ВОЙНА
 ПОЛИТИКА
 В39-1М1
 «Наука»

АКАДЕМИЯ  НАУК
 ИНСТИТУТ
ВСЕОБЩЕЙ  ИСТОРИИ
 ТЕЛЬ-АВИВСКИЙ  УНИВЕРСИТЕТ
 ЦЕНТР  КАММИНГСА
ПО  ИССЛЕДОВАНИЮ  РОССИИ
И  СТРАН  ВОСТОЧНОЙ  ЕВРОПЫ
 ВОИНА
 п
 ПОЛИТИКА
 1939-1941
 Ответственные  редакторы:
академик  А.  О.  ЧУБАРЬЯН,
профессор  Г.  ГОРОДЕЦКИЙ
 МОСКВА  «НАУКА»  2001

УДК  930.9
ББК  63.3(0)62
В  66
 Редакционная  коллегия:
 Н  И.  ЕГОРОВА,  Д.Г.  НАДЖАФОВ,  М.М.  НАРИНСКИЙ,
Л.В.  ПОЗДЕЕВА,  О.А.  РЖЕШЕВСКИЙ
 Рецензенты:
 доктор  исторических  наук  В.Л.  МАЛЬКОВ,
кандидат  исторических  наук  В.А.  ПРОНЬКО
 Война  и  политика,  1939-1941.  -  М.:  Наука.  2001.  -  495  с.
 ISBN  5«02-008734-3
 Труд,  подготовленный  российскими  и  зарубежными  учеными,  посвящен  на¬
чальному  периоду  второй  мировой  войны.  Предлагаются  оригинальные,  порой  не
совпадающие  трактовки  событий,  причин  и  последствий  поворота  сталинского  ру¬
ководства  к  связям  с  гитлеровской  Германией.  Привлечены  документы  из  архивов
Российской  Федерации,  Германии,  Великобритании,  Франции  и  других  стран.
 Для  специалистов  и  широкого  круга  читателей.
 ISBN  5-02-008734-3
 ©  Коллектив  авторов,  2001
©  Издательство  “Наука”,  2001

ПРЕДИСЛОВИЕ
 В  истории  международных  отношений  XX  в.  периоду  с  1  сентября
1939  по  22  июня  1941  г.  принадлежит  особая  роль.  Проходят  годы,  со¬
здаются  научные  труды,  появляются  новые  документы,  но  интерес  к
событиям  того  времени  не  спадает.  Объяснений  может  быть  несколь¬
ко.  Во-первых,  1939  г.  -  это  год  начала  второй  мировой  войны,  год  гло¬
бального  противостояния  XX  столетия,  и  человечество  по  сей  день
стремится  открыть  все  подробности  того,  как  эта  война  возникла  и  по¬
степенно  расширяла  свои  рамки,  кто  и  в  какой  мере  несет  за  нее  ответ¬
ственность.
 Для  нашей  страны  это  и  период  предыстории  Великой  Отечествен¬
ной  войны,  навсегда  вошедшей  в  память  народа,  стоившей  Советскому
Союзу  десятков  миллионов  жизней,  огромных  разрушений  и  лишений.
В  течение  многих  лет  людей  волновал,  да  и  поныне  продолжает  интере¬
совать  вопрос  -  можно  ли  было  предотвратить  нападение  Германии  на
СССР  или  хотя  бы  уменьшить  размеры  его  трагических  последствий.
 Во-вторых,  продолжительное  внимание  к  событиям  рассматривае¬
мого  периода  объясняется  и  тем,  что  за  десятки  лет  накопилось  множе¬
ство  тайн,  недоговоренностей,  да  и  просто  тенденциозных  искажений,
сложилось  столько  идеологических  мифов,  что  их  хватило  бы  на  все
другие  эпохи  истории,  вместе  взятые.  Различные  политические  интере¬
сы  и  идейные  пристрастия  историков,  в  том  числе  и  российских,  поро¬
ждали  порой  диаметрально  противоположные  трактовки  и  объясне¬
ния.
 В  истории  бывает  немало  неких  символов,  которые  аккумулируют
накапливаемые  годами  столкновения  позиций,  то  усиливая,  то  ослаб¬
ляя  их  остроту.  Вот  таким  символом  и  по  сей  день  являются  события
1939-1941  гг.  За  многие  годы  советская  официальная  идеология
обосновала  ряд  стереотипов  и  активно  внедряла  их  в  сознание  и  исто¬
риков  и  широких  слоев  населения.  Основная  цель  состояла  в  оправда¬
нии  всех  действий  тогдашнего  советского  руководства  ссылками  на
геополитические  интересы  страны  и  соображения  обеспечения  нацио¬
нальной  безопасности.
 В  конце  80-х  -  начале  90-х  годов  эти  же  события  вызывали  острую
политическую  и  идейную  борьбу  внутри  нашей  страны,  явились  пред¬
метом  жарких  споров  и  завершились  принятием  Съездом  народных  де¬
путатов  СССР  24  декабря  1989  г.  постановления  “О  политической  и
правовой  оценке  советско-германского  договора  о  ненападении  от
1939  г.”  И  это  постановление,  достаточно  редкое,  если  не  сказать  уни-
 ©  А.О.  Чубарьян
 3

кальное  в  летописи  советского  государства,  и  роль  отдельных  лично¬
стей  в  его  принятии  продолжают  и  сегодня  служить  предметом  дискуссий.
 В-третьих,  опубликовано  множество  новых  материалов,  в  том  чис¬
ле  из  архивов  высших  эшелонов  власти.  Так,  выявлено  и  впервые  уви¬
дело  свет  большое  число  архивных  документов  за  1939-1941  гг.,  ото¬
бражающих  деятельность  И.  Сталина,  В.  Молотова,  ЦК  ВКП(б),  на¬
родных  комиссариатов  иностранных  дел  и  обороны  СССР1.
 Поразительно,  что  очень  часто  публикации,  казалось  бы,  неопро¬
вержимых  документов  не  изменяют  позиций  сторонников  различных
взглядов,  а  наоборот,  дают  стимулы  для  продолжения  старых  споров.
На  основе  новых  документов  и  часто  вопреки  им  рождаются  другие
версии,  мифы  и  стереотипы.
 В-четвертых,  для  многих  стран,  особенно  в  регионе  Центральной  и
Восточной  Европы,  реальная  действительность  и  политические  интере¬
сы  побуждают  обращаться  к  событиям  1939-1941  гг.,  которые  широко
используются  в  современной  практике.  Речь  идет  прежде  всего  о  стра¬
нах  Балтии  в  непростом  процессе  становления  их  отношений  с  Россией.
Да  и  в  ряде  других  стран  (например,  Польше  и  Финляндии)  эти  события
остаются,  хотя  и  в  меньшей  степени,  предметом  особого  интереса  исто¬
риков,  публицистов  и  общественных  деятелей,  иногда  и  политиков.
 Вниманию  читателей  предлагается  книга,  составленная  в  основном
из  материалов  международной  конференции,  которая  проводилась  не¬
сколько  лет  назад  в  Москве  Институтом  всеобщей  истории  РАН  совме¬
стно  с  Центром  Каммингса  по  исследованию  России  и  стран  Восточной
Европы  при  Тель-Авивском  университете  в  Израиле.  Ее  авторами  яв¬
ляются  российские  и  зарубежные  ученые.  Труд  не  охватывает  всего
комплекса  проблем,  авторы  касаются  лишь  некоторых  сторон  истории
конца  30-х  -  начала  40-х  годов.  При  этом  одни  события  освещаются  бо¬
лее  подробно,  другие  рассмотрены  явно  недостаточно.  Главная  цель
книги  состоит  в  том,  чтобы  вновь  вызвать  интерес  к  вопросам,  может
быть,  наиболее  острым;  проанализировать,  что  уже  проработано  исто¬
риками  достаточно  детально,  а  что  требует  дальнейших  серьезных
изысканий;  побудить  ученых,  прежде  всего  российских,  к  поискам  но¬
вых  документов  и  к  созданию  исследовательских  проектов.
 *  *  *
 Анализ  опубликованных  источников  и  общее  состояние  отечест¬
венной  и  зарубежной  историографии  позволяют,  по  нашему  мнению,
выделить  несколько  ключевых  проблем.  По-прежнему  весьма  интере¬
сен  и  важен  вопрос  о  советской  политике  в  сентябре-октябре  1939  г.,
особенно  определение  стратегической  линии  после  подписания  совет¬
ско-германского  договора  23  августа  1939  г.  Его  заключение  было,  не¬
сомненно,  неожиданным  и  для  лидеров  страны.  Видимо,  в  сентябре-но¬
ябре  1939  г.  в  советском  руководстве  проходили  дискуссии,  связанные
с  оценкой  новой  ситуации  и  выработкой  общей  линии  политики  на  дли¬
тельную  и  ближнюю  перспективу.
 В  этом  контексте  важно  выяснить,  как  советская  сторона  понима¬
ла  процесс  реализации  тех  секретных  протоколов,  которые  были  под¬
 4

писаны  СССР  и  Германией  в  августе-сентябре  1939  г.  С  этим  связано
решение  о  вступлении  советских  войск  в  восточную  часть  Польши  (За¬
падная  Украина  и  Западная  Белоруссия)  и  обстоятельства  заключения
СССР  договоров  с  Эстонией,  Латвией  и  Литвой  в  конце  сентября  -  ок¬
тябре  1939  г.
 В  данной  связи  необходимо  исследовать  те  документы,  которые
имеются  в  архивах  стран  Балтии,  а  также  другие,  весьма  интересные
материалы  о  позиции  Англии,  Франции,  США  и  Германии  в  отношении
советского  продвижения  в  Польшу  и  переговоров  СССР  со  странами
Прибалтики.
 По-прежнему  исследователи  обращают  свое  внимание  на  предыс¬
торию,  ход  и  результаты  советско-финской  войны.  Большим  достиже¬
нием  последнего  времени  стало  издание  совместно  с  финскими  учены¬
ми  политической  истории  зимней  войны;  особый  интерес  вызывает  так¬
же  публикация  стенограммы  совещания  в  Кремле  14-17  апреля  1940  г.,
посвященного  итогам  этой  войны,  с  докладом  Сталина.  В  истории  со¬
ветско-финской  войны  остается  еще  немало  вопросов,  касающихся  ее
возникновения,  обсуждения  в  Москве  роли  и  судьбы  так  называемого
правительства  в  Терийоки,  ведения  переговоров  о  прекращении  войны,
в  том  числе  при  посредничестве  Швеции,  и  т.п.
 Следующий  большой  круг  проблем  связан  с  событиями  в  странах
Прибалтики  летом  1940  г.  и  их  включением  в  состав  Советского  Сою¬
за.  Несомненно,  важно  проанализировать  общую  линию  советского
руководства  в  отношении  Прибалтики.  Мы  косвенно  знаем  сегодня  о
программном  заявлении  Сталина  в  ноябре  1939  г.,  но  не  менее  сущест¬
венно  проследить  процесс  выработки  и  принятия  решений  в  отноше¬
нии  прибалтийских  государств,  влияние  на  этот  процесс  разгрома
Франции  в  июне  1940  г.  В  последнее  время  в  странах  Балтии  изданы
сборники  документов  о  событиях  лета  1940  г.  Но  изучение  неопубли¬
кованных  материалов  из  архивов  России,  стран  Балтии  и  западных
государств  позволило  бы  тщательнее  выявить  реакцию  на  события  в
Прибалтике  Лондона,  Вашингтона,  Берлина  и  т.п.
 Все  больший  интерес  вызывает  ситуация  на  Балканах.  Даже  бег¬
лое  ознакомление  с  отечественными  источниками,  с  материалами  ар¬
хивов  Германии,  Англии,  Франции  и  США,  не  говоря  уже  об  архивах
балканских  стран  и  Турции,  обнаруживает,  сколь  сложным  был  узел
противоречий,  связанных  с  Балканами  и  Турцией.
 Анализ  событий  в  1940-  начале  1941  г.  показывает,  что  балканский
регион  становился  источником  усиливавшейся  напряженности  в  совет¬
ско-германских  отношениях.  Немецкие  лидеры  явно  не  хотели  “пус¬
кать”  туда  своего  нового  партнера,  укрепляли  там  свои  позиции.  Поэто¬
му  при  рассмотрении  советско-германских  отношений  не  может  быть
обойдена  вниманием  ситуация  вокруг  Болгарии,  Румынии,  Югославии  и
Турции.
 Один  из  ключевых  вопросов  -  отношения  между  СССР  и  Германи¬
ей.  Историки  продолжают  дискуссии  об  общий  стратегических  целях
обеих  стран  после  заключения  пакта  Молотова-Риббентропа.  В  чем
заключался  стратегический  расчет  Гитлера,  как  он  эволюционировал,
насколько  фюрер  был  готов  позволить  СССР  осваивать  новые  зоны

“советских  интересов”  и  в  каком  направлении  развивались  двусторон¬
ние  отношения?
 Существуют  разные  точки  зрения  относительно  намерений  Гитле¬
ра  и  степени  напряженности  отношений  Германии  с  Советским  Сою¬
зом.  В  любом  случае  ясно,  что  продвижение  СССР  в  Прибалтику,  по
мнению  Берлина,  усиливало  напряженность  между  СССР  и  Велико¬
британией.  Важно  определить  состояние  советско-германских  отноше¬
ний  накануне,  во  время  и  после  визита  Молотова  в  Берлин.
 Аналогичные  вопросы  возникают  при  рассмотрении  политики  со¬
ветского  руководства.  Каковы  были  общие  намерения  Сталина?  Он,  как
известно,  считал,  что  сумел  обойти  всех,  что  партнерство  с  Германией
обеспечивает  реализацию  его  интересов.  Но  мы  еще  не  имеем  ясного  и
точного  представления,  насколько  серьезным  было  беспокойство  руко¬
водства  СССР  в  конце  1940  и  в  начале  1941  г.  по  поводу  характера  отно¬
шений  с  Германией  и  что  в  Москве  собирались  предпринимать.  Важно
проследить  настроения  разных  кругов  советской  политической  элиты.
 В  общей  системе  международных  отношений,  несомненно,  важное
место  занимали  отношения  СССР  с  Англией.  В  последние  годы  у  исто¬
риков  возникает  немало  вопросов,  относящихся  к  внутренней  полити¬
ке  и  ситуации  в  Советском  Союзе.  Исследователей  интересуют  по
крайней  мере  две  проблемы,  а  именно:  как  было  использовано  время
для  принятия  и  реализации  программы  перевооружения  и  кадровых  из¬
менений  в  советских  вооруженных  силах?  Для  этого  необходим  тща¬
тельный  анализ  особых  папок  Политбюро  начала  1941  г.  и  других  до¬
кументов.  И,  поскольку  западные  исследователи  обращаются  к  нашей
оценке  версии  В.  Резуна  (Суворова)  о  советских  планах  превентивной
войны  (российские  историки  практически  почти  единодушны  в  некор¬
ректной  концепции  “Ледокола”),  то  было  бы  весьма  полезным  даль¬
нейшее  изучение  военных,  политических  и  партийных  документов  рас¬
сматриваемого  периода.
 Наконец,  в  более  общем  плане  исследователей  интересуют  аспек¬
ты  взаимодействия  политики  и  идеологии,  внутренней  и  внешней  поли¬
тики  в  акциях  и  расчетах  советского  руководства,  процесс  и  механизм
принятия  им  решений.  Сравнительно  новой  задачей  должно  стать  так¬
же  освещение  взаимосвязи  политики  и  морали  применительно  к  собы¬
тиям  1939-1941  гг.
 С  учетом  всех  перечисленных  факторов  историки  продолжают
изучение  этого  сложного,  полного  драматизма  периода  второй  миро¬
вой  и  кануна  Великой  Отечественной  войны.  Представленный  сбор¬
ник,  по  нашему  мнению,  может  оказать  существенную  помощь  в  раз¬
вертывании  дальнейших  научных  исследований  истории  международ¬
ных  отношений  кануна  и  хода  второй  мировой  войны.
 А.О.  Чубарьян  11  1941  год:  В  2-х  кн.  Серия  “Россия.  XX  век.  Документы”,  1998;  Документы
внешней  политики.  1940  -  22  июня  1941.  Т.  XXIII.  Кн.  2.  В  2-х  ч.  М.,  1998.

ЧАСТЬ  ПЕРВАЯ
 ВНЕШНЯЯ  ПОЛИТИКА  СССР
 А.О.  Чубарьян
 СОВЕТСКАЯ  ВНЕШНЯЯ  ПОЛИТИКА
(1  сентября  -  конец  октября  1939  года)
 Последние  годы  ознаменовались  значительным  расширением  до¬
кументальной  базы  исследований  советской  внешней  политики.  Изда¬
ны  новые  тома  документов  НК  МИД  СССР  по  истории  советской
внешней  политики.  В  научный  оборот  введены  также  многочисленные
материалы  из  бывших  архивов  ЦК  КПСС,  Наркомата  обороны,  НКВД
и  др.
 Теперь  имеется  также  большой  массив  документов  из  архивов  Ве¬
ликобритании,  Франции,  США,  Германии  и  других  стран.  Тем  самым
создается  возможность  для  подготовки  фундаментального  исследова¬
ния  по  истории  советской  внешней  политики  в  1939-1941  гт.
 Вместе  с  тем  существует,  а  порой  даже  усиливается  противостоя¬
ние  историков  (в  том  числе  и  внутри  нашей  страны)  по  “деликатным”
проблемам  этого  периода.  Оно  возрастает,  в  том  числе  и  в  связи  с  пуб¬
ликуемыми  версиями  некоторых  западных  специалистов  о  планах
“превентивной  войны”  против  Германии  со  стороны  СССР.  Важное
место  принадлежит  периоду  сентября  -  октября  1939  г.,  так  как  имен¬
но  тогда  сформировались  те  линии  и  направления  в  советской  полити¬
ке,  которые  во  многом  определили  позицию  советского  руководства  на
последующие  полтора  года.
 К  сожалению,  пока  не  найдены  ключевые  документы  Политбюро,
касающиеся  советско-германских  отношений  во  время  и  после  подпи¬
сания  пакта  Молотова-Риббентропа,  обстоятельств  возникновения  со¬
ветско-финской  войны,  событий  в  Прибалтике.  Создается  впечатле¬
ние,  что  эти  вопросы  не  проходили  через  Политбюро;  видимо,  принци¬
пиальные  решения  советской  внешней  политики  принимались  в  узком
кругу  (Сталиным,  Молотовым  и  т.д.),  даже  без  оформления  в  офици¬
альном  порядке.
 В  общем  плане  советское  руководство  решало  в  сентябре  -  октяб¬
ре  1939  г.  следующие  задачи.
 1. 	Отношения  с  Германией,  и  прежде  всего  реализация  плана  Мо¬
лотова-Риббентропа.
 ©  А.О.  Чубарьян
 7

2. 	Отношения  с  бывшими  партнерами  по  тройственным  перегово¬
рам  (с  Англией  и  Францией).
 3. 	‘‘Смена  вех”  в  теоретическом  обосновании  советской  внешнепо¬
литической  стратегии.
 Договоренность  с  Германией  и  особенно  секретные  протоколы  к
пакту  Молотова-Риббентропа  оказались  до  некоторой  степени  неожи¬
данными  для  Москвы.  Разумеется,  как  теперь  известно  из  архивных  до¬
кументов,  уже  в  середине  августа  1939  г.  в  Кремле  пытались  сформу¬
лировать  возможность  договоренности  с  Германией.  Сталин  обдумы¬
вал  последствия  разных  вариантов  -  соглашения  с  Англией  и  Франци¬
ей  или  с  Германией.  Первоначально,  видимо,  в  Москве  считали  бы  ус¬
пехом  приобретение  каких-либо  преимуществ,  в  частности  позволяю¬
щих  усилить  советские  позиции  в  Восточной  Европе  (как  известно,  во¬
прос  о  пропуске  советских  войск  в  Польшу  и  Румынию  был  одним  из
главных  пунктов  разногласий  на  англо-франко-советских  переговорах
летом  1939  г.).  И  вот  в  Москве  обнаружили,  что  германская  сторона  го¬
това  к  далеко  идущим  соглашениям,  которые  давали  Советскому  Сою¬
зу  возможность  принципиально  изменить  свои  позиции  в  странах  Вос¬
точной  Европы.
 Столь  неожиданное  соглашение  с  Германией,  явно  превзошедшее
все  ожидания,  поставило  перед  советским  руководством  задачу  срочно¬
го  определения  новых  приоритетов  в  политике  и  немедленных  практи¬
ческих  действий.  Судя  по  имеющимся  документам,  в  этот  процесс  бы¬
ли  вовлечены  различные  ведомства  (НКВД,  Наркомат  обороны,  мно¬
гие  местные  органы  власти,  прежде  всего  Украины,  Белоруссии  и  Се¬
веро-Запада  страны).
 Первое,  с  чем  столкнулось  советское  руководство,  это  польский
вопрос.  В  соответствии  с  пактом  Молотова-Риббентропа  сфера  инте¬
ресов  в  Польше  была  разделена.  Почти  сразу  же  после  нападения  на
Польшу  германские  лидеры  проявили  особую  заинтересованность  во
вступлении  советских  войск  в  ту  часть  Польши,  которая  была  отнесе¬
на  к  “сфере  интересов”  СССР.  По  мнению  нацистской  верхушки,  это
фактически  означало  бы  его  выступление  в  качестве  союзника  Герма¬
нии  и  могло  бы  ослабить  неблагоприятный  мировой  резонанс  от  напа¬
дения  вермахта  на  Польшу.  Кроме  того,  подобная  акция  должна  была
усилить  разрыв  Советского  Союза  с  Англией  и  Францией.  Тайные  со¬
ветско-германские  договоренности  обретали  бы  свою  плоть  и  кровь.
 В  тот  момент  из  всех  пунктов  секретного  протокола  к  советско-
германскому  пакту  о  ненападении  польская  проблема  представляла  для
Германии  наибольший  интерес.
 Первый  сигнал  пришел  в  Москву  от  Риббентропа  уже  3  сентября
1939  г.1  Через  немецкого  посла  он  просил  сообщить,  когда  Советский
Союз  собирается  выступить  против  польских  вооруженных  сил.  Моло¬
тов  ответил:  мы  “согласны,  что  в  подходящий  момент  обязательно
придется  нам  начать  конкретные  действия.  Но  мы  считаем,  что  этот
момент  еще  не  назрел...  торопливостью  можно  испортить  дело  и  облег¬
чить  сплочение  противников”2.
 В  тот  же  день  генерал  Браухич  пригласил  советского  военного  ат¬
таше  в  Берлине  и  сообщил  ему,  что  до  Варшавы  немецким  войскам  ос-
 8

тал  ось  всего  100  км,  а  со  стороны  Восточной  Пруссии  и  того  меньше3.
Советский  военный  атташе  ответил  Браухичу  в  том  же  духе,  что  и  Мо¬
лотов.
 Английский  историк  Дж.  Хаслэм  считает,  что  СССР  не  успевал  пе¬
ребросить  войска  с  Дальнего  Востока  и  что  в  этом  и  была  причина  за¬
держки  движения  советских  войск  в  Польшу4.
 Полагаю,  что  причина  была  не  столь  простой.  Москва  решила  дей¬
ствовать  “более  тонко”,  что  подтверждается  многими  документами.
В  Кремле  явно  не  хотели  выглядеть  воюющим  союзником  Германии.
Москва  до  поры  до  времени  хотела  сохранить  дистанцию  во  взаимоот¬
ношениях  с  Германией  и  продолжала  зондаж  позиций  Англии  и  Фран¬
ции.
 Отклонив  настойчивые  пожелания  Германии  о  немедленном  вы¬
ступлении  против  Польши,  советские  лидеры  одновременно  обсужда¬
ли  немецкую  идею  о  совместном  коммюнике,  как  бы  объясняющем
действия  обеих  стран  в  отношении  Польши.  Германские  представители
поднимали  этот  вопрос  9  и  15  сентября5,  и  лишь  16  сентября  была  дос¬
тигнута  договоренность.  В  ходе  переговоров  советская  сторона  всяче¬
ски  стремилась  сформулировать  свою  собственную  позицию,  в  соот¬
ветствии  с  которой  Москва  делала  акцент  на  необходимости  освобож¬
дения  земель,  населенных  украинцами  и  белорусами.
 Да,  собственно,  и  целью  вступления  советских  войск  на  террито¬
рию  Восточной  Польши,  по  официальной  версии,  объявлялось  воссо¬
единение  украинского  и  белорусского  народов.  При  подобной  интер¬
претации  Советский  Союз  избегал  обвинений  в  союзнических  отноше¬
ниях  с  Германией.  Отодвигая  же  дату  ввода  войск  в  Польшу,  советское
руководство  как  бы  дистанцировалось  от  Германии.  Получалось,  что
СССР  вводит  свои  войска  в  тот  момент,  когда  немцы  почти  подошли  к
линии  разграничения  интересов  двух  государств,  и  выступает  в  защиту
украинского  и  белорусского  населения.
 Для  Англии  и  Франции,  для  всего  мира  эта  акция  могла  быть  пред¬
ставлена  как  защита  Западной  Украины  и  Западной  Белоруссии  от
германской  оккупации.  В  Москве  были  достаточно  “аккуратны”  в  фор¬
мулировках,  не  делая  акцента  и,  естественно,  не  упоминая  о  необходи¬
мости  обороны  этих  территорий  от  немцев,  но  намекали  именно  на
это.
 Этнический  момент  превалировал  как  в  официальных  публикаци¬
ях  и  в  комментариях  газет,  так  и  в  заявлении  советского  правительства
от  16  сентября,  объявившем  о  вводе  войск  для  защиты  интересов
“братских  украинского  и  белорусского  народов”6.  Конечно,  присоеди¬
няемые  земли  принадлежали  Польше,  там  было  значительное  поль¬
ское  население,  но  преобладали  украинцы  и  белорусы.
 Для  “успокоения”  Германии  Москва  использовала  и  жесткую  анти-
польскую  риторику.  Польша  объявлялась  империалистическим  агрес¬
сивным  государством,  “ничтожным  результатом  версальской  систе¬
мы”.
 Предельно  ясно  замысел  Москвы  в  отношении  Польши  был  рас¬
крыт  Сталиным  позднее,  27  сентября  1939  г.,  во  время  советско-гер¬
манских  переговоров.  Сталин  говорил,  что  было  два  варианта  решения
 9

польского  вопроса:  первый  -  осуществить  раздел  Польши,  но  это  не¬
удобно;  второй  -  оставить  за  немцами  территорию  восточнее  Вислы,
где  живет  4  млн  поляков,  в  обмен  на  Литву,  население  которой  меньше
2  млн.  “Германия  сделает  хороший  гешефт,  потому  что  люди  -  это  са¬
мое  важное,  что  можно  получить”7.
 Сталин  жестко  отклонил  некоторые  намеки  Германии  на  жела¬
тельность  получения  земель,  населенных  украинцами.  “Моя  рука,  -
сказал  он,  -  никогда  не  шевельнется  потребовать  от  украинцев  такую
жертву”8.
 17  сентября  Красная  Армия  двинулась  в  восточную  часть  Польши,
результатом  чего  стало  присоединение  этих  территорий  к  Украине  и
Белоруссии,  впоследствии  оформленное  в  законодательном  порядке.
Различные  советские  ведомства,  а  также  партийные  и  советские  орга¬
ны  Украины  и  Белоруссии  получили  соответствующие  распоряжения,
связанные  с  развертыванием  и  продвижением  войск,  борьбой  против
враждебных  и  нежелательных  элементов  в  присоединяемых  землях
(начались  аресты  и  чистки  среди  поляков),  национализацией  промыш¬
ленности  и  мелких  хозяйств,  превращением  сельскохозяйственных  уго¬
дий  в  колхозы  и  совхозы,  проведением  идеологических  мероприятий
и  т.п.
 Одновременно  с  подчеркиванием  этнического  момента  в  Москве
официально  объявили  о  позиции  нейтралитета9.  В  таком  духе  было  со¬
ставлено  заявление  от  17  сентября,  об  этом  говорилось  в  дипломатиче¬
ских  обращениях  к  Англии,  Франции  и  т.п.  Тем  самым  Москва  пыта¬
лась  рассеять  опасения  Лондона  и  Парижа  по  поводу  того,  что  Совет¬
ский  Союз  может  стать  союзником  Германии.  Наркоминдел  и  совет¬
ские  послы  всячески  подчеркивали,  что  демаркационная  линия  между
Россий  и  Германией  соответствовала  известной  “линии  Керзона”,  под¬
держанной  в  свое  время  Англией  и  Францией.
 Кроме  того,  следует  учесть,  что  секретные  протоколы  к  советско-
германскому  пакту  оставались  неизвестными  не  только  широкой  пуб¬
лике,  но  и  дипломатическим  ведомствам  (циркулировавшие  на  этот
счет  слухи  все  же  оставались  слухами).  Таким  образом,  и  официальные
заявления,  и  неофициальные  беседы  по  дипломатическим  каналам  бы¬
ли  призваны  “успокоить”  английские  и  французские  власти.
 Многочисленные  документы,  в  том  числе  из  архивов  этих  стран,
показывают,  что  и  в  Лондоне  и  в  Париже  прислушивались  ко  многим
из  советских  аргументов.  17  октября  на  завтраке  с  И.М.  Майским  заме¬
ститель  министра  иностранных  дел  Великобритании  Р.  Батлер,  касаясь
событий  в  Польше,  заявил:  правительство  Чемберлена  хочет  видеть
этнографическую  Польшу  скромных  размеров  и  в  британском  прави¬
тельстве  полагают,  что  не  может  быть  никакого  вопроса  о  возврате
Польше  Западной  Украины  и  Западной  Белоруссии10.  То  же  повторил
27  октября  главный  советник  Чемберлена  Г.  Вильсон11.
 Схожей  была  и  позиция  Франции.  Еще  14  сентября  во  Франции
распространялись  слухи,  что  возможна  оккупация  Советским  Союзом
части  Польши12.  После  ввода  Красной  Армии  в  Польшу  французы  сна¬
чала  заняли  выжидательную  позицию,  но  очень  скоро,  18  сентября,
Э.  Даладье  спрашивал  у  советского  посла,  берет  ли  СССР  украинское
 10

и  белорусское  население  под  свой  вооруженный  протекторат  времен¬
но,  или  Советский  Союз  намерен  присоединить  эти  территории  к
СССР13.
 И  именно  в  эти  дни  и  в  Англии  и  во  Франции  было  много  разгово¬
ров  и  на  официальном  уровне,  и  в  кругах  общественности  о  том,  что
ввод  советских  войск  в  Польшу  имеет  целью  помешать  немцам  занять
эти  территории  и  что  это  может  даже  вызвать  напряженность  в  отно¬
шениях  между  СССР  и  Германией.
 Правительства  Англии  и  Франции  предпочли  не  обострять  отно¬
шения  с  Советским  Союзом  из-за  продвижения  Красной  Армии  в  вос¬
точную  часть  Польши.  Раздавались  даже  голоса,  что  оно  может  быть
даже  полезно  с  точки  зрения  интересов  западных  держав.  Поскольку  в
Лондоне  опасались  вступления  СССР  в  войну  на  стороне  третьего  рей¬
ха,  то  последующие  события  и  советское  заявление  о  нейтралитете  как
бы  убедили  в  обратном.  Позиция  Англии  в  какой-то  степени  повлияла
на  отношение  Франции  к  этим  событиям.
 На  заседании  британского  кабинета  18  сентября  было  заявлено,
что  Великобритания  не  связана  по  англо-польскому  соглашению  обя¬
зательством  быть  вовлеченной  в  войну  с  Советским  Союзом  в  случае
его  агрессии  против  Польши,  так  как  английские  гарантии  касаются
исключительно  действий  Германии14.  Английские  лидеры  также  заяви¬
ли:  “...в  целом  мы  чувствуем,  что  для  нас  было  бы  лучше  не  посылать
России  никакого  протеста”15.  Англия  и  Франция,  видимо,  удовлетво¬
рились  объяснениями  советского  руководства;  на  словах  осуждая
Советский  Союз,  они  фактически  признали  советскую  акцию  против
Польши.
 Следующий  комплекс  проблем  связан  с  событиями  в  Прибалтике
осенью  1939  г.  Нет  сомнения,  что  в  сентябре  в  Москве  был  разработан
план  следующих  шагов  в  реализации  пакта  Молотова-Риббентропа  и
составлен  некий  типовой  набор  условий,  которые  имелось  в  виду
предъявить  Прибалтийским  странам.  Подтверждением  этому  могут
служить  пакты  о  взаимопомощи  с  Эстонией,  Латвией  и  договор  с  Лит¬
вой,  причем  эти  документы  совпадали  не  только  по  существу,  но  почти
текстуально16.  Судя  по  некоторым  архивным  данным,  они  готовились
комплексной  группой  лиц  -  представителей  наркоматов  иностранных
дел,  обороны  и  внутренних  дел.  Общая  основа  документов  являлась,
очевидно,  результатом  позиции  Сталина  и  его  ближайшего  окружения,
которая  становится  более  ясной  в  результате  дальнейшего  изучения
архивных  материалов.  Внешне  схема  была  довольно  проста  -  Совет¬
ский  Союз  добивается  согласия  на  создание  военных  баз  на  территории
Прибалтийских  государств  и  на  размещение  там  советских  военных
формирований.
 Некоторая  схожесть  с  тактикой  в  отношении  Польши  состояла  в
том,  что  в  Москве  снова  (особенно  по  закрытым  каналам)  стремились
создать  впечатление,  что  советские  предложения  имеют  единственной
целью  создать  противодействие  для  возможного  проникновения  в  При¬
балтийские  страны  Германии  и  что  в  этой  связи  советские  требования
представляют  собой  вынужденную  меру,  обусловленную  интересами
обеспечения  своей  безопасности.  Именно  в  таком  духе  руководство
 11

СССР  пыталось  убедить  лидеров  Англии,  Франции  и  других  западных
стран.
 Многочисленные  донесения  западных  дипломатов  из  Таллина,  Ри¬
ги  и  Ковно,  хранящиеся  в  архивах  Англии  и  Франции,  а  также  комп¬
лекс  недавно  опубликованных  в  балтийских  странах  материалов  пока¬
зывают,  что  правительства  и  общественность  Эстонии,  Латвии  и  Лит¬
вы  испытывали  значительное  беспокойство  в  связи  с  советскими  тре¬
бованиями.
 Обращения  и  попытки  со  стороны  Прибалтики  получить  какую-
либо  поддержку  в  Берлине,  естественно,  не  имели  успеха.  Германия  об¬
наружила  полнейшую  незаинтересованность  и  давала  своему  партнеру
по  пакту  свободу  рук.  Но  прибалтийские  лидеры  точно  так  же  не  на¬
шли  поддержки  ни  в  Лондоне,  ни  в  Париже,  ни  в  Вашингтоне.  Единст¬
венная  страна,  которая  по  неофициальным  каналам  выражала  свою
поддержку  и  разделяла  их  беспокойство,  была  Финляндия,  но  она  мало
что  могла  сделать.
 К  тому  же  Москва  постоянно  подчеркивала,  что  не  имеет  каких-
либо  иных  требований  и  намерена  уважать  суверенитет  Прибалтий¬
ских  стран  и  сохранить  состав  их  правительств.
 Английский  резидент  из  Хельсинки  также  сообщил,  со  ссылкой  на
эстонского  посла,  что  Молотов  сначала  использовал  более  жесткие
формулировки,  но  в  последний  момент  Сталин  сделал  великодушный
жест.  В  частности,  было  отмечено:  Москва  не  ставит  вопроса  о  пере¬
менах  в  прибалтийских  правительствах.  Многие  наблюдатели  из  этих
стран  делали  уже  тогда,  в  сентябре-октябре  1939  г.,  вывод,  что  они  мо¬
гут  попасть  под  политическое  господство  Москвы.  Но  Москва  вела
свою  игру  внешне  довольно  осторожно.
 По  двум  договорам  с  Германией  -  от  23  августа  и,  главное,  от  28
сентября  (о  дружбе  и  границе)  -  СССР  получал  определенные  дивиден¬
ды  и  в  отношении  Литвы.  Первоначально  она  была  включена  в  сферу
германских  интересов,  но  в  конце  сентября  1939  г.  Советский  Союз  по¬
лучил  согласие  Германии  на  включение  Литвы  в  собственную  сферу
интересов.
 Риббентроп  заявил  в  Москве  27  сентября,  что  “после  ревизии  в
Прибалтике”  Москва  получит  выход  к  Балтийскому  морю.  “Германия,
-  продолжал  он,  -  не  заинтересована  в  делах  Эстонии  и  Латвии,  и  дого¬
вор  с  Эстонией,  явится  первым  шагом  для  реализации  прибалтийского
вопроса”17.  На  это  Сталин  заметил,  что  мы  ожидаем  доброжелательно¬
го  отношения  Германии.
 Учитывая  возможную  реакцию  Запада  и  следуя  принятой  тактике
поэтапного  решения  вопроса,  Москва  несколько  смягчила  свои  дейст¬
вия  на  этом,  первом,  этапе,  придав  им  легитимность  и  получив  согласие
всех  трех  Прибалтийских  республик.  Раскрывая  советские  планы  в  от¬
ношении  Прибалтики,  Сталин  говорил  25  октября:  в  пактах  о  взаимо¬
помощи  с  Эстонией,  Латвией  и  Литвой  “мы  нашли  ту  форму,  которая
позволит  нам  поставить  их  в  орбиту  влияния  Советского  Союза.  Но
для  этого  нам  надо  выдержать  и  строго  соблюдать  их  внутренние  ре¬
жимы  самостоятельности...  Мы  не  будем  добиваться  их  советизации.
Придет  время,  когда  они  сами  это  сделают”.
 12

Еще  раньше,  27  сентября,  Сталин  утверждал:  Советский  Союз  бу¬
дет  осуществлять  медленное  проникновение  в  Эстонию  и  Латвию,  но
временно  оставит  в  Эстонии  правительственную  систему,  министерст¬
ва  и  пр.  Что  касается  Латвии,  то  советское  правительство  сделает  ей  то
же  предложение.  Если  же  она  будет  противодействовать  идее  пакта  на
тех  же  условиях,  что  и  с  Эстонией,  то  Красная  Армия  в  самый  корот¬
кий  срок  “расправится  с  Латвией”18.
 О  разном  подходе  советского  лидера  к  Эстонии  и  Латвии  уже  из¬
вестно  из  сведений  о  трудностях,  с  которыми  столкнулся  Советский
Союз  в  Латвии  после  сравнительно  спокойного  решения  вопроса  в  Эс¬
тонии.  Этот  аспект  становится  еще  более  ясным  после  опубликования
в  Риге  специального  сборника  документов  о  событиях  в  Латвии  и  поли¬
тике  Советского  Союза  в  1939-1940  гг.19
 Позиция  Англии  и  Франции  в  отношении  советских  договоров  с
Прибалтийскими  странами  была  столь  же  спокойной,  как  и  в  отноше¬
нии  Польши  в  сентябре  1939  г.  Ситуация  представлялась  для  запад¬
ных  стран  еще  более  легитимной,  ибо  Советский  Союз  заключил  до¬
говора  о  взаимопомощи  с  законными  правительствами  Эстонии,  Лат¬
вии  и  Литвы.  По  мнению  многих  западных  лидеров,  договора,  несом¬
ненно,  усиливали  СССР  -  страну,  к  которой  они  не  питали  симпатий.
В  то  же  время  договора  предвещали  возможность  новых  противоре¬
чий  между  Советским  Союзом  и  Германией,  всегда  имевшей  в  При¬
балтике  собственные  интересы.  Действия  СССР  могли  служить  не¬
ким  косвенным  подтверждением,  что  у  него  нет  военного  союза  с
Германией.
 Посол  СССР  во  Франции  Я.  Суриц  сообщил  в  Москву  30  сентября
1939  г.:  советско-эстонский  договор  не  вызвал  критики;  признается,
что  защита  советских  интересов  в  Балтийском  море  проведена  в  рам¬
ках  соблюдения  суверенитета  Эстонии  и  что  у  СССР  нет  намерения  из¬
менять  статус-кво  балтийских  стран20.  По  сведениям  советского  посла
в  Вашингтоне  Д.  Чувахина  (как  следует  из  его  телеграммы  от  30  сентя¬
бря  1939  г.),  на  пресс-конференции  с  участием  Ф.  Рузвельта  и  К.  Хэлла
оба  руководителя  США  старались  обойти  вопросы,  касающиеся  Поль¬
ши  и  договора  СССР  с  Эстонией.  Они  заявили,  что  изучают  создавшу¬
юся  ситуацию  и  что  им  необходимо  познакомиться  со  всеми  деталями.
По  мнению  корреспондентов,  Рузвельт  находился  в  постоянном  конта¬
кте  с  Лондоном,  и  этим  многие  объясняли  его  осторожность21.  Один  из
руководящих  сотрудников  госдепартамента  в  ответ  на  вопрос  об  оцен¬
ке  последних  шагов  СССР  сказал:  “Выигрывает  только  Сталин,  и  над
Европой  вновь  нависла  угроза  большевизма.  Об  этом  не  надо  забы¬
вать”22.
 В  Лондоне,  однако,  явно  не  хотели  обострять  отношения  с  СССР.
Судя  по  протоколам  заседаний  британского  кабинета  и  другим  архив¬
ным  документам,  его  реакция  на  договора  СССР  с  Прибалтикой  в  сен¬
тябре-октябре  1939  г.  была  такой  же  спокойной,  как  и  в  случае  с  Поль¬
шей.  Английские  лидеры,  высказывая  озабоченность  на  словах,  удов¬
летворялись  “легитимностью”  подписанных  договоров  и  снова  под¬
твердили,  что  вряд  ли  эти  советские  действия  в  Прибалтике  укрепят
отношения  СССР  с  Германией.
 13

Действия  Советского  Союза  в  отношении  Польши  и  Прибалтики,
реализация  протоколов  к  пакту  Молотова-Риббентропа  были  тесно
связаны  с  состоянием  советско-германских  отношений.  На  двусторон¬
нем  уровне  в  течение  сентября-октября  1939  г.  происходило  становле¬
ние  новых  отношений,  вытекавших  из  советско-германского  пакта.  В
экономическом  плане  расширение  сотрудничества  происходило  уже  с
весны-лета  1939  г.  Но  только  теперь,  после  поворота  в  отношениях
между  двумя  сторонами,  наступал  новый  этап  в  экономическом  и  тор¬
говом  сотрудничестве.  Начались  активные  переговоры,  создавались
рабочие  группы,  намечались  взаимные  визиты  представителей  обеих
стран  самых  различных  уровней.
 Хорошо  известны  и  начавшиеся  контакты  в  военной  области.  Они
касались  прежде  всего  установления  демаркационной  линии;  ее  окон¬
чательное  оформление  произошло  на  советско-германских  перегово¬
рах  в  Москве  27—31  сентября  1939  г.  Можно  сослаться  также  на  показ¬
ные  жесты  обеих  стран,  такие,  как  совместный  военный  парад  в  Бре¬
сте  и  т.п.  Эти  жесты  и  действия  вызвали  значительное  недовольство  в
мире;  кроме  того,  они  усиливали  подозрение  лидеров  Англии  и  Фран¬
ции  о  существовании  каких-либо  договоренностей  о  сотрудничестве
между  Германией  и  Советским  Союзом  в  военной  области.
 Теперь  также  известны  факты  о  взаимодействии  служб  безопасно¬
сти  обеих  стран,  и  в  частности  данные  о  выдаче  немцам  органами
НКВД  польских  и  немецких  граждан,  ведущих  борьбу  против  нацист¬
ского  режима.
 И  конечно,  наибольший  смысл  имели  общие  политические  аспек¬
ты  сотрудничества.  В  рассматриваемые  месяцы  (сентябрь-октябрь
1939  г.)  наиболее  важным  подтверждением  стратегического  сотрудни¬
чества  между  Советским  Союзом  и  Германией  могут  служить  перего¬
воры  в  Москве  в  конце  сентября,  встречи  и  выступления  на  них  Стали¬
на,  Молотова  и  Риббентропа  и  подписанные  договора  от  28  сентября.
 Если  формально  пакт  от  23  августа  1939  г.  именовался  как  договор
о  ненападении  (и  в  этом  смысле  он  мало  чем  отличался  от  аналогичных
договоров  такого  рода,  заключенных  ранее  государствами),  то  теперь
ситуация  принципиально  изменилась.  Осторожность  первых  недель
сменилась  эйфорией,  и  привычные  для  многих  слова  о  нейтралитете  и
ненападении  сменились  на  такие  выражения,  как  дружба  и  сотрудниче¬
ство.
 Известно,  что  они  вызвали  замешательство  в  коммунистическом  и
антифашистском  движении.  Страна  победившего  социализма,  в  тече¬
ние  длительного  времени  клеймившая  фашизм,  его  идеологию,  цели  и
практику,  объявляла  о  своей  дружбе  с  режимом,  который  вызывал  не¬
нависть  мировых  общественных  сил,  в  том  числе  и  достаточно  умерен¬
ных.
 Сталинский  режим  не  только  терял  многое  в  идеологическом  пла¬
не,  но  и  раскрывал  перед  всем  миром  свой  репрессивный  характер.
Кремль  словно  бросал  вызов  всему  миру,  заявляя  о  своих  симпатиях  к
нацизму;  тем  более  что  в  этом  не  было  никакой  политической  и  дипло¬
матической  необходимости.  Объяснение  этому  явлению  следует,  види¬
мо,  искать  в  диктаторском  мышлении  Сталина,  в  его  предпочтении  то¬
 14

талитарному  гитлеровскому  режиму,  а  не  либеральным  демократиям
западного  типа.
 Кроме  того,  сентябрьские  успехи  Сталина  в  Польше  и  начавшееся
продвижение  в  Прибалтику  создали,  очевидно,  у  советского  руководст¬
ва  представление,  что  при  поддержке  Германии  оно  сможет  реализо¬
вать  свои  имперские  амбиции  не  только  в  Европе,  но  и  в  других  регио¬
нах  (Азия,  Ближний  Восток,  Черноморские  проливы).  Логика  автори¬
тарного  режима  и  эйфория  от  неожиданных  успехов  вели  советских  ли¬
деров  к  новым  идеям  и  планам.  У  Сталина  явно  появилось  ощущение,
что  он  добился  желаемого:  империалистические  блоки  воевали  друг  с
другом.  А  Советский  Союз,  формально  оставаясь  нейтральным,  не
только  вышел  из  изоляции,  но  и  начал  реализовывать  широкую  импер¬
скую  программу.  Сталин  считал,  что  он  и  обошел  своих  бывших  запад¬
ных  партнеров  по  переговорам,  и  обыграл  Гитлера.  Видимо,  в  Кремле
посчитали,  что,  используя  тесные  отношения  с  Германией,  Москва  бу¬
дет  решать  задачи  по  возможному  дальнейшему  разделу  сфер  влияния
и  интересов.
 Гитлер  вел  свою  игру.  Нацистские  лидеры  также  прекратили  вся¬
кие  нападки  на  большевизм,  который  они  всегда  объявляли  главным
врагом.  В  стратегическом  плане  Гитлер  избежал  войны  на  два  фронта
и  смог  реализовать  замыслы  в  отношении  Польши.  Теперь  известно  из
документов,  что  нацистское  руководство  рассматривало  пакт  с  Моск¬
вой  как  тактический  маневр,  отнюдь  не  отказываясь  от  идеи  борьбы  с
Советским  Союзом.  Отдавая  Советам  Прибалтику,  германские  лидеры
полагали,  что  со  временем  включат  эти  территории  в  состав  Германии.
А  пока  немцы  поддерживали  курс  на  всемерное  сотрудничество  с
СССР,  готовясь  к  крупным  акциям  против  Франции,  Англии  и  их  союз¬
ников.
 В  рамках  анализа  общего  сотрудничества  между  двумя  странами,
выраженного  в  наиболее  очевидной  форме  в  договоре  от  28  сентября,
хотелось  бы  привлечь  внимание  и  к  тем  нюансам,  которые  проявились
уже  в  первые  месяцы  советско-германского  сближения.
 Москва,  как  мы  уже  отмечали,  вела  в  отношении  Германии  в  сен¬
тябре-октябре  политику  благожелательных  жестов  и  заверений  в  сво¬
их  симпатиях.  Многие  факты  показывают  высокую  доверительность
бесед  с  немцами.  Так,  в  беседе  с  Ф.  Шуленбургом  19  октября  В.  Моло¬
тов  информировал  германского  посла  о  беседах  И.  Майского  в  Лондо¬
не  с  У.  Черчиллем,  А.  Иденом  и  Р.  Батлером  и  о  беседах  Я.  Сурица  с
Э*  Да  ладье  в  Париже23.
 В  то  же  время  11  октября  заместитель  наркома  иностранных  дел
В.  Потемкин  в  беседе  с  Ф.  Шуленбургом  выразил  удивление  советско¬
го  правительства  паникой  и  поведением  немцев  в  Прибалтике24.  Там
спешно  закрывались  немецкие  школы  и  другие  общественные  учреж¬
дения,  что,  по  мнению  руководства  СССР,  пугало  его  соседей,  с  кото¬
рыми  велись  политические  переговоры25.  Через  три  дня  этот  вопрос
был  снова  поднят,  и  на  этот  раз  в  довольно  жесткой  форме.
 В  те  же  месяцы  начали  вырисовываться  линии  возможного  напря¬
жения  между  двумя  странами.  Речь  шла  о  Балканах,  точнее  о  Турции.
Немцы  довольно  болезненно  реагировали  на  происходившие  в  то  вре¬
 15

мя  советско-турецкие  переговоры.  Германские  представители  (по  по¬
ручению  Риббентропа)  настаивали  на  включении  в  текст  возможного
договора  между  Москвой  и  Анкарой  оговорки,  что  СССР  “не  будет
обязан  оказывать  помощь  Турции  против  Германии”26.
 Молотов  ответил,  что  “ничего  с  нас  с  Турцией  нет”,  но  идею  ого¬
ворки  он  отверг,  так  как,  по  его  мнению,  она  не  вытекает  из  советско-
германского  пакта.  И  если  СССР  и  пошел  бы  на  эту  оговорку,  то  не
потому,  что  это  предусмотрено  пактом,  а  лишь  из-за  дружеских
чувств  к  Германии.  Одновременно  Молотов  выразил  удивление  нер¬
возностью  немцев27.  Берлин  явно  хотел  лимитировать  советские  ша¬
ги,  но  в  Кремле  даже  в  тот  момент  (т.е.  в  сентябре-октябре  1939  г.)  не
хотели  проводить  политику,  полностью  отвечающую  германским  ин¬
тересам.
 В  то  же  время  Сталин,  полагаясь  на  свое  умение  “переиграть”  Гит¬
лера,  все  же  опасался  “спугнуть”  немцев.  Он  постоянно  делал  шаги,
призванные  продемонстрировать  близость  с  Гитлером.  Отмеченные
зоны  и  линии  напряженности  в  рассматриваемые  месяцы  еще  только
начали  прослеживаться;  их  окончательное  оформление  было  делом
будущего.
 Весьма  противоречиво  развивались  в  те  месяцы  отношения  СССР
с  бывшими  партнерами  по  переговорам  и  возможными  союзниками  по
антифашистской  коалиции  -  с  Англией  и  Францией.
 В  общем  плане  Москва  сделала  выбор  в  пользу  соглашения  с  Г  ер-
манией.  Сталин  получил  уже  в  сентябре-октябре  значительно  больше
того,  чего  он  добивался  на  тройственных  переговорах  летом  1939  г.  Но
одновременно,  как  уже  отмечалось  выше,  в  Москве  в  те  ранние  меся¬
цы  осени  1939  г.  не  хотели  выглядеть  воюющим  или  даже  слишком
близким  союзником  Германии.  Эта  двойственность  наложила  отпеча¬
ток  на  советско-английские  и  советско-французские  отношения.  В
Кремле  не  скрывали  своей  неприязни  к  Великобритании.  Сталин,  ссы¬
лаясь  на  Ленина,  заявлял,  что  “СССР  никогда  не  имел  симпатии  к  Ан¬
глии”.  В  принципе  так  оно  и  было.  Кроме  того,  Сталин  был  убежден  в
невозможности  договориться  с  Англией  (кстати,  в  дальнейшем  это  ста¬
ло  одним  из  факторов  его  недоверия  к  сигналам  из  Лондона  весной
1941  г.  о  подготовке  германской  агрессии  против  СССР).  Он  не  верил
тогдашним  лидерам  и  Англии  и  Франции.  Но  по  крайней  мере  в  сентя¬
бре-октябре  1939  г.  он  не  только  не  хотел  рвать  с  ними,  но  даже,  как
говорилось  выше,  пытался  успокоить  Лондон  и  Париж,  создать  впечат¬
ление  о  своей  готовности  продолжать  контакты  и  сохранить  нейтрали¬
тет.  Послы  в  Англии  и  Франции,  так  же  как  и  советские  дипломаты  в
Москве,  внушали  мысль  английским  и  французским  представителям,
что  вступление  в  Польшу  и  договора  с  Прибалтийскими  странами  от¬
нюдь  не  выражают  желания  СССР  сотрудничать  с  Германией;  всяче¬
ски  поддерживалось  мнение,что  эти  действия  имеют  целью  остановить
продвижение  Германии  и  в  итоге  даже  могут  вызвать  обострение  в  со¬
ветско-германских  отношениях.  (Форин  офис  в  телеграмме  англий¬
ским  представителям  от  14  октября  1939  г.  по  поводу  состояния  совет¬
ско-литовских  отношений  подчеркивал,  со  ссылкой  на  разные  источни¬
ки,  что  правительство  СССР  “не  делало  секрета  из  того,  что  советская
 16

политика  в  отношении  балтийских  государств  преследует  антигерман¬
ские  цели”28.)
 В  то  же  время  Сталин  ни  в  малейшей  степени  не  хотел  идти  и  не
шел  на  дальнейшее  сотрудничество  с  Англией  и  Францией.  Москву
вполне  устроила  “спокойная”  реакция  в  Лондоне  и  Париже  на  совет¬
ские  акции  в  сентябре-октябре  1939  г.
 Со  своей  стороны  фактически  ни  Англия,  ни  Франция  ничего  дру¬
гого  сделать,  видимо,  и  не  могли.  Обострить  отношения  с  Советским
Союзом  значило  лишь  ослабить  свои  позиции  перед  лицом  Германии.
Поэтому  главная  цель  правителей  Англии  и  Франции  состояла  тогда  в
том,  чтобы  помешать  вступлению  СССР  в  войну  на  стороне  Германии,
воспрепятствовать  по  возможности  их  тесному  сотрудничеству,  полу¬
чив  на  этот  счет  соответствующие  заверения  от  Советского  Союза.
 Почти  в  одно  и  то  же  время  Даладье  в  Париже  (18  сентября)  и  Чем¬
берлен  в  Лондоне  (23  сентября)  поставили  перед  Москвой  следующие
вопросы:  является  ли  занятие  СССР  части  Польши  мерой,  направлен¬
ной  против  аннексии  ее  Гитлером,  или  это  результат  сговора  с  Герма¬
нией  о  разделе  Польши?  хочет  ли  Советский  Союз  присоединить  поль¬
ские  территории  окончательно  или  это  временная  мера?  имеется  ли
сейчас  единый  германо-советский  фронт  или  что-либо  другое?  Фран¬
цузский  запрос  был  более  категоричен,  нежели  английский:  “француз¬
ское  правительство  хочет  знать  правду”29.  Через  два  дня  примерно  в  та¬
ких  же  выражениях  французский  посол  в  Москве  Ж.  Пайяр  адресовал
вопросы  заместителю  наркома  по  иностранным  делам  В.  Потемкину30.
Англичане  в  своих  беседах  интересовались,  намеревается  ли  Совет¬
ский  Союз  снабжать  Германию  сырьем,  продовольствием  и  т.п.
 В  Москве  были  раздражены  тоном  французского  запроса  и  реши¬
ли  дать  ответ  только  английскому  правительству  через  посла  в  Лондо¬
не  Майского  (26  сентября).  Суть  ответа  сводилась  к  следующему:  Со¬
ветский  Союз  хочет  оставаться  нейтральным;  демаркационная  линия
между  СССР  и  Германией  еще  не  является  установленной  государст¬
венной  границей,  и  это  зависит  от  многих  причин  (установление  демар¬
кационной  линии  произошло  через  несколько  дней  на  советско-гер¬
манской  встрече);  главная  цель  советского  правительства  состояла  в
том,  чтобы  защитить  права  и  интересы  украинского  и  белорусского  на¬
селения;  советско-германские  отношения  определяются  пактом  о
ненападении  (от  23  августа)31.
 Французскому  премьеру  послали  копию  этого  ответа,  решив,  что
Bdnpoc  исчерпан.
 Одновременно  Москва  положительно  отреагировала  на  предложе¬
ния  Англии  о  заключении  возможного  торгового  соглашения32.  Бли¬
жайшие  события  показали,  что  дальше  разговоров  дело,  однако,  не  по¬
шло.  Впрочем,  и  в  Лондоне  не  очень  настаивали,  а  занимали  скорее  вы¬
жидательную  позицию.
 Сентябрьские  акции  Советского  Союза  обсуждались  на  упомяну¬
том  выше  заседании  британского  кабинета  18  сентября  1939  г.  Ход  это¬
го  заседания  и  содержание  принятого  решения  ясно  показывают,  что  в
Лондоне  “проглотили”  вступление  советских  войск  в  Польшу33.  Такой
же  “спокойной”,  как  отмечалось  выше,  была  реакция  Лондона  и  на  па¬
 17

кты  Советского  Союза  со  странами  Прибалтики  в  самом  конце  сентя-
бря-начале  октября  1939  г.
 В  Париже  были  более  чувствительны,  там  громче  раздавались  го¬
лоса  осуждения  Советского  Союза,  но  в  итоге  и  французское  прави¬
тельство  “приняло”  советские  акции  и  вслед  за  своим  британским  со¬
юзником  удовлетворилось  объяснениями  Москвы  в  конце  сентября
1939  г.
 Однако  уже  тогда  появились  признаки  того,  что  Англия  и  Франция
весьма  обеспокоены  возможной  активностью  СССР  по  отношению  к
некоторым  регионам.  Речь  шла  о  Балканах,  Турции  и  Финляндии,  ко¬
торым  уделялось  все  большее  внимание  в  дипломатических  кругах
Лондона  и  Парижа.  Ситуация  изменилась  во  время  советско-финской
войны,  когда  реакция  Англии  и  Франции  на  действия  СССР  оказалась
совершенно  иной,  чем  в  сентябре-октябре  1939  г.
 События  рассматриваемого  периода  принесли  с  собой  не  только
кардинальные  перемены  во  внешней  политике  СССР  и  в  расстановке
мировых  сил.  Советские  лидеры,  и  прежде  всего  Сталин,  предприняли
попытку  “теоретически  обосновать”  смену  курса.  Как  следует  из  днев¬
ника  Г.  Димитрова,  7  сентября  на  заседании  в  Кремле  с  участием  Ста¬
лина,  Молотова  и  Жданова  генеральный  секретарь  дал  новую  установ¬
ку.  Он  предложил  снять  антифашистские  лозунги,  так  же  как  и  лозун¬
ги  народного  фронта  и  т.п.,  призвал  коммунистов  развернуть  борьбу
против  войны  и  ее  виновников.  Это  означало,  что  усилия  компартий
стран  Западной  Европы  по  организации  борьбы  против  фашизма  по
указанию  Коминтерна  как  бы  отодвигались  в  сторону.
 О 	Польше  Сталин  говорил:  “...Уничтожение  этого  государства  в
нынешних  условиях  означало  бы  одним  буржуазным  фашистским  госу¬
дарством  меньше...  Что  плохого  было  бы,  если  бы  в  результате  разгро¬
ма  Польши  мы  распространили  бы  социалистическую  систему  на  но¬
вые  территории  и  население”34.
 *  *  *
 Итак,  Сталин  уже  в  сентябре  -  октябре  начал  формулировать  дол¬
госрочные  и  ближайшие  задачи  Советского  Союза.  За  короткое  время,
прошедшее  после  подписания  советско-германского  пакта,  СССР  вы¬
шел  из  международной  изоляции  и  получил  большие  возможности  для
маневра.  На  практике  начала  реализоваться  теория  о  желательности
столкнуть  между  собой  капиталистические  державы,  а  самим  остаться
в  стороне.  Сталин  начал  также  активные  действия  по  осуществлению
старых  имперских  идей.  Советский  Союз  с  помощью  Германии  возвра¬
щал  себе  Западную  Украину  и  Западную  Белоруссию,  разделив  при
этом  Польшу.  Были  сделаны  первые  шаги  по  проникновению  в  При¬
балтику,  которые  спустя  девять  месяцев  завершились  присоединением
Эстонии,  Латвии  и  Литвы  к  СССР.
 В  сентябре-октябре  1939  г.  советское  руководство  вело  себя  доста¬
точно  осторожно.  Отрицая  перед  Англией  и  Францией  факты  слиш¬
ком  тесного  сближения  с  Германий  и  создавая  у  них  впечатление,  что
СССР  остается  нейтральным,  оно  как  бы  повышало  их  заинтересован¬
 18

ность  в  сохранении  с  ним  отношений.  У  Сталина  и  его  окружения  пре¬
валировало  мнение,  что  взятый  курс  создает  большие  возможности  для
обеспечения  безопасности  страны.
 Документы  показывают,  что  в  это  время  началась  подготовка  к
претворению  в  жизнь  планов  СССР  в  отношении  Финляндии.  Склады¬
валось  впечатление,  что  Москва  хотела  опробовать  здесь  те  же  мето¬
ды,  которые  были  реализованы  в  балтийских  странах.
 События  конца  августа-октября  1939  г.  показали  также,  что  в  со¬
ветском  руководстве  утвердились  антианглийские  настроения.  Тради¬
ционное  германофильство,  помноженное  теперь  на  личные  симпатии
Сталина  к  сильному  тоталитарному  гитлеровскому  режиму,  оказало
существенное  влияние  на  процесс  принятия  решения,  приведшего  к
смене  советского  внешнеполитического  курса.
 В  эти  же  месяцы  стало  очевидным,  что  сталинский  режим  отбро¬
сил  антифашистские  лозунги  и  активно  сотрудничал  с  нацистским  го¬
сударством.  Тем  самым  международный  престиж  СССР  был  серьезно
подорван,  мировая  общественность,  естественно,  не  могла  одобрить
такой  поворот  в  советской  политике.  Кроме  того,  имперская  традиция
решать  судьбы  других  стран  и  народов  за  их  спиной  являлась  амораль¬
ной,  нарушением  норм  и  принципов  международного  права.
 Наконец,  как  показали  дальнейшие  события,  тактические  успехи
обернулись  стратегическими  просчетами.  Переоценка  сотрудничества
с  Германией,  нежелание  понять,  что  фашизм  остается  главным  против¬
ником,  привели  к  тому,  что  СССР  не  смог  ни  в  военном,  ни  в  мораль¬
ном  плане  подготовиться  к  запланированному  нападению  немецких  ар¬
мий  на  СССР.  Приобретенные  территории  повышали  ощущение  без¬
опасности  и  успехов,  но  в  то  же  время  создалось  множество  проблем,
ослабивших  СССР  перед  лицом  главного  противника  -  нацистской
Германии.
 Необходимо  также  отметить,  что  очень  скоро  обнаружилась  зна¬
чительная  и  нарастающая  напряженность  в  советско-германских  отно¬
шениях.  Кроме  того,  удачный,  как  казалось,  опыт  проникновения  в
страны  Прибалтики  в  сентябре-октябре  1939  г.  доказал  свою  несосто¬
ятельность  в  случае  с  Финляндией.
 Противоречивость  внешнеполитической  деятельности  руководст¬
ва  СССР  отразилась  и  на  его  теоретических  установках,  которые  были
призваны  прагматически  обосновать  цели,  амбиции  Советского  Союза
и  представление  его  лидеров  о  системе  международной  безопасности.  11 	Документы  внешней  политики.  1939  год.  М.,  1992.  Т.  XXII,  кн.  2.  С.  600.  (Да¬
лее:  ДВП).
 2 	Там  же.  С.  25.
 3 	Там  же.  С.  28.
 4 	Haslam  J.  Soviet  Foreign  Policy.  1939-1941:  Isolation  and  Expansion  //  Soviet
Union  /  Union  Sovietique.  1991.  Vol.  18,  №  1/3.  P.  107.
 5 	ДВП.  C.  98.
 6 	Там  же.  С.  96
 7 	Там  же.  С.  610.
 8 	Там  же.
 19

9 	Там  же.
 10 	Там  же.  С.  196.
 "  Там  же.  С.  234.
 12 	Там  же.  С.  78.
 13 	Там  же.  С.  98.
 14 	Public  Record  Office.  FO  371/23103.  №C  14296.  20  Sept.  1939.  (Далее:  PRO).
 >5  Ibid.  №  C  14319/13953/18.  20  Sept.  1939.
 16 	ДВП.  C.  138-141,  161-164,  173-176.
 17 	Там  же.  С.  608-609.
 18 	Там  же.  С.  611.
 19 	The  Occupation  and  Annexion  of  Latvia.  1939-1940.  Riga,  1995.
 20 	ДВП.  C.  143.
 21 	Там  же.  С.  145.
 22 	Там  же.
 22  Там  же.  С.  201.
 24 	Там  же.  С.  176-177.
 25 	Там  же.
 26 	Там  же.  С.  619.
 27 	Там  же.  С.  170.
 28 	PRO.  FO  371/23689.  №  5255/518/38.  14  Oct.  1939.
 29 	ДВП.  С.  103-104,  107-108,  124-125.
 20 	Там  же.  С.  107-108.
 21 	Там  же.  С.  130.
 22 	PRO  FO  371/23103.  №  14296.
 22  Ibid.  №  14319/13953/18  20  Sept.  1939.
 24  См.:  Коминтерн  и  вторая  мировая  война  /  Сост.  М.  Наринский,  Н.  Лебедева.
М.,  1994.  Ч.  1:  До  22  июня  1941  г.  С.  10-12.

И.В.  Лебедев
 НОВЫЕ  АРХИВНЫЕ  ДОКУМЕНТЫ
О  СОВЕТСКОЙ  ВНЕШНЕЙ  ПОЛИТИКЕ
1939-1941  годов
 Над  проблемой  начального  периода  второй  мировой  войны  рабо¬
тают  лучшие  авторитетные  представители  исторической  науки  и  мно¬
гие  молодые  исследователи.  Об  этом  говорят,  в  частности,  запросы  чи¬
тателей  в  Архиве  внешней  политики  РФ.  Среди  молодежи,  совершен¬
но  очевидно,  есть  и  будущие  выдающиеся  ученые,  которые  приобрета¬
ют  сейчас  навыки  научной  работы,  обрабатывая  и  вводя  в  оборот  но¬
вые,  ставшие  доступными  документы  военного  периода.
 Хотел  бы  отметить  выход  в  свет  XXII  и  XXIII  томов  фундамен¬
тальной  серии  “Документы  внешней  политики”,  подготовленных  Ис¬
торико-документальным  департаментом  МИД  России.  В  XXIII  том  бы¬
ло  включено  905  архивных  документов,  охватывающих  период  с  янва¬
ря  по  декабрь  1939  г.,  причем  подавляющее  большинство  (818  докумен¬
тов)  опубликовано  впервые.  Этот  том  шел  к  читателю  более  15  лет.
Основную  часть  тома  составили  архивные  документы  Министерства
иностранных  дел  Российской  Федерации.  Вместе  с  тем  в  сборник  был
включен  и  ряд  документов  Российского  центра  хранения  и  изучения  до¬
кументов  новейшей  истории  и  архивных  материалов  бывшего  КГБ
СССР.  В  конце  тома,  в  примечаниях,  опубликованы  иностранные  доку¬
менты,  которые  либо  являлись  ответами  на  ноты,  памятные  записки  и
заявления  советского  правительства  и  его  органов,  либо  упоминались
в  советских  документах.
 Насколько  мы  можем  судить  по  запросам  исследователей,  выход
этого  тома  существенно  стимулировал  интерес  к  хранящейся  в  России
документации  за  1939-1941  гг.,  т.е.  период  до  начала  Великой  Отечест¬
венной  войны.
 После  работы  исследователей  в  архивах  объем  введенной  в  науч¬
ный  оборот  документации  еще  более  возрос.  В  фокусе  внимания  были
не  только  центральные  темы  советско-германских  отношений  предво¬
енного  периода,  о  которых  уже  имеется  много  материалов,  -  перегово¬
ры  и  заключение  Договора  о  ненападении  между  Германией  и  Совет¬
ским  Союзом  от  23  августа  1939  г.  и  секретного  дополнительного  про¬
токола  к  нему,  Договора  о  дружбе  и  границе  между  СССР  и  Германи¬
ей  от  28  сентября  1939  г.,  доверительного  и  двух  секретных  дополни¬
тельных  протоколов  к  нему,  но  и  переговоры  в  Берлине  в  ноябре
1940  г.  Исследования  проводились  по  сложнейшим  направлениям  со¬
ветской  дипломатии  -  английскому,  французскому,  американскому,
польскому,  финскому,  болгарскому,  югославскому,  итальянскому,  ту¬
рецкому,  китайскому,  японскому  и  многим  другим.  Научная  дискуссия
по  этому  периоду  приобрела  даже  более  интенсивный  характер  после
 ©  И.В.  Лебедев
 21

публикации  академиком  Г.Н.  Севостьяновым  советских  записей  бесед
В.М.  Молотова  в  Берлине1.
 В  настоящее  время  Историко-документальный  департамент  МИД
России  напряженно  работает  над  следующими  томами  серийного  издания
“Документы  внешней  политики”.  Надеемся,  их  подготовка  займет  в  новых
политических  условиях  гораздо  меньше  времени,  чем  предыдущих.
 В  опубликованную  вторую  книгу  XXII  тома  включены  наиболее
значительные  политические  и  дипломатические  документы  из  не  дос¬
тупных  ранее  фондов  Архива  внешней  политики  Российской  Федера¬
ции.  Хронологически  они  открываются  периодом  разгара  зимней  вой¬
ны.  На  эту  тему  было  выявлено  и  рассекречено  немало  материалов
специально  для  уже  состоявшихся  российско-финляндских  научных
симпозиумов.  В  книге  сохранены  традиционные  для  этого  издания  со¬
держание  и  структура  (дипломатические  акты,  переписка  с  загранпред-
ставительствами  и  т.д.).
 XXII  и  XXIII  тома  рассчитаны  на  то,  чтобы  дать  общее  представление
о  международной  ситуации,  сложившейся  к  моменту  нападения  Германии
на  Советский  Союз.  Проводил  ли  СССР  линию  нейтралитета  в  общеевро¬
пейском  конфликте  двух  группировок  государств,  относительно  которой
даже  было  принято  специальное  решение,  или  советское  руководство  за¬
нимало  идеологизированную  позицию,  направленную  на  оттягивание  не¬
избежного  столкновения  коммунистического  СССР  с  нацистской  Герма¬
нией?  Трудно  дать  простой  ответ.  Несомненно  одно.  Дате  22  июня  1941  г.
предшествовал  период  напряженнейшей  дипломатической  борьбы  в  Ев¬
ропе,  Азии  и  Америке.  Ее  ключевым  моментом,  возможно,  как  предпола¬
гают  некоторые  авторы,  следует  считать  ноябрь  1940  г.
 Интерес  представляют  не  только  отношения  СССР  с  Англией,
США,  Францией,  с  одной  стороны,  и  с  державами  оси  -  с  другой.  Заслу¬
живает  внимания  повседневная  целеустремленная  работа  Наркоминде-
ла  по  развитию  политических,  экономических,  культурных  и  спортив¬
ных  связей  со  всеми  зарубежными  странами,  с  которыми  тогда  имелись
дипломатические  отношения,  в  том  числе  с  рядом  европейских  госу¬
дарств  -  уже  определившимися  и  возможными  союзниками  Германии.
 Имеющиеся  у  нас  архивные  документы  характеризуют  отношение
различных  стран  к  заключению  СССР  пактов  о  взаимопомощи  с  Эсто¬
нией,  Латвией  и  Литвой  (1939  г.)  и  последующему  вхождению  этих  рес¬
публик  в  состав  СССР  (1940  г.),  к  советско-финляндскому  конфликту,
к  оккупации  европейских  государств  германскими  войсками.  Фонды
Архива  внешней  политики  России  хранят  материалы  о  переговорах  по
вопросам  укрепления  безопасности  и  улучшения  двусторонних  отно¬
шений  СССР,  о  разрыве  отношений  с  СССР  или  объявлении  нейтрали¬
тета,  а  также  проекты  создания  оборонительных  союзов,  в  частности
на  севере  Европы,  о  решении  территориальных  вопросов,  проблем
аренды  баз  и  многое  другое.
 Новые  и  уже  опубликованные  архивные  документы  раскрывают,
как  к  исходу  1940  г.  складывалась  поляризация  сил  на  мировой  арене.
Советский  Союз  после  визита  В.М.  Молотова  в  Берлин  все  более  и  бо¬
лее  склонялся  к  тому,  чтобы  зондировать  оформление  союзнических
отношений  с  западными  демократиями.
 22

*  *  *
 Отношение  советского  правительства  к  Великобритании  в  1940  г.
постепенно  менялось  по  мере  осознания  растущей  угрозы  германского
нападения.  От  прямых  обвинений  английского  правительства  в  том,
что  оно  ведет  активную  работу  против  СССР2,  советские  дипломатиче¬
ские  представители  перешли  на  более  умеренные  позиции,  к  осторож¬
ным  поискам  точек  соприкосновения  интересов  двух  стран.  Вместе  с
тем  на  том  этапе  Москва  еще  предпринимала  специальные  усилия,  что¬
бы  подобные  контакты  не  вызвали  негативной  реакции  в  Берлине.
И  все  же  изменение  политических  акцентов  нашло  свое  закрепление
даже  в  оперативном  плане  Генштаба  РККА  “Соображения  об  основах
стратегического  развертывания  Вооруженных  Сил  Советского  Союза
на  Западе  и  на  Востоке  на  1940-1941  годы”,  утвержденном  в  октябре
1940  г.,  где  Германия  и  ее  союзники  назывались  наиболее  вероятными
противниками  в  будущей  войне.
 Англия,  с  приходом  к  власти  в  мае  1940  г.  У.  Черчилля,  уже  впол¬
не  конкретно  стала  планировать  систематические  прямые  контакты  с
главой  советского  правительства  в  интересах  скорейшего  создания  ан¬
тигитлеровской  коалиции.
 Объясняя  мотивы  таких  намерений,  премьер-министр  Велико¬
британии  24  июня  1940  г.  в  телеграмме  британскому  послу  в  Москве
С.  Криппсу  писал:  “Поскольку  Сталин  единолично  контролирует  со¬
ветскую  политику,  я  чувствую,  что  наш  шанс  обеспечить  изменение
советской  политики  заключается  в  личном  обращении  к  нему”3.
У.  Черчилль  дал  инструкцию  послу  добиться  непосредственной
встречи  с  главой  советского  правительства  для  вручения  своего  лич¬
ного  послания.  В  самом  тексте  его  послания,  после  обязательных  ссы¬
лок  на  различия  в  политических  системах  Англии  и  СССР,  высказы¬
вается  идея  о  том,  что  “не  должно  препятствовать  гармоничным  и
взаимовыгодным  отношениям  между  нашими  двумя  странами  в  меж¬
дународной  сфере”.  Указав  затем,  что  “в  настоящий  момент  пробле¬
ма,  стоящая  перед  всей  Европой,  включая  две  наши  страны,  состоит  в
том,  каким  образом  государствам  и  народам  Европы  реагировать  на
перспективу  установления  Германией  гегемонии  на  континенте”,  бри¬
танский  премьер-министр  информирует  о  готовности  его  правитель¬
ства  “обсудить  с  советским  правительством  любую  из  обширных  про¬
блем,  созданных  в  результате  нынешних  попыток  Германии  осущест¬
влять  последовательными  стадиями  в  Европе  методический  процесс
завоевания  и  поглощения”4.
 В  ответной  телеграмме  посла  С.  Криппса  из  Москвы  от  2  июля
1940  г.  о  выполнении  этого  поручения  отмечалось,  что  “Сталин  в  на¬
стоящее  время  предпочитает  принимать  германские  протесты  за  чис¬
тую  монету  для  того,  чтобы  получить  предлог  уклониться  от  совмест¬
ных  с  нами  действий  против  Германии.  Он,  возможно,  чувствует,  что
Союз  Советских  Социалистических  республик  для  этого  не  готов,  и  в
любом  случае  он  может  оттянуть  германское  нападение  до  конца  года,
когда  будет  трудно  ожидать  нападения  до  отступления  морозов  вес¬
ной”5.  Однако,  несмотря  на  этот  негативный  результат  зондажа  Крип-
 23

пса,  механизм  дипломатии  на  высшем  уровне  заработал.  Это  обстоя¬
тельство  весьма  знаменательно,  поскольку  обычно  начало  обмена  лич¬
ными  посланиями  предполагает  и  возможность  последующих  личных
встреч.
 *  *  *
 В  связи  с  вопросом  о  том,  когда,  наиболее  вероятно,  в  Москве  поя¬
вились  серьезные  планы  смены  внешнеполитической  ориентации,  не¬
обходимо  коснуться  отдельных  положений  документов  о  ноябрьских
(1940  г.)  переговорах  В.М.  Молотова  в  Берлине.  Можно  высказать
предположение,  что  по  крайней  мере  на  момент  этого  визита  решений
о  реальных  шагах  по  осуществлению  таких  планов  еще  не  было.  И  да¬
же  наоборот.
 Известна,  например,  телеграмма,  направленная  И.В.  Сталиным
В.М.  Молотову  в  Берлин  12  ноября  1940  г.  после  беседы  последнего  с
Риббентропом,  в  которой  обращается  внимание  на  “одно  неточное  вы¬
ражение”  В.М.  Молотова  “насчет  исчерпания  соглашения  с  Германией,
за  исключением  вопроса  о  Финляндии”  (имеется  в  виду  Договор  о  не¬
нападении  между  Германией  и  Советским  Союзом  от  23  августа
1939  г.  -  ИЛ.).  В  телеграмме  говорится:  «Это  выражение  неточное.
Следовало  бы  сказать,  что  исчерпан  протокол  к  договору  о  ненападе¬
нии,  а  не  соглашение,  ибо  выражение  “исчерпание  соглашения”  немцы
могут  понять  как  исчерпание  договора  о  ненападении,  что,  конечно,
было  бы  неправильно.  Жду  твоего  сообщения  о  беседе  с  Гитлером».
 В.М.  Молотов  не  захотел  в  точности  воспроизводить  предложен¬
ную  формулировку  в  беседе  с  Гитлером.  13  ноября  он  заявил  фюреру
(о  чем  вскоре  аккуратно  доложил  в  телеграмме  И.В.  Сталину),  что
СССР  “считает  соглашение  выполненным,  за  исключением  вопроса  о
Финляндии...”.  В  беседе  он  сказал,  что  это  точка  зрения  не  только  его
самого,  но  и  советского  правительства  и  лично  И.В.  Сталина:  “Совет¬
ская  сторона  считает,  что  Германия  выполнила  свои  обязательства  по
этому  соглашению,  кроме  одного  -  Финляндии”.  Такая  формулировка
в  правовом  отношении  тоже  была  корректна.
 В  чем  причина  такого  поведения  Молотова?  Архивные  документы
немецкой  и  советской  сторон  свидетельствуют  о  том,  что  в  беседе  с
Риббентропом  нарком  иностранных  дел  СССР  вообще  слово  “соглаше¬
ние”  не  использовал.  В  записи  беседы,  сделанной  В.  Павловым,  упот¬
реблено  слово  “разграничение”,  а  в  немецкой  записи,  сделанной  Шмид¬
том,  -  “решение”.  Слово  “соглашение”  фигурировало  лишь  во  внутрен¬
ней  советской  переписке  -  в  краткой  телеграмме  Молотова  Сталину  о
беседе  с  Риббентропом.  В  принципе,  если  исходить  из  того,  что  реаль¬
но  произносилось  в  Берлине,  необходимости  указания  на  допущенную
В.М.  Молотовым  “неточность”  со  стороны  И.В.  Сталина  не  было.
 Однако  именно  это  указание,  возможно,  является  одним  из  ключе¬
вых  моментов,  имеющих  отношение  к  переговорам  в  Берлине.  Сталин
хотел  видеть  Договор  о  ненападении  между  Германией  и  Советским
Союзом  от  23  августа  1939  г.  действующим.  Он  соглашался  считать  ис¬
черпанным  только  секретный  дополнительный  протокол  к  нему.
 24

Подобная  позиция,  видимо,  была  основана  на  анализе  всей  имев¬
шейся  у  него  дипломатической  информации,  тем  более  что  накануне
берлинских  переговоров  и  Япония,  ссылаясь  на  советско-германский
договор  о  ненападении,  предложила  СССР  оформить  аналогичный  до¬
кумент,  только  без  секретных  протоколов  (вместо  договора  о  нейтра¬
литете).  Переговоры  с  Японией  по  этому  вопросу  продолжались.
 Видимо,  это  еще  один  аргумент  в  пользу  того,  что  Сталин  не  хотел
конфликта  с  Германией  и  не  форсировал  вступление  СССР  в  войну,
как  это  утверждает  в  своей  книжке  В.  Суворов  (В.  Резун).  Впрочем,
Сталин  был  не  прочь  уточнить,  что  реально  стояло  за  предложением
Гитлера  присоединиться  к  Тройственному  пакту.  В  этой  связи  предста¬
вляется  обоснованным  вывод  профессора  Г.  Городецкого  в  его  книге
«Миф  “Ледокола”»  о  несостоятельности  представить  агрессивным
ключевое  направление  советской  внешней  политики,  которое  едино¬
душно  рассматривают  как  оборонительное.
 Поездка  В.М.  Молотова  в  Берлин,  как  докладывал  тогда  в  Москву
посол  в  Лондоне  И.М.  Майский,  вызвала  в  английских  политических
кругах  смешанные  чувства  разочарования,  раздражения  и  тревоги.
В  Лондоне  официально  заявляли,  что  СССР  просто  не  хочет  улучше¬
ния  отношений  с  Англией  (до  антигитлеровской  коалиции  было  еще
далеко).
 А  Молотов  писал  тогда  Сталину  из  Берлина,  что  похвастаться  не¬
чем,  хотя  и  удалось  разведать  настроения  Гитлера.  Непосредственно
вслед  за  этим  Молотов  дал  и  ориентировку  в  Лондон  Майскому:  “Нем¬
цы  и  японцы,  как  видно,  очень  хотели  бы  толкнуть  нас  в  сторону  Пер¬
сидского  залива  и  Индии.  Мы  отклонили  обсуждение  этого  вопроса,
так  как  считаем  такие  советы  со  стороны  Германии  неуместными”.
 В  1939-первой  половине  1941  г.  советское  правительство  в  исклю¬
чительно  опасной  международной  ситуации  пыталось  защитить  страну
политическими  мерами  от  нападения  одного  сильного  противника  или
враждебной  коалиции.  Детали  переговоров  и  их  терминология  с  пози¬
ций  сегодняшней  морали,  возможно,  воспринимаются  неоднозначно.
Однако  мы  должны  объяснять  их  в  соответствии  с  принципом  историз¬
ма.  Думается,  что  приведенные  архивные  документы  указывают  на  от¬
ход  внешней  политики  советского  руководства  в  тот  период  от  идеоло¬
гических  догм  и  на  ее  переориентацию  на  национальные,  т.е.  государ¬
ственные,  интересы  страны.  11 	Новая  и  новейшая  история.  1993.  №  5;  см.  также:  Директивы  И.В.  Сталина
В.М.  Молотову  перед  поездкой  в  Берлин  в  ноябре  1940  г.  Предисл.  Л.А.  Бе¬
зыменского  //  Новая  и  новейшая  история.  1995.  №  4.
 2 	Документы  внешней  политики.  1939  год.  М.,  1992.Т.  XXII,  кн.  2.  С.  461.
 3 	Public  Record  Office.  FO  371/24844.  №  5853/30/38.  P.  182.  Cypher  telegram  to  Sir.
S.  Cripps  (Moscow).  26  June.  1940.
 4 	Ibid.  P.  185.
 5 	Ibid.  P.  227.

ВА.  Емец,  О  А.  Ржешевский
 ДИПЛОМАТИЯ  И  ВОЙНА.
1914  и  1939  годы
 Среди  документов  Архива  Президента  Российской  Федерации  хра¬
нится  документальная  справка  (Ф.  56.  On.  1.  Д.  1140.  Л.  173-184)  “Тем¬
ный  маневр  английской  дипломатии  в  августе  1914  г.”,  подготовленная
политархивом  НКИД  в  мае  1939  г.  для  В.М.  Молотова.  Публикуемый
документ  неизвестен  историкам.  Он  заслуживает  внимания  и  оценки  с
позиций  тех  знаний,  которыми  мы  сегодня  располагаем  о  событиях  то¬
го  времени.
 Хотя  документальная  справка  политархива  НКИД  повествует  о
последних  днях  июльского  кризиса  1914  г.,  переросшего  в  первую  ми¬
ровую  войну,  она  имеет  прямое  отношение  к  предыстории  второй  ми¬
ровой  войны.  Появление  ее  в  середине  мая  1939  г.,  когда  советское  ру¬
ководство  все  более  склонялось  к  выводу  об  очевидном  нежелании
правительства  Чемберлена  связывать  себя  взаимными  и  равноправны¬
ми  военно-политическими  обязательствами  с  СССР  и  Францией  в  от¬
поре  нацистской  агрессии  в  Восточной  Европе,  можно  рассматривать
как  “историческое  обоснование”  двуличной  дипломатии  коварного
Альбиона,  преследующего  свои  эгоистические  цели  за  счет  других  дер¬
жав,  в  данном  случае  -  России,  являвшейся  к  началу  первой  мировой
войны  если  не  формальным,  то  фактическим  союзником  Великобрита¬
нии  в  борьбе  против  Германии.  Не  случайно  в  препроводительном
письме  на  имя  Молотова  заведующий  политархивом  НКИД  обращал
внимание  на  то,  что  “темный  маневр  английской  дипломатии  в  августе
1914  г.”  “очень  похож  на  маневр  1939  г.  мая  м-ца”.  На  первый  взгляд,
справка  содержала  документальные  подтверждения  “темного  манев¬
ра”,  предпринятого  британским  министром  иностранных  дел  Эд.  Гре¬
ем,  предложившим  Берлину  в  день  объявления  Германией  войны  Рос¬
сии  1  августа  1914  г.  сохранение  нейтралитета  Англии  и  пассивность
французских  армий  на  германской  границе  в  обмен  на  обязательство
Германии  воздержаться  от  нападения  на  Францию  и  сохранение  в  не¬
прикосновенности  нейтралитета  Бельгии,  гарантированного  междуна¬
родными  договорами.  Реализация  этих  предложений  позволила  бы
Германии  сосредоточить  все  вооруженные  силы  для  войны  с  Россией.
 Давала  ли  документальная  справка  политархива  НКИД  достаточ¬
но  серьезные  основания  для  квалификации  вышеупомянутых  предло¬
жений  главы  британского  Форин  офис  как  “темного  маневра”  в  отно¬
шении  России  и  Франции?  Действительно  ли  Грей  -  один  из  главных
наряду  с  А.П.  Извольским  творцов  англо-русского  соглашения  1907  г.
и  активный  проводник  политики  укрепления  англо-французской  Ан¬
танты  -  задумал  предательство  по  отношению  к  своим  “дорогим  союз¬
никам”?  Таким  вопросом  задавался  и  Н.П.  Полетика,  опубликовавший
 ©  В.А.  Емец,  О.А.  Ржешевский
 26

фундаментальное  исследование  о  политике  великих  европейских  дер¬
жав  в  период  июльского  кризиса  1914  г.1
 Однако  обратимся  к  самой  документальной  справке,  составленной
историком  профессором  Е.А.  Адамовым  на  основе  английских  и  гер¬
манских  документальных  публикаций  о  происхождении  первой  миро¬
вой  войны,  мемуаров  и  парламентских  отчетов  британской  палаты  об¬
щин.
 Обращает  на  себя  внимание  отсутствие  в  справке  каких-либо  ком¬
ментариев  к  документам  и  оценок  автора,  за  исключением  краткого  за¬
мечания  в  первом  же  ее  абзаце  о  том,  что  сам  факт  секретных  англо¬
германских  переговоров  1  августа  1914  г.  был  “чрезвычайно  характер-
ным”  эпизодом  дипломатической  обстановки  перед  началом  первой
мировой  войны.  Поставленный  в  ряду  других  эпизодов,  он  вполне  впи¬
сался  бы  в  общую  картину  дипломатического  маневрирования  стран
Тройственного  союза  и  Антанты,  добивавшихся  создания  наиболее
благоприятных  военных,  внешне-  и  внутриполитических,  международ¬
но-правовых  и  прочих  условий  для  своих  стран  в  случае  возникновения
большой  европейской  войны.  Так,  автор  справки  мог  бы  акцентиро¬
вать  внимание  ее  читателя  на  том,  что  предложение  Грея  от  1  августа
было,  по  существу,  не  чем  иным,  как  повторением  германского  пред¬
ложения  от  30  июля,  когда  в  Берлине  окончательно  поняли,  что  Вели¬
кобритания  не  останется  в  стороне  от  европейского  конфликта,  и  иска¬
ли  варианты,  при  которых  она  сохранила  бы  нейтралитет.  Ответ  Грея
раскрывает  позицию  Великобритании  в  назревавшей  войне:  “Вы
должны  осведомить  германского  канцлера,  -  предписывал  он  британ¬
скому  послу  в  Берлине  Э.  Гошену,  -  что  его  предложение  связать  себя
обязательством  нейтралитета  на  таких  условиях  не  может  быть  приня¬
то  ни  на  минуту.  Он  просит  нас  в  действительности  обязаться  стоять  в
стороне,  в  то  время  как  французские  колонии  будут  захвачены  и  Фран¬
ция  разбита...  Подобное  предложение  неприемлемо,  так  как  Франция
может  подвергнуться  такому  разгрому,  что  потеряет  свое  положение
как  великая  держава  и  подчинится  германской  политике  без  дальней¬
шей  потери  территории  в  Европе.  Но  помимо  этого,  вести  подобный
торг  за  счет  Франции  для  нас  было  бы  бесчестьем...  Канцлер  также
просит  нас  заключить  сделку  и  в  отношении  тех  обязательств  и  инте¬
ресов,  которыми  мы  связаны  относительно  нейтралитета  Бельгии.  Мы
не  могли  бы  обсуждать  и  такую  сделку”2.
 Почему  же  через  два  дня,  1  августа,  Грей  вдруг  возвращается  к  гер¬
манскому  предложению  уже  в  собственном  авторстве?  Действительно
ли  произошло  “божье  чудо”,  о  котором  взывал  к  нему  на  заседании
прусского  совета  министров  30  июля  канцлер  Т.  Бетман-Гольвег,  и  Ве¬
ликобритания  решила  остаться  нейтральной  при  гарантии  Германией
“французской  безопасности”?
 Радикальное  изменение  позиции  главы  британского  Форин  офис
трудно  понять,  не  обратившись  к  внутриполитической  обстановке  в
Англии,  парламент  и  общественное  мнение  которой  были  настроены
против  участия  страны  в  назревавшем  европейском  конфликте  из-за
событий  на  Балканах.  Британский  кабинет  министров  на  заседании
27  июля  высказался  за  сохранение  Англией  нейтралитета.  Грей,  при¬
 27

зывавший  своих  коллег-министров  “стать  рядом  с  двумя  другими  дер¬
жавами  Антанты”,  остался  в  меньшинстве.  Решение  кабинета,  однако,
не  помешало  Грею,  ясно  представлявшему  логику  развития  европей¬
ского  кризиса,  на  следующий  день  заверить  союзников,  что  Англия  не
останется  нейтральной.  Но  в  последующие  дни  он  отказывался  давать
официальные  заверения  от  имени  правительства  в  выполнении  Лондо¬
ном  союзнических  обязательств  перед  Францией,  что  создавало  напря¬
женные  и  подчас  драматические  моменты  в  отношениях  между  Пари¬
жем  и  Лондоном.
 Объявление  Россией  30  июля  первым  днем  всеобщей  мобилиза¬
ции  армии,  в  ответ  на  отказ  Австро-Венгрии  прекратить  военные  дей¬
ствия  в  Сербии,  свидетельствовало  о  приближающейся  роковой  раз¬
вязке.  Грей  понимал,  что  дальнейшее  развитие  событий,  и  прежде  все¬
го  вступление  в  войну  Германии,  которая  в  соответствии  с  планом
Шлиффена  нарушит  нейтралитет  Бельгии,  способно  переломить  на¬
строение  парламента,  правительства  и  страны  в  целом.  В  то  же  время
необходимо  было  продемонстрировать  волю  правительства  к  мирно¬
му  улаживанию  конфликта  и  не  скомпрометировать  репутацию  бри¬
танской  дипломатии,  которую  невозможно  было  бы  обвинить  в  при¬
частности  к  решению  России  и  Франции  вступить  в  войну  с  герман¬
ским  блоком.  Наконец,  следовало  подготовиться  к  грядущим  событи¬
ям  и  срочно  собрать  своих  сторонников  в  правительстве  и  парламенте,
разъехавшихся  из  Лондона  на  уик-энд.  Как  пишет  Полетика,  “положе¬
ние  в  те  дни  было  таковым,  что  единственный  выход,  который  мог
найти  Грей,  заключался  в  затягивании  переговоров  с  целью  выиграть
время”.  Утром  1  августа  единомышленники  Грея  генерал  Г.  Вильсон  и
У.  Черчилль  при  помощи  некоторых  депутатов-консерваторов  орга¬
низовали  “форменную  облаву”,  для  того  чтобы  доставить  вождей  кон¬
сервативной  партии  в  Лондон.  К  вечеру  1  августа  их  усилия  увенчались
успехом3.
 Всего  этого  в  документальной  справке  нет.  Как  нет  в  ней  и  объяс¬
нения  временного  ослепления  “темным  маневром”  Грея  германского
политического  руководства  -  Вильгельма  II,  Бетман-Гольвега  и  мини¬
стра  иностранных  дел  фон  Ягова,  ухватившегося  как  за  соломинку  спа¬
сения  за  призрачную  надежду  на  нейтралитет  Англии  в  надвигавшейся
европейской  войне.  В  справке  много  недоговоренностей,  которые
можно  объяснить  заданностью  ее  цели,  выраженной  в  заголовке.  Но
автор  ее  явно  рассчитывал  на  подготовленного  и  вдумчивого  читателя,
который  не  поддастся  на  заголовок  справки  и  сделает  для  себя  по  край¬
ней  мере  два  главных  вывода:  во-первых,  о  том,  что  предложения  гла¬
вы  Форин  офис  германскому  правительству  были  явно  неоснователь¬
ными  для  политического  деятеля  такого  уровня  и  опыта,  как  Грей,  и
нацелены  на  затяжку  времени,  тем  более  что  они  не  были  согласованы
предварительно  с  правительством  Франции,  а  главное  -  разрушали
сложившееся  еще  с  начала  90-х  годов  XIX  в.,  в  результате  заключения
франко-русского  союза,  военно-политическое  равновесие  в  Европе  и
облегчали  Германии  задачу  расправиться  со  своими  противниками  на
Западе  и  на  Востоке  поочередно;  во-вторых,  принятие  этих  предложе¬
ний  Германией  означало  крах  плана  Шлиффена,  в  течение  многих  де¬
 28

сятилетий  разрабатывавшегося  в  немецком  генштабе  и  нацеленного  на
сосредоточение  в  первый  период  войны  подавляющего  большинства
германских  дивизий  против  Франции.  Недаром  в  германском  генштабе
предложение  Грея  было  воспринято  как  “ужасающая  новость”,  а  на¬
чальник  генштаба  Г.  фон  Мольтке  отказался  выполнять  распоряжения
Вильгельма  II,  перечеркивающие  осуществление  плана  Шлиффена.
 Подобные  выводы,  сделанные  на  основании  документальной
справки,  говорят  о  том,  что  “темный  маневр”  Лондона  был  направлен
не  только  против  союзников  по  Антанте.  Что  касается  Германии,  то  в
Берлине  без  труда  разобрались  в  хитросплетениях  британской  дипло¬
матии,  подлинных  целях  “темного  маневра”  Грея  и  его  компаньонов.
Точную  оценку  маневра  Грея,  если  исключить  характерные  для  него
резкие  выражения,  дал  Вильгельм  II:  “Господин  Грей,  лживый  пес,  бо¬
явшийся  своей  собственной  подлости  и  лживой  политики,  все  же  не  хо¬
чет  открыто  выступить  против  нас,  но  хочет,  чтобы  его  вынудили  к
этому”4.
 Такова  была  реальная  обстановка  в  1914  г.  Перед  историком  доку¬
ментальная  справка  НКИД  ставит  два  важных  вопроса:  1)  корректна
ли  историческая  параллель  между  дипломатическими  маневрами  Вели¬
кобритании  в  августе  1914  г.  и  весной  1939  г.  и  2)  возникла  ли  реально
в  отличие  от  1914  г.  в  канун  второй  мировой  войны  ситуация,  когда  рас¬
становка  сил  между  ведущими  державами  -  будущими  участниками
войны  -  могла  измениться  в  “последний  час”?  Опубликованные  за  про¬
шедшие  десятилетия  документы,  многочисленные  исследования  отече¬
ственных  и  зарубежных  историков  дают  на  оба  вопроса  в  основном  ут¬
вердительные  ответы.
 Мюнхенское  соглашение  1938  г.  явилось  той  основой,  которая,  не¬
смотря  на  существовавшие  глубокие  противоречия  между  Англией  и
Германией,  привела  на  некоторое  время  к  компромиссу  в  политике
двух  стран.  Противоречия  то  брали  верх,  то  уступали  стремлению  сов¬
местить  взаимные  интересы.  В  тайных  англо-германских  переговорах
1938-1939  гг.  принимала  участие  целая  группа  политиков,  дипломатов
и  бизнесменов,  но  основными  действующими  лицами  неизменно  были
главный  советник  правительства  Чемберлена  по  вопросам  экономики
Г.  Вильсон  и  посол  Германии  в  Лондоне  Г.  Дирксен.  Степень  достигну¬
того  взаимопонимания  была  достаточно  высокой.  Как  свидетельству¬
ют  документы  архива  Дирксена,  немецкая  сторона  была  в  сентябре
1938  г.  уверена,  что  “Чемберлен  приложит  все  усилия,  чтобы  достиг¬
нуть  соглашения  с  ними,  даже  если  британское  общественное  мнение
будет  чинить  ему  все  мыслимые  затруднения”5.
 Оккупация  и  раздел  Чехословакии  в  марте  1939  г.,  означавшие
демонстративное  нарушение  Германией  продиктованных  ею  же  усло¬
вий  мюнхенского  соглашения,  поставили  Англию,  Францию  и  их  со¬
юзников  перед  непредсказуемой  альтернативой.  Если  непосредствен¬
но  после  Мюнхена  многие  считали  Н.  Чемберлена  и  Э.  Даладье  миро¬
творцами,  то  теперь  стало  очевидным,  что  политика  “умиротворе¬
ния”,  а  вместе  с  ней  и  англо-французская  концепция  безопасности,
суть  которой  заключалась  в  том,  чтобы  сдержать  захватнические  уст¬
ремления  Германии  и  ее  союзников  в  определенных  рамках,  терпят
 29

крах.  Бесцеремонные  действия  нацистских  лидеров  усилили  тревогу
Англии  и  Франции,  многих  малых  и  средних  государств  Европы:  бу¬
дет  Гитлер  и  дальше  двигаться  на  восток  (23  марта  немецкие  войска
вступили  в  Мемель),  повернет  на  запад  или  умерит  свои  аппетиты?
Лондон  и  Париж  взяли  курс  на  то,  чтобы,  с  одной  стороны,  успокоить
общественное  мнение,  а,  с  другой,  -  поставить  Гитлера  перед  фактом
возможного  заключения  военного  союза  с  СССР.  Было  заявлено  о
предоставлении  гарантий  Польше,  Румынии  и  еще  некоторым  стра¬
нам,  принят  ряд  мер  по  укреплению  обороны,  начаты  переговоры  с
советским  правительством.
 Германия,  в  свою  очередь,  выразила  готовность  к  переговорам  с
Советским  Союзом.  Первым  жестом  можно  считать  кратковременную
беседу  Гитлера  12  января  1939  г.  на  одном  из  приемов  с  советским  по¬
слом  в  Берлине  А.  Мерекаловым.  И  хотя  переговоры  начались  в
мае-июне,  жест  рейхсканцлера,  учитывая  напряженные  в  то  время  гер¬
мано-советские  отношения,  был  принят  к  сведению.
 Так  возник  “треугольник”  переговоров  англо-франко-советских,
англо-германских  и  советско-германских,  которым  суждено  было  про¬
яснить  возможность  или  невозможность  предотвращения  пожара  ми¬
ровой  войны.  Каждая  из  сторон  преследовала  свои  цели.  Германия
стремилась  обеспечить  наиболее  благоприятные  внешнеполитические
условия  для  нападения  на  Польшу,  воспрепятствовать  созданию  англо-
франко-советской  коалиции,  избежать,  как  минимум,  вовлечения  в
войну  на  стороне  Польши  Советского  Союза.  Англия  и  Франция  -  из¬
бежать  войны  с  Германией  и  направить  ее  агрессию  против  СССР,
а  при  определенных  условиях  и  самим  принять  в  ней  участие,  решив
“польскую  проблему”  путем  компромисса  с  рейхом.  СССР  -  избежать
вовлечения  в  войну,  заключить  союз  с  Англией  и  Францией  или  напра¬
вить  германскую  агрессию  на  Запад.  Эти  переговоры  отличались  ря¬
дом  особенностей.  Первая  состояла  в  их  взаимосвязи:  положение  на  од¬
них  переговорах  во  многом  определяло  достижение  прогресса  на  дру¬
гих.  Вторая  заключалась  в  том,  что,  несмотря  на  тайный  характер,  ос¬
новное  содержание  переговоров  было  известно  всем  их  участникам.
Ситуация  нередко  менялась  ежедневно,  а  затем  и  ежечасно,  порой  с  не¬
предсказуемыми  последствиями.
 В  те  дни,  когда  готовилась  справка  политархива  НКИД,  видный  де¬
ятель  консервативной  партии,  член  британского  парламента  Г.  Друм-
монд-Вольф  заявил  представителю  германского  министерства  ино¬
странных  дел,  что  политические  комбинации,  на  которые  сейчас  идет
Великобритания,  предусматривают  готовность  предоставить  Герма¬
нии,  “как  принадлежащее  ей  по  праву”,  поле  экономической  деятель¬
ности  “во  всем  мире,  в  частности  на  Востоке  и  Балканах”6.  Позднее
Г.  Вильсон  информировал  Дирксена,  что  Германия  и  Англия  “могли
бы  найти  широкие  возможности  приложения  своих  сил”  в  Китае  и  Рос¬
сии7.  В  случае  выгодной  сделки  (пакта  о  ненападении  или  договора  о
невмешательстве)  Англия  изъявила  бы  готовность  прекратить  перего¬
воры  с  СССР  и  даже  пожертвовать  интересами  своей  союзницы  Фран¬
ции.  Но  до  конкретного  решения  было  еще  далеко.
 Советско-германские  переговоры  в  мае  только  начинались,  а  на
 30

англо-франко-советских  переговорах  в  Москве  ситуация  оставалась
неясной.  Обстановка,  сложившаяся  в  “треугольнике  переговоров”  к
концу  августа  1939  г.,  известна.  Англо-франко-советские  переговоры  в
Москве  зашли  в  тупик  из-за  взаимного  недоверия  и  нежелания  Польши
пропустить  советские  войска  через  свою  территорию  в  случае  герман¬
ской  агрессии.  “Англия  и  Франция,  -  считают  американские  историки
А.  Рид  и  Д.  Фишер,  -  в  последнюю  минуту  могли  одуматься,  Польша  -
понять  реальности,  а  германское  предложение  рухнуть.  Сталин,  как
всегда,  оставлял  обе  двери  открытыми”8.
 На  тайных  англо-германских  переговорах  предстояла  встреча  “на
высшем  уровне”.  Все  должно  было  решиться  в  “последний  час”.  21  ав¬
густа  английский  посол  в  Берлине  был  поставлен  в  известность  о  го¬
товности  Геринга  23  августа  вылететь  в  Англию  для  встречи  с  Чембер¬
леном.  Правительство  Англии  основательно  к  ней  подготовилось9.  Но
встреча  не  состоялась.  23  августа  Гитлер  ее  запретил.  В  этот  день  в  Мо¬
скве  был  подписан  советско-германский  договор,  который  и  определил
расстановку  сил  ведущих  держав  к  началу  второй  мировой  войны.
 Такого  рода  исторические  примеры  универсальны.  Готовясь  к  во¬
енному  конфликту,  каждая  из  сторон  стремится  максимально  ослабить
противника  и  приобрести  себе  союзников,  особенно  за  его  счет.  По  ме¬
ре  приближения  вооруженного  противоборства  дипломатические  и
иные  маневры  в  этом  направлении  достигают  максимальной  активно¬
сти.  Сравнительный  анализ  событий  1914  и  1939  гг.  это  подтверждает.
 Если  в  канун  первой  мировой  войны  расстановка  сил  была  пред¬
определена  противоборством  Тройственного  союза  и  Тройственного
согласия  еще  в  начале  XX  в.  и  возможность  тактических  маневров  в  ди¬
пломатии  была  крайне  ограниченна,  то  в  1939  г.  возможность  времен¬
ных  тактических  комбинаций  “треугольника”  переговорных  процес¬
сов:  англо-франко-советских,  англо-германских  и  советско-герман¬
ских  -  не  была  исключена.  Об  этом  свидетельствовали  секретные  анг¬
ло-германские  и  советско-германские  переговоры.  В  сложной  и  запу¬
танной  политической  обстановке  руководители  Великобритании  и
СССР,  не  доверявшие  друг  другу,  были  готовы  пойти  на  временные  та¬
ктические  соглашения  с  Германией,  даже  в  конечном  итоге  в  ущерб
своим  политико-стратегическим  интересам.  11 	Полетика  Н.П.  Возникновение  мировой  войны.  М.;  Л.,  1935;  М.,  1964.
 2 	British  Documents  on  the  Origins  of  the  War.  L.,  1926.  Vol.  XI.  №  303.
 3 	Полетика  Н.П.  Указ.  соч.  С.  545,  550.
 4 	Die  Deutschen  Dokumente  zum  Kriegsausbruch.  B.,  1927.  Bd.  III.  №  596.
 5 	Документы  и  материалы  кануна  второй  мировой  войны.  М.,  1948.  Т.  II.  Ар¬
хив  Дирксена  (1938-1939  гг.).  С.  47.
 6 	1939  год.  Уроки  истории.  М.,  1990.  С.  458;  Aster  S.  1939.  The  Making  of  the
Second  World  War.  L.,  1973.  P.  239.
 7 	Документы  и  материалы...  T.  II.  С.  70-71.
 8 	Read  A.,  Fisher  D.  The  Deadly  Embrace:  Hitler,  Stalin  and  the  Nazy-Soviet  Pact
1939-1941.  L.,  1988.  P.  195.
 9 	Мосли  Л.  Утраченное  время:  Как  начиналась  вторая  мировая  война.  М.,  1972.
С.  306,  307.
 31

15  мая  1939  года
№983
 НАРОДНОМУ  КОМИССАРУ  ИНОСТРАННЫХ  ДЕЛ
тов.  В.М.  Молотову
 Направляю  Вам  документальную  справку  “Темный  маневр  английской  ди¬
пломатии  в  августе  1914  г.”  для  сведения.
 Этот  маневр  очень  похож  на  маневр  1939  г.  мая  м-ца.
 Заведующий  политархивом
 (Зябкин)
 Документальная  справка
 Темный  маневр  английской  дипломатии
в  августе  1914  года
 1  августа  1914  г.  -  день  мобилизаций  в  Германии  и  Франции  и  объявления
Германией  войны  против  России  -  произошел  эпизод,  чрезвычайно  характер¬
ный  для  дипломатической  обстановки  начала  европейской  войны.
 В  11  часов  14  минут  утра  1  августа  1914  г.  германский  посол  в  Лондоне
князь  Лихновский  телеграфировал  в  Берлин,  в  министерство  иностранных  дел:
 (Перевод  с  немецкого)
 “Тел.  №  205.
 Сэр  Э.  Грей  только  что  выразил  мне  через  сэра  В.  Тирреля*  надежду  на  то,
что  сегодня  после  обеда  у  него,  в  результате  происходящего  совещания  минист¬
ров,  будет  возможность  сделать  мне  сообщение,  имеющее  целью  предотвра¬
тить  великую  катастрофу.  Имеется  в  виду,  судя  по  намекам  сэра  Вилльяма,  что,
если  мы  не  нападем  на  Францию,  Англия  останется  нейтральной  и  гарантирует
пассивность  Франции.  Более  обстоятельно  осведомлюсь  сегодня  после  обеда.
 Только  что  сэр  Э.  Грей  позвонил  по  телефону  и  спросил  меня,  могу  ли  я
заявить,  что  в  случае,  если  Франция  останется  нейтральной  в  русско-герман¬
ской  войне,  мы  не  нападем  на  французов.  Я  заявил  ему,  что  могу  взять  на  себя
эту  ответственность,  и  он  использует  это  заявление  в  сегодняшнем  заседании
кабинета.
 Дополнение.  Сэр  В.  Тиррель  настоятельно  просил  меня  действовать  в  том
смысле,  чтобы  наши  войска  не  нарушили  французскую  границу.  Все  зависит  от
этого.  Французские  войска  будут  отведены  назад  в  случае  перехода  границы.  -
Лихновский”.
 Эта  телеграмма  была  получена  в  Берлине,  в  министерстве  иностранных
дел,  1  августа  в  4  часа  23  мин.  пополудни,  тотчас  же  после  расшифровки  доло¬
жена  Вильгельму  II,  а  затем  (в  8  час.  вечера)  разослана  -  в  ген.  штаб,  военно¬
му  министру,  в  морской  штаб  и  морскому  министру.
 В  5  час.  вечера  1  августа  нач.  ген.  штаба  Мольтке  был  во  дворце  у  Виль¬
гельма  II  и  получил  от  него  приказ  объявить  тотчас  же  мобилизацию,  назна¬
чивши  первым  днем  ее  2  августа.  Мольтке,  по  его  словам,  не  успел  доехать  об¬
ратно  в  ген.  штаб,  как  получил  приказание  немедленно  вернуться  во  дворец,
где  его  встретили,  кроме  Вильгельма,  рейхсканцлер,  военный  министр  и  “не¬
сколько  других  господ”.  Все  эти  лица,  и  в  особенности  рейхсканцлер,  находи¬
лись  в  состоянии  “радостного  возбуждения”  под  влиянием  полученной  из  Лон¬
дона  депеши  Лихновского.
 *  Старший  советник  Форин  офис  и  личный  секретарь  государственного  секретаря  по
иностранным  делам  (Грея).
 32

«Теперь  -  писал  в  своих  мемуарных  заметках  в  ноябре  1914  г.  Мольтке  -
решили  воевать  против  одной  лишь  России!..  Кайзер  сказал  мне:  “Итак,  мь*
попросту  маршируем  нашими  войсками  на  восток”.  Я  ответил  его  величеству,
что  это  невозможно.  Наступление  миллионной  армии  невозможно  импровизи¬
ровать,  это  дело  напряженной,  неустанной  работы  и  не  может,  будучи  запла¬
нированным,  подвергаться  изменениям.  Если  его  величество  настаивает  на
том,  чтобы  все  войска  вести  на  восток,  то  последние  будут  не  готовой  к  бою
армией,  а  неорганизованным  беспорядочным  скопищем  вооруженных  людей.
Кайзер  настаивал  на  своем  требовании  и  был  очень  несдержан,  он  сказал  мне
между  прочим:  “Ваш  дядя  иначе  ответил  бы  мне!”,  -  чем  очень  огорчил  меня:
я  никогда  не  претендовал  на  то,  чтобы  равняться  с  фельдмаршалом*.  О  том,
что  нас  ожидает  катастрофа,  если  мы  двинемся  в  Россию  всей  нашей  армией,
имея  в  тылу  мобилизованную  Францию,  -  об  этом  никто  из  них  не  подумал.
Как  могла  бы  Англия  -  даже  допуская  с  ее  стороны  добрую  волю  -  помешать
Франции  напасть  на  нас  с  тылу!  Так  же  безрезультатно  было  мое  возражение,
что  Франция  уже  мобилизуется  и  что  неосуществимо,  чтобы  мобилизованная
Германия  и  мобилизованная  Франция  мирно  договорились  ничего  не  предпри¬
нимать  друг  против  друга.  Настроение  все  повышалось,  и  я  оставался  в  пол¬
ном  одиночестве.
 В  конце  концов  мне  удалось  убедить  его  величество,  что  наше  наступле¬
ние  должно  происходить  так,  как  оно  было  запланировано:  с  большими  сила¬
ми  против  Франции  и  с  слабыми  оборонительными  силами  против  России.
Я  сказал  кайзеру,  что  после  выполнения  плана  можно  будет  любые  крупные
войсковые  части  перебросить  на  восток,  но  в  первоначальном  плане  наступле¬
ния  ничего  нельзя  менять,  иначе  я  не  могу  на  себя  принять  никакой  ответствен¬
ности.
 Ответная  телеграмма  в  Лондон  была  составлена  в  том  смысле,  что  Герма¬
ния  очень  плохо  принимает  английское  предложение,  но  по  техническим  при¬
чинам  запланированное  движение  к  французским  границам  также  должно
быть  выполнено.  Мы  ничего,  однако,  не  предпримем  против  Франции,  если  она
под  контролем  Англии  тоже  останется  спокойной».
 Вот  текст  этой  ответной  телеграммы  рейхсканцлера  Лихновскому,  сдан¬
ной  на  телеграф  в  7  час.  15  мин.  пополудни  1  августа:
 (Перевод  с  немецкого)
 “Германия  готова  принять  английское  предложение  при  условии,  что  Ан¬
глия  всеми  своими  военными  силами  обеспечит  сохранение  безусловного  ней¬
тралитета  Франции  в  германо-русском  конфликте  до  окончательной  ликвида¬
ции  этого  конфликта.  За  Германией  всецело  остается  право  определить  мо¬
мент,  когда  эту  ликвидацию  можно  будет  считать  законченной.
 Германская  мобилизация  сегодня  последовала  в  результате  русского  вызо¬
ва  до  того,  как  телеграмма  N°  205**  была  получена.  Вследствие  этого  наше  дви¬
жение  и  в  сторону  французской  границы  невозможно  изменить.  Мы  обязуем¬
ся,  однако,  не  переходить  французской  границы  до  7  час.  вечера  понедельника
3  августа,  на  случай  получения  до  того  английской  гарантии.  -  Бетманн-Голь-
вег“.
 В  то  же  самое  время  Вильгельм  послал  следующую  срочную  телеграмму
английскому  королю:
 (Перевод  с  английского)
 “Я  только  что  получил  от  твоего  правительства  сообщение,  предлагаю¬
 *  Т.с.  Мольтке-старшим.
 **  Телеграмма  Лихновского,  приведенная  выше.
 2  Война  и  политика
 33

щее  французский  нейтралитет  под  гарантией  Великобритании.  К  этому  пред¬
ложению  был  добавлен  запрос,  воздержится  ли  при  таких  условиях  Германия
от  нападения  на  Францию.  По  техническим  причинам  моя  мобилизация,  объя¬
вленная  уже  сегодня  днем,  должна  продолжаться  на  два  фронта  -  восточный  и
западный,  согласно  плану.  Это  невозможно  отменить,  поэтому  я  сожалению,
что  твоя  телеграмма*  пришла  так  поздно.  Но  если  Франция  предлагает  мне
нейтралитет,  который  должен  быть  гарантирован  флотом  и  армией  Велико¬
британии,  я,  конечно,  воздержусь  от  нападения  на  Францию  и  употреблю  мои
войска  в  другом  месте.  Я  надеюсь,  что  Франция  не  будет  нервничать.  Войска  на
моей  границе  будут  удержаны  по  телеграфу  и  телефону  от  вступления  во
Францию.  -  Вильгельм”.
 После  отправки  этой  телеграммы  Вильгельму  была  доложена  вторая  те¬
леграмма  Лихновского,  отправленная  из  Лондона  в  2  ч.  Юм.  пополудни,  полу¬
ченная  в  министерстве  иностранных  дел  в  6  ч.  4  м.  пополудни  и  помечен¬
ная  Вильгельмом  ”8  ч.  30  м.  вечера”.  Телеграмма  эта  в  8  час.  вечера  была
также  сообщена  в  ген.  штаб,  военное  и  морское  министерство  и  штаб  адмирал¬
тейства:
 (Перевод  с  немецкого)
 “Тел.  №  209.
 Дополнение  к  телеграмме  №  205.  Сэр  Вилльям  Тиррель  только  что  посе¬
тил  меня  и  сказал  мне,  что  сэр  Э.  Грей  хочет  сделать  мне  сегодня  днем  предло¬
жения  касательно  нейтралитета  Англии,  даже  на  случай,  если  мы  будем  вое¬
вать  и  против  России,  и  против  Франции.  Я  увижу  сэра  Э.  Грея  в  3  ч.  30  м.  и  тот¬
час  же  сообщу.  -  Лихновский”.
 На  этой  телеграмме  имеется  резолюция  Вильгельма:  “Тотчас  же  сообщить
в  Рим  вместе  с  сегодняшней  дневной  телеграммой.  Потому  что  Италия  отстает
от  Тройственного  Союза  из  боязни  иметь  своим  противником  Англию”.
 В  5  ч.  47  м.  пополудни  (т.е.  после  условленного  свидания  с  Греем)  Лихнов¬
ский  отправил  следующую  телеграмму:
 (Перевод  с  немецкого)
 “Телеграмма  №  212.
 Сэр  Э.  Грей  прочел  мне  только  что  следующее  заявление,  единогласно
одобренное  кабинетом:  Ответ  германского  правительства  относительно  бель¬
гийского  нейтралитета  вызывает  глубочайшее  сожаление,  потому  что  нейтра¬
литет  Бельгии  затрагивает  чувства  нашего  народа.  Если  бы  Германия  нашла
возможным  дать  столь  же  положительный  ответ,  как  данный  Францией,  это
существенно  способствовало  бы  у  нас  ослаблению  тревоги  и  напряженности,
тогда  как,  с  другой  стороны,  если  бы  один  из  кабинетов  нарушил  бы  нейтрали¬
тет  Бельгии  в  то  время,  как  другой  соблюдал  бы  его,  то  было  бы  чрезвычайно
трудно  сдержать  волнение  в  нашей  стране.  На  мой  вопрос,  может  ли  быть  мне
сделано  определенное  заявление  о  нейтралитете  Великобритании  при  условии
соблюдения  нами  бельгийского  нейтралитета,  министр  ответил,  что  он  сделать
это  не  может,  но  что  этот  вопрос  будет  иметь  большое  значение  для  здешнего
общественного  мнения.  Если  бы  нарушили  бельгийский  нейтралитет,  воюя
против  Франции,  то  это,  наверно,  вызвало  бы  такой  переворот  в  настроении,
который  затруднил  бы  здешнему  правительству  занять  позицию  дружеского
нейтралитета.  Пока  нет  ни  малейшего  намерения  выступить  враждебно  против
нас,  до  последней  возможности  будут  стремиться  избежать  этого.  Однако  тру¬
дно  провести  линию,  указывающую,  как  далеко  мы  можем  зайти,  не  вызывая
 *  В  ней  король  Георг  сообщал  о  посылке  им  телеграммы  Николаю  II  с  выражением  го¬
товности  содействовать  возобновлению  переговоров  между  державами.
 34

выступления  отсюда.  Он  снова  вернулся  к  бельгийскому  нейтралитету  и  повто¬
рил,  что  этот  вопрос  во  всяком  случае  будет  играть  большую  роль.  Он  думал
уже  о  том,  что  было  бы  возможным  для  нас  и  для  Франции  в  случае  войны  с
Россией  оставаться  вооруженными,  не  нападая  друг  на  друга.  Я  спросил  его,
имеет  ли  он  возможность  заявить  мне,  что  Франция  согласилась  бы  на  пакт  та¬
кого  рода.  Так  мы  не  желаем  ни  разгромить  Францию  ,  ни  завоевать  ее  земли,
я  счел  возможным  предложить,  чтобы  мы  пошли  бы  на  такое  соглашение,  ко¬
торое  гарантировало  бы  нейтралитет  Великобритании.
 Министр  сказал,  что  он  выяснит  этот  вопрос,  хотя  и  признал,  что  будет  за¬
труднительно  с  обеих  сторон  удержать  в  бездеятельности  военных.
 Мое  общее  впечатление  таково,  что  здесь  хотели  бы  до  последней  воз¬
можности  оставаться  в  стороне  от  войны,  но  что  ответ,  данный  г.  статс-секре¬
тарем  сэру  Э.  Гошену  по  поводу  нейтралитета  Бельгии,  произвел  неблагопри¬
ятное  впечатление.  -  Лихновский”.
 Поля  этой  телеграммы  испещрены  многочисленными  ругательствами
Вильгельма  по  адресу  Грея.  Против  фразы,  заключающей  вопрос  Грея  о  “воо¬
руженном  ненападении”  Франции  и  Германии  друг  на  друга,  Вильгельм  напи¬
сал:  “Парень  сумасшедший  или  идиот!”
 В  этот  же  день  Георг  английский  телеграфировал  Вильгельму:
 (Перевод  с  английского)
 В  ответ  на  твою  только  что  полученную  телеграмму  я  полагаю,  что  про¬
изошло  недоразумение  в  связи  с  предложением,  высказанным  в  сегодняшней
дружественной  беседе  между  князем  Лихновским  и  сэром  Эд.  Греем,  когда  они
рассуждали  о  том,  как  можно  было  бы  избегнуть  фактических  военных  дейст¬
вий  -  между  германской  и  французской  армиями  в  то  время,  как  еще  есть  шан¬
сы  на  то,  что  Австрия  и  Россия  придут  к  какому-нибудь  соглашению.  Сэр  Эду¬
ард  Грей  условится  о  свидании  с  князем  Лихновским  на  завтра  рано  утром,  что¬
бы  выяснить,  не  виноват  ли  он  в  этом  недоразумении.  -  Георг“.
 В  6  ч.  28  м.  утра  2  августа  Лихновский  телеграфировал  в  Берлин:
 (Перевод  с  немецкого)
 “Тел.  №  217.
 Предположения  сэра  Эдуарда  Грея,  продиктованные  желанием  осущест¬
вить  как  можно  более  длительный  нейтралитет  Англии,  высказаны  были  без
предварительного  зондирования  Франции  и  до  получения  сведений  о  мобили¬
зации,  так  что  они  полностью  отпадают,  как  не  имеющие  практического  зна¬
чения”.
 Таково  содержание  этого  эпизода  по  германским  документальным  источ¬
никам.  В  официальном  английском  издании  документов  о  происхождении  вой¬
ны,  в  11-м  томе,  посвященном  кризису  1914  г.,  к  этому  эпизоду  относятся  сле¬
дующие  документы:
 Телеграмма  Грея  английскому  послу  в  Париже  Берти,  отправленная  1  ав¬
густа  в  5  ч.  25  м.  пополудни:
 (Перевод  с  английского)
 “Я  окончательно  отклонил  все  попытки  Германии  получить  от  нас  какое-
либо  обещание  нейтралитета  и  не  буду  обсуждать  никакого  подробного  пред¬
ложения,  если  оно  не  будет  основано  на  условиях,  могущих  быть  признанными
действительно  выгодными  для  Франции.
 * 	Здесь  Вильгельм  написал  на  полях:  “Вздор!”.
 * 	См.  выше.
 2*
 35

sjc
 Германский  посол  ,  по-видимому,  не  счел  невозможным,  когда  я  поднял
об  этом  вопрос,  что  после  мобилизации  на  западной  границе  французская  и
германская  армии  могли  бы  оставаться  на  месте,  не  переходя  границы  до  тех
пор,  пока  это  не  сделает  противная  сторона.  Я  не  могу  судить  было  ли  бы  это
совместимо  с  французскими  союзными  обязательствами.  Если  бы  это  было  со¬
вместимо,  французское  правительство,  я  полагаю,  не  возражало  бы  против  то¬
го,  чтобы  мы  обязались  быть  нейтральными  до  тех  пор,  пока  германская  армия
на  границе  будет  оставаться  в  оборонительном  положении”
 Берти  ответил  на  это:
 (Перевод  с  английского)
 “Тел.  №  116.
 Август  1,  полночь.  -  Ссылаюсь  на  Вашу  сегодняшнюю  вечернюю  теле¬
грамму  №  297.
 Хотите  ли  Вы,  чтобы  я  заявил  французскому  правительству,  что  мы  пред¬
лагаем  оставаться  после  мобилизации  французских  и  германских  войск  на
франко-германской  границе  нейтральными  до  тех  пор,  пока  германские  войска
останутся  в  оборонительной  позиции  и  не  перейдут  французской  границы,  а
французы  будут  воздерживаться  от  перехода  германской  границы?  Я  не  могу
себе  представить,  чтобы  в  то  время  как  Россия  воюет  против  Австрии  и  под¬
вергается  нападению  со  стороны  Германии,  было  бы  совместимо  с  француз¬
скими  обязательствами  по  отношению  к  России  бездействие  со  стороны  фран¬
цузов.  Если  бы  французы  пошли  на  это,  то  немцы  сначала  бы  напали
на  русских,  а  затем,  если  бы  они  разгромили  последних,  обрушились  бы
на  французов.
 Следует  ли  мне  осведомиться  в  точности,  каковы  обязательства  францу¬
зов  по  франко-русскому  союзу?”
 Ответная  телеграмма  Грея  гласила:
 (Перевод  с  английского)
 “Ссылаюсь  на  вашу  телеграмму  №  116  от  1  августа.
 Никаких  действий  в  связи  с  моей  телеграммой  №  297  от  1  августа  теперь
не  требуется”.
 К  этому  следует  добавить  “разъяснение”  этого  маневра,  сделанное  Греем
в  палате  общин  в  ответ  на  вопрос  Роберта  Сесиля  28  августа  1914  г.
 По  официальному  отчету  дело  обстояло  следующим  образом:
 (Перевод  с  английского)
 “Лорд  Роберт  Сесиль  спросил  статс-секретаря  по  иностранным  делам,  об¬
ратил  ли  он  внимание  на  опубликование  германским  правительством  некото¬
рых  предложений,  которые  будто  бы  были  сделаны  с  целью  обеспечить  фран¬
цузский  и  английский  нейтралитет  во  время  войны.  И  полна  ли  и  точна  ли  эта
публикация?
 Сэр  Э.  Грей:  Я  видел  неполную  публикацию.  Дело  было  так.  Однажды  мне
сообщили,  что  германский  посол  поднял  вопрос  о  том,  что  Германия  может  ос¬
таться  нейтральной  в  войне  между  Россией  и  Австрией  и  обязуется  не  нападать
и  на  Францию,  если  мы  останемся  нейтральными  и  гарантируем  нейтралитет
Франции.  Я  сказал,  что  если  германское  правительство  считает  такое  соглаше¬
ние  возможным,  что  я  уверен,  что  мы  можем  гарантировать  его.  Оказалось,
однако,  что  посол  имел  в  виду  нашу  гарантию  нейтралитета  Франции  в  войне  **  Лихновский.
 36

Германии  против  России.  Это  было  совсем  другое  предложение,  и  так  как  я
считал  его,  по  всей  вероятности,  несовместимым  с  условиями  франко-русского
союза,  то  не  в  моей  власти  было  обещать  соответствующую  гарантию.  Позже
посол  сказал  моему  личному  секретарю,  что  так  как  недоразумение  разъясни¬
лось,  то  он  послал  вторую  телеграмму  в  Берлин  для  рассеяния  того  впечатле¬
ния,  которое  было  создано  его  первой  телеграммой  по  этому  поводу.  Первая
телеграмма  опубликована.  Вторая  телеграмма,  по-видимому,  не  опубликова¬
на”.
 Мольтке  в  цитированном  выше  описании  сцены,  происшедшей  в  кабинете
Вильгельма,  рассказал,  что  Вильгельм,  отвернувшись  от  него,  приказал  дежур¬
ному  флигель-адъютанту  немедленно  передать  по  телеграфу  в  Трир  командо¬
ванию  16-й  дивизии  приказ  не  переходить  Люксембургскую  границу  (“По  пла¬
ну”  16-я  дивизия  должна  была  бы  2  августа  обеспечить  германскому  командо¬
ванию  пользование  люксембургскими  железными  дорогами).  Мольтке  отка¬
зался,  вернувшись  из  дворца,  подписать  письменное  подтверждение  этого  при¬
каза:  “Делайте  что  хотите  с  этой  телеграммой,  -  сказал  он  подчиненному  офи¬
церу,  -  я  ее  не  подпишу”,  и  пребывал,  по  его  словам,  в  полном  бездействии  и
отупении  до  11  час.  вечера,  когда  был  вызван  вновь  Вильгельмом  во  дворец.
Вильгельм  показал  ему  вышеприведенную  телеграмму  Георга,  объявлявшую
весь  эпизод  недоразумением,  и  сказал:  “Теперь  можете  делать  все,  что  вам
угодно”.
 “Бессмысленность  всего  этого  английского  предложения,  -  говорит
Мольтке  по  поводу  первых  сообщений  Лихновского,  -  была  мне  ясна  с  самого
начала.  Уже  в  прежние  годы  министерство  иностранных  дел  говорило  о  том,
что  Франция  может  остаться  нейтральной  в  случае  войны  Германии  против
России.  Я  так  мало  верил  в  эту  возможность,  что  уже  тогда  заявил,  если  Россия
объявит  нам  войну,  то  мы  должны  тотчас  же  объявить  войну  Франции,  если
поведение  Франции  даст  повод  к  сомнениям.  И  теперь  я  требовал,  в  качестве
гарантии  ненападения  со  стороны  Франции,  временной  передачи  нам  крепо¬
стей  Вердена  и  Туля”.
 Отв.  консультант  ГГолитархива  НКИД
 2  экз.  вб.
 13.V.1939  г.
 (Е.  Адамов)

M.M.  Наринский
 СОВЕТСКАЯ  ВНЕШНЯЯ  ПОЛИТИКА  И  КОМИНТЕРН.
 1939-1941*
 В  рассматриваемый  период  руководство  Коммунистического  Ин¬
тернационала  являлось  послушным  инструментом  Политбюро  ЦК
ВКП(б)  и  лично  И.  Сталина.  Соответственно  в  деятельности  Комин¬
терна  отразились  внешнеполитические  установки  сталинского  руко¬
водства.
 Его  позиция  в  начавшейся  войне  была  довольно  откровенно  изло¬
жена  И.  Сталиным  в  беседе  с  генеральным  секретарем  исполкома  Ко¬
минтерна  Г.  Димитровым,  состоявшейся  поздно  вечером  7  сентября
1939  г.  в  присутствии  В.  Молотова  и  А.  Жданова.  В  этой  беседе  Сталин
заявил,  что  война  идет  между  двумя  группами  капиталистических  стран
(бедными  и  богатыми  в  отношении  колоний  и  т.д.)  за  передел  мира,  за
господство  над  миром.  “Мы  не  прочь,  чтобы  они  подрались  хорошень¬
ко  и  ослабили  друг  друга,  -  сказал  советский  руководитель.  -  Неплохо,
если  бы  руками  Германии  было  бы  расшатано  положение  богатейших
капиталистических  стран  (в  особенности  Англии).  Гитлер,  сам  этого  не
понимая  и  не  желая,  расшатывает,  подрывает  капиталистическую  сис¬
тему”1.  Говоря  о  политике  Советского  Союза,  Сталин  цинично  заме¬
тил:  “Мы  можем  маневрировать,  подталкивать  одну  сторону  против
другой,  чтобы  лучше  разодрались”.  Признавая,  что  пакт  о  ненападении
в  некоторой  степени  помогает  Германии,  он  намеревался  в  последую¬
щем  “подталкивать”  противостоящие  ей  силы.
 Сталин  занял  резко  враждебную  позицию  в  отношении  Польши,
охарактеризовав  ее  как  фашистское  государство,  которое  угнетает  ук¬
раинцев,  белорусов  и  т.д.  Уничтожение  этого  государства,  по  мнению
“вождя”,  означало  ликвидацию  одного  из  буржуазных  фашистских  го¬
сударств.  При  этом  становилось  возможным  и  распространение  социа¬
листической  системы  на  новые  территории  и  население2.  Что  касается
коммунистического  движения,  то  Сталин  предложил  коммунистам  ре¬
шительно  выступать  против  своих  правительств,  против  войны.  Он  за¬
явил:  “В  условиях  империалистической  войны  поставлен  вопрос  об
уничтожении  рабства!”,  т.е.  капиталистической  системы  в  целом.
 Подобные  установки  содержали  роковую  недооценку  той  злове¬
щей  угрозы,  которую  несла  фашистская  агрессия  силам  демократии  и
прогресса,  самому  Советскому  Союзу.  Сталинское  руководство  делало
расчет  на  затяжную  войну  между  капиталистическими  государствами,
ведущую  к  ослаблению  всех  ее  участников,  в  первую  очередь  Велико¬
британии.  В  этих  условиях  Советский  Союз  получал  возможность  ма¬
неврировать,  укреплять  свои  собственные  международные  позиции.
 *  Автор  благодарит  Н.С.  Лебедеву  за  большую  помощь  в  подготовке  статьи.
©  М.М.  Наринский
 38

В  соответствии  с  указаниями  Сталина  руководством  Коминтерна
8-9  сентября  1939  г.  была  разослана  директива  компартиям.  Перед  ни¬
ми  ставилась  задача  “выступать  против  войны,  разоблачать  ее  импери¬
алистический  характер,  голосовать  там,  где  есть  депутаты-коммуни¬
сты,  против  военных  кредитов,  говорить  массам,  что  война  им  ничего
не  даст,  кроме  тягот  и  разорений”3.  Под  влиянием  директив  из  Москвы
в  секциях  Коминтерна,  начиная  с  9-10  сентября,  произошел  крутой  по¬
ворот  политической  линии.  Война  теперь  рассматривалась  как  импери¬
алистическая  с  обеих  сторон.  Основной  акцент  делался  на  борьбе  с  вну¬
тренней  реакцией  и  правительствами  своих  стран,  а  не  с  нацистскими
агрессорами.  Однако  поворот  этот  осуществлялся  сложно  и  трудно4.
 Завершению  и  закреплению  поворота  в  линии  компартий  призва¬
на  была  содействовать  программная  статья  Г.  Димитрова  “Война  и  ра¬
бочий  класс”,  над  которой  он  работал  в  октябре  1939  г.  17  октября  ав¬
тор  послал  текст  статьи  Сталину  с  просьбой  дать  совет  по  ее  содержа¬
нию,  отмечая  при  этом:  “Хотя  коммунистические  партии  в  основном
уже  исправили  свою  позицию  в  отношении  войны,  все  же  продолжает¬
ся  в  их  рядах  все  еще  некоторое  замешательство  по  вопросу  о  характе¬
ре  и  причинах  войны,  а  также  о  выдвигающихся  сейчас  перед  рабочим
классом  новых  задачах  и  необходимой  перемене  тактики  компартий”5.
При  работе  над  статьей  Г.  Димитров  должен  был  учитывать  сближе¬
ние  советского  руководства  с  лидерами  нацистской  Германии.
 Сталин  читал  и  правил  текст  статьи  Димитрова,  а  25  октября  (в
присутствии  Жданова)  высказал  автору  свои  замечания.  Сталин  стре¬
мился  приглушить  революционную  борьбу  рабочего  класса  капитали¬
стических  стран.  Он  отверг  выдвижение  революционных  лозунгов,
предложив  ограничиться  антивоенными:  “Долой  империалистическую
войну!”,  “Прекращение  войны,  прекращение  кровопролития!”,  “Прог¬
нать  правительства,  которые  за  войну!”.  При  этом  добавил:  “Мы  не  бу¬
дем  выступать  против  правительств,  которые  за  мир”6  Сталин  так
разъяснял,  почему  он  призывал  не  забегать  вперед,  не  выдвигать  рево¬
люционных  задач:  “Ставить  сейчас  вопрос  о  мире  на  основе  уничтоже¬
ния  капитала  -  значит  помогать  Чемберлену,  поджигателям  войны,
значит  изолировать  себя  от  масс!”  По  этой  реплике  видно,  что  главным
противником  для  него  оставались  правящие  круги  Великобритании,  а  с
гитлеровцами  он  считал  возможным  договориться.  Эту  же  мысль  Ста¬
лин  подтвердил  и  во  время  обеда  со  своими  сподвижниками  (Л.  Кагано¬
вичем,  В.  Молотовым,  А.  Андреевым,  А.  Микояном,  С.  Буденным,
Г.  Куликом  и  Г.  Димитровым)  7  ноября  1939  г.:  “В  Германии  мелкобур¬
жуазные  националисты  способны  на  крутой  поворот  -  они  гибки,  не
связаны  с  капиталистическими  традициями  в  отличие  от  буржуазных
руководителей  типа  Чемберлена  и  т.п.”7.
 Им  подчеркивалась  важность  существования  Советского  Союза
для  выработки  политической  линии  коммунистических  партий,  для  мо¬
билизации  масс  на  борьбу.  В  сфере  международной  политики  сталин¬
ское  руководство  выдвигало  на  первый  план  территориальные  приоб¬
ретения  и  установление  контроля  над  сферой  влияния  СССР.  “Мы  ду¬
маем,  -  говорил  Сталин  Димитрову  25  октября,  -  что  в  пактах  взаимо¬
помощи  (с  Эстонией,  Латвией,  Литвой)  нашли  ту  форму,  которая  поз¬
 39

волит  нам  поставить  в  орбиту  влияния  Советского  Союза  ряд  стран.  Но
для  этого  нам  надо  выдержать  -  строго  соблюдать  их  внутренний  ре¬
жим  и  самостоятельность.  Мы  не  будем  добиваться  их  советизации.
Придет  время,  когда  они  сами  это  сделают!”  Думается,  что  Сталин  в
тот  момент  не  лукавил:  время  для  включения  названных  государств  в
состав  СССР  еще  не  пришло.
 Руководство  Коминтерна  полностью  поддержало  все  внешнеполи¬
тические  акции  Советского  Союза,  включая  вступление  Красной  Ар¬
мии  на  территорию  Западной  Украины  и  Западной  Белоруссии,  заклю¬
чение  договоров  о  взаимопомощи  с  Прибалтийскими  государствами,  а
также  германо-советского  договора  о  дружбе  и  границе.  Коминтерн
призывал  компартии  оказать  всяческое  содействие  советским  акциям  в
отношении  Финляндии  во  время  зимней  войны.  Руководство  ИККИ
предписывало  компартиям  поддержать  действия  СССР  и  солидаризи¬
роваться  с  правительством  Куусинена.  4  декабря  из  Москвы  была  по¬
слана  телеграмма  с  требованием  принять  все  меры  “для  самой  широ¬
кой  популяризации  документов  финского  народного  правительства,
финской  компартии,  речи  Молотова  и  советско-финского  договора”8.
Вопрос  рассматривался  на  Секретариате  ИККИ  7  декабря.  И  все  же
Коминтерну  не  удалось  обеспечить  единодушную  поддержку  действий
Советского  Союза  со  стороны  коммунистов  Финляндии.  Широкую
кампанию  солидарности  с  Финляндией  развернули  международная  со¬
циал-демократия,  общественность  Великобритании  и  Франции.
 В  этой  ситуации  11  декабря  1939  г.  Секретариат  ИККИ  новой  ди¬
рективой  категорически  потребовал  от  компартий:  “Солидаризиро¬
ваться  с  народным  правительством,  приветствия,  резолюции,  массовая
кампания.  Парализовать  антисоветскую  травлю.  Разъяснять  и  популя¬
ризировать  политику  СССР.  Решительно  выступать  против  поджигате¬
лей  войны.  Беспощадно  разоблачать  контрреволюционные  планы  анг¬
лийских  и  французских  империалистов  и  их  социал-демократических
лакеев  и  вести  борьбу  против  них”9.
 Однако  Красная  Армия  не  смогла  прорвать  хорошо  укрепленные
оборонительные  позиции  финнов  и  разгромить  их  вооруженные  силы.
Ценой  больших  потерь  и  наращивания  усилий  командованию  РККА  в
конце  февраля  -  начале  марта  1940  г.  удалось  добиться  некоторых  ус¬
пехов.  Но  упорное  сопротивление  Финляндии  и  угроза  вмешательства
Великобритании  и  Франции  в  конфликт  побудили  советское  руковод¬
ство  пойти  на  подписание  12  марта  1940  г.  мирного  договора  с  закон¬
ным  правительством  в  Хельсинки.
 В  связи  с  заключением  мирного  договора  между  СССР  и  Финлян¬
дией  ИККИ  направил  компартиям  директивы  с  указаниями  пропаган¬
дировать  “новую  победу  миролюбивой  политики  Советского  Союза”,
решительно  выступать  против  антисоветской  и  антикоммунистической
кампании.  При  этом  на  первый  план  выдвигалось  противодействие  за¬
мыслам  “англо-французских  империалистов”,  их  попыткам  “втянуть
Скандинавию  в  войну  и  разжечь  мировую  войну”10.
 В  духе  сталинских  указаний  Коминтерн  ориентировал  рабочий
класс  капиталистических  стран  на  борьбу  против  империалистической
войны,  за  прекращение  кровопролития,  но  не  выдвигал  лозунгов  рево¬
 40

люционного  характера.  Фактически  это  означало  противодействие  во¬
енным  усилиям  Франции  и  Великобритании,  поддержку  демагогиче¬
ской  кампании  нацистского  руководства,  содействие  фашистским  аг¬
рессорам.  Эти  установки  определяли  характер  директив  Коминтерна
компартиям  в  конце  1939-начале  1940  г.
 В  первые  месяцы  1940  г.  руководство  Коминтерна  все  более  реши¬
тельно  выступало  против  политики  Великобритании  и  Франции.  Так,  в
директивах  Компартии  Нидерландов  от  27  января  утверждалось:  “...ан¬
глийский  (и  связанный  с  ним  французский)  империализм  стал  агрессо¬
ром  и  главным  поджигателем  войны,  и  против  него,  как  такового,  ра¬
бочий  класс  всех  стран  должен  бороться  самым  решительным  обра¬
зом”.  В  этом  же  документе  Москва  ориентировала  компартию  на  разо¬
блачение  “циничных  военных  намерений  англо-французских  империа¬
листов  в  отношении  Голландии”11
 Линия  Коминтерна  на  противодействие  англо-французскому  сою¬
зу  ясно  видна  в  директивах  Компартии  Австрии,  принятых  Секретари¬
атом  ИККИ  31  января  1940  г.  В  них  говорилось:  “С  заключением  гер¬
мано-советского  пакта  и  возникновением  империалистической  войны
международная  ситуация  коренным  образом  изменилась.  Заключение
названного  пакта  опрокинуло  планы  английских  империалистов,  сво¬
дившиеся  к  тому,  чтобы  втравить  Германию  и  СССР  в  войну.  Англия  и
Франция  стали  агрессорами:  они  развязали  войну  против  Германии  и
стараются  расширить  военный  фронт  с  тем,  чтобы  превратить  нача¬
тую  ими  войну  в  антисоветскую  войну”12.  В  проекте  директивы  ком¬
партии  Чехословакии  от  28  февраля  К.  Готвальд  указывал:  “Мы  при¬
держиваемся  одинаковой  с  немецким  пролетариатом  линии,  направ¬
ленной  против  западного  империализма  как  агрессора”13.
 В  апреле-мае  1940  г.  военно-политическая  ситуация  в  Европе  ко¬
ренным  образом  изменилась.  Однако  Коминтерн  и  в  этих  изменивших¬
ся  условиях  не  пересмотрел  своих  принципиальных  стратегических  ус¬
тановок.  Война  по-прежнему  оценивалась  как  империалистическая,  не¬
справедливая  с  обеих  сторон.  Подчеркивалось,  что  основная  опасность
исходит  со  стороны  англо-французской  коалиции.  Подобные  директи¬
вы  отражали  предвзятость  советского  руководства  в  оценке  событий,
а  также  его  благоприятное  отношение  к  нацистской  Германии.
 Тем  не  менее  в  мае-июне  1940  г.  в  позиции  Коминтерна  появились
новые  акценты  и  нюансы.  Они  были  связаны  как  с  реакцией  советско¬
го  руководства,  не  ожидавшего  и  не  желавшего  столь  быстрого  пора¬
жения  Франции  и  столь  решительного  усиления  Германии,  так  и  с  но¬
выми  условиями,  в  которых  оказалось  само  коммунистическое  движе¬
ние.  Речь  шла  в  первую  очередь  о  позиции  компартий  стран,  оккупиро¬
ванных  нацистской  Германией.
 В  Коминтерне  стала  усиливаться  ориентация  на  сопротивление  фа¬
шистским  захватчикам  в  Европе.  8  июня  Секретариат  ИККИ  утвердил
директиву  Компартии  Голландии.  На  первый  план  выдвигалось  разъ¬
яснение  голландскому  народу  ответственности  за  бедствия,  выпавшие
на  его  долю,  -  “вина  за  это  лежит  как  на  английском,  так  и  на  герман¬
ском  империализме,  а  также  на  политике  голландской  буржуазии  и  со¬
циал-демократии”.  Основная  задача  Компартии  Нидерландов  в  услови¬
 41

ях  германской  оккупации  формулировалась  следующим  образом:
“Борьба  против  разграбления  страны  оккупантами,  против  переклады¬
вания  последствий  оккупации  на  массы,  за  требования  масс  в  социаль¬
ной  и  экономической  сферах,  борьба  против  политической  реакции  и
бесправия  народа,  за  восстановление  политической  независимости
страны.  Никакой  совместной  работы  с  голландскими  элементами,  сот¬
рудничающими  с  оккупантами,  и  одновременно  решительное  отмеже¬
вание  от  голландского  правительства  и  династии.  Самостоятельная  по¬
литика  партии  во  всех  сферах”14.  По  существу,  в  этой  директиве,  скон¬
центрированы  стратегические  установки  руководства  Коминтерна
всем  компартиям  оккупированных  стран  Западной  Европы  летом  1940  г.
Она  ставила  задачу  укрепления  Компартии  Нидерландов  и  проведения
ею  самостоятельной  политической  линии:  отказ  от  поддержки  и  одной
и  другой  воюющих  сторон  -  и  оккупационных  властей,  и  голландского
правительства.  Главное  внимание  обращалось  на  борьбу  за  жизненные
интересы  масс  во  всех  сферах  -  социальной,  экономической  и  полити¬
ческой.  Комплекс  этих  требований  включал  и  восстановление  полити¬
ческой  независимости  страны,  хотя  эта  цель  и  не  занимала  приоритет¬
ного  места.  В  качестве  путей  осуществления  поставленных  задач  пред¬
лагался  “единый  фронт  и  народный  фронт  снизу  в  борьбе  за  повседнев¬
ные  требования  масс  и  за  национальное  освобождение  голландского
народа”15.
 Секретариат  ИККИ  указывал  на  необходимость  сочетания  легаль¬
ных  и  нелегальных  методов  действий  коммунистов:  “Полностью  ис¬
пользовать  все  легальные  возможности,  однако  обязательно  в  сочета¬
нии  с  нелегальной  работой”.  И  далее  руководство  Коминтерна  сделало
очень  существенное  разъяснение:  “В  легальных  выступлениях  избе¬
гать  всего  того,  что  могло  бы  быть  истолковано  как  солидарность  с  ок¬
купантами”16.  То,  что  это  указание  было  совсем  не  лишним,  подтверди¬
ла  вскоре  практика  самой  голландской  компартии:  в  июльском  номере
теоретического  журнала  партии  “Политика  и  культура”  была  опубли¬
кована  редакционная  статья,  содержавшая  призыв  к  населению  Гол¬
ландии  “соблюдать  корректное  отношение  к  немецким  войскам”  т.е.  к
оккупантам17.
 В  этом  же  ряду  находилась  и  попытка  руководителей  французских
коммунистов  в  Париже  добиться  от  германских  оккупационных  вла¬
стей  разрешения  на  легальное  издание  газеты  “Юманите”18.  В  начале
августа  1940  г.  директива  из  Москвы  потребовала  категорически  от¬
вергать  и  осуждать  как  предательство  всякое  проявление  солидарности
с  оккупантами:  “Необходимо  избегать  статей,  деклараций,  перегово¬
ров,  встреч  такого  порядка,  которые  носили  бы  характер  солидарности
с  оккупантами  или  представляли  бы  одобрение  или  оправдание  их  дей¬
ствий”19.  К  этому  времени  относится  переход  Французской  коммуни¬
стической  партии  на  новую  линию,  принятую  руководством  Коминтер¬
на:  разоблачение  вишистского  правительства  Петэна,  отказ  от  сотруд¬
ничества  с  германскими  властями,  осторожное  использование  недо¬
вольства  масс  для  сопротивления  оккупантам.
 С  августа  1940  г.  в  деятельности  Коминтерна  появилась  завуалиро¬
ванная  антигерманская  направленность.  Ее  можно  заметить  в  инструк¬
 42

циях  Москвы  компартиям  Венгрии  и  Румынии  в  связи  со  вторым  Вен¬
ским  арбитражем  -  решением  нацистской  Германии  и  фашистской
Италии  о  передаче  Румынией  Венгрии  Северной  Трансильвании.  Еще
до  принятия  этого  решения  в  резолюции  Секретариата  ИККИ  от  20  ав¬
густа  “О  положении  в  Венгрии  и  задачах  КПВ”  отмечалось:  “Подчине¬
ние  Венгрии  германскому  и  итальянскому  империализму  и  ее  приспо¬
собление  к  нему  в  целях  собственных  завоеваний  уже  сейчас  все  боль¬
ше  ведет  к  лишению  народа  последних  остатков  прав  на  свободу,  к  еще
более  жестокой  эксплуатации  и  несет  с  собой  прямую  опасность  уста¬
новления  открытой  террористической  диктатуры  буржуазии”20.  Пос¬
ледняя  формулировка  перекликалась  с  документами  VII  конгресса
Коминтерна,  недвусмысленно  напоминая  об  угрозе  фашизма.
 Новые  характерные  моменты  видны  и  в  директивах  Секретариата
ИККИ  внутреннему  руководству  компартии  Австрии  от  16  октября
1940  г.  Наряду  с  разоблачением  английских  империалистов,  которые  “с
большим  упорством  защищают  свою  колониальную  империю”,  доку¬
мент  содержал  и  резко  негативную  характеристику  действий  третьего
рейха:  «Германские  империалисты  оккупировали  пол-Европы:  они
подвергли  невыносимому  гнету  народы  оккупированных  ими  стран  и
беззастенчиво  проливают  их  кровь,  принося  в  жертву  последние  резер¬
вы  трудящихся  для  того,  чтобы  грабительскими  методами  создать  в
Африке  и  Азии  свою  колониальную  империю.  Неслыханная  жесто¬
кость,  с  которой  они  закабаляют  народы,  доводя  их  до  нищеты,  голода
и  унижения,  безудержность,  с  которой  они  претендуют  на  все  большую
роль  в  добыче,  с  беспощадной  основательностью  опровергают  лице¬
мерные  утверждения  национал-социализма  о  том,  будто  он  ведет  “ре¬
волюционную  войну”  и  ратует  за  “социализм”»21.
 Важным  рубежом  в  эволюции  советской  внешней  политики  рас¬
сматриваемого  периода  стал  визит  главы  советского  правительства  и
наркома  иностранных  дел  В.  Молотова  в  Берлин  в  ноябре  1940  г.  В  Ар¬
хиве  Президента  Российской  Федерации  хранится  рукописный  проект
директив  к  берлинской  поездке,  подготовленный  самим  Молотовым.  В
этом  документе  достаточно  ясно  и  полно  раскрываются  цели  визита:
 “а)  Разузнать  действительные  намерения  Германии]  и  всех  участ¬
ников  Пакта  3-х  (Германия],  И[талия],  Я[пония])  в  осуществлении
плана  создания  “Новой  Европы”  и  “Велик[ого]  Восточ[но]-Азиатского
Пространства...
 б) 	Подготовить*  первоначальную  наметку  сферы  интересов  СССР
в  Европе,  а  также  в  ближней  и  средней  Азии,  прощупав  возможность
соглашения  об  этом  с  Германией]  (а  затем  с  И  [талией])...”
 Далее  В.  Молотов  конкретизирует  этот  замысел:  “В  переговорах
добиваться,  чтобы  к  сфере  интересов  СССР  были  отнесены:
 а) 	Финляндия  -  на  основе  с[оветско]-  германского]  соглашения
39  г....;
 б) 	Дунай,  в  части  Морского  Дуная;
 в) 	Болгария  -  главный  вопрос  переговоров,  должна  быть,  по  дого¬
воренности  с  Германией]  и  Щталией],  отнесена  к  сфере  интересов
 *  Подчеркивание  слов  сделано  рукой  В.  Молотова.
 43

СССР,  на  той  же  основе  гарантий  Болгарии  со  стороны  СССР...  (име¬
лись  в  виду  гарантии  Болгарии  со  стороны  СССР  на  условиях,  анало¬
гичных  гарантиям  неприкосновенности  территории  Румынии  со  сторо¬
ны  Германии  и  Италии  -  М.Я.);
 г) 	Вопрос  о  Турции  и  ее  судьбах  не  может  быть  решен  без  нашего
участия  ...;
 д) 	Вопрос  о  дальнейшей  судьбе  Румынии  и  Венгрии,  как  гранича¬
щих  с  СССР,  нас  очень  интересует...;
 (е)  Вопрос  об  Иране  не  может  решаться  без  участия  СССР,  т.к.  там
у  нас  есть  серьезные  интересы.  Без  нужды  об  этом  не  говорить)*.
 ж)  В  отношении  Греции  и  Югославии  мы  хотели  бы  знать,  что  ду¬
мает  Ось  предпринять?”22.
 Таким  образом,  Молотов  намеревался  осуществить  в  Берлине
серьезный  зондаж  дальнейших  намерений  германских  партнеров.  Ста¬
линское  руководство  стремилось  закрепить  и  расширить  советскую
сферу  влияния  на  основе  эвентуального  развития  сотрудничества  с
Германией.  При  этом  наибольший  интерес  Кремля  вызывали  Финлян¬
дия  (где  дело  считалось  решенным  не  до  конца),  Балканы  и  зона  Про¬
ливов,  включая  Турцию.  Именно  эти  вопросы  настойчиво  ставились
В.  Молотовым  в  беседах  с  германскими  руководителями23.  Однако  на¬
цистские  лидеры  вовсе  не  собирались  предоставить  Советскому  Союзу
ту  сферу  влияния,  на  которую  он  претендовал.  Интересы  правителей
двух  стран  сталкивались  в  некоторых  регионах  и  в  ряде  стран.
 Вместе  с  тем  имеются  свидетельства  того,  что  еще  до  поездки  Мо¬
лотова  в  Берлин  Сталин  настороженно  относился  к  германскому  парт¬
неру.  Так,  во  время  обеда  с  членами  Политбюро  7  ноября  1940  г.  он
произнес  тост,  в  котором,  в  частности,  подчеркнул  необходимость  со¬
вершенствования  советских  военно-воздушных  сил.  Отметив,  что  со¬
ветские  самолеты  по  ряду  показателей  уступают  японским,  немецким
и  английским,  Сталин  сказал:  “Если  наши  воздушные  силы,  транспорт
и  т.д.  не  будут  на  равной  высоте  сил  наших  врагов  (а  такие  у  нас  все  ка¬
питалистические  государства  и  те,  которые  прикрашиваются  под  на¬
ших  друзей),  они  нас  съедят”.
 Визит  Молотова  в  Берлин  выявил  советско-германские  противоре¬
чия.  25  ноября  И.  Сталин  сказал  г.  Димитрову:  “Наши  отношения  с
немцами  внешне  вежливые,  но  между  нами  есть  серьезные  трения”.
В  тот  же  день  Димитров  имел  беседу  с  Молотовым.  “Мы  ведем  курс  на
разложение  оккупационных  немецких  войск  в  разных  странах,  и  эту
работу,  не  крича  об  этом,  хотим  еще  больше  усилить,  -  сказал  гене¬
ральный  секретарь  ИККИ.  -  Не  помешает  ли  это  советской  полити¬
ке?”  Молотов  ответил:  “Конечно,  это  надо  делать.  Мы  не  были  бы
коммунисты,  если  не  вели  бы  такой  курс.  Только  делать  это  надо  бес¬
шумно”24.
 Стремясь  обеспечить  свои  собственные  интересы  на  Балканах,  со¬
ветское  руководство  в  конце  ноября  1940  г.  предприняло  инициативу  в
отношении  заключения  двустороннего  договора  о  взаимопомощи  с
Болгарией.  При  этом  Советский  Союз  готов  был  поддержать  террито¬
 *  Пункт  взят  в  скобки  В.  Молотовым.
 44

риальные  претензии  Болгарии  на  Балканах  и  оказать  ей  экономиче¬
скую  помощь.  В  конкретной  международной  обстановке  того  времени
эта  акция  означала  противодействие  усилению  германского  влияния  на
Балканах  и  включение  Болгарии  в  сферу  интересов  СССР.  “При  за¬
ключении  пакта  о  взаимопомощи  мы  не  только  не  возражаем,  чтобы
Болгария  присоединилась  к  Тройственному  пакту,  но  тогда  и  мы  сами
присоединимся  к  этому  пакту”,  -  сказал  Сталин  Димитрову  25  ноября.
 В  тот  же  день  Молотов  сделал  специальное  заявление  германско¬
му  послу  Шуленбургу  о  готовности  советского  правительства  принять
проект  пакта  четырех  держав  (Германия,  Италия,  Япония  и  СССР)  о
политическом  сотрудничестве  и  экономической  взаимопомощи.  При
этом  советская  сторона  выдвинула  ряд  условий,  включая  получение  га¬
рантии  безопасности  СССР  со  стороны  Проливов  посредством  “заклю¬
чения  пакта  взаимопомощи  между  СССР  и  Болгарией,  находящейся  по
своему  географическому  положению  в  сфере  безопасности  черно¬
морских  границ  СССР,  и  организации  военной  и  военно-морской  базы
СССР  в  районе  Босфора  и  Дарданелл  на  началах  долгосрочной  арен¬
ды”25.
 Получив  в  Кремле  соответствующую  информацию,  Г.  Димитров
направил  руководству  Болгарской  компартии  телеграмму  с  требовани¬
ем  развернуть  по  всей  стране  самую  энергичную  кампанию  в  поддерж¬
ку  советских  предложений  и  мобилизовать  для  этого  депутатов-комму-
нистов26.  Выполняя  директиву  Москвы,  болгарские  коммунисты  стали
распространять  в  Софии  листовки  в  поддержку  советских  предложе¬
ний.  Разглашение  советского  дипломатического  демарша  и  слишком
прямолинейные  действия  компартии  вызвали  недовольство  в  Кремле.
После  телефонного  звонка  Молотова  Димитров  отправил  в  Софию
указание  прекратить  “эту  вредную  глупость”27.  В  середине  декабря
Москва  разъяснила  руководству  Болгарской  компартии,  что  кампания
в  поддержку  советско-болгарского  пакта  не  должна  носить  партийный,
антибуржуазный,  антикоролевский  и  антигерманский  характер.  “Надо
ее  вести  не  на  классовой,  а  на  общенациональной  и  государственной
почве”28.
 Однако  болгарское  правительство  отклонило  советские  предложе¬
ния.  Болгария  втягивалась  во  все  более  широкомасштабное  сотрудни¬
чество  с  нацистской  Германией.  Берлин  со  своей  стороны  не  давал  ни¬
какого  ответа  на  советские  предложения  о  заключении  пакта  четырех
держав.  В  связи  с  подготовкой  к  вступлению  германских  войск  в  Бол¬
гарию  13  января  1941  г.  было  опубликовано  заявление  ТАСС,  в  кото¬
ром  подчеркивалось,  что  переброска  германских  войск  в  Болгарию
происходит  “без  ведома  и  согласия  СССР...”29.  17  января  Молотов  зая¬
вил  германскому  послу  Шуленбургу,  что  советское  правительство  “рас¬
сматривает  территорию  Болгарии  и  Проливов  как  зону  безопасности
СССР”30.  На  Балканах  завязывался  тугой  узел  международных  проти¬
воречий.
 В  сложившейся  обстановке  Димитров  считал,  что  Болгарская  ком¬
партия  должна  решительно  выступить  против  переброски  германских
войск  в  Болгарию,  указывая,  что  такое  нарушение  нейтралитета  Бол¬
гарии  ведет  к  вовлечению  ее  народа  в  войну  за  чужие  интересы,  угро¬
 45

жает  превратить  территорию  страны  в  театр  военных  действий  и  ста¬
вит  на  карту  ее  самостоятельное  существование.  Одновременно  ком¬
партия  должна  была  разоблачать  ответственность  царя  Бориса  и  пра¬
вительства,  которые,  отвергая  советское  предложение  заключить  пакт
о  взаимопомощи,  являлись  непосредственными  виновниками  создав¬
шегося  положения.  В  этой  связи  компартия  призвана  была  еще  энер¬
гичнее  подчеркивать  необходимость  пакта  о  взаимопомощи  между
Болгарией  и  СССР.
 Изложенную  позицию  Димитрова  одобрил  Сталин.  При  этом  он
подчеркнул,  что  компартия  должна  действовать  не  как  помощник  Со¬
ветского  Союза,  а  выступать  от  себя.  Руководство  Коминтерна  призы¬
вало  компартию  “развернуть  массовое  движение  против  установления
оккупационного  режима  в  стране  и  захвата  ее  экономических  и  продо¬
вольственных  ресурсов,  избегая  старательно  всяческих  необдуманных
выступлений,  провокационных  действий  и  вооруженных  столкнове¬
ний’^.
 Дальнейшее  развитие  обстановки  на  Балканах  резко  обострило
положение  в  Югославии.  В  начале  1941  г.  под  давлением  Берлина  пра¬
вительство  в  Белграде  стало  склоняться  к  присоединению  к  Тройствен¬
ному  пакту.  Стремясь  воспрепятствовать  усилению  позиций  Германии
на  Балканах,  руководство  Советского  Союза  и  Коминтерна  призывало
компартию  Югославии  противодействовать  союзу  страны  с  рейхом.  22
марта  Димитров  передал  Тито:  “Рекомендуем  взять  решительную  по¬
зицию  против  капитуляции  перед  Германией.  Поддерживать  движение
за  всенародное  сопротивление  политике  военного  вторжения.  Требо¬
вать  дружбу  с  Советским  Союзом”32.
 После  вступления  германских  войск  в  Болгарию  глава  югославско¬
го  правительства  Цветкович  25  марта  1941  г.  подписал  в  Вене  прото¬
кол  о  присоединении  Югославии  к  Тройственному  пакту.  При  известии
об  этом  прогерманском  акте  в  стране  поднялась  волна  возмущения.
Опираясь  на  массовые  протесты,  англофильские  круги  совершили  го¬
сударственный  переворот.  27  марта  к  власти  пришло  правительство  ге¬
нерала  Д.  Симовича.
 В  этой  сложной  обстановке  компартия  Югославии  29  марта  пред¬
ложила  организовать  всенародный  отпор  и  выступить  как  против  гер¬
мано-итальянского  вторжения  в  страну,  так  и  против  попыток  Англии
втянуть  Югославию  в  войну  в  качестве  своего  союзника:  осуществлять
всенародный  нажим  на  новое  правительство,  требуя  расторжения  вен¬
ского  протокола  и  заключения  пакта  о  взаимопомощи  с  СССР;  к  ново¬
му  правительству  относиться  настороженно33.
 Советское  руководство  проявляло  чрезвычайную  осторожность,
оно  считало  нецелесообразным  организовывать  уличные  демонстра¬
ции,  дабы  не  давать  повод  для  выступления  внутренней  реакции  и  вме¬
шательства  англичан.  Молотов  так  сформулировал  рекомендации  ру¬
ководству  КПЮ:  “Не  шуметь,  не  кричать,  а  проводить  твердо  свою  ус¬
тановку”.
 В  соответствии  с  указаниями  Молотова  Димитров  30  марта  подго¬
товил  ответную  директиву  для  руководства  компартии  Югославии:
“Советуем  настоятельно  ограничиться  на  данном  этапе  энергичным  и
 46

умелым  разъяснением  среди  масс  принятой  вами  позиции,  но  отказать¬
ся  от  организации  уличных  демонстраций  и  всячески  избегать  воору¬
женных  столкновений  масс  с  властями...  Не  поддавайтесь  на  провока¬
цию  врага.  Не  ставьте  под  удар  и  не  бросайте  преждевременно  в  огонь
авангард  народа.  Момент  для  решительных  схваток  с  классовым  вра¬
гом  еще  не  наступил.  Вести  неустанную  разъяснительную  работу  и  все¬
сторонне  подготавливать  себя  и  массы  -  вот  в  чем  заключается  сейчас
основная  задача  партии”34.
 Вскоре  ИККИ  отправил  директиву  Румынской  компартии.  В  каче¬
стве  ее  главной  задачи  называлось  руководство  движением^масс  “про¬
тив  использования  Румынии  как  базы  и  орудия  для  империалистиче¬
ских  целей  ее  поработителей,  против  вовлечения  румынского  народа  в
войну  на  Балканах  и  за  дружественные  отношения  с  великим  соседом  -
СССР”.  Угроза  порабощения  исходит  от  гитлеровской  агентуры,  отме¬
чалось  в  телеграмме35.
 События  на  Балканах  выявили  особенности  политической  линии
руководства  Советского  Союза  и  Коминтерна:  оставаться  вне  вою¬
ющих  группировок;  ни  в  коей  мере  не  содействовать  укреплению  поло¬
жения  Великобритании;  оказывать  осторожное  противодействие  даль¬
нейшему  усилению  Германии;  добиваться  расширения  влияния  ком¬
партий  в  своих  странах  и  Советского  Союза  на  международной  арене.
Секретарь  ЦК  ВКП(б)  А.  Жданов  в  апреле  1941  г.  так  формулировал
позицию  советского  руководства:  “Балканские  события  не  меняют  об¬
щей  установки,  занятой  нами  в  отношении  империалистической  войны
и  обеих  воюющих  капиталистических  группировок.  Германскую  экс¬
пансию  на  Балканах  мы  не  одобряем.  Но  это  не  означает,  что  мы  отхо¬
дим  от  пакта  с  Германией  и  поворачиваем  в  сторону  Англии.  Те  наши
люди,  которые  так  думают,  недооценивают  самостоятельной  роли  и
мощи  Советского  Союза.  Им  кажется,  что  надо  ориентироваться  либо
на  одну,  либо  на  другую  империалистическую  группировку,  а  это  глу¬
боко  неверно...”36
 Между  тем  в  Москву  поступали  все  более  тревожные  сообщения  о
подготовке  Германией  нападения  на  Советский  Союз.  Приходили  они
и  по  линии  Коминтерна.  Так,  7  мая  Тито  сообщил  Димитрову  шифро¬
ванной  радиограммой:  “В  связи  с  подготовкой  нападения  на  СССР  нем¬
цы  берут  русских  белогвардейцев  в  Югославии  в  армию  как  инструкто¬
ров  и  организуют  из  них  отряды  парашютистов  и  диверсантов”.  В  тот
же  день  он  информировал  о  заявлениях  шефа  гестапо  в  Загребе  Ф.  Отто
его  друзьям,  “что  Германия  усиленно  готовит  нападение  на  СССР”37.
 Очевидно,  И.  Сталин  ждал  каких-то  требований  со  стороны  Гитле¬
ра,  надеялся  на  торг,  проявлял  готовность  к  переговорам,  стремясь  от¬
тянуть  начало  войны  с  Германией.  Думается,  что  именно  поэтому  он
поставил  вопрос  о  возможности  ликвидации  Коммунистического  Ин¬
тернационала38.  20  апреля  за  ужином  с  членами  Политбюро  Сталин  не¬
ожиданно  заявил,  что  следовало  бы  компартии  сделать  совершенно  са¬
мостоятельными,  а  не  секциями  Коминтерна.  Свое  предложение  он  ар¬
гументировал  необходимостью  превратить  компартии  в  национальные
партии,  действующие  под  различными  названиями:  “Важно,  чтобы  они
внедрились  в  своем  народе  и  концентрировались  на  своих  собственных
 47

задачах.  У  них  должна  быть  коммунистическая  программа,  они  долж¬
ны  опираться  на  марксистский  анализ,  но  не  оглядываясь  на  Москву,
разрешали  бы  стоящие  перед  ними  конкретные  задачи  в  данной  стране
самостоятельно.  А  положение  и  задачи  в  разных  странах  совсем  раз¬
личные”39.
 Генеральный  секретарь  ИККИ  воспринял  предложение  Сталина  о
прекращении  деятельности  Коминтерна  как  ясное  указание  вождя.  Он
обсуждал  предстоящие  перемены  с  Д.  Мануильским,  А.  Ждановым,
П.  Тольятти,  М.  Торезом.  Намечалось  создание  вместо  Коминтерна
нового  органа  информации,  оказание  идеологической  и  политической
помощи  компартиям.  Вместе  с  тем  Димитров  подчеркивал  “множество
неясных  и  трудных  вопросов,  связанных  с  этим  переустройством”.  Од¬
нако  по  неустановленным  причинам  в  середине  мая  обсуждение  этого
предложения  Сталина  прекратилось.
 Между  тем  слухи  о  возможном  нападении  Германии  на  СССР  рас¬
пространялись  все  в  большем  масштабе.  Среди  различных  предупреж¬
дений  была  и  информация  из  Китая  об  упорных  заявлениях  Чан  Кайши
о  грядущем  нападении,  при  этом  глава  гоминьдановского  правительст¬
ва  называл  и  дату  -21  июня  1941  г.  В  тот  субботний  день  встревожен¬
ный  Димитров  утром  позвонил  Молотову  и  попросил  его  поговорить
со  Сталиным  о  положении  и  необходимых  указаниях  для  Коминтерна.
Молотов  ответил:  “Положение  неясно.  Ведется  большая  игра.  Не  все
зависит  от  нас.  Я  переговорю  с  Иосифом  Виссарионовичем.  Если  будет
что-то  особое,  позвоню!”40.  Но  так  и  не  позвонил.
 Рано  утром  22  июня  генерального  секретаря  ИККИ  срочно  вызва¬
ли  в  Кремль,  где  он  узнал  о  нападении  Германии  на  СССР.  Вся  между¬
народная  ситуация  резко  изменилась.  Коминтерн  осуществил  крутой
поворот  в  своей  стратегии  и  тактике.  1 111 	Димитров  Г.  Дневник:  (9  март  1933  -  6  февруари  1949).  С.,  1997.  С.  182.
 2 	Там  же.
 3 	Российский  центр  хранения  и  изучения  документов  новейшей  истории.
Ф.  495.  Оп.  18.  Д.  1292.  Л.  47.  (Далее:  РЦХИДНИ).
 4 	См.,  например:  About  Turn.  The  British  Communis  t  Party  and  Second  World
War.  The  Verbatim  Record  of  the  Central  Committee  Meetings  of  25  September
and  2-3  October  1939  /  Ed.  by  F.  King  and  G.  Matthews.  L.,  1990.
 5 	РЦХИДНИ.  Ф.  495.  On.  2.  Д.  267.  Л.  54.
 6 	Димитров  Г.  Указ.соч.  С.  184.
 7 	Там  же.  С.  185.
 8 	РЦХИДНИ.  Ф.  495.  Оп.  184.  Исходящие  1939  г.  Д.  2.  Л.  78-78  об.  См.  также:
Фирсов  И.  Архивы  Коминтерна  и  внешняя  политика  СССР  в  1939-1941  гг.  //
Новая  и  новейшая  история.  1992.  №  6.  С.  27.
 9 	РЦХИДНИ.  Ф.  495.  Оп.  184.  Исходящие  1939  г.  Д.  2.  Л.  87-87  об.
 Там  же.  Оп.  18.  Д.  1317.  Л.  206.
 11 	Там  же.  Д.  1312.  Л.  120.
 12 	Там  же.  Оп.  20.  Д.  18.  Л.  60.
 13 	Там  же.  Оп.  18.  Д.  1316.  Л.  184.
 14 	Там  же.  Д.  1321.  Л.  142.
 15 	Там  же.
 16 	Там  же.
 48

17 	См.:  Дмитриев  А.,  Шириня  К.  Вопреки  исторической  правде  //Вопросы  ис¬
тории  КПСС  1972.  №  1.  С.  125-126.
 18 	Подробнее  см.:  Narinski  М.  Le  Kommintem  et  le  Parti  communiste  frangais
1939-1941  //  Communisme.  1993.  №  32-34;  Courtois  S  Un  ete  1940.  Les  negocia-
tions  entre  le  PCF  et  l’occupant  allemand  a  la  lumiere  des  archives  de  Г  Internationale
communiste  //  Communisme.  1993.  №  32-34.
 19 	РЦХИДНИ.  Ф.  495.  On.  18.  Д.  1322.  Л.  163-164.
 20 	Там  же.  Д.  1323.  Л.  18.
 21 	Там  же.  Д.  1324.  Л.  130.
 22 	Архив  Президента  Российской  Федерации.  Ф.  56.  Оп.  1.Д.  1161.  Л.  147-150.
См.  также:  Безыменский  Л  Л.  Визит  В.М.  Молотова  в  Берлин  в  ноябре
1940  г.  в  свете  новых  документов  //  Новая  и  новейшая  история.  1995.  №  6.
С.  131-136.
 23 	См.:  Поездка  В.М.  Молотова  в  Берлин  в  ноябре  1940  г.  //  Новая  и  новейшая
история.  1993.  №  5.  С.  64—99.
 24 	Димитров  Г  Указ.  соч.  С.  202-203.
 25 	Документы  внешней  политики.  1940  -  22  июня  1941.  Т.  XXIII.  В  2-х  кн.  М.,
1998.  Кн.  2(1).  С.'135-137.
 26 	РЦХИДНИ.  Ф.  495.  Оп.  184.  Исходящие  за  1940  г.  Д.  11.  Л.  126-125.
 27 	Там  же.  Д.  128.
 28 	Там  же.  Л.  148;  см.  также:  Фирсов  Ф.И.  Архивы  Коминтерна  и  внешняя  по¬
литика  СССР  в  1935-1941  гг.  //  Новая  и  новейшая  история.  1992.  №  6.  С.  33.
 29 	СССР-Германия.  1939-1941:  Документы  и  материалы...  Т.  2.  С.  142.
 30 	Там  же.  С.  144.
 31 	РЦХИДНИ.  Ф.  495.  Оп.  18.  Д.  1326.  Л.  37.
 32 	Там  же.  Оп.  184.  Исходящие  1941  г.  Д.  11.  Л.  26.
 33 	Там  же.  Оп.  74.  Д.  599.  Л.  6.
 34 	Там  же.  Л.  9.
 35 	Там  же.  Д.  451.  Л.  36.
 36 	Димитров  Г.  Указ.  соч.  С.  225-226.
 37 	РЦХИДНИ.  Ф.  495.  Оп.  184.  Входящие  1941  г.  Д.  7.  Л.  112,  116.
 38 	См.:  Шириня  К.К.  Против  упрощенного  представления  о  коминтерновской
концепции  мировой  революции  и  о  диктате  Сталина  в  Коминтерне  //  Комин¬
терн:  опыт,  традиции,  уроки:  Материалы  научной  конференции,  посвящен¬
ной  70-летию  Коммунистического  Интернационала.  М.,  1989.  С.  64—65.
 39 	Димитров  Г.  Указ.  соч.  С.  227.
 40 	Там  же.  С.  235.

Э.  Дурачиньский
(Польша)
 ПОЛЬША  В  ПОЛИТИКЕ  МОСКВЫ
1939-1941  годов:
 ФАКТЫ,  ГИПОТЕЗЫ,  ВОПРОСЫ
 I
 Среди  внешнеполитических  приоритетов  Москвы  в  1939-1941  гг.
важное,  а  иногда  даже  первостепенное  место  занимала  Польша.  Боль¬
шое  внимание,  которое  Советский  Союз  уделял  Польше  весной  и  ле¬
том  1939  г.,  нашло  отражение  в  международных  переговорах  того  вре¬
мени,  и  особенно  в  пактах  Риббентропа-Молотова.  Эти  вопросы  хоро¬
шо  описаны  в  научной  литературе  -  немецкой,  английской,  американ¬
ской,  польской,  а  в  последнее  время  и  в  российской.  Мы  располагаем
также  соответствующими  коллекциями  немецких  и  советских  источни¬
ков1.
 1  сентября  1939  г.  войска  третьего  рейха  нанесли  удар  по  Польше,
начав  тем  самым  вторую  мировую  войну.  В  этот  же  день  московские
газеты  опубликовали  известный  текст  доклада  В.  Молотова,  с  кото¬
рым  он  выступил  на  сессии  Верховного  Совета  СССР  в  связи  с  ратифи¬
кацией  советско-германского  договора  от  23  августа.  Он  выразил  мне¬
ние,  что  пакт  с  третьим  рейхом  приведет  к  ограничению  масштаба  во¬
енного  конфликта  в  Европе,  а  роль  СССР  в  международных  отношени¬
ях  будет  неуклонно  возрастать  и  невозможно  будет  решить  без  участия
Москвы  никакую  европейскую  (а  особенно  восточноевропейскую)
проблему.
 Гитлер  также  надеялся,  что  война  с  Польшей  будет  носить  локаль¬
ный  характер2.  Но  он,  как  и  советское  руководство,  ошибся.  Верным,
однако,  оказался  прогноз  Кремля  относительно  будущей  роли  Совет¬
ского  Союза,  с  той  только  поправкой,  что  сначала  развязалась  герма¬
но-советская  война,  а  поражения  Красной  Армии  в  1941  г.  сменились  ее
крупными  победами  в  1943-1944  гг.
 17  сентября  Красная  Армия  -  согласно  установкам,  ранее  приня¬
тым  правительствами  Германии  и  СССР,  -  вступила  на  польскую  тер¬
риторию,  а  28  сентября  в  Москве  был  подписан  очередной  советско-
германский  пакт,  который  многие  (не  только  польские)  историки  на¬
зывают  четвертым  разделом  Польши3.
 Военные  действия,  начатые  17  сентября,  в  Советском  Союзе  назы¬
вали  освободительным  походом.  Многие  польские  исследователи  не
сомневаются,  что  это  была  война,  хотя  ни  одна  из  сторон  ее  не  объяви¬
ла  (Гитлер  начал  агрессию  против  Польши  также  без  издания  требуе¬
мого  международным  правом  акта  объявления  войны).  Ситуация,  ко¬
гда  СССР  нарушил  границу  между  двумя  государствами,  когда  совет¬
ские  и  польские  войска  вели  борьбу  друг  с  другом,  когда  солдаты  гиб-
 ©  Э.  Дурачиньский
 50

ли  и  их  брали  в  плен,  когда  Красная  Армия  занимала  города  и  террито¬
рии,  “с  точки  зрения  международного  права  была,  несомненно,  вой¬
ной”4.
 Среди  польских  историков,  правоведов  и  политологов  сегодня  нет
сомнений,  что  СССР,  подписывая  в  августе-  сентябре  пакты  с  третьим
рейхом  и  посылая  свои  вооруженные  силы  против  Польши,  попрал  все
двусторонние  и  многосторонние  договора,  под  которыми  стояли  под¬
писи  полномочных  представителей  польского  и  советского  прави¬
тельств.  Тем  самым  был  совершен  акт  явной  агрессии.  Историки  уже
располагают  публикациями  источников  (советских  и  польских)5,  отра¬
жающих  ход  военных  действий  Красной  Армии  в  то  время.  Однако  на¬
падение  СССР  на  Польшу  необходимо  рассматривать  прежде  всего  как
фрагмент  политики  Сталина  и  учитывать  весь  комплекс  событий,  на¬
чиная  с  мюнхенских  соглашений  (29  сентября  1938  г.),  а  заканчивая  со¬
ветско-японским  договором  от  13  апреля  1941  г.  и  нападением  Герма¬
нии  на  СССР.
 Пакт  Риббентропа-Молотова  окончательно  разрушил  версаль¬
скую  систему,  но  не  привел  к  образованию  другой,  альтернативной  си¬
стемы  международных  отношений.  На  развалинах  версальского  мира
сложилась  неустойчивая  и  изменчивая  ситуация.
 События  17  сентября  1939  г.  стали  для  Польши  трагедией,  но  в  бо¬
лее  широком,  европейском  масштабе  они  явились  лишь  эпизодом  в
процессе,  который  привел  впоследствии  к  возникновению  ялтинско-
потсдамской  системы.  Уместно  отметить,  что  советская  агрессия  про¬
тив  Польши  и  раздел  страны,  произведенный  пактом  от  28  сентября,  не
вызвали  какого-либо  особого  обострения  отношений  СССР  с  Франци¬
ей  и  Великобританией,  а  политические  деятели  последней,  например
У.  Черчилль,  не  раз  (по  крайней  мере  до  нападения  СССР  на  Финлян¬
дию)  заверяли  посла  И.  Майского,  что  между  Великобританией  и
СССР  нет  никаких  существенных  вопросов,  касающихся  этого  кон¬
фликта;  они  вообще  не  упоминали  о  польском  вопросе6.
 Для  Сталина  это  был  важный  сигнал,  доказывающий  возможность
согласия  западных  лидеров  на  его  будущие  акции  в  отношении  Поль¬
ши.  Подобным  образом,  по-видимому,  воспринимались  слова  англий¬
ского  министра  иностранных  дел  лорда  Галифакса,  который  26  октяб¬
ря  1939  г.  говорил  в  палате  лордов,  что,  по  мнению  британского  прави¬
тельства,  Советский  Союз,  занимая  в  сентябре  значительные  террито¬
рии  польского  государства,  продвинулся  в  принципе  до  той  линии,  ко¬
торая  была  в  свое  время  рекомендована  лордом  Керзоном7.  Такого  ро¬
да  высказывания  лежали  в  русле  британской  правительственной  ли¬
нии:  не  раздражать  чрезмерно  Кремль,  чтобы  не  склонить  Сталина  к
еще  более  тесному  сотрудничеству  с  Гитлером.
 Аннексия  Советским  Союзом  половины  территории  Речи  Поспо-
литой  рассматривалась  польским  правительством  так  же,  как  и  захват
другой  половины  третьим  рейхом.  Точка  зрения  английского  прави¬
тельства  была,  однако,  иной:  оно  никогда  не  обещало  полякам,  что  Ве¬
ликобритания  выступит  за  безусловное  восстановление  польско-совет¬
ской  государственной  границы  по  состоянию  на  31  августа  1939  г.  Все
указывает  на  то,  что  Сталин  превосходно  ориентировался  в  лабирин¬
 51

тах  британской  политики,  что,  в  свою  очередь,  сказалось  и  на  его  под¬
ходе  к  польским  делам.
 Мы  коснемся  здесь  формально-правовых  аспектов  участия  СССР  в
войне,  которую  коалиция  (Франция,  Великобритания,  Польша)  вела  с
третьим  рейхом.  В  конфликте  Германии  с  Францией  и  Великобритани¬
ей  Советский  Союз  формально  не  участвовал,  заявляя  о  своем  нейтра¬
литете  (сомнительном,  если  учесть  разные  услуги  сугубо  военного  ха¬
рактера,  предоставленные  им  Германии).  В  литературе  одни  авторы
утверждают,  что  Сталин  выступал  фактически  союзником  Гитлера,  на
что  указывало  и  название  договора  от  28  сентября  (о  дружбе  и  грани¬
це).  Другие  -  как  бы  забывая  о  событиях,  начавшихся  17  сентября
 1939 	г.,  а  закончившихся  аннексией  трех  Прибалтийских  государств  и
включением  Бессарабии  и  Северной  Буковины  в  состав  СССР  летом
 1940 	г.,  -  поддерживают  тезис  о  нейтралитете  Москвы  в  конфликте
Германии  с  Западом.  На  самом  деле  СССР  -  по  тесному  согласованию
с  Германией  -  напал  на  Польшу  и  вместе  с  рейхом  совершил  ее  раздел.
Он  напал  на  Финляндию,  права  на  которую  ему  гарантировал  секрет¬
ный  протокол  к  договору  с  Германией  от  23  августа  1939  г.  На  том  же
основании  он  захватил  Литву,  Латвию  и  Эстонию  (как  бы  мы  ни  оцени¬
вали  ход  внутренних  событий  в  этих  трех  государствах,  являвшихся  су¬
веренными  в  период  между  мировыми  войнами).
 СССР  выразил  согласие  на  сотрудничество  с  Германией  в  ее  войне
с  Польшей  уже  1  сентября.  Он  оказывал  помощь  военно-морским  си¬
лам  третьего  рейха,  ведущим  военные  действия  против  британских  ко¬
ролевских  ВМС.  Советский  Союз  совершил  агрессию  (согласно  дефи¬
нициям  агрессии,  в  свое  время  одобренным  Москвой)  в  отношении
Литвы,  Латвии  и  Эстонии.  Подобным  же  образом  можно  квалифици¬
ровать  действия,  предпринятые  против  Румынии.
 Итак,  не  лучше  ли  было  бы  говорить,  что  СССР  -  хотя  Кремль  и
утверждал,  что  проводит  политику  нейтралитета,  -  принимал  участие
в  конфликте  с  17  сентября,  ведя  локальные  войны  либо  вместе  с  Гер¬
манией  (Польша),  либо  самостоятельно  (Финляндия);  наконец,  угро¬
жая  применением  силы  либо  вводя  войска  на  территорию  других  стран,
осуществил  ликвидацию  независимости  трех  Прибалтийских  госу¬
дарств  (Литвы,  Латвии,  Эстонии),  присоединил  к  себе  часть  террито¬
рии  другого  суверенного  государства  (Румынии).  Думается,  что  обсуж¬
дение  этих  сложных  вопросов  является  обязанностью  и  долгом  истори¬
ков,  равно  как  политиков  и  политологов.
 Вступая  на  восточные  земли  Речи  Посполитой  (по  советской  тер¬
минологии  Западная  Украина  и  Западная  Белоруссия),  советские  люди
столкнулись  со  страной,  правда,  бедной  (по  западноевропейским  стан¬
дартам),  но  с  заполненными  товарами  магазинами,  в  которых  было  все
то,  что  отсутствовало  или  являлось  дефицитом  в  СССР.  Они  соприкос¬
нулись  с  экономикой  свободного  рынка8.
 Внедрение  социалистической  системы  уже  вскоре  привело  на  заня¬
тых  землях  к  ликвидации  свободного  рынка.  Начиналась  перестройка
экономической  и  общественной  системы,  которая  под  властью  партий¬
ного  аппарата  и  при  терроре  НКВД  прогрессировала  удивительно  бы¬
стро.  Весь  этот  процесс  навязанного  извне  переустройства  один  из  аме¬
 52

риканских  исследователей  определил  как  Revolution  from  Abroad9.  На¬
чались  этнические  чистки,  жертвами  которых  становились  чаще  всего
поляки,  а  также  чистки  классовые,  которым  подвергались  владельцы
любой  собственности,  представители  свободных  профессий,  охватив¬
шие  в  равной  мере  поляков,  евреев,  украинцев,  белорусов.  Наиболее
жестокой  формой  чисток  были  депортации.  На  рубеже  1939-1940  гг.
они  только  начинались,  затем  стали  массовыми10.
 По  мнению  английского  историка  А.  Буллока11,  цель  депортаций
состояла  в  том,  чтобы  избавиться  от  потенциальных  лидеров  оппози¬
ции.  С  моей  точки  зрения,  цель  была  шире  -  дело  не  только  в  них,  но  и
в  их  социальной  базе.  Депортации  и  перестройка  экономики  на  сталин¬
ский  лад,  вместе  взятые,  должны  были  ускорить  процесс  администра¬
тивной  унификации.
 В  подобном  контексте  следует  видеть  истребление  и  репрессии,  об¬
рушившиеся  на  верхнюю  прослойку  населения  Восточной  Польши.
Особого  рассмотрения  требует  убийство  почти  10  тыс.  польских  офи¬
церов,  взятых  в  плен  осенью  1939  г.,  и  работников  других  государствен¬
ных  служб,  число  которых  было  больше  на  несколько  тысяч.  Симво¬
лом  преступления  стала  Катынь;  органы  НКВД  совершили  его,  исходя
из  решения  Политбюро  ЦК  ВКП(б)  от  5  марта  1940  г.12  С  судьбой  офи¬
церов  были  связаны  судьбы  других  польских  военнослужащих,  взятых
в  советский  плен  осенью  1939  г.  Несмотря  на  интенсивные  исследова¬
ния,  до  сих  пор  не  удалось  установить  ни  точного  числа  военнопленных
(приводятся  цифры  от  131  тыс.  до  230  и  даже  250  тыс.),  ни  того,  что  с
ними  случилось  в  дальнейшем  (часть  из  них  была  освобождена,  но
сколько  было  уничтожено,  сколько  погибло  в  тюрьмах  и  лагерях  от
болезней  и  изнурительного  труда  -  остается  вопросом).
 Элементом  административной  унификации  и  территориально-по¬
литической  интеграции  стала  пародия  на  выборы  в  законодательные
органы  Украинской  и  Белорусской  ССР  осенью  1939  г.  Эта  проблема  -
если,  конечно,  найдутся  достоверные  источники  -  по-прежнему  ждет
своих  исследователей.
 Когда  Молотов  и  Риббентроп  подписывали  договор  о  дружбе  и
границе,  они  поставили  свои  подписи  и  под  секретным  протоколом  о
том,  что  и  советские  и  немецкие  власти  сделают  все  возможное  для  по¬
давления  любой  польской  агитации,  направленной  на  достижение  неза¬
висимости,  по  обеим  сторонам  границы.  НКВД  и  гестапо  должны  бы¬
ли  в  этом  тесно  сотрудничать  друг  с  другом.  До  сих  пор  никому  не  уда¬
лось  -  ни  в  Германии,  ни  в  государствах  бывшего  СССР  -  найти  какие-
либо  документы,  свидетельствующие  о  такого  рода  сотрудничестве,
хотя  из  польских  источников  вытекает,  что  в  конце  1939  г.  и  в  начале
1940  г.  в  Кракове  и  Закопане  имели  место  встречи  представителей  обе¬
их  этих  организаций.  Это  тоже  важная  тема  для  исследователей.
 Советские  власти  внимательно  наблюдали  за  акциями  поляков  на
Западе.  Об  этом  говорят  опубликованные  доклады  полномочных  пред¬
ставителей  -  Я.  Сурица  из  Парижа  и  И.  Майского  из  Лондона,  подгото¬
вленные  в  конце  1939  г.13  (не  было,  наверное,  недостатка  и  в  материа¬
лах  разведки).  В  Москве  также  отмечалась  -  как  полагаю,  с  внимани¬
ем  -  активность  польской  делегации  на  заседании  Лиги  наций  в  Жене¬
 53

ве,  когда  последняя  в  ответ  на  жалобу  подвергшейся  нападению  Фин¬
ляндии  приняла  в  середине  декабря  1939  г.  резолюцию  о  лишении
СССР  членства  в  Лиге.  Польский  делегат,  впрочем,  не  только  высту¬
пил  с  речью,  в  которой  высоко  оценил  поведение  финнов  и  осудил  Со¬
ветский  Союз,  но  и  вошел  в  состав  образованной  на  этом  заседании
финской  комиссии.
 Польская  активность  имела,  впрочем,  свое  продолжение.  Когда
Верховный  союзный  совет  (Франция  и  Великобритания)  решил  напра¬
вить  в  Финляндию  экспедиционный  корпус  с  задачей  помогать  финнам
вести  войну,  польское  правительство  решило,  что  в  него  войдет  и  спе¬
циальная  часть  польских  вооруженных  сил.  На  заседании  Совета  Ми¬
нистров  24  января  1940  г.  премьер-министр  В.  Сикорский  говорил  о  вы¬
годах,  какие  принесло  бы  участие  в  военной  акции  на  стороне  Финлян¬
дии  объединенных  экспедиционных  сил  Франции,  Англии  и  Польши.
Посылка  их  туда,  аргументировал  он  свою  позицию,  вовлекла  бы  обе
западные  державы  в  “фактическую  войну  с  Россией,  что  для  нас  во  всех
отношениях  желательно”14.  Впрочем,  вопрос  об  отношениях  с  СССР
(польское  правительство  считало,  что  между  двумя  государствами  17
сентября  1939  г.  возникло  де-факто  состояние  войны)  часто  обсуждал¬
ся  Советом  Министров.  Так,  8  мая  1940  г.  министр  иностранных  дел
А.  Залеский  заявил:  “Мы  должны  приготовиться  к  ориентации  на  раз¬
гром  России  в  тот  момент,  когда  союзники  объявили  бы  ей  войну”.  Си¬
корский  добавил,  что,  по  его  сведениям,  союзнические  “военные  сфе¬
ры  уже  сегодня  ориентируются  на  разгром  России”,  и  заверил:  “Мы  в
этом  отношении  с  ними  согласны,  конфиденциально  сотрудничая  для
достижения  этой  цели”15.
 Мог  ли  Сталин  получить  информацию  обо  всем  этом?  Мы  этого  не
знаем,  но  если  да,  тогда  стоило  бы  задать  следующий  вопрос:  могла  ли
такого  рода  информация  влиять  на  решения  Кремля  по  вопросу  о  поль¬
ских  офицерах,  о  репрессиях  по  отношению  к  польскому  гражданско¬
му  населению,  об  уничтожении  верхней  прослойки  на  занятых  землях,
наконец,  на  решения  о  депортациях?  (Я  оставляю  здесь  в  стороне  тот
очевидный  факт,  что  в  свете  норм  международного  права  ничто  не  мо¬
жет  стать  обоснованием  для  таких  преступлений).
 Осенью  1939  г.  и  Сталин  и  Гитлер  заявляли,  что  польское  государ¬
ство  перестало  существовать.  И  в  первой  половине  1940  г.  Сталин  вел
себя  так,  будто  бы  сам  верил  в  свои  слова  и  был  убежден,  что  Польша
как  государство  уже  не  возродится.  Действительно  ли  он  так  думал?
Быть  может,  российские  архивы  дадут  ответ  и  на  этот  вопрос.  Пока  ис¬
торики  не  имеют  достоверных  данных,  они  будут  обречены  следовать
домыслам,  гипотезам  и  задавать  более  или  менее  разумные  вопросы.
 II
 Один  из  не  выясненных  до  сих  пор  вопросов  связан  с  обстоятельст¬
вами  беседы  генерала  В.  Сикорского  с  лордом  Галифаксом  19  июня
1940  г.  и  польской  памятной  запиской,  врученной  в  тот  день  в  англий¬
ском  министерстве  иностранных  дел16.  Это  происходило  в  трагические
дни  поражения  Франции,  приведшего  к  гибели  надежд,  которые  возла¬
гали  поляки,  и  особенно  Сикорский,  на  эту  державу.  Именно  тогда  ро¬
 54

дилась  идея  пробного  зондажа  ближайших  и  дальнейших  замыслов
правительства  СССР  в  отношении  Польши.  В  начале  июня  польский
премьер-министр  беседовал  с  английским  послом  при  эмигрантском
правительстве  Польши  Г.  Кеннардом  и  вручил  ему  памятную  записку,
в  которой  затрагивались  вопросы  польско-советских  отношений17.
К  сожалению,  до  настоящего  времени  не  удалось  найти  какие-либо  ис¬
точники,  касающиеся  этого  эпизода  (например,  служебные  записки
посла,  польские  доклады,  текст  памятной  записки).  Некоторые  авторы
утверждают,  что  Сикорский  информировал  об  этой  инициативе  8  ию¬
ня  Совет  Министров18.  Тем  не  менее  в  протоколе  этого  заседания  пра¬
вительства  вообще  нет  записи  на  данную  тему,  как,  впрочем,  и  в  про¬
токолах  заседаний,  состоявшихся  до  8  июня  и  после19.
 Однако  Анна  М.  Ценцяла,  профессор  одного  из  американских  уни¬
верситетов,  известная  своими  исследованиями  международных  полити¬
ческих  и  дипломатических  отношений  в  1930-е  годы,  обнаружила  в  ар¬
хиве  Гуверовского  института  войны,  мира  и  революции  весьма  инте¬
ресный  документ20.  Это  копия  оригинала  на  фирменном  бланке  поль¬
ского  МИД,  состоящего  из  восьми  с  лишним  страниц  текста  на  фран¬
цузском  языке,  без  подписей,  но  с  датой:  Анжер  (там  была  резиденция
правительства  генерала  Сикорского),  10  июня  1940  г.  -  и  с  шифром  се¬
кретности.
 Была  ли  это  та  самая  памятная  записка,  врученная  Кеннарду?  Не¬
известно,  но,  во  всяком  случае,  текст  касался  советско-польских  отно¬
шений,  а  его  содержание  отражало  позицию  правительства,  которую
оно  выражало  непрестанно  со  дня  своего  образования,  т.е.  с  30  сентяб¬
ря  1939  г.  В  документе  констатировалось,  что  польско-советская  гра¬
ница,  установленная  в  Рижском  договоре  1921  г.,  отвечала  и  продолжа¬
ет  отвечать  притязаниям  обоих  государств  и  создает  “солидную  базу
для  мирного  сосуществования  двух  народов:  польского  и  русского”.  И
еще  одна  важная  констатация:  “Польское  правительство  занимает  по¬
зицию,  согласно  которой  восстановление  границы,  установленной  в
Рижском  договоре,  представляет  собой  обязательное  (sine  qua  non)  ус¬
ловие  мирного  сосуществования  между  Польшей  и  СССР”.  В  памятной
записке  обращалось  внимание  на  то,  что  в  настоящий  момент  особен¬
но  настоятельной  необходимостью  является  прекращение  “советским
режимом  террора  и  уничтожения  населения,  находящегося  под  оккупа¬
цией  Советов”21.  Итак,  в  документе  от  10  июня  мы  не  находим  никаких
признаков  какого-либо  изменения  позиции  польского  правительства  в
отношении  границы  с  СССР,  равно  как  и  симптомов  политической  па¬
ники,  вызванной  надвигающимся  поражением  Франции.  Нам  остается
только  догадываться,  узнала  ли  советская  сторона  (с  помощью  развед¬
ки?)  об  этом  документе.  Если  даже  и  так,  то  его  содержание  не  могло
явиться  для  него  чем-то  неожиданным.
 Но  события  развивались  все  более  стремительно.  В  дни  поражения
Франции,  18  июня,  генерал  Сикорский  прибыл  самолетом  в  Англию
(во  Францию  он  возвратился  20-го,  чтобы  21-го  вылететь  в  Лондон).
На  следующий  день  в  12  часов  он  нанес  визит  У.  Черчиллю  на  Даунинг-
стрит,  10.  Английского  доклада  об  этой  беседе  нет.  Есть  польские  из¬
ложения  ее  содержания,  но  протокол  отсутствует.  Впрочем,  с  точки
 55

зрения  интересующей  нас  темы  более  важной  была  встреча  польского
премьер-министра  с  главой  Форин  офис  лордом  Галифаксом,  состояв¬
шаяся  во  второй  половине  дня.  Однако,  прежде  чем  это  произошло,
имели  место  другие  события,  также  связанные  с  нашей  темой.  17  июня
в  Москве  В.  Молотов  принял  нового  английского  посла  С.  Криппса22.
Английское  правительство  поставило  перед  ним  задачу  приложить
усилия  к  существенному  улучшению  отношений  с  СССР  -  сначала  эко¬
номических,  а  затем  политических.  Сам  посол  был  горячим  сторонни¬
ком  англо-советского  сотрудничества,  а  с  его  миссией  большие  надеж¬
ды  -  впрочем,  совершенно  безосновательно  -  связывали  члены  поль¬
ского  правительства,  и  особенно  генерал  Сикорский.  Польский  пре¬
мьер-министр  полагал,  что  Криппс  будет  в  Москве  отстаивать  поль¬
ские  интересы  так,  как  их  понимало  правительство  Речи  Посполитой.
Но  посол  считал,  что  улучшение  англо-советских  отношений  будет  за¬
висеть  от  готовности  поляков  к  территориальным  уступкам  на  своих
восточных  рубежах  и  принятия  ими  линии  Керзона  как  основы  для
проведения  границы  между  Польшей  и  СССР.  В  первой  беседе  с  Моло¬
товым  Криппс  ничего  не  достиг,  а  польских  вопросов  он  не  затрагивал.
 18  июня  английский  коммунист,  корреспондент  ТАСС  в  Лондоне
Э.  Ротштейн  информировал  Форин  офис,  что  советское  правительство
желало  бы  искренней  дискуссии  Черчилля  с  Майским  о  сложившейся
ситуации23.  Но  в  Форин  офис  журналиста  не  приняли  всерьез  и  даже
отнеслись  к  нему  как  к  агенту-провокатору.  Он  оставался  в  довольно
близких  отношениях  с  главой  лондонского  отделения  Польского  теле¬
графного  агентства  (ПАТ)  С.  Литауэром,  являвшимся  одновременно
президентом  Ассоциации  иностранной  печати  (Foreign  Press
Association).  Последний  подозревался  в  том,  что,  исполняя  в
1922-1924  гг.  обязанности  польского  дипломата  в  СССР,  стал  совет¬
ским  агентом.  Как  бы  то  ни  было,  два  журналиста  передавали  друг  дру¬
гу  различную  информацию,  по  собственной  инициативе  или  выполняя
поручения.  18  июня  Литауэр  передал  полковнику  Л.  Миткевичу  (высо¬
копоставленный  офицер  в  штабе  польского  главнокомандующего,
впоследствии  начальник  2-го,  т.е.  разведывательного,  отделения  этого
штаба)  своего  рода  набор  условий  советской  стороны  (вероятно,  полу¬
ченных  им  от  Ротштейна),  при  выполнении  которых  стало  бы  возмож¬
ным  достижение  соглашения  между  правительствами  СССР  и  Поль¬
ши24.  Условия  были  таковы:  1)  отказ  Польши  от  любых  попыток  ока¬
зывать  влияние  на  Украину  и  Белоруссию;  2)  СССР  признает  право  по¬
ляков  иметь  собственное  государство,  построенное  по  сугубо  этниче¬
скому  принципу  и  под  политическим  контролем  Москвы.
 Действовал  ли  Литауэр  по  поручению  Москвы  через  Ротштейна
либо  Майского?  Мы  этого  не  знаем.  Не  знаем,  впрочем,  и  того,  не  ис¬
пользовали  ли  случайно  польского  журналиста  англичане  (Литауэр
имел  очень  широкие  связи),  которые  были  столь  заинтересованы  в
улучшении  отношений  с  СССР  (особенно  после  поражения  Франции),
а  польский  вопрос  являлся  на  этом  пути  огромным  препятствием.  Бри¬
танское  правительство  склонялось  к  признанию  в  принципе  права
СССР  на  большую  часть  занятых  Москвой  в  сентябре  1939  г.  террито¬
рий  Восточной  Польши.  Если  бы  этот  вопрос  удалось  выяснить  на  ос¬
 56

новании  источников,  тогда,  может  быть,  легче  было  бы  понять  то,  что
случилось  19  июня.
 Как  уже  отмечалось,  в  этот  день  у  Сикорского  состоялись  две
чрезвычайно  важные  встречи  -  с  Черчиллем  и  Галифаксом.  Прежде
чем  встретиться  с  английским  премьер-министром,  он  беседовал  с  Ли-
тауэром,  который  вручил  ему  подготовленную  им  лично  памятную  за¬
писку,  касающуюся  польско-советских  отношений.  Генерал  не  владел
английским  языком,  поэтому  он  попросил  польского  посла  в  Лондоне
 Э. 	Рачиньского  сделать  перевод  и  выразить  свое  мнение;  текст  мог  бы
быть  представлен  Черчиллю25.
 Памятная  записка  Литауэра  хорошо  известна  исследователям.  На¬
помним  только,  что  журналист  предлагал,  чтобы  польский  премьер-
министр  подписался  под  текстом,  содержащим  отказ  от  “политики,
враждебной  по  отношению  к  Советской  России”,  и  под  важнейшим  в
проекте  памятной  записки  положением,  что  польское  правительство,
“поддерживая  требование  восстановления  польского  статус-кво...
было  бы,  однако,  склонно  согласиться  на  некоторые  территориальные
изменения,  касающиеся  этнографических  районов  Белоруссии  и  Укра¬
ины  вдоль  польско-российской  границы”.  Польское  правительство
ожидало  бы  взамен  изменения  политики  советских  властей  в  отноше¬
нии  польского  населения  в  той  части  Польши,  которая  “находится  под
советской  оккупацией”.  Правительство  хотело  бы  также  сотрудничать
с  властями  СССР  в  “создании  новой  польской  армии”,  сформированной
из  польского  населения  земель,  занятых  Советским  Союзом.
 Текст  Литауэра  не  тождествен  условиям,  переданным  им  ранее
Миткевичу.  Однако  по  территориальным  вопросам  он  в  значительной
степени  близок  им  и  совершенно  расходится  с  вышеупомянутой  памят¬
ной  запиской  от  10  июня.
 По  совету  Рачиньского  разработка  Литауэра  не  была  передана  ан¬
гличанам  и  никогда  не  стала  выражением  хотя  бы  полуофициальной
позиции  польского  премьер-министра,  не  говоря  уже  о  позиции  прави¬
тельства26,  которое  в  тот  день  еще  не  прибыло  в  Англию  (польские  вы¬
сшие  государственные  власти  только  еще  начали  морским  путем  эва¬
куироваться  на  Британские  острова).
 Как  мы  уже  знаем,  во  второй  половине  дня  Сикорский  встретился
с  Галифаксом.  Ход  встречи  хорошо  известен27,  но  стоит  обратить  вни¬
мание  на  некоторые  вопросы.  Описывая  свою  встречу  с  Сикорским,
лорд  Галифакс  писал  в  этот  день  послу  Кеннарду28,  что  польское  пра¬
вительство  впервые  затронуло  в  переговорах  с  англичанами  вопрос  об
отношениях  между  союзниками  и  Советским  Союзом.  Сикорский,  про¬
должал  Галифакс,  заявил,  что  он  сам  и  его  правительство  не  намерены
“чинить  препятствия  на  пути  к  улучшению  отношений  между  западны¬
ми  державами  и  Советским  Союзом”  и  что  ему  (т.е.  польскому  пре¬
мьер-министру)  “кажется,  что  Советский  Союз  начинает  отдавать  себе
отчет  в  том,  что  польскую  нацию  невозможно  уничтожить,  и  недавно
Советский  Союз  выразил  желание  установить  контакт  с  польским  пра¬
вительством”29.  Сикорский  говорил  далее  Галифаксу,  что  он  не  возра¬
жает  против  подобных  контактов,  но  “при  условии,  что  вопрос  о  вос¬
точной  границе  Польши  будет  обсуждаться  свободно  (в  английском
 57

оригинале  -  discuss  freely.  -  Э.Д.)”  и  что  прекратятся  преследования  по¬
ляков  на  территориях,  присоединенных  к  СССР.  По  мнению  польского
руководителя,  можно  было  бы  создать  там  300-тысячную  польскую  ар¬
мию.  На  все  это  Галифакс  сказал  своему  польскому  собеседнику,  что
английское  правительство  только  что  послало  в  Москву  нового  посла
(т.е.  Криппса)  с  заданием  приложить  усилия  для  улучшения  англо-со¬
ветских  отношений  и  что  “если  бы  польское  правительство  со  своей
стороны  могло  предпринять  параллельные  действия  в  целях  выработ¬
ки  доброй  воли  со  стороны  советского  правительства’’,  то  он,  Гали¬
факс,  полагал  бы,  “что  это  было  бы  самым  полезным”.  В  результате
именно  этой  беседы  посол  Рачиньский  составил  памятную  записку  и
направил  ее  Галифаксу  19  июня30.  В  ее  тексте  обращают  на  себя  вни¬
мание  две  формулировки  -  начальная  и  заключительная:  “Польское
правительство...  не  намерено  создавать  трудности,  которые  смогли  бы
стать  препятствием  между  британским  и  советским  правительства¬
ми...  С  другой  стороны,  польское  правительство  исполнено  решимости
не  щадить  никаких  усилий,  чтобы  улучшить  трагическое  положение
польского  населения,  находящегося  под  советской  оккупацией”.  Пос¬
леднее  предложение  памятной  записки  звучит  так:  “Само  собой  ясно,
что  замечания,  высказанные  в  настоящей  памятной  записке,  не  могут
истолковываться  как  содержащие  отказ  от  неотъемлемых  прав  поль¬
ского  государства,  нарушенных  агрессией  Советского  Союза.”
 Текст  Рачиньского  в  вопросах,  касающихся  восточных  земель
Польши,  в  принципе  отличался  от  памятной  записки,  разработанной
Литауэром,  он  не  содержал  даже  слов  Сикорского  о  готовности  вести  с
СССР  “свободное  обсуждение”  на  эту  тему,  т.е.  шел  в  русле  всей  поли¬
тики  правительства,  которую  оно  проводило  со  дня  образования.  Но
даже  этот  текст  был  официально  изъят  нотой  польского  министра  ино¬
странных  дел  А.  Залеского  Галифаксу  от  25  июня31.  Один  из  решитель¬
ных  противников  “восточной  политики”  Сикорского  писал  впоследст¬
вии:  «Так  завершается  вопрос  с  памятной  запиской.  Но  это  лишь  мни¬
мый  конец.  Ведь  во  внешней  политике  нет  событий,  которые  можно
было  бы  счесть  “несостоявшимися  и  недействительными”.  Вручение
памятной  записки  и  изъятие  ее  шесть  дней  спустя  -  это  не  то  же  самое,
что  ненаправление  ее.  В  этом  эпизоде  польская  политика  предстала  пе¬
ред  английским  правительством  как  пылкая,  легкомысленная,  подвер¬
женная  влияниям  с  разных  направлений,  несерьезная»32.
 Интересно,  знали  ли  о  памятной  записке  в  Кремле?  И  если  да,  то,
может  быть,  Сталин  выразил  аналогичное  мнение  о  польской  полити¬
ке.  Во  время  всех  этих  нервных  переговоров  в  июне  1940  г.  в  Лондоне
поляки  старались  убедить  англичан  в  необходимости  включить  в  пер¬
сонал  посольства  Криппса  -  и  то  неофициально  -  людей,  которые  за¬
нимались  бы  польскими  делами.  Для  Сикорского  это  был  очень  важ¬
ный  вопрос,  для  его  английских  собеседников  -  третьестепенный  и  пра¬
ктически  неосуществимый.  Вся  эта  тема  как  бы  умерла  естественной
смертью  вместе  с  изъятием  из  Форин  офиса  памятной  записки  от
19  июня.
 Анализируя  памятную  записку,  Анна  Ценцяла  сделала  несколько
существенных  замечаний33.  Во-первых,  она  выразила  верное  мнение,
 58

что  без  доступа  к  новым  российским  источникам  невозможно  со  всей
уверенностью  установить,  кто  были  инспираторами  начинаний  Рот-
штейна  и  Литауэра:  советская  или  английская  сторона  или  они  обе  -
независимо  друг  от  друга.  Во-вторых,  что  Сикорский  был  готов  всту¬
пить  в  переговоры  о  польско-советской  границе,  но  не  идти  на  ее  изме¬
нения.  В-третьих,  что  после  трудных  для  польского  премьер-министра
дней  поражения  Франции  он  расстался  с  идеей  восстановления  Польши
при  помощи  СССР.  По  поводу  мнения  профессора  Ценцялы  я  выдви¬
нул  бы  такие  возражения.  Прежде  всего  нет  убедительных  доказа¬
тельств  того,  что  в  июне  1940  г.  Сикорский  был  готов  к  переговорам  с
советской  стороной  на  тему  восстановления  польского  государства  при
помощи  СССР;  сведения  на  этот  счет  содержались  только  в  том,  что
говорили  Литауэр  и  Ротштейн.  Думаю  также,  что  даже  в  драматиче¬
ские  июньские  дни  польский  премьер-министр  придерживался  принци¬
пов,  изложенных  в  вышеупомянутой  памятной  записке,  открытой  про¬
фессором  А.  Ценцялой.
 Представляя  инициативы  Ротштейна  и  Литауэра,  мы  искали  их
вдохновителей,  указывая  также  -  или  прежде  всего  -  на  Москву.  Те¬
перь  уместно  спросить,  имело  ли  все  то,  что  происходило  в  Лондоне  в
июне,  какую-то  связь  с  польским  вопросом  во  второй  половине  1940  —
первой  половине  1941  г.?  Имеется  в  виду  цепь  таких  событий:  беседы
Криппса  со  Сталиным,  Молотовым  и  Вышинским  во  второй  половине
1940  г.;  постановка  Молотовым  польского  вопроса  во  время  его  визи¬
та  в  Берлин  в  ноябре  1940  г.;  переговоры  с  полковником  3.  Берлингом;
решения  Политбюро  ЦК  ВКП(б)  от  4  июня  1941  г.  об  образовании
польской  пехотной  дивизии;  новая  культурная  политика  советских  вла¬
стей  на  землях,  присоединенных  осенью  1939  г.
 Необходимо  учитывать  также,  что  на  территориях,  присоединен¬
ных  осенью  1939  г.,  продолжались  террор  и  массовые  депортации,  осу¬
ществлялась  дальнейшая  советизация  Западной  Украины  и  Западной
Белоруссии.  Создавало  ли  все  это  -  и  еще  много  других  событий  -  ка¬
кое-то  единое  целое?
 Рассмотрим  кратко  вышеперечисленные  темы.  Начнем  с  миссии
Криппса.  Она  началась  в  поворотный  момент  военных  действий  на  За¬
паде,  приведших  к  падению  Франции  и  разрушивших  надежду  Сталина
на  то,  что  идущая  там  война  затянется  надолго,  истощая  силы  обеих
сторон.  Молниеносный  успех  Гитлера  заставил  пересмотреть  вопросы
обеспечения  безопасности  СССР  и  возможную  позицию  советского  ру¬
ководства  в  меняющейся  системе  международных  отношений34.
 В  начале  июля  Сталин  принял  Криппса,  сказав  ему,  в  частности,
что  Советский  Союз  не  допустит  того,  чтобы  в  результате  ведущейся
войны  было  восстановлено  довоенное  равновесие  сил  в  Европе35.  Это
звучало  почти  как  условие,  без  соблюдения  которого  улучшение  отно¬
шений  между  СССР  и  Великобританией  (впрочем,  предполагаемое
лишь  в  будущем)  вообще  невозможно.  Высказанное  соответствовало
тому,  что  Литауэр  сказал  Миткевичу  18  июня  (напомним:  условия  со¬
ветско-польского  сотрудничества).  Такая  постановка  вопроса  отвечала
линии  Сталина:  война  должна  привести  к  изменению  соотношения  сил
и  восстановить  международные  позиции  России,  которыми  она  облада¬
 59

ла  до  1914  г.  Такое  изменение  статуса  Советского  государства  должно
было  сопровождаться  его  новой  ролью  в  Восточной  Европе,  ролью,
основанной  на  принципах  зависимости  от  Москвы  находящихся  там  го¬
сударств,  и  в  первую  очередь  крупнейшего  государства  региона  -
Польши.
 К  диалогу  такого  рода  Лондон  был  уже  хорошо  подготовлен,  а
Криппс  получил  соответствующие  инструкции36.  22  октября  он  был
принят  заместителем  Молотова  А.  Вышинским  и  представил  ему  очень
важные  предложения.  Взамен  за  столь  же  благожелательный  нейтра¬
литет  по  отношению  к  Великобритании,  как  и  к  Германии,  и  за  подпи¬
сание  соответствующих  договоров  английское  правительство  было  бы
готово  консультироваться  с  правительством  СССР  по  всем  вопросам,
касающимся  послевоенной  системы  и  порядка  в  Европе  и  Азии,  и  пре¬
жде  всего  “признать  де-факто  суверенитет  СССР  в  Эстонии,  Латвии,
Литве,  Бессарабии  и  Северной  Буковине  и  тех  частях  бывшего  поль¬
ского  государства,  которые  находятся  ныне  под  советским  контролем”.
Сталин  мог  торжествовать.
 Итак,  Великобритания  соглашалась  в  будущем  на  новый,  столь  же¬
ланный  для  Кремля  державный  статус  СССР,  его  неоспоримую  роль  в
Восточной  Европе,  заявляла  о  возможности  признания  новых  границ
Советского  Союза  и  даже  присоединялась  к  совместно  провозглашен¬
ному  Сталиным  и  Гитлером  тезису  о  “бывшем  польском  государстве”.
Но  английская  инициатива  не  встретила  положительной  реакции  Мо¬
сквы,  здесь  даже  не  спрашивали  о  ее  деталях  (это  произошло  потом,  во
время  визита  в  Москву  нового  главы  Форин  офиса  А.  Идена  в  декабре
1941  г.).  Сталин  избегал  всяких  шагов,  крторые  могли  бы  быть  плохо
поняты  в  Берлине.  Он  прощупывал  почву  для  уверенности,  что  не  по¬
теряет  полученного  в  результате  пактов  с  Гитлером.
 Тем  временем  в  середине  ноября,  как  представляется  не  без  уча¬
стия  уже  знакомого  нам  Ротштейна,  известие  о  предложениях,  сделан¬
ных  Криппсом  в  Москве,  попало  на  страницы  американской  и  англий¬
ской  печати37.  Правда,  в  сообщениях  ничего  не  говорилось  ни  о  Буко¬
вине,  ни  о  Бессарабии,  ни  о  Польше  (только  о  Литве);  этого,  однако,
было  достаточно,  чтобы  взволновать  всю  польскую  общину.  Между
Залеским  и  Галифаксом,  а  также  его  преемником  Иденом  дело  дошло
до  обмена  нотами38.  Ну  а  в  средствах  массовой  информации  на  первый
план  выдвинулись  спекуляции,  связанные  с  визитом  Молотова  в  Бер¬
лин  (12-13  ноября)39.
 В  первой  беседе  с  Риббентропом  Молотов  довольно  таинственно
заявил,  что  соглашение  о  разграничении  зон  интересов  и  влияния
СССР  и  Германии,  достигнутое  в  августе  и  сентябре  1939  г.,  теперь  ему
кажется  лишь  частичным  решением  и  вообще  представляется  устарев¬
шим  и  бесполезным.  Это  замечание  должно  было  касаться  и  Польши,
так  как  в  заключительной  беседе  с  Риббентропом  Молотов  возвратил¬
ся  к  вопросу  о  зоне  влияния  и  спросил  о  намерениях  Германии  в  отно¬
шении  Польши.  Риббентроп  сухо  заметил,  что  не  пришло  еще  время
для  обсуждения  нового  порядка  вещей  в  Польше.  Что  таилось  в  этих
констатациях  и  вопросах  Молотова  -  мы  еще  не  знаем.  Во  всяком  слу¬
чае,  вопрос  был  задан  в  тот  момент,  когда  в  Москве  уже  заметно  созре¬
 60

вал  какой-то  новый  вариант  польской  политики.  Об  этом  могут  свиде¬
тельствовать  следующие  факты.
 1. 	На  землях,  присоединенных  к  СССР,  начала  проводиться  новая
культурная  политика,  учитывающая  традиции  и  наследие  польского
народа40.  Предлогом  послужила  85-я  годовщина  смерти  Адама  Мицке¬
вича,  в  связи  с  которой  состоялось  много  мероприятий  -  также  и  в  Мо¬
скве,  -  прославлявших  великого  поэта.
 2. 	В  соответствии  с  решением  Политбюро  ЦК  ВКП(б)  в  январе
1941  г.  во  Львове  стал  распространяться  издаваемый  в  Москве  новый
польский  ежемесячник  под  названием  “Нове  виднокренги”  (“Новые  го¬
ризонты”),  который  редактировала  Ванда  Василевская.  Он  существен¬
но  отличался  от  периодических  изданий,  печатавшихся  ранее  на  поль¬
ском  языке,  но  по  содержанию  и  форме  тождественных  советским  пуб¬
ликациям.
 3. 	В  рамках  этой  новой  культурной  политики  в  Москву  были  орга¬
низованы  визиты  ряда  делегаций  с  участием  выдающихся  поляков  из
Львова.  В  их  числе  оказался  также  известный  математик,  профессор
Львовского  политехнического  института  К.  Бартель,  который  широ¬
кой  польской  и  международной  общественности  был  известен  прежде
всего  тем,  что  в  1926-1930  гг.  трижды  возглавлял  правительство.  О  чем
с  ним  беседовали  в  Москве?  Неужели  только  об  учебнике  начертатель¬
ной  геометрии  (в  этой  области  он  был  признанным  авторитетом)?  От¬
вет  надо  искать  в  российских  архивах.
 4. 	За  отобранными  для  катынской  резни  офицерами  велось  усилен¬
ное  наблюдение,  а  характеристики  некоторых  из  них  попадали  на  пись¬
менный  стол  Л.  Берии,  а  от  него  к  Сталину41.  Высшие  политические
оценки  получал  подполковник  Зигмунт  Берлинг42.  2  ноября  Берия  до¬
кладывал  Сталину  о  работах,  конечным  результатом  которых  должно
было  стать  образование  польской  дивизии.  Окончательное  решение  по
этому  вопросу  Политбюро  приняло  лишь  4  июня  1941  г.
 Быть  может,  приведенные  выше  факты  являлись  составными  эле¬
ментами  политики,  реализация  которой  вела  бы  в  будущем  к  возникно¬
вению  какого-то  польского  государственного  или  квазигосударствен-
ного  образования  на  неопределенной  территории,  во  главе  с  людьми
(не  обязательно  коммунистами),  признающими  абсолютное  доминиро¬
вание  СССР.  Этих  людей  надо  было  найти.  На  первый  план  стали  вы¬
двигаться  писательница  Ванда  Василевская,  подполковник  Зигмунт
Берлинг  (последний  пока  практически  засекреченный).  Оба  они  не
имели  коммунистического  прошлого,  хотя  Василевскую,  участвовав¬
шую  в  работе  высшего  законодательного  органа  СССР  (депутат  Вер¬
ховного  Совета),  польские  эмигранты  в  Лондоне  и  большинство  поля¬
ков  в  стране  считали  изменницей  национальному  делу.
 Если  на  всю  политику  Москвы  в  отношении  Польши  в
1939-1940  гг.  взглянуть  в  исторической  перспективе,  то  можно  ее  под¬
разделить  на  два  условных,  хотя  заметно  отличающихся  периода:  пер¬
вый  продолжался  с  сентября  1939  до  лета  1940  г.,  а  второй  -  с  лета  1940
до  июня  1941  г.  Независимо,  однако,  от  всего,  что  могло  бы  отличать
друг  от  друга  указанные  периоды,  у  них  был  общий  знаменатель.  Это
была  политика  деполонизации  (истребление  польской  стихии,  массо¬
 61

вые  депортации43,  охватившие,  по  разным  подсчетам,  от  нескольких
сот  тысяч  до  1,5  млн  довоенных  граждан  Польши)  и  советизации.  Все
это  должно  было  максимально  ускорить  процесс  интеграции  присоеди¬
ненных  земель  с  Советским  Союзом,  создать  относительно  безопас¬
ную  приграничную  зону44.  До  сих  пор  мне  ничего  не  известно  о  том,
чтобы  до  лета  1940  г.  в  Кремле  думали  о  какой-то  альтернативе.  Что
же  касается  последующего  периода,  то  террор  и  депортации  (теперь
они  приобрели  наибольшие  размеры)  должны  были  служить  -  незави¬
симо  от  уже  указанных  функций  -  запугиванию,  чтобы  тем  самым  об¬
легчить  поиски  поляков,  склонных  к  сотрудничеству  на  условиях,  про¬
диктованных  Кремлем.  Всему  этому  был  положен  конец  22  июня
1941  г.  К  новому  варианту  сотрудничества  (значительно  модифициро¬
ванному)  можно  было  вернуться  в  совершенно  иных  условиях  в  1944  г.
 Сталин,  по-видимому,  убедился,  что  получит  согласие  англичан  на
линию  Керзона  в  качестве  основы  границы  с  Польшей  и  что,  быть  мо¬
жет,  ему  удастся  в  будущем  поставить  Варшаву  в  зависимость  от  своей
политики,  но  что  в  любом  случае  предварительным  условием  должно
будет  стать  признание  им  правительства  генерала  Сикорского.  Такова
была  ситуация  накануне  нападения  Германии  на  СССР45.
 Однако  без  доступа  к  важнейшим  источникам  бывшего  СССР,  ка¬
сающимся  его  политики  в  отношении  Польши,  сказать  что-либо  боль¬
шее  относительно  рассмотренных  альтернатив  и  проектов  пока  невоз¬
можно.
 1 	Важнейшие  источники:  Nazi-Soviet  Relations,  1939-1941.  Wash.,  1948;
СССР-Германия,  1939-1941.  Вильнюс,  1989.  Т.  1,  2;  Документы  внешней  по¬
литики  СССР.  1939  год.  М.,  1992.  Т.  XXII,  в  2-х  кн.  (Далее:  ДВП).  См.  также:
Duraczyhski  Е.  Molotov-Ribbentrop  Pacts;  The  Polish  Point  of  View  //  Известия
АН  Эстонии.  1990.  №  39;  Он  же:  Polska  w  polityce  Moskwy  latem  1939  //
17  wrzesnia  1939  red.  H.  Batowski.  Krakow,  1994.
 2 	Bullock  A.  Hitler  and  Stalin:  Parallel  Lives  (польское  издание:  Stalin  i  Hitler.
Zywoty  rownolegle.  Warszawa,  1994.  T.  2.  S.  109,  123-124,  126).
 3 	При  этом  разные  авторы  по-разному  истолковывают  этот  четвертый  раз¬
дел.  Например,  видный  оксфордский  историк  А.  Буллок  высказал  мысль,  с
которой,  наверно,  большинство  польских  историков  не  смогут  согласиться:
“Четвертый  раздел  Польши  позволил  русским  получить  обратно  прежние
русские  территории,  аннексированные  поляками  в  1920  г.”  (Ibid.  S.  127).
 4 	Eberhardt  Р.  Polska  granica  wschodnia  1939-1945.  Warszawa,  1993.  S.  17.
 5 	Из  последних  публикаций  источников  см.:  Agresja  sowiecka  па  Polsk§  w  swietle
documentdw.  17  wrzesnia  1939.  Warszawa,  1993.  T.  1.
 6 	См.:  ДВП.  T.  XXII,  кн.  2  (доклады  Майского).
 7 	Jedrzejewicz  W  Poland  in  the  British  Parliament.  N.Y.,  1946.  Vol.  1.  P.  349.
 8 	Интересные  наблюдения  на  эту  тему  см.:  Бережков  #.Как  я  стал  переводчи¬
ком  Сталина.  М.,  1993.
 9 	Gross  J.  Revolution  from  Abroad:  the  Soviet  Conquest  of  Poland’s  Western  Ukraine
and  Western  Byelorussia.  Princeton,  1988.
 10 	См.  примеч.  43.
 11 	Bullock  A.  Op.  cit.  S.  159.
 12 	Dokumenty  Katynia.  Decyzia.  Warszawa,  1992.  Литература,  касающаяся  этой
трагедии,  достаточно  обширна.  В  СССР  первая  основанная  на  источниках
работа  об  этом  убийстве  НКВД  польских  офицеров  опубликована  москов-
 62

ской  исследовательницей  Н.  Лебедевой  (Международная  жизнь.  1989.  №  5).
В  польской  литературе  основными  работами  являются:  Zawodny  J.K.  Katyn.
Lublin;  Pariz,  1989;  Madajczyk  Cz.  Dramat  katynski.  Warszawa,  1989;  Tucholski  J.
Mord  w  Katyniu.  Warszawa,  1991.
 13 	См.:  ДВП.  T.  XXII.  Kh.  2.
 14 	Duraczynski  E.  Rzad  polski  na  uchodzstwie  1939-1945:  Organizacja-Personalia-
Polityka.  Warszawa,  1993.  S.  61-72.
 *5  Ibid.  S.  65.
 16 	Самый  глубокий  анализ  этого  вопроса  см.:  Cienciala  AM.  The  Question  of  the
Polish-Soviet  Frontier  in  1939-1940:  The  Litauer  Memorandum  and  Sikorski’s
Proposals  for  Reestablishing  Polish-Soviet  Relations  //  The  Polish  Review.  N.Y.,
1988.  Vol.  XXXIII,  №  3.  P.  295-323.
 17 	Batowski  M.  Polska  dyplomacja  na  obczyznie  1939-1941.  Krakow,  1991.  S.  299.
 18 	Kukiel  M.  General  Sikorski.  Zolnierz  i  maz  stanu  Polski  Walczacej.  L.,  1970.
 S. 	110-111.
 19 	Протоколы  заседания  Совета  Министров  хранятся  в  Лондоне,  в  Польском
институте  и  Музее  им.  генерала  В.  Сикорского,  под  шифром  PRM-K/102.
См.:  Duraczynski  Е.  Op.  cit.
 20 	Cienciala  AM.  Op.  cit.  P.  295-323.
 21 	Ibid.
 22 	Gorodetsky  G.  Stafford  Cripps’s  Mission  to  Moscow.  1940-1942.  Cambridge,  1984.
 23 	Cienciala  AM.  Op.  cit.  P.  295-323;  Kitchen  M.  British  Policy  Towards  the  Soviet
Union  during  the  Second  World  War.  N.Y.,  1986.  Passim.
 24 	Mitkiewicz  L.  Z  generalem  Sikorskim  na  obczynie.  P.,  1968.  S.  48-52.
 25 	Текст  на  польском  и  английском  языках  см.:  Raczynski  Е.  W  sojuszniczym
Londynie.  L.,  1960.  S.  71,  149.
 26 	У  московской  исследовательницы  В.  Парсадановой  другое  мнение  на  этот
счет:  к  тексту  Литауэра  она  подходит  со  всей  серьезностью,  рассматривая
его  почти  как  документ  Сикорского  (Вопросы  истории.  1994.  №  9).
 27 	Batowski  Н.  Op.  cit.  S.  400-402;  Coutovidis  J.,  Reynolds  J.  Poland  1939-1947.
Leicester;  N.Y.,  1986.  P.  43-44.
 28 	Batowski  H.  Op.  cit.  S.  400-402.
 29 	В  польских  источниках  по  этому  поводу  имеются  некоторые  высказывания,
но  не  особенно  убедительные,  например,  что  Сикорский  имел  в  виду  свои  бе¬
седы  с  Литауэром  и  беседы  последнего  с  Миткевичем.
 30 	Текст  на  польском  и  английском  языках  см.:  Raczynski  Е.  Op.  cit.  S.  72,  420.
 31 	Текст  ноты  см.:  Batowski  Н.  Op.  cit.  S.  404-406.
 32 	Pragier  A.  Czas  przesziy  dokonany.  L.,  1966.  S.  613.
 33 	Cienciala  AM.  Op.  cit.  P.  295-323.
 34 	Английский  историк  заметил,  что  “никто  не  был  более  изумлен  и  захвачен
врасплох  немецкой  победой  на  Западе  более,  чем  Сталин”  (см.:  Bullock  А.  Ор.
 ,  cit.).
 35 	СССР-Германия,  1939-1941.  Вильнюс,  1989.  Т.  2.  С.  68.
 36 	В  польской  литературе  об  этом  см.:  Hulas  М.  Memorandum  Stafforda  Crippsa
z  22  pazdziemika  1940  г.  Polskie  aspecty  //  Dzieje  Najnowsze,  1993.  №  4.
S.  81-93.
 37 	Ibid.
 38 	Подробнее  см.:  Batoswki  H.  Op.  cit.;  Duraczynski  E.  Op.  cit.
 39 	См.:  СССР-Германия.  T.  2.  C.  94-132.
 40 	Об  этом  наиболее  подробно  см.:  Turlejska  М.  Prawdy  i  fil  1939-1941.  Warszawa,
1966.
 41 	Z  sowieckich  archiwow.  Warszawa,  1992.  T.  1.  Polscy  jency  wojenni  w  ZSRR
1939-1941.
 42 	Jaczynski  S.  Zygmunt  Berling.  Miedzy  slawa  a  potepieniem.  Warszawa,  1993.
 63

43 	Вопрос  получил  уже  широкое  освещение  в  литературе,  хотя  конца  исследо¬
ваний  еще  не  видно;  нет  и  более  или  менее  достоверных  статистических  оп¬
ределений.  В  советской  литературе  проблему  депортаций  впервые  описала  в
небольшой  статье  В.  Парсаданова  (см.:  Новая  и  новейшая  история.  1989.
№  2).  В  украинской  литературе  ценные  документы  см.:  Eilac  I.  Репрессивно-
каральна  система  в  YKpaini,  1917-1953,  у  двох  книгах.  Кшв,  1994.  В  польской
литературе  см.:  Ciesielski  S.,  Hryciuk  G.,  Srebrakowski  A.  Masowe  deportacje
radzieckie  w  okresie  II  wojny  swiatowej.  Wroclaw,  1993.
 44 	По  мнению  Буллока,  Сталин  благодаря  политике  договоров  с  Гитлером  смог
“создать  зону  безопасности  в  Восточной  Европе,  начиная  с  Восточной  Поль¬
ши,  и  в  течение  года  распространить  ее  на  всю  полосу  территории,  прости¬
рающуюся  от  Финляндии  до  Черного  моря,  общей  площадью  732  тыс.  кв.
км,  что  превышало  на  одну  треть  площадь  Франции”  (Bullock  A.  Op.  cit.
S.  143).
 45 	О  событиях  непосредственно  после  22  июня  1941  г.  см.:  Duraczynski  Е.  Op.  cit.;
Он  же:  Uklad  Sikorski-Majski.  Warszawa,  1990.

Н.С.  Лебедева
 ПОЛЬША  МЕЖДУ  ГЕРМАНИЕЙ  И  СССР
в  1939  году
 В  последние  годы  опубликовано  много  документов  и  исследова¬
ний,  свидетельствующих  о  том,  что  судьба  Речи  Посполитой  в  1939  г.
была  определена  Германией  и  СССР1.  Намерение  фюрера  третьего
рейха  захватить  Польшу  превратилось  в  твердую  решимость  после  то¬
го,  как  в  октябре  1938  г.,  а  затем  и  в  январе  1939  г.  Варшава  отвергла
предложения  Берлина  о  подготовке  к  совместному  походу  против
СССР.  И  апреля  Гитлер  подписал  директиву  о  готовности,  начиная  с
1  сентября,  к  проведению  операции  “Вейс”  -  захвату  Польши.  В  доку¬
менте  подчеркивалось:  «Главное  направление  дальнейшего  строитель¬
ства  вооруженных  сил  по-прежнему  будет  определяться  соперничест¬
вом  западных  демократий.  Операция  “Вейс”  составляет  лишь  предва¬
рительную  меру  в  системе  подготовки  к  будущей  войне,  но  отнюдь  не
должна  рассматриваться  как  причина  для  вооруженного  столкновения
с  западным  противником»2.
 4  мая  от  советника  германского  посольства  в  Варшаве  стало  из¬
вестно,  что  “после  того,  как  с  Польшей  будет  покончено,  Германия  об¬
рушится  всей  своей  мощью  на  западные  демократии,  сломает  их  геге¬
монию  и  одновременно  определит  Италии  более  скромную  роль”.
И  уже  после  этого  планировалось  осуществить  “великое  столкновение
Германии  с  Россией,  в  результате  которого  окончательно  будет  обес¬
печено  удовлетворение  потребности  Германии  в  жизненном  простран¬
стве  и  сырье”3.  Достоверность  этих  прогнозов  подтверждает  запись
выступления  Гитлера  23  мая  1939  г.  перед  высшими  военными  чинами:
“Вопрос  о  том,  чтобы  пощадить  Польшу,  отпадает,  и  остается  реше¬
ние:  при  первом  же  подходящем  случае  напасть  на  Польшу.  О  повторе¬
нии  Чехии  нечего  и  думать.  Дело  дойдет  до  военных  действий.  Задача  -
изолировать  Польшу.  Удача  изоляции  имеет  решающее  значение”,  -
подчеркнул  фюрер4.  В  письме  к  Муссолини  Гитлер  30  мая  вновь  указы¬
вал:  “Война  между  плутократическими,  и  следовательно  эгоистически¬
ми,  консервативными,  нациями  и  нациями  перенаселенными  и  бедны¬
ми  неизбежна”5.
 Планируя  в  недалеком  будущем  войну  против  Польши,  Англии  и
Франции,  нацисты  стремились  во  что  бы  то  ни  стало  не  допустить  воз¬
никновения  новой  Антанты,  избежать  противоборства  на  двух  фрон¬
тах.  Не  исключался  при  этом  временный  союз  с  Россией.  Еще  в  1934  г.
в  беседе  с  Раушнингом  Гитлер  сказал:  “Вероятно,  мне  не  избежать  со¬
юза  с  Россией.  Я  придержу  его  в  руках  как  последний  козырь.  Видимо,
это  будет  решающая  игра  моей  жизни.  Ее  нельзя  начать  преждевре¬
менно...  Но  она  никогда  не  удержит  меня  от  того,  чтобы  столь  же  ре¬
шительно  изменить  курс  и  напасть  на  Россию,  после  того  как  я  достиг¬
ну  своих  целей  на  Западе”6.  Игру  эту  фюрер  начал  в  конце  1938  г.,  ре-
 ©  Н.С.  Лебедева
 3  Война  и  политика
 65

шив  идти  вместе  со  Сталиным  и  разделить  с  ним  мир,  естественно,  на
время.
 У  Сталина  же  были  свои  далеко  идущие  планы.  Видимо,  идея  соби¬
рания  потерянных  в  ходе  революции  и  гражданской  войны  земель  быв¬
шей  Российской  империи  импонировала  “отцу  народов”.  К  тому  же
представлялось  заманчивым  стравить  западные  демократии  и  державы
“оси”,  а  самому  ждать,  когда  в  истощивших  друг  друга  странах  вспых¬
нет  пролетарская  революция.  Антизападные  настроения  получили  от¬
ражение  в  речи  Сталина  на  XVIII  съезде  ВКП(б).
 Происшедшее  3  мая  1939  г.  смещение  М.М.  Литвинова  должно  бы¬
ло  послужить  для  немцев  сигналом  готовности  советского  руководства
изменить  свой  курс  во  внешней  политике.  5  мая  поверенный  в  делах
СССР  в  Германии  Г.А.  Астахов  в  беседе  с  ответственным  сотрудником
МИД  Германии  К.  Шнурре  попытался  выяснить,  не  склонен  ли  рейх  к
изменению  позиции  в  отношении  Москвы.  Результаты  беседы  оказа¬
лись  весьма  обнадеживающими.  18  мая  Шнурре  дал  понять,  что  в  воп¬
росах  международной  политики  между  Германией  и  СССР  нет  проти¬
воречий  и  поэтому  нет  оснований  для  трений.  Упомянут  был  и  Рапаль-
ский  договор.  20  мая  В.М.  Молотов  заявил  послу  Германии  в  Москве
Ф.  Шуленбургу,  что  для  успеха  экономических  переговоров  должна
быть  создана  соответствующая  политическая  база.
 5  июня  Шуленбург  писал  в  МИД:  “Мне  показалось,  что  в  Берлине
создалось  впечатление,  будто  господин  Молотов  в  беседе  со  мной  от¬
клонил  германо-советское  урегулирование...  На  самом  деле  фактом  яв¬
ляется  то,  что  господин  Молотов  почти  что  призвал  нас  к  политическо¬
му  диалогу.  Наше  предложение  о  проведении  только  экономических
переговоров  не  удовлетворяет  его”7.
 Германия  со  своей  стороны  всячески  способствовала  наметивше¬
муся  советско-германскому  альянсу.  30  мая  статс-секретарь  германско¬
го  МИД  Э.  Вайцзеккер  заявил  Астахову,  что  имеется  возможность
улучшить  отношения  между  двумя  странами.  Вместе  с  тем  германские
лидеры  опасались,  как  бы  Москва  не  использовала  немецкие  предло¬
жения  для  оказания  давления  на  англичан  и  французов,  чтобы  офор¬
мить  договорные  отношения  с  ними.  В  конце  июня  по  указанию  из
Берлина  зондажи  были  приостановлены  и  возобновились  лишь  в  кон¬
це  июля,  когда  на  тройственных  переговорах  в  Москве  наметился  оп¬
ределенный  прогресс,  была  достигнута  договоренность  о  начале  воен¬
ных  переговоров  между  СССР,  Англией  и  Францией.
 26  июля  К.  Шнурре  в  беседе  с  Астаховым  и  торговым  представите¬
лем  Е.  Бабуриным  изложил  строго  в  соответствии  с  инструкцией  Риб¬
бентропа  программу  поэтапного  улучшения  советско-германских  от¬
ношений.  Он  сказал,  что  существует  возможность  либо  подтвердить
договор  между  СССР  и  Германией  1926  г.,  либо  заключить  новое  сог¬
лашение,  которое  примет  во  внимание  жизненно  важные  политиче¬
ские  интересы  обеих  сторон.  Именно  здесь  была  произнесена  фраза,
которая  затем  будет  фигурировать  чуть  ли  не  во  всех  германских  заяв¬
лениях:  “Между  СССР  и  Германией  нет  неразрешимых  проблем  от
Балтики  до  Черного  моря  и  Дальнего  Востока”.  Более  того,  заверял
Шнурре,  имеется  общий  элемент  -  противостояние  западным  демокра¬
 66

тиям.  Астахов,  признав  желательность  для  обеих  сторон  улучшения  со¬
ветско-германских  отношений,  выразил  обеспокоенность  своего  пра¬
вительства  германскими  притязаниями  на  Прибалтику,  Финляндию  и
Румынию  как  сферу  своих  интересов.  Его  собеседник  поспешил  заве¬
рить,  что  вполне  возможно  далеко  идущее  соглашение  о  соблюдении
взаимных  интересов.  “Что  может  Англия  предложить  России?  -  вопро¬
шал  Шнурре.  -  Самое  большее  -  участие  в  европейской  войне,  вражду
с  Германией,  но  ни  одной  устраивающей  Россию  цели.  С  другой  сторо¬
ны,  что  можем  предложить  мы?  Нейтралитет  и  невовлечение  в  воз¬
можный  европейский  конфликт  и,  если  Москва  этого  пожелает,  герма¬
но-русское  понимание  относительно  взаимных  интересов,  благодаря
которому,  как  и  в  былые  времена,  обе  стороны  получат  выгоду”8.  В
конце  беседы  Астахов  вновь  прощупал  почву  в  отношении  Прибалти¬
ки,  серьезно  отнесся  к  румынскому  вопросу,  осведомился  о  судьбе  тер¬
ритории,  населенной  украинцами.  Фактически  уже  в  этой  беседе  обо¬
значился  круг  вопросов,  которые  впоследствии  будут  охвачены  секрет¬
ным  протоколом  к  пакту  о  ненападении  от  23  августа  1939  г.
 Уяснив  круг  проблем,  интересующих  сталинское  руководство,  гер¬
манская  дипломатия  незамедлительно  перешла  к  обещаниям  решить
их  в  самом  благоприятном  для  СССР  духе.  29  июля  Вайцзеккер  упол¬
номочил  германского  посла  в  Москве  передать  Молотову:  “При  любом
развитии  польского  вопроса,  мирным  ли  путем,  как  мы  этого  хотим,
или  любым  другим  путем,  то  есть  с  применением  нами  силы9,  мы  будем
готовы  гарантировать  все  советские  интересы  и  достигнуть  понимания
с  московским  правительством.  Если  беседа  будет  протекать  положи¬
тельно  в  отношении  прибалтийского  вопроса,  то  должна  быть  выска¬
зана  мысль  о  том,  что  наша  позиция  в  отношении  Прибалтики  будет
откорректирована  таким  образом,  чтобы  принять  во  внимание  жизнен¬
ные  интересы  Советов  на  Балтике”.
 1  августа  в  Берлин  поступило  сообщение  о  заинтересованности  со¬
ветского  руководства  в  соглашении.  Уже  на  следующий  день  Риббен¬
троп  пригласил  к  себе  Астахова.  Повторив  многое  из  того,  что  говорил
Шнурре,  он  выдвинул  идею  советско-германского  секретного  протоко¬
ла,  который  бы  разграничил  интересы  обеих  держав  “на  всем  протяже¬
нии  от  Черного  до  Балтийского  моря”10.  3  августа  Молотов  беседовал
с  Шуленбургом  и  вновь  выяснилась  готовность  сторон  “согласовать
сферы  жизненных  интересов”.
 В  материалах  Нюрнбергского  процесса  имеется  интригующая  за¬
вись  -  протокол  беседы  Гитлера  и  Риббентропа  с  министром  иностран¬
ных  дел  Италии  графом  Г.  Чиано  12  августа  1939  г.  Итальянского  ми¬
нистра  пригласили  в  Берхтесгаден,  чтобы  информировать  о  предстоя¬
щем  нападении  на  Польшу  и  заручиться  поддержкой  дуче  в  готовящей¬
ся  войне.  Гитлер  старался  доказать,  что  кампания  будет  быстротечной
и  не  принесет  осложнений  державам  “оси”.  “Ввиду  того  что  поляки
всем  своим  поведением  сделали  совершенно  ясным,  что  в  случае  воору¬
женного  конфликта  они  выступят  на  стороне  противников  Германии  и
Италии,  быстрая  ликвидация  в  настоящий  момент  имела  бы  только  по¬
ложительное  значение  при  неизбежном  вооруженном  конфликте  с  за¬
падными  странами...  Вообще  говоря,  лучшее,  что  могло  бы  случиться
 з*
 67

с  нейтралами,  это  чтобы  они  были  уничтожены  один  за  другим...  Ита¬
лия  могла  бы  рассматривать  Югославию  как  нейтрала  такого  рода”11.
 И  тогда  был  разыгран  небольшой  спектакль.  Гитлера  вызвали  из
зала,  и  через  несколько  минут  он  вошел  и  ознакомил  графа  с  телеграм¬
мой,  которая  якобы  только  что  поступила  из  Москвы  и  свидетельство¬
вала  о  том,  что  СССР  не  встанет  на  пути  рейха  в  его  конфликте  с  Поль¬
шей.  Напомним,  что  в  этот  день  в  Москве  открывались  переговоры  во¬
енных  миссий  СССР,  Англии  и  Франции.  До  недавнего  времени  я,  как
и  многие  другие  историки,  была  убеждена,  что  это  чистая  мистифика¬
ция  Гитлера,  которые  он  любил  проделывать.  Однако  публикации  со¬
ветских  документов  заставили  увидеть  эту  запись  в  новом  свете.  Из  них
следовало,  что  10  августа  Шнурре  сообщил  Астахову,  что  война  с
Польшей  стала  неизбежной,  поэтому  желательно  знать,  какова  будет
позиция  СССР  в  этом  случае.  Он  пояснил,  что  германские  интересы  в
Польше  ограниченны.  Германия  готова  считаться  с  интересами  СССР,
связанными  с  обеспечением  его  безопасности.  12  августа,  в  день  бесе¬
ды  Гитлера  с  Чиано,  Астахов  передал  Шнурре  полученный  им  из  Мо¬
сквы  ответ.  Молотов  выражал  готовность  обсудить  поставленные  нем¬
цами  вопросы,  включая  польскую  и  другие  политические  проблемы.
И  хотя  переговоры  предлагалось  вести  без  спешки,  принципиальное
согласие  говорило  о  многом.  Оно  означало,  что  Москва  во  всяком  слу¬
чае  не  встанет  на  пути  германской  агрессии  против  Польши12.
 В  ночь  с  14  на  15  августа  Риббентроп  направил  Шуленбургу  пред¬
писание  заручиться  согласием  советского  правительства  на  его  приезд
в  Москву  для  переговоров  со  Сталиным  и  Молотовым  по  широкому
кругу  вопросов,  в  том  числе  связанных  с  Балтийским  морем,  Польшей,
Прибалтикой,  Бессарабией  и  др.  Во  время  состоявшейся  15  августа
встречи  с  германским  послом  советский  нарком  выдвинул  идею  заклю¬
чения  пакта  о  ненападении  с  Советским  Союзом13.  Молотов,  правда,
оговорил,  что  визит  требует  тщательной  подготовки.  На  следующий
день  Берлин  выразил  готовность  подписать  пакт  о  ненападении.  При
встрече  с  Молотовым  17  августа  Шуленбург  заявил,  что  Германия  не
намерена  больше  терпеть  “польские  провокации”.  Именно  в  этой  бесе¬
де  Молотов  от  имени  советского  правительства  и  Сталина  выразил  на¬
мерение  подписать  не  только  пакт  о  ненападении,  но  и  “протокол  по
вопросам  внешней  политики,  в  которых  заинтересованы  договариваю¬
щиеся  стороны”14.
 Результатом  последующих  переговоров  было  подписание  в  ночь  с
23  на  24  августа  советско-германского  договора  о  ненападении  и  сек¬
ретного  протокола  к  нему.  Традиционно  в  таких  соглашениях  оговари¬
вается  обязательное  сохранение  нейтралитета,  если  одна  из  сторон  яв¬
ляется  объектом  агрессии  со  стороны  третьей  державы.  В  пакте  же
Риббентропа-Молотова  нейтралитет  гарантировался  даже  в  случае,
если  одна  из  сторон  сама  совершила  акт  агрессии.  Более  того,  запре¬
щалась  помощь  как  жертве  агрессии,  так  и  любому  государству,  высту¬
пившему  в  ее  поддержку.  Фактически  это  был  договор  не  о  нейтрали¬
тете,  а  о  сотрудничестве.  В  нем  предусматривались  консультации,  об¬
мен  информацией,  решение  вопроса  “в  порядке  дружественного  обме¬
на  мнениями”  и  т.д.
 68

Взаимному  сотрудничеству  был  посвящен  и  секретный  протокол,
разграничивающий  сферы  обоюдных  интересов  СССР  и  Германии  в
Восточной  Европе.  Предвидя,  а  точнее  планируя  “территориально-по¬
литическое  переустройство  областей”,  входивших  в  состав  Прибалтий¬
ских  государств  и  Польши,  стороны  заранее  договорились,  какие  тер¬
ритории  составят  сферу  интересов  рейха,  какие  -  СССР.  В  дальнейшем
предполагалось  выяснить,  “является  ли  в  обоюдных  интересах  жела¬
тельным  сохранение  независимого  польского  государства  и  каковы  бу¬
дут  границы  этого  государства”15.  Характерно,  что  этот  вопрос  не  об¬
суждался  предварительно  на  заседании  Политбюро  ЦК  ВКП(б).  В  то
же  время  24  августа  Политбюро  приняло  решение  созвать  внеочеред¬
ную  сессию  Верховного  Совета  СССР,  включив  в  ее  повестку  вопрос  о
ратификации  договора  о  ненападении  между  Германией  и  СССР16.
 В  конце  августа  1939  г.  в  западную  прессу  просочились  сведения  о
том,  что  в  связи  с  обострившейся  германо-польской  ситуацией  совет¬
ские  войска  будто  бы  отводятся  от  границы  с  Польшей.  Это  вызвало
озабоченность  в  Берлине,  и  27  августа  Шуленбургу  было  предложено:
“В  рамках  заключенного  договора  об  обменах  нотами  в  осторожной
форме  выясните,  действительно  ли  от  польской  границы  отводятся  со¬
ветские  войска.  Нельзя  ли  их  вернуть,  чтобы  они  в  максимальной  мере
связали  польские  силы  на  востоке?”  Шуленбургу  не  составило  труда  ус¬
тановить  абсурдность  слухов  об  отводе  от  границы  200-300  тыс.  совет¬
ских  военнослужащих.  Как  ему  и  обещали,  за  два  дня  до  нападения  Гер¬
мании  на  Польшу  советское  правительство  официально  заявило,  что
ввиду  обострившегося  положения  в  восточных  районах  Европы  совет¬
ское  командование  решило  усилить  численный  состав  гарнизонов  на
западных  границах  СССР17.
 31  августа  Молотов,  выступая  на  IV  внеочередной  сессии  Верхов¬
ного  Совета  в  связи  с  вопросом  о  ратификации  советско-германского
договора  о  ненападении,  назвал  его  поворотным  пунктом  в  истории  Ев¬
ропы  и  не  только  ее,  подчеркнув,  что  отныне  Германия  и  СССР  пере¬
стали  быть  врагами.  Гитлер  же  в  связи  с  вопросом  о  ратификации  до¬
говора  в  рейхстаге  1  сентября  сказал,  что  он  может  присоединиться  к
каждому  слову  выступления  Молотова  на  IV  сессии  Верховного  Сове¬
та.  Именно  в  этот  день  германские  войска  напали  на  Польшу,  а  два  дня
спустя  Англия  и  Франция  объявили  войну  агрессору.
 1  сентября  Политбюро  ЦК  ВКП(б)  приняло  решение  увеличить
Рабоче-Крестьянскую  Красную  Армию  (РККА)  на  76  стрелковых  ди¬
визий,  по  6  тыс.  человек  каждая,  доведя  их  число  до  173.  В  этот  же  день
IV  сессия  Верховного  Совета  приняла  закон  “О  всеобщей  воинской
обязанности”,  определявший  порядок  призыва  граждан  по  мобилиза¬
ции.  3  сентября  Политбюро  ЦК  ВКП(б)  вынесло  решение  о  задержа¬
нии  в  РККА  на  месяц  красноармейцев  и  младших  командиров,  отслу¬
живших  свой  срок  и  подлежащих  демобилизации,  -  всего  310  632  чело¬
века.  Предусматривались  также  подъем  приписного  состава  частей  ше¬
сти  военных  округов,  мобилизация  автотранспорта,  лошадей,  тракто¬
ров,  приведение  в  повышенную  готовность  пунктов  ПВО  Минска,  Ки¬
ева,  Ленинграда,  Великих  Лук  и  др.  Среди  округов  выделялись  прежде
всего  Киевский  и  Белорусский  особые  военные  округа  (КОВО  и  БО-
 69

ВО),  Калининский  и  Ленинградский.  Как  известно,  именно  3  сентября
Германия  официально  обратилась  к  СССР  с  предложением  ввести  свои
войска  на  территорию  Польши,  определенную  в  секретном  протоколе
как  относящуюся  к  сфере  интересов  Советского  Союза.
 5  сентября  советский  нарком  иностранных  дел  ответил:  “Мы  сог¬
ласны  с  Вами,  что  в  подходящее  время  нам  будет  совершенно  необхо¬
димо  начать  конкретные  действия.  Мы  считаем,  однако,  что  это  время
еще  не  насту  пило”18.  Тем  не  менее  подготовка  к  широкомасштабной
военной  операции  -  “освободительному  походу”  в  Западную  Белорус¬
сию  и  Западную  Украину  началась  незамедлительно.
 В  связи  с  этим  Политбюро  ЦК  ВКП(б)  предложило  наркоматам
внутренних  и  иностранных  дел  срочно  систематизировать  информа¬
цию  о  Польше  и  представить  свои  записки  А.А.  Жданову.  Вскоре
Л.П.  Берия  направил  в  ЦК  ВКП(б)  справку,  составленную  начальни¬
ком  Особого  бюро  НКВД  СССР  П.  Шарией.  В  ней  характеризовались
государственное  устройство  Речи  Посполитой,  ее  национальный  со¬
став,  экономика,  вооруженные  силы,  транспорт.  Указывалось,  что  во
главе  Польши  стоит  президент,  наделенный  такими  полномочиями,  ко¬
торые  “далеко  выходят  за  пределы  функций  и  прав  президента  любо¬
го  буржуазно-демократического  государства”.  Подчеркивалось,  что
“польская  конституция  ничего  не  обещает  ни  в  области  социального
обеспечения,  ни  в  области  охраны  труда,  она  не  гарантирует  никаких
свобод,  не  запрещает  эксплуатации  малолетних,  не  предусматривает
никаких  обязательств  в  охране  материнства  и  младенчества”.  Сообща¬
лось,  что,  по  данным  на  1938  г.,  население  страны  составляло  34,5  млн
человек,  причем  по  переписи  1931  г.  63%  граждан  называли  себя  поля¬
ками,  14,3  -  украинцами,  3,9  -  немцами,  3,9  -  белорусами,  7%  -  еврея¬
ми.  Однако  отмечалось,  что  официальная  статистика  преуменьшает
количество  национальных  меньшинств,  которое,  по  мнению  ведомства
Берии,  составляло  40%  (7  млн  украинцев,  2  млн  белорусов,  3  млн  евре¬
ев,  1  млн  немцев,  100  тыс.  литовцев  и  т.д.).  Авторы  справки  считали,
что  в  Станиславском,  Тарнопольском,  Новогрудском,  Брестском  и  Во¬
лынском  воеводствах  поляки  составляли  менее  25%  всего  населения,
во  Львовском  и  Виленском  -  до  50%.  Тем  самым  обосновывалась  пра¬
вомерность  возвращения  этих  земель  в  состав  УССР  и  БССР.  Подроб¬
но  освещался  вопрос  о  внешних  задолженностях  страны,  о  доле  ино¬
странного  капитала  в  акционерных  обществах  (42,9%),  приводились
сведения  о  всех  родах  войск  польских  вооруженных  сил,  об  оборони¬
тельных  линиях  и  сооружениях19.
 Весьма  примечателен  и  документ,  составленный  Восточно-Евро¬
пейским  отделом  НКИД.  В  нем,  в  частности,  указывалось:  “Польша
образовалась  после  первой  мировой  войны  из  частей  Австро-Венгрии,
Германии,  России.  Польша  при  поддержке  Антанты  захватила  Запад¬
ную  Украину  и  Западную  Белоруссию...  Государственный  строй  Поль¬
ши  -  республика  фашистского  типа”.  Авторы  документа  стремились
доказать,  что  подавляющая  часть  населения  страны  -  это  безземель¬
ные  и  малоземельные  крестьянские  семьи  (2650  тыс.),  в  то  время  как
середняцких  хозяйств  насчитывалось  всего  600-700  тыс.,  кулацких  же,
владевших  от  10  до  15  га  земли,  -  300  тыс.  Помещики,  духовенство  и
 70

государство,  по  мнению  авторов  справки,  владели  почти  полови¬
ной  всех  земельных  угодий  (42,4%).  Приводились  в  этом  документе  и
подробные  сведения  о  многих  политических  партиях  и  организациях
Польши.
 Материалы  о  Западной  Украине  и  Западной  Белоруссии,  о  полити¬
ке  польского  правительства  было  поручено  подготовить  и  Исполкому
Коммунистического  Интернационала  (ИККИ).  В  первые  дни  войны
руководство  Коминтерна,  не  получая  указаний  из  Кремля,  не  видело
ничего  плохого  в  многочисленных  заявлениях  компартий  в  защиту
Польши,  осуждении  германской  агрессии,  призывах  сражаться  против
нацизма  и  фашизма.  Однако  7  сентября  1939  г.  Г.  Дмитров,  генераль¬
ный  секретарь  ИККИ,  был  вызван  к  Сталину,  где  ему  “разъяснили”  си¬
туацию.  В  этой  же  беседе  Сталин,  охарактеризовав  Польшу  как  фаши¬
стское  государство,  подчеркнул:  “Уничтожение  этого  государства  в
нынешних  условиях  означало  бы  одним  буржуазным  фашистским  госу¬
дарством  меньше!  Что  плохого  было  бы,  если  бы  в  результате  разгро¬
ма  Польши  мы  распространили  социалистическую  систему  на  новые
территории  и  население”20.
 В  разосланной  8-9  сентября  компартиям  директиве  ИККИ  в  соот¬
ветствии  с  указаниями  Сталина  говорилось:  “Настоящая  война  -  импе¬
риалистическая,  несправедливая,  в  которой  одинаково  повинна  буржу¬
азия  всех  воюющих  государств.  Войну  не  могут  поддерживать  ни  в  од¬
ной  стране  ни  рабочий  класс,  ни  тем  более  компартии...  Международ¬
ный  пролетариат  не  может  ни  в  коем  случае  защищать  фашистскую
Польшу,  отвергнувшую  помощь  Советского  Союза,  угнетающую  дру¬
гие  национальности”21.  15  сентября  Секретариат  ИККИ  принял  специ¬
альное  решение  “О  национальных  легионах”,  запрещавшее  коммуни¬
стам  и  сочувствующим  им  добровольно  вступать  в  них.  В  то  время  во
Франции  и  других  странах  начали  создаваться  легионы  из  проживав¬
ших  там  поляков,  немцев,  австрийцев,  итальянцев,  чехов  и  других  анти¬
фашистов,  готовых  сражаться  на  стороне  Польши.
 Параллельно  с  политической  подготовкой  к  вторжению  в  восточ¬
ные  районы  Речи  Посполитой  проводились  интенсивные  экономиче¬
ские  и  военные  приготовления  к  предстоявшей  кампании.  8  сентября
Политбюро  принимает  решение,  касающееся  сокращения  с  10  по  20
сентября  гражданских  грузоперевозок  и  уменьшения  на  треть  количе¬
ства  пассажирских  составов,  а  через  день  -  о  задачах  Экономсовета  и
Комитета  обороны  по  бесперебойному  снабжению  армии  и  флота  про¬
довольствием,  горючим,  вооружением,  боеприпасами,  транспортом,  по
осуществлению  железнодорожных  перевозок  и  медицинского  обслу¬
живания  войск.  Оба  эти  органа  расширялись  путем  включения  в  них  са¬
мых  влиятельных  в  стране  лиц  и  должны  были  заседать  ежедневно22.
 9  сентября  в  связи  с  поступившей  из  Берлина  дезинформацией  о  за¬
нятии  немецкими  войсками  Варшавы  Молотов  направил  приветствия  и
поздравления  правительству  германского  рейха  и  передал  Ф.  Шулен-
бургу,  что  “советские  военные  действия  начнутся  в  ближайшие  не¬
сколько  дней”.  В  этот  же  день  был  подписан  и  первый  вариант  дирек¬
тивы  наркома  обороны  СССР  К.Е.  Ворошилова  и  начальника  Геншта¬
ба  РККА  Б.М.  Шапошникова  о  переходе  войсками  Белорусского  и  Ук¬
 71

раинского  фронтов  советско-польской  границы  в  ночь  с  12  на  13  сентя¬
бря23.  В  ней  определялись  боевые  задачи  для  каждой  из  армейских
групп  БОВО  к  КОВО  по  разгрому  польской  армии.
 В  соответствии  с  приказом  Берии  от  8  сентября  в  КОВО  и  БОВО
создавались  соответственно  9  оперативно-чекистских  групп  по  50-70
оперативников  в  каждой,  с  распределением  их  по  плану  Наркомата
обороны  по  армейским  группам.  При  этом  нарком  внутренних  дел  Ук¬
раины  И.А.  Серов  должен  был  держать  связь  с  Н.С.  Хрущевым  и  ко¬
мандующим  Украинским  фронтом  С.К.  Тимошенко,  а  нарком  внутрен¬
них  дел  Белоруссии  Л.Ф.  Цанава  -  с  П.К.  Пономаренко  и  командую¬
щим  Белорусским  фронтом  М.П.  Ковалевым.  В  распоряжение  каждой
чекистской  группы  выделялось  по  батальону,  состоявшему  из  300  во¬
еннослужащих.  Для  организации  и  проведения  всех  необходимых  меро¬
приятий  на  Украину  направлялся  первый  заместитель  Берии,  началь¬
ник  Главного  управления  госбезопасности  НКВД  СССР  В.Н.  Мерку¬
лов,  в  Белоруссию  -  начальник  Особого  отдела  НКВД  СССР
В.М.  Бочков.
 9  сентября  Серов  докладывал  Берии:  “Количество  оперативных  и
политических]  работников  выделено  полностью...  С  планом  наркома
обороны  по  армейским  группам  ознакомлен,  связь  с  тов.  Хрущевым  и
тов.  Тимошенко  регулярная”.  Чем  предстояло  заниматься  этим  груп¬
пам,  явствует  из  приказа  Берии  от  15  сентября:  по  мере  продвижения
советских  войск  и  занятия  тех  или  иных  городов  создавать  временные
органы  власти  -  “временные  управления”,  в  состав  которых  входил  бы
и  руководитель  соответствующей  опергруппы  НКВД.  Чекистам  надле¬
жало  обеспечить  “порядок,  пресекать  подрывную  работу,  подавлять
“контрреволюцию”,  создавать  аппарат  НКВД  на  занятой  территории.
Опергруппы  должны  были  немедленно  занять  все  учреждения  связи,
помещения  государственных  и  частных  банков,  казначейства,  взять  на
учет  все  ценности  и  обеспечить  их  сохранность,  занять  типографии,  ре¬
дакции  газет,  склады  бумаги,  государственные  архивы,  в  первую  оче¬
редь  архивы  жандармерии  и  филиалов  2-го  отдела  генштаба  (органов
военной  разведки  -  экспозитур,  пляцувок).  В  задачи  опергрупп  входи¬
ли  также  арест  “наиболее  реакционных”  представителей  правительст¬
венной  администрации,  “контрреволюционных”  партий,  белогвардей¬
ских  эмигрантских  организаций,  включая  ВРП,  РОВС  и  др.,  занятие
тюрем,  обеспечение  жесткого  режима  содержания  для  вновь  аресто¬
ванных,  регистрация  и  изъятие  оружия  у  населения,  охрана  электро¬
станций,  водопровода,  продовольственных  складов,  элеваторов  и  др.24
 Известие,  что  Варшава  еще  держится,  по-видимому,  побудило  со¬
ветское  руководство  перенести  начало  “освободительного  похода”  на
17  сентября.  Директива  об  этом  была  отдана  двум  фронтам  Ворошило¬
вым  и  Шапошниковым  14  сентября.  В  ночь  на  15  сентября  были  изда¬
ны  и  боевые  приказы  командующих  Белорусским  и  Украинским  фрон¬
тами,  предусматривавшие  “уничтожение  и  пленение  вооруженных  сил
Польши”25.  С  7  по  16  сентября  отдаются  приказы  о  призыве  в  Красную
Армию  резервистов  пяти  военных  округов,  передислокации  многих  ча¬
стей  в  направлении  западной  границы,  формировании  новых  дивизий  и
корпусов.  В  составе  КОВО  и  БОВО  формируются  мощные  войсковые
 72

группы  (армии).  На  базе  этих  округов  создаются  Украинский  и  Бело¬
русский  фронты.
 Непосредственно  их  войскам  могли  противостоять  лишь  20  баталь¬
онов  польского  корпуса  пограничной  охраны  (КОП).  Многие  из  них
уже  вели  бои  с  вермахтом  и  были  значительно  ослаблены.  Их  оснаще¬
ние  оставляло  желать  лучшего  и  не  позволяло  быстро  передвигаться.
Вновь  назначенный  командующий  КОП  генерал  бригады  В.  Орлик-
Рюкеман  не  имел  даже  инструкций  верховного  командования  на  случай
военного  конфликта  с  СССР.  Находившиеся  в  восточном  оперативном
районе  силы  Войска  Польского  были  не  в  состоянии  оказать  эффек¬
тивное  сопротивление  Красной  Армии.  Всего  же  в  восточных  воевод¬
ствах  к  15  сентября  находилось  около  340  тыс.  польских  солдат  и  офи¬
церов,  540  орудий,  более  70  танков.
 В  2  часа  ночи  17  сентября  германский  посол  был  приглашен  к  Ста¬
лину,  который  информировал  его  о  предстоящем  переходе  в  6  часов  ут¬
ра  Красной  Армией  советско-польской  границы.  Сталин  предложил,
чтобы  во  избежание  инцидентов  немецкие  самолеты  не  пересекали  ли¬
нию  Белосток-Брест-Литовск-Львов.  Сообщалось,  что  в  Белосток  бу¬
дут  направлены  советские  представители  для  участия  в  советско-гер¬
манской  комиссии,  призванной  координировать  действия  двух  армий.
Сталин  выправил  текст  ноты,  которую  предстояло  вручить  послу
В.  Гжибовскому,  в  соответствии  с  пожеланием  Шуленбурга.
 Через  час  заместитель  наркома  иностранных  дел  В.П.  Потемкин
попытался  вручить  текст  ноты  поднятому  с  постели  польскому  послу.
Как  докладывал  Потемкин  Сталину,  после  прочтения  ноты  “посол,  от
волнения  с  трудом  выговаривавший  слова,  заявил  мне,  что  не  может
принять  вручаемую  ему  ноту.  Он  отвергает  оценку,  даваемую  нотой
военному  и  политическому  положению  Польши.  Посол  считает,  что
польско-германская  война  только  начинается  и  что  нельзя  говорить  о
распаде  польского  государства.  Основные  силы  польской  армии  целы
и  подготовляются  к  решительному  отпору  германским  армиям.  При
этих  условиях  переход  Красной  Армией  польской  границы  является
ничем  не  вызванным  нападением  на  республику”.  Потемкин  особо  от¬
метил  высказывание  Гжибовского:  “Если  оно  (т.е.  вступление  Красной
Армии  на  территорию  Польской  республики.  -  Н.Л.)  произойдет,  это
будет  означать  четвертый  раздел  и  уничтожение  Польши”.  Задержав
посла  под  предлогом  необходимости  связаться  с  Молотовым,  за¬
меститель  наркома  направил  сотрудника  своего  секретариата  с  совет¬
ской  нотой  в  польское  посольство26.
 Содержавшиеся  в  ноте  утверждения,  что  “Варшава,  как  столица
Польши,  не  существует  больше”,  что  “польское  правительство  распа¬
лось  и  не  проявляет  признаков  жизни”,  что  “польское  государство  и  его
правительство  фактически  перестали  существовать”  и  тем  самым  пре¬
кратили  свое  действие  советско-польские  договора,  не  соответствова¬
ли  реальному  положению  дел.  Варшава  держалась  до  28  сентября,
группировка  “Полесье”  -  до  5  октября.  Польский  президент,  прави¬
тельство  и  верховное  командование  находились  в  это  время  в  стране  и
даже  пытались  осуществить  перегруппировку  войск.  Как  следует  из
обзора,  подписанного  начальником  штаба  Украинского  фронта
 73

Н.Ф.  Ватутиным,  на  восточный  берег  Вислы  и  Сана  отводились  поль¬
ские  армии,  которые  были  на  западе;  в  районе  Брест-Литовска  -  те  ча¬
сти,  что  были  на  северо-востоке;  армии  генерала  Кутшебы,  находив¬
шейся  в  окружении,  ставилась  задача  прорваться  на  юго-восток;  поль¬
ские  войска  должны  были  также  обеспечить  связь  с  Румынией.  Для  то¬
го  чтобы  обезопасить  армию  от  возможного  охвата  с  северо-востока,
командованию  9-го  корпуса  поручалось  создать  заградительную  ли¬
нию  Пинск-Брест-Литовск.  Одновременно  в  Ровно,  Ковель,  Луцк,
Дубно  были  посланы  высшие  офицеры  с  заданием  формировать  новые
части.  “Но  переход  войсками  Украинского  фронта  границы  сорвал  эти
меры”,  -  подвел  итог  Ватутин27.
 Вводя  без  объявления  войны  части  Красной  Армии  на  территорию
Польши,  санкционируя  боевые  действия  против  ее  армии,  сталинское
руководство  тем  самым  нарушило  договор  о  мире,  подписанный  в  Риге
18  марта  1921  г.;  протокол  от  9  февраля  1929  г.  о  досрочном  введении
в  силу  пакта  Бриана-Келлога,  запрещавшего  использование  войны  как
инструмента  национальной  политики;  конвенцию  об  определении  аг¬
рессии  1933  г.;  договор  о  ненападении  между  СССР  и  Польшей  от
25  июля  1932  г.,  подтвердивший  Рижский  договор  как  основу  взаимных
отношений  двух  стран  и  обязавший  стороны  воздерживаться  от  агрес¬
сивных  действий  или  нападения  друг  на  друга  отдельно  или  совместно
с  третьими  державами;  протокол  1934  г.,  продлевавший  действие  дого¬
вора  о  ненападении  до  1945  г.
 Для  польского  правительства  и  верховного  командования  вступле¬
ние  Красной  Армии  на  территорию  страны  явилось  полной  неожидан¬
ностью.  Полагая,  что  советские  войска  вводятся  в  Польшу  для  того,
чтобы  помешать  вермахту  оккупировать  значительную  часть  ее  терри¬
тории,  и  понимая,  что  война  на  два  фронта  невозможна,  руководство
армии  и  государства  решило  сражаться  только  против  гитлеровцев.
Армия  выполнила  приказ  своего  главнокомандующего  Э.  Рыдз-Смиг-
лы,  гласивший:  “С  Советами  в  бой  не  вступать,  оказывать  сопротивле¬
ние  только  в  случае  попыток  с  их  стороны  разоружения  наших  час¬
тей...  С  немцами  продолжать  борьбу.  Окруженные  города  должны  сра¬
жаться.  В  случае,  если  подойдут  советские  войска,  вести  с  ними  перего¬
воры  с  целью  добиться  вывода  наших  группировок  в  Румынию  и  Вен¬
грию”28.  Как  видим,  у  польской  стороны  еще  имелись  иллюзии  в  отно¬
шении  намерений  сталинского  руководства.
 17 	сентября,  выступая  по  радио,  Молотов  подчеркнул,  что  поль¬
ское  государство  обанкротилось  и  фактически  перестало  существо¬
вать.  На  следующий  день  было  подписано  советско-германское  ком¬
мюнике,  в  котором  прямо  говорилось  об  общей  задаче  СССР  и  Герма¬
нии  в  войне  против  Польши:  она  “состоит  в  том,  чтобы  восстановить  в
Польше  порядок  и  спокойствие,  нарушенные  распадом  польского  госу¬
дарства,  и  помочь  населению  Польши  переустроить  условия  своего  го¬
сударственного  существования”29.  Однако  это  “переустройство”  пони¬
малось  весьма  своеобразно  -  Польша  ликвидировалась  как  государст¬
во.  Именно  на  этом  настаивал  Сталин  в  беседах  с  Шуленбургом  20  и
25  сентября,  в  ходе  переговоров  с  Риббентропом,  прибывшим  в  Моск¬
ву  27  сентября30.
 74

В  то  же  время,  намереваясь  “немедленно  взяться  за  решение  проб¬
лемы  Прибалтийских  государств  в  соответствии  с  протоколом  от  23  ав¬
густа”  и  ожидая  “в  этом  деле  полную  поддержку  со  стороны  герман¬
ского  правительства”,  Сталин  25  сентября  выразил  готовность  пере¬
дать  Германии  населенное  поляками  Люблинское  воеводство  и  право-
бережную  часть  Варшавского  в  обмен  на  Литву31.  Германия  дала  на
это  согласие.
 В  подписанном  28  сентября  в  Москве  Риббентропом  и  Молотовым
“Договоре  о  дружбе  и  границе  между  СССР  и  Германией”  устанавлива¬
лось  окончательное  разграничение  сфер  советских  и  германских  госу¬
дарственных  интересов  на  территории  “бывшего  польского  государст¬
ва”.  Государственное  переустройство,  осуществлявшееся  к  западу  от
устанавливаемой  линии  Германией,  а  к  востоку  -  Советским  Союзом,
рассматривалось  как  “надежный  фундамент  для  дальнейшего  развития
дружественных  отношений  между  своими  народами”32.  В  секретном
протоколе  была  зафиксирована  договоренность  о  сотрудничестве  в
борьбе  против  польской  агитации.
 Весьма  тесным  и  разносторонним  было  и  военное  сотрудничест¬
во  между  СССР  и  Германией,  в  первую  очередь  во  время  боевых  дей¬
ствий  советских  и  германских  войск  на  территории,  входившей  в
1939  г.  в  состав  Польской  республики.  В  5  часов  утра  17  сентября
войска  Украинского  и  Белорусского  фронтов  перешли  границу  и
стали  почти  беспрепятственно  продвигаться  на  запад33.
 В  ночь  с  17  на  18  сентября  войска  Белорусского  фронта  начали
Виленскую  операцию.  Оборона  города  строилась  на  сочетании  естест¬
венных  и  искусственных  препятствий  с  применением  пулеметного  ог¬
ня.  Охватив  Вильно  с  севера  частями  Полоцкой  группы  и  с  юга  -  Мин¬
ской,  18  сентября  в  И  часов  30  минут  танковые  части  ворвались  в  го¬
род.  В  плен  было  взято  10  тыс.  польских  военнослужащих.  К  утру
19  сентября  войска  фронта  вышли  на  линию  литовской  границы  Виль-
но-Лида-Волковыск-Ружаны-Ивацевичи.  После  этого  командование
приостановило  движение  двух  правофланговых  армейский  групп,  при¬
казав  выставить  стрелковые  заставы  на  литовской  и  латвийской  грани¬
цах.  В  то  же  время  Витебская  группа  (будущая  10-я  армия)  должна  бы¬
ла  выйти  на  рубеж  Новогрудок,  Городище,  а  Дзержинская  конно-меха¬
низированная  группа  -  захватить  Гродно.  Для  установления  связи  с  гер¬
манским  командованием  на  линию  Сопоцкин-Белосток  выдвигались
передовые  соединения.
 Бобруйская  группа  вскоре  овладела  Кобрином  и  также  установила
рвязь  с  германскими  частями.  22  сентября,  преодолевая  упорное  сопро¬
тивление  защитников  Гродно,  войска  Белорусского  фронта  заняли
этот  город34.  21-22  сентября  советские  войска  вошли  в  соприкоснове¬
ние  с  германской  армией  и  в  соответствии  с  соглашением  между  пред¬
ставителями  СССР  и  Германии  об  установлении  демаркационной  ли¬
нии  силы  вермахта  начали  отход  на  запад,  а  части  РККА,  держа  дис¬
танцию  в  25  км,  стали  выдвигаться  на  установленные  рубежи.  К  30  сен¬
тября  войска  Белорусского  фронта  полностью  выполнили  поставлен¬
ную  перед  ними  задачу35.
 Войска  Украинского  фронта  перешли  границу  в  5  часов  утра
 75

17  сентября  и,  не  встречая  серьезного  сопротивления,  стали  быстро
продвигаться  вперед.  В  итоге  первого  дня  операции  они  углубились  на
70-100  км,  овладели  городами  Ровно,  Коломыя,  Тарнополь,  Чорткув.
На  следующий  день  они  заняли  железнодорожный  узел  Сарны,  города
Луцк,  Станислав,  Галич,  Красне,  Бучач.  19  сентября  войска  фронта  во¬
шли  в  Сокаль,  Броды,  Бобрку,  Рогатин,  Долину,  вышли  на  окраины
Львова36.  Командующий  фронтом  направил  Сталину,  Молотову,  Воро¬
шилову  и  Шапошникову  боевое  донесение:  “В  24.00  19  сентября  36-я
танковая  бригада  заняла  Владимир-Волынск.  Взято  в  плен  6  тыс.  плен¬
ных  и  много  трофеев”37.
 Через  два  часа  после  перехода  Красной  Армией  границы  немецкие
войска  получили  приказ  “остановиться  на  линии  Сколе-Львов-Влади-
мир-Волынск-Белосток”,  о  чем  немедленно  сообщили  в  Москву.
А  уже  на  следующий  день  командование  Украинского  фронта  переда¬
ло  штабам  Северной,  Восточной  и  Южной  армейских  групп:  «1.  Глав¬
ное  командование  германских  войск  приказало  своим  частям  в  случае
приближения  советских  самолетов  показывать  следующие  знаки:
 а) 	выкладывать  белые  полотнища,  по  возможности  в  виде  свастики;
 б) 	пускать  зеленые  и  красные  ракеты  вперемежку.  2.  К  исходу  дня
17.9.39  германские  войска  занимали  следующую  линию:  а)  18-й  корпус
правым  флангом  юго-восточнее  г.  Самбор,  большими  частями  на  запад
от  Львова,  Львов  окружен  войсками;  б)  17-й  корпус  правым  флангом
восточнее  Яворова,  левый  фланг  -  Вишинька;  в)  20-й  корпус  по  доро¬
ге  Томашов-Любичев-Рава-Русская,  часть  в  Комарно;  г)  7-й  корпус  -
Янов;  д)  4-й  корпус  -  Гельчев  (30  км  юго-восточнее  Люблина);  е)  10-й
корпус  -  Словатище  (40  км  южнее  Брест-Литовска),  большими  частя¬
ми  в  самом  Бресте;  ж)  21-й  корпус  -  Заблудов,  Белосток.  При  сближе¬
нии  советских  войск  с  германскими  германское  командование  просит
наши  части  не  наступать  ночью  во  избежание  всевозможных  случайнос¬
тей  ...4.  Главное  командование  германских  войск  выпустило  воззвание,
в  котором  говорится  (суть  воззвания  не  дословно):  “Армия  Советского
Союза  перешла  западную  границу.  Скоро  нужно  ожидать  встречи  час¬
тей  обеих  сторон  на  установившейся  линии.  При  встрече  частей  обеих
сторон  от  каждого  батальона  германских  войск  выделяется  один  офи¬
цер  и  объявляет  -  германская  армия  приветствует  армию  Советского
Союза.  Как  офицеры,  так  и  солдаты  германской  армии  желают  быть  в
хороших  отношениях  с  вами.  От  Красной  Армии  также  ожидают  в
дальнейшем  таких  же  отношений...”  Начальник  штаба  КОВО  комдив
Ватутин»38.
 Сближение  двух  армий  побудило  ускорить  переговоры  об  устано¬
влении  демаркационной  линии,  для  чего  в  Москву  19  сентября  при¬
была  военная  делегация  из  Берлина.  С  советской  стороны  в  них  уча¬
ствовали  Ворошилов  и  Шапошников,  с  немецкой  -  Ашенбренер,
Кребс  и  военный  атташе  Кестринг.  20  сентября  была  установлена  ли¬
ния  по  рекам  Писса,  Нарев,  Висла,  железная  дорога  вдоль  р.  Сан.  На
следующий  день  стороны  подписали  протокол,  зафиксировавший  по¬
рядок  и  временные  параметры  отхода  немецких  войск  на  запад  до  ус¬
тановленной  демаркационной  линии,  который  должен  был  завер¬
шиться  к  4  октября39.
 76

Примечательно,  что  германским  войскам,  в  течение  десяти  дней
осаждавшим  Львов,  так  и  не  удалось  заставить  его  капитулировать.
Однако  подход  к  городу  крупной  группировки  советских  войск  лишил
защитников  последней  надежды.  К  тому  же  20  сентября  стало  извест¬
но,  что  гитлеровцы  разбили  прорывающуюся  на  помощь  гарнизону
Львова  группировку  Соснковского.  Отходившие  польские  части  в  рай¬
оне  Лашки  Муроване  натолкнулись  на  соединения  Красной  Армии.
Последние  завершили  начатое  немцами  дело,  взяв  в  плен  большое  ко¬
личество  польских  военнослужащих.  Сам  генерал  с  частью  войск  про¬
рвался  и  ушел  в  Венгрию.
 21  сентября  командование  Восточной  армейской  группы  (ВАГ)  от¬
дало  боевой  приказ  №  004:  “Противник  удерживает  последний  опор¬
ный  пункт  на  своей  территории  -  г.  Львов.  Обороной  города  руково¬
дить  фашистская  организация.  Принцип  обороны  -  круговой,  с  улич¬
ными  баррикадами  и  частично  минированными  проездами.  Восточная
группа  войск  в  9.00  22.9.39  атакует  противника  с  задачей  сломить  его
сопротивление,  принудить  сложить  оружие  и  сдаться”40.  Ставилась  за¬
дача  не  только  занять  город,  но  и  отрезать  пути  отступления  польским
частям  на  запад.  Артиллерии  предписывалось  произвести  10-минутный
огневой  налет  и  подавить  очаги  сопротивления.  Однако  приказ  выпол¬
нить  не  довелось.  Тимошенко  и  Хрущев  сообщили  Сталину,  Молотову,
Ворошилову  и  Шапошникову:  “В  результате  новых  боев  в  городе
Львове  в  8.40  22  сентября  начальник  гарнизона  Львова  генерал  Лангер
явился  лично  на  командный  пункт  командующего  Восточной  группой
т.  Голикова  и  сдал  нам  город  Львов.  Выделена  комиссия  по  разработке
техники  передачи  города.  Ввожу  отборные  части  для  занятия  объектов
и  охраны  их  и  города.  На  окраинах  города  оставляю  дежурные  части  и
остальные  привожу  в  порядок.  Принял  меры  к  полному  удовлетворе¬
нию  населения  питанием”41.
 В  соответствии  с  условиями  сдачи  города  польскому  гарнизону  бы¬
ла  гарантирована  возможность  уйти  в  Румынию  или  Венгрию.  Однако
большинство  офицеров  -  защитников  города  вскоре  оказались  в  Ста-
робельском  лагере,  и  в  апреле-мае  1940  г.  почти  все  они  были  расстре¬
ляны  по  решению  Политбюро  ЦК  ВКП(б)42.
 Не  допускался  переход  границы  польскими  военнослужащими  и
при  осуществлении  других  операций.  19  сентября  Тимошенко  приказал
командующему  погранвойсками  КОВО  комдиву  В.В.  Осокину:  “Не¬
медленно  закрыть  госграницу  на  указанном  участке  (по  р.  Збруч  и  к  за¬
паду.  -  НЛ.).  Не  допустить  ни  в  коем  случае  ухода  польских  солдат  и
офицеров  из  Польши  в  Румынию.  Командующему  Южной  группой  ко¬
мандарму  т.  Тюленеву  выделить  в  распоряжение  т.  Осокина  части...
способные  обеспечить  границу  занятой  территории  с  Румынией”43.
 Ворошилов  же  потребовал  от  командования  КОВО  разъяснений,
почему  не  прикрыт  участок  границы  близ  г.  Коломыя  (Кутно),  через
который  польские  части  уходят  в  Румынию.  Заместитель  наркома  обо¬
роны  Г.И.  Кулик  в  докладе  Сталину,  Молотову  и  Ворошилову  реко¬
мендовал  срочно  направить  в  район  действий  Южной  армейской  груп¬
пы  дополнительно  сильную  оперативную  группу  НКВД.  Он  считал,
что  действия  “вооруженных  банд”  в  районе  румынской  и  венгерской
 77

границ  могут  перерасти  в  партизанское  движение,  если  не  очистить  эту
территорию.  Беспокоила  Кулика  и  проблема  скорейшего  создания  ад¬
министрации  в  занятых  областях,  усиления  аппарата  направленных  ту¬
да  товарищей44.
 При  сближении  советских  и  германских  войск  20  сентября  нарком
приказал  трем  армейским  группам  КОВО  остановиться  и  начать  про¬
движение  к  демаркационной  линии  лишь  с  23  сентября.  21  сентября
комбриг  А.М.  Василевский  из  Генштаба  лично  передал,  а  Н.Ф.  Ватутин
принял  следующую  директиву  наркома  обороны:  “Первое.  Части  гер¬
манской  армии  по  договоренности  с  нами,  начиная  с  22  сентября,  отво¬
дятся  на  разграничительную  линию  между  германскими  войсками  и
Красной  Армией,  а  именно  на  западный  берег  реки  Писсы  до  ее  устья,
западный  берег  реки  Нарев  до  ее  устья,  западный  берег  реки  Буг  до  ее
устья,  правый  берег  реки  Висла  до  устья  реки  Сан,  западный  берег  ре¬
ки  Сан  до  ее  истоков...
 Второе.  Во  избежание  возможных  провокаций,  диверсий  от  поль¬
ских  банд  и  т.п.  германское  командование  принимает  необходимые  ме¬
ры  в  городах  и  местах,  которые  переходят  к  частям  Красной  Армии,  к
их  сохранности  и  обращает  особое  внимание  на  то,  чтобы  города,  мес¬
течки  и  важные  оборонительные  и  хозяйственные  сооружения...  были
бы  сохранены  от  порчи  и  уничтожения  до  передачи  их  представителям
частей  Красной  Армии.
 Третье.  Приказано  войскам  Белорусского  и  Киевского  особых  во¬
енных  округов  с  рассветом  23  сентября  начать  движение  к  указанной
разграничительной  линии,  руководствуясь  следующим:  а)  движение
войск  организовать  с  таким  расчетом,  чтобы  имелась  дистанция  между
передовыми  частями  колонн  Красной  Армии  и  хвостом  колонны  гер¬
манских  частей  в  среднем  до  25  км,  с  тем  чтобы  выйти  к  вечеру  29  сен¬
тября  на  восточный  берег  р.  Писса  и  к  вечеру  1  октября  на  восточный
берег  р.  Нарев...  б)  для  разрешения  вопросов,  могущих  возникнуть...
выделить  на  каждой  основной  магистрали  движения  наших  войск  спе¬
циальных  делегатов  в  составе  представителей  штаба  дивизии...  кото¬
рым  связаться  с  делегатами  отводимых  германских  частей,  выяснять  и
регулировать  все  возникающие  вопросы...
 Четвертое.  При  обращении  германских  представителей  к  коман¬
дованию  Красной  Армии  об  оказании  помощи  в  деле  уничтожения
польских  частей  или  банд,  стоящих  на  пути  движения  германских
войск,  командование  Красной  Армии  (начальники  колонн)  в  случае
необходимости  выделяет  необходимые  силы,  обеспечивающие  унич¬
тожение  препятствий,  лежащих  на  пути  движения...  (выделено  мной.  -
HJI.y'V
 Таким  образом,  нарком  приказывал  не  только  координировать
действия  Красной  Армии  с  частями  вермахта,  но  и  оказывать  им  бое¬
вое  содействие  в  борьбе  с  польскими  вооруженными  силами.
 Выполнению  приказа  уделялось  большое  внимание,  тем  не  менее
отдельных  инцидентов  избежать  не  удалось.  20  сентября  восточнее
Львова  части  10-й  танковой  дивизии  генерала  Шааля  по  недоразуме¬
нию  вели  бой  с  советской  кавалерийской  частью.  Со  своей  стороны,
советские  войска  обстреляли  немецких  солдат  при  отходе  от  Львова,  в
 78

связи  с  чем  германское  командование  предъявило  свои  претензии.  На¬
чальник  Генштаба  Б.М.  Шапошников  немедленно  потребовал  от  ко¬
мандующих  КОВО  и  БОВО  уточнить,  доведена  ли  директива  Вороши¬
лова  до  войск.  На  место  происшествия  выехали  Кестринг  и  Ватутин.  24
сентября  германский  военный  атташе  сообщил  Отделу  внешних  сно¬
шений  НКО:  “Командир  39-го  стрелкового  корпуса  генерал  Вейер
встретился  лично  с  комкором  Ивановым  (комендантом  Львова.  -  НЛ.)
от  стрелкового  корпуса  частей  Красной  Армии,  находящихся  подо
Львовом.  Теснейшая  связь  между  обоими  командующими,  так  же  как
между  командирами  частей,  которые  сговорились  о  всех  подробностях
в  товарищеском  духе,  восстановлена”46.  Аналогичное  донесение  напра¬
вил  и  Ватутин.
 После  “взбучки”  от  НКО  командование  ВАГ  проявляло  большую
заботу  о  боевом  взаимодействии  с  вермахтом.  Начальник  штаба  Сави¬
нов  и  военком  Детухин  сообщили  Ватутину,  что  их  представители  Щи-
пов  и  Демьянов  ночью  согласовали  с  германским  командованием  рубе¬
жи  движения  и  для  предотвращения  новых  инцидентов  оставили  у  них
офицера  связи.  “Немцы  предлагают  войти  с  нами  в  связь  по  радио,  для
чего  прислать  позывные  и  волны.  Вообще  их  поведение  вежливо-на¬
зойливое”,  -  писали  начштаба  и  военком  ВАГ47.
 “Вежливо-назойливое  поведение”  германского  командования  не
мешало  ему  обманывать  своего  нового  союзника.  Из  Стрыя  оно  вывез¬
ло  все,  что  смогло,  даже  мебель.  Надеясь  отправить  из  Дрогобыча  в
Германию  как  можно  больше  нефти,  немецкая  сторона  задерживала
передачу  этого  района  РККА.  Командующий  Южной  группой  вынуж¬
ден  был  даже  направить  протест  против  нарушения  графика  отвода
войск.  Согласившись  отодвинуть  на  день  передачу  г.  Самбор,  И.В.  Тю-
ленев  настаивал  на*немедленном  отводе  частей  вермахта  из  Дрогобы¬
ча48.
 Однако  требовательный  тон  был  скорее  исключением,  нежели
правилом.  Превалировало,  прежде  всего  со  стороны  Сталина  и  Воро¬
шилова,  предупредительное  отношение  к  немцам,  большинство  поже¬
ланий  которых  удовлетворялось,  и  притом  немедленно.  Отклонив  пре¬
тензии  Риббентропа  на  нефтеносный  район  Дрогобыча,  Сталин  в  то
же  время  обязался  поставлять  Германии  по  300  тыс.  т  нефти  ежегодно.
Примечательны  и  такие  факты:  Ворошилов  приказал  военным  сове¬
там  трех  армейских  групп  Украинского  фронта,  вступающих  на  Во¬
лынь  и  в  Галицию,  проявлять  максимально  доброжелательное  отноше¬
ние  к  колонистам  немецкого  происхождения,  запретив  реквизицию  у
них  чего-либо  и  предписав  проводить  закупку  у  них  продовольствия  и
фуража  за  наличные  деньги  по  ценам  местного  рынка.  25  сентября  ко¬
мандование  КОВО  сообщило  частям  приказ  наркома  обороны,  касаю¬
щийся  благотворительной  деятельности  немецкого  протестантского
священника  Цеклера,  владевшего  машиностроительным  заводом  и
прочими  коммерческими  предприятиями.  Предписывалось  не  чинить
никаких  препятствий  ни  в  отношении  его  собственности,  ни  в  отноше¬
нии  самого  Цеклера  и  членов  его  семьи49.  Аналогичная  забота  была
проявлена  и  в  отношении  итальянской  концессии  в  Надворно.  Естест¬
венно,  украинские,  белорусские,  еврейские  и  тем  более  польские  слу¬
 79

жители  культа  покровительством  советских  властей  не  пользовались,
более  того,  большинство  из  них  вскоре  было  арестовано.
 Однако  заботой  о  немецких  колонистах,  священниках,  концессиях  и
т.д.  дело  не  ограничилось.  23  сентября  во  Львов  прибыла  делегация  из
четырех  германских  офицеров,  сообщивших,  что  западнее  г.  Грубешов
концентрируются  силы  поляков  (до  трех  пехотных,  четырех  кавалерий¬
ских  дивизий,  а  также  артиллерия).  Стремясь  обеспечить  успешное  про¬
движение  польских  войск  к  венгерской  границе,  командующий  резерв¬
ной  армией  генерал  Донб-Бернацкий  приказал  захватить  г.  Томашов.  В
бою,  начавшемся  23  сентября,  поляки  были  наступающей  стороной,  би¬
ли  неприятеля  и,  хотя  город  не  взяли,  заставили  врага  отступить  на  не¬
которое  расстояние.  Не  будучи  в  состоянии  справиться  с  польскими  со¬
единениями,  германское  командование  обратилось  за  помощью  к
РККА.  Германские  делегаты,  сообщив,  что  немецкие  войска  находятся
на  линии  Замостье-Томашов-Рава-Русская,  информировали  Иванова  о
своем  намерении  нанести  танковый  удар  во  фланг  грубешовской  груп¬
пировке  польских  войск  в  северном  направлении.  “Одновременно  пред¬
лагают,  -  указывал  комендант  Львова,  -  чтобы  мы  участвовали  в  сов¬
местном  уничтожении  данной  группировки.  Штаб  немецких  войск  нахо¬
дится  в  Грудек-Ягельонской,  куда  просили  выслать  нашу  делегацию”.
На  документе  резолюция  Тимошенко:  “Глубокое  измышление.  Подоб¬
ное  для  разговоров  в  большом  штабе,  но  не  для  меня”50.
 Видимо,  в  “большом  штабе”  идея  германского  командования  о  со¬
вместной  операции  нашла  благожелательный  отклик.  24  сентября  Ва¬
тутин  информировал,  в  частности,  командира  60-й  стрелковой  дивизии:
“Части  8-го  ск*  на  восточном  берегу  р.  Буг,  Грубешов  и  Крылув  утром
24  форсировали  р.  Буг  и  захватили  Грубешов.  Группа  продолжает  на¬
ступление  к  установленной  с  немцами  демаркационной  линии  по
р.  Висла,  уничтожая  и  пленя  по  пути  польские  части”51.  Против  грубе¬
шовской  группировки  поляков  были  брошены  также  20-й  конный  кор¬
пус  с  24-й  танковой  бригадой,  которым  было  приказано  “занять  район
Туринка,  Добросин,  Жулкев,  имея  передовые  отряды  на  ст.  (станции.  —
HJI.)  Линник,  Магерув,  Вишинка,  Белька...  При  обнаружении  значи¬
тельных  сил  противника  перед  фронтом  8-го  ск  атаковать  и  пленить
их.  Не  допустить  также  попыток  противника  прорваться  из  указанного
района  на  Львов,  Каменка”52.  В  оперативной  сводке  за  24  сентября  так¬
же  отмечалось,  что  2-й  кавалерийский  корпус  с  24-й  таковой  бригадой
были  выдвинуты  в  район  Туринка,  Добросин,  Жулкев  для  оказания  по¬
мощи  8-му  стрелковому  корпусу  Северной  группы,  который  в  тот  же
день  форсировал  р.  Буг  и  захватил  Грубешов.
 Несмотря  на  то  что  Сталин  25  сентября  предложил  Германии  Люб¬
линское  и  часть  Варшавского  воеводства  в  обмен  на  включение  Литвы
в  сферу  интересов  СССР,  части  РККА  продолжали  продвигаться  в  эти
воеводства.  Причем  командование  приказало  не  допускать  отхода
польских  частей  на  север;  в  случае,  если  линия  Любартов-Люблин  не
занята  германскими  войсками,  ликвидировать  находящиеся  здесь  со¬
единения  польской  армии  и  “к  исходу  29  сентября  подвижными  частя¬
 *  ск  -  стрелковый  корпус.
 80

ми  овладеть  районами  Любартов-Люблин”53.  Однако  в  ходе  визита
Риббентропа  в  Москву  предложение  Сталина  об  обмене  территориями
было  принято  и  оформлено  специальным  протоколом,  после  чего  на¬
ступила  очередь  РККА  отводить  свои  части  на  новую  демаркационную
линию.
 Взаимодействие  советских  и  германских  войск  сыграло  роковую
роль  в  судьбе  Новогрудской  бригады  под  командованием  генерала
В.  Андерса.  В  упорных  боях  с  немецкими  частями  она  прорывалась  к
румынской  границе,  но  26  сентября  была  атакована  с  тыла  соедине¬
ниями  РККА.  Ее  командующий,  получивший  ранения,  был  пленен54.
 С  1  по  5  октября  в  районе  Фрамполь,  Кржемень  14-я  кавалерий¬
ская,  а  затем  140-я  стрелковая  дивизии  разоружили  группировку  поль¬
ских  войск  под  командованием  полковника  Т.  Зеленевского,  насчиты¬
вавшую  8  тыс.  человек55.  В  целом  же  за  12  дней  боевых  действий  Крас¬
ная  Армия  продвинулась  на  250-350  км  на  запад,  заняв  территорию  об¬
щей  площадью  100  тыс.  кв.  км  с  населением  более  12  млн  человек.
 Во  время  польской  кампании  погибли  с  польской  стороны  3,5  тыс.
военных  и  гражданских  лиц,  около  20  тыс.  были  ранены  или  пропали
без  вести.  Советская  сторона  официально  объявила  о  735  убитых  и  1862
раненых,  однако,  судя  по  некоторым  данным,  эти  цифры  занижены56.
 В  боях  с  вермахтом  польская  армия  потеряла  66,3  тыс.  убитыми,
133,7  тыс.  ранеными.  Около  20  тыс.  попали  в  плен.  Потери  герман¬
ской  армии  составили  10,6  тыс.  убитыми,  30,3  тыс.  ранеными,  3,4  тыс.
пропавшими  без  вести57.  Декретом  Гитлера  от  8  октября  1939  г.  поль¬
ское  государство  объявлялось  ликвидированным.  Познанское,  Помор¬
ское,  Силезское,  Лодзинское,  часть  Келецкого  и  Варшавского  воевод¬
ств,  где  проживало  около  9,5  млн  человек,  были  объявлены  “немецки¬
ми  землями’’  и  присоединены  к  Германии.  На  оставшейся  территории
Польши  создавалось  “генерал-губернаторство  оккупированных  поль¬
ских  областей”,  которое  через  год  стало  называться  “генерал-губерна¬
торство  германской  империи”.  Основой  политики  гитлеровцев  стали
планомерное  и  беспощадное  уничтожение  польской  государственно¬
сти,  геноцид  польского  и  еврейского  народов.  6  млн  человеческих  жиз¬
ней  -  такова  была  цена  гитлеровского  “нового  порядка”  в  этой  стране.
Генерал-губернатор  Ганс  Франк  писал  в  своем  дневнике:  “Я  получил
задание  принять  на  себя  управление  завоеванными  восточными  облас¬
тями  и  чрезвычайный  приказ  беспощадно  разорять  эту  область  как
территорию  войны  и  как  трофейную  страну.  Я  должен  был  сделать  из
этой  экономической,  социальной,  культурной  и  политической  структу¬
ры  груду  развалин”58.
 Сталинский  режим  со  своей  стороны  поспешил  оформить  присое¬
динение  к  СССР  территорий,  входивших  по  Рижскому  договору  в  со¬
став  Польши.  Еще  до  завершения  “освободительного  похода”,  1  октя¬
бря  1939  г.,  Политбюро  ЦК  ВКП(б)  приняло  развернутое  решение  о
советизации  захваченных  территорий59.  В  нем  предлагалось  созвать  26
октября  народные  собрания  -  Украинское  во  Львове  и  Белорусское  в
Белостоке,  проведя  для  этого  22  октября  выборы.  Эти  народные  соб¬
рания  должны  были  утверждать  передачу  помещичьих  земель  кресть¬
янским  комитетам,  решить  вопрос  о  характере  власти  -  советской  или
 81

буржуазной,  определиться  с  вхождением  в  СССР,  принять  постановле¬
ния  о  национализации  банков  и  крупной  промышленности.  Право  вы¬
двигать  кандидатов  в  народные  собрания  закреплялось  за  крестьянски¬
ми  комитетами,  временными  управлениями  городов,  собраниями  рабо¬
чих  по  предприятиям,  собраниями  рабочей  гвардии.  Затем  на  окруж¬
ных  совещаниях  “доверенные  лица”  кандидатов  должны  были  “догово¬
риться”  об  общей  кандидатуре  по  округу.  Таким  образом,  избирателям,
как  и  на  территории  всего  Советского  Союза,  предстояло  “выбирать”
одного  из  одного.
 В  соответствии  с  решением  Политбюро  избирательную  кампанию
следовало  проводить  под  лозунгами  установления  советской  власти  на
территории  Западной  Украины  и  Западной  Белоруссии,  вхождения  их
в  УССР  и  БССР,  одобрения  конфискации  помещичьих  земель,  требо¬
вания  национализации  банков  и  крупной  промышленности.  Народные
собрания  должны  были  затем  принять  “декларации”,  текст  которых
готовился  ЦК  КП(б)У  и  ЦК  КП(б)Б.
 Политбюро  ЦК  ВКП(б)  предписывало  Центральным  Комитетам
Компартий  Украины  и  Белоруссии  срочно  приступить  к  созданию  на
присоединенных  территориях  коммунистических  парторганизаций.
Наряду  с  приемом  в  них  “передовых  рабочих,  оказавших  помощь  Крас¬
ной  Армии”,  предлагалось  демобилизовать  из  Красной  Армии  и  напра¬
вить  в  распоряжение  белорусской  парторганизации  800  коммунистов,
украинской  парторганизации  -  1000  коммунистов.  Кроме  того,  на  ра¬
боту  в  западные  области  предписывалось  направить  2  тыс.  украинских
и  1,5  тыс.  белорусских  коммунистов.
 До  проведения  выборов  в  этих  областях  должны  были  действовать
временные  управления  из  четырех  человек  -  два  от  армейских  органов,
один  от  НКВД  и  один  от  временного  управления  областного  города.
Временные  областные  управления  назначали  комиссаров  во  все  банки,
а  во  Львов  и  Белосток  командировались  также  уполномоченные  Гос¬
банка  СССР.  Все  банковские  счета  фактически  замораживались.  Ино¬
странные  консульства  в  западных  областях  Украины  и  Белоруссии  ли¬
квидировались.
 В  дальнейшем  в  течение  всего  октября  Политбюро  принимало  од¬
но  за  другим  решения  по  организации  выборов  и  другим  вопросам.  Вы¬
работанная  таким  образом  система  мер  была  взята  за  образец  в  пери¬
од  присоединения  к  СССР  Прибалтийских  государств,  Бессарабии  и
Северной  Буковины.
 В  конце  октября  1939  г.  на  территории,  присоединенной  к  СССР,
были  проведены  “выборы”  в  народные  собрания  Западной  Белоруссии
и  Западной  Украины.  Высшие  законодательные  органы  этих  террито¬
рий  незамедлительно  провозгласили  советскую  власть  и  обратились  в
Верховный  Совет  СССР  с  просьбой  о  вхождении  в  Советский  Союз.
1-2  ноября  V  сессия  Верховного  Совета  приняла  Западную  Белорус¬
сию  и  Западную  Украину  в  состав  СССР  и  воссоединила  их  с  Украин¬
ской  и  Белорусской  ССР.  Речь  Молотова  на  этой  сессии  можно  назвать
апофеозом  советско-германского  сотрудничества,  одним  из  главных
результатов  которого  стала  ликвидация  Польши  как  самостоятельно¬
го  государства.
 82

1  Семиряга  ММ.  Тайны  сталинской  дипломатии  1939-1941  гг.  М.,  1992;  Wrzesien
 1939 	w  relacjach  i  wspomnieniach.  Warszawa,  1989;  Liszewski  K.  (Szawlowski  R.).
Wojna  polsko-sowiecka  1939.  L.  1986;  Zmowa  IV  rozbior  Polski.  /  Oprac.  A.  Szczes*
niak.  Warszawa,  1990;  Szubanski  R.  Siedemnasty  wrzesnia  1939.  Warsazawa,  1990;
Loeck  J.,  L.  Jerzewski  Agresja  17  wrzesnia  1939.  Warszawa,  1990;  Jurga  T.  Obrona
Polski  1939.  Warszawa,  1990;  Kowalski  W.T.  Ostatni  rok  Europy  (1939).  Warszawa,
1989;  Cygan  W.K.  Kresy  w  ogniu.  Wojna  polsko-sowiecka  1939.  Warszawa,  1990;
Agresja  sowiecka  na  Polsk$  17  wrzesnia  1939  w  swietle  dokumentbw  Warszawa,  1994.
 2Дашичев  В.И.  Банкротство  стратегии  германского  фашизма:  Исторические
очерки.  Документы  и  материалы.  М,  1973.  Т.  I.  С.  362.
 3 	Foreign  Relations  of  the  United  States.  Wash.,  1960.  Diplomatic  papers.  1939.
Vol.  I.  P.  672-673.
 4  Нюрнбергский  процесс:  Сб.  материалов.  В  8  т.  М.,  1988.  Т.  2.  С.  227.
 5  Нюрнбергский  процесс:  Сб.  материалов.  В  3  т.  М.,  1966.  Т.  3.  С.  107.
 6 	International  Military  Tribunal.  Trial  of  the  Major  War  Criminals.  Nuremberg.,  1949.
Vol.  31.  P.  156.
 I 	Hass  G.  23.  August  1939:  Der  Hitler-Stalin  Pact:  Dokumentation.  Berlin,  1990.
S.  120-122.
 8 	Ibid.  S.  135-139.
 9 	Уже  в  июне  1939  г.  советскому  правительству  стало  известно,  что  в  конце  ав¬
густа  -  начале  сентября  Гитлер  намерен  уничтожить  польское  государство,
и  если  дело  дойдет  до  войны,  то  вермахт  “будет  действовать  жестоко  и  бес¬
пощадно,  хуже  гуннов”.  Однако  это  не  помешало  стремлению  Сталина  дого¬
вориться  с  Гитлером  за  счет  Польши.  См.:  Российский  государственный  во¬
енный  архив.  Ф.  33987.  Оп.  3.  Д.  1237.  Л.  379.  (Далее:  РГВА).
 10 	Hass  G.  Op.  cit.  S.  139-143.
 II 	Вокруг  пакта  о  ненападении:  Документы  о  советско-германских  отношени¬
ях  в  1939  г.  //  Международная  жизнь.  1989.  №  9.  С.  135-137;  Год  кризиса,
1938-1939.  М.,  1991.  Т.  2.  С.  183.
 12 	Бережков  В.  Просчет  Сталина  //  Международная  жизнь.  1989.  №  8.  С.  16;  Год
кризиса,  1938-1939.  Т.  2.  С.  185.
 13 	Вокруг  пакта  о  ненападении  //  Международная  жизнь.  1989.  №  8.  С.  88-91.
 14 	Там  же  //  Международная  жизнь,  1989,  №  9.  С.  91-93.
 15 	Документы  внешней  политики.  1939  год.  М.,  1992.  Т.  XXII,  кн.  1.  С.  630-632.
 16 	Российский  центр  хранения  и  изучения  документов  новейшей  истории.  Ф.  17.
Оп.1  3.  Д.  1013.  Л.  34,41.  (Далее:  РЦХИДНИ).
 17 	Akten  zur  Deutschen  Auswartigen  Politik.  Ser.  D.  Bd.  VII.  S.  302.  Внешняя  поли¬
тика  СССР  (1935  -  июнь  1941  г.).  М.,  1946.  Т.  IV.  С.  445.
 18 	СССР-Германия,  1939-1941.  Нью-Йорк,  1989.  С.  75,  80-81.
 19 	РЦХИДНИ.  Ф.  17.  Оп.  121.  Д.  15.  Л.  1-16,  20-31.
 20 	Коминтерн  и  вторая  мировая  война  /  Сост.  Н.С.  Лебедева,  М.М.  Наринский.
 .  М.,  1994.  Ч.  I:  До  22  июня  1941  г.  С.  10-11.
 21 	РЦХИДНИ.  Ф.  495.  Оп.  18.  Д.  292.  Л.  47^18.
 22 	Там  же.  Ф.  17.  Оп.  3.  Д.  1014.  Л.  8;  Ф.  17.  Коллекция  материалов.
 23 	Центральный  архив  Министерства  обороны.  Ф.  148а.  Оп.  3763.  Д.  6.  Л.  1-6;
Катынь.  Пленники  необъявленной  войны:  Документы  и  материалы.  Сост.
Н.С.  Лебедева,  Н.А.  Петросова,  Б.  Вощинский,  В.  Моберский.  М.,  1997.
С.  59-61  (Далее:  Катынь).
 24 	Органы  государственной  безопасности  в  Великой  Отечественной  войне:  Сб.
документов.  М.,  1995.  Т.  I:  Накануне.  Кн.  первая  (ноябрь  1938-декабрь
 1940 	г.).  С.  70-74,  79-81.
 25 	Катынь.  С.  61-65.
 26 	Архив  Президента  Российской  Федерации.  Ф.  3.  Оп.  50.  Д.  410.  Л.  36-39.
 83

27 	РГВА.  Ф.  35084.  On.  1.  Д.  14.  Л.  262-265;  Д.  7.  Л.  3-14.
 28 	Катынь.  С.  65.
 2«  Внешняя  политика  СССР  (1935  -  июнь  1941  г.).  Т.  IV.  С.  446,447,  449.
 30 	Hass  G.  Op.  cit.  S.  235-236.
 31 	Ibid.  S.  232,  235,  237-239.
 32 	Вокруг  пакта  о  ненападении  //  Международная  жизнь.  1989.  №  9.  С.  93.
 33 	РГВА.  Ф.  35084.  On.  1.  Д.  2.  Л.  6-11.
 34 	Там  же.  Л.  12-13;  Ф.  35086.  On.  1.  Д.  555.  Л.  78.
 33  Там  же.  Ф.  35084.  On.  1.  Д.  2.  Л.  13-16.
 36 	Там  же.  Ф.  35086.  On.  1.  Д.  556.  Л.  20-23;  Ф.  35084.  On.  1.  Д.  2.  Л.  32;  Д.  4.
Л.  3.
 37 	Там  же.  Д.  12.
 38 	Там  же.  Д.  8.  Л.  24-25.
 39 	Там  же.  Л.  40-41.
 40 	Там  же.  Л.  5-6.
 41 	Там  же.  Л.  6;  Д.  7.  Л.  17-18;  Д.  19.  Л.  207-208.
 42 	См.  подробнее;  Лебедева  Н.С.  Катынь:  преступление  против  человечества.
М„  1994.  С.  101-117,  194-236.
 43 	РГВА.  Ф.  35084.  On.  1.  Д.  8.  Л.  168.
 44 	Там  же.  Д.  7.  Л.  4-14.
 43  Там  же.  Д.  8.  Л.  41;  Д.  7.  Л.  24-30.
 46 	Там  же.  Д.  14.  Л.  130-131.
 47 	Там  же.  Д.  17.  Л.  69.
 48 	Там  же.  Д.  10.  Л.  120.
 49 	Там  же.  Л.  243;  Д.  4.  Л.  45;  Д.  7.  Л.  179-180.
 50 	Там  же.  Д.  12.  Л.  34.
 31 	Там  же.  Д.  8.  Л.  175-176.
 32 	Там  же.  Д.  4.  Л.  10.
 33 	Там  же.  Л.  6;  Д.  8.  Л.  175.
 34 	Там  же.  Д.  5.  Л.  90-96.
 33  Там  же.  Д.  19.  Л.  193.
 36 	Szubanski  R.  Siedemnasty  wrzesnia.  1939.  Warszawa,  1990.  S.  125.
 37 	История  второй  мировой  войны,  1939-1945;  В  12  т.  М.,  1974.  Т.  3.  С.  31.
 38 	Piotrowski.  Dziennik  Hansa  Franka.  Warszawa,  1957.  S.  90.
 39 	РЦХИДНИ.  Ф.  17.  On.  3.  Д.  1014.  Л.  57-61.

Д.Г.  Наджафов
 НАЧАЛО  ВТОРОЙ  МИРОВОЙ  ВОЙНЫ.
 О  МОТИВАХ  СТАЛИНСКОГО  РУКОВОДСТВА
ПРИ  ЗАКЛЮЧЕНИИ  ПАКТА
МОЛОТОВА-РИББЕНТРОПА
 Сталин  вел  дело  к  гибели  империализма
и  к  приближению  коммунизма
 В  М.  Молотов
 Исследовательский  интерес  к  советско-германскому  пакту  1939  г.,
вызванный  переменами,  связанными  с  распадом  советской  империи  и
самого  СССР,  дал  результаты,  которые  расширили  наши  представле¬
ния  о  мотивах  сталинского  руководства  при  его  заключении.  Достояни¬
ем  гласности  стал  секретный  протокол  к  пакту,  факт  подписания  кото¬
рого  скрывался  полвека  и  оригинал  которого  обнаружился  в  Кремлев¬
ском  архиве  (Архив  Президента  Российской  Федерации.  -  Д.Н.).  А  та¬
кие  документальные  находки,  как  текст  выступления  И.В.  Сталина  в
Политбюро  ЦК  ВКП(б)  за  несколько  дней  до  заключения  пакта  и  его
инструкции  Коминтерну  после  начала  второй  мировой  войны,  обнажи¬
ли  подоплеку  советской  внешней  политики  того  времени.
 Но  пока  что  все  это  лишь  ужесточило  споры  по  принципиальным
вопросам  истории  мировой  войны:  о  мере  ответственности  сталинско¬
го  руководства  за  ее  начало;  как  и  почему  стал  возможным  пакт  Моло¬
това-Риббентропа  и  какова  была  роль  советско-германской  догово¬
ренности  в  трагическом  круговороте  предвоенных  событий;  как  следу¬
ет  оценивать  пакт  с  точки  зрения  интересов  Советского  Союза  и  с  по¬
зиции  защиты  всеобщего  мира  и  дела  демократии.
 Впрочем,  наметилось  определенное  согласие  в  исходном  моменте  -
в  том,  что  предвоенная  советская  внешняя  политика  была  активной,
наступательной  по  отношению  к  “враждебному  капиталистическому
окружению”.  Но  дальше  каждый  исследователь  реконструирует  ход
событий  по-своему,  в  зависимости  от  мировоззренческих  позиций.
 Чтобы  уяснить  мотивы  сталинского  руководства  при  подписании
пакта,  нужен  прежде  всего,  конечно,  предметный  исторический  ана¬
лиз.  Соотнеся  советскую  мотивацию  пакта,  озвученную  и  скрытую,  с
его  последствиями,  ближайшими  и  долгосрочными,  можно  попытаться
определить  место  пакта  во  внешней  политике  СССР  накануне  мировой
войны.  Такой  анализ  позволяет  оценить  роль  пакта  для  международ¬
ных  отношений  того  времени,  а  в  более  широком  плане  -  для  всей  ста¬
линской  внешней  политики,  кульминационным  моментом  которой  яви¬
лась  вторая  мировая  война.
 Проблема,  следовательно,  сводится  к  тому,  чтобы  выявить,  выра¬
жало  ли  соглашение  с  нацистской  Германией  суть  внешней  политики
сталинского  Советского  Союза,  насколько  заключение  пакта  отвечало
стратегическим  задачам  этой  политики.  Под  таким  углом  и  рассмот¬
рим  некоторые  документальные  свидетельства,  включая  архивные.
 ©  Д.Г.  Наджафов
 85

1
 Многозначительный  ответ  самого  Сталина  на  вопрос  о  мотивах,  по
которым  советская  сторона  решилась  на  пакт,  приводится  в  официоз¬
ной  истории  внешней  политики  СССР.  На  Ялтинской  конференции
(1945  г.)  в  беседе  с  Ф.  Рузвельтом,  президентом  США,  он  “откровенно
сказал”:  если  бы  не  было  Мюнхена,  то  не  было  бы  и  советско-герман¬
ского  пакта  о  ненападении  от  23  августа  1939  г.1
 “Откровение”  Сталина  выдает  желание  оправдать  договоренность
с  Гитлером  в  самый  пик  предвоенного  политико-дипломатического
кризиса  в  Европе.  Избавив  нацистскую  Германию  от  угрозы  войны  на
два  фронта,  с  коалицией  западных  государств  и  СССР,  пакт  Молото¬
ва-Риббентропа  более  чем  укрепил  решимость  Гитлера  напасть  на
Польшу.  Через  несколько  дней  Европа  оказалась  ввергнутой  в  мас¬
штабный  вооруженный  конфликт.  Как  бы  то  ни  было,  это  высказыва¬
ние  Сталина  о  советских  мотивах  при  заключении  пакта  с  нацистским
агрессором  наводит  на  вполне  определенные  заключения.
 Любопытно  уже  то,  что  Сталин,  осуждавший  демократический  За¬
пад,  особенно  Англию  и  Францию,  за  политику  умиротворения  едва  ли
не  резче,  чем  агрессию  нацистской  Германии,  проводил  сопоставление
Мюнхена  и  советско-германского  пакта  в  предыстории  мировой  вой¬
ны.  Мюнхенское  соглашение  в  сентябре  1938  г.,  усилившее  стратегиче¬
ские  позиции  Германии  в  Европе  за  счет  ее  давнего  противника  -
Франции,  стало,  по  преобладающему  в  историографии  мнению,  пово¬
ротом  ко  всеобщей  войне.  Таким  сопоставлением  Сталин,  вольно  или
невольно,  оттенил  международную  значимость  пакта,  его  роль  как  од¬
ного  из  двух,  наряду  с  Мюнхеном,  рубежных  событий  на  пути  к  войне.
 Однако  если  по  соглашению  в  Мюнхене  речь  шла  об  “уступке”  на¬
цистской  Германии  части  территории  одной  страны  -  Чехословакии,  то
в  Москве,  помимо  пакта,  развязавшего  руки  Гитлеру,  стороны  догово¬
рились  “в  строго  конфиденциальном  порядке”  о  разграничении  сфер
обоюдных  интересов  во  всей  Восточной  Европе2.  Публичное  обяза¬
тельство  взаимного  ненападения  было  подкреплено  тайной  договорен¬
ностью,  достигнутой  за  счет  сразу  нескольких  малых  стран.
 Кроме  того,  Мюнхен  оставил  окончательное  решение  вопроса  о
войне  и  мире  открытым,  а  советско-германский  пакт,  подписанный  в
самый  канун  ожидаемого  нацистского  нападения  на  Польшу,  подвел
под  ним  черту,  означавшую  неизбежность  европейского  конфликта.
Был  упущен  последний  шанс  предотвратить  войну,  связанный  с  трех¬
сторонними  англо-франко-советскими  переговорами,  которые  велись
весной  и  летом  1939  г.  в  целях  организации  совместного  противодейст¬
вия  агрессии.  Как  в  Мюнхене,  так  и  в  Москве  заключенные  с  Гитлером
соглашения  вели  к  войне,  но  в  первом  случае  скорее  можно  говорить  о
губительной  ошибке  руководителей  Англии  и  Франции,  а  во  втором  -
о  явном  сговоре,  прежде  всего  против  Польши.  “Ведь  мы  вроде  бы  от¬
дали  Польшу  на  растерзание  гитлеровской  Германии  и  сами  приняли  в
этом  участие”,  -  вспомнит  впоследствии  Н.С.  Хрущев3.  В  который  раз
сказалось  “геополитическое  проклятие”  Польши  (слова  А.  Квасьнев¬
ского),  зажатой  между  Россией  и  Германией.
 86

Известно,  что  советская  критика  Мюнхена  как  сговора  за  спиной
СССР  была  направлена  против  Англии  и  Франции.  Их  лидеры,  опасав¬
шиеся  еще  одной  катастрофической  для  Европы  большой  войны,  пы¬
тались  за  счет  Чехословакии  умиротворить  Гитлера.  Но  Сталин  выска¬
зывал  догадку,  что  “немцам  отдали  районы  Чехословакии  как  цену  за
обязательства  начать  войну  с  Советским  Союзом”4.  Во  всяком  случае,
официальные  представители  западных  стран  даже  не  старались  опро¬
вергнуть  мнение  о  том,  что  в  итоге  Мюнхена  направление  нацистской
экспансии  сместится  на  восток.  Это  не  могло  не  питать  и  без  того  глу¬
бокие  сомнения  сталинского  руководства  относительно  действитель¬
ных  намерений  лидеров  Запада,  вслух  заявлявших  о  стремлении  поло¬
жить  предел  захватам  в  Европе.
 Считалось,  что  правители  Англии  и  Франции  больше  опасаются
социальных  революций,  чем  фашизма,  и  даже  готовы  войти  в  антисо¬
ветскую  коалицию  с  Германией.  Недоверие  к  ним,  пишет  Хрущев  в  ме¬
муарах,  не  исчезло  после  начала  войны,  которая,  казалось,  оконча¬
тельно  развела  противников  по  разные  стороны5.  Но  если  это  так,  то
сталинское  оправдание  пакта  ссылкой  на  Мюнхен  выдает  важнейший
мотив  советского  руководства  при  его  заключении,  а  именно  стремле¬
ние  повернуть  нацистскую  агрессию  с  востока  на  запад,  против  тех,
кто,  по  мнению  Сталина,  старался  спровоцировать  конфликт  СССР  с
Германией  (для  которого,  как  он  выразился  в  марте  1939  г.,  не  было  ви¬
димых  оснований6).
 Об 	антизападной  направленности  пакта  не  раз  публично  говорил
В.М.  Молотов,  разделяющий  со  Сталиным  ответственность  за  совет¬
скую  внешнюю  политику.  Обосновывая  предложение  о  ратификации
пакта,  он  повторил  сталинскую  версию  о  происках  западноевропей¬
ских  политиков,  “стремящихся  столкнуть  лбами  Германию  и  Совет¬
ский  Союз”.  Заявив,  что  с  фашистами  “мы  перестали  быть  врагами”,
Молотов  назвал  “нашими  врагами”  Англию  и  Францию,  недавних
партнеров  по  переговорам  в  Москве,  обвинив  последних  в  “замаскиро¬
ванном  надувательстве”  и  в  ведении  “провокаторской  работы”7.  Ему
же  принадлежит  оценка  пакта  как  соглашения,  которое  обеспечило
для  воюющей  с  западными  странами  Германии  “спокойную  уверен¬
ность  на  Востоке”  в  обмен  на  то,  что  он  назвал  отсутствием  “трений  в
советско-германских  отношениях  при  проведении  советских  мероприя¬
тий  вдоль  нашей  западной  границы”8.
 t  С  наступлением  холодной  войны  Молотов  продемонстрировал  неиз¬
менность  своей  оценки  направленности  советско-германского  договора
о  ненападении.  Прибегнув  к  сталинскому  методу  противопоставления
Мюнхена  и  пакта,  он  говорил  об  англо-французских  империалистах,  ко¬
торые  пошли  на  позорное  соглашение,  “чтобы  поскорее  толкнуть  гер¬
манских  фашистов  к  нападению  на  Советский  Союз”.  Но  “сами  запута¬
лись  в  расставленных  ими  сетях”,  а  мудрая  сталинская  политика  мира
“блестящим  образом”  обеспечила  новую  оттяжку  войны  для  СССР9.
 Все  это  крайне  существенно,  но  для  уяснения  вопроса  о  мотивах
сталинского  руководства  одной  формулы,  увязывающей  воедино
Мюнхен  и  пакт,  недостаточно.  Считать  пакт  Молотова-Риббентропа
только  ответом  на  Мюнхенское  соглашение  -  значит  совершенно  не
 87

учитывать  советскую  внешнеполитическую  стратегию  с  ее  классовы¬
ми  критериями  и  целями.  У  сталинского  Советского  Союза  были  соб¬
ственные  амбициозные  геополитические  замыслы,  заключавшиеся  в
том,  чтобы  всемерно  усиливать  позиции  социализма  за  счет  и  против
капитализма10.  Поэтому  Сталин,  по  существу,  не  делал  различия  меж¬
ду  фашистскими  и  демократическими  государствами,  и  в  этом  смысле
Мюнхен  лишь  укрепил  его  устоявшуюся  враждебность  к  буржуазному
Западу.  В  особенности  к  Англии,  с  ее,  как  он  не  забывал  подчеркивать,
консервативными  правящими  кругами.
 2
 Ко  времени  заключения  пакта  Сталин  настолько  возвысился  в  пар¬
тии  и  стране,  что  все  важнейшие  вопросы  решал  единолично,  исклю¬
чая  двух-трех  членов  Политбюро  ЦК  ВКП(б),  в  данный  момент  поль¬
зующихся  его  изменчивой  благосклонностью.  “Все  было  в  кулаке  сжа¬
то  у  Сталина,  у  меня”,  -  вспоминает  Молотов,  характеризуя  предвоен¬
ную  советскую  дипломатию  как  “очень  централизованную”11.  Воен¬
ные  вопросы  Сталин  “брал  на  себя  лично”,  а  к  решению  дипломатиче¬
ских  привлекал  Молотова,  вспоминает  Хрущев.  И  поясняет:  “Сталин
считал,  что  ЦК  партии  и  Политбюро  -  это  все,  так  сказать,  мебель,  не¬
обходимая  для  обстановки  дома,  главное  в  котором  -  хозяин  дома.  Хо¬
зяином  он  считал,  конечно,  себя  и  делал  все,  что  считал  нужным,  ни  с
кем  не  советовался,  если  это  не  входило  в  его  планы,  и  ни  перед  кем  не
отчитывался”12.
 В  главе  “Вторая  мировая  война  приближается”  Хрущев  вспомина¬
ет,  что  партийные  работники  высокого  ранга  были  ориентированы
Сталиным  на  то,  что  “большая  война”  с  врагами  неизбежна.  В  разряд
врагов  попала  не  только  гитлеровская  Германия,  но  и  Англия  с  Фран¬
цией,  -  “объединенные  силы  империалистического  лагеря”,  которые
“значительно  превосходили  в  то  время  наши  силы”13.
 Показательно,  что  и  позже,  уже  как  сталинский  преемник,  Хрущев
руководствовался  классовыми  критериями  в  подходе  ко  второй  миро¬
вой  войне.  Как  свидетельствуют  архивные  материалы14,  воспользовав¬
шись  тем,  что  его  партнером  на  советско-бельгийских  переговорах
1956  г.  был  П.  Спаак,  впервые  возглавивший  правительство  Бельгии
перед  войной,  Хрущев  подверг  западные  страны  беспощадной  критике
за  их  предвоенную  политику.  По  его  словам,  на  трехсторонних  москов¬
ских  переговорах  западная  делегация  вела  “проволочные  разговоры”,
провоцируя  конфликт  между  СССР  и  Германией.  Гитлер  понял  это,  ре¬
шив  действовать  по-своему.  Считая  Советский  Союз  “более  опасным”
противником,  он  “решил  сначала  заключить  союз  с  нами,  напасть  на
Францию,  Англию  и  затем  на  нас”.  В  ответ  “мы  тоже  решили  выиг¬
рать  время,  заключить  союз  с  Германией,  подготовиться  лучше  к  вой¬
не  и  таким  образом  защитить  себя  от  фашистской  Германии”.
 Обращает  на  себя  внимание  оценка  Хрущевым  пакта  между  СССР
и  Германией  как  соглашения  о  союзе  между  ними.  Такова  была  поли¬
тическая  логика  предвоенного  1939  года:  или  с  Англией  и  Францией  (и
их  потенциальным  союзником  США)  против  Германии,  или  с  Германи¬
ей  (и  ее  партнерами  по  Антикоминтерновскому  пакту)  против  стран
 88

Запада.  Советско-германский  пакт,  заключенный  в  преддверии  нацист¬
ской  агрессии  против  Польши,  на  стороне  которой  обязались  высту¬
пить  Англия  и  Франция,  не  мог  не  быть  актом  против  Запада.  Как  об¬
народованные  положения  пакта,  так  и  особенно  приложенный  к  пакту
секретный  протокол  о  разделе  Восточной  Европы  выдавали  истинные,
далекие  от  миролюбия  намерения  его  участников.
 Подчеркнем  свидетельство  Хрущева,  что  Советский  Союз  “тоже”
включился  в  игру  великих  держав,  намеревавшихся  воспользоваться
войной  для  ослабления  соперников.  Сталин  “ожидал,  что  развернутся
затяжные  сражения  английских  и  французских  войск  против  немец¬
ких”.  Известие  о  капитуляции  Франции  застало  Сталина  врасплох,  он
“очень  нервно  выругался  в  адрес  правительств  Англии  и  Франции  за
то,  что  они  допустили  разгром  своих  войск”15.  В  конце  войны  Сталин,
весьма  критически  оценив  вклад  французов  в  общее  дело  союзников,
не  упустил  случая  добавить:  “А  в  1940  году  они  вовсе  не  воевали”16.
 3
 Заметную  роль  в  делах,  связанных  с  пактом,  сыграл  А.А.  Жданов.
В  его  архивном  фонде  имеется  целый  ряд  документов,  изучение  кото¬
рых  позволяет  дополнить  понимание  мотивов  сталинского  руководст¬
ва  при  заключении  пакта  с  нацистской  Германией.
 Среди  них  стенограмма  его  речи  на  ленинградской  партийной  кон¬
ференции  3  марта  1939  г.17  В  речи,  не  предназначавшейся  для  публика¬
ции  (“здесь  партийная  конференция,  стесняться  нечего”),  критика  по¬
литики  Запада,  получившая  огласку  неделей  позже  на  XVIII  съезде,  до¬
ведена  до  логического  конца.  Разумеется,  Жданов  говорил  об  угрозе
войны,  созданной  наступлением  фашизма,  но  в  будущее  смотрел  с  оп¬
тимизмом.  По  его  словам,  экономически  Советский  Союз  зависел  от
капиталистических  стран  “значительно  меньше”,  чем  эти  страны  от  не¬
го.  В  подтверждение  сослался  на  то,  что  представители  иностранных
государств  спешат  занять  очередь  к  наркому  внешней  торговли
А.И.  Микояну:  “Кто  последний?  Я  за  вами!”  В  этой  связи  он  так  про¬
комментировал  сообщение  в  прессе  о  посещении  накануне  английским
премьером  Чемберленом  советского  посольства  в  Лондоне:  “Чего  он
приперся?  Потому  что  он  боится...  опоздать  (встать  в  очередь  к  Мико¬
яну.  -Д.Н.).  Это  есть,  товарищи,  свидетельство  растущей  нашей  силы...
Мы  являемся  державой  самой  сильной,  самой  независимой...”
 Отталкиваясь  от  столь  радужной  картины,  Жданов  продолжил:
“Это  значит,  что  мировая  обстановка  складывается  так,  что  фашизм,
этот  зверь,  это  выражение  мировой  реакции,  империалистической  бур¬
жуазии,  агрессивной  буржуазии,  который  является  капиталистическим
хищником,  вооруженным  до  зубов,  питается  слабыми,  беззащитными
государствами;  вы,  наверное,  заметили,  что  сейчас  эта  ось  направлена
главным  образом  против  Англии  и  Франции”.  Хотя  Англии  “очень  хо¬
телось  бы  уравновесить  положение  таким  образом,  чтобы  Гитлер  раз¬
вязал  войну  с  Советским  Союзом.  Но  Гитлер  понимает  по-своему  и
считает,  что  должен  развязать  войну  там,  где  слабее.  И  так  как  видит,
что  слабее  на  Западе,  он  туда  и  прет,  вместе  с  Муссолини”.  Слушатели-
партийцы  аплодировали,  смеялись.
 89

Яснее,  чем  это  сделал  Жданов,  пожалуй,  не  скажешь.  Фашизм,  ко¬
нечно,  опасная  враждебная  сила,  но,  во-первых,  фашизм  есть  ‘'выраже¬
ние”  все  того  же  классического  капитализма  с  его  империалистически¬
ми  устремлениями;  во-вторых,  агрессия  фашизма,  по  крайней  мере  по¬
ка,  угрожает  не  СССР,  а  западной  буржуазии,  Англии  и  Франции,  что
совсем  неплохо:  “от  буржуазии,  кроме  подлости  и  жульничества”  ниче¬
го  ждать  нельзя...”
 Англии  в  выступлении  было  уделено  особое  внимание.  “Товари¬
щи,  -  уверял  Жданов  своих  слушателей,  -  под  маской  миролюбия,
под  маской  коллективной  безопасности  Англия  стравливает  одну  дер¬
жаву  с  другой,  не  прочь  втравить  и  войну  с  нами  организовать,  ис¬
пользуя  в  этом  отношении  действия,  тактику,  старые  традиции  бур¬
жуазных  политиков  -  чужими  руками  жар  загребать,  дождаться  поло¬
жения,  когда  враги  ослабнут,  и  забрать”.  Но  эта  политика  рассчитана
на  людей  наивных,  простоватых.  Что  касается  Советского  Союза,  то
“у  нас  даже  пионеры  могут  разгадать  это  дело,  уж  очень  грубовато
это  дело”.
 Раз  все  так  очевидно  для  советского  руководства,  которое  “обма¬
нуть  трудно”,  то  и  советская  внешняя  политика  уже  вполне  определи¬
лась:  “Будем  копить  наши  силы  для  того  времени,  когда  расправимся  с
Гитлером  и  Муссолини,  а  заодно,  безусловно,  и  с  Чемберленом”.  Эти
слова  были  встречены  аплодисментами.  Жданов  высказался  откровен¬
нее,  чем  это  сделал  Сталин,  вначале  в  “Кратком  курсе”  истории  партии
(увидевшем  свет  в  сентябре  1938  г.),  обещая  западным  правящим  кру¬
гам,  что  они,  подобно  либерально-монархической  буржуазии  России,
вошедшей  в  сговор  с  царем,  “тоже  получат  свое  историческое  возмез¬
дие”,  а  затем  на  XVIII  съезде  ВКП(б),  предупреждая  деятелей  Запада,
что  их  политика  попустительства  агрессии  “может  окончиться  для  них
серьезным  провалом”18.
 Архивные  документы  из  фонда  Жданова  подтверждают,  что  меж¬
дународная  стратегия  сталинского  руководства  как  была,  так  и  остава¬
лась  заданной  марксистскими  параметрами.  Иного  трудно  было  ожи¬
дать  от  людей,  для  которых  различия  в  социальных  системах  имели  аб¬
солютное  значение  и  чья  жесткая  поведенческая  логика  была  обусло¬
влена  монистическим  взглядом  на  мировые  явления.  Поэтому  стоит  ли
удивляться  откровенной  ставке  на  силу,  на  пропаганду  неотвратимости
мировой  войны,  фактическому  отказу  от  политико-дипломатических
методов  урегулирования,  наконец,  заявленному  намерению  позднее
включиться  в  войну  и  покончить  разом  со  всеми  врагами  социализма  -
Гитлером,  Муссолини,  Чемберленом?
 4
 Приведенные  выше  свидетельства  лишь  повторяют  (но  гораздо  от¬
кровеннее)  то,  о  чем  говорилось  практически  во  всех  выступлениях
Сталина  на  партийных  форумах.  Не  стал  исключением  и  его  отчетный
доклад  на  XVIII  съезде  ВКП(б)  10  марта  1939  г.,  построенный  в  духе
традиционно  жесткого  противопоставления  СССР  остальным  странам.
При  этом  Сталин  пояснил,  что  тон  антисоветской  политике  задают
страны  Запада,  считающиеся  неагрессивными,  демократическими,  а
 90

не,  например,  Германия,  “серьезно  пострадавшая  в  результате  первой
империалистической  войны  и  версальского  мира’49.  Это  выражается  в
их  курсе  на  невмешательство,  ведущем  к  мировой  войне.
 Завершая  международный  раздел  доклада,  Сталин  подчеркнул  (ис¬
пользуя  прием  повтора),  что  СССР  стоит  “за  мир  и  укрепление  дело¬
вых  связей  со  всеми  странами’’,  но  при  одном-единственном  условии:
если  они  “не  попытаются  нарушить,  прямо  или  косвенно,  интересы  це¬
лостности  и  неприкосновенности  границ  Советского  государства”20.
Адресовано  это  было,  конечно,  не  Англии  и  Франции,  а  Германии,  от
которой  только  и  могла  исходить  потенциальная  угроза  Советскому
союзу.  На  приеме  после  подписания  советско-германского  пакта  Мо¬
лотов  поднял  тост  за  Сталина,  отметив,  что  именно  его  речь  на  съезде,
которую  в  Германии  правильно  поняли  (курсив  наш.  -  Д.Н.),  полно¬
стью  изменила  политические  отношения  между  двумя  странами21.
 Если  для  Германии  предназначались  слова  “мир  и  укрепление  де¬
ловых  связей”  в  обмен  на  гарантию  безопасности  границ  СССР,  то  для
западных  стран  -  “соблюдать  осторожность  и  не  давать  втянуть  в  кон¬
фликты  нашу  страну  провокаторам  войны,  привыкшим  загребать  жар
чужими  руками”22.  Это  положение  стало  наиболее  часто  цитируемым
в  советской  пропаганде,  а  за  рубежом  сталинское  выступление  назвали
речью  “о  жареных  каштанах”.
 Многие  современники  смещения  Литвинова  с  поста  наркома  ино¬
странных  дел  СССР  в  начале  мая  1939  г.  и  замены  его  (по  совмести¬
тельству)  главой  правительства  Молотовым  догадывались,  что  за  этим
стоит  скрытая  борьба  взглядов  на  советский  внешнеполитический
курс.  Теперь  это  документально  подтверждено.  Опубликована  теле¬
грамма  за  подписью  Сталина,  направленная  советским  дипломатиче¬
ским  представительствам  за  рубежом,  в  которой  происшедшая  переме¬
на  объяснялась  “серьезным  конфликтом”  Литвинова  с  Молотовым23.
Арбитром,  разумеется,  был  Сталин.  Хорошо,  что  товарищ  Сталин  “до¬
гадался”  тогда  это  сделать,  вспоминал  Молотов24.
 Но  телеграмма  полпредам,  хотя  и  подписанная  Сталиным,  -  ди¬
пломатический,  а  не  партийный  документ,  не  решение  Политбюро  ЦК,
послужившее  основой  для  телеграммы.  Партийные  документы  между¬
народного  характера  все  еще  публикуются  редко.  Тем  не  менее  кое-
что  становится  известным.  А.  А.  Громыко  много  лет  спустя  на  одном  из
заседаний  Политбюро  (протестуя  против  предложения  об  увековечи-
ванци  памяти  Литвинова),  говорил,  что  Литвинов  был  снят  “за  несогла¬
сие  с  линией  партии”,  за  то,  что  “он  был  против  того,  чтобы  переори¬
ентироваться  с  Англии  и  Франции  на  Германию”25.  Другими  словами,
решение  в  пользу  переговоров  с  Германией  было  принято,  когда  сме¬
щали  Литвинова  (если  не  раньше).  3  мая  Политбюро  приняло  постано¬
вление  “Об  аппарате  НКИД”,  оформленное  как  общее  решение  ЦК
ВКП(б)  и  СНК  СССР:  “Поручить  тт.  Берия  (председатель),  Маленко¬
ву,  Деканозову  и  Чечулину  навести  порядок  в  аппарате  НКИД,  выяс¬
нить  все  дефекты  в  его  структуре,  особенно  в  секретной  его  части,  и
ежедневно  докладывать  о  результатах  своей  работы  тт.  Молотову  и
Сталину”26.  В  своих  воспоминаниях  Молотов  характеризует  Литвинова
как  сторонника  союза  с  западными  странами,  а  потому  человека,  кото¬
 91

рый  был  “совершенно  враждебным  к  нам”  и  который  “случайно  жив
остался”27.
 Начавшаяся  переориентация  зафиксирована  в  опубликованной  за¬
писи  беседы  Молотова  с  германским  послом  Ф.  Шуленбургом  20  мая.
В  беседе,  темой  которой  были  советско-германские  экономические  пе¬
реговоры,  Молотов  дважды  заявил,  что  им  “должно  предшествовать
создание  соответствующей  политической  базы”.  Несмотря  на  то  что
посол  “весьма  стремился  получить  более  конкретные  разъяснения”,
добавляет  Молотов,  он  уклонился  от  этого28.  Затем  Шуленбурга  при¬
нимал  заместитель  наркома  В.П.  Потемкин.  Посол  пришел,  записал
он,  “растерянный  и  смущенный”.  Не  получив  ответа  на  вопрос,  что  за
политическая  база  должна  быть  подведена  под  экономические  перего¬
воры,  посол  не  знал,  что  ему  сообщить  в  Берлин29.
 Еще  более  сенсационный  документ  в  том  же  ряду  -  инструкции
Сталина  советской  делегации  на  военных  переговорах  с  Англией  и
Францией.  В  инструкциях,  данных  до  открытия  переговоров,  четко
прослеживается  установка  на  их  провал.  В  случае,  говорится  в  инструк¬
циях,  если  англичане  и  французы  “все  же”  будут  настаивать  на  перего¬
ворах,  то  свести  их  к  дискуссии  по  проблеме  “свободного  пропуска”  со¬
ветских  войск  через  территории  Польши  и  Румынии  (пункт  шестой).  А
поскольку  эти  страны  хорошо  представляли  себе,  что  значит  впустить
к  себе  советские  войска,  и  заранее  заявили  о  своем  отказе,  предписы¬
валось  заявить,  что  “мы  не  считаем  возможным  участвовать  в  предпри¬
ятии,  заранее  обреченном  на  провал”  (пункт  седьмой)30.
 И  до  начала  переговоров  с  Западом,  11  августа,  состоялось  реше¬
ние  Политбюро  о  вступлении  в  официальные  переговоры  с  Герма¬
нией31.  За  подписью  Молотова  в  Берлин  пошла  телеграмма  с  указани¬
ем,  что  уже  обозначившийся  на  предварительных  дипломатических
контактах  “перечень  объектов...  нас  интересует”  и  что  “разговоры  о
них”  предпочтительнее  вести  в  Москве32.  Германская  сторона,  и  уже  не
впервые,  выражала  готовность  “договориться  по  всем  вопросам”,  каса¬
ющимся  территорий  стран  “на  всем  протяжении  от  Черного  моря  до
Балтийского”.  При  этом,  сообщал  советский  представитель  в  Берлине,
немцы  готовы  вести  переговоры  “лишь  на  базе  отсутствия  англо-фран¬
ко-советского  военно-политического  соглашения”.  Писал  он  и  об  их
цели:  “...чтобы  этой  ценой  нейтрализовать  нас  в  случае  своей  войны  с
Польшей”33.  В  этот  же  день,  11  августа,  новый  посол  США  в  СССР
Л.  Штейнгардт  вручил  свои  верительные  грамоты  М.И.  Калинину.  В
часовой  беседе,  доносил  посол  в  Вашингтон,  глава  государства  “стара¬
тельно”  избегал  высказываться  о  советской  позиции  в  Европе,  но
“охотно  и  долго”  говорил  о  советско-японских  отношениях”34.
 Накануне  посла  принимал  Молотов,  который,  как  показалось
Штейнгардту,  “в  искренних  тонах”  говорил  о  параллельных  интересах
СССР  и  США  в  международных  делах35.  Через  несколько  дней  посол
передал  Молотову  послание  Рузвельта  с  настоятельным  призывом  до¬
стигнуть  в  интересах  всеобщего  мира  соглашения  против  агрессии  на
московских  переговорах.  Президент  (для  которого  советско-герман¬
ские  переговоры  не  были  тайной  благодаря  информатору  в  герман¬
ском  посольстве  в  Москве36)  считал,  что  в  случае  войны  и  победы
 92

стран  “оси”  больше  всего  пострадает  СССР.  Молотов  заверил  посла,
что  многое  уже  сделано  для  успеха  переговоров,  но  они  еще  не  завер¬
шены37.  Он  скрыл  при  этом  истинные  намерения  сталинского  руковод¬
ства.
 Перечень  документов  и  фактов  о  целенаправленном  курсе  СССР
на  сближение  с  нацистской  Германией  стоит  дополнить  еще  одним  ар¬
хивным  документом  на  тему  о  том,  как  себе  представляли  в  окружении
Сталина  исход  параллельных  тройственных  (СССР,  Англии  и  Фран¬
ции)  и  двусторонних  (СССР  и  Германия)  переговоров.  Речь  идет  о  до¬
кументе  из  архивного  фонда  Д.З.  Мануильского,  главы  делегации
ВКП(б)  в  Коминтерне.  Мы  прекрасно  понимаем,  говорил  он  в  партий¬
ной  аудитории  в  середине  июля  (речь  шла  о  московских  переговорах),
что  “сейчас  за  нами  так  ухаживают,  как  приблизительно  за  богатой  мо¬
сковской  невестой  в  свое  время  (смех),  но  мы  цену  своей  красоте  знаем
(аплодисменты)  и  если  сделаем  брак,  то  по  расчету  (смех,  аплодисмен¬
ты)”.  И  в  конце  доклада  добавил:  “Я  не  скажу,  как  английская  печать,
что  уже  соглашение  между  СССР  и  Англией  и  Францией  в  кармане.
В  кармане  может  быть  и  фига”38.  Выразительный  пассаж.
 5
 Тема  антагонизма  СССР  и  стран  капитализма  получила  простран¬
ное  толкование  в  письме  В.П.  Золотова,  члена  ВКП(б)  с  1928  г.,  оза¬
главленном  “Краткая  записка  о  некоторых  вопросах  нашей  внешней
политики”39,  которое  было  направлено  Жданову  и  Молотову  после  на¬
значения  последнего  главой  НКИД  СССР.  Основную  часть  письма  за¬
нимал  раздел  “О  Великобритании,  Франции  и  Германии”.  Письмо  хра¬
нится  ныне  в  фонде  Жданова.
 Ждановские  пометки,  преимущественно  подчеркивание  (такие  ме¬
ста  далее  выделены  курсивом.  -  ДН.)У  иллюстрируют  позицию  самого
Жданова,  нашедшего  в  авторе  письма  единомышленника.  Сошлись  они
в  том,  что  представлялось  обоим  главным  вопросом:  чью  сторону,  Ан¬
глии  или  Германии,  выгоднее  принять  Советскому  Союзу.  Вот  какую
позицию  советовал  (скорее  настоятельно  рекомендовал)  занять  на  пе¬
реговорах  с  западными  странами  корреспондент.  Договариваясь  с  Анг¬
лией  и  Францией  об  общих  действиях  против  Германии,  писал  он”  мы
должны  всегда  четко  и  ясно  себе  представлять,  что  нашим  основным  и
главным  врагом  в  Европе  и  во  всем  мире  является  не  Германия,  а  Ан¬
глия”  (не  ограничиваясь  подчеркиванием,  Жданов  дополнительно  вы¬
делил  частицу  не  и  союз  а.  -Д.Н.).  Развивая  антианглийский  тезис,  ав¬
тор  продолжал:  «Знаменитое  “стремление  на  восток”  германского
фашизма  если  не  создано,  то  подогревается  Англией,  заинтересован¬
ной  как  в  нашей  гибели,  так  и  в  ослаблении  Германии».
 Позиция  Англии  на  переговорах  с  Советским  Союзом,  по  словам
автора  письма,  “объясняется  вовсе  не  общностью  наших  демократиче¬
ских  интересов,  как  это  многим  кажется,  а  неожиданным  для  Англии
направлением  германской  агрессии”.  Поэтому  ее  задача  состоит  в  том,
чтобы,  “создав  преграды  дальнейшему  расширению  германской  агрес¬
сии  в  буржуазной  Европе...  во  что  бы  то  ни  стало  повернуть  герман¬
скую  армию  на  восток  против  Советского  Союза”.  В  письме  предла¬
 93

гались  контрмеры:  “Поскольку  наш  главный  враг  -  Англия,  нам  нуж¬
но  иметь  тщательно  разработанный  план  борьбы  с  ней.  Англию  на¬
до  бить  везде,  где  возможно,  но  главным  образом  в  Европе,  ибо  Анг¬
лия  как  мировая  держава  существует  лишь  до  тех  пор,  пока  она  сильна
в  Европе...”  Конкретно  это  должно  было  быть  сделано  так:  “Англию
надо  бить,  но  бить  английским  методом,  т.е.  чужими  руками”.  Ав¬
торский  тезис,  что  “Англия  не  только  наш  враг,  но  и  старинный  враг
Германии”,  уточняет,  чьи  это  могут  быть  руки.
 Автор  письма  считает,  что  отпала  опасность  создания  широкой  ан¬
тисоветской  коалиции  в  развитие  “мюнхенского  сговора”:  ‘‘...кресто¬
вый  поход  против  Советов  буржуазному  миру,  раздираемому  сонмом
противоречий,  теперь  не  организовать”.  Советскому  Союзу  нужно,  ис¬
пользуя  выгоды  своего  положения,  играя  на  этих  противоречиях,  ос¬
лаблять  силы  буржуазных  государств”.  Тем  более  что  представляется
отличная  возможность  для  такой  игры:  “Втравливание  Германии  в
войну  против  Англии  в  этом  отношении  открывает  широкие  воз¬
можности”.
 Далее  следуют  совершенно  замечательные  рекомендации,  что
“для  этого  надо”.  Прежде  всего  всемерно  укреплять  советскую  воен¬
ную  мощь,  сопроводив  этот  процесс  “демонстрацией  непобедимости
нашего  оружия  в  каком-либо  очередном  дальневосточном  конфликте”.
Необходимо  также,  с  одной  стороны,  всеми  способами  разжигать  анти-
британские  тенденции  и  настроения,  “господствующие”  у  подавляюще¬
го  большинства  немецких  фашистов;  и,  с  другой  -  широко  поддержи¬
вать  антигерманскую  агитацию  и  пропаганду  в  демократических  стра¬
нах.  Последний  пункт  рекомендации  вызвал  наибольший  интерес  у
Жданова,  подчеркнувшего  всю  фразу:  “//я  случай  войны  Германии  с
Францией  и  Англией  обещать  Германии  соблюдение  нами  нейтрали¬
тета,  обеспечить  охрану  ее  тыла,  а  концентрацией  Красной  Армии
на  западной  границе  парализовать  возможность  Польше  вступать  в
войну  на  стороне  Англии”.  Пакт  как  раз  имел  в  виду  все  эти  цели:  офи¬
циальный  нейтралитет  СССР  в  войне  между  Германией  и  западными
странами,  обеспечение  для  Германии  “спокойной  уверенности  на  вос¬
токе”  и,  по  тайной  договоренности,  совместные  советско-германские
военные  действия  против  Польши.
 В  конце  письма  сделано  заключение:  “В  результате  войны  Герма¬
нии  и  ее  союзников  с  Англо-Францией  силы  всех  этих  держав  будут  не¬
имоверно  истощены,  Европа  и  мир  будут  охвачены  разлившимся  мо¬
рем  пролетарских  и  национальных  восстаний,  и  тогда-то  Советский
Союз  бросит  на  весы  истории  меч  Красной  Армии”.  Это  заключение
очень  похоже  на  обязательство  Сталина,  данное  им  на  партийном  пле¬
нуме  в  1925  г.:  в  случае  всеобщей  войны  СССР  выступит  последним,
“чтобы  бросить  решающую  гирю  на  чашу  весов,  гирю,  которая  могла
бы  перевесить”40.
 Многолетняя  идеологическая  кампания  против  капитализма  сдела¬
ла  свое  дело,  обеспечив  распространение  в  стране  и  партии  классово
обусловленных  взглядов  на  международное  развитие.  Если  верно,  что
логика  предвоенного  1939  г.  диктовала  необходимость  для  СССР  выбо¬
ра  в  условиях  взрывоопасного  кризиса  в  международных  отношениях,
 94

то  не  менее  верно  и  другое:  выбор,  приведший  к  пакту,  полностью  от¬
вечал  стойким  представлениям  в  советском  обществе  о  характере
внешней  политики  страны  социализма  во  “враждебном  капиталистиче¬
ском  окружении”.
 6
 Неудивительно,  что  при  таком  классово  регламентированном
подходе  проблема  внешнеполитического  выбора  свелась  к  дилемме
между  Англией  и  Германией.  Предпочтение,  отданное  последней,  как
явствует  из  всего  вышеизложенного,  было  более  оправданным  с  точ¬
ки  зрения  сталинского  руководства.  Еще  раз  убедиться  в  этом  позво¬
ляют  хранящиеся  в  РЦХИДНИ  “Черновые  записи  А.А.  Жданова  к
договору  о  ненападении  между  СССР  и  Германией”  (без  даты,  пред¬
положительно  между  подписанием  пакта  и  началом  мировой  войны.  —
 д.н.у  К
 “Записи”  сделаны  от  руки,  карандашом  -  краткие,  стилистически
корявые,  но  весьма  выразительные.  Сюда  перекочевали  некоторые
формулировки  из  письма  В.П.  Золотова,  с  которым  их  роднит  антиан-
глийская  и  прогерманская  направленность,  равно  как  и  нескрываемое
желание,  чтобы  СССР  занял  позицию  “третьего  радующегося”  в  ожи¬
давшемся  вооруженном  конфликте  на  Западе.  Вот  некоторые  из  анти-
английских  формулировок  “Черновых  записей”:  “Англия  профессио¬
нальный  враг  мира  и  коллективной  безопасности”,  “На  войне  жиреет”,
“Дранг  нах  Остен  -  английская  выдумка”,  “Раздел  Англии  благо”,
“Коммунистов  и  фашистов  ненавидит  одинаково”,  “Не  жалеет  средств
для  дискредитации  Советского  Союза”.  Тема  английского  стремления
втравить  Германию  в  войну  с  Советским  Союзом  выражена  словами:
“Тигры  и  их  хозяева”,  “Хозяева  тигров  науськали  на  Восток”,  “Отвести
войну  на  Восток  -  спасти  шкуры”.
 Среди  положений,  касающихся  Германии,  нет  упоминания  о  том,
что  это  -  фашистское  государство.  В  то  же  время  имеется  такая  запись:
“Главное  иметь  в  виду,  чтобы  признать  за  Германией  право  иметь  то
внутреннее  устройство,  которое  у  нее  есть”.  Жданов  как  бы  убеждает
незримого  читателя  (и  самого  себя?)  в  выгодности  для  Германии  пакта
с  СССР:  “Россия  лучший  клиент”,  “Но  как  не  умилиться  немецкому
сердцу”,  “Гитлер  же  понимает,  что  ему  готовят  нож  в  спину”,  “Что  бес¬
смысленно  ему  ослаблять  себя  на  Востоке”,  “Повернуть  на  Запад”,
“Дранг  нах  Остен  уже  стоил  Германии  огромных  жертв”,  “Сговорить¬
ся  с  Германией”,  “Коалиция”.  Эта  часть  записей  напоминает  о  совет¬
ских  заявлениях,  сделанных  после  заключения  пакта,  в  частности  Мо¬
лотовым,  о  перспективности  советско-германского  сотрудничества.
 В  “Записях”  имеются  и  положения,  отражающие  стремление
встать  над  конфликтом  в  “сифилизованной  Европе”,  добиваясь  одно¬
сторонних  выгод.  Жданов  приводит  понравившийся  ему  девиз  “Унич¬
тожай  врагов  чужими  руками  и  будь  сильным  к  концу  войны”,  совме¬
щая  его  с  собственным  суждением:  “Я  за  то,  чтобы  СССР  оказался
сильным  к  концу  войны”.  Есть  и  такая,  несколько  загадочная,  запись:
“Если  на  Запад  -  русская  армия  заслуживает  колонии”.  Не  условия  ли
секретного  протокола  имелись  в  виду?
 95

7
 Настоящей  сенсацией  стал  архивный  документ,  обнаруженный  в
Центре  хранения  историко-документальных  коллекций,  фонды  кото¬
рого  составляют  трофейные  материалы,  вывезенные  из  Германии.  От¬
крытие  сделала  Т.С.  Бушуева,  соавтор  книги  “Фашистский  меч  ковал¬
ся  в  СССР”  (М.,  1992),  опубликовавшая  документ  в  журнале  “Новый
мир”42.  Это  запись  на  французском  языке  выступления  Сталина  на  со¬
вместном  заседании  членов  Политбюро  и  руководителей  Коминтерна
19  августа.  Отметим,  что  ранее  факт  заседания  Политбюро  в  этот  день
решительно  отрицался,  и  до  сих  пор  приходится  собирать  информацию
о  нем  окольными  путями,  вне  коллекций  Кремлевского  архива.
 Между  тем  информация  о  выступлении  в  свое  время  просочилась  в
печать.  30  ноября  1939  г.,  в  день  когда  “Правда”  на  первой  полосе  на¬
печатала  радиовыступление  Молотова  с  объявлением  войны  Финлян¬
дии,  на  ее  третьей  полосе  -  не  броско,  достаточно  скромно  -  ответ  Ста¬
лина  на  вопрос  редактора  газеты  как  товарищ  Сталин  относится  к  ин¬
формации  агентства  “Гавас”,  т.е.  к  сообщению  о  его  речи,  “якобы”
произнесенной  “в  Политбюро  19  августа”,  в  которой  проводилась  “яко¬
бы”  мысль  о  том,  что  “война  должна  продолжаться  как  можно  дольше,
чтобы  истощить  воюющие  стороны”43.
 Сталин  ограничился  заявлением,  что,  “конечно”,  он  не  может
знать,  “в  каком  именно  кафе-шантане  сфабриковано  это  вранье”.
И  привел,  по  его  мнению,  “факты”,  которым  ничего  не  смогут  проти¬
вопоставить  «кафе-шантанные  политики  из  агентства  “Гавас”»:  “не
Германия  напала  на  Францию  и  Англию,  а  Франция  и  Англия  напали
на  Германию,  взяв  на  себя  ответственность  за  нынешнюю  войну”;
“правящие  круги  Англии  и  Франции  грубо  отклонили  как  мирные
предложения  Германии,  так  и  попытки  Советского  Союза  добиться
скорейшего  окончания  войны”44.
 Сопоставим  сталинское  опровержение  с  обнаруженным  в  архиве
текстом  его  выступления  19  августа.  Вот  главные  положения  этого  по¬
разительного  документа.
 Начинается  он  с  заявления,  что  вопрос  о  войне  и  мире  “вступает  в
критическую  для  нас  фазу”.  Последовало  такое  рассуждение:  «Если
мы  заключим  договор  о  взаимопомощи  с  Францией  и  Великобритани¬
ей,  Германия  откажется  от  Польши  и  станет  искать  “модус  вивенди”  с
западными  державами.  Война  будет  предотвращена,  но  в  дальнейшем
события  могут  принять  опасный  характер  для  СССР.  Если  мы  примем
предложение  Германии  о  заключении  с  ней  пакта  о  ненападении,  она,
конечно,  нападет  на  Польшу,  и  вмешательство  Франции  и  Англии  в  эту
войну  станет  неизбежным.  Западная  Европа  будет  подвергнута  серьез¬
ным  волнениям  и  беспорядкам.  В  этих  условиях  у  нас  будет  много  шан¬
сов  остаться  в  стороне  от  конфликта,  и  мы  сможем  надеяться  на  наше
выгодное  вступление  в  войну».
 Как  видно,  Сталин  не  считал,  что  для  безопасности  СССР  созда¬
лась  прямая,  непосредственная  угроза  (официальный  тезис  о  вынуж¬
денном  для  Советского  Союза  характере  пакта  родился  много  позже).
Следовательно,  альтернатива  пакту  была,  и  решение  в  пользу  нацист-
 96

ской  Германии  Сталин  принимал,  исходя  из  доводов  сугубо  классовых,
что  подтверждают  его  дальнейшие  рассуждения.  Ссылаясь  на  “опыт
последних  двадцати  лет”,  он  заявил,  что  “в  мирное  время  невозможно
иметь  в  Европе  коммунистическое  движение,  сильное  до  такой  степе¬
ни,  чтобы  большевистская  партия  смогла  бы  захватить  власть”.  Уста¬
новление  диктатуры  такой  партии  “становится  возможным  только  в
результате  большой  войны”.
 Рассматривая  предполагаемые  последствия  победы  в  войне  одной
из  двух  коалиций,  Сталин  приходит  к  выводу  о  предпочтительности  по¬
беды  Германии.  Даже  в  побежденной  Франции,  полагал  он,  останется
сильная  компартия,  на  которую  можно  будет  опереться.  И  далее:  «Поз¬
же  все  народы,  попавшие  под  “защиту”  победоносной  Германии,  также
станут  нашими  союзниками.  У  нас  будет  широкое  поле  деятельности
для  развития  мировой  революции».
 Сталинское  заключение  было  следующим:  “Товарищи!  В  интере¬
сах  СССР  -  Родины  трудящихся,  чтобы  война  разразилась  между  рей¬
хом  и  капиталистическим  англо-французским  блоком.  Нужно  сделать
все,  чтобы  эта  война  длилась  как  можно  дольше  в  целях  изнурения
двух  сторон.  Именно  по  этой  причине  (курсив  наш.  -Д.Н.)  мы  должны
согласиться  на  заключение  пакта,  предложенного  Германией,  и  рабо¬
тать  над  тем,  чтобы  эта  война,  объявленная  однажды,  продлилась  ма¬
ксимальное  количество  времени”45.
 Спустя  несколько  дней  после  начала  мировой  войны  Сталин,  в  при¬
сутствии  Молотова  и  Жданова,  в  том  же  духе  (“Мы  не  прочь,  чтобы
они  (западные  страны.  -  Д.Н.)  подрались  хорошенько  и  ослабили  друг
друга”)  разъяснил  свое  решение  заключить  пакт  с  Гитлером  в  беседе  с
генеральным  секретарем  Коминтерна  Г.  Димитровым,  обратившимся
к  нему  за  политическими  установками46.
 Руководство  Коминтерна  информировало  свои  секции  в  духе  ста¬
линских  инструкций.  В  Румынии  была  перехвачена  шифровка  из  Моск¬
вы,  предназначенная  болгарским  коммунистам,  в  котором  пакт  харак¬
теризовался  как  временное  соглашение,  заключенное  Советским  Сою¬
зом  в  прагматических  целях  и  в  ожидании  скорого  поражения  западных
капиталистических  держав.  Отныне,  говорилось  в  сообщении,  не  долог
будет  век  и  германского  империализма,  который  падет  под  тяжестью
собственного  бремени47.
 Паника  охватила  страны  капитализма.  Не  было  ни  одного  государ¬
ства,  так  или  иначе  связанного  с  СССР  или  Германией,  которое  не  ис¬
пытало  бы  на  себе  воздействие  пакта  или  его  последствий.  Из  столиц
воюющих  стран  советские  дипломаты  сообщали  в  Москву  о  страхе  пе¬
ред  социальными  последствиями  начавшейся  войны.  Полпред  в  Лондо¬
не  И.М.  Майский  писал  о  том,  что  считал  самым  важным,  основным
мотивом  сторон  в  “странной  войне”  на  Западе:  это  «смутный,  стихий¬
ный,  нутряной  страх  господствующих  классов  по  обе  стороны  фронта,
страх  пред  пролетарской  революцией...  Призрак  коммунизма  бродит
по  Европе  -  сейчас  неизмеримо  более  реально  и  непосредственно,  чем
в  дни  “Коммунистического  манифеста”  Маркса»48.  Из  Вашингтона
пришла  телеграмма,  в  которой  приводились  слова  “руководящего  ра¬
ботника”  государственного  департамента:  “Выигрывает  только  Ста¬
 4  Война  и  политика
 97

лин,  и  над  Европой  вновь  нависла  угроза  большевизма.  Об  этом  не  на¬
до  забывать”49.  Из  Рима  передали  мнение  Муссолини:  Москва  “в  нуж¬
ный  момент  подстегнула  Гитлера”,  а  “целиком  попавший  в  западню
Гитлер  не  понимает”,  что  в  итоге  войны  неизбежна  революционная  пе¬
рестройка  Европы50.
 8
 Еще  одним  поводом  для  того,  чтобы  попытаться  вникнуть  в  про¬
блему  мотивов  политики  сталинского  руководства  во  второй  миро¬
вой  войне,  стал  обнаруженный  мною  в  Национальном  архиве  США
документ  о  якобы  тайной  встрече  Сталина  и  Гитлера  в  октябре
1939  г.  Это  -  “личное  и  конфиденциальное”  письмо,  которое  напра¬
вил  директор  Федерального  бюро  расследований  (ФБР)  Дж.  Эдгар
Гувер  помощнику  государственного  секретаря  США  А.  Берлу  в  ию¬
ле  1940  г.  Вот  этот  краткий  документ:
 “Дорогой  мистер  Берл,  по  только  что  поступившей  из  конфиден¬
циального  источника  информации,  после  немецкого  и  русского  втор¬
жения  в  Польшу  и  ее  раздела  Гитлер  и  Сталин  тайно  встретились  во
Львове,  Польша,  17  октября  1939  г.  Полагают,  что  правительства  дру¬
гих  стран  все  еще  находятся  в  неведении  относительно  этой  встречи.
На  этих  тайных  переговорах  Гитлер  и  Сталин,  как  сообщают,  подписа¬
ли  военное  соглашение  взамен  исчерпавшего  себя  пакта  о  ненападе¬
нии.  Сообщают  также,  что  28  октября  1939  г.  Сталин  сделал  доклад
членам  Политического  бюро  Коммунистической  партии  Советского
Союза,  информировав  семерых  членов  упомянутого  бюро  о  подробно¬
стях  своих  переговоров  с  Гитлером.  Я  полагал,  что  эти  сведения  пред¬
ставляют  интерес  для  Вас”51.
 Публикуя  в  свое  время  фотокопию  этого  документа,  я  понимал
малую  вероятность  такой  встречи.  Вполне  возможно,  что  он  мог
оказаться  из  серии  “стратегической  дезинформации”,  хорошо  из¬
вестной  по  историографии  мировой  войны.  Но  я  не  мог  не  считаться
и  с  тем,  что  документ  вышел  из  ведомства  Э.  Гувера,  еще  при  жизни
ставшего  легендарной  фигурой,  многоопытного  главы  ФБР,  в  то
время  занимавшегося  также  разведывательной  деятельностью.  Поэ¬
тому  свои  комментарии  к  публикации  я  завершил  выводом,  что  доку¬
мент  нуждается  в  подтверждении  по  материалам  самых  засекречен¬
ных  советских  архивов52.  Такого  подтверждения  нет.  Но  косвенные
данные  появились.
 В  частности,  упомянутое  в  документе  ФБР  заседание  Политбюро
ЦК  от  28  октября  1939  г.  действительно  имело  место,  хотя  в  его  реше¬
ниях  (пункты  160-169)  нет  пункта  о  встрече53.  Попытки  добиться  боль¬
шего  -  через  Кремлевский  архив  -  не  увенчались  успехом.  Будучи  в  Ва¬
шингтоне  (март  1995  г.),  запросил  Информационный  отдел  ФБР  о  ма¬
териалах,  относящихся  к  обнаруженному  документу  (источник  поступ¬
ления  и  т.п.).  Пришел  официальный  ответ,  что  ведутся  поиски  по  Цен¬
тральному  каталогу  ФБР.  Повторный  ответ,  полученный  уже  в  Моск¬
ве,  гласил,  что  поиски  ничего  не  дали,  но  оговаривал  мое  право  (огра¬
ниченное  30  днями,  истекшими  к  моменту  получения  ответа)  на  допол¬
нительный  запрос.  При  случае  я  собираюсь  продолжить  поиски,  охва¬
 98

тив  ими  бумаги  А.  Берла  (адресата  документа),  хранящиеся  в  Библио¬
теке  Ф.  Рузвельта  (Гайд-Парк,  штат  Нью-Йорк).
 В  книге  Э.  Радзинского  о  Сталине  документ  ФБР  дополняется  дав¬
ним  свидетельством  старого  железнодорожника  о  загадочном  составе,
прибывшем  во  Львов  16  октября  1939  г.,  к  которому  охрана  никого  не
подпускала,  об  остановленном  движении  поездов.  Уместны,  думается,
и  рассуждения  автора  о  записях  в  Журнале  регистрации  посетителей
Сталина,  относящихся  к  нескольким  дням  середины  октября54.  Доба¬
вим,  что,  согласно  протоколу  №  8  решений  Политбюро,  между
10  и  29  октября  они  принимались  им  ежедневно  (что  за  активность?!  -
Д.Я.)55.
 В  свете  выявленного  документа  ФБР  заслуживают  внимания  неко¬
торые  свидетельства,  которые  не  имеют  однозначного  толкования.  В
книге  “Сто  сорок  бесед  с  Молотовым”  писатель  Ф.  Чуев  задавал  воп¬
рос,  не  встречался  ли  Сталин  с  Гитлером.  Ответ  Молотова:  “Нет,  толь¬
ко  я  один  имел  такое  удовольствие”;  и  еще  раз:  “Только  я  с  ним  имел
дело”  (записи  1984-1985  гг.)56.  Но  из  ничего  вопрос  не  мог  возникнуть.
Что  касается  опровержения  Молотова,  то  не  менее  решительно  он  от¬
рицал  и  факт  подписания  им  секретного  протокола  к  пакту  1939  г.57,  и
циркулирующие  слухи  о  том,  что  между  Сталиным  и  Гитлером  велась
секретная  переписка58.  Между  тем  об  этой  переписке  упоминал  мар¬
шал  Г.К.  Жуков,  а  Д.А.  Волкогонов,  автор  “Триумфа  и  трагедии”,  уве¬
ренно  говорил  о  “целом  ряде  писем,  которыми  обменялись  Сталин  и
Гитлер”,  но  которые  не  обнаружены  ни  в  Германии,  ни  здесь59.  Разгад¬
ка  подобных  тайн,  возможно,  кроется  в  словах  Молотова  о  том,  что
“Сталин  был  величайшим  конспиратором”60.  Сталину  в  этом  помогали
и  нацисты,  пронеся  через  всю  войну  тайну  секретного  протокола.
 Существует  мало  шансов  обнаружить  что-либо  и  в  архиве  КГБ,
учитывая,  например,  что  П.  Судоплатов,  курировавший  перед  войной
немецкое  направление  советской  разведки,  был  “удивлен”,  узнав  о  при¬
бытии  в  Москву  Риббентропа  для  подписания  пакта  всего  за  несколько
часов  до  этого  события  (как  не  знал  он  ничего  и  о  секретном  протоко¬
ле)61.  Обратимся  к  той  части  документа  ФБР,  где  говорится,  что  на  тай¬
ной  встрече  Сталин  и  Гитлер  подписали  военное  соглашение  взамен  ис¬
черпавшего  себя  пакта  о  ненападении  (курсив  наш.  -  Д.Н.).  Если  рас¬
сматривать  пакт,  исходя  из  той  непосредственной  цели,  которую  он
преследовал  (конкретизированной  в  секретном  протоколе),  -  “о  раз¬
граничении  сфер  обоюдных  интересов  в  Восточной  Европе”,  то  в  сугу¬
бо  практическом  плане  он  исчерпал  себя.  Советско-германские  догово¬
ра  от  августа-сентября  1939  г.,  заключенные  с  интервалом  в  один  ме¬
сяц,  имели  общую  направленность  -  урегулирование  двусторонних  от¬
ношений  посредством  территориального  разграничения  в  Восточной
Европе.
 Но  оставалась  нерешенной  проблема  отношения  к  продолжаю¬
щейся  войне  на  Западе,  проблема,  выходившая  за  рамки  обоих  догово¬
ров.  Стороны  попытались  решить  ее  принятием  совместного  заявле¬
ния  от  28  сентября,  в  котором  призвали  Англию  и  Францию  прими¬
риться  с  тем,  что  они  назвали  окончательным  урегулированием  вопро¬
сов,  связанных  с  разделом  Польши,  и  согласиться  на  заключение  мира.
 4*
 99

В  случае  продолжения  войны  СССР  и  Германия  обязались  консульти¬
роваться  друг  с  другом  “о  необходимых  мерах”62.  Риббентроп  перед  от¬
летом  из  Москвы  уточнил,  что  в  случае  отказа  Англии  и  Франции  пре¬
кратить  войну  “Германия  и  СССР  будут  знать,  как  ответить  на  это”62а.
 Совместное  правительственное  заявление  воспринималось  совре¬
менниками  как  заявка  на  дальнейшее  сближение  СССР  с  Германией63,
которое  шло  в  противовес  Англии  и  Франции,  не  принявшим  продик¬
тованные  им  советско-германские  условия  мира.  Какой  же  реакции
можно  было  ожидать  от  Москвы  и  Берлина?  Не  в  виде  ли  еще  одного
советско-германского  соглашения,  уже  военного  характера?!
 Пример  войны  с  Польшей  показал  все  выгоды  для  сталинского  ру¬
ководства  неафишируемого  военно-стратегического  сотрудничества  с
нацистской  Германией.  И  этот  же  пример  показал,  что  именно  победы
немецкого  оружия  обеспечили  начавшийся  “сталинский  натиск  на  За¬
пад”64.  Осенью  1939  г.,  вспоминает  руководитель  известного  танце¬
вального  ансамбля  И.А.  Моисеев,  на  приеме  в  Кремле  Сталин  пошу¬
тил,  что  “новенького”  танца,  который  “нам  нужен”,  ему  все  равно  не
поставить.  “А  что  нужно,  Иосиф  Виссарионович?”  -  “Ну,  разгром  Ан¬
глии  и  Франции  ты  же  не  поставишь?  -  и  он  улыбнулся.  На  повторный
вопрос,  точно  ли  он  помнит  сталинскую  фразу,  Моисеев  сказал:  “Абсо¬
лютно!  Он  ведь  ко  мне  обратился...  Как  я  могу  не  помнить  такое!”  Пе¬
ресказывая  эпизод  в  книге  воспоминаний,  Моисеев  добавляет,  что  слы¬
шавшие  разговор  застыли  от  изумления  и  испуга:  “Никто  не  предпола¬
гал,  что  нам  нужен  разгром  Англии  и  Франции”65.
 Антизападная,  а  потому  и  прогерманская  позиция  и  политика  Ста¬
лина  объясняется,  конечно,  советскими  захватами  в  Восточной  Евро¬
пе.  Когда  Англия  и  Франция  отвергли  так  называемые  мирные  предло¬
жения  Гитлера,  сделанные  им  6  октября,  в  руководимом  Ждановым
Агитпропе  ЦК  были  подготовлены  две  аналитические  записки  о  пози¬
ции  руководителей  западных  стран.  В  одной  из  них  говорилось,  что  вы¬
двигать,  как  это  делает  Запад,  условием  мира  восстановление  незави¬
симости  Польши  -  “значит  воевать  не  только  с  Германией,  но  и  объя¬
вить  войну  Советскому  Союзу”66.  Чем  более  ухудшаются  отношения
СССР  со  странами  вне  блока  держав  “оси”,  доносил  Штейнгардт  в  гос¬
департамент  в  связи  с  советско-финской  войной,  тем  больше  он  выну¬
жден  опираться  на  дружбу  с  Германией67.
 Неудивительно,  что  слухи  о  военном  союзе  между  СССР  и  Герма¬
нией  получили  широкое  распространение.  В  начале  1940  г.  полпред  в
Лондоне  Майский  сообщил  в  НКИД,  что  многие  представители  анг¬
лийской  правящей  верхушки  “глубоко  убеждены”,  что  между  двумя
странами  существует  тайный  военный  союз,  независимо  от  того,
оформлен  он  или  нет  (курсив  наш.  -  Д.#.)68.
 Но  самое  громкое  обвинение  в  адрес  сталинского  руководства  про¬
звучало  из  уст  Ф.  Рузвельта.  10  февраля  1940  г.  на  съезде  Американ¬
ского  молодежного  конгресса  президент  США  заявил,  что  его  ранние
надежды,  связанные  с  коммунизмом,  или  оказались  разрушенными,
или  отставлены  до  лучших  времен.  Советский  Союз,  страна  “абсолют¬
ной  диктатуры”,  продолжил  он,  “вступил  в  союз  с  другой  диктату¬
рой''  и  вторгся  на  территорию  малого  соседа,  никак  не  способного  при¬
 100

чинить  ему  какой-либо  вред  (курсив  наш.  -  Д.Н.)69.  Заявление  вызвало
негативную  реакцию  Кремля.  На  следующий  день  руководитель  ТАСС
Я.  Хавинсон  запрашивал  мнение  Молотова,  следует  ли  дать  информа¬
цию  в  печать  о  выступлении  Рузвельта70.  12  февраля  “Правда”  на  пя¬
той  полосе  под  рубрикой  “В  последний  час”  кратко  сообщила,  что
4  тыс.  делегатов  молодежного  конгресса  “холодно”  встретили  речь
Рузвельта,  “особенно  в  той  части,  в  которой  он  допустил  выпады  про¬
тив  Советского  Союза”.  Между  тем  Молотов  счел  необходимым  пере¬
дать  через  полпредство  в  Лондоне  правительству  Англии  специальное
послание,  назвав  “смешным  и  оскорбительным...  даже  простое  пред¬
положение,  что  СССР  будто  бы  вступил  в  военный  союз  с  Германией”,
понимая  “всю  сложность  и  весь  риск  подобного  союза”.  Как  был  СССР
нейтральным,  так  он  и  остается  нейтральным,  “если,  конечно,  Англия
и  Франция  не  нападут  на  СССР  и  не  заставят  взяться  за  оружие”71.  Ре¬
альная  угроза  войны  с  Западом  вынудила  сталинское  руководство  сог¬
ласиться  на  мир  с  Финляндией.
 Нельзя  не  коснуться  и  темы  общности  Сталина  и  Гитлера  -  одной
из  популярных  в  мировой  историографии.  Так,  В.И.  Дашичев,  коммен¬
тируя  не  подтвержденную  документально  версию  о  встрече  Сталина  и
Гитлера  осенью  1931  г.  на  борту  портового  баркаса  вблизи  Поти72,  пи¬
сал:  “Если  рассматривать  исторический  фон  30-х  годов,  то  многое  дей¬
ствительно  говорит  в  пользу  того,  что  они  могли  стремиться  к  сближе¬
нию  друг  с  другом  и  к  поиску  общего  языка”73.  Гитлер,  выступая  22  ав¬
густа  1939  г.  перед  высшими  военными  чинами  Германии,  говорил:
“Через  несколько  недель  я  протяну  руку  Сталину  на  общей  советско-
германской  границе  и  вместе  с  ним  займусь  перекройкой  карты
мира”74.
 9
 Историческая  ретроспектива,  отраженная  в  словах  и  делах  сталин¬
ского  руководства,  убеждает,  что  итог  предвоенного  политико-дипло¬
матического  маневрирования  -  заключение  пакта  Молотова-Риббен¬
тропа  и  провал  тройственных  (англо-франко-советских)  переговоров  -
был  практически  предопределен.  Предопределен  расчетом  на  подрыв
капитализма  в  новой  мировой  войне.  Отсюда  советские  метания  от  со¬
лидарности  и  сотрудничества  с  нацистской  Германией  (1939-1940  гг.)
до  вхождения  в  антигитлеровскую  коалицию  с  Англией,  США  и  Фран¬
цией  (1941-1945  гг.).  Ни  один  из  основных  участников  мировой  войны
не  проделал  таких  резких  политических  зигзагов,  как  сталинский  Со¬
ветский  Союз;  все  остальные  участники  войны  -  войны  коалиционной
с  обеих  сторон  -  определились  в  выборе  потенциальных  союзников  за¬
ранее.  По  окончании  войны  Сталин  лишний  раз  подтвердил  существо¬
вание  у  него  общего  антикапиталистического  замысла,  вынеся  СССР
за  рамки  обеих  коалиций  и  противопоставив  его  как  западным  со¬
юзникам,  так  и  державам  “оси”75.  Об  этом  говорят  и  многочисленные
официальные  заявления,  что,  идя  на  пакт,  Советский  Союз  исходил  из
своих  и  только  своих  собственных  интересов.  Как  показали  война  и  ее
последствия,  советские  интересы,  по  большому  счету,  не  совпадали
полностью  с  интересами  ни  одной  из  двух  коалиций.
 101

1 	История  внешней  политики  СССР.  1917-1985:  В  2  т.  5-е  изд.  /  Под  ред.
 А.А.  Громыко,  Б.Н.  Пономарева.  М.,  1986.  Т.  1.  С.  387.  Опубликованные  за¬
писи  бесед  Сталина  с  Рузвельтом  в  Ялте  4  и  8  февраля  1945  г.  не  содержат
упоминаний  ни  Мюнхена,  ни  пакта.  См.:  Советский  Союз  на  международ¬
ных  конференциях  периода  Великой  Отечественной  войны.  М.,  1979.  Т.  IV:
Крымская  конференция  руководителей  трех  союзных  держав  -  СССР,
США  и  Великобритании  (4—11  февраля  1945  г.).  С.  49-53,  139-144;  Foreign
Relations  of  the  United  States:  Diplomatic  Papers.  The  Conferences  at  Malta  and
Yalta,  1945.  Wash.,  1955.  P.  570-573,  766-771.  (Далее:  FRUS).  В  предоставлен¬
ном  мне  в  Архиве  внешней  политики  Российской  Федерации  (Далее:  АВП
РФ)  деле  “Крымская  конференция”  из  фонда  секретариата  Молотова
(Ф.  06.  Оп.  7а.  П.  58.  Д.  7)  имеется  лишь  запись  беседы  4  февраля;  запись
второй  беседы  отсутствует,  причем  в  перечне  документов  дела  имеется  по¬
метка  карандашом  о  существовании  записи  беседы  8  февраля.  В  ознаком¬
лении  с  записью  второй  беседы  мне  было  отказано  со  ссылкой  на  сохраня¬
ющуюся  секретность  документа,  в  свое  время  полученного  в  копии  из  Кре¬
млевского  архива.  Все  же  удалось  выяснить,  что  тема  “Мюнхен  и  пакт”  от¬
ражена  в  записи.  Но  остались  невыясненными  вопросы,  в  каком  контексте
затрагивалась  эта  тема,  какова  была  реакция  американского  президента,
получила  ли  она  развитие  в  беседе.  Что  касается  того,  что  вторая  беседа
опубликована  с  купюрами,  то  это  далеко  не  единственный  факт  сохраня¬
ющейся  практики  сокрытия  всего  того,  что  связано  с  политической  подоп¬
лекой  пакта.
 2 	Документы  внешней  политики.  1939.  Т.  XXII:  В  2  кн.  М.,  1992.  Кн.  1.
С.  632.  Секретный  дополнительный  протокол.  [23  августа  1939  г.]  (Далее:
ДВП).
 3 	Мемуары  Никиты  Сергеевича  Хрущева  //Вопросы  истории.  1990.  №  7.  С.  89.
(Далее:  ВИ).
 4 	XVIII  съезд  Всесоюзной  Коммунистической  партии  (б).  10-21  марта  1939  г.
Стеногр.  отчет.  М.,  1939.  С.  14.  (Далее:  XVIII  съезд  ВКП(б)).
 5 	Мемуары  Н.С.  Хрущева  //  Вопросы  истории.  1990.  №  8.  С.  56.
 6 	XVIII  съезд  ВКП(б).  С.  13.
 7 	Правда.  1939.  1  сент.
 8 	Правда.  1940.  2  авг.
 9 	Внешняя  политика  Советского  Союза,  1947  год:  Документы  и  материалы:
В  2  ч.  М.,  1952.  Ч.  2.  С.  54-55.
 10 	См.:  Наджафов  Д.Г.  Советский  глобализм:  теория  и  практика//Советская
внешняя  политика  в  ретроспективе,  1917-1991.  М.,  1993.  С.  160-170;  Бело¬
усова  З.С.,  Наджафов  Д.Г.  Вызов  капитализму:  советский  фактор  в  мировой
политике  //  XX  век:  Многообразие,  противоречивость,  целостность.  М.,
1996.  С.  54-107.
 11 	Сто  сорок  бесед  с  Молотовым:  Из  дневника  Ф.  Чуева.  М.,  1991.  С.  98,  99.
 12 	Мемуары  Н.С.  Хрущева  //Вопросы  истории.  1990.  №  7.  С.  81,  82-83.
 13 	Там  же.  С.  75,  80,  99.
 14 	АВП  РФ.  Ф.  072.  Оп.  34.  П.  148.  Д.  11а.  Л.  17-25.  Далее  ссылки  на  отдельные
листы  не  приводятся.  Стиль  документа  сохранен.  Курсив  наш.  -Д.Н.
 15 	Мемуары  Н.С.  Хрущева  //  Вопросы  истории.  1990.  №  7.  С.  105;  №  8.  С.  56-57.
 16 	FRUS.  The  Conferences  at  Malta  and  Yalta,  1945.  P.  572.  Roosevelt-Stalin  Meeting.
February  4,  1945.
 17 	Российский  центр  хранения  и  изучения  документов  новейшей  истории.
Ф.  77.  On.  1.  Д.  714.  Л.  33-54.  (Далее:  РЦХИДНИ).  Далее  ссылки  на  от¬
дельные  листы  не  приводятся.  Стиль  документа  сохранен.  Курсив  наш.  -
ЯН.
 102

18 	История  Всесоюзной  Коммунистической  партии  (большевиков):  Краткий
курс.  М.,  1938.  С.  319;  XVIII  съезд  ВКП(б).  С.  14.  Курсив  наш.  -  Д.Н.
 19 	XVIII  съезд  ВКП(б).  С  11.
 20 	Там  же.  С.  15.
 21 	СССР-Германия.  1939:  В  2  ч.  Вильнюс,  1989.  Ч.  1.  С.  69.  Запись  беседы  им¬
перского  министра  иностранных  дел  со  Сталиным  и  Молотовым.  24  августа
1939  г.
 22 	XVIII  съезд  ВКП(б).  С.  15.
 23 	ДВП.  1939  год.  Т.  XXII,  кн.  1.  С.  327.  Телеграмма  генерального  секретаря  ЦК
ВКП(б)  И.В.  Сталина  Я.З.  Сурицу,  И.М.  Майскому,  К.А.  Уманскому,
А.Ф.  Мерекалову,  Л.Б.  Гельфанду,  К.А.  Сметанину,  В.К.  Деревянскому,
К.Н.  Никитину,  И.С.  Зотову,  ГТ.П.  Листопаду,  В.П.  Потемкину,  О.И.  Никит¬
никовой.  3  мая  1939  г.  Сов.  секретно.
 24РЦХИДНИ.  Ф.  82.  Оп.  2.  Д.  1027.  Л.  78.  Выступление  В.М.  Молотова  на  пар¬
тийной  конференции  МИД  СССР  6  января  1949  г.
 25 	См.:  Черняев  А.  Шесть  лет  с  Горбачевым:  По  дневниковым  записям.  М.,
1993.  С.  171.  Курсив  наш.  -Д.Н.
 26 	РЦХИДНИ.  Ф.  17.  Оп.  162.  Д.  25.  Л.  28.  Пункт  92  решения  Политбюро  ЦК
ВКП(б)  от  3  мая  1939  г.
 27 	Сто  сорок  бесед  с  Молотовым.  С.  95-97.
 28 	ДВП.  1939.  Т.  XXII.  Кн.  1.  С.  386-387.  Запись  беседы  народного  комиссара
иностранных  дел  СССР  В.М.  Молотова  с  послом  Германии  в  СССР  Ф.  Шу-
ленбергом.  20  мая  1939  г.  Секретно.  Курсив  наш.  -  Д.Н.
 29 	АВП  РФ.  Ф.  06.  On.  1.  П.  7.  Д.  72.  Л.  11.  Из  дневника  В.П.  Потемкина.
№  5301.  Прием  германского  посла  Шуленбурга  20  мая  1939  г.
 30 	Там  же.  С.  584.  Инструкции  народному  комиссару  обороны  СССР  К.Е.  Во¬
рошилову,  главе  советской  делегации  на  переговорах  с  военными  миссиями
Великобритании  и  Франции.  7  августа  1939  г.  Секретно.
 31 	Правда.  1989.  24  дек.  Сообщение  Комиссии  по  политической  и  правовой
оценке  советско-германского  договора  о  ненападении  от  1939  г.  Решения
Политбюро  от  11  августа  нет  в  22-м  томе  ДВП,  поэтому  невозможно  прове¬
рить  данные  о  том,  что  в  нем  якобы  говорилось  о  приоритете  переговоров
с  Германией  над  переговорами  с  Англией  и  Францией.
 32 	Год  кризиса,  1938-1939:  Документы  и  материалы:  В  2  т.  М.,  1990.  Т.  2.  С.  184.
Телеграмма  народного  комиссара  иностранных  дел  В.М.  Молотова  времен¬
ному  поверенному  в  делах  СССР  в  Германии  Г.А.  Астахову.  11  августа
1939  г.
 33 	Там  же.  С.  178-180.  Письмо  временного  поверенного  в  делах  СССР  в  Герма¬
нии  Г.А.  Астахова  народному  комиссару  иностранных  дел  СССР  В.М.  Моло¬
тову.  8  августа  1939  г.
 34 	USA  National  Archives  Microfilm  Publications  T.  1241.  Roll  3.  L.  Steingardt  to
C.  Hull.  August  11,  1939.  (Далее:  USA  NAMP).
 35 	Там  же.
 36 	См.:  Наджафов  Д.Г.  Дипломатия  США  и  советско-германские  переговоры
1939  года  //  Новая  и  новейшая  история.  1992.  №  1.  С.  43-58.
 37 	Год  кризиса.  Т.  2.  С.  253-255.  Запись  беседы  народного  комиссара  ино¬
странных  дел  СССР  В.М.  Молотова  с  послом  США  в  СССР  Л.  Штейнгард-
том.  16  августа  1939  г.  Подробнее  о  позиции  США  см.:  Наджафов  Д.Г.
Нейтралитет  США,  1935-1941.  М.,  1990.  (Гл.  6.  В  преддверии  мировой  вой¬
ны).
 38 	РЦХИДНИ.  Ф.  523.  On.  1.  Д.  92.  Л.  18,  43.
 39 	Там  же.  Ф.  77.  On.  1.  Д.  895.  Л.  1-4.  Точную  дату  письма  по  микрофильму  до¬
кумента  установить  не  удалось.  Стиль  письма  сохранен.
 103

40 	Сталин  ИВ.  Речь  на  пленуме  ЦК  РКП(б).  19  января  1925  г.//Сочинения.
Т.  7.  С.  14.
 41 	РЦХИДНИ.  Ф.  77.  On.  1.  Д.  896.  Л.  1-11.
 42 	Новый  мир.  1994.  №  12.  С.  232-233.  Документ  приведен  в  рецензии  на  книги
 В. 	Суворова  “Ледокол”  и  “День-М”.
 43 	Правда.  1939.  30  нояб.
 44 	Там  же.
 45 	Новый  мир.  1994.  №  12.  С.  232-233.
 46 	Фирсов  Ф.И.  Архивы  Коминтерна  и  внешняя  политика  СССР  в  1939-1941  гг.
//  Новая  и  новейшая  история.  1992.  №  6.  С.  18.
 47 	USA  NAMP.  Target  2.  Roll  3.  F.  Gunther  to  C.  Hull.  October  4,  1939.  Впервые  эта
информация  стала  известна  от  премьер-министра  Румынии.
 48 	ДВП.  1939.  Т.  XXII.  Кн.  2.  С.  215.  Дневник  полномочного  представи¬
теля  СССР  в  Великобритании  И.И.  Майского.  24  октября  1939  г.  Секрет¬
но.
 49 	Там  же.  С.  145.  Телеграмма  временного  поверенного  в  делах  СССР  в  США
Д.С.  Чувахина  в  НКИД  СССР.  30  сентября  1939  г.  Сов.  секретно.
 50 	Там  же.  С.  144.  Телеграмма  временного  правительства  в  делах  СССР  в  Ита¬
лии  Л.Б.  Гельфанда  в  НКИД  СССР.  30  сентября  1939  г.  Немедленно.  Сов.  се¬
кретно.
 51 	USA  NAMP.  Т.  1248.  Roll  1.  №  761.  627718.  J.E.  Hoover  to  A.A.  Berle.  July  19,  1940.
 52 	Комсомольская  правда.  1990.  11  нояб.  К  сожалению,  редакция  газеты  изме¬
нила  авторский  заголовок  публикации,  убрав  знак  вопроса  и  внеся  в  него
ошибку.
 53 	РЦХИДНИ.  Ф.  17.  Оп.  3.  Д.  1015.  Л.  40-41.  Протокол  №  8.  Решения  Полит¬
бюро  ЦК  ВКП(б)  за  4  октября  -  9  ноября  1939  г.
 54 	Радзинский  Э.  Сталин.  М.,  1997.  С.  474-476.
 55 	РЦХИДНИ.  Ф.  17.  Оп.  3.  Д.  1015.  Л.  1-102.  Протокол  №  8.  Решения  Полит¬
бюро  ЦК  ВКП(б)  за  4  октября  -  9  ноября  1939  г.
 56 	Сто  сорок  бесед  с  Молотовым.  С.  22,  60.
 57 	Там  же.  С.  20.
 58 	Там  же.  С.  21.  -
 59 	См.:  Ржевская  Е.  Берлин,  май  1945.  М.,  1988.  С.  464;  Куранты.  1991.
9  мая.
 60 	Сто  сорок  бесед  с  Молотовым.  С.  84.
 61 	Судоплатов  П.  Разведка  и  Кремль.  Записки  нежелательного  свидетеля.  М.,
1996.  С.  110-112.
 62 	ДВП.  1939.  Т.  XXII.  Кн.  2.  С.  136-137.  Заявление  советского  и  германского
правительств.
 62а  “Правда”.  1939.  30  сент.
 63 	Shirer  W.L.  Berlin  Diary.  The  Journal  of  a  Foreign  Correspondent,  1934-1941.  N.Y.,
1941.  P.  228.
 64 	Raak  R.C.  Stalin’s  Drive  to  the  West,  1938-1945.  The  Origins  of  the  Cold  War.
Stanford,  Cal.,  1995.
 65 	Танцы  для  вождей:  Игорь  Моисеев  вспоминает...  //  Литературная  газета.
1991.  10  июля;  Моисеев  И.  Я  вспоминаю...  Гастроль  длиною  в  жизнь.  М.,
1996.  С.  46-47.
 66 	РЦХИДНИ.  Ф.  77.  Оп.  4.  Д.  25.  Л.  97.
 67 	The  United  States  Library  of  Congress.  Division  of  Manuscripts.  L.W.  Henderson
Papers.  Container  1.  L.  Steingardt  to  L.  Henderson.  December  23,  1939.
 68 	ДВП.  1940.  T.  XXIII.  M.,  1996.  Кн.  1.  C.  55.  Письмо  полномочного  представи¬
теля  СССР  в  Великобритании  И.М.  Майского  наркому  иностранных  дел
СССР  В.М.  Молотову.  26  января  1940  г.
 104

69 	The  Public  Papers  and  Addresses  of  Franklin  D.  Roosevelt.  N.Y.,  1941.  Vol.  9:  War
and  Aid  to  Democracies,  1940.  P.  93.
 70 	РЦХИДНИ.  Ф.  56.  On.  1.  Д.  84.  JI.  44-45.
 71 	ДВП.  1940.  T.  XXIII.  Кн.  1.  C.  102.  Телеграмма  наркома  иностранных  дел
СССР  В.М.  Молотова  полномочному  представителю  СССР  в  Великобрита¬
нии  И.М.  Майскому.  Дополнение.  22.02.1940.
 72 	Родина.  1990.  №  7.  С.  76-80.
 73 	Там  же.  С.  83.
 74 	Documents  on  British  Foreign  Policy,  1919-1939.  3rd  Ser.:  Vols.  1-9.  L.,
1949-1955.  Vol.  7.  P.  258.
 75 	Сталин  И.В.  Экономические  проблемы  социализма  в  СССР.  М.,  1953.
 С. 	71-72.

М.  Китчен
(Канада)
 “ЗАГАДКА,  ПОКРЫТАЯ  МРАКОМ  НЕИЗВЕСТНОСТИ”:
БРИТАНСКИЕ  ОЦЕНКИ  СССР
НА  НАЧАЛЬНОМ  ЭТАПЕ  ВТОРОЙ  МИРОВОЙ  ВОЙНЫ
 Британское  правительство  не  проявило  особого  беспокойства,  ко¬
гда  Красная  Армия  перешла  польскую  границу  17  сентября  1939  г.
Вторжение  в  Польшу  не  явилось  неожиданностью  и  было  воспринято
как  чисто  оборонительный  шаг,  поскольку  пакт  Риббентропа-Молото¬
ва,  подписанный  месяцем  ранее,  не  ослабил  угрозу  СССР  со  стороны
Германии.  Британское  правительство  не  знало  о  существовании  сек¬
ретного  протокола  к  пакту  и  поэтому  не  подозревало,  что  Советский
Союз  был  соучастником  нацистской  Германии  в  агрессивной  войне
против  Польши1.  Кабинет  министров  выразил  лишь  некоторое  беспо¬
койство  по  поводу  того,  что  в  результате  договора  между  Великобри¬
танией  и  Польшей,  подписанного  в  августе  1939  г.,  Великобритания
может  быть  вовлечена  в  войну  с  Советским  Союзом.  Министерство
иностранных  дел  успокоило  членов  кабинета,  проинформировав  их  о
том,  что  под  “европейской  державой”,  указанной  в  этом  документе,  обе
стороны  имели  в  виду  Германию.  Премьер-министр  Чемберлен  пред¬
ложил  строго  осудить  советскую  агрессию,  но  коллеги  не  поддержали
его.  Их  убедили  доводы  министра  иностранных  дел  лорда  Галифакса,
что  нет  необходимости  выражать  формальный  протест,  если  только  на
этом  не  будет  настаивать  французское  правительство  -  что  маловеро¬
ятно2.
 Последовавшее  за  этой  дискуссией  официальное  заявление  было
сформулировано  очень  осторожно.  Доводы  советского  правительства
в  оправдание  нападения  СССР  на  Польшу  были  отвергнуты,  и  британ¬
ское  правительство  вновь  подтвердило  свою  решимость  выполнить
обязательства  в  отношении  Польши.  В  заявлении  содержалось  доволь¬
но  неубедительное  пояснение,  что  “полный  смысл  этих  событий  пока
не  ясен”.  Советы  могли  позволить  себе  проигнорировать  это  заявле¬
ние,  поскольку  Галифакс  заявил,  что  “Россия  лишь  подошла  к  своим
рубежам,  которые  в  основном  представляют  собой  линию,  рекомендо¬
ванную  лордом  Керзоном”3.
 Сообщение  о  советском  вторжении  в  Польшу  обрадовало  У.  Чер¬
чилля.  Он  видел  в  этом  явное  подтверждение  тому,  что  Советы  не  счи¬
тали  немцев  надежными  союзниками,  и  верил,  что  это  был  первый  шаг
на  пути  к  созданию  балканского  блока,  который  закроет  Германии  вы¬
ход  к  Черному  морю.  Черчилль  также  утверждал,  что  теперь  немцам
придется  держать  не  менее  25  дивизий  на  востоке  для  сдерживания
Красной  Армии.  Он  настаивал  на  том,  что  пришло  время  начать  пере-
 ©  М.  Китчен
 106

говоры  с  русскими4.  1  октября  Черчилль  впервые  с  начала  войны  вы¬
ступил  по  Би-би-си  с  речью,  в  которой  он  назвал  Россию  “загадкой,  по¬
крытой  мраком  неизвестности”,  но  подчеркнул,  что  Великобритания,
Франция  и  Советский  Союз  имеют  “много  общих  интересов”,  хотя  они
и  не  совсем  ясно  просматриваются  в  “тумане  запутанности  и  неопреде¬
ленности”.  Своими  мыслями  о  том,  что  Великобритания  и  СССР  скоро
будут  бок  о  бок  сражаться  против  Германии,  Черчилль  поделился  с  со¬
ветским  послом  Майским,  чем  поверг  его  в  некоторое  смятение5.  Чер¬
чилль  был  единственным,  кто  оценивал  ситуацию  оптимистически.  Да¬
же  в  лейбористской  партии  лишь  немногие  видели  в  СССР  возможно¬
го  союзника,  хотя  С.  Криппс  и  Г.  Ласки  соглашались  с  тем,  что  Совет¬
ский  Союз  предпринял  чисто  оборонительные  действия6.
 Британские  военачальники  в  отличие  от  дипломатов  поняли,  что
вторжение  в  Польшу  свидетельствовало  о  тайном  сговоре  между
СССР  и  нацистской  Германией,  но  они  рассуждали  так:  в  результате
устранения  важного  буферного  государства  две  потенциально  враж¬
дебные  страны  оказались  в  непосредственном  соприкосновении  друг  с
другом,  и  между  ними  неизбежно  возникнут  трения7.  Правительства
доминионов  были  настроены  более  пессимистично.  Они  полагали,  что
совместная  оккупация  Польши  вполне  может  стать  первой  фазой  пол¬
номасштабного  военного  альянса  между  Германией  и  СССР,  и  просили
командование  вооруженных  сил  отнестись  более  внимательно  к  сло¬
жившейся  ситуации8.  В  армии  и  на  флоте,  однако,  не  видели  веских
причин  для  беспокойства.  Там  были  невысокого  мнения  о  военном  по¬
тенциале  СССР.  Сталин  своими  “чистками”  разрушил  офицерский
корпус,  а  предвоенные  маневры  носили  хаотичный  характер.  Не  ис¬
ключалось,  что  Советы  могли  бы  действовать  совместно  с  немцами  на
Балтике,  в  Финляндии,  на  Балканах  или  в  Афганистане,  но  мнение,  что
в  ближайшее  время  такой  угрозы  не  существует,  было  единодушным9.
Министерство  иностранных  дел  опасалось,  что  у  СССР  возникнет  со¬
блазн  напасть  на  Румынию  и  продвинуться  на  Балканах,  но  после  обсу¬
ждений  кабинет  министров  пришел  к  выводу,  что  угроза  со  стороны
Советского  Союза  убедит  итальянцев  в  необходимости  сохранять  ней¬
тралитет;  это,  в  свою  очередь,  ускорит  дело  создания  союза  против
Гитлера10.
 Практически  только  Черчилль  был  убежден  в  том,  что  Германия
рано  или  поздно  нападет  на  Советский  Союз.  Министерство  иностран¬
ных  дел  полностью  игнорировало  как  фашистские,  так  и  коммунисти¬
ческие  идеологические  высказывания.  Никто  не  удосужился  прочитать
“Майн  Кампф”  или  задуматься  о  динамике  национал-социализма.  Пре¬
зидент  Чехословакии  д-р  Бенеш  заявил  во  всеуслышание  о  своей  уве¬
ренности  в  том,  что  Германия  и  Советский  Союз  скоро  будут  воевать  и
что  войну  можно  выиграть,  имея  СССР  в  качестве  союзника.  Но  он
был  довольно  самоуверенным  и  назойливым  человеком,  и  к  его  сужде¬
ниям  не  особенно  прислушивались.  Тем  не  менее  по  некоторым  при¬
знакам  можно  было  видеть,  что  пакт  Риббентропа-Молотова  не  обес¬
печил  благополучного  союза.  Майский  и  некоторые  другие  высокопо¬
ставленные  советские  руководители  дали  понять,  что  хотели  бы  видеть
Черчилля  на  месте  Чемберлена.  Это  было  воспринято  как  свидетель¬
 107

ство  того,  что  Советский  Союз  опасается  нападения  Германии11.  С  дру¬
гой  стороны,  постоянные  злобные  нападки  советской  прессы  на  бри¬
танский  и  французский  империализм,  а  также  лестные  отзывы  о  наци¬
стах  однозначно  подтверждали,  что  Советский  Союз  является  верным
союзником  Германии.  X.  Долтон,  член  лейбористской  партии,  который
часто  встречался  с  Майским,  был  убежден,  что  Советы  ждут  момента,
когда  Германия  и  западные  союзники  изнурят  друг  друга,  и  тогда  захва¬
тят  Центральную  Европу12.  Военные  аналитики  отвергали  этот  мрач¬
ный  прогноз  и  считали,  что  советские  вооруженные  силы  настолько
деморализованы,  что  не  в  состоянии  осуществить  подобный  далеко
идущий  план.
 Во  время  первой  встречи  с  Галифаксом  после  нападения  на  Поль¬
шу  Майский  утверждал,  что  его  правительство  намерено  твердо  при¬
держиваться  политики  нейтралитета,  даже  в  Румынии  и  Эстонии,  и  на¬
звал  вторжение  в  Польшу  знаменательным  “освободительным  актом”.
Покончив  с  этим  болезненным  официальным  вопросом,  Майский  пе¬
решел  к  важнейшей  теме  торговых  отношений  с  Великобританией  и
пожаловался,  что  британские  власти  отказываются  выдавать  экспорт¬
ные  лицензии  на  товары,  крайне  необходимые  Советскому  Союзу13.
Экспорт  станков  и  оборудования  в  СССР  значительно  сократился,  в  ос¬
новном  в  результате  настоятельных  требований  военно-морского  ми¬
нистерства,  на  что  Советский  Союз  ответил  прекращением  своих  по¬
ставок  в  Великобританию  и  обвинил  британское  правительство  в  одно¬
стороннем  разрыве  англо-советского  торгового  соглашения,  подписан¬
ного  в  июле  1936  г.14
 Обе  стороны  нуждались  в  улучшении  торговых  отношений.  Вели¬
кобритания  ощущала  острый  дефицит  древесины,  особенно  в  авиа¬
строении,  несмотря  на  увеличивающиеся  поставки  из  Канады.  Совет¬
скому  Союзу  были  нужны  станки,  каучук,  олово  и  медь.  Потребности
Англии  в  древесине  были  настолько  велики,  что  было  принято  реше¬
ние  сделать  все  возможное  для  возобновления  поставок  промышлен¬
ной  продукции  и  сырья  в  СССР15.  Черчилль,  самый  ярый  сторонник
улучшения  отношений  с  Советским  Союзом,  настаивал  на  принятии
неотложных  мер  по  выполнению  торгового  соглашения  и  говорил,  что
в  противном  случае  у  Советов  может  возникнуть  соблазн  захватить
грузы  британских  судов  в  Мурманске  и  Архангельске16.
 Тревога  Черчилля  была  напрасной.  Обе  стороны  чувствовали  не¬
обходимость  друг  в  друге,  и  11  октября  1939  г.  без  всяких  промедлений
было  подписано  новое  соглашение17.  Великобритания  получила  древе¬
сину,  а  СССР  -  каучук  и  олово,  но  отношения  между  двумя  странами
продолжали  оставаться  натянутыми,  хотя  русские  скорее  раздражали
англичан,  нежели  воспринимались  ими  как  опасная  сила.  Некоторые
считали,  что  на  основе  торгового  договора  можно  достичь  полного  вза¬
имопонимания  с  Советским  Союзом.  Среди  самых  известных  сторон¬
ников  этой  идеи  были  министр  по  делам  доминионов  А.  Иден  и  парла¬
ментский  заместитель  министра  иностранных  дел  Р.А.  Батлер.  По  их
мнению,  Турция  могла  бы  выступить  в  качестве  посредника18.  Криппс
вызвался  возглавить  специальную  торговую  миссию  в  Москве.  Гали¬
факс  поддержал  его  инициативу,  хотя  посол  сэр  У.  Сиде  все  еще  нахо¬
 108

дился  в  Москве  -  его  отозвали  в  конце  года.  Беатриса  Уэбб,  тетка
Криппса,  сказала  Майскому,  что  она  считает  эту  затею  абсурдной.
Она  записала  в  своем  дневнике,  что  “это  был  легкомысленный  и  без¬
надежный  план  со  стороны  нашего  умного,  но  введенного  в  заблужде¬
ние  племянника,  и  Галифакс,  должно  быть,  что-то  утаил,  поддержав
его”19.
 Большинство  членов  правительства  были  настроены  менее  опти¬
мистично  по  поводу  достижения  положительных  договоренностей  с
Советским  Союзом.  Великобритании  по-прежнему  не  хватало  древеси¬
ны,  и  было  даже  высказано  предположение,  что,  поскольку  поставки
производятся  на  условиях  “сиф”,  Советы  могут  подать  идею  своим  не¬
мецким  союзникам  потопить  британские  корабли,  продолжая  требо¬
вать  для  себя  каучук  и  олово20.  Советы  относились  к  Великобритании
с  такой  же  подозрительностью  и  считали,  что  англичане  могут  не  вы¬
полнить  свою  часть  торгового  соглашения21.  По  общему  мнению,  ок¬
тябрьское  соглашение  было  неудовлетворительным  и  его  следовало
пересмотреть,  однако  в  связи  с  возрастающей  вероятностью  нападения
СССР  на  Финляндию  даже  сам  факт  начала  переговоров  вызывал
большие  сомнения22.
 Мало  кто  верил  в  улучшение  отношений  с  Советским  Союзом.
Ф.  Маклейн,  в  то  время  младший  сотрудник  министерства  иностранных
дел,  желая  сменить  канцелярскую  работу  на  полную  приключений
службу  в  британской  армии,  публично  и  зло  разоблачил  СССР  как  бли¬
жайшего  союзника  Германии,  заявив,  что  “наша  цель  -  наносить  ущерб
советским  интересам  всеми  имеющимися  в  нашем  распоряжении  сред¬
ствами,  кроме  фактического  вступления  в  войну”.  Столь  неортодок¬
сальная  идея  была  тепло  поддержана  начальником  департамента,  в  ко¬
тором  он  работал23.  Но  большинство  дипломатов  признавали  необхо¬
димость  обеспечения  поставок  древесины  и  считали,  что,  с  одной  сто¬
роны,  было  бы  неправильно  создавать  впечатление,  что  англичане
“ухаживают  за  русскими”,  но,  с  другой  -  было  бы  глупо  раздражать  их
чрезмерными  торговыми  запретами  и  жесткими  мерами  по  борьбе  с
контрабандой.  Министерство  иностранных  дел  создало  консультатив¬
ный  комитет  по  вопросам  англо-русской  торговли,  в  который  вошли
представители  Федерации  британской  промышленности,  лондонской
Торговой  палаты  и  лондонской  Хлебной  биржи,  но  с  началом  зимней
войны  в  Финляндии  дальнейшее  обсуждение  проблем  торговли  с  СССР
было  приостановлено24.
 СССР  не  очень-то  поощрял  Великобританию  и  осудил  британские
меры  контроля  за  экспортом,  назвав  их  “неоправданными  и  произволь¬
ными”,  вопиющим  нарушением  международного  права.  Министерство
иностранных  дел  сделало  мудрый  вывод,  что  эти  выпады  предназнача¬
лись  для  немцев,  и  намеревалось  скрыть  тот  факт,  что  Советы  широко
торговали  с  враждебной  страной.  Было  ясно,  что  улучшить  ситуацию
трудно,  поскольку  все  зависело  от  того,  насколько  Советский  Союз  ну¬
ждался  в  британских  поставках.
 Несмотря  на  то  что  Советский  Союз  был  готов  напасть  на  Финлян¬
дию,  британское  правительство  не  выражало  беспокойства  по  этому
поводу.  Министерство  иностранных  дел  считало,  что  Финляндия  “упу-
 109

стила  момент”,  не  оказав  помощи  эстонцам,  которые  были  вынужде¬
ны  отдать  стратегически  важные  пункты  Советскому  Союзу,  что  яви¬
лось  первой  стадией  присоединения  балтийских  государств  к  СССР.
Англичане  успокаивали  себя  мыслью  о  том,  что  у  них  нет  обязательств
по  защите  Скандинавских  стран  от  какой-либо  силы,  и  когда  финны
пытались  доказать,  что  Советский  Союз  представляет  собой  значи¬
тельно  ббльшую  угрозу,  чем  нацистская  Германия,  министерство  ино¬
странных  дел  заявило,  что  это  абсурд.  Сноу,  британский  посланник  в
Финляндии,  сказал  финскому  министру  иностранных  дел,  что  Герма¬
ния  и  Советский  Союз  обязательно  поссорятся,  -  и  ни  слова  о  том,  что
Великобритания  намеревается  оказать  Финляндии  какую-либо  по¬
мощь25.
 Британское  правительство  проявляло  полное  равнодушие  к  судьбе
Финляндии  и  даже  приветствовало  кризис  в  Скандинавии,  поскольку
он  способствовал  усилению  конфликта  между  Германией  и  Советским
Союзом.  Правительство  не  хотело  помогать  Финляндии,  опасаясь,  что
это  может  повлиять  на  торговые  отношения  с  СССР,  а  некоторые  чле¬
ны  правительства  даже  одобряли  планы  России  в  отношении  Финлян¬
дии,  так  как  они  способствовали  ухудшению  отношений  между  СССР  и
Германией.
 Самым  убежденным  сторонником  этой  точки  зрения  был  Чер¬
чилль.  16  октября  этот  непоколебимый  антибольшевик  заявил  своим
изумленным  коллегам  в  кабинете  министров:  “Несомненно,  представ¬
ляется  разумным,  что  Советский  Союз  может  воспользоваться  настоя¬
щей  ситуацией  для  возвращения  части  территории,  потерянной  Росси¬
ей  в  результате  последней  войны,  в  начале  которой  она  была  союзни¬
цей  Франции  и  Великобритании.  Это  касается  не  только  прибалтий¬
ских  территорий,  но  также  Финляндии.  Усиление  России  на  Балтике
отвечает  нашим  интересам,  поскольку  ограничивало  бы  риск  герман¬
ского  господства  в  этом  регионе.  По  этой  причине  было  бы  ошибоч¬
ным  с  нашей  стороны  укреплять  силы  финнов  вместо  того,  чтобы  пой¬
ти  на  уступки  СССР”.
 Галифакс  был  вынужден  напомнить  военно-морскому  министру,
что  Финляндия  имеет  полное  право  на  национальную  независимость26.
 Из  посольства  в  Хельсинки  Ласселз  сообщал  свои  доводы:  в  ре¬
зультате  нападения  Советского  Союза  на  Финляндию  уменьшится  уг¬
роза  британским  интересам  в  Центральной  Азии  и  в  Германию  будет
поступать  меньше  советской  боевой  техники27.  Ф.  Маклейн  оставался
верным  своим  антисоветским  принципам.  Он  утверждал,  что  Совет¬
ский  Союз  является  азиатской  державой  и  имеет  планы  в  отношении
Афганистана  и  впоследствии  Индии28.
 В  течение  некоторого  времени  все  эти  дебаты  носили  чисто  гипо¬
тетический  характер.  Когда  же  Советский  Союз  напал  на  Финляндию,
многие  полностью  изменили  тон  своих  выступлений.  Сноу  направил
эмоциональное  послание  в  министерство  иностранных  дел,  в  котором
фактически  отрекался  от  своих  прежних  аргументов:  “Я  считаю,  что  не
может  быть  и  речи  о  том,  чтобы  сторонники  идеалистической  борьбы
против  агрессии  могли  простить  подобное  хладнокровное  преступле¬
ние,  и  что,  учитывая  предыдущие  вероломные  действия  Советского
 ПО

Союза,  полный  разрыв  с  советским  правительством  будет  поддержан
всем  народом,  тогда  как  прощение  полностью  дискредитирует  нашу
дипломатию  не  только  в  Скандинавии  и  за  ее  пределами,  но  и  на  роди¬
не,  и  в  наших  сердцах”
 Теперь  Сноу  был  согласен  с  финским  правительством,  что  Сталин
представлял  собой  ббльшую  опасность,  чем  Гитлер,  и  предлагал  на¬
чать  переговоры  с  японцами  об  антисоветском  пакте29.
 Выводы,  проистекающие  из  бурных  высказываний  Сноу,  вызыва¬
ли  тревогу.  Великобритания  становилась  бы  членом  пакта,  направлен¬
ного  против  Коминтерна,  а  Финляндия  искала  бы  защиты  от  СССР  у
вермахта.  В  Лондоне  Ф.  Маклейн  был  также  вынужден  пересмотреть
свою  позицию.  Он  указывал  на  то,  что  ни  кабинет  министров,  ни  Вели¬
кобритания  в  целом  не  могут  допустить  разрыва  с  Советским  Союзом.
Л.  Кольер,  глава  Северного  департамента,  заметил,  что  Советы  вряд
ли  сделают  в  Финляндии  что-нибудь  хуже  того,  что  они  уже  сделали  в
Польше.  Кабинет  министров  поручил  начальникам  штабов  подгото¬
вить  документ  о  целесообразности  объявления  войны  Советскому  Со¬
юзу.  Ответ  был  кратким  и  однозначным:  “С  нашей  точки  зрения,  мы  и
Франция  в  настоящее  время  не  в  состоянии  возложить  на  себя  допол¬
нительное  бремя,  поэтому  с  военной  точки  зрения  мы  не  можем  реко¬
мендовать  объявление  войны  России”30.
 Учитывая,  что  Гитлер,  скорее  всего,  планировал  нападение  на  за¬
паде,  британское  правительство  не  хотело  вмешиваться  в  события  в
Финляндии  и  вряд  ли  могло  бы  выступить  против  СССР.  Галифакс  со¬
общил  кабинету  министров,  что  он  считает  речь  Молотова  на  заседа¬
нии  Верховного  Совета  вполне  “удовлетворительной”,  так  как  Моло¬
тов  заявил,  что  Советский  Союз  будет  соблюдать  нейтралитет,  если
Германия  начнет  войну  на  западе,  и  предложил  Германии  немногим  бо¬
лее,  чем  моральную  поддержку31.  Министр  иностранных  дел  убеждал
премьер-министра  в  том,  что  не  следует  слишком  нападать  на  русских,
отвечая  на  вопросы  в  палате  общин,  и,  поскольку  англичане  ничего  не
могут  сделать,  считал  более  целесообразным  подчеркнуть,  что  Советы
просто  старались  укрепить  свои  оборонительные  позиции  на  случай
нападения  со  стороны  Германии  и  что  надо  убедить  финнов  вступить  в
переговоры.  Черчилль  довольно  грубо  заметил,  что  русские  “не  вос¬
принимают  слова”,  поэтому  неважно,  что  скажет  Чемберлен.  Чембер¬
лен  невнятно  пробормотал,  что  ситуация  тяжелая.  После  бесплодной
дискуссии  было  решено,  что  премьер-министр  должен  выразить  свое
полное  неодобрение  действий  Советского  Союза  в  отношении  Финлян¬
дии32.  Вряд  ли  можно  считать  это  решение  удовлетворительным,  так
как  оно  давало  Советам  еще  один  повод  для  недовольства  позицией
британского  правительства  и  ничем  не  помогало  финнам,  но  при  сло¬
жившихся  обстоятельствах  трудно  представить  себе,  что  еще  можно
было  сделать.
 Надежды  на  то,  что  Турция  могла  бы  выступить  посредником  ме¬
жду  британским  и  советским  правительствами,  не  оправдались.  Сталин
и  Молотов  предложили  турецкому  министру  иностранных  дел  Сарад-
жоглу  пересмотреть  англо-турецкий  договор,  с  тем  чтобы  турки  осво¬
бодились  от  обязательства  оказывать  активную  поддержку  Греции  и
 111

Румынии  согласно  англо-французским  гарантиям,  а  также  потребова¬
ли,  чтобы  Турция  расторгла  договор,  если  Советский  Союз  будет  во¬
влечен  в  войну  с  Великобританией  и  Францией.  Турки  воспротивились
такому  нажиму  и  отказались  от  этих  предложений.  Англичане  были
рады,  что  англо-турецкий  договор  остался  в  силе,  но  выразили  неудо¬
вольствие  -  что  было  несправедливо  -  по  поводу  того,  что  Турция  не
воспользовалась  возможностью  помочь  в  улучшении  отношений  меж¬
ду  Великобританией  и  Советским  Союзом.  Британское  правительство
было  убеждено  в  тот  момент,  что  Советский  Союз  строил  планы  в  от¬
ношении  Румынии  и  заключил  сделку  с  немцами  в  отношении  Балкан.
Был  сделан  вывод,  что  Великобритания  ничем  не  может  помочь  Румы¬
нии,  где  англичане  имели  крупные  инвестиции,  особенно  в  нефтяной
промышленности,  но,  возможно,  сможет  защитить  Грецию.  Галифакс
все  еще  надеялся  убедить  итальянцев,  чтобы  они  поддержали  идею
нейтрального  балканского  блока33.
 Готовясь  к  нападению  на  Финляндию,  СССР  развязал  типичную
для  него  грубую  пропагандистскую  кампанию  против  британской  и
французской  “рабовладельческих  империй”  и  призывал  к  крестовому
походу  против  империалистической  буржуазии  и  ее  социал-демократи¬
ческих  пособников.  Самыми  коварными  были  “скандинавские  при¬
служники  британского  и  американского  империализма”34.  27  ноября
Майский  долго  разглагольствовал  перед  Галифаксом  по  поводу  того,
что  Великобритания  предприняла  ряд  недружественных  актов  мирово¬
го  масштаба  по  отношению  к  Советскому  Союзу.  Когда  министр  ино¬
странных  дел  попросил  советского  посла  назвать  хотя  бы  один  такой
акт,  ответа  не  последовало.  Галифакс  отказался  обсуждать  достоинст¬
ва  и  недостатки  сторон,  участвующих  в  конфликте  на  финской  грани¬
це,  но  указал  на  то,  что  британское  правительство  заинтересовано,  как
и  прежде,  в  торговых  связях  и  не  имеет  намерения  помогать  Финлян¬
дии35.  Кабинет  министров  не  хотел  ужесточать  меры  в  торговле,  опа¬
саясь,  что  это  может  нанести  вред  отношениям  с  Советским  Союзом.
Начальники  штабов  заявляли,  что  военные  операции  в  Скандинавии
дадут  немцам  повод  для  интервенции36.
 Советский  Союз  напал  на  Финляндию  30  ноября  1939  г.  Возмущен¬
ная  британская  общественность  выражала  поддержку  финскому  наро¬
ду,  который  защищал  свою  маленькую  страну  от  сильного  и  жестоко¬
го  агрессора.  Чемберлен  не  хотел  обострения  ситуации,  но  указал  на
то,  что  в  моральном  плане  нападение  СССР  на  Финляндию  равноценно
нападению  Германии  на  Польшу  и,  принимая  во  внимание  масштабы
общественной  поддержки  Финляндии,  будет  “трудно  с  политической
точки  зрения  избежать  более  открытого  осуждения  действий  СССР  в
Финляндии”37.  Чемберлен  по-прежнему  считал,  что  действия  СССР
против  Финляндии  приведут  к  ухудшению  его  отношений  с  Германией,
и  разделял  точку  зрения  начальников  штабов,  что  Великобритания  не
должна  участвовать  в  военном  конфликте  в  Скандинавии.  По  его  мне¬
нию,  Советы  в  принципе  стремились  к  экспансии  на  Балканах.  Он  на¬
деялся,  что  можно  будет  убедить  итальянцев  и  японцев  оказать  давле¬
ние  на  СССР,  с  тем  чтобы  Советский  Союз  воздержался  от  расшире¬
 112

ния  агрессии.  Основной  внутренней  проблемой  было  то,  что  кампания
в  прессе  в  защиту  Финляндии  неизбежно  затрудняла  торговые  перего¬
воры  с  СССР38.
 Многие  члены  кабинета  министров  выражали  недовольство  по  по¬
воду  пассивного  отношения  к  советской  агрессии.  В  военном  министер¬
стве  Хор-Белиша  утверждал,  что  советский  коммунизм  представляет
собой  глобальную  опасность.  Некоторые  из  коллег  Хор-Белиша  раз¬
деляли  его  мнение  о  том,  что  Советский  Союз  намеревается  захватить
шведские  месторождения  железной  руды39.  Хотя  министр  авиации
К.  Вуд  говорил,  что  у  него  нет  лишних  самолетов,  было  решено  по¬
слать  20  “Гладиаторов”  в  Финляндию;  затем  было  переправлено  12
бомбардировщиков  “Бленхейм”  и  другое  вооружение40.
 Финны,  однако,  смогли  организовать  такую  сильную  оборону,  что,
казалось,  им  едва  ли  понадобится  помощь.  Сэр  С.  Хор  заявил  кабине¬
ту,  что  Финляндия  выиграет  войну.  О.  Харви  даже  высказал  мнение,
что  неудачные  действия  Красной  Армии  в  Финляндии  приведут  к  свер¬
жению  Сталина41.  Некоторым  такая  перспектива  совсем  не  нравилась,
так  как  они  считали,  что  сильное  советское  присутствие  будет  сдержи¬
вать  Скандинавские  страны  и  сделает  их  более  податливыми  к  дипло¬
матическому  давлению.  Под  влиянием  общественного  мнения  они  так¬
же  считали,  что  надо  оказать  некоторое  содействие  Финляндии.  Хор
предложил  послать  в  Финляндию  добровольцев,  по  типу  международ¬
ной  бригады  в  Испании42.
 Вскоре  Франция  начала  оказывать  сильное  давление  на  британ¬
ское  правительство,  с  тем  чтобы  оно  поддержало  резолюции  об  ис¬
ключении  Советского  Союза  из  Лиги  наций  и  о  санкциях  против
СССР.  Галифакс  возражал  против  того  и  другого,  но  в  конце  концов
сдался  и  проголосовал  за  исключение  СССР  из  Лиги  наций43.
Р.А.  Батлер,  герцог  Девонширский  и  звезда  высшего  света  Чаннон
были  посланы  в  Женеву  представителями  от  Великобритании.  Они
прекрасно  провели  там  время,  посещая  многочисленные  приемы,  са¬
мые  лучшие  из  которых  организовала  леди  Диана  Купер.  Британская
делегация  проголосовала  за  исключение  СССР,  но  отказалась  обсуж¬
дать  санкции  и  сделала  ни  к  чему  не  обязывающее  заявление  о  том,
что  Великобритания  полна  решимости  поддерживать  Финляндию  в
ее  борьбе  против  агрессии44.
 Между  тем  беспокойство  румын  возрастало:  они  были  уверены,
что  русские  скоро  доберутся  и  до  них.  Румынское  правительство  обра¬
тилось  за  разъяснением  к  британскому  правительству,  распространя¬
ются  ли  его  гарантии  на  агрессию  со  стороны  как  Германии,  так  и  Рос¬
сии,  и  предупредило,  что,  если  ответ  будет  отрицательным,  Румыния
может  пойти  на  сделку  с  Германией.  Когда  этот  вопрос  обсуждался  в
кабинете  министров,  Черчилль  утверждал,  что  Советы  и  немцы  нико¬
гда  не  будут  действовать  вместе  и  не  начнут  совместное  наступление  на
Балканах.  Если  же  они  это  сделают,  Италия  и  Япония  будут  вынужде¬
ны  предпринять  ответные  действия  против  них45.  Галифакс  заявил,  что
англичане  никак  не  могут  поддержать  Румынию  без  содействия  Турции
и  Италии,  но  помогать  придется,  если  Советский  Союз  будет  продол¬
жать  свою  агрессивную  политику46.
 113

Британское  правительство  увеличило  помощь  Финляндии,  а  рачи¬
тельный  управляющий  Банком  Англии  даже  согласился  ссудить  500
тыс.  ф.  ст.  финскому  правительству47.  Энтузиазм  по  поводу  успехов
Финляндии  несколько  снизился  после  возвращения  в  Лондон  военного
обозревателя  бригадира  Линга,  который  побывал  в  Финляндии  для
изучения  ситуации  на  месте.  Он  сообщил  кабинету  министров,  что
финны  побеждают,  так  как  хорошо  ведут  военные  действия  в  зимних
условиях  и  у  них  прекрасные  солдаты-лыжники,  а  у  русских  плохо  ор¬
ганизована  штабная  работа.  Финны  утратят  преимущество,  когда  нач¬
нется  таяние  снега  в  мае,  поэтому  Линг  утверждал,  что,  если  в  Финлян¬
дию  не  будет  послано  по  крайней  мере  30  тыс.  добровольцев  и  большое
количество  самолетов  и  зенитных  орудий,  финны  не  смогут  продол¬
жать  борьбу.  Он  передал  поразительное  предложение  маршала  Ман-
нергейма:  чтобы  поставить  русских  на  колени,  англичане  должны  на¬
нести  бомбовый  удар  по  бакинским  нефтяным  промыслам48.  Предло¬
жение  о  возможной  бомбардировке  советских  нефтяных  промыслов
высказывалось  министерством  снабжения  еще  в  октябре49.
 В  своем  следующем  докладе  Линг  отметил,  что  добровольцы  мало
чем  смогут  помочь,  так  как  не  имеют  опыта  боевых  действий  в  зимних
условиях.  Кабинет  министров  поручил  командованию  вооруженных
сил  разработать  предложения  по  “эффективному  вторжению”  в  Фин¬
ляндию,  несмотря  на  риск  широких  боевых  действий  против  России,  и,
невзирая  на  предупреждение  Линга,  постановил  открыть  в  Лондоне
пункт  по  сбору  заявлений  от  добровольцев50.  Некоторым  стимулом  для
более  активной  политики  в  отношении  Финляндии  явилось  сообщение
британского  посла  в  Риме,  который  докладывал,  что  министр  ино¬
странных  дел  Италии  Г.  Чиано  был  за  то,  чтобы  послать  помощь  фин¬
нам  для  борьбы  против  Советского  Союза51.  Из  этого,  правда,  ничего
не  вышло,  Муссолини  не  поддержал  Чиано.  Более  перспективным  бы¬
ло  предложение  убедить  американцев  направить  помощь  Финляндии,  и
британский  посол  в  Вашингтоне  получил  инструкцию  узнать,  не  согла¬
сятся  ли  американцы  предоставить  кредит  Финляндии  и  отправить  ту¬
да  несколько  истребителей52.  Британское  правительство  уже  дало  сог¬
ласие  на  поставку  Финляндии  12  “Харрикейнов”  вместе  с  обслуживаю¬
щим  персоналом  и  летчиками-инструкторами53.  Финнам  было  разре¬
шено  открыть  вербовочный  пункт  в  Лондоне54.  Черчилль  высвободил
20  пикирующих  бомбардировщиков  “Скайра”  и  13  “Роксов”  для  от¬
правки  в  Финляндию55.  Затем  кабинет  министров  принял  решение  по¬
слать  в  Финляндию  и  другие  самолеты.  Сопровождающий  персонал
ВВС  должен  был  быть  демобилизован,  так  что  это  не  являлось  бы
серьезным  нарушением  соглашения  с  Норвегией  и  Швецией,  согласно
которому  добровольцы  могли  прибывать  в  Финляндию  поодиночке
или  небольшими  группами56.
 Чемберлен  был  озабочен  сложившейся  ситуацией:  британское
правительство  вступило  на  путь,  который  вполне  мог  закончиться  от¬
крытым  военным  столкновением  с  Советским  Союзом,  лишь  для  того,
чтобы  поддержать  страну,  которая,  по  всей  вероятности,  весной  потер¬
пит  поражение57.  Но  все  соглашались,  что  Великобритания  имеет  мо¬
ральное  обязательство  поддержать  Финляндию,  и  очень  немногие  бы¬
 114

ли  против  этой  политики,  несмотря  на  то  что  ценное  вооружение  и  ма¬
териальные  средства  выбрасывались  на  ветер.  Среди  этих  немногих
был  X.  Долтон,  который  считал  “чистым  политическим  безумием”  от¬
правлять  в  Финляндию  вооружение,  которое  остро  необходимо  для
борьбы  против  Германии.  Он  утверждал,  что  пусть  лучше  русские  за¬
хватят  Восточную  Европу,  чем  немцы,  ибо  русские  всего  лишь  старо¬
модные  империалисты  и  националисты  с  их  царем  Сталиным58.  Криппс
высказывался  еще  резче  и  упорно  защищал  российскую  политику  в
Финляндии  в  статье,  опубликованной  в  газете  “Трибюн”59.
 Министерство  иностранных  дел  все  более  ожесточалось  против
Советского  Союза  и  заявило  министерству  торговли,  что  оно  должно
найти  других  поставщиков  древесины,  поскольку  из-за  финской  войны
не  могло  быть  и  речи  о  торговых  сделках  с  СССР60.  Министерство  ино¬
странных  дел  заявляло:  в  Советский  Союз  нельзя  отправлять  ничего  из
того,  что  могло  бы  быть  использовано  в  финской  кампании  или  пере¬
правлено  в  Германию.  Ф.  Маклейн,  например,  пытался  даже  запретить
поставки  сельди  в  Советский  Союз  на  том  основании,  что  ее  могут  пе¬
реправить  немцам.  Министерство  торговли  было  обеспокоено  тем,  что
закупки  древесины  в  России  будут  запрещены,  и  отказалось  принять
доводы  министерства  иностранных  дел,  что  если  максимально  ослож¬
нить  жизнь  союзнику  Германии,  т.е.  Советскому  Союзу,  то  это  повре¬
дит  и  Германии61.
 Британское  правительство  располагало  скудной  информацией  о
финской  кампании.  В  Финляндии  находились  только  четыре  британ¬
ских  офицера  в  качестве  наблюдателей,  и  они  ничего  не  могли  доба¬
вить  к  первому  докладу  бригадира  Линга.  Лейбористская  партия  напра¬
вила  в  Финляндию  для  выяснения  ситуации  У.  Ситрина  и  Ф.  Ноэль-
Бейкера,  двух  своих  самых  убежденных  антисоветских  лидеров.  Они
сообщили  кабинету  министров,  что  на  одного  убитого  финна  приходит¬
ся  50  убитых  русских,  и  это  значит,  что  финнам  не  требуется  большая
помощь62.  Эттли  и  Гринвуд,  обеспокоенные  воинственными  настрое¬
ниями  в  министерстве  иностранных  дел,  просили  Идена  не  давать  сог¬
ласия  на  посылку  британских  войск  в  Финляндию  и  предупреждали  о
фатальных  последствиях  войны  с  Советским  Союзом63.  Иден  не  желал
выступать  в  качестве  миротворца  и  ответил:  “Мы  были  склонны  счи¬
тать,  что  опасность  объявления  нам  войны  Россией  не  заставит  нас  из¬
менить  курс  действий,  который  окажется  наиболее  целесообраз¬
ным”64.
 Официальные  представители  -  лорд  Дэвис  и  Г.  Макмиллан  были
направлены  в  Финляндию  только  в  феврале  1940  г.  Они  сообщили,  что
без  массивной  поддержки  финны  скоро  будут  разгромлены.  Потеря
лордом  Дэвисом  на  пути  в  Финляндию  паспорта  и  вставной  челюсти
лишь  усугубила  пессимистическое  настроение  дипломатов65.  Макмил¬
лан  настаивал,  что  надо  послать  в  Финляндию  дополнительные  самоле¬
ты,  артиллерию  и  боеприпасы,  и  британское  правительство,  подталки¬
ваемое  французами,  которые,  казалось,  были  больше  заинтересованы
в  борьбе  с  большевизмом,  нежели  обеспокоены  угрозой  со  стороны
Германии,  обратилось  к  авиационному  командованию.  В  ВВС  особого
энтузиазма  не  наблюдалось,  так  как  у  финнов  не  было  хорошо  подго¬
 115

товленного  наземного  персонала,  поэтому  бомбардировщики  не  могли
использоваться  с  должной  эффективностью.  Лорд  Чатфилд,  возглав¬
лявший  министерство  по  координации  обороны,  предложил  послать  в
Финляндию  одну  или  две  эскадрильи  тяжелых  бомбардировщиков  на
некоторое  время  и  посмотреть,  будет  ли  от  них  польза,  но  его  предло¬
жение  “положили  под  сукно”66.  Военачальники  понимали,  что  не  пло¬
хо  было  бы  послать  нескольких  экспертов  в  Финляндию  для  приобре¬
тения  опыта  современной  войны,  но,  будучи  убеждены,  что  война  ско¬
ро  закончится,  ничего  не  предприняли.
 Черчилль  высказал  мнение,  что  война  в  Финляндии  -  прекрасный
повод  для  нападения  на  Норвегию  с  целью  перекрыть  поставки  желез¬
ной  руды  в  Германию67.  Франция  поддерживала  его  идею.  Начальник
генерального  штаба  генерал  Гамелен  утверждал,  что  Германия  не  ос¬
мелится  осуществить  наступление  на  западе  в  1940  г.,  поэтому  Сканди¬
навия  являлась  идеальным  театром  военных  действий.  Гамелен  пред¬
ложил  организовать  десант  в  Петсамо,  а  британские  сторонники  ин¬
тервенции  в  Скандинавии  называли  Нарвик68.  Британские  начальники
штабов  были  против.  Они  говорили,  что  для  такой  операции  понадо¬
бится  по  меньшей  мере  четыре  с  половиной  дивизии,  а  это  значит,  что
Франция  не  получит  подкрепления  до  конца  лета.  Члены  кабинета  ми¬
нистров  призывали  к  осторожным  действиям  и  высказали  любопытное
предположение,  что  англо-французская  интервенция  в  Скандинавии
заставит  русских  прекратить  войну  в  Финляндии,  тогда  как  они  наде¬
ются,  что  война  будет  продолжаться  как  можно  дольше69.
 Сэр  А.  Кадоган,  постоянный  заместитель  министра  иностранных
дел,  иронизировал  над  теми,  кто  игнорировал  возможность  войны  с
СССР.  Объединенный  подкомитет  по  планированию  действовал  осмот¬
рительно.  В  его  протоколе  от  19  февраля  1940  г.  было  записано:  “На¬
чальники  плановых  управлений  считают,  что,  с  учетом  всех  обстоя¬
тельств,  с  чисто  военной  точки  зрения  война  с  Россией  помешает  нам  до¬
стичь  главной  цели  в  войне  -  поражения  Германии.  Поэтому  при  отсутст¬
вии  существенного  компенсирующего  фактора,  например  возможности
взять  контроль  над  нефтяными  промыслами  в  Галиваре,  или  относитель¬
ной  определенности  активной  поддержки  со  стороны  Соединенных  Шта¬
тов  Америки  мы  не  готовы  рекомендовать  начальникам  штабов  приня¬
тие  дополнительных  обязательств,  связанных  с  войной  с  Россией”70.
 Ф.  Маклейн,  отбросив  всякую  осторожность,  заявлял:  “Сомнитель¬
но,  что  советские  вооруженные  силы  могут  сдержать  немецкое  насту¬
пление.  По  мнению  министерства  иностранных  дел,  они  не  смогут  это¬
го  сделать,  и  представляется,  что  полное  крушение  советской  военной
мощи  было  бы  в  нашу  пользу...  Падение  России  значительно  способст¬
вовало  бы  скорейшему  поражению  Германии.  Россия  оказывает  огра¬
ниченное  экономическое  содействие  Германии,  но  не  исключено,  что
ситуация  может  резко  измениться.  Поэтому,  если  Россия  будет  вынуж¬
дена  выйти  из  войны,  это  вызовет  серьезные  экономические  последст¬
вия  для  Германии.  Но  самым  главным  результатом  будет  сильное  пси¬
хологическое  воздействие  на  немецкий  народ”.
 Кабинетным  стратегам  в  министерстве  иностранных  дел  понрави¬
лась  идея,  что  бомбардировки  кавказских  нефтяных  промыслов  поста¬
 116

вят  русских  на  колени;  НКВД  и  армия  утратят  свою  власть,  народ  вос¬
станет  и  свергнет  сталинскую  диктатуру.  Пока  шла  война  в  Финляндии,
подобные  фантастические  идеи  не  воспринимались  серьезно,  но,  когда
в  середине  марта  финны  были  вынуждены  пойти  на  уступки  СССР,  на¬
чались  бурные  обсуждения  дальнейших  отношений  с  Советским  Сою¬
зом.  Сэр  О.  Сарджент,  помощник  заместителя  министра,  указал  на  то,
что  Великобритания  не  имеет  согласованной  политики  по  отношению
к  Советскому  Союзу.  Оставалось  неясным:  собирается  ли  Великобри¬
тания  вбить  клин  в  отношения  между  Германией  и  Советским  Союзом?
Желательно  ли  сближение  с  Советским  Союзом?  Является  ли  бомбар¬
дировка  Баку  серьезной  альтернативой  этому  процессу?71
 Ответы,  полученные  Сарджентом,  сбивали  с  толку.  Р.А.  Батлер
выступал  за  сближение,  указывая  на  то,  что  английские  рабочие  отно¬
сятся  с  симпатией  к  Советскому  Союзу  и  что  “безрассудное  отчужде¬
ние”  его  произведет  разрушительное  воздействие  на  британские  ты¬
лы72.  Ванситтарт  заявил,  что  нацистская  Германия  и  Советский  Союз
стоят  друг  друга  и  выбирать  тут  нечего  -  “Тевтославия”  должна  быть
уничтожена.  Он  сказал,  что  Советы  “с  самого  начала  были  обманщи¬
ками,  а  теперь  открыто  и  беззастенчиво  вернулись  к  захватнической
империалистической  политике  своих  предшественников  царей”.  Баку
надо  бомбить  как  можно  скорее,  призывал  Ванситтарт73.
 Не  желая,  чтобы  их  приняли  за  миротворцев,  представители  воен¬
ного  министерства  вели  себя  воинственно  и  критиковали  тех,  кто,  по¬
добно  Р.А.  Батлеру  и  С.  Криппсу,  желал  сближения  с  Советским  Сою¬
зом,  считая  их  доводы  пустыми  домыслами  людей,  которые  не  понима¬
ют,  что  Советы  сохраняют  нейтралитет  только  потому,  что  боятся  ан¬
гличан.  Довольно  многие  старшие  офицеры  штабов  обдумывали  пер¬
спективы  войны  с  Советским  Союзом,  оставаясь  невозмутимыми  даже
перед  тем  фактом,  что  численность  советской  армии  составляла  не  ме¬
нее  3,5  млн  человек74.  Абсурдные  дебаты  в  Уайтхолле  достигли  тако¬
го  размаха,  что  о  них  узнал  советский  посол,  который  дал  понять,  что
ему  все  известно  о  планах  бомбардировки  Баку75.
 Некоторые  государственные  деятели  полагали,  что  угроза  нефтя¬
ным  промыслам  явилась  основной  причиной  значительного  улучшения
англо-советских  отношений  в  марте76.  Но  так  как  в  конце  1939  г.  анг¬
лийский  посол  был  отозван  из  СССР  и  в  посольстве  распоряжался  де
Ружетель,  известный  своей  крайней  неприязнью  к  любым  формам  со¬
циализма,  имевшим  хоть  малейший  оттенок  красноватости,  на  месте  не
оказалось  никого,  кто  бы  мог  воспользоваться  благоприятной  ситуаци¬
ей.  В  феврале  Криппс,  совершивший  неофициальную  поездку  в  Китай,
встретился  в  Чунцине  с  советским  послом,  который  предложил  ему  по¬
ехать  в  Советский  Союз  и  попытаться  наладить  отношения  между  дву¬
мя  странами.  Криппс  настолько  обрадовался,  что,  даже  не  посоветовав¬
шись  со  своим  правительством,  сел  на  советский  правительственный
самолет  в  Урумчи  на  монгольской  границе  и  полетел  в  Москву.  Бри¬
танское  правительство  было  застигнуто  врасплох  таким  демаршем,  и
ему  ничего  не  оставалось  делать,  как  ждать  отчета  Криппса77.
 Криппс  прибыл  в  Москву  15  февраля  и  встретился  с  рядом  высоко¬
поставленных  лиц,  включая  Молотова.  Эти  встречи  укрепили  его  уве¬
 117

ренность  в  том,  что  Советский  Союз  действительно  желает  улучшения
отношений  с  Великобританией  и  что  альянс  с  Германией  был  заклю¬
чен  скорее  из  соображений  выгоды,  нежели  по  убеждению.  Криппс  вы¬
разил  уверенность,  что  с  окончанием  войны  в  Финляндии  русские  отой¬
дут  от  немцев78.  Воодушевленные  докладом  Криппса,  Черчилль  и  Га¬
лифакс  предложили,  чтобы  он  снова  отправился  в  Москву  с  официаль¬
ной  миссией  для  достижения  всеобъемлющих  экономических  и  полити¬
ческих  договоренностей,  но  коллеги  по  кабинету  не  разделяли  их  энту¬
зиазм,  считая,  что  это  не  настолько  срочное  дело79.
 Личные  дипломатические  усилия  Криппса  не  произвели  ни  малей¬
шего  впечатления  на  министерство  иностранных  дел.  Ф.  Маклейн  по¬
лагал,  что  русские  использовали  усердие  Криппса  для  того,  чтобы  Ве¬
ликобритания  не  увеличивала  помощь  Финляндии.  Он  не  видел  веских
причин  для  траты  времени  на  очередной  раунд  бесполезных  перегово¬
ров  с  русскими.  Р.  А.  Батлер  был  одним  из  немногих  сторонников  Крип¬
пса.  Он  так  кратко  сформулировал  свои  мысли:  “Мы  гордый  народ,  и,
кажется,  нам  нравится,  когда  весь  мир  идет  на  нас  войной”80.
 Миссия  Криппса  не  остановила  тех,  кто  желал  помериться  сила¬
ми  с  русскими,  но  начальникам  штабов  эта  идея  была  не  по  душе.  В
начале  февраля  они  говорили,  что  нападение  на  Советский  Союз  не
повлечет  за  собой  быстрого  поражения  Германии.  Кроме  того,  Индия
и  Ирак  могли  пострадать  от  ответных  ударов  СССР.  Пришлось  бы  за¬
щищать  иранские  нефтяные  промыслы  и  посылать  на  Ближний  Вос¬
ток  зенитные  орудия,  крайне  необходимые  на  родине.  Если  же  три  эс¬
кадрильи  бомбардировщиков  дальнего  действия  “Бленхейм”  будут
отправлены  на  Ближний  Восток  для  нанесения  удара  по  кавказским
нефтяным  промыслам,  то  будет  сорвано  авиационное  наступление  на
Германию  и  ослаблена  противовоздушная  оборона  страны.  Ф.  Мак¬
лейн  не  согласился  с  этими  аргументами,  утверждая,  что  80%  добыва¬
емой  в  России  нефти  можно  уничтожить  довольно  легко.  Одновре¬
менно  он  настаивал  на  увеличении  поставок  в  Финляндию,  с  тем  что¬
бы  предотвратить  полный  захват  Германией  шведских  запасов  желез¬
ной  руды81.
 Начальники  штабов  еще  раз  обдумали  ситуацию  и  дали  более  точ¬
ную  оценку:  три  эскадрильи  бомбардировщиков  могли  бы  осуществить
операцию  за  период  от  полутора  до  трех  месяцев,  но,  во-первых,  бом¬
бардировщиков  не  хватает;  во-вторых,  для  осуществления  такого  стра¬
тегического  плана  необходимо  тесное  взаимодействие  с  Ираном  и  Тур¬
цией.  Галифакс  заявил,  что  такое  взаимодействие  возможно  лишь  в
случае,  если  для  этих  двух  стран  возникнет  непосредственная  угроза  со
стороны  Советского  Союза.  Он  далее  сказал,  что  значительное  усиле¬
ние  Германии  не  в  интересах  Советского  Союза  и  что  СССР  не  желает
быть  втянутым  в  войну  с  Великобританией.  Министр  по  делам  Индии
был  обеспокоен  советской  угрозой  Афганистану  и  предупредил,  что,
если  эта  страна  будет  брошена  так  же,  как  Чехословакия,  последствия
для  мусульманского  мира  окажутся  трагическими.  Черчилль  язвитель¬
но  заметил,  что  несколько  советских  бомб,  сброшенных  на  Индию,  бы¬
ли  бы  на  пользу  и  показали  бы  ей,  насколько  она  нуждается  в  британ¬
ской  поддержке.  Чемберлен,  смущенный  подобным  высказыванием,
 118

закрыл  заседание  кабинета,  сказав,  что  самым  разумным  было  бы  по¬
дождать  исхода  событий,  особенно  в  Финляндии82.
 По  окончании  советско-финской  войны  особой  заботой  британ¬
ского  правительства  стали  поставки  СССР  в  Германию,  и  снова  возни¬
кло  предложение  нанести  бомбовый  удар  по  нефтепромыслам.  Сто¬
ронники  этого  плана  предполагали  одновременно  совершить  налет  на
Норвегию,  чтобы  сорвать  доставку  железной  руды  в  Германию83.  Из
британского  посольства  в  Вашингтоне  поступило  донесение,  что  три
американских  инженера-нефтяника  недавно  посетили  Кавказ  и  сооб¬
щили,  что  нефтепровод  Баку-Батуми  охраняется  очень  плохо  и  может
быть  легко  разрушен.  Профессор  Холл  из  министерства  экономики
пытался  разубедить  сторонников  этой  безрассудной  затеи,  объясняя,
что  нефтяные  сооружения  очень  трудно  разрушить  с  воздуха84.  Чер¬
чилль,  чей  энтузиазм  по  поводу  воздушных  налетов  не  знал  границ,
предложил  одновременно  послать  подводные  лодки  в  Черное  море,
предварительно  заручившись  поддержкой  Турции.  Галифакс  предупре¬
дил,  что  Советы  могут  нанести  ответные  удары  по  нефтепромыслам  в
Ираке  и  Персии,  которые  тоже  плохо  защищены.  Чемберлен,  как
обычно,  настаивал,  что  следует  обдумать  все  возможные  последствия
подобного  решительного  шага85.
 Министерство  иностранных  дел  проявляло  все  ббльшую  воинст¬
венность;  там  было  много  пустых  разговоров  о  том,  что  кавказские
нефтепромыслы  являются  ахиллесовой  пятой  Советского  Союза,  и  по¬
стоянно  выражалось  недовольство  осторожной  стратегией  начальни¬
ков  штабов.  Кадоган  полагал,  что  нападение  можно  совершить  при  ус¬
ловии  реального  шанса  на  успех.  Сарджента  интересовала  позиция  ту¬
рецкого  правительства,  которое,  по  его  мнению,  нужно  убедить  под¬
держать  нападение.  Он  также  задал  уместный  вопрос  о  том,  насколько
немцы  нуждались  в  советской  нефти.  Галифакс  был  против  этой  идеи
в  целом  и  считал,  что  даже  начальники  штабов  были  настроены  слиш¬
ком  воинственно86.  Несмотря  на  различные  оговорки  министра,  планы
налета  продолжали  разрабатываться.  ВВС  произвели  воздушную  раз¬
ведку  нефтепромыслов  и  составили  подробные  карты  с  координатами
целей.  Плановый  отдел  министерства  авиации  разработал  детали  опе¬
рации  и  доложил,  что  осуществить  ее  будет  нетрудно.  Был  составлен
проект  сообщения  для  правительств  доминионов,  чтобы  проинформи¬
ровать  их  о  возможной  войне  с  Советским  Союзом.  Правительство  Но¬
вой  Зеландии  уже  сообщило,  что  оно  возражает  против  планируемого
воздушного  нападения,  но  Ф.  Маклейн  и  В.  Кавендиш-Бентинк  посчи¬
тали,  что  трусость  правительства  вызвана  страхом  перед  новозеланд¬
скими  левыми87.
 Более  трезвые  обсуждения  на  тему  торговых  отношений  не  пре¬
кращались  в  то  время,  когда  правительство  взвешивало  все  “за”  и  “про¬
тив”  войны  с  Советским  Союзом.  Майский  вел  себя  очень  осторожно  и
тактично,  уверяя  англичан,  что  их  опасения  по  поводу  пересылки  ос¬
новных  предметов  снабжения  в  Германию  находят  полное  понимание,
и  лишь  изредка  жаловался  на  перехват  советских  судов.  Черчилль
предложил  использовать  угрозу  бомбардировки  кавказских  нефтепро¬
мыслов  в  торговых  переговорах,  чтобы  добиться  уступок88.  Галифакс
 119

и  Кадоган  теперь  предлагали  выкупить  всю  нефть,  которая  могла  бы
предназначаться  для  немцев,  и  доказывали,  что  это  намного  разумнее,
чем  опасная  идея  разрушения  нефтепромыслов  с  воздуха.  Министр
экономики  твердо  возразил,  что  об  этом  не  может  быть  и  речи,  так  как
страна  не  может  позволить  себе  такие  расходы.  Тогда  Кадоган  предло¬
жил  вести  торговые  переговоры  таким  образом,  чтобы  поставки  в  Гер¬
манию  прекратились.  Если  этого  не  удастся  сделать,  следует  приме¬
нить  силу89.  Энтузиазм  по  поводу  бомбардировок  стал  постепенно  уга¬
сать,  и  было  решено  не  предпринимать  слишком  рискованных  дейст¬
вий  до  окончания  торговых  переговоров.
 По  некоторым  признакам,  не  все  в  Советском  Союзе  одобряли
пакт  с  нацистской  Германией.  А.М.  Коллонтай,  советский  посол  в
Стокгольме,  открыто  выражала  свое  неодобрение.  В  феврале  1940  г.
она  сказала  британскому  послу:  Сталин  убежден  в  том,  что  Гитлер  не
сможет  выиграть  войну,  и  он  хотел  бы  установить  хорошие  отношения
с  Великобританией90.  Нет  ни  малейшего  сомнения  в  том,  что  Алексан¬
дра  Коллонтай,  мужественная  и  независимая  женщина,  была  абсолют¬
но  откровенна,  выражая  свою  антипатию  к  нацистской  Германии  и  же¬
лание  улучшить  отношения  с  Великобританией,  но  нельзя  с  уверенно¬
стью  сказать,  насколько  правильно  она  отражала  мнения  ближайщего
окружения  Сталина.  В  министерстве  иностранных  дел  считали,  что
Коллонтай  выступила  с  этой  инициативой  с  целью  запутать  ситуацию.
 Кадоган  становился  все  более  агрессивным  и  убедил  себя  в  том,
что  в  случае  нападения  на  Советский  Союз  японцы,  скорее  всего,  при¬
соединятся  к  антисоветскому  крестовому  походу.  В  дипломатических
кругах  было  высказано  предположение,  что  блокада  Владивостока
могла  бы  способствовать  присоединению  Японии,  а  затем,  возможно,  и
Италии  к  антикоминтерновскому  пакту.  Кадоган  считал,  что  Совет¬
ский  Союз  затаился  и  выжидает,  когда  воюющие  стороны  изнурят  друг
друга  и  позиция  СССР  окажется  чрезвычайно  сильной.  Эта  точка  зре¬
ния  стала  превалировать  в  министерстве  иностранных  дел,  хотя  Сард¬
жент  полагал,  что  Советы  не  будут  ждать  слишком  долго.  Он  указывал
на  то,  что  нацистская  Германия  и  Советский  Союз  -  непримиримые
враги  и  рано  или  поздно  разойдутся  в  разные  стороны.  Вполне  вероят¬
но,  что  СССР  решит  обратиться  к  Великобритании  за  поддержкой.  Га¬
лифакс  безрадостно  прокомментировал  это  высказывание:  “Мы  жи¬
вем  в  быстро  изменяющемся  мире”.
 Майский  всячески  старался  подчеркнуть,  что  выжидательная  по¬
литика  не  выгодна  Советскому  Союзу,  так  как  Германия  будет  иметь
достаточно  времени  для  наращивания  силы.  Эта  точка  зрения  была  пе¬
редана  в  министерство  иностранных  дел  известным  историком  сэром
Б.  Пэрсом,  который  был  специальным  советником  по  делам  СССР.
Сэр  Бернард  был  убежден,  что  Советский  Союз  действительно  придер¬
живается  политики  нейтралитета  и  готовит  оборону  в  Закарпатье  и
Прибалтике,  чтобы  противостоять  грозящему  нападению  Германии.
Хотя  он  не  относился  к  числу  сочувствующих,  в  министерстве  ино¬
странных  дел  Пэрса  считали  отщепенцем,  и  его  очень  не  любил  Ф.  Ма¬
клейн,  который  высказался  так:  “Сэра  Бернарда  Пэрса  должен  субси¬
дировать  г-н  Майский,  а  не  правительство  Его  Величества...  Как  бы
 120

нам  избавиться  от  сэра  Бернарда  Парса?”  Немедленно  были  предпри¬
няты  шаги,  чтобы  утихомирить  назойливого  оратора91.
 Галифакс  по-прежнему  считал,  что  торговые  переговоры  предос¬
тавляли  наилучшую  возможность  уладить  отношения  с  Советским  Со¬
юзом  и  нанести  ущерб  Германии.  Некоторые  полагали,  что  в  скором
времени  Советы  и  немцы  совершат  сделку  в  отношении  Скандинавии
и  Советы  в  результате  захватят  Нарвик,  поэтому  торговые  перегово¬
ры  могли  бы  расстроить  этот  план.  Министр  иностранных  дел  считал
также,  что  торговое  соглашение  с  Советским  Союзом  могло  бы  успо¬
коить  членов  парламента,  критически  настроенных  против  недавно  за¬
ключенного  торгового  соглашения  с  Испанией  и  возможных  догово¬
ренностей  с  Италией92.  Ф.  Маклейн  оставался  непреклонным.  Он  гово¬
рил,  что  торговля  Великобритании  с  СССР  минимальна.  Торговые  пе¬
реговоры,  утверждал  Маклейн,  рассчитаны  на  то,  что  союзные  держа¬
вы  не  будут  предпринимать  активные  действия  против  СССР,  блокада
ослабнет  и  русские  смогут  увеличить  поставки  своим  нацистским  союз¬
никам.  Он  возражал  против  торгового  соглашения  и  по  моральным  со¬
ображениям:  из-за  какой-то  древесины  британское  правительство  бы¬
ло  готово  закрыть  глаза  на  агрессию  против  Польши,  балтийских  госу¬
дарств  и  Финляндии,  не  говоря  о  сотрудничестве  СССР  с  Германией.
Майскому  блестяще  удавалось  создавать  впечатление,  что  Советский
Союз  и  Германия  не  имеют  ничего  общего  и  практически  находятся  на
грани  войны.  Этому  абсурдному  представлению  полностью  поверили
не  только  “Дейли  уоркер”  и  “Ньюс  кроникл”,  но  и  пресса  Бивербрука.
Поскольку  Великобритания  может  вот-вот  вступить  в  войну  с  Совет¬
ским  Союзом,  надо  что-то  сделать,  чтобы  подготовить  общественное
мнение  к  такому  повороту  событий93.  Маклейн,  жаждавший  уйти  из
министерства  иностранных  дел  и  ввязаться  в  какую-нибудь  драку,  оста¬
вался  в  меньшинстве:  мало  кто  разделял  его  экстремистские  взгляды.
По  общему  мнению,  торговые  переговоры  не  следовало  срывать  офи¬
циально  поддерживаемой  антисоветской  пропагандой.
 “Голуби”  в  министерстве  иностранных  дел  были  обрадованы  реше¬
нием  кабинета  послать  в  Москву  Криппса  с  официальной  миссией  для
завершения  торговых  переговоров  и  достижения  политических  догово¬
ренностей.  Первое  предложение  послать  официальную  делегацию  в
Москву  поступило  от  Э.  Ротштейна  в  мае  1940  г.  Коммунист  Ротштейн,
журналист  российского  происхождения,  был  лидером  сторонников  со¬
ветской  линии  в  британской  политике  -  его  воспринимали  фактически
как  помощника  советского  посла.  Он  встретился  с  начальником  отде¬
ла  новостей  министерства  иностранных  дел  Ридсдейлом  и  сказал:  бес¬
конечный  обмен  дипломатическими  нотами  является  “византийским”
методом  и  обмен  делегациями  был  бы  значительно  эффективнее94.
 По  пути  на  родину  Криппс  сделал  остановку  в  Вашингтоне  и  сумел
убедить  посла  лорда  Лотиана,  что  Советский  Союз  и  Германия  принци¬
пиально  антагонистичны  и  Советы  не  снабжают  Германию  особо  цен¬
ными  товарами.  Поэтому  не  надо  предпринимать  ничего,  что  могло  бы
вызвать  противодействие  России95.
 Ситуация  накануне  отъезда  Криппса  в  Москву  была  непонятной.
Министерство  иностранных  дел  так  и  не  решило,  являются  ли  Совет¬
 121

ский  Союз  и  Германия  духовно  родственными  или  принципиально  ан¬
тагонистическими.  Никто  не  анализировал  динамику  советского  и  на¬
цистского  общества  и  не  учитывал  их  идеологию.  Сталин  и  Гитлер  вос¬
принимались  как  аналоги  царя  и  кайзера  XIX  в.,  которые  “играли  свои
игры”  в  соответствии  с  традиционными  правилами.  Такой  подход  имел
свои  преимущества  в  том  смысле,  что  англичане  не  поддавались  на
идеологические  уловки,  но  в  то  же  время  они  практически  не  могли  оп¬
ределить  мотивы,  намерения  и  направления  советской  и  нацистской
политики.  Пока  все  надежды  возлагались  на  сэра  С.  Криппса:  возмож¬
но,  он  сможет  заключить  удовлетворительное  торговое  соглашение,
ослабить  связи  Советского  Союза  с  Германией  и  таким  образом  отсто¬
ять  британские  интересы.  Но  не  все  разделяли  эти  надежды,  боясь,  что
Криппс  пойдет  на  неприемлемые  уступки,  чтобы  добиться  успеха  сво¬
ей  миссии96.
 1 	Woodward  L.  British  Foreign  Policy  in  the  Second  World  War.  Vol.  1-5.  L.,
1970-1976.  Vol.  1.  P.  11;  Public  Record  Office.  CAB  65-1,  13-7.  1939,  12  Sept.  (Да¬
лее:  PRO).
 2 	PRO.  CAB  65-1,  18-3.  1939,  17  Sept.
 3 	Bilainkin  G.  Maisky:  Ten  Years  Ambassador.  L.,  1944.  P.  288.
 4 	Gilbert  M.  Winston  S.  Churchill.  L.,  1983.  Vol.  6.  Finest  Hour  1939-1941.  P.  44.  War
Cabinet  Paper  no.  52  of  1939.  “Notes  on  the  General  Situation”.  1939,  25  Sept.
 5 	Maisky  /.  Memoirs  of  a  Soviet  Ambassador.  L.,  1967.  P.  32.
 6 	Burridge  T.D.  British  Labour  and  Hitler’s  War.  L.,  1967.  P.  32,  54.
 7 	PRO.  CAB  65-1,  18-3.  Report  of  Deputy  Chief  of  Imperial  General  Staff  to  Cabinet.
1936,  17  Sept.
 8 	Ibid.  32-18.  1939,  30  Sept.
 9 	Ibid.  CAB  84,  COS  (39),  66  JP.  1939,  6  Oct.;  CAB  84-8,  Report  of  Joint  Planning
Committee.  1939,  Sept.
 10 	Ibid.  CAB  65-2,  39-7.  1939,  6  Oct.;  CAB  65-2,  109,  5.  1939,  9  Dec.
 11 	London  School  of  Economics.  Dalton  Papers,  II  3/2  (Далее:  LSE).
 12 	Ibid.  Dalton  Diary.  1939,  15  Sept.
 13 	PRO.  CAB  65-1,  30-6.  1939,  28  Sept.
 14 	Ibid.  FO  837,  1121.  Report  of  President  of  the  Board  of  Trade  1939,  13  Sept.  Dalton
Diary.  1939.  16  Sept.
 16 	Ibid.  CAB  62-1,  16-5.  1939.  15  Sept.  19-14.  1939,  18  Sept.
 16 	Ibid.  33-9.  1939,  1  Oct.
 17 	Ibid.  FO  871,  1121.
 18 	Ibid.  Dalton  Diary.  1939,  18  and  25  Sept.
 19 	LSE.  Beatrice  Webb  Diary.  1939,  24  Sept.
 20 	PRO.  CAB  62-1,  34-7.  1939,  2  Oct.
 21 	Ibid.  CAB  65-1,  38-10.  1939,  5  Oct.
 22 	Ibid.  CAB  65-1,  54-5.  1939,  20  Oct.;  CAB  65-2,  92-10.  1929,  23  Oct.
 23 	Ibid.  FO  371  /24839.
 24 	Ibid.  23701.
 25 	Ibid.  23692.  Эта  беседа  состоялась  14  октября  1939  г.  непосредственно  перед
возвращением  финской  делегации  с  переговоров  в  Москве,  на  которых  она
отказалась  от  предложения  СССР  заключить  пакт  на  условиях,  аналогич¬
ных  условиям  пакта  между  Советским  Союзом  и  Эстонией.
 26 	PRO.  CAB  65-2,  85-10.  1939,  16  Oct.
 27 	Ibid.  FO  371,  23692,  Lascelles  to  FO.  1939,9  Oct.
 28 	Ibid.  23843,  Maclean’s  minute.  1939,  28  Oct.
 122

29 	Ibid.  CAB  84-8,  Snow  to  FO.  1939,  21  Oct.
 30 	Ibid.  CAB  65-1,  57-8.  1939,  23  Oct.;  CAB  84-8;  CAB  65-1,  67-9.  1939,  1  Nov.
 31 	Ibid.  CAB  65-1,  76-11.  1939,  1  Nov.
 32 	Ibid.  99-8.  1939,  30  Oct.
 33 	Ibid.  CAB  65-1,39-11.  1939,  6  Oct.;  CAB  65-1,51-8.  1939,  18  Oct.
 34 	Woodward  L.  Op.  cit.  Vol.  1.  P.  39.
 35 	PRO.  CAB  65-2,97-7.  1939,  28  Nov.
 36 	Ibid.  91-10.  1939,  22  Nov.;  Cab  84-9,  COS  memo.  Nov.  1939.
 32  Ibid.  101-6.  1939,  2  Dec.
 38 	ibid.  103-12.  1939,  4  Dec.
 39 	Ibid.  103-7.  1939,  4  Dec.
 40 	Ibid.  104-7.  1939,  5  Dec.;  112-5.  1939,  12  Dec.;  123-2.  1939,  27  Dec.
 41 	Ibid.  118-3.  1939,  18  Dec.;  British  Library.  Oliver  Harvey  Diaries.  1939,  24  Dec.
 42 	PRO.  CAB  65-5,  3-6.  1940,  4  Jan.
 43 	Ibid.  CAB  65-2,  116-8.  1939,  15  Dec.;  108-9.  1939,  8  Dec.;  112-10.  1939,  12  Dec.
 44 	Butler  R.A.  The  Art  of  Memory.  L.,  1982.  P.  38.
 43  PRO.  CAB  65-2,  108-9.  1939,  8  Dec.
 46 	Ibid.  109-5.  1939,  9  Dec.
 47 	Ibid.  CAB  65-5,  9-6.  1940,  11  Jan.
 48 	Ibid.  11-4.  1940,  13  Jan.
 49 	Ibid.  CAB  84-9.  Ministry  of  Supply  to  FO.  1939,  31  Oct.
 50 	PRO.  CAB  65-5,  16-6.  1940,  17  Jan.
 51 	Ibid.  14-9.  1940,  15  Jan.
 52 	Ibid.  15-11.  1940,  16  Jan.
 53 	Ibid.  20-3.  1940,  22  Jan.
 54 	Ibid.  21-3.  1940,  23  Jan.
 55 	Ibid.  22-5.  1940,  24  Jan.
 56 	Woodward  L.  Op.  cit.  Vol.  1.  P.  72;  PRO.  CAB  65-5,  2904.  1940,  1  Feb.  Кабинет
министров  постановил  послать  12  “Харрикейнов”,  30  “Гладиаторов”,  28
“Гонтлетов”,  12  “Бленхеймов”  дальнего  действия,  12  “Бленхеймов”  ближне¬
го  действия,  17  “Лисандров”  и  33  пикирующих  бомбардировщика.
 57 	PRO.  CAB  65-5,45-5.  1940,  19  Feb.
 58 	Dalton  H.  The  Fateful  Years:  Memoirs  1931-1945.  L.,  1957.  P.  293;  Dalton  Diary.
1940,  17  Mar.
 59 	Tribune.  1939.  1  Dec.
 60 	PRO.  FO  371,  24839.  1940,  31  Jan.
 61 	Ibid.  24839.  1940,  31  Jan.
 62 	Ibid.  CAB  65-5,46-5.  1940,  19  Feb.
 63 	Ibid.  39-8.  1940,  12  Feb.
 64 	Ibid.  PREM  1,408.  1940,  10  Feb.  Eden  to  Chamberlain.
 65 	Ibid.  CAB  65-5,  44-4.  1940,  18  Feb;  Macmillan  H.  The  Blast  of  War.  L.,  1967.
P.  27-28.
 66 	PRO.  CAB  65-5,46-5.  1940,  19  Feb.
 67 	Ibid.  CAB  65-12,  68-4.  1940,  14  Mar.
 68 	Ibid.  CAB  65-11,  37-5.
 69 	Ibid.  45-1,49-6,  50-8.
 70 	The  Diaries  of  Sir  Alexander  Cadogan  1938-1945  //  Ed.  D.  Dilks.  L„  1971.  (1940,
19  Jan.);  PRO.  CAB  84-2.  1940,  19  Feb.
 71 	PRO.  FO  371,  24845.  1940,  18  Mar.
 72 	Ibid.  CAB  65-11,  35-8.  1940,  29  Mar.
 73 	Ibid.  FO  371,  24845.  1940,  29  Mar.
 74 	Ibid.  WO  208,  1754.  Reports  by  Major  Kirkman  and  Colonel  Hammond.  1940,
6  Mar.
 123

75 	LSE.  Beatrice  Webb  Diary.  1940,  18  Mar.
 76 	PRO.  FO  371  /  24850.  Николай  Толстой  подробно  обсуждает  этот  вопрос,  но
не  приводит  доказательств,  подтверждающих  существование  разногласий.
См.:  Tolstoy  N.  Stalin’s  Secret  War.  L.,  1981.  P.  163  ff.
 77 	PRO.  CAB  65-11,35-8.
 78 	Ibid.  CAB  65-6,  61-4.  1940,6  Mar.
 79 	Ibid.  CAB  65-7,  127-13.  1940,  18  May.
 80 	Ibid.  FO  371,  24845.
 81 	Ibid.  CAB  65-12,  68-4.  1940,  14  Mar.;  COS  (40)  181.  1940,  2  Feb.
 82 	Ibid.  CAB  65-6,  66-1.  1940,  12  Mar.
 83 	Ibid.  72-2.  1940,  19  Mar.
 84 	Ibid.  CAB  65-12,  68-4.  1940,  14  Mar.
 85 	Ibid.  CAB  65-6,  76-6.  1940,  27  Mar.
 86 	Ibid.  FO  371,  24845.
 87 	Ibid.  CAB  65-12,  68-4.
 88 	Ibid.  FO  371,  24839;  CAB  65-6,  77-7.  1940,  29  Mar.
 89 	Ibid.  CAB  65-12,  68-4.
 90 	Ibid.  FO  371,  24843,  Stockholm  to  FO.  1940,  17  Feb.
 91 	Ibid.  24843,  Maisky  to  Pares.  1940,  13  Mar.
 92 	Ibid.  CAB  65-6,  93-11.  1940,  15  Apr.;  97-11.  1940,  19  Apr.
 93 	Ibid.  FO  371,  24840.
 94 	Ibid.
 95 	Ibid.  FO  371,  24839.
 96 	Ibid.  24840.  1940,  29  May.

Л.В.  Поздеева
 1939  год:
 СОВЕТСКАЯ  ПОЛИТИКА  ГЛАЗАМИ  АНГЛИЧАН
 Ко  второй  половине  30-х  годов  в  британском  обществе  сложился
широкий  спектр  мнений  относительно  путей  сохранения  мира  и  обес¬
печения  национальной  безопасности.  Страна  не  вполне  еще  оправи¬
лась  от  травмы  первой  мировой  войны,  к  тому  же  глубоко  укоренился
страх  перед  усовершенствованными  орудиями  массового  поражения
населения,  особенно  перед  бомбардировочной  авиацией  противника.
По  этим  и  другим  причинам  значительное  число  англичан  положитель¬
но  воспринимало  вначале  правительственный  курс  в  отношении  дер¬
жав  “оси”,  рассматривая  соглашения  с  ними,  даже  мюнхенскую  сделку,
как  альтернативу  новой  войне.  Манипулирование  прессой,  поддержка
газетой  “Таймс”  и  другими  влиятельными  органами  печати  курса  уми¬
ротворения  агрессоров  задерживали  формирование  в  британском  об¬
ществе  адекватных  оценок  угрозы  со  стороны  нацистской  Германии  и
ее  союзников1.  Мюнхен  усилил,  хотя  и  ненадолго,  пацифистское  тече¬
ние,  лозунгом  которого  был  “мир  любой  ценой”2.
 Правящие  круги  Англии  относились  к  Советскому  государству  с
1917  г.  преимущественно  отрицательно,  но  у  различных  групп  британ¬
ского  общества  его  имидж  никогда  не  был  одинаковым.  В  предвоен¬
ные  годы  многие  писатели,  деятели  науки  и  искусства  были  далеки  от
критической  оценки  политической  системы  СССР.  Список  лиц,  симпа¬
тизировавших  тогда  советскому  эксперименту,  открывают  обычно
именами  Герберта  Уэллса,  Сиднея  и  Беатрисы  Уэбб3.  Основная  же
часть  консервативной  партии,  праволейбористское  руководство,  боль¬
шинство  представителей  церкви  были  враждебно  настроены  к  Совет¬
ской  стране  и  коммунизму.  К  России,  как  правило,  с  нелюбовью  отно¬
сились  в  высших  сферах  общества;  средний  класс  придерживался  са¬
мых  разных  мнений,  а  рабочие  проявляли  либо  симпатию,  либо  апа¬
тию.  Дружественные  чувства  “простого”  англичанина  и  слабое  воздей¬
ствие  на  него  антисоветской  пропаганды,  распространяемой  большей
частью  средств  массовой  информации,  наблюдатели  объясняли  рядом
причин:  пониманием  необходимости  для  Британии  иметь  союзника,
особенно  к  востоку  от  Германии;  представлением  о  “необычайной”  во¬
енной  силе  СССР;  убеждением,  что  СССР,  как  бы  ни  запутаны  были
его  дела,  добился  экономических  успехов  и  заметно  улучшил  жизнь  на¬
рода;  большим  влиянием  на  английских  зрителей  (с  начала  30-х  годов)
советских  кинофильмов4.
 У.  Черчилль,  когда-то  один  из  организаторов  антисоветской  ин¬
тервенции,  в  1930-е  годы  главную  опасность  интересам  Британии  ви¬
дел  в  возрождении  военной  мощи  Германии.  Как  и  группировка
А.  Идена  внутри  консервативной  партии,  он  стал  сторонником  созда-
 ©  Л.В.  Поздесва
 125

ния  антигитлеровского  объединения  европейских  государств  с  участи¬
ем  России.  По  свидетельству  современников,  у  Черчилля  не  было  вна¬
чале  полной  уверенности  в  военных  возможностях  Советской  страны;
он  считал  важным  собрать  всю  информацию  о  России,  чтобы  опреде¬
лить,  стоит  ли  иметь  ее  союзницей  или  нет5.
 Известные  сомнения  на  этот  счет  высказывались  и  в  кругах  лейбо¬
ристской  партии.  Совещательный  комитет  по  международным  вопро¬
сам  дал  в  апреле  1938  г.  мрачный  прогноз  развития  советского  военно¬
го  потенциала,  сославшись  на  огромные  жертвы  от  репрессий  в  рядах
высшего  командного  состава  советской  армии  и  госаппарата6.  В  даль¬
нейшем  лейбористы  вместе  с  другими  представителями  оппозиции  в
парламенте  -  консервативными  и  либеральными  -  встали  на  сторону
образования  коллективного  фронта  противодействия  агрессии,  не  под¬
нимая  вопроса  о  военных  возможностях  СССР.  Летом  1939  г.  лейбори¬
стские  лидеры,  рядовые  члены  партии  выступали  в  парламенте  и  вне
его  с  требованиями  быстрейшего  подписания  союзного  договора  меж¬
ду  Англией,  Францией  и  СССР.  Полпред  (с  1941  г.  посол)  СССР  в  Ве¬
ликобритании  И.М.  Майский  телеграфировал  28  июня  в  Наркоминдел:
лейбористская  депутация  посетила  премьер-министра  и,  “выразив  свое
крайнее  беспокойство  по  поводу  угрожающего  развития  международ¬
ной  ситуации,  особенно  подчеркнула  необходимость  самого  срочного
заключения  тройственного  пакта”7.
 Рост  международной  напряженности,  углубление  европейского  по¬
литического  кризиса  не  могли  не  внушать  тревогу  англичанам.  Надеж¬
ды,  которые  у  многих  из  них  возникли  в  связи  с  заверениями  премьер-
министра  Н.  Чемберлена  о  достигнутом  в  Мюнхене  “мире  в  наше  вре¬
мя”,  быстро  развеивались  и  уступали  место  опасениям  перед  агрессив¬
ной  активностью  Германии,  особенно  во  время  “военной  тревоги”  в  ян¬
варе  1939  г.  Руководители  “Мэсс  обсервейшн”  -  неправительственной
организации  по  изучению  общественного  мнения  -  отметили:  с  каж¬
дым  днем  после  Мюнхенской  конференции  ослабевало  возникшее  бы¬
ло  у  населения  чувство  облегчения;  “...последствия  отношений  пре¬
мьер-министра  с  г-ном  Гитлером  скажутся  на  всем  будущем  Брита¬
нии  -  не  только  в  сферах  экономики,  политики  и  мира,  но  также  и  на
умонастроениях  большой  части  общества”8.
 Справедливость  этого  суждения  подтвердилась  долговременной
тенденцией  отношения  к  двум  государствам  -  к  гитлеровской  Германии
и  к  Советскому  Союзу.  Подавляющее  число  англичан,  как  показало
изучение  настроений  населения  Британским  институтом  общественно¬
го  мнения  (БИОМ  -  филиал  американского  института  Гэллапа),  вско¬
ре  после  Мюнхена  утратили  веру  в  отсутствие  у  Гитлера  территориаль¬
ных  притязаний  в  Европе,  яснее  стала  для  них  суть  нацистского  режи¬
ма9.  Идея  сближения,  союза  с  СССР  обретала  все  большее  количество
сторонников  в  парламенте  и  в  стране.  Лидер  либералов  А.  Синклер
рассказывал  9  марта  1939  г.,  что  за  последние  два-три  месяца  на  всех
многочисленных  собраниях  “он  срывает  самые  бурные  и  дружные  ап¬
лодисменты,  когда  говорит  о  необходимости  англо-советского  сотруд¬
ничества”.  То  же  самое  подтвердили  многие  лейбористы  и  ряд  консер¬
ваторов  (Р.  Бутби,  Адамс,  Р.  Лоу)10.
 126

Ликвидация  нацистами  государственной  независимости  Чехослова¬
кии  в  марте  1939  г.  была  с  редким  единодушием  осуждена  британской
прессой,  включая  газеты  ‘Таймс’’,  “Дейли  мейл”,  “Дейли  экспресс”.
Чехословацкие  события  “встряхнули”,  “сильно  взбудоражили  общест¬
венное  мнение  Англии...”.  Лейбористы,  либералы  и  часть  консервато¬
ров  широко  использовали  эти  события  в  своей  критике  политики  Чем¬
берлена11.
 После  оккупации  нацистами  Праги  надежд  на  приемлемый  ком¬
промисс  с  ними  стало  еще  меньше,  британское  общество  в  массе  своей
склонилось  в  пользу  оказания  активного  сопротивления  агрессору12.
Весной-летом  1939  г.  во  время  переговоров  Англии  и  Франции  с  СССР
эта  позиция  была  выражена  совершенно  недвусмысленно.  На  вопрос
БИОМ:  “Одобряете  ли  Вы  военный  союз  между  Великобританией,
Францией  и  Россией?”  -  в  апреле  1939  г.  ответили  “да”  87%  участников
опроса,  “нет”  -7%,  не  выразили  мнения  6%.  В  июне  того  же  года  отве¬
ты  распределились  так:  84%,  9%  и  7%13.  Комментируя  итоги  опросов  и
названную  цифру  87%,  авторы  одного  из  докладов  “Мэсс  обсервейшн”
утверждали:  “Вера  в  добрые  намерения  России  и  в  ее  военную  мощь
всегда  была  высокой.  Это  основывалось  на  убеждении  в  чрезвычайной
силе  России,  старой  полумистической  идее  русского  колосса,  и  в  том,
что  эта  страна,  в  каком  бы  она  ни  была  еще  беспорядке,  намного  про¬
двинулась  вперед  в  материальном  плане.  А  за  этим  проступает  концеп¬
ция  России  как  страны  простых  людей,  которые  не  могут  быть  прези¬
раемы,  и  часто  непоследовательная  уверенность  в  том,  что  Россия
должна  выступать  на  стороне  простого  человека  здесь,  в  Британии”14.
 Оговорим,  что  это  утверждение  относится  к  1943  г.,  когда  Англия
и  СССР  были  уже  связаны  официальным  договором  о  союзе  в  войне
против  Германии.  В  новейших  же  исследованиях  британского  общест¬
венного  мнения  проводится  различие  между  бесспорной  поддержкой  в
1939  г.  идеи  военного  союза  с  СССР,  с  одной  стороны,  и  политически¬
ми  симпатиями  к  иностранным  государствам  в  целом  -  с  другой.  Опрос
БИОМ,  проведенный  в  июне  1939  г.,  установил:  СССР  занимал  третье
место  (после  США  и  Франции)  в  списке  “предпочтительных”  стран  и
четвертое  место  (после  Германии,  Японии  и  Италии)  в  списке  тех
стран,  к  которым  респонденты  не  испытывали  симпатий15.
 Бесспорно  одно:  общественный  имидж  СССР  как  потенциального
союзника  Британии  в  борьбе  с  Германией  существенно  отличался  от
воззрений  сторонников  умиротворения  в  правительственных  сферах.
Документально  установлено,  что  они  крайне  неприязненно  и  подозри¬
тельно  относились  к  советскому  режиму,  к  его  внешней  политике  и
считали,  что  Советский  Союз  с  его  ослабленной  репрессиями  армией
не  может  представить  большую  ценность  с  военной  точки  зрения.  На
переговоры  с  СССР  кабинет  Чемберлена  пошел  в  мае  1939  г.  под  дав¬
лением  парламента  и  приняв  во  внимание  мнение  склонившихся  к  не¬
обходимости  союза  начальников  штабов.  В  палате  общин  правительст¬
венную  политику  подвергли  критике  либералы  А.  Синклер,
Д.  Ллойд  Джордж,  консерватор  Черчилль,  лейбористы  К.  Эттли,
X.  Долтон  и  другие  парламентарии,  что  создало  возможность  блокиро¬
вания  ряда  консерваторов  с  левыми  лейбористами16.  3  мая  1939  г.  ми¬
 127

нистр  иностранных  дел  лорд  Галифакс  информировал  кабинет  минист¬
ров  о  том,  что  Черчилль  “полностью  поддерживает  предложенный
трехсторонний  пакт”.  В  МИД  Великобритании  были  уверены,  что  от¬
каз  от  советских  предложений  мог  быть  максимально  использован  оп¬
позицией,  и  тем  бблыиее  значение  придавалось  тому,  чтобы  успокоить
наше  левое  крыло  в  Англии,  нежели  получению  от  Советов  каких-ли¬
бо  значительных  военных  преимуществ17.
 Каковы  были  отклики  Британии  на  заключение  СССР  и  Германи¬
ей  23  августа  1939  г.  договора  о  ненападении?  В  своих  комментариях  к
подписанию  договора  британская  пресса  утром  24  августа  проявила,  за
немногими  исключениями,  либо  безразличие,  либо  негодование.  Кон¬
сервативная  печать,  следуя  рекомендациям  Форин  офис  и  Даунинг-
стрит,  10,  дала  ясно  понять,  что  подписанный  в  Москве  пакт  “не  вносит
изменений”.  Либеральная  “Ньюс  кроникл”,  выступавшая  за  присоеди¬
нение  СССР  к  “фронту  мира”  для  сдерживания  Германии,  намекнула,
что  Сталин  прибег  к  “очень  жесткой  мере”,  чтобы  подстегнуть  прави¬
тельства  Лондона  и  Парижа”.  Но  лейбористская  “Дейли  геральд”  под¬
вергла  резкой  критике  сталинскую  политическую  линию18.  Акценти¬
руя  внимание  на  антисоветских  высказываниях  “Дейли  геральд”  и  лей-
бористов-заднескамеечников,  И.М.  Майский  вместе  с  тем  сообщил:
консерваторы  “ведут  себя  очень  сдержанно”  (запись  в  дневнике  от
26  августа);  в  последние  два-три  дня  отдел  печати  Форин  офис  “реко¬
мендует  прессе  вести  себя  спокойно  и  не  нападать  на  СССР”  (телеграм¬
ма  в  НКИД  от  31  августа).  В  документах  посольства  СССР  в  Лондоне
упоминалось  о  “первой  антисоветской  волне”  в  правительственных
кругах,  но  отмечалось,  что,  “судя  по  некоторым  данным,  она  не  достиг¬
ла  большой  силы”19.
 Ряду  органов  печати  и  политических  деятелей  Англии  заключение
советско-германского  договора  дало  повод  для  нападок  на  курс  Чем¬
берлена.  Обозреватель  газеты  “Стар”  сослался  на  мнение  Москвы,  что
британский  премьер-министр  никогда  не  думал  заключать  соглашение
с  Советской  Россией;  “Манчестер  гардиан”  напомнила,  что  события
последних  лет  внушали  советскому  правительству  глубокое  недоверие
к  политике  Англии  и  Франции.  “Йоркшир  пост”  отметила  разочарова¬
ние  британских  деятелей  по  поводу  договора  от  23  августа,  но  призна¬
ла,  что  СССР  имел  основания  для  подозрений,  в  частности  в  связи  с  за¬
кулисной  дипломатией  Лондона.  В  беседе  с  корреспондентом  “Манче¬
стер  гардиан”  Д.  Ллойд  Джордж  критиковал  политику  британского
правительства  и  его  “преступную  неспособность”,  проявленную  в  пере¬
говорах  с  Россией.  Англичан,  заявил  он,  следовало  информировать  о
ходе  этих  переговоров  и  о  причинах  их  провала.  Известные  журнали¬
сты  Гамильтон  Файф  (бывший  редактор  “Дейли  геральд”)  и  Г.  Брейл-
сфорд  подвергли  аналогичной  критике  Чемберлена  в  газете  “Рейнолдс
ньюз”  27  августа20.
 Леволейбористская  “Трибюн”  25  августа  приветствовала  договор
СССР  с  Германией  как  акт  укрепления  мира  в  Восточной  Европе;
“Нью  стейтсмен  энд  нейшн”  на  следующий  день  заявила  о  еще  боль¬
шей  необходимости  заключения  Англией  договора  с  СССР,  а  редактор
этой  газеты  Кингсли  Мартин  подчеркнул  2  сентября,  что  советско-гер¬
 128

манский  договор  отвечает  национальным  интересам  России.  Сидней  и
Беатрис  Уэбб  очень  болезненно  реагировали  вначале  на  акцию  СССР
и  его  отхода  от  курса  противостояния  агрессору.  Но  уже  27  августа
1939  г.  Б.  Уэбб  сочла  “неудивительным’’,  что  Сталин  предпочитает
держать  свое  многомиллионное  население  вне  поля  боя  в  Европе  и
Азии,  тогда  как  державы  “оси”  и  западные  демократии  воюют  друг  с
другом.  Действия  советского  лидера  оправдывали  также  член  парла¬
мента  Д.  Притт  и  настоятель  Кентерберийского  собора  Хьюлетт
Джонсон21.
 Попытки  оправдать  или  как-то  объяснить  крутой  поворот  полити¬
ки  СССР  предприняла,  конечно,  компартия  Великобритании  в  своих
публикациях  и  на  организованных  в  стране  собраниях.  “Дейли  уоркер”
сообщила  о  договоре  23  августа  под  рубрикой  “Драматический  мирный
шаг  СССР  для  приостановки  агрессоров”.  Развернулась  кампания  за
подписание  Англией  пакта  с  СССР22.
 Однако  реакция  британского,  как  и  мирового,  общественного  мне¬
ния  была  далеко  не  однозначной.  Тогдашний  редактор  “Дейли  уоркер”
Д.  Хайд  вспоминал  впоследствии,  что  договор  СССР  с  Германией  поро¬
дил  большие  сомнения  даже  у  части  английских  коммунистов,  от  пар¬
тии  отвернулись  некоторые  интеллектуалы,  примкнувшие  к  ней  во
времена  народного  фронта;  особенно  критически  были  настроены  уча¬
стники  интербригад,  сражавшиеся  в  Испании23.
 Советско-германский  пакт  встретил  критику  также  со  стороны
Клуба  левой  книги.  Созданный  в  1936  г.  Клуб  регулярно  снабжал  сво¬
их  членов  (свыше  50  тыс.  человек)  дешевой  литературой,  главным  об¬
разом  по  международной  тематике.  Главной  своей  задачей  его  руково¬
дители  -  В.  Голланц,  Дж.  Стрэчи,  профессор  Г.  Ласки  считали  разъяс¬
нение  общественности  агрессивной  сущности  нацизма  и  опасности  фа¬
шистских  планов  мирового  господства.  Голланц  утверждал,  что  пакт  от
23  августа  послужил  для  Гитлера  сигналом  к  выступлению  и  сделал
войну  неизбежной;  вместе  с  тем  и  Голланц  и  Ласки  ответственными  за
возникновение  войны  называли  не  столько  Сталина,  сколько  прави¬
тельства  Н.  Чемберлена  и  Э.  Даладье,  их  политику  умиротворения24.
 Что  касается  основной  массы  населения  Британии,  то  в  его  ориен¬
тации  на  сотрудничество  с  СССР  не  произошло,  судя  по  всему,  карди¬
нальных  изменений.  «В  августе  1939  г.,  -  читаем  мы  в  одном  из  докла¬
дов  “Мэсс  обсервейшн”,  -  существовало  настойчивое  убеждение  :  мы
должны  стать  союзниками  России;  общая  внутренняя  уверенность  за¬
ключалась  в  том,  что  этого  не  произошло  по  нашей,  а  не  по  российской
вине.  Русско-германский  пакт,  несмотря  на  то  что  он  привел  народ  к
мысли  о  возможности  войны  с  Россией,  обнаружил  его  нежелание  по¬
рицать  Россию»25.  В  целом,  пришел  к  выводу  исследователь  общест¬
венного  мнения  Британии  Ф.  Белл,  результаты  опросов  осени  1939  г.
показывают,  что  у  ее  жителей  “не  было  четко  выраженного  враждеб¬
ного  ответа  на  нацистско-советский  пакт”26.
 В  последние  дни  августа  1939  г.  для  всех  британцев,  независимо  от
их  политической  ориентации,  самым  злободневным  стал  вопрос:  нач¬
нется  ли  война  в  ближайшее  время,  будет  и  должна  ли  принять  в  ней
участие  Англия?  По  сообщению  французского  посла  в  Лондоне  от
 5  Война  и  политика
 129

25  августа,  почти  вся  британская  пресса  отметила  единодушие,  с  каким
страна  рассматривала  перспективу  участия  в  войне  с  Германией.  Неиз¬
бежность  того,  что  война  с  ней  начнется  еще  до  конца  лета  этого  года,
как  полагает  английский  историк  Д.  Уотт,  осознавалась  народом  Бри¬
тании  с  момента  вступления  немецких  войск  в  Прагу27.
 Несколько  иную  картину  дало  изучение  настроений  второй  поло¬
вины  1939  г.,  проводившееся  “Мэсс  обсервейшн”  с  сентября  по  заданию
министерства  информации;  полученные  данные  легли  в  основу  книги
“Война  начинается  дома”.  Британцы,  как  показало  это  расследование,
проявили  определенную  (добавим:  естественную)  склонность  избежать
каким-либо  образом  войны  и  высказывали  надежды  на  то,  что  это  уда¬
стся  сделать.  В  конце  августа  на  каждого,  кто  утверждал,  что  война
начнется,  приходилось  по  два  человека,  уверенных  в  обратном;  причем
в  регионах  эти  настроения  ощущались  сильнее,  нежели  в  Лондоне28.
 31  августа  кабинет  министров  принял  решение  начать  эвакуацию
женщин  и  детей  из  столицы  и  других  крупных  городов  Англии.  Но  в
тот  последний  для  Европы  день  мира  только  18%  респондентов  призна¬
ли,  что  ожидают  войну  (между  тем  после  отставки  А.  Идена  в  начале
 1938 	г.  такие  ожидания  были  выявлены  у  34%  опрошенных  англичан);
большинство  участников  опроса  хотели  думать,  что  угрозы  Гитлера  -
чистый  блеф.  В  самый  канун  войны  британцы  в  своей  массе  были  уве¬
рены,  что  пресса  фантазирует,  сообщая  “устрашающую”,  “сенсацион¬
ную”  информацию  о  международной  обстановке29.
 Думается,  что  данные  этого  опроса  не  совсем  точно  отразили  на¬
строения  на  Британских  островах.  И.М.  Майский,  который  с  лета
 1939 	г.  знакомил  советское  руководство  с  фактами  больших  колебаний
и  опасений  в  обществе,  обусловленных,  в  частности,  затяжкой  Чембер¬
леном  переговоров  с  СССР,  заметил  10  июля:  “...в  стране  чувствуются
большая  нервность  и  напряжение,  ожидание  близкого  европейского
кризиса  и  вместе  с  тем  рост  массового  сознания  необходимости  сопро¬
тивления  агрессорам”.  В  день  прибытия  в  Москву  Риббентропа  на  пе¬
реговоры  о  заключении  пакта  полпред  записал  в  своем  дневнике:  в
Лондоне  полным  ходом  идет  подготовка  к  чрезвычайному  положению
(строятся  убежища,  затемняется  свет  и  т.п.);  “растет  напряжение,  ожи¬
дание  чего-то  страшного,  грозного,  неотвратимого”.  Правда,  задался
Майский  вопросом,  всерьез  ли  это  или  психологическая  подготовка  но¬
вого  Мюнхена”30
 Надежды  на  возможность  быть  в  стороне  от  войны,  даже  если  они
и  оставались  у  части  общества,  были  серьезно  подорваны  нападением
Германии  на  Польшу  1  сентября.  43%  респондентов  дали  положитель¬
ный  ответ  на  вопрос:  “Следует  ли  свыкнуться  с  мыслью  о  войне”,  хотя
34%  согласились:  “Лучше  что  угодно,  чем  война”.  Типичными  стали
высказывания:  “Пусть  начнется”,  “Давайте  нанесем  удар  и  продвинем¬
ся  в  Германию”.  Нервозность  настолько  возросла,  что  даже  заявление
Чемберлена  по  радио  3  сентября  в  11  часов  15  минут  утра  о  вступлении
Англии  в  войну  против  Германии  вызвало  известное  облегчение.  Но
страна,  тем  не  менее,  напряженно  ждала  ударов  с  воздуха.  В  течение
ряда  лет  распространялось  мнение,  что  война  начнется  массированны¬
ми  налетами  вражеской  авиации,  газовой  атакой,  полной  гибелью  Лон¬
 130

дона  в  огне  пожарищ,  что  в  первые  же  сутки  жертвами  падут  десятки,
сотни  тысяч  жителей...  На  самом  же  деле  германские  ВВС,  занятые  на
востоке,  в  Польше,  не  имели  в  начале  европейской  войны  планов  напа¬
дения  на  Британию.  Однако  никто  из  британцев  не  мог  вообразить,  что
первые  три  месяца  войны  -  вскоре  она  получит  название  “странная”  -
пройдут  без  единой  бомбежки31.
 Осенью  1939  г.  отношения  Великобритании  с  СССР,  оставаясь  на¬
пряженными,  не  переходили  в  открытую  конфронтацию.  “Дейли  ге¬
ральд”  в  передовой  статье  осудила  “русскую  интервенцию”  в  Польшу,
но  дипломатический  обозреватель  этой  же  газеты  заметил,  что,  по  мне¬
нию  британского  и  французского  правительств,  действия  России  не  тре¬
буют  немедленного  разрыва  с  ней  отношений32.  Стремление  к  изоляции
нацистского  рейха,  попытки  оторвать  от  него  СССР  и  “вбить  клин”  в
советско-германские  отношения,  как  отмечалось  в  документах  совет¬
ского  посольства  в  Лондоне,  преодолели  “вторую  антисоветскую  вол¬
ну”,  которая  поднялась  после  вступления  Красной  Армии  в  Польшу.
Лорд  Галифакс  заявил  в  палате  общин  26  октября  1939  г.,  что  вновь  ус¬
тановленные  границы  СССР  “в  основном  совпадают  с  линией  Керзона”.
 В  правительственных  кругах  обсуждался  вопрос  о  торговых  пере¬
говорах  с  СССР33.  В  поддержку  созданного  Советским  Союзом  “Вос¬
точного  фронта”  высказался  Черчилль,  назначенный  в  сентябре
1939  г.  на  пост  морского  министра34.  Он  подчеркивал  отсутствие  серь¬
езных  противоречий  между  Великобританией  и  СССР,  в  том  числе  в
Прибалтике.  “Британское  правительство,  -  излагал  содержание  своей
беседы  с  Черчиллем  6  октября  Майский,  -  принимает  наше  заявление
о  нейтралитете35  как  положительный  факт  и  очень  желало  бы,  чтобы
это  был  дружественный  нейтралитет.  В.М.  Молотов  еще  ранее,  26  сен¬
тября,  предписал  Майскому  известить  Галифакса  о  готовности  начать
переговоры  о  торговле,  “так  как  СССР  остается  и  думает  оставаться
нейтральным  в  отношении  войны  в  Западной  Европе,  если,  конечно,
сама  Англия  своим  поведением  в  отношении  СССР  не  толкнет  его  на
путь  вмешательства  в  эту  войну”36.  Но  хотя  и  существовали  потенци¬
альные  предпосылки  к  сближению  двух  стран,  сотрудничество  по  госу¬
дарственной  линии  не  налаживалось.
 А  как  по  отношению  к  СССР  было  настроено  британское  общест¬
во?  БИОМ  провел  свой  первый  опрос  военного  времени  спустя  неделю
после  вступления  советских  войск  в  Польшу  и  в  дни,  когда  было  объя¬
влено  о  новой  поездке  Риббентропа  в  Москву  (ее  итог  -  подписание
СССР  и  Германией  договора  о  дружбе  и  границе).  Один  из  вопросов
гласил:  “Полагаете  ли  Вы,  что  недавние  акции  России  помогли  или  по¬
мешали  Германии  развязать  против  нас  войну?”  31%  дал  положитель¬
ный  ответ,  29%  -  отрицательный.  Примерно  каждый  восьмой  участник
опроса  высказался  в  том  смысле,  что  Россия  и  помогла  и  помешала
немцам;  эта  группа  исходила  из  различия  между  сиюминутными  и  дол¬
госрочными  последствиями  советских  акций  (“Россия  оказывает  помо¬
щь  Германии  сейчас,  но  воспрепятствует  ей  в  дальнейшем”).  8%  сочли,
что  акции  Советского  Союза  ни  улучшили,  ни  ухудшили  положение
Германии,  что  он  действовал  исключительно  в  собственных  интересах.
Наконец,  примерно  каждый  пятый,  в  основном  женщины,  затруднился
 5*
 131

с  ответом.  Несмотря  на  то  что  из  всех  поставленных  тогда  вопросов
приведенный  выше  получил  наибольшее  число  уклончивых  ответов,
именно  он  послужил  стимулом  для  начала  оживленной  дискуссии.  Но
если  прежде,  в  апреле  и  июне  1939  г.,  активисты  БИОМ  выявили  стре¬
мление  большинства  респондентов  к  сотрудничеству  и  военному  союзу
с  Россией,  то  в  конце  сентября  их  позиция  называлась  “самой  разной  и
более  неопределенной”37.
 Если  обратиться  к  материалам  другой  общественной  организа¬
ции  -  “Мэсс  обсервейшн”,  то  в  них  преобладают  сравнительно  умерен¬
ные  оценки  англичанами  внешней  политики  СССР  в  первые  месяцы
европейской  войны.  Судя  по  записанным  на  слух  разговорам,  в  сентяб¬
ре  1939  г.  они  склонны  были,  по-видимому,  приуменьшать  значение  со¬
ветско-германского  договора  о  ненападении  и  не  хотели  верить  в  друж¬
бу  СССР  и  гитлеровской  Германии;  сильно  ощущалась  уверенность  в
том,  что  пакт  поставил  Британию  в  трудное  положение.  Одновремен¬
но  в  сентябре-октябре  выражалась  надежда,  что  Россия  разорвет  пакт,
ибо  она  -  “страна  идей”  и  не  может  надолго  объединиться  с  нацистами.
Кое-кто,  впрочем,  был  признателен  Сталину  за  оккупацию  половины
Польши,  предотвратившую  ее  полное  поглощение  Германией.  Выска¬
зывались  и  противоположные  суждения:  Россия  не  станет  воевать  с
Британией,  еще  не  поздно  “купить”  Россию  и  попытаться  заключить  с
ней  соглашение;  Россия  сможет  выступать  против  Британии  и,  объеди¬
нившись  с  Турцией,  занять  Индию,  поделить  с  Германией  Скандина¬
вию.  Однако  была  “весьма  сильна  внутренняя  вера  в  то,  что  в  конеч¬
ном  счете  Россия  встанет  на  нашу  сторону,  будь  то  при  пакте  или  в  его
отсутствие”38.
 Разноречивую  оценку  политики  СССР  дал  также  видный  идеолог
лейборизма  Д.  Кол  в  памфлете,  опубликованном  в  ноябре  1939  г.  Кри¬
тикуя  подписание  пакта  с  Гитлером,  он  в  то  же  время  поддержал  идею
западной  границы  по  линии  Керзона  и  заявил,  что  не  обвиняет  Стали¬
на  во  вторжении  в  Польшу  в  целях  сдерживания  немцев39.
 Британское  правительство  с  самого  начала  войны  в  Европе  про¬
должало  питать  надежды  на  близкий  крах  нацистского  режима  и  на  ус¬
пех  переговоров  с  “верхушечной”  оппозицией.  В  Верховном  военном
совете  Чемберлен  высказался  на  тот  счет,  что  Германия  по  внутрипо¬
литическим  мотивам  может  потерпеть  крушение  еще  до  того,  как  анг¬
ло-французские  союзники  начнут  выступление.  5  сентября  в  выступле¬
нии  по  радио  на  Францию  он  объявил:  Англия  в  ссоре  не  с  немецким
народом,  а  с  нацистским  режимом.  В  подтверждение  этого  по  распоря¬
жению  министерства  информации  над  территорией  Германии  сбросили
18  млн  листовок.  В  ожидании  крушения  “внутреннего  фронта”  Герма¬
нии  премьер-министр  санкционировал  секретные  контакты  с  немецки¬
ми  генералами.  От  возможности  сотрудничества  с  заговорщиками  не
отказывались  до  мая  1940  г.40
 Пресса  и  часть  населения  Британии  также  строили  расчеты  на  не¬
прочность  внутреннего  положения  Германии.  В  конце  ноября  1939  г.
распространились  слухи  об  окончании  войны  в  самое  ближайшее  вре¬
мя41.  Аналогичные  надежды  высказывались  еще  в  дни  Мюнхена.  Анг¬
лийский  журналист,  член  парламента  Вернон  Бартлет  был  убежден,
 132

что  Германию  можно  победить  на  ее  “внутреннем  фронте”.  А  эксперт
по  международным  вопросам  Ст.  Кинг-Холл  доказывал  возможность
уничтожить  нацистский  режим  путем  пропагандистской  обработки  не¬
мецкого  населения42.  (Похожие  иллюзии  были  отмечены,  кстати  гово¬
ря,  и  в  начале  первой  мировой  войны.  В  Лондоне  31  августа  1914  г.  все
говорили,  что  война  кончится  к  Рождеству.)  В  ноябре  же  1939  г.  обще¬
ственное  мнение  Британии  -  от  премьера  до  рядового  обывателя  -  те¬
шило  себя  надеждой:  “Война  кончится  к  весне”  1940  г.43
 И  все  же  большинство  британцев  с  сентября  1939  г.  были  сторон¬
никами  вооруженной  борьбы  с  гитлеровской  Германией.  Д.  Уотт  заме¬
тил  по  этому  поводу:  “...британский  народ  без  чувства  безнадежности
ожидал  большую  войну,  которую  в  1939  г.  пришлось  вести  с  Германи¬
ей  во  второй  раз  в  его  жизни.  Он  испытывал  гнев  и  новую  ненависть,
питаемую  теми  же  настроениями,  что  поддерживали  его  дух  в  темные
годы  первой  мировой  войны...”;  главная  цель  теперь  вырисовывается
еще  более  четко.  “Манчестер  гардиан”  2  сентября  1939  г.  определила
ее  как  борьбу  против  агрессора,  за  свержение  диктатуры  Гитлера;  все
газеты  согласились  с  заявлением  “Санди  тайме”  (3  сентября):  “Речь
идет  об  угрозе  миру  и  свободам  на  земле”44.
 Весьма  ценными  для  понимания  настроя  страны,  ее  решимости  к
сопротивлению  представляются  наблюдения  Майского,  хотя,  по  из¬
вестным  причинам,  полпред  в  своих  донесениях  из  Лондона  и  в  дневни¬
ковых  записях  характеризовал  войну  как  “империалистическую”.
13  сентября  1939  г.  Майский  ознакомил  НКИД  со  следующим  выска¬
зыванием  Д.  Ллойд  Джорджа:  “...в  Англии  нет  сейчас  того  несколько
легкомысленного  военного  энтузиазма,  который  был  столь  силен  в
1914  г.,  но  зато  во  всех  слоях  населения  чувствуется  твердоугрюмая  ре¬
шительность  раз  и  навсегда  покончить  с  гитлеровской  Германией,  ибо
все  понимают,  что,  пока  она  существует,  ни  для  Англии,  ни  для  Британ¬
ской  империи  не  будет  покоя.  К  войне  относятся  как  к  тяжелой  и  бо¬
лезненной,  но  совершенно  неизбежной  операции.  Поэтому  страна,
стиснув  зубы,  будет  вести  войну  до  конца,  т.е.  до  ликвидации  гитлеров¬
ской  Германии”45.  Вызывает  удивление  поэтому,  что  уже  3  октября,
выступая  в  палате  общин,  Ллойд  Джордж  рекомендовал  серьезно  изу¬
чить  предложение  Гитлера  о  мире.  А  спустя  два  дня  на  заседании  Сове¬
та  действий  в  пользу  мира  он  предложил  развернуть  широкую  антиво¬
енную  кампанию  с  участием  представителей  всех  городов  Англии.  Ряд
местных  организаций  лейбористской  партии  в  Шотландии  вынесли  ре¬
золюции  с  требованием  прекращения  войны46.
 В  своем  дневнике  14  октября  1939  г.  советский  полпред,  характери¬
зуя  расстановку  партийно-политических  сил  в  Британии,  заметил:  за
исключением  небольшой  группы  (М.  Норман,  дельцы  Сити),  подавля¬
ющее  большинство  консерваторов  стоит  за  “войну  до  конца”;  Чембер¬
лену  удалось  создать  единый  национальный  фронт  для  ведения  войны;
либералы  во  главе  с  Синклером  (но  не  Ллойд  Джорджем  с  его  призы¬
вами  к  проведению  мирной  конференции)  также  в  основном  поддержи¬
вают  правительство  и  участие  в  войне.  Как  всегда,  резкие  оценки  Май¬
ский  вынес  лейбористскому  руководству  и  утверждал,  будто  основная
масса  партии  “настроена  крайне  воинственно,  более  воинственно  даже,
 133

чем  консерваторы”.  По  поводу  присоединения  лейбористов  к  “единому
национальному  фронту”  Майский  извещал  Молотова  23  ноября,  что
они  в  точности  и  в  еще  более  циничной  форме  повторили  действия  сво¬
их  предшественников  в  1914  г.  «Я  говорю  “еще  более  цинично”,  -  разъ¬
яснил  полпред,  -  потому  что  четверть  века  тому  назад  все-таки  весьма
значительные  круги  в  среде  лейборизма  (например,  тогдашняя  “Неза¬
висимая  рабочая  партия”)  и  весьма  крупные  фигуры  в  лейбористском
движении  того  периода  (Макдональд,  Сноуден,  вождь  углекопов  Смай¬
ли  и  др.)  сразу  же  повели  энергичную  (хотя  и  не  марксистскую)  борьбу
против  войны.  Сейчас  даже  этого  не  оказалось».  Из  крупных  фигур
против  войны  выступил  только  “непротивленец”  Дж.  Ленсбери;  по
сравнению  с  сентябрем  число  лейбористов  -  противников  войны  воз¬
росло  примерно  до  40,  но  они  большой  активности  не  проявляют;  с
конца  октября  ряд  местных  организаций  лейбористской  партии  и  отде¬
лений  тред-юнионов  (в  Глазго,  Эдинбурге,  Бирмингеме,  Абердине  и
др.)  высказались  против  войны,  однако  выступления  не  приняли  особо
широкого  масштаба47.
 Уточним  некоторые  моменты,  не  позволяющие,  на  наш  взгляд,  го¬
ворить  о  безоговорочной  принадлежности  лейбористской  партии  к
“единому  национальному  фронту”  и  вообще  о  существовании  такого
фронта  при  Чемберлене.  Национальная  коалиция  была  создана  в  мае
1940  г.,  когда  ряд  министров-лейбористов  вошли  в  состав  нового  пра¬
вительства,  которое  возглавил  Черчилль.
 2 	сентября  1939  г.  на  совместном  заседании  Национального  совета
труда  и  Исполкома  парламентской  фракции  лейбористов  были  приня¬
ты  два  решения:  во-первых,  о  поддержке  курса  оказания  сопротивле¬
ния  Германии,  совершившей  нападение  на  Польшу,  и,  во-вторых,  о  не¬
участии  в  правительстве  Чемберлена.  Спустя  три  дня  лейбористская
партия  заключила  избирательное  перемирие  с  другими  политическими
партиями,  что  означало  отказ  от  выдвижения  на  дополнительных  вы¬
борах  своих  кандидатов  на  освободившиеся  места  членов  парламента
от  других  партий.  Все  эти  решения  и  определили  суть  “конструктивной
оппозиции”  лейбористской  партии  в  период  “странной  войны”.  Британ¬
ский  конгресс  тред-юнионов  одобрил  войну  против  Германии  4  сентяб¬
ря.  Делегаты  ежегодного  съезда  Британского  конгресса  тред-юнио¬
нов,  представлявшие  около  5  млн  человек,  постановили  оказывать  пра¬
вительству  всевозможную  поддержку  в  интересах  победы  над  Гитле¬
ром48.  Большинство  членов  лейбористской  партии  категорически  от¬
казывались  от  “мирных”  переговоров  с  нацистами.  Предпринимались
попытки  апелляции  к  немецкому  народу  (воззвания  Национального  со¬
вета  труда  от  30  июля  и  25  августа  1939  г.).  До  весны  1940  г.  в  лейбори¬
стском  движении,  как  и  у  всей  международной  социал-демократии,  со¬
хранялись  надежды  на  возможность  замены  нацистов  деятелями  “дру¬
гой  Германии”49.
 Лишь  немногие  лейбористы  высказались  в  начале  европейской
войны  против  участия  в  ней  Британии,  за  мир  по  соглашению.  В  их  чис¬
ле  Р.  Стоукс,  С.  Силвермен,  Рис  Дейвис  и  другие  члены  группы  “Пис
пледж  юнион”  (ее  печатный  орган  выступал  в  поддержку  гитлеровской
Германии  во  времена  аншлюса)50.
 134

У  старых  членов  лейбористской  партии,  в  ее  женских  организаци¬
ях  и  в  кооперативном  движении  еще  сохранялись  пацифистские  тради¬
ции.  Однако  к  сентябрю  1939  г.  пацифисты  -  лейбористы  и  представи¬
тели  других  партий  и  группировок  -  не  составляли  большинства.  Их
влияние  не  могло  идти  ни  в  какое  сравнение  с  тем  воздействием,  какое
в  1914  г.  оказывала  на  лейбористское  движение,  например,  Независи¬
мая  рабочая  партия.  На  дополнительных  парламентских  выборах
1939/40  г.  они  проигрывали  официальным  кандидатам  лейбористской
партии.  Через  полгода  после  начала  войны  в  Европе  лейборист  Г.  Уо¬
кер  характеризовал  позицию  рядовых  членов  партии  как  “неохотную
поддержку”  военных  усилий;  в  партии  в  целом,  по  его  словам,  “отсут¬
ствует  сколько-нибудь  значительная  оппозиция  войне”51.
 На  основе  докладов  из  различных  регионов  страны  Мэри  Адамс,
возглавлявшая  один  из  отделов  министерства  информации,  так  оцени¬
вала  влияние  антивоенных  сил:  “Есть  свидетельства  того,  что  паци¬
физм,  коммунизм  и  фашизм  проявляют  активность  в  качестве  органи¬
зованных  движений.  Однако,  насколько  мне  известно,  нет  доказа¬
тельств  того,  что  эти  движения  укрепляются  либо  за  счет  увеличения
членства  (как  это  было  летом  1939  г.),  либо  за  счет  более  широкого
распространения  их  пропагандистских  органов”.  Что  касается  паци¬
физма,  то  Адамс  предлагала  различать  два  их  вида:  “философский”,  или
христианский,  считавшийся  легитимным  даже  в  условиях  военного  вре¬
мени,  и  “политический  пацифизм”,  который  в  этих  же  условиях  может
иметь  подрывной  характер.  В  то  же  время  она  заметила,  что  многие
пацифисты  по  моральным  соображениям  поддерживают  участие  в  вой¬
не  с  Германией52.  Спад  пацифистских  настроений  обозначился  весной
1940  г.  в  связи  с  переходом  рейха  к  завоеваниям  в  Западной  Европе53.
 Сравнительно  малочисленной,  но  весьма  активной  группой  в  поли¬
тической  системе  страны  являлась  Коммунистическая  партия  Велико¬
британии.  За  короткий  срок  (впрочем,  позже  некоторых  других  ком¬
партий)  она  совершила  отход  от  позиции  решительной  борьбы  против
фашистской  агрессии  в  сторону  осуждения  “империалистической”  вой¬
ны  и  ее  “главных  застрельщиков”  -  Британии  и  Франции.  Роль  выра¬
ботанных  по  установкам  И.  Сталина  директив  Коминтерна  в  осущест¬
влении  его  секциями  поворота  на  180  градусов  своей  политической  и
тактической  линии  подтверждена  теперь  неоспоримыми  архивными
документами;  раскрыты  обстоятельства,  при  которых  ЦК  КПВ  на  за¬
седании  3-4  октября  1939  г.  принял  характеристику  войны  как  импери¬
алистической54.  На  длительный  срок  КПВ  оказалась  в  труднейшем  по¬
ложении,  из  которого  ей  удалось  выйти  лишь  после  начала  Великой
Отечественной  войны  советского  народа.  В  сентябре  был  фактически
снят  лозунг  за  обеспечение  победы  над  гитлеризмом.
 Итак,  Британия  настроилась  на  ведение  войны  с  гитлеровской  Гер¬
манией  до  победного  конца.  Об  этом  свидетельствовал  опрос  2  тыс.
британцев  в  129  регионах  страны,  проведенный  БИОМ  в  конце  сентя¬
бря  1939  г.  89%  респондентов  выразили  уверенность,  что  страна  долж¬
на  воевать  до  момента  ликвидации  гитлеризма;  77%  заявили,  что  они
не  одобрят  обсуждение  британским  правительством  мирных  предложе¬
ний  Германии55.
 135

В  аналитической  справке  об  итогах  сентябрьского  опроса  под¬
черкивалось  следующее:  большинство  из  упомянутых  89%  респон¬
дентов  считают,  что  больше  нет  альтернативы  войне.  «Горняки,
фермеры,  школьные  учителя,  домашние  хозяйки  в  пригородах  вы¬
сказываются  одинаково:  “Нет  мира  без  уничтожения  гитлеризма”.
Различные  социальные,  политические  и  возрастные  группы  сходятся
во  мнении  о  необходимости  продолжения  войны».  В  то  же  время  90%
респондентов  сочли  врагом  Британии  не  немецкий  народ,  а  гитлеров¬
ское  правительство.  В  справке  говорилось  далее,  что  меньшинство,
не  склонное  воевать  до  того,  как  будет  сломан  гитлеризм  (7%),  и  одо¬
бряющее  начало  мирных  переговоров  (17%),  представлено  главным
образом  пацифистами.  Некоторые  из  них  верят  в  то,  что  вторая  ми¬
ровая  война  вообще  положит  конец  войнам.  Вместе  с  тем  84%  участ¬
ников  опроса  высказали  уверенность  в  победе  Англии  и  только  1%
подверг  это  сомнению.  Свыше  половины  респондентов  были  убеж¬
дены,  что  война  продлится  меньше  трех  лет.  В  целом  же,  делался  вы¬
вод:  ответы  на  вопросы  о  войне  и  мире,  поставленные  в  сентябре
1939  г.,  постоянно  показывали,  что,  несмотря  на  отсутствие  энтузи¬
азма  по  поводу  войны,  народ  хочет  “завершить  дело  как  подобает,
если  уж  мы  его  начали”56.
 В  октябре-ноябре  1939  г.  в  общественно-политических  кругах
Британии  продолжалась  широкая  дискуссия  по  вопросам  о  ее  участии
в  войне,  о  характере  войны,  об  отношении  к  заявлению  (от  28  сентяб¬
ря)  правительств  СССР  и  Германии  с  призывом  заключить  мир57.  Лей¬
бористы,  как  уже  отмечалось  выше,  включая  левое  крыло  партии,  не
поддержали  идею  мира  с  Гитлером.  Аналогичную  позицию  занял  Клуб
левой  книги,  считая,  что  протесты  против  ведения  английским  прави¬
тельством  “империалистической”  войны  лишь  усилят  нацизм58.  В  ходе
очередного  опроса,  который  Институт  Гэллапа  провел  в  Британии
29  декабря  1939  г.,  только  11%  респондентов  одобрили  немедленное
прекращение  войны59.  5  октября  Б.  Уэбб  записала:  “Военного  энтузи¬
азма  нет,  в  лучшем  случае  мрачное  согласие”.  Дж.  Оруэлл  о  позиции
Англии  в  месяцы  “странной  войны”  отозвался  так:  “Широко  распро¬
странились  настроения  слабого  недовольства,  но,  как  показали  резуль¬
таты  дополнительных  выборов,  активного  пораженчества  не  было”.
Молодые  интеллектуалы,  к  которым  относился  сам  Оруэлл,  в  основ¬
ном  с  энтузиазмом  восприняли  военные  усилия  страны60.
 С  конца  1939  г.  внимание  мировой  и  британской  общественности
привлекли  события  в  Финляндии.  Агрессивные  действия  СССР  осужда¬
лись  на  Западе,  серьезно  ухудшились  его  отношения  с  Англией.  14  де¬
кабря  Лига  наций  приняла  резолюцию:  “Советский  Союз  своими  дей¬
ствиями  поставил  себя  вне  Лиги  наций.  Из  этого  следовало,  что  он
больше  не  является  членом  Лиги  наций”.  В  правительственных  кругах
Лондона  и  Парижа  разрабатывались  планы,  которые  в  случае  их  пре¬
творения  в  жизнь  могли  привести  к  прямому  столкновению  с  советски¬
ми  вооруженными  силами61.  Однако  Чемберлен  и  его  советники  в  ко¬
нечном  счете  воздержались  от  того,  чтобы  повести  дело  к  прямому
конфликту.  Перевесили  реалистические  соображения:  «Даже  во  время
“странной  войны”  британское  правительство  сознавало  преимущества
 136

отказа  от  конфликта  с  советским  правительством,  несмотря  на  нацист¬
ско-советский  пакт  и  зимнюю  войну»62.
 Характерна  осторожная  реакция  английских  газет  на  решение  Ли¬
ги  наций.  «В  сегодняшней  прессе  исключение  СССР  отодвинуто  на  вто¬
рое  место,  -  записал  Майский  в  дневнике  15  декабря.  -  В  “Таймс”  даже
нет  по  этому  поводу  передовицы.  В  “Д[ейли]  телеграф]”  и  “Д[ейли)
г[еральд]”  взята  линия  в  духе  вчерашней  речи  Чемберлена  в  парламен¬
те,  что  война  ведется  с  Германией  и  этого  не  надо  забывать.  “Н[ьюс]
к[роникл]”  полна  сомнений  насчет  “мудрости”  принятого  решения,  а
“Манчестер]  г[ардиан]”  прямо  называет  его  “неудачным”»63.
 К  концу  января  1940  г.  полпред  извещал  НКИД,  что  антисоветская
кампания  несколько  спала  по  сравнению  с  ноябрем  1939  г.,  но  общее
состояние  советско-английских  отношений  оставляло  желать  лучшего.
Коснувшись  в  своей  беседе  с  Майским  30  января  вопроса  о  решении
Лиги  наций,  парламентский  заместитель  министра  иностранных  дел
Р.  Батлер  заметил,  что  британское  правительство  не  может  равнодуш¬
но  наблюдать  за  событиями  в  Финляндии.  “А  сверх  того,  -  добавил  ан¬
глийский  дипломат,  -  на  британское  правительство  сильно  давит  обще¬
ственное  мнение,  которое  возбуждено  финскими  событиями  и  кото¬
рое...  в  своем  подавляющем  большинстве  стоит  на  стороне  Финляндии.
Само  же  по  себе  английское  правительство  весьма  далеко  от  стремле¬
ния  обострять  отношения  с  СССР”64.
 Имеющиеся  материалы  о  позиции  британского  общественного
мнения  не  дают  основания  полагать,  что  оно  оказывало  сильное  давле¬
ние  на  правительство  во  время  зимней  войны.  Но  что  касается  симпа¬
тий  большей  части  общества,  то  они  действительно,  как  говорил  Бат¬
лер,  были  на  стороне  финнов.
 Еще  со  времени  переговоров  СССР  с  Финляндией  его  политика  по¬
лучала  безусловное  осуждение  в  общественно-политических  кругах
Британии.  Начиная  с  30  ноября  1939  г.  советские  действия  рассматри¬
вались  как  неспровоцированная  агрессия.  Даже  “красный  настоятель”
X.  Джонсон  не  счел  возможным  оправдать  с  моральной  точки  зрения
поведение  СССР  и  советскую  версию  о  “нападении”  финнов  на  совет¬
ских  солдат,  хотя  и  призвал  интеллектуалов  сохранить  верность  един¬
ственному  государству,  которое  провело  “отмену  эксплуатации  чело¬
века  человеком”.  В  записях  высказываний  британцев,  сделанных  акти¬
вистами  “Мэсс  обсервейшн”,  читаем:  “Общественное  мнение  -  против
русских,  но  мало  кто  желает  идти  очень  далеко  в  осуждении;  некото¬
рые  британцы  хотят  выждать  и  понять,  почему  Россия  напала  на  Фин¬
ляндию,  а  кое-кто  вообще  хранит  молчание.  Заметно  разочарование
тем,  что  Россия  предприняла  меры,  которые  никто  от  нее  не  ожидал”65.
 Крайне  отрицательно  на  выступление  СССР  против  Финляндии
среагировали  лейбористы,  в  том  числе  левое  крыло  партии,  и  либера¬
лы.  Высокий  накал  антисоветизма  в  этих  кругах  Майский  в  простран¬
ном  письме  Молотову  от  11  декабря  1939  г.  объяснял  тем,  что  у  власти
в  Хельсинки  стоит  коалиционное  правительство  с  участием  социал-де¬
мократов,  и  их  тесными  дружественными  связями  с  лейбористами,  ли¬
бералами  и  левой  интеллигенцией66.
 Британское  общество,  выражая  восторги  по  поводу  упорного  со¬
 137

противления  финнов,  проявляло  сдержанность  в  оценках  агрессивно¬
сти  намерений  СССР.  В  ноябре  1939  г.  опрос  БИОМ  выявил,  что  толь¬
ко  14%  респондентов  согласились  предположить,  что  Россия  готовится
оказать  Германии  такую  помощь,  какая  поможет  ей  нанести  пораже¬
ние  Британии  и  Франции;  большинство  (68%)  отказалось  от  такого
предположения.  В  декабре  57%  участников  опроса  рассматривали  на¬
цистскую  Германию  как  более  опасное  государство,  нежели  Советский
Союз,  и  24%  считали  наоборот.  По  мнению  Р.  Уиброу,  респонденты  в
данном  случае  были  убеждены  в  высоком  уровне  военной  мощи  Герма¬
нии  и  некомпетентности  операций  СССР  в  зимней  войне.  Показатель¬
но  также,  что  в  начале  следующего  года  половина  проинтервьюиро¬
ванных  англичан  высказалась  против  отправки  войск  для  оказания  по¬
мощи  Финляндии67.  Значительная  часть  населения  по-прежнему  скло¬
нялась  к  необходимости  улучшения  климата  взаимоотношений  с
СССР.  “Народ  был  разочарован  действиями  России,  многие  введены  в
заблуждение  ее  мотивами,  однако  сохранялась  прежняя  убежденность
в  том,  что  Россия  в  конечном  счете  повернет  в  нашу  сторону”68.
 В  заключение  еще  раз  повторим,  что  договор  СССР  с  Германией  о
ненападении  и  предпринятые  им  с  конца  1939  г.  военные  акции  против
Финляндии  получили  широкий  отрицательный  резонанс  на  Британских
островах,  но  не  заглушили  стремления  общественно-политических
кругов  к  нормализации  отношений  с  Москвой.
 1 	CockettR.  Twilight  of  Truth:  Chamberlain,  Appeasement  and  the  Manipulation  of  the
Press.  N.Y.,  1989.  P.  12-13.
 2 	1939  год:  Уроки  истории  /  Отв.  ред.  О.А.  Ржешевский.  М.,  1990.  С.  18.
 3См.:  Майский  И.М.  Воспоминания  советского  посла:  Война  1939-1943.  М.,
 1965.  С.  32;  Он  же.  Люди.  События.  Факты.  М.,  1973.  С.  83-88.  105-118.
 4 	Sussex  University  Library.  Mass  Observation  Archive.  File  Report  848/9.  Tom
Harrisson.  Public  Opinion  About  Russia.  1941,  27  Aug.  P.  4-5.  (Далее:  MO).
 5 	Cambridge  University.  Churchill  Archives  Center.  Maurice  Hankey  Papers.  Box  5/1.
 6 	Burridge  T.  Clement  Attley:  A  Political  Biography.  L.,  1987.  P.  131.
 7 	Документы  внешней  политики.  1939.  T.  XXII.  В  2  кн.  М„  1992,  кн.  1.  С.  510.
(Далее:  ДВП).
 8 	Madge  ChHarrisson  Т.  Britain  by  Mass-Observation.  Hammondsworth,  1939.
P.  242.
 9 	Wybrow  RJ.  Britain  Speaks  Out,  1937-87:  A  Social  History  As  Seen  through  the
Gallup  Data.  L.,  1989.  P.  5.
 10 	Попов  В.И.  Дипломатические  отношения  между  СССР  и  Англией
(1929-1939  гг.).  М.,  1965.  С.  378-380;  ДВП.  1939.  Т.  XXII.  Кн.  1.  С.  170.
 11 	Gannon  G.R.  The  British  Press  and  Germany,  1936-1939.  Oxford,  1971.  P.  248-257;
ДВП.  1939.  T.  XXII,  кн.  1.  C.  196,  206,  209.
 12 	Мезенцев  В.Ф.  Проблемы  войны  и  мира  и  общественное  мнение  Великобри¬
тании  (1935-1940  гг.):  Дис....  канд.  ист.  наук.  М.,  1992.
 13 	Public  Opinion,  1935-1946/Ed.  Н.  Cantril.  Princeton,  1951.  P.  366.
 14 	MO.  File  Report  1623  “Feelings  about  Russia”.  1943.  10  March.  P.  1.
 15 	Bell  P.M.H.  John  Bull  and  the  Bear.  British  Public  Opinion,  Foreign  Policy  and  the
Soviet  Union  1941-1945.  L.,  1990.  P.  54-55.
 16 	Barnett  C.  The  Collapse  of  British  Power.  Atlantic  Highlands.  N.Y.,  1986.  P.  565  ff.;
Manne  R.  The  British  Decision  for  Alliance  with  Russia,  May  1939  //  Journal  of
Contemporary  History.  1974.  Vol.  9.  №  3.  P.  18.
 138

17 	На  роковом  пороге  (из  архивных  материалов  1939  года)  /Публ.  Л.А.  Безы¬
менского//Вопросы  истории.  1989.  №  11.  С.  95-96,  100;  ПоздееваЛ.В.  Бри¬
танские  документы  о  военном  значении  союза  Англии  с  СССР  //  Предвоен¬
ный  кризис  в  документах  /  Отв.  ред.  З.С.  Белоусова.  М.,  1992.  С.  93-115.
 18 	Watt  D.C.  How  War  Came.  The  Immediate  Origins  of  the  Second  World  War
1938-1939.  N.Y.,  1989.  P.  465;  Gannon  G.R.  Op.  cit.  P.  283.
 19 	ДВП.  1939.  T.  XXII,  кн.  1.  C.  647,  659,682;  Архив  внешней  политики  Россий¬
ской  Федерации.  Ф.  69.  Оп.  25.  Д.  42.  П.  74.  Л.  69.  (Далее:  АВП  РФ).
 20 	Государственный  архив  Российской  Федерации.  Ф.  4459.  Оп.  12.  Д.  120.Л.  167,
186.  Вестник  иностранной  информации  ТАСС.  1939.  25  авг.;  Д.  121.  Л.  32,  74,
77.  Вестник...  1939.  26,  28  авг.  (Далее:  ГАРФ).
 21 	Jones,  Bill.  The  Russia  Complex.  The  British  Labour  Party  and  the  Soviet  Union.
Manchester,  1977.  P  34-54;  The  Diary  of  Beatrice  Webb  /  Ed.  N.  and  J.  MacKenzie.
Vol.  1-4.  Cambridge,  1982-1985.  Vol.  4.  P.  438-439;  Caute  D.  The  Fellow  Tra¬
vellers:  Intellectual  Friends  of  Communism.  L„  1988.  P.  196.,  201-202;  об  отноше¬
нии  Б.  Шоу  к  СССР  см.:  Интернациональная  литература.  1939.  N°  11.  С.  240;
N°  12.  С.  152-153,222-227.
 22 	Morgan  К.  Against  Fascism  and  War.  Rupturs  and  Continuities  in  British  Communist
Politics,  1935-1941.  Manchester,  1989.  P.  85-86.
 23 	Leonhard  W.  Der  Schock  des  Hitler-Stalin  Paktes:  Errinerungen  aus  der  Sowjetunion,
Westeuropa  und  USA.  Freiburg,  1986.  P.  141.
 24 	Gollancz  V.  Russia  and  Ourselves.  L„  1941.  P.  27;  The  Betrayal  of  the  Left  //  Ed.
V.  Gollancz.  L.,  1941.  P.  XVII,  XIX.  Caute  D.  Op.  cit.  P.  20.
 25 	MO.  File  Report  1623.  “Some  Notes  on  Feeling  about  Russia”.  1943.  10  March.
 26 	Bell  P.M.H.  Op.  cit.  P.  34.
 27 	Watt  D.C.  Op.  cit.  P.  465,  371,  387.
 28 	War  Begins  at  Home.  By  Mass  Observation  /  Ed.  T.  Harrisson,  Ch.  Madge.  L.,  1940.
P.  30.
 29 	Ibid.  P.  138.
 30 	ДВП.  1939.  T.  XXII,  кн.  1.  C.  537,  644.
 31 	War  Begins  at  Home.  P.  34-37,  47;  Watt  D.C.  Op.  cit.  P.592,  594;  Calder  A.  The
People’s  War.  Britain  1939-1945.  L.,  1969.  P.  32-33.
 32 	Daily  Herald.  1939.  18  Sept.
 33 	АВП  РФ.  Ф.  69.  On.  25.Д.  42.  П.  74.  Л.  70-71.
 34 	Gilbert  M.  Winston  S.  Churchill:  Their  Finest  Hour  1939-1941.  L.,  1983.  P.
 35 	Политика  нейтралитета  СССР  определялась  нотой  советского  правительст¬
ва,  адресованной  17  сентября  1939  г.  дипломатическим  представителям  ино¬
странных  государств  в  Москве.  См.:  ДВП.  1939.  Т.  XXII.  Кн.  2.  С.  96-97.
 36 	Там  же.  С.  167-169,  130.
 37 	Public  Record  Office.  INF  1/261.  Trial  of  Mass  Observation  and  BIPO  [British
Institute  of  Public  Opinion]  (Далее:  PRO);  MO.  Mary  Adams  Papers.  Box  4/E.
 38 	MO.  Topic  Collection  25.  Political  Attitudes  and  Behaviour  1938-1956.  Box  4/A.
“Russia  for  overheard  remarks”.  1941,18  Aug.
 39 	Cole  G.D.H.  War  Aims.  L.,  1939.  P.  24-27.
 40 	Feiling  K.  The  Life  of  Neville  Chamberlain.  L.,  1946.  P.  418;  Barnett  C.  Op.  cit.
P.  576.  О  переговорах  1939-1940  гг.  с  правым  крылом  немецкой  оппозиции
см.:  Hoffman  Р.  The  Question  of  Western  Allied  Co-Operation  with  the  German
Anti-Nazi  Conspiracy,  1938-1944  //  Historical  Journal.  1991.  Vol.  3.  №  2.  P.  437,
4431  445-446.
 41 	War  Begins  at  Home.  P.  155,  168.
 42 	Chruickshank  Ch.  The  Fourth  Arm.  Psychological  Warfare  1938-1945.  L.,  1977.
P.  11-12.
 43 	Майский  И.М.  Воспоминания  советского  посла:  Война  1939-1943.  С.  19.
 139

44 	Watt  D.C.  Op.  cit.  P.  386;  Gannon  G.R.  Op.  cit.  P.  286-287.
 45 	ДВП.  1939.  T.  XXII,  kh.  2.  C.  70.
 46 	ГАРФ.  Ф.  4459.  On.  12.  Д.  121.  Л.  195,  198-199.  Вестник...  1939.  10  окт.
 47 	ДВП.  1939.  T.  XXII,  кн.  2.  С.  186-188,  330-331.
 48 	Brooke  S  Labour’s  War.  The  Labour  Party  during  the  Second  World  War.  Oxford,
1992..  P.  34;  Ситрин.  У.  Британия  в  войне  //Война  и  рабочий  класс.  1943.  №  4.
С.  7.
 49 	Грохотова  В.В.  Внешняя  политика  лейбористской  партии  Великобритании
в  1930-е  годы  и  в  начале  второй  мировой  войны:  Дис....  канд.  ист.  наук.  Нов¬
город,  1995.
 50 	Gilbert,  Mark.  Pacifist  Attitudes  to  Nazy  Germany,  1936-45  //  Journal  of
Contemporary  History.  1992.  Vol.  27.  №  3.  P.  493.
 51 	Brooke  S.  Op.  cit.  P.  34-35;  Walker  G.  The  Attitude  of  Labour  and  the  Left  to  the
War//Political  Quarterly.  1990.  Vol.  XI.  №  1.  P.  82.
 52 	MO.  Mary  Adams  Papers.  Box.  1/B.  Mrs.  Adams,  to  Mr.  Rhodes.  1940,22  Febr.;
M.  Adams  to  Mr.  Darvail.  1940,  17  Apr.
 53Ceadel  M.  Pacifism  in  Britain  1914-1945:  The  Defining  of  Faith.  Oxford,  1980.
P.  296.
 54 	Коминтерн  и  вторая  мировая  война  /  Отв.  ред.  К.М.  Андерсон,  А.О.  Чубарь-
ян.  М.,  1994.  Ч.  1:  До  22  июня  1941  г.  С.  13.
 55 	Balfour  М.  Propaganda  in  War  1939-1945:  Organisation,  Policies  and  Publics  in
Britain  and  Germany.  L.,  1979.  P.  75.
 56 	PRO.  INF  1/261.  Trial  of  Mass  Observation  and  BIPO;  MO.  Mary  Adams  Papers.
Box  4/E.  British  Institute  of  Public  Opinion.  Public  Opinion  during  the  week  ending
30th  September,  1939.
 57 	См.:  ДВП.  1939.  T.  XXII,  kh.  2.  C.  136-137.
 58 	Jones  B.  Op.  cit.  P.  45-46,  50-51.
 59The  Gallup  Poll.  Public  Opinion  1935-1971  /Ed.  G.H.  Gallup.  2  vols.  N.Y.,  1972.
Vol.  1:  1935-1948.  P.  197.
 60 	The  Diary  of  Beatrice  Webb.  Vol.  4.  P.  442^443;  Orwell  G.  Patriots  and  Revo
lutionaries  //  The  Betrayal  of  the  Left.  P.  234;  Келдер  А.  Удачная  война?  //  Роди¬
на.  1995.  №5.  С.  28.
 61 	ДВП.  1939.  Т.  XXII,  кн.  2.  С.  393-395;  Зимняя  война,  1939-1940.  Кн.  первая.
Политическая  история  /  Отв.  ред.  О.А.  Ржешевский,  О.  Вехвилайнен.  М.,
1998.  С.  238,  265-266.
 62 	The  Diaries  of  Sir  Alexander  Cadogan  1939-1945  /  Ed.  D.  Dilks.  L.,  1991;
Bell  P.M.H.  Op.  cit.  P.  27.
 «  ДВП.  1939.  T.  XXII,  kh.  2.  C.  414.
 64 	ДВП.  1940.  T.  XXIII:  В  2  кн.  M.,  1996,  кн.  1.  С.  53-54,  62.
 65 	Caute  D.  Op.  cit.  P.  203;  MO.  Topic  Collection  25.  Political  Attitudes  and  Behaviour
1938-1956.  Box  4/A.  “Russia  from  overheard  remarks.  1941,  18  Aug.
 66 	ДВП.  1939.  T.  XXII,  kh.  2.  C.  394.
 67 	Wybrow  RJ.  Op.  cit.  P.  10;  The  Gallup  Poll.  Public  Opinion  1935-1971.  Vol.  1.
P.  207.
 68 	MO.  File  Report  1623.  “Feeling  about  Russia”.  1943,  10  March.  P.  2.

Дж.  Робертс
(Ирландия)
 ЧЕРЧИЛЛЬ  И  СТАЛИН.
 ЭПИЗОДЫ  АНГЛО-СОВЕТСКИХ  ОТНОШЕНИЙ
(сентябрь  1939  -  июнь  1941  года)
 Исторические  оценки  роли  Черчилля  в  англо-советских  отношени¬
ях  в  период  после  заключения  нацистско-советского  пакта  чаще  всего
сосредоточены  на  двух  моментах,  описанных  в  его  труде  “Вторая  миро¬
вая  война”:  личное  послание  Черчилля  Сталину  в  июле  1940  г.  об  опас¬
ности  для  Великобритании  и  России  германской  гегемонии  в  Европе  и
не  совсем  ясное,  но  широко  известное  предупреждение  о  готовящемся
немецком  вторжении1.  Оба  послания  были  переданы  послом  С.  Крип-
псом,  чья  деятельность  в  Москве  в  1940-1941  гг.  также  является  источ¬
ником  споров  об  упущенных  возможностях  сотрудничества  СССР  и  Ве¬
ликобритании  накануне  войны2.  Хотя  эти  два  вопроса  имеют  важное
значение,  они  заслонили  другие,  не  менее  интересные  аспекты,  ка¬
сающиеся  политики  Черчилля  и  англо-советских  отношений  в
1939-1941  гг.
 Отношения  двух  стран  в  то  время  можно  разделить  на  четыре  пе¬
риода.  Во-первых,  попытки  нормализовать  двусторонние  связи,  пред¬
принятые  после  заключения  пакта  в  сентябре-ноябре  1939  г.,  когда  ан¬
гличане  пошли  на  сближение  с  Москвой,  чтобы  предотвратить  опас¬
ные  последствия  политики  нейтралитета  СССР  и  возобновления  его
отношений  с  Германией  на  основе  рапалльского  договора.  Во-вторых,
резкое  ухудшение  отношений  во  время  зимней  войны,  чреватое  катаст¬
рофической  угрозой  полного  разрыва  в  случае  осуществления  Франци¬
ей  и  Великобританией  планов  помощи  Финляндии  и  контроля  за  швед¬
скими  месторождениями  железной  руды.  В-третьих,  период  миссии
Криппса  в  Москве  начиная  с  июня  1940  г.,  свидетельствующий  о  новых
попытках  Великобритании  к  сближению.  В-четвертых,  весна  и  лето
1941  г.  -  период,  непосредственно  предшествовавший  операции  “Бар¬
баросса”,  когда  на  англо-советские  отношения  оказывали  влияние  ин¬
терпретация  Москвой  дела  Гесса  и  предупреждения  о  готовящемся  на¬
падении  Германии  на  СССР.
 Особенно  интересна  роль  Черчилля  в  действиях  Великобритании
осенью  1939  г.,  направленных  на  улучшение  отношений  с  СССР.  Чер¬
чилль  почти  не  упоминает  об  этом.  Тем  не  менее  его  личное  участие  в
попытках  сближения  с  русскими  было  тогда  значительно  весомее,  чем
в  более  поздних  эпизодах.  Кроме  того,  эти  действия  продемонстриро¬
вали  преемственность  политики  Черчилля  и  других  государственных
деятелей,  направленной  на  сближение  двух  стран.  Только  реакция  анг¬
личан  на  русско-финскую  войну  смогла  нарушить  эту  преемствен-
 ©  Дж.  Робертс
 141

ность.  Возможно,  это  был  критический  и  деструктивный  поворотный
момент  в  англо-советских  отношениях,  под  влиянием  которого  сфор¬
мировалась  точка  зрения  Москвы  на  дальнейшее  развитие  событий,  -
положительные  изменения  наметились  лишь  после  22  июня  1941  г.
 ЧЕРЧИЛЛЬ,  ВЕЛИКОБРИТАНИЯ  И  РОССИЯ
 До  начала  войны  Черчилль  был  одним  из  главных  критиков  поли¬
тики  умиротворения  Чемберлена  и  убежденным  сторонником  англо¬
советского  союза  в  борьбе  против  нацистской  Германии.  Во  время  ди¬
пломатического  кризиса  конца  1930-х  годов  Черчилль  поддерживал
регулярные  дружественные  контакты  с  И.  Майским,  советским
полпредом  в  Лондоне.  В  1939  г.  Черчилль  неоднократно  настаивал  на
том,  чтобы  Чемберлен  принял  условия  Москвы  для  заключения  трех¬
стороннего  альянса  между  СССР,  Великобританией  и  Францией3.
Срыв  англо-франко-советских  переговоров  и  подписание  нацистско-
советского  пакта  разрушили  надежды  Черчилля  на  создание  общего
англо-советского  фронта  борьбы  с  Гитлером,  но  он  утверждал,  что  по-
прежнему  “убежден  в  глубоком...  и  непреодолимом  антагонизме  меж¬
ду  Россией  и  Германией  и  не  теряет  надежды,  что  обстоятельства  за¬
ставят  Советы  перейти  на  нашу  сторону”4.
 25  сентября  1939  г.  Черчилль,  ставший  членом  правительства  и  заняв¬
ший  пост  морского  министра  Великобритании,  направил  доклад  в  воен¬
ный  кабинет  о  последствиях  вторжения  советских  войск  в  Восточную
Польшу,  где  выразил  свою  “решимость  сделать  соответствующие  выводы
из  их  одиозного  поступка”.  Он  также  доказывал,  что  вторжение  России  в
Польшу  могло  привести  в  будущем  к  созданию  Восточного  фронта,  и  вы¬
сказал  предположение  о  возможности  советско-германского  столкнове¬
ния  на  Балканах.  Черчилль  поддерживал  политику  восстановления  отно¬
шений  с  Россией  и  одобрил  уклончивую  позицию  Чемберлена  в  вопросе  о
послевоенных  границах,  оставляя  таким  образом  открытыми  двери  для
продолжения  оккупации  Восточной  Польши  Советским  Союзом5.
 В  своем  известном  выступлении  по  радио  1  октября  Черчилль  оп¬
равдывал  действия  России  против  Польши:  “Россия  проводит  трезвую
политику  в  защиту  своих  интересов.  Нам  хотелось  бы,  чтобы  россий¬
ские  армии  стояли  на  своей  нынешней  границе  как  друзья  и  союзники
Польши,  а  не  как  оккупанты.  Но  совершенно  очевидно,  что  российские
армии  должны  стоять  на  этой  границе  для  обеспечения  безопасности
России  перед  лицом  нацистской  угрозы.  В  любом  случае,  граница  су¬
ществует  и  создан  Восточный  фронт,  который  нацистская  Германия  не
осмелится  атаковать”.  Он  частично  успокоил  своих  слушателей,  ска¬
зав:  “Я  не  могу  представить  действия  России.  Эта  страна  -  загадка,  по¬
крытая  мраком  неизвестности,  но,  возможно,  существует  ключ  к  пони¬
манию.  Этот  ключ  -  национальные  интересы  России.  Интересы  России
и  ее  безопасность  не  допускают,  чтобы  Германия  утвердилась  на  бере¬
гах  Черного  моря  или  опустошила  и  подчинила  себе  славянские  наро¬
ды  Юго-Восточной  Европы.  Это  противоречит  историческим  жизнен¬
ным  интересам  России”6.
 142

К  этому  времени  после  травм,  нанесенных  неудачными  перегово¬
рами  о  трехстороннем  союзе,  нацистско-советским  пактом  и  нападени¬
ем  Германии  на  Польшу,  вновь  возникло  предложение  возобновить
дружественные  контакты  с  СССР.  Лондон,  стремившийся  к  восстанов¬
лению  политических  отношений,  был  также  озабочен  возможными  по¬
следствиями  доброжелательного  нейтралитета  Москвы  по  отношению
к  Германии  для  англо-советских  торговых  отношений  и  опасностью
того,  что  Москва  прибегнет  к  блокадным  мерам.  23  сентября  британ¬
ский  министр  иностранных  дел  лорд  Галифакс  пригласил  к  себе  Май¬
ского.  Он  хотел  знать  советскую  позицию  в  отношении  торговых  пере¬
говоров  и  поднять  ряд  других  общих  вопросов:  как  Москва  оценивает
нынешнее  состояние  англо-советских  отношений?  что  произойдет  с
Польшей?  будут  ли  еще  какие-либо  изменения  в  советской  внешней
политике?7
 Молотов  изложил  ответ  советской  стороны  в  телеграмме  Май¬
скому  от  26  сентября:  торговые  переговоры  с  Британией  приемлемы
только  при  условии,  если  не  будет  нарушен  суверенитет  СССР;  буду¬
щая  судьба  Польши  неясна  и  зависит  от  многих  факторов;  советская
внешняя  политика  по-прежнему  основывается  на  договоре  о  нена¬
падении  с  Германией8.  На  следующий  день  Майский  вручил  ответ
Галифаксу;  тот  продолжил  осторожное  зондирование  советской
политики9.
 Эти  встречи  явились  первыми  в  серии  англо-советских  контактов
осенью  1939  г.  Майский  отмечал  в  мемуарах,  что  сам  он  стал  теперь
“похож  на  богатую  невесту  со  множеством  поклонников”10.  Одним  из
таких  поклонников  был  Черчилль,  встречавшийся  с  советским  полпре¬
дом  дважды.  Первая  встреча  (6  октября)  произошла  после  телефонно¬
го  звонка  Майского.  Согласно  его  донесению,  Черчилль  находился  в
возбужденном  состоянии.  В  начале  беседы  морской  министр  заметил,
что  англо-советские  отношения  сильнее,  чем  обычно,  отравлены  подо¬
зрениями.  Некоторые  британцы  считают,  что  СССР  согласился  на  во¬
енный  союз  с  Германией.  Черчилль  не  согласен  с  ними,  но  в  некоторых
политических  и  правительственных  кругах  придерживаются  обратного
мнения.  Говоря  о  неудаче  прошлых  переговоров  о  тройственном  сою¬
зе,  Черчилль  заявил,  что  британское  правительство  вело  их  очень  пло¬
хо.  Что  касается  будущего,  то  нет  базы  для  конфликта  в  англо-совет¬
ских  отношениях.  Эмоции  в  сторону  -  у  Британии  нет  возражений  про¬
тив  советских  действий  в  Прибалтийских  государствах,  и  он  лично  был
рад,  что  этот  район  оказался  в  советских,  а  не  в  немецких  руках.  Вели¬
кобритания  и  Советский  Союз  одинаково  заинтересованы  в  оказании
противодействия  экспансии  Германии,  особенно  в  Юго-Восточной  Ев¬
ропе,  которую  Черчилль  рассматривал  как  очередной  кусок  “жизнен¬
ного  пространства”  для  третьего  рейха.  Между  Британией  и  СССР  нет
серьезных  противоречий,  сказал  Черчилль,  и  правительство  в  Лондоне
готово  предпринять  все  меры,  торговые  и  иные,  чтобы  улучшить  отно¬
шения.  Майский  дословно  процитировал  Черчилля:  “Сталин  ведет
крупную  игру  и  ведет  ее  счастливо.  Он  должен  быть  доволен.  Я,  одна¬
ко,  не  вижу,  почему  мы  должны  быть  недовольны”11.
 Дальнейшие  попытки  наладить  контакты  с  Москвой  были  пред¬
 143

приняты  8  октября  Эллиотом  (министром  здравоохранения)  и  13  октяб¬
ря  Иденом  (министром  по  делам  доминионов),  также  имевшими  встре¬
чи  с  Майским.  Иден  размышлял,  не  продвинет  ли  дело  установления
взаимопонимания  между  странами  замена  Сидса,  британского  посла  в
Москве12.  В  ответ  на  эти  предварительные  выяснения  Москва  извести¬
ла  11  ноября:  несмотря  на  одобрение  намерений  Черчилля  и  его  сто¬
ронников,  последние  не  несут  ответственности  за  британскую  полити¬
ку,  и  хороших  перспектив  для  улучшения  англо-советских  отношений
не  наблюдается;  признаки  враждебности  Великобритании  к  Советско¬
му  Союзу  заметны  во  всей  Европе,  на  Ближнем  Востоке  и  в  Азии.  Что¬
бы  улучшить  англо-советские  отношения,  надо  изменить  британскую
политику13.  На  встрече  с  Майским  13  ноября  Черчилль  выразил  одоб¬
рение  стремлению  Москвы  улучшить  отношения,  заметив,  что  было
бы  желание,  а  способы  найдутся.  В  ответ  на  вопрос  Майского  о  причи¬
нах  враждебной  политики  Великобритании  Черчилль  объяснил,  что
внезапный  поворот  СССР  в  конце  августа  явился  большим  шоком  и
многие  подозревали  существование  некоего  военного  союза  между
Германией  и  Советским  Союзом.  Черчилль  пытался  отрицать,  что
британские  дипломаты  проводят  враждебную  СССР  линию.  Если  дело
обстояло  именно  так,  то  он  обещал  постараться  изменить  положение
вещей.  Черчилль  затем  затронул  вопрос  о  советско-финских  отноше¬
ниях  и  заявил,  что  требования  СССР  к  Финляндии,  по  существу,  впол¬
не  естественны  и  законны.  Тем  не  менее  он  выразил  надежду,  что
СССР  не  собирается  пустить  в  ход  силу  против  Финляндии,  что  сдела¬
ло  бы  на  долгое  время  невозможным  улучшение  англо-советских  отно¬
шений14.
 На  формальном  и  официальном  уровнях  поиски  благожелатель¬
ности  Советов  были  более  сдержанными,  но  все  же  заметными.  На
встрече  с  Майским  16  и  25  октября  Галифакс  сообщил,  что  Лондон
хочет  улучшить  англо-советские  отношения  и  в  качестве  первого  ша¬
га  предлагает  начать  торговые  переговоры15.  26  октября  Майский
встретился  с  британским  министром  торговли  Стэнли.  Вскоре  состо¬
ялись  беседы  с  Э.  Эллиотом,  Г.  Вильсоном,  военным  министром  Хор-
Белиша,  парламентским  заместителем  министра  иностранных  дел
Р.  Батлером,  С.  Криппсом,  консерватором  и  владельцем  газетного
концерна  лордом  Бивербруком16.  Все  беседы  велись  в  направлении
ослабления  напряженности.  Но  Москва  не  проявляла  интереса.  Нес¬
мотря  на  многочисленные  телеграммы  в  Москву,  Майский  не  полу¬
чил  новых  указаний.  Молотов  не  впервые  использовал  одного  из  сво¬
их  дипломатов,  чтобы  потянуть  время,  когда  сам  занимался  более
срочными  вопросами17  -  Прибалтийскими  и  другими  странами,  но  не
исключал  возможности,  что  через  некоторое  время  можно  было  бы
дать  более  удовлетворительный  ответ  на  британские  предложения.
Однако  на  англо-советские  отношения  уже  надвигался  зимний
ураган.
 27  ноября  Галифакс  еще  раз  заявил  Майскому  о  желании  Велико¬
британии  улучшить  отношения  и  начать  переговоры  о  торговом  согла¬
шении.  Галифакс  также  поднял  вопрос  о  советско-финских  перегово¬
рах  и  дал  понять,  что  развитие  отношений  между  Великобританией  и
 144

СССР  зависит  от  решения  разногласий  между  СССР  и  Финляндией18.
Поскольку  Галифакс  был  не  первым,  кто  ставил  финский  вопрос  перед
Майским,  было  очевидно,  что  начавшаяся  три  дня  спустя  зимняя  война
не  могла  не  вызвать  серьезные  затруднения  в  англо-советских  отноше¬
ниях.  Но  глубина  и  опасность  кризиса  превзошла  все  ожидания.  Здесь
действовали  два  фактора.  Прежде  всего  гнев  английского  народа,  вы¬
званный  нападением  СССР  на  Финляндию.  Как  пишет  Майский  в  сво¬
их  мемуарах,  ему  пришлось  пережить  немало  антисоветских  бурь,  но
то,  что  последовало  после  30  ноября  1939  г.,  побило  всякие  рекорды19.
Негодование  общества  само  по  себе  могло  исключить  возможность  ан¬
гло-советских  торговых  и  политических  переговоров  на  весь  период
войны  с  Финляндией.  Однако  в  долгосрочной  перспективе  более  важ¬
ное  значение  имел  второй  фактор.  Как  выразился  А.Дж.П.  Тейлор,
“британское  и  французское  правительства  лишились  ума”20.
 АНГЛО-СОВЕТСКИЕ  ОТНОШЕНИЯ
И  ЗИМНЯЯ  ВОЙНА
 Как  хорошо  известно,  в  декабре  1939  г.  Великобритания  и  Фран¬
ция  начали  разрабатывать  планы  отправки  союзных  экспедиционных
войск  на  помощь  Финляндии.  Стояла  задача  переправить  “доброволь¬
цев”  в  Финляндию  через  Норвегию  и  Швецию.  Во  время  этой  операции
планировалось  также  захватить  контроль  над  Нарвиком  и  шведскими
месторождениями  железной  руды,  импорт  которой  был  важным  ком¬
понентом  германской  военной  экономики.  Черчилль,  для  которого  са¬
мым  главным  было  расширение  борьбы  против  Германии,  с  энтузиаз¬
мом  поддержал  планируемую  операцию.  Он  понимал,  что  союзная  опе¬
рация  в  Скандинавии  может  привести  к  войне  с  Россией,  но  готов  был
пойти  на  риск21.
 Так  же  как  Черчилль,  руководящие  круги  союзников  недооценива¬
ли  опасность  войны  между  СССР  и  западными  странами  в  Скандинавии
в  результате  вторжения  войск  последних  в  Финляндию.  Риск  такого  по¬
ворота  событий  считался  минимальным.  Спустя  столько  времени  тру¬
дно  подтвердить  это  суждение.  Самый  вероятный  сценарий,  который
последовал  бы  за  высадкой  англо-французских  войск  в  Скандинавии,
это  массированная  германская  интервенция  для  защиты  запасов  желез¬
ной  руды,  ответные  действия  союзников,  германо-советское  сотрудни¬
чество  перед  лицом  общей  угрозы,  полный  разрыв  отношений  между
СССР  и  Западом,  а  в  дальнейшем,  возможно,  нанесение  союзниками
бомбовых  ударов  по  бакинским  нефтяным  месторождениям  и  другим
экономическим  объектам  в  СССР  и  война  между  Советским  Союзом  и
Великобританией  и  Францией.  Нет  сомнения,  что  перспектива  всеоб¬
щей  войны  в  Скандинавии  была  одной  из  причин,  по  которой  Финлян¬
дия  в  январе  1940  г.  приняла  решение  вступить  в  переговоры  с  СССР22.
Этого  катастрофического  сценария  удалось  избежать  с  окончанием
зимней  войны  в  марте  1940  г.  Но  угроза  военных  действий  союзников
в  защиту  Финляндии  сильно  повлияла  на  англо-советские  отношения  в
период,  предшествовавший  22  июня  1941  г.
 145

По  общему  мнению,  одна  из  характерных  особенностей  англо-со¬
ветских  отношений  в  1939-1941  гг.  была  связана  с  подозрениями  Моск¬
вы  насчет  недобрых  намерений  Великобритании.  Это  впечатление
складывалось  под  воздействием  идеологии,  развития  англо-советских
отношений,  попыток  примирения  и  провала  переговоров  о  трехсторон¬
нем  союзе  в  1939  г.  Но  в  период,  предшествовавший  операции  “Барба¬
росса”,  была  еще  одна  особая  причина  -  страх,  беспокойство  и  гнев  ан¬
гличан  после  начала  зимней  войны.  Во  время  конфликта  в  Финляндии
произошел  перелом  в  англо-советских  отношениях.  Начиная  с  этого
момента  можно  проследить,  как  росла  убежденность  Сталина  в  том,
что  все  последующие  попытки  смягчения  напряженности,  миссия  Гес¬
са  и  предупреждение  Черчилля  о  нападении  Германии  являлись  частью
сценария,  рассчитанного  на  вовлечение  СССР  в  войну.  Но  это  еще  не
все.  Одновременно  действовали  и  такие  принципы  и  расчеты,  как  вер¬
ность  пакту  с  Германией  и  предпочтение  сотрудничать  с  Гитлером,  а  не
с  Черчиллем.
 Раздражение  Сталина  по  поводу  реакции  Запада  на  войну  СССР  с
Финляндией  можно  заметить  в  его  беседе  с  командующим  эстонскими
вооруженными  силами,  которая  состоялась  в  декабре  1939  г.:  “В  миро¬
вой  печати  сейчас  развернулась  ожесточенная  кампания  нападок  и  кле¬
веты  против  Советского  Союза,  который  обвиняется  в  проведении  им¬
периалистической  захватнической  политики,  особенно  в  связи  с  фин¬
ско-советским  конфликтом.  Распространяются  слухи,  будто  бы  Совет¬
ский  Союз  на  переговорах  с  Великобританией  и  Францией  потребовал
для  себя  права  на  захват  Финляндии,  Эстонии  и  Литвы...  Очень  харак¬
терно,  что  англичане  и  французы,  которые  сейчас  распространяют  о
нас  клеветнические  измышления,  не  решаются  издать  в  подтвержде¬
ние  этих  измышлений  никаких  сборников  официальных  документов...
Причина  очень  проста.  Стенографические  записи  переговоров  пока¬
зали  бы,  что  у  французов  и  англичан  не  было  серьезного  желания
достичь  договоренности  с  СССР,  которая  могла  бы  предотвратить
войну”23.
 Эпизод  зимней  войны,  по  всей  вероятности,  укрепил  мнение  Стали¬
на,  что  от  Великобритании  можно  ожидать  только  плохого.  Тогда  же
казалось,  что  Лондон  готов  предпринять  шаги  для  достижения  своей
цели  -  советско-германского  конфликта.  В  докладе  Майского  от  23  де¬
кабря  1939  г.  объясняется,  что  может  произойти  в  условиях  советско-
финской  войны.  Полпред  утверждал,  что  в  британских  правящих  кру¬
гах  есть  две  точки  зрения  на  англо-советские  отношения.  Одни  поддер¬
живают  сохранение  СССР  нейтралитета  в  войне  в  надежде,  что  нейт¬
ральная  политика  СССР  станет  более  дружественной  в  отношении  со¬
юзных  держав  и  перерастет  в  союз  против  Германии.  Другие  считают,
что  нейтралитет  СССР  не  отвечает  интересам  союзных  держав  и  что
события  в  Финляндии  могут  ускорить  вступление  СССР  в  войну  на  сто¬
роне  Германии.  Участие  в  войне  ослабит  СССР  больше,  чем  Велико¬
британию  и  Францию,  и  возможно,  что  в  случае  конфликта  США  вста¬
нут  на  сторону  союзных  держав.  Далее,  когда  Советский  Союз  будет
истощен  войной,  станет  возможным  создание  международной  капита¬
листической  коалиции  для  борьбы  против  большевистской  России  -
 146

коалиции,  в  которую  войдет  и  Германия.  Этой  точки  зрения  пока  при¬
держивается  только  меньшинство  в  британском  правительстве,  но  как
долго  будет  преобладать  точка  зрения  большинства,  которое  поддер¬
живает  сохранение  нейтралитета  Советским  Союзом,  -  это  зависит  от
многих  факторов,  которые  пока  трудно  определить24.
 То,  что  Москва  отнеслась  серьезно  к  замысловатым  прогнозам
Майского,  подтверждается  телеграммой  Молотова,  полученной  через
два  дня,  в  которой  Майского  “ориентировали”,  как  действовать  в  сло¬
жившейся  в  Великобритании  ситуации.  Ему  было  сказано,  что  война
СССР  против  Финляндии  является  чисто  оборонительной  по  своему  ха¬
рактеру,  что  СССР  не  заключал  с  Германией  политического  или  воен¬
ного  союза,  направленного  против  Великобритании  и  Франции,  и  что
Советский  Союз  хорошо  подготовлен  на  случай  вынужденного  вступ¬
ления  во  всеобщую  войну25.
 Москва  не  имела  ни  малейшего  желания  превратить  зимнюю  вой¬
ну  в  более  широкий  конфликт.  В  январе  и  феврале  русские  пытались
заключить  мир  с  Финляндией  на  довольно  щедрых  условиях.  В  донесе¬
нии  от  13  марта  1940  г.  Майский  отметил,  что,  принимая  во  внимание,
“насколько  большой  была  опасность  выступления  Великобритании  и
Франции  на  стороне  Финляндии...  мир  был  подписан  своевременно”26.
 В  своем  докладе  Верховному  Совету  29  марта  Молотов  обрушился
с  нападками  на  Великобританию  и  Францию.  Он  утверждал,  что  запад¬
ные  союзные  державы  хотели  превратить  финскую  войну  в  войну  про¬
тив  Советского  Союза,  вмешивались  в  советско-германские  торговые
отношения,  старались  обострить  конфликт  и  развязать  войну  между
СССР  и  Германией.  Комментируя  этот  доклад  в  своей  книге  “Россия  в
войне”,  Александр  Верт  писал,  что  “впервые  прозвучала  столь  ярост¬
ная  антибританская  и  антифранцузская  речь”27.  А  ведь  всего  два  дня
назад  Майский  по  указанию  из  Москвы  сообщил  Галифаксу,  что  СССР
готов  начать  торговые  переговоры.  В  последующем  стало  ясно,  что
русские  в  целом  готовы  гарантировать,  что  англо-советская  торговля
не  будет  использована  на  пользу  Германии,  хотя  они  воздерживались
от  заключения  соглашения  на  условиях,  которые  предусматривали  бы
прямое  вмешательство  в  торговлю  с  Германией  или  какой-либо  другой
страной28.
 Вполне  возможно,  что  предложение  о  торговых  переговорах  было
сделано  из  чисто  экономических  соображений:  Россия  нуждалась  в  за¬
купке  некоторых  товаров  у  Британской  империи.  Но,  по  всей  видимо¬
сти,  Москва  не  хотела  также  терять  случай  политического  взаимодей¬
ствия  с  Великобританией.  Использование  торговых  отношений  для
изучения  политических  возможностей  являлось  типичным  приемом  со¬
ветской  внешней  политики  того  времени29.  Такая  трактовка  согласует¬
ся  с  тем,  как  развивались  англо-советские  отношения  в  течение  следу¬
ющего  года,  когда  возобновились  попытки  политического  урегулиро¬
вания  со  стороны  Великобритании.  Ни  разу  за  этот  год  Москва  не  вы¬
разила  намерения  восстановить,  хотя  бы  частично,  политическое  сог¬
ласие  с  Великобританией,  но  время  от  времени  она  была  готова  выслу¬
шать  предложения  англичан  о  сотрудничестве  двух  государств.  Прини¬
мая  во  внимание  уверенность  Москвы  в  том,  что  Лондон  намеревался
 147

испортить  советско-германские  отношения,  готовность  СССР,  даже
после  падения  Франции,  держать  двери  открытыми  для  разрядки  на¬
пряженности  имела  важное  значение.  Вера  Сталина  в  сотрудничество
с  Германией  и  нерушимость  договора  о  ненападении  имела  свои  преде¬
лы.  Поддержание  политических  контактов  с  Великобританией  обеспе¬
чивало  определенное  равновесие  в  советской  внешней  политике.  Но,  с
другой  стороны,  связи  с  Великобританией  ни  при  каких  обстоятельст¬
вах  не  должны  были  идти  во  вред  нацистско-советскому  пакту.
 МИССИЯ  КРИППСА
 Следующий  значительный  эпизод  англо-советских  отношений  от¬
ражает  политику  Сталина,  направленную  на  сохранение  связей  с  Гер¬
манией  при  одновременном  поддержании  равновесия  путем  контактов
с  Великобританией.  1  июля  1940  г.  Черчилль  направил  послание  Ста¬
лину.  Активное  вмешательство  Черчилля  в  англо-советские  отноше¬
ния  связано  с  назначением  С.  Криппса  британским  послом  в  Москве  в
конце  мая  1940  г.  Исторический  диспут  вокруг  миссии  Криппса  сводит¬
ся  к  двум  мотивировкам:  был  ли  он  послан  в  СССР  для  того,  чтобы  ус¬
корить  заключение  англо-советского  торгового  соглашения,  или  глав¬
ной  целью  его  миссии  было  политическое  сближение?30  Во  всяком  слу¬
чае,  с  точки  зрения  Москвы  его  миссия  определенно  имела  политиче¬
ский  характер:  при  том  угрожающем  положении,  в  котором  Велико¬
британия  находилась  летом  1940  г.,  вряд  ли  Лондон  хотел  говорить  лишь
о  торговле.  Майский  докладывал,  что  миссия  имеет  политический  ха¬
рактер31,  и  суета  русских  вокруг  статуса  Криппса  подтверждает,  что
Москва  разделяла  его  точку  зрения.  Англичане  хотели,  чтобы  Криппс
прибыл  как  специальный  посланник.  Москва  не  соглашалась  и  настаи¬
вала  на  том,  чтобы  Криппс  заменил  посла  Сидса,  который  уже  возвра¬
тился  в  Лондон32.  Заявление  ТАСС  от  29  мая  объясняет  причину,  поче¬
му  Криппс  должен  был  прибыть  как  посол  или  не  приезжать  вообще:
“Если  английское  правительство  действительно  желает  вести  торго¬
вые  переговоры,  а  не  ограничиться  переговорами  о  несуществующем
повороте  в  отношениях  между  Англией  и  СССР,  оно  может  сделать
это  через  посла  в  Москве...  или  другое  лицо,  занимающее  этот  пост”33.
 Криппс  прибыл  в  Москву  в  середине  июня  1940  г.  Вскоре  кабинет
принял  решение  о  том,  чтобы  он  добивался  встречи  со  Сталиным  для
передачи  послания  Черчилля34.  Криппс  вручил  его  Сталину  1  июля.
Текст  послания  воспроизведен  в  черчиллевских  мемуарах,  где  изобра¬
жается,  что  оно  явилось  драматической  инициативой  премьер-минист¬
ра35.  Фактически  же  письмо  Сталину,  хотя  и  содержало  характерные
для  Черчилля  выражения,  было  задумано  и  составлено  в  Форин  офис,
а  Черчиллем  только  подписано,  с  тем  чтобы  определить  “взгляды  и  на¬
мерения  советского  правительства  в  свете  внезапного  нарушения  евро¬
пейского  равновесия”36.
 Послание  состояло  из  двух  частей.  Во-первых,  заявлялось  об  угро¬
зе,  которую  гегемония  Германии  в  Европе  представляла  для  интересов
Великобритании  и  СССР.  Во-вторых,  выражалась  готовность  Брита¬
 148

нии  “подробно  обсудить...  любую  из  крупных  проблем,  созданных  ны¬
нешней  политикой  Германии,  методически  и  последовательно  прово¬
дить  в  Европе  курс  завоеваний  и  поглощений”.  В  общих  чертах  Сталин
в  своем  ответе  Черчиллю  отрицал  наличие  угрозы  германской  гегемо¬
нии  в  Европе  и  заявил  о  незаинтересованности  в  восстановлении  преж¬
него  равновесия  сил  в  Европе37.  Трудно  поверить,  что  советский  лидер
на  самом  деле  верил  в  отсутствие  угрозы  германского  господства  в  Ев¬
ропе,  особенно  если  иметь  в  виду  противодействие  дальнейшей  экспан¬
сии  Германии,  осуществлявшееся  Москвой  в  течение  следующих  девя¬
ти  месяцев38.  Скорее  всего,  замечания  Сталина  были  рассчитаны  на  не¬
мецкое  потребление.  В  соответствии  с  этой  тактикой  Молотов  через
несколько  дней  после  переговоров  Сталина  с  Криппсом  передал  де¬
тальное  их  резюме  германскому  послу  в  Москве  Шуленбургу39.  Совет¬
ский  меморандум  ясно  показал,  что  Сталин  отверг  советско-британ¬
ское  сотрудничество,  направленное  против  Германии,  и  сохранил  свою
верность  нацистско-советскому  пакту.  Особый  интерес  представила
ссылка  в  документе  на  мнение  Сталина,  что  ни  одно  государство  не
имеет  исключительного  права  на  руководящую  роль  на  Балканах  и  что
СССР  заинтересован  в  делах  этого  региона.  Заявление  имело  в  виду
(если  говорить  о  намерениях  советской  внешней  политики  летом
1940  г.)  возможность  заключения  нового  пакта  с  нацистской  Германи¬
ей  на  основе  разделения  сфер  интересов  на  Балканах.  Эти  намерения
преобладали  в  советской  политике  вплоть  до  неудачного  исхода  пере¬
говоров  Гитлера  и  Риббентропа  с  Молотовым  в  Берлине  в  ноябре
1940  г.
 Следующая  значительная  политическая  инициатива  в  англо-совет¬
ских  отношениях  последовала  в  октябре  1940  г.,  когда  Криппс  предло¬
жил  Вышинскому,  заместителю  народного  комиссара  иностранных  дел
СССР,  заключить  формальное  соглашение  между  двумя  государства¬
ми.  Согласно  этому  предложению,  СССР  должен  был  соблюдать  пози¬
цию  благожелательного  нейтралитета  по  отношению  к  Великобрита¬
нии,  которая  обещает  вести  консультации  с  СССР  по  послевоенным
вопросам,  не  вступать  в  антироссийские  альянсы,  признать  де-факто
территориальные  приобретения  России  в  Восточной  Европе,  а  также
оказывать  экономическое  содействие  советским  оборонительным  ме¬
роприятиям.  Это  было  слишком  много  для  Москвы,  и  в  результате  дан¬
ное  предложение  было  окончательно  и  бесповоротно  отвергнуто  в
феврале  1941  г.40  В  чем  Москва  была  действительно  заинтересована,
так  это  в  практических  шагах  Великобритании  к  общему  сближению,
не  вызывавшему  слишком  сильного  раздражения  немцев.  Криппс  счи¬
тал,  что  такие  шаги  могли  бы  стать  основой  для  дальнейшего  развития
англо-советских  отношений,  но  Лондон  не  был  настолько  оптимисти¬
чен41.
 Важным  было  то,  что  единственный  положительный  сдвиг  в  анг¬
ло-советских  отношениях  в  тот  период  совпал  с  временным  ужесточе¬
нием  политики  Москвы  в  контактах  с  Германией  в  начале  1941  г.  в  свя¬
зи  с  возраставшим  беспокойством  по  поводу  ее  планов  проникновения
на  Балканы42.  В  начале  марта  1941  г.  Криппс  приехал  в  Анкару,  чтобы
встретиться  с  Иденом.  Он  обратился  к  туркам  и  к  советскому  послу  Ви¬
 149

ноградову  с  предложением  урегулировать  советско-турецкие  отноше¬
ния.  Усилиями  Криппса  был  проложен  путь  к  подписанию  25  марта
1941  г.  совместной  советско-турецкой  декларации  о  нейтралитете43.
Это  была  полезная  инициатива  Великобритании,  но  она  не  оказала
значительного  влияния  на  англо-советские  отношения  и,  несмотря  на
надежды  Криппса44,  не  явилась  началом  сближения.  Напротив,  вскоре
после  этого  успешного  посредничества  в  отношениях  между  Англией
и  СССР  началась  череда  неприятностей.
 Ни  Черчилль,  ни  Сталин  не  играли  заметной  роли  в  вышеупомяну¬
тых  событиях.  Черчилль,  казалось,  потерял  интерес  к  англо-советским
отношениям  с  лета  1940  г.,  а  прямая  роль  Сталина  в  определении  поли¬
тики  Москвы  в  контактах  с  Великобританией,  если  он  и  участвовал  в
ее  формировании,  неизвестна.  Но  в  последнем  эпизоде  англо-совет¬
ских  отношений,  предшествовавшем  операции  “Барбаросса”,  оба  лиде¬
ра  сыграли  более  важные  роли.
 АНГЛО-СОВЕТСКИЕ  ОТНОШЕНИЯ
НАКАНУНЕ  ОПЕРАЦИИ  “БАРБАРОССА”
 Черчилль  вновь  заявил  о  себе  3  апреля  1941  г.,  направив  еще  одно
послание  Сталину:  «У  меня  имеется  надежная  информация  от  доверен¬
ного  агента,  что,  когда  немцы  сочли  Югославию  пойманной  в  свою
сеть...  они  начали  переброску  из  Румынии  в  Южную  Польшу  трех  из
пяти  своих  танковых  дивизий.  Как  только  им  стало  известно  о  револю¬
ции  в  Сербии  (о  перевороте,  совершенном  27  марта,  который  нарушил
планы  Германии  присоединить  Белград  к  державам  “оси”.  -  Д.Р.),  они
приостановили  переброску  дивизий.  Ваше  превосходительство  легко
поймет  значение  этих  фактов»45.  По  воспоминаниям  Черчилля,  он  сде¬
лал  тогда  попытку  откровенно  предупредить  Сталина  о  скором  нападе¬
нии  Германии  на  Россию.
 Это  загадочное  послание,  содержание  которого  интерпретирова¬
лось  по-разному,  не  укладывается  в  сценарий.  Почему  не  было  прямо¬
го,  более  понятного  предупреждения?  Почему  было  послано  неожи¬
данное,  единственное  и  короткое  послание?  В  октябре  1941  г.  Чер¬
чилль  дал  не  вполне  складное  объяснение:  “Это  было  единственное  по¬
слание  Сталину  накануне  нападения.  Пришлось  как-то  завуалировать
его  ввиду  особой  секретности  информации.  Его  краткость,  особый  ха¬
рактер  сообщения  и  тот  факт,  что  оно  исходило  от  главы  правительст¬
ва  и  должно  было  быть  передано  послом  лично  главе  российского  пра¬
вительства,  имели  целью  придать  ему  особое  значение  и  привлечь  вни¬
мание  Сталина”46.
 Возможно,  так  оно  и  было.  Но  не  исключено,  что  характер  посла¬
ния  и  само  решение  направить  его  были  продиктованы  желанием  Чер¬
чилля  выбрать  наилучший  способ  обращения  с  русскими.  Взгляды  пре¬
мьер-министра  на  англо-советские  отношения  в  тот  период  просматри¬
ваются  в  его  указаниях  министерству  иностранных  дел  от  22  апреля.
В  центре  внимания  стоял  вопрос  о  том,  следует  ли  разрешить  Криппсу
сделать  заявление  о  признании  де-юре  аннексии  Прибалтийских  госу¬
 150

дарств  Советским  Союзом  в  обмен  на  его  политические  сдвиги  в  сторо¬
ну  Великобритании.  Относительно  предупреждения,  сделанного  перед
этим  Сталину,  Черчилль  поясняет:  “Кажется,  не  стоило  тратить  усилия
и  ставить  их  в  известность.  Они  прекрасно  осведомлены  об  угрозе  и  о
том,  что  мы  нуждаемся  в  их  помощи.  От  них  можно  получить  больше,
позволив  этим  силам  действовать,  чем  делая  отчаянные  попытки  заве¬
рить  их  в  том,  что  к  ним  хорошо  относятся.  Это  выглядит  как  слабость
и  убеждает  их,  что  они  сильнее,  чем  на  самом  деле.  В  настоящий  мо¬
мент  нам  следует  проявлять  трезвую  сдержанность,  и  пусть  они  сами
беспокоятся  о  себе”47.
 Таким  образом,  Черчилль,  может  быть,  хотел  скорее  озадачить,
чем  предупредить,  Сталина.  В  результате  послание  оказало  свое  дейст¬
вие,  но  не  совсем  так,  как,  возможно,  надеялся  Черчилль.  Похоже,  Ста¬
лина  больше  беспокоили  планы  англичан,  а  не  немцев.  Советский  ру¬
ководитель,  убежденный  по  многим  причинам,  что  нападения  немцев
не  предвидится48,  истолковал  послание  Черчилля  не  как  предупрежде¬
ние,  а  как  провокацию.
 Хотя  многое  относительно  суждений  Сталина  весной  1941  г.  оста¬
ется  неясным,  представляется  вполне  правдоподобным  его  анализ  по¬
литики  Великобритании  по  отношению  к  СССР  в  изложении  Алексан¬
дра  Даллина:  “1)  как  минимум...  посеять  раздор  между  Москвой  и  Бер¬
лином,  чтобы  СССР  прекратил  оказывать  помощь  Германии;  2)  поста¬
раться  втянуть  Советский  Союз  в  войну  с  Германией;  3)  заключить
сделку  для  прекращения  конфликта  между  Великобританией  и  Герма¬
нией,  с  тем  чтобы  любая  сторона  (или  обе)  могла  выступить  против
Советского  Союза”49.
 Сталин  мог  включить  в  этот  сценарий  не  только  послание  Черчил¬
ля,  но  и  все  сообщения  этого  периода,  в  том  числе  меморандум,  пред¬
ставленный  Криппсом  Вышинскому  18  апреля.  В  этом  меморандуме
Криппс  выразил  предположение,  что  некоторые  элементы  в  Велико¬
британии  могут  склониться  к  мирным  переговорам  с  Гитлером,  чтобы
направить  его  политику  экспансии  на  восток.  Советы  подозревали,  что
именно  это  и  затевают  англичане50.  Подозрения  росли  в  связи  с  молча¬
нием  Лондона  по  поводу  миссии  Р.  Гесса  -  заместитель  Гитлера  спус¬
тился  на  парашюте  в  Шотландию  в  ночь  с  10  на  11  мая51.  Согласно  соб¬
ственной  разведывательной  и  дипломатической  информации  Москвы,
Гесс  прибыл  в  Великобританию,  чтобы  вести  мирные  переговоры  и  за¬
кончить  войну  с  ней  до  начала  нападения  на  СССР.  Результаты  миссии
Гесса  остались  неясными,  но  не  исключалось,  что  было  заключено  ка¬
кое-то  англо-германское  соглашение  или  англичане  вступили  в  игру,
связанную  с  советско-германскими  отношениями52.
 Неудивительно,  что  Сталин  подозревал  Великобританию  в  попыт¬
ках  вовлечь  Советский  Союз  в  войну  с  Германией,  возможно,  даже
выйти  из  войны  за  счет  СССР.  В  том,  что  здесь  усматривалась  заинте¬
ресованность  Великобритании,  -  и  Лондон  вполне  мог  строить  такие
планы  -  нет  ничего  параноидального.  Но  почему  это  подозрение  сосед¬
ствовало  с  неверием,  что  Германия  готовит  нападение  на  СССР?  Воз¬
можно,  ответ  заключается  в  том,  что  Сталин  рассчитывал  на  новое
сближение  СССР  и  Германии.  Поводом  для  этого  могло  послужить
 151

подписание  в  апреле  1941  г.  пакта  о  нейтралитете  между  Советским
Союзом  и  Японией.  Этот  шаг  главного  союзника  Германии  мог  быть
воспринят  как  признак  того,  что  Берлин  не  замышлял  войну  на  восто¬
ке  в  ближайшее  время53.  Но  более  важными  были,  наверное,  выводы,
сделанные  из  серии  встреч  Ф.  фон  Шуленбурга,  немецкого  посла  в  Мо¬
скве,  и  Деканозова,  полпреда  СССР  в  Берлине,  которые  состоялись  в
Москве  в  начале  мая  1941  г.  На  этих  встречах  Шуленбург  выразил  лич¬
ную  озабоченность  по  поводу  ухудшения  советско-германских  отноше¬
ний  и  говорил,  что  надо  предпринять  шаги  для  исправления  ситуации.
Возможно,  Сталин  воспринял  личную  озабоченность  и  добрые  намере¬
ния  Шуленбурга  как  мирную  инициативу,  исходящую  из  Берлина.  В
этом  контексте  предупреждения  -  английские  и  другие  -  о  скором  не¬
мецком  вторжении  могли  рассматриваться  как  провокации,  рассчитан¬
ные  на  срыв  переговоров,  которые  могли  бы  устранить  разногласия
между  Москвой  и  Берлином54.
 По  мере  приближения  22  июня  росла  уверенность,  что  англичане
пытаются  предотвратить  смягчение  напряженности  между  СССР  и
Германией.  Одним  из  конкретных  проявлений  этой  уверенности  яви¬
лось  известное  Сообщение  ТАСС  от  14  июня,  в  котором  возвращение
Криппса  в  Лондон  связывалось  с  распространяемыми  в  прессе  слухами
о  скором  начале  войны  между  СССР  и  Германией.  Не  исключено,  что
нападки  на  Криппса  были  результатом  доклада  Майского55.  Возможно,
были  и  другие  доклады  Майского,  которые  укрепили  уверенность  в
том,  что  Великобритания  проводила  политику  дезинформации,  напра¬
вленную  на  расторжение  пакта  с  Германией.  На  встречах  с  Иденом  2,
10  и  13  июня  Майский  не  проявил  большого  интереса  к  информации
англичан  о  наращивании  Германией  военных  сил  на  советских  грани¬
цах  и  утверждал,  что  опасность  нападения  Германии  минимальна56.
16  июня,  во  время  встречи  с  Кадоганом,  постоянным  заместителем  ми¬
нистра  иностранных  дел,  Майскому  были  переданы  подробные  разве¬
дывательные  данные  о  передвижении  немецких  войск  вблизи  совет¬
ской  границы.  В  телеграмме,  посланной  в  Москву,  Майский  лишь  ука¬
зал,  что  эта  информация  более  подробна  и  конкретна,  чем  та,  которой
он  располагал57.  В  своем  отчете  он  следовал  линии  Москвы.  Вышин¬
ский  предписывал  послу  не  забывать:  “...разного  рода  слухи  о  вероят¬
ном  нападении  Германии  на  СССР  нами  рассматриваются  как  неправ¬
доподобные.  Но  во  всяком  случае  иметь  также  в  виду,  что  СССР  готов
встретить  любую  неожиданность  и  если  против  ожидания  кто-либо
попытается  напасть  на  СССР,  он  будет  встречен  достойным  обра¬
зом”58.
 Уверенность  Вышинского  в  том,  что  Советский  Союз  готов  отра¬
зить  немецкое  вторжение,  окончательно  раскрывает  взгляды  Сталина
на  англо-советские  отношения  в  последние  дни  мира:  он  полагал,  что
может  позволить  себе  роскошь  принять  самый  худший  вариант  сцена¬
рия  -  интриги  Великобритании  против  СССР.  Если  он  ошибается  и
Германия  нападет,  агрессор  будет  побежден  и  со  временем  можно  бу¬
дет  рассмотреть  возможности  сближения  с  Великобританией.  Здесь
Сталин  еще  раз  просчитался.  Отказываясь  пойти  навстречу  англича¬
нам  в  1939-1941  гг.,  он  упустил  возможность  подготовить  почву  для  ан-
 152

гло-советского  союза  против  Германии.  После  нападения  Германии  ан¬
гличане,  уверенные,  что  немцы  победят,  начали  затягивать  перегово¬
ры  об  англо-советском  союзе  и  помощи  России.  Это  лишь  укрепило  по¬
дозрения  русских  насчет  намерений  Лондона59.  Большой  альянс  против
нацистской  Германии  еще  предстояло  создать.
 1 	Churchill  WS.  The  Second  World  War.  Vol.  1-6.  L.,  1948-1954.  Vol.  2.  P.  119-120;
Vol.  3.  P.  319-323.
 2 	Gorodetsky  G.  Stafford  Cripps’  Mission  to  Moscow,  1940-1942,  Cambridge,  1984;
Idem  Churchill’s  Warning  to  Stalin:  A  Reappraisal  //  The  Historical  Journal.  1986,
Dec.;  Miner  S.M.  Between  Churchill  and  Stalin:  The  Soviet  Union,  Great  Britan,  and
the  Origins  of  the  Grand  Alliance.  Chapel  Hill,  1988;  Hanak  H.  Sir  Stafford  Cripps
as  British  Ambassador  in  Moscow  May  1940-June  1941  //  English  Historical
Review.  1979.  Jan;  Сиполс  В.Я.  Миссия  Криппса  в  1940  г.:  беседа  со  Сталиным
//  Новая  и  новейшая  история.  1992.  №  5;  Danchev  A.  Tiger  Shooting  Together:
The  Grand  Alliance  in  Embryo  //  Reviews  in  American  History.  Vol.  18.  №  1.  1990.
March.
 3 	Cm.:  Churchill  WS.  Op.  cit.  Vol.  1;  Gilbert  M.  Winston  S.  Churchill.  Vol.  1-8.  L.,
1971-1988.  Vol.  5;  Aster  S.  Ivan  Maisky  and  Parliamentary  Anti-Appeasement  /  Ed.
A.J.P.  Taylor;  Lloyd  George:  Twelve  Essays,  L.,  1971;  Edmonds  R.  The  Big  Three.
L.,  1991,  Part  1;  Watt  D.C.  Churchill  and  Appeasement  //  Eds.  R.  Blake  and  Wm.
Roger  Louis  Churchill.  Oxford,  1993.  P.  205;  Parker  R.A.C  Chamberlain  and
Appeasement.  L.,  1993  (особенно  гл.  15  “Alternatives  to  Appeasement”).
 4 	Churchill  WS.  Op.  cit.  Vol.  1.  P.  351.
 5 	Ibid.  P.  351-353.
 6 	Ibid.  P.  353.  Мнение  Черчилля  разделял  Чемберлен.  Он  писал  сестре:  “Я  счи¬
таю  так  же,  как  Уинстон,  чью  блестящую  речь  мы  только  что  слушали  по
радио.  Уверен,  что  Россия  всегда  будет  действовать  так,  как,  по  ее  мнению,
требуют  интересы  страны,  и  я  не  верю,  что  победа  Германии,  за  которой  по¬
следует  германское  владычество  в  Европе,  послужит  ее  интересам”
(|Gilbert  М.  Winston  S.  Churchill.  Vol.  6.  Р.  51).
 7 	Документы  внешней  политики.  1939.  Т.  XXII:  В  2  кн.  М.,  1992.  Кн.  2.
С.  124-125.  (Далее:  ДВП);  Woodward  L.  British  Foreign  Policy  in  the  Second
World  War.  Vol.  1-5.  L.,  1970-1975;  Vol.  1.  P.  33-34.
 8ДВП.  T.  XXII,  кн.  2.  C.  130.
 9 	Там  же.  С.  131-132.
 10 	Maisky  I  Memoirs  of  a  Soviet  Ambassador:  The  War  1939-1943,  L.,  1967.  P.  34.
 11 	ДВП.  T.  XXII,  кн.  2.  C.  167-169;  Maisky  I.  Op.  cit.  P.  31-33.
 12 	ДВП.  T.  XXII,  KH.  2.  C.  170-171,  183-184;  Maisky  l.  Op.  cit.  P.  34.
 13 	ДВП.  T.  XXII,  кн.  2.  C.  278  (Молотов-Майскому.  11  ноября  1939  г.).
 14 	Там  же.  С.  289-292.
 15 	Там  же.  С.  689-690,  219;  Woodward  L.  Vol.  1.  Р.  34-35.
 16 	Там  же.  С.  223-224,  234-235,  251-252,  280-281,  310-311,  320-321,  335-336,
347-349.
 17 	Самый  интересный  пример:  в  мае-июле  1939  г.  немецкая  сторона  передава¬
ла  неоднократные  предложения  о  сближении  советскому  дипломатическому
представителю  в  Берлине  Георгию  Астахову.  Молотов,  занятый  переговора¬
ми  о  трехстороннем  соглашении,  не  инструктировал  его,  как  отнестись
к  этим  предложениям,  и  не  реагировал  на  просьбы  Астахова  помочь  ему
выйти  из  затруднительного  положения  в  переговорах  с  немцами.  См.:
Roberts  G.  The  Soviet  Union  and  the  Origins  of  the  Second  World  War.  L.,  1995.
P.  73-84.
 153

18 	ДВП.  Т.  XXII,  кн.  2.  С.  340-342;  WoodwardL.  Op.  cit.  Vol.  1.  P.  40.
 19 	Maisky  M.  Op.  cit.  P.  40.
 20 	Taylor  A.G.P.  English  History,  1914-1945.  L.,  1970.  P.  571-572.
 21 	Woodward  L.  Op.  cit.  Vol.  1.  Chapters  2-4;  Churchill  W.S.  Op.  cit.  Vol.  1.  Chapt.  30;
Gilbert  M.  Op.  cit.  Vol.  6.  Chapt.  6.
 22 	Tanner  V.  The  Winter  War.  Stanford,  1957.
 23 	Социалистические  революции  в  Эстонии  1917-1940  гг.  и  ее  вхождение  в  со¬
став  СССР:  Документы  и  материалы.  Таллин,  1987.  Док.  94.  С.  109.
 24 	ДВП.  Т.  XXII,  кн.  2.  С.  441-442.
 25 	Там  же.  С.  446.
 26 	ДВП.  1940  год.  Т.  XXIII:  В  2  кн.  М,  1995.  Кн.  1.
 22  Werth  А.  Russia  at  War.  1941-1945.  L.,  1964.  P.  95-96.
 28 	Woodward  L  Op.  cit.  Vol.  1.  P.  454-459;  Maisky  M.  Op.  cit.  P.  136.
 29 	См.,  например:  Roberts  G.  A  Soviet  Bid  for  Coexistence  with  Nazi  Germany,
1935-1937:  the  Kandelaki  Affair//The  International  History  Review.  1994.  Aug.
 30 	Gorodetsky  G.  Stafford  Cripps’  Mission...;  Hanak  H.  Op.  cit.;  Miner  S.  Op.  cit.
 31 	Сиполс  В.Я.  Указ.  соч.  С.  25.
 32Gorodetsky  G.  Stafford  Cripps’  Mission...  P.34-36;  Woodward  L.  Op.  cit.  Vol.  1.
P.  459-461;  Сиполс  В.Я.  Указ.  соч.  С.  26-27.
 33 	Иапак  Н.  Op.  cit.  Р.  57.
 34 	Ibid.  Р.  60-61.
 35 	Churchill  W.S.  Op.  cit.  Vol.  3.  P.  119-120.
 36 	Gorodetsky  G.  Stafford  Cripps’  Mission...  P.  51.
 37 	WoodwardL.  Op.  cit.  Vol.  1.  P.  468-471;  Gorodetsky  G.  Stafford  Cripps’  Mission...
P.  52-54;  Miner  S.  P.  68-70;  Сиполс  В.Я.  Указ.  соч.  С.  32-36.
 38 	Roberts  G.  The  Soviet  Union  and  the  Origins  of  the  Second  World  War.
 39 	Текст  меморандума  на  русском  языке  см.:  Сиполс  В.Я.  Указ.  соч.  С.  38-39;
Nazi-Soviet  Relations,  1939-1941.  N.Y.,  1948.  Р.  166-168.  Г.  Городецкий  пред¬
полагает,  что  русские  позволили  немцам  узнать  о  содержании  беседы  Стали¬
на  с  Криппсом  только  после  того,  как  начали  распространяться  слухи  о  важ¬
ности  миссии  Криппса  в  Москве.  Но  не  исключено,  что  задержка  (в  12  дней
между  встречей  и  меморандумом  Шуленбургу)  была  вызвана  бюрократиче¬
скими  причинами  и  желанием  подработать  текст  перед  тем,  как  предоста¬
вить  его  немцам.
 40 	Woordward  L.  Op.  cit.  Р.  492-496,  594-598.
 41 	Разные  интерпретации  и  оценки  мнений  Криппса  и  министерства  иностран¬
ных  дел  об  отношениях  с  Россией  см.  в  книгах  Г.  Городецкого  и  С.  Майнера.
 42 	См.:  Roberts  A.  The  Soviet  Union  and  the  Origins  of  the  Second  World  War.  Chap.  8.
 43 	Gorodetsky  G.  Stafford  Cripps’  Mission...  P.  104-105.
 44 	Miner  S.  Op.  cit.  P.  117.
 43  Churchill  W.S.  Op.  cit.  Vol.  3.  P.  320.
 46 	Gilbert  M.  Op.  cit.  Vol.  6.  P.  1051.
 47 	Rothwell  V.  Britain  and  the  Cold  War.  L.,  1982.  P.  77-78.
 48 	Roberts  G.  Military  Disaster  as  a  Function  of  Rational  Political  Calculation:  Stalin
and  22  June  1941  //  Diplomacy  &  Statecraft.  1993.  July.
 49 	Dallin  A.  Stalin  and  the  German  Invasion  //  Soviet  Union  /  Union  Sovietique.  1991.
№  1-3.  P.  28.
 50 	О  послании  Черчилля  и  меморандуме  Криппса  см.:  Woodward  L.  Op.  cit.
Р.  604-611;  Gorodetsky  G.  Churchill’s  Warning  to  Stalin:  a  Reappraisal  //  The
Historical  Journal.  1986.  Dec.  Следует  обратить  внимание  на  то,  что  послание
Черчилля  было  написано  в  начале  апреля,  но  передано  русским  только
19  апреля.
 51 	Gorodetsky  G.  The  Hess  Affair  and  Anglo-  Soviet  Relations  on  the  Eve  of
“Barbarossa”  //  English  Historical  Review.  1986.  April.
 154

52 	По  поводу  информации  Москвы  о  деле  Гесса  см.:  Costello  J.  Ten  Days  that
Saved  the  West.  L.,  1991.  Chap.  17;  Maisky  M.  Op.  cit.  P.  145-147;  HaslamJ.  Soviet
Foreign  Policy,  1939-1941:  Isolation  and  Expansion  //  Soviet  Union  /  Union
Sovietique.  1991.  N°  1-3.  P.  119-120.
 53 	О  советско-японском  пакте  о  нейтралитете  см.:  К  политике  СССР  на  Даль¬
нем  Востоке  в  преддверии  начала  Великой  Отечественной  войны:  контакты
И.В.  Сталина  с  политиками  Китая  и  Японии  //  Дипломатический  вестник.
1994.  N°  23-24.
 54 	О  значении  встреч  Шуленбурга  и  Деканозова  для  советско-германских  и  со¬
ветско-британских  отношений  накануне  22  июня  1941  г.  см.:  Городецкий  Г
Миф  “Ледокола”.  М.,  1995.  Гл.  8.
 55 	Gorodetsky  G.  Stafford  Cripps*  Mission...  P.  155-160.
 56 	Woordward  L.  Op.  cit.  Vol.  1.  P.  616-617,  620-622;  Воюшин  В.,  Горлов  С.  Пре¬
дупреждал  не  только  граф  Шуленбург  //  Новое  время.  1991.  №  21.  С.  27.
 57 	Вестник  Министерства  иностранных  дел  СССР.  1990.  30  апр.  С.  77-78.
 58 	Воюшин  В.,  Горлов  С.  Указ.  соч.  С.  27.
 59 	См.:  Gorodetsky  G.  An  Alliance  of  Sorts  //  Barbarossa:  The  Axis  and  the  Allies  /  Ed.:
J.  Erickson  and  D.  Dilks.  L.,  1994;  Lawlor  S.  Britain  and  the  Russian  Entry  into  the
War  //  Diplomacy  and  Intelligence  during  the  Second  World  War  /  Ed.  R.  Langhome.
L.,  1985.

Ж.-А.  Суту
(Франция)
 СОВЕТСКИЕ  ДИПЛОМАТЫ
И  ВИШИСТСКАЯ  ФРАНЦИЯ
(1940-1941)
 Внешняя  политика  Франции  времен  коллаборационизма,  несомнен¬
но,  носила  на  себе  сильный  отпечаток  событий,  связанных  с  ее  пораже¬
нием  и  жестким  германским  контролем,  установленным  соглашением  о
перемирии.  В  то  же  время  правительство  Виши  широко  признавалось  в
качестве  законного  правительства  Франции  и  все  еще  сохраняло  неко¬
торые  черты  своего  былого  величия,  прежде  всего  такие,  как  облада¬
ние  колониями,  что  было  важно  и  для  Германии  и  для  Британии.  В  ка¬
честве  фактора  международной  жизни  вишистская  Франция  восприни¬
малась  более  серьезно,  чем  это  иногда  кажется  сегодня.  Общеизвестно,
что  именно  так  рассматривали  ее  Соединенные  Штаты  Америки,  но  и
Советский  Союз  тоже  учитывал  ее  в  своих  политических  и  стратегиче¬
ских  расчетах.  Как  будет  показано  ниже,  СССР  действительно  старался
установить  хорошие  отношения  с  режимом  Виши,  во  всяком  случае  вес¬
ной  1941  г.,  к  этому  стремилась  и  Франция.  Особенно  хотелось  бы  под¬
черкнуть,  что  советские  дипломаты  всегда  давали  своим  французским
коллегам  интересную  и  в  основном  правдивую  информацию  о  внешней
политике  СССР,  хотя  зачастую  не  прямую,  а  иногда  и  не  без  подтасов¬
ки.  Из  того,  что  сообщалось  французам,  можно  не  только  узнать  подо¬
плеку  событий,  но  и  несколько  углубить  наше  понимание  советской
внешней  политики  в  период  с  июня  1940  по  июнь  1941  г.1
 ВЕЖЛИВОЕ  ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕ  ВО  ВРЕМЯ  БИТВЫ
ЗА  БРИТАНИЮ
 Французские  дипломаты  в  Москве  были  уверены,  что  поражение
Франции  в  мае-июне  1940  г.  явилось  для  СССР  событием  слишком  не¬
ожиданным  и  ошеломляющим.  Из  бесед  с  его  дипломатами  и  сообще¬
ний  в  прессе  они  заключили,  что  в  Советском  Союзе  опасаются  быст¬
рой  и  полной  победы  Германии2.  12  июня  1940  г.  в  Москву  прибыл  но¬
вый  французский  посол  Э.  Лабонн.  Он  уже  давно  был  знаком  с  Россией:
служил  там  несколько  раз  -  и  при  царском  режиме,  и  во  время  Керен¬
ского,  и  в  эпоху  Ленина,  и  в  начале  сталинского  руководства.  На  следу¬
ющий  день  после  приезда  Лабон  встретился  с  В.  Молотовым  и,  следуя
отчаянным  инструкциям  своего  правительства,  осведомился  у  него,  не
желает  ли  Советский  Союз  “обменяться  мнениями  о  средствах  поддер¬
жания  равновесия  сил”,  которому  угрожают  расширяющиеся  военные
действия.  Молотов  осведомился  о  позиции  Франции  по  бессарабскому
 ©  Ж.-А.  Суту
 156

вопросу.  Лабону  пришлось  ответить,  что  на  этот  счет  у  него  нет  инст¬
рукций,  и,  таким  образом  “проверка”  французских  намерений  не  состо¬
ялась.  Тогда  Молотов  напомнил  ему  о  нейтралитете  России  и  сообщил,
что  направит  его  предложение  советскому  правительству3.
 В  течение  некоторого  времени  после  заключения  перемирия  Со¬
ветский  Союз  отказывался  привлекать  Францию  к  серьезным  полити¬
ческим  переговорам,  по  крайней  мере  в  Москве.  Несмотря  на  настой¬
чивые  просьбы  Франции,  советский  посол  так  и  не  был  послан  на  сме¬
ну  поверенному  в  делах  при  правительстве  Виши  Иванову4.  По-види¬
мому,  быстрые  победы  Германии  на  западе  убедили  СССР  в  том,  что
не  время  бросать  вызов  Берлину5.  Но  в  то  же  время  Советы  все  же  не
проходили  мимо  ежедневных  запросов  французского  посольства  в  Мо¬
скве,  пытаясь  создать  впечатление,  будто  они  все  еще  считают  Фран¬
цию  полностью  суверенной  страной6.
 Представители  советской  дипломатии  в  Виши  -  временный  пове¬
ренный  в  делах  Иванов  и  военный  атташе  генерал  Суслопаров  также
без  колебаний  шли  на  длительные  переговоры  с  французскими  пред¬
ставителями.  Частым  и,  по-видимому,  предпочитаемым  партнером  в
таких  беседах  был  секретный  агент  французского  министерства  ино¬
странных  дел  Л.  Неманофф,  который  в  своих  донесениях  выступал  под
псевдонимом  Нак7.  Этот  неофициальный  канал  позволял  советским
дипломатам  быть  если  не  менее  официозными,  то  во  всяком  случае  бо¬
лее  чистосердечными,  а  по  временам  и  удивительно  откровенными.
 Главной  постоянной  темой  бесед  советских  дипломатов  на  подоб¬
ных  встречах,  состоявшихся  в  Виши  в  период  непосредственно  после
заключения  перемирия,  были  предостережения  относительно  истин¬
ной  политики  Германии  по  отношению  к  Франции.  Во  время  первой
встречи  с  Наком  12  августа  Иванов  предупредил,  что  Германия  “стре¬
мится  не  к  возрождению  Франции,  а,  наоборот,  к  ее  обнищанию  и  ра¬
зорению”8.  17  августа  Нак  докладывал,  что  Иванов  предупредил  его
относительно  коварной  позиции  германских  властей  в  Париже,  кото¬
рые  освободили  из  тюрем  коммунистов  (!)  и  троцкистов  (!)  и  которые
вообще  не  без  успеха  использовали  “широкие  народные  массы”  против
правительства  Виши9.  В  этих  высказываниях  ощущается  несколько
прямолинейная,  но  любопытная  связь  между  руководством  француз¬
ских  коммунистов  в  Париже  и  германскими  властями  в  июле  1940  г.,  а
также  упорные  советы  Коминтерна  Французской  коммунистической
партии  (в  июне  и  июле)  “избегать  всего,  что  может  создать  впечатле¬
ние  о  сотрудничестве  с  захватчиками”10.  Москва  не  только  не  относи¬
лась  с  сочувствием  к  такого  рода  отношениям  компартии  с  Германией,
но  и,  по-видимому,  не  желала  дальнейшего  ослабления  позиций  прави¬
тельства  Виши  в  результате  объединения  коммунистов  и  нацистов.  Мы
приведем  и  другие  свидетельства  расчетов  СССР  на  способность  прави¬
тельства  Виши  устоять  против  Берлина.
 Советские  дипломаты  и  агенты,  хотя  и  косвенным  путем,  стреми¬
лись  внушить  французской  стороне,  что  СССР  вопреки  всем  офици¬
альным  заявлениям  об  обратном  вполне  осведомлен  о  германской
опасности  и  принимает  меры  против  нее11.  17  августа  Иванов  уведомил
Нака,  что  единственной  целью  “мирной  политики”  Москвы  являлось
 157

восстановление  границ  Российской  империи.  Таким  образом,  оставался
открытым  вопрос  о  советских  правах  на  те  части  территории  Польши,
которые  хотела  аннексировать  Германия.  Ведь  Варшава  когда-то  так¬
же  принадлежала  России.  И  Иванов  подчеркнул,  что  Берлин  опасался
Москвы  больше,  чем  Великобритании12.
 ПОВЫШЕНИЕ  ИНТЕРЕСА  СССР  К  ПРАВИТЕЛЬСТВУ  ВИШИ
ПОСЛЕ  БИТВЫ  ЗА  ВЕЛИКОБРИТАНИЮ
И  ВЕНСКОГО  АРБИТРАЖА.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ  НАСЧЕТ  ГЕРМАНИИ
 В  целом  в  июле-августе  1940  г.  коллаборационистская  Франция  не
занимала  очень  большого  места  в  политике  СССР.  Москва  тогда  пола¬
гала,  что  ей  удастся  разрешить  балканские  проблемы  (особенно  в  свя¬
зи  с  Румынией)  по  своему  усмотрению,  и  не  сомневалась  в  позициях
Берлина  и  Рима13.
 Битва  за  Великобританию  и  Венский  арбитраж  30  августа  со  всей
очевидностью  изменили  для  Советского  Союза  весь  политический  и
стратегический  ландшафт14.  В  беседе  Иванова  с  одним  из  информато¬
ров  французского  генштаба  (предположительно  18  сентября)  прозву¬
чала  новая  нота  -  уверенности  и  откровенности.  Напомнив  о  неспособ¬
ности  германских  ВВС  сломить  Англию,  Иванов  выразил  убеждение  в
том,  что  Германия  более  не  в  состоянии  выиграть  битву.  Он  добавил,
что  104  немецкие  пехотные  дивизии  сосредоточены  на  советской  гра¬
нице15:  “Вы  видите,  что  Советский  Союз  уже  оказывает  Англии  значи¬
тельную  помощь”.  Иванов  подчеркнул  также,  что  замена  В.  Потемки¬
на  А.  Вышинским  на  посту  заместителя  наркома  иностранных  дел
СССР  означает  поворот  к  более  жесткой  линии  по  отношению  к  Г  ер-
мании,  хотя,  по  его  мнению,  это  не  приведет  к  войне  с  ней.  Москва,  за¬
метил  он,  не  имела  возможности  воспротивиться  Венскому  арбитражу
и  германо-итальянской  гарантии,  данной  Румынии  30  августа,  так  как  в
то  время  “еще  не  было  до  конца  ясно  положение  в  Англии”  (фраза  мо¬
жет  быть  отнесена  не  только  к  битве  за  Англию,  но  также  и  к  разно¬
гласиям  внутри  кабинета  Черчилля  летом  1940  г.);  но  Россия  не  потер¬
пела  бы  ни  оккупации  Румынии,  ни  посягательств  на  Румынию  (“это
повело  бы  к  разрыву”),  Болгарию  или  Грецию16.  Очевидно,  Иванов
прибег  к  какой-то  дезинформации  или  обману,  поскольку  после  того,
как  в  начале  октября  Германия  все  же  послала  войска  в  Румынию,  во¬
енный  атташе  Суслопаров  должен  был  признать  в  беседе  с  Наком
21  октября,  что  Советский  Союз  получил  предупреждения  об  операции
только  за  24  часа  и  что  Москва  не  изменит  своей  политики  нейтрали¬
тета17.  Тем  не  менее  ясно,  что  советские  представители  в  Виши  в  своих
беседах  с  французскими  коллегами  отразили  изменение  настроений
СССР  по  отношению  к  Германии  в  сторону  большей  сдержанности  и
здравомыслия.
 Одновременно  можно  отметить  и  рост  интереса  к  режиму  Виши.  В
середине  октября,  т.е.  после  заключения  Тройственного  пакта  26  сен¬
тября  и  оккупации  Германией  Румынии,  в  Виши  прибыл  новый  совет-
 158

ник  полпредства  А.Е.  Богомолов,  который  до  этого  возглавлял  Пер¬
вый  Западный  отдел  Наркомата  иностранных  дел  СССР.  Вопреки  же¬
ланию  Франции  ему,  как  Лабон  объяснял  своему  правительству,  не
был  придан  статус  посла  по  очевидным  причинам  соблюдения  полити¬
ческой  осторожности.  Но  сам  Богомолов  был  более  крупной  и  влия¬
тельной  личностью,  чем  Иванов,  и  в  то  время  его  назначение  стало
весьма  значительным  событием.  По  всей  вероятности,  Москва  желала
ободрить  французскую  сторону,  прислав  более  влиятельного  диплома¬
та,  и  в  то  же  время  не  рискнула  ожесточить  Германию  возведением  его
в  ранг  полномочного  посла18.
 ВИЗИТ  МОЛОТОВА  В  БЕРЛИН
 Вся  Европа  с  мучительным  интересом  следила  в  ноябре  за  визитом
Молотова  в  Берлин.  Согласно  советской  официальной  версии,  поездка
Молотова  рассматривалась  как  успех  в  советско-германских  отноше¬
ниях19.  Но  вопреки  публичным  заявлениям  советские  дипломаты  с  тру¬
дом  пытались  объяснить  французским  коллегам  малую  значимость
этого  события.  Только  что  прибывший  в  Виши  Богомолов  13  ноября
встретился  с  одним  из  французских  дипломатов.  Когда  его  спросили  об
“историческом”  визите  Молотова  в  Берлин,  Богомолов  ответил  следу¬
ющим  образом:  не  было  и  речи  о  присоединении  СССР  к  Тройственно¬
му  пакту.  Москва  твердо  намеревается  сохранить  нейтралитет.  Пере¬
говоры  будут  касаться  “конкретных  политических  и  экономических
соглашений”  между  Россией  и  Германией  в  зависимости  от  изменений,
происшедших  в  результате  войны.  Предполагается  обсудить  европей¬
ские  проблемы,  особенно  проблемы  Центральной  и  Юго-Восточной
Европы,  и  не  затрагивать  проблемы  Ближнего  и  Среднего  Востока,
так  как  Москва  совершенно  удовлетворена  положением  дел  в  этом  ре¬
гионе  и  не  имеет  никаких  намерений  вопреки  противоположным  слу¬
хам  просить  у  государств  “оси”  свободы  действий  в  Иране,  Афганиста¬
не  и  Турции.  Для  Москвы  не  существует  вопроса  о  разделении  Балкан
на  советскую  и  германо-итальянскую  сферы  влияния,  равно  как  нет  и
намерения  молча  соглашаться  с  установлением  контроля  держав  “оси”
над  Проливами20.
 То  же  самое  заместитель  наркома  иностранных  дел  Деканозов  вы¬
сказал  Лабону  20  ноября  (“в  Берлине  не  стоял  вопрос  о  разделении
сфер  влияния  или  о  присоединении  СССР  к  Тройственному  пакту,  а  в
балканских  делах  СССР  будет  сохранять  позицию  настороженного
внимания”)21.  Подобная  же  информация  была  дана  А.  Коллонтай
французскому  представителю  в  Стокгольме22.  Лабон  был  убежден,  что
Молотов  действительно  не  обсуждал  тему  о  присоединении  СССР  к
Тройственному  пакту  или  о  разделении  зон  влияния  и  что,  помимо  эко¬
номических  вопросов  и  общего  обмена  мнениями,  единственный  воп¬
рос,  поставленный  наркомом  более  конкретно,  касался  в  общей  форме
советской  заинтересованности  в  вопросе  о  Проливах.  Лабон  заключил,
что  Москва  не  отступила  “в  Берлине  от  своей  политики  нейтралитета
и  баланса  сил”23.
 159

Эти  заключения,  во  многом  зависевшие  от  того,  что  именно  сооб¬
щила  советская  сторона  французским  и  иностранным  дипломатам  в
Москве,  расходились  с  официальной  версией  “процветания”  советско-
германских  отношений  и  были  не  совсем  далеки  от  того,  что  на  самом
деле  советские  представители  заявили  в  Берлине:  они  фактически  от¬
казались  присоединиться  к  Тройственному  пакту  и  от  переориента¬
ции  СССР  в  направлении  Индийского  океана,  как  это  предлагали  ру¬
ководители  Германии.  Высказывание  Богомолова  от  13  ноября  пред¬
полагало,  что  советская  дипломатия  еще  до  открытия  берлинских  пе¬
реговоров  решительно  настроилась  не  соглашаться  на  подобные
предложения  и  что  она  хотела  поставить  Францию  в  известность  об
этом.
 Но  советская  сторона  не  ознакомила  французов  с  острыми  трени¬
ями  на  берлинских  переговорах  и  с  повышенным  интересом  Молотова,
выходившим  за  рамки  позиции  “настороженного  внимания”,  к  ряду
стран  -  Болгарии,  Румынии,  Венгрии,  Польше,  Финляндии,  Швеции,
Датским  проливам,  Греции,  Югославии  (в  отношении  Черноморских
проливов  Молотов  в  Берлине  дал  ясно  понять,  что  СССР  хотел  бы  че¬
го-нибудь  более  существенного,  чем  простое  изменение  конвенции
Монтре)24.
 По-видимому,  советская  сторона  не  хотела,  чтобы  Франция,  пред¬
ставители  которой  задавали  настойчивые  вопросы  о  том,  что  было
сказано  в  Берлине,  поняла,  что  фактически  Сталин  и  Молотов  стреми¬
лись  использовать  трудное  положение  Германии  в  войне  против  Вели¬
кобритании,  чтобы  добиться  еще  больших  уступок  от  Гитлера  в  Евро¬
пе.  В  то  же  время  Москва,  очевидно,  не  хотела,  чтобы  французские
представители  поняли,  что  эти  попытки  провалились  и  что  фактически
визит  Молотова  в  Берлин  не  был  успешным.  Причина  такой  сверхос¬
торожной  позиции  и  таких  разрозненных  и  по  сути  лживых  заявлений
о  ходе  берлинских  переговоров  заключалась,  конечно,  в  том,  что  Мо¬
сква  сохраняла  за  собой  право  выбора,  и  в  особенности  выбора  курса
на  дальнейшее  умиротворение  Германии.
 Подтверждение  этой  точки  зрения  можно  найти  в  том,  что
французская  сторона  была  оставлена  в  неведении  относительно
предложений,  сделанных  Москвой  Берлину  25  ноября,  вскоре  после
присоединения  Словакии,  Венгрии  и  Румынии  к  Тройственному  па¬
кту.  Москвой  одобрялась  идея  договора  о  политическом  и  экономи¬
ческом  сотрудничестве  между  Советским  Союзом,  Германией,  Япо¬
нией  и  Италией,  предложенного  руководством  третьего  рейха  во
время  визита  Молотова  в  Берлин.  Москва  желала  также  расшире¬
ния  советской  сферы  влияния  в  направлении  Персидского  залива  и
Финляндии  с  предоставлением  СССР  воздушной  и  морской  баз  в
районе  Черноморских  проливов,  а  также  заключения  союза  с  Бол¬
гарией25.
 Информация  о  позиции  СССР  в  отношении  Финляндии,  Болга¬
рии  и  Турции  скрывалась  от  французской  стороны,  несмотря  на  то
что  ей  давали  понять:  не  все  в  советско-германских  отношениях  так
прекрасно,  как  можно  судить  по  бодрым  сообщениям  советской
прессы.
 160

ДВА  ВЗГЛЯДА  НА  СОВЕТСКУЮ  ПОЛИТИКУ
ПОСЛЕ  ВИЗИТА  МОЛОТОВА  В  БЕРЛИН
 После  переговоров  Молотова  в  Германии  Франция  стояла  перед
выбором  двух  оценок  советской  политики.  Как  мы  увидим,  советские
дипломаты  в  Виши  в  этот  период  стали  меньше,  чем  в  предшествую¬
щий,  прибегать  к  антигерманским  высказываниям.  Они  вернулись  на
позиции  строгого  нейтралитета,  подчеркивая  при  этом,  что  Москва  го¬
това  к  переговорам  с  обеими  воюющими  сторонами,  и  в  то  же  время
намекали  на  возможность  возобновления  англо-советских  перегово¬
ров,  а  также  соглашения  с  Германией  о  разделе  Балкан.  Лабон,  напро¬
тив,  заключил  из  своих  наблюдений  в  Москве,  что  Советский  Союз  по¬
сле  визита  Молотова  в  Берлин  быстро  и  недвусмысленно  занял  анти¬
германскую  позицию,  не  меняя,  конечно,  ни  одного  пункта  своей  ци¬
ничной  повестки  дня.  Обе  линии  политики  по  отношению  к  Германии
находят  подтверждение  в  реальных  фактах:  это  более  твердая  линия
Молотова  на  переговорах  в  Берлине  и  его  отказ  принять  германские
предложения,  в  особенности  касательно  Балкан,  и  более  гибкая  линия
советских  предложений  25  ноября.
 В  важном  сообщении  от  5  декабря  Лабон  отметил  многие  призна¬
ки  ужесточения  советской  линии:  очень  твердую  позицию  СССР  в
трудных  переговорах  с  Японией,  одновременно  его  маневры  в  Азии
для  отклонения  японской  экспансии  к  югу,  против  англосаксов;  на¬
жим  на  Болгарию,  который  помешал  Софии  присоединиться  к  Трой¬
ственному  пакту;  реакцию  на  политические  и  экономические  требо¬
вания  Германии;  освобождение  от  должности  советского  посла  в  Бер¬
лине  А.  Шкварцева,  который  не  смог  предупредить  Москву  о  том,  ка¬
кие  идеи  будет  развивать  Гитлер  во  время  визита  Молотова  в  Берлин;
замедление  советских  поставок  в  Германию;  отсутствие  военных  на¬
ступательных  намерений  в  отношении  Турции  после  значительного
сокращения  численности  советских  войск  на  Кавказе  в  октябре;  стро¬
ительство  оборонительных  сооружений  на  Буковине;  посредничество
между  Югославией  и  Болгарией  по  вопросу  о  Македонии.  Лабон  объ¬
яснял  такое  ужесточение  советской  линии  в  отношении  Германии  бо¬
язнью  достижения  мира  между  Англией  и  Германией  и  изоляции
СССР26.
 На  основе  своих  наблюдений  в  Москве  и  бесед  с  представителями
дипломатического  корпуса  Лабон  пришел  к  выводу,  что  Советский  Со¬
юз  хорошо  осознал  германскую  угрозу,  прилагал  возможные  усилия  к
тому,  чтобы  наилучшим  образом  подготовиться  в  политическом  и  во¬
енном  плане,  но  в  то  же  время  поддерживал  отношения  с  Германией,
чтобы  выиграть  время  и  отложить  вторжение,  которое  могло  начать¬
ся  уже  весной  1941  г.  Вывод,  конечно,  небезынтересен,  хотя  в  нем  не
учитывается,  как  далеко  в  то  время  готов  был  пойти  Сталин  для  уми¬
ротворения  Гитлера.
 Выше  уже  отмечалось,  что  нечастые  беседы  советских  предста¬
вителей  с  французскими  дипломатами  в  декабре  1940  -  феврале  1941  г.
производят  совершенно  другое  впечатление.  Они  свидетельствуют
о  более  строгом  нейтралитете,  без  сомнения  не  столь  благоприятном
 6  Война  и  политика
 161

для  Англии,  сколь  для  рейха.  3  декабря  Богомолов  встретился  с  На-
ком  и  сообщил  ему,  что  англичане  не  смогли  добиться  общего  согла¬
шения  с  Москвой,  так  как  хотели  включить  в  него  пункт  о  правомер¬
ности  присоединения  Советским  Союзом  стран  Прибалтики,  в  то
время  как  советское  руководство  считало  этот  вопрос  не  подлежа¬
щим  обсуждению  и  полагало,  что  Лондон  должен  пойти  на  призна¬
ние  включения  Прибалтийских  республик  в  состав  СССР  еще  до  на¬
чала  любых  переговоров.  Другими  советскими  аргументами  против
соглашения  являлись  трудное  стратегическое  положение  Велико¬
британии,  результативность  германских  бомбардировок  (которые,
как  сказал  Богомолов,  сократили  военное  производство  Великобри¬
тании  на  20%)  и  склонность  финансовых  и  промышленных  кругов  к
поискам  компромиссного  мира.  До  возобновления  переговоров  Мо¬
сква  хотела  дождаться  прояснения  военной  ситуации,  что  не  могло
случиться  ранее  весны27.
 19  февраля  Богомолов  сообщил  Наку,  что,  хотя  советское  прави¬
тельство  всегда  предостерегало  Берлин  против  распространения  вой¬
ны  на  Балканы,  он  не  считает,  что  Россия  открыто  вмешается,  если
Германия  оккупирует  Болгарию.  Подобная  оккупация  “сможет  повли¬
ять  на  германо-советские  отношения”,  но  Москва,  “по  всей  вероятно¬
сти”,  сохранит  нейтралитет28.
 2  января  Нак  имел  долгую  беседу  с  советским  военным  атташе
Суслопаровым.  По  словам  генерала,  Москва  будет  сохранять  “стро¬
жайший  нейтралитет,  если  возможно,  до  конца  войны  или,  по  край¬
ней  мере,  как  можно  дольше”.  Никто  «больше  не  считал  в  Москве,
что  страны  “оси”  смогут  одержать  окончательную  победу  над  Вели¬
кобританией».  Никто  не  верил  и  в  победу  Великобритании.  В  Моск¬
ве  считали,  что  “война  окончится  компромиссным  миром,  приемле¬
мым  для  Британской  империи  и  ограничивающим  завоевания  и  пре¬
имущества  рейха,  достигнутые  им  в  Европе”.  Поэтому  в  Москве  бы¬
ли  “решительно  настроены  сохранять  нейтралитет  и  уклоняться  от
всякого  вмешательства,  с  тем  чтобы  в  момент  начала  мирных  пере¬
говоров  СССР  мог,  имея  свежие  военные  силы,  навязать  свое  присут¬
ствие  на  мирной  конференции  и  защитить  свои  интересы  в  Европе  и
Азии.  СССР  откажется  от  нейтралитета  только  в  случае  нападения
на  него  или  в  случае  возникновения  угрозы  его  жизненным  интере¬
сам”.
 Далее  Суслопаров  заявил,  что  германо-советские  отношения  бы¬
ли  “не  более  чем  корректными  и  полезными”.  “Между  двумя  страна¬
ми  не  было  политического  согласия,  а  об  общем  соглашении  никто  и
не  помышлял”  (применительно,  по  крайней  мере,  к  недавнему  про¬
шлому  это,  как  мы  видели,  было  не  совсем  правдиво).  На  конферен¬
ции  по  вопросам  Дуная  в  Бухаресте  возникли  расхождения  с  Германи¬
ей.  Имел  место  большой  товарообмен  между  двумя  странами,  но
СССР  отказался  поставлять  смазочные  материалы,  хлопок  и  некото¬
рые  металлы.
 О  Великобритании  Суслопаров  сказал  только,  что  в  Москве  не  ве¬
рят  в  возможность  ее  поражения,  но  переговоры  с  Лондоном  блокиру¬
ются  проблемой  Прибалтики.  Он  допустил  возможность  того,  что  за¬
 162

мена  Гилифакса  Иденом,  “которая  произвела  на  Москву  хорошее  впе¬
чатление”,  ускорит  эти  переговоры.
 Более  подробно  Суслопаров  высказался  по  проблеме  Балкан,  об¬
ратив  внимание  на  степень  германского  контроля  над  Румынией  и  Вен¬
грией  и  вновь  подтвердив  желание  Москвы  не  допустить  расширения
военных  действий  в  сторону  балканских  государств,  граничащих  с  Чер¬
ным  морем.  Соболев  ездил  в  Софию  не  заключать  пакт  с  Болгарией
(а  на  самом  деле  его  туда  и  посылали  за  этим),  а  просить  ее  не  примы¬
кать  к  Тройственному  пакту  и  не  пропускать  германские  войска  через
свою  территорию.  Если  Германия  силой  нарушит  нейтралитет  Болга¬
рии,  Москва  прекратит  все  поставки  рейху.  Если  бы  Берлин  атаковал
Турцию  в  целях  выхода  к  Египту,  Москва,  возможно,  не  объявила  бы
войны  (“лишь  Сталин  мог  ответить  на  этот  вопрос”),  она  оказывала  бы
поддержку  Турции  оружием  и  военным  снаряжением.  Другое  дело,
Югославия  -  она  интересовала  Советский  Союз  гораздо  меньше,  чем
Турция  или  Болгария:  в  случае  нападения  Германии  на  Югославию  с
целью  оказать  поддержку  Италии  в  Албании  Москва  не  стала  бы  воз¬
ражать29.
 Таким  образом,  Суслопаров  делал  замечания  в  соответствии  с
той  и  другой  линиями,  которые  мы  прослеживали  начиная  с  ноября.
С  одной  стороны,  можно  заметить  откровенное  ожидание  того,  что
Иден  возобновит  англо-советские  переговоры.  Но  с  другой  -  замет¬
ны  также  и  контуры  раздела  Балкан  с  Италией  и  Германией,  а  имен¬
но  включение  Греции,  Румынии  и  Югославии  в  сферу  интересов  го¬
сударств  “оси”,  а  Болгарии  и  Турции  -  Советского  Союза.  Повторя¬
ем,  что  нельзя  назвать  это  несовместимым  с  советскими  предложе¬
ниями,  которые  делались  Берлину  с  25  ноября.  Если  принимать  на
веру  советские  заявления  в  Виши,  то  можно  прийти  к  выводу,  что
эти  предложения  носили  серьезный  характер,  а  не  были  просто  ди¬
пломатической  уловкой.  Но  существовали  довольно  весомые  свиде¬
тельства  более  жесткой  линии,  выраженной  в  нежелании  вести  дела
с  англосаксами  и  попытках  побудить  Германию  со  вниманием  отне¬
стись  к  интересам  Советского  Союза.  Нельзя  просто  отмахнуться  от
этих  свидетельств,  даже  притом,  что  Лабон  был  настроен  слишком
оптимистично,  оценивая  тенденции  политики  СССР  в  отношении
рейха.
 Итак,  обе  линии  в  том  виде,  как  их  более  или  менее  ясно  представ¬
ляла  Франция,  имели  одну  общую  исходную  точку,  а  именно  возрастав¬
шие  советские  опасения  по  поводу  возникновения  патовой  ситуации
между  Лондоном  и  Берлином,  которая  могла  повлечь  заключение  ме¬
жду  ними  соглашения.  Что  же  представлялось  более  желательным  для
предотвращения  подобной  сделки  -  подбадривание  Великобритании
или  заключение  какого-нибудь  нового  соглашения  с  Берлином?  Вот,
наверное,  и  все,  что  можно  сказать,  основываясь  на  приблизительной
трактовке  тех  бесед,  которые  велись  с  представителями  побежденной
страны,  не  имеющей  теперь  большого  значения  для  центра  принятия
решений  в  Москве.
 6*
 163

ОККУПАЦИЯ  БОЛГАРИИ.  АГРЕССИЯ  ГЕРМАНИИ
ПРОТИВ  ЮГОСЛАВИИ  И  ГРЕЦИИ.
УСИЛЕНИЕ  СОВЕТСКОГО  НЕЙТРАЛИТЕТА
 Французские  источники  подтверждают,  что  присоединение  Болга¬
рии  к  Тройственному  пакту,  вступление  немецких  войск  в  эту  страну
1  марта  1941  г.  и  их  нападение  на  Югославию  и  Грецию  6  апреля  спо¬
собствовали  усилению  нейтралитета  Москвы.  Она  заняла  довольно  по¬
добострастную  позицию  по  отношению  к  Германии30.
 В  середине  марта  французы  получили  важный  сигнал,  которого  они
ожидали  с  прошлого  лета,  в  связи  с  возведением  Богомолова  в  ранг  по¬
сла31.  Но  Богомолов  тщательно  подчеркивал  очень  нейтральную  и
очень  осторожную  советскую  позицию.  При  встрече  с  Наком  8  апреля
(т.е.  три  дня  спустя  после  подписания  советско-югославского  договора  о
дружбе  и  ненападении  и  два  дня  спустя  после  нападения  Германии  на
Югославию  и  Грецию)  посол  подтвердил,  что  немецкая  агрессия  была
совершена  вопреки  советско-германским  соглашениям  и  советским  ин¬
тересам,  но  подчеркнул,  что  у  Москвы  нет  каких  бы  то  ни  было  военных
обязательств  по  отношению  к  Белграду.  Он  добавил,  что  у  СССР  нет  во¬
енных  обязательств  по  отношению  к  Турции,  вопрос  о  таковых  с  ней  не
обсуждался  и  нет  намерения  ставить  его  на  обсуждение  с  Анкарой:  тур¬
ки  должны  были  сами  проявить  инициативу  с  предложением  альянса32.
 10  апреля  Богомолов  встретился  с  Наком  еще  раз.  Он  выразил  не¬
довольство  по  поводу  сомнений,  высказанных  французской  прессой  на¬
счет  советской  внешней  политики:  “Наша  позиция  совершенно  ясна.
Мы  хотим  мира,  и  мы  хотим  остаться  вне  конфликта.  У  нас  хорошие
отношения  с  Германией...  [в  отношении  Юго-Восточной  Европы]  мы
просто  проводим  реальную  и  лишенную  сантиментов  политику...  Мы
не  допускаем  никаких  сантиментов  в  политике,  касающейся  какого  бы
то  ни  было  государства,  славянского  или  нет,  великого  или  малого”.
Вряд  ли  можно  яснее  подчеркнуть  желание  сохранять  нейтралитет  и
поддерживать  возможно  дольше  хорошие  отношения  с  Берлином,  и
это,  конечно,  соотносится  с  тем,  что  мы  знаем  о  тогдашней  позиции
Сталина,  никоим  образом  не  рисковавшего  провоцировать  Германию.
 ФРАНКО-СОВЕТСКОЕ  ЗАИГРЫВАНИЕ
В  АПРЕЛЕ  1941  ГОДА  И  ЕГО  ЗНАЧЕНИЕ
 Во  время  упомянутого  разговора  Богомолов  выступил  с  важной
инициативой:  Франция  была  обособлена  и  одинока.  “Дружба  такой  ве¬
ликой  страны,  как  Советская  Россия,  -  это  чего-то  стоит.  Я  надеюсь,
что  французское  правительство  понимает  это  и  хочет,  как  и  мы,  закре¬
пить  связующие  звенья  цепи,  которые  мы  должны  беречь”.  Он  затем
подробно  остановился  на  возможном  возобновлении  торговых  отно¬
шений  между  обеими  странами  и  добавил,  что  Москва  всегда  отделяла
внешнюю  политику  от  внутренней  и  что  французская  внешняя  полити¬
ка  должна  быть  независимой  от  внутриполитических  соображений:
“надо  перестать  всюду  видеть  глаз  или  руку  Москвы”33.
 164

Эта  инициатива,  предложенная  несмотря  на  то,  что  режим  Виши
был  по  существу  антикоммунистическим,  возможно,  объясняется  же¬
ланием  поддержать  правительство  Виши,  которое  после  отставки  Ла¬
валя  в  декабре  1940  г.  прилагало  все  усилия  для  сохранения  более  неза¬
висимой  политики  в  противовес  группе  экстремистского  крыла,  колла¬
борационистов  в  Париже.  В  директиве  М.  Тореза  для  ФКП,  получен¬
ной  из  Москвы  в  середине  февраля  1941  г.,  подчеркивалось,  что  париж¬
ская  группа  была  более  опасна,  чем  Виши,  ей  необходимо  было  проти¬
востоять  в  первую  очередь.  Новая  директива  от  26  апреля  устанавлива¬
ла  приоритет,  который,  возможно,  являлся  основным  для  Москвы:  “не
допустить,  чтобы  население,  территория,  ресурсы  Франции  использо¬
вались  в  войне  между  Германией  и  Англией”34.  Очевидно,  Москва  явно
желала  усиления  французской  “руки”  против  Берлина,  и  правительст¬
во  Виши  (осуществлявшее  контроль  над  Французской  империей)  было
в  то  время  единственным  инструментом  такого  усиления.  Другим  аргу¬
ментом  в  поддержку  этого,  как  мы  увидим,  является  тот  факт,  что,  ко¬
гда  Германия  в  июне  напала  на  Россию,  Москва,  конечно,  надеялась,
что  Виши  не  прервет  отношения  с  Россией.
 В  то  время  советские  лидеры,  должно  быть,  предполагали  два  ва¬
рианта  развития  советской  политики.  Первый:  если  Германия  все  же
совершит  нападение  на  СССР,  было  бы  полезно  не  допустить  тесного
сотрудничества  между  Францией  и  Германией.  Второй  вариант,  воз¬
можно,  предусматривал  приближавшееся  вытеснение  Великобритании
с  европейской  арены.  В  этом  случае  Москва  должна  была  готовиться  к
быстрому  изменению  соотношения  сил  в  Европе,  где  главенствовала
бы  победоносная  Германия.  В  этой  ситуации  СССР  нуждался  в  любой
помощи,  которую  он  мог  получить,  даже  от  Франции.  Развитие  фран¬
ко-советских  отношений  в  последующие  две  недели  подтвердило  это
последнее  предположение.
 Французы  немедленно  отреагировали  на  советскую  инициативу.  В
ноте  французского  министерства  иностранных  дел  11  апреля  была  от¬
мечена  важность  стремления  Богомолова  к  улучшению  отношений:
подчеркивалось,  что  с  момента  перемирия  франко-советские  отноше¬
ния  развивались  благоприятно,  что  правительство  Виши  не  протесто¬
вало  против  включения  стран  Прибалтики  в  Советский  Союз  и  при¬
няло  к  сведению  его  заявление  по  этому  поводу,  признав  таким  обра¬
зом  де-факто,  если  не  де-юре,  эту  аннексию35.  Кэ  д’Орсэ  подчеркнул,
что  это  было  правильно  понято  в  Москве,  и  заключил,  что  в  интересах
Франции  “оставаться  на  пути  сближения  с  единственной  крупной  евро¬
пейской  державой,  которая  не  вступила  в  войну”36.
 Примерно  в  то  же  самое  время  в  Виши  приняли  решение  заменить
Лабонна  Г.  Бержери,  который  являлся  своеобразной  фигурой  фран¬
цузской  политической  жизни  начиная  с  1919  г.  Он  был  личным  секре¬
тарем  премьер-министра  Эррио  в  1924  г.,  когда  тот  признал  Советский
Союз.  Некоторое  время  он  был  женат  на  Любе  Красиной,  дочери  пер¬
вого  советского  посла  во  Франции.  Избранный  депутатом  от  радикаль¬
ной  партии  в  1928  г.,  он  вышел  из  нее  в  1934  г.,  не  одобряя  ее  поворот
вправо  после  антифашистских  выступлений  6  февраля.  Уже  в  1933  г.,
после  прихода  Гитлера  к  власти,  он  пытался  организовать  “единый
 165

фронт”  против  фашизма  с  участием  всех  левых  партий.  В  1934  г.  была
создана  группа  Бержери  (полностью  оформилась  как  партия  в  1937  г.),
поддержавшая  правительство  Народного  фронта  в  1936  г.  Но  после
1937  г.  Бержери,  как  и  многие  талантливые  интеллектуалы  и  полити¬
ческие  деятели  того  времени,  отошел  в  политически  неясную  область,
находясь  в  стороне  как  от  правых,  так  и  от  левых.
 Эволюция  Бержери  в  сторону  от  традиционно  левых  партий  не  бы¬
ла  результатом  социального  консерватизма  (он  остался  антикапитали¬
стом  до  конца  и  понимал,  что  Народный  фронт  не  осуществил  всех  не¬
обходимых  реформ),  но  проистекала  из  его  пацифистских  взглядов,
как  это  часто  происходило  в  то  время  в  подобных  случаях37.  Он  поддер¬
жал  Мюнхенское  соглашение  и  политику  умиротворения  Германии,
перемирие  и  режим  Виши  в  1940  г.  и  стал  одним  из  его  немногочислен¬
ных  сторонников  в  стане  левых,  исповедовавших  пацифизм  еще  с  дово¬
енного  периода38.  По-видимому,  он  гораздо  более  подходил  для  осуще¬
ствления  в  Москве  миссии  сторонника  франко-советского  сближения,
чем  консервативный  и  ориентированный  на  англосаксов  Лабон39.  Бер¬
жери  также  принял  в  основном  внешнеполитическую  линию  Виши,  ко¬
торая  заключалась  в  том,  что  в  любом  случае  после  войны  Германия
станет  ведущей  державой  в  Европе,  но  Франция  должна,  в  целом  при¬
нимая  и  этот  факт,  и  новый  европейский  порядок,  стараться  уравнове¬
шивать  германскую  мощь  любыми  возможными  средствами,  предпоч¬
тительно  с  помощью  Соединенных  Штатов,  но  если  понадобится,  то  и
с  помощью  СССР.
 25  апреля  маршал  Петэн  получил  верительные  грамоты  от  Богомо¬
лова  как  посла  СССР  во  Франции.  При  этом  он  подчеркнул  “объектив¬
ную  позицию  правительства  Москвы  по  отношению  к  Франции,  учиты¬
вая  теперешние  трудные  обстоятельства”,  и  выразил  пожелание  скорей¬
шего  развития  экономических  отношений  между  обеими  странами  и
“постоянно  улучшающихся  отношений  между  Францией  и  СССР”40.
 Три  дня  спустя,  28  апреля,  Бержери,  только  что  прибывший  в  Мо¬
скву,  нанес  визит  Молотову.  Он  изложил  ему  аспекты  французской
внешней  политики  на  основании  документа,  согласованного  перед  его
отъездом  из  Франции  с  маршалом  Петэном.  Подчеркнул,  что  его  мис¬
сия  не  ставит  перед  собой  цель  возродить  политические  традиции
франко-русской  коалиции  против  Германии,  равно  как  и  поддерживать
антирусскую  политику  Германии.  Франция  следует  политике  европей¬
ского  сотрудничества.  Такая  политика  являлась  исторической  необхо¬
димостью,  как  это  было  признано  в  начале  XIX  столетия  ив  1919  г.  и
должно  быть  признано  после  войны,  даже  если  Германия  потерпит
крах.  Каким  бы  ни  было  завершение  войны,  путем  военной  победы  или
мирных  переговоров,  политика  Франции  остается  неизменной:  евро¬
пейское  сотрудничество.  Но  такое  сотрудничество  исключает  гегемо¬
нию  какого-либо  государства.  “По  этой  причине  Франция  понимает,
что  невозможно  возродить  процветающую  Европу  без  ее  участия.  По
этим  же  причинам  она  верит,  что  Европа  не  сможет  возродиться  без
России,  основного  обладателя  и  поставщика  сырья  для  европеской  эко¬
номики.  В  деле  необходимой  интеграции  будущей  Европы  Россия  мо¬
жет  полагаться  на  дружбу  и  поддержку  Франции”41.
 166

Молотов  внимательно  выслушал  Бержери  и  сказал,  что  очень  хо¬
рошо  понимает  французскую  позицию.  Он  выразил  готовность  позд¬
нее  пригласить  Бержери  для  более  подробного  обсуждения  этого  воп¬
роса  или  отдельных  моментов.  Знаменательно,  что  тогда  нарком  не
возражал  против  вопросов,  затронутых  Бержери,  однако  три  недели
спустя,  как  мы  увидим,  Советы  неожиданно  решили  опровергнуть  один
совершенно  определенный  пункт  заявления  Бержери.  Было  бы  инте¬
ресно  знать,  какой  была  действительная  реакция  Советов  на  слова
Бержери.  Но  можно  предположить,  что  перспективы,  описанные  им,
были  подходящими  для  Москвы,  поскольку  выражалась  готовность  к
новому  европейскому  порядку  с  участием  России  независимо  от  исхода
войны  и,  что  представлялось  вполне  возможным  в  то  время,  в  случае
победы  Германии  над  Великобританией,  но  при  условии  недопущения
полной  немецкой  гегемонии.  Это  соответствовало  позиции  строгого
нейтралитета,  которую  Советы  разъясняли  Франции  начиная  с  марта,
с  момента  немецкой  оккупации  Болгарии.  Такая  позиция  была  вполне
понятна  Франции:  Лабон  убедительно  объяснил  это  в  своем  последнем
послании  из  Москвы  22  апреля.  В  первой  телеграмме  Бержери  от  3  мая
он  также  высказал  убеждение,  что  СССР  хочет  избежать  участия  в
конфликте:  его  скрытая  цель  состоит  в  том,  чтобы  либо  способство¬
вать  революции  во  всей  Европе,  когда  силы  всех  сторон  будут  истоще¬
ны,  либо  защищать  свои  интересы  со  всей  силой  нерастраченной  воен¬
ной  мощи  во  время  мирных  переговоров42.
 УСИЛЕНИЕ  СТРАТЕГИЧЕСКОГО  ПРОТИВОСТОЯНИЯ
МОСКВЫ  ГЕРМАНИИ.
 ВОЗМОЖНОСТЬ  РАЗНОГЛАСИЙ  В  СОВЕТСКОМ  РУКОВОДСТВЕ
ПО  ПОВОДУ  ТАКТИКИ
 5  мая  Сталин  был  предупрежден  Разведу  правлением  Генерального
штаба,  что  немцы  практически  закончили  развертывание  своих  войск
по  всей  границе  с  СССР.  В  тот  же  день  Шуленбург  недвусмысленно
предупредил  Деканозова  о  близости  вторжения.  В  тот  же  день  вечером
Сталин  сделал  подробный  доклад  перед  выпускниками  военных  акаде¬
мий  Красной  Армии,  в  котором  он  ясно  дал  понять,  что  с  тех  пор,  как
Германия  решила  пойти  дальше  исправления  несправедливостей  Вер¬
сальского  договора  и  встать  на  путь  завоевательной  войны,  она  встре¬
тит  все  больше  и  больше  противников  и  в  конце  концов  потерпит  не¬
удачу.  Таким  образом  был  сделан  недвусмысленный  намек  на  возмож¬
ность  германо-советской  войны.  Но  Советы  должны  были  учитывать
существование  равновесия  сил  и  понимали,  что  их  армия  и  военная  про¬
мышленность  еще  не  достигли  уровня  Германии.  Таким  образом  Ста¬
лин  отказался  от  стратегии  нейтралитета,  проводившегося  по  меньшей
мере  с  марта  1939  г.,  и  вступил  в  новую  стратегическую  фазу,  которая
принимала  в  расчет  возможность  войны  против  Германии.
 Но  на  тактическом  уровне  в  Москве  имелись  очевидные  различия:
15  мая  Генштаб  настаивал  на  том,  чтобы  нанести  упреждающий  удар
по  местам  скопления  немецких  войск  до  того,  как  они  займут  свои  по¬
 167

зиции  для  нападения.  Но  Сталин,  который  6  мая  занял  пост  Председа¬
теля  Совнаркома,  надеялся  еще  выиграть  время  до  осени,  когда  Гитле¬
ру  придется  отложить  наступление  до  весны  1942  г.,  что  позволит
Красной  Армии  лучше  подготовиться.  Это  объясняет  решение  Стали¬
на  не  предпринимать  ничего,  что  могло  бы  спровоцировать  Берлин,  од¬
ним  из  последствий  которого  стал  разрыв  отношений  с  эмигрантскими
правительствами.  Это  объясняет  также  и  известное  Сообщение  ТАСС
от  13  июня,  отвергавшее  какое  бы  то  ни  было  агрессивное  намерение
Германии  и  недвусмысленно  намекавшее  на  английские  источники  де¬
зинформации43.
 Французские  документы  верно  зафиксировали  ужесточение  поли¬
тики  Москвы  и,  по-видимому,  отметили  и  тактические  изменения.
Бержери  уже  8  мая  был  проинформирован  о  наиболее  важном  пункте
сталинского  доклада  5  мая:  “//з  надежного  источника:  г-н  Сталин,
выступая  5  мая  перед  офицерами  проследнего  выпуска  военных  акаде¬
мий,  заявил,  что  характер  борьбы  Германии  теперь  другой:  вначале
это  была  борьба  за  освобождение  от  оков  Версальского  договора,  от
которого  пострадал  и  Советский  Союз.  Теперь  уже  ясно,  что  это  -
завоевание  Европы.  Следовательно,  нельзя  допустить  посяга¬
тельств  на  права  Турции  и  необходимо  быть  готовыми  к  любым  не¬
предвиденным  обстоятельствам”44.
 Представляется  очевидным,  что  в  Виши  поняли  смысл  этой  утечки
информации  (конечно,  спланированной).  Тогда  появился  совершенно
официальный  признак,  указывающий  на  изменение  настроения  в  Мо¬
скве.  В  середине  мая  Богомолов  был  отозван  в  Москву,  вероятно,  для
получения  указаний  о  новой  линии.  17  мая  он  посетил  Бержери  и  на¬
помнил  ему  о  встрече  с  Молотовым  28  апреля45.  Очевидно,  история
этой  встречи  теперь  должна  была  быть  переписана  заново,  и  Богомо¬
лов  не  отказал  себе  в  некотором  удовольствии  определенного  оруэл¬
ловского  переписывания.  Чтобы  быть  абсолютно  уверенными  в  том,
что  новая  версия  будет  правильно  понята  Бержери,  другие  дипломаты
взяли  на  себя  труд  объяснить  ему  в  течение  следующих  двух  дней,  что
Богомолов  говорил  по  указаниям  сверху46.
 Как  сказал  Богомолов  Бержери,  он  был  рад  подчеркнуть  в  своем
разговоре  с  Молотовым,  что  Европа  не  может  в  конечном  счете  орга¬
низовать  свое  устройство  сама,  без  Франции  и  России.  Но  Богомолов
продолжал  утверждать:  “Новый  европейский  порядок,  к  которому
стремится  рейх,  это  порядок,  где  немцы  будут  господствующими
промышленниками,  в  то  время  как  всем  другим  народам  придется  до¬
вольствоваться  сельским  хозяйством  или  разработкой  полезных  ис¬
копаемых.  В  этом  аспекте  СССР  не  принимает  нового  европейского
порядка,  несмотря  на  свои  хорошие  отношения  с  рейхом  на  другом
уровне,  т.е.  на  уровне  сбалансированного  обмена”.
 Ясно,  что  Богомолов  выражал  более  твердую  позицию,  занятую
Москвой:  теперь  не  могло  быть  и  речи  о  подталкивании  советского
нейтралитета  в  сторону  принятия  нового  порядка  в  Европе  (несмотря
на  имевшиеся  у  СССР  определенные  скрытые  цели).  Это  подтвержда¬
ется  тем,  что  Богомолов  говорил  Наку  4  июня,  вскоре  после  своего
возвращения  из  Москвы.  Тон  этой  беседы  сильно  отличается  от  тона
 168

их  последней  встречи  10  апреля,  и  при  внимательном  изучении  его  слов
они,  кажется,  отражают  позицию  Сталина,  изложенную  в  его  докладе
перед  офицерами  5  мая:  война  с  Германией  будет,  но  не  теперь,  и  нель¬
зя  ни  словом,  ни  делом  провоцировать  немцев.  Богомолов:  “Герман¬
ские  победы  ни  в  коей  мере  не  изменили  советскую  внешнюю  полити¬
ку:  она  осталась,  как  и  в  прошлом,  политикой  строгого  нейтрали¬
тета  и  настороженности.  Слухи  о  так  называемых  немецких  планах
захвата  Украины  не  произвели  впечатления  на  Москву.  Никто  не  ве¬
рит  в  существование  подобных  планов,  по  крайней  мере  в  ближайшем
будущем.  У  Германии  сейчас  на  повестке  дня  не  захват  Украины,  а  не¬
что  иное:  в  долгосрочном  плане  принимаются  и  будут  приниматься
меры  для  защиты  Украины  против  любой  агрессии,  в  которую,  кста¬
ти,  никто  не  верит”47.
 На  вопрос  о  решении  прервать  отношения  с  эмигрантскими  прави¬
тельствами  Богомолов  ответил,  что  эти  правительства,  конечно,  не
представляют  больше  независимые  государства.  Но  их  представителям
было  разрешено  остаться  в  Москве  в  зданиях  своих  посольств.  И  СССР
не  признавал  и  не  признает  ни  правительств,  приведенных  к  власти
немцами,  ни  новых  границ  или  устранения  с  политической  карты  Юго¬
славии  или  Хорватии.  Новые  границы  могут  быть  установлены  только
путем  мирных  договоров.  На  вопрос  о  Польше  Богомолов  ответил,  что
все  будет  зависеть  от  исхода  войны:  если  Германия  победит,  Польша
будет  уничтожена  и  советско-германская  граница  пройдет  по  уже  уста¬
новленной  границе.  Но  если  Германия  будет  побеждена  и  Польша  вос¬
становлена,  ее  границы  с  СССР  будут  отрегулированы.  Тогда  Совет¬
ский  Союз  присоединит  обратно  исконно  русские  или  украинские  тер¬
ритории  и  будет  полон  решимости  удерживать  их  даже  с  помощью  во¬
енной  силы.  “Но  Москва  не  уклонится  от  дискуссии  по  поводу  совет¬
ских  прав  на  территории,  которые  были  присоединены  (к  Германии.  -
Ж.-А.С.)”48.  Поражает  изменение  интонации  по  сравнению  с  апрель¬
ской  встречей.
 Совершенно  поразительно  также,  что  в  последние  дни  перед  напа¬
дением  Германии  советские  представители  взяли  на  себя  труд  поде¬
литься  со  своими  французскими  партнерами  пониманием  того,  что  вой¬
на  надвигается  вопреки  официальной  и  общественной  советской  пози¬
ции.  12  июня  Лозовский,  заместитель  народного  комиссара  иностран¬
ных  дел  СССР,  сказал  Бержери,  что  “эта  война  может  расшириться”.
Бержери  отметил  разницу  с  предыдущим  оптимистическим  заявлением
того  же  Лозовского  о  том,  что  мир  надежно  защищен  советской  мо¬
щью49.  18  июня  на  вопрос  Бержери  об  отсутствии  реакции  Германии  на
известное  Сообщение  ТАСС  (от  13  июня)  Лозовский  ответил,  что  за
объяснениями  нужно  обращаться  к  немцам  и  что  “ситуация  довольно
нестабильная”50.  И  в  тот  же  день  Нак  встретил  в  Виши  советского  во¬
енного  атташе  Суслопарова.  Генерал  выразил  уверенность,  что  Герма¬
ния  не  нападет  на  Советский  Союз,  и  сначала  даже  отрицал  какую-ли¬
бо  напряженность  между  двумя  странами.  Под  давлением  Нака  он  вы¬
нужден  был  признать,  что  Берлин,  возможно,  оказал  некоторый  на¬
жим,  чтобы  увеличить  объем  поставок  сырья  из  России.  Но  наиболь¬
ший  интерес  представляло  хорошо  аргументированное  им  объяснение
 169

того,  что  слухи  о  войне,  циркулирующие  по  Европе,  появились  не  в
Лондоне,  а  в  Германии,  через  прессу  ее  союзников51.  Это  было  прямо
противоположно  заявлению  ТАСС  от  14  июня.  Возникают  вопросы  о
значении  этих  различных  комментариев,  расходящихся  с  официальной
позицией,  и  особенно  с  заявлением  ТАСС:  хотел  ли  кто-то  предосте¬
речь  французов  не  принимать  всерьез  официальную  позицию?  Или  это
было  выражением  тактического  различия  мнений  в  Москве  (здесь  на¬
до  вспомнить,  что  Суслопаров  как  военный  атташе,  возможно,  также
выражал  точку  зрения  Генштаба)?
 Наконец,  надо  отметить,  что  Советы,  очевидно,  хотели  как  можно
скорее  возобновить  торговые  переговоры  с  Виши  и  таким  образом
нормализовать  отношения  между  двумя  странами:  1  июня  они  внезап¬
но  приняли  предложение  Франции  (возможно,  благоприятное  для  них),
позволявшее  решить  проблему  золотого  запаса  Прибалтийских  рес¬
публик,  хранившегося  в  банках  Франции,  -  проблему,  которая  тормо¬
зила  переговоры  с  прошлой  осени52.
 Когда  Германия  напала  на  СССР,  Бержери  и  правительство  Виши
сначала  намеревались  сохранить  свои  связи  с  Москвой53.  Но  29  июня
1941  г.  было  решено  в  конце  концов  прервать  отношения.  И  в  тот  же
день  Бержери  информировал  об  этом  Вышинского.  Вышинский  отре¬
агировал  на  это  с  “плохо  скрываемым  раздражением”,  означавшим,
что  советское  правительство  надеялось  сохранить  отношения  с  прави¬
тельством  Виши,  несмотря  на  войну  с  Германией.  Это  находилось  бы  в
соответствии  с  развитием  двусторонних  связей,  установившихся  с  апре¬
ля  1941  г.54
 ЗАКЛЮЧЕНИЕ
 Высказывания  советских  представителей,  обращенные  к  француз¬
ской  стороне,  удивительным  образом  чутко  отражают  изменения  в  по¬
литике  Москвы:  во  всяком  случае,  они  были  ближе  к  истине,  чем  со¬
ветские  публичные  заявления.  Поначалу  пренебрежение  к  правитель¬
ству  Виши  после  крупных  германских  побед  на  западе,  затем  осознание
необходимости  противостояния  Германии  после  битвы  за  Британию,
Венского  арбитража  и  Тройственного  пакта,  колебания  между  жест¬
ким  нейтралитетом,  все  возраставшей  настороженностью  по  отноше¬
нию  к  Германии  и  политикой  умиротворения  ее  путем  раздела  Балкан
после  неудачного  визита  Молотова  в  Берлин  и  отсутствия,  вплоть  до
февраля  1941  г.,  какой-либо  реакции  немцев  на  советскую  ноту  от
25  ноября.  Благосклонный  нейтралитет  по  отношению  к  Германии  и
даже  признание  нового  европейского  порядка  в  марте-апреле  смени¬
лись  ужесточением  позиции  по  отношению  к  ней  в  мае-июне,  на  новом
стратегическом  этапе,  не  основанном  более  на  нейтралитете,  но  учи¬
тывающем  теперь  возможное  вовлечение  СССР  в  войну.
 Все  это  дано  было  понять  Франции  в  намеренно  откровенных  раз¬
говорах,  даже  если  некоторые  сомнительные  моменты  (как,  например,
действительный  ход  переговоров  с  Германией,  степень  готовности  к
заключению  с  ней  нового  соглашения  в  ноябре  1940  г.)  остались  хоро¬
 170

шо  скрытыми.  Возможно,  это  поможет  разрешить  старые  споры  по
поводу  отношения  Сталина  к  Германии  в  1940-1941  гг.:  он  одновремен¬
но  хотел  по  возможности  шире  и  даже  больше,  чем  это  представля¬
лось,  умиротворить  Германию,  с  одной  стороны,  и,  как  это  следует  из
документов  французских  архивов,  проявил  обостренную  чувствитель¬
ность  к  германской  угрозе  еще  в  мае  1940  г.  -  с  другой.
 Сложные,  но  позитивные  отношения  с  правительством  Виши,  дос¬
тигшие  кульминации  в  апреле-июне  1941  г.,  также  дают  нам  новое  по¬
нимание  позиции  Москвы  и  ее  склонности  к  диалектике:  в  апреле  сбли¬
жение  с  Виши  было  равносильно  признанию  нового  европейского  по¬
рядка  (даже  учитывая  стремление  использовать  в  противовес  Герма¬
нии  любую  возможную  помощь);  в  мае  и  июне  сближение,  очевидно,
стало  средством  подготовки  к  трудной  войне,  теперь  все  более  и  более
вероятной,  для  чего  Сталин  пытался  заручиться  любой  возможной
поддержкой,  на  которую  только  можно  было  рассчитывать.  Несом¬
ненно,  что  этим  желанием  использовать  отношения  с  правительством
Виши  для  предотвращения  слишком  тесного  сотрудничества  Франции
с  Германией  объясняются  откровенные  высказывания  советских  пред¬
ставителей  французской  стороне  по  поводу  международной  обстанов¬
ки,  равно  как  и  удивительно  совпадавшие  с  ними  инструкции  Француз¬
ской  коммунистической  партии.
 1 	Насколько  мне  известно,  не  существует  научного  исследования  по  теме  от¬
ношений  СССР  с  правительством  Виши.  О  его  внешней  политике  см.:
Duroselle  J.-B.  L’Abime,  1939-1945.  Р.,  1982;  Queuille  Р.  Histoire  diplomatique  de
Vichy.  P.,  1976.  По  вопросам  советской  политики  нами  привлекались  работы:
Volkogonov  D.  Staline.  Р.,  1991;  Fleischhauer  /.  Diplomatischer  Widerstand  gegen
“Untemehmen  Barbarossa”.  Die  Friedensbemuhungen  der  Deutschen  Botschaft  in
Moskau  1939-1941.  Ullstein,  1991;  Gorodetsky  G.  Stalin  und  Hitlers  Angriff  auf  die
Sowjetunion  //  Vierteljahrhefte  fur  Zeitgeschichte.  1989.  №  4;  Narinski  M.Komintem
et  le  Parti  Communiste  Frangais,  1939-1942  //  Communisme.  1993.  Ms  32-34.  На¬
ми  были  использованы  также  не  теряющие  актуальности  труды:  Gafenko  G.
Preliminaires  de  la  guerre  a  l’Est.  Fribourg,  1943;  Allard  S.  Stalin  und  Hitler.  Bern,
1974.
 2 	Ministere  des  Affaires  ёНж^ёгев  Vichy-Europe.  N  834.  Доклад  Эрика  Лабонна
от  27  дек.  1940  г.  (Далее:  МАЕ).  Вероятно,  Лабон  был  прав.  См.:
Fleischhauer  1.  Op.  cit.  Р.  153-154.
 3 	МАЕ.  Collection  of  telegrams  from  Moscow.  June  15.  См.  также:  Duroselle  J.-B.
Op.  cit.  P.  173-174.
 4 	MAE.  Vol.  819  (Бодэн  -  Лабонн.  24  августа).  Посол  Суриц  был  объявлен  пер¬
соной  non  grata  в  1939  г.
 5 	Fleischhauer  1.  Op.  cit.  Р.  155.
 6 	МАЕ.  Collection  of  telegrams  from  Moscow.  Sept.  1940  (телеграмма  Лабона  от
5  сент.  1940  г.).
 7 	Л.  Неманофф  убежал  из  России  после  1917  г.  и  стал  французским  граждани¬
ном.  В  течение  некоторого  времени  он  был  служащим  в  Лиге  наций.  Он  до¬
вольно  близко  знал  некоторых  французских  дипломатов,  например  Ж.  Пай-
яра,  который  с  1939  г.  был  советником  при  французском  посольстве  в  Моск¬
ве  и  хорошо  разбирался  в  работах  Сталина  по  внешней  политике,  особенно
после  пребывания  в  Москве  (1931-1937)  и  в  Испанской  республике
(1937-1938)  в  качестве  представителя  Франции.  В  феврале  1945  г.  Нема-
 171

нофф  опубликовал  в  Женеве  книгу  “La  Russie  et  les  problemes  de  la  paix”
(“Россия  и  проблемы  мира”),  где  проявил  сильную  склонность  к  русскому  на¬
ционализму.
 8 	МАЕ.  Vichy-Europe.  Vol.  876  (донесение  Нака  от  12  авг.  1940  г.).
 9 	Ibid.  Vol.  834.
 10 	Narinski  М.  Op.  cit.  P.  20-22.
 11 	Советские  оборонительные  приготовления  того  времени  подтверждают  это
впечатление  {Fleischhauer  1.  Op.  cit.  Р.  155-156).
 12 	МАЕ.  Vichy-Europe.  Vol.  834  (донесение  Нака).
 13 	Fleischhauer  /.  Op.  cit.  P.  204  ff.
 14 	Ibid.
 15 	Интересно  отметить,  что  эта  цифра,  скорее  всего,  дана  по  оценкам  ГРУ  то¬
го  времени  (Fleischhauer  /.  Op.  cit.  Р.  275).
 16 	МАЕ.  Vol.  834.
 17 	Ibid.
 18 	МАЕ.  Vol.  819.  (Лабонн-Виши),  10  окт.
 19 	Fleischhauer  /.  Op.  cit.  P.  258-259.
 20 	MAE.  Vol.  835  (донесение  от  14  нояб.).
 21 	Ibid.  Collection  of  telegrams  from  Moscow  (телеграмма  Лабона  от  25  нояб.).
 22 	Ibid.  Vol.  835  (телеграмма  из  Стокгольма  от  17  и  30  нояб.).
 23 	Ibid.  Vol.  835  (телеграмма  Лабона  от  22  нояб.);  Ibid.  Vol.  834  (депеша  от
27  дек.).
 24 	См.  записи  бесед  Молотова  в  Берлине  //  Akten  zur  Deutschen  Auswartigen
Poiitik.  Serie  D.  Bd.  XI.  1.  Doc.  №  325,  326,  328,  329.  (Далее:  ADAP).
 25 	Ibid.  Bd.  XI.2.  Doc.  N  404.
 26 	MAE.  Collection  of  telegrams  from  Moscow.  Vol.  834  (Лабон  должен  был  дать
разработку  этих  тем  в  депеше  от  27  декабря).
 27 	Ibid.  Vol.  834  (донесение  Нака  от  4  дек.).
 28 	Ibid.  Vol.  834  (донесение  Нака  от  20  февр.  1941  г.).
 29 	Ibid.  Vol.  834  (донесение  Нака  от  3  янв.)
 30 	5  марта  Нак  видел  советского  дипломата,  которого  он  принял  за  секретаря
(возможно,  это  был  Петров),  и  корреспондента  ТАСС  в  Виши  Вешнякова.
Оба  они  отказались  от  того,  что  Суслопаров  говорил  Наку  2  января  (Моск¬
ва,  мол,  прекратит  свои  поставки  рейху  в  случае  оккупации  Болгарии),  и  вы¬
сказали  мнение,  что  советское  недоверие  к  Германии  будет  усиливаться,  но
без  практических  последствий:  СССР  не  приостановит  сейчас  свои  поставки
в  Берлин,  если  Германия  удовлетворится  использованием  Болгарии  в  борь¬
бе  против  Греции,  “потому  что  СССР  не  имеет  жизненно  важных  интересов
в  Эгейском  регионе”.  Даже  если  Германия  решится  на  марш-бросок  в  Тур¬
цию,  Москва  останется  нейтральной,  ограничившись  поставками  Турции  сы¬
рья,  оружия  и  боеприпасов,  и  только  потом  “более  вероятно”  сокращение
поставок  рейху  (МАЕ.  Vol.  834).
 31 	МАЕ.  Vol.  819  (Париж  дал  свое  согласие  18  марта).
 32 	Ibid.  Донесение  Нака  от  9  апр.
 33 	Ibid.  Донесение  Нака  от  11  апр.
 34 	Narinski  М.  Op.  cit.  Р.  25-26.
 35 	Более  подробно  о  реакции  правительства  Виши  на  аннексию  Советским  Со¬
юзом  Прибалтики  см.:  МАЕ.  Vol.  871,  876.
 36 	МАЕ.  Vol.  848.  .
 37 	Villepin  Р.  de  Victor  Margueritte.  P.,  1991;  Jelen  Ch.  Hitler  ou  Staline.  P.,  1988.
 38 	Handoutzel  R.f  Buffet  C.  La  collaboration...  a  gauche  aussi.  P.,  1989.
 39 	Биография  Бержери  не  написана.  См.:  Garet  J-L.  L’Enigme  Bergery  //
LTnformation  historique.  1992.  N2  5.
 40 	MAE.  Vol.  819  (записка  политического  директора  Роша  от  25  апр.).
 172

41 	Ibid.  Vol.  834.  Collection  of  telegrams  from  Moscow  (телеграмма  Бержери  от
29  апр.).
 42 	Оба  документа  см.:  МАЕ.  Vol.  835.
 43 	Fleischhauer  /.  Op.  cit.  P.  31  Iff.
 44 	MAE.  Vol.  835.  (Телеграмма  Бержери  от  8  мая).
 45 	Ibid.  Collection  of  telegrams  from  Moscow  (Телеграмма  Бержери  от  17  мая).
 46 	Ibid.  Телеграмма  Бержери  от  19  мая.
 47 	Мадам  Коллонтай  отстаивала  буквально  ту  же  точку  зрения  и  даже  более
решительным  образом  перед  французским  посланником  в  Стокгольме
15  мая:  Ibid.  Vol.  835.  (Телеграмма  из  Стокгольма  от  16  мая).
 48 	Ibid.  Vol.  834.  (Донесение  Нака  от  5  июня).
 49 	МАЕ.  Collection  of  telegrams  from  Moscow.  (Телеграмма  Бержери  от  13  июня).
 50 	Ibid.  Телеграмма  Бержери  от  18  июня.
 51 	Ibid.  Vol.  835  (донесение  Нака  от  19  июня).
 52 	Ibid.  Телеграмма  Лабонна  от  29  нояб.  1940  г.;  телеграмма  Бержери  от  31  мая
и  1  июня  1941  г.
 53 	Ibid.  Vol.  821  (телеграмма  Бержери  от  24  июня  и  ответ  Роша  25  июня).
 54 	Ibid.  Vol.  821  (телеграмма  Виши  для  Бержери  от  29  июня;  телеграмма  Бер¬
жери  от  того  же  числа).

В.Н.  Барышников
НАЧАЛО  ЗИМНЕЙ  ВОЙНЫ
 За  полвека,  прошедшие  со  времени  советско-финляндской  войны
1939-1940  гг.,  о  ней  уже  было  немало  написано.  Преимущественно  вы¬
ходили  работы  зарубежных  историков.  В  нашей  стране  значительные
труды  по  этому  периоду  появились  лишь  в  конце  1980-х  годов,  причем
большой  интерес  у  исследователей  вызвал  сложный  вопрос  о  причинах
возникновения  конфликта.
 События  кануна  войны  и  ее  начала  представляют  для  нас  первосте¬
пенное  значение.  Все  происходившее  тогда  показывает,  какие  цели
преследовали  обе  воюющие  стороны,  как  они  подготовились  к  боевым
действиям  и  насколько  реалистичными  оказались  замыслы  их  ведения.
Именно  на  этом  этапе  видны  явные  просчеты  как  советского,  так  и
финского  руководства.
 В  опубликованных  работах  неплохо  описан  первоначальный  ход
боевых  действий;  в  меньшей  степени  прослеживается  эволюция  совет¬
ской  внешней  политики  в  декабре  1939  г.,  когда  происходил  вынужден¬
ный,  тяжелый  и  весьма  завуалированный  отход  от  политической  ли¬
нии,  которая  вырабатывалась  в  условиях  подготовки  войны.
 Открывшиеся  в  последнее  время  российские  и  зарубежные  архив¬
ные  фонды  позволяют  глубже  вникнуть  в  сложные  процессы  того  вре¬
мени,  тщательнее  подойти  к  выяснению  причин  зимней  войны,  после¬
дующих  перемен  в  осуществлении  внешнеполитической  линии  ее  уча¬
стниками.
 Обратимся  к  непосредственному  развитию  событий.  30  ноября  в
8  часов  утра  началась  мощная  артиллерийская  подготовка  советских
войск  по  всей  линии  государственной  границы  с  Финляндией.  На  смену
дипломатии  пришла  сила  оружия.
 Что  же  происходило  в  Финляндии?  Какие  решения  принимались
государственным  и  военным  руководством?
 Наибольшую  активность  в  создавшейся  обстановке  стали  прояв¬
лять  именно  те  деятели,  которые  опасались  возникновения  войны  и
стремились  к  локализации  конфликта  с  Советским  Союзом.  В  их  чис¬
ле  был  прежде  всего  К.Г.  Маннергейм.  С  рассветом  30  ноября,  когда  к
нему  поступили  первые  сведения  о  том,  что  советские  войска  после  ар¬
тиллерийской  подготовки  перешли  государственную  границу,  он  без
промедления  прибыл  в  президентский  дворец  и  доложил  об  этом
К.  Каллио1.  Тогда  было  принято  решение  объявить  “о  вступлении  в  си¬
лу  военного  положения  в  Финляндской  республике”  в  целях  “обеспече¬
ния  безопасности  государства”2,  а  на  Маннергейма  президент  возло¬
жил  обязанности  главнокомандующего  вооруженными  силами  страны.
В  свою  очередь,  тот,  уже  как  главком,  отдал  приказ  о  начале  финской
армией  военных  действий.
 ©  В.Н.  Барышников
 174

Однако  произошел  такой  казус,  что  официальное  сообщение  пре¬
зидента  о  введении  военного  положения  в  Финляндии  было  истолкова¬
но  в  ряде  зарубежных  стран  как  объявление  ею  войны.  Одним  из  пер¬
вых  прибыл  запрос  в  МИД  Финляндии  из  Вашингтона.  От  финского
правительства  требовалось  разъяснение,  является  ли  решение  прези¬
дента  “объявлением  войны”.
 Допускался,  таким  образом,  довольно  странный  поворот  дела,  что
Финляндия  могла  сама  пойти  на  объявление  войны  Советскому  Союзу.
Пришлось  поэтому  срочно  направлять  в  зарубежные  страны  заявле¬
ние,  что  “Финляндия  не  объявляла  войны  и  не  является  воюющим  го¬
сударством”3.  В  дополнение  к  этому  чуть  позднее  из  Хельсинки  через
военных  атташе  распространилась  информация  о  переходе  советскими
войсками  государственной  границы  с  Финляндией  и  бомбардировках
ряда  финских  городов.  Это  должно  было  служить  доказательством  то¬
го,  что  именно  СССР  совершил  акт  агрессии4.
 Удивительной  была,  однако,  инертность  правительства  А.  Каянде-
ра  в  столь  чрезвычайной  обстановке.  Когда  министр  внутренних  дел
У.К.  Кекконен,  получив  первую  информацию  о  бомбардировке  совет¬
ской  авиацией  финской  территории,  потребовал  проведения  без  про¬
медления  заседания  правительства,  Каяндер  отреагировал  довольно
странно:  “Означает  ли  это,  что  мы  собираемся  еще  до  начала  рабоче¬
го  времени?”5
 Нетрудно  заметить  парадоксальность  момента.  Единственным
врагом  Финляндии  считался  Советский  Союз,  и  лишь  к  военным  дейст¬
виям  против  Красной  Армии  реально  готовились  финские  вооружен¬
ные  силы.  Но  как  только  война  началась,  она  оказалась  неожиданной
даже  для  руководства  страны.
 Допустив  просчет  в  оценке  военно-политической  обстановки,
правительство  Финляндии  к  тому  же  ясно  не  представляло  себе,  со
стороны  каких  сил  на  Западе  оно  может  полагаться  на  активную  под¬
держку,  поскольку  две  группировки,  Англия  и  Франция,  с  одной  сто¬
роны,  и  Германия  -  с  другой,  находились  в  состоянии  войны  между
собой,  а  Скандинавские  страны  придерживались  политики  нейтрали¬
тета.
 В  первый  день  войны  чувствовалось  состояние  растерянности  в
правительственных  кругах  Финляндии.  Многие  из  тех,  кто  разделял
мнение  министра  иностранных  дел  Э.  Эркко,  что  Советский  Союз
“блефует”,  увидели,  чего  стоило  их  заблуждение.  Было  совершенно
очевидно,  что  в  дальнейшем  кабинет  Каяндера  не  сможет  уже  выпол¬
нять  свои  функции  и  должен  уйти  в  отставку.  Э.  Эркко  был  даже  выну¬
жден  покинуть  пределы  страны,  получив  назначение  на  должность  по¬
сланника  в  Швецию.
 Смена  кабинета  показала,  что  в  Хельсинки  стали  делать  весьма
серьезные  выводы  из  случившегося.  Новое  правительство  Р.  Рюти  сра¬
зу  решило  возвратиться  к  переговорам  с  Советским  Союзом,  но  в  то
же  время  не  ослаблять  военных  усилий  на  фронте  и  искать  помощи  за
рубежом6.  В  финском  генеральном  штабе  принимались  меры  к  тому,
чтобы  приостановить  наступление  советских  войск,  не  дав  им  про¬
рваться  на  Карельском  перешейке  через  линию  укреплений7.
 175

Задачи,  вставшие  перед  правительством  Финляндии,  были  крайне
сложны.  У  советского  руководства  существовала  полная  уверенность  в
достижении  легкой  победы.  Поэтому  возможность  мирного  урегулиро¬
вания  пока  совершенно  исключалась.
 Главная  проблема  советской  дипломатии  заключалась  в  том,  что¬
бы  не  допустить  вмешательства  в  эту  войну  других  государств  и  обос¬
новать  “законность”  действий  Красной  Армии.  Все  упиралось  в  доказа¬
тельство  того,  что  СССР  не  совершил  акт  агрессии,  а  его  военные  опе¬
рации  имеют  сугубо  оборонительный  характер,  поскольку  ставят  це¬
лью  предотвратить  новые  “провокации”  на  советско-финляндской  гра¬
нице.  Не  случайно  поэтому  войну  Финляндии  так  и  не  объявили.  В  ди¬
пломатической  переписке  между  сотрудниками  Наркомата  иностран¬
ных  дел  СССР  начало  войны  определялось  такими  формулировками,
как  “вхождение  советских  войск  в  Финляндию”,  “военное  продвиже¬
ние”  и  т.д.8
 Советским  руководством  предусматривалось  с  момента  перехода
границы  частями  Красной  Армии  создать  представление  о  начале  “ре¬
волюционного  движения”  в  Финляндии,  что  должно  было  облегчить
дальнейшее  продолжение  боевых  действий  уже  под  “знаменем  проле¬
тарской  солидарности”.  Предполагалось  появление  нового  финского
“правительства”,  о  чем  недвусмысленно  было  сказано  в  обращении  ЦК
Компартии  Финляндии  в  первый  день  войны.  Об  этом  же  говорил
В.М.  Молотов  на  состоявшейся  30  ноября  встрече  с  послом  Германии  в
Москве  Ф.  фон  Шуленбургом9.
 Советский  Союз  рассчитывал  максимально  изолировать  Финлян¬
дию  от  других  государств  и  постараться  добиться  международного  при¬
знания  “народного  правительства”,  провозглашенного  сразу  после  на¬
чала  войны.
 Строго  говоря,  изменения,  которые  произошли  в  Финляндии  с  по¬
явлением  нового  кабинета  министров,  объективно  были  выгодны  для
советского  руководства,  поскольку  создавалась  довольно  запутанная
ситуация:  правительство  Рюти  было  сформировано  в  тот  же  день,  ко¬
гда  возникло  и  “народное  правительство”.  Характерна  в  этой  связи  ре¬
акция  за  рубежом.  В  большинстве  лондонских  газет,  например,  расце¬
нивали  сложившуюся  обстановку  как  катастрофу  для  официальных
финских  властей,  а  министерство  иностранных  дел  Великобритании
считало,  что  Финляндия  уже  практически  утрачена  для  западного  ми-
раю
 Из  поступавшей  в  Москву  информации  было  ясно,  что  ни  одно  из
государств  не  проявило  желания  оказывать  действенную  помощь  Фин¬
ляндии.  В  Наркомате  иностранных  дел  отмечали  лишь  усиление  за  ру¬
бежом  антисоветских  настроений,  особенно  после  известия  о  создании
“народного  правительства”.  Заметными  были  и  проявления  страха  у
правительств  малых  европейских  стран,  граничивших  с  СССР11.
 Отдельные  иностранные  представители  заверяли  советских  дипло¬
матов  в  нейтралитете  своих  государств  в  связи  с  возникшей  войной  ме¬
жду  СССР  и  Финляндией.  В  частности,  30  ноября  шведское  руководст¬
во  уведомило  советского  полпреда  А.М.  Коллонтай  о  неизменном  со¬
блюдении  своего  нейтрального  курса  в  будущем.  “За  политику  Швеции
 176

не  беспокойтесь,  -  сказал  ей  премьер-министр  П.А.  Ханссон,  -  мы  по
традиции  нейтральны”12.  Вместе  с  тем  такая  позиция,  понятно,  не  озна¬
чала,  что  симпатии  Швеции  были  не  на  стороне  Финляндии.  В  ходе  вой¬
ны  шведы  оказывали  финнам  негласную,  но  весьма  значительную  под¬
держку.  В  то  же  время  открыто  становиться  соучастниками  советско-
финляндского  конфликта  и  рисковать  быть  втянутым  в  войну  швед¬
ское  руководство  не  хотело.  Это  же  можно  сказать  и  о  других  странах.
В  беседе  с  В.Н.  Потемкиным  3  декабря  французский  посол  в  Москве
П.  Наджиар  счел  необходимым  подчеркнуть,  что  “Франция  не  имеет
никаких  интересов  в  Балтийском  море”.  Касаясь  Финляндии,  француз¬
ский  дипломат  выразил  лишь  “сожаление  по  поводу  крутого  оборота”,
который  приняли  отношения  СССР  с  финнами13.
 С  учетом  всего  этого  в  Москве  полагали,  что  для  военных  опера¬
ций  Красной  Армии  в  Финляндии  была  не  столь  уж  неблагоприятная
дипломатическая  атмосфера.  Во  всяком  случае,  идти  на  мирное  урегу¬
лирование  конфликта  советскому  правительству  не  было  необходимо¬
сти.
 3  декабря  СССР  заключил  с  “народным  правительством”  договор
о  дружбе  и  взаимопомощи14.  На  следующий  день  Молотов  лично  при¬
нял  шведского  посланника  в  СССР  В.  Винтера  и  в  беседе  с  ним  оконча¬
тельно  развеял  иллюзии  о  возможности  установления  контактов  с  пра¬
вительством  Рюти  и  прекращения  военных  действий.  Подчеркивая  зна¬
чение  для  СССР  “нового”  правительства  в  Терийоки,  Молотов  со  всей
категоричностью  заявил:  “Мы  считаем,  что  это  определяет  наше  отно¬
шение  к  тем  лицам,  которые  называют  себя  правительством  Финлян¬
дии,  но  таковым  не  являются”15.  Указывалось  также,  что  “Советский
Союз  не  считает  себя  находящимся  в  состоянии  войны  с  Финляндией”
и  “не  претендует  на  финляндскую  территорию”16.  Другими  словами,
советское  руководство  действовало  в  рамках  того  сценария,  который
был  разработан  еще  до  начала  войны.
 Провозглашение  “народного  правительства”  и  заключение  с  ним
договора  требовали  принятия  энергичных  мер,  направленных  на  при¬
знание  этих  акций  за  рубежом.  В  тот  же  день,  4  декабря,  Молотов  со¬
общил  германскому  послу  Шуленбургу,  что  военные  действия  в  Фин¬
ляндии  будут  иметь  место  как  помощь,  оказываемая  Красной  Армией
“народному  правительству  Финляндии”,  и  добавил:  “...наши  части  пла¬
номерно  и,  как  мы  считаем,  достаточно  быстро  продвигаются  впе-
ред”17.
 Тогда  же,  4  декабря,  сказанное  Шуленбургу  Молотов,  по  существу,
официально  подтвердил  генеральному  секретарю  Лиги  наций  Ж.  Аве-
нолю  в  ответ  на  приглашение  участвовать  в  Совете  и  Ассамблее  Лиги
наций,  которая  должна  была  рассматривать  “финляндский  вопрос”.  В
своем  письме  Молотов  вновь  подтвердил,  что  “Советский  Союз  не  на¬
ходится  в  состоянии  войны  с  Финляндией”;  те  военные  операции,  кото¬
рые  проводит  Красная  Армия,  являются  лишь  помощью  Финляндской
Демократической  Республике  “для  того,  чтобы  совместными  усилиями
возможно  скорее  ликвидировать  опасный  очаг  войны,  созданный  в
Финляндии  ее  прежними  правителями”.  В  заключение  в  письме  говори¬
лось,  что  советское  правительство  отказывается  рассматривать  “фин¬
 177

ляндский  вопрос”  в  Лиге  наций  и  присутствовать  на  ее  заседаниях  в
этой  связи18.
 Теперь  уже  ни  у  кого  не  могло  быть  сомнений,  что  Москва  ни  на
какие  мирные  переговоры  с  Хельсинки  идти  не  намерена  и  целенапра¬
вленно  будет  проводить  линию  признания  лишь  созданного  в  Совет¬
ском  Союзе  “народного  правительства  Финляндии”.
 Тогда  же,  4  декабря,  секретариат  Исполнительного  комитета  Ко¬
минтерна  направил  зарубежным  компартиям  шифровку  о  необходимо¬
сти  организации  кампании  солидарности  с  “правительством”  О.  Кууси¬
нена.  В  ней  предлагалось  подготовить  “приветствие  в  адрес  финского
народного  правительства  и  Красной  Армии,  подчеркивающее  ее  осво¬
бодительную  миссию”19.
 Тем  не  менее  именно  создание  “народного  правительства  Финлян¬
дии”  вызвало  всплеск  резкого  осуждения  в  мире.  Несостоятельность
замысла  представить  события  так,  будто  бы  в  Финляндии  развернулось
широкое  массовое  движение  против  существующего  строя,  станови¬
лась  в  дальнейшем  все  более  очевидной  по  мере  консолидации  финско¬
го  населения.  Отказ  советского  руководства  вернуться  за  стол  перего¬
воров  и  создание  марионеточного  правительства  Куусинена  вызывали
усиление  антисоветских  настроений  и  квалифицировались  зарубежной
печатью  как  попытка  со  стороны  СССР  осуществить  осужденную  им
прежде  идею  “экспорта  революции”.  Министерство  иностранных  дел
Финляндии  сообщило  своим  представительствам  за  рубежом,  что  “пра¬
вительство  Куусинена  типичная  затея  Коминтерна”,  и  предлагалось  ре¬
шительно  “протестовать  против  заключенного  московского  договора  с
Куусиненом”20.  В  донесениях,  поступивших  затем  от  финляндских  по¬
сланников,  отмечалось,  что  в  большинстве  своем  в  зарубежных  стра¬
нах  выражается  поддержка  официальному  правительству  Р.  Рюти,  а
так  называемое  “народное  правительство”  воспринимается  совершен¬
но  определенно  как  марионеточное.  В  числе  сообщений  была  инфор¬
мация  и  из  Берлина,  в  которой  указывалось,  что  “среди  населения  про¬
являются  большое  понимание  и  симпатии  по  отношению  к  нам”.  Во
Франции  иронизировали  по  поводу  отказа  советского  правительства
Лиге  наций  участвовать  в  рассмотрении  вопроса  о  конфликте  с  Фин¬
ляндией.  “Все  смеются  над  ответом  Молотова”,  -  докладывали  6  дека¬
бря  из  финского  представительства  в  Париже21.  Вместе  с  тем  высказы¬
валось  мнение,  что  появление  “правительства”  Куусинена  сделало
весьма  сложным  мирное  урегулирование  с  СССР22.  В  сообщении  от
13  декабря,  адресованном  иностранным  посольствам  в  Финляндии,  по¬
яснялось,  что  с  финляндской  государственной  точки  зрения  «нет  осно¬
ваний  вообще  вести  речь  о  “правительстве”  Куусинена»23.
 В  Москве  все  же  рассчитывали  получить  дипломатическую  под¬
держку  акции  с  “правительством”  Куусинена.  Это  могла  сделать  Гер¬
мания.  Но  немцы  отмалчивались,  считая,  по-видимому,  как  писал  фин¬
ский  дипломат  и  историк  М.  Якобсон,  что  “они  уже  заплатили  Сталину
гораздо  дороже  за  то,  чтобы  им  не  воевать  на  два  фронта”24.  Не  полу¬
чилось  ничего  и  со  странами  Прибалтики,  заключившими  с  СССР  до¬
говора,  хотя  советская  сторона  и  побуждала  их  занять  благожелатель¬
ную  позицию  по  отношению  к  “правительству”  в  Терийоки25.
 178

Негативная  реакция  западных  держав  на  начало  военных  действий
в  Финляндии  не  являлась  чем-то  особенно  неожиданным  для  СССР,  ко¬
торый  считал  ее  “в  порядке  вещей”26.  Но  антисоветская  волна  за  рубе¬
жом  ширилась,  она  была  намного  мощнее,  чем  во  время  вступления  со¬
ветских  войск  в  Западную  Украину  и  Западную  Белоруссию  и  разме¬
щения  гарнизонов  Красной  Армии  в  Прибалтике.  11  декабря  в  донесе¬
нии  Молотову  полпред  в  Лондоне  И.  Майский  отмечал:  “Подведя  ито¬
ги  развитию  советско-английских  отношений  за  минувшие  три  с  поло¬
виной  месяца,  необходимо  констатировать  их  серьезное  ухудшение”27.
Советский  полпред  далее  обратил  серьезное  внимание  на  речь  Э.  Гали¬
факса  5  декабря  в  британском  парламенте,  в  которой  министр  ино¬
странных  дел  Великобритании  “выступил  против  СССР  с  еще  небыва¬
лой  для  него  резкостью”28.  Подобного  рода  сведения  поступали  и  из
других  представительств  Советского  Союза  за  рубежом.  Из  Парижа,  в
частности,  сообщалось:  “Мы  сейчас  зачислены  в  число  прямых  вра¬
гов”.  При  этом  подчеркивалось,  что  “больше  всего  ярости  вызвало  по¬
явление  на  сцене  правительства  Куусинена”.  Советский  полпред  во
Франции  Я.  Суриц  придерживался  мнения,  что  создание  “народного
правительства”  произвело  впечатление  “даже  большее,  чем  сами  воен¬
ные  действия”29.
 Иными  словами,  образование  “правительства”  Куусинена  имело
обратный  эффект,  чем  тот,  на  который  рассчитывали,  оно  привело  к
усилению  изоляции  СССР  на  международной  арене  и  росту  поддержки
Финляндии.
 В  Хельсинки  не  оставляли  надежды  вернуться  за  стол  переговоров
и  прекратить  войну.  Уже  5  декабря  на  заседании  Государственного  со¬
вета  Финляндии  был  поставлен  вопрос  о  необходимости  обратиться  к
Германии  с  предложением  взять  на  себя  посредничество  в  мирном  уре¬
гулировании  конфликта  с  Советским  Союзом30.  Выдвигалась  идея  ус¬
тановить  в  этих  целях  контакты  непосредственно  с  Гитлером  и  Герин¬
гом.  Более  того,  6  декабря  МИД  Финляндии  направил  телеграмму  в
свое  представительство  в  Будапеште,  в  которой  говорилось:  “Попы¬
тайтесь  повлиять  на  правительство,  чтобы  с  его  помощью  в  Германии
и  в  государствах  Южной  Европы  поддержали  стремление  Финляндии
продолжить  переговоры  с  Советским  Союзом”.  Следом  за  этим,  7  де¬
кабря,  В.  Таннер  подписал  обращение  финского  правительства  к  Сое¬
диненным  Штатам  Америки  с  просьбой,  чтобы  они  взяли  на  себя  функ¬
ции  представлять  интересы  Финляндии  в  СССР31.
 В  Хельсинки  решили  также  использовать  и  канал  Лиги  наций  для
налаживания  переговоров  с  Советским  Союзом.  Эта  международная
организация  с  самого  начала  энергично  включилась  в  обсуждение  кон¬
фликта  между  СССР  и  Финляндией.  Существовала  надежда,  что  из  Же¬
невы  также  могут  повлиять  на  Москву.  Таннер  на  заседании  Государ¬
ственного  совета  высказался  сразу  за  то,  чтобы  опубликовать  предло¬
жение  Финляндии  Советскому  Союзу  и  направить  его  одновременно  в
Лигу  наций32.  В  конечном  счете  в  Женеву  ушла  секретная  телеграмма,
адресованная  финляндским  представителям,  где  говорилось:  “Считаем
целесообразным  проводить  следующую  линию:  вы  должны  просить
Лигу  относительно  требования  вывода  войск  и  начала  переговоров”33.
 179

Что  касалось  Лиги  наций,  то  она  занимала  даже  более  жесткую  по¬
зицию,  чем  та,  на  которую  рассчитывали  в  правительственных  кругах
Финляндии.  Опираясь  на  обращение  представителя  Финляндии  в  Лиге
наций  Р.  Холсти  3  декабря  1939  г.  относительно  необходимости  “при¬
нятия  мер  к  агрессору”34,  генеральный  секретарь  Лиги  Ж.  Авеноль  раз¬
вил  невероятно  кипучую  деятельность,  направленную  на  то,  чтобы  ис¬
ключить  СССР  из  числа  членов  этой  организации.
 Холсти  посетил  9  декабря  заместителя  генерального  секретаря  Ли¬
ги  Т.  Агнидеса  и,  руководствуясь  инструкцией,  полученной  из  Хельсин¬
ки,  выразил  надежду,  что  международная  организация  выступит  в  ка¬
честве  посредника  в  переговорах  с  СССР35.  Эта  инициатива  явно  не
учитывала  реально  складывающуюся  международную  обстановку.  От¬
сутствие  желания  у  руководства  Лиги  наций  действительно  взять  на  се¬
бя  миротворческую  роль  совпало  с  категорическим  противодействием
советской  стороны  любому  вмешательству  извне  в  конфликт  между
СССР  и  Финляндией.  Кроме  того,  руководство  СССР  принимало  во
внимание  тот  факт,  что  вес  Лиги  наций  в  решении  международных  про¬
блем  был  в  это  время  уже  крайне  незначительным.
 Показательно,  что  в  начале  мировой  войны  Лига  наций  даже  не
смогла  собраться  и  обсудить  на  своей  Ассамблее  или  на  заседании  Со¬
вета  принятие  срочных  мер  в  этой  связи.  Теперь  же  рассмотрение  фин¬
ляндского  вопроса  должно  было  проходить  тогда,  когда  ряд  государств
в  Европе  уже  просто  перестал  существовать.
 В  такой  ситуации  жертвы  германской  агрессии  -  Чехословакия  и
Польша,  сохранившие  своих  представителей  в  Женеве,  вправе  были
потребовать  рассмотрения  в  Лиге  наций  и  их  проблем.  Реальность  та¬
кого  возможного  развития  событий  вынудила  вмешаться  в  данный
процесс  и  Германию.  4  декабря  Берлин  направил  в  свое  представитель¬
ство  в  Швейцарии  телеграмму,  в  которой  отмечалось,  что  если  на  Ас¬
самблее  Лиги  “будут  подняты  вопросы  Польши  и  Чехословакии,  а  Ан¬
глия  и  Франция  используют  Совет  и  Ассамблею  против  Германии”,  то
это  ею  будет  рассматриваться  как  недружественный  жест  со  стороны
правительства  Швейцарии,  на  территории  которой  проводится  такое
мероприятие36.  Накануне  рассмотрения  вопроса  о  советско-финлянд¬
ском  конфликте  указание,  дававшееся  Берлином  своим  дипломатам  в
Швейцарии,  звучало  предостерегающе.  Тем  не  менее  9  декабря  в  поло¬
вине  шестого  вечера  состоялось  заседание  Совета  Лиги  наций,  прохо¬
дившее  под  председательством  бельгийца  графа  де  Виара.  Он  изложил
суть  финляндского  обращения  в  Лигу,  а  также  сообщил  о  реакции  со¬
ветского  правительства  на  приглашение  обсудить  возникшую  пробле¬
му.  Затем  слово  получил  представитель  Финляндии  Р.  Холсти,  кото¬
рый  фактически  только  повторил  обвинение  в  адрес  СССР,  но  вопро¬
са  о  посреднической  инициативе  Лиги  наций  в  целях  прекращения  на¬
чавшейся  войны  все  же  не  коснулся37.  После  этого  было  принято  реше¬
ние  перенести  рассмотрение  финляндского  вопроса  на  обсуждение  Ас¬
самблеи.  По  всему  было  видно,  что  даже  чисто  формальную  функцию
посредника  в  деле  прекращения  войны  Лига  наций  с  себя  снимала.
С  этого  момента  стало  ясно,  что  будет  осуществлен  лишь  демонстра¬
тивный  разрыв  этой  организации  с  Советским  Союзом.
 180

В  результате  Финляндия  оказывалась,  явно  того  не  желая,  соучаст¬
ником  перекрытия  дипломатического  канала,  с  помощью  которого
следовало  предпринять  усилия  для  прекращения  войны.  По  поводу  это¬
го  довольно  определенно  высказывался  премьер-министр  Швеции
Э.  Унден,  прибывший  в  Женеву  10  декабря.  Как  сообщал  об  этом  в
Хельсинки  Холсти,  “канцлер  Унден  был  очень  неудовлетворен”  поста¬
новкой  Финляндией  вопроса  о  созыве  Совета  и  Ассамлеи  Лиги  наций38.
Естественно,  Унден  выражал  точку  зрения  своего  правительства,  ко¬
торое  почувствовало,  что  действия  Финляндии  в  Лиге  наций  не  способ¬
ствовали  поиску  путей  завершения  войны.
 По  данным,  полученным  из  Женевы,  в  Хельсинки  были  осведомле¬
ны,  что  на  заседании  ассамблеи  было  намечено  рассмотреть  три  вопро¬
са:  о  признании  СССР  агрессором,  об  исключении  его  из  Лиги  наций  и
о  материальной  помощи  Финляндии39.  Именно  в  такой  последователь¬
ности  и  шло  их  обсуждение  на  заседании  Ассамблеи,  начавшемся  через
день.  На  нем  выступил  Р.  Холсти.  Анализируя  его  речь,  И.И.  Майский
в  своем  дневнике  отметил,  что  “Холсти  произнес  резкую  филиппику
против  СССР”40.  Иного  от  финляндских  представителей  в  Москве  и  не
ожидали.  Избранный  на  Ассамблее  “Комитет  13-ти”  для  рассмотрения
финляндско-советских  отношений  сформировали  таким  образом,  что
трудно  было  рассчитывать  на  его  способность  уладить  возникший  кон¬
фликт  мирным  путем.  Ряд  стран,  входивших  в  него,  даже  не  имели  ди¬
пломатических  отношений  с  СССР,  что,  естественно,  сразу  заметили
советские  представители41.
 12  декабря  от  этого  Комитета  в  Москве  было  получено  специаль¬
ное  обращение,  содержавшее  призыв  “прекратить  военные  действия  и
начать  при  посредничестве  Ассамблеи  немедленные  переговоры  для
восстановления  мира”42.  На  ответ  отводился  один  день.  Это  показыва¬
ло,  что  в  Женеве  вряд  ли  ожидали  положительной  реакции  Советского
Союза,  но  стремились  создать  видимость  желания  уладить  дело  с  на¬
чавшейся  войной.  То  же,  что  происходило  в  Лиге  наций,  было  далеко
от  реального  положения  дел.  Хорошо  знавший  ее  “кухню”  И.И.  Май¬
ский  отметил  в  этот  день:  «Не  сегодня  завтра  ожидается  решение...  Ве¬
роятно,  принято  будет  “исключение”»43.
 В  последовавшем  из  Москвы  ответе  Молотова  весьма  сухо  сооб¬
щалось,  что  правительство  СССР  “не  считает  возможным”  принять
предложение  Комитета44.  Таким  образом,  в  Москве  не  собирались  ме¬
нять  свою  позицию  и  не  выражали  беспокойства  по  поводу  того,  что
произойдет  окончательный  разрыв  с  Лигой  наций.  Не  видно  было  так¬
же,  что  страны  Запада  готовы  оказать  эффективную  поддержку  Фин¬
ляндии  и  помочь  ей  в  вооруженной  борьбе  против  Советского  Союза.
 С  началом  заседаний  Ассамблеи  для  Хельсинки  становилось  яс¬
ным,  что  никакого  посредничества  от  нее  ожидать  не  приходится.  По¬
этому  финское  руководство  предприняло  попытку  установить  связь  с
Москвой  через  Германию.  11  декабря  финский  посланник  А.  Вуоримаа
посетил  германский  МИД  и  рассказал  о  выдвигавшихся  Советским  Со¬
юзом  требованиях  на  переговорах  в  Москве  осенью  1939  г.,  а  также  из¬
ложил  финскую  точку  зрения  в  ходе  проходивших  тогда  обсуждений.
Как  свидетельствуют  документы  министерства  иностранных  дел  Гер¬
 181

мании,  “Вуоримаа  сказал,  что  он  имеет  только  указание  передать  эти
соображения.  Никаких  пояснений  к  этому  он  не  сделал”45.
 Скорее  всего,  это  было  вызвано  стремлением  найти  в  Берлине
поддержку  финской  позиции.  В  пользу  этого  говорило  и  то,  что  через
день  тесно  связанный  с  финскими  дипломатами  посланник  Венгрии  в
Германии  встречался  с  И.  Риббентропом,  чтобы  обсудить  финлянд¬
скую  проблему.  Он  стремился  побудить  имперского  министра  ино¬
странных  дел  к  тому,  чтобы  “Германия  провела  переговоры  об  урегу¬
лировании  отношений  между  Россией  и  Финляндией”.  При  этом  вен¬
герский  посланник  уточнял:  “Сейчас  финны  желают  удовлетворить
требования  русских  и  заключить  мир  с  Россией”46.  Однако  Риббентроп
уклонился  от  такой  миссии.
 Вместе  с  тем  в  Хельсинки  стали  все  решительнее  раздаваться  голо¬
са  о  необходимости  направить  в  Германию  специального  представите¬
ля,  который  взял  бы  на  себя  функцию  проведения  переговоров  с  не¬
мецким  руководством  относительно  возникшей  войны.  В  частности,
известный  политический  и  общественный  деятель,  писательница
X.  Вуолийоки  настойчиво  ставила  вопрос  о  том,  чтобы  ей  разрешили
выезд  в  Германию  с  целью  “добиваться  посредничества  для  достиже¬
ния  мира”47.  Однако  в  Берлин  был  направлен  бывший  премьер-ми¬
нистр  Финляндии  Т.  Кивимяки.  Эту  поездку  санкционировал  лично
Р.  Рюти.  Кивимяки  смог  встретиться  с  Г.  Герингом,  но  вопрос  о  посред¬
ничестве  так  и  не  был  решен.  Разговор  свелся  лишь  к  возможности  не¬
официальных  поставок  немецкого  оружия  в  Финляндию  в  целях  оказа¬
ния  ей  помощи  в  войне48.
 Таким  образом,  идея  с  германским  посредничеством  опять  не  была
реализована,  хотя  в  Хельсинки  и  почувствовали  определенные  симпа¬
тии  со  стороны  Берлина.  Не  удалось  также  использовать  в  качестве
возможных  посредников  и  страны  Прибалтики.  Во  время  визита  в  Мо¬
скву  11-12  декабря  главнокомандующего  вооруженными  силами  Эсто¬
нии  генерала  Й.  Лайдонера,  имевшего  беседу  со  Сталиным,  от  имени
президента  Эстонии  была  предложена  помощь  в  мирном  разрешении
конфликта,  возникшего  между  СССР  и  Финляндией49.  Однако  Сталин
не  принял  предложение  и  лишь  подчеркнул,  что  СССР  вовсе  не  имел
намерений  осуществить  “захват  Финляндии”50.
 В  этих  условиях  говорить  о  возможном  прекращении  войны  было
просто  нереально.  Все,  на  что  в  лучшем  случае  могли  рассчитывать  в
Хельсинки,  было  получение  скрытой  помощи  вооружением  для  про¬
должения  военных  действий.  Лига  наций  могла  оказать  Финляндии
лишь  политическую  и  моральную  поддержку.
 В  резолюции  ее  Ассамблеи  отмечалось,  что  Советский  Союз  “не
только  грубо  нарушил  положения  Лиги,  но  своими  действиями  поста¬
вил  себя  вне  Лиги  наций”.  По  поводу  образования  “народного  прави¬
тельства  Финляндии”  указывалось,  что  оно  “ни  де-юре,  ни  де-факто  не
было  признано  народом  Финляндии”51.  Разрывая  отношения  с  Совет¬
ским  Союзом,  Лига  наций  одновременно  призвала  оказывать  всемер¬
ную  поддержку  Финляндии.  Против  этого  решения  не  проголосовал
никто,  и  лишь  воздержался  ряд  государств.  Затем  рассматривавшийся
вопрос  вновь  был  поставлен  на  обсуждение  Совета  Лиги,  персональ¬
 182

ный  состав  которого  несколько  изменился,  и  в  нем  усилились  позиции
сторонников  решительных  действий,  направленных  против  Советско¬
го  Союза.
 В  конечном  итоге  14  декабря  Совет  Лиги  наций  принял  решение  об
исключении  СССР  из  числа  ее  членов.  С  юридической  точки  зрения
оно  было  довольно  уязвимо,  на  что  сразу  же  отреагировали  в  Совет¬
ском  Союзе.  В  сообщении  ТАСС  по  этому  поводу  отмечалось:  «Как
известно,  Совет  Лиги  наций  состоит  из  15  членов,  за  резолюцию  же  об
“исключении”  СССР  было  подано  только  7  голосов  из  числа  этих  15,
т.е.  резолюция  принята  меньшинством  членов  Совета  Лиги  наций.  Ос¬
тальные  8  членов  Совета  относятся  либо  к  числу  воздержавшихся,  ли¬
бо  к  числу  отсутствовавших...»  Подача  менее  пятидесяти  процентов
голосов  членов  Совета  не  позволяла,  естественно,  исключить  СССР  из
состава  международной  организации.  В  силу  этого  советское  руковод¬
ство  решило  сообщить  через  ТАСС,  что  в  Москве  сочли  возможным
самим  порвать  с  Лигой  наций,  уйти  от  моральной  ответственности  за  ее
дела  и  “иметь  отныне  свободные  руки”52.  Такое  решение  избавляло  к
тому  же  советских  дипломатов  от  излишних  осложнений,  связанных  с
Лигой  наций.  15  декабря  И.И.  Майский  записал  в  своем  дневнике  по  по¬
воду  произошедшего  в  Женеве:  “Плакать  нечего!  Пожалуй,  это  может
даже  оказаться  для  нас  выгодным”53.
 Однако  исключение  Советского  Союза  из  Лиги  наций  таило  для
него  и  серьезную  опасность  -  оказаться  в  еще  большей  международной
изоляции  и  способствовать  усилению  помощи  Финляндии.  Даже  Эсто¬
ния,  Латвия  и  Литва,  на  которых  Запад  смотрел,  как  на  “русских  аген¬
тов”,  не  решались  выступать  против  решений  Лиги  наций.  Это  не  мог¬
ло  не  озадачить  советское  руководство54.
 Находившийся  в  это  время  в  Женеве  советский  дипломат  Я.  Су-
риц  телеграфировал  в  Москву  относительно  атмосферы,  которая  ца¬
рила  на  заседаниях  Лиги  наций.  “Здесь  я  застал,  -  сообщал  он  14  де¬
кабря,  —  такую  картину:  антисоветская  волна  продолжает  стоять
очень  высоко  и  не  видно  признаков  ее  спадения”.  При  этом  он  считал
необходимым  весьма  серьезно  предостеречь:  “Мы,  бесспорно,  подхо¬
дим  к  поворотному  моменту  в  отношениях  между  Францией,  Англи¬
ей  и  СССР”55.
 Действительно,  Франция  и  Англия  начали  довольно  активно  обсу¬
ждать  вопрос  о  военной  помощи  Финляндии.  Это  проявилось,  в  частно¬
сти,  19  декабря  на  заседании  Верховного  военного  совета  союзников  в
Париже.  Тогда  был  непосредственно  поставлен  вопрос  о  посылке  на
советско-финляндский  фронт  англо-французских  войск.  И  хотя  в  Лон¬
доне  и  Париже  преследовали  прежде  всего  свои  собственные  цели,  свя¬
занные  с  ведением  вооруженных  действий  против  Германии,  военно¬
политическая  и  международная  обстановка  стала  заметно  меняться  в
явно  невыгодном  для  СССР  направлении.
 Перед  финской  дипломатией  теперь  вставала  наряду  с  поисками
выхода  из  войны  задача  -  добиться  получения  неотложной  помощи  от
зарубежных  государств.  Оценивая  решение  Совета  Лиги  наций,  прези¬
дент  Финляндии  К.  Каллио  в  своем  обращении  17  декабря  к  вооружен¬
ным  силам  выразил  надежду  на  помощь  извне:  “Мы  глубоко  удовле¬
 183

творены  этим  постановлением  и  продолжаем  ожидать,  к  каким  мерам
прибегнут  государства  -  члены  Лиги  наций  против  агрессии”56.
 С  самого  начала  войны  финские  дипломаты  искали  возможность
получения  иностранной  помощи  боевой  техникой,  оружием  и  боепри¬
пасами.  Весьма  активно  действовал  посланник  Финляндии  в  Вашингто¬
не  Прокопе,  стремившийся  договориться  относительно  закупки  ору¬
жия  в  США57.  Вместе  с  тем  правительство  Рюти  приняло  5  декабря  ре¬
шение  послать  в  ведущие  государства  Европы  специальных  представи¬
телей,  которые  должны  были  непосредственно  добиваться  получения
широкой  военной  помощи.  10  декабря  Финский  парламент  официаль¬
но  обратился  к  западным  странам  с  призывом  оказать  эффективную
помощь58.  Это  способствовало  расширению  в  международном  масшта¬
бе  кампании  всемирной  поддержки  Финляндии.
 Наибольшие  надежды  в  Хельсинки  возлагались  на  поддержку  со
стороны  Швеции.  По  сведениям,  которые  передавал  в  начале  декабря
посланник  в  Стокгольме  Э.  Эркко,  там  существовало  мнение,  что  если
Швеция  не  сделает  всего  возможного  для  Финляндии,  то  дружбе  насту¬
пит  конец59.
 Сама  же  Финляндия,  заявлял  премьер-министр  Р.  Рюти,  не  намерена
капитулировать  ни  при  каких  обстоятельствах.  “Мы  будем  сражаться  до
конца  и  даже  после  конца”,  -  сказал  он,  выступая  по  радио60.  По  расче¬
там  Маннергейма,  которые  он  изложил  на  заседании  Государственного
совета  11  декабря,  от  Швеции  зависело  многое.  “Если  получить  в  по¬
мощь  пять  дивизий  шведских  войск  и  иметь  достаточно  снарядов,  -  гово¬
рил  он,  -  то  военные  действия  можно  вести  с  большей  уверенностью”.
Рюти  же,  развивая  эту  мысль,  добавил,  что  тогда  главнокомандующий
“имел  бы  резервы  и  мог  бы  в  один  счет  разбить  русские  войска”61.
 Из  ряда  стран  Европы  в  Хельсинки  стали  поступать  сообщения  о
реальности  оказания  помощи  Финляндии  в  ближайшее  время.  Особое
значение  придавалось  переменам  в  позиции  Англии,  о  которых  инфор¬
мировал  финский  посланник  в  Лондоне  Г.А.  Грипенберг62.  Весьма  ре¬
шительно  были  настроены  и  в  Париже.  Чуть  позднее  премьер-министр
Даладье  сказал  прибывшему  из  Хельсинки  полковнику  А.  Паасонену,
что  правительство  Франции  обдумывает  вопрос  о  разрыве  дипломати¬
ческих  отношений  с  Советским  Союзом63.
 В  Швеции  тем  временем  развертывалась  кампания  по  сбору
средств  и  вербовке  добровольцев  для  участия  в  войне  в  Финляндии.
Этим  занимался  специально  созданный  финляндский  комитет.  По
оценке  одного  из  шведских  генералов,  для  успешного  ведения  боевых
действий  требовалось  направить  на  фронт  до  20  тыс.  добровольцев64.
Но  правительство  Швеции  заявляло,  что  оно  намерено  и  впредь  при¬
держиваться  политики  нейтралитета65.  Иными  словами,  оно  не  преду¬
сматривало  свое  прямое  участие  в  оказании  помощи.
 Официально  Швеция  оставалась  вне  конфликта,  но  ее  территория
являлась  перевалочной  базой  для  транспортировки  зарубежной  воен¬
ной  техники,  оружия  и  боеприпасов  в  Финляндию,  и  сама  она  также  по¬
ставляла  для  финской  армии  разнообразное  снаряжение.
 При  оценке  складывающейся  обстановки  финны  исходили  из  того,
что  не  следует  окончательно  отказываться  от  достижения  договорен¬
 184

ности  с  советским  руководством  о  прекращении  войны.  В  правительст¬
венных  кругах  считали,  что  “Сталину  надо  будет  напрягаться  во  всем,
чтобы  русская  армия  не  понесла  поражения  в  боях  против  маленькой
Финляндии,  в  противном  случае  авторитет  большевизма  падет  в  глазах
всего  мира”66.  Поэтому  если  с  финской  стороны  еще  раз  будет  прояв¬
лена  воля  к  достижению  мира,  то  СССР  может  в  ответ  сделать  шаг  к
прекращению  войны.
 15  декабря  министр  иностранных  дел  В.  Таннер  предпринял  попыт¬
ку  наладить  прямой  контакт  с  советскими  руководителями.  Он  высту¬
пил  по  радио  на  русском  языке  с  обращением,  адресованным  непосред¬
ственно  Молотову.  В  нем  выражалось  стремление  Финляндии  к  тому,
чтобы  возобновить  переговоры  с  Советским  Союзом.  Вместе  с  тем
Таннер  не  удержался  и  от  таких  высказываний,  которые  не  могли  спо¬
собствовать  достижению  взаимопонимания  с  СССР.  По  словам  его
ближайшего  помощника  А.  Пакаслахти,  “речь  носила  все  же  времена¬
ми  острую  направленность  и  обличала...”67.
 Судя  по  всему,  в  Москве  сочли  нецелесообразным  как-либо  реаги¬
ровать  на  обращение  Таннера.  К  тому  же  А.  Коллонтай,  наблюдая  из
Стокгольма  за  действиями  финляндского  правительства,  пришла  к  за¬
ключению,  что  “Рюти  не  склонен  искать  мира  с  Москвою”68.  Не  ис¬
ключено,  что  эта  точка  зрения  докладывалась  Молотову.  Но  главное
было  то,  что  советское  руководство  не  собиралось  отказываться  от
уже  признанного  “народного  правительства”  Куусинена.
 Заметим,  что  и  в  Финляндии  высказывалась  идея  создания  марио¬
неточного  антисоветского  правительства  по  аналогии  с  “терийок-
ским”.  Как  свидетельствует  А.  Пакаслахти,  маршал  Маннергейм  зво¬
нил  из  ставки  В.  Таннеру  и  высказывал  ему  свое  соображение  относи¬
тельно  создания  “русского  правительства”  из  числа  эмигрантов  у  “вос¬
точной  границы”.  “Немного  позднее,  -  добавляет  Пакаслахти,  -  один
профессор  университета  посетил  меня  и,  не  зная  ничего  о  мысли  мар¬
шала,  пояснил,  что  можно  было  бы  поставить  вопрос  о  сотрудничест¬
ве  с  Керенским”69.  Это  соображение  также  докладывалось  Таннеру.
 Наряду  с  вниманием,  проявленным  в  Хельсинки  к  Керенскому,  ко¬
торый  4  декабря  резко  выступил  против  начатых  Советским  Союзом
военных  действий  в  Финляндии70,  другой  фигурой,  привлекавшей  к  се¬
бе  интерес,  был  Троцкий.  На  заседании  Государственного  совета  15  де¬
кабря  Рюти  говорил  именно  об  этом:  “Выдвинута  мысль,  чтобы  при¬
гласить  сюда  Троцкого  для  сформирования  альтернативного  россий¬
ского  правительства”71.  Но  идея  с  “альтернативным  правительством”
не  получила  последующего  развития  и  практической  реализации.
 Вместе  с  тем  отдельные  политические  деятели  и  дипломаты  склон¬
ны  были  к  тому,  чтобы  все  же  использовать  “русских  добровольцев”  в
ходе  начавшейся  войны.  Предполагалось  привлечь  украинских  нацио¬
налистов  для  организации  “саботажа  на  военно-промышленных  пред¬
приятиях  юга  России”72.  Сторонником  этого  был,  в  частности,  извест¬
ный  финский  политик  и  государственный  деятель  А.  Хакцель.  Хотя  о
подобного  рода  замыслах  стало  известно  уже  после  войны,  в  Москве
все  же  располагали  сведениями  о  наблюдавшейся  активности  троцки¬
стов  в  Финляндии,  что  вызывало  настороженность  по  отношению  к
 185

публичным  заявлениям  в  финских  правительственных  кругах  о  стрем¬
лении  к  достижению  мира73.
 Тем  временем  провал  плана  нанесения  молниеносного  поражения
Финляндии  стал  к  середине  декабря  1939  г.  очевидным  и  имел  большой
резонанс  международного  характера.  Никто  не  предполагал,  что  не¬
большая  страна  устоит  перед  Красной  Армией,  хорошо  оснащенной
боевой  техникой  и  имевшей  численное  превосходство  перед  противни¬
ком.  На  Западе  это  стало  основанием  для  переоценки  силы  Советско¬
го  Союза  и  его  военных  возможностей.  По-иному  стал  представляться
и  финляндский  театр  боевых  действий.  Москва  теперь  получала  сведе¬
ния  об  активизации  поддержки  Финляндии  в  связи  с  успешными  дейст¬
виями  финской  армии.  Так,  по  закрытым  каналам  поступила  информа¬
ция  о  заявлении  второго  секретаря  посольства  США  в  Москве  Ч.  Боле¬
на.  “Ввиду  такого  неожиданного  поворота  дел,  которого  никто  факти¬
чески  не  ожидал,  -  констатировал  он,  -  в  ряде  стран  возникает  сильная
тенденция  увеличить  активную  помощь  финнам.  В  частности,  амери¬
канское  правительство  предлагает  наладить  регулярное  снабжение
финнов  последними  моделями  самолетов”74.
 К  оказанию  помощи  Финляндии  непосредственно  подключилось  и
руководство  Лиги  наций.  Государствам  -  членам  Лиги  были  направле¬
ны  подписанные  И.  Авенолем  телеграммы,  в  которых  настоятельно
требовалось  оказать  максимум  возможной  материальной  и  моральной
поддержки  Финляндии.  В  течение  декабря  1939  -  января  1940  г.  в  Лиге
наций  было  получено  25  положительных  ответов  относительно  приня¬
тия  соответствующих  мер  в  этом  направлении75.  В  целом  ряде  стран
стали  создаваться  комитеты  по  оказанию  помощи  Финляндии  и  велась
вербовка  добровольцев  для  отправки  на  финский  фронт.  Наибольший
размах  такая  деятельность  приобрела  в  Швеции.  При  этом  в  некото¬
рых  шведских  кругах  настойчиво  требовали  оказания  помощи  войска¬
ми.  Коллонтай  писала  в  своем  дневнике  18  декабря,  что  в  Швеции  ок¬
репли  голоса,  требующие  оказания  Финляндии  “эффективной  помощи,
т.е.  военной”76.
 По  данным,  которые  получила  в  то  время  советская  разведка,  в
Швеции  было  образовано  около  100  вербовочных  пунктов  для  записи
желающих  отправиться  на  фронт.  Стало  также  известно,  что  между
Швецией  и  Финляндией  начала  функционировать  специально  создан¬
ная  трасса  по  льду  Ботнического  залива77.
 Из  сведений,  которые  публиковались  в  зарубежной  печати,  следова¬
ло,  что  первые  шведские  добровольцы  отправились  в  Финляндию  21  де¬
кабря78,  но  процесс  их  вербовки  не  ослабевал.  Финский  историк  М.  Тур-
тола  считает,  что  в  этот  период  в  шведском  правительстве  не  исключа¬
лась  полностью  возможность  направления  на  фронт  регулярных  войск79.
Об  этом  знали  и  в  Москве.  По  информации,  которой  располагал  Л.  Бе¬
рия,  25  декабря  английский  посланник  в  Стокгольме  сообщил  в  Лондон,
что  шведский  генштаб  настаивает  на  вооруженном  вмешательстве  Шве¬
ции  в  военные  действия  Финляндии  против  Советского  Союза80.
 Первый  шаг  в  этом  направлении  был  сделан  тогда,  когда  в  Швеции
был  разрешен  выезд  военнослужащих  в  Финляндию  в  качестве  добро¬
вольцев.  Требовалось,  однако,  соблюдать  формальность  -  уволиться  из
 186

шведской  армии81.  Сама  же  суть  дела  от  этой  маскировки  не  меня¬
лась.
 Активизация  по  линии  вербовки  добровольцев  наблюдалась  и  в
других  Скандинавских  странах  -  в  Норвегии  и  Дании,  а  также  в  При¬
балтийских  государствах.  Советской  разведке  было  известно,  в  частно¬
сти,  как  формировались  и  отправлялись  на  фронт  по  льду  Финского  за¬
лива  добровольческие  отряды  из  Эстонии82.
 Весьма  заметная  активность  в  наборе  добровольцев  для  помощи
финской  армии  наблюдалась  в  Соединенных  Штатах  Америки.  В  опре¬
деленной  мере  этому  способствовала  позиция,  которую  занимал  прези¬
дент  Рузвельт  в  деле  осуществления  поддержки  Финляндии.  Советское
полпредство  в  США  докладывало  в  Москву:  «Рузвельт  позвал  к  себе
республиканских  и  демократических  лидеров  сената  и  палаты  предста¬
вителей  и  предложил  им  в  несколько  необычном  порядке  своего  рода
“межпартийное  перемирие”  по  вопросу  о  помощи  Финляндии  и  высту¬
плении  против  СССР»83.  При  этом  речь  шла  о  разнообразной  поддерж¬
ке  -  политической,  экономической  и  военной.  Что  касается  участия  в
боевых  действиях  на  финском  фронте  американских  добровольцев,  то
наибольшее  число  их  составляли  финские  переселенцы  в  Америку.  В
зарубежной  печати  сообщалось,  что  их  первая  партия  прибыла  на  па¬
роходе  в  Швецию  21  декабря84.
 Отношения  Советского  Союза  с  США  и  странами  Европы,  несом¬
ненно,  ухудшились.  Явно  демонстративным  был  отъезд  из  Москвы  ряда
послов  европейских  государств.  Во  второй  половине  декабря  покинул  ее,
уезжая  “в  отпуск”,  посол  Италии.  Соответственно  выехал  из  Рима  и  со¬
ветский  полпред.  Это  объяснялось  “как  акт  протеста  против  ряда  анти¬
советских  демонстраций,  проходивших  в  Италии  с  началом  русско-фин¬
ского  конфликта”85.  Не  менее  сложными  становились  отношения  СССР
с  Францией  и  Англией.  Как  докладывал  22  декабря  советский  полпред  в
Париже  Суриц,  «финляндская  операция  в  своем  теперешнем  виде  не  яв¬
ляется,  как  это  можно  было  первоначально  предполагать,  операцией
“местного  порядка”»  и  “вводит  фактически  СССР  в  круг  воюющей  про¬
тив  Антанты  коалиции”.  Он  откровенно  писал,  что  идея  с  “правительст¬
вом”  Куусинена  не  дает  никакого  положительного  результата  на  прак¬
тике,  а,  наоборот,  облегчает  странам  Запада  консолидацию  против
СССР.  Советский  дипломат  подчеркивал,  что  возможен  уже  разрыв  ди¬
пломатических  отношений86.  Суриц  сообщал  о  намерении  Франции  ока¬
зать  Финляндии  самую,широкую  поддержку,  включая  военные  поставки
и  пбмощь  в  разработке  направленных  против  СССР  военных  операций.
Рассматривался  даже  такой  вариант,  как  вовлечение  в  антисоветский
блок  под  эгидой  Франции  ряда  стран  (в  том  числе  Италии,  Балканских
государств  и  Турции)87.  Советский  полпред  использовал  в  своих  докла¬
дах  весьма  резкие  выражения  по  поводу  политики  Парижа,  указывая,
что  “французы  совершенно  распоясались”88.
 Довольно  тревожные  сообщения  шли  в  Наркомат  иностранных
дел  и  из  Лондона.  23  декабря  Майский  телеграфировал  в  Москву,  что
правительство  Великобритании  “находится  в  поисках  новой  ориента¬
ции”  по  “русскому  вопросу”;  не  исключался  и  разрыв  дипломатических
отношений  с  СССР.  Полпред  в  Лондоне  подчеркивал,  что  окончатель¬
 187

ного  мнения  пока  еще  не  сложилось,  но  ситуация  довольно  быстро  ме¬
няется  и  “зависит  во  многом  от  обстоятельств,  которые  сейчас  еще
трудно  аккумулируются”89.  Международная  обстановка  требовала,  по
мнению  Майского,  внести  определенные  коррективы  в  советскую  ли¬
нию  в  связи  с  войной  в  Финляндии.  “Состояние  англо-советских  отно¬
шений  в  настоящее  время  таково,  -  подчеркивал  он,  -  что,  если  тенден¬
ция,  определявшая  их  развитие  с  начала  войны,  останется  в  силе  и  если
в  игру  в  ближайшем  будущем  не  войдут  какие-либо  новые  факторы,
нельзя  исключить  перспективы  острых  конфликтов  и  даже  открытого
разрыва  между  обеими  странами”90.
 Однако  Молотов  оставался  на  прежних  позициях.  25  декабря  он  на¬
правил  Майскому  совершенно  секретную  телеграмму,  в  которой  под¬
черкивал,  что  советское  руководство  не  изменит  взятый  ранее  внешне¬
политический  курс  и  будет  действовать  решительно.  Он  подчеркивал:
“Если  же  Советский  Союз  попробуют  затянуть  в  большую  войну,  то  на
деле  убедятся,  что  наша  страна  подготовлена  к  ней  как  следует.  Будучи
вызван  на  войну,  Советский  Союз  поведет  ее  до  конца  со  всей  решитель¬
ностью”91.  Заявление  наркома  иностранных  дел  не  вполне  учитывало
реально  складывавшуюся  обстановку,  хотя  в  Москве  и  понимали,  что
для  СССР  важно  было  не  допустить  втягивания  в  войну  великих  держав.
 В  тот  день,  когда  Молотов  направил  телеграмму  в  Лондон,  у  Май¬
ского  состоялась  беседа  с  Д.  Ллойд  Джорджем.  Последний  подтвердил,
что  англо-советские  отношения  “вступили  в  очень  опасный  период”,  но
вместе  с  тем  подчеркнул,  что  не  все  потеряно  и  “положение  еще  может
быть  выправлено”.  При  этом  он  посоветовал  “возможно  скорее  ликви¬
дировать  финские  события”,  т.е.  закончить  войну,  сделав  это  на  такой
компромиссной  основе,  которая  бы  в  большей  степени  могла  удовле¬
творить  советское  руководство.  Ллойд  Джордж  подчеркнул,  что
“СССР,  конечно,  имеет  все  основания  располагать  необходимыми  ба¬
зами,  островами”  в  пределах  финской  территории  и  “добиваться  того,
чтобы  означенные  управлялись  дружественным  СССР  правительст¬
вом”92.  Возможно,  что  эти  советы  могли  подвигнуть  Москву  к  началу
новых  подходов  в  решении  “финляндской  проблемы”.
 К  концу  декабря  для  Советского  Союза  вырисовывалась  явно  не¬
благоприятная  ситуация.  К  советскому  руководству  поступали  сведе¬
ния  об  обсуждении  англо-французскими  союзниками  возможности  на¬
правления  своих  войск  в  Финляндию.  Вместе  с  тем  советская  разведка
по  линии  НКВД  доносила:  25  декабря  английский  посланник  в  Сток¬
гольме  сообщил  в  Лондон,  что  шведский  генеральный  штаб  настаива¬
ет  на  открытом  вооруженном  вмешательстве  Швеции  в  военные  дейст¬
вия  в  Финляндии93.
 Развитие  событий  требовало,  чтобы  в  Москве  начали  думать,  как
завершить  начатую  войну,  сохранив  при  этом  свой  престиж.  Но  сохра¬
нившиеся  записи  о  приеме  Сталиным  в  конце  декабря  представителей
руководства  Красной  Армии94  свидетельствуют  о  том,  что  в  Кремле
продолжали  дальнейшее  планирование  боевых  действий.  Это  же  под¬
тверждают  и  сами  оперативные  документы.
 Не  изменился  пока  и  внешнеполитический  курс  правительства
СССР,  хотя  советское  представительство  в  Стокгольме  во  второй  по¬
 188

ловине  декабря  стало  заметно  реагировать  на  возможность  посредни¬
чества  в  целях  прекращения  войны.  Но  до  мирных  переговоров  еще
было  далеко.  Имелись  только  некоторые  признаки  того,  что  Молотов
начинает  менять  внешнеполитические  акценты.  8  января  он  сказал  по¬
сланнику  Латвии  в  Москве  Ф.  Коциньшу:  “...особенно  раздувать  собы¬
тия  в  Финляндии  мы  не  намерены,  так  как  мы  с  Финляндией  воевать  не
собирались.  Но  финны  вынудили  пойти  на  этот  шаг”95.  Из  этого  выте¬
кало,  что  советское  руководство  хотело  отойти  от  прежней  неприми¬
римой  поизции  и  могло  уже  сделать  определенные  шаги  к  компромис¬
су,  к  мирным  переговорам.  Можно  считать,  что  период  с  конца  декаб¬
ря  1939  до  начала  января  1940  г.  стал  определенным  рубежом,  после
которого  появились  надежды  на  сближение  позиций  между  Москвой  и
Хельсинки  в  целях  достижения  мира.
 За  короткое  время,  в  течение  декабря  1939  г.,  советская  диплома¬
тия  претерпела  весьма  существенную  эволюцию  в  финляндском  вопро¬
се.  В  первые  две  недели  войны,  когда  казалось,  что  события  развива¬
лись  в  благоприятном  для  СССР  направлении,  советская  сторона  про¬
водила  жесткую  политику  и  отказывалась  от  предложений  Хельсинки
достигнуть  мирного  урегулирования.  В  последующем  военно-полити¬
ческая  обстановка  резко  ухудшилась,  и  в  конце  декабря  Москва  столк¬
нулась  с  процессом  консолидации  стран  Запада  на  антисоветской  плат¬
форме,  развертыванием  помощи  Финляндии  и  угрозой  вооруженного
вмешательства  в  советско-финляндский  конфликт.  В  этой  обстановке
прежняя  политика  по  отношению  к  мирным  инициативам  Хельсинки
уже  явно  исчерпала  себя.
 С  началом  нового  1940  г.  перед  советским  руководством  совершен¬
но  очевидно  встал  вопрос:  завершить  войну  дипломатическим  путем
или  силой  оружия?  1 111 	Mannerheim  G.  Muistelmat.  II.  Hels.,  1952.  S.  139.
 2 	Ulkoasiainministerion  arkisto.  109  BL.  Suomen  julistaminen  so  tilaan,  30.11.1939.
(Далее:  UM).
 3 	UM:  n  ilmoitus  ulkomaanedustaistoille,  2.12.1939;  UM:n  vastaus  USA:lle  Suomen
julistaminen  sotatilaan,  30.11.1939.
 4 	Sotaarkisto.  Ulko  hto/YE  paall.  PM-PV  PE,  1939-40,  21908/1.  Tilannetioidoitus
Suomen  ulkomaalle  oveville  sotilasasiamiehille,  1.12.  1939.  (Далее:  SA).
 5 	Pakaslahti  A.  Talvisodan  poliittinen  naytelma.  Hels.,  1970.  S.  187.
 6 	Tanner  V.  Olin  ulkoministerina  talvisodan  aikana.  Hels.,  1951.  S.  114;  Myllyniemi  S.
Suomi  sodassa  1939-1945.  Hels.,  1982.  S.  82-83.
 7 	Vuorenmaa  A.  Defensive  strategy  and  basis  operationaldecisions  in  the  Finland
Soviet  Winter  War  1939-1940  //  Revue  Internationale  d’Histoire  Militaire.  1985.
№  62.  P.  75.
 8 	Документы  внешней  политики.  1939  год.  М.,  1992.  Т.  XXII,  кн.  2.  С.  396,  400.
(Далее:  ДВП).
 9 	Там  же.  С.  351;  Зимняя  война  (документы  о  советско-финляндских  отноше¬
ниях  1939-1940  годов)  //  Международная  жизнь.  1989.  №  12.  С.  217.  (Далее:
Зимняя  война).
 10 	См.:  NevakiviJ.  Apu  jota  ei  pyydetty.  Hels.,  1972.  S.  68-69.
 11 	ДВП.  T.  XXII,  кн.  2.  C.  363-364,418,423,444;  Полпреды  сообщают...//Сбор¬
ник  документов  об  отношениях  СССР  с  Латвией,  Литвой  и  Эстонией.  Август
 189

1939-  август  1940  г.  М.,  1990.  С.  187-188,  206,  208;  От  пакта  Молотова-Риб¬
бентропа  до  договора  о  базах:  Документы  и  материалы.  Таллинн,  1990.
С.  213-214.
 12 	Коллонтай  А.  “Семь  выстрелов”  зимой  1939  года//Международная  жизнь.
1989.  №  12.  С.  204.
 13 	ДВП.  Т.  XXII,  кн.  2.  С.  360.
 14 	Известия.  1939.  3  дек.
 15 	Зимняя  война.  С.  218.
 16 	Там  же.
 17 	ДВП.  Т.  XXII,  кн.  2.  С.  366.
 18 	Там  же.  С.  364-365.
 19 	Коминтерн  и  вторая  мировая  война.  М.,  1994.  Ч.  1.  С.  201.
 20 	UM.  109  В5а.  Телеграмма  МИД  дипломатическим  представительствам  Фин¬
ляндии  в  различных  странах,  6.12.1939;  Телеграмма  МИД  представительству
Финляндии  в  Вашингтоне,  3.12.1939.
 21 	Ibid.  109,  В2а.  Pariisin-lahetyston  sahko,  6.12.1939.
 22 	Ibid.  109,  С.  1.  Berlinin-lahetyston  raportti,  7.12.1939.
 23 	Ibid.  109,  В.5a.
 24 	Jakobson  M.  Diplomaattien  talvisota.  Hels.,  1968.  S.  185.
 25 	Странге  A.  Гибель  государства  //  Даугава.  1990.  №  5.  С.  86.
 26 	Полпреды  сообщают...  С.  188.
 27 	ДВП.  Т.  XXII,  кн.  2.  С.  201.
 28 	Там  же.  С.  394.
 29 	Там  же.  С.  634.
 30 	VA,  А.Е.  Tudearin  kokoelma.  Poytakirijoja  valtionevoston,  5.12.1939.
 31 	UM.  109,  С.  1.  Budapestin-lahetyston  sahko,  6.12.1939;  UM  -Prokope,  7.12.1939.
 32 	VA,  A.E.  Tudearin  kokoelma.  Poytakirijoja  valtionevoston,  5.12.1939.
 33 	UM.  109,  В  2a.  Sahko  UM  -  Geneven-lahetysto,  9.12.1939.
 34 	Ibid.  15,  Assamblee  20.  Ilmoitus  Genevesta,  3.12.1939.
 35 	См.:  Ходнев  A.C.  Закат  Лиги  наций  //Вопросы  истории.  1993.  №  9.  С.  171.
 36 	Там  же.
 37 	UM.  15,  Couseil,  106.  Raportti  Genevesta,  11.12.1939.
 38 	VA.  R.  Holstin  kokoelma,  68.  Holstin  raportti,  16.12.1939.
 39 	UM.  109,  В  2a.  A.  Pakaslahtin  muistic,  10.12.1939.
 40 	ДВП.  T.  XXII,  кн.  2.  C.  413.
 41 	Там  же.
 42 	Там  же.  С.  401;  UM,  15.  League  of  Nations  Assambly.  Appeal  by  the  Finnish
Government.
 43 	ДВП.  T.  XXII,  кн.  2.  C.  400.
 44 	Там  же.  С.  401;  UM,  15.  League  of  Nations  Assambly.  Appeal  by  the  Finnish
Government.
 45 	VA.  AAS+S,  Finland,  11.12.1939.  В  003265.
 46 	Documents  on  German  Foreign  Policy.  Ser.  D.  Washington,  1954.  Vol.  VIII.
P.  529-530.
 47 	VA.  Kivimaen  T.M.  kokoelma,  3.  T.M.  Kivimaki  kertonut,  4.4.1960.
 48 	Kivimaki  T.M.  Suomalaisen  politikon  muistelmat.  Hels.,  1965.  S.  124-125.
 49 	Zalis  V.  Taivisota  ja  Baltian  entente  //  Historiallinen  arkisto.  1991.  №  95.  S.  305-306.
 50 	Полпреды  сообщают...  С.  203.
 51 	См.:  UM.  15.  League  of  Nations  Assambly.  Appeal  by  the  Finnish  Government.
 52 	Известия.  1939.  16  дек.
 53 	ДВП.  T.  XXII,  кн.  2.  С.  414.
 54 	Zalis  V.  Op.  cit.  S.  301-303.
 55 	ДВП.  T.  XXII,  кн.  2.  С.  408.
 56 	President^  Kyossti  Kallion  puheita.  Hels.,  1942.  S.  330.
 190

57 	Архив  внешней  политики  Российской  Федерации.  Ф.  06.  On.  1.  П.  15.  Д.  159.
Л.  233.  Донесение  полпреда  СССР  в  США  К.  Уманского  В.М.  Молотову,
13.12.1939.  (Далее:  АВП  РФ).
 58 	Heisingin  Sanomat.  1939.  11.  Dec.
 59 	UM.  109,  С  1.  Salasahke  Tukholmasta,  9.12.1939.
 60 	Pakaslahti  A.  Op.  cit.  S.  202.
 61 	VA.  Tudeerin  A.K.  kokoelma,  Poytakirijoja  valtioncuvoston,  11.12.1939.
 62 	Gripeberg  G.A.  Lontoo-Vatikaani-Tukholma.  Hels.,  1960.  S.  89.
 63 	Paasonen  A.  Marsalkan  tiedustelupaallikkona  ja  hallituksen  asiamiahena.  Hels.,
1974.  S.  82.
 64 	Pakaslahti  A.  Op.  cit.  S.  236.
 65 	Кан  A.C.  Внешняя  политика  Скандинавских  стран  в  годы  второй  мировой
войны.  М.,  1967.  С.  59;  Manninen  О.  Op.  cit.  S.  299.
 66 	VA.  Tudeerin  kokoelma.  Poytakirijoja  valtioneuvoston,  11.12.1939.
 67 	Pakaslahti  A.  Op.  cit.  S.  219.
 68 	Коллонтай  А.  Указ.  соч.  С.  206.
 69 	Pakaslahti  A.  Op.  cit.  S.  222.
 70 	Heisingin  Sanomat.  1939.  5.  Dec.
 71 	VA.  Tudeerin  kokoelma.  Poytakirijoja  valtioneuvoston,  15.12.1939.
 72 	Pakaslahti  A.  Op.  cit.  S.  223.
 73 	ДВГТ.  T.  XXII,  kh.  2.  C.  423.
 74 	Российский  государственный  военный  архив  Ф.  33987.  On.  З.Д.  1221.  Л.  6.
Информация  НКИД,  декабрь  1939  г.  (Далее:  РГВА).
 75 	League  of  Nations.  Official  Journal.  1940.  Vol.  21.  №  1-2.  P.  11-17;  Ходнев  A.C.
Указ.  соч.  С.  172.
 76 	АВП  РФ.  Ф.  521.  Оп.  2.  П.  3.  Д.  13.  Л.  17.  Дневник  А.  Коллонтай,  тетрадь
№  15,  18.12.1939.
 77 	Российский  государственный  архив  Военно-Морского  Флота.  Ф.  P-7.  On.  1.
Д.  1269.  Д.  4;  Ф.  Р-92.  Оп.  2.  Д.  768.  Л.  19.  Доклад  начальника  первого  управ¬
ления  Наркомата  Военно-Морского  Флота  об  оказании  помощи  Финляндии
со  стороны  правительств  Англии,  США,  Франции  и  других  стран  за  декабрь
1939  и  январь  1940  г.  Бюллетень  иностранной  прессы.  (Далее:  РГАВМФ).
 78 	Franfurkter  Zeitung.  1939.  23.  Dez.
 79 	Turtola  M.  Tie  rauhaan  //  Kansakunta  sodassa.  S.  195.
 80 	РГВА.  Ф.  33987.  On.  3.  Д.  1296.  Сообщение  Л.П.  Берии,  5.1.1940  г.
 81 	Кан  A.C.  Указ.  соч.  С.  60.
 82 	РГАВМФ.  Ф.  Р-1877.  Оп.  1.Д.  672.  Л.  334.  Шифровка  командования  КБФ
Наркомату  ВМФ.
 83 	АВП  РФ.  Ф.  06.  On.  1.  П.  15.  Д.  158.  Л.  233.  Донесение  полпреда  К.  Уманско¬
го  В.М.  Молотову,  13.12.1939  г.
 84 	Frankfurter  Zeitung.  1939.  23.  Dez.
 85 	РГАВМФ.  Ф.  Р-92.  Оп.  2.  Д.  768.  Л.  7.  Бюллетень  иностранной  прессы.
 ДВП.  Т.  XXII,  кн.  2.  С.  438.
 87 	Там  же.  С.  439-440,  455.
 88 	Там  же.  С.  439.
 89 	Там  же.  С.  441-442.
 90 	Там  же.  С.  395-396;  436.
 91 	Там  же.  С.  446.
 92 	Там  же.  С.  448.
 93 	РГВА.  Ф.  33987.  Оп.  3.  Д.  1296.  Сообщение  Л.П.  Берии.
 94 	Горьков  Ю.А.  Кремль.  Ставка.  Генштаб.  Тверь,  1995.  С.  245.
 95 	Полпреды  сообщают...  С.  219.

А.С.  Орлов
 СССР  И  ПРИБАЛТИКА.  1939-1940
 История  отношений  между  СССР  и  странами  Балтии  с  августа  1939
по  август  1940  г.  была  и  остается  актуальной  проблемой  историогра¬
фии  второй  мировой  войны.  Сложные  лабиринты  переплетающихся
национальных  интересов,  столкновение  воли,  амбиций,  интриг  госу¬
дарственных  деятелей,  политических  лидеров,  разведывательных
служб  -  все  это  в  полной  мере  отразилось  на  процессах,  происходив¬
ших  в  Прибалтике  в  тот  период.  Дискуссии,  разгоревшиеся  по  этой
проблеме  в  последние  пять  лет,  выявили  большой  разброс  мнений.  Во
многих  публикациях  1988-1992  гг.  главный  упор  делался  на  морально¬
правовую  сторону  советско-прибалтийских  отношений.  Безусловно,
раскрытие  несоответствия  сталинской  дипломатии  нормам  междуна¬
родного  права  правомерно  и  необходимо.  Но  такой  подход  страдает  од¬
носторонностью.  Нарушаются  принятые  в  историографии  принципы
объективности  и  историзма.  Вне  рассмотрения  остаются  главные  для
историка  вопросы:  почему  события  происходили  именно  так,  а  не  ина¬
че?  как  видели  мир  и  из  чего  исходили  в  своих  решениях  политики,  ди¬
пломаты,  военачальники  того  времени?
 При  анализе  взаимоотношений  СССР  с  Прибалтийскими  респуб¬
ликами  в  1939-1940  гг.  необходимо  учитывать  все  аспекты  междуна¬
родных  отношений  и  внутренней  политики  различных  стран  того  вре¬
мени  в  их  взаимосвязи  и  взаимозависимости.  С  началом  второй  миро¬
вой  войны  советское  правительство  в  своих  действиях  исходило  не
только  из  комплекса  договоренностей,  связанных  с  пактом  о  ненападе¬
нии  с  Германией  и  секретным  протоколом  от  23  августа  1939  г.,  но  и  из
реального  развития  событий.  Главной  целью  было  реализовать  свои
геополитические  устремления  в  рамках  определенной  секретным  про¬
токолом  “сферы  интересов”,  не  дав  при  этом  повода  для  мирового  со¬
общества  обвинить  СССР  в  нарушении  нейтралитета  в  войне,  о  кото¬
ром  он  объявил.
 После  заключения  договора  с  Германией  о  дружбе  и  границе  от
28  сентября,  который  отнес  Литву  к  “сфере  интересов”  СССР,  на  пове¬
стку  дня  было  поставлено  практическое  осуществление  советско-гер¬
манских  договоренностей  в  отношении  Прибалтики.  Решать  этот  воп¬
рос  нужно  было  как  можно  скорее,  поскольку  обстановка  в  Европе  по¬
сле  начала  войны  была  крайне  неясной  и  чреватой  всякими  неожидан¬
ностями.  В  этих  условиях  стратегические  интересы  Советского  Союза
требовали,  чтобы  Эстония,  Латвия  и  Литва  были  не  враждебными  и  не
нейтральными,  а  союзными  ему  странами.
 Политика  советского  руководства  не  была  статичной.  Изменяю¬
щаяся  военная  обстановка  диктовала  необходимость  принятия  быст¬
рых  и  прагматичных  решений.  Главным  было  остаться  вне  мирового
 ©  А.С  Орлов
 192

конфликта  или  по  крайней  мере  отсрочить  втягивание  в  него.  Но  для
этого  необходимо  было  придерживаться  норм  международного  права,
чтобы  не  дать  повода  кому-либо  объявить  СССР  войну.  Поэтому,  на¬
пример,  вступление  Красной  Армии  в  Польшу  было  осуществлено  в
тот  момент,  когда  польское  правительство,  с  которым  в  1932  г.  был  за¬
ключен  пакт  о  ненападении,  уже  не  управляло  страной,  но  еще  не  воз¬
никло  лондонское  эмигрантское  правительство  как  субъект  междуна¬
родного  права.
 Следует  иметь  в  виду  и  то,  что  внутренняя  обстановка  в  странах
Прибалтики  в  то  время  была  далеко  не  такой  идиллической,  какой
иногда  ее  стараются  ныне  представить.  Во  всех  трех  республиках  силь¬
ны  были  классовые  противоречия,  авторитарные  режимы  противосто¬
яли  интересам  трудящихся  масс.  Этот  конфликт  еще  более  усиливался
неопределенностью  положения  республик  Прибалтики,  территории
которых  разделяли  СССР  и  Германию.  Уже  тогда  многие  в  Европе  по¬
нимали,  что  неизбежная  схватка  между  двумя  державами  была  лишь
делом  времени.  Знакомство  с  документами  раскрывает  сложную  кар¬
тину  эволюции  взаимосвязей  всех  названных  государств.  Представля¬
ется  целесообразным  рассмотреть  зависимость  советской  внешней  по¬
литики  в  отношении  Прибалтийских  республик  от  событий,  происхо¬
дивших  в  Восточной  Европе  в  описываемый  период.
 В  1938-1939  гг.  возможность  агрессии  Германии  в  Прибалтике  счи¬
талась  вполне  реальной.  Об  этом  докладывали,  в  частности,  и  совет¬
ские  дипломаты,  и  разведслужбы.  Особое  беспокойство  вызвали  в  Мо¬
скве  визиты  в  Эстонию  и  Финляндию  летом  1939  г.  начальника  геншта¬
ба  германских  сухопутных  сил  генерала  Ф.  Гальдера  и  начальника  “аб¬
вера”  адмирала  Ф.В.  Канариса.  Если  обратиться  к  английским  оцен¬
кам,  то  еще  во  время  визита  британской  военной  миссии  в  Польшу  (май
1939  г.)  она  пришла  к  выводу  о  возможности  операций  Германии  по  ус¬
тановлению  господства  на  Балтике1.  Когда  в  Лондоне  составлялась  ин¬
струкция  для  миссии  Дракса2,  то  в  качестве  одного  из  вариантов  воз¬
можных  советских  действий  указывалось  “отражение  германского
продвижения  через  Прибалтику”3.  Такие  же  соображения  высказыва¬
лись  и  французским  генштабом.  В  директиве  советского  правительст¬
ва  К.  Ворошилову,  возглавлявшему  делегацию  СССР  на  переговорах  с
Англией  и  Францией,  прямо  рассматривался  вариант  вторжения  “глав¬
ного  агрессора”  через  Прибалтику4.
 Обоснованность  подобных  оценок  подтверждается  и  высказывания¬
ми  Гитлера  на  встрече  с  генералитетом  23  мая  1939  г.,  когда  одной  из
задач  вермахта  он  назвал  решение  “прибалтийской  проблемы”5.  СССР
считался  и  с  опасностью  того,  что  после  разгрома  Польши  Германия,
даже  не  предпринимая  военных  операций,  усилит  влияние  в  Прибалти¬
ке  и  обеспечит  там  свое  господство.  Для  этого  имелись  основания.  Гер¬
мания  активно  разыгрывала  “прибалтийскую  карту”,  поддерживая
прогерманские  настроения  в  этих  странах  и  действовавшие  там  различ¬
ные  организации  фашистского  толка.  “В  прибалтийских  государствах,
-  отмечал  2  мая  1939  г.  известный  германский  дипломат  фон  Клейст,  -
мы  хотим  достичь  такой  же  цели  иным  путем.  Здесь  не  будет  иметь  ме¬
ста  применение  силы,  оказание  давления  или  угрозы...  Таким  способом
 7  Война  и  политика
 193

мы  достигнем  нейтралитета  прибалтийских  государств,  то  есть  реши¬
тельного  отхода  их  от  Советского  Союза...  Когда-то  позже,  если  это
нас  устроит,  мы  нарушим  этот  нейтралитет,  а  тогда  в  силу  заключен¬
ных  нами  ранее  пактов  о  ненападении  не  будет  иметь  место  механизм
соглашений  между  прибалтийскими  государствами  и  Советским  Сою¬
зом,  который  ведет  к  автоматическому  вмешательству  СССР”6.
 Как  свидетельствуют  документы,  тексты  пакта  о  ненападении,  се¬
кретного  протокола  и  записи  бесед  во  время  переговоров  в  Москве
23-24  августа  1939  г.  не  определяют  конкретного  характера  будущих
отношений  СССР  со  странами  Прибалтики.  В  договоре  о  ненападении
никаких  упоминаний  о  прибалтийских  государствах  вообще  нет.  Что
касается  секретного  протокола,  то  его  первый  пункт  гласил:  “1.  В  слу¬
чае  территориально-политического  переустройства  областей,  входя¬
щих  в  состав  прибалтийских  государств  (Финляндия,  Эстония,  Латвия,
Литва),  северная  граница  Литвы  одновременно  является  границей  сфер
интересов  Германии  и  СССР.  При  этом  интересы  Литвы  по  отноше¬
нию  Виленской  области  признаются  обеими  сторонами”.
 Суть  этого  пункта  состояла  в  том,  что  в  случае  войны,  которая
могла  бы  разразиться  в  связи  с  германо-польским  конфликтом,  гер¬
манские  войска  не  будут  вступать  в  Латвию,  Эстонию  и  Финляндию.
Тем  самым  Германия  выражала  готовность  считаться  с  тем,  что  про¬
никновение  германских  войск  в  эти  страны  Советский  Союз  мог  бы
рассматривать  как  создание  опасного  для  него  германского  плацдарма
в  зоне  (сфере),  представлявшей  для  СССР  бесспорный  интерес  в  плане
обеспечения  безопасности.
 Однако  вряд  ли  правомерно  утверждать,  что  в  момент  подписа¬
ния  секретного  протокола  сталинское  руководство  уже  четко  пред¬
ставляло  себе  свою  дальнейшую  политику  в  Прибалтике.  В  то  время
еще  было  очень  неясно,  какие  формы  примут  советско-германские
отношения.  Геополитические  и  военно-стратегические  интересы
Советского  Союза  в  Прибалтике  могли  быть  обеспечены  несколь¬
кими  путями:  союзом  о  взаимной,  в  том  числе  военной,  помощи;  на¬
саждением  там  просоветских  режимов;  включением  этих  стран  в  со¬
став  СССР.  Как  свидетельствуют  факты,  были  использованы  все
три  формы  реализации  указанных  возможностей.  Но  выбор  той  или
иной  формы  взаимоотношений  Кремля  с  тремя  прибалтийскими
республиками  на  различных  исторических  этапах  диктовался  не
только  экспансионистской  политикой  Москвы,  но  и  внутренней  об¬
становкой  в  странах  Прибалтики,  международной  ситуацией  в
целом.
 На  наш  взгляд,  политический  курс  Сталина-Молотова  в  отноше¬
нии  Прибалтики  прошел  четыре  этапа:
 от  заключения  пакта  23  августа  1939  г.  до  конца  сентября  -  начала
октября  1939  г.;
 с  октября  1939  до  середины  июня  1940  г.;
 с  середины  июня  до  начала  июля  1940  г.;
 с  середины  июля  до  начала  августа  1940  г.
 На  первом  этапе  главное  внимание  советского  руководства  было
сосредоточено  на  том,  чтобы  не  допустить  германской  экспансии  в
 194

Прибалтику.  Важнейшими  факторами,  оказавшими  влияние  на  после¬
дующие  решения  советского  руководства,  были  молниеносный  раз¬
гром  польской  армии  вермахтом,  ошеломивший  всю  Европу;  “странная
война”  на  Западе  вместо  ожидавшихся  активных  действий  противобор¬
ствующих  сторон;  информация  о  намерениях  Германии  в  отношении
Прибалтики,  в  частности  Литвы.
 В  разгар  событий  в  Польше  20  сентября  Гитлер  принял  решение
превратить  в  ближайшее  время  Литву  в  протекторат  Германии,  а
25  сентября  подписал  директиву  №  4  о  сосредоточении  войск  в  Восточ¬
ной  Пруссии  и  готовности  вторгнуться  в  Литву7.  Вступление  немецких
войск  на  литовскую  территорию  создало  бы  опасную  обстановку  для
группировки  Красной  Армии  в  Западной  Белоруссии,  так  как  давало
вермахту  возможность  нанести  глубокий  фланговый  удар  с  севера  по
советским  войскам.  (Об  этом  свидетельствовал  и  недавний  опыт,  когда
после  захвата  Чехословакии,  сосредоточившаяся  там  группировка  вер¬
махта  вторглась  в  Польшу  с  юга.)  Чтобы  остановить  такое  развитие
событий,  требовались  решительные  меры,  и  притом  меры  срочные.
Именно  в  тот  день,  когда  Гитлер  подписал  директиву  №  4,  Сталин  в  бе¬
седе  с  Шуленбургом  предложил,  чтобы  из  областей,  расположенных
восточнее  демаркационной  линии,  в  сферу  интересов  Германии  пере¬
шли  все  Люблинское  воеводство  и  часть  Варшавского  воеводства  до
Буга.  За  это  немецкая  сторона  могла  бы  отказаться  от  Литвы.  В  слу¬
чае  согласия  Германии  Советский  Союз  немедленно  приступил  бы  к
решению  проблем  балтийских  государств  согласно  протоколу  от  23  ав¬
густа8.  Вот  когда  впервые  появляются  определенные  указания  о  реше¬
нии  “прибалтийской  проблемы”.
 В  ходе  переговоров  27-28  сентября  стороны  выработали  условия
нового  договора  “О  дружбе  и  границе”,  по  которому  Литва  была  вклю¬
чена  в  сферу  интересов  СССР.  Угроза  ввода  в  Литву  немецких  войск,
видимо,  определила  предложения  Сталина,  легшие  в  основу  договора
от  28  сентября.  Стремясь  остановить  немцев  как  можно  дальше  от  гра¬
ниц  СССР,  но  в  то  же  время  не  желая  осложнений  с  Германией,  пока¬
завшей  свою  мощь  на  полях  сражений  в  Польше,  он  пошел  на  дальней¬
шее  сближение  с  третьим  рейхом,  хотя  национальным  интересам
СССР  более  соответствовала  бы  позиция  нейтралитета.  Об  этом  же
свидетельствует  предложение  Сталина  установить  границу  не  по  ого¬
воренному  в  секретном  протоколе  рубежу  четырех  рек  (Писса,  Нарев,
Висла,  Сан),  а  по  линии  Керзона  -  этнографической  границе,  признан¬
ной  Версальским  договором,  что  делало  границу  “более  надежной”  с
точки  зрения  международного  права.
 Складывавшаяся  в  конце  сентября  международная  обстановка  дик¬
товала  советскому  руководству  и  методы  политики  в  отношении  При¬
балтики.  На  первый  план  вышли  соображения  военного  характера,
требовавшие  размещения  некоторых  контингентов  советских  войск  и
военно-морских  баз  в  Прибалтике,  чтобы  обезопасить  этот  район  от
германской  экспансии  и  создать  стратегический  плацдарм  в  предвиде¬
нии  вероятной  в  будущем  войны  с  Германией.
 Интересна  оценка  ситуации  посланником  США  в  Латвии  и  Эсто¬
нии  Дж.  Уайли.  Он  докладывал  в  Вашингтон  17  октября  1939  г.:
 7*
 195

“В  Прибалтике  советская  политика  также  может  рассматриваться  как
позитивная.  Позиция  Германии  в  прибалтийских  странах  создавалась
более  семи  веков.  А  сейчас  в  один  миг  она  утрачена...  Ясно,  что  Совет¬
ский  Союз  ловко  пытается  занять  такую  позицию  по  отношению  к
Германии,  используя  которую  он  сможет  либо  оказывать  помощь,  ли¬
бо  создавать  трудности,  в  зависимости  от  того,  что  диктует  ему  пони¬
мание  собственных  интересов”9.
 Таким  образом,  развитие  конкретных  событий  в  обстановке  начав¬
шейся  войны  привело  к  заключению  известных  договоров  СССР  с  при¬
балтийскими  государствами  в  сентябре-октябре  1939  г.  В  те  осенние
месяцы,  когда  в  Европе  разгоралось  пламя  войны,  стало  ясно,  что  на¬
дежды  малых  стран  удержаться  на  позициях  нейтралитета  являлись  не
более  чем  иллюзией.  Это  подтвердили  и  события  весны  1940  г.,  когда
соблюдавшие  нейтралитет  Бельгия  и  Голландия  были  оккупированы
вермахтом.  Не  случайно  эстонский  посланник  в  Москве  А.  Рей,  докла¬
дывая  министру  иностранных  дел  Эстонии  13  мая  1940  г.  о  ходе  перего¬
воров  с  СССР  относительно  расширения  советских  военных  баз  в  Эс¬
тонии,  подчеркнул:  “Мы  не  сомневаемся,  что  под  влиянием  событий  в
Голландии  и  Бельгии  Кремль  решил  незамедлительно  завершить  пере¬
говоры  с  нами”10.
 Поэтому  предложения  Советского  Союза,  не  участвовавшего  в
войне,  о  заключении  соглашений  о  взаимной  помощи  правительства
прибалтийских  государств  восприняли  как  меньшее  из  зол.  Эти  догово¬
ры  соответствовали  интересам  безопасности  не  только  СССР,  но  объ¬
ективно  и  прибалтийских  государств.  Они  обеспечили  народам  При¬
балтики  мир  еще  почти  на  два  года.
 Поскольку  третий  рейх  находился  в  состоянии  войны  с  западными
демократиями,  народы  Литвы,  Латвии  и  Эстонии  понимали,  что  союз¬
нические  отношения  с  Германией  неминуемо  вовлекут  их  в  военные
действия.  Поэтому  пакты  о  взаимопомощи  с  СССР  были  встречены  с
пониманием  общественностью  прибалтийских  государств,  а  в  Литве,
которой  был  возвращен  Вильнюсский  край,  и  с  признательностью.
“Мы  благодарны  нашему  великому  соседу  за  почетное  возвращение
нам  нашей  столицы,  которую  когда-то  другие  у  нас  отняли”,  -  писал
литовский  журнал  “Кардас”  в  январском  номере  1940  г.11
 Договаривающиеся  стороны  обязались  оказывать  друг  другу  вся¬
ческую  помощь,  включая  и  военную.  Предусматривалось  создание  на
территории  Эстонии,  Латвии  и  Литвы  военных  баз  и  размещение  на
них  ограниченного  контингента  советских  воинских  частей  (по  25  тыс.
человек  в  Латвии  и  Эстонии,  20  тыс.  человек  в  Литве).
 Эти  и  другие  соглашения  не  посягали  на  суверенные  права  Литвы,
Латвии  и  Эстонии,  не  затрагивали  их  общественного  и  государственно¬
го  устройства.  Они  были  направлены  против  превращения  их  террито¬
рий  в  плацдарм  для  нападения  на  СССР.  Об  этом  свидетельствуют  мно¬
гочисленные  указания  Москвы  советским  представителям  в  прибал¬
тийских  республиках.  Их  смысл  заключался  в  том,  что  советские  гар¬
низоны,  которые  были  размещены  в  трех  прибалтийских  республиках
на  основе  договоров  о  взаимной  помощи,  ни  в  коей  мере  не  должны
были  вмешиваться  во  внутренние  дела  этих  стран.  Вот  указание  народ¬
 196

ного  комиссара  иностранных  дел  полпреду  СССР  в  Эстонии  К.Н.  Ни¬
китину  от  23  октября  1939  г.:  «Нашей  политики  в  Эстонии  в  связи  с  со¬
ветско-эстонским  пактом  о  взаимопомощи  вы  не  поняли.  Из  ваших  по¬
следних  шифровок...  видно,  что  вас  ветром  понесло  по  линии  настрое¬
ний  “советизации”  в  Эстонии,  что  в  корне  противоречит  нашей  полити¬
ке.  Вы  обязаны,  наконец,  понять,  что  всякое  поощрение  этих  настрое¬
ний  насчет  “советизации”  Эстонии  или  даже  простое  непротивление
этим  настроениям  -  на  руку  нашим  врагам  и  антисоветским  провокато¬
рам...  Вы  таким  неправильным  поведением  сбиваете  с  толку  эстонцев.
Вы  должны  заботиться  о  том,  чтобы  наши  люди,  в  том  числе  наши  во¬
енные  в  Эстонии,  в  точности  и  добросовестно  выполняли  пакт  о  взаи¬
мопомощи  и  принцип  невмешательства  в  дела  Эстонии...»12
 А  вот  телеграмма  Молотова  полпреду  в  Литве  Н.Г.  Позднякову  от
21  октября  1939  г.:  “Категорически  воспрещаю  вам,  всем  работникам
полпредства,  в  том  числе  и  военному  атташе,  вмешиваться  в  межпар¬
тийные  дела  в  Литве,  поддерживать  какие-либо  оппозиционные  тече¬
ния  и  т.д.  Малейшая  попытка  кого-либо  из  вас  вмешаться  во  внутрен¬
ние  дела  Литвы  повлечет  строжайшую  кару  на  виновного.  Имейте  в
виду,  что  договор  с  Литвой  будет  выполняться  с  нашей  стороны  честно
и  пунктуально”13.  Подобные  указания  давались  и  дипломатам,  предста¬
влявшим  СССР  в  Латвии.
 Такой  же  характер  имели  документы  и  военного  ведомства.  Так,
в  Приказе  народного  комиссара  обороны  Союза  ССР  от  25  октября
1939  г.  №  0162  говорилось:  “В  целях  точного  выполнения  пункта  о  вза¬
имопомощи  между  СССР  и  Эстонской  республикой  приказываю:
 1. 	Командиру  65-го  Особого  стрелкового  корпуса  комдиву  тов.  Тю¬
рину  и  комиссару  того  же  корпуса  бригадному  комиссару  Т.  Жмакину
принять  все  необходимые  меры  для  того,  чтобы  весь  личный  состав  на¬
ших  частей,  находящихся  в  Эстонии,  от  рядового  красноармейца  до  выс¬
шего  начсостава,  точно  и  добросовестно  выполнял  каждый  пункт  пак¬
та  о  взаимопомощи  и  ни  в  коем  случае  не  вмешивался  бы  во  внутрен¬
ние  дела  Эстонской  республики.
 2. 	Разъяснить  всему  личному  составу  наших  частей  дружескую  по¬
литику  Советского  Союза  по  отношению  к  Эстонии.  Договор  о  взаи¬
мопомощи  с  Эстонией  призван  обеспечить  прочный  мир  в  Прибалтике,
безопасность  Эстонии  и  Советского  Союза.  Весь  личный  состав  наших
частей  должен  точно  знать,  что  по  пакту  о  взаимопомощи  наши  части
расквартированы  и  будут  жить  на  территории  суверенного  государст¬
ва,  в  политические  дела  и  социальный  строй  которого  не  имеют  права
вмешиваться”.
 Приказы  №  0163  и  0164,  в  свою  очередь,  категорически  предписы¬
вали  личному  составу  2-го  Особого  стрелкового  и  16-го  Особого  стрел¬
кового  корпусов  невмешательство  во  внутренние  дела  Латвийской  и
Литовской  республик14.  В  таких  условиях  создание  на  территории  при¬
балтийских  стран  советских  военных  баз  и  вступление  ограниченного
контингента  советских  войск,  учитывая  обстановку  войны  в  Европе,
были  восприняты  населением  как  необходимость.  Гарнизоны  разме¬
щались  специально  в  малонаселенных  пунктах,  фактически  никаких
контактов  с  местным  населением  не  имели.  Об  этом  свидетельствуют
 197

документы.  Вот,  например,  каков  был  порядок  выхода  советских  воен¬
нослужащих  за  пределы  гарнизонов  в  Литве.
 “I.  Порядок  увольнения  военнослужащих  РККА  из  расположения
военных  городков  в  ближайшие  города:  Н.  Вилейка,  Вильно,  Алита,
Прены,  Янов.
 а) 	Из  расположенных  военных  городков  в  ближайший  населенный
пункт  военнослужащие  рядового  и  младшего  комначсостава  срочной
службы  увольняются  порядком,  установленным  УВС-РККА15,  под  вы¬
ходные  и  в  выходные  дни  до  23  часов  по  московскому  времени.  Уволь¬
нение  производится  группами,  на  каждую  группу  назначается  старший,
которому  иметь  на  руках  список  группы,  помимо  увольнительных  за¬
писок,  выдаваемых  на  руки  каждому  бойцу  и  младшему  командиру,
уволенному  в  городской  отпуск...
 в) 	В  случае  организованного  посещения  общественных  мест  (кино,
театр,  стадионы  и  др.)  командование  советских  войск  и  литовских
войск  через  офицеров  связи  заранее  об  этом  договариваются.
 г) 	Места  богослужения  военнослужащим  РККА  посещать  воспре¬
щается.
 д) 	Во  всех  случаях  увольнения  в  город  рядовой  и  младший  начсо¬
став  увольняется  без  оружия  (за  исключением  увольнения  по  служеб¬
ным  делам,  где  военнослужащие  увольняются  с  оружием)  и  только  в
военной  форме.
 е) 	В  случае  выхода  частей  РККА  на  тактические  учения  за  преде¬
лы  отведенных  учебных  полей  в  районе  городка  командование  совет¬
ских  войск  за  день  до  начала  учений  ставит  в  известность  командование
литовских  войск,  в  каком  районе  или  направлении  будет  проходить
учение,  начало  и  конец  учения,  состав  войск,  в  нем  участвующих  (ро¬
та,  батальон,  полк).
 ж) 	Во  время  проведения  учебных  занятий  войсковые  части  СССР
не  препятствуют  местным  жителям  выполнять  свои  работы,  а  также
сообщению  по  дорогам...
 IV. 	Взаимоотношения  частей  РККА  и  отдельных  военнослужащих
с  гражданскими  административными  властями  и  жителями.
 а) 	Литовская  местная  администрация  в  своих  отношениях  к  военно¬
служащим  РККА  руководствуется  общими  принципами  корректности,
как  это  надлежит  по  отношению  к  войскам  дружественной  страны.
 Военнослужащие  и  командование  советских  войск  в  Литве
строго  соблюдают  и  используют  законные  требования  литовской
администрации,  не  вмешиваются  и  не  препятствуют  местной  адми¬
нистрации  исполнять  свои  обязанности;  воздерживаются  от  каких
бы  то  ни  было  возражений  к  местным  действующим  законам,  обя¬
зательным  постановлениям  и  правилам;  не  участвуют  в  устраивае¬
мых  местными  жителями  собраниях,  вечеринках  и  других  организо¬
ванных  встречах,  никакого  участия  в  общественной  местной  жизни
не  принимают...
 б) 	Дежурный  по  гарнизону  офицер  литовской  армии  и  его  помощ¬
ник,  а  там,  где  нет  гарнизонов,  -  чины  гражданской  власти  имеют  пра¬
во  проверять  увольнительные  удостоверения  у  всех  военнослужащих
РККА  и  всех  оказавшихся  без  увольнительных  удостоверений  задер¬
 198

живать  и  передавать  дежурному  командиру,  для  дальнейшего  его  на¬
правления  в  часть”16.
 Это,  конечно,  не  означало,  что  отношения  властей  и  населения  с
советскими  гарнизонами  были  абсолютно  безоблачными.  Нет,  случа¬
лись  и  недоразумения.  Так,  2  февраля  1940  г.  советскими  кораблями,
базировавшимися  в  Эстонии,  был  обстрелян  эстонский  самолет.  После
расследования  этого  инцидента  нарком  ВМФ  Кузнецов  докладывал
Ворошилову,  что,  несмотря  на  извещение  эстонским  командованием
командования  КБФ  о  полете  эстонского  самолета  по  определенному
маршруту,  тот  не  только  нарушил  этот  маршрут,  но  и  вопреки  догово¬
ренности  о  том,  что  “эстонские  самолеты  над  портом  и  стоящими  ко¬
раблями  КБФ  вообще  летать  не  будут”,  несколько  раз  пролетел  над
кораблями17.  В  то  же  время  эстонская  сторона  утверждала,  что  само¬
лет  “не  уклонился  от  воздушного  коридора,  который  был  заранее  со¬
гласован  с  руководством  Красной  Армии”,  и  при  обстреле  было  повре¬
ждено  три  дома18.
 Были  случаи  нападения  на  советские  подразделения.  26  октября
1939  г.  в  Эстонии  была  обстреляна  автоколонна  4-й  роты  (33  автома¬
шины)  415-го  автобатальона.  С  каждым  месяцем  росло  число  случа¬
ев  исчезновения  советских  военнослужащих,  их  гибели.  Имело  место
и  задержание  граждан  прибалтийских  государств  советским  военным
командованием.  Так,  в  Эстонии  в  октябре-ноябре  1939  г.  было  заре¬
гистрировано  22  таких  факта19.  Были  и  другие  инциденты,  однако  в
целом  отношения  между  контингентами  советских  войск  и  местными
властями,  а  также  населением  были  лояльными.  Конечно,  наивно
было  бы  утверждать,  что  советские  гарнизоны,  которые  были  раз¬
мещены  в  странах  Прибалтики,  не  оказывали  никакого  воздействия
на  внутриполитическую  жизнь.  Сам  факт  их  присутствия  создавал
обстановку,  в  которой  левые  силы,  демократические  круги  трех  при¬
балтийских  республик  могли  действовать  более  активно,  чем  рань¬
ше.  Этому  способствовало  и  ухудшение  экономического  положения
в  прибалтийских  государствах  в  связи  с  развивающимися  военными
событиями  в  Европе.
 В  то  же  время  правящие  круги  прибалтийских  государств  по  мере
роста  военных  успехов  Германии,  и  особенно  после  неудач  Красной
Армии  в  начале  советско-финляндской  войны,  все  более  активизирова¬
ли  антисоветскую  деятельность,  нарушали  договора  с  СССР.  Правя¬
щие  круги  Эстонии  и  Латвии  оказывали  помощь  Финляндии.  В  Эсто¬
нии  активно  велась  вербовка  добровольцев  для  участия  в  боевых  дей¬
ствиях  против  СССР.  В  начале  января  1940  г.  в  Финляндию  из  Эстонии
было  направлено  200  добровольцев,  в  том  числе  150  офицеров,  среди
которых  был  адмирал  Питка20.  Не  выполнялись  условия  договоров  о
взаимопомощи,  в  частности  по  строительству  помещений,  отводу  зе¬
мельных  участков  для  советских  войск  в  предусмотренных  соглашени¬
ями  районах,  некоторым  видам  поставок,  финансовым  расчетам.  По¬
сол  СССР  в  Латвии  И.С.  Зотов  докладывал  в  Москву  19  января  1940  г.:
“Латвийское  правительство...  затягивает  разрешение  жизненно  необ¬
ходимых  вопросов.  Организованно  ведет  пропаганду  против  СССР  и
советских  гарнизонов”21.
 199

Руководители  прибалтийских  стран  занимали  недружественные  по
отношению  к  СССР  позиции.  Президент  Литвы  А.  Сметона  в  феврале
1940  г.  направил  в  Берлин  директора  департамента  госбезопасности
Повилайтиса  для  ведения  секретных  переговоров  об  установлении  над
Литвой  германского  протектората.  В  начале  1940  г.  состоялась  встре¬
ча  министра  иностранных  дел  Эстонии  К.  Сельтера  с  Г.  Герингом.
Здесь  уместно  сказать,  что  в  прибалтийских  республиках  тогда  не  зна¬
ли,  какую  судьбу  готовит  их  народам  фашистская  Германия.  Между
тем  третий  рейх  планировал  полное  уничтожение  всего,  что  могло  на¬
помнить  о  существовании  латышей,  литовцев,  эстонцев  как  народов,
их  культуры.  В  меморандуме  от  2  апреля  1941  г.  уполномоченного  по
централизованному  решению  проблем  восточноевропейского  про¬
странства  в  разделе  “Эстония,  Латвия,  Литва”  говорилось:  “Следует  ре¬
шить  вопрос,  не  возложить  ли  на  эти  области  особую  задачу  как  на  бу¬
дущую  территорию  немецкого  расселения,  призванную  ассимилиро¬
вать  наиболее  подходящие  в  расовом  отношении  местные  элементы...
 Необходимо  будет  обеспечить  отток  значительных  слоев  интелли¬
генции,  особенно  латышской,  в  центральные  русские  области,  затем
приступить  к  заселению  Прибалтики  крупными  массами  немецких  кре¬
стьян...  чтобы  через  одно  или  два  поколения  присоединить  эту  страну,
уже  полностью  онемеченную,  к  коренным  землям  Германии.
 В  этом  случае,  видимо,  нельзя  было  бы  обойтись  и  без  перемеще¬
ния  значительных  по  численности  расово  неполноценных  групп  насе¬
ления  Литвы  за  пределы  Прибалтики”22.
 Но  все  это  выяснилось  позднее,  а  тогда,  летом  1940  г.,  усилился
приток  немцев  в  Прибалтику,  в  частности  в  Литву,  под  видом  журнали¬
стов,  туристов  и  т.п.  Из  Германии  шли  слухи,  что  после  разгрома  Фран¬
ции  вермахт  обернет  оружие  против  СССР.  Правящие  круги  прибал¬
тийских  стран,  ранее  ориентировавшиеся  на  Лондон  и  Париж,  все  боль¬
ше  обращали  свои  взоры  на  Берлин.
 Вермахт  завершал  победоносную  кампанию  во  Франции.  Совет¬
скому  Союзу  приходилось  считаться  с  возможностью  переброски  гер¬
манских  войск  на  восток  для  нападения  на  СССР  и  одновременного  за¬
хвата  Прибалтики.  В  сложной  обстановке  лета  1940  г.  руководство
СССР  не  могло  не  учитывать  тревожную  информацию,  получаемую  от
разведки  и  из  других  источников,  о  враждебных  СССР  настроениях
многих  высших  военных  и  политических  деятелей  прибалтийских
стран,  об  их  связях  с  Германией.  Поэтому  советское  правительство
сочло  необходимым  принять  срочные  меры  по  укреплению  своего  пе¬
редового  стратегического  рубежа  обороны  в  прибалтийских  государст¬
вах.  Но  для  этого  необходимо  было  установить  там  такие  режимы,  ко¬
торые  не  противодействовали  бы  усилению  советского  военного  при¬
сутствия  в  регионе.  Советское  правительство  направило  ноты  руковод¬
ству  Литвы  (14  июня),  Латвии  и  Эстонии  (16  июня),  где  указывало,  что
считает  совершенно  необходимым  и  неотложным  сформировать  в  них
такие  правительства,  которые  могли  бы  обеспечить  “честное  прове¬
дение  в  жизнь”  договоров  о  взаимной  помощи  с  СССР,  а  также  потре¬
бовало  увеличить  численность  советских  войск  на  территории  При¬
балтики.
 200

17  июня  в  прибалтийские  государства  вступили  дополнительные
контингенты  Красной  Армии  и  Флота  (10  стрелковых  дивизий,  7  тан¬
ковых  бригад,  эскадра  Балтфлота).  В  то  время  многие  политики  и  ди¬
пломаты  расценивали  этот  шаг  советского  правительства  прежде  все¬
го  как  антигерманский,  предпринятый  с  целью  поставить  заслон  воз¬
можной  германской  экспансии  в  Прибалтике.  Американский  послан¬
ник  в  Литве  О.  Нарем  в  докладе  госдепартаменту  18  июня  ставил  уси¬
ление  советских  войск  в  Прибалтике  в  прямую  связь  “с  концентрацией
германских  войск”  на  западной  границе  Литвы23.  Глава  британского
МИД  Э.  Галифакс  также  ситал,  что  “концентрация  советских  войск  в
прибалтийских  государствах  является  мероприятием  оборонительного
характера”24.  Эти  меры  СССР  были  продиктованы  объективной  необ¬
ходимостью,  поскольку  немногочисленность  советских  гарнизонов  в
Прибалтике  и  невысокие  боевые  возможности  армий  прибалтийских
государств  не  обеспечивали  надежного  заслона  в  случае  гитлеровской
агрессии.  Однако  составленные  в  грубой,  ультимативной  форме  (“что¬
бы  немедленно  было  сформировано...”,  “чтобы  немедленно  был  обес¬
печен...”)  советские  ноты  являлись  отражением  сталинских  методов
внешней  политики,  а  требование  изменить  состав  правительств,  конеч¬
но  же,  было  грубым  нарушением  международного  права,  вмешательст¬
вом  во  внутренние  дела  суверенных  государств.
 Имперские  замашки  наглядно  иллюстрирует  деятельность  в  Эсто¬
нии  А.А.  Жданова.  Как  вспоминает  Н.  Андрезен,  министр  иностран¬
ных  дел  в  правительстве  И.  Вареса,  20  июня  Жданов  “сообщил  мне,  что
надо  создать  в  Эстонии  новое,  подлинно  демократическое  правительст¬
во,  и  стал  расспрашивать  меня  о  возможностях  и  деятельности  отдель¬
ных  лиц”.  Вечером  следующего  дня  “кандидаты  в  члены  нового  прави¬
тельства  были  приглашены  к  А.А.  Жданову,  где  он  кратко  спрашивал
у  каждого,  согласны  ли  мы  стать  членами  правительства.  Вскоре  пос¬
ле  этого  И.  Варес  отправился  к  президенту  со  списком  правительст¬
ва”25.  Так  же  действовали  уполномоченные  Сталина  в  Литве  (В.Г.  Де-
канозов)  и  в  Латвии  (А.Я.  Вышинский).
 Но  было  бы  неверно  утверждать,  что  методы  силового  давления  в
годы  войны  были  присущи  только  СССР  или  только  тоталитарным  го¬
сударствам.  Нет,  они  широко  применялись  в  то  время  и  буржуазными
демократиями.  Международное  право  не  остановило  Великобританию,
когда  нужно  было  завладеть  о-вом  Мадагаскар,  необходимым  для  без¬
опасности  коммуникаций  Англии  в  Индийском  океане,  хотя  Мадага¬
скар  принадлежал  вишистской  Франции,  соблюдавшей  нейтралитет  в
войне.  Великобритания  и  СССР  ввели  свои  войска  в  Иран,  соблюдав¬
ший  нейтралитет,  в  августе  1941  г.  вопреки  воле  шаха.  Эти  примеры  не
единственные  в  годы  войны.  Стратегические  приоритеты  отодвигали
на  второй  план  правовые  нормы.
 Обстановка  была  сложной.  Вермахт  воочию  демонстрировал  свое
могущество  на  полях  Западной  Европы.  За  5  дней  была  завоевана  Гол¬
ландия,  за  19  -  Бельгия;  английские  войска,  бросив  на  полях  Фландрии
всю  боевую  технику,  откатились  за  Ла-Манш;  Франция  агонизировала.
Куда  дальше  повернет  военная  машина  третьего  рейха?  Этот  вопрос
тревожил  сталинское  руководство.  Да  и  сведения  приходили  неутеши¬
 201

тельные.  Так,  в  беседе  с  начальником  отдела  внешних  сношений  Нар¬
комата  обороны  СССР  Осетровым  16  июня  1940  г.  французский  воен¬
ный  атташе  генерал  Палас  заявил:  “Французская  армия  несет  большие
потери,  она  истощена  и  долго  сражаться  не  сможет.  Это  положение
должны  учесть  и  вы,  пока  не  поздно.  После  того,  когда  прекратит  свое
существование  французская  армия,  немцы  будут  самой  сильной  стра¬
ной,  и  тогда  они  непобедимы’’26.  Черчилль  обратился  с  письмом  к  Ста¬
лину,  в  котором  призывал  его  к  сотрудничеству  перед  лицом  герман¬
ской  угрозы.  Эти  предупреждения  дополнялись  разведывательной  ин¬
формацией  о  переброске  и  сосредоточении  германских  войск  в  Восточ¬
ной  Пруссии,  об  объявлении  там  дополнительной  мобилизации  и  дру¬
гих  мероприятиях,  которые  свидетельствовали  о  возможной  угрозе
германского  вторжения  в  Прибалтику.  Последующие  события  под¬
твердили  это.  К  17  июля  1940  г.  немцы  перебросили  из  Франции  на  вос¬
ток  30-40  дивизий,  значительное  число  которых  было  направлено  в
районы  Польши  и  на  границу  Германии  с  Литвой.  В  результате  к  это¬
му  времени  в  Восточной  Пруссии  оказалось  сосредоточено  12  дивизий
и  на  территории  Польши  -  до  3627.
 Наряду  с  наращиванием  сухопутных  сил  против  СССР  Германия
сразу  же  после  ввода  советских  войск  на  территорию  прибалтийских
государств  фактически  начала  вести  активную  крейсерскую  войну  в
зоне  непосредственных  военно-политических  интересов  СССР  в  Бал¬
тийском  море.  Германское  морское  командование  не  только  организо¬
вало  крейсирование  своих  военных  кораблей  у  входа  в  Финский  и  Риж¬
ский  заливы,  но  и  направляло  патрульные  суда  в  устье  этих  заливов  под
предлогом  контроля  над  торговыми  судами  Латвии,  Эстонии  и  Финлян¬
дии,  перевозившими  в  шведские  порты  грузы,  предназначенные  для
Англии.
 Таким  образом,  предъявляя  свои  ультиматумы  правительствам
трех  прибалтийских  стран,  Сталин  и  Молотов,  видимо,  руководствова¬
лись  в  первую  очередь  соображениями  государственной  безопасности
СССР,  продиктованными  изменениями  военно-стратегической  ситуа¬
ции.  Хотя,  конечно,  сам  метод  решения  этой  важной  для  СССР  пробле¬
мы  не  соответствовал  нормам  морали,  международного  права.  Но  так
или  иначе,  ультиматумы  были  приняты.  Ни  одно  из  трех  правительств
не  отвергло  советских  требований,  не  покинуло  страну,  чтобы  создать
эмигрантское  правительство  как  субъект  международного  права  (как,
например,  сделало  польское  правительство).
 Вступление  дополнительных  контингентов  войск  Красной  Армии
в  прибалтийские  республики  было  встречено  основной  частью  населе¬
ния  с  пониманием,  хотя  не  обошлось  и  без  эксцессов.  Так,  в  Латвии  в
районе  Масленки  Аугшпилсской  волости  произошла  перестрелка  меж¬
ду  советскими  солдатами  и  латвийскими  пограничниками,  в  результате
имелись  жертвы28.
 Были  и  другие  недоразумения,  явившиеся  следствием  нераспоряди¬
тельности  и  несвоевременного  информирования.  Но  большинство  на¬
селения  прибалтийских  республик  осознавало  нависшую  над  ним  угро¬
зу  войны  и  связывало  свои  надежды  на  защиту  от  германской  агрессии
с  Советским  Союзом.  Английский  посланник  в  Риге  К.  Орд  телеграфи¬
 202

ровал  в  Лондон,  что  “значительная  часть  населения  встретила  совет¬
ские  войска  приветственными  возгласами  и  цветами”29.  Резко  возросла
активность  левых  сил,  направленная  против  авторитарных  режимов.
Отставки  правительств  требовала  и  демократическая  оппозиция.  Так,
в  эстонском  обществе  уже  давно  назревал  конфликт  между  демократи¬
чески  настроенными  народными  массами  и  авторитарным  государст¬
вом  во  главе  с  президентом  К.  Пятсом.  Часть  интеллигенции  поддер¬
живала  идеи  социализма30.
 Примерно  такая  же  обстановка  была  и  в  других  республиках  При¬
балтики.  “В  связи  с  приходом  частей  Красной  Армии  в  Латвию  в  Риге,
Двинске  и  Режице  произошли  демонстрации...  -  сообщал  советский
представитель  из  Риги.  -  18  июня  днем  Ульманис  разъезжал  по  городу
в  открытой  машине.  Вечером  Ульманис  выступил  по  радио  с  призывом
к  спокойствию  и  дружественной  встрече  советских  войск”31.  Из  Кауна¬
са  19  июня  докладывали:  “Среди  рабочих,  а  также  русского  населения
настроение  приподнятое.  Комсостав  наших  частей  приглашают  домой,
дарят  цветы.  Предлагают  свои  услуги  и  по  организации  рабочих  дру¬
жин”32.
 В  те  дни  в  странах  Прибалтики  массовые  митинги  и  демонстрации
положили  начало  формированию  народных  правительств.  Присутст¬
вие  советских  войск  и  изоляция  Прибалтики  от  стран  Запада,  разделен¬
ных  войной,  не  позволили  буржуазным  правительствам  рассчитывать
на  поддержку  извне.  Поэтому  этот  процесс  протекал  мирным  путем.
Прежний  правящий  класс  вынужден  был  уступить  власть  демократиче¬
ским  силам.
 Средние  классы  прибалтийских  государств  встретили  ввод  допол¬
нительных  контингентов  советских  войск  враждебно,  однако  внешне
большинство  их  представителей  держалось  лояльно.  Как  писал  впос¬
ледствии  исполняющий  обязанности  премьер-министра  литовского
Народного  правительства  В.  Креве-Мицкявичус,  “считалось,  что  война
между  СССР  и  германским  рейхом  неизбежна  и  принесет  Литве  осво¬
бождение  от  большевистского  ига,  поэтому  по  мере  возможности  сле¬
дует  как  можно  дольше  оберегать  существующий  строй  от  разрухи,  и
более  всего  -  экономические  и  хозяйственные  организации”33.  Он  же
свидетельствует,  что  “новое  правительство,  назвавшееся  Народным
правительством,  не  было  однородным,  а  состояло  из  двух  противопо¬
ложных  групп,  с  разными  целями  и  устремлениями.  Одна  группа  -  лю¬
ди  с  национальной  установкой,  которые  нужны  были  Москве,  чтобы
новое  правительство  еще  пользовалось  некоторым  доверием  общест¬
венности  Литвы,  но  которым  совершенно  не  доверяла  Москва  и  ее
уполномоченные  в  Литве.  Вторую  группу  составляли  коммунисты”34.
 Мирный  характер  перехода  власти  к  народным  правительствам,
законность  этих  правительств  получили  признание  в  мире.  Так,  новое
правительство  Латвии,  например,  было  признано  всеми  19  европейски¬
ми  государствами,  поддерживавшими  с  ней  дипломатические  отноше¬
ния.
 Но  меры  советского  правительства  по  созданию  выдвинутого  на
запад  стратегического  оборонительного  рубежа  касались  не  только
Прибалтики.  28  июня  непосредственно  в  состав  СССР  были  включены
 203

Бессарабия  и  Северная  Буковина,  хотя  последняя  не  фигурировала  в
секретном  протоколе  и  никогда  не  принадлежала  России.  Тем  не  менее
Берлин,  также  имевший  немалые  экономические  и  стратегические  ин¬
тересы  в  этом  районе,  официально  не  выразил  какого-либо  недоволь¬
ства  своему  восточному  соседу.  Это,  на  мой  взгляд,  весьма  важно  для
понимания  изменений  советской  политики  в  Прибалтике.
 Убедившись,  что,  несмотря  на  изменившееся  положение  в  Евро¬
пе,  Гитлер  молча  проглотил  пилюлю,  Кремль  делает  следующий  шаг
в  Прибалтике.  Начинается  четвертый  этап  -  переход  от  лояльных
СССР  демократических  правительств  к  включению  Латвии,  Литвы  и
Эстонии  в  состав  Советского  Союза  в  качестве  союзных  республик.
Это  позволяло  упростить  и  улучшить  управление  войсками,  дислоци¬
рованными  в  Прибалтике  и  объединенных  теперь  в  Прибалтийский
Особый  военный  округ;  расправляться  с  оппозиционными  элемента¬
ми  в  этих  странах;  провести  в  них  социалистические  преобразования
в  сталинском  духе.
 Организованные  левыми  силами  и  просоветскими  элементами  мас¬
совые  акции  по  созданию  в  странах  Прибалтики  законодательных  ор¬
ганов  по  советскому  образцу  привели  к  тому,  что  14-15  июля  в  Латвии,
Литве  и  Эстонии  состоялись  выборы.  В  них  приняли  участие  широкие
слои  населения.  В  Литве  и  Латвии  были  избраны  народные  сеймы,  в
Эстонии  -  Государственная  дума.  Они  провозгласили  в  прибалтийских
республиках  советскую  власть  и  приняли  решение  просить  Верховный
Совет  СССР  принять  Советскую  Латвию,  Советскую  Литву  и  Совет¬
скую  Эстонию  в  состав  Советского  Союза.  Это  не  было  сделано  с  “еди¬
нодушным  одобрением”,  как  утверждала  раньше  советская  историо¬
графия,  но  и  сторонников  этой  идеи  было  немало.  В  августе  вступле¬
ние  прибалтийских  республик  в  состав  СССР  было  законодательно
оформлено.
 Таким  образом,  вступление  прибалтийских  республик  в  состав
СССР  летом  1940  г.  было  продиктовано  в  первую  очередь  интересами
советской  внешней  политики.  Но  на  этот  процесс  влияли  и  динамиче¬
ски  развивавшиеся  события  в  самой  Прибалтике.  Значительные  круги
общественности  требовали  замены  авторитарных  режимов  демократи¬
ческими  правительствами  и  проведения  радикальных  изменений.  Часть
народа  высказывалась  за  вступление  в  состав  СССР.
 Однако,  на  наш  взгляд,  в  сложной  обстановке  лета  1940  г.  совет¬
ское  руководство  не  проявило  достаточно  политической  мудрости.  Ес¬
ли  усиление  группировки  Красной  Армии  в  Прибалтике  давало  опре¬
деленный  стратегический  выигрыш,  то  курс  на  государственное  объе¬
динение  прибалтийских  государств  с  СССР  обернулся  крупным  поли¬
тическим  просчетом  советского  руководства.  Ввод  дополнительных
соединений  РККА  и  замена  авторитарных  правительств  в  странах  При¬
балтики  были  встречены  большинством  зарубежных  государств  как
вполне  объяснимая  мера,  продиктованная  интересами  безопасности
СССР  в  складывающейся  обстановке  (о  чем  свидетельствует  призна¬
ние  новых  правительств  многими  странами).  Но  включение  прибалтий¬
ских  республик  в  состав  СССР  международное  сообщество  расценило
как  аннексию,  как  проявление  “имперских  амбиций  коммунистическо¬
 204

го  тоталитарного  государства”,  как  попытку  “множить  число  совет¬
ских  республик”.  Реакция  была  незамедлительной.  Резко  ухудшились
отношения  Советского  Союза  с  Англией  и  США,  т.е.  с  теми  странами,
которые  являлись  потенциальными  союзниками  СССР.  И  произошло
это  в  тот  момент,  когда  все  явственнее  обозначались  противоречия  Со¬
ветского  Союза  с  третьим  рейхом  и  обстановка  требовала  всемерного
улучшения  отношений  с  западными  державами.
 Это  была  крупная  политическая  ошибка  с  далеко  идущими  послед¬
ствиями  и  в  отношении  народов  Прибалтики.  В  ситуации  1940  г.  мож¬
но  было  объяснить  и  понять,  когда  прибалтийские  республики  объяви¬
ли  себя  социалистическими  государствами,  союзными  СССР.  Но  всту¬
пление  их  в  состав  Советского  Союза,  поспешное  внедрение  модели
сталинского  социализма  осложнили  внутриполитическую  ситуацию,
что  негативно  сказывается  в  Литве,  Латвии,  Эстонии  и  в  наши  дни.
 Процесс  советизации  стран  Балтии  можно  проследить  на  примере
Эстонии.  Еще  21  июня  эмиссар  Сталина  в  Эстонии  А.  Жданов  сдержи¬
вает  радикализм  эстонских  коммунистов  и  приказывает  их  лидеру
М.  Унтю  прекратить  революционные  действия  и  разоружить  рабочие
дружины,  выступавшие  за  советизацию  страны.  Полпред  в  Эстонии
К.  Никитин  26  июня  пишет  в  Москву,  что  необходимо  помогать  ново¬
му  правительству,  развернуть  в  Эстонии  сеть  обществ  дружбы  с  СССР,
больше  писать  об  СССР  в  эстонской  прессе  и  т.п.35  В  тот  же  день  пер¬
вый  секретарь  полпредства  А.  Власюк  сообщает  в  Москву,  что  Жданов
рекомендует  ВОКСу  (Всесоюзное  общество  культурных  связей)  сосре-
дочить  усилия  на  работе  в  странах  Прибалтики  и  выделить  для  этого
дополнительные  средства36.  Но  уже  29  июня  полпредом  в  Эстонии  на¬
значается  В.  Бочкарев,  бывший  советник  полпредства  по  линии  НКВД.
6  июля  Жданов  и  Бочкарев  подписывают  соглашение  СССР  с  Эстони¬
ей  об  аренде  Советским  Союзом  ряда  объектов  оборонного  характера
на  территории  Эстонии.  А  уже  16  июля  Молотов  в  ответ  на  телеграм¬
му  Бочкарева  о  том,  что  немцы  просят  у  советского  правительства  га¬
рантий  сохранности  своих  интересов  в  Эстонии,  пишет:  «Эти  вопросы
придется  “изучать”,  должно  быть,  пару  недель,  а  за  это  время  мы  обсу¬
дим,  что  и  как  отвечать»37.
 Конечно,  процессы,  происходившие  в  прибалтийских  республиках
в  то  время,  требуют  дальнейшего  исследования.  Здесь  непригодно
“черно-белое”  видение  событий,  нужно  изучать  весь  спектр  переплете¬
ний  интересов  различных  классов  и  социальных  групп.  Ясно  одно:  при
исследовании  сложного  и  противоречивого  периода  нашей  истории
1939-1940  гг.  необходимо  учитывать  всю  совокупность  факторов,  вли¬
явших  на  принятие  решений,  объективно  вскрывать  сущность  происхо¬
дивших  исторических  процессов.  11 	Public  Record  Office.  Fo.  371/23129.  P.  210.  (Далее:  PRO).
 2 	Глава  английской  делегации  на  переговорах  с  СССР  по  заключению  военной
конвенции  в  августе  1939  г.
 3 	Documents  of  British  Foreign  Policy.  Vol.  6.  P.  762-789.
 4 	Архив  внешней  политики  Российской  Федерации.  Ф.  06.  Оп.  16.  Д.  5.
Л.  22-32.
 205

5 	Akten  zur  deutschen  auswartigen  Politik.  Ser.  D.  (Далее:  ADAP).
 6 	Социалистические  революции  1940  г.  в  Литве,  Латвии  и  Эстонии.  М.,  1978.  С.
149,  150.
 7 	Дашичев  В.И.  Банкротство  стратегии  германского  фашизма.  М.,  1973,  Т.  1.
С.  389.
 8 	ADAP.  Ser.  D.  Bd.  8.  S.  101.
 9 	Мальков  В  Л.  Прибалтика  глазами  американских  дипломатов.  1939-1940  гг.
(из  архивов  США)  //  Новая  и  новейшая  история.  1990.  №  5.  С.  46.
 10 	1940  год  в  Эстонии:  Документы  и  материалы.  Таллин,  1989.  С.  79.
 11 	Орлов  А  .С.  СССР  и  Прибалтика.  1939-1940  //История  СССР.  1990.  №  4.
С.  47.
 12 	Полпреды  сообщают...:  Сборник  документов  об  отношениях  СССР  с  Латви¬
ей,  Литвой  и  Эстонией.  Август  1939  -  август  1940  г.  М.,  1990.  С.  144.
 13 	Там  же.  С.  140.
 14 	Там  же.  С.  147.
 15 	Устав  внутренней  службы  Рабоче-Крестьянской  Красной  Армии.
 16 	Центральный  государственный  военный  архив.  Ф.  33988.  Оп.  3.  Д.  377.
Л.  10-12.  (Далее:  ЦГВА).
 17 	Орлов  А.С.  Указ.  соч.  С.  49.
 18 	1940  год  в  Эстонии.  С.  75.
 19 	Там  же.  С.  77.
 20 	ЦГВА.  Ф.  33988.  Оп.  3.  Д.  374.  Л.  102.
 21 	Полпреды  сообщают...  С.  226.
 21  Дашичев  В.И.  Указ.  соч.  Т.  2.  С.  25.
 23 	Мальков  В  Л.  Указ.  соч.  С.  49.
 24 	PRO.  Cab.  65/7.  Р.  255.
 25 	1940  год  в  Эстонии.  С.  113-114.
 26 	ЦГВА.  Ф.  33988.  Оп.  4.  Д.  36.  Л.  48-49.
 27 	Там  же.  Оп.  3.  Д.  376.  Л.  302-305.
 28 	Атмода.  1989.  19  июня.
 29 	PRO.  Cab.  419/34,  Р.  272.
 30 	1940  год  в  Эстонии.  С.  16-17.
 31 	ЦГВА.  Ф.  33988.  Оп.  3.  Д.  1366.  Л.  1-2.
 32 	Там  же.  Л.  7.
 33 	Возрождение  (Вильнюс),  1989.  31  марта.
 34 	Там  же.
 35 	Полпреды  сообщают...  С.  434.
 36 	Там  же.  С.  443.
 37 	Там  же.  С.  469.

Л.Я.  Гибианский
 ЮГОСЛАВСКИЙ  КРИЗИС  НАЧАЛА  1941  года
И  СОВЕТСКИЙ  СОЮЗ*
 Югославский  кризис  1941  г.  явился  одним  из  наиболее  значитель¬
ных  событий  на  европейской  международно-политической  сцене  в  пе¬
риод,  непосредственно  предшествовавший  фашистскому  нападению  на
СССР.  К  настоящему  времени  больше  всего  изучена  роль,  которую  иг¬
рали  в  этом  кризисе  Германия  с  ее  европейскими  союзниками  по  “оси”,
в  значительной  мере  освещалась  британская  политика  и  куда  более
скромно  -  советская.  Во  многом  это  было  связано  с  проблемой  доступ¬
ности  источников.  В  данной  статье  предпринята  попытка,  опираясь  на
уже  сделанное  в  историографии,  рассмотреть  ряд  аспектов  указанной
темы  на  основе  опубликованных  и  неопубликованных  материалов  из
российских  и  югославских  архивов  и  из  архива  Гуверовского  института
(Стэнфорд,  США),  в  котором  хранится  документация,  переданная  туда
эмигрировавшими  в  1941  г.  видными  югославскими  политиками  и  ди¬
пломатами,  включая  посланника  в  Москве  в  1940-1941  гг.  М.  Гаврило¬
вича  и  военного  атташе  Ж.  Поповича.
 Исследованные  нами  источники  подтверждают  отмечавшуюся  в
историографии  противоречивость  отношений  между  Москвой  и  Бел¬
градом  накануне  югославского  кризиса.  Пойдя  одними  из  последних  в
Европе,  только  в  июне  1940  г.,  на  установление  дипломатических  отно¬
шений  с  СССР,  правители  Югославии  сделали  это  под  давлением  чрез¬
вычайных  обстоятельств  развернувшейся  мировой  войны.  Как  вспоми¬
нал  впоследствии  бывший  югославский  премьер-министр  Д.  Цветко-
вич,  правительство  в  Белграде  по-прежнему  смотрело  на  Советский
Союз  как  на  коммунистический  режим,  враждебный  Югославии  по
своему  характеру,  но  решилось  на  такой  шаг  перед  лицом  быстро  на¬
раставшей  германо-итальянской  угрозы,  надеясь,  что  это  поможет  вы¬
рваться,  хотя  бы  до  известной  степени,  из-под  давления  Германии  и
Италии1.
 Вслед  за  обменом  дипломатическими  миссиями  югославская  сто¬
рона  стремилась,  во-первых,  заручиться  советской  политико-диплома¬
тической  поддержкой  на  международной  арене,  причем  посланник  Гав¬
рилович  старался  подчеркнуть  перед  советскими  представителями,  что
сохранение  независимости  Югославии  соответствует  геополитическим
интересам  СССР  на  Балканах  и  в  зоне  Проливов2.  Во-вторых,  военный
атташе  Попович  на  основе  инструкций  из  Белграда  сразу  же  по  прибы¬
тии  в  Москву  в  начале  сентября  1940  г.  стал  добиваться  продажи  Совет¬
ским  Союзом  вооружения  и  других  материалов  для  югославской  ар¬
 *  Статья  подготовлена  в  рамках  исследовательского  проекта,  поддержанного  Россий¬
ским  гуманитарным  научным  фондом  (грант  №  96-01-00444).
 ©Л.Я.  Гибианский
 207

мии,  в  том  числе  поставил  этот  вопрос  перед  наркомом  обороны  мар¬
шалом  С.К.  Тимошенко3.  Однако,  стараясь  побудить  СССР  к  более  ре¬
шительной  линии  противодействия  давлению  держав  “оси”  на  Югосла¬
вию,  само  югославское  правительство  предпочитало  вести  себя  с  Гер¬
манией  и  Италией  крайне  осторожно,  тактически  заигрывая  с  ними.
В  сущности,  оно  стремилось  лавировать  между  противостоявшими  на
Балканах  великими  державами,  а  советская  поддержка  должна  была
улучшить  для  Белграда  возможности  такого  лавирования.  К  тому  же  в
правящих  кругах  Югославии  сталкивались  разные  тенденции  внешне¬
политической  ориентации  и  конкретной  тактики  на  международной
арене,  обусловленные  различием  в  оценках  происходящего,  в  прогно¬
зах  на  будущее,  спецификой  тех  или  иных  групповых,  партийных,  ве¬
домственных,  личных  интересов4.
 Советская  сторона,  стремясь  воспрепятствовать  подчинению  Бал¬
кан  державами  “оси”  и  установить  свое  влияние  в  регионе,  была  заин¬
тересована  в  сближении  с  балканскими  странами  и  оказании  им,  вклю¬
чая  Югославию,  поддержки  ввиду  угрозы,  исходившей  от  Германии  и
Италии,  однако  пыталась  совместить  достижение  этих  целей  с  сохране¬
нием  советско-германского  взаимодействия,  основой  которого  явились
договоренности  1939  г.  Объективная  несовместимость  одного  и  друго¬
го  порождала  противоречивость  позиции  СССР  на  балканском  направ¬
лении,  постоянное  опасение  за  свои  отношения  с  Германией,  в  то  вре¬
мя  как  Гитлер,  по  крайней  мере  с  конца  лета  1940  г.,  больше  не  считал¬
ся  с  прежними  договоренностями  между  Берлином  и  Москвой.  По-
прежнему  сохранялись  подозрительность  в  отношении  британских  на¬
мерений  на  Балканах,  даже  после  поражения  Франции,  стремление
противостоять  не  только  германскому,  но  и  британскому  влиянию  в  ре¬
гионе.  Советское  правительство  выражало  беспокойство,  как  бы  анг¬
личане  через  связанные  с  ними  силы  в  балканских  странах,  в  частности
в  правящих  кругах  Югославии,  не  спровоцировали  в  этой  части  Евро¬
пы  прямой  конфликт  между  Германией  и  СССР.  Эти  факторы,  опреде¬
лявшие  политику  Москвы  в  отношении  Белграда,  дополнялись  недове¬
рием  к  попыткам  югославского  правительства  лавировать  между  про¬
тивостоявшими  великими  державами5.
 В  итоге  и  Советский  Союз  и  Югославия  действовали  в  сфере  вза¬
имных  отношений  в  значительной  мере  по  принципу  “и  хочется  и  ко¬
лется”,  проявляли  колебания,  маневрировали.
 В  первое  время  после  установления  дипломатических  отношений
Москва  как  будто  проявляла  стремление  к  более  активному  сближе¬
нию  с  Белградом  и  его  поддержке  против  давления  Германии.  Когда,
приступив  в  сентябре  1940  г.  к  своим  обязанностям,  Попович  был  при¬
нят  Тимошенко  и  начальником  Генерального  штаба  генералом  армии
К.А.  Мерецковым,  он  спросил  о  возможности  получения  из  СССР  воо¬
ружения.  Нарком  обороны  ответил,  что  ожидал  этого  вопроса  и  уже
имел  на  сей  счет  с  Молотовым,  как  главой  правительства,  предвари¬
тельный  разговор.  Из  него  следует,  что  правительство  примет  решение
в  ближайшее  время,  причем  Молотов  склонен  к  удовлетворительному
для  югославов  результату.  Тимошенко  добавил,  что  сам  он  как  воен¬
ный  понимает  важность  и  стратегическое  значение  Югославии,  а  пото¬
 208

му  поможет  “обеими  руками”6.  У  Поповича  даже  сложилось  от  беседы
с  Тимошенко  впечатление,  что  тот  имеет  в  виду  и  еще  более  тесное  во¬
енное  сотрудничество7.
 Последовавшие  затем  советские  действия,  казалось,  подтверждали
это  впечатление.  25  октября  военному  атташе  было  сообщено,  что  выс¬
шая  советская  инстанция  дала  принципиальное  согласие  на  продажу
вооружения  и  других  материалов  югославской  армии.  А  рассмотрев
полученные  вслед  за  тем  от  Поповича  списки  конкретных  югославских
потребностей,  советская  сторона  21  ноября  не  только  известила  его  о
том,  что  согласна  начать  поставки  в  соответствии  со  списками,  но  даже
выразила  готовность  осуществлять  всестороннее  военное  снабжение
Югославии8.  Этот  шаг,  совпавший  по  времени  с  новым  всплеском  не
только  политического,  но  и  военного  наступления  Германии  и  Италии
в  балкано-дунайском  регионе  (ввод  немецких  войск  в  Румынию  и  напа¬
дение  Италии  на  Грецию  в  октябре,  присоединение  к  Тройственному
пакту  20  ноября  Венгрии,  а  тремя  днями  позже  и  Румынии,  одновре¬
менное  требование  Гитлера,  чтобы  то  же  сделала  Болгария),  свиде¬
тельствовал  о  том,  что  СССР  поддерживал  нежелание  югославов  под¬
чиняться  фашистскому  диктату.  25  ноября  начальник  югославского
генштаба  генерал  П.  Косич  направил  Поповичу  указание  передать  на¬
чальнику  советского  Генерального  штаба  благодарность  правительст¬
ва  Югославии.  В  тот  же  день  Попович  передал  в  Наркомат  обороны
СССР  присланный  военным  министром  генералом  П.  Пешичем  допол¬
нительный  список  югославских  военных  потребностей,  который,  в  от¬
личие  от  предшествующих,  включал  прежде  всего  самолеты  и  броне¬
технику9.
 Однако  на  этом  все  и  закончилось.  Из  переписки  Поповича  с  воен¬
ным  министерством  Югославии  и  Наркоматом  обороны  СССР,  его  вос¬
поминаний,  а  также  из  некоторых  документов  Гавриловича  видно,  что
дело  застопорила  советская  сторона.  Стремясь,  чтобы  Берлин  не  узнал
о  военных  поставках  из  СССР,  она  потребовала  обеспечить  тайну  по¬
ставок  и  в  связи  с  этим  отвергла  возможность  транспортировки  через
Болгарию  или  перегона  военных  самолетов  по  воздуху.  Было  заявле¬
но,  что  югославы  должны  все  перевозить  прямо  из  какого-нибудь  со¬
ветского  порта  своими  собственными  судами.  Белград  из-за  недоста¬
точного  количества  имевшихся  у  него  судов  предлагал  доставлять  гру¬
зы  советскими  судами  в  югославские  порты  на  Дунае  или  в  югослав¬
скую  свободную  зону  в  Салониках,  но  в  итоге  согласился  на  условия,
поставленные  Москвой.  Однако,  несмотря  на  запросы  югославов,  им
так  и  не  назвали  ни  советского  порта,  откуда  надо  было  забирать  гру¬
зы,  ни  сроков  начала  перевозок.  Советская  сторона,  ссылаясь  на  необ¬
ходимость  строгой  секретности,  заявляла,  что  сообщит  о  сроках  и  мес¬
те  погрузки  лишь  в  последний  момент.  Ни  в  декабре  1940  г.,  ни  в  янва¬
ре  1941  г.  дело  с  места  не  сдвинулось10.
 Югославские  власти,  судя  по  обращениям  военного  министра  и
начальника  генштаба,  адресованным  в  Москву  Поповичу,  были  оза¬
бочены  подобным  положением  и,  согласно  воспоминаниям  Цветко-
вича  и  тогдашнего  заместителя  министра  иностранных  дел  Югосла¬
вии  И.  Юкича,  обращались  к  полпреду  СССР  в  Белграде  В.А.  Плот¬
 209

никову  за  содействием  в  осуществлении  военных  поставок11.  4  февра¬
ля  1941  г.  Наркомат  обороны  СССР,  наконец,  дал  как  будто  более  оп¬
ределенный  ответ:  Поповичу  сказали,  что  дело  замедлилось  из-за
подписанного  Югославией  12  декабря  1940  г.  договора  “о  вечной
дружбе”  с  Венгрией,  членом  Тройственного  пакта,  а  перед  тем  торго¬
вого  соглашения  с  Германией  (так  называемый  доверительный  про¬
токол  XII  заседания  югославо-германского  хозяйственного  комитета
от  19  октября  1940  г.).  Вместе  с  тем  Наркомат  обороны  СССР  запро¬
сил  Поповича,  в  состоянии  ли  югославы  собственными  транспортны¬
ми  средствами  забрать  все  грузы,  о  которых  шла  речь,  из  Одессы  и  в
полной  тайне  перебросить  к  себе  в  страну12.  Это  должно  было,  каза¬
лось,  означать,  что  к  тому  моменту  советская  сторона  уже  изменила
позицию,  вызванную  упомянутыми  выше  соглашениями  Югославии  с
Венгрией  и  Германией,  и  решила  все-таки  осуществить  намеченные
раньше  военные  поставки.
 Военный  министр  Пешич,  которому  Попович  4  февраля  телегра¬
фировал  о  происшедшем,  6  февраля  известил  Поповича  о  готовности
Белграда  секретно  перебросить  на  своих  судах  весь  материал  из  Одес¬
сы  морским  путем  и  просил,  чтобы  Наркомат  обороны  СССР  сообщил
дату,  когда  в  Одессе  можно  забрать  грузы13.  Однако  ответа  от  совет¬
ских  властей  югославы  не  дождались  ни  в  феврале,  ни  в  марте.  Остает¬
ся  неясным,  было  ли  заявление,  сделанное  Поповичу  в  Наркомате  обо¬
роны  4  февраля,  просто  тактическим  ходом,  призванным  лишь  сохра¬
нить  у  Белграда  надежду  на  советскую  поддержку,  тем  самым  поощ¬
ряя  его  к  противодействию  Германии  и  к  какой-то  ориентации  на
СССР,  или  же  Москва  действительно  склонилась  в  тот  момент  к  реше¬
нию  передать  Югославии  вооружение,  но  потом  опять  передумала.  Од¬
нако  в  любом  случае,  судя  по  непрерывно  высказывавшемуся  и  повто¬
ренному  4  февраля  советскому  опасению,  как  бы  при  военных  постав¬
ках  в  Югославию  не  была  нарушена  тайна,  главным  в  советской  пози¬
ции  оставалась  боязнь  нанести  ущерб  отношениям  СССР  с  Германией.
 Между  тем  отсутствие  поставок,  а  тем  самым  реальной  поддержки
со  стороны  СССР  еще  больше  ослабляло  позицию  Югославии  и  сужа¬
ло  ее  правящим  кругам  поле  внешнеполитического  маневрирования  в
момент,  когда  в  феврале-марте  1941  г.  давление  Берлина  резко  возрос¬
ло  и  достигло  критической  отметки.
 После  того  как  на  состоявшихся  14  февраля  переговорах  с  Цветко-
вичем  и  министром  иностранных  дел  Югославии  А.  Цинцар-Маркови-
чем  сначала  Риббентроп,  а  затем  Гитлер  потребовали  скорейшего  при¬
соединения  Югославии  к  Тройственному  пакту,  4  марта,  через  три  дня
после  присоединения  к  пакту  Болгарии,  Гитлер  на  встрече  с  принцем-
регентом  Павлом,  фактическим  правителем  Югославии  при  несовер¬
шеннолетнем  короле  Петре  II,  предъявил,  по  сути,  ультиматум  Белгра¬
ду.  Не  видя  дальнейших  возможностей  для  лавирования,  югославское
руководство  вслед  за  возвращением  Павла  с  упомянутой  встречи  при¬
няло  в  принципе  решение  уступить,  пытаясь  лишь  выторговать  некото¬
рые  послабления,  касавшиеся  условий  участия  в  Тройственном  пакте.
Югославская  армия,  по  оценке  военного  министра  Пешича  и  начальни¬
ка  генштаба  Косича,  была  не  в  состоянии  долго  сопротивляться  в  слу¬
 210

чае  германского  нападения.  А  что  касалось  внешней  помощи,  то  Бел¬
град  пришел  к  выводу,  что  на  нее  вряд  ли  можно  надеяться.  Британия
и  США,  склонявшие  Павла  и  Цветковича  к  отказу  от  присоединения
к  Тройственному  пакту,  не  были,  однако,  готовы  подкрепить  это  не¬
медленной  и  эффективной  военной  поддержкой.  На  действенную
помощь  Советского  Союза  правители  Югославии  тем  более  не  рассчи¬
тывали14.
 В  западной  и  югославской  историографии,  в  частности  Дж.  Хопт-
нером,  а  затем  -  со  ссылкой  на  него  -  В.  Терзичем,  приводились  дан¬
ные,  согласно  которым  в  начале  марта  1941  г.,  когда  югославское  ру¬
ководство  уже  склонилось  к  принятию  в  принципе  решения  о  присое¬
динении  к  Тройственному  пакту,  Гаврилович  телеграфировал  из  Моск¬
вы  в  Белград,  что  советские  военные  представители  косвенно  дали  по¬
нять  Поповичу  о  желательности  заключения  военного  пакта  между
СССР  и  Югославией  и  проявления  югославами  инициативы  для  перего¬
воров15.  Ни  Хоптнер,  ни  Терзич  не  приводили  текста  телеграммы  Гав¬
риловича.  Не  располагая  ее  текстом,  мы,  однако,  имели  возможность
познакомиться  с  другими  югославскими  архивными  документами  по
этому  вопросу  -  телеграммами,  которыми  обменивались  Цинцар-Мар-
кович  и  Гаврилович  13-15  марта16.  Из  них  видно,  что  югославский  по¬
сланник  действительно  сообщил  из  Москвы  9  марта  своему  министру
иностранных  дел  о  каком-то  предложении  советской  стороны  относи¬
тельно  переговоров  о  заключении  военного  союза.  От  кого  именно  ис¬
ходило  такое  предложение,  в  документах  не  уточняется.  Но  из  них  сле¬
дует,  что  об  этом  сообщении  югославского  посланника  было  известно
также  премьеру  Цветковичу,  который  консультировался  по  данному
поводу  с  некоторыми  видными  югославскими  политиками.
 Из  этих  политиков  конкретно  в  упомянутых  документах  фигуриру¬
ет  М.  Тупаньянин,  заместитель  председателя  сербской  земледельче¬
ской  партии,  председателем  которой  являлся  сам  Гаврилович.  Соглас¬
но  документам,  Тупаньянин  горячо  поддержал  в  беседе  с  Цветковичем
возможность  заключения  советско-югославского  военного  союза  и  че¬
рез  британское  посольство  в  Белграде  послал  телеграмму  своему  пар¬
тийному  шефу  с  запросом  о  том,  как  в  действительности  обстоит  дело.
Телеграмму,  пришедшую  из  белградского  в  московское  посольство
Англии,  посол  С.  Криппс  передал  Гавриловичу.  А  последний  тем  же
путем,  т.е.  через  британские  посольства  в  Москве  и  Белграде,  ответил
Тупаньянину,  что  не  может  вступить  в  переговоры  с  советской  сторо¬
ной,  ибо  не  имеет  на  то  полномочий,  но  если  таковые  будут  ему  при¬
сланы,  то  начнет  их.  Гаврилович  указывал,  что,  если  югославское  ру¬
ководство  готово  на  это,  оно  ни  в  коем  случае  не  должно  присоеди¬
няться  к  Тройственному  пакту17.  Этот  ответ,  полученный  от  посольст¬
ва  Британии  в  Белграде,  Тупаньянин  вручил  Цветковичу.  А  тот  расце¬
нил  его  как  запрос  Гавриловичем  полномочий  на  ведение  в  Москве  пе¬
реговоров  о  военном  союзе.  Цинцар-Маркович,  который  находился  в
неведении  относительно  переписки  Тупаньянина  с  Гавриловичем  через
англичан,  13  марта  отправил  югославскому  посланнику  в  Москву  теле¬
грамму  с  просьбой  объяснить,  что  происходит  и  почему  МИД  Югосла¬
вии  оказывается  в  неведении18.
 211

Ответом  на  вопрос  Цинцар-Марковича  была  адресованная  ему  те¬
леграмма  Гавриловича  от  14  марта,  в  которой  и  содержалось  изложен¬
ное  выше  объяснение.  Посланник  заверял  в  ней  министра  иностранных
дел  в  том,  что  без  получения  именно  от  него,  министра,  нужных  полно¬
мочий  ничего  не  предпримет  в  Москве.  Но  усиленно  подчеркивал,  что
ввиду  неофициальных  предложений,  поступивших  от  советских  воен¬
ных,  считает  целесообразным  вступить  с  правительством  СССР  в  пере¬
говоры  по  вопросу  о  возможности  заключения  договора  о  военном  со¬
юзе.  Фактически  он  пытался  убедить  Цинцар-Марковича  в  необходи¬
мости  дать  полномочия  на  ведение  переговоров19.
 В  историографии  вскользь  упоминались  эти  телеграммы  и  выска¬
зывались  по  данному  поводу  разные  точки  зрения.  В.  Клякович  утвер¬
ждал,  что  на  самом  деле  речь  шла  об  акции,  предпринятой  самим  Цвет-
ковичем  и,  возможно,  принцем-регентом  Павлом  в  целях  зондажа  со¬
ветской  позиции,  чтобы,  если  окажется  достижимым,  заручиться  все-
таки  поддержкой  Москвы  и  использовать  ее  как  определенный  проти¬
вовес  Берлину,  то  ли  для  оттяжки  присоединения  к  Тройственному  пак¬
ту,  то  ли,  по  крайней  мере,  для  выторговывания  более  приемлемых
Белграду  условий  присоединения.  А  англичане  одобрили  идею  зонда¬
жа,  ибо  приветствовали  любые  действия,  которые  могли  бы  привести
к  дистанцированию  югославского  правительства  от  Германии.  И  пото¬
му  первые  телеграммы  посылались  (очевидно,  для  большей  секретно¬
сти)  через  британские  дипломатические  представительства  в  Белграде
и  Москве.  Однако  Гаврилович,  “лично  не  расположенный  к  Советско¬
му  Союзу  и  такой  комбинации,  практически  заморозил  эту  акцию  в  са¬
мом  начале”20.  Напротив,  Терзич  считал,  что  точка  зрения  Гаврилови¬
ча  полностью  соответствовала  тогдашней  позиции  и  усилиям  британ¬
ской  политики21.
 Характеристика,  данная  Кляковичем  позиции  Гавриловича,  полно¬
стью  противоречит  упомянутым  документам,  которые  свидетельству¬
ют  о  четкой  линии  посланника  в  Москве  не  на  замораживание,  а,  на¬
оборот,  на  осуществление  акции,  призванной  прозондировать,  готова
ли  советская  сторона  в  изменившихся  условиях,  после  присоединения
Болгарии  к  Тройственному  пакту,  пойти  на  заключение  договора  о  во¬
енном  союзе  с  Югославией,  еще  остававшейся  вне  пакта.  А  что  касает¬
ся  утверждения,  что  инициаторами  всей  акции  были  сами  Цветкович  и,
возможно,  Павел,  то  никаких  доказательств  Клякович  не  привел.  Не
вызывает  возражения  лишь  констатация  как  Кляковичем,  так  и  Терзи-
чем  того  очевидного  факта,  что  англичане  выступали  в  пользу  такой
акции.
 Исследованные  нами  документы  оставляют  пока  без  ответа  воп¬
рос  о  том,  действительно  ли  с  советской  стороны  делалось  предложе¬
ние,  о  котором  сообщил  9  марта  Гаврилович,  или  его  телеграмма  бы¬
ла  мистификацией.  Но  если  у  Хоптнера  и  следовавшего  за  ним  Терзи-
ча  в  качестве  того,  кому  было  сделано  указанное  предложение,  фигу¬
рировал  -  без  всяких  доказательств  -  военный  атташе  Попович,  то  в
переписке  Гавриловича  с  Цинцар-Марковичем  называется  совершен¬
но  иное  лицо  -  Б.  Симич22.  Его  причастность  к  рассматриваемым  со¬
бытиям  порождает  новые  загадки.
 212

Отставной  полковник,  бывший  участии  конспиративной  нацио¬
нально-радикальной  сербской  организации  “Объединение  или  смерть”
(“Черная  рука”),  которая  действовала  накануне  и  во  время  первой  ми¬
ровой  войны,  в  свое  время  осужденный  за  деятельность  в  этой  органи¬
зации  и  уволенный  из  армии,  Симич  в  начале  1940-х  годов  был  связан
с  патриотически  и  славянофильски  ориентированными  кругами  серб¬
ских  политиков  и  военных.  В  югославской  историографии  констатиро¬
валось,  что  его  личность  остается  довольно  малоизвестной  из-за  отсут¬
ствия  необходимых  источников.  Однако  упоминалось,  что  он  сыграл
роль  в  перевороте  27  марта  1941  г.  и  был  к  тому  времени  связан  с
М.  Голубичем,  бывшим  участником  сараевского  покушения  1914  г.,  а
позже  членом  Компартии  Югославии  (КПЮ),  которого  в  югославской
исторической  литературе  и  публицистке  принято  считать  резидентом
советской  военной  разведки,  руководившим  к  началу  1940-х  годов
агентурной  сетью  в  Югославии23.  Утверждения  как  о  Голубиче,  так  и  о
какой-то  причастности  Симича  к  его  деятельности  разведчика  не  под¬
креплялись  документами,  а  базировались  на  некоторых  мемуарных
упоминаниях,  однако  никогда  не  ставились  под  сомнение.
 Достоверно  известно,  что  Симич  появился  в  Москве  в  январе  или
феврале  1941  г.24  Терзич,  не  приводя  никаких  документальных  под¬
тверждений,  писал,  что  Симич  возглавлял  неофициальную  по  форме
югославскую  миссию,  направленную  в  советскую  столицу,  но  не  уточ¬
нял,  кто  и  для  чего  ее  направил25.  В  телеграмме  от  1  марта,  отправлен¬
ной  из  Белграда  советским  поверенным  в  делах  в  Югославии  В.З.  Ле¬
бедевым  в  НКИД  СССР,  о  миссии  не  было  речи,  но  говорилось,  что
“Симич  имеет,  по  неофициальным  сведениям,  секретные  полномочия
для  переговоров  с  советским  правительстом”26.  Эта  формулировка  не
оставляет  сомнения,  что  подразумевались  полномочия  от  руководства
Югославии,  но  в  телеграмме  не  пояснялось,  какие  переговоры  имеют¬
ся  в  виду.  Попович  в  своих  воспоминаниях  не  упоминал  ни  о  миссии,  ни
о  цели  приезда,  но  писал  об  утверждении  Симича,  что  тот  “имеет  проч¬
ные  связи  в  высших  военных  кругах  Советской  России”.  Попович  счи¬
тал  это  выдумкой27.
 Симич  действительно  имел  довольно  серьезные  связи  с  советской
стороной,  о  чем  свидетельствует  тот  факт,  что  когда  после  переворо¬
та,  происшедшего  27  марта,  началась  подготовка  переговоров  о  заклю¬
чении  договора  между  СССР  и  Югославией,  Молотов  в  телеграмме  Ле¬
бедеву  от  31  марта  специально  указал  на  желательность  включения
Симича  в  состав  югославской  делегации28.  Что  же  касается  целей  его
визита  в  Москву  в  начале  1941  г.,  то  этот  приезд  не  мог  быть  вызван
предпринятой,  по  утверждению  Кляковича,  Цветковичем,  а  возможно,
и  самим  принцем-регентом  Павлом  акцией  зондажа,  замысел  которой,
согласно  тому  же  Кляковичу,  возник  лишь  после  6  марта.  Это,  однако,
не  исключает  вероятности  того,  что  при  осуществлении  такой  акции,
если  она  действительно  имела  место,  Симича  привлекли  вместе  с  Гав¬
риловичем  к  участию  в  ней.  Независимо  от  того,  давало  или  нет  юго¬
славское  правительство  ему  какие-либо  полномочия  при  поездке  в  Мо¬
скву  в  начале  1941  г.,  оно  было  как-то  связано  с  ним.  Ибо,  получив  те¬
леграмму  Гавриловича  от  14  марта,  в  которой  говорилось  о  предложе¬
 213

нии  советских  военных  Симичу,  Цинцар-Маркович  тут  же  телеграфи¬
ровал  посланнику:  “Прошу,  срочно  пошлите  Божина  Симича  в  Белград
для  доклада”29.
 Если  поверить  версии  Кляковича,  то  сообщения  Гавриловича  со
ссылкой  на  Симича  о  неофициальном  предложении  советской  сторо¬
ны  относительно  переговоров  о  возможном  военном  союзе  были  мис¬
тификацией,  запущенной  по  заданию  Цветковича  (или  даже  Павла)
Гавриловичем,  Симичем  или  обоими.  Конечно,  нельзя  исключить  воз¬
можность  такой  комбинации  со  стороны  Цветковича  или  Павла,  что¬
бы  иметь  предлог  для  наделения  Гавриловича  полномочиями  на  обра¬
щение  к  советскому  правительству.  Но  поскольку  доказательств  в
пользу  своей  версии  Клякович  не  представил,  вполне  вероятно,  что
прав,  наоборот,  Терзич,  считавший,  что  импульс  к  тому,  чтобы  попы¬
таться  получить  помощь  от  СССР,  исходил  не  от  югославского  прави¬
тельства,  а  из  Москвы  от  Гавриловича  и  связанного  с  ним  в  Белграде
Тупаньянина30.  Однако  и  в  этом  случае  остается  вопрос,  действительно
ли  какие-то  советские  представители  говорили  Симичу  о  возможности
военного  союза,  или  он  вместе  с  Гавриловичем  сфабриковал  это,  на¬
оборот,  в  надежде,  что  такая  информация  побудит  югославское  руко¬
водство  отложить  присоединение  к  Тройственному  пакту  и  попытать¬
ся  через  Гавриловича  вступить  в  переговоры  с  Москвой.  Очевидно,  до¬
стоверный  ответ  могут  дать  не  известные  еще  документы  из  россий¬
ских  архивов,  если  советские  военные  действительно  подавали  Симичу
идею  о  военном  союзе,  или  из  британских  архивов,  если  Гаврилович  и
Симич  выдумали  это,  а  англичане,  с  которыми  югославский  посланник
поддерживал  тесные  связи,  были  в  курсе  дела  либо  вообще  являлись
инициаторами  такой  комбинации31.
 Так  или  иначе,  но  сразу  после  телеграммы  Гавриловича  от  9  марта
о  предложении  военных  Симичу  появились  сообщения  о  готовящемся
заключении  военного  союза  между  СССР  и  Югославией.  В  “Нью-Йорк
тайме”  оно  было  напечатано  со  ссылкой  на  корреспондента  газеты  в
Белграде32.  Была  ли  такая  публикация  случайной  утечкой  информации
или  целенаправленным  шагом,  а  в  последнем  случае  -  с  какой  целью  ее
инспирировали:  для  торпедирования  возможных  переговоров  с  СССР
либо  для  того,  чтобы  затруднить  присоединение  Югославии  к  Тройст¬
венному  пакту?  Какой  бы  ни  была  истинная  подоплека,  14  марта  Мо¬
лотов  телеграфировал  в  Белград  Лебедеву:  “Все  и  всякие  слухи  о  том,
что  ведутся  переговоры  в  Москве  и  готовится  подписание  военного  со¬
юза  между  Югославией  и  СССР,  являются  вымыслом.  Эти  слухи  рас¬
пространяются  в  целях  дезинформации  и  для  прикрытия  закулисных
дел  югославского  правительства  с  немцами.  Никаких  переговоров  с
югославами  в  Москве  не  велось  и  не  ведется,  и  со  стороны  югославов
таких  предложений  нам  не  делалось”33.  О  том,  делались  ли  перед  тем  с
советской  стороны  неофициальные  намеки  югославам  на  возможность
переговоров  о  советско-югославском  военном  союзе,  в  телеграмме  не
было  ни  слова.
 Если  никакого  предложения  Симичу  не  делалось,  а  оно  было  выду¬
мано  им  и  (или)  Гавриловичем,  то  власти  в  Белграде  должны  были  по¬
сле  названных  выше  публикаций  выглядеть  в  глазах  Кремля  прямыми
 214

провокаторами.  Если  же  предложение  действительно  имело  место,  то
после  этих  публикаций  югославское  правительство  представало  в  ка¬
честве  руководства,  с  которым  нельзя  вести  никаких  дел.  В  любом  из
этих  случаев  дальнейшие  переговоры  между  Москвой  и  существовав¬
шим  югославским  режимом,  очевидно,  исключались.
 Впрочем,  Белград  со  своей  стороны  отказался  в  середине  марта
официально  запросить  СССР  о  возможности  военного  союза,  а  предпо¬
чел  продолжить  переговоры  с  Берлином  о  более  приемлемых  услови¬
ях  присоединения  к  Тройственному  пакту34.  Переговоры  быстро  подо¬
шли  к  концу.  25  марта  был  подписан  венский  протокол  о  присоедине¬
нии  Югославии  к  пакту.
 До  последнего  часа  Лондон,  Вашингтон  и  та  часть  югославского
политического  и  военного  истеблишмента,  которая  была  против  тако¬
го  шага,  тщетно  пытались  предотвратить  его.  В  рамках  этих  усилий
Гаврилович  22  марта  обратился  к  Вышинскому  с  запросом,  не  может
ли  он,  посланник,  передать  югославскому  правительству  в  “порядке
своего  личного  впечатления”,  что  советскому  правительству  небезраз¬
лично,  присоединится  или  нет  Югославия  к  пакту,  и  что  присоединение
будет  иметь  для  нее  “неблагоприятные  последствия”.  Гаврилович  ска¬
зал  Вышинскому,  что  считал  бы  “еще  более  важным”,  если  бы  прави¬
тельство  СССР  проявило  свое  отношение  к  присоединению  Югославии
к  Тройственному  пакту  в  “такой  же  форме,  как  это  было  сделано  по
поводу  согласия  болгарского  правительства  пропустить  через  Болга¬
рию  германские  войска”35.  Последнее  подразумевало  заявление  НКИД
СССР  от  4  марта  1941  г.  о  неодобрении  советским  правительством  по¬
следовавшего  за  присоединением  Болгарии  к  Тройственному  пакту
ввода  германских  войск  на  ее  территорию36.  Вышинский  после  докла¬
да  руководству  СССР  известил  в  тот  же  день  Гавриловича,  что,  по  све¬
дениям  советской  стороны,  присоединение  Югославии  к  Тройственно¬
му  пакту  -  дело  уже  решенное,  а  потому  вопрос,  поставленный  послан¬
ником,  “является  беспредметным”37.
 Этот  ответ  не  значил,  что  Кремль  решил  пассивно  наблюдать  за
событиями.  Ибо  в  тот  же  день  из  Исполкома  Коминтерна  (ИККИ)  бы¬
ла  отправлена  радиошифровка  в  адрес  генерального  секретаря  КПЮ
Й.  Броз  Тито  с  директивой  “занять  решительную  позицию”  против  ка¬
питуляции  перед  Германией,  поддержать  движение  за  “всенародный
отпор”  военной  угрозе  и  требовать  установления  дружбы  с  СССР38.
Очевидно,  советское  руководство  решило  ориентироваться  на  органи¬
зацию  с  помощью  коммунистов  широкой  внутриюгославской  борьбы
против  правительства  и  подчинения  гитлеровскому  диктату.  Более  то¬
го,  согласно  воспоминаниям  П.А.  Судоплатова,  тогда  являвшегося  за¬
местителем  начальника  разведывательного  управления  советского  ве¬
домства  госбезопасности  (до  февраля  1941  г.  управление  было  в  соста¬
ве  НКВД,  а  затем  -  НКГБ),  Москва  стала  планировать  военный  пере¬
ворот  в  Югославии,  происшедший  27  марта  1941  г.
 В  историографии  традиционно  считалось,  что  организаторы  пере¬
ворота  были  связаны  с  британской  разведкой.  Это  подкреплялось  и  ме¬
муарными  свидетельствами  англичан,  например  X.  Долтона,  тогдашне¬
го  министра  экономической  войны,  в  чьем  подчинении  находилась  ди-
 215

версионно-разведывательная  служба  SOE39,  и  исследованиями  истори¬
ков,  имевших,  подобно,  например,  Э.  Баркер,  возможность  ознакомле¬
ния  с  материалами  из  британских  архивов  о  деятельности  SOE40.  В
пользу  такого  взгляда,  как  будто  не  вызывавшего  споров,  говорят  и
изученные  нами  документы  SOE,  хранящиеся  в  архиве  Гуверовского
института,  в  том  числе  копии  некоторых  телеграмм,  посылавшихся  из
Белграда  в  Лондон  главным  представителем  SOE  на  Балканах  майором
Дж.  Тэйлором  накануне  и  сразу  после  переворота  27  марта,  и  ряда  от¬
четов,  написанных  после  переворота  Дальтоном,  резидентами  SOE  в
Югославии  Дж.  Беннетом  и  Т.  Мастерсоном  и  действовавшим  вместе  с
англичанами  лидером  сербской  радикальной  партии  М.  Трифунови-
чем41.  Какие-либо  документы  или  мемуарные  свидетельства  о  причаст¬
ности  СССР  к  перевороту  были  до  последнего  времени  неизвестны.
В  югославской  историографии  и  публицистике,  подчеркивавшей  анга¬
жированность  англичан  в  событиях  27  марта,  время  от  времени  появ¬
лялись  отдельные  соображения  о  том,  что  советские  спецслужбы,  воз¬
можно,  тоже  были  в  курсе  подготовки  переворота,  а  может,  и  повлия¬
ли  в  известной  мере  на  нее.  Однако  никаких  конкретных  фактов  и  ис¬
точников  при  этом  не  приводилось42.  Ни  о  чем  более  определенном  ре¬
чи  в  историографии  не  шло  вплоть  до  опубликования  в  1994  г.  мемуа¬
ров  Судоплатова.
 По  утверждению  Судоплатова,  резиденты  советской  политической
и  военной  разведок  “активно  поддержали”  переворот  27  марта  1941  г.
в  соответствии  с  решением,  принятым  Сталиным  и  Молотовым.  Для
помощи  его  осуществлению  из  Москвы  в  Белград  командировали  на¬
чальника  главного  разведывательного  управления  Генерального  шта¬
ба  Красной  Армии  генерал-лейтенанта  Милынтейна,  а  по  линии  раз¬
ведки  госбезопасности  послали  ее  двух  ответственных  сотрудников  и
“опытных  нелегалов”  -  Зарубина  и  Алахвердова.  По  данным  Судопла¬
това,  видную  роль  в  организации  переворота  сыграл  еще  один  совет¬
ский  агент  -  посланник  Югославии  в  Москве  Гаврилович43.  Но,  кроме
этих  сведений,  Судоплатов  ничего  не  упомянул  ни  о  том,  какую  кон¬
кретную  роль  играли  названные  лица  в  организации  и  совершении  пе¬
реворота,  ни  о  том,  с  кем  именно  они  были  связаны  в  Белграде.
 Ввиду  недостаточности  необходимых  источников  нет  пока  воз¬
можности  проверить  данные  Судоплатова.  Но  если  верить  им,  то,  во-
первых,  неизбежно  встает  вопрос:  была  ли  советская  сторона  причаст¬
на  к  упоминавшимся  выше  телеграммам  Гавриловича  в  первой  поло¬
вине  марта  1941  г.?  Во-вторых,  если  не  только  Лондон,  но  и  Москва
старалась  стимулировать  и  поддержать  стремление  оппозиционных
сербских  политиков  и  антигермански  настроенных  военных  к  сверже¬
нию  режима,  готового  уступить  давлению  “оси”,  то  были  ли  те  или
иные  из  югославских  организаторов  заговора  связаны  лишь  либо  с
британской,  либо  с  советской  спецслужбами,  или  же  некоторые  из  них
сотрудничали  с  обеими  сторонами?  В-третьих,  что  не  менее  важно,
действовали  ли  британская  и  советская  стороны  параллельно,  не  зная
друг  о  друге?  Наконец,  в-четвертых,  наиболее  существенным,  пожа¬
луй,  является  вопрос:  как  соотносились  при  подготовке  переворота
британский  и  советский  военно-политические  планы?
 216

Ни  на  один  из  этих  вопросов  Судоплатов  ответа  не  дал.  Но  что  ка¬
салось  британского  плана,  то  известно  стремление  англичан  не  только
помешать  подчинению  Белграда  Берлину,  но  и  побудить  Югославию
к  оказанию  военной  поддержки  Греции  путем  удара  югославской  ар¬
мии  по  итальянским  войскам  в  Албании  и  добиться  образования  на
Балканах  объединенного  фронта  Югославии,  Греции  и  Турции  против
Германии  и  Италии.  Черчилль  полагал,  что  это  предотвратит  установ¬
ление  полного  господства  “оси”  на  Балканах  и  серьезно  облегчит  поло¬
жение  Англии  на  Средиземноморье44.  В  то  же  время  с  созданием  силь¬
ного  югославо-греко-турецкого  фронта  он  связывал  и  расчеты  на
эвентуальное  ускорение  советско-германского  столкновения.  В  январе
1941  г.  ход  его  рассуждений  шел  по  той  линии,  что  образование  проч¬
ного  фронта  Югославии,  Греции  и  Турции  при  британской  поддержке
уменьшит  “страх,  удерживающий  Россию  от  вступления  в  войну”.
А  28  марта,  на  другой  день  после  переворота,  он  писал  министру  ино¬
странных  дел  А.  Идену,  наоборот,  о  возможности  того,  что  в  случае,
если  Германия  будет  вынуждена  оставить  Грецию,  Югославию  и  Тур¬
цию  в  покое  перед  лицом  их  единства,  она  “могла  бы  счесть  более  це¬
лесообразным  взять  свое  в  России”45.  Если  верить  Судоплатову,  в  пла¬
ны  советского  руководства,  связанные  с  готовившимся  переворотом  в
Белграде,  тоже  входило  установление  какого-то  взаимодействия  Юго¬
славии  и  Греции,  направленного  против  Германии  и  Италии.  Но  цель
при  этом  преследовалась  прямо  противоположная  британской:  расчет
был  на  то,  что  югославское  правительство  “смогло  бы  задержать  и
продлить  операции  итальянцев  и  немцев  против  Греции”,  а  таким  пу¬
тем  удастся  “по  крайней  мере  отложить”  надвигавшееся  нападение
Германии  на  СССР46.
 Однако  в  мемуарах  Судоплатова  ничего  не  говорится  ни  о  том,  как
именно,  по  замыслам  Сталина  и  Молотова,  новое  югославское  прави¬
тельство  могло  задержать  и  продлить  военные  операции  итальянцев,
увязнувших  в  боях  с  греческими  войсками  в  Албании,  и  немцев,  гото¬
вившихся,  в  свою  очередь,  к  нападению  на  Грецию,  ни  о  том,  рассчиты¬
вали  ли  в  Кремле  на  более  серьезное  английское  военное  вмешатель¬
ство  в  Греции,  ни,  наконец,  о  том,  какой  представлялась  московским
разработчикам  планов  реакция  Берлина  в  случае  антигерманского  пе¬
реворота  в  Белграде.
 Между  тем  вопрос  о  реакции  Берлина,  а  точнее  -  об  угрозе  гитле¬
ровской  агрессии  против  Югославии  встал  сразу  после  переворота  как
перед  новым  югославским  правительством,  которое  возглавил  глав¬
ный  организатор  переворота  генерал  Д.  Симович47,  так  и  перед  руко¬
водством  СССР.  Между  ними  вслед  за  переворотом  начались  перегово¬
ры  о  заключении  советско-югославского  договора,  который  бы  укре¬
пил  положение  Белграда  перед  лицом  германской  опасности.  История
переговоров,  проходивших  в  обстановке  сугубой  секретности,  была  в
течение  десятилетий  окутана  тайной  и  обросла  в  историографии  раз¬
личными,  нередко  взаимоисключающими,  версиями.  Документы,  став¬
шие  известными  в  последнее  время,  прежде  всего  из  российских  архи¬
вов,  позволяют  в  значительной  мере  прояснить  эту  историю.
 30  марта  Лебедев  телеграфировал  из  Белграда  Молотову,  что  в
 217

этот  день  утром  его  вместе  с  военным  атташе  А.Г.  Самохиным  и  совет¬
ником  дипломатической  миссии  СССР  Д.С.  Солодом  принял  по  поруче¬
нию  Симовича  военный  министр  генерал  Б.  Илич,  выразивший  поже¬
лание  правительства  Югославии  о  заключении  советско-югославского
“военно-политического  союза  на  любых  условиях,  которые  предложит
советское  правительство,  вплоть  до  некоторых  социальных  изменений,
осуществленных  в  СССР,  которые  могут  и  должны  быть  проведены  во
всех  странах”.  Лебедев  обещал  немедленно  доложить  об  этом  в  Моск¬
ву48.  Из  содержания  телеграммы  видно,  что  о  визите  советских  дипло¬
матов  к  Иличу  и  цели  беседы  стороны  договаривались  заранее.  Пока
не  ясно,  кто  был  инициатором  встречи.  Согласно  неопубликованным
воспоминаниям  Симовича,  он  сразу  после  переворота  установил  кон¬
такт  с  Лебедевым,  которому  устно  высказал  предложение  заключить  с
СССР  договор  о  взаимопомощи49,  а  в  мемуарах  Илича  говорится,  что  о
встрече  просила  советская  сторона,  выдвинувшая  предложение  о  сою¬
зе50.
 Обращает  на  себя  внимание  следующее  обстоятельство.  Сразу  же
после  переворота  Тито  послал  радиограмму  генеральному  секретарю
ИККИ  Г.  Димитрову,  в  которой  сообщалось  о  настороженном  отно¬
шении  руководства  КПЮ  к  правительству  Симовича  и  о  решении  ор¬
ганизовать  “всенародный  нажим  на  новое  правительство,  требуя  рас¬
торжения  пакта  с  Тройственным  союзом  и  заключения  пакта  о  взаи¬
мопомощи  с  СССР”51.  Вечером  29  марта  Молотов  дал  Димитрову  ука¬
зание  “посоветовать  югославским  товарищам”  прекратить  организа¬
цию  уличных  демонстраций52.  Указание  исходило  от  Сталина53.  Не¬
обходимость  такого  решения  Молотов  аргументировал  опасностью
того,  что  демонстрациями  воспользуются  англичане  и  “внутренняя
реакция”:  “...кадры  коммунистического  движения  будут  разбиты”.
Эту  аргументацию  использовал  и  Димитров,  отправивший  в  адрес  ЦК
КПЮ  радиограмму  с  таким  указанием54.  Однако,  похоже,  указание
советского  руководства  могло  быть  вызвано  совсем  иной  причиной  -
предстоявшей  утром  следующего  дня  встречей  с  Иличем  по  поводу
будущего  договора.
 Так  или  иначе,  но  Симович  очень  торопился.  Всего  через  несколь¬
ко  часов  после  беседы  советских  дипломатов  с  Иличем,  не  дожидаясь
ответа  из  Москвы,  Лебедева  по  поручению  Симовича  посетил  уже  из¬
вестный  нам  Симич,  передавший  новое  предложение  югославского
премьера:  немедленно  назначить  представителей  обеих  стран  для  пере¬
говоров  и  заключения  договора  и  предпринять  практические  шаги  по
организации  встречи  в  Белграде  или  Москве55.  Причина  спешки  оче¬
видна:  хотя  директива  о  нападении  на  Югославию,  отданная  Гитлером
27  марта  после  сообщения  о  перевороте  в  Белграде,  была  строго  сек¬
ретной,  однако  все,  в  том  числе  и  новые  югославские  власти,  понима¬
ли,  что  нападения  можно  ожидать  довольно  скоро,  если  даже  не  в  бли¬
жайшее  время.  Из  того,  что  говорили  Лебедеву  и  его  сотрудникам
Илич  30  марта  и  югославский  министр  иностранных  дел  М.  Нинчич  на
следующий  день,  ясно  видно:  югославское  руководство  надеялось,  что
демонстрация  советской  политической,  а  тем  более  военно-политиче¬
ской  поддержки  Белграда  способна  воспрепятствовать  вторжению
 218

немцев  в  Югославию  и  последняя  сможет  выиграть  время  и  укрепить
свое  положение.  И  наоборот,  правительство  Симовича  опасалось  под¬
ключения  Югославии  к  британским  планам  противостояния  Германии
и  Италии  (чего  англичане  стали  добиваться  от  него  сразу  вслед  за  пе¬
реворотом),  потому  что  расценивало  такое  подключение  как  немед¬
ленное  вовлечение  в  войну56.
 Руководство  СССР  тоже  считало  необходимым  поспешить.  31  мар¬
та  Молотов  телеграфировал  Лебедеву  для  передачи  Иличу  согласие
советского  правительства  на  немедленное  начало  переговоров  в  Моск¬
ве.  2  апреля  туда  тайно  прибыли  Симич  и  один  из  руководителей  пере¬
ворота  полковник  Д.  Савич,  назначенные  вместе  с  Гавриловичем,  как
главой  делегации,  представителями  югославского  правительства  на  пе¬
реговорах57.
 О 	ходе  московских  переговоров,  начавшихся  3  апреля,  имеется  ряд
источников,  в  том  числе  архивные  документы  советской  дипломатии;
опубликованные  воспоминания  участвовавшего  в  них  Н.В.  Новикова,  в
ту  пору  заведующего  Ближневосточным  отделом  НКИД  СССР,  в  веде¬
ние  которого  входили  и  отношения  с  Югославией;  донесения  Гаврило¬
вича  в  Белград  и  его  неопубликованные  мемуары,  использованные
Хоптнером;  хранящиеся  в  архивах  мемуарные  свидетельства  Симовича
и  Поповича.  Несмотря  на  различия  в  освещении  отдельных  моментов,
все  эти  источники  свидетельствуют  о  том,  что  югославская  делегация
предложила  советскому  правительству  проект  договора  о  военном  со¬
юзе.  Однако  советский  партнер  не  согласился  и  взамен  выдвинул  пред¬
ложение  заключить  договор  только  о  ненападении  и  дружбе.  Его  про¬
ект,  врученный  югославской  делегации  Вышинским  4  апреля,  первона¬
чально  предусматривал  обоюдное  обязательство  сторон,  что  в  случае
нападения  третьего  государства  на  одну  из  них  другая  не  будет  помо¬
гать  агрессору.  Несколько  часов  спустя  советское  правительство  заме¬
нило  это  обязательством  лишь  сохранения  взаимного  нейтралитета
сторон  при  нападении  третьего  государства  на  одну  из  них58.
 Такая  перемена,  происшедшая  в  течение  всего  нескольких  часов
4  апреля,  явилась,  судя  по  всему,  результатом  состоявшейся  в  тот  день
беседы  Молотова  с  вызванным  в  НКИД  СССР  германским  послом  в
Москве  Шуленбургом,  во  время  которой  послу  было  сообщено,  что
предстоит  подписание  советско-югославского  договора  о  ненападении
и  дружбе.  Линия  советской  стороны  в  этой  беседе  была  обусловлена
внутренне  противоречивыми  целями  руководства  СССР.  С  одной  сто¬
роны,  Молотов  всячески  стремился  уверить  посла  в  том,  что  предсто¬
явшим  подписанием  договора  с  Югославией  правительство  СССР  не
выходит  за  рамки  партнерских  отношений  с  Германией,  базировавших¬
ся  на  договоренностях  1939  г.  С  другой  -  он  усиленно  подчеркивал
чрезвычайную  советскую  заинтересованность  в  том,  чтобы  “герман¬
ское  правительство  сделало  в  своих  взаимоотношениях  с  Югославией
все  возможное,  что  соответствует  интересам  мира”.  А  на  весьма  про¬
зрачные  предупреждения  Шуленбурга,  что  сейчас  не  время  для  подпи¬
сания  договора  ввиду  острой  ситуации  в  германо-югославских  отноше¬
ниях  и  что  такой  шаг  СССР  “вызовет  большое  удивление  в  Берлине”,
Молотов  достаточно  категорично  заявил,  что  “советское  правительст¬
 219

во  обдумало  свой  шаг  и  приняло  окончательное  решение”59.  Тем  са¬
мым  Москва  ясно  требовала  от  Гитлера  воздержаться  от  нападения  на
Югославию,  но  в  то  же  время  старалась  сохранить  зыбкое  партнерство
с  Германией  и  избежать  военного  столкновения  с  ней.  В  стремлении
совместить  одно  с  другим  советское  руководство,  не  отступив,  несмот¬
ря  на  предупреждения  Шуленбурга,  от  своего  требования,  сочло  нуж¬
ным  еще  больше  застраховаться  от  слишком  негативной  реакции  Бер¬
лина  на  свой  демарш,  чтобы  не  оказаться  в  состоянии  конфликта
с  Германией.  Этому  было  подчинено  понижение  уровня  обяза¬
тельств  в  проектируемом  договоре  с  Югославией,  сведение  их  к  нейт¬
ралитету.
 Но  такой  вариант  не  удовлетворял  югославов.  Получив  сведения
разведки  о  стягивании  немецких  войск  к  югославским  границам,  Симо-
вич  еще  вечером  3  апреля  срочно  пригласил  Лебедева  (тот  опять  был
вместе  с  Самохиным  и  Солодом)  и  попросил  передать  Сталину  и  Моло¬
тову,  что  с  целью  “остановить  немецкую  интервенцию  или  во  всяком
случае  дать  Югославии  время  закончить  мобилизацию”  необходима,  не
дожидаясь  подписания  договора,  “срочная  моральная  помощь  в  виде
сильного  демарша  СССР  в  Берлине”.  Одновременно  Симович  заявил,
что  “Югославия  готова  немедленно  принять  на  свою  территорию  любые
вооруженные  силы  СССР,  в  первую  очередь  авиацию”60.  В  Белграде  на¬
деялись,  что  именно  столь  радикальные  шаги  способны,  хотя  бы  на  вре¬
мя,  предотвратить  немецкое  вторжение.  Этому  противоречило  совет¬
ское  предложение,  предусматривавшее  всего  лишь  нейтралитет  в  случае
нападения,  о  чем  Гаврилович  сообщил  в  телеграмме,  посланной  из  Мо¬
сквы  в  Белград  ближе  к  ночи  4  апреля61.  5  апреля  заместитель  министра
иностранных  дел  Югославии  М.  Смилянич  заявил  Лебедеву  от  имени
правительства,  что  “подписание  договора  с  таким  параграфом  (т.е  с  пун¬
ктом  о  нейтралитете.  -Л.Г.)  не  улучшит,  а  ухудшит  положение  страны”,
поскольку  “вызовет  упадок  духа  и  уныние  всего  народа”  в  Югославии  и
“ободрит  Германию”.  Это  было  повторением  того,  о  чем  уже  накануне,
сразу  по  получении  советского  проекта,  Гаврилович  сказал  Вышинско¬
му  и  затем  сообщил  в  Белград  в  упомянутой  выше  телеграмме62.
 Согласно  воспоминаниям  Гавриловича,  уже  на  встрече  с  Вышин¬
ским  4  апреля  он  предложил  заменить  формулировку  о  нейтралитете
положением  об  обязательстве  сторон  соблюдать  политику  дружест¬
венных  отношений  к  той  из  них,  которая  подвергнется  нападению  тре¬
тьего  государства,  и  заявил,  что  лишь  при  этом  условии  договор  может
быть  подписан.  Но  Вышинский  отверг  такую  замену  и  5  апреля  в  не¬
скольких  телефонных  беседах  с  Гавриловичем  настаивал  на  безотлага¬
тельном  подписании  договора  с  советской  формулировкой  о  нейтрали¬
тете.  Поскольку  посланник  отказывался,  Вышинский  вечером  5  апре¬
ля  предложил  ему  связаться  по  телефону  с  Симовичем  в  Белграде  (к
тому  времени  из  Белграда  так  и  не  было  ответа  на  отправленную  Гав¬
риловичем  ближе  к  ночи  4  апреля  телеграмму  с  информацией  о  совет¬
ском  проекте).  В  состоявшемся  разговоре  по  телефону  с  Гавриловичем
Симович  дал  посланнику  указание  подписать  договор  в  том  виде,  как
предложила  советская  сторона.  Но  Гаврилович  ответил  отказом  и  Си-
мовичу.  Дело  кончилось,  по  утверждению  Гавриловича,  тем,  что  позд¬
 220

но  вечером  5  апреля  он  согласился  на  предложение  Вышинского  при¬
ехать  в  Кремль,  но  по-прежнему  подтвердил  свой  отказ  от  подписания
договора  с  упоминанием  о  нейтралитете.  Когда  же  он  прибыл  в
Кремль,  где  его  ждали  Сталин,  Молотов,  Вышинский  и  несколько  сот¬
рудников  НКИД  СССР,  Молотов  объявил  ему  о  новом  проекте  догово¬
ра,  в  котором  уже  не  говорилось  о  нейтралитете,  а  содержалась  та  са¬
мая  формулировка,  которую  Гаврилович  предложил  4  апреля  Вышин¬
скому.  Причем  Сталин  сказал  посланнику,  что  тот  был  прав,  ибо  при
сохранении  пункта  о  нейтралитете  договор  означал  бы,  что  в  случае,
если  Югославия  подвергнется  нападению,  СССР  умоет  руки63.
 Из  версии  Гавриловича  следует,  что  вторичная  перемена  советской
позиции  была  вызвана  неуступчивостью  югославского  посланника,  бло¬
кировавшего  безотлагательное  заключение  договора  на  советских  усло¬
виях.  А  Москва  явно  торопилась,  чтобы  Берлин  не  опередил  ее,  напав
тем  временем  на  Югославию.  Не  случайно  в  беседе  с  Шуленбургом  4  ап¬
реля  Молотов  заявил  даже,  что  договор  будет  заключен  в  тот  же  день64.
 Ставшие  теперь  известными  советские  документальные  материа¬
лы  -  справка  о  подписании  советско-югославского  договора,  состав¬
ленная  по  следам  событий  Новиковым,  и  телеграмма  Вышинского  Ле¬
бедеву  от  6  апреля  1941  г.65  -  подтверждают,  с  небольшими  корректи¬
вами,  изложенное  Гавриловичем,  но  за  одним  весьма  важным  исключе¬
нием.  В  справке  Новикова  говорится,  что  после  беседы  по  телефону  с
Симовичем,  состоявшейся  около  часа  ночи  6  апреля  (по  версии  Гаври¬
ловича,  это  было  в  девять  часов  вечера  5  апреля),  посланник,  хотя  и
продолжал  выражать  желание,  чтобы  из  договора  было  убрано  упоми¬
нание  о  нейтралитете,  тем  не  менее  в  разговоре  с  Вышинским,  заявив¬
шим,  что  советское  правительство  по-прежнему  выступает  за  форму¬
лировку  о  нейтралитете,  сказал  в  ответ  о  готовности  подписать  дого¬
вор  и  в  таком  виде.  После  чего  и  была  достигнута  договоренность  о  его
поездке  в  Кремль66.  Если  дело  было  действительно  так,  то  значит,  во-
первых,  новое  изменение  советской  позиции,  о  котором  Гавриловичу
сообщили  в  Кремле  Молотов  и  Сталин,  было  следствием  не  упорства
посланника,  а  каких-то  иных  факторов,  а  во-вторых,  подобное  реше¬
ние  советское  руководство  приняло  в  последний  момент,  уже  после  то¬
го,  как  Вышинский  договорился  с  Гавриловичем  о  приезде  в  Кремль.
 Исследованные  нами  документы  не  дают  ясного  ответа  на  вопрос
о  причинах  такого  поворота.  Возможно,  сыграла  роль  упомянутая  вы¬
ше  телеграмма  Лебедева  с  сообщением  о  беседе  со  Смиляничем,  изло¬
жившим  доводы  югославского  правительства  против  формулировки  о
нейтралитете.  А  может  быть,  в  Москве  узнали  о  запланированном  на¬
падении  на  Югославию  и  пытались  в  последний  момент  воздействовать
на  Гитлера  путем  некоторого  усиления  формулировок  договора.  Из
справки  Новикова  видно,  что  советское  руководство  очень  торопи¬
лось:  подписание  договора  произошло  немедленно  после  перепечаты¬
вания  его  нового  варианта  -  около  трех  часов  утра  6  апреля,  а  около
четырех  часов  было  передано  по  радио  сообщение  о  его  заключении  и
опубликован  полный  текст67.  Во  всяком  случае,  в  телеграмме  Вышин¬
ского  Лебедеву  от  6  апреля  причинами  вторичного  изменения  совет¬
ской  позиции  назывались  одновременно  и  тот  же  самый  аргумент,  ко¬
 221

торый  излагался  Сталиным  Гавриловичу,  и  учет  правительством  СССР
“пожеланий  югославского  правительства”68.
 Рассчитывал  ли  Сталин,  заключая  договор,  что  ему  удастся  пре¬
дотвратить  нападение  Германии  на  Югославию?  Ответ  на  этот  вопрос,
видимо,  неоднозначен.  Рассмотренные  документы  свидетельствуют,
что  он  стремился  заставить  Гитлера  отказаться  от  немедленного  напа¬
дения.  Но  если  верить  Судоплатову,  с  переворотом  в  Югославии  совет¬
ское  руководство  связывало  расчеты  на  то,  чтобы  продлить  операции
“оси”  на  Балканах  и  отложить  агрессию  Германии  против  Советского
Союза.  Вполне  вероятно,  что  Сталин  хотел  заключением  договора
лишь  несколько  притормозить  вторжение  в  Югославию,  с  тем  чтобы
та  получила  хотя  бы  короткую  передышку  для  подготовки  к  военному
отпору  немцам.  По  свидетельству  узкого  круга  югославских  и  совет¬
ских  участников  банкета,  состоявшегося  в  Кремле  вслед  за  подписани¬
ем  договора,  Сталин  дотошно  интересовался  боеспособностью  юго¬
славской  армии,  сроками,  в  течение  которых  она  смогла  бы  оказать  со¬
противление  германским  войскам,  и  обещал  немедленную  помощь
крупными  поставками  вооружения  и  снаряжения69.  Утром  после  банке¬
та  в  Генштабе  Красной  Армии  были  проведены  переговоры  с  Сими-
чем,  на  которых  были  согласованы  списки  значительного  числа  само¬
летов,  артиллерийских  орудий  и  минометов  для  немедленной  отправки
в  Югославию70.
 Однако  всем  этим  планам  не  суждено  было  сбыться,  ибо  вопреки
расчетам  Сталина  Гитлер,  готовивший  нападение  на  СССР,  уже  не  счи¬
тался  с  ним  как  с  партнером,  что  и  продемонстрировало  германское
вторжение  в  Югославию  6  апреля,  через  несколько  часов  после  подпи¬
сания  советско-югославского  договора.  11 	Hoover  Institution  Archives.  Collection  Dragica  Cvetkovis.  Box  №  2.  Folder:  Dragica
Cvetkovis.  Rat  ili  pakt:  Unitamja  i  spoljna  politika  namesnistva.  P.  79,  83-84.  (Да¬
лее:  HIA-Cv.).
 2 	См.,  например,  его  беседу  с  первым  заместителем  наркома  иностранных  дел
А.Я.  Вышинским  5  ноября  1940  г.  (Советско-югославские  отношения
1917-1941  гг.:  Сб.  документов  и  материалов.  М,  1992.  №  288.  С.  349).
 3 	Попович  -  военному  министру  Югославии,  9.Х.1940  г.  Hoover  Institution
Archives.  Collection  Zarko  Popovid.  Box  №  1.  Folder  12.  P.  1-2.  (Далее:  HIA-Pop.).
 4 	Подробнее  см.:  Hoptner  J.  Yugoslavia  in  Crisis,  1934-1941. 	N.Y.; 	L.,
 1962.
 Chapters  VII—VIII;  Terzic  V.  Slom  Kraljevine  Jugoslavije  1941:  Uzroci  i  posledice
poraza.  Beograd;  Titograd,  1984.  Knj.  1.  S.  275-342.
 5 	Более  подробную  характеристику  советской  позиции  см.,  например:  Вол¬
ков  В.К.  Советско-югославские  отношения  в  начальный  период  второй  ми¬
ровой  войны  в  контексте  мировых  событий  (1939-1941  гг.)  //  Советское  сла¬
вяноведение.  1990.  №  6.  С.  6-11.
 6 	HIA-Pop.  Box  №  1.  F.  12.  Р.  1-2;  F.  14.  В  телеграмме  Поповича  в  Белград  от
22  сентября  1940  г.  беседа  с  Тимошенко  датирована  20  сентября  (см.:  HIA-
Pop.  Box  №  1.  F.  14),  а  в  двух  вариантах  рукописных  воспоминаний  -  в  одном
случае  16  сентября,  а  в  другом  12  сентября  (см.:  HIA-Pop.  Box  №  1.  F.  58.  Р.  6;
Box  №  2.  F.  28.  P.  3).
 7 	Ibid.  F.  12.  P.  2.
 222

8 	Ibid.  F.  18,21.
 9 	Ibid.  F.  23,  24,  26.
 10 	Ibid.  F.  21,  22,  27,  28,  30,  33,  35,  36.  P.  2-3;  Box  №  2.  F.  28.  P.  4-5;  Box  №  3.  R
“Др.  Гаврилович  Москва”.  P.  6,7.
 11 	HIA-Cv.  P.  95;  JukicL  The  Fall  of  Yugoslavia.  N.Y.;  L.,  1974.  P.  34.
 12 	HIA-Pop.  Box  №  1.  F.  32.
 13 	Ibid.  F.  32;  F.  36.  P.  1.
 14 	О  калькуляциях  югославского  руководства  в  связи  с  требованием  Германии
и  о  международной  активности  по  этому  поводу  см.,  например:  Terzic  V.  Op.
cit.  Knj.  1  S.  322-414;  Hoptner  J.  Op.  cit.  P.  202-238;  Jukic  /.  Op.  cit.  P.  43-58;
К9  аковий  В.  Мемоари  генерала  Симовийа  и  документи  1939-1942  //  Поли¬
тика  (Београд).  1970.  21.VIII-24.XI.
 15 	Hoptner  J.  Op.  cit.  Р.  208;  Terzic  V.  Op.  cit.  Knj.  1.  S.  369.
 16 	Архив  Савезног  министарства  за  иностране  послове  (Белград).  Министарст-
во  иностраних  послова  Кра'евине  Jyrooiaeaie.  Политичко  оде’е¥е.
Стр.  Пов.  681  (Далее:  АСМИП-МИПЮ.  ПО).
 17 	Там  же.  Гаврилович  -  Цинцар-Марковичу,  14  марта  1941.  С.  1-2.  Данная  ис¬
тория  была  изложена  осенью  1941  г.  находившимся  уже  в  эмиграции  Юки-
чем  в  специальной  справке  о  положении  и  политике  Югославии  на  междуна¬
родной  арене  в  1940  -  начале  1941  г.  Однако  Юкич  опустил  или  неточно  из¬
ложил  некоторые  детали  этой  истории  и  неверно  датировал  ее  серединой
февраля  1941  г.  (см.:  HIA-Pop.  Box  №  2.  F.  23.  Р.  78-79).
 18 	АСМИП-МИПЮ.  ПО.  Стр.  Пов.  681.  Цинцар-Маркович  -  Гавриловичу,
13  марта  1941.
 19 	Там  же.  Гаврилович  -  Цинцар-Марковичу,  14  марта  1941.  С.  3-5.
 20 	К/ьаковиЬ  В.  Указ.  соч.  //  Политика.  1970.  8,  9.IX.
 21 	Terzic  V.  Op.  cit.  Knj.  1.  S.  369.
 22 	АСМИП-МИПЮ.  ПО.  Стр.  Пов.  681.  Гаврилович  -  Цинцар-Марковичу,  14  мар¬
та  1941.  С.  3;  Цинцар-Маркович  -  Гавриловичу,  15  марта  1941.
 23 	См.,  например:  Peiranovic  В.,  Dautovic  S.  Jugoslovenska  revolucija  i  SSSR
(1941-1945).  Beograd,  1988.  S.  16,  28,  41,  43,  49,  95.
 24 	HIA-Pop.  Box  №  1.  F.  58.  P.  15;  Box  №  2.  F.  28.  P.  5;  Можно  ли  было  предот¬
вратить  апрельскую  войну?:  Новые  документы  о  советско-югославском  до¬
говоре  о  дружбе  и  ненападении  1941  г.  //  Вестник  МИД  СССР:  1989.
№  15(49).  15  авг.  С.  57.
 25 	Terzic  V  Op.  cit.  Knj.  1.  S.  382.  Терзич  ссылался  на  данные  из  книги:  Breccia  А.
Jugoslavia  1939-1941;  Diplomazia  della  neutralita.  Roma,  1978.  P.  521-522.
 26 	Можно  ли  было  предотвратить  апрельскую  войну?  С.  57.
 27 	HIA-Pop.  Box  №  1.  F.  58.  Р.  15-17;  Box  №  2.  F.  28.  P.  6,  8.
 28 	Можно  ли  было  предотвратить  апрельскую  войну?  С.  59.
 29 	АСМИП-МИПЮ.  ПО.  Стр.  Пов.  681.  Цинцар-Маркович  -  Гавриловичу,
15  марта  1941.
 3^  Terzic  V.  Op.  cit.  Knj.  1.  S.  386.
 31 	Такую  возможность  нельзя  исключить,  принимая  во  внимание  британское
участие  в  передаче  телеграмм  Гавриловича  и  Тупаньянина  и  архивные  дан¬
ные  британской  разведки  о  ее  связях  с  Тупаньянином  (см.:  Hoover  Institution
Archives.  Collection  Great  Britain:  Special  Operations  Executive.  (Далее:  HIA-
SOE).  Копии  письма  X.  Долтона  У.  Черчиллю  от  28  марта  1941  г.,  теле¬
грамм  Дж.  Тэйлора  из  Белграда  в  Лондон  от  23,  26,  27  марта  1941  г.  и  пись¬
ма  Дж.  Беннета  руководителю  Управления  специальных  операций  от
6  июня  1941  г.)  Англичане  пытались  предотвратить  присоединение  Югосла¬
вии  к  Тройственному  пакту,  в  том  числе  путем  попыток  побудить  Белград  и
Москву  к  взаимодействию  в  противовес  гитлеровскому  давлению  на  Юго¬
славию.
 223

32 	Гаврилович  обратил  на  это  внимание  в  телеграмме,  посланной  14  марта  в
Белград.  АСМИП-МИПЮ.  ПО.  Стр.  Пов.  681.  Гаврилович  -  Цинцар-Мар-
ковичу,  14  марта  1941.  С.  1.
 33 	Можно  ли  было  предотвратить  апрельскую  войну?  С.  57.
 34 	См.:  Terzic  V.  Op.  cit.  Knj.  1.  S.  386,  392  etc.;  К/ьаковиН  В.  Указ.  соч.  //  Поли¬
тика.  1970.  9.IX.
 35 	Можно  ли  было  предотвратить  апрельскую  войну?  С.  57.
 36 	Известия.  1941.  4  марта.
 37 	Можно  ли  было  предотвратить  апрельскую  войну?  С.  57-58.
 38 	Broz  Tito  J.  Sabrana  djela.  Knj.  6.  Beograd,  1977.  S.  213.
 39 	Dalton  H.  Fateful  Years:  Memoirs.  1931-1945.  L.,  1957.  P.  373-375.
 40 	Barker  E.  British  Policy  in  South-East  Europe  in  the  Second  World  War.  L.,  1976.
P.  91-93.
 41 	См.  документы,  указанные  в  примеч.  31,  а  также  Report  on  the  Coup  by
Trifunovich  “The  Coup  d’Etat  in  Yugoslavia,  Belgrade,  27  Mar.  41”;  Report  on  the
Coup  by  Masterson  “The  Coup  d’Etat  in  Yugoslavia,  Belgrade,  27  Mar.  41”.
 42 	См.,  например:  Terzic  V.  Op.  cit.  Knj.  1.  S.  460-461;  Petranovic  B.,  DautovicS.  Op.
cit.  S.  16.
 43 	Sudoplatov  P.,  Sudoplatov  A.  (with  J.  and  L.  Schecter).  Special  Tasks:  The  Memoirs
of  an  Unwanted  Witness  -  a  Soviet  Spymaster.  Boston;  N.Y.;  Toronto;  L.,  1994.
P.  118-119.  См.  также:  Судоплатов  А.  Советская  политическая  и  военная
разведка  //  Россия  и  Германия  в  годы  войны  и  мира  (1941-1995).  М.,  1995.
с.  270.
 44 	См.,  например:  Churchill  W.S.  The  Second  World  War.  L.,  1955.  Vol.  III.  P.  31,  33,
83-84,  86,  95-97,  142,  149-154.
 45 	Ibid.  P.  10,  151.
 46 	Sudoplatov  P.,  Sudoplatov  A.  Op.  cit.  P.  118-119.
 47 	В  результате  переворота  27  марта  были  отстранены  от  власти  как  прави¬
тельство  Цветковича,  так  и  регенты  во  главе  с  Павлом.  Заговорщики  декла¬
рировали,  что  несовершеннолетний  король  Петр  II  досрочно  приступил  к
осуществлению  королевских  прерогатив.
 48 	Можно  ли  было  предотвратить  апрельскую  войну?  С.  58.
 49 	К/ьаковиН  В.  Указ.  соч.  //  Политика.  1970.  29.IX.
 50 	ИлиЬ  Б.  Мемоари  армщског  генерала  1898-1942.  Београд,  1995.  С.  189-190.
 51 	Радиограмма  неоднократно  публиковалась  югославскими  и  болгарскими  ис¬
ториками.  Ее  оригинальный  русский  текст  см.:  Коминтерн  и  вторая  мировая
война.  М.,  1994.  Ч.  I.  №  164.  С.  518.
 52 	Исусова  М.  Из  “Дневника”  на  Георги  Димитров  от  годините  на  Втората
световна  война  //Летописи  (София).  1992.  №  7/8.  С.  65-66.
 53 	Российский  центр  хранения  и  изучения  документов  новейшей  истории.
Ф.  495.  Оп.  74.  Д.  599.  Л.  8.
 54 	Исусова  М.  Из  “Дневника”...  С.  65-66;  Коминтерн  и  вторая  мировая  война.
№  166.  С.  519-520.
 55 	Можно  ли  было  предотвратить  апрельскую  войну?  С.  59.
 56 	Там  же.  С.  58-59.  Как  известно,  переговоры,  которые  31  марта  -  2  апреля  вел
в  Белграде  начальник  британского  генерального  штаба  Дж.  Дилл,  не  дали  ре¬
альных  результатов,  а  от  визита  Идена  в  Белград  Симович  отказался.  См.:
Churchill  W.S.  Op.  cit.  Vol.  III.  P.  153-154;  Terzic  V.  Op.  cit.  Knj.  1.  S.  529-538.
 57 	Можно  ли  было  предотвратить  апрельскую  войну?  С.  59-61.
 5*Hoptner  J.  Op.  cit.  Р.  276-277;  Новиков  Н.В.  Воспоминания  дипломата:  Запи¬
ски  о  1938-1947  годах.  М.,  1989.  С.  75;  Архив  внешней  политики  Российской
Федерации.  Ф.  144.  Оп.  За.  П.  4.  Д.  4.  Л.  3.  (Далее:  АВП  РФ);  HIA-Pop.  Box
№  I.  F.  58.  Р.  17-18;  Box  №  2.  F.  28.  Р.  7-8.
 224

59 	Можно  ли  было  предотвратить  апрельскую  войну?  С.  61-62.
 60 	Там  же.  С.  60-61.
 61 	АВП  РФ.  Ф.  144,  Оп.  За.  П.  4.  Д.  4.  Л.  3.
 62 	Можно  ли  было  предотвратить  апрельскую  войну?  С.  62-63;  Hoptner  J.
Op.  cit.  Р.  277-278.
 63 	Воспоминания  Гавриловича  изложены  в:  Hoptner  J.  Op.  cit.  Р.  278-280.
 64 	Можно  ли  было  предотвратить  апрельскую  войну?  С.  61.
 65 	АВП  РФ.  Ф.  144.  Оп.  За.  П.  4.  Д.  4.  Л.  3-6;  Можно  ли  было  предотвратить  ап¬
рельскую  войну?  С.  63.
 66 	АВП  РФ.  Ф.  144.  Оп.  За.  П.  4.  Д.  4.  Л.  4-5.  В  своих  воспоминаниях  Симович,
говоря  о  телефонном  разговоре  с  Гавриловичем,  не  зафиксировал  отказа  по¬
сланника  выполнить  указание  премьера.  См.:  К/ьаковиН  В.  Указ.  соч.  //  По¬
литика.  1970.  29.IX.
 67 	АВП  РФ.  Ф.  144.  Оп.  За.  П.  4.  Д.  4.  Л.  5.
 68 	Можно  ли  было  предотвратить  апрельскую  войну?  С.  63.
 69 	HIA-Pop.  Box  No  1.  F.  58.  Р.  30-36;  Box  №  2.  F.  28.  P.  11-18;  Box  №  3.  F.  “Др.
Гаврилович  Москва”.  Гаврилович  -  Симовичу,  28  июля  1941.
 70 	Popovic  N.  Jugoslovensko-sovjetski  odnosi  u  drugom  svetskom  ratu.  Beograd,  1988.
S.  27-28;  HIA-Pop.  Box  №  3.  F.  “Др.  Гавриловий,  Москва”.  Гаврилович  -  Си¬
мовичу,  28  июля  1941.
 8  Война  и  политика

C.A.  Робертс
(США)
 ОШИБКИ  СТАЛИНА  И  КРАСНОЙ  АРМИИ
НАКАНУНЕ  ВОЙНЫ*
 В  своей  речи  перед  выпускниками  военных  академий  накануне  на¬
падения  Германии  на  СССР  Сталин  похвастался,  что  массовое  поступ¬
ление  новой,  современной  техники  изменило  Красную  Армию  до  неуз¬
наваемости1.  Говоря  об  угрозе  со  стороны  нацистской  Германии,  дик¬
татор  утверждал,  что  вряд  ли  вермахт  непобедим.  Сталин  заявил,  что
если  Германия  после  серии  побед  на  Балканах  сделает  глупость  и  напа¬
дет  на  Советский  Союз,  Красная  Армия  быстро  овладеет  инициативой
и  перейдет  в  контрнаступление.  И  невзирая  на  то,  что  вермахт  продол¬
жал  наращивать  силы  вторжения  вдоль  советских  границ,  о  чем  неод¬
нократно  предупреждали  советского  руководителя,  Сталин  также  зая¬
вил,  что  вооруженный  конфликт  с  Германией  маловероятен  в  ближай¬
шем  будущем.
 Несмотря  на  эти  заверения,  некоторые  старшие  офицеры  вырази¬
ли  свое  осторожное  несогласие,  указывая  на  концентрацию  немецких
войск  у  советских  границ  и  пытаясь  подтолкнуть  Сталина  по  крайней
мере  к  переброске  на  запад  дополнительного  контингента  войск  из
внутренних  районов  страны  и  повышению  боеготовности  пригранич¬
ных  округов.  Они  считали,  что  этих  мер  будет  достаточно,  чтобы  осу¬
ществить  разработанные  военные  планы  и  разгромить  агрессора.  Од¬
нако  эти  планы  опасно  расходились  с  целями  советской  внешней  поли¬
тики.  В  то  время  как  линия  Сталина  в  отношении  третьего  рейха  за¬
ключалась  в  том,  чтобы  занять  дипломатически  непровокационную
позицию  и  не  дать  Германии  повода  для  вторжения,  Красная  Армия,
опасаясь  преднамеренной  агрессии,  была  развернута  в  передовой  поло¬
се  в  наступательных  порядках,  что  делало  ее  и  всю  страну  уязвимой
для  немецкого  блицкрига.  Несмотря  на  навязчивые  страхи  Сталина  по
поводу  случайных  провокаций,  Генеральный  штаб  РККА  спланировал
заблаговременные  секретные  мероприятия  по  отмобилизованию  своих
сил  в  приграничных  округах,  чтобы  сдержать  любое  наступление  про¬
тивника  и  немедленно  выбить  агрессора  за  пределы  страны.  Но  совет¬
ское  военное  командование  строило  свой  расчет  на  устаревшей  посыл¬
ке  о  разнице  в  мобилизационных  ресурсах  СССР  и  Германии  и  на  не¬
верном  толковании  немецкой  военной  доктрины.  Поэтому  удар,  нане¬
сенный  вермахтом  22  июня  1941  г.,  явился  для  руководства  Красной
Армии  таким  же  потрясением,  как  и  для  Сталина,  хотя  и  по  иным  при¬
чинам.
 *  В  числе  новейших  исследований  этой  темы  следует  отметить  содержательную  книгу
известного  американского  историка  Д.  Глентца:  Glantz  D.  Stumbling  Colossus:  The  Red
Army  on  the  Eve  of  World  War.  University  Press  of  Cansas.  1998.
 ©  C.A.  Робертс
 226

Представляя  верховную  власть  в  советской  системе,  Сталин  нес
особую,  если  не  сказать,  исключительную,  ответственность  за  безопас¬
ность  государства.  Диктатор  значительно  ослабил  обороноспособ¬
ность  страны,  проведя  в  1937-1938  гг.  жестокую  чистку  офицерского
корпуса.  Но  самой  серьезной  ошибкой  Сталина  накануне  немецкого
вторжения  явилось  то,  что  он,  несмотря  на  массу  предупреждений  раз¬
ведки  и  советы  некоторых  своих  генералов,  не  реагировал  разумно  на
угрозу  со  стороны  нацистской  Германии.  Напротив,  он  верил,  что  Гит¬
лер  не  нападет  на  СССР.  Эта  вера  в  значительной  степени  объяснялась
тем,  что  специалисты-психологи  назвали  бы  “ситуационной  дилем¬
мой”,  которая  возникла  перед  советским  диктатором  после  победных
кампаний  Гитлера  на  Западе  и  обострилась,  когда  немецкие  войска
осуществили  вторжение  на  Балканы.  Испытывая  нарастающее  беспо¬
койство  перед  лицом  наращивания  вермахтом  своих  сил  на  советской
границе,  в  то  время  как  Красной  Армии  нужно  было  по  меньшей  мере
еще  два  года,  чтобы  подготовиться  к  ведению  большой  войны,  Сталин
был  вынужден  верить,  что  в  1941  г.  удастся  избежать  немецкого  втор¬
жения.  Как  это  случалось  со  многими  лидерами  -  и  демократами  и  ди¬
ктаторами,  Сталин  поддался  психологическому  давлению,  что  снизило
стресс,  но  лишило  его  способности  принимать  разумные  решения,  ка¬
сающиеся  национальной  безопасности.
 Грубейшей  ошибкой  Сталина  накануне  войны  было  бездействие
перед  лицом  германской  угрозы.  Менее  понятным  является  то,  почему
не  было  эффективной  военной  доктрины,  в  частности  такой,  которая
бы  соответствовала  целям  советской  дипломатии.  Но  ответственность
за  этот  промах  в  равной  степени  ложится  и  на  руководство  Красной
Армии.  Данный  факт  советской  действительности  указывает  на  необ¬
ходимость  переосмысления  роли  и  положения  военных  в  тоталитар¬
ных  системах.  Вопреки  преобладающей  точке  зрения,  что  советские
военные  полностью  подчинялись  партийному  (гражданскому)  диктату,
факты  говорят  о  том,  что  руководство  Красной  Армии  играло  решаю¬
щую  роль  в  разработке  военной  доктрины,  в  основу  которой  была  по¬
ложена  устаревшая  и  абсолютно  нереалистичная  концепция  развития
начального  периода  войны.
 В  период  между  войнами  именно  руководство  Красной  Армии,  а  не
Сталин  строго  придерживалось  концепции  овладения  инициативой  и
ведения  наступательных  операций  и  создало  предпосылки  для  того,
чтобы  превратить  эту  концепцию  в  догму.  Отсутствие  жизнеспособной
доктрины,  учитывающей  комбинированный  характер  использования  в
войне  различных  видов  вооруженных  сил  и  родов  войск  на  основе  пер¬
спективного  плана  маршала  М.Н.  Тухачевского  и  других  сторонников
реформы,  усугублялось  тем,  что  руководство  Красной  Армии  продол¬
жало  цепляться  за  ошибочные  сценарии,  не  смогло  понять  сути  блиц¬
крига  и  увидеть  полное  несоответствие  между  планируемыми  вариан¬
тами  развития  войны  и  реальными  условиями,  в  которых  Красной  Ар¬
мии,  скорее  всего,  пришлось  бы  встретиться  с  противником.
 Несмотря  на  уроки,  полученные  Россией  на  протяжении  ее  долгой
борьбы  с  оккупантами,  очевидную  ударную  мощь  вермахта  и  ограни¬
чения,  накладываемые  политикой  Сталина  в  отношении  Германии,
 8*
 227

Красная  Армия  фактически  никогда  не  ставила  под  сомнение  необхо¬
димость  развертывания  крупных  сил  в  передовой  полосе  и  быстрого
перехода  в  контрнаступление  в  случае  нападения  противника.  Точно
так  же  она  фактически  никогда  не  занималась  усовершенствованием
инфраструктуры  ТВД  в  целях  ведения  мобильной  обороны.  Но  самое
главное,  военное  руководство  никогда  серьезно  не  рассматривало  ва¬
риант  перехода  к  стратегической  обороне,  хотя  это  была  бы  наиболее
правильная  с  военной  тонки  зрения  мера  для  достижения  двойной  це¬
ли:  проведения  в  жизнь  сталинской  стратегической  линии  уклонения  от
войны  и  обеспечения  готовности  в  случае  внезапного  нападения  Герма¬
нии.  Вместо  этого  Красная  Армия  планировала  нанести  удары  по  вер¬
махту  в  своей  приграничной  полосе  и  на  территории  Польши  вплоть  до
полного  развертывания  войск.
 Военные  успехи  Германии,  включая  разгром  Франции,  не  смогли
разубедить  советское  военное  руководство  в  том,  что  Красная  Армия
сможет  лишить  Германию  преимущества  стратегической  внезапности.
Хотя  советские  военные  руководители  и  аналитики  правильно  понима¬
ли  значение  механизированных  и  воздушных  сил  для  придания  войскам
мобильности  на  поле  боя  и  отмечали  огромную  важность  интенсивных
наземных  и  воздушных  сражений  в  начальный  период  войны,  они  недо¬
оценивали  военный  потенциал  Германии  и  преувеличивали  возможно¬
сти  самой  Красной  Армии.  Предполагалось,  что  период  с  начала  воен¬
ных  действий  до  вступления  в  борьбу  главных  сил  воюющих  сторон
должен  был  составить  примерно  15  суток;  следовательно,  вермахт  смог
бы  осуществить  нападение  только  частью  своих  сил,  а  Красная  Армия,
несмотря  на  имеющиеся  слабые  места,  была  бы  в  состоянии  надежно
отразить  первый  удар  и  быстро  перейти  к  мощным  контрнаступатель¬
ным  операциям.
 Изъяны  этого  взгляда  на  начальный  период  войны,  корни  которо¬
го  уходили  к  идеям  военных  теоретиков  20-х  -  начала  30-х  годов,  не  яв¬
лялись  результатом  неточной  или  недостаточной  информации.  Такая
концепция  отражала  и  укрепляла  организационные  принципы  Красной
Армии,  в  которых  сочетались  представления  об  исключительных  каче¬
ствах  советского  воина  и  огромной  роли  механизированных  войск  в
проведении  мощных  наступательных  операций.  Мифы  и  предубежде¬
ния,  порожденные  слиянием  организационных  проектов  и  идеологиче¬
ских  побуждений,  привели  к  тому,  что  советское  военное  руководство
не  рассматривало,  в  частности,  вариант  о  возможности  стратегической
обороны.  Организационный  аспект  является  важной  составляющей,
которую  часто  не  учитывают  при  объяснении  катастрофы,  обрушив¬
шейся  на  армию  и  народ  в  начальный  период  войны.
 СТАЛИН
 И  ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ  СТРАТЕГИЧЕСКОГО  ХАРАКТЕРА
 Сталин  совершил  много  промахов,  которые  способствовали
первоначальному  успеху  операции  “Барбаросса”,  -  от  кровавых  чи¬
сток  среди  командного  состава  Красной  Армии  до  его  решения  пол¬
 228

ностью  игнорировать  советы  некоторых  военных  относительно  воз¬
можного  направления  главного  удара  немцев.  Но  самой  вопиющей
ошибкой  Сталина  было  его  решение  не  принимать  в  расчет  преду¬
преждения  о  нападении  Германии  и  противостоять  усилиям  многих
военачальников,  направленным  на  мобилизацию  и  приведение
Красной  Армии  в  состояние  боевой  готовности.  Убежденный  в  том,
что  войну  с  третьим  рейхом  можно  предотвратить,  Сталин  избегал
любых  мероприятий,  которые  можно  было  бы  истолковать  как  про¬
вокационные.
 Вера  Сталина  в  то,  что  войны  можно  избежать,  удивительна,  ес¬
ли  учесть,  что  он  имел  доступ  к  огромному  количеству  разведыва¬
тельных  данных,  касающихся  плана  “Барбаросса”.  Никто  и  никогда  в
XX  столетии  такого  огромного  количества  убедительнейших  преду¬
преждений  о  вторжении  не  получал...  и  не  игнорировал.  Предупреж¬
дения  о  надвигающейся  войне  были  не  только  многочисленными  и
касались  всех  уровней  -  от  тактического  до  стратегического,  но  и  ис¬
черпывающими.  Главным  источником  информации  являлась  совет¬
ская  военная  сеть  агентов  разведки  и  осведомителей  -  самая  широкая
из  когда-либо  существовавших.  Она  действовала  во  всех  главных  ев¬
ропейских  столицах,  включая  Берлин.  Советские  агенты  и  люди,  со¬
чувствующие  советскому  строю,  были  удачно  внедрены  в  гестапо,
штаб  Геринга  и  шифровальную  службу  немецкой  разведки.  Москва
также  руководила  работой  большого  числа  полевых  агентов,  в  том
числе  на  территории  Польши,  занятой  немцами.  Располагая  такими
возможностями,  Москва  прекрасно  знала  о  немецких  приготовлениях
в  приграничных  к  СССР  районах  за  много  месяцев  до  начала  вторже¬
ния.  В  докладах  советской  разведки  излагались  детальные  данные  о
вновь  прибывающих  немецких  войсках,  о  строящихся  аэродромах,  до¬
рогах  и  мостах,  а  также  о  возведении  казарм  и  других  сооружений  во¬
енного  назначения2.  К  1941  г.  Красная  Армия  имела  детальные  карты
с  указанием  местоположения,  состава  и  наименования  частей  и  соеди¬
нений  немецких  сил,  противостоящих  советским  войскам,  дислоциро¬
ванным  в  приграничных  округах3.  Кроме  того,  от  Рихарда  Зорге,  ре¬
зидента  советской  разведки  в  Японии,  имевшего  доступ  к  секретной
почте  немецкого  посла  в  Токио,  приходили  очень  точные  доклады  о
намерениях  Германии  и  о  расположении  немецких  сил  и  средств.  Од¬
нако  Сталин  тянул  время  в  надежде,  что  войны  с  Германией  удастся
избежать.
 Сталин  проводил  рискованную  политику  союза  с  Германией  на  ос¬
нове  пакта  Молотова-Риббентропа.  Он  рассчитывал,  что  Гитлер  не
пойдет  пока  на  нарушение  договора  о  ненападении  1939  г.,  но  был  убе¬
жден  в  том,  что  конечной  целью  Гитлера  являлось  нападение  на  Совет¬
ский  Союз  в  какой-то  неопределенный  момент  в  будущем.  К.  А.  Мерец¬
ков  также  определил  суть  дилеммы  Сталина:  “С  одной  стороны,  оно
(советское  правительство.  -  С.Р.)  получало  тревожную  информацию.
С  другой  стороны,  оно  понимало,  что  СССР  еще  не  был  полностью  го¬
тов  к  отражению  агрессии”4.
 Война  с  Финляндией,  показавшая  разрушительные  последствия  чи¬
сток  в  среде  кадровых  военных  и  серьезные  недостатки  в  подготовке  и
 229

боевой  оснащенности  Красной  Армии,  явилась  ключевым  событием,
которое  обострило  в  Сталине  чувство  неуверенности.  Хрущев  пришел
к  выводу  в  последующие  месяцы,  что  Сталин  “потерял  выдержку”  и
“былую  уверенность  в  том,  что  наша  армия  может  справиться  с  Гитле¬
ром”5.  Падение  Франции  усилило  беспокойство  Сталина  по  поводу  над¬
вигавшейся  войны  и  неспособности  Советского  Союза  выдержать  на¬
падение  Германии.  Жуков  вспоминает,  что  после  разгрома  союзников
в  1940  г.  Сталиным  овладел  глубокий  страх  перед  Германией.  Сталин
не  раз  говорил  своим  генералам  в  конце  1939  -  начале  1940  г.,  что  вой¬
на  Германии  с  западными  союзниками  будет  носить  затяжной  характер
и  настолько  ослабит  Германию,  что  пройдут  годы,  прежде  чем  Гитлер
сможет  развязать  войну  с  Советским  Союзом6.  К  тому  времени  воен¬
ные  ресурсы  Советского  Союза  будут  более  чем  достаточны,  чтобы
встретить  угрозу.
 Вопреки  сталинскому  сценарию  Германия  не  только  быстро  раз¬
громила  Францию,  но  и  вышла  из  этого  конфликта  не  слабее,  а  силь¬
нее,  чем  прежде.  Согласно  Жукову,  Сталина  охватило  острое  чувство
беспокойства,  так  как  он  “понимал,  что  вся  довоенная  политика  оказа¬
лась  неправильной”7.  На  этапе  подготовки  к  войне  Сталин  рассчиты¬
вал,  что  у  него  будет  больше  времени  в  запасе,  и  позволил  стране  при¬
отстать,  потеряв  при  этом  время.  Советский  диктатор  теперь  полагал,
что  Советскому  Союзу  нужно  по  меньшей  мере  два  года  на  подготовку
к  войне.  Хрущев  отмечает,  что  после  поражения  Франции  “Сталин  не
только  увидел  превосходство  немецкой  армии,  но  и  понял,  что  немцы
почувствовали  нашу  слабость...  по  войне,  которую  мы  вели  с  Финлян¬
дией”.  Хрущев  также  вспоминает,  что  после  капитуляции  Франции
Сталин  был  убежден,  что  “Германия  наверняка  постарается  вышибить
нам  мозги”8.
 Сталин,  похоже,  вновь  обрел  равновесие  и  приглушил  свое  бес¬
покойство,  когда  Германия  потерпела  поражение  в  “битве  за  Анг¬
лию”.  Но  в  апреле  1941  г.  пали  Югославия  и  Греция.  В  тот  момент
Сталин  пошел  настолько  далеко,  что  открыто  выразил  сомнение  в
реалистичности  догматических  представлений  о  том,  что  Красная
Армия  никогда  не  уступит  агрессору  советской  земли.  В  разговоре  с
Жуковым  Сталин  неожиданно  обнаружил  свое  беспокойство  относи¬
тельно  будущего  развития  событий,  заявив,  что  техническое  превос¬
ходство  и  боевой  опыт  немецкой  армии  таковы,  что  Красной  Армии
не  удастся  удержать  прифронтовые  районы  и  тем  более  вести  успеш¬
ную  оборону  территории,  расположенной  на  направлении  главного
удара  вермахта.  Жуков  передал  комментарии  Сталина  тогдашнему
начальнику  оперативного  управления  штаба  Киевского  Особого  во¬
енного  округа  И.Х.  Баграмяну,  который  впоследствии  вспоминал,
что  сталинские  оценки  “поразили  нас,  как  если  бы  это  была  подрыв¬
ная  агитация”9.
 Однако,  хотя  Сталин  и  обнаружил  свою  тревогу  по  поводу  силы
вермахта  в  разговоре  с  Жуковым  в  апреле  1941  г.,  его  публичные  вы¬
сказывания  остались  практически  прежними.  5  мая  1941  г.  советский
лидер  выступал  перед  выпускниками  военных  академий  на  закрытом
торжественном  собрании  в  Кремле  и  говорил  о  слабостях  и  недостат¬
 230

ках  советских  вооруженных  сил10.  Он  откровенно  признал,  что  немец¬
кая  военная  машина  -  самая  мощная,  а  Красную  Армию  одолевают
проблемы  подготовки  и  технического  оснащения.  Однако  он  постарал¬
ся  подбодрить  аудиторию  и  самого  себя,  отметив,  что  Красная  Армия
добилась  таких  значительных  успехов  за  последние  годы,  что  выпуск¬
ники  академий  увидят  ее  совершенно  другой.  Что  касается  немецкой
армии,  то  вряд  ли  она  “непобедима”,  несмотря  на  победы  на  Западе.
Она  разлагается  изнутри  из-за  самоуверенности  и  самомнения  ее  руко¬
водства.  Сталин  также  попытался  прикрыться  размышлениями  о  том,
что  поражение  союзников  в  1940  г.  в  значительной  степени  объясняет¬
ся  низким  моральным  духом  командного  состава  и  отсутствием  под¬
держки  французской  армии  со  стороны  народных  масс.  Эти  убеждения
позволили  советскому  диктатору  рассматривать  немецкие  победы  ско¬
рее  как  аномальные  явления  и  принизить  их  значение  для  Советского
Союза.
 Из  речи  Сталина  было  ясно,  что  он  еще  больше  будет  полагаться
в  будущем  на  наступательную  пропаганду.  Прервав  тост  одного  из  ге¬
нерал-майоров,  восхвалявшего  “мирную  сталинскую  внешнюю  поли¬
тику”,  Сталин  заговорил  о  необходимости  внедрения  в  “образование,
пропаганду,  агитацию  и  прессу”  боевого  духа  и  “наступательной  ориен¬
тации”.  Следуя  линии,  определенной  военной  организационной  идеоло¬
гией,  он  напомнил  аудитории,  что  “Красная  Армия  -  это  современная
армия,  а  современная  армия  -  это  наступательная  армия”11.  Сразу  же
после  этой  речи  Сталина  Главное  управление  политической  пропаган¬
ды  Красной  Армии  издало  директиву,  в  которой  подчеркивалась  важ¬
ность  революционной  решительности  и  твердого  контрнаступательно¬
го  духа  как  главной  обязанности  каждого  военнослужащего12.
 Неуступчивость  Сталина  в  вопросе  военной  доктрины  может  объ¬
ясняться  его  подсознательным  стремлением  верить  в  то,  что  Красная
Армия  все  еще  могла  перенести  вооруженную  борьбу  на  территорию
противника  сразу  после  нападения  Германии.  В  последние  месяцы  пе¬
ред  операцией  “Барбаросса”  он,  с  одной  стороны,  осознавал,  что  Со¬
ветский  Союз  становится  все  более  уязвимым,  с  другой  -  верил,  что
СССР  обладает  достаточной  силой,  чтобы  разгромить  или  сдержать
Гитлера.  Так,  вскоре  после  того,  как  он  поделился  с  Жуковым  своей
тревогой  относительно  безопасности  прифронтовых  районов,  в  другом
разговоре  с  генералом,  противореча  самому  себе,  Сталин  заявил,  что
“они  [немцы]  боятся  нас”13.  Хрущев  также  замечает,  что  Сталин  по-
прежнему  верил  в  силу  Красной  Армии14.
 Сталин  приводил  и  другие  аргументы  —  рациональные  и  нерацио¬
нальные,  чтобы  подкрепить  свою  веру  в  то,  что  войны  в  1941  г.  не  бу¬
дет.  В  своих  оценках  ближайших  планов  Гитлера  Сталин,  по  всей  ви¬
димости,  исходил  из  уверенности  в  том,  что  Гитлер  извлек  урок  из
опыта  первой  мировой  войны  и  будет  избегать  войны  на  двух  фрон¬
тах.  Когда  стало  ясно,  что  Великобритания  под  решительным  руко¬
водством  Черчилля  будет  добиваться  помощи,  а  может  быть,  и  высту¬
пления  на  своей  стороне  США,  Сталин  все  еще  мог  надеяться,  что
Гитлер  будет  связан  на  Западе.  Возможно,  диктатор  считал,  что  Гер¬
мания,  оказавшись  перед  лицом  эскалации  войны  с  морскими  держа¬
 231

вами  англосаксов  и  будучи  блокированной  с  запада,  постарается  не
только  избежать  войны  на  два  фронта,  но  и  воспользоваться  полити¬
ческой  и  экономической  поддержкой  СССР  по  мере  перехода  войны
в  ее  вторую  стадию.
 В  своей  речи  5  мая  Сталин  напомнил  аудитории,  что  Германия  раз¬
громила  Францию  в  1870  г.  потому,  что  вела  борьбу  только  на  одном
фронте,  но  потерпела  поражение  в  первой  мировой  войне,  так  как  бы¬
ла  вынуждена  бороться  на  западе  и  востоке.  Делая  вывод  на  основе
этого  опыта,  Сталин  заметил,  что,  готовясь  к  войне,  государство  долж¬
но  не  только  заниматься  обучением  современной  армии,  но  и  выстраи¬
вать  правильную  внешнюю  политику,  направленную  на  обеспечение
помощи  со  стороны  других  важных  действующих  сил  или  их  нейтрали¬
тета.  Подразумевалось,  что  до  сего  момента  Германия  следовала  пра¬
вильной  стратегии,  которая  обеспечивала  ей  поддержку  Советского
Союза  в  борьбе  с  Великобританией,  что  было  бы  нелогично  со  сторо¬
ны  Гитлера  отказаться  от  такой  позиции15.
 В  целом  это  была  трезвая  оценка,  которую  разделяли  в  тот  момент
многие  на  Западе.  Кроме  того,  уже  наступило  время  года,  когда  было
бы  поздно  начинать  военную  кампанию  без  внесения  еще  одного  эле¬
мента  риска  в  немецкие  планы,  касающиеся  вторжения  в  СССР.  Но
все-таки  Сталин  рассматривал  лишь  те  варианты,  которые  лежали  в
русле  его  концепции,  заявляя,  в  частности,  что  Гитлер  не  откроет  вто¬
рого  фронта  на  востоке,  потому  что  он  “не  такой  дурак,  чтобы  не  по¬
нимать,  что  Советский  Союз  это  не  Польша  и  не  Франция,  и  даже  не
Англия”16.  Говоря  так,  Сталин  предпочитал  игнорировать  тот  факт,
что  Гитлер  часто  “нелогично”  рисковал  и  вел  себя  как  авантюрист,  но
почти  всегда  добивался  успеха.  Убедив  себя,  что  только  “дурак”  напал
бы  на  Советский  Союз,  Сталин  практически  исключил  необходимость
разработки  планов  на  непредвиденный  случай.
 Накануне  нападения  Германии  способность  Сталина  принимать  ра¬
зумные  решения  еще  больше  ослабла  в  результате  второй  серии  про¬
счетов  и  неправильных  оценок.  Сталин  решил,  что  если  война  будет  в
1941  г.,  то  начнется  она  не  с  преднамеренного  нападения  Гитлера,  а  в
результате  какого-нибудь  инцидента  или  неумышленной  провокации.
Занимаясь  самообманом,  он  заставил  себя  думать,  не  без  влияния  хит¬
рой  отвлекающей  кампании  немцев,  что  демонстрация  силы  в  Польше
была  не  более  чем  маневром  Гитлера  с  целью  добиться  уступок  со  сто¬
роны  Советского  Союза.  Ожидая  ультиматума  от  Германии,  Сталин
был  готов  и  дальше  проводить  политику  умиротворения.  Советский
лидер  “не  мог  поверить,  что  Гитлер  нападет,  не  поговорив  с  ним  еще
раз,  -  считал  А.  Гарриман,  -  потому  что  он  был  готов  пойти  на  даль¬
нейшие  уступки”17.  Поэтому  он  противился  любым  мерам,  в  которых
был  риск  превратить  немецкое  давление  в  агрессию.  Незадолго  до  на¬
падения  Германии  Сталин  сделал  категорическое  заявление,  что,  “если
мы  не  спровоцируем  Гитлера,  войны  не  будет...”18.  В  то  время  как  ста¬
линские  генералы,  опасаясь  преднамеренного  нападения,  хотели  моби¬
лизовать  силы,  советский  диктатор  пресекал  попытки  военных,  напра¬
вленные  на  усиление  боеготовности,  из-за  боязни,  что  это  может  спро¬
воцировать  вторжение  Германии.
 232

ВЛИЯНИЕ  БЛИЦКРИГА
НА  ВЫРАБОТКУ  СОВЕТСКОЙ  КОНЦЕПЦИИ
НАЧАЛЬНОГО  ПЕРИОДА  ВОЙНЫ
 После  победы  Германии  над  Польшей  и  Францией  некоторые  со¬
ветские  военные  аналитики,  поняв,  что  ключевым  элементом  немец¬
кого  блицкрига  явилось  проведение  полной  мобилизации  и  разверты¬
вание  основной  массы  войск  для  нанесения  первого  удара,  утверждали,
что  Германия  может  довольно  эффективно  применить  эту  стратегию
при  нападении  на  Советский  Союз,  и  предлагали  пересмотреть  основ¬
ные  вопросы  военного  планирования.  Военный  теоретик  Г.  Иссерсон,
который  еще  в  1933  г.  предугадал  такое  направление  в  развитии  буду¬
щей  войны,  теперь  настаивал,  что  следует  извлечь  урок  из  разгрома
Польши  Германией  и  отбросить  традиционную  концепцию.  Отмечая,
что  Германии  удалось  добиться  “стратегической  внезапности”,  исполь¬
зуя  свои  главные  силы  против  Польши,  Иссерсон  убедительно  доказы¬
вал,  что  германо-польский  конфликт  дает  основание  для  обобщения
опыта  ведения  современной  войны  в  начальный  период19.
 Однако  попытки  Иссерсона  и  некоторых  других  специалистов  по¬
ставить  под  сомнение  утвердившиеся  взгляды  на  характер  начального
периода  войны  остались  без  внимания  и  не  повлияли  на  догматическое
утверждение,  что  советская  территория  никогда  не  перейдет  к  врагу  и
что  быстрые  контрнаступательные  операции  советских  войск  вынудят
агрессора  вести  борьбу  на  его  собственной  территории.  На  совещании,
открывшемся  23  декабря  1940  г.  и  продолжавшемся  целую  неделю,  со¬
ветское  военное  руководство  продемонстрировало  свою  коллектив¬
ную  неспособность  извлечь  оперативные  и  стратегические  уроки  из
поражения  Польши  и  Франции.  Поскольку  совещание  было  частично
посвящено  оценке  немецких  побед,  тем  более  удивительно,  что  вопрос
начального  периода  войны  был  почти  полностью  игнорирован.  Хотя
определение  стратегии  было  прерогативой  руководства  ВКП(б),  про¬
фессиональные  военные  не  могли  не  обсуждать  оперативные  и  страте¬
гические  вопросы,  поэтому  недооценка  военного  потенциала  Герма¬
нии  имела  не  меньшие  последствия,  чем  политическое  табу  на  обсуж¬
дение  стратегических  концепций.
 На  совещании  были  сделаны  выводы  из  опыта  немецких  кампаний
в  Польше  и  Франции,  но  они  касались  только  оперативного  и  тактиче¬
ского  уровней.  Заслуживает  внимания  доклад  Г.К.  Жукова  “Характер
современной  наступательной  операции”.  Хотя  Жуков  явно  видел,  что
многое  из  опыта  немецких  операций  на  Западе  имеет  исключительное
значение  для  разработки  установок  советской  доктрины  по  ведению
наступления  на  тактическом  и  оперативном  уровнях,  он  воздержался
от  анализа  обстоятельств,  при  которых  могла  начаться  война,  и  таким
образом  полностью  уклонился  от  рассмотрения  проблемы,  есть  ли  ве¬
роятность  того,  что  Советский  Союз  может  постигнуть  такая  же
участь,  как  Польшу  и  Францию.  Вместе  с  другими  армейскими  офице¬
рами  он  утверждал,  что  Германии  сопутствовали  “чрезвычайно  благо¬
приятные  условия”  в  войне  против  Польши  главным  образом  потому,
что  поляки  оказались  неспособными  защитить  свои  границы  и  осуще¬
 233

ствить  управление,  организацию  и  проведение  современных  боевых
операций.  Польское  высшее  командование,  отмечал  Жуков,  распалось
от  первого  немецкого  удара.  В  отличие  от  Польши  западные  демокра¬
тии  обладали  экономической  базой  для  разработки  и  внедрения  в  вой¬
ска  современных  военных  технологий,  но  они,  утверждал  Жуков,  так
же  как  поляки,  не  в  состоянии  вести  активные  наступательные  опера¬
ции  и  организовать  эффективную  оборону20.
 Хотя  Жуков  предпочел  обойти  проблему  ведения  наступательных
операций  советскими  войсками  в  начальный  период  войны,  этот  воп¬
рос  был  поднят  начальником  штаба  Прибалтийского  Особого  военно¬
го  округа  генералом  П.С.  Клёновым21.  Мягко  упрекнув  Жукова  за  об¬
суждение  проблемы  наступательных  операций  без  учета  стратегиче¬
ского  контекста,  Клёнов  охарактеризовал  начальный  период  как  “са¬
мый  критический  период  войны”.  Но  Клёнов  не  верил,  что  нападение
на  Советский  Союз  может  произойти  аналогично  нападению  на  Поль¬
шу.  Отвергая  выводы  Иссерсона  о  новых  формах  ведения  войны  как
“поспешное”  обобщение  опыта  немецко-польского  конфликта,  Клё¬
нов  привел  стандартный  советский  аргумент  о  разнице  между  сильны¬
ми  и  слабыми  государствами.  Не  проявляя  необходимой  “бдительно¬
сти”  и  не  имея  надлежащей  системы  военной  разведки,  Польша  стала
легкой  добычей  немецкого  блицкрига.  В  отличие  от  Польши  любое
“уважающее  себя  государство”,  такое,  как  Советский  Союз,  которое
не  только  сохраняло  бдительность,  но  и  располагало  такими  же,  как  у
агрессора,  или  ббльшими  военными  и  экономическими  ресурсами,  бы¬
ло  в  состоянии  лишить  противника  фактора  внезапности.  Точно  так  же
сильное  государство  в  начальный  период  войны  будет  действовать  бы¬
стро,  чтобы  “не  позволить  ему  [противнику]  добиться  своих  целей”.
Вывод  Клёнова,  что  Советский  Союз  сможет  упредить  Германию  в
проведении  стратегического  развертывания  главных  сил  после  начала
боевых  действий,  не  был  поставлен  под  сомнение  никем  из  присут¬
ствующих.
 Хотя  участники  совещания  командного  состава  продемонстрирова¬
ли  понимание  необходимости  оборонительных  операций,  влияние
прежних  догм  и  оценок  оставалось  сильным.  Начальник  Генштаба
РККА  К.А.  Мерецков  признал  в  своем  докладе,  что  до  недавнего  вре¬
мени  в  Красной  Армии  не  обсуждалась  вероятность  того,  что  “мы  мо¬
жем  оказаться  в  обороне”.  Более  того,  до  поражения  Польши  и  Фран¬
ции  Красная  Армия,  согласно  Мерецкову,  серьезно  не  рассматривала
даже  вероятность  того,  что  наступающие  силы  могут  прорвать  основ¬
ную  полосу  обороны  армии22.  Однако  ни  одно  из  этих  соображений  не
было  использовано  для  анализа  на  стратегическом  уровне,  и  потому
военная  доктрина  не  была  пересмотрена  ни  во  время  совещания,  ни  по¬
сле  него.
 В.Д.  Соколовский,  в  то  время  начальник  штаба  Московского  воен¬
ного  округа,  был  единственным  участником  совещания,  внесшим  про¬
вокационную  ноту  реализма  при  обсуждении  доклада  о  проведении
оборонительных  операций,  сделанного  генералом  И.В.  Тюленевым.
Оспаривая  одно  из  фундаментальных  положений  доктрины  о  проведе¬
нии  операций,  Соколовский  заявил,  что  “упорная  оборона  не  заключа¬
 234

ется  в  удержании  каждой  пяди  земли”.  Он  отметил,  что,  хотя  “нельзя”
строить  оборону  на  оперативном  и  тактическом  уровнях,  исходя  из  по¬
сылки,  что  территорию  следует  удерживать  любой  ценой,  именно  та¬
кой  подход  лежал  в  основе  советского  военного  планирования  и  подго¬
товки  войск.  В  результате  Красная  Армия  упустила  из  виду  главную
цель,  которая  состоит  в  том,  чтобы  нанести  противнику  максимальные
потери,  а  затем  перейти  в  наступление.  Соколовский  утверждал,  что
без  гибкости  при  ведении  обороны  на  тактическом  и  оперативном
уровнях  Красная  Армия  не  может  рассчитывать  на  достижение  ни  пер¬
вой,  ни  второй  цели.  Хотя  Соколовский  не  понимал  связанного  с  этим
более  тонкого  вопроса  о  необходимости  стратегической  обороны,  его
комментарии  прозвучали  как  удар  грома  среди  ясного  неба,  но  это  был
одинокий  удар.  Обращаясь  к  участникам  совещания  в  момент  его  за¬
крытия,  маршал  Тимошенко  явно  показал  нежелание  военного  руко¬
водства  пересматривать  принятые  основы  планирования,  заявив,  что
немецкие  кампании  1939-1940  гг.  не  показали  ничего  нового  в  области
стратегии23.
 СОВЕТСКИЕ  ПЛАНЫ  ВЕДЕНИЯ  ВОЙНЫ
НАКАНУНЕ  ОПЕРАЦИИ  “БАРБАРОССА”
 Проявляя  приверженность  к  наступательным  действиям,  советское
военное  руководство  не  хотело  детально  разобраться  с  проблемой
стратегической  обороны.  “Упорная”  оборона  у  своих  границ,  нанесе¬
ние  агрессору  быстрых  и  решительных  ударов,  ведение  борьбы  на  вра¬
жеской  территории  -  все  эти  положения  советских  военных  планов  пе¬
ред  началом  войны  отнюдь  не  были  нереальными  боевыми  задачами.
Однако  они  превращались  в  таковые,  если  в  исходных  данных  и  посыл¬
ках,  на  которых  строило  свои  расчеты  командование  Красной  Армии,
не  учитывались  изменившиеся  условия.
 Советские  планы  ведения  войны  базировались  на  устаревшей  кон¬
цепции,  которая,  однако,  продолжала  существовать  как  догма.  Отсюда
становится  понятным  поразительное  сходство  между  всеми  последова¬
тельно  разработанными  планами  в  том,  что  касается  основных  целей  и
задач  Красной  Армии.  Это  также  позволяет  понять,  почему  советское
военное  руководство  не  смогло  оценить  значение  мощного  первого
удара  в  современной  механизированной  войне  и  почему  остался  незыб¬
лемым  лозунг:  “ни  пяди”  советской  земли  не  будет  отдано  агрессору.
Таким  образом,  Жуков  и  его  коллеги  не  сумели  понять,  что  блицкриг
явился  вызовом,  требовавшим  пересмотра  стандартной  парадигмы  на¬
чального  периода  войны.  Они  по-прежнему  верили,  что  “война  между
главными  державами,  такими,  как  Германия  и  Россия,  начнется  так,
как  предполагалось:  главные  силы  вступят  в  борьбу  через  несколько
суток  после  начала  боев  в  прифронтовой  полосе”.  Позднее  Жуков  при¬
знался:  “Ни  Комиссариат  обороны,  ни  я  сам,  ни  мои  предшественники  -
Б.М.  Шапошников  и  К.А.  Мерецков,  ни  Генштаб  не  думали,  что  про¬
тивнику  удастся  сосредоточить  такую  массу...  сил  и  задействовать  их  в
первый  же  день...”24.  Примечательно,  что  Жуков  не  хотел  винить  одно¬
 235

го  Сталина  в  катастрофе,  случившейся  22  июня  1941  г.,  несмотря  на  от¬
каз  диктатора  привести  в  боевую  готовность  Красную  Армию.  Он  при¬
знал,  что  достижение  Германией  внезапности  имело  решающее  значе¬
ние,  так  как  Красная  Армия  не  смогла  заранее  оценить  “ударную  мощь
немецкой  армии...  Это  был  основной  фактор,  предопределивший  наши
потери  в  начальный  период  войны”25.
 Согласно  советским  планам  ведения  войны  последних  предвоен¬
ных  лет  предполагалось,что  Советский  Союз  мог  быть  атакован  ан¬
тисоветской  коалицией  во  главе  с  Германией  и,  несмотря  на  посяга¬
тельства  Японии  на  Дальнем  Востоке,  западный  театр  военных  дейст¬
вий  представлял  наибольшую  угрозу  для  безопасности  Советского  го¬
сударства.  Так,  в  соответствии  с  планом,  разработанным  под  руковод¬
ством  Шапошникова  в  1938  г.  и  утвержденным  Сталиным  в  ноябре
того  же  года,  предполагалось  вторжение  совместной  немецко-поль¬
ской  группировки  в  составе  около  90  дивизий,  основной  удар  которой
будет  направлен  против  Белорусского  военного  округа,  т.е.  Западно¬
го  фронта.  Шапошников,  как  до  него  Тухачевский  и  Уборевич,  пола¬
гал,  что  главное  наступление  немцев  будет  направлено  в  сторону  Мо¬
сквы  вдоль  линии  Минск-Смоленск.  План  Шапошникова  включал
также  второй  вариант,  по  которому  немецкие  силы,  сосредоточенные
на  юго-востоке  Польши  и,  возможно,  в  Румынии,  могли  нанести  удар
в  направлении  Киева.  По  этому  варианту,  который  Шапошников  и
Главное  оперативное  управление  Генштаба  РККА  считали  менее  ве¬
роятным,  советское  контрнаступление  проводилось  бы  в  направле¬
нии  Львова  и  Вислы26.
 В  соответствии  с  этим  планом  силы  фронтов  на  западной  границе
СССР  должны  были  значительно  замедлить  темпы  наступления  агрес¬
сора  к  моменту,  когда  главные  силы  Красной  Армии  будут  отмобили¬
зованы  и  развернуты  на  наиболее  опасных  участках  (примерно  на  20-е
сутки  с  начала  боевых  действий).  Вновь  прибывшие  войска  к  этому  мо¬
менту  соединятся  с  силами  прикрытия,  нанесут  ряд  мощнейших  уда¬
ров,  выбьют  польские  и  немецкие  войска  за  пределы  советской  грани¬
цы  и  перейдут  в  решительное  наступление.  Этот  замысел,  слишком
смелый  в  отношении  графика  отмобилизования  войска,  отражал,  тем
не  менее,  принятые  установки  военной  доктрины  и  лег  в  основу  опера¬
тивных  планов  1939  г.  То  же  самое  можно  сказать  о  предположении,
что  к  немецко-польскому  альянсу,  представлявшему,  по  тогдашним
оценкам,  главную  угрозу,  должны  были  присоединиться  прибалтий¬
ские  государства  и  Финляндия,  войдя  в  состав  антисоветской  коалиции.
 Оперативным  планом  1939  г.  прифронтовым  военным  округам  оп¬
ределялись  следующие  задачи:  “упорно”  оборонять  границу  и  не  позво¬
лить  противнику  перенести  боевые  действия  на  советскую  террито¬
рию,  расчленить  сосредоточивающуюся  и  развертывающуюся  группи¬
ровку  агрессора,  быстро  перейти  в  наступление  и  завершить  разгром
противника  на  его  территории.  В  соответствии  с  содержащимися  в  пла¬
не  оценками  возможностей  вероятных  противников  Советского  госу¬
дарства  было  рассчитано,  что  Германии  потребуется  примерно  21  день
на  развертывание  главных  сил  против  Советского  Союза.  Такое  же
время  отводилось  резервам  Красной  Армии,  предназначенным  для  За¬
 236

падного  фронта  (7,  3,  И  ,10  и  4-я  армии),  которые  должны  были  перей¬
ти  в  наступление  утром  в  день  М  +  1927.
 Из  старых  планов  в  новые  перешла  и  задача  сил  прикрытия  Крас¬
ной  Армии  предпринять  активные  действия  по  расчленению  разверты¬
вающейся  группировки  немецких  войск.  Тухачевскому  было  бы  прият¬
но  узнать,  что  план  предусматривал  создание  пяти  “группировок  втор¬
жения”  на  базе  сил  прикрытия  приграничных  округов,  которые  долж¬
ны  были  прочно  укрепиться  на  границе  и  быть  готовыми  в  день  М  +  3
вынудить  противника  повернуть  вспять,  а  затем  пересечь  границу  и
смять  его  все  еще  сосредоточивающиеся  силы.  И  снова  советские  опе¬
ративные  планы  ставили  в  выгодные  условия  Красную  Армию  и  не
рассматривали  вероятность  того,  что  базовые  исходные  данные  могли
не  соответствовать  действительности.
 Следующий  план  стратегического  развертывания  был  представлен
Сталину  и  Молотову  18  сентября  1940  г.  новым  начальником  Геншта¬
ба  РККА  Мерецковым28.  В  период  между  1938  и  концом  1940  г.  Герма¬
ния  разгромила  Польшу  и  Францию,  и  Генштаб  теперь  предусматривал
возможность  союза  Германии  с  такими  “неустойчивыми”  странами,
как  Финляндия,  Венгрия  и  Румыния.  Также  предполагалось,  что  Совет¬
скому  Союзу  придется  вести  борьбу  на  двух  фронтах  -  с  Германией  и
ее  сателлитами  на  западе  и  с  Японией  на  востоке.
 Однако  в  новом  плане  не  рассматривались  вопросы,  связанные  с
серьезными  изменениями  в  стратегической  обстановке,  касающимися
безопасности  Советского  государства.  Несмотря  на  то  что  территории,
полученные  в  результате  советско-нацистского  пакта  1939  г.,  были
весьма  сомнительным  подарком,  оставившим  Красную  Армию  со  сла¬
бой  системой  оборонительных  сооружений  и  плохой  сетью  железных
дорог  вдоль  новой  государственной  границы,  а  Советский  Союз  имел
теперь  протяженную  границу  со  своим  главным  противником,  Мерец¬
ков  и  Тимошенко  не  пошли  на  пересмотр  положений,  составлявших  ос¬
нову  предыдущих  оперативных  планов.  Даже  быстрое  поражение
Франции  мало  повлияло  на  взгляды  Генштаба  РККА  на  начальный  пе¬
риод  войны.  Так,  в  плане  1940  г.  были  лишь  уточнены,  но  не  пересмо¬
трены  радикально  оценки  сроков,  необходимых  вермахту  для  развер¬
тывания.  Если  план  1938  г.  отводил  противнику  на  развертывание  сво¬
их  сил  приблизительно  три  недели,  то  по  плану,  принятому  в  сентябре
1940  г.,  на  это  отводилось  10-15  суток.
 В  соответствии  с  главным,  или  “первым”,  вариантом  развертыва¬
ния  по  плану,  представленному  советскому  руководству  в  сентябре
1940  г.,  все  приграничные  округа  (преобразованные  во  фронты)  долж¬
ны  были  участвовать  в  отражении  удара  сил  вермахта,  но  основную
часть  наступательных  операций  должен  был  проводить  Юго-Западный
фронт.  В  случае  войны  силами  прикрытия  Киевского  Особого  военно¬
го  округа,  преобразованного  в  Юго-Западный  фронт,  предстояло  вести
“активную,  упорную”  оборону,  прикрывая  развертывание  главных  сил
этого  фронта.  По  завершении  развертывания  главных  сил  армии
фронта  во  взаимодействии  с  левым  флангом  армий  Западного  фронта
должны  были  вести  наступление  через  юго-восточную  часть  Польши  и
войти  в  соприкосновение  с  немецкими  войсками,  сосредоточенными  в
 237

районе  Люблина,  для  проведения  “решающего”  сражения.  Этим  силам
затем  предписывалось  направить  удар  на  юго-запад,  в  направлении
Кракова  и  Братиславы,  и  в  ходе  продвижения  отрезать  Германию  от  ее
союзников  на  Балканах,  а  вермахт  -  от  основных  сырьевых  ресурсов.
Конечная  задача  фронта  состояла  в  осуществлении  своими  армиями
широкого  обходного  маневра  с  последующим  маршем  в  Германию,  в
район  Одер-Бреслау.
 По  второму  варианту  плана  сентября  1940  г.  основные  усилия
Красной  Армии  должны  были  концентрироваться  к  северу  от  Брест-
Литовска.  План  предусматривал  проведение  контрнаступательных
операций  силами  Северо-Западного  фронта  против  главных  немецких
сил,  сосредоточенных  в  Восточной  Пруссии.  Что  касается  сил  фронтов
Красной  Армии,  расположенных  к  югу,  они  вначале  должны  были  ве¬
сти  оперативную  оборону,  а  затем  перейти  в  контрнаступление  на  тер¬
ритории  Польши,  занятой  Германией.  Оба  варианта  ясно  показывали,
что  Главное  оперативное  управление  Генштаба  РККА  в  вопросе  отмо¬
билизования  войск  в  западных  военных  округах  руководствовалось
расчетами  времени,  выполненными  на  основе  разведданных  о  сосредо¬
точении  немецких  войск.
 Предыдущий  проект  плана,  разработанный  примерно  в  июле
1940  г.,  отличался  главным  образом  тем,  что  в  нем  предполагалось  на¬
несение  Германией  главных  ударов  в  северном  направлении:  из  Вос¬
точной  Пруссии  через  Литву  в  направлении  Рига-Ковно-Вильнюс  и  да¬
лее  на  Минск,  а  на  западе,  на  Белостокско-Брестском  участке,  вдоль
стратегической  оси  Барановичи-Минск.  На  встрече  с  Мерецковым  в
конце  сентября  1940  г.,  где  обсуждался  план  развертывания,  Сталин
обратил  внимание  на  эти  ранее  высказанные  соображения  и  решитель¬
но  отверг  сценарий,  по  которому  главный  удар  Германия  нанесет  по
Москве  вдоль  оси  Минск-Смоленск.  Диктатор  предполагал,  что  глав¬
ный  удар  планируется  в  юго-западном  направлении.  Сталин  пришел  к
такому  выводу  по  двум  соображениям:  необходимость  вести  затяжную
войну  с  Советским  Союзом  вынудит  Гитлера  попытаться  овладеть
сельскохозяйственными,  промышленными  и  топливными  ресурсами
Украины  и  Кавказа;  мощное  присутствие  Германии  на  Балканах  обес¬
печивало  готовый  трамплин  для  удара  в  этом  направлении29.  Кроме  то¬
го,  Сталин,  возможно,  считал,  что  этот  равнинный  и  протяженный  рай¬
он,  являвшийся  идеальным  полем  действий  для  немецких  бронетанко¬
вых  войск,  может  показаться  Гитлеру  удобным  в  качестве  главного  пу¬
ти  для  вторжения.  Вероятно,  эти  соображения  подкреплялись  личны¬
ми  воспоминаниями  диктатора  о  его  службе  на  Южном  и  Юго-Запад¬
ном  фронтах  во  время  гражданской  войны,  когда  борьба  за  зерно  и
уголь  Украины  имела  решающее  значение  для  существования  больше¬
вистского  государства.  Мнение  Сталина  было  учтено  при  разработке
нового  плана,  представленного  на  рассмотрение  Мерецковым  14  октя¬
бря  1940  г.
 Весной  1941  г.  Главное  оперативное  управление  Генштаба  РККА,
руководимого  теперь  Жуковым,  подготовило  новый  документ,  содер¬
жащий  соображения  по  плану  ведения  войны30.  Этот  окончательный
 238

документ,  разработанный  накануне  войны,  соответствовал  модели  раз¬
вертывания,  определенной  Генштабом,  и  в  нем  были  сохранены  основ¬
ные  положения  предыдущих  планов.  Советские  силы  в  западных  окру¬
гах  должны  были  быть  развернуты  для  построения  эшелонированной
обороны.  Первый  эшелон  сил  прикрытия  включал  стрелковые  диви¬
зии  и  бригады,  развернутые  в  полосе  от  границы  на  глубину  до  25  км.
Силы  второго  эшелона,  состоящие  из  механизированных  и  стрелковых
корпусов,  располагались  на  глубине  от  25  до  75  км.  Окружные  резервы
составляли  третий  эшелон  и  включали  дополнительные  стрелковые  и
механизированные  формирования,  располагавшиеся  на  глубине  до
400  км.  Все  вместе  эти  три  эшелона  составляли  “первый  стратегиче¬
ский  эшелон”  Красной  Армии.  “Второй  стратегический  эшелон”  со¬
стоящий  из  армий,  подтянутых  из  внутренних  военных  округов,  должен
быть  сформирован,  согласно  приказу,  вдоль  рубежа  Днепр,  Западная
Двина.
 Главное  оперативное  управление  Генштаба  РККА  особо  обраща¬
ло  внимание  на  скрытность  отмобилизования,  сосредоточения  и  раз¬
вертывания  советских  войск,  на  необходимость  упредить  в  темпах  раз¬
вертывания  главные  силы  вермахта  и  полагало,  что  в  первые  дни  вой¬
ны  будут  происходить  в  основном  приграничные  схватки,  какими  бы
интенсивными  они  не  были.  Силы  приграничных  военных  округов
(“первый  стратегический  эшелон”)  должны  были  выстоять,  сдержать
первый  удар  у  самой  границы  и  таким  образом  прикрыть  сосредоточе¬
ние  и  развертывание  главных  сил  Красной  Армии  и  обеспечить  выгод¬
ные  условия  для  проведения  ответного  контрнаступления.  Для  дости¬
жения  этой  цели  следовало  вести  жесткую  оборону  вдоль  границы,  по¬
строенную  на  основе  “укрепрайонов”  и  полевых  оборонительных  со¬
оружений,  и  завоевать  превосходство  в  воздухе,  что  позволит  Красной
Армии  остановить  и  расчленить  основные  силы  противника.  В  случае,
если  советский  фронт  окажется  рассеченным  механизированными
формированиями  противника,  советские  механизированные  корпуса  и
ВВС  должны  были  быстро  остановить  прорыв.  Частям  и  соединениям
военных  округов  предстояло  затем  начать  контрнаступательные  опе¬
рации  и  перенести  боевые  действия  на  территорию  противника,  а  со¬
ветским  армиям,  расположенным  вдоль  Днепра,  -  оказать  помощь  в
выполнении  этой  задачи.
 В  проекте  плана  стратегического  развертывания  войск,  подготов¬
ленном  Генштабом  РККА  в  марте  1941  г.,  когда  его  уже  возглавил  Жу¬
ков,  особо  обращалось  внимание  на  проведение  двух  контрударов  про¬
тив  немецких  войск  в  оккупированной  Германией  Польше.  Главный
удар  планировалось  наносить  силами  Юго-Западного  фронта  в  направ¬
лении  Краков-Катовице  (как  и  в  плане  Мерецкова)  с  задачей  перере¬
зать  линии  коммуникаций,  которые  шли  от  районов  Польши,  занятых
немцами,  к  территориям  союзников  Германии  -  Словакии,  Румынии  и
Венгрии.  Вспомогательный  удар  должно  было  наносить  левое  крыло
Западного  фронта  с  задачей  уничтожить  основные  сосредоточения  сил
и  средств  вермахта  вдоль  рубежа  Варшава,  Демблин  и  поддержать
Юго-Западный  фронт  при  нанесении  удара  по  основным  немецким  си¬
 239

лам  в  районе  Люблина.  При  проведении  операции  предусматривалась
активная  оборона  на  флангах  против  Финляндии,  Венгрии,  Румынии,
а  также  Восточной  Пруссии.  Советским  силам  предстояло  быть  гото¬
выми  нанести  “сосредоточенные  удары”  против  крупных  сил  “оси”,
расположенных  в  Румынии.
 За  четыре  недели  Красная  Армия  в  оккупированной  Польше
должна  была  выйти  к  дуге,  образованной  точками  Остроленка,  р.  На-
рев,  Лович,  Лодзь,  Крейцберг  и  Опаленица.  Как  предполагалось,  на
втором  этапе  операции,  на  30-е  сутки,  Красная  Армия  с  рубежа  Като¬
вице,  Лодзь  нанесет  удары  на  север  и  северо-запад.  Ее  “конечная  стра¬
тегическая  цель”  -  выбить  Германию  из  оккупированной  Польши  и
Восточной  Пруссии.
 Учения  в  прифронтовых  округах,  проведенные  за  несколько  меся¬
цев  до  немецкого  вторжения,  отразили  основные  положения  планов
советского  командования,  в  соответствии  с  которыми  армии  сил  при¬
крытия  должны  были  удержать  приграничную  полосу  и  затем  быстро
перейти  в  наступление.  Л.М.  Сандалов  вспоминает,  что  4-я  армия,  одна
из  четырех  армий,  входивших  в  состав  Западного  Особого  военного
округа  под  командованием  Д.Г.  Павлова,  приняла  участие  в  ряде  ок¬
ружных  полевых  маневров  и  командно-штабных  учений,  проведенных
исключительно  для  отработки  контрнаступательных  операций.  Санда¬
лов,  в  то  время  начальник  штаба  4-й  армии,  пишет,  что  оперативные
планы  начального  периода  войны  предусматривали  “небольшой  отход
армии,  быстрое  и  упорядоченное  прибытие  сил  усиления  из  внутренних
районов  округа  и  проведение  контрнаступления,  которое  должно  было
отбросить  агрессора  назад  за  полосу  границы31.
 ЖУКОВ  И  ПЛАН  ПО  УПРЕЖДЕНИЮ
ОПЕРАЦИИ  “БАРБАРОССА”
 Развертывание  сил  Красной  Армии  в  передовой  полосе  в  июне
1941  г.  было  истолковано  некоторыми  как  свидетельство  того,  что
Сталин  собирался  нанести  удар  по  Гитлеру  до  начала  операции  “Бар¬
баросса”.  Этот  вывод  не  имеет  фактического  подтверждения  и,  скорее
всего,  обязан  своим  появлением  политике  оправдания  и  идеологиче¬
скому  противостоянию,  нежели  тщательной  исследовательской  рабо¬
те.  Однако  сама  идея  упреждения  являлась  важной  составляющей  по¬
ложений  советской  военной  доктрины  о  начальном  периоде  войны,  хо¬
тя  в  официальные  планы  она  вошла  лишь  в  смысле  упреждения  про¬
тивника  в  развертывании  главных  сил  после  того,  как  он  совершит  на¬
падение.  Это  являлось  стратегической  целью  советских  военных  пла¬
нов  в  начале  1941  г.  В  мае  1941  г.  Главное  оперативное  управление  Ген¬
штаба  РККА  продвинулось  в  этом  подходе  еще  на  шаг  дальше  и  разра¬
ботало  предложение  о  нанесении  упреждающего  удара  по  немецким
дивизиям,  сосредоточенным  вдоль  советской  границы.  Как  свидетель¬
ствуют  некоторые  источники,  это  предложение  было  представлено  на
рассмотрение  Сталину  Г.К.  Жуковым,  который  был  тогда  начальни¬
 240

ком  Генштаба32.  Документ  являлся  фактически  точной  копией  разде¬
лов  плана  ведения  войны  (“Соображений”),  представленных  Тимошен¬
ко  и  Жуковым  Сталину  в  том  же  месяце.
 Важно,  что  этот  документ  демонстрирует  концептуальные  ограни¬
чения,  которые  мешали  Жукову  и  его  коллегам.  Как  показывают  фак¬
ты,  предложение  Жукова  об  упреждающем  ударе  не  было  результатом
запоздалого  озарения,  что  вермахт  способен  нанести  широкомасштаб¬
ный  концентрированный  удар  по  отдельным  направлениям,  который
соединения  Красной  Армии,  расположенные  у  передней  полосы,  не
смогут  остановить  или  легко  отразить.  По  сути,  хотя  руководство
Красной  Армии  видело  те  преимущества,  которые  получает  армия,
владеющая  инициативой  с  самого  начала  войны,  оно  продолжает  счи¬
тать,  что  значительный  промежуток  времени  будет  отделять  момент
начала  боевых  действий  от  момента  вступления  в  них  главных  сил  про¬
тивоборствующих  сторон,  и  тем  самым  явно  недооценило  военный  по¬
тенциал  Германии.
 Вместе  с  тем  Жуков,  Тимошенко  и  другие  военные  руководители
были  обеспокоены  тем,  что  Сталин,  который  боялся,  что  передвиже¬
ния  Красной  Армии  могли  спровоцировать  нападение  Германии,  за¬
претил  проводить  быстрое  отмобилизование  Красной  Армии.  Тем  не
менее  политическое  препятствие  в  вопросах  мобилизации  не  под¬
толкнуло  военное  руководство  к  мысли  о  необходимости  введения
стратегической  обороны  и  к  отказу  от  устаревшего  представления,
что  Красная  Армия  способна  немедленно  перейти  в  контрнаступле¬
ние.  Генеральный  штаб  придерживался  рамок  господствующей  пара¬
дигмы,  принятой  Тухачевским  и  другими  новаторами,  в  которой  отда¬
валось  предпочтение  упреждению  противника  и  требовалось,  чтобы
Красная  Армия  перенесла  вооруженную  борьбу  на  территорию  про¬
тивника.
 ВЫВОДЫ
 Грубые  ошибки  Сталина  накануне  войны,  и  особенно  его  нежела¬
ние  прислушаться  к  предупреждениям  о  надвигающейся  агрессии,  бы¬
ли  преумножены  советской  тоталитарной  системой  и  значительно  уве¬
личили  масштабы  катастрофы  22  июня  1941  г.  Однако  и  позиция  руко¬
водства  Красной  Армии  также  ослабила  безопасность  Советского  го¬
сударства.  В  годы  формирования  Красной  Армии  слияние  рациональ¬
ных  расчетов,  организационных  интересов  и  идеологических  взглядов
породило  наступательный  характер  советской  военной  доктрины.
Идеологические  предубеждения  превратились  в  догму  и  стали  препят¬
ствием  на  пути  организационного  совершенствования  и  систематиче¬
ского  анализа  варианта  стратегической  обороны.  В  начале  30-х  го¬
дов  лозунг  о  том,  что,  если  на  Советский  Союз  будет  совершено  напа¬
дение,  Красная  Армия  не  уступит  “ни  пяди”  советской  земли  агрессору,
стал  частью  веры  и  перешел  в  оперативные  документы  планов  ведения
войны.
 241

Эта  цель  и  вспомогательная  задача  о  перенесении  войны  на  терри¬
торию  противника  были  подкреплены  главным  положением  плановых
документов,  что  момент  начала  боевых  действий  будет  отделен  от  мо¬
мента  вступления  в  борьбу  главных  сил  воюющих  сторон  значитель¬
ным  временным  интервалом.  Хотя  военные  кампании  Германии  в  Ев¬
ропе  ставили  под  сомнение  верность  такой  парадигмы,  руководство
Красной  Армии  продолжало  считать,  что  блицкриг  не  может  быть  эф¬
фективным  в  борьбе  с  Советским  Союзом.  Такие  реформаторы,  как
Тухачевский,  возможно,  могли  бы  и  повлиять  на  некоторые  результа¬
ты  боевых  действий  в  ходе  войны,  если  бы  они  не  были  уничтожены
чистками.  Но  неизвестно,  захотели  бы  они  (или  смогли  бы)  изменить
наступательную  ориентацию,  заложенную  в  основу  советской  военной
доктрины.  Ведь  обе  саморазрушающие  позиции  были  созданы  самими
военными  новаторами.
 1 	Российский  центр  хранения  и  изучения  документов  новейшей  истории.
Ф.  558.  On.  I.  Д.  3803.  Л.  1-12  (Далее:  РЦХИДНИ).
 2 	См.,  например:  Доклад  разведывательного  управления  штаба  Киевского
Особого  военного  округа  от  октября  1940  г.  (Российский  государствен¬
ный  военный  архив.  Ф.  25880.  Оп.  4.  Д.  50.  Л.  204,  207,  211-213  (Далее:
РГВА).
 3 	Это  можно  проиллюстрировать  на  примере  выпущенной  штабом  Западного
Особого  военного  округа  “Разведывательной  сводки”  за  №  8  от  1  апреля
1941  г.  (РГВА.  Ф.  25874.  Оп.  2.  Д.  530.  Л.  238-245).
 4 	Мерецков  К.А.  На  службе  народа.  М.,  1971.  С.  206.
 5 	Khrushchev  N.S.  Khrushchev  Remembers:  The  Glasnost  Tapes.  Boston,  1990.  P.  55.
 6 	Коммунист.  1988.  №  14.  C.  87-101;  Жуков  Г.К.  Воспоминания  и  размышле¬
ния.  M,  1990.  Т.  1.  С.  357-358.
 7 	Коммунист.  1988.  №  14.  С.  87-101;  см.  также:  Жуков  Г.К.  Указ  соч.  Т.  1.
С.  350-353.
 8 	Khrushchev  N.S.  Op.  cit.  Р.  54,  166.
 9 	Баграмян  И.Х.  Записки  начальника  оперативного  отдела  //  Воен.-ист.  журн.
1967.  №  1.С.  56.
 10 	РЦХИДНИ.  Ф.  558.  On.  1.  Д.  3808.  Л.  1-12.
 11 	Там  же.  Л.  12.
 12 	Волкогонов  Д.А.  Триумф  и  трагедия:  Политический  портрет  И.В.  Сталина.
М.,  1989.  Кн.  2.  Ч.  1.С.  154.
 13 	Жуков  Г.К.  Указ.  соч.  Т.  1.  С.  357.
 14 	Khrushchev  N.S.  Op.  cit.  Р.  160.
 15 	РЦХИДНИ.  Ф.  558.  On.  1.  Д.  3808.  Л.  6-7.
 16 	Жуков  Г.К.  Указ.  соч.  Т.  1.  С.  366-367.
 17 	Harriman  W.A.  Stalin  at  War  //  Stalinism:  Its  Impact  on  Russia  and  the  World  /  Ed.
G.R.  Urban.  N.Y.,  1982.  P.  41.
 18 	Коммунист.  1989.  24  янв.  С.  70.
 19 	Иссерсон  Г.С.  Новые  формы  борьбы.  М.,  1940.  С.  28-75.
 20 	Стенограмма  выступлений  на  военном  совещании  25  декабря  1940  г.  //
RGVA.  East  View  Publications  Microfilm.  Lehman  Library,  Columbia  University.
Л.  12-13,  2,  24.
 21 	Там  же.  Л.  63-70.
 22 	Там  же.  Л.  23-24,  26.
 242

23 	Там  же.  Л.  5-6.
 24 	Жуков  Г.К.  Указ.  соч.  Т.  1.  С.  324.
 25 	Симонов  КМ.  Заметки  к  биографии  Г.К.  Жукова//Воен.-ист.  журн.  1987.
№  9.  С.  53.
 26 	Захаров  М.В.  Генеральный  штаб.  М.,  1990.  С.  120-133.
 22  РГВА.  Ф.  25888.  Оп.  14.  Д.  3.  Л.  1-17.
 28 	Центральный  архив  Министерства  обороны  Российской  Федерации.  Ф.  16.
Оп.  2951.  Д.  239.  Л.  197-244.  (Далее:  ЦАМО).
 29 	Волкогонов  Д.А.  Указ.  соч.  Кн.  2.  Ч.  1.  С.  133.
 30 	См.:  Горьков  ЮЛ.  Готовил  ли  Сталин  упреждающий  удар  против  Гитлера  в
1941  г.  //  Новая  и  новейшая  история.  1993.  №  3.  С.  29-45.
 31 	Сандалов  JIM.  Стояли  насмерть//Воен.-ист.  журн.  1988.  №  11.  С.  5.
 32 	ЦАМО.  Ф.  16.  Оп.  2951.  Д.  239.  Л.  1-15.  Датировано  15  мая  1941  г.

ЧАСТЬ  ВТОРАЯ
 СССР  -  ГЕРМАНИЯ,  ЕЕ  ПАРТНЕРЫ
 Г.  Городецкий
 (Израиль)
 “ЛЕДОКОЛ”?  СТАЛИН  И  ПУТЬ  К  ВОЙНЕ
 Лишь  немногие  события  XX  в.  могут  сравниться  с  операцией  “Бар¬
баросса”  по  своему  масштабу  и  воздействию  на  ход  второй  мировой
войны  и  ее  последствия.  Однако  спустя  полвека  в  истории  того  перио¬
да  все  еще  преобладают  искаженные  повествования,  созданные  под
влиянием  меняющейся  политической  конъюнктуры.  После  краха  “им¬
перии  зла”  (вызывающий  сожаление  эпитет,  придуманный  Р.  Рейганом
для  Советского  Союза)  всемогущие  средства  массовой  информации
дружно  объединились  с  историками  и  создали  массу  псевдоисториче¬
ских  и  документальных  произведений,  темой  которых  является  бли¬
зость  нацистской  Германии  и  коммунистической  России.  Простое  и
грубое  откровение  поражает  воображение:  проводя  свою  внешнюю
политику,  Сталин  также  руководствовался  генеральным  планом,  в  со¬
ответствии  с  которым  для  достижения  мирового  господства  необходи¬
мо  превратить  вторую  мировую  войну  в  войну  идеологическую.  Таким
образом,  история  была  завербована  для  нанесения  окончательного
удара  “идее  социализма”,  а  также  всему  наследию  российской  истории
путем  отождествления  сталинизма  с  марксистской  догмой.
 Этот  новый  этап  истории  начался  с  пресловутой  книги  “Ледокол”,
принятой  без  какой-либо  критической  оценки.  Написал  ее  под  претен¬
циозным  псевдонимом  “Виктор  Суворов”  Владимир  Резун,  младший
офицер  и  маленькая  сошка  в  советской  военной  разведке,  который
сбежал  на  Запад  в  конце  70-х  годов.  В  своей  книге  Суворов  представ¬
ляет  Советскую  Россию  как  главного  виновника,  а  не  жертву  событий
1941  г.  Он  бездоказательно  заявляет,  что  в  1939-1941  гг.  Сталин  тща¬
тельно  готовился  к  революционной  войне  против  Германии.  Операция
“Гроза”  готовилась  на  6  июля  1941  г.,  но,  увы,  была  сорвана  гитлеров¬
ским  вторжением  в  Россию1.  Это  типичный  продукт  историографии,
основанный  не  на  традиционной  методологии  анализа  важнейших  со¬
бытий,  а  на  психологии  заговора,  подразумевающей,  что  для  объясне¬
ния  этих  событий  нужно  нечто  большее,  чем  обычные  известные  фак¬
ты.  Это  распространение  мифов  путем  сознательного,  намеренного  со-
 ©  Г.  Городецкий
 244

крытия  правды  и  упрощенного  подхода  к  сложной  исторической  ситу¬
ации.
 Точка  зрения  Суворова  никогда  не  была  воспринята  серьезно  в
академических  кругах,  если  бы  она  не  совпала  с  мнением  некоторых
участников  “Historikerstreit”  -  ожесточенной  дискуссии  о  содержании  и
ходе  немецкой  истории.  Профессоры  Нольте,  Хоффман,  Мазер  и  Пост
использовали  “Ледокол”  как  аргумент  для  оправдания  похода  Гитлера
на  Восток,  его  “превентивной  войны”  с  целью  защиты  традиционных
геополитических  интересов  Германии  и  борьбы  против  угрозы  Герма¬
нии  и  всему  цивилизованному  миру  со  стороны  чудовищного  сталин¬
ского  режима2.  Очевидная  политическая  и  идеологическая  направлен¬
ность  дискуссии  объясняет,  почему  “Франкфуртер  Альгемайне  Цай-
тунг“  и  “Шпигель”  смаковали  ее  с  особой  тщательностью,  “ad  nausea”.
 Согласно  мнению  Суворова,  которое  присуще  всем  ревизионист¬
ским  работам  по  истории,  Сталин  начиная  с  20-х  годов  следовал  идео¬
логически  обусловленному  курсу,  согласно  которому  большевистская
революция  должна  была  быть  перенесена  в  центр  Европы.  Еще  в  1927  г.
Сталин  якобы  стремился  к  развязыванию  мировой  войны,  поддержи¬
вая  приход  Гитлера  к  власти  и  таким  образом  подстрекая  недовольст¬
во  и  усиливая  международную  дестабилизацию3.  “Ревизионизм”  Суво¬
рова  основан  на  подтасовке  и  бесцеремонном  обращении  с  источника¬
ми,  которые  я  подробно  проанализировал  в  первой  главе  своей  книги
«Миф  “Ледокола”»  (М.,  1995).
 К  сожалению,  трудно  встретить  чисто  научный  подход  к  этой  те¬
ме,  за  исключением,  пожалуй,  книги  “Готовил  ли  Сталин  наступа¬
тельную  войну  против  Гитлера?”  (Составитель  В.А.  Невежин.  М.,
1995).  Но  и  здесь  просматривается  тенденция  к  рассмотрению  отдель¬
ных  конкретных  вопросов,  а  не  всего  комплекса  дипломатических,
военных  и  политических  аспектов  с  единых  позиций,  что  позволяет
сейчас  сделать  обширный  архивный  материал,  имеющийся  в  Москве.
Невежин,  например,  считает,  что  речь  Сталина  перед  выпускниками
военных  академий  5  мая  1941  г.  раскрывает  смысл  его  якобы  идеоло¬
гически  направленной  политики;  но  в  книге  совсем  не  учитывается
обстановка  момента.
 Так  и  Суворов,  делая  акцент  на  вырванном  из  контекста  аспекте  -
развертывании  войск,  -  вводит  читателя  в  заблуждение.  Только  один
из  немецких  историков,  вставших  на  защиту  Суворова,  владеет  русским
языком  -  профессор  Хоффман.  Но  и  он  имеет  свои  сложившиеся
взгляды  и  предпочитает  не  замечать  имеющиеся  документы.  Выдвигая
свои  предвзятые  доводы,  эти  историки,  к  сожалению,  вынуждены  опи¬
раться  всего  на  два-три  переведенных  новых  документа  и  делают  выво¬
ды  лишь  на  основе  этих  материалов.  В  целом  как  Суворов,  так  и  его  не¬
мецкие  сторонники  практически  не  сделали  ничего  большего,  кроме
как  реанимировали  очень  слабые  оправдания,  высказанные  самим  Гит¬
лером,  сначала  в  отношении  причины  начала  войны  22  июня  1941  г.,
а  затем  неудач  вермахта  со  времени  Сталинградской  битвы.  Здесь  сле¬
дует  отметить,  что  авторитетные  специалисты  по  второй  мировой  вой¬
не,  такие,  как  профессоры  Дейст,  Мессершмидт,  Б.  Петрова-Энкер,
Ю.  Фёрстер,  Мюллер,  отвергают  подобные  теории.
 245

Из  огромного  количества  ставших  доступными  для  исследования
материалов  лишь  один  документ,  казалось,  мог  бы  подтвердить  точку
зрения  Суворова  (хотя  Суворов  по  свойственной  ему  небрежности  не
обратил  на  него  внимания).  Речь  идет  о  проекте  документа,  подготов¬
ленного  Жуковым  о  нанесении  упреждающего  удара  в  середине  мая
1941  г.,  который,  однако,  был  сразу  отвергнут  Сталиным  и  стал  причи¬
ной  осложнения  отношений  между  Тимошенко  и  Жуковым,  с  одной
стороны,  и  Сталиным  -  с  другой.  Конфликт  продолжался  до  самого  на¬
чала  войны.  Хотя  в  этом  единственном  документе  есть  неясные  и  спор¬
ные  моменты,  немецкие  историки  Пост  и  Мазер  взяли  его  за  основу  в
опубликованных  ими  книгах.  Но  они  пользовались  лишь  довольно  по¬
средственным  переводом  источника  на  немецкий.  Первый  раз  доку¬
мент  был  опубликован  не  полностью,  и  оба  автора  не  обратили  внима¬
ние  на  довольно  большую  правку,  сделанную  от  руки  на  полях  Жуко¬
вым  (по-видимому,  немецкий  переводчик  не  смог  ее  расшифровать).
 Научная  работа  профессора  Мазера  в  целом  сводится  к  анализу
идеологических  позиций  Гитлера.  Книга  была  написана  в  начале  70-х
годов,  и  с  тех  пор  автор  не  проводил  дальнейших  исследований  в  этой
области  -  ни  по  русским,  ни  даже  по  немецким  архивным  материалам.
Кроме  того,  у  него  нет  ни  соответствующего  образования,  ни  опыта
исследования  в  области  военной  истории,  либо  советской  истории,  что
совершенно  необходимо  в  данном  случае.  Хоффман,  являясь  сотрудни¬
ком  очень  престижного  и  серьезного  учреждения  -  Военно-историче¬
ского  исследовательского  управления  бундесвера,  участвовал  в  изда¬
нии  замечательной,  глубоко  продуманной  и  написанной  со  знанием  де¬
ла  истории  второй  мировой  войны.  Авторы  посвятили  отдельный  том
операции  “Барбаросса”,  где  категорически  отвергается  идея  “упрежда¬
ющего  удара”.  Хоффман  выразил  мнение  меньшинства.  Необходимо
сказать,  что  авторский  коллектив  имел  полный  доступ  к  немецким  ар¬
хивам  и  тщательно  восстановил  все,  что  предшествовало  решению
Гитлера  напасть  на  Россию.  При  этом  было  установлено,  что  нападе¬
ние  никак  не  было  связано  с  существованием  угрозы  со  стороны  Рос¬
сии.
 Как  проза,  книга  Суворова,  бесспорно,  интересна.  Но  это  значит,
что,  будучи  чем-то  средним  между  художественным  и  научно-популяр¬
ным  произведением,  эта  книга  не  представляет  важности  для  истори¬
ков.  Что  касается  непосредственно  стиля,  который  привлек  внимание
многочисленных  читателей,  остается  лишь  сожалеть,  что  Суворов  ис¬
пользует  столь  агрессивные,  грубые  выражения  и  приемы  против  сво¬
их  оппонентов.  Например,  истратив  весь  запас  псевдолегитимных
средств,  в  своей  следующей  книге  “Последняя  республика”  (М.,  1996)
Суворов  делает  попытку  дискредитировать  и  автора  настоящей  статьи.
Как  бы  забывая  о  том,  что  он  порадовал  западного  читателя,  написав
“Ледокол”  и  очернив  тем  самым  Россию,  он  выступает  теперь  как  ис¬
тинный  “патриот”.  В  своих  нападках  он  пытается  выставить  меня  вра¬
гом  русского  народа  перед  “своими  братьями”  в  российских  вооружен¬
ных  силах  (которых  он  предал  много  лет  назад,  став  изменником  по
меркантильным,  а  не  идеологическим  соображениям).  То,  как  он  это
делает,  ясно  демонстрирует  его  “modus  operandi”,  который  не  может  не
 246

вызывать  неодобрение  со  стороны  российской  научной  общественно¬
сти.  В  “Последней  республике”  (С.  471)  Суворов  утверждает,  что  вся
моя  книга  «Миф  “Ледокола”»  направлена  «против  нас,  вот  с  такими  за¬
воротами:  “Командиры  -  40%  шляпы,  бесхарактерные,  трусы  и  т.д.”
Это  о  командном  составе  Красной  Армии».  И  далее  развивает  тему  о
моем  якобы  оскорбительном  отношении  к  русской  армии.  Но  если  бы
читатель  захотел  проверить  мою  цитату  («Миф  “Ледокола”».  С.  125),
он  сразу  бы  увидел,  что  это  вовсе  не  моя  оценка,  а  критика  Красной
Армии  Сталиным  после  зимней  войны  в  Финляндии.  Я  воспроизвел  его
речь,  чтобы  показать  опасения  Сталина,  связанные  с  неподготовленно¬
стью  советских  вооруженных  сил.  Признание  слабости  Красной  Армии
вслед  за  чудовищными  репрессиями  и  неудачными  действиями  в  Фин¬
ляндии  говорит  о  том,  что  Сталин  вряд  ли  решился  бы  на  авантюру  в
1941  г.,  тем  более  через  два  месяца  после  того,  как  он  произнес  цити¬
руемую  мною  речь.  Пала  Франция,  и  он  оказался  лицом  к  лицу  с  вер¬
махтом.  По  всей  вероятности,  убедительные  доказательства,  содержа¬
щиеся  в  моей  книге,  привели  Суворова  в  такое  отчаяние,  что  он  решил
приписать  мне  слова  Сталина  и  прибегнуть  к  такой  угрозе,  за  которую
на  Западе  мог  бы  оказаться  за  решеткой:  “Братья-десантники,  вам  на¬
мекнуть,  что  надо  делать”?  (“Последняя  республика”.  С.  477).
 Если  говорить  о  “вкладе”  Суворова  в  историю  второй  мировой
войны,  то  чем  скорее  историки  откажутся  от  его  нелепых  аргументов
и  перейдут  к  исторически  обоснованной  дискуссии,  тем  лучше.  Тща¬
тельное  изучение  материалов  МИДа,  Генерального  штаба.  Разведыва¬
тельного  управления  и  Архива  Президента  Российской  Федерации  в
Москве  доказывает,  со  всей  очевидностью,  что  Сталин,  проводя  свою
внешнюю  политику,  меньше  всего  руководствовался  чувствами  или
идеологическими  соображениями.  Его  деспотическая  система  правле¬
ния  действительно  характеризуется  субъективным  и  монополистиче¬
ским  выбором  средств  и  методов  достижения  цели.  Кто  может  отри¬
цать  разрушительные  последствия  чисток  среди  военных  в  30-х  годах  и
вмешательства  Сталина  в  планы  верховного  командования?  И  все  же
нельзя  связывать  советскую  внешнюю  политику  накануне  заключения
пакта  Риббентропа-Молотова  лишь  с  причудами  тирана  или  безудерж¬
ным  стремлением  к  идеологической  экспансии.  Внешняя  политика  бы¬
ла  рациональной  и  хладнокровной,  не  стесняющейся  в  средствах.  Пос¬
тулаты  Сталина,  которыми  мог  бы  гордиться  макиавеллевский  Госу¬
дарь,  были  сосредоточены  целиком  на  достижении  того,  что  он  считал
интересами  национальной  безопасности  России.  Кстати,  “Государь”
был  переведен  специально  для  Сталина  в  середине  30-х  годов  и  в  кни¬
ге  есть  много  пометок,  сделанных  его  рукой.  С  помощью  коллектив¬
ной  безопасности  Сталин  хотел  дипломатическими  способами  создать
буферную  зону  от  Балтики  до  Черного  моря.  Появление  пакта  Риббен¬
тропа-Молотова  связано  с  нежеланием  Франции  и  Великобритании
обеспечить  свое  военное  участие  в  предполагаемой  англо-франко-со¬
ветской  коалиции  перед  лицом  реальной  угрозы  войны.  Пакт  не  был
нацелен  на  полный  разрыв  с  западными  союзниками,  он  должен  был
способствовать  частичному  обеспечению  интересов  СССР  с  помощью
грубого  нажима.  Сталин  надеялся,  что  в  дальнейшем,  пока  Германия  и
 247

Великобритания  будут  воевать,  Советский  Союз  сможет  усилить  свою
военную  мощь.  Но  он  планировал  использовать  ее  лишь  как  средство
дипломатического  давления  на  мирной  конференции  по  пересмотру
порядка  в  Европе,  установленного  Версальским  договором  без  участия
России.  Он  полагал,  что  конференция  состоится  до  1941  г.
 Ставшие  доступными  документальные  материалы  противоречат
уже  общепринятой  оценке  визита  Молотова  в  Берлин  в  1940  г.,  кото¬
рый  называют  наглядным  доказательством  сговора  Сталина  с  Гитле¬
ром  с  целью  раздела  мира.  В  директиве,  предназначенной  для  перего¬
воров  (рукописный  текст),  продиктованной  Сталиным  Молотову,  от¬
мечались  исконные  советские  интересы  на  Балканах  и  в  зоне  Черно¬
морских  проливов,  связанные  с  вопросами  безопасности.  Сталин  особо
подчеркнул,  что  он  против  раздела  Британской  империи,  которая,  как
он  считал,  будет  участвовать  в  мирной  конференции,  но  как  уменьшив¬
шаяся  в  размерах  держава4.  В  частной  беседе  с  Г.  Димитровым  Сталин
объяснил,  что  его  политика  вызвана  угрозой  России  на  Черном  море.
“Исторически  угроза  всегда  исходила  оттуда,  -  высказал  он  свою  точ¬
ку  зрения.  -  Крымская  война,  захват  Севастополя,  интервенция  Вран¬
геля  в  1919  г.  и  т.д.”  Таким  образом,  его  цель  сводилась  к  получению
морских  баз  на  турецком  побережье  “с  тем,  чтобы  Проливы  не  смогли
быть  использованы  против  нас”5-6.  Далее,  после  падения  Франции  и
особенно  после  неудачного  визита  Молотова  в  Берлин  и  вторжения
немцев  на  Балканы,  Сталин  проводил  свою  политику,  осознавая  сла¬
бость  Красной  Армии,  серьезно  пострадавшей  в  результате  чисток
1937-1938  гг.  Это  сильно  противоречит  утверждениям,  что  Гитлеру
удалось  успокоить  Сталина,  прибегнув  к  “блефу”.  “Похвастаться  не¬
чем”,  -  признавался  Молотов  Сталину.  Немцы,  жаловался  он,  хотят
“прибрать  Турцию  под  предлогом  гарантии  ее  безопасности,  как  они
поступили  с  Румынией,  а  нас  хотят  подкупить  обещанием  пересмот¬
реть  конвенцию,  подписанную  в  Монтре,  в  нашу  пользу,  предлагая
помочь  в  этом  вопросе”.  Но  что  особенно  важно,  у  Сталина  были
секретные  сведения  относительно  директивы  Гитлера  №  21  по  подго¬
товке  операции  “Барбаросса”,  полученные  от  военного  атташе  в
Берлине  всего  через  10  дней  после  того,  как  Гитлер  издал  эту  дирек¬
тиву.
 Таким  образом,  именно  осознание  немецкой  угрозы  России  было
причиной  чрезвычайного  совещания  представителей  высшего  коман¬
дования  РККА  в  Кремле  в  конце  декабря,  а  также  двух  оперативно¬
стратегических  игр  в  начале  1941  г.  Их  проводили  исходя  из  предполо¬
жения  о  немецком  вторжении  в  Россию,  а  когда  к  весне  1941  г.  они  за¬
вершились,  были  разработаны  соответствующие  планы  мобилизации  и
развертывания  войск.  Кроме  того,  вопреки  утверждениям  Суворова,
Политбюро  многократно  обсуждало  на  своих  заседаниях  весной  1941  г.
вопросы  ускоренного  укрепления  новых  границ.
 К  середине  апреля  1941  г.  Сталину  еженедельно  поступали  докла¬
ды  главы  советской  военной  разведки  генерала  Голикова  о  вызываю¬
щих  тревогу  передвижениях  немецких  войск  в  сторону  границ  СССР7.
Югославия  и  Греция  были  на  грани  поражения.  Сталин  понимал,  что,
несмотря  на  большие  успехи  Советского  Союза  в  военном  строитель¬
 248

стве,  Красная  Армия  не  была  готова  к  войне.  Перестановки  в  верхов¬
ном  командовании  мешали  перестройке  вооруженных  сил.  В  течение
одного  года,  предшествовавшего  началу  военных  действий,  сменилось
три  начальника  Генерального  штаба  РККА.  Из  потока  донесений,  по¬
ступавших  от  войсковых  командиров,  можно  было  сделать  вывод  о  на¬
личии  в  армии  серьезных  недостатков.  Например,  9  апреля  Политбю¬
ро  стало  известно  об  увеличивающемся  количестве  катастроф  в  ВВС.
Примерно  от  двух  до  четырех  самолетов  разбивалось  ежедневно  во
время  учений.  С  апреля  1940  г.  погибло  около  1000  летчиков8.  Поэто¬
му  единственным  решением  было  временное  примирение  с  немцами.  В
массе  разведданных,  ложившихся  на  стол  Сталину,  было  достаточно
много  неоднозначной  информации,  которая  могла  убедить  его  в  том,
что  нападение  можно  отсрочить  или  по  крайней  мере  оно  может  на¬
чаться  в  момент,  который  он  рассчитает  сам,  если  будет  правильно  иг¬
рать  в  дипломатические  игры.  Были  намеки  на  возможность  раскола
между  Гитлером  и  вермахтом.  Гитлер  надеялся  достичь  своих  целей  пе¬
реговорным  путем,  тогда  как  вермахт  стремился  к  войне.  Это  усилило
уверенность  Сталина  в  том,  что  объявление  всеобщей  мобилизации  и
развертывание  войск  на  границе  было  бы  равнозначно  началу  военных
действий.
 Но  вместо  того,  чтобы  заниматься  идеологическим  фантазерством,
о  чем  так  красочно  поведали  нам  Суворов  и  его  коллеги,  Сталин  прини¬
мает  циничное  решение  распустить  Коминтерн,  который,  как  он  счи¬
тал,  являлся  камнем  преткновения  в  предстоявшем  перемирии  с  Берли¬
ном.  Кроме  того,  он  заключает  пакт  о  нейтралитете  с  Японией  не  толь¬
ко  с  целью  избежать  опасности  войны  на  два  фронта,  но  и  чтобы  ис¬
пользовать  его  как  средство  “спокойного  сотрудничества  с  партнерами
по  Тройственному  пакту”9.  Ему  помогал  в  этом  граф  фон  Шуленбург,
посол  Германии  в  Москве.  Потрясающие  находки  в  российских  архивах
свидетельствуют  о  том,  что  Шуленбург  несколько  раз  тайно  встречался
с  представителями  советского  наркомата  иностранных  дел  в  своей  рези¬
денции  в  Москве  между  5  и  12  мая,  готовя  почву  для  встречи  Сталина  с
Гитлером.  Впоследствии  он  отвлек  Сталина  от  реальной  угрозы,  посто¬
янно  повторяя,  что  необходимо  успокоить  Гитлера,  покончив  со  слуха¬
ми  о  неизбежности  войны,  которые  исходили  из  Лондона10.  Таким  обра¬
зом,  именно  переговоры  с  Германией,  а  не  перспектива  командования
армией  в  предстоящей  войне  стали  причиной  принятия  Сталиным  поста
председателя  Совета  Народных  Комиссаров  6  мая  1941  г.
 Несанкционированные  инициативы  Шуленбурга,  а  также  донесе¬
ния  разведки,  в  основном  из  Лондона  и  Берлина,  в  которых  больше
внимания  уделялось  вероятности  скорейшего  заключения  договора,  а
не  войне,  поддерживали  надежду  Сталина  на  возможное  дипломатиче¬
ское  разрешение  конфликта  и  отвлекали  его  от  близкой  опасности.
У  Сталина  усиливалось  подозрение,  что  известное  предупреждение
Черчилля,  переданное  ему  в  период  поражения  Великобритании  в  Гре¬
ции  и  Северной  Африке,  было  отчаянной  попыткой  втянуть  Россию  в
войну11.  В  Белом  доме  с  самого  начала  войны  считали,  что  пакт  Риб¬
бентропа-Молотова  будет  со  временем  закреплен  военным  союзом.
Несмотря  на  изменение  ситуации,  эта  точка  зрения  преобладала  и  в
 249

1940-1941  гг.  Исчерпывающие  сведения  разведки  о  массивном  развер¬
тывании  немецких  войск  вдоль  советской  границы  даже  за  неделю  до
вторжения  не  поколебали  мнения  о  том,  что  это  лишь  давление  со  сто¬
роны  Германии  с  целью  создания  выгодных  для  себя  условий  в  перего¬
ворах  с  Россией.  Сталину  эти  данные  о  переброске  частей  вермахта  бы¬
ли  известны  от  К.  Филби  и  “великолепной  кембриджской  пятерки”,  но,
как  ни  странно,  они  лишь  укрепили  Сталина  в  неправильном  толкова¬
нии  разведывательной  информации.  Затем  его  ввел  в  заблуждение  сэр
С.  Криппс,  британский  посол  в  Москве,  который  также  пытался  втя¬
нуть  Россию  в  войну,  играя  на  ее  опасениях,  что  между  Германией  и  Ве¬
ликобританией  может  быть  заключен  сепаратный  мир.
 В  свете  этих  событий  перелет  в  Великобританию  12  мая  Р.  Гесса,
заместителя  Гитлера,  с  целью  ведения  переговоров  о  мире  представля¬
ется  ключевым  моментом  для  понимания  советской  позиции  в  надвига¬
ющемся  конфликте.  Самые  последние  документы,  изданные  британ¬
ским  правительством,  свидетельствуют  о  невероятной  попытке,  пред¬
принятой  МИ-6  и  одобренной  Форин  офис,  использовать  Гесса  “лож¬
но”,  через  тайные  источники  разведки,  для  того,  чтобы  воспрепятство¬
вать  заключению  договора  между  Россией  и  Германией.  По  всей  види¬
мости,  дезинформация  лишь  убедила  Сталина  в  неверном  представле¬
нии  о  расколе  в  германском  руководстве,  и  он  еще  больше  уверовал  в
то,  что  Гесс  добивался  мира  с  Великобританией  с  целью  убедить  Гит¬
лера  не  откладывать  далее  кампанию  против  России.  Британская  раз¬
ведка  надеялась,  что  эта  информация  побудит  Сталина  к  объединению
сил  с  Великобританией,  пока  не  поздно,  и  он  перестанет  стремиться  к
договору  с  Германией.  Но  эффект  оказался  прямо  противоположным.
В  Кремле  усилились  подозрения,  что  слухи  о  нападении  действительно
фабрикуются  в  Лондоне,  чтобы  развязать  нежелательную  для  России
войну.
 Таким  был  контекст,  в  котором  следует  рассматривать  подготов¬
ленный  Жуковым  документ  от  15  мая  о  нанесении  упреждающего  уда¬
ра  по  Германии.  Именно  на  нем  строится  все  исследование  у  М.  Хофф¬
мана,  Поста  и  ревизионистов.  Они  считают,  что  это  был  план  самого
Сталина,  “подписанный  должным  образом”  и  подтверждающий,  что
советская  стратегия  на  самом  деле  была  “наступательной”,  т.е.  агрес¬
сивной.  Но,  что  примечательно,  этот  проект  оперативного  плана  не
был  даже  завизирован!  А  на  следующий  день  Жуков  издает  другой,
подписанный  документ  -  директиву  по  оборонительному  развертыва¬
нию  войск  прикрытия  Красной  Армии  на  границах  на  случай  немецкой
атаки.  Эта  директива  с  небольшими  изменениями  действовала  до
22  июня.  Кроме  того,  при  внимательном  анализе  предложения  Жукова
оно  не  выглядит  настолько  зловещим,  как  его  представляют  докумен¬
талисты.  Проект  оперативного  плана  основан  на  очень  сложной  докт¬
рине  “глубоких  операций”,  разработанной  в  середине  30-х  годов  в
Генеральном  штабе,  и  предусматривает  “удар”  глубоко  в  тыл  сосредо¬
точения  войск  противника.  Планировалась  ограниченная  операция  с
целью  дезорганизации  наращиваемых  сил,  т.е.  операция  оборонитель¬
ного  характера,  а  не  создание  плацдарма  для  захвата  центральной  час¬
ти  Европы.
 250

К  середине  мая  по  причинам,  о  которых  говорилось  выше,  между
Сталиным  и  руководством  наркомата  обороны  и  Генштаба  РККА  на¬
метились  серьезные  разногласия.  Жуков  настаивал  на  упреждающем
ударе,  тогда  как  насущная  необходимость  “передышки”  заставляла  Ста¬
лина  идти  на  новые  уступки  Германии.  Кульминацией  напряженных  де¬
батов  стал  целый  ряд  заседаний  Политбюро  накануне  немецкого  втор¬
жения.  Конфронтация  была  настолько  острой,  что  когда  нарком  оборо¬
ны  маршал  Тимошенко  поддержал  требование  Жукова  привести  войска
в  состояние  боевой  готовности,  Сталин  взорвался:  “Это  все  работа  Ти¬
мошенко,  он  всех  готовит  к  войне,  его  надо  бы  расстрелять,  но  я  знаю
его  как  хорошего  солдата  еще  с  гражданской  войны”.  Затем  предупре¬
дил  военных:  “Если  вы  спровоцируете  немцев  на  границе,  передвинув
войска  без  нашего  разрешения,  полетят  головы,  так  и  знайте”12.
 Навязчивый  страх  перед  провокациями  и  понимание  того,  что
Красная  Армия  едва  ли  сдержит  немцев,  а  также  все  увеличивающий¬
ся  поток  точных  разведданных  усилили  смятение  и  отчаяние,  охватив¬
шее  русских  на  рассвете  22  июня  1941  г.  Когда  Жуков  позвонил  на  да¬
чу  Сталина  и  сообщил  ему  об  атаке  немцев,  Сталин  все  еще,  казалось,
верил,  что  вермахт  спровоцировал  военное  столкновение  без  участия  в
этом  Гитлера.  Поэтому  его  первая  директива  не  давала  возможности
армии  выполнить  полностью  приказы  на  развертывание.  Когда  же  ста¬
ло  ясно,  что  это  агрессия,  то  стали  предполагать,  что  “британский
флот  в  Северном  море  движется  для  нанесения  совместного  удара,  с
Гитлером,  на  Ленинград  и  Кронштадт”13.
 Не  следует  недооценивать  опасности  концепции  историков-ревизи-
онистов.  Вместо  того  чтобы  широко  использовать  материалы,  доступ¬
ные  теперь  в  Москве,  и  проанализировать  весь  комплекс  дипломатиче¬
ских,  политических  и  экономических  вопросов  с  единых  позиций,  ока¬
залось  проще  выхватить  из  контекста  пару  сенсационных  эпизодов  и
выдвинуть  несколько  предвзятых  аргументов,  основанных  на  ничтож¬
но  малом  количестве  документов.  Таким  образом  и  были  реанимиро¬
ваны  собственные  объяснения  Гитлером  причин,  побудивших  его  раз¬
вязать  войну  22  июня  1941  г.  Не  имеет  ли  целью  намеренное  согласие
с  такой  интерпретацией,  наполненной  заговорами  и  вымыслами  и  при¬
водящей  к  совершенно  ошибочному  выводу  о  том,  что  внешняя  поли¬
тика  Сталина  накануне  мировой  войны  была  “агрессивной”  и  идеоло¬
гически  направленной,  возврат  к  политическому  противостоянию  вре¬
мен  холодной  войны?
 Сталин  использовал  те  возможности,  которые  появлялись  в  дан¬
ный  момент.  Почти  на  всем  протяжении  30-х  годов  он  придерживался
политики  коллективной  безопасности  в  попытке  уберечь  Россию  от
разрушительной  войны,  до  тех  пор,  пока  не  разуверился  в  ее  успехе.
Если  принять  во  внимание  его  вполне  понятные  и  постоянные  подозре¬
ния  по  поводу  возможного  примирения  Великобритании  и  Германии,
вряд  ли  Сталин  мог  считать  пакт  как  таковой  надежной  гарантией  для
западных  границ  СССР.  Пакт  не  означал  ни  военного  союза  с  Германи¬
ей,  ни  возрождения  старой  мечты  о  безграничной  экспансии.  Он  отра¬
жал  относительную  слабость  России  и  ясное  понимание  того,  что  в
конце  концов  ей  придется  столкнуться  с  Германией  на  поле  боя.  Ста¬
 251

лин  выбрал  меньшее  из  двух  зол.  Осуждение  сталинской  внешней  по¬
литики  началось  с  моральной  оценки  секретных  протоколов,  которые
привели  к  разделу  и  захвату  Польши  и  оккупации  балтийских  стран.
Но  прежде  чем  высказать  то  или  иное  суждение,  историки  должны  вос¬
становить  дух  того  времени,  когда,  как  сказал  один  проницательный
историк,  “Кремль  проводил  дипломатический  курс,  который  не  был
ни  морально,  ни  идеологически  последовательным.  Политика  Москвы,
равно  как  и  стран  демократии,  была  ни  чистой  и  благородной,  ни  дья¬
вольски  коварной”14.
 1 	Суворов  В.  Ледокол.  М.,  1992.  С.  344-345,  327.  ,
 2 	Nolle  Н.  Vergangenheit  die  nicht  vergehen  will  //  “Historikerstreit”:  Die
Dokumentation  der  Kontroverse  urn  die  Einzigartigkeit  der  nationalsozialistischen
Judenvemichtung.  Munchen,  1987;  Maser  W.  Der  Wortbruch,  Hitler,  Stalin  und  der
Zweite  Weltkrieg.  Miinchen,  1994.  Нольте  косвенно  помогли  работы  известных
советологов,  в  которых  сделана  попытка  уравнять  уничтожение  кулаков
Сталиным  и  “окончательное  решение”  Гитлера.  Одним  из  ярких  тому  приме¬
ров  является  книга:  Conquest  R.  The  Harvest  of  Sorrow.  N.Y.,  1968.
 3 	Суворову,  совершенно  не  знакомому  с  исследованиями  западных  ученых,  не
известно,  что  аналогичные  взгляды,  высказанные  Р.  Такером  в  статье  “Про¬
исхождение  сталинской  внешней  политики”  (Tucker  R.  The  Emergence  of
Stalin’s  Foreign  Policy  //  Slavic  Review.  1977.  Vol.  4),  были  однозначно  опро¬
вергнуты  ведущими  западными  экспертами  в  области  советской  внешней  по¬
литики,  в  частности  Ал.  Даллином  и  Т.  Ульдриксом.
 4 	Документы  внешней  политики.  1940  -  22  июня  1941.  Т.  XXIII.  Кн.  2  (1).  М.,  1998.
С.  30-32.
 5-6  Болгарский  государственный  архив.  Димитров.  Личный  дневник.  25  ноября
1940  г.;  Архив  Министерства  иностранных  дел  Болгарии.  АМВнР  ПРЕН/1/3.
Пап.  1.  Оп.  2ш.  Поп.  1.  Л.  19.  Подборка  документов,  касающихся  визита  Мо¬
лотова  в  Берлин.  27  ноября  1940  г.
 7 	Центральный  архив  Министерства  обороны  Российской  Федерации.
Оп.  7237.  Доклад  Голикова  от  16  апреля  1941  г.  и  Доклад  №  4  о  событиях  на
Западе  от  20  апреля  1941  г.
 8 	Там  же.  Специальное  дело  1941  г.  Документ  247.
 9 	Дневник  Димитрова.  20  и  21  апреля  1941  г.
 10 	Архив  Президента  Российской  Федерации.  Ф.  3.  Оп.  64,  Д.  675.  Л.  157-161.
 11 	Архив  внешней  политики  Российской  Федерации.  Ф.  059.  Оп.  1.П.  361.
Д.  2401.  Л.  133-134.  Майский  -  Наркоминдел.  10  апреля  1941  г.;  Ф.  017а.
Дневник  Майского.  1  марта,  10  апреля  и  5  мая  1941  г.  С.  41-45,  85-87,
121-122.
 12 	Из  подписанного  генералом  Н.  Лященко  отчета  о  его  беседе  с  Тимошенко,
в  которой  Тимошенко  сообщил  ему  эту  информацию.
 13 	The  Library  of  Congress.  Ambassador  Davies  Papers.  Box  11,  Litvinov;  см.  также:
York  County  Library.  Halifax’s  Papers.  A.  7.8.9,  Diary.  11  December  1941.
А.А.  Громыко  свидетельствовал  позже:  Молотов  в  разговоре  с  Литвиновым,
состоявшимся  в  машине  в  1942  г.,  утверждал,  что  Великобритания  и  Франция
подтолкнули  Гитлера  к  нападению  на  Советский  Союз  в  1941  г.  См.:  Громы¬
ко  Л.  Памятное.  М.,  1990.  Т.  2.  С.  423.
 14 	Uldricks  TJ.  Evolving  Soviet  Views  of  the  Nazi-Soviet  Pact  //  Labyrinth  of
Nationalism:  Complexities  of  Diplomacy  /  Ed.  R.  Frucht.  Columbus,  1992.
P.  331-360.

Г.-Л.  Якобсен
(Германия)
 ПРОТИВОРЕЧИВЫЕ  ОЦЕНКИ
22  июня  1941  года
 Когда  в  июне  1941  г.  Гитлер  отдал  приказ  германскому  вермах¬
ту  напасть  на  Советский  Союз  и  сокрушить  Красную  Армию  в  ходе
молниеносной  кампании,  то  весь  мир,  по  его  словам,  должен  был  бы
“затаить  дыхание”.  Он  надеялся,  что  с  достижением  этой  победы  на¬
ступит  долгожданный  момент,  когда  можно  будет  наконец-то  уста¬
новить  в  Европе  “новый  порядок”,  соответствующий  принципам  на¬
ционал-социализма.  Однако  решение  напасть  на  СССР,  которому
Гитлер  придавал  важнейшее  значение,  оказалось  в  действительно¬
сти  одним  из  самых  роковых  просчетов  в  его  жизни.  Оно  явилось  на¬
чалом  конца  “тысячелетнего  рейха”.  Великобритания  и  Соеди¬
ненные  Штаты  объединили  свои  усилия  с  Советским  Союзом  в
борьбе  против  агрессоров.  Начала  формироваться  антигитлеров¬
ская  коалиция.  С  тех  пор  германскому  рейху  и  его  союзникам  была
противопоставлена  превосходящая  мощь  государств,  располагавших
почти  75%  людских  и  материальных  ресурсов  земного  шара.  Неиз¬
бежность  военного  поражения  агрессоров  стала  лишь  вопросом  вре¬
мени1.
 Вполне  понятно,  почему  события  22  июня  1941  г.-их  предысто¬
рия,  причины  и  влияние  на  ход  войны  -  неоднократно  занимали  цен¬
тральное  место  в  международных  исследованиях  по  современной  ис¬
тории.  При  этом  большую  роль  играло  выяснение  характера  напа¬
дения  Германии  на  СССР,  т.е.  вопроса  о  том,  было  ли  оно  обуслов¬
лено  экспансионистской  политикой  германского  руководства  или
же,  как  это  утверждалось  в  1941  г.  нацистской  пропагандой,  превен¬
тивным  ударом  по  готовому  к  переходу  в  наступление  Советскому
Союзу.
 С  начала  80-х  годов  стало  увеличиваться  количество  публикаций
тех  авторов,  которые  отвергали  большинство  результатов  проведен¬
ной  ранее  исследовательской  работы  и  пытались  либо  пропагандиро¬
вать,  либо  обосновать  ревизионистские  тезисы,  полностью  совпадав¬
шие  по  смыслу  с  прежними  официальными  германскими  заявлениями.
Подобные  попытки  уже  встречали  отпор  со  стороны  компетентных
германских  историков2.  Между  тем  в  последние  годы  в  этой  области
специальных  научных  изысканий  появились  новые  работы,  которые
также  должны  быть  подвергнуты  критике.  Она  будет  выражена  лишь
в  форме  тех  размышлений,  на  которые  наводит  их  содержание,  по¬
скольку  в  рамках  данной  статьи  едва  ли  возможно  адекватно  исследо¬
вать  и  представить  весь  сложный  комплекс  относящихся  к  теме  фактов
и  событий.
 ©  Г.-А.  Якобсен
 253

О 	СМЫСЛЕ
 И  БЕССМЫСЛЕННОСТИ  РЕВИЗИОНИЗМА
 Историческая  наука  прогрессирует  за  счет  приращения  и  накопле¬
ния  новых  знаний,  а  также  благодаря  подтверждению  или  пересмотру
старых  точек  зрения.  Предпосылками  для  этого  не  в  последнюю  оче¬
редь  являются  совершенствование  методики  научной  работы,  расши¬
рение  круга  рассматриваемых  вопросов  и  прежде  всего  выявление,  а
также  обработка  новых  источников.  В  последнем  случае  необходимо,
однако,  иметь  в  виду  то,  что  отдельные  категории  источников  отлича¬
ются  друг  от  друга  по  степени  своей  достоверности.  Так,  если  анализи¬
ровать  крупные  решения  высшего  государственного  руководства  толь¬
ко  на  основе  имеющихся  военных  документов  или  показаний  военно¬
пленных  и  сделать  из  такого  анализа  существенные  выводы,  то  проде¬
ланная  работа  хотя  и  будет  содержать  информацию,  но  ее  значение  для
оценки  важности  решений  в  политической  сфере  окажется  незначи¬
тельным.  Одновременно  исследователям  должна  быть  обеспечена  не¬
зависимость.  Этого  не  было  в  бывшем  Советском  Союзе.  Причины  и
последствия  такого  положения  общеизвестны.
 Западные  историки  в  последние  десятилетия  неоднократно  от¬
крыто  заявляли  своим  коллегам  на  Востоке  о  слабых  местах  и  неточ¬
ностях  в  их  работах3.  В  середине  80-х  годов  взялся  также  за  перо  быв¬
ший  офицер,  работавший  ранее  в  системе  советской  секретной  разве¬
дывательной  службы  Виктор  Суворов  (В.Б.  Резун),  которому  в  1978  г.
было  предоставлено  политическое  убежище  в  Англии.  Он  крайне
резко  критиковал  советских  историков  и  выдвинул  тяжкие  обвинения
в  адрес  Сталина.  Последний,  по  его  словам,  несет  прямую  ответствен¬
ность  за  возникновение  второй  мировой  войны  в  1939  г.  и  германо-со¬
ветской  войны  в  1941  г.  Вскоре  после  развала  СССР  две  его  книги
“Ледокол”  и  “День-М”  были  в  качестве  бестселлера  переизданы  в
России.  Они  были  распространены  также  в  странах  с  немецкоговоря-
щим  населением4.
 В  своих  книгах  Суворов  опирается,  в  первую  очередь,  на  офици¬
альные  советские  издания,  многочисленные  мемуары  советских  гене¬
ралов  и  адмиралов,  на  статьи  в  “Военно-историческом  журнале”,  а  так¬
же  на  закрытую  информацию  о  Красной  Армии.  Обе  его  публикации
по  большей  части  представляют  собой  более  или  менее  ловкую  компи¬
ляцию  и  содержат,  в  частности,  трудно  доказуемые  факты  из  области
советского  военного  производства,  военного  планирования  и  мобили¬
зации  всех  сил  страны  на  военные  нужды.  Все  это,  вместе  взятое,  автор
пытался  как-то  увязать  со  своими  претендующими  на  обобщение  ут¬
верждениями,  которые  едва  ли  способен  подкрепить  ссылками  на  пер¬
воисточники.  Его  работы  могут  еще  быть  поняты  как  воинственное
выступление  против  Сталина  и  его  варварской  системы,  против  гиль¬
дии  советских  историков,  которые  односторонне,  в  духе  марксизма-ле¬
нинизма,  в  свете  указаний  руководства  КПСС  трактовали  или  вынуж¬
дены  были  трактовать  историю  своей  страны.  Однако  они  имеют  мало
отношения  к  серьезным  научным  исследованиям,  стоящим  на  страже
истины.  Это  подтверждает,  не  в  последнюю  очередь,  ограниченность
 254

теоретического  мышления,  абсолютное  пренебрежение  к  другим  ис¬
следованиям  по  данной  теме  и  неспособность  автора  осмыслить  в  об¬
щем  комплексе  проблемы  политики  и  военной  стратегии  в  Европе  в
1933-1941  гг.  На  фоне  этих  недостатков  меньшее  значение  имеют  фа¬
ктические  ошибки,  заблуждения  и  многократно  проявлявшаяся  авто¬
ром  некомпетентность  в  вопросах,  относящихся  к  структуре  герман¬
ского  руководства  и  принимаемым  им  решениям.
 Но  более  всего  на  несерьезность  работ  Суворова  указывают  столь
решительно  сформулированные  в  них  тезисы  об  агрессивных  и  захват¬
нических  замыслах  Сталина  при  подписании  германо-советского  дого¬
вора,  сообразуясь  с  которыми,  он  якобы  использовал  Гитлера  в  каче¬
стве  “ледокола”.  Эти  “замыслы”  автор  хотел  бы  представить  отправ¬
ной  точкой  второй  мировой  войны  и  плана  советского  диктатора  о  на¬
чале  7  июля  1941  г.  операции  “Гроза”  (вторжение  в  Германию  с  целью
последующего  покорения  Европы).  В  конце  концов,  согласно  версии
Суворова,  получается,  что  Гитлер  ни  в  чем  не  виновен,  поскольку  он
якобы  нанес  Советскому  Союзу  лишь  “превентивный  удар”  и  притом  в
наиболее  подходящий  момент.  В  качестве  главных  свидетелей,  кото¬
рые  должны  были  подтвердить  эту  версию,  представлены  среди  про¬
чих  лиц  генерал-фельдмаршал  Кейтель  (интервью  после  мая  1945  г.)  и
Геббельс.  Многие  другие  заявления  Суворова  также  граничат  с  абсур¬
дом,  на  что  уже  обратил  внимание  в  1995  г.  израильский  историк  Г.  Го¬
родецкий  в  своей  вполне  обоснованной  критике  книги  “Ледокол”5.
 Лежат  ли  в  российских  архивах,  как  утверждает  Суворов,  “тысячи”
документов,  которые  “подтверждают”  его  тезисы,  должно  показать
будущее.  Пока  же  мы  не  можем  с  абсолютной  уверенностью  сказать  (в
том  числе  и  в  ответ  на  упреки  ревизионистов  в  адрес  советского  руко¬
водства,  якобы  “желавшего  войны”  в  1939-1941  гг.),  какими  ближай¬
шими  и  промежуточными  целями  руководствовался  тогда  Сталин.  Что
же  касается  повышения  общей  мобилизационной  готовности  СССР  в
1940-1941  гг.,  на  которой  заострял  внимание  Суворов,  то  ее  можно  ис¬
толковать  двояко:  подготовку  как  к  обороне,  так  и  к  наступлению.
В  настоящее  время  специалист,  взвесив  все  аргументы  за  и  против,  как
и  прежде  должен  прийти  к  выводу  о  сомнительности  слишком  прово¬
кационных  утверждений.
 Впрочем  вряд  ли  можно  было  называть  работы  Суворова  и  его
единомышленников  исходным  пунктом  нового  “спора  историков”  сре¬
ди  молодого  поколения  ученых,  особенно  в  России6.  Не  слишком  ли
много  чести  для  создателей  такого  рода  исторических  наработок?  То
же  самое  следует  сказать  и  о  тех  авторах  в  Австрии  и  Германии,  кото¬
рые  (несмотря  на  то  что  они,  в  частности,  более  осторожны  в  форму¬
лировках  и  более  полно  излагают  проблематику,  нежели  столь  охотно
цитируемые  ими  российские  коллеги)  распространяют  тезисы,  мало
чем  отличные  от  тезисов,  пропагандируемых  Суворовым7.  Большинст¬
во  принадлежащих  их  перу  публикаций  едва  ли  можно  отнести  к  разря¬
ду  работ,  способствующих  получению  новых  научных  результатов.
Скорее  всего  их  следует  охарактеризовать  как  неуклюжие  попытки
обелить  военную  политику  национал-социализма.  Политическая  на¬
правленность  содержащихся  в  них  многочисленных  “неопровержи¬
 255

мых”  утверждений  слишком  очевидна.  Это  показывает,  не  в  послед¬
нюю  очередь,  большой  резонанс  таких  публикаций  в  совершенно  опре¬
деленном  кругу  лиц  и  некоторых  объединениях  бывших  военнослужа¬
щих  германского  вермахта.
 Ярым  и  убежденным  приверженцем  “смелых”  утверждений  Суво¬
рова  с  давних  пор  является  бывший  сотрудник  Военно-исторического
исследовательского  управления  во  Фрайбурге  Й.  Хоффман.  В  своей
книге  “Сталинская  война  на  уничтожение,  1941-1945”,  опубликован¬
ной  в  1995  г.,  он  объявил  якобы  “неоспоримым”  тот  факт,  что  Гитлер
своим  наступлением  на  СССР  лишь  предотвратил  близкое  начало
“подготовленной  Сталиным  наступательной  войны”.  Для  него,  как  и
для  прочих  ревизионистов  (X.  Магенхаймер,  Е.  Топич  и  др.),  этот  тезис
является  “не  подлежащим  сомнению  научным  выводом”,  вызвавшим
тяжелое  разочарование  среди  представителей  старого  мышления
(“идеологов”)8.  Для  доказательства  своей  правоты  Хоффман  ссылает¬
ся  прежде  всего  на  сведения  военного  характера,  в  том  числе  на  речь
Сталина  от  5  мая  1941  г.9,  которая  якобы  может  служить  подтвержде¬
нием  готовности  советского  диктатора  приступить  к  осуществлению
своих  наступательных  замыслов,  а  также  на  показания  некоторых  по¬
павших  в  руки  немцев  советских  военнопленных.  Хоффмана  при  этом
не  терзают  сомнения.  Он  слепо  верит  в  то,  что  история  должна  разви¬
ваться  только  так  и  не  иначе.  Его  ничуть  не  беспокоит  критика,  что  для
такой  уверенности  у  него  нет  достаточных  источников,  что  его  селек¬
тивное  восприятие  событий  заведомо  непригодно  для  такого  рода  дале¬
ко  идущих  “выводов”,  что  в  конце  концов  его  аргументация  построена
в  духе  quod  erat  demonstrandum,  т.е.  что  все  используемые  им  и  цитиру¬
емые  источники  подобраны  в  соответствии  с  его  же  собственным  пред¬
взятым  мнением.
 Для  ясности  отметим,  что  при  обсуждении  спорных  вопросов  речь
идет  отнюдь  не  о  том,  чтобы  приукрасить  деяния  Сталина  или  оправ¬
дать  советского  диктатора,  а  также  не  об  обвинении  политика,  запят¬
навшего  себя  бесчисленными  преступлениями10.  В  первую  очередь,  не¬
обходимо  лучше  уяснить,  что  же  мы  можем  вполне  обоснованно  утвер¬
ждать  о  намерениях  Сталина  в  рассматриваемый  нами  исторический
отрезок  времени.  В  данном  случае  мы  находимся  не  в  конце  исследова¬
ния,  когда  делаются  определенные  выводы,  а  в  фазе  неизвестности,  ко¬
торую  предстоит  еще  преодолеть.
 Несколько  хитроумнее,  чем  ранее  упомянутые  авторы,  аргументи¬
рует  свою  позицию  В.  Мазер  в  изданной  им  в  1994  г.  книге  “Веролом¬
ство.  Гитлер.  Сталин  и  вторая  мировая  война”11.  Манера  изложения  со¬
здает  впечатление,  что  он  ведет  тщательный  анализ,  используя  к  тому
же  отечественные  и  зарубежные  первоисточники  и  публикации  по  из¬
бранной  теме.  Об  этом  должны  свидетельствовать  многочисленные
перепечатки  документов  и  справочный  аппарат  в  сносках.  Однако  ис¬
тинная  позиция  Мазера  становится  ясной  уже  с  самых  первых  страниц
его  книги,  где  он  пишет  об  упомянутых  в  нашей  статье  авторах  как  об
историках,  опубликовавших  “достойные  внимания  исследования  о  ста¬
линской  подготовке  к  войне”.  Сам  же  он  хотел  бы  описать  “синхронно
осуществлявшуюся”  подготовку  к  войне  Сталиным  и  Гитлером  и  таким
 256

образом  заполнить  все  еще  существующие  “пробелы”  в  истории.  В
конце  своего  изложения  Мазер,  как  подчеркивается  на  суперобложке
его  книги,  пришел  к  “ошеломляющему  выводу”:  гитлеровское  наступ¬
ление  под  условным  наименованием  “Барбаросса”  лишь  “на  несколько
часов  опередило”  начало  запланированного  советского  наступления  на
Германию.  В  какой-то  степени  автор  попытался  осветить  политиче¬
ские  взаимосвязи,  включить  в  свое  изложение  вопросы,  относящиеся  к
военному  производству  и  экономике.  Упоминает  он  и  о  британских
предупреждениях  Сталину.  В  ряде  случаев  его  аргументация  более
взвешенна,  например,  при  обсуждении  вопроса  о  том,  была  ли  совет¬
ская  военная  доктрина  наступательной  или  оборонительной.
 Однако  необходимо  иметь  в  виду  три  момента  (не  говоря  уже  о  раз¬
личных  сомнительных  формулировках,  которые  позволяют  утвер¬
ждать,  что  автор  отнюдь  не  всегда  способен  подняться  до  уровня  миро¬
вых  исследований),  которые  свидетельствуют  о  некоторой  необъек¬
тивности  и  однобокости  подхода  Мазера  к  изложению  материала.  Во-
первых,  он  оказался  неспособным  выполнить  предъявленное  к  самому
себе  требование  расширить  наши  знания  за  счет  использования  новых
первоисточников.  Он  так  и  не  нашел  не  известный  ранее  документаль¬
ный  материал,  хотя  в  расчете  на  мало  сведущего  в  истории  читателя  и
утверждает,  что  это  ему  удалось.  Во-вторых,  им  голословно  отрицают¬
ся  многие,  уже  не  подлежащие  никакому  сомнению  результаты  ранее
проведенных  исследований.  Это  выразилось,  помимо  всего  прочего,  в
попытке  дисквалифицировать  работы  А.  Хилльгрубера,  объявив  их
“самым  скудным  и  самым  слабым  источником”12.  Совершенно  ложно
его  утверждение,  что  расово-идеологическая  война  разразилась  лишь  в
ходе  “безжалостных  боевых  действий  на  советской  территории”.  Ему,
конечно,  хорошо  известен  дневник  начальника  генерального  штаба  су¬
хопутных  войск  Ф.  Гальдера,  но  он  умышленно  игнорирует  те  записи
генерал-полковника,  которые  противоречат  этому  его  утверждению.
Здесь  следовало  бы  упомянуть  хотя  бы  речь  Гитлера  перед  германским
генералитетом  30  марта  1941  г.13,  в  которой  недвусмысленно  была  под¬
черкнута  расово-идеологическая  цель  готовившейся  против  СССР  вой¬
ны  на  уничтожение.  Оспаривать  этот  факт  или  просто  замалчивать
аналогичные  многочисленные  свидетельства  может  только  тот  автор,
который  отказался  от  соблюдения  строго  научного  подхода,  необходи¬
мого  для  любого  историка.
 .  Наконец,  Мазер,  вопреки  самоуверенному  заявлению  на  супероб¬
ложке  его  книги,  так  и  не  смог  привести  убедительных  доказательств
того,  что  военные  приготовления  Сталина  осуществлялись  с  целью  на¬
нести  превентивный  удар  по  нацистской  Германии,  будто  уже  в  июне
1941  г.  должно  было  бы  начаться  соответствующее  наступление  совет¬
ских  войск.  Цитирование  общеизвестных  застольных  тостов  и  выступ¬
лений  Сталина  по  поводу  военно-политической  ситуации  (например,
речи  от  5  мая  1941  г.)  или  отрывков  из  советских  директив,  предусмат¬
ривавших  развертывание  войск  “на  случай  войны  с  Германией  и  ее  со¬
юзниками”14  -  все  это  еще  не  дает  конкретного  ответа  на  поставлен¬
ный  вопрос.  С  такими  сведениями  можно  доказывать  все  или  ничего.
В  германских  директивах  на  ведение  войны  тоже  есть  аналогичные
 9  Война  и  политика
 257

формулировки,  т.е.  говорится  о  вероятности  возникновения  случая,  к
которому  нужно  заранее  готовиться  в  военном  отношении.  Вопрос  об
оборонительных  или  наступательных  целях  выдвижения  войск  может
быть  разрешен  только  на  основе  анализа  политических  решений  обо¬
их  диктаторов.
 Кроме  того,  Мазер  в  его  “синхронном”  изложении  событий  упус¬
тил  возможность  сравнить  складывавшиеся  из  месяца  в  месяц  у  совет¬
ской  и  германской  стороны  представления  о  военной  угрозе,  чтобы
таким  образом  показать  предпринимавшиеся  ими  меры  и  контрмеры
в  драматическое  время  сосредоточения  противостоящих  друг  другу
военных  группировок.  Эту  работу  ранее  уже  проделал  В.  Пост  в  сво¬
ей  книге  “Операция  Барбаросса”15.  Утверждение  Мазера,  что  Сталин
был  “прирожденным  шантажистом”,  наверное,  правильно.  Это  про¬
явилось  в  советских  аннексиях  и  требованиях  1939-1940  гг.  Однако
распространение  таких  представлений  о  Сталине  в  ставке  Гитлера
вряд  ли  могло  серьезно  отразиться  на  агрессивном  характере  немец¬
ких  замыслов.
 Представителем  нового  ревизионизма  безоговорочно  можно  счи¬
тать  мюнхенского  историка  В.  Поста,  который  подготовил  исследова¬
ние  о  германском  и  советском  наступательных  планах.  Проделанная
им  работа  заслуживает  ббльшего  внимания,  чем  публикации  его  кол¬
лег,  которых  он  хотя  и  цитирует,  но  в  ряде  пунктов  все  же  с  ними  рас¬
ходится.  С  этим  автором  и  выдвигаемыми  им  тезисами,  по  крайней  ме¬
ре,  имеет  смысл  поспорить.  В  вопросе  о  том,  как  в  1940  г.  у  Гитлера
формировалось  решение  напасть  на  Советский  Союз,  он  занимает  бо¬
лее  осторожную  и  осмотрительную  позицию,  чем  ранее  упомянутые
историки.  Объективно  Пост  подошел  и  к  изучению  вопроса  о  нынеш¬
них  представлениях  о  степени  готовности  к  войне  и  наступательным
действиям  обоих  противников.  Таким  образом  он,  между  прочим,  при¬
шел  к  выводу,  что  операция  “Барбаросса”  в  “узком  смысле”  не  явля¬
лась  превентивной  войной,  т.е.  не  была  ответной  реакцией  на  обнару¬
женную  подготовку  Красной  Армии  к  предстоящему  наступлению  на
Германию,  но  являлась  превентивной  войной  в  “широком  смысле”,  т.е.
преследовала  цель  предупредить  предполагавшуюся  долгосрочную  уг¬
розу  Германии  со  стороны  СССР16.
 Хотя  Пост  в  целом  провел  довольно  объективный  анализ  отдель¬
ных  известных  нам  планов  Генерального  штаба  Красной  Армии
1938-1941  гг.,  однако  к  его  оценке  советских  оперативных  замыслов  в
мае  1941  г.  следует  отнестись  с  большим  подозрением.  С  одной  сторо¬
ны,  он  признает,  что  в  то  время  Красная  Армия  еще  не  была  полно¬
стью  готова  к  наступательным  действиям,  а,  с  другой  -  заявляет,  что
майские  “соображения”  Тимошенко  и  Жукова  являются  “доказатель¬
ством”  того,  что  Советский  Союз  намеревался  напасть  на  Германию.
Ему  явно  недостает  доводов  в  пользу  версии  о  том,  что  такое  намере¬
ние  не  только  встретило  одобрение  у  Сталина,  но  и  входило  в  его  соб¬
ственные  политические  расчеты.  Иными  словами,  до  сих  пор  не  найде¬
но  ни  одного  документа,  который  мог  бы  служить  доказательством  то¬
го,  что  Сталин  отдал  боевой  приказ.  Если  бы  это  произошло,  то,  по
меньшей  мере,  возник  бы  новый  вопрос:  какие  такие  цели  помимо  раз¬
 258

грома  противника  на  своем  западном  фронте,  т.е.  в  Европе,  преследо¬
вал  советский  диктатор?  Это  нам  тоже  неизвестно.  Общие  советские
декларации  в  духе  коммунистической  идеологии  не  могут  служить  от¬
ветом  на  этот  вопрос17.
 Самая  большая  слабость  исследования  Поста  заключается,  однако,
в  ином.  В  90-е  годы,  мягко  говоря,  явно  нелепо  звучит  его  утвержде¬
ние,  что  в  послевоенной  историографии  “сильно  преувеличивалась”
идея  о  “расово-идеологическом  характере  войны”  против  СССР,  в  то
время  как  реальным  политическим  целям  германского  руководства  в
этой  войне  достаточного  внимания  не  уделялось.  Как  будто  бы  не  бы¬
ло  бесчисленных  потрясающих  душу  документальных  публикаций  и
исследований,  в  которых  идет  речь  о  политике  геноцида  в  Восточной
Европе,  холокосте  и  инструкциях  для  немецких  войск,  участвовавших  в
восточном  походе18.  Пост  сам  цитирует  пресловутую  речь  Гитлера  в
марте  1941  г.  и  изданные  затем  верховным  главнокомандованием  вер¬
махта  (ОКВ)  соответствующие  распоряжения.  Однако  при  подведении
итогов  исследования  он  просто  не  считает  нужным  придавать  им  значе¬
ние.  Тот,  кто  недооценивает  и  приуменьшает  серьезность  идеологиче¬
ских  целей  операции  “Барбаросса”,  либо  не  разбирается  в  сущности  на¬
ционал-социалистического  тоталитаризма,  его  предпосылках  и  целе¬
вых  установках,  либо  сознательно  ставит  своей  задачей  приукрасить
действительность19.  С  этой  точки  зрения  Поста  следовало  бы  отнести
к  тем  авторам,  которые,  используя  негодные  средства,  хотели  бы  каж¬
дый  на  свой  манер  приуменьшить  германскую  вину.
 АСИММЕТРИЯ  В  СОСТОЯНИИ  ИСТОЧНИКОВОЙ  БАЗЫ
И  ИССЛЕДОВАНИЙ
 Какие  шаги  необходимо  было  бы  предпринять  в  области  успешно¬
го  исследования  серьезных  проблем,  чтобы  в  конце  концов  снова  дос¬
тичь  ббльшей  ясности  в  вопросе:  что  на  сегодняшний  день  можно  отне¬
сти  к  достаточно  обоснованным  или,  как  и  прежде,  к  сомнительным  до¬
казательствам?  Для  этого  сначала  следовало  бы  уяснить  значение
асимметрии  в  состоянии  Источниковой  базы  и  исследований  по  истории
германо-советских  отношений,  которая  существует  в  Германии  и  Рос¬
сии  (Советском  Союзе).  Вероятно,  эта  асимметрия  еще  какое-то  время
сохранится.  Эпоха  национал-социализма  во  всех  ее  проявлениях  крити¬
чески  рассматривалась  в  течение  многих  десятилетий  в  рамках  между¬
народных  научных  изысканий,  что,  правда,  не  означает,  будто  бы  не
осталось  многих  неясных  и  спорных  вопросов,  а  также  белых  пятен.
Тем  не  менее  историки  пользовались  практически  неограниченным  до¬
пуском  к  сохранившимся  немецким  свидетельским  показаниям,  доку¬
ментам  и  архивным  фондам,  благодаря  чему  по  сравнению  с  началом
50-х  годов  наука  в  этой  области  достигла  значительных  успехов.  Без
всяких  преград  велись  исследования  и  публиковались  их  результаты.
При  этом  часто  германо-советские  отношения  1939-1941  гг.  занимали
центральное  место  в  тщательно  подготовленных  научных  публикаци¬
ях.  Для  примера  можно  назвать  новаторское  исследование  А.  Хилль-
 9*
 259

грубера  о  военной  стратегии  Гитлера,  которое  в  некотором  отноше¬
нии,  несомненно,  устарело,  но  только  не  с  точки  зрения  содержащихся
в  нем  наиболее  важных  основополагающих  выводов;  книгу  Дж.  Эрик¬
сона,  а  также  работы  Военно-исторического  исследовательского  упра¬
вления  во  Фрайбурге  (сейчас  оно  находится  в  Потсдаме)20.
 Однако  при  подготовке  этих  изданий  неизменно  обнаруживалось,
что  анализ  политики  СССР  1939-1941  гг.  невозможно  подкрепить  пер¬
воисточниками  из  советских  архивов.  Поэтому  авторы  в  таких  случаях
часто  вынуждены  были  ограничиваться  предположениями.  Что  же  ка¬
сается  решений,  принимавшихся  на  высшем  уровне  немецкой  сторо¬
ной,  то  их  анализ  основывался  на  изучении  подлинных  документов.
После  почти  пятидесятилетних  изысканий  можно  сказать,  что  о  веде¬
нии  Германией  войны  уже  сложилось,  конечно,  с  вариантами  и  опреде¬
ленными  различиями  в  оценках,  в  общем  и  целом  довольно  устойчивое
мнение21.
 Совсем  иная  ситуация  была  в  Советском  Союзе.  При  господстве
догм  и  принципа  партийности  критическое  рассмотрение  сталинской
системы,  показ  ее  воинственности  и  действительных  внешнеполитиче¬
ских  целей  были  недопустимы.  Определенные  запреты  не  подлежали
пересмотру.  Отклонения  от  официальной  линии  пресекались  в  зароды¬
ше.  Хотя  в  СССР  и  публиковалось  бесчисленное  количество  книг,  ме¬
муаров  и  статей  по  истории  Великой  Отечественной  войны,  однако  в
них  вплоть  до  80-х  годов  вряд  ли  имелись  какие-либо  вариации  на  те¬
мы,  которые  затрагивали  принципиально  важные  или  открытые  воп¬
росы,  такие,  например,  как  политические  цели  Сталина  в  этот  драма¬
тический  период,  методы  принятия  в  Москве  политических  решений  и
т.д.  Все  советские  историки  в  большей  или  меньшей  степени  придер¬
живались  одной  и  той  же  версии,  согласно  которой  “миролюбивый  Со¬
ветский  Союз”  подвергся  в  1941  г.  гнусному  нападению  со  стороны
“фашистской  Германии”.  В  архивы  допускались,  притом  только  огра¬
ниченно,  те  историки,  которые  решали  исследовательскую  задачу,  одо¬
бренную  партией22.
 Это  положение  несколько  изменилось  лишь  в  ходе  трансформации
80-х  -  начала  90-х  годов,  когда  “ревизионистская  школа”,  поддержан¬
ная  ее  сторонниками  в  Германии  и  Австрии,  представила  новые  “ре¬
зультаты  исследований”,  пытаясь  истолковать  факты  таким  образом,
чтобы  обвинить  Сталина  и  оправдать  Гитлера.  В  общем  и  целом  эти
попытки,  вероятно,  в  большей  степени  привели  к  смятению  духа,  неже¬
ли  к  необходимой  ясности.
 В  связи  с  этим  отметим,  что  тезисы  “предателей”  и  их  единомыш¬
ленников  за  границей  (таково  расхожее  мнение  старой  гвардии  россий¬
ских  историков),  которые  диаметрально  расходятся  с  прежними  выво¬
дами  советской  коммунистической  историографии,  по  существу  яви¬
лись  порождением  самих  же  политических  инстанций  и  органов,  ответ¬
ственных  за  открытие  доступа  к  российским  архивам.  До  тех  пор  пока
не  решится  вопрос  о  рассекречивании  соответствующих  фондов  доку¬
ментов  для  всех  исследователей,  не  будет  ничего  удивительного  в  даль¬
нейшем  существовании  спекулятивных  измышлений,  легенд,  полу¬
правды  и  извращенных  фактов.
 260

МЕТОДИЧЕСКИЕ  ПРОБЛЕМЫ  И  ПОСТАНОВКА  ВОПРОСОВ
 Чтобы  внести  вклад  в  раскрытие  взаимосвязей  и  сущности  истори¬
ческих  событий,  в  любом  случае  нужно  заблаговременно  решить  воп¬
рос  о  том,  какова  должна  быть  исходная  база  для  разработки  той  или
иной  конкретной  темы.  Современному  историку  следует  сперва  соста¬
вить  четкое  представление  о  содержании  обширной  научной  литерату¬
ры  (что  не  такое  уж  легкое  дело),  а  затем  осознать,  какие  новые  зна¬
ния  ему  удалось  приобрести.  Наконец,  и  это  главное,  необходимо  вы¬
яснить,  есть  ли  возможность  получить  и  систематически  обработать  до
сих  пор  не  известный  материал?  Если  отсутствуют  соответствующие
документальные  доказательства,  то  все  его  собственные  умозаключе¬
ния,  как  отмечалось  ранее,  будут  сомнительны.  Сюда  же  относятся
различные  сферы  исследования,  которые  следует  учитывать  и  анали¬
зировать  в  их  тесной  взаимосвязи.  В  нашем  конкретном  случае  пред¬
стоит  различать  и  систематически  разрабатывать,  по  меньшей  мере,
четыре  существенных  аспекта.  Любой  обособленный  способ  рассмот¬
рения  относящихся  к  общей  теме  вопросов  ведет  к  заблуждению  или
однобоким  суждениям,  которые  не  выдерживают  критики.
 Такой  авторитет,  как  К.  Клаузевиц,  в  своей  знаменитой  книге  “О
войне”  справедливо  указывал,  что  война  является  инструментом  поли¬
тики23.  Войну  никогда  нельзя  рассматривать  в  отрыве  от  политических
взаимоотношений.  И  если  это  правило  каким-либо  образом  нарушает¬
ся  в  ходе  исследования,  то  неизбежно  происходит  разрыв  нитей,  связы¬
вающих  события,  и  рождается  картина  “бессмысленной  и  бесполезной
войны”.  Применительно  к  нашей  теме  это  означает,  что  только  при  по¬
следовательном  рассмотрении  политических  целей  войны  и  средств,
использовавшихся  для  их  достижения,  а  также  взаимодействия  целей  и
средств  можно,  вероятно,  разрешить  поставленную  проблему.  При
этом,  разумеется,  обращаясь  к  периоду  империализма,  тоталитарного
господства  и  антагонизма  между  советским  коммунизмом  и  национал-
социализмом,  необходимо  уметь  отделять  программно-идеологические
посылки,  т.е.  декларации,  от  реальных  политических  решений  и  выте¬
кающих  из  них  военно-политических  мероприятий24.
 Поясним  это  на  примере.  Гитлер  и  его  ближайшие  соратники  нико¬
гда  не  давали  повода  сомневаться  в  том,  что  они  занимают  непримири¬
мую  позицию  в  борьбе  против  мирового  коммунизма.  Для  них  борьба
против  расового  противника  и  большевизма,  равно  как  и  захват  “жиз¬
ненного  пространства  на  Востоке”  являлись  “исторической  необходи¬
мостью”.  Однако  вопрос  о  том,  когда  можно  было  бы  приступить  к  вы¬
полнению  этой  выпавшей  на  их  долю  “миссии”,  они  решали  с  учетом
внутренних  и  внешних  обстоятельств,  оказывавших  влияние  на  поло¬
жение  германского  рейха.  Реальным  политическим  фактом  явилось  то,
что  лишь  летом  1940  г.  они  приступили  к  имевшей  для  них  роковые  по¬
следствия  разработке  планов  уничтожения  СССР.  Что  же  касается
Сталина,  то  можно  предположить,  что  его  идеологические  тирады,
полные  ненависти  и  отвращения  к  классовому  врагу  и  нацеленные  на
обеспечение  разгрома  империалистического  противника  и  на  достиже¬
 261

ние  победы  советского  коммунизма  в  мировом  масштабе,  могли  пред¬
ставлять  лишь  одну  сторону  его  мышления;  другую  же  сторону  пред¬
ставляли  принимавшиеся  им  в  конкретных  ситуациях  политические  ре¬
шения,  т.е.  основные  действия,  обусловленные  стратегическими  и  так¬
тическими  целями25.
 Второй  важной  областью  исследования  являются  двусторонние  от¬
ношения  и  действовавшие  в  рамках  международных  связей  с  конца  пер¬
вой  мировой  войны  и  до  1939  г.  специфические  руководящие  структу¬
ры  обеих  держав26.  Кульминационным  пунктом  в  германо-советских
отношениях,  как  известно,  явилось  заключение  пакта  Гитлера-Стали¬
на.  Значение  его  для  последующего  возникновения  второй  мировой
войны  до  сих  пор  вызывает  споры27.  Наиболее  экстремистскую  пози¬
цию  в  этом  вопросе  занимает  Суворов,  к  которому  с  готовностью
примкнули  представители  правого  лагеря  в  Германии  и  Австрии,  по¬
скольку,  мол,  наконец-то  “доказано”,  что  не  Гитлер,  а  скорее  Сталин
был  тем  негодяем,  который  должен  нести  ответственность  за  вторую
мировую  войну.
 Широкое  поле  для  исследовательской  работы  представляют  поли¬
тика  в  области  вооружений  и  оперативные  действия  Германии  и  СССР
в  1933-1939  гг.  В  общем  и  целом  можно  сказать,  что  нам  уже  известны
цели,  масштабы  и  темпы  вооружений,  степень  мобилизации  населения
на  войну,  различные  военные  теории  (например,  теория  наступатель¬
ной  обороны  в  СССР),  а  также  и  военные  планы.  Все  эти  сведения,  ви¬
димо,  позволяют  сделать  вывод,  что  в  те  годы  ни  одно  из  двух  госу¬
дарств,  воспринимавших  друг  друга  как  врага  №  1,  не  намеревалось  со¬
вершать  нападение.  В  то  же  время  они  напрягали  все  силы,  чтобы  быть
готовыми  к  схватке.
 Политику  и  стратегию  с  сентября  1939  до  июня  1940  г.,  а  затем  с
лета  1940  до  июня  1941  г.  необходимо  исследовать  с  различных  точек
зрения,  в  том  числе  с  учетом  германо-советской  экономической  коопе¬
рации28.  При  этом  заслуживает  внимания  вопрос,  как  с  течением  вре¬
мени  изменялось  взаимное  восприятие  сторон,  как  оба  диктатора  с  уче¬
том  приобретенного  до  1940-1941  гг.  опыта  оценивали  намерения  и
возможности  своего  соперника?  Потом  следовало  бы  синхронно  про¬
следить,  как  шло  развертывание  войск  по  обе  стороны  границы  и  как
в  связи  с  этим  менялась  оценка  положения  противника.  В  этом  случае
опять-таки  нельзя  упускать  из  виду  первостепенное  значение  полити¬
ческих  решений.
 НАДЕЖНЫЕ  И  НЕНАДЕЖНЫЕ  СВЕДЕНИЯ
 Что  же  в  свете  современных  исторических  исследований  позволя¬
ет  сегодня  говорить  об  одних  сведениях  как  о  надежных,  а  о  других  -
как  недостаточно  надежных  и  притом  отличать  их  от  частично  сомни¬
тельных  “тезисов”,  выдвигаемых  многочисленными  ревизионистами?
Наиболее  существенные  аспекты,  которые  нужно  учитывать  при  ре¬
шении  этого  вопроса,  в  краткой  форме,  без  претензий  на  исчерпываю¬
щую  полноту  уже  изложены  выше.  Несомненно,  сюда  же  относятся  и
 262

другие  моменты,  которые  подлежат  тщательному  учету,  в  том  числе
биографии  исторических  деятелей,  психологические  факторы  и  дан¬
ные  секретных  служб.  В  нашем  случае  нет  необходимости  разъяснять
официальные  заявления  и  речи,  тактические  маневры,  компромиссы,
обманные  маневры  и  дипломатические  шаги.  Это  уже  сделано  за  нас
другими,  хотя  при  этом  их  выводы  и  разъяснения  не  всегда  убедитель¬
ны29.  Однако  сами  по  себе  они  тоже  показательны  для  понимания  из¬
менчивой  атмосферы  в  двусторонних  отношениях,  для  выявления  воз¬
можностей  и  границ  сотрудничества  на  основе  обоюдности  интересов.
В  то  же  время  из  них,  так  же  как  из  военных  источников,  мало  что
можно  извлечь  для  того,  чтобы  прийти  к  ясным,  не  допускающим  кри¬
вотолков  выводам  об  истинных  намерениях  высшего  руководства.  Это
объясняется  тем,  что  все  главные  решения  о  войне  и  мире  принимались
только  обладавшими  всей  полнотой  власти  двумя  диктаторами.  Поэто¬
му  представляется  разумным  в  конце  исследования  основное  внимание
сконцентрировать  на  политических  целях  Гитлера  и  Сталина,  на  из¬
любленных  ими  средствах  их  достижения.  Только  в  этом  случае  будет
найден  научно  обоснованный  ответ  на  спорный  вопрос  о  том,  могла  бы
в  1941  г.  идти  речь  о  германском  превентивном  ударе  по  СССР.
 Что  касается  программы,  тактики  и  целей  Гитлера  в  войне  против
Советского  Союза,  то  для  раскрытия  этих  вопросов  мы  сегодня  распо¬
лагаем  громадным  количеством  документальных  источников30.  После
того  как  был  проведен  их  систематический  анализ,  у  нас  едва  ли  оста¬
лась  еще  неясность  относительно  действительных  замыслов  “фюрера”
и  “величайшего  полководца  всех  времен”,  как  стал  титуловать  своего
повелителя  Г.  Геринг  после  победы  немецких  войск  на  Западе.  Все  де¬
ла  и  помыслы  Гитлера  были  подчинены  сумасбродной  идее  о  выпав¬
шей  на  его  долю  “исторической  миссии”  и  ставшей  в  известной  степе¬
ни  руководящей  линией  его  политики,  азимутом,  по  которому  он  стре¬
мился  сверять  все  свои  действия.  В  некоторых  случаях  Гитлер  мог  вре¬
менно  отклоняться  от  намеченного  курса,  главным  образом  тогда,  ко¬
гда  его  вынуждали  к  этому  обстоятельства.  Однако  он  никогда  не  те¬
рял  из  виду  свою  главную  цель  и  всегда  возвращался  на  ранее  избран¬
ный  путь.
 Гитлера  как  политика  на  протяжении  всей  его  жизни  отличали  та¬
кие  черты,  как  антисемитизм  и  антибольшевизм,  стремление  к  захвату
жизненного  пространства  на  Востоке,  прежде  всего  в  России,  для  соз¬
дания  “великогерманской  империи  германской  нации”.  Средством  для
достижения  этой  цели  должна  была  стать  война,  к  которой  целенапра¬
вленно  надлежало  готовить  немецкий  народ.  В  качестве  конечной  це¬
ли  он  провозгласил  установление  глобального  господства  “высшей  ра¬
сы”.  Правда,  он  не  указывал  конкретного  времени,  когда  должна  быть
достигнута  эта  цель.  Не  было  и  требовавшегося  для  этого  военного
плана,  в  котором  были  бы  приняты  в  расчет  все  взаимодействующие
факторы31.
 Уже  в  те  годы,  когда  пришедшие  к  власти  Гитлер  и  его  ближайшие
соратники  еще  устанавливали  в  Германии  тоталитарный  режим  и  ко¬
гда  им  еще  предстояло  преодолеть  опасные  зоны  во  внешней  полити¬
ке,  развернулась  неутихавшая  и  все  усиливавшаяся  пропаганда  образа
 263

врага,  против  которого  немцы  должны  были  вести  борьбу.  Сначала
пропаганда  была  направлена  во  внутрь,  а  затем  вовне  против  “губите¬
лей  мира”  -  еврейства  и  большевизма.  Утверждалось,  что,  беря  на  се¬
бя  обязательство  вести  эту  борьбу,  страна  всего-навсего  лишь  выпол¬
няет  “истинно  европейскую  миссию”,  что  нацистская  Германия  пред¬
ставляет  собой  “бастион  антикоммунизма”.  Летом  1940  г.,  когда  Гит¬
лер  казалось  бы  достиг  зенита  своей  власти,  он  уверовал  в  то,  что  су¬
меет  преодолеть  все  возникавшие  у  него  затруднения  и  в  ходе  нового  -
против  России  -  наступления  с  помощью  меча  осуществить  свои  долго¬
жданные  государственно-политические  и  идеологические  планы.  Он
хотел  использовать  благоприятный  момент  и  преимущество  Германии
в  вооружении  над  противником,  достигнутое  как  раз  тогда,  когда  он
почувствовал  себя  в  полном  расцвете  сил32.  Для  Гитлера  не  подлежало
сомнению,  что  вопрос  о  европейской  гегемонии  может  быть  решен
только  в  борьбе  с  Россией.  Отныне  на  это  было  направлено  все  его
внимание.
 При  критическом  анализе  роковых  решений  немецкого  диктатора,
принятых  в  июне-декабре  1940  г.,  не  стоит  пренебрегать  и  психологи¬
ческим  аспектом.  Начиная  с  1933  г.  Гитлеру  сопутствовали  один  за  дру¬
гим  политические  успехи.  Многое  из  того,  что  он  предсказывал,  оправ¬
далось.  Все  критики  его  политики  внутри  страны  были  уличены  во
лжи.  Его  вермахт  теперь  доказал  свою  способность  одерживать  побе¬
ды.  Кто  в  этой  единственной  в  своем  роде  ситуации  посмел  бы  и  смог
удержать  Гитлера  от  намерения  осуществить  дело  всей  его  жизни,  тем
более,  что  он  не  очень-то  высоко  оценивал  боеготовность  Красной  Ар¬
мии  и  был  убежден,  что  поход  против  Советского  Союза  завершится
победой  в  наикратчайшие  сроки33.
 Несомненно,  Гитлер  находился  в  несколько  стесненных  обстоя¬
тельствах.  Великобритания  под  руководством  Черчилля  тогда  не  соби¬
ралась  принимать  условия,  сформулированные  в  так  называемых  гер¬
манских  мирных  предложениях,  и,  рассчитывая  на  поддержку  со  сторо¬
ны  США,  демонстрировала  свою  решимость  продолжать  борьбу.  Для
Гитлера  не  было  иного  пути,  кроме  как  напролом  рваться  вперед.  И  он
действовал,  руководствуясь  лозунгом  “Германия  будет  мировой  держа¬
вой  или  совсем  перестанет  существовать”.
 Всякий,  кто  серьезно  занимается  выяснением  причин  и  поводов,
обусловивших  принятие  решения  о  подготовке  и  проведении  операции
“Барбаросса”,  если  он  только  не  слеп  на  один  глаз  и  не  относится  к  чис¬
лу  твердолобых,  должен  отметить  следующее:  в  стратегической  обста¬
новке,  сложившейся  летом  1940  г.,  программно-идеологические  цели
немецкого  диктатора  совпали  и  переплелись  с  его  реальными  полити¬
ческими  целями.  Поводом  для  тогдашнего  поворота  агрессии  на  Вос¬
ток  явилась  неспособность  немецкого  руководства  заставить  пойти  на
уступки  мировую  морскую  державу  -  Великобританию.  Если  бы  ее  по¬
следняя  континентальная  шпага  (имеется  в  виду  СССР)  оказалась  сло¬
манной,  то  Лондон  был  бы  вынужден  прекратить  сопротивление.  С  во¬
енным  разгромом  смертельного  врага,  т.е.  Советского  Союза,  Гитлер
связывал  осуществление  своих  планов  раздела  и  эксплуатации,  а  также
превращения  громадной  советской  территории  в  жизненное  простран¬
 264

ство  германской  расы.  Одновременно  он  намеревался  ликвидировать
заклятого  соперника  -  большевизм.  В  то  время  как  славян,  по  его  мне¬
нию,  следовало  превратить  в  рабов,  других  расовых  врагов,  прежде
всего  евреев,  нужно  было  систематически  уничтожать.  Преимущество
такой  решительной  борьбы,  как  ему  казалось,  заключалось  в  том,  что
германская  победа  воспрепятствовала  бы  возможному  вмешательству
США  в  европейский  конфликт.
 Гитлер  думал,  что  в  войне  против  СССР  он  сможет  разрубить
“гордиев  узел”,  т.е.  разрешить  свои  принципиальные  военно-полити¬
ческие  проблемы,  что,  одержав  победу  в  этой  войне,  Германия  нако¬
нец-то  станет  господствовать  над  всей  Европой.  Параллельно  с  обри¬
сованными  здесь  нацистскими  целями  войны  шла  военная  подготовка
к  наступлению  на  СССР.  В  июне-июле  1940  г.  главнокомандование
сухопутных  войск  (ОКХ)  приступило  к  разработке  первых  оператив¬
ных  планов34.  Почти  одновременно,  в  августе,  началось  развертыва¬
ние  немецких  войск  на  Востоке.  Гитлер  и  его  военные  советники  ис¬
ходили  при  этом  из  предположения,  что  русские  не  окажут  им  “лю¬
безность”,  перейдя  в  наступление.  Многое  говорит  за  то,  что  оконча¬
тельное  решение  о  нападении  на  Советский  Союз  было  принято  пос¬
ле  провала  германо-советских  переговоров  в  ноябре  1940  г.  во  время
визита  в  Берлин  Молотова.  18  декабря  Гитлер  подписал  директиву
“Барбаросса”.
 Все  факты,  которыми  мы  на  сегодняшний  день  располагаем,  поз¬
воляют  сделать  следующее  обобщение:  наступление  против  СССР  не
было  превентивным  ударом  в  классическом  смысле.  Это  было  самое
главное  решение  в  жизни  Гитлера,  которое  в  отличие  от  его  решения
начать  западный  поход  (1939  -  1940  гг.)35  не  вызвало  достойной  упоми¬
нания  обструкции  со  стороны  германских  генералов.  Они  выполнили
приказ  Гитлера  не  в  последнюю  очередь  по  той  причине,  что  стали
жертвой  своих  собственных  просчетов  и  зазнайства,  наложивших  отпе¬
чаток  на  их  стратегическое  мышление  и  планирование.  То,  что  Гитлер
и  его  пропагандисты  в  1941  г.,  а  затем  в  конце  войны  пытались  оправ¬
дать  нападение  на  СССР  как  превентивную  меру  -  это  уже  другой  воп¬
рос36.
 Для  того  чтобы  составить  представление  о  замыслах  и  действиях
Гитлера,  не  столь  уж  важно  знать,  о  чем  действительно  думал  и  что
планировал  Сталин  в  те  полные  драматизма  военные  месяцы
1940-1941  гг.  Важнее  выяснить,  можно  ли  документально  доказать,
что  Гитлер  и  представители  военного  командования  опасались  воз¬
можности  наступления  Советского  Союза.  Не  подлежит  сомнению,
что  вопрос  о  том,  как  опередить  готового  к  наступлению  противника,
не  имел  существенного  значения  для  руководителей  германского  рей¬
ха.  Нападение  на  Советский  Союз  было  прежде  всего  проявлением  на1
цистской  экспансионистской  политики.  Это  была  “война  на  уничтоже¬
ние”,  которую  Гитлер  и  ему  подобные  пытались  узаконить,  провозгла¬
сив  “моральное  право  высшей  расы”  на  установление  “нового  порядка”
в  Европе.
 Проблема  принятия  решений  немецкой  стороной,  как  сказано,  в
основном  поддается  раскрытию.  Совершенно  иное  положение  сложи¬
 265

лось  с  темой  о  принятии  решений  советской  стороной.  Здесь,  как  и  пре¬
жде,  многое  остается  неясным37.  Предстоит  еще  устранить  немало  про¬
тиворечий,  нелепостей  и  найти  верные  ответы  на  сложные  вопросы,
прежде  чем  можно  будет  сделать  обоснованные  выводы.  Наступит  ли
когда-нибудь  такая  возможность,  остается  только  гадать.  Знатоки  де¬
ла  из  Архива  Президента  Российской  Федерации  в  Москве  дали  понять,
что  в  их  фондах  едва  ли  найдутся  материалы,  которые  необходимы  для
полного  выяснения  столь  серьезного  вопроса38.  Таким  образом  двери
для  измышлений,  как  и  прежде,  широко  открыты.  В  этой  ситуации  еще
важнее  не  спешить  с  принятием  окончательных  выводов,  что  не  ис¬
ключает,  однако,  возможности  назвать  своим  настоящим  именем  то,
что  представляется  наиболее  вероятным.
 Следует  учитывать,  что  Сталин,  будучи  более  скрытным  по  нату¬
ре  и  более  осторожным  в  поступках,  чем  Гитлер,  со  времени  прихода
к  власти  своего  великого  соперника  совершенно  серьезно  относился
к  угрозе  коммунистическому  государственному  и  общественному
строю.  Об  этом  свидетельствуют  не  только  случайные  крепкие  сло¬
вечки  Сталина  о  желании  уничтожить  любого  агрессора,  но  и  его  вы¬
сказывания  в  узком  кругу  членов  Политбюро.  Еще  более  убедитель¬
но  об  этом  говорит  тот  факт,  что  в  1939-1941  гг.  он  на  случай  ведения
оборонительной  войны  стремился  обеспечить  себе  стратегическое
предполье,  видимо  считая,  что  в  то  время  внутреннее  положение  в
СССР  и  боеготовность  Красной  Армии  еще  не  благоприятствовали
вступлению  в  решающую  схватку  с  нацистской  Германией.  Основы¬
ваясь  на  оценке  ситуации  своими  военачальниками,  наверное  в  доста¬
точной  мере  владея  текущей  информацией  о  цели  развертывания  не¬
мецких  войск  у  западных  границ  СССР,  поступавшей  из  внутренних  и
зарубежных  источников,  Сталин,  видимо,  сознавал  необходимость  в
случае  возникновения  военного  конфликта  с  противником  на  Западе
как  можно  быстрее  перейти  от  обороны  к  наступлению  (такие  дейст¬
вия  предусматривались  советской  военной  теорией  30-х  годов).  Одна¬
ко  четкого  представления  о  дате  перехода  немецких  войск  в  наступ¬
ление  у  него  все  же  не  было.
 Действительно  ли  Сталин  до  последнего  момента  верил  и  надеял¬
ся,  что  ему  сначала  удастся  урегулировать  германо-советские  пробле¬
мы  мирным  путем,  а  нанести  удары  лишь  после  того,  как  германская
стратегия  в  войне  против  Великобритании  полностью  зашла  бы  в  ту¬
пик  и  советские  вооруженные  силы  смогли  бы  сыграть  главную  роль  в
вопросе  о  победе  или  поражении  той  или  другой  стороны?  Такое  пред¬
положение,  пожалуй,  имеет  большее  право  на  существование,  чем  из¬
мышления  о  том,  что  Сталин  вынашивал  рискованный  замысел  пере¬
ходом  в  наступление  предупредить  действия  угрожающего  оружием
противника.  Вероятно,  легче  поддадутся  доказательству  и  такие  пред¬
положения:  для  Сталина  оказались  неожиданностью  молниеносные
победы  вермахта  на  европейских  полях  сражений;  он  недостаточно
уделял  внимание  предупреждениям  со  стороны  немецкой,  советской  и
британской  дипломатии,  а  также  органов  госбезопасности  о  готовив¬
шемся  Германией  наступлении;  он  долгое  время  руководствовался  на¬
деждой  на  то,  что  противник  вряд  ли  решится  вести  войну  на  два  фрон¬
 266

та.  Не  стал  ли  Сталин  также  жертвой  целенаправленной  политики  де¬
зинформации,  проводившейся  немецкой  стороной?  Действительно  ли
он  верил  в  то,  что  в  германском  руководстве  в  Берлине  произошел  рас¬
кол  во  мнениях  относительно  войны  против  СССР,  и  поэтому  ему  ка¬
залось,  что  еще  можно  продолжать  делать  ставку  на  выигрыш  време¬
ни?  Все  эти  рассуждения  относятся  в  большей  степени  к  вопросам,  чем
к  ответам.
 Задача  совместных  германо-российских  исследований  должна,  по-
видимому,  заключаться  в  том,  чтобы,  руководствуясь  предложенными
методами,  полно  и  убедительно  опровергнуть  или  же  более  дифферен¬
цированно  подтвердить  сделанный  здесь  в  очень  краткой  форме  набро¬
сок  предварительных  выводов  о  вероятной  политической  позиции  Ста¬
лина  в  судьбоносные  месяцы  1940-1941  гг.  Непременным  условием  ус¬
пешного  разрешения  этой  задачи  является  доступ  к  тем  документам  в
московских  архивах,  которые  необходимы  для  надлежащей  оценки
упомянутых  факторов.
 1 	О  положении  в  области  новейших  исследований  см.:  Hildebrand  К.  Das
Vergangene  Reich:  Deutsche  Aussenpolitik  von  Bismarck  bis  Hitler.  Stuttgart,  1995.
S.  705;  Herbst  L.  Das  nationalsozialistische  Deutschland.  Die  Entfesselung  der
Gewalt:  Rassismus  und  Krieg.  Frankfurt,  1996.  S.  336;  Weinberg  G.  Eine  Welt  in
Waffen.  Die  globale  Geschichte  des  2.  Weltkriegs.  Stuttgart,  1995.  S.  211.  Точка
зрения  российских  историков  представлена  в  труде  “Великая  Отечественная
война,  1941-1945:  Военно-исторические  очерки.  В  4  кн.  Кн.  1.  Суровые  испы¬
тания.  М.,  1998.  С.  94  и  далее.
 2 	Bonwetsch  В.  Von  Hitler-Stalin  Pakt  zum  “Untemehmen  Barbarossa”.  Die  deutsch-
russischen  Beziehungen  1939-1941  in  der  Kontroverse  //  Osteuropa.  1996.  №  6.
S.  562;  Pietrow-Ennker  B.  Deutschland  im  Juni  1941  -  ein  Opfer  sowjetischer
Aggression?  Zur  Kontroverse  iiber  die  Praventivkriegsthese  //  Der  Zweite  Weltkrieg
/  Hrsg.  von  W.  Michalka.  Miinchen-Zurich,  1989.  S.  586.  Сюда  же  относится  крат¬
кое  сообщение  о  международной  конференции  в  Москве  1995  г.  //  Zeit.  1995.
24  Febr.);  см.  также  положительную  рецензию  “Война  двух  агрессоров”
Г.  Гиллезена  на  книгу  Суворова  //  Frankfurter  Allgemeine  Zeitung.  1989.  27
April.
 3 	Grossman  G.  Sowjetische  Historiker  bei  der  Arbeit  //  Osteuropa.  1991.  №  6.  S.  850;
Die  sowjetische  Geschichte  des  Grossen  Vaterlandischen  Krieges,  1941-1945,  von
Telpuchowski  /  Hrsg.  A.  Hillgruber,  H.-A.  Jacobsen.  Frankfurt,  1961.
 4 	Suworow  V.  Der  Eisbrecher.  Hitler  in  Stalins  Kalkiil.  Stuttgart,  1986;  Idem.  Der
Tag  M.  Stuttgart,  1995.
 5 	Городецкий  Г.  Миф  “  Ледокола”:  Накануне  войны  /  Пер.  с  англ.  М.,  1995.
6Wehner  М.  Der  letzte  Sowjetmythos  //Frankfurter  Allgemeine  Zeitung.  1996.
 4  April.
 7 	В  этом  отношении  показательны  многочисленные  рецензии  Магенхаймера  в
“Osterreichischen  Militarzeitschrift”  (1995-1996  гг.)  и  его  книга  (Magenheimer  Н.
Kriegswenden  in  Europa  1939-1945.  Landsberg,  1995),  которая  не  встретила  по¬
ложительного  отклика  у  профессиональных  историков.
 8 	Hoffmann  J.  Stalins  Vernichtungskrieg,  1941-1945.  3  Aufl.  Munchen,  1996.  S.  15.
По  мнению  Хоффмана,  серьезному  “прорыву”  к  “исторической  истине”  спо¬
собствовали  X.  Магенхаймер,  В.  Мазер  и  Е.  Топич,  в  то  время  как  Г.  Гилле-
зен  оказал  “большую  услугу”  делу  в  качестве  “судьи,  занявшего  в  споре  ум¬
ную  и  взвешенную  позицию”.  Вместе  с  тем  тезисы  Хоффмана  были  подверг¬
нуты  резкой  критике  многими  историками.
 267

9 	Изложение  речи  Сталина  от  5  мая  1941  г.  с  комментариями  Л.  Безыменско¬
го  см.:  Osteuropa.  1992.  S.  242.
 10 	Документальное  подтверждение  этому  содержится  в  написанной  Д.  Волко-
гоновым  подробной  биографии  Сталина  //  Волкогонов  Д.  Триумф  и  траге¬
дия.  В  2  т.  М.,  1989.
 11 	Книга  Мазера  издана  в  1994  г.  в  Мюнхене.  Ее  критику  см.:  Markus  W.  “Schach
dem  Angreifer”  //  Neue  Zurcher  Zeitung.  1995.  1/2.  Januar.  S.  43.
 12 	Maser  W.  Der  Wortbruch.  Hitler,  Stalin  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Mimchen,  1994.
S.  249,  315.
 13 	Der  deutsche  Uberfall  auf  die  Sowjetunion  /  Hrsg.  G.R.  Ueberschar  und  W.  Wette.
Frankfurt,  1991.  S.  41.
 14 	Moldenhauer  H.  Die  Reorganisation  der  Roten  Armee  von  der  “Grossen  Sauberung”
bis  zum  deutschen  Angriff  auf  die  UdSSR  (1938-1941)  //  Militargeschichtliche
Mitteilungen.  1996.  №  1.  Мольденхауер  упоминает  о  рекомендации  советско¬
го  высшего  военного  командования  нанести  “превентивный  удар”  по  нахо¬
дившимся  в  стадии  развертывания  немецким  войскам  на  Юго-Западном
фронте.  Он  пишет,  что  медленное  развертывание  советских  войск  в  мае-
июне  1941  г.  без  перевода  их  в  боевую  готовность  позволяет  сделать  предпо¬
ложение,  что  Сталин  отклонил  план  действий  своих  военных  советников.
Вместе  с  тем  Мольденхауер  признает,  что  действительная  реакция  Сталина
на  предложение  военачальников  остается  пока  “не  известной”.
 15 	Post  W.  Untemehmen  Barbarossa.  Hamburg,  1996.  В  рецензии  на  эту  книгу
Г.  Гиллензен  усмотрел  ее  недостаток  только  в  “нечувствительном  отноше¬
нии  автора  к  его  материалу,  к  катастрофе  века”.  Впрочем,  кажется,  он  раз¬
деляет  точку  зрения  ревизионистов,  согласно  которой  имеются  “объектив¬
ные  и  бесспорные  военные  признаки”  того,  что  советская  сторона  вела  “под¬
готовку  к  проведению  предстоящих  операций  путем  наступления”  //
Frankfurter  Allgemeine  Zeitung.  1996.  26  Marz.
 16 	Post  W.  Op.  cit.  S.  330.
 17 	Большей  частью  такие  авторы,  как  Суворов,  Магенхаймер,  Хоффман,  ссы¬
лаются  на  речи  Сталина  на  партийных  съездах  или  на  его  высказывания  в
узком  кругу.
 18 	Hilberg  R.  Die  Vemichtung  der  europaischen  Juden.  Frankfurt,  1991.  Bd.  1-3;  Der
Mord  an  den  Juden  im  Zweiten  Weltkrieg  /  Hrsg.  E.  Jackel,  J.  Rohwer.  Stuttgart,
1995;  Krausnik  H.,  Wilhelm  H.-H.  Die  Truppe  des  Weltanschauungskrieges.
Stuttgart,  1981;  Friedrich  J.  Das  Gesetz  des  Krieges:  Das  deutsche  Heer  in  Russland,
1941-1945.  Munchen,  1993.
 19 	Такое  предположение  подтверждается  одобрительными  откликами  на  по¬
добного  рода  публикации  правых  кругов.
 20 	Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  4.  Der  Angriff  auf  sie
Sowjetunion.  Stuttgart,  1983  (раздел  Й.  Хоффмана  необходимо  исключить  из
числа  работ,  основанных  на  надежных  источниках);  Hillgruber  A.  Hitlers
Strategic.  Frankfurt,  1965;  Erickson  J.  The  Road  to  Stalingrad.  L.,  1975.
 21 	Zwei  Wege  nach  Moskau:  Von  Hitler-Stalin-Pakt  zum  “Untemehmen  Barbarossa”  /
Hrsg.  Wegner.  Munchen,  1991.
 22 	См.:  История  второй  мировой  войны,  1941-1945  гг.  В  12  т.  М.,  1973—
1982.
 23 	Klausewitz  С.  Worn  Kriege.  Bonn,  1952.  S.  888.
 24 	Городецкий  Г.  Указ.  соч.  С.  13.
 25 	Bullock  A.  Hitler  and  Stalin:  Parallele  Leben.  В.,  1991.
 26 	Hildebrand  К.  Op.  cit.;  Bullock  A.  Op.  cit.
 27 	Zwei  Wege  nach  Moskau  (Anm.  21).
 28 	Schwendemann  H.  Die  Wirtschaftliche  Zusammenarbeit  zwieschen  dem  Deutschen
Reich  und  der  Sowjetunion,  1939-1941  (Stalins  Fehlkalkiil).  B.,  1993.
 268

29 	Fleischhauer  /.  Diplomatischer  Widerstand  gegen  das  “Untemehmen  Barbarossa”.
B.,  1991;  Wischlew  O.  Am  Vorabend  des  22.6.  1941.  Deutsch-russische
Zeitenwende.  Krieg  und  Frieden,  1941-1995.  Baden-Baden,  1995.
 30 	См.  ранее  указанные  работы  К.  Хильдебрандта  и  А.  Буллока  (Anm.  1,  25).
 31 	Jacobsen  И.-A.  Nazionalsozialistische  Aussenpolitik  1933-1938.  Frankfurt,  1965.
 32 	См.  сноску  20.
 33 	Heeresadjutant  bei  Hitler,  1938-1943:  Aufzeichnungen  des  Majors  Engel.  Stuttgart,
1974  (Eintagungen  von  10.8  u.  15.9.1940).
 34 	Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  4.
 35 	Jacobsen  H.-A.  Fall  Gelb.  Wiesbaden,  1957.
 36 	Post  W.  Op.  cit.  S.  352  ff.
 37 	Bullock  A.  Op.  cit.
 38 	Сообщение  получено  автором  статьи  в  Москве  13  марта  1996  г.

МЛ.  Га  реев
 ГОТОВИЛ  ЛИ  СОВЕТСКИЙ  СОЮЗ
УПРЕЖДАЮЩЕЕ  НАПАДЕНИЕ  НА  ГЕРМАНИЮ
В  1941  году?
 Отвечая  на  этот  вопрос,  я  хотел  бы  сразу  же  со  всей  определенно¬
стью  сказать,  что  примитивные  выдумки  В.  Резуна,  а  также  попытки
филолога  Б.  Соколова  защитить  несостоятельные  взгляды,  изложен¬
ные  в  “Ледоколе”,  не  дают  ничего  нового  для  исторической  науки.  Так
или  иначе  они  повторяют  измышления  Й.  Геббельса,  которые  были
изложены  в  германской  ноте,  врученной  советскому  правительству
уже  после  начавшей  агрессии.  Единственная  разница  заключается  в
том,  что  Геббельс  и  Риббентроп  оправдывали  свое  нападение  на  СССР
не  столь  примитивно  и  неуклюже,  как  это  делает  Резун  и  его  едино¬
мышленники.
 Я  полностью  согласен  с  профессором  Г.-А.  Якобсеном  в  том  отно¬
шении,  что  причины  второй  мировой  войны  и  мотивы  ее  развязывания
надо  рассматривать  прежде  всего  в  системе  политических  отношений
между  государствами.  Отдельные  военные  акции,  взятые  в  отрыве  от
этого  контекста,  ничего  не  объясняют.  Тем  более  несерьезно,  когда
вопросы  начала  войны  Резун  пытается  связать  с  закупками  Гитлером
бараньих  шкур,  а  Б.  Соколов  -  с  польской  дивизией,  формировавшей¬
ся  в  СССР.  Не  выдерживают  критики  и  утверждения  Резуна  о  чисто  аг¬
рессивном  наступательном  предназначении  танков  БТ.  Автора  не  сму¬
щает  даже  то  обстоятельство,  что  эти  танки  накануне  войны  были  сня¬
ты  с  производства.
 Удивляет  также  исключительная  вольность  и  небрежность  обра¬
щения  Резуна  с  текстами  документов,  которые  он  приводит.  Так,  со¬
вершенно  искажено  высказывание  генерала  И.С.  Иванова  в  книге  “На¬
чальный  период  войны”.  Пытаясь  подкрепить  свои  утверждения  ссыл¬
ками  на  Лиддел  Гарта,  автор  “упускает”  следующие  слова  английского
историка:  “Своих  генералов  Гитлер  пичкал  сообщениями,  будто  рус¬
ские  готовятся  к  нападению,  которое  необходимо  срочно  упредить.
После  перехода  границы  немецкие  генералы  убедились,  как  далеки
были  русские  от  агрессивных  намерений,  и  поняли,  что  фюрер  их  об¬
манул”.
 В  книге  “День-М”  В.  Резун  ссылается  и  на  мою  статью  в  “Красной
звезде”  (27  июля  1991  г.),  в  которой  речь  идет  о  том,  что  советским  Ген¬
штабом  стратегические  оборонительные  операции,  рассчитанные  на
ведение  ряда  последовательных,  длительных  оборонительных  сраже¬
ний,  вообще  не  планировались,  так  как  военные  руководители  СССР
неправильно  представляли  себе  характер  стратегической  обороны.  За¬
мысел  состоял  в  том,  чтобы  быстро  отразить  нападение  противника,
а  затем  переходить  в  наступление.  Резун  же  на  стр.  223  этой  книги  пы-
 ©  М.А.  Гареев
 270

тается  приписать  мне  иную  мысль:  будто  речь  шла  только  о  наступле¬
нии  и  к  обороне  (включая  быстрое  отражение  нападения  противника)
никто  не  готовился.  Разве  историк  или  пиеатель,  заинтересованный  в
поиске  истины,  может  так  поступать?
 На  мой  взгляд,  многие  несостоятельные  утверждения  В.  Резуна
(Суворова)  убедительно  опровергаются  в  книге  профессора  Г.  Горо¬
децкого  «Миф  “Ледокола”».  Исторические  факты  говорят,  что  глав¬
ными  причинами  второй  мировой  войны  были:  политические  и  эконо¬
мические  противоречия  и  борьба  между  ведущими  западными  государ¬
ствами  за  гегемонию  в  Европе  и  передел  мира;  пришедший  к  власти  в
Германии  и  поощряемый  ими  фашизм,  ставший  основной  агрессивной
силой  и  главным  виновником  развязывания  войны;  противоречия  меж¬
ду  социализмом  и  капитализмом  и  возникший  на  этой  основе  антисове¬
тизм  как  ведущая  и  интегрирующая  тенденция  в  политике  западных
стран.  Эти  противоречия  носили  настолько  сложный,  острый  и  непри¬
миримый  характер,  определяющая  роль  политики  силы  была  настоль¬
ко  превалирующей,  а  степень  осознания  общих  для  народов  интересов
и  потенциал  политических  средств  разрешения  этих  противоречий  бы¬
ли  еще  так  слабы,  что  предотвратить  развязывание  второй  мировой
войны  оказалось  невозможным.  Реально,  видимо,  было  возможно
лишь  ограничить  ее  масштабы,  продолжительность  и  издержки.
 Конечно,  появление  первого  в  мире  социалистического  государст¬
ва  породило  новые  противоречия  и  серьезно  повлияло  на  внутреннюю
и  внешнюю  политику  ведущих  капиталистических  государств.  Но  если
даже  предположить,  что  Октябрьская  революция  не  совершилась  бы,
то  и  в  этом  случае  России,  видимо,  не  удалось  бы  избежать  войны  про¬
тив  Германии.  Цель  ее  экспансии  на  Восток  была  заложена  в  герман¬
ской,  и  особенно  фашистской,  политике  глубоко,  основательно,  и  она
неуклонно  осуществлялась  бы  при  любых  обстоятельствах.
 Что  касается  Советского  Союза,  то  его  правительство,  не  всегда
последовательно  и  умело,  но  стремилось  избежать  или  хотя  бы  оття¬
нуть  начало  войны.  Конечно,  нельзя  не  согласиться  и  с  тем,  что  в  свя¬
зи  с  заключением  советско-германского  договора  о  ненападении
1939  г.  при  сложившейся  в  то  время  ситуации  Германия  получила  воз¬
можность  решить  свои  задачи  по  разгрому  Польши,  Франции,  захвату
или  включению  в  свою  коалицию  ряда  европейских  стран,  увеличению
своих  вооруженных  сил  и  подготовке  к  агрессии  против  Советского
Союза.  Но  достижение  перечисленных  задач  не  исключалось  бы  и  при
отсутствии  советско-германского  договора,  ибо,  не  вступая  по  своей
инициативе  в  войну  против  Германии,  СССР  не  мог  все  это  предотвра¬
тить.  А  выступив  против  Германии,  советское  государство  могло  ока¬
заться  перед  единым  блоком  западных  стран.
 Все  документы,  действительные  факты  и  логика  развития  событий
в  тот  период  полностью  опровергают  утверждения  о  вынужденном  ха¬
рактере  начала  войны  со  стороны  гитлеровцев,  убедительно  свиде¬
тельствуют  о  их  несостоятельности  и  надуманности.  Прежде  всего,  сам
Гитлер  на  секретном  совещании  в  узком  кругу  руководящего  состава
вермахта  14  августа  1939  г.  в  Оберзальцберге  заявлял,  что  “Россия  не
собирается  таскать  каштаны  из  огня  для  Англии  и  уклонится  от  вой¬
 271

ны”1.  На  совещании  22  июля  1940  г.  он  опять  со  всей  твердостью  утвер¬
ждал:  “Русские  не  хотят  войны”2.  31  июля  1940  г.  фюрер  впервые  офи¬
циально  сообщил  высшему  генералитету  о  своих  планах  против  Совет¬
ского  Союза.  В  этот  день  Гальдер  записывает  в  своем  дневнике:  “На¬
чало  (военной  кампании)  -  май  1941  года.  Продолжительность  опера¬
ции  -  5  месяцев.  Было  бы  лучше  начать  уже  в  этом  году,  однако  это  не
подходит,  так  как  осуществить  операцию  надо  одним  ударом.  Цель  -
уничтожение  жизненной  силы  России”3.  И  далее  Гальдер  неоднократ¬
но  замечает,  что  “Россия  сделает  все,  чтобы  избежать  войны”,  подчер¬
кивает  отсутствие  подготовки  к  наступлению  со  стороны  Красной  Ар¬
мии.  В  оценке  обстановки  по  плану  “Барбаросса”  немецкое  командова¬
ние  исходило  из  того,  что  Красная  Армия  будет  обороняться.  В  дирек¬
тиве  по  стратегическому  развертыванию  ОКХ  от  31  января  1941  г.  ска¬
зано:  “Вероятно,  что  Россия,  используя  частично  усиленные  полевые
укрепления  на  новой  и  старой  государственной  границе,  а  также  мно¬
гочисленные  удобные  для  обороны  выгодные  рубежи,  примет  главное
сражение  в  районе  западнее  Днепра  и  Двины...  При  неблагоприятном
течении  сражений,  которые  следует  ожидать  к  югу  и  к  северу  от  При-
пятских  болот,  русские  попытаются  задержать  наступление  немецких
войск  на  рубеже  Днепр,  Двина”4.
 Подобная  оценка  возможных  действий  Красной  Армии  содержится
во  многих  донесениях  германского  посла  и  военного  атташе  в  Москве.
В  частности,  7  июня  1941  г.  посол  сообщал  в  Берлин:  все  наблюдения
подтверждают,  что  Сталин  и  Молотов  делают  все,  чтобы  избежать  кон¬
фликта  с  Германией.  Об  этом  же  говорится  уже  накануне  войны  в  раз¬
ведсводке  №  5  от  13  июня  1941  г.  генштаба  сухопутных  войск  Германии,
где  отмечалось,  что  “со  стороны  русских...  как  и  прежде,  ожидаются
оборонительные  действия”5.  Причем  разведсводка  носит  совершенно
секретный  характер  и  составляется  для  реальной  оценки  обстановки,  а
не  для  пропаганды  и  введения  в  заблуждение  общественного  мнения.  В
таком  документе  не  принято  утверждать,  что  противник  собирается
обороняться,  если  он  в  действительности  планирует  наступать.
 Таким  образом  на  самом  деле  у  фашистского  руководства  не  было
и  не  могло  быть  никаких  данных  или  подозрений  о  возможности  пре¬
вентивного  удара  со  стороны  советских  вооруженных  сил.
 Далее.  Гитлер  отлично  знал  о  неготовности  СССР  к  войне  летом
1941  г.,  учитывал,  что  в  дальнейшем  условия  для  нападения  становились
бы  все  менее  благоприятными.  Если  бы  он  в  самом  деле  был  убежден,
что  Советский  Союз  изготовился  для  превентивного  удара  по  герман¬
ским  войскам,  то,  видимо,  не  решился  бы  предпринимать  агрессию.
 Фашистское  руководство  признавало  также,  что  время  работает  в
пользу  Советского  Союза,  а  не  Германии.  Поэтому  именно  ей  надо  спе¬
шить  с  осуществлением  нападения.  На  совещании  27  сентября  1939  г.
Гитлер  говорил  в  своей  резиденции:  “Время  будет  работать  в  общем
против  нас,  если  мы  его  сейчас  же  не  используем...  В  военном  отноше¬
нии  время  работает  также  не  на  нас”6.  С  точки  зрения  интересов  фаши¬
стской  Германии  это  была  правильная  оценка  обстановки.  Профессор
Боннского  университета  Г.-А.  Якобсен  в  своем  недавнем  интервью
подтвердил:  «Из  многочисленных  архивных  материалов  и  из  личных
 272

бесед  с  самим  Гальдером  я  вынес  убеждение,  что  Гитлер  вовсе  не  исхо¬
дил  из  того,  что  “русские  окажут  немцам  любезность”,  напав  первы¬
ми»7.  Германский  посол  в  Москве  Ф.  Шуленбург  в  беседе  с  Гитлером
заявил:  “Я  не  могу  поверить,  что  Россия  когда-либо  нападет  на  Герма¬
нию”.  Согласившись  с  этим,  фюрер,  по  словам  Шуленбурга,  выразил
недовольство  тем,  что  Советский  Союз  невозможно  даже  “спровоци¬
ровать  на  нападение”8.
 Только  за  период  27-29  марта  1941  г.  Гитлер  и  Риббентроп  четы¬
режды  заверяли  японского  министра  иностранных  дел  Мацуоку,  что
они  не  верят  в  нападение  со  стороны  Советского  Союза9.  Гальдер  в
своем  дневнике  записал  22  марта  1941  г.:  “Я  не  верю  в  вероятность  ини¬
циативы  со  стороны  русских”.  В  таком  же  духе  высказывался  генерал-
фельдмаршал  фон  Рунштедт10.
 Внимательное  изучение  дневников  Гальдера,  Геббельса  и  других
документов  показывают,  что  гитлеровское  руководство  шаг  за  шагом
целеустремленно  готовило  агрессию  против  нашей  страны,  не  ожидая
какого-либо  нападения  с  ее  стороны.  Немецкий  историк  И.  Цукерторт
справедливо  отмечал,  что  гитлеровская  «выдумка  о  превентивной  вой¬
не  преследовала  две  цели:  во-первых,  придать  нападению  на  Советский
Союз  хоть  какую-то  видимость  морального  оправдания,  во-вторых,
спекулируя  на  антикоммунизме,  попытаться  привлечь  на  свою  сторону
западные  державы  в  качестве  союзников  для  разбойничьего  “похода  на
Восток”»11.
 Что  касается  Советского  Союза,  то  ему  не  было  никакого  смысла
начинать  войну  летом  1941  г.  Необходимо  было  выиграть  время,
которое  работало  на  него,  чтобы  лучше  подготовиться  к  отражению
агрессии.
 Разумеется,  в  процессе  разработки  оперативных  планов  в  Геншта¬
бе  РККА  прорабатывались  различные  способы  возможных  действий
Красной  Армии,  в  том  числе  вариант  действий  по  срыву  нападения  про¬
тивника.  Такой  способ  действий  изучался  на  тот  случай,  если  к  момен¬
ту  начала  агрессии  против  СССР  Красная  Армия  была  бы  полностью
отмобилизована,  развернута  и  действительно  готова,  как  тогда  говори¬
ли,  ответить  “двойный  ударом  на  удар  противника”.  Но  конкретный
план  такого  варианта  действий  высшим  руководством  не  рассматри¬
вался  и  не  утверждался.
 На  чем  же  основываются  некоторые  наши  историки  и  публицисты,
когда  утверждают,  что  Генштаб  все  же  имел  план  нанесения  упрежда¬
ющего  удара?  Они  ссылаются  обычно  на  доклад  Председателя  Совета
Народных  Комиссаров  Сталину,  подготовленный  Генштабом  РККА  в
середине  мая  1941  г.,  с  соображениями  “по  плану  стратегического  раз¬
вертывания  вооруженных  сил  Советского  Союза  на  случай  войны  с
Германией  и  ее  союзниками”13.  В  этом  документе  после  оценки  воз¬
можных  действий  противника  говорится:  “Учитывая,  что  Германия  в
настоящее  время  держит  свою  армию  отмобилизованной,  с  разверну¬
тыми  тылами,  она  имеет  возможность  предупредить  нас  в  развертыва¬
нии  и  нанести  внезапный  удар.  Чтобы  предотвратить  это,  считаю  необ¬
ходимым  ни  в  коем  случае  не  давать  инициативы  действий  германско¬
му  командованию,  упредить  противника  в  развертывании  и  атаковать
 273

германскую  армию  в  тот  момент,  когда  она  будет  находиться  в  стадии
развертывания  и  не  успеет  еще  организовать  фронт  и  взаимодействие
родов  войск”13.  В  соответствии  с  таким  замыслом  действий  в  докладе
изложены  также  предложения  о  задачах,  которые  должны  быть  поста¬
влены  фронтам.
 Появление  такого  документа  в  мае  1941  г.  не  случайно,  и  он  не  мог
родиться  только  по  инициативе  генштабистов.  Действительно,  в  поли¬
тическом  руководстве  “наступательные  настроения”  имели  место.
В  таком  духе  было  выдержано  выступление  Сталина  перед  выпускни¬
ками  военных  академий  5  мая  1941  г.  Об  этом  свидетельствует  установ¬
ка  Главного  военного  совета  Красной  Армии  14  мая  о  перестройке  со¬
держания  военной  пропаганды  в  духе  “наступательной  и  всесокрушаю¬
щей  войны”.  4  июня  А.  Жданов  заявил:  “Мы  стали  сильнее,  можем  ста¬
вить  более  активные  задачи...  Мы  уже  вступили  на  путь  наступатель¬
ной  политики”14.  Был  подготовлен  проект  директивы  Главпура,  где
указывалось:  “Весь  личный  состав  Красной  Армии  должен  проник¬
нуться  сознанием  того,  что  возросшая  политическая,  экономическая  и
военная  мощь  Советского  Союза  позволяет  нам  осуществить  наступа¬
тельную  внешнюю  политику,  решительно  ликвидируя  очаги  войны  у
своих  границ”15.
 Показательно,  что  уже  в  “Соображениях  по  стратегическому  раз¬
вертыванию  вооруженных  сил”  от  И  марта  1941  г.  в  разделе  задач
Юго-Западному  фронту  рукою  Н.Ф.  Ватутина  сделано  характерное  до¬
бавление:  “Наступление  начать  12.6”.  Точный  срок  начала  наступления
можно  определять  только  той  стороне,  которая  планирует  располагать
инициативой  начала  военных  действий.  Правда,  эта  дата  в  последую¬
щем  не  была  утверждена,  но  не  сам  Ватутин  ее,  видимо,  придумал.  Все
это  было.
 Однако  данные  политические  установки,  проекты  “соображений”
и  настроения  практически  не  были  реализованы.  Как  говорил  В.  Мо¬
лотов  в  беседе  с  писателем  Ф.  Чуевым,  выбор  в  пользу  “наступатель¬
ной  политики”  не  ставил  перед  собой  агрессивных  целей,  не  провоци¬
ровал  Германию  на  “превентивную  войну”.  В  политическом  плане  эти
политические  установки  были  больше  рассчитаны  на  поднятие  мо¬
рального  духа  армии  и  народа.
 Упомянутый  выше  доклад  от  15  мая  1941  г.  был  подготовлен
А.М.  Василевским,  и  его  должны  были  подписать  нарком  обороны
С.К.  Тимошенко  и  начальник  Генерального  штаба  Г.К.  Жуков.  Но  до¬
кумент  хранится  в  архиве  без  их  подписей.  Неизвестно  также,  был  ли
он  доложен  Сталину  и  каким  было  его  отношение  к  этим  “соображе¬
ниям”.
 Как  свидетельствуют  многие  обстоятельства  того  времени,  упреж¬
дающий  удар  со  стороны  Советского  Союза,  по  крайней  мере  в  1941  г.,
был  практически  исключен  и  не  мог  быть  реализован,  если  бы  даже
кто-то  этого  захотел.  Во-первых,  не  было  политического  решения  от¬
носительно  превентивной  войны  против  Германии.  Советское  руковод¬
ство  не  могло  не  понимать,  что  страна  и  вооруженные  силы  еще  не  го¬
товы  к  войне.  Экономика  на  военное  положение  не  была  переведена.
Производство  новых  образцов  танков,  самолетов  и  других  видов  воору¬
 274

жения  только  началось.  Красная  Армия  находилась  в  стадии  коренной
реорганизации.  Советскому  Союзу  было  крайне  необходимо  оттянуть
начало  войны  хотя  бы  на  1-2  года.
 Кроме  того,  Гитлер  до  последнего  момента  продолжал  свою  поли¬
тическую  игру,  пытаясь  склонить  на  свою  сторону  Англию,  где  име¬
лись  влиятельные  прогерманские  силы.  Именно  для  контакта  с  ними
был  направлен  туда  Р.  Гесс.  12  июня  1941  г.  Комитет  начальников  шта¬
бов  Великобритании  “решил  принять  меры,  которые  позволили  бы  без
промедления  нанести  из  Мосула  силами  средних  бомбардировщиков
удары  по  нефтеочистительным  заводам  Баку”16.  Как  потом  объясняли,
это  было  сделано  с  целью  давления  на  СССР,  чтобы  он  не  “уступал  не¬
мецким  требованиям”17.
 Что  значит  в  такой  обстановке  предпринять  упреждающий  удар
против  Германии?  Советский  Союз  предстал  бы  перед  всем  миром  в
качестве  агрессора,  и  в  той  же  Англии  могли  взять  верх  силы,  высту¬
пающие  за  союз  с  Германией.  Наша  разведка  обо  всем  этом  доклады¬
вала  Сталину,  и  поэтому  он  всячески  избегал  шагов,  которые  могли  бы
спровоцировать  войну.
 Во-вторых,  для  нанесения  упреждающего  удара  необходима  гото¬
вая,  отмобилизованная  и  развернутая  для  войны  армия.  Но  по  изло¬
женным  выше  соображениям  Сталин  не  хотел  идти  на  полное  мобили¬
зационное  и  оперативное  развертывание  вооруженных  сил.  Частичное
отмобилизование  800  тыс.  человек  и  переброска  из  глубины  страны
нескольких  армий  (всего  28  дивизий)  не  позволяли  создать  группиров¬
ки,  необходимые  для  проведения  наступательных  операций.  А  без  это¬
го  невозможно  начинать  превентивную  войну.
 Для  создания  запланированных  группировок  надо  было  перевезти
по  железной  дороге  60  дивизий,  для  чего  требовалось  3  тыс.  эшелонов.
В  случае  начала  мобилизационного  развертывания  сосредоточение
войск  Юго-Западного  фронта  могло  быть  завершено  через  30  суток,  а
Западного  и  Северо-Западного  фронтов  на  20-е  сутки.  Но  мобилизация
в  полном  объеме  до  начала  войны  так  и  не  была  проведена.  На  запад¬
ный  театр  военных  действий  перебрасывались  лишь  отдельные  армии
и  дивизии  резерва  Главнокомандования.
 Попытки  командующих  выдвинуть  к  государственной  границе
хоть  какие-то  дополнительные  силы  жестко  пресекались.  Так  11  июня
1941  г.  начальник  Генштаба  РККА  Г.К.  Жуков  направил  командующе¬
му  Киевским  Особым  военным  округом  телеграмму:  “Народный  ко¬
миссар  обороны  приказал:
 1) 	Полосу  предполья  без  особого  на  то  приказания  полевыми  и
уровскими  частями  не  занимать.  Охрану  сооружений  организовать
службой  часовых  и  патрулированием.
 2) 	Отданные  Вами  распоряжения  о  занятии  предполья  уровскими
частями  немедленно  отменить”18.
 Пусть  те,  кто  придерживается  версии  о  превентивной  войне  с  на¬
шей  стороны,  хоть  на  минуту  задумаются:  как  можно  готовиться  к  уп¬
реждающему  удару  и  отдавать  подобные  распоряжения?
 Г.К.  Жуков  отмечал:  “...Введение  в  действие  мероприятий,  преду¬
смотренных  оперативным  и  мобилизационным  планами,  могло  быть
 275

осуществлено  только  по  особому  решению  правительства.  Это  особое
решение  последовало  лишь  в  ночь  на  22  июня  1941  г.,  да  и  то  не  полно¬
стью”19.  А  без  отмобилизования  и  развертывания  основных  сил  армии
невозможно  было  начинать  превентивную  войну.  Но  и  в  эту  ночь  при
рассмотрении  подготовленной  Генштабом  РККА  директивы  о  приве¬
дении  войск  в  боевую  готовность  Сталин  заметил:  “Такую  директиву
давать  преждевременно,  может  быть,  вопрос  еще  уладится  мирным  пу¬
тем.  Надо  дать  короткую  директиву,  в  которой  указать,  что  нападение
может  начаться  с  провокационных  действий  немецких  частей.  Войска
приграничных  округов  не  должны  поддаваться  ни  на  какие  провока¬
ции,  чтобы  не  вызвать  осложнений”20.
 Даже  с  началом  войны  в  первые  часы  Сталин  еще  не  терял  надеж¬
ды,  что  конфликт,  возможно,  удастся  погасить.  Сталин,  конечно,  серь¬
езно  ошибался,  но  внутренне  он  был  уверен,  что  войны  еще  можно  из¬
бежать.  О  каком  же  превентивном  ударе  в  этих  условиях  могла  идти
речь?
 И  наконец,  не  было  утвержденного  плана  стратегического  развер¬
тывания  для  нанесения  упреждающего  удара  не  только  в  Генштабе
РККА,  но  и  в  военных  округах.  Последние  никаких  задач  на  этот  счет
не  получали.
 Кстати,  Главный  военный  совет,  одобрив  в  принципе  директиву  о
перестройке  политической  пропаганды  в  Красной  Армии  20  июня
1941  г.  предложил  поставить  ее  на  рассмотрение  Политбюро  ЦК
ВКП(б).  Но  она  так  и  не  была  рассмотрена  и,  следовательно,  до  войск
и  флотов  не  доведена.  А  ведь  некоторые  авторы  ссылаются  на  нее  как
на  действующую  директиву.
 По  оперативным  вопросам  военные  округа  имели  задачу:  силами
войск  прикрытия  отразить  вторжение  войск  противника  и  после  пол¬
ного  развертывания  основных  сил  фронтов  перейти  в  наступление.  На¬
пример,  согласно  “Плану  действий  войск  в  прикрытии  на  территории
Западного  Особого  военного  округа”,  представленному  на  утвержде¬
ние  наркома  обороны  в  июне  1941  г.,  были  определены  следующие  об¬
щие  задачи  войск  округа  по  обороне  государственной  границы:
 “а)  Упорной  обороной  полевых  укреплений  по  госгранице  и  укре¬
пленных  районов:
 1) 	Не  допустить  вторжения  как  наземного,  так  и  воздушного  про¬
тивника  на  территорию  округа;
 2) 	Прочно  прикрыть  отмобилизование,  сосредоточение  и  развер¬
тывание  войск  округа...”21.
 Люди,  не  посвященные  в  вопросы  оперативного  планирования  и  их
практической  реализации,  полагают,  что  стоит  собраться  и  поговорить
высшему  руководству  о  тех  или  иных  желательных  способах  действий
армии,  и  сразу  все  это  может  осуществиться.  Но  после  утверждения
оперативного  плана  Генштаба  РККА  для  разработки  соответствую¬
щих  планов  объединений,  соединений  и  частей  (с  допуском  ограничен¬
ного  количества  исполнителей)  и  практической  организации  их  выпол¬
нения  при  самой  интенсивной  и  напряженной  работе  требуются  не  ме¬
нее  3-4  месяцев.  Совершенно  очевидно,  что  замысел  действий,  изло¬
женный  в  докладной  записке  от  15  мая  1941  г.,  если  бы  он  даже  был  ут¬
 276

вержден,  ни  при  каких  обстоятельствах  не  мог  быть  реализован  на  пра¬
ктике  летом  1941  г.
 Версию  о  готовившемся  упреждающем-ударе  с  нашей  стороны  не¬
которые  авторы  пытаются  обосновать  тем,  что  войска  фронтов  не  рас¬
полагались  в  оборонительной  группировке,  не  были  подготовлены  и
оборудованы  в  инженерном  отношении  оборонительные  рубежи  в  глу¬
бине.  Но  все  это  не  имеет  прямого  отношения  к  идее  упреждающего
удара.  Эти  упущения  связаны  с  устаревшими  представлениями  о  харак¬
тере  военных  действий  в  начальный  период  войны  и  общей  недооцен¬
кой  в  предвоенные  годы  оперативной  и  стратегической  обороны.  Ведь
не  только  оборонительные,  но  и  наступательные  операции  не  были
подготовлены  должным  образом.  Совершенно  очевидно,  что  переход  в
наступление  после  отражения  вторжения  противника  и  упреждающий
удар  -  это  не  одно  и  то  же.
 Как  вообще  можно  переходить  в  наступление,  имея  впереди  не  мощ¬
ные  ударные  группировки,  а  растянутые  вдоль  границы  части  прикры¬
тия?  Для  элементарно  грамотного  военного  человека  ответ  совершенно
ясен.  Современным  исследователям  следовало  бы  задуматься  и  над  та¬
ким  парадоксальным  фактом:  накануне  войны  в  полосу  приграничных
военных  округов  перебрасывалось  несколько  армий  из  глубины,  в  то
время  как  соединения  первого  эшелона  не  приводились  в  полную  бое¬
вую  готовность,  они  не  занимали  обороны  на  назначенных  рубежах.
 Судя  по  опровержению,  которое  было  дано  ТАСС  9  мая  1941  г.,
можно  предположить,  что  переброска  резервных  армий  из  глубины,
которая  даже  не  маскировалась,  а  как  бы  специально  демонстрирова¬
лась  этим  “опровержением”,  была  больше  политической,  а  не  военной
акцией  с  целью  оказать  сдерживающее  влияние  на  военные  приготов¬
ления  Германии.  Кстати,  Сталин  и  военные  приготовления  Германии
рассматривал  больше  как  средство  политического  давления  на  СССР,
чтобы  добиться  от  него  далеко  идущих  уступок.
 Это  сейчас  некоторые  историки  выкладывают  только  те  данные,
которые  говорили  о  готовящемся  нападении  со  стороны  Германии.  Но
практически  в  то  время  не  меньше,  а  в  некоторые  периоды  даже  боль¬
ше  поступало  донесений  о  том,  что  Германия  может  направить  свои
первоочередные  усилия  против  Англии  или  на  Ближний  Восток  и  вой¬
ны  против  СССР  может  и  не  быть.  В  связи  с  этим  Сталин  больше  все¬
го  боялся  того,  что  малейшая  неосторожность  или  провокация  могут
лишить  его  всяких  шансов  на  оттяжку  сроков  начала  войны.
 Кстати,  напрасно  некоторые  авторы  частичную  мобилизацию  и
переброску  на  запад  четырех  армий  связывают  с  практическим  осуще¬
ствлением  замысла,  изложенного  Генштабом  РККА  в  докладной  от
15  мая  1941  г.  Как  видно  из  воспоминаний  А.М.  Василевского,  Г.К.  Жу¬
кова  и  ряда  документов,  предложения  политическому  руководству  об
усилении  западных  округов  докладывались  еще  до  этого  и  решения  о
призыве  из  запаса  около  800  тыс.  человек  и  переброске  войск  были
приняты  до  середины  мая  1941  г.,  т.е.  до  составления  упомянутой  выше
записки.
 Таким  образом,  в  1941  г.  Советский  Союз  ни  о  какой  превентивной
войне  против  Германии  не  помышлял  и  не  мог  помышлять.
 277

Каким  же  на  деле  был  стратегический  замысел  действий  Красной
Армии:  наступательным  или  оборонительным?  В  основе  своей  планы
Красной  Армии  носили  наступательный  характер.  В  случае  начала
войны  имелось  в  виду  соединениями  прикрытия  отразить  вторжение
противника,  завершить  отмобилизование  и  затем  перейти  в  решитель¬
ное  наступление.  Но  такой  способ  действий  не  имеет  ничего  общего  с
упреждающими  действиями  и  тем  более  с  превентивной  войной.
 В  заключение  хотелось  бы  еще  раз  подчеркнуть,  что  для  постиже¬
ния  исторической  истины  нужен  максимально  полный  анализ  всей  со¬
вокупности  документов  и  фактов,  которые  должны  рассматриваться  в
общем  контексте  и  в  соответствии  с  логикой  развития  исторической
обстановки.  Самый  интересный,  сенсационный  документ  или  факт,
рассматриваемый  в  отрыве  от  других  документов  и  фактов,  не  только
не  проясняет  истины,  но  может  еще  больше  затуманить  ее.
 Следует  учитывать  также,  что  практически  события  в  прошлом
развивались  на  основе  не  заявлений,  прожектов  тех  или  иных,  даже  са¬
мых  властных  личностей,  разновариантных  планов,  а  реально  проводи¬
мого  политического  курса  (а  он  был  твердо  ориентирован  на  возмож¬
но  большую  отсрочку  войны),  действительного  состояния  и  возможно¬
стей  вооруженных  сил  (в  1941  г.  не  было  готовой  армии  вторжения  и  ее
стратегическое  развертывание  политическим  руководством  всячески
сдерживалось),  конкретных  задач,  которые  были  поставлены  фронтам
-  переходить  в  наступление  после  быстрого  отражения  вторжения  про¬
тивника.  В  июне  1941  г.  впереди  в  пограничной  зоне  находились  толь¬
ко  войска  прикрытия,  основные  силы  располагались  в  глубине.  Имея
такую  группировку,  при  таком  расположении  войск  только  частями
прикрытия  переходить  в  наступление  невозможно.
 Если  к  тому  же  учесть,  что  в  то  время  как  наши  войска  не  были
приведены  в  боевую  готовность;  что  после  советско-финской  войны
было  уволено  из  Красной  Армии  686  тыс.  человек,  призванных  из  за¬
паса;  что  было  запрещено  даже  сбивать  германские  самолеты,  нару¬
шавшие  наше  воздушное  пространство;  наконец,  даже  после  того,  как
нападение  на  нашу  страну  началось,  войскам  отдается  приказ  отразить
наступление  противника,  но  государственную  границу  не  переходить.
О  каком  нападении  тогда  можно  говорить  (стоит  только  вдуматься:  го¬
товить  превентивный  удар  и  с  началом  войны  требовать  от  войск  -  гра¬
ницу  не  переходить!)?
 В  действительности  делалось  все  возможное  и  невозможное  (даже
в  ущерб  безопасности  страны),  чтобы  любой  ценой  оттянуть  начало
войны.  Вопрос  о  том,  насколько  все  это  было  оправданным,  требует
отдельного  рассмотрения.
 Во  всяком  случае  можно  предположить,  что,  если  бы  Красной  Ар¬
мии  удалось  перейти  в  упреждающее  наступление,  она  в  начале  войны
имела  немного  шансов  для  успешного  проведения  наступательных  опе¬
раций  на  большую  глубину  главным  образом  из-за  недостаточной
укомплектованности  и  сколоченности  большинства  вновь  сформиро¬
ванных  и  развернутых  дивизий  и  механизированных  корпусов.  Вместе
с  тем  со  всей  определенностью  можно  сказать,  что,  начиная  первыми
военные  действия,  войска  Красной  Армии  не  понесли  бы  столь  боль¬
 278

ших  потерь,  особенно  в  авиации,  действовали  бы  более  организованно,
чем  это  удалось  в  июне-июле  1941  г.,  и  даже  при  неудачных  наступа¬
тельных  операциях  и  встречных  сражениях-имели  бы  возможность  пе¬
реходить  к  обороне  в  более  благоприятных  условиях.  Противник  не  на¬
нес  бы  столь  внезапных  ошеломляющих  ударов.
 Однако  политический  ущерб  от  такого  способа  действий  имел  бы
самые  тяжкие,  а,  вероятно,  и  непоправимые  последствия.  Но,  как  гово¬
рят,  история  не  имеет  сослагательного  наклонения.
 Прошло  уже  много  лет  после  начала  войны,  а  спекуляции  насчет
идеи  превентивного  удара  продолжаются  и  в  наши  дни.  В  газете  “Изве¬
стия”  (22  февраля  1992  г.)  опубликована  статья  под  сенсационным  за¬
головком:  “Несостоявшийся  марш-бросок  к  Атлантике.  Секретные  до¬
кументы  бывшего  Варшавского  Договора  свидетельствуют:  мы  гото¬
вились  нападать,  а  не  защищаться”.  Но  опубликовав  на  Западе  опера¬
тивные  документы  бывшего  Главного  штаба  ННА  ГДР,  из  них  упусти¬
ли  весьма  важные  детали,  касающиеся  замыслов  проведения  учений,  -
в  них  непременно  подчеркивалось,  что  наступление  войск  Варшавско¬
го  Договора  предусматривается  предпринять  только  в  ответ  на  нападе¬
ние  со  стороны  вооруженных  сил  НАТО.  (Кстати  в  порядке  взаимно¬
сти  неплохо  бы  опубликовать  и  оперативные  планы  НАТО.)
 В  действительности  же  как  в  1941  г.,  так  и  в  послевоенные  годы  уп¬
реждающих  ударов  не  предусмативалось,  подтверждением  чего  являет¬
ся  тот  неоспоримый  исторический  факт,  что  такого  нападения  не  бы¬
ло,  хотя  обстановка  не  раз  серьезно  обострялась,  да  и  быть,  конечно,
не  могло,  ибо  это  не  входило  в  реальные  политические  цели  СССР  и
Варшавского  Договора.  1 111 	Новая  и  новейшая  история.  1989.  Ха  4.  С.  93-110.
 2 	Галъдер  Ф.  Военный  дневник:  В  2  т.  М,  1968.  Т.  2.  С.  38.
 3 	Там  же.  Т.  2.  С.  81.
 4 	Там  же.  С.  585.
 5 	Воен-ист.  журн.  1989.  Ха  5.  С.  32.
 6 	Гальдер  Ф.  Указ.  соч.  Т.  1.  С.  133.
 7 	Красная  звезда.  1991.  23  мая.
 8 	Die  Beziehungen  zwischen  Deutschland  und  der  Sowjetunion,  1939-1941.
S.  380-381.
 9 	Воен.-ист.  журн.  1991.  Ха  5.  С.  20.
 10 	Там  же.  С.  21.
 11 	Там  же.  С.  16.
 12 	Центральный  архив  Министерства  обороны  Российской  Федерации.  Ф.  16А.
Оп.  2951сс.  Д.  237.  Л.  1-15  (Далее:  ЦАМО).
 13 	Там  ТТ  3—/1
 14 	Там  же!  Ф.  32.  Оп.  11302.  Д.  2.  Л.  84.
 15 	Там  же.  Л.  48.
 16 	Батлер  Дж.  Большая  стратегия.  Сентябрь  1939  -  июнь  1941  г.  М.,  1959.
С.  497.
 17 	Там  же.
 18 	ЦАМО.  Ф.  48А.  Оп.  3408.  Д.  14.  Л.  432.
 19 	Жуков  Г.К.  Воспоминания  и  размышления.  2-е  изд.  М.,  1974.  Т.  1.  С.  250.
 20 	Жуков  Г.К.  Указ.  соч.  М.,  1971.  С.  233.
 21 	ЦАМО.  Ф.  16А.  Оп.  2951сс.  Д.  243.  Л.  4.

ЮЛ.  Горьков,  Ю.Н.  Сёмин
 О  ХАРАКТЕРЕ
 ВОЕННО-ОПЕРАТИВНЫХ  ПЛАНОВ  СССР
НАКАНУНЕ  ВЕЛИКОЙ  ОТЕЧЕСТВЕННОЙ  ВОЙНЫ.
НОВЫЕ  АРХИВНЫЕ  ДОКУМЕНТЫ
 XX  век  круто  изменил  геополитическую  обстановку  в  мире.  Впер¬
вые  в  истории  человечества  войны  стали  вестись  в  мировом  масштабе
с  использованием  всех  наличных  средств  и  ресурсов.  Война  перестала
быть  занятием  ограниченного  числа  профессиональных  военных  и
превратилась  в  колоссальное  предприятие,  затрагивающее  все  населе¬
ние  не  только  конфликтующих  государств,  но  и  сочувствующих  им
стран,  а  жертвы  среди  мирного  населения  превысили  количество  по¬
гибших  на  фронте.
 Особое  место  для  народов  России,  а  также  бывших  советских  рес¬
публик  занимает  Великая  Отечественная  война.  О  ней  написано  мно¬
жество  исследовательских  монографий  и  книг,  но  до  сих  пор  правда  об
этом  событии  раскрыта  не  до  конца.  По-прежнему  остаются  “белые
пятна”,  во  множестве  распространяются  ошибочные  толкования  и  до¬
мыслы,  а  на  страницах  современной  прессы  и  в  ряде  изданных  массо¬
выми  тиражами  книг  читателям  предлагаются  лживые  сведения  о  реа¬
лиях  того  времени  и,  в  частности,  о  роли  Советского  Союза  в  развязы¬
вании  войны  Германией.
 Причиной  тому  может  быть  как  сознательное  стремление
снять  ответственность  с  агрессоров  за  содеянные  ими  преступле¬
ния  перед  человечеством,  так  и  использование  в  исследованиях  не¬
достоверных  и  недостаточно  основательных  источников.  Поиск  ис¬
тины  возможен  только  на  основе  привлечения  глубокой  Источни¬
ковой  базы  с  использованием  документов,  подлинность  которых
подтверждена.
 Мы  полагаем,  что  выхватывание  отдельных  фактов,  игра  в  приме¬
ры  без  проведения  основательного  исследования,  легкость,  с  которой
ставятся  на  одну  доску  агрессор  и  его  жертва,  не  могут  и  не  должны
стать  императивом  современной  историографии.  Крайне  необходимо
приводить  в  исследовании  архивные  документы,  чтобы  читатель  сам
ознакомился  с  источниками  и  имел  собственное  мнение  о  проблеме,  от¬
личал  правду  от  лжи.  С  этой  целью  нами  в  1993-1996  гг.  опубликованы
оперативные  документы  Генерального  штаба  РККА  и  западных  при¬
граничных  военных  округов1.
 В  предлагаемой  публикации  печатаются  директивы  Генерального
штаба,  которые  были  направлены  в  мае  1941  г.  командующим  запад¬
ных  военных  округов,  оперативные  документы,  директивы  штабов
этих  округов  подчиненным  им  армиям,  а  также  боевые  приказы  ко-
 ©  Ю.А.  Горьков,  Ю.Н.  Сёмин
 280

мандующих  армиями  командирам  корпусов  и  дивизий  непосредствен¬
ного  подчинения.
 В  ходе  исследования  характера  планов-войны  важны  следующие
принципиальные  вопросы:  наличие  и  сущность  политических  решений,
определяющих  внешнюю  политику  государства  и  способы  их  реализа¬
ции  (мирным  или  военным  путем);  содержание  и  направленность  воен¬
ных  доктрин;  направленность  и  характер  планов  войны,  включая  стра¬
тегический  и  оперативный  планы  западных  приграничных  округов;  со¬
стояние  боевой  и  мобилизационной  готовности  вооруженных  сил;  под¬
готовка  театров  военных  действий  в  оперативном  отношении;  сообра¬
жения  по  стратегическому  развертыванию  вооруженных  сил  и  степень
их  реализации;  возможности  государства  по  переводу  всех  его  струк¬
тур  и,  прежде  всего,  военной  экономики  на  военное  положение,  а  так¬
же  обеспечению  потребностей  действующей  армии  и  жизнеспособно¬
сти  страны.
 Прежде  чем  обвинить  в  подготовке  агрессии  то  или  иное  государ¬
ство,  необходимо  ответить  на  вопросы,  которые  ставил  когда-то  не¬
мецкий  полководец  и  военный  теоретик  Х.К.  Мольтке-старший:  кто
первый  принял  политическую  инициативу  на  развязывание  войны;  ка¬
кую  политическую  цель  государство  преследовало  в  этой  войне;  кто
первый  начал  подготовку  вооруженных  сил,  мобилизацию,  сосредото¬
чение,  развертывание  войск;  кто  первый  объявил  войну  и  осуществил
нападение.
 Остановимся  на  решениях  политического  руководства  СССР  и
Германии  накануне  и  в  ходе  второй  мировой  войны  в  области  военной
политики,  ибо  они  являются  основой  для  разработки  плана  войны  в  це¬
лом  и  стратегического,  в  частности.  В  предвоенное  время  в  Советском
Союзе  такое  решение  мог  принимать  только  И.В.  Сталин,  хотя  фор¬
мально  в  этом  участвовали  В.М.  Молотов,  как  глава  правительства,
другие  члены  Политбюро  ЦК  ВКП(б),  а  также  нарком  обороны  СССР
и  начальник  Генштаба  РККА.
 За  время  продолжительной  работы  по  исследованию  этого  вопро¬
са  в  Архиве  Президента  Российской  Федерации  мы  изучили  все  страте¬
гические  планы  войны  начиная  с  1924  г.  и  до  самого  начала  Великой
Отечественной  войны  и  не  обнаружили  каких-либо  документов  о  под¬
готовке  Советского  Союза  к  нападению  на  Германию.  Попытки  неко¬
торых  исследователей  приписать  такое  решение  Сталину  являются  до¬
мыслом  или  откровенной  ложью.
 Анализ  всех  15  разработанных  за  это  время  планов  свидетельству¬
ют  о  том,  что  в  них  не  предусматривалось  нападение  не  только  на  Гер¬
манию,  но  и  на  другие  государства  вообще.  До  1938  г.  стратегические  и
оперативные  планы  утверждались  наркомом  обороны  СССР  марша¬
лом  Советского  Союза  К.В.  Ворошиловым.  В  них  отражено  распреде¬
ление  сил  РККА  по  направлениям  с  целью  обороны  страны  на  период
от  нескольких  месяцев  до  двух  лет.  Позднее  планы  стратегического
развертывания  -  подчеркнем,  что  именно  развертывания,  а  не  нападе¬
ния  -  представлялись  Сталину  и  Молотову,  которые  не  утверждали
план  в  официальном  порядке,  а  одобряли  его  устно  или  делали  некото¬
рые  замечания.
 281

Разумеется,  как  любой  план  войны  в  любом  государстве  он  преду¬
сматривал  и  наступательные  боевые  действия,  и  оборону.  В  СССР  одо¬
бренный  с  поправками  стратегический  план-войны  1940  г.  также  вклю¬
чал  наступление  через  30  суток  после  нападения  противника  и  причем
только  при  благоприятных  условиях.  В  нем  не  шла  речь  о  нападении  на
Германию  и  другие  государства.  Свидетельством  тому  является  даже
само  название  последнего  официально  одобренного  плана:  “Соображе¬
ния  об  основах  стратегического  развертывания  Вооруженных  Сил  Со¬
ветского  Союза  на  Западе  и  на  Востоке  на  1940-1941  годы”2.
 Этот  план  был  разработан  18  сентября  1940  г.  и  скреплен  подпися¬
ми  наркома  обороны  маршала  СССР  С.К.  Тимошенко  и  начальника
Генерального  штаба  генерала  армии  К.А.  Мерецкова  и  направлен  по¬
литическому  руководству.  Он  был  рассмотрен  5  октября  1940  г.  Стали¬
ным  и  Молотовым,  которые  дали  устное  указание  по  усилению  Юго-
Западного  фронта.  После  учета  этого  замечания  план  14  октября  был
одобрен  и  вступил  в  силу.
 Главной  задачей,  поставленной  перед  западными  приграничными
округами,  была  прочная  оборона  наших  границ  в  период  сосредоточе¬
ния  и  развертывания  войск,  которые  составлял  по  расчетам  25-30  су¬
ток.  В  последующем  на  всех  участках  фронта  предполагалась  упорная
оборона  в  сочетании  с  активными  действиями  и  лишь  на  некоторых  на¬
правлениях  -  проведение  наступательных  операций  во  фронтовом  мас¬
штабе.
 В  первом  разделе  плана  был  сделан  следующий  вывод:  “Таким  об¬
разом,  Советскому  Союзу  необходимо  быть  готовым  к  борьбе  на  два
фронта:  на  Западе  против  Германии,  поддержанной  Италией,  Венгри¬
ей,  Румынией,  Финляндией,  и  на  Востоке  -  против  Японии...  как  про¬
тивника...  всегда  могущего  перейти  в  открытое  столкновение”3.  Такой
вывод  предполагал,  что  СССР  придется  обороняться,  а  не  нападать.
 Исходя  из  возможной  группировки  противника,  предлагалось  раз¬
вернуть  вооруженные  силы  СССР  на  Западе  по  двум  вариантам  к  югу
или  северу  от  Брест-Литовска.  По  обоим  вариантам  на  время  стратеги¬
ческого  развертывания  предусматривалась  прочная  оборона  наших
границ,  после  чего  намечалось  нанесение  поражения  по  первому  вари¬
анту  люблинско-сандомирской  группировке  вермахта  с  целью  отрезать
Германию  от  балканских  стран,  а  по  второму  варианту  -  нанести  пора¬
жение  восточно-прусской  группировке.  Т.е.  имелось  в  виду  проведение
наступательных  операций  во  фронтовых  рамках  с  ограниченными  це¬
лями.  Полоса  фронта  наступления  составляла  по  первому  варианту  до
350  км  по  ширине  и  до  200  км  по  глубине,  а  по  второму  варианту  и  то¬
го  меньше  -  до  10%  всего  стратегического  фронта  на  Западе.  Таким
образом  план  1940  г.  предусматривал  не  кампанию  или  наступательные
операции,  а  сосредоточение  войск  на  Западе  и  возможные  активные
действия  в  рамках  фронтовых  операций  по  двум  вариантам.
 В  СССР,  как  и  в  любом  другом  государстве,  военные  планы  в  зави¬
симости  от  складывающейся  обстановки  непрерывно  уточнялись  или
перерабатывались  заново.  Необходимость  в  этом  особенно  остро  на¬
зрела  с  весны  1941  г.  из-за  нараставшей  угрозы  безопасности  СССР  со
стороны  Германии  и  ее  союзников  в  условиях  разгоравшейся  второй
 282

мировой  войны.  Кроме  того,  она  вызывалась  совершенствованием
структуры  вооруженных  сил,  а  также  в  связи  с  формированием  трех
общевойсковых  армий  в  Ленинградском,  Прибалтийском  Особом  и  За¬
падном  Особом  военных  округах.  В  мобилизационном  плане  от  12  фев¬
раля  1941  г.  предусматривался,  в  частности,  резкий  рост  механизиро¬
ванных  и  танковых  войск,  авиации  и  ПВО4.
 Придя  в  февраля  1941  г.  на  должность  начальника  Генерального
штаба  генерал  армии  Г.К.  Жуков  приказал  генералу  Г.К.  Маландину
уже  в  марте  завершить  уточнение  плана.  Его  рабочий  вариант  был
подготовлен,  но  по  неизвестным  причинам  исполнитель  его  даже  не
подписал,  а  руководство  Генштаба  не  приняло.  Были  подготовлены
оперативные  директивы  в  войска,  но  они  также  не  были  скреплены
подписями  наркома  обороны  и  начальника  Генштаба  и  остались  в  ар¬
хиве,  как  черновые  рабочие  документы.
 Анализируя  нависшую  опасность  нападения  на  Советский  Союз  со
стороны  Германии,  Генштаб  продолжал  уточнять  план  войны  в  целом,
включая  оперативные  планы  западных  приграничных  военных  окру¬
гов,  а  также  намечать  экстренные  меры  по  подготовке  страны  к  обо¬
роне.  Уточненный  вариант  стратегического  плана  под  названием  “Со¬
ображения  по  плану  стратегического  развертывания  Вооруженных
Сил  Советского  Союза  на  случай  войны  с  Германией  и  ее  союзниками”
был  составлен  в  Генштабе  по  состоянию  на  15  мая  1941  г.  Данный  ва¬
риант  плана  существенно  отличался  от  предыдущих  одним  добавлен¬
ным  фрагментом,  ссылка  на  который  и  стала  основой  для  многочис¬
ленных  утверждений  о  подготовке  Сталиным  упреждающего  удара  по
расположенным  у  западных  границ  СССР  вооруженным  силам  “миро¬
любивой  Германии”.
 На  самом  деле  в  тексте  этого  варианта,  не  подписанного  ни  нарко¬
мом  обороны,  ни  начальником  Генерального  штаба,  причем  не  в  при¬
казной,  а  в  оценочной  части  по  определению  противника  имеются  сле¬
дующие  два  абзаца:
 “Учитывая,  что  Германия  в  настоящее  время  держит  свою  армию
отмобилизованной,  с  развернутыми  тылами,  она  имеет  возможность
предупредить  нас  в  развертывании  и  нанести  внезапный  удар.
 Чтобы  предотвратить  это,  считаю  необходимым  ни  в  коем  случае
не  давать  инициативы  германскому  командованию,  упредить  против¬
ника  в  развертывании  и  атаковать  германскую  армию  в  тот  момент,
когда  она  будет  находиться  в  стадии  развертывания  и  не  успеет  органи¬
зовать  фронт  и  взаимодействие  родов  войск”5.
 Подчеркнем,  что  в  приведенном  тексте  говорится  об  атаке  уже  из¬
готовившегося  к  нападению  на  Советский  Союз  агрессора,  когда  у  гра¬
ниц  стояло  около  90  пехотных  и  охранных  дивизий.  По  вопросу  о  на¬
несении  упреждающего  удара  Жуков  направил  докладную  записку
Сталину.  На  другой  же  день  начальник  Генштаба  получил  ответ  через
личного  секретаря  Сталина  А.И.  Поскребышева:  “Передай  Жукову,
чтобы  не  писал  мне  записки  для  прокурора”6.  Иными  словами,  Сталин
не  одобрил  инициативу  Генерального  штаба,  хотя  с  военной  точки  зре¬
ния  сам  замысел  был  довольно  заманчив  и  сулил  большие  результаты,
если  учесть,  что  к  тому  времени  в  Польше  у  наших  границ  находились
 283

только  пехотные  дивизии  и  ни  одной  танковой  и  моторизованной,  от¬
сутствовал  весь  летный  эшелон  боевой  авиации.
 Оборонительные  аспекты  уточненного-варианта  нарком  и  началь¬
ник  Генштаба  обсуждали  со  Сталиным  в  апреле  семь,  в  мае  шесть  и  в
июне  пять  раз7.  Им  с  трудом  удалось  убедить  его  одобрить  проведение
неотложных  мер  по  подготовке  страны  к  отпору  агрессии  и  уточнению
плана  1940  г.  Но  вариант  упреждающих  действий  против  немецкой  ар¬
мии  был  исключен  совершенно.  В  целом  политические  решения  совет¬
ского  руководства  не  носили  агрессивного  характера  и  преследовали
цель  обороны  страны.
 Для  сравнения  политических  решений  обратимся  к  директивам
Гитлера,  которые  им  принимались  накануне  второй  мировой  войны  и  в
ходе  ее.  Начнем  с  плана  нападения  на  Польшу  (“План  Вейс”).  Гитлер
принял  решение  и  утвердил  его  в  апреле  1939  г.,  заметим  -  за  четыре  с
половиной  месяца  до  подписания  пакта  “Молотов-Риббентроп”,  опре¬
делив  время  нападения  не  позднее  1  сентября  этого  года8.  Аналогичное
решение  о  нападении  на  Норвегию  и  Данию  (“План  Везерюбунг“)  бы¬
ло  принято  1  марта  1940  г.,  а  1  апреля  при  уточнении  плана  время  втор¬
жения  было  назначено  на  4  час.  15  мин  9  апреля  1940  г.9
 “План  Гельб”-  нападение  на  Францию,  Бельгию  и  Голландию  был
утвержден  в  октябре  1939  г.,  срок  определялся  апрелем-маем  1940  г.,  а
впоследствии  была  названа  точная  дата  -  10  мая.  И  наконец,  политиче¬
ское  решение  о  вторжении  на  территорию  СССР  Гитлер  принял  в
Бергхофе  31  июля  1940  г.,  т.е.  за  год  с  небольшим  до  начала  агрессии.
На  совещании  руководства  вермахта  им  были  даны  следующие  уста¬
новки:  “Начало  -  май  1941  г.,  продолжительность  кампании  -  пять  ме¬
сяцев,  цель  -  уничтожение  жизненной  силы  России”10.
 18  декабря  1940  г.  после  рассмотрения  альтернативных  планов,  раз¬
работанных  группой  крупных  военачальников,  и  проведения  стратеги¬
ческих  игр  под  руководством  оберквартирмейстера  генштаба  генерал-
майора  Ф.  Паулюса,  Гитлер  утвердил  директиву  №  21  -  “План  Барба¬
росса”11.  Была  определена  общая  задача  и  порядок  проведения  опера¬
ции  вплоть  до  захвата  Москвы  и  выхода  на  рубеж  Астрахань,  Волга,
Архангельск.  Впоследствии  план  нападения  несколько  раз  уточнялся.
14  июня,  когда  было  опубликовано  заявление  ТАСС  с  опровержением
слухов  об  агрессивных  намерениях  Германии,  на  совещании  у  Гитлера
в  Берлине  во  время  докладов  командующих  группами  армий,  армий  и
танковыми  группами  о  готовности  к  наступлению  было  окончательно
назначено  время  его  начала  -  3  час.  по  среднеевропейскому  времени,
вместо  ранее  предлагавшегося  -  3  ч.  30  мин.12  Как  видим,  счет  шел  уже
не  на  часы,  а  на  минуты,  в  то  время  как  советское  правительство  убеж¬
дало  общественность,  что  пакт  о  ненападении  строго  выполняется,
а  эшелоны  с  грузами  непрерывно  двигались  в  Германию.
 Таким  образом,  сопоставление  политических  решений  Сталина  и
Гитлера  показывают  их  диаметральную  противоположность.  Один  го¬
товил  свою  страну  к  обороне,  ибо,  говоря  словами  Х.К.  Мольтке-стар-
шего,  “даже  мирный  житель  не  может  спать  спокойно,  если  злой  сосед
этого  не  желает”13,  а  второй  имел  целью  “уничтожение  жизненной  силы
России”14,  порабощение  народов  СССР.  В  апреле  1941  г.  в  ведомствах
 284

Г.  Гиммлера  и  А.  Розенберга  составлялись  планы  расчленения  СССР
на  протектораты  с  целью  колонизации  восточных  земель,  так  называ¬
емый  генеральный  план  “Ост”.  Вопросы  экономического  использова¬
ния  подлежащих  оккупации  восточных  областей  Советского  Союза
разрабатывал  экономический  штаб  с  кодовым  названием  “Ольден-
бург“.  Планы  германского  руководства  в  отношении  советской  про¬
мышленности  были  изложены  в  “зеленой  папке”  Геринга.  К  сожале¬
нию,  даже  зная  об  этом,  некоторые  историки  все  мероприятия  военно¬
го  характера,  имевшие  цель  обороны  страны,  трактуют  не  как  ответ¬
ную  реакцию  на  действия  подготовившегося  к  нападению  противника,
сосредоточившего  в  Польше  около  сотни  только  германских  дивизий,
а  как  целенаправленные  действия  Кремля  для  нападения  якобы  на  “ми¬
ролюбивую  Германию”.
 Теперь  рассмотрим,  как  политические  решения  советского  руко¬
водства  воплощались  в  оперативных  планах  западных  военных  окру¬
гов.  Из  уточненного  стратегического  плана  по  состоянию  на  15  мая
1941  г.  раздел  о  нанесении  упреждающего  удара  был  изъят,  а  оборон¬
ные  мероприятия  сохранены  Сталиным  лишь  по  настоянию  наркома
обороны  и  начальника  Генштаба.  В  VI  разделе  предлагалось  следую¬
щее:
 “Для  того  чтобы  обеспечить  себя  от  возможного  внезапного  удара
противника,  прикрыть  сосредоточение  и  развертывание  наших  войск  и
подготовку  их  к  переходу  в  наступление,  необходимо:
 1) 	Организовать  прочную  оборону  и  прикрытие  госграницы,  ис¬
пользуя  для  этого  все  войска  приграничных  округов  и  почти  всю  авиа¬
цию,  назначенную  для  развертывания  на  Западе;
 2) 	Разработать  детальный  план  противовоздушной  обороны  стра¬
ны  и  привести  в  полную  готовность  средства  ПВО”15.
 Впервые  ставился  вопрос  об  оборудовании  трех  стратегических  ру¬
бежей  обороны:  по  государственной  границе;  по  линии  Нарва-Соль-
цы-Порхов-Великие  Луки-Витебск-Валдай-Гомель-Конотоп;  по  ли¬
нии  Осташков-Сычевка-Ельня-Почеп-Рославль-Трубчевск16.
 Все  это  отражено  в  директивах  Генштаба  каждому  командующему
войсками  западных  военных  округов.  Ставились  конкретные  задачи  и
сроки  разработки  оперативных  планов.  Оперативные  директивы  Ген¬
штаба  были  отправлены:  в  Ленинградский  военный  округ  (ЛВО)  -
14  мая  1941  г.,  Прибалтийский  Особый  военный  округ  (ПрибОВО)  -
14  мая  1941  г.,  Западный  Особый  военный  округ  (ЗапОВО)  -  5  мая
1941  г.,  Киевский  Особый  военный  округ  (КОВО  -  см.  Документ  №  1),
Одесский  военный  округ  (ОдВО)  -  6  мая  1941  г.  Сроки  разработки  опе¬
ративных  документов  округам  соответственно  были  установлены  -  25,
30,  25  и  25  мая  1941  г.17  Ввод  в  действие  уточненных  планов  округов
предусматривался  шифротелеграммой  за  подписями  наркома  обороны,
члена  Главного  Военного  Совета  и  начальника  Генерального  штаба:
“Приступите  к  выполнению  плана  прикрытия  1941  года”.
 Подчеркнем,  что  все  названные  выше  директивы  подписаны  нар¬
комом  обороны  Тимошенко  и  начальником  Генерального  штаба  Жу¬
ковым.  Первые  экземпляры  были  направлены  в  штабы  округов.  Их
подписи  заверены  заместителями  начальника  оперативного  управле¬
 285

ния  Генштаба  генерал-майорами  А.М.  Василевским  и  Ф.И.  Анисовым.
 Обратимся  к  главным  оперативно-стратегическим  задачам  и  об¬
щим  указаниям,  которые  были  поставлены  -в  директивах.
 “Задачи  обороны:
 1) 	Не  допустить  вторжения  как  наземного,  так  и  воздушного  про¬
тивника  на  территорию  округа.
 2) 	Упорной  обороной  укреплений  по  линии  госграницы  прочно
прикрыть  отмобилизование,  сосредоточение  и  развертывание  войск
округа”18.
 Кроме  того,  войскам  ПВО  была  поставлена  задача  по  обеспече¬
нию  нормальной  работы  железных  дорог  и  сосредоточению  войск  ок¬
руга,  авиации  -  завоевать  господство  в  воздухе  и  ударами  по  железно¬
дорожным  узлам,  мостам  и  группировкам  войск  противника  задержать
их  сосредоточение  и  развертывание.
 Даны  также  основные  указания  по  организации  обороны,  опреде¬
лены  ее  районы,  число  армий  прикрытия  и  их  задачи  на  указанном  в
директивах  фронте:  “При  благоприятных  условиях  всем  обороняю¬
щимся  войскам  и  резервам  армий  быть  готовым  по  указанию  Главного
командования  к  нанесению  стремительных  ударов  для  разгрома  груп¬
пировок  противника,  перенесению  боевых  действий  на  его  территорию
и  захвату  выгодных  рубежей”19.  Впервые  ставились  задачи  по  реког¬
носцировке  и  оборудованию  фронтовых  рубежей  обороны,  начиная  с
первого  дня  мобилизации  на  всю  оперативную  глубину  округов.  На¬
пример,  в  ПрибОВО  планировалось  оборудовать  три  рубежа  до  старой
государственной  границы  с  Литвой,  Латвией  и  Эстонией;  в  ЗапОВО  -
четыре  до  р.  Березины;  в  КОВО  -  пять  до  р.  Днепр  и  ОдВО  -  три  ру¬
бежа  до  р.  Днестр.  Всего  для  их  строительства  и  оборудования  выделя¬
лось  более  500  инженерно-саперных,  строительных  и  около  100  инже¬
нерно-аэродромных  батальонов,  три  железнодорожных  бригады  и
свыше  500  тыс.  гражданского  населения.  В  разделе  IX  (п.  2)  дано  очень
важное  указание:  “Первый  перелет  и  переход  государственной  грани¬
цы  нашими  частями  может  быть  произведен  только  с  разрешения
Главного  Командования”20.
 В  отличие  от  всех  ранее  разработанных  планов  в  директивах  пред¬
усматривалась  эвакуация  важных  государственных  и  военных  объек¬
тов,  а  также  минирование  и  подрыв  объектов,  которые  не  могли  быть
вывезены.
 Для  выполнения  задач  обороны  в  первые  15  дней  наземным  вой¬
скам  прикрытия  было  разрешено  израсходовать  три  комплекта  бое¬
припасов,  пять  заправок  горючего  для  боевых  машин,  8  -  для  транс¬
портных;  военно-воздушным  силам:  истребителям  -  15  вылетов,  ближ¬
ним  бомбардировщикам  -  10,  дальним  бомбардировщикам  -  7  и  развед¬
чикам—  10  вылетов;  всем  войскам  прикрытия  определялось  15  сутодач
продфуража21.
 Логическим  продолжением  стратегического  плана  войск  являются
оперативные  планы  западных  приграничных  округов.  Ценность  их  за¬
ключается  в  том,  что  в  них  до  деталей  раскрывается  суть  военной  по¬
литики  советского  государства.  При  анализе  их  содержания  необходи¬
мо  обращать  внимание  на  каждый  пункт,  каждую  фразу  и  отдельные
 286

слова.  Невнимание  к  деталям  приводит  порой  к  неверным  заключени¬
ям.  Так,  некоторые  историки  делают  вывод,  что  планы  западных  окру¬
гов  не  были  утверждены  наркомом  обороны,  упуская  из  вида  слово
“экземпляр  №  2”.  По  существовавшему  в  наркомате  обороны  порядку
в  штабы  округов  пересылались  первые  экземпляры  (вместе  с  прило¬
жениями),  подписанные  заместителями  начальника  оперативного  уп¬
равления  Генштаба.
 Планы  военных  округов  представляют  собой  объемные  докумен¬
ты,  состоящие  из  оперативной  части,  в  которой  в  большинстве  случаев
дается  оценка  противостоявшего  противника,  формулируются  общие
задачи  войск  округа,  задачи  армий  прикрытия  и  резервов,  а  также
авиации  и  ПВО.  Задачи  инженерного  оборудования  театра  военных
действий  (ТВД)  в  некоторых  планах  ставились  непосредственно  каж¬
дой  армии,  а  в  плане  КОВО  -  в  разделе  инженерной  подготовки  ТВД.
 Кроме  того,  в  каждом  плане  имелось  до  16  приложений,  в  том  чис¬
ле  планы  действий  ВВС,  ПВО,  инженерного  обеспечения,  связи,  мате¬
риально-технического  обеспечения,  разрушения  железных  дорог  и
другие  документы.  Все  приложения  с  экземплярами  №  1  направлялись
в  штабы  округов.
 Общие  задачи  войскам  округов  по  обороне  увязывались  с  конкрет¬
ной  обстановкой,  местностью,  рубежами  обороны.  Указывался  также
порядок  использования  механизированных  корпусов  для  нанесения
контрударов,  а  также  применения  их  и  противотанковой  артиллерии
при  организации  противотанковой  обороны.  Конкретно  определялись
задачи  по  завоеванию  господства  в  воздухе  и  нанесению  ударов  по  же¬
лезнодорожным  объектам  с  целью  задержания  сосредоточения  и  раз¬
вертывания  войск  противника.
 Задачи  армиям  прикрытия  в  оперативных  планах  округов  поставле¬
ны  в  общем  виде:  район  прикрытия,  соседи,  участки  прикрытия  и  их  со¬
став,  устройство  заграждений,  противотанковых  рубежей.  Зато  в  дире¬
ктивах  командующим  армиями  (см.  Документ  №  2)  они  изложены  под¬
робно,  по  всем  вопросам  рекогносцировки  и  оборудованию  рубежей
обороны  с  указанием  сил  и  средств.  Командующие  войсками  округов  и
армий  с  подчиненными  командирами  проводили  рекогносцировку,  вы¬
являя  танкоопасные  участки,  места  возможных  переправ  через  водные
преграды,  уточняли  рубежи  обороны  и  направление  контрударов.
 Предусматривались  и  задачи  по  эвакуации  еще  до  начала  войны.
И  не  случайно  уже  с  24  июня  1941  г.  приступил  к  работе  Совет  по  эва¬
куации  во  главе  с  Н.М.  Шверником.  На  Урал,  в  Сибирь  и  Среднюю
Азию  было  отправлено  до  10  млн  человек,  1523  ведущих  предприятия,
около  80%  -  оборонной  промышленности,  2,5  млн  голов  крупного  ро¬
гатого  скота,  около  800  тыс.  лошадей.  Для  этого  потребовалось  25  тыс.
вагонов,  не  считая  другого  подвижного  состава.  Министр  авиационной
промышленности  Н.И.  Шахурин  отметил:  “Более  100  предприятий
авиационной  промышленности  и  более  1000  заводов  других  отраслей
подлежали  перемещению  в  Заволжье,  на  Урал,  Сибирь  и  Среднюю
Азию.  А  ведь  только  один  крупный  завод  -  это  25-30  тыс.  работаю¬
щих,  50-60  тыс.  членов  семей,  от  5  до  10  тыс.  единиц  оборудования.
А  на  их  снятие  и  демонтаж  давалось  всего  10  суток  времени”22.
 287

Командующим  армиями  прикрытия  были  поставлены  задачи  по
минированию  и  подрыву  важных  объектов  в  приграничной  полосе  -
особенно  железных  дорог,  идущих  в  глубь  страны,  а  в  оперативной  глу¬
бине  их  выполнение  было  возложено  на  штабы  округов  военного  вре¬
мени,  а  также  на  начальников  гарнизонов  и  объектов.
 Чтобы  ускорить  составление  боевых  документов  в  войсках,  опера¬
тивные  директивы  округов  направлялись  в  штабы  армий  с  5  по  20  мая
1941  г.,  еще  до  завершения  разработки  планов  округов.
 Командующие  армиями  передавали  в  корпуса  и  дивизии  непосред¬
ственного  подчинения  боевые  приказы,  в  которых  ставились  задачи  по
упорной  обороне  на  определенном  им  фронте  (см.  Документ  №  3).  Кро¬
ме  того,  указывались  задачи  армейской  авиации  и  войскам  ПВО.  Опре¬
делялись  участки  минирования  и  разрушения  железных  дорог,  а  также
частичной  их  эвакуации  с  оставлением  пропускной  способности  от  од¬
ной  до  трех  пар  поездов  в  сутки.
 В  приказах  особо  подчеркивалось,  что  советские  вооруженные  си¬
лы  могут  перейти  государственную  границу  только  с  разрешения  Во¬
енного  совета  округа  (армии).  Однако  в  приказе  корпусам  не  упомина¬
лось  требование  стремительно  наступать  и  перенести  боевые  действия
на  территорию  противника.
 Все  вышеизложенное  позволяет  сделать  однозначный  вывод:
СССР  и  его  вооруженные  силы  не  готовились  к  нападению  на  Герма¬
нию.  Все  обвинения  Советского  Союза  в  развязывании  войны  против
Германии  напрочь  опровергаются  подлинными  оперативными  плана¬
ми,  начиная  со  стратегического  звена  и  кончая  тактическими  звеньями
корпусов  и  дивизий.
 Особенно  убедительными  являются  документы  низового  звена.
Прежде  всего  командиры  и  солдаты  из  первого  эшелона  узнают  не
только  дату,  но  и  час,  и  минуту  нападения,  а  возможно,  и  какой-то  спе¬
циальный  сигнал  для  перехода  в  атаку.  Ни  один  из  советских  солдат,
вступивших  в  борьбу  с  самого  начала  войны,  этого  не  знал,  ибо  задачи
о  переходе  в  наступление  никто  ему  не  ставил.  О  войне  его  известили
разрывы  немецких  авиабомб  и  артиллерийских  снарядов.
 Анализ  всех  приведенных  оперативных  документов  Генштаба  и  за¬
падных  приграничных  военных  округов,  в  том  числе  датированных  ма¬
ем  1941  г.,  показывает,  что  никаких  задач  наступательного  порядка
войскам  западных  военных  округов  не  ставилось.  В  то  же  время  впер¬
вые  предусматривалась  оборона  на  всю  оперативную  глубину  округов,
а  в  стратегическом  масштабе  -  до  дальних  подступов  к  Москве.  Для
этого  определялись  задачи  по  подготовке  тыловых  фронтовых  рубе¬
жей  до  старой  государственной  границы  в  Прибалтике  и  далее  на  юг  до
рек  Березина,  Днепр,  Днестр.
 Особое  значение  имеют  указанные  в  директивах  мероприятия,  свя¬
занные  с  эвакуацией,  минированием  и  подрывом  части  важных  объек¬
тов,  что  свидетельствует  о  наличии  у  военно-политического  руководст¬
ва  предположения  о  возможном  отходе  войск  в  глубь  страны.  Огром¬
ные  капиталовложения  для  оборудования  главной  полосы  обороны,
затраченные  государством  начиная  с  1940  г.,  также  показывают  аб¬
сурдность  утверждения  о  подготовке  СССР  к  нападению  на  Германию.
 288

Если  бы  это  было  так,  то  вкладываемые  средства  были  бы  брошены
на  производство  новых  модификаций  танков  и  самолетов,  реактивной
артиллерии  и  других  вооружений.
 К  сожалению,  не  все  задуманное  в  планах  было  реализовано,  так
как  их  разработка  закончилась  лишь  за  считанные  дни  до  нападения
Германии  на  нашу  Родину.  Если  бы  была  своевременно  проявлена  во¬
ля  политического  руководства,  то  планирование  закончилось  бы  го¬
раздо  раньше,  практические  мероприятия  завершились  бы  заблаговре¬
менно,  и  тогда  начало  войны,  а  возможно,  и  ее  итог  могли  бы  быть
иными.
 И  наконец,  во  всех  разрабатывавшихся  планах  -  от  Генштаба  до
дивизий  и  корпусов  включительно  -  проходит  требование  о  запреще¬
нии  не  только  упреждающего  удара  со  стороны  СССР,  но  даже  перехо¬
да  (перелета)  государственной  границы  без  разрешения  советского
Главного  командования.
 Впервые  публикуемые  ниже  оперативные  документы  Генерально¬
го  штаба  и  западных  приграничных  военных  округов  начисто  опровер¬
гают  утверждения  ряда  современных  историков  о  том,  что  Советский
Союз  настойчиво  готовился  к  вооруженной  агрессии  против  Германии*.
 1 	Горьков  ЮЛ.  Готовил  ли  Сталин  упреждающий  удар  против  Гитлера  в  1941  г.
//  Новая  и  новейшая  история.  1993.  №  3.  С.  29-46;  Горьков  ЮЛ.,  Семин  Ю.Н.
Конец  глобальной  лжи  о  вероломстве  СССР  //  Воен.-ист.  журн.  1996.  №  2.
С.  2-15;  №  3.  С.  4-17;  №  4.  С.  2-17;  №  6.  С  2-7.
 2 	Центральный  архив  Министерства  обороны  Российской  Федерации.  Ф.  16А.
Оп.  2951.  Д.  239.  Л.  197-244  (Далее:  ЦАМО).
 3 	Там  же.
 4 	Там  же.  Ф.  15А.  Оп.  2154.  Д.  4.  Л.  128-170.
 5 	Там  же.  Ф.  16А.  Оп.  2951.  Д.  237.  Л.  3.
 6 	Горьков  ЮЛ.  Кремль,  Ставка,  Генштаб.  Тверь,  1995.  С.  253-257.
 7 	История  второй  мировой  войны,  1939-1945.  М.,  1974.  Т.  3.  С.  16.
 8 	Там  же.  С.  68-69.
 9 	Там  же.  С.  91.
 10 	Гальдер  Ф.  Военный  дневник.  М.,  1969.  Т.  2.  С.  80,  81.
 11 	Великая  Отечественная  война,  1941-1945.  М.,  1995.  Кн.  1.  С.  75.
 12 	ЦАМО.  Ф.  500.  Оп.  12450.  Д.  271.  Расчет  времени  к  “плану  Барбаросса”.
 13 	Мольтке  Х.К.  Военные  поучения  фельдмаршала  Мольтке.  СПб.,  1913.  С.  13.
 14 	Гильдер  Ф.  Указ.  соч.  С.  81.
 15 	ЦАМО.  Ф.  16А.  Оп.  2951.  Д.  237.  Л.  1-15.  (Вариант  “Соображений  по  плану
стратегического  развертывания  Вооруженных  Сил  СССР  на  случай  войны  с
Германией  и  ее  союзниками”.  По  состоянию  на  15.5.41.)
 16 	Там  же.  Схема  развертывания  войск  на  карте  1:1  000  000  со  стратегическими
рубежами  обороны.  Исполнитель  А.В.  Василевский.  15.5.41  (приложение  к
варианту  плана  стратегического  развертывания  с  подписью  А.М.  Василев¬
ского).
 17 	Там  же.  Д.  241.  Л.  56-74  (ЛВО  -№  503912  от  14.5.41);  Д.  237.  Л.  33-47  (Приб-
ОВО  -  №  503920  от  14.5.41);  Л.  65-81  (ЗапВО  №  503859  от  5.5.41);  Д.  259.
Л.  1-17  (КОВО  -  №  503862);  Д.  258.  Л  .  1-11  (ОдВО  -  №  502874).
 *  Вес  документы  печатаются  согласно  оригиналов,  хранящихся  в  архиве.  Сохранены  ор¬
фография  и  сокращения.  -  Авт.
 10  Война  и  политика
 289

18 	Там  же.  Д.  259  (Задачи  обороны  КОВО).
 19 	Там  же.  Л.  4.
 20 	Там  же.  Л.  14.
 21 	Там  же.  Л.  13.
 22 	Шахурин  А.И.  Авиационная  промышленность  в  годы  Великой  Отечествен¬
ной  войны  //  Вопросы  истории.  1975.  №  3.  С.  139.
 Документ  №  1
 ГЛАВНОЕ  ОПЕРАТИВНОЕ  УПРАВЛЕНИЕ  ГЕНШТАБА
ОПЕРАТИВНОЕ  УПРАВЛЕНИЕ  ПИКА
 ДЕЛО  №  7/И 	1941  год
 Директива  №  503862  Ком.  войсками  К.О.В.О.
по  прикрытию  мобилизации,  сосредоточения  и  развертывания  войск
Начато  5  мая  1941  г.
 Окончено  5  мая  1941  г. 	На  17  листах  и  2-х  картах
 в  конвертах  в  конце  папки
Верно:  ст.  лейтенант  а/с  [подпись] 	Экз.  №  2
 НАРОДНЫЙ  КОМИССАР
ОБОРОНЫ  СОЮЗА  ССР
“5”  мая  1941  г.
 №  503862
 Командующему  войсками
Киевского  Особого  военного  округа
 Карта  1.000.000.
 Для  прикрытия  мобилизации,  сосредоточения  и  развертывания  войск  ок¬
руга  к  25  мая  1941  года  лично  Вам  с  начальником  штаба  и  начальником  опера¬
тивного  отдела  штаба  округа  разработать:
 1. 	Детальный  план  обороны  государственной  границы  от  оз.  Свитязское
до  Липканы.
 2. 	Детальный  план  противовоздушной  обороны.
 I. 	Задачи  обороны
 1. 	Не  допустить  вторжения  как  наземного,  так  и  воздушного  противника
на  территорию  округа.
 2. 	Упорной  обороной  укреплений  по  линии  госграницы  прочно  прикрыть
отмобилизование,  сосредоточение  и  развертывание  войск  округа.
 3. 	Противовоздушной  обороной  и  действиями  авиации  обеспечить  нор¬
мальную  работу  железных  дорог  и  сосредоточение  войск  округа.
 4. 	Всеми  видами  разведки  своевременно  определить  характер  сосредото¬
чения  и  группировку  войск  противника.
 5. 	Активными  действиями  авиации  завоевать  господство  в  воздухе  и  мощ¬
ными  ударами  по  основным  железнодорожным  узлам,  мостам  и  группировкам
войск  нарушить  и  задержать  сосредоточение  и  развертывание  войск  против¬
ника.
 6. 	Не  допустить  сбрасывания  и  высадки  на  территории  округа  воздушных
десантов  и  диверсионных  групп  противника.
 290

II. 	Оборону  государственной  границы  организовать,  руководствуясь  следу¬
ющими  основными  указаниями:
 1. 	В  основу  обороны  положить  упорную  оборону  укрепленных  районов  и
полевых  укреплений,  построенных  по  линии  госграницы  с  использованием
всех  сил  и  возможностей  для  дальнейшего  и  всестороннего  их  развития.  Обо¬
роне  придать  характер  активных  действий.  Всякие  попытки  противника  про¬
рвать  нашу  оборону  немедленно  ликвидировать  контратаками  корпусных  и  ар¬
мейских  резервов.
 2. 	Особое  внимание  уделить  противотанковой  обороне.  В  случае  прорыва
фронта  обороны  крупными  мо  гомехчастями  противника,  борьбу  с  ними  и  лик¬
видацию  прорыва  осуществить  непосредственным  распоряжением  командова¬
ния  округа,  для  чего  массированно  использовать  механизированные  корпуса,
противотанковые  артиллерийские  бригады  и  авиацию.  Задача  противотанко¬
вых  артиллерийских  бригад  -  на  подготовленных  рубежах  встретить  танки
противника  мощным  артиллерийским  огнем  и,  совместно  с  авиацией,  задер¬
жать  их  продвижение  до  подхода  и  контрудара  наших  мехкорпусов.  Задача
мехкорпусов  -  развертываясь  под  прикрытием  противотанковых  артиллерий¬
ских  бригад,  мощными  фланговыми  и  концентрическими  ударами,  совместно  с
авиацией,  нанести  окончательное  поражение  мехчастям  противника  и  ликви¬
дировать  прорыв.
 3. 	Особо  ответственными  направлениями  считать:
 а) 	Холм,  Ковель,  Ровно;
 б) 	с  фронта  Грубешов,  Крыстынополь  на  Броды,  Тернополь;
 в) 	Томашув,  Львов;
 г) 	Ярослав,  Львов;
 д) 	с  фронта  Перемышь,  Лиско  на  Самбор,  Дрогобыч;
 е) 	Ст[анция]  Ужок,  Самбор.
 ж) 	Мукачево,  Стрый.
 з) 	Керешмезе,  Станислав.
 и) 	С  фронта  Рэдэуци,  Дорохой  на  Черновицы,  Коломыя.
 к) 	Дарабани,  Каменец-Подольск.
 4. 	При  благоприятных  условиях  всем  обороняющимся  войскам  и  резер¬
вам  армий  и  округа  быть  готовыми,  по  указанию  Главного  Командования,
к  нанесению  стремительных  ударов  для  разгрома  группировок  противника,
перенесению  боевых  действий  на  его  территорию  и  захвату  выгодных  рубе¬
жей.
 III. 	Правее  -  Западный  Особый  военный  округ.  Штаб  с  3  дня  мобилизации
Барановичи.  Его  левофланговая  4  армия  организует  оборону  на  фронте  Коб¬
рин.
 Граница  с  ЗапОВО  -  р.  Припять,  Пинск,  Влодава;  Демблин,  Радом.  Все
пункты  для  ЗапОВО  включительно.
 Левее  -  Одесский  военный  округ.  Штаб  с  3  дня  мобилизации  Тирасполь.
Его  правофланговый  35  стр.*  корпус  обороняет  фронт  Коржеуцы,  иск.  Леово.
 Граница  с  ОдВО-Худяки,  Умань,  Вапнярка,  иск.  Джурин,  Кал  юс,  иск.
Коржеуцы,  Пашкани.
 IV. 	Всю  приграничную  полосу  КОВО,  для  организации  обороны  в  началь¬
ный  период  отмобилизования  и  сосредоточения,  разбить  на  четыре  района
прикрытия.
 1. 	Район  прикрытия  №  1.  Начальник  района  прикрытия  -  Командующий
5  армией.
 Состав  войск:  управление  5  армии,  15  стр.  корпус  (45,  62  сд**),  27  стр.  кор¬
 *  сгр.  -  стрелковый.
 **  сд.  -  стрелковая  дивизия.
 10*
 291

пус  (87,  124,  135  сд);  22  мех.1*  корпус  (19,41  жд*  2*,  215  мд3*);  гарнизоны  Ковель-
ского,  Владимир-Волынского  и  северной  части  Струмиловского  укрепленных
районов;  39  истребительная,  14  смешанная  и  62-бомбардировочная  авиацион¬
ные  дивизии;  пограничные  части  НКВД.
 Задача  -  оборонять  госграницу  на  фронте  иск.  Владова,  Устилуг,  Крысты-
нополь,  не  допустив  вторжения  противника  на  нашу  территорию.
 Штаб  ФП4*  -  Штаб  5  армии  Ковель.
 Граница  слева  -  Кременец,  Холоев,  Крыстонополь,  Рахане.  Все  пункты
для  РП5*  №  1  включительно.
 2. 	Район  прикрытия  №  2.  Начальник  района  прикрытия  -  Командующий
6  армией.
 Состав  войск:  управление  6  армией;  6  стр.  корпус  (41,  97,  159  сд);  4  мех.
корпус  (8,32  тд6*,  81  мд);  3  кав.7*  дивизия;  гарнизоны  Рава-Русского  и  западной
части  Струмиловского  укрепления  районов;  15  и  16  смешанные  авиационные
дивизии;  пограничные  части  НКВД.
 Задача  -  оборонять  госграницу  на  фронте  иск.  Крыстынополь,  Махнов,
Сенява,  Радымно,  не  допустив  прорыв  противника  на  нашу  территорию.
 Штаб  ФП  -  Штаб  6  армии  Львов.
 Граница  слева  -Тарнополь,  Бобрка,  Городок,  Радымно,  Жешув.  Все  пун¬
кты  включительно  для  РП  Ms  2.
 3. 	Район  прикрытия  N®  3.  Начальник  района  прикрытия  -  Командующий
26  армией.
 Состав  войск:  управление  26  армии;  8  стр.  корпус  (72,99,173  сд);  8  мехкор-
пус  (12,  34  тд,  7  мд);  гарнизоны  Перемышльского  укрепленного  района;  63  ис¬
требительная,  46  смешанная  авиационные  дивизии;  пограничные  части  НКВД.
 Задача  -  оборонять  госграницу  на  фронте  иск.  Радымно,  Перемышль,  иск.
Лютовиска,  не  допустив  вторжения  противника  на  нашу  территорию.
 Штаб  ФП  -  Штаб  26  армии  Самбор.
 Граница  слева  -  Трембовля,  Стрый,  Дрогобыч,  Ст.  Самбор,  Лютовиска.
Все  пункты,  кроме  Ст.  Самбор,  исключительно  для  РП  №  3.
 4. 	Район  прикрытия  №  4.  Начальник  района  прикрытия  -  Командующий
12  армией.
 Состав  войск:  управление  12  армии;  13  стр.  корпус  (192,  44  гсд8*);  17  стр.
корпус  (58,  60,  96  гсд,  164  сд);  16  мехкорпус  (15,  32  тд,  240  мд);  гарнизоны  Ка-
менец-Подольского  укрепленного  района,  44,64  истребительные  авиационные
дивизии;  пограничные  части  НКВД.
 Задача  -  оборонять  госграницу  на  фронте  Лютовиска,  Ужок,  Ворохта,
Волчинец,  Липканы,  не  допустив  вторжения  противника  на  нашу  территорию.
 Штаб  ФП  -  Штаб  12  армии  Станислав.
 Граница  слева  -  граница  с  ОдВО.
 V. 	В  непосредственном  распоряжении  Командования  округа,  с  первых  же
дней  мобилизации,  иметь:
 а) 	9  мех.  корпус  (20,  35  тд,  131  мд),  5  противотанковую  артиллерийскую
бригаду  в  районе  Рожище,  Торчин,  Луцк,  Киверцы;
 б) 	19  мехкорпус  (40,43  тд,  213  мд)  в  районе  Ровно,  Варковичи,  Здолбуново;
 мех.  -  механизированный.
 2*  жд  -  железнодорожная  дивизия.
 мд  -  механизированная  дивизия.
 4*  ФП  -  фронт  прикрытия.
 5*  РП  -  район  прикрытия.
 6*  тд  -  танковая  дивизия.
 7*  кав.  -  кавалерийская.
 8*  гсд  -  горнострелковая  дивизия.
 292

в) 	15  мехкорпус  (10»  37  тд,  212  мд),  1  противотанковую  артиллерийскую
бригаду  в  районе  Броды,  Золочев;
 г) 	24  мехкорпус  (45,  49  тд,  215  мд)  в  районе  Волочиск,  Проскуров,  Старо-
константинов;
 д) 	36  истребительную,  17,  18  и  19  бомбардировочные  авиационные  ди¬
визии.
 Дополнительно  в  распоряжение  Командования  округа  в  первые  три  дня
мобилизации  прибудут  2,47,  49,  68,  75  и  77  смешанные  и  23  бомбардировочная
авиационные  дивизии.
 Кроме  того,  в  период  с  4  до  15  дня  мобилизации  сосредоточить.
 31  стр.  корпус  (193,  195,  200  сд)  в  районе  Ковель,  Сокуль,  Трояновка.
 36  стр.  корпус  (140,  146,228  сд)  в  районе  Дубно,  Червоноармейск,  Кременец;
 5  кав.  корпус  (14,  32  кд*  *);  37  стр.  корпус  (80,  139,  141  сд)  и  2  противотанко¬
вую  артиллерийскую  бригаду  в  район  Львов;
 7  стр.  корпус  (147,  196,  206  сд  -  прибудут  по  жел.  дороге)  и  4  противотан¬
ковую  артиллерийскую  бригаду  в  район  Комарно,  Дорожев,  иск.  Стрый,  Ми-
колаев;
 55 	стр.  корпус  (130,  169,  189  сд)  и  3  противотанковую  артиллерийскую  бри¬
гаду  в  район  Ярмолинцы,  Балин,  Нов.  Ушица.
 Задачи  резерва  командования  КОВО:
 1. 	Подготовить  противотанковые  районы  и  тыловые  оборонительные  ру¬
бежи:
 а) 	31  ск**  -  на  фронте  Нов.  Выжва,  Турийск,  Туличев;
 б) 	36  ск  -  по  р.  Стоход  на  фронте  Луцк,  Станисловчик,  Топоров;
 в) 	37  ск  на  фронте  Каменка,  Магерув,  Яворов;
 г) 	7  ск  на  фронте  Мосциска,  Ст.  Самбор,  Турка  и  по  р.  Стрый  на  фронте
Турка,  Болехов  для  прикрытия  отдельных  направлений;
 д) 	55  ск  по  р.  Днестр  на  фронте  Жванец,  Калюс.
 2. 	В  случае  прорыва  крупных  мехсоединений  противника,  на  подготовлен¬
ных  рубежах  обороны  и  в  противотанковых  районах,  задержать  и  дезорганизо¬
вать  его  дальнейшее  продвижение  и  концентрическими  ударами  мехкорпусов,
совместно  с  авиацией,  разгромить  противника  и  ликвидировать  прорыв.
 3. 	При  благоприятных  условиях  быть  готовым,  по  указанию  Главного  ко¬
мандования,  нанести  стремительные  удары  для  разгрома  группировок  против¬
ника,  перенесения  боевых  действий  на  его  территорию  и  захвата  выгодных  ру¬
бежей.
 VI. 	Задача  авиации  округа:
 1. 	Последовательными  ударами  боевой  авиации  по  установленным  базам  и
аэродромам,  а  также  действиями  в  воздухе  уничтожить  авиацию  противника  и
с  первых  же  дней  войны  завоевать  господство  в  воздухе.
 2. 	Истребительной  авиацией,  в  тесном  взаимодействии  со  всей  системой
ПВО  округа,  прочно  прикрыть  отмобилизование  и  сосредоточение  войск  окру¬
га,  нормальную  работу  железных  дорог  и  не  допустить  пролета  авиации  про¬
тивника  через  территорию  округа  в  глубь  страны.
 3. 	Во  взаимодействии  с  наземными  войсками  уничтожать  наступающего
противника  и  не  допустить  прорыва  его  крупных  механизированных  сил.
 4. 	Разрушением  железнодорожных  мостов,  узлов  Катовице,  Кельце,  Чен-
стохов,  Краков,  а  также  действиями  по  группировкам  противника,  нарушить  и
задержать  сосредоточение  и  развертывание  его  войск.
 5. 	Учесть,  что  на  территории  КОВО  будет  базироваться  авиация  Главного
командования  в  составе:
 * 	кд  -  кавалерийская  дивизия.
 * 	ск  -  стрелковый  корпус.
 293

1 	авиационный  корпус  (40,  51  дбад*  и  56  над  ДД**);
 2 	авиакорпус  (35,  48  дбад,  67  ад  ДД).
 Задача  авиации  Главного  командования:
 а) 	разрушение  жел.  дор.  узлов  Бреслау,  Крайцбург,  Оппельн;
 б) 	систематические  налеты  на  основные  военно-промышленные  объекты.
 VII. 	Распоряжением  командования  округа:
 1. 	Обрекогносцировать  и  подготовить  тыловые  оборонительные  рубежи
на  всю  глубину  обороны  до  р.  Днепр  включительно.
 Разработать  план  приведения  в  боевую  готовность  Коростеньского,  Ново-
град-Волынского,  Летичевского  и  Киевского  укрепленных  районов,  а  также
всех  укрепрайонов  строительства  1939  года.
 На  случай  вынужденного  отхода  разработать  план  создания  противотан¬
ковых  заграждений  на  всю  глубину  и  план  минирования  мостов,  жел.  дор.  уз¬
лов  и  пунктов  возможного  сосредоточения  противника  (войск,  штабов,  госпи¬
талей  и  т.д.).
 2. 	При  разработке  плана  округа  предусмотреть  ПВО  войск  и  ПВО  терри¬
тории  Киевской  зоны  ПВО.  Особо  детально  отработать:
 а) 	организацию  службы  ВНОС***  и  немедленное  оповещение  как  с  рот¬
ных  и  батальонных,  так  и  с  линейных  постов  ВНОС,  аэродромов  авиации,  осо¬
бенно  истребительной,  пунктов  и  объектов  ПВО,  управлений  бригадных  рай¬
онов  и  зоны  ПВО;
 б) 	использование  и  действия  истребительной  авиации,  установив  районы
истребления  авиации  противника  для  отдельных  авиачастей;
 в) 	тщательное  прикрытие  постоянных  пунктов  и  объектов  ПВО,  выгру¬
зочных  районов  и  районов  сосредоточения  наземными  средствами  ПВО  и
авиаций;
 г) 	вопросы  связи  и  управления  средствами  ПВО.
 3. 	Разработать:
 а) 	план  подъема  войск  по  тревоге  и  выделения  отрядов  поддержки  погра¬
ничных  частей;
 б) 	план  охраны  и  обороны  важнейших  промышленных  предприятий,  со¬
оружений  и  объектов.
 4. 	На  случай  вынужденного  отхода  разработать,  согласно  особых  указа¬
ний,  план  эвакуации  фабрик,  заводов,  банков  и  других  хозяйственных  предпри¬
ятий,  правительственных  учреждений,  складов,  военного  и  государственного
имущества,  военнообязанных,  средств  транспорта  и  прочего.
 VIII. 	Указания  по  тылу.
 До  15  дня  мобилизации  разрешается  израсходовать:
 а) 	для  наземных  войск  прикрытия  -  боеприпасов  3  боекомплекта;  горюче¬
го  -  для  боевых  машин  5  заправок,  для  транспортных  -  8  заправок;
 б) 	для  ВВС:  истребителям  15  вылетов;  ближним  бомбардировщикам
10  вылетов;  дальним  бомбардировщикам  7  вылетов;  разведчикам  -  10  вылетов;
 в) 	для  всех  войск  прикрытия  -  15  суточных  дач  продфуража.
 Обеспечение  войск  всеми  видами  снабжения,  ремонтом  и  восстановлением
 техники  производить  за  счет  запасов  и  ремонтной  базы  округа.
 Эвакуацию  больных  и  раненых  людей  и  лошадей  производить  в  пределах
КОВО,  используя  в  первую  очередь  стационарную  сеть  лечебных  заведений.
 IX. 	Общие  указания.
 1. 	План  прикрытия  вводится  в  действие  при  получении  шифрованной  те¬
леграммы  за  моей,  члена  Главного  Военного  Совета  и  начальника  Генерально¬
 *  дбад  -  дальнебомбардировочная  авиационная  дивизия.
 **  ДД  -  дальнего  действия.
 ***  ВНОС  -  служба  воздушного  наблюдения,  оповещения  и  связи.
 294

го  Штаба  Красной  Армии  подписями  следующего  содержания:  “Приступите  к
выполнению  плана  прикрытия  1941  года”.
 2. 	Первый  перелет  и  переход  государственной  границы  нашими  частями
может  быть  произведен  только  с  разрешения  Главного  командования.
 3. 	План  прикрытия  должен  состоять  из  следующих  документов:
 а) 	Записки  по  плану  действий  войск  в  прикрытии  с  приложенной  к  ней
картой  решения  и  группировки  войск  до  полка  и  отдельной  части  включи¬
тельно.
 б) 	Ведомости  боевого  состава.
 в) 	Таблицы  выхода  из  сосредоточения  частей  прикрытия  к  госгранице.
 г) 	Плана  использования  ВВС  с  приложенной  к  нему  картой  базирования  и
оперативного  использования.
 д) 	Плана  ПВО  с  картами  дислокации  постов  ВНОС  и  активных  средств
ПВО.
 е) 	Плана  инженерного  обеспечения  с  расчетами  и  картой.
 ж) 	Плана  устройства  связи  с  расчетами  и  схемами.
 з) 	Плана  устройства  тыла  и  материального  обеспечения  наземных  войск  и
ВВС  с  приложением  к  ним  карты  устройства  тыла  наземных  войск  и  авиации.
 и) 	Плана  санитарной  и  ветеринарной  эвакуации.
 к) 	Указаний  по  подъему  частей  прикрытия  по  тревоге  и  выделению  отря¬
дов  поддержки  пограничных  частей.
 л) 	Перечня  объектов  и  сооружений,  подлежащих  охране  полевыми  вой¬
сками  и  войсками  НКВД.
 м) 	Исполнительных  документов  (директив,  приказов  и  приказаний).
 4. 	План  разработать  в  двух  экземплярах.  Один  экземпляр  представить  мне,
через  начальника  Генерального  Штаба  Красной  Армии,  на  утверждение,  а  вто¬
рой  экземпляр  хранить  в  личном  сейфе  начальника  штаба  округа  в  папке,  опе¬
чатанной  печатью  Военного  Совета  округа.
 Планы  районов  прикрытия  разработать  в  двух  экземплярах  и  хранить:
первые  экземпляры  в  сейфах  начальников  штабов  районов  прикрытия,  а  вто¬
рые  экземпляры  в  сейфе  начальника  штаба  округа  в  папках,  опечатанных  пе¬
чатью  Военного  Совета  округа.
 Исполнительные  документы  для  соединений  хранить  в  пакетах,  опечатан¬
ных  печатью  Военного  Совета  армии,  при  мобпланах  соединений.
 Папки  в  армиях  и  пакеты  в  соединениях  вскрываются  по  письменному
или  телеграфному  распоряжению  Военного  Совета  округа  и  армии  соответ¬
ственно.
 Документы  плана  пишутся  от  руки  или  печатаются  на  машинке  лично  ко¬
мандирами,  допущенными  к  разработке  плана.
 5. 	К  разработке  плана  допускаются:
 а) 	В  штабе  округа  -
 в  полном  объеме  -  командующий  войсками,  член  Военного  Совета,  на¬
чальник  штаба  и  начальник  оперативного  отдела  штаба  КОВО;
 в  части  разработки  плана  действий  ВВС  -  командующий  ВВС  КОВО;
 в  части  плана  военных  сообщений  -  начальник  отдела  военных  сообщений
штаба  КОВО;
 в  части  плана  устройства  тыла,  санитарной  и  ветеринарной  эвакуации  -
зам.  начальника  штаба  КОВО  по  тылу;
 в  части  плана  связи  -  начальник  связи  округа.
 Прочим  начальникам  родов  войск  и  служб  давать  персональные  задания
по  специальности,  но  без  сообщения  плана  прикрытия.
 б) 	В  штабах  армий  -
 командующий,  член  Военного  Совета,  начальник  штаба  и  начальник  опе¬
ративного  отдела  штаба  армии.
 295

Приложения:  1.  Схема  прикрытия  КОВО  и  ОдВО  на  карте  1.000.000-  1;
 2. 	Схема  базирования  ВВС  КОВО  и  ОдВО  на  карте  1.000.000  -  1.
 п.п.  Народный  Комиссар  Обороны  СССР
Маршал  Советского  Союза  С.  Тимошенко
 Начальник  Генерального  Штаба  К  А
генерал  армии  Жуков
 Верно:  Зам.  нач.  Опер.  Упр.  Ген.  Шт.
 генерал-майор  (Анисов)
 Написано  в  двух  экз.
 Экз.  N°  I  -  Комвойсками  КОВО
Экз.  №  2  -  В  Опер.  Упр.  Ген.  Шт.
 Исполнил  Зам.  нач.  Опер.  Упр.
генерал-майор  (Анисов)
 Центральный  архив  Министерства  обороны  Российской  Федерации.  Ф.  16А.  On.  2951.
Д.  259.  Л.  1-17.  Без  карт  и  приложений.
 Документ  №2
 КОМАНДУЮЩЕМУ  12  АРМИЕЙ
 Экз.  N°  2
 Директива  N°  004  Штаб  КОВО  Киев  14  мая  1941  г.
 Карта  500.000.
 1. 	Для  прикрытия  мобилизации,  сосредоточения  и  развертывания  войск
Юго-Западного  фронта  войскам  КОВО  поставлена  задача,  упорной  обороной
укреплений  по  линии  государственной  границы  от  оз.  Свитязское  до  Липканы
и  противовоздушной  обороной,  не  допустить  вторжения  как  наземного,  так  и
воздушного  противника  на  территорию  округа.
 Вся  приграничная  полоса  КОВО  разбита  на  четыре  района  прикрытия.
 2. 	Войска  12  армии  (боевой  состав  приложение  N°  1)  входят  в  состав  войск
Район  прикрытия  N°  4  (РП  N°  4).
 Начальником  РП  N°  4  назначаю  Вас.
 Штаб  РП  -  штаб  12  армии  Станислав.
 Схема  прикрытия  12  армии  (приложение  N°  2).
 3. 	Правее  26  армия  (РП  N°  3)  обороняет  госграницу  на  фронте  -  иск.  Ра-
дымно,  Перемышль,  Лютовиска.
 Штаб  26  армии  -  Самбор.
 Граница  с  26  армией  -  Трембовля,  Стрый,  Дрогобыч,  ст.  Сабор,  Лютови¬
ска.  Все  пункты,  кроме  ст.  Самбор  включительно  для  12  армии.
 Левее  -  Одесский  военный  округ.  Штаб  с  N°  3  -  Тирасполь.  Его  право¬
фланговый  35  ск  обороняет  фронт  -  Коржеуцы,  иск.  Леово.  Граница  с  ОдВО  -
Худяки,  Умань,  Вапнярка,  иск.  Джурин,  Калюс,  иск.  Кожеуцы,  Пашканы.
 4. 	Задача  12  армии  (РП  N°  4):
 а)  Оборонять  госграницу  на  фронте  Лютовиска,  Ужок,  Ворохта,  Волчи-
нец,  Липканы,  не  допустить  вторжения  пр-ка  на  нашу  территорию.
 В  основу  обороны  положить  упорную  оборону  полевых  укреплений,  воз¬
веденных  в  приграничной  полосе  (приложение  N°  3)  с  использованием  всех  сил
и  возможностей  для  дальнейшего  и  всестороннего  их  развития.
 Обороне  придать  характер  активных  действий.  Всякие  попытки  пр-ка  про¬
рывать  оборону  немедленно  ликвидировать  контратаками  корпусных  и  армей¬
ских  резервов.
 Особое  внимание  уделить  противотанковой  обороне.
 296

Особо  ответственные  направления:
 Ст.  Ужок,  Самбор;
 Мукачево,  Стрый;
 Густе,  Долина;
 Керешмезе,  Станислав;
 с  фронта  Редеуцы,  Дорохой  на  Черновицы,  Коломыя;  Доробани,  Каменец-
Подольск.
 б) 	Противовоздушной  обороной  и  действиями  авиации  обеспечить  нор¬
мальную  работу  железных  дорог  и  сосредоточение  войск  армии.  (Выписка  из
плана  ПВО  КОВО  приложение  №№  4  и  5).
 Не  допустить  сбрасывания  и  высадки  воздушных  десантов  и  диверсионных
групп  пр-ка  на  территорию  армии.
 Для  отдельных  частей  истребительной  авиации  установить  районы  ис¬
требления  авиации  пр-ка.
 в) 	Активными  действиями  авиации  завоевать  господство  в  воздухе  и  удара¬
ми  по  основным  группировкам  войск  нарушить  и  задержать  сосредоточение
пр-ка.  Глубина  действий  боевой  авиации  армии  до  линии  Вранов,  Ужгород,  Му¬
качево,  Быстрица,  Пашканы.
 г) 	Всеми  видами  разведки  своевременно  определить  характер  сосредото¬
чения  и  группировку  войск  пр-ка.
 Воздушную  разведку  до  линии  -  Прешув,  Сату-Маре,  Клуж,  Нятра.
 5. 	При  благоприятных  условиях  всем  обороняющимся  войскам  и  резервам
армии  быть  готовыми,  по  указанию  Военного  Совета  округа,  к  нанесению
стремительных  ударов  для  разгрома  группировок  пр-ка,  перенесения  действий
на  его  территорию  и  захвата  выгодных  рубежей.
 6. 	Учесть,  что  на  территории  армии  располагаются:
 а) 	Фронтовой  (окружной)  резерв  55  ск  (130,  169,  189  сд,  4  ПТА*  *  бригада)
в  районе  -  Ярмолинцы,  Балин,  Нов.  Ушица,  куда  прибывает  с  М-4  по  М-11.
 Штакор  -  Дунаевцы.
 55  ск  подготавливает  противотанковые  районы  и  тыловой  оборонитель¬
ный  рубеж  по  р.  Днестр  на  фронте  Жванец,  Калюс.
 б) 	Авиация  фронта  (округа)
 19  сад**  -  на  аэродромах  в  районе  Бучач,  Усечко,  Евержаны,  Чертков
 17  сад  -  на  аэродромах  в  районе  Подгаицы,  Трембовля.
 Базирование  авиации  согласно  приложения  №  6.
 7. 	Подготовить  к  разрушению  и  заграждению  все  грунтовые  дороги  и  ве¬
роятные  направления  для  действия  бронетанковых  войск  пр-ка  в  полосе  армии
от  госграницы  до  линии  Стары-Самбор,  Долина,  Коломыя,  Хотин.
 8. 	Заграждения  на  железных  дорогах:
 а) 	с  началом  боевых  действий  произвести  полное  разрушение  и  миниро¬
вание:
 - 	на  дороге  Самбор,  Спанки  -  участка  от  госграницы  до  разрушенного  ви¬
адука  (произвести  минирование).  От  виадука  до  ст.  Яблонка  Нижна  произвести
эвакуацию;
 - 	на  дороге  Стрый,  Бескид  -  участка  от  госграницы  до  ст.  Лавочне  (тон¬
нель  не  разрушать);
 - 	на  дороге  Ворохта,  Делятын  -  участка  госграницы,  иск.  ст.  Ворохта;
 на  дороге  Черновицы,  Вадуль  на  Серете  -  от  участков:  госграница,  Вадуль
на  Серете,  Петричены  и  госграница,  Тереблюши,  Петричены;
 - 	на  дороге  Черновицы,  Ларга,  Окница  -  участков:  Липканы,  Ваншкауцы
и  Липканы,  Медвеже.
 * 	ПТА  -  противотанковая  артиллерийская.
 * 	сад  -  смешанная  авиадивизия.
 297

б) 	Подготовить  к  разрушению,  произведя  предварительно  эвакуацию  сле¬
дующих  ж.-д.  участков:
 - 	от  ст.  Лавочне  до  ст.  Тухля;
 - 	от  ст.  Ворохта  до  ст.  Тартарув;
 - 	от  ст.  Ваншкауцы  до  ст.  Новоселица  и
 - 	от  ст.  Медвеже  до  ст.  Ларга.
 Разрушение  произвести  только  в  случае  вынужденного  отхода.
 в) 	произвести  предварительную  эвакуацию  следующих  жел.-дор.  участков
(подготовить  все  необходимые  средства  для  разрушения):
 - 	ст.  Яблонка  Нижна  до  ст.  Турка,  оставив  пропускную  способность  на
3  пары  поездов  в  сутки;
 - 	ст.  [?]  до  ст.  Сколе,  оставив  пропускную  способность  на  пары  поездов  в
сутки;
 - 	ст.  Тартарув  до  ст.  Делятын,  оставив  3  пары  поездов  в  сутки;
 - 	ст.Бергемет  до  ст.  Глыбока  оставить  2  пары  поездов  в  сутки;
 - 	ст.  Кошун  до  ст.  Какра  оставить  1  пару  поездов  в  сутки;
 - 	ст.  Глыбока  до  ст.  Градина  Публика  оставить  4  пары  поездов  в  сутки;
 - 	ст.  Новоселица  до  ст.  Махала  оставить  3  пары  поездов  в  сутки;
 - 	ст.  Ларга  до  р.  Днестр  оставить  4  пары  поездов  в  сутки;
 - 	ст.  Ларга  до  ст.  Окница  оставить  2  пары  поездов  в  сутки.
 г) 	Мероприятия  по  заграждению  жел.  дорог  производить  железнодорож¬
ными  войсками,  а  до  их  прибытия  выполнение  указанных  задач  возложить  на
войсковые  части  прикрытия  и  погранвойска  НКВД.
 Схема  и  план  заграждений  (приложение  №  7).
 9. 	Организация  тыла  и  материального  обеспечения:
 а) 	Тыловая  граница  армейского  района:  Трембовля,  Ярмолинцы,  Мурова-
но-Куриловцы.
 б) 	до  М-15  разрешается  израсходовать:
 - 	для  наземных  войск  прикрытия  боеприпасов  3  боекомплекта,  горючего
для  боевых  машин  5  заправок  и  для  транспортных  машин  8  заправок;
 -для  ВВС  -  истребителям  15  вылетов,  ближним  бомбардировщикам  и  раз¬
ведчикам  10  вылетов  и  дальним  бомбардировщикам  7  вылетов;
 - 	подфуража  15  суточных  дач,  до  М-1  по  нормам  мирного  времени,  в  даль¬
нейшем  в  пределах  норм  фронтового  пайка.
 в) 	В  первую  очередь  расходовать  переходящие  запасы  войсковых  соедине¬
ний,  в  последующем  базироваться  на  окружные  склады:
 Артсклад  №  831  -  Станислав,
 №  441  -  Гречаны,
 Склад  ГСМ  №  936  -  Яблонка  Нижна,
 №  938  -  Сколе,
 №  824  -  Стрый,
 №  939  -  Коломыя,
 №  828  -  Черновицы,
 №  777  -  Каменец-Подольск,
Продсклад  №  145  -  Станислав,
 N°  995  -  Черновицы  и  передаваемые  мобфонды.
 Запасы  складов  даны  в  приложении  №  8.
 Продсклад  N°  799  подчинен  Командующему  26  армии,
 г) 	Больных  и  раненых  людей  размещать  в  стационарных  военных  госпита¬
лях  N°  2223  -  Черновицы,  N°  2347  -  Станислав  и  Стрыйский  военный  госпиталь,
подчиненный  Командующему  26  армией.
 Для  размещения  легко  раненных  использовать  военный  санаторий  Мор-
шино.  Военный  санаторий  Ворохта  эвакуировать  в  Станислав.
 298

д) 	192  гсд  с  началом  военных  действий  приписать  на  довольствие  к  26  ар¬
мии  при  станции  снабжения  Самбор.
 е) 	Прибывающие  в  резерв  фронта  части  7  ск  приписать  на  довольствие  к
ст.  снабжения  Стрый.
 ж) 	Дополнительно  к  стационарным  учреждениям  с  4  дня  мобилизации  раз¬
вернуть  станции  снабжения:  Стрый,  Коломыя,  Каменец-Подольск;
 материальные  средства,  недостающие  в  продовольственных  складах  до
указанных  норм  расхода,  будут  поданы  распоряжением  округа  (фронта)  на
ст.  Ярмолинцы,  где  будет  развернута  распорядительная  станция.
 з) 	Следующие  тыловые  учреждения,  расположенные  в  районе  12  армии,
остаются  в  распоряжении  округа  (фронта):
 Склад  ГСМ  N°  827,  1043  -  Пелагичи,
 N°  1059,  837  -  Выгнанка,
 ППГ*  м/т  N°  597,  598  -  Каменец-Подольск;
 Эпидгоспиталь  N°  834  -  Чертков,
 ЭКС  и  батальон  обслуживания  С/С  N°  49  -  Чертков.
 и) 	Эвакуация  из  армии  будет  проводиться  средствами  и  распоряжением
фронта  по  заявкам  армии.  Приданные  два  кадра  использовать  для  эвакуации
раненых  в  пределах  армии  (прибывают  в  Станислав  на  М-4).
 к) 	Для  ремонта  машин  использовать  30  подвижную  мастерскую  и  Черно¬
вицкую  гарнизонную  АВТ  мастерскую.
 24  рембаза  -  Стрый  подчинена  26  армии.
 л) 	Для  подвоза  от  головных  и  стационарных  складов  к  войскам  широко  ис¬
пользовать  жел.-дор.  летучки  (вертушки).
 10. 	План  прикрытия  вводится  в  действие  при  получении  шифрованной  те¬
леграммы  за  моей,  члена  военного  совета  и  начальника  штаба  округа  подпися¬
ми  следующего  содержания.  “Приступите  к  выполнению  плана  прикрытия
1941  г.”
 11. 	Первый  перелет  и  переход  госграницы  нашими  частями  может  быть
произведен  только  с  разрешения  Военного  совета  округа.
 12. 	Штаб  КОВО  к  исходу  2  дня  действий  -  Тарнополь.
 Донесения  присылать  немедленно  телеграфом:
 а) 	о  выступлении  соединений  (отдельных  частей)  из  районов  расквартиро¬
вания;
 б) 	о  занятии  позиций  (районов)  каждым  соединением  согласно  плану  (или
в  отступлении  от  него  с  указанием  причин);
 в) 	о  нарушении  госграницы  пр-ком  и  о  первых  столкновениях  с  ним;
 г) 	об  обнаружении  группировок  пр-ка,  особенно  его  мехсоединений;
 д) 	о  переходе  и  перелете  госграницы  нашими  частями  (подразделе¬
ниями).
 Сводки  представлять:
 оперативные  ежедневно  к  8,15  и  22  часам;  разведывательные  на  час  рань¬
ше  телеграфом,  делегатом  одновременно  с  оперативными;  тыловую  -  телегра¬
фом  к  23  часам,  делегатом  одновременно  с  оперативной  к  22  часам  ежедневно.
 ПРИЛОЖЕНИЕ
 1. 	Ведомость  боевого  и  тылового  состава  12  армии  на  5  листах.
 2. 	Схема  прикрытия  12  армии  на  карте  500.000  (только  адресату).
 3. 	Схема  оборонительного  строительства  карпатского  направления,
Черновицкого  и  Каменец-Подольского  и  УРов  на  карте  200.000  (только  ад¬
ресату).
 4. 	Выписка  из  схемы  дислокации  частей  ПВО  КОВО  (только  адресату).
 *  ППГ  -  полевой  походный  госпиталь.
 299

5. 	Выписка  из  схемы  дислокации  постов  ВНОС  на  кальке  (только  адре¬
сату).
 6. 	Пояснительная  записка  о  частях  ВВС,  приданных  12  армии,  на  трех  ли¬
стах  и  карта  с  базированием  ВВС  (только  адресату).
 7. 	План  заграждений  на  железных  дорогах  12  армии  на  листах  (только  ад¬
ресату).
 8. 	Запасы  продовольствия,  фуража,  горюче-смазочного  материала  и  бое¬
вых  припасов,  дров,  передаваемых  12  армии.  На  11  листах.
 9. 	Записка  по  связи  на  “  “  листах.  Только  адресату.
 Командующий  войсками 	Член  военного  совета
 КОВ  О 	корпусный  комиссар
 генерал-полковник 	(Вашугин)
 (Кирпонос)
 Начальник  штаба  КОВО
 генерал-лейтенант
 (Пуркаев)
 Отпеч.  3  экз.
 Экз.  №  1  Адресату
№  2  Генштаб  КА
№  3  В  Оперотд.  штаба  КОВО
 Исполнил  полковник
Баграмян
 Отпечатал  полковник
Левин
 Центральный  архив  Министерства  обороны  Российской  Федерации.Ф.  16А.  On.  2951.
Д.  259.  Л.  21-25.  Без  карт  и  приложений.
 Документ  №  3
 КОМАНДИРУ  13  СК
 Экз.  1
 Частный  боевой  приказ  №  001  1IITАРМ  12  Станислав
6  июня  1941  г.
 Карта  200.000
 1. 	Для  прикрытия  мобилизации  и  сосредоточения  войск  на  территории
КОВО  из  состава  войск  12  армии  создается  район  прикрытия  приграничной  по¬
лосы  №  4  (РП  №  4).
 2. 	13  ск  (192,  44  гсд)  с  5  комендатурой  93  погранотряда,  94  погранотрядом
и  1  комендатурой  95  погранотряда,  опираясь  на  заранее  подготовленный  обо¬
ронительный  рубеж,  оборонять  госграницу  на  участке  Лютовиска,  выс.  1272
(зап.  Делятын  40  км).  Особо  прочно  прикрыть  направления:
 а)  Ужок,  Самбор;  б)  Мункач,  Сколе,  Стрый;  в)  Хуст,  Долина,  не  допуская
прорыва  пр-ка  на  территорию  СССР.
 Обороне  придать  характер  активных  действий.  Всякие  попытки  пр-ка  про¬
рывать  оборону  немедленно  ликвидировать  силами  полковых  и  дивизионных
резервов.
 Особое  внимание  уделить  противотанковой  обороне.
 Штаб  13  ск  -  Сыновуцко  Выжне.
 300

3. 	Справа  -  части  прикрытия  РП  №3  -  штаб  Самбор.
 Граница  с  ним:  Стрый,  Дрогобыч,  иск.  ст.  Самбор,  Лютовиска.
 Слева  -  58  гсд.  Штадив  -  Делятын.
 Граница  с  ней:  Беднарув,  выс.  1808,  выс.  1272.
 4. 	Оборону  построить  следующим  образом:
 А)  192  гсд  с  283  кап1*,  5  комендатурой  93  погранотряда,  1  и  2  комендату¬
рами  94  погранотряда,  прочно  оборонять  полосу  Лютовиска,  г.  (выс.  891),
Росохач,  г.  Розлуч,  Хващув,  особо  прочно  прикрыть  направление  Ужок,
Самбор.
 Штадив  -  Турка.
 Граница  слева  -  Крушельница,  выс.  836  (у  надписи  Росохач),  выс.  891.
 1) 	618  гсп1  2*  с  1/298  лап3*,  с  5  комендатурой  93  погранотряда  и  1  коменда¬
турой  94  погранотряда  оборонять  участок  Лютовиска,  иск.  Соколики,  Пишлуй,
Хващув.
 Штаполк  618  -  Боберка.
 Граница  слева  -  все  иск.  выс.  выс.  753,  745,  иск.  Соколики.
 2) 	753  гсп  с  2/298  лап  и  1/579  ran4*  176  опт  батареей,  2  комендатурой  (без
двух  застав)  94  погранотряда  оборонять  участок  Соколики,  выс.  1012,  Борыня,
Яблонка.
 Штаполк  753  -  Яблонка.
 Граница  слева  -  Рапавско,  выс.  834,  выс.  1012.
 3) 	676  гсп  с  2/579  ran,  с  6  и  7  заставами  2  комендатуры  и  9  заставой  3  ко¬
мендатуры  94  погранотряда  оборонять  участок  г.  Бескид  (выс.  891,  г.  Писмо),
г.  Гретова-Гура,  Бутелька  Нижня.
 Штаполк  676  -  Бутля)  (сев.-восточная).
 Граница  слева  -  граница  дивизии  (выс.  836,  г.  Писмо).
 4) 	427  гсп  с  164  окэ5*  в  ударной  группе  дивизии  в  районе  Турка;  готовить
контратаки  в  направлениях  -  1)  Турка,  Журавин;  2)  Турка,  Ужок;  3)  Турка,  Яб-
лонув,  Высоцко-Выжне.
 Штаполк  427  -  Турка.
 5) 	44  гсд  с  468  ткап6*,  3,4,  и  5  комендатурами  и  маневренной  группой  94  по¬
гранотряда  и  1  комендатурой  95  погранотряда,  опираясь  на  заранее  подготов¬
ленный  оборонительный  рубеж  вдоль  границы,  оборонять  полосу  Г.  Ященова
(выс.  861,  выс.  1272,  Осмолода,  Людвикувка,  Тухля,  особо  прочно  прикрыть  на¬
правления:  Мункач,  Сколе,  Стрый,  Хуст,  Долина.
 Штадив  44  -  Тухля.
 Граница  слева  -  Беднарув,  выс.  1808,  выс.  1272.
 1) 	146  гсп  с  179  ran  без  2  288  опт  батареей,  3  комендатурой  94  погранотря¬
да  оборонять  участок  г.  Ященова  (выс.  861),  иск.  Выдлув,  Рыкув.
 Штаполк  146  -  Фелициенталь.
 Граница  слева  -  Плаве,  иск.  Выдлув.
 2) 	25  гсп  с  1/122  лап,  2/179  ran,  4  коменд.  94  погранотряда  оборонять  уча¬
сток  Выдлув,  иск.  Сенецув,  Славско.
 Штаполк  25  -  Славско.
 Граница  слева  -  выс.  1136,  иск.  Сенецув.
 3) 	319  гсп  с  2/122  лап,  5  коменд.  94  ПО  и  1  коменд.  95  ПО  оборонять  уча¬
сток  Сенецув,  выс.  1611,  Кужменец,  Людвикувка.
 1*  кап  -  корпусной  артиллерийский  полк.
 2*  гсп  -  горнострелковый  полк.
 3*  лап  -  легкий  артиллерийский  полк.
 4*  ran  -  гаубичный  артиллерийский  полк.
 5*  окэ  -  отдельный  кавалерийский  эскадрон.
 6*  ткан  -  тяжелый  корпсуной  артиллерийский  полк.
 301

Штаполк  319  -  Людвикувка.
 Граница  слева-выс.  1808,  1272.
 4) 	305  сп  с  4  окэ  -  ударная  группа  дивизии,  располагаясь  в  районе  Тухля,
подготовить  контратаки  в  направлениях:  1)  Тухля,  Криве,  Нате;  2)  Тухля,  Кли¬
мец;  3)  Тухля,  ст.  Бескид;  4)  Тухля,  Вышкув.
 Штаполк  305  -  Тухля.
 В)  С  выходом  войск  прикрытия  на  госграницу  все  погранчасти  НКВД,  рас¬
положенные  в  полосе  корпуса,  поступают  в  оперативное  подчинение  соответ¬
ствующих  общевойсковых  начальников  и  продолжают  оставаться  на  своих  ме¬
стах,  усиливая  заставы,  наблюдение  и  охрану  госграницы.
 По  специальной  службе  погранвойска  продолжают  выполнять  указания
УПВО  НКВД.
 С  началом  боевых  действий  погранчасти  действуют  согласно  плана  оборо¬
ны  полков  и  батальонов,  на  участках  которых  они  находятся.
 Г)  149  иап*  *  аэродром  Стрый,  прикрывает  район  Дрогобыч,  Борислав.
 Таблица  взаимодействия  с  авиацией  в  приложении  (только  адресату).
 Д)  ПВО  -  для  прикрытия  ударных  групп  дивизий  и  артиллерии  ДД,  исполь¬
зовать  зенитные  части  войск  корпуса.  Для  прикрытия  Дрогобыч,  Борислав  -
738  и  18  зенартполки.  Для  прикрытия  Стрый  -  146  озад**.
 Е)  Связь:
 а)  со  штабом  РП  №  4  -  Сыновуцко  Выжне  по  телефонной  цепи  №  1056
скрещенный  с  №  1147  Калуш,  с  №  1061  -  Стрый;
 со  штабами  192  гсд  -  Турка  по  телефонному  проводу  1062,  скрещенный  с
№  9126  -  Тухля;  с  44  гсд  -  Тухля  по  телефонной  цепи  №  1064;
 в) 	связь  с  соседом  справа  -  8  ск  через  штаб  РП;
 г) 	со  станцией  снабжения  -  Стрый  по  телефонной  цепи  1058;
 д) 	с  погранотрядом  Сколе  -  по  телефонной  цепи  №  9576;
 е) 	с  коменд.  4/93  по  Лютовиска  через  штадив  192  по  телефонной  цепи
№№  9247,  9571;
 ж) 	с  коменд.  1/95  по  -  Осмолода  через  Стрый,  цепь  №  9576,  до  Долина
9585,  до  Рожнятув  9347,  до  Перечинск  №  9496,  до  Осмолода  №  9495.
 Ж)  Устройство  тыла  -
 а) 	Части  корпуса  до  М-4  базируются  на  свои  войсковые  склады,  с  М-4  -  на
станцию  снабжения  -  Стрый  и  на  стационарные  склады:
 артсклад  №  831  -  Станислав;
 склад  горючего  №  936  -  Яблонка  Нижна,  №  938  -  Сколе,  №  824  -  Стрый
 склад  продфуража  №  145  -  Станислав.
 Отпуск  средств  со  стационарных  складов  производится  по  заявкам  штако-
ра  через  довольствующие  отделы  штаба  РП  №  4.
 192  гсд  с  началом  боевых  действий  приписывается  на  довольствие  на  ст.
снабжения  -  Самбор.
 б) 	Подвоз  всех  видов  снабжения  и  эвакуация  -  транспортными  средствами
войсковых  частей  и  ж.-д.  летучками  (последние  распоряжением  штарма).
 в) 	СМ-1  до  М-15  расход  материальных  ресурсов  устанавливается:
 боеприпасов  -  3  боекомплекта;
 горючего  для  боевых  машин  5  заправок,  для  остальных  машин  8  заправок;
продфураж  -  по  норме.
 г) 	Эвакуацию  раненых  и  больных  людей  производить  в  стационарный  гос¬
питаль  №  2346  -  Стрый.  Инфекционных  больных  -  в  инфекционное  отделение
больницы  -  Стрый.  Легко  раненных  направлять  в  военный  санаторий  -  Мор-
шано.
 * 	иап-  истребительный  авиаполк.
 * 	озад  -  отдельная  зенитно-артиллерийская  дивизия.
 302

Дальнейшая  эвакуация  людей  особым  распоряжением  санитарного  отдела
РП  №  4.
 д) 	Эвакуацию  раненых  и  больных  лошадей  до  М-4  производить  в  ветлаза-
рет  №  264  -  Станислав.
 е) 	Аварийную  матчасть  направлять  в  30  подвижную  мастерскую  -  Стани¬
слав.
 ж) 	Охрана  объектов  государственного  значения  и  поддержания  революци¬
онного  порядка  в  войсковом  районе  осуществляется  местными  органами,  вой¬
сками  НКВД  и  полевыми  войсками  Вашим  распоряжением.
 з) 	С  введением  в  действие  плана  прикрытия  немедленно  приступить  к  ин¬
женерному  усилению  оборонительных  районов.
 ЗАДАЧИ:  а)  силами  войск  усилить  оборонительное  состояние  рубежа
госграницы.  В  первую  очередь  дополнить  противотанковые  и  противопехот¬
ные  препятствия  на  основных  направлениях;
 б) 	силами  стройучастков  и  местного  населения  подготовить  тыловой  обо¬
ронительный  рубеж  по  линии  ст.  Самбор,  Турка,  Тухля,  Нягрын,  Ясен;
 в) 	силами  войск  и  местного  населения  исправить  дороги  и  мосты,  для  обес¬
печения  маневра  и  питания  частей;
 г) 	подготовить  к  разрушению  и  заграждению  все  грунтовые  дороги  и  ве¬
роятные  направления  для  действия  бронетанковых  войск  пр-ка  в  полосе  корпу¬
са  от  госграницы  до  линии  Стары-Самбор-Долина.
 д) 	С  началом  боевых  действий  произвести  полное  разрушение  и  мини¬
рование:  на  ж.-д.  Самбор,  Сианки  от  госграницы  до  разрушенного  виадука
(здесь  дорога  разрушена,  произвести  только  минирование),  на  ж.-д.
Стрый,  Бескид  -  участка  от  госграницы  до  ст.  Лавочне  (тоннель  не  разру¬
шать).
 е) 	Подготовить  к  разрушению,  произведя  предварительную  эвакуацию
следующих  ж.-д.  участков:
 От  виадука  до  ст.  Яблонка;  от  ст.  Лавочне  до  ст.  Тухля.  Разрушение  этих
участков  производить  только  в  случае  вынужденного  отхода.
 3) 	Произвести  предварительную  эвакуацию  и  подготовить  все  необходи¬
мые  средства  для  разрушения  следующих  ж-д.  участков:
 Ст.  Яблонка  до  ст.  Турка,  оставив  пропускную  способность  на  три  пары
поездов  в  сутки;  ст.  Тухля  до  ст.  Сколе,  оставив  пропускную  способность  на  три
пары  поездов  в  сутки.
 Мероприятия  по  заграждению  жел.  дорог  производить  силами  желдорча-
стей,  прибывающих  к  исходу  дня  М-1,  а  до  их  прибытия  выполнение  задач,
указанных  в  пункте  “д’\  возложить  на  войсковые  части  и  погранвойска
НКВД.
 И)  Не  допустить  сбрасывания  и  высадки  воздушных  десантов  и  диверсион¬
ных  групп  пр-ка  в  полосе  действий  корпуса.
 К)  Всеми  видами  разведки  своевременно  установить  характер  сосредото¬
чения  и  группировку  войск  пр-ка  перед  фронтом  корпуса.
 Воздушную  разведку  вести  до  линии  Прешув,  Сату-Маре,  Клуж.
 Л)  Первый  перелет  и  переход  границы  только  с  особого  разрешения  Во¬
енного  Совета  Армии.
 М)  Донесения  присылать  немедленно  телеграфом:
 а)  о  выступлении  соединений  (отдельных  частей)  из  района  расквартиро¬
вания;  б)  о  занятии  позиции  (районов)  каждым  соединением  согласно  плана
(или  в  отступлении  от  него  с  указанием  причин);  в)  о  нарушении  госграницы
пр-ком  и  о  первых  столкновениях  с  ним;  г)  об  обнаружении  группировок  пр-ка,
особенно  его  мехсоединений;  д)  о  переходе  и  перелете  госграницы  нашими  ча¬
стями  (подразделениями).
 Сводки  представлять:
 303

Оперативные  ежедневно  к  6,  13,  20  часам;  разведывательные  телеграфом  на
час  раньше,  делегатом  одновременно  с  оперативными;  тыловую  телеграфом  к
19  часам,  делегатом  одновременно  с  оперативной  к  20  часам.
 Приложение
 1. 	Карта  масштаба  100.000.  на  листах.  Только  адресату.
 2. 	Таблица  взаимодействия  наземных  войск  с  авиацией  на  листах.
 3. 	Указания  по  связи  на  листах.  Только  адресату.
 4. 	Выписка  из  плана  инженерного  обеспечения  на  листах.  Все  приложения
только  адресату.
 Командующий  12  армией 	За  член[а]  Военного  Совета
 генерал-майор 	бригадный  комиссар
 (Понеделин) 	* 	(Аверин)
 Начальник  штаба  12  армии
генерал-майор  (Арушанян)
 Отпеч.  4  экз.
 Экз.  №  2.  Штаб  КОВО
№  3.  К-ру  13  ск
№  4  в  делах  штарма  12
Исполнил  генерал-майор  Арушанян
Печатал  полковник  Левин
 Центральный  архив  Министерства  обороны  Российской  Федерации.  Ф.  16А.  On.  2951.
Д.  259.  Л.  92-95.  Без  карт  и  приложений.

Б.Б.  Соколов
 СОБИРАЛСЯ  ЛИ  СТАЛИН  НАПАСТЬ  НА  ГИТЛЕРА?
 Проблема,  готовил  ли  Советский  Союз  превентивную,  или  наступа¬
тельную,  войну  против  Германии  накануне  22  июня  1941  г.,  вновь  ста¬
ла  актуальной  после  публикации  книг  В.  Суворова  “Ледокол”  и  “День-
М”,  где  он  утверждает,  что  советское  нападение  на  Германию  было  за¬
планировано  на  6  июля  1941  г.,  причем  вне  всякой  связи  с  германским
планом  “Барбаросса”1.  На  наш  взгляд,  как  приводимые  В.  Суворовым
так  и,  особенно,  попавшие  в  поле  зрения  исследователей  уже  после
публикации  названных  книг  факты  позволяют  не  только  согласиться  с
выводом  о  имевшей  место  подготовке  СССР  удара  по  Германии,  но  и
весьма  обоснованно  предположить,  что  сначала  Сталин  собирался  на¬
пасть  на  Гитлера  еще  летом  1940  г.,  но  этот  план  был  сорван  быстрым
крахом  Франции,  подобно  тому,  как  летом  1941  г.  он  был  сорван  гер¬
манским  вторжением.
 Первым  по  времени  в  ряду  рассматриваемых  фактов  стоит  сооб¬
щение  бывшего  командующего  Балтийским  флотом  В.Ф.  Трибуца  о
том,  что  “народный  комиссар  ВМФ  Н.Г.  Кузнецов  в  феврале  1940  г.  из¬
дал  специальную  директиву,  в  которой  указывал  на  возможность  одно¬
временного  выступления  против  СССР  коалиции,  возглавляемой  Гер¬
манией  и  включающей  Италию,  Венгрию,  Финляндию”,  причем  фак¬
тически  подготовка  Балтийского  флота  в  1940-1941  гг.  проходила
именно  в  рамках  этих  указаний  наркома2.  Данное  сообщение  заслужи¬
вает  полного  доверия.  С  одной  стороны,  оно  не  было  опровергнуто  са¬
мим  Н.Г.  Кузнецовым  ни  в  его  мемуарах,  ни  в  посмертно  опубликован¬
ных  рукописях3.  С  другой,  -  хотя  предвоенные  оперативные  планы
флотов  и  флотилий  после  войны  были  уничтожены,  однако  они  были
подробно  изложены  в  составленном  в  1946  г.  отчете  Главного  морско¬
го  штаба  по  итогам  Великой  Отечественной  войны.  Считаем  необхо¬
димым  привести  это  изложение  полностью:  “Согласно  оперативным
планам  1941  г.  советским  флотам  и  флотилиям  на  случай  развязывания
агрессором  войны  против  СССР  ставились  следующие  задачи:
 Северный  флот:
 1) 	Уничтожение  флота  противника  при  появлении  его  в  Баренце¬
вом  и  Белом  морях.
 2) 	Содействие  14-й  армии  в  захвате  Петсамо  (Печенга).
 3) 	Совместная  с  14-й  армией  оборона  полуостровов  Средний,  Рыба¬
чий  и  Кольский,  не  допуская  высадки  десанта  противника.
 4) 	Не  допустить  проход  судов  противника  в  Белое  море.
 5) 	Совместная  с  частями  Архангельского  военного  округа  оборона
побережья  Белого  моря.
 6) 	Крейсерские  операции  подводных  лодок  на  морских  сообщени¬
ях  у  западного  побережья  Норвегии  и  в  Скагерраке.
 ©  Б.В.  Соколов
 305

Краснознаменный  Балтийский  флот:
 1) 	Не  допустить  морских  десантов  немцев  на  побережье  Латвий¬
ской  и  Эстонской  ССР  и  на  острова  Моонзундского  архипелага.
 2) 	Совместно  с  ВВС  К[расной]  А[рмии]  нанести  поражение  гер¬
манскому  флоту  при  его  попытке  пройти  в  Финский  залив.
 3) 	Не  допустить  прорыва  кораблей  противника  в  Рижский  за¬
лив.
 4) 	Содействовать  сухопутным  войскам  на  побережье  Финского  за¬
лива  и  на  полуострове  Ханко,  обеспечивая  их  фланги  и  уничтожая  бе¬
реговую  оборону  финнов.
 5) 	Уничтожить  боевой  флот  Финляндии  и  Швеции  (при  выступле¬
нии  последней  против  СССР).
 6) 	Обеспечить  в  первые  дни  войны  переброску  двух  стрелковых  ди¬
визий  с  северного  побережья  Эстонской  ССР  на  полуостров  Ханко,  а
также  крупного  десанта  на  Аландские  острова.
 7) 	Прервать  морские  коммуникации  Финляндии  и  Швеции  в  Бал¬
тийском  море  и  Ботническом  заливе.
 Черноморский  флот:
 1) 	Обеспечить  господство  нашего  флота  на  Черном  море.
 2) 	Активными  мирными  постановками  и  действиями  подводных
лодок  не  допустить  прохода  кораблей  враждебной  коалиции  в  Черное
море.
 3) 	Не  допустить  подвоза  через  Черное  море  войск  и  боевого  снаря¬
жения  в  порты  Румынии,  Болгарии  и  Турции.
 4) 	Не  допустить  высадку  морского  десанта  на  северном  побережье
Черного  моря.
 5) 	В  случае  выступления  Румынии  уничтожить  ее  флот  и  прервать
морские  коммуникации.
 6) 	Не  допустить  действий  кораблей  противника  против  нашего  по¬
бережья.
 7) 	Быть  готовым  к  высадке  тактического  десанта.
 8) 	Блокировать  побережье  Румынии,  включая  устье  Дуная,  и  унич¬
тожить  или  захватить  румынский  флот.
 9) 	Содействовать  левому  флангу  Красной  Армии  при  форсирова¬
нии  р.  Дунай  и  дальнейшему  продвижению  вдоль  побережья  Черного
моря.
 10) 	Обеспечить  ПВО  главной  военно-морской  базы  и  Керченского
сектора  береговой  обороны.
 Дунайская  флотилия:
 1) 	Не  допустить  форсирования  противником  р.  Дунай  на  участке  от
устья  р.  Прут  до  устья  Килийского  гирла.
 2) 	Не  допустить  прохода  военных  и  других  кораблей  на  участке  Ре-
ни  -  устье  Килийского  гирла.
 3) 	Оказать  содействие  сухопутным  войскам  в  отражении  возмож¬
ного  удара  противника  с  направления  Галац.
 Каспийская  флотилия:
 1) 	Оказать  содействие  флангу  армии  на  западном  и  юго-западном
побережье  Каспийского  моря  огнем  корабельной  артиллерии  и  высад¬
кой  тактического  десанта.
 306

2) 	Совместно  с  ВВС  КА  обеспечить  коммуникации  между  портами
на  Каспийском  море.
 3) 	Не  допустить  высадку  десантов  противника  на  западное  и  вос¬
точное  побережье  Каспийского  моря  совместно  с  Красной  Армией.
 4) 	Выполнить  совместно  с  ВВС  КА  набеговые  операции  на  базы
противника  Пехлеви  и  Наушехр.
 5) 	Организовать  и  обеспечить  службу  ВНОС  и  морской  сектор
ПВО  г.  Баку.
 Пинская  (Днепровская)  флотилия:
 1) 	Содействие  войскам  К  А  при  ведении  ими  наступательных  опе¬
раций:  огнем  кораблей,  переправами  и  перевозками  войск,  высадкой
тактических  десантов,  прикрытием  флангов  войск,  упирающихся
в  реку.
 2) 	Борьба  с  переправами  противника.
 3) 	Борьба  с  речными  силами  противника.
 4) 	Обеспечение  водных  коммуникаций”4.
 К  этим  планам  мы  еще  вернемся.  В  целом  по  составу  вероятных
противников  они  соответствуют  планам  1940  г.  в  изложении  В.Ф.  Три-
буца.  Состав  враждебной  коалиции  здесь  расширен  за  счет  Румынии,
Болгарии,  Швеции,  Турции  и  Ирана.  Не  исключено,  что  эти  страны  в
1940  г.,  еще  до  оккупации  Бессарабии,  не  рассматривались  в  качестве
потенциальных  противников  или  что  Трибуц  просто  опустил  их  при  пе¬
речислении,  поскольку,  кроме  Румынии,  все  они,  в  конечном  итоге,  по
отношению  к  СССР  сохранили  нейтралитет.  То  же,  что  уже  с  февраля
1940  г.  Балтийский  флот  вел  подготовку  к  войне  именно  против  гер¬
манской  коалиции,  доказывает,  что  Германия  и  ее  союзники  в  директи¬
ве  Н.Г.  Кузнецова  были  названы  не  одними  из  вероятных,  а  единствен¬
ными  возможными  противниками.  Для  февраля  1940  г.  такая  ориенти¬
ровка,  принятая,  безусловно,  с  санкции  высшего  политического  руко¬
водства,  поразительна.  Ведь  в  это  время  Англия  и  Франция  всерьез
рассматривали  возможность  высадки  экспедиционного  корпуса  в  по¬
мощь  Финляндии,  что  не  было  тайной  для  советского  руководства  и
традиционно  рассматривалось  как  одна  из  главных  причин,  вынудив¬
ших  Сталина  заключить  с  Хельсинки  мирный  договор  и  отказаться  от
полного  поглощения  Финляндии5.
 Февральская  директива  Н.Г.  Кузнецова  позволяет  предположить,
что  на  самом  деле  главной  причиной  советского  миролюбия  стало
стремление  поскорее  освободить  связанные  финской  войной  значи¬
тельные  силы  Красной  Армии  в  преддверии  ожидавшегося  вскоре  гер¬
манского  наступления  на  Западе.  Если  это  предположение  справедли¬
во,  то  парадоксальным  образом  оказывается,  что  для  финской  сторо¬
ны  наиболее  выгодным  было  бы  следовать  линии  министра  обороны
Ю.  Ниюккенена  и  его  сторонников,  предлагавших  не  принимать  совет¬
ские  условия  и  продолжать  войну  в  ожидании  помощи  западных  союз¬
ников.  В  случае  упорства  финнов  Сталин,  опасаясь  затяжки  войны  из-
за  весенней  распутицы  и  нехватки  горючего  у  Красной  Армии  (в  нача¬
ле  мая  горючего  было  лишь  на  полмесяца  войны)6,  вероятно,  согласил¬
ся  бы  на  мир  на  основе  предвоенного  предложения  об  обмене  террито¬
рий  или  даже  на  основе  сохранения  довоенного  статус  кво.  В  этом  слу¬
 307

чае  Финляндия,  скорее  всего,  осталась  бы  нейтральной  при  возникно¬
вении  советско-германской  войны  в  1941  г.7
 В  пользу  предположения  о  том,  что  мир  с  Финляндией  был  про¬
диктован  стремлением  освободить  советские  войска  для  действий
против  Германии,  свидетельствует,  на  наш  взгляд,  и  судьба  содержав¬
шихся  в  советском  плену  польских  офицеров.  5  марта  1940  г.,  еще  до
мира  с  Финляндией,  Политбюро  ЦК  ВКП(б)  приняло  решение  о  рас¬
стреле  14,7  тыс.  польских  офицеров  и  11  тыс.  гражданских  лиц  поль¬
ской  национальности.  Эти  люди  были  расстреляны  (в  количестве
около  22  тыс.)  в  апреле  и  первой  половине  мая  1940  г.8  Нам  предста¬
вляется,  что  этот  расстрел  был  вызван  расчетами  Сталина  на  скорую
войну  с  Германией.  Полькие  офицеры  и  гражданские  лица  из  числа
представителей  интеллигенции  и  имущих  классов  не  питали  в  своем
огромном  большинстве  симпатий  ни  к  коммунизму,  ни  к  СССР.  В  слу¬
чае  же  войны  с  Германией  Польша  становилась  союзником  и  поляков
пришлось  бы  освободить  из  плена.  В  этом  случае  они  наверняка  сыг¬
рали  бы  главную  роль  в  формировании  новой  польской  армии,  кото¬
рая  была  бы  фактически  неподвластна  жесткому  советскому  контро¬
лю.  Опыт  двух  армий  Войска  Польского,  состоявших  в  значительной
мере  из  советских  граждан,  связанных  с  Польшей  лишь  фамилиями,
или  польских  эмигрантов-коммунистов,  показывает,  что  контролю
над  полькими  военными  формированиями  Сталин  придавал  решаю¬
щее  значение,  стремясь  обратить  Польшу  в  своего  сателлита.  Единст¬
венным  способом  не  допустить  польских  офицеров  в  новую  польскую
армию  было  уничтожить  их  до  начала  советско-германского  воору¬
женного  конфликта,  что,  очевидно,  и  было  сделано  советским  руко¬
водством.
 Сохранилось  косвенное  свидетельство  того,  что  решение  о  рас¬
стреле  польких  офицеров  обсуждалось  на  Политбюро  именно  в  свете
возможности  формирования  антигерманской  польской  армии,  хотя
стенограммы  заседания  не  сохранилось  (или  она  до  сих  пор  не  рассек¬
речена).  По  свидетельству  С.Л.  Берия,  ссылающегося  на  своего  отца,
Л.П.  Берия  на  этом  заседании  выступал  против  расстрела,  аргумен¬
тируя  это  так:  “Война  неизбежна.  Польский  офицерский  корпус  -  по¬
тенциальный  союзник  в  борьбе  с  Гитлером.  Так  или  иначе  мы  войдем
в  Польшу,  и,  конечно  же,  польская  армия  должна  оказаться  в  будущей
войне  на  нашей  стороне”9.  Одним  из  доказательств  в  пользу  того,  что
Л.П.  Берия  действительно  был  против  уничтожения  поляков,  может
служить  тот  факт,  что  в  тексте  предложения  НКВД  по  решению  судь¬
бы  пленных  поляков,  которые  “все...  являются  закоренелыми,  неис¬
правимыми  врагами  советской  власти”,  в  составе  тройки,  призванной
вынести  смертные  приговоры,  фамилия  Берия  вычеркнута,  вероятно,
рукой  самого  наркома  и  заменена  фамилией  Кобулова10.  Вполне  воз¬
можно,  что  Л.П.  Берия  на  самом  деле  видел  возможность  союза  с  не¬
коммунистической  Польшей,  учитывая  его  послевоенные  идеи  о  воссо¬
единении  некоммунистической  Германии  и  предоставлении  большей
самостоятельности  странам  Восточной  Европы,  и  потому  был  против
расстрела  поляков.  Но,  вне  всякого  сомнения,  Сталину  и  подавляюще¬
му  большинству  членов  Политбюро  нужна  была  лишь  абсолютно  по¬
 308

слушная  коммунистическая  Польша  после  войны,  и  это  предопредели¬
ло  судьбу  польских  офицеров.
 То,  что  вскоре  после  финской  войны  планировалось  советское  на¬
ступление  на  Западе  в  случае,  если  Германия  увязнет  на  “линии  Мажи-
но”,  доказывается  происшедшими  после  подписания  мирного  договора
с  Финляндией  изменениями  в  дислокации  войск.  К  концу  войны  на  фин¬
ском  фронте  было  55  стрелковых  дивизий,  4  кавалерийские  и  мотока-
валерийские  дивизии,  8  танковых  бригад  и  3  авиадесантные  бригады
Красной  Армии.  Вся  эта  группировка  включала  4  тыс.  танков  и  3  тыс.
самолетов.  Из  них,  начиная  с  апреля  1940  г.,  на  Запад  было  переброше¬
но  37  дивизий  и  1  танковая  бригада,  в  том  числе:  в  Одесский  округ  -  2
дивизии;  в  Киевский  Особый  -  15,  включая  2  кавалерийские;  в  Бело¬
русский  (Западный)  Особый  —  20,  включая  2  мотокавалерийские,  и  1
танковая  бригада.  Еще  одна  танковая  бригада  вернулась  в  Московский
военный  округ  вместе  с  двумя  дивизиями;  по  одной  дивизии  были  пере¬
брошены  в  Сибирь  и  Закавказье.  Остальные  соединения,  участвовав¬
шие  в  войне  с  Финляндией,  остались  в  Ленинградском  военном  округе
или  были  расформированы.  Из  числа  переброшенных  в  западные  ок¬
руга  около  30  дивизий  прибыли  до  июня  1940  г.,  остальные  7  или  8  -  в
июле  и  августе.  А  ведь  и  до  переброски  соединений  с  финского  фрон¬
та  западные  приграничные  округа  обладали  немалыми  силами.  В  Бе¬
лорусском  Особом  округе  было  17  стрелковых  и  3  кавалерийские  ди¬
визии,  подкрепленные  5  танковыми  бригадами,  в  Киевском  -  23  стрел¬
ковые  и  4  кавалерийские  дивизии  с  6  танковыми  бригадами.  Одесский
округ,  предназначавшийся  для  действий  против  Румынии,  был  слабее.
Но  и  здесь  имелось  8  стрелковых  и  2  кавалерийские  дивизии,  а  также  3
танковые  бригады.  Всего,  таким  образом,  с  учетом  3  стрелковых  диви¬
зий  и  3  танковых  бригад,  размещенных  в  Прибалтике,  и  войск,  пере¬
брошенных  из  Финляндии,  Сталин  мог  к  концу  июня  выставить  против
Германии  до  84  стрелковых  и  13  кавалерийских  и  мотокавалерийских
дивизий  вместе  с  17  танковыми  бригадами  (по  числу  танков  -  200  и  бо¬
лее  -  каждая  такая  бригада  не  уступала  германской  танковой  диви¬
зии)11.  Следует  учесть,  что  в  случае  вторжения  советских  войск  в  Гер¬
манию  и  Польшу  в  то  время  выступление  Румынии,  еще  не  лишившей¬
ся  Бессарабии  и  Северной  Буковины,  на  германской  стороне  было  не¬
вероятным.  Этим  силам  в  начале  июня  1940  г.  Германия  на  Востоке
могла  противопоставить  только  12  пехотных  дивизий,  9  из  кото¬
рых  были  ландверными  и  обладали  очень  ограниченной  боеспособно¬
стью.  В  июне  здесь  была  сформирована  еще  одна  пехотная  дивизия,  но
это  не  меняло  общей  картины  подавляющего  советского  превосход¬
ства12.
 Вероятно,  учитывая  возможность  скорой  войны  с  Германией,  срок
начала  демобилизации  686  тыс.  военнослужащих,  оказавшихся  после
войны  с  Финляндией  “излишними”  в  Красной  Армии,  штат  которой
(без  ВМФ)  был  с  1  мая  установлен  в  3  200  тыс.  человек,  был  отодвинут
до  1  июля13.  Создавалась  и  группировка  авиации  на  Западе:  сюда  была
переброшена  основная  часть  освободившейся  после  финского  конфли¬
кта  авиации.  Командующий  авиацией  Ленинградского  военного  округа
 А.А.  Новиков  признавал:  “В  1940  г.  боевая  подготовка  частей  ВВС
 309

ЛВО  проходила  в  несколько  своеобразных  условиях:  до  августа  месяца
все  части  ВВС  округа  были  заняты  выполнением  особых  заданий  и
только  к  августу  месяцу  возвратились  с  Украины...”14.
 Показательно  и  то,  что,  по  свидетельству  А.М.  Василевского,  уже
в  апреле  1940  г.  был  в  основных  чертах  готов  в  Генеральном  штабе
РККА  план  стратегического  развертывания  против  Германии,  коррек¬
тивы  в  который  пришлось  вносить  только  под  влиянием  хода  и  исхода
боевых  действий  Германии  против  союзников15.
 Материалы  так  и  не  завершенного  весеннего  1940  г.  плана  развер¬
тывания  против  Германии  не  опубликованы.  Неизвестно,  сохранились
ли  они  вообще.  Однако,  основываясь  на  опубликованном  варианте
стратегического  развертывания  от  18  сентября  1940  г.16  и  на  наших
подсчетах  распределения  сил  к  лету  1940  г.  между  западными  пригра¬
ничными  округами,  можно  предположить,  что  тогда  главный  удар
предполагался  на  варшавском  направлении.  План  сентября  1940  г.  пре¬
дусматривал  основным  вариантом  нанесение  главного  удара  к  югу  от
Брест-Литовска,  но  в  зависимости  от  обстановки  допускался  главный
удар  северной  группировкой  советских  войск  с  целью  овладения  Вос¬
точной  Пруссией,  причем  в  условиях  мирного  времени  считалось  необ¬
ходимым  “иметь  разработанными  оба  варианта”17.  К  июню  1940  г.  удар
по  Восточной  Пруссии  представлялся  весьма  проблематичным,  по¬
скольку  в  формально  независимой  Литве  тогда  была  еще  слишком  сла¬
бая  группировка  советских  войск  -  одна  усиленная  стрелковая  дивизия
с  одной  танковой  бригадой18.  Основная  же  группировка  советских
войск  тогда  была  в  Белоруссии,  откуда  напрашивался  удар  на  Варша¬
ву.  Второй  же  удар,  очевидно,  планировался  на  юго-западном  направ¬
лении  силами  Киевского  Особого  военного  округа,  также  располагав¬
шего  значительными  силами.  Судя  по  срокам  демобилизации  тех,  кто
был  призван  на  финскую  войну,  -  с  1  июля  1940  г.,  Сталин  планировал
начать  вторжение  на  Западе  в  конце  июня  или  в  начале  июля,  когда,  по
его  расчетам,  Гитлер,  предпринявший  весной  наступление  против
Франции,  должен  был  увязнуть  в  борьбе  с  союзниками  и  ввести  в  бой
все  свои  резервы.
 10  мая  1940  г.  Германия  начала  генеральное  наступление  на  Запа¬
де  предварительно  уведомив  об  этом  СССР19.  В  тот  же  день  был  опуб¬
ликован  указ  от  7  мая  о  введении  генеральских  званий  в  Красной  Ар¬
мии,  и  через  несколько  дней  после  начала  боевых  действий  командую¬
щими  западными  приграничными  округами  -  Киевского  Особого  и  За¬
падного  Особого  были  назначены  имевшие  большой  боевой  опыт  в
Монголии,  Испании  и  Финляндии  свежеиспеченные  генерал  армии
Г.К.  Жуков  и  генерал-полковник  Д.Г.  Павлов,  а  за  несколько  дней  до
того,  7  мая,  наркомом  обороны  стал  командующий  советскими  войска¬
ми  в  финской  войне  маршал  С.К.  Тимошенко.  Сталин,  сообщая  Жуко¬
ву  о  новом  назначении,  многозначительно  заметил:  “Теперь  у  вас  есть
боевой  опыт  (успешная  наступательная  операция  на  Халхин-Голе.  -
f>.C.)...  Принимайте  Киевский  округ  и  свой  опыт  используйте  в  подго¬
товке  войск”.  И  при  этом,  уже  зная  о  начале  германского  наступления
на  Западе,  добавил,  что  западным  союзникам  “придется  самим  распла¬
чиваться  за  недальновидную  политику”  отказа  от  коалиции  с  СССР  и
 310

“умиротворения”  Гитлера  за  счет  подталкивания  его  к  агрессии  на  Во¬
сток20.
 Характерно,  что  Жукову  фактически  было  предписано  готовить
войска  к  наступлению.  Сомневаться  в  том,  что  с  12-13  слабыми  гер¬
манскими  дивизиями  справятся  даже  советские  войска,  показавшие  в
финской  войне  крайне  низкую  боеспособность,  не  приходилось.  Но  все
расчеты  спутал  Гитлер,  который  менее  чем  за  три  недели  разгромил
французскую  армию  и  оттеснил  англичан  к  морю.  Теперь  Красная  Ар¬
мия  рисковала  в  случае  вторжения  в  Польшу  и  Германию  встретиться
с  основными  силами  победоносного  вермахта,  и  такое  вторжение  ста¬
ло  слишком  опасным.  Советские  генералы,  по  свидетельству  Л.М.  Сан¬
далова,  с  удивлением  сокрушались:  “Кто  бы  мог  подумать,  что  немцам
потребуется  лишь  немногим  больше  двух  недель,  чтобы  разгромить  ос¬
новные  силы  французской  армии?”21
 Нам  представляется,  что  Сталин  вряд  ли  стал  бы  длительное  вре¬
мя  выжидать  истощения  сторон  в  ходе  боевых  действий  на  Западе.
Ведь  невозможно  было  заранее  предсказать,  когда  и  которая  из  сторон
первой  потеряет  способность  сопротивляться.  Судя  по  разговору  с  Жу¬
ковым,  боеспособность  вермахта  Сталин  расценивал  все  же  выше,  чем
боеспособность  союзных  армий.  Но  если  поражение  Германии  не  не¬
сло  угрозы  СССР,  который  в  этом  случае,  очевидно,  мог  бы  без  труда
оккупировать  Польшу  и  другие  страны  Восточной  Европы,  то  крах
Франции  грозил  оставить  его  с  Германией  один  на  один.  Так  что  в  ин¬
тересах  Сталина  было  не  медлить  с  нападением,  как  только  все  герман¬
ские  силы  втянутся  в  бои  на  Западе.  Однако  блицкриг  Гитлера  во
Франции  исключил  возможность  немедленного  советского  нападения.
Советская  сторона  стала  готовиться  к  войне  более  основательно.
 В  июне  1940  г.  было  начато  формирование  механизированных  кор¬
пусов  трехдивизионного  состава  (в  танковые  дивизии  развертывались
существовавшие  ранее  бригады,  формирование  же  моторизованных
дивизий  было  начато  еще  в  мае),  а  в  июле  -  новых  стрелковых  дивизий,
предназначенных  для  западного  театра.  При  формировании  механизи¬
рованных  корпусов  проявился  авантюризм  и  гигантомания,  свойствен¬
ные  советскому  военному  планированию  и  организации.  В  условиях
острой  нехватки  средств  связи,  недостатка  опыта  эксплуатации  техни¬
ки  и  организации  маршей  два  советских  танковых  корпуса,  участвовав¬
ших  в  сентябре  1939  г.  во  вторжении  в  Польшу,  отстали  при  продвиже¬
нии  даже  от  кавалерии,  хотя  почти  не  встречали  сопротивления.  Новые
механизированные  корпуса  имели  вдвое  больше  танков  по  сравнению
с  прежними  танковыми  корпусами  (1031  против  560)  и  были  еще  менее
управляемы,  так  как  количество  средств  связи  не  увеличилось,  а  уро¬
вень  подготовки  личного  состава  был  еще  более  низким.  Одновремен¬
но  было  начато  формирование  9,  а  в  феврале  1941  г.  еще  20  корпусов,
предназначенных  к  дислокации  в  западных  приграничных  округах,
включая  Ленинградский.  В  результате  к  июню  1941  г.  корпуса  еще  не
были  полностью  укомплектованы,  сроки  их  формирования  (по  край¬
ней  мере  первых  9)  оказались  беспрецедентными  в  мировой  военной
истории.  Но  небоеспособность  новых  механизированных  корпусов  ста¬
ла  ясна  советскому  командованию  только  после  22  июня  1941  г.22
 311

Наряду  с  усилением  армии,  Сталин  обеспечил  себе  новые  плацдар¬
мы  для  вторжения  в  Восточную  Европу  и  Германию.  В  июне  1940  г.  со¬
ветские  войска  оккупировали  государства  Прибалтики,  а  также  Бесса¬
рабию  и  Северную  Буковину.  Тем  самым  появился  плацдарм  в  Литве
для  вторжения  в  Восточную  Пруссию,  и  Красная  Армия  продвинулась
по  направлению  к  румынским  нефтяным  промыслам.
 Определенные  шаги  были  предприняты  и  по  отношению  к  Поль¬
ше  и  Чехословакии:  не  позднее  октября  1940  г.  Сталин  поручил  Л.П.  Бе¬
рии  провести  предварительные  мероприятия  по  подготовке  создания
польских  и  чехословацких  военных  формирований  в  СССР.  Вскоре,
2  ноября,  нарком  внутренних  дел  доложил  о  проделанной  работе  среди
оставшихся  польских  пленных  по  отбору  тех  офицеров  и  солдат,  кото¬
рые  готовы  были  бы  воевать  против  Германии  на  стороне  СССР  без
какой-либо  санкции  лондонского  правительства  В.  Сикорского.  Отоб¬
ранной  группе  “правильно  политически  мыслящих”  офицеров,  кото¬
рым  будущая  Польша  представлялась  как  “тесно  связанная  в  той  или
иной  форме  с  Советским  Союзом”,  предлагалось  “предоставить  воз¬
можность  переговорить  в  конспиративной  форме  со  своими  едино¬
мышленниками  в  лагерях  для  военнопленных  поляков  и  отобрать  кад¬
ровый  состав  будущей  дивизии”.  После  этого  польскую  дивизию  пред¬
полагалось  формировать  “в  одном  из  совхозов  на  юго-востоке  СССР”
с  созданием  при  ней  Особого  отдела  НКВД,  но  в  рамках  РККА.  Также
была  отобрана  и  группа  чехословацких  офицеров  из  числа  военноплен¬
ных,  изъявивших  желание  сражаться  с  Германией  “по  приказу  Бенеша
или,  как  минимум,  своего  командира  полковника  Свободы”,  в  связи  с
чем  Л.  Свобода  был  вызван  из-за  границы  органами  НКВД23.
 Перед  финской  войной  в  РККА  уже  был  опыт  таких  формирова¬
ний.  Еще  26  октября  1939  г.,  ровно  за  месяц  до  советской  провокации  в
Майниле,  К.Е.  Ворошилов  отдал  приказ  о  формировании  106-го  особо¬
го  стрелкового  корпуса  из  финского  и  карельского  населения  СССР.  23
ноября  сформированный  корпус  был  переименован  в  1-й  горнострел¬
ковый,  а  с  началом  советско-финской  войны  сразу  же  переброшен  на
фронт  и  назван  1-м  стрелковым  корпусом  Финской  народной  армии  с
номинальным  подчинением  марионеточному  правительству  О.  Кууси¬
нена.  Первоначально  корпус  имел  2  дивизии,  а  с  января  1940  г.  -  4,  при¬
чем  в  значительной  степени  он  был  укомплектован  русскими  и  лицами
других  национальностей,  не  имевшими  к  Финляндии  никакого  отноше¬
ния  и  не  знавшими  финского  языка.  Боеспособность  корпуса  была
крайне  низкой,  и  к  маю  1940  г.  он  был  расформирован,  а  из  части  его
личного  состава  сформировали  71-ю  особую  стрелковую  дивизию  на
случай  новой  войны  с  Финляндией24.
 Сталин  предпочитал  скрывать  существование  финского  соедине¬
ния  до  начала  войны,  хотя  в  тех  конкретных  условиях  даже  утечка  ин¬
формации  о  формировании  финского  корпуса  ничего  изменить  не  мог¬
ла,  поскольку  превентивный  удар  Финляндия  была  не  в  состоянии  на¬
нести  и  не  имела  союзников,  готовых  осуществить  такой  удар.  Случай
же  с  польской  дивизией  не  только  прямо  нарушал  один  из  секретных
протоколов  к  советко-германскому  договору  о  дружбе  и  границе,  где
речь  шла  о  недопущении  польской  агитации  на  своей  территории,  но  и,
 312

при  условии,  что  о  формировании  дивизии  стало  бы  известно  герман¬
ской  стороне,  мог  вызвать  ответные  военные  действия.  Поэтому  поль¬
скую  дивизию  можно  было  начать  формировать  только  перед  самым
началом  войны.  Осенью  1940  г.  время  для  этого  еще  не  наступило.
 Между  тем  германское  командование,  опасаясь  угрозы  с  Востока,
уже  в  июле  1940  г.  начало  перебрасывать  к  советским  границам  диви¬
зии  с  Запада  и  приступило  к  разработке  планов  войны  против  СССР.
При  этом  авторы  первых  и  последующих  разработок  не  только  не  опа¬
сались  активных  наступательных  действий  Красной  Армии,  но  даже
считали  их  благоприятным  фактором  для  успеха  германского  вторже¬
ния  в  Россию.  Так,  в  своей  разработке  от  5  августа  1940  г.  генерал
 Э. 	Маркс  отмечал,  что  “нам  было  бы  выгодно,  чтобы  русские  вели  на¬
ступательные  действия,  но  они  нам  такой  услуги  не  окажут”,  оговари¬
вая  при  этом,  однако,  опасность  советского  вторжения  в  Румынию  и
налетов  авиации  на  румынский  нефтяной  район25.  Германский  же  план
войны  против  России  строился  совсем  не  как  превентивный  удар  про¬
тив  возможного  русского  вторжения  в  Европу,  а  как  направленное  ве¬
дение  наступательной  войны  для  достижения  политических  целей  -
расширения  германского  “жизненного  пространства”,  ликвидации  по¬
тенциального  союзника  Англии  и  конкурента  в  разделе  Европы.
 18 	декабря  1940  г.  после  провала  переговоров  с  Молотовым  в  Бер¬
лине,  когда  стало  ясно,  что  за  присоединение  к  Тройственному  пакту
Сталин  требует  непомерную  с  германской  точки  зрения  цену:  аннек¬
сию  Финляндии  и  советскую  гегемонию  на  Балканах  и  в  Турции26,  Гит¬
лер  подписал  директиву  №21,  санкционирующую  план  “Барбаросса”.
В  директиве,  предназначенной  лишь  для  высших  руководителей  вер¬
махта,  об  угрозе  превентивной  войны  со  стороны  России  ничего  не  го¬
ворилось,  а  лишь  указывалось,  что  “немецкие  вооруженные  силы
должны  быть  готовы  к  тому,  чтобы  еще  до  окончания  войны  с  Англи¬
ей  разгромить  путем  быстротечной  военной  операции  Советскую  Рос¬
сию”27.
 В  директиве  же  по  сосредоточению  войск  от  31  января  1941  г.,  с  ко¬
торой  должен  быть  ознакомлен  значительно  более  широкий  круг  лиц,
включая  первых  офицеров  генерального  штаба  в  штабах  корпусов,  те¬
зис  о  возможности  русского  нападения,  хотя  и  не  в  очень  явной  форме,
присутствовал:  “В  случае,  если  Россия  изменит  свое  нынешнее  отноше¬
ние  к  Германии,  следует  в  качестве  меры  предосторожности  осущест¬
вить  подготовительные  мероприятия,  которые  позволили  бы  нанести
поражение  Советской  России  в  быстротечной  кампании  еще  до  того,
как  будет  закончена  война  против  Англии”28.  Такая  формулировка,  на
наш  взгляд,  преследовала  пропагандистскую  цель  убедить  офицерский
корпус  в  оправданности  предстоящей  войны.  Никаких  признаков  под¬
готовки  советского  нападения  на  Германию  германские  военные  тогда
еще  не  зафиксировали.  После  войны  на  допросе  В.  Кейтель  признал,
что  германский  генштаб  располагал  данными  о  начале  концентрации
советских  войск  в  западных  приграничных  округах  только  “с  ранней
весны  1941  года”29.
 Тот  факт,  что  вермахт  готовился  к  агрессивной  наступательной
войне  против  СССР,  не  означал,  что  германские  военные  не  принима¬
 313

ли  предупредительных  мер  против  возможного  советского  нападения.
Например,  в  стратегической  разработке  от  15  сентября  1940  г.  подпол¬
ковника  Лоссберга  рассматривалась  возможность  советского  вторже¬
ния  в  Румынию  с  использованием  авиации,  сухопутных  и  воздушноде¬
сантных  войск.  Для  отражения  этой  угрозы  предполагалось  «использо¬
вать  немецкие  “учебные  части”  и  организовать  противовоздушную
оборону  силами  румын»  и  указывалось,  что  “в  подготовке  соответству¬
ющих  оборонительных  мер  на  указанный  случай  и  будет  состоять  бли¬
жайшая  задача  немецкой  военной  миссии  в  Румынии”30.  Также  и  в  рас¬
поряжении  начальника  штаба  верховного  главнокомандования  вермах¬
та  (ОКВ)  В.  Кейтеля  от  3  апреля  1941  г.  подтверждалось,  что  “оборо¬
нительные  приготовления,  предпринимаемые  против  превентивных
мероприятий  русских  в  воздухе  и  на  земле,  должны  продолжаться  в
увеличенном  объеме  и  с  ббльшей  интенсивностью”31.
 Ряд  мероприятий  по  отражению  возможного  советского  вторже¬
ния,  в  первую  очередь  в  Румынию,  зафиксирован  и  в  дневнике  началь¬
ника  генштаба  сухопутных  войск  Ф.  Гальдера32,  а  в  расчете  времени  к
операции  “Барбаросса”  от  1  июня  1941  г.  учитывалась  возможность  то¬
го,  что  после  18  июня,  когда  намерение  наступать  уже  невозможно  бу¬
дет  маскировать,  Красная  Армия  попытается  нанести  превентивный
удар.  На  этот  случай  германским  войскам  предоставлялась  свобода
действий33.
 В  целом  же  боеспособность  советских  войск  с  учетом  опыта  фин¬
ской  войны  оценивалась  весьма  низко.  В  выпущенном  15  января  1941  г.
бюллетене  “Вооруженные  силы  СССР”,  подготовленном  начальником
отдела  “Иностранные  армии  -  Восток”  генштаба  сухопутных  войск
подполковником  Э.  Кинцелем  отмечалось,  что  “слабость  Красной  Ар¬
мии  заключается  в  отсутствии  гибкости  у  командиров  всех  степеней,  в
тенденции  к  схематизму,  в  недостаточной  для  современных  требований
боевой  подготовке,  в  страхе  перед  ответственностью  и  в  недостатке
организации,  ощущаемой  во  всех  областях”;  указывалось  на  низкий
уровень  овладения  личным  составом  боевой  техникой  и  тактической
подготовки.  При  этом  считалось,  что  новые  методы  боевой  подготов¬
ки,  введенные  новым  наркомом  после  финской  войны,  могут  дать  за¬
метный  успех  “по  истечении  ряда  лет,  если  не  десятилетий”,  в  частно¬
сти,  потому,  что  содержащиеся  во  Временном  Полевом  Уставе  РККА
“тактические  принципы,  несомненно,  слишком  высоки  для  общеобра¬
зовательного  уровня  русского  солдата  и  отнюдь  не  являются  еще  об¬
щим  достоянием  широкой  массы  офицеров”34.
 В  Красной  Армии  неудачи  финской  войны  вызвали  смену  военно¬
го  руководства  и  приказ  №  120  нового  наркома  обороны  С.К.  Тимо¬
шенко  от  16  мая  1940  г.,  где  провозглашалось:  “Учить  войска  только
тому,  что  нужно  на  войне,  и  только  так,  как  делается  на  войне”35.  Од¬
нако  критика  в  основном  касалась  действий  войск  до  того,  как  7  янва¬
ря  1940  г.  Северо-Западный  фронт  против  финнов  возглавил  сам  Тимо¬
шенко.  Уже  на  совещании  высшего  руководящего  состава  РККА  в  Мо¬
скве  в  декабре  1940  г.  преобладало  мнение,  что  “какая  бы  сильная  обо¬
рона  ни  была,  она  всегда  будет  проломлена,  это  показывает  опыт  и  на
Карельском  фронте”36.  Ставилась  под  сомнение  справедливость  утвер¬
 314

ждения  Г.С.  Иссерсона,  основанного  на  опыте  германо-польской  вой¬
ны,  о  том,  что  “начального  периода  войны  не  будет”,  поскольку  сразу
начнется  вторжение  главных  сил.  Считалось,  что  по  отношению  к
СССР  с  его  многочисленной  армией  этот  вывод  неприменим  и  что  в  на¬
чальный  период  войны  Красная  Армия  должна  предпринять  “операции
вторжения  для  решения  целого  ряда  особых  задач”37.  В  заключитель¬
ном  выступлении  С.К.  Тимошенко  признавал,  что  “война  с  белофинна¬
ми  выявила  всю  пагубность  нашей  системы  боевой  подготовки  -  про¬
водить  занятия  на  условностях,  кабинетным  методом”,  что  “на  сегодня
оперативная  подготовка  высшего  командного  состава  не  достигает
требуемой  высоты”,  что  “боевая  подготовка  и  сегодня  хромает  на  обе
ноги”  и  “нужно  теперь  же  добиться  действительного  перелома  в  оди¬
ночной  подготовке  бойца”.  Он  также  подчеркнул  “чрезмерную  гро¬
моздкость”  нашего  тыла.  Однако  основной  пафос  выступления  нарко¬
ма  сводился  к  утверждениям,  что  “в  смысле  стратегического  творчест¬
ва  опыт  войны  в  Европе,  пожалуй,  не  дает  ничего  нового”  (а  ведь  это
был  первый  опыт  удавшегося  блицкрига!)  и  “германская  армия  не  от¬
важилась  атаковать  и  прорвать  линию  Мажино”,  предпочтя  обход  ее
через  Бельгию  и  Голландию,  тогда  как  “Красная  Армия,  впервые  в  ис¬
тории  войн,  успешно  прорвала  современную  жебезобетонную  полосу,
сильно  развитую  в  глубину”.  Тимошенко  считал,  что  РККА  “распола¬
гает  отличным  личным  составом  и  всеми  новейшими  средствами  воо¬
руженной  борьбы”.  Прорыв  линии  Маннергейма,  по  его  мнению,  дока¬
зал,  что  в  РККА  присутствует  “искусное  управление,  специальная  вы¬
учка  и  правильное  воспитание  войск,  сочетаемые  с  героизмом  и  отва¬
гой  бойцов  и  командиров”,  и  “должен  рассматриваться,  главным  обра¬
зом,  как  акт  величайшего  героизма  и  самоотверженности  Красной  Ар¬
мии  и  как  итог  достижений  военной  техники  и  военного  искусства  в  на¬
шей  стране”38.
 Уже  весной  1941  г.  инспектирование  боевой  подготовки  показало,
по  мнению  руководства  наркомата  обороны,  что  “в  целом  уровень  бо¬
евой  выучки  личного  состава  возрос”39.  Здесь  сказалась  особенность
советской  системы:  всякое  начинание  нового  начальства,  по  крайней
мере,  в  докладах  подчиненных,  должно  давать  быстрые  и  эффектив¬
ные  результаты.  Великая  Отечественная  война,  когда  и  в  последние
годы  боев  на  фронт  часто  бросалось  необученное  и  даже  невооружен¬
ное  пополнение40,  развеяла,  среди  прочих,  и  миф  об  успехах  боевой
подготовки  в  предвоенный  период.
 В  ходе  проведенных  после  декабрьского  1940  г.  совещания  высше¬
го  комсостава  РККА  в  январе  1941  г.  оперативно-стратегических  игр
было  выявлено,  что  наступление  советских  войск  на  укрепленный  рай¬
он  Восточной  Пруссии  скорее  всего  окончился  неудачей41.  Поэтому  в
уточненном  плане  стратегического  развертывания  от  11  марта  1941  г.
предпочтение  окончательно  было  отдано  главному  удару  на  юго-за¬
падном  направлении,  подкрепленному  вторжением  в  Румынию.  При
этом  было  отмечено:  “Развертывание  главных  сил  Красной  Армии  на
Западе  с  группировкой  главных  сил  против  Восточной  Пруссии  и  на
варшавском  направлении  вызывает  серьезные  опасения  в  том,  что
борьба  на  этом  фронте  может  привести  к  затяжным  боям”42.
 315

Советское  командование,  невольно  или  умышленно,  чтобы  оправ¬
дать  концентрацию  собственных  войск,  преувеличивало  силы  вермах¬
та.  Так,  в  сентябрьском  плане  стратегического  развертывания  1940  г.
силы  вермахта  оценивались  в  205-226  пехотных  дивизий  (из  них  до  8
моторизованных)  и  в  15-17  танковых  дивизий,  подкрепленных  10  тыс.
танков  и  14-15  тыс.  самолетов.  Из  этого  числа  против  СССР  Гитлер,
по  оценке  Генштаба  РККА,  должен  был  бросить  до  173  дивизий,  вклю¬
чая  все  танковые  и  моторизованные,  вместе  с  12  тыс.  самолетами43.
В  мартовском  1941  г.  плане  стратегического  развертывания  герман¬
ские  силы  оценивались  в  225  пехотных,  20  танковых  и  15  моторизован¬
ных  дивизий,  10  тыс.  танков  и  до  15  тыс.  самолетов,  из  которых  9-9,5
тыс.  боевых.  Ожидалось,  что  из  этого  числа  против  СССР  будут  дейст¬
вовать  200  дивизий,  включая  все  танковые  и  моторизованные,  и  10  тыс.
самолетов44.  В  сообщении  Разведывательного  управления  Генштаба  от
5  мая  1941  г.  группировка  немецких  войск  против  СССР  определялась
в  103-107  дивизий,  в  том  числе  12  танковых,  7  моторизованных  и  одна
кавалерийская45.  В  действительности  к  началу  мая  вермахт  имел  про¬
тив  СССР  только  45  дивизий,  в  том  числе  две  танковые  и  одну  кавале¬
рийскую46.  Всего  же  к  22  июня  1941  г.  вермахт  имел  209  дивизий  (вклю¬
чая  одну  парашютную  в  ВВС)  и  3  бригады.
 На  Востоке  в  этот  момент  к  вторжению  изготовились,  включая
войска  в  Финляндии  и  Северной  Норвегии,  126  дивизий  и  3  бригады,
включая  17  танковых,  12  моторизованных,  одну  кавалерийскую  и  9  ох¬
ранных  (последние  имели  ограниченную  боеспособность),  что  весьма
далеко  отстояло  от  советских  оценок,  даже  с  учетом  переброшенных  в
июле  и  августе  27  дивизий  второго  эшелона47.  Из  этого  количества  в
мае  1941  г.  на  Восток  было  переброшено  еще  13  пехотных  дивизий48,
но  и  с  их  учетом  советская  разведка  завышала  общее  количество  диви¬
зий  против  СССР  вдвое,  а  число  танковых  дивизий  -  в  6  раз.  И  на  осно¬
ве  этих  разведданных  15  мая  1941  г.  был  подготовлен  план  превентив¬
ного  удара  против  Германии.  Он  предусматривал  главный  удар  Юго-
Западным  фронтом  в  направлении  Краков,  Катовице,  где  152  совет¬
ские  дивизии  должны  были  разбить  100  германских.  Вспомогательный
удар  уже  после  перехода  Юго-Западного  фронта  в  наступление  плани¬
ровался  Западным  фронтом  на  Варшаву  и  Демблин  и  Южным  -  в  Ру¬
мынии49.  На  самом  деле  вермахт  ни  в  тот  момент,  ни  к  22  июня  таких
сил  на  юго-западном  направлении  не  имел.
 Поскольку  Германия  всячески  маскировала  сосредоточение
войск  на  Востоке  и  никакой  дезинформации  по  преувеличению  сил
своих  войск,  сосредоточенных  против  СССР,  в  1941  г.  не  предпри¬
нимала,  напрашивается  предположение,  что  советская  военная  раз¬
ведка  сознательно  завышала  силы  потенциального  противника,  да¬
бы  оправдать  наращивание  собственных  войск  на  Западе.  По  мар¬
товскому  1941  г.  плану  стратегического  развертывания  для  дейст¬
вий  на  этом  театре  предназначались  158  стрелковых,  27  мотострел¬
ковых  и  53  танковые  дивизии  и  две  стрелковые  бригады.  Еще  13
стрелковых  и  одна  танковая  дивизия  должны  были  действовать
против  Финляндии.  Все  эти  силы  подкреплялись  253  авиационными
полками50.
 316

К  началу  советско-германской  войны  только  в  западных  пригра¬
ничных  округах  Красная  Армия  имела  12,8  тыс.  танков,  в  том  числе
1475  КВ  и  Т-34.  Боеготовыми  из  них  считались  10  540,  или  82,5%.  Все¬
го  же  танков  было  23,1  тыс.,  из  них  боеготовых  -  18,7  тыс.,  или  80,9%.
Танков  КВ  и  Т-34  выпустили  до  войны  1864  единицы.  Боеготовность
танков  советское  командование  сильно  завышало  с  помощью  манипу¬
ляций  с  категориями  износа.  Только  после  разгрома  и  уничтожения  ос¬
новной  части  танковых  войск  в  первые  недели  войны  в  отчетах  стали
фигурировать  цифры  о  том,  что  73%  танков  старой  конструкции  в  дей¬
ствительности  не  были  боеготовы  и  требовали  капитального  или  сред¬
несрочного  ремонта51.
 Боевых  самолетов  в  западных  приграничных  округах  насчитыва¬
лось  не  менее  10,1  тыс.,  а  из  них  не  менее  7230  -  боеготовых52.  Всего
же  Красная  Армия  располагала,  по  разным  оценкам,  от  23  до  35  тыс.
боевых  самолетов53.
 Этим  силам  вермахт  мог  противопоставить  3680  танков,  включая
сюда  и  танки  двух  дивизий  резерва  ОКВ,  переброшенных  на  фронт
только  в  октябре.  Еще  350  танков  находилось  у  Роммеля  в  Северной
Африке54.  Несколько  сот  устаревших  румынских  танков  соотношение
сил  принципиально  не  меняли.  Боевых  самолетов  на  Востоке,  включая
Северную  Норвегию  и  Финляндию,  люфтваффе  имело  около  1830,  из
них  1280  -  боеготовых55.  Германские  танки  по  своим  характеристикам,
примерно,  соответствовали  советским  танкам  старых  конструкций  и
резко  уступали  новым  -  Т-34  и  КВ.  Германские  самолеты-истребители
Me-109  превосходили  советские  истребители  старых  конструкций.
Но  таких  истребителей  на  Востоке  было  лишь  немногим  более  500,  по¬
скольку  около  1,3  тыс.  самолетов  здесь  были  бомбардировщиками  или
штурмовиками56.  Новые  же  советские  самолеты  мало  в  чем  уступали
“мессершмиттам”,  а  таких  самолетов  только  в  западных  приграничных
округах  к  началу  войны  насчитывалось  1540,  а  всего  к  22  июня  1941  г.
СССР  располагал  3719  самолетами  новых  конструкций57.
 Как  видно,  Красная  Армия,  даже  с  учетом  37  соединений,  выста¬
вленных  союзниками  Германии,  далеко  превосходила  противника  по
общему  числу  дивизий,  имея  на  Западе  в  перспективе  252  дивизии  и  2
бригады,  т.е.  в  1,4  раза  больше,  чем  вермахт  и  его  союзники.  По  вос¬
полнению  людских  потерь  возможности  сторон  были  вообще  несопо¬
ставимы:  население  СССР  в  два  с  половиной  раза  превышало  населе¬
ние  Германии  в  границах  1939  г.  Германская  разведка  просчиталась  в
оценке  способности  СССР  мобилизовать  свои  людские  ресурсы,
полагая,  что  потенциальная  численность  РККА  после  мобилизации  в
11-12  млн  человек  вряд  ли  будет  достигнута  из-за  нехватки  в  этом
случае  рабочих  рук  в  народном  хозяйстве  и  неспособности  обеспе¬
чить  такую  массу  людей  командным  составом,  вооружением  и  техни¬
кой,  а  также  в  достаточной  степени  обучить  пополнение58.  Герман¬
ские  генштабисты  недоучли  способность  СССР  практически  прекра¬
тить  гражданское  производство  и  аккумулировать  помощь  по  ленд-
лизу  для  наращивания  военного  производства,  а  также  безжалостно
бросать  в  бой  необученных  и  невооруженных  солдат  без  достаточно¬
го  числа  командиров.
 317

В  плане  превентивного  удара  от  15  мая  1941  г.  присутствовала  тра¬
диционная  фраза  о  том,  что  “Германия  в  настоящее  время  держит  свою
армию  отмобилизованной,  с  развернутыми  тылами,  она  имеет  возмож¬
ность  предупредить  нас  в  развертывании  и  нанести  внезапный  удар”.
В  связи  с  этим  предлагалось  “упредить  противника  в  развертывании  и
атаковать  германскую  армию  в  тот  момент,  когда  она  будет  находить¬
ся  в  стадии  развертывания  и  не  успеет  еще  организовать  фронт  и  взаи¬
модействие  войск”59.  По  мнению  В.Д.  Данилова,  написанный  А.М.  Ва¬
силевским  план  превентивного  удара  по  Германии,  был  одобрен  Стали¬
ным,  и  конкретная  разработка  деталей,  названных  “планами  обороны
госграницы”,  должна  была,  согласно  распоряжению  руководства  Нар¬
комата  обороны,  быть  закончена  к  1  июня  1941  г.60
 Справедливо  мнение  писателя  М.А.  Алданова,  отмечавшего  с  иро¬
нией,  что  «наступательных  войн  в  истории  никогда  не  было  и  не  будет:
все  войны  делятся  на  оборонительные  и  “превентивные”»61.  Точно  так
же,  по  утверждению  К.А.  Мерецкова,  нападение  на  Финляндию  в
1939  г.  готовилось  как  “контрудар”  в  рамках  плана  прикрытия  госгра¬
ницы62,  хотя  никто,  конечно,  не  предполагал,  что  Финляндия  отважит¬
ся  первой  напасть  на  СССР.  Таким  же  образом  И.С.  Конев,  командо¬
вавший  19-й  армией,  выдвигавшейся  с  середины  июня  1941  г.  с  Север¬
ного  Кавказа  на  Украину,  сообщает,  что  еще  в  январе  1941  г.,  в  связи  с
назначением  на  Северный  Кавказ  с  последующей  запланированной  пе¬
реброской  к  западной  границе,  Тимошенко  сказал  ему:  “Мы  рассчиты¬
ваем  на  вас.  Будете  представлять  ударную  группировку  войск  в  случае
необходимости  нанесения  удара”.  В  начале  же  июня  нарком,  ставя  за¬
дача  командующему  19-й  армии,  говорил  уже  о  контрударе:  “Армия
должна  быть  в  полной  боевой  готовности,  и  в  случае  наступления  нем¬
цев  на  юго-западном  театре  военных  действий,  на  Киев,  нанести  флан¬
говый  удар  и  загнать  немцев  в  Припятские  болота”63.  Как  мы  помним,
и  оперативные  планы  флотов  1941  г.  содержали  стандартную  оговорку
об  ответных  действиях  в  случае  нападения  Германии,  предусматривая
при  этом  наиболее  активные  действия  флота  против  Румынии.
 В  действительности  советское  руководство  в  1941  г.  германского
нападения  не  ожидало  и  к  обороне  не  готовилось.  Перед  началом  вой¬
ны  оборона  рассматривалась  и  отрабатывалась  в  масштабах  не  боль¬
ших,  чем  оборона  одной  армии,  но  никак  не  фронта.  В  оперативно¬
стратегических  играх  января  1941  г.  нападение  Германии  и  бои  по  его
отражению  излагались  лишь  во  вводных  данных,  отрабатывались  же
наступательные  операции  советских  войск64.  Ни  один  из  вариантов
предвоенного  стратегического  развертывания  Красной  Армии  на  За¬
паде  не  содержал  каких-либо  планов  оборонительных  операций  на  слу¬
чай,  если  Германия  ударит  первой.  Поэтому  после  германского  втор¬
жения  22  июня  1941  г.  были  сразу  же  предприняты  контрудары  в  рам¬
ках  спланированных  до  войны  наступательных  операций,  а  последую¬
щие  оборонительные  действия  Красной  Армии  строились  как  импро¬
визация  ввиду  отсутствия  предвоенных  оборонительных  планов.
 Как  известно,  подготовку  войны  против  России  Гитлер  маскировал
планами  предстоящего  будто  бы  летом  1941  г.  вторжения  в  Англию.
Но  по  условиям  погоды  такое  вторжение  было  возможно  в  широкий
 318

промежуток  времени  с  мая  по  октябрь  и  требовало  гораздо  меньше
войск  -  45-50  дивизий,  чем  выполнение  плана  “Барбаросса”65.  Так  что
сосредоточение  войск  на  Востоке  само  по  себе  не  могло  помешать  вы¬
садке  на  Британских  островах.
 Лишь  после  войны  стало  общеизвестным,  что  германское  вторже¬
ние  в  Англию  было  неосуществимым  ни  в  1940,  ни  в  1941  г.,  из-за  про¬
игрыша  люфтваффе  “битвы  за  Британию”,  слабости  германского  во¬
енного  флота  и  нехватки  морского  тоннажа  для  подобной  широкомас¬
штабной  десантной  операции.  Однако  летом  такой  уверенности  не  мог¬
ло  быть  ни  в  Великобритании,  ни  в  СССР.  Другое  дело,  что  в  случае
высадки  в  Англии  туда  должны  были  бы  отправиться  почти  все  гер¬
манские  танковые  и  моторизованные  дивизии.  Однако  переброску  всех
моторизованных  и  почти  всех  танковых  дивизий  на  Восток  Гитлер  на¬
чал  лишь  после  10  июня  и  завершил  буквально  накануне  вторжения.
 Чтобы  замаскировать  переброску  последнего  эшелона  войск,  бы¬
ла  осуществлена  акция  с  появлением  в  “Фёлькишер  Беобахтер”  13  ию¬
ня  1941  г.  статьи  Й.  Геббельса  “Крит  -  как  пример”  с  прямым  намеком
на  скорое  вторжение  в  Англию.  В  ночь  с  12  на  13  июня  номер  был  кон¬
фискован  военной  цензурой,  но  с  таким  расчетом,  чтобы  часть  тиража
успела  распространиться  в  Берлине  и  достичь  иностранных  посольств.
14  июня  Геббельс  с  удовлетворением  констатировал  мнение  англий¬
ских  и  мировых  средств  массовой  информации  о  том,  что  “наше  развер¬
тывание  против  России  -  чистый  блеф,  с  помощью  которого  мы  рас¬
считываем  замаскировать  подготовку  к  вторжению  в  Великобрита¬
нию”.  Как  реакцию  на  этот  инцидент  он  расценил  и  известное  заявле¬
ние  ТАСС,  переданное  вечером  13  июня,  отметив,  что  “русские,  кажет¬
ся,  еще  ни  о  чем  не  подозревают”66.  Германская  реакция  на  заявление
ТАСС,  вернее,  отсутствие  какой-либо  официальной  реакции,  было
продолжением  прежней  игры.  Дело  в  том,  что  в  случае,  если  бы  гер¬
манское  сосредоточение  на  Востоке  было  лишь  прикрытием  грядущей
высадки  на  Британские  острова,  германская  реакция  на  заявление
ТАСС  была  точно  такой  же:  молчание,  чтобы  создать  у  британской
стороны  убеждение,  что  действительное  германское  намерение  -  это
вторжение  в  Россию.  Очевидно,  Сталин  так  и  расценил  первоначально
все  эти  события  и  мер  по  повышению  готовности  войск  не  принял,  про¬
должая  подготовку  к  собственному  вторжению  в  Польшу,  Германию  и
Румынию.
 Слабым  местом  Красной  Армии  оставалась  обеспеченность  горю¬
чим.  Так,  на  1  мая  1941  г.  РККА  имела  бензина  Б-78  на  10  дней  войны,
Б-70  -  на  3  месяца  и  19  дней,  Б-74  -  на  1  месяц  и  8  дней;  автобензина  -
на  1  месяц  и  14  дней  и  дизельного  топлива  -  на  24  дня  боевых  дейст¬
вий67.  Но  следует  учитывать,  что  и  германская  армия  перед  вторжени¬
ем  в  СССР  испытывала  определенный  дефицит  топлива.  Если  с  авиа¬
ционным  бензином,  благодаря  производству  синтетического  горючего,
дело  обстояло  более  или  менее  благополучно,  то  с  автобензином  и  ди¬
зельным  топливом  уже  в  июле  предусматривался  десятипроцентный
дефицит,  а  в  августе  армия  вторжения  должна  была  снабжаться  в  зна¬
чительной  мере  за  счет  прямых  поставок  из  Румынии.  Осенью  же  запа¬
сы  горючего  у  немцев  должны  были  истощиться,  составив  по  авиабен¬
 319

зину  лишь  50%  потребности,  по  автобензину  -  25%  и  по  дизельному  то¬
пливу  -  50%68.  Германское  руководство  надеялось  на  скоротечность
русской  кампании,  поставки  из  Румынии  и,  в  меньшей  степени,  на  тро¬
феи.  Более  острый  дефицит  авиабензина  в  Красной  Армии  объяснял¬
ся  как  недостатком  собственных  мощностей  и  американским  эмбарго,
введенным  после  финской  войны,  так  и  тем  фактом,  что  советский
парк  военных  самолетов  многократно  превосходил  германский.  Не¬
сомненно,  советское  руководство,  как  и  германское,  рассчитывало  на
быстрое  успешное  вторжение,  надеялось  к  его  началу  пополнить  запа¬
сы  горючего  в  западных  приграничных  округах  за  счет  других  районов
страны  и  гражданского  сектора  и  предполагало  использовать  румын¬
ские  месторождения  и  мощности,  а  также  трофеи  в  Польше  и  Герма¬
нии.  В  случае  же  затягивания  войны  расчет  был  на  поставки  из  Вели¬
кобритании  и  США.
 Крах  Англии  в  результате  возможного  германского  вторжения
резко  ухудшил  бы  геостратегическое  положение  СССР,  позволив  Гит¬
леру  бросить  на  Восток  всю  авиацию  и  дивизии,  оставленные  на  Запа¬
де,  а  также  осложнив  получение  жизненно  важных  для  ведения  войны
поставок  из  США  и  Канады.  Так  что  угроза,  что  Англия  в  любой  мо¬
мент  может  рухнуть,  как  перед  этим  Франция,  заставляла  Сталина  спе¬
шить.
 Во  второй  половине  мая  начался  призыв  800  тыс.  запасников  в  при¬
граничных  западных  округах,  а  с  начала  июня  -  переброска  туда  из
внутренних  округов  четырех  армий  и  одного  стрелкового  корпуса  Ре¬
зерва  Главного  Командования69.  4  июня  Политбюро  приняло  решение
о  формировании  к  1  июля  в  составе  Красной  Армии  238-й  стрелковой
дивизии  Средне-Азиатского  военного  округа,  “укомплектованной
личным  составом  польской  национальности  и  знающим  польский
язык”  общей  численностью  в  10  298  человек.  Очевидно,  несмотря  на
всю  конспиративную  работу,  проведенную  НКВД  и  уцелевшими  поль¬
скими  офицерами  из  числа  избежавших  Катыни  “стукачей”  и  “пра¬
вильно  политически  мыслящих”,  достаточного  количества  доброволь¬
цев  из  числа  пленных  поляков  для  дивизии  не  набралось,  и  поэтому  ди¬
визию  решено  было  сформировать  путем  переукомплектования  не
только  поляками,  но  и  “лицами,  знающими  польский  язык,  состоящи¬
ми  на  службе  в  частях  Красной  Армии”70.  Это  также  делало  дивизию
вполне  “благонадежной”.  На  практике,  как  это  позднее  имело  место  с
двумя  армиями  Войска  Польского,  а  ранее  -  с  финским  корпусом,  речь,
скорее  всего,  шла  об  укомплектовании  238-й  дивизии  красноармейца¬
ми  с  “польскими”  фамилиями,  даже  не  знавшими  польского  языка.
В  связи  с  началом  войны  эта  дивизия  была  сформирована  только  в  сен¬
тябре  и  уже  не  из  поляков,  а  из  казахов  и  русскоязычного  населения
Казахстана.  “Польский  след”  остался  лишь  в  фамилии  начальника
штаба  дивизии  -  полковника  В.Л.  Михликовского,  назначенного  на
этот  пост  еще  до  начала  войны71.
 Решение  о  формировании  польской  дивизии  к  1  июля  указывает  на
то,  что  советское  руководство  действовало  по  “финскому  варианту”.
Тогда  финское  соединение  начали  формировать  за  месяц  до  начала
войны.  Теперь,  очевидно,  Сталин  решил,  что  пришло  время  для  втор¬
 320

жения  в  Польшу.  Никакими  другими  целями  объяснить  формирование
польской  дивизии  не  представляется  возможным.  Такую  дивизию  фор¬
мировать  было  труднее,  чем  обычную  стрелковую  дивизию  (польские
уставы,  форма,  обучение  польскому  языку),  само  ее  существование  в
мирное  время  представляло  немалый  риск:  узнай  о  польском  соедине¬
нии  германская  разведка,  это  могло  подтолкнуть  Гитлера  на  войну
против  СССР,  так  как  явно  показывало  бы  агрессивные  намерения
Сталина.  Утаить  существование  польской  дивизии,  в  которую  свозили
“лиц,  знающих  польский  язык”  со  всей  Красной  Армии  и  куда  могли
попасть  и  не  вполне  надежные  (в  том  числе  и  потенциальные  герман¬
ские  агенты)  поляки,  было  довольно  трудно,  особенно,  если  речь  шла
о  длительном  периоде  времени,  скажем,  до  весны  1942  г.  -  до  этого  мо¬
мента,  по  сообщению  некоторых  мемуаристов,  Сталин  будто  бы  рас¬
считывал  оттянуть  неизбежное  столкновение  с  Германией72.  Кроме  то¬
го,  на  моральном  духе  тех  поляков,  которым  суждено  было  бы  попасть
в  дивизию,  негативно  сказался  бы  факт  длительного  пребывания  в
Красной  Армии,  если  бы  СССР  при  этом  все  еще  оставался  “невоюю¬
щим  союзником”  Германии.
 В  случае,  если  бы  Советский  Союз  первым  на  Германию  нападать
не  собирался,  а  только  опасался  германского  нападения,  наиболее  бла¬
гоприятным  временем  для  формирования  в  Красной  Армии  польского
соединения  был  бы  сам  момент  германского  вторжения.  Для  поляков
сразу  исчезли  бы  многие  сомнения  и  двусмысленности.  Времени  же  для
формирования  дивизии  вполне  бы  хватило.  Ведь  даже  по  весьма  опти¬
мистическим  вводным  оперативно-стратегических  игр  января  1941  г.  в
случае  германской  агрессии  первые  две  недели  войны  шли  на  совет¬
ской  территории,  и  лишь  потом  Красная  Армия  вступала  в  Польшу73.
 В  тот  же  день,  4  июня,  когда  состоялось  решение  Политбюро  о
польской  дивизии,  происходило  заседание  Главного  военного  совета
под  председательством  члена  Политбюро  А.А.  Жданова,  и  на  нем  об¬
суждался  проект  директивы  Главного  управления  политической  пропа¬
ганды  РККА  о  подготовке  личного  состава  к  ведению  “наступательной
и  всесокрушающей  войны”.  Проект  был  направлен  на  доработку  и  ут¬
вержден  20  июня74.  В  этой  директиве,  уже  через  два  дня  потерявшей
смысл,  в  частности,  говорилось:  “О  войнах  справедливых  и  несправед¬
ливых  иногда  дается  такое  толкование:  если  страна  первая  напала  на
другую  и  ведет  наступательную  войну,  то  эта  война  считается  неспра¬
ведливой,  и  наоборот,  если  страна  подверглась  нападению  и  только
обороняется,  то  такая  война,  якобы,  должна  считаться  справедливой.
Из  этого  делается  вывод,  что,  якобы,  Красная  Армия  будет  вести  толь¬
ко  оборонительную  войну,  забывая  ту  истину,  что  всякая  война,  кото¬
рую  будет  вести  Советский  Союз,  будет  войной  справедливой”75.
 Началось  выдвижение  к  границе  и  дивизий  западных  пригранич¬
ных  округов.  План  превентивного  удара  от  15  мая  1941  г.  предусматри¬
вал  их  сосредоточение  в  20-80  км  от  границы,  начиная  с  1  июня76.
А  с  середины  июня  также  и  32  дивизии  резерва  этих  округов  получили
приказ  к  1  июля  занять  позиции  на  том  же  расстоянии  от  границы77.  Не
исключено,  что  события,  связанные  со  статьей  Геббельса  и  заявлением
ТАСС,  побудили  советское  руководство  ускорить  сосредоточение
 11  Война  и  политика
 321

войск.  К  10  июля  армии  и  корпус  РГК  должны  были  выдвинуться  на  ру¬
беж  Днепра  и  Западной  Двины78.  Советское  командование  имело  абсо¬
лютно  несоответствующее  реальности  и  крайне  преувеличенное  пред¬
ставление  о  боеспособности  соединений  Красной  Армии  и  их  возмож¬
ностях  к  быстрому  развертыванию  по  штатам  военного  времени.
 По  мобилизационному  плану  1941  г.,  носившему  зловещее  назва¬
ние  “Гроза”79,  войска  первого  эшелона  на  Западе,  включавшие  114  ди¬
визий,  и  укрепрайоны  первой  линии,  а  также  85%  войск  ПВО,  воздуш¬
нодесантные  войска,  более  75%  ВВС  и  34  полка  РГК  должны  были  за¬
вершить  отмобилизование  в  течение  2-6  часов  с  момента  объявления
мобилизации  за  счет  призыва  приписного  состава  и  использования  ав¬
тотранспорта  из  близлежащих  районов.  58  дивизий  второго  эшелона
завершали  отмобилизацию  на  2-3  сутки.  Еще  60  дивизий  должны  бы¬
ли  стать  полностью  боеготовыми  на  4-5  сутки  мобилизации,  а  остав¬
шаяся  71  дивизия  -  на  6-10  сутки.  Отмобилизование  ВВС  должно  бы¬
ло  завершиться  на  3-4  сутки,  причем  все  боевые  части  и  обслуживаю¬
щие  их  тыловые  подразделения  приводились  в  боевую  готовность  че¬
рез  2-4  часа,  а  первый  эшелон  войск  ПВО  -  уже  через  2  часа80.  Абсурд¬
ность  этих  сроков  доказала  лишь  война,  когда  призывники  из  недавно
присоединенных  территорий  разбегались  или  переходили  на  сторону
противника,  а  транспорта  катастрофически  не  хватало.
 К  границе,  на  полевые  аэродромы,  согласно  плану  от  15  мая,
скрытно  подтягивалась  и  авиация,  причем  с  середины  июня  из  восточ¬
ной  части  страны  на  Запад  начали  перебазироваться  несколько  авиади¬
визий81.  Однако  боеготовность  и  боеспособность  советской  авиации
оказалась  значительно  ниже,  чем  предусматривалось  планами.  Быв¬
ший  командующий  Западным  Особым  военным  округом  Д.Г.  Павлов
на  следствии  признавал:  “Допустил  преступную  ошибку,  что  авиацию
разместили  на  полевых  аэродромах  ближе  к  границе,  на  аэродромах,
предназначенных  для  занятий  на  случай  нашего  наступления,  но  никак
не  обороны”.  На  суде  же  он  уточнил,  что  виновен  лишь  в  том,  что  “фи¬
зически  не  мог”  проверить  правильность  доклада  подчиненных  о  рас¬
средоточении  авиации82.
 Никаких  оборонительных  мероприятий  на  границах  Красная  Ар¬
мия  не  проводила  и  даже  не  имела  планов  их  проведения.  Вермахт  же
вплоть  до  22  июня  не  рассчитывал  на  широкомасштабный  превентив¬
ный  удар  со  стороны  русских.  Правда,  в  июне  от  одного  из  агентов  в
Москве,  поступило  донесение,  что  план  такого  удара  обсуждался  в
Кремле  и  был  отклонен83.  Трудно  сказать,  была  ли  это  сознательная
советская  дезинформация  или  агент  просто  передал  какие-то  дошед¬
шие  до  него  слухи,  не  вполне  соответствующие  истине.  В  действитель¬
ности  мероприятия,  фактически  осуществленные  в  рамках  плана  от
15  мая,  также  формирование  к  1  июля  польской  дивизии  однозначно
доказывают,  что  план  превентивного  удара  начал  осуществляться,  а
вторжение  намечалось  на  начало  июля.  Мобилизационные  же  меро¬
приятия,  вследствие  занижения  реальных  сроков  мобилизации,  еще  не
начали  осуществляться,  за  исключением  призыва  800  тыс.  запасных.
Германское  командование,  вероятно,  не  расценило  донесение  агента
как  сигнал  опасности  и  во  всяком  случае  коррективы  в  свои  планы  не
 322

внесло.  Еще  в  разработке  Лоссберга  самым  неблагоприятным  вариан¬
том  действий  Красной  Арии  с  точки  зрения  вермахта  признавался  тот,
когда  советские  войска  будут  стремиться  “принять  удар  немецких
войск  малыми  силами,  а  главную  свою  группировку  сконцентрировать
в  глубоком  тылу”.  Однако  такое  развитие  событий  считалось  малове¬
роятным84.  Между  тем,  в  свое  время  именно  такой  вариант  действий
для  Красной  Армии  предлагал  Л.Д.  Троцкий  в  его  бытность  Председа¬
телем  Реввоенсовета  и  наркомвоенмором85.  Однако  Сталин  имел  весь¬
ма  амбициозные  планы  и  об  обороне  не  думал.  Лишь  21  июня,  когда
признаки  готовившегося  вторжения  стали  явными,  а  германская  сторо¬
на  отклонила  предложение  о  приезде  В.М.  Молотова  в  Берлин  (Сталин
рассчитывал  переговорами  выиграть  время  для  завершения  собствен¬
ного  развертывания),  последовала  директива  о  приведении  войск  на
Западе  в  боевую  готовность.  Но  было  уже  поздно86.
 Имеющиеся  данные  позволяют  определить  наиболее  вероятное
время  начала  планировавшегося  советского  вторжения.  К  1  июля  все
советские  дивизии  первого  эшелона  должны  были  сосредоточиться  на
расстоянии  от  1  до  4  суточных  переходов  от  границы,  а  авиация  -  пере¬
базирована  на  полевые  аэродромы.  Не  позднее  5  июля  все  эти  дивизии
могли  выйти  на  саму  границу.  Дата  6  июля  -  воскресенье,  наиболее
подходящий  для  внезапного  нападения.  Гитлер  напал  на  Югославию  и
СССР  как  раз  в  этот  день  недели  -  6  апреля  и  22  июня  1941  г.  К  6  ию¬
ля  можно  было  перебросить  к  западным  границам  и  свежесформиро-
ванную  польскую  дивизию  из  Казахстана,  хотя  эта  дивизия,  скорее  все¬
го,  предназначалась  для  второго  эшелона  и  имела  скорее  политиче¬
ское,  чем  военное  значение.  Дивизии  второго  эшелона  могли  прибыть
к  месту  боев  в  середине  или  во  второй  половине  июля,  подобно  тому
как  германские  дивизии  второго  эшелона  постепенно  вводились  в  бой
в  течение  двух  месяцев  после  22  июня.  Поэтому  дата  6  июля  1941  г.
впервые  названная  В.  Суворовым  как  предполагаемое  время  начала
советского  вторжения,  имеет  под  собой  реальные  основания.
 На  наш  взгляд,  в  действительности  существовала  альтернативная
возможность,  что  советское  нападение  последует  ранее  германского.
Для  этого  было  бы  достаточно,  чтобы  антигерманский  переворот  в
Белграде  произошел  не  27  марта  1941  г.,  а  скажем,  в  первой  декаде  ап¬
реля,  уже  после  начала  вермахтом  операции  “Марита”  -  вторжение  в
Грецию  из  Болгарии,  первоначально  намеченное  на  1  апреля87.  В  этом
случае  Германии  пришлось  бы  спешно  создавать  новую  группировку
войск  против  Югославии,  югославская  армия  успела  ба  завершить  раз¬
вертывание,  и  Балканская  кампания  могла  затянуться.  В  результате
Германия  не  успела  бы  завершить  развертывание  на  Востоке  и  отло¬
жила  вторжение  в  СССР  на  3  недели.  Тогда  бы  сталинский  удар  оказал¬
ся  первым.  Но  ход  и  исход  войны,  по  нашему  убеждению,  это  обстоя¬
тельство  не  могло  изменить.
 Практически  предусмотренный  предвоенным  планом  вариант  уда¬
ра  на  юго-западном  направлении  наблюдался  в  ходе  танкового  сраже¬
ния  в  районе  Луцк-Дубно,  когда  советские  войска,  имевшие  почти  ше¬
стикратное  количественное  и  абсолютное  качественное  превосходство
в  танках  и  значительный  перевес  в  авиации  и  личном  составе,  за  неде¬
 11*
 323

лю  были  полностью  разгромлены,  безвозвратно  потеряв  почти  две
трети  танков88.  Дело  было  в  низком  уровне  боевой  подготовки  и  руко¬
водства  советских  войск.  Вплоть  до  конца  1942  г.  механики-водители
получали  практику  вождения  от  5  до  10  моточасов,  тогда  как  для  уве¬
ренного  вождения  танка  требовалось  25,  но  для  такой  практики  не  хва¬
тало  горючего89.  Налет  часов  у  советских  летчиков  перед  войной  был
крайне  мал  -  от  4  до  15,5  часов  за  первые  3  месяца  1941  г.,  а  самолеты
новых  типов  слабо  освоены90.  В  результате  из-за  недостатка  горючего
и  опыта,  вплоть  до  лета  1943  г.  советская  авиация  барражировала  над
полем  боя  не  на  максимально  возможных,  а  на  наиболее  экономичных
скоростях91,  она  редко  углублялась  далее  чем  на  30  км  от  линии  фрон¬
та  и  не  вызывала  особых  опасений  у  немцев.  Также  вплоть  до  конца
войны  сохранялась  шаблонность  в  наступлении92.
 Не  слишком  эффективно  действовала  и  советская  артиллерия.
В  последние  годы  войны  Красной  Армии  для  прорыва  обороны  про¬
тивника  приходилось  создавать  плотность  артиллерии  и  минометов  по¬
рядка  300  стволов  на  1  км  фронта93,  тогда  как  вермахт,  например,  дос¬
тиг  оперативного  прорыва  на  участке  Воронежского  фронта  в  июле
1943  г.  при  плотности  артиллерии  на  участке  прорыва  в  22  орудия  и  ми¬
номета  на  1  км  фронта94.  И  в  конце  войны  советские  войска  не  были
вполне  готовы  к  ведению  боевых  действий.  Характерна  дневниковая
запись  командующего  4-м  Украинским  фронтом  А.И.  Еременко  от
4  апреля  1945  г.:  “Нужно  спешить,  а  войска  очень  слабо  подготовлены
к  наступательным  действиям,  на  4-м  Украинском  фронте  своевремен¬
но  не  занимались  этим  решающим  успех  дела  вопросом”95.
 Если  бы  Сталину  удалось  в  1941  г.  ударить  первым  или  оттянуть
начало  войны  до  1942  г.,  это  не  спасло  бы  Красную  Армию  от  пораже¬
ний.  Увеличение  числа  танков  и  самолетов  потребовало  бы  больше
летчиков  и  танкистов,  которых  все  равно  не  успели  бы  должным  обра¬
зом  подготовить,  а  также  горючего,  что  усилило  бы  его  дефицит.  В  то
же  время  и  в  случае  советского  нападения  война  очень  быстро  переки¬
нулась  бы  на  советскую  территорию  и  большинством  населения  все
равно  воспринималась  бы  как  Отечественная  и  справедливая.  Исход
же  войны,  причем  примерно  в  те  же  сроки,  как  и  в  действительности,
решило  бы  превосходство  СССР  в  людских  резервах  и  территории,
способность  тоталитарной  системы  сохраняться  в  критических  услови¬
ях  и  помощь  западных  союзников,  чьи  поставки  имели  решающее  зна¬
чение  в  снабжении  Советского  Союза  горючим,  алюминием,  медью,
средствами  связи,  промышленным  и  транспортным  оборудованием  и
многим  другим96.  Германская  сторона  недооценила  способность  совет¬
ской  промышленности  и  вооруженных  сил  аккумулировать  западную
помощь.  Англии  же  и  США,  питавших  к  коммунизму  не  больше  симпа¬
тий,  чем  к  национал-социализму,  приходилось  помогать  Сталину,  а  не
Гитлеру,  поскольку  германский  военный  и  экономический  потенциал
был  больше  советского,  и  победа  Гитлера,  неизбежная  при  столкнове¬
нии  СССР  и  Германии  один  на  один,  таила  для  них  гораздо  большую
опасность,  чем  победа  зависимой  от  импорта  передовых  технологий
России.  Так  что,  начиная  войну  с  Гитлером,  Сталин  фактически  при¬
ближал  момент  получения  столь  необходимой  помощи  союзников.  Со¬
 324

ветская  же  армия  (а  как  показывают  события  в  Чечне,  также  и  россий¬
ская  армия)  в  силу  коренных  внутренних  пороков  к  войне  никогда  не
была  готова  должным  образом  и  победу  могла  покупать  лишь  боль¬
шой  кровью  и  никогда  в  результате  блицкрига.  Советская  сторона
раньше  вермахта  начала  развертывание  на  Западе  -  с  апреля  1940  г.
(немецкая  сторона  в  июле),  но  завершить  его  планировала  немного
позже  -  в  начале  июля  1941  г.  (по  сравнению  с  22  июня  -  нападение
Германии  на  СССР).  Здесь  сыграло  роль  то,  что  Сталин  развертывал
гораздо  больше  соединений,  чем  Гитлер,  перебрасывал  их  на  значи¬
тельные  расстояния  и  по  менее  развитой  сети  дорог.  Опоздание  же  в
начале  германского  развертывания  на  Востоке  было  вызвано  кампани¬
ей  во  Франции,  а  в  1941  г.  -  югославским  переворотом,  потребовавшим
широкомасштабного  вторжения  на  Балканы.  Случайное  сочетание  и
взаимодействие  этих  факторов  привело  к  тому,  что  германское  нападе¬
ние  состоялось,  а  советское  запоздало.
 Отсутствие  же  в  наших  руках  документов  с  точной  датой  планиру¬
емого  советского  вторжения  не  может  быть  аргументом  в  пользу  того,
что  оно  не  должно  было  произойти  в  ближайшее  время.  Ведь  никто  не
сомневается,что  осенью  1939  г.  СССР  напал  на  Финляндию,  однако  до
сих  пор  не  найдены  и,  может  быть,  не  существуют  в  природе  докумен¬
ты  с  указанием  26  ноября  1939  г.  как  предполагаемой  заранее  даты
провокации  в  Майниле  и  30  ноября  как  даты  запланированного  совет¬
ского  вторжения.  Последний  предвоенный  приказ  Военного  совета  Ле¬
нинградского  округа  от  22  ноября  1939  г.  о  переходе  границы  уже  ста¬
вил  соединениям  конкретные  боевые  задачи,  но  и  в  нем  оговаривалось,
что  о  дне  перехода  границы  будет  сообщено  дополнительно97.  К  тому
времени  почти  все  войска  округа  уже  осели  непосредственно  на  совет¬
ско-финской  границе,  поскольку  финского  превентивного  удара  не
опасались,  а  на  внезапность  собственного  вторжения  не  рассчитывали.
 В  случае  же  с  Германией  не  только  существовала  угроза  упрежда¬
ющего  удара  вермахта,  но  и  был  расчет  на  внезапность  советского
вторжения.  Поэтому  до  последнего  момента  дивизии  должны  были  на¬
ходиться  на  некотором  расстоянии  от  западных  границ.  Вероятно,  дата
22  ноября  1939  г.  была  аналогична  1  июля  1941  г.,  отражая  один  и  тот
же  этап  в  подготовке  вторжения.  Тогда  же,  к  23  ноября  1939  г.  было
сформировано  управление  “финского”  корпуса  Красной  Армии  (до  на¬
чала  боевых  действий  успели  полностью  сформировать  лишь  одну  из
двух  первоначально  запланированных  дивизий).  Скорее  всего,  1  июля
1941  г.  советские  войска  на  Западе  получили  бы  документ  с  приказом
выдвинуться  к  линии  границы  (с  тем,чтобы  перейти  ее  6  июля)  и  с  по¬
становкой  боевых  задач.  Но  германское  нападение  22  июня  1941  г.  на¬
правило  развитие  событий  по  другому  сценарию.  11 	См.:  Суворов  В.  Ледокол.  Кто  начал  вторую  мировую  войну?  М.,  1992;  Он  же.
День-М.  Когда  началась  вторая  мировая  война?  М.,  1994,  а  также  авторскую
редакцию  этих  произведений:  Суворов  В.  Ледокол.  День-М.  М.,  1994;  Он  же.
Последняя  республика:  Почему  Советский  Союз  проиграл  вторую  мировую
войну?  М.,  1995;  статьи,  посвященные  анализу  книг  В.  Суворова  и  поднятых
им  проблем:  Хоффман  И.  Подготовка  Советского  Союза  к  наступательной
 325

войне,  1941  год  //  Отечественная  история.  1993.  №  4;  Борозняк  А.И.  22  ию¬
ня  1941  года:  взгляд  с  “той”  стороны  //  Отечественная  история.  1994.  №  1
(в  этой  статье  дана  историография  проблемы);  Мельтюхов  М.И.  Споры  во¬
круг  1941  года:  Опыт  критического  осмысления  одной  дискуссии  //  Отечест¬
венная  история.  1994.  №  3.
 2 	Трибуц  В.Ф.  Балтийцы  вступают  в  бой.  Калининград,  1972.  С.  29.
 3 	Это  утверждение  здравствовавшим  тогда  Н.Г.  Кузнецовым  не  было  подверг¬
нуто  сомнению  ни  в  одном  из  изданий  его  мемуаров  и  посмертной  публика¬
ции  рукописи  “Крутые  повороты”  в  1992-1993  гг.  в  Воен.-ист.  журн.  См.  так¬
же:  Кузнецов  Н.Г.  Накануне.  3-е  изд.  М,  1969;  Он  же.  На  флотах  боевая  тре¬
вога.  М.,  1971;  Онже.  Курсом  к  победе.  М.,  1975;  Он  же.  Накануне.  Главы  из
книги  //  Москва,  1988.  №  5;  Он  же.  “Наши  отношения  с  Жуковым  стали  по¬
истине  драматическими...”  //  Воен.-ист.  журн.  1992.  №  1.
 4 	Российский  государственный  архив  Военно-морского  флота.  Отделение
ЦВМА.  Д.  37093.  Л.  21-22.  Материал  представлен  В.  Шломиным.
 5 	О  планах  по  отправке  союзного  экспедиционного  корпуса  в  Финляндию  и
воздействии  этих  планов  на  ход  и  исход  советско-финской  войны  см.:  Си¬
ноде  В.Я.  Тайные  документы  “странной  войны”  //  Новая  и  новейшая  история.
1993.  №  2;  Соколов  Б.В.  Пиррова  победа  (Новое  о  войне  с  Финляндией)  //  Ис¬
торики  отвечают  на  вопросы.  М.,  1990.  Вып.  2.  С.  291-292.
 6 	Акт  о  приеме  Наркомата  Обороны  Союза  ССР  тов.  Тимошенко  С.К.  от  тов.
Ворошилова  К.Е.  //Воен.-ист.  журн.  1992.  №  1.  С.  14.
 7 	Ранее  мы  придерживались  на  этот  счет  иной  точки  зрения,  полагая,  что  Ман-
нергейм  и  другие  сторонники  мира  на  советских  условиях  спасли  Финляндию
от  неминуемого  разгрома  после  краха  Франции.  См.:  Соколов  Б.В.  Указ.  соч.
С.  291-292.
 8 	Катынское  дело  //  Военные  архивы  России.  М.,  1993.  Вып.  1.  С.  124-126,
160-161.
 9 	Берия  СЛ.  Мой  отец  -  Лаврентий  Берия.  М.,  1994.  С.  354-355.
 10 	Катынское  дело.  С.  125.  Примеч.
 11 	Подсчет  произведен  нами  совместно  с  П.  А.  Аптекарем  по  фондам  Рос¬
сийского  государственного  военного  архива.  Ф.  34980.  Оп.  10.  Д.  62,
66-3002.  Данные  о  составе  войск,  дислоцированных  в  Прибалтике.  (Да¬
лее:  РГВА);  см.:  Гриф  секретности  снят  /  Под  ред.  Г.Ф.  Кривошеева.  М.,
1993.  С.  126.
 12 	Подсчитано  по:  Мюллер-Гиллебранд  Б.  Сухопутная  армия  Германии,
1933-1945  /  Пер.  с  нем.  М.,  1976.  Т.  3.  С.  354-409.
 13 	Акт  о  приеме  Наркомата  Обороны...  С.  8;  Последний  доклад  наркома  обо¬
роны  СССР  К.Е.  Ворошилова  //  Воен.-ист.  журн.  1991.  №  3.  С.  8.
 14 	Накануне  войны.  Материалы  совещания  высшего  руководящего  состава
РККА  23-31  декабря  1940  г.  //  Русский  архив:  Великая  Отечественная.  М.,
1993.  Т.  12(1).  С.  117.
 15 	Василевский  А.М.  Дело  всей  жизни.  6-е  изд.  М.,  1988.  Кн.  1.  С.  100.
 16 	Готовил  ли  СССР  превентивный  удар?  //Воен.-ист.  журн.  1992.  №  1.  С.  24-29.
 17 	Там  же.  С.  27.
 18 	Гриф  секретности  снят.  С.  126.
 19 	См.:  Оглашению  подлежит:  СССР-Германия,  1939-1941:  Документы  и  мате¬
риалы  /Сост.  Ю.  Фельштинский.  М.,  1991.  С.  183.  (Инструкция  Риббентропа
послу  Шуленбургу  от  7  мая  1940  г.);  С.  185  (Телеграмма  посла  Шуленбурга
Риббентропу  от  10  мая  1940  г.).
 20 	Жуков  Г.К.  Воспоминания  и  размышления.М.,  1970.  С.  171.
 21 	Сандалов  Л.М.  Пережитое.  М.,  1966.  С.  54.
 22 	Советские  вооруженные  силы:  Вопросы  и  ответы.  М.,  1987.  С.  163-167;  Жу¬
ков  Г.К.  Указ.  соч.  С.  196-197.
 326

23 	Сталин,  Берия  и  судьба  армии  Андерса  в  1941-1942  гг.  //  Новая  и  новейшая
история.  1993.  №  2.  С.  60-62.
 24 	Аптекарь  П.  Неизвестное  войско  несуществующей  страны  //  Независимая
газета.  1994.  25  нояб.  С.  4.
 25 	Сокращенный  текст  разработки  генерал-майора  Маркса  //  Филиппы  А.  При-
пятская  проблема  /  Пер.  с  нем.  М.,  1959.  С.  148.
 26 	См.:  Оглашению  подлежит.  С.  240-289.
 27 	Директива  №  21:  Вариант  “Барбаросса”  //  Поражение  германского  империа¬
лизма  во  второй  мировой  войне  /  Под  ред.  Н.Г.  Павленко.  М.,  1960.  С.  200.
 28 	Там  же.  С.  203,  209.
 29 	Краткая  запись  результатов  опроса  В.  Кейтеля  //  Расплата:  Третий  рейх:  па¬
дение  в  пропасть  /  Сост.  Е.Е.  Щемелева-Стенина.  М.,  1994.  С.  116.
 30 	Стратегическая  разработка  Лоссберга  //  Воен.-ист.  журн.  1991.  №  3.  С.  24.
 31 	Поражение  германского  империализма  во  второй  мировой  войне.  С.  211.
 32 	Гальдер  Ф.  Военный  дневник  /  Пер.  с  нем.  М.,  1969.  Т.  2.  С.  406,449,451  (за¬
писи  от  16  марта,  6  и  7  апреля  1941  г.).
 33 	Поражение  германского  империализма  во  второй  мировой  войне.  С.  219.
 34 	Выдержки  из  бюллетеня  германского  генштаба  “Вооруженные  силы  Совет¬
ского  Союза  по  состоянию  на  1  января  1941  г.”  //  Сб.  воен.-ист.  материалов
Великой  Отечественной  войны.  М.,  1956.  Вып.  16.  С.  79-80.
 35 	Советские  вооруженные  силы:  вопросы  и  ответы.  С.  196.
 36 	Накануне  войны.  С.  314  (Выступление  С.А.  Калинина).
 37 	Там  же.  С.  153  (Выступление  П.С.  Кленова).
 38 	Там  же.  С.  339,  340,  363,  365,  367,  368.
 39 	Советские  вооруженные  силы:  Вопросы  и  ответы.  С.  196.
 40 	См.,  например:  свидетельство  бывшего  командира  взвода  В.  Дятлова  //  Ком¬
сомольская  правда.  1993.  24  июня.  С.  3.
 41 	См.:  Бобылев  П.Н.  Репетиция  катастрофы  //  Воен.-ист.  журн.  1993.  №  6-8.
 42 	Воен.-ист.  журн.  1992.  №  2.  С.  21-22.
 43 	Там  же.  1992.  №  1.  С.  24-25.
 44 	Там  же.  1992.  №  2.  С.  18-20.
 45 	Там  же.  С.  39.
 46 	Подсчитано  по:  Мюллер-Гиллебранд  Б.  Указ.  соч.  Т.  3.  С.  354-409;  Пораже¬
ние  германского  империализма  во  второй  мировой  войне.  С.  213-222;  Безы¬
менский  Л.  Особая  папка  “Барбаросса”.  М.,  1972.  С.  300-301.
 47 	Подсчитано  по:  Мюллер-Гиллебранд  Б.  Указ.  соч.  Т.  2.  С.  152,  206-208,
257-264;  Т.  3.  С.  354-409;  Поражение  германского  империализма  во  второй
мировой  войне.  С.  213-222.
 48 	Подсчитано  по:  Мюллер-Гиллебранд  Б.  Указ.  соч.  Т.  3.  С.  354—409.
 49 	Воен.-ист.  журн.  1992.  №  2.  С.  17-18.
 50 	Там  же.  С.  21-22.
 51 	Золотов  Н.П.,  Исаев  С.И.  Боеготовы  были...  //  Воен.-ист.  журн.  1993.  №  11.
С.  75-77.
 52 	Оценка  сделана  по:  Воен.-ист.  журн.  1992.  №  1.  С.  27  (где  отмечено,  что  в
159  полках  было  6422  самолета);  №  2.  С.  22;  Советские  вооруженные  силы:
Вопросы  и  ответы.  С.  218.
 53 	См.:  Хоффман  И.  Указ.  соч.  С.  20;  Мариничев  В.  В  небе  найдешь  след  //  Не¬
ва.  1989.  N°  6.
 54 	Мюллер-Гиллебранд  Б.  Указ.  соч.  Т.  3.  С.  19.
 55 	Гоеффрат  О.  Война  в  воздухе  //  Мировая  война,  1939-1945  /  Пер.  с  нем.,  М.,
1957.  С.  471.
 56 	Типпельскирх  К.  История  второй  мировой  войны  /  Пер.  с  нем.  М.,  1956.
С.  169;  Сравнительные  тактико-технические  характеристики  советских  и
немецких  танков  и  самолетов  см.:  Сандалов  Л.М.  Первые  дни  войны.  М.,
 327

1989.  С  63-66;  Бабаджанян  А.Х.  Дороги  победы.  М.,  1972.  (Вклейки-прило¬
жения  “Танки  второй  мировой  войны”.  С.  160-161  и  224-225;  Мариничев  В.
Указ.  соч.С.  182-186;  Яковлев  А.С.  Советские  самолеты.  4-е  изд.  М.,  1972.
С.  41,  ПО,  153;  Шмелев  И.П.  История  танка.  М,  1996.
 57 	Советские  вооруженные  силы:  Вопросы  и  ответы.  С.  218;  Жуков  Г.К.  Указ,
соч.  С.  201.
 58 	Выдержки  из  бюллетеня  германского  генштаба  “Вооруженные  силы  Совет¬
ского  Союза”...  С.  77.
 59 	Воен.-ист.  журн.  1992.  №  2.  С.  17.
 60 	Данилов  В.Д.  Готовил  ли  Сталин  нападение  на  Германию?  //  Поиск.  1994.
№  24.  С.  15.  Не  исключено,  что  в  фондах  Центрального  архива  Министерст¬
ва  обороны  сохранился  лишь  черновик  документа,  а  машинописный  бело¬
вик  был  представлен  Сталину.  Тогда  этот  беловик  можно  попытаться  найти
в  фондах  Архива  Президента  Российской  Федерации,  если  он,  конечно,  су¬
ществовал  и  не  был  уничтожен  после  начала  войны.
 61 	Алданов  М.  Пилсудский  //  Алданов  М.  Портреты.  М.,  1994.  С.  374.
 62 	Мерецков  К  .А.  На  службе  народу.  2-е  изд.  М.,  1971.  С.  177-178.
 63 	Конев  И.С.  Записки  командующего  фронтом.  М.,  1991.  С.  538-539.
 64 	См.:  Бобылев  П.Н.  Указ.  соч.
 65 	О  дезинформационных  мероприятиях,  имитирующих  подготовку  вторжения
на  Британские  острова  и  представляющих  развертывание  на  Востоке  как
маскировку  такого  вторжения  см.:  Гальдер  Ф.  Указ.  соч.  Т.  2.  С.  626-627  (по
указателю  операции  “Хайфиш”  и  “Хайфиш  II”  и  план  “Гарпун”);  Поражение
германского  империализма  во  второй  мировой  войне.  С.  210.
 66 	Вишлев  О.В.  Почему  же  медлил  Сталин  в  1941  г.?  //  Новая  и  новейшая  исто¬
рия.  1992.  №  2.  С.  78,  82-83.
 67 	Скрытая  правда  войны:  1941  год  /  Сост.  Н.Н.  Кнышевский,  О.Ю.  Васильева
идр.  М.,  1992.  С.  350-351.
 68 	Гальдер  Ф.  Указ.  соч.  Т.2.  С.  534,  536,  574  (записи  от  19  и  20  мая  и  13  июня
1941  г.).
 69 	Киселев  В.Н.  Упрямые  факты  начала  войны  //  Воен.-ист.  журн.  1992.  №  2.
С.  14-15.
 70 	Сталин,  Берия  и  судьба  армии  Андерса  в  1941-1942  гг.  С.  62.
 71 	Потапов  А.,  Гладышев  П.  Огненный  путь.  Алма-Ата,  1980.  С.  4.
 72 	Мерецков  А.А.  Указ.соч.  С.  202.
 73 	См.:  Бобылев  П.Н,  //  Воен.-ист.  журн.  1993.  №  7.  с.  16-17;  №  8.  С.  28-29.
 74 	См.:  Киселев  В.Н.  Указ.  соч.  С.  15.
 75 	Данилов  В.Д.  Указ.  соч.  С.  15.
 76 	Там  же;  Киселев  В.Н.  Указ.  соч.  С.  15.
 77 	Киселев  В.Н.  Указ.  соч.  С.  15.
 78 	Данилов  В.Д.  Указ.  соч.  С.  15.
 79 	Сандалов  Л.М.  Первые  дни  войны.  С.  106.  Здесь  говорится,  что  22  июня  ко¬
мандование  Западного  фронта  и  Генштаб  ввели  в  действие  схему  “Гроза”
(общая  мобилизация).
 80 	Мелътюхов  М.И.  Указ.  соч.  С.  12,  17.
 81 	Данилов  В.Д.  Указ.  соч.  С.  15.
 82 	“Мне  было  приказано  быть  спокойным  и  не  паниковать”  //  Неизвестная  Рос¬
сия.  XX  век.  М.,  1992.  Вып.  2.  С.  101.
 83 	Некрич  А.М.  Дорога  к  войне  //  Огонек.  1991.  №  27.  С.  8.
 84 	Стратегическая  разработка  Лоссберга.  С.  24-25.
 85 	Троцкий  ЛД.  Как  вооружалась  революция.  М.,  1925.  Т.  3.  Кн.  2.  С.  256-257.
 86 	См.:  Вишлев  О.В.  Указ.  соч.  С.  86;  Гальдер  Ф.  Указ.  соч.  Т.  2.  С.  579  (запись
от  20  июня  1941  г.).
 87 	Гальдер  Ф.  Указ.  соч.  Т.  2.  С.  403  (запись  от  17  марта  1941  г.).
 328

88 	Гуров  А.  Боевые  действия  советских  войск  на  юго-западном  направлении  в
начальном  периоде  войны  //  Воен.-ист.  журн.  1988.  №  4.  С.  38-39.
 89 	Мельников  С.И.  Маршал  Рыбалко.  2-е  изд.  Киев,  1984.  С.  50-51.
 90 	Мариничев  В.  Указ.  соч.  С.  186;  История  Великой  Отечественной  войны  Со¬
ветского  Союза,  1941-1945.  В  6  т.  М.,  1961.  Т.  1.  С.  476.
 91 	Семенов  А.Ф.  На  взлете.  М.,  1969.  С.  125.
 92 	Меллентин  Ф.  Танковые  сражения  1939-1945  гг.  /  Пер.  с  англ.  М.,  1957.
С.  148,  244-249.
 93 	См.:  Воробьев  Ф.Д.,  Паротькин  И.В.,  Шиманский  А.Н.  Последний  штурм
(Берлинская  операция  1945  г.).  2-е  изд.  М.,  1975.  С.  402.  (в  Берлинской  опе¬
рации  плотность  достигала  148-270  орудий  и  минометов  на  1  км  фронта).
 94 	Оперативная  плотность  и  соотношение  сил  на  направлении  главного  удара
противника  //  Курская  битва  /  Под  ред.  И.В.  Паротькина.  М.,  1970.  С.  486.
 95 	Еременко  А.И.  Год  1945:  “Нужно  спешить,  а  войска  очень  слабо  подготовле¬
ны...”  //  Воен.-ист.  журн.  1994.  №  7.  С.  20.
 96 	О  роли  ленд-лиза  в  советских  военных  усилиях  см.:  Sokolov  B.V.  Lend-Lease  in
Soviet  Military  Efforts,  1941-1945  //  The  Journal  of  Slavic  Military  Studies.  1994.
September.  Vol.  7.  №  3.
 97 	РГВА.  Ф.  34980.  On.  5.  Д.  2.Л  2-6.  Сообщено  П.А.  Аптекарем.

Ю.  Фёрстер
(Германия)
 ГИТЛЕР  ПОВОРАЧИВАЕТ  НА  ВОСТОК:
ВОЕННАЯ  ПОЛИТИКА  ГЕРМАНИИ.  1940-1941
 Русско-германская  война  имела  огромные  последствия  для  Герма¬
нии  и  Европы.  Однако  все  еще  не  достигнуто  согласие  в  оценке  ее  при¬
роды  и  характера;  до  сих  пор  нет  единого  подхода  к  важнейшим  собы¬
тиям  того  времени.  Холодная  война  на  протяжении  40  лет  поддержива¬
ла  у  народов  образ  врага.  Сейчас  российские  историки  пытаются  осво¬
бодить  читателей  от  искаженных  представлений.  Историческое  пони¬
мание  периода  1940-1941  гг.  необходимо  и  для  закрепления  перемен
в  российско-германских  отношениях  на  солидной  базе.
 “Без  сомнения,  Адольф  Гитлер  был  главной  фигурой  в  1941  г.
(в  Европе)”1.  22  июня  1941  г.  возвестило  о  дальнейшем  расползании
войны,  ее  радикализации,  о  массовом  уничтожении  евреев.  “Постоян¬
ство  его  мировых  идей”  (выражение  Й.  Феста.  -  Ю.Ф.)  основывалось  на
аксиоме  о  войне,  жизненном  пространстве,  расе,  еврействе,  экономиче¬
ской  автаркии  и  превращении  Германии  в  мировую  державу.  Это  пред¬
полагало  только  два  выбора:  победа  или  полное  уничтожение.  Пово¬
рот  Гитлера  на  Восток  был  обусловлен  двумя  причинами:  во-первых,
его  “программой”2  и,  во-вторых,  стратегической  ситуацией,  сложив¬
шейся  летом  1940  г.  Спустя  девять  месяцев  после  начала  европейской
войны  Польша,  Дания,  Норвегия,  Бельгия,  Люксембург  и  Нидерланды
были  оккупированы,  а  Франция  разгромлена.  Быстрая  победа  над
“традиционным  врагом”  -  Францией  особенно  много  значила  для  Гит¬
лера  и  немцев,  переживших  поражение  Германии  в  первой  мировой
войне:  “за  унижение  в  ноябре  1918  г.”  было  полностью  отомщено,  Гер¬
мания  вернула  себе  достоинство.  Командующий  сухопутными  войска¬
ми  вермахта  В.  фон  Браухич,  охваченный  душевным  волнением,  на¬
звал  Гитлера  “первым  солдатом  рейха”,  который  пользовался  безмер¬
ным  всеобщим  доверием3.  Один  из  главных  лидеров  немецкого  сопро¬
тивления  У.  фон  Хассель  так  охарактеризовал  “невероятно  крупные
успехи  вермахта”:  “Находясь  под  бременем  такой  трагедии,  можно  бы¬
ло  бы  и  потерять  надежду  на  возможность  достижения  нацией  таких
огромных  успехов”4.  Успехи  на  фронте  развеяли  всякие  опасения  руко¬
водства  армией  по  поводу  военной  политики  Гитлера  и  гарантировали
последнему  неограниченную  власть  в  политических  и  военных  делах.
“Все  ждут  решения  фюрера”,  -  отметил  Геббельс  в  своем  дневнике5.
Предполагаемый  триумф  Гитлера  явился  не  только  источником  “ог¬
ромного  личного  счастья”6,  но  также  принес  ему  громадную  популяр¬
ность  в  Германии.  Он  подтвердил  миф  о  себе  как  о  вожде  германского
народа,  который  был  твердо  уверен,  что  даже  Британия  будет  разгро¬
млена  в  течение  не  более  6  недель  после  начала  нападения7.
 ©  Ю.  Фёрсгер
 330

Кроме  того,  Гитлер  ожидал,  что  военное  решение  на  Западе  при¬
несет  свои  политические  плоды.  За  полной  победой  должен  был  насту¬
пить  тотальный  мир.  Он  полагал,  что  военная  слабость  Великобрита¬
нии  заставит  ее  “подчиниться”,  как  было  сказано  Браухичу  23  июня
1940  г.8  Если  Британия  уйдет  из  Европы,  признавая  этим  факт  герман¬
ской  гегемонии,  Гитлер  оставит  ей  “военно-морской  флот  и  море”.  Он
не  желал  уничтожать  империю,  а  хотел  забрать  обратно  колонии  и
мандаты  и  получить  компенсацию  за  потери  и  “обиды”,  нанесенные
Германии9.
 Ожидание  полного  урегулирования  отношений  с  Великобританией
нашло  свое  выражение  в  намерении  Гитлера  расформировать  сразу  39
дивизий  и  постепенно  вернуться  к  довоенной  численности  армии,  в  свя¬
зи  с  чем  и  был  отдан  приказ  от  14  июня  1940  г.10  Десять  дней  спустя  во¬
енная  промышленность  получила  заверения  в  том,  что  она  может  рас¬
считывать  дополнительно  на  500  тыс.  человек  рабочих,  которые  при¬
дут  с  фронта.  Даже  после  удара,  который  Британия  нанесла  соединени¬
ям  французского  флота  в  Мерс-эль-Кебире  3  июля  1940  г.,  которым
У.  Черчилль  хотел  продемонстрировать  свою  решимость  держаться,
Гитлер  готов  был  ждать.  В  течение  нескольких  недель  стремление
принять  желаемое  за  действительное  и  идеологические  предпосылки
несколько  ослабили  его  проницательность.  Но  уже  к  середине  июля,
когда  надежды  на  мирный  исход  померкли,  Гитлер  поверил,  что  Бри¬
тания,  в  конце  концов,  может  и  продолжить  войну.  Он  высказал  мне¬
ние,  что  программа  вооружений  могла  бы  быть  перенацелена  против
Британии  (13  июля  1940  г.)  и  что  нужно  готовить  вторжение,  чтобы  за¬
ставить  ее  стать  на  колени  (операция  “Морской  лев”,  16  июля  1940  г.).
Его  последний  публичный  “призыв  к  благоразумию”  Лондона  19  июля
1940  г.  скорее  был  попыткой  разделить  ответственность  за  войну,  чем
предложением  мира.  Он  хотел  получить  поддержку  немецкого  народа
для  продолжения  войны11.  Жребий  был  брошен,  когда  22  июля  1940  г.
британский  министр  иностранных  дел  лорд  Галифакс  заявил,  что  при¬
зыв  Гитлера  отклоняется.
 Политические  и  военные  лидеры  Германии  были  озабочены  тем,
как  успешнее  завершить  войну.  Гросс-адмирал  Э.  Редер  заметил  в  во¬
енно-морском  дневнике:  21  июля  1940  г.  Гитлер  разъяснил  командова¬
нию  армии,  флота  и  военно-воздушных  сил,  что  долг  германского  ру¬
ководства  “отнестись  со  вниманием  к  обсуждению  американского  и
русского  вопроса”12.  Гитлер  надеялся,  что  по  сравнению  с  первой  ми¬
ровой  войной  время  было  на  его  стороне,  а  военная  ситуация  намного
лучше:  Западный  фронт  был  ликвидирован,  и  Германия  теперь  полно¬
стью  была  готова  для  ведения  длительной  войны.  Независимо  от  субъ¬
ективного  характера  этой  оценки,  Берлин  мог  только  косвенно  проти¬
востоять  угрозе  со  стороны  Соединенных  Штатов.  (Тройственный
пакт,  подписанный  Германией,  Японией  и  Италией  27  сентября  1940  г.,
имел  целью  удержать  американцев  от  вступления  в  войну.)
 Теперь  вторжение  казалось  Гитлеру  единственным  эффективным
путем  обеспечения  быстрого  окончания  войны  с  Великобританией,  и
он  полностью  отдавал  себе  отчет  в  том,  какую  опасность  представляет
собой  высадка  на  Британские  острова.  21  июля  1940  г.  Гитлер  заявил,
 331

что  еще  до  начала  операции  “Морской  лев”  Германия  должна  обрести
абсолютное  превосходство  в  воздухе  и  все  приготовления  к  десанту
должны  быть  завершены  до  конца  сентября.  Если  эти  условия  не  будут
выполнены  до  этого  срока,  тогда  должны  быть  рассмотрены  “другие
планы”.  Что  именно  он  подразумевал  под  этим,  выяснилось  на  той  же
встрече,  когда  он  поручил  Браухичу  начать  планирование  операций
для  решения  “русского  вопроса”13.
 Идея  войны  против  Советского  Союза  захватила  стратегов  Гитле¬
ра  именно  тогда,  а  не  в  начале  июня  1940  г.,  как  было  принято  считать
до  сих  пор14.  Это  предложение  основано  на  часто  цитируемом,  но  недо¬
стоверном  заявлении,  сделанном  в  1954  г.  генерал-лейтенантом  Г.  фон
Зоденштерном  о  том,  что  2  июня  1940  г.  Гитлер  заявил  в  штабе  армии
группы  “А”  в  Шарлевилле,  что  “наконец  он  может  посвятить  себя  сво¬
ему  истинному  предназначению:  искоренению  большевизма”.  Другие
участники  встречи  в  Шарлевилле  -  генерал-полковник  В.  фон  Лееб  и
генерал-лейтенант  X.  Фелбер,  отметили  в  своих  дневниках  намерения
Гитлера  в  отношении  Великобритании  и  Франции,  но  без  ссылки  на  ка¬
кие-либо  планы  на  Востоке15.  Зоденштерн,  возможно,  ошибочно  дати¬
ровал  это  идеологическое  заявление  Гитлера.  В  дневниках  Геббельса
нет  упоминаний  о  подобных  заявлениях,  сделанных  Гитлером  в  ию¬
не-июле  1940  г.  Штаб  оперативного  руководства  верховного  главноко¬
мандования  вермахта  не  разрабатывал  военных  планов  против  Совет¬
ского  Союза  на  основании  заявлений  своего  верховного  главнокоман¬
дующего;  вместе  с  тем,  немецкие  генералы  были  готовы  к  такому
стратегическому  выбору.  После  перемирия  с  Францией  начальник  Ге¬
нерального  штаба  сухопутных  войск  вермахта,  генерал  Ф.  Гальдер  в
кратком  заявлении  высшим  офицерам  своего  штаба  пояснил,  что  ар¬
мии  более  нечего  добиваться  на  Западе16.  Если  политическая  ситуация
останется  без  изменений,  бремя  ведения  войны  ляжет  на  плечи  военно-
воздушных  сил  и  фрота.  Однако  “при  известных  условиях”  тяжесть
снова  падет  на  армию.  При  этом  Гальдер  имел  в  виду  не  столько  высад¬
ку  в  Англии,  сколько  “военный  удар”  по  Советскому  Союзу,  призван¬
ный  низвести  СССР  до  положения  второстепенной  державы  и  укре¬
пить  тем  самым  гегемонию  Германии  в  Европе.
 Для  создания  необходимой  “ударной  силы  на  Востоке”  частичная
демобилизация  армии  была  отложена.  Генеральный  штаб  вынашивал
свои  собственные  планы  наступления  на  Россию17.  Таким  образом,  на
встрече  21  июля  1940  г.  Браухич  уже  мог  представить  Гитлеру  подроб¬
ные  планы  операций  против  Советского  Союза,  предусматривавшие
оккупацию  Балтийских  государств,  Белоруссии  и  части  Украины.  Ар¬
мейское  командование  исходило  из  расчета,  что  вермахт  встретится  с
50-75  “хорошими”  советскими  дивизиями.  Предполагалось  “затребо¬
вать”  от  80  до  100  немецких  соединений,  на  сбор  которых  уйдет  от  4  до
6  недель.  Однако  Гитлер  не  высказал  своего  мнения  по  поводу  этого
плана  ограниченного  нападения  на  Советский  Союз18.
 Тот  факт,  что  армия  повернулась  на  Восток  раньше,  чем  сам  Гит¬
лер,  не  должен  приводить  нас  к  неправильным  выводам.  Между  фюре¬
ром  и  его  генералами  существовало  взаимодействие,  основанное  на  со¬
глашении  по  основным  политическим  вопросам.  Поворот  преследовал
 332

отнюдь  не  оборонительные  цели,  а  был  прелюдией  к  войне19.  Не  под¬
лежит  сомнению,  что  в  германской  военной  политике  в  решающие
1940-1941  гг.  главенствовал  Гитлер.  Это  определялось  его  идеологиче¬
ской  навязчивой  идеей  и  стратегической  ситуацией.  К  концу  июля
 1940 	г.  у  Гитлера  созрело  решение,  каким  должен  быть  ход  действий.
В  Оберзальцберге  он  сообщил  своим  главным  военным  советникам
о  своем  “окончательном  решении”  “покончить”  с  Россией  весной
 1941 	г.2°
 Важное  совещание  от  31  июля,  созванное  для  переоценки  ситуа¬
ции,  знаменательно  по  трем  причинам.  Во-первых,  ни  во  время  совеща¬
ния,  ни  после  него  не  выдвигались  “серьезные  возражения  по  поводу
основного  решения  и  планов  военных  действий  в  целом”21.  Это  тем  бо¬
лее  удивительно,  что  днем  раньше  Браухич  и  Гальдер  обсуждали  воп¬
рос  о  продолжении  русско-германского  сотрудничества  в  мировом  мас¬
штабе.  Тем  не  менее  стремление  Гитлера  обеспечить  гегемонию  Гер¬
мании  в  Европе,  уничтожив  Советский  Союз,  перекликалось  с  подоб¬
ными  же  замыслами  армейского  командования.  Оно  придерживалось
единого  мнения  в  вопросе  оценки  советских  намерений:  исключалось
вторжение  в  Германию  частей  Красной  Армии.  Наоборот,  генерал-
майор  Э.  Маркс,  составивший  первый  проект  плана  военных  действий,
после  приказа  Гитлера  от  21  июля  1940  г.  сетовал  на  то,  что  русские  от¬
кажут  немцам  в  “любезности  нападения”22.  Таким  образом  очевидно,
что  распространение  сферы  влияния  Советского  Союза  на  запад  и
юго-запад  летом  1940  г.,  которое  было  предопределено  советско-гер¬
манскими  договоренностями,  подписанными  годом  раньше,  не  явилось
побудительным  мотивом  для  германских  планов  нападения  на  СССР.
 Во-вторых,  совещание  31  июля  1940  г.  знаменательно  тем,  что  Гит¬
лер  объяснил  свое  решение  напасть  на  Советский  Союз  стратегически¬
ми,  а  не  идеологическими  причинами.  Гальдер  отметил:  “Англия  наде¬
ется  на  Россию  и  Америку.  Если  Англия  на  сможет  более  положиться
на  Россию,  она  не  сможет  положиться  и  на  Америку...  Россия  является
проводником  интересов  Англии  и  Америки  в  Азии  против  Японии...
Англия  главным  образом  рассчитывает  на  Россию...  Однако,  если  Рос¬
сия  потерпит  поражение,  то  Англии  больше  не  на  что  надеяться.  Гер¬
мания  станет  хозяйкой  в  Европе  и  на  Балканах!”23
 Эти  доводы  и  намерения  не  должны  затемнять  то  смешение  моти¬
вов  расчета  и  догмы,  стратегии  и  идеологии,  внешней  и  расовой  поли¬
тики,  которыми  руководствовался  Гитлер.  Цели  войны  за  обеспечение
стратегической  безопасности  Германии  в  его  военной  политике  были
неразрывно  связаны  с  долговременными  планами  приобретения  жиз¬
ненного  пространства.  Эти  последние  были  соединением  взглядов  на
экономическую,  расовую,  геостратегическую  и  силовую  политику,  под¬
разумевавшую  еще  и  уничтожение  “еврейского  большевизма”.  Теперь
Гитлер  рассматривал  экспансию  на  Восток  -  главную  свою  цель  с  20-х
годов  -  в  качестве  наступательного  средства  для  выхода  Германии  из
той  ситуации,  в  которой  она  оказалась  после  развязывания  ею  войны  в
1939  г.,  когда  стала  очевидной  готовность  Великобритании  продол¬
жать  борьбу  и  начали  проявляться  глобальные  интересы  Ф.  Рузвельта.
Риск  начала  еще  одной  войны  казался  более  приемлемым,  чем  ожида¬
 333

ние,  пока  морские  державы,  Британия  и  Америка,  отреагируют  на  ук¬
репление  германской  гегемонии  в  Европе.  С  учетом  своего  понимания
характера  борьбы  немецкого  народа  за  существование,  который  пред¬
полагал  либо  абсолютную  победу,  либо  полное  уничтожение,  Гитлер
не  хотел  отягощать  грядущее  поколение  ответственностью  за  обеспе¬
чение  более  широкого  жизненного  пространства.  Летом  1940  г.  он  вос¬
пользовался  “удобным  моментом”,  не  дожидаясь  расстановки  сил  вре¬
мен  первой  мировой  войны.  Он  не  верил,  что  до  1942  г.  Соединенные
Штаты  смогут  быть  готовы  к  вступлению  в  войну.  Это  гарантировало
тыл  Германии  для  завоевания  “русской  территории”.  Давняя  цель  те¬
перь  стала  необходимым  предварительным  условием  решающего  по¬
ворота  во  всей  войне,  ибо  экономика  рейха  была  все  же  еще  слишком
слабой,  чтобы  выдержать  длительную  войну  на  истощение,  какой  бы¬
ла  война  1914-1918  гг.  Решение  о  начале  осуществления  плана  “Барба¬
росса”  было  принято  не  ввиду  бескомпромиссной  позиции  Лондона,
а  вопреки  ей24.  Основные  решения  в  области  военной  экономики  под¬
черкивают  тот  факт,  что  решение  начать  войну  на  Востоке  было  при¬
нято  в  июле  1940  г.25
 После  этого  Гитлер  больше  никогда  не  сомневался  в  абсолют¬
ном  приоритете  плана  вторжения  в  Россию.  Никакие  другие  теат¬
ры  уже  не  значились  в  первоочередных  задачах  гитлеровской  стра¬
тегии.
 В-третьих,  совещание  31  июля  1940  г.  знаменательно  тем,  что-,  как
это  выяснилось  совсем  недавно,  решение  об  увеличении  численности
армии  до  180  дивизий  уже  было  принято  несколькими  днями  раньше,
причем  без  участия  оперативного  командования  армии.  28  июля  1940  г.
начальник  вооружения  и  командующий  Армией  резерва  генерал-пол¬
ковник  Ф.  Фромм  и  его  начальник  штаба  полковник  К.  Хазелофф  от¬
правились  в  Оберзальцберг.  Гитлер  заявил:  армия,  “независимо  от  бо¬
евых  операций  в  этом  году,  должна  быть  как  можно  более  сильной  в
следующем  году,  в  случае  если  война  не  будет  окончена”.  Необходимы
180  дивизий.  До  1  мая  1941  г.  “времени  на  подготовку”  достаточно.
“С  сентября  можно  начать  приготовления,  таким  образом,  остается
8  месяцев”  для  укрепления  и  оснащения  25  танковых  дивизий,  12  мото¬
ризованных  и  143  пехотных  с  тем,  чтобы  они  были  бы  “готовы  к  напа¬
дению  к  концу  апреля”.  Гитлер  намеревался  направить  личный  состав
50  дивизий  в  “рабочий  отпуск”  для  использования  на  военных  заводах
и  призвать  его  вновь  в  конце  марта  -  середине  апреля.  Солдаты  долж¬
ны  были  сами  изготовлять  для  себя  оружие  и  амуницию!  У  Фромма  “не
было  опасений”  по  поводу  последствий  решений  Гитлера,  и  он  сказал,
что  “дела  будут  в  порядке”,  поскольку  это  касается  материального
обеспечения.  Он  считал  необходимым  “принять  решительные  меры”в
экономике  весной  1941  г.26  Это  упоминание  о  предоставлении  солдатам
отпуска  с  сентября  подтверждает,  что  в  конце  июля  Гитлер  был  готов
окончательно  отказаться  от  операции  “Морской  лев”27,  так  как  дата
высадки  десанта  в  Англии  планировалась  на  15  сентября  1940  г.
 За  очевидной  молниеносной  победой  на  Западе  должна  была  пос¬
ледовать  молниеносная  война  на  Востоке.  Осенью  1939  г.  командова¬
ние  армии,  сославшись  на  нехватку  вооружения,  предупреждало  об
 334

опасности  проведения  наступления  на  Западе.  Летом  1940  г.  начальник
вооружения  армии,  уверенный  в  победе  и  в  слабости  противника,  не
протестовал  против  распоряжения  фельдмаршала  В.  Кейтеля  от  17  ав¬
густа  1940  г.  о  подготовке  к  1  апреля  1941  г.  180  дивизий  со  вспомога¬
тельными  частями  для  армий  и  корпусов  (приблизительно  20  дивизий)
и  “о  максимально  возможном  усилении  поставок”.  “Конечная  цель”
полного  оснащения  180  дивизий  людьми  и  материальным  снаряжени¬
ем,  включая  “все  дополнительные  силы”,  т.е.  50  дивизий,  может  быть
достигнута  только  через  3  года28.  На  основании  этих  задач  Фромм  под¬
готовил  предложение,  которое  он  представил  Гитлеру  в  присутствии
командующего  сухопутными  войсками  26  августа  1940  г.29  Таким  обра¬
зом,  3  месяца  спустя  после  падения  Франции  в  решении  вопроса  о  вой¬
не  против  Советского  Союза  жребий  был  брошен.  К  1  мая  1941  г.  су¬
хопутная  армия  должна  была  иметь  141  352  офицера,  35  653  служащих,
646  562  унтер-офицера  и  3  911  838  рядовых30.  “Это  было  сделано  для
того,  чтобы  подтвердить  решительный  поворот  в  вооружении  армии
третьего  рейха”31.
 В  процессе  борьбы  за  “драгоценные  людские  ресурсы”  (слова  Кей¬
теля.  -  Ю.Ф.),  которая  шла  между  вермахтом  и  военной  промышленно¬
стью  с  лета  1940  г.,  около  260  тыс.  рабочих-металлистов  из  соединений
сухопутной  армии  были  отправлены  на  оружейные  заводы  и  не  полу¬
чили  необходимого  обучения  в  армии.  Политическое  и  военное  руко¬
водство  Германии,  уверенное  в  успехе  стратегического  планирования,
полагало,  что  сможет  позволить  себе  рискнуть  при  очевидном  недос¬
татке  вооружения  и  нехватке  пополнения  для  армии,  так  как  ожидало,
что  потери  личного  состава  и  материальной  части  при  осуществлении
плана  “Барбаросса”  не  превысят  средний  уровень.  За  6  месяцев  до  на¬
чала  войны  на  Востоке  при  пополнении  частей  личным  составом  при¬
оритет  отдавался  военно-морскому  флоту  и  военно-воздушным  силам,
а  не  сухопутной  армии.
 Решение  Гитлера  напасть  на  СССР  летом  1940  г.  было,  бесспорно,
крутым  поворотом  в  германской  внешней  политике.  Следствием  на¬
чавшегося  планирования  войны  на  Востоке  стала  переоценка  стратеги¬
ческого  значения  для  Германии  тех  государств,  которые,  согласно  пак¬
ту  Гитлера-Сталина,  должны  были  находиться  в  сфере  влияния  Моск¬
вы.  Так,  в  Финляндии  и  Румынии  германские  интересы  должны  были
быть  защищены.  Гитлер  решил  навалиться  на  правительства  этих
стран  всей  мощью  германской  силовой  политики,  рискуя  привести
этим  в  замешательство  Сталина.  Фюрер  надеялся  также,  что  сможет
обойтись  в  будущей  войне  без  помощи  со  стороны  Японии  и  Италии32.
 Планирование  боевых  операций  в  войне  против  Советского  Союза
Гитлер  предоставил  штабным  генералам.  Сам  он  осенью  1940  г.  был
занят  созданием  западноевропейского  политического  блока,  направ¬
ленного  против  Великобритании,  в  основе  которого  явно  прослежива¬
лась  “первостепенная  важность  восточной  политики”  (слова  М.  Борма¬
на.  -  Ю.Ф.).  Попытка  склонить  на  сторону  антибританской  “континен¬
тальной  коалиции”  Испанию  и  вишистскую  Францию  потерпела  неуда¬
чу  не  только  по  причине  расхождений  между  Францией  и  Испанией,  но
также  и  потому,  что  Великобритания  не  была  разгромлена  и  Гитлер  не
 335

мог  предложить  Мадриду  и  Виши  гарантированного  будущего  в  рамках
нового  европейского  порядка  под  главенством  Германии.
 Визит  в  Берлин  в  ноябре  1940  г.  советского  наркома  иностран¬
ных  дел  В.М.  Молотова  предоставил  Гитлеру  удобный  случай  про¬
демонстрировать,  что  Германия  надеется  на  сотрудничество  с  СССР.
В  свете  германских  планов  операции  “Барбаросса”  идею  мирового
господства  Германии,  Италии,  Японии  и  Советского  Союза,  достиг¬
нутого  за  счет  Британской  империи,  следует  рассматривать  как  так¬
тический  маневр.  4  ноября  1940  г.  Гитлер  сообщил  командованию
армии,  что  Россия  все  еще  остается  “самой  большой  европейской
проблемой”.  Все  должно  быть  готово  для  “глобального  урегулиро¬
вания  проблемы”33.  Именно  по  этой  причине  перед  первой  встречей
с  Молотовым  он  подписал  “Директиву  №  18”,  в  которой  определен¬
но  утверждалось,  что  независимо  от  результатов  русско-германских
переговоров  должна  продолжаться  подготовка  к  войне  на  Востоке,
которая  к  тому  моменту  не  получила  оформления  в  письменных
приказах.  Предварительные  условия  Молотова  для  участия  Совет¬
ского  Союза  в  Тройственном  пакте  представляли  собой  скорее  так¬
тический  маневр  с  целью  проведения  последующих  переговоров,
чем  “сталинскую  военную  программу”34.  Однако  немцы  истолкова¬
ли  устные  требования  Молотова  как  шантаж  и  расценили  их  как
долговременную  угрозу  господству  рейха  в  Европе,  которая  должна
быть  устранена.  В  частности,  Редер  после  визита  Молотова  убедил¬
ся,  что  Гитлер  “все  еще  намерен  продолжать  добиваться  конфликта
с  Россией”35.  Гитлер  решился  на  войну  против  Советского  Союза,
которую  он  считал  и  средством  и  целью.  Достижением  контроля  над
“русской  территорией”  также  планировалось  достичь  перелома  в
войне  с  Великобританией.  Гитлер  считал  необходимым  решить  “все
проблемы  континентальной  Европы  в  1941  г.,  так  как  после  1942  г.
Соединенные  Штаты  уже  будут  в  состоянии  вмешаться”36.
 5 	декабря  1940  г.  Гитлер  утвердил  план  операций,  тщательно  разра¬
ботанный  армейским  командованием  и  ставивший  целью  разгромить
Советский  Союз  в  течение  быстротечной  кампании.  В  своих  стратеги¬
ческих  выкладках  Гитлер  повторял  аргументы,  которые  он  исполь¬
зовал  31  июля  1940  г.:  “Борьба  против  России  решит  вопрос  о  господ¬
стве  в  Европе”37.  Он  дал  согласие  на  все  операции,  спланированные
армейским  командованием,  несмотря  на  существовавшие  противоречия
в  подходах  к  решению  поставленных  перед  вермахтом  задач.  Было
решено,  что  первым  шагом  должно  стать  уничтожение  большей  час¬
ти  Красной  Армии  к  западу  от  линии  Днепр-Двина  и  предотвращение
ее  отступления  на  восток.  Однако  не  обсуждались  явно  различные  под¬
ходы  ко  второму  этапу  боевых  действий.  Гитлер  всегда  отдавал  приори¬
тет  захвату  экономически  развитых  районов  на  севере  и  юге  Советс¬
кого  Союза,  во-первых,  для  облегчения  снабжения  собственных  войск
и,  во-вторых,  чтобы  лишить  противника  источников  сырья,  продоволь¬
ствия,  военных  материалов.  Армейское  командование,  напротив,  стре¬
милось  ускорить  победу  путем  нанесения  концентрированного  удара  на
Москву.  Таким  образом,  в  декабре  1940  г.  были  заложены  основы  для
последующих  разногласий  в  среде  германского  командования  ию¬
 336

ля-августа  1941  г.  по  вопросу  о  первоочередной  цели  кампании38.  Одна¬
ко  в  декабре  1940  г.  ни  у  Гитлера,  ни  у  армейского  командования  не  бы¬
ло  никаких  сомнений  по  поводу  возможности  завоевания  Советского
Союза  в  молниеносной  войне  и  достижения  линии  Волга-Архангельск
в  течение  нескольких  недель.
 Теперь  рассмотрим,  как  германское  руководство  оценивало  про¬
тивника.  5  декабря  1940  г.  Гитлер  заявил:  “Русские  неполноценны.  Их
армия  осталась  без  руководства...  Внутренняя  реорганизация  русской
армии  не  усилит  ее  весной.  К  весне  наше  руководство,  боевая  техника
и  войска  будут  находиться  на  вершине  славы,  русские  же  в  очевидной
пропасти.  Однажды  оказавшись  побежденной,  Красная  Армия  не  смо¬
жет  предотвратить  грядущую  катастрофу”39.  Генеральный  штаб  сухо¬
путных  войск  также  считал,  что  с  лета  1940  г.  Красная  Армия,  “гигант¬
ская  военная  машина”,  извлекла,  конечно,  опыт  из  войны  Германии
против  Франции,  но  большая  часть  армии  не  в  силах  противостоять
вермахту.  Так  как  Красная  Армия  еще  не  готова  к  крупномасштабно¬
му  наступлению,  она  не  представляет  реальной  угрозы  для  рейха  в
1941  г.  Правда,  отмечались  простодушие,  несгибаемость  и  мужество
советских  солдат,  и  Красная  Армия  считалась  особенно  искусной  в
обороне40.
 Меры  предосторожности,  принятые  Советами  в  марте  1941  г.,  та¬
кие,  как  частичная  мобилизация  и  переброска  войск  к  границе  с  рей¬
хом,  расценивались  как  оборонительные  меры  в  противовес  концент¬
рации  германских  войск41.  Советская  политика  побуждала  Гальдера
считать  совершенно  невероятным  крупномасштабное  наступление
Красной  Армии,  и  он  также  рассматривал  переброску  как  оборонные
меры.  Поэтому  на  встрече  командующих  группами  армий,  армиями  и
танковыми  группами  начальник  оперативного  отдела  генерального
штаба  сухопутных  войск  полковник  Р.  Хойзингер  поддержал  мнение
Гальдера  о  том,  что  даже  концентрация  советских  сил  в  районе  Львова
и  Белостока  была  произведена  в  целях  обороны42.  Гитлер  и  его  генера¬
лы  не  беспокоились,  что  Красная  Армия  начнет  войну,  так  как  Стали¬
ну  не  приписывалось  агрессивных  намерений.  Фюрер  и  его  военные
были  гораздо  более  озабочены  тем,  что  Сталин  мог  нарушить  их  пла¬
ны  своей  сговорчивостью.
 Гитлер  хотел  решить  германскую  стратегическую  дилемму  еще
одной  войной  и  в  то  же  самое  время  завоевать  “жизненное  пространст¬
во”  на  Востоке.  Продолжающиеся  попытки  расценить  операцию  “Бар¬
баросса”  как  “превентивную  войну”  не  подкрепляются  фактами.  Нас¬
тупательные  мотивы  не  могут  быть  приписаны  советскому  руководст¬
ву  просто  вследствие  диспозиции  советских  войск  на  западном  фрон¬
те43.  Вопреки  предупреждениям  руководителей  западных  держав  и  раз¬
ведки  о  нападении  Германии  Сталин  и  Молотов  оставались  уверенны¬
ми  в  том,  что  Германия  не  откроет  второго  фронта  на  Востоке  и  что
концентрация  германских  войск  объясняется  политическими  мотива¬
ми.  Поэтому  Сталин  отклонил  призыв  советских  военных  представите¬
лей  15  мая  1941  г.  нанести  превентивный  удар  по  местам  сосредоточе¬
ния  войск  вермахта44.  В  свою  очередь,  Германию  не  обеспокоило  со¬
 337

средоточение  войск  Красной  Армии  в  районе  Львова  и  Белостока,  ибо
это  благоприятствовало  германским  намерениям.  Во-первых,  это  об¬
легчало  окружение  русских  войск  и,  во-вторых,  давало  возможность
германской  пропаганде  создать  впечатление,  будто  русские  войска
сконцентрированы  и  “готовы  атаковать”,  а  нападение  Германии  явля¬
ется  “военной  необходимостью”45.  С  июня  1941  г.  именно  это  утвер¬
ждение  дало  стимул  всем  теориям  об  участии  немцев  в  превентивной
войне.
 Заявления  Блюментритта,  сделанные  на  совещании  генштаба  су¬
хопутных  войск  (4-8  апреля  1941  г.),  являлись  наглядным  примером
оценок  немцами  советского  противника  и  их  собственных  возможно¬
стей:  “Может  быть,  русские  действительно  намереваются  вести  бое¬
вые  действия  против  немцев  в  районе  между  западной  границей  и  Дне¬
пром,  что  было  бы  весьма  желательным...”  Даже  армия  имперской
России  “не  являлась  равным  по  силе  противником  германскому  коман¬
дованию,  а  сегодня  русские  командиры  поставлены  в  еще  более  невы¬
годное  положение.  Нехватка  командиров  среднего  звена  еще  больше...
Эффект  германского  оружия,  престиж  которого  возрос  в  войне  против
Югославии,  вскоре  проявится!  Понадобится  14  дней  упорных  боев.
Возможно,  тогда  мы  закончим”46.  Генерал-полковник  Гальдер  нацели¬
вал  командиров  на  то,  чтобы  “исчерпать  все  способы  импровизации”  в
пределах  их  оперативных  районов47.  Факт,  что  только  20%  германской
восточной  армии  могло  быть  занято  в  намечавшихся  быстрых  и  мо¬
бильных  боевых  действиях  на  далекие  расстояния.  Попытка  решить
проблемы  снабжения,  обусловленные  огромной  территорией,  где
должны  были  развиваться  операции,  и  отсутствием  достаточного  коли¬
чества  поездов,  с  помощью  грузовых  автомобилей  свидетельствует  о
самонадеянности  тех,  кто  только  что  завоевал  Францию.  Расстояние  до
линии  Днепр-Двина,  составлявшее  примерно  500  км,  равнялось  рассто¬
янию  между  Люксембургом  и  устьем  Луары!  Еще  две  импровизации  -
сотрудничество  сухопутной  армии  и  ВВС  и  гибкая  организация  войск  -
рекомендовались  для  того,  чтобы  быстро  сокрушить  Красную  Ар¬
мию48.
 О 	“двух  гранях”  агрессивной  войны  Германии  против  Советского
Союза  упоминал  фельдмаршал  Э.  фон  Майнштейн,  выступая  в  качест¬
ве  свидетеля  на  Нюрнбергском  процессе.  Он  отметил,  что  военная  и
идеологическая  грани  неразличимы,  если  идеологический  импульс  не
рассматривается  параллельно  со  стратегическими  целями  и  планирова¬
нием  операций.
 Важно  учесть,  каким  образом  Гитлеру  удалось  добиться,  чтобы
операцию  “Барбаросса”  считать  войной  против  большевизма  и  еврей¬
ства.  Он  был  не  просто  фюрером  -  вождем  германского  народа  в  его
“борьбе  за  существование”  и  главнокомандующим  вермахта.  В
феврале  1939  г.  он  также  назначил  себя  главным  идеологическим  вож¬
дем  вермахта.  Поскольку  будущая  война  будет  “строго  идеологиче¬
ской,  то  есть  продуманно  расовой”,  офицеры  должны  были  командо¬
вать  своими  войсками,  имея  в  виду  соображения  тактики  и  идеологии49.
Гитлер  надеялся,  что  конечная  цель  “расовой  борьбы”  с  самого  начала
 338

определила  и  способы  ведения  войны.  Однако  цель  и  средства  не  будут
совпадать,  пока  не  начнется  разрушительная  война  против  “еврейско-
большевистского  заклятого  врага”.  Гитлер  рассматривал  как  различ¬
ные  грани  одной  большой  войны  операции  для  завоевания  жизненного
пространства  и  политико-полицейские  меры,  нацеленные  на  полное
истребление  своих  расовых  врагов.  Военное  и  международное  право  не
могло  ограничивать  рамки  борьбы  за  сохранение  одной  расы  и  уничто¬
жение  других.  Это  было  право  сильнейшего,  и  будущее  принадлежало
сильнейшему.
 В  отличие  от  кампании  в  Польше  понятие  истребления  стало  те¬
перь  неотъемлемой  частью  операций.  Гитлер  считал  план  “Барбарос¬
са”  не  просто  “всего  лишь  борьбой  с  оружием  в  руках”,  но  последним
ударом  по  “еврейскому  большевизму”.  “Мы  должны  сами  избавить  се¬
бя  от  еврейско-большевистской  интеллигенции”50.  Офицеры  должны
перебороть  свойственные  им  опасения  и  командовать  своими  войсками
исходя  из  собственного  мировоззрения.  “Смертельная  война”  против
вражеской  идеологии  не  могла  вестись  традиционными  методами.  Це¬
ленаправленную  расовую  политику  против  “еврейско-большевистско¬
го  заклятого  врага”  осуществляли  четыре  мобильные  группы  боевиков
из  секретной  полиции  и  службы  безопасности51,  9  полицейских  баталь¬
онов  и  3  регулярные  бригады  СС.  Все  это  следовало  сочетать  с  безжа¬
лостным  уничтожением  солдат  Красной  Армии,  ее  комиссаров,  членов
партии  большевиков,  евреев  и  партизан.
 Гитлеровская  концепция  истребления  стала  неотъемлемой  частью
проведения  операций,  поскольку  и  армейское  командование  было  так¬
же  готово  позволить  войскам  “вести  идеологическую  войну”  (бок  о  бок
с  СС)52.  Представители  командования,  включая  и  некоторых  из  тех,
кто  позднее  присоединился  к  Сопротивлению,  были  убеждены,  как  и
Гитлер,  что  между  национал-социалистической  Германией  и  больше¬
вистским  Советским  Союзом  лежит  непреодолимая  расовая  и  идеоло¬
гическая  пропасть.  Быстрое  уничтожение  реальных  и  потенциальных
врагов  помогало  “сберечь  германскую  кровь”.  Ни  убийства  в  Польше,
ни  запланированные  “акции”  СС  в  других  старанах,  ни  подчинение  ар¬
мии  национал-социалистической  политике  уничтожения  не  встретили
резкой  критики  со  стороны  высших  командующих.  Идеологические
цели  Гитлера  нашли  отражение  в  приказах.  Намеренное  слияние  идео¬
логического  и  военного,  карательных  и  превентивных  мер  в  значи¬
тельной  степени  способствовало  маскировке  их  противозаконной  сущ¬
ности.  Расстрел  военных  комиссаров  в  Красной  Армии  вполне  соответ¬
ствовал  теории  мировоззрения  и  являлся  таким  же  противозаконным,
как  расстрел  гражданских  лиц,  по  простому  подозрению  считавшихся
партизанами.  Приказ  от  13  мая  1941  г.  об  ограничении  военного  судо¬
производства  обеспечивал  преимущественную  амнистию  для  преступ¬
лений,  совершенных  немецкими  солдатами  против  советских  граждан.
Конечно,  это  также  относилось  к  незаконным  расстрелам  пленных  ко¬
миссаров.  Так  как  в  войне  против  Советского  Союза  Гитлера  также
принято  было  считать  идеологическим  вождем,  “приказы  по  идеологи¬
ческим  вопросам”  могли  стать  “приказами  по  служебным  вопросам”,  и
 339

армия,  так  же  как  партия  и  СС,  могли  также  стать  “боевой  силой  ми¬
ровоззрения”53.
 Солдаты  на  Восточном  фронте  не  были  осведомлены  о  назначении
войны  вплоть  до  начала  агрессии.  Призывы  Гитлера,  ежедневные  при¬
казы  командиров,  директивы  и  предупреждения  о  “предательском”  ве¬
дении  войны  Красной  Армией  -  все  предназначалось  для  того,  чтобы
психологически  подготовить  солдат  к  особому  характеру  войны  про¬
тив  Советского  Союза.  Особенность  войны  на  Востоке  определялась
не  только  поведением  вермахта  и  СС,  но  также  характерной  реакцией
Советов  на  германское  вторжение,  на  что,  в  свою  очередь,  отреагиро¬
вали  немцы54.
 Какое  отношение  раскрытие  планирования  войны  против  Совет¬
ского  Союза  имеет  к  широкой  исторической  дискуссии  о  характере  на¬
ционал-социализма?  Автор  считает  искусственным  то  различие  между
“организаторами”  замыслов  и  их  “исполнителями”,  которое  устанавли¬
вают  некоторые  исследователи  истории  третьего  рейха.  Именно  Гит¬
лер  отдавал  важнейшие  приказы  летом  1940  г.  и  весной  -  летом  1941  г.
Трансформация  концепций  “жизненного  пространства”,  уничтожения
евреев  и  расовой  войны  не  должна  рассматриваться  под  углом  зрения
событий  после  осуществления  плана  “Барбаросса”.  “Нацистская  расо¬
вая  политика  ужесточалась  ускоренными  темпами”55  в  промежутке  ме¬
жду  1939  и  1941  гг.  Война  действует  как  возбуждающее  средство,  обес¬
печивающее  благоприятные  возможности  для  достижения  идеологиче¬
ски  обозначенных  целей,  трансформируя  их  собственной  динамикой.
Связь  между  стратегией  и  массовым  убийством  не  была  установлена  до
1941  г.,  не  было  ее  и  в  1939  г.  Картина  победы  над  “еврейским  больше¬
визмом”  в  июле  1941  г.  не  только  обусловила  расширение  гитлеров¬
ской  программы  борьбы  за  жизненное  пространство,  но  также  обеспе¬
чивала  “радикальное  решение”  еврейского  вопроса56.  Операция  “Бар¬
баросса”  не  сравнима  ни  с  какими  другими  кампаниями  потому,  что  она
показала  неразрывную  связь  между  идеологическими,  политическими
целями  и  социал-дарвинистскими  принципами  третьего  рейха.  11 	Kruger  Р.  Das  Jahr  1941  in  der  deutschen  Kriegs-  und  Aussenpolitik  //  Das  Jahr  1941
in  der  europaischen  Politik  /  Ed.  K.  Bosl.  Munich,  Vienna,  1972.  S.  11.
 2 	Cm.:  Boog  H.  Der  Angriff  auf  die  Sowjetunion.  Stuttgart,  1983.
 3 	Bundesarchiv-Militararchiv,  Freiburg.  RH  19  1/50.  Tagesbefehl  vom  25.6.1940  (Да¬
лее:  BA-MA).
 4 	Die  Hassell-Tagebucher,  1938-1944  /  Ed.  F.  Frhr.  Hiller  von  Gaertringen.  B.,  1988.
S.  195  (29.5.1940);  S.  199  (24.6.1940).
 5 	Goebbels-Tagebiicher.  S.  237.  (12.7.1940).
 6 	Imperial  War  Museum,  London,  MI  14/981/1.  Tagebuch  des  Chefs  des  Stabes  beim
Chef  der  Heeresriistung  und  Befehlshaber  des  Ersatzheeres.  Eintrag  vom  23.5.1940
(Далее:  IWM);  cm.:  Die  Tagebiicher  von  Joseph  Goebbels.  Samtliche  Fragmente  /
Ed.  E.  Frohlich  on  behalf  of  the  Institute  fiir  Zeitgeschichte  and  in  collaboration  with
the  Bundesarchiv.  Munich,  1987.  Part  1:  1925-1941.  Vol.  4:  1.1.1940-8.7.1941.
S.  205,207  (16.6.1940):  “Фюрер  звонил  и  был  очень  счастлив  и  полон  энтузи-
 340

азма”.  Два  дня  спустя  Геббельс  заметил:  “Звонил  фюрер:  он  сообщил  мне  о
капитуляции.  Он  был  очень  озабочен  и  сильно  взволнован”.
 7 	Meldungen  aus  dem  Reich.  Auswahl  aus  den  geheimen  Lageberichten  des
Sicherheitsdienstesder  SS  1939-1944/Ed.  H.  Boberach.  B.,  1965.  S.  79  (27.6.1940).
 8 	BA-MA.  RW  4/V.  581.  Notizen  des  Wehrmachtfiihrungsamtes.
 9 	Cm.:  Goebbels-Tagebiicher.  S.  121  (21.4.1940);  S.  218  (25.6.1940);  BA-MA.  N  67/2.
Tagebuchnotizen  General  Felbers  vom  26.4.1940.
 10 	О  германских  планах  демобилизации  см.:  Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite
Weltkrieg.  Stuttgart,  1983.  Bd.  4.  S.  259;  Muller  R.D.,  Umbreit  H.  Organisation  und
Mobilisierung  des  deutschen  Machtsbereichs.  Kriegsverwaltung,  Wirtschaft  und  per-
sonelle  Ressourcen  1939-1941.  Stuttgart,  1988.
 11 	Domarus  M.  Hitler.  Reden  und  Proklamationen  1932-1945,  kommentiert  von  einem
deutschen  Zeitgenossen.  Wiesbaden,  1973.  Vol.  2.  S.  1540-1559;  cm.:  Goebbels-
Tagebucher.  S.  246f  (19.7.1940);  S.  250  (24.7.1940).
 12 	BA-MA.  RM  7/14.  P.  236.  Kriegstagebuch  der  Seekriegsleitung.  Part  A.
 13 	Haider  F.  Kriegstagebuch.  Tagliche  Aufzeichnungen  des  Chefs  des  Generalstabes
des  Heeres  1939-1942  /  Ed.  H.-A.  Jacobsen.  3  Bd.  Stuttgart,  1962-1964.  Bd.  2.  Von
der  geplanten  Landung  in  England  bis  zum  Beginn  des  Ostfeldzuges
(1.7.1940-21.6.1941).  S.  32  (22.7.1940).  (Далее:  Haider  KTB).
 14 	Cm.:  Ueberschar  G.R.  “Der  Pakt  mit  dem  Satan,  um  den  Teufel  auszutreiben”.  Der
deutsch-sowjetische  Nichtangriffspakt  und  Hitlers  Kriegsabsicht  gegen  die  UdSSR  //
Der  Zweite  Weltkrieg.  Analysen  -  Grundziige  -  Forschungsbilanz.  2nd  ed.  /  Ed.  W.
Michalka.  Munich,  1990.  S.  576.
 15 	Generalfeldmarschall  Wilhelm  Ritter  von  Leeb.  Tagebuchaufzeichnungen  und
Lagebeurteilungen  aus  zwei  Weltkriegen.  From  his  papers  /  Ed.,  short  biography  by
G.  Meyer.  Stuttgart,  1976.  S.  233.  О  Фелбере,  который,  как  и  Зоденштерн,  был
начальником  штаба  группы  армии,  см.  примеч.  8.
 16 	BA-MA,  RH  19  111/141;  17  562/2.  (28.6.1940).
 17 	См.:  Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  4.  S.9-10,  202-210,
259-262;  Bd.  5/1.  Bonn,  1985.  S.  833-836.
 18 	Haider  KTB.  Bd.  2.  S.  32f.  Удивительно,  что  Э.М.  Робертсон  в  своем  эссе,  оза¬
главленном  “Гитлер  поворачивается  с  Запада  к  России,  май-декабрь  1940”
СRobertson  EM.  Hitler  Turns  from  the  West  to  Russia,  May-December  1940  //  Paths
to  War.  New  Essays  on  the  Origins  of  the  Second  World  War  /  Ed.  R.  Boyce,
E.M.  Robertson.  L.;  Basingstoke,  1989.  P.  367-382),  все  еще  приписывает  этот
план  операций  Гитлеру.
 19 	Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Vol.  4.  S.  210.
 20 	Haider  KTB.  Bd.  2.  S.  49  (31.7.1940).
 21 	Hillgruber  A.  Hitlers  Strategie:  Politik  und  Kriegfiihrung,  1940-1941.  2nd  ed.
Munich,  1982.  S.  211.
 22 	Der  “Operationsentwurf  Ost”  des  Generalmajors  Marcks  vom  5.  August  1940  /  Eds.,
introd.  by  I.  Lachnit,  F.  Klein  //  Wehrforschung.  1972.  N  4.  S.  114-123.
 23 	Haider  KTB.  Bd.  2.  S.  49  (31.7.1940).
 24 	Мнение,  что  Гитлер  хотел  завоевать  Лондон  через  Москву,  было  высказано,
 X. 	Шустерайтом:  см:  Schustereit  Н.  Vabanque.  Bonn,  1988.
 25 	См.:  Robertson  ЕМ.  Op.  cit.  р.  378.  Автор  ссылается  на  книги  Х.В.  Коха  и
М.Л.  ван  Кревельда.
 26IWM.  MI  14/981/1.  Tagebuch  des  ChdSt  b.  ChefHRust  u.  BdE.  Запись  от
28.7.1940.  (Браухич,  кажется,  не  присутствовал  на  этом  совещании.  Гальдер
не  ссылается  на  это.)
 27 	См.  Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  5/1.  S.  836f.
 28 	IWM.  MI  14/981.  Запись  от  17.8.1940  по  поводу  совещания  Кейтеля  и  Хазе-
лоффа.
 341

29 	Ibid.  Запись  5.8.1940;  см.  также:  Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.
Bd.  5/1.  S.  513,  837f.
 30IWM.  MI  14/981/2.  Vortragsnotizen  des  Allgemeinem  Heeresamtes  fur  das
Obercommando  der  Wehrmacht  of  9.9.1940.  (Для  достижения  установленной
численности  в  180  полевых  дивизий  необходимо  было  создать  27  новых  ди¬
визий.)
 31 	Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkreig.  Bd.  5/1.  S.  513.
 32 	Cm.:  Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkreig.  Bd.  4.  S.  333-347,  367-371.
 33 	Haider  KTB.  Bd.  2.  S.  165;  IWM.  MI  14/981/1.  Tagebuch  des  Chefs  des  Stabes...  За¬
пись  7.11.1940.
 34 	Hildebrand  K.  Krieg  im  Frieden  und  Frieden  im  Krieg.  Uber  das  Problem  der
Legitimitat  in  der  Geschichte  der  Staatengesselschaft  1931-1941  //  Historische
Zeitschrift.  1987.  №  244.  S.  1-28.
 35 	Lagevortrage  des  Oberbefehlshabers  der  Kriegsmarine  vor  Hitler  1939-1945  /  Ed.
G.  Wagner.  Munich,  1972.  S.  154  (14.11.1940).
 36 	Kriegstagebuch  des  Oberkommandos  der  Wehrmacht  (Wehrmachtfuhrungsstab),
1940-1945.  Written  by  H.  Greiner  and  P.E.  Schramm.  On  behalf  of  the  Arbeitskreis
fur  Wehrforschung  /  Ed.  P.E.  Schramm.  4  Bd.  Frankfurt  a/M.,  1961-1979.  Bd.  1.  1.
August  1940-31.  December  1941  /  Compiled  and  with  explanatory  notes  by  H.-A.
Jacobsen.  Frankfurt  a/M.,  1965.  S.  996  (17.12.1940).
 32  Haider  KTB.  Bd.  2.  S.  212.  (5.12.1940).
 38 	Интерпретацию  Клинка  см.:  Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.
Bd.  4.  S.  235-241,  другие  интерпретации  см.:  Hartmann  Ch.  Generalstabschef
Haider  und  Hitler  1938-1941.  Phil.  Diss.  Cologne,  1989.  S.  355-362.
 39 	Haider  KTB.  Bd.  2.  S.  214;  см.:  Записки  начальника  штаба  4-й  армии,  полков¬
ника  Г.  Блюментритта,  “о  целостности  и  технике  ведения  боя  русских”  от
29.12.1940  //  Groehler  О.  Zur  Einschatzung  der  russischen  Armee  durch  die  faschis-
tische  Wehrmacht  im  ersten  Halbjahr  1941,  dargesstellt  am  Beispiel  des  AOK  4  //
Zeitschrift  fur  Militargeschichte.  1968.  №  7.  H.  5.  S.  724-738.
 40 	Dienstschrift  des  Generalstabes  des  Heeres,  Abteilung  Fremde  Heere  Ost  of
15.1.1941.  Die  Kriegswehrmacht  der  UdSSR.  Cm.:  Das  Deutsche  Reich  und  der
Zweite  Weltkrieg.  Bd.  4.  S.  191-202.
 41 	BA-MA.  RH  19/III/722.  Lageberich  №  1  der  Abteilung  Fremde  Heere  Ost  des
Generalstabes  des  Heeres  vom  15.3.1941.
 42 	BA-MA.  RH  20-17/23,  RH  20-18/71  и  RH  21-3/v.  46.  Заметки  некоторых  уча¬
стников  совещания  в  Цоссене,  4  июня  1941  г.
 43 	Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  4.  S.  69f.  По  поводу  недавне¬
го  спора  о  теории  превентивной  войны  см.:  Pietrow-Ennker  В.  Deutschland  im
Juni  1941  -  ein  Opfer  sowjetischer  Aggression  //  Der  Zweite  Weltkrieg.  S.  586-607.
См.  также  статью  Хоффмана  в  этом  же  томе.
 44 	См.:  Volkogonov  D.  Triumph  und  Tragodie.  Diisseldorf,  1989.  S.  547f.
 45 	BA-MA.  RW4/v.  578.  Weisung  des  Wehrmachtsfiihrungsstabes,  Abteilung
Landesverteidigung  an  die  Abteilung  Wehrmachtpropaganda.  21.6.1941.
 46 	BA-MA.  RH  20-4/114;  cm.:  Groehler  O.  Op.  cit.  S.  728.
 47 	См.  сноску  42.
 48 	См.:  Haider  KTB.  Bd.  2.  S.181.  (15.11.1940);  S.  258  (28.1.1941);  S.  269  (2.2.1941).
 49 	Cm.:  Bundesarchiv  Koblenz.  NS  11/28.  Речь  перед  армейскими  командирами
10.2.1939.  Воспроизведена  в:  Diilffler  J.,  Thies  J.,  Henke  J.  Hitlers  Stadte.
Baupolitik  im  Dritten  Reich.  Cologne,  1978.  S.  289-313.
 50 	Haider  KTB.  Bd.  2.  S.  336f.  Записки  Гальдера  по  поводу  речи  Гитлера
30.3.1941;  см.:  Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  4.  S.  413-
447.
 51 	Cm.:  Krausnick  H.,  Wilhelm  H-H.  Die  Truppe  des  Weltanschauungskrieges.
Stuttgart,  1981.
 342

52 	Haider  KTB.  Bd.  2.  S.  399  (6.5.1941).
 53 	См.:  исследование  X.  Бюхаймом  приказов  и  их  исполнения:  Anatomie  des  SS
Staates.  3  rd  ed.  Vol.  1.  Freiburg,  1982.  S.  222-231.
 54 	Cm.:  Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  4.  S.  1030-1062;  Schulte
ThJ.  The  German  Army  and  Nazi  Policies  in  Occupied  Russia.  Oxford;  N.Y.;
Munich,  1989.  P.  117-149.
 55 	Browning  Ch.  Nazi  Resettlement  Policy  and  the  Search  for  a  Solution  to  the  Jewish
Question  //German  Studies  Review.  1986.  №  9.  P.  497-519.  Как  и  Браунинг,  ав¬
тор  занимает  среднюю  позицию  в  споре  между  “исполнителями”  и  “органи¬
заторами”.  См.:  Forster  J.  La  campagne  de  la  Russie  et  la  radicalisation  de  la  guerre:
strat6gie  et  assassinats  de  masse  //  La  Politique  Nazie  d’Extermination  /  Ed.  F.
Bedarida.  Paris,  1989.  P.  177-195.
 56 	Ibid.  P.519.

Р.-Д.  Мюллер
(Германия)
 ЭКОНОМИЧЕСКИЕ  ПРИГОТОВЛЕНИЯ  ГЕРМАНИИ
К  ОПЕРАЦИИ  “БАРБАРОССА”
 Когда  в  январе  1941  г.  германский  генеральный  штаб  сухопутных
войск  вел  военные  игры,  готовясь  к  нападению  на  Советский  Союз,  ни¬
кто  не  сомневался,  что  крупнейшая  военная  кампания  в  мировой  исто¬
рии  закончится  успехом.  Однако  не  все  были  убеждены  в  том,  что  на¬
падение  действительно  “целесообразно  и  необходимо”,  как  записал  в
своем  дневнике  начальник  генерального  штаба  Ф.  Гальдер1.  Темой
данной  статьи  является  вопрос  “целесообразности”  операции  “Барба¬
росса”.
 Год  назад  ситуация  была  совсем  другой.  В  то  время  в  центре  вни¬
мания  стояло  нападение  на  Францию.  Операция  откладывалась  не  ме¬
нее  29  раз.  Возник  кризис  доверия  между  Гитлером  и  верховным  ко¬
мандованием,  которое  подумывало  о  перевороте.  Никто  из  генералов
не  верил,  что  Париж  можно  взять  за  полтора  месяца.  С  их  точки  зре¬
ния  германская  военная  промышленность,  испытывавшая  тяжелейшие
затруднения  с  транспортом  и  сырьем,  не  сможет  обеспечить  боевые
действия,  которые  продлятся  не  менее  девяти  месяцев2.
 В  этой  ситуации  возникал  вопрос,  не  воспользуется  ли  Сталин  -  со¬
юзник,  которому  не  доверяли  -  возможностью  атаковать  немцев  в  ты¬
лу  в  то  время,  когда  они  будут  вести  войну  на  западном  фронте.  После
тщательного  анализа  командование  немецких  войск  на  Востоке  доло¬
жило  11  января  1940  г.,  что  Красная  Армия  не  осмелится  атаковать,  ес¬
ли  только  германская  армия  не  будет  разбита  на  других  фронтах3.  Кро¬
ме  того,  оно  было  уверено,  что  его  десять  слабо  мобильных  резервных
дивизий  смогут  отразить  атаку  по  линии  Вислы.  Так  что  причин  для
беспокойства  нет.  Гитлер  разделял  эту  точку  зрения  и  приказал  в  фев¬
рале  1940  г.  приостановить  строительство  линии  оборонительных  со¬
оружений  на  Востоке.  Он  был  уверен,  что  “русские  не  нападут  еще  сто
лет”,  о  чем  сказал  партийным  руководителям4.  По  его  программе  кон¬
фронтация  с  главным  идеологическим  противником  не  должна  была
начаться  до  окончания  успешно  завершенной  кампании  на  западе.
СССР  рассматривался  скорее  не  как  серьезная  угроза,  а  как  соблазни¬
тельная  добыча,  но  аппетит  некоторое  время  следовало  попридер¬
жать5.
 Были  ли  причины  пересматривать  подобную  оценку  Красной  Ар¬
мии  после  победы  над  Францией  со  скоростью,  которая  поразила  всех?
Разумеется  нет.  Такое  положение  дел  сохранялось  в  течение  всего  пе¬
риода  подготовки  к  нападению  на  восточного  соседа:  считалось,  что
война  против  Сталина  будет  проходить  в  манере  “учебных  занятий  в
 ©  Р.-Д.  Мюллер
 344

ящике  с  песком”  и  что  вообще,  при  имеющихся  средствах,  эта  война  бу¬
дет  еще  короче  и  разрушительнее,  чем  война  против  западных  союзни¬
ков6.  Убежденность  Гитлера  и  его  генералов  оказала  непосредствен¬
ное  влияние  и  на  экономические  аспекты  подготовки  к  войне.
 В  этом  отношении  совершенно  очевидно,  что  операция  “Барбарос¬
са”  планировалась  не  как  превентивная  война,  а  как  уникальная  по  сво¬
ей  жестокости  захватническая  война  на  уничтожение.  Ее  целью  было
стереть  с  лица  земли  “живую  силу”  русских  и  захватить  “Lebensraum”
(жизненное  пространство)  на  Востоке  для  “высшей  германской  расы”.
Единственным  объяснением  политики  Германии  по  поддержанию  ин¬
тенсивных  торговых  отношений  со  своим  восточным  соседом  до  само¬
го  начала  вторжения  и  одновременно  политики  вынашивания  планов
беззастенчивой  кампании  грабежа  СССР  и  пренебрежения  собствен¬
ными  приготовлениями  в  сфере  вооружений  является  тот  факт,  что
Советский  Союз  считался  “легкой  добычей”7.
 “МЕДВЕДЬ”  КОРМИТ  “ОРЛА”
 Перед  теми,  кто  разрабатывал  в  Берлине  планы  войны,  стояла  осо¬
бая  дилемма,  касающаяся  поддержания  германо-советских  торговых
отношений  в  период  подготовки  военного  нападения.  Гитлер  был  убе¬
жден,  что  Германия  зависела  от  российских  ресурсов,  необходимых  для
осуществления  крупных  военных  операций,  и  в  качестве  дополнения  к
существующим  политическим  и  территориальным  договоренностям
заключил  со  Сталиным  торговое  соглашение  в  январе  1940  г.  Именно
это  торговое  соглашение  обеспечило  Гитлеру  необходимый  экономи¬
ческий  потенциал  для  осуществления  нападения  на  Францию8.
 Еще  до  того,  как  Гитлер  санкционировал  конкретные  планы  вой¬
ны  против  СССР,  германские  военачальники  начали  обдумывать  буду¬
щие  отношения  с  Советским  Союзом,  делая  упор  на  экономические  ас¬
пекты.  Военно-морское  командование  подготовило  служебную  запис¬
ку,  в  которой  утверждалось,  что  интересы  безопасности  Германии  тре¬
буют  обеспечения  экономической  самостоятельности  при  наличии  до¬
полнительных  источников  сырья  и  новых  рынков.  Россия  представля¬
лась  “чрезвычайно  подходящей”  для  этой  цели.  В  записке  далее  гово¬
рилось,  что  в  принципе  Германия  может  использовать  политический
подход  в  развитии  экономического  сотрудничества,  однако  это  целесо¬
образно  лишь  в  случае,  если  Россия  останется  слабой  страной  в  поли¬
тическом  и  военном  отношении  и  признает  гегемонию  Германии.  В
перспективе,  утверждало  военно-морское  командование,  Германия  не
сможет  на  это  рассчитывать,  поэтому  предпочтительно  “навести  поря¬
док”  на  Востоке.  С  этой  целью  следует  укрепить  контроль  Германии  на
Балтике  и  на  Балканах  и  оккупировать  Украину.  Это  позволит  Герма¬
нии  диктовать  свои  условия  мирного  договора9.
 Таким  образом,  германское  командование  в  своих  рассуждениях
следовало  тем  же  путем,  что  и  в  период  первой  мировой  войны.  Гене¬
ральный  штаб  сухопутных  войск  также  предусматривал  использование
военной  силы  для  решения  экономических  проблем,  передислоцировав
 345

сухопутные  войска  после  победы  над  Францией  и  переведя  17  боевых
дивизий  к  восточной  границе.  Если  здесь  возникнет  конфликт,  -
а  именно  это  предусматривалось  данным  решением,  -  то  Германия  не
станет  вести  оборонительные  действия,  а  немедленно  начнет  наступле¬
ние  для  захвата  экономически  важных  районов  в  Прибалтике  и  на  Ук¬
раине.  После  того  как  Гитлер  одобрил  эти  соображения,  выбрав  “боль¬
шой  вариант”,  т.е.  наступление  на  Востоке  до  Урала,  а  не  “малый  вари¬
ант”  Гальдера,  предложения  начали  оформляться  в  планы10.  Датой  на¬
чала  “большого”  наступления  был  назван  май  1941  г.
 Это  имело  прямое  отношение  к  торговой  политике.  Срок  действия
Хозяйственного  соглашения  с  Москвой  истекал  в  январе  1941  г.  Но  в
это  время  должны  были  бы  начаться  встречные  поставки  военной  тех¬
ники  —  одновременно  с  предполагаемым  развертыванием  сил  вермахта
на  исходных  позициях  для  атаки.  В  такой  ситуации  Германия  не  могла
позволить  себе  разрыв  торговых  отношений  с  СССР  ни  с  политиче¬
ской,  ни  с  экономической  точки  зрения.  Гитлер  обязательно  должен
был  заключить  новое  торговое  соглашение  с  Москвой  -  соглашение,
которое  послужило  бы  политическим  камуфляжем  военных  приготов¬
лений  и  вплоть  до  последнего  момента  перед  началом  наступления
обеспечивало  бы  непрерывный  поток  советского  сырья,  необходимого
для  военной  промышленности.  Гитлер  и  Геринг  готовы  были  запла¬
тить  любую  цену  для  достижения  этой  цели11.
 Осуществлять  торговый  обмен  было  трудно,  так  как  новое  торго¬
вое  соглашение  предусматривало,  что  советские  промышленные  зака¬
зы  должны  выполняться  немецкой  промышленностью  в  первую  оче¬
редь,  что  отодвигало  нужды  вермахта  на  второй  план.  Хотя  немцы  де¬
лали  все  возможное,  чтобы  оттянуть  поставки  в  Советский  Союз  как
можно  дольше,  в  конце  концов  они  были  вынуждены  увеличить  по¬
ставки  во  второй  год  существования  “союза  нечестивых”  по  сравнению
с  первым  годом.
 Было  явное  противоречие  между  тем,  что  Германия  последова¬
тельно  расширяла  контроль  над  Европой  и  в  то  же  время  имела  слабые
позиции  в  торговых  отношениях  с  СССР  из-за  ограниченного  экспорта
и  недостаточного  объема  наличных  платежных  средств.  Москва  дала
ясно  понять  в  самом  начале,  что  не  признает  гегемонии  Германии  и
больше  не  будет  производить  досрочные  поставки.  Хотя  Сталин  был
за  широкомасштабное  экономическое  сотрудничество,  он  хотел,  что¬
бы  оно  было  основано  на  равном  партнерстве  и  взаимной  выгоде.
Сталин  предполагал,  что  Гитлер  будет  нуждаться  в  экономической
поддержке  по  крайней  мере  до  тех  пор,  пока  продолжается  война  на
Западе.
 Берлин  очень  умно  воспользовался  принципиальным  стремлением
Москвы  к  сотрудничеству.  Когда  Молотов  прибыл  в  Берлин  в  ноябре
1940  г.,  Гитлер  и  Геринг  выразили  готовность  осуществить  “планиро¬
вание  экономических  связей  в  широком  масштабе”,  но  при  условии,
что  Москва  признает  гегемонию  Германии  в  Северной  Европе  и  на
Балканах  и  будет  активно  поддерживать  политику  конфронтации  с  Ан¬
глией12.  Отношение  Сталина  к  территориальным  и  политическим  воп¬
росам  было  сдержанным,  но  его  подкупило  упоминание  об  экономиче¬
 346

ском  партнерстве,  к  чему  он  отнесся  весьма  благожелательно.  Немцам
удалось  обмануть  его.
 Таким  образом,  Советы  в  конце  концов  сделали  предложение,  кото¬
рое  почти  полностью  совпадало  с  намерениями  немцев.  Новое  торговое
соглашение,  подписанное  в  январе  1941  г.,  по  объемам  превосходило  все
соглашения,  когда-либо  заключенные  рейхом13.  В  частности,  предусмат¬
ривались  поставки  2,5  млн  т  зерна,  970  тыс.  т  сырой  нефти  и  200  тыс.  т
марганцевой  руды.  Сталин  согласился  на  значительные  досрочные  по¬
ставки  до  лета  1941  г.,  например,  200  тыс.  т  зерна  ежемесячно  начиная  с
апреля.  В  свою  очередь,  Германия  обязалась  поставить  в  СССР  станки  -
товар,  который  обычно  имеет  длительные  сроки  поставки.
 По  всей  вероятности,  Сталин  воспринял  развертывание  герман¬
ских  сил  на  Востоке  -  о  чем  ему,  конечно,  было  известно,  -  как  шан¬
таж,  как  маневр  для  получения  новых  уступок  со  стороны  Москвы.  Со¬
веты  действительно  пошли  на  уступки,  предложив  стратегического  сы¬
рья  больше,  чем  могли  перевезти  немецкие  железные  дороги.  В  поряд¬
ке  краткосрочной  договоренности  Советский  Союз  выделил  дополни¬
тельные  составы  на  транссибирской  железной  дороге  для  перевозки
2  тыс.  т  каучука  с  Дальнего  Востока  в  Германию.  Без  этого  каучука
бронированные  и  небронированные  машины  вермахта  остановились
бы  через  несколько  недель.
 Что  касается  менее  важных  вопросов  переговоров,  например,  по¬
лосы  земли  по  литовской  границе  и  компенсации  за  имущество  этниче¬
ских  немцев,  уезжающих  из  балтийских  государств,  то  даже  здесь  Мо¬
сква  была  готова  заплатить  золотом  или  ценными  металлами,  что  бы¬
ло  очень  выгодно  для  Германии.  Советская  сторона  с  радостью  выку¬
пила  небольшие  отрезки  пограничной  территории  -  территории,  кото¬
рую  вермахт  планировал  захватить  в  первую  очередь.  Войска  уже  раз¬
ворачивались  там  в  сторону  советской  границы.  В  последние  недели
перед  вторжением  встречные  поставки  со  стороны  Германии  также  до¬
стигли  пика,  но  они  составляли  лишь  незначительную  часть  общего
объема  заказов,  сделанных  СССР  немецким  промышленным  компани¬
ям.  Кроме  того,  Германия  в  основном  поставляла  уголь  и  чугун  -  сы¬
рье,  которое  вермахт  рассчитывал  вскоре  получить  в  больших  количе¬
ствах  в  южных  районах  России.
 На  Гитлера  не  произвела  впечатления  политика  умиротворения
Сталина.  Накануне  наступления  он  сказал  генералу  Кейтелю,  началь¬
нику  штаба  верховного  командования  вермахта,  что  дешевле  получить
недостающие  экономические  ресурсы,  понеся  тяжелые  потери  один
раз,  чем  осуществлять  дорогостоящий  торговый  обмен  или  принимать
меры,  требующие  времени  и  сил,  для  развития  самообеспечивающей
промышленности14.
 Таким  образом,  “красный  медведь”  кормил  “коричневого  орла”  до
тех  пор,  пока  последний  не  почувствовал  себя  достаточно  сильным,
чтобы  поразить  и  уничтожить  медведя.  Немцам  удалось  сделать  эконо¬
мические  отношения  с  Советским  Союзом  частью  своей  тактики  обма¬
на  с  целью  скрыть  приготовления  к  нападению  и  даже  получить  значи¬
тельную  экономическую  выгоду,  тогда  как  Сталин  пошел  на  риск  тор¬
говой  войны  с  Великобританией  и  США,  возможно  даже,  нападения
 347

англичан  на  нефтяные  районы  Кавказа15.  Сталин  пошел  так  далеко,
что  опустошил  свои  запасы  и  ослабил  советскую  военную  промышлен¬
ность  для  того,  чтобы  удовлетворить  потребности  Германии  и  про¬
держаться  в  1941  г.  -  это  был  критический  год  для  системы  обороны
страны.
 В  любом  случае,  как  показывают  последние  исследования  герма¬
но-советских  торговых  отношений  в  1939-1941  гг.,  нет  сомнения  в  том,
что  немцы  выиграли  свою  первую  битву  еще  до  того,  как  совершили
нападение  на  СССР.  Их  добыча  была  велика.  Мы  все  еще  мало  знаем
о  влиянии  внешнеторговой  политики  на  народное  хозяйство  СССР  и
просчеты  Сталина.  Однако  можно  с  уверенностью  сказать,  что  рап-
пальская  политика  могла  бы  быть  продолжена,  если  бы  нацисты  в  то
время  ограничились  захватами  в  Европе.  Двери  в  Москве  были  широ¬
ко  распахнуты.  Молотов  был,  вне  сомнения,  прав,  когда  после  вруче¬
ния  ему  немецким  послом  декларации  об  объявлении  войны,  сказал,
еще  не  веря  тому,  что  случилось:  “Мы  этого  не  заслужили”16.
 Это  мнение  разделяли  некоторые  немецкие  дипломаты  и  промыш¬
ленники,  которые  глубоко  сожалели  о  грубом  разрыве  дружественных
отношений.  Но  их  мнение  не  интересовало  никого  в  Берлине.  Никто  не
обращал  внимания  на  их  письменные  предупреждения.  Никто  не  преду¬
предил  немецкие  внешнеторговые  компании,  которые  сотрудничали  с
Россией  в  течение  последних  двадцати  лет,  о  секретных  приготовлени¬
ях  к  войне17.  Впрочем,  они  были  в  меньшинстве;  у  большинства  немец¬
ких  промышленников  было  совсем  иное  отношение  к  России18,  для  ко¬
торых  она  не  была  заслуживающим  внимания  рынком,  в  лучшем  слу¬
чае  -  поставщиком  сырья  и  покупателем  бросового  ширпотреба.  Они
недоверчиво  и  скептически  относились  к  усилиям  России  в  осуществле¬
нии  индустриализации,  считая  эту  политику  исторической  ошибкой
российского  народа.  По  их  мнению,  русский  крестьянин,  двадцать  лет
назад  прогнавший  своего  хозяина,  должен  был  вернуться  к  земле  и
ждать,  когда  придет  новый  хозяин.  Таким  хозяином  хотела  бы  стать
немецкая  раса  господ,  и  в  этом  отношении  было  мало  разницы  между
нацистами,  вермахтом  и  немецкими  промышленниками.
 Это  было  очевидным  уже  летом  1940  г.,  когда  германское  прави¬
тельство,  поддерживаемое  промышленными  и  финансовыми  кругами,
начало  разрабатывать  широкомасштабный  план  послевоенной  “реор¬
ганизации”  европейской  экономики.  В  долгосрочной  перспективе  Ев¬
ропа  должна  была  стать  единым  экономическим  регионом,  контроли¬
руемым  Германией,  который  полностью  обеспечивал  бы  сам  себя  и
мог  противостоять  любым  блокадам,  т.е.  экономической  империей,
простирающейся  от  Гибралтара  до  Урала  и  от  Нарвика  до  Кипра  и
снабжаемой  колониями  в  Африке  и  Сибири.  Эта  программа,  о  которой
свидетельствуют  многочисленные  служебные  записки  и  экспертные
оценки  частных  и  государственных  институтов,  предусматривала  в  ка¬
честве  подготовительного  шага  интеграцию  европейской  части  СССР
и  обеспечение  свободного  доступа  к  ресурсам  России  и  Украины19.
 Кроме  того,  должны  были  быть  предприняты  соответствующие
меры  для  изменения  всей  экономической  структуры  в  интересах  Гер¬
мании.  Гитлер  считал,  что  в  его  распоряжении  должна  быть  страна,  не
 348

имеющая  собственной  тяжелой  и  обрабатывающей  промышленности
и  производящая  только  сырьевые  материалы  и  продукты  питания.  Эта
страна  должна  обеспечивать  промышленность,  сконцентрированную  в
центральной  и  западной  Европе.  Эти  идеи  были  уже  изложены  Гитле¬
ром  в  его  книге  “Майн  кампф”  и  нашли  отражение  в  докладной  запис¬
ке  германского  военно-морского  атташе  в  Москве  от  14  сентября
1940  г.20
 Таким  образом,  отдав  31  июля  1940  г.  приказ  о  подготовке  внезап¬
ного  нападения  на  Советский  Союз,  диктатор  мог  быть  уверен,  что  во¬
еначальники  поддержат  его  единодушно  -  не  так,  как  накануне  нападе¬
ния  на  Францию.  Следует  помнить,  что  генерал  Гальдер,  выражая  свои
сомнения  по  поводу  плана  “Барбаросса”  в  январе  1941  г.,  имел  в  виду  не
“целесообразность”,  а  лишь  время  нападения.
 К  ВОПРОСУ  О  “ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ”  ВТОРЖЕНИЯ
 Начав  планирование  военных  операций  летом  1940  г.,  генераль¬
ный  штаб  разрабатывал  ход  боевых  действий  по  традиционным  схе¬
мам,  хотя  и  принимал  во  внимание  экономические  задачи.  Исход  вой¬
ны  определялся  стремительным  сконцентрированным  прорывом  к  сто¬
лице  врага.  Важнейшие  экономические  районы  на  севере  и  юге  не  счи¬
тались  приоритетными  с  военной  точки  зрения.  Генеральному  штабу
было  известно  о  промышленных  центрах  на  Урале  и  в  Средней  Азии,
которые  могли  бы  быть  модернизированы  за  счет  оборудования  и  ра¬
бочей  силы  предприятий,  эвакуированных  из  западных  приграничных
районов,  но  военные  не  учли  этой  возможности21.
 Они  считали,  что  Красная  Армия  будет  защищать  промышленные
районы  на  западе  и  что  вермахт  быстро  окружит  и  разгромит  ее,  осво¬
бодив  путь  для  захвата  стратегически  и  экономически  важных  районов
по  мере  продвижения  по  железной  дороге  -  так,  как  это  происходило  в
1918  г.  Едва  ли  кто  в  Берлине  мог  предположить,  что  советская  власть
восстановит  свои  силы  после  первых  ударов,  организует  сопротивле¬
ние  и  военную  промышленность  и  Красная  Армия  будет  сражаться  в
глубине  страны.  В  конце  концов,  более  двух  поколений  немцев  счита¬
ло  Россию  “колоссом  на  глиняных  ногах”.  Традиционные  взгляды  и
почти  необъяснимые  просчеты  в  оценке  соотношения  сил  привели  к
тому,  что  экономические  факторы  практически  не  учитывались.  Хотя
вермахт  готовился  к  крупнейшей  в  мировой  истории  военной  опера¬
ции,  не  было  предпринято  радикальных  мер  для  наращивания  вооруже¬
ний.  Армии,  развернутые  против  России,  были  в  целом  не  сильнее  тех,
что  воевали  во  Франции  год  назад.
 Надежды  возлагались  на  быстрый  исход  войны,  после  чего  боль¬
шое  число  солдат  должно  было  быть  задействовано  в  военной  про¬
мышленности  рейха.  Немцы  считали,  что  частей,  оставленных  на  Вос¬
токе,  должно  быть  достаточно  для  контролирования  огромной  терри¬
тории  и  снабжаться  они  будут  за  счет  местных  ресурсов.  Самые  бое¬
способные  подразделения  войдут  в  экспедиционные  войска,  дислоци¬
рованные  на  восточной  военной  границе  и  предназначенные  для  пода¬
 349

вления  сохранившихся  очагов  сопротивления  на  Урале  и  в  Сибири  пу¬
тем  отдельных  десантных  операций.
 Лишь  немногие  эксперты  предупреждали  о  чрезмерном  оптимиз¬
ме.  Одним  из  них  был  заместитель  министра  иностранных  дел
фон  Вайцзеккер.  Он  всячески  пытался  развеять  миф  о  стране  изобилия
на  востоке.  В  докладной  записке  Риббентропу,  датированной  апрелем
1941  г.,  он  указывал  на  то,  что  большевики  пойдут  на  такие  разруше¬
ния,  что  Германии  потребуется  потратить  многие  годы  на  восстановле¬
ние,  прежде  чем  она  сможет  получить  какие-либо  экономические  вы¬
годы22.
 Но  было  уже  поздно.  В  начале  года  Гитлер  изменил  представлен¬
ные  ему  первоначальные  планы  военных  действий.  Основные  удары
будут  нанесены  не  только  на  центральном  направлении,  но  одновре¬
менно  на  двух  флангах  в  направлении  к  заветным  житницам,  промыш¬
ленным  районам  и  нефтяным  месторождениям  -  такое  распределение
сил  легло  непомерным  грузом  на  вермахт,  несмотря  на  его  успехи  в  на¬
чале  войны.
 Гитлер  также  приказал  пересмотреть  планы  по  аппарату  военной
оккупации,  поскольку  в  них  также  не  учитывались  в  должной  мере  эко¬
номические  аспекты.  По-видимому,  уже  в  феврале  1941  г.  Гитлер  по¬
нял,  что  осуществление  фундаментальных  нацистских  планов  захвата  и
истребления  нельзя  откладывать  до  прекращения  военных  действий.
Их  надо  увязать  как  можно  теснее  с  ходом  военных  операций.
 На  совещаниях  с  военачальниками  он  неоднократно  выражал  на¬
дежду  на  то,  что  восточная  кампания  положит  конец  экономическим
проблемам  и  позволит  вести  войну  на  межконтинентальном  уровне.  Но
этого  невозможно  достичь,  пользуясь  традиционными  методами  и  ор¬
ганизационными  структурами.  Гитлер  выбрал  двух  человек  для  конт¬
роля  за  подготовкой  к  осуществлению  своих  экономических  планов.
Хотя  их  политические  взгляды  не  совпадали,  они  тесно  и  эффективно
взаимодействовали  при  разработке  смертоносного  плана23.
 Г.  Бакке,  заместитель  министра  продовольствия,  был  активным
членом  партии  и  признанным  специалистом  по  сельскому  хозяйству24.
Он  убедил  Гитлера,  что  контроль  над  огромными  украинскими  житни¬
цами  позволит  решить  проблему  продовольствия  в  европейском  мас¬
штабе.  Военные  запасы  продовольствия  в  Германии  подходили  к  кон¬
цу,  и  с  1941  г.  стала  ощущаться  нехватка  продовольствия  в  оккупиро¬
ванной  Европе.  Эксплуатация  советского  сельского  хозяйства  должна
была  решить  эту  проблему,  но  это  был  политически  тонкий  вопрос.
Расчеты  экспертов  показали,  что  в  СССР  не  было  крупных  излишков
производства.  Наоборот,  потери  сельского  хозяйства  в  результате  вой¬
ны  вызовут  нехватку  продовольствия,  которое  придется  ввозить  извне.
Разумеется,  нацисты  никогда  бы  не  согласились  кормить  население
СССР  за  счет  населения  Германии.  Они  считали,  что  если  кто-то  и  бу¬
дет  голодать,  так  пусть  это  будут  народы  Восточной  Европы.  Из  окку¬
пированных  советских  территорий  надо  выжать  все  возможное  для
удовлетворения  потребности  Германии.
 Этот  план  действий  был  сформирован  с  учетом  агрогеографиче-
ских  условий  западной  части  СССР.  По  плану  Бакке  богатые  южные  и
 350

прибалтийские  районы  должны  быть  отрезаны  от  центральных  и  се¬
верных  регионов  России,  нуждающихся  в  снабжении  извне,  и  весь  уро¬
жай  богатых  районов  должен  пойти  в  Германию.  Для  многочисленно¬
го  населения  крупных  городов  и  промышленных  центров  это  означало
голод  в  гигантских  гетто,  как  в  Варшаве,  где  голод  -  этот  нацистский
способ  убийства,  уже  свирепствовал  вовсю.
 Таким  образом,  сельскохозяйственная  политика  становилась  при¬
водным  ремнем  коварного  плана  уничтожения,  направленного  против
тех  слоев  населения,  которых  нацисты  считали  опасными  с  политиче¬
ской  и  расовой  точек  зрения:  евреев,  русских  и  промышленных  рабо¬
чих.  Их  искоренение  (этот  план  начал  разрабатываться  с  марта  1941  г.)
рассматривалось  как  подготовительный  этап  радикальной  деиндустри¬
ализации  Восточной  Европы  и  создания  колониальных  территорий  для
немецких  поселенцев25.
 В  этом  отношении  директивы  Бакке  от  23  мая  1941  г.  говорят  са¬
ми  за  себя.  Там  было  откровенно  сказано,  что  миллионы  людей  в  Рос¬
сии  станут  лишними  и  должны  будут  эмигрировать  в  Сибирь  или  уми¬
рать  с  голода26.  Этот  план  дал  стимул  самостоятельным  планам  СС,  из¬
ложенным,  в  основном,  в  генеральном  плане  “Ост”.  Г.  Гиммлер  считал,
что  Восток  принадлежит  его  СС,  и  поэтому  старался  перехватить  ини¬
циативу  у  вермахта  и  промышленников  в  планах  на  будущее27.
 Планы  А.  Розенберга,  назначенного  Гитлером  имперским  минист¬
ром  оккупированных  восточных  территорий  в  апреле  1941  г.,  отлича¬
лись  от  планов  Бакке.  Розенберг,  который  номинально  был  ответст¬
венным  за  оккупационную  политику,  хотел,  хотя  бы  некоторое  время,
проявлять  “терпимость”  к  тем  народам  СССР,  которых  нацисты  счита¬
ли  полезными  с  расовой  точки  зрения,  и  добиться  сотрудничества  с  ни¬
ми28.  Это  были  балтийские  народы  и  украинцы,  которых  Бакке  хотел
безжалостно  лишить  сельскохозяйственной  базы  -  основы  их  сущест¬
вования,  не  оставляя  места  для  каких-либо  политических  уступок.
 В  1941  г.  помощником  Бакке  был  начальник  отдела  военной  эко¬
номики  и  вооружений  верховного  командования  вермахта  генерал  То¬
мас.  Он  был  одним  из  немногих  военных  специалистов  в  области  эко¬
номики  и  играл  значительную  роль  в  оппозиции  военных  Гитлеру.  По
мере  того  как  росло  количество  военно-экономических  отделов,  его
отдел  становился  все  менее  влиятельным.  Томас  был  убежденным  сто¬
ронником  военного  руководства  экономикой  и  мечтал  возглавить  во¬
енную  промышленность  третьего  рейха29.
 В  1941  г.  ему  представилась  неожиданная  возможность  подгото¬
вить  для  Гитлера  анализ  экономической  эффективности  восточной
кампании.  В  своем  анализе  он  в  основном  поддержал  идеи  Гитлера30.
Диктатор  воспользовался  соперничеством  между  командованием  сухо¬
путной  армии  и  ОКВ.
 Под  руководством  Геринга  генерал  Томас  должен  был  создать  со¬
вершенно  новый  тип  военно-экономического  аппарата  вне  контроля  со
стороны  армейского  командования.  В  сферу  подчинения  этого  аппара¬
та  планировалось  отдать  все  территории,  оккупированные  Германией,
а  подходы  с  точки  зрения  эксплуатации  должны  были  быть  селектив¬
ными.  В  области  сельского  хозяйства  Бакке  интересовали  только  те
 351

отрасли,  где  можно  было  что-то  получить.  Точно  также  Томас  напра¬
вил  свое  внимание  на  захват  и  транспортировку  в  Германию  сырья,  в
первую  очередь  сырой  нефти,  угля  и  руды,  которые  были  остро  необ¬
ходимы  для  военной  промышленности.  Восстановление  экономики  не
планировалось  -  ни  в  целом,  ни,  особенно,  по  отдельным  отраслям  об¬
рабатывающей  промышленности.  Вместо  этого  намечалось  просто
разграбить  целые  отрасли  советской  промышленности,  бросив  рабо¬
чих  на  вымирание.
 Генерал  Томас  понимал,  что  он  сможет  выполнить  свою  задачу
только  с  помощью  крупных  предприятий  и  их  опыта.  Начиная  с  авгу¬
ста  1940  г.  происходил  оживленный  обмен  информацией  с  отдельными
компаниями  и  организациями.  Теперь  была  возможность  расширить
контакты.
 Представители  частных  промышленных  предприятий  занимали
высшие  посты  в  “восточном  экономическом  штабе”,  который  Томас
начал  формировать  по  указу  Геринга  с  марта  1941  г.  Эта  организация
совместно  с  министерством  экономики  разрабатывала  директивы
по  экономической  политике  на  Востоке,  известные  как  “Зеленая
папка”31.
 В  советской  историографии  нет  доказательств  того,  что  инициати¬
ва  вторжения  в  СССР  исходила  от  “крупных  капиталистов”.  Недоказа¬
тельными  являются  также  теории  о  “жадности”  промышленников.
Действительно,  за  несколько  недель  до  вторжения  планы  распределе¬
ния  советских  заводов  и  месторождений  рассматривались  руководите¬
лями  крупных  промышленных  предприятий.  Но  первоначально  это
сводилось  к  назначению  представителей  немецких  компаний  управля¬
ющими  заводов  на  Востоке.  Они  должны  были  представить  информа¬
цию  о  состоянии  захваченных  заводов  и  необходимых  инвестициях.
Компаниям  не  было  необходимости  соперничать  друг  с  другом,  так  как
Гитлер  и  Геринг  уверили  их,  что  промышленные  трофеи  на  Востоке
будут  денационализированы  и  вопросы  собственности  будут  решаться
после  войны.  Еще  в  начале  войны  в  1939  г.  Гитлер  распорядился  дове¬
сти  до  сведения  немцев,  что  предпочтение  при  распределении  трофеев
будет  отдано  тем,  кто  принимал  участие  в  военных  действиях32.
 Эта  политика  была  направлена  на  стимулирование  военнослужа¬
щих  сражаться  на  Восточном  фронте,  а  промышленность  должна  бы¬
ла  оставаться  на  втором  плане.  Во  время  первой  мировой  войны  внут¬
ренняя  обстановка  в  стране  осложнялась  широко  распространенным
мнением,  что  в  тылу  сидели  корыстные  спекулянты,  наживавшиеся  на
войне,  в  то  время  как  солдаты  жертвовали  своими  жизнями  на  фронте.
Нацисты  старались  избежать  этого  всеми  возможными  способами.
 Так  же,  как  в  оккупированной  Польше,  по  согласованию  с  прави¬
тельственным  аппаратом  промышленники  нашли  промежуточные  ре¬
шения,  создав  на  Востоке  полугосударственные  компании  для  финан¬
сирования  и  опеки  над  предприятиями,  захваченными  в  СССР.  Таким
образом  немецкие  компании  могли  грабить  советские  заводы  без  вся¬
кого  риска.  Правительство  оставило  за  собой  право  продажи  военных
трофеев  в  будущем,  чтобы  решить  проблему  финансирования  военных
действий.
 352

В  этой  связи  член  совета  директоров  “Дрезднер  Банк”  говорил  о
“крупнейшем  в  истории  экономики  плане  амортизации”33.  Эта  концеп¬
ция  была  основана  на  так  называемых  доходах  от  закрытия  предпри¬
ятий.  Разница  между  низкой  себестоимостью  производства  в  восточ¬
ных  странах  и  высокой  прибылью  в  Германии  должна  была  поступать
в  казну.  Захват  нового  “жизненного  пространства”  должен  был  прине¬
сти  выгоды  не  только  казне,  солдатам  и  промышленным  предприяти¬
ям,  но  и  каждому  мужчине  и  женщине  в  Германии,  т.е.  всей  “высшей
расе”.  Нацистская  пропаганда  провозглашала,  что  эта  война  ведется  не
из-за  политических  идеалов.  Это  война  за  зерно  и  хлеб,  за  жилище  и
“фольксваген”,  другими  словами,  за  процветающее  государство  буду¬
щего34.
 Многие  немцы  прекрасно  понимали,  чего  они  ждут.  Преданные
сторонники  режима  мечтали  о  поместьях  на  Востоке.  Даже  в  1943  г.  не¬
которые  генералы  оказывали  такое  давление  на  Гитлера,  что  он  был
вынужден  издать  секретный  указ,  призывая  их  к  терпению35.
 Таким  образом,  перед  началом  реализации  плана  “Барбаросса”  бы¬
ла  создана  уникальная  в  военной  истории  организация.  В  нее  входило
более  20  тыс.  экспертов,  промышленников,  инженеров,  офицеров  и  аг¬
рариев.  Одетые  в  униформу  вермахта,  они  были  повсюду,  ожидая,  ко¬
гда  можно  будет  захватить,  начать  эксплуатировать  и  колонизировать
Россию.  Их  цели  и  решимость  были  откровенно  высказаны  на  пресло¬
вутом  совещании  заместителей  министров  и  генералов  2  мая  1941  г.:
“Во-первых,  мы  не  сможем  продолжать  войну,  если  на  третий  год  вой¬
ны  весь  вермахт  не  будет  снабжаться  продовольствием  из  России.  Во-
вторых,  после  того  как  мы  заберем  все,  что  нам  надо  из  страны,  это,
несомненно,  приведет  к  смерти  от  голода  многих  миллионов  людей”36.
 В  качестве  убедительного  оправдания  политики  грабежа  и  уничто¬
жения  назывались  последствия  вынужденного  самоограничения  свобо¬
ды  действий  в  условиях  военной  экономики.  Верховное  командование
армии  определило  эти  ограничения,  исходя  из  оценки  ситуации  летом
1940  г.
 ПОСЛЕДСТВИЯ
 “ПРОГРАММЫ  ПЕРЕВООРУЖЕНИЯ  Б”
 Одной  из  наиболее  примечательных  деталей  в  истории  всей  второй
мировой  войны  является  тот  факт,  что  германские  военные  лидеры,
ведя  с  31  июля  1940  г.  подготовку  к  крупнейшим  военным  действиям  в
мировой  истории,  не  видели  необходимости  в  расширении  мобилиза¬
ции  или  хотя  бы  значительном  перевооружении.  Даже  простые  цифры
свидетельствовали  о  том,  что  силы  нового  противника  вермахта  прево¬
сходили  силы  французской  армии  в  три  раза,  а  географические  и  кли¬
матические  условия  были  намного  труднее.  Создается  впечатление,
что  в  результате  быстрой  победы  над  застигнутой  врасплох  Францией
германские  военачальлники  лишились  чувства  реальных  пропорций.
Несмотря  на  то  что  Гитлер  и  Геринг  неоднократно  заявляли,  что  те¬
перь  потребуются  большие  усилия  по  перевооружению,  армейское  ко¬
 12  Война  и  политика
 353

мандование  при  разработке  новой  “программы  перевооружения  Б”  не
предусматривало  больших  изменений37.
 На  май  1941  г.  планировалось  иметь  180  дивизий.  Это  означало
увеличение  на  20%  в  течение  девяти  месяцев,  но  потребность  дислоци¬
ровать  дополнительные  войска  на  оккупированных  территориях  от
Норвегии  до  Крита  сводила  на  нет  этот  рост.  Таким  образом,  руково¬
дители  вермахта  фактически  собирались  использовать  в  восточной
кампании  такую  же  армию,  как  во  Франции.  Армейское  командование
считало  достаточной  свою  долю  в  военной  промышленности  и  рассчи¬
тывало  лишь  увеличить  мощности  для  производства  боевой  техники  за
счет  сокращения  производства  боеприпасов.  Поскольку  наземная  вой¬
на  на  время  прекратилась,  можно  было  довооружить  воинские  части
выпускаемой  в  данное  время  боевой  техникой.  Допуски  вооружения
подразделений  были  определены  на  минимальном  уровне  с  самого  на¬
чала,  и  для  достижения  официальной  нормы  оснащенности  в  основном
должно  было  использоваться  захваченное  оружие.  Казалось,  что  та¬
кую  скромную  программу  перевооружения  было  нетрудно  реализо¬
вать.
 Поскольку  армия  не  требовала  создания  крупных  запасов,  герман¬
ская  военная  промышленность  могла  позволить  себе  работать  не  спе¬
ша38.  Заводы  больше  не  переводились  на  выпуск  военной  продукции.
Промышленные  предприятия  строили  планы  на  послевоенное  время  и
сосредоточились  на  мерах  по  обеспечению  своей  доли  товаров  широ¬
кого  потребления  и  рынках  экспорта.  Таким  образом,  свободных  мощ¬
ностей  для  выполнения  дополнительных  военных  заказов  не  осталось.
Правительство  решило  не  увеличивать  численность  женщин,  занятых
в  производстве  вооружений,  и  направило  на  военные  заводы  400  тыс.
солдат  для  поддержания  производства  во  время  подготовки  плана
“Барбаросса”.  Меры  по  перевооружению  были  сконцентрированы  на
морской  и  воздушной  войне  против  Великобритании.
 Как  объяснить  подобное  поразительное  поведение  армейского  ру¬
ководства?  Важным  фактором,  несомненно,  явились  события  начала
1940  г.,  когда  военачальники  выступили  с  требованием  массивного  пе¬
ревооружения  для  нападения  на  Францию  и  Гитлер  в  ответ  назначил
министром  вооружений  гражданского  человека  -  партийного  деятеля  и
специалиста  в  инженерном  деле  Ф.  Тодта,  который  впоследствии  зна¬
чительно  урезал  функции  армейской  службы  снабжения.  Таким  обра¬
зом,  у  армии  стало  меньше  возможностей  для  автономного  снабжения.
По  этой  причине  армейское  руководство  теперь  тщательно  старалось
не  укреплять  позиции  Тодта,  которого  оно  считало  своим  соперником,
и  отдало  ему  инициативу  в  новой  программе  перевооружения.  Кроме
того,  армейское  руководство  не  хотело  новых  распрей  с  другими  вида¬
ми  вооруженных  сил,  что  могло  бы  привести  к  ослаблению  позиций
вермахта  в  государственном  аппарате.
 Такие  взгляды  смогли  укрепиться  в  сознании  военачальников
только  потому,  что  они  не  воспринимали  серьезно  своего  нового  про¬
тивника.  После  победы  над  Францией  они  были  убеждены,  что  имею¬
щихся  средств  было  вполне  достаточно,  чтобы  одержать  победу  и  над
СССР,  снова  применив  успешно  сработавшую  концепцию  блицкрига39.
 354

Так  началась  опасная  авантюра,  в  которой  военная  концепция
быстрого  исхода  на  полях  сражения  была  применена  к  военной  эко¬
номике.  Армия  отложила  планы  по  осуществлению  программы  обес¬
печения  войск  большим  количеством  бронированной  техники  (до
40  тыс.  боевых  единиц)  и  других  проектов  до  завершения  операции
“Барбаросса”.  Даже  отставание  от  графика  “минимальной  програм¬
мы  Б”  не  вызвало  тревоги.  Напротив,  в  декабре  1940  г.  верховное  ко¬
мандование  вооруженных  сил  решило,  что  предпочтение  должно
быть  отдано  производству  вооружения  для  военно-воздушных  и  воен¬
но-морских  сил.
 Ситуация  в  мае  1941  г.  была  такова,  что,  не  считая  закончившейся
мобилизации  и  усиления  танковых  частей,  “программа  Б”  оставила
серьезные  бреши  в  оснащении  армии40.  Накануне  вторжения  потребо¬
валось  наскоро  решать  эти  проблемы.  Например,  не  хватало  автомо¬
билей,  противотанковых  и  артиллерийских  орудий,  что  значительно
снижало  боеспособность  пехоты.  Было  принято  решение  ликвидиро¬
вать  пробелы  по  вооружению  в  ходе  кампании.  Это  означало,  что  сво¬
бодных  мощностей  для  покрытия  серьезных  потерь  боевой  техники,
если  таковые  будут,  не  оставалось.  Но  это  никого  не  беспокоило.  Бо¬
лее  того,  все  новые  мощности  переводились  на  производство  вооруже¬
ния  для  военно-воздушных  и  военно-морских  сил.  Если  все  будет  про¬
исходить  по  графику,  то  осенью,  после  победы,  можно  будет  оставить
все  вооружение  в  России,  но  послать  обратно  в  Германию  миллион  сол¬
дат,  которые  станут  работать  на  военных  заводах.  Это  значало,  что  ар¬
мии  вермахта  на  Восточном  фронте  должны  были  выиграть  кампанию
в  короткий  срок  любой  ценой,  иначе  они  будут  обескровлены  -  как  в
отношении  живой  силы,  так  и  боевой  техники.  Если  ресурсы  вермахта
будут  истощены  быстрее,  чем  ресурсы  противника,  мировая  война  Гит¬
лером  будет  проиграна,  так  как  уже  будет  невозможно  перестроить  ре¬
сурсы  для  войны  с  западными  державами41.
 Как  известно,  этот  опрометчивый  ход  Гитлера  в  игре  с  армиями  и
народами  провалился.  То,  что  его  восточные  армии  смогли  в  конце
концов  дойти  почти  до  Москвы,  что  считается  уникальным  наступле¬
нием  в  военной  истории,  можно  объяснить,  в  первую  очередь,  просче¬
тами  и  ошибками  Сталина.  Именно  он  виновен  в  том,  что  народы  Со¬
ветского  Союза  оказались  в  очень  опасной,  поистине  смертельной  си¬
туации  в  1941  г.,  и  им  пришлось  заплатить  дорогой  ценой  за  ошибки
своего  вождя.
 Завоеватель  не  смог  осуществить  стратегию  разрушения  и  эксплу¬
атации.  Хотя  трофеев  было  достаточно,  чтобы  продолжать  войну,  их
было  меньше,  чем  в  захваченной  Франции,  и  меньше  тех  материальных
и  технических  средств,  которые  поступили  из  США  в  помощь  новому
члену  антигитлеровской  коалиции.
 Наказание  было  суровым:  Советский  Союз  оказал  решительное
сопротивление,  ответив  встречным  ударом,  и  заставил  Гитлера  пря¬
таться  в  бункере  под  зданием  канцелярии,  где  он  провел  последние
одиннадцать  недель  своей  жизни  перед  тем,  как  избавиться  с  помощью
самоубийства  от  ответственности  за  величайшее  в  мировой  истории
массовое  уничтожение  человеческих  жизней.
 12*
 355

1 	Haider  F.  Kriegstagebuch.  Stuttgart,  1963.  Bd.  2.  S.  261.
 2 	См.  наиболее  ценный  труд:  Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  2.
Stuttgart,  1979.  О  ситуации  с  вооружением  см.:  Bd.  5/1.  Stuttgart,  1988,  S.  406f.
 3 	Bundesarhiv-Militaerarhiv  Freiburg.  RH  2/390.  Der  Chef  des  Generalstabes  des
Obersbefehlhabers  Ost:  Sicherung  im  Osten  gegen  Russiand  bei  Fortdauer  des
Krieges  im  Westen.  (Далее:  BA-MA).  О  предпосылках  см.:  Das  Deutsche  Reich
und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  4.  Stuttgart,  1983.  S.  19If.
 4 	Bundesarchiv-Militararchiv,  Freiburg.  RH  53-23/22.  Mitteilung  des  Generalgouver-
neurs  Frank  auf  der  Sitzung  des  Reichsverteidigungsausschusses  fuer  Polen,  2.  Maerz
1940;  (Далее:  BA-MA);  Mueller  R.-D.  Hitlers  Ostkrieg  und  die  deutsche
Siedlungspolitik.  Frankfurt  a/M.,  1991.  S.  21.
 5 	Rich  N.  Hitler’s  War  Aims.  N.Y.,  1973.  Vol.  1;  Dallin  A.  German  Rule  in  Russia,
1941-1945.  2nd  ed.,  L.,  1960;  Weinberg  G.  Der  Ueberfall  auf  die  Sowjetunion  im
Zusammenhang  mit  Hitlers  diplomatischen  und  militaerischen  Gesamtplanun-
gen  //  Hrsg.  G.  Foerster.  “Untemehmen  Barbarossa”.  Munchen,  1993.  C.  177—
185.
 6 	Moritz  E.  Zur  Fehleinschaetzung  des  sowjetischen  Kriegspotentials  durch  die  faschis-
tische  Wehrmacht  in  den  Jahren  1935-1941  //  Auf  antisowjetischem  Kriegskurs.  B.,
1970.  S.  150-184;  Hillgruber  A.  Das  Russlland-Bild  der  fuerenden  deutschen
Militaers  vor  Beginn  des  Angriffs  auf  die  Sowjetunion  //  Hrsg.  H.-E.  Folkmann;  Das
Russlandbild  im  Dritten  Reich.  Koeln;  Weimar;  Wien,  1994.  S.  125-140.
 7 	Более  детальную  информацию  по  этому  разделу  и  источники  см.:  Das
Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  4,5/1.
 8Akten  zur  Deutschen  Auswartigen  Politik.  Ser.  D.  Baden-Baden,  1950.  Bd.  8.
S.  599-604.  Wirtschaftsabkommen  zwischen  dem  Deutschen  Reich  und  der  UdSSR,
11.  Feb.,  1940.  (Далее:  ADAP);  см.  также:  Sckwendemann  H.  Die  wirtschaftliche
Zusammenarbeit  zwischen  dem  Deutschen  Reich  und  der  Sowjetunion  von  1939  bis
1941.  B.,  1993.  S.  143f.;  Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  4.
S.  99f.;  Friedensburg  F.  Die  sowjetischen  Kriegslieferungen  an  das  Hitlerreich  //
Vierteljahrshefte  zur  Wirtschaftsforschung.  1962,  S.  331-338;  Eichler  G.  Die
deutsch-sowjetischen  Wirtschaftsbeziehungen  vom  August  1939  bis  zum  faschisti-
schen  Ueberfall  im  Juni  1941  (Diss.).  Halle,  1965;  Birkenfeld  W.  Stalin  als
Wirtschaftspartner  Hitlers,  1939-1941  //  Vierteljahrshrift  fuer  Sozial-  und
Wirtschaftsgeschichte.  Bd.  53.  S.  477-510.  В  его  истолковании  не  может  быть
использована  работа:  Schustereit  Н.  Die  Mineraloellieferungen  der  Sowjetunion
an  das  Deutsche  Reich  1940/41  //  Ibid.  Bd.  67.  S.  334-353.
 9 	Chef  des  Stabes  der  Seekriegleitung  Konteradmiral  Kurt  Frike:  Betrachtungen  ueber
Russiand,  28.  Juli  1940  //  Salewski  M.  Die  deutsche  Seekriegsleitung,  1935-1945.
Frankfurt  a/M.  Bd.  3.  1975.  S.  137f.
 10 	Подробную  информацию  см.:  Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.
Bd.  4.  S.  202f.;  Deist  W.  Die  militaerische  Plannung  des  “Untemehmens  Barbarossa”
//“Untemehmen  Barbarossa”.  S.  109-121.
 11 	О  переговорах  см.:  Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  4.  S.  161  f.;
подробно  см.  также:  Sckwendemann  H.  Op.  cit.  S.  203f.
 12 	Schwendemann  H.  Op.  cit.,  S.  224f.  Анализ  см.:  Hillgruber  A.  Hitlers  Strategic.
Frankfurta/M,  1965.  S.  304;  Pietrow  B.  Stalinismus,  Sicherheit,  Offensive.
Melsungen,  1983.  S.  216f.
 13 	ADAP.  Ser.  D,  Bd.  2.  Dok.  637.  Abkommen  vom  10.  Januar  1941  uber  die  beider-
seitigungen  Warenlieferungen  auf  Grund  des  Wirtschaftsabkommens  zwischen  dem
Deutschen  Reich  und  der  Union  der  Sozialistischen  Sowjet-Republiken  11.  Februar
1940  in  dem  zweiten  Vertragsabschnitt.
 14 	Hitler  an  Keitel  und  Todt  20.  Juni  1941  //  Thomas  G.  Geschichte  der  deutschen  Wehr-
und  Ruestungswirtschaft,  1918-1945.  Boppard,  1966.  S.  300f.
 356

15 	Schwendemann  H.  Op.  cit.  S.  328;  Lorbeer  H.-J.  Westmaechte  gegen
die  Sowjetunion,  1939-1941.  Freiburg,  1975.  S.  86f.
 16 	Hilger  G.  Wir  und  der  Kreml.  B.  (West),  1956.  S.  312f.
 17 	Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  4.  S.  139;  Berezhkov  W,  Jahre  im
diplomatischen  Dienst.  B.,  1975.  S.  64;  Perrey  H.-J.  Der  Russlandausschuss  der
deutschen  Wirtschaft.  Muenchen,  1985;  Wegner-Korfes  S.  Botschafter  Friedrich
Werner  Graf  von  der  Schulenburg  und  die  Vorbereitung  von  “Barbarossa”  //  Hrsg.
 B. 	Wegner.  Zwei  Wege  nach  Moskau.  Muenchen;  Zuerich,  1991.  S.  185-202;
Fleischhauer  l.  Diplomatischer  Widerstand  gegen  “Untemehmen  Barbarossa”.
Berlin;  Frankfurt  a/M.,  1991.
 18 	Muller  R.-D.  Das  Russlandbild  der  Wirtschaftseliten  im  “Dritten  Reich”:
Problemskizze  und  Hypothesen  //  Das  Russlandbild  im  Dritten  Reich.  S.  357-385.
 19 	Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  4.  S.  106f;  Bd.  5/1.  S.  491f;
Volkmann  H.-E.  Die  Sowjetunion  im  okonomischen  Kalkul  des  Dritten  Reiches
1932-1941  //  “Untemehmen  Barbarossa”.  S.  89-107.
 20 	BA-MA.  RM  8/K  10-2/10.  Aktennotiz  fur  Chef  der  Seekriegsleitung,  14.  Sept.  1940;
для  общей  информации  см.:  Miiller  R.-D.  Die  Rolle  der  Industrie  in  Hitlers
Ostimperium  //  Militargeschichte,  Stuttgart,  1982.  S.  383-406;  Zitelmann  R.  Zur
Begrundung  des  “Lebensraum’-Motivs  in  Hitlers  Weltanschauung  //  Der  Zweite
Weltkrieg:  Analysen,  Grundzuge,  Forschungsbilanz.  Miinchen;  Zurich,  1989.
S.  551-567.
 21 	Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  4.  S.  113f,  S.  219f.
 22ADAP.  Ser.  D.  Bd.  12.  Dok.  419.  Memorandum  Ernst  Freiherr  V.  Weizsacker  29.
 Apr.  1941;  Gibbons  RJ.  Opposition  gegen  “Barbarossa”  im  Herbst  1940.  Eine
Denkschrift  aus  der  deutschen  Botschaft  in  Moskau  //  Vierteljahreshefte  fur
Zeitgeschichte,  23  (1975).  S.  332-340.
 23 	О  структуре  и  практике  экономической  организации  на  Востоке  см.:  Hrsg.
 R. 	-D.  Muller.  Die  deutsche  Wirtschaftspolitik  in  den  besetzten  sowjetishen  Gebieten
1941-1943.  Der  Abschlussbericht  des  Wirtschaftskommandos  Kiew.  Boppard,  1991;
не  может  быть  использована  работа:  Schustereit  Н.  Planung  und  Aufbau
der  Wirtschaftsorganisation  Ost  vor  dem  Russland-Untemehmen  “Barbarossa”
1940/41  //  Vierteljahrschrift  fur  Sozial  -  und  Wirtschaftsgeschichte  70  (1983).
 S. 	50-70.
 24 	О  роли  Бакке  см.:  Farquharson  J.E.  The  Plough  and  the  Swastika.  The  NSDAP
and  the  Agriculture  in  Germany  1928-1945.  L.,  1976.
 25 	Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  4.  S.  143f;  AlyG.,  HeimS.
Vordenker  der  Vemichtung.  Hamburg,  1990.
 26 	BA-MA.  RW  31/135.  Allgemeine  wirtschaftspolitische  Richtlinien  fur  die
Wirtschaftsorganisation  Ost,  Gruppe  Landwirtschaft,  23.  Mai  1941;  См.  также:  Der
Prozess  gegen  die  Hauptkriegsverbrecher  vor  dem  Intemationalen  Militargerichtshof
Numberg,  14.  Nov.  1945-1.  Okt.  1946.  Numberg,  1949.  Bd.  36.  S.  135f.  (Далее:
IMT).
 27 	Miiller  R.-D.  Hitlers  Ostkrieg.  S.  83f.
 28 	Самыми  значительными  являются  работы  Дж.  Рейтлингера,  Ал.  Даллина
(см.  сноску  5)  и  особенно  книга:  Mulligan  Т.Р.  The  Politics  of  Illusion  and
Empire.  German  Occupations  Policy  in  the  Soviet  Union,  1942-1943.  N.Y.,  1988.
 19  Miiller  R.-D.  Die  Mobilisierung  der  Wirtschaft  fur  den  Krieg  eine  Aufgabe  der
Armee?  Wehrmacht  und  Wirtschaft,  1933-1942  //  Hrsg.  W.  Michalka.  Der  Zweite
Weltkrieg.  Miinchen,  1989.  S.  349-362.
 30 	Die  wehrwirtschaftlichen  Auswirkungen  einer  Operation  im  Osten,  3.  Febr.  1941  //
Thomas  G.  Op.  cit..  S.  515-532.
 31 	BA-MA.  RW  31/128  D.  Richtlinien  fur  die  Fiihrung  der  Wirtschaft  in  den  neubeset-
zten  Ostgebieten,  Juni  1941.
 32 	Miiller  R.-D.  Hitlers  Ostkrieg.  S.  25f;  особенно  следует  обратить  внимание  на
 357

приказ  №  1  от  16  мая  1941  г.  о  расселении  сотрудников  вермахта  на  новых
интегрированных  восточных  территориях.  Ibid.  S.  142f.
 33 	См.  статью  члена  совета  директоров  “Дрезднер  Банк”:  Rasche  К.  Gesichter
Ostraum-stabile  Gesamtwirtschaft  //  Ibid.  S.  174f.
 34 	Goebbels  J,  Das  eiserne  Herz.  Reden  und  Aufsatze  aus  den  Jahren  1941/42.
Munchen,  1943.
 35 	Anordnung  Hitlers  iiber  Landerwerb  und  Landdotationen  im  Laufe  des  Krieges,
5.  Juli  1943  //  Muller  R.-D.  Hitlers  Ostkrieg.  S.  208.
 36 	IMT.  Bd.  31.  S.  84.  Dok.  2718.  Протокол  заседания  министров  от  2  мая  1941  г.
 37 	См.:  Ftihrer-Erlass  iiber  die  Steigerung  der  Rustung,  28.  Sept.  1940  //  Thomas  G.  Op.
cit.  S.  432-436.  О  решениях  см.:  Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.
Bd.  4.  S.  209f.
 38 	Об  общем  развитии  германской  военной  экономики  см.:  Das  Deutsche  Reich
und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  5/1.  S.  486f;  Oveiy  RJ.  Mobilisation  for  Total  War  in
Germany,  1939-1943  //  English  Historical  Review.  Vol.  103(1988).  №  408,
P.  613-639;  особенно:  Fanning  W.  The  German  War  Economy  in  1941:  A  Study  of
Germany’s  Material  and  Manpower  Problems  in  Relation  to  the  Overall  Military
Effort  //  Phil.  Diss.  Texas  Christian  University,  1983.
 39 	Forster  J.  Hitlers  Wendung  nach  Osten:  Die  deutsche  Kriegspolitik,  1940-1941//
Zwei  Wege  nach  Moskau.  S.  113-132;  Kroener  B.R.  Der  “erfrorene  Blitzkrieg”.
Strategische  Planungen  der  deutschen  Fuhrung  gegen  die  Sowjetunion  und  die
Ursachen  ihrer  Scheitems  //  Ibid.  S.  133-148.
 40 	Das  Deutsche  Reich  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Bd.  4.  S.  184.
 41 	Ibid.  Bd.  5/1.  S.  567f.

Б.В.  Меннинг
 (США)
 СОВЕТСКИЕ  ЖЕЛЕЗНЫЕ  ДОРОГИ
И  ПЛАНИРОВАНИЕ  ВОЕННЫХ  ДЕЙСТВИЙ.
1941  год*
 Данная  статья  представляет  собой  введение  в  историю  подготовки
СССР  к  войне  и  развития  советских  железных  дорог  в  1941  г.  Разроз¬
ненные  материалы,  хранящиеся  в  российских  военных  архивах,  дают
основание  утверждать,  что  стратегическая  железнодорожная  сеть  Со¬
ветского  Союза  в  1941  г.  находилась  в  плачевном  состоянии  и  была,
следовательно,  не  готова  для  надежного  обеспечения  широкомасштаб¬
ных  наступательных  операций  на  потенциальном  Западном  театре  во¬
енных  действий.  Действительно,  по  линии  западной  границы  пропуск¬
ная  способность  советской  железнодорожной  сети  составляла  менее
половины  мощности  приграничной  железнодорожной  сети,  бывшей  в
распоряжении  вооруженных  сил  Германии  и  ее  союзников.  Одно  это
обстоятельство  ставит  под  сомнение  логику  утверждения  В.  Суворова,
что  летом  1941  г.  Сталин  готовился  к  победоносной  войне  с  Гитлером1.
 Несмотря  на  значение  железных  дорог  для  подготовки  и  ведения
военных  действий  в  первой  половине  XX  столетия,  литература  о  том,
что  можно  назвать  “рельсовой  войной”,  в  имперской  России  и  Совет¬
ском  Союзе  различалась  по  глубине  анализа  и  охвату  проблемы.  С  од¬
ной  стороны,  роль  железных  дорог  в  разгроме  русских  соединений
1914  г.  стала  предметом  многих  подробных  исследований,  включая
классические  труды  Н.  Васильева  и  К.П.  Ушакова2.  Далее,  связь  меж¬
ду  железными  дорогами  и  такими  основными  процессами,  как  плани¬
рование  военных  действий  и  мобилизация  в  1914  г.,  раскрыта  в  важных
работах  С.К.  Добровольского  и  А.М.  Зайончковского3.  Эти  исследова¬
ния  и  доступные  материалы  позволяют  воссоздать  достаточно  точную
картину  связи  между  железными  дорогами  и  планированием  военных
действий  на  начальном  этапе  войны  в  1914  г.
 С  другой  стороны,  ни  в  межвоенный  период,  ни  в  1941  г.  проблема
не  получила  столь  подробного  рассмотрения.  Конечно,  о  планирова¬
нии  войны  в  период,  непосредственно  ей  предшествовавший,  достаточ¬
но  хорошо  известно,  как  из  новых  архивных  материалов,  так  и  из  дос¬
тупных  военных  мемуаров4.  Однако,  несмотря  на  их  богатство,  сочета¬
ние  новых  и  традиционных  материалов  мало  добавляет  к  теме  состоя¬
ния  советских  железных  дорог  в  1941  г.  и  их  влияния  на  подготовку  к
войне,  включая  планирование  операций.  Не  дает  подробного  анализа  и
более  специальная  литература,  посвященная  проблемам  тыла5.  Даже
столь  авторитетный  автор,  как  Н.  Васильев,  писавший  о  войне  непо¬
 *  Взгляды,  выраженные  в  данной  статье,  являются  личной  позицией  автора,  и  их  не  сле¬
дует  считать  совпадающими  с  позицией  министерства  обороны  США.
 ©  Б.В.  Меннинг
 359

средственно  после  ее  завершения,  не  смог  превзойти  по  глубине  и  под¬
робности  изложения  ни  свою  более  раннюю  работу,  ни  книги  Добро¬
вольского  и  Зайончковского6.
 Отсутствие  подробностей  не  означает,  что  в  межвоенный  период
вообще  обходили  стороной  вопрос  о  железных  дорогах,  а  свидетельст¬
вует  лишь  об  излишней  теоретичности  большинства  работ.  Военная
литература  1918-1941  гг.  отразила  огромный  интерес  к  военным  функ¬
циям  железных  дорог,  причем  не  только  с  точки  зрения  общей  способ¬
ности  страны  к  ведению  войны,  но  также  и  как  способа  поддержки  во¬
енных  операций.  Во  многом  из  того,  что  мы  знаем  о  подходах  России  и
СССР  к  проблемам  технологии,  военной  стратегии  и  военного  искусст¬
ва,  мы  обязаны  капитальным  трудам  межвоенного  периода7.  На  фоне
резких  политических  и  технологических  перемен  различные  аналити¬
ки  определяли  начальный  период  войны  и  характеризовали  природу  и
содержание  военных  действий.
 С  теоретической  точки  зрения  ценны  даже  скудные  архивные  ма¬
териалы,  относящиеся  к  1941  г.  Обширность  территории  имперской
России  и  СССР,  наряду  с  низкой  плотностью  населения  и  неровным
промышленным  развитием  долгое  время  подчеркивали  значение  стра¬
тегической  железнодорожной  сети.  То  же  самое  относится  и  к  протя¬
женным  границам,  прилегавшим  к  потенциально  враждебным  государ¬
ствам  или  уязвимым  с  моря.  Возможно,  ни  одно  обстоятельство  столь
красноречиво  не  свидетельствует  об  этом,  как  Крымская  война,  в  ходе
которой,  несмотря  на  численность  армии,  Россия  мало  что  могла  пред¬
принять  для  отражения  угрозы,  исходившей  с  разных  направлений.  Это
объяснялось  неспособностью  быстро  перебрасывать  войска  из  внут¬
ренних  областей  в  район  боевых  действий8.
 Географический  фактор,  равно  как  и  формирование  кадровой  и
резервной  армии,  способствовали  в  значительной  степени  развитию
российских  железных  дорог  на  протяжении  1861-1914  гг.  К  этому  вре¬
мени  относятся  многие  нововведения,  долгое  время  ассоциировавшие¬
ся  с  развитием  железных  дорог  в  России  в  военных  целях:  использова¬
ние  универсальных  стандартов  для  регулирования  железнодорожного
строительства,  создание  подвижного  состава,  развитие  коммуникаций
и  планирование  железнодорожных  сортировочных  станций  и  пунктов
загрузки  и  отгрузки.  Эти  принципы  напоминают  о  том,  что  российские
железные  дороги  представляли  собой  нечто  большее,  чем  обычная  ши¬
рокая  колея.  Стандарты  также  предполагали  строительство  дорог  оп¬
ределенной  пропускной  способности,  балласт  единой  плотности  и  глу¬
бины,  определенную  длину  подъездных  путей,  единую  высоту  плат¬
форм  и  регулярную  заправку  топливом  и  водой.  Кроме  того,  военный
транспорт  требовал  семафорных  сигнальных  систем  и  телеграфных
линий  остаточной  мощности  для  поддержания  связи  во  время  перево¬
зок  в  ходе  мобилизации,  концентрации  войск  и  стратегического  раз¬
вертывания9.
 По  мере  роста  стратегической  роли  железных  дорог  они  приобре¬
тали  важное  значение  в  подготовке  к  войне.  Как  в  1914  г.,  так  и  в  1941  г.
именно  железные  дороги  помогали  руководству  направлять  людей  с
заданиями  и  войска  на  огромные  расстояния  согласно  отработанной
 360

процедуре,  называемой  планом  мобилизации.  И  в  1914,  и  в  1941  г.  план
перевозок  представлял  ключевую  часть  этих  планов  мобилизации  и  па¬
раллельных  им  планов  стратегического  развертывания.
 План  перевозок,  составленный  из  большого  числа  документов,
должен  был  последовательно  и  параллельно  обеспечивать  мобилиза¬
цию  войск,  снабжение  боеприпасами,  транспортировку  войск  и  соеди¬
нений  для  концентрации  и  развертывания.  Несмотря  на  изменения  в
масштабах  технологии,  техническом  оснащении  и  организации,  про¬
цессы  планирования  отразили  высокую  степень  континуитета  на  про¬
тяжении  первой  половины  XX  в.10.
 То  же  касается  задач  военного  руководства,  связанных  с  обеспече¬
нием  наличными  ресурсами.  Двумя  постоянными  и  важными  заботами
военных  планировщиков  были  размещение  и  пропускная  способность
ключевых  железнодорожных  линий.  Все  железнодорожное  строитель¬
ство  в  мире  не  имело  бы  смысла,  если  бы  оно  не  принимало  в  расчет
стратегические  потребности.  Изменение  границ  или  стратегических
приоритетов  государства  может  неожиданно  поставить  военных  пла¬
нировщиков  перед  такими  требованиями  по  транспортировке  войск,  к
которым  существовавшая  железнодорожная  сеть  приспособляется  с
большим  трудом  или  вообще  не  справляется.  Классический  пример
этого  -  ситуация  на  Дальнем  Востоке  в  1904-1905  гг.
 Изменения  в  плановых  приоритетах  могут  поставить  перед  коман¬
дованием  также  проблему  несоответствия  между  проектами  мобилиза¬
ции,  планами  военных  действий  и  возможностями  перевозок.  Именно
так  случилось  в  1914  г.,  когда  российские  военные  планы  ориентирова¬
ли  начать  наступательные  операции  в  день  М  +  15,  хотя  видоизменен¬
ный  план  мобилизации  19А  предусматривал  полную  мобилизацию
войск  только  в  день  М  +  26  или  М  +  41,  если  учесть  военные  округа
Средней  Азии  и  Дальнего  Востока.  Таким  образом,  требования  к  про¬
ведению  наступательных  операций  превосходили  пропускную  способ¬
ность  железных  дорог11.
 Возможности  потенциального  противника  также  оценивались  ис¬
ходя  из  пропускной  способности  железных  дорог.  Например,  в  1900  г.
военный  министр  А.Н.  Куропаткин  рассматривал  как  крайне  неблаго¬
приятное  сравнение  пропускной  способности  дорог  на  западной  грани¬
це  России,  составлявшей  167  поездов,  против  812  потенциального  про¬
тивника.  Проанализировав  ситуацию  в  1902  г.,  он  пришел  к  выводу,  что
“отсталость  в  развитии  железнодорожных  линий  неизбежно  подчерки¬
вает  идею  обороны  в  первоначальной  форме  стратегического  развер¬
тывания”12.  Сорок  лет  спустя,  накануне  вторжения  Гитлера  в  Совет¬
ский  Союз,  неблагоприятное  соотношение  пропускной  способности
также  вызвало  опасения  в  Генштабе  РККА.
 Прежде  чем  обратиться  к  этим  опасениям,  стоит  отметить,  что  ис¬
торики  межвоенного  периода  размышляли  о  характере  грядущей  вой¬
ны  и  роли  в  ней  железных  дорог.  Две  проблемы  привлекли  особое  вни¬
мание.  Первая  -  изменчивая  природа  войны  и  содержание  того,  что  со¬
ветские  теоретики  называли  ее  “начальным  периодом”.  К  30-м  годам
стало  общеизвестно,  что  будущая  война  начнется  с  внезапного  удара,  а
не  с  формального  ее  объявления.  Путем  тайной  мобилизации  числен¬
 361

ность  национальной  армии  в  тылу  будет  доведена  до  боевого  комплек¬
та,  а  затем  как  “армия  вторжения”  внезапно  брошена  в  глубь  террито¬
рии  противника.  Второй  проблемой  стало  влияние  изменения  техники,
особенно  массового  внедрения  в  войсках  авиации  и  бронемашин,  кото¬
рые  рассматривались  как  прекрасные  средства  срыва  мобилизации,
концентрации  и  стратегического  развертывания  сил  противника.  Нес¬
мотря  на  эти  обстоятельства,  историки  отмечали,  что  железные  доро¬
ги  сохранят  ключевую  роль  в  подготовке  и  ведении  будущей  войны,  но
они  также  будут  более  уязвимы,  особенно  с  воздуха13.
 Темы,  близкие  к  “рельсовой  войне”,  также  занимали  значительное
место  в  работах  некоторых  военных  теоретиков  межвоенного  периода,
включая  А.А.  Свечина,  В.К.  Триандафиллова  и  Г.С.  Иссерсона,  кото¬
рые  доказывали,  что  железные  дороги  играли  все  более  важную  роль
в  проведении  современных  военных  операций.  В  стратегических  тер¬
минах  железные  дороги  оставались  физическим  выражением  суммар¬
ного  военного  потенциала.  Если  говорить  конкретнее,  они  определяли
масштаб,  глубину  и  темпы  современных  военных  операций.  Железные
дороги  стали  настолько  жизненно  необходимы  для  современной  вой¬
ны,  что,  по  подсчетам  Свечина,  с  марта  по  ноябрь  1918  г.  союзники  от¬
правляли  в  среднем  по  198  поездов  в  день  на  Западный  фронт,  а  в  один
из  дней  цифра  составила  424  поезда14.
 Принимая  во  внимание  эти  соображения  и  проблемы  более  гло¬
бального  характера,  обратимся  к  вопросу  о  том,  была  ли  в  состоянии
советская  стратегическая  железнодорожная  сеть  поддерживать  прове¬
дение  широкомасштабных  наступательных  операций  на  потенциаль¬
ном  Западном  театре  военных  действий  летом  1941  г.  Существовало  по
крайней  мере  три  вопроса,  вызывавших  озабоченность:  во-первых,
способность  закончить  мобилизацию  войск,  их  концентрацию  и  стра¬
тегическое  развертывание  для  проведения  наступательных  операций;
во-вторых,  поддерживать  маневренность  на  театре  военных  действий
и,  в-третьих,  добиться  перенесения  этих  операций  в  глубину.  Доступ¬
ные  материалы  убедительно  свидетельствуют,  что  советская  стратеги¬
ческая  железнодорожная  сеть  в  1941  г.  не  смогла  справиться  с  этими
требованиями.  Как  и  в  1914  г.,  ключевыми  оставались  размещение,
статус  и  пропускная  способность  линии,  требуемые  для  обеспечения
наступательных  операций  на  потенциальном  Западном  театре  военных
действий.
 Серьезной  проблемой  стал  вопрос,  как  ассимилировать  вновь  заня¬
тые  территории  на  западных  границах.  В  соответствии  с  пактом  Моло¬
това  -  Риббентропа  европейская  граница  СССР  на  Западе  охватила
республики  Прибалтики,  Западную  Белоруссию,  Западную  Украину  и
Бессарабию.  Во  многих  обзорах,  включая  книгу  Суворова,  обычно  го¬
ворится  о  явных  трудностях  включения  новых  земель  в  общую
программу  обороны.  Меньше  упоминают  о  проблемах  эксплуатации
стратегических  железнодорожных  сетей  этих  территорий.  Однако  от
их  пропускной  способности  зависела  возможность,  согласно  суво¬
ровской  версии,  осуществления  летом-осенью  1941  г.  превентивной
войны.
 Данные  советского  Генштаба,  хотя  и  неполные,  оставляют  мало
 362

сомнений  в  ущербе,  нанесенном  пропускной  способности  дорог  после
аннексии  новых  территорий.  Исчисление  негативных  последствий  “ро¬
ста  массы”  государства  для  начального  периода  войны  базировалось
главным  образом  на  сравнительном  анализе  пропускной  способности
железных  дорог.  Согласно  разрозненным  данным,  сравнительные  по¬
казатели  были  почти  равными  даже  в  середине  30-х  годов,  когда  руко¬
водство  Красной  Армии  стало  разрабатывать  планы  возможной  войны
с  Германией  и  ее  союзниками.  Так,  в  1936  г.  расчет  на  потенциальный
Западный  театр  военных  действий  определил  пропускную  способность
дорог  в  Германии  в  536  поездов  в  сутки,  Советского  Союза  -  в  43615.
По-видимому,  эта  цифра  не  внушала  опасений,  хотя  определенную  тре¬
вогу  вызывали  необходимость  строительства  дополнительных  линий
на  Запад  и  требование  удвоить  колею  некоторых  существующих  веток
для  увеличения  пропускной  способности.
 Для  командования  Красной  Армии  большую  проблему  представля¬
ло  то,  что  в  1939-1940  гг.  резко  изменилось  в  общем  благоприятное  ра¬
нее  соотношение  пропускной  способности  железных  дорог.  Доклады
Управления  военных  сообщений  за  1940  и  1941  гг.  указывают  на  то,
что  во  вновь  занятых  районах  было  расположено  11  746  км  железнодо¬
рожных  линий16.  Ни  одна  из  них  не  могла  быть  напрямую  включена  в
советскую  железнодорожную  сеть  по  ряду  причин,  в  том  числе  из-за
различий  в  ширине  колеи.  Требовалось  расширить  железнодорожную
колею  на  всем  протяжении  от  старой  до  новой  границы,  чтобы  вклю¬
чить  ее  в  советскую  сеть.
 К  несчастью,  для  советского  командования  задача  “связывания”
новых  линий  не  ограничивалась  только  расширением  колеи  дороги.
Другие  значительные  трудности  проистекали  из  требований  провести
стандартизацию,  заменить  устаревшие  локомотивы,  улучшить  сообще¬
ние  и  перестроить  почти  все  основное  оборудование,  включая  станции,
подъездные  пути  и  платформы.  Кроме  того,  следовало  заменить  шпа¬
лы  и  значительно  увеличить  количество  балласта.  По  новым  линиям
должны  были  проходить  поезда  стандартного  веса  и  длины,  двигающи¬
еся  с  определенной  скоростью.  Таким  образом,  подразумевалось  нечто
большее  -  линии  должны  были  перестраиваться  до  основания.  Этот
процесс  требовал  ресурсов,  рабочей  силы  и  времени17.
 Задача  была  масштабной,  а  темпы  развития  крайне  низкими.  На
первых  порах  не  хватало  средств,  даже  щедрое  пополнение  рабочей  си¬
лой  не  удовлетворяло  растущих  требований.  В  1940  г.  Генштаб  РККА
задействовал  около  10  тыс.  человек  из  железнодорожных  войск,  и  при¬
шлось  мобилизовать  гражданское  население  для  соединения  железно¬
дорожных  сетей.  С  сентября  1939  по  ноябрь  1940  г.  в  советскую  стра¬
тегическую  сеть  влилось  около  35,5%,  или  4180  км  железных  дорог.
В  феврале  1941  г.  Генштаб  РККА  мобилизовал  7  дополнительных  бри¬
гад  дорожно-строительных  войск  общей  численностью  около  15  тыс.
человек.  Вскоре  к  ним  прибавилось  5  тыс.  человек  для  работы  в  тече¬
ние  45  дней18.
 Благодаря  их  усилим  были  достигнуты  значительные  результаты,
к  сожалению,  этого  оказалось  недостаточно.  20  марта  1941  г.  генерал-
лейтенант  Трубецкой,  начальник  Управления  военных  сообщений  Ге¬
 363

нерального  штаба  РККА  писал,  что  железные  дороги  сильно  пострада¬
ли  от  включения  новых  территорий.  Он  ссылался  на  цифры,  согласно
которым  “общая  пропускная  способность  железнодорожных  линий,
ведущих  к  старым  границам,  составляла  871  пару  составов  в  сутки.  Од¬
нако  с  учетом  изменившейся  обстановки  с  1939  г.  “на  новую  границу
может  быть  послано  444  поезда  в  сравнении  с  998  поездами  противни¬
ка”19.  Это  означало,  что  пропускная  способность  железных  дорог  по¬
тенциального  противника  в  два  раза  превосходила  этот  показатель  в
СССР.  В  то  же  время  железнодорожная  сеть  Дальнего  Востока  серьез¬
но  отставала  по  своей  пропускной  способности  на  участке  Карым-
ское  -  Владивосток.
 Однако  больше  всего  Трубецкого  беспокоила  западная  граница.
Он  отметил,  что  “мощность  нашей  железнодорожной  сети  на  потенци¬
альных  театрах  военных  действий,  особенно  на  Западном,  явно  несопо¬
ставима  с  железнодорожной  сетью  соседних  стран”.  Он  сетовал,  что
“на  территориях,  присоединенных  к  СССР  на  Западном  театре  воен¬
ных  действий  и  в  Прибалтике,  состояние  железнодорожной  сети  требу¬
ет  фундаментальной  реконструкции,  особенно  с  точки  зрения  оборудо¬
вания”20.  Доводы  Трубецкого  едва  ли  убеждали  в  способности  совет¬
ской  сети  железных  дорог  поддержать  превентивную  войну.
 Недостаток  рокадных  путей  на  переднем  фронте  представлял  та¬
кой  же  повод  для  беспокойства  как  и  пропускная  способность  линий,
ведущих  к  границам.  Стремление  отодвинуть  советскую  границу  на  за¬
пад  вновь  привело  к  традиционной  военной  дилемме:  болота  р.  При¬
пять  теперь  разделяли  потенциальный  западный  фронт  таким  образом,
что  переброска  крупных  сил  с  одного  оперативного  направления  на
другое  не  могла  быть  проведена  своевременно.  Действительно,  суще¬
ствовала  лишь  одна  рокадная  линия,  тянувшаяся  от  Вильнюса  до  Ше-
петовки  через  Барановичи,  и  она  была  одноколейной  и  требовала  пол¬
ной  реконструкции.  Тем  не  менее  ее  пропускная  способность  составля¬
ла  24  пары  составов  в  сутки21.  Была  утрачена  четкость  советского  же¬
лезнодорожного  строительства,  достигнутая  в  30-е  годы  тяжкими  уси¬
лиями.  Резко  ограничивалась  маневренность  железных  дорог  для  под¬
держания  наступательных  операций.
 Трудно  рассчитать  точно  возможности  системы  перевозок.  Однако
можно  сделать  предположение,  что  проблема  ширины  колеи  и  ее  ре¬
конструкции  является  более  сложной  для  решения  в  условиях  боевых
действий,  когда  в  сутки  восстанавливается  6-10  км  путей.  Даже  в  слу¬
чае,  если  бы  стратегическое  наступление  шло  в  соответствии  с  планом,
это  означало,  что  военные  действия  происходили  на  глубине  200-
250  км,  т.е.  на  примерном  расстоянии  между  Барановичами  и  Варша¬
вой.  В  этом  случае  следовало  продвинуть  вперед  базу  поддержания  си¬
стемы  перевозок,  перегруппировать  и  переоснастить  силы  для  продол¬
жения  наступления22*.  И  вновь  аргумент  молниеносного  наступления.
 Основной  вывод  из  разрозненных  архивных  материалов  заключа¬
ется  в  том,  что  положение  на  советских  железных  дорогах  летом  1941  г.
едва  ли  благоприятствовало  ведению  наступательных  операций  на  за¬
падном  направлении.  В  “Ледоколе”  Суворов,  как  представляется,  при¬
ходит  к  выводу  о  легкости  железнодорожных  перевозок.  Между  тем,
 364

характеристика  генералом  Трубецким  состояния  железных  дорог  на
западе  страны  делает  этот  вывод  весьма  сомнительным.
 Второй  вывод  заключается  в  том,  что  возможность  развязывания,
согласно  суворовской  версии,  превентивной  войны  СССР  летом  1941  г.
содержала  бы  в  себе  перспективу  возврата  к  1914  г.,  когда  наступатель¬
ные  операции  российской  армии  затормозились,  так  как  оказалось  не¬
возможным  ни  достичь  достаточного  превосходства,  ни  получить  соот¬
ветствующую  поддержку;  при  этом  оба  этих  обстоятельства  в  значи¬
тельной  степени  были  обусловлены  неадекватной  пропускной  способ¬
ностью  железных  дорог.
 В  заключение  подчеркнем,  что  необходимы  дополнительные  ар¬
хивные  материалы  для  более  развернутого  обоснования  предлагаемых
в  этой  статье  выводов  и  оценок.
 1 	Suvorov  V.  Icebraker.  L.,  1990.  Р.  344-353.
 2 	Васильев  Н.  Транспорт  России  в  войне  1914-1918  гг.  М.,  1939;  Ушаков  К.П.
Подготовка  военных  сообщений  России  к  мировой  войне.  Л.,  1928.
 3 	Добровольский  С.К.  Мобилизация  русской  армии  в  1914  году.  М.,  1927;  Зай-
оннковский  А.М.  Подготовка  России  к  империалистической  войне.  М.,  1926.
 4 	См.,  например:  Горьков  ЮЛ.  Готовил  ли  Сталин  упреждающий  удар  против
Гитлера  в  1941  г.  //  Новая  и  новейшая  история.  1993.  №  3.  С.  29-45;  Заха¬
ров  М.В.  Генеральный  штаб  в  предвоенные  годы.  М.,  1989.  Гл.  5,  6.
 5 	Современный  подход  см.:  Куманев  ГЛ.  Война  и  железнодорожный  транс¬
порт  СССР,  1941-1945.  М.,  1988.  С.  30-47.
 6 	Васильев  Н.  Железнодорожный  транспорт  и  современная  война  //  Военная
мысль.  1947.  №  10.  С.  22-46.
 7 	Основными  среди  них  являются:  Свенин  АЛ.  Стратегия.  2-е  изд.  М.,  1927;
Триандафиллов  В.К.  Характер  операции  современных  армий.  1-е  изд.  М.,
1929.
 8 	Бескровный  Л.Г.  Русская  армия  и  флот  в  XIX  в.  М.,  1973.  С.  604-605.
 9 	Истоки  стандартизации  см.:  Сборник  материалов  по  истории  русско-турец¬
кой  войны.  В  97  т.  СПб.,  1898-1911.  Т.  XIX.  С.  96-103.
 10 	См.,  например:  Васильев  Н.  Железнодорожный  транспорт  и  современная
война.  С.  35-36.
 11 	Он  же.  Транспорт  России  в  войне  1914—1918  гг.  С.  27-41.
 12 	Зайончковский  ПЛ.  Самодержавие  и  русская  армия  на  рубеже  XIX-XX  сто¬
летий.  М„  1973.  С.  127,  148.
 13 	Хорьков  АТ.  Некоторые  вопросы  стратегического  развертывания  совет¬
ских  вооруженных  сил  в  начале  Великой  Отечественной  войны  //  Воен.-ист.
журн.  1986.  №  1.  С.  9-10.
 14 	Свечин  АЛ.  Эволюция  военного  искусства:  В  2  т.  М.;  Л.,  1927-1928.  Т.  2.
 С. 	539.
 15 	Институт  военной  истории.  Ф.  9,  Оп.  302.  Д.  25.  Л.  346-347.
 16 	Там  же.  Оп.  308.  Д.  18.  Л.  334-336.
 17 	Там  же.  Л.  326-328.
 18 	Там  же.  Л.  333-334.
 19 	Там  же.  Л.  328.
 20 	Там  же.
 21 	Там  же.
 22 	См.:  Триандафиллов  В.К.  Указ.  соч.  С.  138-154.

Х.П.  фон  Штрандман
(Англия)
 ОБОСТРЯЮЩИЕСЯ  ПАРАДОКСЫ:  ГИТЛЕР,  СТАЛИН
И  ГЕРМАНО-СОВЕТСКИЕ  ЭКОНОМИЧЕСКИЕ  СВЯЗИ.
 1939-1941
 Историки  часто  пытались  обособить  самый  существенный  фактор,
влиявший  на  развитие  германо-советских  отношений  межвоенного  пе¬
риода  (1917-1941  гг.).  Однако  сложность  отношений  между  этими  стра¬
нами  с  трудом  позволяет  решить,  что  было  важнее:  экономические  со¬
ображения,  военные  интересы,  общие  соображения  безопасности  или
идеологические  цели.  Так  называемая  “общность  судьбы”  начала  20-х
годов  к  концу  Веймарской  республики  сменилась  “общностью  интере¬
сов”,  основанной  на  крупных  товарных  заказах  России  в  Германии,  сде¬
ланных  в  целях  развития  промышленности  в  соответствии  с  пятилетни¬
ми  планами.  Например,  в  1932  г.,  в  самый  успешный  межвоенный  год,
11%  германского  экспорта  приходилось  на  Россию.  Кроме  того,  в  1931
и  1932  гг.  экспорт  Германии  в  Россию,  возможно,  помог  предотвратить
полный  крах  Веймарской  республики1.  С  политической  точки  зрения
торговля  с  Россией  считалась  настолько  важной,  что  в  1933  г.  Ханс  фон
Сект  рекомендовал  придерживаться  такой  политики,  которая  не  толь¬
ко  бы  восстанавливала  статус  Германии  как  великой  державы,  но  “так¬
же  сделала  бы  германскую  промышленность  незаменимой  и  чрезвы¬
чайно  ценной  для  России”2.  Тем  не  менее  трудно  оценить,  каков  был
политический  эффект  российских  заказов  для  немецкой  экономики,
особенно  если  принимать  во  внимание  приход  к  власти  национал-соци¬
алистов.  Во  всяком  случае  трудности,  которые  были  у  Советов  с  опла¬
той  их  заказов,  вынудили  нового  канцлера  А.  Гитлера  отсрочить,  по
тактическим  соображениям,  возмещение  кредитов  до  1935/36  г.  Учи¬
тывая,  что  долг  России,  равный  примерно  1,2  млрд  марок,  был  частич¬
но  оплачен  золотом  или  иностранной  валютой,  отсрочка,  так  же  как  и
определенные  условия,  приветствовались  в  Германии3.  Однако  вскоре
стремление  Гитлера  к  перевооружению  отняло  у  правительства  жела¬
ние  торговать  с  Советским  Союзом.  Идеологический  барьер,  возник¬
ший  в  торговле  с  СССР,  совпал  также  с  неспособностью  российской
стороны  оплачивать  огромные  новые  заказы.  Если  бы  Россия  смогла
их  оплатить,  Гитлер,  возможно,  продолжал  бы  делать  тактические  ша¬
ги,  как  он  делал  это  в  1939  г.,  не  упуская,  тем  не  менее,  из  виду  своей
окончательной  цели  -  завоевания  России4.
 Существовало,  однако,  и  другое  препятствие  для  возобновления
хороших  торговых  отношений.  Рост  потребления  внутри  страны
уменьшил  значение  России  как  рынка  для  экспорта  германских  про¬
мышленных  товаров.  Вместо  этого  Советский  Союз  все  больше  рас-
 ©  Х.П.  фон  Штрандман
 366

сматривался  просто  как  поставщик  товаров.  Таким  образом,  новое  эко¬
номическое  соглашение  1935  г.,  по  которому  Советский  Союз  получал
кредит  в  200  млн  марок  на  пятилетний  срок,  должно  было  соответство¬
вать  этому  его  новому  статусу5.  Зная,  что  программа  перевооружения
увеличит  потребность  в  товарах,  X.  Шахт  был  готов  сделать  следующий
шаг  и  предложить  значительно  больший  кредит.  Но  Гитлер  наложил
вето  на  это  предложение,  поскольку  русские  хотели  закупить  современ¬
ное  немецкое  вооружение  на  сумму,  равную  половине  кредита6.
 В  противоположность  нереальному  предложению  Геринга  о  “депо¬
литизации”  торговых  связей  и,  таким  образом,  об  их  усилении,  герма¬
но-российские  экономические  отношения  были  заморожены  до  осени
1938  г.,  когда  инициативу  взяли  в  свои  руки  министерство  иностранных
дел  и  министерство  экономики  Германии  с  целью  поставить  отноше¬
ния  с  Россией  на  новую  основу.  Это  изменение  не  привело  непосредст¬
венно  к  драматическому  повороту  в  1939  г.,  когда  Гитлер  снова  согла¬
сился,  опять  же  из  тактических  соображений,  предоставить  Советско¬
му  Союзу  значительный  кредит,  но  оно  проложило  путь  к  внешнепо¬
литической  переориентации  двух  стран,  которые  использовали  улуч¬
шение  экономических  связей  как  основу  для  политических  отношений.
Нельзя  сказать,  чтобы  в  Германии  или  России  внешняя  политика  доми¬
нировала  над  экономикой,  но  было  бы  также  упрощением  подчерки¬
вать  приоритет  внешнеполитических  вопросов,  не  разъясняя,  что  в
этом  случае  экономические  интересы  формировали  сущность  внешней
политики.
 Таким  образом,  концепция  приоритетов  не  раскрывает  сложности
этих  запутанных  вопросов.  При  рассмотрении  германо-русских  отно¬
шений  этого  времени  может  показаться,  что  кредитные  и  торговые  со¬
глашения  послужили  основанием  для  принятия  политических  решений.
Однако  политические  договоренности  были  нужны  для  преодоления
трудностей,  которые  испытывала  промышленность  Германии  в  связи  с
удовлетворением  российского  спроса.  Обязательства  промышленно¬
сти  перед  военной  экономикой,  естественно,  исключали  бы  любое  при¬
обретение  СССР  оружия  или  новейшей  военной  технологии  у  Герма¬
нии.  Только  политический  пакт  мог  обеспечить  рамки  для  обмена  то¬
варами,  которые  были  жизненно  важными  для  экономики  обеих
стран7.
 Двадцать  два  месяца  -  от  заключения  нацистско-советского  пакта
и  вплоть  до  нападения  Германии  на  Россию  22  июня  1941  г.  -  отлича¬
лись  установлением  парадоксального  экономического  сотрудничества,
проявившегося  в  обмене  товарами  между  двумя  странами,  который  со¬
ставил  почти  1,2  млрд  марок,  а  сумма  размещенных  заказов  достигла
более  3  млрд  марок8.  Импорт  из  России  составил  7,6%  от  общей  суммы
импорта  Германии  в  1940  г.  и  6,3%  -  в  1941  г.  Согласно  германской  ста¬
тистике,  на  долю  Советского  Союза  приходилось  4,5%  германского
экспорта  в  1940  г.  и  6,6%  -  годом  позже.  Эти  данные  о  торговле  не  шли
в  сравнение  с  показателями  начала  30-х  годов,  но  были  существенны¬
ми  по  стратегическим  причинам.  Парадокс  ситуации  заключался  в  том,
что  в  конечном  счете  обе  стороны  оснащали  друг  друга  для  борьбы
друг  против  друга.
 367

Деловые  круги  Германии  приветствовали  договоренности  от  авгу¬
ста  и  сентября  1939  г.,  так  как  промышленность  в  целом,  несмотря  на
международную  блокаду,  получала  доступ  к  столь  необходимому  сы¬
рью9.  Но  военный  сектор,  ожидавший  заказов  из  России,  был  озадачен
также  и  тем,  что  фирмы,  производящие  оружие,  уже  были  загружены
заказами  на  вооружение  самой  Германии.  Для  придания  некоторой  сте¬
пени  приоритетности  поставкам  в  Россию  была  бы  необходима  по¬
мощь  ряда  министерств,  чтобы  германские  фирмы  выполняли  обяза¬
тельства  в  срок.
 Пакт  создавал  впечатление  улучшения  отношений  между  Совет¬
ским  Союзом  и  третьим  рейхом,  и  многие,  несмотря  на  прежнюю  анти¬
советскую  пропаганду  национал-социалистов,  поверили,  что  сотрудни¬
чество  в  духе  Рапалло,  которое  активно  поддерживали  промышлен¬
ность  и  военные,  может  возродиться.  В  то  время  крупная  промышлен¬
ность  и  рейхсвер  помогли  сформировать  внешнюю  политику  Герма¬
нии.  Однако  к  1939  г.  политические  приоритеты  изменились,  и  поэто¬
му  политическое  влияние  армии  и  промышленности  уменьшилось10.  У
немецкой  промышленности  в  прошлом  были  сравнительно  хорошие
связи  с  Советским  Союзом,  и  она  хотела  продолжать  торговать  с
СССР,  но  перевооружение  Германии  было  первоочередной  задачей,
поэтому  экспорт  в  Россию  был  ограничен.  Только  если  фирмам,  рабо¬
тавшим  на  Россию,  выделялось  поступавшее  сырье,  они  готовы  были
выполнять  российские  заказы.  Более  того,  даже  внутри  страны  поло¬
жение  промышленности  изменилось  в  том  плане,  что  она  потеряла
свою  былую  независимость  и  подвергалась  сильному  вмешательству
государства.  Руководство  одного  из  ведущих  германских  концернов  оп¬
ределяло  ситуацию  следующим  образом:  “Переход  к  военной  эконо¬
мике  в  1939  г.  прошел  гладко,  так  как  с  1933  г.  экономика  под  руковод¬
ством  государства  развивалась  так,  чтобы  прежде  всего  служить  наци¬
ональным  интересам,  т.е.  выполнению  четырехлетнего  плана  и  про¬
граммы  перевооружения.  Поэтому  все  основные  элементы  военной
экономики  [к  этому  времени]  были  уже  налицо”11.
 Никто  не  почувствовал  эти  изменения  сильнее,  чем  концерн  Круп-
па.  Россия  являлась  важным  рынком  сбыта  для  экспорта  продукции
Круппа.  За  50  лет  (с  1855  по  1905  г.)  Крупп  продал  в  Россию,  например,
3181  орудие,  построил  крейсер  и  первую  подводную  лодку  для  Военно-
морского  флота  России12.  В  20-х  и  30-х  годах  молодое  советское  госу¬
дарство  разместило  солидные  промышленные  заказы  на  фирме  в  Эссе¬
не  и  получило  большую  выгоду  от  договора  о  предоставлении  техниче¬
ской  помощи  (Гомса).  В  1929-1934  гг.  Советский  Союз  послал  в  Эссен
365  инженеров  и  техников,  которые  находились  там  в  среднем  около
трех  месяцев.  Кроме  того,  в  течение  этих  пяти  лет  в  России  работали
22  инженера  и  31  старший  техник  концерна  Круппа.  Однако  большой
заказ  на  поставку  вооружения  на  сумму  в  40  млн  марок,  заключенный
в  конце  Веймарской  республики,  поступил  на  “Рейнметалл”.
 После  1933-1934  гг.  Советский  Союз  был  вынужден  резко  сокра¬
тить  свои  заказы  в  Германии  главным  образом  из-за  возросшего  долга
другим  западным  промышленно  развитым  странам.  Конечно,  ожида¬
лось,  что  Россия  несколько  позже  возобновит  свои  закупки  товаров  в
 368

Германии.  Но  немецкий  посол  Р.  Надольный  боялся,  что  в  тот  момент
русские  перестанут  сотрудничать  с  Германией  из-за  антипатии  нацис¬
тов  к  Советскому  Союзу.  Растущее  недоверие  к  Германии  в  Москве,
как  это  видно  из  письма  Надольного  Г.  Круппу,  основывалось  на  опа¬
сении,  что  национал-социалисты  решили  осуществить  “захватнические
цели  на  Востоке  за  счет  Советского  Союза”13.  Российская  пропаганда
широко  цитировала  гитлеровскую  книгу  “Майн  Кампф”  и  заявления
Розенберга.  Даже  после  того  как  Гитлер  стал  канцлером,  он  никогда  не
переставал  выражать  антироссийские  настроения.  Так,  в  сентябре
1933  г.  он  заявил  на  совещании  министров  и  их  постоянных  заместите¬
лей  при  обсуждении  германо-советских  отношений,  что  “правительст¬
во  России  никогда  не  простит  Германии  уничтожение  коммунизма  в
Германии.  Кроме  того,  судьба  Советской  России  предрешена  нашей
революцией”14.
 В  министерстве  иностранных  дел  Германии,  тем  не  менее,  было  не¬
сколько  влиятельных  чиновников,  поддерживаемых  промышленника¬
ми  и  некоторыми  офицерами,  которые  возлагали  надежды  на  хорошие
отношения  с  Россией.  Для  того  чтобы  восстановить  их  на  благо  немец¬
кой  промышленности,  Надольный  просил  Круппа  убедить  Гитлера  от¬
казаться  от  антироссийских  выпадов  в  “Майн  Кампф”  и  публично  зая¬
вить,  что  он  будет  проводить  мирную  политику.  В  то  время  Крупп  не
был  особенно  заинтересован  в  российских  заказах,  поскольку  приори¬
тетным  стало  перевооружение  Германии,  но  он  хотел  обсудить  россий¬
ские  проблемы  с  Гитлером.  На  их  встрече  фюрер  согласился  произво¬
дить  больше  мирной  шумихи,  но  отверг  предложение  отойти  от  своих
замечаний.  Таким  образом,  антисоветская  пропаганда  продолжалась,
но  теперь  она  как  бы  сконцентрировалась  на  антикоммунизме.  Еще  в
1937  г.  Геббельс  выпустил  пропагандистскую  директиву,  в  которой  го¬
ворилось  что  “основной  линией  германских  политиков”  была  “борьба
против  мирового  большевизма”15.
 Несмотря  на  официальную  антикоммунистическую  установку,
торговля  с  Россией  продолжалась,  хотя  и  на  относительно  низком
уровне.  Теперь  вместо  Германии  первое  место  в  торговле  с  Россией  за¬
няли  Соединенные  Штаты.  Хотя  мощности  немецкой  промышленно¬
сти  все  в  большей  степени  были  связаны  с  производством  оружия,  со¬
путствующие  ему  потребности  в  сырье  заставляли  смотреть  на  Совет¬
скую  Россию  как  на  потенциального  поставщика.  Но  в  то  время  поли¬
тическое  значение  промышленности  быстро  уменьшалось.  Таким  об¬
разом,  любые  ее  попытки  усилить  торговые  связи  между  двумя  страна¬
ми  шли  бы  вразрез  с  официальной  линией  немецкой  политики.  Только
министерства  иностранных  дел  и  экономики  действительно  встали  в
оппозицию  с  1938  г.
 Вместе  с  тем  объемы  германо-российских  торговых  связей  долж¬
ны  были  казаться  совершенно  неудовлетворительными  для  тех  отрас¬
лей  советской  промышленности,  которые  были  заинтересованы  в  за¬
купке  товаров  в  Германии.  В  1938  и  1939  гг.  германский  экспорт  в  Со¬
ветский  Союз  был  равен  34  и  31  млн.  марок,  что  составляло  не  более
0,6%  общего  немецкого  экспорта  в  эти  годы.  Россия  переместилась  по
этим  показателям  со  2-го  места  в  1932  г.  на  35-е  в  1938  г.
 369

После  1933  г.  первые  несколько  лет  российскую  сторону  не  поки¬
дала  надежда  на  улучшение  экономических  отношений,  которым,  как
она  надеялась,  должно  было  предшествовать  политическое  сближе¬
ние16.  Очевидно,  Рапалльское  соглашение  все  еще  было  той  моделью,
которую  русские  использовали  как  основную  линию  во  внешней  поли¬
тике,  хотя  попытка  навязать  этот  образец  потерпела  неудачу  при  за¬
ключении  нацистско-советского  пакта.  Но  к  тому  времени,  когда  19  ав¬
густа  1939  г.  было  подписано  новое  кредитное  соглашение,  Молотову
и  Сталину  должно  было  стать  ясно,  что  заключение  политического  па¬
кта  стало  делом  всего  нескольких  дней,  поэтому  соблюдение  модели
Рапалло  уже  не  имело  большого  значения.
 Свежую  струю  в  германо-российские  отношения  внесла  заинтере¬
сованность  России  в  новом  германском  оружии.  Хотя  Гитлер  категори¬
чески  запретил  любые  поставки  оружия  в  СССР,  Русский  комитет  не¬
мецкой  экономики  считал  его  предметом  торга,  в  чем  с  ним  соглашал¬
ся  и  Геринг17.  Крупп,  например,  сообщал,  что  за  эти  три  года,
1936-1938  гг.,  он  продал  Советскому  Союзу  оружия  на  сумму  соответ¬
ственно  -  3,5,0,3  и  1,3  млн  марок18.  Военное  руководство  в  целом  под¬
держивало  гитлеровский  приказ,  но  кое-что,  по  его  мнению,  могло  бы
и  быть  исключено  из  перечня  запрещенных  товаров,  например,  броне-
плиты.  Тем  не  менее  некоторые  чиновники  министерства  и  промыш¬
ленники  не  хотели  подчиняться  приказу  фюрера,  в  то  время  как  другие
добивались  установления  режима  автаркии,  при  котором  экспорту  в
Россию  не  было  бы  места19.  Только  когда  Германии  потребовалось
больше  сырья  для  расширявшейся  военной  экономики,  в  декабре  1938  г.,
министерские  чиновники  начали  проводить  предложение  о  новых  кре¬
дитах  для  Советской  России.  Однако  план  послать  К.  Шнурре  (заведу¬
ющего  восточноевропейской  референтурой  Отдела  экономической
политики  МИД  Германии)  в  качестве  главы  первой  с  1932  г.  герман¬
ской  торговой  делегации  в  Москву  был  отменен  Риббентропом.  Несмо¬
тря  на  это  вмешательство  и  закоснелую  антисоветскую  позицию  Гит¬
лера,  сотрудники  министерства  иностранных  дел  Германии  хотели  про¬
водить  свою  независимую  линию.  Так,  граф  Ф.  Шуленбург,  немецкий
посол  в  России,  продолжал  обсуждать  с  А.  Микояном  дальнейшие  де¬
тали  возможного  заключения  нового  договора  о  кредитах.  Однако  из-
за  упорного  отказа  Гитлера  санкционировать  любые  серьезные  пере¬
говоры  эта  последняя  немецкая  попытка  провалилась.  Тем  не  менее
советское  руководство  могло  бы  истолковать  шаги  Шуленбурга  как
признак  того,  что  некоторые  группы  в  Германии  могут  снова  стать  го¬
раздо  более  склонными  к  переговорам  с  Советским  Союзом.  Но  даже
намеки  в  речи  Сталина  10  марта  1939  г.  не  привели  к  какому-либо  но¬
вому  развитию;  серьезные  торговые  переговоры  оставались,  как  и  пре¬
жде,  иллюзией.  Единственное,  что  можно  было  понять  из  заявления  со¬
ветской  стороны,  это  то,  что  любые  улучшения  в  экономических  отно¬
шениях  должны  были  основываться,  в  первую  очередь,  на  политиче¬
ском  сближении20.
 Тем  не  менее  никто,  казалось,  не  знал,  какую  форму  должно  при¬
нять  политическое  соглашение.  В  этих  условиях  обе  стороны  считали
разумным,  чтобы  экономическая  сторона  была  бы  более  тщательно
 370

обоснована.  В  то  время  как  русские  хотели,  в  конечном  счете,  увязать
экономическое  соглашение  с  политическим,  МИД  Германии,  мини¬
стерство  экономики  и  Русский  комитет  были,  в  первую  очередь,  заин¬
тересованы  в  соглашениях  о  кредитах  и  торговле,  поскольку  и  то,  и
другое  казалось  нацистскому  руководству  более  приемлемым,  чем  лю¬
бое  политическое  соглашение.
 В  течение  всего  лета  усиливалась  международная  напряженность,
и  Россия  начала  вести  переговоры  с  Британией  и  Францией,  но  немец¬
кое  торговое  соглашение  с  Советским  Союзом  все-таки  еще  остава¬
лось  в  повестке  дня.  Несмотря  на  колебания  Гитлера,  экономические
переговоры  продолжались,  хотя  и  без  всякой  системы.  Прорыв  был
сделан,  когда  немцы  предварительно  согласились  принять  российские
заказы  на  немецкое  вооружение  в  обмен  на  продажу  Россией  стратеги¬
ческого  сырья21.
 В  июле  1939  г.,  когда  группа  германского  МИД,  которая  вела  пе¬
реговоры,  никак  не  могла  решить,  как  перевести  вновь  достигнутую
экономическую  договоренность  в  некое  соглашение,  Риббентроп  раз¬
работал  политическую  инициативу,  целью  которой  было  избежать
войны  против  России,  пока  Германия  сражалась  с  Польшей  и  когда  она
могла  ввязаться  в  войну  с  западными  державами.  Стало  необходимым
достигнуть  политического  взаимопонимания  с  Советским  Союзом.
Риббентропу,  стратегию  которого  поддерживал  Шнурре,  наконец,  уда¬
лось  убедить  Гитлера,  чтобы  он  разрешил  вести  экономические  пере¬
говоры,  пока  они  не  приведут  к  окончательному  соглашению.  Таким
образом,  Шнурре  теперь  мог  бы  подчеркнуть  перед  своими  советскими
партнерами  обоюдную  заинтересованность  и  в  улучшении  экономиче¬
ских  отношений,  и  в  урегулировании  территориальных  вопросов  в  Во¬
сточной  Европе.  Тогда,  как  казалось,  открылась  бы  возможность  к  за¬
ключению  пакта,  а  кредитное  соглашение  считалось  в  Москве  первым
шагом  к  политическому  “пониманию”,  которое  должно  было  вклю¬
чать  договор  о  ненападении  или  подтверждение  Берлинского  договора
1926  г.  Таким  образом  Москва  отошла  от  своих  предыдущих  условий,  а
именно  —  заключить  сначала  политическое  соглашение22.  Это  измене¬
ние  в  тактике  привело  к  интенсивным  экономическим  переговорам,  от
которых  у  немецкой  стороны  сохранилось  только  несколько  записей.
Кредитное  соглашение  было,  наконец,  подписано  в  ночь  с  19  на  20  ав¬
густа.  Сталин  решил  теперь  полностью  сосредоточиться  на  заключе¬
нии  пакта.  Ничто  не  могло  бы  яснее  продемонстрировать  тесную  связь
экономических  и  политических  аспектов,  чем  близость  дат  подписания
экономических  и  политических  соглашений.  Для  российской  стороны
важнее  был,  тем  не  менее,  договор  о  ненападении,  а  не  кредитное  сог¬
лашение.
 Кредитное  соглашение  было  выдержано  в  духе,  выработанном  в
20-30-е  годы23.  Отношения  между  странами  не  могли  складываться  без
предшествующего  опыта  сотрудничества  в  области  промышленности.
Хотя  развитие  германо-российской  торговли  в  1939-1941  гг.  было  чре¬
вато  трудностями  и  часто  находилось  на  грани  полного  краха,  договор
о  ненападении  создавал  атмосферу  доброй  воли,  когда  надо  было  пре¬
одолевать  серьезные  препятствия.
 371

Частные  фирмы  приветствовали  экономические  и  политические
соглашения  с  Советским  Союзом,  хотя  и  предвидели  трудности  с  вы¬
полнением  российских  заказов,  так  как  они,  главным  образом,  работа¬
ли  на  германскую  армию,  военно-морской  флот  и  воздушные  силы.
Так,  например,  в  1938  г.  Крупп  отказался  разместить  российские  зака¬
зы,  хотя  в  прошлом  они  были  высокорентабельными,  поскольку  те¬
перь  фирме  недоставало  необходимых  производственных  мощно¬
стей24.  К  1939  г.  экономическое  положение  изменилось.  Круппу  боль¬
ше  чем  прежде  было  необходимо  дефицитное  сырье,  понимание  этого
вынудило  его  принять  российские  заказы,  за  что  фирма  хотела  бы  по¬
лучить  льготы  в  виде  поставок  российского  сырья25.  Кроме  того,  фир¬
ма  была  полностью  осведомлена  о  том,  что  пакт  придал  кредитному
соглашению  особое  значение26.  Круппу  приходилось,  кроме  промыш¬
ленных  потребностей  фирмы,  считаться  и  с  политическим  давлением.
 Для  того  чтобы  оправдать  торговлю  с  Россией,  промышленности
рекомендовалось  ссылаться  на  потребность  в  иностранной  валюте  и
воздерживаться  от  фраз  типа  “торговля  с  Россией  имеет  большое  буду¬
щее”.  Очевидно,  министерство  экономики  не  хотело  поддерживать  на¬
дежды  на  долгосрочное  сотрудничество,  поскольку  ему  было  известно
о  временном  характере  новой  фазы  экономических  отношений27.
 В  августе  среди  промышленных  компаний  были  распространены
два  российских  перечня  заказов  на  товары.  Первый  включал  вооруже¬
ние  на  30  млн  марок  из  общей  суммы  заказа  в  120  млн  марок,  а  второй
—  вооружение  на  20  млн  марок,  когда  общая  сумма  достигала  200  млн
марок28.  Германия  хотела  согласиться  с  российским  заказом  на  воору¬
жение  на  16%  от  общей  суммы,  но  надеялась  уменьшить  аппетиты  Со¬
ветов  на  станки  и  турбины  для  электростанций.  Вместо  этого  она  наде¬
ялась  заинтересовать  Россию  печатными  машинами  и  электротехниче¬
ским  оборудованием.  В  обмен  на  эту  сделку  Германия  рассчитывала
получить  такие  товары  как,  например,  нефть,  хлопок  и  стратегические
минералы.  Несмотря  на  то  что  желания  обеих  сторон  были  ясны,  по¬
требовались  значительные  усилия  и  время,  чтобы  согласовать  детали
соглашения.  Прежде  всего,  Крупп  хотел  знать,  какое  оружие  хочет
Россия  и  что  она  предпочитает  получить  —  оборудование  для  производ¬
ства  оружия  или  само  оружие29.  Этих  двух  основных  проблем  вполне
достаточно,  чтобы  показать,  насколько  общими  были  пункты  кредит¬
ного  соглашения.
 Для  того  чтобы  подчеркнуть  добрую  волю  обеих  сторон,  счита¬
лось  необходимым,  чтобы  Риббентроп  во  время  своего  второго  посе¬
щения  Москвы  в  сентябре  обменялся  письмами  с  Молотовым  по  воп¬
росам  коммерческих  отношений30.  После  подписания  договора  о  друж¬
бе  и  границе  и  решения  территориальных  проблем  письма  должны  бы¬
ли  поднять  ряд  вопросов  по  таким  пунктам,  как  “промышленные  това¬
ры”.  Российская  сторона  во  время  переговоров  со  Шнурре  и  специаль¬
ным  послом  Риттером  в  октябре  настаивала  на  том,  чтобы  в  пункт
“промышленные  товары”  было  включено  оружие.  Это  оспаривалось
германской  делегацией,  но  из  проекта  списков,  переданных  Круппу,  и
запросов,  сделанных  фирмой,  было  ясно,  что  приобретение  оружия
Россией  было  частью  всей  сделки.  Понятно,  что  Шнурре  выдвигал  воз¬
 372

ражения  по  тактическим  причинам.  Его  целью  было  заключение  осо¬
бой  сделки.  Он  надеялся  купить  сырье  на  сумму  в  1,5  млрд  марок  в  об¬
мен  на  “промышленные  товары”  на  сумму  в  1  млрд  марок.  Оставшую¬
ся  разницу  в  500  млн  марок  он  хотел  использовать  позднее  для  прода¬
жи  России  средств  производства.  Однако  к  концу  октября  переговоры
застопорились,  но  Шнурре  удалось  получить  от  России  обещание  о  по¬
ставке  марганцевой  руды,  нефти,  зерна  и  хлопка  в  ббльшем  количест¬
ве,  чем  министерства  в  Берлине  когда-либо  считали  возможным  полу¬
чить.  Но  Микоян  разъяснил,  что  оплата  за  большее  количество  това¬
ров  должна  быть  произведена  оружием  или  оборудованием  для  его
производства31.
 Дальнейшие  трудности  возникли,  когда  советская  сторона  приме¬
нила  тактику  затягивания,  зная,  что  немцы  очень  хотят,  чтобы  русские
начали  поставку  до  начала  германского  наступления  на  западе.  Поэто¬
му,  когда  советская  делегация  во  главе  с  Тевосяном  прибыла  в  Берлин,
она  не  представила  никаких  списков  товаров,  которые  Россия  хотела
бы  закупить.  Ее  основной  задачей  был  тщательный  осмотр  немецких
заводов,  производящих  вооружение,  и  присутствие  на  демонстрации
немецкого  оружия.  Когда  стали  известны  возражения  Гитлера  по  пово¬
ду  поездки  Тевосяна,  последний  обратился  к  Герингу,  который  в  про¬
тивовес  Гитлеру  призвал  немецкие  фирмы  удовлетворить  русские  тре¬
бования32.  В  ноябре  Тевосяну  вместе  с  Савченко  и  Корабовым  даже
удалось  дважды  посетить  Круппа  в  Эссене33.
 Тем  временем  в  Москве  Молотов  предложил  немецким  участни¬
кам  переговоров  дополнительные  поставки  железной  руды  и  товаров,
приобретаемых  на  открытом  рынке,  которые  затем  должны  были  пе¬
реправляться  из  дальневосточных  портов  через  Россию  в  Германию.
Таким  образом  Советы  пытались  смягчить  отношение  Германии  к  про¬
даже  оружия  еще  до  того,  как  они  передали  свой  перечень  желатель¬
ных  товаров.  Когда,  наконец,  в  конце  ноября  это  было  сделано,  деле¬
гация  Шнурре  ужаснулась,  узнав,  что  Советский  Союз  хотел  получить
эквивалент  в  1,5  млрд  марок  главным  образом  оружием.  Перечень
включал  почти  готовые  крейсеры  “Зейдлиц”,  “Лютцов”  и  “Принц  Ев¬
гений”,  рабочие  чертежи  линкора  “Бисмарк”,  31  тыс.  т  брони,  торпеды
и  боеприпасы.  Советский  Союз  хотел  купить  модели  всех  немецких  са¬
молетов,  выходящих  в  то  время,  включая  обладателя  мирового  рекор¬
да  Мессершмитт-209,  моторы  и  бомбы.
 Другими  пунктами,  включенными  в  списки,  были  новейшие  24-  и
38-сантиметровые  орудия  Круппа,  башни,  заводы  по  производству  де¬
гидратации,  Widia  и  синтетического  каучука.  Эти  списки  предъявляли
Германии  больший  перечень  требований,  чем  она  хотела  бы  выпол¬
нить,  и  возникла  потенциальная  опасность  провала  переговоров.  Пос¬
кольку  это  угрожало  недавно  обнародованной  так  называемой  дружбе
между  странами,  вмешательство  Сталина  оказалось  решающим  в  спа¬
сении  сделки34.  В  качестве  уступки  советский  диктатор  предложил
большее  количество  сырья,  соглашался  существенно  уменьшить  за¬
прос  на  военно-морскую  артиллерию,  но  настаивал  на  том,  чтобы  тор¬
говля  была  сбалансирована  к  концу  1940  г.  Чтобы  сдвинуть  перегово¬
ры  с  места,  он  вмешивался  три  раза,  в  то  время  как  в  Берлине  Гитлер
 373

сопротивлялся  одобрению  этой  сделки,  хотя  русские  и  уменьшили  свои
требования  и  увеличили  срок  для  выполнения  немецкими  фирмами
производства  запрашиваемой  продукции35.  В  дальнейшем  было  согла¬
совано,  что  Россия  начнет  поставки  (Vorleistung)  в  Германию  раньше,  а
немецкие  товары  будут  поступать  затем  в  пропорции  80  к  100.  За  эту
уступку,  сделанную  Россией,  Микоян  и  Молотов  потребовали  подтвер¬
ждения  искренности  германских  намерений  в  виде  крейсера  “Лютцов”.
 В  Германии  военно-морские  и  военно-воздушные  силы  были  гото¬
вы  к  сотрудничеству,  в  то  время  как  армия  шла  на  это  весьма  неохот¬
но.  Производители  оружия  выражали  недовольство  по  поводу  разме¬
ров  русских  заказов  и  установленных  сроков  поставки.  Поэтому
Крупп,  например,  хотел  повысить  цены  на  20-30%.  Кроме  того,  Крупп
противился  передаче  метода  закаливания  твердой  стали  и  обусловил  ее
получением  вольфрамовой  руды  по  ценам  мирового  рынка  и  выплатой
Советским  Союзом  лицензионного  сбора  в  течение  двадцати  лет36.
Важно  отметить,  что  Германии  удалось  отложить  поставку  шести  38-
сантиметровых  башенных  орудий  до  второй  половины  1941  г.  -  даты,
которую,  не  афишируя,  считали  возможным  временем  начала  войны
на  Востоке.
 Сделка  в  конечном  счете  была  заключена  11  февраля  1940  г.  и
включала  поставку  металлических  руд,  предложенную  Сталиным  на
последнем  этапе:  6  тыс.  т  меди,  1  -  никеля,  500  -  олова,  500  -  вольфра¬
ма,  500  -  молибдена  и  3  -  кобальта37.  Но  если  бы  не  уступки  Сталина  и
крайняя  необходимость  для  Гитлера  иметь  спокойный,  прочный  тыл  в
момент  развертывания  наступления  на  западе,  вряд  ли  обе  стороны
пришли  бы  к  соглашению.  Для  Гитлера,  по-видимому,  решающими
оказались  стратегические  доводы.  В  противном  случае  трудно  было
бы  понять,  почему  он  согласился  снабжать  Советский  Союз  самой  по¬
следней  военной  технологией,  зная,  что  он  собирается  напасть  на  него
в  не  очень  далеком  будущем.  И,  кроме  того,  у  него  было  довольно  низ¬
кое  мнение  о  технических  возможностях  России  -  предубеждение,  под¬
твержденное  во  время  войны  с  Финляндией.  Он  также  допускал,  что
произойдет  некоторая  задержка  прежде,  чем  Россия  сможет  использо¬
вать  технологическое  преимущество  от  получения  немецкого  оружия.
В  Москве,  напротив,  готовность  Германии  продать  вооружение  и  сов¬
ременные  технологии,  возможно,  была  истолкована  как  сигнал  того,
что  нацистское  руководство  хотело  установить  германо-российское  со¬
трудничество  на  долгосрочной  основе.  Даже  некоторые  немецкие  уча¬
стники  переговоров  уверовали,  что  война  с  Советским  Союзом  будет
отодвинута  на  длительный  срок.
 На  этом  этапе  это  выглядело  так,  будто  “германо-российский  сго¬
вор”,  как  Микоян  назвал  эту  сложную  сделку,  должен  был  поддержать
гитлеровское  наступление  на  Западе,  а  Сталин  надеялся,  что  во  всем
этом  “добрая  воля”  Советского  Союза  не  будет  использоваться38.  Со¬
глашение  от  11  февраля  1940  г.  последовало  за  пактами  августа-сентя¬
бря  1939  г.,  однако  без  экономических  соглашений  заключение  пактов
было  бы  маловероятным.  Что  касается  германо-российских  отноше¬
ний,  период  с  августа-сентября  1939  по  февраль  1940  г.  был  подобен
периоду,  начавшемуся  после  Рапалло  или  Берлинского  договора,  раз¬
 374

ница  заключалась  в  том,  что  первостепенными  теперь  стали  военные
соображения.
 Даже  после  февральского  соглашения  товарообмен  не  проходил
гладко.  Ему  препятствовали  высокие  российские  цены,  которые  уста¬
навливались  в  ответ  на  германские,  и  нежелание  немецких  фирм  вы¬
полнять  российские  заказы.  Но  это  не  вызывало  никакой  реакции.  Да¬
же  встреча  Геринга  с  Тевосяном  не  ускорила  переговоры  между  Росси¬
ей  и  теми  немецкими  фирмами,  у  которых  русские  хотели  бы  произве¬
сти  закупки39.
 Геринг  понимал,  что  Германия  станет  зависимой  от  российских  по¬
ставок,  если  запланированная  кампания  против  Франции  продлится
дольше,  чем  предполагалось.  Следовательно,  Герингу  было  очень  нуж¬
но,  чтобы  регулярные  российские  поставки  в  Германию  начались  как
можно  скорее.  Чтобы  облегчить  России  начало  таких  поставок,  он  то¬
ропил  с  продажей  немецких  военных  самолетов,  но  только  вторжение
Германии  в  Норвегию,  казалось,  убедило  Россию  возобновить  свои  по¬
ставки.
 Однако  России  от  этого  не  стало  легче  заключать  контракты  с  не¬
мецкими  фирмами  на  поставку  как,  например,  это  было  с  Круппом.
Под  давлением  министерства  экономики  Крупп  собирался  поставить
30  тыс.  т  брони,  орудийные  башни  для  крейсера  “Лютцов”,  а  также  для
будущих  советских  военных  судов.  Крупп  все  еще  пытался  противосто¬
ять  настойчивым  требованиям  продать  России  завод  по  производству
твердой  стали.  Сначала  ему  не  удалось  привести  против  этого  нужные
аргументы,  но  последующие  события  помешали  завершению  этой
сделки.  Для  того  чтобы  подсластить  его  первоначальное  согласие,  ми¬
нистерство  поддержало  фирму,  когда  она  обратилась  к  России  с  прось¬
бой  оплатить  сделку  довольно  крупной  суммой40.  Министерство  дало
понять,  что  оно  не  заинтересовано  растягивать  получение  сырья  на  це¬
лое  десятилетие,  хотя  это  больше  устраивало  бы  Круппа.  Вместо  это¬
го  оно  предпочло  немедленную  поставку  российских  товаров.  У  него
по-прежнему  оставались  сомнения  в  длительности  стабильного  разви¬
тия  германо-российских  отношений.
 Как  трудно  было  фирме  Круппа  сохранить  свою  автономность,
видно  из  ее  переговоров  с  высшим  морским  командованием  о  морской
артиллерии,  которую  хотела  заказать  Россия.  Представители  военно-
морского  флота  согласовали  с  советской  стороной  продажу  шести  ору¬
дийных  башен  с  38-сантиметровыми  орудиями,  технические  условия  и
график  производства.  Круппу  ничего  не  оставалось,  как  согласиться  с
этими  условиями,  но  фирма  настояла  на  том,  чтобы  риск,  связанный  с
нарушением  контракта,  несло  бы  командование  военно-морского  фло¬
та  и  чтобы  необходимые  материалы  и  рабочая  сила  были  бы  выделе¬
ны  Круппу41.  Кроме  того,  Крупп  считал  установленный  график  произ¬
водства  башен  нереальным.  Так  подписание  сделки  было  снова  задер¬
жано.  Во  время  переговоров  между  Круппом  и  командованием  воен¬
но-морского  флота  было  оговорено,  что  если  орудия  будут  готовы
раньше,  чем  башни,  они  должны  применяться  для  нужд  береговой  обо¬
роны  на  о-ве  Силт  и  поставляться  затем  в  Россию  как  использованное
оборудование,  когда  башни  будут  готовы.
 375

Работа  по  изготовлению  башен  и  орудий  началась  в  1939  г.,  когда
они  предназначались  для  немецких  линейных  кораблей  классов  “S”  и
“G”.  После  объявления  Британией  войны  Германии  работа  над  этими
системами  остановилась  и  возобновилась  только  тогда,  когда  стало
очевидным,  что  Советский  Союз  можно  было  бы  использовать  как
важный  рынок  сбыта42.  Крупп  попытался  установить  цену  на  шесть  ба¬
шен  плюс  орудия  и  амуницию  в  120  млн  марок,  но  не  предполагал  ус¬
петь  сделать  все  это  в  срок.
 Между  тем  Советский  Союз  неотступно  следил  за  германскими  по¬
ставками  и  был  готов  задержать  транспорт  с  нефтью  для  Германии  в
случае  любой  отсрочки  этих  поставок.  Однако  к  тому  времени,  когда
началось  германское  наступление  на  Западе,  СССР  поставлял  (начиная
с  марта)  около  тысячи  тонн  нефти  в  день43.  Так  как,  по  оптимистиче¬
ским  оценкам,  продолжительность  кампании  оценивалась  в  четыре  ме¬
сяца,  Германия  хотела  покупать  нефти  еще  больше,  если  бы  Россия  со¬
гласилась  снизить  цену.  Российская  сторона  хотела  бы  этого,  но  при  ус¬
ловии,  если  бы  немецкая  сторона  сделала  шаг  к  снижению  высокого
уровня  своих  цен.  В  конце  концов  Советский  Союз  вынужден  был  за¬
платить  100  млн  марок  за  крейсер  “Лютцов”,  в  то  время  как  Германия
выплатила  55  млн  марок  за  поставку  810  тыс.  т  нефти44.
 Россия  увеличила  поставки  Германии  сырья,  кроме  нефти,  но  оста¬
ется  спорным  вопрос  о  том,  способствовал  ли  Сталин  военному  успеху
Германии  на  Западе,  когда  в  мае  началась  кампания.  Очевидно,  у  Гер¬
мании  были  достаточные  для  этой  кампании  запасы,  но  ее  военное  ру¬
ководство  чувствовало  себя  увереннее,  зная,  что  экспорт  из  России  по¬
полнит  ее  быстро  тающие  ресурсы.  Как  оказалось,  стремительная  по¬
беда  над  Францией  уменьшила  срочность  поставок  из  России.
 Бум  российских  поставок  в  конце  весны  и  летом  1940  г.  был  вызван
демонстрацией  искренности  и  доброй  воли  Германии,  когда  “Лютцов”
был  отбуксирован  в  Ленинграде,  когда  Советский  Союз  получил  23  не¬
мецких  военных  самолета,  два  миномета  калибром  21  см,  один  танк
(Panzer  III),  стальные  трубы  и  уголь.  Германия  не  снизила  цены  на  ра¬
бочие  чертежи  “Бисмарка”  и  на  большой  эсминец,  так  же  как  и  на  за¬
воды  по  дегидратации  и  по  производству  синтетической  резины.  Поэ¬
тому  СССР  решил  исключить  эти  пункты  из  списка,  после  того  как  со¬
ветские  эксперты  тщательно  изучили  рабочие  чертежи  “Бисмарка”.
 Итак,  к  концу  августа  общая  сумма  торговли  России  с  Германией
достигла  144  из  478  млн  марок,  и  Шнурре  был  обеспокоен,  сможет  ли
Германия  выполнить  свои  обязательства  на  сумму  в  232  млн  марок  к  11
февраля  1941  г.  и  в  311  млн  марок  к  11  мая  1941  г  45  Пока  остается  от¬
крытым  вопрос  о  том,  был  ли  российский  заказ  на  броню  приостанов¬
лен  для  того,  чтобы  попытаться  сбалансировать  торговлю  с  Германи¬
ей,  или,  принимая  во  внимание  намерения  Гитлера,  российские  покупа¬
тели  стремились  дать  силу  тем  пунктам  соглашения,  у  которых  сроки
поставки  было  короче.  В  любом  случае  российской  делегации  удалось
разместить  в  германской  промышленности  заказы  на  761  млн  марок46.
 Хотя  теперь  помыслы  Гитлера  были  направлены  на  Восток  и  на
войну  с  Россией,  торговые  отношения  не  были  немедленно  свернуты.
Не  сразу  изменилось  и  мышление  германского  МИДа.  Оно  все  еще  хо¬
 376

тело  торговать  с  Россией  и  считало,  что  приближающееся  окончание
войны  на  Западе  облегчит  выполнение  заказов  России.  Немецкая  экс¬
пансия  на  Севере  и  Западе  экономически  усилила  рейх,  так  что  теперь
он  в  меньшей  степени,  чем  весной  1940  г.,  нуждался  в  российском  сы¬
рье.  Таким  образом,  аргумент,  что  Гитлер  хотел  при  помощи  войны  ос¬
вободить  Германию  от  российских  поставок,  не  имеет  смысла47.
 Достаточно  любопытно,  что  когда  планы  гитлеровского  нападе¬
ния  на  Россию  начали  обретать  форму,  ее  экспорт  в  Германию  достиг
своего  пика.  В  это  же  время  возобновились  переговоры  о  следующем
этапе  поставок,  о  сбалансировании  торговли  и  графика  поставок.  Те¬
перь  военное  руководство,  которое  так  или  иначе  узнало  о  планах  Гит¬
лера,  еще  меньше,  чем  раньше,  хотело  поставлять  оружие  в  Россию.
Исключением  из  этого  было  вмешательство  Геринга  в  деятельность
фирмы  Круппа.  Он  приказал  Круппу  ускорить  изготовление  башен  и
орудий  для  России.  Он  даже  предложил  предоставить  для  этого  квали¬
фицированных  рабочих  из  Дании48.
 Вмешательство  Геринга  на  поздней  стадии  в  такое  политическое
дело  чрезвычайно  примечательно,  так  как  подготовка  к  войне  с  СССР
принимала  угрожающие  размеры.  Очевидно,  он  хотел  на  этой  стадии
поддерживать  ровные  германо-российские  отношения,  принимая  во
внимание,  что  сделка  Круппа  было  второй  по  величине  после  продажи
крейсера  “Лютцов”.  Руководство  военно-морского  флота,  которое
также  хотело,  чтобы  Крупп  выполнил  свой  контракт  в  возможно  ко¬
роткие  сроки,  выдвигало  другие  мотивы.  Оно  стремилось  само  исполь¬
зовать  орудия  и  поэтому  обратилось  к  министерству  экономики  с
просьбой  оплатить  русским  штрафы  за  задержку  выполнения  контра¬
кта49.  Возможно,  военно-морское  руководство  не  считало  желатель¬
ной  передачу  орудий  России  из-за  предстоявшего  нападения  Герма¬
нии50.  Тем  не  менее  даже  оно  согласилось  с  Герингом,  чтобы  Крупп  по
политическим  мотивам  подписал  окончательный  контракт  30  ноября
1940  г.,  хотя  в  то  время  предполагаемая  дата  германского  нападения  на
Россию  -  май  1941  г.  —  была  уже  установлена.  Крупп  получил  бы  пер¬
вый  взнос  по  контракту  на  сумму  в  25  млн  марок.  Первоначально
Крупп  просил  за  весь  заказ  144  млн  марок,  потом  он  пошел  навстречу
России  и  снизил  цену  до  85  млн  марок.  Ко  времени  нападения  Германии
на  Советский  Союз  ни  орудия,  ни  башни  не  были  поставлены.  Все,  что
получили  русские,  -  это  конструкторские  чертежи  орудий51.
 Какова  была  цель  заключения  этой  особой  и  сложной  сделки,  ко¬
гда  чиновники  знали  о  предстоящем  нападении  на  Советский  Союз?
Ответ  на  этот  вопрос  может  служить  ключом  к  пониманию  периода  с
августа  1939  г.  до  гитлеровского  нападения  на  Советский  Союз  22  ию¬
ня  1941  г.  Уже  продажа  крейсера  “Лютцов”  была  актом  “политическо¬
го  блефа”52.  Целью  этого  было  обеспечить  нейтралитет  России  во  вре¬
мя  вторжения  Германии  во  Францию  и  усилить  доверие  Советов  к  Гер¬
мании.  Как  отмечал  капитан  Шоттки,  один  из  главных  посредников  в
министерстве  экономики,  целью  сделки  было  “запорошить  ей  (России.
-  Х.Ш.)  глаза”53.  Кроме  того,  руководство  военно-морского  флота  так¬
же  надеялось  получить  специальные  материалы  из  России,  которые
они  могли  бы  использовать  для  изготовления  морского  вооружения.
 377

Но  это  не  должно  было  отвлекать  от  основной  цели  экономических
связей,  а  именно,  от  того,  что  они  являлись  “актом  маскировки”
(Tamungsmanover)54.  Пока  Сталин  не  выступил  бы  первым  против  Гер¬
мании,  этот  обман  мог  быть  успешным.  А  опасность  от  приобретения
Россией  современных  германских  военных  технологий  сводилась  на
нет  убеждением,  что  Советский  Союз  не  может  использовать  их  в  пол¬
ном  объеме  к  моменту  нападения  на  него  Германии.
 Как  только  разразилась  война  между  Германией  и  Россией,  у  Круп-
па  возник  спор  с  военными  властями  о  том,  кто  будет  возвращать  по¬
лученный  аванс  в  25  млн  марок.  Крупп  доказывал,  что  российские  пре¬
тензии  следовало  бы  пересмотреть  по  окончании  военных  действий,  но
Шоттки  отверг  это  заявление,  сказав  Круппу,  что  после  войны  не  бу¬
дет  ни  советского,  ни  российского  правительства.  СССР  прекратит
свое  существование,  а  оставшаяся  его  территория  будет  разделена55.
Эти  части  будут  иметь  статус  “протекторатов”  -  немецкое  обозначение
для  колоний.  Таким  образом,  не  будет  никакой  необходимости  в  после¬
военном  урегулировании.  Представитель  Круппа  возразил,  что  в  пос¬
левоенную  эру  может  быть  и  другая  констелляция.  Но  Шоттки  настаи¬
вал  на  том,  что  его  мнение  разделяют  и  другие  министерства.  Он  был
удивлен,  что  представитель  Круппа  не  знает  отрывка  из  “Майн
Кампф”,  касающегося  Востока,  из  которого  было  ясно,  что  выживание
Советского  Союза  не  предусматривалось.  Тем  не  менее  Шоттки  согла¬
сился  с  тем,  чтобы  Крупп  имел  право  удержать  аванс  из-за  больших  де¬
нежных  затруднений  фирмы  при  производстве  вооружения.  Однако  та¬
кое  великодушное  отношение  не  было  обычным  явлением.
 Следующая  проблема  проистекала  из  цены,  установленной  армией
на  38-сантиметровые  орудия.  Для  Круппа  основной  смысл  этого  согла¬
шения  заключался  в  том,  что  армия  получит  аванс,  а  потом  будет  пла¬
тить  Круппу  только  заниженные  внутренние  цены.  Армия  выиграла
спор  с  Круппом,  получив  этот  аванс  в  25  млн  марок,  а  затем  распла¬
чивалась  с  Круппом  за  работу  по  самым  низким  ценам  внутреннего
рынка.
 Пока  неизвестно,  был  ли  этот  обман  направлен,  строго  говоря,
против  Москвы.  Также  неясно,  понимали  ли  в  России  мотивы  герман¬
ских  усилий  ускорить  поставки  в  Советский  Союз  осенью  1940  г.  Кро¬
ме  того,  у  Риббентропа  были  планы  насчет  евроазиатского  блока  про¬
тив  Великобритании.  Эти  планы,  в  которых  Советскому  Союзу  отво¬
дилась  ключевая  роль,  поддерживали  также  Геринг  и  Редер.  Но  в  гер¬
мано-российских  отношениях  того  времени  были  также  некоторые
сложности,  которые  должны  были  быть  урегулированы  во  время  визи¬
та  Молотова  в  Берлин.  Что  касается  торговли,  то  здесь  дела  обстояли
благополучно,  и  обе  стороны  стремились  к  продлению  контрактов  до
1942  г.  Молотов  пытался  прийти  с  Гитлером  к  дальнейшему  согласию
по  политическому  урегулированию  в  Восточной  и  Северной  Европе.
Однако  в  противоположность  1939  г.  Гитлер  больше  не  собирался  под¬
держивать  российские  планы.
 Несмотря  на  холодную  встречу  Молотова  в  Берлине,  экономиче¬
ский  климат,  казалось,  не  пострадал.  Советский  нарком,  возможно,
действовал  в  русле  рассуждений  Сталина,  полагая,  что  возросший  уро¬
 378

вень  торговли  исключает  нападение  Германии.  Таким  образом,  гер¬
манская  торговая  делегации  в  Москве  должна  была  заключить  согла¬
шение  на  сумму  в  1,25  млрд  марок.  Очевидно,  некоторые  германские
учреждения  пытались  в  кратчайшие  сроки  выжать  из  СССР  все  воз¬
можное,  у  других  на  уме  были  более  долгосрочные  перспективы.
С  германской  стороны  заказ  на  зерно  в  новом  торговом  соглашении  от
10  января  1941  г.  стал  основным,  а  российская  сторона  изменила  свою
предыдущую  заинтересованность  в  военных  технологиях  на  оборудо¬
вание  для  производства  вооружения56.  Даже  имея  в  виду  войну  с  Росси¬
ей,  Германия  сильнее,  чем  раньше,  стремилась  к  поставкам  в  Россию,
но  теперь  мотивом  к  этому,  вероятно,  было  желание  предотвратить
любую  задержку  или  приостановку  российского  экспорта.
 Весной  1941  г.  парадоксы  продолжали  нарастать.  Сравнительно
хорошие  торговые  отношения  следует  рассматривать  в  свете  вторже¬
ния  Германии  на  Балканы.  В  то  же  время  германский  МИД  хотел  дер¬
жать  Россию  в  состоянии  неопределенности  и  таким  образом  вынудить
ее  экспортировать  больше  и  больше,  но  другие  члены  правительства
пытались  протестовать  против  войны  с  Россией,  потому  что  Германия
получила  бы  от  разоренного  в  войне  Советского  Союза  меньшую  при¬
быль,  чем  от  торговли  с  ним.  Эти  аргументы,  так  же,  как  существенное
увеличение  поставок  зерна  весной  1941  г.,  не  изменили  мнение  Гитле¬
ра.  На  деле  попытки  Германии  сбалансировать  торговлю  с  Россией
усилились,  вероятно,  чтобы  рассеять  сомнения,  которые  могли  возник¬
нуть  у  Сталина.  Германия  даже  перевела  платежи  в  золоте,  когда  объ¬
ем  торговли  достиг  в  мае  1941  г.  своего  пика.  В  феврале  Германия  пре¬
доставила  СССР  22  млн  марок  в  оплату  экспорта  зерна  из  Бессарабии.
Через  два  месяца  Россия  почти  полностью  выполнила  свои  контракт¬
ные  поставки  -  на  90,3%  от  согласованного  объема  экспорта,  в  то  вре¬
мя  как  Германия  достигла  даже  большего,  поставив  81,5%  при  согласо¬
ванной  квоте  в  80%57.
 Промышленность  была  хорошо  информирована  о  новом  эконо¬
мическом  соглашении,  заключенном  в  январе  1941  г.  После  разгрома
Франции  российские  заказы  стали  более  привлекательными,  так  как
они  гарантировали  поставку  сырья  и  занятость.  Советский  Союз  занял
особое  место  в  германском  экспорте,  а  число  других  заказчиков  со¬
кратилось.  К  22  июня  промышленность  Германии  имела  заказов  на
сумму  в  600  млн  марок,  несмотря  на  то,  что  цены  существенно  подня¬
лись.  Особенно  много  работали  на  Россию  фирмы,  производящие
станки.  Таким  образом,  есть  очень  мало  свидетельств  в  пользу  того,
что  Германия  прекратила  поставки  после  января  1941  г.  В  действи¬
тельности  же  в  мае  был  достигнут  рекорд  во  взаимных  поставках  ме¬
жду  странами.
 Трудно  предположить,  что  именно  частные  фирмы  знали  о  плани¬
руемом  нападении  на  Россию.  Очевидно,  некоторые  из  них  кое-что
знали,  так  как  с  неохотой  посылали  свой  персонал  в  Россию  в  1941  г.
После  апреля  1941  г.  некоторые  поставки  оружия  были  приостановле¬
ны,  но  Крупп  продолжал  работу  по  крупному  российскому  заказу,  хотя
и  было  понятно,  что  основной  целью  этой  работы  был  обман.  Возмож¬
но,  другие  фирмы  находились,  примерно,  в  таком  же  положении.  Толь¬
 379

ко  за  несколько  дней  до  нападения  Германии  на  Россию  военные  вла¬
сти  вмешались  и  помешали  некоторым  поставкам.  Вместе  с  тем  рос¬
сийские  поставки  в  Германию  помогли  создать  запас  валюты.
 22  июня  стало  ясно,  что  стратегия  Сталина  умиротворить  Герма¬
нию  провалилась.  Не  оправдался  расчет  на  то,  что  равномерные  по¬
ставки  российского  сырья  удержат  Гитлера  от  нападения  на  Советский
Союз.  Возможной  подоплекой  советской  стратегии  было  то,  что  Гер¬
мания  вознамерится  получить  большую  прибыль  от  российского  экс¬
порта,  чем  от  грабительской  войны,  в  которой  размер  разрушений
уменьшил  бы  объем  поставок  зерна,  нефти  и  цветных  металлов  из  Рос¬
сии.  Министр  финансов  Германии  Л.  Шверин-Крозиг  думал,  примерно,
также,  но  ничто  не  могло  изменить  мнения  Гитлера  по  этому  вопро¬
су58.  И  еще  остается  загадкой,  как  обычно  подозрительный  Сталин  мог
поверить,  что  постоянный  поток  товаров  изменит  намерения  Гитлера,
тем  более,  что  Сталин  знал  об  этих  планах  с  1934  г.,  когда  он  обратил¬
ся  к  Гитлеру  с  просьбой  отказаться  от  антисоветских  мест  в  “Майн
кампф”.
 Еще  надо  прояснить,  стал  ли  Сталин  жертвой  германской  кампа¬
нии  обмана  и  поэтому  поверил,  что  Гитлер  хотел  шантажировать  его,
чтобы  добиться  территориальных  уступок  и  дальнейших  поставок  то¬
варов.  Вероятно,  советским  лидерам  было  трудно  представить  себе,
что  германские  поставки  оружия  были  лишь  частью  кампании  маски¬
ровки,  потому  что  Германия  предоставляла  возможность  другой  сторо¬
не  получать  достаточную  информацию  о  своих  последних  военных  тех¬
нологиях,  создавая  атмосферу  якобы  взаимного  доверия.  В  любом  слу¬
чае  в  России  надеялись,  что  германские  технологии  либо  резко  увели¬
чат  российский  военный  потенциал,  либо,  на  худой  конец,  предоставят
информацию  о  слабых  сторонах  германского  оружия.
 Нам,  вероятно,  надо  узнать  больше  о  российских  замыслах,  связан¬
ных  с  экономической  стороной  отношений  между  Германией  и  Росси¬
ей  в  1939-1941  гг.  С  Гитлером  все  гораздо  яснее.  Стратегические  и  эко¬
номические  преимущества  вынудили  его  заключить  пакт  и  использо¬
вать  к  своей  выгоде  российские  экономические  источники  столько  вре¬
мени,  сколько  было  возможно.  Такую  позицию  Гитлера  разделяли  во¬
все  не  все  государственные  чиновники,  нацистские  лидеры  или  про¬
мышленники,  но  та  поддержка,  которую  ему  оказала  армия,  сделала
его  мнение  решающим.
 Гораздо  труднее  представить,  что  Сталин  стал  жертвой  герман¬
ской  тактики  обмана,  так  как  взаимоотношениям  двух  стран  были
свойственны  взаимное  недоверие,  ложь  и  просчеты.  Переговоры  меж¬
ду  ними  были  очень  трудными,  и  вопрос  о  взаимопомощи  не  стоял.
Также  известно,  что  СССР  считал  Германию  своим  потенциальным
врагом.  Примечательно,  что  в  этой  ситуации  страны  прикладывали  так
много  усилий,  чтобы  выполнять  требования  друг  друга.  Даже  инфор¬
мация  советской  разведки  об  образе  мыслей  нацистского  руководства
не  помогла  Сталину  избежать  крупных  ошибок,  которые  едва  не  при¬
вели  к  поражению  Советского  Союза  в  войне.  Сталин  исходил  из  не¬
верной  предпосылки  о  связи  между  экономическими  и  политическими
договоренностями.  Для  Гитлера  экономическая  сторона  была  средст¬
 380

вом  к  достижению  конечной  цели,  к  его  непримиримой  идеологиче¬
ской  войне  против  Советского  Союза,  в  то  время  как  Сталин  придавал
экономической  стороне  германо-российских  отношений  гораздо  боль¬
шее  значение.  Видимо,  в  торговле  он  видел  основу  для  сотрудничества,
главной  целью  которого  было  задержать  агрессию  Германии  на  время,
достаточное  для  наращивания  советских  вооруженных  сил  в  целях  ус¬
пешной  защиты  и  отражения  нападения.  Именно  поэтому  поставки
германских  технологий  были  так  же  важны,  как  позднее  поставки  за¬
падных  держав  по  соглашениям  о  ленд-лизе59.
 После  войны  немецкие  военные  технологии  продолжали  предста¬
влять  интерес  для  России.  В  июне  1945  г.  Тевосян  вернулся  в  Эссен  вме¬
сте  с  двадцатью  офицерами  и  обнаружил,  что  некоторые  башни,  пред¬
назначавшиеся  для  поставки  в  Советский  Союз  в  1941  и  1942  гг.,  были
собраны  и  хранились  на  складах  завода  Круппа.  Не  совсем  ясно,  что
произошло  с  этими  башнями,  но  весьма  вероятно,  что  они  в  конце  кон¬
цов  были  привезены  в  Советский  Союз60.
 1 	Strandmann  Н.Р.  von.  Industrial  Primacy  in  German  Foreign  Policy?  Myths  and
Realities  in  German-Russian  Relations  at  the  End  of  the  Weimar  Republic  //  Social
Change  and  Political  Development  in  Weimar  Germany  /  Eds.  R.  Bessel,
E.J.  Feuchtwanger.  L.  1981.  P.  240-267.
 2 	Muller  R.D.  Das  Tor  zur  Weltmacht:  Die  Bedeutung  der  Sowjetunion  fur  die  deutsche
Wirtschafts-  und  Riistungspolitik  zwischen  den  Weltkriegen.  Boppard;  1984.
S.  232-233.
 3 	Doering  D.  Deutsche  Aubenwirtschaftspolitik,  1933-1935.  Die  Gleicheschaltung  der
AuPenwirtschaft  in  der  Friihphase  des  nationalsozialistischen  Regimes.  B.,  1969.
S.  169-175.  См.  также:  Strandmann  H.P.  von.  Grossindustrie  und  Rapallopolitik:
Deutsch-sowjetische  Handelsbeziehungen  in  der  Weimarer  Republik  //  Historische
Zeitschrift.  1976.  №  222.  S.  266-341.  Ha  c.  337  приведены  различные  статисти¬
ческие  данные  по  торговле.  Beitel  W.f  Natzold  J.  Deutsch-sowjetische
Wirtschaftsbeziehungen  in  der  Zeit  der  Weimarer  Republik.  Eine  Bilanz  im  Hinblick
auf  gegenwartige  Probleme.  Baden-Baden,  1979.  Оружие  в  их  статистике  торго¬
вли  не  упоминается.
 4 	Х.Е.  Фолькман  справедливо  критиковал  склонность  М.  Биркенфельда  при
освещении  торговых  отношений  переоценивать  идеологические  разногла¬
сия  между  нацистской  Германией  и  СССР.  См.:  Volkmann  H.E.  Die  Sowjetunion
im  okonomischen  Kalkiil  des  Dritten  Reiches  1933-1941  //  “Unternehmen
Barbarossa”.  Zum  historischen  Ort  der  deutsch-sowjetischen  Beziehungen  von  1933
bis  Herbst  1941  /  Ed.  R.G.  Foerster.  Munchen,  1993.
 5 	Doering  D.  Op.  cit.  P.  177-180.
 6 	Perry  HJ.  Der  Rupiandausschup  der  Deutschen  Wirtshaft.  Die  deutsch-sowjeti¬
schen  Wirtschaftsbeziehungen  der  Zwischenkriegszeit.  Ein  Beitrag  zur  Geschichte
des  Ost-West-Handels.  Munchen,  1985.  S.  262-272;  Schwendemann  H.  Die
wirtschaftliche  Zusammenarbeit  zwischen  dem  Deutschen  Reich  und  der
Sowjetunion  von  1939  bis  1941.  Alternative  zu  Hitler’s  Ostprogramm.  B.,  1993.
S.  26-28.
 7 	Hitler-Stalin  Pakt.  Das  Ende  Ostmitteleuropas?  /  Ed.  E.  Oberlander.  Frankfurt,  1989.
См.  также:  Fleischhauer  I.  Der  Pakt  Hitler,  Stalin  un  die  Initiative  der  deutschen
Diplomatic,  1938-1939.  Berlin;  Frankfurt,  1990;  Roberts  G.  The  Unholy  Alliance.
Stalin’s  Pact  with  Hitler.  L.  1989.
 8 	Schwendemann  H.  Op.  cit.  S.  367-368.
 9 	Perry  HJ.  Op.  cit.  S.  301-306.
 381

10 	Ibid.  S.  307.
 11 	HA  Krupp,  WA  070/030-03.  Report  of  the  Executive  Board  of  the  Friedr.  Alfred
Hiitte,  30.11.1940.
 12 	Ibid.  WA  7  F  1562.  Schroder’s  summary.
 13 	Ibid.  FAH  4  E,  1293.  Nadolny  to  Krupp,  26.1.  1934.  Krupp’s  reply  of  4.2.  Kpynn
встретился  с  Гитлером  29  марта  и  сообщил  Надольному  о  результатах  встре¬
чи  днем  позже.  См.  также:  Strandmann  Н.Р.  von.  Industrial  Primacy...
Р.  261.
 14 	ВАК.  R.  43  И.  600  Chefbesprechung,  26.9.1933.
 13  ВАК.  R.  2,  954.  Goebbels’s  directive,  31.3.1937.
 16 	Perry  HJ.  Op.  cit.  S.  247.
 17 	Ibid.  S.  284;  Muller  R.D.  Op.  cit.  S.  285-287.
 18 	HA  Krupp.  WA  4,  2926.
 19 	Muller  R.D.  Op.  cit.  S.  295.
 20Akten  zur  Deutschen  Auswartigen  Politik.  Ser.  D.  Bd.6.  S.  414.  Molotov  to
Schulenburg,  20.5.1939.  См.  также:  Zeidler  M.  Deutsch-sowjetische  Wirtschaftsbe-
ziehungen  im  Zeichen  des  Hitler-Stalin  Paktes  //Ed.  B.  Wegner.  Zwei  Wege  nach
Moskau.  Vom  Hitler-Stalin  Pakt  bis  zum  “Untemehmen  Barbarossa”.  Mimchen;
Zurich,  1991.  S.  95.
 21 	Schwendemann  H.  Op.  cit.  S.  50-51.
 22 	Blumenhagen  K.H.  Die  deutsch-sowietischen  Handelsbeziehungen  unter  besonderer
Beriicksichtigung  der  Kredit-  und  Wirtschaftsabkommen  von  1939  bis  1941.
Hamburg,  1988.  S.  72;  Schwendemann  H.  Op.  cit.  S.  55.
 23 	Краткое  содержание  соглашения  см.:  Zeidler  М.  Op.  cit.  S.  95-96.  Россия  по¬
лучила  кредит  на  сумму  в  200  млн  марок  на  7  лет  с  процентной  ставкой  4,5%.
Россия  также  согласилась  поставить  сырье  на  180  млн  марок  за  два  года,  в
течение  которых  Германия  предлагала  в  обмен  на  это  поставку  товаров  про¬
изводственного  назначения  на  сумму  в  120  млн  марок.
 24 	НА  Krupp.  WA  4,  2879  d.,  3.11.38.  Самую  большую  выгоду  получил,  очевид¬
но,  “Рейнметалл”  в  начале  30-х  годов,  когда  он  получил  70%  (28  млн  марок)
заказа  в  40  млн  марок  на  оружие  для  России.  Крупп  рассматривал  это  как
скандал.  Ibid.  WA  200,  51  b,  OKW-decree,  25.8.1941.
 25 	Ibid.  WA  200,  14,  17.8.1939.
 26 	Ibid.  FAH  C  44.  Loser  to  Krupp,  22.8.1939.
 27 	HA/GHH  40810/12.  Reusch  on  27.3.1939.
 28 	HA  Krupp.  WA  200,  14,  Berlin  rep.  to  Krupp  in  Essen,  23.8.39.
 29 	Ibid.  Krupp  t  о  Berlin  office,  6.9.39.  Крупп  не  хотел  быть  частью  ни  одного  из
организуемых  консорциумов  и  хотел  знать,  что  предпочитает  СССР  -  ору¬
жие  или  оборудование  для  его  производства.
 30 	National  Archives  Washington.  761,  621/220,  Steinhardt  to  the  Secretary  of  State,
29.9.39.
 31 	Schwendemann  H.  Op.  cit.  S.  90-97.
 32 	Ibid.  S.  102-112.
 33 	HA  Krupp,  WA  7  Ff  1044,  7-9.  and  14-15.11.1939.
 34 	Blumenhagen  K.H.  Op.  cit.  S.  105;  Schwendemann  H.  Op.  cit.  S.  125.  Об  обсужде¬
нии  российского  перечня  товаров  см.:  Ibid.  S.  106-120.
 35 	Blumenhagen  K.H.  Op.  cit.  S.  106-111;  Schwendemann  H.  Op.  cit.  P.  132.
 36 	HA  Krupp.  WA  7  Ff  1415,  Correspondence  with  Ministry  of  Finance.
 37 	Schwendemann  H.  Op.  cit.  S.  140.
 38 	Ibid.
 39 	Ibid.  S.  154-157.
 40 	HA  Krupp.  WA  7  F  1404,  16.5.40  и  WA  7  F  1415,  15.8.40.  См.  также:  PA  Bonn,
Handelspolit.  Abt.,  Handakten  Ritter,  Moskauer  Verhandlungen,  Dezember  1939  -
Februar  1940,  Krupp  AG  to  the  A  A,  13.1.1940.
 382

41 	HA  Krupp.  WA  40  В,  38,  Krupp  to  OKM,  12.6.1940.
 42 	Ibid.  WA  7  F  1577,  Internal  Report  for  1939/40.
 43 	Schwendemann  H.  Op.  cit.  S.  163.
 44 	HA  Krupp.  WA  40  В,  C  381,  27.9.1941.
 45 	Schwendemann  H.  Op.  cit.  S.  167.
 46 	Ibid.  S.  194-201.
 47 	Ibid.  S.  280-286.
 48 	HA  Krupp.  WA  40  B,  381,  4.10.40.
 49 	Ibid.  WA  4,  2925,  8.10.1940,  Krupp  to  Min.  of  Ec.
 50 	Ibid.  Discussion  at  the  OKM,  31.11.1940.
 51 	См.  также:  Schwendemann  H.  Op.  cit.  S.  241.
 52 	HA  Krupp.  WA  40  В,  C  381,  27.9.1941.
 53 	Ibid.  30.9.1941.
 54 	Schwendemann  H.  Op.  cit.  S.  265-279.
 55 	HA  Krupp.  WA  4,  2925,  23.9.1941.  См.  также:  Schwendemann  H.  Op.  cit.  S.  215.
 56 	Ibid.  S.  241-242.
 57 	Blumenhagen  K.H.  Op.cit.  S.  137.
 58 	Schwendemann  H.  Op.  cit.  S.  296-299.
 59 	Sokolov  B.V.  Lend-Lease  in  Soviet  Military  Efforts,  1941-1945//The  Journal  of
Slavic  Military  Studies.  1994.  Vol.  7.  №  3.  P.  569-586.
 60 	HA  Krupp.  WA  48/136,  Tevosjan’s  visit  in  Essen,  2.6.1945.

Е.Н.  Кульков
 СОВЕТСКАЯ  РЕАКЦИЯ
НА  ЗАКЛЮЧЕНИЕ  ПАКТА  ТРЕХ  ДЕРЖАВ
 27  сентября  1940  г.  в  Берлине  состоялось  подписание  договора  о
германо-итало-японском  военном  союзе,  который  получил  название
Пакт  трех  держав  (Тройственный  пакт).  Содержание  этого  Пакта  сво¬
дилось  в  основном  к  признанию  Японией  “руководства  Германии  и
Италии  в  создании  нового  порядка  в  Европе”,  с  одной  стороны,  и  при¬
знанию  Германией  и  Италией  “руководства  Японии  в  создании  нового
порядка  в  великом  восточноазиатском  пространстве”  -  с  другой,  взаим¬
ному  обязательству  трех  договаривающихся  сторон  поддерживать  друг
друга  всеми  политическими,  экономическими  и  военными  средствами  в
случае,  если  одна  из  них  подвергнется  нападению  со  стороны  какой-ли¬
бо  третьей  державы,  не  участвующей  в  европейской  войне  и  японо-ки¬
тайском  конфликте.  В  договоре  при  этом  содержалась  оговорка,  что
он  не  затрагивает  политического  статуса,  существовавшего  между  уча¬
стниками  Пакта  трех  держав  и  СССР1.
 Одновременно  с  подписанием  Пакта  трех  держав  между  прави¬
тельствами  Германии  и  Японии  было  подписано  секретное  соглашение
в  форме  обмена  нотами  о  том,  что  в  случае,  если  между  Японией  и  Ве¬
ликобританией  возникнет  вооруженный  конфликт,  то  Германия  сдела¬
ет  все  от  нее  зависящее,  чтобы  помочь  Японии  всеми  средствами,  име¬
ющимися  в  ее  распоряжении.
 Влияние  договора  о  военном  союзе  между  Германией,  Италией
и  Японией  на  советско-германские  отношения  является  одной  из
недостаточно  изученных  проблем.  А  объясняется  это  не  только  де¬
фицитом  первоисточников,  но  и  тем,  что  у  историков  до  сих  пор
нет  единого  мнения  относительной  целей  и  характера  этого  доку¬
мента.
 В  отечественной  историографии  Пакт  чаще  всего  оценивается  как
“блок  агрессивных  держав”,  который  был  направлен  против  СССР,  хо¬
тя  его  антисоветская  сущность  тщательно  маскировалась2.  В  Германии
этот  документ  нередко  именуется  “оборонительным  союзом”,  пресле¬
довавшим  цель  “отпугнуть”  США  от  вступления  в  войну  в  Европе  на
стороне  Англии3.
 Всестороннее  изучение  реакции  СССР  на  заключение  Пакта  трех
держав  затруднялось  долгое  время  недоступностью  многих  советских
документов,  связанных  с  его  отношением  к  процессу  формирования
германо-итало-японского  военного  блока,  начавшемуся  еще  до  начала
второй  мировой  войны,  визитом  наркома  иностранных  дел  СССР
В.М.  Молотова  в  Берлин  в  ноябре  1940  г.,  когда  Гитлер  и  Риббентроп
предложили  советскому  правительству  подписать  соглашение  о  поли¬
тическом  и  экономическом  сотрудничестве  между  СССР  и  участника-
 ©  Е.Н.  Кульков
 384

ми  Пакта,  а  также  документов,  позволявших  выяснить  реакцию  совет¬
ского  руководства  на  это  предложение.
 Известно,  что  блок  агрессивных  держав  -  Германии,  Италии  и
Японии  -  начал  складываться  с  середины  30-х  годов.  Заметными  собы¬
тиями,  относящимися  к  этому  процессу,  явились  первый  визит  итальян¬
ского  министра  иностранных  дел  Г.  Чиано  в  Германию,  во  время  кото¬
рого  23  октября  1936  г.  был  подписан  конфиденциальный  “Берлинский
протокол”  о  координации  внешней  политики  Германии  и  Италии;  за¬
ключение  между  Германией  и  Японией  25  ноября  1936  г.  “Соглашения
против  Коммунистического  Интернационала”  (“Антикоминтернов-
ский  пакт”);  подписание  6  ноября  1937  г.  протокола  о  присоединении
Италии  к  “Антикоминтерновскому  пакту”,  а  также  заключение  22  мая
1939  г.  между  Германией  и  Италией  договора  о  военном  союзе  -
“Стального  пакта”.
 Отношение  советского  руководства  к  этим  событиям  было  одно¬
значно  негативным.  Визит  Чиано  в  Германию  в  октябре  1936  г.,  поло¬
живший  начало  “оси  Берлин-Рим”,  был  воспринят  в  Москве  как  выра¬
жение  “антисоветской”,  “резко  враждебной”  СССР  линии  во  внешней
политике  Италии,  как  возникновение  германо-итальянского  альянса,
преследовавшего  захватнические  цели4.  “Антикоминтерновский  пакт”
между  Германией  и  Японией  расценивался  в  Москве  как  “провокация
по  отношению  к  СССР”,  а  также  как  “открытая  подготовка  герман¬
ской  интервенции  в  малые  страны,  а,  может  быть,  и  во  Францию5.  При¬
соединение  Италии  к  “Антикоминтерновскому  пакту”  характеризова¬
лось  советским  правительством  как  недружественный  акт  в  отношении
СССР,  противоречащий  советско-итальянскому  договору  о  дружбе,  не¬
нападении  и  нейтралитете  1933  г.6  Объединение  Германии,  Италии  и
Японии  в  рамках  “Антикоминтерновского  пакта”  в  1937  г.  воспринима¬
лось  как  возникновение  “блока  агрессоров  для  передела  мира”7.
 И.В.  Сталин  10  марта  1939  г.  в  выступлении  на  XVIII  съезде
ВКП(б),  перечислив  акты  агрессии  участников  “Антикоминтерновско¬
го  пакта”  (захват  Италией  Эфиопии,  итало-германская  интервенция  в
Испании,  нападение  Японии  на  Китай,  присоединение  Австрии  и  Су¬
детской  области  к  Германии)  сделал  вывод  о  начавшейся  империали¬
стической  войне  в  результате  действий  Германии,  Италии  и  Японии,
объединившихся  в  “военный  блок  агрессоров”8.
 Утверждение  Сталина  о  существовании  “военного  блока  агрессо¬
ров”  однако  было  преждевременным.  В  то  время  между  Германией,
Италией  и  Японией  велись  секретные  переговоры  о  дополнении  “Ан¬
тикоминтерновского  пакта”  договором  о  военном  союзе  трех  держав,
но  до  начала  второй  мировой  войны  их  завершить  не  удалось  из-за  про¬
тиворечий  между  Германией  и  Италией,  с  одной  стороны,  и  Японией  -
с  другой,  в  вопросе  о  том,  против  кого  будет  заключаться  этот  военный
пакт.  Германия  и  Италия  считали,  что  пакт  должен  быть  универсаль¬
ным  военным  блоком,  направленным  как  против  СССР,  так  и  запад¬
ных  держав.  Япония  же  настаивала,  чтобы  он  был  направлен  только
против  СССР9,  что  объяснялось  ее  экономической  зависимостью  от  за¬
падных  держав  и  неготовностью  ее  флота  к  ведению  войны  против  Ве¬
ликобритании  и  США  на  Тихом  океане.  Поэтому  Германии,  готовив¬
 13  Война  и  политика
 385

шейся  с  апреля  1939  г.  к  нападению  на  Польшу,  для  того  чтобы  укре¬
пить  свои  позиции,  пришлось  ограничиться  заключением  в  мае  1939  г.
двустороннего  военного  союза  с  Италией.
 Исходя  из  сложившейся  в  то  время  ситуации  в  Европе,  Молотов,
сменивший  М.М.  Литвинова  на  посту  наркома  иностранных  дел,  31  мая
1939  г.  в  докладе  “О  международном  положении”  на  сессии  Верховно¬
го  Совета  СССР  оценил  германо-итальянский  “Стальной  пакт”  как  во¬
енный  союз,  направленный  “против  главных  европейских  демократи¬
ческих  стран”,  т.е.  против  Англии  и  Франции10.
 Таким  образом,  советское  руководство  в  предвоенные  годы  пре¬
красно  понимало,  какую  угрозу  для  СССР  и  для  других  неагрессивных
государств  представляет  тенденция  к  установлению  германо-итало-
японского  военного  сотрудничества.  Несомненно,  оно  также  сознава¬
ло,  что  заключение  23  августа  1939  г.  советско-германского  пакта  о  не¬
нападении  не  означало  для  СССР  ликвидации  исходившей  угрозы  от
Германии  и  ее  партнеров  по  “Антикоминтерновскому  пакту”.  Так,  еще
в  марте  1935  г.  И.В.  Сталин  в  беседе  с  британским  министром  ино¬
странных  дел  А.  Иденом,  отвечая  на  вопрос,  почему  он  не  идет  на  за¬
ключение  двустороннего  советско-германского  договора  о  ненападе¬
нии,  на  подписание  которого  пошел  бы  Гитлер,  подчеркивал,  что  такой
договор  с  гитлеровским  правительством,  которое,  выйдя  из  Лиги  на¬
ций,  открыто  на  глазах  у  всех  нарушает  принятые  ранее  международ¬
ные  обязательства,  не  может  служить  гарантией  мира11.  Ранее  Сталин
видел  такую  гарантию  мира  для  СССР  в  неосуществившемся  плане  со¬
здания  системы  безопасности.  После  начала  второй  мировой  войны
единственной  для  СССР  гарантией  от  нападения  со  стороны  Германии
могло  бы  стать  ее  истощение  в  длительной  войне  против  англо-фран¬
цузской  коалиции.  На  такой  ход  событий  Сталин  возлагал  немалые  на¬
дежды12.
 Относительная  стабильность  “добрососедских”  отношений  между
Германией  и  СССР  с  осени  1939  г.  до  лета  1940  г.  действительно  обес¬
печивалась  главным  образом  тем,  что  у  Германии  не  было  свободы  ты¬
ла  на  Западе.  Так,  выступая  на  секретном  совещании  высшего  коман¬
дования  вермахта  в  ноябре  1939  г.,  Гитлер  подчеркивал:  “Мы  можем
только  тогда  выступить  против  России,  когда  будем  свободны  на  Запа¬
де...  Россия  сейчас  не  опасна.  Она  сейчас  ослаблена  многими  внутрен¬
ними  процессами.  Кроме  того,  мы  заключили  договор  с  Россией.  Дого¬
вора,  однако,  соблюдаются  лишь  до  тех  пор,  пока  они  целесообраз¬
ны”13.
 Руководство  СССР  после  того,  как  германский  вермахт,  вопреки
советским  расчетам,  в  мае-июне  1940  г.  фактически  молниеносно  за¬
вершил  разгром  англо-французской  коалиции,  оказалось  в  противоре¬
чивой  ситуации.  С  тех  пор  уже  не  существовало  гарантии,  что  Герма¬
ния  не  воспользуется  обретенной  свободой  тыла  на  Западе  и  не  обру¬
шится  всей  своей  мощью  против  СССР.  Заключение  Германией  и  Ита¬
лией  военного  союза  с  Японией  еще  более  осложняло  положение,  соз¬
давая  СССР  угрозу  вовлечения  в  войну  на  два  фронта.  Все  это  (плюс
уроки  войны  с  Финляндией)  вынуждало  Москву  соблюдать  большую
осторожность  с  тем,  чтобы  избежать  конфликта  с  Германией.
 386

Между  тем,  советско-германские  отношения  начали  осложняться
именно  из-за  нарушения  Германией  некоторых  статей  советско-гер¬
манского  пакта  о  ненападении.  О  втором  Венском  арбитраже,  соглас¬
но  которому  30  августа  1940  г.  Румынии  было  предписано  передать
Венгрии  Северную  Трансильванию  в  обмен  на  гарантию  целостности
урезанной  румынской  территории,  советское  правительство  узнало  из
сообщений  зарубежного  радио.  1  сентября  Молотов  заявил  германско¬
му  послу  в  Москве  Ф.  Шуленбургу,  что  посредничество  немцев  в  Вене
нарушило  3-ю  статью  советско-германского  пакта  о  ненападении.  “Со¬
ветское  правительство,  -  говорил  Молотов,  -  было  поставлено  герман¬
ским  правительством  перед  свершившимся  фактом,  что  является  нару¬
шением  достигнутых  соглашений  и  противоречит  тем  заверениям,  ко¬
торые  были  получены  советским  правительством  относительно  вопро¬
сов,  представляющих  совместный  интерес  для  обоих  государств”14.
 Затем,  12  и  22  сентября  1940  г.  втайне  от  СССР  были  подписаны
германо-финляндские  соглашения  о  транспортировке  через  финскую
территорию  немецких  войск  и  вооружения  в  оккупированную  Норве¬
гию,  что  положило  начало  превращению  Финляндии  в  северную  опе¬
рационную  базу  вермахта15.  Уже  21  сентября  первые  суда  с  немецкими
войсками  появились  в  финских  портовых  городах.  Эта  акция  также  бы¬
ла  осуществлена  германским  правительством  без  учета  того,  как  к  ней
отнесется  советское  правительство.
 26 	сентября  1940  г.,  когда  в  Берлине  все  было  подготовлено  к  под¬
писанию  на  следующий  день  разработанного  втайне  от  советского  ру¬
ководства  договора  о  германо-итало-японском  военном  союзе  и
скрыть  этот  факт  уже  не  представлялось  никакой  возможности,
И.  Риббентроп  направил  в  германское  посольство  в  Москве  “конфи¬
денциальное”  сообщение,  предназначавшееся  для  советского  прави¬
тельства  о  том,  что  “предположительно  в  течение  ближайших  несколь¬
ких  дней”  состоится  подписание  Пакта  трех  держав,  направленного  не
против  СССР,  с  которым  Германия  поддерживает  “сердечные  отноше¬
ния”,  а  “исключительно  против  американских  поджигателей  войны”  с
тем,  чтобы  воспрепятствовать  “дальнейшему  расширению  текущей
войны”,  содействовать  “восстановлению  мира  во  всем  мире”.  Вслед  за
этими  фразами  Риббентроп  сообщал  о  своем  желании  “внести  вклад  в
укрепление  советско-германских  дружественных  отношений”  и  встре¬
титься  вскоре  с  Молотовым  в  Берлине  для  обсуждения  “общих  полити¬
ческих  целей  на  будущее”16.
 В  тот  же  день  поверенный  в  делах  Германии  и  СССР  Н.  Типпельс-
кирх,  следуя  указанию  из  Берлина,  посетил  Молотова.  Тот,  выслушав
конфиденциальное  сообщение,  выразил  пожелание,  чтобы  до  подписа¬
ния  Пакта  трех  держав  германское  правительство  в  соответствии  с  его
обязательствами,  зафиксированными  в  3-й  и  4-й  статьях  советско-гер¬
манского  пакта  о  ненападении,  представило  советскому  правительству
проект  текста  договора  “между  державами  оси  и  Японией”  и  дополня¬
ющих  его  секретных  протоколов  и  соглашений.  Типпельскирх  обещал
передать  запрос  Молотова  в  Берлин.
 Подписав  в  Берлине  Пакт  трех  держав  27  сентября  1940  г.,  герман¬
ское  правительство  сознательно  поставило  советское  правительство
 13*
 387

перед  свершившимся  фактом.  Вместе  с  тем  в  заявлении  Риббентропа  в
связи  с  подписанием  Пакта  утверждалось,  что  “три  великие  державы,
как  во  время  переговоров,  так  и  в  тексте  пакта,  к  своему  большому
удовлетворению  смогли  констатировать,  что  их  новое  соглашение  ни¬
коим  образом  не  затрагивает  ни  уже  существующих,  ни  развивающих¬
ся  отношений  между  этими  государствами  и  Советским  Союзом”17.
 К  тому  времени  в  Берлине  31  июля  1940  г.  уже  было  принято  ре¬
шение  о  подготовке  к  нападению  на  СССР  в  мае  1941  г.,  завершена  ра¬
бота  генштабистов  над  “Оперативной  разработкой  Ост”,  в  которой  со¬
держались  все  основные  элементы  плана  молниеносной  войны  против
СССР  и  началось  скрытное  сосредоточение  немецких  войск  у  совет¬
ских  западных  границ.  Оговорка  в  Пакте  трех  держав,  из  которой  сле¬
довало,  что  его  участники  не  собираются  угрожать  СССР,  как  и  анало¬
гичные  заверения  в  заявлении  Риббентропа,  преследовала  лишь  одну
цель  -  усыпить  бдительность  советского  руководства.  Оценивая  Пакт
трех  держав,  статс-секретарь  германского  МИДа  Э.  Вайцзеккер  на
следующий  день  после  его  подписания  отметил  в  своем  дневнике:
“Будь  я  на  месте  Сталина  и  Молотова,  то  не  радовался  бы,  что  снова
без  проведения  предусмотренных  в  германо-русском  соглашении  кон¬
сультаций  возник  десятилетний  германо-японский  союз”18.
 30  сентября  1940  г.  в  “Правде”  была  помещена  передовая  статья
“Берлинский  пакт:  о  Тройственном  союзе”,  в  которой  была  изложена
официальная  реакция  советского  руководства  на  Пакт  трех  держав.
Она  была  весьма  сдержанной  и  неоднозначной.  Статья  состояла  как
бы  из  двух  частей.  В  первой  говорилось,  что  возникновение  Пакта
“стимулировалось  прежде  всего  последними  фактами  из  области  уси¬
ления  и  расширения  военного  сотрудничества  между  Англией  и  Соеди¬
ненными  Штатами  Америки”,  тем,  что  “США  на  деле  находятся  в  од¬
ном  общем  военном  лагере  с  военными  противниками  Германии,  Ита¬
лии  и  Японии  в  обоих  полушариях”.  Далее  отмечалось,  что  важной  осо¬
бенностью  Пакта  является  то,  что  он  “открыто  признает  сферы  влия¬
ния  его  участников  и  раздел  этих  сфер  между  ними  с  обязательством
взаимной  защиты  этих  сфер  влияния  от  покушений  со  стороны  других
государств  и,  конечно,  прежде  всего,  со  стороны  Англии  и  находящих¬
ся  в  сотрудничестве  с  ней  Соединенных  Штатов  Америки”.
 В  статье  далее  подчеркивалось,  что  оговорку  в  Пакте  трех  держав
о  Советском  Союзе  следует  рассматривать  как  уважение  к  нему  его
участников,  “к  той  позиции  нейтралитета,  которую  Советский  Союз
проводит  с  первых  же  дней  войны”,  как  “подтверждение  силы  и  значе¬
ния  пакта  о  ненападении  между  СССР  и  Германией  и  пакта  о  ненападе¬
нии  между  СССР  и  Италией”.
 Далее  говорилось,  что  проводимая  СССР  политика  нейтралитета,
“поскольку  это  будет  зависеть  от  него,  остается  и  будет  оставаться  не¬
изменной.  Эти  утверждения  широко  цитировались  в  нацистской  прессе
и  до  сих  пор  цитируется  в  некоторых  зарубежных  изданиях19.
 Во  второй  части  в  противовес  нацистской  пропаганде,  утверждав¬
шей,  что  Пакт  трех  держав  будет  служить  ограничению  масштабов
войны  и  установлению  мира  во  всем  мире,  указывалось,  что  появление
этого  пакта  ведет  к  “дальнейшему  обострению  войны  и  расширению
 388

сферы  ее  действия”,  к  превращению  ее  “во  всемирную  империалисти¬
ческую  войну”,  а  также  выражалось  сомнение  в  способности  участни¬
ков  пакта  “реализовать  на  деле  раздел  сфер  влияния”.
 Претензии  Молотова  к  нацистскому  руководству  по  поводу  нару¬
шения  им  при  подписании  Пакта  трех  держав  3-й  и  4-й  статей  совет¬
ско-германского  пакта  о  ненападении  оставались  в  силе.  В  связи  с
этим  германский  посол  в  Москве  Ф.  Шуленбург  в  первых  числах  ок¬
тября  1940  г.  от  имени  Риббентропа  сделал  Молотову  заявление,  что
его  ссылки  во  время  беседы  с  Типпельскирхом  на  нарушение  Герма¬
нией  обязательств,  вытекающих  из  советско-германского  пакта  о  не¬
нападении,  якобы  были  “беспредметны”,  ибо  еще  в  ходе  переговоров
о  заключении  Пакта  трех  держав  между  его  участниками  было  дос¬
тигнуто  согласие  о  том,  что  “их  сделка  вообще  не  будет  затрагивать
Советский  Союз”.  Далее  в  заявлении  утверждалось,  что  у  Риббентро¬
па  просто  физически  не  было  возможности  ознакомить  Молотова  с
текстом  Пакта,  поскольку,  мол,  японское  правительство  лишь  27  сен¬
тября  дало  согласие  на  его  подписание.  Такое  объяснение  было  ни¬
чем  иным,  как  уловкой  с  целью  скрыть  тот  факт,  что  Риббентроп  еще
19  сентября  1940  г.  прибыл  с  готовым  текстом  Пакта  в  Рим  и  что  в  тот
же  день  Муссолини  полностью  его  одобрил.  Лгал  Риббентроп  и  тог¬
да,  когда  дал  указание  Шуленбургу  заявить  Молотову,  что,  “кроме
опубликованного  текста  договора,  никаких  сделок  не  было  заключе¬
но”,  что  “не  существует  ни  секретных  протоколов,  ни  прочих  секрет¬
ных  соглашений”20.
 Молотова  эти  объяснения  Риббентропа  не  убедили.  Он  пытался
выяснить  вопрос  о  наличии  дополнительных  секретных  соглашений  к
Пакту  трех  держав  у  японского  посла  в  Москве.  Однако  эта  попытка
также  оказалась  безуспешной.
 Советское  руководство  с  опасением  воспринимало  начавшийся  в
середине  октября  1940  г.  ввод  немецких  войск  в  Румынию.  Попытка
поверенного  в  делах  Германии  в  Москве  Н.  Типпельскирха  убедить
Молотова  в  том,  что  эти  войска  появились  в  Румынии  для  защиты  ее  от
английского  нападения,  не  увенчалась  успехом.  Молотов,  выслушав
его,  прямо  заявил,  что  такое  объяснение  неправдоподобно,  “поскольку
у  Англии  сейчас  другие  заботы”,  а  именно  “как  спасти  собственную
жизнь”21.
 В  Берлине  имелись  опасения,  что  советское  руководство  перед  на¬
растающей  угрозой  оказаться  в  войне  на  два  фронта  возьмет  курс  на
сближение  с  Англией.  О  том,  что  такие  настроения  существовали,  сви¬
детельствует  содержание  письма  Риббентропа  от  13  октября  1940  г.
Сталину,  которое  было  вручено  адресату  17  октября.  В  письме  наряду  с
заверениями  в  том,  что  Пакт  трех  держав  “ни  в  коем  случае  не  нацелен
на  Советский  Союз”  и  просьбой  направить  Молотова  в  Берлин  на  пере¬
говоры  для  согласования  долгосрочных  политических  целей,  содержа¬
лось  много  рассуждений,  призванных  убедить  советское  руководство  в
коварстве  Англии,  ее  готовности  в  любой  момент  изменить  своим  союз¬
никам  и  повернуть  против  них  оружие,  а  также  в  том,  что  Германия
“уже  выиграла”  войну  с  Англией  и  осталось  лишь  нанести  ей  несколь¬
ко  ударов,  чтобы  та  признала  свое  окончательное  поражение22.
 389

Молотов  вел  переговоры  в  Берлине  12-13  ноября  1940  г.  Гитлер  и
Риббентроп  настойчиво  предлагали  советскому  правительству  подпи¬
сать  с  державами  Пакта  трех  держав  особое  соглашение  о  политиче¬
ском  и  экономическом  сотрудничестве  и  секретные  протоколы,  сог¬
ласно  которым  СССР  должен  был  бы  приступить  к  расширению  своей
“сферы  интересов”  в  южном  направлении,  в  сторону  Индийского  оке¬
ана,  добиваться  вместе  с  Германией  и  Италией  присоединения  Турции
к  Пакту  трех  держав,  а  также  пересмотра  Конвенции  Монтрё  о  Черно¬
морских  проливах.  Проект  такого  соглашения  между  Германией,  Ита¬
лией  и  Японией,  с  одной  стороны,  и  Советским  Союзом  -  с  другой,  был
вручен  Молотову  в  конце  переговоров23.
 Все  эти  предложения  были  не  более  чем  блефом.  В  первый  же
день  переговоров  с  Молотовым  Гитлер  подписал  директиву  №  18,  в  ко¬
торой  высшим  военным  инстанциям  Германии  разъяснялось:  “...Неза¬
висимо  от  того,  какими  будут  результаты  этих  переговоров,  следует
продолжать  уже  начатые  на  основе  устного  приказа  приготовления  для
восточного  похода.  Директивы  на  этот  счет  последуют  немедленно,
как  только  мне  будут  доложены  и  одобрены  мною  основные  положе¬
ния  оперативного  плана  сухопутных  войск”24.
 Гитлер  и  Риббентроп  заведомо  знали  о  маловероятности  принятия
Москвой  выдвинутых  ими  условий.  До  визита  Молотова  в  Берлин  они
выражали  большие  сомнения  в  том,  что  им  удастся  “заставить  русских”
двигаться  в  южном  направлении25.  Не  были  они  заинтересованы  и  в
том,  чтобы  переводить  обсуждение  этого  вопроса  в  конкретную  прак¬
тическую  плоскость.  Риббентроп,  например,  не  сказал  Молотову,  что
за  день  до  начала  переговоров  он  получил  уведомление  из  Токио,  что
японское  правительство  могло  бы  признать  советской  “сферой  влия¬
ния”  Британскую  Индию,  но  выдвинуло  при  этом  требование,  чтобы
СССР  обязался  соблюдать  там  экономические  интересы  Японии,  под¬
писать  с  нею  пакт  о  ненападении  и  отказался  от  поддержки  Китая26.
 Ни  Гитлер,  ни  Риббентроп  в  действительности  не  были  заинтере¬
сованы  также  ни  в  сближении  СССР  с  Турцией,  поскольку  последняя
могла  стать  посредником  в  урегулировании  советско-британских  отно¬
шений,  ни  в  пересмотре  в  его  пользу  режима  судоходства  в  Черномор¬
ских  проливах.  В  августе-сентябре  1940  г.  они  пресекли  попытки  Мус¬
солини  вступить  в  переговоры  с  СССР  о  нормализациях  итало-совет-
ских  отношений  на  том  основании,  что  советское  руководство  может
поставить  “опасный”  для  стран  “оси”  вопрос  о  проливах27.
 На  переговорах  в  Берлине  немецкая  сторона,  тем  не  менее,  подня¬
ла  этот  вопрос,  предложив  СССР  добиваться  отмены  положения  Кон¬
венции  Монтрё,  предусматривавшей  полный  запрет  во  время  войн  про¬
хода  через  Босфор  и  Дарданеллы  судов  воюющих  держав,  с  тем,  что¬
бы  не  было  никаких  препятствий  для  “свободного  прохода”  через  эти
проливы  военных  флотов  Германии,  Италик  и  СССР28.  Вероятно,  она
хотела  бы  создать  угрозу  Советскому  Союзу  со  стороны  Черного  моря
с  его  же  согласия.  Молотов  же  занял  в  этом  вопросе  иную  позицию.  Он
заявил  о  желании  советского  руководства  обеспечить  безопасность
СССР  со  стороны  Черного  моря  путем  достижения  соответствующей
договоренности  с  контролирующей  проливы  Турцией  и  установления
 390

сотрудничества  с  располагающейся  рядом  с  проливами  Болгарией,  но
не  встретил  понимания  ни  у  Гитлера,  ни  у  Риббентропа29.
 Молотову  в  ходе  переговоров  в  Берлине  не  удалось  решить  и  дру¬
гих  вопросов,  “отравлявших  германо-русские  отношения”.  Его  заявле¬
ние  о  том,  что  германские  гарантии  Румынии  направлены  против
СССР,  осталось  без  ответа,  а  настоятельное  требование  отвести  не¬
мецкие  войска  из  Финляндии  было  отклонено.
 По  возвращении  Молотова  из  Берлина  необходимо  было  решить,
как  отнестись  к  немецким  предложениям  и  военной  политике  Герма¬
нии  в  целом?  Ряд  данных,  в  том  числе  письмо  Молотова  советскому
полпреду  в  Лондоне  И.М.  Майскому  от  17  ноября  1940  г.,  указывают  на
то,  что  советское  руководство  расценило  немецкие  предложения  как
неприемлемые.  Оно  стремилось  воспрепятствовать  Германии  “при¬
брать  к  рукам  Турцию”,  предпочитало  разрешить  вопрос  о  режиме  в
проливах  в  ходе  советско-турецких  переговоров  без  посредников,  счи¬
тало  “неуместными”  советы  со  стороны  Германии  приступить  к  расши¬
рению  сферы  влияния  СССР  “в  сторону  Персидского  залива  и  Ин¬
дии”^.
 В  политическом  отчете  советского  полпредства  в  Германии  об
итогах  визита  Молотова  в  Берлин  от  19  ноября  1940  г.  отмечалось:
«Поездка  тов.  В.М.  Молотова  в  Берлин  была  воспринята  здесь  как  со¬
бытие  исключительной  важности  для  Германии,  как  “крупный  успех
германской  дипломатии”  (выражение  газет)  и  одновременно  как  новое
поражение  Англии.  Это  объясняется  многими  причинами,  коренящи¬
мися  в  современном  международном  и  внутреннем  положении  Герма¬
нии  и  прежде  всего  тем,  что  привлечение  СССР  на  сторону  Германии
является  основой  внешнеполитического  плана  Германии,  нацеленного
на  быстрейшее  победоносное  окончание  войны  с  Англией»31.  Однако
“привлечения  СССР  на  сторону  Германии”  не  состоялось.  В  Кремле
было  принято  решение  дать  понять  Берлину,  что  в  принципе  СССР  не
против  переговоров  с  участниками  Пакта  трех  держав,  но  при  выпол¬
нении  ими  ряда  его  собственных  условий.
 25 	ноября  1940  г.  Молотов  сделал  заявление  германскому  послу  в
Москве,  согласно  которому  советское  правительство  было  готово  при¬
нять  изложенный  13  ноября  Риббентропом  “Проект  Пакта  четырех
держав  о  политическом  сотрудничестве  и  экономической  взаипомощи”
при  условии,  если  “германские  войска  немедленно  покинут  Финлян¬
дию”,  если  Советскому  Союзу  в  течение  ближайших  месяцев  удастся
гарантировать  свою  безопасность  со  стороны  Черноморских  проливов
путем  заключения  пакта  о  взаимопомощи  с  Болгарией  и  созданием  во¬
енной  базы  в  районе  Босфора  и  Дарданелл  на  условиях  долгосрочной
аренды;  если  “центром  территориальных  устремлений”  СССР  будет
признана  “зона  к  югу  от  Батуми  к  Баку  в  общем  направлении  в  сторо¬
ну  Персидского  залива”;  если  Япония  откажется  от  своих  прав  на
угольные  и  нефтяные  концессии  на  Северном  Сахалине32.
 Совершенно  ясно,  что  условия,  выдвинутые  СССР,  были  заведомо
неприемлемы  для  Германии  и  ее  союзников.  Советское  руководство,  в
свою  очередь,  блефовало  с  тем,  чтобы  не  дать  Берлину  повод  обвинить
его  в  нежелании  поддерживать  “добрососедские”  отношения  с  Герма¬
 391

нией.  Не  случайно,  что  ответа  из  Берлина  на  советские  условия  так  и
не  последовало,  на  чем  Москва,  впрочем,  особенно  и  не  настаивала.
 В  середине  декабря  1940  г.  из  полпредства  СССР  в  Берлине  при¬
шел  в  Москву  перевод  статьи  “Внешняя  политика  Советского  Союза”,
опубликованной  16  ноября  1940  г.  издававшейся  в  Базеле  прогерман¬
ской  газете  “Националь-Цайтунг“.  В  ней  во  враждебном  СССР  тоне  го¬
ворилось  о  его  попытках  в  предвоенные  годы  сблизиться  с  Англией  и
Францией,  отмечалось,  что  его  неучастие  в  войне  объясняется  не  же¬
ланием  дружить  с  Германией,  а  стремлением  выиграть  время  для  укре¬
пления  Красной  Армии.  В  связи  с  этим  выражалось  большое  сомнение,
что  советское  руководство  последует  совету  Гитлера  переключить
внимание  на  расширение  территории  СССР  в  южном  направлении,  по¬
скольку  “завоевание  дальних  горных  стран”  стоило  бы  ему  больших
людских  и  материальных  потерь.  Далее  следовали  предупреждение,
чтобы  СССР,  если  он  не  хочет,  чтобы  “Германия  пошла  на  Восток”,
впредь  не  проявлял  какой-либо  активности  в  Европе,  а  также  прямая
угроза  нападения  на  него,  если  он  не  примет  во  внимание  это  предупре¬
ждение.  “В  авторитетных  кругах  военных  специалистов  (Германии.  -
Е.К.)  вновь  выражается  мнение,  -  сообщалось  в  статье,  -  что  в  случае
войны  против  России  германские  армии  пройдут  через  эту  страну  как
по  маслу”.
 В  записке  советского  полпреда  в  Берлине  В.Г.  Деканозова  внима¬
ние  руководства  СССР  обращалось  на  то,  что  автором  этой  статьи  яв¬
ляется  немецкий  журналист  В.  Лескринер,  член  НСДАГТ,  известный
своими  тесными  связями  с  окружением  Гитлера33.  В  последующем  по¬
ток  сведений  о  растущей  угрозе  для  СССР  с  Запада  продолжал  нарас¬
тать.  20  ноября  протокол  о  присоединении  к  Пакту  трех  держав  подпи¬
сала  Венгрия,  23  ноября  -  Румыния,  24  ноября  -  Словакия,  1  марта
1941  г.  -  Болгария,  16  июня  1941  г.  -  так  называемое  “Независимое  го¬
сударство  Хорватия”.  Советское  руководство  не  имело  возможности
эффективно  воспрепятствовать  расширению  агрессивного  военного
блока.  Тем  не  менее  оно  выразило  негативное  отношение  к  вступле¬
нию  в  Пакт  Болгарии,  указав,  что  это  “ведет  не  к  укреплению  мира,  а
к  расширению  сферы  войны”34.
 Таким  образом,  реакция  советского  руководства  на  возникновение
Пакта  трех  держав  была  весьма  сдержанной.  Это  объяснялось  тем,  что
оно  не  желало  идти  на  обострение  отношений  с  участниками  Пакта
ввиду  возросшей  опасности  для  СССР  быть  вовлеченным  в  войну  на
два  фронта:  против  Германии  -  на  Западе  и  Японии  -  на  Востоке.  Вме¬
сте  с  тем  неблагоприятные  для  советского  руководства  итоги  визита
Молотова  в  Берлин  в  ноябре  1940  г.  и  последующие  вслед  за  тем  собы¬
тия  в  Европе  должны  были  убедить  его  в  неизбежности  агрессии  Гер¬
мании  против  СССР.  Вопрос  заключался  лишь  в  том,  когда  Германия
совершит  нападение:  до  или  после  завершения  борьбы  против  Англии.
Сталин  и  его  окружение,  неадекватно  оценивая  обстановку,  рассчиты¬
вали,  что  им  удастся  политическими  средствами  отдалить  германо-со¬
ветское  военное  столкновение.  Это  оказалось  иллюзией,  обусловив¬
шей  трагическое  развитие  событий  на  советско-германском  фронте
летом  1941  г.
 392

1 	Akten  zur  deutschen  auswartigen  Politik,  1918-1945.  Ser.  D.  Bonn,  1964.  Bd.  XI.  1.
S.  175-176.  (Далее:  ADAP).
 2 	История  дипломатии.  M.,  1974.  T.  4.  С.  102.
 ъJacket  Е.  Hitlers  Weltanschaung:  Entwurf  einer  Herrschaft.  Stuttgart,  1981.  S.  53;
Nationalsozialistische  Diktatur,  1933-1945:  Eine  Bilanz  /  Hrsg.  von  K.D.  Bracher  et
al.  Bonn,  1983.  S.  384—385;  Der  Zweite  Weltkrieg:  Analysen,  Grundztige,
Forschungsbilanz  /  Hrsg.  von  W.  Michalka.  Munchen;  Zurich,  1989.  S.  128;
Deutschland,  1933-1945:  Neue  Studien  zur  nationalsozialistischen  Herrschaft  /  Hrsg.
von  K.D.  Bracher  et  al.  Bonn,  1992.  S.  347.
 4 	Архив  внешней  политики  Российской  Федерации.  Ф.  098.  Оп.  190.  Д.  657.
П.  141.  Л.  314  (Далее:  АВП  РФ);  Правда.  1936.  30  нояб.
 5 	АВП  РФ.  Ф.  082.  Оп.  19.  Д.  18.  П.  83.  Л.  249.
 6 	Правда.  1937.  10  нояб.
 7 	Архив  Президента  Российской  Федерации.  Ф.  3.  Оп.  64.  Д.  692.  Л.  87.
 8 	Год  кризиса,  1938-1939.  Документы  и  материалы.  М.,  1990.  Т.  I.  С.  259.
 9 	Документы  внешней  политики.  1939  год.  М.,  1992.  Т.  22.  Кн.  I.  С.  50-52.  (Да¬
лее:  ДВП).
 10 	Год  кризиса,  1938-1939.  Т.  I.  С.  525.
 11 	ДВП.  М.,  1973.  Т.  XVIII.  С.  248.
 12 	См.:  Фирсов  Ф.И.  Архивы  Коминтерна  и  внешняя  политика  СССР  в
1939-1941  гг.  //  Новая  и  новейшая  история.  1992.  №  6.  С.  18-19.
 13 	Trial  of  the  Major  War  Criminals  before  the  International  Military  Tribunal.
Nuremberg,  1947-1949.  Vol.  XXXII.  P.  331.
 14 	ADAP.  Ser.  D.  Bd.  XI.  1.  S.  1.
 15 	Menger  M.  Deutschland  und  Finnland  im  zweiten  Weltkrieg.  B.,  1988.  S.  81.
 16 	СССР-Германия,  1939-1941.  2-е  изд.  Нью-Йорк,  1989.  С.  79-80.
 17 	Правда.  1940.  28  сент.
 18 	Die  Weizsacker  -  Papiere,  1933-1950.  Frankfurt  a/M,  1974.  S.  219.
 19 	СССР-Г  ермания,  1939-1941.  C.  82.
 20 	ADAP.  Ser.  D.  Bd.  XI.  1.  S.  203.
 21 	Ibid.  S.  239.
 22 	СССР-Германия,  1939-1941.  C.  84-90.
 23 	Там  же.  С.  94-131.
 24 	Deutschland  im  zweiten  Weltkrieg.  B.,  1974.  Bd.  1.  S.  371.
 23  ADAP.  Ser.  D.  Bd.  XI.  1.  S.  213,  217.
 26 	Ibid.  S.  432.
 27 	Ibid.  S.  47-48;  ADAP.  Ser.  D.  Frankfurt  a/M,  1963.  Bd.  X.  S.  401.
 28 	СССР-Г  ермания,  1939-1941.  C.  124,  130.
 29 	Там  же.  С.  118-120,  125.
 30 	История  дипломатии.  М.,  1974.  Т.  4.  С.  150-151.
 31 	АВП  РФ.  Ф.  6.  Оп.  2.  Д.  146.  П.  14.  Л.  110-111.
 32 	СССР-Германия,  1939-1941.  С.  132-133.
 33 	АВП  РФ.  Ф.  6.  Оп.  2.  Д.  146.  П.  14.  Л.  182-193.
 34 	Внешняя  политика  СССР:  Сб.  док.  М.,  1946.  Т.  IV.  (1934-  июнь  1941).  С.  545.

ВК.  Волков
 СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКОЕ
ПРОТИВОБОРСТВО  НА  БАЛКАНАХ
ВО  ВТОРОЙ  ПОЛОВИНЕ  1940  года:
МОТИВЫ  И  ХАРАКТЕР
 22  июня  1940  г.  Компьенский  лес  вновь  стал  свидетелем  заключе¬
ния  перемирия,  зафиксировавшего  на  этот  раз  поражение  Франции.
Ровно  год  спустя,  день  в  день,  22  июня  1941  г.  германские  войска  втор¬
глись  на  территорию  Советского  Союза.  Дело  не  в  мистике  цифр,  ко¬
торым  место  в  застольном  салонном  разговоре.  Однако  между  этими
событиями  прослеживается  причинно-следственная  связь.  Поражение
Франции  не  только  резко  изменило  соотношение  сил  в  Европе,  но  и  по¬
влияло  на  их  расстановку  в  глобальном  масштабе.  В  исторической  ли¬
тературе  имеется  большое  количество  исследований  о  его  последстви¬
ях  для  политики  буквально  всех  стран,  для  складывания  англо-амери¬
канского  союза,  для  формирования  блока  фашистских  держав,  для  вы¬
работки  гитлеровского  решения  стать  на  путь  агрессии  против  СССР.
Но  реакция  высшего  советского  руководства  на  это  событие,  его  оцен¬
ки  и  выводы  остаются  до  сих  пор  слабо  изученной  проблемой.
 Новые  архивные  материалы  пока  еще  не  оправдали  возлагавших¬
ся  на  них  надежд.  В  фондах  И.В.  Сталина  прямых  документов  по  этим
вопросам  не  содержится.  Судить  о  них  приходится  поэтому  по  ряду  ко¬
свенных  сведений,  которые  раскрывают  некоторые  не  известные  ра¬
нее  нюансы.  Понятно  поэтому,  что  данная  статья  не  может  дать  окон¬
чательных  ответов,  а  знакомит  лишь  с  предварительными  результата¬
ми.  В  ней  предпринята  попытка  рассмотреть  вопрос,  какие  изменения
произошли  в  советско-германских  отношениях  во  второй  половине
1940  г.,  т.е.  в  тот  период,  когда  в  гитлеровской  Германии  было  приня¬
то  роковое  решение  о  нападении  на  Советский  Союз,  и  какую  роль  иг¬
рали  Балканы  в  развитии  событий.
 Как  известно,  в  период  германского  наступления  на  Западе  сталин¬
ское  руководство  приступило  к  реализации  тех  договоренностей,  кото¬
рые  содержались  в  секретных  протоколах  к  советско-германскому  па¬
кту,  и  ввело  войска  в  прибалтийские  государства,  а  также  в  Бессара¬
бию  и  Северную  Буковину.  Эти  действия  заняли  вторую  половину  ию¬
ня  1940  г.,  после  чего  началась  подготовка  к  инкорпорации  территорий
в  состав  СССР,  оформленная  решениями  Верховного  совета  СССР
2-6  августа  1940  г.
 Отдельные  документы,  исходившие  из  советских  военных,  дипло¬
матических  и  государственных  структур,  показывали  их  беспокойство,
вызванное  изменениями  на  международной  арене  после  поражения
Франции.  В  научной  литературе  встречается  немало  рассуждений,  в  ос-
 ©  В.К.  Волков
 394

новном  со  ссылками  на  дипломатические  круги  в  Москве,  о  том,  что  та¬
кие  настроения  разделяло  и  высшее  руководство  во  главе  со  Стали¬
ным.  Логически  рассуждая,  трудно  было  ожидать  иной  реакции.  Но  ос¬
новной  вопрос,  на  наш  взгляд,  заключался  в  ином:  какие  выводы  дела¬
ло  высшее  советское  руководство  из  сложившейся  новой  ситуации?
 Мы  не  знаем  промежуточных  этапов  процесса  принятия  решений,
но  окончательный  вывод  имеется,  более  того  -  он  был  опубликован
(причем  неоднократно)  и  доведен  до  сведения  всех  желающих  его  слы¬
шать.  Но  желающих,  как  это  ни  странно,  оказалось  мало,  да  и  те  сочли
его  скорее  за  пропагандистскую  риторику.  Вперые  этот  вывод  был
опубликован  23  июня  1940  г.  в  сообщении  ТАСС,  которое  было  недву¬
смысленно  озаглавлено  “О  советско-германских  отношениях”.  Якобы
опровергая  неизвестно  кем  распускаемые  слухи,  будто  на  литовско-
германской  границе  сосредоточено  огромное  количество  войск  (“не  то
100,  не  то  150  советских  дивизий”),  как  проявление  “недовольства  Со¬
ветского  Союза  успехами  Германии  на  Западе”,  ТАСС  заявлял  об  их
нелепости  и  отмечал,  что  они  явно  преследуют  цель  бросить  тень  на
советско-германские  отношения.  В  этой  связи  сообщение  ТАСС  специ¬
ально  подчеркивало,  что  “добрососедские  отношения,  сложившиеся
между  СССР  и  Германией  в  результате  заключения  пакта  о  ненападе¬
нии...  основаны  не  на  преходящих  мотивах  конъюнктурного  характера,
а  на  коренных  государственных  интересах  СССР  и  Германии”1.
 Публикация  подобных  заявлений  или  опровержений  ТАСС  была
тогда  общепризнанной  формой  выражения  позиции  советского  руко¬
водства  по  тому  или  иному  вопросу.  В  данном  случае  обращало  на  себя
внимание  несколько  обстоятельств.  Во-первых,  его  обнародование  на
следующий  день  после  подписания  Францией  перемирия  вряд  ли  стоит
считать  случайностью.  Не  будет  преувеличением  сказать,  что  речь  шла
об  официальной  реакции  на  это  событие,  о  чем,  впрочем,  достаточно
откровенно  говорилось  в  самом  тексте  заявления.  Оставался,  конечно,
открытым  вопрос  о  его  искренности.  Однако  сама  позиция  была  выра¬
жена  четко.  Для  кого  она  предназначалась?  Конечно,  в  первую  оче¬
редь  для  Германии.  В.М.  Молотов  в  беседе  с  германским  послом  Ф.  Шу-
ленбургом  специально  обратил  внимание  на  эту  формулировку.  Факти¬
чески  это  была  декларация  о  неизменности  курса  советской  политики,
сопровождавшаяся  (в  других  официальных  документах)  рефреном  о
нейтральной  позиции  по  отношению  к  воюющим  сторонам.  Вторая
часть  декларации  (подчеркивание  нейтралитета)  относилась  в  ббль-
шей  степени  к  Великобритании,  которая  весной  и  летом  1940  г.  пред¬
принимала  значительные  дипломатические  усилия  для  сближения  с
СССР.
 Британские  усилия  того  времени  хорошо  изучены  в  исторической
литературе.  Их  принято  связывать  с  именем  нового  английского  посла
в  Москве  С.  Криппса2.  Его  первая  беседа  с  В.М.  Молотовым,  возглав¬
лявшим  тогда  Совнарком  и  НКИД  одновременно,  состоялась  14  июня
1940  г.,  т.е.  в  тот  день,  когда  германские  войска  вступили  в  Париж.  Не¬
удивительно,  что  сделанное  им  предложение,  чтобы  СССР  создал  бы
под  своим  руководством  блок  балканских  государств,  который  позво¬
лил  бы  им  сохранять  свою  независимость  в  случае  возможного  высту-
 395

пленил  со  стороны  Германии  и  Италии,  могло  возбудить  тогда  только
серьезные  (и  достаточно  обоснованные!)  подозрения  в  желании  ослож¬
нить  отношения  между  СССР  и  Германией.
 До  недавнего  времени  беседы  Криппса  с  Молотовым  14  июня  и  со
Сталиным  1  июля  1940  г.  были  известны  по  английским  документам
(записи  бесед  Криппса  с  Молотовым  и  Сталиным  и  текст  послания
Черчилля  Сталину,  который  был  передан  Криппсом  адресату  1  июля
1940  г.),  а  также  по  суммарному  их  изложению,  переданному  советской
стороной  германскому  послу  Шуленбургу  13  июля  1940  г.3  Советские
записи  дают  несколько  иную  акцентировку  проблем,  но  в  целом  отра¬
жают  те  же  стремления  избежать  какого  бы  то  ни  было  ухудшения  от¬
ношений  с  Германией4.  Характерна  приписка  Молотова  к  телеграмме
И.М.  Майскому  от  13  июня  1940  г.:  “Посылаю  эту  запись  только  сей¬
час,  так  как  текст  ее  сильно  задержался  на  просмотре  у  Сталина”5.
 В  тексте  телеграммы,  просмотренной  и,  по-видимому,  отредакти¬
рованной  Сталиным,  вновь  употреблялась  формулировка,  что  друже¬
ственные  отношения  между  СССР  и  Германией  строятся  “на  учете  ко¬
ренных  государственных  интересов  обеих  стран”.  Изучение  советской
записи  беседы  Сталина  с  Криппсом  показывает,  что  таких  слов  в  ней
нет.  Можно  полагать,  что  они  были  вставлены  в  текст  телеграммы  са¬
мим  Сталиным.  Следует  отметить,  что  когда  впервые  эта  формулиров¬
ка  была  употреблена  в  Заявлении  ТАСС  от  23  июня  1940  г.  и  Молотов
специально  обратил  внимание  Шуленбурга  на  нее,  посол  сразу  же  запо¬
дозрил  авторство  Сталина,  хотя  полагал,  что  в  тот  момент  она  пресле¬
довала  и  конкретную  цель,  а  именно,  подчеркивание  германо-совет¬
ской  солидарности  при  подготовке  к  решению  бессарабской  пробле¬
мы6.  В  новом  контексте  три  недели  спустя  она  обретала  более  универ¬
сальный  смысл.
 Наконец,  эта  формулировка  вошла  в  текст  доклада  В.М.  Молото¬
ва  на  заседании  Верховного  Совета  СССР  1  августа  1940  г.  В  докладе
фактически  повторялся  ответ  Сталина  на  послание  Черчилля,  где  тот
обращал  внимание  на  то,  что  господство  Германии  в  Европе  угрожает
не  только  Великобритании,  но  и  СССР.  Молотов  отвергал  попытки  за¬
пугать  СССР  “перспективой  усиления  могущества  Германии”.  От  име¬
ни  советского  правительства  он  говорил:  “Мы  можем  лишь  подтвер¬
дить,  что,  по  нашему  мнению,  в  основе  сложившихся  добрососедских  и
дружественных  советско-германских  отношений  лежат  не  случайные
соображения  конъюнктурного  характера,  а  коренные  государствен¬
ные  интересы  как  СССР,  так  и  Германии”7.  Это  была  уже  весьма  обя¬
зывающая  декларация.  Обращало  на  себя  внимание  и  то,  что  она  была
выражена  в  форме,  когда  Молотов  пытался  говорить  не  только  за
СССР,  но  и  за  Германию,  как  бы  приглашая  ее  занять  аналогичную  по¬
зицию.
 Отмеченная  формулировка  складывалась,  как  видно,  на  протяже¬
нии  нескольких  недель  и,  повышая  свой  статус  раз  от  раза,  стала  тем,
что,  по  советским  идеологическим  меркам,  принято  было  называть
“генеральной  линией”.  Она  излагалась,  как  правило,  на  фоне  общей
оценки  создавшейся  в  мире  обстановки.  Сталин  в  беседе  с  Криппсом
1  июля  1940  г.  прямо  говорил,  что  разгром  Франции  еще  не  означает
 396

установления  германского  господства  в  Европе.  Чтобы  господствовать
в  Европе,  надо  иметь  господство  на  морях,  а  его  у  Германии  нет,  да  и
вряд  ли  будет.  Господство  в  Европе  Сталин  прямо  связывает  с  господ¬
ством  во  всем  мире,  для  чего  Германия  не  располагает  необходимыми
силами.  И  среди  немцев  есть  неглупые  люди,  которые  это  понимают.
А  Германии  противостоит  не  только  Великобритания,  но  и  США8.
Рефреном  ему  вторил  Молотов,  делая  в  своем  докладе  1  августа  1940  г.
вывод,  что  конца  войны  еще  не  видно  и  следует  ожидать  нового  этапа
ее  усиления9.  Отсюда  они  приходили  к  заключению,  что  Германия  бу¬
дет  заинтересована  в  поддержании  с  СССР  дружественных  отношений
при  учете  его  интересов.  И  если  первый  вывод  был  правильным  и  под¬
твержден  последующим  развитием  событий,  то  второй,  основанный  на
логических  умозаключениях,  оказался  ошибочным.  Лишний  раз  оказа¬
лось  верным  старое  как  мир  наблюдение,  что  политика  и  логика  дале¬
ко  не  всегда  совместимы.
 Ход  рассуждений  германского  руководства,  и  в  первую  очередь  са¬
мого  Гитлера,  был  совершенно  иным.  И  если  о  процессе  принятия  ре¬
шений  советским  руководством  приходится  судить  по  отдельным  доку¬
ментам,  то  здесь  практически  каждый  шаг  достаточно  подробно  доку¬
ментирован  первоклассными  источниками.  В  исторической  литературе
хорошо  прослежено,  как  уже  с  конца  июня  1940  г.,  т.е.  почти  сразу  же
после  поражения  Франции,  в  Германии  начались  штабные  разработки
возможных  военных  действий  против  СССР.  Инициатива  исходила  от
Гитлера,  который  постепенно  ставил  все  более  широкие  задачи.  Этот
этап  завершился  совещанием  в  Бергхофе  31  июля  1940  г.,  на  котором
Гитлер  в  присутствии  руководящего  состава  германских  вооруженных
сил  сформулировал  цели  войны  (после  разгрома  России  Германия  уста¬
новит  свое  полное  господство  в  Европе  и  на  Балканах),  задачу  воору¬
женных  сил  (Россия  должна  быть  ликвидирована  и  расчленена)  и  сро¬
ки  нападения  (весна  1941  г.)10.  Начиная  с  этого  времени  германская  по¬
литика  исходила  из  поставленной  цели  и  последовательно  проводила
ее  в  жизнь,  хотя  тщательно  и  маскировала.
 В  последнее  время  внимание  исследователей  привлек  вопрос  о  по¬
будительных  мотивах  рокового  решения  Гитлера11.  Наиболее  глубоко
он  изучен  в  германской  историографии.  Специально  исследовавший
эту  проблему  профессор  Г.  Юбершер,  один  из  наиболее  авторитетных
знатоков  данного  сюжета,  особо  подчеркивал,  что  было  бы  ошибочно
считать,  будто  планы  Гитлера  определялись  угрозой  германским  инте¬
ресам  со  стороны  Советского  Союза.  Ни  в  одном  из  документов  или
высказываний  Гитлера  летом  1940  г.  таких  утверждений  или  мыслей  не
содержится.  Напротив,  в  беседе  с  Геббельсом  он  с  удовлетворением  от¬
мечал,  что  Сталин  “твердо”  придерживается  сотрудничества  с  Берли¬
ном.  Не  считали  опасными  для  германских  позиций  какие-либо  дейст¬
вия  или  намерения  Москвы  также  генерал  Гальдер  и  фельдмаршал
фон  Браухич,  которым  было  поручено  разработать  план  агрессии  про¬
тив  Советского  Союза.  Истоки  такого  решения  следует  искать  в  “вос¬
точной  программе”  Гитлера,  в  его  планах  завоевания  “жизненного  про¬
странства”.  С  точки  зрения  фюрера  после  разгрома  Франции  наступил
неповторимый  исторический  момент  для  реализации  таких  замыслов:
 397

Германия  находится  на  вершине  своей  мощи,  а  советские  вооруженные
силы,  как  убедила  его  война  с  Финляндией,  в  состоянии  хаоса,  который
не  может  быть  преодолен  в  короткий  срок.  Англия  же  на  обозримый
период  времени  исключена  из  активной  политики  в  Европе  и  не  смо¬
жет  помешать  Германии.  А  потому  следует  использовать  благоприят¬
ную  ситуацию,  прежде  чем  Великобритания  и  поддерживающие  ее
США  смогут  увеличить  свои  силы,  что  ухудшит  германские  перспекти¬
вы.  Уничтожение  же  коммунизма  и  Советского  Союза  Гитлер  всегда
считал  своей  основной  целью  и  не  переставал  говорить  об  этом  в  тече¬
нии  всего  периода  сущестования  пакта  о  ненападении12.
 Летом  1940  г.  создалась  таким  образом  уникальная  ситуация,  когда
две  державы  практически  одновременно  (31  июля  -  1  августа)  пришли
к  прямо  противоположным  выводам  относительно  характера  взаимо¬
отношений  и  перспектив  их  развития.  При  этом  каждая  из  них  исходи¬
ла  из  собственного  понимания  своих  интересов,  целей  и  прогнозов
дальнейшего  хода  событий.  Связанные  с  этим  германские  проблемы
хорошо  изучены.  Подлинное  же  изучение  советских  мотивов  только
началось,  и  здесь  следует  ожидать  значительных  сдвигов  в  сложивших¬
ся  ранее  представлениях.
 За  советским  тезисом  о  дружественных  отношениях  между  СССР
и  Германией  как  отвечающих  коренным  национально-государствен¬
ным  интересам  обеих  сторон  стояла  целая  система  взглядов  на  разви¬
тие  глобальной  ситуации  и  поиск  своего  места  в  возможном  будущем
мировом  порядке.  На  практике  же  сразу  обнаружилась  двойствен¬
ность,  неподдававшаяся  логическому  объяснению:  если  развитие  миро¬
вых  событий  подтверждало  сделанные  прогнозы,  то  реальная  герман¬
ская  политика  по  отношению  к  Советскому  Союзу  не  укладывалась  в
представления  советского  руководства.  Отмеченное  расхождение  по¬
ставило  перед  Сталиным  загадку,  ответ  на  которую  он  так  и  не  смог
получить.
 Наибольшую  опасность  для  себя  советское  руководство  всегда  ви¬
дело  в  ситуации,  когда  Советский  Союз  оказался  бы  один  на  один  с  ко¬
алицией  империалистических  держав.  Поэтому  с  лета  1940  г.  оно  вни¬
мательно  следило  за  состоянием  англо-германских  отношений.  Наи¬
большая  угроза  могла  исходить  тогда  из  возможности  заключения  ми¬
ра  между  Великобританией  и  Германией.  Но  мирные  предложения,
сделанные  Гитлером  в  речи  19  июля  1940  г.,  были  решительно  отверг¬
нуты.  Великобритания  получила  в  июне  из  США  значительную  пар¬
тию  оружия  (правда,  устаревшего),  что  позволило  восполнить  потери,
понесенные  в  Дюнкерке.  2  сентября  последовало  заключение  англо-
американского  соглашения  о  передаче  Великобритании  50  эсминцев
(тоже  устаревших),  а  также  ряда  других  кораблей,  самолетов  и  оружия
в  обмен  на  8  баз  в  Западном  полушарии.  Практически  это  означало  на¬
чало  складывания  англо-американского  союза,  имевшего  антигерман¬
скую  направленность.  Начавшаяся  с  середины  августа  1940  г.  воздуш¬
ная  “битва  за  Англию”  проходила  уже  в  иной  обстановке,  а  германская
подготовка  к  вторжению  на  Британские  острова  все  более  приобрета¬
ла  характер  стратегического  мероприятия,  маскировавшего  подготов¬
ку  нападения  на  Советский  Союз.
 398

Вместе  с  тем  шло  формирование  фашистского  блока  в  составе
Германии,  Италии  и  Японии.  27  сентября  1940  г.  в  Берлине  между  ни¬
ми  был  подписан  Тройственный  пакт,  ставивший  целью  установление
“нового  порядка”  в  Европе  и  Азии,  а  впоследствии  и  в  других  районах
мира.  В  этой  связи  представляет  интерес  установление  авторства  ста¬
тьи  “Берлинский  пакт:  о  Тройственном  союзе”,  опубликованной  в  газе¬
те  “Правда”  30  сентября  1940  г.  В  Президентском  архиве  находится  ее
черновик,  написанный  рукой  В.М.  Молотова13,  что  заставляет  более
внимательно  отнестись  к  содержащемуся  в  ней  анализу.  Сам  пакт,  го¬
ворилось  в  статье,  “знаменует  собой  вступление  в  новую  фазу  войны,
более  широкую,  чем  до  заключения  пакта.  Если  до  последнего  време¬
ни  война  ограничивалась  сферой  Европы  и  Северной  Африки  -  на  За¬
паде  и  сферой  Китая  -  на  Востоке,  причем  эти  две  сферы  были  оторва¬
ны  друг  от  друга,  то  теперь  этой  оторванности  кладется  конец,  ибо  от¬
ныне  Япония  отказывается  от  политики  невмешательства  в  европей¬
ские  дела,  а  Германия  и  Италия,  в  свою  очередь,  отказываются  от  по¬
литики  невмешательства  в  дальневосточные  дела.  Это,  несомненно,  оз¬
начает  дальнейшее  обострение  войны  и  расширение  сферы  ее  дей¬
ствия”.
 Приведенный  выше  тезис  никак  не  состыкуется  с  германскими  за¬
явлениями,  будто  пакт  направлен  против  дальнейшего  расширения
войны  и  послужит  делу  восстановления  мира  во  всем  мире14.  Молотов
видит  в  нем  оформление  двух  враждебных  друг  другу  империалистиче¬
ских  блоков.  Тройственному  пакту  противостоят  находящиеся  “в  од¬
ном  общем  военном  лагере”  США,  Англия,  Канада,  Австралия,  а  так¬
же  входящие  в  сферу  влияния  США  южно-американские  страны.  О
перспективах  их  борьбы  между  собой  Молотов  высказался  косвенно  в
связи  с  планом  раздела  сфер  влияния  между  участниками  Тройственно¬
го  пакта.  Реализация  такого  плана,  считал  он,  “будет  зависеть  от  ре¬
ального  соотношения  сил  воюющих  сторон,  от  хода  и  исхода  настоя¬
щей,  все  более  обостряющейся  войны”.  За  такой  формулировкой
скрывается  невысказанное  понимание  сильных  и  слабых  сторон  каж¬
дого  из  воюющих  блоков.  Сложившемуся  в  тот  момент  военному  пре¬
восходству  держав  Тройственного  пакта,  в  первую  очередь  Германии,
противостоит  экономическая  мощь  англо-американского  лагеря,  кото¬
рая  позволит  через  какое-то  время  уравновесить  их  силы.  Такой  вывод
из  общих  рассуждений  Молотова  не  будет  выглядеть  натяжкой,  осо¬
бенно  если  учесть  замечания,  сделанные  Сталиным  в  беседе  с  Крип-
псом  1  июля  1940  г.15
 Наконец,  Молотов  с  удовлетворением  констатировал  наличие  в
Тройственном  пакте  оговорки,  что  он  “не  затрагивает  политического
статуса,  существующего  в  настоящее  время  между  каждой  из  трех  до¬
говаривающихся  сторон  и  Советской  Россией”.  Молотов  видел  в  этом
уважение  со  стороны  участников  пакта  к  той  позиции  нейтралитета,
которую  занимал  Советский  Союз,  а  также  подтверждение  силы  и  зна¬
чения  пакта  о  ненападении  между  СССР  и  Германией  и  пакта  о  ненапа¬
дении  между  СССР  и  Италией.  “Политика  мира  и  нейтралитета,  кото¬
рую  проводит  Советский  Союз,  поскольку  это  будет  зависеть  от  него,
будет  оставаться  неизменной”,  -  заключал  Молотов  свою  статью16.
 399

Однако  конкретное  состояние  советско-германских  отношений  не
соответствовало  ожиданиям  советского  руководства.  Особую  насторо¬
женность  вызывала  германская  политика  в  Юго-Восточной  Европе  в
связи  с  планами  создания  “нового  порядка”.  Неоднократные  заявления
советской  дипломатии  о  ее  заинтересованности  в  развитии  ситуации  в
этом  регионе,  особенно  на  Балканах,  оставались  без  ответа.  Такой
курс  достиг  кульминационной  точки  в  период  второго  венского  арбит¬
ража  30  августа  1940  г.,  когда  Германия  вместе  с  Италией  продиктова¬
ла  новую  венгеро-румынскую  границу  (большая  часть  Трансильвании
отходила  к  Венгрии).  Такие  действия,  предпринятые  без  консультации
с  Советским  Союзом,  означали  прямое  нарушение  статьи  третьей  со¬
ветско-германского  пакта  о  ненападении.  Ситуация  усугублялась  одно¬
временным  предоставлением  Германией  и  Италией  гарантии  новых  ру¬
мынских  границ.  На  деле  это  означало,  что  Германия  провозглашала
советско-румынскую  границу  по  Пруту  и  Дунаю  северной  линией  сво¬
ей  сферы  влияния  на  Юго-Востоке  Европы.  Советский  Союз  как  бы
отсекался  от  Балкан.  Неудивительно,  что  21  сентября  1940  г.  Молотов
вызвал  посла  Шуленбурга  и  передал  ему  меморандум,  в  котором  кон¬
статировал  факт  нарушения  Германией  пакта  о  ненападении.
 Почти  одновременно  советская  дипломатия  публично  заявила  о  не¬
допустимости  ее  отстранения  от  решения  вопросов  международно-пра¬
вового  режима  Дуная.  Это  заявление  последовало  после  сообщений  о
намерении  германской  стороны  созвать  совещание  экспертов  с  целью
изменения  режима  судоходства  по  Дунаю.  10  сентября  1940  г.  А.Я.  Вы¬
шинский  довел  до  сведения  Шуленбурга,  что  Советский  Союз  не  может
не  участвовать  в  решении  этих  вопросов  и  ожидает  получения  соответ¬
ствующей  информации17.
 Не  меньшее  беспокойство  вызвало  в  Москве  германо-финлянд¬
ское  соглашение  о  пропуске  германских  войск  в  Северную  Норвегию,
в  результате  которого  они  появились  на  территории  Финляндии.  Этот
вопрос  был  поднят  Молотовым  в  беседе  с  германским  поверенным  в
делах  Типпельскирхом  26  сентября  1940  г.,  когда  тот  пришел,  чтобы
проинформировать  его  о  предстоящем  заключении  Тройственного  па¬
кта.  При  обсуждении  обоих  вопросов  Молотов  постоянно  ссылался  на
статьи  третью  и  четвертую  советско-германского  пакта  о  ненападе¬
нии  и  высказался  за  пересмотр  текста  договора,  включая  его  секрет¬
ные  части.  Молотов  просил  сообщить  ему  текст  соглашения  о  пропус¬
ке  германских  войск  через  Финляндию,  а  также  разъяснить  его  цели.
“Общественность  уже  обсуждает  соглашение,  в  то  время  как  советское
правительство  о  нем  ничего  не  знает”,  -  заявил  он18.
 Как  видно,  к  концу  сентября  1940  г.,  т.е.  уже  два  месяца  спустя  по¬
сле  принятия  Гитлером  решения  о  подготовке  агрессии  против  Совет¬
ского  Союза,  в  развитии  советско-германских  отношений  стали  прояв¬
ляться  кризисные  явления.  Они  усилились  в  начале  октября,  когда  ста¬
ли  поступать  сведения  о  прибытии  в  Румынию  германской  “военной
миссии”  и  ряда  “учебных  частей”.  Оценки,  дававшиеся  этим  фактам  со¬
ветскими  представителями,  показывали,  что  дальнейшее  продолжение
Германией  игнорирования  советских  интересов  чревато  раскрытием
истинных  германских  замыслов.  Перед  гитлеровской  дипломатией
 400

встала  задача  маскировки  намечавшихся  планов  и  предотвращения
возможного  отхода  сталинского  руководства  от  линии  на  поддержание
дружеских  советско-германских  отношений,  а  также  недопущения  на¬
лаживания  контактов  СССР  с  Великобританией  и  США.  Такая  задача
требовала  крупного  внешнеполитического  маневра  стратегического
масштаба,  и  он  был  осуществлен  в  октябре-ноябре  1940  г.
 13  октября  Риббентроп  направил  Сталину  пространное  письмо,  в
котором  пытался  объяснить  все  действия  Германии  соображениями
борьбы  против  Великобритании  и  ее  политики  расширения  сферы  вой¬
ны,  а  также  дать  свое  толкование  возможного  развития  советско-гер¬
манских  отношений.  Шуленбург  передал  это  письмо  Молотову  17  октя¬
бря19,  и  советское  руководство  приступило  к  его  изучению.  Содержа¬
ние  письма  широко  известно  и  проанализировано  в  исторической  лите¬
ратуре.  Интересны  пометки  Сталина  на  переданном  ему  экземпляре,
которыми  отмечены  места,  привлекшие  его  особое  внимание.  Так,  в
тексте  им  подчеркнуты  и  обведены  линией  все  выражения  “добросо¬
седская  политика”,  “добрососедские  отношения”  и  “дружественное  со¬
трудничество”,  где  они  употреблены  для  характеристики  советско-гер¬
манских  отношений.  Также  отмечены  слова  о  “разграничении”  интере¬
сов  “четырех  держав”  (СССР,  Италия,  Япония  и  Германия)  “на  долгий
срок”,  “в  масштабе  столетий”.  Можно  высказать  предположение,  что  к
тексту  возвращались  неоднократно.  Так,  выделив  начало  абзаца,  где
говорилось  о  том,  что  “главный  интерес  Германского  и  Итальянского
Правительств  был  за  последнее  время  направлен  к  тому,  чтобы  пре¬
дотвратить  распространение  войны  за  пределы  Европы  и  превращение
ее  в  мировой  пожар”  (причем  слова  “главный  интерес”  выделены  под¬
черкиванием  и  обводом),  Сталин  написал  на  полях:  “А  Греция?”20.  По-
видимому,  не  будет  ошибкой  полагать,  что  эти  слова  были  написаны
уже  после  итальянской  агрессии  против  Греции,  т.е.  после  28  октября
1940  г.
 В  ответном  письме  Риббентропу  от  21  октября  1940  г.  Сталин  по¬
благодарил  его  “за  поучительный  анализ  последних  событий”.  Он  вы¬
разил  согласие,  что  “вполне  возможно  дальнейшее  улучшение  отноше¬
ний  между  нашими  государствами,  опирающееся  на  прочную  базу  раз¬
граничения  интересов  на  длительный  срок”.  Сообщая  о  согласии  Мо¬
лотова  приехать  в  Берлин  примерно  10-12  ноября,  Сталин  приветство¬
вал  намерение  Риббентропа  вновь  посетить  Москву  после  поездки  Мо¬
лотова  в  Берлин21.  Дата  прибытия  Молотова  в  Берлин  была  выбрана,
по-видимому,  с  учетом  президентских  выборов  в  США,  итоги  которых
к  тому  времени  должны  были  уже  стать  известными.
 Советское  руководство  располагало,  таким  образом,  для  подготов¬
ки  берлинских  переговоров  сроком  более  чем  в  три  недели.  Плоды
его  раздумий  были  суммированы  в  директивах,  которые  получил  Мо¬
лотов  для  ведения  переговоров.  Этот  документ,  обнаруженный  недав¬
но  в  Президентском  архиве,  известен  в  единственном  рукописном  эк¬
земпляре.  Он  написан  самим  Молотовым  с  сокращениями  слов  (осо¬
бенно  названий  государств)  на  девяти  страницах,  вырванных  из  блок¬
нота,  датирован  9  ноября  1940  г.  и  носит  заголовок,  добавленный  пос¬
ле  его  составления,-“Некоторые  директивы  к  Берлинской  поездке”22.
 401

Анализ  этих  директив  раскрывает  подлинные  цели  сталинской  полити¬
ки,  ее  тактическую  линию  и  стратегические  расчеты.
 Проблемы,  затронутые  в  директивах,  раскрыты  с  разной  степенью
полноты,  некоторые  намечены  пунктирно,  в  тексте  имеются  повторы,
в  расположении  отдельных  пунктов  не  всегда  ясна  логика  составителя.
Судя  по  позднейшим  упоминаниям  этих  директив  в  телеграммах,  кото¬
рыми  Сталин  обменивался  с  Молотовым  во  время  его  пребывания  в
Берлине23,  этот  текст  является  продуктом  их  совместного  творчества,
хотя  отдельные  формулировки  наводят  на  мысль  о  возможном  участии
других  лиц.
 В  центре  внимания  директив  стояли  два  круга  проблем,  а  именно  -
выяснение  намерений  Германии  и  других  участников  Тройственного
пакта,  а  также  первоначальная  наметка  сферы  интересов  СССР,  что
должно  было  послужить  основой  для  заключения  нового  советско-гер¬
манского  соглашения.
 В  первом  круге  проблем  намечалось  выяснить  планы  создания
“Новой  Европы”  и  “Великого  Восточно-Азиатского  Пространства”:  их
границы,  характер  их  структуры  и  отношений  между  отдельными  госу¬
дарствами  внутри  каждой  из  них;  этапы  и  сроки  осуществления  наме¬
ченных  планов;  перспективы  присоединения  других  стран  к  Тройствен¬
ному  пакту;  место  СССР  в  этих  планах  в  данный  момент  и  в  дальней¬
шем24.  Это  был  не  просто  зондаж  намерений  другой  стороны.  Скорее,
мы  имеем  дело  с  оценкой  возможных  действий  партнера,  с  которым  со¬
бираются  вступать  в  соглашение.  В  случае  удачного  хода  переговоров
намечалось  поднять  вопросы  экономического  сотрудничества,  вклю¬
чая  поставки  хлеба  (пункт  14-й  директив),  а  также  предложить  совме¬
стную  “мирную  акцию”  четырех  держав  (СССР  и  участников  Тройст¬
венного  пакта)  на  условиях  сохранения  Британской  империи  (пункт
10-й).  Виделись  и  свои  козыри.  “Транзит*  Германия-Япония-  наша  мо¬
гучая  позиция,  что  надо  иметь  в  виду”(  пункт  третий).  Другими  слова¬
ми,  была  выстроена  система  представлений  о  вероятных  ходах  на  бли¬
жайший  период.  Это  был  курс  на  серьезное  сотрудничество,  не  преду¬
сматривавший,  однако,  союзнических  отношений.
 Условием  такого  сотрудничества  должно  было  стать  признание  со
стороны  Германии  “сферы  интересов”  СССР,  которые  были  очень
подробно  очерчены  в  директивах.  Прежние  договоренности  характе¬
ризовались  в  них  как  “частичное  разграничение  сфер  и  интересов”  двух
держав,  которое  было  исчерпано  событиями,  за  исключением  Финлян¬
дии.  Поэтому  именно  с  нее  начинался  этот  пункт,  со  ссылкой  на  согла¬
шения  1939  г.,  и  подчеркивалось,  что  Германия  должна  устранить  вся¬
кие  трудности  и  неясности  на  этом  пути,  а  именно  вывести  свои  войска
и  прекратить  всякие  политические  демонстрации  в  Финляндии  и  в  Гер¬
мании,  направленные  во  вред  интересам  СССР.  Однако  основное  вни¬
мание  было  обращено  на  Юго-Восточную  Европу,  на  Балканы.
 Список  балканских  проблем  открывался  вопросом  о  Дунае.  В  ди¬
рективах  указывалось:  “Дунай,  в  части  Морского  Дуная,  -  в  соответст¬
 *  Подчеркивание  слов  в  документе  сделано  рукой  В.М.  Молотова.
 402

вии  с  директивами  т.  Соболеву”25.  Этот  пункт  нуждается  в  раскрытии.
Известно,  что  на  открывшемся  28  октября  1940  г.  в  Бухаресте  совеща¬
нии  экспертов  четырех  стран  -  СССР,  Германии,  Румынии  и  Италии  -
советский  представитель  А.А.  Соболев,  генеральный  секретарь  Нар-
коминдела,  выступил  с  инициативой  создания  двусторонней  Советско-
Румынской  Администрации  Морского  Дуная.  Это  предложение,  кон-
фронтировавшее  с  германо-румынским  проектом  учредить  Совеща¬
тельный  Комитет  в  Галаце  из  представителей  четырех  государств,  уча¬
ствовавших  в  совещании,  завело  переговоры  в  тупик26.  Позиция  совет¬
ской  дипломатии  была  явна  рассчитана  на  то,  чтобы  получить  рычаг
давления  на  Румынию  и  в  какой-то  мере  ослабить  одностороннюю
ориентацию  Румынии  на  Германию  после  получения  гарантий  со  сто¬
роны  последней.  Недаром  в  молотовских  директивах  сразу  же  после
фразы  о  “Морском  Дунае”  говорится:  “Сказать  также  о  нашем  недо¬
вольстве  тем,  что  Германия  не  консультировалась  с  СССР  по  вопросу
о  гарантиях  и  вводе  войск  в  Румынию”.  Как  видно,  советское  руковод¬
ство  не  было  склонно  мириться  с  создавшимся  положением.  Но  его  ре¬
акция  показывала,  что  этот  вопрос  оно  связывало  с  самой  крупной  за¬
дачей,  которую  оно  ставило  перед  собой,  а  именно  с  проблемой  Черно¬
морских  проливов,  которой  был  подчинен  и  непонятный  вне  этого  кон¬
текста  вопрос  о  “Морском  Дунае”,  и  вопрос  о  Болгарии.  Характерно,
однако,  что  эта  проблема  не  была  прямо  названа  в  молотовских  дире¬
ктивах.  Она  вырисовывалась  в  полной  мере  только  из  сравнительного
анализа  как  директив,  так  и  телеграфной  переписки  Сталина  и  Моло¬
това  в  дни  берлинских  переговоров.
 “Болгария  -  главный  вопрос  переговоров,  должна  быть,  по  догово¬
ренности  с  Германией  и  Италией,  отнесена  к  сфере  интересов  СССР  на
той  же  основе  гарантий  Болгарии  со  стороны  СССР,  как  это  сделано
Германией  и  Италией  в  отношении  Румынии,  с  вводом  советских  войск
в  Болгарию”.  Этот  пункт  директив,  лишенный  какой  бы  то  ни  было
идеологической  маскировки,  раскрывал  в  полной  мере  свое  геополити¬
ческое  значение  в  телеграмме  Сталина  Молотову  в  Берлин  13  ноября
1940  г.:  “...безопасность  черноморских  районов  СССР  нельзя  считать
обеспеченной  без  урегулирования  вопроса  о  проливах.  Поэтому  заин¬
тересованность  СССР  в  Черном  море  есть  вопрос  обороны  берегов
СССР  и  обеспечения  его  безопасности.  С  этим  органически  связан  во¬
прос  о  гарантировании  Болгарии  со  стороны  СССР,  ибо  обеспечение
спокойствия  в  районах  проливов  невозможно  без  договоренности  с
Болгарией  о  пропуске  советских  войск  для  защиты  входов  в  Черное
море”27.  В  другой  телеграмме,  направленной  Молотову  в  тот  же  день,
Сталин  уточнял,  что  мирное  разрешение  вопроса  о  проливах  “не  будет
реальным  без  нашей  гарантии  Болгарии  [и]  пропуска  наших  войск  в
Болгарию,  как  средства  давления  на  Турцию”28.  Размещение  советских
войск  в  Болгарии  превращалось,  таким  образом,  в  ключевой  вопрос
обеспечения  советских  интересов  в  районе  Черноморских  проливов.
 Тем  более  интересно  отметить,  что  о  самой  Турции  в  молотовских
директивах  сказано  более  чем  скромно:  “Вопрос  о  Турции  и  ее  судьбах
не  может  быть  решен  без  нашего  участия,  т.к.  у  нас  есть  серьезные  ин¬
тересы  в  Турции”.  Никакого  раскрытия  этих  интересов  в  директивах
 403

нет,  как,  впрочем,  нет  сомнения  и  в  том,  что  накануне  отъезда  Моло¬
това  в  Берлин  этот  вопрос  подробно  обсуждался,  и  вероятно,  намеча¬
лась  определенная  вариантность  его  решения.  На  такие  размышления
наводит,  в  частности,  следующий  пассаж  из  телеграммы  Сталина:  “Ко¬
ли  немцы  предложат  раздел  Турции,  то  в  этом  случае  можете  раскрыть
наши  карты  в  духе  директивы,  используя  как  в  первом,  так  и  во  втором
случае  аргументы  шифровки  инстанции”29.  Обращение  к  тексту  самих
директив  ничего  не  объясняет.  Однако  выражение  “в  духе  директивы”
предполагает  определенный  выход  за  рамки  ее  конкретных  формули¬
ровок,  когда  ряд  моментов  не  нашел  отражения  в  самом  тексте.  Тогда
становится  понятным,  почему  Молотов  дал  этому  документу  ограничи¬
тельное  название  (“Некоторые  директивы...”),  а  в  ходе  бесед  с  Гитле¬
ром  и  Риббентропом  дважды  подчеркнул,  что  при  решении  вопроса  о
проливах  СССР  не  удовлетворится  бумажным  протоколом,  а  будет  до¬
биваться  реальных  гарантий  своей  безопасности.  Две  недели  спустя  эта
формула  была  раскрыта:  советская  дипломатия  выдвинула  идею  стро¬
ительства  базы  для  сухопутных  и  военно-морских  сил  СССР  в  районе
Босфора  и  Дарданелл.  Можно,  однако,  полагать,  что  эта  идея  обсужда¬
лась  уже  раньше,  в  ходе  подготовки  визита  Молотова  в  Берлин.  В  ди¬
рективах  же  отразился  тот  жесткий  минимум,  которым  Молотов  наме¬
ревался  ограничиться  на  переговорах  в  Берлине;  их  намечалось  про¬
должить  затем  в  Москве.
 В  директивах  упоминались  и  другие  балканские  страны,  причем  от¬
ношение  к  ним  было  дифференцированным.  “Вопрос  о  дальнейшей
судьбе  Румынии  и  Венгрии,  как  граничащих  с  СССР,  нас  очень  интере¬
сует  и  мы  хотели  бы,  чтобы  об  этом  с  нами  договорились”.  Трудно  объ¬
яснить  отсутствие  в  директивах  какого  бы  то  ни  было  упоминания  об
итальянской  агрессии  против  Греции.  Последняя  же  упомянута  только
однажды:  “В  отношении  Греции  и  Югославии  мы  хотели  бы  знать,  что
думает  Ось  предпринять?”  Такая  отстраненность  показывала,  на  наш
взгляд,  нежелание  обсуждать  эти  вопросы  в  Берлине,  а  не  отсутствие
интереса  к  ним.
 Еще  три  вопроса,  составлявших,  так  сказать,  скандинавско-балтий¬
ский  комплекс,  нашли  отражение  в  директивах.  Это  -  проблема  сохра¬
нения  нейтралитета  Швеции,  вопрос  о  свободном  проходе  судов  из  Бал¬
тики  в  мирное  и  военное  время  через  Малый  и  Большой  Бельт,  Зунд,
Каттегат  и  Скагеррак,  а  также  обеспечение  работы  советской  уголь¬
ной  концессии  на  Шпицбергене.  Два  первых  вопроса  были  бегло  упо¬
мянуты  Молотовым  в  заключительной  беседе  с  Риббентропом,  а  тре¬
тий  не  был  затронут  в  беседе.
 Оказался  обойденным  еще  один  пункт,  который  формулировался
следующим  образом:  “Вопрос  об  Иране  не  может  решаться  без  участия
СССР,  т.к.  там  у  нас  есть  серьезные  интересы.  Без  нужды  об  этом  не  го¬
ворить”.  Нужды  не  возникло.  Непонятно,  правда,  что  конкретно  побу¬
дило  советское  руководство  вообще  включить  этот  пункт  в  молотов-
ские  директивы.  Но  интерес  был,  и  Сталин  в  одной  из  телеграмм  Моло¬
тову  еще  раз  посоветовал  “не  обнаруживать  нашего  большого  интере¬
са  к  Персии  и  сказать,  что,  пожалуй,  не  будем  возражать  против  пред¬
ложения  немцев”30.  Последнее  относилось,  надо  полагать,  к  германско¬
 404

му  предложению  о  разграничении  территориальных  интересов,  в  кото¬
ром  интересы  СССР  определялись  как  лежащие  к  югу  от  его  террито¬
рии  в  направлении  к  Индийскому  океану.  Так  далеко  они,  однако,  не
простирались.  Тем  не  менее  этот  пункт  помогает  понять  более  реально,
что  скрывалось  за  туманной  формулировкой  в  позднейшем  советском
ответе  Германии,  что  “зона  к  югу  от  Батума  и  Баку  в  общем  направле¬
нии  в  сторону  Персидского  залива  признается  центром  территориаль¬
ных  устремлений  Советского  Союза”31.  Эта  формулировка  показывает,
что  на  деле  за  ней  стоял  Иран,  точнее  даже  -  его  западная  часть.
 Переговоры  В.М.  Молотова  в  Берлине  12-13  ноября  1940  г.  хоро¬
шо  изучены.  В  настоящее  время  опубликованы  и  советские  записи  бе¬
сед  Молотова  с  германскими  лидерами32.  Представляют  интерес  непо¬
средственные  личные  впечатления  Молотова,  переданные  по  горячим
следам  телеграфом  Сталину.  Первый  день  переговоров  оставил  у  него
благоприятное  впечатление.  “Наше  предварительное  обсуждение  в
Москве  правильно  осветило  вопросы,  с  которыми  я  здесь  столкнул¬
ся”33.  Как  подчеркивал  Молотов,  он  старался  получить  информацию  и
прощупать  партнеров.  На  основании  первой  беседы  с  Гитлером  он  при¬
шел  к  выводу,  что  у  того  налицо  большой  интерес  к  укреплению  друж¬
бы  с  СССР  и  достижению  договоренности  о  сферах  влияния.  Приводя
подробности,  Молотов  отметил,  что  после  его  вопросов  о  “новом  по¬
рядке  в  Европе”  и  Тройственном  пакте  “Гитлер  заметно  оживился...”.
Он  пустился  в  объяснения  и  пригласил  СССР  участвовать  в  Тройствен¬
ном  пакте  в  качестве  четвертого  партнера.  На  слова  Молотова,  что
“СССР  не  отказывается  участвовать  в  тех  или  иных  совместных  акци¬
ях  четырех  держав,  но  не  в  пакте  трех,  где  СССР  включен  лишь  в  ка¬
честве  объекта,  Гитлер  совсем  повеселел,  подтвердил,  что  СССР  дол¬
жен  быть  не  объектом,  а  субъектом  нового  соглашения,  и  заявил,  что
его  очень  интересует  продолжить  единодушно  начатую  беседу”34.
 Однако  на  следующий  день,  когда  Молотов  сконцентрировал  вни¬
мание  на  конкретных  вопросах,  его  ждал  холодный  душ.  Ни  по  одной
из  поднятых  проблем,  связанных  с  Финляндией,  Румынией,  Болгарией
и  Черным  морем  (в  соответствии  с  директивами  и  телеграфными  сове¬
тами  Сталина),  не  было  достигнуто  взаимопонимания  и  согласия.  “Обе
беседы  (с  Гитлером  и  Риббентропом.  -  В.В.)  не  дали  желательных  ре¬
зультатов”,  -  сообщал  Молотов  Сталину35.  Сделанное  же  Риббентро¬
пом  предложение  о  Соглашении  четырех  держав  и  двух  секретных
приложениях  к  нему,  которые  должны  быть  обсуждены  в  обычном  ди¬
пломатическом  порядке  через  послов,  Молотов  расценил  как  предло¬
жение  такого  порядка  дальнейшего  ведения  переговоров,  при  котором
“Германия  не  ставит  сейчас  вопрос  о  приезде  в  Москву  Риббентропа”.
Подводя  итоги,  Молотов  сообщал:  “Похвастаться  нечем,  но  по  крайней
мере  выяснил  теперешние  настроения  Гитлера,  с  которыми  придется
считаться”36.  Своих  выводов,  однако,  он  бумаге  и  шифрам  не  доверил,
а  сообщил  Сталину,  что  поделится  ими  сразу  же  по  возвращении  в  Мо¬
скву  15  ноября  1940  г.
 Чем  же  были  берлинские  переговоры  для  каждой  из  сторон?  Ка¬
кое  воздействие  оказали  они  на  внешнюю  политику  Германии  и  Совет¬
ского  Союза?
 405

Мы  не  располагаем  таким  документом,  который  свидетельствовал
бы  о  германских  намерениях  в  ходе  берлинских  переговоров,  как  моло-
товские  директивы  -  о  советских.  Но  есть  другие  свидетельства,  позво¬
ляющие  сделать  выводы  о  них.  Так,  утром  12  ноября,  когда  Риббентроп
встречал  Молотова  на  Восточном  вокзале,  Гитлер  подписал  в  рейхскан¬
целярии  Директиву  ОКВ  №  18,  в  которой  рассматривались  ближайшие
военные  мероприятия  в  районе  Средиземного  моря.  Она  показывала,
что  на  общую  стратегию  Германии  уже  легла  тяжелая  тень  “советско¬
го  фактора”,  и  все  ее  замыслы  были  подчинены  предстоящему  “походу
на  Восток”:  средиземноморские  проблемы,  столь  важные  для  борьбы  с
Англией,  явно  отходили  уже  на  второй  план.  Об  этом  можно  было  су¬
дить  по  скудным  силам  и  средствам,  выделяемым  для  намечаемых  опе¬
раций  (например,  операция  “Феликс”,  планировавшаяся  с  целью  захва¬
та  Гибралтара).  В  разделе  “Балканы”  командованию  сухопутных  сил
предлагалось  принять  меры  к  тому,  чтобы  “в  случае  необходимости”
развернуть  наступление  с  территории  Болгарии  для  овладения  конти¬
нентальной  частью  Греции.  Предполагалось  создать  армейскую  группу
силой  примерно  в  10  дивизий,  чтобы  держать  Турцию  под  угрозой.  Для
ускорения  же  сосредоточения  войск  предлагалось  в  ближайшее  время
увеличить  германскую  “военную  мощь”  в  Румынии.  Намечалось  раз¬
вертывание  германской  службы  воздушного  наблюдения  и  оповещения
на  южной  границе  Болгарии.  Что  касается  пожелания  Болгарии  отно¬
сительно  вооружения  ее  армии  (поставки  оружия  и  боеприпасов),  то  их
предписывалось  “рассмотреть,  идя  ей  навстречу”37.  Короче,  намечался
ряд  серьезных  военных  мероприятий  на  Балканах.
 При  этом  Гитлера  не  смутило,  что  в  тот  же  день,  12  ноября,  долж¬
ны  были  начаться  переговоры  с  Молотовым,  на  которых  проблемы
Балкан  заведомо  должны  были  занять  одно  из  первых  мест.  Подписа¬
ние  директивы  №  18  буквально  за  несколько  часов  до  начала  перегово¬
ров  могло  означать  только  одно:  Гитлер  не  собирался  вносить  какие-
либо  коррективы  в  свои  планы  в  зависимости  от  итогов  переговоров.
И  переговоры  ему,  следовательно,  были  нужны  для  других  целей.  Со¬
ветский  Союз  стоял  в  центре  его  внимания  как  объект  агрессии.  В  той
же  директиве  (пункт  пятый  “Россия”)  говорилось:  “Политические  пе¬
реговоры  с  целью  выяснить  позицию  России  на  ближайшее  время  на¬
чаты.  Независимо  от  того,  какие  результаты  будут  иметь  эти  перего¬
воры,  продолжать  все  приготовления  в  отношении  Востока,  приказ  о
которых  уже  был  отдан  ранее  устно”38.  Предстоящие  операции  на  Бал¬
канах  в  свете  этих  масштабных  приготовлений  выглядели  не  как  дей¬
ствия  против  Англии,  а  как  подготовительные  меры  перед  “походом  на
Восток”.  Именно  поэтому  Гитлер  не  намеревался  ни  ставить  советское
руководство  в  известность  о  своих  планах  на  Балканах,  ни  тем  более
учитывать  советские  интересы.
 Что  же  тогда  добивался  Гитлер  в  ходе  берлинских  переговоров?
Нужно  признать,  что  его  цели  были  широки  и  масштабны  и  все  без  ис¬
ключения  подчинены  главному  замыслу  -  подготовке  нападения  на
СССР.  Сами  переговоры  превращались  в  крупное  мероприятие  по  под¬
готовке  нападения  со  следующими  целевыми  установками:
 1.  Дезинформация  противника,  маскировка  планов  нападения.
 406

Главным  средством  стало  предложение,  сделанное  самим  Гитлером,  о
присоединении  СССР  к  Тройственному  пакту.  Оно  сопровождалось
широкомасштабными  предложениями  раздела  сфер  влияния  и  терри¬
ториальных  аспираций  в  глобальном  масштабе.  Гитлер  вдохновенно
врал,  заверяя  Молотова,  что  “Российская  империя  может  развиваться
без  малейшего  ущерба  германским  интересам”,  что  во  время  войны
Германия  приобрела  такие  огромные  пространства  (“жизненное  про¬
странство”),  что  ей  потребуется  сто  лет,  чтобы  использовать  их  полно¬
стью.  Короче,  необходимо  только  учитывать  интересы  друг  друга,  и
германо-русские  отношения  могут  быть  урегулированы  на  срок,
ббльший  чем  жизнь  человека.  Гитлеру  подыгрывал  Риббентроп.  Про¬
ект  соглашения  четырех  держав,  который  он  зачитывал  Молотову,
должен  был  создать  у  того  впечатление,  что  налицо  серьезный  и  реаль¬
ный  замысел,  а  не  политический  блеф.
 Изучение  документов,  в  которых  отразились  берлинские  перегово¬
ры,  невольно  создает  впечатление,  что  Гитлер  и  Риббентроп  были  до¬
статочно  хорошо  информированы  о  намерениях  советского  руководст¬
ва,  о  его  желании  достичь  максимально  широкого  соглашения  и  сот¬
рудничества  с  Германией,  и  играли  как  шулеры,  заглядывающие  в  кар¬
ты  противника,  чтобы  разжечь  его  азарт.  Их  действия  создавали  у  Ста¬
лина  и  Молотова  ложные  представления  об  их  реальных  планах.  Само
предложение  соглашения  четырех  держав  было  рассчитано  на  то,  что¬
бы  увести  мысли  в  сторону  от  возможной  угрозы  со  стороны  Герма¬
нии.  Будущей  жертве,  как  правило,  союза  не  предлагают.
 2. 	Сковать  свободу  внешнеполитического  маневра  СССР.  Проект
соглашения  четырех  держав  содержал  в  себе  скрытые  политические
ловушки.  Он  предусматривал,  в  частности,  выработку  единой  полити¬
ческой  линии  его  участников,  а  также  их  обязательство  не  входить  в
блоки  государств  и  не  придерживаться  никаких  международных  бло¬
ков,  направленных  против  одной  из  них.  На  практике  речь  шла  в  тех
условиях  о  возможном  развитии  контактов  СССР  с  Англией  и  США.
Основное  коварство  такого  предложения  состояло  в  том,  что  на  деле
оно  начинало  действовать  одновременно  с  переговорами  о  нем,  т.е.  за¬
долго  до  подписания  самого  соглашения.
 В  то  же  время  проект  соглашения  четырех  держав  подменял  собой
двусторонние  советско-германские  договоренности,  к  чему  стремилось
советское  руководство.  Более  того,  переговоры  вводились  в  рутинные
дипломатические  каналы,  что  сразу  же  превращало  их  в  затяжные.
Под  этим  предлогом  вопрос  о  скором  визите  Риббентропа  в  Москву  от¬
падал.  Создавалась  ситуация,  при  которой  советское  руководство,  не
получив  ничего  взамен,  как  бы  принуждалось  к  определенной  линии
поведения  на  неопределенный  срок.  Лишить  будущую  жертву  манев¬
ренности,  сковать  ее  действия  на  международной  арене  -  такой  замы¬
сел,  нельзя  не  признать,  значительно  облегчал  действия  агрессора.
 3. 	Поставить  СССР  в  состояние  внешнеполитической  изоляции.
Эта  была,  так  сказать,  оборотная  сторона  предыдущей  цели:  первая
действовала  на  внутренний  механизм,  вторая  затрагивала  международ¬
ные  условия.  Вокруг  переговоров  сразу  же  возник  плотный  слой  дезин¬
формационного  тумана.  Официальное  коммюнике  только  подлило
 407

масла  в  огонь.  “Обмен  мнений”,  -  говорилось  в  нем,  -  протекал  в  атмо¬
сфере  взаимного  доверия  и  установил  взаимное  понимание  по  всем
важнейшим  вопросам,  интересующим  СССР  и  Германию”.  Краткость
формулировок  только  расширяла  диапазон  домыслов.  Германский
МИД  распространил  циркулярное  письмо  всем  дипломатическим  мис¬
сиям,  где  со  ссылкой  на  коммюнике  подчеркивал,  “что  все  предполо¬
жения  относительно  мнимого  германо-советского  конфликта  являют¬
ся  плодами  фантазии  и  что  все  спекуляции  врагов  об  ухудшении  дове¬
рительных  и  дружеских  германо-советских  отношений  основаны  на  са¬
мообмане”39.
 Семена,  брошенные  Гитлером  на  берлинских  переговорах,  попали
на  благодатную  почву.  До  самого  нападения  Германии  на  Советский
Союз  Сталин  не  сделал  ни  одной  попытки  установить  политический
контакт  с  Англией  и  США,  несмотря  на  то  что  многие  события  прямо
подталкивали  его  к  этому.
 4. 	Использование  сведений,  полученных  в  ходе  переговоров  для  до¬
стижения  своих  внешнеполитических  целей.  В  советской  исторической
литературе,  начиная  с  исторической  справки  “Фальсификаторы  исто¬
рии”  (1948  г.),  упорно  проводилась  мысль,  что  поездка  Молотова  пре¬
следовала  цель  зондажа  намерений  гитлеровской  Германии.  Однако
знакомство  с  более  или  менее  полной  подборкой  документов  о  перего¬
ворах,  которые  ныне  доступны  для  исследователей,  позволяет  поста¬
вить  вопрос,  кто  же  кого  прозондировал?  Советское  руководство  ис¬
тинных  намерений  Германии  так  и  не  раскрыло.  Германская  же  сторо¬
на  использовала  сведения  о  советских  планах  в  отношении  Финляндии
и  Румынии  для  того,  чтобы  покрепче  привязать  их  к  своей  колеснице.
18  ноября  1940  г.,  т.е.  пять  дней  спустя  после  заключительной  беседы  с
Молотовым,  Гитлер  принял  в  Бергхофе  болгарского  царя  Бориса.  До¬
биваясь  от  него  согласия  на  присоединение  к  Тройственному  пакту,
Гитлер  в  качестве  козырной  карты  использовал  аргумент,  что  “боль¬
шевики  зондировали  наше  мнение  о  возможном  создании  баз  в  Болга¬
рии”40.  Царь  Борис  расценил  слова  Гитлера  как  шантаж.  Однако  пос¬
ледующие  действия  советской  дипломатии  развеяли  его  скепсис,  равно
как  и  колебания  в  вопросе  присоединении  к  Тройственному  пакту.  В
целом  германская  дипломатия  не  стеснялась  использовать  информа¬
цию  о  переговорах  для  раздувания  антисоветских  настроений  в  ряде
стран  и  создания  более  благоприятной  обстановки  для  предстоящей  аг¬
рессии.
 5. 	Аргументы  для  внутриполитической  борьбы.  Как  известно,  в
Германии  не  было  единства  в  вопросе  о  будущем  советско-германских
отношений.  Многие  влиятельные  лица  в  германской  дипломатии,  воен¬
ных  кругах  и  экономической  сфере  считали,  что  развитие  дружествен¬
ных  отношений  с  Советским  Союзом  выгодно  для  Германии.  Решение
Гитлера  о  подготовке  агрессии  против  СССР  вызвало  колебания  даже
в  узком  круге  посвященных  лиц.  Непосвященные,  а  таких  было  боль¬
шинство,  не  восприняли  бы  никаких  объяснений  без  самого  факта
предварительных  германо-советских  переговоров.  Как  и  любой  дикта¬
тор,  Гитлер  нуждался  в  аргументах  (пусть  и  притянутых  за  уши),  что¬
бы  убедить  своих  молчаливых  оппонентов  в  правильности  собственно¬
 408

го  решения,  а  впоследствии  снабдить  ими  пропаганду  для  идеологиче¬
ской  обработки  широких  масс.
 Подводя  итог,  можно  констатировать,  что  берлинские  переговоры
были  для  Гитлера  весьма  важным  этапом  в  осуществлении  планов  аг¬
рессии  против  СССР,  можно  даже  сказать  -  неизбежным  этапом.  И  он
использовал  его  в  полной  мере.
 По  другому  обстояло  дело  с  советским  руководством.  Результатом
берлинских  переговоров  стала  глубокая  деформация  в  его  взгладах  на
перспективы  как  советско-германских  отношений,  так  и  глобального
развития.  Под  их  влиянием  окончательно  сложилась  та  парадигма,  ко¬
торая  продержалась  фактически  до  22  июня  1941  г.,  хотя  и  с  известны¬
ми  модификациями.  10  дней,  которые  прошли  с  момента  возвращения
Молотова  в  Москву  (15  ноября)  до  официального  ответа  Германии  на
ее  предложения  (25  ноября  1940  г.),  буквально  потрясли  все  прежние
представления.  Мы  пока  не  знаем,  что  конкретно  происходило  в  Крем¬
ле.  Нам  известны,  как  в  “черном  ящике”,  только  “вход”  и  “выход”.  Ко¬
нечное  же  решение  -  принятие  предложения  о  заключении  “Пакта  Че¬
тырех  Держав  о  политическом  сотрудничестве  и  экономической  взаи¬
мопомощи”41  -  свидетельствовало  о  готовности  к  радикальному  пере¬
смотру  внешнеполитического  курса.
 Даже  то  немногое,  что  сообщил  Молотов  в  беседе  с  Шуленбургом
вечером  25  ноября  1940  г.,  дает  обильную  пищу  для  размышлений.  Во-
первых,  бросается  в  глаза  дальнейшее  развитие  советскими  руководи¬
телями  подброшенной  им  Гитлером  и  Риббентропом  идеи  Соглашения
между  Тройственным  пактом  и  СССР.  В  новой  редакции  Кремля  эта
идея  обретает  форму  проекта  Пакта  Четырех  Держав,  т.е.  более  высо¬
кий  международно-правовой  уровень.  Во-вторых,  в  названии  пакта
четко  определяется  его  предмет  -  “о  политическом  сотрудничестве  и
экономической  взаимопомощи”.  По  любым  критериям  это  означает
только  одно  -  создание  блока  четырех  держав,  в  котором  СССР,  с  уче¬
том  прежних  взаимных  обязательств  других  его  партнеров,  становится
невоюющим  участником  блока:  об  этом  свидетельствовало  бросающе¬
еся  в  глаза  отсутствие  упоминания  о  сотрудничестве  в  военной  облас¬
ти.  В-третьих,  становится  очевидным,  что  в  случае  заключения  такого
пакта  положение  СССР  на  международной  арене  изменится  в  такой  ме¬
ре,  что  окажется  несовместимым  со  статусом  нейтрального  государст¬
ва.  Короче,  за  таким  предложением  неприкрыто  просвечивала  готов¬
ность  советского  руководства  присоединиться  политически  и  экономи¬
чески  к  одному  из  воюющих  “империалистических”  блоков,  т.е.  отка¬
заться  от  нейтралитета.  В  условиях  мировой  войны  это  было  качест¬
венное  изменение.
 Если  обратиться  к  условиям,  на  которых  советское  правительство
было  готово  заключить  Пакт  Четырех  Держав,  то  придется  констати¬
ровать,  что  они  ни  на  йоту  не  отошли  в  ту  или  иную  сторону  от  перво¬
начальной  схемы,  очерченной  в  молотовских  директивах.  Соответст¬
венно  советское  предложение  предусматривало  заключение  пяти  сек¬
ретных  протоколов,  а  именно:  о  Финляндии,  о  Болгарии,  о  Турции,  о
зоне  территориальных  устремлений  СССР  (формулировка  “к  югу  от
Батуми  и  Баку  в  общем  направлении  в  сторону  Персидского  залива”
 409

распространялась,  как  об  этом  говорилось  выше,  на  Иран),  и  отказ
Японии  от  концессии  на  Северном  Сахалине.  Последнее  условие  так
же  не  было  чем-то  новым,  хотя  во  время  берлинских  переговоров  и  не
фигурировало.  В  молотовских  директивах  оно  присутствовало  в  виде
ссылки  на  ответ  Молотова  Татекаве,  японскому  послу  в  Москве  (пункт
11-й)42.  Короче,  в  этом  блоке  интересов  изменений  не  произошло.
 Как  же  оценить  перемены,  произошедшие  во  взглядах  советского
руководства?  За  отсутствием  документов  и  прямых  свидетельств  при¬
ходится  прибегать  к  логическим  выкладкам,  отдавая  себе  отчет  в  том,
что  политика  далеко  не  всегда  развивается  по  законам  логики  (реше¬
ние  Гитлера  напасть  на  СССР  -  лучшее  тому  доказательство).  Можно
высказать  предположение,  что  в  Москве  несговорчивость  Гитлера  рас¬
ценили  по  своему,  а  именно,  что  СССР  ничего  не  предлагал  ему  взамен
за  свои  требования.  Выдвижение  же  им  предложения  СССР  присоеди¬
ниться  к  Тройственному  пакту  восприняли  как  назначение  цены.  Взве¬
сив  “за”  и  “против”  (этот  процесс  принятия  решения  оказался  вне  поля
зрения  исследователей),  пришли  к  выводу,  что  игра  стоит  свеч.  Но  та¬
кой  вывод  мог  быть  сделан  только  в  том  случае,  если  поверили  Гитле¬
ру,  что  Германия  не  питает  агрессивных  замыслов  против  СССР,  что
их  интересы  могут  быть  согласованы,  и  сотрудничество  двух  стран  от¬
вечает  их  потребностям.  Тогда  следует  признать,  что  усилия  Гитлера
по  дезинформации  советского  руководства  увенчались  успехом.
 Несомненно,  в  Москве  просчитали,  что  осуществление  проекта
Пакта  Четырех  Держав  повело  бы  к  созданию  геополитического  бло¬
ка,  охватывающего  Европу  и  Азию  от  Атлантического  океана  до  Ти¬
хого,  включая  Японию.  Такой  блок  был  бы  неуязвим  экономически  и
несокрушим  в  военном  отношении.  Его  реальная  сила  была  бы  равна
не  арифметической  сумме  входящих  в  него  участников,  а  исчислялась
бы  по  геометрической  прогрессии.  Даже  максимальное  напряжение
сил  Великобритании  со  всеми  ее  доминионами  и  США  со  всеми  лати¬
ноамериканскими  странами  не  могло  бы  уравновесить  его  мощи.  Весь
глобальный  расклад  сил  явно  склонился  бы  в  сторону  такого  блока.  В
этом  случае  весь  африканский  континент  и  остающиеся  азиатские
страны  стали  бы  легкой  добычей  держав  -  участников  Пакта.  Другими
словами,  Сталин  предложил  Гитлеру  победу,  причем  обеспеченную  ма¬
териальными  и  людскими  ресурсами  даже  в  случае  длительного  про¬
должения  военных  действий.
 Оборотной  стороной  такого  предложения  была  проблема  реально¬
го  места  СССР  в  Пакте  Четырех  Держав.  Сталин  понимал  цену  наме¬
чаемого  проекта  и  потому  не  собирался  отступать  от  своих  требований
и  тем  самым  становиться  как  бы  в  зависимое  положение  от  Гитлера.
Он  явно  стремился  поставить  в  этом  блоке  СССР  на  одну  доску  с  Гер¬
манией,  добиться  их  равного  статуса.  Отсюда  вытекала  его  жесткая  ре¬
шимость  осуществить  свои  требования  во  что  бы  то  ни  стало,  в  наме¬
чаемых  рамках  четверного  пакта.  По-видимому,  он  рассчитывал  и  на
то,  что  Гитлер  должен  был  понять:  в  сравнении  с  победой  Германии  в
войне  и  возможными  выгодами,  вытекающими  из  этого,  требования
Сталина  были  весьма  умеренными.
 Страшно  даже  представить  себе  картину  мира,  который  мог  воз¬
 410

никнуть  на  основе  такого  сценария.  ‘‘Если  бы  Гитлер  выиграл  войну.
Нацистские  планы  после  окончательной  победы”  -  в  книге  под  таким
названием  германский  публицист  Р.  Джордано  постарался  нарисовать
контуры  общества,  опираясь  только  на  документальные  источники43.
Воссозданная  им  перспектива  живо  напоминала  оруэлловскую  антиуто¬
пию.  Он  отдавал  себе  отчет  в  том,  что  история  не  знает  сослагательно¬
го  наклонения,  но  приводил  два  довода  в  отстаивании  прав  на  существо¬
вание  своего  замысла.  Во-первых,  нацисты  за  время  своего  господства
не  только  разработали  множество  планов  на  будущее,  но  и  приступили
к  реализации  некоторых  из  них.  Во-вторых,  не  может  быть  полного
представления  о  сущности  нацизма,  который  не  смог  (к  счастью)  полно¬
стью  воплотить  свои  планы  в  жизнь,  без  четкого  осознания  того,  что
могло  случиться.  Многие  из  этих  планов  должны  были  начать  осущест¬
вляться  после  успешного  завершения  операции  “Барбаросса”.  Но  имен¬
но  на  этом  плане  сломалась  нацистская  военная  машина.
 Известно,  что  Гитлер  просчитался  в  своих  представлениях  о  воз¬
можности  достичь  соглашения  или  компромисса  с  Великобританией:
государственный  опыт  и  политический  инстинкт  ее  элиты  не  допусти¬
ли  складывания  такой  ситуации,  которая  оказалась  бы  смертельной
для  Великобритании.  Точно  также  Сталин  просчитался  в  возможности
прийти  к  соглашению  с  нацистской  Германией:  именно  на  развалинах
Советского  Союза  Гитлер  надеялся  завоевать  “жизненное  пространст¬
во”  для  “тысячелетнего  рейха”.  Но  просчет  не  освобождает  от  ответст¬
венности.  Готовность  советского  руководства  вступить  фактически  в
союзные  отношения  с  фашистскими  государствами  в  рамках  Пакта  Че¬
тырех  Держав  подвели  не  только  страну,  но  и  весь  мир  на  грань  ката¬
строфы.  Даже  временное  осуществление  этого  замысла  могло  изме¬
нить  ход  мировой  истории.  Мир  спасло  безумие  Гитлера.  Но  советский
народ  расплатился  за  преступную  близорукость  своих  руководителей
беспримерными  катастрофами  лета  1941  г.,  поражениями  такого  мас¬
штаба,  которых  страна  не  испытывала  со  времен  татаро-монгольского
нашествия.  Разгадку  трагедии  22  июня  1941  г.  надо  искать  прежде  все¬
го  в  решении  25  ноября  1940  г.44
 25 	ноября  ознаменовалось  еще  одним  серьезным  шагом  советской
дипломатии.  В  этот  день  генеральный  секретарь  НКИД  А.  Соболев,
прилетевший  накануне  в  Софию,  посетил  болгарского  премьер-мини¬
стра  Б.  Филова  и  царя  Бориса  и  сделал  им  от  имени  советского  прави¬
тельства  предложение  о  заключении  пакта  о  взаимной  помощи.  Этот
пакт,  говорилось  в  заявлении,  поможет  Болгарии  реализовать  ее  наци¬
ональные  устремления  не  только  в  Западной,  но  и  в  Восточной  Фра¬
кии.  «При  условии  заключения  пакта  о  взаимопомощи  с  СССР  отпада¬
ет  возражение  против  присоединения  Болгарии  к  известному  пакту
трех  держав.  Вполне  вероятно,  что  и  СССР  в  этом  случае  присоединит¬
ся  к  пакту  “трех”»,  -  говорилось  в  этом  заявлении45.  Советское  предло¬
жение  Болгарии,  особенно  готовность  поддержать  ее  возможные  тер¬
риториальные  притязания  к  Турции  и  Греции  (Адрианополь,  выход  в
Эгейское  море),  сыграло  крайне  негативную  роль  в  советских  отноше¬
ниях  с  балканскими  странами,  дав  в  руки  Германии  реальные  козыри
для  антисоветских  интриг.
 411

Любопытен  еще  один  советский  шаг.  Мелкий  сам  по  себе,  он
был,  однако,  симптоматичен  для  того  курса,  который  проводило
тогда  советское  руководство.  Сталин  подарил  Риббентропу  свой
портрет,  подписав  его  внизу  собственной  рукой:  “Многоуважаемо¬
му  Господину  Риббентропу  на  добрую  память.  И.  Сталин.
26.11.40.”46.  Смысл  этого  демонстративного  жеста,  скорее  всего,  за¬
ключался  в  желании  подчеркнуть  признание  роли  Риббентропа  в
развитии  советско-германских  отношений.  Не  исключено,  что  в
нем  содержался  и  скрытый  намек  на  желательность  его  приезда  в
Москву  для  продолжения  политических  переговоров.  Но  если  пос¬
леднее  намерение  присутствовало  с  советской  стороны,  с  герман¬
ской  оно  осталось  без  последствий.
 Тем  временем  в  Германии  продолжалась  полным  ходом  подготов¬
ка  к  нападению  на  Советский  Союз.  18  декабря  1940  г.  Гитлер  подпи¬
сал  печально  знаменитую  «Директиву  №21.  План  “Барбаросса”»47.  Он
только  усилил  у  германской  дипломатии  наметившуюся  ранее  тенден¬
цию  открыто  пренебрегать  советскими  интересами  и  нарушать  их  да¬
же  там,  где  они  особо  настойчиво  подчеркивались  советским  руковод¬
ством.
 Миссия  А.  Соболева  в  Софию  и  подписание  плана  “Барбаросса”  за¬
вершили  первый  этап  советско-германского  противоборства  на  Балка¬
нах,  когда  он  носил  прежде  всего  дипломатический  кабинетный  харак¬
тер.  С  января  1941  г.  это  противоборство  приобрело  открытый  полити¬
ческий  характер.  В  советской  исторической  литературе  эту  борьбу
изображали,  как  правило,  в  качестве  усилий  Советского  Союза  не  до¬
пустить  расширения  войны  на  Балканы,  не  дать  втянуть  балканские
страны  в  фашистский  Тройственный  пакт.  Отдельные  элементы  такой
политики  действительно  присутствовали  в  шагах  советской  диплома¬
тии,  и  они  вводили  в  заблуждение  не  только  историков,  но  и  современ¬
ников  событий.  В  английских  дипломатических  документах,  например,
можно  встретить  сетования  по  поводу  того,  что  хотя  и  Великобрита¬
ния,  и  СССР  противодействуют  германской  экспансии  на  Балканах,  со¬
ветская  дипломатия  не  осознает  того,  что  обе  страны  являются  в  этом
вопросе  естественными  союзниками.
 Такие  сетования  являются  плодом  недоразумения.  Новые  докумен¬
ты  достаточно  определенно  показывают,  что  Великобритания  (и  под¬
держивавшие  ее  США),  а  также  СССР  действовали  в  рамках  разных
парадигм:  если  британская  дипломатия  боролась  против  фашистского
блока,  то  сталинское  руководство  упорно  отстаивало  свое  место  рядом
с  этим  блоком,  а  при  известных  обстоятельствах  -  внутри  нового  Пак¬
та  Четырех  Держав.  Понятно,  что  при  столь  разных  целях  взаимодей¬
ствия  между  ними  быть  не  могло,  хотя  подчас  их  действия  были  напра¬
влены  на  одно  и  то  же  (например,  борьба  против  присоединения  Бол¬
гарии  к  Тройственному  пакту).
 Балканы  стали  регионом,  где  противоположные  интересы  Герма¬
нии  и  Советского  Союза  столкнулись  весьма  наглядно.  Но  в  порази¬
тельной  слепоте  советского  руководства  относительно  характера  со¬
ветско-германского  противоборства  прослеживалась,  как  видно,  своя
извращенная  логика.
 412

1 	Известия.  1940.  23  июня.
 2 	Gorodetsky  G.  Stafford  Cripps’  Mission  to  Moscow,  1940-1942.  Camdridge,  1984.
 3 	Последнее  дошло  до  исследователей  в  немецком  переводе,  а  до  российского
читателя  впервые  -  в  обратном  переводе,  что  привело  к  отдельным  неточно¬
стям  в  терминологии  и  утрате  ряда  нюансов  мысли.  См.:  СССР-Германия,
1939-1941:  Документы  и  материалы  о  советско-германских  отношениях  с
сентября  1939  по  июль  1941  г.  /  Сост.  Ю.  Фельштинский.  М.,  1983.  В  совет¬
ской  записи  беседы  Молотова  с  Шуленбургом  13  июля  1940  г.  сказано,  что
германскому  правительству  по  поручению  Сталина  была  передана  запись
беседы  Стдлина  с  Криппсом,  и  читатель  отсылается  к  записи  этой  беседы,
состоявшейся  1  июля.  См.:  Документы  внешней  политики.  Т.  XXIII.  В  2-х  кн.
М.,  1995.  Кн.  1.  С.  394-399,  434-435  (Далее:  ДВП).  Здесь  вкралась  неточ¬
ность.  Шуленбургу  был  передан  не  этот  текст,  а  его  суммарное  изложение,
идентичное  с  текстом,  сообщенным  Молотовым  Майскому.  См.:  ДВП.
Т.  XXIII.  Кн.  2  (2).  Примечание  132.  М.,  1998.  С.  805-806.
 4 	В  настоящее  время  известны  следующие  советские  документы:  Выписка  из
записи  беседы  В.М.  Молотова  с  Криппсом  14  июня  1940  г.;  Запись  беседы
И.В.  Сталина  с  Криппсом  1  июля  1940  г.;  телеграмма  Молотова  послу  СССР
в  Англии  о  беседе  Сталина  с  Криппсом  от  13  июля  1940  г.  (идентична  с  тек¬
стом,  переданном  послу  Шуленбургу  в  тот  же  день)  -  см.:  Архив  Президента
Российской  Федерации.  Ф.  457.  On.  1.  Д.  247.  Л.  1-12.  (Далее:  АПРФ).
 5 	Там  же.  Л.  12.
 6 	Шуленбург  -  в  Берлин  24  июня  1940  г.  //  СССР-Германия,  1939-1941.  Док.
№  38.  С.  58.
 7 	Молотов  В.М.  Внешняя  политика  Советского  Союза.  Доклад  на  заседании
VII  Сессии  Верховного  Совета  Союза  ССР  1  августа  1940  г.  М.,  1940.  С.  5.
 8 	АПРФ.  Ф.  45.  On.  1.  Д.  247.  Л.  3-10.
 9 	Молотов  В.М.  Указ.  соч.
 10 	Из-за  обилия  литературы  по  этому  вопросу  сошлемся  только  на  два  коллек¬
тивных  труда  советских  и  германских  историков:  История  второй  мировой
войны,  1939-1945.  М.,  1973.  Т.  3.  С.  231-232;  Der  Angriff  auf  die  Sowjetunion.  2.
Aufi.  Frankfurt  a/M.,  1991.  S.  38-42.
 11 	Поводом  еще  раз  обратиться  к  этому  вопросу  стала  публикация  нескольких
книг  беглого  сотрудника  советской  военной  разведки  В.  Резуна,  вышедших
под  псевдонимом  В.  Суворов  (“Ледокол”,  “День  М”  и  ряд  статей)  во  второй
половине  80-х  годов  на  Западе  и  опубликованных  в  1993-1994  гг.  на  русском
языке.  В  них  излагалась  версия,  будто  германская  агрессия  носила  превентив¬
ный  характер,  чтобы  упредить  нападение  на  Германию,  которое  Сталин  яко¬
бы  готовил  в  июле  1941  г.  Эта  версия  восходит  к  нацистской  пропаганде.  В
период  холодной  войны  ее  пытались  воскресить,  но  она  не  получила  под¬
держки  в  исторической  науке  на  Западе.  Критику  его  взглядов  см.:  Городец¬
кий  Г.  Миф  “Ледокола”:  Накануне  войны.  Пер.  с  англ.  М.,  1995.  Отголоски
этих  публикаций  в  западных  средствах  массовой  информации  дали  толчок
для  появления  ряда  критических  научных  статей.  Один  из  голосов  в  поддерж¬
ку  В.  Резуна  принадлежит  германскому  профессору  В.  Мазеру  (Maser  W.  Der
Wortbuch.  Hitler,  Stalin  und  der  Zweite  Weltkrieg.  Miinchen,  1994).  Книга  Мазера
получила  в  германской  научной  периодике  отрицательные  отзывы.
 12 	Ueberschar  G.  Pakt  mit  dem  Satan,  um  den  Teufel  auszutreiben.  Der  deutsch-sow-
jetische  Nichtangriffsvertrag  und  Hitlers  Kriegsabsicht  gegen  die  UdSSR.  //  Der
Zweite  Weltkrieg:  Analysen.  Grundzuge.  Forschungsbilanz  /  Hrsg.  von  W.  Michalka.
2  Auflage.  Miinchen,  1990.  S.  568-585.
 13 	АПРФ.  Ф.  56  (личный  архив  В.М.  Молотова).  On.  1.  Д.  1161.  Л.  66-75.
 14 	Риббентроп-Шуленбург  (Москва)  25  сентября  1940  г.  //  СССР-Германия,
1939-1941.  док.  №  60.  С.  79-80.
 413

15 	АПРФ.  Ф.  45.  On.  1.  Д.  247.  Л.  3-10.
 16 	АПРФ.  Ф.  56.  On.  1.  Д.  1161.  Л.  66-75.
 17 	Известия.  1940.  13  сент.
 18 	СССР-Германия,  1939-1941.  Док.  №  61.  С.  80-82.
 19 	Объясняя  Риббентропу  причины  задержки  передачи  письма,  Шуленбург,  по¬
мимо  ссылки  на  запоздание  самолета,  указал  на  необходимость  сделать  его
безупречный  русский  перевод  (советские  переводы,  по  его  словам,  плохи  и
полны  ошибок)  и  перепечатать  по-русски  окончательный  экземпляр.  Имен¬
но  этот  экземпляр  послания  хранится  в  архиве  Сталина  и  использован  в  дан¬
ной  работе.  Текст,  опубликованный  на  русском  языке  в  сборнике,  состав¬
ленном  Ю.  Фельштинским  (СССР-Германия,  1939-1941.  док.  №  62.
С.  84-90),  носит  следы  двойного  перевода  со  всеми  его  последствиями.
 20 	АПРФ.  Ф.  45.  On.  1.  Д.  296.  Л.  9-20.
 21 	Там  же.  Л.  30-31.
 22 	Там  же.  Ф.  56.  On.  1.  Д.  1161.  Л.  147-155.
 23 	Ряд  документов,  относящихся  к  поездке  В.М.  Молотова  в  Берлин,  в  частно¬
сти  тексты  некоторых  телеграмм,  которыми  он  обменивался  с  И.В.  Стали¬
ным,  были  опубликованы  Л.А.  Безыменским.  См.:  Международная  жизнь.
1991.  №8.
 24 	АПРФ.  Ф.  56.  On.  1.  Д.  1161.  Л.  147-155.  Здесь  и  далее  сокращения,  имеющи¬
еся  в  молотовских  директивах,  даются  в  раскрытом  виде  для  облегчения  чте¬
ния  текста.
 25 	Дунайские  вопросы  в  течение  сентября-октября  1940  г.  были  предметом  дву¬
сторонних  советско-германских  переговоров.  26  октября  1940  г.  было  опуб¬
ликовано  совместное  коммюнике,  в  котором  излагалась  договоренность  о
ликвидации  Международной  Дунайской  Комиссии  и  Европейской  Дунайской
Комиссии,  которые  в  межвоенный  период  регулировали  судоходство  на  мор¬
ской  и  речной  части  Дуная,  и  решение  образовать  Единую  Дунайскую  Ко¬
миссию  из  представителей  СССР,  Германии,  Италии,  Румынии,  Болгарии,
Венгрии,  Словакии  и  Югославии.  Она  должна  была  регулировать  вопросы
судоходства  на  всем  протяжении  Дуная  от  его  устья  до  Братиславы  (Слова¬
кия).  Одновременно  было  решено  созвать  28  октября  1940  г.  в  Бухаресте  со¬
вещание  экспертов  СССР,  Германии,  Румынии  и  Италии  по  урегулированию
временного  международно-правового  режима  на  Морском  Дунае  (от  его
устья  до  г.  Браила).  Советское  правительство  уполномочило  участвовать
в  этом  совещании  генерального  секретаря  Наркоминдела  А.А.  Соболева
(см.:  Известия.  1940.  26  окт.).
 26 	См.:  Ожиганов  Н.И.  Установление  германского  контроля  над  дунайским  су¬
доходством  (апрель-декабрь  1940  г.)  //  Международные  отношения  в  новей¬
шее  время.  Свердловск,  1966.  Ч.  II.  С.  163.
 27 	Международная  жизнь.  1991.  №  8.  Документы  о  поездке  В.М.  Молотова  в
Берлин  были  опубликованы  Л.А.  Безыменским  (см.:  “Международная
жизнь”.  1991.  №  8)  и  Г.Н.  Севостьяновым  (см.:  “Новая  и  новейшая  история”.
1993.  №  5).  Уже  после  написания  данной  статьи  эти  документы  были  пере¬
печатаны  в  следующих  изданиях:  ДВП.  Т.  XXIII.  Кн.  2(1);  1941  год.  В  2-х  кн.
М.,  1998.  Кн.  1.
 28 	Там  же.
 29 	Там  же.
 30 	Там  же.
 31 	СССР-Германия,  1939-1941.  Док.  №  73.  С.  132-133.
 32 	Новая  и  новейшая  история.  1993.  №  5.  Публикация  Г.Н.  Севостьянова.
 33 	Молотов-Сталину,  12  ноября  1940  г.  //  АПРФ.  Ф.  45.  On.  1.  Д.  216.  Л.  40-49.
 34 	Там  же.
 414

35 	Молотов-Сталину,  14  ноября  1940  г.  Там  же.  Л.  55-58.
 36 	Там  же.
 37 	Дашичев  В.И.  Банкротство  стратегии  германского  фашизма:  Исторические
очерки,  документы  и  материалы.  М.,  1973.  Т.  1.  Док.  №  216.  С.  733-736.
 38 	Там  же.
 39 	СССР-Германия,  1939-1941.  Док.  №  72.  С.  131-132.
 40 	Международные  отношения  и  страны  Центральной  и  Юго-Восточной  Евро
пы  накануне  нападения  Германии  на  СССР  (сентябрь  1940  -  июнь  1941  г.)  //
Советское  славяноведение.  1991.  №  4.  (“Материалы  круглого  стола”,  высту¬
пление  Е.Л.  Валевой).  С.  9-10;  См.  также:  Сирков  Д.  Външата  политика  на
България,  1938-1941.  София,  1979.  С.  261-262.
 41 	Шуленбург  (Москва)  -  Риббентропу  25  нобря  1940  г.  //  СССР-Германия,
1939-1941.  Док.  №  73.  С.  132-133.
 42 	АПРФ.  Ф.  56.  On.  1.  Д.  1161.  Л.  147-155.
 43 	Giordano  R.  Wenn  Hitler  den  Krieg  gewonnen  hatte.  Die  Plane  der  Nazis  nach  dem
Endsieg.  Hamburg,  1989.
 44 	Дата  25  ноября  1940  г.,  конечно,  условна.  Мы  берем  ее  как  число,  когда  эти
планы  вышли  за  узкий  круг  кремлевских  властителей  и  зафиксированы  в  ди¬
пломатическом  документе,  составленном  германским  послом  Шуленбургом.
 45 	Соболев-Молотову,  25  ноября  1940  г.  //  АПРФ.  Ф.  3.  Оп.  64.  Д.  224.
Л.  150-151.
 46 	АПРФ.  Ф.  45.  On.  1.  Д.  299.  Л.  51.
 47 	Дашичев  В.И.  Указ.  соч.  Т.  II.  Док.  №  19.  С.  86-89.

НД.  Смирнова
 СОВЕТСКО-ИТАЛЬЯНСКИЕ  ОТНОШЕНИЯ.
1939-1940
 “Несостоявшаяся  Антанта”  -  так  охарактеризовал  содержание  со¬
ветско-итальянских  отношений  1939-1941  гг.  крупнейший  итальянский
историк-международник  М.  Тоскано1.  История  того,  как  развивались
переговоры  между  СССР  и  Италией  о  подписании  политического  сог¬
лашения,  которое  должно  было  разграничить  сферы  интересов  обеих
стран  в  балкано-дунайском  регионе,  в  Проливах,  в  Средиземноморье  и
Черноморье,  подробнейшим  образом  освещена  в  документах  итальян¬
ского  министерства  иностранных  дел,  ставших  доступными  только  в
последнее  десятилетие2.
 В  советской  историографии  проблема  политических  и  торгово-
экономических  отношений  с  фашистскими  государствами  находилась
под  запретом  по  причинам  идеологического  характера.  В  наши  дни,  в
условиях  начавшегося  процесса  рассекречивания  ряда  архивных  фон¬
дов,  отечественные  историки  получили  возможность  более  углубленно
заняться  изучением  сложнейшего,  а  поэтому  все  еще  дискуссионного
периода  1939-1941  гг.,  когда  вспыхнувший  в  Европе  конфликт  стал  на¬
чалом  второй  мировой  войны.
 Италия  была  связана  со  своими  германскими  и  японскими  партне¬
рами  системой  договоров,  которые  исключали  возможность  выхода  из
блока.  Однако  в  сентябре  1939  г.  Б.  Муссолини  отказался  следовать  за
А.  Гитлером.  Итальянские  политики  старались  проявлять  независи¬
мость  в  дипломатической  сфере  и  придерживались  тактики  так  назы¬
ваемой  параллельной  войны,  т.е.  права  вести  локальные  войны.  Тем  не
менее  все  претензии  на  самостоятельность  рано  или  поздно  пресека¬
лись  старшим  партнером  по  “оси”.
 Муссолини  был  против  развязывания  полномасштабных  боевых
действий  Гитлером  в  1939  г.  не  только  ввиду  неподготовленности  Ита¬
лии  в  военном  отношении.  Он  не  одобрял  направления  агрессии,  из¬
бранного  немцами.  То,  что  они  начали  войну  против  западных  демо¬
кратий,  а  не  пошли  на  Восток  бороться  против  коммунизма,  Муссоли¬
ни  считал  чуть  ли  не  предательством  его  и  Гитлера  общих  интересов.
Правда,  публично  он  полностью  поддержал  фюрера.  А  уже  6  сентября
1939  г.  политический  директор  МИД  Италии  Д.  Бути  сообщил  времен¬
ному  поверенному  в  делах  СССР  в  Италии  Л.Б.  Гельфанду  о  желании,
высказанном  самим  Муссолини,  “как  можно  теснее  связаться  с  СССР,
углубить  отношения,  иметь  постоянный  контакт,  желательно  типа
консультаций,  ибо,  как  он  полагает,  никогда  в  прошлом  интересы  обе¬
их  стран  настолько  не  совпадали”3.
 В  итальянском  внешнеполитическом  ведомстве  лишь  в  общих  чер¬
тах  знали  о  содержании  секретных  приложений  к  советско-германско-
 ©  Н.Д.  Смирнова
 416

му  договору  1939  г.,  а  потому,  как  свидетельствовал  Бути,  Муссолини,
не  исключая  в  принципе  возможного  раздела  Польши,  не  предвидел,
тем  не  менее,  долговременного  советско-германского  сближения,  ибо
“в  свете  развернувшихся  событий  ни  Италия,  ни  СССР  не  захотят  допу¬
стить  перспективно  опасное  и  переходящее  за  определенные  рамки
усиление  Германии”.  Эта  мысль  повторялась  в  беседах  с  другими  офи¬
циальными  итальянскими  представителями  и,  как  заметил  Гельфанд,
“начинает  явно  получать  в  руководящих  кругах  все  большее  распро¬
странение”4.
 Долговременность  и  прочность  советско-германского  союза  стави¬
лась  под  сомнение  многими  наблюдателями.  Как  сообщали  итальян¬
ские  дипломаты  из  Берлина,  теоретики  национал-социализма  не  прида¬
вали  большого  значения  договору.  Соглашение  носит  временный  хара¬
ктер,  считали  они,  и  Германия  неизбежно  должна  будет  осуществить
свою  главную  задачу:  расчленить  Великую  Россию  и  создать  независи¬
мую  Украину,  простирающуюся  от  Черного  моря  до  Балтики5.
 Германо-советский  договор  о  дружбе  и  границе  от  28  сентября
1939  г.  первоначально  оценивался  в  Италии,  вернее  самим  Муссолини,
как  акт,  выгодный,  в  первую  очередь,  Сталину,  который  якобы  “поло¬
жил  Гитлера  целиком  себе  в  карман”6.  Желание  заручиться  содействи¬
ем  такого  “сильного  государственного  деятеля”  стимулировало  разви¬
тие  дипломатической  активности  итальянского  правительства.  Италь¬
янский  посол  в  Москве  А.  Россо  в  ходе  встречи  с  заместителем  нарко¬
ма  иностранных  дел  В.П.  Потемкиным  11  сентября  1939  г.  одобрял
улучшение  советско-германских  отношений.  Запись  беседы  гласит:
“Посол  отмечает  с  особым  удовлетворением  заявление  т.  Молотова  на
последней  сессии  Верховного  Совета,  что  различия  между  СССР  и
Италией  в  отношении  внутреннего  строя  не  помешали  Советскому  Со¬
юзу  заключить  с  Италией  пакт  о  дружбе,  ненападении  и  нейтралитете.
Со  своей  стороны  посол  готов  приложить  все  усилия  для  того,  чтобы
сделать  взаимоотношения  между  СССР  и  Италией  еще  более  дружест¬
венными”7.  Итальянские  политики  старались,  с  одной  стороны,  сгла¬
дить  неблагоприятное  впечатление,  произведенное  на  своих  герман¬
ских  союзников  отказом  от  вступления  в  войну,  и  с  наигранной  готов¬
ностью  поддерживали  шаги  Гитлера,  а  с  другой  -  искали  собственную
выгоду  в  сложившейся  ситуации8.
 Совместная  операция  вермахта  и  Красной  Армии  в  Польше  в  сен¬
тябре  1939  г.  породила  у  римских  политиков  опасения,что  советско-
германское  сближение  достаточно  прочно  и  может  окончательно  ото¬
двинуть  Италию  на  второй  план  в  системе  “оси”.  20  октября  Гельфанд
писал  Молотову  о  некоторой  растерянности  и  страхах,  “воцарившихся
в  правящих  кругах  Италии”.  “Ликвидация  Польши,  которая  всегда  рас¬
сматривалась  Римом  как  конечный  опорный  пункт  идущего  через  Вен¬
грию  итальянского  влияния,  -  отмечал  советский  дипломат,  -  была
воспринята  как  приближение  СССР  к  самому  сердцу  Европы.  Совет¬
ская  экспансия  пугает  итальянцев,  как  по  соображениям  внешнеполи¬
тическим,  так  и  внутренним,  ибо  после  урегулирования  балтийских
проблем  на  очередь  встанет  Босфор  и  Черное  море  ...  Нас  стали  боять¬
ся”,  -  заключал  Гельфанд9.
 14  Война  и  политика
 417

В  Риме  заинтересовались  дальнейшими  дипломатическими  и  воен¬
ными  планами  СССР.  Начальник  канцелярии  министра  иностранных
дел  Ф.  Анфузо  запрашивал  18  октября  мнение  посла  в  Москве  А.  Рос-
со  о  корнях  советского  динамизма  -  они  славянские  или  большевист¬
ские?  Или  то  и  другое?  Прочен  ли  советско-германский  союз?  Куда
пойдет  СССР  в  случае  распространения  конфликта  в  Европе:  в  сосед¬
ние  страны  или  на  Средний  Восток?10.
 Россо,  уже  длительное  время  работавший  в  Москве  и  наблюдав¬
ший  за  всеми  дипломатическими  перипетиями  1939  г.,  не  считал,  что
“новый  российский  экспансионизм  злободневен”.  Эта  страна,  писал  он,
“еще  недостаточно  сильна  ни  с  военной,  ни  с  экономической  точек  зре¬
ния,  ни  с  точки  зрения  социальной  сплоченности”.  Сталин  очень  осто¬
рожен  и  демонстрирует  дух  реализма.  “Другими  словами,  я  думаю,  что
Сталин  не  склонен  проводить  авантюристическую  политику,  но  скорее
будет  придерживаться  и  в  международном  плане  того  же  метода  терпе¬
ния,  цепкости  и  постепенности,  с  помощью  которого  он  завоевал  абсо¬
лютный  контроль  над  внутренней  жизнью  СССР”11.
 Отмечая  отказ  советского  руководства  от  антифашистской  ри¬
торики  и  продолжающиеся  нападки  на  Великобританию,  Россо  ско¬
рее  в  неформальном,  чем  официальном  ответе  на  вопросы  Анфузо,
давал  следующее  видение  текущих  проблем  советской  политики:
Сталин  отбросил  большевизм,  став  националистом;  внешняя  поли¬
тика  имеет  славянскую  окраску,  но  далека  от  панславизма,  харак¬
терного  для  царской  России;  советский  экспансионизм  будет  разви¬
ваться  не  путем  захватов,  а  следовать  методу  политического  про¬
никновения  и  создания  зон  влияния.  Важнейшие  направления  -  Бал¬
каны,  Персия,  Афганистан,  Китай.  Ключевая  страна  на  Балканах  —
Болгария,  удерживаемая  обещанием  ей  Добруджи.  Причины  сбли¬
жения  Советского  Союза  с  Германией  Россо  видел  в  том,  что
а)  СССР  не  был  готов  к  самостоятельным  действиям  и  б)  СССР  за¬
интересован  в  том,  чтобы  враждующие  державы  истощили  себя  и
тем  самым  предоставили  бы  в  будущем  свободу  действий  для  Ко¬
минтерна.  “Я  могу  ошибаться,  -  писал  он,  -  но  я  не  думаю,  что  в  на¬
мерения  СССР  входит  помощь  Германии  в  достижении  победы  в
войне.  Не  думаю  так  потому,  что  одержавшая  победу  нацистская
Германия  назавтра  станет  угрожать  СССР”12.
 Россо  писал  об  СССР  и  его  внешней  политике  много  и  подробно,
почувствовав  впервые  за  все  время  своей  московской  жизни  интерес,
проявленный  со  стороны  официальных  лиц  своего  министерства.  В  хо¬
де  переписки  с  Анфузо  он  сетовал  на  то,  что  ему  никогда  не  давали
“ориентировок”  относительно  внешнеполитической  линии,  которой
ему  надлежало  придерживаться  в  России.  Поэтому  посол  зачастую  дей¬
ствовал  наугад,  исходя  из  своего  понимания  интересов  Италии.
 К  осени  1939  г.  в  советско-итальянских  отношениях  наметился  оче¬
видный  прогресс,  если  не  считать  некоторых  затруднений,  возникших
из-за  отказа  СССР  соблюдать  ранее  достигнутую  договоренность  о  по¬
ставках  Италии  мазута.  Только  в  ноябре  Наркоминдел  ответил  на  сен¬
тябрьскую  ноту  итальянского  МИД,  сообщив,  что  Советский  Союз  не
сможет  выполнить  обещание,  так  как  в  принципе  отказывается  от  экс¬
 418

порта  нефтепродуктов13.  Но  в  целом  обе  стороны  продолжали  прояв¬
лять  обоюдный  интерес  к  нормализации  и  развитию  отношений.
 8  октября  1939  г.  в  Рим  был  назначен  новым  полпредом  Н.В.  Го¬
релкин.  В  Наркоминделе  обещали,  что  верительные  грамоты  будут
оформлены  на  короля  Виктора-Эммануила  с  указанием  его  полного
титула  как  короля  Италии  и  Албании,  императора  Эфиопии,  что  долж¬
но  было  означать  официальное  признание  Москвой  “итальянской  им¬
перии'’.  Однако  Горелкину  вручить  грамоты  не  удалось,  ибо  начавша¬
яся  советско-финляндская  война  смешала  все  карты.  Из  Наркоминде-
ла  поступила  телеграмма,  подписанная  В.М.  Молотовым:  “Ввиду  заня¬
той  итальянским  правительством  враждебной  линии  в  отношении  Со¬
ветского  Союза,  что  особенно  сказывается  в  финляндском  вопросе,  мы
считаем  необходимым  немедленно  вызвать  Вас  в  Москву  до  вручения
Вами  верительных  грамот  королю”14.  Этот  акт  автоматически  повлек
за  собой  отзыв  из  Москвы  в  Рим  посла  Россо.
 Был  ли  поворот  в  итальянской  политике  сознательным  шагом  в
сторону  от  наметившегося  советско-итальянского  сближения,  или  по¬
пыткой  критиковать  СССР  как  партнера  Германии,  выразив  косвен¬
ным  образом  недовольство  действиями  союзника  по  “оси”?  По  всей  ве¬
роятности,  это  была  импульсивная  реакция  на  создавшуюся  ситуацию.
Ведь  объективно  Италии,  подспудно  опасавшейся,  что  ее  интересы  на
Балканах  могут  вступить  в  противоречие  с  советскими,  ничего  не  угро¬
жало,  так  как  ее  потенциальный  соперник  завяз  далеко  на  Севере15.
Однако  отвлечение  СССР  в  сторону  от  Балкан  компенсировалось  ак¬
тивизацией  Германии.  Именно  в  декабрьские  дни  1939  г.  Италия  оказа¬
лась  вынужденной  отступиться  от  проекта  балканского  блока  под  на¬
жимом  соратника  по  “оси”.  Г.  Чиано  так  прокомментировал  отзыв  обо¬
их  послов:  “Наше  решение  не  улучшит  отношения  с  СССР  и  тем  более
с  Германией:  смешная  и  лживая  (говорится  о  совместно  пролитой  кро¬
ви.  Но  где?)  телеграмма  Сталина  Риббентропу  доказывает,  что  тайный
сговор  между  большевизмом  и  нацизмом  становится  все  более  интен¬
сивным  и  глубоким.  Тем  лучше  -  их  постигнет  одинаковая  судьба”16.
 Нотки  осуждения  своего  союзника  слышались  и  в  программной
двухчасовой  речи  Чиано  о  внешней  политике  Италии,  произнесенной  в
нижней  палате  парламента  16  декабря  1939  г.17  Однако  эти  булавочные
уколы  не  отразились  на  практике  итало-германских  взаимоотношений.
Начиная  с  первых  дней  нового,  1940  г.,  из  Берлина  стали  раздаваться
призывы  к  своим  итальянским  коллегам  восстановить  нормальные  от¬
ношения  с  СССР.  Так,  временный  поверенный  в  делах  Италии  в  Моск¬
ве  Л.  Машиа  уже  1  января  сообщал  о  встрече  германского  посла
Ф.  фон  Шуленбурга  с  Молотовым,  которого  он  пытался  настроить  на
возобновление  нормальных  советско-итальянских  отношений18.  Анало¬
гичные  демарши  предпринимал  германский  посол  в  Италии  К.  Типпель-
скирх,  убеждая  итальянцев  выступить  инициаторами  нормализации.
 По  всей  вероятности,  в  Москве  надеялись  на  возвращение  италь¬
янской  политики  в  прежнее  русло,  обозначавшееся  в  сентябре  1939  г.,
а  может  быть,  и  в  благоприятную  атмосферу  1933-1934  гг.,  как  о  том
писал  Молотову  Гельфанд  18  декабря,  опираясь  на  свои  беседы  с  руко¬
водством  МИД  Италии.  Опасаясь  создания  франко-англо-итальянско¬
 14*
 419

го  союза  с  антисоветской  направленностью,  Гельфанд  предлагал,  ис¬
пользуя  заинтересованность  Рима  в  экономических  отношениях,  при¬
звать  итальянскую  сторону  к  отказу  “от  практикуемых  в  последнее
время  систематических  нарушений  в  выполнении  отдельных  взаимных
обязательств”.  Он  считал  также  возможным  рассмотрение  “в  друже¬
ском  порядке”  ситуации  в  наиболее  важном  для  Италии  регионе  Юж¬
ных  Балкан  и  Венгрии  с  обязательством  считаться  с  итальянскими  ин¬
тересами19.
 На  другой  день  Гельфанд  сделал  следующее  предложение  в  разго¬
воре  с  Анфузо:  Италия  прекращает  антисоветскую  пропаганду,  а
СССР  через  дипломатические  каналы  подтверждает  намерение  ува¬
жать  интересы  Италии  на  Балканах.  Анфузо  на  это  ответил,  что  Ита¬
лия  -  балканская  страна,  имея  в  виду  включение  Албании  в  состав
’’Империи”,  и  для  нее  такой  обмен  гарантиями  не  представляется  необ¬
ходимым20.  И  действительно,  до  окончания  советско-финляндской  вой¬
ны  сближение  оказалось  невозможным.  Слишком  большая  вовлечен¬
ность  Италии  в  конфликт  на  стороне  Финляндии  не  способствовала
сближению  с  ее  противником.  Это  понимали  и  в  Москве.  Только  в  са¬
мом  конце  марта  1940  г.,  когда  Шуленбург  в  очередной  раз  поставил
перед  Молотовым  вопрос  о  возможной  нормализации  итало-советских
отношений,  последний  хотя  и  ответил  отрицательно,  но  все  же,  услы¬
шав  о  личной  заинтересованности  в  этом  Риббентропа,  обещал  погово¬
рить  со  Сталиным21.
 Посредническая  роль  Германии  в  налаживании  диалога  между  Мо¬
сквой  и  Римом  объяснялась  по  крайней  мере  двумя  соображениями.  Во-
первых,  активизация  советской  политики  на  Балканах,  выразившаяся  в
сближении  с  Югославией,  требовала  ответной  реакции,  а  именно  нейт¬
рализации  усилий  СССР,  чему  могла  содействовать  Италия;  во-вторых,
Великобритания  пыталась  наладить  с  СССР  торгово-экономическое
сотрудничество  по  тем  экспортным  статьям  (например,  нефтепродук¬
ты),  в  которых  была  заинтересована  Италия.  К  тому  же  СССР  мог
снять  с  Германии  часть  обязательств  по  отношению  к  Италии,  взятых  в
августе-сентябре  1939  г.,  по  поставкам  некоторых  стратегических  мате¬
риалов,  в  которых  Рим  был  заинтересован  в  свете  подготовки  к  вступ¬
лению  в  войну.  Не  забывались  и  собственные  нужды  Германии  в  топли¬
ве.  Так,  существовала  договоренность  между  внешнеторговыми  ведом¬
ствами  обеих  стран  об  использовании  для  нужд  импорта  советской  неф¬
ти  в  Германию  итальянских  танкеров,  находившихся  в  Черном  море.  Но
при  уровне  итало-советских  отношений,  существовавшем  в  то  время,
реализация  этого  проекта  оказалась  невозможной22.
 На  март  1940  г.  пришелся  пик  дипломатической  активности  стран
“оси”.  В  ходе  итало-германских  контактов  была  достигнута  договорен¬
ность  о  совместном  выступлении  на  Западе  и,  как  следствие,  встал  во¬
прос  о  нормализации  советско-итальянских  отношений.  По  информа¬
ции,  полученной  Гельфандом  от  Макензена,  Муссолини  обещал  лично
заняться  этим  вопросом.  Стремясь  закрепить  положительный  эмоцио¬
нальный  настрой  собеседника,  Риббентроп  в  беседе  с  дуче  в  начале  ап¬
реля  “восхищался  товарищем  Сталиным”  и  “почти  весь  вечер  с  боль¬
шой  симпатией  говорил  о  Советском  Союзе”23.
 420

Потепление  вскоре  наступило  и  в  Москве.  В  конце  мая  1940  г.  Ма-
шиа  узнал  от  Шуленбурга,  что  Риббентроп  дал  ему  указание  погово¬
рить  с  Молотовым  о  возвращении  итальянского  и  советского  послов  на
свои  посты  в  Москве  и  Риме.  В  считанные  дни  дело  было  улажено,  и
уже  4  июня  Машиа  мог  сообщить  в  свое  министерство  о  согласии  со¬
ветского  правительства24.  Обращает  на  себя  внимание  чрезвычайная
заинтересованность  германской  дипломатии  в  нормализации  советско-
итальянских  отношений.  Это  подмечал  и  Чиано.  Констатируя  в  дневни¬
ковой  записи  от  8  июня  согласование  вопроса  о  послах,  он  писал:  “Риб¬
бентроп  будет  доволен,  так  как  это  сближение  сделалось  чуть  ли  не
главной  целью  его  политики.  Однако  отношение  Кремля  к  Германии
не  представляется  уже  таким  ясным”25.
 Машиа,  по  обычной  практике  палаццо  Киджи  не  получавший  ни¬
каких  ориентировок  из  Рима,  стал,  тем  не  менее,  самостоятельно  про¬
рабатывать  вопрос,  высказывая  практические  соображения  в  связи  с
грядущей  нормализацией  отношений.  Он  отмечал  интерес  к  пробле¬
мам  Средиземноморья,  проявившийся  в  советской  печати,  а  также  пуб¬
ликацию  статей  об  Италии,  в  которых  говорилось  о  ее  экономической
слабости,  о  зависимости  от  импорта  в  случае  войны.  Машиа  предвидел
трудности,  поджидавшие  на  пути  экономического  соглашения,  ибо  со¬
ветская  сторона  согласится  на  поставки  сырья  в  обмен  на  политиче¬
скую  или  экономическую  компенсацию.  Кроме  того,  писал  он,  надо
учесть,  что  никакое  положительное  решение  невозможно  без  “хитрей¬
шего  армянина,  наркома  по  внешней  торговле  Микояна,  влиятельного
члена  Политбюро”26.
 Машиа  предвидел  также  осложнения  из-за  Балкан,  где  сталкива¬
лись  интересы  Италии  и  СССР.  Но  Шуленбург  при  очередной  встрече
его  успокоил,  сказав,  что  по  полученным  от  Молотова  сведениям  сог¬
ласование  позиций  всех  заинтересованных  сторон  возможно.  Герма¬
ния,  Италия  и  СССР  смогут  по-дружески  обсудить  все  балканские  про¬
блемы  и  найти  их  решение  к  общему  удовлетворению27.
 Нормализация  советско-итальянских  отношений,  а  именно  возвра¬
щение  послов,  совпала  по  времени  со  вступлением  Италии  в  войну.
10  июня,  выступая  с  балкона  палаццо  Венеция,  Муссолини  объявил  о
своем  решении  в  обычных  для  него  напыщенных  выражениях.  “Я  тор¬
жественно  заявляю,  -  обращался  он  к  толпе,  -  что  Италия  не  намере¬
на  вовлечь  в  конфликт  те  народы,  которые  имеют  с  нами  сухопутные
и  морские  границы.  Пусть  Швейцария,  Югославия,  Греция,  Турция,
Египет  примут  к  сведению  эти  мои  слова.  Это  зависит  от  них  и  только
лишь  от  них,  будет  или  нет  строго  соблюдено  сказанное.  У  нас  есть
единственный  категорический  лозунг,  обязывающий  всех.  Этот  лозунг
звучит  от  Альп  до  Индийского  океана.  Этот  лозунг  -  победить!”28
 Сделанное  в  столь  угрожающей  форме  заявление  о  желании  мир¬
ных  взаимоотношений  с  соседями  подняло  очередную  волну  беспо¬
койства  в  балканских  странах.  Однако  в  СССР  реакция  была  сдер¬
жанной,  если  не  сказать  благожелательной,  в  отношении  Италии.
Так,  Россо  сообщил  в  Рим,что  “заверения  дуче  о  гарантиях  Югосла¬
вии,  Греции,  Турции  вызвали  у  руководства  СССР  чувства  удовлетво¬
рения  и  облегчения”29.
 421

Вступление  Италии  в  войну  выдвинуло  на  первый  план  проблему
поисков  новых  источников  снабжения  сырьем.  31  мая  по  инициативе
итальянской  стороны  были  прерваны  англо-итальянские  торговые  пе¬
реговоры.  Надежды  стали  возлагаться  на  балканские  страны  и  на
СССР.  Однако  при  очевидной  заинтересованности  в  получении  страте¬
гического  сырья  из  Советского  Союза,  в  частности  нефтепродуктов
для  сражающейся  армии,  итальянское  правительство  не  только  не  про¬
явило  никакой  инициативы  в  соответствующем  направлении,  но  и  без
видимого  интереса  реагировало  на  предложения  советской  стороны.
Свидетельством  тому  может  служить  первая  после  возвращения  бесе¬
да  посла  Россо  с  Молотовым.
 Россо  прибыл  в  Москву  12  июня  и  уже  на  следующий  день  был  при¬
нят  Молотовым,  в  то  время  как  Горелкин,  возвратившийся  в  Рим  в  те
же  дни,  мог  вручить  верительные  грамоты  королю  Италии  только
20  июня.  Правда,  причина  задержки  была  уважительной:  Виктор-Эм¬
мануил  находился  "‘на  фронте”,  в  Турине,  где  в  конце  концов  и  про¬
изошла  церемония  аккредитации  советского  полпреда.
 В  своем  отчете  в  Рим  Россо  сообщал  о  “чрезвычайно  сердечном”
приеме  у  Молотова,  который  выразил  надежду  на  то,  что  вступление
Италии  в  войну  будет  иметь  решающее  значение  для  ее  исхода,  приве¬
дет  к  падению  политического  престижа  Англии  и  Франции  и  к  их  воен¬
ному  разгрому30.  Затем  разговор  перешел  от  общих  рассуждений  о  не¬
избежной  победе  молодых  и  динамичных  народов,  к  которым  Молотов
отнес  и  советский  народ,  над  старыми  плутократическими  демократи¬
ями,  к  конкретным  аспектам  советско-итальянских  отношений.  И  тут,
как  пишет  Россо,  ему  пришлось  уклониться  от  этой  темы  (“не  хотел  пу¬
скаться  в  авантюру”,  объяснил  он),  так  как  при  отъезде  из  Рима  он  по¬
лучил  инструкции  только  насчет  нормализации.
 Из  встречи  с  Молотовым  Россо  вынес  уверенность  в  том,  что  “совет¬
ское  правительство  заинтересовано  в  сотрудничестве  или  в  политиче¬
ском  союзе  в  рамках  европейского  сектора,  а  именно  в  тех  областях,  ко¬
торые  представляют  обоюдный  интерес,  то  есть  на  Балканах  и  в  бассей¬
не  Черного  моря”.  Посол  попросил  дать  более  четкую  ориентировку  от¬
носительно  главных  линий  итальянской  политики,  интегральной  частью
которой  является  балканское  направление.  Это  представлялось  ему  осо¬
бенно  важным  в  свете  настороженного  отношения,  проявившегося  у  Шу-
ленбурга  к  такому  бурному  развитию  советско-итальянских  контактов.
 Россо,  как  и  замещавший  его  Машиа,  обращал  внимание  руковод¬
ства  министерства  на  необходимость  налаживания  нормальных  взаи¬
моотношений  с  СССР.  Комментируя  июньскую  встречу,  посол  обратил
внимание  на  то,  что  Молотов  выглядел  несколько  разочарованным  и
неудовлетворенным  результатами  заключения  советско-германского
пакта  1939  г.  Посол  полагал,  что,  как  и  в  случае  с  Германией,  советская
сторона  выдвинет  предложение  о  подведении  под  экономические  пере¬
говоры  политической  основы31.  Ответ  из  Рима  пришел  быстро.  В  теле¬
грамме  от  16  июня  Муссолини  санкционировал  ведение  политических
переговоров32.
 Телеграмма  Муссолини  позволила  Россо  более  активно  и  предмет¬
но  вести  переговоры  в  Наркоминделе.  20  июня  1940  г.  при  новой  всгре-
 422

че  с  Молотовым,  он  изложил  основные  направления  итальянской
внешней  политики.  “Главной  целью  вступления  в  войну  Италии  явля¬
ется  завоевание  свободы  в  Средиземноморье,  -  говорил  он.  -  Свободы,
которая  должна  быть  и  для  других  народов,  проживающих  в  Средизем¬
номорье.  Публичное  заявление  Муссолини  свидетельствует  о  том,  что
у  нас  нет  агрессивных  намерений.  Югославия,  Греция,  Турция  не  долж¬
ны  ничего  бояться,  если  они  будут  придерживаться  таких  же  миролю¬
бивых  устремлений.  Мы  заинтересованы  политически  и  экономически
в  странах  балканского  сектора,  но  не  претендуем  на  оказание  на  них
исключительного  влияния  и  менее  всего  посягаем  на  их  целостность  и
независимость.
 Мы  знаем  о  претензиях  Венгрии  на  Трансильванию,  Болгарии  на
Добруджу.  Знаем,  что  СССР  считает  вопрос  открытым.  В  связи  со  всем
этим  фашистское  правительство  горит  единственным  желанием,  что¬
бы  все  это  решалось  мирным  путем.  Политику  Муссолини  в  балкан¬
ских  и  дунайских  странах  можно  выразить  следующими  словами:  дру¬
жественное  сотрудничество  со  всеми,  кто  заинтересован  в  этом”33.
 Судя  как  по  итальянской,  так  и  по  советской  записи,  собеседники
демонстрировали  готовность  к  взаимопониманию  и  уважению  обоюд¬
ных  интересов  на  Балканах  и  в  средиземноморском  бассейне.  Посол
всячески  подчеркивал  отсутствие  агрессивных  намерений  Италии  в  от¬
ношении  своих  балканских  соседей  и  выражал  надежду  на  то,  что  бес¬
сарабский  вопрос  будет  решен  мирным  путем.  Россо  особо  отметил,
что  Молотов  выслушал  его  “экспозе”  с  живейшим  интересом,  попро¬
сил  уточнить  некоторые  позиции  и  обещал  в  следующий  раз  погово¬
рить  более  подробно.
 25  июня  эта  новая  встреча  произошла,  и  содержание  состоявшейся
в  ходе  ее  беседы  стало  основополагающей  отправной  точкой  для  пос¬
ледующих  контактов  сторон  по  политическим  вопросам.  Молотов  за¬
читал,  а  затем  передал  послу  текст  на  русском  языке,  в  котором  изла¬
галась  политика  СССР  в  балкано-дунайском  регионе34:
 “По  мнению  СССР,  война  вряд  ли  закончится  раньше  зимы  этого  года,  ес¬
ли  вообще  она  кончится  в  этом  году.  В  связи  с  этим  будут  стучаться  в  дверь  все
неразрешенные  вопросы,  требуя  своего  разрешения  тем  или  иным  путем  ...
 СССР  не  имеет  никаких  претензий  в  отношении  Венгрии.  С  Венгрией  у  нас
нормальные  отношения.  СССР  считает  претензии  Венгрии  к  Румынии  имею¬
щими  под  собой  основания.
 С  Болгарией  у  СССР  хорошие,  добрососедские  отношения.  Они  имеют  ос¬
нования  стать  более  близкими.  Претензии  Болгарии  к  Румынии,  как  и  к  Гре¬
ции,  имеют  под  собой  основания.
 Основные  претензии  СССР  в  отношении  Румынии  известны.  СССР  хотел
бы  получить  от  Румынии  то,  что  по  праву  принадлежит  ему,  без  применения
силы,  но  последнее  станет  неизбежным,  если  Румыния  окажется  несговорчи¬
вой.  Что  касается  других  районов  Румынии,  то  СССР  учитывает  интересы  Ита¬
лии  и  Германии  и  готов  договориться  с  ними  по  этому  вопросу.
 Турция  вызывает  недоверие  ввиду  проявленного  ею  недружелюбного  от¬
ношения  к  СССР  (и  не  только  к  СССР)  в  связи  с  заключением  ею  пакта  с  Анг¬
лией  и  Францией.  Недоверие  это  усиливается  ввиду  стремления  Турции  дикто¬
вать  Советскому  Союзу  свои  условия  на  Черном  море  путем  единоличного  хо¬
зяйничанья  в  проливах,  а  также  ввиду  усвоенной  ею  практики  угрожать  Совет¬
 423

скому  Союзу  в  районах  южнее  и  юго-восточнее  Батуми.  Что  касается  других
районов  Турции,  то  СССР  учитывает  интересы  Италии,  а  следовательно,  так¬
же  и  интересы  Германии  и  готов  договориться  с  ними  по  этому  вопросу.
 Что  касается  Средиземного  моря,  то  СССР  считает  вполне  справедливым,
чтобы  Италия  имела  преимущественное  положение  в  этом  море.  При  этом
СССР  надеется,  что  Италия  учтет  интересы  СССР,  как  главной  черноморской
державы”.
 Обе  стороны  признали,  что  заявление  советского  правительства
может  служить  базой  прочного  соглашения  Италии  с  СССР.  Как  бы  в
развитие  сказанного  Россо  отметил  в  очередной  телеграмме  в  Рим  го¬
товность  Молотова  поддержать  итальянскую  инициативу  о  тройствен¬
ном  соглашении  (СССР,  Италия,  Германия)  по  балкано-дунайскому  ре¬
гиону  и  Черноморью35.  Казалось,  стали  вырисовываться  перспективы
успешного  сотрудничества  двух  стран.  Но  неожиданно,  5  июля,  из  Ри¬
ма  пришла  телеграмма  от  Чиано,  в  которой  содержались  рекоменда¬
ции  послу  “не  выходить  за  рамки”  и  постараться  избегать  обсуждения
расширенного  перечня  вопросов,  представленного  Молотовым.  Ми¬
нистр  сослался  на  пример  своей  беседы  с  Горелкиным,  которую  уда¬
лось  свести  к  обсуждению  общих  проблем36.
 Переговорный  процесс  застопорился.  Советское  руководство  пы¬
талось  оживить  его,  выдвинув  в  качестве  своеобразной  приманки  заин¬
тересованность  Италии  в  развитии  торгово-экономических  отноше¬
ний.  Горелкин  в  Риме,  а  Микоян  в  Москве  приглашали  итальянцев  на¬
чать  полномасштабные  торгово-экономические  переговоры.  Однако,
когда  речь  заходила  о  том,  что  прежде  надо  достичь  “полного  выясне¬
ния  политических  отношений  между  двумя  странами”  или  обеспечить
“политические  предпосылки”,  итальянцы  отступали37.
 Даже  подключение  такого  мощного  фактора,  как  германский,  не
спасло  положения.  Шуленбург  убеждал  Россо,  а  через  него  и  фашист¬
скую  верхушку,  что  с  СССР  надо  вести  переговоры,  ибо,  как  он  гово¬
рил,  “русских  будет  легче  контролировать  и  смирять  их  притязания  в
рамках  сотрудничества,  не  отвергая  идею  договора”38.  Соглашаясь  в
глубине  души  с  германским  послом,  Россо,  тем  не  менее,  не  мог  выйти
за  рамки  официальных  предписаний.  В  итоге  появились  два  документа:
хронология  советско-  итальянских  отношений  с  июня  по  август  1940  г.
(официальный  отчет)  и  записка  о  причинах  их  охлаждения  (личные  на¬
блюдения)39.
 Записка  была  датирована  3  сентября  1940  г.  и  адресовалась  Анфу-
зо.  Россо  подробно  перечислял  все  предложения  Молотова  в  том  по¬
рядке,  в  каком  они  выдвигались,  и  уловки  итальянской  стороны,  при¬
ведшие  к  их  отклонению.  Он  пишет,  что  в  последнее  время  он  укло¬
нялся  от  призывов  к  диалогу  и  расплата  за  это  наступила  -  явное  не¬
довольство  советских  партнеров.  “Если  решение  о  политическом
сближении  положительное,  -  делился  он  своими  мыслями  с  Анфузо,  -
то  нельзя  терять  времени,  ибо  ситуация  очень  быстро  меняется...  Если
решено  сотрудничество  отвергнуть,  то  тогда  надо  готовиться  к  само¬
му  плохому:  ухудшение  отношений,  если  принять  во  внимание  подоз¬
рительность  и  мстительность  местных  вождей,  может  привести  к  раз¬
рыву”.
 424

Далее  он  сообщал  о  недовольстве,  которое  вызвало  у  советского
руководства  готовившееся  втайне  от  него  решение  о  Втором  венском
арбитраже.  «Делаю  вывод,  -  заключал  он,  -  что  наши  отношения  с
СССР  (и  косвенно  СССР  и  Германии)  дошли  до  критической  точки  и
заслуживают  самого  серьезного  к  ним  отношения,  так  как  любое  ре¬
шение  может  отразиться  на  будущем  отношении  СССР  к  “оси»40.  Он
просил  Анфузо  ознакомить  со  своими  соображениями  Чиано,  который
прочел  записку  и  передал  Муссолини.  Тот  оставил  ее  без  последствий.
На  этом  летний  период  советско-итальянского  сближения  закончился.
 Россо  совершенно  справедливо  сетовал  на  то,  что  ему  были  неиз¬
вестны  непосредственные  цели  итальянской  политики  в  Европе,  а  поэ¬
том  он  не  мог  определить  место  балканским  проблемам,  в  то  время,  ко¬
гда  именно  завоевание  господства  на  Балканах  стало  приоритетной  за¬
дачей  фашистского  руководства.
 Практически  на  протяжении  всего  1940  г.  тандем  Муссолини-Чиа-
но  пытался  при  помощи  локальной  победоносной  войны  против  Юго¬
славии  или  Греции  расширить  и  укрепить  плацдарм,  завоеванный  в  ап¬
реле  1939  г.  в  Албании  и  каждый  раз  наталкивался  на  противодействие
германского  союзника.  Ссылки  на  то,  что  Германия  сама  включила
Балканы  в  сферу  итальянских  интересов,  не  помогали.  Каждый  раз,
когда  Муссолини  заявлял  о  намерении  “решить”  югославскую  или  гре¬
ческую  проблему,  из  Берлина  следовало  приказание  остановиться.
 Неудовлетворенность  территориальными  приобретениями  по  мир¬
ному  договору  с  Францией  толкнула  фашистскую  Италию  на  агрессию
против  Греции.  Уже  с  первых  чисел  августа  началась  подготовка  к  вой¬
не,  тщательно  скрывавшаяся  от  своего  союзника.  В  этой  ситуации  по¬
литические  переговоры  с  СССР  относительно  Балкан  Италию  никоим
образом  не  устраивали.  Экономическое  соглашение  было,  несомненно,
нужнее,  но  на  такой  вариант  (без  политической  привязки)  не  шло  со¬
ветское  правительство.
 Только  зимой  1940/41  г.,  когда  Италия  ввязалась  в  окончившуюся
для  нее  военным  и  моральным  поражением  войну  в  Греции,  намети¬
лось  новое  советско-итальянское  сближение.  Какое-то  время  приори¬
тетность  политических  советско-итальянских  переговоров  признава¬
лась  обеими  сторонами.  Однако  принятие  Гитлером  окончательного
решения  о  нападении  на  СССР  (“план  Барбаросса”)  перевело  оживив¬
шиеся  контакты  в  совершенно  другую  плоскость.  Советско-итальян¬
ское  сближение,  пристрастно  контролируемое  и  опекаемое  нацистски¬
ми  политиками,  стало  звеном  в  цепи  дезинформации  европейского,  ес¬
ли  не  мирового,  общественного  мнения  относительно  истинных  планов
гитлеровского  руководства.
 28  октября  1940  г.  Италия  напала  на  Грецию  с  территории  Алба¬
нии.  После  первых  весьма  скромных  успехов  итальянских  войск  иници¬
ативу  перехватили  греки,  и  агрессоры  оказались  отброшенными  на  ал¬
банскую  территорию.  В  Берлине  не  желали  ставить  свои  планы  в  зави¬
симость  от  успехов  или  поражений  итальянской  армии  на  Балканах.
В  директиве  №  18  от  12  ноября  1940  г.  Гитлер  распорядился  подгото¬
виться  “на  тот  случай,  если  возникнет  необходимость  оккупировать  ма¬
териковую  Грецию  к  северу  от  Эгейского  моря”,  введя  войска  через
 425

Болгарию41.  Нацисты  брали  в  свои  руки  руководство  балканской  поли¬
тикой  “оси”,  заявляя  о  своих  исключительных  правах  на  Юго-Восточ¬
ную  Европу.  Вовлекая  малые  государства  региона  в  систему  Тройст¬
венного  пакта,  они  расширяли  сферу  германского  влияния  в  преддве¬
рии  планировавшегося  ими  выступления  против  СССР.
 Директива  №  18  датируется  12  ноября,  днем  начала  визита  Молото¬
ва  в  Берлин42.  Известно,  что  в  ходе  переговоров  советская  дипломатия
рассчитывала  на  согласование  вопроса  о  расширении  сферы  своих  инте¬
ресов  в  Европе,  в  том  числе  и  на  Балканах.  Однако,  как  видно  из  пятого
пункта  вышеупомянутой  директивы,  немцы  ни  о  чем  не  собирались  до¬
говариваться:  “Россия.  Политические  переговоры  начаты  с  целью  выяс¬
нения  позиции  России  в  ближайшем  будущем.  Независимо  от  того,  чем
они  кончатся,  все  приготовления  к  походу  на  Восток,  распоряжения  в
связи  с  которыми  были  отданы  устно,  должны  продолжаться”43.
 Почувствовав  неуступчивость  германского  партнера  в  европей¬
ских  делах,  советское  руководство  сделало  попытку  заручиться  под¬
держкой  Италии.  Посол  Россо  стал  все  чаще  подчеркивать  в  своих  до¬
несениях  корректное  освещение  советской  печатью  событий  на  греко¬
итальянском  фронте,  что  не  представлялось  возможным  без  указаний
сверху.  Он  сообщал  о  пышном  приеме,  организованном  по  случаю  по¬
сещения  итальянским  военным  атташе  полковником  Дж.  Вил  ем  Воен¬
ной  академии  им.  Фрунзе,  во  время  которого  начальник  академии  про¬
изнес  тост  “за  все  более  тесное  сближение  вооруженных  сил  обеих
стран”  и  пожелал  успехов  в  войне  против  Греции.  Но  самой  приятной
неожиданностью  для  посла  стало  согласие  Молотова  отобедать  в
итальянском  посольстве  13  декабря.  В  тот  же  день,  когда  Россо  сооб¬
щил  об  этом  в  Рим,  а  именно  5  декабря,  Муссолини  получил  подробное
письмо  от  Гитлера,  в  котором  тот  делился  своими  ближайшими  плана¬
ми  относительно  Балкан  и  Европы.  В  абзаце,  специально  посвященном
России,  Гитлер  рекомендовал  Муссолини  “восстановить  с  Москвой  ра¬
зумное  и  полезное  для  всех  сторон  согласие”44.
 В  советско-итальянских  отношениях  произошел  резкий  перелом  в
сторону  сближения.  26  декабря  Чиано  пригласил  полпреда  Горелкина  и
изложил  ему  обширную  программу  сотрудничества  в  политической  и
экономической  областях  на  основе  углубления  и  насыщения  конкрет¬
ным  содержанием  договора  о  дружбе,  ненападении  и  нейтралитете
1933  г.  Министр  особенно  выделил  положение  о  том,  что  Италия  гото¬
ва  подтвердить  также  и  формально  приоритет  российских  интересов  на
Черном  море,  надеясь,  в  свою  очередь,  на  признание  преобладающих
прав  Италии  в  Средиземноморье45.  Посол  дал  положительный  ответ
уже  на  следующий  день,  сообщив,  что  советское  правительство  благо¬
желательно  отнесется  к  итальянскому  предложению  о  всестороннем  со¬
трудничестве  и  предлагает  обсудить  весь  комплекс  проблем  в  Москве46.
 Отправной  точкой  переговоров  явилась  длившаяся  более  двух  ча¬
сов  беседа  Молотова  с  послом  Россо  30  декабря.  Она  задала  тон  двусто¬
ронним  контактам  и  свидетельствовала  о  серьезности  намерений  со¬
ветского  правительства  взять  реванш  за  безрезультатность  берлинских
переговоров.  Советская  дипломатия  стремилась  сыграть  на  обострив¬
шихся  в  тот  период  итало-германских  противоречиях,  в  частности,  на
 426

Балканах.  Кроме  того,  и  в  Риме,  и  в  Москве  накапливалось  глухое  не¬
довольство  в  связи  с  вошедшей  в  повседневную  практику  привычкой
нацистов  игнорировать  договорные  условия  о  необходимости  взаим¬
ных  консультаций  при  принятии  политических  и  военных  решений.
 Молотов  попытался  оттолкнуться  от  предложений  о  широком  по¬
литическом  сотрудничестве,  сделанных  им  25  июня  1940  г.47  Россо  вы¬
сказал  сомнение  в  целесообразности  возвращения  именно  к  той  беседе,
так  как  прошло  много  времени  и  ситуация  в  Европе  коренным  образом
изменилась.  Молотов  настоял  на  своем,  однако  продолжительная  бесе¬
да  не  дала  ощутимых  результатов.  Как  обычно,  Россо  не  имел  четких
указаний  из  Рима,  а  импровизировать  он  не  решился.  Отчитываясь  о
беседе  с  наркомом  иностранных  дел,  посол  вновь,  как  и  летом,  бук¬
вально  умолял  дать  ему  исходный  материал  для  разговора  с  Молото¬
вым.  Он  не  знал,  что  все  это  время  Чиано  пытался  получить  от  Берли¬
на  одобрение  своих  дальнейших  действий,  опираясь  на  посредничество
итальянского  посла  Д.  Альфиери.
 Предварительная  реакция  Риббентропа  была  немногословной,  но
достаточно  твердой.  Ссылаясь  на  визит  Молотова  в  Берлин  и  на  сде¬
ланное  тому  твердое  заявление  о  том,  что  “ось”  Рим-Берлин  считает
Балканы  зоной  своего  непосредственного  влияния,  обусловленного
жизненно  важными  экономическими  интересами,  Риббентроп  посове¬
товал  не  смягчать  эту  установку.  “В  заключение  Риббентроп  заявил
мне,  -  пишет  Альфиери,  -  что  у  него  сложилось  впечатление,  будто
Молотов  ведет  двойную  игру  и  хочет  влезть  в  окно  после  того,  как  пе¬
ред  ним  закрыли  дверь”.  Поэтому  с  русскими  надо  занимать  гибкую  по¬
зицию,  признавая  за  ними  право  считать  Черное  море  внутренним  мо¬
рем  России  и  других  прибрежных  государств,  но  не  идти  на  уступки  в
Восточном  Средиземноморье48.
 19 	января  1941  г.  в  Бергхофе  на  встрече  Муссолини  и  Чиано  с  Гит¬
лером  и  Риббентропом  повторилась  оценка  действий  советской  сторо¬
ны  как  попытка  через  Италию  добиться  того,  чего  не  удалось  в  пере¬
говорах  с  Германией49.  С  этого  времени  все,  что  выходило  из  палаццо
Киджи,  до  мельчайших  подробностей  согласовывалось  с  Вильгельм-
штрассе.  Выработка  совместной  итало-германской  позиции  стала  затя¬
гиваться  на  продолжительное  время.  Месяц  прошел  с  декабрьской
встречи  Молотова  и  Россо,  прежде  чем  они  могли  обменяться  по  сути
поднятых  на  ней  проблем.  Еще  через  месяц,  а  именно  24  февраля,  со¬
стоялась  их  очередная  беседа,  оказавшаяся  последней.  Слишком  позд¬
но  поняв  закулисную  игру  нацистской  дипломатии,  Молотов  потерял
интерес  к  продолжению  диалога  с  итальянцами.
 *  *  *
 Так  завершился  один  из  самых  многообещающих  периодов  совет¬
ско-итальянских  отношений.  Неудача  с  попытками  интеграции  в  евро¬
пейский  концерт  в  30-е  годы  на  основе  создания  общеевропейской  сис¬
темы  безопасности  подтолкнула  СССР  на  сближение  с  Германией.  Со¬
ветско-германские  переговоры  и  соглашения  послужили  фундаментом,
на  котором  возводились  более  мелкие  конструкции.  Советско-итальян-
 427

ские  отношения  были  одной  из  них.  В  сентябре-октябре  1939  г.  выяви¬
лись  по  преимуществу  экономические  возможности  обеих  сторон.
 После  окончания  советско-финляндской  войны  и  особенно  после
гитлеровской  агрессии  против  Франции  создались  условия  для  расши¬
рения  советско-итальянских  контактов  в  торгово-экономической  сфе¬
ре.  Италия  нуждалась  в  сырье  более,  чем  когда-либо,  и  пример  старше¬
го  партнера  по  “оси”,  успешно  осваивавшего  советский  рынок,  давал
основания  надеяться  на  успех.  Что  касается  побудительных  причин,  за¬
ставлявших  советских  руководителей  идти  на  сближение  с  фашистской
верхушкой  Италии,  то  это  было,  в  первую  очередь,  желание  сыграть
на  итало-германских  противоречиях  в  интересах  расширения  сферы
влияния  СССР  на  Балканах  и  в  Турции.
 Сталин,  как  и  проводивший  его  линию  Молотов,  не  заметил  того
момента,  когда  Гитлер  отказался  от  мысли  продолжать  сотрудничест¬
во  с  СССР.  Это  произошло  в  конце  ноября  1940  г.,  когда  в  Берлине  по¬
лучили  советские  предложения  об  условиях  присоединения  к  Тройст¬
венному  пакту,  содержавшие  завышенные,  с  точки  зрения  нацистского
руководства,  претензии.  По  всей  вероятности,  именно  тогда  формула
Гитлера  в  отношении  СССР  -  “или  союз,  или  война”,  как  он  говорил  в
одной  из  бесед  с  Муссолини,  утратила  свою  первую  часть50.
 В  советских  верхах  переоценили  степень  остроты  итало-герман¬
ских  противоречий.  Отношения  партнеров  по  “оси”  в  годы  итало-гре-
ческой  войны  свидетельствовали  о  несомненном  приоритете  Германии
в  определении  основной  и  побочных  линий  внешней  политики  союза.
Готовясь  к  войне  против  СССР,  Гитлер  использовал  советско-итальян¬
ское  сближение  ради  сокрытия  своих  истинных  намерений.  11 	Toscano  М.  Unamancata  intesa  italo-sovietica  nel  1940-1941.  Firenze,  1953.
 2 	I’documenti  diplomatic!  italiani.  Nona  serie:  1939-1943.  Vol.  I.  settembre-24  ottobre
1939.  Roma,  1954;  Vol.  II.  25  ottobre-31  dicembre  1939.  Roma,  1957;  Vol.  III.
1  gennaio  1940-8  aprile  1940,  Roma,  1959;  Vol.  IV.  9  aprile-10  giugno  1940.  Roma,
1960;  Vol.  V.  11  giugno-28  ottobre  1940,  Roma,  1965;  Vol.  VI.  29  ottobre
1940-23  aprile  1941.  Roma,  1986;  Vol.  VII.  24  aprile-l  1  dicembre  1941.  Roma,  1987
(Далее:  DDI).
 3 	Документы  внешней  политики.  1939  год.  Т.  XXII.  В  2-х  кн.:  М.,  1992.  Кн.  2.
1  сентября-31  декабря  1939  г.  Док.  547.  С.  33  (Далее:  ДВП).
 4 	Там  же.  Док.  553.  С.  39.
 5 	DDI.  Vol.  1,  d.  206.  Р.  131.
 6 	ДВП.  Т.  XXII,  кн.  2.  Док.  652.  С.  144.
 7 	Архив  внешней  политики  Российской  Федерации.  Ф.  098.  Оп.  22.  П.  146.  Д.  716.
Л.  32.  (Далее:  АВП  РФ).  Речь  шла  о  советско-итальянском  договоре  о  дружбе,
ненападении  и  нейтралитете,  подписанном  2  сентября  1933  г.  в  Риме  главой  ка¬
бинета  министров  и  министром  иностранных  дел  Б.  Муссолини  и  полпредом
СССР  в  Италии  В.П.  Потемкиным.  Договор  был  заключен  на  неопределенный
срок  с  возможностью  денонсации  одной  из  сторон,  но  не  ранее  чем  через  пять
лет  со  дня  его  ратификации.  Формально  он  действовал  вплоть  до  вступления
Италии  в  войну  против  СССР  на  стороне  Германии  в  июне  1941  г.
 8 	Подробнее  о  реакции  Италии  на  советско-германское  сближение  см.:  Смир¬
нова  НД.  Итальянские  дипломатические  документы  о  европейском  кризисе
1939  г.  //  1939.  Предвоенный  кризис  в  документах.  М.,  1992.  С.  25-44.
 9 	АВП  РФ.  Ф.  098.  Оп.  22.  П.  146.  Д.719.  Л.  94.
 428

10 	DDI.  Vol.  I,  d.  796.  P.  500.
 »  Ibid.  d.  849.  P.  541.
 12 	Ibid.  Vol.  II.  d.  207.  P.  161-162.
 13 	Ibid.  d.  114.  P.  80.  Pocco  заметил  на  это,  что  СССР,  тем  не  менее,  обещал  по¬
ставить  Германии  800  тыс.  т  нефти.  Между  тем,  позиция  СССР  была  по  сути
дела  спровоцирована  неисполнительностью  итальянской  стороны  еще  в  мае
1939  г.  Тогда  министерство  внешней  торговли  Италии  отказалось  поставить
в  СССР  алюминий,  поставка  которого  предусматривалась  торговым  догово¬
ром  от  февраля  1939  г.  Об  этом  говорилось  Гельфандом  в  телеграмме  в  Нар-
коминдел  5  ноября  1939  г.  (см.:  ДВП.  Т.  XXII,  кн.  2.  Док.  756.  С.  259,627).
 14 	ДВП.  Т.  XXII,  кн.  2.  Док.  849.  С.  387.
 15 	См.:  Смирнова  НД.  Балканская  политика  фашистской  Италии.  М.,  1969.
С.  151-156.
 16 	Ciano  G.  Diario.  1939-1943.  Milano,  1969.  Р.  230.
 17 	Corriere  della  sera.  1939.  17  dicembre.
 18 	DDI.  Vol.  III.  d.  68.  P.  49.
 19 	ДВП.  T.  XXII,  кн.  2.  Док.  872.  C.  425^128.
 20 	Toscano  M.  Op.  cit.  P.  16-17.
 21 	DDI.  Vol.  III.  d.  613.  P.  534.
 22 	Ibid.  d.  709.  P.  543;  d.  716.  P.  547.
 23 	АВП  РФ.  Ф.  098.  On.  22.  П.  148.  Д.  772.  Л.  74.
 24 	DDI.  Vol.  IV.  d.  649.  P.  502.
 25 	Ciano  G.  Op.  cit.  P.  313.
 26 	DDI.  Vol.  IV.  d.  671.  P.513.
 27 	Ibid.  d.  738.  P.  561.
 28 	Grazzi  E.  Principio  della  fine.  L’impresa  di  Grecia.  Roma,  1945.  P.  108.
 29 	DDI.  Vol.  V,  d.  19.  P.  18.
 30 	ДВП.  T.  XXIII.  В  2-х  кн.  M.,  1995.  Кн.  1.  Док.  200.  С.  341-342;  DDI.  Vol.  V.  d.
19.  P.  17-18;  d.  22.  P.  19-21.
 3'  DDI.  Vol.  V.  d.  35.  P.  30.
 32 	Ibid.  d.  29.  P.  26.
 33 	ДВП  T.  XXIII,  кн.  1.  Док.  210.  C.  355-358;  DDI.  Vol.  V,  d.  73.  P.  57.
 34 	ДВП.  T.  XXIII,  кн.  1.  Док.  224.  C.  373-374;  DDI.  Vol.  V.  d.  104.  P.  89.
 35 	DDI.  Vol.  V.  d.  170.  P.  157.
 36 	Ibid.  d.  187.  P.  174.
 37 	ДВП.  T.  XXIII,  кн.  I.  Док.  284.  C.  455-457.
 38 	DDI.  Vol.  V.  d.  324.  P.  295.
 39 	Ibid.  d.  356.  P.  345-377;  d.  537.  P.  529-531.
 “0  Ibid.  d.  537.  P.  531.
 41 	Documents  on  German  Foreign  Policy.  1918-1945.  Ser.  D.  (1937-1945).  Vol.  XI.
d.  323.  P.  528.  (Далее:  DGFP).
 42 	Запись  бесед  Молотова  с  германскими  представителями  см.:  Новая  и  новей¬
шая  история.  1993.  №  5.
 43 	DGFP.  Vol.  XI.  d.  323.  Р.  531.
 44 	DDI.  Vol.  VI.  d.  242.  P.  235.
 45 	Ibid.  d.  355.  P.  336.  В  дневнике  Горелкина  говорится  об  этой  беседе  только  в
связи  с  предложением  министра  о  пересмотре  договора  “с  учетом  современ¬
ной  обстановки”  (см.:  АВП  РФ.  Ф.  098.  Оп.  24.  Д.  792.  П.  149.  Л.  10).
 46 	DDI.  Vol.  V.  d.  365.  Р.  352.
 47 	Ibid.  d.  375.  P.  362.
 48 	Ibid.  d.  414.  P.  404.
 49 	Ibid.  d.  488.  P.  495-496;  DGFP.  Vol.  XI.  d.  679.  P.  1145.
 50 	DDI.  Vol.  VII.  d.  299.  P.  285.

А  А.  Кошкин
 ЯПОНСКАЯ  ДИЛЕММА:
 УДАР  НА  СЕВЕР  ИЛИ  НА  ЮГ?
ЯПОНСКИЕ  ДОКУМЕНТЫ  1941  года
 В  работах  японских  историков  ответственность  за  напряженность
в  советско-японских  отношениях  в  30-40-е  годы  нередко  возлагается
на  СССР,  политика  которого  на  Дальнем  Востоке  якобы  создавала  для
Японии  военную  угрозу.  Одновременно  официальные  японские  исто¬
риографы  пытаются  доказать,  что  “трактовка  японской  политики  в
1931-1939  гг.  как  антисоветской  является  односторонней  и  неправиль¬
ной”,  что  подготовка  Японии  к  войне  против  СССР  в  30-е  годы,  разра¬
ботка  после  начала  советско-германской  войны  плана  вероломного  на¬
падения  на  Советский  Союз  “Кантокуэн”  (“Особые  маневры  Квантун-
ской  армии”)  являлись  оборонительными  мероприятиями  на  случай  на¬
падения  СССР  на  Японию,  сам  план  не  имел  наступательного  характе¬
ра,  а  подготовка  к  его  осуществлению  проводилась  “без  намерения  на¬
чать  войну”1.
 Однако  содержание  японских  документов  опровергает  подобные
концепции  истории  советско-японских  отношений.  К  таким  докумен¬
там  относятся,  в  частности,  стенограммы  секретных  заседаний  коорди¬
национного  комитета  японского  правительства  и  императорской  став¬
ки  и  заседаний  императорских  совещаний2.
 Знакомство  со  стенограммами  заседаний  японского  высшего  воен¬
но-политического  руководства  позволяет  глубже  изучить  процесс  выра¬
ботки  в  1941  г.  решения  о  выборе  первоначального  направления  распро¬
странения  агрессии  Японии  (так  называемая  дилемма  “Север  или  Юг“),
к  которому  до  сих  пор  сохраняется  интерес  исследователей  истории  вто¬
рой  мировой  войны.  Хотя  данные  стенограммы  опубликованы  в  Японии
еще  в  60-е  годы,  в  отечественной  историографии  они  введены  в  научный
оборот  лишь  небольшими  фрагментами.  Использованные  в  настоящей
публикации  выдержки  из  стенограмм  даны  в  переводе  автора3.
 *  *  *
 После  получения  информации  о  намерении  Гитлера  напасть  на
СССР4  в  японском  руководстве  обсуждались  три  основные  варианта
действий  Японии.
 Первый  заключался  в  том,  чтобы  осуществить  первоначально  во¬
енное  продвижение  на  юг,  обеспечить  экономическую  независимость
империи,  после  чего  вступить  в  войну  против  СССР  на  стороне  Герма¬
нии.  При  этом  считалось,  что  США,  напуганные  японо-германским
сближением,  не  будут  оказывать  Японии  серьезного  противодействия.
 Вторая  точка  зрения  сводилась  к  тому,  что  Япония  должна,  вос¬
пользовавшись  советско-германской  войной,  приступить  к  осуществле-
 ©  А.А.  Кошкин
 430

нию  планов  овладения  восточной  частью  территории  СССР.  При  этом
высказывалось  опасение  опоздать  к  разделу  Советского  Союза,  в  слу¬
чае  если  военные  действия  на  юге  затянутся.  Сторонники  этой  точки
зрения  считали,  что  если  Япония  не  захватит  в  качестве  буферной  зо¬
ны  Приморье  и  Восточную  Сибирь,  эти  территории  не  будут  гаранти¬
рованы  от  германской  экспансии.
 Наконец,  существовал  третий  вариант,  суть  которого  состояла  в
том,  чтобы  выжидать  и  готовиться  к  войне  как  на  севере  против
СССР,  так  и  на  юге  против  США  и  Великобритании  с  целью  приня¬
тия  окончательного  решения  с  учетом  складывающейся  в  мире  обста¬
новки.
 Из  стенограммы  32-го  заседания  координационного  комитета  пра¬
вительства  и  императорской  ставки  от  25  июня  1941  г.
 «Министр  иностранных  дел  Мацу  ока:  Подписание  пакта  о  нейтралитете
(с  Советским  Союзом.  -  А.К.)  не  окажет  воздействия  или  влияния  на  Тройст¬
венный  пакт.  Об  этом  я  говорил  после  моего  возвращения  в  Японию  (из  Гер¬
мании  и  СССР.  -  А.К.)-  К  тому  же  со  стороны  Советского  Союза  пока  нет  ни¬
какой  реакции.  Вообще-то  я  пошел  на  заключение  пакта  о  нейтралитете,  счи¬
тая,  что  Германия  и  Советская  Россия  не  начнут  войну*.  Если  бы  я  знал,  что
они  вступят  в  войну,  я  бы,  вероятно,  занял  в  отношении  Германии  более  дру¬
жественную  позицию  и  не  стал  бы  заключать  пакта  о  нейтралитете.  Я  заявил
Отту  (посол  Германии  в  Японии.  -  А.К.),  что  мы  останемся  верны  нашему  со¬
юзу  не  взирая  на  положения  [советско-японского]  пакта,  и  если  собираемся
что-то  предпринять,  он  будет  проинформирован  мной  в  случае  необходимости.
В  том  же  духе  мы  говорили  с  советским  послом.
 Некто:  (фамилия  в  стенограмме  не  указана.  -  А.К.)-  Какое  впечатление
произвели  Ваши  слова  на  советского  посла?
 Мацуока:  “Япония  сохраняет  спокойствие,  но  ясности  -  никакой’1,  -  сказал
он  и,  как  мне  кажется,  говорил  искренне.
 Некто:  Меня  интересует,  не  сделал  ли  он  вывод,  что  Япония  по-прежнему
привержена  Тройственному  пакту  и  нелояльна  пакту  о  нейтралитете?
 Мацуока:  Не  думаю,  чтобы  у  него  сложилось  такое  впечатление.  Разуме¬
ется,  с  моей  стороны  ничего  не  говорилось  о  разрыве  пакта  о  нейтралитете.
 Я  не  сделал  никаких  официальных  заявлений  Отту.  Мне  хотелось  бы,  что¬
бы  как  можно  скорее  были  приняты  решения  по  вопросам  нашей  националь¬
ной  политики.  Отт  снова  говорил  о  переброске  советских  войск  с  Дальнего  Во¬
стока  на  Запад.
 Военный  министр  Тодзио:  Переброска  войск  с  Дальнего  Востока  на  За¬
пад,  безусловно,  имеет  большое  значение  для  Германии,  но  Японии,  разумеет¬
ся,  не  стоит  слишком  переживать  по  этому  поводу.  Нам  не  следует  всецело  по¬
лагаться  на  Германию.
 Военно-морской  министр  Оикава.  От  имени  флота  могу  высказать  ряд  со¬
ображений  о  нашей  будущей  дипломатии.  Я  не  хочу  касаться  прошлого.
В  нынешней  щекотливой  международной  обстановке  без  консультаций  с  вер¬
ховным  командованием  едва  ли  уместно  рассуждать  [и]  об  отдаленном  буду¬
щем.  Флот  уверен  в  своих  силах  в  случае  войны  с  Соединенными  Штатами  в  со¬
юзе  с  Великобританией,  но  выражает  опасения  по  поводу  войны  с  США,  Бри¬
танией  и  СССР  одновременно.  Представьте,  что  Советы  и  американцы  дейст¬
вуют  вместе  и  США  разворачивают  военно-морские  и  авиационные  базы,  ра¬
 *  Видимо,  имелось  в  виду  “сейчас  не  начнут  войну”.  -А.  К.
 431

диолокационные  станции  и  тому  подобное  на  советской  территории.  Пред¬
ставьте,  что  базирующиеся  во  Владивостоке  подводные  лодки  передислоциру¬
ются  в  США.  Это  серьезно  затруднит  проведение  морских  операций.  Во  избе¬
жание  такой  ситуации  следовало  бы  не  планировать  удар  по  Советской  России,
а  готовиться  к  продвижению  на  юг.  Флоту  не  хотелось  бы  провоцировать  Со¬
ветский  Союз.
 Мацуока:  Вы  сказали,  что  не  боитесь  войны  с  США  и  Великобританией.
Почему  же  вы  против  вовлечения  в  войну  Советов?
 Оикава:  Если  выступят  Советы,  это  будет  означать  ведение  войны  еще  с
одним  государством,  не  так  ли?  В  любом  случае,  не  стоит  предвосхищать  буду¬
щее.
 Мацуока:  ...  Я  считаю,  что  мы  должны  спешить  и  принять  решение,  исхо¬
дя  из  принципов  нашей  национальной  политики.
 Если  Германия  возьмет  верх  и  завладеет  Советским  Союзом,  мы  не  смо¬
жем  воспользоваться  плодами  победы,  ничего  не  сделав  для  нее..Нам  придется
либо  пролить  кровь,  либо  прибегнуть  к  дипломатии.  Лучше  пролить  кровь.  Во¬
прос  в  том,  чего  пожелает  Япония,  когда  с  Советским  Союзом  будет  поконче¬
но.  Германию,  по  всей  вероятности,  интересует,  что  собирается  делать  Япония.
Неужели  мы  не  вступим  в  войну,  когда  войска  противника  из  Сибири  будут  пе¬
реброшены  на  Запад?  Разве  не  должны  мы  прибегнуть  по  крайней  мере  к  де¬
монстративным  действиям?
 Военный  и  военно-морской  министры:  Существует  множество  вариантов
демонстративных  действий.  Тот  факт,  что  наша  Империя  занимает  твердые
позиции,  сам  по  себе  является  демонстративным  действием,  не  так  ли?  Разве
мы  не  намерены  реагировать  подобным  образом?
 Мацуока:  В  любом  случае,  пожалуйста,  поторопитесь  и  решите,  что  нам
следует  предпринять.
 Некто:  Что  бы  вы  ни  предприняли,  не  допускайте  поспешности  в  дей¬
ствиях.»
 Еще  до  нападения  Германии  на  СССР,  10  июня,  руководство  воен¬
ного  министерства  Японии  разработало  документ  “Курс  мероприятий
по  разрешению  нынешних  проблем”.  В  нем  предусматривалось:  вос¬
пользовавшись  удобным  моментом,  применить  вооруженные  силы  как
на  Юге,  так  и  на  Севере;  сохраняя  приверженность  Тройственному  па¬
кту,  в  любом  случае  вопрос  об  использовании  вооруженных  сил  ре¬
шать  самостоятельно;  продолжать  боевые  действия  на  континенталь¬
ном  фронте  в  Китае5.
 Эти  положения  легли  в  основу  проекта  документа  “Программа  на¬
циональной  политики  Империи  в  соответствии  с  изменениями  обста¬
новки”,  который  должен  был  быть  представлен  императорскому  сове¬
щанию.  Документ  являлся  результатом  компромисса  между  сторонни¬
ками  вышеуказанных  трех  точек  зрения  на  дальнейшую  политику  Япо¬
нии.  Хотя  в  нем  провозглашалось,  что  “независимо  от  изменений  в  ме¬
ждународном  положении  Империя  будет  твердо  придерживаться  поли¬
тики  построения  сферы  совместного  процветания  Великой  Восточной
Азии”,  окончательный  выбор  первоначального  направления  агрессии
сделан  не  был.  Предусматривались  продолжение  войны  в  Китае  и  од¬
новременное  завершение  подготовки  к  войне  как  против  США  и  Вели¬
кобритании,  так  и  против  Советского  Союза.
 Обсуждению  этого  документа  были  посвящены  предшествовавшие
императорскому  совещанию  заседания  координационного  комитета.
 432

Из  стенограммы  33-го  заседания  координационного  комитета  пра¬
вительства  и  императорской  ставки  от  26  июня  1941  г.
 «Повестка  заседания:  Проект  документа  “Программа  национальной  поли¬
тики  Империи  в  соответствии  с  изменением  обстановки”,
 Мацуока:  Мне  не  понятна  фраза  “предпринять  шаги  для  продвижения  на
юг“  и  слово  “также”  в  фразе  “также  разрешить  северную  проблему”  ...
 Начальник  генерального  штаба  армии  Сугияма:  Что  вы  хотите  понять?
Вы  хотите  понять,  что  важнее  -  Юг  или  Север?
 Мацуока:  Совершенно  верно.
 Сугияма:  Нет  никакого  различия  в  степени  важности.  Мы  собираемся  сле¬
дить  за  тем,  как  будет  развиваться  ситуация.
 Мацуока:  Означает  ли  фраза  “предпринять  шаги  для  продвижения  на  юг“,
что  мы  не  предпримем  действий  на  Юге  в  ближайшее  время?  ...
 Заместитель  начальника  генерального  штаба  армии  Цукада:  Хорошо,
выскажусь  определенно.  Между  Севером  и  Югом  нет  различий  в  степени  важ¬
ности.  Очередность  и  способ  [действий]  будет  зависеть  от  обстановки.  Мы  не
можем  действовать  в  двух  направлениях  одновременно.  На  сегодняшний  день
мы  не  можем  судить,  что  будет  первым  -  Север  или  Юг  ...
 Мацуока:  Что  случится,  если  обстановка  не  претерпит  кардинальных  из¬
менений  в  благоприятном  для  нас  смысле?
 Цукада:  Мы  выступим,  если  почувствуем,  что  условия  особенно  благопри¬
ятны,  и  не  сделаем  это,  если  они  будут  неблагоприятными.  Поэтому  мы  вклю¬
чили  [в  проект  документа]  слова  “особенно  благоприятные”.  Кроме  того,  су¬
ществует  различие  в  точках  зрения.  Даже  если  Германии  ситуация  будет  ка¬
заться  исключительно  благоприятной,  но  не  будет  благоприятной  для  нас,  мы
не  выступим.  И  наоборот,  даже  если  Германия  будет  считать  условия  неблаго¬
приятными,  но  они  будут  благоприятны  для  нас,  мы  выступим.
 Министр  внутренних  дел  Хиранума:  Можно  вступить  в  войну,  но  не  при¬
влекая  армии.  Вступление  в  войну  есть  вступление  в  войну,  даже  если  не  задей¬
ствованы  вооруженные  силы.  Хотя  министр  иностранных  дел  сказал,  что  со¬
стояние  войны,  то  есть  вступление  в  войну,  неотделимо  от  использования  воо¬
руженных  сил,  нельзя  ли  все-таки  вступить  в  войну,  не  привлекая  вооружен¬
ных  сил?
 Мацуока:  Согласен.  Между  вступлением  в  войну  и  использованием  воору¬
женных  сил  может  существовать  временной  промежуток  ...»
 Из  стенограммы  34-го  заседания  координационного  комитета  пра¬
вительства  и  императорской  ставки  от  27  июня  1941  г.
 “Мацуока:  Я  получил  несколько  сообщений  от  Осима  (посол  Японии  в
Германии.  -А.  К.)-  Их  суть  состоит  в  том,  что  политика  нашей  Империи  столк¬
нется  с  трудностями  в  том  случае,  если  германо-советская  война  завершится  в
ближайшем  будущем,  а  британо-германская  -  осенью  или  до  конца  года.  Мы
не  можем  слишком  долго  ждать  выявления  тенденций  развития  обстановки  ...
 Ранее  я  составил  план  [координации]  дипломатии  и  военных  операций  и  с
тех  пор  много  о  них  размышлял.  Хотя  я  оценивал  вероятность  начала  германо¬
советской  войны  в  50%,  эта  война  уже  разразилась.  Я  согласен  с  вчерашним
проектом  генеральных  штабов  армии  и  флота,  но  у  меня  есть  некоторые  сооб¬
ражения  с  точки  зрения  дипломатии  ...
 Между  Германией  и  Советским  Союзом  началась  война.  Хотя  какое-то
время  Империя  может  выжидать  и  следить  за  развитием  обстановки,  рано  или
поздно  нам  придется  принять  ответственное  решение  и  как-то  выйти  из  создав¬
шегося  сложного  положения.  Если  мы  придем  к  заключению,  что  германо-со¬
 433

ветская  война  вскоре  закончится,  встанет  вопрос  о  первоначальном  направле¬
нии  удара  на  Север  или  на  Юг.  Если  мы  решим,  что  война  закончится  быстро,
надо  нанести  сначала  удар  на  Севере.  Если  же  мы  начнем  обсуждать  советскую
проблему  после  того,  как  немцы  расправятся  с  Советами,  дипломатическим  пу¬
тем  мы  ничего  не  добьемся.  Если  мы  быстро  нападем  на  Советы,  Соединенные
Штаты  не  выступят.  США  не  могут  помочь  Советской  России  по  одной  той
причине,  что  они  ненавидят  СССР.  В  общем  Соединенные  Штаты  не  вступят  в
войну.  Хотя  я  могу  в  чем-то  и  ошибаться,  тем  не  менее  надо  нанести  удар  сна¬
чала  на  Севере,  а  затем  уже  идти  на  Юг.  Если  мы  пойдем  вначале  на  Юг,  нам
придется  воевать  и  с  Великобританией,  и  с  Соединенными  Штатами  ...
 Мною  движет  не  безрассудство.  Если  мы  выступим  против  СССР,  я  уве¬
рен,  что  смогу  удерживать  Соединенные  Штаты  в  течение  трех-четырех  меся¬
цев  дипломатическими  средствами.  Если  мы  будем  ждать  и  наблюдать  за  раз¬
витием  событий,  как  это  предлагается  в  проекте  верховного  командования,  мы
будем  окружены  Великобританией,  США  и  Россией...  Мы  должны  сначала
ударить  на  Севере,  а  затем  нанести  удар  на  Юге.  Ничего  не  предпринимая,  ни¬
чего  не  получишь.  Мы  должны  предпринять  решительные  действия.
 Тодзио:  Как  соотносится  [эта  проблема]  с  китайским  инцидентом?*
 Мацуока:  До  конца  прошлого  года  я  придерживался  мнения  о  том,  чтобы
сначала  выступить  на  Юге,  а  затем  на  Севере.  Я  считал,  что  если  мы  нанесем
удар  на  Юге,  китайская  проблема  будет  разрешена.  Однако  этого  не  произош¬
ло.  Мы  должны  двинуться  на  Север  и  дойти  до  Иркутска.  Я  думаю,  что,  если
мы  пройдем  даже  половину  этого  пути,  наши  действия  смогут  повлиять  на  Чан
Кайши,  подтолкнув  его  к  заключению  мира  с  Японией.
 Тодзио:  Считаете  ли  вы,  что  мы  должны  ударить  на  Севере,  даже  если  для
этого  нам  придется  отказаться  от  разрешения  китайского  инцидента?
 Мацуока:  Нам  следует  ударить  на  Севере,  даже  если  мы  в  некоторой  сте¬
пени  отступим  в  Китае.
 Тодзио:  Урегулирование  китайского  инцидента  должно  быть  завершено.
 Оикава:  Мировая  война  продлится  лет  десять.  За  это  время  китайский  ин¬
цидент  уйдет  в  небытие.  В  течение  этого  периода  мы  сможем  без  труда  нанес¬
ти  удар  на  Севере.
 Мацуока:  Я  сторонник  нравственных  начал  в  дипломатии.  Мы  не  можем
отказаться  от  Тройственного  пакта.  Мы  смогли  бы  с  самого  начала  уклонить¬
ся  от  заключения  пакта  о  нейтралитете.  Если  мы  намерены  говорить  об  отка¬
зе  от  Тройственного  пакта,  тогда  надо  быть  готовыми  к  неопределенному  бу¬
дущему.  Мы  должны  нанести  удар,  пока  ситуация  в  советско-германской  вой¬
не  еще  не  определилась.
 Хиранума:  Господин  Мацуока,  подумайте  должным  образом  о  проблеме,  с
которой  мы  имеем  дело.  Вы  предлагаете  незамедлительно  напасть  на  Совет¬
скую  Россию,  немедленно  вступить  в  войну  против  Советов,  рассматривая  это
с  точки  зрения  национальной  политики?
 Мацуока:  Да.
 Хиранума:  Хотя  в  наши  дни  приходится  вершить  дела  в  спешке,  мы  долж¬
ны  быть  хорошо  подготовлены.  Вы  говорите  об  использовании  военной  силы,
но  это  требует  подготовки...  Короче  говоря,  разве  нам  не  требуется  время  для
достижения  полной  готовности?
 Мацуока:  Я  бы  хотел  располагать  решением  о  нанесении  первоначально¬
го  удара  на  Севере,  и  я  бы  хотел  сообщить  об  этом  намерении  Германии.
 Сугияма:  Нравственная  и  благородная  дипломатия  -  это  прекрасно,  но  в
настоящее  время  наши  крупные  силы  находятся  в  Китае.  Хорошо  говорить  о
честности,  однако  на  практике  мы  не  можем  себе  этого  позволить.  Верховное
 *  Имеется  в  виду  агрессия  Японии  в  Китае.
 434

командование  должно  обеспечить  готовность.  А  мы  не  можем  сейчас  решить,
будем  наносить  удар  [на  Север]  или  нет.  Для  приведения  в  готовность  Квантун-
ской  армии  нам  потребуется  от  сорока  до  пятидесяти  дней.  Необходимо  допол¬
нительное  время  и  для  организации  наших  наличных  сил  и  подготовки  их  к  на¬
ступательным  операциям.  К  этому  времени  ситуация  на  германо-советском
фронте  должна  проясниться.  Если  условия  будут  благоприятными,  мы  будем
сражаться.
 Мацуока:  Я  хотел  бы  принятия  решения  напасть  на  Советский  Союз.
 Сугияма:  Нет.”
 Из  стенограммы  36-го  заседания  координационного  комитета  пра¬
вительства  и  императорской  ставки  от  30  июня  1941  г.
 “Мацуока:  До  сих  пор  я  не  ошибался  в  предсказаниях  того,  что  произойдет
в  следующие  несколько  лет.  Я  предсказываю,  что,  если  мы  будем  вовлечены  в
действия  на  Юге,  нам  придется  столкнуться  с  серьезной  проблемой.  Может  ли
начальник  генерального  штаба  армии  гарантировать,  что  этого  не  произойдет?
К  тому  же,  если  мы  оккупируем  Южный  Индокитай,  возникнут  трудности  с  по¬
ставками  в  Японию  нефти,  каучука,  олова,  риса  и  т.д.  Великие  люди  должны
уметь  менять  свое  мнение.  Раньше  я  выступал  за  движение  на  Юг,  а  теперь
склоняюсь  в  пользу  северного  направления.
 Начальник  управления  военных  дел  военного  министерства  Японии  Му-
то:  Оккупировав  Южный  Индокитай,  мы  сможем  там  получить  каучук  и  оло¬
во.
 Хиранума:  Я  полагаю,  мы  должны  идти  на  Север.  Вопрос  состоит  в  том,
можем  ли  мы  это  сделать.  Здесь  мы  должны  положиться  на  мнение  военных.
 Начальник  главного  морского  штаба  Нагано:  Что  касается  флота,  то,  ес¬
ли  мы  выступим  на  Севере,  нам  придется  переключить  всю  нынешнюю  подго¬
товку  с  южного  направления  на  северное.  Это  потребует  пятидесяти  дней  ...
 Принц  Хигасикуни:  Что  вы  можете  сказать  о  планах  разрешения  северной
проблемы?
 Премьер-министр  Коноэ  и  начальник  генерального  штаба  армии  Сугия¬
ма:  В  нынешних  условиях  следует  принять  решение  после  дальнейшего  изуче¬
ния  стратегической  обстановки  как  с  политической,  так  и  с  военной  точки  зре¬
ния.  Мы  уже  обсудили  эту  проблему  с  точки  зрения  военной  стратегии.  Но  ре¬
шение  о  наших  планах  на  Севере  необходимо  принять  только  после  должного
учета  требований  политической  стратегии,  определения  уровня  нашей  готов¬
ности  и  ситуации  в  мире.
 Принц  Асака:  Это  похоже  на  то,  как  если  бы  мы  сидели  на  заборе  и  реша¬
ли,  куда  спрыгнуть  -  на  Север  или  Юг.  Я  считаю,  было  бы  лучше  сначала  дви¬
нуться  на  Север.
 Тодзио:  Легко  принимать  решения  в  абстрактной  форме.  Трудность  при¬
нятия  решения  состоит  в  том,  что  мы  все  еще  вовлечены  в  китайский  инцидент.
Если  бы  не  было  китайского  инцидента,  было  бы  легко  решать.
 Хигасикуни:  Каковы  будут  результаты  движения  на  Юг?  Что  мы  будем
делать,  если  Британия,  Соединенные  Штаты  и  Советский  Союз  выступят
против  нас?
 Сугияма:  Существует  несколько  возможных  вариантов  движения  на  Юг  с
точки  зрения  выбора  времени  и  методов,  но  с  точки  зрения  обеспечения  наше¬
го  выживания  и  самообороны  мы  думаем  дойти  до  Голландской  Ост-Индии.
Территории  не  являются  нашей  целью.  Мы  намерены  продвигаться  таким  об¬
разом,  чтобы  избежать  худшей  из  возможностей,  то  есть  одновременного  вы¬
ступления  против  нас  Британии,  Соединенных  Штатов  и  Советского  Союза.
При  этом  мы  не  остановимся  перед  конфронтацией  только  с  Британией  и  Со¬
единенными  Штатами.
 435

Коноэ:  Исходя  из  того,  что  говорит  мне  флот,  следует,  что  нам  не  удастся
достичь  всех  целей  одним  ударом.  На  данном  этапе  мы  продвинемся  до  Фран¬
цузского  Индокитая.  Затем  мы  будем  идти  шаг  за  шагом.
 Асака:  Не  слишком  ли  мы  осторожны  по  сравнению  с  тем,  как  решает  во¬
просы  Германия?
 Коноэ:  Да,  это  так,  но  это  вопросы  огромной  важности  для  судьбы  нашей
нации.  В  отличие  от  гипотетических  ситуаций  к  ним  нельзя  относиться  с  легко¬
стью.”
 Из  стенограммы  37-го  заседания  координационного  комитета  пра¬
вительства  и  императорской  ставки  от  1  июля  1941  г.
 “Министр  финансов  Кавада:  Осуществляет  ли  армия  подготовку  к  войне?
 Сугияма:  Да,  мы  проводим  подготовку.  В  первую  очередь  мы  приводим
войска  в  Маньчжурии  в  боевую  готовность.  Затем  мы  осуществим  подготовку
к  наступательным  операциям.  В  это  время  мы  должны  проявлять  большую  ос¬
торожность,  чтобы  войска  не  вышли  из  подчинения.
 Цукада:  Мы  проводим  подготовку,  и  это  правильно,  но  мы  намерены
иметь  минимальное  количество  войск,  подготовленных  к  боевым  действиям.
Мы  не  собираемся  готовить  большое  количество  войск.
 Кавада:  А  что  думает  флот?
 Заместитель  начальника  главного  морского  штаба  Кондо:  Мы  должны
быть  готовы  к  потере  100  подводных  лодок.
 Тодзио:  Необходимо  привести  наши  соединения  и  части  в  Маньчжурии  в
боевую  готовность.  Мы  должны  серьезно  позаботиться  о  том,  чтобы  это  осу¬
ществлялось  втайне.
 Министр  торговли  и  промышленности  Кобаяси:  Скажу  несколько  слов
о  наших  ресурсах.  Я  не  считаю,  что  мы  обладаем  достаточными  возможностя¬
ми  для  обеспечения  военных  действий.  Армия  и  флот  могут  прибегнуть  к  ис¬
пользованию  вооруженной  силы,  но  мы  не  имеем  сырья  и  военных  материалов
для  обеспечения  войны  на  суше  и  на  море.  Армия,  видимо,  может  провести
подготовку.  Но  поскольку  для  этого  будут  реквизированы  суда,  мы  не  сможем
обеспечивать  транспортировку  сырья  и  военных  материалов.  Все  это  серьез¬
ным  образом  скажется  на  расширении  наших  производственных  возможностей
и  пополнении  вооружениями.  Я  считаю,  мы  должны  предусмотреть  такие  дей¬
ствия,  которые  вселяли  бы  уверенность  в  отсутствие  опасности  поражения  от
Британии,  Соединенных  Штатов  и  Советской  России.  Пойдем  ли  мы  на  Юг  или
на  Север?  Я  бы  хотел,  чтобы  этот  вопрос  был  тщательно  изучен.  У  Империи
нет  сырья  и  материалов.  Сейчас  мы  должны  подумать,  как  обрести  уверен¬
ность  в  том,  что  мы  не  потерпим  поражения,  а  также  как  разрешить  китайский
инцидент.”
 Императорское  совещание  было  назначено  на  2  июля  1941  г.  На¬
кануне,  1  июля,  японское  правительство  составило  послание  в  адрес
правительства  СССР,  в  котором  лицемерно  заявляло  об  “искреннем
желании  поддерживать  дружественные  отношения  с  Советским  Сою¬
зом”,  о  “надежде  на  скорое  окончание  германо-советской  войны,  заин¬
тересованности  в  том,  чтобы  война  не  охватила  дальневосточные  рай¬
оны”.  Верховное  командование  Японии  охарактеризовало  это  посла¬
ние  “дипломатической  прелюдией  начала  войны”.  При  этом  считалось,
что  меры  по  дезинформации  советского  правительства  относительно
подлинных  планов  Японии  должны  особо  активно  проводиться  накану¬
не  предполагавшегося  удара  по  СССР.  В  день  принятия  предусматрива¬
 436

ющего  нападение  на  СССР  документа  “Программа  национальной  по¬
литики  Империи”  японский  министр  иностранных  дел  заявил  советско¬
му  послу  в  Токио  К.  А.  Сметанину,  что  Япония  намерена  строго  соблю¬
дать  пакт  о  нейтралитете.
 Из  стенограммы  императорского  совещания  2  июля  1941  г.
 «Повестка  обсуждения:  “Программа  национальной  политики  Империи  в
соответствии  с  изменением  обстановки”.
 Содержание  документа:
 Политика.
 1) 	Независимо  от  изменений  в  международном  положении  Империя  будет
твердо  придерживаться  политики  построения  сферы  совместного  процветания
Великой  Восточной  Азии,  что  явится  вкладом  в  достижение  мира  во  всем  ми¬
ре.
 2) 	Наша  Империя  будет  продолжать  свои  усилия,  направленные  на  разре¬
шение  китайского  инцидента,  и  будет  стремиться  обеспечить  прочную  основу
безопасности  и  сохранения  нации.  Это  предусматривает  шаги  для  продвижения
на  Юг  и  в  зависимости  от  изменений  в  обстановке  включает  также  разрешение
северной  проблемы.
 3) 	Наша  Империя  исполнена  решимости  устранить  все  препятствия  на  пу¬
ти  достижения  выше  указанных  целей.
 Резюме.
 1) 	Давление,  осуществляемое  из  южных  районов,  будет  усилено  с  целью
принудить  режим  Чан  Кайши  к  капитуляции.  В  соответствующий  момент,  в  за¬
висимости  от  будущего  развития  обстановки,  наше  право  воюющей  державы
будет  распространено  на  чунцинский  режим*,  и  враждебный  сеттльмент  перей¬
дет  под  наш  контроль.
 2) 	С  целью  гарантировать  безопасность  и  сохранение  нации  наша  Империя
будет  продолжать  все  необходимые  дипломатические  переговоры  по  поводу
южных  районов,  а  также  предпринимать  другие  меры,  которые  могут  потре¬
боваться.
 Для  достижения  вышеуказанных  целей  будет  проводиться  подготовка  к
войне  против  Великобритании  и  Соединенных  Штатов.  Прежде  всего  на  осно¬
ве  документов  “Программа  политики  в  отношении  Французского  Индокитая  и
Таиланда”  и  “О  форсировании  политики  в  отношении  Юга”  будут  предприня¬
ты  различные  меры  применительно  к  Французскому  Индокитаю  и  Таиланду  с
тем,  чтобы  форсировать  наше  продвижение  в  южные  районы.  При  осуществ¬
лении  указанных  планов  наша  Империя  не  остановится  перед  возможностью
оказаться  вовлеченной  в  войну  с  Великобританией  и  Соединенными  Штатами.
 3) 	Наше  отношение  к  германо-советской  войне  будет  определяться  в  соот¬
ветствии  с  духом  Тройственного  пакта.  Однако  пока  мы  не  будем  вмешиваться
в  этот  конфликт.  Мы  будем  скрытно  усиливать  нашу  военную  подготовку  про¬
тив  Советского  Союза,  придерживаясь  независимой  позиции.  В  это  время  мы
будем  вести  дипломатические  переговоры  с  большими  предосторожностями.
Если  германо-советская  война  будет  развиваться  в  направлении,  благоприят¬
ном  для  нашей  империи,  мы,  прибегнув  к  вооруженной  силе,  разрешим  север¬
ную  проблему  и  обеспечим  безопасность  северных  границ.
 4) 	При  проведении  различных  указанных  выше  политических  мероприя¬
тий  [раздел  3]  и  особенно  при  принятии  решений  об  использовании  вооружен¬
ной  силы  мы  должны  быть  уверены  в  отсутствии  серьезных  препятствий  для
 *  Гоминдановское  правительство,  находившееся  в  Чунцине  с  октября  1938  г.  до  конца
войны.
 437

сохранения  нашей  основной  позиции  в  отношении  войны  с  Великобританией  и
Соединенными  Штатами.
 5) 	В  соответствии  с  принятым  политическим  курсом  мы  будем  дипломати¬
ческими  и  другими  методами  прилагать  усилия  к  тому,  чтобы  предотвратить
вступление  Соединенных  Штатов  в  европейскую  войну.  Но  если  Соединенные
Штаты  вступят  в  войну,  наша  Империя  будет  действовать  в  соответствии  с
Тройственным  пактом.  Однако  мы  примем  самостоятельное  решение  о  време¬
ни  и  способах  использования  вооруженной  силы.
 6) 	Мы  незамедлительно  сосредоточим  наше  внимание  на  приведении  стра¬
ны  в  готовность  к  войне.  Особенно  будет  усилена  оборона  метрополии.
 7) 	Конкретные  планы  осуществления  этой  программы  будут  выработаны
отдельно.
 Выступление  премьер-министра  Коноэ:
 Я  хочу  разъяснить  основные  положения  сегодняшней  повестки  обсуж¬
дения.
 Я  считаю,  что  наиболее  насущным  для  нашей  Империи  является  незамед¬
лительное  принятие  решения  о  том,  какую  политику  мы  должны  проводить  в
связи  с  нынешней  обстановкой  в  мире,  а  именно  в  связи  с  началом  войны  меж¬
ду  Германией  и  Советским  Союзом  и  ее  последующим  развитием,  тенденция¬
ми  в  политике  Соединенных  Штатов,  развитием  военной  обстановки  в  Европе
и  урегулированием  китайского  инцидента.  Правительство  и  секции  армии  и
флота  императорской  ставки  соответственно  провели  продолжительное  обсу¬
ждение  этих  вопросов.  В  результате  был  выработан  документ  “Программа  на¬
циональной  политики  Империи  в  соответствии  с  изменением  обстановки”,  ко¬
торый  вынесен  сегодня  на  обсуждение.
 Сначала  я  остановлюсь  на  политическом  разделе.  Как  неоднократно  ука¬
зывалось  в  Императорских  рескриптах,  основой  нашей  национальной  полити¬
ки  является  установление  сферы  совместного  процветания  Великой  Восточной
Азии,  что  должно  внести  вклад  в  обеспечение  всеобщего  мира.  Я  считаю,  что
эта  национальная  политика  не  должна  ни  в  коей  мере  пересматриваться  в  зави¬
симости  от  изменений  и  развития  ситуации  в  мире.
 Не  приходится  и  говорить,  что  для  создания  сферы  совместного  процвета¬
ния  Великой  Восточной  Азии  будет  необходимо  ускорить  разрешение  китай¬
ского  инцидента,  вопрос  о  котором  все  еще  остается  открытым.  Далее,  я  также
считаю,  что  для  закладывания  фундамента  безопасности  и  сохранения  нашей
нации  мы  должны,  с  одной  стороны,  продвинуться  на  Юг,  а  с  другой  -  избавить¬
ся  от  наших  трудностей  на  Севере.  Для  этого  мы  должны  в  соответствующий
момент  разрешить  северную  проблему,  воспользовавшись  преимуществами  си¬
туации  в  мире,  особенно  в  связи  с  развитием  германо-советской  войны.  Эта  се¬
верная  проблема  является  самой  важной  не  только  с  точки  зрения  обороны  на¬
шей  Империи,  но  также  и  для  обеспечения  стабильности  во  всей  Азии.
 Следует  ожидать,  что  стремление  достичь  этих  целей  вызовет  вмешатель¬
ство  и  сопротивление  различных  государств.  Но  так  как  Империя  должна,  безу¬
словно,  достичь  этих  целей,  мы  со  всей  определенностью  заявляем  о  нашей
твердой  решимости  устранить  все  препятствия  ...
 Выступление  начальника  генерального  штаба  армии  Сугияма:
 ...  По  поводу  решения  северной  проблемы.  Нет  необходимости  говорить,
что  мы  должны  в  связи  с  германо-советской  войной  действовать  в  соответст¬
вии  с  духом  Тройственного  пакта.  При  этом  наиболее  подходящим  для  нас  бу¬
дет  некоторое  время  не  участвовать  в  этой  войне,  так  как  мы  в  настоящее  вре¬
мя  предпринимаем  меры  для  урегулирования  китайского  инцидента,  а  наши  от¬
ношения  с  Великобританией  и  США  находятся  в  деликатном  состоянии.  Но  ес¬
 438

ли  события  германо-советской  войны  будут  благоприятны  для  нашей  Импе¬
рии,  я  полагаю,  мы  используем  силу  для  разрешения  проблемы  на  Севере  и
обеспечения  безопасности  наших  северных  границ.  Поэтому  чрезвычайно  важ¬
но  для  нас  сохранять  втайне  необходимую  подготовку  к  военным  операциям  и
обеспечить  независимую  позицию.
 При  этом  считаю,  что,  осуществляя  различные  мероприятия  для  разреше¬
ния  северной  проблемы,  особенно  касающиеся  использования  вооруженных
сил,  мы  должны  придавать  большое  значение  сохранению,  несмотря  на  пре¬
пятствия,  нашей  принципиальной  позиции  обеспечения  постоянной  готовности
к  войне  с  Великобританией  и  Соединенными  Штатами,  так  как  отношение
этих  стран  к  Японии  не  вызывает  оптимизма.
 Выступление  начальника  главного  морского  штаба  Нагано:
 По  поводу  разрешения  южной  проблемы.  Я  считаю,  что  в  нынешних  усло¬
виях  для  того,  чтобы  поддерживать  нашу  оборону  на  Юге  и  добиться  самообес¬
печения  в  рамках  сферы  совместного  процветания  Великой  Восточной  Азии,
наша  Империя  должна  предпринять  незамедлительные  шаги  по  неуклонному
продвижению  в  южном  направлении,  используя  в  сочетании  политические  и
военные  меры  в  отношении  ключевых  районов  на  Юге  и  согласуясь  с  развити¬
ем  обстановки.
 Однако  Великобритания,  Соединенные  Штаты  и  Голландия  последова¬
тельно  усиливают  свое  давление  на  Японию.  Если  они  будут  упорно  продол¬
жать  создавать  для  нас  препятствия  и  если  наша  Империя  сочтет  невозможным
мириться  с  этим,  мы,  вероятно,  и  это  следует  предвидеть,  в  конце  концов  будем
вынуждены  пойти  на  войну  с  Великобританией  и  Соединенными  Штатами.  По¬
этому  мы  должны  быть  готовы  к  этому,  быть  исполнены  решимости  не  оста¬
навливаться  перед  такой  возможностью.
 ...  Нельзя  предсказать,  когда  и  при  каких  условиях  Соединенные  Штаты
могут  вступить  в  войну  в  Европе.  Поэтому  я  считаю  необходимым  для  нас  при¬
нять  независимое  решение:  когда  и  каким  образом  мы  должны  использовать
вооруженные  силы  против  Великобритании  и  Соединенных  Штатов,  учитывая
при  этом  существующее  на  сегодняшний  день  положение.
 Выступление  министра  иностранных  дел  Мацу  ока:
 Позвольте  изложить  вопросы,  касающиеся  дипломатии.  Было  определено
и  остается  неизменным,  что  наша  основная  национальная  политика  состоит  в
создании  сферы  совместного  процветания  Великой  Восточной  Азии,  что  необ¬
ходимо  для  достижения  долговременного  мира  во  всем  мире.  Мы  проводили
наш  внешнеполитический  курс,  придерживаясь  этой  национальной  политики  и
учитывая  наличие  таких  проблем,  как  китайская,  отношения  с  Соединенными
Штатами,  развитие  европейской  ситуации  и  южная  проблема.  Однако  с  нача¬
лом  войны  между  Германией  и  Советским  Союзом  возникла  новая  ситуация.
В  связи  с  этим  в  дипломатическом  плане  я  считаю  жизненно  важным  вновь
подтвердить  нашу  позицию  по  поводу  нынешней  национальной  политики.
 Как  сейчас  заявили  начальники  генеральных  штабов  армии  и  флота,  для
проведения  нашей  дипломатии  необходимо  заблаговременно  решить,  какие
обязательства  потребуют  от  нас  использование  силы.  Однако  не  вызывает  со¬
мнения,  что,  даже  если  мы  в  конце  концов  будем  вынуждены  прибегнуть  к  си¬
ле,  необходимо  делать  все  от  нас  зависящее,  чтобы  попытаться  достичь  наших
целей  дипломатическими  средствами.  Например,  в  разрешении  китайского  ин¬
цидента  мы  будем,  с  одной  стороны,  прилагать  усилия  для  укрепления  нацио¬
нального  правительства  в  Нанкине,  а  с  другой,  -  оказывая  воздействие  на  вну¬
треннюю  и  внешнюю  политику  чунцинского  режима,  различными  дипломати¬
ческими  методами  принуждать  его  к  капитуляции.  Имеется  в  виду  реорганиза¬
 439

ция  этого  режима  с  целью  или  формирования  коалиции  с  национальным  пра¬
вительством,  или  склонения  его  к  мирным  переговорам.
 ...  Я  считаю,  что  для  нас  важно  быть  готовым  к  проведению  нашей  внеш¬
ней  политики  в  отношении  Советского  Союза  таким  образом,  чтобы  это  отве¬
чало  реальностям,  на  которые  указывает  верховное  командование.  В  наших
отношениях  с  Соединенными  Штатами  мы  должны  проявлять  величайшую  ос¬
торожность  к  дипломатии,  чтобы  не  допустить  вступления  Америки  в  европей¬
скую  войну  и  предотвратить  ее  столкновение  с  нашей  страной  ...
 Председатель  Тайного  совета  Хара:
 Я  полагаю,  все  из  вас  согласятся,  что  война  между  Германией  и  Советским
Союзом  действительно  является  историческим  шансом  Японии.  Поскольку  Со¬
ветский  Союз  поощряет  распространение  коммунизма  во  всем  мире,  мы  будем
вынуждены  рано  или  поздно  напасть  на  него.  Но  так  как  Империя  все  еще  за¬
нята  китайским  инцидентом,  мы  не  свободны  в  принятии  решения  о  нападении
на  Советский  Союз,  как  этого  хотелось  бы.  Тем  не  менее  я  полагаю,  что  мы
должны  напасть  на  Советский  Союз  в  удобный  момент...  Наша  Империя  хоте¬
ла  бы  избежать  войны  с  Великобританией  и  Соединенными  Штатами,  пока  мы
будем  заняты  войной  с  Советским  Союзом.  Наш  народ  желает  сразиться  с
ним...  Я  прошу  вас,  действуя  в  соответствии  с  духом  Тройственного  пакта,  ока¬
зать  всяческое  содействие  Германии.  Направляла  ли  Германия  какие-либо  по¬
слания  с  просьбой  к  нам  напасть  на  Советский  Союз?
 Мацу  ока:  ...  Что  касается  сотрудничества  с  Германией  в  германо-совет¬
ской  войне.  Риббентроп  запрашивал  нас  об  этом  26  июня,  а  затем  вновь  теле¬
графировал  по  этому  поводу  28  июня.  В  это  время  мы  обсуждали  содержание
документа  “О  форсировании  политики  в  отношении  Юга”.  Мы  ожидали  войну
между  Германией  и  Советским  Союзом.  Поэтому  не  следует  создавать  у  Гер¬
мании  впечатление,  будто  мы  уклоняемся  от  наших  обязательств.
 Хара:  Высказывались  ли  какие-либо  пожелания  со  стороны  Советского
Союза?
 Мацу  ока:  Четыре  дня  спустя  после  начала  войны  между  Германией  и  Со¬
ветским  Союзом  мы  ответили,  что  война  не  имеет  отношения  к  Тройственно¬
му  пакту,  и  с  тех  пор  Советский  Союз  не  заявлял  никаких  протестов.  Совет¬
ский  Союз  запрашивал  нас,  каково  будет  отношение  Японии  к  нынешней  вой¬
не.  Мы  ответили,  что  у  нас  пока  не  принято  решение  по  этому  вопросу.
 Несколько  дополнительных  замечаний  по  этому  вопросу.  Даже  если  наша
Империя  не  примет  участия  в  войне  между  Германией  и  Советским  Союзом,
это  не  будет  актом  предательства  по  отношению  к  букве  Тройственного  пак¬
та.  Что  касается  духа  союза,  то  я  думаю,  для  нас  было  бы  правильным  принять
участие  в  этой  войне.
 Хара:  Кто-то  может  сказать,  что  в  связи  с  пактом  о  нейтралитете  для  Япо¬
нии  было  бы  неэтично  нападать  на  Советский  Союз.  Но  Советский  Союз  и  сам
привык  к  несоблюдению  соглашений.  Если  же  мы  нападем  на  Советский  Со¬
юз,  никто  не  сочтет  это  предательством.  Я  с  нетерпением  жду  возможности
для  нанесения  удара  по  Советскому  Союзу.  Я  прошу  армию  и  правительство
сделать  это  как  можно  скорее.  Советский  Союз  должен  быть  уничтожен.
 Я  хотел  бы  избежать  войны  с  Соединенными  Штатами.  Я  не  думаю,  что
Соединенные  Штаты  предпримут  какие-либо  действия,  если  мы  нападем  на
Советский  Союз.
 У  меня  есть  еще  один  вопрос.  Было  сказано,  что,  проводя  нашу  политику
в  отношении  Французского  Индокитая,  мы  готовы,  если  потребуется,  к  веде¬
нию  войны  против  Великобритании  и  Соединенных  Штатов.  Предстоящее  ов¬
ладение  базами  в  Индокитае  рассматривается  как  подготовка  к  войне  с  Вели¬
кобританией  и  Соединенными  Штатами.  Готовы  ли  мы  уже  к  войне  с  ними?
 440

Я  думаю,  такая  война  может  начаться,  если  мы  предпримем  действия  против
Индокитая.  Каково  ваше  мнение  по  этому  поводу?
 Мацуока:  На  ваш  вопрос  ответить  трудно.  Нас  беспокоит  то,  что  офицеры
на  участках  передовой  линии  настроены  воинственно,  они  убеждены,  что  мы
используем  силу.  Война  против  Великобритании  и  Соединенных  Штатов  едва
ли  начнется,  если  мы  будем  продвигаться  с  большими  предосторожностями.
Конечно  же,  я  упомянул  воинственное  поведение  офицеров,  полагаясь  на  муд¬
рость  верховного  командования.
 Из-за  войны  между  Германией  и  Советским  Союзом  германское  вторже¬
ние  в  Великобританию  будет  отложено.  Поэтому  Великобритания  и  Соединен¬
ные  Штаты  могут  полагать,  что  Германия  не  предпримет  попытки  вторжения
на  Британские  острова.  Но  я  считаю,  что  Германия,  возможно,  сделает  это,
еще  будучи  занятой  в  войне  с  Советским  Союзом.  Даже  Риббентроп  не  знал,
что  война  между  Германией  и  Советским  Союзом  столь  близка.  Гитлер  будет
решать  один,  осуществлять  вторжение  на  Британские  острова  в  ходе  германо¬
советской  войны  или  нет.  Если  Германия  вторгнется  в  Великобританию,  Сое¬
диненные  Штаты  должны  будут  всерьез  задуматься,  принимать  ли  им  активное
участие  в  войне.  Или,  с  другой  стороны,  они  могут  предпринять  активные  дей¬
ствия  против  Японии  с  севера.  С  точки  зрения  американского  национального
характера  я  склоняюсь  к  вероятности  второго  варианта.  Поэтому  сейчас  очень
трудно  выносить  какое-то  суждение.
 Хара:  Я  хотел  бы  прояснить  для  себя,  вступят  ли  Соединенные  Штаты  в
войну,  если  Япония  предпримет  действия  против  Индокитая?
 Мацуока:  Я  не  могу  исключить  такую  возможность.
 Сугияма:  ...  Будущее  развитие  германо-советской  войны  окажет  значи¬
тельное  воздействие  на  Соединенные  Штаты.  Если  Советский  Союз  потерпит
скорое  поражение,  сталинский  режим,  вероятно,  развалится,  а  Соединенные
Штаты,  видимо,  не  вступят  в  войну.  Если  расчеты  Германии  не  будут  оправды¬
ваться  и  война  затянется,  возможность  вступления  Америки  в  войну  возрастет.
Пока  ситуация  в  войне  будет  в  пользу  Германии,  я  не  думаю,  что  Соединенные
Штаты  вступят  в  войну,  если  Япония  и  двинется  во  Французский  Индокитай.
Разумеется,  мы  предпочли  бы  осуществить  это  мирными  средствами.  Мы  так¬
же  хотели  бы  предпринять  действия  в  Таиланде,  но  это  может  вызвать  серьез¬
ные  последствия,  так  как  Таиланд  расположен  рядом  с  Малайей.  В  настоящее
время  мы  продвинемся  только  до  Индокитая.  Мы  проявим  осторожность  в  на¬
правлении  наших  войск  в  Индокитай,  так  как  это  окажет  огромное  влияние  на
нашу  будущую  политику  в  отношении  Юга.
 Хара:  Понимаю.  Я  полностью  согласен  с  вами.  Думаю,  правительство  и
верховное  командование  единодушны  в  этом  вопросе,  т.е.  в  том,  что  мы  сдела¬
ем  все  от  нас  зависящее,  чтобы  избежать  столкновения  с  Великобританией  и
Соединенными  Штатами.  Я  считаю,  что  Япония  должна  избежать  военных
действий  против  Соединенных  Штатов,  по  крайней  мере  в  нынешней  ситуации.
При  этом  я  также  прошу  правительство  и  верховное  командование  нанести
удар  по  Советскому  Союзу  как  можно  скорее.  Советский  Союз  должен  быть
уничтожен,  поэтому  я  надеюсь,  что  вы  проведете  подготовку  с  целью  прибли¬
зить  начало  боевых  действий.  Мне  остается  лишь  надеяться,  что  эта  политика
будет  осуществлена,  как  только  будет  принято  решение.  Из  приведенных
мною  доводов  следует,  что  я  полностью  согласен  с  вынесенными  на  сегодняш¬
нее  обсуждение  предложениями.
 Тодзио:  Я  разделяю  мнение  господина  Хара,  председателя  Тайного  совета.
Однако  наша  Империя  сейчас  связана  китайским  инцидентом,  и,  я  надеюсь,
председатель  Тайного  совета  понимает  это.
 Сугияма:  ...  Хочу  воспользоваться  возможностью  изложить  ситуацию,  в
которой  находится  Квантунская  армия.  Из  тридцати  дивизий  Советского  Сою¬
 441

за  четыре  уже  отправлены  на  Запад.  Однако  Советский  Союз  все  еще  облада¬
ет  (на  Дальнем  Востоке.  -  А.К.)  явно  подавляющей  силой,  готовой  к  стратеги¬
ческому  развертыванию.  С  другой  стороны,  Квантунская  армия  находится  в
положении,  о  котором  я  ранее  докладывал.  Я  хочу  усилить  Квантунскую  ар¬
мию  настолько,  чтобы  она  могла  защитить  себя,  способствовать  проведению
дипломатических  переговоров,  быть  в  готовности  к  наступлению  или  предпри¬
нять  наступление,  когда  появятся  благоприятные  условия.  Я  считаю,  что  ре¬
зультаты  войны  между  Германией  и  Советским  Союзом  прояснятся  через
пятьдесят-шестьдесят  дней.  За  это  время  мы  должны  определиться  в  вопросах
разрешения  китайского  инцидента  и  переговоров  с  Великобританией  и  Соеди¬
ненными  Штатами.  Вот  почему  в  наши  предложения  внесена  фраза  “пока  мы
не  будем  вмешиваться  в  этот  конфликт”.»
 Во  второй  половине  июля,  когда  подготовка  Японии  к  нападению
на  СССР  осуществлялась  полным  ходом,  среди  японского  генералите¬
та  появились  признаки  сомнений  в  успехе  германского  блицкрига.
16  июля  в  “Секретном  дневнике  войны”  императорской  ставки,  в  кото¬
ром  реально  оценивались  события  и  обстановка  на  фронтах  второй  ми¬
ровой  войны,  была  сделана  запись:  “На  советско-германском  фронте
не  отмечается  активных  действий,  тихо”.  Затем  21  июля:  “В  развитии
обстановки  на  советско-германском  фронте  нет  определенности.  По¬
хоже  на  не  прекращающийся  несколько  дней  токийский  дождь”6.
 О 	трудностях  немецкой  армии  свидетельствовали  и  участившиеся
в  июле  требования  руководителей  Германии  к  Японии  как  можно
скорее  открыть  второй  фронт  на  Востоке.  Однако  японские  лидеры
опасались  преждевременного  выступления  против  Советского  Сою¬
за.  29  июля  в  “Секретном  дневнике  войны”  было  записано:  “На  совет¬
ско-германском  фронте  по-прежнему  без  изменений.  Наступит  ли  в
этом  году  момент  вооруженного  разрешения  северной  проблемы?  Не
совершал  ли  Гитлер  серьезную  ошибку?  Последующие  десять  дней
должны  определить  историю”7.  Имелось  в  виду  время,  оставшееся  до
запланированного  срока  принятия  Японией  решения  о  начале  войны
против  СССР.
 9  августа  был  принят  документ  верховного  командования  сухопут¬
ных  сил  Японии  “Программа  операций  сухопутной  армии”,  в  котором
предусматривалось:
 1) 	Имея  в  Маньчжурии  и  Корее  16  дивизий,  быть  в  готовности  вы¬
ступить  против  СССР.
 2) 	Продолжить  проведение  операций  в  Китае.
 3) 	Завершить  к  концу  ноября  подготовку  к  войне  на  Юге8.
 Принятое  решение  не  означало  отказа  от  плана  войны  против
 СССР  “Кантокуэн”,  а  лишь  откладывало  срок  начала  его  осуществле¬
ния.  С  точки  зрения  стратегических  целей  и  экономических  интересов
японское  правительство  считало  захваты  на  Севере  и  на  Юге  в  равной
степени  необходимыми  для  утверждения  японского  господства  в  азиат¬
ско-тихоокеанском  регионе.
 Вооруженное  выступление  на  Юге  тесно  увязывалось  с  планами
последующей  войны  против  СССР.  Готовясь  к  такой  войне,  японское
руководство  считало  необходимым  обеспечить  империю  запасами  го¬
рючего,  в  первую  очередь  нефтью,  а  также  другим  стратегическим
 442

сырьем.  Начальник  отдела  ставки  полковник  Цудзи  признавал  после
войны:  “В  начале  августа  в  военном  министерстве  пришли  к  выводу  о
том,  что  в  случае  операций  против  Советского  Союза  в  течение  полу-
года  -  года  будут  израсходованы  все  запасы  нефти...  Поэтому,  что  ка¬
сается  нефти,  то,  кроме  движения  на  Юг,  выхода  не  было”9.
 Выбор  “южного  варианта”  войны  был  продиктован,  в  первую  оче¬
редь,  стремлением  японского  военно-политического  руководства  обес¬
печить  экономическую  базу  для  продолжения  второй  мировой  войны,
одной  из  целей  которой  оставался  разгром  Советского  Союза.  В  дире¬
ктиве  императорской  ставки  №  1048  от  3  декабря  1941  г.  Квантунской
армии  ставилась  задача:  “В  соответствии  со  складывающейся  обста¬
новкой  осуществить  усиление  подготовки  к  операциям  против  России.
Быть  в  готовности  начать  действия  весной  1942  года”10.
 Разгром  гитлеровских  войск  под  Москвой  явился  серьезным  уда¬
ром  по  японским  планам  вероломного  нападения  на  СССР.  Тем  не  ме¬
нее  подготовка  к  нападению  на  Советский  Союз  продолжалась  до
1944  г.  Откладывая  прямое  вооруженное  выступление  против  СССР,
милитаристская  Япония  делала  все  возможное,  чтобы  способствовать
агрессии  гитлеровской  Германии.  Официальные  японские  историогра¬
фы  признают:  “В  основе  отношений  между  Японией  и  Германией  ле¬
жала  общая  цель  -  сокрушить  Советский  Союз...  В  военном  министер¬
стве  считали,  что  Япония  должна  способствовать  военным  успехам
германской  армии...  Под  верностью  Тройственному  пакту  понималось
стремление  не  уступать  Англии  и  США,  обуздать  их  силы  в  Восточной
Азии,  сковать  Советскую  Армию  на  Дальнем  Востоке  и,  воспользовав¬
шись  удобным  моментом,  разгромить  ее”1  11.
 Угроза  войны  со  стороны  Японии  вынуждала  советское  прави¬
тельство  держать  в  годы  войны  на  Дальнем  Востоке  и  в  Сибири  вой¬
ска,  которые  были  крайне  необходимы  на  советско-германском  фрон¬
те.  Это  вело  к  затягиванию  Великой  Отечественной  и  второй  мировой
войны  в  целом,  увеличению  жертв  советского  и  других  народов.  При¬
веденные  в  публикации  японские  документы  убедительно  подтвержда¬
ют  этот  вывод.
 1 	См.:  Кантэйсе.  (Материал  экспертизы  по  делу  о  слушании  в  суде  высшей  ин¬
станции  Токио  иска  об  изменении  школьных  учебников).  Токио,  1970.  С.  11,
30,  32.
 2 	Заседания  координационного  комитета  правительства  и  императорской  став¬
ки  были  введены  в  практику  кабинетом  министров  в  конце  1937  г.  для  коор¬
динации  действий  между  правительством  и  военным  командованием.  Регу¬
лярное  проведение  таких  заседаний  относится  к  периоду  с  ноября  1940  по
1944  г.  Решения  по  наиболее  важным  вопросам  политики  утверждались  на
императорском  совещании  (совещание  в  присутствии  императора).  В  1941  г.
в  работе  императорских  совещаний  принимал  участие  кроме  высших  чинов
правительства  и  военного  командования  также  председатель  Тайного  совета,
консультативного  органа,  с  конца  30-х  годов  оказывавшего  непосредствен¬
ное  влияние  на  выработку  политического  и  военного  курса  Японии.
 3 	Источники:  Путь  к  войне  на  Тихом  океане:  Сб.  Токио,  1963  (на  япон.  яз.);
Japan’s  Decision  for  War:  Records  of  the  1941  Policy  Conferences.  Stanford  (Cal.),
1967.
 443

4 	28  мая  1941  г.  в  ответ  на  запрос  министра  иностранных  дел  Японии  Е.  Мацу-
ока  шеф  германского  дипломатического  ведомства  Й.  Риббентроп  сообщил:
“Сейчас  война  между  Германией  и  СССР  неизбежна.  Я  верю,  что  если  она
начнется,  то  может  закончиться  в  течение  трех-четырех  месяцев.  Армия  уже
закончила  развертывание”.  Таку  сиро  Хаттори.  Япония  в  войне  1941-1945  /
Пер.  с  япон.  М.,  1973.  С.  43.
 5 	Квантунская  армия.  Ч.  2.  Токио,  1974.  С.  8.  (на  япон.  яз.).
 6 	Там  же.  С.  63.
 7 	Там  же.  С.  64.
 8 	Там  же.  С.  66.
 9 	Там  же.
 10 	Операции  сухопутных  войск  на  северо-восточном  направлении.  Токио,  1968.
С.  41  (на  япон.  яз.).
 11 	Квантунская  армия.  Ч.  2.  С.  74.

Ю.  Невакиви
 (Финляндия)
 ФИНЛЯНДИЯ  И  ПЛАН  “БАРБАРОССА5
 В  ретроспективе  представляется,  что  провал  финской  политики
Сталина  накануне  второй  мировой  войны  был  неизбежным.  Успех  со-
ветской-финской  добрососедской  политики  с  50-х  годов  показал,  что  у
России  имелась  прекрасная  возможность  найти  разумный  modus  viven-
di  с  его  бывшим  зависимым  соседом,  если  бы  Сталин  понял,  что  надо
уважать  суверенитет  Финляндии  и  преодолевать  взаимное  недоверие,
обусловленное  главным  образом  идеологическими  различиями.
 Дружеское  взаимопонимание  отвечало  бы  советским  государст¬
венным  интересам.  Не  только  потому,  что  Финляндия  имела  более
сильную  армию,  чем  у  других  скандинавских  стран.  Со  своими  демо¬
кратическими  традициями,  и  несмотря  на  явное  антикоммунистическое
прошлое,  она  стала  бы  серьезным  бастионом  против  возможного  втор¬
жения  нацистской  Германии  на  Севере  Балтики.
 Не  надо  забывать  и  того,  что  результаты  парламентских  выборов
в  июле  1939  г.  подтвердили,  что  большинство  финнов  были  далеки  от
принятия  гитлеровской  идеологии.  Количества  голосов,  отданных  за
правых  экстремистов,  хватило  лишь  на  то,  чтобы  получить  одну  вось¬
мую  часть  депутатских  мест  из  двухсот,  в  то  время  как  левые  (имеют¬
ся  в  виду  социал-демократы)  приобрели  намного  больше,  чем  раньше,
и  смогли  послать  83  депутата  в  новый  парламент.  Вместе  со  своими  со¬
юзниками  социал-демократы  составили  большинство  в  правительстве
народного  фронта.  Было  очевидно,  что  даже  если  в  финском  офицер¬
ском  корпусе  и  руководстве  полувоенной  организации  гражданской
гвардии  преобладали  лица,  которые  двадцатью  годами  раньше,  во  вре¬
мя  первой  мировой  войны,  получили  образование  в  имперской  Герма¬
нии,  подавляющее  большинство  финнов  в  глубине  души  не  были
склонны  к  более  близким  связям  с  нацистской  Германией1.
 Предубежденное,  не  имевшее  даже  элементарного  представления
о  финском  менталитете  и  дезинформированное  о  способности  и  жела¬
нии  страны  к  сопротивлению,  сталинское  руководство  после  советско-
германского  договора  от  23  августа  1939  г.  решило  срочно  обеспечить,
если  потребуется  и  при  помощи  оружия,  свою  сферу  интересов  на  се¬
веро-западе.
 ПОСЛЕДСТВИЯ  ЗИМНЕЙ  ВОЙНЫ
 “Наша  армия  является  современной,  она  будет  действовать  быст¬
ро,  война  потребует  очень  небольших  усилий”,  -  говорил  партийный
руководитель  Ленинграда  А.  А.  Жданов2.  Как  известно,  конфликт,  ко-
 ©  Ю.  Невакиви
 445

торый  финны  называют  зимней  войной,  разразился  в  ноябре  1939  г.  и
продолжался  три  месяца  с  драматическими  историческими  последстви¬
ями.  Для  финнов  мирный  договор,  подписанный  в  Москве  12  марта
1940  г.,  означал  потерю  восточных  территорий  и  вынудил  14%  населе¬
ния  покинуть  свои  дома  и  переселиться  на  запад,  за  новую  границу.
 Но  финны  отстояли  свою  независимость.  Сопротивление  упрочи¬
ло  их  веру  в  собственные  силы  и  заставляло  искать  пути  к  возврату  ут¬
раченных  территорий.  Главной  предпосылкой  для  реванша  было  вы¬
живание  финской  армии.  Советы  не  заставили  после  конфликта  прове¬
сти  ее  демобилизацию  или  ограничить  численность.  Идея  реванша  ро¬
дилась  непосредственно  в  момент  вынужденного  мира.  Не  надо  читать
Клаузевица,  чтобы  понять,  что  даже  маленькая  страна,  которая  в  обо¬
ронительной  войне  потеряла  территорию,  но  не  свою  армию,  естест¬
венно,  ждет  возможности  восстановить  свои  прежние  границы  люби¬
мыми  средствами3.
 Даже  если  финны  потеряли  зимой  1939/40  г.  в  целом  более  одной  де¬
сятой  своих  вооруженных  сил,  путем  эффективного  обучения  и  интен¬
сивной  мобилизационной  программы,  охватившей  свыше  16%  всего  на¬
селения  страны,  они  смогли  уже  через  год  после  зимней  войны  призвать
на  военную  службу  даже  больше  людей,  чем  раньше,  а  именно  -  свыше
полумиллиона  человек.  Вместе  с  германской  армией,  действующей  с
финской  территории  в  рамках  операции  “Барбаросса”,  в  1941-1944  гг.
эти  силы  отвлекали  как  минимум  20-25  советских  дивизий.
 Причиной,  заставившей  Советский  Союз  отобрать  у  финнов  Каре¬
лию  и  еще  две  приграничные  территории  на  севере,  а  также  получить
в  аренду  п-ов  и  г.  Ханко  в  качестве  базы  для  Краснознаменного  Бал¬
тийского  флота,  называлась  необходимость  защиты  Ленинграда  и
Мурманской  (Кировской)  железной  дороги.  В  действительности,  все
эти  позиции,  за  исключением  западного  побережья  п-ова  Рыбачий,  где
германские  горные  войска  пытались  атаковать  Мурманск,  быстро  па¬
ли  в  1941  г.  На  юге  финны  достигли  своих  прежних  границ  уже  через
семь  недель  после  вступления  Финляндии  в  войну  против  СССР  на  сто¬
роне  третьего  рейха  и  могли,  в  случае  продолжения  наступления,  силь¬
но  угрожать  защитникам  Ленинграда.  В  этом  отношении  последствия
зимней  войны  1939/40  г.  были  даже  больше  отрицательными,  чем  по¬
ложительными  для  Советов,  возможно  даже  “пирровой  победой”.
 Возвращением  назад  финнам  района  Петсамо  после  окончания
конфликта  в  1940  г.  советское  правительство  хотело,  по-видимому,
дать  им  шанс  оставаться  нейтральными:  гавань  Петсамо  давала  воз¬
можность  свободного  выхода  в  открытое  море.  Хотя  на  последней  ста¬
дии  зимней  войны  западные  державы  активно  помогали  финнам  и  да¬
же  грозили  вмешаться,  Москва,  без  сомнения,  не  хотела  изолировать
их,  что  означало  бы  “запихивать”  Финляндию  в  объятия  Германии.
 НАЧАЛО  ФИНСКО-ГЕРМАНСКОГО  СБЛИЖЕНИЯ
 Внезапное  нападение  Германии  на  Норвегию  и  Данию  весной
1940  г.  сильно  повлияло  на  Финляндию,  теперь  фактически  окружен¬
ную.  Швеция,  которая  была  в  еще  более  трудном  положении,  немед-
 446

ленно  нарушила  свой  нейтралитет,  предоставив  германским  войскам
возможность  транзита  в  Норвегию  и  подчинившись  германскому  эко¬
номическому  диктату.  Финляндия,  у  которой  все  еще  был  свой  собст¬
венный  порт  в  Северном  Ледовитом  океане,  была  некоторое  время  не¬
зависимой,  но  несколько  позднее  попала  под  влияние  Германии  по  дру¬
гой  причине.
 Победа  Гитлера  на  Западном  фронте  была  даже  более  важным  фа¬
ктором,  вызвавшим  изменение  в  ориентации  Финляндии,  чем  экспан¬
сия  Германии  в  скандинавские  страны.  Крушение  Франции  вызвало
опасение  в  Москве  на  тот  счет,  что  Гитлер  вскоре  сможет  повернуть
свои  силы  против  Советского  Союза,  и  это  ускорило  укрепление  запад¬
ных  границ  России.  После  советской  оккупации  прибалтийских  госу¬
дарств  и  аннексии  бывших  румынских  территорий  -  Бессарабии  и  Се¬
верной  Буковины  -  Сталин  в  июне  1940  г.  снова,  казалось,  сосредото¬
чил  внимание  на  Финляндии.
 Напряженность  между  двумя  соседями  быстро  возрастала.
14  июня,  за  день  до  начала  оккупации  прибалтийских  стран,  совет¬
ская  авиация  сбила  невооруженный  финский  самолет,  летевший  из
Таллинна  в  Хельсинки.  Сразу  после  этого  финнам  заявили,  чтобы
они  согласились  преобразовать  бывшую  британскую  концессию  ни¬
келевых  рудников  в  Петсамо  в  советскую  или  советско-финскую
компанию,  полностью  демилитаризовать  Аландские  острова  и  раз¬
решить  свободный  проход  поездов  с  военными  грузами  на  участке
между  базой  Ханко  и  советско-финской  границей  на  юго-востоке
страны.  Кроме  концессии  в  Петсамо,  вопрос  о  которой  Финляндии
удалось  отложить  до  начала  войны  1941  г.,  она  должна  была  принять
и  другие  требования4.
 Между  тем,  финское  правительство  было  крайне  обеспокоено
народным  движением  в  поддержку  вновь  установленного  советско-
финского  мира  и  Общества  дружбы  между  двумя  странами.  Демон¬
странтов,  которые  открыто  выражали  радость  и  поддержку  совети¬
зации  прибалтийских  республик,  в  Хельсинки  рассматривали  как  уг¬
розу  внутренней  безопасности.  Их  арестовывали  и  обвиняли  в  изме¬
не.  Кульминация  этих  событий  пришлась  на  август,  и  они  расценива¬
лись  как  доказательство  того,  что  теперь  предпринимаются  попыт¬
ки  расколоть  финское  сопротивление  путем  подрывной  деятельно¬
сти.
 Августовский  кризис  1940  г.  был  раздут  сообщениями,  что  Красная
Армия  снова  сосредотачивает  свои  войска  на  границе  с  Финляндией.
Источником  этих  сообщений  был,  возможно,  генеральный  штаб  фин¬
ской  армии,  откуда  они  были  переданы  военным  атташе  других  стран
в  Хельсинки.  Немецкие  наблюдатели  в  Советском  Союзе  оспаривали
надежность  этой  информации.  Гитлер,  напротив,  вероятно,  обратил  на
нее  внимание.  Приняв  решение  напасть  на  Россию,  он  ускорил  оказа¬
ние  помощи  Финляндии.  Эта  страна  теперь  действительно  могла  счи¬
таться  союзником  в  грядущей  кампании5.
 Гитлер  рассматривал  Финляндию  как  возможного  партнера  в  про¬
тивостоянии  Советскому  Союзу  с  начала  30-х  годов.  Однако  из-за  не¬
обходимости  прийти  к  соглашению  с  Москвой  в  1939  г.  он  начал  скло¬
 447

няться  к  тому,  чтобы  оставить  Финляндию  за  пределами  интересов
Германии.  Усилия  Советского  Союза  проникнуть  в  Финляндию  стали
для  него  неприятным  сюрпризом.  Тем  не  менее  во  время  зимней  войны
он  преуспел  в  поддержании  благожелательного  нейтралитета  с  Совет¬
ским  Союзом,  посылая  в  то  же  время  финнам  знаки  ободрения.  Специ¬
альным  связным  между  ним  и  финнами  был  Г.  Геринг,  который  29  ок¬
тября  1940  г.  писал  К.  Маннергейму,  финскому  главнокомандующему:
“Смелая  позиция  вашего  народа  принесет  свои  плоды”6.
 После  побед  Германии  в  апреле  и  мае  даже  в  прошлом  антигерман¬
ски  настроенные  финны  начали  сильно  сомневаться  в  возможности  ос¬
тановить  наступление  вермахта.  Типичная  позиция  была  выражена
финским  поверенным  в  делах  в  Осло  У.  Тойвола,  известным  либера¬
лом,  который  в  отчете,  отправленном  в  Хельсинки,  пришел  к  выводу,
что  впредь  “Северной  Европе  нельзя  полагаться  на  западные  держа¬
вы”7.  Таким  образом,  будучи  вынужденными  выбирать  из  двух  зол,
финны  недальновидно  согласились  играть  второстепенную  роль  в  сою¬
зе  с  Германией.
 Сразу  после  зимней  войны  была  сделана  попытка  создать  оборо¬
нительный  союз  между  Финляндией  и  Швецией,  а  возможно,  и  Нор¬
вегией.  Этот  план  был  сорван  советским  правительством,  которое
заявило,  что  это  противоречит  Московскому  мирному  договору.
Другая  финско-шведская  инициатива  —  создать  нейтральный  союз
между  двумя  странами  в  конце  1941  г.  была  отвергнута  как  Совета¬
ми,  так  и  Германией.  Некоторое  время  в  Хельсинки  все  же  надеялись
на  то,  что  оборона  Финляндии  могла  бы  быть  несколько  усилена  с
помощью  Швеции.
 Высшие  финские  должностные  лица  были  склонны  к  изменению
внешнеполитической  ориентации  страны.  Премьер-министр  Р.  Рюти
еще  в  феврале  1940  г.  объявил,  что  Финляндия  готова  искать  пути
сближения  с  Германией,  чтобы  вернуть  ее  расположение.  Гитлеру
сильно  не  понравился  отказ  финнов  вместе  с  Норвегией  и  Швецией  в
июне  1939  г.  от  его  предложения  подписать  договор  о  ненападении.  По¬
этому  Рюти  в  новом  кабинете  министров,  сформированном  после
окончания  зимней  войны,  заменил  министра  иностранных  дел  В.  Тан¬
нера  шведским  либералом  Р.  Виттингом,  который,  как  он  знал,  был
расположен  к  немцам  более,  чем  Таннер.
 Фактически,  немцев  не  устраивал  даже  Рюти,  которого  они  счита¬
ли  пробритански  настроенным  масоном.  Поначалу,  когда  в  декабре
был  избран  новый  президент,  он  казался  им  неприемлемой  фигурой  на
посту  руководителя  государства.  Другой  кандидат  -  тогдашний  фин¬
ский  посланник  в  Берлине  Т.  Кивимяки  пользовался  расположением
немцев.  Они  проводили  тайную  кампанию  за  него  до  того  момента,  по¬
ка  нарком  иностранных  дел  Молотов  недвусмысленно  сказал  финско¬
му  посланнику  в  Москве,  что  Кивимяки,  так  же  как  и  трое  других  -
прогермански  настроенный  бывший  президент  республики  П.  Свинху-
вуд,  К.  Маннергейм  и  В.  Таннер  -  были  неподходящими  кандидатами.
Парадоксально,  что  Советы  выступили  в  защиту  Рюти,  который  после
второй  мировой  войны  обвинялся  в  содействии  переходу  Финляндии  на
сторону  Германии  в  1941  г.
 448

ПОД  ЗОНТИКОМ  ФЮРЕРА
 Вместе  с  тем,  имеется  множество  свидетельств  того,  что  после  вой¬
ны  Советы  не  позволили  преследовать  маршала  Маннергейма,  кото¬
рый  разделял  ответственность  за  присоединение  Финляндии  к  Герма¬
нии.  Когда  однажды  Гитлер  предложил  помощь  финнам,  она  в  принци¬
пе  была  принята  Маннергеймом  еще  до  того,  как  об  этом  были  инфор¬
мированы  политические  руководители.  Никакого  правительственного
соглашения,  ни  даже  протокола  подписано  не  было,  а  договоренность
о  германском  транзите  и  поставках  вооружения  была  достигнута  толь¬
ко  на  уровне  “между  солдатами”.
 Современные  исследования  подчеркивают,  что  начавшийся  21
сентября  1940  г.  военный  транзит  из  оккупированной  Норвегии  в  Гер¬
манию  через  Финляндию  и  обратно  явился  абсолютной  неожиданно¬
стью  как  для  финнов,  так  и  для  всего  мира  -  и  в  не  меньшей  степени
для  русских.  Москва,  тем  не  менее,  все  еще  не  рассматривала  Хель¬
синки  абсолютно  зависимыми  от  Берлина.  Германский  транзит  через
Финляндию  начался  через  10  недель  после  того,  как  его  разрешила
Швеция  (9  июля  1940  г.),  спустя  еще  две  недели,  в  сентябре,  в  Хель¬
синки  были  вынуждены  принять  требования  Советов  о  пропуске  во¬
енных  составов  через  Финляндию  на  участке  между  Ханко  и  совет¬
ской  границей.
 Быстрое  согласие  финнов  на  предложение  Германии  было  воспри¬
нято  как  противовес  советскому  присутствию  в  Финляндии.  Более  то¬
го,  эта  уступка  сопровождалась  ценным  подарком,  -  с  этого  момента
немцы,  наконец,  согласились  удовлетворить  просьбу  финнов  о  постав¬
ках  оружия  из  третьего  рейха.  В  определенной  степени  немецкие  тран¬
зиты  преследовали  цель  прикрыть  отправку  грузов  в  Финляндию,  не
вызывая  при  этом  подозрения  у  русских.
 Секретное  послание,  полученное  в  Хельсинки  17  августа,  явилось
для  финнов  большой  психологической  поддержкой.  В  нем  заявлялось,
что  Германия  готова  немедленно  предоставить  Финляндии  оружия  да¬
же  больше,  чем  все  западные  державы  дали  за  период  зимней  войны.
Количество  вооружения  (например,  передавалось  150  тыс.  противотан¬
ковых  мин)  было  достаточно  для  быстрого  и  радикального  укрепления
обороны  страны.  Не  осуществлялись  поставки  наступательных  видов
оружия.  Но  германское  присутствие,  выражавшееся  в  продолжении  во¬
енных  транзитов  между  южными  балтийскими  портами  Финляндии  и
Норвегией,  заставляло  финнов  думать,  что  они  освободились  от  рус¬
ских.  Как  сказала  одна  женщина  британскому  посланнику  в  Хельсин¬
ки,  они  получили  возможность  спокойно  спать  по  ночам.
 Это  помогает  лучше  понять  политическое  значение  большого
спортивного  события,  которое  произошло,  примерно,  в  это  время  на
новом  стадионе  в  Хельсинки,  построенном  для  Олимпийских  игр  1940  г.:
вместо  игр,  которые  были  отменены  ввиду  войны,  были  проведены  со¬
стязания  всего  трех  команд  -  Финляндии,  Швеции  и  “Великой  Герма¬
нии”.  Несмотря  на  то  что  финны  потерпели  поражение  от  двух  других
национальных  команд,  местная  публика  откровенно  радовалась  проис¬
ходящему:  Финляндия  более  не  чувствовала  себя  в  изоляции.
 15  Война  и  политика
 449

Другим  поводом  для  уменьшения  беспокойства  финнов,  теперь  уже
на  официальном  уровне,  явился  визит  Молотова  в  Берлин  в  ноябре
1940  г.  Согласно  сообщениям  немцев,  Гитлер  дал  понять  своему  гостю,
что  ему  не  понравится,  если  Советы  предпримут  какие-либо  шаги  в  Фин¬
ляндии  в  ближайшем  будущем.  “Фюрер  укрыл  финнов  своим  зонтиком”,
прокомментировал  сообщения  немецкий  посланник  в  Хельсинки8.
 Финские  руководители  были  обеспокоены  возможностью  того,
что  русские  смогут  прибегнуть  к  ответным  мерам.  Но  генерал  П.  Тал-
вела,  который  был  направлен  в  Германию  для  контроля  за  военными
поставками,  заверял  Маннергейма  в  день  открытия  транзита:  “Все
здесь  были  убеждены,  что  Россия  не  решится  на  какие-либо  действия,
пока  в  Финляндии  находится  хотя  бы  один  немецкий  солдат”9.
 ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ  ПОДГОТОВКА
 Приготовления  к  операции  “Барбаросса”  шли  уже  полным  ходом.
В  октябре  немецкая  армия  в  Норвегии  приступила  к  осуществлению
плана  защиты  никелевых  рудников  в  районе  Петсамо  от  возможного
советского  захвата.  В  связи  с  этим  финский  генеральный  штаб,  дейст¬
вуя  с  разрешения  правительства,  предоставил  немцам  подробную  ин¬
формацию,  касавшуюся  планов  обороны  страны,  состояния  транспор¬
та  и  территории.  Это  являлось  рискованным  шагом,  так  как  финны  не
были  уверены  в  тот  период,  не  передадут  ли  немцы  эту  секретную  ин¬
формацию  Советам,  с  которыми  они  все  еще  были  связаны  действую¬
щим  договором10.
 Как  бы  то  ни  было,  когда  начальник  финского  генштаба  генерал
Э.  Хейнрике  пообещал  немецкому  военному  атташе,  что  он  получит
необходимую  информацию,  то  тот  конфиденциально  заявил:  согласно
заявлениям  фюрера,  раньше  или  позже  война  между  Германией  и  Со¬
ветским  Союзом  начнется.
 Еще  яснее  сказал  о  грядущей  советско-германской  войне  генерал-
полковник  Ф.  Гальдер,  начальник  генерального  штаба  сухопутных  войск
Германии,  -  1  декабря  в  беседе  с  Талвелой,  а  позднее,  в  январе,  с  Хейнри-
ксом.  Начальник  финского  генерального  штаба  посетил  Берлин  с  лекци¬
ей  об  опыте  зимней  войны  и  30  января  встретился  с  Гальдером.  Послед¬
ний  спросил,  какие  функции  финская  армия  могла  бы  выполнять  в  случае
возможной  германо-русской  войны,  особенно  с  “вероятным  сценарием
германского  продвижения  через  Балтийские  государства  к  Ленинграду”.
Хейнрике  подчеркнул:  финны  все  еще  опасаются  внезапного  вторжения
со  стороны  Советов  с  целью  предотвращения  использования  Германией
Финляндии  как  плацдарма  против  России.  Он  отверг  идею  финского  уча¬
стия  в  нападении  на  Ленинград,  отметив,  что,  как  он  понимает,  ни  поли¬
тические,  ни  военные  руководители  не  согласятся  на  это.
 Собственная  точка  зрения  Хейнрикса  на  ситуацию  заключалась  в
том,  что,  если  немцы  первыми  оккупируют  Аландские  острова,  Фин¬
ляндия  найдет  предлог  для  мобилизации,  необходимой  чтобы  подгото¬
виться  к  внезапному  нападению  Советов.  Он  предложил  в  качестве
главной  цели  действия  финнов  оккупацию  Ханко.  Если  германская  ар¬
 450

мия  начнет  наступление  из  Норвегии  на  Кольский  полуостров  и  Шве¬
ция  согласится  принять  участие  в  военных  действиях  против  советских
вооруженных  сил,  развернутых  против  финской  “талии”,  Хейнрике  по¬
лагал  возможным  для  Финляндии  присоединиться  к  участникам  войны,
освободив  утраченные  территории  в  районе  Ладоги  и  продвинув  войска
к  Олонецкому  озеру.  Гальдер  согласился  с  тем,  что  немецкие  войска
будут  использоваться  для  активных  боевых  действий  на  севере,  хотя  он
и  советовал  финнам  не  рассчитывать  на  участие  Швеции.
 Немцы,  однако,  не  обратили  внимание  на  предложение  Хейнрикса
об  оккупации  Аландов:  оно  было  выслушано,  но  отклонено,  как  неце¬
лесообразное.  Несмотря  на  то  что  разговор  о  вероятности  войны  был
все  еще  чисто  гипотетическим,  финны  обрели  уверенность.  “Памят¬
ный  день  в  финской  истории”,  -  отметил  в  своем  дневнике  военный  ат¬
таше  Финляндии  в  Берлине  после  прощания  с  Хейнриксом  в  аэропор¬
ту  Темпельхоф.  “Фактически,  он  может  быть  счастлив,  его  визит  в
Берлин  оказался  более  чем  значительным”.
 Немцы  не  стали  откладывать  свои  действия  в  Финляндии.  18  фев¬
раля  1941  г.  с  двухнедельным  визитом  в  страну  прибыл  полковник
Э.  Бушенхаген,  начальник  штаба  германской  армии  “Норвегия”.  Еще
более  престижным  гостем,  примерно,  в  то  же  время  был  генерал-ин¬
тендант  военно-воздушных  сил  Германии  фон  Зайдель,  который,  как
заявило  министерство  иностранных  дел  Финляндии,  прибыл  в  Лаплан¬
дию  “поохотиться  на  медведя”.
 В  течение  нескольких  недель  вовсю  шло  строительство  дорог  в  се¬
верной  части  Финляндии.  Немцы,  в  сотрудничестве  с  финнами,  связали
норвежский  порт  Скиботн  с  финской  магистралью,  ведущей  в  Торнео
и  Рованьеми.  На  юге  фьорда  Порсанген  они  с  финской  помощью  пред¬
приняли  строительство  другой  магистрали,  соединяющейся  с  финской
дорогой,  ведущей  в  Айвало.  Поскольку  строительство  обеих  магистра¬
лей  было  приостановлено  и  не  закончено  к  моменту  начала  операции
“Барбаросса”,  немецкие  инженеры  тайно  соорудили  в  мае  и  июне  эста¬
каду  через  р.  Паатсьоки,  связав  таким  образом  норвежский  берег  с
районом  Петсамо.  Строительство  было  завершено  точно  7  июня
1941  г.,  когда,  как  планировалось,  должна  была  начаться  концентрация
германских  войск  и  моторизованной  дивизии  СС  следовало  пересечь
только  что  построенный  мост,  ведущий  в  Финляндию.
 Доклады  о  концентрации  немецких  войск  в  Финляндии  дали,  нако¬
нец,  британскому  правительству  повод  для  блокады  Петсамо.  Королев¬
ский  флот  получил  приказ  11  июня  прекратить  всякое  сообщение  с  Фин¬
ляндией.  Три  дня  спустя  Хельсинки  был  предупрежден,  что  в  случае,  ес¬
ли  Финляндия  вступит  в  войну  на  стороне  Германии,  это  может  привес¬
ти  к  дальнейшему  экономическому  давлению  со  стороны  Британии.
 “МСТИТЕЛЬНЫЕ  БРАТЬЯ  ПО  ОРУЖИЮ”
 И  президент  Рюти,  и  маршал  Маннергейм  были  убеждены  с  нача¬
ла  1941  г.,  что  столкновение  Германии  с  Россией  неизбежно.  Хотя  и  на¬
строенные  пробритански,  они  в  то  же  время  находились  под  сильным
 15*
 451

воздействием  успехов  Германии  и  верили,  что  Финляндия  не  уцелеет,
если  не  будет  устранена  советская  угроза.  Удивительно,  что  Маннер-
гейм  стал  даже  более  непреклонным,  чем  Рюти.  Ободренный  мощной
военной  и  моральной  поддержкой  Германии,  он  был  готов  требовать,
чтобы  политическое  руководство  прекратило  идти  на  уступки  русским,
добиваясь  даже  прекращения  затянувшихся  переговоров  относительно
никеля  в  Петсамо.  Для  подкрепления  своих  требований  маршал  в  янва¬
ре  предложил  провести  частичную  мобилизацию  и,  не  получив  под¬
держки,  пригрозил  уйти  в  отставку.
 Маннергейм  открыто  выражал  свою  убежденность  в  том,  что  со¬
ветский  солдат  может  не  стремиться  к  наступательной  войне,  но  станет
храбро  сражаться,  защищая  свою  собственную  страну.  Позднее,  в  1944  г.,
в  разговоре  с  А.  Ждановым,  в  то  время  главой  Союзной  контрольной
комиссии  в  Финляндии,  он  признал,  что  испытывал  сомнения,  вступая
в  войну  на  стороне  Германии.  И  все-таки  в  июне  1941  г.  он  предпочел,
чтобы  финские  войска  пересекли  советские  границы  на  севере  Фин¬
ляндии  одновременно  с  немцами11.  И  в  июле  он  сделал  эффектное  офи¬
циальное  заявление  об  “освобождении”  советской  части  Карелии,  не
дожидаясь  одобрения  финского  правительства.
 В  этом  эйфорическом  настроении  маршал,  открыто  презрев  свои
антинацистские  чувства,  согласился  с  предложением  Германии  разре¬
шить  финским  добровольцам  вступить  в  ряды  скандинавского  подраз¬
деления  СС,  которое  должно  было  воевать  на  восточном  фронте  под
названием  дивизии  “Викинг“.  Маннергейм  дал  свое  согласие  на  это
предложение,  которое  поддерживалось  в  основном  финским  министер¬
ством  иностранных  дел,  как  знак  доброй  воли  по  отношению  к  треть¬
ему  рейху.  Но  уже  два  года  спустя,  перед  тем  как  стать  президентом,  он
предложил  отозвать  домой  финские  формирования  СС.  Интересно  от¬
метить,  что  подавляющее  большинство  этих  молодых  людей  преданно
следовали  за  Маннергеймом,  когда  он  приказал  своей  армии  атаковать
немцев  в  1944  г.
 Вооруженные  силы  Финляндии,  так  же  как  и  общество  в  целом,  ос¬
тались  совершенно  свободными  от  влияния  немцев.  Финские  евреи,  на¬
пример,  никогда  не  преследовались,  и  даже  после  июня  1941  г.  они  уча¬
ствовали,  что  довольно  странно,  в  войне  против  Советского  Союза  в
качестве  военнообязанных  срочной  службы  и  добровольцев  в  полуво¬
енных  организациях.  Немцы  никогда  не  старались  заставлять  финские
власти  изменить  их  вполне  терпимую  демократическую  систему12.
 Сначала  казалось,  что  Гитлер  осознавал  необходимость  проводить
осторожную  прагматическую  линию  в  отношении  финнов.  “Это  будет
трудное  партнерство,  ибо  финны  остаются  вне  союза  и  не  станут  ни  в
коем  случае  разрывать  свои  отношения  с  Америкой  и  даже,  если  это
возможно,  с  Англией”,  -  заявил  он  после  того,  как  ему  сообщили  о  ви¬
зите  генерала  Хейнрикса  30  января  1941  г.  “Но  это  не  имеет  значения:
финны  храбрый  народ,  и  наконец-то  мой  фланг  будет  отлично  защи¬
щен  ими,  не  говоря  уже  о  том,  что  всегда  хорошо  иметь  мстительных
братьев  по  оружию...”.
 По  крайней  мере  в  начале  своей  русской  кампании  Гитлер  ценил
пропагандистское  значение  вступления  финнов  в  войну.  “Что  скажут
 452

США,  когда  даже  Финляндия  пойдет  вместе  с  нами?”  -  радовался  он  по¬
сле  того,  как  с  финнами  были  улажены  последние  практические  вопро¬
сы  военной  координации13.
 Балканская  кампания  в  апреле  1941  г.  обеспокоила  финнов  воз¬
можностью  того,  что  они  могут  стать  целью  в  советской  превентивной
войне.  Ситуация  была  неопределенной,  так  как  распространились  слу¬
хи  о  начале  новых  переговоров  Германии  с  Советским  Союзом.  Как
мы  знаем,  эти  слухи  распространялись  из  Берлина,  очевидно,  для  со¬
крытия  действительных  намерений  Гитлера.  Неприятность  для  финнов
заключалась  в  том,  что  их  снова  могли  заставить  платить  за  пакт  Мо¬
лотова-  Риббентропа.  Вот  почему  они  поспешно  приняли  предложение
немцев  направить  делегацию  генерального  штаба  в  Берлин,  чтобы  до¬
говориться  о  совместных  военных  мерах  в  случае  советского  нападе¬
ния  на  Финляндию.  Вплоть  до  начала  июня,  когда  вступила  в  заверша¬
ющую  стадию  подготовка  к  осуществлению  плана  “Барбаросса”,  пред¬
ложение  о  финско-германском  сотрудничестве  преподносилось  в
Хельсинки  скорее  как  мера  оборонительная,  а  не  наступательная14.
 В  СОЮЗЕ  С  НЕМЦАМИ
 Финская  военная  делегация,  вновь  возглавляемая  генералом  Хейн-
риксом,  согласовывала  вопросы  взаимодействия  с  немецкими  предста¬
вителями  25-26  мая  сначала  в  Зальцбурге,  затем  в  Берлине.  Генерал  к
этому  времени  был  достаточно  хорошо  ознакомлен  с  грандиозным
планом  действий,  в  тех  пределах,  насколько  это  касалось  финско-гер¬
манского  сотрудничества.  Все  еще  считалось,  что  план  был  гипотети¬
ческим  и  мог  быть  приведен  в  исполнение  только  в  том  случае,  если
германо-советские  отношения  перейдут  в  состояние  войны.  В  Зальц¬
бурге  финнам  было  сказано,  что  вопрос  о  том,  будет  ли  война  или  нет,
станет  ясным  к  середине  июня.  4  июня  в  Хельсинки  немцы  объявили
Хейнриксу,  что  финские  вооруженные  силы  должны  быть  приведены
в  боевую  готовность  не  позднее  28  июня.  Не  расположенные  по  понят¬
ным  политическим  причинам  начинать  мобилизацию  слишком  рано,
финны  утверждали,  что  этого  нельзя  делать  преждевременно,  и  реши¬
ли  в  случае  необходимости  начать  мобилизацию  16  июня.
 Другой  причиной  для  задержки  было  увеличение  численности  не¬
мецких  войск  в  Финляндии.  С  соблюдением  мер  секретности  перебра¬
сывались  две  дивизии  из  Норвегии  и  две  из  Германии.  Во  время  прохо¬
ждения  этих  транзитов  с  7  по  17  июня  по  северной  Финляндии  перегру¬
женные  дороги  не  позволяли  осуществить  мобилизацию.
 Если  координация  действий  с  немцами  до  того  момента  не  ставила
под  угрозу  финский  нейтралитет,  то  развертывание  финских  войск,
подтвержденное  Маннергеймом  3  июня,  вряд  ли  соответствовало  этой
линии  политики.  В  распоряжение  немцев  был  дан  3-й  армейский  фин¬
ский  корпус,  который  действовал  севернее  линии  Оулу  (Финляндия)  -
Кем  (Советская  Карелия),  основной  разграничительной  полосой  меж¬
ду  финскими  и  немецкими  вооруженными  силами.  Находясь  под  коман¬
дованием  героя  зимней  войны  генерал-майора  Я.  Сииласвуо  и  укомпле¬
 453

ктованные  местными  рекрутами,  которые  отлично  знали  тактику  веде¬
ния  боев  в  лесных  чащобах,  эти  войска  должны  были  перерезать  Мур¬
манскую  железную  дорогу.  Что  касается  военного  сотрудничества,
первый  повод  к  вражде  между  финнами  и  немцами  возник  именно  по
вопросу  использования  3-го  армейского  корпуса.
 Особую  важность  имели  соединения  военно-воздушных  сил  Герма¬
нии,  переброшенные  на  финские  аэродромы  перед  началом  военных
действий  Германии  против  СССР.  Столь  же  необходимым  было  и  во¬
енно-морское  сотрудничество,  решение  о  котором  удалось  согласовать
еще  26  мая  в  Берлине.  И  то,  и  другое  означало  нарушение  нейтралите¬
та  Хельсинки:  германским  самолетам  надлежало  действовать  с  фин¬
ских  баз  еще  до  того,  как  Финляндия  объявит  войну;  к  тому  же  они
должны  были  доставлять  финские  группы  диверсантов  в  глубь  совет¬
ской  территории.  Немецкие  военные  корабли  за  несколько  дней  до  на¬
чала  войны  были  укрыты  на  передовых  позициях  в  финских  террито¬
риальных  водах,  в  то  время  как  финские  подводные  лодки  устанавли¬
вали  мины  вдоль  эстонского  побережья  в  советских  территориальных
водах15.
 Правительство  Финляндии  понимало,  что  по  внутри-  и  внешне¬
политическим  причинам  финская  армия  не  может  вступить  в  войну
непосредственно  22  июня.  Министерство  иностранных  дел  в  Хель¬
синки  в  ответ  на  заявление  Гитлера  сразу  после  начала  войны  с
СССР,  что  немцы  действуют  “в  союзе”  с  финнами,  официально  объ¬
явило,  что  хотя  Финляндия  находится  на  стороне  Германии,  она  ста¬
нет  проводить  политику  нейтралитета  даже  в  советско-германском
конфликте.
 Неопределенность  финской  позиции  продолжалась  еще  в  течение
трех  дней,  с  22  по  25  июня.  К  тому  времени  действия  Германии,  исполь¬
зовавшей  финские  воздушные  базы  для  выполнения  разведыватель¬
ных  заданий  и  бомбардировок  советской  территории,  спровоцировали
советские  контратаки.  25  июня  советские  военно-воздушные  силы  на¬
несли  удары  приблизительно  по  20  объектам  дислокации  финских
войск,  которые  вызвали  также  многочисленные  жертвы  среди  граж¬
данского  населения.  Особенно  много  разрушений  было  в  рабочих  рай¬
онах  Турку,  старинного  западного  портового  города.  Это  был  удобный
предлог,  посланный  небесами  премьер-министру  Й.  Рангелю,  который
в  тот  же  день  объявил  по  радио,  что  Советский  Союз  начал  военные
действия  и  что  Финляндия  вновь  вступила  в  войну16.
 Вопреки  тому,  что  фюрер  заявил  в  своей  речи  22  июня,  министер¬
ство  иностранных  дел  Финляндии  придерживалось  формулы  “совмест¬
но  воюющей”  стороны  и  доказывало,  что  Финляндия  не  в  союзе  с  Гер¬
манией,  а  в  войне  против  общего  врага17.  Эта  позиция  сохранялась  не¬
смотря  на  то,  что  Финляндия  в  ноябре  1941  г.  подписала  Антикомин-
терновский  пакт,  а  в  июне  1944  г.  президент  Рюти  заверил  Гитлера  в
том,  что  страна  не  заключит  сепаратный  мир,  пока  сам  он  является
главой  финского  государства.
 Обещание  Рюти  продлило  конфликт  с  Советским  Союзом  на
10  недель,  в  результате  чего  Финляндия  была  одним  из  последних,  вы¬
шедших  из  войны  участников  гитлеровского  лагеря.  Полностью  моби¬
 454

лизованная  и  вооруженная  (германские  поставки  1940-1941  гг.  допол¬
нили  западное  вооружение,  которое  было  заказано  финнами  в  период
зимней  войны)  армия  Финляндии  значительно  укрепила  вооруженные
силы  Германии  на  северном  фронте,  который  к  тому  времени  стал  для
Советского  Союза  особенно  важным.
 1 	Nevakivi  J.  The  Appeal  that  was  Never  Made  -  The  Allies,  Scandinavia  and  the
Finnish  Winter  War  1939-1940.  L.,  1976.
 2 	Российский  центр  хранения  и  изучения  документов  новейшей  истории  Ф.  77.
Архив  А.А.  Жданова,  Оп.  3.  Д.  170.  Л.  10  (Далее:  РЦХИДНИ).
 3 	Nevakivi  J.  Op.  cit.  Р.  159.
 4 	О  периоде  после  зимней  войны  см.:  Upton  A.  Finland  in  Crisis,  1940-1941:
A  Study  in  Small-Power  Politics.  Ithaca,  1965.
 5 	Эта  часть  моего  доклада  основана  на  книге  генерал-майора  Р.  Хайсканена  о
разведывательных  действиях  финского  главнокомандования  во  время  вой¬
ны.  См.:  Heiskanen  R.  Saadun  tiedon  mukaan  -  Paamajan  johtama  tiedustelu
1939-1945.  Keuruu,  1989.  P.  137-145.
 6 	The  Finnish  National  Archives.  Helsinki.  G.  Mannerheim  Papers.  Подлинное  пись¬
мо:  “Стойкая  позиция  Вашего  народа  принесет  свои  плоды”.
 7 	The  Finnish  National  Archives.  Резюме  политических  отчетов  МИД  №  38/1940.
 8 	Устная  информация,  полученная  автором  от  X.  Матцгера,  бывшего  пресс-ат¬
таше  Германии  в  Хельсинки  в  1939-1944  гг.
 9 	The  Finnish  National  Archives.  G.  Mannerheim  Papers.  Письмо  Талвелы  марша¬
лу  Маннергейму  от  26  сентября  1940  г.
 10 	Эта  часть  работы  основана  на  исследовании:  Jokipii  М.  Jatkosodan  synty.
Keururu,  1987.  Оно  считается  в  Финляндии  классическим  трудом  по  истории
финского  участия  в  операции  “Барбаросса”  в  1941  г.
 11 	РЦХИДНИ.  Ф.  77.  Оп.  3.  Д.  41.  Л.  3.  Об  оценке  Маннергеймом  в  1941  г.  бо¬
евой  мощи  русских  см.  например:  Que  vaut  Гагтёе  russe?  //  Le  Figaro.  Histoire.
1981.27  June.
 12 	О  положении  евреев  в  Финляндии  во  время  войны  см.:  Rautkallio  Н.  Finland
and  the  Holocaust:  The  Rescue  of  Finland’s  Jews.  N.Y.,  1987.
 13 	Nevakivi  J.  Ystavista  vihollisiksi  -  Suomi  Englannin  politiikassa  1940-1941.
Helsinki,  1976.  P.  98  (note),  111.  Выдержки  из  дневников  личного  адъютанта
Гитлера  майора  Г.  Энгеля  и  д-ра  Вальтера  Хевела,  офицера  связи  главной
штаб-квартиры.
 14 	О  последнем  этапе  финского  отношения  к  плану  “Барбаросса”  см.:  Manninen  О.
Political  Expeditions  for  Security  during  the  “Interim  Peace”  and  the  Start  of  the
Continuation  War  (1940-1941)  //  Aspects  of  Security  -  The  Case  of  Independent
Finland;  специальный  номер  Revue  International  d’Histoire  Militaire.  1985.  №  62.
P.  112-114.
 15 	Jokipii  M.  Op.  cit.  P.  562-592.
 16 	Ibid.  P.  603-612.
 17 	Ibid.  P.  625-628.  Кроме  того,  см.:  Nevakivi  J.  Finnish  Neutrality  //Neutrality  in
History  -  La  пеЫгаШё  dans  l’histoire,  Proceedings  of  the  Conference  on  the  History
of  Neutrality  ogranized  in  Helsinki  9-12  September  1992  under  the  Auspices  of  the
Commision  of  History  of  International  Relations  /  Ed.  J.  Nevakivi.  Helsinki,  1993.
P.  38.

Т.М.  Исламов,  ТА.  Покивайлова
 ВЕНГЕРО-РУМЫНСКИЙ  КОНФЛИКТ
И  СОВЕТСКАЯ  ДИПЛОМАТИЯ.
1940  -  июнь  1941  года
 Известный  советский  ученый  Е.В.  Тарле  назвал  Трансильванию
“вечным  яблоком  раздора  на  очень  опасном  европейском  распутье”,
имея  в  виду  остроту  национально-территориальных  противоречий  ме¬
жду  Венгрией  и  Румынией  из-за  этой  территории  в  Центральной  Евро¬
пе  на  протяжении  длительного  исторического  периода.  Однако  вопрос
о  Трансильвании  влиял  не  только  на  взаимоотношения  двух  стран.
В  более  широком  плане  он  являлся  объектом  международных  отноше¬
ний  как  в  Центральной  и  Юго-Восточной  Европе,  так  и  в  целом  в  Ев¬
ропе1.  Трансильвания,  входившая  до  первой  мировой  войны  в  состав
Австро-Венгрии,  отошла  по  Трианонскому  мирному  договору  в  1920  г.
к  Румынии.  Незадолго  до  этого,  1  декабря  1918  г.,  в  условиях  оккупа¬
ции  Трансильвании  Румынией,  собрание  мирных  румынских  граждан  в
городе  Альба-Юлии  приняло  декларацию,  в  которой  заявило  о  воссо¬
единении  края  с  Румынией.  В  этой  декларации  было  зафиксировано
“право  народов  на  полную  национальную  свободу”.  Каждый  народ  по¬
лучал  право  на  образование,  ведение  административных  дел  и  судопро¬
изводства  на  родном  языке,  причем  представителями  этих  народов,  ко¬
торые  к  тому  же  должны  были  иметь  места  во  властных  законодатель¬
ных  и  исполнительных  органах  пропорционально  своей  численности.
Однако  осуществить  подобные  радикальные  установки  в  националь¬
ном  вопросе,  несовместимые  с  самой  природой  существовавшего  об¬
щественного  и  политического  строя  Румынии,  в  то  время  было  невоз¬
можно.  С  фактической  автономией  Трансильвании,  установившейся
после  ее  присоединения,  Бухарест  расправился  весьма  скоро,  уже  в  ап¬
реле  1920  г.,  как  только  правительство  взяло  край  под  свой  полный
контроль.
 С  момента  подписания  Трианонского  мирного  договора  Венгрия
стала  добиваться  его  пересмотра,  делая  при  этом  упор  на  “историче¬
ское  право”.  В  свою  очередь,  Румыния  обосновывала  права  на  Тран¬
сильванию  этническим  принципом,  тем  фактом,  что  на  территории
Трансильвании  румыны  составляли  большинство  населения.  Данные
переписей  населения,  которыми  оперировали  румынские  и  венгерские
историки  и  политики,  весьма  противоречивы.  Служба  статистики  не
пользовалась  ни  в  Венгрии,  ни  в  Румынии  безупречной  репутацией,  по¬
этому  как  к  конкретным  цифровым  данным  переписей  (венгерской  в
1910  г.,  румынской  в  1930  г.),  так  и  к  соотношению  населяющих  этот
край  этносов  следует  относиться  с  большой  осторожностью.  Населе¬
ние  Трансильвании  на  протяжении  всей  своей  истории  являлось  весьма
пестрым  по  национальному  составу.  В  первой  половине  века  здесь  про-
 ©  Т.М.  Исламов,  Т.А.  Покивайлова
 456

живали  румыны,  мадьяры,  их  особая  ветвь  секеи,  немцы  (швабы  и  сак¬
сы),  болгары,  украинцы,  евреи  и  др.  По  переписи  1930  г.  на  долю  ру¬
мын  приходилось  71,9%  от  численности  населения  и,  соответственно,
на  все  остальные  меньшинства  28,1%,  в  том  числе  на  венгров  -  7,9%2.
Сопоставим  эти  данные  с  венгерской  переписью  1910  г.  Ценз  1930  г.  за¬
фиксировал  в  Трансильвании  наличие  немногим  более  5,5  млн  жите¬
лей.  За  два  десятилетия  численность  румын  возросла  на  400  тыс.,  а
мадьяр  уменьшилась  на  200  тыс.  Такая  динамика  не  представляется
убедительной  специалистам-демографам  даже  с  учетом  ухода  в
1919-1927  гг.  в  Венгрию  197  тыс.  мадьяр.  Исчерпывающего  объясне¬
ния  этому  феномену  не  дает  и  то  обстоятельство,  что  почти  200  тыс.
лиц  иудейского  вероисповедания  при  проведении  румынской  переписи,
опасаясь  дискриминации,  уклонились  назвать  себя  венграми  (по  язы¬
ку).  Интересно  поступили  с  многочисленными  в  крае  цыганами:  в  тех
районах,  где  большинство  составляли  румыны,  к  ним  причисляли  и  цы¬
ган,  а  в  тех,  где  преобладали  венгры,  они  выделялись  в  особую  катего¬
рию3.
 По  итогам  переписи,  проведенной  в  условиях  мирного  времени  в
1910  г.,  данные  которой  нейтральными  специалистами  признаются  до¬
стоверными,  на  присоединенных  по  Трианону  к  Румынии  землях  румы¬
ны  составляли  почти  54%  населения  (53,9%),  мадьяры  -  31,7%,  немцы
свыше  10%,  остальные  -  около  4%4.  Таким  образом,  численное  преоб¬
ладание  румынского  этноса  не  оспаривалось  никем,  но  оно  не  было  та¬
ким  подавляющим,  как  это  выглядит  по  последующим  румынским  пе¬
реписям  1930,  и  в  особенности  1977г.5
 В  межвоенный  период  венгерское  правительство  неоднократно
ставило  вопрос  об  урегулировании  статуса  венгерского  населения,  но
румынская  сторона  отвергала  эти  претензии,  заявляя,  что  они  не  соот¬
ветствуют  действительности.  Конституция  1938  г.,  введенная  после  ус¬
тановления  режима  королевской  диктатуры,  формально  узаконила  в
Румынии  дискриминацию  по  этническому  признаку:  вводилось  новое
правовое  понятие  -  “преимущество  румынского  происхождения”  в  осу¬
ществлении  гражданами  своих  политических  прав,  причем  в  зависимо¬
сти  от  их  важности  и  для  истинных  румын.  Министром,  например,  мог
быть  назначен  лишь  тот,  кто  был  румыном  в  третьем  поколении.  Но¬
вая  статья  конституции  позволила  освободиться  от  многих  еще  продол¬
жавших  служить  чиновников-мадьяр;  произошло  их  массовое  увольне¬
ние  по  причине  нежелания  присягнуть  румынскому  государству.  Вен¬
герский  народ  Трансильвании  не  мог,  естественно,  мириться  со  своим
положением  в  рамках  “Великой  Румынии”.
 Не  примирилась  с  новым  статус-кво,  созданным  Трианоном,  и  хор-
тистская  Венгрия,  официальной  идеологией  которой  с  первых  дней  ее
существования  стал  ирредентизм  и  ревизионизм  -  стремление  к  пере¬
смотру  границ  и  условий  мирного  договора.  Приход  к  власти  в  Герма¬
нии  национал-социалистов  и  приближение  новой  войны  перевели  реви¬
зионистские  цели  из  области  идеологии  и  пропаганды  в  сферу  полити¬
ческой  практики.  Германия  была  недовольна  версальской  системой  в
целом,  Венгрия  -  составной  частью  этой  системы  -  Трианоном.  На
этой  почве  объективного  совпадения  интересов  Венгрия  сблизилась  с
 457

третьим  рейхом  и  фашистской  Италией.  После  позорного  Мюнхенско¬
го  сговора  с  помощью  этих  двух  держав  хортизму  удалось  пробить  пер¬
вые  бреши  в  версальско-трианонской  системе,  захватив  по  Первому
Венскому  арбитражу  1938  г.  сначала  южную  часть  Словакии,  а  затем  и
Закарпатье.  В  1940  г.  настал  черед  Трансильвании.  Тучи  над  этим  кра¬
ем  начали  сгущаться  с  начала  второй  мировой  войны.  Как  только  дер¬
жавы  “оси”  взорвали  версальскую  систему,  под  вопросом  оказался
Трианонский  мирный  договор.
 В  международно-правовом  плане  руки  Венгрии  были  развязаны.  К
тому  же  учредительский  документ  Лиги  наций  также  не  исключал  воз¬
можности  изменения  границ.  Международно-правовой  базой  действий
венгерских  ревизионистов  являлась  статья  19  Устава  Лиги  наций.  В  ис¬
ключительных  случаях,  говорилось  в  ней,  дабы  избежать  угрозы  все¬
общему  миру,  возможно  изменение  договора6.  Поскольку  из-за  непри¬
миримых  противоречий  между  Румынией  и  Венгрией  полюбовная
сделка  с  обоюдного  согласия  исключалась,  то  ключ  к  решению  тран¬
сильванского  вопроса  оказался  в  руках  третьих  стран.  Таковыми  в  ус¬
ловиях  начавшейся  войны  были  гитлеровская  Германия  и  Советский
Союз.  Несмотря  на  разграничение  сфер  влияния  по  секретному  допол¬
нительному  протоколу  к  пакту  о  ненападении,  Москва  была  вынужде¬
на  в  делах,  касавшихся  отведенной  ей  сферы  -  Восточной  Европы  -
осуществлять  свои  гегемонистские  функции  с  постоянной  оглядкой  на
Берлин.
 Новая  расстановка  сил,  разумеется,  не  была  тайной  и  для  непосред¬
ственно  конфликтующих  сторон.  В  особенности  старалось  воспользо¬
ваться  возросшей  ролью  Москвы  в  своих  собственных  интересах  пра¬
вительство  Венгрии,  которое  рассчитывало  на  объективное  совпаде¬
ние  целей  обоих  государств  в  отношении  Румынии.  Венгерский  послан¬
ник  в  Москве  в  своих  дневниках  писал,  что  кабинет  Бетлена  мотивиро¬
вал  необходимость  признания  Венгрией  СССР  надеждой  на  советскую
поддержку  в  вопросе  о  возвращении  Трансильвании.  Мысль  о  “коопе¬
рации  с  русскими  против  Румынии  на  базе  неурегулированного  бесса¬
рабского  вопроса”,  читаем  в  тех  же  дневниках,  незримо  присутствова¬
ла  и  при  установлении  дипломатических  отношений  в  1934  г.  Среди
причин,  побудивших  венгерское  правительство  пойти  на  такой  шаг,
как  объяснял  министр  иностранных  дел  Венгрии  на  заседании  Комис¬
сии  по  иностранным  делам  верхней  палаты  парламента,  была  “возмож¬
ность  сотрудничества  с  Россией  против  Румынии  из-за  Бессарабии”7.
И  вновь,  как  и  в  первую  мировую  войну,  судьбы  Трансильвании  и  Бес¬
сарабии  оказались  связанными.
 Первоначально  Венгрия  не  слишком  охотно  шла  на  сближение  с
Советским  Союзом,  а  ставку  делала  исключительно  на  германо-италь¬
янскую  “ось”  и  западные  державы.  Международное  реноме  Москвы  не
было  таким,  чтобы  афишировать  с  ней  связь.  Поэтому,  приступая  к
трансильванской  акции,  Венгрия  попыталась  застраховаться  прежде
всего  со  стороны  Запада.  23  февраля  1940  г.  посланники  Венгрии  в
Лондоне  и  Париже  вручили  правительствам  Англии  и  Франции  мемо¬
рандум,  в  котором  подчеркивалось,  что  свои  территориальные  притя¬
зания  в  отношении  Румынии  Венгрия  не  собирается  осуществлять  си¬
 458

лой  оружия.  Но,  говорилось  далее  в  меморандуме,  если  Россия  “успеш¬
но  атакует  Румынию  и  возникнет  угроза  ее  вторжения  на  Балканы”,
венгерская  армия  должна  будет  незамедлительно  выступить  походом,
чтобы  достичь  линии  Карпат  и  остановить  там  продвижение  русских8.
Фантастика,  да  и  только.  Спасти  Балканы  от  красных,  преграждая  им
путь  на  Карпатах!  Но  в  этой  невероятной  фантасмагории  была  кон¬
кретная  и  вполне  реальная  цель:  убедить  англичан  в  том,  что  для  осу¬
ществления  благородной  миссии  по  защите  христианской  цивилизации
от  большевистского  варварства  войскам  Венгрии  -  нехотя,  против  же¬
лания  -  придется  “пересечь  всю  Трансильванию”.
 Ну,  а  если  большевики  не  “атакуют  Румынию”  и  не  пойдут  на  Бал¬
каны?  И  на  этот  случай  был  припасен  аргумент  в  пользу  вооруженно¬
го  вмешательства.  Мотивом  для  такого  выступления,  полагал  граф
П.  Телеки,  явится  добровольная  уступка  Южной  Добруджи  Румынией
Болгарии,  ибо  “чувство  справедливости”  мадьяр  было  бы  глубоко  уяз¬
влено,  если  бы  трансильванский  вопрос  остался  тогда  нерешенным.
Чтобы  поднять  венгерские  акции  у  западных  держав,  правительство
обязало  своих  посланников  в  Лондоне  и  Париже  заявить  при  вручении
меморандума,  что  Венгрия  ни  при  каких  обстоятельствах  не  пойдет  ни
на  какую  совместную  акцию  с  Советским  Союзом.
 Обращение  к  Англии  и  Франции  не  было  случайностью.  Они  име¬
ли  гарантийный  договор  с  Румынией  от  13  апреля  1939  г.,  обязываю¬
щий  их  защищать  неприкосновенность  последней.  Этот  договор  еще
сохранял  силу,  и  Венгрия  не  могла  полагаться  только  на  Германию,
тем  более,  что  война  на  Западе  велась  тогда  вяло,  и  неизвестно  было,
как  она  повернется  дальше.  Но  вот  пала  Франция,  да  к  тому  же  и  сам
Бухарест,  желая  заручиться  симпатиями  Берлина,  добровольно  денон¬
сировал  гарантийный  пакт  еще  в  феврале  1940  г.  Хортистов  отныне
ничто  не  заставляло  оглядываться  на  Запад,  и  через  четыре  месяца  по¬
сле  упомянутого  дипломатического  демарша  будапештские  правители
радикально  изменили  линию  своего  поведения  в  трансильванском  воп¬
росе,  да  и  в  отношении  СССР,  полностью  забыв  о  своих  заверениях  в
миролюбии.
 Час  действия  настал  в  последние  дни  июня  1940  г.,  вскоре  после  ка¬
питуляции  Франции,  сразу  подстегнувших  трех  соседей  Румы-
нии-СССР,  Болгарию  и,  конечно  же,  Венгрию,  ожидавших  удобного
случая,  чтобы  оторвать  свою  долю  добычи.  Сигнал  к  частичному  раз¬
делу  “Великой  Румынии”  подала  Москва.  Поздно  ночью  26  июня
1940  г.  посланник  этой  страны  Г.  Давидеску  был  приглашен  к  В.  Моло¬
тову,  которому  советский  нарком  иностранных  дел  вручил  ноту  с  тре¬
бованием  возвращения  СССР  Бессарабии  и  “передачи”  ему  северной
части  Буковины,  согласно  приложенной  карте.  На  ответ  отводилось
ровно  24  часа.  В  присущей  ему  жесткой  манере  Молотов  дал  ясно  по¬
нять,  что  в  случае  положительного  ответа  в  течение  24-х  часов  назван¬
ные  территории  будут  немедленно  заняты.  Насмерть  перепуганный  по¬
сланник  бросился  к  телефону,  чтобы  срочно  продиктовать  в  Бухарест
содержание  ультиматума.  Но,  увы,  связи  не  было.  То  ли  потому,  что
трудившиеся  телефонистки  заснули  в  эту  ночь  или  по  какой-то  другой
причине,  но  телефон  заработал  ровно  в  6  часов  утра  следующего  дня.
 459

Все  же  румыны  имели  целых  18  часов,  срок  вполне  достаточный  для
того,  чтобы  произнести  одно  слово:  “Да”.  И  оно  было  произнесено,  в
результате  решения  Коронного  совета,  срочно,  в  пожарном  порядке
созванного  королем  Каролем  27  июня9.  Главным  аргументом  против
оказания  сопротивления  Советскому  Союзу,  как  полагает  исследова¬
тель  из  Лондонского  университета  Д.  Делетант,  была  возможность  од¬
новременной  синхронизированной  атаки  со  стороны  Венгрии  и  Болга¬
рии10.  Скорее  всего  это  преувеличение,  ибо  решающим  аргументом,
по-видимому,  была  боевая  мощь  советских  дивизий,  отмобилизован¬
ных,  готовых  немедленно  форсировать  Днестр.  Единственная  и  пос¬
ледняя  надежда  рухнула,  как  только  пришло  сообщение  о  реакции  Бер¬
лина  на  просьбу  румын  о  помощи:  никакой  помощи,  наоборот,  настой¬
чивый,  с  нажимом  совет  -  уступить  Советам,  не  задумываясь.  Пример¬
но  таким  был  смысл  германских  рекомендаций  Бухаресту11.
 Летом  1940  г.  в  результате  энергичного  выступления  Москвы  сло¬
жилась  довольно  любопытная  ситуация,  когда  две  страны  -  СССР  и
Венгрия  -  одновременно  предъявили  территориальные  притязания
третьей  стороне,  Румынии,  не  заключив  никаких,  ни  тайных,  ни  явных,
соглашений  и  даже  не  сговариваясь.  В  этом  мы  имели  возможность
убедиться  после  тщательного  изучения  архивных  материалов,  ставших
не  так  давно  доступными  исследователям.  Их  действия  были  синхрон¬
ными,  но  не  синхронизированными  сознательными  акциями  диплома¬
тов,  политиков,  или  военных.
 Решение  о  переходе  к  решительным  действиям  в  трансильванском
вопросе  Будапештом  было  принято  в  роковой  для  Румынии  день  27
июня  1940  г.,  когда  она  была  вынуждена  расстаться  с  Бессарабией  и
Южной  Буковиной.  Быстрая  капитуляция  Бухареста  вызвала  явное  ра¬
зочарование  венгерского  руководства,  втайне  желавшего  вооруженно¬
го  конфликта  между  СССР  и  Румынией,  о  чем  вслух,  разумеется,  не  го¬
ворилось.  “Мирное  разрешение  конфликта  с  Румынией,  -  читаем  в  Об¬
зоре  советского  полпредства  в  Будапеште  за  1940  г.,  -  встретило  пол¬
ное  одобрение(?  -  Лет.)  всех  кругов  Венгрии  и  вызвало  правительст¬
венное  заявление  о  полной  справедливости  требований  СССР  (к  Румы¬
нии.  -  Лет.).  Так  как,  в  первую  очередь,  факт  возвращения  нам  Бесса¬
рабии  разрушал  тезис  о  целостности  Румынии  и  открывал  Венгрии
возможность  для  предъявления  своих  требований.  Известное  недо¬
вольство  мирным  исходом  конфликта  имелось  у  военного  руководства,
составившего  план  войны  против  Румынии  в  расчете  на  советско-ру¬
мынский  конфликт”12.
 Здесь  полпред  явно  ошибся.  Дело  не  в  пристрастиях  генералов  к
военным  играм  и  бряцанию  оружием.  Вся  политическая  верхушка  хор-
тистской  Венгрии  жаждала  возвратить  в  лоно  отечества  “вторую  роди¬
ну”,  Трансильванию,  именно  с  оружием  в  руках,  а  не  каким-либо  иным
путем.  И  по  двум  причинам:  во-первых,  в  силу  исторической  традиции.
Венгерское  дворянство  гордилось  тем,  что  его  предки,  свободные  всад¬
ники,  завоевали  (а  не  “обрели”)  родину  с  мечом  в  руках.  А  право  заво¬
евания  представлялось  наиболее  достойным  и  прочным.  Во-вторых,
военный  конфликт  позволял  решить  вопрос  радикально,  без  вмеша¬
тельства  посредников,  предъявив  поверженному  противнику  полный
 460

счет,  без  каких-либо  компромиссов  и  половинчатых  решений,  и  глав¬
ное,  без  неизбежных  в  таком  случае  уступок.
 Капитуляция  Бухареста  перед  Москвой  27  июня  практически  ис¬
ключала  военное  решение  венгеро-румынского  конфликта,  ибо  самые
горячие  головы  в  Будапеште  отдавали  себе  отчет,  что  одной  Венгрии
Румынию  не  одолеть.  Тем  не  менее  1  июля  был  отдан  приказ  о  моби¬
лизации,  а  через  два  дня  1-я  венгерская  армия  вплотную  приблизилась
к  границам  соседней  страны.  Скорее  всего  это  была  военная  демонст¬
рация,  а  не  серьезное  намерение  открыть  военные  действия.  2  июля  ко¬
роль  Кароль  в  личном  послании  Гитлеру  попросил  его  о  сотрудничест¬
ве  и  о  германских  гарантиях  неприкосновенности  Румынии.  Румыны
пытались  задобрить  Гитлера  обещанием  неограниченных  поставок
нефти,  мадьяры  -  зерновых.  Германии  же  нужно  было  иметь  и  то,  и
другое,  и  нефть  и  хлеб,  а  не  одно  из  двух.  Поэтому  германская  дипло¬
матия,  не  заинтересованная  в  возникновении  очага  войны  на  юго-вос¬
токе,  пыталась  склонить  румын  к  уступчивости,  мадьяр  -  к  миролю¬
бию.
 В  эти  дни  для  Будапешта  возросло  значение  позиции  Москвы.  В
ответ  на  прямое  обращение  венгерского  правительства  о  возможном
поведении  Советского  Союза  в  случае  конфликта  между  Румынией  и
Венгрией,  4  июля  Молотов  сделал  два  важных  для  венгров  заявления:
1)  СССР  находит  венгерские  территориальные  требования  обоснован¬
ными;  2)  В  случае  мадьяро-румынского  конфликта  Советский  Союз  в
него  не  вмешивается13.  Тогда  инициативу  по  урегулированию  венгеро¬
румынской  ссоры  взял  на  себя  сам  рейхсканцлер  А.  Гитлер,  пригласив
к  себе  в  Мюнхен  -  опять  Мюнхен!  -  в  июле  сначала  венгерских  и  бол¬
гарских,  а  затем  и  румынских  руководителей.  Не  исключено,  что  среди
мотивов,  побудивших  фюрера  к  вмешательству,  было  нежелание  допу¬
стить  слишком  тесного  сближения  Венгрии,  так  же  как  и  Болгарии,
с  СССР.
 Как  бы  то  ни  было,  под  прямым  нажимом  Гитлера,  поддержанно¬
го  Муссолини,  16-24  августа  состоялись  прямые  румыно-венгерские
переговоры  в  г.  Турну-Северин,  расположенном  на  крайнем  северо-за¬
паде  Румынии  (в  Банате).  Мадьяры  хотели  слишком  много  -  они  потре¬
бовали  возвращения  всей  Трансильвании;  Бухарест  же  предлагал  Вен¬
грии  незначительное  исправление  границ  в  ее  пользу,  нажимая  глав¬
ным  образом  на  обмен  населения.  Переговоры  зашли  в  тупик,  и  уже  на
следующий  день  делегации  разъехались  для  консультаций  со  своими
правительствами.  Министр  иностранных  дел  И.  Чаки  рекомендовал
главе  венгерской  делегации  Ан.  Хори  вести  в  Турну-Северине  перего¬
воры  об  обмене  населения  лишь  после  того,  как  будет  достигнуто  сог¬
лашение  о  новой  линии  границы.  Министр  иностранных  дел  к  этому
времени  получил  сообщение  венгерского  посланника  в  Берлине  о  том,
что  Румынии  под  нажимом  Германии  ничего  не  остается  делать,  как
пойти  на  соглашение  с  Венгрией14.  Дальнейшие  переговоры,  начавши¬
еся  19  августа,  также  ни  к  каким  результатам  не  привели.  25  августа
было  опубликовано  коммюнике,  представленное  венгерской  и  румын¬
ской  делегациями  средствам  массовой  информации  о  ходе  переговоров
в  Турну-Северине.  В  нем  говорилось:  “Ввиду  того,  что  было  невозмож¬
 461

но  найти  общую  базу  для  соглашения,  переговоры  по  просьбе  венгер¬
ской  стороны  считаются  закрытыми”15.
 На  следующий  день,  после  того  как  делегации  разъехались,  прави¬
тельство  Венгрии  вновь  обратилось  за  помощью  к  Москве,  добиваясь
продажи  советских  военных  самолетов,  а  также  обязательства  совет¬
ского  правительства  не  выводить  войска  из  приграничной  с  Румынией
зоны,  с  тем  чтобы  Румыния  не  могла  перебросить  свои  войска  на  севе¬
ро-запад  против  Венгрии.  Вразумительного  и  обязывающего  ответа  от
Молотова  посольству  Венгрии  добиться  не  удалось.  Несмотря  на  нев¬
нятный  ответ  из  Москвы,  приготовления  к  походу  в  Трансильванию  не
были  прекращены:  под  ружье  были  поставлены  еще  три  армейских
корпуса,  получивших  боевой  приказ  быть  готовыми  к  выступлению
29  августа.  Однако  допустить  войны  между  своими  союзниками  стар¬
шие  партнеры,  Германия  и  Италия,  не  могли  ни  при  каких  обстоятель¬
ствах.  Фюрер  очень  торопился:  на  носу  расправа  с  Югославией,  и  вре¬
мени  на  уговаривание  заупрямившихся  вдруг  румын  и  венгров  не  оста¬
валось.  Трансильванский  узел  надо  было  разрубить  как  можно  скорее.
 Время  дипломатии  кончилось,  наступило  время  диктата.  Прикры¬
тием  должен  был  служить  третейский  суд  -  арбитраж,  форма  удобная
и  однажды  уже  успешно  испробованная.  Местом  его  проведения  была
избрана  все  та  же  Вена.  В  роли  арбитров  выступали  нацистский  ми¬
нистр  иностранных  дел  И.  Риббентроп  и  его  итальянский  коллега
Г.  Чиано.  То,  что  происходило  в  Вене  в  эти  два  дня  (29-30  августа),  ма¬
ло  чем  напоминало  арбитраж  в  обычном  понимании,  ибо  не  было  ни¬
каких  переговоров,  а  был  откровенный,  ничем  не  прикрытый  диктат.
Самозваные  арбитры  И.  фон  Риббентроп  и  граф  Г.  Чиано  вели  себя  со
своим  румынским  коллегой  нагло  и  бесцеремонно,  который  толком  не
представлял,  зачем  он  собственно  вызван.  Ему  известно  было  лишь  что
разговор  пойдет  о  трансильванских  делах.  И  больше  ничего.  Во  двор¬
це  Бельведер  министра  иностранных  дел  М.  Манойлеску  информиро¬
вали,  что  ему  предстоит  подать  ходатайство  об  арбитраже  для  решения
спора  вокруг  Трансильвании.  Едва  он  успел  выполнить  предписание
хозяев,  как  на  столе  появилась  карта,  разделившая  Трансильванию  “на
два  равных  куска  линией,  вонзившейся  в  самое  сердце  Карпат”.  “Оба
министра  использовали  свои  наиболее  убедительные  аргументы:  они
сыграли  на  русской  угрозе,  на  недовольстве  Германии...”16.  Инциден¬
ты,  происходившие  на  советско-румынской  границе  были  использова¬
ны  для  того,  чтобы  распространить  слухи,  что  СССР  якобы  готовит  на¬
падение  на  Румынию,  что  “Румынии  угрожает  военный  разгром”,  а  по¬
этому  единственный  способ  спасения  Румынии  -  это  отдать  Венгрии
значительную  часть  Трансильвании,  а  взамен  получить  от  Германии  и
Италии  гарантии  своей  территориальной  целостности.  Но  самым  не¬
правдоподобным  было  то,  что  в  румынской  газете  “Буна  Вестире”
(“Хорошие  новости”)  с  перепечаткой  из  немецкой  газеты  “Национал-
Цайтунг“  появилось  сообщение  о  том,  что  будто  бы  румынский  по¬
сланник  в  Москве  Г.  Гафенку  в  дни  Венского  абритража  выдвинул
предложение  о  “создании  советского  протектората  над  Румынией”17.
 Как  бы  то  ни  было,  советский  фактор  был  далеко  не  последним  ар¬
гументом,  склонившим  Бухарест  к  уступчивости.  В  ночь  с  29  на  30  ав¬
 462

густа,  когда  Коронный  совет  решал  Трансильванский  вопрос  (“за”  про¬
голосовало  19  членов  Коронного  совета,  “против”  -  10  и  1  воздержал¬
ся),  премьер  И.  Джигурту  сообщил  присутствующим  со  ссылкой  на  ин¬
формацию  из  Берлина,  что  в  случае  отклонения  арбитражного  герма¬
но-итальянского  ультиматума  Румыния  подвергнется  нападению  со
стороны  Венгрии  и  СССР18.  Получив  положительный  ответ  румынско¬
го  правительства,  Риббентроп  и  Чиано  заявили,  что  Германия  и  Италия
начиная  с  30  августа  1940  г.  гарантируют  неприкосновенность  границ
румынского  государства.
 Однако  роль  самой  Москвы  в  разыгранном  в  Вене  германо-италь¬
янском  фарсе  выяснена  не  до  конца.  Известные  нам  факты  еще  не  да¬
ют  однозначного  ответа:  действовала  ли  советская  дипломатия  в  авгу¬
стовские  дни  1940  г.  по  германскому  сценарию  или  же  вела  свою  соб¬
ственную  игру,  преследуя  сугубо  государственные  цели.  Скорее  всего
Германия  не  только  отстранила  советскую  дипломатию  от  участия  в
арбитраже,  но  до  последнего  момента  даже  не  информировала  москов¬
ское  руководство  о  намечаемых  решениях.
 Если  судить  по  докладной  записке  советского  полпреда  в  Бухаре¬
сте  А.И.  Лаврентьева  наркому  иностранных  дел  В.М.  Молотову  от  23
августа  1940  г.  (зарегистрировано  в  НКИД  27  августа),  то  к  этому  вре¬
мени  советское  полпредство  в  Румынии  не  только  ничего  не  знало  о
намерении  держав  “оси”  поделить  Трансильванию,  но  и  давало  в  Мо¬
скву  информацию,  не  соответствующую  действительности,  и  даже
строило  неверные  прогнозы  “в  заинтересованности  Германии  сохра¬
нить  Трансильванию  за  Румынией”19.  Обосновывая  свою  точку  зре¬
ния,  Лаврентьев  писал,  что  в  беседе  с  ним  “германский  посланник  Фа¬
брициус  сказал,  что  на  Гитлера  было  произведено  определенное  впе¬
чатление,  когда  румыны  показали  старую  этнографическую  карту.
При  этом  Фабрициус  высказал  свое  личное  мнение,  заявив,  что  он
поддерживает  позицию  Румынии  урегулировать  румыно-венгерские
отношения  уступкой  небольшой  пограничной  полосы  и  переселив  ту¬
да  450  тыс.  венгров”20.  «Германия,  встав  на  сторону  Румынии  в  вопро¬
се  венгерских  притязаний,  -  писал  А.  Лаврентьев,  -  преследует  следу¬
ющие  цели:  как  можно  скорее  вытеснить  франкофильские  и  антине-
мецкие  настроения,  которые  имеют  место  в  румынском  обществе;  со¬
хранить  немецкое  население  в  румынском  государстве,  рассматривая
немецкое  население  как  благоприятные  условия  для  политического  и
экономического  подчинения  Румынии  своим  интересам;  сохранить  ру¬
мынское  государство  как  более  мощное  государство,  рассматривая
его  как  возможный  плацдарм  против  Советского  Союза  и  как  плац¬
дарм  для  дальнейшего  проникновения  на  Балканы...  Новая  внешнепо¬
литическая  ориентация  Румынии  на  “ось”  имеет  активное  экономиче¬
ское  и  культурное  сближение  Румынии  со  странами  “оси”»21.  Но  глав¬
ный  аргумент,  по  мнению  советского  посла,  заключался  в  намерении
Германии  использовать  румынские  нефтяные  ресурсы  для  своих  воен¬
ных  и  экономических  нужд.  Оправдываясь,  позднее  советский  полпред
сообщал,  что  “внешне  в  Турну-Северине  В.  Фабрициус  поддерживал
румынскую  сторону.  Теперь  ясно,  -  писал  А.  Лаврентьев,  -  что  такого
рода  утверждения  были  нужны,  чтобы  замаскировать  подготовку  и
 463

показать,  что,  если  Германия  пошла  на  арбитраж,  то  под  давлением
обстоятельств”22.
 Итак,  советское  руководство  получало  из  посольства  в  Бухаресте
неверные  сведения.  Что  это?  Непрофессионализм?  Благие  пожелания?
Или  советское  посольство  в  Румынии  воспользовалось  дезинформаци¬
ей,  а  она  полным  ходом  шла  в  Бухарест  из  Берлина  с  целью  заставить
румынское  правительство  уступить  венгерским  домогательствам.  За
неделю  до  того,  как  в  Вену  был  вызван  министр  иностранных  дел  Ру¬
мынии  М.  Манойлеску,  к  заместителю  наркома  иностранных  дел  В.  Де-
канозову  явился  румынский  посланник  Гафенку,  чтобы  потребовать
по  поручению  своего  правительства  объяснения  по  поводу  концентра¬
ции  советских  войск  на  границах  Румынии.  Любопытно,  что  источни¬
ком  информации,  столь  серьезно  взволновавшей  официальный  Буха¬
рест,  были  не  соответствующие  национальные  службы  и  ведомства,  а,
как  ни  странно,  германский  генштаб.  Деканозов,  разумеется,  все  отри¬
цал  и  с  улыбкой  на  устах  поинтересовался,  откуда,  мол,  информация.
Сбитый  с  толку  румын  бросился  к  послу  Германии  графу  Ф.  Шуленбур-
гу  за  разъяснениями.  Тот  в  ответ,  тоже  улыбаясь,  сказал:  “Очевидно,
это  английская  интрига...”23.  Немцы  продолжали  настойчиво  шанта¬
жировать  румын  угрозой  нового  советского  нападения.  “Довод,  будто
бы  русские  готовы  вступить  в  Молдавию,  -  пишет  Гафенку,  -  сыграл
через  несколько  дней  в  Вене  важную  роль...”24.
 Нельзя  отрицать,  что  Москва  оказывала  нажим  на  Бухарест,  но  в
данном  случае  вряд  ли  можно  говорить  о  согласованных  с  Берлином
акциях.  Тем  не  менее  29  августа,  в  день  прибытия  Манойлеску  в  Вену,
в  Москве  происходили  хоть  и  не  столь  драматичные,  но  довольно
странные  вещи,  имевшие,  однако,  непосредственное  отношение  к  инте¬
ресующему  нас  сюжету.
 В  15.00  пополудни  посол  Гафенку  попросил  аудиенции  у  Деканозо-
ва  и  получил  категорический  отказ.  Вечером  того  же  дня  уже  Декано¬
зов  приглашает  посла  в  НКИД,  но  просит  явиться  почему-то  в  пол¬
ночь,  просит  настойчиво,  и  в  конце  концов  буквально  заставляет  ди¬
пломата  отправиться  на  прием  в  столь  поздний  час.  Заметно  нервни¬
чавший,  как  показалось  послу,  заместитель  наркома  вручил  ему  вер¬
бальную  ноту  угрожающего  содержания  по  поводу  пограничных  инци¬
дентов,  спровоцированных,  по  мнению  НКИД,  румынской  стороной25.
 Уместно  заметить,  что  число  инцидентов,  случавшихся  между  дву¬
мя  явно  недружественными  соседями  в  предшествующие  недели  и  ме¬
сяцы,  было  велико,  но  они  не  служили  поводом  столь  энергичного  де¬
марша  ни  с  одной  стороны,  как  в  этот  достопамятный  для  румын  день.
Разумеется,  все  это  было  не  случайно.  Достаточно  напомнить,  что  ноч¬
ному  визиту  Г.  Гафенку  в  наркоминделовский  особняк  на  площади  Во¬
ровского  предшествовала  беседа  В.М.  Молотова  с  графом  Ф.  Шулен-
бургом.  Связь  между  двумя  встречами  дипломатов  и  произошедшими
на  другой  день,  30  августа  в  Москве  и  в  Вене  событиями  очевидна.  В
Москве  ТАСС  опубликовал  “угрожающую  ноту”  с  “серьезным  преду¬
преждением”  в  адрес  Румынии,  а  в  Вене  ее  представитель  вынужден
был  склониться  перед  диктатом  арбитров.  В  московских  дипломатиче¬
ских  кругах  поговаривали,  что  “Советы,  не  колеблясь,  согласились  со¬
 464

действовать  успеху  арбитража,  угрожая  румынам  опасностью  русского
вторжения,  чтобы  ослабить  их  сопротивление”26.
 Впрочем,  была  и  иная  версия,  кажущаяся  нам  весьма  правдоподоб¬
ной,  согласно  которой  Германия  лишь  в  самый  последний  момент  по¬
ставила  в  известность  правительство  СССР  о  своих  намерениях  в  отно¬
шении  Трансильвании.  Важнейший  аргумент  в  пользу  этой  последней
версии  -  германские  гарантии  Румынии,  которые  практически  пере¬
крывали  дорогу  советскому  вторжению  на  Балканы.  Этим  актом  Мо¬
сква  была  явно  обойдена,  обманута  в  своих  ожиданиях  и  унижена.  Со¬
ветское  руководство  упорно  не  желало  замечать,  что  трансильванская
акция  проводилась  Гитлером  в  рамках  подготовки  нападения  на  СССР,
последовавшего  менее  чем  через  год  после  Второго  Венского  арбитра¬
жа.  Молотов  рвал  и  метал.  Но  поезд  уже  ушел,  германская  дипломатия
извлекла  максимум  пользы  для  себя  из  лояльности  Сталина  по  отноше¬
нию  к  германскому  союзнику.  “Опасность  русского  вторжения  в  Мол¬
давию  была  решающим  аргументом,  на  который  ссылались  арбитры  в
Вене,  чтобы  навязать  свое  решение”,  -  отмечал  Гафенку27.  Торжест¬
венный  акт  подписания  Второго  Венского  арбитража  состоялся  во
дворце  Бельведер,  возведенным  в  XVIII  в.  принцем  Евгением  Савой¬
ским.
 Прежде  чем  перейти  к  анализу  решения  арбитража,  вернемся  не¬
надолго  к  поведению  кремлевских  вождей.  Они  были  глубоко  оскорб¬
лены,  обижены  и  даже  расстроены.  Не  тем,  что  терзали,  кромсали,
разрывали  на  части  соседнюю  страну  (ведь  и  Болгария  получила
“свою”  Южную  Добруджу),  а  тем,  что  Гитлер  творил  все  это  безобра¬
зие  за  спиной  Сталина,  вопреки  существовавшей  дипломатической
практике  и  соответствующим  договорным  обязательствам  о  предвари¬
тельных  взаимных  консультациях,  вопреки  тому,  что  Восточная  Евро¬
па  была  признана  сферой  преимущественных  советских  интересов.  О
самом  арбитраже  Москва  была  извещена  германской  дипломатией
практически  постфактум  -  29  августа.  Несмотря  на  все  почтение,  кото¬
рое  вождь  мирового  пролетариата  проявлял  к  основателю  третьего
рейха,  Наркоминдел  решился  даже  изобразить  нечто  вроде  протеста
против  нелояльного  поступка  Берлина.  Задето  было  не  только  само¬
любие  великой  державы,  которое  до  сих  пор  другая  великая  держава
старалась  как-то  щадить  (все  произошло  без  ведома  советских  руково¬
дителей,  за  спиной  Советского  Союза).  Но  это  еще  полбеды.  Случи¬
лось  нечто  большее.  Ущемленными  оказались  его  “законные”  геопо¬
литические  интересы.  Балканы  представляли  собой  традиционную  зо¬
ну  российских  интересов,  можно  сказать,  испокон  веков,  начиная  с  пер¬
вых  русско-турецких  войн.  Разумеется,  не  потеря  Румынией  ее  север¬
ных  территорий  волновала  Москву,  а  явное  установление  германского
господства  в  соседней  с  СССР  стране.
 Дело  в  том,  что  ампутировав  Румынию,  державы  “оси”  тут  же,  не¬
медленно  предоставили  ей  гарантию  территориальной  целостности.
Это  означало,  по  словам  тогдашнего  румынского  посланника  в  Моск¬
ве  Гафенку,  “что  от  линии  Прута  и  Нижнего  Дуная,  где  остановилась
Россия,  начиналась  зона  германского  влияния,  в  которой  никакое  по¬
стороннее  влияние  не  может  быть  терпимо.  Именно  таким  образом  га¬
 16  Война  и  политика
 465

рантия  была  истолкована  в  Москве”28.  Молотов  был  встревожен  не
фактом  грубого  расчленения  Румынии,  а  гарантиями  ее  территориаль¬
ной  целостности.  К  чему  бы  это,  если  Москва  действительно  удовле¬
творилась  присоединением  Бессарабии  и  Южной  Буковины  и  никаких
видов  на  другие  земли  румын  не  имела?
 “Зачем  вы  дали  эту  гарантию?  -  наивно  вопрошал  нарком  ино¬
странных  дел,  обращаясь  к  послу  Германии.  -  Вы  были,  однако,  преду¬
преждены,  что  мы  не  собираемся  напасть  на  Румынию”.  Граф  Шулен-
бург  парировал  превосходно,  его  ответ  был  на  грани  издевательства
над  старшим  по  чину  собеседником:  “Именно  поэтому  мы  и  дали  эту
гарантию!  Вы  нам  много  раз  говорили,  что  у  вас  больше  нет  никаких
претензий  к  этой  стране,  наша  гарантия,  следовательно,  не  могла  вас
ни  в  чем  стеснять”29.  Так  и  не  поняв,  по-видимому,  прозвучавшую  в
словах  немца  едва  прикрытую  иронию  и  не  осознав  двусмысленности
своего  положения,  руководитель  советской  дипломатии  вновь  и  вновь
возвращался  к  своему  вопросу.  В  ноябре  1940  г.  в  Берлине  он  задал  его
Гитлеру,  в  декабре  того  же  года  -  итальянскому  послу30.
 Гафенку  в  своей  книге  “Предыстория  войны  на  Востоке”,  опубли¬
кованной  в  1944  г.,  в  главе  пятой  “Визит  Молотова  в  Берлин”  излагает
версию  Гитлера  о  его  переговорах  с  советским  наркомом  в  ноябре
1940  г.,  данную  им  в  день  начала  войны  с  СССР  22  июня  1941  г.:
 “Первый  вопрос  Молотова:  Направлены  ли  гарантии,  данные  Гер¬
манией  Румынии,  против  СССР  в  случае  нападения  СССР  на  Румы¬
нию?
 Мой  ответ:  Гарантии,  данные  немцами,  имеют  общий  характер  и
обязывают  нас  без  каких-либо  условий.  Однако  Россия  никогда  не  зая¬
вляла  нам  о  каких-либо  претензиях  к  Румынии,  помимо  Бессарабии.
Оккупация  Северной  Буковины  уже  явилась  нарушением  этих  гаран¬
тий.  (!  -  Авт.).  Но  я  не  думал,  что  Россия  питает  еще  и  другие  намере¬
ния  по  отношению  к  Румынии”.
 Сам  автор  книги,  носящей  дневниково-мемуарный  характер,  неод¬
нократно  высказывает  убеждение  в  том,  что  главной  целью  преслову¬
тых  гарантий  была  решимость  Германии  не  пустить  Россию  за  Дунай,
закрыть  ей  дорогу  на  Балканы,  к  Черноморским  проливам.
 Проницательный  Гафенку  высказывает  обоснованный  скептицизм
в  отношении  достоверности  вышеизложенного,  считая  “маловероят¬
ным”,  чтобы  Молотов,  “человек  осторожный  и  молчаливый,  пошел  на
такую  откровенность  со  столь  опасным  партнером”,  хотя  и  не  сомнева¬
ется  в  том,  что  вопрос  был  поставлен  наркомом,  но  в  менее  резкой
форме31.  Но  независимо  от  того,  имел  ли  место  сговор  между  Берли¬
ном  и  Москвой,  советским  руководством  была  совершена  крупная  по¬
литическая  ошибка,  в  результате  которой  оба  соседа  СССР  -  Венгрия
и  Румыния  -  оказались  прочно  прикрепленными  к  колеснице  военной
машины  Гитлера  накануне  его  нападения  на  СССР.
 По  арбитражному  решению  к  Венгрии  отошла  северная  и  северо-
восточная  части  Трансильвании  общей  площадью  в  43  тыс.  кв.  км  с  на¬
селением  2  394  657  человек.  Согласно  данным  румынской  переписи
1930  г.,  национальный  состав  населения  на  этой  территории  распреде¬
лялся  следующим  образом:  1  167  466  человек  (48,7%)  были  румыны  и
 466

1 	005  946  (42%)  -  венгры.  Почти  полмиллиона  венгров  остались  в  юж¬
ной  части  Трансильвании,  т.е.  в  Румынии,  что  подчеркивало  практиче¬
скую  невозможность  совмещения  этнических  границ  с  государствен¬
ными  в  условиях  невероятно  высокой  чересполосицы  расселения.
 В  справке,  составленной  референтом  3-го  Европейского  отдела
НКИД  Б.Я.  Гейгером  в  1942  г.  (“Румыно-венгерские  противоречия”),
справедливо  подчеркнуто,  что  достоверных  данных  о  национальном
составе  этой  части  Трансильвании  не  имеется.  “Германо-итальянские
решения  не  урегулировали  национальный  вопрос  Трансильвании,  где
он  особенно  запутан,  поскольку  там  нет  сколько-нибудь  четких  этни¬
ческих  границ,  и  различные  национальности  живут  смешанными  посе¬
лениями32.
 К  примеру  приведем  данные  обеих  переписей:  румынской  1930  г.
и  венгерской  1910  г.  На  землях,  отошедших  к  Венгрии,  согласно  ру¬
мынской  переписи,  лишь  42%  населения  составляли  мадьяры,  по  вен¬
герской  же  -  свыше  51%33.  Бессмысленно  и  бесполезно  пытаться  уста¬
новить  в  подобных  спорах  истину.  Важно  то,  что  под  иноземным  игом
в  разных  частях  Трансильвании  оказались  сотни  тысяч  румын  и  мадь¬
яр,  а  проводившаяся  обоими  государствами  дискриминация  по  нацио¬
нальному  признаку  приняла,  ввиду  ожесточения  отношений  между
представителями  народов,  чудовищный  размах  и  безобразные  формы.
Началось  повальное  бегство  румын  из  Венгрии,  мадьяр  из  Румынии.
Не  могло  быть  и  речи  в  этих  условиях  о  каком  бы  то  ни  было  восста¬
новлении  попранных  прав  или  исторической  справедливости.  По  оцен¬
ке  экспертов  НКИД  новая  граница  с  легкой  руки  арбитров  “преднаме¬
ренно  и  с  явным  умыслом”  была  проведена  таким  образом,  что  она  за¬
ранее  содержала  в  себе  зародыш  будущих  трений  и  конфликтов:  отде¬
ление  городов  от  пригородов,  разрыв  железнодорожных  и  шоссейных
дорог,  раздел  частных  владений,  очутившихся  по  обеим  сторонам  гра¬
ницы,  и  невозможность  их  обработки  в  силу  установленного  жесткого
пограничного  режима  и  т.д.34  Поразительно,  что  ущемленной  и  оби¬
женной  считала  себя  не  только  Румыния,  лишившаяся  солидного  куска
территории  с  жизненно  важными  для  ее  народного  хозяйства  источни¬
ками  минерального  сырья,  но  и  Венгрия,  получившая  эти  территории.
К  ней  отошли  главным  образом  аграрные  районы,  а  высокоразвитые
индустриальные  зоны  южной  Трансильвании  и  Баната  Гитлер  оставил
в  Румынии,  дабы  избежать  ослабления  венгерской  зависимости  от  гер¬
манской  промышленности.
 В  чистом  выигрыше  от  всего  этого  осталась  одна  нацистская  Гер¬
мания,  сумевшая  довольно  ловко  и  прочно  привязать  к  себе  обе  стра¬
ны.  Непосредственным  следствием  явилось  поправение  румынской  по¬
литики,  смена  режима,  приход  к  власти  прогерманского  правительства
генерала  И.  Антонеску,  вскоре  ставшего  маршалом,  отречение  короля
Кароля  и  возведение  на  престол  его  юного  сына  Михая.
 После  прихода  к  власти  И.  Антонеску  выразил  недовольство  вен¬
скими  решениями  и  заявил,  что  его  не  покидает  надежда  на  “восстано¬
вление  справедливости”.  Пыл  нового  румынского  руководителя  вы¬
звал  отрицательную  реакцию  в  Германии.  В  связи  с  этим,  уступая  на¬
жиму  Германии,  генерал  Антонеску  запретил  румынской  печати  отве¬
 16*
 467

чать  на  статьи  венгров,  направленные  против  румын35.  Но  уже  26  мар¬
та  1941  г.,  беседуя  с  группой  иностранных  журналистов,  он  обвинил
Венгрию  в  том,  что  она  не  выполняет  Венских  решений.  “Своей  поли¬
тикой  террора  румынского  населения,  -  заявил  Антонеску,  -  она  спо¬
собствует  росту  негодования  и  наступлению  анархии”36.
 В  свою  очередь,  после  арбитража  венгерская  дипломатия  удвоила
свои  усилия  по  вовлечению  СССР  в  конфликт  с  Румынией,  чтобы  с  его
помощью  заполучить  остальную  часть  Трансильвании.  В  печати  и  сре¬
ди  иностранных  дипломатов,  аккредитованных  в  Будапеште,  система¬
тически  и  целенаправленно  распространялись  слухи  о  готовящемся
якобы  захвате  румынской  Молдовы  Советским  Союзом37.
 Справедливости  ради  отметим,  что  не  советские  интриги  были  то¬
му  причиной,  а  неудовлетворенность  Венгрии  достигнутыми  результа¬
тами.  Так,  28  апреля  1941  г.  советский  полпред  в  Будапеште  Н.И.  Ша¬
ронов,  получив  информацию  от  посланника  Турции  Юнайдына  о  встре¬
че  Риббентропа  с  Чиано,  сообщил  в  Москву  буквально  следующее:
“...предполагается  полный  раздел  Румынии  с  тем,  чтобы  нам  (т.е.
СССР.  -  Авт.)  будет  предложена  половина  Молдавии,  вторая  полови¬
на  которой  будет  передана  Венгрии”38.  Ясно,  что  в  данном  конкретном
случае  речь  шла  о  замыслах  немцев,  а  не  СССР,  ибо  в  Берлине  и  Риме
как  раз  в  эти  дни  в  апреле-мае  рассматривался  вопрос  о  созыве  новой
конференции  в  Вене.  Этот  предполагаемый  новый  арбитраж  должен
был  удовлетворить,  в  первую  очередь,  венгерские  притязания  на  часть
территории  Югославии  и  Румынии  -  Бачку  и  Банат,  а  также  Южной
Трансильвании.  Возможно,  что  при  таком  варианте  Берлин  должен
был  что-то  дать  и  Москве.  Отсюда  становится  очевидным  один  из  воз¬
можных  источников  слухов  о  разделе  Румынии,  которые  усиленно  мус¬
сировались  германской  дипломатией.  Так,  согласно  информации,  по¬
ступившей  из  берлинского  МИДа  в  начале  мая,  речь  шла  о  “разделении
Румынии  и  прекращении  ее  существования  как  государства”  с  переда¬
чей  “половины  Молдавии  и  части  Румынии  Советскому  Союзу,  а  вто¬
рой  половины  Молдавии  -  венграм.  ..”39.
 Сегодня,  из-за  отсутствия  доступа  исследователей  к  важнейшим
материалам,  мы  не  имеем  еще  возможности  высказать  определенное
суждение  о  планах  и  намерениях  высшего  советского  руководства  в  от¬
ношении  Румынии  весной  и  в  начале  лета  1941  г.  Однако  известно,  что
полпред  СССР  в  Венгрии  не  пресекал  разговоров  на  эту  тему.  Более
того,  создается  впечатление,  что  он  весьма  внимательно  и  охотно  сле¬
дил  за  ними,  проявляя  явную  заинтересованность,  и  немедленно  пере¬
правлял  полученную  информацию  в  Москву.  Все  это  происходило,  ес¬
тественно,  с  ведома  советского  руководства.  Среди  собеседников  Ша¬
ронова,  которым  он  задавал  разные  “наводящие”  и  уточняющие  вопро¬
сы,  был  и  эрцгерцог  Альбрехт  (Габсбург):  в  20-х  годах  претендент  на
Святую  венгерскую  корону,  в  40-х  -  член  Верхней  палаты  парламента,
имевший  доступ  к  регенту  адмиралу  Хорти.  Об  уровне  интимности  ус¬
тановившихся  между  посланником  и  эрцгерцогом  отношений  говорит
и  такая  “мелочь”:  в  мае  из  Москвы  последнему  была  доставлена  палех¬
ская  шкатулка  и...  семена  хлопка.  Ничего  не  попишешь  -  семейная
традиция  -  разведением  хлопчатника  в  Венгрии  (в  Банате,  где  Альб¬
 468

рехт  владел  поместьями)  занималась  еще  Мария  Терезия  в  далеком
XVIII  в.  Нас,  говорил  посланнику  благодарный  за  истинно  царский  по¬
дарок  Габсбург,  “очень  интересует  достижение  соглашения  между  Со¬
ветским  Союзом  и  Венгрией  относительно  Румынии”40.  Мадьярам
очень  хотелось  повторения  весной  1941  г.  того,  что  произошло  летом
1940  г.  после  советского  ультиматума  Бухаресту41.  В  беседе  с  двумя
другими  влиятельными  венгерскими  политиками  на  “уточняющий”  во¬
прос  советского  дипломата,  “действительно  ли  они  думают  о  повторе¬
нии  того  положения,  когда  Венгрия  смогла  поставить  вопрос  о  Тран-
сильвании  только  после  возвращения  Бессарабии  Советскому  Союзу,
оба  они  заявили,  что  этот  как  раз  то,  что  они  ожидают  от  нас”.  Один  из
них  пошел  еще  дальше.  Венгры  ожидают,  добавил  он,  “в  самом  бли¬
жайшем  будущем  продвижения  Советского  Союза  в  Румынию  и
Иран”42.
 Весь  трагизм  ситуации  заключался  в  данном  случае  в  том,  что  в
действительности  СССР  не  собирался  реализовать  на  практике  угрозу
раздела  Румынии.  Советское  руководство  блефовало,  но,  как  выяс¬
нилось  вскоре,  делало  это  против  своих  же  интересов,  в  пользу  сопер¬
ника.
 Только  приблизительно  за  три  недели  до  начала  Великой  Отечест¬
венной  войны  в  Москве,  спохватившись,  решили  положить  конец  рис¬
кованным  “беседам”  представителя  в  Венгрии.  Каким  образом,  по  чьей
инициативе  и,  главное,  по  какой  причине  это  произошло,  мы  пока  не
беремся  судить,  не  имея  на  руках  необходимых  документов.  Знаем
только,  что  Шаронову  было  “указано”  -  мягкий  вид  выговора!  -  на
“его  грубую  ошибку”  за  то,  что  “вместо  самого  энергичного  опровер¬
жения  подобных  измышлений  (он.  -  Лет.)  ограничивается  в  таких  слу¬
чаях  молчанием  или  такими  заявлениями,  которые  могут  быть  расце¬
нены  как  одобрение  раздела  Румынии”43.  Формальное  предложение
Отдела  балканских  стран  НКИД  “указать  тов.  Шаронову”  было  сдела¬
но  в  10  числах  июня.  Но  в  документах,  открытых  ныне  для  исследова¬
телей,  есть  донесение  посланника,  адресованное  непосредственно  Мо¬
лотову.  Датировано  оно  28  мая  1941  г.  и  касается  “слухов  о  перегово¬
рах  Венгрии  с  СССР”  о  разделе  Румынии.  Излагается  два  варианта:  “по
первому  мы  должны  были  получить  Молдавию  и  часть  Румынии  к  югу
от  острия  венгерского  клина,  т.е.  включая  Бухарест.  По  второму,  бо¬
лее  позднему  варианту,  мы  должны  получить  Молдавию,  а  Венгрия  в
этом  случае  получит  Югославский  Банат”44.  Отпадает  тем  самым  наив¬
ное  предположение,  что  исполнительный  и  законопослушный  чинов¬
ник  внешнеполитического  ведомства  действовал  на  свой  собственный
страх  и  риск.  Объяснение  надо,  видимо,  искать,  выходя  за  рамки  дву¬
сторонних  отношений  СССР  с  Венгрией  или  Румынией.
 Все,  что  происходило  в  40-х  годах  XX  в.  в  этой  части  Европы,  бы¬
ло  производным  от  взаимоотношений  двух  великих  держав  -  Германии
и  Советского  Союза.  Последняя  сторона,  во  всяком  случае,  ничего  не
могла  предпринимать  в  отношении  своих  соседей  без  санкции  Берлина,
уже  успевшего  включить  Румынию  в  свою  орбиту  и  даже  разместить
там  свои  вооруженные  силы.  Но  только  не  задолго  до  начала  советско-
германской  войны  руководство  СССР  вполне  отчетливо  осознало,
 469

что  время  взаимодействия  по  разделу  третьих  стран  прошло  безвоз¬
вратно.
 Мадьяры,  также  наслышавшие  о  подготовке  гитлеровского  напа¬
дения  на  СССР,  с  поразительной  наивностью  продолжали  лелеять  го¬
лубые  мечты  о  возвращении  всей  Трансильвании  с  помощью  Совет¬
ского  Союза.  22  июня  1941  г.  разбило  их  надежды  вдребезги.  Остава¬
лось  рассчитывать  только  на  помощь  Германии.
 Таким  образом,  и  после  Венского  арбитража  проблема  Трансиль¬
вании  продолжала  оставаться  яблоком  раздора  в  румынско-венгерских
отношениях.  Каждая  из  сторон  надеялась  в  недалеком  будущем  решить
территориальный  спор  в  свою  пользу.  Как  румынское,  так  и  венгер¬
ское  правительства  не  раз  поднимали  перед  державами  “оси”,  и  преж¬
де  всего  перед  Германией,  вопрос  о  пересмотре  решений  Венского  ар¬
битража.
 Используя  румыно-венгерские  противоречия  для  укрепления  сво¬
его  господства  в  странах  Центральной  и  Юго-Восточной  Европы,  Гит¬
лер,  в  свою  очередь,  делал  многообещающие  намеки  отдельно  прави¬
тельствам  Румынии  и  Венгрии  на  возможность  приращения  террито¬
рии  каждой  из  стран,  в  том  числе  за  счет  дальнейшей  перекройки  Тран¬
сильвании,  требуя,  однако,  взамен  верности  третьему  рейху  и  все  более
пристегивая  их  к  фашистскому  блоку,  превратив  в  союзников  по  анти¬
советской  войне.  В  октябре  1940  г.  румынское  правительство  дало  со¬
гласие  на  введение  германских  войск  в  страну,  а  в  ноябре  оно  присое¬
динилось  к  Тройственному  пакту.
 Венский  арбитраж  показал,  что  произошли  очевидные  изменения
в  советско-германских  отношениях.  Хотя  общая  направленность  меж¬
дународных  отношений  в  регионе  определялась  советско-германским
договором  о  ненападении  от  23  августа  1939  г.,  можно  констатировать,
что  к  осени  1940  г.  Германия  все  более  пренебрегала  пактом  с  СССР.
Она  уверенно  расширяла  свой  контроль  над  балканскими  странами,  в
то  время  как  попытки  Советского  Союза  усилить  свое  влияние  в  реги¬
оне  не  приносили  существенных  результатов.  Советская  дипломатия  в
период  венских  договоренностей  показала  себя  беспомощной  и,  в  из¬
вестной  степени,  даже  слабо  информированной.  Советский  Союз  не
только  не  участвовал  в  Венском  арбитраже,  но  и  не  имел  даже  каких-
либо  контактов  и  консультаций  с  Германией  по  вопросу  о  Трансильва¬
нии,  хотя  ранее  в  рамках  договора  от  23  августа  1939  г.  необходимость
такого  рода  консультаций  предусматривалась.
 Введение  германских  войск  в  Румынию  создало  барьер  на  пути
проникновения  СССР  на  Балканы  и  увеличивало  масштабы  присутст¬
вия  армий  третьего  рейха  на  границе  с  СССР.  Гитлеровская  агрессия
все  более  поворачивалась  в  сторону  Советского  Союза.  11 	См.:  Краткая  история  Румынии.  М.,  1987;  Краткая  история  Венгрии.  М.,  1991.
 2 	Anuarul  statistic  al  RomSniei  pe  anul  1938  si  1940.  Bucuresti.  P.  480.
 3Hetven  Ёу.  A  Rom^nai  magyars£go  Tortenete  1919-1989.  Budapest,  1990.
 1752-1773  O.
 4 	Kurz  Geschichte  Sienbenburgens.  Budapest,  1990.  S.  658.  O.
 5 	Cm.:  Romania  libera.  1990.  30  aug.
 470

6 	Hoijer  О.  Le  Pacte  de  Societe  des  Nations.  P.,  1926.  P.  330.
 7 	Political  Tudom^nny  Intdzet  (archivuma).  F.  685.  1939.,  VIII.  12;  Jungerth
Arnothy  M.  Moszkvai  Napldja.  1989.  101.  O.
 8 	Gyula  J.  The  Second  Vienna  Reward  //  “Kulpoiitica”  Hungary  and  the  World.
Budapest,  1987.  120-137.  O.
 9 	Архив  внешней  политики  Российской  Федерации.  Ф.  06.  Оп.  2.  Д.  279.  П.  23.
Л.  16-23.  Запись  беседы  наркома  иностранных  дел  СССР  В.М.  Молотова  с
посланником  Румынии  Давидеску.  (Далее:  АВП  РФ).
 l0Deletant  D.  The  Molotov-Ribbentrop  Pact  and  its  Consecquences  for  Bessarabia:
some  Considerations  on  the  Human  Rights  implications  //  Revue  Roumain
d’Histoire.  Bucurest,  1991.  T.  XXX.  №  3-4.  P.  223.
 11 	Gafenco  Gh.  Pr61imin6res  de  la  guerre  a  l’Est.  De  Г  accord  de  Moscou  23  aout  1939
aux  Hostiiitds  en  Russie  (22  Juin  1941).  P.,  1944.  P.  402.
 12 	АВП  РФ.  Ф.  077.  On.  1941.  Д.  1.  JI.  30.  Обзор  Полпредства  СССР  в  Будапеш¬
те  за  1940  г.
 13 	Diplomaciai  Izatok  Magyarozszag  kulpolitika  hoz  1936-1945.  Budapest,  1982.  V.k.
№  171.
 14 	См.:  Пушкаш  А.И.  Венгрия  и  ее  балканские  соседи  (август  1940-апрель
1941  г.)  //  Международные  отношения  и  страны  Центральной  и  Юго-Восточ¬
ной  Европы  в  период  фашистской  агрессии  на  Балканах  и  подготовки  напа¬
дения  на  СССР  (сентябрь  1940  -  июнь  1941  г.).  М.,  1992.  С.  74.
 15 	АВП  РФ.  Ф.  125.  Оп.  22.  Д.  35.  П.  20.  Л.  155.
 16 	Gafenco  Gh.  Op.  cit.  P.  77.
 17 	АВП  РФ.  Ф.  6.  On.  26.  Д.  6.  П.  23.  Л.  3.
 18 	Там  же.  Ф.  125.  Оп.  22.  Д.  35.  П.  20.  Л.  75,  129;  Оп.  26.  Д.  6.  П.  23.  Л.  3-4.
 19 	Там  же.  Ф.  06.  Оп.  2.  Д.  273.  П.  22.  Л.  26-27.
 20 	Там  же.  Л.  26.
 21 	Там  же.  Л.  27.
 22 	Там  же.  Л.  27,  30.
 23 	Gafenco  Gh.  Op.  cit.  P.  77.
 24 	Ibid.
 23  Ibid.  P.  78.
 26 	Ibid.  P.  78-79.
 27 	Ibid.  P.  80.
 28 	Ibid.  P.  78.
 29 	Ibid.  P.  79.
 30 	Ibid.  P.  80.
 31 	Ibid.  P.  138-139.
 32 	См.:  Краткая  история  Румынии.  С.  365;  Краткая  история  Венгрии.  С.  402;
АВП  РФ.  Ф.  126.  Оп.  25.  Д.  2.  П.  23.  Л.  12;  Ф.  077.  Оп.  22.  П.  111.  Д.  1.  Л.  18.
 33 	АВП  РФ.  Ф.  0512.  Оп.  4.  Д.  207.  П.  24.  Л.  79.
 34 	Там  же.  Л.  82.
 35 	Там  же.  Ф.  125.  Оп.  22.  Д.  35.  П.  20.  Л.  104.
 36 	Там  же.  Оп.  23.  Д.  19.  П.  22.  Л.  53.
 37 	Там  же.  Ф.  077.  Оп.  21.  Д.  5.  (Дневник  посланника  Н.И.  Шаронова).  Л.  33.
 38 	Там  же.
 39 	Там  же.  Л.  44-46.
 40 	Там  же.  Л.  55.
 41 	Там  же.
 42 	Там  же.  Л.  49.
 43 	Там  же.  Д.  1.  П.  3.  Л.4.
 44 	Там  же.

В£.  Марьина
 “ВОРОТА  НА  БАЛКАНЫ”.
СЛОВАКИЯ  В  ГЕОПОЛИТИЧЕСКИХ
КОНСТРУКЦИЯХ  СССР  И  ГЕРМАНИИ.
1939-1941*
 Словацкое  государство,  появившееся  в  центре  Европы  14  марта
1939  г.  по  воле  Гитлера,  не  могло  не  занять  определенного  места  в
геополитических  расчетах  Германии.  “Ворота  на  Балканы”,  “окно  в
Юго-Восточную  Европу”  -  так  похоже  именовалась  Словакия  немец¬
кими  и  советскими  дипломатами.  И  Германия  и  СССР  были  заинтере¬
сованы  в  укреплении  своих  позиций  в  этом  квазисамостоятельном  го¬
сударстве  (его  площадь  составляла  37  тыс.  кв.  км,  население  -
3,75  млн  человек1).
 Гитлер  полагал  возможным  использовать  эту  маленькую  страну
для  реализации  политических,  военно-стратегичесих  и  экономиче¬
ских  целей  рейха  при  установлении  “нового  порядка”  в  Европе.  В  за¬
висимости  от  роли,  отводимой  Словакии  в  военно-стратегических
планах  Германии  в  1939-1941  гг.  менялась  и  ее  политика  к  этому  ли¬
митрофу,  в  которой  четко  обозначаются  три  этапа.  Каждый  из  них
олицетворял  определенный  дипломатический  представитель  Берлина
в  Братиславе,  по  существу  являвшийся  наместником  Гитлера  в  Слова¬
кии.  Хронологически  и  персонально  эти  этапы  выглядят  следующим
образом:  первый  -  март  1939  -  июль  1940  г.  (Г.  Бернард);  второй  -  ав¬
густ  1940  -  январь  1941  г.  (М.  Киллингер);  третий  -  первое  полугодие
1941  г.  (Г.Э.  Лудин)**.  Остановимся  на  каждом  из  указанных  перио¬
дов,  попытавшись  одновременно  проследить,  как  складывались  в  это
время  советско-словацкие  отношения,  которые  развивались  в  рамках
советско-германских  отношений  той  поры  и  определялись,  как  пред¬
ставляется,  в  основном  стремлением  Советского  Союза  не  вызвать  их
осложнения.
 Словацкое  государство,  возглавляемое  лидером  умеренного  крыла
католической  Глинковской  словацкой  народной  партии  (ГСНП)  И.  Ти-
со,  по  существу  сразу  же  утратило  свою  независимость,  заключив  с
Германией  23  марта  1939  г.  так  называемый  Охранный  договор.  “Кон¬
цом  самостоятельности  Словакии”  называл  его  впоследствии  совет¬
ский  посланник  в  этой  стране  Г.М.  Пушкин2.  Резкость  и  справедли¬
вость  такой  оценки  станут  понятными,  если  взглянуть  на  основные  по¬
ложения  договора,  состоящего  из  пяти  пунктов:
 *  Статья  подготовлена  при  поддержке  Российского  гуманитарного  научного  фонда  -
Грант  №  96-01-00444.
 **  Лудин  представлял  Германию  в  Словакии  до  конца  ее  существования  как  государства.
 ©  В.В.  Марьина
 472

1) 	Германская  империя  берет  на  себя  охрану  политической  незави¬
симости  Словацкого  государства*;
 2) 	Для  проведения  охраны  германские  вооруженные  силы  имеют
право  строить  военные  объекты  и  держать  там  военные  части  (это  ка¬
салось  территорий  на  западе  и  востоке  страны);
 3) 	Словацкое  правительство  должно  организовать  свои  вооружен¬
ные  силы  в  тесном  контакте  с  германскими  вооруженными  силами;
 4) 	Словацкое  правительство  должно  проводить  свою  внешнюю  по¬
литику  в  тесном  контакте  с  правительством  Германии;
 5) 	Договор  заключается  на  25  лет3.
 Пространные  комментарии  здесь  излишни:  статьи  договора  свиде¬
тельствовали,  что  Словакия  оказалась  абсолютно  зависимой  от  Герма¬
нии  и  вынуждена  была  следовать  в  фарватере  ее  внешней  политики.
Существует  точка  зрения,  что  “Охранный  договор”  в  действительности
означал  “осуществление  скрытой  агрессии”4.
 Что  касается  внутриполитической  жизни  новоиспеченного  лимит¬
рофа,  то  на  первых  порах  Берлин  не  намерен  был  особо  вмешиваться
в  нее  (кроме  того,  что  имело  отношение  к  армии),  оставляя  за  словака¬
ми  относительную  самостоятельность  в  решении  этих  вопросов.  Фор¬
мальная  независимость  Словакии  нужна  была  Гитлеру  для  реализации
его  амбицизоных  планов  установления  “нового  порядка”  в  Европе.
Гитлер  предполагал,  используя  территорию  Словакии,  усилить  свое
проникновение  в  Юго-Восточную  Европу.  Но  это  намечалось  сделать
несколько  позднее.  В  1939  г.  у  Гитлера*были  еще  “нерешенные”  дела  в
Центральной  Европе,  и  Словакия,  как  и  Протекторат  Богемия  и  Мора¬
вия,  использовались  Берлином  для  подготовки  и  нанесения  удара  по
Польше.  Тисо  принял  и  ультимативное  предложение  Гитлера  участво¬
вать  в  войне  против  Польши.  1  сентября  части  словацкой  армии  вместе
с  германскими  вооруженными  силами  вторглись  на  ее  территорию5.
 Это  непопулярная  в  Словакии  война,  хотя  она  и  велась  под  ирре¬
дентистскими  и  реваншистскими  лозунгами,  завершилась  присоедине¬
нием  с  согласия  рейха  к  Словакии  территорий,  отошедших  к  Польше  в
1920,  1924  и  1938  гг.  общей  площадью  в  600  кв.  км  с  населением  45  тыс.
человек6.
 Сентябрь  1939  г.  ознаменовался  и  новым  курсом  Советского  Сою¬
за  в  “словацком  вопросе”.  До  этого  СССР  стоял  на  позициях  решитель¬
ного  непризнания  ликвидации  Чехословакии  и  создания  самостоятель¬
ной  Словакии.  В  Москве  продолжало  функционировать  чехословацкое
посольство  во  главе  с  3.  Фирлингером.  После  заключения  советско-
германского  пакта  о  ненападении  23  августа  1939  г.  чехословацкий  во¬
прос  стал  для  Москвы  частью  ее  новой  внешнеполитической  страте¬
гии.  Руководители  Словакии  одобрили  подписание  пакта.  Некоторые
из  них,  недовольные  усилившимся  давлением  Берлина  на  Словакию,  в
 *  Но  еще  во  время  переговоров  о  подписании  договора,  которые  шли  18  марта,  Венгрия,
конечно  не  без  ведома  и  согласия  Германии,  оккупировала  часть  территории  восточной
Словакии,  что  вызвало  явное  недовольство  словацких  руководителей  и  отрезвило  тех,
кто  наивно  надеялся  на  самостоятельность  Словакии  и  бескорыстное  покровительство
Германии.
 473

том  числе  влиятельный  министр  иностранных  и  внутренних  дел
Ф.  Дюрчанский  и  его  окружение,  ранее  занимавшие  открыто  германо¬
фильские  позиции,  считали,  что  пакт  создает  благоприятные  условия
для  установления  дипломатических  отношений  Словакии  с  СССР,  что
в  свою  очередь,  поможет  возникновению  сильного  противовеса  гер¬
манской  политике  полного  овладения  страной7.
 Сторонники  налаживания  отношений  с  СССР  в  Словакии  (в  верхах
они  группировались  вокруг  Й.  Тисо  и  Ф.  Дюрчанского),  опираясь  на
четвертую  статью  “Охранного  договора”,  решились  предпринять  ша¬
ги,  по-видимому,  с  согласия  германского  правительства,  направленные
на  сближение  с  Советским  Союзом.  14  сентября  1939  г.  новый  совет¬
ский  полпред  в  Берлине  А.А.  Шкварцев  записал  в  своем  дневнике:
“Принял  посланника  Словакии  Черняка  (правильно  -  Чернак.  -  В.М.),
Черняк  поставил  предо  мной  вопрос  о  признании  нами  Словакии  и  ус¬
тановления  с  ней  дипломатических  отношений”8.
 В  тот  же  день  телеграмма  об  этом  предложении  ушла  в  Москву.
Шкварцев  просил  указаний  и  получил  их  от  Молотова  на  следующий
день,  15  сентября,  с  грифом  “совершенно  секретно”:  “Можете  сооб¬
щить,  что  СССР  согласен  установить  дипломатические  отношения  со
Словакией”9.  Молниеносность  ответа  заставляет  предположить,  что
этот  вопрос  широко  не  обсуждался  советским  руководством,  и  реше¬
ние  было  принято  на  самом  высшем  уровне*,  возможно  только  Стали¬
ным  и  Молотовым.  Берлин  в  это  время  постоянно  настаивал  на  ликви¬
дации  чехословацкого  посольства  в  Москве,  и  Германия  в  тех  конкрет¬
ных  условиях  была  заинтересована  в  признании  Словакии  со  стороны
СССР  де-юре.  Ведь  фактически  это  означало  отказ  Москвы  от  нега¬
тивной  оценки  расчленения  Чехословакии  в  марте  1939  г.,  а  также  сви¬
детельствовало  об  укреплении  советско-германского  сотрудничества.
Вместе  с  тем  Берлин  вовсе  не  желал  усиления  влияния  СССР  в  Слова¬
кии,  не  без  основания  полагая,  что  здесь  традиционно  распространены
русофильские  настроения.
 Наиболее  авторитетная  часть  словацкого  государственного  руко¬
водства,  по  указанной  выше  причине,  -  создать  противовес  по  сущест¬
ву  монопольному  влиянию  Германии  в  Словакии  -  также  была  заинте¬
ресована  в  официальном  признании  со  стороны  СССР.
 Наконец,  для  Москвы  этот  шаг  давал  возможность  (по  крайней  ме¬
ре  предположительно)  противодействовать  укреплению  позиций  Гер¬
мании  в  регионе,  небезразличном  для  интересов  СССР.  Речь  В.М.  Мо¬
лотова  на  сессии  Верховного  Совета  СССР  31  августа  1939  г.  свиде¬
тельствовала,  что  Советский  Союз  не  намерен  был  допустить  решение
вопросов  Восточной  Европы  без  своего  активного  участия10.
 Установление  дипломатических  отношений  со  Словакией  было  за¬
явкой  на  активизацию  советской  политики  в  Юго-Восточной  Европе,
на  Балканах.  3.  Фирлингер,  в  частности,  полагал,  что  с  установлением
дипломатических  отношения  со  Словакией  “Москва  получила  ценную
позицию  для  своего  влияния  за  Карпатами”11.
 Следует  напомнить,  что  к  осени  1939  г.  СССР  лишился  своих  по¬
сольств  в  Вене,  Праге,  Варшаве,  и  создание  его  официального  предста¬
вительства  в  Братиславе  облегчало  задачу  получения  информации  о
 474

положении  дел  в  этой  части  Европы.  Кроме  того,  присутствие  совет¬
ских  официальных  представителей  в  Словакии  давало  возможность
прямых  (хотя  и  тайных)  контактов  с  коммунистическим  подпольем  и
влияния  в  направлении  активизации  его  деятельности.
 Среди  чешских  и  словацких  коммунистов  и  представителей  левых
политических  течений  были  довольно  широко  распространены  пред¬
ставления,  что,  признав  “самостоятельную  Словакию”,  Советский  Со¬
юз  намерен  в  подходящий  момент  занять  место  немецкого  протектора¬
та.  Но,  думается,  таких  далеко  идущих  намерений  в  тот  конкретный
момент  у  советских  руководителей  не  было:  слишком  велик  был  риск
испортить  отношения  и  подорвать  “дружбу”  с  Берлином,  чего  Москва
в  ту  пору  не  могла  себе  позволить.
 Советское  руководство  тогда,  видимо,  даже  не  намерено  было  ши¬
роко  афишировать  свои  отношения  со  Словакией.  Официальных  сооб¬
щений  на  этот  счет  не  последовало,  хотя  Шкварцев  16  сентября  1939  г.
пригласил  к  себе  Чернака  и  передал  ему  содержание  телеграммы  Мо¬
лотова12.  Германское  информационное  агентство  немедленно  сообщи¬
ло  о  происшедшем.  А  вот  в  Центральноевропейском  отделе  НКИД
СССР  об  этом  ничего  не  знали.  Во  всяком  случае,  когда  19  сентября
1939  г.  Фирлингер,  ссылаясь  на  заграничные  радиосообщения  о  при¬
знании  Словакии  Советским  Союзом,  пытался  выяснить  в  указанном
отделе  НКИД  так  ли  это,  то  получил  ответ,  что  таких  сведений  не  име¬
ется13.
 Москва  и  Братислава  готовились  обменяться  полпредами,  что,  на¬
ряду  с  “походом”  Красной  Армии  на  запад,  занятием  ею  Западной  Ук¬
раины  и  Западной  Белоруссии  и  быстрым  приближением  к  словацким
границам,  инициировало  рост  славяно-  и  русофильских  настроений
(причем  во  всех  слоях  словацкого  населения)  и  активизацию  действо¬
вавшей  в  подполье  коммунистической  партии.  В  то  же  время  ширились
и  антинемецкие  настроения14.
 21  октября  Шкварцев  принял  Чернака  и  сообщил  ему  о  согласии
советского  правительства  на  назначение  в  Москву  в  качестве  послан¬
ника  Ф.  Тисо,  родственника  Президента  Словакии  Й.  Тисо.  Совнарком
СССР  1  декабря  1939  г.  принял  решение  об  открытии  Полпредства
СССР  в  Словакии  и  утверждении  его  штатов15.  11  декабря  словацкий
посланник  прибыл  в  Москву,  а  14  декабря  здесь  прекратило  существо¬
вание  чехословацкое  посольство,  хотя  допускалась  возможность  про¬
живания  Фирлингера  в  СССР  как  частного  лица16.
 23  декабря  1939  г.  Ф.  Тисо  сообщил  в  МИД  Словакии,  что  был  при¬
нят  Молотовым,  что  предстоит  встреча  с  Потемкиным  и  что  полно¬
мочным  представителем  СССР  в  Братиславе  назначен  Г.М.  Пушкин17.
25  декабря  Тисо  вручил  свои  верительные  грамоты.
 Хотя  Германия  устами  Риббентропа,  заявившего  30  сентября
1939  г.,  что  “обе  стороны  никогда  не  допустят  вмешательства  третьих
держав  в  восточноевропейские  вопросы”18,  как  бы  декларировала  свое
желание  действовать  в  этом  регионе  “рука  об  руку”  с  СССР,  однако  в
действительности  она  не  только  не  хотела  уступать  захваченные  здесь
позиции,  но  и  стремилась  укрепить  их.  Третий  рейх  не  намерен  был  до¬
пускать  еще  одного  конкурента  -  Россию  -  в  сферу  своих  интересов,
 475

куда  включалась  и  Словакия19.  А  между  тем  здесь  все  явственнее  обо¬
значались  антинемецкие  тенденции,  робко  поддерживаемые  и  прави¬
тельственной  группировкой  Тисо  -  Дюрчанский.  Ее  позиции  и  автори¬
тет  возросли  после  окончания  войны  с  Польшей  и  в  результате  прове¬
дения  курса  на  сближение  с  СССР,  естественно,  в  рамках  словацко-гер¬
манских  договоренностей.
 2  февраля  1940  г.  в  Братиславу  прибыл  советский  посланник  Пуш¬
кин.  “Наш  приезд  местные  газеты  не  афишировали,  ограничившись
лишь  краткими  сообщениями”,  -  записал  он  в  своем  дневнике20.  Пер¬
вый  визит  Пушкин  нанес  Дюрчанскому,  а  14  февраля  вручил  веритель¬
ные  грамоты  Й.  Тисо,  аудиенция  у  которого  длилась  около  40  минут.
“Словаки  этим  явно  стремились  подчеркнуть  особое  расположение  к
Советскому  Союзу”,  -  значится  в  дневнике  Пушкина.  Президент  выра¬
зил  намерение  завязать  широкие  экономические  отношения  с  Совет¬
ским  Союзом,  говорил  о  симпатиях  словаков  к  России  и  о  неприязни  к
Венгрии,  которая  должна  возвратить  Словакии  территорию  с  600  тыс.
жителей,  ругал  Масарика  и  Бенеша,  политика  которых  была  “одной  из
главных  причин  крушения  Чехословакии”.  В  тот  же  день  Дюрчанский
дал  обед  в  честь  советского  полпреда,  во  время  которого  было  выра¬
жено  желание  заключить  с  Советским  Союзом  торговый  договор21.
 В  первые  же  дни  вступления  в  должность  Пушкин  обменялся  визи¬
тами  с  Бернардом.  Зафиксированные  им  впечатления  сводились  к  сле¬
дующему:  “Бернард  открыто  насмехается  над  словаками,  чувствуя  се¬
бя  в  Словакии  хозяином”  и  “на  мой  вопрос,  может  ли  случиться,  что
Германия  потребует  от  Словакии  в  порядке  реализации  договора  уча¬
стия  в  войне,  Бернард  ответил:  “никогда...  Словакия  нам  нужна  как
страна  невоюющая.  Словакия  -  наши  ворота  на  Балканы”22  (подчерк¬
нуто  красным  карандашом  в  НКИД.  -  В.М.).
 Во  время  первых  встреч  Пушкина  с  Дюрчанским  и  Тисо  были  за¬
тронуты  два  вопроса,  которые  “красной  нитью”  проходят  через  все  до¬
кументы,  касающиеся  советско-словацких  контактов  первой  половины
1940  г.,  это  -  развитие  экономических  связей  между  двумя  странами  и
стремление  словаков  получить  поддержку  СССР  в  их  территориаль¬
ных  претензиях  к  Венгрии,  т.е.  в  возвращении  земель,  отошедших  к
Венгрии  в  результате  Первого  венского  арбитража  (южная  часть  Сло¬
вакии)  и  захваченных  ею  в  период  создания  Словацкого  государства
(восточная  часть  Словакии).
 Вопрос  о  экономических  связях  обсуждался  довольно  подробно  на
встрече  Пушкина  с  заместителем  министра  иностранных  дел  Словакии
Полиаком.  Словаков  интересовали  советская  нефть,  высококачествен¬
ный  хлопок  и  масла.  Со  своей  стороны  они  предлагали  кабель,  тек¬
стиль  и  военные  материалы,  “если  позволят  немцы”.  “Нефти  они  гото¬
вы  купить  у  нас  300-400  тыс.  тонн  (!),  -  записал  Пушкин  в  дневнике,  -
по-видимому  здесь  они  действуют  по  указке  Германии,  которая  наме¬
ревается  через  Словакию  увеличить  наши  поставки  нефти  в  Герма¬
нию”.  И  предупреждал:  “Если  мы  будем  заключать  со  Словакией  тор¬
говое  соглашение  и  найдем  нужным  пойти  на  некоторые  льготы  слова¬
кам,  то  следует  особо  предусмотреть  положение,  при  котором  немцы
не  могли  бы  воспользоваться  этими  льготами”23.
 476

21  марта  1940  г.  Ф.  Тисо  передал  на  имя  Молотова  ноту,  в  кото¬
рой  от  имени  словацкого  правительства  сообщалось  о  желании
“иметь  с  СССР  кроме  политических  также  экономические  отноше¬
ния”24.  Молотов  “дал  добро”  на  начало  переговоров25.  Наркомат
внешней  торговли  СССР  (НКВТ)  приступил  к  конкретному  изучению
вопроса.
 В  личном  письме  на  имя  Молотова  Пушкин  отмечал,  что  завязы¬
вание  торговых  отношений  со  Словакией  выгодно  не  только  с  поли¬
тической,  но  и  хозяйственной  точек  зрения.  “Заключение  торгового
договора  между  СССР  и  Словакией,  -  писал  советский  полпред,  -  не
может  вызвать  беспокойства  со  стороны  немцев  (это  свидетельству¬
ет,  как  данная  сторона  дела  волновала  советское  руководство.  -
В.М.),  так  как  все  вопросы,  связанные  с  этим  договором,  давно  уже
согласованы  словацким  правительством  с  Германией”.  Резолюция  на
письме,  адресованная  А.И.  Микояну  и  В.Г.  Деканозову,  гласила:
“Нужно  дать  ответ  т.  Пушкину.  Мне  кажется,  что  он  прав”26.  В  июне
1940  г.  Микоян  дал  согласие  на  прибытие  в  СССР  словацкой  торговой
делегации.
 Меж  тем  в  словацких  верхах  обострялся  кризис,  обозначившийся
уже  в  конце  1939  г.  и  связанный  с  недовольством  германофильской
группировки  В.  Туки  и  А.  Маха,  возглавлявших  праворадикальное,  фа¬
шистское  крыло  ГСНП,  замедлением  процесса  сближения  Словакии  с
Германией.  “Первую  половину  1940  г.  можно  назвать  временем  господ¬
ства  в  Словакии  группы  Дюрчанского,  которая,  бесспорно,  боялась
полного  порабощения  Словакии  немцами”,  -  писал  Пушкин  в  отчете  за
1940  г.22
 Однако  Советский  Союз,  который  в  начале  1940  г.  вел  войну  с
Финляндией,  а  затем  был  занят  подготовкой  своих  акций  в  Прибалти¬
ке  и  Бессарабии,  не  желая  каких-либо  осложнений  в  отношениях  с  Гер¬
манией,  пока  отваживался  лишь  на  робкие  попытки  демонстрации  соб¬
ственных  интересов  в  Словакии.  Что  касается  содействия  Словакии  в
решении  ее  территориальных  претензий  к  Венгрии,  то  тут  советское
руководство  вело  себя  очень  осторожно.  “От  нас  словаки  ждут,  пожа¬
луй,  больше,  чем  мы  можем  им  дать.  В  этом  смысле  у  меня  положение
довольно  деликатное”28,  -  констатировал  советский  полпред.
 Весной  1940  г.,  когда  стало  очевидно,  что  слухи  о  возможном  мире
между  Германией  и  западными  державами  оказались  ложными,  что
Гитлер  “завяз”  на  Западе,  начав  новую  военную  кампанию,  Дюрчан-
ский  активизировал  свою  деятельность  по  реализации  идеи  возврата
отошедших  к  Венгрии  территорий  с  помощью  Советского  Союза.  Сло¬
вакия  была  наполнена  слухами  о  том,  что  СССР  готов  взять  себе  Кар¬
патскую  Украину  (весной  1939  г.  она  была  оккупирована  Венгрией)  и
тогда,  оказавшись  непосредственным  соседом  Словакии,  поможет  ей
вернуть  южные  и  восточные  территории.  На  одном  из  приемов  (9  мая
1940  г.)  Дюрчанский  упорно  доказывал  Пушкину,  что  «если  немцы  на¬
правятся  против  Румынии,  то  нам  (т.е.  СССР.  -  В.М.)  вполне  своевре¬
менно  занять  “Карпатскую  Русь”  и  Бессарабию»29.
 Весной  1940  г.  резко  обострились  словацко-венгерские  отношения.
В  связи  с  этим  в  Центральноевропейском  отделе  НКИД  СССР  была
 477

подготовлена  справка  (дата  не  проставлена,  но,  очевидно,  в  конце  мая
1940  г.  -  В.М.),  в  которой  констатировалось,  что  “Германия  политиче¬
скими  интригами  подогревала  взаимную  вражду  обеих  сторон”  в  связи
с  возможностью  распространения  театра  военных  действий  на  Балка¬
ны  и  учитывая  большое  стратегическое  значение  Венгрии  в  Юго-Вос¬
точной  Европе.  Вместе  с  тем  отвергалась  мысль  о  возможности  ис¬
пользования  Словакии  в  качестве  “разменной  монеты”.  “Следует  учи¬
тывать,  -  говорилось  в  справке,  -  что  для  Германии  территория  Слова¬
кии  сама  по  себе  представляет  большую  ценность  как  окно  в  Юго-Во¬
сточную  Европу...  Скорее  всего  можно  утверждать,  что  на  данном  эта¬
пе  закулисных  дипломатических  переговоров  германская  политика  на¬
травливания  Словакии  на  Венгрию  служит  средством  давления  на  пос¬
леднюю  со  стороны  Германии”30.  Анализ  этот  был  достаточно  точен  и
подтвердился  последующими  событиями.
 В  июне  состоялся  ряд  встреч  Молотова  с  Шуленбургом,  из  кото¬
рых  следовало,  что  СССР  заинтересован  в  статус-кво  в  Юго-Восточ¬
ной  Европе,  в  сотрудничестве  Германии,  Италии  и  Советского  Сою¬
за  на  Балканах,  в  мирном  разрешении  вопросов,  касавшихся  этого
региона.  Берлин  снова  заявил,  что  его  интересы  в  этом  районе  име¬
ют  не  политический  и  территориальный,  а  лишь  экономический  ха¬
рактер31.
 Москва  готовилась  к  намеченным  в  пакте  Молотова-Риббентропа
“балтийской”  и  “бессарабской”  акциям,  что  требовало  советско-гер¬
манского  согласия.  Однако  сверх  “московских  договоренностей”  СССР
претендовал  еще  и  на  Буковину,  как,  по  словам  Молотова,  последнюю
недостающую  часть  единой  Украины32,  что,  естественно,  не  могло  не
вызвать  раздражения  Германии,  которая  в  конце  концов  пошла  на  ус¬
тупку  партнеру,  согласившись  на  присоединение  к  СССР  Северной  Бу¬
ковины.
 В  этих  условиях  советское  рукодство,  конечно,  не  могло  и  думать
о  том,  чтобы,  как  предлагали  тогда  словаки,  “взять  Карпатскую  Русь”
и  установить  непосредственную  границу  со  Словацким  государством.
В  печать  проникли  слухи  о  том,  что  “СССР  гарантирует  статус  кво  на
Балканах  и  в  Центральной  Европе”.  Эта  информация  встревожила  и
словацкий  МИД,  рассчитывавший  на  поддержку  СССР  в  мирном  раз¬
решении  “за  круглым  столом”  словацко-венгерских  противоречий.
 Дюрчанский  во  время  встречи  с  Пушкиным  16  июля  1940  г.  прямо
спросил  его:  “Когда  же  Вы  возьмете  Карпатскую  Украину?”.  Совет¬
ский  полпред  ответил,  “что  эта  область  настолько  незначительна  как
по  населению,  так  и  по  территории,  что  вряд  ли  следует  говорить  о  ней
так  много,  как  говорят  в  Словакии”.  Дюрчинский  согласился,  но  под¬
черкнул  серьезное  военно-стратегическое  значение  Карпатской  Укра¬
ины.  Развивая  эту  мысль,  он  заметил,  что  Германия,  Венгрия  и  особен¬
но  Италия  учитывают  это  значение  Карпатской  Украины  (Закарпат¬
ская  Украина.  -  В.М.)  и  поэтому  не  хотят  отдавать  ее  Советскому  Со¬
юзу.  Пушкин,  согласно  записи  в  его  дневнике,  “не  поддержал  этого
разговора”33.  В  этой  последней  фразе  по  существу  отражалась  негатив¬
ная  на  тот  период  позиция  СССР  в  вопросе  о  “Подкарпатской  Руси”.  Ее
включение  в  состав  Советского  Союза  в  сложившейся  ситуации  было
 478

нереально  из-за  противодействия  прежде  всего  Германии  и  ее  союзни¬
ков,  и  Москва  вынуждена  была  считаться  с  этим*.
 Между  тем  Берлин  был  весьма  обеспокоен  усилившимся  влиянием
СССР  в  Словакии**,  ростом  там  русо-  и  славянофильских  и  одновре¬
менно  антинемецких  настроений,  активизацией  коммунистов  и  вообще
политикой  группы  Дюрчанского,  проводившей  линию  “лавирования
между  Германией,  Италией,  Венгрией  и  другими  странами”  и  “заигры¬
вания”  с  СССР  из-за  боязни  “полного  порабощения  Словакии  нем¬
цами”35.
 После  завершения  западной  кампании  третий  рейх  намеревался
обратить  взор  на  юго-восток  Европы  для  укрепления  своего  тыла  в
предстоящей  войне  с  СССР.  Отсюда  и  стремление  навести  “порядок”  в
Словакии.  Приоткрывать  “ворота  на  Балканы”  немцы  начали  еще  в
самый  разгар  их  наступления  на  Западе.  В  это  время  активность  нем¬
цев  в  Словакии  заметно  возросла.  “В  Братиславе,  -  по  свидетельству
полпреда  Пушкина,  -  появились  немцы  в  генеральских,  полковничьих
формах.  Спешно  строятся  новые  шоссейные  дороги,  открываются  но¬
вые  аэродромы...”36.
 В  то  же  время  Дюрчанский,  рассчитывая,  что  третий  рейх  надолго
“увязнет”  в  войне  на  Западе  (в  этом  он  просчитался),  начал  наступле¬
ние  на  позиции  германофильской  группировки  в  стране.  В  ответ  на  это
в  конце  мая  немцы  отозвали  из  Братиславы  Бернарда.  МИД  Германии
выработал  меморандум  для  Риббентропа  о  ситуации  в  Словакии,  в  ко¬
тором  рекомендовалось  вмешательство  Германии  для  исправления  по¬
ложения.  Политика,  проводимая  в  последнее  время  в  Словакии,  харак¬
теризовалась  как  попытка  отхода  от  Германии  или  по  меньшей  мере
как  открывающая  такую  перспективу.  Допускалась  возможность  дей¬
ствий  некоторых  “элементов”  в  согласии  с  Советским  Союзом  и  сот¬
рудничества  Дюрчанского  с  Бенешем.  Намечалось  укрепление  словац¬
ких  германофилов  в  правительстве,  постепенное  отстранение  Дюрчан¬
ского  от  дел,  а  также  удаление  всех  антинемецких,  особенно  еврейских,
элементов  с  важных  постов,  опровержение  слухов  о  готовящемся  при¬
соединении  Словакии  к  Венгрии  или  разделе  ее  между  Венгрией  и  Гер¬
манией37.
 Новые  тенденции  в  отношении  немцев  к  Словакии,  ставшие  осо¬
бенно  ясными  после  поражения  Франции,  не  замедлили  сказаться  на
словацко-советских  отношениях.  “Впервые  я  заметил,  -  зафиксировал
Пушкин  в  дневнике  20  июня  1940  г.,  -  что  словацкие  министры  всяче¬
ски  избегают  остаться  со  мной  наедине.  Особенно  это  относится  к
Дюрчанскому,  который  раньше  всегда  охотно  беседовал  со  мной  и  при
этом  всегда  был  инициатором.  Боязнь  немцев  чувствуется  особенно  те¬
перь.  Немцы  держатся  развязанно  и  нагло”.  Из  печати  исчезли  всякие
публикации  об  СССР38.  В  то  время  как  верхушка  Словакии  уже  отчет¬
ливо  осознала,  что  паруса  ее  политики  могут  надуваться  исключитель¬
 *  Как  известно,  “Подкарпатская  Русь”  (Закарпатская  Украина)  была  включена  в  состав
СССР  в  июне  1945  г.  по  согласованию  с  чехословацким  правительством.
 **  Эту  обеспокоенность  констатировал,  в  частности,  уже  в  конце  марта  1940  г.  Декано-
зов,  отметив:  “Пушкин  это  должен  всегда  учитывать  в  своей  работе”34.
 479

но  немецким  ветром,  в  словацком  обществе  поднялась  новая  волна  ру¬
софильства,  связанная  с  событиями  в  Прибалтике  и  Бессарабии  и  наде¬
ждами  на  то,  что  СССР  сможет  (и  захочет)  воспрепятствовать  усиле¬
нию  германского  нажима  на  страну.
 В  этой  сложной  обстановке  Тисо,  Тука  и  Мах  были  приглашены  на
встречу  с  германским  руководством.  Словацкие  политики  получили  ау¬
диенцию  у  Риббентропа  и  Гитлера.  Немецкий  министр  иностранных
дел  заявил  Тисо,  что  для  немцев  Словакия  не  может  быть  проблемой.
Тисо  согласился  с  тем,  что  для  200  немецких  дивизий,  конечно  же,  это
не  проблема.  После  этого  Риббентроп  сказал,  что  Дюрчанский  не  мо¬
жет  больше  оставаться  министром  иностранных  дел  и  должен  быть  за¬
менен  Тукой,  а  портфель  министра  внутренних  дел  должен  перейти  к
Маху.  Тисо  подчинился.  Затем  в  Брехтесгадене  состоялась  встреча
Гитлера  с  Тисо,  Тукой  и  Махом.  В  ней  участвовали  Риббентроп  и  Кил-
лингер.  Последний  уже  был  назначен  новым  посланником  Германии  в
Словакии.  Что  касается  отношения  к  Словакии,  то  фюрер  утверждал,
что  политический  интерес  рейха  состоит  лишь  в  охране  Карпат,  имею¬
щих  преимущественно  военное  значение:  “Германия  не  позволит  ника¬
кой  другой  державе  проникнуть  за  Карпаты  без  боя”  (камень  был  явно
брошен  в  “советский  огород”.  -  В.М.).
 Гитлер  подтвердил  гарантии,  которые  Германия  дала  Словакии  на
случай  нападения  на  страну  и  требовал  взамен  лишь  лояльной  и  недву¬
смысленной  ее  политики  по  отношению  к  рейху.  Тисо,  поблагодарив
Гитлера,  заверил  его,  что  Словакия  не  намерена  “склоняться”  к  России
в  рамках  панславистской  политики,  что  она  желает  остаться  под
немецкой  охраной  и  принять  участие  в  создании  нового  порядка  в
Европе39.
 Новая  немецкая  линия  в  Словакии  начала  осуществляться  немед¬
ленно.  4  августа  Пушкин  подготовил  обширное  информационное  пись¬
мо  о  событиях  в  Словакии,  направленное  Молотову  и  Деканозову.  Со¬
ветский  полпред  связывал  эти  события  с  общей  политикой  Германии
на  Балканах  и  в  Центральной  Европе.  Ссылаясь  на  слова  Бернарда,
Пушкин  писал  о  намерениях  Германии  в  ближайшее  время  произвести
территориальные  изменения  в  этой  части  Европы.  В  частности,  пере¬
дать  Словакии  часть  территорий,  отторгнутых  у  нее  в  свое  время  Вен¬
грией  (возможно,  такие  планы  и  существовали,  но  лишь  в  виде  посулов
Словакии.  -  В.М.).  Венгрии  же  намечалось  отдать  часть  Трансильва-
нии,  а  Болгарии  -  Южную  Добруджу  (и  то,  и  другое  за  счет  Румынии).
“Немцы  хотят  удовлетворить  всех  наполовину  и  купить  этим  руководя¬
щие  круги  этих  стран,  -  считал  Пушкин.  -  В  то  же  время  они  никого  не
удовлетворят  полностью,  этим  создают  новые  противоречия  или,  вер¬
нее  сказать,  оставляют  старые  противоречия  на  Балканах  и  в  Цент¬
ральной  Европе,  что  весьма  выгодно  будет  использовано  немцами  в  бу¬
дущем  для  укрепления  своего  влияния  в  этих  странах”.
 Реализацию  своего  плана  в  Юго-Восточной  Европе  Гитлер  начал
со  Словакии,  служившей,  по  словам  Пушкина,  “в  известной  мере  буфе¬
ром  между  нами  и  Германией”,  который  немцы  хотят  “целиком  подчи¬
нить  их  политике”,  усилив  непосредственное  вмешательство  в  словац¬
кие  дела.  Последнее  предполагалось  осуществить  с  помощью  нового
 480

немецкого  посла  в  Братиславе  М.  фон  Киллингера,  человека,  тесно
связанного  с  Гитлером  и  Гиммлером,  в  прошлом  советника  при  Фран¬
ко,  обергруппенфюрера  штурмовых  отрядов.  “Ясно,  что  этот  человек
ничего  общего  не  имеет  с  дипломатией,  -  писал  Пушкин,  -  и  более  из¬
вестен  как  непосредственный  организатор  разгрома  рабочих  и  оппози¬
ционных  организаций  в  Германии”40.
 Во  время  первых  же  встреч  с  Пушкиным  Киллингер  ясно  дал  по¬
нять  советскому  полпреду,  что  “Словакия  -  зона  германских  интере¬
сов”,  что  ее  самостоятельность  -  призрак,  что  в  отношениях  Германии
со  Словакией  речь  идет  “не  о  смелом  и  трусливом,  а  о  сильном  и  сла¬
бом”.  “Он  сознательно  говорит  это,  чтобы  намекнуть  нам,  что  мы  не
должны  в  Словакии  активизироваться”,  -  записал  Пушкин  в  своем
дневнике  21  августа  1940  г.41
 Новая  креатура  Гитлера  активно  принялась  за  дело  приспособле¬
ния  словацкого  режима  к  германскому.  Мах  обещал  повести  (и  повел)
непримиримую  борьбу  с  коммунистами  и  всеми  оппозиционными  эле¬
ментами  в  стране,  кардинально  решить  по  германскому  образцу  “ев¬
рейский  вопрос”.  Тука  объявил  о  внедрении  в  Словакии  национал-со¬
циалистической  идеологии42.
 Репрессии  и  аресты  стали  в  Словакии  обыденным  делом.  Кроме
Илавы,  концентрационный  лагерь  был  создан  в  Леопольдове.  Участи¬
лись  антисоветские  выпады  в  словацкой  печати.  С  августа  1940  г.  Гер¬
мания  начала  активно  приспосабливать  территорию  Словакии  к  своим
военным  потребностям.  В  августе-сентябре  немцами  здесь  было  по¬
строено  около  20  аэродромов.  “Если  иметь  в  виду,  что  в  Словакии  на¬
считывается  не  более  двух  десятков  самолетов,  то  станет  ясно,  что
строительство  производилось  для  нужд  германской  армии”43,  -  писал
Пушкин.  В  это  же  время  в  Словакии  строились  новые  и  реконструиро¬
вались  старые  шоссейные  дороги,  осуществлялась  прокладка  вторых
путей  на  одноколейных  железных  дорогах,  наводились  новые  и  укреп¬
лялись  старые  мосты,  началось  строительство  сквозной  (с  запада  на
восток)  автострады  протяженностью  450  км,  а  также  военных  укрепле¬
ний  на  севере  и  востоке  страны.  Осенью  1940  г.  Словакия,  по  словам
Пушкина,  напоминала  “собой  строительный  лагерь”.
 Характеризуя  ситуацию  в  Словакии  после  встречи  Тисо  с  немец¬
ким  руководством,  Центральноевропейский  отдел  НКИД  считал,  что
это  “марионеточное  государство  вступило  в  дальнейшую  логическую
фазу  своего  развития  -  безоговорочного  выполнения  роли  германско¬
го  плацдарма  в  Юго-Восточной  Европе”44.  По  сведениям,  полученным
Пушкиным,  в  октябре  между  Германией  и  Словакией  было  подписано
дополнительное  секретное  соглашение  к  договору  от  23  марта  1939  г.,
которое  значительно  расширяло  обязательства  словаков.  По  этому  со¬
глашению  в  распоряжение  немцев  предоставлялись  все  промышлен¬
ные  объекты  Словакии,  которые  могли  быть  использованы  для  произ¬
водства  военных  материалов,  а  также  (в  случае  необходимости)  сло¬
вацкая  армия,  которая  должна  была  быть  перестроена  в  соответствии
с  организацией  германской  армии.  Это  военно-политическое  соглаше¬
ние  явилось  основой  для  присоединения  Словакии  (24  ноября  1940  г.)  к
агрессивному  Тройственному  пакту,  подписанному  Германией,  Итали¬
 481

ей  и  Японией  27  сентября  1940  г.  Одновременно  со  Словакией  к  пакту
присоединились  Венгрия  и  Румыния.  “Само  собой  разумеется,  -  пола¬
гал  Пушкин,  -  Словакия  не  получит  никаких  выгод  от  этого  пакта.
Германия  же,  наоборот,  получила  право  распоряжаться  по  своему  ус¬
мотрению  всем,  что  имеет  Словакия”45.
 Сотрудники  советского  полпредства,  которые  в  конце  августа  осу¬
ществили  поездку  по  стране,  выяснили,  что  в  Словакии  “открыто  про¬
водятся  серьезные  приготовления  военного  порядка”.  Особенно  это
относилось  к  восточным  областям  страны,  где  немцы,  по  словам  Пуш¬
кина,  действовали  совершенно  “самостоятельно,  абсолютно  не  подчи¬
няясь  словацким  властям”.  В  Прешове  было  организовано  германское
консульство.  “Это,  -  считал  Пушкин,  -  должно  представлять  для  нас
особый  интерес.  В  Прешове  возникает  таким  образом  центр  по  орга¬
низации  работы  против  Советского  Союза”46.
 В  это  время  в  Словакии  была  усилена  антисоветская  пропаганда.
Несмотря  на  то,  что,  как  отмечалось  в  аналитической  справке,  подго¬
товленной  Центральноевропейским  отделом  НКИД  для  Деканозова,
“Советский  Союз,  избегая  превращения  Словакии  в  камень  раздора
между  ним  и  Германией,  проводил  по  отношению  к  словакам  осторож¬
ную  и  вполне  тактичную  по  отношению  к  немцам  политику”47,  несмо¬
тря  на  то,  что,  как  констатировал  в  то  же  время  Пушкин,  Советский
Союз  не  имел  со  Словакией  фактически  “ни  экономических,  ни  куль¬
турных  отношений”,  против  советского  полпредства  в  Братиславе  был
совершен  ряд  провокационных  акций:  на  подходах  к  зданию  выставле¬
ны  полицейские  кордоны,  досматривались  и  подвергались  допросу  по¬
сещавшие  полпредство  лица,  установлено  наблюдение  за  его  сотрудни¬
ками48.  Центральноевропейский  отдел  НКИД  рассматривал  антисовет¬
ский  курс,  занятый  словаками,  “не  только  как  частный  факт  во  взаимо¬
отношениях  между  Словакией  и  СССР,  но  как  определенную  линию
поведения  Германии  по  отношению  к  Советскому  Союзу”49.
 Москва  была  вынуждена  признать  факт  полного  германского  гос¬
подства  в  Словакии  и,  чтобы  не  “педалировать”  напряженность  в  со¬
ветско-германских  отношениях,  решила  “спустить”  инцидент  на  тормо¬
зах  и  удовлетворилась  достаточно  неубедительными  разъяснениями
МИД  Словакии  по  этому  вопросу50.  Было  решено  возобновить  торго¬
вые  переговоры  со  Словакией*,  заторможенные  вышеописанными  со¬
бытиями.  В  связи  с  этим  Центральноевропейским  отделом  НКИД  был
подготовлен  обширный  материал  “Основные  черты  политики  и  эконо¬
мики  Словакии”,  которая  характеризовалась  как  “удобное  окно  для
экономической  и  военной  экспансии  Германии  в  Юго-Восточную
Европу”52.
 Словацкая  миссия  торопила  Братиславу  с  направлением  торговой
делегации,  считая,  что  ее  прибытие  в  Москву,  где  находится  большая
немецкая  экономическая  делегация**,  нельзя  оттягивать.  В  октябре
 4111  сентября  в  беседе  с  Пушкиным  Ф.  Тисо  сказал,  что  Словакия  согласовала  с  Гер¬
манией  вопрос  о  посылке  торговой  делегации  в  Москву51.
 **  Германская  делегация  во  главе  со  Шнуррс  прибыла  в  Москву  “для  обсуждения  полуго¬
довых  итогов  выполнения  советско-германского  хозяйственного  соглашения”53.
 482

1940 	г.  переговоры  (пока  через  словацкую  миссию)  возобновились;
4  ноября  Ф.  Тисо  было  сообщено  от  имени  Микояна,  что  словацкая
торговая  делегация  может  прибыть  в  Москву.  Ее  состав  был  весьма
представительным:  министры  транспорта,  экономики,  финансов,  дире¬
ктор  Национального  банка,  представители  объединения  промышлен¬
ников  и  сельскохозяйственного  совета,  а  также  крупнейших  промыш¬
ленных  предприятий54.  21  ноября  руководство  словацкой  делегации
было  принято  Микояном.
 6  декабря  между  Советским  Союзом  и  Словацкой  республикой
был  подписан  основанный  на  принципе  наибольшего  благоприятство¬
вания  договор  о  торговле  и  судоходстве.  Срок  его  действия  определял¬
ся  в  два  года  с  возможностью,  если  он  не  будет  денонсирован  за  6  меся¬
цев  до  окончания  срока,  сохранения  его  действия  на  неопределенное
время.  В  тексте  было  оговорено  и  открытие  торгового  представитель¬
ства  в  составе  советской  миссии  в  Братиславе55.  Одновременно  было
подписано  и  соглашение  о  товарообороте  и  платежах56.
 Общий  товарооборот  в  первый  год  действия  договора  намечался  в
сумме  4,8  млн  американских  долларов.  Словакия  должна  была  постав¬
лять  в  СССР  кабель,  электромоторы,  стальные  трубы,  пряжу  и  другие
товары,  а  СССР  в  Словакию  -  хлопок,  зерно,  фосфаты  и  т.д.57  Договор
был  ратифицирован  обеими  сторонами  в  январе  1941  г.,  а  в  марте
 1941 	г.  в  Братиславе  открылась  советская  торговая  миссия  во  главе  с
Д.  Морозовым58.  Однако  ни  договор,  ни  соглашение  не  были  фактиче¬
ски  реализованы  ввиду  разрыва  дипломатических  отношений  Слова¬
кии  с  СССР  22  июня  1941  г.
 Между  тем  Гитлер  в  декабре  1940  г.  уже  утвердил  план  “Барбарос¬
са”.  Во  второй  половине  1940  г.  германский  военный  режим  продолжал
активное  использование  словацкой  территории  и  хозяйства.  Киллин-
гер,  по  словам  Пушкина,  стал  “по  существу  фактическим  диктатором
Словакии”.  Советский  полпред  сообщал,  что  активность  Германии  в
Словакии,  особенно  в  части  военных  приготовлений,  значительно  воз¬
росла  после  “оккупации  германскими  войсками  Румынии  и  начала  во¬
енных  операций  Италии  против  Греции”59.  Ускоренными  темпами  про¬
должалось  строительство  автострад,  шоссейных  дорог,  мостов,  аэро¬
дромов,  военных  укреплений;  словацкие  санатории  переоборудовались
под  госпитали  для  раненых  немецких  солдат.  “Совершенно  очевидно,  -
писал  Пушкин,  -  что  немецкие  военные  власти  рассматривают  Слова¬
кию  как  свой  глубокий  тыл”60.
 Началась  реорганизация  словацкой  армии  по  германскому  образ¬
цу,  что  включало  в  себя  не  только  структурную  перестройку  словацких
вооруженных  сил,  но  и  воспитание  их  в  национал-социалистском  духе,
изгнание  из  армии  духа  “чехословакизма”.  Группа  словацких  офицеров
во  главе  с  военным  министром  Ф.  Чатлошем  совершила  поездку  в  Гер¬
манию  для  получения  инструкций;  весь  словацкий  офицерский  корпус
в  течение  определенного  времени  должен  был  пройти  переподготовку
в  Германии61.
 В  Словакии,  и  не  только  в  ее  западных  областях,  а  также  на  севе¬
ре  и  востоке  были  размещены  немецкие  военные  гарнизоны.  С  середи¬
ны  декабря  1940  г.  германская  армия  двинулась  через  территорию  Сло¬
 483

вакии  в  Венгрию  и  Румынию.  К  концу  1940  г.  Пушкин  говорил  уже  о
превращении  немцами  Словакии  в  “сплошной  военный  лагерь”,  о  том,
что  она  “все  более  принимает  вид  оккупированной  страны”62.
 Германия  добилась  своего,  превратив  Словакию  в  плацдарм  для
реализации  своих  планов  в  Юго-Восточной  Европе.  Однако  овладеть
Словакией  идеологически  оказалось  труднее:  отношение  к  национал-
социализму  в  словацком  обществе  было  довольно  сдержанным  как  со
стороны  низов,  так  и  значительной  части  верхов.  Форсировавший  вне¬
дрение  национал-социалистской  идеологии  Тука,  поддерживаемый
Киллингером,  оказывался  во  все  большей  изоляции.  Усиливавшееся  на
этой  почве  противостояние  Тисо-Тука,  грозившее  новым  кризисом  в
верхах  в  той  конкретной  обстановке,  когда  Словакия  должна  была  яв¬
лять  собой  прочный  немецкий  тыл  и  “образцовое  государство”  для
стран  Юго-Восточной  Европы,  не  могло  не  тревожить  Берлин.  Делать
окончательную  ставку  на  Туку  и  Маха  было  нельзя:  оба  не  пользова¬
лись  популярностью  в  Словакии.  Оставался  Тисо,  который  по-прежне¬
му  имел  большой  авторитет  в  стране  и  в  то  же  время  не  препятствовал
немцам  превращать  Словакию  в  военно-хозяйственный  полигон  Гер¬
мании.  Он  и  получил  поддержку  Берлина.  Киллингер  был  отправлен
послом  Германии  в  Румынию,  которая  становилась  важнейшим  объек¬
том  германского  проникновения  на  Балканы.  В  Словакию  же  был  на¬
значен  сотрудник  отдела  Восточной  Европы  германского  генштаба,
знающий  русский  язык  Г.Э.  Дудин.  После  утверждения  плана  “Барба¬
росса”  Словакия  стала  особенно  интересовать  Берлин  как  “страна,
близко  расположенная  к  Советскому  Союзу”63.
 К  этому  времени  немцам  удалось  “указать”  Москве  на  ее  более
чем  скромную  роль  в  “словацких  делах”,  хотя  информационные  пись¬
ма  Пушкина  свидетельствовали  о  том,  что  чем  сильнее  был  герман¬
ский  нажим  на  Словакию,  тем  более  заметно  росли  здесь  русо-  и  сла¬
вянофильские  настроения.  “Немцы  очень  боятся  нашего  влияния  в
этой  стране”,  -  констатировал  советский  полпред  и  делал  вывод:  “До
тех  пор,  пока  здесь  господствуют  немцы,  не  может  быть  и  речи  о
сколько-нибудь  широких  связях  между  СССР  и  Словакией”64.  Вместе
с  тем  в  отчете  за  1940  г.  советский  полпред  писал:  “Словакия  предста¬
вляет  для  нас  большой  интерес.  В  Словакии  мы  должны  следить  за
всеми  приготовлениями  немцев  и  за  их  работой  на  Балканах.  Слова¬
кия  пока  что  для  нас  только  наблюдательный  пункт”65.  Таким  “наблю¬
дательным  пунктом”  оставалась  Словакия  для  СССР  и  в  первой  поло¬
вине  1941  г.
 В  политике  Германии  по  отношению  к  Словакии  начался  новый
этап,  характеризующийся  меньшим  использованием  силовых  методов
и  акцентированием  внимания  на  политических  и  дипломатических  ме¬
рах  воздействия  на  страну,  в  которой  рейх  уже  прочно  обосновался  не
только  формально,  но  и  фактически.  Назначенный  послом  в  Братисла¬
ву  Дудин  был  принят  10  января  1941  г.  Риббентропом,  а  12  января  Гит¬
лером,  от  которых  получил  подробные  инструкции  для  своей  работы  в
Словакии.  Они  сводились  к  следующему:  “Рейх  желает  компромисса  в
решении  вопросов  внутриполитической  напряженности  и  сосредоточе¬
ния  всех  политических  сил  на  конструктивной  деятельности.  Мотив:
 484

Словакия  как  находящееся  под  охраной  государство  должна  быть  об¬
разцом”66.
 Гитлер  полагал,  что  настало  время  широко  распахнуть  “ворота  на
Балканы”,  и  они  были  открыты.  В  специальном  письме  на  имя  Моло¬
това  и  Вышинского  17  января  1941  г.  Пушкин  сообщал:  “В  последний
месяц  положение  в  Словакии  резко  изменилось...  Немцы  здесь  все
подчинили  одной  основной  задаче  -  обеспечить  бесперебойную  пере¬
броску  германских  войск  в  Румынию  и  Венгрию  через  территорию
Словакии”.  Словацкое  правительство  предоставило  для  этого  в  распо¬
ряжение  Германии  весь  подвижной  состав  железных  дорог.  Ежедневно
через  территорию  Словакии  проходило  до  100  немецких  транспортов  с
войсками,  вооружением  и  амуницией.  Несмотря  на  зимнее  время,  неос¬
лабевающими  темпами  шло  строительство  железных  и  шоссейных  до¬
рог,  которое  осуществлялось  немецкими  фирмами.  Преобладающая
часть  этих  дорог  имела  военно-стратегическое  значение.
 Весной  переброска  германских  военных  транспортов  через  терри¬
торию  Словакии  в  Венгрию  и  Румынию  продолжалась,  хотя  темпы  ее
и  замедлились:  до  30-40  поездов  ежедневно.  Особенно  активную  дея¬
тельность  развернули  немцы  в  Восточной  Словакии,  куда  советские
дипломаты  не  допускались.  Всеми  делами  этого  района  заправляло
германское  консульство  в  Прешове.
 Среди  словацкого  населения  все  более  настойчиво  распространя¬
лись  слухи  о  предстоящем  в  скором  времени  военном  столкновении
Германии  и  СССР.  Но  еще  в  конце  апреля  Пушкин  полагал,  что  в  бли¬
жайшее  время  каких-либо  существенных  изменений  в  отношениях  ме¬
жду  Германией  и  СССР  не  произойдет.  Однако  он  отмечал,  что  после
разгрома  Югославии  “в  словацких  правительственных  кругах  стано¬
вится  все  меньше  охотников  беседовать  с  нами,  словаки  просто  боят¬
ся”,  а  немцы  чувствуют  себя  хозяевами  в  Словакии  “больше,  чем  когда-
либо”.  Поведение  словацких  государственных  верхов  становилось  все
более  верноподданническим  по  отношению  к  Германии:  Словакия  пер¬
вая  порвала  дипломатические  отношения  с  Югославией  после  ее  окку¬
пации  и  поспешила  с  признанием  самостоятельной  Хорватии;  с  необы¬
чайной  пышностью  был  отпразднован  в  Словакии  день  рождения  Гит¬
лера  20  апреля67.
 О 	том,  что  тучи  на  германо-советском,  а  следовательно,  и  словац¬
ко-советском,  горизонте  сгущаются,  свидетельствовали  и  начавшие
распространяться  с  февраля  слухи  об  отзыве  из  Москвы  Ф.  Тисо  и  заме¬
не  его  другим  лицом.  25  апреля  1941  г.  НКИД  СССР  был  уведомлен  об
этом  официально  с  одновременной  просьбой  принять  в  качестве  посла
доктора  юридических  наук  Ю.  Шимко.  27  апреля  Молотов  распорядил¬
ся  дать  ему  агреман68.  Новый  словацкий  посланник  прибыл  в  Москву
2  июня  1941  г.  Й.  Тисо  на  вопрос  Пушкина,  чем  вызвана  отставка  Ф.  Ти¬
со,  ответил  уклончиво,  сказав:  “В  наше  время  лучше  иметь  посланника,
который  не  связан  семьей.  Тисо  же  имеет  семью  и  детей”69.  Ясно  было,
что  президент  не  хочет  подвергать  опасности  своего  родственника  и  его
семью  в  случае  военного  столкновения  Германии  и  СССР.
 В  мае  слухи  о  близкой  войне  между  Германией  и  СССР  приняли  в
Словакии  лавинообразный  характер.  “Любой  посетитель  торгпредства
 485

или  консульского  отдела  миссии,  -  сообщал  Пушкин  20  мая  1941  г.,  -
считал  своим  долгом  сообщить  о  грозящей  СССР  опасности”70.  Осно¬
вывались  эти  слухи  на  спешном  строительстве  железных  и  шоссейных
дорог  в  восточной  части  Словакии,  ведущих  к  советским  и  бывшим
польским  границам,  на  массовой  переброске  (до  30  эшелонов  в  сутки)
в  этот  регион  немецких  войск.  В  конце  мая  Пушкин  сообщал,  что  “нем¬
цы  серьезно  подготавливают  Словакию  к  будущим  военным  операци¬
ям”,  что  “Словакия,  исключительно  беспечная  во  время  югославо-гер¬
манской  войны,  сейчас  проявляет  особую  активность  в  проведении  ме¬
роприятий  по  обороне  страны”71.
 В  мае  словацкая  военная  делегация  во  главе  с  Чатлошем  посетила
по  приглашению  Гитлера  германские  гарнизоны  во  Франции  и  Бель¬
гии,  расположенные  в  районе  линии  Мажино,  “для  ознакомления  с  осо¬
бенностями  современного  боя  при  преодолении  укрепленных  рай¬
онов”72.
 Значительно  изменилось  с  конца  апреля  и  положение  советской
миссии*  -  полиция  установила  за  ней  открытое  наблюдение,  а  немцы,
по  словам  советского  полпреда,  выражали  недовольство  “нашей  мни¬
мой  активностью  в  Словакии”.  Однако  советский  полпред,  видимо,
так  же,  как  Сталин  и  его  окружение,  не  желал  верить  в  возможность
нарушения  пакта  о  ненападении  со  стороны  Гитлера.  “Сведения,  ко¬
торыми  мы  сейчас  располагаем,  -  полагал  в  конце  мая  Пушкин,  -  все
же  не  дают  основания  считать,  что  немцы,  перебрасывая  свои  войска
в  Польшу,  руководствовались  большим,  чем  простым  пополнением
своих  частей  в  Польше,  поредевших  в  свое  время  из-за  отправки  не¬
скольких  дивизий  в  декабре  1940  г.  и  январе  1941  г.  на  Балканы.  Нам
представляется,  что  на  ближайшее  время  такой  вывод  правилен”74
(подчеркнуто  нами.  -  Б.А/.).  А  спустя  месяц  Германия  напала  на
СССР.  В  то  же  время  корреспондент  ТАСС  в  Братиславе  был  более
точен  в  своих  оценках  происходившего.  “Все  эти  приготовления,  -  пи¬
сал  он  4  июня  1941  г.  -  рассчитаны  на  возможную  войну  между  Герма¬
нией  и  СССР.  Других  государств,  против  которых  территория  Слова¬
кии  могла  бы  быть  втянута  в  войну,  нет”75.
 15  июня  Пушкин  уехал  в  Москву,  видимо,  для  консультаций  и  в
Братиславу  уже  не  возвратился.
 За  два  дня  до  нападения  Германии  на  Советский  Союз  в  Братисла¬
ву  инкогнито  прибыл  начальник  германского  генерального  штаба  ге¬
нерал-полковник  Гальдер  и  сообщил  о  желании  Гитлера,  чтобы  сло¬
вацкая  армия  участвовала  вместе  с  немецкими  войсками  в  походе  на
Восток.  Тисо  и  Тука,  с  которыми  он  вел  переговоры,  выразили  свое  со¬
гласие  (одобрения  сейма  на  этот  счет  получено  не  было),  о  чем  и  было
телеграфировано  Гитлеру76.
 22  июня  Словакия  заявила  о  вступлении  в  войну  на  стороне  Герма¬
нии  и  объявила  войну  СССР.  Тисо  и  Чатлош  подписали  воззвание,  в  ко¬
тором  призывали  армию  и  словацкий  народ  верно  служить  Гитлеру.
 *  В  мае  Полномочное  представительство  СССР  в  Словакии  было  переименовано  в  Мис¬
сию  СССР  в  Словакии,  а  представитель  СССР  в  Словакии  стал  именоваться  чрезвы¬
чайным  и  полномочным  посланником73.
 486

Чатлош  отдал  приказ  о  немедленном  присоединении  словацкой  меха¬
низированной  бригады  под  командованием  подполковника  Пилфусека
к  наступающей  германской  армии77.
 Так  окончился  кратковременный  (менее  двух  лет)  период  сущест¬
вования  дипломатических  отношений  между  СССР  и  Словацкой  рес¬
публикой.  Отношения  эти,  установленные  по  инициативе  Братиславы
и  с  благосклонного  согласия  Москвы,  носили  почти  номинальный  ха¬
рактер,  так  как  не  были  наполнены  конкретными  связями  в  области
экономики  и  культуры.  Для  Словакии  признание  ее  Советским  Сою¬
зом  де-юре  необходимо  было,  прежде  всего,  для  поднятия  престижа.
Кроме  того,  часть  словацкого  руководства  надеялась  (по  крайней  мере
в  первый  год),  что  в  лице  Москвы  будет  создан  некий  противовес  уси¬
лению  влияния  Берлина  в  стране,  а  также  рассчитывала  при  поддерж¬
ке  СССР  решить  вопрос  о  своих  территориальных  претензиях  к  Вен¬
грии.  Однако  эти  расчеты  тогда  не  оправдались.
 1 	Архив  внешней  политики  Российской  Федерации.  Ф.  082.  Оп.  22.  П.  93.  Д.  8.
Л.  261  (Далее:  АВП  РФ).
 2 	Там  же.  Ф.  029.  Оп.  5.  П.  29.  Д.  42.  Л.  103.
 3 	Там  же.  Ф.  0138.  Оп.  4.  П.  27.  Д.  254.  Л.  155,  156.
 4 	Pokus  о  politick^  a  osobhy  profil  Jozefa  Tisu.  Bratislava,  1993.  S.  257.
 5 	Центральный  архив  федеральной  службы  безопасности  Российской  Федера¬
ции.  Уголовное  дело  Ф.  Чатлоша.  Протокол  допроса  Чатлоша  от  11  декабря
1946  г.  (Далее:  ЦАФСБ  РФ).
 6 	АВП  РФ.  Ф.  082.  Оп.  22.  П.  93.  Д.  8.  Л.  261.
 7 	Там  же.  Ф.  0138.  Оп.  20.  П.  130.  Д.  1.  Л.  142-143.
 8 	Там  же.  Ф.  082.  Оп.  22.  П.  93.  Д.  8.  Л.  223.
 9 	Документы  внешней  политики.  1939  год.  М.,  1992,  Т.  XXII.  Кн.  2.  С.  80,  82.
 10 	Год  кризиса.  1938-1939:  Документы  и  материалы.  М.,  1990.  Т.  2.  С.  352-353.
 11 	Frierlinger  Z.  Ve  sluZMch  CSR,  dfl  I.  Praha,  1947.  S.  309.
 12 	АВП  РФ.  Ф.  082.  On.  22.  П.  93.  Д.  8.  Л.  226.
 П  Там  же.  Ф.  0138.  On.  20.  П.  130.  Д.  3.  Л.  46,  48.
 14 	См.,  например:  Документы  и  материалы  по  истории  советско-чехословацких
отношений.  М.,  1981.  Т.  4.  Кн.  1.  С.  48-49,  51,  57,  60-62  (Далее:  ДМИСЧО);
Slovensky  ndrodny  archiv.  f.  Ministerstvo  vnutra  (MV),  karton  20.  C.  33,  9.X.39;
S/35;  karton  21.  S.  36;  karton  24,  27.X.39,  20.XI.39;  f.  Ministerstvo  zahraniCnych
veci  (MZV).  karton  212  (Далее:  SNA).
 15 	Государственный  архив  Российской  Федерации.  Ф.  5446.  Оп.  42.  Д.  11.  Л.  230.
(Далее:  ГАРФ).
 16 	АВП  РФ.  Ф.  06.  On.  1.  П.  20.  Д.  215.  Л.  55,  95.
 17 	SNA.  f.  MZV.  karton  198.  Vyslanectvo  Slovenskej  republiky  v  Moskve.
 18 	Правда.  1939.  30  сент.
 19 	АВП  РФ.  Ф.  06.  On.  1.  П.  20.  Д.  215.  Л.  76-81.
 20 	Там  же.  Ф.  06.  Оп.  2.  П.  23.  Д.  289.  Л.  1.
 21 	Там  же.  Ф.  01386.  Оп.  4.  П.  2.  Д.  4.  Л.  1-3,  8.
 22 	Там  же.  Д.  3.  Л.  1,4.
 23 	Там  же.  Л.  7.
 24 	Там  же!  Ф.  06.  Оп.  2.  П.  23.  Д.  287.  Л.  3.
 23  Там  же.  Ф.  01386.  On.  1.  П.  1.  Д.  2.  Л.  38-39.
 26 	Там  же.  Ф.  06.  Оп.  2.  П.  23.  Д.  288.  Л.  3-4.
 27 	Там  же.  Ф.  029.  Оп.  5.  П.  29.  Д.  42.  Л.  113.
 28 	Там  же.  Ф.  01386.  Оп.  4.  П.  2.  Д.  9.  Л.  80.
 29 	Там  же  II  3  Л  37
 30 	Там  же!  Ф.  01386.  Оп.  4.  П.  2.  Д.  1.  Л.  83-94.
 487

31 	СССР-Германия,  1939-1941:  Документы  и  материалы  о  советско-герман¬
ских  отношениях  с  сентября  1939  по  июль  1941  г.  М.,  1983.  С.  51,  53,  59.
 33  Там  же.  С.  61.
 33 	АВП  РФ.  Ф.  01386.  Оп.  4.  П.  2.  Д.  3.  Л.  69-72,  121,  143.
 34 	Там  же.  Л.  25.
 33  Там  же.  Ф.  029.  Оп.  5.  П.  29.  Д.  42.  Л.  113.
 36 	Там  же.  Ф.  01386.  Оп.  4.  П.  2.  Д.  3.  Л.  35.
 37 	Liptdk  L.  Priprava  a  priebeh  salzburskych  rokovani  roku  1940  medzi  predstavitePmi
Nemecka  a  Slovensk6ho  Statu  //  Historiky  Casopis.  1965.  №  3.  S.  337-338.
 38 	АВП  РФ.  Ф.  01386.  On.  4.  П.  2.  Д.  3.  Л.  77,  92.
 39 	Liptdk  L.  Op.  cit.  S.  360-362.
 40 	АВП  РФ.  Ф.  06.  On.  2.  П.  23.  Д.  288.  Л.  13-18.
 41 	Там  же.  Ф.  01386.  On.  4.  П.  2.  Д.  3.  Л.  168-169.
 42 	SNA.  f.  MZV.  karton  198.  Vyslanectvo  SR  v  Moskve,  31.VII.1940.
 43 	АВП  РФ.  Ф.  029.  On.  5.  П.  29.  Д.  42.  Л.  121.
 44 	Там  же.  Ф.  01386.  On.  4.  П.  2.  Д.  9.  Л.  185.
 43  Там  же.  Ф.  029.  Оп.  5.  П.  29.  Д.  42.  Л.  122.
 46 	Там  же.  Ф.  06.  Оп.  2.  П.  23.  Д.  288.  Л.  30.
 47 	Там  же.  Ф.  01386.  Оп.  4.  П.  2.  Д.  2.  Л.  173.
 48 	Там  же.  Ф.  06.  Оп.  2.  П.  23.  Д.  288.  Л.  33;  Ф.  01386.  Оп.  4.  П.  2.  Д.  4.  Л.  15-16.
 49 	Там  же.  Ф.  1386.  Оп.  4.  П.  2.  Д.  3.  Л.  178.
 50 	SNA.  f.  MZV.  karton  198.  Vyslanectvo  SR  v  Moskve,  7,10.1X.  1940;  АВП  РФ.
Ф.  01386.  On.  2.  П.  2.  Д.  1.  Л.  4-7.
 51 	Там  же.  Ф.  01386.  On.  4.  П.  2.  Д.  3.  Л.  178.
 52 	Там  же.  Д.  9.  Л.  171-185.
 53 	Правда.  1940.  29  авг.
 54 	SNA.  f.  MZV.  karton  198.  Vyslanectvo  SR  v  Moskve,  16.IX.1940;  3,5.X.1940;  22,
23.X.  1940;  1.XI.1940;  9.XI.1940.
 55 	ГАРФ.  Ф.  7323.  On.  4.  Д.  44.  Л.  6-11,  12-13.
 56 	Российский  государственный  архив  экономики.  Ф.  7333.  Оп.  25.  Д.  1881.
Л.  166.
 57 	Известия.  1940.  7  дек.;  Правда.  1940.  7  дек.
 58 	ДМИСЧО.  Т.  4.  Кн.  1.  С.  101-102.
 59 	АВП  РФ.  Ф.  06.  Оп.  2.  П.  23.  Д.  288.  Л.  46,  50.
 60 	Там  же.  Ф.  029.  Оп.  5.  П.  29.  Д.  42.  Л.  122.
 61 	Там  же.  Ф.  06.  Оп.  2.  П.  23.  Д.  288.  Л.  52.
 62 	Там  же.  Ф.  029.  Оп.  5.  П.  29.  Д.  42.  Л.  12;  ДМИСЧО.  Т.  4.  Кн.  1.  С.  94.
 63 	АВП  РФ.  Ф.  029.  Оп.  5.  П.  29.  Д.  42.  Л.  12.
 64 	Там  же.  Л.  133.
 65 	Там  же.  Л.  156.
 66 	Цит.  по:  Pokus...  S.  199.
 67 	АВП  РФ.  Ф.  029.  Оп.  5.  П.  29.  Д.  42.  Л.  30,  91,  190-192,  187-189.
 68 	Там  же.  Ф.  01386.  Оп.  2.  П.  1.  Д.  2.  Л.  37;  Ф.  029.  Оп.  5.  П.  29.  Д.  42.  Л.  182-184.
 69 	Там  же.  Ф.  029.  Оп.  5.  П.  29.  Д.  42.  Л.  196.
 70 	Там  же.  Л.  220.
 71 	Там  же.  Л.  220,  232-233.
 72 	ЦАФСБ  РФ.  Уголовное  дело  Ф.  Чатлоша.  Протокол  допроса  Чатлоша  от
11  декабря  1946  г.
 73 	SNA.  f.  MZV.  karton  221,  14,17.V.1941.
 74 	АВП  РФ.  Ф.  029.  Оп.  5.  П.  29.  Д.  42.  Л.  221-223,  225-227,  229-232.
 73  Там  же.  Ф.  0138.  Оп.  22.  П.  130а.  Д.  2.  Л.  73.
 76 	Krai  V.  Pravda  о  okupaci.  Praha,  1962.  S.  302.
 77 	ЦАФСБ  РФ.  Уголовное  дело  Ф.  Чатлоша.  Протокол  допроса  Чатлоша  от
11  декабря  1946  г.
 488

М.Ю.  Мягков
 ПРЕДВОЕННЫЕ  ОПЕРАТИВНЫЕ  ПЛАНЫ  СССР
(заседание  Ассоциации  историков
второй  мировой  войны)
 Очередное  заседание  Ассоциации  историков  второй  мировой  вой¬
ны,  30  декабря  1997  г.,  было  посвящено  вопросу,  связанному  с  началом
Великой  Отечественной  войны:  существовали  ли  советские  планы  на¬
падения  на  Германию  в  1941  г.?  В  заседании  приняли  участие  ученые
Академии  наук,  Министерства  иностранных  дел  РФ,  Генерального
штаба  ВС  РФ,  Института  военной  истории  МО  РФ,  МГУ,  МГИМО  и
других  высших  учебных  заведений,  историки  различных  взглядов  и
убеждений.  Президент  Ассоциации  доктор  исторических  наук,  профес¬
сор  О.А.  Ржешевский  (ИВИ  РАН),  открыв  заседание,  призвал  выслу¬
шать  мнения  всех  сторон  по  данному  вопросу.
 С  первым  докладом  выступил  М.И.  Мельтюхов,  кандидат  истори¬
ческих  наук,  научный  сотрудник  Всероссийского  научно-исследова¬
тельского  Института  документоведения  и  архивного  дела.  Он  разделил
некоторые  взгляды  В.  Резуна  (Суворова),  а  также  ряда  историков,  име¬
ющих  сходные  с  ним  убеждения,  и  дополнил  их  анализом  предвоенных
планов  Красной  Армии,  опубликованных  недавно  в  периодической  пе¬
чати.
 М.  Мельтюхов,  в  частности,  считает,  что  договор  СССР  с  Германи¬
ей  23  августа  1939  г.  и  начало  войны  в  Европе  позволили  Советскому
Союзу  приступить  к  ревизии  своих  границ,  которые  были  навязаны
ему  в  1920-1922  гг.  17  сентября  1939  г.  Красная  Армия  вошла  в  Поль¬
шу,  что  означало  фактическое  вступление  Советского  Союза  во  вто¬
рую  мировую  войну.  Но  ни  в  СССР,  ни  в  Германии  никогда  не  забыва¬
ли,  что  когда-нибудь  партнер  станет  противником.  Переговоры  В.  Мо¬
лотова  в  Берлине  в  1940  г.  стали  тем  водоразделом,  после  которого
стороны  осознали  невозможность  дальнейших  компромиссов.  С  этого
момента  советско-германские  отношения  вступают  в  фазу  непосредст¬
венной  подготовки  к  войне,  соответственно  в  СССР  происходят  изме¬
нения  в  пропаганде.  Личный  состав  начинает  воспитываться  в  наступа¬
тельном  духе,  ему  внушается  неизбежность  войны  с  капиталистиче¬
ским  миром,  которая  будет  справедливой  для  СССР.
 С  октября  1939  г.  Генеральный  штаб  РККА  приступает  к  разра¬
ботке  конкретных  оперативных  планов  на  случай  войны  с  Германией,
которые  были  в  основном  наступательными.  В  документе  “Соображе¬
ния  по  стратегическому  развертыванию  войск”  от  15  мая  1941  г.  до¬
вольно  откровенно  изложен  советский  итоговый  замысел,  которым  и
должна  была  руководствоваться  Красная  Армия.  Советская  сторона
 ©  М.Ю.  Мягков
 489

стремилась  в  короткие  сроки  достичь  ближайших  стратегических  це¬
лей  наступлением  предварительно  развернутых  группировок.  Однов¬
ременно  был  подготовлен  и  мобилизационный  план.  Для  войны  с  Гер¬
манией  из  имевшихся  303  дивизий  выделялось  247.
 Все  эти  документы,  содержание  пропаганды  и  конкретные  дейст¬
вия  по  сосредоточению  войск  дают  основания  утверждать,  считает
М.И.  Мельтюхов,  что  летом  1941  г.  Советский  Союз  намеревался  сам
взять  инициативу  в  свои  руки  и  начать  войну  с  Германией.  Дата  напа¬
дения  первоначально  была  запланирована  на  12  июня  1941  г.  Однако
полет  Гесса  в  Англию  стал  причиной  отсрочки.  Наступление  могло  на¬
чаться  после  15  июля  1941  г.  В  этом  случае  война  СССР  с  Германией
была  бы  тяжелой,  но  Красная  Армия  могла  бы  оказаться  в  Берлине
уже  в  1942  г.,  соответственно  были  бы  сохранены  миллионы  жизней
советских  солдат.
 В  развернувшейся  дискуссии  первым  выступил  доктор  историче¬
ских  наук,  профессор  МГИМО  В.А.  Анфилов,  который  констатиро¬
вал,  что  версия  М.И.  Мельтюхова  расходится  с  действительностью.
В  качестве  доказательства  он,  наряду  с  другими  аргументами,  привел
документ  о  расширенном  заседании  Политбюро  в  конце  мая  1941  г.  с
докладом  начальника  Генерального  штаба  Красной  Армии  Г.К.  Жуко¬
ва  о  подготовке  страны  к  обороне.  Открыв  заседание,  И.  Сталин  отме¬
тил,  что  обстановка  обостряется  с  каждым  днем  и  очень  похоже,  что
мы  можем  подвергнуться  внезапному  нападению  со  стороны  фашист¬
ской  Германии.  Жуков  указал  на  неготовность  всех  родов  войск  и  ви¬
дов  вооруженных  сил  к  обороне  страны  и  расценил  как  ошибочное
предпринятое  по  инициативе  Г.  Кулика,  Б.  Шапошникова  и  А.  Ждано¬
ва  разоружение  укрепленных  районов  на  старой  границе.  В  заключе¬
нии  Сталин  согласился  оставить  там  пулеметное  вооружение,  передав
на  новые  УРы  лишь  часть  артиллерии.
 В.  Анфилов  указал  также  на  доклад  начальника  личной  разведки
советского  руководителя  генерал-полковника  А.  Лаврова  12  июня
1941  г.,  который  высказался  за  немедленную  мобилизацию  и  усиление
Красной  Армии.  Сталин  отверг  это  предложение,  подчеркнув,  что  это
приведет  к  неизбежному  столкновению  СССР  и  Германии,  которого
только  и  ждут  западные  державы1.  Таким  образом,  заключил  В.А.  Ан¬
филов  документы  убедительно  показывают,  что  СССР  готовился  к
обороне,  а  не  к  наступлению.
 Президент  Академии  военных  наук  генерал  армии  М.  А.  Гареев  от¬
метил,  что  населению  нашей  страны  через  средства  массовой  инфор¬
мации  внушают  всевозможные  домыслы  и  мифы  о  Великой  Отечест¬
венной  войне,  в  том  числе  о  якобы  агрессивных  планах  Красной  Армии
в  1941  г.  Он  предостерег,  что  нельзя  забывать  главного:  Германия,  а  не
СССР  совершила  агрессию  в  1941  г.,  что  именно  фашизм  ответственен
за  развязывание  второй  мировой  войны.  Далее  он  призвал  обратиться
к  логике:  если  даже  после  начала  войны,  22  июня,  И.  Сталин,  подписы¬
вая  директиву,  запретил  войскам  переходить  государственную  границу,
то  как  это  вяжется  с  его  намерением  “взять  в  свои  руки  инициативу  и
начать  войну  с  Германией”?
 490

К  сожалению,  продолжал  М.  Гареев,  до  начала  Великой  Отечест¬
венной  войны  наши  военачальники  не  смогли  разобраться  в  сущности
оборонительных  операций,  которые  претерпели  с  началом  второй  ми¬
ровой  войны  значительные  изменения.  Оборона  представлялась  как
кратковременная,  после  которой  возможно  решительное  наступление,
что  было  заблуждением.  М.  Гареев  также  подчеркнул,  что  политиче¬
ского  решения  о  начале  войны  с  Германией  не  было,  документ  от
15  мая  1941  г.  никто  не  подписывал,  следовательно  нет  оснований
обвинять  СССР  в  подготовке  нападения.  Более  того,  мог  ли  Сталин
пойти  на  развязывание  боевых  действий,  зная,  что  при  таком  разви¬
тии  событий  Англия  и  США  вряд  ли  окажутся  на  стороне  Советского
Союза.
 Кандидат  исторических  наук  В.А.  Пронько  (ИВИ  МО)  подчерк¬
нул,  что  советское  военное  руководство  перед  войной  исходило  из  то¬
го,  что  противостоящая  сторона,  до  завершения  полного  отмобилизо¬
вания,  будет  осуществлять  вторжение  не  всеми  силами,  а  лишь  ча¬
стью  -  так  называемой  армией  вторжения,  поэтому  советские  дивизии
западных  округов  в  первой  линии  имели  небольшую  плотность  оборо¬
ны.  Этот  факт  указывает  на  ошибочность  расчетов  командования
Красной  Армии  сдержать  первые  удары  противника.  Каких-либо  ре¬
шений  самим  начать  войну  просто  не  существовало.
 Кандидат  исторических  наук  В.А.  Невежин  (ИРИ  РАН)  отметил,
что,  по  его  мнению,  правильнее  было  бы  говорить  не  о  подготовке
СССР  к  нападению  на  Германию,  а  о  подготовке  Советского  Союза  к
наступательной  войне,  что  не  вызывает  ни  у  кого  сомнения.  Он  посе¬
товал  на  отсутствие  широкого  доступа  к  необходимым  источникам,  ко¬
торые  и  ныне  хранятся  в  закрытых  фондах.  В  результате  приходится
верить  публикациям,  в  которых,  однако,  часто  упускаются  важные  све¬
дения,  в  частности,  о  предположительных  сроках  начала  наступления
Красной  Армии.  Что  касается  документов,  на  которые  ссылается
В.А.  Анфилов,  то  они,  по  мнению  В.  Невежина,  представляют  собой
умелую  компиляцию  речей  и  бесед  Жукова,  других  полководцев,  вло¬
женную  в  уста  Сталина  историком  В.  Жухраем.
 В.  Невежин  призвал  заострить  внимание  на  роли  политиче¬
ской  пропаганды  в  Красной  Армии  перед  началом  войны.  Многие  до¬
кументы,  позволяющие  это  сделать,  сейчас  доступны,  и  часть  из  них
он  рассматривает  в  своей  новой  книге  “Синдром  наступательной
войны”2.  ,
 Доктор  исторических  наук  А.М.  Филитов  (ИВИ  РАН)  высказал
предположение,  что  в  канун  войны  в  действиях  советского  военного
руководства  присутствовала  известная  иррациональность,  выражавша¬
яся  в  попытках  теми  или  иными  средствами  убедить  Гитлера  в  готовно¬
сти  Советского  Союза  к  войне  и  его  твердой  решимости  отразить  на¬
падение  любого  противника.  Отсюда  проистекает  и  пропаганда  спра¬
ведливой  войны  и  планы  наступательных  действий.  Сталин  использо¬
вал  все  это  в  надежде  показать  германскому  руководству,  что  оно  име¬
ет  дело  с  бескомпромиссным  противником  и  должно  хорошо  подумать,
прежде  чем  нападать  на  СССР.  Однако  Гитлер  был  авантюристом,  ко¬
 491

торый  не  мог  трезво  анализировать  такого  рода  предупреждения  со
стороны  Советского  Союза.
 Кандидат  исторических  наук  генерал-полковник  Ю.А.  Горьков
(Военно-исторический  центр  Г1И  ВС  РФ)  остановился  на  разработан¬
ных  стратегических  планах  войны  накануне  22  июня  1941  г.  Он  отме¬
тил,  что  планы  советского  Генерального  штаба  имели  устойчивый  ха¬
рактер.  По  форме  и  концепции  они  перекликались  с  подготовленными
еще  более  столетия  назад  Мольтке-старшим  “Соображениями  по  стра¬
тегическому  развертыванию  войск”.  Однако  у  Мольтке  был  план  воен¬
ных  действий,  а  у  нас  его  заменили  “Планом  прикрытия  государствен¬
ной  границы  и  отмобилизования”.  Советским  войскам  ставилась  зада¬
ча  оборонять  страну,  а  не  развязывать  войну.  Последний  перед  войной
утвержденный  план  был  подготовлен  в  Генеральном  штабе  в  октябре
1940  г.  Был  вариант  марта  1941  г.,  но  Сталин  его  отклонил.  Что  каса¬
ется  майского  плана  1941  г.,  о  котором  так  много  сейчас  говорят,  то  он
не  подписан  и  не  утвержден,  хотя,  видимо,  Сталину  о  нем  докладыва¬
лось.
 Ю.  Горьков  обратился  также  к  воспоминаниям  доктора  историче¬
ских  наук  Н.  А.  Светлишина,  беседовавшего  в  свое  время  с  Г.  Жуковым.
Прославленный  маршал  рассказал  историку,  что  в  мае  1941  г.  он  доло¬
жил  Сталину  записку  о  необходимости  упредить  и  атаковать  противни¬
ка,  однако,  на  другой  день  после  этого  Сталин  вызвал  его  в  Кремль  и
предупредил  через  Поскребышева:  “Чтобы  больше  записок  для  проку¬
рора  на  товарища  Сталина  не  присылали”.  Ю.  Горьков  привел  данные
о  гигантских  затратах  на  строительство  оборонительных  рубежей  в  за¬
падных  районах  СССР  в  1941  г.  и  незавершенном  оснащении  соедине¬
ний  РККА  в  то  время,  что  исключает  вероятность  каких-либо  пригото¬
влений  Советского  Союза  к  нападению  на  Германию.
 Выступивший  затем  доктор  исторических  наук  Б.А.  Томан  отме¬
тил,  что  советские  планы  (подписанные  и  неподписанные)  должны
рассматриваться  только  с  учетом  реально  существовавших  агрессив¬
ных  планов  Германии.  При  этом  система  доказательств  того  или  ино¬
го  факта  предвоенной  истории  должна  быть  построена  на  изучении
подлинных  документов,  в  том  числе  ожидающих  своего  рассекречи¬
вания.
 По  мнению  доктора  исторических  наук  профессора  Г.А.  Куманева
(ИРИ  РАН),  автор  “Ледокола”  приучил  многих  публицистов  вольно
обращаться  с  документами,  приспосабливая  цитаты  из  них  к  той  или
иной  надуманной  версии.  Так,  при  рассмотрении  предвоенных  совет¬
ских  документов  о  наступательных  действиях  Красной  Арии  опускает¬
ся  первая,  ключевая  фраза  -  “в  случае  нападения  на  нас  противника”.
Далее  он  сообщил,  что  маршал  А.М.  Василевский  в  беседе  с  историком
высказался  в  том  смысле,  что  если  бы  мы  в  1941  г.  задумали  нанести
упреждающий  удар,  то  это  была  бы  чистейшей  воды  авантюра  с  тяже¬
лейшими  для  Красной  Армии  последствиями.
 В  дискуссии  также  приняли  участие  доктор  исторических  наук,
профессор  В.П.  Смирнов  (МГУ),  капитан  1-го  ранга  М.С.  Монаков
(начальник  Военно-морской  исторической  группы  МВФ  РФ),  канди¬
 492

дат  исторических  наук  В.В.  Позняков  (ИВИ  РАН)  и  ряд  других  ис¬
ториков.
 Завершая  работу  заседания  и  подводя  итог  дискуссии,  председа¬
тельствующий,  профессор  О.А.  Ржешевский  поблагодарил  всех  при¬
сутствующих,  и  отметил,  что  желательно  такие  встречи  проводить  и  в
дальнейшем  -  они  чрезвычайно  информативны  и  полезны  как  для
старшего  поколения  ученых,  так  и  для  молодых  историков.  Из  дискус¬
сии  следует  вывод,  что  нужно  работать  над  документами,  знать  их  и  по¬
нимать.  Выхваченные  цитаты  могут  исказить  характер  документа,  его
значение.  История  -  наука  политическая,  и  историку  необходимо  все¬
гда  помнить  об  интересах  своего  государства  и  заботиться  о  здраво¬
мыслии  поколений,  вступающих  в  жизнь.
 1  Сталин  И.  Сочинения  /  Под  ред.  Р.  Косолапова.  М.,  1997.  Т.  15.
 2Невежин  В.  Синдром  наступательной  войны:  Советская  пропаганда  в  пред¬
дверии  “священных  боев”,  1939-1941  гг.  М,  1997.  С.  215-235.

СОДЕРЖАНИЕ
 Предисловие  	 3
 Часть  первая
 ВНЕШНЯЯ  ПОЛИТИКА  СССР
 A. 	О.  Чубаръян.  Советская  внешняя  политика  (1  сентября-конец  октяб¬
 ря  1939  года)  	 7
 И.В.  Лебедев.  Новые  архивные  документы  о  советской  внешней  по¬
литике  1939-1941  годов  	 21
 В  А.  Емец,  О  А.  Ржешевский.  Дипломатия  и  война.  1914  и  1939  годы  ... 	26
 М.М.  Наринский.  Советская  внешняя  политика  и  Коминтерн.  1939-1941 	38
 Э.  Дурачинъский  (Польша).  Польша  в  политике  Москвы  1939-1941  го¬
дов:  факты,  гипотезы,  вопросы  	 50
 Н.С.  Лебедева.  Польша  между  Германией  и  СССР  в  1939  году  	 65
 Д.Г.  Наджафов.  Начало  второй  мировой  войны.  О  мотивах  сталинского
 руководства  при  заключении  пакта  Молотова-Риббентропа  	 85
 М.  Китчен  (Канада).  “Загадка,  покрытая  мраком  неизвестности”:  бри¬
танские  оценки  СССР  на  начальном  этапе  второй  мировой  войны  .  106
 Л.В.  Поздеева.  1939  год:  советская  политика  глазами  англичан 	 125
 Дж.  Робертс  (Ирландия).  Черчилль  и  Сталин.  Эпизоды  англо-совет¬
ских  отношений  (сентябрь  1939-июнь 	1941 	года) 	 141
 Ж.-А.  Су  ту  (Франция).  Советские  дипломаты  и  вишистская  Франция
 (1940-1941) 	 156
 B.  Н.  Барышников.  Начало  зимней  войны  	 174
 А.С.  Орлов.  СССР  и  Прибалтика.  1939-1940  	 192
 Л.Я.  Гибианский.  Югославский  кризис  начала  1941  года  и  Советский
 Союз 	 207
 С  А.  Робертс  (США).  Ошибки  Сталина  и  Красной  Армии  накануне
 войны  	 226
 Часть  вторая
 СССР-ГЕРМАНИЯ,  ЕЕ  ПАРТНЕРЫ
 Г.  Городецкий  (Израиль).  “Ледокол”? 	Сталин  и 	путь  к  войне 	 244
 Г.А.  Якобсен  (Германия).  Противоречивые  оценки  22  июня  1941  года  253
 М.А.  Гареев.  Готовил  ли  Советский  Союз  упреждающее  нападение  на
 Германию  в  1941  году?  	 270
 494

Ю.А.  Горьков,  Ю.Н.  Семин.  О  характере  военно-оперативных  планов
СССР  накануне  Великой  Отечественной  войны.  Новые  архивные
документы 	 280
 Б.В.  Соколов.  Собирался  ли  Сталин  напасть  на  Гитлера? 	 305
 Ю.  Фёрстер  (Германия).  Гитлер  поворачивает  на  Восток:  военная  поли¬
тика  Германии.  1940-1941  	 330
 Р.-Д.  Мюллер.  (Германия).  Экономические  приготовления  Германии  к
 операции  “Барбаросса” 	 344
 Б.В.  Меннинг  (США).  Советские  железные  дороги  и  планирование
 военных  действий.  1941  год 	 359
 Х.П.  фон  Штрандман  (Англия).  Обостряющиеся  парадоксы:  Гитлер,
 Сталин  и  германо-советские  экономические  связи.  1939-1941  	 366
 Е.Н.  Кульков.  Советская  реакция  на  заключение  Пакта  трех  держав  ... 	384
 В.К.  Волков.  Советско-  германское  противоборство  на  Балканах  во
 второй  половине  1940  года:  мотивы  и  характер  	 394
 Н.Д.  Смирнова.  Советско-итальянские  отношения.  1939-1940  	 416
 АЛ.  Кошкин.  Японская  дилемма:  удар  на  север  или  на  юг?  Японские
 документы  1941  года 	 430
 Ю.  Невакиви  (Финляндия).  Финляндия  и  план  “Барбаросса” 	 445
 Т.М.  Исламов,  Т.А.  Покивайлова.  Венгеро-румынский  конфликт  и
 советская  дипломатия.  1940-июнь  1941  года 	 456
 В.В.  Марьина.  “Ворота  на  Балканы”.  Словакия  в  геополитических
 конструкциях  СССР  и  Германии.  1939-1941  	 472
 М.Ю.  Мягков.  Предвоенные  оперативные  планы  СССР  (заседание
 Ассоциации  историков  второй  мировой  войны)  	 490

Научное  издание
 ВОЙНА  И  ПОЛИТИКА
1939-1941
 Утверждено  к  печати
 Ученым  советом  Института  всеобщей  истории
Российской  академии  наук
 Зав.  редакцией  НЛ.  Петрова
Редактор  В.М.  Черемных
Художник  Б.М.  Рябышев
Художественный  редактор  В.Ю.  Яковлев
Технический  редактор  З.Б.  Павлюк
Корректоры  ЮЛ.  Косорыгин,  Р.В.  Молоканова,
А.В.  Морозова
 Набор  и  верстка  выполнены  в  издательстве
на  компьютерной  технике
 ЛР  №  020297  от  23.06.1997
 Подписано  к  печати  27.07.2000
Формат  60  х  90  Vie.  Гарнитура  Таймс
Печать  офсетная
 Усл.печ.л.  31Д  Уел.  кр.-отт.  31,0.  Уч.-изд.л.  38,6
Тираж  520  экз.  Тип.  зак.  3712
 Издательство  "Наука"
 117864  ГСП-7,  Москва  В-485,  Профсоюзная  ул.,  90
 Санкт-Петербургская  типография  "Наука"
199034,  Санкт-Петербург,  В-34,9-я  линия,  12
 ISBN  5-02-008734-3
 9*785020  087347