, машинной промышленности и на транспорте)
с появлением новых социальных слоев — буржуазии и проле-
тариата.
Книга состоит из тринадцати глав, сведенных в два раз-
дела. Первый из них носит вводный характер. Его шесть глав
представляют собой очерк общего состояния наиболее мас-
совых звеньев и традиционных форм экономики Китая вто-
рой половины XIX в. Основная задача вводного раздела —
определить уровень технического, хозяйственного и социаль-
ного развития Цинской империи после окончания «опиумных»
войн и в последующие десятилетия. Изложение экономиче-
ской истории предшествующей эпохи не входит в нашу
задачу.
Второй раздел посвящен хозяйственным сдвигам и процес-
сам, одни из которых спорадически возникали еще в «доопи-
умную» эпоху, а другие были привнесены в Китай извне. Дан-
ный раздел состоит из семи глав и охватывает указанные
выше три десятилетия (1864—1894). Выделение нами японо-ки-
тайской войны в качестве важнейшего хронологического ру-
бежа объясняется тем, что последняя положила начало ново-
му этапу закабаления Китая, на этот раз уже империалисти-
ческими методами.
3
Для более или менее полного освещения экономической
истории Китая 1864—1894 гг. потребовалось бы несколько со-
лидных монографий, поэтому в данной работе отмечены лишь
самые заметные явления и наиболее значимые процессы. Ав-
тор лишен возможности останавливаться на подробностях и
частностях, сознавая, что детальная разработка многих тем—
дело будущего.
Изучение хозяйственных и классовых изменений в цинском
обществе после «опиумных» войн середины XIX в. имеет боль-
шое значение для понимания прошлого и настоящего Китая.
Анализ глубинных процессов, происходивших в этой отста-
лой крестьянской стране Дальнего Востока, представляет зна-
чительный интерес для наших дней. Этим облегчается пони-
мание экономических проблем, трудностей и особенностей
современного Китая, который и в настоящее время продолжа-
ет испытывать на себе давление наследия недавнего про-
шлого.
* * *
К середине XIX в. в силу целого ряда исторических при-
чин, а также влияния природных, демографических и иных
факторов Китай в своем экономическом развитии значительно
отстал от большинства стран Европы и США. На Западе раз-
вертывалась полоса буржуазных революций и преобразова-
ний, а в Цинской империи сохранялся средневековый общест-
венно-экономический строй. Существенно сказывались послед-
ствия длительной изоляции страны от внешнего мира. В то
время как в капиталистических странах Запада быстро раз-
вивались фабрично-заводская промышленность, машинные
виды транспорта, естественные науки и техническая мысль,
Китай оставался отсталой аграрной страной, хотя и с весьма
продуктивным, по средневековым меркам, земледелием, пре-
восходящим в этом плане местное ремесло.
Цинское общество середины XIX в. сохраняло почти нетро-
нутым груз окостеневших конфуцианских традиций, средне-
вековых надстроечных институтов, социальных форм и про-
изводственных отношений. В Китае второй половины XIX в.
сохранялась сословная иерархия. Помимо богдыхана-импера-
тора и придворной аристократии над всей массой населения
возвышалось военно-феодальное сословие «знаменных» (ци-
жэнь). В него входили завоеватели-маньчжуры, а также их по-
собники — монголы и ханьцзюни — китайцы, зачисленные в
«восьмизнаменные» войска (баци). Ниже по правовому стату-
су находились четыре основных сословия, составлявшие на-
род (минь). Наиболее привилегированным из них было сосло-
вие ши, из представителей которого — шэныии— набирались
чиновники. За ним следовало сословие земледельцев (нун),
4
затем шли ремесленники {гун), в самом низу сословной лест-
ницы стояли торговцы {шан).
Подобное пренебрежение к городским сословиям гун и
шан являлось отражением производственного превосходства
земледелия над промышленностью. Последнее было закрепле-
но государством в традиционной конфуцианской экономиче-
ской доктрине «земледелие — ствол, торговля и ремесло —
ветви», освящавшей практику ограбления и притеснения ре-
месла и торговли, подкрепленную такими формулами, как
«усиливать ствол, ограничивать ветви» и «заставлять народ
идти в сельское хозяйство» [134, 137].
Китай XIX в. унаследовал от прошлого средневековое го-
сударственное п административное устройство. В администра-
тивном отношении собственно китайская территория (так на-
зываемый заеденный Китай) была разделена на 18 провинций
{шэну-. столичную Чжили, Шаньдун, Хэнань, Шаньси, Ганьсу,
Шэньси, Цзянсу, Аньхуй, Чжэцзян, Цзянси, Хубэй, Сычуань,
Хунань, Гуандун, Фуцзянь, Гуаней, Юньнань и Гуйчжоу. Во
главе каждой из них, за исключением Чжили и Сычуани, стоял
военный губернатор (сюньфу, футай). Ему был подчинен
гражданский губернатор {бучжэнши). Две, а в редких случаях
три провинции сводились в наместничество (ду) во главе с
цзунду {чжитай). Так, Хунань и Хубэй составляли намест-
ничество Хугуан (Лянху); Гуандун и Гуаней объединялись в
Лянгуан; Цзянсу, Аньхуй и Цзянси — в Лянцзян и т. д. Чжили
и Сычуань были выделены в отдельные наместничества. Все-
го насчитывалось около десяти ду. В них не входили Шань-
дун, Хэнань и Шаньси.
Провинции последовательно делились на области {фу), ок-
руга {чжоу), приставства {тин) и уезды {сянъ), с соответству-
ющей соподчиненностью их властей. В каждом администра-
тивном подразделении существовала своя управа (ямынь),
возглавляемая соответственно начальником уезда (чжисянь),
приставства (тинтунчжи), округа {чжичжоу или даотай) или
области {чжифу). Уезд как низовая единица, в свою очередь,
дробился на волости {сян), а те подразделялись на ли (де-
ревни). Последние должны были, по представлению властей,
объединять в себе приблизительно 100 семей или дворов {ху)
во главе со старостой {личжан).
Наряду с системой такого последовательного подчинения
существовали административные единицы непосредственного
подчинения — самостоятельные округа {чжили чжоу) и при-
ставства {чжили тин). Первые не входили в области и не за-
висели от их властей. Начальник такого округа подчинялся
непосредственно гражданскому губернатору провинции. Ана-
1 Остальные части Цинской империи (Синьцзян, Внешняя и Внутрен-
няя Монголия, Цинхай и Тибет), населенные национальными меньшинства
ми, в данной работе не рассматриваются.
5
логичным статусом обладали и самостоятельные приставства.
Разница заключалась лишь в том, что за редким исключением
чжили тины (в отличие от чжили чжоу, которые делились на
уезды) уже не дробились на более мелкие административные
единицы.
В особом положении находилась Маньчжурия, разделен-
ная на три провинции — Цзилинь, Фэнтянь и Хэйлунцзян.
Слабо заселенный и изолированный от других районов, этот
край представлял собой домен маньчжурской династии Цип.
Отмеченная выше сословная и экономическая принижен-
ность городских слоев — торговцев и ремесленников — при
всяческом возвеличивании земледелия находила свое продол-
жение в административной поглощенности города общегосу-
дарственной, а точнее, «деревенской» системой. В Цинской
империи не существовало городского самоуправления. Город
даже не представлял собой особой административной едини-
цы. Располагаясь на казенной земле, он являлся всего лишь
«продолжением» сельского уезда и как часть его управлялся
чиновниками данного территориально-административного
подразделения.
Специально городских властей — чиновников и ямыней
высшего и среднего звена, отличных от сельских, — в Китае
не было. Городом обычно правил начальник уезда. Даже
крупные города — центры областей и провинций, включая и
саму столицу империи Пекин, — входили в состав одного или
нескольких уездов, находясь формально в ведении соответст-
вующих чжисяней. В этом случае над уездной властью воз-
вышалось областное или провинциальное управление с соот-
ветствующими ямынями и иерархией местных начальников —
цзунду, сюньфу, бучжэнши, чжифу и даотаи.
Всего в Китае середины XIX в. официально насчитыва-
лось около 1,5 тыс. городов. Из них свыше 380 являлись цент-
рами областей, округов и приставств [185, 59]. Остальные в
большинстве своем были центрами уездов. Все города страны
независимо от размера, богатства и населенности делились
по средневековой традиции на две категории — чэн и чжэнъ.
Чэном, или городом в полном смысле слова, именовались
населенные пункты, служившие административным центром
уезда и выше. Их отличительной чертой было наличие соот-
ветствующего ямыня, городской стены и других аналогич-
ных атрибутов.
Все прочие торгово-ремесленные поселения входили в низ-
шую категорию — чжэнь (торговый центр, посад, городок).
Уровень экономического развития того или иного города за-
частую не соответствовал его административной классифика-
ции. Большое число многолюдных и богатых торгово-промыш-
ленных городов, в том числе Ханькоу, Цзиндэчжэнь и целый
ряд текстильных центров юга Цзянсу, оставались чжэнями.
6
В то же время более тысячи уездных центров, иногда полу-
пустых и захолустных, считались чэнами только потому, что
являлись резиденцией чжисяня. При этом часть земли внутри
городской стены занималась пахотными участками, садами и
огородами.
Такого рода «деревенский» характер административного
устройства отражал собой всестороннее преобладание сель-
ского хозяйства над промышленностью. Экономическое поло-
жение Китая характеризовалось подчиненностью города де-
ревне, технической и социальной отсталостью ремесла, сла-
бостью торгово-предпринимательских слоев. Вся производ-
ственная жизнь перенаселенной крестьянской страны покои-
лась на полном господстве ручного труда. Последний, в свою
очередь, постепенно вытеснял применение рабочего скота. Со-
циальная и техническая отсталость сказывалась на всех сто-
ронах жизни цинского общества, в том числе и в военном
деле.
Состояние экономического застоя наиболее остро дало о
себе знать при непосредственном столкновении Китая с воен-
но-торговым натиском Запада. После слома, в результате пер-
вой «опиумной» войны Англии против Китая (1840—1842 гг.),
самоизоляции от внешнего мира Цинская империя стала объ-
ектом торговой, военной и политической экспансии капитали-
стических держав. Последующие столкновения — вторая
«опиумная» война, спровоцированная Англией и Францией
в 1856—1860 гг., франко-китайский вооруженный конфликт
1884—1885 гг., японо-китайская война 1894—1895 гг. и интер-
венция восьми держав 1900—1901 гг. — превратили Цинскую
империю в полуколонию.
Вовлечение страны в колониальную систему, насильствен-
ное включение в мировой рынок, вызревание различных пе-
реходных форм и рост капитализма в недрах старого строя
существенно сказались на жизни миллионов крестьян, ремес-
ленников и торговцев, вызвав надлом феодальной формации
в Китае. Специфика его определялась тем, что он возник не
естественно-генетическим путем, а был в значительной мере
результатом воздействия внешних факторов.
При этом Китай продолжал оставаться слабой аграрной
страной. Подлинно широкий экономический и социальный
прогресс тормозился господством средневекового уклада. Ска-
зывалась и растущая зависимость страны от мирового импе-
риализма. Последний все более эксплуатировал природные
и людские ресурсы Китая. Вместе с тем проникновение иност-
ранного капитала в экономику страны стало фактором как ог-
рабления ее национальных богатств, так и развития капита-
лизма, вызвав ослабление и разложение феодальных основ
в целом ряде звеньев экономики и в городской социальной
среде. В 1912 г. в ходе буржуазной революции была свергнута
7
прогнившая цинская монархия. Китай освободился от режима
восточной деспотии, существовавшей не одну тысячу лет. Ба-
зисные сдвиги, происходившие в этих исторических условиях
и подготовившие собой важнейшие политические движения
тех лет, составляют главное содержание данной книги.
* * *
При ее написании широко использовались китайские, анг-
лийские, русские, японские источники второй половины XIX —
начала XX в., а также исследовательские работы синологов.
Следует отметить, что для большинства тем и вопросов, под-
нимаемых в книге, свойственна слабость источниковедческой
базы. Статистические данные весьма ограниченны, актовый
материал малочислен, преобладают нарративные источники,
притом невысокого качества. В целом источники по социаль-
но-экономической истории Китая 1864—1894 гг. можно услов-
но разделить на две категории.
К первой категории относятся те, что содержат статистиче-
ские данные, а также более или менее развернутый и досто-
верный цифровой материал. Прежде всего это ценнейшие из-
дания «Управления императорских морских таможен Китая»,
особенно периодические выпуски его «Статистической серии».
Среди них наибольший интерес представляют подробнейшие
годовые и десятилетние отчеты о внешней торговле, грузо-
обороте, морском и речном судоходстве «открытых» портов
[54; 55; 58—71]. Менее богаты цифровым материалом из-
дания «Специальной серии» [56; 57; 72]. К «таможенной»
группе источников примыкают донесения иностранных торго-
вых консулов — английских, японских и т. д.— о положении на
местах [74—76]. Далее по значимости идут архивные матери-
алы иностранных и китайских фирм, использованные нами
в отрывках.
Крайне важны договоры и соглашения цинского прави-
тельства с иностранными державами и деловыми кругами За-
пада о внешних займах и железнодорожном строительстве
[27; 85]. Интересные сведения содержат газеты и журналы,
издававшиеся в «открытых» портах. Значительно менее бо-
гаты статистическими данными прочие издания различных
иностранных, в том числе международных, исследовательских
служб и комиссий, изучавших отдельные стороны экономики
Китая [52; 86—88]. Кроме того, весьма интересные данные
содержат позднейшие подборки статистического и фактиче-
ского материала по этому периоду, публиковавшиеся некото-
рыми китайскими и иностранными фирмами и учреждениями.
В целом первая группа источников детально освещает та-
кие сферы и отрасли хозяйства, как внешняя торговля, ком-
мерческий судооборот, внешние займы, железнодорожное
8
строительство. В плане статистики в меньшей мере отражены
промышленность иностранного сектора, китайская фабрика,
банковское дело и пароходство. Иначе говоря, эта категория
источников охватывает в основном новые и наиболее передо-
вые звенья экономики, имевшие в рассматриваемый период
крайне малый удельный вес в сравнении со старым, феодаль-
ным базисом Китая. При работе с этой группой источников
для одних сфер хозяйства возможен детальный анализ и ко-
личественные характеристики, а для других — более или ме-
нее обоснованные общие оценки.
Вторая, численно преобладающая группа источников пред-
ставлена изданиями старого средневекового типа и новыми
нарративными материалами. Среди традиционно китайских
источников важные сведения содержат объемистые и много-
томные правительственные публикации — своды законода-
тельных актов, официальные хроники, сборники служебных
материалов, содержащие документы отдельных ведомств [28;
29, 29 а]. Здесь наиболее важны материалы ведомств налогов
(Хубу), работ (Гунбу) и Дворцового управления (Нэйуфу).
К официальным источникам вплотную примыкают собрания
документов крупных сановников и наместников [36; 37; 40;
40 а]. Много сведений содержат докладные записки и доне-
сения с мест чиновников различных степеней, а также петиции
провинциальных шэньши, в том числе кандидатов на чинов-
ничьи должности. Такого рода материалы, как и ряд после-
дующих, использованы нами в отрывках.
Особый вид традиционных источников составляют дифан-
чжи — многочисленные и многотомные полуофициальные опи-
сания уездов, округов, приставств, областей и провинций.
Весьма любопытны материалы различных дополнений к ним,
особенно неофициальных. Большой интерес представляют ра-
боты современников — записки и специальные сочинения
шэньши по отдельным вопросам. Среди источников нового ти-
па известную ценность представляют дневники европейцев,
путешествовавших по Китаю [50; 89—92; 94; 95], описатель-
ные работы иностранцев, живших в «открытых» портах, ки-
тайская и иностранная периодика, в том числе коммерческая.
В целом вторая, основная, группа источников служит глав-
ным поставщиком информации по базисным отраслям народ-
ного хозяйства Китая, главным и наиболее массовым звеньям
экономики: земледелию, деревенским промыслам, городскому
ремеслу, домашинным видам транспорта, внутренней торгов-
ле, местному рынку и традиционным формам кредита. Прак-
тически это почти все народное хозяйство тогдашнего Китая,
или, точнее, его всеопределяющая основа.
К сожалению, в массе своей эта информация представлена
фрагментарными, разноплановыми данными, отрывочными,
не всегда надежными сведениями, создающими крайне непол-
9
ную и часто противоречивую, мозаичную картину положения
па местах. Даже при тщательном сопоставлении, проверке и
отсеивании такого рода сведений невозможно на их основе
дать точные оценки и сравнимые количественные характери-
стики. В лучшем случае крайне затруднено выяснение истин-
ных масштабов того или иного явления, его пропорций
и удельного веса. Историку остается лишь минимальное — ре-
гистрация и систематизация новых явлений, выявление их
природы, направления и примерных темпов развития процес-
сов как поступательных, так и регрессивных.
Следует подчеркнуть, что доступ ко многим из источников
второй группы, хотя и в отрывках, стал возможен благодаря
большой публикаторской работе китайских ученых. В 1955—
1961 гг. ими был издан ряд многотомных сборников докумен-
тов и материалов по различным отраслям экономики послед-
них десятилетий Цинской империи, а также республиканского
периода. Первый обобщающий статистический свод был из-
дан коллективом историков и экономистов КНР в 1955 г.
[23]. В 1957—1958 гг. увидел свет целый ряд публикаций из
серии «Собрание материалов по экономической истории Ки-
тая в новое время», подготовленной Институтом экономики
АН КНР. В нее, в частности, вошли материалы по сельскому
хозяйству (под редакцией Ли Вэнь-чжи) [43] и ремеслу (со-
ставитель Пэн Цзэ-и) [45]. Кроме того, два двухтомника вве-
ли в научный оборот богатейший материал о зарождении и
развитии фабричной промышленности. Один из них был издан
в четырех частях Ван Цзин-юем и Сунь Юй-таном [41]. Вто-
рой был составлен Чэнь Чжэнем, Яо Ло и Пан Сянь-чжи [42].
Было опубликовано также несколько томов документов по
истории морских таможен [31], денежному обращению [44;
46] и т. д.
Указанная серия публикаций ввела в научный оборот мас-
су дотоле недоступного для синологов за пределами Китая
нарративных источников. Полное преобладание последних и
их органическая неполноценность, о которой говорилось выше,
в большинстве случаев не позволяют подняться до уровня
точных цифровых характеристик и количественного анализа.
Все это мешает созданию надежной системы доказательств,
присущей исследованиям экономики современного типа, при-
ближая данную книгу к работам исторического профиля.
При знакомстве с литературой по изучаемым вопросам
бросаются в глаза часто обусловленные мировоззренческими
и политическими соображениями различия в методологическом
подходе к освещению экономической истории Китая XIX в.
Для западной историографии характерна тенденция к рас-
смотрению частных, узких вопросов в ущерб комплексному
освещению широких социальных срезов. Изучение отдельных
предприятий, фирм и «выдающихся» личностей — «капитанов»
10
иностранного бизнеса и лидеров чиновно-компрадорской сре-
ды [см., например: 224; 227; 228; 257; 259; 262; 274; 275] —
существенно преобладает над интересом к глубинным эконо-
мическим процессам и социальным явлениям массового ха-
рактера. Даже при обращении к последним дело сводится к
рассмотрению интересных, но, как правило, частных вопросов
или технической стороны дела.
К этому следует добавить стремление буржуазных ученых
затушевать или обойти молчанием грабительскую сущность
экономической экспансии капиталистических держав в Китае.
Весьма характерна тенденция к выпячиванию позитивных ре-
зультатов деятельности иностранного капитала в этой стране.
В ряде случаев западными синологами недвусмысленно про-
таскивается мысль о «цивилизаторской» роли держав в Ки-
тае. Критический анализ буржуазных концепций, в первую
очередь американских авторов, дан в историографических ра-
ботах Л. А. Березного [98; 99].
В отличие от западной историографии для китайских уче-
ных характерен более широкий тематический охват и комп-
лексное изучение экономики цинского общества второй полови-
ны XIX в. Большое внимание историки КНР уделяли анали-
зу массовых, ведущих звеньев народного хозяйства и положе-
нию непосредственных производителей. При рассмотрении
новых явлений «послеопиумного» периода китайская историо-
графия отдает предпочтение пафосу обличения иностранной
экспансии. Это делается в ущерб объективному анализу реаль-
ных результатов воздействия иностранного капитала на фео-
дальный базис тогдашнего Китая. Акцентируя основное вни-
мание на отрицательных, разрушительных сторонах вовлече-
ния страны в систему мирового рынка, китайские ученые
отдают дань маоистским концепциям новой истории. Анализ
некоторых сторон китайской историографии дается в статье
Л. Н. Новикова [126].
Советские синологи, изучающие социально-экономические
сдвиги в Китае XIX—XX вв., дают строго научный марксист-
ский анализ глубинных процессов, происходивших в народном
хозяйстве этой страны. При широком тематическом диапазо-
не рассмотрения коренных проблем указанного периода для
советской школы синологов особенно характерна историче-
ская объективность при оценке экономической экспансии ино-
странного капитала в Китае. Основные направления ранней
стадии разработки этих проблем в Советском Союзе освеще-
ны в монографии В. Н. Никифорова [124].
К настоящему времени синологами различных стран сде-
лано много в деле изучения социально-экономической истории
Китая второй половины XIX в. Так, различным аспектам зем-
левладения и деревенской экономики посвящены книги
Н. И. Кохановского [114], О. Франке [139], Дэн Юнь-тэ
И
[156], Д. Перкинса [266] и Э. Равски [268]. Среди работ по
цинской системе налогообложения следует отметить моногра-
фии У Чжао-шэня [186], Чэнь Шао-гуаня [229], Г. Хинтона
[243], Э. Била [222], а также статью А. И. Чехутова [144].
Обращает на себя внимание исследование Хо Пин-ти демогра-
фических проблем рассматриваемого периода [244].
При рассмотрении структуры и роли городских торгово-ре-
месленных корпораций послетайпинских десятилетий автор
опирался на работы Пэн Цзэ-и [172] и X. Морса [263]. Из-
менения в самой ручной промышленности анализировались
С. М. Иовчуком [111], Фань Бай-чуанем [187] и Чэнь Ши-ци
[212]. Из работ по вопросам традиционного денежного обра-
щения и кредита наиболее ценны книги Пэн Синь-вэя [170],
Ян Дуань-лю [217] и Чэнь Ци-тяня [210]. Новые явления
в сфере финансов и денежного рынка изучали Дж. Иткинс
[233; 234], Чжан Юй-лань [202] и Ф. Кинг [254].
Особое место в литературе занимает тема иностранного
экономического проникновения в Китай. Здесь следует отме-
тить работы К. Ремера [269], Хоу Цзи-мина [247], Сунь Юй-
тана [173, 174], Г. Аллена и А. Донисорн [221]. Пафосом об-
личения хищнических устремлений международного капита-
лизма в Китае отличаются книги У Чэн-мина [184], Ху Шэна
[141] и Цинь Бэнь-ли [142]. Много сделали для изучения гра-
бительского характера внешних займов Китая Б. Г. Болдырев
[100], Сюй И-шэн [176] и Цянь Цзя-цзюй [198]. В числе ис-
следователей внешней торговли Цинской империи особая роль
принадлежит К- Ремеру [270], М. Морсу [264] и М. И. Слад-
ковскому [131а; 133].
Большое внимание синологов привлекает проблема станов-
ления машинного производства на китайской почве. Различ-
ным ее аспектам и истории отдельных отраслей фабричной
промышленности Китая посвящены исследования Янь Чжун-
пина [219; 220], Ван Цзин-юя [149] и Сунь Юй-тана [175].
В этой области много сделано советскими синологами
С. М. Иовчуком [110], Л. Н. Новиковым [127], а также япон-
ским ученым Натано Ёсихиро [167]. Несколько особняком
стоят проблемы казенной промышленности и системы сме-
шанного предпринимательства в рамках политики «самоуси-
ления». Богатый фактический материал по этим вопросам со-
держат книги Моу Ань-ши [165] и У Цзэ [185]. Основные
проблемы этого исторического феномена ставятся в статьях
С. Л. Тихвинского [137], Ся Дун-юаня [177—179] и Шао
Сюнь-чжэна [214; 216]. Деятельность лидеров политики «са-
моусиления» и историю их предприятий изучали Г. Чэнь
(Чэнь Ци-тянь) [227; 228] и А. Фейерверкер [238].
Ряд историков, в том числе Чжан Го-хуй [199—201] и
Ваи Цзин-юй [148], внесли свой вклад в изучение генезиса
китайской буржуазии. При этом особое внимание ученых
12
привлекает компрадорская среда. Капиталистам-компрадорам
и их роли посвящены монография Хао Янь-пина [242],статьи
Хуан И-фэна [191; 192], Шао Сюнь-чжэна [215] и Не Бао-
чжана [168].
Целая серия работ поднимает общие проблемы первона-
чального накопления и генезиса капитализма в Китае. Здесь
в первую очередь следует указать работы Гуань Мэн-цзюэ
[152], Чжу Синь-фаня [205], Ма Бо-хуана [164], Бо Чжу-фу
и Гу Шу-тана [145]. Проблему социальных изменений в цин-
ском обществе второй половины XIX в. ставил Жун Мэн-юань
[157].
Среди немногих работ обобщающего характера наиболее
важны курс лекций по истории народного хозяйства Китая
нового времени Хубэйского университета [206], недавно вы-
шедшая «Новая история Китая» [125] и уже упоминавшаяся
книга У Цзэ. Кроме того, следует отметить работы Чжоу
Цзинь-шэна [204], Отакэ Фумио [169] и Хирасэ Минокити
[188]. Из книг советских ученых, посвященных другим перио-
дам, особенно ценны монографии Л. И. Мадьяра [118; 119],
А. С. Мугрузина [120] и Э. П. Стужиной [134]. Выход в свет
двух последних работ существенно помог автору данной кни-
ги в освещении ряда сложных и малоизученных вопросов.
В данной работе автор сознательно уделил большое вни-
мание городским сюжетам, поскольку эволюционным про-
цессам, происходившим в деревне, специально посвящена его
книга «Генезис капитализма в сельском хозяйстве Китая»
[122].
При работе над рукописью автор пользовался помощью
многих своих коллег из сектора новой и новейшей истории
Отдела Китая Института востоковедения, а также сотрудни-
ков Синологической библиотеки АН СССР. Их знания, кри-
тика и советы способствовали завершению книги. Пользуясь
случаем, автор приносит благодарность всем, кто со внимани-
ем отнесся к его работе.
Раздел первый
МАТЕРИАЛЬНЫЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ
ЦИНСКОГО ОБЩЕСТВА
ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX в.
Глава I
СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО
И ФОРМЫ ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЯ
В 18 собственно китайских провинциях Цинской империи
земледелие играло исключительную роль. Это объяснялось не
только средневековым уровнем хозяйственного развития с ха-
рактерной для него отсталостью промышленности, но и де-
мографическими особенностями китайского феодализма. Че-
ловеческий потенциал Китая XIX в. может быть оценен лишь
приблизительно. Так, все население собственно Китая и Мань-
чжурии в 1851 г. составляло, по реестрам Ведомства налогов
(Хубу), около 432 млн. человек. Подавляющее большинство
из них было занято в сельском хозяйстве. Общая же обраба-
тываемая площадь (за вычетом части казенных земель), по
официальным данным, составляла 771 млн. му. При таких
исходных данных на каждого жителя, включая и горожан,
приходилось в среднем менее 1,8му,т.е. примерно 0,1 га пашни
[23, 325; 43, т. I, 60]. Несмотря на явную заниженность этого
показателя, он отражает в целом специфику тогдашнего
Китая.
Высокая плотность населения и земельная теснота делали
продовольственную проблему для китайского общества того
времени чрезвычайно острой. Аграрная и демографическая
перенапряженность требовали от сельского хозяйства макси-
мально возможной в тех условиях продуктивности. Зерновое
хозяйство являлось полностью доминирующим направлением
земледелия и жизненной основой всего общества в целом. Жи-
вотноводство ни в коей мере не было самостоятельной отрас-
лью хозяйства. Оно представляло собой лишь побочное заня-
тие при производстве зерна (подсобное разведение свиней и
домашней птицы, в меньшей мере — рабочего скота).
14
В географическом отношении основной китайский земле-
дельческий массив распадался на две неравные и несхожие
между собой части — Север и центрально-южные провинции.
По данным 1851 г., пахотная площадь 6 северных провинций
(Чжили, Шаньдун, Шаньси, Хэнань, Шэньси и Ганьсу) со-
ставляла 361 млн. му. На долю 12 центральных и южных про-
винций приходилось свыше 397 млн. му [см. 43, т. I, 60]. По
размерам обрабатываемых площадей среди них выделялись
Цзянсу, Хубэй, Чжэцзян, Цзянси и Сычуань. Обе зоны отли-
чались устойчивыми почвенно-климатическими особенностя-
ми, существенно влиявшими на характер сельскохозяйствен-
ного производства. Условной границей между ними служила
линия, идущая по горному хребту Циньлин и Хуайхэ. Между
линией Циньлин — Хуайхэ и Янцзы лежала переходная зона
со смешанными чертами земледелия. К ней относились север-
ные области трех провинций — Хубэя, Аньхуя и Цзянсу.
Природные условия для земледелия в северной части бы-
ли менее благоприятны, чем на Юге (более низкие температу-
ры, меньшее количество осадков и т. п.). Даже на плодород-
ных лёссовых почвах производительность крестьянского труда
на севере была ниже, чем в центральных и южных провин-
циях. Основными культурами северных провинций являлись
пшеница и различные виды проса, благодаря чему эта часть
Китая позднее получила наименование «пшеничный пояс».
Здесь преобладало, богарное экстенсивное земледелие. С по-
лей снимался один урожай зерновых, не считая сбора ранних
овощей.
Более теплый климат и значительное количество осадков,
хорошие условия для ирригации и искусственно облагорожен-
ные почвы делали сельское хозяйство Центра и Юга более
продуктивным. Особенно благоприятные условия для земледе-
лия были в Хунани, Цзянси, Чжэцзяне, Фуцзяни, Гуандуне,
Сычуани, а также на юге Хубэя. Южнее Янцзы преобладало
поливное и интенсивное земледелие; главной культурой здесь
был рис, более урожайный, нежели пшеница и просо. В про-
винциях этого района, особенно южных, за сельскохозяйст-
венный сезон собирались два, а на юге Гуандуна — даже три
урожая. Были распространены ценные технические и субтро-
пические культуры.
В силу указанных факторов прибавочный продукт кре-
стьянского хозяйства в бассейне Янцзы и южнее был значи-
тельно выше, чем в бассейне Хуанхэ. Этим же вызыва-
лась и некоторая разница в жизненном уровне и культуре
населения между «бедным» Севером и «богатым» Югом.
Предшествовавшая XIX в. длительная историческая эво-
люция китайского общества внесла некоторые коррективы
в это общее естественно-географическое деление Китая.
Особенно наглядно сдвиги такого рода прослеживаются при
15
рассмотрении уровня и характера экономического развития
различных областей и провинций Цинской империи. Так, па
общем фоне господства в стране натурального и полунату-
рального земледельческого хозяйства наиболее заметный
рост рыночных отношений наблюдался в приморских рай-
онах.
Приморские провинции, особенно восточные (Цзянсу,
Чжэцзян), были самой развитой в экономическом отношении
частью Цинской империи еще до «открытия» страны в ходе
«опиумных» войн. Оживленные торгово-экономические связи
между различными частями этого района, участие, хотя и
ограниченное, во внешней торговле (Гуандун), рост городов,
ремесленного и мануфактурного производства (особенно в
Цзяннани — областях, лежавших на юг от нижнего течения
Янцзы), широкое развитие крестьянских домашних промыс-
лов— все это в середине XIX в. выделяло Фуцзянь, Гуандун,
Чжэцзян и Цзянсу. Приморские провинции являлись произ-
водителями ряда ценных технических культур и сырья, осо-
бенно шелка-сырца, чая и хлопка. Это был район с более
высоким, чем в остальных частях страны, уровнем развития
товарно-денежных отношений и рыночного хозяйства не
только в деревне, но и в городах.
В то же время следует отметить, что до середины XIX в.
для другой части ведущего сельскохозяйственного района
Китая — для внутренних провинций (Хунань, Цзянси, Ху-
бэй),— в отличие от приморских, в целом не было характер-
ным интенсивное развитие товарного земледелия. На их ос-
новной территории весьма прочные позиции еще сохраняло
натуральное хозяйство. Тем не менее в ряде мест — в доли-
не Янцзы, в северной части Хэнани, в северных и восточных
областях Аньхуя и др. — товарное производство уже достиг-
ло определенного уровня развития.
Бассейн Янцзы играл особую роль в производстве зерна,
прежде всего риса и пшеницы. Хунань, Цзянси, отчасти Ху-
бэй и Аньхуй считались «житницей страны» и главными по-
ставщиками товарного хлеба. Основная часть его поступала
на рынок через каналы ренты. Росту в этих провинциях ры-
ночного рисоводства способствовало торгово-промышленное
развитие областей нижнего течения Янцзы. Увеличение чис-
ла частных мануфактур, рост предпринимательских элемен-
тов в цеховом ремесле и торговле сказывались и на земле-
делии приморских районов. Распространение здесь техниче-
ских культур и их первичной обработки все более повышало
спрос на продовольствие, привозимое из «житницы страны».
Северные и западные провинции — Чжили, Шаньдун,
Шаньси, Шэньси, Ганьсу, Сычуань, Юньнань, Гуйчжоу и от-
части Гуаней — представляли наиболее отсталую в экономи-
ческом отношении часть собственно китайских областей, от-
16
личавшихся слабым развитием городов и ремесла. Натураль-
ное производство и застойный деревенский быт сохранили
здесь к середине XIX в. наиболее прочные позиции, несмотря
на имевшиеся торговые связи с соседними провинциями и
национальными окраинами (Внутренней Монголией, Цин-
хаем, Тибетом, Синьцзяном).
Земледелие здесь было развито слабее, чем во внутрен-
них и приморских областях. Исключение составляла пров.
Сычуань. Расположенный здесь Красный бассейн являлся
богатейшим густонаселенным земледельческим комплексом.
Однако традиционная обособленность Сычуани от осталь-
ного Китая способствовала сохранению ее чрезмерной внут-
ренней замкнутости. Последнее было в той или иной мере
характерно и для остальных северных и западных провин-
ций. Тем не менее и здесь происходили некоторые изменения.
В долине Хуанхэ все более распространялась с юга культура
хлопчатника. К середине XIX в. относится также широкое
внедрение, особенно в западных провинциях, посевов опий-
ного мака.
Особняком стояли северо-восточные провинции — Фэн-
тянь, Цзилинь и Хэйлунцзян. Они были доменом цинской
династии. До середины XIX в. решающее воздействие на со-
стояние экономики Маньчжурии оказывала изоляция ее от
внешнего мира и от остального Китая, последовательно осу-
ществляемая цинским режимом. Цинские императоры стави-
ли своей целью сохранить Маньчжурию как глубокий тыл
и военно-стратегический плацдарм своего владычества, для
чего стремились затормозить экономическое развитие этого
района, искусственно поддерживая здесь застойный нату-
ральный уклад. Все это превратило Северо-Восток в отста-
лый малонаселенный край со слабым развитием земледелия
(за исключением долины Ляохэ). На 1851 г., по неполным
данным, в Фэнтяни и Цзилини обрабатывалось всего лишь
около 13 млн. му [43, т. I, 60]. До середины XIX в. пересе-
ленческое движение в Маньчжурию, официально закрытую
для китайской колонизации, шло крайне медленно. Перелом
наступил лишь в 50—60-х годах, когда цинское правительст-
во, ослабленное борьбой с тайпинами, оказалось не в состоя-
нии остановить поток безземельных крестьян, устремивших-
ся из северных и центральных провинций в Маньчжурию.
Пересмотреть свой взгляд на китайскую колонизацию этого
полупустынного края Цины вынуждены были и в связи с из-
менившейся внешнеполитической ситуацией.
В демографическом, как и в природном, отношении соб-
ственно китайские провинции также условно можно разде-
лить на две аналогичные зоны: на менее населенный Север
и перенаселенные Центр и Юг. По данным казны, в 1850—
1851 гг. в 12 центральных и южных провинциях проживал
17
примерно 71% всего населения империи [23, 325]. На эту
глоТЬ ПРИХ°ДИЛОСЬ 51,5% всей пахотной площади
[43, т. I, 60]. Наиболее густонаселенными районами Цинскои
империи были долина среднего и особенно нижнего течения
Янцзы, Центрально-Китайская равнина, Красный бассейн в
Сычуани, южные и юго-восточные приморские провинции.
Очень густо была заселена, в частности, дельта р. Сицзян,
а также прибрежная полоса Гуандуна и Фуцзяни. В этих
районах плотность населения составляла по приблизитель-
ным расчетам от 100 до 1000 человек на 1 кв. км. Средняя
же плотность доходила до 400—500 человек на 1 кв. км.
Намного ниже была плотность населения в провинциях
бассейна Хуанхэ. Здесь среднее число жителей на 1 кв. км
составляло по приблизительным расчетам около 200 человек.
Согласно сведениям Хубу, в 1850—1851 гг. в шести север-
ных провинциях проживало около 28% населения страны.
В то же время их пашня равнялась 46,8% всей обрабатывае-
мой площади Китая [23, 325; 43, т. I, 60]. Иными словами,
земли здесь на душу населения приходилось больше, хотя
она была менее плодородна и не так ценна, как в Центре и
на Юге. Соответственно средний размер крестьянского хо-
зяйства на Севере был значительно крупнее, а позиции кре-
стьянской собственности — более прочными, нежели в цент-
ральных и особенно южных областях. Еще менее остро зе-
мельный вопрос стоял в Маньчжурии. Здесь проживало ме-
нее 1% населения, пахотный же клин составлял 1,6% всей
обрабатываемой площади страны [23, 325; 43, т. I, 60], не
считая огромного целинного массива.
Перенасыщенность китайской деревни в целом рабочей
силой сочеталась с застойностью сельскохозяйственной тех-
ники. Использование плуга или сохи встречалось реже руч-
ного вскапывания и рыхления земли при помощи мотыги.
Избыток рабочих рук и трудность содержания рабочего ско-
та (при отсутствии лугов) привели к сосредоточению желез-
ных плугов (с отвалом и без него), а также живого тягла
(мулы, лошади, быки, а на юге — буйволы) в собственности
помещиков, богатых крестьян и верхушки хозяйств среднего
достатка. Только часть хозяйств низших категорий, и то
лишь в случае крайней необходимости, пользовалась за-
пряжками, беря их внаймы. В рисовом, и отчасти в пшенич-
ном поясе даже уже вспаханное таким способом поле допол-
нительно разравнивалось и рыхлилось затем мотыгой.
Основная же масса крестьян, особенно в бассейне Янцзы
и южнее, возделывала землю при помощи разного рода мо-
тыг, тяпок, лопаток, деревянных борон, цапок и сохи на люд-
ской тяге. Эти орудия отличались своей простотой, оставаясь
почти неизменными на протяжении многих столетий. Пре-
обладающим материалом для их изготовления служило де-
18
рево. Металлическими были лишь небольшие режущие и
рыхлящие наконечники. Воспроизводство такого инвентаря,
как правило, осуществлялось в самих же крестьянских хо-
зяйствах. Исключение составляли железные детали, ремон-
тируемые бродячими кузнецами или покупаемые на рынке.
Посев пшеницы, проса и т. д. производился преимуществен-
но вручную. Реже применялась простейшая деревянная се-
ялка, иногда соединенная с отвальным плугом. Вручную вы-
саживалась и рассада заливного риса южнее Янцзы. Окучи-
вание велось мотыгами и тяпками, а прополка и разрежива-
ние посевов чаще всего руками.
Техника орошения, наиболее распространенного в цент-
ральных и южных провинциях, находилась на таком же сред-
невековом уровне. Помимо полива самотеком через систему
мелких отводных каналов, арыков и канавок для принуди-
тельного орошения применялись разного рода простейшие
деревянные водоподъемные приспособления колесного типа
с черпаками. Они приводились в движение силой тягловых
животных или чаще всего ногами самих крестьян. Крайне
распространен был подъем воды ручными черпаками, ведра-
ми и бадьями из арыков и колодцев.
Жатва зерновых велась короткими железными серпами,
изогнутыми ножами или просто выдергиванием стеблей с
колосьями. Молотьба осуществлялась каменными катками,
приводимыми в движение буйволами, мулами или людьми.
Чаще всего зерно из колоса просто вытаптывалось или выби-
валось ударами пучка колосьев о твердую поверхность. Пре-
имущественно вручную осуществлялось и рушение (обдир-
ка) риса. Транспортировка снятого урожая производилась
главным образом на тачках или в корзинах на коромысле.
В меньшей мере применялись запряжные повозки — одно-
колки.
При всей своей простоте китайский комплекс сельскохо-
зяйственных орудий отличался значительной дифференциа-
цией, целесообразностью и специализацией. Сами орудия
были в целом удачно приспособлены к характеру почв, глу-
бине плодородного слоя, климатическим условиям, культу-
рам и самому характеру рабочей силы. Отсталость земле-
дельческой техники компенсировалась искусственным ороше-
нием, высоким плодородием почвы и благоприятным клима-
том. Благодаря этим факторам с продвижением на юг от до-
лины Янцзы все большее значение приобретали повторные
посевы, когда за вегетативный период с одного участка со-
бирались два (на крайнем юге — три) урожая (чаще всего
риса). Для этого применялись либо междурядная, либо пов-
торная посадка двух различных сортов риса со специально
подобранными сроками созревания. Даже в северных про-
винциях до поспевания пшеницы и проса крестьяне успевали
19
снимать урожай овощей, особенно ранних, позволявших про-
кормиться до сбора зерновых.
Серьезной производительной силой китайского земледе-
лия являлся большой агрономический опыт предшествую-
щих поколений, сноровка, искусность и огромное трудо-
любие крестьянина, подстегиваемого страхом недоедания в
случае снижения урожайности. Обилие квалифицированных
и заинтересованных в труде рабочих рук в Центральном и
Южном Китае создавало возможность для огромного вложе-
ния живого труда. Так, перенесение па поле рассады залив-
а ного риса сопровождалось высадкой вручную и удобрением
отдельно каждого кустика этого злака. Тщательность об-
работки полей на юг от Янцзы сочеталась с распростране-
нием грядковой культуры земледелия, а также смешанных
посевов, т. е. одновременного выращивания второй, дополни-
тельной культуры в междурядиях основной.
Огромный агротехнический и селекционный опыт многих
поколений существенно сказывался в земледелии второй
половины XIX в. Крестьянство в целом рационально комби-
нировало различные виды и сорта зерновых — раннеспелый,
позднеспелый и клейкий рис, мягкую и твердую пшеницу,
клейкое и простое просо, гаолян, чумизу, кукурузу, ячмень
и т. д. Широкое распространение получили соя, хлопчатник,
чайный лист, целый ряд технических культур. Помимо чае-
водства тогдашний Китай славился шелководством и выра-
щиванием тутовника. Южнее Янцзы значительную роль иг-
рало садоводство. На малоплодородных землях в горных
районах широко культивировался батат.
Проверенные столетиями китайские севообороты отлича-
лись достаточной гибкостью и целесообразностью. Для обо-
гащения рациона питания и повышения плодородия почвы
широко применялись бобовые культуры — соя различных
сортов, мелкие и конские бобы. Последние запахивались в
качестве удобрения. Большое внимание уделялось искусст-
венному восстановлению плодородия почвы. Отсутствие пара
и малочисленность скота принуждали сельское население
к тщательнейшему сбору всевозможных удобрений — челове-
ческих экскрементов, речного ила, золы, лесса, соломы, из-
бойни, навоза, разного рода отбросов и т. д.
Продуктивность китайского земледелия в значительной
мере определялась и результатами прошлого многовекового
труда крестьян по созданию условий для повышения уро-
жайности. Значительная часть пахотных площадей была к
середине XIX в. окультурена предшествующими поколения-
ми с искусственным повышением плодородия почвы. Часть
полей была создана за счет насыпных террас, поднимавших-
ся ступенями по склонам гор и холмов. Значительный труд
был вложен в создание насыпей, предотвращающих эрозию
20
почв. Огромная масса труда была овеществлена в целой си-
стеме дамб, плотин, защитных валов, отводных каналов, во-
досбросов и других крупных и средних гидротехнических со-
оружений вдоль Хуанхэ, Хуайхэ, Янцзы, Великого канала
и других водных путей для защиты от наводнений, а также
в целях ирригации и дренажа.
Отмеченная выше специфика китайской агрикультуры и
аграрное перенаселение делали излишними наиболее грубые
методы внеэкономического принуждения. В деревне почти не
применялись суровые формы крепостничества. Исключение
составляли отдельные и в целом весьма малочисленные ка-
тегории государственных крестьян на Севере. В условиях
поливного земледелия, грядковой культуры и избытка квали-
фицированной рабочей силы принудительный труд был мало-
производителен. Поэтому барщинная система хозяйства поч-
ти не получила развития. В результате китайский феодализм
в большей мере опирался на экономическую зависимость кре-
стьян от земельных собственников.
В целом сельское хозяйство позволяло в той или иной
мере преодолевать напряженность продовольственного ба-
ланса Цинской империи, хотя и с рядом сильнейших откло-
нений. Они вызывались периодическими стихийными бедст-
виями то в одном, то в другом районе страны. Высокие нормы
изъятия прибавочного продукта в форме земельной ренты и
налогов делали основную массу крестьянских хозяйств весь-
ма чувствительной к воздействию даже небольших недоро-
дов, не говоря уже о засухах и наводнениях крупного
масштаба.
По официальным данным на 1887 г., общая площадь за-
численной в кадастры земли исчислялась в более чем
847 млн. му. Из них около 826 млн. му представляли собой
обрабатываемую площадь. Примерно 86% этих полей нахо-
дились в частном владении (миньди, миньтянь) [43, т. I, 62—
63]. Остальные пахотные и пригодные к употреблению участ-
ки принадлежали к разряду казенных земель (гуаньди, гу-
аньтянь). В категорию последних прежде всего входили
удельные земли (юйди) — императорские поместья (хуан-
чжуан) и владения маньчжурской знати. Они были подве-
домственны Нэйуфу и делились на различные категории
(лянчжуан, инъчжуан). Далее следовали земли военного со-
словия цижэнь и «восьмизнаменных» войск (циди)\ казенная
собственность, подведомственная различным государствен-
ным учреждениям, — земли военных поселений (туньтянь,
интянь) и казенные поместья (гуаньчжуан).
Крупнейшим феодалом-землевладельцем был сам богды-
хан— «Сын Неба». В его личном владении находилось свы-
ше тысячи хуанчжуан, половина из которых находилась под
Пекином. Императорские земли в основном обрабатывались
21
крепостными крестьянами (чжуандин, тоучунжэнь) под над-
зором старост (чжуантоу). Кроме того, вся Маньчжурия счи-
талась доменом Цинской династии. Вместе с тем по средне-
вековой традиции все еще декларировалось номинальное пра-
во верховной собственности «Сына Неба» на все земли в го-
сударстве.
Наследственное землевладение императорской родни,
маньчжурской знати, дворянства и верхов цинской военщины
сохранялось и во второй половине XIX в. Поместья этих фео-
далов (цзуншичжуан) занимали местами десятки и даже сот-
ни тысяч му. Они были расположены в основном вокруг Пе-
кина и в Маньчжурии. Эта категория земель также обраба-
тывалась силами чжуандинов и тоучунжэней. Общая пло-
щадь всех видов удельных и казенных поместий в 1887 г.
составляла свыше 4 млн. 418 тыс. му. Из них 2 млн. му на-
ходились в Чжили, более 2 млн. — в Фэнтяни, а остальные —
в Шаньси и Цзилини [43, т. I, 62—63].
Помимо крепостных маньчжуры — как знать, так и воен-
ные, вплоть до рядовых солдат — имели рабов (нули, нупу).
Рабов, в том числе долговых, имели и многие китайские чи-
новники, землевладельцы и шэньши. Это было домашнее
рабство, в основном не имевшее производственного характера
и не создававшее даже подобия особого социально-экономиче-
ского уклада.
Особой формой военно-феодального землевладения были
поля, закрепленные за командным и рядовым составом мань-
чжурских «восьмизнаменных» войск, стоявших гарнизонами
по различным городам и областям. Циди были расположены
вокруг крупных городов, главным образом на севере страны.
Особенно много их было в столичной провинции Чжили и
вокруг Пекина. Здесь в 1887 г. это военное сословие владело
свыше 15 млн. му, включая «знаменные» цзуншинчжуан. Кро-
ме того, 16 млн. му принадлежало «восьмизнаменным» в са-
мой Маньчжурии [43, т. I, 62—63]. Солдаты и офицеры баци
получали наделы в зависимости от ранга и должности. Эти
земли считались наследственными и были освобождены от
государственных налогов. До середины XIX в. их можно бы-
ло только закладывать, но не продавать, во всяком случае
официально.
Земли командного состава, как правило, обрабатывались
крестьянами-арендаторами (ояньху). Кроме того, в аренду
(цзу) сдавалась и большая часть солдатских наделов. «Зна-
менное» землевладение объединяло в себе мелких землевла-
дельцев — солдат и крупных помещиков — офицеров. При-
чем с каждым десятилетием усиливалось разорение рядовых
цижэней, попадавших за долги в зависимость к китайским
торговцам, ростовщикам, крупным помещикам и шэньши.
Солдаты и часть младших офицеров баци все больше теряли
22
свои наделы в результате закладов и скрытой продажи. Цин-
ское правительство пыталось то запретом на продажу, то
выкупом проданного приостановить экономическое размыва-
ние этого военного сословия. Однако меры такого рода не
давали ощутимых результатов. Значительная доля «знамен-
ных» земель уже к середине XIX в. была заложена и частич-
но продана китайским крупным землевладельцам (даху),
купцам и ростовщикам. В 1852 г. правительство было вы-
нуждено официально снять запрет на продажу циди
китайцам.
Земли военных поселений были расположены во многих
провинциях и в северных пограничных районах. Особенно
много их было в Чжили, Ганьсу и Синьцзяне. Туньтянь дели-
лись на несколько видов. Сохранялись, в частности в Мань-
чжурии, поместья «восьмизнаменных» поселений (цитунь), от-
носящихся к категории циди. Полностью преобладали, одна-
ко, поселения китайских войск «зеленого знамени» (люйци).
К этой категории интунь примыкали земли охранных постов
(вэйсотунь). В зависимости от того, кто трудился на землях
поселений, они делились на две категории.
В собственно военных поселениях (бинтунь) поля обраба-
тывались нестроевыми солдатами (биндин, цзюньдин). В так
называемых гражданских поселениях (хутунь, миньтунь)
землю возделывали колонисты (туньдин). В тех и других зна-
чительная часть земли сдавалась арендаторам (дяньху). По
своему положению поселенцы приближались к государствен-
ным крепостным. Бинтунь находились на самообеспечении.
С земледельцев миньтунь для снабжения войск взимались
денежные и натуральные налоги. В 1887 г. общая площадь
туньтянь составляла свыше 50 млн. му [43, т. I, 62].
К категории казенных земель (гуаньди) условно причис-
лялись и привилегированные в налоговом отношении земли.
К ним относились жертвенные земли (цзитянь), храмовые
и монастырские (сымяоди), училищные (сюэтянь) и «общест-
венные» поля (гунтянь). Фактически они являлись промежу-
точной формой между казенной и частной собственностью.
Владения конфуцианских святьнй>, даоских и буддийских
монастырей и храмов вместе с училищными и «обществен-
ными» землями составляли всего 975 тыс. му [43, т. I,
62—63].
Все эти четыре категории в зависимости от исторических
и местных условий были частично освобождены от налогов
и полностью от всяких повинностей. Часть цзитянь обраба-
тывалась прикрепленными государственно-зависимыми кре-
стьянами, а остальные сдавались в аренду. Последняя гос-
подствовала и на землях сымяоди. Руками арендаторов
обрабатывалась также большая часть сюэтянь и гунтянь. До-
ходы с первых шли на содержание конфуцианских школ
23
шэсюэ и на поддержание бедных шэньши. Поступления со
вторых контролировались местными помещиками и главами
родов (цзу), служа в основном для подготовки их родни к
экзаменам, открывавшим дорогу в ряды шэньши и чинов-
ников.
Несмотря на официальное освобождение казенных и при-
вилегированных земель от различных поземельных налогов
(тяньфу), с части их, особенно с перешедших в частное вла-
дение или длительное пользование, они взимались. Как пра-
вило, с тех полей, которые сдавались в аренду, собиралась
земельная подать (цзукэ, гуаньцзу, сюэцзу и т. д.), принимав-
шая характер налога и включавшаяся в общую для данной
местности сумму тяньфу.
К категории казенных земель относились также свыше
21 млн. му непахотных либо частично обрабатываемых зе-
мель. В их число входили поступившая или заявленная под
распашку целина, пастбища, заросшие камышом, отмельные
или наносные, а также некоторые другие виды земель.
К 1887 г. общая площадь гуаньтянь, включая привилегиро-
ванное землевладение, составляла около ПО млн. му, или
примерно 12% всех кадастровых земель [43, т. I, 62—63].
В действительности эти цифры уже не отражали реально-
го положения. Значительная часть земель из различных ка-
тегорий гуаньтянь, а также сюэтянь и гунтянь фактически
перешла в частные руки, хотя в итоговых сводках Хубу от-
носилась к прежним разрядам.
Во второй половине XIX в. резко ускорился распад сред-
невековых форм землевладения — «восьмизнаменного», воен-
но-поселенческого, гунтянь и т. д. Казенный фонд, служив*
ший важной составной частью аграрного строя Цинской им-
перии, все более переходил в частную собственность поме-
щиков, чиновников, шэньши, купцов и крестьян.
Наиболее быстро шло размывание циди. Несмотря на то
что продажа и заклад этих земель практиковались в тече-
ние многих десятилетий во все возрастающих размерах, цин-
ский режим только лишь в начале Крестьянской войны 1850—
1864 гг. официально узаконил частные сделки на них. При
этом казна неоднократно пыталась вернуться к прежней по-
литике и остановить распад экономических устоев баци —
важнейшей опоры маньчжурской династии.
Разрешив в 1852—1853 гг. при определенных условиях
продажу «знаменных» земель частным лицам, правитель-
ство уже в 1859 г. отменило это постановление. В 1863 г.
продажа циди была вновь разрешена, но в 1889 г. на нее
был опять наложен официальный запрет. Следует отметить,
что эти законодательные метания Цинов оказали на реаль-
ную практику купли-продажи, закладов и т. д. циди весьма
малое воздействие. Этот ставший уже необратимым процесс
24
шел своим чередом, все более усиливаясь, причем казна
фактически потеряла возможность контролировать его.
Весьма интенсивно, но менее болезненно для казны шло
размывание земельного фонда военных поселений. Оставаясь
по форме казенным землевладением, вся система туньтянь
уже к 90-м годам XIX в. была по существу пропитана и раз-
ложена изнутри частнособственническими отношениями.
Как уже отмечалось, примерно 9/ю обрабатываемых пло-
щадей официально находились в частном владении. По дан-
ным 1887 г., площадь миньтянь исчислялась в 737 796 тыс. му
[43, т. I, 62]. Эти земли находились в собственности круп-
ных феодалов (туба, даху), средних и мелких помещиков,
шэньши и чиновников, купцов и крестьян. Все миньди облага-
лись налогами. В налоговых реестрах эти поля в массе
своей именовались «податными» (минъфутянъ).
Собственники миньди могли более или менее свободно
распоряжаться землей — продавать, закладывать, дарить,
передавать по наследству и т. д. Во второй половине XIX в.
происходило дальнейшее упрочение института частной соб-
ственности на землю. Вместе с тем права собственника еще
во многом были опутаны пережитками средневековья.
К числу наиболее специфических черт земельной собст-
венности в Китае XIX в. следует отнести частое раздвоение
права собственности на один и тот же участок. Одно лицо
могло владеть верхним слоем [плодородной поверхностью
(тяньмянь)], другое — нижним [подпочвой (тяньди)]. Хозяин
подпочвы обычно имел больше собственнических прав. Он
вносился в земельный реестр и отвечал за уплату налога.
Право же на верхний слой скорее приближалось к наследст-
венному владению или пользованию землей. Полное право
собственности возникало из соединения обеих форм в одном
лице. При купле-продаже «раздвоенного» участка полная це-
на его состояла соответственно из двух частей. Продавались
и покупались последние и отдельно. Раздвоение права соб-
ственности возникало при некоторых формах заклада земли,
в результате чего в руки заимодавца переходил либо верх-
ний, либо нижний слой земли. Как для единого, так и для
обеих частей раздвоенного участка существовали два вида
купли-продажи: окончательная (цзюэмай, думай) и с правом
выкупа (хомай) в течение нескольких лет.
Раздвоение происходило и при купле-продаже помещи-
чьей земли, сдаваемой на условиях «вечной» аренды (юн-
цзу), обычно называемой «совместным землевладением».
В этом случае покупатель получал от продавца денежное
возмещение за право традиционного арендатора. В случае
задолженности последний мог заложить владельцу подпочвы
часть или же целиком свое юридическое право на «вечную»
аренду. При юнцзу и в меньшей мере при долгосрочной арен-
25
де помещики, в свою очередь, продавая подпочву, вместе с
тем продавали свое право на земельную ренту.
Сама продажа земли происходила при соблюдении ряда
предварительных правил, обусловленных феодальной и ро-
довой традицией. Так, право первенства на покупку того или
иного участка имели родственники продавца или же люди
той же фамилии, живущие поблизости. Продающий должен
был предложить свою землю прежде всего им. Чужакам она
продавалась в том случае, если сородичи или однофамильцы
не могли или не хотели ее купить. Наиболее сильно эти ог-
раничения сказывались в южных провинциях. Здесь невоз-
можно было продать участок без согласия на то главы рода
или ведущих семей клана (цзу).
Наряду со средневековой пестротой форм собственности
само землепользование и землевладение характеризовались
крайней дробностью и чересполосицей. Как помещичья, так
и крестьянская земля была разбросана в различных местах
и разделена на множество мелких полосок неодинаковой ве-
личины и плодородия, а часто также и под разными культу-
рами. Чересполосицу усиливала и традиционная система на-
следования, характеризовавшаяся отсутствием майората. На
определенном этапе раздел земли между сыновьями или вну-
ками умершего производился поровну не только по ее коли-
честву, но и по качеству.
Столь резкое дробление земельной собственности соот-
ветственно увеличивало чересполосицу. В результате этого
все большая часть пахотной земли выпадала из хозяйствен-
ного оборота, превращаясь в межи, насыпи у заливных по-
лей, тропинки, могилы и т. д. В то же время особенности ки-
тайской агрикультуры и земледельческой техники, тяжесть
феодальной эксплуатации и ряд других факторов затрудняли
или в ряде случаев делали невыгодными для рядового кре-
стьянина подъем целины или распашку залежи в пределах
собственно китайских провинций.
Вместе с тем степень господства помещичьей собственно-
сти и развития арендных отношений в пределах ханьского
земледельческого массива, охватывавшего 18 провинций, не
говоря уже о национальных окраинах Цинской империи,
была весьма различной. Собственно Китай в этом отноше-
нии делился на две четко отличавшиеся друг от друга
неравные части, совпадавшие с двумя основными зонами в
природном и демографическом отношении, о которых гово-
рилось выше.
По данным миссионерских анкет, относящимся к 1888 г.,
северные провинции («пшеничный пояс») являлись областью
прочного преобладания крестьянского землевладения. В эту
зону входили шесть провинций: Чжили, Шаньдун, Хэнань,
Шаньси, Шэньси и Ганьсу. Здесь, по сведениям более поздне-
26
го периода, дворы крестьян-собственников составляли при-
мерно 60—70%, а арендаторов и полуарендаторов — только
30—40% всех хозяйств [120, 27]. К этому району частично
примыкала пров. Цзянсу, где после тайпинского движения
окрепла крестьянская земельная собственность. Здесь хозяй-
ства собственников составляли 40%, а арендаторов — 60%
[120, 28].
Остальные И провинций («рисовый пояс») составляли
область преобладания помещичьего землевладения и аренд-
ных отношений. В эту зону входили провинции Гуандун, Фу-
цзянь, Чжэцзян, Аньхуй, Цзянси, Хубэй, Хунань, Сычуань,
Гуаней, Гуйчжоу и Юньнань. Здесь дворы арендаторов и
полуарендаторов составляли 70—80%, а крестьян-собствен-
ников— только 20—30% всех хозяйств [120, 28].
Следует отметить приблизительный и условный характер
указанного деления. По данным упоминавшихся миссионер-
ских анкет, не только внутри обеих областей, но и в отдель-
ных провинциях встречались районы, для которых было ха-
рактерно принципиально иное, нежели в области или про-
винции, соотношение помещичьего и крестьянского землевла-
дения. Кроме того, можно условно выделить переходную
зону, шедшую вдоль областей верхнего течения р. Ханьшуй
и бассейна р. Хуайхэ. Тем не менее деление собственно Ки-
тая на область мелкокрестьянского землевладения («пше-
ничный пояс») и область арендаторских хозяйств («рисовый
пояс») в целом согласуется с данными об уровнях имущест-
венного расслоения деревни в различных провинциях.
Во второй половине XIX в. на Севере доминировал кресть-
янин-собственник, противостоявший не столько местным поме-
щикам, сколько государству, казне, налоговым чиновникам,
разного рода ростовщикам и т. д. В то же вцемя самая
высокая концентрация частнофеодального землевладения наб-
людалась на наиболее плодородных и доходных землях. Эта
закономерность проявлялась не только во второй, централь-
но-южной зоне, но отчасти и на Севере.
Китайский помещик, как и крестьянин, тянулся к макси-
мально продуктивным и культурным землям. В связи с этим
центр помещичье-арендного комплекса располагался в цент-
ральных и особенно южных провинциях. В результате много-
вековых социальных пертурбаций в руки разного рода фео-
далов— «местных деспотов» (туба), «больших домов» (даху),
«богатых семей» (фуху), шэньши, чиновников, лидеров кла-
нов, средних и мелких помещиков перешли лучшие земли:
прежде всего поливные, с интенсивным земледелием, наибо-
лее удобно расположенные и т. д.
Сила помещичьего землевладения определялась не только
качеством, но и количественной массой этой собственности.
В центрально-южной зоне, т. е. в ведущей в экономическом
27
отношении части Цинской империи, даху и туба были в ко-
нечном итоге доминирующей силой. Хозяйства крестьян-соб-
ственников по своим размерам были здесь значительно мень-
ше, чем на Севере, что объяснялось земельной и людской
«теснотой». По этой же причине арендаторские хозяйства на
плодородных помещичьих землях становились с продвижением
на Юг все более мелкими и располагались кучнее. «Голодная»
зависимость арендаторской и полуарендаторской массы от
крупных землевладельцев укрепляла положение последних
в качестве ведущей фигуры в центрально-южной деревне.
Соотношение между крестьянской и помещичьей землей
не было величиной постоянной. Доминирующей тенденцией
развития аграрных отношений в рассматриваемый период
был рост крупного землевладения за счет поглощения мелких
крестьянских участков. Именно туба и даху были главными
«поглотителями» (баоху) земельной собственности крестьян
(сяоху). Цинское правительство давно отказалось от вмеша-
тельства в права собственников и не делало попыток ограни-
чивать куплю-продажу частных земель или регламентировать
их сосредоточение в руках фуху.
Несмотря на все потрясения периода Крестьянской войны
1850—1864 гг., движения няньцзюней и других народных вос-
станий, концентрация земли в руках помещиков продолжа-
лась. Владения в несколько тысяч му были весьма распро-
страненным явлением. Во многих провинциях земельная соб-
ственность отдельных туба и сановников исчислялась десят-
ками и сотнями тысяч му [43, т. I, 189, 193]. Тем не менее
есть основания полагать, что во второй половине XIX в. в ру-
ках класса землевладельцев находилось менее половины
частных обрабатываемых площадей. Кроме того, в среде по-
мещиков количественно преобладали мелкие и средние соб-
ственники.
Отсутствие майората в традиционном праве наследования
вело к периодическому дроблению земельной собственности
данной, отдельно взятой помещичьей семьи. В то же время
постоянная скупка и захват мелких крестьянских участков
восстанавливали объем землевладения всего класса в целом.
Однако баланс этих противоположных тенденций для раз-
личных слоев феодального класса складывался по-разному.
В среде средних и мелких помещиков более заметно сказы-
валась тенденция к измельчанию собственности. В результате
имущественных разделов часть средних землевладельцев пре-
вращалась в мелких. Мелкие помещики, в свою очередь, опус-
кались в ряды богатых и даже средних крестьян. При этом
твердых сословных и иных границ между верхами крестьян-
ства и низшими слоями помещиков не существовало. В ряды
помещиков часто выбивались наиболее богатые крестьяне.
По-иному обстояло дело в верхних слоях феодального
28
класса. Именно в среде туба и даху разделы имущества
и особенно земли происходили реже всего. «Большие дома»
чаще всего представляли собой единый комплекс основной
семьи главы всего рода и ряда побочных, но еще не отделив-
шихся в имущественном плане семей. Такая «большая семья»,
связанная общим фамильным имуществом, властью старшего
в роду, соперничеством в богатстве с соседними даху и под-
держанием престижа, крайне редко шла на имущественный
раздел. Тем самым влияние крупных землевладельцев сохра-
нялось как величина более или менее постоянная.
Господство туба и даху в данной местности укреплялось
их разветвленными старыми родственными связями, а также
постоянными брачными союзами между такими семьями и ро-
дами. Поддерживаемый из поколения в поколение союз не-
скольких таких фамилий представлял мощную экономиче-
скую и политическую силу. Ее боялось местное крестьянство
и опасались присылаемые в уезд чиновники, так как через
сложную цепь родства и знакомств даху и туба имели своих
людей, покровителей и заступников в высоких администра-
тивных и сановных сферах.
Для китайской деревни XIX в. было характерно отсутст-
вие барской запашки. Ведение помещиками своего хозяйства
встречалось очень редко. В центральных и южных районах
почти все свои земли они сдавали мелкими клочками в аренду
крестьянам. Безземельные и малоземельные дворы вынужде-
ны были арендовать или приарендовывать чужую землю.
В известной мере арендаторы являлись по существу феодаль-
но-зависимыми крестьянами, привязанными к классу земле-
владельцев прочными экономическими путами, разрыв кото-
рых грозил этой категории людей голодной смертью. При
этом аграрное перенаселение служило необходимым элемен-
том и одним из условий существования китайской арендно-
бюрократической разновидности феодализма. Без повышен-
ного давления людского потенциала на сферу землепользо-
вания, без избытка арендаторов и конкуренции между ними
был бы невозможен данный уровень изъятия прибавочного
продукта.
Вместе с тем класс землевладельцев контролировал дерев-
ню не только одними экономическими методами. Средний
и особенно мелкий помещик не был в Китае столь чужерод-
ным телом по отношению к крестьянству, как дворянин в Ев-
ропе. В большинстве случаев такой землевладелец жил в са-
мой деревне, а не в отдельной усадьбе. По основным чертам
быта он не так уж сильно выделялся среди богатых крестьян,
принадлежа также, как и они, к сословию «земледельцев»
(нун).
Помимо того, конкретный представитель рассматриваемой
категории помещиков зачастую носил ту же фамилию, что
29
и часть, а то и большинство семей данной деревни. При этом
какая-то их часть формально находилась в дальнем родстве
с ним (считалось, что все однофамильцы происходят из одно-
го рсда). В южных провинциях действительные фамильно-ро-
довые связи еще были достаточно сильны, придавая такому
помещику и его семье авторитет главы кровнородственной,
или, точнее, однофамильной, общности (цзунцзу). Здесь в во-
лостях и уездах существовали кланы, насчитывавшие в своих
рядах многие сотни, а иногда и тысячи человек. Такие цзунцзу
возглавлялись своими туба и даху.
В деревне строго соблюдался культ предков, сохранялись
общие кумирни, храмовые земли и родовые кладбища. Глав-
ные культовые церемонии осуществляли наиболее богатые
семьи. В южных провинциях больше всего сохранилось и так
называемых клановых земель (цзунди). Доходы с них укреп-
ляли власть верхушки рода и, как уже отмечалось, шли на
подготовку ее членов к уездным и более высоким экзаменам
для получения ученых степеней и продвижения в чиновную
среду.
Сила землевладельческого класса и родственного ему ок-
ружения помимо всего прочего заключалась в том, что именно
из этой среды в конечном итоге формировалось чиновное
и ученое сословие ши (шэньши). Чиновникам и шэньши при-
надлежала административная власть на местах, используемая
прежде всего для охраны собственности и «порядка» в сель-
ской местности. Сословие шэньши, формально не совпадая
полностью с классом крупных землевладельцев, было как бы
его социальным придатком и продолжением. Обслуживая и
охраняя свою «родную» среду, свой класс — патрон, шэньши
и чиновничество обладали в силу специфическо-бюрократиче-
ского характера китайского феодализма значительным запа-
сом силы и самостоятельности, внося особые коррективы в ход
социальных и исторических процессов, происходивших в им-
перии.
Несмотря на строго соблюдавшееся запрещение для чи-
новника служить у себя на родине, а также приобретать зем-
лю по месту службы, союз землевладельцев и шэньши имел
прочную политическую и экономическую основу. При этом на
Севере большую, чем на Юге, роль играла чиновная бюро-
кратия, особенно маньчжурская во главе с императорским
двором в Пекине. В центральных же и южных провинциях
сильнее сказывалась власть китайских помещиков и шэньши,
что наглядно проявилось в ходе Крестьянской войны 1850—
1864 гг.
Даже не служащие в государственном аппарате шэньши,
например отставные или кандидаты на замещение должно-
стей, в силу конфуцианских традиций пользовались в дерев-
не особым почетом и авторитетом. В их ведении находились
30
местное ополчение (сянъюн, туаньлянь), конфуцианские шко-
лы (шэсюэ), учителя, училищные (сюэтянь) и «обществен-
ные» (гунтянь) земли. Под контролем шэньши находились и
сельские (личжан) и волостные (сянчжан) старосты.
Помещичье-шэныпиский блок был социальной доминантой
китайской деревни и всего цинского общества. При этом зна-
чительная часть помещиков, не обладавших учеными степе-
нями, находясь в полном согласии с местными шэньши, фор-
мально относилась к сословию нун. Это последнее, как уже
отмечалось, считалось наиболее почетным после ши. В него
входило и крестьянство — основной производящий и эксплуа-
тируемый класс феодального Китая. Законодательство Цин-
ской империи формально было призвано защищать интересы,
права и имущество «земледельцев» (нун), хотя на практике
оно было поставлено на охрану интересов крупных землевла-
дельцев и шэньши.
Имущественное положение значительной части крестьян
было еще довольно прочным. Данные выборочного обследо-
вания, проведенного в 1888 г. иностранными миссионерами,
свидетельствовали о том, что в крестьянской среде собствен-
ник земли все еще количественно преобладал над арендато-
ром. Удельный вес первых в среднем составлял около 60—
70%, а на долю вторых соответственно приходилось от 30 до
40% общего количества дворов [см. 43, т. I, 195; 80, 79—116].
Даже в начале XX в. крестьянство, составлявшее подавляю-
щую массу сельского населения, владело более 50% всех па-
хотных земель [120, 25].
Наиболее прочные позиции крестьянского землевладения
сохранились, как уже подчеркивалось выше, в «пшеничном
поясе» — в северных провинциях. Здесь на крестьянский двор
в среднем могло приходиться свыше 30, а иногда до 40 и бо-
лее му. Однако в целом по стране огромное большинство
крестьян-собственников владело небольшими участками в 8—
10 му, а на Юге — чаще клочками земли в 3—5 му на двор
[см. 80, 79—116]. Малоземельные семьи были вынуждены
приарендовывать землю у окрестных помещиков и сельских
богатеев. В бассейне Янцзы и особенно в южных провинциях
большинство дворов являлось держателями помещичьей зем-
ли на различных условиях — арендаторами и полуарендато-
рами.
Глава II
НАЛОГИ, АРЕНДА
И МЕЛКОКРЕСТЬЯНСКИЙ УКЛАД
Подавляющую массу податного населения Цинской импе-
рии составляло крестьянство, собственническая часть кото-
рого являлась главным налогоплательщиком, поскольку про-
цент городского населения был крайне мал. В Китае второй
половины XIX в. объектом налогообложения оставалась зем-
ля, а не хозяйство, как таковое. Начисление общей суммы
различных налогов с земельной собственности (тяньфу) и ее
раскладка по каждому владению производились на основе
земельных реестров (юйлиньцэ), хранившихся в налоговом
управлении областного ямыня. Основным видом обложения
деревенских жителей был единый поземельно-подушный на-
лог (дидин). Он складывался из двух частей — собственно
поземельного сбора (дифу) и подушной подати (динфу).
Еще в XVIII в. для всей страны была официально уста-
новлена общая сумма дидина. В последующем она оставалась
неизменной, так как для казны количество налогоплательщи-
ков условно считалось постоянным и не учитывалось постоян-
но происходившее перераспределение земельной собственно-
сти. Исходя из этого, были установлены официально закреп-
ленные и неизменяемые выплаты с каждого участка. Тем не
менее власти на местах находили различные способы увели-
чения налоговых сборов в свою пользу, зачастую не считаясь
с правительственными установлениями. Центральная же
власть, и прежде всего Хубу, крайне редко вмешивались в
действия местной администрации. При этом Хубу устанавли-
вало лишь общую сумму сбора для каждого уезда, округа,
области и провинции, а раскладка налога по землевладель-
цам оставалась прерогативой местных властей. Последнее
было очень важно для туба, даху и влиятельных шэныпи.
Официальные нормы дифу, установленные еще в начале
правления Цин, были сравнительно небольшими и исчисля-
лись в зависимости от качества земли. Все поля по степени
урожайности делились па три категории (шан, чжун, ся).
Каждая из них, в свою очередь, подразделялась на три таких
же разряда. На практике же дело не ограничивалось этими
девятью ступенями. Учетная градация резко увеличивалась
за счет различных категорий податных земель, в каждой из
которых действовала своя девятиступенчатая шкала. Ведущей
и абсолютно преобладающей категорией налоговых полей
была миньфутянь. В нее входили подавляющая масса частной
земельной собственности, обложенной обычными ставками
налога дидин. Остальные многочисленные податные категории
не имели большого удельного веса, хотя почти в каждой
32
провинции они в той или иной мере перемежались с минь-
футянь.
Одни из них имели историческое происхождение. К этой
группе относились бывшие удельные земли периода Мин
(гэнминтянь), поля бывших минских караульных постов (гуй-
бинвэйсоди, гуйбинвэйсо туньтянь) и наделы, сданные
«восьмизнаменными» (туйцюаньди). Другую группу состав-
ляли владения национальных меньшинств вообще (фаньди,
иди), их князьков и старшин (тусыди), либо одной конкрет-
ной народности (мяоди, чжуанди). Ряд земель выделялись по
природным особенностям — земли в горах (шаньди), участки,
где добывалась соль (цзаоди), где имелись заросли тростни-
ка (вэйди) и др. Особую группу составляли поля с хорошим
орошением — озерные земли (худи), участки, орошаемые во-
доподъемными колесами (чэди), наносные земли (хэюйди),
а также земли у прудов, колодцев, канав и т. д. Кроме того,
в реестрах отдельно учитывались невозделываемые (цаошань)
и заросшие участки (хаоцао), насыпи и плотины.
Для каждой из этих категорий изначально существовали
свои особые нормы обложения по степени урожайности. Все
это создавало по уездам, округам и областям многие десятки
учетных разрядов при начислении дифу. В результате разница
в нормах обложения, установленных еще в период Шуньчжи
(1644—1662 гг.), была огромной. При денежной форме взи-
мания дидина с миньфутянь его самая низшая исходная став-
ка с 1 му составляла 2 хао (7,4 мг) серебра, а наивысшая —
2 ляна 3 цяня 8 фэней 1 ли 7 хао (88,8 г). В натуральном
исчислении минимум составлял 6 чао (0,006 л), а максимум—
2 доу 9 шэнов 1 гэ 4 шао 8 чао (30,1 л). В среднем же офи-
циальная денежная ставка с 1 му обычно не превышала
3 няней (11,2 г) серебра, а натуральная составляла от не-
скольких шэнов до 1,5 доу (15,5 л) риса или пшеницы, при-
ближаясь к 10% урожая [см. 186, 17—24]. Натуральные вы-
платы тяньфу во второй половине XIX в. все более заменялись
денежными.
Как уже отмечалось, помимо собственно поземельного
сбора (дифу) в сумму единого налога как составная часть
входила подушная подать (динфу). Она взималась только с
владельцев земли. Безземельные дворы были освобождены от
ее уплаты. Динфу начислялась из расчета 2 цяня (7,5 г)
серебра на каждый лян дифу, т. е. была 20%-ной надбавкой
к последнему [см. 186, 29, 44]. Практически этот сбор не имел
характера подушной подати в полном смысле слова, став ком-
понентом налога с имущества.
К середине XIX в. единый поземельно-подушный налог
дидин составлял примерно две трети всех доходов казны
[229, 68]. Он исчислялся в серебре, но крестьянами, как пра-
вило, выплачивался медными деньгами. Кроме того, часто
2
о. Е. Непомиин
33
его натуральная ставка (рисом, пшеницей, бобами и др.) пе-
речислялась на деньги. Перевод чиновниками денежных вы-
плат в зерновые сборы и обратно облегчался и узаконивался
наличием в официальной практике так называемого перевод-
ного налога (лянчжэ). Последний являлся одной из форм
взимания дидина. Все это давало местным чиновникам широ-
кую возможность резко увеличивать фактическую сумму на-
лога, оставляя излишки у себя. Подобные махинации осуще-
ствлялись за счет завышения курса серебра или занижения
цен на зерно. Произвол чиновников-сборщиков был самым
обычным явлением в деревне.
К основной части (чжэнфу) единого налога существовали
разного рода официальные надбавки. Эти многочисленные
дополнительные поборы объединялись в общую категорию
сяньюй или хаосянь. В нее включались, например, надбавки
на расходы, связанные с самим сбором тяньфу, переклады-
ваемые тем самым на податное население. Для восполнения
потерь казны при переплавке получаемого в счет налогов се-
ребра низкой пробы существовал особый сбор хохао. Форма
и вес поступавших в казну серебряных слитков были весьма
разнообразны. Под этим предлогом взималась надбавка на
«стандартизацию» (пинъюй)—от 12 до 25 лянов на каждую
тысячу лянов основного налога. Наряду с этим бралась ком-
пенсация «потерь» при пересчете серебра на медные деньги,
которыми чаще расплачивалось крестьянство. Последняя над-
бавка была особенно ощутима для налогоплательщиков.
В 50-х годах XIX в. был введен новый побор для содержания
местных войск (аньлян цзиньте). Во многих провинциях к это-
му добавлялись разного рода «пожертвования» (цзюаньшу)
на «общественные» или казенные нужды. Официальные нор-
мы этих и им подобных начислений были невелики, однако
именно в этой сфере для местных властей открывалась широ-
кая возможность для завышения налогов в свою пользу, для
различных махинаций и произвола.
Кроме того, в восьми провинциях (Хунань, Цзянси, Аньхуй,
Хубэй, Цзянсу, Чжэцзян, Шаньдун и Хэнань) сверх дидина
взимался особый «продовольственный налог» (цаолян). Он
шел на нужды центрального государственного аппарата,
маньчжурской знати и «восьмизнаменных» войск в Чжили и
Маньчжурии. Для этого в северных и центральных провин-
циях действовала специальная казенная служба юньцао —
«система водных перевозок» податного зерна в Пекин.
В четырех провинциях (Цзянсу, Чжэцзян, Аньхуй и Шань-
дун) этот налог взимался зерном. Его ежегодный сбор со-
ставлял около 5 млн. даней (риса, пшеницы, бобов и т. п.),
из которых примерно 3,5 млн. даней доставлялось в Пекин
[243, 9а, 97]. В остальных провинциях он пересчитывался на
деньги (лянчжэ, цаочжэ). Перевод цаоляна из натуральной
34
формы в денежную производился по наивысшим рыночным
ценам, в результате чего его реальная тяжесть сильно воз-
растала.
Независимо от формы взимания существовало 6—7 допол-
нительных сборов и надбавок (цаосян) к основному «продо-
вольственному налогу». Из них самой тяжелой была надбав-
ка от 2 до 4 доу на каждый дань на потери при перевозке
и от усушки зерна (чжэнхао). Многие из цаосян также пере-
водились на деньги. К концу XIX в. и зерновые сборы основ-
ного налога цаолян в Аньхуе и Шаньдуне все более заменя-
лись серебром.
Сверх налогов практиковалось также привлечение кресть-
ян-собственников к различного рода трудовым повинностям
(чайяо). В основном они были связаны с ремонтом дамб, пло-
тин и дорог (цзюньяо). Вид и объем работ определялись мест-
ными чиновниками. Наряду с этим существовали военные
и транспортные повинности (бинчай и лючай). Они состояли
в снабжении проходящих войск и проезжающих чиновников
провиантом, фуражом, повозками и упряжным скотом. Со-
хранялась повинность, связанная с поддержанием почто-
вой службы (чжии). На крестьянство ложились и многие
другие виды принудительных работ.
Следует подчеркнуть, однако, что во второй половине
XIX в. прочно возобладала практика замены указанных по-
винностей денежными сборами (чайинь, яоинь). Ведущими
были откупы от «общественных» работ (цзюньяоинь), военной
и почтовой повинности (ичжаньинь). Они начислялись на каж-
дый лян тяньфу, а сам размер этих надбавок к основному на-
логу зависел от тяжести, места и характера работ. Одновре-
менно росло применение принудительного казенного найма
рабочей силы (чжаому, чжаогу) вместо сгона крестьян на от-
бытие повинностей.
В отдельных районах существовали подати на посадки чая,
на рыбную ловлю, на сбор тростника и т. д. Зачастую эти
поборы устанавливались самими местными чиновниками и по-
ступали в их карман. Помимо прямого обложения на крестьян
ложились некоторые косвенные налоги, прежде всего — на
имущественные сделки и наследство (цшиуй, тяньфанцшиуй).
Сами по себе прямые и косвенные налоги вместе с надбав-
ками при их официальных ставках не были разорительными
для собственнического крестьянства. Самое страшное заклю-
чалось в порядке и методах их взимания. Экономическая раз-
дробленность страны, отсутствие единых мер площади, веса
и объема давали властям возможность произвольно исчис-
лять причитающиеся с крестьян платежи. В Цинской империи
существовало несколько десятков различных величин му, при
этом разница между некоторыми достигала сотен процентов.
Во многих провинциях му делилось на различное число до-
2* 35
лей (бу, гун). Такой же разнобой существовал в мерах веса
и объема. Так, насчитывалось множество величин цзиня, да-
ня, доу и т. д. с резкими местными различиями.
К этому добавлялась неустойчивость курса серебра в мед-
ной монете, а также резкие сезонные колебания рыночных цен
на зерно, что давало чиновникам большие возможности резко
увеличивать сам размер налогов и общую сумму сбора.
В итоге пересчет податного зерна на деньги и перевод мед-
ных вэней в серебряные ляны становились подлинным бичом
для крестьян-собственников.
Обычным явлением было обмеривание налогового зерна
большими мерами объема, нежели принятые в данной местно-
сти, а также значительное завышение котировки серебра в
медной монете. Кроме того, местные власти часто произволь-
но повышали размеры самих налогов и надбавок к ним. В ре-
зультате разного рода махинации и незаконные начисления
увеличивали реальные сборы в несколько раз по сравнению
с официальными, довольно низкими ставками. При этом вся
разница шла в пользу сборщиков и других местных чинов-
ников.
Поземельно-подушный (дидин) и натуральный налог (цао-
лян) платили только землевладельцы-помещики и крестьяне-
собственники. Соответственно на севере страны на долю кре-
стьянства падала значительно большая доля налоговых пла-
тежей, чем в южных провинциях. По цинским законам арен-
датор (дяньху, цзуху) освобождался от уплаты тяньфу за взя-
тую им землю, а полуарендатор соответственно платил лишь
за свой собственный участок. Тем не менее при установлении
размера арендной платы землевладельцы (дичжу) чаще всего
включали в нее и налоговые платежи со сдаваемой земли.
В отдельных случаях по условиям договора дяньху прямо обя-
зывались платить и все налоги, связанные со взятой ими
землей.
Тесные связи помещиков и шэньши с чиновным миром, их
экономическое и политическое господство на местах позволя-
ли им со своих земель платить тяньфу по более низким став-
кам, чем крестьянам-собственникам. Чаще всего дичжу просто
перекладывал фискальное бремя на своих арендаторов, осо-
бенно задолжников. С морально-правовой точки зрения для
крестьянской собственнической массы именно налоговая и от-
части ростовщическая эксплуатация, вернее, злоупотребления
в этой сфере были наиболее ненавистны и неприемлемы. Этот
вид изъятия прибавочного продукта в глазах земледельца не
имел отношения к его трудовой жизни и считался более чуже-
родным и паразитическим, нежели арендная эксплуатация.
Крестьянство составляло абсолютное большинство основ-
ного тяглового и податного сословия нун. Маньчжурские вла-
сти еще в начальный период своего господства осуществили
36
ряд мер по прикреплению крестьян к месту рождения и жи-
тельства, несмотря на то что подавляющая масса сельского
населения считалась юридически свободными и равноправны-
ми людьми (фаньжэнь, миньжэнь). Проводились переписи по-
лей и населения со строгой фиксацией причитавшихся с них
налогов и повинностей. Хубу была осуществлена поголовная
перепись земледельцев и периодически проводились ее про-
верки. В реестры вносились «тяглые» (дин) — лица мужского
пола от 16 до 60 лет; нетяглые (женщины, дети, подростки)
включались в низший разряд (коу). Кроме того, периодически
проводились специальные проверки земельных кадастров.
Волостным начальникам вменялось в обязанность прикреп-
лять к земле людей по месту их учета независимо от того, из
какой местности они происходили. Прежде всего это касалось
беглого и бродячего люда (люман), наличие которого особен-
но беспокоило власти. Прикрепление крестьян к месту жи-
тельства затрудняло подвижность населения и возможность
отхода на заработки.
Помимо старост (личжан, сянчжан) в деревне действовала
система круговой поруки баоцзя— административно-поли-
цейское объединение дворов в десятки, сотни и тысячи во
главе с соответствующими начальниками. По цинским прави-
лам на дверях фанз или на воротах дворов вешались специ-
альные дощечки (мэньпай) с указанием главы семьи, числа
дин и душ вообще, их возраста, имущества и т. д. По ним от-
мечался любой переезд и перемещение сельских жителей.
Каждые десять дворов (ху) составляли пай во главе с десят-
ским (пайтоу). Десять пай объединялись в цзя со своим сот-
ским (цзячжан). Из десяти цзя формировалось бао под надзо-
ром тысяцкого (баочжэн). Над бао стоял волостной старос-
та. Кроме того, вся система контролировалась местными
шэньши. Баоцзя облегчала властям учет населения, взимание
налогов, отбывание повинностей и в первую очередь полицей-
ский надзор. На основе десятидворных списков (пайцэ) со-
ставлялись донесения более высоких инстанций, посылавшие-
ся в Хубу, где все они сводились в реестры хуанцэ и цинцэ.
На основании последних определялись прирост или убыль на-
селения страны.
Основной формой эксплуатации безземельной и малозе-
мельной части крестьян в центральных и особенно южных
провинциях была арендная система (цзу, дянь). Натуральная
земельная рента, предварительные взносы или арендные за-
логи, взимаемые с зависимых держателей земли, представля-
ли собой основную массу прибавочного продукта, получаемого
классом землевладельцев-помещиков, шэньши, чиновников и
других дичжу. При этом, как показал миссионерский опрос
1888 г., степень распространения аренды возрастала с севера
на юг. Чем южнее была провинция, тем выше оказывался
37
удельный вес арендных отношений в жизни крестьянства. Та
же закономерность прослеживалась и в направлении с запа-
да на восток: чем восточнее провинция, тем в целом выше был
процент земель, сдававшихся внаймы [см. 80, 79—116].
Разнообразие климатических, демографических, историче-
ских факторов и особенностей, слабая хозяйственная взаимо-
связь между провинциями и отсутствие единого внутреннего
общекитайского рынка обусловили сложную мозаику аренд-
ных отношений, а также множество разновидностей и форм
ренты.
Средневековые нормы опутывали не только институт зе-
мельной собственности, но и саму аренду. В ее сфере поми-
мо чисто хозяйственных связей между дичжу и дяньху сохра-
нялись сильные внеэкономические наслоения. Сказывались
прочные многовековые традиции. При этом феодальный строй
с его правовыми нормами не только обеспечивал эксплуата-
цию крестьянина, но и в известной мере поддерживал его со-
словный, а также хозяйственный статус, особенно право на
соединение с землей. Так, согласно многовековой традиции
и цинским законам помещик в случае исправной выплаты
арендатором положенного по соглашению (устному или пись-
менному) формально не мог согнать цзуху с земли до исте-
чения срока договора. Случаи нарушения данного правила бы-
ли столь же многочисленны, сколь и его строгого соблюдения.
Тем не менее сам этот принцип во второй половине XIX в. ос-
тавался общепринятой юридической нормой.
По степени уменьшения такой феодальной «привилегиро-
ванности» формы аренды можно условно разделить на «веч-
ное», длительное и обычное, т. е. краткосрочное, держание.
В середине XIX в. в Китае преобладала длительная аренда
(от 5 до 20 лет). Кроме того, в Цзянсу, Чжэцзяне, Цзянси,
Хубэе, Фуцзяни, Гуаней, Аньхуе, Гуандуне и некоторых об-
ластях других провинций была довольно распространена
«вечная», т. е. бессрочная, аренда (юндянь, юнцзу).
На практике длительная аренда часто сопровождалась
той или иной ростовщической задолженностью дяньху тому
же помещику. В такой ситуации сгон держателя с земли не
представлял собой правовых затруднений, не говоря уже об
обыкновенном произволе. Тем не менее во многих случаях
дичжу предпочитали сохранить такого держателя, опутав его
долговой и иной кабалой, превратив в личнозависимого от
себя послушного работника. В целом по стране традиционное
право исправного арендатора на сохранение договора, несмот-
ря на все отклонения, в основном еще продолжало дей-
ствовать.
В более прочном положении находились держатели на
праве «вечной» аренды. Юндянь предполагала передачу дер-
жания по наследству от одного поколения к другому. Это
право или обычай были обязательны как для дяньху, так и
для владельца земли. Кроме того, наследственный арендатор
мог передать на время или продать свое право другому лицу
без ведома дичжу. Ко всему этому размер ренты при юнцзу
чаще всего был строго фиксирован и редко изменялся как в
ту, так и в другую сторону, будучи в целом крайне выгодным
для цзуху. «Вечные» арендаторы в XIX в. обязаны были вно-
сить платежи, размер которых был зачастую установлен бо-
лее 100 лет назад и закреплен традицией. В некоторых про-
винциях такого дяньху нельзя было согнать с земли даже
в случае единичного невнесения арендной платы. Чаще всего
в случае неурожая последняя снижалась или отменялась
совсем.
Право юнцзу поднимало его носителей, как более приви-
легированный слой, над остальной массой держателей (осо-
бенно на условиях краткосрочной аренды), число которых во
второй половине XIX в. неуклонно увеличивалось. Тем не ме-
нее «вечная» аренда, являвшаяся наиболее средневековой
формой арендных отношений, сохраняла прочные позиции в
китайской деревне. В целом с сокращением срока аренды со-
ответственно уменьшались права цзуху. При обычной крат-
косрочной аренде (от года до трех лет) права и своевластие
землевладельца были наименее ограниченны.
Как при «привилегированных», так и при преобладавших
«обычных» формах арендных отношений господствовала нату-
ральная рента. Она существовала в трех основных видах:
твердо фиксированной (мицзу, гуцзу), изменяющейся в зави-
симости от урожая (ицзу, хоцзу) и издольной (фэньчжун,
фэньцзу). Их обычный размер колебался от 40 до 60% сбора,
составляя в среднем его половину. Издольщина преобладала
на землях, сдававшихся в краткосрочную аренду, тогда как
при «привилегированных» формах аренды или при сдаче уча-
стков, расположенных в другой деревне или волости, практи-
ковалась фиксированная рента зерном (гуцзу).
Как более выгодная для крестьянина, последняя сопро-
вождалась денежным или имущественным залогом (диншоу)
в качестве компенсации и гарантии помещику. Такие условия
были «по плечу» лишь зажиточным крестьянам и какой-то ча-
сти средних дворов. В случае нарушения арендатором догово-
ра (устного или письменного) землевладелец присваивал се-
бе соответствующую часть залога. В приморских провинциях
и в низовьях Янцзы натуральные ренты, исчислявшиеся в
зерне (мицзу, фэньчжун), часто переводились в деньги и вы-
плачивались медью или серебром. При такой так называемой
переводной аренде (чжэцзу) рента, оставаясь в своей основе
продуктовой, лишь частично приближалась по своей природе
к денежной.
Натуральные аренды прочно доминировали в наиболее
39
плодородных и густонаселенных районах юга и центра страны
(Гуандун, Хунань, Цзянси, Фуцзянь и Чжэцзян), в первую
очередь на землях высшей категории и прежде всего на оро-
шаемых или заливных рисовых полях. В перечисленных про-
винциях натуральная рента была наиболее выгодна для зем-
левладельцев. Помимо созданного дяньху прибавочного про-
дукта она позволяла помещикам получать еще часть торговой
прибыли при реализации риса на рынке, особенно за счет при-
держивания зерна до весны, т. е. до наивысших цен.
В этой части Китая очищенный рис являлся в известной
мере средством платежа и отчасти своего рода «денежным
эквивалентом». В условиях усилившихся во второй половине
XIX в. медноденежной инфляции и нехватки серебра в стра-
не, перенаселенности деревни, не говоря уже о стихийных бед-
ствиях и голоде, достаточно часто возникали ситуации, при
которых рис оказывался «дороже денег».
Денежная рента (цюцзу, юйцзу, цяньцзу) во второй поло-
вине XIX в. была еще слабо распространена. При этом наблю-
дались две противоречивые тенденции. С одной стороны,
цяньцзу наиболее прочные позиции имела в северных провин-
циях (Чжили, Шаньдун, Шаньси и Ганьсу), т. е. в районах с
наименее продуктивным земледелием. В центральных и южных
провинциях денежную ренту помещики практиковали на не-
орошаемых землях со средней и особенно низкой урожайно-
стью. С другой же — она, как и чжэцзу, встречалась в облас-
тях с более развитым рыночным земледелием, в районах
технических культур, в зоне удобных путей сообщения, в приго-
родных уездах и т. д. Существовало два вида аренды с де-
нежной рентой. Менее распространенной была аренда с вы-
платой после сбора осеннего урожая (цюцзу). Чаще встреча-
лась сдача земли с предварительной уплатой еще до посева
(юйцзу). Обычно цяньцзу предполагала внесение арендной
платы за год вперед (юйцзу), это чаще всего толкало дяньху
в лапы ростовщика. Наличие разного рода залогов и предва-
рительных взносов заставляло безземельных и малоимущих
крестьян идти в кабалу не только к дичжу, но и к владельцам
денег — сельским лавочникам, хозяевам волостных ломбардов,
торговцам и т. д.
Даже при господстве Натуральных форм аренды ростов-
щичество было неотъемлемой частью сельской жизни. Оно
было тесно связано со всей системой арендно-налоговой экс-
плуатации. В качестве заимодавцев чаще всего выступали
местные помещики — туба, даху, шэныпи, а также торговцы
и сельские богатеи. Реже крестьяне брали ссуду в ломбардах
волостных и уездных центров. Условия, на которых крестья-
не брали натуральные или денежные ссуды, были, как пра-
вило, довольно тяжелыми. Крайняя «дороговизна» денег в де-
ревне приводила к тому, что ссудные ставки иногда доходи-
40
ли до 50—100%. Кроме того, под денежную ссуду требовался
солидный залог, чаще всего земельная собственность (дия).
Ростовщичество держало попавшие в его сети крестьянские
дворы на грани полуголодного существования. Особенно тя-
желые времена наступали после продажи земли за долги —
главной цели сельского ростовщика, когда вчерашний собст-
венник превращался в арендатора «своего» же участка.
Поскольку дичжу, особенно в центральных и южных про-
винциях, не вели своего хозяйства, отработочная рента как
самостоятельное явление встречалась в Китае крайне редко.
Более распространены были остатки отработочной системы
в качестве сопутствующих явлений при разного рода продук-
товых арендах. Чем тяжелее были условия последних, тем
большую роль играли пережитки отработочной ренты. В по-
добных случаях дяпьху должны были устраивать помещикам
угощения, делать подношения, помогать им в их усадьбах,
прислуживать и т. д.
В силу аграрного перенаселения и дороговизны земли в
собственно китайских провинциях, особенно южнее Хуайхэ и
Янцзы, полностью преобладала в той или иной мере кабаль-
ная голодная аренда. Предпринимательская аренда крестьян-
ских верхов и субаренда встречались значительно реже.
Как и при налоговом ограблении чиновниками крестьян-
собственников, при арендной эксплуатации безземельных и
малоземельных держателей применялся широкий арсенал
жульнических и произвольных мер с целью получения боль-
шей доли прибавочного продукта. Для увеличения реального
объема ренты в октябре, когда происходили арендные пла-
тежи, в зависимости от местных условий и форм аренды
землевладельцы либо максимально занижали, либо предна-
меренно вздували цены на зерно. Кроме скрытого обвеши-
вания крестьян помещики и их управляющие открыто исчис-
ляли обмолоченный рис в «арендных ху» (цзуху). При таком
обмере зерна сверх каждого даня с крестьянина брали лиш-
них 2—3 доу. Обмеривание, обвешивание, нарушение догово-
ра, постепенное ухудшение его условий, перекладывание ди-
дина и других налогов за сдаваемый участок на плечи дяньху,
изъятие имущества и земли у полуарендатора за недоимки
были обычным явлением.
По цинским законам арендатор, не уплативший положен-
ного по договору, подлежал телесному наказанию с после-
дующим взысканием задолженности. Туба, и даху держали
специальных стражников, имели свои тюрьмы, могли творить
над провинившимся держателем земли или должником свой
частный суд и расправу. На случай возмущения бедноты су-
ществовали отряды сельской милиции (туаньлянь, сянъюн),
командирами которых были местные шэньши, богатые зем-
левладельцы и лидеры цзунцзу. Фуху, в свою очередь, под-
41
держивали тесный контакт с уездным, окружным и провин-
циальным чиновничеством, держа в своих руках всю округу.
Именно эти «местные деспоты», так же как и «большие до-
ма», играли главную роль в процессе постепенного обезземе-
ливания крестьян-собственников.
В условиях арендно-помещичьего строя, т. е. в первую
очередь в бассейне Янцзы и южных провинциях, отношение
держателей земли к ее собственникам было различным. На-
ряду с ненавистью эксплуатируемого арендатора и должни-
ка к помещику существовала вассально-холопская предан-
ность исправного дяньху к дичжу, как к своему «благодете-
лю» и патрону. Страх и холуйство перед туба и даху, тем-
нота и забитость, соблюдение конфуцианского принципа сяо,
почтительность к местным шэньши превращали значительную
часть деревенского населения в инертный слой.
Столь же противоречивыми были настроения и собствен-
нической массы крестьян. С одной стороны, для нее были ха-
рактерны открытый протест и стихийные выступления против
налогового произвола присланных из центра чиновников.
С другой — эта часть крестьянства, особенно зажиточные ее
слои, легко могла быть направлена местными шэньши против
разного рода «бандитов» — как шаек обычных грабителей,
так и восставших крестьян соседних областей и провинций.
Именно из крепкого собственнического крестьянства форми-
ровалась сельская милиция.
Арендной, налоговой и ростовщической эксплуатацией не
исчерпывались крестьянские тяготы. Огромную власть над
жизнью и имуществом крестьян, как собственников, так и
арендаторов, имели силы природы. Засуха, наводнение, ура-
ган, нападение саранчи и т. д. в несколько недель низводили
зажиточного или среднего крестьянина до положения беззе-
мельного дяньху, неоплатного должника, батрака или нищего
бродяги. Бичом северных провинций были засухи, центр
и юг страны были подвержены наводнениям. Такого рода
«небесных кар» крестьянин на севере страны боялся больше,
чем лихоимцев-чиновников, а в центральных и южных про-
винциях— больше гнева дичжу, у которого брал землю
в аренду.
Стихийные бедствия в лучшем случае ставили вчерашнего
«справного» земледельца в полную зависимость от местных
помещиков, шэньши и торговцев. В их руки переходила его
земля и иное имущество. Зачастую, желая спасти себя и свои
семьи от голодной смерти, крестьяне продавали детей в раб-
ство: чаще всего дочерей, сыновей же лишь в крайней нуж-
де. В худшем случае наступало массовое вымирание, когда
в зоне стихийного бедствия гибли сотни тысяч и миллионы
людей.
Между тем в обычные, а тем более в урожайные годы
42
основная часть деревни не только сводила концы с концами,
но и в каких-то небольших размерах получала прибавочный
продукт, делавший возможным медленный прирост населения
в масштабах всей страны. После уплаты налогов, арендных
сумм и долгов деревня в целом с большим или меньшим
трудом могла дожить до сбора ранних овощей или летнего
урожая зерновых. Что же касается средних собственнических
дворов, не говоря уже о зажиточных семьях, то эти слои
в урожайные годы вели относительно безбедную жизнь.
В силу всех перечисленных выше причин крестьянство не
только делилось на различные прослойки по характеру фео-
дальной зависимости и эксплуатации, но и было неоднород-
ным в хозяйственном отношении. К середине XIX в. деревня
в Китае уже не знала общинной собственности. Подворное
землевладение и арендная система благоприятствовали росту
имущественного неравенства.
Хозяйственная дифференциация крестьян сопровождала
развитие китайского феодализма на протяжении ряда столе-
тий. Особенно она стала усиливаться в XIX в. Это был исто-
рически обусловленный процесс, конкретные формы и степень
которого определялись реальной обстановкой и местными
условиями — уровнем аграрного перенаселения, частотой сти-
хийных бедствий, степенью налогового произвола чиновни-
ков и т. д. В то же время следует подчеркнуть, что имущест-
венная неоднородность крестьян, наличие в их составе раз-
личных групп и категорий и в середине XIX в. все еще опре-
делялись самой средневековой структурой общества, тради-
ционными формами и методами эксплуатации, специфически-
ми чертами различных частей страны.
В южных провинциях (Гуандун, Фуцзянь, Гуаней, Хунань,
Цзянси и др.) пестрота внутренней структуры деревни услож-
нялась демографическими и этнографическими особенностя-
ми. Здесь сохранялась постоянная вражда между коренным
населением (бэньди) и переселенцами из других районов
(кэцзя). Внутри обеих групп существовало обычное для того
времени имущественное расслоение, что, однако, не снимало
взаимной ненависти и кровавых столкновений между ними.
Последнее часто было на руку властям.
В китайской деревне накануне Крестьянской войны 1850—
1864 гг. имели уже место и наемный труд, и товарное произ-
водство, и хозяйственное неравенство среди крестьян. Однако
размеры товарного производства в середине XIX в. были еще
невелики, применение наемного труда, особенно в земледе-
лии, незначительно, а хозяйственное неравенство в целом
еще не несло в себе устойчивого капиталистического расслое-
ния. Заметные сдвиги в этих областях наметились лишь
к 80—90-м годам. Богатые и бедные семьи, собственники и
«бесхозяйственные» дворы, арендаторы и полуарендаторы —
43
таковы основные традиционные категории внутри крестьян-
ства, выделяемые источниками середины XIX в.
Как уже отмечалось, китайское крестьянство второй по-
ловины XIX в. в конечном итоге все еще представляло собой
класс мелких и мельчайших собственников средств производ-
ства, прежде всего земли. Тем не менее какая-то часть зем-
ледельческого населения была уже лишена такого рода соб-
ственности. Эта категория крестьян становилась «бесхозной»,
либо живя и работая по дворам богатых соседей или поме-
щиков, либо ведя бродячий образ жизни. При этом натураль-
ный уклад деревенской жизни создавал еще крайне мало
условий для эксплуатации одного крестьянина другим на
основе имеющихся хозяйственных различий. Лишь в отдель-
ных наиболее развитых районах восточных приморских про-
винций и на севере страны имущественное неравенство при-
обретало черты социальной дифференциации.
Поскольку масса деревенских хозяйств не была достаточ-
но емкой сферой применения наемного труда, рабочая сила
бедноты находила себе применение в ряде других производств
(городское ремесло, строительные работы, транспорт и т. д.).
Вместе с тем не все разорившиеся крестьяне попадали в сфе-
ру наемных отношений. Источником их существования мог
быть эпизодический наем, сбор хвороста и удобрений, нищен-
ство и т. д.
Эпизодическая продажа рабочей силы не вела к превра-
щению последней в товар. Потребность в разного рода слу-
чайном найме далеко не всегда была связана с товарностью
хозяйского двора. Для значительной части «бесхозных» все
завершалось вторичным вовлечением в сферу арендных от-
ношений. Эта обратимость имела место и в более поздний
период. Поглощение разоренного крестьянства сферой фео-
дальной эксплуатации было важным фактором в жизни
деревни.
В условиях крайней земельной тесноты и аграрного пере-
населения большинство разоренных крестьян пополняли ря-
ды пауперов. Они составляли массу нищих, бродяг (люман)
и бандитов (туфэев). Часть пауперов, особенно молодежь,
искала средств существования в городах, нанималась в сол-
даты 'местных охранных войск луцзюнъ или в помещичьи от-
ряды стражников.
Вместе с тем в деревне имелась и узкая категория людей,
для которых продажа рабочей силы была систематическим
или основным занятием. В середине XIX в. существовали две
основные формы найма (юнгун).
Первая — краткосрочный наем поденщиков (дуанъгун)
и сезонных работников (мангун), а также части батраков
(чангун) в хозяйствах мелких помещиков и зажиточных кре-
стьян— уже стала по существу вольным наймом. Такой наем
44
Основывался на экономическом принуждении и договорных
началах и нес в себе зачатки новых отношений, чье развитие
ускорялось с ростом товарного земледелия. В толще данного
явления, особенно в северных и восточных приморских про-
винциях, уже нашли место низшие, первичные элементы ран-
некациталистических отношений. Однако они носили лишь
зачаточный и спорадический характер и не означали еще
образования прочных буржуазных связей.
Вторая форма — долгосрочный наем батраков крупными
и средними помещиками,— напротив, еще характеризовалась
преобладанием внеэкономического, часто кабального принуж-
дения, личной зависимостью чангунов от дичжу (бесправие
батраков, произвол хозяев, значительный вес натуральной
оплаты и т. д.). Особенно четко это проявлялось в социально-
правовом положении чангунов в центральных и южных про-
винциях. Отсталые, старые формы найма поддерживались
аграрным перенаселением и охранялись как цинским законо-
дательством, так и всей надстройкой в целом, что задержи-
вало развитие новых отношений. Под влиянием многих при-
чин зачастую имело место превращение вольного найма в
отношения иного рода — старого, кабального типа.
Удельный вес найма в сельском хозяйстве в середине
XIX в. был еще крайне незначительным. Наибольшее распро-
странение он получил на севере страны и в приморских об-
ластях, особенно в районах товарного земледелия и техниче-
ских культур. Здесь же наблюдалось и отходничество кресть-
ян. Менее всего наем был развит в бассейне Янцзы и в юж-
ных провинциях.
В целом же в деревне доминировал натуральный и полу-
натуральный уклад. Земледелие — основа экономики Цинской
империи в этот период — все еще удовлетворяло основные
нужды многомиллионного населения, минуя рыночные отно-
шения. Господство натурального хозяйства обусловило сохра-
нение в Китае второй половины XIX в. состояния экономиче-
ской раздробленности. Сама деревня являлась суммой часто
ничем не связанных друг с другом мелких и мельчайших
хозяйств. Преобладала самообеспечиваемость и внутренняя
хозяйственная замкнутость крестьянских дворов. Последнее
обусловливало в большинстве случаев их изолированность не
только друг от друга, но и от остальной округи — волости,
уезда и т. д. В свою очередь, это преломлялось в отсталости
и забитости крестьян. Для многомиллионных масс тружени-
ков земледелие было по средневековой традиции с общест-
венной и официальной точки зрения занятием сословно по-
четным, но тем не менее скорее необходимым под страхом
голодной смерти. Для большинства крестьян сельское хозяй-
ство в середине XIX в. не имело ни характера промысла, ни
рыночного интереса.
45
Преобладающее состояние однородности и неподвижности,
когда основная масса сельских дворов представляла собой
сумму замкнутых, изолированных друг от друга величин, рёд-
ко или почти не вступавших в регулярные хозяйственные
отношения между собой, было важнейшим наследием предше-
ствующих столетий. Такое состояние, помимо всех прочих
факторов, служило прочным фундаментом для существрваниг.
режима средневековой косности и неподвижности, какрм бы-
ла Цинская империя. Так, столь важная опора маньчжурской
династии, как привилегированное «восьмизнаменное» земле-
владение, для значительной части цижэней могло существо-
вать лишь при условии крайне слабого развития денежных
отношений. С развитием последних офицеры и рядовые разо-
рялись, а наделы поступали в заклад и продажу.
Господство самодовлеющего земледельческого быта сохра-
няло обособленность различных частей и провинций страны
друг от друга. С преобладанием натурального уклада была
связана и традиционная политика прикрепления крестьянства
к земле и к месту жительства. Проведение этого правитель-
ственного курса в значительной мере облегчалось совокуп-
ностью самих условий деревенской экономики. В Китае «фео-
дализм основывался на господстве земледельческого быта и
натурального хозяйства; источником феодальной эксплуата-
ции китайского крестьянина было прикрепление его к земле
в той или иной форме; политическими выразителями этой экс-
плуатации были феодалы, все вместе и каждый порознь
с богдыханом, как главой системы» [18, 403—404]. Цинский
режим, стремясь отстоять и укрепить свое существование,
всей своей политикой способствовал поддержанию наиболее
застойных форм экономики.
Вместе с тем натуральный уклад в середине XIX в. уже
не обладал чистотой и прочностью периода раннего феода-
лизма. К началу Крестьянской войны 1850—1864 гг. он был
уже несколько видоизменен и подточен социально-экономиче-
скими процессами, протекавшими в предшествовавшие сто-
летия. Растущее разделение труда, специализация районов,
производство на рынок, товарное земледелие, связанное
с медленным ростом мануфактур,— все эти явления к сере-
дине XIX в. постепенно ослабили средневековые натурально-
хозяйственные устои. В деревне ускорился рост товарно-де-
нежных отношений. Постепенная коммутация налогов также
увеличивала роль денег в деревне. Разделение страны на
районы, которым недоставало своего хлеба и которые выво-
зили излишки зерна, стало более заметным в связи с ростом
городского и деревенского ремесла.
Большее, чем прежде, распространение получило выращи-
вание технических культур, что было прямо связано с уси-
лением товарного начала в земледелии. К середине XIX в.
46
8!нный процесс наблюдался и во внутренних провин-
аднако с наибольшей силой он проявлялся в низовьях
и ближайших приморских областях. В первую очередь
т отметить рост здесь площадей под хлопчатником.
Сунцзяна, Тайцана, Хаймыня и Тунчжоу (южная часть
стал превращаться в важный хлопководческий
страны. В несколько меньшей мере аналогичные яв-
имели место и в долине Хуанхэ. На юг от нижнего
течений Янцзы (в Чжэцзяне и Цзянсу) и в Гуандуне нака-
нуне Крестьянской войны 1850—1864 гг. уже целые области
специализировались на выращивании щелковицы и производ-
стве коконов. Дубовый шелкопряд занял прочные позиции
в сельском хозяйстве Шаньдуна. В ряде провинций заметное
распространение получила культура табака. Развитие внут-
реннего рынка способствовало наметившейся специализации
ряда областей на разведении чая, масличных культур, инди-
го, сахарного тростника и т. д. Кунжут стал выращиваться
в Хубэе, Хунани, Сычуани и других провинциях. Сахарный
тростник возделывался на Тайване, в Фуцзяни, Гуандуне и
Чжэцзяне. Поставка сырья для ремесла уменьшала средне-
вековую однобокость деревенского производства, увеличива-
ла его связь с рынком, постепенно лишала традиционной
замкнутости и обособленности.
Однако развитые формы товарного производства в сере-
дине XIX в. существенно влияли на характер сельской эко-
номики лишь в приморских, в первую очередь восточных,
районах и в долине Янцзы. На остальной территории импе-
рии, особенно во внутренних провинциях и глухих северных
и западных областях, рыночный фактор играл явно второ-
степенную роль. Натуральное хозяйство в китайской деревне
в целом оставалось доминирующим вплоть до конца XIX в.
Подавляющее большинство крестьян получало основные
средства потребления и производства, минуя обмен. Для де-
ревни в целом целью земледелия являлось получение потре-
бительной стоимости.
Натуральность сельского хозяйства проявлялась прежде
всего в том, что на своей или арендуемой земле, часто раз-
бросанной отдельно лежавшими друг от друга мелкими клоч-
ками, крестьянин помимо профилировавшей в данном районе
культуры стремился по возможности выращивать все необ-
ходимое: грубые кормовые злаки, овощи, волокнистые рас-
тения и т. д. Понемногу сея хлопчатник, батат, просо, бобы,
табак и т. д. для собственных нужд, деревня тем самым сво-
дила до минимума потребность в покупных продуктах — не
только продовольственных, но и промышленных. Даже хо-
зяйства, вступавшие на путь товаризации, еще сохраняли во
многом потребительский характер. На рынок частично посту-
пал один, ведущий для данной местности продукт, тогда как
47
другие отрасли крестьянского комплекса оставались патриар-
хально-натуральными. /
Традиционные формы эксплуатации специфически сказы-
вались на товарно-рыночных потенциях различных категорий
крестьян. Изъятие через каналы ренты, налогообложения и
ростовщичества массы прибавочного продукта для одн/й ча-
сти крестьянства снижало возможность реализации продук-
ции и покупательную способность, а для другой означало при-
нудительное вовлечение в рыночную сферу. И в том, и в дру-
гом случае влияние феодальных обязательств тормозило
укрепление прямых экономических связей между /земледе-
лием и промышленностью, а также между производителями
различного рода продукции в рамках самого сельского хо-
зяйства. Тем самым консервировался существующий низкий
уровень рыночной экономики и поддерживалось господство
натурального уклада в деревне.
Главное же заключалось в том, что в товарно-денежном
обращении в Китае середины XIX в. происходило сильней-
шее искажение прямых экономических связей между город-
скими и сельскими производителями. Оно вызывалось самим
характером арендной эксплуатации, прежде всего влиянием
натуральной ренты в сочетании с крайней земельной тесно-
той и напряженностью демографической обстановки. Комп-
лекс этих факторов имел особое значение в зерновом хозяй-
стве центральных и южных провинций. Высокая продуктив-
ность зернового хозяйства сочеталась здесь с высокой
плотностью населения, потреблявшего подавляющую массу
продовольствия на месте.
При сильнейшем давлении мощного демографического по-
тенциала на межпровинциальный рынок поступала лишь ма-
лая доля выращенного урожая. В этом плане товарные мас-
сы зерна, проходившие через звенья торговой иерархии, при
всей их абсолютной величине оказывались незначительными
в сравнении с тем, что население потребляло «на корню».
Серьезным барьером на пути развития товарных отношений
было значительное недопотребление китайского крестьян-
ства — периодические голодовки в связи с неурожаем и скры-
тое, но постоянное недоедание низов сельских производите-
лей. Наконец, в силу тех же демографических особенностей
Китая даже крепкое собственническое крестьянство после
выплаты налогов и долгов проедало подавляющую часть сво-
его зерна.
В этом плане «ближе» к рынку стояла малоземельная
и безземельная часть деревни — дяньху и полуарендаторы.
Изымавшееся у них через каналы ренты зерно через руки
дичжу, а затем зерноторговцев уездного масштаба в какой-то
своей части поступало на рынок. В отличие от крестьян-соб-
ственников эта часть дворов принудительно вовлекалась в то-
48
|>рот. К этой категории товарности относилась и про-
рестьянами зерна для внесения денежного залога
чжэцзу) или предварительной оплаты при специфи-
формах аренды (юйцзу). В итоге значительная часть
ской продукции, поступавшей в продажу, производи-
хозяйствах, прямо не ориентировавшихся на ры-
спрос. Иначе говоря, особое значение имела товариза-
дукта, а не самого хозяйства арендно-зависимого крс-
а.
Важным побудительным мотивом продажи крестьянами-
собственниками своей продукции была уплата налогов и дол-
гов в денежной форме. Большой вес такой вынужденной,
искусственной товарности сохранялся и к концу XIX в., когда
под влиянием капиталистического уклада усилились есте-
ственные связи крестьян с рынком. Вместе с тем в урожай-
ные годы масса крестьян-собственников пускала в обраще-
ние излишки продовольствия и сырья, игравшие большую
роль па внутреннем рынке страны. Меньшая часть такой
продукции продавалась крестьянами непосредственно потре-
бителям на местных периодических базарах и на городских
рынках, а основная доля попадала в руки купцов и занимав-
шихся торговлей землевладельцев.
Класс землевладельцев — туба, даху, богатые шэныпи и
рядовые дичжу — получал в свои руки в качестве арендной
платы и долгов большие массы зерна. Однако в силу социаль-
но-экономических условий бассейна Янцзы и южных провин-
ций лишь часть этого прибавочного продукта реализовалась
на рынке, остальное же потреблялось в рамках натурального
уклада. Прежде всего значительная доля риса, изъятого через
каналы ренты, оседала в перенаселенной деревне в качестве
ростовщического фонда. При господстве здесь натуральных
ссуд зерном, особенно прибыльных для помещиков весной
и в начале лета, когда часть непосредственных производите-
лей уже исчерпывала свои запасы и стояла на пороге голода,
ростовщическое помещение ренты под грабительские процен-
ты было зачастую выгоднее ее рыночной реализации.
Кроме того, для основной массы самих помещичьих се-
мей, живших в сельской местности, был характерен высокий
уровень натурального потребления зерна. Туба и даху содер-
жали многочисленных прихлебателей, челядь, собственных
стражников, иногда составлявших целые отряды. Следуя кон-
фуцианским нормам и экономно ведя домашнее хозяйство,
обычные помещичьи семьи, в большинстве своем достаточно
многолюдные (не считая различной прислуги), старались
обеспечить себя не только зерном, но и остальными необхо-
димыми продуктами за счет арендных поступлений. Дяньху
должны были поставлять им определенное количество кур,
уток, яиц, рыбы, свинины, муки и т. д., не считая разного
49
рода «подарков» к праздникам. Вместе с тем женская полег
вина помещичьей семьи часто занималась прядением, ткачё-
ством и шитьем одежды. /
С еще большей силой эта тенденция проявлялась в кресть-
янских хозяйствах. Важнейшей составной частью и одной из
основ натурального крестьянского комплекса было соедине-
ние парцеллярного земледелия с домашней промышленно-
стью или домашними промыслами — прядением, ткачеством,
плетением и т. д. В то же время какой-то процент1 дворов
был чисто земледельческим.
Текстильное производство, в основном хлопкообработка,
было главенствующей, массовой отраслью домашней промыпь
ленности, непосредственно связанной с мелким земледельче-
ским хозяйством. В большинстве случаев крестьянская семья
соединяла выращивание зерна и овощей с производством
хлопка-сырца, изготовлением пряжи, а затем ткани и в конеч-
ном итоге — одежды и обуви для собственного потребления.
В низовьях Янцзы (Цзянсу и Чжэцзян) и Сицзяна (Гуан-
дун) часть крестьянства одевалась в одежду из собственного
домашнего шелка грубой выделки.
Сотни трафаретных описаний прочной связи деревенской
хлопкообработки с земледелием рассыпаны по источникам
середины XIX в. «В сельских местностях внутренних районов
из каждых десяти семей восемь-девять занимаются ручным
прядением и ткачеством... сами прядут, сами ткут, сами себя
снабжают и покрывают свои потребности» [45, г. II, 201].
Вместе с тем прочность натурального уклада в сфере до-
машних промыслов была значительно слабее, чем в земледе-
лии. Хотя основной целью крестьян оставалось собственное
потребление ремесленных продуктов, это не исключало их
усиливавшейся продажи.
Крайне скромная потребность самих крестьян в домотка-
ной одежде позволяла им продавать остальную продукцию.
В результате общая натуральность, самообеспеченность и
слабая покупательная способность деревенского хозяйствен-
ного комплекса не мешали ему быть поставщиком и ремес-
ленных изделий. Более того, крестьянство играло огромную
роль в снабжении общества промышленными товарами. Де-
ревенские промыслы были, естественно, в первую очередь
связаны с переработкой сельскохозяйственного сырья, являв-
шегося основным и для городской промышленности. Причем
связь эта в самой деревне была непосредственной в отличие
от цехового ремесла городов. Последнее обусловливало мень-
шую себестоимость и более низкий уровень цен на крестьян-
скую продукцию.
Деревня поставляла на рынок в основном грубые, низко-
сортные, но зато дешевые предметы широкого потребления.
Они пользовались большим спросом у трудовых слоев насе-
50
ления как в самой сельской местности, так и в городе. Поку-
пателей такого рода наряду с дешевизной привлекала проч-
ность крестьянских изделий. Все это делало деревенский до-
машний промысел серьезным конкурентом цехового ремесла,
особенно в сфере хлопкообработки.
Цомимо подавляющей массы хлопчатобумажных тканей
и пр^жи деревня поставляла в города и другие провинции
шелковую нить, пряжу и ткани, муку, вермишель и другие
мучнь<е, а также бобовые изделия. К этому следует приба-
вить пищевые и осветительные масла, сахар, обработанный
чайный и табачный лист, растительные красители и водку.
Крестьяне делали в большом количестве плетеные изделия
из соломы, прежде всего циновки, различные изделия из бам-
бука, бумагу, глиняную посуду, мягкую обувь, деревянные и
иные заготовки для городских производств, мелкие кузнеч-
ные поделки и т. д. Эта немногочисленная в каждом конкрет-
ном случае продукция сбывалась либо разного рода местным
или приезжим скупщикам, либо самостоятельно — в волост-
ных центрах, уездных городах или на периодических сельских
ярмарках и базарах различного масштаба.
Ремесленное производство велось в крестьянской фанзе
силами самой семьи и имело, как правило, крайне малые раз-
меры. Летом и весной работа шла вечерами, после окончания
полевых работ, особенно в промежутках сельскохозяйствен-
ного цикла. Однако основная часть ремесленной деятельности
крестьян падала на позднюю осень и зиму, когда было мно-
го свободного времени. В текстильных и некоторых менее
трудоемких промыслах преобладающую роль играли женщи-
ны и дети, в остальных господствовал мужской труд.
Основная масса ремесленного труда в деревенской семье
уходила на хлопкопрядение. До вторжения фабричной пря-
жи в недра сельской экономики существование специалистов-
прядильщиков среди крестьян (в основном женщин) было
явлением значительно более распространенным, чем специа-
листов-ткачей. Крестьянская семья чаще всего занималась и
прядением, и ткачеством, иными словами, первое, как прави-
ло, было подготовительной, подсобной операцией при втором.
На рынок поступала как пряжа, так и готовая ткань.
Определенного уровня отделение прядения от ткачества
в середине XIX в. достигло в деревне ряда приморских райо-
нов, особенно вблизи текстильных центров Цзяннани. В селах
и деревнях вокруг Сучжоу, Сунцзяна, Хаячжоу, Шанхая и
Цзядина основным побочным занятием жителей было произ-
водство бумажных тканей и шелка-сырца на местный рынок.
Ткачество здесь в целом вышло за рамки натурального кре-
стьянского производства и было втянуто в орбиту товарно-
денежного хозяйства. Расширение рынка тканей способство-
вало росту прослойки мелких товаропроизводителей в кре-
51
стьянских промыслах. Производство хлопковых тканей вег
лось на двух-трех станках силами самой семьи, чаще всего
женщин и детей. /
Часть таких сельских ремесленников занималась изготов-
лением пряжи для хлопкоткацких мастерских или размоткой
коконов и шелкопрядением для городских ткачей. Две прсле-
довательные операции (прядение и ткачество) все боле^ ока-
зывались разделенными территориально, и связь межд/ ними
осуществлялась через посредство рынка, купца или скупщи-
ка. Скупку сырья, полуфабрикатов и готовых изделий в де-
ревнях здесь вели специальные компании и отдельные
торговцы.
Отделение крестьянской текстильной промышленности от
земледелия в большей степени наблюдалось в шелкоткаче-
стве и шелкопрядении вокруг Нанкина, Хучжоу и Цзясина.
Мотание шелка стало профессией сельских жителей области
Сучжоу, особенно вокруг городов Шэнцзэчжэнь, Чжэнцзэ-
чжэнь и ремесленных посадов. Шелководство и шелкообработ-
ка в деревнях Гуандуна, Чжэцзяна и Цзянсу почти целиком
были ориентированы на рынок.
Растущая связь с рынком привела к появлению в сель-
ском ремесле наиболее развитых районов существеннейших
элементов рассеянной мануфактуоы. Так, население многих
деревень Цзяннани работало на сырье, доставляемом как из
города, так и из соседних сельских районов. Представители
торгового капитала — Цзянсу п Чжэцзяна уже выступали в
качестве предпринимателей, связанных с сетью окрестных
ткачей. Их они снабжали сырьем и затем скупали готовую
продукцию. При этом заметное распространение получила
оплата крестьянского труда сырьем. В меньшей мере была
характерна денежная плата.
Вместе с тем в середине XIX в. уже встречалось примене-
ние богатыми хозяйствами наемного труда в промыслах. Кро-
ме того, по тысячам волостей и уездов Цинской империи
действовало множество мелких сельских предприятий по пе-
реработке земледельческого сырья (рисорушки, мукомольни,
маслодавильни, винокурни, прядильни, сахароварни, мелкие
заведения по очистке хлопка, обработке чайного и табачного
листа, изготовлению растительных красителей и т. д.). Осна-
щенные примитивной техникой, они основывались на артель-
ных началах или на найме небольшого числа работников из
окрестной бедноты. Часть из них представляла собой капита-
листические мастерские, носившие сезонный характер. В пе-
риод страды (вспашка, посев, высадка рисовой рассады, убор-
ка зерновых, обмолот и т. д.) эти предприятия закрывались,
так как занятые в них работники возвращались в сферу сель-
ского хозяйства.
Сезонный характер деятельности таких предприятий опре-
52
дёлялся также сроками созревания перерабатывавшегося
сыр^>я и недостатком его запасов в данной округе. Значи-
тельную часть года они практически бездействовали.
В\ постоянном ритме функционировала деревенская про-
мышленность вокруг крупных ремесленно-торговых центров,
особенно в Цзяннани, где при посредстве различных форм
торгового капитала крестьяне перерабатывали неземледель-
ческое сырье. Его крестьяне либо покупали или выменивали
на готовые изделия, либо, реже, получали на переработку
от скупщика. Характер такого промысла зависел от специа-
лизации города. Так, пригородное крестьянство юга Цзянсу,
севера Чжэцзяна, востока Аньхуя и юга Гуандуна изготов-
ляло хлопчатобумажные и шелковые полуфабрикаты, гвоз-
ди, обувь, чулки, свечи, оконную бумагу и другие предме-
ты быта.
В середине XIX в. достаточно определенно наметилась тен-
денция выхода деревенских промыслов из рамок средневеко-
вого натурального хозяйства. Все острее сказывались усиле-
ние арендной эксплуатации и рост денежных налоговых пла-
тежей. В еще большей мере в этом направлении влияло на-
рушение прежних стоимостных соотношений, особенно денеж-
но-валютных курсов в связи с растущей выкачкой из страны
серебра в обмен на опиум, ввозимый сначала контрабандно,
а затем легально. Все это вынуждало крестьян увеличивать
производство и продажу ремесленных изделий и полуфабри-
катов. Вырученные деньги шли главным образом в погаше-
ние разного рода платежей казне, землевладельцам и ростов-
щикам. Само же потребление крестьянского двора, в том
числе и производственное, как и прежде, оставалось в основ-
ном натуральным.
После «опиумных» войн 1840—1842 и 1856—1860 гг. от-
деление домашней промышленности от земледелия в примор-
ских районах шло быстрее, чем прежде, и в наиболее разви-
тых восточных и южных областях страны усилился переход
от домашних промыслов к мелкотоварному производству. Тем
не менее в целом по стране в подавляющем большинстве
провинций переход крестьянских текстильных промыслов
к товарной ориентации в середине XIX в. протекал достаточ-
но медленно. Вплоть до 60—70-х годов главное препятствие
к проникновению иностранных фабричных тканей и пряжи
в Китай заключалось в «экономической структуре китайского
общества, представляющей сочетание мелкого земледелия
с домашней промышленностью» [10, 563].
Таким образом, в середине XIX в. крестьянские промыс-
лы в целом по стране в большинстве случаев еще не отдели-
лись от земледелия, представляя собой полунатуральное про-
изводство, в котором было занято значительное число дворов.
Отношения найма в этой сфере также получили весьма сла-
53
бое распространение. Особо следует подчеркнуть неравномер-
ность экономического развития деревни в различных частях
страны. Если в деревенском комплексе отдельных наиболее
развитых районов, особенно на юго-востоке, в низбвьях
Янцзы и приморских областях, произошли определенные сдви-
ги, то на остальной, подавляющей территории 'Китая
к 60—70-м годам деревня почти целиком сохранила свой
средневековый облик.
Глава III
ГОРОД И ТОРГОВО-РЕМЕСЛЕННЫЕ
КОРПОРАЦИИ
Как уже отмечалось, земледелие с его побочными отрас-
лями было основой китайского общества второй половины
XIX в. Деревня определяла лицо Цинской империи. В этих
условиях важнейшая социально-экономическая функция го-
родского комплекса помимо производства ремесленных изде-
лий заключалась в реализации и перераспределении приба-
вочного продукта, созданного в деревне и отчужденного через
каналы ренты и налогов. Кроме того, город зависел от
сельского хозяйства в плане снабжения сырьем и установле-
ния цен на него. В силу всего этого промышленность и тор-
говля, а с ними и сам город играли подчиненную, второсте-
пенную роль не только в социально-экономической, но и в по-
литической системе Цинской империи. Последнее, как отме-
чалось выше, отражалось и на официальном статусе города.
В массе своей горожане не выделялись государством
в особую категорию населения, отличную от остального, т. е.
сельского, населения. Земля в городах также подразделялась
на казенную и частную. При сдаче гуаньтянь под дома, дво-
ры и огороды с жителей взималась земельная подать
(цзуцянь), носившая характер налога (цзукэ). С миньтянь
собирался земельный налог деньгами или зерном. В одних
случаях тяньфу исчислялся по размеру участка, в других —
с каждой постройки или помещения (цзянь). В городах Цзян-
су, например, с каждого цзяня выплачивалось от 5 фэней до
1 цяня серебра или определенное количество риса, пшеницы
и бобов [186, 17; 229, 61]. В силу «деревенской принадлеж-
ности» города официальный правовой статус основной массы
его жителей мало чем отличался от статуса крестьян. Семья
горожанина с его мастерской, лавкой и т. д. считалась, как
и в деревне,- «двором» (ху, цзянху). Так же как и в сельской
местности, примерно каждые сто дворов объединялись в ли;
Разница состояла в том, что практически ли здесь представ-
ляло собой не селение, а городской квартал с определенным
числом жителей (лимин).
54
Городские ху соответственно вносились в общегосударст-
венные налоговые реестры, прикреплялись к месту житель-
ству с ограничением права передвижения. Опп были обяза-
ны выполнять казенные трудовые повинности, чаще всего
заменяемые денежными поборами. Наряду с этим налоги
с ремесленников иногда взимались изделиями их труда. Ме-
стами во второй половине XIX в. сохранялось и непосредст-
венное отбывание трудовых повинностей. Это было наиболее
характерно для тех городов, где существовали казенные ма-
стерские и ремесленные управления. В городах действовала
система баоцзя, аналогичная деревенской. За каждой груп-
пой дворов наблюдал свой цзячжан, цзунцзя или баэч кан.
Реальное отличие от сельского населения заключалось в
корпоративном объединении горожан в цехи, гильдии, зем-
лячества и т. д. Если в деревне «двор» платил налоги и вы-
полнял трудовые или «общественные» повинности самостоя-
тельно, то в городе подавляющая масса ху расплачивалась
с казной опосредствованно, т. е. через правление своей кор-
порации. Это тем не менее вовсе не гарантировало отдельно
взятую ремесленную или торговую семью от полицейского или
налогового произвола властей данного уезда, округа и т. д.
Цех или иное корпоративное объединение были в Цинской
империи придавлены могуществом местной и центральной
власти, полицейским надзором и фискальным гнетом. Вне
своей внутренней жизни торгово-ремесленные корпорации не
обладали реальными экономическими, политическими, судеб-
ными и иными правами. В отличие от Европы городского
права, как такового, в Китае не существовало. Не было и
свободы предпринимательства, что, в свою очередь, прини-
жало город и способствовало вмешательству властей в цехо-
вые дела. При этом корпоративная организация ремесла и
торговли использовалась в полицейских и фискальных целях.
Последнему немало способствовала сама цеховая верхушка,
боявшаяся волнений рядовых членов своих организаций.
Подобно землевладению, городская промышленность вто-
рой половины XIX в. делилась на два сектора — казенный
(гуань) и частный (см)- Государственно-феодальный сектор
играл заметную роль, особенно в производстве предметов
роскоши и оружия, лишая тем самым частное ремесло наи-
более богатых и крупных заказов. Тем самым власти и с этой
стороны ослабляли экономическую роль города. Организация
и управление государственной промышленностью были край-
не сложными. Казенное ремесло было подчинено различным
ведомствам и учреждениям центрального правительства во
главе с маньчжурскими сановниками.
Ведомство работ (Гунбу) в своих мастерских и мануфак-
турах производило различные виды холодного и простейшего
огнестрельного оружия, порох, а также иное военное снаря-
55
жение [45, т. I, 126—127, 135—138]. Вся эта продукция пред-
назначалась прежде всего для кавалерии и пехоты маньчжур-
ских «восьмизнаменных» войск. Небольшая ее часть посту-
пала в китайские части «зеленого знамени», а позднее —
в «полевую армию» (луцзюнь). В ведении Гунбу находились
и верфи, где строились парусные и весельные военные, а так-
же грузовые казенные морские суда и речные джонки.
В то время как изготовление серебряных денег — различ-
ных ляновых слитков — в основном находилось в руках част-
ных плавильных мастерских (луфан), медную ходовую и раз-
менную монету отливала только казна. Почти в каждой про-
винции существовало монетное управление. Ему подчинялись
местные казенные плавильные печи и монетные дворы. Наи-
большее число медных денег отливалось в Сычуани, Юньна-
ни, Чжэцзяне и Цзянсу [45, т. I, 125]. Одни монетные ману-
фактуры подчинялись Налоговому ведомству (Хубу). Отли-
тые на них деньги использовались преимущественно на содер-
жание армии. Другие управлялись Гунбу. Их продукция шла
в основном на оплату привлекаемой казной рабочей силы,
сырья и другие затраты в этой сфере [45, т. I, 112—115].
В добывающих отраслях казна делала упор на добычу зо-
лота и серебра. Основную же массу угля, железной, медной
и других руд, а также металла из них государство получало
от частных шахт, рудников и плавильных печей в качестве
налога и принудительных закупок. В меньшей мере эту роль
выполняли казенные рудники и соляные разработки.
Непосредственно на нужды императорского двора и само-
го богдыхана работала специальная сеть мастерских и ману-
фактур. Она находилась в ведении Дворцового управления —
Нэйуфу. Здесь, как и на предприятиях Гунбу, обслуживающих
двор, маньчжурскую аристократию и центральный чиновни-
чий аппарат, в большей мере сохранялся принудительный
труд зависимых ремесленников (цзянъи), лишь формально
считавшийся наемным. В мастерских Нэйуфу изготовлялись
различные предметы роскоши, в первую очередь шелк и
фарфор.
Казенное шелкоткачество было сконцентрировано в трех
городах — Нанкине, Сучжоу и Ханчжоу. В каждом из них
действовало свое ткацкое управление, ведавшее изготовле-
нием многоцветного шелка, парчи, атласа, тафты и других
видов многоцветных и однотонных узорных тканей. Здесь же
из них шилась одежда для императора, его двора и высших
чиновников различных ведомств [45, т. I, 74, 75, 85]. Фарфо-
ровые изделия и посуду поставляло специальное управление
в Цзиндэчжэне. Оно ведало императорскими фарфоровыми
мастерскими, мануфактурами и печами (юйяо) [45, т. I, 104—
105]. Кроме того, в ведении казны находился ряд книгопе-
чатных мануфактур.
56
В казенном секторе еще сохранялись остатки средневеко-
вой системы трудовых повинностей (ясш), выполняемых го-
родскими ремесленниками. Отдельные цехи не были гаранти-
рованы от такой насильственной и часто неожиданной моби-
лизации вместо установленного налога. Тем не менее основ-
ным способом обеспечения казенных предприятий рабочей
силой во второй половине XIX в. был принудительный наем
(гу, гуи) ремесленников, особенно квалифицированных ма-
стеров. Он производился частично в счет покрытия налоговых
обязательств данного цеха перед казной, представляя собой
полунаем, полуповинность. Казна комбинировала такой при-
зыв (чжаогу) квалифицированных цеховых мастеров и рабо-
чих с кабальными формами найма внецеховой бедноты, а так-
же окрестных крестьян. Две последние категории работников
использовались на подготовительных и подсобных операциях.
Казенные мастерские и мануфактуры широко практикова-
ли различные формы связей с частным сектором при исполь-
зовании труда цеховых ремесленников. В одних случаях ка-
зенные управления требовали принудительного выполнения
отдельных производственных операций частными предприя-
тиями. Так осуществлялся, например, обжиг части император-
ского фарфора. В случае перегрузки казенных заведений це-
ховым мастерским Цзиндэчжэня поручалось выполнять и дру-
гие работы, входившие в общий технологический цикл, или же
им полностью передавались специальные заказы. В других
случаях ремесленные управления помимо собственного про-
изводства практиковали постоянную раздачу на дом казенной
работы. Ее выполняли цеховые ремесленники, состоявшие в
особых списках. Они ткали из казенного сырья и получали за
это деньги. Эта надомно-раздаточная система также носила
принудительный характер полунайма, полуповинности под
строгим контролем чиновников. Подобным образом изготов-
лялась часть казенных шелковых тканей в управлениях
Сучжоу, Нанкина и Ханчжоу [45, т. I, 76, 78].
В строительном деле на наиболее трудоемких и простей-
ших земляных работах Гунбу широко использовало труд кре-
стьян, сгоняемых из соседних уездов на выполнение трудовых
повинностей. На ответственных операциях и отделочных ра-
ботах были заняты казенные ремесленники и мастера из раз-
личных строительных цехов.
Финансирование казенных работ и заказов производилось
как деньгами, отливавшимися монетными дворами Гунбу, так
и за счет внутренних таможенных сборов (чангуаныиуй)
с товаров, провозимых из одной провинции в другую. Снаб-
жение сырьем казенных предприятий в основнохм осуществля-
лось Ведомством налогов. Оно шло различными путями.
Помимо добычи в казенных шахтах и рудниках государство
получало сырье в качестве налога и «товара» при насильст-
57
венных закупках у ремесленных корпораций, частных «фирм»
и предприятий. Небольшую долю сырья казна в случае не-
обходимости покупала на открытом рынке. В государствен-
ном секторе второй половины XIX в. все еще преобладал
традиционный конфуцианский принцип автаркии. Казна стре-
милась обеспечить себя «собственной» потребительской стои-
мостью, по возможности минуя связи с рынком. В итоге го-
сударственные предприятия по своей природе оставались фео-
дально-натуральными.
В целом же в городском ремесле второй половины XIX в.
доминировало частное производство. Основной производст-
венной ячейкой в нем был «ремесленный двор» (цзянху,
цзиху, чжиху). Этот термин одновременно обозначал семью,
занятую определенной профессией, учетную единицу в поли-
цейском надзоре, объект обложения налогами и повинностя-
ми, а также самого главу такой семьи. В массе своей цзянху
представляли собой мелких товаропроизводителей, работав-
ших на рынок при помощи собственных средств производства
и объединенных в торгово-ремесленные корпорации.
Почти все потомственные городские ремесленники, за ис-
ключением женщин, были объединены в цехи (хан). Послед-
ние создавались не только по различным отраслям ремесла,
но также в производстве разных видов и даже сортов изде-
лий. Цехи существовали как на базе профессионально-сорто-
вого, так и детального разделения труда внутри данной от-
расли. Иначе говоря, весь процесс изготовления того или ино-
го изделия часто был поделен между различными ханами.
Чем крупнее и экономически развитее был тот или иной
город, тем более дробным было деление цехов. При этом каж-
дая корпорация специализировалась либо на определенном
виде работ и даже операций, либо на выделке и продаже
только одною вида или сорта изделий. Такого рода детали-
зация и специализация цехов в целом шла в русле общест-
венного разделения труда. В то же время она выступала
как некий суррогат мануфактурного разделения труда, за-
трудняя становление последнего в чистом, концентрирован-
ном виде и ослабляя поступательное развитие городской
промышленности и города вообще. В итоге количество цехов
в средних городах исчислялось десятками, а в крупных, осо-
бенно приморских, торгово-ремесленных центрах — сотнями.
Спецификой китайского цеха было прочное соединение в
нем самого ремесла с торговлей. Хан объединял множество
мастерских, одновременно функционировавших и как лавки
данного товара. Правда, некоторые из городских корпораций
были чисто ремесленными, другие — чисто торговыми. Но тем
не менее прочно преобладали смешанные торгово-ремеслен-
ные объединения. Поскольку сам производитель в большин-
стве случаев одновременно являлся и продавцом своего това-
58
ра, китайский хан правильнее характеризовать как «цехо*
гильдию», где основным видом предприятий была мастерская-
лавка [134, 124].
Обычно цехо-гильдия во второй половине XIX в. уже
представляла собой одновременно и организационную общ-
ность, и социальный конгломерат, включая в себя предста-
вителей различных социально-экономических категорий.
В нее входили самостоятельные ремесленники, мастера, их
ученики, хозяева мастерских, наемные работники и подма-
стерья, подрядчики и владельцы скупочных лавок.
Выше уже говорилось о преобладании индивидуальных
заведений, где ремесленник работал в одиночку или с по-
мощью членов своей семьи. В других мастерских кроме са-
мого мастера и его домашних трудились один или несколько
подмастерьев и учеников. В третьих заведениях открыто при-
менялся наемный труд двух-трех человек. Четвертые пред-
ставляли собой сравнительно крупные мастерские типа про-
стой кооперации с десятью и более наемными работниками.
В пятых уже установилось мануфактурное разделение тру-
да между рабочими. Кроме того, на свои предприятия (ма-
стерские, мануфактуры, лавки, склады) корпоративная вер-
хушка нанимала и внецеховую бедноту, особенно квалифици-
рованных ремесленников из других городов.
Таким образом, имущественная и социальная дифферен-
циация внутри массовых корпораций достигла стадии отчет-
ливой поляризации. В ряде случаев последняя принимала и
организационные формы, когда наряду с цехом простых ре-
месленников создавалась параллельная корпорация хозяев —
нанимателей, скупщиков и подрядчиков той же отрасли. Тем
не менее организационная общность, базировавшаяся на ко-
личественном преобладании единоличных кустарей, была не-
измеримо сильнее социально-центробежных тенденций.
Цеховой строй в Китае отличался многоликостью и разно-
образием корпоративных союзов горожан. Наряду с собствен-
но цехами местных уроженцев (хан) в городах большую роль
играли профессиональные объединения пришельцев из дру-
гих местностей и провинций (хуйгуань, бан). Баны пред-
ставляли собой землячества, организованные по принципу
ремесленного цеха, или землячества торговцев-посредников,
маклеров и комиссионеров. Такие же территориально-земля-
ческие организации иногородних ремесленников или, много
чаще, торговцев одной специализации, но владевшие постоя-
лым двором, подворьем (хуйгуань), назывались хуйгуанями.
Хуйгуань был одновременно и товарным складом, и местом
корпоративных сходок, а также центром поклонения боже-
ству или духу — покровителю данной профессии. Чаще всего
хуйгуани носили торгово-гильдейский характер.
Другой разновидностью корпораций были гунсо — гильдии
59
торговцев или предпринимателей, созданные по отраслевому
принципу. По преимуществу гунсо являлись объединениями
богатых купцов-оптовиков, средних торговцев, хозяев мастер-
ских и мануфактур, подрядчиков и богатых мастеров, пре-
успевавших в данной отрасли. Такого рода гильдии часто про-
тивостояли ремесленным ханам данной отрасли, особенно их
бедноте и рядовым цзянху цеха. Скупщики, маклеры, торго-
вые посредники, лавочники и комиссионеры объединялись в
специфические корпорации — яханы.
Перечисленные виды цеховых общностей не всегда прини-
мали строго соответствующие своему характеру названия.
Хуйгуани и баны зачастую именовались ханами, яханы — гун-
со и т. д. Терминами «гунсо» и «хуйгуань» могли обозначать-
ся и помещения, построенные для правления ремесленного
цеха, ежегодных общих собраний, судебных разбирательств и
празднеств [45, т. II, 39—40]. Кроме того, «яханами» имено-
вались и собственно маклерские, скупочные и комиссионные
конторы частных лиц или товариществ, в свою очередь номи-
нально или фактически входивших в одну из корпораций.
Вместе с тем в городах существовали крупные местные «тор-
говые дома» и «фирмы» из других провинций, известные мак-
лерские конторы и мануфактуры, фактически находившиеся
вне цехо-гильдий. Эти крупные единицы поддерживали лишь
формальную связь со своей корпорацией.
Внутренняя жизнь цехо-гильдий регулировалась цеховыми
традициями и обычаями, зафиксированными в уставах кор-
пораций. Эти правила обычно вырезались на деревянных до-
сках, высекались на каменных стелах или же на стенах куми-
рен и храмов. Регламенты корпораций второй половины
XIX в. предусматривали строгие меры по борьбе с иноцеховой
и внецеховой конкуренцией, а также с частной деятельностью
членов цеха, скрытой от его правления. В них определялся
порядок принятия в корпорацию и устанавливался соответ-
ственно денежный вступительный взнос. Эти документы
фиксировали права и обязанности членов корпорации, спосо-
бы разрешения внутренних конфликтов, тем самым ограни-
чивая или смягчая внутрицеховую конкуренцию. Цехо-гиль-
дии особенно строго регламентировали цены на сырье и гото-
вые изделия, единицы мер и веса, оплату наемного труда и
условия содержания подмастерьев. Особое внимание уделя-
лось вопросам ученичества, его порядку и срокам. Уставы
корпораций предусматривали меры по охране профессиональ-
ных секретов и торговых привилегий своих членов на мест-
ном рынке от чужаков [см. 45, т. II, 32—37, 172, 81—89].
Все полноправные члены корпорации (гунцзян, цзянху)
формально могли влиять на ее дела через общее собрание це-
ха. В действительности же здесь главные вопросы решала
богатая верхушка — хозяева мастерских и лавок (чжужэнь,
60
Нучжу), подрядчики (лаобань), имевшие учеников наиболее
искусные и старые мастера (цзян, ши) и т. п. Из их числа
выбиралось правление или совет (чжуан, цзочжуан), состояв-
ший из цеховых старшин (чжинянь). Главу корпорации
(шоуши, чжинянь шоуши) последние выбирали из своей сре-
ды. Достаточно часто обязанности шоуши чжиняни выполня-
ли поочередно [45, т. II, 37]. Нижний слой полноправных чле-
нов цеха составляли наемные ремесленники (гугун, гунжэнь).
Последние ступени этой социальной лестницы занимали под-
мастерья (банцзо, бан), не имевшие статуса полноправных
членов, и ученики (ту, сюэту). Последние не были членами
цеха. Для вступления в него им необходимо было пройти
определенный срок ученичества, овладеть мастерством и упла-
тить денежный вступительный взнос [см. 45, т. II, 34—36]. Не
были членами цеха и работники, взятые по найму со стороны.
Правление в зависимости от колебаний рыночного спроса
устанавливало цены на производимые или продаваемые това-
ры. Это делалось либо каждый месяц, либо раз в год. Уста-
новленная цена считалась минимальной. Члены цеха имеЛи
право продавать дороже, но при реализации ниже установ-
ленного уровня подлежали наказанию — в первую очередь
денежному штрафу [45, т. II, 494, 495]. В случае серьезного
нарушения устава правление корпорации могло применять
к виновным и телесные наказания, иногда кончавшиеся смер-
тельным исходом.
То или иное ремесло, как правило, являлось наследствен-
ным занятием. Профессия передавалась вместе с производ-
ственными секретами от отца к сыну. Ученики — выходцы из
таких семей — принимались в члены цеха в первую очередь.
Чужаку вступление в корпорацию доставалось труднее и со-
провождалось более крупным взносом [45, т. II, 32, 33].
Глава цеха, правление или старшины распоряжались це-
ховой казной. Она составлялась из вступительных взносов
бывших учеников и людей, принятых со стороны, штрафов
с нарушителей устава, единовременных взносов за открытие
новых лавок и мастерских, а также небольших регулярных
взносов всех членов корпорации [см. 45, т. II, 32—38].
Чжинянь вели специальные реестры корпорации, куда пе-
риодически, чаще всего ежемесячно, вносились сведения обо
всех имущественных и хозяйственных изменениях — открытии
новых лавок и мастерских, создании новых товариществ, прие-
ме новых учеников и подмастерьев, аренде земли, помещений
и т. д. Правление — чжинянь и шоуши — обладали внутренни-
ми судебными функциями, ведали цеховыми помещениями,
складами, кумирнями (и строительством этих зданий), устрой-
ством религиозных церемоний и празднеств. Корпорация по-
мимо всего осуществляла функции взаимопомощи и благо-
творительности по отношению к бедствующим членам [45,
61
т. II, 38]. Богатые цехи, гильдии и землячества строили хра*
мы божеств — покровителей данной профессии или ремесла,
имели специальные помещения, где находилось правление це-
ха, разбирались внутренние тяжбы, устраивались ритуальные
поклонения, обряды и собрания [см. 45, т. II, 39—41]. Бедные
корпорации не имели своих зданий. Их правления собирались
в кумирнях, а масса членов цеха — перед храмом.
Как уже отмечалось, налоги, казенные поставки и прину-
дительные закупки ложились на каждый городской «двор»,
лавку, мастерскую и т. д., но выплачивались через правление
корпорации. В силу этого цеховая верхушка в определенной
мере имела возможность перекладывать фискальные тяготы
на плечи низовых членов корпораций. Кроме того, часть ре-
месленников принудительно должна была выполнять срочные
казенные заказы, что также осуществлялось через цеховую
организацию. Одни ханы и баны расплачивались с государ-
ством деньгами, другие — готовой продукцией или сырьем,
третьи — своим трудом, особенно квалифицированным [см. 45,
т/1, 197, 198; т. II, 38].
Вся хозяйственная и иная жизнь в городе была пропита-
на корпоративным духом. Любая устойчивая общность людей
стремилась объединиться в свою организацию цехового типа.
В этом же направлении действовал и чиновничий аппарат,
преследуя фискальные и полицейские цели. Цинские власти
особенно боялись скопления городской бедноты, не охвачен-
ной системой баоцзя [172, 91—95].
Своеобразные формы цеховых объединений существовали
у неквалифицированной бедноты — водоносов, мусорщиков,
золотарей и т. д. Помимо корпорированного населения в го-
родах находилась значительная прослойка внецеховых работ-
ников — бродячих лоточников и ремесленников, живших по-
чинкой металлической утвари и тому подобными мелкими
заказами, чернорабочих (кули) и т. д., не говоря уже о бро-
дягах и нищих. Вне цеха стояла прежде всего недавно при-
шедшая в города деревенская голытьба, особенно из голодаю-
щих и пострадавших от стихийных бедствий уездов. Эти
люди, согласные на любую работу за любое вознаграждение,
целыми днями ждали случайного заработка, собираясь у го-
родских мостов, кумирен, харчевен и ворот.
Мелкотоварное производство, основанное на личном труде
главы ремесленного «двора» и его семьи, прочно доминиро-
вало внутри цеха, образуя его базис. Тем не менее во второй
половине XIX в. как внутри корпораций, так и вне их уже
получили заметное развитие предпринимательское начало,
наем рабочей силы и различные формы подчинения ремес-
ленников торговым капиталом. Эти социально-экономические
процессы протекали и раньше, но к рассматриваемому пе-
риоду в той или иной форме затронули почти все отрасли и
62
виды ремесла. Однако в территориальном плане эти сдвиги
более или менее четко проявились к середине XIX в. в самых
развитых торгово-промышленных городах и районах страны.
В первую очередь это были области, лежавшие южнее
Янцзы,— юг Цзянсу и север Чжэцзяна. Здесь ведущими эко-
номическими центрами являлись Сучжоу, Нанкин, Чанчжоу
и Сунцзян. Значительными ремесленными городами были
также Уси, Шэнцзэчжэнь, Цзясин, Хучжоу и Чжэнцзэчжэнь.
Вторым таким районом были низовья Сицзяна в Гуандуне
с городами Гуанчжоу, Фошань и Шуньдэ. Остальные немно-
гие центры такого типа были рассеяны по различным про-
винциям и оторваны друг от друга. В Цзянси таким очагом
промышленности был «город фарфора» Цзиндэчжэнь, в Чжи-
ли—Пекин, в Сычуани —Чэнду, в Фуцзяни — Дэхуа, в
Чжэцзяне — Лунцюань. От устья Янцзы до устья Сицзяна по
морскому побережью тянулась редкая цепочка портовых и
ремесленно-торговых центров — Шаосин, Нинбо, Вэньчжоу,
Фучжоу, Сямынь и Шаньтоу. Вверх по Янцзы шла вторая
цепь портов и городов — Чжэньцзян, Уху, Цзюцзян, Ханькоу
и Юэян.
Перечисленные выше города (всего — менее трех десят-
ков!), а также, особенно в низовьях Янцзы, их ближайший
хинтерланд — пригородные волости, являлись теми островка-
ми, где в середине XIX в. существовали раннекапиталистиче-
ские формы промышленного производства. Здесь помимо
начальных стадий подчинения ремесленника торговым капита-
лом (скупка готовых изделий и полуфабрикатов, продажа
сырья, соединение скупки с ростовщичеством) местами полу-
чала распространение капиталистическая работа на дому.
Раздача сырья, прием готовых изделий с выдачей сдельной
заработной платы цеховым и пригородным ремесленникам
существовали в шелкоткачестве, хлопкопрядении и хлопко-
ткачестве, изготовлении гвоздей и других изделий. Организа-
торами раздаточной системы выступали «счетные конторы»
(чжанфан), торговые «фирмы», компании (хая, чжуан, хао)
и лавки (дянь) из различных корпораций, особенно гунсо и
яханов, связанных с реализацией сырья или с посредничест-
вом при его продаже. В шелкоткачестве и некоторых других
ремеслах, особенно в городах юга Цзянсу и севера Чжэцзя-
на, функционировала и рассеянная мануфактура.
Помимо надомной системы наемная рабочая сила исполь-
зовалась в мастерских и мануфактурах (0ая, цзифан). Такой
наем уже стал обычным явлением в городах. Основным по-
ставщиком наемных работников была деревня. Степень сво-
боды найма зависела от его срока и оформления договора.
При письменном договоре на длительный срок такой работ-
ник, как и в деревне, частично терял свободу и попадал во
временную зависимость от хозяина. Взятые по устному согла-
63
шению на короткий срок или поденно сохраняли права сво-
бодного человека [см. 45, т. I, 397—403].
Основанная на принципе простой кооперации, мастерская
с наймом рабочих и простейшие формы централизованной
мануфактуры во второй половине XIX в. были характерны
для целого ряда производств: ткачества, металлообработки,
крашения тканей, подготовительных стадий в изготовлении
фарфора, приготовления бумаги, очистки хлопка, производ-
ства свечей, масла, водки, чая и пшеничной муки. Иногда в
качестве придатка к централизованной мануфактуре использо-
валась раздаточная система. Этот тип организации (вайван,
вайжэнь) чаще всего встречался в текстильных отраслях.
Централизованные мануфактуры с детальным разделе-
нием труда функционировали на различных стадиях изготов-
ления фарфора, шелковых и бумажных тканей, в красильном
деле и в целом ряде других производств как при производ-
стве товаров широкого потребления, так и художественно-
ювелирных изделий.
Аграрное перенаселение и избыток рабочих рук в городах
позволяли держать основную массу наемных работников в
тяжелых условиях. При этом заработная плата неквалифи-
цированного работника держалась на уровне голодного про-
житочного минимума, не дававшего возможности обзавестись
семьей. Крайне низкой была также оплата труда детей и под-
ростков. И без того продолжительный рабочий день часто
растягивался от зари до зари за счет потогонной сдельщины
при мизерных расценках. Такого рода эксплуатация обвола-
кивалась оболочкой средневековой цеховой патриархальщины
и земляческих отношений. Докапиталистические пережитки
играли большую роль во взаимоотношениях рабочего и нани-
мателя. Хозяин был не только земляком, но и «благодетелем»
нанятого. Подмастерья, ученики и частично рабочие чаще все-
го жили под одной крышей с хозяином, на хозяйских харчах.
Получая гроши в качестве денежной платы, они должны бы-
ли из нее отдавать хозяину или посреднику «комиссионные»
за устройство на работу или учебу.
Часто рабочие жили в специальном помещении при ману-
фактуре. Здесь патриархальщина сочеталась уже с явления-
ми раннего капитализма, когда предприниматель был для ра
бочих и домовладельцем и лавочником, у которого они были
обязаны покупать необходимые продукты. Отношения хозяина
и рабочего дополнялись связями ростовщика и должника, до-
мохозяина и съемщика. Однако в целом противостояние тру-
да и капитала в ручной промышленности Китая второй по-
ловины XIX в. еще не стало сколько-нибудь значительным
явлением.
На уровне раннемануфактурной стадии находились и сами
производственные отношения. Последним было очень далеко
64
до относительной законченности и чистоты позднемануфак-
турного периода. Внутри цеха и внутри самой ремесленной
мастерской постепенно вызревали противоречия между хозяе-
вами и торговым капиталом, с одной стороны, и мануфактур-
ными рабочими, подмастерьями и учениками — с другой. Одна-
ко поскольку существование как тех, так и других в первую
очередь определялось корпоративным началом (цех, гиль-
дия), то то, что их объединяло и выделяло из прочей массы
горожан, неизмеримо преобладало над антагонистическими
тенденциями.
В массе своей капиталистические мастерские и мануфак-
туры еще не вышли из-под цеховой опеки. В них действовали
многие цеховые, земляческие обычаи, запреты и правила,
общие для членов того или иного хана, бана или хуйгуаня
и соответственно закрепленные в уставе данной корпорации.
В целом предпринимательские формы промышленности, вклю-
чая раздаточную систему, по своему объему производства и
значимости играли третьестепенную роль в условиях прочного
господства деревенских промыслов и мелкотоварного цехово-
го ремесла.
Глава IV
ДОБЫВАЮЩАЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ,
ТЕХНИКА И ОТРАСЛЕВОЕ РАЗМЕЩЕНИЕ РЕМЕСЛА
Организация промышленности вне городской черты за-
метно отличалась от цехового строя, хотя корпоративное на-
чало в своеобразной форме действовало и здесь. Наиболее
показательными в этом отношении были горнодобывающие
отрасли. Здесь существовало два вида частных предприя-
тий — артельные и предпринимательские. Между ними имелся
целый ряд переходных форм.
Артельные предприятия представляли собой мелкие раз-
работки, производимые «самостоятельно», т. е. без капитала
хозяина (чжу), артелями пайщиков (хо, хэхо, хобань)—про-
стых горняков или местных крестьян. Эта исторически наибо-
лее ранняя форма добывающей и других видов промышлен-
ности во второй половине XIX в. еще сохраняла значительные
позиции. Такие шахты, рудники и прииски действовали в отда-
ленных глухих горных районах, часто на земле, принадлежав-
шей самой артели. Для этой категории горнодобывающих объ-
ектов были характерны наиболее примитивная техника до-
бычи, низкая производительность труда, малые размеры
производства и ограниченный сбыт. Так, часто весь добытый
на таких шахтах уголь раскупался окрестным населением для
бытовых нужд [см. 45, т. I, 318—320].
Сама артельная организация в какой-то мере копирова-
3 о. Е. Непомчин
65
ла цеховые формы. Во главе ее стоял староста (хотоу, бао-
гун), далее шли мастера и подмастерья. Еще ниже стояли
простые рабочие данной специальности. Все артельщики
(тунхо) считались пайщиками и получали свою долю от вы-
ручки. Помимо этого, артель нанимала подсобников, черно-
рабочих (очень часто подростков). Эти юнгун не входили
в число пайщиков, не участвовали в дележе прибылей. Они
подвергались достаточно суровой эксплуатации, так как ар-
тель весьма прижимисто расходовала свои общие средства.
Последние создавались за счет взносов каждого члена артели.
Артельный староста был выборным и обладал большой хо-
зяйственной и распорядительной властью, хотя формально
главные вопросы решало общее собрание членов артели.
Каждая горнодобывающая артель стремилась, найдя бога-
тое месторождение, купить этот участок или, на худой конец,
получить разрешение властей на его разработку. В большин-
стве случаев чиновники либо отказывали, боясь появления
новых шахт и рудников, а соответственно и скопления голыть-
бы, либо требовали за разрешение взятку, непосильную для
артели, но вполне приемлемую для дельцов соответствующих
яханов и гунсо. В силу этого на данном поприще значительно
успешнее действовал торгово-предпринимательский капитал.
Наиболее перспективные месторождения находились, как пра-
вило, в руках богатых заводчиков, шахтовладельцев или са-
мой казны.
В тех случаях, когда у артели не было своего месторож-
дения или производственного сооружения (яо), она либо сни-
мала в аренду рудник, плавильную печь, шахту, давильный
пресс, соляной колодец и т. д. у их владельца, либо брала
подряд на выполнение определенного объема работ. В таком
случае предпринимательские функции переходили к ее старо-
сте. При артельно-подрядной системе артель, как правило, на
многие годы закреплялась на том или ином производственном
объекте. Артельная работа, особенно при переработке зем-
ледельческого сырья, носила сезонный характер. Зимой, ког-
да кончалось сырье, ее члены разбредались, живя случайны-
ми заработками, мелкой разносной торговлей или подсобны-
ми промыслами в своей деревне.
Родство артельной организации с цеховой проявлялось и
в том, что все артели данной профессии объединялись (хотя
часто и номинально) в свою корпорацию с соответствующим
уставом, копировавшим городские регламенты. При этом це-
ховая и земляческая организации взаимно переплетались, так
как артель состояла, как правило, из уроженцев одной мест-
ности, чаще всего одной или нескольких соседних деревень.
Как собственно артельная, так и артельно-подрядная система
действовала прежде всего в горном деле — в добыче камен-
ного и выжиге древесного угля, в добыче железной и медной
66
руды, олова, серебра, золота, свинца и других полезных иско-
паемых. Артельный труд широко применялся также в гончар-
ном деле (формовка и обжиг посуды), в производстве кир-
пича и черепицы, тростникового сахара, растительного масла,
в рушении риса и т. д.
Кто бы ни вел само производство на данном яо — его вла-
делец или артельный староста, сбыт готовых изделий или до-
бытого минерального сырья шел через маклеров и комиссио-
неров (яху, ядянь, цзинцзи) из соответствующих яханов или
гунсо, или же из местных купцов и «торговых фирм», специа-
лизировавшихся на скупке и сбыте данной продукции. Иными
словами, мелкие частновладельческие и особенно артельные
предприятия находились в полной зависимости от торгового
капитала. Именно скупщики в конечном счете устанавливали
приемные цены, объем и сроки выработки, а также давали
денежные авансы, тем самым фактически подчиняя себе ар-
тель с ее нищенскими средствами. Так обстояло дело, напри-
мер, при добыче руд. Артели по добыче железной руды пол-
ностью зависели от владельцев или съемщиков чугунопла-
вильных вагранок и железноплавильных печей. Хозяева соот-
ветствующих плавилен контролировали и оловянные рудники
с работавшими там артелями. Кроме того, эти заводчики не-
посредственно владели частью рудников, а их корпорация
подчиняла себе не только артели горняков, но и владельцев
остальных разработок. Несколько лучшей была обстановка
для артелей при угледобыче, где, как уже упоминалось, по
крайней мере часть продукции сбывалась окрестному на-
селению.
Средние и крупные горнодобывающие предприятия в ос-
новном принадлежали к разряду частновладельческих, с хо-
зяином (чжу) во главе. Для них были характерны несколько
лучшая техника добычи, удобное расположение вблизи горо-
дов, транспортных рек, дорог и достаточно широкий, налажен-
ный сбыт. Кроме того, как правило, они вели разработку
более богатых месторождений. По своей социально-экономи-
ческой природе такие шахты и рудники представляли собой
капиталистические предприятия типа простой кооперации,
а часть — типа ранней мануфактуры. В этой сфере, как
и в ряде других внегородских производств, был широко рас-
пространен разрыв между собственностью на само предприя-
тие и капиталом, его эксплуатировавшим. В таких случаях
владелец объекта (яочжу) сдавал шахту, печь или иное круп-
ное производственное сооружение в аренду (дянь) предприни-
мателю или подрядчику. Те нанимали рабочих и вели «дело».
Такая практика была характерна для предприятий по обжигу
фарфора, по производству керамических изделий, добыче уг-
ля, минералов и ряда других отраслей.
В угледобыче Чжили, например, была трехступенчатая
з* 67
иерархия владельцев. Она начиналась с собственника земли
(шанъчжу, дичжу), чаще всего помещика, на земле которого
находилось месторождение. За это он получал земельную рен-
ту или определенную долю дохода предприятия. Дальше шел
основатель самой шахты (гунбэнь), вложивший в «дело» свой
капитал и получивший право собственности лишь на данное
сооружение (яо). Уже от себя он сдавал шахту в аренду на
определенный срок заводчику-предпринимателю (сыча). По-
следний и вел саму добычу с помощью своих приказчиков и
наемных шахтеров [45, т. I, 322].
Помимо единоличного владения или эксплуатации яо
в горном деле и ряде других производств было распростра-
нено совместное паевое предпринимательство нескольких ком-
паньонов (хэтунжэнъ). Иначе говоря, гунбэнь, а иногда и сыча
были представлены группой мелких дельцов. Во многих слу-
чаях шахты эксплуатировались самими основателями — гун-
бэнем или группой пайщиков (хэтун) без сдачи в аренду сы-
ча. Прибыли на договорных началах делились либо в опреде-
ленной пропорции, либо по паям (жи). Дележ происходил как
по вертикали (шаньчжу — гунбэнь — сыча), так и по горизон-
тали (между пайщиками-компаньонами на двух последних
ступенях) [см. 45, т. I, 323—326].
На частновладельческих шахтах, рудниках, печах и т. д.
предприниматели, непосредственно ведшие производство, на-
бирали рабочих поодиночке или целой артелью. В последнем
случае сама артель фактически становилась простым сооб-
ществом раннемануфактурных рабочих (гугун, юнгун) со сво-
им внутренним порядком, а староста — «старшинкой» (гун-
тоу). Члены артели не только подвергались «обычной» экс-
плуатации со стороны нанимателя, но и должны были платить
«старшинке» из заработной платы «комиссионные».
Наниматель в долг обеспечивал работников дрянным
жильем, скудным питанием, опиумом и водкой, делая из них
неоплатных и зависимых от себя должников. Доводя затем
степень эксплуатации до наивысшего уровня, хозяин подклю-
чал к работе и семью шахтера, заставляя ее отрабатывать
растущий долг. При этом свободный наем превращался в дол-
говую кабалу с полной личной зависимостью работника от
хозяина или подрядчика, без разрешения которого шахтер
не мог ступить ни шагу. К этой категории работников при-
мыкали и крестьяне, приходившие из районов стихийных бед-
ствий и под страхом голодной смерти продававшие себя
в рабство хозяевам шахт и рудников. Эти «мертвые тружени-
ки» (сыбоцзы) в отличие от вольных (хобоцзы) получали
только скудную пищу и часто содержались под стражей.
Во внегородских отраслях простая кооперация с зачатка-
ми детального разделения труда преобладала над закончен-
ными мануфактурными формами. Так обстояло дело в добыче
68
и выжиге угля, добыче различных руд и соли, в металлургии,
на лесозаготовках, в производстве бумаги, кирпича, черепицы,
извести, растительных масел, сахара, в строительном деле
и т. д.
Развитие капиталистических отношений и самого частного
сектора в горном деле и металлургии сознательно тормозилось
экономической политикой цинского правительства. В горном
деле номинально существовала монополия государства. Если
месторождение находилось на частной земле (миньтянь), его
разработка после соответствующих формальностей и взяток
обычно разрешалась властями. Добыча же полезных ископае-
мых в наиболее богатых углем и рудами горных районах (вне
частных, как правило, равнинных пахотных земель) была свя-
зана с правами на казенную землю (гуаньтянь). Разработка
их считалась прерогативой государства и передавалась част-
ным лицам на чрезвычайно тяжелых условиях, под надзором
властей.
Объяснялось это в первую очередь боязнью тайного изго-
товления оружия, которое могло быть использовано против
маньчжурских завоевателей. По таким же политическим со-
ображениям власти боялись скопления «бездомных» (т. е. не
охваченных полицейской системой баоцзя) в зоне разработок.
По этим причинам они всячески препятствовали открытию
новых шахт, рудников, плавильных вагранок, печей, кузниц
и т. п. Вся эта сфера производства находилась под неустан-
ным жестким контролем чиновников, государство стремилось
взять на учет всю выплавку металла. Это, в свою очередь,
открывало дорогу фантастическим злоупотреблениям — взя-
точничество и произвол чиновничества в частной горнодобы-
вающей промышленности и металлургии счита*1ись в порядке
вещей [см. 45, т. I, 422—425]. Подарками и раболепством за-
водчики отчасти снижали свои потери.
Как уже отмечалось, казенных шахт и рудников было ма-
ло. Правительство предпочитало получать топливо и раз-
личные руды через ограбление частного сектора. Значительная
часть добытой руды или угля переходила в руки казны в ка-
честве налогов и принудительных закупок ниже рыночной
цены.
В горном деле в Цинской империи второй половины XIX в.
все еще отсутствовали единые нормы налогообложения.
В зависимости от места и характера разработок его формы
и размеры существенно менялись. Самой распространенной
была система эрбашоукэ, при которой горный налог (чоукэ,
куаншуй) взимался в размере 20% добычи, а 80% ее «остав-
лялось» хозяину шахты или рудника. Часто власти отбирали
и 30% добычи. Во многих случаях куаншуй, как уже отмеча-
лось, сочетался с принудительными казенными закупками по
крайне низким ценам. Эта практика была наиболее разори-
69
тельной для горнозаводчиков, так как лишала их большей
части, а иногда и всей прибыли.
Казенные закупки осуществлялись в двух вариантах. Обыч-
но государство брало 20% добычи в счет чоукэ, 40% «закупа-
ло», а 40% разрешало продать на рынке. Реже чиновники
изымали 10% добычи в качестве налога, а все остальное за-
бирали в счет казенных закупок [186, 117]. Такая практика
иногда граничила с простым ограблением предприятия.
Сильнейший надзор довлел над медными, оловянными
и свинцовыми рудниками и плавильными печами. Здесь каз-
на боялась тайной отливки медной монеты частными лицами.
Аналогичный режим существовал на серебряных рудниках
и золотых приисках. Их владельцы или подрядчики могли
свободно продавать лишь малую часть добытого.
Технический и социальный уровень горного дела, метал-
лургии и металлообработки в Китае, как и в любой другой
стране, являлся показателем общего уровня производитель-
ных сил общества, в данном случае наглядно демонстрируя
их отсталость. В угледобыче в целом преобладали не верти-
кальные, а наклонные штольни — лазы, непосредственно пе-
реходившие в забои при минимальном использовании крепеж-
ного леса. В большинстве случаев глубина проходки опреде-
лялась уровнем подпочвенных вод. В забоях бамбуковая или
деревянная палка с железным наконечником соперничала
с обушком. Отколотый уголь грузился малоухватными, чаще
всего деревянными лопатами в поставленные на салазки кор-
зины, мешки или лубяные кули, которые рабочие ползком
на четвереньках вытаскивали на поверхность. Для таких раз-
работок были характерны крайне низкая производительность
труда и мелкие размеры производства. На шахтах наблюда-
лась высокая смертность в связи с частыми обвалами, проры-
вами подземных вод и взрывами рудничного газа.
Для крупных, по китайским стандартам второй половины
XIX в., шахт с богатым пластом были более характерны вер-
тикальные штольни с горизонтальными штреками. Здесь для
подъема угля в корзинах на поверхность применялись блоки
и вороты. Они вращались людьми или рабочим скотом. Раз-
работка пласта производилась и ниже уровня подземных вод.
Последние удалялись вручную бадьями, рудничный газ отво-
дился бамбуковыми трубками, шире использовался крепеж-
ный лес. Поскольку такие потребители топлива, как металлур-
гия и металлообработка, в целом были развиты слабо, быто-
вое использование угля резко преобладало над производст-
венным.
Дрова не играли существенной роли в топливном балансе
страны. В деревнях отапливались преимущественно соломой
и хворостом. Уголь же главным образом шел для отопления
городских жилищ в зимнее время. Каменный уголь в основ-
70
ном добывался в мелких и мельчайших шахтах по многим
провинциям. Крупная добыча его была сконцентрирована на
севере, прежде всего в Шаньси. Далее по значимости следо-
вали разработки в Шэньси, Шаньдуне и Чжили. В последней
славился угольный район под Пекином, центром которого
были копи Мэньтоугоу. На юге более или менее крупная до-
быча угля осуществлялась в Хунани, Сычуани и Гуандуне.
Приблизительно такими же, как в угледобыче, отсталыми
методами осуществлялась разработка, в том числе и откры-
тым способом, различных руд. Добыча и промывка руд це-
ликом производились вручную. Для плавки чугуна и железа
применялась смесь древесного и каменного угля. Выжигание
древесного угля было развито в Шаньси, Шэньси, Хубэе и Гу-
андуне. Производственные потребности в железе и стали
были весьма ограниченны. Орудия труда и различные станки
изготовлялись в основном из дерева и бамбука, металличе-
ских же деталей в них было немного. В связи с этим железо
в основном шло на бытовые потребительские товары, котлы,
печки, жаровни, на наконечники земледельческих и ремеслен-
ных орудий, холодное оружие, гвозди, скобы и тому подоб-
ные изделия.
Отсталым был и металлургический процесс. Размельчали
железную руду вручную или жерновами с применением кон-
ной тяги. Китай середины XIX в. не знал доменных печей ев-
ропейского типа. Плавка чугуна велась в открытых сверху
вагранках. Последние загружались пластами угля и глиняны-
ми тиглями, наполненными измельченной рудой и углем.
Необходимая температура достигалась ручной кубовой возду-
ходувкой. Готовый чугун вытекал на приемную каменную пло-
щадку. Железо из него получалось либо за счет многократной
переплавки примерно тем же способом, либо в специальных
полузакрытых плавильных печах конусного типа. Руда и уголь
загружались в них вперемежку, воздух нагнетался ручной воз-
духодувкой или кузнечными мехами. Металл выходил через
донную решетку печи. Сталь из железа получалась при по-
вторных плавках на тех же или специальных печах аналогич-
ного устройства, по с более огнеупорной кладкой.
На севере страны основным центром плавки чугуна и желе-
за был район Тайюань — Пинсян в Шаньси (по соседству
с угольными месторождениями). В меньшей степени слави-
лись Телучуан в Шэньси и Цзуньхуа в Чжили. Частично «се-
верное» железо перерабатывалось в скобяные и иного рода
изделия здесь же, особенно в районе Тайюаня. Остальной ме-
талл в чушках и болванках шел в центральные районы, глав-
ным образом в бассейн Янцзы. Здесь главным центром желе-
зообработки был Ханькоу. Сталь выплавлялась в Уху и осо-
бенно в ряде уездов Хунани, работавших на привозном шань-
сиском железе. Среди них выделялись Шаоян, Уган, Юэян
71
и Сянтань. Основным центром металлургии и поставщиком
широкого ассортимента железных изделий на юге Китая был
Фошань. Этот город в Гуандуне производил также изделия из
цветных и драгоценных металлов. Ковка, протяжка, литье, че-
канка и другие виды металлообработки производились цели-
ком за счет ручного труда. Так изготовлялись железные части
земледельческих орудий, ремесленные инструменты, якоря,
котлы для выварки соли и сахара, железные печки, жаровни,
кухонные котлы, топоры, ножницы, ножи, гвозди, иголки, про-
волока, листовое железо, разного рода фольга и другие
товары.
Аналогичным производству чугуна и железа был способ
выплавки меди. Последняя получалась в различного рода ко-
нусообразных печах из огнеупорного кирпича с ручными ци-
линдрическими воздуходувками [см. 45, т. I, 55—56]. Схожая
техника применялась при выплавке свинца, олова, серебра и
других цветных металлов. Последняя, как и добыча соответ-
ствующих руд, была сконцентрирована в юго-западных про-
винциях— Гуаней, Гуйчжоу, Сычуани и особенно в Юньнани.
Здесь добывалось значительное количество серебра, свинца,
ртути и т. д. Юньнань была основным поставщиком олова и
меди, дефицит которой ощущался постоянно. Кроме того,
различные цветные металлы добывались в Хунани.
В Юньнани и особенно на юге Сычуани была сосредоточе-
на добыча каменной соли. В этом отношении Сычуань зани-
мала первое место среди других провинций. Здесь действовали
многие тысячи колодцев и скважин, откуда черпался соляной
раствор. Дорогостоящее и длительное бурение скважин про-
изводилось простейшим железным буром, вращаемым вола-
ми или лошадьми. Он уходил вглубь преимущественно под
собственной тяжестью. Через бамбуковые трубы воротами
на той же тяге осуществлялся подъем раствора из колодцев
на поверхность, где путем выварки в котлах из него получа-
ли сол?. В прибрежной полосе Гуандуна, Фуцзяни, Чжэцзяна,
Цзянсу и северных провинций соль выпаривалась на солнце
из морской воды [см. 45, т. I, 39—44].
В керамических производствах наиболее сложным по чис-
лу операций было изготовление фарфора. Добыча сырья —
каолина и «фарфорового камня» (циши) и топлива (дрова
и хворост), а также приготовление самой массы осуществля-
лись вручную. Размол циши производился водяными мельни-
цами. Формовка изделий на гончарном круге, роспись, гла-
зурование также были ручными операциями. Обжиг изделий
происходил в различного рода и вида печах из огнеупорного
кирпича с футеровкой [см. 45, т. I, 31—37]. Всекитайскими
поставщиками фарфоровой посуды и иных изделий были
Цзиндэчжэнь, Дэхуа и Лунцюань. Особую роль играл Цзин-
дэчжэнь. Помимо казенных заказов и массы различной про-
72
дукции для внутреннего рынка он поставлял знаменитый ки-
тайский фарфор за границу. Кроме того, часть белой цзиндэ-
чжэньской посуды вывозилась в качестве полуфабриката и
расписывалась в других городах Китая. В самом Цзиндэчжэ-
не и его округе работали тысячи разного рода и размера за-
ведений. Среди них были заготовлявшие сырье и топливо,
формовочные мастерские, отделочные мануфактуры, печи для
обжига, упаковочные заведения и т. д.
В сходных, но более простых производственных процессах
и на более низкой технической основе происходило изготовле-
ние гончарной бытовой посуды, чайников и чашек [45, т. I,
63]. Наиболее ходовую гончарную посуду делали почти во
всех провинциях и во многих городах. Самыми известными
центрами керамического производства были Исин в Цзянсу,
а также Фошань. Столь же широко было распространено из-
готовление строительных керамических материалов — кирпи-
ча, черепицы и изразцов. Замеска и формовка производились
вручную, а обжиг — в простейших печах.
Вручную осуществлялись все стадии приготовления бумаги
из бамбука и волокнистых растений. Для этого применялись
самые простые приспособления — водоемы для замачивания
стеблей и древесины, котлы для варки, ямы для сгущения
целлюлозной массы, сушильные стойки и навесы. Особая роль
бюрократии и конфуцианской учености, высокий уровень гра-
мотности господствующего класса и специфический спрос со
стороны шэньши создавали повышенную потребность в бу-
маге различных сортов, прежде всего писчей и книжной. Кро-
ме того, большим спросом пользовались стенная обойная
и промасленная оконная бумага, заменявшая собой стек-
ло. Бумага также шла на зонты, веера, фонари и другие из-
делия.
Бумагу изготовляли во многих районах Цзянсу, Чжили,
Цзянси, Хубэя и Шэньси. Ее производство было особенно рас-
пространено в приморских провинциях — Чжэцзяне, Гуандуне
и Фуцзяни. Из числа городов главными поставщиками бума-
ги были Нанкин и Сучжоу. Здесь же было наиболее развито
книгопечатание с деревянных досок — ксилография, а также
печатание лубочных картин.
В стекольном производстве ручной труд обслуживал про-
стейшие плавильные печи, горны и воздуходувки [45, т. 1,62].
Преобладали мелкие мастерские и мануфактуры, выпускав-
шие ограниченный ассортимент изделий. Стеклянная посуда
и зеркала столь же мало применялись в быту, как и оконное
стекло. Стеклом и изделиями из него северную часть страны
снабжали печи и мастерские Бошаня в Шаньдуне, а юж-
ную— мануфактуры Гуанчжоу.
Как и в любой отсталой аграрной стране важнейшей со-
ставной частью промышленности Цинской империи были пи-
73
щевые отрасли. Ремесленная переработка сельскохозяйст-
венных продуктов — различного зерна, чайного листа, табака,
сахарного тростника и т. д. осуществлялась в больших масш-
табах и была распространена в той или иной мере почти по
всем городам, в том числе окружным и уездным центрам. Ри-
сорушки, мукомольни, различные предприятия по изготовле-
нию водки, вермишели, соевых приправ и т. п. были явлением
повсеместным. Сахароварни и «чайные фирмы» были наибо-
лее характерны для Фуцзяни и Цзянси. Выделкой вина и вод-
ки славился Шаосин. Целиком на ручном труде без примене-
ния особых сооружений покоилась обработка чайного и та-
бачного листа, шерсти и т. д. [см. 45, т. I, 50, 51, 61, 64].
Основная масса риса обрушивалась вручную. Помол пшенич-
ного зерна осуществлялся либо ручной мельницей, либо ка-
менными жерновами, вращаемыми лошадью или быком.
В производстве арахисового, бобового и соевого масла
первой операцией был размол сырья примерно тем же спо-
собом. Размолотая масса ногами спрессовывалась в диски, ко-
торые по бокам скреплялись железными ободьями разного
диаметра. На юге страны они вплотную укладывались в де-
ревянную или каменную колодку, затем между ними ударами
молота загонялся ряд клиньев. Они сжимали диски, выдав-
ливая часть масла, стекавшего через специальное отверстие.
На севере Китая диски укладывались вертикально между че-
тырьмя врытыми в землю и скрепленными между собой стол-
бами. Выжимка же производилась тем же способом [см. 45,
т. I, 47—48]. Наполовину обезжиренные диски жмыха шли на
удобрение и корм скоту.
Выжимка сока из- стеблей сахарного тростника осуществ-
лялась двумя вертикальными, спаренными зубчатой переда-
чей барабанами, один из которых через рычаг приводился
в движение силой одного или нескольких буйволов. Затем сок
вываривался в железных котлах. Обслуживалась эта давиль-
ня несколькими рабочими — подносчиком, подавателем стеб-
лей в барабаны, погонщиком, выварщиком и т. д. [45, т. I,
45]. Следует подчеркнуть, что основная масса предприятий
пищевой промышленности располагалась за пределами горо-
да — в сельской глубинке и пригородных волостях. В этом
отчасти заключалась одна из многих причин слабости пози-
ций города в общекитайской экономической структуре.
На одном из первых мест в городах стояли текстильные
отрасли ремесла. Однако и здесь сказывалось доминирующее
положение деревни. Основная масса населения одевалась зи-
мой в ватную, а летом в легкую одежду из хлопчатобумажной
ткани ручной выделки (тубу, сябу). Между тем хлопкообра-
ботка оставалась по преимуществу «крестьянской» отраслью,
уступая в городах первое место шелкопрядению и шелкотка-
честву. В городе изготовлялось лишь относительно небольшое
74
количество высококачественных, тонких, аппретированных
тканей для господствующих слоев общества. Хлопчатобумаж-
ные материи в той или иной мере изготовлялись в большин-
стве городов империи. Более или менее значительное производ-
ство холста, сатина и ситца в середине XIX в. было сосредо-
точено в городах нижнего течения Янцзы — Сунцзяне,
Сучжоу, Нанкине, Цзядине, Шанхае, а также в Ханчжоу и
Фучжоу. В южной части страны первенство в хлопкоткачест-
ве принадлежало Гуандуну. Здесь выделялись Гуанчжоу, Фо-
шань и мелкие городки вокруг них.
В обработке хлопка вся техника была либо деревянной,
либо бамбуковой. Для очистки хлопка-сырца применялся
ножной станок с двумя параллельными валками, вращавши-
мися в разные стороны. Из бамбука делались простейшие
приспособления для трепания ваты. Ровничание ватной лен-
ты, скручивание нити и ее крахмаление осуществлялись вруч-
ную. В прядении преобладали одноверетенные прялки с нож-
ной педалью. Для сдваивания нитей и основания служили
многоверетенные прялки или мотовила. В ткачестве применя-
лись ножные и ручные простейшие станки с бросаемым (тоу-
соцзи) или, реже, с протягиваемым челноком (ласоцзи).
Ведущим видом городской текстильной промышленности
была шелкообработка — размотка, пряжение (представлявшее
собой комплекс последовательных операций: перемотка,
сдваивание и скручивание нитей; затем следовали промывка,
выварка и отбеливание шелковой пряжи) и ткачество. Основ-
ные центры ее, развивавшиеся на базе тутоводства Цзянсу
и Чжэцзяна, были в Нанкине, Сучжоу, Ханчжоу, Уси и Хучжоу.
Нанкин славился изготовлением атласа и парчи, Сучжоу
и Ханчжоу — различными узорчатыми шелками. Из второсте-
пенных центров здесь следует отметить Шэнцзэчжэнь,
Чжэнцзэчжэнь, Нинбо и Шаосин. Вторым крупным средото-
чием шелкообработки были Гуанчжоу и Фошань. В городах
Шаньдуна, Чжили и Фэнтяни из нити дубового шелкопряда
делали чесучу.
Как и в хлопкообработке, в шелковой промышленности
основным материалом для изготовления различных ткацких,
мотальных, крутильных, сновальных и уточных станков были
дерево и бамбук. Металлическими были лишь немногочислен-
ные мелкие детали. Станки приводились в движение мускуль-
ной силой одного или нескольких человек через ножные педа-
ли, веревочные приводы, а также руками [см. 45, т. I, 22—26].
При готовом сырье на мотальных, крутильных, а также малых
станках для выделки гладких однотонных и мелкоузорных тка-
ней работали в одиночку. Размоточные, сновальные и огром-
ные, сложные ткацкие станки для изготовления многоцветного
крупноузорного шелка требовали рабочей силы двух и более
человек [см. 45, т. I, 16—18, 21—26]. Следует отметить, что
75
шелкоткацкие и иные станки в различных провинциях и го-
родах имели свои местные технические особенности.
Отбелка, крашение и лощение тканей производились вруч-
ную. В красильном деле применялись котлы для горячего
крашения, чаны для холодной окраски и полоскания, сушиль-
ные навесы [45, т. I, 13]. Крашением хлопчатобумажных и
шелковых тканей славились многие города — Уху, Ханчжоу,
Сучжоу и т. д. Производство красителей было наиболее раз-
вито в Уху.
Китайский город середины XIX в. производил широкий ас-
сортимент предметов повседневного обихода—домашнюю по-
суду и утварь, свечи, масляные светильники, мыло, роговые
фонари, курительные принадлежности и т. д. Значительным
видом ремесла было шитье одежды, особенно зимней — сте-
ганых ватных халатов, курток, безрукавок, набрюшников,
а также ватных одеял и матерчатой обуви на мно-
гослойной матерчатой или войлочной подошве. Большую
роль играло плетение из камыша, соломы и луба
различных видов. На наклонных деревянных рамах изготов-
лялись циновки, маты и пологи [45, т. I, 59], вручную, как
правило, силами семей ремесленников — мешки, кули, верев-
ки, канаты, сети и другие изделия. Плетение из соломы было
наиболее распространено в Шаньдуне, производство циновок
в Чжэцзяне, особенно в Вэньчжоу, плетение из бамбука
в Сычуани.
Специфически китайскими видами ремесла были изготов-
ление зонтов, вееров, палочек для еды, туши, кистей для пись-
ма, хлопушек, бумажных фонарей, ритуальных жертвенных
предметов, благовонных свечей и ароматических палочек.
В приморских городах сосредотачивались художественные ре-
месла— выделка резных и лаковых изделий, эмали, а также
ковров и дорогой мебели. Естественно, что облик и направле-
ние художественных ремесел и производства предметов рос-
коши определяли в первую очередь вкусы и традиции правя-
щих слоев — рентополучателей, чиновников и шэньши. На их
спрос и моду ориентировалось производство лаковых изделий,
резьба по дереву, слоновой кости, нефриту, изготовление выс-
ших сортов фарфора, шелка, вееров, изделий из перегородча-
той эмали и, конечно, ювелирных изделий из золота и се-
ребра.
Вступив во второй половине XIX в. в раннемануфактурную
стадию развития, ручная промышленность Китая не имела
предпосылок для перехода к стадии развитой мануфактуры.
Если увеличение рыночного спроса и . иные факторы
в европейском городе приводили к качественным сдвигам
(улучшение техники и повышение производительности труда),
то в Китае середины XIX в. эти требования рынка решались
за счет количественных показателей (умножения оборудова-
ния старого образца и занятой рабочей силы). Основным фак-
тором, тормозившим технический прогресс в китайском ремес-
ле, был постоянный избыток крайне дешевых рабочих рук
в городах и неуклонный приток их из деревень. Это задержи-
вало переход к более производительным механизмам и стан-
кам позднемануфактурного типа. Отсутствие развитой ману-
фактурной техники компенсировалось высокими, доходивши-
ми до виртуозности профессиональными навыками китайского
ремесленника.
Слабость материально-технической базы китайской про-
мышленности проявлялась и в том, что по технике производ-
ство специфически китайских предметов потребления (шелк,
фарфор) значительно превосходило уровень развития горного
дела, металлургии и металлообработки, т. е. отраслей, обра-
зующих исходное начало народного хозяйства и определяю-
щих общий уровень технической вооруженности общества.
Для промышленности в целом был характерен разрыв между
технической мыслью и реальным уровнем производства, меж-
ду самим изобретением, усовершенствованием и его внедре-
нием в жизнь. Многие передовые для Китая середины XIX в.
конструкции и технические решения оставались на бумаге.
Так, например, изобретенная еще в XIII в. многоверетенная
прялка не получила заметного распространения в хлопкопря-
дении. Общую картину дополнял низкий уровень энерговоору-
женности китайского ремесла — полное господство мускуль-
ной силы тягловых животных и человека, отсутствие ветря-
ных и крайне слабое применение водяных двигателей.
К числу средневековых черт китайской промышленности
следует отнести существенные региональные и отраслевые
различия в технике, а также организации самого трудового
процесса. Такие особенности зависели от местных условий,
земельной тесноты, степени перенаселенности района и уров-
ня развития данной отрасли.
Глава V
ТРАНСПОРТ И ВНУТРЕННИЙ РЫНОК
Транспорт в цинском Китае второй половины XIX в. в тех-
ническом отношении был примерно на одном уровне с ре-
меслом. Ведущую роль здесь играли водные перевозки—
прежде всего по рекам и в меньшей мере малый морской ка-
ботаж. На реках и озерах Китая во всех направлениях сновав
ла масса частных лодок, разного рода парусных джонок —
средних и больших, пассажирских и грузовых, деревянных
паромов, барок, сампанов, барж и т. д. И в речном, и в кабо-
тажном судоходстве большую роль играла сила человека.
С переменой или отсутствием ветра, а также при движении
вверх по течению рек бурлаки тянули джонки, впрягшись
в лямку или упираясь в бамбуковую планку на канате.
Свои речные и морские суда имели и различные прави-
тельственные ведомства. Перевозки налогового зерна по Ве-
ликому каналу в системе юньцао обслуживались несколькими
тысячами джонок. Этот грузовой флот был подчинен Хубу.
Казенные морские парусники осуществляли каботажные пе-
ревозки различного имущества, в том числе и собранного
в счет цаоляна зерна в Тяньцзинь. Суда Нэйуфу транспорти-
ровали в Пекин казенный шелк, фарфор и другие изделия.
Свои грузовые баржи имело и Гунбу. Доставку военного
снаряжения и интендантских грузов частично осуществляли
суда Военного ведомства — Бинбу. Почти все ведомства при-
нудительно привлекали к своим перевозкам частные джонки.
Во внутренней водной системе страны ведущую роль игра-
ла Янцзы, особенно ее участок от Ханькоу до моря. Она свя-
зывала между собой прилегающие к ней районы семи провин-
ций— Сычуани, Хунани, Цзянси, Хубэя, Аньхуя, Цзянсу и
Чжэцзяна. Второй по значимости водной артерией был Ве-
ликий канал, связывавший Пекин и север страны с низовьями
Янцзы. Пролегая от Тунчжоу до Ханчжоу, он пересекал че-
тыре провинции — Чжили, Шаньдун, Цзянсу и север Чжэцзя-
на. Особую роль играл Чжэньцзян, стоявший на пересечении
Янцзы с каналом. Большое транспортное значение имела Ху-
анхэ ниже Тунгуаня, особенно ее отрезок между Кайфыном
и Великим каналом. Последний до 1855 г. Хуанхэ пересекала
севернее озера Хунцзэху, сливаясь здесь с Хуайхэ. Кроме
того, значительную роль играли такие реки, как Сянцзян,
Вэйхэ, Ганьцзян, Ханьшуй и Сицзян.
В морском каботаже были заняты тысячи крупных парус-
ных джонок шачуанъ с большей осадкой, грузоподъемностью
и прочной оснасткой. Почти все приморские города от Ляоду-
на до Гуандуна служили погрузочно-разгрузочными портами
или же стоянками каботажного флота. Среди них выделялись
Шанхай, Гуанчжоу, Тяньцзинь, Нючжуан, Фучжоу и Сямынь.
Слабее, чем речной и каботажный, был развит сухопутный
транспорт, жестко стесненный бездорожьем. Здесь особую
роль играла мускульная сила человека. Значительные массы
грузов (в корзинах на бамбуковом коромысле, в тюках, под-
вязанных к перекладине, и на деревянных заспинных стойках
для укладки товаров в мелкой упаковке) переносились на
большие расстояния на плечах и спинах миллионов носиль-
щиков — кули. Более дешевый труд человека вытеснял тягло-
вых животных, особенно в перенаселенных центральных и
южных провинциях.
Много людей было занято в различных почтово-посыльных
службах. Доставка казенных бумаг, частных, в том числе
78
коммерческих писем шла через разного рода нарочных, по-
сыльных и т. д. Вплоть до середины 90-х годов XIX в. в той
или иной мере продолжала действовать средневековая пра-
вительственная почта — ямская и курьерская служба ичжань
(ючжэн) со своими почтовыми станциями, перекладными ло-
шадьми и посыльными джонками. Параллельно ей существо-
вала частная посыльная служба (миньцзюй, синьцзюй), в ко-
торой было занято большое число разного рода гонцов, охран-
ников, возчиков и лодочников.
В транспортировке грузов и пассажиров тягловый скот
играл второстепенную роль, причем на севере большую, не-
жели на юге. В качестве упряжного скота использовались ос-
лы, мулы, буйволы, волы и лошади. На севере преобладала
двуколка либо с плетеными кузовом для седока и приспособ-
лением сзади для подвязки клади, либо специально приспо-
собленная для грузов. Однако чаще скот использовали под
вьюки. На юге же применялся исключительно последний ме-
тод. Кроме того, здесь, шире, чем на севере, была распростра-
нена тачка, обслуживавшаяся одним или чаще двумя возчи-
ками (в последнем случае один из них тянул за лямку спере-
ди). Представители господствующих классов передвигались
в паланкинах с двумя носильщиками. Менее богатые пассажи-
ры, особенно на севере, ездили в извозчичьих возках — дву-
колках.
Сухопутная транспортная сеть отличалась необычайной
запущенностью и бездорожьем. За исключением отдельных
участков наиболее оживленных правительственных трактов,
остальная масса дорог не имела искусственного покрытия.
Грунтовые дороги — неровные, местами с весьма глубокой на-
езженной колеей — были в плохом состоянии. После сильных
дождей они становились труднопроходимыми. Транспортиров-
ка грузов, перевозка денег и пассажиров по скверным доро-
гам, горным перевалам и глухим местам, помимо всего проче-
го, была сопряжена с частыми нападениями разбойников. Во
избежание ограблений купечество прибегало к помощи бяо-
цзюй — частных фирм, предоставлявших специально обучен-
ную вооруженную охрану (баобяо) для сопровождения това-
ров и проезжающих.
Социально-экономические отношения в сфере транспорта
по своему уровню и формам были близки к тем, что господ-
ствовали в ручной промышленности. Основная масса тачек,
джонок, повозок и т. д. находилась в собственности самих
возчиков и лодочников и обслуживалась силами их семей.
Другая, меньшая часть средств транспорта, особенно круп-
ные речные барки, джонки, баржи и каботажные суда, либо
сдавалась в аренду, либо обслуживалась наемным трудом.
Множество лодочников, бурлаков, погонщиков, кули, носиль-
щиков паланкинов и т. п. работали по найму. Они подряжа-
79
лись к хозяевам как в одиночку, так и целыми артелями од-
носельчан или земляков. Артельное начало было наиболее
распространено среди бурлаков и кули-носильщиков, особен-
но на юге. На такой же основе часто организовывались погру-
зочно-разгрузочные работы в перевалочных пунктах — на реч-
ных и морских пристанях.
Основная транспортная сеть Цинской империи в середине
XIX в. в целом представляла собой переплетение различных
путей, пересекающих страну с севера на юг и с востока на
запад. С севера на юг вели четыре главные линии.
Первая шла от Шаньхайгуаня через Пекин по Великому
каналу до Янчжоу и Чжэньцзяна. Здесь она разветвлялась.
Один путь пролегал по Янцзы через Сучжоу, Шанхай и далее
морем до Ханчжоу. Другой ее отрезок шел до этого города
по каналу и оттуда морем в Фуцзянь.
Вторая представляла собой грунтовую дорогу, тянувшуюся
параллельно Великому каналу. У Сюйчжоу она отходила от
него в сторону, пересекала Аньхуй до Цзюцзяна и далее шла
по реке Ганьцзян. Затем она переваливала через горы Даюй-
лин и оканчивалась в Гуанчжоу.
Третьим был почтово-пассажирский и торговый тракт Пе-
кин— Кайфын — Ханькоу. Отсюда путь продолжался по Ян-
цзы до Юэчжоу, а затем по Сянцзяну на Чанша и Сянтань.
Далее на юг лежала пешая дорога через горы Наньфынлин
цо Гуанчжоу.
Четвертая, также грунтовая дорога шла от столицы по
Шаньси и Шэньси до Баоцзи. Переваливая через хребет
Циньлин, она спускалась в Сычуань к Чэнду. Отсюда два ее
разветвления вели в Юньнань и Гуйчжоу.
С востока на запад страну пересекали две основные линии.
Первая шла по Хуанхэ и вдоль нее — от Великого канала че-
рез Кайфын и Лоян к Сиани. Отсюда грунтовая дорога вела
на Ланьчжоу в Ганьсу. В центральной части страны главной
транспортной артерией была Янцзы со своими притоками. На
юге, помимо этого, выделялись речной путь и грунтовая доро-
га от Гуанчжоу до Гуйлиня и пути из Чжэцзяна в Цзянси.
От этого клубка из десятка перечисленных выше линий шли
ответвления в Маньчжурию, Монголию, Синьцзян, Цинхай и
Тибет.
Такова была в общих чертах «инфраструктура» Китая того
времени. На протяжении второй половины XIX в. значение тех
или иных линий менялось. Последнее обусловливалось услож-
нением хозяйственных связей, ростом внешней торговли, влия-
нием иностранного каботажного и речного судоходства в ки-
тайских водах, а также перемещением центра иностранной
коммерции из Гуанчжоу в Шанхай. Раньше всего это сказа-
лось на состоянии двух внутренних линий: Гуанчжоу — Шао-
чжоу — Цзюцзян и Гуанчжоу — Сянтань — Ханькоу. Уже
80
к 50-м годам грузопоток и занятость транспортных рабочих
на этих дорогах, особенно на южных участках, резко упали.
В то же время остальная транспортная сеть вплоть до 80—
90-х годов не претерпела столь сильных изменений.
Довольно скромный грузопоток, проходивший через эту
торгово-транспортную сеть, складывался из следующих час-
тей. Из экономического центра страны — долины Янцзы (осо-
бенно Цзяннани) — или через него на север везли прежде
всего рис, пшеницу, чай, бумажные и шелковые ткани, фар-
фор, керамику и другие ремесленные изделия. На юг долина
Янцзы поставляла зерно, хлопок и изделия из него, предметы
роскоши, фарфор, красители и различную продукцию город-
ского ремесла. Из северных провинций в бассейн Янцзы по-
ступали хлопок-сырец, бобы, соевые продукты, железо, чесу-
ча, шерсть, войлок, кожи и некоторые виды промышленных
изделий. В свою очередь, значительная часть перечисленного
выше сырья привозилась в северные районы из Маньчжурии,
Монголии и Синьцзяна.
Из южных провинций в центральные районы страны и да-
лее на север поступали чай, соль, сахар, цветные металлы,
медная и оловянная посуда, железные изделия и скобяной
товар, бумага, бамбуковые изделия, шелковые и хлопковые
ткани. Помимо этого, товарообмен между севером и югом
шел, минуя внутренние рынки долины Янцзы. Этот грузопоток
в значительной мере осуществлялся каботажным судоходст-
вом через Шанхай. В северные порты с юга везли ткани, чай
и различные ремесленные изделия. В Шанхай и далее на юг
каботажные джонки шачуань доставляли с севера соевую
продукцию, бобы, пшеницу и другие земледельческие продук-
ты. Среди товаров, шедших с востока на запад, преобладали
чай и ремесленная продукция. В обратном направлении доми-
нировало зерно и различное сельскохозяйственное сырье. Наи-
более оживленными зонами торговли были морские порты,
а также города на Янцзы и Великом канале, в том числе Ян-
чжоу и Линьцин.
Во второй половине XIX в. единый общекитайский внут-
ренний рынок как таковой отсутствовал. Экономическая раз-
дробленность страны, известная изолированность и внутрен-
няя замкнутость провинций явственно давали о себе знать.
Тем не менее в условиях роста межпровинциальной торговли
уже заметно действовали и центростремительные тенденции.
Существенно тормозила создание общекитайского рынка эко-
номическая политика казны, ревностно охранявшей и усили-
вавшей внутренние таможенные барьеры на пути межпро-
винциального и более ограниченного товарообмена. Китай
второй половины XIX в. унаследовал от прошлого систему
застав чангуань с их филиалами, отделениями и постами
(фэньгуань, фэньцзюй, фэньця), где с проезжавших купцов
собирался таможенный сбор (чангуаньшуй, гуанъшуй). Такие
заставы действовали как на водных (речных и каботажных)
линиях, так и на сухопутных торговых дорогах, особенно в
пунктах скрещения тех и других. В конце XIX — начале XX в.
число чангуаней, фэньгуаней, фэньцзюй и фэньця по всей
стране приближалось к восьмистам [186, 71].
Чангуаньшуй не был единым налогом. Данным термином
обозначался целый ряд различных пошлин. Одни брали с «но-
са» судна в зависимости от его размеров, другие исчислялись
со стоимости провозимого товара, третьи представляли соче-
тание первых двух видов. На сухопутных заставах были свои
виды обложения: с повозок и упряжных животных, с различ-
ных категорий товаров и т. д. На некоторых заставах одновре-
менно собирались и налоги — соляной, комиссионный, лавоч-
ный и др. В «открытых» портах чангуаньшуй взимался только
с китайских джонок и их груза. Его брали на каждой встреч-
ной заставе. Единых, общих для всей страны норм обложе*
ния практически не существовало. Так, установленная Хубу
норма в 5% от цены товара [204, 1164] не соблюдалась мест-
ными властями и присылаемыми из Пекина инспекторами.
Чиновники произвольно назначали местную ставку, что еще
более усиливало разнобой и пестроту налогообложения. Кро-
ме того, часть застав была подведомственна не Хубу, аГунбу.
До Крестьянской войны тайпинов чангуаньшуй был глав-
ной внутренней пошлиной. С середины XIX в. положение рез-
ко изменилось. В 1853 г. был введен новый вид товарообло-
жения — чрезвычайный военный налог на перевозку товаров
внутри страны (лицзинь), сборы от которого шли на содержа-
ние местных военных формирований. Это была внутренняя
пошлина, взимавшаяся при перевозке товаров как внутри
каждой провинции, так и из одной провинции в другую.
Лицзинь первоначально был введен в Янчжоу как транзит-
ная пошлина на зерно, следовавшее по Великому каналу.
В 1854 г. лицзинь был распространен на всю пров. Цзянсу,
а в 1857 г. — на весь Китай.
Первоначально лицзинем облагались лишь отдельные
предметы роскоши и продовольствие — рис, чай, соль и т. п.,
а ставка налога формально составляла несколько тысячных
долей стоимости провозимого груза. Однако очень скоро пе-
речень товаров, подлежащих обложению, стал быстро рас-
ширяться. Одновременно росли и реальные ставки обложения.
Система лицзиня также не отличалась однообразием. В каж-
дой провинции местная администрация по своему усмотрению
устанавливала список облагаемых товаров, количество за-
став, ставку налога и методы его сбора.
В одних провинциях он исчислялся со стоимости товара,
в других — с каждого места груза или с каждого изделия.
В зависимости от этого лицзинь на местах носил различные
82
названия. Даже внутри одной провинции на разных заставах
могли существовать различные ставки обложения. Сугубо
феодальный тип нового налога, несовершенство системы его
сбора, местный разнобой и множественность размеров обло-
жения, а в ряде провинций просто отсутствие твердо уста-
новленных ставок открывали широкие возможности для зло-
употреблений и произвола со стороны властей.
Лицзинь был объявлен чрезвычайной и временной мерой
на период подавления тайпинов, однако по окончании Кресть-
янской войны он так и остался в качестве постоянного та-
моженного сбора со всех товаров и изделий, кроме казенных
и иностранных. Если до введения лицзиня торговля внутри
самих провинций не была сильно стеснена пошлинами, то
с конца 50-х годов таможенные заставы во множестве появи-
лись внутри провинций. Вместе с тем чангуаныпуй, как тако-
вой, отменен не был и взимался одновременно с лицзинем.
К концу XIX в. по всей стране действовало свыше 600 бюро
по сбору лицзиня. Им были подчинены более 10 тыс. отделе-
ний, филиалов и застав [206, 271]. Эта таможенная паутина
серьезно тормозила рост внутренней торговли. Сковывалась
она и чайной и соляной монополиями казны, а также такими
тяжелыми налогами с перевозок и торговли, как соляной
(янькэ), опиумный (туяошуй), чайный (чашуй), налог на вод-
ку (шаогошуй) и налог на торговое посредничество (яшуй).
Костяком внутреннего грузопотока служила зерновая тор-
говля бассейна Янцзы: от купли-продажи продовольствия на
местных рынках уездного, областного и провинциального зна-
чения на первичных путях вывоза (Сянцзян, Ганьцзян) до
движения товара через порты на Янцзы — центры зернотор-
говли всекитайского значения. Зерноторговля составляла ос-
нову внутрикитайского рынка, хотя главные ее продукты (рис
и пшеница) лишь в какой-то своей части поступали к потре-
бителю по нормальным экономическим каналам прямого то-
варообмена между деревней и городом. В противовес этому
огромную роль играл отток продукта под воздействием ренты.
Несколько иначе обстояло дело с техническими культурами.
Связанная с ними часть сырьевого рынка в большей мере
строилась на товарных связях между производителями и по-
требителями, хотя доля сырья, поступавшего в городское ре-
месло по каналам ренты, оставалась и здесь весьма значи-
тельной.
Процессы ценообразования и их механика определялись
прочным производственным превосходством земледелия над
ремеслом и деревни над‘шгородом. Основную шкалу цен уста-
навливала деревня. Исключительная роль зерна в условиях
перенаселенности, превосходство зернового хозяйства над руч-
ной промышленностью в производительности труда делали
цену риса и пшеницы доминантой всей остальной шкалы цен.
83
Любые колебания в сборе зерновых делали эту закономер-
ность еще более заметной. Кроме того, основное сырье для
городского ремесла поступало из деревни, что со своей сто-
роны в значительной мере определяло структуру цен на про-
мышленные изделия. У предметов широкого потребления
(особенно среднего и низкого качества) стоимость труда, вло-
женного ремесленником в изделие, составляла, как правило,
весьма малую часть его рыночной цены.
При этом, однако, господство натурального хозяйства обу-
словило слабое развитие форм самой деревенской торговли.
Здесь низшим звеном торговой сети были мелкие сельские
лавки. Лавчонки молочного товара (цзахопу) и винные лав-
ки (цзюдянь) существовали далеко не во всех крупных, не
говоря уже о средних и мелких деревнях. Чаще всего одна
цзахопу обслуживала несколько деревень. Лавочник или, ча-
ще, его разносчик объезжал их на двуколке или обходил
с корзинами на коромысле. Ассортимент товаров и обороты
таких лавок были более чем скромными. Основную часть до-
ходов сельские лавочники получали от ростовщичества, отпу-
ска товара в кредит под проценты, от закладных операций
с ценным сырьем, зимней одеждой, утварью или же землей
бедствующих дворов.
Специфической чертой как деревенского, так и городского
сбыта являлось участие в нем большого числа людей, занятых
в мелочной разносной торговле постоянно либо какую-то
часть года. Бродячие торговцы действовали самостоятельно
или как агенты местной лавочки или деревенской мастерской.
Такая торговля в отличие от лавочной и оптовой не облага-
лась налогами, так как считалась малодоходным занятием,
в основном пригодным для бедноты. В обстановке аграрного
перенаселения мелочная торговля была спасением для части
городских и деревенских низов. Значительно выше такого ро-
да нищенских «торговцев» стояли разъездные приказчики
(сяоцзинцзи) городских торговых «фирм» и «магазинов» уезд-
ного и более крупного масштаба. Аналогичное различие со-
хранялось и в самих городах.
Бродячий торговец или разносчик с товаром на тачке, дву-
колке, а чаще всего в корзинах на коромысле, обходя дальние
деревни, восполнял тем самым недостаточную развитость сети
лавок. В такой мелочной торговле большую роль играл без-
денежный обмен местного сырья и полуфабрикатов на город-
ские ремесленные изделия. Аналогичную форму заготовки
сырья и крестьянских изделий по деревням применяли также
разъездные приказчики разного рода скупочных «контор».
В каждом уезде, как правило, существовало несколько де-
ревенских, а точнее — волостных базаров (цаоиш). Они дей-
ствовали в крупных деревнях или волостных центрах. На та-
кой торг обычно собирались крестьяне из 10—20 окрестных
84
селений, принося продукты земледелия и домашних промыс-
лов. Здесь же продавались городские изделия — предметы
повседневного обихода. На этих базарах разного рода мест-
ные скупщики получали от крестьян продукты и сырье для
городских рынков, расплачиваясь как деньгами, так и товара-
ми. Цаоши собирались, как правило, по четным или нечетным
числам десятидневки. Некоторые из них действовали раз
в три дня, согласно десяти- или двенадцатсричному циклу
ганьчжи. Очень немногие базары (сюныии) собирались раз
в десять дней. Кроме того, по уездам и волостям несколько
раз в год/ около кумирен устраивались ярмарки (мяохуй,
цзиши).
Ежедневные и периодически функционировавшие рынки
(ши) имелись практически во всех городах — от провинциаль-
ных центров до уездных, не говоря уже о чжэнях. В крупных
городах постоянная торговля велась специализированно: оп-
ределенные виды продовольственных или ремесленных това-
ров продавались как в специализированных торговых рядах,
улицах и кварталах, так и на установленных традицией или
властями рынках — около кумирен, городских ворот и мостов.
В больших городах функционировали ночные рынки (еши).
В зависимости от величины города периодически собирались
также один или несколько смешанных базаров, где продавали
всевозможные товары — как местные, так и привозные.
Сверх этого ежегодно устраивались многодневные ярмар-
ки, приуроченные к тому или иному празднику. Такие ярмар-
ки играли большую роль во внутреннем товарообмене, привле-
кая приезжих купцов-оптовиков. Вместе с тем городская
торговля была представлена прежде всего массой мелких ла-
вочек и разносных мелочных торговцев, игравших большую
роль в снабжении низших слоев населения. Была чрезвычай-
но развита торговля на выносных ларях, лотках, под времен-
ными навесами, в балаганчиках и т. д. Зачастую товар про-
сто раскладывался на земле.
Специализированные рынки ряда городов, славившиеся
своей или привозной продукцией, имели всекитайскую извест-
ность. Такими были рисовые рынки Ханькоу, Уси и Уху, ры-
нок шелковой пряжи и коконов — в Хучжоу, бумажных тка-
ней— в Шанхае, фарфоровый — в Цзиндэчжэне, соляной —
в Янчжоу, шелковых тканей — в Шэнцзэчжэне и т. д. Круп-
ные рынки выросли также на скрещении сухопутных и водных
торговых путей (в Ханькоу, Цзюцзяне, Гуанчжоу, Чжусянь-
чжэне под Кайфыном и др.). Расширение рынков Пекина
и центров провинций определялось скоплением в этих городах
чиновников, шэньши и крупных землевладельцев, проматы-
вавших здесь большие деньги.
Схема товаропроводящей сети как между деревней и го-
родом, так и и между различными провинциями была весьма
«5
сложной и специфической. Ее основной чертой была гипер-
трофия перепродаж с иерархией купцов. Прежде чем попасть
к потребителю продукт проходил через большое число звень-
ев в цепи торгового капитала, не считая различных стадий
посредничества. Зачастую в оптовой торговле продукцией дан-
ной местности ведущую роль играло купечество других, в том
числе очень отдаленных провинций. Так на хунаньских зерно-
вых рынках долины Сянцзяна действовали оптовики из Чжэ-
цзяна, Гуандуна и Цзянсу. При этом на долю местных тор-
говых кругов приходились подчиненные функции первичной
скупки, концентрации товарной массы, посредничества и т. д.
Приезжие инопровинциальные купцы (кэшан), особенно из
Чжэцзяна, Цзянсу, Шаньси и других мест, их оптовые «фир-
мы» и корпорации (хуйгуани, баны и гунсо) играли большую
роль в торговле рисом, пшеницей, чаем, солью, шелком и мно-
гими ремесленными изделиями. В меньшей мере вывоз этих
видов продукции осуществляли местные торговые гильдии.
Так, на рынке Уху оптовую закупку риса и вывоз его в Гуан-
дун, Чжэцзян, Шаньдун и другие провинции осуществляли
баны торговцев из Гуанчжоу, Чаочжоу, Яньтая, Нинбо и ряда
столь же отдаленных городов [43, т. I, 479].
Торговая среда практически в каждой провинции порожда-
ла своих кэшанов — оптовиков-миллионеров и купцов средней
руки. Тем не менее всекитайское значение имело такого рода
купечество лишь шести-семи провинций. Во второй половине
XIX в. ведущая роль перешла к деловым кругам Чжэцзяна
и Цзянсу. Последнее во многом объяснялось, помимо всего
прочего, перемещением центра внешней торговли Китая из
Гуанчжоу в Шанхай. Параллельно этому само чжэцзянское
купечество концентрировало свою деятельность в Шанхае, все
более переводя сюда свои дела из родных городов — Нинбо,
Ханчжоу и Шаосина. К восточному купечеству примыкали
крайне оперативные аньхуйцы и цзянсийцы. Южную «груп-
пировку» торговых банов возглавляли богатые купеческие
фамилии Фуцзяни и Гуандуна. Несмотря на постепенное
ослабление своих позиций, они продолжали играть большую
роль во внутреннем товарообороте. Купечество этих пяти-ше-
сти провинций через свои хуйгуани, баны и гунсо занималось
оптовой торговлей чаем, шелком, рисом, опиумом, сахаром
и различными изделиями городского ремесла.
На севере страны ведущие позиции занимали торговцы из
Шаньси, Шаньдуна и Шэньси. Многочисленные и оборотистые
шаньдунские торговцы во второй половине XIX в. устремились
в Маньчжурию. Однако они, как и шэньсийцы, значительно
уступали купечеству Шаньси по размерам оборотов. Богатые
шаньсиские купцы (сшиан, сикэ) широко занимались опто-
вой межпровинциальной торговлей. Чуть ли не каждая вто-
рая-третья семья в Шаньси имела в торговой сфере кого-ни-
86
будь из своей близкой родни. Основную массу этих рассеян-
ных по другим провинциям шаньсийцев составляли не
богатые купцы, а их мелкие компаньоны, пайщики, доверен-
ные лица, приказчики, конторщики, посыльные, ученики и т. д.
Сфера деятельности шаньсиских дельцов охватывала
практически всю страну — от Монголии до Гуандуна, от Цзи-
нани до Цинхая. Сишаны и их корпорации (сибан) активно
действовали не только в северных провинциях и Маньчжурии,
но и в бассейне Янцзы — особенно в наместничествах Лян-
цзян и Лянху. Помимо вывоза в другие провинции чисто
шаньсиской продукции (в первую очередь железа) сишаны
вели большую торговлю солью, шелком, зерном, бумажными
тканями и другими изделиями. Все шаньсиское купечество де-
лилось на две группы — лянчуаньбан и лотобан. Первая спе-
циализировалась на доставке товаров по речным и каботаж-
ным линиям в собственно китайских провинциях. Вторая за-
нималась сухопутной караванной торговлей во Внешней и
Внутренней Монголии, Ганьсу, Синьцзяне, а также принима-
ла широкое участие в торговых контактах с Россией. Шань-
сийцы имели свои бяоцзюй и собственную вооруженную
охрану.
Общие накопления шаньсиских оптовиков в конце XIX в.
составляли многие сотни миллионов лянов. Капитал одной
лишь купеческой фамилии Кан приблизительно оценивался
в несколько десятков миллионов лянов. Кроме того, насчиты-
валось шесть торговых фирм с фондом от 1 млн. до 8 млн.
лянов каждая [170, 969, 970]. Именно сишаны и их корпора-
ции, скопив начальный капитал, освоив далекие рынки, под-
готовив кадры квалифицированных служащих, добившись
уважения в деловых кругах и создав строгую деловую орга-
низацию, заложили основу могущества шаньсиских ростовщи-
ков и банкирских домов.
Строение путей и методов сбыта различных видов дере-
венской продукции — продовольствия, сырья и изделий до-
машних промыслов — имело свои особенности: чаеторговля
отличалась от хлопкового рынка, сбыт шелка-сырца шел по-
иному, нежели продажа бумажных тканей. Наиболее значи-
мой и репрезентативной в этом плане была рисоторговля.
Связь с рынком основных поставщиков товарного риса —
землевладельцев-рентополучателей и крестьян-собственни-
ков — осуществлялась по-разному. Часть крупных землевла-
дельцев (туба, фуху, даху) имела в уездных и других горо-
дах свои лабазы, рисовые лавки и магазины (мидянь, мипу).
В то же время торговый капитал уже в самой деревне под-
ключался к перераспределению и реализации продукции как
отчужденной через каналы ренты в натуральной форме основ-
ной массой помещиков, так и произведенной крестьянами-
собственниками.
87
Главными «приемщиками» изъятых через сферу аренды
рисовых масс были «зерновые фирмы» (лянхан, михан), чаще
всего уездного масштаба. Они были связаны через свои отде-
ления, скупочные лавки и разъездных агентов (цзинцзи)
с более или менее постоянной клиентурой в сельских райо-
нах. От местных лянханов и миханов товар частично шел
к «фирмам» более крупного масштаба. Длина такой сети
определялась прежде всего местонахождением ведущего для
данного района центра зерновой торговли. В зависимости от
этого к прохождению масс продовольствия через каналы об-
ращения могли последовательно подключаться миханы и лян-
ханы окружного, областного, а затем провинциального мас-
штабов. Размеры индивидуальных оборотов различных «зер-
новых фирм» зависели от их капитала и могли колебаться от
нескольких тысяч до сотен тысяч даней товарного риса и пше-
ницы.
Дальнейшее движение зерна определялось избытком или
нехваткой зерна в данной области или провинции. В вывозя-
щих районах к его перераспределению чаще всего подклю-
чался инопровинциальный торговый капитал. В этом случае
на ведущих хлебных рынках местные купцы перепродавали
зерно рисоторговцам-оптовикам (кэшан, мишан) из других
провинций, а уже те вывозили его в отдаленные районы. Так,
в Ханькоу хунаньский и сычуаньский рис попадал в руки
купцов из Фуцзяни, Гуандуна, Цзянсу и Чжэцзяна [43, т. I,
478]. Гуандунцы и фуцзяньцы скупали зерно в Чжэньцзяне,
Уси и Шанхае. Здесь же закупали продовольствие для от-
правки его на север «зерновые фирмы» Пекина, Тяньцзиня,
городов Шаньдуна и Шаньси. Если до этого в движении зер-
на ведущей тенденцией было укрупнение операций, то в стра-
давших нехваткой продовольствия местах доставки сделки
на привозной рис шли уже по линии измельчания — вплоть
до розничной продажи покупателю.
После обмолота осеннего урожая крестьяне-собственники
нуждались в деньгах для уплаты налогов, погашения долгов,
совершения традиционных обрядов, свадеб, похорон, реже —
для покупки городских ремесленных изделий. В силу этого
они вынуждены были продавать зерно в самое неподходящее
время, по низким ценам. Для крестьян (в еще большей степе-
ни, чем для рядовых помещиков) самостоятельный выход на
городской рынок был затруднителен. Соответственно и прак-
тика такого рода была крайне ограниченной. Крестьянство
в большей мере доставляло продажное зерно на волостные
и уездные рынки. Здесь оно частично попадало к агентам
либо городских зерновых лавок (мидянь, мипу), либо мест-
ных лянханов и миханов с последующим укрупнением сбыта,
отмеченным выше.
Часть крестьянского зерна становилась товаром в мено-
88
вой торговле, проводившейся разъездными торговцами и де-
ревенскими лавочниками, которые выменивали его (нередко
в долг по повышенным ценам) на ремесленные товары. Это
зерно в какой-то мере также попадало в городские лавки
и лабазы лянханов.
В больших масштабах крестьянский рис принимал товар-
ную форму помимо его производителей. Часть зерна изыма-
лась через деревенскую ростовщическую сеть, где ведущую
роль играли все те же туба, даху и фуху. Кроме того, рис
и пшеница поступали и в мелкие ломбарды (дяньпу, данпу)
волостного или уездного масштаба. Их владельцы (дяныиан)
помимо получения зерна в счет погашения ссуд активно ску-
пали его осенью для спекуляции им весной и в начале лета.
Зачастую, не сводя концы с концами, крестьяне сверхде-
шево отдавали изделия своих домашних промыслов. Благо-
даря этому для торговцев волостного и уездного масштаба
скупка и перепродажа продукции деревенского ремесла была
доходным делом. В сбыте различных видов таких изделий
наблюдались как общие черты, так и свои особенности. На-
глядным примером наиболее разветвленной скупочно-сбыто-
вой сети в указанной сфере в середине XIX в. может служить
движение хлопчатобумажных тканей уезда Шанхай, извест-
ного своим товарным ткачеством. В самих деревнях продук-
цию крестьян скупали отделения (чучжуан) или разъездные
приказчики (сяоцзинцзи) «ткацких контор» (бучжуан} во-
лостного масштаба. В их руки попадала и ткань, выносимая
крестьянами на местные базары — цаоши. После отделки его
в своих красильнях «конторы» поставляли товар в соседние
уезды, в городские лавки, но в основном — оптовым город-
ским «фирмам» (цзыхао) местного и иногороднего капитала.
Помимо этого, цзыхао получали ткань и через свои филиалы
(фэньчжуан) в волостях. При цзыхао находились представи-
тели (чжучжуан) «ткацких фирм» (бухао) Шаньси, Шэньси
и более отдаленных районов. При помощи этих агентов ткань
переходила к оптовикам указанных провинций, где и посту-
пала в розничную продажу [см. 185, 61—62].
В сбыте изделий цехового ремесла товаропроводящая сеть
была короче, особенно при реализации товаров высших сор-
тов и предметов роскоши. Тем не менее и здесь от ремеслен-
ника до потребителя товар мог проходить через многие
звенья торгового капитала (не считая разного рода посредни-
ков) — скупщиков, купцов, занимавшихся перепродажей,
специализированные «торговые дома», оптовиков-экспор-
теров.
Для городской торговли, как и для ремесла, характерной
была цеховая монополизация купли-продажи определенных
видов, даже сортов готовых изделий и сырья. В центральных
и южных, особенно приморских, провинциях наибольший вес
89
имели гильдии торговцев зерном (в первую очередь рисом),
шелком, чаем и солью. На Севере помимо перечисленных
выделялись корпорации торговцев хлопком и железом.
Основная масса купеческого капитала была занята в зер-
новой торговле. Здесь оптовики, «фирмы» и «торговые дома»
с помощью целой сети приказчиков и разъездных агентов
ворочали миллионными суммами и большими товарными
массами. Значительную роль играли также торговцы, заня-
тые оптовыми операциями с чаем, шелком, хлопком и про-
дуктами их переработки. На особом положении находились
торговцы-откупщики (гуаныиань), покупавшие у казны моно-
польное право на продажу того или иного товара.
Практика откупов была порождена государственной моно-
полией на торговлю целым рядом готовых изделий и сырья.
Наиболее строго монополия казны осуществлялась в торгов-
ле оружием. В других же отраслях постоянный чиновничий
надзор сочетался с откупами, т. е. продажей торговых лицен-
зий частным лицам. Так обстояло дело в торговле чугуном,
железом, сталью и металлическими рудами, а также некото-
рыми видами шелковых тканей, принятыми при дворе. На
откупных началах строилась также официальная торговля
солью и чаем. (Следует, правда, отметить, что в сбыте этих
товаров особенно широкое распространение получили вся-
кого рода «незаконные» методы.)
Соляная монополия действовала лишь в сфере сбыта, поч-
ти не затрагивая самой добычи. В соляной торговле различа-
лись три системы. Ведущей из них была гуаньду шансяо —
сбыт купцами (яныиан) под контролем чиновников. Хубу
устанавливало общий объем торговли, направления вывоза
и районы сбыта. Руководствуясь этими указаниями, местные
власти выдавали за большие деньги определенное количество
лицензий (яньинь) и свидетельств (яньпяо), дававших право
владельцу на закупку и сбыт определенного (разного в раз-
личных провинциях) количества соли. Приобретавшие такие
разрешения купцы (иныиан, пяошан) наживались на моно-
польно устанавливаемых ими ценах. При этом иньшаны, бо-
лее ограниченные в своих действиях, освобождались от лиц-
зиня, платя лишь соляной налог (янькэ). С пяошанов же бра-
ли и то, и другое, но предоставляли им большую свободу
передвижения. Закупка как теми, так и другими яньшанами
продукции солеваров контролировалась специальными чинов-
никами.
В районах с малой добычей или же с недостаточным спро-
сом на соль действовала система гуаньду миньсяо (продажа
населением под надзором властей). В этом случае право на
торговлю давала простая уплата соляного налога при сохра-
нении чиновного контроля за действиями купца. Менее зна-
чимой была «казенная» система, имевшая две разновидно-
90
сти — гуаньюнь гуаньсяо (казенные перевозка и сбыт)
и гуаньюнь шансяо (государственная перевозка и частная
продажа). Эти отмирающие формы соляной торговли во вто-
рой половине XIX в. окончательно потеряли свое прежнее
значение.
Казенная монополия на торговлю чаем осуществлялась
в формах близких к гуаньду шансяо. Как и при соляной мо-
нополии, закупка чаеторговцами товара у чаеводов и ману-
фактур (чачжуан), масштабы и места сбыта регламентирова-
лись при помощи аналогичных, но уже стандартных лицензий
(чаинь). Каждая из них давала право на заготовку, провоз
и реализацию на рынке 100 цзиней чая. На каждую тысячу
откупных цзиней разрешалось дополнительно свободно ску-
пить, вывезти и продать еще 140 цзиней [186, 107]. При этом
уплата чайного налога (чашуй) не освобождала откупной
товар от обложения лицзинем.
Чайная и соляная монополии обогащали в первую очередь
казну и крупных, чаще всего потомственных и именитых от-
купщиков. В отношении же средних и мелких торговцев си-
стема лицензий, снижая их возможные прибыли, одновре-
менно открывала широкие возможности для притеснений
и вымогательств со стороны местной бюрократии. Придрав-
шись к рядовому торговцу, чиновник мог, например, какую-
то часть откупной соли или чая (гуаньянь, гуаньча) объявить
частной (сыянь, сыча), т. е. приобретенной незаконно со все-
ми вытекающими отсюда последствиями. Кроме того, чрез-
мерные поборы казны с корпораций яньшанов часто приво-
дили к временным спадам в соляной торговле, а также к ра-
зорению крупных откупщиков.
В наиболее выгодные виды торговли вкладывали свои
деньги и землевладельцы, шэньши, чиновники, вплоть до вид-
ных сановников. Зачастую их личное участие в этом «недо-
стойном» истинного конфуцианца занятии скрывалось. Все
дела таких «фирм», лавок и магазинов вел не сам владелец
капитала (дунцзя, цайдун), а его доверенное лицо (чжангуй)
или управляющий (цзинли) согласно письменному договору
с дунцзя. При этом вся власть над приказчиками (хоцзи)
и учениками (туди) сосредоточивалась в руках чжангуев.
В мелких лавчонках торговля велась силами самого хозяи-
на и членов его семьи. В лавках средней руки их владелец,
руководя всем делом, нанимал приказчиков, в первую оче-
редь из числа родственников, знакомых и земляков. Хоцзи
кроме жилья и питания, как правило, получали денежное жа-
лованье, а в конце года — наградные. Туди находились на
положении прислуги, иногда получая помимо содержания
несколько вэней на карманные расходы.
В городской торговле значительная часть «торговых до-
мов», «фирм», магазинов, скупочных «контор» и лавок сред-
91
него и крупного звена была организована на основе паевого
участия (хэхо) нескольких компаньонов или вкладчиков из
числа родных, друзей, земляков и других доверявших друг
другу лиц. Некоторые из таких товариществ были основаны
людьми одной и той же торговой специализации, другие объ-
единяли торговцев из разных отраслей. Большинство паевых
лавок, «фирм» и «контор» управлялось самими компаньона-
ми, чаще всего одним из них, в остальных случаях ведение
дел поручалось доверенным лицам — цзинли и чжангуям.
Недостаточность собственных капиталов вынуждала тор-
говцев искать пайщиков среди помещиков, живших в городе
и вкладывавших деньги в наиболее прибыльные виды тор-
говли. В других случаях страх перед произволом властей
заставлял богатых купцов передавать или дарить часть своих
паев чиновникам и влиятельным шэньши. Такого рода участие
обеспечивало безопасность от налоговых и полицейских при-
теснений, т. е. давало гарантию, которую не могли дать купцу
цех, гильдия и земляческие объединения.
В Китае второй половины XIX в. сохранялось положе-
ние, при котором корпоративное разделение охватывало не
только сферу товарного обращения, но и его отдельные ста-
дии. Ведущие купцы того или иного хана в силу средневеко-
вых цеховых традиций практически монополизировали опто-
вые сделки на определенный вид продукции. Дальнейшая
перепродажа больших партий товара находилась в руках опто-
виков другого хуйгуаня, бана или гунсо, чаще всего из отда-
ленной провинции. Такое межгильдейское «разделение» ста-
дий движения продукта от производителя к потребителю
сочеталось со строгим выделением и монополизацией посред-
нических функций в руках узкого круга лиц. При цехо-гиль-
дейской организации торговли разного рода посредники, мак-
леры, комиссионеры и их объединения (яханы) играли совер-
шенно особую роль. Она подкреплялась экономической поли-
тикой государства. Цинские власти рассматривали торговое
посредничество как свою привилегию и предоставляли разре-
шение на него за большие деньги. Маклеры и комиссионеры
покупали лицензию (яте), дававшую право на посредничество
в какой-то одной, строго определенной отрасли торговли. При
этом они быстро окупали свои затраты на приобретение па-
тента за счет комиссионных со своих клиентов — местных
и приезжих купцов, строго охраняя полученные от казны
и подкрепленные торговой традицией привилегии.
Посредничество различных форм играло большую роль
в товарообмене между деревней и городом, внутри послед-
него, а также между местным производством и инопровин-
циальным рынком. В большинстве случаев маклеры получали
комиссионные и с продавцов, и с перекупщиков. Даже та
часть купечества, которая пользовалась крохами феодальных
92
монополий,— владельцы лицензий и откупщики в торговле
солью, железом, чаем и т. д.— не могла продавать товар,
минуя посредников и их корпорации там, где они функцио-
нировали.
Сами объединения посредников представляли собой конг-
ломерат различных типов и форм участия и носили разные
названия, в том числе ханбан. В них могли входить крупные
посреднические «фирмы», известные комиссионные «конторы»
(яхан), перекупочные лавки (ядянь), магазины, маклеры-оди-
ночки (яху, яшан, якуай, цзинцзи) с различным масштабом
деятельности, включая мелкую сошку. Корпорации такого
рода сочетали посредническую торговлю, простое комиссио-
нерство, кредитование надежных клиентов, авансирование
ремесленников с последующей скупкой готовых изделий, ро-
стовщичество и спекуляцию на котировке различных денеж-
ных единиц.
Глава VI
ДЕНЕЖНОЕ ОБРАЩЕНИЕ И КРЕДИТ
Обращаясь к указанной теме, следует в первую очередь
подчеркнуть, что во второй половине XIX в. единого обще-
китайского денежного рынка, как, впрочем, и товарного, не
существовало. Экономическая обособленность провинций
и внутренняя хозяйственная специфика каждой из них сохра-
няли свою силу. В связи с этим скорее можно говорить о тен-
денции к формированию такого рынка, со всей серьезностью
отмечая при этом старые центробежные явления.
Особенностью денежной системы в собственно китайских
провинциях Цинской империи в середине XIX в. было отсутст-
вие золотых и серебряных монет отечественного производства.
Золото в качестве денег почти не употреблялось. В основном
оно (в виде слитков и пластин) служило средством накопле-
ния богатства. Серебряные китайские монеты выпускались
и имели широкое хождение лишь в национальных окраинах —
Синьцзяне и Тибете. Правда, в отдельных китайских провин-
циях еще до Крестьянской войны 1850—1864 гг. неоднократно
осуществлялись ограниченные выпуски серебряной монеты по
образцу испанского или мексиканского песо. С 1856 г. в Шан-
хае, в Чжэцзяне, Хунани, Гуйчжоу и Шаньдуне время от вре-
мени выпускались серебряные монеты, точнее, монетовидные
слитки (иньбин) весом или в 1 лян, или в несколько цяней.
Однако в целом эти монеты не играли существенной роли
в денежном обращении страны.
Вместе с тем широкое хождение в торговых приморских
городах имели различные европейские серебряные монеты,
в первую очередь испанские и мексиканские песо (пиастры).
93
Это иностранное серебро, однако, принималось преимущест-
венно на вес, вследствие чего монеты зачастую рубились по-
полам или на четыре части. Новый этап в обращении иност-
ранных металлических и бумажных денежных знаков насту-
пил с 70—80-х годов XIX в. в связи с ростом иностранного
сектора в Китае, о чем будет говориться особо.
Стержнем китайского денежного обращения и ведущей
валютой Цинской империи являлось весовое серебро, обра-
щавшееся в слитках. Расчеты в основном строились на ля-
новой системе. Лян представлял собой лишь счетную едини-
цу, означавшую определенное весовое количество — несколь-
ко более 37 г серебра известной пробы. В масштабном выра-
жении лян делился на 10 цяней, 100 фэней и 1000 весовых вэ-
ней серебра. Единого для всей страны стандартного ляна не
существовало, в ходу было множество его весовых разновид-
ностей. Основным из них являлся казначейский лян (купин),
в котором исчислялись государственные поступления, расхо-
ды и правительственные займы. Следующим по значению был
хуйгуаньский, или таможенный, лян. В нем исчислялись
внешнеторговые обороты и таможенные сборы. На третьем
месте стоял шанхайский, или торговый, лян (гуйюань,
гуайпин), широко используемый в деловых кругах.
Из остальных разновидностей наибольшее распростране-
ние имели гуандунский (гуанпин) и налоговый (цаопин) ля-
ны. Последний применялся при переводе в денежную форм}
натурального налога зерном, прежде всего в Хунани, Хубэе,
Цзянси и Хэнани. Кроме того, по провинциям насчитывалось
несколько десятков местных вариантов ляна, каждый из ко-
торых имел свой вес и носил особое название.
Основу расчетной системы представляли слитки типа
юаньбао — весом от 50 до 55 лянов (баоинь, сисы, матиинь).
Они имели, как правило, форму лодочки, башмачка или лоша-
диного копыта. Применялись в крупных операциях и казен-
ном учете. На следующей ступени стояли слитки (чжундин,
иньдин) в 10 лянов, имевшие различную форму, в том числе
и башмачка (сяоюаньбао). В случае надобности крупные
слитки, как и монеты, рубились на части. Далее шло серебро
типа сяодин весом от 5 до 1 ляна (сяокэ, кэцза). Наиболее
мелкими были отливки весом менее ляна (дичжу, фучжу
и т. д.), доходившие до цяня и еще ниже.
Ни вес, ни форма слитков практически не регламентиро-
вались государством. Размеры, форма и проба определялись
частными сереброплавильными мануфактурами (луфан). По-
следние выпускали слитки со многими отклонениями от выра-
ботанных традицией стандартов. На долю пробирных палат
приходились лишь оценка готовых слитков и фиксация их
достоинства, после чего они поступали в обращение. Попадая
в другие провинции, они чаще всего в связи с несоответствием
94
местным стандартам периодически подвергались переплавке
тамошними луфанами, принимая при этом новую форму, про-
бу и достоинство. Все серебряноденежное обращение Китая
характеризовалось постоянной, массовой и многократной пе-
реплавкой такого рода.
Разменным и наиболее массовым платежным средством
служила медная монета (вэнь, цянь) весом приблизительно
в Vio долю ляна (отсюда ее второе название). Цянь, или
вэнь, представлял собой литую (а не чеканную) круглую
монету с квадратным отверстием посредине для нанизыва-
ния в связки. Так называемые медные вэни, особенно старых
выпусков, в действительности были бронзовыми, так как
в связи с нехваткой меди в стране они отливались из сплава
с большим содержанием олова. В последующем олово стало
постепенно заменяться цинком, что превратило вэни фактиче-
ски в латунную монету. Лишь синьцзянские цяни отливались
из чистой меди. Как уже отмечалось выше, всю медную мо-
нету отливали казенные монетные дворы различного подчи-
нения.
Крайне распространенным платежным и счетным средст-
вом служила связка монет (дяо, чуань) приблизительно
в 1 тыс. вэней. При этом в северных провинциях один реаль-
ный цянь принимался за два счетных. Иначе говоря, дяо оце-
нивалась в 2 тыс. вэней.
В результате торговой экспансии Запада, вызвавшей уси-
ливавшуюся утечку китайского серебра, прежнее, существо-
вавшее до начала ввоза опиума в Китай, соотношение между
серебром и медью (1 серебряный лян равен 1000 медных вэ-
ней) было кардинальным образом нарушено2. В конце
1853 г. курс серебряного ляна в Пекине держался на уровне
4 тыс., а уже в начале 1854 г. превысил 5 тыс. вэней [109,
137]. Колебания этого курса в ту и другую сторону происхо-
дили и в последующие десятилетия.
С 50-х годов XIX в. вплоть до начала XX в. цинское пра-
вительство отливало бронзовые и железные монеты крупных
номиналов (дацянь). Эти «тяжелые», или «новые», деньги
выпускались достоинством от 4 до 1 тыс. цяней [101, 35].
Дацянь были неполноценными по отношению к вэням преж-
них выпусков. Вес и размер этих монет чаще всего резко не
соответствовали указанной на них стоимости. Поэтому они не
пользовались доверием населения, а некоторые номиналы так
и не привились, в связи с чем их выпуск не возобновлялся.
Бумажноденежный рынок Китая второй половины XIX в.
отличался крайней пестротой и многообразием платежных
обязательств при хаотичности их обращения. На городском
2 Даже при активном балансе официальной внешней торговли Китай
в середине XIX в. вследствие бесконтрольного ввоза опиума ежегодно те-
рял свыше 25 млн. лянов серебра [см. 138, 197].
95
и отчасти деревенском рынке имели хождение различного
рода и достоинства бумажные знаки частных заведений: лом-
бардов, меняльных лавок, переводных контор, торговых фирм
и т. д. Среди них были частные банкноты (чао, цяньпяо,
иньпяо), различные чеки (пинтяо, чжипяо), векселя (те,
ципяо) и т. п. Такая классификация этих ценных бумаг весь-
ма условна, так как на практике имело место частое смеще-
ние функций тех или иных «пяо», не говоря уже о пестроте
их местных названий по различным провинциям и городам.
Частные банкноты и другие платежные обязательства вы-
пускались как в серебряном (ляны), так и в медном номинале
(вэни, дяо). К этому надо добавить различную степень обес-
печения указанных бумаг звонкой монетой. Их обмен на на-
личные производился преимущественно в стенах выпустившей
их фирмы или ее отделений. В связи с этим сфера обращения
каждой отдельно взятой бумажки была резко ограничена
пределами данного уезда, города или даже квартала.
После «опиумных» войн на денежном рынке Китая нача-
лось и в последующем с каждым годом росло обращение ино-
странных ассигнаций, банкнотов и других платежных средств.
Одни из них имели китайский номинал (лян, юань), другие
выпускались соответственно в фунтах стерлингов, долларах,
франках и т. д. Основными центрами хождения иностранных
бумажных денег были «открытые» порты, долина Янцзы,
а впоследствии — соответствующие «зоны влияния» держав.
Пестрота и хаотичность бумажноденежного обращения Китая
временами усиливались деятельностью правительства.
Вообще же казенное начало в сфере денежного обраще-
ния и кредита, так же как в земледелии, ремесле и торговле,
играло достаточно заметную роль. Государственно-феодаль-
ный сектор наряду с монетными дворами, казначействами
и другими учреждениями Хубу был представлен казенными
меняльными лавками (гуаньиньхао). Первоначально они были
созданы при морских таможнях в «открытых» портах. Их за-
дачей являлось хранение сборов с иностранных купцов и иных
поступлений, а также определение курса серебра. Помимо это-
го, гуаньиньхао занимались различного рода кредитными опе-
рациями. При некоторых из них были созданы казенные пла-
вильные печи и мастерские для отливки и переплавки круп-
ных ляновых слитков.
Широкое вмешательство государства в сферу денежного
обращения в начале 50-х годов породило серьезнейший ин-
фляционный процесс. Первоначальным толчком для прави-
тельственных мероприятий послужили финансовые трудности,
вызванные потерей богатейших провинций, резким сокраще-
нием налоговых поступлений и огромными военными расхо-
дами на подавление Крестьянской войны тайпинов и других
народных движений.
96
С целью покрытия бюджетного дефицита казна с 1853 г.
начала печатать бумажные ассигнации (гуаньпяо, баочао),
предназначенные к хождению наравне с серебром и медной
монетой. Выпуск их рос с каждым годом, ведя к дезорганиза-
ции денежного рынка. Гуаньпяо имели серебряный номинал
и выпускались достоинством от 1 до 100 лянов. Баочао (или
цяньпяо) имели медный номинал и выпускались достоинст-
вом от 250 до 100 тыс. вэней. Бумажка в 2 тыс. вэней при-
равнивалась к ассигнации в 1 лян.
Выпуск ассигнаций осуществляли особые управления —
гуаньиньцзюй и гуаньцяньцзюй. Вначале казна стремилась
привлечь к этому частный капитал, и некоторые такие управ-
ления создавались по принципу гуаньду шанбань (частного
предпринимательства под контролем властей). Однако вслед-
ствие недоверия шэньши, торговцев и ростовщиков к стояв-
шей на грани банкротства казне приток частных вложений
оказался минимальным. В итоге учреждения такого рода
были превращены в целиком казенные или же смешанные
(гуаныиан хэбань).
Для внедрения в сферу обращения не обеспеченных се-
ребром и медью гуаньпяо и баочао правительство создало,
кроме того, 14 особых казенных «денежных лавок» (гуань-
цяныгу) [170, 953]. Однако недоверие деловых кругов и на-
селения к ассигнациям и конкуренция частных меняльных ла-
вок, ломбардов и тому подобных заведений привели к закры-
тию гуаньцяньпу. Уже в 1861 г. правительство было вынуж-
дено прекратить бумажноденежную эмиссию, так как к этому
времени казенные платежные обязательства потеряли всякую
покупательную способность и совершенно не принимались
в частном секторе.
Наиболее близко соприкасавшимися с казенным секто-
ром частными заведениями были «денежные лавки» (иньпу).
Через них проходило серебро, собранное в уездах и округах
в качестве налогов. Эти слитки — разного веса, формы, кур-
са и пробы — требовали переплавки по принятому местными
казначействами стандарту. За выполнение этой операции
иньпу получали определенный лаж, увеличивавший их обо-
ротный капитал. Помимо этого основного занятия «денежные
лавки» осуществляли куплю-продажу золота и серебра, вели
разменные и кредитные операции. Их главными клиентами
были крупные чиновники, шэньши и богатые купцы.
Аналогичные функции выполняли «плавильные дворы»
и мастерские (луфан, иньлу), представлявшие собой разно-
видность иньпу. Луфаны условно подразделялись на «част-
ные» (силу) и «казенные» (гуаньлу). Разница заключалась
в том, что первые представляли собой старые солидные фир-
мы, а вторые — вновь возникающие — должны были получать
на это разрешение от Хубу. К концу XIX в. такого рода огра-
4
О. Е. Цепомнич
97
ничения заметно ослабли. Наряду с переплавкой и стандарти-
зацией налогового серебра луфаны зачастую выполняли на
местах роль пробирных палат, ставивших свое клеймо на
слитки.
Луфаны принимали для переработки серебро и от купе-
чества. Иногда взамен наличных денег они выдавали особые
квитанции, имевшие хождение наравне с частными банкно-
тами, векселями и чеками. В некоторых случаях луфаны
открывали сдавшим серебро торговцам текущие счета и вы-
пускали свои чеки. Эти операции зачастую совмещались с
кредитованием представителей чиновно-помещичьей и купе-
ческой среды.
Наиболее массовым звеном кредитно-денежного рынка
страны были ломбарды (дянья, дяньдан). Количество их ис-
числялось десятками тысяч. Большинство, естественно, состав-
ляли средние и мелкие закладные заведения. Для открытия
крупного ломбарда требовалось разрешение местных властей,
не считая неизбежных цехо-гильдейских формальностей. Мел-
кие же приемные лавчонки (дяныгу) возникали с разрешения
только соответствующей корпорации (после уплаты вступи-
тельного взноса). И во второй половине XIX в., несмотря
на значительный рост ставок ломбардного налога (даншуй),
даже мелкая закладная лавка была для ее хозяина (даншан)
крайне прибыльным предприятием. В указанный период верх-
няя граница даншуя поднялась с 2,5—5 до 10 лянов, не счи-
тая стоимости ломбардной лицензии (данте). К концу 90-х го-
дов налог с крупных ломбардов возрос до 50 лянов [186, 115].
Тем не менее доходы и обороты такого рода заведений стано-
вились все выше благодаря растущей потребности в кредите
и неразвитости денежного рынка.
Оборотный капитал мелких деревенских или волостных
дяньпу обычно составлял около тысячи лянов. Мелкий лом-
бард в среднем городке оперировал уже несколькими тыся-
чами лянов. В Пекине, например, в 50-х годах XIX в. фонды
мелкого ломбарда оценивались примерно в 20 тыс., среднего
заведения — в 30—40 тыс., а крупной «фирмы» — в 40—
50 тыс. лянов [170, 944]. Размеры, характер деятельности
и названия ломбардов по разным частям Китая отличались
друг от друга. Тем не менее в общих чертах они подразделя-
лись следующим образом. В крупных ломбардах (дадянь),
располагавших значительными оборотными средствами, срок
погашения ссуды обычно составлял 18 месяцев. Закладной
процент был ниже, чем у мелких заведений. Количество ве-
щей, принимаемых в залог, не ограничивалось. В отличие
от мелких и средних заведений все дела здесь вел не хозяин
(дяньшан), а его управляющий (данцзя). Средние и неболь-
шие ломбарды (данпу, чжипу) брали заклады с отбором
и под более высокие проценты. Наиболее мелкие (ядянь, сяо-
98
яэр, чжуаньдан) давали ссуды под залог в среднем на 6—
8 месяцев, сдирая грабительские проценты [170, 945].
Разновидностью ломбардов были «ссудные конторы*
(иньцзюй). Их отличие от обычных дяньданов состояло в спе-
циализации на краткосрочном (срок погашения исчислялся
днями или десятидневками) кредите под большие проценты.
При этом размеры ссуды были, как правило, ограничены.
Кроме того, из нее заранее вычитались от 1 до 3 связок мо-
нет. Для получения ссуды требовалось поручительство извест-
ного кредиторам лица.
Крупнейшие дадянь играли на местах заметную роль
в определении курса меди по отношению к серебру, выгодно
перепродавая государству значительные партии медных вэ-
ней. На этой почве базировались тесные контакты ведущих
ломбардов с местными казначействами и даже с централь-
ным правительством. Если казна постоянно нуждалась в мед-
ной монете, то даншаны старались избавляться от нее, так
как вели основные операции в серебре. При этом они выиг-
рывали как за счет разнобоя размеров и проб поступающих
слитков, так и за счет простого обвешивания, для чего при
приеме и выдаче серебра применялись разные весы.
Кроме закладных операций и торговли медной монетой
ломбарды осуществляли также чисто кредитные функции. Они
ссужали определенные суммы купцам, шэньши и чиновни-
кам, а также принимали на хранение их деньги.
Помимо звонкой монеты дяньшаны и данцзя расплачива-
лись со своими клиентами бумажными обязательствами
(иньпяо, цяньпяо), обращавшимися на местном денежном
рынке. В зависимости от характера сделок с ломбардом эти
пяо соответственно играли роль либо векселей, либо чеков,
либо ходовых банкнотов. Иньпяо как основное платежное
обязательство обычно начинало свое обращение как вексель,
а затем превращалось в чек.
Менее массовой, но более значимой и сильной организа-
цией в сфере денежного обращения и кредита были меняль-
ные лавки (цяньчжуан, дуйчжуан, цяньпу). Значительная
часть их создавалась на паевых началах, что закреплялось
соответствующим договором. Разновидностью крупных цянь-
чжуанов, особенно на севере страны, являлись иньхао. Сред-
ний капитал последних обычно составлял несколько десятков
тысяч лянов [170, 955]. Иньхао, как правило, отличались
большими масштабами деятельности, склонностью к солид-
ным операциям.
Основной функцией подавляющего большинства цяньчжуа-
нов был размен денег с определением веса и пробы серебра.
Значительная часть средних и особенно масса мелких цянь-
чжуанов целиком специализировалась на разменных опера-
циях. Что же касается кредитования, хранения и выдачи вкла-
да 99
дов, то этим занимались главным образом крупные меняль-
ные лавки. Они, как и ломбарды, выпускали разного рода
бумажноденежные обязательства.
При приеме вкладов их владельцам выдавались векселя
(иньпяо), подлежавшие уплате по первому требованию. От-
дельные наиболее известные цяньчжуаны осуществляли пе-
реводы в другие города и выдавали переводные чеки (хуйпяо),
имевшие хождение наравне с иньпяо. Выпуск своих банкно-
тов (чжуанпяо) меняльными лавками в основном регулиро-
вался количеством и размерами вкладов их клиентов. Все
эти пяо свободно обращались на денежном рынке данного
города или уезда. Однако цяньчжуаны и иньхао, как прави-
ло, были обособленными ячейками без сети собственных отде-
лений, без прочных связей в других городах и провинциях,
что резко сужало сферу обращения их банкнотов. Лишь от-
дельные иньхао Шанхая создавали, особенно к концу
XIX в., сеть своих филиалов по центрам провинций и «откры-
тым» портам.
Наиболее солидные иньхао и цяньчжуаны поддерживали
деловые связи с казной. В южных и восточных провинциях
зачастую именно они хранили сборы внутренних таможенных
застав (чангуаньшуй, лицзинь), а также другие суммы уезд-
ных и окружных ямыней. Кроме того, иньхао ссужали день-
гами чиновников под векселя (ципяо), выдаваемые казной
в счет задерживаемого жалованья.
Помимо меняльных лавок в городах действовало множе-
ство мелких уличных менял-одиночек (цяньтань, цяньчжо),
чьи столы стояли на наиболее оживленных торговых улицах
и рынках. Разменными операциями открыто занимались так-
же разного рода торговые заведения — ювелирные, женьше-
невые, магазины тканей и т. д. Кроме того, существовали
многочисленные смешанные разменно-табачные лавки (янь-
цяныгу).
Крупнейшим средоточием цяньчжуанов и иньхао во второй
половине XIX в. становится Шанхай. Здесь крупные меняль-
ные конторы носили название хуйхуачжуан или датунхан,
прочие — сяотунхан. Последние, в свою очередь, делились на
четыре категории (юань, сян, ли, чжэнь). Принадлежавшие
к первой группе (тяода цяньчжуан) в небольших размерах
занимались приемно-ссудными операциями. Вторые (гуань-
мынь тяода) выступали поверенными и агентами более круп-
ных контор. Третьи (чайдуй цяньчжуан) специализировались
на скупке серебра и медной монеты оптом с последующим
розничным разменом. Четвертые (сяньдуй цяньчжуан) зани-
мались исключительно мелким разменом. Чем меньше была
сама цяньпу, тем выше был процент, взимаемый за данную
операцию.
В отличие от ломбардов цяньчжуаны были против госу-
100
дарственного регулирования курса медной монеты по отно-
шению к серебру, так как это противоречило их собственным
интересам, а также выгоде их Основной клиентуры — торго
во-предпринимательской среды. Следует отметить также, чтс
ссудный процент для купечества был у меняльных лавок ни-
же, чем у ломбардов. Органическая связь цяньчжуанов с ку-
печескими кругами наиболее четко прослеживалась в восточ-
ных приморских городах, особенно в Шанхае. Из девяти гос-
подствовавших в среде здешних менял семейно-родственных
группировок семь в свое время непосредственно занимались
оптовой торговлей, а в последующем были тесно связаны
с экспортно-импортными операциями [46, 2, 3]. Каждый из
таких «кланов» имел не менее четырех собственных меняль-
ных лавок.
Вершину частной кредитно-денежной системы Китая вто-
рой половины XIX в. составляли так называемые банковские
конторы (пяочжуан, пяохао, пяоцзюй). Их доминирующей
функцией являлся перевод крупных денежных сумм в дру-
гие провинции и города. В связи с этим их часто именовали
«переводными конторами» (хуйдуйчжуан, хуйхао). Примерно
90% всех пяохао принадлежало шаньсиским банкирам-рос-
товщикам (пяошан) [170, 964]. Почти весь штат служащих
также состоял из уроженцев той же провинции. В связи
с этим пяочжуаны часто просто называли «шаньсискими кон-
торами».
Переводные операции требовали разветвленной финансо-
вой сети. Помимо своей центральной конторы (цзунхао)
шаньсиские банкирские дома обычно имели несколько отде-
лений или филиалов (фэньчжуан, фэньхао), рассеянных по
другим городам. Кроме того, теснейший контакт существовал
между конторами, связанными общим капиталом или родст-
венными узами. Такие фирмы назывались ляньхао. В той или
иной мере сеть шаньсиских контор и их фэньхао охватывала
практически всю страну, включая национальные окраины
империи. В частности, филиалы пяочжуанов действовали в
Урумчи, Урге и т. д. Некоторые фирмы имели отделения за
границей — в Москве, Сингапуре, Осаке и Кобе. Наиболее
крупные пяочжуаны имели отделения почти во всех крупных
городах страны. Так, известная и солидная контора «Жишэн-
чан» в лучшие свои годы насчитывала более 30 филиалов, раз-
бросанных по всему Китаю [210, 98]. Однако если основная
зона деятельности цяньчжуанов лежала в долине Янцзы и к
югу от нее, то влияние пяохао наиболее сказывалось в бас-
сейне Хуанхэ и в самой столице империи. Последнее было
особенно важно, так как вплоть до конца XIX в. Пекин оста-
вался главным центром китайского денежного рынка, хотя
и уступал постепенно эту свою роль Шанхаю.
Помимо контор с единоличным капиталом пяошана су-
101
ществовало много паевых предприятий. Наряду с пайщиками
(иньгу), внесшими деньги, участниками «дела» (шэньгу) счи-
тались и доверенные служащие, имевшие определенный стаж
работы. Вместо заработной платы раз в три года они получа-
ли дивиденды на свой «пай».
Во главе контор стояла иерархия управляющих (дачжан,-
гуй, чжэнчжангуй, фучжангуй), обладавших большой вла-
стью и следивших за остальными служащими и приказчика-
ми. Строжайшая дисциплина и секретность характеризовали
всю деятельность пяохао.
Сама переводная операция тщательно перестраховывалась.
Кроме переводного чека или квитанции (хуйцюань, дуйтяо)
клиенту выдавался специальный доверительный знак (фуцзэ,
фэйфу). Он представлял собой одну из половинок (фэнъфу)
условного «пароля», тогда как вторая (цзунфу) находилась
у корреспондирующей конторы или в адресуемом отделении
фирмы. Перевод оплачивался наличными лишь при совмеще-
нии и соответствии обеих частей, после чего фэньфу возвра-
щалась на прежнее место. Помимо разного рода переводных
чеков конторы при приеме на хранение и выдаче вкладов вы-
пускали платежные обязательства (цзецюань), а также банк-
ноты (сяопяо, иньпяо). Они имели хождение на денежном
рынке, главным образом в Чжили и особенно в Пекине.
Специфически средневековой особенностью деятельности
шаньсиских денежных воротил была их теснейшая связь
с казной, с чиновным миром, прежде всего со столичными
и придворными кругами, а также крупными землевладельца-
ми. Шаньсиские ростовщики хранили их вклады, ссужали
деньгами чиновников, особенно отправлявшихся на новое ме-
сто службы, принимали и переводили казенные суммы, креди-
товали правительство и т. д. Благодаря таким связям эти
банкиры располагали огромными по тем временам капита-
лами. Пяошаны сотрудничали и с центральной бюрократией,
и с местными казначействами, храня налоговые сборы, пере-
водя денежное жалованье войскам и чиновникам, выполняя
ряд правительственных поручений, но оставаясь при этом
частными лицами.
Могущество шаньсиских банкиров определялось в первую
очередь кредитованием правительства и чиновников. Про-
центы за подобные ссуды поступали из казенных сумм. Пяо-
шаны всеми силами укрепляли свои связи в первую очередь
с высшей бюрократией, а уж затем с должностными лицами
среднего и низшего звена. В Цинской империи второй поло-
вины XIX в. продолжала сказываться огромная роль персо-
нального, личностного кредита в противовес имущественно-
му и коммерческому. На этом базировалось и влияние шань-
сиских банкиров, в первую очередь кредитовавших «сильных»
в феодально-бюрократическом отношении лиц. Наиболее
102
крупные пяошаны обслуживали видных сановников, знать
и даже маньчжурских принцев, являясь их доверенными ли-
цами. Они ведали денежными делами наместников и губер-
наторов провинций, следуя за ними на новое место назначе-
ния и становясь как бы их личными казначеями [см. 210, 152,
153]. Разветвленная сеть филиалов и отделений позволяла
пяошанам иметь хорошую информацию, особенно о должно-
стных вакансиях на местах. Этим очень дорожила чиновно-
шэныпиская среда, стремившаяся, в свою очередь, поддержи-
вать тесные контакты с шаньсискими деловыми кругами.
Через местные отделения пяохао в Пекин переводили день-
ги шэньши, приезжавшие на столичные экзамены. У них же
брали и взаймы, особенно те, кто получал ученую степень или
должность в провинции. Новоиспеченный чиновник для под-
держания своего престижа в первое время, как правило, нуж-
дался в средствах. Пяочжуаны охотно кредитовали таких
клиентов, так как последние быстро добирались до казен-
ных сумм и не затягивали с уплатой долга, боясь огласки.
Такие ссуды давались под очень высокие проценты, часто сра-
зу же удерживаемые из получаемой в долг суммы. После
погашения долга чиновник мог передавать пяохао на хране-
ние подведомственные ему казенные деньги. С повышением
его по службе рос в деловых и шэныписких кругах престиж
и авторитет данной конторы.
В условиях средневекового денежного рынка и тогдаш-
него уровня развития сферы кредита шаньсиские пяошаны
составляли сплоченную и весьма влиятельную касту, играв-
шую огромную роль в деловых кругах Китая. Кроме того, по-
мимо сферы обычной торговли и переводных операций шань-
сиский капитал имел серьезные позиции и в других видах кре-
дита. Среди крупных ростовщиков, владельцев ломбардов
и меняльных лавок было очень много дельцов из Шаньси.
Вне родной провинции шаньсиские торговцы и ростовщики
объединялись в сибаны — земляческие корпорации типа
«хуйгуань». В них входили и пяошаны. В Пекине в конце
XIX в. основная масса пяохао принадлежала к сибану. Лишь
несколько столичных контор относилось к наньбану — объ-
единению уроженцев Чжэцзяна и Цзянсу. В свою очередь,
костяк системы «шаньсиских контор» — владельцы несколь-
ких десятков ведущих контор, а также их пайщики и служа-
щие как в самой Шаньси, так и за ее пределами — распа-
дался на три землячества: пинбан, цибан и тайбан (по назва-
ниям трех уездов в Шаньси). Принадлежность того или иного
пяочжуана или торгового дома к соответствующему бану
определялась местоположением главной конторы данной фир-
мы. У каждой из этих группировок была своя «сфера влия-
ния». Цибан господствовал на севере и в Маньчжурии. Зону
преобладания пинбаца составляли западные и северо-запад-
103
ные районы, а также бассейн Янцзы. На юге, в Гуандуне,
и отчасти в центральных провинциях ведущую роль играл
тайбан. В Пекине и Тяньцзине все они действовали на рав-
ных основаниях.
Нешаньсиские пяохао вне родных провинций и городов
соответственно входили в «свои» корпорации — чжэцзянские,
цзянсуские, гуандунские и т. п. баны, хуйгуани и гунсо.
В отличие от севера в восточных приморских провинциях гос-
подствовал чжэцзянский торговый и ссудный капитал. В сере-
дине XIX в. среди денежно-ростовщических корпораций Шан-
хая ведущую роль играли баны выходцев из Нинбо, Шаосина
и Чжэньцзяна. Именно из этой весьма восприимчивой к
новым веяниям торгово-ростовщической среды Чжэцзяна
и Цзянсу вышла основная масса компрадоров (майбань) и
предпринимателей нового типа. Не случайно, что именно
здесь наряду с обычной средневековой корпорацией менял
(нэйюань гунсо) возникла специализированная предпринима-
тельская организация. В 1890 г. владельцы крупных меняль-
ных лавок Шанхая объединились в союз (хуйхуа цзунхуй)
с особой финансовой дисциплиной. В частности, взаимные
расчеты внутри этого союза велись при помощи специальных
платежных обязательств (гундань),
В каждом более или менее значительном городе старшины
меняльно-банкирских корпораций (цяньбан, цянье гунсо)
ежедневно или раз в несколько дней устанавливали обменный
курс серебра в медной монете и котировку различных денеж-
ных знаков, в том числе иностранных. Эти же люди опреде-
ляли общие условия кредита, соблюдая при этом традицион-
ные правила валютно-денежных операций. В целом торгово-
ремесленные и купеческие корпорации находились в той или
иной финансовой зависимости от денежно-кредитных гильдий.
В результате создавалась пирамида корпоративного подчи-
нения. Ее основание и «нижние этажи» составляли торгово-
ремесленные цехи (ханы и баны). Над ними возвышались
чисто торговые союзы (хуйгуани и гунсо). Эти последние,
включая яханы, в свою очередь, зависели от шаньсиских,
чжэцзянских или местных кредитно-денежных банов, гунсо
меняльных лавок и других ростовщических корпораций. При
всем схематизме и неизбежной условности нарисованной кар-
тины она тем не менее отражает реально существовавшую за-
кономерность ступенчатого подчинения, несмотря на всевоз-
можные отклонения и местные особенности исторического
и экономического характера.
Китайское общество второй половины XIX в. располагало
огромными денежными капиталами, значительно превышав-
шими потребность сферы обращения. Необходимое количест-
во денежных средств, естественно, использовалось для про-
ведения товарных масс через каналы обращения, Функцио-
104
нирование же остального «капитала» определялось особым
социально-экономическим климатом Цинской империи.
Как и во всяком другом обществе, все дело упиралось
в прибыльность вложения средств. Поэтому «нехватка капи-
тала», жалобами о которой полны источники по истории ки-
тайской мануфактуры, объяснялась отнюдь не его недоста-
точностью. Накопленный и в какой-то мере избыточный «ка-
питал» не хотел идти в малоприбыльную промышленность,
с ее низкой производительностью труда, с правовой необеспе-
ченностью и т. д. Куда охотнее искал он применения в русле
феодальной доходности: приобретение земли для стрижки
арендных «купонов», покупка чинов, званий для получения
тепленького местечка, которое обогатит на всю жизнь за
счет утаенных налогов, украденных казенных средств, взя-
ток и протекции высших сановников. В этой сфере накопле-
ний денежный капитал (как помещичий, так и торговый) про-
зябал многие годы, ожидая удачной покупки или вакансии
на должность, на время оседая в виде сокровищ или функцио-
нируя в сфере обращения до своего изъятия. Следует огово-
риться, что нарасхват или в первую очередь шли мелкие
и средние земельные владения. Крупные продавались редко и
больше по частям. При этом сохранялась традиционная фор-
ма эксплуатации земледельцев. Иными словами перераспре-
деление земли путем вложения в нее денежного капитала не
вело к созданию крупных хозяйств. Сфера же обращения
была менее доходной и менее достойной истинного конфуци-
анца, да и вообще китайца. А промышленность и транспорт
до введения машин считались и были действительно «гиблым
местом» для того «капитала», который хотел бы быстро расти.
И здесь его вовсе не прельщало обилие свободных и край-
не дешевых рабочих рук. В этой связи понятны трудности,
возникающие перед синологами (историками и экономиста-
ми) при рассмотрении проблем первоначального накопления
в Китае [см. 145; 152; 164]. По-видимому, первоначального
накопления — исторически подготовленного и последователь*
но развивавшегося процесса вызревания основных предпосы-
лок капиталистического способа производства (т. е. в том ви-
де, как оно происходило на Западе) — в этой стране не было.
Цинское общество в силу специфики китайского феодализ-
ма уже имело в какой-то мере в готовом виде сами «резуль-
таты» (свободная рабочая сила плюс свободный капитал)
первоначального накопления, вполне достаточные для возник-
новения не только эмбрионального, но и мануфактурного ка-
питализма. Тем не менее становления такого уклада не на-
блюдается. Указанные факторы как бы висят в воздухе, не
вступая друг с другом в «реакцию», а местный капитализм
топчется где-то на отметке «эмбриональный» («ростки» капи-
тализма). При этом сам вопрос о вступлении китайской про-
105
мышленности в раннемануфактурную стадию встает лишь
для XIX в., да и то с наибольшей определенностью для вто-
рой его половины, когда производственное превосходство
земледелия над промышленностью стало слабеть в связи
с «пересадкой» фабрики в Китай.
Все это было результатом исторического развития китай-
ского общества в течение многих веков. Китайский шэньши,
чиновник, землевладелец «недооценивал» торговлю и прези-
рал ремесло (как основные занятия), потому что нормы кон-
фуцианского мировоззрения освящали собой наиболее доход-
ную и личностно привилегированную сферу экономики — зем-
леделие. Сами же нормы конфуцианства, третировавшего
промышленное предпринимательство как занятие «недостой-
ное» истинного конфуцианца, были прежде всего отражением
векового экономического превосходства деревни над городом,
земледелия над ремеслом, ростовщического капитала над тор-
говым, а его, в свою очередь, над промышленным. Эту истину
на все лады твердят китайские источники. «Если есть свобод-
ные средства, то открывают ломбард, меняльную лавку или
торговлю рисом и другими товарами. Производство же лю-
бых видов... не дает больших доходов либо приносит убытки,
поэтому имеющие деньги обычно не желают заниматься им»
[45, т. II, 285]. Следует добавить, что автор цитаты не затра-
гивает наиболее доходного и почетного помещения капита-
ла — приобретения земли.
Подобным же образом обстояло дело не только с вложе-
нием капитала, но и с отдачей на вложенный труд в деревне
и в городе. Земледелие было производительнее, а потому и
выгоднее, нежели ремесло. В таких условиях вложение капи-
тала в мануфактуру, мастерскую и раздаточную систему ста-
новилось исторически и практически бесперспективным. Дав-
ление деревни и в этом плане делало инвестиции в ремесло
занятием третьесортным, что в целом отражало жалкую в
сравнении с Европой экономическую роль китайского города.
Превосходство земледелия над ремеслом было объектив-
ной основой экономической политики государства. Пренебре-
жение к интересам города, торговли и ремесла, а также
к связанным с ними социальным слоям общества было уза-
конено формулой «Земледелие — ствол дерева, торговля и ре-
месло— ветви» [см. 134, 137, 193], ставшей господствующей
экономической концепцией китайского феодализма. На со-
словной лестнице (ши, нун, гун, шан) Цинской империи со-
словие ремесленников (гун) стояло ниже сословия земле-
дельцев (нун), а сословие торговцев (шан) ниже ремесленни-
ков. Ниже торговцев формально стояли лишь внесословные
низы общества (слуги, рабы, актеры и т. д.).
Сельское хозяйство — источник подавляющей части дохо-
дов государства и господствующего класса — всячески возве-
106
личивалось, права землевладельцев, как помещиков, так
и крестьян, в целом охранялись надстройкой. В противовес
этому предпринимательство в ремесле и торговле было ли-
шено серьезных правовых гарантий. Отсутствие городского
самоуправления, буржуазного правопорядка, незащищенность
собственности купца, ремесленника, мануфактуриста и т. д.
от притязаний властей остро давали себя знать. Тяжелое и
зачастую произвольное налогообложение внутренней торговли
и ремесла дополнялось страхом правительства перед скопле-
нием голытьбы в районах горных разработок и его борьбой
против подобного «беспорядка», нарушавшего идиллию дере-
венской неподвижности и благопристойности земледельческих
занятий. Все это создавало неблагоприятный социальный
и правовой климат для естественного процесса генезиса капи-
тализма.
Наконец, грозные события 50—70-х годов надолго отбро-
сили назад все виды общественного производства, вызвав
полосу затяжной хозяйственной разрухи.
Раздел второй
ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
ЦИНСКОИ ИМПЕРИИ
в 1864—1894 гг.
Глава I
ПОСЛЕВОЕННАЯ РАЗРУХА 60—70-х ГОДОВ.
КРИЗИСНЫЕ ЯВЛЕНИЯ В ЭКОНОМИКЕ
Гигантская вспышка классовых и национальных противо-
речий 50—70-х годов оказала серьезное влияние на хозяй-
ственную жизнь страны. В течение более чем четверти века —
от начала Крестьянской войны тайпинов (1850—1864 гг.) до
подавления восстания мусульман на Северо-Западе в 1877 г.—
военные действия охватили большую часть собственно китай-
ской территории и национальные окраины Цинской империи.
Подавление тайпинского и других народных движений со-
провождалось не только физическим уничтожением многих
миллионов крестьян и ремесленников, но и массовым разру-
шением средств производства. М. И. Венюков, русский гео-
граф и путешественник, посетивший Китай в конце 60-х годов,
писал: «Пустыри встречаются среди самых густонаселенных
провинций по недостатку рук и капиталов для их обработки.
Дороги испорчены, каналы засорены, мосты поломаны, дорого
стоившие системы орошения многих полей истреблены без
остатка» [104, 209—210]. По свидетельству другого современ-
ника, подавление тайпинского восстания «изменило лицо
страны, разрушило коммуникации, изменило течение рек, раз-
рушило морские дамбы. В ходе восстания цветущие поля бы-
ли превращены в дикие заросли, укрепленные города — в гру-
ды развалин» [82, 143].
Особенно пострадали наиболее уязвимые в условиях вой-
ны города. Множество уездных и окружных центров, област-
ных городов, в первую очередь в наиболее развитых восточ-
ных и центральных провинциях, особенно в Цзяннани, были
частично или полностью разрушены. Десятки городов юга
Цзянсу, северного Чжэцзяна и южной части Аньхуя лежали
108
в руинах или почти обезлюдели. Хунаньская армия дотла
разорила Нанкин, от которого осталась лишь городская стена.
Такие торгово-ремесленные центры, как Сучжоу и Ханчжоу,
были опустошены и частично разрушены.
Оказались разрушенными или просто прекратили свое су-
ществование тысячи мастерских и мануфактур. На подвласт-
ной им территории тайпины разрушали казенные предприя-
тия, в которых они видели символ владычества иноземных
захватчиков — маньчжуров. Так, взяв Нанкин, тайпины унич-
тожили крупнейшие в стране императорские шелковые ману-
фактуры. Неоднократный переход городов из рук в руки
и грабежи карательных армий привели к гибели множества
ремесленных заведений. В этом плане наиболее детальную и
статистически обоснованную картину дает шелкообработка
юга Цзянсу.
Большой урон был нанесен шелкоткачеству Нанкина. Чис-
ло ткацких станков в черте города даже в 1880 г. было в 8—
9 раз, а в окрестных деревнях — в 15 раз меньшим, чем
в 1853 г. Таким образом, несмотря на достаточно длительный
период восстановления, станочный парк в целом по всему
району сократился в 10 раз [72, 63]. Сравнение данных 1853
и 1880 гг. показывает, что количество «простых» шелкоткац-
ких станков в Нанкине и его округе уменьшилось в 10 раз,
«атласных» — в 8, а «парчовых» станков — в 3 раза [55, т. I,
429, 430].
Сильные разрушения были причинены фарфоровому про-
изводству Цзянси. Тайпины, заняв Цзиндэчжэнь, уничтожили
императорские печи, чтобы истребить самую память о нена-
вистных поставках маньчжурам. Резко упало и частное про-
изводство фарфора. К окончанию Крестьянской войны число
действующих в Цзиндэчжэне печей сократилось с 270—290
(перед войной) до 20—30 [60, 119].
После разгрома Тайпинского государства цинское прави-
тельство приступило к восстановлению казенной мануфактур-
ной промышленности, прежде всего шелковой. Восстановление
мануфактур в Цзянсу и Чжэцзяне, одни из которых были раз-
рушены тайпинами, а другие пришли в упадок в связи с вой-
ной, было начато Цзэн Го-фанем и Ли Хун-чжаном. Прежде
всего возобновилась деятельность обеспечивавшего нужды дво-
ра Цзяннаньского ткацкого бюро. Ему были подчинены фи-
лиальные «бюро» — шелковые прядильно-ткацкие и красиль-
ные мануфактуры в Нанкине, Сучжоу и Ханчжоу. Предприя-
тия сучжоуского и ханчжоуского филиалов начали работать
соответственно в 1865—1866 и 1868 гг. Эти мануфактуры
были заняты в первую очередь поставками двору и армии
и лишь в небольшом объеме выполняли частные заказы. Чи-
новничье управление и казарменные порядки сделали указан-
ные предприятия нерентабельными, в результате чего произ-
109
водство на них постепенно свертывалось. Так, к 1880 г. в Суч-
жоуском бюро количество станков сократилось почти на две
трети, резко сократился станочный парк и в Ханчжоу
[45, т. II, 4, 5; 72, 83, 84].
С 1866 г. началось восстановление императорских и част-
ных фарфоровых мануфактур в Цзиндэчжэне. В 1869 г. здесь
действовало уже ПО печей [60, 119]. Казна постепенно вос-
станавливала медеплавильные печи и монетные дворы. Неко-
торые из них, например в Ханчжоу, переходили к частичному
использованию машин.
Стремясь увеличить налоговые поступления с ремесла и
торговли, казна приняла ряд поощрительных мер, направлен-
ных на расширение хлопко- и шелкообрабатывающих промыс-
лов в приморских восточных и южных провинциях. Создава-
лись разного рода шелководческие бюро и казенные ткацкие
школы-мастерские, пропагандировавшие различные виды ре-
месла.
Началось медленное возрождение частного шелкомоталь-
ного и шелкоткацкого производства в районах Нанкина, Суч-
жоу, Шэнцзэчжэня, Чжэньцзяна, Чанчжоу, Даньяна и других
городов Цзянсу. Постепенно развивалась и шелковая промыш-
ленность Чжэцзяна (в Хучжоу, Ханчжоу, Цзясине, Шаосине
и других городах). Большую роль в этом играл и растущий
спрос на шелковую ткань и особенно на шелк-сырец на ми-
ровом рынке, а также расширение сырьевой базы в результа-
те массовых посадок тутовицы на заброшенных землях. По-
степенно восстанавливалась шелкообработка и в Гуандуне,
Сычуани, Гуйчжоу, Хубэе и Фуцзяни.
Медленно возвращалась в обычное русло городская жизнь.
В ремесле и торговле шло восстановление корпоративного
строя, нарушенного Крестьянской войной и экономическим
хаосом. Вновь входили в силу цеховые уставы, многие поло-
жения и запреты которых практически не соблюдались в пе-
риод восстаний и военных действий. С годами ханы, баны,
хуйгуани и гунсо постепенно ликвидировали нарушения, про-
водили строгие меры по укреплению внутренней организации
и охране своих интересов в конкурентной борьбе с другими
корпорациями и иностранными товарами. Основная борьба
против размывания цехов и гильдий шла по таким кардиналь-
ным вопросам, как правила вступления в хан ремесленников
со стороны, открытия мастерских и лавок, приема подма-
стерьев, набора учеников, сбыта продукции и т. д. В целом
же упорядочение уставов свелось к восстановлению старых
порядков. В 60—70-х годах баны и хуйгуани повсеместно от-
страивали свои общие здания (помещения гильдий, их прав-
лений и кумирни), разрушенные или обветшавшие за годы
войны [см. 172, 71—90].
Восстановление городской экономики осложнялось много-
110
ЛеФнйм разрывом хозяйственных связей города й дерёвнй,
упадком Товарных форм производства и временной натурали-
зацией экономической жизни. Резкое сокращение внутренней
торговли в обстановке военных действий, грабежей и реквизи-
ций привело к массовому изъятию капитала из сферы обраще-
ния и переводу его в сокровища. Значительный урон был на-
несен торгово-ростовщической среде многих областей Цзянсу,
Чжэцзяна, Аньхуя и отчасти центральных провинций. Взяв
какой-либо город, тайпины разрушали здания торговых гиль-
дий, основанных купцами из других провинций. При взятии
же городов помещичьими армиями купеческая собственность
просто шла на поток и разграбление.
В послевоенное время сокращение населения и его обни-
щание делали весьма проблематичной возможность сбыта ку-
печеских товаров. «Во всех провинциях Юго-Востока,— отме-
чал наместник Лянцзяна Лю Кунь-и,— в результате войны це-
лые местности разорены, многие жители не вернулись к своим
занятиям, товары не находят сбыта, из соседних провинций
часто приходят тревожные вести, и купцы не решаются начи-
нать дел» [138,255].
Разрыв экономических связей, захирение ремесла, падение
землевладельческих доходов и покупательной способности по-
мещиков весьма затрудняли восстановление и широкой ро-
стовщической деятельности в разоренных провинциях. Осев-
шие в годы войны в виде мертвого капитала средства крайне
медленно возвращались к прежнему функционированию.
К этому добавлялась разруха, царившая на транспорте,
особенно в восточных и центральных провинциях. В городах
было разрушено много мостов. На Янцзы, Хуанхэ и Великом
канале были уничтожены паромы, потоплена масса речных
джонок. Дороги размывались и заростали кустарниками. На
обширных территориях и после окончания Крестьянской вой-
ны и восстания няньцзюней дороги не были безопасными.
Здесь еще действовали мелкие отряды повстанцев, свирепство-
вали многочисленные шайки туфэев, хозяйничали «сельские
молодцы» из числа туаньляней, грабили правительственные
солдаты.
Разруху усиливали не только внутренние, но и те же са-
мые внешние факторы, которые еще до первой «опиумной»
войны 1840—1842 гг. и особенно в предтайпинское десятиле-
тие вызвали хаос в средневековом хозяйственном укладе стра-
ны. Экономические трудности Китая существенно осложня-
лись продолжавшимся в принципе обескровливанием тради-
ционной серебряновалютной системы вследствие утечки се-
ребра на оплату импортного опиума.
Правда, после Крестьянской войны 1850—1864 гг. и осо-
бенно после подавления национальных восстаний в западных
провинциях такого рода потери серебра стали снижаться за
111
счет растущего производства опиума в самом Китае. Одной
из причин, способствовавших росту макосеяния, быдо запусте-
ние полей. Цинское правительство и местные власти не пре-
пятствовали этой практике, видя в ней средство для уменьше-
ния утечки серебра. Кроме того, высокое обложение опиума
давало возможность увеличивать налоговые поступления. Па-
дение цен на этот наркотик расширяло круг курильщиков из
бедноты, увеличивая рынок его сбыта. По данным представи-
теля таможни в Ханькоу, в Сычуани в 1871 г. курило опиум
около 70% взрослого городского и 50% взрослого деревенско-
го населения. В 1881 г. здесь производилось 173 тыс., в Юньна-
ни— 35 тыс., в Гуйчжоу—10 тыс. даней опиума-сырца
[235, 54].
В поисках выхода из острейших финансовых затруднений
казна пошла на порчу монеты. Размеры и вес медного вэня
были значительно уменьшены. Кроме того, стали выпускаться
железные цяни. Обесценение медных денег по отношению
к серебру в последующем заставило сократить выплавку мо-
неты в 1 цянь и даже закрыть часть монетных дворов. Тем же
целям служил начатый в годы Крестьянской войны выпуск да-
цянь. Номинальное достоинство этих монет не обеспечивалось
полноценными вэнями. Тем не менее казна систематически
уменьшала вес дацянь, доведя его в ряде случаев до четверти
первоначального [101, 35]. После подавления волны народных
движений 50—70-х годов правительство продолжало отливку
неполноценной монеты вплоть до начала XX в.
В итоге вторая половина XIX в. для денежного рынка Ки-
тая началась с сильнейших потрясений, вызванных Крестьян-
ской войной тайпинов и экономической политикой цинского
правительства. Непосредственным поводом к этим потрясе-
ниям явился выпуск гуаньпяо. В середине марта 1853 г. в Пе-
кине разразилась паника среди держателей частных цяньпяо
и других платежных обязательств. Последние в массе своей
были представлены к оплате или обмену на наличные деньги.
В результате только за один день 15 марта обанкротилось бо-
лее 200 меняльных лавок [170, 953]. Паника с последующими
банкротствами цяньпу прокатилась по городам Чжили, пере-
кинулась в Фуцзянь и другие провинции.
Новый переполох разразился летом 1860 г. на денежном
рынке Шанхая в связи с приближением к городу армии тай-
пинов. В результате этого закрылось множество цяньчжуанов.
Финансовый кризис, сопровождавшийся целой полосой
банкротств, продолжался и в 60-х годах. В Пекине ежемесяч-
но закрывались всё новые цяньпу, в том числе старинные и
солидные фирмы менял. Чиновники, шэньши и купцы, боясь
хранить у них свои деньги, изымали оставшиеся вклады.
При постоянном отливе серебра за границу наводнение
денежного рынка обесцененными ассигнациями и ухудшенны-
112
ми металлическими деньгами вело к быстрому вздорожанию
серебряного ляна по отношению к медной монете, что обост-
ряло кризисные явления в экономике.
Однако, несмотря на все трудности, уже в 70-х годах по-
явились признаки восстановления городской экономики, осо-
бенно за счег менее пострадавших провинций Юга. Постепен-
но стала сказываться некоторая нормализация внутреннего
положения, наметилось оживление торговли, расширение ее
оборотов и спроса на иностранные товары. Последнее, в част-
ности, объяснялось переходом крестьянского хлопкоткачества
на покупную импортную пряжу. Вместе с тем следует отме-
тить, что оживление торговых связей и рыночной экономики
тормозилось налоговой политикой правительства. В связи
с введением лицзиня произошло резкое увеличение поборов
с провозимых по стране товаров.
Колоссальный урон понесло в 50—70-е годы и сельское хо-
зяйство Китая. Как это не раз бывало в истории Китая,
страшные опустошения, совершенные правительственными
войсками и помещичьими армиями, привели к обезлюдению
значительных земледельческих районов. После подавления
тайпинов и няньцзюней наиболее разоренными оказались юг
Цзянсу, север Чжэцзяна, Аньхуй, север Цзянси, а также часть
Хубэя. На севере Китая особенно пострадали юго-восточная
часть Хэнани, юг Чжили и западные районы Шаньдуна.
Катастрофическое разорение многих районов в долинах
Янцзы и Хуанхэ прежде всего было результатом поджогов,
грабежей и убийств, чинимых проводившими массовые кара-
тельные операции против тайпинов, няньцзюней и мирного
населения двумя центральными (Хунаньской и Хуайской) и
шестью провинциальными помещичьими армиями, а также
китайско-иностранной «всегда побеждающей армией», создан-
ной англичанами, французами и американцами.
В результате, например, в 12 уездах юга Цзянсу к концу
70-х годов население по сравнению с предтайпинским перио-
дом сократилось втрое [43, т. I, 151]. Даже в 70—80-х годах
население областей Ханчжоу и Цзясин (пров. Чжэцзян) со-
ставляло соответственно лишь 30 и 32% от довоенного уровня
[244, 241]. В последний период Крестьянской войны в пров.
Чжэцзян погибло более 3 млн. человек, главным образом от
голода, вызванного разрухой и карательными действиями по-
мещичьих армий [164а, 394]. Примеров такого рода в источ-
никах огромное множество.
В целом же, по оценкам иностранцев, живших в эти годы
в Шанхае, за период 1851 —1865 гг. в зоне карательных опе-
раций против тайпинов погибло около 20 млн. человек
[279, 624].
Страшными жертвами и разрушениями сопровождалось и
подавление движений неханьских народностей на окраинах
113
Цинской империи. Так, в ходе разгрома восстания мяо
в Гуйчжоу было уничтожено 80% селений мяо и около мил-
лиона человек [138, 249]. В Юньнани из примерно 8 млн. жи-
телей уцелело лишь 3,5 млн. человек. Охваченная восстанием
часть этой провинции была разорена, поля заброшены [125,
216]. Кровавое подавление восстания дунган в Шэньси, Гань-
су и Нинся армией Цзо Цзун-тана в 1873 г. завершилось мас-
совым истреблением мусульман. Как доносили местные чи-
новники, в Шэньси «девять десятых общего числа дунган
умерло от войн, эпидемий и голода» [138, 253]. После кара-
тельного похода Цзо Цзун-тана из 700—800 тыс. мусульман-
ского населения Шаньси осталось всего 20—30 тыс. человек
[244, 247]. Районы, где раньше жили дунгане, были превра-
щены карателями в пустыню.
Колоссальные разрушения, сопровождавшие восстановле-
ние власти помещиков и чиновников на значительной террито-
рии страны, трагически переплелись с резким усилением сти-
хийных бедствий, отчасти вызванных обветшанием крупных
ирригационных сооружений и разрушением мелких перифе-
рийных оросительных систем. Летом 1855 г. в результате
12-дневных дождей Хуанхэ, до этого текшая на юго-восток и
впадавшая вместе с Хуайхэ в Желтое море, прорвала дамбы
у Тунвасяна близ Кайфына. Уничтожая на своем пути деревни,
города и посевы, река потекла на северо-восток, проложив
себе дорогу в Бохайский залив. Эта гигантская катастрофа
привела к гибели около 7 млн. человек [119, 16].
В последующие годы многие провинции испытали сильные
засухи, наводнения, ураганы, нашествия саранчи и другие
стихийные бедствия.
Так, в 1864 и 1865 гг. в Чжили стихийным бедствиям
в среднем подверглось до 30 округов и уездов с более чем
4 тыс. деревень, а в Шаньдуне — до 70 административных еди-
ниц с примерно 10 тыс. деревень. В Хэнани пострадало около
60 округов и уездов [43, т. I, 733]. В 1868 г. наводнения и за-
сухи отмечались в 73 округах и уездах Цзянсу, а в последую-
щие 6 лет разным бедствиям в среднем ежегодно подверга-
лось около 40 административных единиц [43, т. I, 721]. Столь
же трудными были и 70-е годы. В 1870 г. в Шаньдуне стихий-
ные бедствия испытали свыше 15 тыс., а в 1873 г.— более
12 тыс. деревень. В 1871 г. пострадало свыше 7 тыс. деревень
пров. Чжили [43, т. I, 734]. В Аньхуе с 1875 по 1879 г. в сред-
нем ежегодно поражалось засухами и наводнениями свыше 50,
а в Хубэе — более 20 округов и уездов [43, т. I, 721].
Из массовых бедствий 70-х годов особо выделяется полоса
голода в северных провинциях (1876—1879). Апогея она до-
стигла в 1877—1878 гг. Следовавшие один за другим неуро-
жаи были вызваны отсутствием дождей и длительными засу-
хами в Шаньси, Шэньси, Чжили, Хэнани и части Шаньдуна.
114
Массовый голод сопровождался эпидемиями. Наиболее тяже-
лым было положение в Шаньси и Шэньси, где обочины дорог
были усеяны трупами умерших от голода. По официальной
оценке, зимой 1877 г. только в Шаньси голодало от 5 млн. до
6 млн. человек [244, 231]. Согласно данным специальной
иностранной комиссии, изучавшей обстановку в пяти бед-
ствующих провинциях Севера, всего от голода, болезней
и т. д. погибло за эти годы от 9 млн. до 13 млн. человек
[см. 260, 41—43].
Таким образом, одним из важнейших последствий рас-
сматриваемого периода для экономики Китая была гибель
огромного числа непосредственных производителей. Сопостав-
ление разного рода исторических источников позволяет сде-
лать вывод, что всего за годы Крестьянской войны и нацио-
нальных восстаний страна потеряла от карательных действий,
хозяйственной разрухи, наводнений и засух свыше 40 млн. че-
ловек. Согласно расчетам, сделанным в начале 80-х годов рус-
скими и западными синологами на основании правительствен-
ных данных и материалов морских таможен, население Китая
за период 1851 — 1882 гг. сократилось примерно на 50 млн. че-
ловек (с 431 млн. до 381 млн.) [23, 325; 25, 12].
Вследствие крайне неблагоприятных социальных условий
и природных факторов пришли в упадок ирригационные и
дренажные системы провинциального значения. В ходе подав-
ления тайпинского движения были разрушены или сильно за-
пущены многие крупные ирригационные сооружения в Цзянсу,
Хэнани и Аньхуе. Гигантская катастрофа 1855 г., вызванная
переменой русла Хуанхэ, привела к нарушению всей ороси-
тельной системы от Кайфына до Желтого моря. В результате
часть плодородных земель превратилась в пустоши и болота.,
Из-за прогрессирующего разрушения дренажной системы
в бассейне озера Тайху болотами стали сотни тысяч му паш-
ни. Резко ускорился рост пустошей в результате засоления
и заболачивания почвы в приморских районах Шаньдуна
и Чжили. Намечавшиеся планы восстановления и реконструк-
ции отдельных ирригационных систем и сооружений, иногда
грандиозные по своему замыслу, оставались главным образом
на бумаге. Лишь к середине 70-х годов были ликвидированы
наиболее опасные разрушения. Цинский режим так и не вы-
работал единого плана восстановления разрушенного хозяй-
ства, и последнее поднималось стихийно, за счет труда мест-
ного и пришлого населения.
В период военных действий была заброшена значительная
часть ранее использовавшихся земель. Обрабатываемая пло-
щадь страны в 1874 г., т. е. через десять лет после окончания
Крестьянской войны, находилась на уровне 1831 г. [см. 114,
8—9]. Резко сократились налоговые сборы. Так, натуральные
поступления от поземельного налога в том же 1874 г. были
115
почти вдвое меньшими, чем в середине XVIII в. (без провин-
ций Шаньдун и Хэнань) [см. 114, 6—7].
Как цинское правительство, так и местные чиновно-поме-
щичьи клики, в первую очередь хунаньская и хуайская, были
не на шутку обеспокоены разорением богатейших провинций
нижнего течения Янцзы и резким сокращением налоговых по-
ступлений. Действуя в своих интересах, они требовали от пра-
вительств уменьшить налоговую разверстку с контролируе-
мых ими провинций. Некоторое снижение фискальных требо-
ваний Пекин осуществлял и раньше, в разгар Крестьянской
войны: с 1855 г. — в Хунани, с 1856 г. — в Хубэе и с 1861 г.—
в Цзянси.
Цинам ничего не оставалось, как уступить советам круп-
ных чиновников и шэньши, боявшихся повой вспышки народ-
ной войны. Сохранив официальные ставки в прежнем виде,
казна пошла на некоторое сокращение сумм налоговых по-
ступлений, причитавшихся с того или иного из разоренных
районов. Так, по некоторым подсчетам, в шести провинциях
бассейна Янцзы годовая норма тяньфу была снижена на
10 млн. лянов [см. 143, 92—93]. Суть налоговой политики каз-
ны в разоренных провинциях заключалась в том, что с насе-
ления взимали деньги и зерно не за все пустующие земли и
дворы, а только за часть их. Если число ху в десятках уездов
Цзянсу, Чжэцзяна и Аньхуя сократилось в среднем в 2—3 ра-
за, то сумма распределяемого на них тяньфу была снижена
самое большее на одну треть [185, 264]. В наиболее постра-
давших районах Цзянсу — областях Сучжоу, Сунцзян, Тай-
цан — сумма поземельного налога была уменьшена на 30%,
а в областях Чанчжоу и Чжэньцзян — на 10% [185, 263, 264].
Временные и частичные уступки крестьянству сразу после
подавления народных движений были характерны и для по-
мещичьей среды, пережившей ужасы Крестьянской войны.
О немедленном возврате к дотайпинскому уровню эксплуата-
ции в новых условиях не могло быть и речи. Восстановив свое
экономическое и политическое господство, даху и прочие зем-
левладельцы в повседневной практике старались не доводить
крестьян до крайности. На какое-то время смягчились усло-
вия аренды и ростовщических ссуд, уменьшились произвол и
обман в отношении держателей земли и должников.
Важные процессы в 60-х годах происходили в сфере земле-
владения. Несмотря на то что прежние права местных поме:
щиков на землю были в Цзяннани полностью восстановлены,
здесь оказались большие площади бесхозных земель. Послед-
ние были объявлены казенными и затем пошли в распрода-
жу— с немедленной оплатой или же с рассрочкой на три года.
Продавалась эта земля в первую очередь тем, кто мог сразу
же внести полную стоимость, иначе говоря — даху, шэньши,
отслужившим чиновникам, торговцам и т. д.
116
Обстановка послевоенной разрухи и обезлюдения многих
районов была использована командным составом карательных
армий и связанными с ним помещичье-шэньшискими кругами
для захвата больших массивов брошенной и бесхозной земли.
Так, в руках шести братьев Ли Хун-чжана оказалось около
600 тыс. му в одном из уездов Аньхуя [43, т. I, 182, 189].
В центральных провинциях земля, понятно, доставалась тем,
кто был связан с Хунаньской, а в восточных областях —
с Хуайской армией. Таким образом, за счет скупки и захватов
пустующих земель возникло новое крупное землевладение.
Серьезное обезлюдение Цзянсу, Чжэцзяна и Аньхуя более
чем на два десятилетия сняло в этой части Китая прежнюю
остроту аграрного перенаселения и земельного голода. В наи-
более разоренных районах, где прирост налогоплательщиков
шел особенно медленно, казна и местные власти практиковали
бесплатную или за одну треть урожая раздачу тех пустующих
участков, на которые по тем или иным причинам не были
предъявлены права прежними хозяевами или не находилось
покупателей. В результате с середины 60-х годов началось
стихийное переселение крестьян из Хунани, Хубэя, Хэнани,
южного Чжэцзяна и северных уездов Аньхуя в опустошенные
районы нижнего течения Янцзы. При этом большие трудности,
связанные с обоснованием на новом месте, вынуждали часть
новоприбывших переходить в зависимость к местным даху, ку-
лакам и крестьянам-старожилам, становиться (на длительное
время или навсегда) их арендаторами, должниками или бат-
раками. Несмотря на наличие свободных земель, между пере-
селенцами и старожилами часто происходили кровавые столк-
новения.
Власти в целом сдержали свое обещание предоставить
льготы новым поселенцам. Последние не платили налогов пер-
вые несколько лет после обоснования на новом месте. В обла-
стях нижнего течения Янцзы возникло много самостоятельных
крестьянских хозяйств, получивших освоенную ими залежь на
правах собственности или длительного владения. Так, в юж-
ной части Аньхуя в ранее разоренных деревнях подавляющее
большинство крестьян являлось переселенцами Хунани, Сы-
чуани и Гуйчжоу. После двух лет работы на земле они стали
ее владельцами, обязанными помимо налогов платить опре-
деленную сумму местным старожилам — крестьянам и поме-
щикам— за право пользования ею.
В итоге Крестьянская война заметно изменила соотноше-
ние между помещичьей и крестьянской собственностью в зоне
тайпинского движения. Так, если в начале 80-х годов в север-
ных областях Цзянсу основная масса земли принадлежала
дичжу и сдавалась в аренду, то в южных районах провинции
значительная, а в районе Чжэньцзяна, например, подавляю-
щая часть земли находилась во владении крестьян.
117
Сокращение населения восточных провинций и рост мелко-
го крестьянского землевладения привели к временному упад-
ку института аренды. Последнее вынуждало землевладельцев
идти на серьезные уступки крестьянам. Для того чтобы при-
влечь дяньху на свои земли, дичжу часто соглашались в тече-
ние трех лет не взимать арендную плату. В других случаях
крестьяне привлекались такими же условиями, но при этом
они должны были с арендуемого участка платить за помещи-
ка дидин.
Заметные изменения произошли в самих формах аренды.
Наиболее важным следствием разрухи в Цзяннани была реге-
нерация «вечной» аренды. Острая потребность в рабочих ру-
ках арендаторов, стремление получать хоть какую-нибудь рен-
ту с пустующей земли вынуждали местных дичжу сдавать ее
на самых льготных для крестьян условиях — на праве юндянь.
Широкое распространение «вечной» аренды в разоренных
районах Цзянсу, Чжэцзяна, Аньхуя, Цзянси и отчасти Хубэя
стимулировалось не только «снизу» — «уступчивостью» земле-
владельцев, но и «сверху» — приказами наместников. Послед-
ние, в частности Цзо Цзун-тан, стремились таким путем уси-
лить приток переселенцев, соответственно увеличить налого-
вые поступления и одновременно предотвратить новую вспыш-
ку восстаний. В результате к концу XIX в. именно Цзянсу,
Чжэцзян и Аньхуй стали провинциями наибольшего в Китае
распространения юндянь.
Восстановление разрушенного хозяйства в Цзяннани, од-
нако, шло достаточно медленно. В 1875 г., т. е. через 11 лет
после падения Тайпинского государства, наместник Лянцзяна
Лю Кунь-и отмечал, что «хотя прошло уже много времени по-
сле возвращения провинции [Цзянсу], однако численность
местных крестьян все еще вполовину меньше прежней» [138,
255]. В этом году в Цзянсу числилось около 20 млн. человек
против 44 млн. в 1851 г. [23, 325, 327]. В Чжэцзяне спустя
13 лет после окончания Крестьянской войны целые округа и
уезды все еще находились в состоянии разорения и обезлюде-
ния. Значительные площади некогда пахотных земель остава-
лись заброшенными. Переселенцы, несмотря на значительный
резерв пустующих земель, обрабатывали, как правило, не-
большие, бывшие им по силам участки.
В Цзянсу, Чжэцзяне и Аньхуе большие площади долгое
время оставались под травой и кустарниками. Крестьяне-ста-
рожилы и переселенцы, не имея сил и возможностей исполь-
зовать большие участки под зерновые, засаживали пустующие
участки тутовыми деревьями, поскольку это не требовало
большого вложения живого труда. Вместе с тем сбор тутово-
го листа благодаря большому внешнему спросу на шелк-
сырец был очень выгоден с рыночной точки зрения.
С конца 70-х годов началось заселение опустошенных ка-
118
рателями северо-западных районов (Шэньси и Ганьсу). Сюда
направлялись главным образом переселенцы из Сычуани,
а также — Хубэя и других центральных провинций. Однако на
северо-западе восстановление пахотных площадей шло значи-
тельно медленней, чем в восточных районах страны. Несмот-
ря на приток переселенцев, экономическая жизнь северо-за-
падных провинций вплоть до 90-х годов не достигла уровня
первой половины века.
Отмеченное выше некоторое укрепление позиций крестьян-
ства (несомненный результат Крестьянской войны и народных
движений) имело место лишь в отдельных районах Китая.
В целом же по стране положение в деревне не претерпело ка-
ких-либо серьезных изменений. Для большинства провинций
бурные события третьей четверти XIX в. не принесли переры-
ва в феодальной повседневности, как это было в зоне тайпин-
ского движения. Вместе с тем по мере упрочения традицион-
ных устоев в провинциях, не столь сильно разоренных военны-
ми действиями, уже с конца 70-х годов постепенно возродилась
тенденция к ухудшению условий аренды. Росли ставки хоцзу,
увеличивались размеры залога при цяньцзу, постепенно повы-
шалась норма перевода зерна в деньги при чжэцзу. В рисо-
вых районах издольщина заменялась фиксированной рентой,
реальный объем которой все более превышал ранее установ-
ленные нормы. Однако в 70—80-х годах размер как фэньцзу,
так и гуцзу в основном все же не превышал половины урожая,
а в ряде случаев был даже ниже этого уровня [см. 80,
82—117].
Неизменной оставалась традиционная для цинского режи-
ма практика постепенного усиления налогового обложения
крестьян-собственников. В ходе подавления народных движе-
ний были сохранены прежние «местные» налоги. Кроме того,
в годы Крестьянской войны правительство ввело ряд новых
временных налогов и экстренных надбавок, которые в после-
дующем отменены не были. В связи с финансовыми трудно-
стями казны вводились новые виды прямого и косвенного об-
ложения. Именно тяжесть арендного, налогового и ростовщи-
ческого гнета толкала сельских тружеников к переселению
в разоренные войной районы в надежде обзавестись своей
землей и получить налоговые послабления на ряд лет. Пересе-
ленческое движение постепенно нарушало прежнюю непо-
движность населения.
Наиболее значительным явлением в этом плане была лик-
видация особого статуса Маньчжурии. Под давлением обстоя-
тельств цинское правительство в 1858 г. фактически, а в 1878 г.
формально сняло запрет на переселение китайцев в Маньчжу-
рию. После этого началась массовая крестьянская колониза-
ция дотоле скудно заселенных и хозяйственно не освоенных
северо-восточных провинций, особенно Цзилини и севера Фэн-
119
тяни. С 80-х годов цийское правительство в военных и фи-
скальных целях перешло к политике поощрения китайской ко-
лонизации края. Поток переселенцев, особенно в Центральную
Маньчжурию, усиливался из года в год. В Фэнтяни и Цзили-
ни распахивались обширные массивы новых земель. Началось
заселение Хэйлунцзяна. К концу XIX в. население края уве-
личилось по сравнению с 50-ми годами на 9—10 млн. человек
(с 3 млн. до 12--13 млн.), главным образом за счет пересе-
ленцев из Шаньдуна [23, 325; 26, 82, 84].
Серьезно расширилось в Маньчжурии помещичье земле-
владение. Бурную деятельность развили спекулянты и тор-
говцы, оптом скупавшие землю по низкой государственной це-
не и затем втридорога продававшие ее. И тем не менее коло-
низация Маньчжурии привела к росту крестьянской собствен-
ности. Она заняла здесь значительно более прочные позиции,
чем в северных провинциях, не говоря уже о бассейне Янцзы
и особенно южных провинциях.
Усилился поток переселенцев и в Северо-Западный Китай.
С 1880 г. цинское правительство было вынуждено разрешить
освоение новых земель в Ганьсу, Нинся и Синьцзяне,
а с 1898 г. разрешить колонизацию пустующих земель Внут-
ренней Монголии. Помимо переселения стал наблюдаться
массовый отход крестьян из Чжили, Шаньдуна и Шаньси на
сезонные земледельческие работы в Маньчжурию.
Колонизация северных и северо-восточных территорий в
известной мере разряжала напряженность послевоенной об-
становки, однако не могла серьезно ускорить выход страны из
кризиса. Разруха в земледелии и промышленности, застой в
торговле, хаос на денежном рынке страны создали комплекс-
ную ситуацию хозяйственного упадка, продолжавшегося
вплоть до 80-х годов, а в западных провинциях — еще дольше.
Затяжной его характер, медленность восстановления экономи-
ки определялись тем, что временные и внешние факторы пе-
реплетались с кризисными явлениями органического порядка,
создавая небывалую доселе обстановку.
Послевоенная разруха 60—80-х годов поразила отсталую
феодально-аграрную страну, где динамика развития зерново-
го хозяйства служила главным экономическим показателем.
Однако именно в этой отрасли наблюдались наиболее тревож-
ные симптомы. Первые признаки застоя дали о себе знать
еще до Крестьянской войны. Урожайность зерновых в начале
XIX в. находилась на уровне первой половины XVII в.,
а с 20—30-х годов в большинстве провинций начала опускать-
ся ниже этого уровня. До Крестьянской войны указанные кри-
зисные явления компенсировались ростом производства
вширь за счет постепенного увеличения посевных площадей
в пределах 18 собственно китайских провинций. С середины
XIX в. снижение производительности труда при прекращении
120
роста пахотных земель в собственно китайских районах стало
прочной тенденцией зернового хозяйства.
Снижение уровня зернового хозяйства, будучи показате-
лем кризисного состояния экономики, являлось, помимо всего
прочего, одним из следствий арендной, налоговой и ростовщи-
ческой эксплуатации, уменьшавшей хозяйственные потенции
крестьянства.
На значительных площадях всё более стали сказываться
истощение почвы и разрушение ее верхнего плодородного
слоя. При прогрессирующем измельчании хозяйств в деревне
сокращалось поголовье рабочего скота, вытесняемого рабочей
силой человека. Это вело к сокращению вносимых в почву
удобрений и ее истощению с последующим падением урожай-
ности. Сказывалась и определенная интенсификация земледе-
лия, происходившая параллельно с падением производитель-
ности труда в экстенсивном зерновом хозяйстве и связанная
с расширявшимся во второй половине XIX в. переходом кре-
стьян к техническим культурам, требовавшим значительно
больших затрат живого труда на му пашни.
Распространение технических культур также приводило
к дальнейшему обеднению почвы, так как они отнимали у зем-
ли больше азотистых и иных веществ, чем рис и пшеница.
Вследствие включения Китая в мировую торговлю и развития
местного капитализма город и внешний рынок стали изымать
из деревни больше материальных ценностей, чем прежде. Ра-
стущий вывоз технических культур и сырья из деревни, не
возмещаемый в агрономическом плане ничем, сочетался с на-
чавшимся вывозом из Китая традиционного удобрения в виде
соевых и иных бобовых жмыхов. Не только в собственно
китайских провинциях, но и на ранее освоенных землях
Маньчжурии сами крестьяне отмечали падение урожайности
зерновых из-за растущего истощения земли и разрушения ее
верхнего слоя, вызываемых, в свою очередь, непрерывной ее
эксплуатацией и недостаточностью удобрений.
Основную массу зерна страна получала от осеннего уро-
жая, снимавшегося в октябре. Именно по этим показателям
прослеживается наибольшее снижение уровня зернового хо-
зяйства. Средняя урожайность осеннего сезона с 1822 по
1871 г. упала в Шаньси с 8 до 6, в Аньхуе — с 7 до 5, а в Чжи-
ли— с 7 до 6 чэнов3. Особо важно было состояние рисовод-
ства в провинциях среднего течения Янцзы, являвшихся «жит-
ницей Китая». Соответствующие данные показывают, что сред-
ний сбор зерна осеннего урожая в 1822—1896 гг. сократился
в Хунани и Цзянси с 8 до 7 чэнов, а в Хубэе — с 8 до 5 чэнов.
3 Чэн — 10%, здесь —одна десятая часть наиболее высокого урожая,
когда-либо снимавшегося с одного му в данной местности. Идеальный уро-
жай в 10 чэнов бывал не чаще одного раза в 10—15 лет, служа в осталь-
ные годы лишь шкалой отсчета.
121
За этот же период октябрьские показатели снизились в Фу-
цзяни с 8 до 6 чэнов, а в Чжэцзяне, Хэнани и Шаньси — с 7 до
5 чэнов [см. 43, т. I, 758—760].
Столь же заметное падение производительности труда наб-
людалось и по данным о летнем урожае, и опять-таки наибо-
лее явно в «житнице Китая». Средняя урожайность летнего
сезона с 1821 по 1897 г. упала в Цзянси с 8 до 6 чэнов,
в Хубэе — с 7 до 5 чэнов и в Хунани — с 7 до 6 чэнов.
Аналогичная картина была и в других провинциях. В Аньхуе
и Хэнани средний сбор зерна летом снизился с 7 до 5 чэнов,
в Фуцзяни и Шэньси — с 7 до 6 чэнов. В 1821 —1873 гг. лет-
ний урожай уменьшился в Чжили с 8 до 6 чэнов, а в Шаньси —
с 6 до 5 чэнов [см. 43, т. I, 755—757]. Аналогичной была кар-
тина и во многих других провинциях. Все эти данные свиде-
тельствуют, что падение производительности труда происходи-
ло как в «рисовом», так и в «пшеничном поясе», т. е. приняло
всекитайский характер.
Падение продуктивности зерноводства усугублялось воз-
действием природных факторов.
Как и прежде, в течение всей истории китайского феода-
лизма нормализация положения в стране не избавляла сель-
ское хозяйство от губительных ударов стихийных бедствий. От
них в последние десятилетия XIX в. в провинциях бассейна
Янцзы — Цзянсу, Чжэцзяне, Аньхуе, Цзянси, Хубэе и Хуна-
ни — в некоторые годы страдало до 200 округов и уездов [43,
т. I, 721, 722]. В 80—90-х годах в Цзянсу ежегодно подверга-
лось наводнениям, засухам, ураганам, нашествиям сельскохо-
зяйственных вредителей в среднем 60 округов и уездов,
в Чжэцзяне и Хубэе — 30, в Аньхуе — 40, в Цзянси — 20 окру-
гов и уездов [43, т. I, 721, 722].
После катастрофы 1855 г. разливы Хуанхэ стали более ча-
стым явлением, чем было прежде. Так, в 1880 г. в Шаньдуне
насчитывалось 13 тыс. пострадавших деревень. С 1884 по
1890 г. здесь в среднем ежегодно испытывали разного рода
бедствия по 16 тыс., а в 1895 г.— свыше 18 тыс. деревень [43,
т. I, 734—735]. Казенные же ассигнования на строительство и
ремонт дамб, равно как и средства, собранные с населения
в виде экстренных поборов на эти цели, в значительной части
расхищались чиновничеством и местными шэньши.
В 1888 г., например, из-за промедления с ремонтом обвет-
шалых дамб на Хуанхэ произошло сильнейшее наводнение, по-
разившее густонаселенные районы речной долины. Особенно
разрушительным паводок был в Шаньдуне, где погибло около
2 млн. человек. На следующий год наводнение здесь смени-
лось сильной засухой. В 1892—1894 г., по некоторым оценкам,
голод в северных провинциях унес около 1 млн. жизней [244,
233]. В 1890 г. в Чжили было свыше 16 тыс., а в 1894 г. — более
14 тыс. бедствующих деревень. Начиная с 80-х годов даже
128
в самые спокойные годы здесь обычно бывало от 2 тыс. до
3 тыс. пострадавших деревень [43, т. I, 734—735].
Одной из главных причин указанных явлений было бед-
ственное состояние ирригационной системы. Гидротехнические
сооружения, особенно в долинах Хуайхэ, Янцзы и Хуанхэ, по-
степенно приходили в ветхость, разрушались и все в меньшей
степени выполняли свои функции по орошению и защите от
стихийных бедствий. Некоторые из них, разрушенные в пе-
риод Крестьянской войны, так и не были до конца восстанов-
лены. В аварийном состоянии находились многие крупные
средневековые дамбы, плотины, отводные и оросительные си-
стемы. Все более приходил в упадок Великий канал. К концу
XIX в. отчетливо проявилась неспособность цинского режима
предпринять серьезные конструктивные шаги в этой важной
для китайского сельского хозяйства сфере.
Другим важным показателем состояния земледелия слу-
жила динамика посевных площадей в собственно китайских
провинциях. Если вплоть до середины XIX в. происходил рост
пахотных земель, то вторая половина этого столетия отмече-
на явными признаками застоя. За два десятилетия (1873—
1893) в целом обрабатываемые площади, не считая Маньчжу-
рии, почти не увеличились. Более того, в Фуцзяни, Цзянси,
Хэнани, Шэньси и Чжили отмечалось их некоторое сокраще-
ние. Наиболее значительным оно было в Хунани — до 12%.
Правда, в ряде провинций (особенно в Юньнани, Гуйчжоу,
Хубэе, Аньхуе, Гуаней, Шаньдуне, Ганьсу) наблюдался обрат-
ный процесс. Но в целом по стране прирост посевных площа-
дей был ничтожным — всего на 1%, [см. 23, 320—321]. В та-
ких же провинциях, как Хунань, Цзянсу, Шаньдун и Чжили,
всё с большей силой сказывались эрозия, заболачивание и за-
соление почв. Терялась часть ранее пахотных земель и вслед-
ствие растущей чересполосицы.
К концу 90-х годов XIX в. на территории Цинской империи
проживало свыше 428 млн. человек. Из них более 18 млн. при-
ходилось на Маньчжурию, Монголию, Синьцзян и Тибет [81,
5, 346]. Важным демографическим фактором становилось пе-
реселение из северных провинций в Маньчжурию. Кроме того,
на темпах прироста населения сказывались кризисные явле-
ния в земледелии бассейна Янцзы и Хуанхэ. В результате насе-
ление 18 собственно китайских провинций в 1897 г. составляло,
по приблизительным подсчетам, около 410 млн. человек про-
тив 429 млн. в 1851 г. [23, 325]. Иначе говоря, людские поте-
ри, понесенные в период крестьянских и национальных движе-
ний, в целом не были восполнены. Не восстановилось и до-
военное соотношение между пахотной площадью и населе-
нием. Тем не менее увеличение населения за счет естественно-
го прироста постепенно приближало страну к довоенному
уровню аграрного перенаселения. Причем происходило это,
123
как уже было подчеркнуто выше, на фоне снижения уровня
зернового хозяйства. В этих условиях, естественно, происходи-
ло неуклонное обострение продовольственной проблемы.
Таким образом, для экономики Китая второй половины
XIX в. характерен сложный комплекс наступивших после сло-
ма внешней изоляции Китая и Крестьянской войны и приняв-
ших затяжной характер негативных изменений. Сокращение
поголовья рабочего скота и количества удобрений, снижение
плодородия почвы и падение производительности труда в зер-
новодстве, прекращение роста пахотных земель — таковы бы-
ли его слагаемые. Правда, в многовековой истории китайского
феодализма подобные явления возникали не раз, залечиваясь
впоследствии трудом ряда поколений.
Однако кризис второй половины XIX в. отличался от всех
предшествующих иной исторической обстановкой. Он проте-
кал в условиях иностранной капиталистической экспансии,
ограбления страны более высоким в социально-экономическом
отношении обществом Запада и пересадки на китайскую поч-
ву машинных форм капитализма. В такой ситуации очередной
упадок стал приобретать признаки надлома прежней тради-
ционной устойчивости. Воздействие указанных внешних фак-
торов, «искусственно» изменяя «естественный» ход развития
китайского общества, придавало рассматриваемым явлениям
черты формационного кризиса. Китайский феодализм был по-
ставлен в такие условия, при которых его поступательные
потенции оказались исторически исчерпанными. Вместе с тем
дезорганизация хозяйственной жизни, ослабление устоев цин-
ского общества облегчили подчинение и закабаление Китая
капиталистическими державами.
Глава II
РОСТ МЕЛКОТОВАРНОГО УКЛАДА
В ЗЕМЛЕДЕЛИИ
При всей прочности средневекового строя и тяжести фео-
дальной эксплуатации вторая половина XIX в. была для ки-
тайской деревни периодом не только кризисных явлений, но
и поступательных сдвигов. Ускорились социально-экономиче-
ские процессы, начавшиеся еще до вторжения иностранного
капитала. Вместе с тем вовлечение Китая в сферу мировой
торговли создало новую обстановку и для развития товарного
земледелия, положив конец прежней замедленности темпов
роста товарных отношений в деревне и ускорив смену старых
традиционных культур новыми, более выгодными с рыночной
точки зрения посевами. Постепенное превращение Китая
в источник сырья для мирового рынка прежде всего косну-
124
лось деревни, поскольку вывоз Минерального сырья до конца
XIX в. играл в экономике страны ничтожно малую роль
Экспорт же сельскохозяйственной продукции увеличивался
быстрыми темпами. За период 1873—1893 гг. в стоимостном
выражении он увеличился в 10 раз (с 2,8 млн. долл, до
28 млн. долл.) [23, 88].
Следует отметить, что китайская деревня втягивалась
в сферу мирового рынка постепенно. В период «опиумных»
войн его влияние распространилось на южные и восточные
приморские районы, с 60-х годов — на долину Янцзы и север
страны. В 70—80-х годах наступила очередь внутренних про-
винций. В 90-е годы к мировой торговле была подключена
Маньчжурия. К началу XX в. все сколько-нибудь важные эко-
номические районы страны оказались в различной степени
связанными с мировым рынком.
Усиление его влияния ускорило начавшийся задолго до
«опиумных» войн и шедший с постепенным нарастанием про-
цесс сокращения посевных площадей под зерновыми за счет
замены их рыночными техническими культурами.
Производство продукции на экспорт обусловило зависи-
мость ряда отраслей сельского хозяйства от мирового рынка.
Воздействие последнего становилось все более непосредствен-
ным. Уже в начале 60-х годов изменения его конъюнктуры
прямо отозвались на ходе развития местного товарного зем-
леделия. Так, вызванные гражданской войной в Америке рост
спроса и повышение цен на хлопок более чем в 3 раза привели
к расширению товарных посевов хлопчатника в восточных
приморских провинциях, особенно в Чжэцзяне и Цзянсу, где
хлопок еще более потеснил зерновые культуры [60, 63].
В середине XIX в. мировой рынок оказывал наибольшее
влияние прежде всего на развитие таких традиционных экс-
портных отраслей китайского земледелия, как чаеводство
и шелководство. Вопрос о чаеводстве мы рассмотрим несколь-
ко позже. Что же касается китайского шелководства, то с се-
редины века под влиянием растущего спроса вывоз продукции
этой отрасли постоянно увеличивался. Восстановление и за-
тем подъем шелководства после Крестьянской войны тайпи-
нов в значительной мере были обусловлены растущими требо-
ваниями внешнего рынка и соответственно экспортными воз-
можностями. Развитие шелководства и тутоводства вплоть до
конца XIX в. происходило при прямом поощрении со стороны
иностранных экспортных фирм. Посадки тутовника в этот пе-
риод непрерывно росли. В Гуандуне уже с начала 70-х годов
крестьянство под влиянием рыночной конъюнктуры заменяло
им рис на своих полях. Вывоз различной шелковой продукции
Китая на иностранные рынки за период 1870—1890 гг. увели-
чился с 49 тыс. до 80 тыс. даней [93, 41].
Под влиянием мирового рынка с 80—90-х годов в структу-
125
ре сельскохозяйственного экспорта Китая происходят замет-
ные изменения. Падает удельный вес старых, традиционных
статей вывоза — чая и шелка — и возрастает роль новых ви
дов сырья — хлопка-сырца, соевых бобов, бобовых жмыхов,
арахиса и т. д. Удельный вес чая в общей стоимости экспорта
за 70—80-е годы упал в 2 раза, значительно сократился к это-
му времени и удельный вес шелка [см. 23, 91].
Китайский хлопок-сырец на мировом рынке стоил в 2—3
раза дешевле американского или индийского сырья [43, т. I,
397]. Дешевизна китайского хлопка была одной из важней-
ших причин увеличения его экспорта. Внешний спрос вел
к росту хлопководства4. Так, за 40 лет, прошедших с «откры-
тия» портов, выход этого сырья с крупнейшего в стране хлоп-
кового рынка в Тунчжоу (Цзянсу) увеличился в несколько
раз, главным образом за счет роста производства на экспорт
[43, т. I, 419]. В целом же за два десятилетия (1870—1890)
вывоз китайского хлопка-сырца на мировой рынок возрос при-
мерно в 13 раз [93, 41].
Главным потребителем этого сырья была японская тек-
стильная промышленность, на долю которой приходилось по-
рой до 80—90% вывозимого хлопка. Например, из 503 тыс.
даней хлопка, вывезенных из Китая в 1889 г., 489 тыс. даней
приходилось на долю Японии [69, 185—186]. Стимулирующее
влияние спроса японских фабрик наиболее ощутимо чувство-
валось в прибрежных районах, в том числе вокруг Нинбо, где
рост посевов хлопчатника шел особенно заметно. Позднее
к этому присоединилось и воздействие местной промышленно-
сти. В результате приморская полоса северной части Чжэцзя-
на к концу XIX в. превратилась в хлопководческий район.
Рост японской промышленности и потребность в соевом
сырье в странах Запада вызвали подъем производства соевых
бобов в Маньчжурии. Выгодность возделывания сои непре-
рывно росла. Соответственно с этим расширялись ее посевы.
Даже в Северной Маньчжурии посевы бобовых развивались
в ущерб производству пшеницы. За 20 лет — с начала 70-х до
начала 90-х годов — вывоз соевых продуктов (бобов и жмы-
ха) увеличился более чем в 13 раз [23, 90].
Росло производство на экспорт тунга и тунгового масла,
бывшего ранее предметом крестьянского потребления. С 70-х
годов китайская деревня стала мировым поставщиком этого
продукта. Начиная с 1869 г. из Цинской империи в среднем
ежегодно вывозилось 100—120 млн. цзиней, или 90% всего
тунгового масла, поступавшего на мировой рынок. Быстро
4 Здесь и в дальнейшем речь идет только о рыночном производстве
и о расширении лишь товарных посевов этой культуры. Делать какие-
либо выводы о влиянии иностранного спроса на валовое производство
хлопка при данном состоянии источников представляется затрудни-
тельным.
126
росли также возделывание и вывоз арахиса и кунжута. Про-
изводство масличных культур все больше становилось в зави-
симость от требований иностранных экспортеров [117, 219].
Вместе с тем мировой рынок оказал разрушительное воз
действие на некоторые «старые» отрасли земледелия. До нача-
ла 80-х годов XIX в. внешний спрос на китайский сахар был
важным побудительным фактором, влиявшим на расширение
посадок сахарного тростника в Гуандуне, Фуцзяни, на Тайва-
не и в Цзянси. Основными потребителями китайского экспорт-
ного сахара были Англия и США, вывоз в которые шел через
Гонконг. С середины же 80-х годов началось падение экспорта
данного продукта под влиянием конкуренции более дешевого
индонезийского сахара. Вследствие этого началось неуклонное
падение его производства, сокращение площадей под тростни-
ком. (Позднее огромный ущерб посадкам сахарного тростника
нанесла оккупация Тайваня Японией в 1895 г.) Наряду с этим
заметно рос импорт иностранного сахара в Китай [см. 93, 43].
Аналогичная картина наблюдалась с растительными кра-
сителями, особенно с индиго. В 90-х годах его производство
начало быстро сокращаться из-за жестокой конкуренции им-
портных анилиновых красок, а также ввоза иностранного
индиго.
В этих случаях большую роль сыграли социально-полити-
ческие условия Китая. Вместо всемерного поощрения и про-
текционизма (как это практиковалось в большинстве капита-
листических государств) цинское правительство продолжало,
по существу, ограбление национального производства техниче-
ских культур, облагая соответствующие товары внутренними
пошлинами и налогами и не давая этим отраслям окрепнуть
перед лицом растущей иностранной конкуренции. Тем самым,
помимо всего прочего, наносился урон развитию буржуазных
тенденций в стране.
Отрицательное влияние сочетания указанные внутренних
факторов и зависимости от мирового рынка особенно ярко
проявилось в судьбах чаеводства на юго-востоке страны. Вна-
чале, в 50—80-х годах, огромный спрос и соответственно высо-
кая цена на чай на мировом рынке вызвали здесь своего рода
«чайную лихорадку».
Первая фаза подъема чаеводства в юго-восточных провин-
циях относится к 50—60-м годам, т. е. к периоду, последовав-
шему сразу же за «опиумными» войнами. Под влиянием все
расширявшегося спроса на чай со стороны внешнего рынка и
соответственно растущих цен значительная часть населения
в этом районе перешла к возделыванию, обработке, перевоз-
кам и продаже чайного листа. Многие местные крестьяне и пе-
реселенцы, забросив зерновое хозяйство, переходили к обра-
ботке залежи по склонам гор и холмов под чайные плантации.
Державшаяся на протяжении многих дет высокая конъюнкту-
127
ра на мировом рынке и вызванная этим выгодность чаевод-
ства привели к постоянному из года в год росту производства
чайного листа при соответствующем сокращении зернового хо-
зяйства, в большинстве своем натурального. С переходом
к товарному чаеводству устойчивость натурального хозяйства
сменилась зависимостью крестьян от рыночной конъюнктуры.
«Начиная с того времени, как были установлены торговые
отношения с другими странами,— писал один из современни-
ков и очевидцев „чайной лихорадки” в Фуцзяни,— сюда стали
стекаться иностранные корабли, местные торговцы сразу
устремились к прибыли и постепенно все стали соперничать
друг с другом [в торговле чаем]. Повсеместно, чем дальше,
тем больше, крестьяне стали выращивать чай. Зеленые холмы
были перекопаны мотыгами и стали бурыми, чистые ручьи по-
текли желтыми потоками. Все перемешалось среди переселен-
цев в этих горах» [43, т. I, 446].
Аналогичная картина была и в остальных юго-восточных
провинциях. В разгар «лихорадки» в 70-х годах на Тайване
чай вытеснял такие прибыльные и выгодные культуры, как ба-
тат и индиго. С 1867 по 1886 г. экспорт чая из тайваньского
порта Даньшуй, главным образом в Северную Америку, воз-
рос в 60 раз, поднявшись с 2 тыс. до 121 тыс. даней [43, т. I,
393]. Значительный подъем чаеводства переживала Цзянси,
в особенности район Цзюцзяна, который получил название
«чайный порт». Под влиянием мирового спроса в 70-х годах
наметился переход к производству байховых чаев в чаеводче-
ских областях Аньхуя (Цимынь, Цзяндэ и др.). В том же пла-
не внешний рынок повлиял на производство в Хунани. В не-
которых районах чай вытеснял посевы батата и зерновых [43,
т. I, 450, 451].
В чаеводческие районы Фуцзяни устремились не только
жители соседних уездов, но и переселенцы из Гуандуна, Цзян-
си, Чжэцзяна, и других провинций. Помимо этого, ежегодно
в сезон сбора чайного листа в эти районы стекались наемные
рабочие — сезонники и поденщики, нанимавшиеся к зажиточ-
ным крестьянам-чаеводам [43, т. I, 447]. Отходничество, вы-
званное в значительной мере «чайной лихорадкой», стало рас-
пространяться и в других провинциях (в том числе в Цзянси,
Цзянсу, Аньхуе и Хунани), где расширялись районы чаевод-
ства. Только в район Цимыня (Аньхуй) на сбор чайного ли-
ста каждую весну приходило более 10 тыс. человек [43, т. II,
260]. Здесь, кроме того, был широко распространен отход из
деревень на переноску и сортировку чая в города.
Развитие чаеводства в указанный период в целом отра-
жают данные ежегодного экспорта чая. Последний с пример-
но 1,5 млн. даней в конце 60-х годов возрос к 80-м годам до
2 млн. даней [93, 35]. В это время чай занимал первое место
в экспорте Цинской империи.
128
При этом, однако, сохранялся средневековый уровень орга-
низации чаеводства: господство феодализма в деревне, отста-
лые методы обработки чая, распыленность производства
(площадь самых крупных чайных участков не превышала
10—15 му), преобладание ручного труда, господство мелких и
мельчайших крестьянских хозяйств [см. 54, 553]. Отсталость
организации производства чая дополнялась трудностями об-
ращения на внутреннем рынке страны.
Прежде чем попасть на внешний рынок, чай проходил че-
рез много рук внутри страны, что отражалось на его цене.
Главное, однако, состояло в том, что до погрузки на морские
суда он подвергался неоднократным внутренним обложениям.
Чайный лист, произведенный в Цзянси, облагался лицзинем
три раза, причем сумма всех поборов доходила до 25% его
продажной цены. Аньхуйский чай, доставляемый в Нинбо,
проходил через четыре внутренних барьера, облагаясь различ-
ными пошлинами 5 раз, что в сумме также составляло чет-
верть его рыночной цены [43, т. I, 445—446].
Пока Китай обладал монополией на чай, лицзинь и
чангуаньшуй лишь в какой-то степени препятствовали чайно-
му экспорту. С потерей же монополии внутреннее обложение
чая лишало его конкурентоспособности на мировом рынке.
Неизбежный перелом наступил в первой половине 80-х го-
дов, когда усилилась конкуренция со стороны более дешевого
чая из Индии, Цейлона5, а также Нидерландской Ост-Индии,
где производство этого продукта росло с каждым десятиле-
тием. С середины 70-х годов сильным конкурентом в произ-
водстве зеленого чая стала Япония, которая по вывозу этой
продукции уже тогда обогнала Китай [см. 64, 59].
В результате в некоторых районах Фуцзяни кризис сбыта
стал ощущаться уже с начала 80-х годов. В середине же этого
десятилетия конкуренция в первую очередь индийского чая
нанесла серьезный удар китайскому чайному экспорту. Если
к этому времени последний составлял, как правило, свыше
2 млн. даней в год, то к началу XX в. он упал до 1,5 млн. да-
ней [93, 35]. Одновременно с этим начался и заметно увели-
чивался ввоз иностранного чая в Китай. Конкуренция дешево-
го индийского и цейлонского чая привела к тому, что уже
к 1887 г. цена китайского чая на мировом рынке упала по
сравнению с началом 80-х годов более чем вдвое [см. 43, т. I,
444, 447, 448].
Выручка от чая при таких ценах едва позволяла зажиточ-
ным крестьянам и предпринимателям рассчитаться с наняты-
5 Англичане начали создавать большие чайные плантации в Индии и
на Цейлоне с 1870 г. Внедрение механизации производства снизило себе-
стоимость чая. Были введены единые стандарты. Торговля индийским
и цейлонским чаем поощрялась покровительственной таможенной полити»
кой Англии.
5 О. Е. Непомниц
120
ми сезонниками и поденщиками. Производство чайного листа
перестало быть столь прибыльным, как раньше.
Кризис чайного сбыта, отразившись на многих районах
страны, сильнее всего поразил, естественно, деревню юго-
восточных провинций, где началось массовое разорение
крестьян-чаеводов, которые уже в конце 80-х — начале 90-х
годов вынуждены были бросать свои дома и деревни и идти
батрачить на других в качестве поденщиков и сезонников.
Конец «чайной лихорадки» губительней всего сказался
в Фуцзяни, где в некоторых местах производство чая сокра-
тилось на 80%. Так, в районе Сямыня к концу 90-х годов про-
изводство чайного листа сократилось в несколько раз [43, т. I,
448]. В 1887 г. в южной части Аньхуя, по словам Цзэн Го-
цюаня, «убытки исчислялись в миллион лянов серебра, этим
бедствиям подверглись не только купцы, но и чаеводы южно-
го Аньхуя» [37, цз. 29, 8]. Крестьяне-чаеводы Цимыня,
Цзяндэ и других районов стали терпеть убытки. В такой же
мере последствия кризиса сбыта испытало чаеводство Цзянси.
В Цзюцзяне в связи с разорением и закрытием большинства
«чайных фирм» многие тысячи рабочих, в основном женщин,
приходивших на заработки, лишились работы. Купечество и
крестьяне-чаеводы этой провинции понесли большие убытки,
часть из них постигло разорение. Аналогичная картина на-
блюдалась и в Гуандуне, ставшем поставщиком чая на внеш-
ний рынок раньше других провинций [см. 43, т. I, 450, 452].
Непригодность краснозема чайных плантаций под другие
культуры, забрасывание этих земель, разорение чаеторговцев
и купцов, перевод их денежных капиталов из чайной торговли
на торговлю другими товарами приняли широкие размеры.
Были заброшены значительные площади, занятые под чайны-
ми кустами, лист с которых уже никто не думал собирать,
посадки чая дичали, «рынок чая» был разрушен.
Разрушительная сила кризиса состояла в цепной реакции,
обусловленной складыванием товарного земледелия с взаимо-
связью и зависимостью между различными его отраслями.
Разорение чаеводов, потеря заработка для наемных рабочих,
занятых сбором, сушкой, обработкой и транспортировкой
чайного листа, ударили по крестьянству тех областей, кото-
рые снабжали чаеводческие районы продовольствием [см. 43,
т. I, 446].
Порвав с натуральным и полунатуральным хозяйством
с присущим ему сочетанием зернового хозяйства и домаш-
него прядения и ткачества, значительная часть крестьянства
юго-восточных провинций в результате кризиса оказалась
в беспомощном положении. «Они стремились,— писал очеви-
дец событий, — отказаться от земледелия (т. е. зерновод-
ства. — О. Н.) и прядения с ткачеством, но весь многолетний
труд их по разведению чая пошел впустую; не имея уже воз-
130
можностй получать одежду и пищу, они очутились в трудном
положении. Сейчас в районах чаеводства разрушен рынок;
и посадки чая погибли. Население осознало, что, используя
выгодную обстановку, оно погналось за прибылью и было
подбито этим на такие действия, глубокие последствия кото-
рых трудно смягчать» [43, т. I, 446—447]. Кризис сбыта с
середины 80-х годов заставил многих крестьян перейти к дру-
гим товарным культурам, в том числе к опиумному маку.
При значительном сокращении производства, главным об-
разом в районах Фуцзяни, ориентировавшихся на внешний
спрос, чаеводство в целом сохранило за собой роль важной
отрасли товарного земледелия. Вплоть до конца XIX в. во
многих районах Цзянси и Аньхуя оно оставалось одним из
основных занятий крестьян. Ориентировалось чаеводство
в это время вновь, как и до «чайной лихорадки», прежде все-
го на внутренний рынок, производя для него подавляющую
часть своей продукции.
При всех отмеченных выше негативных моментах тем не
менее следует подчеркнуть, что расширение экономических
связей с мировым рынком в целом резко ускорило рост товар-
ного производства в китайской деревне. Вторая половина
XIX в. была для сельского хозяйства Китая периодом небы-
валого доселе распространения технических культур (хлоп-
чатника, тутовника, чая, сои, опийного мака, табака, арахиса,
кунжута и других масличных), которые, как уже отмечалось,
все более вытесняли посевы зерновых. Наибольший размах
эти явления получили в приморских, особенно восточных,
районах, значительно меньшее — во внутренних и довольно
слабое — в северных и западных провинциях страны. Рас-
пространение товарного хозяйства шло по убывающей степе-
ни с юга на север и с востока на запад — от приморских
районов к окраинам земледельческого Китая.
В приморских провинциях — Цзянсу, Чжэцзян, Гуандун,
Фуцзянь — этот процесс ускорялся давними широкими тради-
циями торгового земледелия, что в известной мере было ха-
рактерно и для долины Янцзы. Для северных и западных
областей — Шаньси, Шэньси, Ганьсу, Юньнань, Гуаней —
рост производства на рынок в основном был новым явлением.
Развитие товарного хозяйства в приморских и отчасти
центральных провинциях шло в основном за счет производ-
ства старых, традиционных для этих частей страны культур.
В северных, западных и частично внутренних районах этот
рост в большей мере шел за счет внедрения новых культур.
При этом во внутренних и особенно приморских областях
происходило становление целого комплекса торгового зем-
леделия. В северных и западных провинциях получили разви-
тие лишь его отдельные виды. В центральных (Хунань, Хубэй,
Цзянси, Сычуань), северных и западных провинциях, наибо-
5*
131
лее удалённых от морских Нортов н нромышлённых городов,
подъем рыночного хозяйства шел медленно и постепенно
(если не считать быстрого распространения макосеяния).
В приморских же, особенно восточных, провинциях и в Мань-
чжурии это развитие, как уже отмечалось, прошло через
полосу резкого подъема.
Вторая половина XIX в. характеризовалась дальнейшим
складыванием и оформлением специализированных районов
товарного земледелия. В эти десятилетия расширяется ста-
рый район тутового шелководства — юг Цзянсу, север Чжэ-
цзяна и восток Аньхуя.
Здесь с середины 60-х годов происходит восстановление,
а затем небывалый до тех пор расцвет этой отрасли земледе-
лия в связи с наличием свободных для тутоводства земель
и повышением спроса мирового рынка [см. 78, 515]. Причем
подъем шелководства происходил не столько в тех областях,
где последнее было развито еще до Крестьянской войны, но
и в новых обширных районах, где оно раньше отсутствовало
или играло незначительную роль [см. 43, т. I, 392, 393, 429,
884]. Здесь быстро росло производство коконов, шелковод-
ство превратилось наряду с зерновым хозяйством в постоян-
ное занятие значительной части крестьян.
В Цзянсу и Чжэцзяне в некоторых уездах чуть ли не боль-
шинство населения в той или иной степени было связано
с шелководством, в других им была занята треть или менее
значительная часть крестьянства [см. 80, 85]. В некоторых
районах уже к 80-м годам не осталось пустовавших земель,
которые не были бы заняты под тутовые деревья. Под их
посадки шли и площади, ранее занятые зерновыми культура-
ми [см. 43, т. I, 427, 429]. Росла и культура производства.
Большое значение приобрела другая крупная шелководче-
ская зона — вдоль среднего и нижнего течения Сицзяна.
Здесь, так же как и для восточных провинций, 70—80-е годы
были началом расцвета шелководства и в старых шелковод-
ческих районах, и в ряде областей, где оно раньше не явля-
лось заметной отраслью товарного земледелия. Этот процесс,
сопровождавшийся сокращением менее доходного зернового
хозяйства, был особенно характерен для центральной части
Гуандуна и восточных областей Гуаней, примыкающих к
Гуандуну [см. 43, т. I, 431—432]. При этом наиболее интен-
сивным был подъем в округах и уездах, расположенных
вокруг Гуанчжоу и Шуньдэ. Начиная с 90-х годов под влия-
нием развития в районе Шуньдэ — Гуанчжоу фабричной шел-
кообработки переход крестьян к шелководству здесь еще бо-
лее усилился [см. 55, т. II, 264].
Район дубового шелководства сформировался к концу
XIX в. в Шаньдуне и на Ляодунском полуострове.
В большинстве внутренних провинций подъем тутоводства
132
и шелководства наступил несколько позже, чем в Прймбрскйх
районах (в 80—90-х годах), и в целом не принял хара стера
такого большого и ярко выраженного расцвета, хотя и здесь
частично наблюдались сходные явления. В ряде областей
Хубэя, Цзянси и Хэнани производство коконов распространи-
лось на новые округа и уезды. Происходило расширение
тутоводства и в старых шелководческих районах. Значитель-
ную роль стал играть ряд округов и уездов Хубэя, располо-
женных по обоим берегам Янцзы [см. 34, т. I, 898]. Рост
шелководства во внутренних провинциях продолжался вплоть
до конца XIX в. Производство коконов росло также в отдель-
ных районах Шаньси, Сычуани, Чжили и Шэньси.
Развитие шелководства в приморских и внутренних про-
винциях после Крестьянской войны представляло собой небы-
валый ранее подъем товарного хозяйства. Помимо количе-
ственного роста шелководство из побочного занятия при зер-
новом хозяйстве в Цзянсу, Чжэцзяне, Гуандуне и других про-
винциях постепенно превращалось в специальную промысло-
вую отрасль торгового земледелия. Шелк-сырец все более
становился одним из главных рыночных и экспортных про-
дуктов наряду с хлопком и чаем.
В рассматриваемые десятилетия расширяется основная,
старая хлопководческая зона — долина нижнего и среднего
течения Янцзы. На первое место в Цзянсу выдвинулся старый
хлопкопроизводящий район Тунчжоу — Хаймынь. Хлопчатник
здесь стал основной культурой. Его производство быстро рос-
ло. Если ежегодный сбыт хлопка в Тунчжоу перед второй
«опиумной» войной оценивался примерно в 1 млн. лянов, то
к концу 90-х годов стоимость хлопка, продаваемого с рынков
Тунчжоу, составляла уже несколько миллионов лянов [43,
т. I, 419]. Хлопчатник вытеснял посевы зерновых и в южных
районах этой провинции. С середины 70-х годов от 60 до 80%
посевных площадей уездов Шанхай, Наньхуй и прилегающих
районов было занято хлопком. В конце 90-х годов в уезде
Шанхай под этой культурой находилось около 480 тыс. му,
или 70% посевных площадей уезда [43, т. I, 418, 419]. (Кро-
ме того, местное земледелие делало все больший крен в сто-
рону пригородного огородничества, соперничавшего по вы-
годности с хлопководством.) Заметно расширились посевы
хлопчатника в пров. Чжэцзян. Все большее количество
крестьян переходило от производства зерновых к хлопковод-
ству. Наиболее интенсивное расширение посевов хлопка на-
блюдалось здесь в прибрежных областях — Нинбо, Шао-
син и др.
Особое значение хлопчатник имел для внутренних провин-
ций, главным образом в долинах Янцзы и Хуанхэ. Ведущим
хлопкопроизводящим районом во внутренних провинциях во
второй половине XIX в. стала юго-восточная часть Хубэя.
133
С 70-х годов хлопчатник постепенно стал здесь в целом рядё
областей основной летней культурой и объектом оживленной
торговой деятельности «хлопковых фирм» [43, т. I, 421].
Значительное развитие хлопководства во второй половине
XIX в. характерно и для остальных районов среднего течения
Янцзы. Происходило постоянное расширение площадей под
этой культурой в северных районах Хунани, главным обра-
зом расположенных вокруг озера Дунтин. В Цзянси основ-
ным производителем товарного хлопка были северные обла-
сти — Цзюцзян, Жаочжоу и Нанькан (долина Янцзы и озера
Поян). Уже в 70-х годах в уездах Цзянси, расположенных по
берегам Янцзы, хлопчатник занимал до 50% пахотных зе-
мель, сильно оттеснив посевы риса и пшеницы [122, 81—82].
Эта тенденция из-за растущей выгодности хлопководства со-
хранялась и в последующие десятилетия.
Вторым по величине районом хлопководства во внутрен-
них провинциях была северная часть Хэнани. Уже в 70—80-х
годах область Хэнаньфу и другие районы долины Хуанхэ по-
ражали западных путешественников производством и выво-
зом хлопка [см. 91, т. I, 452]. Хлопчатник со второй полови-
ны XIX в. во всей этой части долины Хуанхэ стал основной
летней культурой [92, ч. 3, 7; 94, т. I, 390—391]. К концу
столетия Хэнань превратилась в одного из крупнейших
поставщиков товарного хлопка в масштабах всей страны.
Основным хлопководческим районом Чжили становилась ее
южная часть, тяготевшая к Хуанхэ. В 90-х годах произошло
заметное распространение хлопчатника и в северной части
Чжили — на территории, впоследствии вошедшей в пров.
Жэхэ. Он стал здесь одной из основных культур в 14 округах
и уездах областей Юннин и Чэндэ. В последней его посевы
к началу XX в. занимали около шестой части пахотных пло-
щадей [43, т. I, 423].
Сельское хозяйство бассейна Вэйхэ — основного земле-
дельческого района Шэньси — уже с середины века специали-
зировалось на производстве товарного хлопка, шедшего глав-
ным образом на рынки Западного Китая (Сычуань, Ганьсу,
Цинхай), а также Внутренней и Внешней Монголии [см. 90,
670]. И здесь посевы хлопчатника последовательно расширя-
лись за счет площадей, ранее занятых под зерновые культу-
ры. В результате к 70—80-м годам долина Вэйхэ преврати-
лась в значительный район хлопководства.
Крупным хлопкосеющим районом во второй половине
XX в. стала Шаньси. Основная масса посевов хлопчатника
была сконцентрирована в ее юго-западной части, в основном
в бассейне Фэньхэ, игравшем в земледелии этой провинции
роль, аналогичную роли долины Вэйхэ в Шэньси.
Значительные площади культура хлопчатника заняла в
западной части Шаньдуна, особенно в области Линьцин. Та
134
же картина наблюдалась в соседних районах, лежащих в зоне
Великого канала, в том числе в области Дунчан [см. 43, т. I,
424, 94, т. I, 202].
К концу XIX в. из перечисленных четырех частей (хлопко-
водческие районы Хэнани, Шэньси и Шаньси, Шаньдуна,
Чжили) сложился единый обширный массив, включавший
в себя почти всю долину среднего и нижнего течения Хуанхэ
и ее притоков. Причем возрастание его роли в удовлетворе-
нии спроса внутреннего и мирового рынка протекало быстрее,
чем района вдоль Янцзы. Значение хлопководства в долинах
Янцзы и Хуанхэ усиливалось тем, что оно охватило самые
плодородные и густонаселенные, наиболее важные в сельско-
хозяйственном, а также в транспортном отношении районы
вокруг главных водных артерий страны.
Таким образом, во второй половине XIX в. в хлопковод-
ческих районах происходил подъем, сходный с тем, что имел
место в шелководстве. Так же как для шелководства и чае-
водства, 60—70-е годы являлись своего рода переломным мо-
ментом в развитии этой отрасли земледелия. Производство
хлопка стало все более рассматриваться помещиками и кре-
стьянами как источник получения денег. Помещики примор-
ских провинций сдавали свои земли в аренду специально под
посевы хлопчатника, а крестьянство охотно переходило
к этой культуре.
Вместе с тем вне специализированных хлопководческих
районов наблюдалось сокращение мелких распыленных полу-
натуральных посадок, предназначенных для внутреннего
потребления крестьянских семей. В связи с переходом
крестьян на импортную фабричную пряжу резко сократилось
мелкое хлопководство в Гуандуне [см. 45, т. II, 218—219].
Подобная тенденция наблюдалась и в других районах страны.
Совершенно новой отраслью товарного земледелия, воз-
никшей в 40—50-х годах, стало производство опиума.
Яркой страницей в истории разложения натурального
хозяйства является становление и развитие макосеяния в се-
верных и западных областях империи. Первой из провинций
Китая, где в середине XIX в. началось широкое выращивание
опийного мака, была Юньнань. Вслед за этим посевы мака
распространились на Сычуань и Ганьсу, проникли в Гуйчжоу.
Затем наступила очередь Шэньси и Шаньси. Уже к началу
60-х годов эти шесть провинций стали главными производи-
телями опиума в Цинской империи. Вплоть до 90-х годов все
новые и новые районы здесь переходили к макосеянию [см.
56, 18, 19, 62] часто за счет сокращения посевов зерновых
[см. 28, цз. 214, 12].
Переход земли под возделывание мака особенно широко
происходил в Сычуани, Шаньси, Шэньси и Ганьсу. В Юньнани
основные посевы этой культуры были сосредоточены в север-
135
ной и западной частях провинции (область Хуйчуань и др.).
Значительные площади на юг от Куньмина были сплошь
засеяны маком [см. 43, т. I, 458—459; 50, 26]. Юньнаньский
опиум поступал почти во все «открытые» порты, особенно
южные. Юньнань снабжала опиумом Аннам, Бирму и часть
Тибета. Всекитайским центром производства опиума стала
Сычуань, занимавшая первое место по посевам мака. Здесь
вырабатывалось от 40 до 60% всего опиума и была сконцент-
рирована почти половина всех маковых полей страны [см. 87,
т. II, 57; 264, 357—360]. Иными словами, под мак отошли
огромные в условиях китайского земледелия площади. При-
влекаемые высокой стоимостью и транспортабельностью это-
го наркотика, что играло большую роль при бездорожье
окраин Сычуани, помещики и ростовщики взимали арендную
плату и долги опиумом, что также вынуждало крестьян
забрасывать продовольственные культуры и переходить к
маку. В этой провинции к 1872 г. ежегодно производилось от
60 тыс. до 100 тыс. даней опиума, а к 1878 г. — около 150 тыс.
даней [56, 49]. Сычуанский опиум доставлялся во все районы
бассейна Янцзы и в ряд южных и северных провинций.
Почти вся Сычуань — более 140 округов и уездов — в той
или иной мере являлась макосеющим районом. Исключение
составляли лишь некоторые пограничные местности. Столь
сильные позиции опийного мака (особенно на равнине между
Чэнду и Чунцином, а также в долине Янцзы), обусловленные
его высокой доходностью, также служили препятствием для
расширения посевов хлопчатника, который приходилось вво-
зить из других провинций.
Мак нарушил прежнюю структуру посевных площадей
в Сычуани. Его возделывание сказалось на урожайности дру-
гих культур, поскольку он сильно истощал почву и требовал
большого количества удобрений за счет сокращения их ис-
пользования для других посевов.
Бурно развивалось производство опиума из местного
сырья и в Гуйчжоу.
Менее значительную роль в развитии товарного хозяйства
сыграло макосеяние в северных провинциях — Шаньси, Шэнь-
си и Чжили, хотя и для этой части страны вторая половина
XIX в., особенно начиная с 60—70-х годов, также была перио-
дом быстрого распространения опиума [см. 37, цз. 8, 16, 17].
Наибольшее распространение мак получил в главном земле-
дельческом районе Шэньси — долине Вэйхэ. Значительные
его посевы были сосредоточены также на границе Шэньси
и Хэнани. Документы цинских наместников — Цзэн Го-цюаня
и Чжан Чжи-дуна — свидетельствуют о непрекращавшемся
вытеснении в Шаньси зерновых опийным маком [см. 37, цз. 3,
18; 40а, цз. 3, 23]. Крестьяне обращались к его возделыванию
везде, где было возможно орошение, в том числе и в горные
районах провинции. В отдельных уездах маковые полй тяну-
лись на десятки ли. Посевы мака распространялись почти на
все округа и уезды Шаньси [см. 40, цз. 20, 5, 10; 43, т. I, 904].
Местное производство опиума в северных провинциях в
9 раз превышало ввоз иностранного наркотика. Примерно
70% курильщиков потребляли опиум [56, 6].
В перечисленных провинциях сложился обширный район
макосеяния, ставший основным в цинском Китае. Здесь воз-
никли специальные опиумные рынки с оптовой доставкой
в другие части страны. Главными из них были Кайсянь и
Сюйчжоу в Сычуани, Хунцзян в Гуйчжоу, Чандэ в Хунани,
Шаши в Хубэе. Аналогичные рынки появились и в других
провинциях. Крупнейшим из них был Фошань в Гуандуне.
Большую транзитную торговлю опиумом вел Ханькоу.
Следует отметить, что посевы опийного мака к началу
XX в. имелись чуть ли не во всех частях страны.
Посевы опиумного мака заняли видное место и в сельском
хозяйстве ряда приморских провинций. Основные и наиболее
крупные площади под этой высокотоварной культурой в при-
морье сосредоточились в юго-западной части Шаньдуна и на
севере Цзянсу. Ее посевы к концу XIX в. распространились
и на области Лайчжоу и Цзяочжоу в восточном Шаньдуне.
Годовой объем производства здесь оценивался в 1887 г. в
6—8 тыс. даней [56, 8]. В северо-западной части Цзянсу
в 60-х годах в ряде уездов опиумный мак занял до 10% обра-
батываемых земель [см. 43, т. I, 459; 56, 23]. Мак сеялся
также в Чжэцзяне и Фуцзяни (район Сямыня).
Таким образом, в приморских провинциях к концу XIX в.
сложился второй район с заметной специализацией на мако-
сеянии. Легальная торговля местным опиумом в пяти при-
морских провинциях, Аньхуе, Гуаней и на Тайване возросла
с 42,9 тыс. даней в 1863 г. до 69,8 тыс. даней в 1879 г. и до
76,7 тыс. даней в 1888 г. [264, 351]. Посевы опийного мака
распространились на северную часть Аньхуя и Хэнань. Не-
большие посевы мака встречались и в остальных внутренних
провинциях.
Вторая половина XIX в., особенно начиная с 70—80-х го-
дов, была периодом быстрого роста курения табака. В этой
связи в источниках встречаются многочисленные жалобы
о «падении» старых, добрых нравов. С распространением
курения крайне прибыльным стало и табаководство. По сви-
детельству источников, «табак сеют на продажу, чтобы полу-
чить деньги, так как прибыль от табака более высокая, чем
от земледелия (зернового. — О. Н.) и садоводства». В резуль-
тате крестьяне «превосходные поля превращают в табачные
плантации... ради получения высокой выгоды они вредят
сбору зерновых» [43, т. I, 441].
Крупным производителем табачного листа стали Цзянсу
137
й большая группа уездов в центральной части Шаньдун^
В некоторых местах здесь до 10% крестьян было занято та-
баководством [80, 85]. Одновременно с этим росло производ-
ство табачного листа во внутренних провинциях. В отдельных
округах и уездах Хубэя (Цзюньчжоу, Хуанган и др.) таба-
ководство стало играть в земледелии заметную роль.
В 70—80-х годах посевы табака из Фуцзяни распростра-
нились на ряд районов Цзянси. Вытеснение зерновых табаком
происходило в области Цзюцзян, а также в южной части про-
винции. Аналогичная картина наблюдалась и в восточных
районах Цзянси. Область Чжэнчжоу в Хэнани также стала
славиться как табаководческий район. Вокруг самого города
Чжэнчжоу в конце 90-х годов в радиусе в несколько десятков
ли все поля были засеяны табаком [см. 43, т. I, 441,
443—444].
Табаководство стало играть заметную роль в Ганьсу, осо-
бенно вокруг Ланьчжоу, который уже в 70-х годах был из-
вестным поставщиком табака. После Крестьянской войны его
посевы широко распространились (в значительной мере за
счет вытеснения зерновых) в Аньхуе. Крупные посевы табака
сосредоточивались в ряде районов долины Хуайхэ и в некото-
рых юго-западных уездах провинции.
После торговых войн наступил заметный рост посевов
масличных культур, обусловленный как влиянием мирового
рынка, так и развитием других видов товарного земледелия.
Если в середине века производство арахиса было сосредото-
чено в основном на юге страны (Гуандун, Гуаней и Фуцзянь),
то в 70—80-х годах началось распространение этой культуры
на северные и восточные приморские провинции. В 90-е годы
занятые ею площади здесь быстро расширялись. Указанный
процесс сопровождался переходом к новым, более доходным
сортам. В Цзянсу арахис стал одной из важных культур,
к которой с каждым годом все больше обращалось местное
крестьянство. Помимо арахиса в приморских провинциях рос-
ли площади и под другими масличными культурами. Здесь
следует отметить производство конопли на Тайване, особенно
в его центральной части.
В последней четверти XIX в. распространение масличных
культур характерно и для центральных провинций. Видное
место здесь занимала пров. Хубэй, где росло производство
кунжута, сои и арахиса. Посевы последнего распространи’
лись в Хэнани, особенно па севере, в долине Хуанхэ. С пере*
ходом от местных к более доходным американским сортам
арахиса в 90-х годах здесь началось новое расширение пло
щадей под этой товарной культурой [43, т. II, 207]. Произ-
водство масличных развивалось и в ряде районов Цзянси
и Хунани. В конце XIX в. началось внедрение арахиса
в Аньхуе. Его посевы с 80—90-х годов стали расти в Чжили
138
и Шаньси. В Шаньси и Сычуани увеличивались и посадки
конопли.
Наряду с этой зоной распространения масличных культур
быстро сложился район товарного производства сои в Мань-
чжурии.
Переход к техническим культурам сопровождался замет-
ным, по сравнению с прежним экстенсивным зерновым хозяй-
ством, увеличением количества живого труда, вкладываемого
на му пашни (например, при возделывании хлопчатника •—
в 2—3 раза, при значительном увеличении сбора в стоимостном
выражении). Эта интенсификация земледелия представляла
собой положительный сдвиг, поднимая уровень сельского
хозяйства, с одной стороны, и несколько смягчая аграрное
перенаселение — с другой.
Растущий переход к техническим культурам сказался на
увеличении товарного производства зерна. Наиболее сильно
это проявилось в традиционной «житнице страны» — в бас-
сейне среднего течения Янцзы. Помещики, торговцы и в из-
вестной мере крестьяне провинций Хунань, Цзянси, Хубэй
и Аньхуй все более становятся поставщиками товарного риса
во всекитайском масштабе. Выгодность и соответственно
масштабы торговли зерном возрастали с каждым десятиле-
тием. Создавались крупные компании рисоторговцев.
За пределы бассейна Янцзы вывозился главным образом
дорогостоящий рис, производство которого все больше прини-
мало черты промысла. В эти десятилетия, по свидетельству
Чжан Чжи-дуна, «крестьяне больше потребляют разных дру-
гих видов зерновых, а вывоз риса на продажу является источ-
ником средств к существованию» [40а, цз. 36, 39]. Зерно все
более становилось главной статьей вывоза из большинства
центральных провинций. Вместе с тем увеличивалось количе-
ство зерна, перегоняемого на водку. Жалобы источников на
рост винокурения начинаются с 60—70-х годов [см. 43, т. I,
478].
Районы северной Хунани, и прежде всего уезды, располо-
женные вокруг озера Дунтин, стали крупнейшими в стране
поставщиками товарного зерна, в котором удельный вес риса
был чрезвычайно высок [см. 135, 185]. Хлеб вывозился
в ущерб нуждам самих провинций и местного населения.
Хунань, считавшаяся житницей империи, испытывала недо-
статок продовольствия даже в урожайные годы.
Рост товарного зернового хозяйства центральных провин-
ций как основного поставщика рыночного продовольствия
и возрастание роли Янцзы как главной зерновой артерии
цинского Китая происходили в сложных и противоречивых
условиях, созданных вовлечением страны в сферу мирового
рынка. Последний, особенно с конца 80-х — начала 90-х го-
дов, стал оказывать серьезное воздействие на расширяющий-
139
ся внутренний рынок зерна и продовольствия приморской
полосы Китая, что выразилось прежде всего в растущем
импорте риса, среднегодовой объем которого в 1881—1883 гг.
составлял 13 тыс. т, а в 1891—1893 гг. — уже 365 тыс. т
[23, 89]. Доставка риса из Индокитая пароходами обходи-
лась дешевле, нежели подвоз его из глубины страны на
джонках и двуколках. В результате в приморских городах —
важнейших потребляющих центрах Цинской империи (Шан-
хай, Гуанчжоу, Тяньцзинь и др.)—возникла конкуренция
между отечественным и импортным зерном.
Росли экономические связи и обмен земледельческой про-
дукцией между провинциями, разделение труда и кооперация
между различными частями и районами страны. Усиливалась
зависимость приморских провинций от подвоза зерна из бас-
сейна Янцзы (через порты на Янцзы — Уху, Уси, Ханькоу,
Шанхай). Возрастала зависимость Гуандуна, Фуцзяни, Чжэ-
цзяна и Шаньдуна от рисоводческих районов среднего и ниж-
него течения Янцзы. Увеличился вывоз риса из Хунани, Цзян-
си и Аньхуя. Вместе с тем потребителями товарного зерна все
в большей степени становились и многие районы самого бас-
сейна Янцзы, прежде всего хлопководческие и шелководче-
ские уезды.
В южные провинции поступали большие партии соевой
продукции — бобов и жмыхов — из Фэнтяни и Цзилини, что
приближало конец экономической замкнутости Мань-
чжурии.
С середины XIX в. Шэньси стала вывозить хлопок в Сы-
чуань, а также в больших количествах отправлять его в Гань-
су и Монголию. В Шэньси, в свою очередь, начал ввозиться
хэнаньский хлопок. Большие партии этого сырья из северной
Хэнани доставлялись в Ухань и отсюда везлись в другие
провинции. Хэнань также снабжала хлопком Ганьсу, Шаньси
и районы Монголии. Волокно из Чжэцзяна вывозилось в
Шанхай и в южные районы. С конца XIX в. значительное
количество хлопка, производимого в Хэнани, Шэньси и
Шаньси, стало вывозиться по воде в приморские промышлен-
ные города. Из Цзянсу он отправлялся морем в северные
и южные порты. Значительные партии шаньдунского хлопка
вывозились в Тяньцзинь. Обмен хлопком между провинциями
непрерывно рос. Особенно усиливался его вывоз через
Ханькоу.
Сычуаньский опиум в больших количествах шел в Хунань,
Хубэй, Цзянси, Гуандун. Опиум из Юньнани и Сычуани
ввозился почти во все провинции Центрального и приморского
Китая. Кроме того, Гуйчжоу поставляла на внутренний рынок
империи большое количество опиума. Рос вывоз табака из
Ганьсу, Хунани, Хубэя и Хэнани в Цзянсу и район Уханя.
Таким образом, с усилением разделения труда в сельском
140
хозяйстве рутинность господствующего натурального уклада
все более сменялась разнообразием и подвижностью форм
торгового земледелия. Процесс специализации происходил и
внутри самих провинций, постепенно подтачивая традицион-
ную неподвижность старого строя. Увеличилось число отдель-
ных отраслей земледелия, уменьшилось число хозяйств,
производивших одну и ту же продукцию, увеличивалось коли-
чество разнородных хозяйственных единиц. Этот рост обще-
ственного разделения труда являлся основным количествен-
ным сдвигом в экономике китайской деревни.
Отразившийся на многих сторонах крестьянской жизни
поворот к товарным формам земледелия привел к ускоренно-
му размыванию прежней средневековой устойчивости нату-
рально-хозяйственного быта.
В новых условиях земледелие стало заметнее приобретать
черты промысла, служа средством для получения денег.
Обычным явлением как со стороны помещиков, так и со сто-
роны крестьян становится погоня за прибылью, выгодой.
Наиболее рельефно это прослеживается при производстве
опийного мака, доходность которого в 5—6 раз превышала
выгоды от выращивания риса и других зерновых [43, т. I,
464]. Аналогичная картина наблюдалась и при возделыва-
нии табака. Яркой иллюстрацией этой тенденции служила
«чайная лихорадка» 60—70-х годов [43, т. I, 447]. Крестьян-
ство охотно переходило к более выгодному, чем зерновод-
ство, выращиванию хлопка, цены на который постоянно рос-
ли. Все более доходным становилось шелководство в восточ-
ных и южных провинциях, выращивание арахиса, тунга, кун-
жута, производство сои и пшеницы в Маньчжурии, дорого-
стоящего риса в бассейне Янцзы.
В рисоводстве помимо падения урожайности стало на-
блюдаться столь же невиданное для средневековья явление,
а именно — сокращение удельного веса рисовых полей при
одновременном повышении товарности рисосеяния.
Уменьшение зернового клина происходило за счет замены
риса более выгодными культурами — хлопчатником, маком,
табаком, арахисом и т. д. Кроме того, вследствие все более
широкого проникновения в деревню товарно-денежных, стои-
мостных отношений существенные изменения произошли в
пищевом рационе крестьянства, особенно его беднейших1
слоев. Явления такого рода были характерны в первую оче-
редь для южных, приморских и центральных провинций.
Крестьяне отказывались от потребления слишком дорогого
риса, заменяя его грубой, малокалорийной, но зато неизме-
римо более дешевой пищей — разного рода просом и особен-
но бататом. Последний в этом плане играл особо важную
роль. В 4 раза менее калорийный по сравнению с рисом, он
был в весовом выражении в 10 и более раз урожайным.
141
К тому же, и это было особенно важно для мелкого крестьян-
ства, батат не требовал такой глубокой вспашки и такого
количества удобрений, как рис, также давая при этом два,
а местами даже три урожая в год. Крестьянство все более про-
изводило рис на продажу, а батат и просо — для своего по-
требления. В специализированных же районах рисосеяния
продажа дорогого зерна сопровождалась растущей покупкой
дешевой низкосортной пищи. В итоге не только производство,
но и потребление стало отчасти принимать товарную форму.
В новой обстановке стало постепенно изменяться отноше-
ние самих крестьян к сельскому хозяйству. Если до середи-
ны XIX в. земледелие для них в массе своей оставалось сред-
невековой сословной повинностью, т. е. традиционным заня-
тием, лишенным торгового и промыслового интереса, то
к концу столетия земледелие все более начало приобретать
для крестьян черты промысла, становясь средством для полу-
чения денег.
Тяга крестьян к производству рыночного продукта, к по-
севам наиболее выгодных культур стала знамением времени.
Источники конца XIX в. без конца повторяют термины «при-
быль», «выгода», «доходы», пестрят ценами и расчетами
доходности той или иной культуры. В этих условиях к концу
XIX в. наблюдалось резкое оживление торгово-ростовщиче-
ского капитала в деревне. Все более распространенным явле-
нием становились авансирование и заем под будущую про-
дукцию с погашением задолженности по частям, предвари-
тельная закупка урожая на корню по низким ценам. На рын-
ках уездных и окружных городов все шире распространялась
практика сбивания цен на земледельческое сырье и продо-
вольствие с последующей скупкой их по дешевке, придержи-
вания зерна для взвинчивания цен и т. д.
С усилением роли денег в деревне подъем переживали
мелкие сельские ломбарды, а также данпу в волостных и
уездных центрах. Заметно рос уровень заемного процента,
увеличивалось число мелких закладов, более разорительными
стали закладные проценты. Быстро росли и сами фонды лом-
бардов, мелких меняльных лавок и «зерновых фирм». В сфе-
ре деревенского ростовщичества широкое распространение
получили новые явления. Наряду с сохранением прежнего
обеспечения займа землей, одеждой и утварью крестьянина
условием как выдачи займа, так и его погашения все чаще
становилось разведение должником определенной рыночной
культуры по установленным низким ценам. Такого рода
ростовщическая контрактация практиковалась главным об-
разом в районах технических культур.
; Разорительнее стал для крестьян в новых условиях такой
источник ростовщической задолженности, как затраты на вы-
полнение религиозных и бытовых обрядов. С возрастанием
142 •
£оли денег ё деревне последние требовали всё больших и
больших средств. Уже в 80-х годах современники отмечали
жалобы крестьян на резкое вздорожание женитьбы — за
20 лет в 3 раза [см. 119, 132]. Быстро дорожали похороны.
В результате для выполнения этих ритуалов закладывалось
и продавалось больше крестьянских участков, чем прежде.
Средневековая неподвижность сельского населения все
более ослабевала. К концу XIX в. заметно усилился уход
крестьян из деревни. Все большее число их стремилось в го-
рода, на транспорт, на строительные работы. Рос земледель-
ческий отход. Усиливалась эмиграция бедноты в другие стра-
ны. Сотни тысяч чернорабочих кули уезжали за море.
Таким образом, по сравнению с предшествующим перио-
дом мелкотоварный уклад к концу XIX в. заметно увеличил-
ся, выросли его роль и влияние в народном хозяйстве. Однако
развитие этого уклада и социального расслоения деревни тор-
мозилось господством феодальных отношений, аграрным
перенаселением на Юге и дроблением крестьянских участков.
Рост торгового начала в деревне задерживался и средневеко-
вой надстройкой, косной экономической политикой верхов
общества.
Груз традиционных платежей сковывал хозяйственные по-
тенции деревни. Изъятие у крестьянства значительных масс
продукта в виде арендной платы, налогов, долгов, ростовщи-
ческих процентов и т. д. резко ограничивало его возможности
для функционирования в качестве продающей и покупающей
среды. Во многих районах страны, особенно в северных и
западных провинциях — Шэньси, Ганьсу, Шаньси, в большей
части Хэнани, Сычуани, Гуаней, Гуйчжоу и Юньнани, еще
сохранялось преобладание натурального хозяйства. В итоге
мелкотоварный уклад, несмотря на резкое ускорение темпов
своего роста к концу XIX в., смог охватить лишь часть сель-
ского населения Цинской империи. Мелкобуржуазная эволю-
ция крестьянства и обуржуазивание части помещичьего клас-
са находились еще в своей начальной стадии.
Китайское крестьянство в целом еще находилось на ста-
дии становления и развития мелкотоварного производства.
До более высоких форм эволюции деревня в массе своей
была далека. При этом уже возникающие здесь капиталисти-
ческие отношения своей слабостью и крайне малым удельным
в<есом лишь подчеркивали переходный характер этого перио-
да. В обстановке возникшего кризиса феодального уклада
земледелия основным руслом восходящих токов социально-
экономического развития оставался мелкотоварный уклад.
143
Глава III
эволюция крестьянских
ТЕКСТИЛЬНЫХ ПРОМЫСЛОВ
Ускорившееся после «опиумных» войн разрушение средне-
векового натурально-хозяйственного строя, охватив весь
крестьянский комплекс, с особой силой сказалось в сфере
подсобных промыслов. В широких масштабах происходило
разложение одной из капитальнейших основ старого, застой-
ного уклада — соединения земледелия с домашней промыш-
ленностью.
С середины XIX в. прежнее саморазвитие крестьянских
промыслов Китая было прервано и модифицировано сильней-
шим вмешательством внешнего фактора. Дальнейшие судьбы
деревенской промышленности оказались в прямой зависимо-
сти от воздействия мирового рынка. Наплыв дешевых фаб-
ричных товаров вызвал разрушительные последствия во мно-
гих деревенских 21ромыслах — сахароварении, производстве
красителей, скобяном промысле и т. д. Главный удар здесь,
однако, был нанесен по доминирующим отраслям — по хлоп-
копрядению и хлопкоткачеству, поставлявшим одежду для
подавляющего большинства населения страны.
Как отмечал К. Маркс, уже в середине века «ввоз ино-
странных промышленных изделий имел такое же влияние на
китайскую промышленность, какое он прежде оказал на про-
мышленность Малой Азии, Персии и Индии. В Китае пря-
дильщики и ткачи сильна пострадали от этой иностранной
конкуренции, и это вызвало соответствующее потрясение во
всей стране» [9, 100].
В истории крестьянских хлопчатобумажных промыслов
после первой «опиумной» войны прослеживаются два боль-
ших этапа. В 40—60-е годы деревенская хлопкообработка
в соединении с мелким земледелием в целом выдерживала
натиск иностранных товаров, сохраняя известную силу сопро-
тивления. Прежний экономический строй прядения и ткаче-
ства подвергся разрушению лишь в отдельных районах юго-
восточного побережья, особенно там, где уже сложилось раз-
витое товарное производство хлопкопродуктов.
Во второй период — с 70-х годов до конца XIX в. — на-
блюдалось быстрое разложение старого уклада деревенских
промыслов. Под натиском фабричных тканей и пряжи в
большинстве провинций происходили серьезные изменения
в хлопкообработке. Наступила полоса сложных изменений
и процессов, ускоренных вмешательством внешнего факто-
ра — отделения прядения от ткачества и ткачества от земле-
делия, сопровождавшихся значительным сокращением хлоп-
кообработки вообще и ростом рыночного производства ткани.
144
В первый период английские фабрикаты оказывали замет-
ное воздействие на хлопкообработку вокруг «открытых» пор-
тов, вызывая разрушение промыслов в узкой полосе примор-
ских районов Гуандуна, Фуцзяни, Чжэцзяна и Цзянсу. Пре-
кратилось поступление местных тканей из этих областей на
рынки южных торговых городов и Тайваня, были дезоргани-
зованы прежнее разделение труда и товарообмен хлопком
и продуктами его переработки между южными и восточными
провинциями. Последнее особенно сказалось в таких старых
районах хлопкообработки, как Сучжоу, Сунцзян, Тайцан,
Шанхай, где наблюдалось резкое падение сбыта тубу.
Перелом наступил в 60—70-х годах, когда с открытием
для иностранной торговли северного побережья и, главное,
бассейна Янцзы текстильные фабрикаты получили доступ
практически во все провинции страны. Вместе с тем дальней-
шее развитие машинной промышленности в Европе и Амери-
ке привело к понижению цен на хлопчатобумажные ткани
и особенно на пряжу. Экспортеры теперь могли предлагать
товары, лучше приспособленные к потребностям китайского
рынка. С этого времени началось наступление фабричных
тканей и пряжи на крестьянские промыслы в масштабах всей
страны.
К концу 60-х — началу 70-х годов наметился поворот
в сторону ношения одежды из машинной пряжи и в меньшей
мере — из фабричных тканей. На иностранную материю по-
степенно переходили не только средние, но и низшие слои
населения города и отчасти деревни. Этому способствовало
быстрое снижение цен на привозные ткани, которые стали
дешевле местной тубу ручного производства 6, увеличение их
прочности и изменение расцветки [см. 75, 17; 206, 178—179].
К середине 90-х годов иностранные изделия более или
менее вытеснили крестьянские тубу из ручной пряжи с город-
ских и местных рынков в юго-восточных приморских районах
и в некоторых областях среднего и нижнего течения Янцзы.
К 80—90-м годам под влиянием дешевых импортных тканей,
а затем и китайской фабричной материи в глубочайшем упад-
ке оказалось деревенское хлопкоткачество Сунцзяна, Цзяди-
на, Наньтуна, а также многих районов Аньхуя и Чжэцзяна.
Миллионы крестьянских семей совсем или временно потеряли
дополнительный заработок [см. 212, 26]. Что же касается
большинства внутренних провинций, то здесь господство тубу
ручного производства, претерпев серьезные изменения, про-
должало сохраняться в деревне.
6 По данным яньтайской таможни, максимальная цена штуки иност-
ранной ткани за 1866—1868 гг. снизилась с 4 до 2 лянов 5 цяней [59, 25].
При таком уровне цен стала возможной ее конкуренция с тубу и во внут-
ренних провинциях [см. 74, 34].
145
Разрушение крестьянского ткачества в приморских ripd-
винциях и в ряде районов долины Янцзы, забрасывание этого
промысла, ставшего невыгодным в условиях конкуренции
машинных товаров, представляло собой лишь один из вари-
антов отдаления земледелия от промыслов, его частный слу-
чай, отнюдь не характерный для всей страны.
Касаясь этого вопроса, следует отметить как особенность
Китая тот факт, что там фабричные ткани не стали столь
разрушительной силой, как, например, в Индии. Торговая
экспансия капиталистических стран встретила серьезное со-
противление китайского крестьянского и городского ткаче-
ства, несмотря на то что фабричные ткани в 80—90-е годы
были дешевле более прочных местных тканей ручной выдел-
ки — тубу и сябу. Одна из главных причин этого заключалась
в том, что ткацкая фабричная промышленность в Европе и
Америке отставала в техническом развитии и производитель-
ности труда от машинного прядения. В конце XIX в. работ-
ница на фабрике производила за день в 80 раз больше пря-
жи, чем китайская пряха-надомница. В то же время ежеднев-
ная продукция европейского ткача всего лишь в 4 раза пре-
вышала выработку ткача в Китае [220, 81—82]. Кроме того,
китайские ткачи, особенно крестьяне, шли на безграничную
растрату своего труда, лишь бы сохранить свой скудный за-
работок. Этим и объяснялась та медлительность, с которой
машинная ткань завоевывала внутренний рынок страны.
Основным же орудием разрушения хлопчатобумажных
промыслов стала машинная пряжа. Так, за период 1872—
1892 гг. импорт ее увеличился в 25 раз, тогда как ввоз мате-
рии за то же время возрос лишь на 37% [206, 177—178].
И это несмотря на то, что за указанные два десятилетия цены
на них снизились в одинаковой мере — на 23—25%. Быстрый
технический прогресс в машинном хлопкопрядении, доброт-
ность и дешевизна иностранной пряжи обусловили вытесне-
ние ею местной ручной пряжи не только с рынка, но и из
ткачества. «С понижением цены на иностранную пряжу
(около 1867 г. — О. Н.) производство пряжи из сырья (хлоп-
ка. — О. Н.) стало невыгодным... Цена иностранной пряжи
чрезвычайно низка по сравнению с ценой хлопка. Поэтому
ткать из иностранной пряжи выгоднее, чем из той, что делают
сами китайцы», — отмечали таможенные чиновники [59,
70—71].
Рост импорта пряжи по своим темпам обгонял ввоз
всех остальных товаров. При снижении цен с 1872 по 1890 г.
на одну четверть стоимость ее импорта с примерно 3 млн. ля-
нов в конце 70-х годов увеличилась к концу 90-х годов до
30—40 млн. лянов. С 1873 по 1899 г. сам импорт возрос в
40 раз. В конце 90-х годов ежегодно ввозилось 1—2 млн.
даней машинной пряжи [93, 20].
146
До начала XX в. на рынке Цинской империи господствова-
ла хлопковая нить, производимая в колониальной Индии.
Индийские, прежде всего бомбейские, фабрики ориентирова-
лись на китайский рынок, куда с середины 70-х и до конца
90-х годов шла основная масса (более 80%) индийской пря-
жи [220, 84]. В 90-е годы бомбейскую и английскую пряжу
начала теснить японская. В 1894 г. 91% импорта пряжи в
южные провинции Китая составляла индийская продукция,
9%—английская. В центральных же провинциях картина
была несколько иной (68% индийской, 11% английской и
около 20% японской пряжи) [45, т. II, 198].
Начиная с 90-х годов в деревню начала поступать и ки-
тайская пряжа фабричного производства. Удельный вес ее на
рынке машинной пряжи составлял в 1894—1898 гг. в городах
верхнего и среднего течения Янцзы 13,6%, в северных пор-
тах—6,3% [220, 145].
Помимо дешевизны фабричной пряжи важной причиной
падения домашнего хлопкопрядения послужило развитие
машинной текстильной промышленности в Японии. Последняя
работала исключительно на привозном сырье, в том числе на
китайском хлопке. Львиная доля хлопка-сырца, экспортиро-
вавшегося из Китая, шла в Японию, где он смешивался с
длинноволокнистым индийским и американским хлопком или
же служил сырьем для пряжи самых низких номеров.
В результате крупная промышленность Японии вступила
в борьбу за сырье с домашним прядением и первыми фабри-
ками в самой Цинской империи [см. 270, 87]. Рост последних
еще более обострил проблему сырья для деревенских прях.
Наступившее вздорожание хлопка-сырца на внутреннем рын-
ке послужило одним из факторов, ускоривших падение ры-
ночного хлопкопрядения.
Начавшееся в результате всего этого разрушение старого
уклада деревенских хлопчатобумажных промыслов вырази-
лось прежде всего в массовом упадке прядения как компо-
нента полунатурального крестьянского хозяйства, так и само-
стоятельной отрасли домашней промышленности в системе ее
товарной организации.
Интенсивность этого процесса в различных частях страны
была неодинаковой. Если в 90-х годах в Южном Китае руч-
ная пряжа уже была в большей своей части вытеснена фаб-
ричной и крестьянство переходило к ткачеству на базе им-
портного сырья, то на Севере к указанному времени рынок
местной пряжи в основном сохранился и лишь только начи-
нал испытывать вторжение этого фабриката.
Наиболее быстро ручное прядение разрушалось в про-
мышленных районах Юга, где крестьянские текстильные про-
мыслы еще раньше стали товарными и выделились в особую
отрасль производства. В 60—70-е годы это было характерно
147
для прибрежных областей Гуандуна (особенно районы Шань-
тоу и Гуанчжоу) и Фуцзяни (район Сямыня) [см. 67, 41; 76,
143]. В 70-х годах с домашним изготовлением пряжи было
покончено и в крупном текстильном районе вокруг Синнина
(около Шаньтоу). Последовавший затем здесь промышлен-
ный расцвет происходил уже на новой сырьевой базе [см. 122,
206—207]. К началу 80-х годов деревенское прядение было
разрушено также и на о-ве Хайнань [см. 54, 620—621]. По-
степенно сошло на нет ручное прядение в Гуаней [см. 45,
т. II, 219].
Столь же разрушительным этот процесс был и в восточ-
ном приморье — Цзянсу и Чжэцзяне. Здесь, по свидетель-
ствам современников, к концу века прядение в деревнях прак-
тически исчезло [см. 45, т. II, 218]. В Чжэцзян с середины
80-х годов наряду с индийской стала ввозиться японская
пряжа, что ускорило гибель крестьянского прядения. В от-
дельных районах этой провинции приготовление нити прекра-
тилось уже в 90-е годы. С распространением иностранной
пряжи крестьяне перестали выделывать пряжу ручным спо-
собом и в Цзянси (область Фучжоу) [см. 45, т. II, 218, 229].
С середины 80-х годов кризис деревенского прядения
стал совершившимся фактом в Шаньдуне, особенно в при-
морской части провинции [см. 67, 41, 43]. При этом многие
крестьянские дворы вынуждены были перейти к плетельному
промыслу.
Вслед за приморскими провинциями наступила очередь
глубинных районов страны. Начиная с 80-х годов фабричная
пряжа из Гонконга через Гуаней проникла в Гуйчжоу и Юнь-
нань, а из Юньнани и по Янцзы с востока через Чунцин —
в Сычуань. Рынок этих провинций постепенно завоевывался
ввозной пряжей. В Гуйчжоу ввоз индийской пряжи к 90-м
годам окончательно вытеснил нить ручного изготовления
[см. 88, 270—271]. Крестьянство забрасывало изготовление
ручной пряжи, переставшей быть необходимым сырьем для
ткачей [см. 88, 41].
В начале 90-х годов иностранная пряжа заполнила рынок
внутренних областей Шаньдуна и ряда районов Хэнани в до-
лине Хуанхэ [см. 122, 204]. В деревнях Шаньдуна значитель-
ную роль играла японская пряжа. К концу XIX в. эта волна
докатилась и до старых районов крестьянских промыслов на
севере страны — началось сокращение хлопкопрядения в от-
дельных районах Чжили. Таким образом, разрушение иност-
ранными фабриками местного ручного прядения на значитель-
ной территории Китая уже к 90-м годам XIX в. стало совер-
шившимся фактом. Население многих районов переходило к
изготовлению тубу и сябу из привозной фабричной пряжи
[см. 54, 620—621], заменявшей ручную сначала в качестве
основы, а затем и утка и становившейся в таких случаях по
148
сути единственным сырьем для ткачей. Явления такого рода
стали массовыми в Гуандуне (в районе Саньшуя, например,
к началу XX в. свыше 10 тыс. ткачих использовали импорт-
ную пряжу для изготовления тубу на продажу [122, 210]).
Гуаней (где массовый переход на фабричное сырье произошел
в 70—80-е годы [45, т. II, 219]), Гуйчжоу [см. 88, 266—267],
на северо-востоке Юньнани (особенно в районе Куньмина)
и главным образом в центральных и северных областях Сы-
чуани. В итоге в большинстве юго-западных провинций изго-
товление тубу из импортного сырья стало основным промыс-
ловым занятием крестьян [см. 88, 45, 217, 218].
С 90-х годов аналогичный процесс охватил Чжили, ряд
районов Хэнани, а также Шаньдун, где преобладала японская
пряжа. «В различных районах на севере, — отмечали тамо-
женные чиновники, — люди покупают иностранную пряжу и
ткут сами... Можно видеть, как во всё новых и новых уездах,
округах и областях в долине Хуанхэ стали закупать пряжу
и сами ткать из нее» [122, 212].
Переход на покупное сырье в северных провинциях про-
исходил значительно позднее и менее интенсивно, чем в юж-
ных и центральных районах. Старая организация промыслов
продержалась здесь вплоть до начала XX в., степень товарно-
сти была невелика, само хлопкоткачество было распростра-
нено, за исключением центральной части Чжили, не слишком
широко и работало самое большее на местный рынок.
В целом же по стране, как показывают сделанные
С. М. Иовчуком расчеты, на машинное сырье перешла при-
мерно треть дворов, занимавшихся ткачеством [см. 122, 213].
На базе перехода на фабричную пряжу наметилось опре-
деленное расширение деревенского ткацкого промысла. Так,
в 90-х годах он возрождается в Наньтуне, Тунчжоу и других
районах Цзянсу, а также в старых хлопкопромышленных рай-
онах Хубэя, особенно вокруг Шаши и Ханькоу, где наблю-
дался быстрый рост ткачества на покупной пряже. Шаши
стал центром большого текстильного района. Производство
тубу здесь было рассредоточено в сельской местности, боль-
шим спросом пользовалась японская пряжа [122, 211]. На
спрос деревенских ткачей ориентировались и первые прядиль-
ные фабрики в Китае [см. 45, т. II, 211; 76, 226].
Внедрение машинной пряжи в домашнее ткачество объяс-
нялось ее высоким качеством, удобством при изготовлении
ткани, а главное — дешевизной нового сырья. В 1887 г. тюк
фабричной пряжи продавался за 57 лянов, тогда как тюк руч-
ной нити того же веса стоил около 87 лянов (по ценам порта
Нючжуан) [206, 176]. В силу этого «обновленное» ткачество
становилось для крестьян выгодным промыслом.
Уже в 80-е годы современники отмечали, что «гигантский
рост сбыта пряжи представляет собой важнейшее явление,
149
требующее к себе внимания. Так обстоит дело не только в
районах вокруг Шанхая, но и по всему Китаю» [76, 226].
Торговля пряжей фабричного производства стала одним
из самых прибыльных видов коммерции. В ней были заняты
все слои торгового капитала — от мелких деревенских скуп-
щиков до крупнейших компрадорских фирм в портовых горо-
дах. «Торговля английской пряжей идет в каждой деревне,
английскую (индийскую — О. Н.) пряжу можно видеть на
полках в каждой лавке», — сообщали в своих отчетах англий-
ские дипломатические представители [76, 226].
В результате всего этого в сфере хлопкообработки наме-
тились существенные сдвиги, проходившие под знаком посте-
пенного разрушения прежде господствовавшего здесь нату-
рального начала. Помимо уже отмечавшегося процесса отде-
ления этого ремесленного промысла от земледелия следует
упомянуть также о начавшемся,с 60—70-х годов отделении
ткачества от прядения, принявшем широкие масштабы и охва-
тившем значительную часть хозяйств. Речь идет о распадении
единого производственного комплекса, когда весь процесс
изготовления ткани и одежды совершался внутри одного хо-
зяйства. В новых условиях крестьяне и городские ремеслен-
ники начинают забрасывать прядение и сосредоточивают свою
деятельность только на ткачестве. Перестраивается одновре-
менно и ткачество, переходя к товарным (покупка машинной
пряжи и работа на рынок) и новым техническим (фабричное
сырье, ножные станки) формам организации производства.
Все это заметно усилило товарное начало в текстильных про-
мыслах. Мелкотоварное ткачество на машинном сырье быстро
распространялось вширь — в новые районы.
Упадок прядения сопровождался выталкиванием части
сельских жителей из промысловой деятельности. В Китае
второй половины XIX в. при ручном производстве для снаб-
жения пряжей одного ткача требовалось минимум три пря-
дильщика [см. 111, 51]. Поэтому переход на фабричное сырье
лишил дополнительного заработка многие миллионы дере-
венских женщин. В то же время рост внутреннего и внешнего
рынка тканей по своим темпам отставал от происходившей
в хлопкообработке перестройки. Вследствие этого перейти к
ткачеству могла лишь какая-то часть прежних прядильщиц.
В конце 80-х годов современники отмечали, что «многие мил-
лионы китайских прях лишались работы и оказывались в тя-
желом положении» [138, 486]. В итоге ввоз фабричной пря-
жи привел к сокращению текстильных промыслов в целом
[см. 45, т. II, 229]. Там, где машинное сырье побеждало руч-
ную пряжу, происходило разрушение и отмирание прядиль-
ного промысла в той его части, которая к этому времени была
ориентирована на рынок.
Кроме того, гибель ручного прядения повлекла за собой
150
сокращение или исчезновение, главным образом в южных
провинциях, мелких и мельчайших посадок хлопчатника как
сырья для данного двора, данной деревни. Исчезали при этом
и такие подсобные виды производства, не связанные с экспор-
том хлопка, как очистка и взбивание [см. 45, т. II, 218]. Мест-
ные потребности в хлопке-сырце падали. Поэтому в отдельных
районах ликвидировались или сокращались посевы хлоп-
чатника.
Происшедший сдвиг, таким образом, расширил рынок ма-
шинной пряжи и рабочей силы, что, в свою очередь, способ-
ствовало возникновению прядильных фабрик в самом Китае.
Не следует, однако, преувеличивать масштабы происшед-
ших изменений. С исчезновением рыночного спроса на домаш-
нюю пряжу погибало лишь производство, ориентировавшееся
на продажу, тогда как полностью натуральное хлопкопряде-
ние для нужд самой крестьянской семьи в большинстве своем
сохранялось. Даже в провинциях с широким распространени-
ем фабричной пряжи, например в Цзянси, свернута была лишь
та часть прядения, которая была связана с рынком, а нату-
ральное производство сокращалось крайне медленно. Кресть-
янские хлопчатобумажные промыслы в старом виде сохранили
свою роль в системе натурального и полунатурального хо-
зяйства и продолжали господствовать на севере и северо-за-
паде страны. Во многих глухих районах вдали от крупных го-
родов и путей сообщения в западных и центральных провин-
циях мало что изменилось. Даже к началу XX в. домашнее
прядение еще сохраняло свои позиции в Шаньси, Шэньси,
Хэнани, Ганьсу, на севере Хубэя и в некоторых районах Чжи-
ли. К началу XX в., по свидетельству современника, «начиная
с северо-запада Чжили и на юг через Хэнань до районов
Янцзы в Хубэе... на главных улицах деревень почти во всех
домах старые женщины еще сидят за старинными прялками»
[95, 102].
Переход значительной части кустарей приморских, юго-
западных и отчасти центральных провинций к использованию
фабричной пряжи представлял собой крупный сдвиг в хозяй-
ственной жизни Китая. Хлопчатобумажные промыслы Китая
в той их части, которая была охвачена отмеченными выше
процессами, становятся средой мелких товаропроизводителей.
Подчинение мелких местных рынков широкому, иногда в мас-
штабах нескольких провинций, рынку с оптовым сбытом и оп-
товым спросом делало для основной массы кустарей само-
стоятельный выход на рынок все более затрудненным. Ткачи
все реже выступают как продавцы своей продукции потреби-
телю. Разрыв между растущим оптовым сбытом машинной
пряжи и мелким разрозненным производством уже в 80—90-х
годах обусловил растущую изоляцию крестьян-ткачей от рын-
ка сырья. Определенные слои торгового капитала, преимуще-
151
СФвбйно городского, специализировались на оптовой скупке
фабричной пряжи и мелкой розничной продаже ее ткачам.
В последней четверти XIX в. втягивание крестьянского тка-
чества в рыночное производство отражалось (наряду с акти-
визацией торгового капитала в сфере деревенских промыслов)
также и в усилении его зависимости от потребностей рынка.
Производство тубу все более определялось рыночной конъ-
юнктурой, спросом мелких местных скупщиков и крупных
приезжих торговцев. Возрастала роль городов как рынков
местных деревенских тканей. В Хубэе таким центром стал
Шаши, где к началу XX в. подавляющая часть крестьянских
тканей западных областей Хубэя поступала на рынок этого
города. Здесь хозяйничали крупные торговые фирмы, осуще-
ствлявшие скупку, перепродажу и поставку готовых изделий
в другие провинции. Оборот тубу здесь был одним из самых
крупных в стране.
Далеко за пределами своей провинции получили признание
и сычуаньские ткани из фабричной пряжи. Они пользовались
большим спросом в Юньнани и Гуйчжоу, вывозились в Чжи-
ли, Шэньси и ряд других провинций [см. 212, 33].
В сельских районах с развитым ткачеством торговым ка-
питалом создавались скупочные конторы, поставлявшие боль-
шие партии тубу на рынки крупных городов. В качестве при-
мера можно назвать деятельность купечества из Цзянсу в
сельских районах северной Хунани, вывозивших отсюда ткани
в Чанша, Юэян, Сянтань и другие торговые центры. Активи-
зацией разного рода скупщиков сопровождался и подъем «об-
новленного» ткачества в Гуйчжоу.
Скупка деревенских тубу на месте осуществлялась глав-
ным образом в отдаленных от города районах. Крестьянство
же из пригородных уездов продолжало самостоятельно до-
ставлять свою продукцию в город, продавая ее там скупщи-
кам. Быстрый рост скупочных контор происходил на этой
почве в Наньчане, Уху, Чжэньцзяне и других городах. В об-
ласти Сунцзян (пров. Цзянсу) деревенские ткачи в больших
количествах закупали фабричное сырье у так называемых
ткацких контор, которые помимо раздачи работы на дом вели
торговлю пряжей.
Рост мелкотоварного производства в кустарном ткачестве
прослеживался и в экспортных тенденциях. Если до 70-х годов
шло неуклонное падение вывоза из Китая ручных хлопчато-
бумажных тканей, то затем наблюдалась обратная тенден-
ция. Среднегодовой экспорт тубу и сябу с 3,6 тыс. даней
в первой половине 70-х годов поднялся до 88,5 тыс. даней
в первой половине 90-х годов. В стоимостном отношении эта
статья вывоза выросла за указанный период примерно в 16 раз
[206, 179]. Основным потребителем этого товара были китай-
ские эмигранты (хуацяо) в Юго-Восточной Азии.
152
В целом разрушение средневековой организации крестьян-
ских хлопчатобумажных промыслов представляло собой
сложный и противоречивый процесс. В одних районах это
производство было окончательно уничтожено, в других — по-
страдало частично, в третьих — изменило свою организацию
и развилось вширь. В этом случае наблюдались большая, чем
прежде, ориентация на рынок, отделение промысла от земле-
делия, переход на новое сырье и социальные сдвиги — эволю-
ция домашнего промысла в мелкотоварное производство.
Деревенские текстильные промыслы в рассматриваемый
период претерпели более значительные, быстрые и глубокие
изменения, нежели земледелие. Главная тенденция развития
деревни состояла здесь в том, что крестьянские промыслы
Китая постепенно эволюционировали в уклад типичных мел-
ких товаропроизводителей. Это в какой-то мере подтягивало
эти промыслы к уровню развития городского ремесла.
Глава IV
ВЛИЯНИЕ МИРОВОГО РЫНКА
НА ГОРОДСКОЕ РЕМЕСЛО
В середине XIX в. завершился длительный период само-
развития китайской ручной промышленности, изолированной
от остального мира. Ее дальнейшие судьбы стали во многом
зависеть от внешних факторов. Начиная с этого времени вся
последующая история ремесленных слоев города и деревни
была в значительной мере борьбой мелкого производителя
с крупной промышленностью, ручного труда с машиной неза-
висимо от того, находилась ли эта машина за океаном или
в «открытых» портах.
Вовлечение Китая в сферу мирового рынка привело к пре-
вращению страны в рынок сбыта иностранных товаров, а так-
же к усилению вывоза местных изделий и сырья за границу.
После подавления Крестьянской войны усилился приток им-
портных фабричных изделий.
Постепенное наводнение местного рынка дешевыми фаб-
рикатами и растущий внешний спрос на продукцию китайского
ремесла вызвали на значительной части территории Цинской
империи сложные технические, организационные и социаль-
ные изменения в сфере традиционной промышленности. Слож-
ность и многозначность этой эволюции, взаимодействие про-
тиворечивых тенденций, специфические особенности различ-
ных отраслей производства и т. д. создали здесь во второй
половине XIX в. мозаику поступательных и регрессивных яв-
лений. Преобладание тех или других во многих отраслях опре-
делялось воздействием мирового рынка, и сами отрасли отли-
1*3
чались друг от друга прежде всего по характеру влияния на
них внешней торговли.
Для ряда отраслей связь с мировым рынком привела к
гибельным последствиям. Как было показано выше, к концу
XIX в. иностранная конкуренция разрушила товарную часть
наиболее массового промышленного производства Китая —
хлопкопрядения. Еще большую катастрофу пережили такие
целиком рыночные отрасли, как черная металлургия и связан-
ная с ней металлообработка.
Уже с 60-х годов местное производство железа ввиду от-
сталости техники добычи руды и плавки металла, больших
издержек производства и т. д. стало постепенно разрушаться
под влиянием растущего импорта дешевых фабричных гвоз-
дей и железных заготовок [58, 25]. Ввоз в Китай железа воз-
рос с 1867 по 1894 г. более чем в 10 раз, превысив уровень
в 70 тыс. т в год [45, т. II, 164]. Высокое качество, дешевиз-
на, удобные для дальнейшей обработки размеры иностранного
полосового и пруткового железа привели к вытеснению мест-
ного металла с рынка. Все более усиливался переход китай-
ской железообрабатывающей промышленности на импортное,
главным образом английское, железо. Оно постепенно стало
основным сырьем для производства специфически китайских
видов инструментов, сельскохозяйственных орудий, утвари,
гвоздей и других скобяных изделий для строительства домов
и судов [см. 38, 128—130]. Китайское мануфактурное железо
уступало по всем статьям — оно было дороже, хуже выделано
и неудобно для обработки.
Особенно пострадала металлургия и металлообработка
Хунани, до середины XIX в. поставлявшей железо почти во
все приморские провинции. К началу 90-х годов сбыт хунань-
ского железа уже ограничивался лишь территорией самой
этой провинции. С падением сбыта на 9/ю сократилось и число
хунаньских «фирм», торговавших местным железом [45, т. II,
173]. Резко упало здесь и производство стали, изготовляемой
из привозного шаньсиского железа. К 90-м годам пришла в
упадок выплавка «баоцинской стали» в Шаояне, Угане и Син-
нине, а также стали суган в Сянтане [38, 130]. К концу века
в Сянтане остались лишь считанные единицы из более чем 40
сталеплавильных предприятий, существовавших там в 50-х
годах. Столь же сильно сократилось число таких мануфактур
в Юэяне [187, 104]. В 60-х годах в знаменитом на весь Китай
сталепроизводящем районе в Уху (Аньхуй), также базировав-
шемся на переработке железа из Шаньси, еще оставалось 40
крупных сталеплавильных мануфактур [45, т. II, 176]. Одна-
ко последующая конкуренция импортной стали практически
уничтожила их. Сначала количество предприятий упало до
14, а к 80-м годам сохранилось всего лишь одно, закрывшееся
в 90-е годы [187, 104].
154
Начался кризис черной металлургии Шаньси, имевшей
всекитайское значение. Выплавка железа сократилась уже к
70-м годам [89, 46]. В обстановке усиливавшегося спада вы
живали лишь наиболее крупные железоделательные и метал-
лообрабатывающие мануфактуры. Число чугуноплавильных
печей и железоделательных предприятий в последующие годы
сократилось более чем наполовину [187, 104]. Приток англий-
ского железа ограничил сбыт местного металла пределами се-
верных провинций [38, 129]. Конкуренция импортной продук-
ции была настолько разрушительна, что крах шансиской
металлургии не смогли предотвратить даже экстренные меры
цинского правительства, разрешившего транспортировку мест-
ной продукции морем и приостановившего ее налогообло-
жение.
Параллельно этому шел упадок металлообработки. Им-
порт фабричных иголок в Китай с 1867 по 1894 г. увеличился
более чем в 11 раз, поднявшись до 2,4 млрд, штук и вызвав
разрушение местного производства [45, т. II, 164]. Вследствие
этого уже к 1880 г. уменьшилось производство железной про-
волоки и иголок в Шаньси, особенно в районе Тайюаня
[38, 129]. В результате всего этого торговый и мануфактур-
ный капитал, оперировавший в металлургии и металлообра-
ботке Шаньси, понес большие убытки и свертывал свою дея-
тельность.
Аналогичной была судьба железоделательной промышлен-
ности Гуандуна. Из 40—50 такого рода мануфактур, сущест-
вовавших в районе Фошаня к началу 60-х годов, сохранилось
к концу века всего лишь несколько предприятий [45, т. II,
174—175, 178—179]. Ввоз иностранных фабрикатов свел на
нет местную выплавку железных заготовок, резко сократил
изготовление проволоки, гвоздей и особенно иголок, до этого
расходившихся по всей стране. Из 20—30 игольных мануфак-
тур Фошаня к 80-м годам остались считанные заведения
[38, 134]. Разорение постигло и гуандунские «фирмы», тор-
говавшие фошаньскими железными изделиями.
Такое же воздействие оказала иностранная конкуренция
на второстепенные и мелкие центры железообработки — Цюй-
чжоу, Сункоу и др. Сократилось производство гвоздей в Вэнь-
чжоу [см. 38, 130—131]. В итоге в целом по стране сильно по-
страдал скобяной промысел.
Разрушительное воздействие европейских, американских и
японских товаров к концу века сказалось и в ряде других от-
раслей. Иностранные спички вытесняли кремни и кресала,
особенно в «открытых» портах и их округе. Во внутренних же
районах страны распространение спичек только начиналось.
С 1867 по 1894 г. импорт спичек в Китай увеличился в 83 раза
и достиг уровня в 6,6 млн. гроссов [45, т. II, 164]. Растущее
применение дешевого керосина и керосиновых ламп привело
155
к падению спроса на свечи и сокращению свечного производ-
ства. Пострадало производство местных красителей, которые
вытеснялись дешевыми анилиновыми красками и импортным
индиго.
Для ряда отраслей фабричная конкуренция имела более
сложные последствия, чем простое разрушение или падение
объема производства. Наряду с деструктивными явлениями
здесь происходила перестройка на базе новой технической
организации производства. Так было в хлопкообработке в це-
лом. Влияние мирового рынка здесь было сложным и двой-
ственным. Если товарному прядению был нанесен сокруши-
тельный удар, то хлопкоочистка и прессование в связи с рас-
тущим экспортом из Китая хлопка-сырца, наоборот, выросли.
Если «старое» ткачество на ручной пряже значительно сокра-
тилось, то в противовес ему быстро росло «обновленное» — на
машинной пряже.
Выше, в главе III второго раздела, уже говорилось, что
импортные фабричные ткани в Китае в конкурентной борьбе
с местными (ручной выработки) достигли значительно мень-
ших успехов, чем пряжа. Рассматривались и причины этого
явления. К уже сказанному следует добавить, что медлен-
ность вытеснения ручной ткани с рынка объяснялась также
усточивостью местного спроса, опиравшегося на привычки и
традиции населения. Кроме того, ручная тубу была теплее
и прочнее фабричной материи, в силу чего вплоть до 70-х го-
дов рабочий люд предпочитал местную ткань.
Однако ряд свойств материи машинной выделки делали ее
весьма конкурентоспособной. Еще в 40—50-х годах погонный
метр английской ткани стоил не дешевле аналогичной меры
ручной «челночной» ткани. Однако ширина полотна у послед-
ней была намного меньше [45а, 8]. К концу 60-х годов в связи
с прогрессом техники в Европе и Америке, развитием мор-
ского пароходства, открытием в 1869 г. Суэцкого канала, про-
кладкой в 1871 г. телеграфного кабеля Лондон — Гонконг —
Шанхай и т. д. уменьшились как себестоимость фабричного
ситца, так и накладные расходы по его доставке на Дальний
Восток.
Естественным результатом этого было снижение цен на
импортные хлопчатобумажные изделия. Особенно значитель-
ным и в определенном смысле переломным, серьезно изменив-
шим отношение китайского потребителя — горожанина — к
товарам такого рода, оно было в 1867—1868 гг. Став дешевле
тубу и сябу, ширина которых к тому же в последующий пери-
од обычно была вдвое меньшей, чем у ввозимых тканей, им-
портный текстиль превратился в их серьезного конкурента,
так как он был теперь доступен средним и низшим городским
слоям. В 70—80-е годы потребление его в китайском городе
неуклонно возрастало.
156
Одновременно падал спрос на ручную материю ИЗ дере-
венской пряжи, что вело к снижению цен на нее. Современни-
ки отмечали, что «с расцветом сбыта заморских хлопчатобу-
мажных тканей местные день ото дня дешевеют. Заработать
на них можно лишь половину прежнего» [45, т. II, 221]. Тем
не менее «старое» ткачество на ручной пряже сохранялось как
в сфере натурального потребления ткавших для себя крестьян
и горожан, так и частично с ориентацией на рынок, поскольку
верхи китайского общества — чиновники, шэньши, помещики
и купечество — предпочитали одеваться в традиционную ту-
бу, демонстрируя этим верность национальным устоям.
Господствующий класс еще долгое время продолжал бой-
котировать чужеземные ткани, считая, что их ношение не со-
ответствует конфуцианским канонам и пригодно лишь для
низших слоев. Последних же прежде всего привлекала деше-
визна фабричных изделий. Иностранный ситец после окраски
его в Китае в большом количестве применялся для шитья ха-
латов и другой верхней одежды трудящихся слоев, поскольку
покупка шелка или другой дорогой материи им была не по
карману [см. 206, 178—179].
Начавшийся после Крестьянской войны переход значи-
тельной части ткачей на привозную машинную пряжу позво-
лил им выстоять в конкурентной борьбе и сохранить свои за-
работки. Ручная ткань из фабричного сырья была не только
дешевле «старой» — на домашней пряже, но и дешевле им-
портной материи. В результате с 80-х годов начался широкий
переход средних и низших слоев цинского общества к ноше-
нию одежды из «отечественной» ткани на привозной пряже.
Этим во многом объяснялась медлительность, с которой фаб-
ричные ситцы завоевывали китайский рынок.
В городской хлопкообрабатывающей промышленности ос-
новные этапы разложения старого уклада производства наме-
тились раньше и сами сдвиги (в том числе замена машинной
пряжей ручного сырья) происходили быстрее, чем в деревне.
Кроме того, вытеснение местной ткани иностранной было
в большей степени городским явлением. На новой сырьевой
базе происходил подъем «обновленного» ткачества в городах
нижнего течения Янцзы, а также в Фошане, Чунцине, Лэша-
не. В 90-е годы ткачество на машинной пряже распростра-
няется в Цзянсу (в Тунчжоу, Сюйчжоу и других городах), в
Гуандуне (в Синнине, Чаояне, Саныпуе), во многих городах
Чжили, Фуцзяни, Юньнани, Гуйчжоу и Сычуани. Следует от-
метить также быстрый рост такого рода ткачества в Ханькоу,
Шаши и Учане, где на его базе, в свою очередь, развивалось
красильное производство, целиком подчиненное торговому ка-
питалу. Красильные мануфактуры появляются и во многих
других местах. Это объяснялось тем, что импортная пряжа и
в значительной мере ткань поступали в Китай неокрашенны-
157
мй й красйлись на месте под цвет традиционной ручной тубу.
На этой же основе позднее возникли первые красильные
фабрики в «открытых» портах.
Рост китайской эмиграции, особенно в страны Юго-Восточ-
ной Азии, привел к расширению внешнего сбыта китайских
хлопчатобумажных тканей ручного изготовления. С 1868 по
1889 г. стоимость экспорта сябу увеличилась более чем в 8,
а тубу — в 17 раз [45, т. II, 56].
Также противоречивым было влияние мирового рынка на
местное маслоделие. Ввоз дешевого керосина привел к сокра-
щению спроса на осветительные масла. Несмотря на частые
пожары, возникавшие из-за несовершенства керосиновых све-
тильников, а также на борьбу за запрещение керосина, кото-
рую вели в некоторых городах чиновники и цехи маслодель-
щиков, он вытеснял более дорогие растительные масла — бо-
бовое, арахисовое, конопляное и др., употреблявшиеся для
освещения. Для внедрения керосинового освещения в Китае,
особенно в приморских провинциях, и вытеснения масляных
коптилок американские и английские компании первое время
раздавали даром керосиновые лампы. Импорт керосина с 1886
по 1894 г. возрос с 23 млн. до 70 млн. галлонов, т. е. в 3 раза
[38, 137; 45, т. II, 164]. На дешевый керосин помимо город-
ского населения переходили и деревенские ткачи, плетенщики
и другие ремесленники, работавшие дома по ночам. На этой
почве рос сбыт дешевых керосиновых коптилок местного про-
изводства.
Если распространение керосина отрицательно сказалось
на маслоделии, то огромный внешний спрос на соевое, арахи-
совое, тунговое, кунжутное и другие масла вел к его росту.
За 1868—1889 гг. стоимость экспорта растительных масел из
Китая возросла в 102 раза [см. 45, т. II, 54—56]. Особенно
быстро развивалось производство на вывоз в соевом маслоде-
лии Маньчжурии. В этой отрасли Китай практически сохра-
нял мировую монополию, что обусловило постоянный рост
производства соевого масла и жмыхов, несмотря на его вы-
сокие издержки. Так, число маслодельных мануфактур в Инкоу
с 2 в 1866 г. увеличилось до 30 в 1895 г. Расширилось произ-
водство масла и в других провинциях, в том числе в Хунани
[122, 131].
Со временем прежнее средневековое суеверное представле-
ние о враждебности злых духов к маслобойням и запрет на
их строительство в черте города стали постепенно ослабевать
и маслодельческие мануфактуры начали переходить в города.
В конце века в Сянтане (Хунань) действовало уже свыше
50 предприятий. Наблюдался подъем маслоделия и в Шань-
си, где только в Датуне и Шэньчи работало свыше 200 мас-
терских и мануфактур [187, НО].
Столь же разноплановым было влияние новых явлений
158
в экономической жизни Китая на угольную промышленность.
Если падение черной металлургии и связанной с ней металло-
обработки— значительных потребителей угля — привело к со-
кращению его добычи на севере страны, то общее развитие ка-
питализма в Китае — рост фабрик и мануфактур, особенно
шелкомотальных, рост пароходства, появление первых желез-
ных дорог и т. д. — обусловило общий рост ручной добычи
угля.
При всем отрицательном и разрушительном воздействии
мирового рынка на дофабричную промышленность Китая раз-
витие внешнеторговых связей к концу XIX в. привело к уве-
личению экспорта ручной продукции и росту товарности ки-
тайского ремесла. Стимулирующее влияние прежде всего ска-
залось на «старых» экспортных отраслях — шелкообработке и
производстве чая. Их развитие во второй половине XIX в. во
многом объяснялось временной монополией Китая на мировом
рынке на чай — до 80-х годов, на шелк — до начала XX в.
Среднегодовой экспорт китайского шелка с 3,7 тыс. т в на-
чале 70-х годов поднялся к началу 90-х годов до 6 тыс. т
[23, 90]. При этом вывоз тканей (увеличившийся с 1868 по
1889 г. по стоимости в 4 раза [см. 45, т. II, 55—56]) значи-
тельно опережал темпы экспорта шелка-сырца. В этих усло-
виях шелкообработка переживала подъем, длившийся вплоть
до начала XX в. По данным морских таможен, в Цзянсу в
1880 г. работало 75 тыс. шелкомотальных дворов, а в ткаче-
стве действовало более 20 тыс. станков [45, т. II, 100]. В це-
лом по стране в 1880 г., по приблизительным подсчетам, на-
считывалось около 150 тыс. шелкоткачей [111, 51—52]. Рас-
цвет шелкообработки сопровождался существенной перестрой-
кой прежней организации производства.
С постепенным выходом Цинской империи из послевоен-
ной разрухи и расширением производства с 80-х годов начал-
ся перелив в шелкоткачество рабочей силы из отраслей, по-
страдавших от иностранной конкуренции, и в первую очередь
из хлопкопрядения и хлопкоткачества. Как правило, эти
кустари не имели средств даже на покупку сырья, что сразу
же влекло за собой их подчинение торговому капиталу.
В отличие от хлопкообработки шелкоткачество уже давно
стало товарно-экспортным производством. Для него было ха-
рактерным сравнительно раннее появление скупщика. Уже к
середине XIX в. оно в массе своей, даже в той части, которая
приходилась на сельскую местность, было основано на мелко-
товарных началах. Однако, несмотря на высокую товарность,
процессы разделения труда и специализации производства
здесь далеко не завершились. Влияние мирового рынка яви-
лось тем фактором, который резко подтолкнул эти процессы.
С 70—80-х годов ускорилось отделение шелкопрядения от
шелководства. Диктуемые мировым рынком высокие цены на
159
сырые коконы сделали домашнюю размотку их экономически
невыгодной. В Цзянсу, Шаньдуне, Чжэцзяне, Гуандуне кре-
стьяне-шелководы в массе своей всё более забрасывали раз-
мотку и специализировались на более доходной продаже ко-
конов компрадорам, а также фирмам, снабжавшим шелкомо-
тальные мануфактуры и возникавшие фабрики.
Одновременно с этим усилилось отделение шелкопрядения
от шелкоткачества, что приводило к специализации ряда
районов на производстве пряжи как для экспорта, так и для
местного ткачества. Возросло значение таких крупных райо-
нов шелкопрядения, как Нанкин—Уси (юг Цзянсу), Хучжоу—
Цзясин — Ханчжоу (север Чжэцзяна), Гуанчжоу — Шуньдэ и
ряда других областей Гуандуна [см. 45, т. II, 66, 72—76, 91,
94]. Растущий спрос на внешнем рынке на шелковую нить
способствовал ускорению этого процесса.
Ведущие шелкоткацкие районы, прилегавшие к крупным
городам, к 80-м годам работали уже в основном на покупном
и в значительной мере привозном сырье. На юге Цзянсу и в
северной части Чжэцзяна основная масса ткачей зависела от
рынка не только при сбыте ткани, но и при закупке коконов
и пряжи [см. 72, 73, 79—80], что создавало дополнительные
возможности для социальной дифференциации и появления
раздаточной системы. Только привозной шелк использовался
в Сучжоу, Шэнцзэчжэне и их округах.
Помимо ускорения производственного и порайонного раз-
деления труда влияние мирового рынка нарушило прежний
баланс между шелкопрядением и шелкоткачеством. Растущий
внешний спрос на шелк-сырец, с одной стороны, вызвал зна-
чительный рост мотального и прядильного производства, а с
другой — привел к вздорожанию сырья для шелкоткачества.
В результате началось прогрессирующее разорение и гибель
мелкотоварного ткачества. Соответственно усилился рост раз-
личных форм капиталистического производства, несмотря на
то что трудности с сырьем с 80-х годов стали испытывать
и шелкоткацкие мануфактуры. Рост цен на шелковую нить
заставил ткачество ряда городов, в том числе и Нанкина, от
привозной нити городской размотки перейти к местной дере-
венской.
Другой важной причиной падения мелкотоварного шелко-
ткачества было постепенное снижение внутреннего спроса на
шелк в связи с усилившимся переходом на одежду из быстро
дешевевших хлопчатобумажных тканей.
Как и все отрасли, связанные с обработкой земледельче-
ского сырья, шелкообработка отличалась высокими издержка-
ми производства. Господство мелкокрестьянского хозяйства с
его малыми производственными возможностями, рутинностью
техники, методов возделывания и обработки сельскохозяйст-
венной продукции обусловило низкое качество сырья и его
16Э
высокую себестоимость [см. 111, 73—75]. В результате к кон-
цу XIX в. китайский шелк начал проигрывать японскому на
мировом рынке.
Несмотря на огромное внутреннее потребление чая, его
производство не только в приморских, но и во внутренних
провинциях оказалось в той или иной мере зависимым от
спроса внешнего рынка. Именно влияние последнего, как было
показано в гл. II раздела второго, обусловило сначала подъ-
ем, а затем резкий спад возделывания этой культуры. Анало-
гичным образом воздействие мирового рынка сказалось и. на
сфере переработки чайного листа, а также на торговле полу-
фабрикатом и готовым продуктом. В середине XIX в. расту-
щий спрос на чай в Европе и Америке вызвал резкий подъем
чаеобработки. Период 60—80-х годов был отмечен, как уже
говорилось выше, своего рода «чайной лихорадкой», на волне
которой процветали многочисленные мануфактуры и «чайные
фирмы» [см. 122, 57]. Особенно заметным это было в таком
крупнейшем центре чайной промышленности, как Цзюцзян,
получившем в эти годы наименование «чайный порт». Экспорт
чая по всем портам с 1,4 млн. даней в 1868 г. поднялся к
1885 г. до 2,1 млн. даней [93, 35].
Под влиянием внешнего рынка начался переход от выдел-
ки зеленого чая к производству байховых сортов. На этой ос-
нове в Шанхае уже в 50-х годах возникло 30—40 крупных
специализированных мануфактур. В следующее десятилетие
аналогичные предприятия стали в большом количестве созда-
ваться в Чжэцзяне, Фуцзяни, на Тайване, в Цзянси, Аньхуе
и Хубэе. В результате в 70—80-х годах в Китае насчитыва-
лось от 300 до 400 чайных мануфактур [187, 106].
С середины 80-х годов на мировом чайном рынке намети-
лись серьезные сдвиги. Вывоз чая из Индии и Цейлона с
1876 по 1897 г. увеличился почти в 9 раз, что положило ко-
нец прежней монополии Китая. Из-за неуклонно растущей
конкуренции ввоз китайского чая на такой крупнейший рынок,
как английский, сократился за те же годы в 4 раза [45, т. II,
181]. Утрата прежних позиций, помимо крайней слабости
Пырьевой базы Китая, представлявшей собой массу мельчай-
ших крестьянских посадок, а также высоких издержек про-
изводства и обращения в условиях грабительского обложения
лицзинем, объяснялась сохранением отсталых, средневековых
способов обработки чайного листа. Лишь к концу XIX в. рус-
ские чайные фирмы начали создавать в Китае крупные сов-
ременные мануфактуры и первые фабрики по обработке чай-
ного листа.
С ростом иностранной конкуренции и сокращением экс-
портных возможностей началось падение цен на чай. В 1892 г.
дань байхового чая стоил уже вдвое дешевле, чем в 1872 г.
[119, 283]. Некопкурентоспособность китайской продукции на
6
О. Е. Непомним
161
внешних рынках серьезно ударила по «чайным фирмам» и ма-
нуфактурам, ориентировавшимся на экспорт. Так, в Цзюцзя-
не, где в годы «чайной лихорадки» действовало от 30 до 60
таких «фирм», к середине 90-х годов их осталось около 10, а
к 1898 г. — лишь 4—5 [45, т. II, 186; 187, 107]. Следует от-
метить, что сокращение общего объема производства в целом
определялось преимущественно падением мелкотоварной до-
машней обработки чайного листа. Одновременно происходило
усиление роли крупных мануфактурных форм, прежде всего
«чайных фирм», работавших на внутренний рынок.
Специфической чертой чае- и шелкообработки была их
тесная связь с иностранным сектором в самом Китае. Та
часть этих «старых» экспортных отраслей, которая ориенти-
ровалась на внешний спрос, в финансовом отношении в той
или иной мере зависела от иностранных и компрадорских оп-
товых экспортных компаний Шанхая и Гонконга. Последние
ссужали деньгами китайские «фирмы» и «конторы» во внут-
ренних провинциях и контрактовали их продукцию. Экспорт-
ная чаеобработка Тайваня, например, контролировалась фир-
мами Додда, Тэйта, Эллиса, Брауна и Бойда. В частности,
Додд и Браун авансировали местные «чайные фирмы» через
компрадорскую контору «Мэрчент».
В этой связи и национальный торговый капитал в чайной
и шелковой торговле все более ощущал натиск иностранных
компаний, передававших заказы преимущественно своим до-
веренным компрадорам. Так, в 80-х годах, будучи не в силах
противостоять иностранным коммерсантам, разорились наи-
более известные «шелковые фирмы» того времени — Ху Гуан-
юна, Цзинь Цзя-цзи и ряда других предпринимателей.
В условиях, близких к тем, что сложились для «старых»
экспортных отраслей, находилась фарфоро-керамическая про-
мышленность. Экспорт фарфора и керамики по стоимости
возрос с 1868 по 1889 г. в 4 раза [см. 45, т. IL 54—56]- В Ев-
ропе и Америке продолжалась погоня за «настоящим» китай-
ским фарфором, начало которой было положено еще в первой
половине XIX в. В результате в Цзиндэчжэне усилилась под-
делка изделий «под старину». Вместе с тем все более давали-
о себе знать признаки застоя и упадка, особенно выявившие-
ся к концу столетия, когда на внешнем рынке усилилась
конкуренция японского и французского фарфора.
Расширение международных экономических связей Китая
превратило в экспортные целый ряд отраслей ремесла, ранее
ориентировавшихся лишь на внутренний рынок. К числу
«новых» экспортных отраслей относились маслоделие, коже-
венное, бумажное и ряд других производств. Как уже отме-
чалось выше, стремительно рос вывоз растительных масел.
С 1868 по 1889 г. стоимость экспорта китайской кожи и ко-
жаных изделий возросла в 700 раз, бумаги и сахара — в
162
6 раз [см. 45, т. II, 54—56]. Однако уже к 90-м годам ману-
фактуры по выработке тростникового сахара в Гуандуне,
Фуцзяни и Хунани начали испытывать трудности со сбытом
в связи с конкуренцией со стороны более дешевой индоне-
зийской продукции.
Неуклонно росло влияние иностранных компаний и круп-
ных китайских экспортеров в таких специфических отраслях,
как плетение, художественные промыслы и т. п.
Прямое воздействие мирового рынка на китайское ремес-
ло было достаточно разносторонним. В шелкомотальном, фар-
форовом, кожевенном и некоторых других производствах под
влиянием внешнего спроса происходило внедрение иностран-
ных стандартов. К 80—90-м годам в ряде отраслей начала
ощущаться зависимость от поставок импортного сырья —
железа и железных заготовок, олова, материи и остовов для
зонтов и т. д.
В целом с конкуренцией фабрикатов столкнулись преж-
де всего те отрасли ремесла, которые уже выделились из тра-
диционного натурального уклада, т. е. наиболее развитые
элементы национальной экономики. Иностранная торговая
экспансия поэтому нанесла особый ущерб районам с более
зрелыми производственными отношениями и наиболее разви-
тым общественным разделением труда. Пострадало прежде
всего то городское ремесло, которое работало на рынок и пе-
реживало начальные этапы генезиса капитализма. Несрав-
ненно большую сопротивляемость проявили деревенские
и местные промыслы, устойчивость которых определялась
традиционностью потребительского спроса основной массы
населения.
Вместе с тем ряд чисто внутренних, не имевших внешней
ориентации, отраслей ручной промышленности, например:
мукомольное и винокуренное дело, производство соли, а так-
же меди, где сбыт обеспечивался спросом со стороны монет-
ных дворов,— почти не испытывал влияния мирового рынка.
К этим же отраслям следует отнести горную промышлен-
ность, за исключением добычи железной и оловянной руды.
Негативное воздействие мирового рынка менее всего испы-
тали специфически китайские отрасли — производство хлопу-
шек^ вееров, фольги, бамбуковых изделий, медной утвари,
лекарств и т. д.
При всем разнообразии судеб отдельных отраслей китай-
ского ремесла натиск иностранных фабрикатов во второй по-
ловине XIX в. в целом привел к значительному сокращению
общего объема ручного производства. Рост связанных с экс-
портом производств не мог полностью компенсировать тот
урон, который наносил импорт другим отраслям. Зарубеж-
ные фабричные товары овладевали потребительским рынком
Китая путем частичного приспособления ко вкусам местных
6*
163
покупателей. Внутренний рынок ремесленных изделий, узкий
из-за абсолютного преобладания в стране крестьянства и его
низкой покупательной способности, к концу столетия был
частично захвачен иностранной машинной продукцией.
Наибольшее падение ручной промышленности наблюда-
лось в приморских провинциях и главным образом в «откры-
тых» портах, где приток импортных товаров был особенно
сильным. В глубинных провинциях (Гуйчжоу, Ганьсу, Шэнь-
си, Сычуань и др.), где трудности доставки товаров чрезмер-
но удорожали их стоимость, ручное производство держалось
более прочно. Каждое последующее оживление внешней тор-
говли, организация современных транспортных линий, нала-
живание новых торговых связей вели к дальнейшему падению
ремесла, прежде всего городского. Для цехового ремеслен-
ника оказывались крайне губительными начало пароходного
сообщения по внутренним рекам страны, проведение первых
железных дорог, телеграфных линий, создание современной
почты.
С середины XIX в. начинается эпоха яростной борьбы
китайской ручной промышленности за свое существование
против иностранной конкуренции. Масса мелких городских
и сельских ремесленников-товаропроизводителей всеми сила-
ми стремилась сохранить свое средневековое монопольное
положение на рынке данного уезда, области, провинции.
Боязнь фабричной конкуренции, стремление не допустить
«заморских дьяволов» на «свой» рынок порождали различ-
ные коллективные (цеховые, гильдейские и т. д.) выступле-
ния, как организованные (бойкоты, разного рода кампании),
так и чисто стихийные.
Цехи и гильдии путем строжайшего соблюдения своих
уставов и прерогатив действенно боролись против иностран-
ной и местной фабричной конкуренции, противодействуя но-
вому направлению развития экономической жизни Китая.
Имели место даже случаи убийства нарушителей цеховых
уставов (вплоть до свержения цинской монархии цехи и гиль-
дии имели право применять к своим членам телесные нака-
зания). Стремление цехов и гильдий защитить «свой» рынок
было и раньше одной из причин отсутствия в Цинской импе-
рии единой общегосударственной системы мер и весов. Сред-
невековая прерогатива цехов и гильдий устанавливать на
местах свои, отличные от других частей страны, меры веса,
объема и т. п. оберегалась особенно ревниво. Даже после
буржуазной революции 1911—1913 гг., когда бэйянское пра-
вительство провозгласило введение единой метрической сис-
темы, гильдии и цехи не приняли последнюю, объявив ей
бойкот [278, 191].
Борясь с иностранными фирмами, купеческие гильдии
тщательно охраняли свое монопольное право на заготовку
164
ряда экспортных товаров — коконов, хлопка, табака, чая
и т. д. Они мешали или же просто не допускали создания
чужеземными коммерсантами собственного заготовительного
аппарата на местах. В 60—80-х годах кое-где еще сохранял-
ся запрет на ввоз иностранного железа [см. 45, т. II, 173;
187, 98]. Бойкотирование тканей из импортной пряжи проис-
ходило в низовьях Янцзы даже в 70-е годы. «Ткацкие фирмы»
и лавки прекращали начавшуюся было скупку таких тканей,
заставляя ткачей не применять фабричное сырье [187, 97].
Аналогичные кампании проводились в Шаши (в 1880 г.),
в Аньхуе и других провинциях [111, 67].
Масса мелких товаропроизводителей в городах и приго-
родных деревнях встретила создание первых фабрик ярост-
ным противодействием, вплоть до разрушения самих пред-
приятий. Приведем наиболее яркие примеры. Упорной борь-
бой маслодельщиков Ляодуна было встречено открытие
в 1868 г. первой английской маслобойни с паровыми прес-
сами, что послужило одной из причин ее быстрого закрытия
[45, т. II, 41—42].
Особенно острую борьбу против машин вели начиная
с 70-х годов шелкопрядильщики района Гуанчжоу — Шуньдэ,
где вытеснение ручного труда фабрикой шло крайне интен-
сивно. В результате быстрого роста шелкомотальных фабрик
продукция мануфактур в экспорте Гуанчжоу с 1881—1882 гг.
по 1899—1900 гг. сократилась в 5 раз, а вывоз пряжи машин-
ного изготовления увеличился в 28 раз [54, т. I, 554; 55, т. II,
177]. Введение механической размотки в несколько раз со-
кратило количество рабочих, занятых в этом производстве,
что вызвало ненависть населения к открывавшимся здесь
фабрикам.
В 1872 г. многотысячная толпа шелкопрядильщиков взяла
штурмом первую китайскую фабрику «Цзичанлун», надолго
приостановив открытие других предприятий. В 1881 г. в уез-
де Наньхай (Фошань) под Гуанчжоу огромная толпа ремес-
ленников, занятых в шелкообработке, разрушила прядильную
фабрику «Юйхоучан». Восстание было подавлено войсками
[45, т. II, 44—46]. Движение против машин с разной силой
и в разных формах продолжалось и в последующие годы,
являясь отражением разрушительного влияния, которое при-
несла ручной промышленности вторая половина XIX в.
Своего апогея это движение достигло в восстании ихэ-
туаней.
Усиление связей с мировым рынком имело для китайского
ремесла серьезные деструктивные последствия. Конкуренция
более развитых экономических форм подрывала базу внут-
ренне слабой ручной промышленности и прежде всего ее
средневековых форм (домашняя промышленность, мелкото-
варное производство в рамках цехов и гильдий), вела к их
165
свертыванию. В этих негативных процессах состояла одна из
сторон начавшегося кризиса средневековой организации про-
мышленности.
Другой стороной этого кризиса явилось ускорение роста
предпринимательских отношений. Происшедшее во второй
половине XIX в. падение общего объема ремесленного произ-
водства было прежде всего результатом гибели его докапи-
талистических форм. В то же время происходило усиление
роли раннебуржуазных форм — мастерских, мануфактур
и раздаточной системы. Однако, называя влияние мирового
рынка и иностранной конкуренции одной из главных причин
этого явления (ибо их губительное воздействие в большин-
стве отраслей сказалось прежде всего на традиционных фор-
мах производства), нельзя не отметить, что в некоторых слу-
чаях (черная металлургия и металлообработка) китайской
мануфактуре ими был нанесен сильный урон.
В целом же дофабричная промышленность Китая во вто-
рой половине XIX в. оказалась поставленной в такие условия,
когда дальнейшее развитие производства стало невозможным
в рамках докапиталистических отношений. При этом отрас-
ли, работавшие на экспорт, в социально-экономическом раз-
витии опережали те сферы производства, которые испытыва-
ли разрушительное или тормозящее влияние ввоза иностран-
ных фабрикатов.
Формально в шелкоткачестве юга Цзянсу и севера Чжэ-
цзяна в 80-х годах главной фигурой еще оставался мелкий
товаропроизводитель. Наем не получил широкого распростра-
нения, в мастерских еще доминировал труд самого мастера
и членов его семьи. Фактически же статус значительного
числа ткачей именно с этого времени стал существенно ме-
няться в связи с их финансовым подчинением торгово-ростов-
щическому капиталу в лице «шелковых фирм» и «счетных
контор». Последние представляли собой приемо-раздаточ-
ные центры рассеянных шелкоткацких мануфактур. Росту
«шелковых фирм» и «счетных контор» способствовало вздо-
рожание шелковой пряжи из-за растущего спроса внешнего
рынка. Это вело к разорению самостоятельных ткачей и их
вынужденному втягиванию в скупочно-раздаточную сеть тор-
гового капитала. Расширение этой сети происходило и бла-
годаря притоку в шелкообработку разорившихся ремеслен-
ников из отраслей, пострадавших от иностранной конкурен-
ции, особенно из хлопкопрядения и хлопкоткачества [см- 111,
58—60].
В указанный период «фирмы» начали широко практико-
вать авансирование ткачей, подчиняя себе ремесленную бед-
ноту и налаживая при помощи кредитования работу на дому
с фактической выплатой заработной платы в виде разницы
между ценой готовой ткани и сырья [см. 45, т. II, 426—431].
166
Крупные и средние мастерские и мануфактуры были в шел-
коткачестве еще немногочисленны, и основной формой разви-
вавшегося здесь капитализма была надомная работа или же
рассеянная мануфактура.
В результате рассматриваемого процесса к 90-м годам в
Цзянсу и Чжэпзяне как в городах (Нанкин, Чжэньцзян, Шан-
хай, Сучжоу, Шэнцзэчжэнь и др.), так и в сельской местнос-
ти сложилась широкая сеть надомной работы с раздачей
сырья и сбором готовых изделий, что превращало многие
тысячи в прошлом самостоятельных ткачей фактически в на-
емных рабочих на сдельной оплате. Таким же образом
«фирмы» и «конторы» осуществляли размотку коконов и ок-
раску пряжи, так как до начала XX в. соответствующие ма-
стерские и красильни открывались ими сравнительно редко.
Не всегда также вводилось последовательное разделение
труда в раздаточной сети.
В 90-е годы в связи с ростом капиталистических отноше-
ний и под влиянием мирового рынка в шелкоткачестве уси-
лилась дифференциация среди остававшихся самостоятель-
ными ткачей, испытывавших конкуренцию со стороны надом-
ной системы крупных мастерских и мануфактур. Расслоение
этой категории ремесленников шло особенно быстро в горо-
дах, где наем в мелких мастерских стал более распростра-
ненным, чем прежде, явлением, хотя и прикрывался старыми
формами [см. 55, т. I, 429; 72, 77]. Наемные ткачи и прядиль-
щики считались «учениками» и «подручными», а хозяева в
большинстве случаев еще работали сами. В конце XIX в. на
базе общего подъема в шелкопрядении также усилилось раз-
витие предпринимательских форм.
Вытеснение мелкого товаропроизводителя в этой отрасли
объяснялось помимо всего прочего высокими требованиями
мирового рынка к качеству нити, большими затратами на
топливо при дороговизне дров и укрупнением сбыта. Вслед-
ствие этого в шелкопрядении в отличие от шелкоткачества
сильнее сказывалась тенденция к концентрации производства
и укрупнению его форм. Из мелкотоварного производства
вырастало множество небольших шелкомотален с наймом от
5 до 10 рабочих каждой. В провинциях Гуандун, Цзянсу,
Чжэцзян, Шаньдун и Фэнтянь в связи с благоприятной конъ-
юнктурой эти предприятия типа простой кооперации росли
очень быстро [111, 64].
Производственные особенности шелкопрядения, связанные
с большим потреблением угля — топлива слишком дорогого
в условиях домашней размотки, привели в 90-х годах к пос-
тепенному сосредоточению его в мануфактурах и на фабри-
ках приморских городов (Гуанчжоу, Шанхай, Яньтай и др.),
где были низкие цены на уголь, особенно импортный [см. 111,
62]. Повышенные экспортные требования к качеству нити
167
также способствовали преобладанию в шелкопрядении ману-
фактуры при меньшем развитии раздаточной системы.
Под влиянием мирового рынка на рубеже 70—80-х годов
наметился и к началу XX в. в Хубэе, Хунани, Цзянси и дру-
гих провинциях практически завершился переход от скупки
обработанного на дому чайного листа к его переработке
в крупных мануфактурах, создаваемых «чайными фирмами».
Однако уже со второй половины 80-х годов и особенно в 90-х
годах падение экспорта привело к закрытию части таких ма-
нуфактур и банкротству многих «чайных фирм».
Быстрый переход на надомно-раздаточную систему проис-
ходил и в таком массовом экспортном производстве, как пле-
тение соломенных шляп, во многих областях Шаньдуна. Бед-
нота, ранее ведшая самостоятельное мелкотоварное произ-
водство, превращалась в наемных рабочих на сдельщине, ор-
ганизуемой «плетельными фирмами» и «конторами» через
своих разъездных приказчиков [см. 122, 237—238]. Мануфак-
турное производство росло также в пищевой промышлен-
ности провинций Фэнтянь, Цзилинь и Цзянсу, где к началу
XX в. уже действовали многочисленные маслобойные и вино-
куренные предприятия, производившие соевое масло, жмых,
муку, вермишель, гаоляновую и рисовую водку.
В хлопкоткачестве переход на покупную машинную пряжу
к концу XIX в. также создал благоприятные условия для рез-
кого усиления роли торгового капитала, «ткацких фирм» и
«контор», которые постепенно подчиняли себе эту отрасль.
Разрыв между неуклонно расширявшимся оптовым сбытом
машинной пряжи и мелким разрозненным производством
тканей в 80—90-е годы привел к растущей изоляции кустарей
как от рынка сырья, так и от рынка сбыта готовых изделий.
Определенные слои торгового, преимущественно городского
капитала все более специализировались на оптовой скупке
фабричной пряжи и мелкой розничной продаже ее ткачам
[см. 45, т. II, 406, 415—423, 455—456].
Переход хлопкоткачества на новое сырье ускорил распро-
странение здесь различных форм капиталистического произ-
водства. Преобладавшей среди них была надомная работа,
организуемая торговцами пряжей и скупщиками ткани, дей-
ствовавшими как самостоятельно, так и от имени «ткацких
контор» и «фирм». Торговцы тканями и пряжей, «ткацкие
фирмы», «конторы», «лавки» подряжали городских ткачей
и крестьян, превращая ранее самостоятельных кустарей в
надомников. Посредниками и низшими контрагентами по раз-
даче фабричной пряжи по домам и сбору готовой ткани чаще
всего становились зажиточные городские ремесленники и бо-
гатые крестьяне, занятые торговлей, скупкой и промыслами.
Раздавая ткачам пряжу от «фирм» и «контор», эти мелкие
посредники, в свою очередь, заставляли промысловую бедно-
168
ту работать и на себя. Аналогичные отношения укоренялись
и в целом ряде других текстильных промыслов — сновальном,
мотальном и т. д. В 90-х годах раздаточная система в хлоп-
кообработке получила распространение в ряде районов Чжи-
ли, Фуцзяни, Хубэя, Цзянсу и Шаньдуна [см. 45, т. II, 256,
406, 417, 423; 212, 35—36].
В то же время следует отметить, что капиталистическое
предпринимательство проникло в эту отрасль главным обра-
зом в виде самых низших своих форм (надомная работа
и рассеянная мануфактура). Частные хлопкоткацкие ману-
фактуры появляются лишь в 80-х годах, к концу века их бы-
ло не более 20—30 по всему Китаю [187, ПО—111].
Как и в предшествующий период, рост новых форм в про-
мышленности территориально происходил крайне неравно-
мерно. Распространение централизованной и рассеянной ма-
нуфактуры наблюдалось прежде всего в приморских провин-
циях, особенно в шелкоткачестве и шелкопрядении Цзянсу,
Гуандуна и Чжэцзяна. Здесь же отмечалось развитие разда-
точной системы в качестве придатка мастерских и мануфак-
тур. Именно здесь в сельской местности возникало наиболь-
шее количество мелких шелкомотальных, маслобойных
и иных предприятий типа простой кооперации [см. 45, т. II,
342, 344, 425—430; 188, 303—304].
Как уже отмечалось, в большинстве отраслей переход
к различным предпринимательским формам явился основным
способом выживания ремесла в борьбе с иностранной и мест-
ной фабрикой.
Другим способом удержания своих позиций на внутрен-
нем рынке в условиях наплыва импортных товаров было со-
вершенствование орудий труда. При общем господстве ста-
рой техники — деревянных станков на ручном или ножном
приводе — в текстильных отраслях второй половины XIX в.
происходило некоторое улучшение оборудования и рост про-
изводительности труда, вызванные конкуренцией иностран-
ной фабрики и развитием мануфактурных форм.
В хлопкоткачестве Гуандуна в конце XIX в. наметился
переход от старых — «низких» — станков к новым, более со-
вершенным — «высоким». Повысилась производительность
труда и в хлопкоткачестве Хубэя, Юньнани, Фуцзяни, Гуй-
чжоу и Сычуани, где получил распространение хлопкоткацкий
станок с протягиваемым челноком (ласоцзи), производитель-
ность которого была вдвое выше старого станка с бросаемым
челноком (тоусоцзи) [см. 111, 78—80]. Внедрение машинной
пряжи и отчасти новой техники в конце XIX—начале XX в.
произвело своего рода технический и организационный «пе-
реворот» в хлопкоткацком производстве, резко подняв произ-
водительность труда и повысив конкурентоспособность этой
отрасли.
169
Растущий экспорт хлопка-сырца из Китая в Японию СПо-*
собствовал улучшению местной хлопкообработки, а также
внедрению в 90-х годах в Нинбо, Шанхае, Шаши и других
городах иностранных очистительных и прессовальных стан-
ков. Технические усовершенствования получили распростра-
нение и в шелкообработке. Конкуренция китайской фабрики
привела к некоторому улучшению мануфактурной техники
в шелкопрядении юга Гуандуна, особенно в районе Гуан-
чжоу— Шуньдэ [см. 45, т. II, 50—53].
В условиях Китая того времени эти частичные сдвиги
были не столько продвижением в сторону фабрики, сколько
«наверстыванием упущенного» при достижении уровня раз-
витой мануфактуры. При этом технические усовершенство-
вания по-прежнему пробивали себе дорогу с большим тру-
дом. В итоге не только почти все «ремесленные дворы», но
и большая часть имевшихся предприятий к концу XIX в. все
еще обладала оборудованием, отсталым с точки зрения раз-
витой мануфактурной стадии.
Несмотря на усиление буржуазных тенденций, общие со-
циально-экономические условия Цинской империи второй по-
ловины XIX в.— господство феодализма, конкуренция ино-
странной и поднимавшейся местной фабрики — создавали
серьезные преграды к нормальному мануфактурному разви-
тию.
Росту капитализма серьезно мешали препятствия полити-
ческого характера — произвол центральной власти и местной
администрации, тяжесть и методы налогового обложения,
феодальная монополия казенных или связанных с казной
предприятий и т. д. Налоговая система Цинской империи
ставила продукцию местного производства в крайне невы-
годное положение по сравнению с иностранными товарами.
Казна продолжала прибегать к различным формам внеэко-
номической эксплуатации ремесленников — сбору налогов
силой, требованию разного рода «подарков», подношений,
бесплатных поставок на нужды двора, армии и местных
властей вплоть до прямых реквизиций ремесленной продук-
ции. Торговцы, владельцы мастерских и мануфактур по-преж-
нему страдали от взяточничества, вымогательства и самоуп-
равства чиновников. Хозяева предприятий никогда не были
гарантированы от убытков такого рода.
Серьезнейшим препятствием для развития капитализма
в дофабричной промышленности были высокие внутренние
пошлины на китайские товары и освобождение от них ино-
странных товаров. Особо тяжелым был лицзинь. Обложение
чая, например (лицзинь и экспортная пошлина), достигало
25% его рыночной цены, сахара—18%, хлопковой и шелко-
вой ткани—16% [см. 45, т. II, 306, 307; 111, 74—75]. Это
резко уменьшало конкурентоспособность китайских товаров,
170
ставя их в неравное положение по отношению к импортным
изделиям, не облагавшимся лицзинем и к тому же часто
имевшим налоговые льготы в месте производства (так, в Ин-
дии и на Цейлоне пошлины с чая не взимались ни внутри
страны, ни при вывозе). В целом же налоговый гнет и про-
извол в Цинской империи существеннейшим образом тормо-
зили процесс накопления капитала.
В условиях начавшейся и с каждым десятилетием усили-
вавшейся конкуренции «заморских» и местных фабрик в ки-
тайском ручном производстве все острее давали себя знать
такие традиционные факторы, как «нехватка капитала», рас-
средоточенность производства, консервативные цеховые пра-
вила и земляческие традиции, низкое качество и высокая се-
бестоимость продукции, погоня за количеством при ухудше-
нии качества изделий.
Китайские мануфактуры в массе своей перерабатывали
сельскохозяйственное сырье, цены на которое были подвер-
жены резким сезонным колебаниям. Если крупные мануфак-
туры и «фирмы» имели средства для единовременной оптовой
заготовки сырья на весь год сразу же после сбора урожая по
низкой цене, то мелкие предприятия в силу «нехватки капи-
тала» были вынуждены покупать сырье периодически весь
год по все возраставшим ценам. Это, в свою очередь, вело
к частому разорению слабых, молодых предприятий. Нако-
нец, во всех отраслях, связанных с обработкой сельскохо-
зяйственного сырья, были крайне высокими издержки произ-
водства, что затрудняло конкурентную борьбу с фабричными
изделиями.
Высокий уровень заемного процента — иногда до 30% и
выше, а также трудность получения ссуд вызывали допол-
нительные трудности для мануфактурного предприниматель-
ства в Китае [см. 45, т. II, 297; 111, 76]. Вместе с тем это
создавало для иностранных компаний возможность финансо-
вого подчинения ряда экспортных отраслей, особенно чае- и
шелкообработки.
Конкуренция иностранных товаров не только на внутренг
нем, но и на внешнем рынке все более суживала возможно-
сти сбыта изделий ручной выработки. В условиях все еще
сохранявшегося превосходства земледелия над промышлен-
ностью в плане производительности труда и прибыльности
вложения средств мануфактурное предпринимательство еще
не стало прочной сферой выгодного и обеспеченного помеще-
ния капитала. Мелкие размеры большинства мастерских
и мануфактур, их постоянные финансовые затруднения, за-
висимость от малейших колебаний рыночной конъюнктуры,
частые банкротства и т. д. свидетельствовали о крайней сла-
бости китайского мануфактурного капитала, который продол-
жал развиваться в условиях юридической незащищенности
171
предпринимательской собственности и отсутствия буржуазно-
го правопорядка.
По этим причинам наилучшей формой помещения капи-
тала, помимо покупки земли и чинов, оставалось ростовщи-
чество. Расширение внутренней и внешней торговли в послед-
ней четверти XIX в. привело к увеличению числа и роли лом-
бардов. В эти годы в Пекине насчитывалось около 200, а
в Шанхае — более 150 данпу [см. 170, 945]. Они характери-
зуются также расцветом цяньчжуанов и иньхао. Центр дея-
тельности последних все более перемещался с Севера в доли-
ну Янцзы и особенно в Шанхай.
Следует, однако, заметить, что денежный рынок Шанхая
в начале 80-х годов пережил очень трудный период. Следую-
щим после кризиса 1860 г. ударом для него был вызванный
военным столкновением Китая с Францией во Вьетнаме спад
1881 г., повлекший за собой закрытие многих шанхайских
меняльных лавок. Последующие 1882—1883 годы отмечены
новой полосой банкротств, захватившей около 40 хуйхуачжу-
анов и 20 «торговых домов». Первое время после этих трех-
летних потрясений смогли возобновить свою деятельность
только 58 крупных и мелких меняльных лавок [170, 955] -
Несмотря на это, 80—90-е годы характеризовались общим
усилением цзянсу-чжэцзянских финансовых кругов в проти-
вовес господствовавшему шаньсискому капиталу. Шанхай-
ский денежный*рынок по своей значимости стал серьезным
конкурентом пекинскому центру. Главным источником
средств и той и другой группировки был ростовщический
кредит; обе имели существенные позиции во внутренней тор-
говле. Однако шаньсиские фирмы сохраняли прежнюю ори-
ентацию на казну и чиновный мир, в то время как примор-
ский капитал стал все более специализироваться на внеш-
неторговых операциях, компрадорстве, валютных спекуляциях
и новых, буржуазных формах помещения капитала.
Живучесть меняльных контор заключалась в их связях
с торговой средой. Они очень быстро вошли в русло новых
процессов, вызванных иностранной экономической экспанси-
ей. Цяньчжуаны легко перешли к кредитованию компрадоров
и китайских купцов, опосредственно связанных с иностран-
ными экспортерами, особенно в торговле чаем и шелком. При
этом крупные хуйхуачжуаны сами все более приобретали
компрадорскую окраску. Иностранные банки, в свою очередь,
налаживали связи с меняльными конторами, используя их
как одно из средств проникновения в глубинные районы Ки-
тая и в специфическую среду местных деловых кругов.
Позиции цяньчжуанов все более укреплялись. Англий-
ские, французские и иные банки в Китае пользовались
и охотно принимали в уплату чжуанпяо шанхайских хуйхуа-
чжуанов. Те в трудные минуты, в свою очередь, брали у ино-
172
странных банков и компаний мелкие займы или ссуды под
залог. В конце XIX в. приморские цяньчжуаны стали особен-
но активно кредитовать закупки иностранцами и компрадо-
рами китайской экспортной продукции, в первую очередь
шелка и чая. При этом переводные операции в основном ве-
лись через шаньсиских пяошанов.
Полоса крестьянских и национальных восстаний 50—70-х
годов XIX в. и связанные с ними длительные военные дейст-
вия привели к усилению переводных операций и роли пяо-
хао, несмотря на общий хаос, свертывание денежного рынка
и даже закрытие шаньсискими конторами своих отделений
в наиболее «неспокойных» городах. К услугам пяочжуанов
обращалось большое число частных лиц, для которых в соз-
давшихся условиях иной путь пересылки наличных денег был
крайне опасен или просто невозможен. Но особенно содейст-
вовал росту этих заведений государственный аппарат. По-
следний остро нуждался в услугах шаньсийцев при переводе
местных налоговых поступлений в Пекин и казенных сумм
на военные цели в провинции, где шло подавление народных
движений. Через сеть шаньсиских коптоп п их фэньхао пере-
водились огромные суммы налогов и военных ассигнований.
Часть их оседала в руках пяошанов, не говоря уже о процен-
тах за перевод. В результате за эти два-три смутных деся-
тилетия накопления шаньсиских банкиров резко возросли.
Это позволило им сохранить лидирующее положение на де-
нежном рынке страны. Наивысший подъем пяохао в годы
правления Тунчжи (1862—1875) и Гуансюй (1875—1909) во
многом объяснялся их тесными связями с центральным и про-
винциальным казначействами, в управлении которыми шань-
сийцы играли заметную роль.
С 80-х годов подъем пяочжуанов в значительной мере
объяснялся также оживлением внутреннего рынка, укрупне-
нием товарных и кредитных операций, ростом вкладов и де-
нежных переводов частных лиц, а также казенных сумм.
Пяошаны наживались на сознательном замедлении перево-
дов, на торговле сычуаньским опиумом и т. д. На конец
XIX в. приходится наибольшее расширение сети их филиалов
и смежных контор. По оценкам японских специалистов,
в 1894 г. в одном Пекине насчитывалось 33 цзунхао и фэнь-
хао с общим капиталом 40 млн. лянов [170, 967].
Появление в Китае второй половины XIX в. иностранных
банков и их отделений в «открытых» портах не изменило
отношения чиновного мира и шэньши к пяохао. Феодальная
бюрократия не желала хранить свои деньги, накопленные пу-
тем взяточничества, вымогательств и хищений казенных
средств, в современных банках, боясь огласки, тогда как
шаньсиские пяошаны и их управляющие гарантировали пол-
ную тайпу вкладов и операций.
173
Глава V
ПОЛИТИКА сСАМОУСИЛЕНИЯ».
ВОЗНИКНОВЕНИЕ КАЗЕННОЙ И КАЗЕННО-ЧАСТНОЙ
МАШИННОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ
Мануфактурное производство в Цинской империи к сере-
дине XIX в. создало лишь отдельные, не очень значительные
экономические и социальные предпосылки для перехода к
фабрике: некоторые кадры искусных рабочих, довольно узкий
рынок сырья и готовой продукции, небольшой и не очень
успешный опыт предпринимательства. Давление земледелия
на ремесло в огромной степени затрудняло дальнейшее раз-
витие этих капиталистических потенций. В итоге самостоя-
тельный переход от ручного труда к машине оказался для
Китая не под силу. Задержка на раннемануфактурной ста-
дии развития, замедленность технической и социальной эво-
люции общества объяснялись как всей суммой обычных ус-
ловий феодальной системы, так и конкретной спецификой
Цинской империи.
Особенность экономических судеб Китая состояла в том,
что машинное производство появилось здесь не как продукт
самостоятельного внутреннего развития, а как результат ис-
кусственного перенесения фабрики в готовом виде в страну
извне. Машинное производство, начало которому положили
иностранные фабрики в «открытых» портах, было пересажено
на китайскую почву в тот период, когда мануфактурная ста-
дия здесь еще далеко не завершилась. В результате процес-
сы, характерные как для мануфактурной, так и для машин-
ной стадии, в конце XIX в. в Китае проходили параллельно,
оказывая друг на друга минимальное влияние. Мануфактур-
ный комплекс продолжал самостоятельное развитие, не толь-
ко весьма слабо переходя в фабричное русло, но и крайне
мало соприкасаясь со сферой машинного производства.
Возникновение современной промышленности в Китае шло
двумя путями: созданием машинных предприятий на чистом
месте вне прямой «генетической» связи с мануфактурой и ос-
нащением уже существовавших мануфактур фабричной тех-
никой. До начала XX в. полностью преобладал первый ва-
риант, характерный в основном для иностранных, казенных
и казенно-частных объектов. Превращение мануфактур
в фабрики было наиболее характерно для китайского част-
ного предпринимательства, игравшего в рассматриваемый
период третьестепенную роль.
Первые фабричные предприятия, появившиеся в Китае в
40—50-х годах XIX в., были основаны иностранцами, преиму-
щественно англичанами, на территориях концессий в «откры-
тых» портах и, позднее, в международном сеттльменте в Шан-
174
хае [см. 221, 168—175]. Это была чисто механическая пере-
садка, своего рода «импорт», более высокой экономической
формы в хозяйственную структуру отсталой аграрной страны.
Для самой Цинской империи середины XIX в., как было
показано выше, потребности экономической жизни общества
не выдвигали исторической необходимости возникновения
машинной индустрии. Более того, объективные условия:
прежде всего резкое превосходство земледелия над ремеслом
в плане производительности труда, гигантское давление из-
быточной рабочей силы человека на орудия труда, вытекав-
шая из этого весьма медленная эволюция техники и т. д.—
все это снимало, по крайней мере на ближайшие десятилетия
как проблему, так и самую возможность естественного гене-
тического перехода мануфактуры в фабрику. Однако вмеша-
тельство в «естественный» исторический ход этой малопер-
спективной эволюции такого мощного фактора, как государ-
ство, резко изменило прежнюю картину.
Обстановка середины XIX в. в Китае, наиболее полно
отражаемая понятием «катастрофа», вынудила прийти в дви-
жение саму феодальную надстройку, столетиями до этого
бывшую одним из основных факторов, обусловливавших за-
медленность социально-экономических процессов в стране.
Первым по времени побудительным импульсом был позор
военных поражений Цинской империи в «опиумных» вой-
нах 1840—1842 и 1856—1860 гг. Страна, которая считалась
центром Вселенной, была легко разбита «заморскими дьяво-
лами». Правящая верхушка считала главной причиной этого
наличие у европейцев современной военной техники — винто-
вок, пушек и пароходов.
Второй и неизмеримо более важной причиной частичного
пересмотра прежних конфуцианских экономических концеп-
ций была неспособность Цинов своими силами подавить
Крестьянскую войну тайпинов, поставившую маньчжурское
господство на край гибели. Гигантский взрыв классовой борь-
бы дополнил национальный позор «опиумных» войн страшной
угрозой не только для династии, но и для феодальных устоев
в целом. Призвав на помощь китайские помещичьи силы
и иностранных интервентов, Цины в конце концов овладели
положением. При этом снова, как и в ходе «опиумных» войн,
правящий лагерь особое значение придавал европейскому
оружию и технике. «Сегодня производство машин,— писал
Ли Хун-чжан,— является главным средством для обороны ог
врагов, является основой самоусиления» [48, 14].
Возможность повторения вспышек классовой борьбы кре-
стьянства и национальных движений неханьских народностей,
а также усиливавшийся нажим со стороны западных держав
требовали укрепления цинского режима и всей феодальной
системы Китая за счет современных средств борьбы с внут-
175
ренними п внешними врагами. Создание собственной машин-
ной военной промышленности стало исторической необходи-
мостью. В результате в Китае 60—70-х годов проблема им-
перативной роли государства в генезисе капитализма стала
на повестку дня. Особое стечение обстоятельств вынудило
надстройку феодального общества принять определенное
участие в развитии местного капитализма. В противном слу-
чае стране грозил национальный крах.
Вместе с тем абсолютное большинство населения Цинской
империи испытывало ненависть к иностранному вмешатель-
ству вообще и к машинной технике в частности, видя в ней
символ проникновения иноземных враждебных сил. Особен-
но активно выступали против машин городские цехи и гиль-
дии— ремесленники, торговцы и кули. В этих движениях их
поддерживали местное чиновничество, шэньши и помещики,
им молчаливо попустительствовали наиболее реакционные
придворные круги. Первая в Китае железная дорога Шан-
хай— Усун в 1876—1877 гг. была ликвидирована чиновни-
ками при активнейшем участии транспортных гильдий. Меж-
ду тем экономическая разруха 60—70-х годов, уроки Кресть-
янской войны и «опиумных» войн, опасность дальнейшего
умаления национальной независимости привели к тому, что
цинский режим и прежде всего лидеры хуайской (Ли Хун-
чжан) и хунаньской (Цзэн Го-фань, Цзо Цзун-тан) военно-
помещичьих клик выступали уже не против машин вообще,
а лишь против машин в руках чужеземцев. Цинов страшил
рост экономических позиций английского и иного капитала
в Китае. Это, в свою очередь, выдвигало необходимость «са-
моусиления» (цзыцян) и создания «своей» фабричной про-
мышленности [см. 125, 207—267; 137; 179] 7.
При этом маньчжурское правительство по-прежнему отри-
цательно относилось к перспективе развития капитализма,
видя в нем угрозу конфуцианским устоям и традиционному
строю. С распространением капитализма чиновники и шэнь-
ши связывали возможность господства европейцев в Китае.
В самих машинах, в европейской науке, в появлении инже-
неров и рабочих они усматривали опасность существующему
порядку.
Особенно страшила придворные круги возможность ис-
пользования новейшего оружия народными массами для
борьбы с маньчжурским господством. Среди них господство-
7 Здесь и далее рассматривается лишь экономическая сторона полити-
ки «самоусиления», а именно курс на «достижение богатства» (цюфу, чжи-
фу), который предполагал резкое расширение роли казенного сектора
в промышленности, торговле и транспорте. Это должно было, с одной сто-
роны, уменьшить влияние иностранцев, а с другой — поставить развитие
китайского капитала под контроль государства, дав последнему возмож-
ность использовать в своих целях частные инвестиции.
176
&ало мнение, что «простой народ ни в коем случае нельзя обу*
чать пользованию иностранным оружием и давать ему это
оружие» [137, 85]. «Допустим,— писал Ли Хун-чжан,— что
в глухих горах и недоступных местах будут собираться ху-
дые люди и тайно перенимать способы иностранцев, а затем
они могут выступить с новыми планами. В один прекрасный
день они совершенно прекратят работы на полях и продемон-
стрируют блестящие возможности своего оружия. Кто тогда
сумеет уберечь правительственные войска, вооруженные ус-
таревшим оружием?!» [цит. по: 138, 305].
По всем этим причинам политика «самоусиления», кото-
рую правящие круги Китая проводили в 60—90-х годах (до
японо-китайской войны 1894—1895 гг.), субъективно осно-
вывалась не на принятии капитализма, а, наоборот, на бояз-
ни последнего [см. 280]. Вдохновители этого курса под «ев-
ропеизацией» (янъу, иу), «самоусилением» подразумевали
достаточно узкий круг в значительной мере чисто технических
мероприятий. Они рассчитывали завести в Китае лишь особо
необходимые производства, с тем, чтобы, используя их, соз-
дать сильные армию и флот для укрепления власти представ-
ляемых ими военно-феодальных клик и сохранения сущест-
вующего порядка [см. 165, 58—65].
Страх перед функционированием иностранных машин на
территории империи привел к тому, что основным источником
перевооружения «восьмизнаменных» войск и помещичьих ар-
мий стало не местное производство оружия европейского об
разца, а закупка его (особенно военных судов, орудий и вин-
товок) за границей [267]. Вместе с тем боязнь оказаться в
этом плане в полной зависимости от «заморских дьяволов»
вынудила правящую верхушку в период Крестьянской войны
обзавестись своей производственной базой, что положило
начало национальному машинному производству.
Местная фабричная промышленность возникла в форме
казенных заводов в начале 60-х годов. Частная же фабрика
появилась лишь с конца 70-х годов, т. е. примерно на 30 лет
позже первых иностранных предприятий. В последующие де-
сятилетия XIX в. китайская машинная промышленность раз-
вивалась одновременно в двух основных формах — казенной
и частной, между которыми существовал ряд промежуточных,
переходных видов [см. ПО].
Первыми китайскими фабричными предприятиями были
казенные военные заводы, арсеналы и мастерские. Создание
их диктовалось необходимостью удовлетворить потребности
в современном вооружении и боеприпасах цинских войск и
помещичьих армий, занятых подавлением антифеодальных
и национальных восстаний. Именно в этот период (1861—
1872 гг.) велось наиболее интенсивное строительство воен-
ных предприятий (за указанные годы было создано 11 арсе-
налов и заводов [41, т. I, 565—566]). Основателями почти
всех их были высшие сановники или наместники провинций.
Военная обстановка обусловила ведущую роль в этом плане
командующих Хунаньской и Хуайской армиями.
Начало было положено Цзэн Го-фанем, который в 1861 —
1862 гг., после взятия у тайпинов Аньцина, построил там
военный завод. В 1862 г. Ли Хун-чжан основал в Шанхае
артиллерийский арсенал, закупив оборудование в Гонконге
и наняв иностранных мастеров. Предприятие изготовляло
пушки и разрывные снаряды. В 1864 г. им же был построен
артиллерийский арсенал в Сучжоу. Эти предприятия произ-
водили боеприпасы и оружие для борьбы с тайпинами.
В 1865 г. Ли Хун-чжан за 40 тыс. лянов купил предприя-
тие «Цицзи» американской фирмы «Хант энд Компани». Это
был один из самых больших тогда в Шанхае иностранных
механических заводов, построенный в 1863 г. Он был переи-
менован в «Главный Цзяннаньский арсенал» и стал выпу-
скать орудия, винтовки и разрывные снаряды. В том же году
Цзэн Го-фань приобрел в США дополнительное оборудование
для этого предприятия на сумму около 70 тыс. лянов, после
чего здесь стали строить пароходы [138, 313]. При арсенале
был оборудован сухой док, кроме того, для ремонта судов
использовались английские доки «Есун». При заводе была
открыта школа переводчиков, где был переведен целый ряд
книг по европейской технике.
В 1865—1866 гг. Цзо Цзун-тан в рамках «Фучжоуского
бюро управления судоходством» построил в Мавэе близ Фуч-
жоу судостроительную верфь, вложив в дело более 300 тыс. ля-
нов. Машины и оборудование были закуплены во Франции,
оттуда же были приглашены и инженеры. На верфи работало
от 2 тыс. до 3 тыс. рабочих и около 1 тыс. солдат Хунаньской
армии, служивших разнорабочими, поэтому она долгое время
напоминала военный лагерь. Здесь же были открыты школы
иностранных языков и судостроения [138, 314]. Во время
франко-китайской войны 1884—1885 гг. это предприятие бы-
ло в значительной мере разрушено.
Эти два предприятия, а также открытые Ли Хун-чжаном
в 1865 г. Цзиньлинские механические мастерские в Нанкине
(сюда было переведено оборудование Сучжоуского арсена-
ла) вооружали армии, подавлявшие восстание няньцзюней
[см. 185, 331—337, 356—364; 227, 23—26, 37—43]. Можно на-
звать еще ряд случаев, когда создание аналогичных произ-
водств непосредственно обусловливалось необходимостью
материального снабжения карательных армий. Так, механи-
ческие мастерские в Сиани и Ланьчжоу, основанные в 1869
и 1872 гг., снабжали боеприпасами армию Цзо Цзун-тана,
расправлявшуюся с восстанием дунган [см. 228, 50—56].
Возникновение Юньнаньских механических мастерских в
178
Куньмине (1872 г.) связано с подавлением местного мусуль-
манского восстания.
Возникнув вследствие прямой практической необходимос-
ти, кампания по созданию военной промышленности приняла
довольно широкий характер. Наместники и губернаторы раз-
личных провинций один за другим основывали большие и
малые арсеналы. В военное строительство помимо лидеров
хунаньской и хуайской клик включились и представители
высших придворных кругов. В 1867 г. маньчжурский санов-
ник, наместник Чжили Чун Хоу построил в Тяньцзине меха-
нические мастерские. Ли Хун-чжан в 1870 г. расширил это
предприятие, открыв дополнительно четыре цеха. В 1875 г.
губернатор Шаньдуна Дин Бао-чжэн создал в Цзинани
Шаньдунские механические мастерские, а в 1877 г. оборудо-
вал в Чэнду Сычуаньский арсенал. В следующем году Цзо
Цзун-тан при помощи немецких специалистов открыл
в Ланьчжоу суконную фабрику, работавшую как на нужды
армии, так и на рынок. В 1881 г. видный чиновник У Да-чэн
основал механические мастерские в Гирине. Кроме того, ар-
сеналы и механические заводы были построены в Фучжоу
(1869 г.), Гуанчжоу (1874 г.), в Пекине (1883 г.), Ханчжоу
(1883 г.), на Тайване (1885 г.) и в Ханьяне (1890 г.). Они
производили главным образом боеприпасы.
С подавлением крупнейших народных движений темпы
роста военной промышленности замедлились. С 1874 по
1895 г. было построено только 8 средних и мелких предприя-
тий, общая сумма вложений в которые составила всего лишь
1,5 млн. юаней [110, 64]. Всего же с 1861 по 1894 г. в Китае
было основано 19 казенных военных заводов, 6 из которых
были впоследствии закрыты или присоединены к другим. На
13 действующих предприятиях в 1894 г. было занято примерно
10 тыс. рабочих [см. 41, т. I, 565—566; т. II, 1189; 165, 221—
223].
Собственность цинского правительства на эти предприя-
тия была номинальной. Фактически же тот или иной завод
находился во власти либо сановника, его основавшего, либо
наместника, управлявшего данной провинцией и принадле-
жавшего, как правило, к хуайской или к хунаньской (сян-
ской) кликам. Каждая из них стремилась в первую очередь
обеспечить современным огнестрельным оружием, обмунди-
рованием, паровыми судами свои воинские части, чтобы
удержать и расширить территории, находившиеся под ее во-
енным, политическим и финансово-экономическим контролем
[см. 137, 91]. Предприятия финансировались из налоговых
сборов той провинции, где они были расположены. Техниче-
ское руководство важнейшими заводами осуществляли ино-
странные инженеры, но ряд предприятий обходился без них.
Поскольку на первый план ставилось вооружение армий, во-
179
енные заводы практически не сыграли большой роли в осна-
щении техникой других отраслей [см. 206, 210—212].
Продукция военных предприятий не была объектом купли-
продажи, и развитие их крайне мало зависело от рыночной
конъюнктуры. Это ограждало указанную отрасль от разру-
шительного влияния иностранной конкуренции, но, с другой
стороны, определило ее внутреннюю слабость — отсутствие
экономической эффективности и расчета, полную зависимость
от состояния денежных дел казны и т. д. [см. 203, 35—38].
На военных предприятиях рабочие были наемными, юри
дически свободными. Тем не менее положение трудящихся на
этих предприятиях во многом определялось сохранением эле-
ментов старых, феодальных отношений: вербовкой и оплатой
рабочей силы через «старшиною», рядом цеховых ограниче-
ний, почти двенадцатичасовым рабочим днем, полным беспра-
вием рабочих. В среде последних было очень много демоби-
лизованных солдат. В целом военная промышленность пред-
ставляла собой чрезвычайно сложное и внутренне противоре-
чивое явление — специфическую переходную полуфеодальную
форму, постепенно превращавшуюся в капиталистическую.
Это была низшая разновидность государственного капитализ-
ма, (пропитанная феодальными пережитками.
Военным заводам казна предоставляла огромные ассигно-
вания. На один только Цзяннаньский арсенал в 1868—1895 гг.
было затрачено около 16 млн. лянов, тогда как все инвести-
ции в невоенные отрасли к 1895 г. составили всего 17 млн.
лянов [ПО, 65]. Тем не менее военные заводы работали
с перебоями, качество продукции было низким, ассортимент
изделий ограниченным. Лишь четыре наиболее крупных арсе-
нала могли производить артиллерийские орудия, остальные
же выпускали в основном порох, снаряды и патроны. «Каж-
дый год затрачиваются миллионные суммы,— писал один из
очевидцев.— Если бы продукцию, полученную в результате
этих затрат, купить за границей или предложить сделать ее
иностранным мастерам, то ее стоимость была бы наполовину
меньшей. Продукция, изготовляемая на правительственных
заводах, значительно дороже иностранной, сделана небреж-
но, имеет грубую отделку и часто служит предметом насме-
шек иностранцев» [138, 325].
Производительность труда в арсеналах была очень низка.
Например, в Хубэйском арсенале, основанном в 1890 г., из-
готовление одной винтовки требовало 35 рабочих дней, в то
время как в Германии на таком же оборудовании эту вин-
товку производили за 5 дней [118, 129]. Более или менее
сносно шли дела только на верфях в Мавэе и на Цзяннань-
ском заводе. Однако они могли строить суда лишь устарев-
шей конструкции и из материалов, купленных за границей.
В массе своей чиновники, назначенные на военные пред-
180
приятия, занимались взяточничеством и поражали иностран-
цев полным незнанием доверенного им дела. «Те, кто управ-
ляли промышленностью,— отмечал современник,— большей
частью принадлежали к состоятельным людям, не представ-
лявшим трудностей этого дела и не разбиравшимся даже в
его общем состоянии. Они только и заботились о создании
внешнего эффекта и лишь произвольно расходовали сред-
ства» [138, 321].
Тем не менее в целом военная промышленность значитель-
но повысила способность правительственных войск к подавле-
нию народных движений.
Помимо перевооружения и создания парового флота 'по-
литика «самоусиления» была направлена и на модернизацию
денежной системы. В 70—80-х годах покупательная способ-
ность цяня продолжала падать, чему немало способствовало
ухудшение качества монет. Резкое обесценение цяня и труд-
ность расчетов при наличии монет разного веса и размера
вынудили казну провести «европеизацию» денежной системы.
В ходе реформы 1889 г. Китай отказался от медного цяня и
перешел к монетам западного образца. Техника литья была
заменена чеканкой с помощью европейских станков.
Главное содержание реформы заключалось -в принятии но-
вой монетной системы на основе мексиканского доллара
(*песо). Один китайский доллар (юань) был равен 100 цен-
там (фэням), 10 центов составляли цзяо, а один фэнь прирав-
нивался к 10 цяням. Монеты в 1 и 2 цента выпускались мед-
ными, а остальные — от 5 центов до юаня — чеканились из
серебра. Однако прежние цяни продолжали иметь хождение,
и казенные монетные дворы продолжали выпускать их вплоть
до 1907—1908 гг., но уже методом чеканки [101, 37]. Была
предпринята также попытка модернизировать и производство
бумажных денег. В 1887 г. Ли Хун-чжан основал в Тяньцзине
современную типографию для печатания ассигнаций.
Первые монеты долларовой системы были выпущены в
1889 г. в Гуанчжоу (на механизированном монетном дворе,
переоборудованном в 1887 г.), а затем на Тайване. Со вто-
рой половины 90-х годов к чеканке монет нового образца по-
степенно приступили и другие монетные дворы. Однако се-
ребряные монеты иностранного происхождения не получили
ожидаемого признания у населения. Вплоть до конца XIX в.
юани, как мексиканские и американские серебряные долла-
ры, японская иена, индийская рупия и т. п., шли главным
образом на переплавку в ляны. Начиная с 1890 г., когда
Гуанчжоуский монетный двор стал чеканить китайский дол-
лар, происходила непрерывная глухая борьба между казной
и населением. Правительство перечеканивало ляны в юани,
а частные плавильные фирмы — луфаны — переплавляли но-
вую монету в традиционные слитки.
181
Влияние политики «самоусилепия» не ограничилось лишь
чисто правительственной сферой. Рост этой своеобразной ка-
зенно-предпринимательской активности дал импульс личной
инициативе руководителей хуайской, хунаньской и придвор-
ной клик, а также связанных с ними лиц. С 70—80-х годов
начался переход отдельных высших чиновников к капитали-
стическому предпринимательству в гражданских отраслях
с целью получения прибыли. Новые предприятия строились
с привлечением казенных средств. Следствием этого были
заметные капиталовложения в производство рыночных това-
ров. Началось и неуклонно расширялось применение машин
в гражданских отраслях. В то же время, несмотря на то что
продолжали строиться новые военные заводы (самым круп-
ным из них был Хубэйский арсенал), заметным стало замед-
ление темпов роста военной промышленности.
В первую очередь следует отметить развитие — вследствие
снабжения ее машинным оборудованием — горнодобывающей
промышленности, сначала как придатка военных предприя-
тий, а с 80-х годов как самостоятельной отрасли. В 1876 г.
крупным чиновником из группировки Ли Хун-чжана, Шэнь
Бао-чжэнем, были открыты казенные Цзилунские угольные
копи на о-ве Тайвань для снабжения Фучжоуских верфей.
В 1877 г. в Аньхуе были основаны угольные шахты для снаб-
жения судостроительных и военных заводов Шанхая. К 1880 г.
всего уже работало 6 шахт с машинным оборудованием. Эти
шахты и копи продавали свою продукцию и получали при-
быль, что привлекало к финансовому участию в их разра-
ботке и частный капитал [см. 206, 213—219]. Горнодобываю-
щие казенно-частные предприятия уже были по существу
капиталистическими. К 1895 г. на них, считая и одно частное
предприятие, работало до 20 тыс. рабочих [41, т. I, 1170—
1173, 1193].
Как уже отмечалось выше, к правительственным пред-
приятиям вплотную примыкали смешанные компании, созда-
ваемые казной с привлечением частных инвестиций. Их акцио-
нерами или пайщиками были чиновники, шэньши, компрадо-
ры, землевладельцы и купцы. Внутри этой системы выделя-
лась подгруппа фабрик, шахт, заводов, компаний и т. д., осно-
ванных крупными сановниками. От остального смешанного
предпринимательства эту подгруппу отличало особенно силь-
ное влияние казенного начала.
Большинство казенно-частных предприятий принадлежало
двум конкурирующим хозяйственным группам наиболее могу-
щественных тогда сановников — Ли Хун-чжана и Чжан Чжи-
дуна, образуя их «империи». Последний, будучи наместником
Лянгуана, начал ряд горных разработок и выдвинул проект
создания транскитайской железной дороги от Гуанчжоу до
Пекина. С целью реализации этого гигантского плана и обес-
182
печения железнодорожного строительства рельсами Чжан
Чжи-дун намеревался построить в Гуанчжоу крупный метал-
лургический завод. В связи со своим перемещением на долж-
ность наместника Хугуана в 1889 г. он перевел уже заказан-
ное за границей оборудование в Ханьян.
С этого года началась подготовка к строительству здесь
завода, который должен был стать самым крупным в Китае.
Теперь уже основной целью этого предприятия стало снаб-
жение чугуном, сталью и прокатом планируемой железной
дороги Пекин — Ханькоу. Само строительство завода началось
только в 1891 г. С 1892 г. начали вступать в строй отдельные
цехи, в 1894 г. были пущены в ход две первые сталелитейные
и одна доменная печь. Высококачественная железная руда
поступала из Дае, а уголь — из специально разведанных для
этой цели в 1891 г. разработок Мааньшаня. Однако местный
уголь был низкосортным, кокс приходилось везти из Таншаня
и даже из Европы, так как в течение ряда лет не удавалось
найти поблизости месторождения коксующегося угля.
Огромный завод с новейшим оборудованием, несмотря на
предоставленные льготы, постоянно терпел убытки. Цена вы-
пускаемого в Ханьяне металла из-за плохого качества и не-
хватки угля, дороговизны доставки руды и других причин
была вдвое выше импортного [см. 185, 370—377]. В 1894 г.
завод прекратил работу из-за финансовых трудностей, а в
1896 г. был превращен в смешанное казенно-частное пред-
приятие, возглавляемое чиновником и капиталистом Шэн
Сюань-хуаем [см. 238, 67—68], который в свое время был
секретарем Ли Хун-чжана и благодаря поддержке последне-
го быстро выдвинулся на поприще казенного и смешанного
предпринимательства, став директором и крупным акционе-
ром ряда компаний.
Практически Чжан Чжи-дун продал Ханьянский завод
Шэн Сюань-хуаю, тогдашнему председателю правления
«Китайской коммерческой пароходной компании», в резуль-
тате чего оба предприятия оказались связанными посредством
личной унии. В том же году немецкие специалисты нашли
уголь в Пинсяне, добыча которого началась в 1898 г. В ре-
зультате работа металлургического комплекса возобновилась
[см. 231, 71—76].
В отличие от предприятий военной и горнодобывающей
промышленности целью создания почти всех первых китай-
ских хлопчатобумажных фабрик была борьба против ино-
странных товаров,^попытка вернуть Китаю его национальный
рынок текстильных изделий [см. 238, 26].
Первые проекты создания в Шанхае прядильно-ткацкой
фабрики относятся к 1878 г. [см. ПО, 68]. Одной из главных
целей этих проектов в соответствующих прошениях выдви-
галось противодействие иностранной конкуренции. После их
183
одобрения Ли Хун-чжан взял организацию «Шанхайского
машинно-ткацкого бюро» под свой контроль, поставив во
главе всего дела своего доверенного чиновника Чжэн
Гуань-ина. Последний был одновременно крупным компра-
дором английских фирм и одним из организаторов и пайщи-
ком многих казенных и смешанных предприятий [см. 220,
101—103].
Ли Хун-чжан дал «Шанхайскому машинно-ткацкому бю-
ро» исключительные льготы, еще в 1882 г. предоставив ему
монополию на выпуск фабричной пряжи и тканей и освобо-
див его изделия от какого бы то ни было обложения. Когда
общий акционерный капитал оказался недостаточным,
Ли Хун-чжан вложил туда казенный пай и собственные сред-
ства. Кроме того, он всячески поощрял инвестиции близких
ему людей из среды чиновников и компрадоров — братьев
Гун Шоу-ту и Гун И-ту, Шэн Сюань-хуая и др. Все шесть
ведущих акционеров этого предприятия имели чиновничьи
звания.
Шанхайская текстильная фабрика начала работать в
1890 г. На ней насчитывалось 35 тыс. веретен и 530 ткацких
станков, приводившихся в движение паровым двигателем
[220, 104]. Предприятие давало высокую прибыль, что позво-
лило в 1893 г. выплатить дивиденды в размере 25% от вло-
женного капитала. После ввода фабрики в строй Ли Хун-
чжан запретил частным предпринимателям в течение десяти
лет строить новые подобные предприятия. «Кто бы это ни
был — правительство или торговцы,— писал он,— необходимо
в течение этих десяти лет запретить строить новые фабрики
с тем, чтобы избежать застоя (шанхайской фабрики.— О.Н.)»
[цит. по: 138, 324]. Однако пожар 1893 г. привел к ее за-
крытию.
В том же году Ли Хун-чжан поручил своим доверенным —
Шэн Сюань-хуаю и инспектору шанхайской таможни
Не Ци-гую восстановить предприятие, что и было сделано в
1894 г. Фабрика получила новое название — «Хуашэи». Новый
капитал в значительной мере состоял из казенных средств,
число станков было увеличено до 750, а веретен — почти вдвое
[220, 106]. Предприятие вновь было поставлено в особое по-
ложение— на этот раз было установлено, что в течение де-
сяти лет каждая вновь открываемая частная хлопчатобумаж-
ная фабрика обязана была выплачивать «Хуашэн» по одному
ляну за каждый дань выпущенной пряжи для возмещения
убытков, понесенных «Шанхайским машицно-ткацким бюро»
в результате пожара [220, 118].
В 1886 г. Чжан Чжи-дун построил в Гуанчжоу казенную
шелкообрабатывающую фабрику. В 1889 г. им была здесь же
основана новая текстильная фабрика и железообрабатываю-
щий завод. Оба предприятия также находились в ведении
184
властей. С 1888 г. Чжан Чжи-дун начал подготовку к созда-
нию «своего» хлопчатобумажного предприятия по образцу
«Шанхайского машинно-ткацкого бюро». В 1892 г. в Учане
открылось «Хубэйское ткацкое бюро» (иначе называемое
«Южное бюро») с 30 тыс. веретен. В 1895 г. число их возрос-
ло до 40 тыс. В том же году на фабрике работало уже
1 тыс. ткацких станков [220, 342]. Чжан Чжи-дун отменил
ряд налогов с фабрики и полностью освободил ее продукцию
от обложения пошлинами. Крупные прибыли, получаемые
этим предприятием, он использовал для покрытия затрат по
Ханьянскому металлургическому заводу, Хубэйскому арсена-
лу и другим предприятиям своей «империи», не делая разли-
чия между своими и казенными средствами.
Казенные предприятия в гражданских отраслях представ-
ляли собой в основном крупные (на Ханьянском заводе и
Хубэйской прядильно-ткацкой фабрике было занято по 3 тыс.
рабочих) [41, т. I, 1189] капиталистические предприятия,
основанные на труде наемных рабочих и реализации продук-
ции на рынке. Однако и здесь сохранялось рутинное чинов-
ничье управление — серьезный пережиток феодализма [см.
154, 75—77; 214, 90]. В среде рабочих по-прежнему было мно-
го демобилизованных солдат.
Оценивая же в целом роль и значение военной и граж-
данской казенной фабричной промышленности, следует отме-
тить, что при всей своей отсталости и противоречивости, при
сохранении феодально-монопольных черт и т. д. этот искусст-
венный и вынужденный государственный капитализм создал
почву для становления более высокой формы — смешанного
казенно-частного предпринимательства.
Позднее первые три десятилетия развития фабрично-за-
водской промышленности (1862—1894) рассматривались как
последовательная смена двух этапов. Первый из них — два-
дцатилетие с 1862 по 1881 г.— считался периодом развития
военной промышленности, а последующие 13 лет (1882—
1894) — этапом гуаньду шанбань, т. е. частного предпринима-
тельства под контролем казны [см. 42, т. I, 3]. В этот период
политика цинского правительства состояла в навязывании
появлявшейся фабричной буржуазии такой организации ее
частного предпринимательства, которая обеспечивала бы не-
усыпный феодально-бюрократический надзор за ним. Помимо
чисто политической стороны дела последнее обеспечивало
непосредственное использование казной в своих целях капи-
талов буржуазии и частичное присвоение ее прибылей.
В силу этих причин и несмотря на появление в 70-х го-
дах отдельных частных фабрик, открывавшихся на свой страх
и риск, наиболее значительным видом частных вложений
в период «самоусиления» стало участие в разного рода сме-
шанных предприятиях. Частное же самостоятельное предпри-
185
нимательство встречало отрицательное отношение со сторо-
ны властей. Эту ситуацию Ли Хун-чжан откровенно харак-
теризовал в 1882 г., заявив, что «в течение десяти лет ком-
мерсантам разрешалось только вкладывать пай в предприя-
тия, но не разрешалось самостоятельно строить их» [206,227].
Ли Хун-чжан, как и вся цинская правящая верхушка, ис-
пытывал страх перед частным фабричным предприниматель-
ством, видя в нем опасность для маньчжурского режима. Для
предотвращения этой угрозы должен был служить «конт-
роль чиновников за деятельностью коммерсантов». Сама фор-
ма гуаньду шанбань не была чем-то новым. Однотипные фор-
мы, как уже говорилось в гл. V первого раздела, уже суще-
ствовали в Китае еще раньше и чаще всего означали сдачу
какой-либо казенной монополии (например, соляной) на от-
куп частным лицам под контролем специальных чиновников.
Смешанные фабричные предприятия во второй половине
XIX в. делились на две категории — гуаньду шанбань («ка-
зенный контроль и торговое предпринимательство») с пол-
ным произволом властей и гуаныиан хэбань («совместное
предпринимательство казны и торговцев») с меньшей властью
бюрократии.
Кроме того, следует отметить, что специфической чертой
80—90-х годов была тяга самого китайского частного капи-
тала к таким формам, при которых риск рыночного разоре-
ния был бы наименьшим. Главной из них и стало участие за-
рождающейся фабричной буржуазии в смешанных казенно-
частных предприятиях. Последние были защищены от произ-
вола местных властей среднего и низшего звена благодаря
участию в «деле» крупных сановников, губернаторов провин-
ций и наместников, которые, кроме того, добивались всяче-
ских льгот, в том числе и феодально-монопольного характе-
ра, для принадлежавших им или покровительствуемых ими
фабрик, шахт и рудников [ом. 190].
Смешанное предпринимательство как таковое сделало свой
первый шаг в гражданском пароходстве. В 1872 г. Ли Хун-
чжаном была создана в Шанхае казенно-частная «Китайская
коммерческая пароходная компания» («Чжаошанцзюй») [см.
146]. В 1877 г. эта компания приобрела 18 пароходов компа-
нии «Цичан», в свою очередь основанной американской фир-
мой «Рассел энд К°». После этого количество судов новой
компании, которую к тому времени возглавил Шэн Сюань-хуай,
возросло до 33 [146, 63], а ее доля составила более трети
общего тоннажа внутренних пароходных грузовых перевозок
страны [23,214].
Ли Хун-чжан добился для «Китайской коммерческой па-
роходной компании» специальных привилегий. Казна предо-
ставляла ей различные льготы при перевозке риса, снижала
налоги, если компания «перевыполняла норму» перевозок,
186
и т. д. Когда английская пароходная компания «Тайгу»
(«Баттерфилд, Суайр энд К°»), стремясь вытеснить своего
китайского конкурента, значительно снизила цены на пере-
грузку товаров, Ли Хун-чжан в ответ тут же «предложил»
всем провинциям собрать 2 млн. лянов для поддержки оте-
чественной компании [138, 315]. Благодаря такой опеке акции
компании стали охотно покупаться китайскими купцами.
Оберегая ее от конкуренции, Ли Хун-чжан в 1881 г. за-
претил гуандунским купцам создание пароходной компании
для непосредственной торговли с английскими колониями
в Азии.
Все это позволило «Китайской коммерческой пароходной
компании» постепенно расширять свою деятельность. Были
проложены грузо-пассажирские линии по Янцзы до Цзюцзя-
на и Ханькоу, ее корабли начали совершать каботажные рей-
сы: на юг — до Сямыня и Шаньтоу, на север — до Яньтая.
Компания остро нуждалась в угле. Поэтому в 1877—
1878 гг. при поддержке Ли Хун-чжана была организована
«Кайпинская горная компания» для механизированной раз-
работки угольных пластов в Кайпине — в окрестностях Тан-
шаня (Чжили) [см. 224]. Предварительные разработки ве-
лись здесь с 1878 г., но широкая промышленная добыча на-
чалась в 1881 г. Эта смешанная акционерная компания стала
впоследствии крупнейшим угольным предприятием Китая и
привлекла к себе значительный по тем временам частный ка-
питал. Начав с 270 тыс. лянов, она уже в 1882 г. подняла
свои фонды до 1,2 млн. лянов, из которых 0,8 млн. приходи-
лось на долю частных акционеров [110, 66; 138, 315]. Вна-
чале Кайпин поставлял топливо только «Китайской коммер-
ческой пароходной компании». В свободную продажу уголь
оттуда начал поступать лишь в 1889 г. В этом же году от-
крылись угольные разработки компании в Линьси (Чжили).
«Кайпинская горная компания» первое время переживала
трудности с перевозкой продукции. Поскольку разработки
располагались вдали от морского побережья, доставка угля
на пароходы была крайне дорогостоящей. По протекции
Ли Хун-чжана компания добилась разрешения правительства
на постройку железной дороги (грузовой конки) к морю.
Однако сопротивление местного населения, руководимого
шэньши, заставило Пекин взять свое согласие обратно. Толь-
ко благодаря покровительству Ли Хун-чжана управление
Кайпинских копей смогло в 1881 г. начать строительство рель-
совой линии до канала, ведущего к р. Цзиюньхэ. Сначала
уголь перевозился в вагонах, которые тянули мулы. В 1882 г.
конка была превращена в железную дорогу с паровозной
тягой. В 1886 г. линия была продолжена до Лутая, а в 1888 г.
на юг — до Дагу.
В 1888 г. Ли Хун-чжан пригласил английских инженеров
137
для строительства железной дороги Тяньцзинь — Дагу. С этой
целью были выпущены акции, а также использованы англий-
ские и правительственные займы. Линия эксплуатировалась
частным капиталом под контролем казны. Затем дорога была
продлена на север и в 1893 г. подошла к порту Циньхуандао,
после чего кайпинский уголь получил возможность сразу гру-
зиться на суда «Китайской коммерческой пароходной компа-
нии». К 1895 г. железнодорожная линия от Тяньцзиня была
доведена до Шаньхайгуаня, общая длина ее составила около
287 км [23, 170].
Потребности железнодорожного строительства вызвали
необходимость, а наличие угля дало возможность для созда-
ния цементных заводов в Таншане и Мацягоу. В 1887 г. при
активной поддержке Ли Хун-чжана была объявлена публич-
ная подписка на акции «Таншаньской цементной компании»,
капитал которой составил 1 млн. лянов [118, 122]. Для удов-
летворения нужд промышленного и гражданского строитель-
ства (практически в Таншане возводился новый город с ра-
бочими кварталами и электростанцией) был открыт также
кирпичный завод. Таким образом, произошла своеобразная
«цепная реакция»: создание пароходной компании вызвало
к жизни крупное горное предприятие, потребности последне-
го— железную дорогу, та, в свою очередь, новый фабричный
комплекс.
Помимо покровительства «Китайской коммерческой паро-
ходной компании», Кайпинским угольным копям и Таншань-
скому цементному заводу Ли Хун-чжан содействовал откры-
тию угольных копей «Чжунсин» в Исяне (Шаньдун) и первой
шелковой фабрики в Яньтае в 1886 г.
Даже это куцее предпринимательство «по иностранному
образцу» вызывало страх и противоборство консервативной
придворной камарильи, ненавидевшей нововведения и, кроме
того, боявшейся усиления группировки Ли Хун-чжана. Реак-
ционная клика, в частности, всячески препятствовала строи-
тельству железной дороги Таншань — Тяньцзинь и в 1888 г.
решительно воспротивилась ее продолжению до Пекина.
«Нововведения» встречали сопротивление и со стороны сред-
них и низших слоев. Так, первая телеграфная линия Пекин —
Тяньцзинь подверглась налетам чиновников и служащих
прежней курьерской службы, потерявших заработок.
Стоявшая у власти консервативная группировка Цыси во-
обще стремилась по возможности отвести «подальше» все,
что было связано с проникновением иностранной техники.
Например, рельсы разобранной в 1877 г. первой в Китае же-
лезной дороги Шанхай — Усун были «сосланы» на Тайвань
и установлены там. В конце 80-х — начале 90-х годов здесь
был построен арсенал, телеграф связал северную и южную
части острова, был проложен морской кабель на материк
188
и т. д. В 1887 г. началось строительство Тайваньской желез-
ной дороги (Цзилун — Синьчжу) длиной 77 км, которая строи-
лась казной и была закончена в 1893 г. Однако вскоре, по
Симоносекскому договору 1895 г., она перешла к Японии.
Создание смешанных предприятий шло и вне «империй»
Ли Хун-чжана и Чжан Чжи-дуна, но неизмеримо слабее. Так,
в 1888 г. в уезде Цинци пров. Гуйчжоу был построен неболь-
шой железообрабатывающий завод, который управлялся сов-
местно правительством и частными пайщиками. В 1891 г.
шанхайский даотай Тан Сун-янь открыл в Шанхае прядиль-
ную фабрику под смешанным управлением. В 1894 г. на тех
же началах в Хубэе были созданы спичечные фабрики «Цзюй-
чан» и «Шэнчан».
С 1872 по 1895 г. китайскими сановниками, компрадорами,
купцами и шэньши было основано всего лишь 7 «жизнеспособ-
ных» «пароходных компаний с капиталом более 50 тыс. юаней
каждая [23, 214, 219]. Правда, в 90-х годах в Шанхае, Шань-
тоу, Гуанчжоу и Ханчжоу появилось множество мелких паро-
ходных компаний — частных, смешанных и китайско-иностран-
ных, однако большинство их быстро разорялось.
В горнодобывающих отраслях с 1875 по 1894 г. было осно-
вано 33 предприятия, из которых к 1895 г. сохранилось 21.
Почти все они были правительственными или казенно-частны-
ми [см. 41, т. I, 1170—1173]. На системе казенных закупок, на-
пример, в Хэйлунцзяне были основаны крупные золотые при-
иски в Мохэ (1889г.),а также менее значительные в Цицяньхэ
и Дулушане (1889 и 1891 гг.) [42, т. I, 213]. В 80—90-х годах
машинная техника стала применяться при добыче меди, свин-
ца, олова и серебра. Однако большинство предприятий в гор-
ном деле были небольшими, с устаревшей техникой. Кроме то-
го, произвол и лихоимство сановников, в ведении которых они
находились, часто делал их убыточными. Сравнительно пре-
успевали в этой сфере лишь крупные смешанные компании
(шахты в Кайпине, Мохэские золотые прииски [см. 185,
364—370]).
Казну устраивало смешанное предпринимательство под
контролем и чаще всего при главенстве чиновников. Частные
же акционеры, напротив, хотели «находиться под защитой пра-
вительства, но самим вести дела» [138, 323]. На смешанных
же предприятиях чиновникам предоставлялась слишком боль-
шая власть. Директор, его заместитель, управляющий, члены
правления из чиновников и шэньши держали все в своих ру-
ках. «Коммерсанты, хотя и внесли свой пай, считаются посто-
ронними,— отмечал современник.— При распределении дохо-
дов в конце года они вынуждены действовать так, как им ве-
лят. Правильно ли велись расходы и все дела предприятия —
об этом они не имеют права даже спрашивать... Акционеров
от управляющего отделяет прочная стена. Что велит управ-
189
ляющий, то и будет принято акционерами, с чем будет не со-
гласен управляющий — с тем не должны быть согласны и
акционеры» [220, 119].
В 1880 г. Ли Хун-чжан открыл в Тяньцзине телеграф. Чи-
новничий контроль сделал его функционирование убыточным.
Растущий поток правительственных и служебных телеграмм,
принимавшихся в первую очередь и освобождавшихся от опла-
ты, затруднял коммерческую корреспонденцию. Протесты пред-
принимателей не дали никаких результатов.
Аналогичное положение наблюдалось и в «Китайской ком-
мерческой пароходной компании» — типичном предприятии
гуаньду шанбань. Все практическое руководство ею находи-
лось в руках чиновников и шэньши — доверенных лиц
Ли Хун-чжана. Акционеры же, торговцы, неся полную ответ-
ственность за коммерческие дела компании, в том числе и за
убытки, не имели ни малейшей возможности во что бы то ни
было вмешаться. Начавшийся с первых же дней произвол
чиновников вызвал вначале протесты со стороны акционеров.
Однако, столкнувшись с полным безразличием к их интере-
сам, они вынуждены были смириться. Сам Ли Хун-чжан
оставался полным хозяином компании и вообще не считался
с частными акционерами. Так, в 1881 г. он использовал сред
ства компании на закупку военных судов для подчиняв-
шейся ему северной (бэйянской) эскадры. Пароходы компа-
нии должны были бесплатно перевозить подведомственные
Ли Хун-чжану воинские контингенты (из Хуайской и других
армий), а также лично ему принадлежавшие товары —
опиум, рис и т. д. [см. 274, 246—247].
Лидеры «самоусиления» искали себе помощников не толь-
ко в чиновничьей среде. Они находились в самых тесных свя-
зях с видными контрагентами, доверенными лицами и при-
казчиками крупнейших иностранных фирм. Ли Хун-чжан и
Чжан Чжи-дун охотно подбирали кадры администраторов и
управляющих своих предприятий из представителей этой ком-
прадорской среды, давая им чины и звания.
Среди директоров и управляющих предприятий типа
гуаньду шанбань, принадлежавших к «империи» Ли Хун-чжа-
на, помимо уже упоминавшегося Шэн Сюань-хуая выделялся
чиновник и компрадор крупных английских фирм «Дэнт
энд К°» и «Баттерфилд, Суайр энд К°» Чжэн Гуань-ин. Глав-
ный компрадор английской фирмы «Джардин, Мэзисон
энд К°» чиновник Тан Тин-шу был виднейшим помощником
Ли Хун-чжана в его деятельности периода «самоусиления».
Он был первым управляющим «Китайской коммерческой па-
роходной компании», имел крупные вложения и был одним
из основателей Кайпинской компании, занимал важные по-
сты в пароходных компаниях «Сэхэ», «Бэйцин», «Хуахай»,
а также участвовал в экспортной торговле шелком и чаем.
190
Соратником Тана был видный компрадор и чиновник Сюй
Юй-чжи.
Используя компрадоров, лидеры «самоусиления» в то же
время создавали максимально благоприятные условия для их
посреднической деятельности и самостоятельного предприни-
мательства, устанавливая через них тесные связи с иностран-
ным капиталом. При этом компрадоры вместе с иностранны-
ми поставщиками наживались за счет казны при закупке за
границей машин, оборудования, оружия, военных судов, ’па-
роходов, сырья для арсеналов и т. д. В результате происхо-
дило известное сращивание чиновного и компрадорского
начала.
Вместе с тем большинство назначаемых казной, Чжан
Чжи-дуном или Ли Хун-чжаном чиновников не имело пред-
ставления не только о специфике, но даже о существе пору-
ченного им дела, обладая при этом большой властью. Счи-
талось обычным явлением, когда «служащие рекомендованы
влиятельными чиновниками. Они имеют большую силу, что
вызывает у коммерсантов беспокойство» [138, 322]. «Едва
только назначат кого-нибудь управлять фабрикой,— отмечал
современник,— как он уже получает указания зачислить на
работу множество разных лиц, которым никак нельзя отка-
зать, устанавливает им заработную плату, делит будущие
прибыли. Еще неизвестно, будет ли новое дело иметь успех,
а расходы уже огромны» [138, 321].
Протесты частных акционеров против своеволия чиновни-
ков и их протеже либо не принимались во внимание властя-
ми, либо подавлялись. Так, вначале предполагалось, что по-
ловину капитала Хубэйской текстильной фабрики составит
пай казны, а другую половину — вложения частных коммер-
сантов. Но Чжан Чжи-дун полностью подчинил предприятие
назначенным им чиновникам. Частные акционеры просили
уменьшить права этих лиц, Чжан Чжи-дун же расценил это
как заговор предпринимателей. Позднее он выкупил их акции
(выплатив половину стоимости наличными, а на остальное
выдав долговые обязательства) и практически превратил фаб-
рику в казенное заведение.
Рост казенно-частных предприятий тем не менее в целом
оказал стимулирующее влияние на развитие машинного про-
изводства в Китае и на формирование крупной буржуазии,
особенно той ее части, которая была наиболее тесно связана
с цинским государственным аппаратом и с чиновничьей сре-
дой. Достаточно сказать, что крупнейшими в стране в то вре-
мя были предприятия смешанного типа. Капитал, например,
компаний Кайпина, Мохэ, Цинси, Шанхайской машинно-ткац-
кой и Хубэйской прядильно-ткацкой фабрик в сумме состав-
лял около 6 млн. лянов, причем половина его приходилась
на долю частных вложений [ПО, 72—73].
191
Вместе с тем долгое время тормозилось самостоятельное
фабричное предпринимательство торговой среды. Своевла-
стие чиновников, перераспределение дивидендов в ущерб
частным акционерам наблюдались почти на всех предприя-
тиях гуаньду шанбань. Произвол властей мешал росту част-
ного капитализма8. На смешанных предприятиях слишком
многое делалось без ведома и против воли частных акционе-
ров, поэтому уже в 90-е годы несколько окрепший частный
капитал стал постепенно избегать участия в таких компаниях.
Развитие смешанных предприятий привело к росту чис-
ленности китайских фабричных рабочих. В 1894 г. в горно-
добывающей, металлургической и текстильной промышленно-
сти было занято до 26 тыс. человек, на всех же государствен-
ных и казенно-частных предприятиях работало до 36 тыс. че-
ловек [41, т. I, 1201], т. е. примерно столько же, сколько на
иностранных фабриках. Казенные и смешанные предприятия,
возникнув первыми и имея поддержку государства, получили
определенные преимущества и до начала XX в. сохраняли
ведущее положение в китайской фабричной промышленно-
сти [см. 149, табл. 1, 4, 5].
В этом сказалась та особая роль, которую в течение бо-
лее тридцати лет (1861 —1894) играл этот отсталый феодаль-
но-государственный капитализм. При всей своей противоречи-
вости и отсталости, при феодально-монопольных тенденциях,
препятствовавших частному предпринимательству, это казен-
ное грюндерство в целом сыграло положительную роль в
социально-экономическом развитии Китая. Практика «само-
усиления» насаждала очаги национального машинного про-
изводства в тот период, когда частный капитал еще не со-
зрел, не был готов к крупному промышленному строитель-
ству. Он, особенно в 60—80-х годах, практически не имел ни
опыта, ни достаточных средств, ни кредита для самостоятель-
ной предпринимательской деятельности в таких масштабах.
Государственный же капитализм «самоусиления» сделал то,
на что местная раннебуржуазная среда еще не была способна.
Будучи для китайского общества своего рода суровой шко-
лой фабричного предпринимательства и в какой-то мере про-
ложив путь более прогрессивным экономическим формам, ка-
зенный и смешанный капитализм уже в 90-е годы стал терять
прежнюю значимость. Свою роль в этом сыграла и истори-
ческая проверка ничтожности военно-технических и политиче-
ских результатов политики «самоусиления» в двух войнах —
8 Так, несмотря на то что казенные вложения составляли менее поло-
вины общего фонда «Шанхайского машинно-ткацкого бюро», на предприя-
тии всем распоряжались чиновники. Ряд лет частным акционерам вообще
не начислялась прибыль. После пожара на этом предприятии в 1893 г. все
мелкие частные фабрики в Шанхае были произвольно объявлены его «фи-
лиалами». Туда были направлены особые чиновники [220, 118].
192
с Францией в 1884—1885 гг. и с Японией в 1894—1895 гг.
Позорное поражение в японо-китайской войне положило ко-
нец официальному курсу на «самоусиление». Тем не менее
строительство казенных и смешанных предприятий в после-
дующие годы продолжалось.
Глава VI
ЗАРОЖДЕНИЕ ЧАСТНОГО
ФАБРИЧНОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА
Слабость китайской торгово-предпринимательской среды
<и ее неподготовленность к созданию машинных предприятий
•наиболее остро чувствовалась в первые десятилетия после
Крестьянской войны. Сказывалось и общее состояние хозяй-
ственной разрухи 60—70-х годов. Для частного капитала в
этот период было характерно сравнительно раннее появле-
ние первых единичных предприятий и довольно позднее, по
сравнению с иностранным и казенным секторами, превраще-
ние частной фабрики в заметное экономическое явление
с устойчивой тенденцией роста.
Первым таким предприятием в Китае была механическая
мельница «Хуншэн», основанная в Шанхае в 1863 г. Тем не
менее китайская историография ведет начало частного пред-
принимательства с 1872 г., когда в уезде Фошань (Наньхай)
в Гуандуне возникла шелкопрядильня «Цзичанлун», обору-
дованная французскими машинами. Основателем ее был Чэнь
Ци-юань, китайский эмигрант, вернувшийся из Бирмы на
родину.
Открытие предприятия, на котором было занято 600—
700 работниц, вызвало волнения среди прядильщиков-надом-
ников, хозяев мастерских и других связанных с обработкой
шелка слоев населения, видевших в применении машин угро-
зу разорения. «Цзичанлун» была разгромлена возмущенной
толпой прядильщиков. Чэнь Ци-юань был вынужден закрыть
фабрику и в течение пяти лет скрывался в Макао под защи-
той португальских властей [см. 248, 156].
В 70-е годы китайский частный капитал делал лишь пер-
вые попытки создания своих предприятий, и только с середи-
ны 80-х годов начался более или менее заметный рост част-
ных фабрик [см. 165, 165—167]. При этом характерной фор-
мой предпринимательства стали паевые и акционерные обще-
ства, участие в которых было для вкладчика менее риско-
ванным по сравнению с единоличным хозяйствованием. Вы-
ступая же самостоятельно, китайские фабриканты стремились
создавать мелкие — до 30 тыс. юаней капитала — предприя-
тия. Так, в шелкообработке возможность создания мелких
7
О. Е. Непомнин
193
фабрик обусловила помимо всего прочего особое устремле-
ние в эту отрасль частных вложений. Для основания фабрики
здесь не требовалось больших вложений. Для открытия ря-
довой шелкопрядильни достаточно было примерно 20 тыс.
юаней, причем эти деньги часто брались взаймы в меняльных
лавках и ломбардах.
Шелкообработка оказалась, кроме того, отраслью более
подготовленной к переходу на машинное производство. Ши-
рокое распространение мануфактур, высокий спрос мирового
рынка на шелк, прибыльность шелкового экспорта — все это
стимулировало внедрение машин. Шелкомотальные фабрики,
как правило, были мелкими. Капитал самых крупных из них
не превышал 50—80 тыс. юаней. Для обычных предприятий в
Шуньдэ и его округе характерным было сочетание малень-
ких фондов (в среднем от 20 тыс. до 40 тыс. юаней) с боль-
шим числом занятых работниц (в среднем от 400 до 500 на
фабрику) [см. 42, т. I, 38—40]. Многие такие заведения пер-
вое время мало чем отличались от мануфактур. Как и для
последних, даже небольшое снижение цен на внешнем рынке
зачастую вело их к банкротству. Весьма частыми были вре-
менные остановки фабрик. Очень немногие из них могли про-
держаться более десяти лет.
Несмотря на то что в шелкообработке прочно преобладал
китайский капитал, зависимость этой отрасли от иностранных
экспортных фирм ставила шелковые фабрики Цзянсу и Гуан-
дуна в подчиненное положение от иностранного сектора. Це-
ны на их продукцию в первую очередь диктовались внеш-
ним спросом.
В целом же сфера шелкопрядения и шелкомотания стала
одной из основных, где возникали частные фабрики. Накану-
не японо-китайской войны на долю этой отрасли приходилось
54% всех частных китайских промышленных инвестиций
[ПО, 72].
В районе Гуанчжоу и особенно Шуньдэ шелкомотальные
фабрики росли наиболее быстро. В 1874 г. здесь действова-
ло 5, в 1882 г.— 11, а к 1895 г.— уже около 60 частных шел-
комотальных и шелкопрядильных фабрик. Семь таких пред-
приятий было построено в Шанхае [206, 236]. Здесь первая
механическая шелкопрядильня открылась в 1882 г. Фонды
шанхайских предприятий были значительно крупнее гуандун-
ских. Всего же с 1881 по 1895 г. в стране было основано
55 частных шелкообрабатывающих фабрик с общим капита-
лом в 4,6 млн. юаней, что составляло 43% всех китайских
вложений в текстильную промышленность [ПО, 68]. К этому
времени на этих предприятиях работало около 14 тыс. чело-
век [41, т. I, 1195].
Постепенно фабрики создавались также в хлопкоочисти-
тельной, хлопкоткацкой, хлопкопрядильной, мукомольной,
194
маслобойной, спичечной, полиграфической, судоремонтной и
некоторых других отраслях промышленности [см. 206,
235—239].
Разрушительное воздействие иностранного текстиля на
ручное хлопкопрядение расширило рынок как фабричной пря-
жи, так и рабочей силы, что в значительной мере способст-
вовало возникновению первых китайских хлопчатобумажных
фабрик. В отличие от шелкообработки фабрики в рассматри-
ваемой отрасли ©озникали, как правило, на «чистом месте».
Одним из немногих примеров превращения мануфактуры
в фабрику служит история хлопкоочистительной, а затем и
хлопкопрядильной фабрики «Тунцзююань», возникшей в Нин-
бо в 1887 г. [см. ПО, 68—69].
Растущий спрос внутреннего рынка страны на машинную
пряжу обусловил высокую прибыльность механического пря-
дения. В связи с этим первые хлопчатобумажные фабрики
в Китае специализировались преимущественно именно на
прядении. Однако в этой сфере рост частных фабрик замед-
лялся монопольным правом «Шанхайского машинно-ткацкого
бюро» на выработку пряжи. Некоторое оживление намети-
лось к началу 90-х годов. Жажда получения высоких при-
былей (у «Шанхайского машинно-ткацкого бюро» они пре-
вышали 25% на вложенный капитал) толкала предпринима-
телей на риск создания машинных прядилен, хотя и неболь-
ших размеров. После же отмены в 1893 г. монополии «Шан-
хайского машинно-ткацкого бюро» приток частного капитала
в хлопкопрядение заметно возрос.
В 1891 г. шанхайский даотай Тан Сун-янь построил ка-
зенно-частную фабрику «Хуасинь», которая, став частной,
позднее перешла к Не Ци-гую. В Нинбо была расширена
и дооборудована прядильными станками упомянутая выше
фабрика «Тунцзююань». В 1894 г. даотай Чжу Хун-ду осно-
вал в Шанхае предприятие «Юйюань», впоследствии пере-
шедшее к его сыну Чжу Ю-хуну. В следующем году в Шан-
хае начали работать две механические прядильни —
«Юйцзинь» и «Дачунь» [см. 220, 113, 342—344]. Всего же за
1893—1894 гг. (до начала японо-китайской войны) было
создано 7 фабрик со 174 тыс. веретен и 1,8 тыс. ткацких стан-
ков. В стадии строительства и оснащения находились еще
3 предприятия с 88 тыс. веретен [220, 113—114]. В сумме
капитал этих 10 частных и смешанных предприятий состав-
лял более 7 млн. юаней [см. 23, ПО; 41, т. I, 1166—1169].
Сравнительно небольшое количество веретен само по себе
не дает полного представления о размерах производства фаб-
ричных хлопкоизделий в Китае того времени. Если в Англии
хлопкопрядильное веретено работало до 8 часов, то в Ки-
тае— около 20 часов в сутки. В условиях экономической
отсталости Цинской империи не мог быть решен вопрос об
7* 195
аварийном состоянии станочного парка, не говоря уже
о проблеме морального устаревания техники. Иначе говоря,
при любых обстоятельствах машинная техника работала до
физического износа и слома.
Свои первые шаги частный капитал сделал и в металлооб-
работке. В 1893 г. компрадор Чжу Да-чунь построил в Шан-
хае небольшой механический завод «Юаньчан» для производ-
ства несложных машин и механизмов. Частный капитал на-
чал притекать и в сферу современного транспорта. С 1890 по
1894 г. было основано шесть небольших пароходных компа-
ний. Наибольшую роль в них играли компрадоры, особенно
посредник «Баттерфилд, Суайр энд Кс» Линь Юй-янь, орга-
низовавший в Шаньтоу компании «Наньцзи» и «Бочан» с об-
щим фондом в 0,5 млн. юаней [23, 219].
Среди значительных по капиталовложениям предприятий
того времени выделялись хлопкоочистительная фабрика
«Чэнхэнчап» (основана в 1875 г.) в Фэнсяне (Цзянсу), шан-
хайские предприятия — шелкомотальня Хуан Цзо-цина «Гун-
хэюн» (основана в 1881 г.) и спичечная фабрика «Сечан»
Се Чэп-чжуна (основана в 1890 г.), а также бумажная фаб-
рика Чжун Син-ци в Гуанчжоу [42, т. I, 38—39].
Всего же с 1872 по 1894 г. в обрабатывающей промыш-
ленности было основано 75 частных фабрик, из которых
к 1894 г. сохранилось 64. Их суммарный фонд составлял не
менее 11 млн. юаней, занято на них было 27 тыс. наемных
рабочих [см. 41, т. I, 1166—1169, 1201]. По другим подсче-
там, в обрабатывающих отраслях китайцами к 1895 г. было
основано около 108 предприятий, включая отдельные круп-
ные мануфактуры. Из них 31 предприятие было казенным
или смешанным, а 77 частными [42, т. I, 54]. Китайский част-
ный капитал притекал главным образом в текстильные от-
расли. Здесь ему принадлежало 63% инвестиций (около
7 млн. юаней) [см. 110, 67—68]. Однако в целом даже в не-
военных отраслях частные вложения уступали казенным фон-
дам. Реальная ситуация в Цинской империи периода «само-
усиления» оставляла для самостоятельного грюндерства
местной буржуазии роль бедного родственника при господ-
ствующей феодальной форме государственного капитализма.
Самые общие и приблизительные подсчеты показывают, что
по основным показателям (вложенный капитал и количество
занятых рабочих) казенный сектор прочно господствовал в
национальной фабричной промышленности, превосходя част-
ный сектор, например, по капиталам более чем в 20 раз
[42, т. I, 54].
Рассмотрев различные формы и пути возникновения со-
временных машинных предприятий, обратимся теперь к об-
щей картине первой стадии промышленного- развития Китая.
В первую очередь следует отметить, что из примерно
196
180 машинных предприятий, существовавших наканунеяпойо-
китайской войны 1894—1895 гг., более 100 были националь-
ными, включая все казенные, смешанные и частные [127,98].
В Цинской империи, как и во всякой другой стране, про-
ходившей раннюю стадию фабричного развития, быстрее все-
го росла текстильная и пищевая промышленность. Машино-
строение, как таковое, практически отсутствовало. К 1895 г.
имелись лишь небольшие судоремонтные (в Шанхае, Гуан-
чжоу, Ханькоу), а также механические (в Тяньцзине и Шан-
хае) предприятия. Крайне малый удельный вес механизиро-
ванного производства в экономике страны, трудность кон-
куренции с западноевропейской, американской и японской
продукцией, захват иностранцами наиболее выгодных сфер
приложения капитала в Китае, обстановка расширявшейся эко-
номической экспансии Запада и господство средневекового
цинского режима — все это сковывало и деформировало раз-
витие частного фабричного капитализма.
В силу этих причин китайский промышленный пролета-
риат начал формироваться несколько раньше национальной
буржуазии — сначала на иностранных фабриках, а затем на
казенных заводах. Его положение было исключительно тя-
желым, в силу чего он рано начал выступать в защиту своих
национальных и экономических прав. В 80-х — начале 90-х го-
дов произошло несколько забастовок на крупнейших пред-
приятиях, в том числе на Кайпинских угольных копях,
в Цзяннаньском арсенале, на Ханьянском металлургическом
заводе и на английских судостроительных доках «Есун».
Перед японо-китайской войной по всей стране насчиты-
валось около 100 тыс. фабричных рабочих [173, 71], не считая
матросов пароходов и прочих транспортников, а также рабо-
чих коммунальных предприятий. Из числа учтенных около
60 тыс. работало на национальных объектах [41, т. I, 1201].
По другим расчетам, на китайских предприятиях только в об-
рабатывающих отраслях к 1895 г. было занято около 85 тыс.
человек. Более половины из них (45 тыс.) приходилось на
текстильные фабрики и свыше одной четверти — на военные
предприятия (27 тыс.) [42, т. I, 54].
Искусственное перенесение машинного производства в
Китай извне сказалось на территориальном размещении но-
вой промышленности. Как и во многих отсталых странах, на
огромных пространствах глубинных провинций почти не бы-
ло современных предприятий. Подавляющее большинство
фабрик, даже тех, что работали на внутренний рынок, было
построено в «открытых» портах. В одном только Шанхае
к 1895 г. было 16 текстильных фабрик, а также ряд пред-
приятий пищевой, бумагоделательной, спичечной и иных от-
раслей промышленности [ПО, 71]. В течение полустолетия
этот уездный центр, окруженный бедными рыбачьими посел-
197
ками, стал одним из крупнейших промышленных и торговых
городов Китая, важнейшим центром предпринимательской
деятельности нарождавшейся буржуазии.
Шанхай и юг Цзянсу, однако, в рассматриваемый период
еще не стали основным средоточием национальной промыш-
ленности. По количеству фабрик впереди шла пров. Гуандун,
где в центре шелкомотального и шелкопрядильного произ-
водства— Шуньдэ — одно за другим открывались всё новые
предприятия. В начале 90-х годов промышленное развитие
Уханя и Шанхая за счет национального капитала находилось
примерно на одном уровне, а в некоторых отношениях пере-
вес был на стороне хубэйского трехградья. Лишь со второй
половины 90-х годов Шанхай в этом плане опередил Хань-
коу, Ханьян и Учан.
Возникновение пока еще крайне слабого фабричного ка-
питала являлось составной частью постепенного складывания
местной буржуазии в особый класс цинского общества.
С 80—90-х годов началось становление национального пред-
принимательского слоя, связанного с современными форма-
ми приложения капитала. В 80-е годы открыли свои первые
предприятия такие в последующем крупные фабриканты, как
Чжу Да-чунь, Ян Цзун-лянь, Хуан Цзо-цин, Янь Синь-хоу
и др. Основным источником накопления частного фабричного
капитала служили средства чиновников, помещиков и шэнь-
ши, полученные в сфере традиционной арендной и налоговой
эксплуатации крестьянства, а также средства купцов-компра-
доров, в значительной мере нажитые в сфере посреднической
торговли. Представители чиновничьей и компрадорской среды
создали не только первые, но и самые крупные к началу япо-
но-китайской войны машинные предприятия.
В среде формировавшейся промышленной буржуазии ве-
дущим слоем были крупные чиновники, помещики и шэньши.
Связь с правительственным аппаратом и казной создавала
для этого слоя наиболее благоприятные условия для накоп-
ления крупных средств и приобретения машинного оборудо-
вания. До начала XX в. лицо национального капитализма
во многом определялось ведущим положением в частном
и смешанном предпринимательстве крупных сановников —
Ли Хун-чжана, Чжан Чжи-дуна, Шэн Сюань-хуая, Чжу
Хун-ду и т. п. До 1895 г. предприниматели-чиновники Шэн
Сюань-хуай, Чжу Хун-ду, Не Ци-гуй и Тан Сун-янь играли
ведущую роль среди текстильных фабрикантов [см. 42, т. I,
248—249]. К чиновной среде принадлежали и такие начинаю-
щие текстильные фабриканты, как Чжан Цзянь, Янь Синь-
хоу, Пан Юань-цзи, Ян Цзун-лянь и многие другие.
Сам исторический выход частной фабрики из системы
гуаньду шанбань наложил серьезный отпечаток на раннюю
буржуазию Китая. Представители казенного сектора и свое-
198
образного феодально-государственного капитализма (Тан
Тин-шу, Чжэн Гуань-ин, Ян Дэ и др.), будучи крупнейшими
акционерами и управляющими наиболее важных смешанных
компаний, имели особенно большой вес в среде нарождав-
шейся буржуазии. Частный сектор вследствие своей слабо-
сти находился в подчиненном положении.
Так, большинство крупных шанхайских фабрикантов того
времени составляли чиновники, шэньши и компрадоры, близ-
ко стоявшие к Ли Хун-чжану. Рядовые торговцы, желавшие
вложить свой капитал в машинное производство, вытеснялись
ими из этой сферы предпринимательской деятельности [138,
323]. Даже наиболее крупные представители молодой нацио-
нальной буржуазии (Чжан Цзянь и др.) были вынуждены
искать покровительства наместников и губернаторов провин-
ций, параллельно с открытием собственных частных пред-
приятий вступать в смешанные компании, передавая контроль
над ними представителям региональных клик [см. 137, 93;
238, 15—16]. Не удивительно поэтому, что главным полем
деятельности частного капитала в то время была сфера
смешанного предпринимательства.
Связи с феодальными кликами, покровительство того или
иного высокопоставленного чиновника были крайне важны
и для компрадорской среды. Не случайно фабрикантами
стали многие компрадоры из непосредственного окружения
Ли Хун-чжана, Цзо Цзун-тана, Цзэн Го-цюаня. Роль же ком-
прадорских элементов в частном предпринимательстве была
достаточно большой. В одной из основных отраслей машин-
ной индустрии, в текстильной промышленности, например,
наиболее важными фигурами (после названных выше круп-
ных чиновников-предпринимателей) были чиновники-компра-
доры и просто компрадоры Чжэн Гуань-ин, Сюй Юй-чжи,
У Шэнь-бо и др. В 80—90-е годы значительные по тому вре-
мени вложения в текстильную и пищевую промышленность
были сделаны компрадорами Чжу Чжи-яо, У Мао-дином и
Лю Жэнь-сяном. Первый частный механический завод, как
уже отмечалось, был построен компрадором Чжу Да-чунем.
На долю компрадоров приходилось свыше 62% общего ка-
питала десяти китайских механизированных угольных шахт,
открытых с 1863 по 1886 г. [242, 127].
Тем не менее как чиновно-шэньшийская, так и компрадор-
ская среда вкладывали в машинную промышленность и транс-
порт ничтожную долю своих средств. Так, по некоторым
подсчетам, общая сумма капиталов, аккумулированных всем
слоем компрадоров с 1842 по 1894 г., составляла 530 млн.
лянов. Из этой суммы примерно половина была «заработана»
ими на чисто компрадорском поприще, а другая — создана
за счет самостоятельной торговли [242, 105]. Вложения же
компрадоров в промышленность не идут ни в какое сравне-
199
ние с этими цифрами. Их инвестиции, например, в восемь ки-
тайских ’пароходных компаний, возникших в 1872—1893 гг.,
составляли немногим более 1 млп. лянов (свыше 54% обще-
го капитала). В четыре иностранные пароходные компании
с 1862 по 1875 г. они вложили всего около 0,5 млн. лянов
[242, 124, 125].
Прослойка промышленной буржуазии, выраставшая из
торгово-ростовщической и мануфактурной среды, была еще
крайне слаба и играла третьестепенную роль. Ограничен-
ность источников накопления и препятствия, чинимые нало-
говой и торговой политикой цинского режима, обусловили
более позднее вступление этого слоя на путь создания фаб-
рик. Фабричное предпринимательство более или менее вид-
ных представителей торговой, в том числе эмигрантской, сре-
ды— Чжан Чжэнь-сюня, Чжоу Тин-би и др.— только начина-
лось. Торговцы, ростовщики, владельцы мастерских и ману-
фактур, небогатые шэньши и средние помещики открывали в
основном мелкие и средние 'предприятия. Недостаточность
индивидуальных накоплений в этой среде породила преобла-
дание паевых компаний и акционерных обществ [см. 127,
110—113].
Чисто количественный перевес частных фабрик (о чем
уже шла речь выше) создавался за счет мелких, но много-
численных шелкомотален района Шуньдэ. Частная фабрика
также господствовала в мукомольном, маслобойном, бумаго-
делательном, спичечном и ряде других производств, посколь-
ку в этих отраслях казна вообще не создавала своих пред-
приятий. Зато государственный сектор полностью контролиро-
вал военную промышленность, новую металлургию и метал-
лообработку, почти полностью — механосборочное дело и
судостроение, а главное — горнодобывающую промышлен-
ность. Кроме того, государство имело очень сильные позиции
в хлопчатобумажном производстве. В последнем казенный и
смешанный капитал превышал фонды частного сектора в
2,5 раза, превосходя его и по количеству занятых рабочих
[42, т. I, 54]. Кроме того, общее преобладание казенного сек-
тора подкреплялось силой государства.
Слабость буржуазии, и особенно ее промышленной про-
слойки, во многом определялась крайне неравными условия-
ми конкурентной бооьбы с иностранцами. Пошлины на тонну
импортного угля, например, составляли 5 фэней, а на тонну
китайского — 67 фэней, пли 20% цены [ПО, 70]. Низкие ввоз-
ные пошлины на иностранные товары и высокое многократ-
ное обложение отечественных изделий лицзинем в сочетании
с вымогательством и грабежом чиновников на заставах бы-
ли настоящим бедствием нарождавшейся частной фабрики.
«Лицзинь был невыносим,— отмечал позднее один из совре-
менников.— Если неполноправные таможенные пошлины
200
можно сравнить с тигром, то лицзинь был помощником тиг-
ра» [138, 323].
Бичом национальной буржуазии были взяточничество и
самоуправство местных властей при юридической незащищен-
ности буржуазного предпринимательства в Цинской импе-
рии. Так, в 90-х годах в Гуанчжоу полицейский надзиратель
вместе со своими подчиненными дочиста ограбил местную
шелкоткацкую фабрику. Наместник же Лянгуана, к которому
пострадавшие обратились за защитой, наказал самих жалоб-
щиков [см. 110, 71].
Стремясь оградить себя от произвола местных властей,
китайские фабриканты в особо тяжелых случаях покупали
заграничные патенты, вывешивали иностранные флаги, при-
влекали пайщиков-европейцев, а иногда даже принимали
христианство. Рост бандитизма во внутренних областях Ки-
тая вынуждал предпринимателей тратить немалые деньги на
подкуп местных военачальников, содержать для охраны сво-
их предприятий значительную собственную стражу. Иногда
приходилось регулярно откупаться от тайных обществ, вы-
рождавшихся в гангстерские клики, и разбойничьих шаек,
а также от солдат провинциальных войск, промышлявших
грабежами и вымогательствами. Все это снижало прибыли
фабрикантов.
Неблагоприятные условия вынуждали многих представи-
телей нарождавшейся буржуазии, преимущественно из южных
провинций, эмигрировать за границу, главным образом в
Индонезию, Вьетнам, Малайю, на Гавайи, Филиппины,
в Сиам и Бирму. Однако к концу XIX в. стала все более ска-
зываться обратная тенденция. На базе вывезенного, но в еще
большей мере созданного в колониях Юго-Восточной Азии
богатства росла так называемая эмигрантская буржуазия,
сыгравшая впоследствии видную роль в процессе формиро-
вания национального капитализма. Однако приток китайских
переводов из-за рубежа вплоть до конца XIX в. мало влиял
на общую картину инвестирования в фабричную промышлен-
ность (как уже отмечалось, в эту сферу вкладывалась лишь
незначительная часть торгового капитала и свободных денеж-
ных средств).
В Китае, как в стране, опоздавшей со вступлением в ка-
питалистическую фазу и переходившей к машинному произ-
водству, «перепрыгивая» через незавершенную мануфактур-
ную стадию, требовалась неизмеримо большая (по сравне-
нию с естественным генетическим переходом к машине, для
которого характерен низкий вначале уровень инвестиций на
каждого занятого) норма капиталовложений на каждого
фабричного рабочего. Получение новой техники в готовом
виде было плюсом для Китая. Однако высокие и постоянно
растущие (по мере неуклонного удорожания оборудования)
201
цены на 'приобретаемые машины неблагоприятно влияли на
возникновение китайского капитализма.
Помимо дороговизны импортного оборудования остро ска-
зывалось и отсутствие технических кадров. Китайцам вместе
с машинами приходилось на первых порах выписывать из-за
границы инженеров, техников и квалифицированных рабочих
дефицитных в Китае того времени специальностей — механи-
ков, слесарей и т. д. При этом отношения доверия между ки-
тайцами и иностранными специалистами устанавливались
с трудом.
Существенно затрудняло рост промышленной буржуазии
быстрое вздорожание сырья — явление, в принципе свойствен-
ное всем странам, вступившим на путь фабричного развития.
Специфика Китая в данном случае состояла в том, что рост
цен на сырье вызывался главным образом спросом мирового
рынка и растущим экспортом шелка-сырца, хлопка и маслич-
ных. В результате вывоз из Китая хлопка (прежде всего
в Японию) первое время сильно затруднял снабжение им
отечественных фабрик. В целом же сырьевые ресурсы китай-
ской деревни либо по количеству, либо по качеству, либо
в силу дороговизны внутренней транспортировки не могли
полностью удовлетворить опрос местной промышленности, что
вело к импорту сырья (длинноволокнистого хлопка-сырца,
табачного листа и др.) из-за границы. Так, поскольку мест-
ные сорта хлопчатника были коротковолокнистыми, многие
фабрики, остро нуждаясь в длинноволокнистом хлопке, были
вынуждены закупать дорогое привозное индийское и амери-
канское волокно и вместе с тем создавать собственную сырье-
вую базу в восточных приморских провинциях [см. 122,
128—129].
Для местной буржуазии было характерным отсутствие
современного хозяйственного опыта, особенно при ведении
дел фабричных предприятий. Предприятие чаще всего осно-
вывалось группой родственников или знакомых, являясь това-
риществом на паях. Этот вид хозяйственной организации
исторически явился предшественником последующих китай-
ских акционерных обществ. Традиционная китайская практи-
ка функционирования подобных компаний или товариществ
в большинстве случаев исключала создание резервных фон-
дов как на фабрике, так и в мануфактуре. Следствием этого
была их крайняя неустойчивость, малейшая заминка в сбы-
те готовой продукции могла привести такое предприятие
к банкротству.
Вместе с тем раннее фабричное предпринимательство но-
сило в определенной мере спекулятивный характер. Владель-
цы капитала выстраивали фабрику, открывали ее и тут же
продавали или сдавали ее в аренду. Новые хозяева перепро-
давали предприятие и т. д. Все это рождало в среде мелких
202
и средних капиталовладельцев настороженность по отноше-
нию к безликим национальным акционерным обществам. Им
не доверяли, боясь потерять деньги из-за различных махина-
ций учредителей.
Китайские фабриканты испытывали большие финансовые
трудности, вызванные все той же «нехваткой капитала». По-
следний притекал прежде всего в земледелие, торговлю, ро-
стовщичество, где прибыль была значительно выше и более
гарантирована, и лишь в последнюю очередь, и то с большой
осторожностью, в фабричное производство — дело новое и
сомнительное.
В сфере же кредита сохранялось господство средневеко-
вой системы, 'представленной меняльными лавками, перевод-
ными конторами и ломбардами. Даже в сфере внешней тор-
говли китайская часть товаропроводящей сети находилась
в зависимости от традиционных кредитных учреждений. Ча-
сто купцы-оптовики являлись по существу лишь агентами-
комиссионерами или должниками меняльных контор и лом-
бардов. В то же время сами купцы зачастую состояли пай-
щиками или учредителями ломбардов и меняльных контор.
Новые веяния, естественно, коснулись и сферы финанси-
рования. Однако применительно к рассматриваемому перио-
ду невозможно говорить о складывании, становлении целост-
ной системы современного кредита. Последний развивался
значительно медленнее и слабее фабричной промышленности.
Только в 1882 г. в Шанхае был открыт китайский частный
банк «Юаньфэн» с капиталом 1,4 млн. юаней, причем он ме-
нее всего был нацелен на кредитование местных фабрик.
Указанная выше особенность Китая конца XIX в.— пре-
имущественное создание товариществ на паях доверенными
людьми (родственниками или друзьями) —сказывалась и в
сфере современных форм кредита. Акции первых китайских
банков современного типа, например, находились в руках
узкого круга лиц, небольших «клик», состоявших из близких
друг другу вкладчиков и значительного числа влиятельных
чиновников.
Все это крайне отрицательно сказывалось на китайском
национальном, особенно частном, промышленном предприни-
мательстве. Иностранные предприятия в «открытых» портах
кредитовались банками своих стран в Шанхае и Гонконге
по принятым в Европе и США сравнительно низким процен-
там. Крупные китайские фабриканты, в первую очередь ком-
прадоры и чиновники, также получали ссуды от этих банков,
но уже по более высокой процентной ставке. Средние же и
особенно мелкие предприниматели-китайцы вынуждены были
занимать деньги у ломбардов и меняльных лавок под неиз-
меримо более высокий процент. В последнем случае размер
заемного процента придавал этой операции открыто ростов-
203
щический характер, грозивший фабриканту в случае заминки
в деле большими потерями, а часто и банкротством. Ростов-
щическая зависимость первых фабрик в шелкообработке, на-
пример, доходила до того, что часть сырья, закупленного
предприятием, зачастую хранилась на складах ломбардов и
меняльных лавок в качестве залога или обеспечения долгов
фабрики.
Трудности предпринимательства для лиц, вышедших не
из чиновно-компрадорской среды, усиливались еще и тем, что
по сохранившейся еще средневековой традиции в Китае вто-
рой половины XIX в. кредитом пользовалось не предприятие,
как таковое, а лично предприниматель — купец, мануфакту-
рист или фабрикант. Это ставило чиновников, шэньши и
компрадоров по сравнению с прочими в привилегированное
положение, так как им кредит предоставлялся охотнее и в
более крупных размерах.
Наиболее ярко слабость китайского частного предприни-
мательства обнаруживалась при сопоставлении его с быст-
рыми успехами машинной промышленности, принадлежавшей
иностранному сектору.
Глава VII
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЭКСПАНСИЯ
КАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ ДЕРЖАВ.
СТАНОВЛЕНИЕ ИНОСТРАННОГО СЕКТОРА
Насильственное разрушение западными державами
прежней изоляции открыло эпоху закабаления Китая и по-
степенного превращения Цинской империи в полуколонию.
Установление и последовательное усиление экономических
связей с мировым рынком стало существенным фактором хо-
зяйственной жизни страны. Именно в этот период, после
«опиумных» войн, державы постепенно перешли от ограбле-
ния Китая методами первоначального накопления (опиум)
к торговой эксплуатации, характерной для домонополистиче-
ского периода свободной конкуренции.
Европейская и американская буржуазия силой оружия
открыла для своих товаров китайский рынок, заставив мань-
чжурское правительство подписать целый ряд неравноправ-
ных договоров, которые послужили юридической основой си-
стемы полуколониальной эксплуатации страны иностранным
капиталом. В течение последующих десятилетий эта систе-
ма оказывала все возраставшее влияние на становление но-
вых форм экономики Китая, на уровень развития ее отдель-
ных отраслей.
Экономическая экспансия держав определялась торговы-
204
ми интересами западной буржуазии. Иностранцы получили
право свободного передвижения с коммерческими целями по
всему Китаю. С 1843 по 1894 г. для иностранной торговли
было открыто 34 морских и речных порта, в том числе горо-
да и во внутренних районах империи [см. 23, 48—52]. В чис-
ле «открытых» портов оказались такие крупнейшие торгово-
ремесленные центры, как Гуанчжоу, Сямынь, Нинбо, Фу-
чжоу, Тяньцзинь, Шаньтоу, Чжэньцзян, Ханькоу, Уху, Цзю-
цзян, Шанхай, Нючжуан, Вэньчжоу и Чунцин.
Важным средством закабаления Китая явилось лишение
его таможенной независимости. Ослабленное Крестьянской
войной цинское правительство пошло на уступки западным
державам, требовавшим реорганизации таможенной службы
Китая в соответствии с торговыми интересами иностранцев.
Начало этому было положено во время восстания тайного
общества «Сяодаохуй» в Шанхае в 1853—1855 гг., когда ки-
тайская таможня в этом городе перешла под контроль ко-
митета, состоявшего из английского, французского и амери-
канского торговых консулов.
В 1859 г. на базе таможенных пунктов, учрежденных в
Шанхае и других «открытых» портах, в Пекине было созда-
но «Управление императорскими морскими таможнями Ки-
тая», номинально являвшееся частью цинской администра-
тивной системы. Однако англичане (так же как в 1854 г.,
когда они добились контроля над шанхайской таможней)
сразу же фактически захватили в свои руки это новое уч-
реждение, поставив во главе его сначала Нельсона Лэя, а
затем Роберта Харта. Последний в течение 45 лет (1863—
1909) бессменно был генеральным директором и фактическим
хозяином морских таможен, превратив их по существу в ино-
странные учреждения
Управлением морских таможен в каждый «открытый»
порт был назначен инспектор-иностранец. В 1859—1864 гг.
такой таможенный контроль был Введен в 14 портах, а к
1894 г. — еще в 11. В 1875 г. в таможнях служило 348 иност-
ранцев, а к 1895 г. — 770, преимущественно англичан [см.
264, 397]. Все доходы от таможен не только проходили через
руки англичан; но и частично хранились в английских бан-
ках в Китае. Используя, таможенную службу,-англичане конт-
ролировали также поступления от соляного налога и некото-
рые другие важные статьи бюджета центрального правитель-
ства и провинциальных властей. Сам Р. Харт приобрел изве-
стное влияние в Пекине.
По положениям неравноправных договоров, которые
Цинская империя вынуждена была заключать с западными дер-
жавами после поражения в первой «опиумной» войне, пра-
вительство Китая лишалось права самостоятельно устанав-
ливать внешнеторговые пошлины. Ввозные пошлины на ино-
205
странные товары могли пересматриваться только раз в де*
сятилетний период и лишь с согласия и под контролем
иностранных торговых консулов.
После первой «опиумной» войны англичане добились уста-
новления низких фиксированных таможенных пошлин, раз-
мер которых по большинству товаров составлял не более
5% их стоимости. Иностранные коммерсанты освобожда-
лись от уплаты чангуаньшуя и лицзиня — многократных внут-
ренних пошлин, которыми в Китае облагались местные то-
вары при провозе по внутренним провинциям. Эта привиле-
гия компенсировалась скорее формальной, чем действитель-
ной, тарифной надбавкой на импортные товары в 2,5% их
стоимости.
В результате англо-китайского соглашения 1843 г. о та-
моженном тарифе импортные пошлины на различные тек-
стильные товары были снижены в среднем на 70%, а после
пересмотра тарифа в 1858 г. — еще на 43% [23, 82]. Подоб-
ные снижения происходили и в последующем. В результате
уже в 1873—1893 гг. экспортные пошлины на китайские то-
вары превышали импортные почти вдвое [23, 83]. Установ-
ление низких таможенных тарифов открывало иностранным
фабрикам широкую дорогу в Китай и ставило их в неизме-
римо более выгодные условия по сравнению с отечественны-
ми местными изделиями.
При внешнем равноправии отношений продавца и поку-
пателя иностранная торговля в Китае по сути была неэкви-
валентным обменом. Эта неэквивалентность вытекала из раз-
рыва между национальными уровнями производительности
труда в передовых странах Запада и в отсталой Цинской
империи. Такое положение имело для Китая крайне тяжелые
последствия, усугубив его экономически неполноправный
статус.
Торговая экспансия капиталистических держав в Китае
имела насильственную окраску. В экономическом плане борь-
ба иностранных коммерсантов за «открытие» главных портов
страны, за юридические гарантии иностранной торговли и су-
доходства в Китае была прежде всего борьбой за рынок, за
свободу торговой конкуренции, против упорного сопротивле-
ния мелкого производства, организованного в общекитай-
ском масштабе и до этого успешно охраняемого при помощи
политики искусственной изоляции от внешнего мира.
Иностранный капитал не был заинтересован в сохранении
системы внутренних таможен, взимавших лицзинь и чангу-
аньшуй, и,эет против нее борьбу. Западные, и прежде всего
английские, коммерческие круги, имевшие наибольшие инте-
ресы в Китае, настоятельно требовали разрушения всех внут-
ренних преград на пути освоения местного рынка, и особенно
ликвидации лицзиня. Последний резко повышал закупочные
20*
цены на экспортируемые иностранцами из Китая товары, в
то же время задерживая рост внутреннего рынка Цинской
империи и соответственно темпы торговой экспансии Запада.
Стремясь расширить рынок сбыта своих товаров, ино-
странные державы после Крестьянской войны настаивали
также на полном превращении поземельного натурального
налога в денежный. Давление в этом плане на Пекин оказы-
валось прежде всего через «Управление императорских мор-
ских таможен». Р. Харт периодически бомбардировал цин-
ский двор меморандумами о соответствующей реформе по-
земельного налога. Иностранный капитал чем дальше, тем
все больше видел в ней важнейшее средство для расшире-
ния своих коммерческих оборотов в Китае, поскольку дейст-
вительность в значительной мере разрушила прежнее пред-
ставление о необъятности внутреннего рынка этой страны и
радужные надежды на быстрое овладение им.
В 1889 г. крупные английские коммерсанты и финансисты,
действовавшие в «открытых» портах, создали неофициальное
объединение «Чайна Ассошиэйшн», ставшее своего рода шта-
бом по выработке экономической политики Англии в Китае.
В него входили представители «Гонконг энд Шанхай Бэнкинг
Корпорэйшн» («Хуйфэн»), «Джардин, Мэзисон энд К°»
(«Ихэ») и других крупнейших британских фирм и компаний.
«Чайна Ассошиэйшн» оказывала большое влияние на внеш-
нюю политику Лондона в отношении Цинской империи.
К концу XIX в. экономическая программа иностранного
капитала в Китае сводилась к следующим основным пунктам:
полная отмена внутренних пошлин, увеличение числа «от-
крытых» портов, открытие для иностранного судоходства ря-
да речных путей (верхнего течения Янцзы, Сицзяна и неко-
торых других рек), а также право строить железные дороги
на территории Цинской империи.
Характерные для Китая аграрное перенаселение, преиму-
щество земледелия перед промышленностью по уровню произ-
водительности труда и вытекавшее из него господство дерев-
ни над городом делали ремесленный труд не только край-
не дешевым, но и жизненно необходимым для десятков мил-
лионов семей, занятых домашними промыслами, особенно
ткачеством. Это полунатуральное соединение земледелия с
промышленностью служило основной причиной упорного со-
противления китайской экономической системы конкуренции
иностранных фабрикатов. Традиционность потребительского
спроса населения также тормозила рост европейской и аме-
риканской торговой экспансии. В свое время К- Маркс отме-
чал, что разложение старого способа производства еще ме-
нее, чем в Индии, удавалось в Китае, где «непосредственная
политическая власть не приходит на помощь» [7, 367].
Само превращение Китая в часть мирового рынка, как
207
уже отмечалось, происходило лишь постепенно, по мере того’,,
как одна часть страны за другой открывалась для внешней
торговли. После первой «опиумной» войны это были южные
районы. В 50—60-х годах рынком сбыта импортных фабри-
катов постепенно становятся восточные приморские провин-
ции. С этого времени центр внешней торговли Китая пере-
местился из Гуанчжоу на север — в Шанхай. С 70-х годов бы-
ли открыты для иностранной торговли бассейн Янцзы и се-
вер страны. В 80-е годы в сферу мирового рынка попадают
юго-западные, а в 90-е годы — северо-восточные провинции.
Таким образом, лишь к началу XX в. экономически наиболее
важные районы империи оказались в той или иной мере свя-
занными с мировым рынком.
Практически же, даже к концу рассматриваемого нами
периода Китай не был полностью включен в систему миро-
вого рынка. Железнодорожное строительство тогда только
начиналось. Маньчжурия была втянута в мировой товаро-
оборот весьма слабо. Коммерческое пароходство росло срав-
нительно медленно. Лишь после японо-китайской войны на-
чались регулярные пароходные рейсы в верхнем течении
Янцзы. В силу всех этих причин завоевание китайского рын-
ка западной буржуазией осуществлялось с большим трудом.
Тем не менее к концу века, используя режим неравноправ-
ных договоров и некоторые сдвиги в местной экономике,
иностранный торговый капитал добился ощутимого расши-
рения своих позиций.
Большую роль в этом сыграли успехи промышленной ре-
волюции в Европе и Северной Америке, резко усилившие
конкурентоспособность фабричных изделий на рынках стран
Дальнего Востока.
Кроме того, влияние мирового рынка становилось все бо-
лее действенным по мере развития парового флота и средств
связи. Открытие в 1869 г. Суэцкого канала сократило путь
из Англии в Китай почти на одну треть, соответственно ус-
корив оборот судов и уменьшив транспортные расходы. Про-
кладка морского телеграфного кабеля между Лондоном и
Гонконгом в 1871 г. сделала более оперативной деятельность
английского капитала в Китае. Аналогичную роль сыграло
и установление в том же году телеграфной связи Шанхая с
внешним миром. В 1879 и 1881 гг. вошли в действие первые
в Китае телеграфные линии, которые вместе с иностранной
почтой облегчали эксплуатацию местного рынка английским
и другим коммерсантам.
В результате постепенного усиления связей с мировым
рынком и неуклонно расширявшейся экономической экспан-
сии западных держав за три десятилетия (1864—1894) объ-
ем внешней торговли Китая увеличился со 105 млн. дс
290 млн. таможенных лянов. За этот период импорт нно*
208
Странных товаров вырос с 51 млн. до 162 млн. лянов [см. 270,
245—247; 272; 391—392].
1 Основные формы, направления и динамика иностранной
торговли, а также результаты ее непосредственного влияния
на различные сферы хозяйственной жизни Цинской импе-
рии подробно рассматривались в предыдущих разделах кни-
ги. Здесь же следует подчеркнуть, что коммерческая деятель-
ность была в рассматриваемый период основной формой эко-
номической экспансии Запада, главным средством ограбле-
ния им Китая.
Данные товарной структуры этого импорта убедительно
свидетельствуют, что рост торговой экспансии Запада вел
к превращению Китая в рынок для иностранной промышлен-
ности: в 1873—1893 гг. предметы потребления составляли в
среднем 92%, а средства производства — только 8% общей
стоимости ввоза [23, 87]. До конца 80-х годов в импорте
первое место принадлежало опиуму. На втором месте стояли
хлопчатобумажные товары, затем шла шерсть и шерстяные
изделия. Постепенно увеличивался ввоз железа, цветных ме-
таллов и металлоизделий, а также керосина. Последний, как
уже упоминалось выше, вытеснял из употребления расти-
тельные масла, применявшиеся китайцами для освещения.
Опиумная торговля играла особую роль. Во второй по-
ловине XIX в. две трети экспорта китайского шелка и чая
оплачивались ввозом индийского опиума [245, 163]. В 1860 г.
было импортировано 85 тыс. ящиков этого наркотика. Куль-
минационный уровень был достигнут в 1879 г., когда было
легально ввезено около 83 тыс. даней опиума (46% стоимости
всего импорта). Кроме того, около 20 тыс. даней было вве-
зено контрабандным путем. В итоге Китай за один только
год заплатил за наркотик около 45 млн. лянов [119, 297]. Од-
нако с начала 80-х годов приток иностранного опиума стал
постепенно уменьшаться в связи с ростом местного произ-
водства этого наркотика и соответственно падением цен на
него (что, в свою очередь, расширяло число опиекурилыци-
ков среди трудящихся слоев населения).
На опиумной торговле поднялись и окрепли многие ино-
странные коммерческие фирмы, в том числе крупнейшая в
Китае английская «Джардин, Мэзисон энд К°» [см. 257, 12—
30]. Основанная в 1811 г. в колониальной Индии, «Джардин
энд К°» перенесла свою деятельность в Китай в 1832 г.,
обосновавшись сначала в Макао. Затем, объединившись
в 1834 г. с «Мэзисон энд К°», эта фирма под китайским на-
званием «Ихэ» стала крупнейшим опиумным контрабандис-
том, наживая баснословные прибыли благодаря своим быст-
роходным судам. В 1842 г. опа перенесла свою главную кон-
тору в Гонконг.
С начала 90-х годов па первое место в импорте Китая
209
ВЫШЛИ Хлопчатобумажные пряЖа и ткани, опиум отступил
на второе, затем шли такие растущие статьи ввоза, как ке-
росин, металлы и металлоизделия, уголь и мука. Рост тек-
стильного импорта стал главным явлением в иностранной
торговле накануне японо-китайской войны. Если в 1880 г.
на местных китайских рынках было продано фабричной пря-
жи на 3,6 млн. лянов, то в 1890 г. — уже почти на 19,4 млн.
лянов. В этом году в Китай было ввезено (главным образом
в Шанхай и через него) пряжи и хлопчатобумажной ткани
на 45 млн. лянов [220, 93]. Производственные мощности, ра-
ботавшие на экспорт в хлопкообработке колониальной Ин-
дии и капитализирующейся Японии, на 80—90% ориентиро-
вались на китайский рынок [220, 146]. С конца 80-х годов
резко возрос импорт риса, главным образом из Индокитая.
В 1895 г. было ввезено 10 млн. даней риса [43, т. I, 773].
Обращаясь к рассмотрению вопроса о китайском экспор-
те в рассматриваемое время, в первую очередь следует под-
черкнуть, что его товарная структура наглядно отражала
превращение страны в сырьевой придаток мирового рынка.
С 60-х годов и вплоть до середины 90-х годов на первом мес-
те в вывозе Китая стоял чай, главным покупателем которого
была Англия. Вторым по значимости экспортным товаром
был шелк. Третье место занимал хлопок-сырец. С 90-х годов
начался быстрый рост вывоза соевых бобов, масла и жмы-
хов, ставших значительной статьей экспорта. В потреблении
китайского хлопка и сои решающие позиции заняла Япония.
На мировом рынке чая в третьей четверти XIX в. Цин-
ская империя занимала почти монопольное положение, но
лишь как производитель, тогда как мировая торговля этим
продуктом находилась в руках Англии. Главным центром
чаеторговли был Лондон. Только Россия и отчасти США со-
здали свой торговый аппарат для закупки чая непосредст-
венно в Китае. Своей высшей точки экспорт чая достиг в се-
редине 80-х годов (в 1885 г. в стоимостном отношении он
составил 45% всего китайского вывоза, в 1886 г. было вы-
везено 2,2 млн. даней) [119, 281, 283]. В последующем экс-
порт в страны Запада под влиянием растущей конкуренции
индийского и цейлонского чая стал постепенно падать. Ес-
ли в 1860 г. Цинская империя поставляла около 90% всего
чая на мировом рынке, то в 1896 г. ее доля упала до 42%
[276 а, 159]. К этому времени Индия и Цейлон окончательно
отодвинули Китай на второе место в мировой чаеторговле,
положив конец его прежней монополии. Более постоянным
рынком, преимущественно кирпичного чая, осталась Россия.
Вывоз кирпичного чая с 1868 по 1894 г. увеличился в 7 раз
[93, 34].
К концу XIX в. в связи с конкуренцией японского
и итальянского шелка стало ослабевать положение Китая и
210
«а мировом шелковом рынке. Росли поставки китайского
Хлопка-сырца в Японию, однако Китай в этой сфере не был
крупным источником сырья в мировом масштабе. «Хлопко-
вый голод» 1863—1864 гг., вызванный гражданской войной
в США, показал, что Цинская империя была всего лишь ре-
зервным рынком сырья в особо критической ситуации. Бо-
лее того, с конца 60-х годов и вплоть до конца 80-х годов
ввоз хлопка-сырца в Китай в несколько раз превышал его
вывоз. Перелом наметился лишь в 1887—1891 гг., когда экс-
порт хлопка значительно превысил его импорт [220, 78].
В целом внешняя торговля Цинской империи с 60-х го-
дов до середины 80-х годов росла довольно медленно. Торго-
вый баланс оставался более или менее стабилоным. Впервые
пассивное сальдо во внешнеторговом балансе Китая за-
регистрировано в 1877 г. С этого времени оно неуклонно уве-
личивалось. Тем не менее до 1884 г. среднегодовое превыше-
ние импорта над экспортом оставалось небольшим. Однако
с середины 80-х годов в связи с усилением втягивания Цин-
ской империи в сферу мирового рынка картина меняется. За
период 1884—1895 гг. внешнеторговый оборот Китая увели-
чился более чем вдвое (со 140 млн. до 315 млн. лянов). Боль-
ше чем в два раза выросло и превышение импорта над экс-
портом, составив в 1895 г. 28 млн. лянов [см. 270, 245—247].
Определенную роль играла здесь и контрабанда.
Растущий в связи с этим отлив серебра — основы китай-
ской валюты — имел разрушительные последствия для фи-
нансового положения страны. Цинский режим не смог при-
остановить кризис валютно-финансовой системы страны, так
как добыча золота в стране была незначительна, а право уве-
личивать доходы за счет повышения таможенных пошлин
было отнято западными державами.
«Пассив» платежного баланса Китая за весь период с
1871 по 1891 г. составил 2 312 млн. лянов. Причем в эту сум-
му не вошли скрытые денежные переводы иностранцев в
свои страны и некоторые другие виды утечки валюты. Офи-
циально зафиксированный дефицит был покрыт за счет пе-
реводов китайских эмигрантов, которые, по некоторым под-
счетам, за эти два десятилетия составили 2 054 млн. лянов
[см. 119,248; 270, 209].
Развитие экономических связей цинского Китая с други-
ми странами привело к совершенно новому явлению — вывозу
рабочей силы за океан. С конца 40-х — начала 50-х годов
XIX в. в значительных масштабах начался полунасильствен-
ный «экспорт» дешевой рабочей силы — законтрактованных
чернорабочих (кули). Их вербовали большей частью обман
ным путем и зачастую силой грузили на иностранные суда.
Перевозка проходила в невыносимых, антисанитарных усло-
виях. В результате побоев, болезней и самоубийств в пути
211
среди кули очень высок был процент смертности — от 10
до 40.
По прибытии на место законтрактованные попадали в
полное распоряжение владельцев приисков, рудников, план-
таций, производителей земляных работ и т. п. Новые хозяева
в Вест-Индии, США, Латинской Америке и Австралии обра-
щались со своими «желтыми рабами» с невероятной жесто-
костью. Изнуряющая работа, плохое питание, неограничен-
ность рабочего дня, издевательства, наказания плетьми и
палками, работа в кандалах вели к высокой смертности сре-
ди кули.
Наряду с принудительной контрактацией росла и сво-
бодная эмиграция. Расцвет китайского эмиграционного дви-
жения приходился на 1850—1870 гг. В этом сказалось влия-
ние гигантских классовых и национальных катаклизмов тех
лет.
С 1850 по 1875 г. из Гонконга и Макао было вывезено
около полумиллиона кули [119, 249]. Провинции Гуандун и
Фуцзянь стали снабжать дешевой рабочей силой страны ти-
хоокеанского бассейна, в том числе Юго-Восточную Азию.
Вывоз кули особенно возрос с открытием золотых приисков
в Калифорнии и Австралии, а также с развитием добычи
селитры гуано в Перу и Чили. Большой и постоянный спрос
на кули предъявляло также плантационное хозяйство остро-
вов Вест-Индии и особенно сахарные плантации Кубы. Ки-
тайской эмиграцией был охвачен целый ряд стран Латинской
Америки, где к концу XIX в. китайское население достигло
2 млн. человек [116, 62]. Странами наибольшей китайской
иммиграции здесь были помимо Кубы и Перу Мексика и
Британская Гвиана.
Превращение Китая в часть мирового рынка, втягивание
его в международные экономические отношения происходи-
ло главным образом через посредство английского коммер-
ческого предпринимательства. Торговая эксплуатация Цин-
ской империи являлась одним из важных участков колони-
альной и торговой системы английского господства в Азии.
Британская империя играла главенствующую роль во внеш-
ней торговле Китая начиная с «опиумных» войн. На долю
метрополии, Гонконга и Индии в 1894 г. приходилось около
80% импорта и более половины экспорта Цинской империи.
По импорту на втором месте стояли Япония и США — по
5—6% [133, 47—48]. К началу XX в. Англия постепенно ут-
ратила свое особое монопольное положение в китайской тор-
говле. Соответственно возрастала роль США, Японии, Рос-
сии и Германии. Тем не менее в импорте Китая Англия про-
должала удерживать ведущее место за счет индийского
опиума, хлопчатобумажной пряжи и тканей. Кроме того, ска*
зывалось преобладание английского торгового флота.
212
Особую роль во внешнеторговом обороте Китая с 80-х
годов начинает играть Гонконг (Сянган)—средоточие ог-
ромной международной контрабандной и официальной тор-
говли. В 1894 г. на его долю приходилось 46% всего внешне-
го товарооборота Китая. Гонконг был прежде всего транзит-
ным портом. В 1891 —1893 гг. через него проходило свыше
51% импорта и около 40% экспорта Цинской империи [см.
23, 84; 133, 73]. Гонконг развивался за счет торговой, финан-
совой и иной эксплуатации Китая английским капиталом.
К концу XIX в. он превратился в один из крупнейших ком-
мерческих центров и портов Дальнего Востока, став наряду
с Шанхаем главным оплотом английского империализма на
китайской земле. Именно Гонконг до начала XX в. был ос-
новным центром иностранного сектора, а Шанхай по ряду
показателей еще оставался лишь его филиалом.
В 90-х годах усилилась торговая активность США в Ки-
тае, главным образом за счет импорта керосина и текстиля.
Заметную роль начал играть ввоз японских хлопчатобумаж-
ных товаров. Росла германская торговля — ввоз оружия
и железных изделий (главным образом фирмой Круппа), а
также красителей.
В отличие от торговой экспансии Англии, Франции и
США, сухопутная торговля царской России с Цинской импе-
рией в рассматриваемый период характеризовалась реаль-
ным равноправием и взаимовыгодностью. Среди русского
экспорта, в частности, полностью отсутствовал опиум. Прав-
да, Россия наряду с другими державами получила по нерав-
ноправным договорам (по принципу наибольшего благопри-
ятствования) ряд льгот и привилегий. Но они касались в
первую очередь морской торговли и торговли в «открытых»
портах, и Россией, вследствие слабости ее торгового флота
(особенно в Тихоокеанском бассейне), практически не ис-
пользовались [см. 131 а, 282].
Права, полученные державами по неравноправным дого-
ворам 1842—1860 гг., создали крайне благоприятные усло-
вия для торгово-предпринимательской деятельности их под-
данных. Иностранцы, в частности, получили возможность по
своему усмотрению учреждать любые торговые фирмы в «от-
крытых» портах. В 1884 г. в Китае уже имелась 451 иност-
ранная коммерческая фирма, из них 229 были английскими.
К 1897 г. общее количество таких компаний возросло до 595,
в том числе английских до 374 [см. 255, 258; 256, 246—247].
Среди них выделялись фирмы, возглавлявшиеся У. Джарди-
ном и Г. Мэзисоном, А. Гэрдом, Е. Сассуном, Л. Дэнтом,
С. Расселом и их преемниками.
В руках зарубежных фирм, расположенных как в «откры-
тых» портах Китая, так п за его пределами, находилась фак-
тически вся морская внешняя торговля страны. Скупка на
213
экспорт шелка-сырца на завершающем этапе проходила так-
же через них. В Шанхае, Ханчжоу и Гуанчжоу вывоз шелка
осуществляли в первую очередь английские, французские,
американские, итальянские и японские компании.
Номенклатура, количество и цены экспортируемых на
внешний рынок изделий и сырья определялись теми же ком-
паниями, фирмами и иностранными банками. С этими же
целями в крупнейших «открытых» портах были созданы ино-
странные торговые палаты, находившиеся практически в ру-
ках англичан. Цены на китайский шелк устанавливались на
биржах Лиона, Нью-Йорка, Лондона и Милана при сильней-
шей конкуренции со стороны итальянского и японского сы-
рья. Цены на чай во все большей мере диктовались иностран-
ными оптовиками-экспортерами в «открытых» портах.
Иностранные фирмы протягивали свои щупальца на сот-
ни километров в глубь страны к богатейшим источникам
земледельческого сырья, получая огромные прибыли на опе-
рациях по экспорту сельскохозяйственных продуктов и изде-
лий городского и деревенского ремесла. Они действовали при
помощи широкой сети агентов и посредников-компрадоров
из числа местных купцов и торговцев, скупавших по их зака-
зам продукцию у крестьян и ремесленников. В сфере такой
деятельности формировалась особая — компрадорская — про-
слойка китайской буржуазии, ставшая союзником и орудием
иностранного капитала.
Английские и иные коммерческие фирмы в условиях того
времени не могли обойтись без помощи китайцев. Иностран-
ные предприниматели, не зная китайского языка, гильдей-
ских торговых правил, местной конъюнктуры, особенно в
глубинных провинциях империи, специфики традиционного
спроса населения и т. д., нуждались не только в торговцах-
посредниках, как таковых, но и в переводчиках, консультан-
тах, ловких и деловых людях, имевших связи с китайскими
торговыми кругами. Кроме того, иностранным фирмам был
нужен целый штат служащих — конторщиков, приказчиков,
разъездных агентов, не говоря уже о рабочей силе — грузчи-
ках, кладовщиках, сторожах и т. д.
Одни из компрадоров пришли на службу к иностранцам,
уже имея собственные капиталы и затем значительно увели-
чив их. Другие начинали с роли простых служащих. Автори-
тет и покровительство фирмы давали им возможность полу-
чать кредит у меняльных лавок и ломбардов. Приобретенные
таким путем средства вместе с нажитыми на службе вкла-
дывались в дела фирмы, что превращало бывшего служаще-
го в настоящего купца-компрадора. В то же время компании
старались привлекать в качестве посредников крупных тор-
говцев, представителей видных семей, в том числе чиновни-
ков и шэньши с их авторитетом и связями в обществе.
214
Посредническая торговля давала высокие прибыли, по-
кровительство и заступничество иностранных консулов, та-
моженных чиновников и дипломатов, оберегавших компра-
доров фирм своей страны от произвола местной администра-
ции и враждебных акций населения.
Компрадоры и их агентура активно участвовали в опто-
вой торговле экспортно-импортными товарами. Иностранные
банки в самом Китае и за его пределами финансировали
внешнеторговые фирмы, последние, в свою очередь, кредито-
вали крупных купцов-компрадоров и своих доверенных аген-
тов. Те же через ряд посредников, в том числе торговые гиль-
дии и их маклеров, распределяли заказы на товарную мас-
су между многочисленными деревенскими скупщиками или
между местными «торговыми домами» уездного и окружного
масштаба. Китайский торгово-ростовщический капитал на
этой ступени уже непосредственно на местах осуществлял
скупку или предварительную контрактацию нужного сырья,
полуфабрикатов или готовых изделий. Крупные партии по-
следних скупались на местных периодических рынках и яр-
марках.
Естественно, что с расширением иностранной коммерции
в Китае росла и прослойка компрадорского торгового капи-
тала. Увеличивались и доходы от посреднической деятель-
ности, аккумулировавшиеся в первую очередь в руках вер-
хов компрадорства. На базе взаимной заинтересованности
происходило прямое сращивание последних с иностранным
сектором. В таких крупных фирмах, как «Цичан», «Цзинь-
лиюань», и других иностранных или ведших дела от имени
иностранных компаний значительная часть акций принад-
лежала крупным компрадорам [см. 168]. Их вложения в свою
очередь укрепляли иностранный сектор.
Значительная часть иностранного капитала, как ввезен-
ного в Цинскую империю, так и созданного на месте за счет
эксплуатации китайского рынка и труда китайцев, превра-
щалась (особенно в шелковой и чайной торговле) в ссудный
капитал, шедший через компрадоров на авансы, кредиты,
займы и т. п. купцам внутренних районов, поставлявшим в
«открытые» порты экспортные товары. Так, обработка чай-
ного листа на Тайване финансировалась преимущественно
иностранными экспортерами чая, которые через компрадор-
скую контору «Мэрчент» ссужали китайские «чайные фир-
мы» средствами, полученными от «Гонконг энд Шанхай
Бэнкинг Корпорэйшн» [111, 76], как правило, на весьма
льготных условиях.
Ведущее место в экспортно-импортной торговле иностран-
ного сектора принадлежало английским и американским фир-
мам «Джардин, Мэзисон энд К°» («Ихэ»), «Рассел энд К°»
(«Цичан») и «Гэрд энд К°» [см. 259], начавшим с опиумной
215
Торговли&. Крупными коммерческими предприятиями были
также «Сассун энд Санс» («Шасунь»), «Дэнт энд К°»
(«Баошунь») и «Уилок энд К°».
Начавшееся еще с 30-х годов XIX в. обесценение китай-
ской валюты — серебряного ляна — облегчало извлечение вы-
соких прибылей из торговли. Продавая товары в портах и
крупных городах, иностранные фирмы устанавливали цены
с надбавкой на обесценение местной валюты. Полученные
таким образом крупные суммы серебра европейцы затем ис-
пользовали во внутренних провинциях для оптовой закупки
по низким ценам экспортных товаров, продажа которых пос-
ле вывоза по ценам мирового рынка приносила значительные
прибыли. В итоге доходы от неэквивалентного обмена допол-
нялись выгодами от расстройства денежной системы Цинской
империи.
Положение усугублялось тем, что не только в сфере внеш-
ней торговли, но и на денежном рынке Китая всё большую
роль играли иностранные учреждения — филиалы крупней-
ших европейских и американских банков, фирм и компаний,
страховых обществ, торговых и иных организаций.
Иностранные банки в Китае во второй половине XIX в.
становятся важным, но пока еще второстепенным, подчинен-
ным чистой торговле, инструментом экономической экспан-
сии. С 1848 г. в Шанхае стали открываться отделения и фи-
лиалы крупных английских банков, в том числе «Меркантайл
Бэнк оф Индиа» («Юли»). В 1853 г. здесь обосновался и
«Чартерд Бэнк оф Индиа, Острелиа энд Чайна» («Май-
цзяли»), ставший впоследствии одним из ведущих иностран-
ных финансовых учреждений в Китае.
В 1864 г. группа дельцов из Гонконга, преимущественно
коммерсантов и судовладельцев, тесно связанная с крупным
капиталом в самой Англии, создала «Гонконг энд Шанхай
Бэнкинг К°» с оплаченным капиталом 2,5 млн. долл. В 1866 г.
эта компания была преобразована в «Гонконг энд Шанхай
Бэнкинг Корпорэйшн» («Хуйфэн»), ставшую с годами основ-
ным финансовым предприятием британского империализма
л Китае. К 1890 г. оплаченный капитал корпорации возрос
до 10 млн. долл. [78, 236].
Главным управляющим этого банка с 1876 по 1902 г. был
опытный финансист Томас Джексон, распространивший свое
влияние далеко за пределы иностранного сектора. Наряду с
9 В последующем объектами приложения капитала «Джардин, Мэзи-
сон энд К°» были торговля фабричными изделиями, пароходство, строи-
тельство и ремонт судов, страховое дело, недвижимость и фабрики Шан-
хая и Гонконга [см. 257, 52—77]. В результате в 1895 г. в собственности
компании или в финансовой зависимости от нее находилось 17 различных
дочерних фирм, обществ и предприятий в Гонконге, Шанхае и Макао.
В их числе было и крупнейшее в Китае судоремонтное и судостроительное
предприятие «Гонконг энд Вампу Док К°» [см. 23, 242—243].
216
Р. Хартом он с середины 90-х годов оказывал определенное
воздействие и на торговую и финансовую политику цинского
правительства, деятельно защищая интересы английского
капитала.
С конца 80-х годов интерес к Китаю стали проявлять фи-
нансовые круги и других держав. В 1889 г. в Шанхае от-
крылся «Дойч-Азиатише банк» («Дэхуа»), приступивший к
финансированию германских предприятий в Китае. Одновре-
менно там начал действовать французский «Банк де л’Эндо-
шин» («Дунфан хуйли»), имевший свою главную контору в
Париже. В 1892 г. открыл свои первые отделения в Китае
японский «Йокогама Спэши Бэнк» («Чжэнцзинь»). Тем не
менее до конца XIX в. английские банки занимали домини-
рующее положение на денежном рынке иностранного сек-
тора в Китае. В 1870 г. здесь насчитывалось 17 отделений
различных британских банков, а к 1890 г. число их возросло
до 30 [253, 269].
Иностранные банки начали свою деятельность в «откры-
тых» портах с кредитования внешней морской торговли и
вскоре в значительной мере монополизировали эту сферу.
Затем в их руках сосредоточились валютные операции и ва-
лютная котировка, что дало им возможность оказывать до-
полнительное влияние на внутреннее положение в стране.
Уже в конце XIX в. через эти банки проходило основное дви-
жение серебра в Китай и из него. Помимо прочих выгод дан-
ное положение давало им возможность широко заниматься
спекуляцией серебром, используя разницу цен на него в «от-
крытых» портах и на мировом рынке [см. 147].
Английские и иные иностранные кредитные учреждения
оказывали всяческую финансовую поддержку западным фир-
мам и компаниям в Китае, а также нередко сами принимали
участие в наиболее выгодных операциях. В ряде случаев бан-
ки являлись пайщиками крупных зарубежных коммерческих
предприятий, держа контрольные пакеты акций тех или иных
компаний.
В китайском коммерческом мире иностранные банки суб-
сидировали преимущественно «своих» компрадоров, а из на-
циональных предприятий — в основном только крупные, поль-
зовавшиеся прочной репутацией или поддержкой казны. Так,
в 1890 г. «Гонконг энд Шанхай Бэпкинг Корпорэйшн» дала
заем «Хубэйскому ткацкому бюро» Чжан Чжи-дуна. Мелкие
же китайские предприятия иностранные банки, как правило,
предпочитали не кредитовать, помещая свободные средства
в ценные бумаги, недвижимость и займы цинскому прави-
тельству. Аккумулируя часть национальных богатств Китая,
они в очень малой степени использовали свои накопления
в сфере промышленности, и то лишь в интересах самого ино-
странного сектора. Основная масса этих средств отвлекалась
217
в сферу обращения, чем закреплялось положение Цинской
империи как аграрно-сырьевого придатка мирового рынка.
Одной из важнейших сфер приложения иностранного ка-
питала была недвижимость в «открытых» портах (особенно
в Шанхае и Гуанчжоу) —земля, жилые здания, предприятия,
магазины, склады, причалы и другие сооружения, оценивав-
шиеся во многие десятки миллионов долларов. Наибольшая
доля этой недвижимости приходилась на международный
сеттльмент и французскую концессию в Шанхае. За 40 лет
с начала становления Шанхая как «открытого» порта цена
на землю здесь поднялась с 50 долл, до 10—16 тыс. долл,
за му. В 1882 г. общая стоимость земли в шанхайском меж-
дународном сеттльменте и на французской концессии оцени-
валась в 24 млн. лянов. К началу 90-х годов эта сумма воз-
росла вдвое [269, 248].
В конце 80-х годов иностранные банки сделали первые
шаги в железнодорожном строительстве на территории Цин-
ской империи. В их руках постепенно сосредоточивалось не
только финансирование того небольшого строительства, ко-
торое велось до середины 90-х годов, но и связанные с ним
поставки материалов и оборудования, контроль за доходами
и эксплуатацией дорог. Через банки в 1887—1889 гг. Англия
и Германия предоставили Китаю три небольших займа на
постройку железной дороги в Чжили [23, 184]. Эти займы
уже в 1891 г. были погашены казной.
Коснувшись вопроса о внешней задолженности, как фор-
ме экономического закабаления Китая, следует отметить,
что цинское правительство долгое время отказывалось от
крупных зарубежных займов, боясь попасть в финансовую
зависимость от западных держав. Однако в результате от-
лива серебра за границу, неразвитости национального де-
нежного рынка и главным образом из-за остроты внутренней
и внешней политической ситуации после Крестьянской войны
1851—1864 гг. Пекин вынужден был отказаться от этой так-
тики, так как крайне нуждался в денежных средствах для
подавления народных восстаний и оплаты других военных
расходов.
Нельзя не отметить при этом, чго экономическая экспан-
сия мирового капитализма, разрушавшая и обескровливав-
шая серебряновалютную систему Китая, являлась серьезней-
шим фактором, толкавшим цинское правительство в финансо-
вую зависимость от Запада.
В результате в 1865—1894 гг. Пекином была реализована
целая серия займов, использованных для проведения военных
операций в Илийском крае, для подавления няньцзюней и вос-
станий дунган, на создание военно-морского флота и на ряд
других военных целей.
Правда, в рассматриваемый период Пекин, цепляясь за
218
остатки своей прежней политики, обращался за займами не
к самим державам, а к частным иностранным банкам и фир-
мам, действовавшим на территории Китая. В финансировании
цинского режима активное участие принимали «Джардин,
Мэзисон энд К°», «Беринг Бразерс» и другие, главным обра-
зом английские, банки и компании. Начиная с 1875 г. в эту
деятельность включилась и «Гонконг энд Шанхай Бэнкинг
Корпорэйшн», разместившая к 1895 г. восемь займов [78,238],
которые в основном пошли на военные и административные
нужды правительства и цинского двора. Все эти займы предо-
ставлялись на весьма тяжелых условиях, обычно из расчета
10%, а иногда и 15% годовых. С 1874 г. условием гарантиро-
вания почти всех последующих займов стало обеспечение их
каким-нибудь определенным видом дохода Китая (таможен-
ные сборы, лицзинь, соляной налог и т. д.), что лишало страну
права распоряжаться рядом статей бюджета. Общая сумма
займов, полученных цинской казной к 1894 г., составляла
40 млн. лянов, а вместе с процентами государственный долг
достиг 55 млн. лянов [100, 34]. К началу XX в. Китай погасил
эту задолженность. В принципе же иностранные займы до
японо-китайской войны были еще невелики и обычно не пре-
следовали специальных экономических и политических целей.
Таким образом, до войны 1894—1895 гг. ввоз капитала в ви-
де займов играл второстепенную роль среди других форм эко-
номической эксплуатации Китая, не идя ни в какое сравнение
с чисто коммерческой деятельностью и судоходством.
На последнее (вначале парусное, а к концу века преимуще-
ственно паровое) приходилась значительная часть капитало-
вложений иностранного сектора. После первой «опиумной»
войны европейские и американские корабли получили свободу
плавания вдоль морского побережья Китая, а после войны
1856—1860 гг.— право навигации по внутренним водным арте-
риям страны. До 1872 г. все пароходы, ходившие в террито-
риальных водах Цинской империи, принадлежали ино-
странцам.
Но и после появления китайских пароходов сохранилось
полное преобладание иностранного торгово-пассажирского
флота. Количество зарегистрированных таможнями иностран-
ных грузовых и пассажирских судов, входивших и выходив-
ших из «открытых» портов, увеличилось с 10 тыс. в 1872 г. до
21 тыс. в 1892 г. Их тоннаж за этот период вырос более чем
втрое. Ведущее место во внешнеторговом судообороте Китая
занимала Англия, чья доля в 1877 г. составляла до 80% обще-
го тоннажа [см. 23, 218, 238].
Всё возраставшую роль в экономическом развитии Китая
играло иностранное каботажное и речное пароходство. Начало
ему было положено в 1861—1863 гг., когда между Гонконгом,
Гуанчжоу и Макао открылись первые регулярные пароходные
219
линии. Ё последующем господствующее положение во внутри-
торговом судообороте также принадлежало Англии (82% об-
щего тоннажа в 1877 г.) [23, 238]. Тем не менее регулярные
рейсы налаживались медленно. Только к 90-м годам англий-
ские пароходные линии связали все наиболее крупные «от-
крытые» порты.
Первой пароходной компанией в Китае была «Шанхай
Юнион Стим Навигэйшн Компани» (с капиталом 1 млн. ля-
нов), учрежденная в 1861 —1862 гг. американской фирмой
«Рассел энд К0» («Цичан»). Ее корабли курсировали между
Гуанчжоу и Шанхаем, а затем обслуживали и линию по
Янцзы. В 1877 г. все суда этой фирмы были проданы «Китай-
ской коммерческой пароходной компании».
С 1861 по 1895 г. в Шанхае и Гонконге было основано око-
ло 20 различных иностранных пароходств, преимущественно
английских [см. 23, 232—233, 243—244; 146, 59].
Наиболее крупными судовладельцами в Китае были фир-
мы «Баттерфилд, Суайр энд К0» («Тайгу») и «Джардин, Мэ-
зисон энд К0» («Ихэ»), основными центрами деятельности ко-
торых были Гонконг и Шанхай. Обе фирмы начали с совмест-
ных вложений в «Гонконг, Кантон энд Макао Стимбоут К0»
в 1865 г.
Главным предприятием «Баттерфилд, Суайр энд К0»
с 1867 г. стала «Чайна Стим Навигэйшн К0». С 1875 г. помимо
каботажных рейсов она открыла пароходные линии по Янцзы.
Накануне японо-китайской войны компания располагала
29 пароходами. В финансовой зависимости от «Баттерфилд,
Суайр энд К0» к 1895 г. находилось шесть пароходных, стра-
ховых и других фирм [см. 23, 244; 146, 63].
В 1875 г. «Джардин, Мэзисон энд К0» основала «Индо-
Чайна Стим Навигэйшн К0», а в 1877 г. открыла ее филиал
в Шанхае. Пароходство «Ихэ» быстро расширило свою дея-
тельность. В 1881 г. оно купило у «Чайна Кост» и «Янцзы
Стимере» 12 пароходов для навигации по Янцзы. Всего
к 1893 г. «Ихэ» имело 22 парохода [146, 63].
Кроме того, английским капиталом были созданы такие
значительные пароходные общества, как шанхайская «Уилок
энд К0» (основана в 1863 г.) и ее дочерние предприятия
«Шанхай Джуг энд Лайтер К0» и «Джаку Джуг энд Лай-
тер К0» (Тяньцзинь), открытые в 1864 г.
Германский капитал в этой сфере был представлен шан-
хайской «Мелчэрс энд К0» (основана в 1866 г.), занимавшей-
ся также и страхованием, а с 1890 г. осуществлявшей перевоз-
ки крупнейшего треста «Норд Дойчер Ллойд». Другой круп-
ной немецкой пароходной компанией была «Арнольд, Карберг
унд К0» («Жуйцзи») (Шанхай), основанная в 1890 г. одно-
именной банковской фирмой. Это общество осуществляло пере-
возки треста «Гамбург-Америка лини».
220
Таким образом, перед войной 1894—1895 гг. почти весь ка-
ботажный и речной паровой флот, курсировавший в китай-
ских водах, находился в руках иностранного сектора. «Ки-
тайская коммерческая пароходная компания» играла второ-
степенную роль, по всем показателям уступая таким конку-
рентам, как «Баттерфилд, Суайр энд К0» и «Джардин, Мэзи-
сон энд К0».
Расширение деятельности судоходных компаний в Китае
вело к дальнейшему усилению влияния мирового рынка. В то
же время становление морского и речного пароходства делало
необходимым строительство судоремонтных доков в «откры-
тых» портах, ставших одними из первых промышленных пред-
приятий иностранного сектора.
Последние начали возникать сразу же после первой «опи-
умной» войны на территории концессий и сеттльментов. Это
явление — перенос на китайскую почву капиталистического
фабричного производства — было еще одной формой экономи-
ческой экспансии Запада, монополия которого на вывоз ма-
шин и средства транспорта создала условия для экспорта ка-
питала и в производительной форме.
В результате в Китае первой возникла не национальная,
а иностранная фабричная промышленность. Первым ее объек-
том, если не считать промышленности Гонконга, была типо-
графия «Мохай» Лондонского союза миссионеров, открытая
в Шанхае в 1843 г. Через два года в Гуанчжоу были построе-
ны судоремонтные верфи «Купер Док», а в Нинбо — типогра-
фия «Мэйхуа», принадлежавшая американскому пресвите-
рианскому союзу. Затем были созданы предприятия пищевой
и коммунальной промышленности, а также производства, об-
служивавшие внешнюю торговлю — упаковочные, по изготов-
лению тары и т. д. Позднее стали появляться фабрики, пере-
рабатывавшие местное сырье для сбыта продукции на китай-
ском рынке.
До войны 1894—1895 гг. иностранные предприятия строи-
лись исключительно в «открытых» портах. По числу объек-
тов ведущую роль в промышленности иностранного сектора
к 1895 г. играли судоремонт и судостроение, что объяснялось
главенствующей ролью внешнеторговых интересов и морской
торговли европейской и американской буржуазии. Всего было
построено 22 таких предприятия. Основными очагами этой
отрасли были прежде всего район Гонконг — Цзюлун —
Гуанчжоу, а также Шанхай. Кроме того, отдельные верфи и
доки имелись в Сямыне и Фучжоу.
Ведущим предприятием в этой сфере стала «Гонконг энд
Вампу Док К0», основанная англичанами в 1863 г. и имевшая
верфи в Гонконге и Хуанпу. Капитал компании складывался
из акций английских пароходных компаний «Дуглас» и«Грэйт
Бритэн» при активном участии фирмы «Джардин, Мэзисон
221
энд К0». Уже в первый год своего существования компания ку-
пила старейшие в Китае судоверфи «Купер Док», а в 1865 г.—
«Эбердин Док» и «Хоуп Док». В 1870 г., после поглощения
судостроительной «Юнион Док К0» с четырьмя доками в Гон-
конге, Хуанпу и Цзюлуне, она вышла на первое место в дан-
ной отрасли. В 1879—1880 гг. компания присоединила к себе
еще два судоремонтных предприятия. К 1894 г. капитал «Гон-
конг энд Вампу док К0» возрос более чем в 6 раз, превысив
1,5 млн. юаней. К концу века на ее доках и верфях было заня-
то до 4,5 тыс. рабочих [см. 41, т. I, 235; 173, 6].
Уже в 50-х годах в Шанхае был создан ряд небольших су-
доремонтных и судостроительных предприятий — «Парвис энд
К0», «Пудун Док К°», «Шанхай Док К0» [см. 41,т. I, 234—235;
173, 8]. Вторым по значению после «Гонконг энд Вампу
Док К0» стал шанхайский завод «Есун» («Фанэм энд К0»),
основанный англичанином С. Фанэмом в 1865 г. Завод долгое
время арендовал доки «Пудун» и «Шанхай Док К0». В начале
90-х годов на нем работало свыше 2 тыс. человек, а его акцио-
нерный фонд приближался к миллиону юаней [см. 23, 123; 41,
т. I, 36, 236].
Крупным объектом был также английский судостроитель-
ный и судоремонтный завод «Сяншэн» («Бойд энд К0»). Ос-
нованный в Шанхае в 1862 г., он уже в 1871 г. насчитывал до
1,4 тыс. рабочих. В 1881 г. предприятие было реорганизовано
в акционерное общество, имевшее крупную верфь и машино-
строительный завод в Пудуне с общим капиталом около 1 млн.
юаней [см. 41, т. I, 26, 235]. Следует упомянуть и «Амой
Док К0», созданную в Сямыне в 1858 г. и в 1892 г. преобразо-
ванную в акционерное общество, а также «Фучжоу Док К°»,
основанную в 60-х годах.
Кроме того, к судостроению тесно примыкали шесть не-
больших механосборочных, металлообрабатывающих и ко-
тельных заводов, из которых выделялись два предприятия
«Цицзи» (в Гуанчжоу и Шанхае), открытые американской
фирмой «Хант энд К0» в 1863 г. На базе шанхайского «Цицзи»,
купленного Ли Хун-чжаном в 1865 г., возник Цзяннаньский
арсенал.
Второе место по числу предприятий в промышленности
иностранного сектора занимали химические производства
представленные к японо-китайской войне 16 объектами. Среди
них преобладали предприятия по выработке светильного газа,
кислот, щелочей, камфары, льда, а также фармацевтические
заведения, бензиновые склады и т. д.
Затем следовала пищевая промышленность (15 предприя-
тий к 1894 г.). Здесь в первую очередь следует выделить чае-
обработку, развитие которой было предопределено широким
экспортом китайского чая. Мануфактуры и фабрики по выра-
ботке кирпичного чая, основанные русскими и английскими
222
торговцами, появляются в начале 60-х годов [см. 173, 12—14,
25]. Параллельно с этим в то же время возникают английские
и американские предприятия на Тайване (фирмы Додда,
Брауна, фабрика «Цичан» и др.). В чаеобработке преобладал
русский капитал и его представители — Литвинов, Токмаков,
Молотков, Печатное, Молчанов и др. [см. 23, 124—126; 41, т. I,
236, 237, 243].
Первыми русскими чаеобрабатывающими предприятиями
в Китае были небольшие мануфактуры по выпуску кирпично-
го чая в районе Ханькоу. Их созданию в 1863 г. положила на-
чало торговая фирма «С. В. Литвинов и К0». В 1866 г. фирма
«Токмаков, Молотков и К0» в самом Ханькоу построила чай-
ную фабрику «Синьтай». В 1873 г. Литвинов перевел свое
предприятие в черту города и, поставив паровые машины, соз-
дал фабрику «Шуньфэн». В следующем году свое предприятие
(«Фучан») открыла фирма «Молчанов, Печатное и К0». Всего
в Ханькоу к 1878 г. было основано шесть таких фабрик (после
слияния к 1894 г. их осталось четыре). С 1872 г. русскими куп-
цами стали создаваться небольшие предприятия по сортиров-
ке, доработке и прессовке чая в Фучжоу. Здесь в 1876 г. на-
считывалось 9 таких заведений. В 1875 г. начала работать
первая фабрика кирпичного чая «Синьтай» в Цзюцзяне, осно-
ванная фирмой «Токмаков, Шевелев и К0». В 1882 г. Литви-
нов создал здесь филиал «Шуньфэн» [131а, 285, 286].
Кроме того, в пищевой промышленности иностранным ка-
питалом— фирмами «Джардин, Мэзисон энд К0» и «Баттер-
филд, Суайр энд К0» — был открыт ряд сахарных, альбумино-
вых (шесть мелких предприятий по производству яичного по-
рошка было построено в Ханькоу) [173, 21] и тому подобных
фабрик.
На почве растущего спроса мирового рынка выросла
(главным образом в Шанхае) иностранная шелкообрабаты-
вающая промышленность, представленная к началу японо-
китайской войны 12 фабриками. Здесь среди шелкопрядиль-
ных предприятий с числом работниц свыше 1 тыс. выделялась
американская фабрика «Цичан» («Ки Чон силк»), открытая
в 1878 г. В 1891 г. она перешла к французскому капиталу
и была переименована в «Баочан».
Крупными по тому времени фабриками были созданная
фирмой «Джардин, Мэзисон энд К0» в 1882 г. «Ихэ» («Эво
силк»), французская прядильня «Синьчэн» (основана
в 1893 г.) и немецкая шелкомотальная «Жуйлунь» (1894 г.)
[см. 41, т. I, 73, 238—241].
С середины XIX в. иностранцы, преимущественно англича-
не, издавали в Китае много газет и журналов. К концу рас-
сматриваемого нами периода в «открытых» портах было ос-
новано 11 полиграфических предприятий. Из этих издательств
и типографий в Шанхае выделялись «Норс Чайна Геральд»
223
(основано в 1850 г.), «Кэлли энд Уэлш» (1870 г.) и «Шэнь-
бао» (1872 г.). В Тяньцзине крупнейшими были «Шибао»
(1885 г.) и «Тяньцзинь Пресс» (1894 г.).
Целый ряд предприятий — например, английские «Шанхай
Гэз К0» (1864 г.), «Шанхай Электрик К0» (1882 г.) и «Шан-
хай Уотеруоркс К0» (1881 г.) — был создан иностранным сек-
тором в коммунальном хозяйстве Шанхая, преимущественно
для нужд международного сеттльмента и французской кон-
цессии.
Далеко не все иностранные предприятия с момента основа-
ния оснащались машинами и паровыми двигателями. Многие
из них долгие годы держались на ручном наемном труде ки-
тайских рабочих, являясь по существу мануфактурами. Так,
в течение десяти лет оставалась мануфактурой чайная «фаб-
рика» Литвинова, механизированная лишь в 1873 г. Долгое
время в таком же состоянии находилось предприятие Токма-
кова — Молоткова в Ханькоу. Почти 20 лет работала на ручных
станках типография «Шэньбао». Паросиловая установка по-
явилась здесь только в 1891 г. Более 10 лет оставался ману-
фактурой шанхайский мыловаренный «завод» фирмы братьев
Мейджер («Мейджер Соуп Фэктори»), механизированный
только в начале 90-х годов. На шелкообрабатывающем пред-
приятии «Кресман унд Хаген», открытом в Яньтае в 1877 г.,
паровая машина была установлена только в 1892 г. [см. 23,
122—125; 41, т. I, 236—238].
Всего с 1843 по 1894 г. было основано 101 иностранное
предприятие, из которых две трети были английскими. Боль-
шинство из них было построено в 70—90-х годах и бочее поло-
вины находилось в Шанхае. Преобладали средние и крупные-
для того времени фабрики (23 из них имели капитал более
100 тыс. юаней каждая). Часть предприятий к концу 90-х го-
дов была закрыта или слита с другими. После слияния и по-
глощения небольших предприятий наиболее крупными стали
«Гонконг энд Вампу Док К0», шанхайские судостроительные
заводы «Есун» и «Сяншэн», а также шелкопрядильные фабри-
ки «Цичан», «Ихэ», «Синьчэн» и «Жуйлунь». Две трети капи-
тала 80 оставшихся предприятий было вложено в верфи, до-
ки, чаеобрабатывающие и шелкомотальные фабрики. Всего
на иностранных предприятиях к 1894 г. было занято 34 тыс.
рабочих [см. 23, 120—128; 41, т. I, 234—241, 1182].
Накануне японо-китайской войны, по самым приблизитель-
ным оценкам, общие капиталовложения в промышленность
иностранного сектора составляли около 28 млн. юаней. Из них
на судостроение и судоремонт приходилось более 8 млн.
юаней, в производство кирпичного чая было вложено 5,6 млн.,
на механическую шелкообработку падало свыше 5 млн.
юаней. На долю остальной легкой и обрабатывающей про-
мышленности, обслуживавшей внешнюю торговлю, приходи-
224
лось до 7 млн., а на коммунальные предприятия — 2 млн.
юаней [41, т. I, 247].
Следует также отметить, что уже к японо-китайской войне
значительная часть промышленного капитала, как, впрочем, и
общего капитала, функционировавшего в рамках иностранно-
го сектора, являлась не внешними инвестициями, а капитали-
зированной прибылью, полученной в самом Китае в процессе
торгового, ростовщического и иного предпринимательства,
включая эксплуатацию наемной рабочей силы китайцев.
Наибольшую активность в промышленном строительстве
проявляли англичане. К 1895 г. британский капитал открыл в
Китае 68 фабричных предприятий, преимущественно пищевых,
химических и механосборочных, включая верфи и доки [см. 23,
120—128]. Среди английских предпринимателей выделялись
братья Э. и Ф. Мейджеры, тесно связанные с «Джардин, Мэ-
зисон энд К0»- Начав свою деятельность с 60-х годов, они к се-
редине 90-х годов открыли в Шанхае 7 различных предприя-
тий. Кроме того, «Джардин, Мэзисон энд К0» сама непосред-
ственно построила 4 фабрики [см. 41, т. I, 235—240].
Американские дельцы к 1895 г. основали в Китае всего
лиЩь 11 небольших заведений [42, т. II, 277]. Значительным
предпринимательским объединением стала американская фир-
ма «Рассёл энд К0», помимо пароходства основавшая несколь-
ко фабрик. Еще более скромным было участие в фабричном
предпринимательстве германских и французских капитали-
стов, создавших к началу японо-китайской войны соответ-
ственно 9 и 4 промышленных и коммунальных объекта
[см. 23, 120—128].
В последней четверти XIX в. началось и строительство
иностранцами железных дорог в Китае. Первая, неудачная
попытка такого рода была предпринята несколько ранее.
В 1863 г. 27 английских и американских фирм в Шанхае
выдвинули проект постройки железной дороги Шанхай —
Сюйчжоу. В 1865 г. за частичное осуществление этого плана
на свой страх и риск взялась фирма «Джардин, ^Мэзисон
энд К6» [см. 257,107—129]. Под видом строительства конки
ею была проложена рельсовая линия от Шанхая до Усуна дли-
ною 15 км. Когда же в 1875 г. открылось движение, конка
была превращена в железную дорогу. Это вызвало яростное
прдтиводействие местных чиновников и населения. После од-
ного несчастного случая местные жители объявили дороге бой-
кот. В 1876 г. под давлением властей и населения англичане
были вынуждены согласиться на выкуп ее цинским правитель-
ством, которое в 1877 г. сняло рельсы и перевезло их на Тай-
вань [см. 112, 10].
Тем не менее последовательное железнодорожное строи-
тельство началось уже с 1878 г., когда развернулись работы
по прокладке линии Тяньцзинь — Шаньхайгуань (длиной
8
О. Е. Непомнин
225
287 км), служившей частью проектируемой дороги Пекин —
Мукден. Сооружение этой ветки было завершено в 1894 г. Ве-
дущую роль здесь также играл английский капитал, который
в 1887 и 1889 гг. при помощи двух займов (еще один был пре-
доставлен германскими банками) — на строительство отрезка
Тяньцзинь — Тангу и изыскательские работы на трассе
Тяньцзинь — Тунчжоу (общей суммой свыше 1 млн. юаней) —
поставил дорогу под свой контроль [23, 184].
Несмотря на то что к 1891 г. цинское правительство пога-
сило эту задолженность, англичане сохранили за собой право
управления дорогой, найма служащих, предоставления креди-
тов и т. д. Всего же с 1878 по 1894 г. в Китае было построено
лишь 364 км железнодорожного полотна, из которых 287 км
находились под иностранным контролем и только 77 км (Тай-
ваньская дорога) —под управлением казны [23, 183]. Начав-
шееся строительство железных дорог ускоряло превращение
страны в полуколонию, усиливало эксплуатацию местных
сырьевых богатств....
Вся промышленность иностранного сектора была располо,-
жена на территории. Договорных сеттльментов и концессий,
так как до Симоносекского договора 1895 г. державы не име-.
ли права строить свои предприятия на остальной территории
Цинской империи.. Китайское правительство имело право рас-
следовать и запрещать не оговоренную в договорах деятель-
ность иностранных купцов, использовавших машины для про-
изводства товаров в китайских портах. Маньчжурская дина-
стия еще не потеряла надежду закрыть двери перед ввозом
иностранного капитала и последовательно отказывалась при-
нять предложения держав о предоставлении крупных займов,
грозивших зависимостью от «заморских дьяволов».
Пекинские правители, местные чиновники и шэньши еще
надеялись помешать чужеземцам захватить командные высо-
ты в «новой» промышленности. Они всячески препятствовали
расширению чужеземного промышленного предприниматель-
ства. Так, до войны 1894—1895 гг. иностранцам не разреша-
лось ввозить в Китай хлопкопрядильные и хлопкоткацкие ма-
шины для создания своих предприятий. Все попытки англичан
и американцев обойти этот запрет, как правило, оказывались
тщетными. Только с большим трудом и вопреки возражениям
местных властей фирме «Бойд энд К0» удалось открыть
в 1888 г. небольшую хлопкоочистительную фабрику в Шанхае
со смешанным иностранным капиталом, что вызвало волну
протестов среди шэпыпи и китайских предпринимателей [см.
173, 23—25]. В 1894 г. китайские власти под давлением шэнь-
ши и местных торговцев пытались запретить фирмам «Джар-
дин, Мэзисон энд К0» и «Мейджер Бразерс энд К0» («Мэйча»)
ввоз хлопкопрядильных и маслобойных машин в Шанхай.
Оборудование все же было доставлено в обход официального
226
запрета, но нарушителя ймелй при этом большие неприятно
сти [см. 41, т. I, 165—173].
Была запрещена для иностранцев до 1895 г. и разработка
горных богатств. Для обхода данного запрета применялись
самые разнообразные методы — использовались в качестве
прикрытия «свои» компрадоры, предоставлялись займы (на-
пример, Цзилунским угольным копям на Тайване) и т. п.
Строительство иностранных фабрик встречало сопротивле-
ние городских ремесленников и торговцев, которым конкурен-
ция машинной продукции сулила разорение. Там, где пред-
ставлялось возможным, население разрушало машины или
принуждало «заморских дьяволов» к закрытию предприятий.
Так, в 1870 г. под давлением населения вынуждена была за-
крыться английская маслобойная фабрика в Нючжуане.
В Гуанчжоу толпа разрушила в 1883 г. английский завод ме-
ханизированного производства льда.
Еще более ожесточенное сопротивление населения вызвало
начавшееся в Китае железнодорожное строительство, грозив-
шее потерей работы десяткам тысяч носильщиков, возчиков,
лодочников, погонщиков, охранников и рабочих-кули, занятых
переноской грузов и перевозкой людей в системе традиционно-
го транспорта. Современники отмечали, что, «как только ста-
новится известно о строительстве железных дорог и телегра-
фа, людей охватывает большое беспокойство. Они возму-
щаются и чинят препятствия этим мероприятиям. Всех охва-
тывает гнев даже при одном виде иностранцев или машин»
[138, 308].
Активную роль в борьбе против железных дорог и машин
вообще играли местные шэньши, видевшие в развитии капи-
тализма прежде всего разрушение традиционного уклада жиз-
ни, подрыв конфуцианских устоев китайского общества.
С мнением шэньши, как правило, солидаризировались мест-
ные чиновники.
Центральное правительство, наместники и губернаторы
провинций в большинстве случаев молчаливо потворствовали
этому движению и в ответ на запросы иностранных диплома-
тов и торговых консулов ссылались на то, что строительство
железной дороги или фабрики «нарушает обычаи», «портит
традиции данной местности», «разрушает нравственность лю-
дей» и вызывает тем самым волнения среди населения.
Подобная реакция со стороны правящего класса Цин-
ской империи рельефно отражала сознание того, что экономи-
ческая экспансия Запада ведет к разложению основ феодаль-
ного, традиционно конфуцианского уклада жизни, державше-
гося на изоляции Китая от внешнего мира, на преобладании
натурального хозяйства, на превосходстве земледелия над
промышленностью, на верховенстве деревни над городом, на
известной застойности экономических форм.
8* 227
В расширении внешней торговли, в росте иностранного
сектора правящая верхушка, помещики, чиновники и шэньши
видели чужеродное, враждебное явление. Широкие же слот
националистически и патриотически настроенного населения,
особенно мелкие товаропроизводители и прочие трудящиеся
низы города и деревни, страдавшие от конкуренции фабричных
изделий и машин, создавали массовую базу такому противо-
стоянию, имевшему своей целью возврат к временам внешней
изоляции страны. Однако в силу развития всемирно-историче
ского процесса оказалось невозможным, действуя с таких по*
зиций, остановить втягивание китайской экономики в мировую
экономическую систему и тем самым предотвратить начавшее-
ся закабаление Цинской империи и превращение ее в полу-
колонию капиталистических держав.
К концу XIX в. экспансия иностранного капитала привела
к захвату им важных экономических позиций. Внешняя тор-
говля, таможенная служба, современные банки, первые же-
лезные дороги, пароходство, внешний и внутренний судообо-
рот, значительная часть фабричной промышленности и совре-
менных средств связи — все это либо оказалось в руках иност-
ранцев, либо было создано ими. В результате в экономике
Цинской империи возник пока еще сравнительно небольшой,
но крайне жизнеспособный и быстро развивавшийся иност-
ранный сектор, ставший важнейшим фактором и инструмен-
том постепенного превращения Китая в полуколонию группы
капиталистических держав.
К. Маркс отмечал, что капиталистическое вторжение на
Востоке объективно выполняло «двоякую миссию: разруши-
тельную и созидательную,— с одной стороны, уничтожить ста-
рое азиатское общество, а с другой стороны, заложить мате-
риальную основу западного общества в Азии» [5, 225]. Столь
же сложным было влияние мирового капиталистического рын*
ка и иностранного сектора на социальную* и хозяйственную
жизнь Цинской империи.
Экономическая экспансия Запада резко ускорила разложе-
ние натурального хозяйства и феодального уклада в Китае,
продолжавшем оставаться отсталой земледельческой страной
с полным преобладанием сельского населения. Вместе с тем
иностранный сектор, как ведущее звено складывавшегося
к концу XIX в. капиталистического уклада в Китае, оказывал
ускоряющее воздействие на рост национального капитализма.
«Открытые» порты, концессии и сеттльменты стали очага-
ми капиталистического развития. Здесь в отличие от других
районов Цинской империи насаждался буржуазный правопо-
рядок, объективно способствовавший распространению нацио-
нального капиталистического предпринимательства. В итоге
именно здесь под влиянием или в сотрудничестве с иностран-
ным сектором быстрее всего возникали частные китайские
228
предприятия. Создав в Китае свое фабричное производство,
машинный транспорт и современные формы кредитных учреж-
дений, иностранный капитал тем самым помог в известной
мере формированию местной национальной буржуазии.
Китай, как и другие полуколонии, получил в готовом виде
современные средства производства и транспорта машинного
типа, причем их производство осталось монополией капитали-
стического Запада. Длительное время иностранные предприя-
тия в «открытых» портах имели своим конкурентом местную
мануфактуру и домануфактурную промышленность, что спо-
собствовало установлению в ряде отраслей господства иност-
ранной фабрики. В то же время отдельные иностранные пред-
приятия или их оборудование переходили в руки китайцев
(например, шанхайский механический завод «Цицзи», шелко-
мотальная фабрика «Ганькан», пароходная компания «Ци-
чан» и др.), что стимулировало рост национального предпри-
нимательства.
Диалектика взаимоотношений иностранного и националь-
ного секторов приводила к тому, что, несмотря на борьбу
последнего против чужеземной конкуренции, сбережения и
свободные капиталы китайцев, особенно компрадоров, чем
дальше, тем больше вкладывались в акции иностранных ком-
паний или помещались в иностранные банки, так как они не
облагались внутренними налогами и были гарантированы от
произвола местных властей. Это приносило иностранному
сектору большие дополнительные (учредительские и иные)
прибыли.
Коренная особенность взаимосвязи последнего с нацио-
нальной экономикой Китая заключалась в том, что такие по-
зитивные моменты, как разрушение натурального хозяйства
и ускорение развития капитализма, были второстепенными,
побочными результатами главного направления экономиче-
ской деятельности западных держав, а именно — полуколо-
ниальной эксплуатации китайского рынка и выкачки его бо-
гатств. Ограбление Цинской империи за счет неэквивалентно-
го обмена с использованием внешнеторговой, таможенной,
валютной и политической зависимости определяло основной
характер функционирования и специфику иностранного, сек-
тора.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Вторая половина XIX в. была для цинского Китая време-
нем серьезных и мучительных изменений, созидательных и де-
структивных процессов, явлений динамичного развития в од-
них звеньях экономики и явной стагнации в других. Сложная
мозаика противоречивых тенденций к середине 90-х годов соз-
дала определенный социальный и хозяйственный баланс, су-
щественно отличавшийся от традиционного положения, харак-
терного для конфуцианского арендно-бюрократического фео-
дализма отсталой земледельческой страны. Китайское обще-
ство вступало в новую полосу развития.
Важным результатом экономической эволюции Китая
в 60—90-х годах XIX в. были застой и начало кризисного со-
стояния господствующего феодального уклада земледелия и
усиливающийся распад натурального хозяйства. Шло разру-
шение средневековых докапиталистических форм кустарной
промышленности в городе и деревне, стимулируемое интенсив-
ной сменой натурального потребления товарным. Все это при-
вело к расширению внутреннего рынка страны, который рос
как в результате имманентного развития, так и особенно под
воздействием насильственного вовлечения Китая в сферу ми-
рового рынка. Разрушение традиционного уклада в земле-
дельческом и ремесленном производстве увеличило рынок ра-
бочей силы. Усилилась аккумуляция торгового и денежного
капитала. Все эти благоприятные условия ускорили формиро-
вание в Китае конца XIX в. капиталистического уклада.
Процесс постепенной буржуазной трансформации город-
ской части китайского общества начался в послетайпинский
период, однако заметные результаты его обозначились только
к середине 90-х годов XIX в. Феодальная хозяйственная
структура была несколько ослаблена за счет сдвигов в круп-
ных городах. Однако традиционный уклад (в первую очередь
в необъятной китайской деревне) благодаря устойчивому
влиянию социально-экономических, демографических и при-
родных факторов, его цементировавших, в целом пострадал
незначительно. Возникновение новых социальных слоев не
шло ни в какое сравнение не только с сохранением, но и с аб-
230
солютным приростом огромных, гигантских по занятости пла-
стов докапиталистического мелкого производства.
Среди сложных процессов социально-экономического раз-
вития периода 70—90-х годов принципиально новыми явления-
ми были возникновение национальной фабричной промышлен-
ности и формирование капиталистического уклада, сложивше-
гося к 90-м годам XIX в. Расширялись внутренние и внешние
экономические связи, росли новые хозяйственные центры.
Следует, однако, отметить, что в дополнение к его слабо-
сти особенностью капиталистического уклада в Китае было
наличие в нем двух секторов: иностранного и национального.
Преимущества первого определялись всесилием стоявшего за
его спиной международного капитала. Иностранный сектор
держал в своих руках внешнюю торговлю Китая, таможенную
службу, наиболее современную часть машинной промышлен-
ности Китая, пароходство, банковское дело, первые железные
дороги, существенно влиял на денежный рынок, валютную си-
стему страны. Самые крупные и технически оснащенные фаб-
рики и доки принадлежали иностранцам. Кроме того, иност-
ранный сектор притягивал и использовал значительную часть
китайских капиталов, особенно в форме хранения в банках.
Национальный сектор был значительно слабее и находился
в финансовом подчинении у иностранных банков, фирм и ком-
паний. Он зависел от ввоза заграничной техники. Его душила
конкуренция более дешевых импортных товаров. В отличие от
иностранного национальный сектор был отягощен грузом низ-
ших, отсталых форм капитализма, отдельные звенья которо-
го еще не доросли даже до уровня мануфактуры. Слабость
крупного мануфактурного производства на фоне широкого
распространения надомной работы и мелких мастерских
в конце XIX в. стала еще рельефней. Возникший националь-
ный фабричный капитализм, кроме того, нес в себе груз от-
сталых видов казенной промышленности и других переходных
форм.
Постепенное превращение Китая в полуколонию импе-
риалистических держав наложило существенный отпечаток на
развитие китайского капитализма. В результате буржуазная
эволюция приняла крайне специфические формы.
Таким образом, социальные сдвиги в китайском обществе,
порожденные экономическим развитием второй половины
XIX в., носили двоякий характер. С одной стороны, возникли
новые социальные силы — пока еще слабые китайские проле-
тариат и буржуазия, заинтересованная в некоторых верхушеч-
ных реформах. С другой стороны, росла среда мелких товаро-
производителей, в той или иной мере разоренных растущей
конкуренцией иностранных товаров и машинной техникой, но
еще не втянутых в сферу медленно растущего капиталистиче-
ского уклада. Поднимавшаяся в этих слоях ненависть ко все-
231
му иностранному несла в себе возможность политического
взрыва.
Комплекс позитивных и негативных изменений, наступив-
ших после слома внешней изоляции Китая в ходе «опиумных»
войн и Крестьянской войны 1850—1864 гг., нес в себе призна-
ки надлома прежней средневековой устойчивости. Симптомы
такого надлома к концу XIX в. приняли многоплановый ха-
рактер. Сокращение поголовья рабочего скота, уменьшение
количества удобрений, сужение воспроизводства плодородия
почвы, падение производительности труда в зерновом хозяй-
стве, прекращение роста пахотных площадей — все это вело
к тревожному для феодального Китая снижению уровня зер-
нового хозяйства — основы экономики страны.
Застой в ирригационных работах, обветшание и разруше-
ние гидротехнических сооружений и связанное с этим разру-
шительное воздействие стихийных бедствий на земледелие до-
полняли собой картину упадка феодального хозяйства. Сово-
купность таких устойчивых регрессивных факторов в усло-
виях втягивания страны в мировую капиталистическую систе-
му и пересадки машинного капитализма в Китай знаменовала
собой определенный поворот в ходе стадиального развития
китайского феодализма, начало его нисходящей линии.
О наступившем переломе свидетельствовал и целый комп-
лекс позитивных явлений и процессов второй половины XIX в.
Прогрессирующий распад средневековых форм казенного зем-
левладения — «знаменного», военно-поселенного, и т. п., ликви-
дация особого статуса Маньчжурии, массовая колонизация
Северо-Востока, растущее переселение крестьян в другие
окраинные районы империи, вообще рост подвижности земле-
дельческого населения — таковы знамения данного периода.
В то же время существенно сказавшееся на китайской дерев-
не превращение страны в часть мирового рынка, растущее
влияние внешнего фактора, усиление рыночного начала и роли
денег в деревне, постепенное приобретение земледелием йёрт
промысла, со своей стороны, заметно нарушили средневеко-
вую неподвижность сельского хозяйства.
Феодализм в народном хозяйстве Китая, исчерпав к концу
XIX в. свои внутренние поступательные возможности, вступил
в полосу стагнации и медленного, постепенного упадка, оста-
ваясь, однако, прочно господствующей формой эксплуатаций.
Синологи охотно используют термин «кризис феодализма»
в применении к китайскому обществу XVII—XVIII вв. и пер-
вой половины XIX в. При этом чаще всего в понятие «кризис
феодализма» вкладывается обострение классовой борьбы ли-
бо усиление пауперизации трудящихся масс. Природа же кри-
зиса в рассматриваемый нами период существенно иная.
Свойственного ему комплекса факторов как негативных, так
и позитивных не знал ни XVIII в.? ни первая половина XIX в.
232
Изучение природы надлома второй половины XIX в. дает зна-
чительно большие основания для датировки именно этим вре-
менем начала нисходящей линии китайского феодализма.
В этой же связи встает вопрос об определении хронологиче-
ского предела, до которого развитие товарно-денежных отно-
шений служило более или менее налаженному функциониро-
ванию средневековой системы хозяйства,— предела, после ко-
торого оно начинает идти преимущественно в русле подтачи-
вания и разложения прежней традиционной устойчивости.
Первоначальным и ведущим в историческом плане факто-
ром в наступившей полосе своего рода формационного кризи-
са оставалось внешнее воздействие более передового и мощ-
ного социально-экономического строя капиталистического За-
пада, создававшее совершенно новую обстановку, принци-
пиально отличную от тех, что были характерны для периоди-
ческих кризисов, свойственных китайскому феодализму.
Именно новый исторический климат, обусловленный воздей-
ствием мирового рынка и колониальной экспансии, придал
привычным для конфуцианского средневековья кризисным
компонентам признаки формационного надлома. Так же как
для Индии, капиталистическое вторжение в Китай играло
роль «бессознательного орудия истории» [4, 136]. Оно ослаби-
ло и подточило многовековые феодальные устои своим эконо-
мическим натиском, в том числе пересадкой машинных форм
капитализма. Будучи сама по себе колониальным грабежом,
экспансия западных держав оказывала на Китай сложное и
противоречивое воздействие.
Привнесенность извне (в сочетании, конечно, с серьезны-
ми кризисными компонентами внутреннего порядка) самой об-
становки формационного кризиса свидетельствует о примени-
мости к Китаю второй половины XIX в. оценки, данной
К. Марксом капиталистическому вторжению в Азию как «со-
циальной революции» [4, 136]. Наряду с пересадкой в Китай
отношений развитого капитализма был дан серьезный толчок
развитию низших форм предпринимательства, спорадически
возникавших в доопиумный период.
К концу XIX в. получила развитие характерная тенденция
экономического развития Китая в новое время — переход от
хозяйственной «однородности» средневековья к многоуклад-
ное™ и подвижности переходного периода. Применительно
к этому времени можно говорить о наличии в экономической
структуре Китая не только мелкотоварного и феодального
укладов, но и капиталистического уклада с крупнокапитали-
стическим, машинным (делившимся на два сектора — иност-
ранный и национальный), и мелкокапиталистическим под-
укладами. Переходность и многоукладность стали неразрыв-
ными и питающими друг друга началами, укоренившимися
в народном хозяйстве Китая последующих десятилетий.
233
ПРИЛОЖЕНИЕ
Таблица 1
Официальные данные о численности населения Китая в 1851—1894 гг*
млн. человек
Провинция** 1851 г. 1854 г. 1864 г. 1874 г. 1884 г. 1894 г.
Фэнтянь 2,6 2,8 2,9 з,о 4,з 3,1
Цзилинь 0,3 0,3 0,3 0,3 0,4 0,6
Чжили 23,5 22,9 1,0 0,7 0,7 0,8
Аньхуй ..... 37,6 — — — — — '
Цзянсу 44,3 — — 19,8 21,2 22,0;-
Цзянси 24,5 23,9 24,5 24,5 24,5 24,6
Чжэцзян 30,1 30,4 — 10,8 П,6 11,8
Фуцзянь 20,1 20,4 19,2 20,6 23,5 25,6
Хубэй 33,8 — 31,7 32,7 33,5 34,3
Хунань. . 20,6 20,7 21,0 21,0 21,0 21,0
Шаньдун 33,3 33,6 34,3 35,3 36,5 37,4
Хэнань • 23,9 23,9 23,9 23,9 22,1 22,1
Шаньси 15,7 16,0 16,1 16,9 10,9 П,1
Шэньси • ... 12,0 12,1 — — 8,1 8,5
Ганьсу 15,4 15,5 — — — —
Баркуль-Урумчи 0,3 о,з — — — —
Сычуань • 44,8 46,5 52,5 59,4 70,0 79,5
Гуандун 28,4 28,9 29,3 29,6 29,8 29,9
Гуаней 7,8 7,8 — — — —
Юньнань 7,4 7,5 — — — —
Гуйчжоу 5,4 5,4 — 4,2 — 4,8
Итого ... 431,8 — —
♦ [43, т. I, 10—17].
**Все допуски, подсчета и пропуски оговорены в источнике.
234
Таблица 2
Сокращение численно,ста населения области Цзясин пров. Чжэцзян в 1838 и 1863 гг. ♦
Уезд 1838 г. 1863 г.
количество дворов тяглые (дин) нетягпые (коу) количество дворов тяглые (дин) нетяглые (коу)
Цзясин 100741 316 713 202 864 42 122 84 958 73 756
Сюшуй 78 934 276 230 226 630 19169 79116 54 857
Цзяшань • 68 049 157 483 119 530 16379 53 499 42 979
Хайянь 97 232 319 678 203 783 52 967 100 587 80 262
Пинху 73 839 194422 109 884 30 753 64 323 45 067
Шимэнь 54440 206 893 172 529 42 500 94113 64 263
Тунсянь • . . . • • 68151 194 520 132 596 50 557 68 564 45 709
По области в целом . . . 541 386 Г1 665 939 1 167 816 253 447 545160 406 893
# • [43, т. 1, 156].
Таблица 3
Основные категории землевладения в 1887 г. *, тыс. му
Провинция Общая площадь** В том числе
частные земли *** казенные и привилегиро- ванные зем- ли *♦*
Чжили 86 722 57 448 29 274
Шаньдун 125 941 123 601 2 340
Шаньси 56 609 47 970 8 639
Хэнань 71 685 64752 6 933
Шэньси 30 593 26 597 3 996
Ганьсу 16775 10 358 6417
Цзянсу 75128 65 757 9371
Аньхуй • 41 114 34 064 7050
Цзянси 47 343 46176 1 167
Чжэцзян 46 778 44 714 2 064
Хубэй 59 220 54 832 4 388
Хунань 34 874 31 304 3 570
Сычуань 46417 46 402 15
Гуандун 34731 34 194 537
Гуаней 8 964 8 767 197
Фуцзянь 13 452 12 601 851
Юньнань 9 319 8 394 925
Гуйчжоу 2 679 2 599 80
Фэнтянь 28496 6 498 21998
Цзилинь 1498 1429 69
Хэйлунцзян .... • . 82 Нет сведе“ 82
НИЙ
Синьцзян 9 340 9 340 Нет сведе-
ний
Итого. . . 847 760 I 737 797 109 963****
♦ [43, т. I, 62—63].
* * Включая некоторое количество целины, пастбищ и
других невозделываемых земель.
* ** Необходимые оговорки см. в источнике.
* *** Включая 856 тыс. му, принадлежность которых к тому
или иному разряду установить не удалось.
236
Таблица 4
Казенное землевладение на 1887 г. ♦,
тыс. му
Провинция Земли воен- ных поселений Камышовые земли Отмельные и на- носные земли ЗнаменНЫе земли Земли ка- зенных по- местий * ** Пастбищные земли Запашка целин- ных земель ♦**
Чжили 10 884 Нет сведений 1 15 778 2 068 Нет сведений 538
Шаньдун .... 2 289 Нет сведений Нет сведений Нет сведений — Нет сведений Нет сведений
Шаньси 3 268 Нет сведений Нет сведений Нет сведений 128 5116 Нет сведений
Хэнань • . . • . 6001 Нет сведений Нет сведений Нет сведений — Нет сведений Нет сведений
Шэньси 3 993 Нет сведений 1 Нет сведений — Нет сведений Нет сведений
Ганьсу . . . • . 6273 Нет сведений Нет сведений Нет сведений — Нет сведений Нет сведений
Цзянсу 4 256 5103 Нет сведений Нет сведений — Нет сведений Нет сведений
Аньхуй 4170 2 861 Нет сведений Her сведений — Нет сведений Нет сведений
Цзянси 582 576 Нет сведений Нет сведений — Нет сведений Нет сведений
Чжэцзян .... 224 Нет сведений 1744 Нет сведений — 89 Нет сведений
Хубэй 3 271 1 117 Нет сведений Нет сведений — Нет сведений Нет сведений
Хунань 3239 324 Нет сведений Нет сведений — Нет сведений Нет сведений
Сычуань 13 Нет сведений Нет сведений Нет сведений — Нет сведений Нет сведений
Гуандун 522 Нет сведений Нет сведений Нет сведений — Нет сведений Нет сведений
Гуаней 179 Нет сведений Нет сведений Нет сведений — Нет сведений Нет сведений
Фуцзянь 786 Нет сведений Нет сведений •Нет сведений — Нет сведений Нет сведений
Юньнань .... 914 Нет сведений Нет сведений Her сведений — 9 Нет сведений
Гуйчжоу .... 63 Нет сведений Нет сведений Нет сведений — Нет сведений Нет сведений
Фэнтянь .... Нет сведений Нет сведений Нет сведений 16 061 2 207 1295 2 409
Цзилинь Нет сведений Нет сведений Нет сведений Нет сведений 15 Нет сведений Нет сведений
Хэйлунцзян . . . Нет сведений Нет сведений Нет сведений Нет сведений — Нет сведений Нет сведений
Итог о**** . . . 50947 | 9 981 1746 | I 31839 | | 4418 6 509 2 947
* [43, т. I, 62—63].
*♦ Включая удельные земли.
*** Включая целину, на распашку которой имелись заявки,
g **** Необходимые оговорки см. в источнике.
Таблица 5
П риви легированное землевладение на 1887 г.*,
му
Провинция Училищные земли Храмовые, мона- стырские и жерт- в иные земли Общественные земли
Чжили . . Нет сведений 1964 1501
Шаньдун 41 742 9 896 Нет сведений
Шаньси . . 27 798 3 867 6 944
Хэнань . . 199 904 10174 Нет сведений
Шэньси . . Нет сведений 1623 Нет сведений
Ганьсу . . 25 524 Нет сведений 77 886
Цзянсу . . Нет сведений 10 884 Нет сведений
Аньхуй . . 18 387 1313 Нет сведений
Цзянси . . 6 735 1431 Нет сведений
Чжэцзян Нет сведений 7 651 Нет сведений
Хубэя . . Нет сведений Нет сведений Нет сведений
Хунань . . 7 380 Нет сведений Нет сведений
Сычуань . . Нет сведений 1519 Нет сведений
Гуандун . . 15117 Нет сведений Нет сведений
Гуаней . . Her сведений Нет сведений Нет сведений
Фуцзянь . . Нет сведений 52 055 Нет сведений
Юньнань Нет сведен-ий Нет сведений 1553
Гуйчжоу 4 442 ; Нет сведений 12 136
Фэнтянь Нет сведений 141 26 532
Цзилинь . . Нет- сведений Нет сведений 54000
Хэйлунцзян Нет сведений Нет сведений 81600
Итого 356 189 102 521 ** 262 152 ***
* [43, т. I, 62—63]
* * В эту категорию входили еще 254 180 му, чью принад-
лежность к той или иной провинции установить не удалось.
* ** Необходимые оговорки см. в источнике.
Таблица 6
Индексы посевных площадей в Китае в 1893 г.*
. _ (1873=100)
П[О1ИНЦИЯ или район Индекс Провинция или район Индекс
Чахар 104 Чжэцзян 102
Суйюань .... 95 Фуцзянь ...... 96
Нинся 100 Гуандун 101
Цинхай 169 Цзянси 99
Ганьсу 116 Хубэй 104
Шэньси 98 Хунань 88
Шаньси 103 Гуаней 105
Чжили 98 Сычуань . 102
Шаньдун .... 103 Юньнань 111
Хэнань 99 Гуйчжоу 115
Цзянсу 101 По стране в целом 101
Аньхуй 1 106
* (23, 320].
ЭД8
Таблица 7
Урожайность зерновых по данным осеннего урожая в 1846—1894 гг. ♦,
чэны
Гож Провинция
Чжили Хэнань Шаньси Шэньси Чжэцзян Аньхуй Цзянси Хубэй Хунань Фуцзянь
1846 8+" 6+ 6+ 6+ 6+ 64- 7+ 64- 7+ 7+
1854 7+ 64- 64- 6+ 7 Нет сведений 7+ Нет сведений 74- Нет сведений
1864 74- 54- 64- Нет сведений 6 Нет сведений 64- 64- 7+ 64-
1874 7 4- 54- Нет сведений 6^ 54- 5 Ь 7-Ь . 6+ 7 74-
1884 Нет сведений 5+ Нет сведений 54- 54- Нет сведений 74- ' 74- Нет ^ведений
1894 Нет сведений 5+ Нет сведений V и 5 4- 5 4-, 5-Ь \1 • • 7+ & ' 6 |- Нет сведений
* [43, т. 1, 758—760].
* • Знак плюс означает некоторое превышение данного показателя.
Таблица 8
Урожайность зерновых
по данным летнего урожая в 1848—1894 гг. *,
чэны
Год Провинция
Чжили Я СО Я <п X Шаньси Шэньси Аньхуй Цзянси Хубэй Хунань Фуцзянь
1848 8+** 64- 84- 7+ 6^ 7+ 8 7+ Нет сведений
1854 7 + 6^ 6 ч- 6 + Нет сведений 74- Нет сведений 7+ Нет сведений
1864 7+ 5+ 64- 6 Нет сведений 64- 64- 64- Нет сведений
1874 6 + 5+ Нет сведений 6 4- 54- 7+ 6^ Нет сведений 7+
1884 Нет сведений 54- Нет сведений 64- 5-h 7+ Нет сведений 64- 7
1894 Нет сведений -5+ Нет сведений 54- 5+ 74- 6 64- 74-
♦ [43, т. I, 755—757].
** Знак плюс означает некоторое превышение данного показателя.
Таблица 9
Распределение по отраслям фабричных предприятий
с числом рабочих свыше 500 на 1894 г. ♦
Отрасль Иностранные пред- приятия Казенные предприя- тия Китайские частные предприятия Всего
число . количество рабочих, тыс. число количество рабочих, тыс. ЧИСЛО количество рабочих, тыс. число предпри- ятий количество рабочих, тыс.
Механическое шелкопря- дение 5 5,4 9 6,4 14 11,8
Военная промышленность — — 5 7,8—9,5 — — 5 7,8—9,5
Хлопкообработка — — 1 2,5—3,0 2 5,0 3 7,5-8,0
Добыча угля — — 3 5,3—7,0 2 1,0 5 6,3—8,0
Добыча железной руды . . — — 2 1,8—2,2 — — 2 1,8—2,2
Прочая горнодобывающая промышленность .... 1 2,8—3,6 1 2,3—3,6
Судоремонт, механосбороч- ное дело и металлообра- ботка 3 7,9 Д 7,9
Чаеобработка • 4 5,0 — — — — 4 5,0
Металлургия — — 1 3,0 — — 1 3,0
Бумажная и полиграфичес- кая промышленность . . 1 0,6 1 0,5 2 1,1
Производство спичек . . . — — — — 1 0,8 Л 0,8
Коммунальная промышлен- ность 1 0,7 1 0,7
Прочие • .1 0,6 — — — — 1 0,6
КО Итого ... 15 20,2 13 23,2-28,3 | 15 | 13,7 | 43 57,1—62,2
* [41, т. 1, 1203].
Таблица 10
китайские капиталовложения в невоенные
отрасли промышленности в 1881—1895 гг, *
Отрасль
Текстильная .....................
Горнодобывающая и металлургическая
Машиностроительная ♦♦............
Пищевая ♦♦.......................
Прочие ..........................
Юани
10 633 022
10 072 726
100 000
97 000
1 228 878
Итого. . .
22 131 626
♦ [ПО, 67; 149, табл. 2].
♦♦ Данные приблизительные.
Таблица 11
Развитие китайской промышленности в 1872—1894 гг, *
Год Казенные и казенно- частные предприятия Частные предприя- тия ** Всего
число капитал, юани ♦** число капитал, юани число предприя- тий капитал, юани
1872 1 36000 1 36000
1876 3 661 864 — — 3 661864
' 1877 — — 1 139 860 1 139 860
1878 1 2055944 — — 1 2055944
1880 1 27 972 — — 1 27972
1881 — — 2 159 860 789-230****
1882 2 939 860 1 32000 3 971-860
1883 — — 2 136000 2 136000
1884 — — 3 385660 3 385660
1885 1 419 580 1 30000 2 449580
1886 — — 2 66000 2 66000
1887 2 811 189 2 129 930 4 941 11’9
1888 — 5 140000 5 140000
1889 Р2 7 272727 5 185 930 7 7 458 657
1890 2 755 244 5 449 650 7 1204894
1891 2 741 258 5 329 790 7 1071048
1892 1 1342 660 5 206900 6 1549 560
1893 — — 8 363750 8 363750
1894 2 1 174 800 6 2013040 8 3 187 840
Итого 19 | 16203098 | 54 4 804 370 174 21636838
♦ [149, табл. 1].
** Без мелких шелкопрядильных фабрик района Шуньдэ—Гуанчжоу
и некоторых других мелких предприятий.
♦♦♦ В источниках капитал указан в лянах. В таблице ляны переве-
дены в юани из расчета 1 юань = 0,72 ляна.
Включая одно смешанное китайско-иностранное предприятие
с капиталом 629 370 юаней.
242
Таблица 12
£
Распределение китайских предприятий по отраслям на 1894 г. *
Год основания Горнодобывающая и ме- таллургическая промыш- ленность Текстильная промыш- ленность Прочие отрасли Всего
‘ ЧИСЛО капитал, юани число капитал, юани число капитал, юани число ‘ капитал, юани
1872 1 36000 1 36000
1876 2 382 284 1 279 580 3 661 864
1877 1 139 860 — __ 1 139 860
1878 1 2 055 944 — — — 1 2 055 944
1880 1 27 972 — — — 1 27 972
1881 — — 2 159 860 1 629 370 3 789 230
1882 2 939 860 1 32 000 1 100000 3 971 860
1883 — — 1 36000 — — 2 136000
1884 — — 3 385 660 — 3 385 660
1885 1 419 580 1 30000 — — 2 449 580
1886 — — 2 66000 — 2 66000
1887 2 811 189 2 129 930- — — 4 941 119
1888 — — 5 140000 — — 5 140000
1889 2 7 272 727 4 116000 1 69 930 7 7 458 657
1890 1 55 944 5 1 079 021 1 69 929 7 1 204 894
1891 1 41 958 5 819 301 1 209 789 7 1 071 048
1892 —— — 5 1 451660 1 97 900 6 1 549 560
1893 — —— 6 311790 2 51 960 8 363 750
1894 —' — 8 3 187 840 — — 8 3 187 840
Итого. . .. 1,4 1 12 147 318 | 52 8 260 642 8 1 1 228878 | 74 21 636 838
♦ [149, табл. 2].
Таблица 13
Основные механизированные предприятия национальной угольной промышленности в 1876—1891 гг. *
Начало эксплуатации, год Местонахождение копей Капитал, юани Учредители Характер предприятия
1876 1877 1878 1880 | 1882 1891 | Цзилун (Тайвань) Гуанцзи — Синго (Хубэй)** Чичжоу (Аньхуй) Кайпин (Чжили) Чжунсин (Шаньдун) Фучуань — Хэсянь (Гуаней) Линьчэн (Чжили) Лигой (Цзянсу) Вансаныпи (Хубэй) Мааныпань — Цзянся (Ху- бэй) 195 804 186480 139 860 2 055 944 27 972 139 860 800000 Шэнь Бао-чжэн (начальник го- сударственного управления судоходства в Фучжоу) Шэн Сюань-хуай (начальник тяньцзиньской таможни) и Ли Мин-чи (бывший начальник округа) Ян Дэ (компрадор) Тан Тин-шу (компрадор «Джар- дин, Мэзисон энд К°») Дай Хуа-цзао (кандидат на должность начальника уезда) Е Чжэн-цю (чиновник из Гуй- чжоу) Ню Бин-чэнь (чиновник из Хубэя) Ху Энь-се (кандидат на долж- ность начальника области) Чжан Чжи-дун (Наместник про- винций Хубэй — Хунань) Чжан Чжи-дун Казенное Частное, под конт- ролем правитель- ства То же » » Казенйое
♦ [41, т. I, 1170—1173; 149, табл. 4].
♦♦ Из-за низкбг'о качества угля Копи были закрыты, а с 1879 г. добычу Стали производить в Цзун-
мэньчжоу. Предприятие из смешанного стало частным.
Таблица 14
Рост шелкомотальной промышленности в районе
Шуньдэ в 1881—1894 гг*
Год Число фабрик** Капитал, тыс. юаней *** Годовое произ- водство пряжи***, тыс. цзиней Число фа- ботниц
1881 1 20 30,0 320
1882 1 32 48,7 560
1883 1 36 36,1 540
1884 2 50 78,7 940
1885 1 30 48,7 540
1886 3 106 144,2 1780
1887 1 60 60,0 600
1888 5 150 247,4 2 580
1889 4 116 153,1 1970
1890 4 120 167,5 2 040
1891 3 82 116,0 1220
1892 4 117 149,5 1860
1893 4 102 165,2 1810
1894 1 30 56,2 580
Итого 35 1051 1501,3 17 340
♦ [41, т. 1, 970].
♦♦ Сохранившихся к 1912 г.
На 1912 г.
Таблица 15
Количество веретен на китайских частных прядильных фабриках
в 1890—1895 ее. ♦
Год Шанхай Ухань Число веретен в стране
число веретен доля в общем числе веретен в стране, % число веретен доля в общем числе веретен в стране, %
1890 35000 100,0 35000
1891 42 008 100,0 — — 42 008
1892 44 024 59,1 30 440 40,9 74 464
1893 9024 22,9 30 440 77,1 39 464
1894 98 580 76,4 30440 23,6 129 020
1895 133 972 76,7 40 592 23,3 174 564
♦ [43, т. 1, 410].
245
Таблица 16
Морские перевозки Китая в 1864—1894 гг. ♦,
тыс. т
Флаг судна 1864 г. 1874 г. 1884 г. 1894 г.
Английский . . . 2 862 4 739 (165)** 12 153 (424) 20 496 (716)
Американский . . 2 609 3184 (122) 2141 (82) 129 (5)
Французский . . 93 137 (147) 94 (101) 348 (370)
Германский . . . 581 530 (91) 940 (162) 1984 (341)
Японский .... Менее 1 Менее 1 (63) 215 (28000) 379 (50 000)
Норвежский . . . 38 23 (59) 10 (27) 288 (754)
Других стран . . 397 198 (50) 460 (116) 458 (115)
Китайский ... 65 494 (765) 2 994 (4 630) 5 539 (8 650)
Итого. . . 6 636 9 306 (140) 18 807 (289) 29 621 (445)
♦ [133, 48].
♦♦ Цифра в скобках — % к 1864 г.
Таблица 17
Данные о паровом флоте Китая
в 1882—1894 гг. ♦
Год Количество судов Водоизмещение, т
1882 30 22 1.11
1883 26 24 750
1884 2 1278
1885 27 24 826
1886 38 25 692
1887 65 25398
1888 63 26519
1889 64 27 283
1890 101 29 766
1891 П8 30380
1892 123 30353
1893 133 31 174
1894 140 29 410
♦ [43, т. 1, 414].
246
Таблица IS
Китайские пароходные компании
(с капиталом более 50 тыс. юаней) в 1872—1893 гг.*
। Год соз- дания Название компании ** Местонахож- дение Размер капитала Учредители и их социальная принад- лежность
1872 Китайская коммерче- ская пароходная компания Шан хай — Ли Хун-чжан, Тан Тин-шу
1890 Пароходная компа- ния «Хунань» » — —
1890 Шаньтоуская компа- ния малого паро- ходства Шаньтоу — Китайские купцы
1890 Шан ьтоу-Чаочжоу с- кая пароходная компания » 50 тыс. лянов Китайские комп- радоры
1892 Пароходная компа- ния «Цзайшэнчан» Ханчжоу 120 тыс. лянов Цзай Юй-шу
1893 Компания «Наньцзи» Шаньтоу 200 тыс. лянов Линь Юй-янь (компрадор)
1893 Пароходная компа- ния «Бочан» » 280 тыс. юаней Линь Юй-янь
♦ [23, 219].
** Пароходные . компании со смешанным китайским и иностранным
капиталом в таблицу не включены из-за отсутствия соответствующих
данных.
Таблица 19
Промышленность иностранного сектора в Китае в 1894 г.*
Отрасль** Первона- чальный капитал, тыс. юаней Фонды пред- приятий на 1894 г. тыс. юаней Количество рабочих на 1894 г.
Судоремонт и судостроение .... 4 943 8112 9000
Производство кирпичного чая . . . 4 000*** 5 600*** 7000
Механическая шелкообработка . . . Предприятия, обслуживающие внеш- 3 972 5309 6000
нюю торговлю (упаковочные, тар- ные и т. п.) 1493 1938 6000
Прочие отрасли легкой промышлен- 3 793 4 910 4 600
ности
Коммунальные предприятия .... 1523 2 045 1400
Итого ***♦ . . . 19 724 | 27 914 34 000
♦ [41, т. 1, 247, 1182].
** Без механосборочных, металлообрабатывающих и котельных
заводов.
♦♦♦ Оценочные данные.
Остальные оговорки и допуски см. в источнике.
247
Таблица 20
Прибыли иностранных предприятий
в Китае в 1874—1894 гг. ♦
Предприятие или компания о U Капитал, ляны Прибыль, ляны Норма прибыли Диви- денд, %
«Гонконг энд Вампу Док К°» / 1886 1 1893 1 282 800 1 282 800 307 915 264 678 24,0 20,6 16 14
«Бойд энд К°» । 1892** 800000 139 903 17,5 12
1 1894е* 800 000 138 964 17,4 12
«$днэм анд К°» / 1893е* 750 000 101 128 13,5 9
1 1894е* 750000 157 259 21,0 11
«Мейджер Бразерс энд К°» / 1890 1 1893 275000 275000 32 471 15796 11,8 5,7 10
( 1874 150000 23121 15,4 11
«Шанхай Гэз К°» { 1889 200 000 43 476 21,7 12
1 1894 200 000 49 456 24,7 12
«Шанхай Уотеруоркс К°» . . / 1890 1 1894 610017 655 711 55 630 71355 9,1 10,7 8 9
* [41, т. 1, 248].
•* Данные на середину года.
Таблица 21
Доля иностранных флотов во внешнеторговом и внутриторзовом судообороте Китая
в 1868—1892 гг. ♦
Год Англия Япония США Германия Прочие страны Общий тоннаж, т
водоизмеще- ние, т доля в общем тоннаже, % водоиз- мещение, т доля в общем тоннаже, % водоиз- мещение, т доля в общем тоннаже, % водоиз- мещение, т доля в общем тоннаже, % водоиз- мещение, m доля в общем тоннаже, %
1868 3 332 092 52,2 4168 о,1 2 237 327 35,0 467 087 7,3 345 097 5,4 6385 771
1872 3954130 46,8 5108 0.1 3 471 293 41,1 607 948 7,2 411 877 4,9 8 450 356
1877 6 497 352 81,1 115 263 1,4 556112 6,9 496 908] 6,2 343 412 4,3 8 009 047
1882 10 814 779 85,7 194 584 1,5 167 801 1,3 882 856 7,0 552 863 4,4 12 612 883
1887 14 171 810 85,7 306169 1,9 66 539 0,4 1480 083 9,0 504 937 3,0 16 529 538
1892 19 316 815 84,4 630 868 2.8 6132Я 0,3 1466ЛЗЗ 6.4 Ц 404 241 6,1 22 879 385
♦ [23, 236].
ьэ
<о
Таблица 22
Основные иностранные пароходные компании в Китае
в 1861—1894 гг. *
Год созда- ния Компания Местонахождение Происхождение капитала Пояснения
1861 «Шанхай Юнион Стим На- вигэйшн К°» Гонконг, Шанхай США Учреждена американской «Рассел энд К°». В 1877 г. все пароходы компании прода- ны «Китайской коммерческой пароходной компании» («Чжаошанцзюй»)
1863 «Уилок энд К°» Шанхай Англия Впоследствии представляла «Шанхай Джуг энд Лайтер К°» и Вампускую компанию буксирных перевозок
«Шанхай Джуг энд Лайтер К°» » » Дочерняя компания «Уилок энд К°»
1864 «Джаку Джуг энд Лайтер К°» Тяньцзинь, Дагу »
1865 «Гонконг, Кантон энд Макао Стимбоут К°» Гонконг Англия, Португалия Главные линии: Гонконг—Гуанчжоу — Макао
1866 «Мелчэрс энд К°» Шанхай Германия В Шаньтоу называлась «Вэныпиши». Зани- малась главным образом морскими пере- возками и страхованием. С 1890 г. нача- ла осуществлять водные перевозки ком- пании «Норд Дойчер Ллойд» в китай- ских водах
1867 «Баттерфилд, Суайр энд К°» Гонконг, Шанхай и др. Англия В 1875 г. открыла пароходные линии по Янцзы
1872 «Макбейн энд К°»
1877 «Джардин, Мэзисон энд К°»
Шанхай
Гонконг, Шанхай
и др.
1883 «Дуглас Стимшип К°»
Гонконг
1884
1890
«Чайна Импорт энд Экспорт
Ламбер К°»
«Хуг Ан Стим Навигейшн К°»
«Арнольд, Карберг унд К°»
Шанхай
Гонконг
Шанхай
1892
Амурская торговая пароход-
ная компания
Благовещенск
§ * [23,232—233].
» Прекратила свою деятельность в начала XX в.
» В 1881 г. купила у <Чайна Кост Стим На- вигэйшн К°» и «Янцзы Стимере К°>~ 12 пароходов общим водоизмещением 13 тыс. т и использовала их в навига- ции на Янцзы
» Впоследствии имела 4 парохода общим во- доизмещением свыше 8 тыс. т, обслужи- вала главным образом каботажные ли-
» нии Южного Китая
г Среди акционеров были китайцы. Главная' пароходная линия — по Янцзы
Германия Осуществляла водные перевозки немецко»* пароходной компании «Гамбург — Амери- ка лини»
Россия Ежегодно получала правительственную» субсидию в размере 300 тыс. руб.
Таблица 23
Фирмы, находившиеся в зависимости от «Джардин,
Мэзисон энд К°* *
Гол осно- вания Фирма Место- нахождение Примечания
1835 «Юнион Иншурэщ Макао Управлялась совместно с Кан-
1836 Сосайети оф Кан- тон» «Кантон Иншурэнс » тонским торговым союзом. В 1864 г., после роспуска по- следнего полностью перешла в руки англичан. В 1870 г. влилась в «Гонконг энд Вам- пу Док К°» Полностью принадлежала
1865 Оффис» «Гонконг энд Вампу Гонконг «Джардин, Мэзисон энд К°» Капитал компании складывал-
1865 Док к°» «Гонконг, Кантон энд Гонконг ся из акций «Дуглас Стим- шип К°» и «Грейт Бритэн Стимшип К°» при участии «Джардин, Мэзисон энд К4». Купила «Купер Док» и «Эбердин Док», основанные «Грейт Бритэн Стимшип К°» в Гуанчжоу
1868 Макао Стимбоут к°» «Гонконг Файр Ин- » Компания была основана фир- мой «Джардин, Мэзисон энд
1872 шурэнс К°» «Шанхай энд Гонконг Шанхай К°» и называлась также «Джардин, Мэзисон Иншу- рэнс Оффис»
1875 Варф К°» «Индо-Чайна Стим Гонконг В 1877 г. в Шанхае был осно-
1876 Навигэйшн К°» «Чайна Шугар К°» Гонконг ван ее филиал В 1878 г. преобразована в ак-
1882 «Эво Си лк Фи лечер» Шанхай ционерное общество с огра- ниченной ответственностью Полностью принадлежала
1886 «Гонконг энд Коулун Гонконг «Джардин, Мэзисон энд К°»
1887 Варф энд Годоун К°» «Дейри Фарм, Айс » Создана при участии иностран-
1888 энд Колд Стори ДЖ К°» «Шанхай Лэнд Ин- Шанхай ных компаний «Хэцзи», «Тяньсян», «Жэньцзи» Находилась под управлением
№89 < * [ вестмент К°» «Гонконг Лэнд Ин- вестмент энд Эд- жен си к°» «Гонконг Электрик К°> 23, 242—243]. Гонконг » иностранной компании «Жэньцзи» Создана при участии иностран- ных компаний «Лаошасунь» и «Жэньцзи». Занималась различными операциями по закладу и продаже земли
252
Таблица 24
Фирмы, находившиеся в зависимости от компании
«Баттерфилд, Су.айр энд К°> ♦
Год осно- вания Фирма Местонахождение
1861 Страховая компания «Кайи» Лондон, Шанхай, Гон-
конг
Страховая компания «Баонин» Гонконг
1865 | «Гонконг, Кантон энд Макао »
1 Стимбоут К°»
1867 «Чайна Стим Навигэйшн К°» Лондон
1875 Компания по страхованию мор- Шанхай, Гонконг
ского судоходства
1882 «Джейку Шугар Рифайнинг К°» Лондон, Гонконг
* [23, 244].
Таблица 25
Рост фондов «Гонконг энд Вампу
Док К°ъ
в 1863-1894 гг. ♦,
юани
Год Капитал
1863 240 000
1867 750 000
1870 1000 000
1882 1250 000
1886 1 562 500
1894 1 562 500
* [41, т. 1, 13].
Таблица 26
Распределение рабочей силы, занятой на фабриках
и механизированных предприятиях в 1894 г.,
по отраслям и секторам*
Отрасль и сектор Число 38НЯ1ЫХ
Предприятия иностранного сектора . . . • . 34 000
Казенные и казенно-частные предприятия . . 30 600—36 810
в том числе:
военная промышленность- 9100-10 810
металлургическая и текстильная промыш- 5 500-6000
ленность
современная горнодобывающая промыш- 16 000—20 000
ленность **
Китайские частные предприятия 27 250
’ в том числе:
шелкообработка *** 13 600
очистка хлопка 1 150
хлопкопрядение и хлопкоткачество . . . 5 300
спичечное производство 3 400
производство бумаги и полиграфия . . . 2 000
судостроение, металлообработка, ремонт 1 100
машин . •
прочие 700
Итого. . . 91 850—98 060
♦ [41, т. 1, 1201].
♦ * Данные приблизительные.
* ♦* Рабочая сила в районе Гуанчжоу — Шуньдэ оценена
приблизительно.
Таблица 27
Поотра елевое ра спределение
__________китайского пролетариата на 1894 г.*__________
Отрасль | Число рабочих %
Механическое шелкопрядение . . Судоремонт, механосборочное дело и металлообработка . . . 19 600 21,34-19,98
10100 10,00—10,29
Военная промышленность .... 9100—10 810 9,91—11,04
Хлопкообработка 9 050—9 550 9,85-9,75
Добыча угля 7 900-9 600 8,60—9,78
Добыча железной руды Прочая горнодобывающая про- 1 800 —2 200 1,96-2,24
мышленность 6 300-8 200 6,86-8,36
Чаеобработка 7400 8,06-7,55
Производство спичек 3 400 3,70-3,47
Металлургия Бумажная и полиграфическая 3000 3,27—3,06
промышленность 2 830 3,08—2,88
Коммунальная промышленность 1400 1,52—1,44
Прочие - 9 970 10,85—10,16
Итого. . . 91 850—98 060 100
♦ [41, т. 1, 1202].
254
Таблица 28
Территориальное размещение фабричного пролетариата
(без горняков) в Китае на 1894 г. ♦
Город Число рабочих %
Шанхай • 36220 47,75—46,40
Ханькоу ' 12 850—13 350 16,94—17,10
Гуанчжоу . • • 10 300 13,58—13,20
Тяньцзинь 3 080-4 180 4,06-5,35
Фучжоу и его окрестности 2 970—3240 3,92-4,15
Цзюцзян 1000 1,32—1,28
Нанкин 700-1 000 0,92-1,28
Шаньтоу 600 0,79—0,77
Сямынь 500 0,66-0,64
Остальные 7 630—7 670 10,06—9,83
Итого. . . 75 850-78 060 100
* [41, т. 1, 1202].
Таблица 29
Рост среднегодовой стоимости импорта и экспорта
Китая в 1871—1893 гг,*
Годы Экспорт Импорт Превышение экспорта или импорта, млн.' долл. , в*.
млн. долл. динамика (1871-1873= = 100) млн. долл. динамика (1871-1873= = 100)
1871—1873 по 100,0 106 100,0 + 4
1881—1883 108 98,2 126 118,9 — 18
1891—1893 167 151,8 219 206,6 —52
♦ [206, 160].
Таблица 30
Направления товарооборота Китая в 1864 — 1894 гг. *
1864 г. 1874 г. 1884 г. 1894 г.
МЛЛ долл. М*Ш. лянов** % млн. долл. млн. лянов % млн. долл. м.нГ. лянов % млй. долл. млн. ляИов %
Весь товарооборот . . в том числе: 349,6 105,3 100,0 224,6 145,9 100,0 188,9 139,9 100,0 223,4 290,2 100,0
Великобритания . . . 152,0 45,8 42,6 90,6 58,8 40,1 48,7 36,1 26,0 31,4 40,7 14‘-,3
Гонконг 56,3 17,0 16,2 58,1 37,7 26,1 63,9 47,3 34,3 93,1 141,4 45,9
Индия Континентальная 78,2 23,8 23,0 31,4 20,4 14,3 22,3 16,5 12,2 16,9 21,9 7,7
Европа 5,7 1,6 1,3 12,0 8,0 5,2 15,9 11,8 8,4 19,1 24,8 8,6
США 24,0 7,3 6,9 11,5 7,5; 5,1 14,3 10,6 7,6 19,6 25,5 а,8
Япония 6,2 1,9 2,1 7,1 4,6 3,1 7,2 5,3 3,9 14,1 18,3 О;3
Россия Мет сведений Нет сведений Нет сведений 5,5 3,6 1,9 7,7 . 5,7 4,0 9,4 12,1 Ф,1
♦ [133, 46].
*♦ Здесь и далее имеются в виду таможенные ляны.
Таблица 31
Удельный вес различных стран во внешней торговле
Китая в 1871—1893 гг. *,
%
Годы Гон- конг ** Япо- ния США Анг- лия Россия Прочие страны
Импорт
1871-1873 32,5 3,7 0,5 34,7 0,2 28,4
1881—1883 36,2 4,9 3,7 23,8 0,2 31,2
1891—1893 51,2 4,7 4,5 20,4 0,6 18,6
Экспорт
1871-1873 14,7 1,7 14,1 52,9 3,3 13,3
1881—1883 25,4 2,4 12,4 33,3 7,3 19,2
1891—1893 39,7 7,2 9,8 п,з 8,6 23,8
Превышение экспорта или импорта,
млн. долл.
1871—1873 -20 —2 415 +20 44 —17
1881—1883 —19 —4 49 4-5 48 —19
1891-1893 —48 4-2 47 —27 413 —2
* [23,84].
* * Гонконг был транзитным портом. Значительная часть
товаров, которые он экспортировал в Китай, производилась
не в Гонконге; точно так же значительная часть импортируе-
мых из Китая товаров не потреблялась в самом Гонконге.
Так как торговля его с Китаем очень велика, он выделен в
отдельную графу.
О. Е. Нетто мн ин
257
Таблица 32
Удельный вес различных районов Китая
во внешней торговле в 1871—1893 гг. ♦,
%
Годы Центральный Китай Южный Китай Северный Китай Северо-Вос- точные про- винции
Импорт
1871—1873 71,8 25,7 2,2 о,3
1881-1883 68,7 28,5 2,6 0,2
1891-1893 56,5 40,2 з,о 0,3
Экспорт
1871—1873 58,9 38,5 2,4 0,1
1881—1883 52,9 41,7 5,4 Менее 0,1
1891—1893 46,8 47,1 4,9 1,2
П ревышение экспорта или импорта,
млн. долл.
1871—1873 -14 + 14 + 1 —
1881—1883 -31 +9 +3 —
1891—1893 —47 —11 +2 4-1
* [23, 85—86].
Таблица 33
Удельный вес крупнейших портов Китая
в общем внешнеторговом обороте в 1871—1893 гг. ♦,
%
Годы Гуанчжоу Шанхай Ханькоу Тяньцзинь Осталь- ные порты
1871—1873 12,7 64,1 2,7 1,8 18,7
1881-1883 11,8 57,1 4,2 3,1 23,8
1891-1893 11,6 49,9 2,3 3,1 33,1
♦ [23, 85]
258
Таблица 34
Товарная структура китайской внешней торговли в 1864—1894 гг.*
Наименование товаров 1864 г. 1874 г. 1884 г. 1894 г.
млн. долл. млн. лянов % млн. долл. млн. лянов % млн. долл, млн. лянов % млн. долл. млн. лянов %
Экспорт в том числе: шелк и шелковые из- 179,3 54,0 100,0 114,7 74,5 100,0 90,6 67,1 100,0 98,6 128,1 100,0
делия 43,6 13,0 24,0 39,6 25,7 34,5 31,0 22,9 34,2 32,7 42,5 33,1
чай 104,0 31,3 58,0 63,3 41,2 55,3 39,1 28,9 43,1 24,6 31,9 24,9
хлопок-сырец .... бобы и бобовые жмы- 25,1 7,5 14,0 1,2 0,8 1,1 1,3 0,9 1,4 4,6 6,0 4,7
хи Нет сведений Нет сведений Нет сведений 0,1 0,1 0,1 0,1 0,2 0,1 2,6 з,з 2,6
прочие товары . . . 7,8 2,2 4,0 ’ 10,4 6,7 9,0 19,1 14,2 21,2 34,1 44,4 34,7
Импорт в том числе: 170,3 51,3 100,0 109,9 71,4 100,0 98,3 72,8 100,0 124,8 162,1 100,0
опиум хлопчатобумажные 66,2 20,0 38,9 46,7 30,4 42,5 33,6 24,9 34,2 25,4 32,9 20,3
изделия шерсть и шерстяные 20,6 6,2 12,1 29,9 19,4 27,2 30,4 22,5 30,9 40,4 52,6 32,4
изделия металлы и металлоиз- 16,1 4,8 9,4 6,6 4,3 6,0 5,3 3,9 5,4 2,6 3,4 2,1
делия 6,8 2,1 4,0 5,7 3,7 5,2 4,0 з,о 4,1 6,9 8,9 5,5
уголь Нет сведе- ний Нет сведе- ний Нет сведе- ний 1,1 0,7 1,0 з,з 2,5 3,4 2,3 3,0 1,9
керосин Нет сведений Нет сведений Нет сведений Нет сведений Нет сведений Нет сведений 2,1 1,5 2,1 6,2 7,9 4,9
прочие товары .... 60,6 18,2 35,6 19,9 12,9 18,1 19,6 14,5 19,9 41,0 53,4 32,9
♦ [133, 44].
Таблица 35
Хлопкопродукты во внешней торговле Китая
в 1873—1893 гг, *
1873 г. 1883 г. 1893 г.
Хлопок-сырец
экспорт, ц 15 331 13 350 348 453
импорт, ц превышение экспорта или 122 293 127 795 32 307
импорта, ц —106962 —114 445 +316 146
Хлопчатобумажная пряжа
экспорт, ц — — —
импорт, ц превышение экспорта или 41 025 137 896 593797
импорта, ц -41,025 —137 896 —593 797
Хлопчатобумажные ткани 153137 1 005 384
экспорт, долл 58969
импорт, долл превышение экспорта или 24 716 612 25 256 230 39 720043
импорта, долл —24 657 643 —25 103 093 -38 714 659
* [23, 93].
260
Таблица 36
Направления экспорта Китая в 1864—1894 гг, *
1864 г. 1874 г. 1884 г. 1894 г.
млн. долл. млн. лянов % млн. долл. млн. лянов % млн. долл. млн. лянов % млн. долл. млн. лянов %
Экспорт из Китая 179,3 54,0 100,0 114,7 74,5 100,0 90,6 67,1 100,0 98,6 128,1 100,0
в том числе в: Гонконг 25,8 7,8 14,4 19,4 12,6 16,9 23,2 17,2 25,6 31,1 50,8 39,7
Великобританию 117,1 35,3 65,3 57,8 37,5 50,4 26,3 19,5 29,0 8,9 11,5 9,0
Континентальную Европу . . . 5,0 1,4 2,6 11,1 7,2 9,7 13,6 Ю,1 15,0 14,7 19,1 14,9
Индию 0,7 0,2 0,4 1,5 1,0 1,3 0,8 0,6 0,9 1,9 2,4 1,9
Россию Нет Нет Нет 4,2 2,7 3,7 7,4 5,5 8,2 8,5 п,о 8,6
США сведе- ний 14,5 сведе- ний 4,4 сведе- ний 8,1 11,1 7,2 9,7 11,2 8,3 12,4 12,6 16,4 12,8
Японию 0,9 о,з 0,5 3,1 2,0 2,7 2,4 1,7 2,6 7,2 9,4 7,3
[133, 47].
Таблица 37
Товарная структура экспорта Китая
в 1873 и 1893 гг, *
1873 г. 1893 г.
Сырье в том числе: сельскохозяйственная продук- ция **. тыс. долл 2 866,0 28423,0
% к общему объему экс- порта 2,6 15,5
продукция горнодобывающей промышленности (механизиро- ванная добыча): тыс. долл п,о Her сведений
% к общему объему экс- порта Менее 0,1 Нет сведений
Полуфабрикаты в том числе: продукция кустарного производ- ства: тыс. долл 40 613,0 51 644,0
% к общему объему экс- порта 37,4 28,4
продукция машинного производ- ства: тыс. долл Нет сведений 177,0
% к общему объему экс- порта Нет сведений 0,1
Готовая продукция в том числе: продукция кустарного производ- ства: тыс. долл 63173,0 96 945,0
% к общему объему экс- порта 58,3 53,4
продукция машинного производ- ства: тыс. долл 1 786,0 4 524,0
% к общему объему экс- порта 1,7 2,5
Экспорт в целом, тыс. долл. . . 108 449,0 181713,0
* [23,88].
** Включая продукцию рыболовства и лесного хозяйства.
262
Таблица 38
Экспорт основных видов товарной продукции из Китая
в 1871—1893 22, *, ц
Товары 1871-1873 гг. 1881-1883 гг. | 1891-1893 гг.
Чай Шелк Соевые бобы .... Хлопок-сырец . . . 1 022 159 37 529 57 50b 8 486 1 238 145 39 345 84 760 17 473 1055064 59946 760522 290417
* [ 23, 90]. Та блица 39
Удельный вес основных товаров в общей стоимости экспорта Китая в 1871—1893 22*, %
Товары 1871-1873 гг. 1881-1883 гг. 1891-1893 гг.
Чай 52,7 46,2 26,9
Шелк 34,5 .26,2 24,6
Соевые бобы .... 0,1 0,2 1,2
Хлопок сырец . . . 0,2 0,4 4,8
Прочие товары . . . 12,5 27,0 42,5
* [23, 91].
Таблица 40
Экспорт чая важнейшими странами-производителями
в 1873—1893 22, ♦,
млн. англ, фунтов
Страна 1873 гХ 1883 г. 1893 г.
Китай 215,7 264,9 242,8
Индия — — 115,6
Цейлон — — 82,3
Нидерландская Ост- Индия (Индонезия) — — 6,0
Прочие 17,8 37,1 48,6
Итого ... 233,5 302,0 495,3
♦ [122, 58].
263
Таблица 41
Вывоз ремесленных изделий из Китая в 1868—1889 гг. *
Год Фарфор и керамика Кожа и кожаные изделия Бумага Сахар Растительные масла Ткань сябу Ткань тубу
ю О X 3 к ь Ч индекс роста ♦* 3 « индекс роста ** со . о и X 3 « индекс роста ** CQ • О w X 3 а ь ч индекс роста ♦♦ ва . о о х 3 « н ч индекс роста ** • о О Я 3 « ь ч индекс роста ** . о 3 « н ч индекс роста **
1868 263 100 1 100 245 100 407 100 4 100 28 100 12 100
1870 413 157 4 365 211 86 1069 262 662 15011 21 75 26 213
1875 527 200 6 545 430 175 1609 395 15 345 98 342 53 429
1880 549 208 152 13260 513 209 3264 801 70 1594 105 367 93 751
1885 486 185 308 26771 596 243 1886 463 84 1915 140 489 95 771
1889 1100 418 807 70167 1423 581 2723 669 451 10 223 239 837 211 1703
* [45, т. II, 54—56].
♦* 1868 г.-100
Таблица 42
Импорт основных видов товарной продукции в Китай
в 1871—1893 гг. ♦
Товары 1871-1873 гг. 1881-1883 гг. 1891- 18СЗ гг.
Опиум, ц 37 408 42 777 43 558
Хлопчатобумажные ткани, долл 32 013 727 28 493 537 44 911705
Хлопчатобумажная пряжа, ц 37 791 118 020 704 877
Хлопок-сырец, ц 151 491 106 373 54 567
Красители, лаки, долл. . . 939 550 727 688 2 958720
Нефтепродукты, л ... . — 175 513 915 —
Сахар, ц 125 578 43 683 477 975
Рис, ц 415 933 137 940 3650399
Сталь, железо, ц 142 806 273 717 887 337
Машины и инструменты, долл Нет Нет 1 259 176
сведений сведений
♦ [23, 89].
Таблица 43
Направления импорта в Китай в 1864—1894 гг. *
1864 г. 1874 г. 1884 г. 1894 г.
X Ч Ч о 2 Ч млн. лянов % млн. долл. млн. лянов % X? ч о S ч п X X Ч к 3S ч % млн. долл. млн. лянов %
Весь импорт в том числе из: 170,3 51,3 100,0 109,9 71,4 100,0 98,3 72,8 100,0 124,8 162,1 100,0
Гонконга . . 30,5 9,2 17,9 38,7 25,1 35,2 40,7 30,1 41,4 62,0 80,6 49,7
Индии . . . Великобрита- 78,5 23,6 46,1 29,9 19,4 27,2 21,5 15,9 21,9 15,0 19,5 12,0
нии .... 34,9 10,5 20,5 32,8 21,3 29,8 22,4 16,6 22,8 22,5 29,2 18,0
США .... 9,5 2,9 5,6 0,4 о,з 0,4 3,1 2,3 3,2 7,0 9,1 5,6
Японии . . . Континен- тальной Евро- 5,3 1,6 3,1 4,0 2,6 3,6 4,8 3,6 4,9 6,9 8,9 5,5
пы 0,7 0,2 0,4 0,9 0,6 0,8 2,3 1,7 2,3 4,4 5,7 3,5
России . . . Нет сведе- ний Нет све- дений Нет сведе- ний 1,3 0,9 1,2 0,3 0,2 0,3 0,9 1,1 0,7
* [133, 48].
Таблица 44
Товарная структура импорта Китая
в 1873—1893 22. ♦
1873 г. 18£3 г.
Средства производства, тыс. долл. . . . 8 383,0 19 733,0
доля в общей стоимости импорта, %... в том числе: машины и крупные инструменты, гыс. 8,1 8,4
долл Нет сведений 1450,0
доля в общей стоимости импорта, % строительные материалы, оборудование **, мелкие инструменты, приборы, полуфаб- рикаты, материалы, горючее и т. п„ Нет сведений 0,6
тыс. долл 8 383,0 18283,0
доля в общей стоимости импорта, % 8,1 7,8
Предметы потребления, тыс. долл. . . 95 104,0 216090,0
доля в общей стоимости импорта, & в том числе: сырье для производства предметов по- 91,9 91,6
требления, тыс. долл 8 756,0 30 723,0
доля в общей стоимости импорта, % 8,5 13,0
готовые предметы потребления, тыс. долл. 86348,0 185 367,0
доля в общей стоимости импорта, % 83,4 78,6
Импорт в целом, тыс. долл. . . . 103 487,0 235 823,0
* [23, 87].
** Включая подвижной состав железных дорог и суда.
Таблица 45
Удельный вес основных товаров в общей стоимости
импорта Китая в 1871—1893 22.*,
Товары 1871— 1873 гг. 1881 — 1883 п. 1891— 1893 гг.
Опиум 37,7 37,0 20,5
Хлопчатобумажные ткани . . 30,2 22,8 20,5
Хлопчатобумажная пряжа . . 2,8 5,8 14,6
Хлопок-сырец 3,8 2,1 0,9
Красители, лаки 0,9 0,8 1,4
Нефтепродукты — — 3,7
Сахар ..... 0,9 0,5 2,7
Рис 0,9 0,3 5,9
Мука — — 0,5
Сталь и железо 0,9 1,1 1,8
Машины и инструменты . . . — — 0,5
Прочие товары 21,9 29,6 27,0
* [23, 91; 206, 161].
267
Таблица 46
Импорт опиума в Китай
в 1863—1893 гг. *,
дани
Год Всего В то.м числе
из Индии из Персии
1863 50087 50087 —
1873 65 797 65 210 587
1883 68168 62136 6 032
1893 68108 61 110 6998
♦ [206, 161].
Таблица 47
Импорт хлопчатоб у мажных изделий в Китай
, в 1872—1890 22*
Год Пряжа Ткани
тыс. даней индекс роста (1872=100) индекс цен ** (1872 = 100) тыс. рулонов индекс роста (1872=100) индекс цен ** (1872 = 100)
1872 50 100 100,0 12 241 100,0 100,0
1873 68 136 95,7 8 989 73,4 86,4
1874 69 138 91,5 9 763 79,8 78,8
1875 91 182 83,2 10 720 87,6 82,1
1876 113 226 77,2 11870 97,0 75,5
1877 116 232 75,5 11 117 90,8 68,5
1878 108 216 72,7 9158 74,8 66,8
1879 138 276 74,0 12 772 104,3 65,8
1880 152 304 79,6 13 561 110,8 68,5
1881 172 344 74,9 14 931 122,0 65,8
1882 185 370 74,3 12159 99,3 64,7
1883 228 456 70,4 11500 94,0 66,3
1884 262 524 70,8 11229 91,7 72,3
1885 388 776 67,7 15 706 128,3 66,8
1886 383 766 66,9 14 041 114,7 67,4
1887 593 1 186 73,7 15 267 124,7 77,2
1888 684 1368 83,8 18 664 152,5 77,7
1889 679 1358 79,1 14 275 166,2 77,2
1890 1082 2164 75,6 15 561 127,1 76,6
* [45, т. Ц, 199; 220, 72].
** По ценам Гонконга.
268
Таблица 48
Среднегодовой импорт пряжи по основным районам Китая
в 1867—1892 гг. *
Годы Южный Китай ** Центральный Китай *** Северный Китай **** Маньчжурия ***** Всего
дани % дани % дани % лани % дани °/о
1867-1871 53 844 97,9 879 1,6 283 0,5 — Менее 0,05 55 007 100,0
1872—1876 75 915 94,4 1529 1,9 2 981 3,7 6 Менее 0,05 80 429 100,0
1877—1881 119 181 86,8 8 464 6,2 9 586 7,0 9 Менее 0,05 137 240 100,0
1882—1888 303 696 63,6 51 906 10,9 93 475 19,6 28 444 6,0 477 521 100,0
1889—1892 513 171 47,6 258 544 24,0 210 867 19,5 96 313 8,9 1 078 905 100,0
♦ [45, т. II, 197].
♦♦ Через Гуанчжоу, Шаньтоу, Сямынь, Фучжоу, Бэйхай, Цзюлуи, Гунбэй и Мэнцзы.
*** Через Шанхай, Нинбо, Ханькоу, Цзюцзян, Чжэньцзян, Уху, Ичан, Чунцин и Вэньчжоу.
♦*** Через Тяньцзинь и Яньтай.
g ***** Через Нючжуан.
Таблица 49
Ввоз иголок, спичек и керосина в Китай
в 1867—1894 гг. *
Год Иглы Спички Керосин
млн. штук тыс. лянов тыс. гроссов тыс. лянов тыс. галло- нов тыс. лянов
1867 207 54 79 71 Нет сведений Нет сведений
1870 463 83 160 95 Нет сведений Нет сведений
1875 824 127 327 186 Нет сведений Нет сведений
1880 1 934 315 1 419 582 Нет сведений Нет сведений
1886 1 876 ; 273 1 974 805 23 038 2211
1890 2 287 316 4 147 1341 30 829 4 093
1894 2 422 348 6615 1 639 69 705 8 005
* [45, т. II, 164].
БИБЛИОГРАФИЯ
Труды основоположников марксизма-ленинизма 10
1. Маркс К., Английские жестокости в Китае,— т. 12.
2. Маркс К., Англо-китайский договор,— т. 12.
3. Маркс К., Англо-китайский конфликт,— т. 12.
4. Маркс К., Британское владычество в Индии,— т. 9.
5. М а р к с К-, Будущие результаты британского владычества в Ин-
дии,— т. 9.
6. Маркс К., История торговли опиумом,— т. 12.
7. Маркс К., Капитал. Критика политической экономии, т. III, т. 25,
ч. I.
8. Маркс К., Китайские дела,— т. 15.
9. Маркс К-, Революция в Китае и в Европе,— т. 9.
10. Маркс К., Торговля с Китаем,— т. 13.
И. Маркс К., Формы, предшествующие капиталистическому производ-
ству,— т. 46, ч. I.
12. М а р к с К. и Э н г е л ь с Ф., Первый международный обзор,— т. 7.
13. Энгельс Ф., Новая экспедиция англичан в Китай,— т. 12.
14. Энгельс Ф., Персия и Китай,— т. 12.
15. Энгельс Ф., Письмо Н. Ф. Даниельсону от 22 сентября 1892 г.,—
т. 38.
16. Ленин В. И., Аграрный вопрос в России к концу XIX века,— т. 17.
17. Л е н и н В. И., Военная программа пролетарской революции,— т. 30.
18. Ленин В. И., Демократия и народничество в Китае,— т. 21.
19. Ленин В. И., Империализм, как высшая стадия капитализма,— т. 27.
20. Ленин В. И., Отсталая Европа и передовая Азия,— т. 23.
21. Ленин В. И., Развитие капитализма в России,— т. 3.
22. Ленин В. И., Тетради по империализму,— т. 28.
Источники
23. История экономического развития Китая. 1840—1948, М., 1957.
24. К о х а и о в с к и й Н. И., Краткое обозрение системы мер и денег в
Китае, Владивосток, 1909.
25. М а т у с о в с к и й 3., Географическое обозрение Китайской империи,
СПб., 1888.
26. Описание Маньчжурии, (под ред. Д. М. Позднеева), т. I, СПб.,
1897.
27. Сборник договоров и других документов по истории международ-
ных отношений на Дальнем Востоке (1842—1925) (сост. Э. Д. Гримм),
М., 1927.
10 Работы К. Маркса и Ф. Энгельса даются по второму изданию Со-
чинений, В. И. Ленина — по Полному собранию сочинений.
271
28. Г у а и с ю й Дунхуа сюйлу (Продолжение хроники павильона Дунхуа
годов правления Гуансюй), [б. м.], [б. г.].
29. Дацин хуйдянь (Свод законов Цинской империи), [б. м.], 1887.
29а. Дацин хуйдянь шили (Свод законов и постановлений Цинской им-
перии), [б. м.], [б. г.].
30. Д и г о ч ж у и юй Кайлунь мэйкуань (Империализм и Кайлуаньские
угольные копи), под ред. Вэй Цзы-чу, Шанхай, 1954.
31. Дигочжуи юй Чжунго хайгуань (Империализм и морские тамож-
ни Китая), т. IV—IX, Пекин, 1957—1959.
32. Л и Хун-чжан, Ли Вэнь-чжун гун цюань цзи (Полное собрание
сочинений), Нанкин, 1908.
33. Нун Е., Шицзю шицзи хоубань Чжунго нунъе шэнчан ды шанпинь-
хуа (Товаризация сельского хозяйства во второй половине XIX в.
в Китае),— «Цзинцзи яньцзю», 1956, № 3, 4.
34. С и пк оку дзидзё (Положение дел в Цинской империи), т. 1—2(
Токио, 1907.
35. Т у и ш а и гэгуань хуаян маои цзунцэ (Свод таможенных отчетов
о китайско-иностранной торговле открытых портов), т. I—II, Шан-
хай, 1935.
36. Цзо Ц з у н - т а н, Цзо Вэнь-сян гун цзоу шу (Доклады трону Цзо
Вэнь-сян гуна), приложения, Шанхай, 1890.
37. Цзэн Го-цюань, Цзэн Чжун-сян гун цзоуи (Доклады трону Цзэн
Чжун-сян гуна), Пекин, 1903.
38. Цз юн ь Пу, Шицзю шицзи хоубань ци цзичжун янхо хэ тухо цзай
гонэй шичан шан ды цзинчжэн (Конкуренция между иностранными
и местными товарами на внутреннем рынке Китая второй половины
XIX в.),— «Цзинцзи яньцзю», 1956, № 2.
39. Ц и н м о Наньцзинь сычжые ды чубу тяоча (Шелкоткацкая промыш-
ленность Нанкина в конце периода Цин),— «Цзиньдай ши цзыляо»,
1958, № 2.
40. Чжан Ч ж и - д у н, Чжан Вэнь-сян гун дугао (Письма и бумаги
Чжан Вэнь-сян гуна), Шанхай, 1920.
40а. Чжан Чжи-дун, Чжан Вэнь-сян гун цзоугао (Черновики докла-
дов Чжан Вэнь-сян гуна), Шанхай, 1920.
41. Чжунго цзиньдай гунъе ши цзыляо (История фабричной промыш-
ленности Китая нового времени. Материалы), под ред. Ван Цзин-юя
и Сунь Юй-тана, т. I—II, Пекин, 1957.
42. Чжунго цзиньдай гунъе ши цзыляо (Материалы по истории совре-
менной промышленности в Китае), под ред. Чэнь Чжэня, Я о Ло и
Пан Сянь-чжи, т. I—II, Пекин, 1957—1958.
43. Чжунго цзиньдай нунъе ши цзыляо (Материалы по истории сель-
ского хозяйства Китая в новое время), т. I под ред. Ли Вэнь-чжи,
т. II под ред. Чжан Ю-и, Пекин, 1957.
44. Чжунго цзиньдай хоби ши цзыляо (История денег в Китае нового
времени. Материалы), т. I, Пекин, 1964.
45. Чжунго цзиньдай шоугунъе ши цзыляо (История дофабричной
промышленности Китая в новое время. Материалы), под ред. Пэн
Цзэ-и, т. I—II, Пекин, 1957.
45а. Шанхай сяодао хуй тин шиляо хуйбянь (Восстание общества «Ма-
лых мечей» в Шанхае. Сборник материалов), Шанхай, 1957.
46. Шанхай цяньчжуан шиляо (Материалы по истории шанхайских
меняльных лавок), Шанхай, 1960.
47. Ю Вэнь, Шицзю шицзи мо чжи эрши шицзи чу гуаньтянь' сян
миньтянь ды чжуаньхуа (Превращение казенных земель в частновла-
дельческие в конце XIX —начале XX в.),—«Цзинцзи яньцзю», 1957,
№ 2.
48. Янъу юньдун (Движение за усвоение заморских дел), IV, Шан-
хай, 1961.
49. A Report of Political and Commercial Affairs in China and Japan
during the Five Years 1873 to 1877, Shanghai, 1878.
272
50. [Baber It. C.J, Report by Mr. Baber on the Route Followed by
Mr. Grosvenor’s Mission between Tali-fo and Momein, London,
1878.
51. Baber E. C., Travels and Researches in Western China, London,
1882.
52. В r e n i e r M. H., Rapport general sur 1’origine, les travaux et les con-
clusions de la mission Lyonnaise d’exploration commerciale en Chine;
Lyon, 1897.
53. В ou 1 ger D. C., The Life of Sir Halliday Macartney, London, 1908.
54. China. Imperial Maritime Customs, Decennial Reports on the Trade,
Navigation, Industries, etc., of the Ports Open to Foreign Commerce
in China, and on the Conditions and Development of the Treaty Port
Provinces, 1882—1891, Shanghai, 1893.
55. Ibid. 1892—1901, vol. 1—2, Shanghai, 1904.
56. China. Imperial Maritime Customs. Native Opium, Shanghai, 1888.
57. China. Imperial Maritime Customs. Opium: Crude and Prepared,
Shanghai, 1888.
58. China. Imperial Maritime Customs. Returns of Trade at the Treaty
Ports, and Trade Reports for the Year 1865, Shanghai, 1866.
59. Ibid. 1868, Shanghai, 1869.
60. Ibid. 1869, Shanghai, 1870.
61. Ibid. 1871, Shanghai 1872.
62. Ibid. 1872, Shanghai, 1873.
63. Ibid. 1873, Shanghai, 1874.
64. Ibid. 1876, Shanghai, 1877.
65. Ibid. 1880, Shanghai, 1881.
66. Ibid. 1885, Shanghai, 1886.
67. Ibid. 13,86, Shanghai, 1887.
68. Ibid. 1887, Shanghai, 1888.
69. Ibid. 1889, Shanghai, 1890.
70. Ibid. 1893, Shanghai, 1894.
71. Ibid. 1894, Shanghai, 1895.
72. China. The Maritime Customs. Silk, Shanghai, 1917.
73. China Year book, 1912, London, 1912.
74. Commercial Reports from Her Majesty’s Consuls in China. 1871,
Shanghai, [б. r.].
75. Commercial Reports from Her Majesty’s Consuls in China. 1875—
1876, Shanghai, [б. r.].
76. Commercial Reports by Her Majesty’s Consuls in China. 1883,
Shanghai, [б. r.].
77. Correspondence Relative to the Earl of Elgins Special Missions
to China and Japan, 1857—1859, London, 1859.
78. С о u 1 i n g S., Encyclopaedia Sinica, Shanghai, 1917.
79. Hoang P., Notions techniques sur la propriete en Chine avec un choix
d’actes, et de documents officiels, Shanghai, 1897.
80. J a m i s s о n G., Tenure of Land in China and the Condition of the
Rural Population,— «Journal of the China Branch of the Royal Asiatic
Society», vol. XXIII, 1889.
81. Ken nelly M., Richard’s Comprehensive Geography of Chinese Em-
pire and Dependencies. Shanghai, 1908.
82. К i n g s m i 11 T. W., Retrospect of Events in China and Japan during
the Year 1865,— «Journal of the North China Branch of the Royal Asia-
tic Society», vol. 2, 1865.
83. Lin-lee [A. F. Lindley], Ti-ping tien-kwoh; the History of the
Ti-ping Revolution, vol. 2, London, 1866.
84. MacGowan D. J., Chinese Guilds or Chambers of Commerce and
Trade Unions,—«Journal of North China Branch of the Royal Asiatic
Society», 1888—1889.
85. MacMurray G. (сост. и ред.), Treaties and Agreements with and
Concerning China. 1894—1919, vol. 1, New York, 1921.
1 О. E. Непомнин 273
86. Report from the Select Committee op Commercial Relations with
’ China. 12 July 1847, London, 1848. . . .
87 Report of the International Opium Commission. Shanghai. China.
* February 1 to February 26, 1909, vol. 2, Shanghai, 1909.
88. R e p о г t of the Mission to China of the Blackburn Chamber of Com-
merce. 1896—1897, Blackburn, 1898.
89. [Richthofen F.], Baron Richthofen’s Letters 1870—1872, Shanghai,
1903.
90. Richthofen F., China, Bd 2, Berlin, 1877.
91. [Richthofen F.], Ferdinand von Richthofen’s Tagebucher aus Chi-
na, Bd 1—2, Berlin, 1907.
92. [Richthofen F.], Letter from Baron von Richthofen on the Pro-
vince of Hupeh, Shanghai, 1870.
93. T a n g C. and others, Statistics of China’s Foreign Trade During the
Last Sixty-Five Years, Shanghai, 1931.
94. W i 11 i a m s о n A., Journeys in North China, Manchuria and Eastern
Mongolia, vol. 1—2, London, 1870.
95. Wolf E., Meine Wanderungen. Im Innern Chinas, Stuttgart — Leip-
zig, 1901.
ЛИТЕРАТУРА
96. Авенариус Г. Г., Китайские цехи, Харбин, 1928.
97. Акатова Т. Н., Особенности формирования рабочего класса в Ки-
тае,— сб. «Движение „4 мая” 1919 года в Китае», М., 1971.
98. Березный Л. А., Буржуазные историки о различиях в обществен-
ном развитии Японии и Китая в XIX веке,— сб. «Вопросы истории
стран Азии», Л., 1965.
99. Березный Л. А.. Критика методологии американской буржуазной
историографии Китая (Проблемы общественного развития в XIX —
первой половине XX в.), Л., 1968.
100. Болдырев Б. Г., Займы как орудие закабаления Китая империали-
стическими державами (1840—1948 гг.), М., 1962.
101. Быков А. А., Монеты Китая, Л., 1969.
102. Ван Я - н а н ь, Исследование экономических форм полуфеодального,
полуколониального Китая, М., 1959.
103. Вейль Э., Южно-Сунгарийский район, ч. I, Хабаровск, 1899.
104. В е н ю к о в М., Очерки современного Китая, СПб., 1874.
105. Винцер Ю. И., Английские капиталовложения за границей в пери-
од империализма, М., 1960.
106. Ганшин Г. А., Вступительная статья,— в кн.: «История экономиче-
ского развития Китая. 1840—1948 гг.», М., 1959.
107. Г о м и л е в с к и й В., Китайская империя с сельскохозяйственной точ-
ки зрения, СПб., 1901.
108. Ерусалимский А. С., Проникновение германских монополий в
Китай на рубеже XIX и XX веков,— «Вопросы истории», 1960, № 9.
109. И л ю ш е ч к и и В. П., Крестьянская война тайпинов, М., 1967.
110. И о в ч у к С. М., Об особенностях развития фабрично-заводской про-
мышленности в Китае в 1861—1895 гг.,— «Проблемы востоковедения»,
1959, №5.
111. Иовчук С. М., Развитие капитализма в дофабричной промышлен-
ности Китая накануне Синьхайской революции,— сб. «Синьхайская
революция в Китае», М., 1962.
112. Канторович А., Иностранный капитал и железные дороги Китая,
М. —Л., 1926.
113. Китай. История, экономика, культура, героическая борьба за на-
циональную независимость, М.— Л., 1940.
114. Кохановский Н. И., Землевладение и земледелие в Китае, Влж-
дивосток, 1909.
274
115. Кротко в Н. Н., Русская мануфактура и ее конкуренты на китай-
ском рынке, СПб., 1914.
116. Лайнгер С. Р., К вопросу о китайской эмиграции в страны Ла-
тинской Америки,— сб. «Страны Дальнего Востока и Юго-Восточной
Азии», М., 1969.
117. Лю Ш и - ц и, География сельского хозяйства Китая, М., 1957.
118. Мадьяр Л. И., Очерки по экономике Китая, М., 1930.
119. Мадьяр Л. И., Экономика сельского хозяйства в Китае, М.— Л.,
1931.
120. Му грузин А. С., Аграрные отношения в Китае в 20—40-х годах
XX века, М., 1970. •
121. Непомнин О. Е., Возникновение капитализма в крестьянских тек-
стильных промыслах Китая XVIII—XIX вв.,— сб. «Возникновение ка-
питализма в промышленности и сельском хозяйстве», М., 1968.
122. Непомнин О. Е., Генезис капитализма в сельском хозяйстве Ки-
тая, М., 1966.
123. Непомнин О. Е., Особенности происхождения и развитие фабрич-
ного капитала в Китае (конец XIX—начало XX в.),— сб. «Проблемы
генезиса капитализма», М:, 1970.
124. Н и к и ф о р о в В. Н., Советские историки о проблемах Китая, М.,
1970.
125. Новая история Китая, М., 1972.
126. Новиков Л. Н., Изучение в Китайской Народной Республике эко-
номической истории Китая в новое и новейшее время (Обзор источ-
ников и литературы),— «Современная историография стран зарубеж-
ного Востока», вып. I. «Китай», М., 1963.
127. Новиков Л. Н., Развитие фабрично-заводской промышленности в
Китае до Синьхайской революции,— сб. «Синьхайская революция в
Китае», М., 1962.
128. Пробуждение угнетенных. Национально-освободительное движе-
ние в Азии и Африке, М., 1968.
129. Романов Б. А., Россия в Маньчжурии (1892—1906). Очерки по
истории внешней политики самодержавия в эпоху империализма, Л.,
1928.
130. Сергиев А. В., Новые материалы по истории экономики Китая,—
«Советское востоковедение», 1958, № 4.
131. Скачков П. Е., Библиография Китая, М., 1960.
131а. С л а д к о в с к и й М. И., История торгово-экономических отношений
народов России с Китаем, М., 1974.
132. Сладковский М. И., Китай и Япония, М., 1971.
133. Сладковский М. И., Очерки развития внешнеэкономических от-
ношений Китая, М., 1953.
134. С ту ж ин а Э. П., Китайское ремесло в XVI—XVIII веках, М.,
1970.
135. Сунь Пань-шоу и др., Центральный Китай, М., 1961.
136. Терентьев А. А., Иностранный капитал — орудие экономического
закабаления пролетариата в дореволюционном Китае,— «Труды исто-
рико-филологического факультета» (Якутский государственный уни-
верситет), вып. 2, 1969.
137. Т и х в и и с к и й С. Л., Политика «самоусиления» правящих кругов
Китая (1860—1895 гг.),— «Вопросы истории», 1969, № 4.
138. Фань Вэнь-лань, Новая история Китая, т. I, М., 1955.
139. Франке О., Земельные правоотношения в Китае, Владивосток, 1908.
140. Харнский К., Китай с древнейших времен до наших дней, Хаба-
ровск — Владивосток, 1927.
141. Ху Шэн, Агрессия империалистических держав в Китае, М., 1951.
142. Цинь Бэнь-ли, История экономической агрессии американского
империализма в Китае, М., 1951.
143. Чеканов Н. К., Восстание няньцзюней в Китае. 1853—1868 гг.,
М., 1963.
1Э*
275
144. Чех у то в А. И., Особенности поземельного обложения в Китае ё
конце XIX —начале XX в.,—«Краткие сообщения Института народов
Азии>, № 55, 1962.
145. Бо Чжу-фу, Гу Шу-тан, Чжунго юаньши цзыбэнь цзилэй вэнь-
ти (Проблемы первоначального накопления в Китае), Тяньцзинь, 1957.
146. Ван Си, Цун лунь чуань Чжаошанцзюй кань янъупай цзинцзи хо-
дун ды лиши цзоюн (Историческая роль экономической деятельности
проиностранной группировки на примере пароходной компании
«Чжаошанцзюй»),— «Лиши яньцзю», 1963, №2.
147. Ван Цзин-юй, Шицзю шицзи вайго цзай хуа иньхан шили ды
кочжан цзи ци дуй Чжунго туншан коуань цзиньюн шичан ды кунчжи
(Рост иностранного влияния в китайских банках и контроль над де-
нежным рынком открытых портов Китая в XlXj в),— «Лиши яньцзю»,
1963, № 5.
148. Ван Цзин-юй, Шидзю шицзи вайго циньхуа тие чжун ды хуашап
фугу ходун (Акционерская деятельность.китайских купцов в предприя-
тиях иностранного сектора в XIX в.),— «Лиши яньцзю», 1965, № 4.
149. Ван Цзин-юй, Ли И-чэн, Чжунго гунъе фачжань чуци ды чан
куан тунцзи бяо (Статистические таблицы фабрик и рудников, со-
зданных в ранний период развития китайской промышленности),—
«Цзиньдай ши цзыляо», 1954, № 2.
150. Ван Цзин-юй, Не Бао-чжан, Гуаньюй чжунго дни дай чапье
гунжэнь ды доучжэн ды цзыляо (Материалы о борьбе рабочих на
первых китайских промышленных предприятиях),—«Цзинцзи яньцзю»,
1962, № 3.
151. Вэй Цзы-чу, Мэйди цзай Хуа цзинцзи циньлюэ (Экономическая
агрессия американского империализма в Китае), Пекин, 1951.
152, Гуань Мэн-цзюэ, Чжунго юаныпи цзыбэнь цзилэй вэньти чубу
таньсо (Опыт исследования первоначального накопления капитала в
Китае), Шанхай, 1958.
153. Гуаньюй цзю Чжунго чанъе гэмин ды фашэн вэньти (К вопросу
о промышленной революции в старом Китае),— «Гуанмин жибао»,
18.111.1963.
154. Гуаньюй цин чжэнфу цзининды цзиндай гунъе синчжи, лиши цзо-
юн вэньти ды таолунь (Дискуссия о характере и исторической роли
промышленности, созданной цинским правительством),— «Цзинцзи
яньцзю», 1963, № 3.
155. Дин Мин-нань и др., Дигочжуи цинь Хуаши (История империа-
листической агрессии в Китае), т. I, Пекин, 1958.
156. Дэн Юнь-тэ, Чжунго цзюхуан ши (История борьбы со стихийными
бедствиями в Китае), Пекин, 1958.
157. Жун Мэн-юань, Япянь чжаньчжэн хоу уши няньдянь Чжунго
шэхуй цзинцзи ды яньбянь (Социально-экономические изменения в
Китае за пятьдесят лет, последовавших за опиумными войнами),—
«Шисюэ чжоукань», 1951, № 4.
158. Лань Тянь-чжао, Дигочжуи цзай цзю Чжунго тоуцзы ды тэч-
жэн (Особенности капиталовложений империалистических держав
в старом Китае),— «Сюэшу юэкань», 1958, № 3.
159. Ли Гуан, 1840—1864 нянь Чжунго ды майбань шанжэнь (Китай-
ские компрадоры в 1840—1864 гг.),— «Шисюэ юэкань», 1957, № 1.
160. Ли Н а н ь, Дигочжуи дуй вого сычоуе ды люэдо (Захват империа-
лизмом китайской шелковой промышленности),— «Синьхуа юэбао»,
1962, № 3.
161. Ли Цзя-шоу, Шилунь Чжунго миньцзу шичан ды синчэн вэньти
(К вопросу о складывании национального рынка в Китае),— «Гуан-
мин жибао», 13.V.1963.
162. Л о Э р - г а и, Циндай) люсин ды вайго иньюань цзы цзуйчу цзычжу
ды иньюапь. Циндай ды юаньбао вэньинь (Распространение иностран-
276
ных серебряных монет и первые китайские юани. Юаньбао периода
Цин).— «Лиши яньцзю», 1956, № 4.
163. Лу Цзин-ци, Шилунь циндай лицзинь чжиду (О системе лицзиня
в период Цин),— «Вэнь ши чжэ», 1957, № 2.
164. Ма Бо-хуан, Гуаньюй Чжунго цзыбэнь юаньши цзилэй ды цзигэ .
вэньти (Некоторые вопросы первоначального накопления в Китае),—
«Лиши яньцзю», 1963, № 1.
164а. Моу Ань-ши, Тайпин тяньго, Шанхай, 1959.
165. Моу Ань-ши, Янъу юньдун (Движение за усвоение заморских
дел), Шанхай, 1956.
166. Мэй дигочжуи цзинцзи цинь хуа ши луньцунь (История экономиче-
ской экспансии американского империализма в Китае), т. I, Пекин,
1953.
167. Натано Ёсихиро, Цюкоку киндай когёси но кэнкю (Исследо-
вание истории современной промышленности Китая), Киото, 1961.
168. Не Бао-чжан, Цун мэйшан Цичан луньчуань гунсы ды чуань-
фэнь юй фачжань кань майбань ды цзоюн (Роль компрадоров на
примере возникновения и развития американской пароходной ком-
пании «Цичан»),— «Лиши яньцзю», 1964, № 2.
169. Отакэ Фумио, Кинсэй Сина кэйдзай си кэнкю (Экономическая
история Китая в новое время), Токио, 1942.
170. Пэн Синь-вэй, Чжунго хоби ши (История денег в Китае), Шан-
хай, 1965.
171. Пэн Цзэ-и, Циндай Гуандун янхан чжидуды тиюань (Иностран-
ные торговые фирмы в Гуандуне в период Цин),— «Лиши яньцзю»,
1957, № 1.
172. Пэн Цзэ-и, Шицзю шицзи хоуци Чжунго чэнши шоугунъе шанъе
ханхуй ды чжунцзянь хэ цзоюн (Восстановление и роль городских
торгово-ремесленных цехо-гильдий в Китае второй половины
XIX в.),— «Лиши яньцзю», 1965, № 1.
173. Сунь Юй-тан, Чжунжи цзяу чжаньчжэн цянь вайго цзыбэнь цзай
Чжунго цзинин ды цзиньдай гунъе (Промышленность, основанная
иностранным капиталом в Китае до японо-китайской войны),— «Ли-
ши яньцзю», 1954, № 5.
174. Сунь Юй-тан, Чжунжи цзяу чжаньчжэн цянь вайго цзыбэнь цзай
Чжунго цзинин ды цзиньдай гунъе (Промышленность, основанная
иностранным капиталом в Китае до японо-китайской войны), Шан-
хай, 1955.
175. Сунь Юй-тан, Шицзю шицзи хоубань Чжунго цзиньдай гунъе
ды фачжань (Развитие современной промышленности Китая во вто-
рой половине XIX в.),— «Цзинцзи яньцзю», 1957, № 1.
176. Сюн И - ш э н, Цзяу чжунжи чжаньчжэн цянь цин чжэнфу ды вай-
чжай (Внешние займы, полученные цинским правительством до япо-
но-китайской войны),—«Цзинцзи яньцзю», 1956, № 5.
177. Ся Дун-юань, Лунь цин чжэнфу цзинин ды цзиньдай миньюнсин
гунъе ды синчжи цзи ци бижань цяньту (Характер современной
гражданской промышленности, находившейся в ведении цинского пра-
вительства, и ее перспективы),—«Ху а дун шидасюэ цзи», 1958, № 3.
178. Ся Дун-юань, Лунь цин чжэнфу собань цзиньдай цзюньюн
гунъе ды синчжи (О характере современной военной промышленно-
сти, принадлежавшей цинскому правительству), — «Хуадун шидасюэ
цзи», 1958, № 1.
179. С я Дун-юань, Лунь янъупай (О проиностранном движении),—
«Синь цзяньшэ», 1964, № 5—6.
180. С я Дун-юань, Люэлунь Чжунго цзиньдай шэхуй цзыжань цзин-
цзи ды похуай (Об упадке натурального хозяйства в китайском об-
ществе нового времени),— «Лиши цзяосюэ», 1962, № 9.
181. С я Н а й, Тайпин тяньго цяньхоу Чанцзян гэшэн чжи тяньу вэньти
(Проблема поземельного налога в провинциях бассейна Янцзы до
и после Тайнинского государства),— «Цинхуа сюэбао», 1935, № 2.
182. Сянь Кэ, Цзинь бай нянь лай дигочжуи цзай Ху а иньхан фасин
чжибу гайкуан (Выпуск бумажных денежных знаков иностранными
банками в Китае за последние сто лет), Шанхай, 1958.
183. Тан Ци-юй, Чжунго ды кэньчжи (Освоение новых земель в Ки-
тае), Шанхай, 1952.
184. У Чэн-мин, Дигочжуи цзай цзю Чжунго ды тоуцзы (Капитало-
вложения империалистических держав в старом Китае), Пекин, 1956.
185. У Цзэ, Чжунго цзиньдай гоминь цзинцзи ши (История народного
хозяйства Китая в новое время), Пекин, 1958.
186. У Чжао-шэнь, Чжунго шуйчжи ши (История налоговой системы
в Китае), т. 2, Шанхай, 1937.
187. Фань Бай-чуань, Чжунго шоугунъе цзай вайго цзыбэньчжуи
циньжу хоу ды цзяоюй хэ минъюнь (Кустарная промышленность Ки-
тая после вторжения иностранного капитала),— «Лиши яньцзю», 1962,
№ 3.
188. Хирасэ Минокити, Киндай Сина кэйдзай си (Экономическая
история Китая нового времени), Токио, 1942.
189. Ху Бин, Чжан Чжи-дун юй янъу юньдун (Чжан Чжи-дун и дви-
жение за усвоение заморских дел),— «Вэнь ши чжэ», 1963, № 5.
190. Хуан И-пин, Лунь янъупай собань гуаньду шанбань тие ды син-
чжи цзи ци дуй сыжэнь цзыбэнь ды цзуай цзоюн (О характере ка-
зенно-частных предприятий, созданных проиностранной группировкой,
и их отрицательной роли в развитии частного капитала),— «Синь
цзяньшэ», 1964, № 5—6.
191. Хуан И-фэн, Гуаньюй цзю Чжунго майбань цзэцзи ды яньцзю
(К изучению компрадорской буржуазии в старом Китае),— «Лиши
яньцзю», 1964, № 3.
192. Хуан И-фэн, Дигочжуи циньлюэ Чжунго ды игэ чжунъяо чжи-
чжу—майбань цзэцзи (Компрадоры — главная опора империалисти-
ческой агрессии в Китае),— «Лиши яньцзю», 1965, № 1.
193. Хуан И-фэн, Цзян До, Чжунго янъу юньдун юй Жибэнь мин-
чжи вэйсинь цзай цзинцзи фачжань шан ды бицзяо (Сравнение эко-
номического развития Китая периода проиностранного движения и
Японии эпохи реформ Мэйдзи),— «Лиши яньцзю», 1963, № 1.
194. Цзин Су, Л о Лунь, Циндай Шаньдун цзинъин дичжу ды шэхуй
синчжи (Социальная природа помещиков, которые вели свое хозяй-
ство в Шаньдуне в период Цин), Цзинань, 1959.
195. Цзинь Л и-чэн, Чжаошанцзюй шиляо (Материалы по истории
компании «Чжаошанцзюй»),— «Синьхуа юэбао», 1962, № 9.
196. Ци Шу-фэнь, Цзинцзи цинлюэ ся чжи Чжунго (Экономическая
экспансия империалистических держав в Китае), Пекин, 1954.
197. Цун Хань-сянь, Гуаньюй Чжунго миньцзу цзыбэньды юаньши
цзилэй вэньти (О первоначальном накоплении национального капита-
ла в Китае),— «Лиши яньцзю», 1962, № 2.
198. Цянь Цзя-цзюй, Цзю Чжунго фасин гунчжай ши ды яньцзю
(История государственных займов в старом Китае),— «Лиши янь-
цзю», 1955, № 2.
199. Чжан Го-хуй, Гуаньюй луньчуань Чжаошанцзюй чаншэн юй
чуци фачжань ды цзигэ вэньти (О возникновении и раннем этапе
развития пароходной компании «Чжаошанцзюй»),—«Цзинцзи янь-
цзю», 1965, № 10, 11.
200. Чжан Го-хуй, Чжунго цзиньдай мэйкуан тие чжун ды гуаньшан
гуаньси юй цзыбэньчжуи ды фашэн вэньти (Взаимоотношения между
чиновниками и предпринимателями на предприятиях угольной про-
мышленности и вопрос о возникновении капитализма в Китае),—
«Лиши яньцзю», 1964, № 3.
201. Чжан Го-хуй, Шицзю шицзи хоубаньти цяньчжуан ды майбань-
хуа (Превращение меняльных лавок в компрадорские предприятия во
второй половине XIX в.),— «Лиши яньцзю», 1963, № 6.
278
202. Чжан Юй-лань, Чжунго иньханъе фачжань ши (История разви-
тия банковского дела в Китае), Шанхай, 1957.
203. Чжао Дэ-синь, Чжоу Сю-луань, Шицзю шицзи сябаньци
Чжунго цзиньдай цзюныпи гунъе ды синьчжи хэ тэдянь (Характер
и особенности военной промышленности в Китае во второй половине
XIX в.),— «Цзинцзи вэньти», 1958, № 4.
204. Чжоу Цзинь-шэн, Чжунго цзинцзи ши (Экономическая история
Китая), т. 4, Тайбэй, 1959.
205. Чжу Син-фань, Чжунго цзыбэньчжуи чжи фачжань (Развитие
капитализма в Китае), Шанхай, 1929.
206. Чжунго цзиньдай цзинцзи ши цзянъи (История народного хозяй-
ства Китая в новое время. Курс лекций), Пекин, 1958.
207. Чжэн С ин-сунь, Чжунго шанъе ши (История торговли в Китае),
Шанхай, 1931.
208. Чжэн Сюэ-мэн, Чжунго гунъе учань цзецзи ды чаныпэн цзи ци
цзаоци ды чжуанкуан (Зарождение китайского пролетариата и его
начальное состояние),— «Шисюэ юэкань», 1960, № 4.
209. Чэнь Цзэ-сянь, Шицзю шицзи шэнсин ды циюэ хуагунчжи (Си-
стема контрактации китайских рабочих в XIX в.),— «Лиши яньцзю»,
1963, № 1.
210. Чэнь Ци-тянь, Шаньси пяочжуан каолюэ (Исследование шаньси-
ских переводных контор), Шанхай, 1937.
211. Чэн III и-ци, Дигочжуи хэ фэнцзяньчжуи цзэньян цзуайла Чжун-
го цзыбэньчжуи ды фачжань (Как империализм и феодализм препят-
ствовали развитию капитализма в Китае),— «Лиши цзяосюэ», 1955,
№ 5.
212. Чэнь Ши-ци, Цзяу чжань цянь Чжунго нунцунь шоугун мяньфан-
чжие ды бяньхуа хэ цзыбэньчжуи шэнчан ды чэнчжан (Эволюция
текстильного промысла и рост капиталистического производства в ки-
тайской деревне до японо-китайской войны),—«Лиши яньцзю», 1959,
№ 2.
213. Шанхай цяньчжуан ды чаншэн, фачжань юй гайцзао (Возникно-
вение, развитие и преобразование меняльных лавок Шанхая),—
«Сюэшу юэкань», 1959, № 6.
214. Шао Сюнь-чжэн, Гуаньюй янъупай миньюн тие ды синчжи хэ
даолу (О характере и путях развития гражданской промышленности,
созданной проиностранной группировкой),— «Синь цзяньшэ», 1964,№ 1.
215. Ш а о Сюнь-чжэн, Синьхай гэмин цянь уши няньцзянь вайго
циньлюэ чжэ хэ Чжунго майбаньхуа цзюньфа гуаньляо шили ды гу-
аньси (Отношения между иностранными агрессорами и китайскими
компрадорствующими милитаристами и чиновниками в течение 50 лет,
предшествовавших Синьхайской революции),— «Лиши яньцзю», 1954,
№ 4.
216. Шао Сюнь-чжэн, Янъу юньдун хэ цзыбэньчжуи фачжань гуань-
си вэньти (Проиностранное движение и проблемы развития капита-
лизма в Китае),— «Синь цзяньшэ», 1963, № 3.
217. Ян Дуань-лю, Циндай хоби цзиньюн шигао (Очерк истории де-
нежного обращения в период Цин), Пекин, 1962.
218. (Янъу юньдун) шици синыпи гунъе фэн буту (Карта размещения
фабричной промышленности периода проиностранного движения),—
«Лиши цзяосюэ», 1955, № 3.
219. Янь Чжун-пин, Чжунго мянье чжи фачжань (Развитие хлопча-
тобумажной промышленности Китая), Чунцин, 1943.
220. Янь Чжун-пин, Чжунго мяньфанчжи шигао (Очерки истории
хлопчатобумажной промышленности Китая), Пекин, 1955.
221. Allen G. С., D onni thorn е A. G., Western Enterprise in Far Eas-
tern Economic Development, London, 1954.
222. Beal E.G.,The Origin of Likin, 1853—1864, Cambridge (Mass.), 1958.
270
223. Beresford Ch., The Break-up of China. With an Account of its Pre-
sent Commerce, Currency, Waterways, Armies, Railways, Politics and
Future Prospects, London — New York, 1899.
224. Carlson E. C., Kaiping Mines (1877—1912), Cambridge (Mass.),
1957.
225. Chang Chung-1 i, The Chinese Gentry. Studies on Their Role in
Nineteenth Century Chinese Society, Seattle, 1955.
226. Chang Chung-1 i, The Income of the Chinese Gentry, Seattle, 1962.
227. Chen G., Tseng Kuo-fan. Pioneer Promoter of the Steamship in Chi-
na, Peiping, 1935.
228. Chen G., Tso Tsung-tang. Pioneer Promoter of the Modern Dochyard
and the Woollen Mill in China, Peiping, 1938.
229. Chen Shao-kwan, The System of Taxation in China in the Tsing
Dynasty, 1644—1911, New York, 1914.
230. Cheng Ying-wan, Postal Communication in China and Its Moder-
nisation 1860—1896, Cambridge (Mass.), 1970.
231. Collins W. F., Mineral Enterprise in China, London, 1918.
232. Coons A. G., The Foreign Public Debt of China, Philadelphia, 1930.
233. E d к i n s J., Banking and Prices in China, Shanghai, 1905.
234. Ed kins J., Chinese Currency, Shanghai, 1901.
235. E d к i n s J., Opium: Historical Note or the Poppy in China, Shanghai,
1898
236. Fairbank J. K-, Reischauer E. D., Craig A. M., East Asia.
The Modern Transformation, Boston, 1965.
236a. Ferrin A. W., Chinese Currency and Finance, Washington, 1919.
237. Feuerwerker A., A Draft Biography of Sheng Hsuan-huai, Official
and Industrialist, 1844—1916,— «Papers on China», 1964, vol. 8.
238. Feuerwerker A., China’s Early Industrialization. Sheng Hsuan-huai
(1844—1916) and Mandarin Enterprise, Cambridge (Mass.), 1958.
239. Feuerwerker A., Handicraft and Manufactured Cotton Textiles in
China 1871—1910. Ann Arbor, 1970.
240. Fong H. D., Toward Economic Control in China, Tientsin, 1936.
241. Forke A., Das chinesische Finanz- und Steuerwesen,— «Mitteilungen
des Seminars fiir Orientalische Sprachen an der Friedrich-Wilhelm-Uni-
versitat zu Berlin» (Ostasiatische Studien), Jg. Ill, 1900.
242. Hao Yen-ping, The Comprador in Nineteenth Century China, Cam-
bridge (Mass.), 1970.
243. Hinton H. C., The Grain Tribute System of China (1845—1911),
Cambridge (Mass.), 1956.
244. Ho Ping-ti, Studies on the Populations of China, 1368—1953, Cam-
bridge (Mass.), 1959.
245. Holcombe C., China’s Past and Future, London, 1904.
246. Hosie A., Manchuria, Its People, Resources and Recent History, Lon-
don, 1901.
247. Hou Chi-ming, Foreign Investments and Economic Development
in China, 1840—1937, Cambridge (Mass.), 1965.
248. Howard C. W., В u s w e 11 К. Р.» A Survey of the Silk Industry
of South China, Hongkong, 1925.
249. H s u M. C., Railway Problems in China, New York, 1915.
250. Hu Teh-wei, The Development of the Cotton Textile Industry and
Chinese Economic Development 1890—1937,—«Journal of Asian and
African Studies», vol. 5, 1970, № 4.
251. Jernigan T. R., China’s Business Methods and Policy, London,
1904.
252. Kent P. H., Railway Enterprise in China, London, 1907.
253. Kiernan E. V., British Diplomacy in China. 1880 to 1885, Cam-
bridge, 1939.
254. King F. H., Money and Monetary Policy in China. 1845—1895, Cam-
bridge (Mass.), 1965.
255. К г a u s s e A., China in Decay, London, 1898.
280
256. К г a u s s e A., China in Decay, London, 1900.
256a. Lanning G., Coaling S., The History of Shanghai, Shanghai, 1921.
2566. L e e F. E., China. An Economic Survey, Washington, 1923.
257. Le Fevour E., Western Enterprise in Late Ching China. A Selective
Survey of Jardine, Matheson and Company’s Operations. 1842—1895,
Cambridge (Mass.), 1968.
258. Levy M. J., Shih Kuo-heng, The Rise of the Modern Chinese
Business Class: Two Introductory Essays, New York, 1949.
259. Lockwood S. Ch., Augustine Heard and Company, 1858—1862. Ame-
rican Merchants in China, Cambridge (Mass.), 1971.
260. Mallory W. H., China: Land of Famine, New York, 1926.
261. McCormik T. J., China Market. American’s Quest for Informal
Empire, 1893—1901, Chicago, 1967.
262. Morrell J., Two Early Chinese Cotton Mills,— «Papers on China»,
1968, vol. 21.
263. Morse H. B., The Gilds of China, London, 1909.
264. Morse H. B., The Trade and Administration of China, London, 1913.
265. Myers R. H., The Chinese Peasant Economy. Agricultural Develop-
ment in Hopei and Shantung, 1890—1949, Cambridge (Mass.), 1970.
266. Perkins D. H., Agricultural Development in China. 1368—1968, Chi-
cago, 1969.
267. Rawlinson J., China’s Struggle for Naval Development. 1839—1895,
Cambridge, 1967.
268. R a w s к i E. S., Agricultural Change and the Peasant Economy of
South China, Cambridge (Mass.), 1972.
269. Remer C. F., Foreign Investments in China, New York, 1933.
270. Remer C. F., The Foreign Trade of China, Shanghai, 1926.
271. Sargent A., Anglo-Chinese Commerce and Diplomacy, Oxford, 1907.
272. See Chong-su, The Foreign Trade of China, New York, 1919.
273. Smith A. H., Village Life in China. A Study in Sociology, Edin-
burgh — London, 1900.
274. Spector S., Li Hung-chang and the Huai Army. A Study in Nine-
teenth Century Chinese Regionalism, Seattle, 1964.
275. Stanley C. J., Late Ch’ing Finance: Hu Kuang-yung as an Inno-
vator, Cambridge (Mass.), 1961.
276. The Economic Development of China and Japan. Studies in Eco-
nomic History and Political Economy, London, 1964.
276a.Torgasheff В. P., China as a Tea Producer, Shanghai, 1926.
277. Wagel S. R., Chinese Currency and Banking, Shanghai, 1915.
278. Williams E. T., China Yesterday and Today, New York, 1923.
279. Williams S., The Middle Kingdom, vol. 2, New York, 1914.
280. W r i g t M. C., The Last Stand of Chinese Conservatism. The Tung-
chih Restoration, 1862—1874, Stanford, 1957.
281. Yuan Tun-li, Economic and Social Development of Modern China.
A Bibliographical guide, New Haven, 1956.
КИТАЙСКИЕ МЕРЫ ВЕСА, ОБЪЕМА, ПЛОЩАДИ
И ДЕНЕЖНЫЕ ЕДИНИЦЫ
Бу (гун)
Гун
Гэ
Дань
Дань
Доу
Ли
Ли
Лян
Му
Фэнь
-2,56 кв. м Фэнь — 0,01 юаня
• см. бу Хао —3,73 мг
0,1035 л Ху — 51,773 л
59,68 кг Цзинь — 596,816 г
103,546 л Цзяо — 0,1 юаня
10,354 л Цин — 6,144 га
576 м Цянь — 3,7301 г
37,301 мг Чао — 0,00103 л
37,301 г Шао — 0,0103 л
0,061 га Шэн — 1,0354 л
0,373 г Юань — 0,72 ляна
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Аллен Г. 12
Березный Л. А. 11
Бил Э. 12
Бо Чжу-фу 13
Болдырев Б. Г. 12
Ван Цзин-юй 10, 12
Венюков М. И. 108
Гэрд А. 213
Гу Шу-тан 13
Гуань Мэн-цзюэ 13
Гун И-ту 184
Гун Шоу-ту 184
Дай Хуа-цзао 244
Дэнт Л. 213
Джардин У. 213
Джексон Т. 216
Дин Бао-чжэн 179
Донисорн А. 12
Дэн Юнь-тэ 11
Е Чжэн-цю 244
Жун Мэн-юань 13
Иовчук С. М. 12, 149
Иткинс Д. 12
Кинг Ф. 12
Кохановский Н. И. 11
Ли Вэнь-чжи 10
Ли Мин-чу 244
Ли Хун-чжан 109, 117, 175—179,
181—184, 186—191, 198, 199,
222, 247
Линь Юй-янь 196, 247
Литвинов С. В. 223
Лэй Г. Н. 205
Лю Жэнь-сян 199
Лю Кунь-и 111, 118
Ма Бо-хуан 13
Мадьяр Л. И. 13
Маркс К. 144, 207, 228, 233
Мейджер Э. 225
Мейджер Ф. 225
Молотков 223
Молчанов Н. М. 223
Морс X. 12
Моу Ань-ши 12
Мугрузин А. С. 13
Мэзисон Г. 213
Натано Ёсихиро 12
Не Бао-чжан 13
Не Ци-гуй 184, 195, 198
Никифоров В. Н. 11
Новиков Л. Н. 11, 12
Ню Бин-чэнь 244
Отакэ Фумио 13
Пан Сянь-чжи 10
Пан Юань-цзи 198
Перкинс Д. 12
Печатнов А. С. 223
Пэн Синь-вэй 12
Пэн Цзэ-и 10, 12
Равски Э. 12
Рассел С. 213
Ремер К. 12
Сассун Е. Д. 213
Се Чэн-чжун 196
Сладковский М. И. 12
Стужина Э. П. 13
Сунь Юй-тан 10, 12
Сюй И-шэн 12
Сюй Юй-чжи 191, 199
Ся Дун-юань 12
Тан Сун-янь 189, 195, 198
Тан Тин-шу 190, 191, 199, 244, 247
Тихвинский С. Л. 12
Токмаков 223
283
У Да-чэн 179
У Мао-дин 199
У Цзэ 12, 13
У Чжаочпэнь 12
У Чэн-мин 12
У Шэнь-бо 199
Фань Бай-чуань 12
Фанэм С. Ч. 222
Фейерверкер А. 12
Франке О. 11
Хао Янь-пин 13
Харт Р. 205, 207, 217
Хинтон Г. 12
Хирасэ Минокити 13
Хо Пин-ти 12
Ху Гуан-юн 162
Ху Шэн 12
Ху Энь-се 244
Хуан И-фэн 13
Хуан Цзо-цин 196, 198
Цзай Юй-шу 247
Цзинь Цзя-цзи 162
Цзо Цзун-тан 114, 118, 176, 178,
179 199
Цзэн Го-фань 109, 176, 178
Цзэн Го-цюань 130, 136, 199
Цинь Бэнь-ли 12
Цыси 188
Цянь Цзя-цзюй 12
Чехутов А. И. 12
Чжан Го-хуй 12
Чжан Цзянь 198, 199
Чжан Чжи-дун 136, 139, 182—185,
189—191, 198, 217, 244
Чжан Чжэнь-сюнь 200
Чжан Юй-лань 12
Чжоу Тин-би 200
Чжоу Цзинь-шэн 13
Чжу Да-чунь 196, 198, 199
Чжу Синь-фань 13
Чжу Хун-ду 195, 198
Чжу Чжи-яо 199
Чжу Ю-хун 195
Чжун Син-ци 196
Чжэн Гуань-ин 184, 190, 199
Чун Хоу 179
Чэнь Г. — см. Чэнь Ци-тянь
Чэнь Ци-тянь (Чэнь Г.) 12
Чэнь Ци-юань 193
Чэнь Чжэнь 10
Чэнь Шао-гуань 12
Чэнь Ши-ци 12
Шао Сюнь-чжэн 12, 13
Шэн Сюань-хуай 183, 184, 186,
190, 198, 244
Шэнь Бао-чжэн 182, 244
Ян Дуань-лю 12
Ян Дэ 199, 244
Ян Цзун-лянь 198
Янь Синь-хоу 198
Янь Чжун-пин 12
Яо Ло 10
УКАЗАТЕЛЬ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ
Австралия 212
Азия 3, 187, 212, 228, 233
Америка 128, 145, 146, 156, 161,
162, 208
Англия 7, 127, 129, 195, 207, 208,
210, 212, 213, 216, 218, 219, 220,
249—251, 256, 257, 261, 266
Аннам 136
Аньхуй 5, 15, 16, 27, 34, 35, 38, 53,
78, 80, 108, 111, 113—118, 121—
123, 128, 130—132, 137—140,
145, 154, 161, 165, 182, 234,
236—238, 239, 240, 244
Аньцин 178
Баоцзи 80
Баркуль 234
Бирма 136, 193, 201
Благовещенск 251
Бохайский залив 114
Бошань 73
Британская Гвиана 212
Бэйхай 269
Вансаньши 244
Великий канал 21, 78, 80—82, 111,
123, 135
Великобритания см. Англия
Вест-Индия 212
Внешняя Монголия 5, 87, 134
Внутренняя Монголия 5, 17, 87,
120, 134
Вьетнам 172, 201
Вэйхэ 78, 134, 136
Вэньчжоу 63, 76, 155, 205, 269
Гавайи 201
Ганьсу 5, 15, 16, 23, 26, 40, 80, 87,
114, 119, 120, 123, 131, 134,
135, 138, 140, 143, 151, 164,
234, 236—238
Ганьцзян 78, 80, 83
Германия 180, 212, 216, 249—251
Гирин (Цзилинь) 179
Гонконг (Сянган) 127, 148, 156,
162, 203, 208, 209, 212, 213, 216,
219, 220—222, 250—253, 256,
257, 261, 266, 268
Гуандун 5, 15, 16, 18, 27, 38, 40,
43, 47, 50, 52, 53, 63, 71—73, 75,
78, 86—88, 104, НО, 125, 127,
128, 130—133, 135, 137, 138, 140,
145, 148, 149, 155, 157, 160,
163, 167, 169, 170, 194, 198,
212, 234, 236—238
Гуаней 5, 16, 27, 38, 43, 72, 123,
131, 132, 137, 138, 143, 148, 149,
234, 236—238, 244
Гуанцзи 244
Гуанчжоу 63, 73, 75, 78, 80, 85,
86, 132, 140, 148, 160, 165, 167,
170, 179, 181—184, 189, 194,
196, 197, 201, 205, 208, 214,
218—221, 227, 242, 250, 254,
255, 258, 269
Гуйлинь 80
Гуйчжоу 5, 16, 27, 72, 80, 93, НО,
112, 114, 117, 123, 135, 136, 137,
140, 143, 148, 149, 152, 157, 164,
169, 189, 234, 236—238, 244
Гунбэй 269
Дйгу 187, 188, 250
Дае 183
Дальний Восток 4, 156, 208, 213
Даныпуй 128
Даньян НО
Датун 158
Даюйлин 80
Дулушань 189
Дунтин 134, 139
Дунчан 135
Дэхуа 63, 72
Европа 4, 29, 106, 145, 146, 156,
161, 162, 183, 203, 208, 256, 251,
266
Жаочжоу 134
Желтое море 114, 115
Жэхэ 134
28S
Западный Китай 134
Илийский край 218
Индия 129, 144, 146, 161, 171, 207,
209, 210, 212, 233, 256, 261, 263,
266, 268
Индокитай 140, 210
Индонезия (Нидерландская Ост-
Индия) 129, 201, 263
Инкоу 158
Исин 73
Исянь 188
Ичан 269
Кайпин 187, 189, 191, 244
Кайсянь 137
Кайфын 78, 80, 85, 114, 115
Калифорния 212
Кобе 101
Красный бассейн 17, 18
Куба 212
Куньмин 136, 149, 179
Лайчжоу 137
Ланьчжоу 80, 138, 178, 179
Латинская Америка 212
Лигой 244
Линьси 187
Линьцин 81, 134
Линьчэн 244
Лион 214
Лондон 156, 208, 210, 214, 253
Лоян 80
Лунцюань 62, 72
Лутай 187
Лэшань 157
Лянгуан 5, 182, 201
Лянху 5, 87
Лянцзян 5, 87, 111, 118
Ляодун, Ляодунский п-ов 78, 132,
165
Ляохэ 17
Мааньшань 183, 244
Мавэй 178, 180
Макао 193, 209, 212, 216, 219, 250,
252
Малайя 201
Малая Азия 144
Маньчжурия (Северо-Восток) 6,
14, 17, 18, 22, 34, 80, 81, 87, 103,
119—121, 123, 125, 126, 132, 139,
140, 141, 158, 208, 232, 257, 269
Мацягоу 188
Мексика 212
Милан 214
Монголия 80, 81, 87, 123, 140
Москва 101
Мохэ 189, 191
Мукден 226
Мэнцзы 269
Мэньтоугоу 71
Нанкин 52, 56, 57, 63, 73, 75, 109,
НО, 160, 167, 178, 255
Нанькан 134
Наньтун 145, 149
Наньфынлин 80
Наньхай — см. Фошань
Наньхуй 133
Наньчан 152
Нидерландская Ост-Индия — см.
Индонезия
Нинбо 63, 75, 86, 104, 126, 129, 133,
170, 195, 205, 269
Нинся 144, 120, 238
Нью-Йорк 214
Нючжуан 78, 149, 205, 227, 269
Осака 101
Париж 217
Пекин 6, 22, 30, 34, 63, 71, 78, 80,
82, 85, 88, 98, 101, 104, 112, 172,
173, 179, 182, 183, 188, 205, 226
Персия 144, 268
Перу 212
Пинсян (Цзянси) 183
Пинсян (Шаньси) 71
Пинху 235
Португалия 250
Поян 134
Пудун 222
Россия 87, 210, 212, 213, 251, 256
257, 261, 266
Саныпуй 149, 157
Северный Китай 15, 17, 21, 27, 28,
30, 90, 115, 147, 172, 257, 269
Северо-Восток — см. Маньчжурия
Северо-Западный Китай 108, 120
Сиам 201
Сиань 80, 178
Сингапур 101
Синго 244
Синнин (Гуандун) 148, 157
Синнин (Хунань) 154
Синьцзян 5, 17, 23, 80, 81, 87, 93,
120, 123, 236
Синьчжу 189
Сицзян 18, 50, 63, 78, 132, 207
Суйюаиь 238
Сункоу 155
Сунцзян 47, 51, 63, 75, 116, 145, 152
Сучжоу 51, 52, 56, 57, 63, 73, 75,
76, 80, 109, НО, 116, 145, 160,
167, 178
286
Суэцкий канал 156, 208
США 4, 125, 127, 178, 203, 210—
213, 249, 250, 256, 257, 261, 266
Сычуань 5, 15—18, 27, 47, 56, 63,
71, 72, 76, 78, 80, НО, 112, 117,
119, 131, 133—136, 139, 140, 143,
148, 149, 157, 164, 169, 234,
236—238
Сюйчжоу (Сычуань) 137
Сюйчжоу (Цзянсу) 80, 157, 225
Сюшуй 235
Сямынь 63, 78, 130, 137, 148, 187,
205, 221, 222, 255, 269
Сянган —см. Гонконг
Сянтань 72, 80, 152, 154, 158
Сянцзян 78, 80, 83, 86
Тайвань 47, 127, 128, 137, 138, 145,
161, 162, 179, 181, 182, 188, 223,
225, 227, 244
Тайху 115
Тайцан 47, 116, 145
Тайюань 71, 155
Тангу 226
Таншань 183, 187, 188
Телучуан 71
Тибет 5, 17, 80, 93, 123, 136
Тунвасян 114
Тунгуань 78
Тунчжоу (Цзянсу) 47, 126, 133,
149, 157
Тунчжоу (Чжили) 78, 226
Тунсянь 235
Тяньцзинь 78, 88, 104, 140, 179,
181, 188, 190, 197, 205, 220,
224—226, 250, 255, 258, 269
Уган 71, 154
Урга 101
Урумчи 101, 234
Уси 63, 75, 85, 88, 140, 160
Усун 176, 188, 225
Ухань 140, 198, 245
Уху 63, 71, 76, 85, 140, 152, 154,
205, 269
Учан 157, 185, 198
Филиппины 201
Фошань (Наньхай) 63, 72, 73, 75,
137, 155, 157, 165, 193
Франция 7, 172, 178, 193, 213
Фуцзянь 5, 15, 16, 18, 27, 38, 40,
43,47, 63, 72—74, 80, 86, 88, 110,
112, 122, 123, 127—131, 137, 138,
140, 145, 148, 157, 161, 163, 169,
212, 234, 236—240
Фучжоу (Фуцзянь) 63, 75, 78, 178,
179, 205, 221, 223, 244, 255,
269
Фучжоу (Цзянси) 148
Фучуань 244
Фэнсян 196
Фэнтянь 6, 17, 22, 75, 120, 140, 167,
168, 234, 236—238
Фэньхэ 134
Хаймынь 47, 133
Хайнань 148
Хайянь 235
Ханчжоу 51, 56, 57, 75, 76, 78, 80,
86, 109, ПО, 113, 160, 179, 189,
214, 244
Хань (Ханьшуй) 27, 78
Ханькоу 6, 63, 71, 78, 80, 85, 88,
112, 137, 140, 149, 157, 183,
187, 197, 198, 205, 223, 224, 255,
258, 269
Ханьшуй — см. Хань
Ханьян 179, 183, 198
Хуайхэ 15, 21, 27, 41, 47, 78, 114,
123, 138
Хуанган 138
Хуанпу 221, 222
Хуанхэ 15, 17, 18, 21, 78, 80, 101,
111, 113—115, 122, 123, 133—
135, 138, 148, 149
Хубэй 5, 15, 16, 27, 34, 38, 47, 71,
73, 78, 94, НО, 113, 114, 116—
119, 121—123, 131, 133, 137—
140, 149, 151, 152, 161, 168, 169,
189, 234, 236—240, 244
Хугуан 5, 183
Хучжоу 85, НО, 160
Хуйчуань 136
Хунань 5, 15, 16, 27, 34, 40, 43,
47, 71, 72, 78, 93, 94, 116, 117,
121—123, 128, 131, 134, 137—
140, 152, 154, 158, 163, 168, 234,
236—240, 244
Хунцзян 137
Хунцэху 78
Хучжоу 52, 63, 75
Хэйлунцзян 6, 17, 120, 189, 236—
238
Хэнань 5, 15, 16, 26, 34, 94, 113—
117, 122, 123, 133—138, 140, 143,
148, 149, 151, 234, 236—240
Хэнаньфу 134
Хэсянь 244
Цейлон 129, 161, 171, 210, 263
Центрально-Китайская равнина 18
Центральный Китай 15, 17, 18, 20,
140, 257, 269
Цзилинь (пров.) 6, 17, 22, 119, 120,
140, 168, 234, 236—238
Цзилун 189, 244
Цзинань 87, 179
287
Цзиндэчжэнь 6, 56, 57, 63, 72, 73,
85, 109, ПО, 162
Цзиюньхэ 187
Цзунмэньчжоу 244
Цзуньхуа 71
Цзюлун 221, 222, 269
Цзюньчжоу 138
Цзюцзян 63, 80, 85, 128, 130, 134.
138, 161, 162, 187, 205, 223, 255.
269
Цзядин 51, 75, 145
Цзяндэ 128, 130
Цзяннань 16, 51—53, 81, 108, 116,
118
Цзянси 5, 15, 16, 27, 34, 38, 40, 43,
63, 73—75, 78, 80, 94, 109, 113,
116, 118, 121—123, 127—129,
131, 133, 134, 138—140, 148, 151,
161, 168, 234, 236—240
Цзянсу 5, 6, 15, 16, 27, 34, 38, 47,
50, 52, 53, 56, 63, 72, 73, 78,
82, 86, 88, 103, 104, 108—111,
113—118, 122, 123, 125, 128,
131—133, 137, 138, 140, 145, 148,
149, 152, 157, 159, 160, 166—
169, 194, 198, 234, 236—238,
244
Цзяне я 244
Цзяочжоу 137
Цзясин 52, 63, ПО, 113, 160, 235
Цзяшань 235
Цимынь 128, 130
Цинси 191
Цинхай 5, 17, 80, 87, 134, 238
Цинци 189
Циньлин 15, 80
Циньхуандао 188
Цицяньхэ 189
Цюйчжоу 155
Чандэ 137
Чанчжоу 63, НО, 116
Чанша 80, 152
Чаочжоу 86
Чаоян 157
Чахар 238
Чжили 5, 15, 16, 22. 23, 26, 34, 40,
63, 67, 71, 73, 75, 78, 102, 112—
115, 120—123, 133—136, 138,
148, 149, 151, 152, 157, 169, 179,
187, 218, 234, 236—240, 244
Чжусяньчжэнь 85
Чжэнцзэчжэнь 52, 63, 75
Чжэнчжоу 138
Чжэньцзян 63, 78, 80, 88, 104, ПО,
116, 117, 152, 167, 205, 269
Чжэцзян 5, 15, 16, 27,34,38,40,47,
50, 52, 53, 56, 63, 72, 73, 75, 76,
78, 80, 86, 88, 93, 103, 104, 108—
111, 113, 116—118, 122, 125, 126,
128, 131—133, 137, 140, 145, 148,
160, 161, 166, 167, 169, 234—239
Чили 212
Чичжоу 244
Чунцин 136, 148, 157, 205, 269
Чэнду 63, 80, 136, 179
Чэндэ 134
Шанхай 51, 75, 78, 80, 81, 85, 86,
88, 89, 93, 100—104, 112, 113,
133, 140, 145, 150, 156, 161, 162,
167, 170, 172, 174, 176, 178, 182,
183, 186, 188, 189, 192—198, 203,
205, 208, 210, 213, 214, 216—
218, 220—226, 244, 247, 250—
253, 255, 258, 269
Шаньдун 5, 15, 16, 26, 34, 35, 40,
47, 71, 73, 75, 76, 78, 86,88,93,
113—116, 120, 122, 123, 134, 135,
137, 138, 140, 148, 149, 160,
167—169, 179, 188, 234, 236—
238, 244
Шаньдунский п-ов 132
Шаньси 5, 15, 16, 22, 26, 40, 71, 80,
86, 88, 89, 103, 114, 115, 120—
122, 131, 133—137, 139, 140, 143,
151, 154, 155, 158, 234, 236—240
Шаньтоу 63, 148, 187, 189, 196,
205, 247, 250, 255, 269
Шаньхайгуань 80, 188, 225
Шаосин 63, 74, 75, 86, 104, ПО,
133
Шаочжоу 80
Шаоян 71, 154
Шаши 137, 149, 152, 157, 165, 170
Шимэнь 235
Шуньдэ 63, 132, 160, 165, 170, 194,
198, 200, 242, 245, 254
Шэнцзэчжэнь 52, 63, 75, 85, НО,
160, 167
Шэньси 5, 15, 16, 26, 71, 73, 80,
86, 89, 114, 115, 119, 122, 123,
131, 133—136, 140, 143, 151,
152, 164, 234, 236—240
Шэньчи 158
Юго-Восток Китая 111
Юго-Восточная Азия 152, 158, 201,
212
Южный Китай 15, 17, 18, 20,
28, 30, 31, 113, 147, 251, 257,
269
Юнпин 134
Юньнань 5, 16, 27, 56, 72, 80, 112,
114, 123, 131, 135, 136, 140, 143,
148, 149, 152, 157, 169, 234,
236—238
288
Оэян (Юэчжоу) 63, 71, 80, 152,
154
Янцзы 15, 16, 18—21, 31, 39, 42, 45,
47, 49, 50, 63, 71, 75, 78, 80, 81,
83, «7, 101, 104, 111, 113, 116,
117, 120—123, 125, 131, 133—
136, 139—141, 145—148, 151,
157, 165, 172, 187, 207, 208, 220,
250, 251
Янчжоу 80—82, 85, 187
Яньтай 86, 167, 188, 224, 269
Япония 126, 127, 129, 147, 170, 189,
193,202, 210—212,249, 256, 257,
261, 266
ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ-УКАЗАТЕЛЬ
Аньлян цзиньте — надбавка к по-
земельно-подушному налогу на
содержание местных войск 34
BaHi—городская корпорация; зем-
лячество, организованное по
типу цеха 59, 60, 62, 65, 86, 92,
103, 104, ПО
Бан2 — см. банцзо
Банцзо — цеховой подмастерье 61
Бао — тысяча дворов в системе
баоцзя 37
Баобяо — вооруженная частная
охрана для купцов и проезжа-
ющих 79
Баогун — артельный староста 66
Баоинь — см. юаньбао.
Баочжан (цзунцзя, баочжэн) —
тысяцкий в системе баоцзя 37,
55
Баоху — крупный помещик, захва-
тывавший крестьянские земли
28
Баоцзя — фискально-полицейская
система круговой поруки 37,
55, 62, 69
Баочао — см. гуаньпяо.
Баочжэн — см. баочжан
Баци — правительственная «вось-
мизнаменная» армия 4, 22, 24
Бинбу — Военное ведомство цент-
рального правительства 78
Биндин (цзюньдин) — нестроевой
солдат войск «зеленого знаме-
ни» 23
Бинтунь — военные поселения не-
строевых солдат 23
Бинчай — военные повинности 35
Бухао — см. бучжуан.
Бучжуан (бухао) — ткацкая кон-
тора; фирма1 скупавшая хлоп-
чатобумажные ткани 89
Бучжэнши — гражданский губер-
натор провинции 5, 6
Бэньди — старожил, коренной жи-
тель южных провинций 43
Бяоцзюй — частная фирма, предо-
ставлявшая охрану баобяо 79
Вайван (вайжэнь) — раздача мас-
терской или мануфактурой ра-
боты на дом 64
Вайжэнь — см. вайван.
Вэйди — тростниковые или камы-
шовые земли 33
Вэйсотунь — земли охранных пос-
тов 23
Вэнь (цянь, чох) — мелкая медная
монета 95—97, 112
Ганьчжи — десяти- или двенадца-
тидневный цикл 85
Гу (гун)—принудительный наем
в казенных мануфактурах 57
Гуайпин (гуйюань)—шанхайский,
или торговый, лян 94
Гуанпин гуандунекий лян 94
Гуань — казенное начало в эконо-
мике, в отличие от частного —
сы 55
Гуаньди (гуаньтянь)—казенные
земли 21, 23, 24, 54, 69
Гуаньду миньсяо — продажа соле-
варами соли под надзором вла-
стей 90
Гуаньду шанбань — форма казен-
но-частного предприниматель-
ства под контролем властей 97,
185, 186, 190, 192, 198
Гуаньду шансяо — сбыт купцами
соли под чиновным надзором
90, 91
Г уаньиньхао — казенная меняль-
ная лавка 96
Гуаньиньцзюй (гуаньцяньцзюй) —
* Термины даются лишь в значении, встречающемся в тексте книги.
290
казенное денежное управление
97
Гуаньлу — новый, недавно создан-
ный луфан 97
Гуаньмынь тяода — см. сяотунхан.
Гуаньпяо (баочао) — государст-
венная ассигнация 97, 112
Гуаньтянь — см. гуаньди.
Гуаньцзу — земельная подать, на-
лог с казенных земель 24
Гуаньцяньпу — казенная денежная
лавка 97
Гуаньцяньцзюй — см. гуаньинь-
цзюй.
Гуаньча — чай, продаваемый в
рамках откупной системы 91
Гуаньчжуан — казенное поместье
21
Гуаныпан — купец-откупщик, по-
лучивший от казны право на
монопольную торговлю опреде-
ленным видом товаров в дан-
ном районе 90
Г уаньшан хэбань — совместное
предпринимательство казны и
торговцев 97, 186
Гуаныпуй — см. чангуаныпуй.
Гуаньюнь гуаньсяо — система ка-
зенных перевозок и сбыта со-
ли 91
Гуаньюнь шансяо—система ка-
зенной перевозки и частной
продажи соли 91
Гуаньянь — соль, продаваемая в
рамках откупной системы 91
Гугун — наемный работник, рабо-
та по найму 61, 68
Гуи — см. гу.
Гуйбинвэйсоди (гуйбинвэйсо тунь-
тянь) — земли бывших мин-
ских караульных постов 33
Гуйбинвэйсо туньтянь — см. гуй-
бинвэйсоди.
Гуйюань — см. гуайпин.
Гун — сословие ремесленников 5,
106
Гунбу — Ведомство работ цент-
рального правительства 9,
55—57, 78, 82
Гунбэнь — основатель или владе-
лец шахты 68
Гундань — платежное обязатель-
ство шанхайских менял 104
Гуижэнь — наемный ремесленник,
рабочий 61
Гунсо — гильдия; корпорация тор-
говцев или предпринимателей,
созданная по отраслевому при-
знаку 59, 60, 63, 66, 67, 86, 92,
104, ПО
Г унтоу — старшинка, ответствен-
ный за нанятую рабочую силу
68
Г унтянь — «общественные» земли
23, 24, 31
Гунцзян — ремесленник, полно-
правный член цеха 60
Гуцзу (мицзу)—аренда земли с
твердо фиксированной нату-
ральной рентой 39, 49, 119
Гэнминтянь — бывшие удельные
земли периода Мин 33
Дадянь — крупный ломбард 98, 99,
112
Данпу (дяньпу) —закладная лав-
ка, ломбард 98, 142, 172
Данте — лицензия на право откры-
тия ломбарда 98
Данцзя — управляющий ломбар-
дом 98, 99
Даншан (дяньшан) — владелец
ломбарда 98, 99
Даншуй — ломбардный налог 98
Даотай — инспектор, начальник
округа 5, 6
Датунхан — крупная шанхайская
меняльная лавка 100, 172, 173
Даху — «большой дом», богач,
крупный землевладелец 23, 25,
27—29, 32, 40—42, 49, 87, 89,
116, 117
Дацянь — бронзовая или железная
монета крупного номинала 95
Дачжангуй — главный управляю-
щий переводной конторой 102
Дидин — единый поземельно-по-
душный налог 32—34, 36, 41,
118
Дин — тяглый, мужчина от 16 до
60 лет 37, 235
Динфу — подушная подать, со-
ставная часть дидина 32, 33
Диншоу — денежный или имуще-
ственный залог при аренде зем-
ли 39
Дифанчжи — полуофициальные
многотомные описания различ-
ных административно-террито-
риальных единиц 9
Дифу — составная часть дидина,
собственно поземельный налог
32, 33
Дичжу1 — землевладелец, поме-
щик 36—42, 45, 48, 49, 68, 117,
118
Дичжуг — серебряная отливка ве-
сом менее ляна 94
Дня — имущественный залог под
денежную ссуду 41
291
Ду — наместничество, обычно объ-
единявшее две провинции 5
Дуаньгун — поденщик; кратко-
срочный наем 44
Дуйтяо — переводной чек 102
Дуйчжуан — см. цяньчжуан.
Думай (цзюэмай) — окончатель-
ная продажа земли без права
выкупа 25
Дунцзя (цайдун) — владелец ка-
питала, вложенного в дело 91
Дяш>1 — аренда земли или поме-
щения 37, 67
Дяньг — лавка 63
Дяньдан (дянья)—ломбард, за-
кладная лавка 98
Дяньпу — см. данпу.
Дяньху — арендатор, арендатор-
ский двор 22, 23, 36, 38, 39,
40—42, 48, 49, 118
Дяныпан — см. даншан.
Дянья — см. дяньдан.
Дяо (чуань) — связка монет в
1000 вэней 95, 96
Еши — ночной рынок в крупном
городе 85
Жи — дневная выработка пред-
приятия, принятая компаньона-
ми за единицу исчисления
паев 68
Иди (фаньди) — земли нацио-
нальных меньшинств 33
Интунь — военные поселения час-
тей «зеленого знамени» 23
Интянь — см. туньтянь.
Иньбин — монетовидный слиток
серебра 93
Иньгу — пайщик шаньсиских пере-
водных контор 102
Иньдин (чжундин) —серебряный
слиток весом в 10 лянов 94
Иньлу — см. луфан.
Иньпу — «денежная лавка», см.
луфан.
Иньпяо (сяопяо) —частный банк-
нот, платежное обязательство,
вексель 96, 99, 100, 102
Иньхао — крупная меняльная лав-
ка 99, 100, 172
Иньцзюй — ссудная контора, лом-
бард 99
Иньчжуан — одна из категорий
поместий императора и мань-
чжурской знати 21
Иныпан (пяошана) — соляной тор-
говец;' купец, имеющий разре-
шение на один из видов тор-
говли, объявленных монополи-
ей казны 90
Иу — см. янъу.
Ицзу (хоцзу) — аренда земли с
натуральной рентой, изменяв-
шейся в зависимости от уро-
жая 39, 119
Ичжань (ючжэн) — правительст-
венная ямская и курьерская
служба 79
Ичжаньинь — замена ямской по-
винности денежными сборами
35
Коу —• нетяглый люд: женщины,
дети, старики 37, 235
Куаншуй (чоукэ) — налог с гор-
ных разработок 69, 70
Кули — грузчик, носильщик, чер-
норабочий 62, 78, 80, 143, 211,
212, 227
Купин — казначейский лян 94
Кэцза — см. сяодин.
Кэцзя — переселенец в южных
провинциях 43
Кэшан — приезжий купец из дру-
гой провинции 86, 88
Лаобань — подрядчик по найму
мастеров и рабочих 61
Ласоцзи — хлопкоткацкий станок
с протягиваемым челноком 75,
169
JIhi—сто дворов, административ-
ное обозначение деревни; го-
родской квартал в системе бао-
цзя 5, 54
Лиг — одна из категорий шанхай-
ских меняльных лавок 100
Лимин — городские жители в си-
стеме баоцзя 54
Лицзинь — внутренняя таможен-
ная пошлина на отечественные
товары, провозимые по стране
82, 91, 100, 113, 129, 170, 171,
201, 206, 219
Личжан (сянчжан) — деревенский
староста 5, 31, 37
Лотобан — категория шаньсиских
купцов, торговавших к северу
от Великой китайской стены 87
Луфан (иньлу) — частная серебро-
плавильная мастерская 56, 94,
97, 98, 181
Луцзюнь — полевая армия; мест-
ные, охранные войска 44, 56
Люйци — войска «зеленого знаме-
ни», вербовавшиеся из китай-
цев 23
Люман — бродячий люд, беглые
37, 44
292
Лючай — транспортные повинно-
сти 35
Лянхан (михан)—зерноторговая
фирма; рисоторговец-оптовик
68, 89
Лянчжуан — одна из категорий
поместий императора и мань-
чжурской знати 21
Лянчжэ (цаочжэ) — «переводной
налог», пересчет налога из на-
туральной формы в денежную
и обратно 34
Лянчуаньбан — категория шаньси-
ских купцов, торговавших в
собственно китайских провин-
циях 87
Ляньхао — шаньсиские перевод-
ные конторы, связанные общим
капиталом или родственными
узами 101
Майбань — компрадор, посредник
между иностранными и китай-
скими фирмами, торговый агент
104
Мангун — сезонный работник, на-
нятый на страду 44
Матиинь — см. юаньбао.
Мидянь (мипу) — рисовая лавка,
лабаз 87, 88
Миньцзюй (синьцзюй) — частная
посыльная служба 79
Минь — народ, четыре основ-
ных сословия (ши, нун, гун,
шан) 4
Миньди (миньтянь) — частные
земли 21, 25, 54, 69
Миньжэнь (фаньжэнь) — юриди-
чески свободный человек 37
Миньтуань (туаньлянь) — отряды
местной самообороны, создавае-
мые помещиками и шэньши 31,
41, Ill
Миньтунь (хутунь) — гражданские
поселения колонистов туньдин
23
Миньтянь —см. миньди.
Миньфутянь — податные земли, ос-
новная категория частных зе-
мель 25, 32, 33
Мипу — см. мидянь.
Михан — см. лянхан.
Мицзу — см. гуцзу.
Мишан — рисоторговец-оптовик 88
Мэньпай — фискально-учетная таб-
личка на дверях и воротах до-
мов 37
Мяоди — земли народности мяо 33
Маохуй (цзиши) — ярмарка в дни
храмовых праздников 85
Наньбан —объединение ростовщи-
ков из Чжэцзяна и Цзянсу в
Пекине 103
Нули (нупу) — домашний раб 22
Нун — сословие земледельцев 4,
29, 31, 36, 106
Нупу — см. нули.
Нэйуфу — Дворцовое управле-
ние центрального правительст-
ва 9, 21, 56, 78
Нэйюань гунсо — корпорация шан-
хайских менял 104
Няньцзюнь — крестьяне-повстан-
цы на севере Китая в
1853—1868 гг. 111, 113, 218
Пай — десяток дворов в системе
баоцзя 37
Пайтоу — десятский в системе
баоцзя 37
Пайцэ — учетный список жителей
по десяти дворам 37
Пинбан — одно из трех земля-
честв шаньсиских ростовщиков
103
Пинтяо (чжипяо) — денежный
чек, платежное обязательство
96
Пинъюй — надбавка к поземельно-
подушному налогу, связанная
со стандартизацией слитков
налогового серебра 34
Пучжу — хозяин лавки, торговец
61
Пяо — различного рода платеж-
ные обязательства 96, 100
Пяохао (пяоцзюй, пяочжуан) —
банковская или переводная
контора 101—104, 173
Пяоцзюй — см. пяохао.
Пяочжуан — см. пяохао.
Пяошан! — шансиский банкир-рос-
товщик, владелец пяохао
101—103, 173
Пяошанг — см. иныпан.
Сибан — корпорация шаньсиских
купцов и ростовщиков 87, 103
Сикэ — см. сишан.
Синьцзюй — см. миньцзюй
Сисы — см. юаньбао.
Сишан (сикэ) — купец из пров.
Шаньси 86, 87
Сутан —сорт стали 154
Сы — частное начало в экономике,
в отличие от казенного — гу-
ань 55
Сыбоцзы — «мертвый труженик»;
шахтер, продавший себя на
всю жизнь владельцу шахты 68
293
Сылу — старый крупный луфан 97
Сымяоди— храмовые и монастыр-
ские земли 23
Сыча! — заводчик-предпринима-
тель в угледобыче 68
Сыча2 — чай, продаваемый в об-
ход откупной системы 91
Сыянь — соль, продаваемая в об-
ход откупной системы 91
Сюньфу (футай) — военный гу-
бернатор провинции 5, 6
Сюныпи — базар, собиравшийся
раз в десять дней 85
Сюэту (ту, туди) — ученик ремес-
ленника, подручный в мастер-
ской 61, 91
Сюэтянь — училищные земли 23,
24, 31
Сюэцзу — земельная подать, на-
лог с училищных земель 24
Ся — земли низшей категории уро-
жайности 32
Сябу — тонкая хлопчатобумажная
ткань ручной выделки 74, 146,
148, 152, 156, 158, 264
Сян! — волость 5
Сян2 — одна из категорий шанхай-
ских меняльных лавок 100
Сянчжан — волостной или дере-
венский староста 31
Сянъюн — отряды сельской мили-
ции под контролем помещиков
и шэньши 31, 41
Сянь — уезд 5
Сяньдуй цяньчжуан—см. сяотун-
хан.
Сяньюй (хаосянь) — общее назва-
ние надбавок к поземельно-по-
душному налогу 34
Сяодин (кэцза, сяокэ) — серебря-
ный слиток весом от 1 до 5 ля-
нов 94
Сяокэ — см. сяодин.
Сяопяо — см. иньпяо.
Сяотунхан (гуаньмынь тяода,
сяньдуй цяньчжуан, тяода
цяньчжуан, чайдуй цяньчжу-
ан)— средняя или мелкая шан-
хайская меняльная лавка 100
Сяоху — мелкий крестьянский
двор, бедный крестьянин 28
Сяоцзинцзи — разъездной приказ-
чик торговой фирмы или лавки
84, 89
Сяоюаньбао — серебряный слиток
весом в 10 лянов 94
Сяояэр (чжуаньдан) — мелкий
ломбард 98, 99
Тайбан — одно из землячеств
294
шаньсиских ростовщиков 103,
104
Те — денежный вексель 96
Тин — приставство (администра-
тивная единица) 5
Тинтунчжи — начальник пристав-
ства 5
Тоусоцзи — хлопкоткацкий станок
с бросаемым челноком 75, 169
Тоучунжэнь — крепостной кресть-
янин на землях, принадлежав-
ших маньчжурам 22
Ту — см. сюэту.
Туаньлянь — см. -миньтуань.
Туба — «местный деспот», круп-
ный землевладелец, обладав-
ший большим влиянием в окру-
ге 25, 27—29, 32, 40—42, 49, 87,
89
Тубу — хлопчатобумажная ткань
ручной выделки 74, 145, 146,
148, 149, 152, 156, 158, 264
Туди — см. сюэту.
Туйцюаньди — земельный надел
цижэня, отказавшегося от его
обработки 33
Тунхо — артельщик, полноправный
член артели 66
Туньдин — колонист в граждан-
ских поселениях миньтунъ 23
Туньтянь (интянь) — военные по-
селения, земли военных поселе-
ний 21, 23, 25
Тусыди — земли князьков и стар
шин национальных меньшинств
33
Туфэй — разбойник 44, 111
Туяошуй — налог на опиум мест-
ного производства 83
Тяньди — нижний слой, подпочва
земельного участка 25
Тяньмянь — верхний слой, плодо-
родная поверхность земли 25
Тяньфанцишуй (цишуй) — налог
на имущественные сделки и
наследство 35
Тяньфу — общее название всех ви-
дов поземельного обложения;
земельный налог вообще 24,
32—36, 54, 116
Тяода цяньчжуан —см сяотунхан.
Фан — мастерская, мануфактура
63
Фаньди—см. иди.
Фаньжэнь — см. миньжэнь.
Фу — область 5
Футай — см. сюньфу.
Фуху — «богатая семья», крупный
помещик 27, 28, 41, 87, 89
Фуцзэ (фэйфу) — доверительный
знак при переводной денежной
операции 102
Фучжангуй — помощник управля-
ющего переводной конторой
102
Фучжу — серебряная отливка ве-
сом менее ляна 94
Фэйфу — см. фуцзэ.
Фэньгуань (фэньцзюй, фэньця) —
филиал внутренней таможен-
ной заставы 81, 82
Фэньфу (цзунфу) — одна из по-
ловинок доверительного знака
фуцзэ 102
Фэньхао — отделение, филиал ка-
зенного учреждения или част-
ной фирмы 101, 173
Фэньцзу (фэньчжун) — натураль-
ная издольщина при аренде
земли 39, 119
Фэньцзюй — см. фэньгуань.
Фэньця — см. фэньгуань.
Фэньчжуан — отделение, филиал
торговой фирмы или перевод-
ной конторы 89, 101
Фэньчжун — см. фэньцзу.
Хан — цеховое объединение ре-
месленников и торговцев одной
специальности; торговая фирма;
компания 58—60, 62, 63, 65, 92,
104, НО
Ханбан — см. яхан.
Ханьцзюнь — китаец, служивший в
«восьмизнаменных» войсках и
пользовавшийся особыми при-
вилегиями 4
Хао — торговая фирма, компания
63
Хаосянь — см. сяньюй.
Хаоцао — участки земли, заросшие
кустарником 33
Хо —см. хобань.
Хобань (хо) — артель пайщиков;
пайщик, член артели 65
Хобоцзы — вольнонаемные горня-
ки 68
Хомай — продажа земли с правом
выкупа 25
Хотоу — артельный староста 66
Хохао — надбавка к поземельно-
подушному налогу, связанная
с унификацией пробы серебра
34
Хоцзи — приказчик в торговом за-
ведении 91
Хоцзу — см. ицзу.
Ху — двор, податная единица в го-
роде и деревне 5, 37, 54, 55, 116
Хуанцэ — подушный реестр Ве-
домства налогов 37
Хуацяо — китайские эмигранты
152
Хуанчжуан — императорское поме-
стье 21
Хубу — Ведомство налогов цент-
рального правительства 9, 14,
18, 24, 32, 37, 56, 78, 82, 90, 96,
97
Худи — земли по берегам озер 33
Хуйгуань — территориально-зем-
ляческое объединение ремеслен-
ников и торговцев одной спе-
циальности 59, 60, 65, 86, 92,
103, 104, НО
Хуйдуйчжуан — переводная конто-
ра 101
Хуйпяо — переводной чек 100
Хуйхао — см. хуйдуйчжуан.
Хуйхуа цзунхуй — союз шанхай-
ских менял 104
Хуйхуачжуан — см. датунхан.
Хуйцюань — см. дуйтяо.
Хутунь — см. миньтунь.
Хэтун — пайщик, компаньон; пае-
вое соглашение 68
Хэтунжэнь — пайщик 68
Хэхо — паевое участие; компань-
он; артель пайщиков 65, 92
Хэюйди — наносные земли 33
Цайдун — см. дунцзя.
Цао—см. цаолян.
Цаолян (цао) — натуральный про-
довольственный налог 34, 36,78
Цаопин — налоговый лян при пе-
реводе ставок цаоляна в де-
нежную форму 94
Цаосян — общее название надба-
вок к налогу цаолян 35
Цаочжэ — см. лянчжэ.
Цаошань — невозделываемые зем-
ли 33
Цаоши — деревенский, волостной
рынок 84, 85, 89
Цзаоди — земельные участки, где
добывалась соль 33
Цзахопу — лавка мелочного това-
ра 84
Цзецюань — платежное обязатель-
ство переводных контор 102
Цзинли—доверенное лицо, уп-
равляющий 91, 92
Цзинцзи — торговый агент, комис-
сионер, маклер, разъездной
торговец 67, 88, 93
Цзитянь — жертвенные земли 23
Цзифан — мастерская, мануфак-
тура 63
295
Цзиху— ткач; ткацкий двор 58
Цзиши — см. мяохуй.
Цзочжуан (чжуан2) — правление
совет городской корпорации 61
Цзу1 — аренда земли или помеще-
ния 22, 37
Цзуг —род, клан 24, 26
Цзукэ — земельная подать, общее
название налогов с казенных и
привилегированных земель, см,
гуаньцзу, сюэцзу 24, 54
Цзунди — клановые земли 30
Цзунду (чжитай) — император-
ский наместник, обычно двух
соседних провинций 5, 6
Цзунфу — см. фэньфу.
Цзупхао — центральное отделе-
ние, главная контора казенных
заведений и частных фирм 101,
173
Цзунцзу — клан, кровнородствен-
ная или однофамильная общ-
ность жителей 30, 41
Цзунцзя — см. баочжан.
Цзуншичжуан — поместья мань-
чжурской знати и военачальни-
ков 22
Цзуху1 — арендатор; арендатор-
ский двор 36, 38, 39
Цзухуг — арендный ху (мера объ-
ема при приеме натуральной
арендной платы) 41
Цзуцянь — см. цзукэ.
Цзыхао — торговая фирма 89
Цзыцян — политика «самоусиле-
ния» 176
Цзюаныпу — «пожертвование»,
надбавка к поземельно-подуш-
ному налогу 34
Цзюдянь — винная лавка 84
Цзюньдин — см. биндин.
Цзюньяо — крестьянские повин-
ности, связанные с ремонтом
дамб, плотин и дорог 35
Цзюньяоинь — замена повинностей
цзюньяо денежным сбором 35
Цзюэмай — см. думай.
Цзя — сто дворов в системе бао-
цзя 37
Цзян — старый, опытный цеховой
мастер 61
Цзянху — ремесленный двор; пол-
ноправный член цеха 54, 58, 60
Цзянъи — полунаемная полупри-
нудительная работа городских
ремесленников на государство
56
Цзянь — помещение (единица об-
ложения поземельно-подушным
налогом в городах) 54
Цзячжан — сотский в системе бао-
цзя 37, 55
Цибан — одно из землячеств
шаньсиских ростовщиков 103
Циди — «знаменные» земли, зем-
ли цижэнь 21—24
Цижэнь—привилегированное «зна-
менное» сословие, состоявшее
из маньчжуров, монголов и
ханьцзюней 4, 21, 46
Цинцэ — подушный реестр Ведом-
ства налогов 37
Ципяо — частный вексель; казен-
ный вексель чиновнику в счет
задержанного жалованья 96,
100
Цитунь — «восьмизнаменные» во-
енные поселения на окраинах
империи 23
Циши — «фарфоровый камень»,
сырье для фарфорового произ-
водства 72
Цишуй — см. тяньфанцишуй.
Цюфу (чжифу2) — «достижение
богатства», экономическая докт-
рина политики «самоусиления»
176
Цюцзу — аренда земли с денеж-
ной рентой, выплачиваемой
после осеннего урожая 40
Цянь — см. вэнь.
Цяньбан (цянье гунсо) — корпора-
ция менял и ростовщиков 104
Цянье гунсо — см. цяньбан.
Цяньпу — см. цяньчжуан.
Цяньпяо — частные банкноты; ка-
зенные ассигнации с медным
номиналом 96, 97, 99, 112
Цяньтань (цяньчжо) — мелкий
уличный меняла 100
Цяньцзу — аренда земли с денеж-
ной рентой 40, 119
Цяньчжо — см. цяньтань.
Цяньчжуан (дуйчжуан, цяньпу) —
меняльная лавка 99—101, 112,
172, 173
Чаинь — лицензия на право тор-
говать чаем 91
Чайдуй цяньчжуан — см. сяотун-
хан.
Чайинь (яоинь) — замена трудо-
вых повинностей денежными
сборами 35
Чайяо — общее название трудовых
повинностей 35
Чангуань — застава, где взимал-
ся чангуаныиуй 81, 82
Чангуаныпуй (гуаныпуй) — внут-
ренняя таможенная пошлина
296
с товаров, провозимых из од-
ной провинции в другую 57,
82, 83, 100, 129, 206
Чангун — досрочный наем; батрак
44, 45
Чао — частные банкноты 96
Чачжуан — чайная фирма, чайная
мануфактура 91
Чашуй — чайный налог 83, 91
Чжангуй — доверенное лицо, уп-
равляющий фирмой 91, 92
Чжанфан — счетная контора, при-
емо-раздаточный центр рассе-
янной или смешанной шелко-
ткацкой мануфактуры 63
Чжаогу (чжаому) — принудитель-
ный наем рабочей силы казной
35, 57
Чжаому — см. чжаогу.
Чжии — повинности, связанные с
ямской и посыльной службой
35
Чжили тин — «самостоятельное»
приставство, приставство непо-
средственного подчинения 5, 6
Чжили чжоу — «самостоятельный»
округ, округ непосредственного
подчинения 5, 6
Чжинянь — цеховой старшина;
член правления корпорации, из-
бираемый на год 61
Чжинянь шоуши (шоуши) — гла-
ва городской корпорации 61
Чжипу — ломбард средних разме-
ров 98
Чжипяо — см. пинтяо.
Чжисянь — начальник уезда 5, 6,7
Чжитай — см. цзунду.
Чжифу1 — начальник области 5, 6
Чжифу2 — см. цюфу.
Чжиху — ткач; ткацкий двор 58
Чжичжоу — начальник округа 5
Чжоу — округ 5
Чжу (чжужэнь) — хозяин пред-
приятия, лавки и другой собст-
венности 60, 65, 67
ЧжуаН1 — торговая фирма, компа-
ния 63
Чжуан2 — см. цзочжуан.
Чжуанди—земли народности чжу-
ан 33
Чжуандин — крепостной крестья-
нин, приписанный к император-
скому или иному казенному по-
местью 22
Чжуанпяо — банкноты меняльных
лавок, векселя 100, 172
Чжуантоу — староста в импера-
торском или ином казенном по-
местье 22
Чжуаньдан — см. сяояэр.
Чжужэнь — см. чжу.
Чжун — земли средней категории
урожайности 32
Чжундин —см. иньдин.
Чжучжуан — представитель ткац-
кой фирмы (см. бучжуан) 89
Чжэнфу — основная часть позе-
мельно-подушного налога 34
Чжэнхао — надбавка к налогу
цаолян, связанная с усушкой
и потерями при перевозке зер-
на 35
Чжэнчжангуй — второй управляю-
щий переводной конторой 102
Чжэнь1 — торговый центр или ре-
месленный город, не являвший-
ся административным центром
6, 85
Чжэньг — одна из категорий шан-
хайских меняльных лавок 100
Чжэцзу — «переводная аренда»;
продуктовая земельная рента,
перечислявшаяся на деньги 39,
40, 49, 119
Чоукэ — см. куаншуй.
Чуань — см. дяо.
Чучжуан — отделения ткацких
контор (см. бучжуан) 89
Чэди — земельные участки, ороша-
емые водоподъемными колеса-
ми 33
ЧэН1 — город, служивший админи-
стративным центром, 7
Чэн2 — десятая часть наивысшего
урожая 121, 122
ШаН1 — сословие торговцев 5, 106
Шан2 — земли высшей категории
урожайности 32
Шаньди — земли, расположенные
в горах 33
Шаньчжу — владелец угольного
или рудного месторождения 68
Шаогошуй — налог на водку 83
Шачуань — крупная морская ка-
ботажная джонка 78
Ши1 — шэньши, ученое привиле-
гированное сословие 4, 30, 31,
106
Ши2 — опытный, искусный цеховой
мастер 61
Шиз — ежедневный городской ры-
нок 85
Шоуши—см. чжинянь шоуши.
Шэн — провинция 5
Шэньгу — доверенный служащий
переводной конторы, считав-
шийся ее пайщиком 102
/Пэскп — частная конфуцианская
297
школа в сельской местности
под контролем шэньши 24, 31
Эрбашоукэ — одна из форм взима-
ния налога на добычу полез-
ных ископаемых 69
Юань — одна из категорий шан-
хайских меняльных лавок 100
Юаньбао (баоинь, матиинь, си-
сы) —серебряный слиток весом
около 50 лянов 94
Юйди — удельные земли 21
Юйлиньцэ — земельный реестр 32
Юйцзу — аренда земли с предва-
рительной уплатой денежной
ренты 40, 49
Юйяо — императорские фарфоро-
вые мастерские и печи 56
Юнгун — наем: наемный работник
44, 66, 68
Юндянь (юнцзу) —«вечная» арен-
да земли 25, 38, 39, 118
Юнцзу — см. юндянь.
Юньцао — система «водных пере-
возок» зерна, собранного в
счет налога цаолян, в Пекин
34, 78
Ючжэн — см. ичжань.
ЯдянЬ1 (якуай, яшан) — маклер,
комиссионер; перекупочная лав-
ка 67, 93
Ядяньг—мелкая закладная лавка,
мелкий ломбард 98
Якуай — см. ядяньь
Ямынь — управа, резиденция уезд-
ного и иного начальства 5, 6,
32
Янъу (иу) —правительственный
курс на «усвоение заморских
дел» 177
Яньинь — лицензия на право тор-
говать солью 90
Янькэ — соляной налог 83, 90
Яньпяо—свидетельство на право
торговать солью 90
Яньцяньпу — разменно-табачная
лавка 100
Яныпан — торговец солью 90
Яо — производственное сооруже-
ние: шахта, печь, колодец,
пресс и т. д. 66—68
Яои — система трудовых повинно-
стей ремесленников 57
Яоинь — см. чайинь.
Яочжу — хозяин шахты, рудника,
печи, давильни и т. д. 67
Яте — лицензия на право посред-
ничества в торговле 92
Яхан (ханбан) — торговый посред-
ник, маклерская контора; кор-
порация маклеров и комиссио-
неров 60, 63, 66, 67, 92, 93, 104
Яху — маклер, комиссионер 67, 93
Яшан — см. ядяньь
Яшуй — налог на торговое по-
средничество 83
УКАЗАТЕЛЬ ФИРМ И ПРЕДПРИЯТИЙ
«Амой Док К°» 222
Амурская торговая пароходная
компания 251
Аньцинский арсенал 178
«Арнольд, Карберг унд К0»
(«Жуйцзи») 220, 251
«Банк де л’Эндошин» («Дунфан
хуйли») 217
«Баонин» 253
«Баочан» 223
«Баошунь»— см. «Дэнт энд К°>
«Баттерфилд, Суайр энд К°»
(«Тайгу»!) 187, 190, 196, 220,
221, 223, 250, 253
«Беринг Бразерс» 219
«Бойд энд К°» («Сяншэн») 162,
222, 224, 226, 248
«Бочан» 196, 247
«Браун энд К°» 162, 223
«Бэйцин» 190
Вампуская компания буксирных
перевозок 250
Вансаныпиские угольные копи 244
«Вэныпиши» — см. «Мелчэрс энд
К°»
«Гамбург-Америка лини» 220, 251
«Ганькан» 229
«Гэрд энд К°» 215
Гиринские механические мастер-
ские 179
«Гонконг, Кантон энд Макао
Стимбоут К°» 220, 250, 252, 253
«Гонконг Лэнд Инвестмент энд
Эдженси К°» 252
«Гонконг Файр Иншурэнс К°» 252
«Гонконг Электрик К » 252
«Гонконг энд Вампу Док К0» 216,
221, 222, 224, 248, 252, 253
«Гонконг энд Коулун Варф энд
Годоун К°> 252
«Гонконг энд Шанхай Бэнкинг
К°» 216
«Гонконг энд Шанхай Бэнкинг
Корпорэйшн» («Хуйфэн») 207,
215—217, 219
«Грэйт Бритэн Стимшип К°», 221,
251
Гуандунский арсенал 179
Гуанцзи — Сингоские угольные ко-
пи 244
Гуанчжоуская шелкомотальная
фабрика 184
Гуанчжоуский монетный двор 181
«Гунхэюн» 196
Даеские железные рудники 183
«Дачунь» 195
«Дейри Фарм, Айс энд Колд Сто-
ридж» 252
«Дэнт энд К°» («Баошунь») 190,
216
«Джаку Джуг энд Лайтер К0»
220, 250
«Джардин, Мэзисон энд К°»
(«Ихэ»1) 190, 207, 209, 215, 216,
219—221, 223, 225, 226, 244, 251,
252
«Джардин энд К°» 209
«Джейку Шугар Рифайнинг К°»
253
«Додд энд К°» 162, 223
«Дойч-Азиатише банк» («Дэхуа»)
217
«Дуглас Стимшип К°» 221, 251,
252
Дулушаньские золотые прииски
189
«Дунфан хуйли» — см. «Банк де
л’Эндошин»
«Дэхуа» — см. «Дойч-Азиатише
банк»
«Есун» — см. «Фанэм энд К°»
299
«Жишэнчан» 101
«Жуйлунь» 223, 224
«Жуйцзи» —см. «Арнольд, Кар-
берг унд К°>
«Жэньцзи> —252
«Индо-Чайна Стим Навигэйшн
К°> («Ихэ>2) 220, 252
«Ихэ>1 — см. «Джардин, Мэзисон
энд К°>
«Ихэ>2 — см. «Индо-Чайна Стим
Навигэйшн К°>
«Ихэ>з — см. «Эво Силк Филэчер>
«Йокогама Слэши Бэнк» («Чжэн-
цзинь») 217
«Кайи» 253
Кайпинская горная компания 183,
187—191, 197, 244
«Кантон Иншуренс Оффис» 252
«Ки Чои Силк»—см. «Цичан»3
«Китайская коммерческая паро-
ходная компания» («Чжаошан-
цзюй») 183, 186—188, 190, 220,
221, 247, 250
Компания по страхованию мор-
ского судоходства 253
«Кресман унд Хаген» 224
Крупп 213
«Купер Док» («Купер энд К°»)
221, 222, 252
«Кэлли энд Уэлш» 224
Ланьчжоуская суконная фабрика
179
Ланьчжоуские механические мас-
терские 178
«Лаошасунь» («Сассун энд К°>)
252
«Лигон» 244
Линьсиские угольные копи 187
Линьчжэнские угольные копи
244
«Литвинов и К°» 223
Мааньшаньские угольные копи
183, 244
Мавэйские верфи — см. Фучжоу-
ское бюро управления судоход-
ством
«Майцзяли» — см. «Чартерд Бэнк
оф Индия, Острелия энд Чай-
на»
«Макбейн энд К°» 251
Мацягоуский цементный завод 188
«Мейджер Бразерс энд К°» («Мэй-
ча») 226, 248
«Мейджер Соуп Фэктори» 224
«Мелчэрс энд К°» («Мэйцзуйши»,
«Вэныпиши») 220, 250
«Меркантайл Бэнк оф Индиа»
(«Юли») 216
«Молчанов, Печатнов и К°» 223
«Мохай» 221
Мохэские золотые прииски 189, 191
«Мэзисон энд К°» 209
«Мэйхуа» 221
«Мэйцзуйши» — см. «Мелчэрс энд
К°»
«Мэйча» —см. «Мейджер Бразерс
энд К°»
«Мэрчент» 162, 215
«Наньцзи» 196, 247
«Норд Дойчер Ллойд» 220, 250
«Норс Чайна Геральд Оффис» 223
«Парвис энд К°» 222
Пекинский арсенал 179
Пинсянские шахты 183
«Пудун Док К°» 222
«Рассел энд К°» («Цичан»1) 186,
215, 220, 223—225, 250
«Сассун энд Санс» («Сассун энд
К°», «Шасунь») 216
«Сечан» 196
Сианьские механические мастер-
ские 178
«Синьтай» 223, 224
«Синьчэн» 223, 224
Сучжоуский арсенал 178
Сычуаньский арсенал 179
«Сэхэ» 190
«Сяншэн» — см. «Бойд энд К°»
Тайваньская железная дорога 189
Тайваньский арсенал 179
Тайваньский монетный двор 181
«Тайгу»1—см. «Баттерфилд, Су-
айр энд К°»
«Тайгу»2 — см. «Чайна Стим Нави-
гэйшн К°»
Таншаньская цементная компания
188
«Токмаков, Молотков и К°» 223
«Токмаков, Шевелев и К°» 223
«Тунцзююань» 195
«Тэйт энд К°» 162
«Тяньсян» 252
«Тяньцзинь пресс» 224
Тяньцзиньская казенная типогра-
фия 181
Тяньцзиньские механические мас-
терские 179
300
Тяньцзиньское телеграфное бюро
190
Тяньцзинь-Шаньхайгуаньская же-
лезная дорога 187, 188, 225
«Уилок энд К°> 216, 220, 250
«Фанэм энд К°> («Есун>) 178, 197,
222, 224, 248
«Фучан> 223
«Фучжоу Док К°> 222
Фучжоуский арсенал 179
Фучжоуское бюро управления су-
доходством (Мавэйские верфи)
178, 180, 182
Фучуань-Хэсяньскис шахты 244
«Хэнт энд К°» («Цицзи») 178, 222,
229
Ханьянский металлургический за-
вод 183, 185, 197
«Хоуп Док» 222
Хубэйский арсенал 179, 180, 182,
185
Хубэйское ткацкое бюро (Южное
бюро) 185, 191, 217
«Хуасинь» 189, 195
«Хуахай» 190
«Хуашэн» 184
«Хуг Ан Стим Навигэйшин К°» 251
«Хуйфэн» — см. «Гонконг энд
Шанхай Бэнкинг Корпорэйшн»
«Хунань» 247
«Хуншэн» 193
«Хэцзи» 252
«Цзайшэнчан» 247
Цзилунские угольные копи 182,
227, 244
Цзиньлинские механические мас-
терские 178
«Цзиньлиюань» 215
«Цзичанлун» 165, 193
Цзунмэньчжоуские угольные копи
244
«Цзюйчан» 189
Цзяннаньский арсенал 178, 180
197, 222
«Цинси» 191
Цинциский железообработываю-
щий завод 189
«Цицзи» — см. «Хант энд К°»
Цицяньхэские золотые прииски 189
«Цичан»1» — см. «Рассел энд К°»
«Цичан»2» — см. «Шанхай Юнион
Стим Навигэйшн К°»
«Цичан»3» — см. «Ки Чон Силк»
«Чайна Импорт энд Экспорт Лам-
бер К°> 251
«Чайна Кост Стим Навигэйшн К°>
220, 251
«Чайна Стим Навигэйшн К°>
(«Тайгу»2) 187, 196, 220, 253
«Чайна Шугар К°» 252
«Чартерд Бэнк оф Индия, Остре-
лия энд Чайна» («Майцзяли»)
216
«Чжаошанцзюй» — см. «Китайская
коммерческая пароходная ком-
пания»
«Чжунсин» 188, 244
«Чжэнцзинь» —см. «Йокогама Слэ-
ши Бэнк»
Чжэцзянский арсенал 179
Чичжоуские угольные шахты 182,
244
«Чэнхэнчан» 196
«Шанхай Гэз К°» 224, 248
«Шанхай Джуг энд Лайтер К°»
220, 250
«Шанхай Док К°» 222
«Шанхай Лэнд Инвестмент К°>
252
«Шанхай Уотеруоркс К°» 224, 248
Шанхай-Усунская железная доро-
га 176, 188, 225
«Шанхай Электрик К°» 224
«Шанхай энд Гонконг Варф К°»
252
«Шанхай Юнион Стим Навигэйшн
К°» («Цичан»2) 186, 220, 229,
250
Шанхайский арсенал 178
Шанхайское машинно-ткацкое бю-
.ро 184, 185, 191, 192, 195
Шаньдунские механические мастер-
ские 179
Шаньтоуская компания малого па-
роходства 247
Шаньтоу-Чаочжоуская пароходная
компания 247
«Шасунь» — см. «Сассун энд
Санс»
«Шибао» 224
«Шуньфэн» 223, 224
«Шэнчан» 189
«Шэньбао» 224
«Эбердин Док К°> 222. 252
«Эво Силк Филэчер» («Ихэ»з) 223,
224, 252
«Эллис энд К°> 162
301
«Юаньфэн» 203
«Юаньчан> 196
«Юйхоучан> 165
«Юйцзинь> 195
«Юйюань> 195
«Юли> — см. «Меркантайл Бэнк
оф Ин ди а»
«Юнион Док К°> 222
«Юнион Иншурэнс Сосайети оф
Кантон» 252
Юньнаньские механические мас-
терские 178
«Янцзы Стимере К°» 220, 251
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение....................................................................................... 3
Раздел первый
МАТЕРИАЛЬНЫЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ
ЦИНСКОГО ОБЩЕСТВА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX в.
Глава I. Сельское хозяйство и формы землевладения . 14
Глава II. Налоги, аренда и мелкокрестьянский уклад . 32
Глава III. Город и торгово-ремесленные корпорации . . 54
Глава IV. Добывающая промышленность, техника и от-
раслевое размещение ремесла............................ 65
Глава V. Транспорт и внутренний рынок......................................................... 77
Глава VI. Денежное обращение и кредит......................................................... 93
Раздел второй
ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
ЦИНСКОЙ ИМПЕРИИ В 1864-1894 ГГ.
Глава I. Послевоенная разруха 60—70-х годов. Кризис-
ные явления в экономике.......................................................................108
Глава II. Рост мелкотоварного уклада в земледелии . . 124
Глава III. Эволюция крестьянских текстильных промыслов 144
Глава IV. Влияние мирового рынка на городское ремесло 153
Глава V. Политика «самоусиления». Возникновение ка-
зенной и казенно-частной машинной промыш-
ленности .....................................................................................174
Глава VI. Зарождение частного фабричного предприни-
мательства ............................................193
Глава VII. Экономическая экспансия капиталистических
держав. Становление иностранного сектора . . 204
Заключение....................................................................................230
Приложение ...................................................................................234
Библиография..................................................................................271
Китайские меры веса, объема, площади и денежные еди-
ницы ..................................................282
Указатель имен................................................................................283
Указатель географических названий.............................................................285
Терминологический словарь-указатель...........................................................290
Указатель фирм и предприятий..................................................................299
Олег Ефимович Непомнин
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ КИТАЯ
(1864-1894 гг.)
Утверждено к печати
Институтом востоковедения
Академии наук СССР
Редактор В. Б. Меньшиков. Младший редак-
тор С. П. Какачикашвили. Художник
А. Г, Кобрин. Художественный редактор
Э. Л. Эрман. Технический редактор Т. А. Па-
теюк. Корректоры Д. Я. Броун и Н. Б. Ося-
гина
Сдано в набор 28/1 1974 г. Подписано к пе-
чати 14/VIII 1974 г. А-09480 Формат 60X90V16
Бум. № 1 Печ. л. 19,0 Уч.-изд. л. 19,69 Тираж
2900 экз. Изд. № 3402. Зак. № 1366.
Цена 1 р. 97 к.
Главная редакция восточной литературы
издательства «Наука»
Москва, Центр, Армянский пер., 2.
Московская типография № 13 Союзполиграф-
прома при Государственном комитете Совета
Министров СССР по делам издательств,
полиграфии и книжной торговли.
107005, Москва, Б-5, Денисовский пер., 30.
Отпечатано во 2-ой тип. изд-ва <Наука>
Шубинский пер., дом 10
Зак. 1366