Новая и новейшая история №1 за 1992 год

Теги: история журнал новая и новейшая история

ISBN: 0130-3864

Год: 1992

Похожие

Новая и новейшая история №6 за 1992 год

Новая и новейшая история №4 за 1992 год

Новая и новейшая история №5 за 1992 год

Новая и новейшая история №3 за 1992 год

Текст

ОВАЛ
ISSN 0130-3864
НОВЕЙШАЯ
ИСТОРИЯ
fi НОМЕРЕ:
^ГЕНЕРАЛ АРМИИ М. А. ГАРЕЕВ.
ОБ ОБЪЕКТИВНОМ ОСВЕЩЕНИИ ИСТОРИИ
ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
ПОЧЕМУ МЕДЛИЛ СТАЛИН В 1941 г.
ВОСПОМИНАНИЯ ГЛАВНОГО МАРШАЛА АРТИЛЛЕРИИ
Н. Н. ВОРОНОВА
США И ГЕРМАНО-СОВЕТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ В 1939 г.
СОЗДАНИЕ ЮГОСЛАВСКОГО ГОСУДАРСТВА В 1918 г.:
УРОКИ ИСТОРИИ
РОССИЙСКИЙ ДИПЛОМАТ ГРАФ Н. П. ИГНАТЬЕВ
САВОЙСКИЙ КОРОЛЕВСКИЙ ДОМ
■У.-ШИРЕР; БЕРЛИНСКИЙ ДНЕВНИК
АЙСЕДОРА ДУНКАН В СОВЕТСКОЙ РОССИИ
1992

РОССИЙСКАЯ
АКАДЕМИЯ НАУК
НОВАЯ
НОВЕЙШАЯ
ИСТОРИЯ
ИНСТИТУТ
ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ
1
ЯНВАРЬ - ФЕВРАЛЬ
1992
ЖУРНАЛ ОСНОВАН
В МАЕ 1957 ГОДА
ВЫХОДИТ 6 РАЗ В ГОД
СОДЕРЖАНИЕ
СТАТЬИ
Генерал армии Гареев М.А. Об изучении истории Великой Отечественной
войны 3
Член-корр. РАН Писарев Ю.А. Создание югославского государства в
1918 г.: уроки истории 25
Наджафов Д.Г. Дипломатия США и советско-германские переговоры 1939
года 43
Пименова Л.А. Идея свободы во Французской революции ХУШ в 59
Лемиш Дж. (США). Если не рассматривать историю США в розовом свете 74
ПУБЛИКАЦИИ
Вишлбв О.В. Почему медлил И В. Сталин в 1941 г.7 (из германских архивов). 86
ВОСПОМИНАНИЯ
Главный маршал артиллерии Воронов Н.Н. На службе военной (окончание) 101
ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ ОЧЕРКИ
Хевролина В.М. Российский дипломат граф Kfl- Игнатьев 136
Замойский Л.П. История Савойского королевского дома 154
ПОРТРЕТЫ СОВЕТСКИХ ИСТОРИКОВ
Павлова Т.А., Черняк Е.В. Памяти Михаила Абрамовича Барга w 181
ИЗ ЗАРУБЕЖНОЙ КНИГИ
Айседора Дункан в Советской России. Из книги М.Дести. “Нерассказанная
история. Жизнь Айседоры Дункан. 1921—1927“ 194
ВОПРОСЫ ПРЕПОДАВАНИЯ ИСТОРИИ
Волобуев О.В. О подготовке специалистов-историков в педвузах 216
Гарбузов В.Н. (Псков). Как реформировать историческое образование в
высшей школе 219
"НАУКА". МОСКВА
i

ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ
Фураев В.К. (Санкт-Петербург). Еще раз о программах и учебниках по
новой и новейшей истории 222
ИСТОРИОГРАФИЯ
Влуменау С.Ф. Современная французская историография Вандеи и
Шуанрии 223
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
РЕЦЕНЗИИ
Орлов А.С. Великая Отечественная война. 1941—1945: События. Люди.
Документы. Краткий исторический справочник. М., 1990 238
Маныкин А.В., Петрова Н.К. Народы мира: Историко-этнографический
справочник. М., 1988 239
Дроздов Э. А. В.И. Антюхина-Московченко. Шарль де Голль и
Советский Союз. М., 1990 242
Цфасман А.В. (Челябинск). Б.М. Туполев. Германский империализм в
борьбе за "место под солнцем". Германская экспансия на Ближнем Вос¬
токе, в Восточной Африке и в районе Индийского океана в конце XIX —
начале XX в. М., 1991 244
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Научные сессии и конференции
Власова М.А., Троицкая Л.М. Американисты об изучении истории США.. 247
Милюкова В.И. Советские историки о зарубежной историографии 249
Гинцберг Л.И. Встреча германистов в Волгограде 251
Хроника
60 лет — Александру Огановичу Чубарьяну 253
70 лет — Виктору Константиновичу Фураеву 254
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ
Г.Н. СЕВОСТЬЯНОВ (главный редактор)
А.В. АДО, В.А. ВИНОГРАДОВ, В.Д. ВОЗНЕСЕНСКИЙ (ответственный секретарь),
Т.М. ИСЛАМОВ, Н.П. КАЛМЫКОВ, Ф.Н. КОВАЛЕВ, И.И. ОРЛИК, Ю.А. ПИСАРЕВ,
В.С. РЫКИН, Н.И. СМОЛЕНСКИЙ, В.В. СОГРИН, Е.И. ТРЯПИЦЫН (зам главного
редактора), Л. Я. ЧЕРКАССКИЙ, Е.Б. ЧЕРНЯК, А.О. ЧУБАРЬЯН, Е.Ф. ЯЗЬКОВ
Адрес редакции: Москва 121002 Арбат, д. 33/12, тел. 241-16-84
© Отделение истории РАН, 1992 г.
© Институт всеобщей истории РАН, 1992 г.
© Издательство "Наука", 1992 г.
2

Статьи
© 1992 Г.
Генерал армии
М.А. ГАРЕЕВ
ОБ ИЗУЧЕНИИ ИСТОРИИ
ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
О КРИТЕРИЯХ ОБЪЕКТИВНОСТИ
В ТРУДАХ ВОЕННЫХ ИСТОРИКОВ
Новейшая историография свидетельствует о том, что правдивость и
объективность истории больше всего страдает из-за подчинения ее
конъюнктурным интересам той или иной политики и идеологии. Под
предлогом партийности, особенно в сталинско-брежневские времена,
общественные науки, и в первую очередь история, были подчинены
господствовавшей политике и идеологии, толкование исторических
событий, в том числе и в области военной истории, подгонялось под
определенные политические и идеологические установки.
Ради справедливости заметим, что далеко не всегда отличалась
объективностью и немарксистская историческая наука в странах Западной
Европы и США. Она зачастую демонстрировала свою идеологическую
ориентацию, но правдивость ее нередко была относительной. Иногда
истинные политические мотивы и не скрывались. Известно множество
примеров тенденциозного освещения истории второй мировой войны,
причин ее возникновения, попыток принизить решающую роль СССР в
достижении победы, освобождении народов Европы от фашизма, в оценке
важнейших операций Великой Отечественной войны.
К сожалению, далеки от объективности и некоторые наши военно-
исторические труды прошлых лет. Обычно оправдывалось все, что у нас
делалось, даже явные просчеты и ошибки. О многом просто умалчивалось. В
частности, прошло более 50 лет с начала войны, и только недавно
опубликованы некоторые данные о наших военных потерях, количестве
военнопленных и по многим другим вопросам.
В мемуарах Г.К. Жукова и других военачальников как обязательный
атрибут насильственно вписывали разделы по партийно-политической
работе. Причем эта работа изображалась одинаково плодотворной как в
увенчавшихся успехом, так и в потерпевших неудачу операциях. Не
случайно в энциклопедиях и военно-исторической литературе разделы о
политической работе написаны, по существу» одними и теми же словами и
мало чем отличаются друг от друга. И вообще, в послевоенные годы
стремление отлакировать события 1941 — 1945 гг. было довольно
распространенным явлением. Стало привычным, что каждый очередной
пришедший к власти руководитель КПСС, министр обороны или даже
3

начальник ГлавПУРа старался на свой лад “переделать” историю войны.
Характерно это было для 12-томной истории второй мировой войны1. В этом
отношении в определенной степени правы писатель В.П. Астафьев и другие
ветераны войны, когда они, ознакомившись с подобными исследованиями,
говорили: “Мы были на другой войне“. Во многом правы и советские
историки В.И. Дашичев, В.М. Кулиш, А.Н. Мерцалов, высказавшие в целом
обоснованное беспокойство об уровне исследований в области военной
истории2.
И дело не только в отдельных ошибках и искажениях при описании и
оценке тех или иных решений и событий. В большинстве трудов, да и
мемуаров очень бледно, безлико, лишь в общих стандартных фразах
показана война в низовом звене, не раскрывается вся тяжесть фронтовой
жизни солдат, сержантов и младших офицеров во взводах, ротах и
батальонах.
Существующие апологетику и субъективизм в области военной истории
необходимо решительно преодолевать. Надо развенчать принятые в
сталинско-брежневский период подходы к военно-исторической науке. В
последние годы в этом отношении многое уже делается, но работа по
переосмысливанию нашего военного прошлого должна продолжаться более
интенсивно и с более глубокой аргументацией. Без этого не может быть
правдивой истории.
Вместе с тем не может не настораживать и другая крайность.
Справедливо ведя борьбу против рецидивов сталинизма, прежних
искажений и извращений истории, некоторые историки, писатели,
публицисты перечеркивают, по существу, всю предшествующую историю
нашей страны. При описании советского периода некоторые авторы
забывают о том, что, несмотря на все репрессии, притеснения и бедствия,
народ не только продолжал жить, творить, но являлся и хранителем устоев
духовной жизни, ее патриотических начал. Тем более, что никто из
современных ниспровергателей нашего прошлого, видимо, не считает свою
жизнь бесцельной и напрасно прожитой. Так почему всех остальных людей,
в том числе ветеранов войны, хотят лишить права гордиться достойно
прожитой жизнью, чувством исполненного долга перед Родиной?
Так, А. Фадин свой призыв отказаться от прежних представлений о
величии нашей страны обосновывает тем, что “сменявшие друг друга
утопические схемы российского сознания (от “щита Европы против
монголов" — до “спасителей мира от фашистской чумы“) были, в сущности,
вариантом одного и того же — пульсирующего в русской культуре
мессианского “мифа России", отчаянной попыткой удержать образ России в
центре собственных представлений о мире”. Он пишет о России как
“являющейся скорее объектом истории, чем ее равноправным творцом”3.
После Октябрьской революции было принято охаивать все, что было в
старой России. Теперь оказывается все ее прошлое после 1917 г., да и
настоящее, не менее беспросветно.
В наше трудное время особенно важно возрождение правдивого и
уважительного отношения к отечественной истории. Следуя советам
П.Я. Чаадаева и Ф.М. Достоевского, можно не идеализировать нашу старину,
но вместе с тем нельзя забывать пушкинские слова о том, что “уважение к
минувшему — вот черта, отличающая образованность от дикости. Гордиться
славою своих предков не только можно, но и нужно"4.
1 История второй мировой ВОЙНЫ 1939—1945, т.1—12. M., 1973—1982.
2 Известия, 19.XI.1990.
3 Век XX и мир, 1991, №9.
4 Пушкин А.С. Поли. собр. соч., т.5. M.. 1950, с. 165.
4

Вообще, выдающиеся, мыслящие люди России отрицательно относились к
нигилистическому подходу к отечественной истории. В свое время
Л.Н. Толстой критиковал односторонность исследований истории
С.М. Соловьевым, принижение им роли народа, который не только управ¬
лялся сменявшими друг друга государями, но и созидал, жил своей
жизнью. Такой подход, по мнению великого писателя, не давал историку
постичь главную суть и саму тайну истории. "Читаю историю Соловьева. —
писал Толстой. — Все, по истории этой, было безобразие в допетровской
России: жестокость, грабеж, грубость, глупость, неумение ничего сделать...
Читаешь эту историю и невольно приходишь к заключению, что рядом
безобразий совершилась история России. Но как же так ряд безобразий
произвели великое, единое государство? Но кроме того, читая о том, как
грабили, правили, воевали (только об этом и речь в истории), невольно
приходишь к вопросу: что грабили и разоряли? А от этого вопроса к
другому: кто производил то, что разоряли?"5
В последнее время освещение истории Великой Отечественной войны,
значения победы в ней часто даются только под одним углом зрения —
необходимости разоблачительного подхода к нашему прошлому. В ряде
книг и статей сосредоточивается внимание на негативных, мрачных
сторонах жизни нашего общества в предвоенные годы, при этом умалчи¬
вается о крупных преобразованиях в народном хозяйстве, индустриали¬
зации, подъеме культуры, науки и образования широких масс трудящихся.
При самом критическом подходе к нашей истории нельзя забывать, что за
всем этим стоят судьбы многих миллионов людей, которые самоотверженно
трудились и воевали и не только ради себя, но прежде всего на благо
своего Отечества, во имя его будущего, в том числе и нынешнего поколения
людей. О героизме, мужестве и высоком уровне военного искусства
считается чуть ли даже неприличным говорить.
Так, Российский государственный гуманитарный университет недавно
издал курс истории нашего Отечества6. В этой работе вся история страны
сведена, по существу, к изображению в основном того, что происходило на
вершине общества, к интригам и личностным отношениям политических
деятелей. Из этой книги едва ли можно получить представление о
глубинных процессах жизни общества и деятельности народных масс.
Отношение авторов к освещению вопросов военной истории характеризует
хотя бы такой пример. В материале, посвященном 1939—1945 гг.. нет даже
заголовка или подзаголовка "Великая Отечественная война". Описание этой
войны дано в девятой главе, которая названа "Советский Союз в годы второй
мировой войны". Из 49 страниц этой главы лишь несколько строк (с.424, т.2)
посвящены Сталинградской. Курской битвам и последующим победам
Советской Армии в 1943—1945 гг. Остальные страницы заняты описанием
поражений, неудач, потерь, репрессий, попыткам доказать бездарность
советского командования. Причем приводятся недостоверные данные о
количестве вооружения сторон, о потерях. Нельзя согласиться и с
трактовкой конкретных исторических событий. Так. переход советских
войск в наступление в середине января 1945 г., ранее предполагавшееся до
этого срока, изображается как произвол советского командования, который
привел к "огромным потерям"7. Однако авторы не могут не знать, что это
было для нас вынужденным решением, предпринятым по просьбе
союзников, оказавшихся в результате наступления вермахта в Арденнах в
5 Толстой Л.Н. Поли. собр. соч., т. 48—49. М., 1952, с. 124.
6 Наше Отечество. Опыт политической истории, т. I—II. M., 1991.
7 Там же, т. П, с. 425.
5

отчаянном положении. В упомянутой книге имеют место и другие
несостоятельные утверждения о событиях Великой Отечественной войны,
которых мы коснемся при дальнейшем изложении.
Разумеется, можно и нужно писать о поражениях 1941 — 1942 гг.,
неоправданных потерях, неудачах и ошибках, но необходимо по-новому, с
привлечением новых документов, освещать и победные операции, где наши
полководцы и войска проявили себя с самой лучшей стороны. Значение
достигнутой победы в Великой Отечественной войне в упомянутой работе
сведено к тому, что война обнажила пороки и слабости “диктаторского,
бесконтрольного режима”8. Односторонний, заранее заданный подход не
имеет ничего общего с подлинной правдой о войне.
В истории Великой Отечественной войны, безусловно, было немало
мрачных и тяжелых страниц. Но удивляет безапелляционность суждений
ряда авторов, скользящих по поверхности фактов и событий и не
утруждающих себя доказательствами, изучением документов и
многочисленных архивных материалов.
В.П. Астафьев когда-то справедливо говорил, что с его “точки зрения не
так уж много было видно”, что “правда о войне складывается из огромного
потока книг, посвященных этой теме”. Так всегда считали многие историки
и писатели, и, наверное, это наиболее верная точка зрения, ибо нельзя
получить полное представление о войне только на основе своего личного
опыта, каким бы он ни был богатым. Для этого нужны специальные
исследования или по крайней мере ознакомление с обширной литературой
о войне, пусть даже не всегда совершенной. Необходим широкий,
многоплановый охват проблемы. При этом ничье негативное или
позитивное видение событий, тех или иных фактов не должно быть
проигнорировано. Вызывают недоумение попытки вместо низвергнутого
культа Сталина и иных вождей непременно насадить культ своей точки
зрения, претендующей на окончательную истину. И чем человек
авторитетнее, тем опаснее такая непримиримая эгоцентристская позиция.
Белорусская писательница С. Алексиевич, много сделавшая для
сохранения живой памяти о войне, как-то писала: ”Мне говорят: надо всю
войну схватить: и положительное и отрицательное в ней. Но почему? А у
меня другое зрение. Я так вижу. Вообще России и русской мысли
тенденциозность была присуща испокон веков”9. Вызывает уважение
четкость и честность писательской позиции. Действительно, для создания
объективной истории нужны разные точки зрения. Но ни одна из них не
должна считаться единственно возможной и правильной. Как отмечал*
академик И.П. Павлов, главное в том, чтобы мы не были ”глухи к
возражениям не только со стороны иначе думающих, но и со стороны
действительности °.
В свете исторических фактов нетрудно понять, насколько далеки от
истины утверждения о виновности СССР в развязывании второй мировой
войны или “генетической обусловленности* наших поражений в начале
войны только тоталитарным характером государственного строя. Когда
речь заходит о "преступном сотрудничестве* Сталина с Гитлером, ничего
не говорится о том, что и западные страны сотрудничали с Германией и
попустительствовали ее агрессивным устремлениям.
О причинах возникновения второй мировой войны написано множество
работ. На основании документов, в том числе и зарубежных,
8 Там же, с. 424.
9 Столица, 1991, №22(28), с. 4.
10 См. Литературная газета, 31. VII. 1991.
6

неопровержимо доказано, что война была порождена прежде всего
агрессивными устремлениями германского нацизма и двойственностью,
непоследовательностью политики западных стран, недостаточными
усилиями по предотвращению войны. Далеко не безупречны в это время
были и действия советского руководства. Автор этих строк с
использованием новых документов уже пытался рассмотреть вопросы,
связанные с возникновением войны и причинами наших неудач в начале
войны11.
Не останавливаясь сейчас подробно на этих вопросах, хотелось бы. чтобы
читатель задумался над тем. что существовавший в то время
государственный и общественный строй при всей его ущербности
обусловил не только поражения в начале войны, но и победу. А
тоталитарная Германия потерпела сокрушительное поражение. Франция, в
1940 г. будучи буржуазно-демократическим государством, лишь немногим
более месяца противостояла натиску вермахта.
Советскому Союзу победу пришлось добывать в жесточайшей борьбе. И
при всем уважении к академику Г.А. Арбатову не могу согласиться с его
мнением11 12, что мы обязательно должны были бы победить, поскольку у нас
было больше населения, территории, ресурсов. Достаточно вспомнить
русско-японскую войну 1904—1905 гг.. когда Россия значительно
превосходила Японию по количеству населения, размерам территории и
ресурсов, но потерпела поражение. Есть и другие подобные примеры в
истории.
Во время Великой Отечественной войны Советскому Союзу пришлось
противостоять значительно более сильному противнику, чем когда-либо во
всей нашей истории. В 1941—1942 гг. наше государство было на грани
поражения. И все же наш народ и его Вооруженные Силы победили. Почему?
Военно-историческая наука призвана объективно проанализировать все
обстоятельства, обусловившие неудачи и победы, и дать обоснованный
ответ на этот вопрос. Если, как нередко пишут, наша страна к войне была
совершенно не подготовлена, а ее армия начала и закончила войну, не умея
воевать, вооружение ее было никудышным, а офицеры и солдаты шли в бой
только по принуждению и т.д., то тогда убедительного ответа на этот
коренной вопрос истории мы не получим. И, если игнорировать
упомянутые выше фундаментальные исторические факты и уйти от ответа
на поставленные жизнью вопросы, то, несмотря на самое искреннее
стремление к правде, мы снова уйдем от нее в сторону.
Видимо, в условиях предвоенных и военных лет давали о себе знать
преимущества сверхцентрализованного государства. Не случайно во время
войны определенная централизация, жесткая регламентация общественной
жизни вводились и в демократических странах. Но при нормальных мирных
условиях сверх централизация и авторитарный стиль руководства
оказались серьезным тормозом для развития экономики й всего общества.
Сложность и трудность написания истории прошлой войны в том и
состоит, что она чрезвычайно многомерна, противоречива, и поэтому
бессмысленно устанавливать какие-то пропорции негативного и положи¬
тельного в ее изображении. История войны не должна писаться ни с
куммуни этических, ни с антикоммунистических, жестко заданных
идеологических позиций. Только при подходе с точки зрения максимально
возможной объективности неразрывно существовавшие в жизни негативные
11 Мужество. 1991, №5.
12 Независимая газета. 6. УШ. 1991.
7

и позитивные стороны исторических событий во всей их сложности и
противоречивости займут в военной истории свое естественное место.
К сожалению, такое понимание объективности не всегда находит
поддержку в печати и некоторых кругах общественности. Нередко проис¬
ходит шельмование инакомыслящих, озлобление и ожесточение против
целых категорий людей, исходя лишь из их корпоративной принадлеж¬
ности. Редакции ряда журналов и газет, издательств часто публикуют
только соответствующие их взглядам работы, недоброжелательно от¬
носятся к другим мнениям. Под напором нового идеологического пресса
даже известные историки и писатели ломаются, высказывают суждения,
прямо противоположные проповедовавшимся ими ранее. Пересмотр своих
взглядов на основе новых фактов и жизненных явлений — дело естест¬
венное. Но тогда должны быть подвергнуты научной критике прежние
взгляды и обоснованы новые.
В истории не раз уже бывало, когда победившие революции во многом
невольно копировали свергнутые режимы, повторяли в еще более жестоком
виде методы их борьбы с противниками, оппозицией и в конечном счете
приходили к тому, против чего боролись. После августовских событий
1991 г., когда непримиримость ужесточилась, многие справедливо вы¬
ражают озабоченность тем, что продолжение такой линии может привести к
новой форме единомыслия, что было бы опасным не только для судеб
исторической науки, но и вообще для демократии, для всего общества.
Поощрение конъюнктурности неизбежно ведет к снижению научной
требовательности. В научную среду под прикрытием модной политической
демагогии легко проникает масса посредственностей, порождающих ту
самую глухую стену, о которую в истории науки разбивались многие новые
мысли и открытия. Давно известно также, что без сопоставления и борьбы
мнений наука не может плодотворно развиваться. Некомпетентные
суждения в области военной истории входят в оборот еще и потому, что
выступить и развенчать их в печати не всегда дозволяется. Как говорил
академик П.Л. Капица, когда в какой-то науке нет противоположных
взглядов, нет борьбы, то эта наука идет по пути к кладбищу — она хоронит
себя.
Что стоит, например, статья в журнале "Столица" под сенсационным
заголовком "Разгром советских войск под Москвой"13. Почему разгром
советских, а не немецко-фашистских войск? Оказывается, потому, что наши
войска понесли большие потери, хотя многие приводимые автором данные
о потерях, как и другие цифры, даны без всяких ссылок на источники и не
соответствуют действительности. Конечно, потери сторон во многом
характеризуют любое военное сражение. Но в истории войн победы или
поражения определялись не только этим, но и успехом или неудачей в
достижении военно-политических и стратегических целей, сохранением
или ослаблением боеспособности войск, удержанием или потерей
занимаемых рубежей, захватом или утратой стратегической инициативы,
морально-политическими результатами и рядом других факторов. Если
исходить из этого, то битва под Москвой в 1941 г. закончилась провалом
плана молниеносной войны, военно-политических и стратегических целей
гитлеровского командования и в целом успешным выполнением задачи по
отражению наступления противника и удержанию Москвы советскими
войсками. Разве за "разгром советских войск под Москвой" Гитлер
отстранил бы от должности главнокомандующего сухопутными войсками,
13 Столица, 1991, №22(28).
8

командующего группой армий "Центр" и еще 35 генералов, командовавших
армиями, корпусами и дивизиями.
После битвы под Москвой стратегическая инициатива перешла к
советскому командованию. Успешные действия под Москвой, признанные во
всем мире как выдающаяся победа, создали большой морально-
политический подъем как в армии, так и во всем народе, вдохновили другие
народы на борьбу с фашизмом.
Сами немецкие генералы — участники Московского сражения, многие
зарубежные историки признавали, что под Москвой вермахту был нанесен
такой удар, от которого он так и не сумел полностью оправиться.
Да, в организации обороны и контрнаступления под Москвой у
советского командования имелись серьезные просчеты. Велики были
потери наших войск (926 тыс. человек убитых и пропавших без вести). По
немецким данным, вермахт потерял 772,7 тыс. человек, из них убитыми
около 300 тыс.14 Откуда же взялось соотношение потерь 9:1, как утвержда¬
ет автор статьи? При всех обстоятельствах нет оснований для того, чтобы
трактовать и оценивать победу как поражение и превращать одно из
крупнейших событий, положивших начало коренному повороту в ходе всей
войны, в объект для политических игр.
О документальных источниках
в военно-исторических исследованиях
Поиск и познание исторической истины требует надежных источников,
кропотливого изучения и анализа всей совокупности фактов без
исключения, компетентного их рассмотрения и оценки.
Прежде всего требуется строгое отношение к историческим фактам и
источникам, тщательное выяснение их подлинной сути и достоверности. В
исторической науке нередко дают о себе знать элементы субъективизма.
Некоторые авторы считают это даже неизбежным. Известно признание
одного из идеологов американского прагматизма Дж.Дьюи, что
"историческое исследование... определяется доминирующими проблемами
и концепциями периода, когда оно пишется". По мнению французского
историка Р. Арона, "каждая эпоха, каждый коллектив заново создает себе
прошлое"15. Немало историков, которые полагают, что по каждому истори¬
ческому событию существуют различные версии и все они могут
претендовать на истину. Академик Б.Д. Греков писал: "Источник, какой бы
он ни был, может быть полезен лишь тогда, когда исследователь сам хорошо
знает, чего он от него хочет"16. Это положение можно толковать по-
разному. Сегодня есть еще исследователи, отводящие историческим
источникам и фактам вспомогательную роль, недооценивающие заложенную
в них историей часть объективной действительности и способность играть
активную роль в познании. История не будет научной, если она по-
прежнему будет рассматриваться только как политика, опрокинутая в
прошлое, или если она будет открывать только то, что от нее хотят и ждут.
Для полноценности и объективности исторических исследований,
безусловно, нужны в первую очередь архивные документы. Нельзя,
например, получить достоверного представления о реальной стратегии на
основании публикаций в периодической печати того времени. Для
воссоздания подлинной картины событий необходимо изучить реально
14 Рейн гард К. Крах под Москвой. M., 1980, с. 279..
16 ^ИТ’ П°: Логин В Г Диалектика военно-исторического исследования. М., 1979, с. 196.
6 Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1945, с. 21.
9

существовавшие оперативные и мобилизационные планы. В скором времени,
надо полагать, откроются архивы ЦК КПСС, станут доступными документы
Ставки ВГК времен войны и др. Но произвол с допуском историков к
архивным документам и их зависимость от каждого ведомственного
чиновника будет продолжаться до тех пор, пока не издадут единый для
страны закон, регламентирующий порядок широкой публикации важнейших
документов и пользования архивными источниками, установив
максимально возможную их открытость.
Но историческая истина это не просто поиск и воспроизведение
документов и систематизация известных фактов, тем более что они не
всегда адекватно отражают историческую действительность. Постижение ее
требует привлечения недостающих данных, сопоставления и неоднократ¬
ной перепроверки их достоверности, проникновения в их подлинный
смысл, глубокого и всестороннего анализа разноречивых источников и
свидетельств. Но именно такой кропотливой работы часто недостает
военно-историческим исследованиям. Поэтому некоторые стереотипы
широко распространяются в печати без надлежащей их проверки и
сопоставления с другими фактами. Приведем ряд примеров.
Искажает подлинную историю идеализация военачальников, подверг¬
шихся сталинским репрессиям. Так, М.Н. Тухачевскому, наряду с дейст¬
вительными его военно-теоретическими заслугами, приписывают и мнимые.
Утверждают, что именно он первым выдвинул идею глубокой операции. Он,
конечно, много сделал в разработке и особенно в отстаивании и внедрении
в практику этой теории. Но одним из первых авторов теории глубокой
операции был В.К. Триандафиллов, который изложил ее в система¬
тизированном виде и обосновал в своих книгах "Размах операций
современных армий" (1926 г.) и "Характер операций современных армий"
(1929 г.). Вместе с тем замалчивается то, что, к сожалению, именно Ту¬
хачевский положил начало произволу, нетерпимости, шельмованию
инакомыслия в области военной науки, называя таких видных историков,
как А.А. Свечин и В.А. Меликов, агентами "интервенции империализма".
Когда-то Н.С. Хрущев заявил, что в первые дни войны И.В. Сталин
уединился и отошел от всех дел. Но Хрущева в это время в Москве не было.
Он ссылается на А.И. Микояна. Другие ссылаются на адмирала И.С. Исакова.
Но есть записи охраны Сталина, где регистрировались все лица, бывавшие у
него в эти дни. Из них видно, что Сталин, находясь ежедневно на своем
рабочем месте, с 22 по 28 июня 117 раз встречался с 42 должностными
лицами, работая с некоторыми из них по два-три часа. За это время сам
Микоян был у Сталина семь раз17.
Сталиным в те дни рассмотрены и подписаны многие документы: в ночь с
21 на 22 июня 1941 г. директивы с предупреждением приграничным военным
округам о возможном нападении противника; 22, 23 и 24 июня еще несколько
директив и распоряжений образованным фронтам; 25 июня принято
решение об увеличении производства танков и артиллерийских тягачей; 26
июня принят Указ Президиума Верховного Совета СССР о режиме рабочего
времени; 29 июня — директива Совета народных комиссаров и ЦК ВКП(б) о
путях превращения страны в единый боевой лагерь; 30 июня — о создании
Государственного Комитета Обороны и ряд других документов и решений.
3 июля он выступил по радио с обращением к народу. Просчеты и
преступления Сталина дают все основания для его критики и обличения. Но
нет надобности и что-то еще придумывать.
Другой пример: состояние укрепленных районов (УР) на наших границах.
17 Известия ЦК КПСС, 1990, №6, с. 216-220.
10

По этому поводу в последнее время появилось много некомпетентных
суждений. X. Мансуров считает, что “трудно представить большую глупость
в государственной политике, чем разрушение системы УРов на старой
границе в тот момент, когда еще не были построены новые”18. Но анализ
имеющихся документов показывает, что в этом вопросе ближе к истине
Г.К. Жуков, который в воспоминаниях пишет: "УРы на старой государст¬
венной границе не были ликвидированы и полностью разоружены, как об
этом говорится в некоторых мемуарах и исторических разработках”19.
Широко распространена версия, впервые выдвинутая в воспоминаниях
М.В. Захарова о том, что командование Одесского военного округа, вопреки
всем запретам сверху, сумело до начала войны рассредоточить авиацию,
поэтому она не понесла таких больших потерь, как в других округах. Но не¬
правомерно судить об эффективности этих мер только на основе отданных
распоряжений; в той или иной мере такие распоряжения отдавались везде.
Дело в том, что на крайнем юге не наносились такие массированные удары
авиации противника, как на главных направлениях. Вообще, 11-я немецко-
румынская армия в полосе образованного там Южного фронта перешла в
наступление только в начале июля 1941 г. Ей была поставлена задача
обеспечить прикрытие румынской территории, имитировать активные
наступательные действия и тем самым сковать советские войска. Несмотря
на некоторые принятые меры, трудно сказать, какие были бы последствия,
если бы на Южный фронт обрушились такие же удары, как на западном и
юго-западном направлениях.
Немало написано по поводу того, что советский военно-морской флот в
первые дни войны понес незначительные потери только потому, что со
стороны руководства флота заблаговременно были приняты все
необходимые меры. Да, действительно, в Главном штабе флота была
разработана более совершенная, чем в Генштабе, система боевой готовности
оповещения флотов, и поэтому необходимые распоряжения в ночь с 21 на
22 июня 1941 г. были доведены до флотов в сравнительно короткие сроки. Но
для объективного анализа не следует упускать из виду и то, что военно-
морским силам план “Барбаросса” отводил вспомогательную роль, их
задачи ограничивались обороной побережья и коммуникаций.
В исторической литературе встречаются утверждения, что военная
разведка и погранвойска еще до начала войны полностью вскрыли
сосредоточение немецко-фашистских войск вблизи границы. Но такого
сосредоточения практически не было, и поэтому оно не могло быть
вскрыто, так как германское командование с целью обеспечения скрытности
и внезапности нападения не проводило полного сосредоточения у границ
даже дивизий первого эшелона. Они до последнего момента располагались
в глубине и начали выдвижение к границе непосредственно перед началом
наступления.
Вообще, при более внимательном изучении даже тех документов, которые
уже имеются в распоряжении историков, многие вопросы выглядят совсем
по-иному, чем это изображается неосведомленными лицами.
Учет, который ведется в подольском архиве Министерства обороны и
других хранилищах документов, свидетельствует о том. что многие
историки, специализирующиеся на тематике Великой Отечественной войны,
не особенно и стремятся работать в архивах, слабо владеют иностранными
языками и не в состоянии пользоваться оригиналами документов. Остается
не изученной значительная часть трофейных материалов вермахта. До сих
18
'° Московские новости. 1988. №29.
19
Жуков ГК. Воспоминания и размышления, т.1. М.» 1974, с. 238.
11

пор не систематизированы и слабо освоены боевые документы частей,
соединений и даже некоторых армий Советских Вооруженных Сил. Поэтому
боевой опыт должным образом пока не обобщен в исторической литературе.
Нередки случаи, когда отдельные историки, публицисты, получив из архива
или ведомственного хранилища тот или иной документ, спешат его
немедленно опубликовать, не разобравшись в подлинном смысле источника,
не сопоставив с ранее имевшимися документами. Так, в связи с 50-летием
начала Великой Отечественной войны в ряде газет в сенсационном духе
были преподнесены документы, содержавшие решения советского
руководства по усилению западных военных округов до начала войны, хотя
они давно уже известны и почти полностью воспроизведены в ранее
изданных трудах.
Не всегда достаточно настойчиво идет выявление и тщательная выверка
недостающих данных. Это относится прежде всего к статистическим
данным. Мы многие годы не имели точных сведений о количестве потерь в
личном составе и технике в отдельных операциях и за войну в целом, о
численности вооружения сторон. С целью сверки, упорядочения
статистической информации о войне во второй половине 60-х годов в
военно-научном управлении Генерального штаба начали готовить труд
"Вторая мировая война. Цифры и факты". Действительно полноценный труд
можно подготовить было только в Генштабе совместно с главными штабами
видов Вооруженных Сил, располагающими наиболее полными и
достоверными статистическими сведениями. Но по настоянию тогдашнего
начальника Института военной истории и под предлогом нежелательности
дублирования подготавливавшегося 12-томного труда о второй мировой
войне руководством Министерства обороны подготовка этой работы в
начале 70-х годов была прекращена и все заготовленные материалы были
переданы в этот институт. Как и следовало ожидать, не имея необходимых
данных, коллектив института не смог завершить работу. Из-за отсутствия
такой статистической базы в различных изданиях по истории Великой
Отечественной и второй мировой войн, в военно-энциклопедических
изданиях даются самые разноречивые данные по всем этим и другим
вопросам, хотя большинство этих изданий готовилось в одном и том же
учреждении. Желательно, хотя и с большим запозданием, завершить работу
"Вторая мировая война. Цифры и факты", которая могла бы послужить
фактологической основой для подготовки и других исторических трудов.
Но, несмотря на все возникающие трудности, историки не имеют права
ограничиваться имеющимися данными и переписывать их из одного
издания в другое. Необходимо искать и добиваться заполнения цифровых и
других фактологических "белых пятен" в истории войны.
Например, на заседании Военного совета Наркомата обороны 29 ноября
1938 г. К.Е. Ворошилов сказал, что в Красной Армии в 1937—1938 гг. "мы
вычистили более сорока тысяч человек" командно-начальствующего
состава. Большинство из них было репрессировано. Эта цифра фигурирует
во многих публикациях. Но точно неизвестно, сколько командиров и
политработников пали жертвами репрессий до этого и в последующие годы.
Ответ на этот вопрос надо искать.
Другой пример. В большинстве работ формально берутся из архива
данные автобронетанкового управления о численности танков в Красной
Армии перед войной. Но в этом документе значатся все наши танки, в том
числе учебные, устарелые, небоеспособные, и с этими данными
сопоставляются только те германские танки, которые находились в строю.
Не принимаются в расчет немецкие танки, имевшиеся в учебных центрах,
несколько тысяч трофейных танков и др. Говорят, трофейные танки немцы
12

использовали в основном для учебных целей и на советско-германском
фронте они не участвовали. Но без них они не могли готовить резервы. Если
бы их не было, германское командование было бы вынуждено снять часть
танков с фронта. Необходим научный подход при подсчете количества
самолетов, артиллерийских орудий и других видов боевой техники. Иначе
порождаются легенды о том, что к началу войны у нас танков и самолетов
было в пять-шесть раз больше, чем в вермахте. Причем нередко в
исторических трудах развитие вооруженных сил, рост их численности,
количества оружия по одним показателям даются в абсолютных цифрах, в
других — в процентах, что затрудняет показ подлинного состояния дел.
Для правильного анализа и оценки военных событий важно также, чтобы
все исторические факты рассматривались с профессиональным пониманием
существа дела, с глубоким учетом особенностей конкретной обстановки,
условий, в которых происходили события. Невнимание к этой стороне
военно-исторических исследований, недостаточная компетентность в
оперативно-стратегических вопросах приводят к необоснованным выводам
и заключениям, искажающим историческую действительность.
В частности, это относится к выяснению главных причин наших неудач и
поражений в 1941 г. Таких причин называется много. Говорят, например, о
нашей общей неподготовленности к войне. Да, изъяны в этом были. Но
именно то обстоятельство, что, даже несмотря на первоначальные
поражения, наша страна, армия оправились и добились в конечном счете
перелома хода войны в свою пользу, свидетельствует о том, что важнейшие
основы обороноспособности страны были заложены до войны и без этого
невозможно было бы одержать победу.
К одной из причин неудачного начала войны относят неправильное
определение советским командованием направления главного удара
противника. Он ожидался на юго-западе, а реально наносился на западном
(московском) направлении. Но это не имело столь решающего значения, как
изображается, ибо и на юго-западном направлении, где были
сосредоточены основные силы Красной Армии, противник наносил не
главный удар, а наши войска все-таки потерпели поражение. К тому же
направление сосредоточения основных усилий советским командованием
выбиралось не в интересах обороны — таковая просто не предусматрива¬
лась, и в этом состояла одна из серьезных ошибок, — а применительно
совершенно к другой обстановке, когда планировалось, что западные
военные округа, быстро отразив вторжение противника после завершения
отмобилизования армии, должны были переходить в наступление. Но для
подобного варианта развития событий сосредоточение основных усилий на
юго-западном направлении было вполне обоснованным и сулило больше
преимуществ, чем на западном направлении. Главный удар на юго-западе
пролегал бы по более благоприятной для наступления местности, отрезал
Германию от основных союзников, от нефти, выводил наши войска во фланг
и тыл главной группировки противника. Сосредоточение же основных
усилий на западе при переходе в контрнаступление приводило к лобовому
столкновению с основными силами германской армии, требовало прорыва
укрепленных районов на очень сложной местности.
Ставится вопрос о возможности нанесения с нашей стороны
упреждающего удара с целью срыва нападения нацистской Германии.
Появились даже утверждения, что в советском Генштабе был разработан
план осуществления такого удара.
Однако внимательное изучение оперативных планов Генштаба тех лет
показывает, что каких-либо планов превентивного нападения не было.
Разумеется, в процессе подготовки оперативных планов прорабатывались
13

различные способы возможных действий Красной Армии, в том числе
действия по срыву нападения противника. Такой вариант изучался на
случай, если к началу агрессии против СССР Красная Армия была бы
полностью отмобилизована, развернута и действительно готова, как тогда
говорили, отгэтить "двойным ударом на удар противника". Но реально
обстановка складывалась таким образом, что все усилия советского
руководства были направлены на то. чтобы любой ценой оттянуть начало
войны. Исходя из этого, несмотря на сосредоточение у наших границ
крупных группировок вермахта, стратегическое развертывание нашей
армии всячески сдерживалось. СССР не имел отмобилизованных и
развернутых группировок войск, поэтому упреждающие действия с нашей
стороны не могли реально готовиться, и западным военным округам
ставились задачи в первую очередь прикрытия государственной границы.
Если к тому же учесть, что наши войска не были приведены в боевую
готовность, было даже запрещено сбивать германские самолеты,
нарушавшие воздушное пространство, если, наконец, даже после того, как
началось вторжение, войскам был отдан приказ отражать наступление
противника, но границу не переходить, то ни о каком нападении на
Германию с нашей стороны не могло быть и речи. Наоборот, делалось все
возможное и невозможное (даже в ущерб безопасности страны), чтобы любой
ценой оттянуть начало войны.
Профессор Боннского университета Г.-А. Якобсон в недавнем интервью
подтвердил, что "из многочисленных архивных материалов и из личных
бесед с самим Гальдером я вынес убеждение, что Гитлер вовсе не исходил
из того, что русские окажут немцам любезность, напав первыми"20.
Германский посол в Москве фон Шуленбург в беседе с Гитлером заявил*. "Я
не могу поверить, что Россия когда-либо нападет на Германию".
Согласившись с этим. Гитлер, по словам Шуленбурга. выразил недовольство
тем. что Советский Союз невозможно даже "спровоцировать на
нападение"21. Как же можно в свете всего этого заявлять о какой-то
возможности превентивного нападения на Германию со стороны СССР?
Внимательное изучение дневников Ф. Гальдера. Й. Геббельса и других
документов показывает, что гитлеровское руководство целеустремленно
готовило агрессию против нашей страны, не ожидая какого-либо нападения
с ее стороны. Некоторые из упомянутых обстоятельств, как и многие
другие, оказали, несомненно, свое влияние на неудачный ход военных
действий в начале войны, но все же они не были определяющими. Главных
же причин было две.
Первая — это переоценка возможностей политических средств
предотвращения войны й попытки их осуществления в отрыве от военно¬
стратегических соображений. Вторая причина — недооценка противника и
несвоевременное приведение войск в боевую готовность. Говоря о первой
причине, следует отметить, что стремление советского руководства
избежать войны путем заключения договоров и другими политическими
средствами было вполне оправданным. Совершенно очевидна также
главенствующая роль политики и политических соображений при
обеспечении безопасности страны. Но» как показал опыт, политику нельзя
превращать в самоцель. Этого не учел Сталин, и это поставило Советские
Вооруженные Силы в 1941 г. в тяжелейшие условия, от которых ни одна
другая армия не могла бы оправиться. Непростительно забвение того
элементарного положения, что война — явление двустороннее. Нежелание
20 Красная звезда, 23. V. 1991.
2^ Die Beziehungen zwischen Deutschland in der Sowiet-Union 1939—1941, S. 380—381.
14

Сталина считаться с этой истиной было доведено до абсурда. Он часто
упускал из виду, что при остром политическом и военном противоборстве
сторон недопустимо исходить только из собственных желаний и
побуждений, не учитывая того, какие цели преследовала и что могла
предпринять другая сторона. Можно как-то понять стремление Сталина
оттянуть начало войны, но и Гитлер понимал, что надо было нападать
именно в 1941 г., поскольку потом возникнет другая, менее благоприятная
для этого обстановка.
Теперь о второй причине. В целом усилиями всего народа в 30-е годы
была проделана огромная работа по укреплению обороноспособности
страны и боеспособности Вооруженных Сил. Однако подготовка страны к
войне не была завершена. В полной мере это никогда не удавалось ни
одному не планировавшему агрессию государству. В нашей стране органи¬
зация обороны, военное строительство осложнялись еще и тем, что, наряду
с достижениями в этой области, были допущены и крупные просчеты,
связанные прежде всего с переводом промышленности и вооруженных сил
на военное положение. Всеобщая подозрительность и недоверие к людям,
их безынициативность и запуганность, вызванные массовыми репрессиями,
сузили общий фронт работы, лишили систему управления тех живых соков
творчества и инициативы, без которых она может функционировать только
строго по вертикали — сверху вниз, в пределах установленных рамок, бу¬
дучи не способной охватывать все сложности реальной действительности и
реагировать на ее изменения. Это тормозило работу по подготовке страны и
вооруженных сил к отражению агрессии. Многие предложения Госплана,
Наркомата обороны подолгу не рассматривались, и решение назревших воп¬
росов многократно откладывалось. В результате до начала войны так и не
были приняты решения по переводу промышленности на военное поло¬
жение и форсированию производства новых видов оружия. Не были утверж¬
дены и введены в действие новые оперативные и мобилизационные планы, а
существовавшие планы устарели и не соответствовали новым условиям.
До начала войны не было проведено отмобилизование вооруженных сил,
а самое главное — наши войска к началу военных действий, оставаясь, по
существу, на положении мирного времени, не были приведены в боевую
готовность и не заняли оборонительных рубежей для отражения агрессии.
Другими словами, это означало, что всесторонне подготовившийся
противник наносил удар по армии, которая к началу его нападения не
изготовилась для боевых действий, находилась, по сути, в безоружном
состоянии. В подобных условиях ни одна армия не может полноценно
реализовать ни свои возможности, ни другие боевые качества. Если бы даже
не было никаких других ошибок (несвоевременность отмобилизования
армии, распыление боевой техники по многим формированиям,
неправильное определение направления главного удара противника и
многое другое), то одно только упущение с приведением войск в боевую
готовность все равно свело бы на нет все другие осуществленные
мероприятия. Это обстоятельство имело катастрофические последствия,
предопределив все наши неудачи и поражения в начале войны.
Надо учитывать, кроме того, что многое из того, что знают сегодня
историки о планах руководства Германии, не было известно командованию
СССР. Очень часто, когда решения принимаются в критической ситуации и в
сжатые сроки, бывает далеко не все известно не только о противнике, но и о
своих войсках. Поэтому, когда после войны пишут, что были все данные о
намерениях Гитлера напасть на Советский Союз, иногда забывают о том, что
были и другие донесения: до окончания войны с Англией Германия не
начнет агрессию против СССР. Сильно давил также пресс изощренной,
15

хитро задуманной дезинформации со стороны германского руко¬
водства.
Или, например, сегодня, имея под рукой все необходимые данные о
состоянии советских и германских войск, можно, конечно, задним числом
более уверенно судить о наиболее целесообразных действиях на
берлинском направлении в марте—апреле 1945 г. Но совсем в другом
положении был командующий войсками 1-го Белорусского фронта
Г.К. Жуков, которому далеко не все было так ясно, как теперь, особенно по
состоянию контрударной группировки противника, нависавшей с севера
над правым флангом фронта. К тому же историк должен внимательно
проанализировать, были ли готовы к продолжению наступления на Берлин
не только боевые части, но и тылы, какой была обеспеченность
боеприпасами и горючим после продвижения войск фронта на глубину
500—600 км в ходе Висло-Одерской операции, и ряд других обстоятельств.
Когда уже в наши дни начинаешь сличать положение сторон в тех или
иных операциях, то во многих случаях на германских и наших картах они
совершенно различные. До сих пор по-разному сообщаются данные о тех
или иных конкретных решениях, военных действиях, их результатах и
потерях.
Многие карты и схемы стратегической и оперативной обстановки,
положения сторон перед началом и в ходе операции были разработаны у
нас уже после войны. С целью соблюдения "секретности” они были
основательно выхолощены, и на них остались лишь многочисленные
стрелы. Из этих карт и схем нельзя получить представление о группировках
наших войск и сил флотов, нумерации объединений и соединений,
базировании авиации, тыловых органах, пунктах управления и других
данных о положении и состоянии войск. "Секретность" давно уже снята, но
подготовленные сразу после войны карты и схемы продолжают кочевать из
одного издания в другое. Даже историки союзных стран — СССР, США,
Англии, Франции — по-разному описывают одни и те же боевые действия и
операции. Немало было допущено необъективности и предвзятости как со
стороны советских историков, так и специалистов из западных стран,
поскольку история второй мировой войны оказалась одним из полей
"холодной войны".
Учитывая сложившуюся однобокость в военно-исторических
исследованиях, а также дальнейшее углубление и развитие мер
международного доверия, давно назрела необходимость создания научных
центров и коллективов из представителей различных стран (СССР, США,
Франции, Англии, Китая, Германии, Японии, Италии, восточноевропейских
и др.) для совместного исследования проблем второй мировой войны и
выработки согласованных выводов и оценок. Конечно, это будет нелегкая
задача. Потребуются большие усилия и взаимная заинтересованность, чтобы
после стольких лет идеологической непримиримости совместно идти к
поиску исторической истины, созданию "единой истории", добиваться
правдивого освещения событий. Тогда военная история из одного из
источников конфронтации превратилась бы в средство укрепления
сотрудничества между народами и армиями различных стран.
О характере войны, о том, с каким противником мы воевали, желательно
не забывать и при оценке итогов войны, значения нашей победы. Иногда
рассуждают так, будто успешное завершение войны в нашей стране было
чуть ли не автоматически гарантировано. Все чаще раздаются голоса
возмущения, почему мы не победили быстро и легко, зачем нужно было
четыре года воевать, нести такие большие потери и т.д.
Победа не могла быть заранее уготована в войне, где столкнулись два
16

крупнейших государства с непримиримыми идеологиями, противополож¬
ными политическими целями, огромными экономическими и природными
ресурсами, когда каждая из сторон была полна решимости победить и стоял
вопрос о жизни и смерти государств. Это была не обычная война, завер¬
шавшаяся захватом или уступкой какой-то части территории. Ожесточен¬
ность войны и наши потери, особенно среди мирного населения, во многом
предопределялись тотальным характером ведения войны со стороны
фашистской Германии с целью истребления основной массы населения и
полной ликвидации нашей государственности.
После рассмотрения у Гитлера плана окружения Москвы 8 июля 1941 г.
Гальдер в дневнике записал: "Непоколебимо решение фюрера сровнять
Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения
этих городов, которое в противном случае мы потом будем вынуждены
кормить в течение зимы. Задачу уничтожения этих городов должна
выполнить авиация. Для этого не следует использовать танки. Это будет
"народное бедствие", которое лишит центров не только большевизма, но и
московитов (русских) вообще"22. И в свете этого странно слышать
сегодняшние рассуждения некоторых историков и писателей, что с целью
сокращения потерь лучше было бы не оборонять Ленинград, а сдать его. Но
тогда все население этого города было бы уничтожено. В случае сдачи
Ленинграда произошло бы соединение немецких и финских войск, силы
группы армий "Север" были бы переброшены под Москву и тогда, видимо,
удержать столицу не удалось и погибло бы все ее население. В итоге общие
наши потери возросли бы еще больше.
При оценке итогов Великой Отечественной войны особенно остро
поднимается вопрос о цене победы, о наших жертвах во время войны. Из-за
больших потерь ставится под сомнение вообще значимость достигнутой
победы, поскольку мы. мол. победили исключительно за счет того, что
завалили противника своими трупами. Но результаты войны, цена победы —
это прежде всего разгром врага, защита Родины, избавление своего и
других народов от фашистского порабощения. Если бы мы не смогли
победить и потерпели поражение, наша страна утратила бы всё и общие
потери были бы неизмеримо большими. Нет слов, безмерно тяжелы и утраты,
жертвы этой войны, но все же они не такие, как это нередко изображается.
Так. в работе Б.Соколова23. где проанализированы различные послевоенные
публикации о потерях, как и во многих других книгах и статьях, данные о
потерях выводятся не из достоверных источников, а путем различного
рода арифметических вычислений. Порою смешиваются безвозвратные и
санитарные потери (т.е. раненые, которые в большинстве своем
возвращались на фронт).
Иногда в ход идут дилетантские приемы. 7 февраля 1991 г. по
российскому радио выступал некто Витман. заявивший, что под Харьковом в
1942 г. попал в плен чуть ли не миллион наших военнослужащих, в том
числе автор этого заявления. Как же он это определил? Оказывается, очень
просто: подсчитал, за какое время проходила каждая шеренга, колонна
пленных, и умножил это число на количество часов, в течение которых он
эту картину наблюдал. Трудно представить, как можно было в боевой
обстановке собрать в одном месте сотни тысяч людей, чтобы один очевидец
их подсчитал.
Но. безусловно.здадо сказать всю правду о потерях, без чего невозможно
^Г&льдер Ф. Военный дневник, т.2. М., 1969, с. 101.
23
ы Соколов Б.В. Цена победы. Великая Отечественная война; неизвестное об известном.
M., 1991.
17

в полной мере оценить итоги войны и значение достигнутой победы. Надо
самокритично признать и то, что многие домыслы порождаются из-за того,
что не были своевременно опубликованы подлинные данные. Автору этой
статьи совместно с военными и гражданскими специалистами-демографами
пришлось основательно заниматься исследованием документов, анализом и
сопоставлением различных данных, имеющихся у нас и за рубежом, прежде
всего изучением ежемесячных донесений фронтов о потерях.
В результате было установлено, что общие безвозвратные потери
Советских Вооруженных Сил и их союзников — польских, чехословацких, а
с осени 1944 г. — болгарских, румынских войск (75 943 чел.) — к концу войны
составляли 11,4 млн. человек. Фашистский блок потерял 9,3 млн. человек (7,4
млн. человек — Германия, 1,2 млн. — ее сателлиты в Европе, 0,7 млн. —
Япония в Маньчжурской операции), не считая потерь вспомогательных
частей из числа иностранных формирований, воевавших на стороне
фашистов (по некоторым данным — до 500—600 тыс. человек).
При этом безвозвратные потери Советских Вооруженных Сил, включая
войска КГБ, МВД (погибло, умерло от ран, пропало без вести, не вернулось
из плена и небоевые потери), за годы войны с учетом Дальневосточной кам¬
пании составили 8 668 400 человек, в том числе армии и флота — 8 509 300,
погранвойск НКВД СССР — 61 409» внутренних войск МВД СССР — 97 700.
Тяжелейшая часть всех потерь приходится на 1941 — 1942 гг. (3 048 800) вви¬
ду крайне неудачно сложившихся обстоятельств для нас в первом периоде
войны.
Для выяснения подлинных данных о потерях следует иметь в виду и
следующие обстоятельства. Так, при изучении документов военно¬
мобилизационных и репатриационных органов выявлено, что при
проведении мобилизации на освобожденной от оккупации территории СССР
в 1943—1944 гг. в Советскую Армию вторично было призвано 939 700 воен¬
нослужащих, ранее находившихся в плену, в окружении и на ок¬
купированной территории. Кроме того, 1 836 000 человек бывших военно¬
служащих вернулось из плена после окончания войны. Поэтому все
эти военнослужащие общей численностью 2 775 700 человек из общего числа
безвозвратных потерь исключены. Исходя из этого, складывается
количество потерь — 8,6 млн. человек.
В ходе работы пришлось столкнуться с источниками, где эти вторично
призванные в армию, а иногда и люди, возвратившиеся из плена или
оставшиеся за рубежом, зачислялись в наши безвозвратные потери.
При ознакомлении с некоторыми зарубежными материалами мы встрети¬
лись с таким подходом, когда в число наших потерь включались потери
власовцев, бандеровцев и других сражавшихся против Советской Армии на
стороне врага. Причем некоторые из этих людей дважды включались в число
наших потерь. Вначале — как попавшие в плен, а затем — как погибшие. Но
засчитать эти потери надо той стороне, на чьей они воевали.
Нет слов, наши потери огромны, и без боли о них говорить невозможно.
Но тем более грешно добавлять к ним что-то надуманное.
По документальным материалам, в том числе и трофейным, безвозвратные
потери фашистского блока составили 8 658 000 человек (Германии —
7 413 000, ее сателлитов — 1 245 000), из них на советско-германском фрон¬
те — 7 168 000. После окончания войны из Советского Союза было возвраще¬
но из плена 1 939 000 немецких военнослужащих. Таким образом, боевые
потери самой Германии к концу войны составили около 7,4 млн. человек, а с
учетом возвращенных пленных безвозвратные потери составили 5,5 млн.
человек, ее союзников — 1,2 млн. чел., всего 6,7 млн. чел. Безвозвратные
потери Квантунской армии Японии во время боевых действий на Дальнем
18

Востоке в августе — октябре 1945 г. составили 677 700 человек, в том числе
убитыми 83 737. Наши потери в Маньчжурской операции составили 12 тыс.
человек.
В сведениях, опубликованных в ФРГ и других западных странах, данные
о потерях фашистского блока явно занижены. Например, не учитываются
потери союзников Германии — Италии, Румынии, Венгрии, Финляндии,
иностранных формирований, воевавших на стороне фашистской Германии,
тыловых учреждений вермахта, строительных организаций, в которых в
основном работали лица других национальностей (поляки, чехи, словаки,
сербы, хорваты и др.).
Таким образом, если учесть потери вспомогательных частей вермахта,
исключить наши потери, связанные с гибелью военнослужащих в плену, и
взять соотношение потерь за всю Великую Отечественную войну, включая и
Маньчжурскую операцию, то общие боевые потери Советских Вооруженных
Сил и наших восточноевропейских союзников, с одной стороны, и
Германии с ее союзниками — с другой стороны, расходятся не в такой
степени, как это изображается. Через 46 лет после войны неловко говорить о
потерях не только своей, но и другой стороны. Но одно ясно, что
разговоры о том, будто бы наши войска несли в 3—4 раза больше потерь,
чем войска противника, являются несостоятельными.
Вместе с тем надо сказать и о совершенно неоправданных интересами
боевой обстановки жертвах, которых в ряде случаев, безусловно, можно
было избежать. Так, ошибки Сталина в 1941 г. привели к потере более 3 млн.
человек. Упрямство Сталина осенью того же года и несвоевременный отвод
основной группировки войск Юго-Западного фронта за р.Днепр увеличили
наши потери примерно на полмиллиона человек. Просчеты Ставки ВГК,
неумелое руководство со стороны командующих на местах привели к
большим потерям в Крыму и под Харьковом в 1942 г. и в некоторых других
операциях.
К сожалению, в нашей армии существовала и такая практика, когда по
указаниям свыше требовали продолжения практически завершившихся
наступательных операций, несмотря на то, что силы были на исходе, и в
таких бесплодных, неподготовленных и материально не обеспеченных
атаках наши войска порой теряли больше, чем в основной части успешно
проведенной операции.
Наши потери могли бы быть меньше, если бы западные союзники открыли
второй фронт в 1942 или в 1943 г. Кстати, когда сравнивают наши жертвы с
потерями американских или английских войск, то забывают об одном очень
важном обстоятельстве. Судьба войны решалась на советско-германском
фронте, где происходили наиболее ожесточенные сражения. Пользуясь
скованностью германских войск на этом фронте, командование союзников
имело возможность не спешить, могло из года в год откладывать открытие
второго фронта, ту или иную операцию. Но этого не могло себе позволить
советское командование, ибо от ряда сражений — под Москвой,
Сталинградом, Курском и других — уклониться было невозможно. Больше
заинтересованное в быстрейшем окончании войны, оно более
последовательно выполняло и союзнический долг, начиная иногда по
просьбе союзников операции ранее установленных сроков, как это было,
например, с Висло-Од ерской операцией в январе 1945 г.
Интересы дела требуют критического анализа наших потерь. Причем
подход к этому должен быть объективным, с учетом всей сложности
обстановки, которая складывалась во время войны, и высказанных выше
соображений об источниках потерь.
19

Уроки истории и военно¬
историческая подготовка кадров
Познание истории имеет смысл, если оно будет обогащать нас
историческим опытом, помогать извлекать из него необходимые уроки и
делать выводы для более обоснованного решения современных задач.
Иногда говорят, что история не имеет сослагательного наклонения.
События прошлого останутся в том виде, как они совершились. Но ради
извлечения уроков из опыта прошлого военно-историческая наука может
проследить, какими могли быть альтернативные пути развития минувших
событий, памятуя, конечно, при этом об определенной условности выводов,
вытекающих из такого ретроспективного анализа. Такими проблемами
являются анализ возможностей предотвращения второй мировой войны,
вариантов развития событий в случае заключения военного союза западных
стран с СССР или Германией» нападения последней на СССР только после
победы над Англией, других шагов и различных способов действий с нашей
стороны накануне войны и т.д.
И нельзя не согласиться с Д.А. Волкогоновым в том, "что рассмотрение
всего спектра вариантов просто необходимо для того, чтобы понять, как
движется история, как движется общественный процесс, почему проис¬
ходят те или другие события, почему люди реализовывали эту, а не другую
возможность. Ведь именно здесь "школьные классы истории", где она дает
свои уроки"24.
Комплексный подход к историческим событиям, рассмотрение их как
сложных систем диктуют необходимость построения их моделей с
применением не только логических, но и математических методов,
электронно-вычислительных машин, особенно в области военной истории.
Так, моделирование Курской битвы 1943 г. показало, что для германского
командования было более выгодным не наносить фланговых ударов с
целью окружения и уничтожения советских войск на Курском выступе, ибо
здесь были сосредоточены их основные силы и создана прочная
глубокоэшелонированная оборона. Согласно этой модели оказывается, что
германские войска имели больше шансов на успех при нанесении
фронтального удара по острию Курского выступа, где оборона советских
войск была более слабой, с выходом в тыл главным группировкам
Центрального и Воронежского фронтов, оборонявшимся соответственно на
север и юг. В США было проведено весьма поучительное моделирование
Маньчжурской операции 1945 г. и некоторых других операций советских
войск, в результате чего американские ученые сделали ряд важных выводов
для разработки современной воздушно-наземной операции. Такое
моделирование ничего не меняет в сути былых операций, но позволяет
более широко, объективно и всесторонне оценить решения и действия
сторон.
К сожалению, вследствие нашего отставания в области электронно-
вычислительной техники, особенно в общем и специальном математическом
обеспечении, в методах программирования, моделирование операций пока
еще основано главным образом на количественных показателях имевшихся
сил и средств и соотношении сил сторон; не могут учитываться многие
факторы военного искусства и качества подготовки войск.
Несмотря на все это, математические методы исследования прошлых
военных операций являются делом исключительно перспективным. Это
позволит накопить опыт и создать научно-экспериментальную базу для
04
Книжное обозрение, 1988, №33.
20

моделирования и современных операций. Желательно также на базе ЭВМ со
временем создать в архивах, академиях, исторических научных
учреждениях информационные банки цифровых и других данных. Это
значительно облегчило бы работу историков, практических работников,
многократно сократило бы затраты на поиск и получение необходимых
статистических данных.
Извлечение уроков и выводов из. военной истории имеет не только
научное значение. Эта сторона военно-исторической науки близко
соприкасается с практической работой в.Вооруженных Силах.
В связи с этим особенно большое значение имеет более основательное,
глубокое изучение командным составом военной истории и прежде всего
истории военного искусства, строительства и подготовки вооруженных
сил. Это важнейшее условие формирования у офицеров оперативно¬
тактического мышления, без чего не может быть творчества и проявления
подлинно военного искусства.
Однако, к сожалению, военно-историческая подготовка офицерских
кадров явно недооценивается. Когда-то в императорской академии
генштаба история военного искусства была основным предметом, на фоне
которого на базе глубокого анализа прошлых сражений рассматривались
современные для того времени eonpoębi стратегии и тактики. Это позволяло
усваивать их не в застывшем виде, а в процессе постоянного развития
военного искусства. Один из ведущих профессоров академии Г.А. Леер
подчеркивал, что все общие формулы стратегии получают смысл и
содержание только при обширных сведениях из военной истории.
В советских военных вузах, особенно в училищах, изучение военной
истории стало крайне недостаточным и примитивным25. Дело доходило до
того, что в некоторых военных училищах в послевоенные годы историю
военного искусства по совместительству вели преподаватели физпод¬
готовки. Изучение оперативного искусства и тактики в отрыве от истории
их развития и становления привело к формальному заучиванию теорети¬
ческих положений, нормативов и натаскиванию курсантов и слушателей в
решении стереотипных оперативно-тактических задач. Все это крайне
отрицательно сказывается на воинском обучении и воспитании офицер¬
ского состава, особенно в деле формирования у него творческих начал.
В центре, в вузах и в войсках создано много военных музеев, но и они не
отвечают своему назначению. В них все сводится к фотографиям, датам
основных событий, отдельным фактам героизма, чаще всего одних и тех же
известных людей, как правило, не имеющих отношения к данному округу,
вузу, соединению. Но в музеях почти нет материалов по военному
искусству, не известно, какой вклад в его развитие внесли те или иные
объединения или соединения, при которых созданы музеи, где и как, при
участии каких конкретных людей возникали новые способы подготовки и
ведения боевых действий..
У нас нет возможности создавать отдельные музеи по этим вопросам.
Поэтому желательно переоснащать военным содержанием имеющиеся
музеи. Но с этой задачей не могут справиться работники Домов офицеров.
Только под руководством командующих, офицеров штабов» при активном
25 В русской академии генштаба на изучение военной истории отводилось 25Х, а вместе с
курсом стратегии и тактики, который сводился в основном к анализу прошлых сражений, —
40 X учебного времени; в Вест-Пойнте (США) в настоящее время — 14Х; в Военной академии
Генштаба Вооруженных Сил СССР им. К.Е. Ворошилова в 1946—1947 гг. было 12,5Х, на 1991 г —
4Х (95 часов из 2400), а Военной академии им. M.B Фрунзе — 4Х; в военных училищах — 0,5Х
учебного времени.
21

участии военных историков, ветеранов войны можно создать музеи,
способные внести свой вклад в дело военно-исторического образования,
патриотического и воинского воспитания офицеров и всего личного
состава.
Для углубления исследований истории Великой Отечественной войны и
оживления военно-исторической работы в целом наряду с повышением
координирующей роли Института военной , истории желательно
активизировать научную и военно-патриотическую деятельность кафедр
истории войн и военного искусства военно-учебных заведений, особенно
академий, всех военных историков, ветеранов Великой Отечественной
войны, участников войны в Корее, афганской войны и других военных
событий.
Важной остается проблема подготовки военных историков нового
поколения. Несмотря на те или иные упущения и недостатки, старшее
послевоенное поколение ученых — военных историков немало сделало для
обобщения и систематизации опыта Великой Отечественной войны и других
войн ХХв. Среди них хотелось бы назвать В.И. Ачкасова. Н.Н. Азовцева.
В.А. Анфилова. Л.Г. Бескровного. Е.А. Болтина. Д.А. Волкогонова. Ф.Д. Во¬
робьева. А.И. Готовцева. В.И. Дашичева. И.С. Исакова, А.М. Еремеева, П.А. Жи¬
лина. В.М. Кулиша. И.С. Короткова. П.Д. Коркодинова. ГА. Куманева.
В.М. Кравцова. Г.С. Кравченко. М.М. Минасяна, А.Н. Мерцалова, В.П. Морозо¬
ва, А.С. Орлова, Н.Г. Павленко. С П. Платонова, Р.М. Португальского, И В. Па-
ротькина. Д.М. Проэктора, Е.А. Разина, О.А. Ржешевского, А.М. Самсонова,
М.И. Семирягу. А.А. Строкова, Б.С. Тельпуховского, И.В. Тихановича.
С.А. Тюшкевича, Г.Т. Хорошилова, Е.А. Шиловского, Н.Н. Яковлева и др.
Часть наших заслуженных военных историков отошла в мир иной, другая
часть уже в солидном возрасте. Но не так-то просто поднимается им на
смену новое поколение историков. Подготовка будущих исследователей
военной проблематики грешит многими изъянами. Прежде всего слабо
стимулируется и популяризируется труд уже состоявшихся военных
историков. Пагубно сказывалась обстановка в области военной истории,
когда в военно-исторической науке доминировали не авторитет ученого
или знающего человека, не научные аргументы и факты, а зачастую
некомпетентные суждения высших должностных лиц и идеологических
охранителей официальных установок. Низкая военно-историческая
культура многих руководящих кадров, отсутствие постоянной практики
обращения к прошлому опыту в процессе оперативной и боевой подготовки
притупляют интерес к военной истории и у всего офицерского состава.
В целом такая атмосфера не способствовала утверждению авторитета
исторического знания, наиболее принципиальных и подготовленных
ученых. В условиях подавления инакомыслия не могли формироваться и
развиваться военно-исторические школы различного направления, где
воспитывались бы молодые историки. В таких условиях в военно¬
историческую науку проникает много серости и посредственности, которая
хоть как-то может проявить себя лишь на базе конъюнктурное™ и научной
нетребовательности. В результате качество отбора и подготовки военных
историков снизилось. Написаны и защищены многие диссертации и
монографии на военно-исторические темы, но среди них крайне мало
глубоких и оригинальных исследований. А в последние годы мы пока
получаем больше резких обвинений в адрес написанного в прошлом, но
крайне мало приобретаем новых исторических знаний. Не говоря уже о том.
что многие книги написаны казенным, "суконным" языком, без какой-либо
самостоятельной мысли и поэтому читаются с трудом и не вызывают
интереса у читателя.
22

Развитие и подъем военно-исторической мысли тормозятся трудностями
в публикации даже тех немногих работ, которые отличаются хорошим
содержанием. Военные журналы и газеты все больше гоняются за авторами
с большими должностями, известными именами, титулами и всячески
чураются "рядовых” и особенно молодых историков, хотя нередко именно
они пишут статьи для именитых авторов. Воениздат, превратившийся в
“Политиздат", крайне мало и неохотно издает не только военно-истори¬
ческую, но и вообще военную литературу. Характерно, что даже К.М. Симо¬
нову не удавалось печататься в Воениздате, хотя мало кто столько сделал
своим творчеством для воспитания офицеров, как этот замечательный
писатель.
Казалось бы, именно сейчас открылись возможности для создания
объективных, правдивых воспоминаний о войне оставшимися в живых
ветеранами войны, но многие издательства потеряли интерес к этому
важному историческому жанру.
Формированию одаренных военных историков не способствует и
утвердившийся среди определенной группы историков кастовый взгляд,
согласно которому настоящим историком можно считать только того, кто
всю жизнь специализируется только в области военной истории. Трудно с
этим согласиться. Как показала жизнь, военному историку нужно получить
прежде всего хорошее образование, пройти хотя бы минимально
необходимую военную службу. Не всякий генерал, как и офицер, может
обладать способностями, необходимыми для военного историка, и,
наоборот, следует иметь в виду, что офицерам, адмиралам и генералам,
занятым практической работой в крупных штабах, преподавательской
деятельностью в академиях, приходится много и основательно заниматься
и изучением вопросов военной истории для более глубокого понимания
решаемых проблем. Примером в этом отношении может служить такое
глубокое, уникальное историческое исследование, как "Мозг армии", автор
которого Б.М. Шапошников обладал широкой эрудицией в гражданской и
военной истории.
Теперь, когда так много упущено и так много предстоит сделать в
строительстве и подготовке армии и флота, нужно возрождать авторитет и
научную значимость военно-исторических знаний. Ибо легковесное
отношение к прошлому, поверхностные суждения о нем служат дурным
примером новому поколению военных специалистов, порождая излишнюю
самоуверенность и дилетантизм в решении современных сложнейших задач.
Принимая во внимание актуальность изучения истории Великой
Отечественной войны, научная общественность надеется, что в ближайшее
время будет широким фронтом развернута работа с целью правдивого ее
освещения. На наш взгляд, следовало бы подготовить и опубликовать
коллективный труд в виде очерков о войне, серию монографических
исследований по кардинальным проблемам истории войны, выступить с
исследовательскими статьями в научных журналах, активно проводить
дискуссионные научные конференции, симпозиумы и "круглые столы" с
участием широкого крута специалистов, включая и зарубежных. Не
хотелось бы, чтобы надолго откладывалось и написание 10-томной истории
Великой Отечественной войны. Разумеется, первостепенное внимание
следует уделять публикации новых документов и архивных материалов.
Выполнение этой задачи заслуживает особого внимания. Следовало бы
продумать вопрос о целесообразности образования общества военных
историков с целью объединения их усилий для решения важнейших
научных проблем, выдвигаемых жизнью. Очень ценны предложения
академика А.М. Самсонова по углублению изучения и пропаганде истории
23

второй мировой войны, опубликованные в газетах "Известия" 22 ноября и
"Красная звезда" 28 ноября 1991 г.
Нам нужна подлинная историческая наука, которая бы помогала
извлекать уроки из прошлого опыта и без новых трагических ошибок решать
сложнейшие проблемы сегодняшнего и завтрашнего дня. Создание
подлинно творческой атмосферы явится важнейшей предпосылкой для
появления новых оригинальных идей и концепций в области изучения
истории Великой Отечественной войны.
24

© 1992 г.
Членмсорр. РАН Ю.А. ПИСАРЕВ
СОЗДАНИЕ ЮГОСЛАВСКОГО ГОСУДАРСТВА в 1918 г.:
УРОКИ ИСТОРИИ
Сейчас, когда весь мир взбудоражили грозные события в Югославии,
важно вспомнить, как произошло создание югославского государства в
конце первой мировой войны, какие задачи в ту пору стояли перед
объединившимися в единую державу народами и попытаться ответить на
вопрос*, существовали ли уже тогда причины для нынешнего конфликта,
или, напротив, то, что происходит сегодня, является порождением
сепаратизма отдельных частей Югославии, а в 1918 г. были заложены основы
для существования жизнеспособного и правового государства.
ПРЕДЫСТОРИЯ ВОПРОСА
Государство Югославия образовалось в результате объединения ряда
югославянских земель. Среди них были как независимые государства —
Сербия, Черногория, так и земли, входившие в состав Австро-Венгрии —
Хорватия, Босния и Герцеговина, Словения и др.
Долгим был путь югославянских народов к государственной незави¬
симости.
28 июня 1389 г. на Косовом поле полегла армия средневекового
сербского государства, разбитая полчищами войск турецкого султана
Мурада I. С тех пор на долгие столетия над Сербией опустилась темная
ночь чужеземного господства. Только в 1878 г., после опустошительных
войн с турками, Сербия окончательно обрела независимость.
Черногория в течение ряда столетий отстаивала независимость в войнах
против Османской империи и лишь после русско-турецкой войны 1877—
1878 гг. укрепила свою государственность.
Что касается Хорватии и Словении, то они еще в средние века потеряли
самостоятельность. Хорватия в 1102 г. была включена в состав Венгерского
королевства на началах личной унии, а в XVI в. сама Венгрия попала под
власть Габсбургов. Тогда же стали принадлежать Габсбургам и территории,
где проживали словенцы. В 1867 г. Австрийская империя была поделена на
две части: австрийскую, или Цислейтанию, и венгерскую, или Транслей-
танию, условные границы между которыми проходили по реке Лейте. Обе
эти части формально были равны, хотя на самом деле Австрия имела ряд
преимуществ перед Венгрией. В состав австрийской части входили Сло¬
вения, Истрия, Штирия, Каринтия, в состав венгерской — Хорватия,
Славония, Далмация. Население этих земель было смешанным; сербы испо¬
ведовали, как и их собратья в Сербии, православие, хорваты и словенцы —
католичество.
В 1868 г. между Венгрией и Хорватией было подписано дополнительное
соглашение — так называемая "нагодба", которое предоставило последней
дополнительные права, не имевшиеся в других югославянских землях.
Хорватия сохранила свое историческое название "Королевство Далмация,
Хорватия и Славония", получила право избирать местный парламент —
25

Cd6op, создавать свое правительство во главе с носителем государственной
власти — баном. Хорватия посылала своих представителей в венгерский
парламент, имела национальное знамя, государственный герб, местные
органы самоуправления. Однако она так и не стала независимым госу¬
дарством, во многом находясь в подчинении у Венгрии. Корона, помимо
бана, назначала в Хорватию своего представителя — наместника или коро¬
левского комиссара, венгерский парламент мог приостановить любой закон,
принятый хорватским Сабором, а фискальный аппарат, жандармерия и
высшее чиновничество состояли только из венгров. Хорватия не имела
своей армии, была лишена права вести международные дела1.
Еще меньше прав было предоставлено югославянским областям в
Цислейтании. Население Словении, Истрии, Штирии и других земель
избирало свои местные законодательные парламенты — ландтаги и
исполнительные органы власти, но находилось под верховным контролем
со стороны наместников, которые назначались Веной2. Существовало нера¬
венство в нормах представительства в австрийский рейхсрат. Словения
фактически не участвовала в работе австрийского правительства.
Нелегко складывалась судьба и боснийцев и герцеговинцев. Еще в XV в.
Босния и Герцеговина были завоеваны турками, в 1878 г. оккупированы
Австро-Венгрией, а в 1908 г. окончательно включены в ее состав. Население
Боснии и Герцеговины (большую часть его составляли отуреченные сербы,
называвшиеся "мусульманами") было ущемлено в своих гражданских правах.
Эти области назывались рейхсландом и находились под юрисдикцией как
Австрии, так и Венгрии. Верховная исполнительная власть в стране
принадлежала генерал-губернатору, который являлся одновременно и
командующим военным округом. Компетенция местных властей крайне
ограничивалась, провинциальный парламент — Сабор в Боснии — был соз¬
дан только в 1910 г.
Обретение свободы и независимости, возрождение государственности
стало задачей многих югославянских народов.
Система дуализма все более отживала свой век. Она тормозила развитие
производительных сил и вызывала недовольство югославянских полити¬
ческих партий. Только правивший в Хорватии блок — Хорвато-сербская
коалиция — продолжал поддерживать соглашение 1868 г.» остальные пар¬
тии выступили за пересмотр этой системы, склоняясь к триализму, т.е. к
предоставлению югославянским территориям равных прав с Австрией и
Венгрией. Эти требования носили половинчатый характер, так как партии
югославянских земель не поднимали вопрос о создании независимого госу¬
дарства, ограничиваясь его решением в рамках монархии Габсбургов. На
реформистских позициях стояли и социал-демократические партии Хорва¬
тии, Славонии, Словении и Боснии и Герцеговины. Их программные
положения также не шли дальше требований о расширении культурно¬
национальной автономии югославянских территорий.
Существенные изменения в политические программы югославянских
партий стали вноситься лишь в ходе первой мировой войны, углубившей
кризис дуалистической системы.
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА И ЮГОСЛАВЯНСКИЙ ВОПРОС
Первая мировая война привела к новой расстановке политических сил на
Балканах. Болгария присоединилась к Центральной коалиции, Сербия и
1 КрстиЪ В. Хрвато-угорска нагодба 1868. Београд, 1969, с. 424.
2 Loncar D. Politicke zivlenje slovencev. Ljubljana, 1921, s. 3—84.
26

Черногория — к Антанте, Румыния и Греция объявили о соблюдении ими
нейтралитета. Сербия, подвергшись нападению Австро-Венгрии, повела
освободительную войну, защищая свою независимость. 7 декабря 1914 г. она
приняла Нишскую декларацию, в которой сформулировала цели войны. В
этом документе заявлялось, что Сербия будет воевать за освобождение "еще
неосвобожденных югославянских территорий Австро-Венгрии"3.
Война явилась катализатором исторических процессов в Австро-
Венгрии. Уже само вступление в войну слабо подготовленной к военным
действиям дунайской империи и поражения на фронте, которые она
понесла после первых же боев, рассеяли многие иллюзии югославянских
политических партий о возможности осуществления задуманных преобра¬
зований.
Пораженческие настроения появились даже среди правящих кругов
империи. Граф Оттокар Чернин, будущий первый министр и министр
иностранных дел (1916-—1918 гг.), считал вступление империи в войну
"самоубийством". "Нельзя предвидеть, — писал он, — в какую форму вы¬
лилось бы распадение монархии, если бы удалось избежать войны. Но оно,
несомненно, было бы менее ужасно. Мы были обречены на гибель и должны
были умереть. Но вид смерти мы могли бы выбрать, а мы выбрали самую
мучительную смерть"4.
Сходной точки зрения придерживались многие. В Хорватии одна из
ведущих политических организаций —* Хорватская партия права Анте
Старчевича, названная так по имени ее основателя, уже осенью 1914 г.
выступила с предложением о заключении перемирия. 13 октября в органе
партии газете "Хрват" была напечатана статья "Ф.М. Достоевский о войне", в
которой приводились отрывки из "Дневника писателя". Великий русский
писатель беспощадно бичевал воинственный прусский шовинизм 70-х годов
XIX в. и осуждал политику Бисмарка. Газета задавала вопрос: нужны ли
Австро-Венгрии завоевания, за которые придется платить кровью мил¬
лионов людей?5
В Словении с антивоенными произведениями выступили писатели Иван
Цанкар и Отон Жупанчич6. Они избрали жанр аллегорических сказаний. Так,
Цанкар в небольшой, но исключительно сильной по воздействию
исторической повести-легенде "Король Матьяш" представил славянский
народ в образе древнего героя, который страстно ждет окончания войны и
мечтает об освобождении от чужеземного ига7.
В Боснии и Герцеговине с протестом против нападения Австро-Венгрии
на Сербию выступили писатели Иво Андрич, Алекса Шантич, Светозар
Чорович и др.
В ряде районов Австро-Венгрии» прежде всего в тех, где проживало
сербское население —* в Боснии и Герцеговине, Бачке, Сирмии (Среме),
Банате и Славонии, наблюдался переход крестьян и молодежи на сторону
Сербии. Только в 1914 г. в сербские войска вступило 35 тыс. добровольцев8.
Большую тревогу в Австро-Венгрии вызвало поражение ее войск в
декабре 1914 г. от сербов в битве на реке Колубаре. В этих сражениях
австро-венгерские войска потеряли почти треть своего состава9. "Во время
о
° Српскеновине,8.ХП.1914.
4 Czernin О. Im Wdtkriege. Berlin, 1919.
5 Hrvat, 13.Х. 1914.
8 БошковиЬ М. На врелима слободе. Цетин»е, 1960, с. 88—90.
7 Cankarl. Kralj Matjaz. —Pripovetike. Beograd, 1956, s. 99-102.
8 Поповой H. Односи Cp6wje и Pycwje у првом светском рату. Београд, 1977.
9 ПлвловиЬ Битка на Колубари. Београд, 1938, с. 41—42.

Колубарской битвы, — писала английская газета "Морнинг пост”, — целые
батальоны австро-венгерских войск отказывались воевать”10 11. Наблюдались
случаи, когда войска, состоявшие из сербов Венгрии, не шли в бой даже под
угрозой расстрела. "Австрийцы» — писал временный поверенный в делах
России в Сербии В.Н. Штрандтман, — расстреливали артиллерийским огнем
свои поспешно отступающие части”11. Венгерский публицист Мадьяр Лайош
писал, что уже осенью 1914 г. в австро-венгерских войсках произошел
"психологический надлом”, успехи сербского и русского оружия развеяли
миф о возможности легкой победы имперской армии”12. Военные поражения
австро-венгерских сил следовали одно за другим. В 1916 г. они понесли
сокрушительный урон в ходе Брусиловского наступления. К 1917 г. в
русском плену оказалось до 3 млн. солдат и офицеров австро-венгерской
армии, причем значительная часть сдалась в плен добровольно Временные
успехи Центральной коалиции в конце 1915 г. на сербском фронте не
сгладили общего впечатления о слабости вооруженных сил дунайской
империи*, они были достигнуты благодаря германским войскам.
Впервые за годы войны значительная часть политических и общест¬
венных деятелей Хорватии, Словении и Далмации стала ориентироваться на
победу в войне Сербии и держав Антанты. Еще в 1915 г. в Париже была
создана организация эмигрантов из Австро-Венгрии — Югославянский
комитет, переехавший вскоре в Лондон, где развернул широкую анти-
австрийскую кампанию13. Комитет, во главе которого стоял видный
общественный деятель Хорватии доктор Анте Трумбич, основал свои
филиалы в Швейцарии, России, Франции и в странах Северной и Южной
Америки. Он установил связи как с политическими партиями в самой
Австро-Венгрии, так и с сербским правительством. Комитет провозгласил
единство трех югославянских народов — сербов, хорватов и словенцев,
назвав их одной нацией с тремя именами, и высказался за возможность их
объединения в независимое государство вне рамок монархии Габсбургов.
Югославянские партии в самой Австро-Венгрии продолжали стоять на
прежних позициях сохранения монархии, не поднимаясь выше требований
о создании территориально-национальной автономии.
Большое влияние на эти партии оказала Февральская революция в России.
Правящие круги Австро-Венгрии были потрясены и напуганы легкостью
уничтожения российской монархии. Встревожен был и сам император.
Генерал-губернатор Боснии и Герцеговины генерал Стефан Саркотич
записал в дневнике 19 марта 1917 г.: "Вчера был у юного императора,
который сказал, что мысли о мире занимают его день и ночь... Перейдя к
разговору о русской революции, он сказал, что оценивает ее как событие,
последствия которого трудно предвидеть”14. "Русская революция, —
констатировал Чернин в секретном докладе Карлу Габсбургу 12 апреля, —
влияет на наших славян”15.
Даже наиболее консервативные лидеры югославянских партий были вы¬
нуждены признать, что после свержения в России царизма управлять стра¬
ной старыми методами стало невозможно. ”В наше время, — констатировал
один из функционеров Словенской народной партии (клерикалов),
10 Morning Post, 19.ХП.1914.
11 АВПР, ф. Канцелярия, 1914, д. 107, л. 157. В.Н. Штрандтман — С.Д. Сазонову, Ниш, 8.Х.1914.
12 История венгерского революционного рабочего движения, т. I. М„ 1970, с. 111.
13 Sępić D. Sprska vlada i pocid Jugoslovenskog odbora. — Historijski zbomik, 1960, № 1—3.
14 Drzani aihiv Hrvatske (далее — DAH), f. Dnevnik Sarkotica, 19.Ш.1917.
15 Czernin О. Op. cit., S. 404.
28-4^

люблянский епископ Антон Еглич Бонавентура, — растут ряды демокра¬
тического направления, усиливается влияние русской революции... Нам
необходимо менять свои старые методы"16. Еглич отмечал, что большое
влияние на югославян оказало программное положение Временного прави¬
тельства России о предоставлении народам права на самоопределение.
Идеей сепаратизма, заявил он, может воспользоваться "сербская про¬
паганда". Еглич призвал к расширению автономии Словении и других
национальных земель Австро-Венгрии17.
Лидеры Словенской народной партии Янез Крек и Антон Корошец
выступили с предложением рассмотреть вопрос о присоединении к Сло¬
вении Хорватии и предоставлении вновь созданному объединению тех же
прав, какие имеют Австрия и Венгрия.
30 мая Корошец зачитал в рейхсрате программную декларацию партии, в
которой были выдвинуты положения об объединении в рамках монархии
всех территорий, населенных словенцами, хорватами и сербами. "Майская
декларация" — так назывался этот документ — была шагом вперед по
сравнению с прежними программами партии, но и она еще не выдвигала
требований об отделении Словении и других земель от монархии Габсбур¬
гов. Идентичный характер имели и программы политических партий
Хорватии. Все эти организации продолжали стоять на позиции сохранения
дунайской империи. Коренные изменения политической линии буржуазных
югославянских партий произошли лишь в самом конце войны.
Значительное влияние на эти партии оказала Октябрьская революция в
России, особенно выдвинутые ею положения о заключении всеобщего
демократического мира без аннексий и контрибуций и о праве наций на
самоопределение вплоть до государственного отделения. 12 ноября
хорватская газета "Народне новине" опубликовала статью под заголовком
"Мирные предложения России", в которой поднимался вопрос о
возможности осуществления этих лозунгов и в Австро-Венгрии. На
следующий день аналогичная статья появилась в органе Социал-
демократической партии Боснии и Герцеговины газете "Глас слободе", а 14
ноября — в газете "Дом", выпускавшейся в Загребе популярной в Хорватии
Народной крестьянской партией Степана Радича. В статье "Новый этап
русской революции" газета отмечала, что Россия вышла из войны, приняла
декрет о передаче земли крестьянам и провела в жизнь ряд мер в пользу
трудящихся. Вскоре Народная крестьянская партия была переименована в
"республиканскую".
В Словении также происходили перемены. Лидер Словенской народной
партии Антон Корошец внес 8 декабря в австрийском рейхсрате
интерпелляцию о правомерности сохранения в империи устаревшей
системы дуализма. "Можно ли считать, что в Австрии имеется равенство и
свобода, если австрийцы, составляющие меньшинство населения, имеют
большинство мандатов в рейхсрате, тогда как славяне почти лишены
представительства, хотя они и превосходят австрийцев по численности?" —
спрашивал он. Другой функционер этой партии В. Спинчич заявил: "Мы не
хотим власти немцев, венгров или итальянцев. Мы вообще не хотим никакой
чужой власти. Мы хотим свободы нации"16.
18 декабря Чешский союз, югославянская фракция и украинская фракция в
рейхсрате выступили с совместным требованием о включении их предста-
16 Vatilkan i Jugoslavia, |mj. 1. Beograd, 1953, s. 165.
17 UienicnikA. Um die Jugoslavia. Eine Apologie. Laibach, 1918, S. 18.
18 Slenographische Protokolle iiber die Sitzungen des Hauses der Abgeordneten des osterreichischen
Reichrates in den Jahren 1917—1918, Bd. I—V. Wien, 1917—1918, S. 2515—2518, 2483—2484.

вителей в состав австро-венгерской делегации на Брест-Литовских мирных
переговорах с Советской Россией. "Мы хотим, — говорилось в этом
заявлении, — чтобы мир был заключен между народами и народами"19.
Австро-венгерскому правительству с трудом удалось задержать дальней¬
шее развитие кризиса в стране. Однако в октябре 1918 г. он разразился с
новой силой. Основной его причиной стали катастрофические поражения
австро-венгерской армии на фронте и революционные движения народных
масс в тылу. В литературе20 сравнительно подробно описаны оба
исторических события: 3 ноября капитулировала австро-венгерская армия,
10 ноября была свергнута монархия в Австрии, 16 ноября —- в Венгрии.
Империя Габсбургов прекратила свое существование, на ее развалинах
стали создаваться национальные государства.
КОРФСКАЯ ДЕКЛАРАЦИЯ - НОВАЯ ПРОГРАММА СОЗДАНИЯ
ЮГОСЛАВЯНСКОГО ГОСУДАРСТВА
В это время Сербия, напротив, консолидировала свои силы, а ее армия,
перейдя 15 сентября 1918 г. в наступление на Салоникском фронте,
приступила к освобождению родины, оккупированной в 1915 г. странами
Центральной коалиции. В тылу у оккупационных войск развернулось осво¬
бодительное движение сербского и черногорского народов. В конце
сентября капитулировала Болгария, где вспыхнуло восстание солдатских
масс. 1 ноября в освобожденную столицу Белград вступили сербские вой¬
ска, которые, развивая наступление, начали освобождать Воеводину,
Черногорию, продвинувшись к границам Хорватии.
К этому времени сербское правительство разработало новую программу
решения югославянского вопроса, согласовав ее с эмигрантским Югосла¬
вянским комитетом. По Корфской декларации, подписанной 20 июля 1917 г.
председателем Совета министров Сербии Николой Пашичем и предсе¬
дателем Югославянского комитета Анте Трумбичем, предусматривалось
создание объединенного югославянского государства, в состав которого
должны были войти Сербия, Черногория и югославянские земли Австро-
Венгрии: Хорватия, Сербия, Словения, Босния и Герцеговина и остальные.
Главой государства предполагалось, избрать представителя сербской
династии Карагеоргиевичей, а само государство назвать "Королевство
сербов, хорватов и словенцев".
Корфская декларация исходила из принципа соблюдения конститу¬
ционных прав и политических свобод и полного равенства трех народов —
сербов, хорватов и словенцев, признавала свободу вероисповедания: пра¬
вославного, католического и мусульманского (для отуреченных сербов).
Согласно декларации верховная законодательная власть осуществлялась
общегосударственным парламентом — Народной скупщиной, избираемой
всем населением страны на основе равного и всеобщего избирательного
права при прямом и тайном голосовании. Исполнительная власть, по
декларации, принадлежала правительству, ответственному перед монар¬
хом, а на местах — органам самоуправления.
В Корфской декларации, однако, отсутствовал ряд важных положений.
Так, в ней обходился вопрос о правах национальных меньшинств —
македонцев, албанцев, венгров и других народов. Ничего не говорилось и о
компетенции органов местного самоуправления, отсутствовал пункт о
19 Ibid., S. 2708—2712.
20 См. Рубинштейн ЕН Крушение Австро-Венгерской монархии. М.» 1963; Турок В.М. Очерки
истории Австрии 1918—1929. M., 1970.
30

правах парламентов и правительств Хорватии, Словении. Далмации и
других национальных областей. В документе не было уточнено положение
о прерогативах монарха, а вопрос о формировании законодательной власти
был отложен до созыва Учредительного собрания.
Наряду с Корфской декларацией в югославянских землях Австро-Венгрии
в конце войны существовали другие программы решения югославянского
вопроса, отличавшиеся меньшим радикализмом' взглядов. Военное пора¬
жение монархии Габсбургов и разразившаяся в стране революция заставили
югославянские буржуазные партии поставить вопрос о взятии власти.
"ГОСУДАРСТВО СЛОВЕНЦЕВ, ХОРВАТОВ И СЕРБОВ"
Первыми к выполнению этой задачи приступили партии Словении. 16
августа 1918 г. они образовали Народный совет, большинство в котором
принадлежало Словенской народной партии (клерикалов). 5 октября в
Загребе возникло Народное вече Хорватии, ставшее представительным ор¬
ганом всех югославянских земель и получившее функции коорди¬
национного центра. Буржуазные органы власти возникли также в
Далмации и Боснии и Герцеговине, а в Бачке. Банате и Среме, где проживали
многие национальности, был создан не один, а несколько национальных
комитетов — хорватский, сербский, венгерский и румынский.
Долгое время центральное и местные народные вече не приступали к
выполнению непосредственных функций, выжидая, как будут развиваться
события, продолжая сотрудничать с австро-венгерскими властями. В
Хорватии главой правительства стал бывший бан Михалевич, в Боснии и
Герцеговине продолжал числиться в командующих военного округа
генерал-губернатор провинции генерал Саркотич. Монархия Габсбургов в
свою очередь до последнего момента пыталась удержать власть. 16 октября
император Карл издал манифест о превращении Цислейтании в федерацию,
не распространив этот рескрипт на Транслейтанию. Это половинчатое
решение не могло удовлетворить ни Австрию, ни Венгрию, ни тем более
югославянские народы. Оно вело к фактическому разрыву исторических
связей. Оказался неприемлемым манифест Карла Габсбурга и для держав
Антанты и США. Президент США Вильсон заявил 18 октября, что теперь уже
поздно играть в федерализм — народы хотят получить полную незави¬
симость21.
О разрыве с Австро-Венгрией заявили национальные комитеты: югосла¬
вянский. чешский, польский, галицийско-украинский и румынский. 29 ок¬
тября Народное вече в Загребе выступило с официальной декларацией о
готовности взять власть в свои руки. Это решение поддержала Хорвато¬
сербская коалиция, ранее сотрудничавшая с венгерским правительством,
после чего Народное вече провозгласило создание "Государства словенцев,
хорватов и сербов", заявив, что оно распространяет свою власть на все юго¬
славянские земли бывшей Австро-Венгрии. "Государственный переворот",
так называют его в буржуазной историографии, произошел мирным путем,
без участия широких народных масс. Исполнительная власть была передана
из рук в руки старым аппаратом габсбургской монархии. На сторону
Народного вече перешли многие высшие офицеры австро-венгерской армии
и чиновники венгерской королевской службы22. В ведение Народного вече
была передана военно-морская база в Поле, которой командовал адмирал
Миклош Хорти, будущий диктатор Венгрии23.
21 Mamatey V.S. The United States and East Central Europe. 1914—1918. Princeton, 1957.
22 DAH, f. Narodno vijebe, 1918, fz. 1, № 1—2.
23 Hrvatska DrSava, 25.X.1915.

Народное вече не высказалось о своем отношении к свержению монархии
Габсбургов, ограничившись заявлением об отделении от Австро-Венгрии.
Новые органы власти были учреждены не демократическим путем при
помощи всенародных выборов, а сверху —• самими буржуазными партиями,
кооптировавшими в них своих представителей. Председателем Народного
вече стал лидер словенских клерикалов Антон Корошец, заместителем
председателя — лидер Хорвато-сербской коалиции Светозар Прибичевич,
серб по национальности.
По своему социальному составу Народное вече явилось представи¬
тельством крупной и средней хорватской, словенской и сербской буржуа¬
зии и интеллигенции. Оно получило поддержку этих слоев, оказавших
новой власти финансовую помощь в виде бессрочного займа в 1 млн. крон.
Поддержала Народное вече и католическая церковь (православная воз¬
держалась). О своем сотрудничестве с буржуазной властью заявили социал-
реформисты, которые, однако, получили в административном аппарате
второстепенные места. Левые социалисты Хорватии, Словении и Боснии и
Герцеговины, напротив, отказались от контактов с буржуазной властью и
стали поддерживать загребский Рабочий совет. Они имели также влияние в
ряде местных органов управления в Риеке (Фиуме), Карловаце, Осиеке,
Пакраце, Вараждине и в других местах Хорватии24.
Созданное "Государство словенцев, хорватов и сербов" (Государство
СХС) оказалось нежизнеспособным. Оно просуществовало всего один месяц
и два дня и не смогло выполнить ни одного своего обещания. Задуманная
аграрная реформа так и не была проведена, социальные мероприятия в
пользу трудящихся были объявлены, но не осуществлены, провозглашенные
выборы в местные органы власти не состоялись. Народное вече словенцев,
хорватов и сербов не получило официального международного признания.
Только два правительства — Венгрии и Сербии — прислали в Загреб своих
представителей, которые не имели, однако, официального статуса.
Народному вече не удалось выйти из войны. 31 октября оно объявило о
соблюдении нейтралитета, но державы Антанты и США продолжали войну
вплоть до капитуляции Австро-Венгрии. Италия участвовала в оккупации
Далмации и Хорватского Приморья и после нее. ссылаясь на Лондонский
договор 1915 г., по которому эти земли были признаны итальянской сферой
влияния.
Местные народные вече не подчинялись центральному. Яркую картину
деятельности Народного вече в г. Нови Сад нарисовал один из его членов
М.Петрович. В воспоминаниях он писал-. "Государственные власти
перестали существовать, а местные были бессильны... Мы собирались
ежедневно в 4—5 часов вечера. Каждый говорил, что хотел и сколько хотел»
подчас даже о том, о чем сплетничали в городе. Кто-то из нас заметил, что
если бы в комитет кооптировали писателя Бранислава Нушича, то для него
нашелся бы блестящий сатирический материал"25.
В государстве продолжала царить анархия» вызванная войной и
революцией. В отдельных районах вместо распавшейся австро-венгерской
армии действовали отряды повстанцев. "Люблянский Народный совет, —
вспоминал словенский публицист А. Препелух-Адбитус, — располагал не
более чем сотней солдат и офицеров. Пойманные и задержанные днем
солдаты, возвращавшиеся с фронта, ночью расходились по своим селам.
24 Храб&к Б. Соци)алдемократи Хрватске, Славонце, Срема и Истре у "преврату” 1918. —
Зборник HCTopwjcKor института Славонце, № 9. Славонски Брод, 1972, с. 111 —153.
25 Петровым. Београд или Загреб? Успомене. — Летопис матице српске, св. 3. Нови Сад,
1951, с. 196—201.
32 \

Стража, поставленная с вечера, исчезала Бог знает куда. Утром находили в
караульном помещении только прислоненную к стене винтовку”26.
4 ноября началось вторжение итальянских войск в Далмацию. Истрию.
Хорватское Приморье. Итальянцы захватили военно-морской флот, ба¬
зировавшийся в гавани Пула, а также порты Триест. Котаро, Задар и Сплит и
стали угрожать главному городу Словении Любляне.
Народное вече обратилось с просьбой к Сербии. Англии. Франции и США
послать свои войска на побережье Адриатического моря, чтобы нейт¬
рализовать действия итальянцев. Оно преследовало и другую цель —
помешать развитию революционного движения в стране. Отвечая на призыв
Народного вече, государственный секретарь США Роберт Лансинг писал:
"Необходимо применить пункт 4-й соглашения о перемирии (с Австро-
Венгрией. — ЮЛ), так как только оккупация союзниками бывшей Австро-
Венгрии может приостановить движение, которое, как и в России, угрожает
основам общества"27.
Для укрепления обороны "государства" из Сербии в Загреб была прислана
военная миссия во главе с полковником Душаном Симовичем. будущим
военным министром Югославии. Он сформировал отряд войск, принявших
участие в обороне Любляны, Подравине и Штирии, предотвратив оккупацию
этих районов не только итальянскими, но и австрийскими войсками28.
В ноябре Пашич предпринял попытку обсудить с представителями
Народного вече и Югославянского комитета вопрос о создании сов¬
местного правительства. С этой целью он приехал в Женеву, где встретился
с Корошецем и Трумбичем. В ходе переговоров, состоявшихся 6—10 ноября,
была достигнута договоренность об образовании временного правительст¬
ва в Париже для последующего обсуждения вопроса о создании коа¬
лиционного кабинета с союзниками29.
Однако это решение не было осуществлено. Против него высказались обе
стороны: принц-регент Александр, который не захотел откладывать
создание югославского государства до мирной конференции, и Народное
вече, не согласившееся на коалицию как с сербским правительством, так и с
Югославянским комитетом30.
Через неделю Народное вече переменило свое решение и само начало
искать пути к сближению с Сербией. Этот новый шаг Загреба был вызван
изменением обстановки в Далмации, Словении и Хорватском Приморье, где
итальянские войска расширяли оккупацию восточного побережья Адриа¬
тического моря, а также резким ухудшением политической атмосферы в
стране.
НА ПУТЯХ К ОБЪЕДИНЕНИЮ С СЕРБИЕЙ
К середине ноября внутриполитический кризис в Государстве словенцев,
хорватов и сербов достиг апогея. Из повиновения центральным властям
вышли 12 местных органов самоуправления, в Баня-Луке (Босния) была
26 Prepeluh-Adbiius A. Pripombi k nasi prevrati dobi. Ljubljana, 1938, s. 145.
27 Papers Relating to the Foreign Relations of the United States. 1918, Suppl. I, v. П, p. 297—298,
305—306.
28 Ude L. Boj za Maribor in Stajersko Podravije 1918—1919. — Zgodovinski £asopis. Ljub¬
ljana, 1961, № 15, s. 65—156.
29 JaHKOBtfX Д. Женевска конференц^а 1918 године. — HcTopwja XX века, кн». V. Београд.
1963, с. 225—226.
30 Државни архив Државног секретариата иностраних послова Зугослав^е (далее —
ДАДСИП). МИД, ф. Председник Савета министара Cp6nje, 1918, Д 2. С. Протич — Н. Пашичу,
Белград, 10.X. 1918.
2 Новая и новейшая история. №1
33

создана самостоятельная республика, а в ряде районов воцарилось полное
безвластие31. Большое беспокойство Народного вече вызвала необеспе¬
ченность границ государства. В Далмации итальянские войска захватывали
одну территорию за другой, на границе Австрии и Словении сосредо¬
точивались австрийские войска, в Банате — венгерские воинские части.
Повсеместно возникли продовольственные трудности, плохо работал
железнодорожный транспорт. Вот как описывал положение с транспортом в
Воеводине член местного Народного вече М. Петрович: “Через г. Нови Сад
ежедневно проезжали тысячи австро-венгерских войск из Сербии и столько
же. а может быть и больше, из Австро-Венгрии в Сербию — бывшие
военнопленные, интернированные и другие. Больные прибывали в вагонах
для скота, где часто лежали на голых досках, не имея хлеба. Они ехали
целыми днями, а многие, так и не добравшись до Нови Сада, умирали. Трупы
умерших валялись на улицах, на берегу Дуная"32.
19 ноября областное правительство Далмации предъявило центральному
Народному вече ультиматум: в ближайшие две недели решить вопрос о
продовольственном снабжении страны и принятии мер по предотвращению
вторжения итальянских войск, заявив, что в противном случае оно
обратится с просьбой к Белграду о присоединении Далмации к Сербии.
Вслед за Далмацией с идентичными требованиями выступили Босния и
Герцеговина. Банат. Бачка. Срем и ряд местных органов власти Славонии.
Эти намерения подрывали самые основы Государства словенцев, хор¬
ватов и сербов, лишая его выхода к Адриатическому морю.топливных ре¬
сурсов Боснии и хлеба Баната и Славонии.
24 ноября для обсуждения упомянутого ультиматума было созвано
пленарное заседание центрального Народного вече. Оно носило бурный
характер. За немедленное объединение с Сербией высказались члены
Хорвато-сербской коалиции и большинство других партий, против —
словенские клерикалы и еще две-три организации. Позиции партий
определялись их политическими и экономическими интересами. Хорвато¬
сербская коалиция, отражавшая интересы крупной буржуазии, потерявшей
после распада дунайской монархии венгерский рынок, была заинтересована
в новом рынке — на Балканах, который она могла приобрести после
объединения с Сербией33. Партия средней и мелкой буржуазии и интел¬
лигенции — словенские клерикалы — опасалась конкуренции со стороны
сербского капитала, а также гегемонии православной церкви34. Хорватская
народная республиканская партия Степана Радича была противницей
монархии Карагеоргиевичей и сербского централизма, высказываясь за
федеративную республику.
Некоторые партии занимали колеблющуюся позицию. К ним относилась
Хорватская партия права Анте Старчевича. Она то поддерживала сторон¬
ников объединения с Сербией, то. напротив, опасалась его. Ее лидеры
приняли каучуковое решение: “Войдем в Королевство Югославии как орга¬
низованные республиканцы, но будем надеяться, что наши республиканские
начала очень скоро приведут к демократизации конституции“35 —
говорилось в резолюции партии. На сходных позициях стояли социал-
демократы. Высказываясь за республику, они считали, что пока не нужно
31 DAH, f. Narodno vije£e, Predsjednistvo, fz. 3, № 2. Уполномоченный Народного веча — Врбане,
9.XI.1918. -
32 ПетровиЬ М. Указ, соч., с. 198—201.
33 Alexander В. Das jugoslawische Bankwesen. Zagreb, 1925, S. 1649.
34 Arhiv Jugoslavije, f. Arhiv Trumbica, sv. 60.
35 Hrvatska Drzava, 18.XI.1918.
34

поднимать вопрос о форме государственного строя и что его можно
решить на учредительном собрании.
После долгих споров Народное вече приняло резолюцию об объединении
Государства словенцев, хорватов и сербов с Сербским королевством,
направив в Белград представительную делегацию36.
ОБРАЗОВАНИЕ ЮГОСЛАВСКОГО ГОСУДАРСТВА
29 ноября делегация Народного вече прибыла в Белград. Сперва она
собиралась внести в программу переговоров с сербским правительством
ряд дополнений, расширяющих права Хорватии и Словении в будущем
государстве, но затем отказалась от этого, послушно подписав требуемый
документ. На изменение первоначальных намерений делегации оказали
влияние три обстоятельства: твердая позиция сербского правительства,
которое не соглашалось идти ни на какие дополнительные уступки,
письменное требование председателя Народного вече Корошеца подписать
соглашение с Сербией без каких-либо предварительных условий и
сообщение председателя Югославянского комитета Трумбича о том, что на
предстоящей мирной конференции союзники намерены иметь дело только с
Королевством сербов, хорватов и словенцев, а не с эфемерным
Государством СХС”.
После этого вопрос об объединении с Сербией был предрешен. Делегация
Народного вече вручила приветственный адрес принцу-регенту Сербии
Александру Карагеоргиевичу, обратившись с заявлением о воссоединении
югославянских земель бывшей Австро-Венгрии с сербским королевством.
Александр произнес ответную речь, дав клятву быть верным конституции и
короне.
Историческое событие свершилось. Произошло это 1 декабря 1918 г. в
8 часов вечера в резиденции королевича Александра на Теразии в одно¬
этажном особняке купца Кршмановича. Официальная часть была довольно
будничной, речь регента торжественной, но суховатой, заседание — строго
деловым.
Население сербской столицы, напротив, встретило известие о создании
объединенного югославского государства с большим энтузиазмом. Толпы
людей вышли на Теразию, несколько дней длился общенациональный праз¬
дник, на улицах Белграда были вывешены три государственных флага —
сербский, хорватский и словенский. Новое государство стало называться
Королевством сербов, хорватов и словенцев (с 1929 г. — Королевство
Югославия).
Вскоре было сформировано правительство из 20 министров. Главой
кабинета стал первый помощник Пашича серб Стоян Протич, его
заместителем — словенец Антон Корошец, министром иностранных дел —
хорват Анте Трумбич37. Пашич был назначен главой югославской делегации
на Парижской мирной конференции, его помощником стал Трумбич,
секретарем делегации — бывший член правления Югославянского комитета
словенец Богумил Вошняк.
На первых порах в новом правительстве были представлены все
югославянские земли. Сохранялись вначале и местные органы самоуп¬
равления. В состав королевства вошли также Бачка, Срем и Западный Банат,
получившие название ’‘Воеводина”. Созванные в этих странах в ноябре
36 См. подробнее: Smilh-Pavelic л. Dr. Ante Trumbic. Munchen, 1959, S. 217—272.
37 v
°' Smodlaka J. Sastav prve jugoslovenske vlade. —Nova riec. Zagreb, 1943, s. 65—66.
2*
35

Народные собрания высказались за присоединение к новому государству.
Черногорская Великая народная скупщина в г. Подгорице 26 ноября
приняла решение о низложении династии Петровичей-Негошей38. Черно¬
гория вошла в состав нового государства.
СОЮЗНИКИ И СОЗДАНИЕ ЮГОСЛАВСКОГО ГОСУДАРСТВА
Важную роль в создании объединенного государства сыграли Франция,
Англия и США. Они не только одержали победу над Австро-Венгрией, что
позволило югославянским народам освободиться от чужеземного господ¬
ства. но и приняли непосредственное участие в самом образовании
Югославии.
В начале войны великие державы занимали в этом вопросе выжида¬
тельную позицию, поддерживая Сербию только в ее военных усилиях, но не
высказываясь сколько-нибудь определенно по поводу ее унионистских
планов объединения всех югославянских народов. Ни один из союзников не
одобрил официально Нишскую декларацию сербского парламента от 7 де¬
кабря 1914 г., в которой провозглашалась задача присоединения к Сербии
югославянских земель Австро-Венгрии. Воюя вместе с Сербией против
Австро-Венгрии, державы Антанты не выдвигали задачи разрушения
монархии Габсбургов и создания на ее развалинах новых национальных
государств. Напротив. Англия, Франция, а с 1917 г. и США стояли за
сохранение многонациональной империи, ограничиваясь предложениями о
ее реорганизации на базе сначала национально-территориальной
автономии, а с 1918 г. — федерализма. Это объяснялось самой стра¬
тегической задачей держав Антанты в войне — они надеялись расколоть
Центральную коалицию, склонить Австро-Венгрию на свою сторону,
сосредоточив все усилия на войне с Германией.
Даже в начале 1918 г. союзники продолжали лелеять эти планы. Так, 5
января 1918 г. премьер-министр Англии Д. Ллойд Джордж в выступлении на
конгрессе британских тред-юнионов заявил: "Развал Австро-Венгрии не
отвечает нашим военным планам”39. То же самое повторил в послании
конгрессу американский президент В.Вильсон 8 января: "Габсбургская
монархия является важным бастионом (на Востоке Европы. — Ю.П.)"^.
Французское правительство вплоть до конца войны занимало сходную
позицию. Активнее, чем другие союзники, поддерживая Сербию в военном
отношении, оно откладывало решение о создании югославского госу¬
дарства до окончания войны.
Италия была противницей объединения Югославии вокруг сербского
королевства. Опасаясь соперничества Великой Сербии в бассейне Адриатики
и на Балканах, она выступала за сохранение слабых и разрозненных
югославянских государств: поддерживала планы возрождения Черногории,
высказывалась за предоставление Хорватии широких прав на автономию,
что не мешало ей же посягать на хорватские территории.
Единственной из великих держав, выступавшей за создание сильного и
объединенного югославского государства, была царская Россия. Заин¬
тересованная в создании своего форпоста на Балканах. Российская империя
поощряла планы сербского королевства.Однако и Россия в начале войны не
поддерживала официально Нишскую декларацию, а в 1915 г. вместе с
См. Писарев Ю.А. Черногорский монарх Николай Петрович-Негош. — Новая и новейшая
история, 1991, № 6.
39 Ллойд Джордж Д. Военные мемуары, т. 2. M., 1955, с. 37.
40 Архив полковника Хауза, т. 3. М.» 1939, с. 231.
36

Англией и Францией участвовала в подписании секретного Лондонского
договора, предоставившего Италии ряд югославянских территорий.
Империалистические интересы царизма оказались сильнее соображений о
союзе с Сербией.
Отход союзников от прежней позиции начался в конце 1916 — начале
1917 г.. когда война вступила в новую фазу: Австро-Венгрия в декабре
1916 г. предприняла зондаж о заключении мира. Германия в начале 1917 г.,
напротив, развязала тотальную подводную войну, к Антанте в апреле 1917 г.
присоединились США. в России произошли существенные изменения после
свержения царизма.
В июле 1917 г. Сербия и Югославянский комитет в Лондоне выступили с
новой программой решения вопроса о создании объединенного юго¬
славского государства, подписав упоминавшуюся выше Корфскую декла¬
рацию. Союзники не сразу реагировали на этот документ, но не могли
оставаться и на прежних позициях. Первым о Корфской декларации
высказалось Временное правительство России. Оно приветствовало этот
документ, в котором предусматривалось создание объединенного и
независимого югославского государства, равноправного союза всех во¬
шедших в него народов —* сербов, хорватов и словенцев. В приветственной
телеграмме министра иностранных дел Временного правительства М.И. Те¬
рещенко говорилось, что "демократическая Россия поддерживает на¬
мерения участников корфской конференции осуществить объединение
югославян на началах самоопределения и законного признания взаимных
прав и согласия политических и экономических интересов народов"41.
После подписания Корфской декларации Терещенко послал Пашичу новую
телеграмму, официально подтвердив позицию Временного правительства о
признании "Соглашения Пашича — Трумбича", предусматривавшего созда¬
ние сербо-хорвато-словенского государства42.
Английское правительство признало Корфскую декларацию после долгих
колебаний. Сначала помощник министра иностранных дел лорд Роберт
Сесиль высказал сомнение по поводу созыва Корфской конференции. Узнав
о поездке на остров Корфу Трумбича и его коллег, он спросил служащих
Форин оффиса: "Зачем они это делают?" В ноябре, выступая в парламенте,
лорд Сесиль высказался уже иначе, одобрив Корфскую декларацию как
"важный демократический документ"43.
Итальянское правительство, как и прежде, отклонило унионистские
планы Сербии и Югославянского комитета. Министр иностранных дел Ита¬
лии Соннино назвал декларацию "враждебным для Италии документом"44.
Французское правительство заняло двойственную позицию. С одной
стороны, оно продолжало поддерживать прежнюю идею о возможности
сохранения Австро-Венгрии и решении югославянского вопроса в ее
рамках. С другой — правящие круги Франции пошли навстречу планам
Сербии завоевать выход страны к Адриатическому морю и превратить
сербское королевство в сильную морскую державу.
23 июля, сразу после подписания Корфской декларации, Осведо¬
мительным отделом французского генерального штаба была подготовлена
аналитическая записка "О политическом положении в Австро-Венгрии", в
которой высказывалось мнение по югославянскому вопросу. В документе,
41ДАДСИП. МИД, ф. Кральевина CpOwja, Политичко оделен»©, 1917, ф. IX, № 2518. М.И Тере¬
щенко — Н. Пашичу, Петроград, 3(16). VII. 1917. 4
42 Там же.
43
44
Архив 1угослави]е. Архив J. ТовановиЬ, св. 80, л 9—40.
Станковой Б. Никола ПашиН с аве эн и ци и ствараке 1угослави]е. Београд, 1984, с. 196.
37

переданном маршалу Жоффру, говорилось: "Союзники не взяли на себя
обязательство осуществить объединение Югославии в единое государство
сербов из Королевства и всех Югославии из Австро-Венгерской монархии.
Объединения с Сербией путем аннексии земель— Хорватии, Словении и
Далмации, которые в культурном отношении выше нее, — не стоит желать в
интересах самих сербов. Самое большее, что можно сделать для югославян
(Австро-Венгрии. — ЮЛ), — это создать автономное государство. Сербия же
должна получить выход к морю путем объединения с Черногорией. Она
может также свободно пользоваться портом Сан-Джованн-ди Медуа (в
Албании. — ЮЛ.)... Австрия должна уступить ей всю Боснию и Герцеговину
или часть с выходом в Адриатическое море, в том числе Дубровник и
Катаро. В конце концов интересы Сербии требовалось бы обеспечить путем
экономической конвенции с Грецией, предоставив ей свободный выход к
Салоникам"45.
Как видим, Франция, хотя и соглашалась с тем, что Австро-Венгрия еще
"может существовать", уже ставила вопрос о присоединении к Сербии
Боснии и Герцеговины, а также Дубровника и морской гавани Катаро.
Вместе с тем французское правительство опасалось, что Сербия пойдет на
аннексию Далмации, Хорватии и Словении. По-видимому, на этой стадии оно
стояло за создание двух югославянских государств — Сербского
королевства, поглотившего Черногорию, часть Албании и часть Австро-
Венгрии, и объединенной Словении и Хорватии.
Этот план, однако, просуществовал недолго: уже в конце 1918 г. во
Франции была разработана программа объединения всех югославянских
земель Австро-Венгрии с Сербией.
О постепенной переориентации Франции и Англии на Сербию свиде¬
тельствует позиция французского и английского правительств в вопросе об
отношении к Югославянскому комитету, который, хотя и сотрудничал с
сербским правительством, высказывал свою точку зрения по ряду вопросов,
претендуя на руководящую или, как минимум, равную с сербским
правительством роль в управлении будущим югославским государством.
Трумбич неоднократно возбуждал перед союзниками ходатайство об
официальном признании своей организации представительницей интересов
югославянских народов, но всякий раз получал отказ с их стороны.
Так, например, кончилась полной неудачей попытка Трумбича привлечь
внимание к этому вопросу французского и английского правительств на
совещании их представителей в Париже, состоявшемся в конце сентября —
начале октября 1917 г. На этой встрече присутствовали президент Франции
Пуанкаре, глава французского правительства Бриан, представитель Кэ
д'Орсе Пенлеве и английский дипломат Гардинг. Трумбич с горечью
отметил в дневнике, что поднятый им вопрос был обсужден лишь
мимоходом и не привлек к себе внимания. Пуанкаре, записал Трумбич,
говорил о поставленной проблеме "крайне небрежно", а Гардинг даже
заявил, что ему "докучают постоянные просьбы сербов, греков и румын" о
признании их планов английским правительством. "Мы не можем всегда
бороться за сербские, греческие и румынские экстравагантные
требования"46, — сказал он.
Югославянскому комитету не удалось получить признания Англии и
Франции и позже, в 1918 г., хотя оба государства признали Чехословацкий
национальный комитет47.
45 Там же, с. 194, 284.
45 Arhiv Akademije znanosti u umjetnosti Hrvatske, f. Jugoslovenski odbor, f. 31, d. 72.
47 Paulova M. Jugoslovenski odbor. Zagreb, 1921, s. 508—509.
38

В Архиве Академии наук и искусств Хорватии в Загребе хранится
интересный документ о встрече Трумбича с министром иностранных дел
Великобритании А.Бальфуром. состоявшейся 5 октября 1918 г. Бальфур,
приветствуя планы сербского правительства и Югославянского комитета по
созданию объединенного югославского государства, дал вместе с тем
понять, что английское правительство будет поддерживать только Пашича.
а не намерения Трумбича возглавить унионистское движение. “Союзники, —
сказал министр, — усвоили вашу идею объединения в одно государство и
сделают все для ее реализации. Это — задача ваша и мира в Европе. С
Австрией нет компромисса. Она должна быть разделена*.
Переходя к вопросу о признании Югославянского комитета, Бальфур
отклонил жалобу Трумбича на то, что Пашич не считается с ним и
собирается объединить югославян “по прусскому образцу”48. Встретившись
затем с Пашичем. Бальфур ограничился советом быть помягче с Трумбичем.
Сербский премьер в ответ заявил, что Югославянский комитет является
всего лишь "пропагандистской организацией” и не может претендовать на
равное с Сербией представительство в правительстве будущего юго¬
славского государства49.
Уломать Пашича не удалось и премьеру Д.Ллойд Джорджу. Он тоже
посоветовал Пашичу договориться с Трумбичем и даже пригрозил ему,
сказав, что “югославяне (бывшей Австро-Венгрии. — Ю.П.) сами могут
принять решение о своей судьбе”50, но это были лишь пустые слова. Пашич и
после беседы с Ллойд Джорджем продолжал отстаивать свою линию.
В конце войны наиболее решительно сербский вариант объединения
поддерживала Франция. Войска французской Восточной армии генерала
Луи Франше д' Эспере вместе с сербскими войсками участвовали в
освобождении Балкан, генерал избрал своей штаб-квартирой столицу
Сербии город Белград, он же явился главным уполномоченным держав
Антанты в Юго-Восточной Европе.
По распоряжению Франше д'Эспере сербские войска (вместе с фран¬
цузскими) вошли в Черногорию и Банат. По его указанию было подписано 13
ноября 1918 г. Белградское перемирие с Венгрией, ущемлявшее интересы
Венгрии и, напротив, оказавшееся выгодным для Сербии51.
Франция покровительствовала сербскому правительству в разрешении
споров с Италией. Французский посол в Риме сделал в ноябре 1918 г.
следующее представление премьер-министру Италии Орландо: 1) Италия
должна находиться в границах, установленных условиями перемирия в
Падуе от 3 ноября; 2) Италия должна воздерживаться от оккупации
территорий за пределами этих границ, так как такая оккупация может быть
проведена франко-сербскими войсками; 3) Италия и другие союзные войска
должны установить тесное сотрудничество на оккупированной терри¬
тории52. Наконец, французское правительство» запретив отъезд из Франции
в Черногорию короля Николая, содействовало присоединению Черногории
к Королевству сербов, хорватов и словенцев53.
На Парижской и последующих мирных конференциях были утверждены
48 Arhiv Akademije znanosti u umjetnosti Hrvatske, f. Dnevnik J.Jovanovifca, 5.X.1918.
49 Paulova M. Op. cit., s. 508—509.
50 Ibidem.
51 Кризыан Б. Београдско премир]е од 13 новембра 1918. — Зборник матице српске за
друштвене науке, св. 47. Нови Сад, 1967, с. 111—134.
52 Foreign Relations, 1918, v. П, р. 305—306.
53
Архив Истори)ског института Црне Горе, ф. 359. Верховное командование сербской
армии — командованию Скадарского войска. Скопле, З.Х.1918, № 3125.
39

государственные границы югославского государства. В 1919 — 1920 гг.
произошло его международное признание. Первыми его признали США,
последней — Италия. 28 июня 1921 г. в Видов день, через 532 года после
битвы на Косовом поле, была принята конституция нового государства,
получившая название "Видовданской".
ПОДВОДЯ ИТОГИ
Образование объединенного государства имело большое значение для
югославянских народов.
Сербия восстановила независимость, повысила свой международный
авторитет, став центром объединения южных славян. Хорватия, Словения,
Далмация, Босния и Герцеговина и другие югославянские земли бывшей
Австро-Венгрии освободились от гнета монархии Габсбургов. Черногория
и Македония включились в общий процесс политической, экономической и
культурной жизни югославянских народов. В едином государстве стал
создаваться общий рынок, возникли новые возможности для роста
капиталистических производительных сил, развития науки, культуры,
искусства, прикладных знаний. Объединенная Югославия получила
значительные гарантии для успешной защиты от агрессии других держав,
стала играть видную роль на Балканах.
Однако наряду с позитивными итогами объединения ранее разрозненных
югославянских земель в ходе этого процесса выявились и просчеты,
оказавшие впоследствии отрицательное влияние на государственное
строительство.
Так, при создании Королевства сербов, хорватов и словенцев не был
учтен важный принцип равенства всех проживающих в нем народов.
Манифест принца-регента Сербии Александра Карагеоргиевича, обна¬
родованный 1 декабря 1918 г., и Видовданская конституция 1921 г.
игнорировали права национальных меньшинств — албанцев, венгров,
македонцев, турок, боснийцев-мусульман и других народов, оказавшихся в
составе объединенного югославского государства.
Еще до создания Югославии на необходимость учета интересов
национальных меньшинств указывали многие видные общественные и
политические югославянские деятели. Об этом писал, например, в 1915 г.
один из руководителей Югославянского комитета, представитель его
радикального крыла хорват Франо Супило. Высказываясь за объединение
югославянских земель Австро-Венгрии с Сербией, он настаивал в то же
время на федеративном устройстве государства и безусловном равенстве
всех народов54.
Другой представитель югославянской политической эмиграции, хорват
из Далмации доктор Л.Войнович в своем обращении к Н.Пашичу,
пересланному 14 декабря 1915 г. через российского посла в Риме М.Н.Гирса,
предупреждал главу сербского правительства об опасности забвения этого
принципа. "Действительность заключается в том, — писал Войнович, — что
страны, обитаемые в настоящее время в сербохорватском регионе (Сербия,
Черногория, Босния — Герцеговина, Далмация, Хорватия — Славония,
Истрия и Фиуме), имеют столь своеобразную историческую
индивидуальность и настолько глубоко укоренившиеся различия куль¬
турные, социальные и конфессиональные, что слияние этих элементов на
основе административных принципов, действующих в Сербии... пред¬
54 АВПР, ф. Политархив (далее — ПА), д. 5270, л. 1—22. Ф. Супило — А.М. Петряеву,
Петроград, 12.Ш.1915.
40 \

полагало бы в скором времени возникновение одной из самых серьезных
трудностей и раннее разложение молодого государства, даже гражданскую
войну”55.
Идентичный документ — "Меморандум приморских южных славян-
эмигрантов”, подготовленный 25 представителями Словении, Истрии, Хор¬
ватии, Далмации и Югословенской народной организации в Риеке (Фиуме),
был передан 11 февраля 1915 г. исполняющему обязанности российского
посла в Риме А.Н. Крупенскому. Под этим документом поставили свои
подписи руководитель хорватской студенческой организации радикаль¬
ного направления редактор журнала ”Вихрь” Владимир Черина, редактор
издававшейся в Праге газеты ”Югославия” академик живописи Любомир
Леонтич, председатель общества "Далматинские собрания” в г. Триесте
Любомир Малин, лидер Югословенской народной организации Антун
Лекчевич и др.56 Соглашаясь с объединением с Сербией, они отстаивали
принцип неукоснительного соблюдения прав всех народов, которые войдут
в объединенное государство.
Наконец, о непременном соблюдении этого принципа писал в 1915 или
начале 1916 г. (под документом нет даты) видный русский дипломат
А.М. Петряев, ставший в 1917 г. помощником министра иностранных дел. В
своей "Записке статского советника” он сделал два вывода: 1) о це¬
лесообразности создания единого югославского государства, которое
могло бы обеспечить народам условия для экономического, культурного и
политического развития и отстоять независимость от любой экспансии и
2) о безусловном соблюдении в этом государстве равных прав и свобод всем
населяющим его народам. "Насильственное присоединение хорватов к
Сербии, — предупреждал русский дипломат, — в виде ли компенсации за
участие в войне или во имя великосербской национальной идеи... только
ослабит Сербию, так как небольшой народ не может поглотить равный ему
по численности другой, хотя и родственный, народ, но отличный по
религии и культуре и противящийся такому поглощению"57.
Королевское правительство нарушило эти принципы. Уже при адми¬
нистративно-территориальном разделе страны на округа и уезды
правительством были обойдены интересы национальных меньшинств. В
Воеводине были образованы только сербские органы власти, хотя наряду с
сербами там проживали венгры, румыны, хорваты, украинцы и др. В Хор¬
ватии, наоборот, национальным меньшинством оказались сербы, несмотря
на то, что они составляли одну треть населения этой страны. В Косово
игнорировались права албанцев, в Македонии — македонцев.
В 1918 г. не был отработан механизм развития рыночных отношений в
новом государстве и не преодолены партикуляристические тенденции
буржуазии разных его районов, в том числе Словении и Хорватии.
Экономически более сильная словенская и хорватская буржуазия в
конкурентной борьбе за югославский рынок одерживала победу над
сербской буржуазией, которая в ответ прибегала к насильственным
действиям, не дававшим, впрочем, реальных результатов.
Не все гладко обстояло и с развитием государственного строительства в
югославском королевстве. В 1929 г. в стране произошел монархо¬
55 АВПР, ф. Особый политический архив, д. 251,л. 59—61. Л. Войнович — М.Н. Гирсу, Рим,
14(1).ХП.1914 (на франц, я з).
55 См. Писарев Ю.А. Проекты образования югославского государства в годы первой
мировой войны (1914—1915) и Россия. — Балканские народы и европейские правительства в
XVII — начале XX в. — Балканские исследования, вып. 8. M., 1982, с. 262—271.
57 АВПР, ф. ПА, д. 5270, л. 1—22. Записка статского советника А.М. Петряева, Петроград, б/Д.
/
41

фашистский переворот, укрепивший диктатуру великосербской буржуазии и
правящей династии, но так и не устранивший причины межнациональных
противоречий.
Они достигли небывалого размаха и остроты в период второй мировой
войны, когда гитлеровская Германия искусственно расчленила Югославию
на части. В Хорватии и Боснии-Герцеговине было создано "независимое"
хорватское государство, побережье Адриатического моря передано под
контроль фашистской Италии, которая оккупировала также Черногорию и
Южную Словению, получившую название "Люблянской провинции". Северная
часть Словении отошла к "третьему рейху". Сербия подпала под
непосредственное управление Германии, хортистская Венгрия получила
Банат. Баранью и другие земли, царская Болгария — Вардарскую
Македонию. Так югославянские народы, веками боровшиеся за свободу и
независимость, вновь подпали под иноземное иго. В эти роковые для
Югославии годы вследствие фашистской пропаганды и политики "разделяй
и властвуй" межнациональные противоречия приняли очень острые формы.
После окончания войны народное правительство Социалистической
Федеративной Республики Югославия приняло меры к укреплению единства
народов, но выполнить эту задачу полностью ему не удалось. В то же время
в Югославии к прежним экономическим, национальным, конфессиональным
противоречиям между отдельными республиками СФРЮ присоединились
новые противоречия, что дало повод для разногласий на национальной
почве, приведшие к трагическим событиям, происходящим в этой стране в
последнее время.
42

©1992 г.
Д.Г. НАДЖАФОВ
ДИПЛОМАТИЯ США И СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
1939 года
История переговоров, приведших к заключению договора о ненападении
между СССР и Германией 23 августа 1939 г. — одного из поворотных
событий кануна второй мировой войны, — все еще остается малоизученной.
Дело не только в том, что советская историография долгие годы
придерживалась официальной версии советско-германского договора,
избегая сколько-нибудь критического анализа его сущности и последствий.
Но и в том, что многие советские архивные материалы по-прежнему
недоступны историкам. Советские же документальные публикации далеко
не в полной мере отвечают требованиям научной полноты. Поэтому
привлечение иностранных, в том числе американских, документов
сохраняет свое значение.
Информация о советско-германских переговорах, поступавшая в
государственный департамент США от американских дипломатов за
рубежом, сосредоточена в первом томе официального издания "Внешняя
политика Соединенных Штатов. Дипломатические документы 1939 г", в
разделе "Улучшение германо-советских отношений, завершившихся
подписанием в Москве 23 августа 1939 г. договора о ненападении"1. Этот
раздел, наряду с семью другими, входит в обширную подборку документов
"События, приведшие к возникновению войны в Европе 1 сентября 1939 г."
Разумеется, американские документальные публикации, посвященные
советско-германскому договору, этим не исчерпываются. В упомянутом
разделе содержатся ссылки на ранее публиковавшиеся издания
документов1 2, которые дополняют мемуары государственного секретаря
США в 1933—1944 гг. К. Хэлла, главы Европейского отдела госдепартамента
Дж. Моффата, его помощника Л. Гендерсона, сотрудника американского
посольства в Москве Ч. Болена3, а также весьма обильная историография
темы.
Однако какова степень достоверности официальных дипломатических
публикаций США, касающихся переговоров о заключении советско-
германского договора и помещенных в них документов?
Следует иметь в виду, что в предвоенные годы США получали из
европейских столиц большую и разнообразную информацию. По
авторитетной историографической оценке, "в 1939 г. как американская
общественность, так и правительство США были исключительно хорошо
информированы о событиях за рубежом"4.
1 Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers (далее — FRUS), 1939, v. 1—5.
Washignton, 1955—1957, v. 1, p. 312—350.
2 Nazi-Soviet Relations. 1939—1941: Documents from the Archives of the German Foreign Office. Ed. by
R.J. Sontag, J.S. Beddie. Washington, 1948; FRUS. The Soviet Union. 1933—1939. Washington, 1952.
3 The Memoirs of Cordell Hull, v. 1—2. New York, 1948; The Moffat Papers: Selections from the Dip¬
lomatic Journal of J. P. Moffat, 1919—1943. Ed. by N.H. Hooker. Cambridge (Mass.), 1956; Bohlen Ch. E.
Witness to History, 1929—1969. New York, 1973; A Question of Trust: The Origins of U.S.-Soviet
Diplomatic Relations. The Memoirs of Loy W. Henderson. Ed. with an introduction by G.W. Baer. Stanford,
1986.
4 Langer W.L., Gleason S.E. The Challenge to Isolation, 1937—1940. New York, 1952, p. 122.
43

Официальные круги США получали нужные сведения прежде всего от
американских послов У. Буллита в Париже и Дж. Кеннеди в Лондоне.
Правительства Франции и Великобритании, дорожившие отношениями с
США, их союзниками в первой мировой войне, старались держать Вашингтон
в курсе своих дел. По поводу осведомленности Буллита и Кеннеди в
вопросах внешней политики правительств, при которых они были
аккредитованы, Э. Беннет, автор монографии об американо-советских
отношениях в 30-е годы, пишет: "Никто, помимо тех, кто составлял
правительственные круги Великобритании и Франции, не знал о замыслах
групп, руководивших этими странами, лучше, чем эти два человека"5.
Несмотря на то, что с середины 1938 г. США не имели своего посла в
Москве, а с конце того же года и в Берлине» из этих столиц в Вашингтон
также постоянно поступала информация по дипломатическим каналам.
Особую ценность для США составляли сообщения из Москвы со второй
половины мая 1939 г. Именно в это время антинацистски настроенный
второй секретарь германского посольства Г. Биттенфелд вступил в контакт
с американским дипломатом Ч. Боленом (впоследствии послом США в СССР),
взявшись сообщать американцам о тайных советско-германских перегово¬
рах6. Глава в воспоминаниях Болена, повествующая об этой конфиденциаль¬
ной связи, называется "Источник информации в нацистском посольстве". О
значимости данного канала информации свидетельствует тот факт, что
одновременно с закулисными переговорами с Гитлером сталинское
руководство вело переговоры с Англией и Францией о военно¬
политическом союзе против агрессии того же Гитлера.
Американский информатор в германском посольстве действовал с прису¬
щей немцам пунктуальностью. В результате, пишут У. Лангер и Э. Глисон,
одними из первых получившие доступ к архиву государственного
департамента США, "фактически каждый шаг, который вел к немецко-
советскому пакту, становился известным Вашингтону почти одновременно
с Берлином"7
Американцы дорожили информацией из германского посольства,
заботясь о сохранении в тайне ее источника. Посвященными в дело лицами в
американском посольстве были, помимо Болена, его жена, поверенный в
делах США в СССР С. Грамон и прибывший в Москву в начале августа 1939 г.
посол Л. Штейнгардт8. Утечку секретной информации удалось
предотвратить, Г. Биттенфелд, рисковавший жизнью, остался цел и
невредим, а после второй мировой войны стал первым западногерманским
послом в Англии.
Как же выглядит по американским источникам история переговоров о за¬
ключении советско-германского пакта о ненападении от 23 августа 1939 г?
Хэлл писал в мемуарах, что впервые сведения о возможности сближения
между Германией и СССР он получил в конце 1938 г.9 Хэлл имел в виду
донесение из американской миссии в Бухаресте, датированное 30 ноября
1939 г., о секретном германском предложении заключить пакт о
ненападении между двумя странами10. Косвенное подтверждение такого
раннего проявления тенденции к сближению с СССР можно найти в речи
5 Bennett Е.М. Franklin D. Roosevelt and the Search for Security: American-Soviet Relations, 1933—
1939. Wilmington, 1985, p. 137.
6 Bohlen Ch. E. Op. cit., p. 69—72.
7 Langer W.L., Gleason S.E. Op. cit., p. 122.
8 Bohlen Ch. E. Op.cit., p. 71—72.
9 The Memoirs of Cordell Hull, v. 1, p. 655—656.
10 FRUS. 1938, v. 1—4. Washington, 1951—1956, v. 1, p. 106.
44

Гитлера перед командующими всех видов вооруженных сил Германии от 22
августа 1939 г.: "С осени 1938 г.... я решил идти вместе со Сталиным"11.
Донесения, которые шли с начала 1939 г. из посольства США в Москве в
госдепартамент, содержали указания на начавшееся "улучшение” советско-
германских отношений. Основанием для этого послужили возобновившиеся
в конце 1938 г. торгово-кредитные переговоры между Германией и СССР на
условиях предоставления германского кредита в 200 млн. марок.
Первое такое донесение, отправленное 16 января, завершалось словами,
принадлежавшими дипломату из германского посольства, что
предполагаемое соглашение "не имеет политического значения"11 12. Через
месяц сообщение о том, что экономические переговоры застопорились,
временный поверенный в делах США в СССР А. Керк резюмировал: "До сих
пор нет никаких признаков того, что это (улучшение советско-германских
экономических отношений. — ДН.) приведет к подлинному политическому
сближению между двумя странами, о чем строят так много
предположений"13.
Но 20 февраля тот же Керк высказал, хотя и в осторожной форме, иное
мнение относительно возможных последствий советско-германских
переговоров по экономическим вопросам. В очередной депеше в
госдепартамент он писал, что такие переговоры, какой бы ограниченный
характер они ни носили, учитывая антагонизм в прошлом между
правительствами СССР и Германии, "едва ли могут быть отделены от
соображений, включающих возможные политические последствия"14. Что
касается различных "предположений" о будущем советско-германских
отношений, то они заметно умножились в послемюнхенский период. Об
одном из таких предположений-прогнозов Керк сообщал Хэллу в шифровке
от 20 января. Американские корреспонденты, писал Керк, получили
информацию из Лондона о предстоящей в скором времени тайной советско-
германской встрече в Стокгольме или Копенгагене на предмет
экономического и военного сотрудничества. В этой связи упоминалась
проявленная Гитлером любезность в отношении советского полпреда в
Германии А.Ф. Мерекалова на официальном приеме по случаю завершения
строительства нового здания рейхсканцелярии, когда в ходе беседы с
последним Гитлер, "как говорят, просил советского посла сообщить
Сталину, что Германия в настоящее время не имеет никаких замыслов в
отношении Украины, и предложил обменяться мнениями, на что Сталин дал
согласие"15.
По-другому дело изложено в телеграмме Мерекалова в НКИД от 12
января 1939 г.- "Обходя послов, Гитлер поздоровался со мной, спросил о
житье в Берлине, о семье, о поездке в Москву, подчеркнув, что ему известно
о моем визите к Шуленбургу в Москве, пожелал успеха и распрощался...
Внешне Гитлер держался очень любезно и, несмотря на мое плохое
владение немецким языком, поддерживал свой разговор без переводчика"16.
11 Международная жизнь, 1989, № 9, с. 125
12 FRUS. 1939, V. 1, р. 313.
13 Ibid., р. 316.
14 Ibid., р. 317.
15 Ibid., р. 313.
16 Год кризиса. 1938—1939. Документы и материалы, т. 1—2. М., 1990, т. 1, с. 186. Немецкий
историк И. Фляйшхауэр, автор хорошо документированного исследования по истории
заключения советско-германского договора о ненападении, пишет, что ’сказанное Гитлером
(Мерекалову. — Д.Н.) осталось неизвестным”, подчеркивая одновременно значимость
гитлеровского жеста. — Фляйшхауэр И. Пакт. гитлер, Сталин и инициатива германской
дипломатии. 1938—1939. М., 1991, с. 336
45

Большой интерес представляет телеграмма Керка, посланная в
госдепартамент 31 января. В ней сообщалось о публикации в газете ‘ Правда”
статьи дипломатического корреспондента лондонской газеты "Ньюс
кроникл" В. Барлетта, в которой говорилось о явном игнорировании
Советского Союза со стороны Англии и Франции, тогда как из Варшавы и
Берлина поступали предложения о торговых переговорах. Английский
журналист писал: "В настоящее время советское правительство, как это
очевидно, не имеет намерения оказывать какую-либо помощь
Великобритании и Франции в случае их конфликта с Германией и Италией.
СССР намеревается вступить в соглашения со своими соседями при условии
сохранения мира для себя. С точки зрения советского правительства, нет
большого различия между позициями Великобритании и Франции, с одной
стороны, и Германии и Италии — с другой, чтобы это оправдало риск
серьезных последствий выступления в защиту западной демократии".
Телеграмма завершалась фразой, раскрывающей интерес американских
дипломатов к публикации в главной партийной газете, которая в условиях
тотального контроля над советскими средствами массовой информации не
могла появиться случайно: "Из этой публикации со всей очевидностью
следует: либо изложенные в ней мнения действительно отражают советскую
политику, либо их напечатали в советской прессе, чтобы предупредить
другие страны"17.
Публикация в "Правде" в самом деле примечательна. Напомним, что это
был январь 1939 г., время наступившего на Западе разочарования итогами
Мюнхенской конференции (сентябрь 1938 г). Выяснилось, что участники
мюнхенского сговора — Великобритания, Франция, Германия, Италия в
общем исчерпали возможности взаимного политико-дипломатического
маневра, поскольку так или иначе связали себя заключенными там
соглашениями. В этих существенно изменившихся условиях повысились
роль и значение других главных участников разворачивавшейся
европейской драмы, прежде всего СССР, а также США, известных своими
традиционными связями с Великобританией и Францией.
В Москве уже поняли, что рано или поздно взоры западных
руководителей обратятся к СССР как к естественному (по геополитическим
соображениям) союзнику. Но у И.В. Сталина были свои цели и намерения,
которые он довольно откровенно изложил в знаменитом "Кратком курсе"
истории партии.
В этой книге, появившейся в сентябре 1938 г. и, таким образом, свободной
от воздействия Мюнхена как "антисоветского" сговора, утверждалось, что
"вторая империалистическая война на деле уже началась"18. Та самая
вторая мировая война, которую давно предсказывали деятели коммунизма
и с которой они связывали, по аналогии с первой мировой войной, успехи
революционного движения. Так стоило ли "стране победившего
социализма" вмешиваться в естественный ход вещей, тем более, что
"империалистическая война" только "началась"? Участвовавшие в войне
классово враждебные государства были, следовательно, еще далеки от
краха — условия, необходимого, опять-таки по примеру первой мировой
войны, для последующей победы дела социализма. И тем более вмешаться на
стороне Англии и Франции, по сталинскому определению — "так
называемых "демократических" государств", солидарных с фашистской
политикой борьбы "против рабочего и национально-освободительного
движения".
17 FRUS, 1939, V. 1, р. 314.
18 г
История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М , 1938,
с. 318
46

Впрочем, Сталин и не скрывал намерения воспользоваться мировой
войной в интересах социализма. Проводя историческую параллель между
русскими либерально-монархическими буржуа, потерпевшими поражение в
октябре 1917 г. из-за своей, по сталинскому мнению, политики сговора с
царем, и политикой западных стран, поддерживавших по классовым
мотивам агрессию фашистских стран, Сталин писал: "Как известно,
либерально-монархическая буржуазия России жестоко поплатилась за
такую двойственную игру. Надо полагать, что правящие круги Англии и их
друзья во Франции и США тоже получат свое историческое возмездие"19.
Следуя сталинской логике, основанной на аналогии с революционными
событиями 1917 г., нетрудно догадаться, кому, по мысли Сталина, история
отводила роль исполнителя ее приговора.
Эти идеи Сталина затем перекочевали, вплоть до текстуальных
совпадений, из "Краткого кураса" в его доклад на XVIII съезде ВКП (б),
проходившем 10—21 марта 1939 г. Между прочим, сообщая в Вашингтон о
выступлении Сталина на съезде, Керк писал, что сталинские замечания о
современном международном положении "близки к взглядам, выраженным
по этому поводу в новой истории партии"20.
То, что Советское правительство, по выражению Бартлетта, "не имеет
намерения оказывать какую-либо помощь Англии и Франции в случае их
конфликта с Германией и Италией", было очевидным для американских
дипломатов в Москве. Статья английского корреспондента, перепечатанная
в "Правде", привлекла внимание посольства США именно потому, что
интерпретация в ней позиции СССР по отношению к назревшему в Европе
вооруженному конфликту вписывалась в контекст сталинской
внешнеполитической стратегии.
За несколько дней до упомянутой публикации в той же "Правде"
сообщалось о предстоящем партийном съезде. Решение о созыве съезда
было принято на пленуме ЦК ВКП(б) 9—11 января 1939 г., утвердившем
повестку дня съезда21. В какой мере пленум предопределил характер
постановки на предстоявшем съезде внешнеполитических вопросов,
неизвестно.
Речь Сталина на съезде, произнесенная 10 марта, стала предметом
тщательного изучения в дипломатическом корпусе советской столицы.
Наибольшее внимание привлекли прогерманские акценты речи. Через
несколько дней Керк информировал госдепартамент об удовлетворении, с
которым речь была воспринята в германском посольстве, где полагали, что
она открывает путь к улучшению отношений между Германией и СССР22.
Вскоре Керк передал в Вашингтон подробное изложение ее
внешнеполитического раздела23. Приводя сталинское высказывание о
стремлении Запада спровоцировать советско-германское столкновение "без
видимых на то оснований" в сочетании с сформулированными Сталиным
задачами советской внешней политики, поверенный в делах США в СССР
писал: это "дало повод для мнения, будто Советский Союз, судя по словам
Сталина, публично провозгласил, что если Германия не станет
непосредственно угрожать советским границам, то она может
рассчитывать на советский нейтралитет в случае войны против западных
держав"24.
19 Там же, с. 319.
20 FRUS. The Soviet Union, 1933—1939, p. 739.
21 r
Правда, 27.1.1939; История Коммунистической партии Советского Союза, в 6-ти т М
1964—1980, т. 5, кн.1, с. 4.
22 FRUS. The Soviet Union, 1933—1939, p. 744—745.
23 Ibid., p. 747—750.
24 Ibid., p. 748—749.
47

Американский историк Р.Такер, автор биографии Сталина, указывая на
прогерманские акценты в его докладе на XVIII съезде партии, приходит к
такому выводу: "Это поднимало вопрос о возможности переговоров о
нейтралитете, что застраховало бы Гитлера от того, чего он опасался более
всего: войны на два фронта"25.
8 марта, за два дня до открытия съезда в Москве, в Берлине на совещании
представителей военных, экономических и партийных кругов Германии
выступил Гитлер, развернувший перед аудиторией программу глобальной
агрессии. Гитлер призывал "полностью истребить" врагов немецкого наро¬
да —* евреев, демократии и "международные державы". Ближайшими жертва¬
ми должны были стать Чехословакия и Польша, захват которых
предопределял бы и судьбу стран на Балканах. Затем "Германия раз и
навсегда сведет счеты со своим извечным врагом — Францией". Падет и
Англия, "ослабленная демократией". Объединив Европу "в соответствии с
новой концепцией" и используя британские и французские владения в
Америке в качестве базы, "мы сведем счеты с "еврейскими королями
доллара" в Соединенных Штатах"26
Обращает на себя внимание, что в этой гитлеровской программе
глобальной агрессии отсутствует какое-либо упоминание о СССР. Не
потому ли, что нацистские лидеры уже начали крупномасштабную
дипломатическую игру с целью не допустить образования гибельной для
них коалиции СССР и западных демократических стран? Об этом
выступлении Гитлера американской дипломатии стало известно 25 марта, а
более подробно — в сентябре 1939 г.27
Располагая данными о намерениях Гитлера в отношении Чехословакии, в
госдепартаменте старались оценить возможные последствия этого шага
для советско-германских отношений. Согласно записи в дневнике главы
Европейского отдела госдепартамента Дж. Моффата от 14 марта 1939 г., за
день до вступления немецких танков в Прагу, ожидавшаяся захватническая
акция нацистов интерпретировалась двояко. С одной стороны, как
стремление Германии "обеспечить себе тыл на случай, если она решит
двигаться на Запад. В то же время... они (нацисты. — Д.Н.) пока что
поддерживают в состоянии неопределенности свой украинский маршрут в
надежде, что смогут в обмен договориться сперва по линии торговой, а
затем и политической с Советской Россией". С другой — как "продолжение
движения на Восток"28.
По наблюдениям американских дипломатов, после выступления Сталина
на XVIII съезде партии с советской стороны проявилось стремление к
улучшению отношений с Германией. В частности, 6 апреля 1939 г. Керк
сообщал в госдепартамент о том, что в СССР как на официальном, так и на
неофициальном уровнях наблюдается "отход от демонстрации абсолютной
враждебности, которая прежде была присуща отношениям с Германией"29.
Предстоит определить значение для налаживания советско-германских
политических контактов беседы полпреда СССР в Германии Мерекалова со
статс-секретарем минйстерства иностранных дел Германии Э. Вайцзек¬
кером, которая состоялась 17 апреля 1939 г. Существуют различные версии
этой беседы.
25 Tacker R.C. Stalin in Power. The Revolution from Above. 1928—1941. New York, 1990, p. 592.
Первый том биографии Сталина переведен на русский язык: Такер Р. Сталин. Путь к власти.
1879—1929. История и личность. М., 1990.
26 Год кризиса, т. 1, с. 253—254.
27 FRUS. 1939, v. 1, р. 672—673.
28 The Moffat Papers, р. 231.
29 PRUS. The Soviet Union, 1933—1939, p. 751.
48

Согласно меморандуму Вайцзеккера, это была его первая беседа с
советским послом, прибывшим в Берлин еще в начале июня 1938 г. Беседа
началась с обсуждения вопроса о выполнении чешской фирмой "Шкода"
советских контрактов на поставки военных материалов. Однако далее,
согласно записи Вайцзеккера, полпред поднял ряд вопросов политического
характера, подведя разговор к следующему замечанию: "Политика России
всегда прямолинейна. Идеологйческие расхождения вряд ли влияли на
русско-итальянские отношения, и они также не должны стать камнем
преткновения в отношениях с Германией. Советская Россия не
использовала против нас существующих между Германией и западными
державами трений и не намерена их использовать. С точки зрения России,
нет причин, могущих помешать нормальным взаимоотношениям с нами. А
начиная с нормальных, отношения могут становиться все лучше и лучше"30.
(Через несколько дней Мерекалов выехал в Москву.)
По советской версии, отраженной в телеграмме Мерекалова в НКИД СССР
от 18 апреля 1939 г., беседа преимущественно касалась советских заказов
фирме "Шкода". О состоянии и перспективах советско-германских
отношений в документе говорится лишь в форме изложения следующего
мнения Вайцзеккера: "Последнее время советская печать ведет себя
значительно корректнее английской. Германия имеет принципиальные
политические разногласия с СССР. Все же она хочет развить с ним
экономические отношения"31.
Различия между документами налицо. Между тем весьма существенно
выяснить, какая из сторон — советская или германская — первой решилась
перевести в практическую плоскость вопрос об улучшении двусторонних
отношений, включая политические. Кроме того, дата встречи Мерекалова с
Вайцзеккером. 17 апреля, совпадает с днем, когда народный комиссар
иностранных дел СССР М.М. Литвинов вручил английскому послу в Москве
советское предложение о заключении соглашения о взаимной помощи
между СССР. Англией и Францией32.
Тем временем положение в Европе все более обострялось. Новым источ¬
ником напряженности стало заявление Гитлера, сделанное им 28 апреля
1939 г., об отказе от англо-германского морского соглашения 1935 г. и
польско-германской декларации о дружбе и ненападении 1934 г. В этот же
день Дж. Моффат после беседы с посланником Латвии в США записал в
дневнике-. "По мнению латвийского посланника Россия держит в руках ключ
к ситуации. Он считает, что Россия присоединится к Англии и Франции в
том случае, если она добьется этого на собственных условиях, что
равносильно предоставлению ей свободы рук на годы вперед. Если Россия
не добьется своего, она. как он считает, продолжит линию осторожной и
несколько завуалированной дружбы по отношению к Германии, что не
сулит ничего хорошего Польше"33.
Смещение М.М. Литвинова с поста народного комиссара иностранных дел
СССР, объявленное в прессе 4 мая 1939 г., американское посольство в
Москве связало с изменением курса советской внешней политики. В этот
день Керк сообщал в Вашингтон: "Эта перемена может означать отход от
принципа коллективной безопасности к установлению отношений с
Германией в соответствии с указаниями, содержащимися в речи Сталина на
XVIII съезде ВКП (б), о чем свидетельствуют также неподтвержденные слухи,
30 Nazi-Soviet Relations. 1939—1941, р. 2.
31 Год кризиса. 1938—1939, т 1, с. 389.
32 Там же, с. 386—387. См. подробнее: Фляйшхауэр И Указ соч , с 119—129.
33 The Moffat Papers, р. 241.
49

циркулирующие в последнее время в Москве, о некоем германском
предложении советскому правительству, сделанном, по-видимому, чтобы
нейтрализовать франко-британское влияние"34.
Сам В.М Молотов, как он объяснял много лет спустя, видел свою задачу
наркома иностранных дел "в том, чтобы как можно больше расширить
пределы нашего Отечества. И, кажется, мы со Сталиным неплохо справились
с этой задачей"35.
С переменой советской внешней политики связывали американские
дипломаты и последовавшие вслед за смещением Литвинова изменения в
кадровом составе наркоминдела. Как считали в американском посольстве, с
приходом в НКИД Молотова изменился, за очень небольшим исключением,
почти весь его штат36. Новый поверенный в делах США в СССР Грамон,
сменивший на этом посту получившего назначение в Берлин Керка, писал
госсекретарю Хэллу 6 июля 1939 г., что наблюдается "очевидное стремление
удалить из комиссариата по иностранным делам служащих, которые были
тесно связаны с литвин о век им руководством"37.
Следующая группа американских дипломатических документов
относится к одному из ключевых событий в советско-германских
переговорах — беседе Молотова с Шуленбургом 20 мая 1939 г.
Ранее Шуленбург, в прошлом германский посол в Иране, выехал в Тегеран
для участия в церемонии бракосочетания члена шахской семьи. Оттуда он
был неожиданно вызван в Берлин, где получил новые инструкции от
министра иностранных дел И. Риббентропа. Посол еще не возвратился в
Москву, а Грамон доносил в госдепартамент 17 мая, основываясь на
секретной информации, полученной от Биттенфелда: ожидается прибытие
Шуленбурга с важной, но пока неизвестной инструкцией, и он будет принят
Молотовым и его заместителем В.П. Потемкиным 20 мая38.
В день приема Шуленбурга госдепартамент получил из Москвы
информацию о существе полученных германским послом инструкций. Их
основные пункты: германское правительство считает, что отныне между
Германией и Россией не существует непреодолимого идеологического
барьера; у Германии более нет враждебности к СССР, в связи с чем она
хотела бы выяснить нынешнюю советскую позицию. Послу вменялось в
обязанность соблюдать осторожность, чтобы не вызвать тревогу у Японии,
одного из участников Антикоминтерновского пакта39.
Грамон в донесении в Вашингтон писал, что, несмотря на отрицание
германской стороной связи между своей инициативой и тройственными
политическими переговорами в Москве, "немецкое обращение не могло не
быть связанным с советско-английскими переговорами"40. Разумеется, и
сталинское руководство не могло не понимать, что речь идет о выборе
между соглашением с западными демократиями или нацистской Германией.
Американский информатор из германского посольства подчеркивал, что
"инструкции послу носят общий характер и пока не могут рассматри¬
ваться как определенное немецкое предложение Союзу Советских Социа¬
листических Республик, хотя и являются, возможно, первым шагом в
34 FRUS. The Soviet Union, 1933—1939, р. 758—759.
35 Сто сорок бесед с Молотовым Из дневника Ф. Чуева. М., 1991, с. 14.
36 FRUS. The Soviet Union, 1933—1939, р. 770—771.
37 1
Ibid., р. 772. "Всех надо было менять", — вспоминал Молотов. — Сто сорок бесед с
Молотовым, с. 28.
38 FRUS. 1939, V. 1, р. 318—319.
39 Ibid., р. 319-320.
40 Ibid., р. 320.
50

этом направлении, и что дальнейший прогресс по очерченной линии будет
зависеть от того, какова будет здесь реакция на беседы с послом"41.
Этот документ, взятый в отдельности, свидетельствует в пользу тезиса о
немецкой инициативе в вопросе переговоров об улучшении двусторонних
отношений. Вероятно, поэтому составители издания "Внешняя политика
Соединенных Штатов" отмечают, что советские официальные представители
в Берлине еще до описываемой подготовки к приему Шуленбурга давали
понять, что советская внешняя политика строится на новой основе. Иссле¬
дователей вопроса составители издания отсылают к документам, поме¬
щенным в сборнике "Нацистско-советские отношения. 1939—1941".
Помимо процитированного выше меморандума Вайцзеккера от 17 апреля,
внимание привлекает памятная записка от 17 мая, составленная заведующим
Восточно-европейской референтурой политико-экономического отдела
министерства иностранных дел Германии К. Шнурре. Как говорится в
памятной записке, в беседе со Шнурре ^советник советского посольства,
временный поверенный в делах СССИ?ж>Германии Г.А. Астахов "подробно
объяснил, что в вопросах международной политики у Германии и Совет¬
ской России нет противоречий и поэтому нет никаких причин для трений
между двумя странами"42. На "случайный вопрос" Шнурре об англо-совет¬
ских переговорах советский дипломат ответил, что "при нынешних усло¬
виях желательные для Англии результаты вряд ли будут достигнуты"43. В
подтверждение возможности улучшения советско-германских отношений
Астахов "неоднократно ссылался" на пример отношений СССР и фашистской
Италии44.
В выявившейся таким образом смене внешнеполитического курса сталин¬
ского руководства было мало удивительного, если учесть, что дело про¬
исходило после выступления Сталина на XVIII съезде ВКП(б). А последующее
смещение Литвинова, который был и оставался сторонником сближения с
западными странами45, и его замена Молотовым подтвердили смену курса.
22 мая Грамон послал Хэллу подробную информацию о часовой беседе
германского посла Шуленбурга с Молотовым, состоявшейся, как и было за¬
ранее оговорено, 20 мая.
В ответ на заявление посла, что он нашел в Берлине новую, более бла¬
гоприятную по отношению к СССР атмосферу и что следует возобновить
экономические переговоры, Молотов выразил сомнения в перспективности
таких переговоров пока между двумя сторонами не создана соответ¬
ствующая "политическая база", в связи с чем поинтересовался мнением
посла46.
Дальнейшая беседа сконцентрировалась на политическом аспекте совет¬
ско-германских отношений, причем каждый из собеседников попытался вы¬
ведать у другого что-либо конкретное. Шуленбург сказал, что как посол он
не может определять политику своего правительства; Молотов же, будучи
главой правительства, обладает для этого полномочиями и может объяс¬
нить, что он имеет в виду под "политической базой". Молотов, однако, укло¬
нился от расшифровки своего предложения, ограничившись словами о том,
что вопрос требует дальнейшего обсуждения47.
41 Ibidem.
42 Nazi-Soviet Relations. 1939—1941, p. 5.
43 Ibidem.
44 Ibidem.
45 Громыко А.А. Памятное, кн. 1—2. М., 1988, кн. 2, с. 321—322.
46 FRUS. 1939, v. 1,р. 321.
47 Ibidem.
51

Опубликованная в сборнике Тод кризиса. 1938—1939” версия этой беседы
подтверждает, что именно советской стороне принадлежала инициатива
перевода переговоров между двумя странами с экономических на поли¬
тические рельсы. После упоминания молотовского предложения о том, что
''экономическим переговорам должно предшествовать создание соот¬
ветствующей политической базы”, в записи беседы, подписанной Моло¬
товым, говорится: ”Во время всей этой беседы видно было, что для посла
сделанное мною заявление было большой неожиданностью. Он всячески
пытался заверить, что Германия серьезно относится и рассчитывает на за¬
ключение экономического соглашения с СССР. Посол, кроме того, весьма
стремился получить более конкретные разъяснения о том, какая именно
политическая база имеется в виду в моем заявлении, но от конкретизации
этого вопроса я уклонился”48.
Хотя Молотов не решился раскрыть интерес СССР к политическому сог¬
лашению с Германией, Шуленбург вдвоем выводе оказался близок к истине:
"Только определенное предложение, исходящее от германского правитель¬
ства, будет здесь рассматриваться всерьез"49.
Но нацистские лидеры еще не былитотовы к сделке, По-видимому, выжи¬
дая более приемлемого для себя момента. 25 мая Грамон сообщил Хэллу о
реакции Берлина на предложение Молотова: воздержаться от дальнейших
шагов по сближению с советским правительством50. Через месяц, 29 июня, в
очередном послании в госдепартамент американское посольство сообщало,
что в беседах с Шуленбургом, только что вернувшимся из Берлина, Риббен¬
троп все еще воздерживался от конкретного ответа на предложение Моло¬
това подвести "политическую базу" под двусторонние отношения51.
До того, как 28 июня произошла вторая после 20 мая встреча Молотова с
Шуленбургом, депеши, посылавшиеся американским Посольством в гос¬
департамент, в основном касались советско-германских экономических
переговоров. Такие переговоры шли — не очень активно, но и без фор¬
мального разрыва52.
Запрос Шуленбурга о новой встрече с Молотовым был тут же удов¬
летворен. Глава Советского правительства, вероятно, спешил узнать ответ
на свое предложение относительно "политической базы". Однако герман¬
ский посол ограничился тем, что повторил заверения об отсутствии у Гер¬
мании агрессивных намерений, приведя в подтверждение такие аргументы:
полное прекращение антисоветских публикаций в германской прессе, ус¬
тупка Венгрии Закарпатской Украины, заключение договоров о ненападении
с Эстонией и Латвией (7 июня)53.
Когда Молотов ответил, что договоры с прибалтийскими странами
заключены не с СССР, посол поинтересовался, не желает ли Советский Союз
заключить с Германией аналогичный договор. "Молотов уклонился от об¬
суждения этого вопроса"54. Далее Молотов пожаловался на несоблюдение
Германией советско-германского договора 1926 г.» указал на ненадежность
договоров о ненападении в свете аннулирования Германией такого дого¬
вора с Польшей.
Молотов ответил утвердительно на вопрос, распространяется ли на Гер-
манию советская политика поддержания нормальных отношений со стра-
48 Год кризиса. 1938—1939, т. 1, с. 483.
49 FRUS. 1939, V. 1,р. 321.
50 Ibid., р. 322. См. также: Nazi-Soviet Relations. 1939—1941, р. 7, 9, 10—11.
51 FRUS. 1939, v. 1, р. 326—327.
52 Ibid., р. 322—326.
53 Ibid., р. 327—328.
54 Ibid., р. 328.
52

нами, которые не покушаются на интересы СССР. В данном случае он ис¬
ходил из заявления, содержащегося в выступлении Сталина на XVIII съезде
ВКП(б), которое как раз и было рассчитано на отклик в Германии.
Вывод, к которому пришли немцы по результатам второй встречи посла с
лавой Советского правительства, был таков: Молотов снова занял выжи¬
дательную позицию в вопросе германо-советских отношений, но проявил
определенный интерес к возможности конкретного предложения полити¬
ческого характера, которое исходило бы от Германии*’55. Самому же Со¬
ветскому Союзу, учитывая продолжавшиеся в Москве переговоры с Англией
и Францией, проявлять излишнюю инициативу на параллельных, но тайных
переговорах с Германией было, конечно, ни к чему
Тем временем возобновились совётско-германские экономические пере¬
говоры, на этот раз в Берлине56. Но инструкция министерства иностранных
дел Германии Шуленбургу по-прежнему предписывала воздерживаться от
каких-либо шагов по сближению с СССР57. Из рассматриваемых документов
не ясны причины медлительности гермййскойстороны — то ли сказывалась
борьба мнений в нацистском руководстве58, то ли Гитлер выжидал, чтобы
"советский плод" окончательно созрел. Наконец из сообщения ТАСС, опуб¬
ликованного 22 июля, о возобновлении советско-германских переговоров о
кредитах и торговле узнали и советские люди59.
Экономические переговоры фактически возобновились раньше. Задержку
с официальным объявлением об этом можно объяснить политическими
соображениями — пониманием того международного резонанса, который
неизбежно вызвало бы любое улучшение советско-германских отношений.
Прежде всего это не могло не сказаться на тройственных переговорах,
провозглашенной целью которых было изолировать нацистского агрессора.
На Западе многие государственные деятели, но далеко не все, отка¬
зывались верить в возможность советско-германского сближения. Показа¬
тельно письмо посла США в Польше А. Биддла-младшего, отправленное
Хеллу 3 августа. В нем излагалось мнение министра иностранных дел Поль¬
ши Ю. Бека, который не верил, вопреки циркулировавшим слухам, в воз¬
можность сближения Берлина с Москвой, по крайней мере в ближайшем
будущем. Не верил из-за фундаментальных расхождений в доктринах нациз¬
ма и коммунизма, служащих основой внешней политики Германии и СССР.
Бек считал, что легче Западу найти какое-то взаимопонимание со странами
"оси", чем нацистам с коммунистами60.
По-другому думали немецкие дипломаты в Москве, равно как и люди из
сталинского окружения. 6 августа Грамон передал в Вашингтон выводы, к
которым пришел по итогам еще одной беседы Молотова с Шуленбургом
американский информатор в германском посольстве-, налицо улучшение
советско-германских отношений, но потребуется время для устранения со¬
ветского недоверия. В этом же дипломатическом документе ссылка Моло¬
това на стремление СССР к соглашению о "действенной обороне против
агрессии" интерпретировалась как согласие на такую договоренность с
Англией и Францией — партнерами Советского Союза по московским пере-
55 Ibidem.
56 Ibid., р. 329.
57 Ibid., р. 329—330.
58 В депеше из Берлина от 3 июля поверенный в делах США в Германии Керк оценивал факт
возобновления экономических переговоров с СССР в немецкой столице вместо посылки
Шнурре в Москву как компромисс между сторонниками и противниками сближения с СССР —
Ibid., р. 329.
59 Ibid., р. 330-331.
60 Ibid., р. 331—332.
53

говорам, которая будет основана "исключительно на советских условиях"61.
К началу августа 1939 г.» последнему предвоенному месяцу в Европе, со¬
ветско-германским отношениям было придано ускорение — сказалась под¬
готовительная работа и с той, и с другой стороны в предыдущие месяцы.
9 августа Керк сообщил из Берлина Хэллу, основываясь на информации,
полученной им от Астахова: на советско-германских экономических пере¬
говорах наблюдается быстрый прогресс62.
Молотов в ходе полуторачасовой беседы с Шуленбургом, состоявшейся
15 августа, получил наконец ответ на свое предложение от 20 мая подвести
под советско-германские отношения прежде всего "политическую базу". На
следующий день новый американский посол в СССР Л.Штейнгардт (он вру¬
чил свои верительные грамоты 8 августа) подробно изложил содержание
беседы в телеграмме в госдепартамент США.
Это была та самая беседа, в ходе которой с немецкой стороны было сде¬
лано заявление об отсутствии столкновения интересов Германии и СССР в
регионе "от Балтики до Черного моря", подкрепленные готовностью обсу¬
дить "любые территориальные вопросы в Восточной Европе"63. Это вполне
соответствует памятной записке, врученной Шуленбургом во время беседы
Молотову (теперь опубликованной и в СССР), в которой говорится: "Герман¬
ское правительство стоит на точке зрения, что между Балтийским и Черным
морями не существует ни одного вопроса, который не мог бы быть разрешен
к полному удовлетворению обеих стран. Сюда относятся вопросы Балтий¬
ского моря, Прибалтийских государств, Польши, Юго-Востока и т.п."64.
Немцы стремились форсировать переговоры, для чего хотели послать в
Москву министра иностранных дел Риббентропа.
Теперь и Молотов оказался готов несколько' расшифровать свое майское
предложение о подведении под двусторонние отношения "политической
базы". Он изложил Шуленбургу советские условия соглашения: 1)
заключение пакта о ненападении; 2) немецкий отказ от поощрения японской
агрессии на Дальнем Востоке; 3) урегулирование взаимных интересов в
Прибалтике. Условия это следовало предварительно обсудить65.
Американский посол писал, что советско-германские переговоры про¬
исходили втайне от Англии и Франции66. Так оно и было.
В ином положении находились США благодаря обладанию секретной
информацией о советско-германских переговорах. Придерживаясь в целом
выжидательной стратегии, выражением которой была их политика нейтра¬
литета67, США под влиянием получаемой ими "детальной информации" о
тройственных англо-франко-советских и двусторонних советско-герман¬
ских переговорах несколько раз пытались повлиять на ход московских
переговоров68. В середине мая 1939 г. Хэлл в беседе с временным по¬
веренным в делах СССР в США К.А. Уманским заявил от имени своего пра¬
вительства, что оно "заинтересовано в успехе происходящих переговоров"
Советского Союза с западными странами69. Затем 30 июня Ф. Рузвельт
61 Ibid., р. 332—333.
62 Ibid., р. 333.
63 Ibid., р. 334.
64 Год кризиса. 1938—1939, т. 2, с. 232.
65 FRUS. 1939, V. 1, р. 334—335.
66 Ibid., р. 335.
67 См.: НаджафовД.Г. Нейтралитет США. 1935—1941. М., 1990.
Maddux Th. R. Years of Estrangement: American Relations with the Soviet Union, 1933—1941.
Tallahassee, 1980, p. 99.
69
СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны. (Сентябрь 1938 г. — август 1939 г.):
Документы и материалы. М., 1971, с.'403.
54

просил Уманского передать в Москву о его заинтересованности "в
благополучном завершении московских переговоров"70.
Наконец 16 августа через посла США в СССР Штейнгардта американский
президент передал свое мнение о совпадении интересов США и СССР в деле
противодействия агрессии держав "оси", вновь призвав к достижению бла¬
гоприятного результата на англо-франко-советских переговорах. Совет¬
ская реакция на обращение американского президента ограничилась заве¬
рениями Молотова, что "мысли Рузвельта представляют для Советского
правительства живейший интерес и высокую ценность"71. Это подтверждает
заключение Д.А. Волкогонова, автора политической биографии Сталина, о
том, что "активных шагов по установлению конструктивных контактов с
американским президентом Сталин до войны не предпринимал"72.
Отвергнув в конце концов путь продолжения поисков договоренностей с
Англией и Францией, сталинское руководство отвергло тем самым и перс¬
пективу скорого сближения с США. <XRCT i N. .
В Вашингтоне итоги беседы Молотова с-Шулен бургом 15 августа были
восприняты как решающий шаг сторон к достижению взаимной догово¬
ренности. На следующий день государственный секретарь Хэлл пригласил
английского и французского послов, ознакомив их с сутью только что
полученной из Москвы секретной информации об этой беседе, после чего
сообщил о предстоящем визите в советскую столицу Риббентропа. Судя по
мемуарам Болена, Хэлл впервые решился поделиться информацией о со¬
ветско-германских тайных переговорах с правительствами Англии и Фран¬
ции, хотя такая информация поступала к нему уже третий месяц73.
16 августа второй секретарь германского посольства в Москве Биттен-
фелд (он же тайный американский информатор) был направлен в Берлин с
полной стенограммой беседы Молотова с Шуленбургом. В результате, се¬
тует в мемуарах Болен, посольство США "не получало ничего в течение
недели между отъездом Джонни (Биттенфелда. — Д.Н.) и прибытием в
Москву Риббентропа 23 августа"74. До возвращения Биттенфелда американ¬
ские дипломаты в Москве довольствовались только той информацией о
советско-германских отношениях, которая появлялась в советской печати.
21 августа Штейнгардт телеграфировал в Вашингтон об опубликованном
в этот день сообщении ТАСС о заключении советско-германского кредитно¬
го соглашения с перечислением его условий. Внимание госдепартамента
привлекалось к передовым статьям в "Правде" и "Известиях", посвященным
соглашению. Цитировалась заключительная фраза из передовицы "Правды":
"Оно может явиться серьезным шагом в деле дальнейшего улучшения не
только экономических, но и политических отношений между СССР и
Германией"75.
В тот же день в Берлине было опубликовано сообщение германского те¬
леграфного агентства, переданное также по радио, о том, что "германское и
советское правительства согласились заключить пакт о взаимном нена¬
падении" и что для его заключения министр иностранных дел Германии
Риббентроп прибудет в Москву 23 августа. Тут же поверенный в делах США
в Берлине Керк направил в Вашингтон соответствующую телеграмму76.
70 Там же, с. 478.
71 Год кризиса. 1938—1939, т. 2, с. 253—254
72 Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия. Политический портрет И В. Сталина, в 2-х кн. М ,
989 кн. 2, ч. I, с. 105.
73 Bohlen Ch. Е. Op. cit., р. 82.
74 Ibidem.
75 FRUS. 1939, v. l.p. 336.
76 Ibid., p. 337.
55

На следующий день такую же информацию послал из Москвы Штейнгардт.
От себя посол добавил: "Быстрое развитие советско-германских отношений
явилось полным сюрпризом для английского и французского посольств и
их персонала"77.
В телеграмме Керка, посланной из Берлина 22 августа, излагалось мнение
"советского дипломата из посольства в Берлине, только что вернувшегося
из Москвы". Прежде всего интересны объяснения, которые давались пред¬
стоящему заключению советско-германского договора. Договор, со слов
советского дипломата, оправдывался такими соображениями: отказом
Англии и Франции предоставить на тройственных переговорах в Москве ис¬
черпывающую информацию о своих армиях; их отказом согласиться в
случае войны на большее, чем на консультации; английскими уступками
Японии на Дальнем Востоке и готовностью Великобритании пойти на "вто¬
рой Мюнхен" за счет Польши. Советский источник не исключал продол¬
жения англо-франко-советских; переговоров после заключения советско-
германского договора и даже того, что "явный" акт агрессии Германии про¬
тив Польши может привести к участию СССР в антигерманском союзе78.
23 августа посол США в Великобритании Дж. Кеннеди послал Хэллу
длинную телеграмму, целиком посвященную намеченному подписанию со¬
ветско-германского договора о ненападении. В телеграмме передавалось
содержание бесед посла с министром иностранных дел Э. Галифаксом и
главным политическим советником британского министерства иностран¬
ных дел Р. Ванситартом.
Галифакс поделился информацией, поступившей от посла Велико¬
британии в Москве У. Сидса. Последний сообщал об ответе Молотова на
вопрос посла о том, будет ли советско-германский договор включать обыч¬
ный для соглашений о ненападении с советским участием пункт о его
неприменимости в случае акта неспровоцированной агрессии. Ответ, вы¬
сказанный в явном замешательстве, гласил: "Посмотрим, что будет потом"79.
Разъяснения, которые давались в Москве официальными советскими ли¬
цами по поводу перемены во внешней политике СССР, оказались неубеди¬
тельными для англичан. По оценке Галифакса, "русский ответ едва ли мог
быть более неудовлетворительным". Ванситарт же предвидел, что заклю¬
чаемый между Германией и СССР договор предусматривает "четвертый
раздел" Польши80.
Заявление Галифакса об английской решимости защитить Польшу
американский посол комментировал так: "Однако у меня сложилось твердое
убеждение, что они (англичане. — Д.Н) не хотят быть большими поляками,
чем сами поляки, и что они молятся, чтобы поляки как можно скорее нашли
какой-либо способ урегулировать свои споры с немцами"81.
Утром 24 августа, когда Риббентроп отсыпался в германском посольстве
после ночных переговоров в Кремле, завершившихся подписанием со¬
ветско-германского договора о ненападении, этажом ниже Биттенфелд со¬
общил Болену условия договора и секретного дополнительного протокола
к нему. Удивительно, вспоминал Болен, что передача столь секретной
информации происходила не где-нибудь, а в самом германском по¬
сольстве82.
77 Ibid., р. 338.
78 Ibidem.
79 Ibid., р. 339.
80 Ibid., р. 339—340.
81 Ibid., р. 341.
х "^ Bohlen Ch.E. Op.cit., p. 82—83.
56

И уже в полдень того же дня в Вашингтон была отправлена зашиф¬
рованная телеграмма Штейнгардта с содержанием итогов советско-гер¬
манской договоренности. То, что оставалось тайной для подавляющего
большинства советских людей в течение полстолетия, правительству США
стало известно в считанные часы.
Посол писал, что он получил "строго конфиденциальное сообщение" о
достижении между Германией и СССР полного взаимопонимания относи¬
тельно территориальных изменений в Восточной Европе, конкретно, отно¬
сительно Эстонии, Латвии, восточной части Польши, Бессарабии, приз¬
нанных сферой советских интересов. Как видим, в этом перечне отсутствует
Финляндия, которая также фигурировала среди обреченных на сталинский
произвол стран. Штейнгардт в телеграмме особо отмечал, что "Финляндия,
по-видимому, не упоминается (в секретном протоколе. — Д.Н.)"83. Однако это
было ошибкой, одной из немногих, допущенных информатором из герман¬
ского посольства.
Телеграмма американского посла Оканчивалась еще одной немало¬
важной констатацией: "Как мне сооб!цилй, переговоры вел сам Сталин,
который не скрыл от Риббентропа, что он давний сторонник советско-гер¬
манского сближения. После заключения договора Сталин поднял тост за
Гитлера и за "возрождение традиционной германо-русской дружбы"84.
Еще в одной телеграмме от 24 августа Штейнгардт высказывал мнение,
что, "по существу, далеко идущее соглашение по политическим вопросам
было достигнуто между правительствами Германии и Советского Союза до
решения послать Риббентропа в Москву и пребывание здесь Риббентропа
носило прежде всего характер театрального жеста, рассчитанного на то,
чтобы произвести впечатление на мировое общественное мнение, в част¬
ности на английское и французское"85. Несомненно одно: поездка Риб¬
бентропа в Москву состоялась именно потому, что обе стороны еще до
этого выказали готовность к взаимной договоренности.
Ратификация советско-германского договора о ненападении Верховным
Советом СССР, состоявшаяся 31 августа, была прокомментирована послом
Штейнгардтом в телеграмме Хэллу от того же числа. Особое внимание при¬
влекло выступление Молотова, "построившего свои рассуждения о до¬
говоре на речи Сталина на XVIII съезде ВКП(б), опустив ту часть речи, где
заявлялось, что Советский Союз поддержит страны, ставшие жертвами
агрессии"86. Другими словами, путь к договору был обозначен еще в марте
1939 г., когда состоялся XVIII съезд ВКП(б), на котором Сталин сделал
особый упор на готовности установить "мирные, близкие и добрососедские
отношения" со всеми странами, если "они не попытаются нарушить
интересы нашей страны или прямо или косвенно интересы целости и непри¬
косновенности границ Советского государства"87.
Агрессия нацистской Германии против Польши сконцентрировала
внимание американских дипломатов в Москве на позиции СССР. Штейнгардт
в телеграмме, направленной в госдепартамент 1 сентября, с одной стороны,
подвергал сомнению достоверность слухов о тайном военном соглашении
Германии и СССР, направленном против Польши, а с другой — писал: "Од¬
нако соглашение (советско-германский договор от 23 августа 1939 г. — Д.Н),
83 FRUS. 1939, v. 1, р. 343.
84 Ibidem.
85 Ibid., р. 344.
86 Ibid., р. 346—347.
87 XVni съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). 10—21 марта 1939 г
Стенографический отчет. М., 1939, с. 15
57

как представляется, не исключает вознаграждения Советского Союза, поже¬
лай он этого, прямой оккупацией"88.
У. Буллит, посол США во Франции, менее других американских дипло¬
матов в европейских столицах был склонен доверять сталинскому руко¬
водству. В телеграмме Хэллу 2 сентября он писал, сопоставляя заявление
советского посла в Варшаве о том, что советско-германский договор не
имеет отношения к торговле между СССР и Польшей, с прибытием в Берлин
советской военной миссии: "Это может означать, что советское прави¬
тельство намерено оказывать дозированную помощь обеим сторонам в
начавшейся войне, чтобы она продолжалась как можно дольше — для того,
чтобы максимально продлить страдания и чтобы в конечном счете свежие
советские армии смогли промаршировать по континенту"89.
Последний документ из рассматриваемой серии — меморандум Гендер-
сона от 2 сентября. В нем анализировался текст уже упомянутого вы¬
ступления Молотова на сессии Верховного Совета СССР, где был ратифи¬
цирован советско-германский^др/qpop о ненападении.
В меморандуме фиксировалось внимание на следующих моментах вы¬
ступления: 1) отсутствие упоминания "мировой революции". В связи с этим
Гендерсон задавался вопросом, не означает ли это, что Сталин отбросил
идею мировой революции? 2) отсутствие твердого обязательства не вме¬
шиваться в европейский конфликт; 3) подчеркивание международного зна¬
чения советско-германского договора — не означает ли это больше, чем
просто договор о ненападении? 4) вина за возникновение войны в Европе
скорее возлагается на Великобританию и Францию, чем на Германию;
5) отсутствие ссылки на положение о помощи жертвам агрессии, содер¬
жащееся в выступлении Сталина на XVIII съезде ВКП(б). Гендерсон ком¬
ментировал так: "Считают, что Сталин включил это положение, чтобы вновь
заверить Китай в продолжении помощи. Не означает ли это умолчание Мо¬
лотова выражение советской готовности пересмотреть свою политику в
отношении Китая?"90.
Американские дипломатические документы и свидетельства о советско-
германских переговорах, приведших к заключению договора о ненападении
между СССР и Германией 23 августа 1939 г., существенно дополняют наши
знания о пути сторон к договору. Это особенно верно в отношении
переговоров о "секретном дополнительном протоколе" о размежевании
"сферы интересов" договаривавшихся сторон в Восточной Европе, факт
подписания которого осудил в своем постановлении Съезд народных
депутатов СССР в декабре 1989 г.91 Избавив нацистскую Германию от угрозы
войны на два фронта, договор укрепил решимость Гитлера напасть на
Польшу. 1 сентября 1939 г. Европа оказалась ввергнутой во всеобщую войну.
88FRUS. 1939, V. 1, р. 347—348.
89 Ibid., р. 348—349.
90 Ibid., р. 349—350.
91 Правда, 28.XII.1989.
58

© 1992 г.
Л.А. П И ME НОВ А
ИДЕЯ СВОБОДЫ ВО ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ XVIII в.
Из составляющих знаменитой триады ’’Свобода, Равенство, Братство” наи¬
большей популярностью в годы Французской революции конца XVIII в. пользо¬
вался лозунг свободы. Это не было случайным. Идея свободы издавна была в
центре внимания европейской общественной мысли. Со времен античности умы
философов занимала проблема противоречий между потребностями общества
и правами личности, властью и свободой. Христианские богословы рассуждали
о соотношении божественного промысла и'свободы воли человека. Вопрос о
гражданской, политической и духовной свободе неизменно поднимался в фило¬
софских учениях нового времени.
В век Просвещения во всех случаях, когда речь заходила о справедливом
общественном устройстве, понятие свободы неизменно оказывалось ключевым.
О какой же свободе мечтали люди во Франции XVIII в.? С одной стороны, тогда
еще было живо представление о со словно-корпоративных свободах, которые
основывались на устоявшихся традициях и выражались в форме привилегий.
Их существование было одним из проявлений юридического неравенства, царив¬
шего во французском обществе Старого порядка. Каждая группа и каждый обще¬
ственный институт защищали принадлежавшие им свободы. Так, духовенство
пеклось о свободах галликанской церкви, дворяне — о привилегиях и вольнос¬
тях дворянства, провинциальные штаты — об ослаблении налогов от гнета и иных
привилегиях для своей провинции, городские власти — о вольностях для дан¬
ного города.
С другой стороны, появилась мысль о свободе как естественном и неотъемле¬
мом праве каждого человека, т.е. свободе, неотделимой от равенства. Деятели
Французской революции конца XVIII в. восприняли ее именно в этой трактовке
и сделали своим знаменем.
Концепцию личной свободы, от рождения являвшейся неотъемлемым правом
каждого индивида, в равной мере пропагандировали многие философы-просве¬
тители. При этом они полагали, что в окружающем их реальном мире царит тира¬
ния. Трактат Ж.-Ж. Руссо ”06 общественном договоре” открывала ставшая
крылатой фраза: ’’Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах”1.
Этот несовершенный строй должен был исчезнуть, уступив место идеальному
с точки зрения просветителей обществу, где частные свободы и привилегии
сословий, провинций, городов, общин отвергались во имя всеобщей свободы
человека и гражданина.
Просветители подчеркивали, что свобода не означает произвола и анархии.
Они мечтали об обществе и государстве, в которых свобода и порядок не про¬
тиворечили бы друг другу и где гармонически сочетались бы природная независи¬
мость личности и интересы государства. Но конкретные пути социального пере¬
устройства, предложенные просветителями, расходились в зависимости от того,
что с точки зрения данного мыслителя являлось основополагающей ценностью.
Многие исходили из приоритета естественных прав и свобод личности и критерием
оценки тех иди иных государственных и общественных институтов, норм и
обычаев считали их способность защищать личность и гарантировать ей свободу.
* Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969, с. 152.

Поэтому для Ш.-Л. Монтескье или энциклопедистов Д. Дидро и Ж.-Л. д’Аламбера
политическая свобода государства в целом определялась разделением законо¬
дательной, исполнительной и судебной властей, а свобода отдельного гражданина
обеспечивалась в том случае, если законы позволяли каждому не бояться произ¬
вола как со стороны других граждан, так и со стороны государства.
Иное решение проблемы предложили Ж.-Ж. Руссо и Г.Мабли, поставившие
во главу угла общественные и государственные интересы. Они считали идеаль¬
ным такой порядок, при котором личность полностью делегировала свои права
обществу и государству. Согласно Руссо, люди, заключая между собой общест¬
венный договор и создавая государство, наделяли его правом выражать их кол¬
лективную волю. В результате государство получало неограниченную власть
над личностью, так как оно действовало от имени всех граждан и являлось гаран¬
том их свободы. Для тех случаев, когда воля отдельной личности вступала в
противоречие с требованиями общества и государства, Руссо предложил парадок¬
сальное решение: ’’Если кто-либо откажется подчиниться общей воле, то он будет
к этому принужден всем Организмом,^ это означает не что иное, как то, что его
силою принудят быть свободным. Ибо таково условие, которое, подчиняя каж¬
дого гражданина отечеству, одновременно тем самым ограждает его от всякой
лйчной зависимости”2. Эта теория впоследствии нашла практическое воплоще¬
ние во время якобинской диктатуры.
Итак, в предреволюционной Франции было общепризнанным, что свобода -
это благо, но вместе с тем давались различные трактовки того, в чем именно она
заключалась. Восторженную приверженность своих современников идее свободы
и одновременно разнобой в истолковании самого этого понятия отметил Мон¬
тескье. ’’Нет слова, - писал он в трактате ”0 духе законов”, - которое получило
бы столько разнообразных значений и производило бы столь различное впечатле¬
ние на умы, как слово ’’свобода”. Одни называют свободой легкую возмож¬
ность низлагать того, кого они наделили тиранической властью; другие — право
избирать того, кому они должны повиноваться; третьи — право носить оружие
и совершать насилия; четвертые видят ее в привилегии состоять под управле¬
нием человека своей национальности или подчиняться своим собственным зако¬
нам. Некий народ долгое время принимал свободу за обычай носить длинную
бороду. Иные соединяют это название с известной формой правления, исключая
все прочие” 3.
Накануне революции свобода пленяла умы и сердца людей в виде не только
абстрактной философской идеи, но и аллегорического образа. Его истоки восходи¬
ли к божеству Свободы из римской мифологии. Художники изображали ее в
виде молодой женщины в белых одеждах, держащей в одной руке скипетр, а в
другой колпак. Скипетр означал, что свободный человек - сам себе господин,
а колпак считался у древних римлян символом отпущения раба на волю. Рядом
с божеством изображали кошку —.животное, не терпящее принуждения. Другим
распространенным , иконографическим типом была ’’Свобода, завоеванная
доблестью”: женщина, держащая в руках пику с колпаком на конце и попираю¬
щая ярмо.
Во второй половине XVIII в. проблема свободы приобрела во франции отчет¬
ливо выраженный политический смысл. Все громче зазвучали требования ограни¬
чить произвол королевских министров, провести в жизнь принцип разделения
властей, изменить уголовное законодательство и обеспечить неприкосновенность
личности, исключить возможность арестов и наказаний без суда и следствия, уста¬
новить свободу печати, обеспечить каждому возможность свободно высказывать
свои мысли, выбирать род занятий по своему усмотрению, участвовать в полити¬
кам же, с. 164.
3Монтескье Ш.-Л. Избр. произв. М., 1955, с. 288.
60

ческой жизни. Летом 1788 г., во время острого политического кризиса в стране,
правительство вынуждено было уступить требованиям оппозиции и созвать Гене¬
ральные штаты, впервые с 1614 г. Весной 1789 г. развернулась предвыборная
кампания, в ходе которой по всей стране составлялись наказы депутатам от
различных сословий. Авторы наказов, как правило, требовали обеспечить граж¬
данские и политические свободы.
НАЧАЛО ЭРЫ СВОБОДЫ
Революция 1789 г. воспринималась ее участниками как борьба за торжество
свободы. Известные слова Робеспьера ’’революция - это война свободы против
ее врагов” — выражали не только его личное мнение. Под этим изречением мог бы
подписаться каждый французский революционер. Революция была для них кру¬
шением старого мира деспотизма и рождением того идеального и разумного
нового мира свободы, о котором мечтадц; их идейные наставники-просветители.
Все в революционном лагере независимо ^^р^политических взглядов с пафо¬
сом клялись в верности делу свободы. Конституционный монархист по убежде¬
ниям, блистательный оратор граф О.-Г. Мирабо говорил на Учредительном собра¬
нии в сентябре 1790 г.: ”С давних пор мои ошибки и мои заслуги, мои несчастья
и мои успехи одинаково связывали меня с делом свободы... трудно будет при¬
вести хоть один факт из моей жизни, хоть одну речь мою, которые не свиде¬
тельствовали бы о великой и сильной любви к свободе”4. Видный жирондист
Ж.-П. Бриссо в 1791 г., доказывая депутатам собрания, что все монархи Европы
бессильны перед революцией, риторически вопрошал: ’’Какие солдаты деспотизма
могут долго устоять против солдат свободы?”5.* Пламенный трибун Ж.Дантон
в сентябре 1792 г. говорил в Конвенте: ”В течение трех лет я делаю все, что счи¬
таю своим долгом делать для свободы, я стоял всегда в рядах ее самых отваж¬
ных защитников”6. Ставший впоследствии одним из виднейших якобинцев
Ж.-П. Марат накануне революции, в феврале 1789 г., призывал современников:
’’Познайте же цену Свободы, познайте жę цену мгновения”7. Депутат Конвента
П.-Ж. Камбон два дня спустя после казни короля, в январе 1793 г., скажет: ”Мы
наконец-то приплыли на остров Свободы, и мы сожгли корабль, доставивший
нас туда” 8, Смысл этой реплики станет понятен, если вспомнить, что в самом
начале революции, когда еще сильны были упования на единство нации и короля,
Учредительное собрание торжественно провозгласило 11 августа 1789 г. Людо¬
вика XVI ”восстцновителем французской свободы”9. Свойственное участни¬
кам революции ощущение разрыва с прошлым проявилось в распространив¬
шемся в 1792 г. обычае датировать официальные бумаги ’’четвертым годом Сво¬
боды”. 1789 г., год начала революции, стал, таким образом, первым годом новой
эры Свободы.
Свобода являлась новым божеством, рожденным веком Просвещения и воз¬
несенным на огромную высоту волной революционного энтузиазма. Именно
этот образ занял центральное место в революционной символике и иконографии.
Со дня штурма Бастилии вошел в употребление фригийский колпак, или колпак
свободы. Уже в июле 1789 г. на памятной медали в честь установления нового
муниципального правления в Париже вновь появилась свобода в образе молодой
4 Олар А. Ораторы революции. Т. 1. Учредительное собрание. М., 1907, с. 105.
5 Олар А, Ораторы революции. Т. 2. Законодательное собрание и Конвент. М., 1908, с. 151.
6 Дантон Ж,~Ж. Избранные речи. Харьков, 1924, с. 9.
7 Vovelle М. La mentality re'volutionnaire: Societe et mentalites sous la Revolution francause,
Paris, 1985, p. 25.
8 Ibid., p. 26,
’Конституции и законодательные акты буржуазных государств XVII-XIX вв. Под ред.
П.Н. Галанзы. М.» 1957, с. 232.
61

женщины. Аллегория свободы то венчала лаврами бюст Людовика XVI, то сопро¬
вождала крестьянина в разбитых цепях. Она заметно преобладала над другими
кумирами того времени: Равенством, Справедливостью, Природой и т.д. Этот
образ богини из революционного Пантеона был неразрывно связан с эстетичес¬
кими канонами французского классицизма, в традициях которого художники
революции изображали стилизованные в античном духе позы, жесты, одежды
и атрибуты Свободы. Ее сопровождали и некоторые масонские символы, такие,
как всевидящее око и треугольник с отвесом.
Как правило, Свобода представала перед зрителем с фригийским колпаком
на голове, в руке или на острие пики. Она могла держать и скипетр разума со
светящимся оком на конце, льва на привязи, палицу или секиру для сокруше¬
ния гидры деспотизма. Были два основных иконографических типа Свободы.
Часто она изображалась воинственной и пылкой, в открытом платье до колена.
Ее поза передавала порыв. Другой тип - Свобода торжествующая и безмятеж¬
ная. Женская фигура, полностью задрапированная на античный манер, стояла
или сидела со степенным ви до Ми1 линкую щей улыбкой на устах.
Это официально пропагандировавшееся божество было принято народом.
Французский историк М. Вовель, изучающий массовое сознание в эпоху Фран¬
цузской революции XVIII в., полагает, что тогда взяла реванш народная куль¬
тура, долгое время подавлявшаяся церковью. Соединение революционного дви¬
жения с многовековыми традициями народной культуры ярко проявилось, напри¬
мер, в обряде посадки ’’деревьев свободы”. Этот обычай вел свое происхожде¬
ние от народных праздников, разыгрывавшихся в былые времена вокруг ’’май¬
ских деревьев”. Современники осознавали связь нового обряда с прежним, и не
случайно во время Французской революции бытовало выражение ’’майские дере¬
вья свободы”. Следуя традиции, участники торжества сажали живые деревья или
втыкали в землю длинный шест и украшали его цветами, венками, лентами и
революционными эмблемами, а вокруг разворачивалось народное гуляние. Та¬
кой обряд появился в январе 1790 г. в провинции Перигор, а затем широко рас¬
пространился по всей Франции. В мае 1792 г. в стране посадили уже примерно
60 тыс. ’’деревьев свободы”.
Приобрели популярность девизы, в состав которых входило слово ’’свобода”,
как правило, стоявшее на первом месте. На документах, рисунках, даже посуде
писали: ”Жить свободным или умереть”. Эти слова, как клятва, были внесены
в текст первой конституции Франции 1791 г. Часто встречались девизы: ’’Свобода,
Равенство, Безопасность” и ’’Свобода, Равенство, Собственность”.
Когда же появился самый знаменитый революционный лозунг ’’Свобода, Равен¬
ство, Братство”? Существует мнение, что это произошло во время праздника
Федерации в Париже в честь годовщины взятия Бастилии - 14 июля 1790 г. Но ав¬
тор специального исследования, посвященного революционной триаде, известный
французский историк А. Олар доказал, что в действительности это было не так.
На праздник Федерации жители каждого дистрикта (района) Парижа пришли
под знаменем, на котором был начертан какой-нибудь девиз, например: ’’Закон,
Согласие, Свобода”, ’’Союз и Свобода”, ’’Сила, Свобода, Мир”, ’’Закон, Король,
Свобода, Отечество”, ’’Свобода и свободный король”, ’’Законность, Свобода,
Безопасность, Верность” и т.д. Но девиза ’’Свобода, Равенство, Братство” среди
них не было. Он впервые прозвучал в мае 1791 г., и предложил его французам
демократичный по составу политический клуб кордельеров при обсуждении
вопроса о создании национальной армии. Кордельеры решили, что военные долж¬
ны носить нагрудный знак со словами ’’Свобода, Равенство, Братство”, так как
это именно те принципы, на которых надлежало основать национальную армию 10.
iQAulard A. Etudes et lecons sur la Revolution franęaise. 6-eme serie. La devise “Liberte*, egalite'
frąternite”. Paris, 1910, p. 10-16.
62

Принято считать, что эти слова стали официальным девизом Первой француз¬
ской республики. Однако, как было показано в том же исследовании Олара, во
время революции какой-либо государственный девиз не вводился. Его употребле¬
ние стало спонтанно установившимся обычаем.
В начале революции законодательство было проникнуто духом политического
и экономического либерализма. Принятая 26 августа 1789 г. ’’Декларация прав
человека и гражданина” провозгласила всех людей ’’свободными и равными в пра¬
вах”, а вслед за этим — свободу мнений, слова, печати, религиозных убеждений
и принцип народного суверенитета, согласно которому вся власть исходит от
нации.
В дальнейшем Учредительное собрание подтверждало и гарантировало свободы,
записанные в ’’Декларации прав человека и гражданина”. Полномочия короля
были серьезно ограничены. Он оставался главой исполнительной власти, но его
воля отныне не имела силы закона. Собрание осуществило реформу уголовного
законодательства. Для ареста гражданина теперь требовалась санкция судьи,
по истечении 24 часов после ареста задержанный подучал право консультироваться
с адвокатом, учреждался суд присяжных, вводилась гласность судопроизводства
с состязательным участием сторон. Новая судебная система основывалась на
выборности и независимости судей. В соответствии с принципом религиозной
терпимости протестантам и иудаистам были предоставлены гражданские права.
В первые годы революции во всей полноте существовала свобода печати. Широ¬
кие полномочия получили выборные органы местной власти.
Свобода восторжествовала и в сфере экономики. Устранялись препятствия,
мешавшие предпринимателям свободно производить, получать прибыль и распо¬
ряжаться ею по своему усмотрению. В результате упразднения ремесленных и
торговых корпораций, привилегированных мануфактур и торговых компаний,
регламентации производства и рынка во Франции установилась свобода предпри¬
нимательства и торговли.
Вместе с тем на пути проведения в жизнь принципа свободы встретились и
немалые трудности. Оказалось, что провозглашенные свободными от рождения
индивиды стояли на разных политических позициях и подчас вступали в ожесто¬
ченную междоусобную борьбу. В годы революции проблема соотношения свободы
личности и интересов общества переместилась из философской плоскости в поли¬
тическую, а здесь французских революционеров подстерегало трудноразрешимое
противоречие: в принципе они считали свободу естественным правом каждого
человека, но на практике как политики они не были готовы признать это право
за своим противником.
Отсюда неизбежными становились отступления от принципа свободы. В пер¬
вую очередь это отчетливо проявилось в отношении к эмиграции. С одной сто¬
роны, конституция 1791 г. давала всем гражданам неограниченное право на
свободу передвижения. С другой - эмигранты-роялисты с помощью иностран¬
ных монархов готовили вторжение во Францию и насильственную ликвидацию
революционных завоеваний. В этих условиях осенью 1791 г. (всего два месяца
спустя после принятия конституции) Законодательное собрание начало принимать
декреты о репресбиях против эмигрантов. В данном случае в политике француз¬
ских революционеров идея общего блага взяла верх над идеей личной свобо¬
ды. С началом войны в апреле 1792 г. эта тенденция все нарастала, пока не достиг¬
ла кульминации в якобинской диктатуре ’’общественного спасения”.
63

СВОБОДА И РЕСПУБЛИКА
После провозглашения в сентябре 1792 г. республики возникла необходи¬
мость в новом, не связанном с монархическим прошлым официальном символе
французского государства. Раньше оно персонифицировалось в образе короля,
изображенного на государственной печати. Теперь государство стало абстракт¬
ным и анонимным. Его олицетворением уже не могло быть изображение конкрет¬
ного человека, а потребность в таком символе возросла. Необходимы были
простые и доходчивые, наглядные средства революционной пропаганды, способ¬
ные мобилизовать народ на борьбу. Этого требовала трудная обстановка, сложив¬
шаяся к тому времени как внутри страны, так и за се пределами: Франция вела
тяжелую войну против коалиции европейских монархий, а в самой стране нараста¬
ла борьба между сторонниками различных путей развития революции.
В этих условиях аллегория свободы стала официальным символом Француз¬
ской республики. Выступая в Национальном конвенте с докладом о государст¬
венной печати, аббат Грегуар предложил изобразить на ней женщину-Свободу
”с тем, чтобы, обходя земной шар, наши эмблемы показывали всем народам
дорогие образы республиканской Свободы и республиканской гордости11.
По этому докладу был принят декрет, гласивший, что ’’государственная печать
будет изменена и на ней будет изображена франция в облике стоящей женщины,
одетой по-античному, держащей в правой руке пику с фригийским колпаком,
или колпаком Свободы, на острие, а левой опирающейся на фасцию; у ног ее
будет кормило”12. Отличительным знаком депутатов Конвента стала медаль
с профильным изображением сидящей женщины с непокрытой головой; в пра¬
вой руке женщина держала фасцию, а в левой — фригийский колпак. Портрет
женщины с фригийским колпаком появился и на монетах.
В годы республики в Париже были установлены две статуи Свободы. Одна
из них находилась на площади Революции (так переименовали бывшую плрщадь
Людовика XV, ныне площадь Согласия), на том месте, где раньше возвышался
памятник Людовику XV. Свобода предстала перед парижанами в полный рост,
опираясь на пику. На ее голове красовался фригийский колпак. Ее водрузили
на пьедестал во время праздника Свободы в октябре 1792 г. Другая статуя появи¬
лась на площади Пик (бывшей площади Людовика Великого, ныне Вандомской),
на месте памятника Людовику XIV. Статуи Свободы были и в главных городах
департаментов: в Нанте, Монпелье, Эксе, Лионе, Труа. В деревнях обычно огра¬
ничивались тем, что сажали ’’деревья свободы”. Правда, кое-где были установ¬
лены и памятники в камне. Французский историк М. Агюлон описывает цоколь
одного из таких памятников, сохранившийся до наших дней в деревне Сен-
Люсьен департамента Эр-и-Луар. На цоколе, который сейчас служит подножием
креста, видна латинская надпись: ”1789 г., 1-й год Свободы”.
Статуи и бюсты Свободы украшали залы заседаний в различных государствен¬
ных учреждениях, клубах и народных обществах. Сохранились сведения о том,
что в городе Родезе департамента Авейрон, в одном из таких залов в качестве
изображения Свободы решили использовать статую Пресвятой Девы. Люди, кото¬
рым пришла в голову подобная идея, объяснили, что ведь Свобода - это ’’един¬
ственное божество, которое вскоре будет почитаться на земле” 13. В Родезе от
этой затеи все же отказались, но на острове Олерон она была проведена в жизнь.
Итак, свободе поклонялись, как божеству, ради нее клялись пожертвовать
жизнью. Но, как только возникала необходимость конкретизировать это поня¬
тие, вспыхивали споры. Дискуссия на эту тему разгорелась 22 сентября 1792 г.,
хх Agulhon М. Marianne au combat: 1’imagerie et |a symbolique repub licaines de 1789 a 1880.
Paris, 1979, p. 28-29.
12 Ibid., p. 29.
13 Ibid., p. 35.

когда собравшийся впервые два дня назад Конвент приступил к обсуждению
вопроса о провозглашении Франции республикой. Депутат Ж.Н. Бийо-Варенн
потребовал, чтобы отныне официальные бумаги датировались не IV годом Сво¬
боды, а I годом французской революции. Депутат Ж.-Б.Салль возразил ему,
что эпоха взятия Бастилии никогда не должна исчезнуть из памяти потомков
и даты должны обозначаться по-прежнему, ’’так как начало французской свободы
относится к 1789 г.”. В ответ на это депутат М.-Д. Ласурс воскликнул: ’’Смешно
обозначать дату IV годом свободы, ибо при прежней конституции народ вовсе
не имел истинной свободы... Нет, господа, мы свободны лишь с тех пор, как у
нас нет больше короля”14. В конечном счете было решено датировать отныне
все официальные документы I годом французской республики.
Эта полемика показала, насколько разными были у французских револю¬
ционеров представления о свободе. Для одних она означала ограниченную монар¬
хию и разделение властей; для других - то, что принято называть ’’священными
принципами 89 года”, в первую очередь, права человека, провозглашенные в
декларации 1789 г. Для кого-то свобода была немыслима без республики со
всеобщим избирательным правом и т.д. Некоторым казался чересчур радикальным
девиз ’’Свобода, Равенство”, понимаемый дословно. В принципе не имея ничего
ни против свободы, ни против равенства, эти люди опасались крайностей, до кото¬
рых могло, на их взгляд, довести буквальное следование данным принципам.
Известен случай, как в 1793 г. администрация национального Дома инвалидов
велела исправить девиз ’’Свобода, Равенство” на картине, висевшей в зале над
камином, и написать: ’’Свобода без вседозволенности, Равенство в рамках при¬
личия”. В ответ на это Клуб кордельеров стал добиваться, чтобы департамент¬
ские власти приказали снять картину и запретили менять или исправлять револю¬
ционный девиз 15.
ДЕСПОТИЗМ СВОБОДЫ
После прихода к власти якобинцев принятая ими в июне 1793 г. Конституция
по-прежнему провозглашала свободу естественным и неотъемлемым правом
всех людей. Как и раньше, она признавалась одной из, основополагающих чело¬
веческих ценностей. Подобно ’’Декларации прав человека и гражданина” 1789 г.,
декларация 1793 г. содержала статьи, провозглашавшие свободу и неприкосно¬
венность личности. Декларация обещала гражданам, что ”право выражать свои
мысли и свои мнения как посредством печати, так и любым иным способом,
право собираться вместе, соблюдая спокойствие, и свободное отправление рели¬
гиозных обрядов не могут быть воспрещены. Необходимость провозглашения
этих прав предполагает наличие деспотизма или живое воспоминание о нем” 16.
Как провозглашенный принцип и как предмет поклонения, во время якобин¬
ского правления свобода осталась в неприкосновенности. В преамбуле закона
30 мая 1794 г. (11 прериаля II года) о составлении полного кодекса законов
Франции говорилось, что следует ’’основывать законы на принципах Свободы
и Равенства” 17.
С сентября 1793 г. Франция начала жить по республиканскому календарю.
Началом новой эры был официально признан 1792 г., I год республики. Но
вместе с тем сохранялась и ранее возникшая неофициальная датировка, в соот¬
ветствии с которой 1789 г. считался I годом свободы, так что по новому кален¬
дарю 1793 г. стал V годом свободы и II годом республики. Почитание свободы
14 Олар А. Политическая история Французской революции : происхождение и развитие демо¬
кратии и республики. 1789-1804. М., 1938, с. 334.
isAulard A. Op. cit,, р. 5.
16Конституции и законодательные акты буржуазных государств XVII-XIX вв., с. 331.
11Aulard A. Op. cit., р. 5.
3 Новая и новейшая история, № 1
65

нашло отражение и в названиях дней республиканского календаря. Его состави¬
тели разделяли месяцы на декады. Каждый ее день имел свое посвящение и сим¬
вол, в которых олицетворялись республиканские ценности. Второй день декады
(дуоди) — был посвящен свободе, и его символом стал колпак; четвертый день
(квартиди) - свободному человеку и в качестве символа получил пику.
Причудливые формы приобрел культ Свободы осенью 1793 г., когда в стране
развернулось так называемое дехристианизаторское движение. В нарушение сво¬
боды вероисповеданий закрывались церкви и были предприняты попытки насиль¬
ственно упразднить католический культ, заменив его культом Разума. В пред¬
ставлении революционной интеллигенции, выступавшей инициатором дехристиани¬
зации, разум и свобода были неотделимы друг от друга.
Кафедральный собор Парижской богоматери в это время перестал действовать
как католический храм. Коммуна Парижа (городской муниципалитет) решила
провести в его здании торжество в честь Свободы. В ходе подготовки праздник,
который состоялся 10 ноября 1793 г. (20 брюмера II года по республиканскому
календарю), преобразовали в ’’Триумф Разума”. Церемония получилась пышной,
театральной и насыщенной различными аллегориями. В алтаре собора соорудили
гору, символизировавшую якобинизм (как известно, Горой именовалась якобин¬
ская группировка в Конвенте). Ее украшал маленький храм, посвященный —
как указывала надпись — философии. У входа в него стояли бюсты философов.
Девушки в белых одеяниях, в лавровых венках и с факелами в руках двумя
рядами спустились с горы и вновь поднялись на нее. В этот момент из храма
вышла сама Свобода, которую изображала красивая актриса. Она села на утопаю¬
щий в зелени трон и стала принимать поздравления от участников праздника.
На церемонии присутствовали депутаты Конвента. Был исполнен написанный спе¬
циально к празднику ’’Гимн Свободе” М.-Ж. Шенье на музыку Ф.-Ж. Госсека:
О, низойди в наш мир, природы дочь, Свобода!
Власть, высшую в стране, мы взяли навсегда.
Тебе возводят храм избранники народа,
Поправ насилия года.
Тиранов свергшие, весь мир гордится вами,
Презрев обман богов - ведите к правде путь!
Свобода, поселись в гостеприимном храме,
Богинею французской будь!
... Пусть короли всех стран теснят народ свободный!
Все в прах они падут, богиня, пред тобой !
Пятою их поправ, дай мир нам благородный,
Дорогу к счастью нам открой! 18
Впоследствии Конвент постановил преобразовать собор Парижской богоматери
в храм Разума. За несколько дней по Парижу прокатилась волна подобных празд¬
неств. Все церкви столицы были превращены в храмы Разума. Праздники с учас¬
тием живых ’’богинь” Свободы, Разума и прочих гражданских добродетелей про¬
ходили по всей стране.
Появление актрисы в роли Свободы было новшеством. За три дня до праздни¬
ка в Париже при обсуждении его сценария городские власти предполагали по
обыкновению воздвигнуть в соборе статую Свободы на том месте, где раньше
стояла фигура Богоматери. Однако организаторы торжества отказались от при¬
18Песни первой французской революции. М., 1934. с. 652 (перевод. Вс. Рождественского).

вычного ритуала, так как пожелали внести свой вклад в борьбу с предрассудками
и идолопоклонством. Они рассуждали, что человек — венец природы - не должен
поклоняться каменной статуе. Приглашая актрису воплотить образ Свободы,
они хотели внушить народу, что свобода - не идол, а некая идея, носителем кото¬
рой является сам человек.
История этого праздника наглядно показывает, насколько многообразным
было восприятие свободы. Инициаторы движения дехристианизации желали за¬
менить католицизм новой, гражданской религией, святынями которой стали бы
абстрактные понятия разума, истины и свободы. Они противопоставляли богиню
Свободы центральному женскому образу католического культа — Деве Марии.
А для присутствовавших на празднестве депутатов Конвента аллегория свободы
была прежде всего символом государственной власти, занявшим место короля.
Этот созданный просвещенной элитой сложный образ, наполненный как антич¬
ными реминисценциями, так и идеями европейской общественно-политической
мысли нового времени, получил неожиданное переосмысление в народной среде.
Народная праздничная традиция приняла и усвоила его. Американская исследова¬
тельница Л. Хант пришла к выводу, что на проводившихся повсюду праздниках
Разума богиня Свободы обычно напоминала традиционную королеву карнавала 19.
Как и в былые времена, жители выбирали королевой, а теперь Свободой, на один
день самую красивую женщину своей округи, деревни или городка. Впрочем,
на роль Свободы могли приглашать и актрис, как это было на первом празднике
Разума в Париже.
Зимой 1793 — весной 1794 г. в стране состоялось множество дехристианиза-
торских карнавалов. Они начинались с шествий, возглавлявшихся богинями Сво¬
боды, а после обычно проходили так называемые братские трапезы. Каждый граж¬
данин обязан был выставить перед своим домом стол с угощением для всех
желающих.
Церемонии, в которых участвовала живая ’’Свобода”, производили особенно
сильное впечатление на зрителей и оставляли о себе долгую память. Много лет
спустя поэт П.-Ж. Беранже написал стихотворение ’’Богиня” с посвящением.
”К женщине, олицетворявшей Свободу на одном из празднеств Революции”:
Обломки старины топтала ты,
Окружена защитниками края;
И пели девы, — сыпались цветы,
Порой звучала песня боевая. *
Еще дитя, узнал я с первых дней
Сиротский жребий и его невзгоды —
И звал тебя: ’’Будь матерью моей,
Богиня Свободы!” 20
Однако было бы ошибкой полагать, что культ нового божества получил все¬
общее и повсеместное признание. Многие французские крестьяне взбунтовались
против ликвидации христианства. Они вырывали ’’деревья свободы” и разрушали
статуи.
По мнению М. Вовеля, для той части народа, которая приняла революцию,
свобода стала святой покровительницей французов. Ее изображения могли сосед¬
ствовать на стенах крестьянского жилища с образами Девы Марии и католических
святых 21.
Наряду с празднествами в честь Разума, в 1793—1794 гг. распространилось и
19Hunt L. Politics. Culture and Class in the French Revolution. Berkeley, 1984, p. 63-65.
30 Беранже П.-Ж. Полное собрание песен в 2-х т., т. I. М,—Л., 1936. с. 569—570.
31 VoveUe М. La Revolution francaise. Images et recit, t. 1. Paris, 1986, p. 297.
3
67

почитание ’’мучеников свободы”. Их было трое: убитый Шарлоттой Корде в июле
1793 г. Ж.-П. Марат, М. Лепелетье, убитый роялистом в январе 1793 г., и казнен¬
ный в мятежном Лионе в июле того же года глава местных якобинцев М.-Ж. Шалье.
В отличие от культа Разума, поклонение ’’мученикам свободы” зародилось уже
непосредственно в народной среде. Оно было ближе и понятнее народным низам,
чем почитание слишком абстрактного для них Разума. Культ мучеников особенно
усилился в разгар де христианизации, когда с закрытием церквей на время было
запрещено совершение католических обрядов.
Отправляя новый культ, его приверженцы прославляли республику, причаща¬
лись делу свободы и крепили свою революционную веру. При этом обряды в
честь ’’мучеников свободы” совершались с поистине религиозной пышностью,
с торжественными кортежами и участием хоров. В церквах, ставших храмами
Разума, изображения католических святых сменились бюстами революционной
троицы: Марата, Лепелетье и Шадье.
Современные французские историки, изучающие обряды и культы Француз¬
ской революции, употребляют применительно к ним такое понятие, как ’’пере¬
нос сакральности”22. В частности, культ ’’мучеников свободы” был рожденной
в ходе революции формой народной религиозности. Он возник, с одной стороны,
благодаря популярности убитых якобинских вождей, в особенности ’’друга наро¬
да” Марата. С другой стороны, его истоками были христианский культ святых
и поклонение мощам (почитатели ’’мучеников свободы” поклонялись не только
их изображениям, но и останкам). Марат, Лепелетье и Шалье стали революцион¬
ными святыми великомучениками и заступниками. Принимая рожденные рево¬
люцией новые ценности и новых героев, народ выражал свое преклонение в при¬
вычных, традиционных формах.
Почитание свободы отразилось также в новых именах и названиях. В это вре¬
мя появился обычай давать детям ’’революционные” имена в честь античных и
современных героев, дней и месяцев республиканского календаря, гражданских
добродетелей. Так Свобода (Либерте) стала именем, которое давали не только
девочкам, но и мальчикам.
Итак, культ свободы сохранялся. Но вместе с тем, как известно, демократич¬
ная конституция якобинцев так и не вступила в силу. Конвент постановил от¬
ложить ее введение вплоть до окончания войны. К осени 1793 г. во Франции по¬
степенно оформился режим диктатуры, или, как его тогда официально именовали,
’’революционное правление”. Тем самым гражданские, политические и экономи¬
ческие свободы были фактически сведены на нет.
Этот процесс начался еще др прихода якобинцев к власти. 10 марта 1793 г.
был учрежден чрезвычайный уголовный трибунал, впоследствии, осенью 1793 г.,
реорганизованный и названный революционным трибуналом. Его создание шло
вразрез с принципами, провозглашенными в ’’Декларации прав человека и гражда¬
нина”. Трибунал получил очень широкие полномочия. Его члены не избирались,
а назначались Конвентом. Выносившиеся приговоры не подлежали ни апелляции,
ни кассации. 17 сентября 1793 г. вышел декрет, который предписывал немедлен¬
ный арест всех лиц, объявленных ”подозрительными”. Тюрьмы наполнились
людьми, многие из которых не совершили никакого преступления и были арес¬
тованы за инакомыслие, за родство с эмигрантом или по подозрению в неблаго¬
надежности. Презумпции невиновности более не существовало. Органы якобин¬
ской диктатуры стали проводить политику террора. В момент его кульминации
появился декрет 22 прериаля П года (10 июня 1794 г.) о реорганизации револю¬
ционного трибунала. В соответствии с этим декретом обвиняемые были лишены
защитников, отменялся обязательный вызов свидетелей, вместо реальных улик
было достаточно нравственной убежденности присяжных, а единственной мерой
” VovefleM. La mentality r^volutionnaiie, p. 184-190.

наказания признавалась смертная казнь. Авторы этого декрета, узаконившего
полнейший произвол, обосновывали подобный порядок работы революцион¬
ного трибунала не чем иным, как необходимостью защищать свободу. Трибунал,
говорилось в декрете, был учрежден для того, чтобы карать врагов народа, т.е,
тех, ’’кто силой или хитростью стремятся уничтожить общественную свободу” 23.
Вместе со свободой личности была уничтожена и свобода печати. Провозгла¬
шенная в декларации 1789 г., уже с осени 1792 г. она стала постепенно ограничи¬
ваться. После установления республики были запрещены роялистские газеты.
Затем в декабре 1792 г. появился декрет, грозивший смертной казнью за про¬
паганду уравнительного передела земли. Таким образом, уже к началу 1793 г.
свободно могла вестись полемика только между жирондистами и монтаньярами.
Их противники и справа, и слева были лишены свободы слова. После прихода
к власти якобинцев и жирондисты потеряли право пропагандировать свои взгля¬
ды. За это полагался арест на основании декрета о ”подозрительных”. Отныне
можно было открыто выражать только правительственную точку зрения.
Примечательно, что люди, проводившие в жизнь все эти и другие подобные
меры, не усматривали в них посягательства на свободу. Напротив, свобода унич¬
тожалась... во имя свободы. Французские революционеры не сомневались, что
в борьбе за нее можно не останавливаться перед применением самых крайних
средств. Осенью 1792 г. Л.-А. Сен-Жюст угрожающе пообещал: ’’Наша Свобода
пролетит, как гроза, а ее триумф будет подобен удару грома” 24. А год спустя
он произнес печально известную фразу: ’’Свобода должна победить какой угодно
ценой”. Подобный образ мыслей проявился и в знаменитом докладе ”0 принци¬
пах революционного правительства”, произнесенном Робеспьером в Конвенте
25 декабря 1793 г. ’’Революция, - говорил Робеспьер, - это война свободы против
ее врагов; конституция — это режим победоносной и мирной свободы.
Революционному правительству нужно употреблять чрезвычайную активность
именно потому, что оно ведет войну... Революционное правительство обязано
оказывать честным гражданам покровительство нации, а врагам народа должно
нести только смерть”25. Эта речь стала официальным обоснованием государ¬
ственного террора, проводимого якобинцами.
Однако подобное видение происходящих событий отнюдь не было особен¬
ностью одних якобинцев и их вождей — Робеспьера и Сен-Жюста. Так, г-жа Манон
Ролан, предводительница жирондистов, вскоре оказавшихся в числе первых жертв
организованного террора, в письме от 1 июля 1791 г. провозглашала: ’’Нам необ¬
ходимо прийти к этой свободе, хотя бы через море крови” 26. Позднее, в ноябре
1793 г., поднимаясь на эшафот, она горестно воскликнет: ”0 свобода, сколько
преступлений совершается твоим именем!”27. Но раньше, пока нож гильотины
не был занесен над ее собственной шеей, она рассуждала, подобно Сен-Жюсту.
Другой лидер жирондистов А.-М. Инар в октябре 1791 г. требовал смерти для
врагов свободы. Вскоре он снова взывал с трибуны Законодательного собра¬
ния: ”По отношению к политической свободе простить преступление значит
почти участвовать в нем... Подобная строгость приведет, быть может, к проли¬
тию крови, — я это знаю; но если вы не прибегнете к ней, то не будет ли пролито
еще больше? Не будет ли гражданская война еще большим бедствием? Надо
отрезать пораженную гангреной часть, чтобы спасти остальное тело”28. Эти
слова вызвали аплодисменты депутатов Собрания. А вот что говорил в Конвенте
39 Конституции и законодательные акты буржуазных государств XVII-XIX вв., с. 371.
24 VovelleM. La mentality revolutionnaire, p. 26.
35Робеспьер M. Избр. произв., в 3-х т., т. 3. М., 1965, с. 91.
26Жорес Ж, Социалистическая история Французской революции, т. V. М., 1983, с. 699-700.
37Жорес Ж, Социалистическая история Французской революции, т. VI. М., 1983, с. 268.
3®СЫрЛ. Ораторы революции, т. 2, с. 124-125.
69

25 сентября 1792 г. Дантон, впоследствии ставший среди якобинцев лидером
’’снисходительных” и выступавший против крайностей диктатуры и террора:
’’Бесспорно, нужен строгий закон против тех, кто ’ стремится посягнуть на
общественную свободу. Прекрасно, проведем этот закон! Проведем закон,
грозящий смертной казнью всякому, кто выскажется в пользу диктатуры или
триумвирата” 29.
Откуда взялась у просвещенных гуманистов и борцов за свободу столь стран¬
ная, на первый взгляд, готовность жестоко расправляться со своими против¬
никами?
Здесь проявилось свойственное французским революционерам стремление
начать историю заново. Еще в 1774 г. в книге ’’Цепи рабства” Марат писал:
’’Свобода всегда возникает из огня возмущения”30. Во имя торжества свободы
деятели революции считали необходимым насильственным путем низвергнуть
и уничтожить старый мир деспотизма. При этом их мышление отличалось догма¬
тизмом и нетерпимостью к инакомыслию. Любого политического противника они
склонны были объявлять врагом свободы и защитником тирании. Свобода,
возведенная в ранг божества, превратилась для них в самоцель, и это породи¬
ло призывы к свободе любой ценой.
Сказалось и влияние Руссо, верными учениками которого были якобинцы.
Ведь именно он в ’’Общественном договоре” доказывал необходимость пол¬
ного подчинения личности (для ее же блага, разумеется) обществу и государ¬
ству. Именно он утверждал, что человека можно принудить быть свободным
против его воли. Эти идеи развивал Робеспьер, выступая в Конвенте с парадок¬
сальным утверждением, что ’’революционное правление - это деспотизм свобо¬
ды против тирании” 31.
Очевидцы революционных событий, известные литераторы и либеральные об¬
щественные деятели мадам Ж. де Сталь и Б. Констан предложили свое объяс¬
нение такого обращения якобинцев с принципом свободы. По их мнению, роковая
ошибка революционеров состояла в том, что, примеривая на себя античные
одежды, они не увидели принципиальной разницы между античной и современ¬
ной трактовками свободы. В древности свободный человек был целиком и без
остатка растворен в жизни общины, тогда как человек XVIII в. стал индиви¬
дуалистом и не желал поступаться свободой собственной личности в интересах
общества32.
Воцарившийся ’’деспотизм свободы” привел к переосмыслению некоторых
девизов революции. Летом 1793 г. директория парижского департамента при¬
звала всех жителей в течение июля месяца написать на фасадах своих домов:
’’Единство, Неделимость Республики, Свобода, Равенство, Братство или Смерть”.
3 июля этому примеру последовала директория департамента Мелен. Жители
откликнулись на призыв и стали не просто писать большими буквами ' слова
революционного девиза, но даже выбивать их на стенах домов и обществен¬
ных зданий. Постановления Комитета общественного спасения, донесения комис¬
саров Конвента, другие официальные бумаги, письма, объявления и плакаты
сопровождались заголовками: ’’Свобода, Равенство, Братство или Смерть”, ’’Сво¬
бода, Равенство или Смерть”, ’’Свобода или Смерть”.
Подобные девизы были не новы. Они звучали по крайней мере с 1790 г. и изна¬
чально представляли собой клятвы умереть, защищая свободу. Именно в таком
смысле девиз ”Жить свободным или умереть” вошел в текст конституции 1791 г.
Внешне к этой же верности до самой смерти принципам свободы, равенства и
29 Дантон Ж.-Ж. Указ, соч., с. 9-10.
’°Марат Ж. -П. Избр. произв. в 3-х т., т. 1. М., 1956, с. 125.
31 Робеспьер М. Указ соч., т, 3, с. 113.
**Furet F, OzoufM. Dictionnaire critique de la Revolution franęaise. Paris, 1988, p. 773-774.
70

братства призывала граждан и директория парижского департамента летом 1793 г.
Однако во время террора данные слова приобрели угрожающий смысл. Их стали
интерпретировать как обещание казнить всех ’’врагов свободы”.
В этот трагический момент революции тема смерти проникает и в изобрази¬
тельное искусство. Полотно Ж.-Б. Реньо под названием ’’Свобода или Смерть”
как бы иллюстрирует девиз. Художник изобразил гения Республики летящим
между двумя фигурами. С одной стороны восседает Свобода, которая держит
фригийский колпак и треугольник с отвесом, а. с другой стороны - устрашаю¬
щая Смерть с косой. Но эта картина является, пожалуй, единственным примером
столь мрачной интерпретации образа Свободы. Тема смерти, заполонившая яко¬
бинскую фразеологию, практически не успела найти отражения в революцион¬
ном искусстве. Преобладали по-прежнему изображения воинственной, победо¬
носной и торжествующей Свободы.
После государственного переворота 9 термидора II года (27 июля 1794 г.) и
свержения робеспьеристов начертанные или выбитые на стенах домов надписи
начали уничтожать. Их концовка была объявлена негуманной. Так весной 1795 г.
парижская секция Бон Нувель приняла постановление, в котором вопрошала:
’’Раз уж Франция более не кладбище, почему мы на каждом шагу на дверях и
на стенах читаем слово ’’смерть?” ”. Газета ’’Мируар” в мае 1797 г. назвала эту
надпись ’’сигналом к резне”33. Девиз был сведен до первых слов: ’’Свобода,
Равенство, Братство” или ’’Свобода, Равенство”. В таком виде он еще весьма
широко употреблялся после 9 термидора.
Наполеон во время переворота 18 брюмера (9 ноября 1799 г.) счел нужным
заявить во всеуслышание о своей приверженности свободе. Выступая в Совете
старейшин, он сказал: ”Мы желаем республики, основанной на истинной свободе,
на гражданской свободе и на национальном представительстве, мы будем иметь
ее, я клянусь в этом, я клянусь в этом от моего собственного имени и от имени
моих товарищей по оружию!”34. Обычай сопровождать официальные бумаги
девизом ’’Свобода, Равенство” сохранялся и при наполеоновском режиме Кон¬
сульства, и в первые годы Империи. Он окончательно исчез приблизительно после
1808 г.
В последние годы революции сохранялись и изображения женщины, персонифи¬
цирующей идею свободы. Так, после 1795 г. на нагрудном знаке членов Совета
пятисот были выгравированы две женские фигуры, стоящие перед алтарем закона.
Одна из них в колпаке и с пикой символизировала Свободу, а другая, с весами, —
Равенство.
Торжества в честь свободы продолжались, но их содержание изменилось. Празд¬
ник Свободы стали ежегодно отмечать 9 термидора. Грандиозное торжество
состоялось, например, в Париже 9 термидора VI года (27 июля 1798 г.), когда
к этому дню был приурочен триумфальный ввоз в столицу произведений искусст¬
ва, захваченных Наполеоном в Италии. Церемония завершилась на Марсовом поле
перед сооруженными там алтарем отечества и статуей Свободы.
Итак, 9 термидора праздновали как день возвращения попранной Робеспьером
свободы. Определенные основания для этого имелись: термидорианцы отменили
кровавый прериальский декрет о революционном трибунале, а потом вообще
упразднили и сам революционный трибунал, уничтожили режим революционной
диктатуры, восстановили свободу предпринимательства. О якобинской диктатуре
они с ужасом вспоминали как о периоде тирании и беззакония, не замечая, что
сами во многом действовали так же, как свергнутые и казненные якобинцы.
В случаях, когда принцип свободы личности вступал в противоречие с требова¬
33AulardA. Op. cit., р. 20-22.
34 Олар А. Политическая история Французской революции, с. 843.
71

ниями ’’общего блага”, выбор опять совершался не в пользу свободы. Это хорошо
видно на примере отношения термидорианцев к свободе слова и печати, которая
так и не была восстановлена в полной мере. Один из них, М.-Ж. Шенье, выступая
в мае 1795 г. в Конвенте и обличая распоясавшиеся роялистские газеты, говорил:
’’Роялистские речи, произносимые публично, должны наказываться по всей стро¬
гости законов... абсурдно полагать, будто нет никакого преступления в том, чтобы
публиковать и сеять по всей Франции то, о чем преступно даже говорить... есте¬
ственной границей всякого права является вред, наносимый другому или обще¬
ству в целом”35. Этот курс продолжила Директория (высший орган исполни¬
тельной власти согласно принятой в 1795 г. конституции). Своим постановлением
от 18 нивоза IV года (4 января 1796 г.) она категорически запретила петь контр¬
революционную песню ’’Пробуждение народа против террористов”. 27 и 28 жерми¬
наля IV года (16 и 17 апреля 1796 г.) появились законы, ограничивавшие свободу
слова и печати. В соответствии с законом от 27 жерминаля устные и печатные при¬
зывы к роспуску Законодательного корпуса или Директории, к восстановлению
королевской власти или любому другому изменению установленной формы прав¬
ления, к покушению на общественную или частную собственность карались смерт¬
ной казнью.
Термидорианцы оставались детьми своего времени. Они поклонялись свободе,
но, подобно своим предшественникам, в реальной политике руководствовались
не столько стремлением обеспечить торжество свободы, сколько страхом, что
этим смогут воспользоваться враги.
МИФ О СВОБОДЕ
Итак, образ свободы остался в памяти французов как символ революции.
Он сливался с образом Марианны, аллегорией французской республики. Ярким
примером может служить известная картина Э. Делакруа ’’Свобода, ведущая
народ”, или, как ее еще называют, ’’Свобода на баррикадах”, написанная под
свежим впечатлением Июльской революции 1830 г. Женщина с обнаженной грудью,
с фригийским колпаком на голове, держащая в одной руке трехцветное знамя,
а в другой — штык и увлекающая за собой повстанцев, выглядит родной сестрой
многочисленных богинь Свободы, появившихся во время Французской революции
XVIII в. Одновременно она воспринимается и как республика-Марианна, и как
аллегория Великой французской революции, вдохновляющей на борьбу револю¬
ционеров XIX в.
В 1848 г. слова ’’Свобода, Равенство, Братство” впервые стали официальным
девизом Французской республики. Когда победила буржуазно-демократическая
революция и к власти пришло Временное правительство, первое его обращение к
народу 24 февраля 1848 г. кончалось словами: ’’Свобода, Равенство и Братство
как принципы, Народ как девиз и лозунг - вот демократическое правительство,
которым Франция обязана себе самой и которое будет ей обеспечено нашими
усилиями” . Революционная триада была начертана на трехцветном знамени про¬
возглашенной на следующий день Второй республики.
Один из наиболее глубоких знатоков Французской революции XVIII в. Ж. Ле¬
февр отмечал: ’’Итак, свобода и равенство оказывали неотразимое воздействие
на воображение. Французский народ уверовал в то, что вскоре его жизнь станет
лучше, что по крайней мере дети заживут счастливо; он надеялся даже, что и
другие народы тоже будут счастливы и, свободные и равные, они навсегда умиро¬
творятся. И тогда мир воцарился бы на земле, свободной от угнетения и нищеты.
3 5 Reimpression de 1’ancien Moniteur, t. 24. Paris, 1840-1854, p. 361-362.
36 Aulard A. Op. cit., p. 1.
72

Расцвел мифический характер Революции... К энергии реализма Революция доба¬
вила энтузиазм; в этом был двойной секрет ее победы” 37.
В годы Французской революции свобода во всех ее ипостасях - как политико¬
философский принцип, как лозунг, как национальная святыня, наконец, как
божество — возбуждала революционный энтузиазм в самых разных слоях обще¬
ства. Она вдохновляла французов и иностранцев, богатых и бедных, просвещен¬
ных интеллектуалов и неграмотных крестьян. Свободу понимали по-разному,
подчас весьма туманно, но, несмотря на это (а возможно, именно благодаря
этому), она обладала колоссальной притягательной силой.
87Lefebvre G. La Revolution franęaise. Paris, 1968, p. 168.
73

© 1992 г.
Дж. ЛЕМИШ
ЕСЛИ НЕ РАССМАТРИВАТЬ ИСТОРИЮ США
В РОЗОВОМ СВЕТЕ*
Я намереваюсь сделать ряд критических замечаний, а точнее,
высказать несколько осторожных суждений о новых направлениях в
советской интерпретации американской истории. Но, отдавая долж¬
ное вашим усилиям, зная реалии вашей жизни и деятельности, я хочу
начать с того, что душевно рад и тронут, видя, каким мучительным,
честным и поражающим воображение путем начинают идти многие
советские историки, чтобы пробиться из тьмы прошлого к живо¬
трепещущим, полным новизны критическим идеям. Среди вас, навер¬
ное, немало тех, кто фундаментально реконструирует историю, об¬
новляет науку теми способами, которые по своему влиянию выходят
за ее рамки. Приветствую вас от всего сердца и от всей души.
* * *
Сегодня и в США, на священной земле капитализма, существуют
серьезные проблемы. Оказалось, что прежнее вульгаризированное
представление о государстве как об исполнительном комитете пра¬
вящего класса достаточно точно характеризует истинное положение
вещей. Растет число богатых и бедных, разрыв между ними уве¬
личивается. Когда демократы и республиканцы соревнуются в сокра¬
щении государственных служб, но отказываются облагать налогами
богатых, устои общества расшатываются. Профсоюзы страшно ослаб¬
лены: увольнение 12 тыс. авиадиспетчеров в 1981 г., осуществленное
по прямому распоряжению Р.Рейгана, разрушило их профсоюз и дало
пример другим работодателям. Ко времени, когда увольнять бастую¬
щих стало нормой, социальные гарантии трудящихся, завоеванные со
времен "нового курса", оказались чисто формальными. Сегодня мы
являемся свидетелями сокращения государственного жилищного
строительства. Одновременно с этим множится число бездомных.
Страховые компании повышают проценты, думая лишь о много¬
миллиардных прибылях. Терпят крах банки. Когда я последний раз
был в Советском Союзе в 1978 г., меня часто спрашивали: "Сколько у
вас в Америке пар обуви? Сколько костюмов? Сколько комнат в вашем
доме?" Откровенно говоря, на все эти вопросы сегодня можно
ответить так: меньше, чем у меня было в 1978 г. Из-за болезни жены и
неопределенности с работой в период бюджетного кризиса я гадаю —
рухнет ли у меня крыша над головой?
Зная все это, вы, мои советские друзья, мечтаете о капитализме.
Доклад на международной конференции историков-американистов "Новые под¬
ходы к изучению истории США’. Москва, 19—21 марта 1991 г.
Джесси Лемиш — преподаватель исторического факультета колледжа уголовного
права имени Джона Джея при городском университете Нью-Йорка.
74

Волна утопического капитализма, мистическая вера в способность
рынка сделать людей счастливыми, рыночный романтизм захлестыва¬
ют некогда коммунистический мир1. Пусть ваша слепая страсть к
капитализму будет как можно менее болезненной и поскорее
пройдет, а потом вы сделаете нечто лучшее, сказав то, что говорят
посетившие Нью-Йорк: “Это прекрасное место для туристов, но жить
там я вам не пожелаю”.
Вы, конечно, добиваетесь не только капитализма, но и свободы. Для
американских левых, не являющихся марксистами и отчасти склон¬
ных к анархизму, к которым принадлежу и я, крах коммунизма и
движение к свободе — хорошие вести. Среди левых всегда имелось
течение, представители которого пытались убедить американский
народ последовать какому-либо абсурдному иностранному образ¬
цу — от московского до кубинского, но американцы всегда проявля¬
ли достаточно здравого смысла, не прислушиваясь к подобным
идеям. (Точно так же они сегодня не слушают тех левых, которые
справедливо осуждают безумную интервенцию Дж. Буша на Ближнем
Востоке, но не собираются критиковать Саддама Хусейна.) Крушение
коммунизма облегчит задачу остальным американским левым, так как
подррвет позиции тех, кто идеализирует зарубежные модели
развития. Это может существенно поддержать поиск путей к особому,
американскому типу социализма.
В СССР недавние радикальные перемены оказали и будут оказывать
влияние на историографию, порождая то, что многие называют ее
"кризисом"2. Как я заметил вначале, степень воздействия пере¬
стройки прямо-таки ошеломляет иностранцев. Страницы журнала
"Social Sciences”, который возглавляет американист Владимир Согрин,
пожалуй, столь же любопытны, как и содержание американского
журнала ’’Dissent". В "Social Sciences” идет речь о взаимоотношении
культуры, образования и политики в бурные времена. И советского
читателя это действительно очаровывает. 2500 читателей "Social
Sciences" откликнулись на статью о "черных пятнах" в истории второй
мировой войны3. "Жаркие дебаты" по истории — а это, по словам ис¬
торика Юрия Полякова, давно оставленная национальная привычка —
охватили такие издания, как "Коммунист", "Правда”, ’’Известия", "Лите¬
ратурная газета”, "Московские новости" и "Аргументы и факты"4. В
статье "Историк и перестройка"5 историк В.А. Козлов описывает
1 Foner Е. The Romance of Ле Market.— The Nation, December 1990, p. 196—200.
2 Dubovitsky G. Soviet Studies on American History. Paper, Presented at Annual Meeting
of Ле American Historical Association. New York, 1990. Незнание русского языка сильно
осложнило мою задачу показать нынешнее положение советской историографии. Мой
ассистент, владеющий русским, помог мне ознакомиться с журналом "Вопросы исто¬
рии" за последние годы. Что касается остального, то я использовал главным образом
переводной материал. Для последних лет мне особенно пригодились советский
журнал "Social Sciences", выходящее в США издание "Soviet Studies in History." Сборник
статей "Soviet-American Dialogue on the New Deal" (Columbia, 1989) представляет
большой интерес, но его применение здесь ограничивается тем, что, по словам его
издателя О.Л. Грехэма, эти статьи были написаны между 1$70 и 1984 гг., т.е. "до
Горбачева" (р. 10). Многое я почерпнул из бесед с профессорами Д.Дж. Рейли, Р.
Уортменом, М. фон Хагеном, Э. Фонером, А. Янгом.
3 То Ле Reader. — Social Sciences, 1989, v. 20, № 3, p. 6.
4 Polyakov Y. The Historian's Role in Society. — Social Sciences, 1989, v. 20, № 2,
p. 259.
5 Вопросы истории КПСС, 1987, № 5, с. 110—122. Английский перевод см.; Soviet
Studies in History, v. 26, Winter 1988—1989, № 3, p. 65—84.
75

"бурное обсуждение проблем нашего давнего и недавнего прошлого...
Историки... переживают своеобразный период манифестов и декла¬
раций, которые выплеснулись из академических аудиторий и залов
ученых советов на страницы популярных изданий"6.
Эрик Фонер — американский историк, в начале 1990 г. препода¬
вавший четыре месяца в МГУ, опубликовал статью о советской
историографии, в которой не смог отразить эти позитивные сдвиги,
хотя по другим вопросам сделал весьма продуманные критические
замечания7. Сообщая о том, что "новому будущему требуется новое
прошлое", Фонер отметил: "Редко где история стала столь подат¬
ливой, как в Советском Союзе при Горбачеве"8. Он пишет о том, что "у
образованных людей существует ностальгия по дореволюционным
временам, они далеки от того, чтобы обличать негативные стороны
общественной жизни при царизме"9. Фиксирует он и факты быстрой
распродажи портретов Николая II. Фонер указывает на появление
нового видения великих личностей в истории, отход от таких поня¬
тий, как класс, империализм и революция10 11.
Как же отразится сдвиг в советской политике и исторической
науке на изучении американской истории? Фонер делает кое-какие
намеки на этот счет. Обнаружив, что у Советов "роман" с Америкой, он
пишет: "Нынче критика вышла из моды. Америку стали воспринимать
как страну свободы и процветания в духе наших представлений"11.
"Но эта точка зрения, — продолжает Фонер, — столь же односто¬
ронняя, как и та, которую она вытеснила. Американцам в Москве
приходится напоминать советским друзьям о том, что наша история
имеет свой набор ошибок и преступлений и наше настоящее отнюдь не
следует видеть в розовом свете"12.
Справедливы ли критические замечания Фонера? Поскольку он
совсем недавно устанавливал и развивал прямые контакты в Москве и
в связи с тем, что я знаю его как вдумчивого наблюдателя прошлого и
настоящего, я склонен положиться на его опыт и восприятие. Но мои
собственные ограниченные наблюдения за бурно развивающейся и во
многих отношениях процветающей советской исторической наукой
подводят меня к мысли о том, что критика, исходящая от Фонера,
сама в какой-то мере является односторонней, а кроме того, она,
пожалуй, чересчур строга и нечувствительна к кризису как в самой
науке, так и в жизни тех, кто ею занимается. Не сомневаясь ни на
минуту, что Фонер и в самом деле увидел в Москве нечто реальное, я
хочу задать вопрос: являются ли те новые подходы, которые он
критикует, всеобщими или хотя бы господствующими? По крайней
мере, есть свидетельства того, что это не совсем так. В нынешней
6 Козлов также пишет, что "исторические журналы начали проявлять вкус к поле¬
мическим и критическим материалам" — Вопросы истории КПСС, 1987, № 5, с. 110—111.
7 Foner Е. Restructuring Yesterday's News: The Russians Write a New History. — Harper’s
Magazine, December 1990, p. 70—78.
8 Ibid., p. 70.
9 Ibid., p. 70, 75.
10 Ibid., p. 71. (Класс* и "прогресс* не упоминаются, и за мои четыре месяца в Мос-
кве я ни разу не слышал слова "империализм". Концепция "революции" пересма¬
тривается и фактически ставится с ног на голову.)
11 Ibidem.
12 Ibid., р. 72.
76

советской историографии слышны новые голоса, которые без коле¬
баний критикуют старые подходы и одновременно высказываются за
историю, не привязанную к текущей политике.
Например, на ежегодном собрании Американской исторической
ассоциации, проходившей в Нью-Йорке в декабре 1990 г., Г.А. Дубо¬
вицкий представил беспристрастный, искренний доклад "Изучение
истории США в Советском Союзе". Давая оценку старым работам
американистов, Дубовицкий назвал их "непосредственно подчинен¬
ными нуждам государства и КПСС", "узкими тематически" и отно¬
сящимися главным образом к классовой борьбе и внешней политике
США в XX в., которая рассматривается к тому же сквозь призму
холодной войны"13. Самый существенный недостаток работ советских
американистов Дубовицкий видит "в их тенденциозности. Широко
практиковался оскорбительный тон... Некоторые аспекты истории
США, особенно целые пласты их внешней политики, как бы замазы¬
вались черной краской, например, истоки холодной войны"14.
Возьмем другую область истории США. Дубовицкий правильно от¬
метил парадоксальность чрезмерного увлечения советских амери¬
канистов такими сюжетами, как "реальные условия жизни рабочего
класса" и "жизнь не организованных в профсоюзы рабочих"15. (Как
специалиста по социальной истории США, меня поражает невнимание
советских американистов к работам и исследовательским методам
историков Г.Гатмана в США и Э.П. Томпсона в Англии.) Жаловаться на
то, что в СССР нет источников для разработки американской со¬
циальной истории, — это значит не видеть того, какой важный и за¬
метный вклад в нее можно внести, если переключиться, например на
документальные данные о миграции миллионов жителей России в
Соединенные Штаты. Другие богатые источники по социальной исто¬
рии нетрудно получить из США16.
Но узость подхода к американской истории в СССР связана не толь¬
ко с прошлым17. Советские американисты все еще ищут в США "уз¬
кие классовые интересы" и продолжают интерпретировать аме¬
риканскую конституцию с этих позиций18. "По правде говоря",
13 Dubovitsky G. Op. cit., р. 1—2.
14 Ibid., р. 3.
15 Ibid., р. 4. Замечания А.А. Искендерова о необходимости комплексного подхода
к понятию ’народ" см. "Круглый стол": историческая наука в условиях перестройки. —
Вопросы истории, 1988, № 3, с. 6—7.
16 Хотя проблема источников должна стать важнейшей заботой советских
американистов, она выходит за рамки настоящего доклада. Но я думаю, что новое
мышление в истории подскажет, где найти новые источники. Кроме того, обширные
документальные материалы могут стать доступными для советских исследователей.
Назову хотя бы три из них: 1. Богатый и в основном рукописный источник по
рассмотрению Американской революции "снизу вверх” образуют около 80 тыс.
пенсионных дел, относящихся к периоду революции. Они хранятся в Национальном
архиве США на 2760 роликах микрофильмов. Об этом см. Fighters for Independence: А
Guide Top Sources of Biographical Information on Soldiers and Sailors of the American
Revolution. Ed. by J. T. White and Ch. H. Lesser. Chicago, 1977, p. 9—13; 2. Чрезвычайно
любопытны воспоминания рабов, собранные в 30-е годы. См. The American Slave: А
Composite Autobiography. Ed. by G. P. Rawick, v. 1—19. Westport (Conn.), 1972; 3.
Обширная коллекция городских и местных архивов, снятая на микрофильмы церковью
мормонов (Church of Jesus Christ of Latter-Day Saints (Mormons)).
17 По мнению Дубовицкого, традиция "белых" и "черных" пятен в изучении исто¬
рии США продолжается в СССР и поныне.—Dubovitsky G. Op. cit., р. 3.
16 Ibid., р. 5.
77

шутит Дубовицкий, "я не уверен, что такая история пишется искренне, а не
ради того, чтобы не волноваться самому и не беспокоить воображаемого
критика"19. Оценивая состояние рабочей историографии США в СССР он до¬
бавляет следующее: "У нас множество книг и статей об "отцах-основателях"
США, но нет серьезных работ по изучению "низов" общества и их мента¬
литета"20. Я полагаю, что он имеет в виду и труды известного специалиста
по ранней американской истории В.В. Согрина, автора книги "Отцы-ос¬
нователи США" (М., 1988). Как исследователь, попытавшийся смотреть на
Американскую революцию XVIII в. "снизу вверх", я давно чувствовал, что
советским американистам типа Согрина ближе элитарный подход и кон¬
сервативные ценности в духе Бернарда Бейлина. Бейлин не симпатизирует
протесту "низших классов" в тот период и не интересуется им. Налицо
необычное совпадение его взглядов с мнением советских историков, ко¬
торые расценивают Американскую революцию как событие в истории класса
буржуазии и, следовательно, игнорируют движение "низов" в XVIII в., счи¬
тая его чем-то вроде неуклюжего вагона, который тормозит бег Великого
Локомотива истории того времени.
Все критические замечания Дубовицкого, в том числе о презентизме и
консенсусных интерпретациях, очень полезны. Они отчасти смягчают суро¬
вость оценок Фонера и демонстрируют их односторонность. Тем не менее
Фонер во многом прав, и вы, советские историки, в профессиональном
отношении можете разделиться на две группы: на тех, кто склонен к ра¬
дикальной перемене своих оценок прошлого, и других, кто все еще при¬
держивается господствующей, официальной линии, пусть даже измененной.
Эта конференция была посвящена новым подходам к изучению истории
США в СССР. В чем же они будут заключаться? Мой друг Владимир Согрин
выступил в сентябре—октябре 1990 г. в США с лекциями и беседами на Темы
"О пересмотре взглядов на социализм и капитализм" и "Перестройка и новые
парадигмы советской историографии". По прибытии в Америку Согрин
заявил о своем намерении "попытаться преодолеть отрицательное или че¬
ресчур критичное отношение советских ученых к американскому либера¬
лизму и консерватизму, способствовать пересмотру судеб радикализма и
социализма в США"21. Становится ясно — по крайней мере, из работ Сог¬
рина, — что к либерализму и консерватизму будут относиться лучше, а к ра¬
дикализму и социализму — хуже.
В другом месте Согрин рассуждал о роли трех тенденций в современном
СССР — радикальной, консервативной и центристской22. Я не собираюсь да¬
вать оценку его позиции в той части, где она затрагивает текущий момент в
СССР. Но мне понятно, что его аргументация имеет отношение к тому, как
он понимает написание истории США. Критикуя радикализм, Согрин так
нападает на него, приравнивая левых к правым, как это часто делали в США
60-х годов противники "новых левых". Ранее главным элементом консен¬
сусной историографии 50-х годов было отношение к популистским дви¬
жениям как к дестабилизирующим и обращенным в прошлое. Как отголосок
американской школы консенсуса звучат слова Согрина, утверждающие
19 Ibidem.
20 Ibid., р. 4.
21
В заявке на проведение научных исследований в США, которую распространило Бюро
международных научных исследований и обменов учеными (IREX) в сентябре 1990 г., Согрин
писал: "Один... принципиальный вопрос — как и до какой степени обновление американских
идеалов повлияло на обновление классического капитализма в Америке".
22
Согрин В. Левая, правая где сторона? Размышления историка о современных
политических дискуссиях. — Коммунист, 1990, № 3, с. 33—41.
78

принципы центризма: "Центр выступает в качестве уравновешивающей силы,
не дающей страстям перехлестнуть через край, обеспечивающей общест¬
венный консенсус и компромисс разных слоев и групп"23. Говоря о
появлении и действиях левых и правых экстремистов в СССР летом 1989 г.,
Согрин пишет: "При всем антагонизме крайне левых и крайне правых в их
позиции, тактике, даже платформе — крайности сходятся! — обнаружи¬
вается много общего"24. Он придает большое значение формальному сход¬
ству: "Как для левых, так и для правых радикалов характерны максимализм,
разделение общества по принципу "мы" и "они", конфронтационно-агрес¬
сивный подход к "ним"... Они нетерпимы к инакомыслию, их лозунги и тре¬
бования звучат как ультиматумы"25.
Это напоминает слова Ричарда Хофстедтера, Оскара Хэндлина и Дэниела
Велла, как если бы они заговорили вновь, со всеми их нападками на попу¬
лизм и защиту правящей элиты26.
Как я уже отмечал, в американской историографии имеется аналогия
теперешнему сдвигу в советской американистике. О знаменитых 50-х годах,
этой вершине консенсусной историографии, написано немало. Дж. Хайем в
1962 г. дал ее критику с либеральных позиций, а я впоследствии — с ради¬
кальных27. Не собираясь повторять здесь аргументы своей книги, но желая
донести до вас дух того времени, я хочу немного вспомнить о 1953—
1963 гг., когда я был студентом, а затем выпускником Йельского уни¬
верситета.
* * *
На исходе были 50-е годы — плохое время, после которого 60-е достойны
того, чтобы писать их с большой буквы. Я тогда учился в Йельском уни¬
верситете28. Это была "темная эпоха”, когда учебные программы отрав¬
лялись "ценностями" "холодной войны" и антикоммунизмом. Американцев
же изображали в них сплошь зажиточными людьми — и теперь, и в прош¬
лом29, а саму Америку — страной изобилия30. Было принято считать, что
23 Там же, с. 33.
24 Там же, с. 34.
25 Там же.
26 Их критику см. Pollack N. Fear of Man. — Agricultural History, 1962, № 12. в 60-е годы
либеральные и консервативные критики выработали одну и ту же формулу "беспристрастного"
порицания и уравнивания левых с правыми. Участников мирных акций гражданского
неповиновения даже называли "штурмовиками". Любопытную критику "демократического
элитиэма" и тех политологов, которые видят в широком гражданском политическом движении
угрозу демократическим институтам, дал А.Мигранян. См. Migranyan A. Bourgeois Democratic
Theories: A View on Political Participation. — Social Sciences, 1989, v. 20, № 3, p. 172—186. Тем
не менее Мигранян пришел к выводу об утопичности идеи "демократического соучастия" (р.
183).
27
Higham J. Beyond Concensus: The Historian as Moral Critic.— American Historical Review,
1962, v. 77, p. 609—625; Lemisch J. On Active Service in War and Peace: Politics and Ideology in
the American Historical Profession. Toronto, 1975.
28
C 1953 до 1957 г. я был студентом Дж. Хайема, затем год готовился к званию магистра в
Колумбийском университете, а в 1958—1963 гг. вновь работал в Йельском университете.
Получив степень доктора, обучал там студентов и выпускников.
29 Potter D.M. People of Plenty: Economic Abundance and the American Character. Chicago, 1954.
Д.М. Поттер, один из ведущих специалистов по американской истории, работал в Йельском
университете в 1942—1961 тт. (Who's Who in America, v. 33, 1964—1965, p. 1608), и в мою
бытность в Йеле его взгляды имели большое.значение при выработке учебных программ. Ниже
я скажу о том, как я конфликтовал по этому поводу.
30 Galbraith J.K. The Affluent Society. Boston, 1958. Содержание этого труда было более
сложным, чем его название.
79

деление на классы в ней отсутствует: вместо этого существует демократия
среднего класса, при которой все владеют собственностью31 и продви¬
гаются “вверх”, а не “вниз”. Считалось, что жизнь у американцев яркая, луч¬
ше всех. О другой Америке32 еще ничего не было слышно, влиятельные
критики американского общества игнорировали то, как живут многие
американцы33. Изучение истории рабочего класса почти полностью замер¬
ло34. Само ее существование говорило бы о том, что Америка не может быть
полностью бесклассовой, а это уже крамольная мысль. Никто не употреблял
термина пролетариат”, подразумевалось, что в США его не было.
Прогрессистский историк Ч. Бирд был под обстрелом консерваторов,
считавших его труды суррогатом марксизма35. Писаки делали карьеру,
выпуская политические памфлеты (в виде книг) с нападками на Бирда36.
Простых людей на улицах считали “толпой" — пьяной, безликой, бесчув¬
ственной, лишенной разума, которой манипулируют главари и искусные
агитаторы. Жалобы и просьбы людей расценивались как прикрытие чего-то
другого, зачастую — больной психики. Хотя история страны препод¬
носилась как “нейтральная", было ясно, что она служит интересам власть
имущих и направлена против оппозиционеров и радикалов37. Один историк
из поредевшего лагеря прогрессистов так охарактеризовал вышедшую в
1956 г. книгу профессора Йельского университета, моего предполагаемого
наставника в студенческие годы Э.С. Моргана: “Она написана в годы подъема
капитализма в середине XX в. целомудренным и преданным своему делу
патриотом-бизнесменом и снискала успех в блистательную эру процве¬
тания при Эйзенхауэре"38.
В те темные времена господствовал расизм и студентов учили, что одна
половина рабов была счастливой, а другая — несчастной. Раздвоенная
идеология всеобщего расизма выдавала за правду такие обобщения о прош¬
лом и настоящем Америки, в которых роль черных бесстыдно игнори¬
ровалась. В Йельском университете царили антисемитские39 и антикато-
31 Brown R.E. Middle-Class Democracy and the Revolution in Massachusetts, 1691 — 1780. Ithaca,
1955.
32 Harrington M. The Other America: Poverty in the United States. New York, 1962.
33 Ries man D. The Lonely Crowd. 1950. Переработанное издание в бумажной обложке было
стандартным учебником колледжа.
34 Важным исключением явилась обсуждаемая ниже книга: Morris R.B. Government and
Labor in Early America. New York, 1946.
35 Brown R.E. Charles Beard and the Constitution: A Critical Analysis of "An Economic
Interpretation of the Constitution". Princeton, 1956; McDonald F. We the People: the Economic
Origins of the Constitution. Chicago, 1962.
00 Ibidem. Говоря о своем долге перед Ч. Бирдом, У.А. Уильямс упомянул о "всех атаках на
него, предпринятых с явным предубеждением и в карьеристских целях, об актах очищения
(историографии. — Прим, пер.) в форме отлучения (от нее Бирда. — Прим, пер.) и даже о
самоуверенной, развязной критике в его адрес со стороны мнимой аристократии". — Williams
W.A. The Contours of American History. Cleveland, 1961. В 1961 г. эти слова произвели на меня
чрезвычайно сильное впечатление, теперь оно ослабло. Фраза Уильямса о "самоуверенной
критике* относилась к нападкам на Бирда С.Э. Морисона.
37 Ее критику см.: Lemisch J. Op. cit.; Novick P. That Noble Dream: The "Objectivity Question"
and the American Historical Profession. New York, 1988.
38 Morgan E.S. Birth of the Republic, 1763—1789. Chicago, 1956. Рецензию М.Сейвелла на
нее см. William and Mary Quarterly, October 1957, v. 14, p. 608—618.
39 Cm. Oren D.A. Joining the Club: A History of Jews at Yaie. New Haven, 1958. 06
антисемитском президентском послании К. Брайденбо Американской исторической
ассоциации в 1963 г. и о других примерах антисемитизма среди историков после второй
мировой войны см. Novick Р. Op. cit., р. 339—340, 365—366.
80

лические40 настроения. Многие преподаватели, включая профессоров, и
некоторые завербованные студенты работали на ЦРУ41. Один из этих про¬
фессоров, Н.Х. Пирсон, читал нам лекции о бессмертном Хемингуэе42.
Профсоюзы считались тогда всесильными43, а рабочие казались доволь¬
ными всем. Эти пассивные обыватели, любители пива и коммерческих
телепередач, какими их нередко изображали44, были» конечно, далеки от
сложных политических решений. И все-таки либеральные ученые опол¬
чились на демократию, крича на каждом шагу о терроризме народа и об
опасности народных выступлений. Они сшили целое лоскутное одеяло из
антидемократических тезисов45. Говоря о внешней политике, которую сле¬
дует проводить независимо от невежественных, поддающихся эмоциям и
неинформированных масс46, и поклоняясь сильным государственным дея¬
телям47, либералы тем самым прокладывали путь к войне во Вьетнаме.
Боязнь обнаружить признаки классов уводила историков от их главной
задачи — объяснения хода истории За внешней сложностью и многообра¬
зием событий и факторов они не видели их обусловленности, что приво¬
дило к затуманиванию истории и отрицанию причинности. Обнаруживая
представителей одного и того же класса по обе стороны каждого события,
горячие головы делали вывод, что классовый фактор вообще не имеет к ним
отношения. Ни одна дискуссия не затрагивала фундаментальных проблем.
Например, в исследованиях, посвященных Гражданской войне, в центре
40 Йельский университет славился своим протестантизмом и антикатолической
направленностью. Вспоминаю случай, который произошел вскоре после победы кубинской
революции 1959 г. Не включавшее Кубу в свои учебные программы руководство исторического
факультета было вынуждено это сделать. Я помню, с каким смущением и стыдом декан
факультета Дж. У. Пирсон объявил на общем собрании, что ему пришлось взять на временную
работу ученого из "римско-католического колледжа в Бриджпорте", а также о годовом отчете
Пирсона на историческом факультете 15 июля 1957 г.» в котором он выражал сожаление, что
студенты-историки — в основном из "низов", а не из "зажиточных классов", см. Novick Р. Ор.
cit., р. 366. Именно из-за Пирсона в первую очередь мне и пришлось преждевременно оставить
в 1963 г. Йельский университет.
41 Этими тремя были: Н.Х. Пирсон — американовед, Д.М. Поттер — американовед и историк,
Т.С. Менденхолл — историк, он же глава моего студенческого колледжа в Беркли. См.: Winks
R.W. Cloak and Gown, 1939—1961: Scholars in the Secret War. New York, 1987; Ch. 1: The
University: Recruiting Ground, p. 11—59 (главным образом о Йеле); Ch. 5. The Professor: Norman
Holmes Pearson, p. 247—321, 460 (об участии Поттера и Менденхолла в проекте ЦРУ 1951 г.)
Рассказ Г. Фишера, работавшего одновременно в Йельском университете и на ФБР в 1927—
1952 гт. см. с. 32—34, части I.
42 Lemisch J. On Active Service in War and Peace: Politics and Ideology in the American
Historical Profession. Toronto, 1975.
43 Galbraith J.K. American Capitalism: The Concept of Countrevailing Power. Boston, 1952. C
левых оппозиций критику концепции усиливающихся профсоюзов см.; Swados Н. Myth of the
Powerful Worker. — The Nation, № 186, 1958, p. 582—585; №187, 1958, p. 10—13, 20.
44 Блестящую критику такого изображения рабочего класса см.: Swądów Н. The Myth of the
Happy Worker. — ТЪе Nation, № 176, 1957, p. 65—68; idem. On the Line. Champaign, 1990.
45 Из литературы, которую я читал в студенчестве, многие работы были пронизаны
антидемократическим духом: Lippman W. Essays in the Public Philosophy. New York, 1955.
46 В литературу для студентов входила также книга издательства Ф.Э. Преджера. Almond
G.A. The American People and Foreign Policy. New York, 1960. Ее автор Г.Э. Олмонд вел курс
международной политики и политологии в Йельском университете в 1947—1951 гг. Преджер
был издателем печально известных крайне правых, даже "цереушных" книг. Тем, кто хочет
побольше узнать об элитаризме научной школы 50-х годов и о связи ее с войной США во
Вьетнаме, я рекомендую изучить эту книгу.
47 Lemisch J. Op. cit., р. 67—68, 86—90.
81

внимания был вопрос не о рабстве, а о "поколении слецых политиков", кото¬
рым недоставало умения урегулировать свои разногласия48.
Во времена затишья обусловленность и реальность социальных движений
ставится под вопрос. Это верно и для сегодняшнего дня, когда разно¬
образные "французские болезни" типа постструктурализма так влияют на
академизировавшихся и утративших активность левых, что они теряют
способность видеть противоречия49. Подобное отрицание причинности и
реальности было в значительной степени присуще интеллектуальной ат¬
мосфере 50-х годов. Элемент этого был в "поп-экзистенциализме" (а иногда и
не совсем в "поп"), который отвергал сущность, реальность и следствие, и в
консервативной школе, не признававшей причинной роли класса. Домини¬
рование консенсуса в американском обществе означает то, что многие из
тех, кого раньше считали в истории радикалами, на самом деле были
консерваторами. Это еще больше затемняет прошедшую реальность. Раз в
истории США отсутствовали действительно фундаментальные проблемы, то
не было нужды и в радикалах, а американские политики, к счастью, всегда
были либералами. Моральные оценки прошлого отвергались, и, следова¬
тельно, многие жестокости нашего строя, которыми была усеяна история
США, упорно игнорировались или забывались.
После окончания Йельского университета я провел лето 1957 г. "на доро¬
ге”50, разъезжая на попутных машинах по стране. Это позволило мне во¬
время оказаться в нужном месте — Норт-Биче (Сан-Франциско). Но мое
прошлое оказалось слишком "правильным", поэтому я не стал битником. В
середине лета я поспешил назад через всю страну, чтобы подготовится к
началу дипломной работы в Колумбийском университете. Специалист по
колониальной истории из Йельского университета Леонард Лабари дал мне
рекомендацию к Ричарду Б.Моррису, описав его как "невысокого энер¬
гичного человека одного с вами вероисповедания"51. Моррис был автором
замечательной книги "Государство и труд в ранней Америке". Эта глубоко
документированная работа возвышалась как монумент, сохранивший свое
значение даже в те столь бесплодные для рабочей историографии годы,
когда сам Моррис в конце концов прекратил заниматься подобными сю¬
жетами.
Переполненный впечатлениями от Колумбийского университета, я в
конце 1958 г. возвратился в Йель. Как ассистент и преподаватель Йельского
университета с 1960 г., я был не согласен с программой, которую меня
обязывали взять за основу вводного курса американской истории.
Профессор, читавший курс совместно с Дэвидом Поттером (соавтором книги
"Народ, который живет в изобилии"), ввел в него раздел о рабстве, где при¬
водились отрывки из воспоминаний четырех бывших рабов52. Для равно¬
весия туда были включены два воспоминания положительного свойства и
48 Schlesinger А. М. The Causes of the Civil War: A Note on Historical Sentimentalism.—
Partisan Review, v. 16, October 1949, p. 969—981; Lemisch J. Who Won the Civil War, Anyway? —
The Nation, April 1961, p. 300—302.
49 Lemisch J. Radicals, Marxists and Gentlemen: A Mempoir of Twenty Years Ago. — Radical
Historians Newsletter, N*59, November 1989, p. 2, 7—8; Palmer B.D. Descent into Discourse: The
Reunification of Language and the Writing of Social History. Philadelphia, 1990. •
en
B 1957 г. вышел роман Дж. Керуака "На дороге", сильно повлиявший на американскую
молодежь.
51 Из личной переписки за август 1957 г.
52 Nationalism and Sectionalism in America, 1775—1877. Selectied Problems in Historical
Interpretation. Ed. by D.M. Potter, Th. G. Manning. New York, 1949, p. 162—165.
82

два — отрицательного. К первому же диспуту о политическом содержании
программы, которую мне предстояло выполнять долгие годы, я размножил
и раздал студентам своей группы извлечения из других воспоминаний.
Лектор старался создать впечатление, будто рабочий класс, получивший
благодаря профсоюзам избыток власти, разрушил "баланс сил" в госу¬
дарстве. Чтобы разоблачить этот миф, я устроил в Нью-Хейвене для сту¬
дентов специальный просмотр подборки документов, собранных Э.Г. Мер-
роу, о положении рабочих-мигрантов. Под названием "Постыдная жатва" он
был впервые показан телекомпанией Си-Би-Эс в День благодарения в 1960 г.
Находясь в столь политизированной среде и действуя вопреки ей, я пи¬
сал свою диссертацию "Джек Тар против Джона Буля: роль нью-йоркских
моряков в ускорении Революции". Эта работа означала полный разрыв со
всеми консенсусными интерпретациями того времени, сверху донизу. 30
лет спустя, когда нашу историографию снова стала отравлять тематика
времен президентства Рейгана и Буша, мое неприятие консенсуса снова ста¬
ло актуальным. Вместо иррациональной и безликой "толпы" я стараюсь
видеть лица живых людей, их имена. В своем большинстве они не были
лишены разума и руководствовались реальными запросами и нуждами. Ис¬
ходя из предположения об осмысленности их поведения, я старался
проникнуть в этот смысл. Не упрощая представлений о причинах народных
движений, я, тем не менее, не являюсь сторонником вошедших в моду ту¬
манных, многофакторных объяснений, которые в конечном счете устраи¬
вают консерваторов. Когда другие исследователи отвергали радикализм,
изображая рабочих как консервативную силу, я восстанавливал истинную
картину их политических действий и их радикализма. Я находил, что во¬
жаки ими не манипулировали — рядовые рабочие часто расходились с ни¬
ми во мнениях. И тот "нейтралитет" официальной историографии, который
на деле оборачивается поддержкой власть имущих, я заменил моральным
осуждением системы и симпатией к тем, кто не был у власти. Вместо бес¬
классового общества и обязательной мобильности "вверх" я находил классы
и мобильность "вниз". А между тем для тех, кто был "внизу", не оставалось
места в американской истории, прославлявшей успех. Историки 50-х годов
скрывали мрачные стороны американской действительности. Вместо пого¬
ловного владения собственностью я обнаруживал, что людей, ее лишенных,
достаточно много, и их я отважился назвать пролетариатом. Я старался
возвратить черных на страницы американской истории. Мною заложена
основа концепции, заключающейся в том, что простые американцы во вре¬
мена революции XVIII в. могли иметь идеи и цели, расходившиеся с идеями
и целями ее лидеров.
* * *
Этот фрагмент из моих воспоминаний дает некоторое представление о
том, как американские историки 50-х годов переписывали историю США в
угоду политике антикоммунизма. Станут ли советские исследователи пере¬
писывать ее, пусть и не копируя американских, но тем не менее в угоду по¬
литике посткоммунизма? Как я пояснил ранее, об этих сюжетах я раз¬
мышлял в книге "На действительной службе в годы войны и мира: политика
и идеология в профессии американского историка"53 *. Это полное изло¬
53 Lemisch J. On Active Service in War and Peace. Politics and Ideology in the American
Historical Profession. Toronto, 1975.
83

жение доклада на ежегодном собрании Американской исторической ассо¬
циации в 1969 г. Я предложил рукопись журналу "Америкэн хисторикал
ревью", а получив отказ, отнес ее в "Джорнэл оф америкэн хистори". И тут, и
там она подверглась глумливому политизированному прочтению. Редактор
первого журнала заявил, что я несправедливо обвиняю "многих своих
близких друзей-историков в нарушении ими профессионального долга". Его
интересовало, "не устраивают ли "новые левые" историки какое-то суди¬
лище над серьезной наукой"54. Редактор второго журнала выразился мета¬
форически — что я-де "вытаскиваю на свет голову Ленина". Это же сказал в
1933 г. мексиканскому художнику-коммунисту Диего Ривере Нельсон Рок¬
феллер, когда увидел сделанную им роспись стены в Рокфеллер-центре в
Нью-Йорке. В письме одного читателя в "Джорнэл оф америкэн хистори"
было сказано, что я "просто не имею права такое писать, тем более на
страницах этого журнала. Автор, должно быть, возомнил, что ему все доз¬
волено, но это говорит лишь о нецивилизованности его и ему подобных".
Рукопись мне вернули в испорченном виде, и ее удалось издать в левом
канадском издательстве Нью-Хогтауна.
В 1969 г. я назвал свой доклад "Снова о презентизме: антирадикализм как
цель американской историографии после второй мировой войны". Напи¬
санный частично как ответ на обвинения в презентизме "новых левых", этот
доклад раскрывает зависимость исторической правды от политики и идео¬
логии. Речь идет о таких крупных историках, как А.М. Шлезингер-мл.,
Д. Бурстин, С.Э. Морисон, У.Г. Макнейл, А. Невинс, Р. Хофстедтер, Г.С. Ком-
маджер. В других работах я критиковал левацкую идею привязывания
исторических исследований к конкретным нуждам текущей политики
("злободневность" истории)55.
Презентизм и "злободневность" кажутся мне центральными проблемами в
связи с изучением новых направлений в советской американистике. Ряд
историков в СССР и раньше, и теперь говорили об опасности презентизма.
Например, в статье "Роль историка в обществе" Юрий Поляков отмечает, что
люди перестали доверять историкам, авторитет которых упал из-за
"конъюнктурщины", т.е. слишком большого внимания к текущему моменту.
Отсюда — попытки преувеличивать одни исторические события и прини¬
жать другие, не менее важные, превозносить одних политических деятелей
и недооценивать вклад других, а подчас и вычеркивать из истории опреде¬
ленные факты, события или личности56.
Хотя лингвистическая связь здесь не видна, я полагаю, что употребить
слово "конъюнктурщина" можно — ведь речь идет об одной из форм
презентизма. Но присуща ли она только прошлой историографии, которая
была до М.С. Горбачева? В.А. Козлов понимает теперешнюю роль истории
следующим образом: "В спорах и дискуссиях сегодняшнего дня активно
участвует история. И здесь иногда возникает тенденция механического
переноса в прошлое сегодняшних представлений... При таком подходе
события прошлого оцениваются не с точки зрения его реальных про-
54 См. написанное Т. Шофилдом введение к этой книге (с. 3—5). Полезные сведения о “новых
левых' в исторической науке в целом и на собрании Американской исторической ассоциации в
1969 г.» об их внимании к моему докладу и его дальнейшей судьбе см.: Novick Р. Op. cii., р.
417—^-438; Wiener J.M. Radical Historians and the Crisis in American History. — The Nation, v. 76,
September 1989, p. 399—434.
55 Lemisch J. What’s Your Evidence? Radical Scholarship as Scientific Method and Anti¬
Authoritarianism, Not "Relevance”. — New University Conference Papers, 1970, № 2; idem. Who Will
Write a Left History of Art While We Are all Putting our Balls on the Line? — Journal of American
History, v. 76, September 1989, p. 485—486.
56 Polyakov Y. Op. cit., p. 253, 255.
84

тиворечий, проблем и возможностей, а с позиций соответствия или
несоответствия нашим сегодняшним знаниям, предпочтениям, приори¬
тетам"57. Вот почему Козлов призывает не перекраивать историю так, чтобы
это свелось к "простейшему арифметическому действию — элементарной
замене плюсов на минусы (или наоборот) в оценке прошлого"58.
И наконец, самое прямое и красноречивое предупреждение о презен-
тизме в современной советской американистике содержится в докладе ГА.
Дубовицкого, сделанном на заседании Американской исторической ассо¬
циации в 1990 г. Речь идет о том, что гигантская волна презентизма в
американистике есть отражение чрезвычайно острой критики советскими
людьми того общества, в котором они живут в настоящее время. Даже без
предоставления новых фактов и документов опыт США идеализируется, а
их история переписывается в традициях школы консенсуса. При теперешней
явной идеализации современного западного мира многими людьми в СССР
до студентов трудно донести то, что и в истории США было много конф¬
ликтов59.
Какой же путь изберет советская историография — более свободный и
правдивый или же политизированный, в духе "злободневности" и презен¬
тизма? Вновь, уже в теперешней советской историографии, проявляется та
полярность конфликта и консенсуса, которая потрясла американскую
историческую школу, когда 50-е годы сменились 60-ми. Устремленность
советского государства и общества к свободному рынку и сближение с США
вполне могут привести к славословию в адрес Америки — в духе кон¬
сенсусной историографии 50-х годов и с позиций "великих белых мужей"60.
Возможный вариант будущего советской американистики соответствовал бы
пессимистической оценке Э. Фонера: "Появляется "новая" история — столь
же политизированная, как и прежняя"61. В этом случае вы, освободившись
от оков официальной историографии, предаете полученную свободу, идя
добровольцами на службу новым политикам. Раньше вы были повернуты
туда, куда дул ветер коммунизма, а теперь — в обратном направлении?
Почти как в новеллах В. Войновича...
Неизбежен ли такой путь? У меня есть некоторые основания для пес¬
симизма, но я вижу и другую сторону событий — то, что историография в
вашей стране переживает благотворный кризис, ведущий к новым проч¬
тениям истории, к ее перестройке как науки. Я слышу ободряющие голоса в
ваших рядах — голоса тех, кто хочет сделать больше, чем просто поменять
прошлые минусы на будущие плюсы. Избавляясь от пережитых ужасов, вам
есть что сказать — важного и своего — всему миру и всем ис1*Ърикам. С
обновленной теорией и практикой вы сможете вписать новую, великую
главу в летопись борьбы истины с государственной властью, стать маяком
для историков во всех странах.
57 Вопросы истории КПСС, 1987, № 5, с. 113—114.
58 Там же, с. 113. На этой же странице он пишет: "Никто за нас, историков, не решит наши
профессиональные вопросы. И вряд ли помогут... обращения за "разъяснениями" в
вышестоящие инстанции... Ведь все мы едины в том, что историю надо писать и преподавать
по-новому". В другом месте сказано: "Современный человек все пристальнее вглядывается в
зеркало прошлого. Задача историка не в том, чтобы до блеска полировать это зеркало или
сдувать с него пылинки "пестрого сора" ушедшей жизни, главное, чтобы оно не было мутным
или кривым" (с. 122).
59 Dubovitsky G. Op. cit., р. 2.
60 Lemisch J. The American Revolution Bicentennial and the Papers of Great White Men: A
Preliminary Critique of Current Documentary Publication Programs and Some Alternative Proposals.—
American Historical Association Newsletter, November 1971, v. 9, p. 7—21.
°1 Foner E. Restructuring Yesterday’s News, p. 71.
85

Публикации
© 1992 г.
О.В. В И Ш Л Ё в
ПОЧЕМУ МЕДЛИЛ И.В. СТАЛИН В 1941 г.?
(из германских архивов)*
В воспоминаниях Маршала Советского Союза Г.К. Жукова описан эпизод,
значение которого, на наш взгляд, еще не оценено советскими историками.
Он имел место на совещании у И.В. Сталина вечером 21 июня 1941 г., созван¬
ном в связи с получением новых тревожных сообщений о намерении
Германии утром следующего дня напасть на СССР. Выслушав приглашенных
на заседание военных во главе с наркомом обороны Маршалом Советского
Союза С.К. Тимошенко, настаивавших на незамедлительном издании дирек¬
тивы о приведении войск всех пограничных округов в полную боевую
готовность, Сталин заметил: "Такую директиву давать преждевременно,
может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую
директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провока¬
ционных действий немецких частей. Войска приграничных округов не
должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать ослож¬
нений"1.
Требование "не поддаваться на провокации", которое Сталин неод¬
нократно повторял в начале лета 1941 г., не раз подробно ком¬
ментировалось как в мемуарной литературе, так и в работах историков. Но
что стояло за словами "может быть, вопрос еще уладится мирным путем"?
Развернутого объяснения им нет на страницах книг и статей советских
историков, хотя, как видно из процитированного высказывания, такой
вариант развития событий считался весьма реальным и предпочти¬
тельным.
Другая загадка кануна Великой Отечественной войны — настороженное
отношение советского политического руководства к стекавшимся к нему
сведениям о том, что Германия вот-вот нападет на СССР.
Чем же было вызвано отсутствие у Сталина и его ближайшего поли¬
тического окружения трезвой оценки военно-политической обстановки,
сложившейся к лету 1941 г.? Что стоит за кочующей по страницам военной
мемуарной литературы2, военно-исторических исследований3 и работ по
внешней политике СССР4 туманной формулировкой о допущенном
"просчете в определении времени возможного нападения гитлеровской
Германии на нашу страну"? Отчего постоянные тревожные сигналы о
надвигавшемся фашистском нашествии воспринимались Сталиным во
многом как "дезинформация", "происки" определенных политических сил
Статья подготовлена при содействии фонда им. А. фон Гумбольдта.
1 Жуков ГК. Воспоминания и размышления. M., 1971, с. 233.
2См.: Гречко А.А. 25 лет тому назад. — Военно-исторический журнал, 1966, № 6, с. 3—15; Ме¬
рецков КА. На службе народу. Страницы воспоминаний. М., 1968, с, 206; Штеменко С.М. Гене¬
ральный штаб в годы войны. М., 1968, с. 27; В&силевский А.М. Дело всей жизни M., 1973, с. 119.
3См. Жилин П.А. Как фашистская Германия готовила нападение на Советский Союз. М., 1965,
и др.
4См.. История внешней политики СССР. Т. 1. 1917—1945. M., 1976, с. 427—428; Севостьянов П.П.
Внешнеполитическая борьба СССР против фашистской угрозы: сентябрь 1939 — июнь 1941 г. — В
кн.: Причины возникновения второй мировой войны. M., 1982, с. 163.
86

Запада, стремившихся спровоцировать конфликт между Германией и СССР5.
Наконец, чем обосновывался расчет Сталина на то, что ему удастся
оттянуть начало войны до весны 1942 г.? Все эти вопросы, думается, тесно
связаны между собой и заслуживают самого пристального внимания.
В зарубежной исследовательской литературе и публицистике они обсуж¬
даются давно и очень активно. Однако и там мы не найдем однозначного
ответа на них. Мнения западных ученых о том, чем была вызвана ошибочная
оценка Сталиным перспектив развития советско-германских отношений
весной — летом 1941 г., расходятся.
Одни исследователи полагают, что советское руководство, стремясь
остаться "вне империалистической войны" и связывая с этим надежды на
получение СССР определенных военно-стратегических и политических
преимуществ, считало, что советско-германский конфликт провоцируется
Великобританией, заинтересованной в том, чтобы поставить Германию
перед необходимостью вести войну на несколько фронтов и тем самым
облегчить свое положение, что информация инспирировалась в Лондоне.
Этим и объяснялось недоверчивое отношение Кремля к тревожной инфор¬
мации, поступавшей весной — летом 1941 г., и потому не предпринимались
соответствующие меры по подготовке к отражению агрессии.
Другие ученые высказывают мнение, что Сталин поддался на уловку
немецкой стороны, уверявшей советское руководство в том, что стягивание
войск к советской границе является лишь маскировкой предстоящего
решающего штурма Германией Британских островов, и не принял мер к
тому, чтобы отразить германский удар по СССР. Гитлер» заявляют сторон¬
ники этой концепции, перехитрил Сталина, сыграв на его уверенности, что
Германия не рискнет вести войну на два фронта и не нападет на Советский
Союз, пока не завершит войну против Великобритании.
Широкое распространение имеет точка зрения, согласно которой Сталин
просто не верил -в возможность нападения Германии на СССР, поскольку
якобы видел в нацизме "родственный тоталитарный режим", питал к Гит¬
леру личную симпатию, считая его трезвым политиком, понимавшим, что
мир и сотрудничество с СССР, обеспечивавшие Германии прочный военно¬
стратегический тыл, снабжение сырьем и политическую поддержку, содер¬
жат в себе несравненно больше выгод, чем военное столкновение, и потому
должным образом не готовился к отражению германского нападения.
Часто высказывается мнение, что Сталин просто испытывал страх перед
германской военной машиной и любыми средствами стремился избежать
военного столкновения с Гитлером. Поэтому он якобы и не решался на
принятие каких-либо серьезных мер по подготовке к войне, опасаясь, что
это само по себе может спровоцировать конфликт с Германией.
Противоположную точку зрения высказывают сторонники концепции
превентивной войны Германии против СССР. По их мнению, Гитлер опе¬
редил Сталина с нанесением удара, а поскольку советским командованием в
соответствии с директивой высшего политического руководства страны
был разработан-де лишь план наступательной войны против Германии, то
этим и объясняются катастрофические поражения Красной Армии летом и
осенью 1941 г.
Перечисленные концепции определяют сегодня подходы зарубежных
историков к проблеме 22 июня 1941 г. Некоторые из них восприняты в
последнее время и отечественной историографией, и исторической публи¬
цистикой.
Отдавая должное тому, что сделано зарубежными исследователями в
^Кузнецов Н.Г. Накануне. Курсом к победе. M., 1991, с. 295—296.
87

изучении интересующего нас вопроса, нельзя, однако, не обратить внима¬
ния на ряд обстоятельств, которые заставляют с осторожностью отно¬
ситься к приведенным концепциям. Прежде всего бросается в глаза то, что в
основу их кладется оценка позиции Сталина и советского руководства по
тем или иным вопросам, выводимая с помощью системы косвенных
доказательств. Хотя такой подход и допустим ввиду сохраняющихся
ограничений на доступ к советским архивам, однако он вряд ли может
считаться убедительным. И подтверждается это тем, что зарубежные
ученые в оценке взгляда Москвы на перспективы развития советско-
германских отношений в 1941 г., оперируя практически одними и теми же
источниками, расходятся во мнениях.
Вызывают возражения и явные несоответствия некоторых положений
названных концепций реальным фактам. Спорным является прежде всего
главный тезис большинства из них о том, что советское руководство полно¬
стью игнорировало сообщения о надвигавшейся войне и не принимало
достаточных мер по подготовке к ней. С этим нельзя согласиться. Сколько
бы ни приводилось примеров, в частности со ссылкой на свидетельства из
первых рук, недоверчивого отношения Сталина к поступавшим сведениям и
раздававшимся со всех сторон предупреждениям о готовившемся фашист¬
ском нашествии, неопровержимым остается тот факт, что к лету 1941 г. к
западной границе СССР были стянуты силы, по количественным показа¬
телям не уступавшие, если не превосходившие силы вермахта и его союз¬
ников6. В первые же дни войны, как писал впоследствии заместитель
начальника генерального штаба вермахта В. Варлимонт, "военная готов¬
ность Советов" (количество сосредоточенных войск и техники, возведенных
оборонительных сооружений и т.п.) "значительно превзошла ожидания"
германского командования7. Сам по себе факт передислокации значитель¬
ного количества советских войск в западные пограничные районы
свидетельствует о том, что тревожная информация отнюдь не игнори¬
ровалась, что принимались серьезные меры, причем не только военные.
Другой вопрос, насколько были эффективны эти меры, каковы были уровень
боевой подготовки войск, руководство ими, качество вооружений, характер
воззрений на стратегию и тактику ведения войны. И политическое
руководство Германии, и верховное командование вермахта оценивали
боевые возможности Красной Армии, прежде всего ее способность вести
наступательные операции, крайне низко8.
Уже сама по себе такая оценка Красной Армии немецкой стороной
накануне 22 июня 1941 г. заставляет усомниться в состоятельности
концепции превентивного нападения Германии на СССР, представляющей
другую крайность в рассмотрении проблематики 22 июня. Эта концепция,
берущая начало в политических декларациях руководителей "третьего
рейха", не выдерживает критики по многим параметрам. Однако ни Гитлер,
ни другие представители нацистской верхушки не верили в возможность
&Киршин Ю.Я., Раманичев НМ. Накануне 22 июня 1941 г. (по материалам военных архивов). —
Новая и новейшая история, 1991, № 3; Generaloberst Halder. Kriegstagebuch. Tflgliche Aufzeichmmgen des
Chefs des Generalstabes des Heeres. 1939—1942, Bd. 2. (1.7.1940 — 21.6.1941). Bearb. von H.-A. Jacobsen.
Stuttgart, 1963, S. 461.
7 War limo nt W. Im Hauptquartier der deutschen Wehrmacht 1939—1945. Grundlagen. Formen. Gestalten.
Frankfurt a.M., 1962, S. 165.
8Die Tagebiicher von Joseph Goebbels. Samtliche Fragmente. Hrsg. von E. Frohlich. Teil 1: Auf-
zeichnungen 1924—1941, Bd. 3. Munchen, etc., 1987, S. 641; Generaloberst Halder. Op. cit., S. 397; Das
Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Hrsg. von Militargeschichtlichen Forschungsamt. Bd. 4. Der Angriff
auf die Sowjetunion. Stuttgart, 1983, S. 191—202, 272—277.
88

нападения Советского Союза на Германию летом 1941 г.9, а Верховное
командование и генеральный штаб вермахта, отмечая, что структура дисло¬
цированных в пограничных округах частей Красной Армии 'дает возмож¬
ность быстрого перехода в наступление"10 *, считали, однако, вариант
наступательных действий РККА не более чем теоретическим и при опера¬
тивном планировании в расчет не принимали. Известно также, с каким
трудом германское правительство выискивало основания для предъяв¬
ления СССР обвинения в подготовке агрессии, но ничего, кроме данных,
составленных генштабом вермахта, о нарушении воздушных границ Герма¬
нии советскими самолетами11 и сведений служб безопасности о деятель¬
ности советской разведки и Коминтерна на территории Германии12 собрать
так и не смогло. Располагай Берлин хоть какой-то информацией о наличии
у СССР планов нападения на "третий рейх", это, несомненно, нашло бы
отражение в официальном немецком заявлении от 22 июня 1941 г. А так
нацистское руководство ограничилось в нем лишь перечислением фактов
антигерманской ориентации внешней политики СССР в 1940—1941 гг. да
указанием на факт увеличения численности советских войск вблизи гра¬
ницы13.
Другой вопрос, как представляло себе советское руководство ход
возможной войны с Германией. Стратегическая установка Красной Армии
состояла в том, чтобы разгромить основные силы противника в пригра¬
ничных боях, перенести военные действия на его территорию и, развернув
наступление на запад, освободить страны Европы от германского ига, что в
свою очередь должно было стимулировать революционный процесс и при¬
вести к освобождению европейских народов также от гнета их собственной
национальной буржуазии. В этом направлении, по сообщениям германской
агентуры, велась пропагандистская и воспитательная работа в частях
Красной Армии и среди населения приграничных районов14. Такая страте¬
гическая установка Красной Армии подтверждается и директивами № 2 и 3,
направленными из Кремля в войска 22 июня 1941 г.15 Ею и рядом других
обстоятельств, о которых еще будет говориться ниже, и объяснялись кон¬
центрация крупных сил в непосредственной близости от границы и их
состав.
Превентивной война против СССР была для фашистской Германии только
в том смысле, в каком обосновывал Гитлер ее необходимость перед
высшими чинами вермахта в 1940—1941 гг. — как войны против потенциаль¬
ного противника и возможного союзника Великобритании16. Ни в каком
ином смысле превентивной для Германии она не была.
Так почему все же непосредственно накануне фашистского нападения
Сталин медлил с приказом о развертывании в боевые порядки частей
Красной Армии, стянутых к границе? Так и только так, думается, может
9См. "Untemehmen Barbarossa’’. Der deutsche Uberfall auf die Sowjetunion 1941. Hrsg. von G.R. Ue-
berschar, W. Wette, Paderborn, 1984, S. 106.
^Generaloberst Halder. Op. cit., S. 353.
^Warlimont W. Op. cit., S. 164.
^Schellenberg W. Aufzeichnungen. Die Memoiren des letzten Geheimdienstchefs unter Hitler.
Wiesbaden — Munchen, 1979, S. 169—181, 377—390.
13Cm. Akten zur deutschen auswartigen Politik (далее — ADAP), Serie D, Bd. ХП, 2, Dok. 569.
14Bundes Archiv (далее — BA), Potsdam: Film 14467, Bl. 25990—25991,25994—25995.
16Цит. по: Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия. Политический портрет И В. Сталина, кн. 2,
ч. 1. М., 1989, с. 157—158, 161.
16Kriegstagebuch des Oberkommandos der Wehrmacht (Wehrmachtfuhrangsstab), Bd. 1. August 1940 —
31. Dezember 1941. Hrsg von H.-A. Jacobsen. Frankfurt a.M., 1961, S. 407—408; Generaloberst Haider. Op.
cit.. S. 46, 455; ’’Untemehmen Barbarossa", S. 96—101.
89

быть поставлен вопрос, если в рассмотрении проблемы 22 июня 1941 г. мы
хотим остаться на позициях объективности. Может быть, он все еще
находился под впечатлением тесного сотрудничества с Гитлером во
второй половине 1939 — первой половине 1940 г. и не верил, что тот ре¬
шится на войну против своего бывшего партнера? Этот вопрос в последнее
время все чаще ставится историками и публицистами. Рассмотрим его,
заметив, однако, что фактов, свидетельствующих об обратном, гораздо
больше, чем тех, на которых строятся такого рода предположения.
Действительно, советско-германские отношения 1939—1941 гг. были да¬
леко не такими однозначными, как это изображалось в отечественной
литературе до недавнего времени. Тут было и сотрудничество в "терри¬
ториально-политическом переустройстве" Восточной Европы, и взаимная
политическая поддержка, и тесная экономическая кооперация, и пропа¬
ганда дружбы и мира между двумя странами "на многие поколения", и т.д.,
и т.п. Но существовали и очень серьезные проблемы. Чего стоил, например,
"балканский узел" советско-германских противоречий! "Брак по расчету",
как называл Гитлер советско-германское сотрудничество, начатое дого¬
вором о ненападении17 (таким оно было и для советского руководства),
скрывал за своей парадной вывеской взаимное недоверие и постоянную
настороженность по отношению друг к другу. Каждый из партнеров знал
цену другому, не обманывался относительно прочности связывавших их уз
и понимал, что "дружба, скрепленная кровью", рано или поздно закончится
схваткой не на жизнь, а на смерть. До поры до времени лишь не было ясно,
когда она произойдет.
То. что "медовый месяц" советско-германской "дружбы" подходит к
концу, Кремлю стало очевидно уже летом — осенью 1940 г. С конца июня
начали поступать сведения о переброске частей вермахта из Западной
Европы к советской границе и о военных приготовлениях Германии на
Балтике. В октябре в Москву пришло первое сообщение о начатой в штабе
германского верховного командования разработке планов войны против
СССР. 29 декабря 1940 г.» т.е. уже на 11-й день после подписания Гитлером
директивы № 21 (план "Барбаросса"), о ней стало известно в Москве. И по
мере того, как приближался день германского нападения на СССР, поток
тревожной информации становился все шире18. Да и Берлин своими
внешнеполитическими акциями — "венский арбитраж", подписание Трой¬
ственного пакта, ввоз войск на территорию Румынии и Финляндии — прямо
давал понять, что намерен пересмотреть курс в отношении СССР19. С
декабря 1940 г. Гитлер начал демонстративно игнорировать своего бывшего
партнера, а затем и вовсе действовать наперекор ему, в первую очередь —
на Балканах. Все это не оставляло советскому руководству особых надежд
на сохранение прежнего характера советско-германских отношений.
Москва сделала для себя выводы из происходившего и с конца 1940 г.
начала еще более интенсивно готовиться к войне, что не осталось не¬
замеченным в Берлийе20.
Однако, готовясь к войне с Германией, советское руководство, как
свидетельствуют многочисленные донесения, поступавшие в министерство
Below N. Als Hitlers Adjutant 1937—1945. Mainz, 1980, S. 183.
1 я
См. О разведывательной деятельности органов госбезопасности накануне нападения фа¬
шистской Германии на Советский Союз. Справка Комитета государственной безопасности
СССР. — Известия ЦК КПСС, 1990, № 4, с. 198 и сл.
19Die Weizsacker — Papiere 1933—1950. Hrsg. von L.E. Hill. Frankfurt a.M.. 1974, S. 216Tf.
29PA A A Bonn, Dienststelle Ribbentrop. Vertrauliche Berichte, 2/1, Teil 1 (R 27094); 2/2, Teil 1
(R 27096); 2/2,Тей 2 (R 27097); Dienststelle Ribbentrop, UdSSR — RC, 7/1 (R 27168), Bl. 25919 ff.
90

иностранных дел Германии зимой 1940/41 г. и в начале весны 1941 г.,
предпочло бы ее избежать. Причины были отчасти те же, что и в августе
1939 г.: понимание явной слабости руководства Красной Армии, выбитого
предшествовавшими “чистками”, незавершенность перевооружения, слабая
боевая выучка войск, их неготовность пользоваться современной техникой,
несовершенная тактика21. Все эти Недостатки особенно наглядно проде¬
монстрировала советско-финляндская война. На международной арене
СССР находился в изоляции, так что с Германией, опиравшейся на потен¬
циал почти всей континентальной Европы, ему пришлось бы бороться в
одиночку. Что касается Англии, то в Кремле опасались, что она в любой
момент может сговориться с Берлином и выйти из войны. В руководстве
"третьего рейха" полагали также, что боязнь войны с Германией имела для
советского руководства и внутриполитические причины: война могла
привести к политической дестабилизации СССР и обострению межнацио¬
нальных противоречий.
Конфликта с Германией Сталин стремился избежать, основываясь на
трезвой оценке внутри- и внешнеполитического положения СССР, состоя¬
ния его вооруженных сил и понимании того, какую величайшую опасность
для Советской страны таила в себе германская военная машина. Прежде
всего этим, а не "политическим оппортунизмом", не "симпатией к Гитлеру" и
не иллюзиями относительно "дружбы" с Германией определялось все то,
что делалось Москвой, чтобы предотвратить столкновение с "третьим
рейхом".
Однако эта политика была весьма далека от заискивания перед Герма¬
нией, как пытаются представить сегодня некоторые авторы. Демонстрируя
готовность к диалогу и урегулированию отношений, советское руководство
в то же время последовательно проводило линию на то, чтобы реализовать
внешнеполитические интересы СССР, создать международные условия,
которые затруднили бы Германии выступление против Советского Союза,
наращивало оборонный потенциал страны и подчеркивало готовность
отразить возможное нападение. Поэтому было бы ошибкой упрощать
внешнеполитическую стратегию СССР с осени 1940 г. до лета 1941 г., изобра¬
жая ее лишь как линию на достижение соглашения с Германией путем
уступок и непротиводействия гитлеровским планам агрессии.
Вышеупомянутые внешнеполитические акции германского правительства
в конце лета—осенью 1940 г. были восприняты Москвой как нарушение
положений советско-германского договора о ненападении и секретного
дополнительного протокола от 23 августа 1939 г., о чем было заявлено
гитлеровскому руководству22. Советское правительство выразило также
недовольство наметившимся к осени 1940 г. сокращением германских про¬
мышленных поставок в СССР и заявило, что будет вынуждено соответ¬
ствующим образом сократить поставки из Советского Союза23. В качестве
ответных мер на изменение политического курса Германии в отношении
СССР оно временно заблокировало выполнение соглашения о переселении
немцев из СССР24, заняло жесткую позицию на переговорах о компенсации
за немецкую собственность на территориях, отошедших к СССР25, и пере¬
21 На это неоднократно указывалось в донесениях, поступавших в министерство ино¬
странных дел Германии: РА АА Bonn, Dienststelle Ribbentrop, Vertrauliche Berichte, 2/1, Teil 1
(R 27094), Bl. 29842—29843,29879—29881.
^ADAP, Serie D, Bd. XI, 1, Dok. 38, 81, 113, 129, 159.
23Ibid, Dok. Ill, 128.
24Ibid., Dok. 186.
25Ibid., Dok. 168, 202, Bd. XI, 2, Dok. 406.
91

говорах о хозяйственном соглашении на 1941 — 1942 гг., в ходе которых
Германия добивалась расширения поставок из СССР промышленного сырья,
нефтепродуктов и продуктов питания26.
Стремясь предотвратить дальнейшее ухудшение советско-германских
отношений, Советское правительство в октябре 1940 г. приняло предло¬
жение германского руководства направить В.М. Молотова с официальным
визитом в Берлин27. В Москве надеялись, что прямой контакт с германским
правительством позволит снять многие вопросы. Однако визит Молотова в
Германию 12—13 ноября 1940 г. в этом плане ощутимых результатов не
принес. В ответ на предложения нацистского руководства "согласовать
долгосрочные политические интересы" сторон и "разграничить сферы инте¬
ресов в мировом масштабе" Молотов в качестве главного условия углуб¬
ления диалога и достижения конкретных договоренностей выдвинул
требование полного выполнения Берлином ранее заключенных советско-
германских соглашений, признания интересов безопасности СССР в районе
Черного моря, а также его территориальных интересов28. Такая позиция
была повторена 25 ноября 1940 г. и в письменном ответе Советского прави¬
тельства германскому руководству на его предложение СССР присоеди¬
ниться к Тройственному пакту29. Это послание осталось без ответа.
Проводя линию на предотвращение конфликта с Германией, прави¬
тельство СССР подписало с ней 10 января 1941 г. новое хозяйственное
соглашение, в котором предусматривалось расширение советских поставок
сырья и продовольствия и их опережающий характер30. Однако это согла¬
шение, которым Москва пошла навстречу пожеланиям германского руко¬
водства, не являлось односторонней уступкой с ее стороны. Соглашение
предусматривало соответствующее увеличение поставок германских про¬
мышленных товаров в СССР, а согласие на его подписание Кремль обусло¬
вил заключением ряда других советско-германских договоров, касавшихся
территориальных и политических вопросов31. В одном пакете с хозяйст¬
венным соглашением 10 января 1941 г. были подписаны секретный протокол
о передаче Германией СССР за денежную компенсацию полосы литовской
территории, прилегавшей к Сувалкской области, имевшей важное военное
значение32. Были заключены также договор о советско-германской границе
от реки Игорки до Балтийского моря и комплекс соглашений об урегу¬
лировании взаимных имущественных претензий Германии и СССР по Литве,
Латвии и Эстонии и переселении лиц немецкой национальности из Литов¬
ской, Латвийской и Эстонской ССР в Германию, а литовцев, русских и
белорусов из Германии (бывших Мемельской и Сувалкской областей) в
СССР33. Эти договоры позволили решить ряд сложных вопросов, грозивших
привести в дальнейшем к осложнению советско-германских отношений.
Хозяйственное соглашение Советское правительство попыталось в пер¬
вые месяцы 1941 г. использовать в качестве рычага для давления на Герма¬
нию. Вплоть до марта 1941 г. Кремль, по сути дела, не выполнял взятых на
себя договорных обязательств, что являлось ответом на продолжение
26Ibid., Bd. XI, 1, Dok. 318.
27Ibid., Dok. 176, 211.
28Ibid., Dok. 309, 317, 325, 326, 328, 329.
29Ibid., Bd. XI, 2, Dok. 404.
30Ibid., Dok. 637.
31 Ibid., Dok. 550.
32Ibid., Dok. 638.
33См. Внешняя политика СССР. Сб. документов, т. IV. M., 1946, док. 483, 485.
92

Германией политики, создававшей угрозу безопасности СССР34. 17 января
Советское правительство заявило протест против намечавшегося ввода
Германией войск в Болгарию35. В тот же день оно напомнило Берлину, что
до сих пор не получило ответа на свое послание от 25 ноября 1940 г.,
которому придавало исключительно важное значение в деле дальнейшего
развития советско-германских отношений36. В феврале—-начале марта
Кремль неоднократно заявлял Берлину, что считает ущемлением интересов
своей безопасности вовлечение Болгарии в Тройственный пакт, размещение
на ее территории частей вермахта и в целом политическую активность
Германии на Балканах37. Свое недовольство действиями германского пра¬
вительства советское руководство дополнительно подчеркнуло тем, что в
начале марта отказалось дать разрешение на сохранение германских дипло¬
матических представительств в Риге и Таллинне и их преобразование в
консульства38. Представители СССР заняли бескомпромиссную позицию на
советско-германских переговорах по пограничным вопросам39.
Демонстрируя готовность к развитию нормальных отношений с Герма¬
нией, Советское правительство в то же время ясно давало понять, что будет
противодействовать любым попыткам ущемления интересов СССР. Однако
перспективы дальнейшего развития советско-германских отношений зави¬
сели не только от того, как поведет себя в дальнейшем Берлин, но и от того,
как сложится международная обстановка в целом, какую позицию займут
граничившие с СССР страны. Поэтому советское руководство с осени 1940 г.
стало прилагать активные усилия для того, чтобы улучшить отношения с
сопредельными государствами, помешать Германии объединить их в
коалицию для войны против СССР.
Наряду с попытками не допустить включения Болгарии в Тройственный
пакт, вовлечь ее в орбиту советской политики и добиться от Германии
признания восточной части Балканского полуострова зоной безопасности
СССР, Советское правительство попыталось помешать сближению с Герма¬
нией Турции40, улучшить отношения с Финляндией41. 6 декабря 1940 г. оно
подписало со Словакией, а 26 февраля 1941 г. — с Румынией договоры о
торговле и судоходстве и соглашения о товарообороте и платежах, осно¬
ванных на принципе наибольшего благоприятствования42. 20 марта Кремль
сделал дружественный жест в адрес хортистской Венгрии, возвратив ей
военные знамена венгерской революции 1848 г.43 Однако попытки разрядить
напряженность в отношениях со странами, расположенными вдоль всей
западной границы СССР от Баренцева др Черного морей, успеха не при¬
несли. Большинство из них Германия успела к этому времени полностью
подчинить своему влиянию, а в отношениях с Финляндией и Румынией было
накоплено столько взрывоопасного материала, что рассчитывать на изме¬
нение политики этих стран в отношении СССР в складывавшейся обстановке
было нереально.
34ADAP, Serie D, Bd. ХИ, 1, Dok. 157, 280.
35Ibid., Bd. XI, 2, Dok. 668, 669.
36Ibid., Dok. 669.
37Ibid., Bd. ХИ, 1, Dok. 99,108,121; Внешняя политика СССР, т. IV. док. 497.
38ADAP, Serie D, Bd. ХП, 1, Dok, 134.
39Ibid., Dok. 176.
40PA AA Bonn, Dienststelle Ribbentrop, UdSSR — RG, 7/1 (R 27168), BI. 26001 ff.; PA AA Bonn,
Biiro des Staatssekretar, Russland, Bd. 5 (R 29716), BI. 013 (113417) ff.
41 PA AA Bonn, Dienststelle Ribbentrop, Vertrauliche Berichte, 2/2, Teil 2 (R 27097),
BI. 30851—30855.
^Внешняя политика СССР, т. IV, док. 481, 496.
43Там же, док. 500.
93

Крупный успех был достигнут советской дипломатией лишь в вопросе
урегулирования советско-японских отношений. 20 января 1941 г. было
заключено советско-японское соглашение по рыболовству44. Японской сто¬
роне были сделаны уступки, и урегулирован ряд спорных вопросов. Вслед
за этим 13 апреля 1941 г. был подписан советско-японский пакт о нейтра¬
литете, снижавший для СССР опасность войны на два фронта45.
Важное значение придавала Москва советско-югославскому договору о
дружбе и ненападении, заключенному в ночь с 5 на 6 апреля 1941 г. Этим
договором, подписанным непосредственно накануне фашистского нападе¬
ния на Югославию и Грецию, советское руководство не только подчерки¬
вало свою заинтересованность в том, что происходит на Балканах, но и
рассчитывало стимулировать сопротивление балканских стран Германии и
ее Союзникам, которое в свою очередь давало надежду, что Берлин увязнет
там в войне и это позволит Советскому Союзу выиграть время46.
Однако надежды на затяжной характер балканской кампании вермахта
оправдались в самой незначительной степени. Германия не увязла на Бал¬
канах, точно так же, как раньше не увязла в Польше, а затем в Северной и
Западной Европе. От планов нападения на СССР Гитлер не отказался и лишь
сдвинул начало операции “Барбаросса" на четыре недели — с мая на июнь
1941 г.47. Советско-югославский же договор впоследствии, в заявлении
германского правительства от 22 июня 1941 г., был преподнесен как одно из
свидетельств антигерманской направленности внешней политики СССР48.
Уже после первых дней боев в Югославии и Греции выяснилось, что эти
страны не смогут оказать серьезного сопротивления фашистскому блоку. 17
апреля 1941 г. капитулировала Югославия. Через несколько дней была пред¬
решена и участь материковой Греции. В Кремле поняли, что с окончанием
балканского "блицкрига" военно-стратегическая обстановка на западных и
юго-западных рубежах СССР еще больше осложнится и следующим в списке
жертв фашистской агрессии может оказаться СССР. Наступал решающий
момент в развитии советско-германских отношений, и, чтобы предотвра¬
тить войну. Москве нужно было принимать меры, которые могли повлиять
на Берлин.
С конца марта — начала апреля 1941 г. в руководстве "третьего рейха"
начали отмечать перемены в советской политике по отношению к Германии.
После откровенного срыва советской стороной январских и февральских
поставок в Германию, пересмотренных новым хозяйственным соглашением,
в марте был не только выполнен, но и значительно перевыполнен их объем
за весь квартал, в результате чего у немецкой стороны возникли даже
серьезные проблемы с транспортировкой грузов49. В начале апреля Совет¬
ское правительство без каких-либо проволочек подписало соглашения о
товарообороте и платежах с оккупированными Германией Бельгией и
Норвегией50. 15 апреля на переговорах по пограничным вопросам, к удив¬
44Там же, док. 488.
45См. Тихвинский С.Л. Заключение советско-японского пакта о нейтралитете 1941 г. — Но¬
вая и новейшая история, 1990, № 1, с. 21—34.
46См. Нарочницкий А.Л. Советско-югославский договор 5 апреля 1941 г. о дружбе и ненапа¬
дении (по архивным материалам). — Новая и новейшая история, 1989, № 1, с. 3—19.
^Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Исторические очерки Доку¬
менты и материалы, т. 2. М., 1973, док. 29.
^См. ADAP, Serie D, Bd. ХП, 2, Dok. 659.
49Ibid., Bd. ХП, 1, Dok. 280; Bd. ХП, 2, Dok. 369, 380.
^Внешняя политика, т. IV, док. 502,504.
94

лению немецкой стороны, были "безоговорочно приняты" немецкие пред¬
ложения, встречавшие до этого резкие возражения51.
Но еще больше удивил Берлин дружественный жест Сталина в адрес
Германии во время проводов из Москвы 13 апреля 1941 г. министра ино¬
странных дел Японии Й. Мацуоки. В присутствии многочисленных пред¬
ставителей дипломатического корпуса Сталин, "несомненно, намеренно",
как подчеркивалось в телеграмме германского посла в СССР В. фон Шулен¬
бурга, особенно горячо приветствовал представителей Германии. Обняв
Шуленбурга, он сказал: "Мы должны остаться друзьями, и для этого вы
теперь должны все сделать". Затем он в столь же дружественном тоне
обратился к заместителю военного атташе Германии в СССР Г. Кребсу: "Мы с
вами останемся друзьями — в любом случае!"52 Не ускользнуло от внимания
министерства иностранных дел Германии и то обстоятельство, что во
время первомайского парада 1941 г. посол СССР в Германии В.Г. Деканозов
стоял на правительственной трибуне рядом со Сталиным, из чего было
заключено, что вопросу о дальнейшем развитии отношений с Германией
советское руководство придает первостепенное значение53. Однако оконча¬
тельный вывод о том, что Кремль изменяет свой подход к отношениям с
Берлином, немецкое руководство сделало позднее.
6 мая 1941 г. Сталин возглавил Совет Народных Комиссаров (СНК) СССР,
сменив на этом посту Молотова. Как отмечал в телеграмме Шуленбург,
Советское правительство тем самым показало, что сознает всю серьезность
положения и выдвижением на ключевой государственный пост "признан¬
ного и бесспорного вождя народов Советского Союза" рассчитывает в этот
грозный час мобилизовать все силы страны. В то же время решение Сталина
стать во главе правительства и тем самым взять на себя всю полноту
ответственности за его судьбу, по оценке Шуленбурга, было призвано под¬
черкнуть отход Советского правительства от прежнего, связываемого с
именем Молотова "ошибочного курса"54, приведшего к охлаждению совет¬
ско-германских отношений, и создание в лице Сталина надежной гарантии
того, что впредь политика СССР в отношении Германии будет иметь еще
более дружественный характер55. Во многом сходная оценка назначения
Сталина председателем СНК СССР была дана и в политических кругах
Англии, США и других стран56.
Как бы в подтверждение изменения курса СССР Советское правительство
9 мая закрыло дипломатические представительства стран, оккупированных
Германией, включая и югославское посольство. 15 мая оно сообщило Берли¬
ну, что могло бы "обеспечить германские потребности в сырье и продуктах
51ADAP, Serie D, Bd. ХП, Doc. 351.
52Ibid., Dok. 333.
53Ibid., Dok. 438.
^Формулировка "ошибочный курс" Молотова в телеграмме Шуленбурга не случайна. В
Берлине и германском посольстве в Москве считали, что Сталин и Молотов по-разному под¬
ходят к советско-германским отношениям. Сталин, полагали там, более склонен к компро¬
миссу и сотрудничеству с Германией. В этом отношении весьма показателен разнос, устроен¬
ный Риббентропом Шуленбургу 18 октября 1940 г. после того, как последний сообщил в
Берлин, что личное послание Риббентропа Сталину было передано через Молотова (ADAP,
Serie D, Bd. XI, 1, Dok. 186, 187, 195). О расхождениях во взглядах Сталина и Молотова на
советско-германские отношения весной 1941 г. имеются свидетельства и в воспоминаниях
советских дипломатов. Стремясь, как и Сталин, предотвратить столкновение с Германией,
Молотов настаивал, однако, на том, чтобы Советское правительство занимало по отношению к
Берлину более жесткую позицию. См. Новиков В.Н Воспоминания дипломата. Заметки о
1938—1947 годах. М., 1989, с. 80—82.
55ADAP, Serie Ь, Bd. ХП, 2, Dok. 468.
^РА AA Bonn, Biiro des Staatssekretar, Russland, Bd. 5. (R 29716), Bl. 268 ff.
95

в пределах [еще] больших, чем было обусловлено договором от 10 января
1941 г.”57, по сути дела, игнорируя начатый к этому времени немецкой
стороной откровенный саботаж взятых ею на себя обязательств по постав¬
кам в СССР. Из советской прессы исчезло все, что Берлин мог квали¬
фицировать как проявление недружественной позиции в отношении Герма¬
нии58.
Одновременно советское руководство, судя по сообщениям, поступавшим
в германское министерство иностранных дел, вновь предприняло попытки
ослабить противоречия с военными союзниками Германии — Румынией и
Финляндией. В конце мая Москва довела до сведения румынского пра¬
вительства, что "готова решить все территориальные вопросы с Румынией и
принять во внимание определенные пожелания относительно ревизии
[границ], если Румыния присоединится к советской политике мира"59. 30
мая Сталин пригласил для беседы финляндского посла Ю.К. Паасикиви и
подчеркнул, что советское руководство "придает большое значение добрым
отношениям с Финляндией" и со своей стороны готово к их улучшению. В
доказательство добрых намерений СССР Сталин заявил, что готов "дать
Финляндии 20 тыс. тонн зерна"60 "сверх ранее сделанных поставок и не счи¬
таясь с тем, что Финляндия плохо выполняет свои обязательства по
поставке товаров Советскому Союзу"61.
Стремление Москвы избежать дальнейшего осложнения отношений с
Германией и ее союзниками, убрать все то, что могло стать поводом для
конфликта, не осталось незамеченным в Берлине62. Однако Берлин молчал.
Планов в отношении СССР там менять не собирались, а все, что делал
Кремль, чтобы избежать войны, с усмешкой воспринималось как "невроз на
почве страха"63, лишний раз подчеркивавший военную слабость СССР.
Советское правительство, подавая сигналы Берлину о желании норма¬
лизовать отношения и не получая на них ответа, все больше убеждалось в
том, что одних дипломатических средств и дружественных жестов недо¬
статочно для того, чтобы повлиять на германское руководство. Кремль
решил прибегнуть к средствам, которые, по его расчету, должны были
отрезвить немцев. К западным границам двинулись эшелоны с красно¬
армейцами и военной техникой64. Концентрации войск в приграничных
районах Москва придавала не только — а на начальном этапе, в апреле—мае
1941 г., даже не столько — военное, сколько политическое значение. Пере¬
дислокация значительного количества войск на запад, судя по опровер¬
жению, которое было дано ТАСС 9 мая 1941 г.65, не маскировалась, а скорее,
наоборот, подчеркивалась. В действие вводился традиционный для
большой политики аргумент — демонстрация силы. Гитлера пытались убе¬
дить в том, что на легкие победы ему рассчитывать не стоит, что вермахту
противостоит грозная сила и лучше выяснить отношения за столом пере¬
говоров. Расчетом на устрашение Германии были продиктованы прове¬
денные в мае 1941 г. крупные учения воздушно-десантных частей Красной
57ADAP, Serie D, Bd. ХП, 2, Dok. 521.
^Ibid., Dok. 547.
59PA AA Bonn, Biiro des Staatssekreiar, Russland, Bd. 5 (R 29716), BI. 075 (113479).
60Ibid.. BI. 063 (113467).
°'Внешняя политика СССР, т. IV, док. 517.
62ADAP, Serie D, Bd. ХП, 2, Dok. 604.
63Die Tagebiicher von Joseph Goebbels, Teil 1, Bd. 4, S. 634.
64PA AA Bonn, Biiro des Staatssekreiar, Russland, Bd. 5 (R 29716), BI. 007 (113411), 022—023
(113426—113427).
65Внешняя политика СССР, т. IV, док. 509.
96

Армии, призыв на сборы "нескольких сотен тысяч резервистов" для обуче¬
ния их "пользованию новыми образцами оружия". Эти мероприятия, как
отмечалось в донесениях германских дипломатов, в отличие от той прак¬
тики, которой советское руководство придерживалось в предшествующие
годы, были широко разрекламированы66. Подчеркнуть, что СССР занят очень
серьезными военными приготовлениями, было призвано введенное с 17 мая
1941 г. ограничение на передвижение по стране иностранных дипломатов и
журналистов и прежде всего запрет для них поездок в западные погра¬
ничные округа СССР67. В духе политики устрашения была выдержана и
директива наркомата иностранных дел СССР от 9 мая 1941 г., перехваченная
немцами, в которой советским представительствам за рубежом предписы¬
валось предупредить германских дипломатов о том, что СССР "готов защи¬
тить свои интересы"68. Это указание, как можно судить по донесениям
германских служб, наблюдавших за деятельностью иностранных представи¬
телей в Берлине, за советскими дипломатами и журналистами, находив¬
шимися в Германии, неукоснительно исполнялось69.
Однако трагизм ситуации состоял в том, что попытки военного устра¬
шения Германии, предпринимавшиеся советским руководством, равно как и
попытки урегулирования отношений с ней мирным путем на взаимо¬
приемлемых условиях, были изначально обречены на провал. Нацизм, заря¬
женный идеями завоевания "жизненного пространства" и "крестового по¬
хода против большевизма", был преисполнен сознания своей военной силы
и не реагировал ни на мирные инициативы, ни на акты устрашения.
Сегодня, когда мы можем проследить от начала и до конца те процессы,
которые предшествовали германскому нападению на СССР, ясно видно, что
никакие действия Москвы уже не могли остановить Гитлера. Однако то, что
дано знать нам сегодня, не могли знать в Кремле в те тревожные месяцы
1941 г. Была настоятельная потребность избежать войны, были надежды на
то, что эту задачу решить удастся, оставались, как казалось, еще средства,
которые для этого можно было применить и, лишь испробовав, судить,
насколько они эффективны. Советское правительство не могло предпола¬
гать, что его стремление урегулировать отношения с Германией мирным
путем не только не принесет успеха, а, наоборот, будет обращено против
него же самого, что нацистские политики используют надежды Москвы на
сохранение мира для обеспечения вермахту стратегических преимуществ
на начальном этапе войны. Нельзя было предположить и то, что стягивание
частей Красной Армии к границе, призванное подчеркнуть военную мощь
СССР, не только не устрашит "третий рейх", а будет им с выгодой для себя
использовано при нанесении удара по СССР.
Концентрация в непосредственной близости от границы крупных
военных сил, не приведенных в повышенную боевую готовность, представ¬
ляла собой в складывавшейся обстановке серьезную ошибку. Это сразу же
поняли в Берлине. Военный просчет, допущенный Москвой, считали там,
может стать залогом стопроцентного успеха всего восточного похода
вермахта, и с напряжением следили за тем, чтобы не начался отвод от
границы и рассредоточение частей Красной Армии. Вот что записал в днев¬
нике по этому поводу Й. Геббельс 16 июня 1941 г.: "Русские сосредоточились
прямо у границы — лучшего просто нельзя было и ожидать. Будь они рас¬
сеяны шире, то представляли бы большую опасность. У них в распоряжении
б^РА AA Bonn, Buro des Staatssekretar, Russland, Bd. 5 (R 29716), Bl. 042 (113446), 249, 253.
67Ibid., Bl. 275—276.
60ADAP, Serie D, Bd. ХП, 2, Dok. 506.
69BA Abt, Potsdam, Film 14467, Bl. 26039—26040, 26060—26061.
n*7
4 Новая и новейшая история , № 1

180—200 дивизий, может быть, даже несколько меньше70, во всяком случае
приблизительно столько же, сколько у нас”. По этому скоплению "в один
прекрасный день мы и ударим из 10 тыс. стволов". "Мы используем новую
мощную артиллерию, которая предназначалась для [штурма] "линии
Мажино", но так и не понадобилась". "Это будет удар величайшей силы.
Такой, какого, пожалуй, еще не было в истории"71. И еще одна запись,
сделанная на следующий день: "Русские по-прежнему сильно сконцентри¬
рованы у границы. За несколько дней из-за ограниченных транспортных
возможностей они уже ничего не смогут в этом отношении изменить"72.
Надеялся ли Сталин, что Гитлер еще может повернуть на запад и до
нападения на СССР предпринять "бросок через Ла-Манш"? На такого рода
предположении, как уже говорилось, строятся некоторые объяснения
трагического для СССР начала войны с Германией, и потому этот вопрос
тоже нельзя оставить без внимания.
Нацистское руководство придавало первостепенное значение тому,
чтобы дезинформировать Москву, внушить ей, что концентрация герман¬
ских войск у советской границы является лишь отвлекающим маневром,
маскировкой предстоящего десанта на Британские острова73. В то же время
и в самом Берлине было видно, что столь очевидная ложь не может беско¬
нечно вводить в заблуждение Кремль и там очень скоро разберутся, что к
чему. Поэтому наряду с "британской версией", сохранявшейся в качестве
основной, по дипломатическим и прочим каналам распространялись и
другие объяснения причин стягивания вермахта к советской границе.
В апреле 1941 г. активно использовался тезис, согласно которому уси¬
ление группировки германских войск в Румынии вызвано необходимостью
прикрытия тылов вермахта на время его балканских операций74. С мая же
1941 г. через германскую агентуру советскому посольству в Берлине со
ссылкой на "надежные источники в германском министерстве иностранных
дел" стала усиленно подбрасываться другая версия: следующий удар
Германия нанесет на Ближнем Востоке с целью захвата колоний Англии в
этом районе и концентрация германских войск в Восточной Европе
объясняется не в последнюю очередь тем, что оттуда их проще перебросить
в Палестину, Сирию и Ирак75. В этой информации была доля истины. 23 мая
1941 г. Гитлер подписал директиву № 30, в которой ставилась задача
установить "новый порядок" на территории "от Средиземного моря до
Персидского залива"76, а 11 июня генеральный штаб вермахта представил
фюреру проект директивы № 32, где говорилось о необходимости "продол¬
жения борьбы против Великобритании на Средиземном море и в Передней
Азии" и организации для этого "концентрированного наступления из Ливии
через Египет, из Болгарии через Турцию и при необходимости из Закавказья
7°По оценкам генштаба сухопутных войск Германии, которыми руководствовался Геббельс
в своих записях, в приграничной полосе СССР было сосредоточено 145 стрелковых, танковых и
кавалерийских дивизий, 37 механизированных и 7—8 парашютно-десантных бригад Красной
Армии. Фашистской Германией для проведения операции "Барбаросса" было выдвинуто к
советской границе на 22 июня 1941 г. 154 пехотные, танковые, моторизованные и кавалерийские
дивизии. 15 дивизий и 2 бригады выдвинули союзники Германии — Румыния и Финляндия. См.
Generaloberst Halder. Op. cit., S. 461; Das Deutsche Reich und derZweite Weltkrieg, S. 270—275, 298.
71 Die Tagebiicher von Joseph Goebbels, Teil 1, Bd. 4, S. 694.
72Ibid., S. 698.
73См. Дашичев В.И. Указ, соч., т. 2, док. 27, 28, 29, 34, 36.
74Там же, док. 29.
75РА АА Bonn, Dienststelle Ribbentrop, Vertrauliche Berichte iiber Russland (Peter), 2/3 (R 27113), Bl.
462556 ff.
76ADAP, Serie D, Bd. ХП, 2, Dok. 543.
98

через Иран”77. Советскому посольству не сообщили, однако, главного —
осуществление этих планов предусматривалось после завершения операции
"Барбаросса".
Можно с уверенностью утверждать, что к версии о возможной высадке
вермахта в Великобритании в Москве весной—летом 1941 г. не питали
доверия78. Уже в начале марта 1941 г. Советское правительство получило
несколько сообщений о том, что Гитлер отказался от планов вторжения на
Британские острова и что в Лондоне не исключают возможности прими¬
рения с Германией79. Полет Р. Гесса в Англию 10 мая 1941 г. еще больше
укрепил подозрения Кремля относительно того, что назревает англо¬
германский компромисс, идея которого, как там полагали, имеет широкую
поддержку в руководящей верхушке "третьего рейха80" Высадка герман¬
ского десанта на Крите в конце мая 1941 г., преподнесенная немецкой про¬
пагандой как генеральная репетиция операции "Морской лев" (высадка на
Британские острова), также не могла обмануть Москву. Как сообщал 12 июня
1941 г. в "бюро Риббентропа" германский агент, советское посольство в
Берлине интересует не проблема высадки германского десанта в Велико¬
британии, а вопрос о том, "не ведет ли действительно Германия пере¬
говоров о мире с Англией и не ожидается ли в дальнейшем попытка (со
стороны Германии. — О.В.) достижения компромисса с США81"
Если Москва и допускала возможность дальнейшей эскалации военных
действий Германии против Великобритании, то наиболее вероятным мог
считаться удар по британским колониальным владениям на Ближнем
Востоке. С завоеванием Балкан и Крита Германия получила стратегический
плацдарм, с которого могла угрожать главным коммуникациям, связы¬
вавшим Великобританию с ее колониальными владениями. Тяжелые потери,
нанесенные германской авиацией британскому средиземноморскому флоту
в конце мая — начале июня 1941 г., массированные бомбардировки Алек¬
сандрии и других английских военно-морских баз, действия "Африканского
корпуса" генерала Э. Роммеля, посылка в Ирак после происшедшего там в
апреле 1941 г. антианглийского военного переворота немецких советников,
авиационных подразделений, больших партий военного снаряжения82,
мощный дипломатический нажим Германии на Турцию, приведший к
подписанию 18 июня 1941 г. германо-турецкого пакта о дружбе и нейтра¬
литете83, — все это свидетельствовало о том, что ближневосточный театр
военных действий приобретал для немецкого руководства все более важное
значение.
В Кремле, по-видимому, возлагали надежды на то, что по мере укреп¬
ления позиций Германии в Восточном Средиземноморье центр тяжести гер¬
манской экспансии может сместиться на Ближний Восток. В мае—июне
1941 г. советское посольство в Берлине неоднократно пыталось выяснить,
имеет ли место транспортировка германских войск на Балканах в южном и
юго-восточном направлениях, а германское министерство иностранных
цел, зная об этом, подбрасывало ему "убедительные свидетельства" такой
^Ibid., Dok. 617.
78См. Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. M., 1991, с. 32
790 разведывательной деятельности органов госбезопас ности накануне нападения фашис¬
тской Германии на Советский Союз, с. 206, 219.
ОД
OUPA АА Bonn, Dienststelle Ribbentrop, Vertrauliche Berichte uber Russland (Peter), 2/3
(R 27113), Bl. 462559; PA AA Bonn, Biiro des Staatssekretar, Russland, Bd. 5 (R 29716), Bl. 033 (113437).
81PA AA Bonn, Dienststelle Ribbentrop. UdSSR—RC, 7/1 (R 27168), Bl. 26069.
82ADAP, Serie D, Bd. ХП, 2, Dok. 413, 415, 432, 435, 436, 441, 457, 466, 472, 479, 493, 494, 528,
557, 568, 571, 576, 577.
“ibid.. Dok. 522, 523, 529 ff., 648.
4*
99

транспортировки84. В мае 1941 г. в Анкаре состоялись советско-гер¬
манские консультации по Ближнему Востоку. От имени своих правительств
их вели советский посол в Турции С.А. Виноградов и германский посол в
Турции Ф. фон Папен. В ходе этих переговоров советская сторона под¬
черкнула готовность учитывать германские интересы в этом районе85.
Однако, как бы ни хотелось Кремлю поверить в то, что острие германской
агрессии обратится на Ближний Восток и СССР вновь удастся остаться "вне
империалистической войны”, суровая действительность не позволяла
предаваться иллюзиям. Вдоль западных границ СССР были сосредоточены
крупные силы вермахта и концентрация германских войск продолжала
неуклонно нарастать.
И все же, почему в грозные июньские дни 1941 г. Сталин медлил с дирек¬
тивой о боевом развертывании частей Красной Армии, выдвинутых на
запад? Действительно ли он надеялся на то, что "может быть, вопрос еще
уладится мирным путем"?
Скорее всего, именно так оно и было. Либо по меньшей мере имелось
твердое убеждение, что войне будут предшествовать переговоры. Статс-
секретарь министерства иностранных дел Германии Э. фон Вайцзеккер
23 июня 1941 г. записал в дневнике: "Столь осторожные русские дали
возможность застигнуть их врасплох в политическом и военном отно¬
шении... Очевидно, Москва рассчитывала на нормальную дипломатическую
процедуру: "жалоба, реплика, ультиматум, война” — и ни разу не вспомнила
об образе [наших] действий против Югославии, который является совер¬
шенно новой вехой в политике"86.
Но. чтобы заставить "столь осторожных русских" поверить в возможность
желанного для них мирного разрешения конфликта либо "нормального
дипломатического пути” объявления войны, требовалось дать основание
для такого рода надежд. И здесь мы переходим к рассмотрению одной из
самых грандиозных операций по дезинформации противника из всех, пред¬
принимавшихся руководством "третьего рейха”.
Окончание следует
84РА АА Bonn, Dienststelle Ribbentrop, UdSSR—RC, 7/1 (R 27168); Dienststella Ribbentrop,
Vertrauliche Berichte iiber Russlabd (Peter), 2/3 (R 27113).
85PA AA Bonn, Biiro des Staatssekretir, Russland, Bd. 5 (R 29716), Bl. 013 (113417), 020 (113424),
027—027 (113431—113432), 030 (113434); PA AA Bonn, Dienststelle Ribbentrop Vertrauliche Berichte iiber
Russland (Peter), 2/3 (R 27113), Bl. 462556.
^Die Weizsacker-Papiere 1933—1950, S. 260.
100

Воспоминания
© 1992 г.
Главный маршал артиллерии,
Герой Советского Союза
Н.Н. ВОРОНОВ
НА СЛУЖБЕ ВОЕННОЙ
ЛЕНИНГРАД В БЛОКАДЕ
Ленинградцы ведут борьбу
Прямо с комендантского аэродрома я поехал в Смольный к А.А. Жданову.
Он был доволен тем, что меня снова прислали в Ленинград, как он часто
выражался, "всерьез и надолго". Разговор касался предстоящей наступа¬
тельной операции по восстановлению связи с "Большой землей", повышения
обороноспособности Ленинградского фронта и непосредственно Ленин¬
града. Жданов подробно рассказал о состоянии фронта и города.
Родной Ленинград переживал тяжелое время. Кольцо блокады замк¬
нулось накрепко. Враг оставил попытки взять город штурмом — у него не
хватило на это сил, но теперь решил задушить его голодом, постоянным
артиллерийским огнем и бомбежками.
Вскоре наша беседа, носившая мирный характер, превратилась в ожесто¬
ченный спор. Жданов упорно настаивал, чтобы Ставка оказывала больше
помощи Ленинградскому фронту и городу, в том числе по доставке
боеприпасов. Я же предложил без промедления организовывать произ¬
водство снарядов и мин на предприятиях Ленинграда. По моим подсчетам,
ленинградцы вполне могли изготовить уже в ноябре не менее одного
миллиона штук снарядов и мин всех калибров, а в декабре — еще больше.
Мне никогда не приходилось видеть Жданова в таком раздраженном
состоянии. Он и слышать не хотел, чтобы в Ленинграде можно было
организовать производство снарядов и мин, столь нужных Ленинградскому
фронту.
— Ленинградская промышленность не сможет что-то сделать в области
боеприпасов! — нервно твердил Жданов. — Один миллион штук снарядов и
мин в месяц — да это сумасшествие! Это — блеф, это — неграмотность. Вы
просто не знаете порядка организации и технологии производства бое¬
припасов!
Не перескажешь, сколько было высказано обвинений в мой адрес и в адрес
моих подчиненных! Молча, не перебивая, слушал я запальчивые слова
главного руководителя города. Когда поток незаслуженных обвинений
иссяк, я снова попросил его обдумать этот очень важный вопрос, посо¬
ветоваться с Секретарями райкомов партии и директорами предприятий.
На следующий день тон и содержание беседы со Ждановым были совсем
не те, что накануне. Он принял мое предложение и теперь был озабочен тем,
как лучше и скорее наладить производство нужных фронту боеприпасов
Окончание. Начало см. 1991, N» 6.
101

Возложение венков у мемориальной доски в память погибших французских летчиков из полка
"Нормандия—Неман". Справа — Шарль де Голь, в центре — Н.Н. Воронов. Москва. 1966 г
Мне подумалось, не звонил ли он Сталину по поводу вчерашнего нашего
разговора. Это было вполне возможно. Видимо, Сталин поддержал мои
предложения.
Проведя большую организационную работу, руководители Ленинграда
уже нисколько не страшились цифры в один миллион снарядов и мин. Это
стало конкретной задачей ленинградских предприятий. Действительно, в
постановлении Военного совета Ленинградского фронта от 28 ноября
1941 г. было предусмотрено произвести за декабрь 1 млн. 722 тыс. штук
снарядов и мин. То, что недавно казалось невозможным, стало вполне
реальным делом.
КОНТРБАТАРЕЙНАЯ БОРЬБА
Однажды мне позвонил по телефону член Военного совета фронта
А.А. Кузнецов1. Он получил документ, подписанный командиром, военкомом
и начальником штаба одного артиллерийского полка. Алексей Александ¬
рович переслал его и просил принять необходимое решение. Вскоре я
получил этот документ. В нем говорилось:
"С 19 сентября по 14 октября артиллерийский полк занимал боевой
порядок на южной окраине Ленинграда в районе Автово и, располагая
мощными и точными средствами звуковой разведки, заставлял молчать
батареи противника, ведущие огонь по городу на Неве.
Кузнецов, Алексей Александрович (1905—1950) — генерал-лейтенант, один из руководи¬
телей обороны и снятия блокады Ленинграда (1941—1944). Секретарь обкома и горкома партии
(1937—1945), секретарь ЦК ВКП(б) (1946—1949). Ложно обвинен по сфабрикованному "ленин¬
градскому делу" и расстрелян 1 октября 1950 г.
102

По убытии нашего полка батареи противника активизировались,
действуют безнаказанно, ведя огонь по Ленинграду.
Бойцы, командиры и политработники старейшего ленинградского полка
считают своим долгом доложить, что если вновь будет поручение заставить
замолчать батареи противника, ведущие огонь по Ленинграду, то это будет
выполнено в точности.
Для осуществления этой задачи нам потребуется трое суток на переход,
устройство боевого порядка и 3 тыс. снарядов. В течение двух-трех суток
заставим их замолчать, а затем будем держать их в поле действия нашего
огня”.
Мне бросилось в глаза недопустимое бахвальство, наглость, недисцип¬
линированность, военная малограмотность и элементы карьеризма авторов
этого письма.
В свою очередь я ограничился следующим ответом:
"Прочитал ваше письменное обращение к дивизионному комиссару Куз¬
нецову А.А.... Кто дал вам право сеять какие-то сомнения и выступать от
имени всего личного состава полка? Как вы только осмелились просить
снять полк с важнейшего направления, где решается вопрос о прорыве
кольца блокады? Как вы можете давать какие-то обещания, когда противник
и при вашем "высоком руководстве" стрелял по городу, причинял потери, а
вы доблестно расстреливали многие сотни снарядов и наносили батареям
противника лишь незначительное поражение!.. С такими настроениями и
методами работы нельзя возглавлять, а тем более командовать таким
полком.
...Предупреждаю вас и требую немедленно перестроиться самим и
перестроить своих подчиненных на выполнение поставленной перед пол¬
ком важнейшей задачи. Вы обязаны теперь малым количеством боевых
выстрелов решать сложные задачи. Зам. наркома обороны СССР генерал-
полковник артиллерии Воронов. 18.11.41 г."
Так приходилось сурово одергивать тех, кто пытался давать невыпол¬
нимые на практике обещания, своими несуразными предложениями вносить
разлад.
Обстановка в Ленинграде ухудшалась. Город и его окрестности днем и
ночью обстреливались немецко-фашистской артиллерией. Интенсивность
обстрела неуклонно возрастала. Поэтому особо важное значение для
Ленинграда имела в эти дни самая энергичная борьба с артиллерией
противника.
Опыт войны показал, что наиболее эффективным и надежным средством
разведки батарей противника являлась звукометрическая разведка, которая
определяла координаты стреляющих батарей. Второе место по засечке
батарей противника занимала оптическая артиллерийская разведка, но и
она была слабо оснащена боевой техникой. Авиационная артиллерийская
разведка в те дни вообще не применялась под Ленинградом из-за
отсутствия самолетов.
Были созданы шесть разведывательных артиллерийских дивизионов,
укомплектовано четыре и создано заново три воздухоплавательных отряда
аэростатов наблюдения. Большую работу проводил и повседневно оказывал
помощь исполнителям начальник разведывательного отдела штаба артил¬
лерии Красной Армии полковник М.В. Ростовцев. Все это вскоре стало
положительно сказываться на эффективности контрбатарейной борьбы,
несмотря на очень ограниченные нормы расхода боеприпасов в
ноябре—декабре 1941 г. Наиболее подготовленными к борьбе с артиллерией
врага противника оказались артиллерийские полки, которыми командовали
Н.П. Витте, В.С. Гнидин, Н.Н. Жданов и др.
103

Задача полного уничтожения батарей противника оказалась непо¬
сильной — не хватало орудий и боеприпасов. Пришлось довольствоваться
систематическим подавлением вражеских батарей с попутным и частичным
их разрушением и уничтожением.
Артиллеристы наращивали свое мастерство “контрбатарейщиков”. Лучше
становились координация усилий различных видов артиллерии, а также
взаимодействие с авиацией. Противник утратил былую возможность
безнаказанно обстреливать Ленинград, и в этом, безусловно, была огромная
заслуга советских артиллеристов.
ДНИ В СМОЛЬНОМ
Во время пребывания в Ленинграде я жил в Смольном. Здесь рас¬
полагались важнейшие звенья штаба фронта. Темп работы был напряжен¬
ным — все трудились днем и ночью. Гитлеровцы часто обстреливали
Смольный, не раз пытались его бомбить. Для безопасности обычно спали в
бомбоубежище, где общая спальная комната напоминала строгую сол¬
датскую казарму.
Перед сном нередко читали вслух по очереди. Помнится, коллективно
прочитали много страниц романа Стендаля (Анри Бейля) “Красное и
черное". Кстати, писатель А.К. Виноградов в 1942 г. подарил мне свою книгу
“Три цвета времени", где рассказывается о жизни Стендаля. Тогда отме¬
чалось 100-летие со дня смерти знаменитого французского романиста.
Тревожно было на душе 6 ноября. Как-то'пройдет праздник? Вечером
гитлеровцы предприняли очередной налет на город. В эти часы по радио
передавался доклад Сталина на торжественном заседании в Москве,
которое состоялось в метро на станции "Маяковская". Слова Верховного
раздавались на улицах Ленинграда, заглушаемые разрывами вражеских
бомб и стрельбой нашей зенитной артиллерии.
В свободные минуты я звонил отцу по телефону. Часто бывало, что его
голос внезапно прерывался и в трубке слышался сильный грохот. Про¬
ходили томительные минуты, щемило сердце, но вдруг снова доносилось
знакомое покашливание отца...
Вечером 1 декабря 1941 г. Жданов и я были вызваны к прямому проводу.
По поручению Сталина с нами говорил Маленков. Он просил нас доложить
для Ставки обстановку на фронте и передал мне указание завтра вылететь в
Москву. В конце нашего доклада Жданов задал неожиданный вопрос:
— На сколько дней от нас улетает Воронов?
Получив уклончивый ответ, Жданов остался им явно недоволен. Когда
мы шли по коридору, он, ехидно потирая руки, произнес:
— Ваш вылет из Ленинграда целиком зависит от нас, ленинградцев, а мы
уж постараемся подстроить такую погоду, что вы от нас скоро не улетите.
Как бы в подтверждение этого ночью разбушевалась настоящая буря,
которая не стихала трое суток. В Ставке нервничали и все время
спрашивали: вылетел я или нет? Каждое утро Жданов, встречаясь со мной, с
большим удовольствием тихо посмеивался: "Эх вы, ленинградец, не верили
в силы и возможности ленинградцев! Смотрите, как мы из хорошей погоды
сделали плохую".
Наконец 5 декабря утром из Хвойной за мной прилетел транспортный
самолет. Я без промедления добрался до аэродрома и был готов к отлету,
так как ежедневно вечером прощался со всеми и от всех получал добрые
напутствия. У самолета мне вручили личное письмо Сталину от Жданова.
Тяжело было оставлять родной город и своих земляков в столь
отчаянном положении. Появились сомнения: не допустил ли я ошибку»
104

когда не дал согласия на переход на общевойсковую должность ко¬
мандующего Ленинградским фронтом? Правильно ли я поступил? Имел ли я
право решать по-другому? После долгих и мучительных сомнений пришел к
выводу, что поступил тогда правильно!
С особой теплотой вспоминал ленинградских руководителей, с которыми
дружно и сообща решали самые сложные задачи по защите города: А.А. Куз¬
нецова, П.С. Попкова2, Я.Ф. Капустина3 и др. Мог ли я тогда подумать, что
через каких-то девять лет их безжалостно уничтожат в связи со сфаб¬
рикованным от начала до конца "ленинградским делом"?!
С ФРОНТА НА ФРОНТ
Помощь партизанам
Я с начала войны постоянно интересовался развертывающимся парти¬
занским движением в тылах немецко-фашистских войск. Много поучитель¬
ного о партизанской борьбе рассказывали возвратившиеся из немецких
тылов офицеры-артиллеристы. С другой стороны, все возрастающее пар¬
тизанское движение законно требовало все большего количества артил¬
лерийского вооружения и боеприпасов.
Однако мне казалось, что Ставка не оказывала должной помощи в этих
средствах партизанскому движению. Бытовало мнение, что наши партизаны
должны вооружаться и снабжаться всем необходимым за счет захваченных
трофеев.
Я обратился с докладной запиской в Ставку, в которой предложил
создать в Москве единый штаб партизанского движения. Он должен был
сосредоточить усилия партизан на важнейших оперативно-стратегических
направлениях и наладить их тесное взаимодействие с боевыми операциями
Красной Армии на фронтах. Такой центр, писал я в записке, обеспечит более
эффективное руководство и облегчит организацию снабжения и обес¬
печения партизан всем необходимым для продолжения более органи¬
зованной борьбы с фашистскими оккупантами.
Через несколько дней я докладывал в Ставке по неотложным делам.
Верховный задержал меня и предложил принять участие в рассмотрении
других вопросов. Он взял со стола папку и изложил присутствующим
содержание моей докладной записки. Мои предложения были приняты
полностью. Главнокомандующим партизанским движением был назначен
К.Е Ворошилов, а начальником Центрального штаба — П К. Пономаренко. С
тех пор Пантелеймон Кондратьевич стал в шутку называть меня "главным
партизаном". [...]
НА ВОЛГЕ И ДОНУ
Над Сталинградом нависла опасность
В Москве мне пришлось иметь довольно странные и неприятные беседы с
Л.З. Мехлисом и А.С. Щербаковым. Им стало известно содержание моего
^Попков, Петр Сергеевич (1903—1950) — партийный деятель, участвовал в организации обо¬
роны и снятия блокады Ленинграда (1941—1944). Председатель Ленгорисполкома (1939—1946),
секретарь Ленинградского обкома и горкома партии (1946—1949). Ложно обвинен по
сфабрикованному "ленинградскому делу” и расстрелян 1 октября 1950 г.
3Капустин, Яков Федорович (1904—1950) — партийный деятель, участвовал в организации
обороны и снятия блокады Ленинграда (1941—1944). Секретарь горком партии (1940—1949).
Ложно обвинен по сфабрикованному "ленинградскому делу” и расстрелян 1 октября 1950 г.
105

донесения, посланного Сталину из Сталинграда, под впечатлением увиден¬
ного там в августе 1942 г.
Когда я писал это донесение, в той же комнате находился А.И. Еременко4.
Он не раз спрашивал меня о том, что это я так старательно и быстро пишу. Я
познакомил его с текстом донесения в Ставку, он одобрительно отнесся к
моим соображениям, но когда я ему предложил подписаться вместе со
мной под этим документом, он наотрез отказался. Вот что было в этом
донесении.
"Москва, Ставка. Тов. Сталину.
Я в эти дни имел возможность наблюдать деморализованные остатки
бывшего Юго-Западного фронта, бредущие с запада на восток, и вновь
выдвинутые наши резервные армии. Глубоко продумав создавшееся у нас в
армии положение с дисциплиной, пришел к выводу, что дольше терпеть
такое положение невозможно. Нужны весьма срочные меры для поднятия
авторитета командиров, чтобы они могли полностью, единолично отвечать
за все хорошее и плохое. Нужно создать условия для роста командира,
воспитания у него силы воли, решительности, смелости, энергичных
действий и т.д.
Нужно признать, что разветвленный институт военных комиссаров в
армии на данном этапе является простым переносом в современную армию
опыта гражданской войны 1918—1921 гг. Необходимо как можно скорее
вернуться к единоначалию.
Требуется создать быстрее такую обстановку, чтобы наш красноармеец
почувствовал и понял, кто же у него командир, кто его полководец, кого он
обязан слушаться, чьи приказы исполнять и за кем идти, как говорится, в
огонь и воду. У нас этого в армии нет, у нас многоначалие, процветает
обезличка. Всякое решение и приказ требует обсуждений, согласований,
подписей и т.д.
Я убежден, что многое у нас в армии сразу улучшится, будем лучше
воевать.
Предложения:
1. Принять закон о единоначалии в армии. Главную ответственность за
политико-моральное состояние части возложить на командира.
2. В батальоне и полку иметь по одному инструктору пропаганды и
агитации; в дивизии, корпусе и армии — по помощнику по политчасти. Во
фронте — Военный совет не более трех человек.
3. В ряде учреждений, заведений, складов и отделов — решительно
сократить политаппарат (например, в ГАУ оставить одного помощника по
политчасти вместо имеющихся теперь десяти комиссаров с крупными
званиями).
4. Решительно сократить должности освобожденных секретарей партий¬
ных и комсомольских организаций, укрепив ими роты в действующей армии.
Зам. наркома обороны СССР,
генерал-полковник артиллерии Воронов".
Вот по поводу этого донесения и беседовали со мной Л.З. Мехлис и
А.С. Щербаков. Они пытались убедить меня в невозможности перехода к еди¬
ноначалию и ликвидации института комиссаров. Мне думается, они прило*
4 Еременко, Александр Иванович (1892—1970) — Маршал Советского Союза. В Великую Оте¬
чественную войну командовал войсками Брянского, Юго-Восточного, Сталинградского, Юж¬
ного, Калининского и других фронтов. Отличился в Московской и Сталинградской битвах, при
освобождении Крыма, трижды ранен.
106

жили много усилий, чтобы затянуть решение столь важного для Вооружен¬
ных Сил вопроса.
Сталин как-то во время моего очередного доклада по артиллерии
высказал положительное отношение к моему донесению о скорейшем
возвращении Красной Армии к единоначалию и тут же добавил, что не все
согласны с моим предложением. Понадобилось еще несколько месяцев,
чтобы, наконец, вышло нужное постановление об единоначалии в войсках.
Осенью 1942 г. в Ставке в обстановке строгой секретнрсти разрабатывался
замысел полного разгрома немцев под Сталинградом. Началась деятельная
подготовка к его осуществлению.
В сентябре А.М. Василевскому и мне приказали вылететь в район
Сталинграда, побывать на Сталинградском, Донском и Юго-Западном
фронтах, чтобы изучить обстановку, уточнить силы и средства противника
в этом районе, выяснить действительные возможности наших войск для
предстоящих наступательных действий.
Прибыв на командный пункт Сталинградского фронта, мы услышали
ха^кте^ный свист тяжелых снарядов. Это стреляла по врагу Заволжская
артиллерийская группа. Артиллерию большой и особой мощности свое¬
временно вывели с южных фронтов за Волгу. Конечно, эта группа меня
интересовала до деталей.
Прежде всего бросилось в глаза ее импровизированное руководство и
управление, которое едва справлялось со своими задачами. Я принял ре¬
шение сформировать из Заволжской артиллерийской группы отдельную
тяжелую артиллерийскую дивизию5 по соответствующим штатам, но с
полным учетом того, что в этой дивизии будут также состоять на
вооружении орудия большой и особой мощности — 203—280-мм калибров.
Было доложено в Ставку и получено оттуда согласие. Так в войсках
Сталинградского фронта появилась первая тяжелая артиллерийская диви¬
зия полкового состава.
Наконец мы добрались до Юго-Западного фронта, которым командовал
Н.Ф. Ватутин. Николай Федорович имел высокую теоретическую и прак¬
тическую подготовку в,оперативном отношении, которую он приобрел за
время службы в общевойсковых штабах. Очень часто его можно было видеть
над оперативной картой, куда непрерывно наносилась обстановка. На
другой карте он исподволь набрасывал свои замыслы, варианты пред¬
стоящих действий. Такова была его методика работы. Трагично распо¬
рядится с ним судьба через полтора года, когда его, командующего 1-м
Украинским фронтом, настигнет вражеская пуля.
Мы провели с Ватутиным несколько часов у карты, размышляя над тем,
как целесообразнее всего окружить немецкую группировку под Сталин¬
градом.
Замысел предстоящей операции — Плод коллективного творчества — вы¬
текал из сложившейся оперативно-стратегической обстановки. Противник
понес большие потери, наступательный порыв у него иссяк, дальнейшее
наступление для него стало невозможным, 6-я и 4-я немецкие армии
оказались на острие образовавшегося клина, а фланги были основательно
ослаблены. Наступал удачный момент для того, чтобы прорвать фронт
противника на его обоих флангах, ввести эшелоны развития прорыва, взять
немецкую группировку в “клещи" и окружить ее. Наши силы и средства
5Артиллерийская дивизия—соединение Резерва Главного командования (РГК), предназ¬
наченное для усиления общевойсковых соединений и объединений. Впервые введено в русской
армии в 1819 г. В Великую Отечественную войну начали формироваться во время Сталин¬
градской битвы, осенью 1942 г.
107

позволяли принять такое решение и осуществить новые "Канны” в гран¬
диозных масштабах.
Решающая роль в прорыве обороны противника и в обеспечении развития
успеха отводилась нашей артиллерии всех видов и калибров. На участках
прорыва артиллеристам предстояло взломать всю систему обороны про¬
тивника, подавить его ружейно-пулеметный, минометный и артилле¬
рийский огонь, а с началом атаки пехоты и танков сопровождать их
движение вперед своим огнем как с закрытых, так и с открытых позиций.
Артиллерия должна надежно обеспечить ввод подвижных группировок в
образовавшиеся бреши в обороне противника. Вот почему так важно было
создать необходимые группировки артиллерии, организовать эффективное
их управление, обеспечить нужным количеством боеприпасов. Огромную
работу выполнял коллектив штаба — "мозг" артиллерии Красной Армии,
возглавляемый высокообразованным и эрудированным ФА. Самсоновым6,
одним из главных создателей артиллерийского наступления7 — нового
способа действий артиллерии в наступательных операциях.
СНОВА ПОД СТАЛИНГРАДОМ
В октябре по заданию Ставки я снова вылетел в район Сталинграда для
участия в подготовке решающего наступления.
Моя первая встреча состоялась с начальником артиллерии Сталин¬
градского фронта В.Н. Матвеевым и его начальником штаба И.С. Туловским,
с которыми мы детально разобрали весь объем предстоящих действий
артиллерии фронта. Пришлось касаться довольно многих мелких деталей,
тем не менее очень важных в тактике и стрельбе артиллерии.
Я никогда не подменял командиров в соединениях и частях, так и теперь
рекомендовал начальнику артиллерии фронта активно работать совместно
со своим начальником штаба, а дальше, по мере возможности, вовлекать в
эту работу ближайших помощников, что помогало избегать ошибок и
недоработок. Кроме того, создавались наиболее благоприятные условия
для накопления опыта по боевому применению артиллерии в крупных
масштабах.
На Донском фронте начальник артиллерии фронта В.И. Казаков, мой
давний сослуживец по Московской пролетарской дивизии, и его начальник
штаба Г.С. Надысев оказались более подготовленными, чем их соседи слева,
командование артиллерией Сталинградского фронта. Мне понравилось
предложение Надысева разработать специальные указания по боевому
применению артиллерии о полным учетом обстановки данного фронта.
Вспомнилось, что еще во время первой мировой войны большую пользу
русской армии принесло специальное "Наставление по прорыву укреп¬
ленных полос противника”, составленное русским генералом В.И. Гурко8.
Почему бы не использовать этот прежний опыт?
^Самсонов, Федор Александрович (1901—1980) — генерал-полковник артиллерии, теоретик,
видный специалист в области применения артиллерии в бою. В Великую Отечественную войну
начальник артиллерии армии, с декабря 1941 по 1946 г. начальник штаба артиллерии Красной
Армии. Академик-секретарь Академии артиллерийских наук (1948—1953), ответственный ре¬
дактор многотомного труда "Артиллерийское снабжение и артиллерия в Великой Отече¬
ственной войне" (1953—1964). Один из авторов теории артиллерийского наступления
артиллерийское наступление — введено в боевую практику войск в Великую Оте
чественную войну с января 1942 г., когда действия пехоты и танков стали тесно увязываться с
непрерывным огнем артиллерии. Впервые в полном объеме осуществлено в битве под
Сталинградом 1942—1943 гг.
&Гурко, Василий Иосифович (1864—1937) — русский генерал от инфантерии. В 1916—1917 гг.
и.о. начальника штаба Верховного Главнокомандующего. В июне 1917 г. арестован и выслан за
108

Уже совсем было близко 19 ноября — день решительного наступления.
Мы стали измерять время не сутками, а часами. Перед решающим сражением
всегда нервничаешь, беспокоишься, постоянно думаешь о том, не упущено
ли что-нибудь, все ли сделано, не забыта ли какая деталь? 48 часов,
оставшиеся до начала операций, были тщательно расписаны: в блокноте
обозначены сотни дел, отмечено, с кем встретиться, кого лишний раз
проверить и кому оказать помощь.
На фронте всегда случается много неожиданностей, бывает и так, что все
меняется в одно мгновение. Подобное случилось с нами 17 ноября 1942 г
А.М. Василевского и меня очень срочно вызвали в Ставку для доклада о
готовности Сталинградской наступательной операции. Сам ли Сталин
придумал или ему кто посоветовал, но это была совершенно нелепая,
никчемная идея: ведь можно и другими путями провести эту проверку.
Очень обидно отрываться от такой ответственной работы и лететь в Москву
для доклада! Как много можно было сделать за эти дни и принести пользу
общему делу!
По сути, наш доклад в Ставке ничего существенного не дал. План наступ¬
ления был уже одобрен. Я лишь получил некоторые частные указания по
поводу артиллерийского обеспечения в планируемой операции 6—8 де¬
кабря на Среднем Дону...
Значительно позже я узнал, что нас неожиданно вызвали в Ставку в связи
с докладом командира 4-го механизированного корпуса В Т. Вольского о
якобы неподготовленности войск к предстоящему переходу в наступление.
Вызвал Сталин “на всякий случай", если потребуются в Ставке. Особенно не
понадобились. Таков был пагубный стиль работы Верховного, когда он, не
считаясь с необходимостью, мог в любой момент оторвать людей от дела, не
снимая, одновременно, ответственности с них.
Мы только сумели во второй половине дня 19 ноября прибыть на
командный пункт 21-й армии Донского фронта, которым командовал И М.
Чистяков, т.е. в самый разгар уже начавшегося наступления. Он доложил,
что операция развивается строго по плану: войска прорвали оборону
противника на всю тактическую глубину, продолжают двигаться вперед,
отбивая вражеские контратаки. Соседи также имеют успех, и у них тоже все
идет в соответствии с планом. Наши танки вышли на простор и прод¬
вигаются в южном направлении.
Как облегченно мы вздохнули! Усталости как не бывало! Сразу
включились в оперативные дела. Всю ночь поступали ободряющие доне¬
сения. На следующее утро началось наступление Сталинградского фронта.
Мы были безмерно рады, получив краткую весточку о том, что и там все
идет успешно.
Любое сопротивление врага сметалось мощным огнем артиллерии и
минометов, стремительными атаками пехоты и танков. Впервые пришлось
наблюдать четкое взаимодействие всех родов войск. Определенно сказы¬
валась продуктивная подготовительная работа к наступлению.
Как приятно было лично наблюдать результаты огня нашей артиллерии
по оборонительным сооружениям противника, по его артиллерии, наблю¬
дательным и командным пунктам! Особо сильное впечатление оставляли
прямые попадания снарядов во вражеские танки.
Сколько было ликования, когда пришло мучительно ожидаемое доне¬
сение о том. что войска Юго-Западного фронта в районе Калача сое¬
динились с войсками Сталинградского фронта. Итак, "клещи" сомкнулись,
врагокружен!
границу. В 1919 г. отказался возглавить белогвардейские части на севере и северо-западе
России.
109

В кольцо окружения попали 22 немецкие дивизии с частями усиления,
штабами и тылами. Общая численность войск составила более 300 тыс.
человек, как было уточнено позднее, с большим количеством вооружения,
боевой техники, автотранспорта и многого другого.
Сталинградский опыт показал, как велика роль артиллерии в сов¬
ременной войне. Ей по силам сокрушать любую оборону противника. При
этом полностью подтвердилось, что артиллерия (орудия, минометы и
реактивные установки) при умелом ее боевом применении способна не
только нанести врагу значительные потери, но и оказывать большое
моральное воздействие на него, подавлять его волю к сопротивлению.
В первый раз в таком широком масштабе было организовано артил¬
лерийское наступление. Полностью оправдались наши расчеты на мощные
артиллерийские резервы Ставки и их первенцев — артиллерийские дивизии.
Еще раз пришлось убедиться в большом значении всех средств современной
артиллерийской разведки, надежно обеспечивающей высокую эффектив¬
ность огня.
Началась ответственная разработка дальнейшей наступательной опера¬
ции силами трех армий разных фронтов, что требовало исключительно
четкого взаимодействия войск соседних фронтов.
Главная цель предстоящей операции прорвать оборону противника,
форсировать Дон, ввести в прорыв подвижные войска в направлении
Ростова и отбить у гитлеровцев этот важный центр. Тем самым создать
второе кольцо окружения для немецких войск в районе Сталинграда, а
вместе с тем и большой "котел” для всей фашистской группировки,
находящейся на Северном Кавказе. По замыслу мы должны были разгромить
все правое крыло немецких войск на юге.
Начало операции намечалось на 8—10 декабря. Готовились доложить в
Ставку о проделанной работе, но она нас опередила.
Позвонил Сталин, вызвал Василевского. Я внимательно следил за его
ответами и ни разу не услышал от Александра Михайловича слова —
"виноват”. Почему же, думалось мне, нас не ругают за неудавшийся перелет
с фронта на фронт во время нашей рекогносцировки? Затем был вызван к
телефону А.А. Новиков9, с которым я познакомился, учась вместе в Военной
академии им. М.В. Фрунзе в 1927—1930 гг. Опять серьезный деловой раз¬
говор и никакого "виноват". Подошла моя очередь говорить со Сталиным. Он
поставил задачу добиться тройного превосходства нашей артиллерии над
артиллерией противника. Затем спросил, не следует ли заменить старших
офицеров-артиллеристов более опытными, только что прошедшими школу
боев под Сталинградом. Я посчитал это нецелесообразным. С моим пред¬
ложением согласились.
После разговора с Москвой мы тронулись в путь. Вскоре стемнело. В
"виллисе", который, как всегда, уверенно вел водитель Вадим Семенов, со
мной ехали командующий артиллерией Воронежского фронта С.С. Ва¬
ренцов10 и командующий артиллерией 6-й армии Н.М. Левин. Во время
долгого пути я подробно делился боевым опытом нашей артиллерии при
прорыве обороны противника под Сталинградом.
Q
^Новиков, Александр Александрович (1900—1976) — главный маршал авиации, командующий
ВВС Красной Армии (1942—1946). В Великую Отечественную войну был представителем Ставки
на ряде фронтов по координации действий авиации. По ложному обвинению находился в
тюремном заключении (1946—1952). Длительное время поддерживал дружбу с H.H. Вороновым.
^Варенцов, Сергей Сергеевич (1901—1971) — главный маршал артиллерии. В Великую
Отечественную войну — начальник артиллерии армий, командующий артиллерией
Воронежского и 1-го Украинского фронтов. Командующий артиллерией Советской Армии
(1955—1961), командующий ракетными войсками и артиллерией сухопутных войск (1961—1963).
110

Еще в ходе Сталинградской операции мне приходили в голову мысли о
наших больших перспективах на Среднем Дону. Надо было не упустить
удобного момента и как можно скорее продвигаться дальше на запад.
Гитлеровское командование после сталинградского "котла" наверняка
находится в растерянности. Оно возлагает сейчас все надежды на группу
Э. Манштейна11, которая торопится пробиться на выручку войскам Ф. Пау¬
люса11 12. Но лучший способ отразить контрудар этой группы — начать
крупное наступление на Среднем Дону в направлении Ростова. Тогда
захлопнется выход немецким войскам с Северного Кавказа и они попадут в
гигантскую ловушку. Это будет новый "котел", побольше сталинградского. В
таком случае и группа Манштейна окажется под угрозой окружения.
Необходимо спешить! Неужели не понимают этого в Ставке? Странным
казалось заявление Сталина, высказанное Василевскому, когда он обвинил
нас, представителей Ставки, что мы напрасно нацеливаемся на еще более
решительное наступление. Сталин отозвал Василевского обратно в Сталин¬
град. Как это понять? Не лезьте вперед, а завершайте то, что, в сущности,
уже обречено? Надо ли так натягивать вожжи и притормаживать?
Возникали опасения: не считает ли теперь Ставка операцию на Среднем
Дону второстепенной? Полумеры в таком перспективном деле ничего не
дадут. Я несколько раз порывался позвонить Сталину, чтобы попытаться
убедить его в том, что все силы теперь надо бросить на Средний Дон и как
можно скорее прорываться к Ростову, чтобы "прихлопнуть" всю северо-
кавказскую группировку немецко-фашистских войск, а также перекрыть все
пути группы Манштейна, стремящейся выручить окруженные войска
Паулюса. Если мы выйдем к Ростову и создадим новый "котел", соединения и
части 6-й и 4-й армий под Сталинградом тем более окажутся в безнадежном
положении.
Я до сих пор глубоко сожалею, что в те ночные часы не доложил свои
суждения Верховному. Конечно, было мало надежды, что мне удастся его
убедить. Сталин не всегда считался с мнениями других и больше всего
полагался на свои личные решения. Окружающие его лица обычно пред¬
почитали во всем соглашаться с ним и поддакивать ему. Судя по по¬
следнему разговору, Сталин был до крайности раздражен, а в гневе тем
более пренебрегал взглядами других. Это меня и остановило...
Вскоре, к общей нашей радости, стали выгружаться части 2-й гвардейской
армии под командованием Р.Я. Малиновского13, которая являлась эшелоном
развития успеха. Ее прибытие вселило твердую уверенность, что мы сможем
пробиться к Ростову.
Среди множества важных дел в горячке подготовительной работы к
наступлению нередко приходилось заниматься и сущими пустяками, при¬
11 Манштейн, Эрих фон (1887—1973) — генерал-фельдмаршал немецко-фашистской армии.
Командовал танковым корпусом при наступлении на Ленинград (1941), 11-й армией при захвате
Крыма и Севастополя (1941—1942), группой армий "Дон" (1942—1943), группой армий "Юг"
(1943—1944). За неудачи на фронте отстранен от должности. Автор мемуаров "Утраченные
победы".
2 Паулюс, Фридрих (1890—1957) — генерал-фельдмаршал немецко-фашистской армии. На¬
чальник оперативного управления Генштаба (1940—1942), один из главных участников
разработки плана "Барбаросса” (нападения на СССР). С января 1942 г. командовал 6-й армией,
осуществлял общее руководство немецко-фашистской группировкой войск, окруженной под
Сталинградом, где сдался в плен 31 января 1943 г. Автор книги "Я здесь стою по приказу".
^Малиновский, Родион Яковлевич (1898—1967) — Маршал Советского Союза, участник
гражданской войны в Испании (1937—1938). В Великую Отечественную войну командовал
стрелковым корпусом, армиями, Южным, Юго-Западным, 3-м Украинским и другими фронтами.
Отличился в Сталинградской битве, Ясско-Кишиневской операции, при освобождении Ру¬
мынии, Венгрии, Чехословакии. С 1957 г. министр обороны СССР.
111

обретающими, однако, неожиданное значение. Мне доложили о крупных
недостатках в снабжении головных эшелонов 2-й гвардейской армии
Малиновского. Я срочно выехал в район станций выгрузки армии. Ока¬
залось, что части армии вполне боеспособны, хорошо вооружены и одеты,
но несколько суток не получали соли и вынуждены есть все пресное.
Между тем на Воронежском фронте соли было достаточно. Я позвонил
командующему фронтом Ф.И. Голикову и дал указание выручить солью
прибывающих, что и было сделано. Просчет с солью мог бы серьезно отра¬
зиться на настроениях войск в момент подготовки ответственного наступ¬
ления.
Мне казалось странным и непонятным, почему запаздывали с прибытием
на Юго-Западный фронт Малиновский или его заместитель, а также пред¬
ставители его штаба, ведь всем им было необходимо уже включаться в
подготовку к предстоящей операции. Мои попытки через Москву
определить сроки их прибытия успеха не имели. Мне и в голову не
приходило, какие маневры намечались в Ставке с этой армией.
Накануне наступления меня более всего занимал не столько прорыв
обороны противника — в его успехе я был уверен, — сколько ввод в
действие подвижных войск и развитие успеха путем ударов по открытым
флангам обороны противника и систематическое “сматывание" этих флан¬
гов. Я вызвал к себе командиров четырех танковых корпусов и командира
механизированного корпуса, чтобы уточнить полученные ими боевые
задачи по развитию успеха. Предложил правильно применять приданные
полки и дивизионы противотанковой артиллерии в борьбе с атакующими
танками и противотанковыми орудиями противника. Одному лишь меха¬
низированному корпусу было придано два артиллерийских противотан¬
ковых полка и один отдельный артиллерийский противотанковый дивизион.
Орудийные расчеты этого усиления были специально подготовлены для
стрельбы по танкам противника.
Утром 13 декабря Ставка сообщила: 2-я гвардейская армия на Юго-
Западный фронт не прибудет, а поступает в распоряжение командования
Сталинградского фронта для действий по уничтожению “котла". Такая
силища уходила от нас! Мы лишались оперативного эшелона развития
прорыва. Как же вести наступательную операцию без него? С грустью мы с
Ватутиным склонились над оперативной картой и погрузились в расчеты.
Мне представлялось, что такое решение Ставки могло быть принято
только из-за неверия в наши успехи на Среднем Дону.
В разговоре по телефону со Сталиным я все-таки доложил о нецелесооб¬
разности изъятия от нас 2-й армии, которая обеспечит не только создание
второго кольца окружения гитлеровских войск под Сталинградом, но и
предоставит выгодные условия по разгрому всей вражеской группировки
на Северном Кавказе. Я предложил направить из 2-й армии на новое
направление лишь один стрелковый корпус. Взамен уходящего корпуса
можно было перебросить с других фронтов или из резерва другой корпус
трехдивизионного состава.
Сталин внимательно выслушал меня, не перебивая. Немного помолчал и
ответил:
— Ставка не будет растаскивать армию Малиновского. Сейчас главная
задача — разбить Манштейна.
Он приказал умело использовать все имеющиеся в нашем распоряжении
силы, изменить направление удара — вместо Ростова взять много восточ¬
нее, в направлении хутора Морозовского. Наступление принимало, таким
образом, меньший размах. Верховный дал мне понять, что это решение
окончательное и дальнейшему обсуждению не подлежит, и положил трубку.
112

Меня в эти минуты душила тревога за общее дело. Я не понимал, к чему
сделаны столь серьезные изменения в принятых решениях. Кто же
придумал такой сложный маневр для 2-й армии? Неужели Василевский,
который теперь нес прямую ответственность за разгром окруженных войск
под Сталинградом? Ведь в его расчеты не входила борьба с попытками
противника деблокировать окруженных. Мог настоять и командующий Ста¬
линградским фронтом, который просил об оказании ему срочной помощи.
Я снова, в который раз, убеждался, что 2-я армия была бы гораздо
полезнее для разгрома вражеских сил на юге и создала бы здесь более
широкие возможности на будущее. С ее участием мы смогли бы прорваться к
Ростову и овладеть им. Тогда в какой ловушке оказались бы немецкие
войска на Северном Кавказе! В большом котле окружения очутились бы и
войска Манштейна, спешившие на выручку войскам Паулюса. Во всяком
случае, мы смогли бы отрезать тылы и базы снабжения у войск Манштейна.
Но приказ есть приказ. Ничего уже нельзя было предпринять, чтобы
изменить решение Ставки.
Теперь, через много лет после прошедших событий, я нисколько не
изменил своего мнения: решение Ставки было ужасным просчетом. Ставка в
этом случае, на наш взгляд, проявила удивительную недальновидность.
Возможно, Сталин преувеличил значение контрнаступления Манштейна,
решив, что прежде всего необходимо закончить дела под Сталинградом.
Тем самым предпочел иметь синицу в руках, а не журавля в небе.
Между тем гитлеровское командование, как выяснилось после войны,
больше всего боялось тогда нашего броска в районе Ростова. Характерное
признание на этот счет содержится в работе генерал-полковника К. Цейт-
цлера, который был в то время начальником Генерального штаба сухо¬
путных сил немецкой армии (с осени 1942 г.). Споря с Гитлером, он
доказывал ему:
"Если русские будут проводить свои операции правильно, а у меня есть
все основания полагать, что они будут действовать именно так, то для
окружения Сталинградской армии (т.е. 6-й армии Паулюса. — Н.В.) они
оставят минимальное количество дивизий. Они не станут штурмовать
крепость в ближайшее время, а бросят свои основные силы для наступления
в западном направлении. Наши солдаты в Сталинграде вынуждены будут
смириться со своей судьбой, даже не вступая в бой, и попадут в руки
противника так же быстро, как спелые фрукты падают с деревьев на землю".
Ничего не скажешь, перепуганный Цейтцлер рассудил в данном случае
вполне здраво и видел страшную опасность для своей армии в нашем
наступлении на запад. В его записках есть далее такие признания:
"Примерно с середины декабря стала надвигаться другая катастрофа,
подобная сталинградской... Речь идет о судьбе немецких войск на Кавказе...
Теперь в результате успешного русского зимнего наступления западнее и
южнее Сталинграда возникала угроза всему Кавказскому фронту. В начале
декабря я старался обратить внимание Гитлера на возрастающую опасность
в этом районе, но он отказался сделать выводы из сложившейся там
обстановки. Декабрьское наступление русских западнее Сталинграда, а
затем провал наступления 4-й танковой армии поставили группу армий "А"
на Кавказе в крайне опасное положение.
Нетрудно понять, что если русские продолжат наступление, то вскоре
они достигнут Ростова, а в случае захвата ими Ростова всей группе армий
"А" грозит неминуемая опасность окружения"14.
Генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн в мемуарах писал: "Катаст-
14Роковые решения. M., 1958, с. 196,197.
113

рофа 6-й армии, как бы тяжела и печальна она сама по себе ни была, в
сравнении с масштабами второй мировой войны в целом не могла еще быть
таким шагом. Но разгром всего южного крыла Восточного фронта открыл бы
путь к скорой победе над Германией"15.
Таким образом, даже противник признавал, что мы имели полную
возможность создать новый невиданный "котел" для гитлеровских войск
под Ростовом и учинить разгром немецкого южного крыла Восточного
фронта.
Наступило утро 16 декабря. Плохая погода могла снизить эффективность
артиллерийского огня, помешать боевой работе авиации. Разговаривая по
телефону с кем-то из генералов, я услышал вопрос: "Что будем делать, если
начнется снегопад?"
— Матч состоится при любой погоде! — ответил я языком маститого
футбольного болельщика.
Артиллерийская подготовка началась при густом тумане, который за¬
волок все пространство, занятое нашими войсками и противником. С наблю¬
дательных пунктов ничего не было видно, но во вражеском расположении
стоял сплошной, неумолкаемый гул от разрывов наших снарядов и мин.
Началась атака пехоты и танков. Артиллерия сопровождала наступающих
своим огнем. Вновь и вновь тяжелые батареи стреляли по батареям про¬
тивника, которые были обнаружены в свое время артиллерийской развед¬
кой. Когда наши танки ворвались на передний край обороны фашистов, они
вдруг стали подрываться на минах. Оказалось, что здесь в ряде мест мины
лежали как бы в три этажа. Наши саперы проделали проходы в основном на
"третьем этаже".
К концу дня мне доложили, что на минах подорвалось около 40 наших
танков. Один из командующих фронтов был до такой степени встревожен
этим, что был готов приостановить наступление. Я приказал продолжать
настойчиво и упорно "прогрызать" оборону противника и ночью бой не
прерывать, а наоборот, усилить нажим на врага.
Только я собрался вызвать Ставку, как меня самого попросили к теле¬
фону. Говорил Сталин. Наряду с вопросами: "Чем можете нас порадовать?" и
"Что собираетесь делать завтра?", спросил.
— Сколько потеряно танков во время этого трудного прорыва?
— До наступления темноты 40, вечером еще 10.
Я не придал никакого значения последнему вопросу Сталина о потерях
танков, но на следующий день мне стала известна подоплека этого вопроса.
Оказывается, на командном пункте находился полковник из управления
бронетанковых войск. Он послал срочное донесение своему начальнику
Я.Н. Федоренко16 в Москву, в котором в мрачных красках расписал потерю
танков и высказал свои предположения о неизбежном провале начатой
операции. Главным виновником предстоящего провала он называл генерала
Воронова, который якобы ничего не смыслит в танках и т.п. Кстати сказать,
этот полковник даже не представился мне, как положено по уставу. Я
приказал найти его, но он, видимо, предупрежденный своими друзьями,
самым бесцеремонным образом сбежал в неизвестном направлении.
Утром 17 декабря поступили благоприятные донесения о развитии
успеха. Наши стрелковые корпуса с танками сопровождения при хорошем
^Манштейн 3. Утраченные победы. M., 1957, с. 359.
1А
Федоренко, Яков Николаевич (1896—1947) — маршал бронетанковых войск. С 1940 г.
начальник Автобронетанкового управления Красной Армии, с 1943 г. командующий бро¬
нетанковыми и механизированными войсками, заместитель наркома обороны.
114

взаимодействии с артиллерией продвигались вперед и захватили много
пленных и трофеи. Но танковые корпуса почему-то продолжали двигаться
во втором эшелоне, вслед за стрелковыми соединениями, и в этот день даже
не собирались их обгонять. К сожалению, я не имел прямой связи с
командирами танковых корпусов. Пришлось принимать меры через штаб
фронта. Я был очень огорчен в те часы.
Наступило время для доклада Верховному. Он внимательно выслушал и,
видимо, по тону моего голоса понял, что я крайне недоволен танковыми
корпусами. Рекомендовал положиться на совесть командиров этих корпу¬
сов и выразил уверенность, что им станет стыдно и они выдвинутся вперед.
Мне не оставалось ничего другого, как передать командирам танковых
корпусов эти слова Сталина. Оказалось, что они сильнее приказа! На
следующее утро я уже доносил в Ставку о крупных успехах, достигнутых
танковыми корпусами.
В ходе наступления наших войск были разгромлены девять пехотных
дивизий и одна пехотная бригада, захвачено за четыре дня боев более
10 тыс. пленных. В эти дни 8-я итальянская армия прекратила свое
существование. За последние пять лет мне дважды пришлось участвовать в
разгроме итальянских войск, на полях Испании под Гвадалахарой и в
районе Сталинграда.
Я очень опечалился, когда узнал, что 2-я армия потеряла на пере¬
дислокацию и развертывание много суток, наступление смогла начать лишь
24 декабря — через восемь суток после начала нашего наступления.
Оставаясь на стыке Юго-Западного и Воронежского фронтов, она могла бы
уже глубоко прорваться во вражеский тыл и быть на подступах к Ростову.
Да, многое было упущено в те дни! Если бы Ставка поддержала наше
предложение, всесторонне учла выгодную оперативно-стратегическую
обстановку, был бы учинен грандиозный разгром всего правого крыла
немецко-фашистского фронта.
ОПЕРАЦИЯ "КОЛЬЦО”
Новое задание
Утром 19 декабря я был вызван Ставкой к телефону. Со мной говорил
Сталин. Как обычно, первым его вопросом было:
— Какова обстановка на фронте?
В ответ на мой доклад он поздравил войска с большими успехами и
просил свое поздравление передать командующим фронтами.
— В связи с передачей 6-й армии в состав Юго-Западного фронта не
считаете ли вы возможным закончить свою работу на этом направлении? Не
отправиться ли вам в район Сталинграда и заняться разгромом и унич¬
тожением группы войск Паулюса, координировать действия Донского и
Сталинградского фронтов? Мы вчера в Ставке говорили об этом. Как вы
смотрите на такое предложение?
Для меня это было полной неожиданностью. Я был удивлен и даже
раздражен. Этот перевод выглядел явно несвоевременным. Войска заслу¬
женно добились победы и уверенно продвигались вперед. Однако я
подумал и о том, что операция на Среднем Дону таила в себе огромные
потенциальные возможности и не теряла своего прежнего значения, а под
Сталинградом все еще продолжались упорные бои с окруженными войсками
Паулюса. Может быть, действительно я там сейчас нужнее? Как важно
скорее освободить наши крупные силы, осаждающие окруженных немцев!
В продолжение всего дня перебирал все доводы "за" и "против", но в
конце концов склонился к тому, что должен примириться и дать согласие.
115

Мои размышления неожиданно завершились вечером того же дня. когда
из Ставки прибыл срочный документ. В нем говорилось, что Воронову как
представителю Ставки и заместителю Василевского поручается представить
не позднее 21 декабря 1942 г. в Ставку план прорыва обороны войск
противника, окруженного под Сталинградом, и ликвидации их в течение
пяти-шести дней.
Ну вот, все свершилось! Теперь я был взволнован другим — мне дано
всего двое суток для представления плана, а я еще находился вдалеке от
Сталинграда! Еще более нереальными казались сроки, отведенные для
ликвидации окруженных войск.
— Что думают в Ставке? — негодовал я. — Как можно устанавливать такие
сроки!
Вскоре выяснилось, что мне не придется быть заместителем у Васи¬
левского, так как он направлен для организации отпора наступавшей с юга
группировки Манштейна, так напугавшей очень многих. Вся ответст¬
венность за ликвидацию окруженных войск противника под Сталинградом
возлагалась на меня.
После длительного переезда я прибыл с сопровождавшими меня
порученцами и адъютантами — К.П. Казаковым17, А.И. Митериным и И.А. Со¬
коловым в расположение штаба Донского фронта в район села Заварыгино.
Встретился с командующим фронтом К.К. Рокоссовским18 и его начальником
штаба М.С. Малининым19 для выработки замысла предстоящей наступа¬
тельной операции по уничтожению окруженной группировки противника. В
непринужденной беседе пришли к единому мнению: главный удар должен
наносить Донской фронт, вспомогательный — Сталинградский. Направ¬
ление главного удара Донского Фронта — с запада на восток, Сталин¬
градского — с востока на запад. Основная цель обоих фронтов — рассечь
окруженную группировку противника и без промедления, в процессе
развития успеха, уничтожить ее по частям. Срок начала операции в
результате наших подсчетов был назначен на 6 января 1943 г.
Мы рассчитывали, что внезапность наших ударов должна сыграть решаю¬
щую роль. Обеспечение прорыва обороны возлагалось в первую очередь на
артиллерию и авиацию.
Подходил срок представления в Ставку плана предстоящей операции,
названной "Кольцо". Было решено изложить в нем лишь замысел операции,
чтобы его скорее рассмотрели и утвердили. В этом мы были крайне
заинтересованы, чтобы немедленно приступить к разработке конкретных и
подробных планов операции не только во фронтовом масштабе, но и в
масштабе армий, корпусов, дивизий.
Документ для Ставки был подписан быстро и тотчас отправлен на
самолете в Москву. Все мы надеялись, что утверждение его не задержится,
^Казаков, Константин Петрович (1902—1989) — маршал артиллерии. В Великую Отечест¬
венную войну — командир артиллерийского полка, порученец при командующем артиллерии
РККА, командующий артиллерии армии. В 1963—1969 гг. командующий ракетными войсками и
артиллерией сухопутных войск.
™ Рокоссовский, Константин Константинович (1896—1968) — Маршал Советского Союза.
Виднейший полководец Великой Отечественной войны, командовал механизированным
корпусом, армией, Брянским, Донским, Центральным, Белорусским, 1-м Белорусским, 2-м
Белорусским фронтами. Провел блестящие операции в битвах под Москвой, Курской, в
Сталинградском сражении, при освобождении Белоруссии и овладении Берлином. С 1958 г. —
главный инспектор Министерства обороны СССР.
19Малинин, Михаил Сергеевич (1899—1960) — генерал армии, участник советско-фин¬
ляндской войны 1939—1940 гг. В Великую Отечественную войну — начальник штаба Брянского,
Донского, Центрального, Белорусского, 1-го Белорусского фронтов. С 1952 г. — первый
заместитель начальника Генштаба.
116

поэтому дали команду не терять времени и руководствоваться во всей
работе этим документом. Предварительные телефонные разговоры с Гене¬
ральным штабом не сулили каких-либо серьезных возражений.
Утром 28 декабря из Москвы был получен ответ на представленный нами
план операции, вносящий в него весьма существенные изменения и дик¬
тующий другой замысел операции:
"Тов. Воронову. Главный недостаток представленного Вами плана по
"Кольцу" заключается в том, что главный и вспомогательный удары идут в
разные стороны и нигде не смыкаются, что делает сомнительным успех
операции.
По мнению Ставки Верховного Главнокомандования, главная Ваша задача
на первом этапе операции состоит в отсечении и уничтожении западной
группировки окруженных войск противника в районе Кравцов, Бабуркин,
Мариновка, Карповка с тем, чтобы главный удар наших войск из района
Дмитриевка — совхоз — Бабуркин повернуть на юг в район станции
Карповская, а вспомогательный удар 57-й армии из района Крав¬
цов—Скляров направить навстречу главному удару и сомкнуть оба удара в
районе станции Карповская. Наряду с этим следовало бы организовать удар
66-й армии через Орловку в направлении поселка Красный Октябрь, а
навстречу ему — удар 62-й армии с тем, чтобы оба удара сомкнуть, и отсечь
таким образом заводской район от основной группировки противника.
Ставка приказывает на основе изложенного переделать план. Предло¬
женный Вами срок начала операции по первому плану Ставка утверждает.
Операцию по первому этапу закончить в течение пяти-шести дней после ее
начала.
План операции по второму этапу представить через Генштаб к 9 января,
учтя при этом первые результаты по первому этапу.
Ставка Верховного Главнокомандования — И. Сталин
Г. Жуков
№170718
28.12.1942 г."
Этот ответ Ставки нас немало поразил. Документ требовал перегруп¬
пировок, добавочного усиления, а также значительного расхода артил¬
лерийских боеприпасов, а главное — по своему замыслу вызывал
чрезвычайно затяжной характер операции.
Рокоссовский, я и М.С. Малинин спокойно, опираясь на здравый смысл,
знание противника и всех своих возможностей пришли к твердому убеж¬
дению, что наш замысел и план операции реальнее и надежнее.
Но как быть? Что нам делать? Создалось странное положение: Ставка
назначила срок начала операции, не утвердив в то же время предоженный
нами замысел и план операции. Кроме того, мы имели в своем рас¬
поряжении на подготовку операции по новому плану максимум восемь
суток — срок очень малый. Если строго следовать указаниям Ставки, мы
никак не могли начать операцию 6 января.
После долгих раздумий мы с Рокоссовским пошли на огромный риск:
решили действовать, руководствуясь своим замыслом и планом операции,
внося в него лишь незначительные изменения в направлении удара
Сталинградского фронта В конце концов, наша главная цель осталась
прежняя — расчленить окруженную группировку на две части, разгромить
и уничтожить ее. Это было смелое решение, исходившее из учета наших сил
и глубоких знаний оперативной обстановки.
117

Только обоснованно веря в нашу победу, мы решились проводить
наступательную операцию не так, как нам предписывала Ставка, а как было
всего целесообразнее. Мы также учитывали, что во всех наших соединениях
уже полным ходом развернулась подготовка по нашему плану. Если его
перечеркнуть и начать разрабатывать новый, то сколько дней потребо¬
валось бы дополнительно! При одной этой мысли становилось не по себе.
Главное же на войне — не упустить время, это самое важное!
Много раз мы вспоминали недобрым словом в душе тех московских
деятелей, которые подготовили для Ставки новый план операции, не
посчитавшись с нашими соображениями! Я до сих пор не знаю имен тех, кто
разрабатывал этот московский вариант, но ясно одно: их план был
совершенно нереалистичен. Нас возмущало, что решение в Ставке прини¬
малось без детального изучения обстановки, без всякого разговора с нами.
А ведь мы с Рокоссовским несравненно лучше, чем в Москве, знали
обстановку, наши силы и силы противника, разработали план операции с
более реальных позиций.
Нет, ни в коем случае нельзя идти по пути последовательного
"откусывания" отдельных очагов окруженной группировки! Мы, во-первых,
облегчили бы противнику условия обороны; во-вторых, понесли бы
большие потери в живой силе; в-третьих, затратили бы больше времени,
чтобы добиться победы. Вспоминаю не для того, чтобы как-то оправдаться
перед военными историками, а чтобы существующие документы в наших
архивах не вводили их в заблуждение.
Словом, мы решили действовать не по плану Ставки, а по своему
собственному, изобразив в нем искусственно требуемые этапы операции. "Да
это же грубое нарушение дисциплины!" — воскликнут, вероятно, иные
читатели. Приходило это в голову и нам. Но и тогда, и теперь, при более
зрелом размышлении мне не кажется все случившееся дисциплинарным
нарушением.
На войне всего опаснее слепое повиновение, беспринципность, догма¬
тизм. Пример тому — роковая ошибка Паулюса под Сталинградом. Мы же не
захотели быть педантами и решили выполнять не столько букву, сколько
дух приказа Ставки.
Конечно, мы представляли, на что идем. Но были твердо уверены в успехе
операции и знали, что в случае победы нам простят отступление от
приказа. Но было ясно и другое: в случае неудачи нам с Константином
Константиновичем несдобровать. Ну что ж, риск есть риск, без него вести
войну невозможно!
КАКИМИ ОНИ БЫЛИ
Облик плененного фельдмаршала Паулюса стал мне еще яснее, когда я
прочитал очень выразительные показания взятого в плен капитана Бориса
фон Нейдгардта. Он писал о последних днях штаба Паулюса:
"Паулюс спрашивал: "Что будет, если меня возьмут в плен? Каким изде¬
вательствам я буду подвергнут? Какими пытками меня заставят написать
обращение к немецкому народу? Ведь меня могут на потеху толпы на
цепочке водить по Москве и показывать иностранным корреспондентам..."
Подполковник фон Бюлов ответил, что это все, конечно, возможно, но так
же возможно, что фельдмаршалу отведут приличную квартиру и будут с
ним хорошо обращаться, чтобы показать всему миру свою культуру.
Вообще, в германской армии все были уверены в том, что попасть в плен к
русским равносильно смерти, и только высокое звание Паулюса может его
оградить, ибо он является ценным предметом обмена".
118

В последнюю минуту мне перед отлетом в Москву передали интересный
документ, я раскрыл его и углубился в чтение. Это был дневник одного из
наших командиров, находившихся во внутренней охране Паулюса и его
приближенных. Он является как бы продолжением показаний фон Нейд-
гардта:
‘Принесли ужин. Все сели за стол. В течение 15 минут стояла тишина,
прерываемая отдельными фразами: "Передайте вилку". "Еще стакан чая" и т д
Потом закурили сигары.
— А ужин был вовсе не плох. — произнес Паулюс.
— В России вообще неплохо готовят. — заключил Шмидт.
Через некоторое время Паулюс заметил:
— А вы помните офицера с тремя отличиями, который сопровождал нас?
Какие у него страшные глаза!
На этом разговор закончился. Началась процедура приготовления ко сну.
Ординарца Паулюсу не привели. Паулюс сам раскрыл приготовленную
постель, положил сверху два своих одеяла, разделся и лег.
1 февраля 1943 г. После завтрака вспомнили обед у командующего 64-й
армии.
Паулюс: Вы обратили внимание, какая была изумительная водка?
Шмидт: А в Германии возможен кризис военного руководства. Никто не
отвечает. До середины марта русские, вероятно, будут наступать.
Паулюс: Пожалуй, и дольше.
Шмидт: Остановятся ли они на прежних границах?
Паулюс: Да, все это войдет в военную историю как блестящий пример
оперативного искусства противника.
За обедом беспрерывно хвалили каждое подаваемое блюдо. Особенно
усердствовал Адам, который ел больше всех. Паулюс оставил половину и
отдал ординарцу.
После обеда ординарец просит, чтобы ему вернули перочинный нож.
Паулюс обращается ко мне: "Нож этот — память о фельдмаршале Рейхенау. у
которого Хайн был ординарцем до того, как перешел ко мне. Он был с
фельдмаршалом до его последних минут".
Пленные легли спать. Среди прочих блюд, поданных на стол. — кофейное
печенье.
Шмидт: Хорошее печенье! Наверное, французское?
Адам*. Очень хорошее. По-моему, голландское.
Он надевает очки, внимательно рассматривает печенье. "Смотрите,
русское". — говорит с удивлением Адам.
Паулюс: Прекратите хотя бы рассматривать, некрасиво.
Шмидт: Обратите внимание, каждый раз новые официантки.
Адам: И хорошенькие девушки".
БЕСЕДА В СТАВКЕ
Опять в Москве! В тот же день меня и Рокоссовского приветливо принял
Сталин. Сердечно поздравлял и благодарил, пожелал новых успехов в
ратных делах. Началась беседа. Сталин интересовался состоянием войск
Донского фронта, их боевой готовностью, боевым духом. У него было
хорошее настроение. Он много шутил и стремился придать беседе
непринужденный характер. В заключение дал ряд указаний Рокоссовскому
и выразил желание принять меня на следующий день для обстоятельного
доклада.
На другой день утром меня и Рокоссовского с большой теплотой и
сердечностью принял М.И. Калинин. Секретарь Президиума Верховного
119

Совета СССР А.Ф. Горкин прочитал Указ о награждении нас орденами
Суворова 1-й степени. Вручая мне орден № 3 (№ 1 — у Жукова, № 2 - у
Василевского), М.И. Калинин советовал:
— Прошу иметь в виду, что орден изготовлен из самого ценного металла,
и, чтобы его не потерять, нужно обязательно сделать надежную петлю, в
которую вставить вот эту планочку, специально предусмотренную на
обратной стороне ордена.
Меня очень умилила эта заботливость "всесоюзного старосты". Между
прочим, Калинин заметил, что вчера ему дали интересную справку: за
последние 100 лет наши соотечественники не брали в плен немецких
фельдмаршалов, а вот мы взяли!
Мне пора было идти на прием к Сталину. Через длинные коридоры
прошел в его приемную.
Сталин высказал пожелание выслушать мой подробный доклад. Он вызвал
А.Н. Поскребышева, своего личного секретаря, дал ему указание: "Держите
телефоны на себя, и только в крайнем случае..." — и закурил папиросу.
Сталина особенно заинтересовали мои выводы о действиях нашей
артиллерии, о ее роли в боях под Сталинградом и в особенности опыт
проведенного артиллерийского наступления в таких больших оперативных
масштабах. Имея невысокую общую среднюю плотность орудий и минометов
на один километр фронта, на участках прорыва мы создавали плотности,
превосходящие в несколько раз плотность орудий и минометов на один
километр общего фронта наступления.
Реактивная артиллерия оказывала большое моральное воздействие на
противника, нанося ему огромные потери. Необходимо обобщить опыт ее
применения и разработать основы тактики ее действий в тесном сочетании
с другими видами артиллерии.
— Оправдал ли себя огневой вал? — спросил Сталин.
— Да, вполне оправдал, — ответил я. — Этот вал вел за собой на¬
ступающие войска.
Речь зашла о борьбе с артиллерией противника. Нередко в борьбе при¬
нимала участие дивизионная артиллерия, которая успешно подавляла
ближайшие артиллерийские и минометные батареи врага.
— Подтвердилась ли необходимость иметь командующих артиллерией во
всех звеньях? — спросил затем Сталин.
Я ответил утвердительно, но добавил:
— Конечно, со штабами и органами разведки и связи.
С интересом Сталин выслушал мое сообщение о наших кадрах. Он все
время предлагал называть фамилии и должности командиров и давать
оценки их действиям. Он то и дело что-то помечал в своем блокноте.
— Ну вот и хорошо! Вам нужно выехать завтра-послезавтра на Северо-
Западный фронт. Вы сможете это сделать?
Я без промедления подтвердил свою готовность выполнить любое
распоряжение Ставки.
ВОЙСКА ИДУТ НА ЗАПАД
Сталин на Западном фронте
3 августа 1943 г. я зашел к члену Военного совета Западного фронта
Н А. Булганину. Почти сразу зазвонил телефон, и по встревоженному лицу
Николая Александровича можно было понять, что он говорил не иначе как
со Сталиным. Оказалось, что на Западный фронт приехал Сталин. Он
ожидает нас на бывшем командном пункте фронта в районе Юхнова. Сталин
120

просил привезти чайник, чтобы попить чаю и обсудить вопросы пред¬
стоящего наступления.
Мы собрались словно по тревоге, взяли оперативные и разведывательные
карты и, конечно, чайник с закусками. Ехали мы на трех автомашинах с
большой скоростью, чтобы как можно скорей добраться до Юхнова.
Наконец мы доехали до красивой рощи, где среди пышных деревьев
приютились деревянные постройки. Еще недавно здесь располагался штаб
фронта, но теперь это место находилось в очень запущенном состоянии. Нас
встретил генерал НКВД И. А. Серов и провел к небольшому домику.
Вошли в просторную комнату и увидели Сталина. Мне сразу бросилась в
глаза обстановка полного запустения. В дальнем углу стояла старенькая
кровать, покрытая обычным солдатским одеялом. На подушке виднелась
наволочка не первой свежести. Под кроватью лежал небольшой фибровый
чемоданчик. Посреди комнаты красовался ветхий деревянный стол, дер¬
жавшийся вместо ножек на двух крестовинах, скрепленных перекладиной.
Возле него две грубые скамейки и пара покосившихся стульев. На
подоконнике стоял телефон, провода которого через форточку выходили
на двор.
И.П. Камера20 мне шепнул:
— Ну и обстановочка!
"Специально, чтобы на фронтовую больше походила", — мелькнула мысль.
Сталин подозвал и стал спрашивать:
— Как доехали? Какова дорога? Как далеко отсюда новый командный
пункт фронта?
Отвечали В.Д. Соколовский21 и Н А. Булганин. Раздался звонок телефона.
Сталин взял трубку и потребовал соединить его с Молотовым.
— Откуда говорю? Издалека. Нет, говорю серьезно. Я ночью от всех вас
сбежал и сейчас нахожусь на Западном фронте.
Разговор продолжался недолго. Сталин обещал быть в Москве через день.
Мы развернули карты на столе и стали докладывать о противнике и своих
войсках. Соколовский начал было излагать замысел и задачи предстоящей
наступательной операции, но Сталин его перебил:
— Западному фронту нужно в этом месяце выйти к Смоленску, осно¬
вательно подготовиться, накопить силы и взять Смоленск, — эта фраза была
повторена дважды.
Наш обмен мнениями продолжался. Тут же крутился Берия, но никакого
участия в обсуждении не принимал: он то уходил, то снова возвращался.
На стол был поставлен привезенный нами чайник, розданы стаканы,
расставлены закуски. Даже появилась бутылка грузинского сухого вина.
Выпили за победу над врагом. Наконец речь коснулась того, что меня
волновало больше всего — одновременного прорыва обороны противника
на нескольких направлениях. Сталин рассуждая: если прорыв и не удастся
на всех намеченных направлениях, нужно быть готовыми сманеврировать
танками, артиллерией, кавалерией и направить все силы туда, где обоз¬
начится успех. Мы пытались пожаловаться, что Западный фронт не полу¬
чил достаточного количества резервов и боевой техники.
20Камера, Иван Павлович (1897—1952) — генерал-полковник артиллерии. В Великую Оте¬
чественную войну — начальник артиллерии армии, начальник (командующий)артиллерии
Западного фронта. Принимал участие в разработке теории артиллерийского наступления
21 Соколовский, Василий Данилович (1897—1968) — Маршал Советского Союза. Во время
Великой Отечественной войны — начальник штаба Западного фронта, командующий Западным
фронтом, начальник штаба 1-го Украинского фронта, первый заместитель командующего 1-м
Белорусским фронтом. С 1952 г. — начальник Генштаба, первый заместитель министра
обороны.
121

— Все, что сможем, дадим, — последовал ответ Верховного. — Не смо¬
жем — обходитесь тем, что имеете.
На этом разговор закончился. Уже стемнело. Мы понимали, что нам пора
ехать. На следующий день утром Сталин возвращался в Вязьму, где
находился его поезд, чтобы совершить поездку на Калининский фронт.
Меня весьма удивил этот тайный выезд Сталина на фронт. Зачем нужно
было ехать столько километров по дороге, развороченной танками и
тракторами, местами ставшей непроезжей? Зачем потребовалось остано¬
виться в поселке, далеко отстоявшем от фронта? Связаться с фронтами
отсюда было куда сложнее, чем из Москвы. Все это вызывало полное
недоумение...
РЕШАЮЩИЕ СРАЖЕНИЯ
Успехи зимней кампании
С 14 января 1944 г. все мысли были прикованы к Ленинграду: 2-я ударная
армия начала наступление в районе Ораниенбаума. Сдерживая себя, я не
стал беспокоить ленинградцев звонками, хотя с нетерпением ждал известий
от них.
Известия были радостными. Артиллерийская подготовка была под¬
держана тяжелой артиллерией Кронштадта и кораблями Балтийского
флота. Пехота и танки при поддержке артиллерии пробили брешь в обороне
врага. Он стал подтягивать сюда резервы. Это очень радовало — противник
был введен в заблуждение, считая, видимо, этот участок решающим.
Между тем главный удар войск Ленинградского фронта наносился на
следующее утро на Красносельском направлении. Ленинградцы до сих пор
вспоминают небывалый грохот 15 января: артиллерийская подготовка в
районе Пулково длилась 1 час 40 мин. Артиллеристы умело сопровождали
огнем атаку пехоты и танков.
То и дело поступали сообщения об отличной боевой работе ленин¬
градских артиллеристов. М.С. Михалкин22, деятельный и чуждый всякому
шаблону в применении артиллерии, командовавший артиллерией 42-й
армии, выдвинул в район Финского Койрова гвардейские минометы23
Опорный пункт фашистов был взят.
В следующие дни из Ленинграда поступали сообщения о том, что штурм
вражеских узлов сопротивления продолжается. Все более сближались на
карте красные стрелы, указывающие направление наступающих частей,
двигающихся от Пулкова и Ораниенбаума. Скрещивающимися ударами этих
двух наших группировок немецкие войска под Ленинградом захватывались
в "клещи". 20 января "клещи" сомкнулись — гитлеровский "Северный вал"
рухнул. Наше наступление разворачивалось на юг и юго-запад — на
Гатчину, Кингисепп, Лугу, Псков.
С какой радостью слушал я голос А.А. Кузнецова, секретаря обкома и
горкома партии, члена Военного совета фронта, который позвонил мне из
Ленинграда:
— Хочу от души поздравить вас, дорогой Николай Николаевич, с победой
под Ленинградом. Настало время, о котором мы с вами мечтали в 1941 г.
ор
Михалкин, Михаил Семенович (1898—1980) — генерал-полковник артиллерии, участник
советско-финляндской войны 1939—1940 гг. В Великую Отечественную войну — начальник
артиллерии армий. Отличился при обороне Ленинграда (1941 — 1943). В 1950—1956 гт
командующий артиллерией Войска Польского.
23Гвардейские минометы — название реактивной артиллерии. Во время войны именовались
как гвардейские минометные части (ГМЧ) или неофициально "катюши”. Первый боевой залп
произведен ими в районе Орши 14 июля 1941 г.
122

Я в свою очередь по-дружески поздравил Алексея Александровича и
пожелал скорее зажечь огни Ленинграда.
Не менее радостным было сообщение командующего артиллерией
Ленинградского фронта Г.Ф. Одинцова24 о том, что наши войска захватили
под Ленинградом 280 тяжелых осадных орудий. Гитлеровцы не успели их
вывезти в свои тылы, столь стремителен был темп нашего наступления.
Командование фронта высоко оценило действия артиллеристов, их ма¬
невренность в динамике боя. Особенно отличились артиллерийские части
под командованием Жданова25 и И.О. Морозова, действовавшие на главном
направлении.
26 января по всей стране прозвучал приказ Верховного Главно¬
командующего о снятии блокады с Ленинграда. Над великим городом-
героем вспыхнули огни огромного праздничного фейерверка, салюта
победы. Тысячи ленинградцев высыпали на улицы и площади, поздравляя
друг друга с долгожданным снятием блокады. Среди них был и мой отец,
ликующий Николай Терентьевич, смахивающий слезы с радостного лица.
В те дни меня удивляло пренебрежительное отношение на некоторых
фронтах к использованию минометов: многие стремились решать огневые
задачи только с помощью пушек и гаубиц. А ведь мы в пехоте имели на
вооружении отличный миномет 82-мм калибра26. Промышленность в 1944 г.
выпускала огромное количество боеприпасов для этого миномета — до 4
млн. штук мин в квартал. Разве можно было пренебрегать этой грозной
СИЛОЙ?!
21 февраля мне позвонил Сталин и сказал:
— Мы обсудили и приняли решение присвоить вам новое воинское зва¬
ние — Главный маршал артиллерии, которое вы заслужили своей безуп¬
речной работой на фронте и в тылу.
— Служу Советскому Союзу! — ответил я.
— Есть ли у вас кандидаты на присвоение звания маршала артиллерии? —
спросил далее Сталин.
— Да, есть два кандидата. — И я назвал фамилии.
Вечером по радио был передан Указ Президиума Верховного Совета
Союза ССР о присвоении мне звания Главного маршала артиллерии и звания
маршала артиллерии Н.Д. Яковлеву27. Мой второй кандидат, М.Н. Чистяков28.
^Одинцов, Георгий Федотович (1900—1972) — маршал артиллерии. В Великую Отече¬
ственную войну — начальник штаба артиллерии армии Ленинградского фронта, командующий
артиллерией Ленинградского фронта с 1942 г. Искусно осуществлял контрбатарейную борьбу,
применяя новые способы стрельбы.
^Жданов, Николай Николаевич (1902—1966) — генерал-полковник артиллерии. В Великую
Отечественную войну — командир артиллерийского полка, начальник штаба артиллерии
армии, артиллерии Ленинградского фронта, командир артиллерийского корпуса. В 1955—
1965 гт. начальник ГАУ. Автор научных трудов по тактике действий артиллерии.
2682-мм батальонный миномет образца 1937 г. (дальность стрельбы — 3040 м, вес мины —
3,1 кг, вес миномета — 56 кг) — предназначен для поражения живой силы и огневых средств
противника. До начала Великой Отечественной войны в Красной Армии имелось 14200 ми¬
нометов 82-мм калибра.
^Яковлев, Николай Дмитриевич (1898—1972) — маршал артиллерии, видный специалист в
области служба артиллерийского вооружения. В 1941 — 1948 гг. — начальник ГАУ, под его
руководством ГАУ в Великую Отечественную войну бесперебойно обеспечивало фронты
вооружением и боеприпасами. По ложному обвинению отстранен от должности и находился
под следствием (1951—1953). С 1953 г. — первый заместитель главнокомандующего войсками
ПВО страны.
28Чистяков, Михаил Николаевич (1896—1980) — маршал артиллерии. В Великую Отечест¬
венную войну — начальник артиллерии Западного фронта, артиллерии армии, заместитель
командующего артиллерией Красной Армии. С 1945 г. командующий артиллерией при Главном
командовании советских войск на Дальнем Востоке.
123

почему-то не прошел. Надо ли рассказывать о том, как я был огорчен за
достойного во всех отношениях генерала-артиллериста. Правда, ему это
звание присвоили позднее, в сентябре 1944 г.
Однако были и серьезные неприятности. До меня дошли сведения о
работе комиссии ГКО под председательством Г.М. Маленкова на Западном
фронте. С актом этой комиссии я был ознакомлен, когда лежал на
госпитальной койке. Мне как бывшему представителю Ставки на этом
фронте было особенно больно читать явно преувеличенные, надуманные,
несправедливые претензии к командованию фронта, а тем более оскор¬
бительные, тенденциозные оргвыводы в отношении командующего Западным
фронтом Соколовского. Комиссия не нашла нужным даже поговорить со
мной по ряду принципиальных вопросов, прежде чем докладывать Вер¬
ховному. Все это выводило из равновесия, требовало затрат воли, чтобы
удержаться в рабочем состоянии, работать с полным напряжением и
отдачей сил.
В итоге Маленков настоял на объявлении мне выговора, что и следовало
ожидать,, памятуя о наших натянутых отношениях во время войны. Они
особенно обострились с весны 1943 г., после переподчинения коман¬
дующему артиллерией гвардейских минометных частей, которыми ранее
’заведовал" Маленков как секретарь ЦК партии.
Круг новых забот
Чем дальше на запад продвигались наши войска, тем сложнее становилось
организовывать противовоздушную оборону страны и объектов на вновь
освобожденной территории. Войска ПВО страны, их мне подчинили с апреля
1943 г., должны были прикрывать все большие и большие пространства
страны. Число объектов, которые следовало брать под охрану войск ПВО,
росло с каждым днем. А мы не могли беспредельно расширять войска ПВО,
резервы их оставались очень ограниченными. Единственный выход —
искусно маневрировать наличными силами, оперативно перебрасывая их с
объекта на объект.
Планирование действий войск ПВО было подобно шахматной игре, ко¬
торая не прекращалась ни днем, ни ночью. Она велась с известной долей
риска. Стоило оставить без должного прикрытия какой-либо важный мост,
электростанцию, железнодорожный узел, как враг тут же мог совершить
воздушный налет и причинить немалый ущерб. Обеспечить прикрытие всех
объектов не было никакой возможности. Поэтому я с моим заместителем по
ПВО М.С. Громадиным29 и начальником Главного штаба ПВО Н.Н. Нагорным30
учитывали множество факторов, в том числе способы действий немецкой
авиации, расположение ее аэродромов, наличные силы, дальность объектов
и т.д.
Дело осложнялось еще тем, что для переброски войск ПВО каждый раз
надо было получать разрешение Ставки. Это было тоже данью величайшей
централизации того времени. И каждый раз мне в Ставке ставился вопрос:
— А есть ли у вас полная гарантия, что на объекты, с которых вы
29Громадин, Михаил Степанович (1899—1962) — генерал-полковник, в Великую Отечест¬
венную войну — командующий войсками ПВО страны, зам. наркома обороны по ПВО. С 1943 г. —
командующий войсками Северного, Центрального фронтов ПВО, с 1946 г. — командующий
войсками ПВО страны.
Нагорный, Николай Никифорович (1901 — 1985) — генерал-полковник, участник граж¬
данской войны в Испании (1936—1939). В Великую Отечественную войну — начальник штаба
(Главного штаба) ПВО страны. В 1954—1955 гг. помощник Главнокомандующего войсками ПВО
страны.
124

снимаете зенитные части и истребительную авиацию, не полетят бомбар¬
дировщики противника? Кто будет-отвечать, если противник нанесет удар с
воздуха?
Действительно, дать полную гарантию было весьма трудно. Обычно в
таких случаях приходилось отвечать односложно:
— Ну что ж, придется мне отвечать!
Мы смело снимали средства ПВО с тыловых объектов и направляли их на
запад. Порой без зенитного прикрытия оставались целые города, куда давно
уже не залетала фашистская авиация. В таких случаях иногда дело
доходило до неприятных инцидентов. Секретари обкомов партии, пред¬
седатели областных исполкомов, вспоминая ожесточенные налеты немец¬
кой авиации в прошлые годы, слали в Москву категорические протесты. Они
перечисляли важные предприятия, оставленные без зенитного прикрытия,
рисовали ужасы бомбардировок для беззащитного города. Иногда протесты
принимались всерьез, и нам, руководителям ПВО страны, приходилось
держать ответ перед Ставкой или ГКО. В таких случаях наш аргумент
оказывался неотразимым: радиус действий авиации противника с их
аэродромов уже не достигал этого города. Конечно, наиболее крупные
промышленные центры — Москва, Ленинград, Баку и другие — и тогда не
оставались без противовоздушной обороны. Наш расчет был таков: если уж
противник направит свою дальнюю авиацию в глубь нашей страны, он будет
пытаться бить не по второстепенным, а по самым крупным ее центрам
Вместе с тем надо было увеличивать в невиданных масштабах зенитные
прикрытия войск. Мы всерьез взялись за формирование новых зенитных
артиллерийских дивизий. Они создавались, в частности, и в учебном зе¬
нитно-артиллерийском лагере, которым успешно командовал С И Макеев31
Мой однополчанин по гражданской войне, седовласый и статный, Семен
Ильич невольно располагал к себе. Он обладал особым искусством готовить
части и соединения зенитной артиллерии в короткие сроки Лагерь стал
важным центром, в котором формировались, быстро оснащались техникой,
росли и крепли новые зенитные части и соединения.
РАДОСТНАЯ ВЕСНА
Меня особенно тревожила операция на Карельском перешейке Финлян¬
дское командование под руководством немецких военных инженеров соз¬
дало за эти годы долговременные полосы обороны со значительным
количеством железобетонных и прочных деревоземляных сооружений В
30 км от переднего края была сооружена главная оборонительная полоса
со множеством дотов — раньше ее не было. В ее строительстве принимала
участие немецкая военно-строительная организация "Тодт"32. А далее
простиралась пресловутая линия Маннергейма, значительно усовершенст¬
вованная. Наконец, перед самым Выборгом была создана еще одна
оборонительная полоса. Все эти четыре полосы именовались Карельским
валом.
В наши руки попал тогда важный и интересный документ о положении в
финской армии в 1944 г. по сравнению с 1939—1940 гг.» в котором гово¬
31 М&кеев, Семе/f Ильич (1898—1987) — генерал-лейтенант артиллерии. В Великую Отече
ственную войну — заместитель командира корпуса ПВО, начальник учебного зенитно-ар¬
тиллерийского лагеря, командир корпуса ПВО, командующий зенитной артиллерией войск ПВО
страны (1946—1948).
32Годг, Фриц (1891—1942) — военный деятель фашистской Германии, министр вооружения
(1940). Его имя связано со строительством дорог и позиций инженерных сооружений (линия
Зигфрида, Атлантический вал).
125

рилось: "В настоящее время и на нынешних позициях наши возможности во
много раз превосходят нашу оборонительную способность в период зимней
войны 1939—1940 гг."
Артиллеристы Ленинградского фронта усиленно готовились к штурму
Карельского вала. Хорошо работала артиллерийская разведка, тщательно
была изучена система инженерно-оборонительных сооружений противника.
В мае были проведены зачетные боевые стрельбы и полевые учения
совместно с пехотой. Это были как бы репетиции боевых действий: на
полигонах создавались узлы обороны, точь-в-точь как финские. Артил¬
леристы вели огонь по дотам и дзотам, учились штурмовать их вместе с
пехотой. Наши представители докладывали о высоком уровне боевой
подготовки артиллеристов Ленинградского фронта.
Бог войны — артиллерия должна была сыграть в этой Выборгской
наступательной операции выдающуюся роль — "прогрызть" Карельский вал.
На Карельском перешейке мы добились шестикратного количественного
превосходства над артиллерией противника и подавляющего качественного
преимущества. Балтийский флот выделил около 170 орудий калибра от 100
до 406-мм. Из РГК было направлено пять отдельных дивизионов артиллерии
особой мощности 280—305-мм калибра33, в том числе 34-й мортирный
дивизион под командованием подполковника А.В. Андреева. Действия этого
человека я высоко оценил в советско-финляндской войне 1939—1940 гг.
Тогда его дивизион успешно разрушал сооружения противника в районе
Суммы на линии Маннергейма.
Кроме того, на Карельский перешеек были направлены две артил¬
лерийские дивизии прорыва34 . которые первоначально намечалось отпра¬
вить на другой фронт. Словом, мы создали на перешейке мощный артил¬
лерийский кулак, обеспеченный изрядным количеством боеприпасов.
Хотя использование резервов Ставки было заблаговременно спланиро¬
вано и распределено по фронтам; Сталин неожиданно дал новые, допол¬
нительные распоряжения: послать зенитную дивизию на 2-й Белорусский
фронт.
— Все срочно грузить и отправлять! — сказал он в заключение.
Я понимал, конечно, что военная обстановка диктовала максимально
подкрепить фронты, изготовившиеся к большому наступлению. Почему
фронты не просили подкрепления раньше, две-три недели назад, когда
утверждались планы этих операций? Внезапные распоряжения в последнюю
минуту всегда вносили излишнюю нервозность, штурмовщину, нарушали
планомерность в работе гигантского военного организма. Кроме того,
резервы наши не были беспредельны. Обычно те части и соединения,
которые уходили из резерва Ставки на фронты, задерживались там очень
долго, до полного окончания операций. Их уже трудно было считать в это
время в составе РГК.
Снова начинались сложные подсчеты всех наших возможностей, пере¬
говоры с Генеральным штабом.
Как бы то ни было, штаб артиллерии и ГАУ самим ходом событий
оказались в курсе всех важнейших операций. Несмотря на множество
трудностей, мы продолжали планирование новых формирований, снаб¬
жение фронтов вооружением, техникой и боеприпасами. 10 июня войска
^гвО-мм мортира образца 1939 г. (БР-5) артиллерии РГК. Дальность стрельбы —10 700 м, вес
снаряда —246 кг, вес орудия в боевом положении —18 400 кг. Предназначена для разрушения
долговременных сооружений.
34Дртиллерийский корпус прорыва — соединение РГК. Впервые формируются весной
1943 г. с целью создания крупных артиллерийских группировок на направлении главного
удара во фронтовых операциях.
126

Ленинградского фронта перешли в решительное наступление, после произ¬
веденного накануне разрушения оборонительных сооружений.
Самым поразительным событием был быстрый и успешный штурм главной
оборонительной полосы противника. Враг рассчитывал, что перегруп¬
пировка наших войск перед этой полосой обороны займет длительное
время, как это было перед линией Маннергейма в 1939 г. Чтобы обеспечить
внезапность удара, командование Ленинградского фронта спланировало
произвести молниеносную перегруппировку войск — за одни сутки. Осо¬
бенно сложной была перегруппировка большого количества артиллерии.
Многие артиллерийские части очень быстро, скрытно от противника
перешли с одного фланга на другой в непосредственной близости от
расположения вражеских войск. Артиллеристы Ленинграда проявили мане¬
вренность, гибкость, высокое мастерство. Артиллерия крушила железо¬
бетонные доты, бронеколпаки, капониры, блиндажи, проделывала проходы
в минных полях, надолбах.
Когда эта линия была взята, мы получили ее подробные описания. Хотя и
раньше было известно о ее масштабах, некоторые детали поразили всех.
Один из опорных пунктов имел даже подземную железобетонную галерею,
которая соединяла доты и бронеколпаки.
Овладев главной оборонительной полосой, пехота и танки вырвались на
оперативный простор и с ходу успешно штурмовали линию Маннергейма.
Всегда с понятным волнением я прислушивался к телефонным звонкам
командующего артиллерией Ленинградского фронта ГФ. Одинцова. Там, на
Карельском перешейке, воевал мой сын Владимир, именно в тех местах, где
я был зимой в советско-финляндскую войну. Каждый раз я успокаивался,
узнав, что с ним все в порядке, о чем сразу сообщал встревоженной матери.
Через десять дней после начала наступления был освобожден Выборг
Молниеносная Выборгская операция на Карельском перешейке показала
возросшее мастерство советских артиллеристов, пехотинцев и танкистов,
высокое искусство их взаимодействия. Так, в небывало короткий срок пал
Карельский вал.
В горячке тех дней я не мог думать о своем здоровье, а оно все более
ухудшалось. Меня все же уложили на несколько дней в госпиталь на
Арбате, в Серебряном переулке. Как только боли слегка утихли (результат
автокатастрофы в 1939 г), я вырвался на работу. Сталин, увидев меня,
сказал-.
— Вы плохо выглядите. Надо лечиться. Мы думали послать вас пред¬
ставителем Ставки на юг, но вам в таком состоянии ехать нельзя.
Через несколько дней я снова почувствовал себя плохо и вновь вынужден
был лечь в госпиталь. Хотя мне было обещано, что срок лечения будет
коротким, врачи во главе с П.В. Мандрыкой намеревались, по всем при¬
знакам, задержать меня на длительное время. Между хирургами и тера¬
певтами шли затяжные споры: оперировать или нет.
Спал я плохо, ночи казались бесконечно длинными, все мысли были
заняты предстоящими наступательными действиями на фронтах. На время
медицинских исследований я поставил условие, чтобы ко мне пропускали
моих друзей — военных, иначе у меня не будет душевного спокойствия.
Этот ультиматум был принят, хотя и с оговорками:
— Вы должны отключиться от всех дел, ведь даже сон у вас расстроен.
Будем пропускать только ваших близких друзей. Служебные разговоры
запрещаются.
И вот мой адъютант, сноровистый Игорь Александрович Соколов, стал по
очереди вызывать моих подчиненных. Они приходили, вытаскивали из-под
кителей документы, словом, моя палата превращалась в служебный кабинет

командующего артиллерией, где решались важнейшие вопросы обеспечения
наступательных операций. А стоило вдалеке появиться врачу, как бумаги
по сигналу недремлющего Соколова быстро исчезали и разговор заходил о
футболе (начал разыгрываться кубок СССР по футболу), весенней охоте на
тяге вальдшнепов, семейных новостях.
Нет, в те дни я решительно не мог отключиться от дел: в Брянских лесах,
на Волге, под Москвой, на левобережной Украине формировались новые
артиллерийские дивизии и корпуса. Около трех десятков артиллерийских
училищ, высшие артиллерийские школы и академия ждали срочных
указаний об ускоренных выпусках в этом году. Я нес ответственность за всю
ПВО страны. Масштабы и размах предстоящих операций на ряде фронтов
также требовали решения важнейших вопросов как по артиллерии, так и по
ПВО войск страны.
Чуть боли стихли, я вышел из госпиталя и опять принялся за текущую
работу.
БЕЗ ПАУЗ
Фронт наступления все расширялся и расширялся. Красная Армия ус¬
пешно двигалась на запад — от моря до моря.
Когда я находился на 1-м Белорусском фронте, ко мне пришла тревожная
записка от начальника штаба артиллерии Самсонова. Он докладывал, что
артиллерийские резервы быстро истощаются, и предлагал поставить вопрос
перед Ставкой о дополнительном формировании семи артиллерийских
бригад различного назначения.
Когда я возвратился в Москву, вопрос о резервах встал особенно остро.
Подсчеты показали, что для обеспечения дальнейших крупных операций
надо срочно формировать не семь артиллерийских бригад — это было
ничтожно мало, а значительно больше. Требовалось переформирование
армейской и корпусной артиллерии, усиление мощности артиллерии. Эта
программа была вынесена на рассмотрение ГКО и ее утвердили. Сроки
выполнения этой программы были поставлены весьма краткие.
Самым сложным, конечно, оказался подбор кадров для новых артилле¬
рийских соединений. Если раньше П.В. Гамов (начальник управления кадров
артиллерии) разводил руками, когда надо было сформировать три новые
артиллерийские дивизии, то где взять кадры для новых пяти артил¬
лерийских корпусов, для целого ряда зенитных соединений и значи¬
тельного числа пушечных бригад?
Мы смело пошли на такой шаг: из ряда лучших артиллерийских корпусов,
дивизий и бригад, которые приобрели большой опыт, стали отзывать
заместителей командиров и назначать их командирами вновь формируемых
соединений и частей. Это вызывало немалое сопротивление. В Ставку тотчас
же посыпались жалобы; "У нас отбирают лучшие, закаленные кадры, нас
ослабляют!”
— Если вы не хотите отдавать заместителей, откомандируйте в наше
распоряжение командиров, а заместителей выдвигайте у себя, — отвечали
мы на эти претензии.
На это, конечно, никто не согласился.
Мы пошли на другую экстренную меру: в Артиллерийской академии,
высших артиллерийских офицерских школах и артиллерийских училищах
состоялся досрочный выпуск новых командиров. Они составили костяк
офицерского состава в формируемых соединениях и частях. Кроме того, на
каждом фронте были учебные офицерские и запасные артиллерийские
128

полки. Эти кадры также стали существенным резервом для формирования
новых частей.
Кроме офицерского состава требовалось большое количество рядовых,
людей образованных, технически подготовленных, которые смогли бы
быстро освоить новую боевую технику. В этом направлении проводило
большую работу управление формирований под руководством П.Е. Васю¬
кова. Ему пришлось выдержать тяжелую и длительную борьбу с Е.А. Ща-
денко — начальником Главного управления формирований Красной
Армии, добиваясь высококачественного пополнения для артиллерии. Мне
также пришлось принимать активное участие в этой борьбе. Щаденко любил
давать поучения, которые длились часами. Бывало, терпеливо слушаешь
его, а потом все-таки добьешься нужных решений.
Летом стали поступать новые образцы артиллерийского вооружения.
Всех радовала 100-мм пушка35 — гроза немецких тяжелых танков, созданная
коллективом во главе с В.Г. Грабиным. Этих пушек выпускалось с каждым
месяцем все больше и больше. Огромное воздействие на противника
оказывали новые 160-мм минометы36 конструкции И.Г. Теверовского. Теперь
они стали применяться массированно при мощных артиллерийских ударах
по врагу.
Каждое артиллерийское соединение являлось сложным организмом.
Кроме разнообразного артиллерийского вооружения и техники его надо
было снабдить многочисленными средствами, техникой связи, механиче¬
ской тягой, автотранспортом. Нам деятельно помогали управления Нар¬
комата обороны. Наиболее сложно было получить автотранспорт: тут нас
подстерегало множество неожиданных препятствий.
Однажды Сталин приказал немедленно отправить на один из фронтов
артиллерийский корпус в полной боевой готовности.
— Корпус готов, но отправить его нельзя: нет автомашин, — ответил я.
Сталин нахмурился.
— Сколько автомашин надо? — спросил он.
Я ответил, что по штатам, с учетом 20Z некомплекта, по решению ГКО
требуется 900 автомашин.
Сталин обратился к Маленкову и Берии:
— Выйдите отсюда и разберитесь, .откуда их взять. А вы останьтесь, —
сказал он мне. — Доложите о ходе новых формирований.
Он выслушал мой доклад и остался доволен.
Когда я вышел, меня встретили Маленков и Берия.
— Бери 400 машин, и разговор окончен! — сказал грубо Берия.
— Для артиллерийского корпуса требуется 900 автомашин. Это — мини¬
мум, — невозмутимо ответил я.
Разговор принимал все более резкий характер. Мне было предложено
ограничиться 450 автомашинами, потом 500.
— Я вернусь и доложу Верховному, что корпус отправить не смогу, —
твердо заявил я в конце концов.
— Куда подавать автомашины? — спросил уже другим тоном Маленков.
Что касается Берии, то после произошедшего инцидента мой зловещий
"куратор" (он как член ГКО отвечал за деятельность ГАУ и артиллерийское
производство) вновь начал тщательно собирать "компромат" на меня для
35100-мм пушка образца 1944 г. (ВС-3) противотанковой артиллерии. Дальность прямого
выстрела — 1 080 м, бронепробиваемость — 160 мм (на дальность 500 м), вес в боевом
положении — 3 650 кг. Основное средство борьбы с бронированными целями противника
36160-мм миномет, дивизионный, образца 1944 г. Дальность стрельбы — 5 500 м, вес мины —
40,5 кг. вес в бовевом положении — 1 170 кг. Предназначен для разрушения полевых соору¬
жений противника.
5 Новая и новейшая история, № 1
129

своего изуверского плана. Берия его осуществил в 1950 г., добившись
наконец-то у Сталина освобождения Воронова от занимаемой должности
(хотя он явно рассчитывал на большее). В числе предъявленных мне
обвинений, которые стали известны на процессе В.С. Абакумова в 1954 г. в
Ленинграде, были: слишком тесные контакты с ленинградскими
"заговорщиками" и давние связи с английской разведкой "Интеллидженс
сервис**. Мне пришлось испытать немало душевных мук, вызванных
вопиющей несправедливостью. Но, это случилось потом, уже после войны.
ИТОГИ ГОДА
В 1944 г. не раз мне приходилось слышать в Ставке высказывания, что
нужно подумать, как наградить нашу артиллерию за ее особые боевые
заслуги перед Родиной, проявленные в войне с немецко-фашистскими
захватчиками. А почему не установить праздник артиллерии в ознаме¬
нование ее успешного участия в Великой Отечественной войне? Так
возникла мысль об установлении дня артиллерии. Было решено обратиться
с этим в правительство. Во время моего ближайшего доклада в Ставке я
улучшил удобный момент и прямо поставил вопрос перед Сталиным о
своих соображениях по поводу праздника. Он меня внимательно выслушал
и обещал подумать.
Я советовался со многими из моего управления, на какой знаменательной
дате остановиться. В этом вопросе мне пришел на помощь член Военного
совета артиллерии И.С. Прочко, который внес предложение обратиться к
исторической дате 19 ноября 1942 г. — дню начала сокрушающего удара,
доведенного до полного разгрома крупной немецкой группировки под
Сталинградом, где важную роль сыграла наша артиллерия.
Это предложение мне понравилось. Мною была представлена краткая
докладная записка, в которой предлагалось установление ежегодного
праздника артиллерии 19 ноября.
На следующий день, 21 октября 1944 г., во всех газетах был опубликован
Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР об установлении ежегод¬
ного праздника дня артиллерии Красной Армии, учитывая большие боевые
заслуги артиллерии Красной Армии на всех фронтах Отечественной войны в
борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.
Трудно передать словами всю ту неописуемую радость, которую про¬
являли в это время советские люди, все те, кому была дорога наша
артиллерия!
В приложении к докладной записке говорилось о мероприятиях,
проводимых в связи с предстоящим праздником: торжественное собрание в
Большом театре 18 ноября 1944 г. с участием представителей артиллерии
Красной Армии, работников наркоматов и предприятий, производящих
артиллерийское вооружение и боеприпасы; выставка в ЦДКА и выпуск
специального фотоальбома и сборника по истории артиллерии. Намечалось
провести 19 ноября товарищеский ужин. >
В тот же день все просьбы были удовлетворены, все утверждено. Военный
совет артиллерии решил взять всю организацию празднования на себя,
вплоть до распределения билетов в театр. i
Вдруг за два часа до начала торжественного заседания в Большом театре
мне было приказано позвонить Сталину. Он мне неожиданно сказал, что
торжественное заседание сегодня нужно будет отменить в связи с тем, ч^о
нельзя допускать в такое время большого скопления людей и что мы, взяв
все на себя, с этим не справимся. На столь непонятное решение у меня не
нашлось подходящих контрдоводов, и я с большим трудом выдавил только
130

одно слово: "слушаюсь", но тут же, взяв себя в руки, попросил разрешения
все остальное проводить согласно утвержденному им плану. Верховный в
ответ произнес: "Да, конечно, проводите. Мое указание касается только
сегодняшнего торжественного заседания". Такого удара никто из нас не
ожидал и не мог предвидеть! Всем было понятно, что обиженные деятели
органов госбезопасности во главе с Берией не могли допустить, чтобы без
их участия было проведено столь важное мероприятие.
Они проявили никому не нужную бдительность и сумели придумать ряд
доводов и, видимо, убедить, что нельзя проводить торжественного
заседания в Большом театре (хотя до этого ежегодно в Кремле проводились
торжественные заседания по случаю праздников Октябрьской революции) —
как бы чего не вышло!
Пришлось принимать срочные меры, мобилизовать все силы и возмож¬
ности, чтобы извиниться и успеть предупредить всех приглашенных на
торжественное заседание о его отмене.
В воинских частях и соединениях, на фронте и в тылу, в учебных
заведениях и учреждениях, на предприятиях, в совхозах и колхозах
прошли свои собрания, на которых с большим подъемом отмечали наш
первый день славного праздника.
2 декабря в Москву прибыл председатель Временного правительства
Французской Республики генерал Шарль де Голль, Ж. Бидо, генерал
А. Жюэн37 и другие официальные лица для заключения договора о союзе и
взаимной помощи между СССР и Французской Республикой.
В Кремле был дан обед в честь Ш. де Голля и сопровождающих его лиц. В
числе приглашенных на обед довелось быть и мне. Обед прошел в теплой,
дружеской обстановке. Рослый и плечистый де Голль своей нераз¬
говорчивостью и вялой речью совсем не походил на обычных французов.
Вскоре можно было видеть его изрядно уставшим и безразлично смотрящим
на все окружающее. По установившемуся в Кремле обычаю после весьма
затянувшегося обеда гостям обычно демонстрировали какой-либо кино¬
фильм. На этот раз была показана старая картина "Если завтра война",
которую Сталин почему-то особенно любил показывать иностранцам. При
показе этого фильма Сталин всегда разъяснял, что в нем военная техника
уже устарела, а боевая сущность ее применения в картине отражена
правильно.
После окончания фильма вновь были подняты бокалы за дружбу и союз, за
полную победу над фашистской Германией. Де Голль вдруг оживился и
охотно поднимал бокал за бокалом. Ко мне подошел генерал Жюэн и стал
говорить о давней традиционной дружбе французских и русских артил¬
леристов. Он напомнил, что до и во время первой мировой войны
артиллеристы обеих стран никогда не скрывали своих новинок в области
тактики и стрельбы.
— К нам во Францию всегда приезжали учиться русские артиллеристы, —
говорил он. — Но теперь пришли другие времена. Советская Россия
обладает мощной артиллерией, русские артиллеристы теперь имеют
высокие знания и громадный боевой опыт.
Тут Жюэн обратился ко мне с просьбой разрешить французским офи¬
церам-артиллеристам приезжать учиться у русских современному воен¬
37Жюэн, Альфонс (1888—1967) — маршал Франции. В 1939—1940 тт. — командир пехотной
дивизии, с 1942 г. — командующий французскими войсками в Тунисе, с 1944 г. — командующий
экспедиционным корпусом в Италии. В 1947—1951 гг. — Главнокомандующий французскими
войсками в Северной Африке, в 1951 — 1956 гт. — командующий Сухопутными войсками НАТО в
Центральной Европе.
131
5*

ному искусству и мастерству. Я посоветовал ему поставить этот BOfifSbc
официально перед Советским правительством.
...Не сбылись мои предположения о завершении войны в 1944 г. Но битва
уже переносилась в логово фашистского зверя. До полной победы оста¬
валось недалеко. Надо было готовиться к завершающим наступательным
операциям в новом, 1945 г.
ЗАВЕРШЕНИЕ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ
Штурм Берлина
После окончания Ялтинской конференции и возвращения нашей деле¬
гации в Москву в Ставке началась деятельная подготовка к Берлинской
операции, в которой нужно было использовать все наши артиллерийские
резервы с тем. чтобы иметь в решающей битве подавляющее превосходство
над врагом.
На основе полученных указаний в Ставке участвующие в Берлинской
операции три фронта — 2-й и 1-й Белорусский и 1-й Украинский — должны
были иметь на участках прорыва среднюю плотность свыше 250 орудий и
минометов на один километр фронта. Против немецкой артиллерийской
группировки на подступах к Берлину, имевшей в своем составе около 8 тыс.
орудий и минометов, наши три наступающих фронта сумели сосредоточить
более 41600 орудий и минометов, в том числе около 14 тыс. орудий и
минометов калибра 100-мм и выше.
20 апреля 1945 г мною была получена телеграмма следующего со¬
держания:
"Москва. Главному маршалу артиллерии Воронову.
Доношу, в 13 час. 50 мин. 20 апреля 1945 г, 136-я пушечная артил¬
лерийская бригада 3-й ударной армии открыла огонь по северо-восточной
окраине города Берлина. Командир бригады подполковник Писарев А.И.
Подробности позднее. Командующий артиллерией* 1-го Белорусского
фронта генерал-полковник артиллерии В. Казаков38*. Такие же донесения
стали поступать и из других частей.
Мне понравилось решение командующего 1-м Белорусским фронтом
Жукова начать в Берлинской наступательной операции артиллерийскую
подготовку и атаку пехоты и танков еще до рассвета, с помощью про¬
жекторов ослепить противника. У меня также вызвало удовлетворение и
решение командующего 1-м Украинским фронтом И.С. Конева прорывать
вражескую оборону с широким применением дымовых завес. Однако ре¬
шения обоих командующих ставили в особо трудные условия нашу артил¬
лерию.
Мною было приказано командующему Северо-Западным фронтом ПВО
Д.А. Журавлеву39 выделить зенитные прожекторы для обеспечения боевых
действий пехоты и танков 1-го Белорусского фронта.
На другой день Казаков, большой знаток стрельбы артиллерии, позвонил
мне и попросил совета, как обеспечить высокую эффективность огня во
38Казаков, Василий Иванович (1898—1963) — маршал артиллерии, видный специалист в
области боевого применения артиллерии. В Великую Отечественную войну — начальник ар¬
тиллерии армии, командующий артиллерией Брянского, Сталинградского, Донского, Бело¬
русского, 1-го Белорусского фронтов. Отличился в Московской, Сталинградской и Курской
битвах, в Берлинской операции. С 1958 г. — начальник войск ПВО сухопутных войск.
^Журавлев, Даниил ДрсентъевичПЭОО—1974) — генерал-полковник артиллерии, в Великую
Отечественную войну — командир корпуса ПВО. командующий Московским фронтом ПВО,
Особой московской армией и Западным фронтом ПВО. После войны — заместитель ко¬
мандующего войсками ПВО страны.
132

дремя ночной артиллерийской подготовки по исчисленным данным или по
полученным стрельбой в дневное время. Вопрос был очень серьезный и
требовал немедленного ответа. К счастью, я много занимался проблемами
стрельбы артиллерии без пристрелки. Пришлось посоветовать организовать
временный тыловой артиллерийский полигон, на котором ежедневно
проводить пристрелку орудий различных калибров в дневных условиях и
по этим же данным стрелять в ночных условиях с тех же огневых позиций,
по пристрелянным точкам ночью проводить контрольные группы выстре¬
лов. а потом опытным путем получить действительные исходные данные
для стрельбы. В связи с тем. что началась устойчивая весенняя погода, все
утренние, предрассветные данные не могли давать больших колебаний. Мой
совет был принят и проверен в боевой практике. Действительность огня
артиллерии оказалась на высоком уровне.
Масса боевой артиллерийской техники и боеприпасов была направлена к
Берлину. Лишь на 1-й Белорусский фронт было стянуто 22 тыс. орудий и
минометов. К началу операции было подвезено 7140 тыс. снарядов.
Наступление на Берлин началось в пять часов утра 16 апреля, и впервые в
истории войн артиллерийская подготовка небывалой силы велась ночью в
полной темноте. В 5 час. 2^ мин. весь плацдарм вдруг осветился ярким
огнем — вспыхнули 143 мощных прожектора, противник был ослеплен, а
наши войска воспользовались хорошей видимостью и устремились в атаку.
Короткая ночная артиллерийская подготовка — она длилась всего 25 ми¬
нут — была весьма эффективна.
После артиллерийской подготовки войска устремились на штурм. Один за
другим падали опорные пункты гитлеровцев на подступах к Берлину. Бои
приближались к его центру. 30 апреля передовые части подошли к рейх¬
стагу. 89 орудий открыли огонь прямой наводкой. После 30-минутной
артиллерийской подготовки штурмовые группы, в состав которых входили
и артиллеристы, начали штурм рейхстага. В результате упорного боя в 14
час. 20 мин. над рейхстагом взвились красные знамена победы. 2 мая
берлинский гарнизон прекратил сопротивление и сдался в плен!
Незадолго перед началом Берлинской операции мне В.И. Казаков доло¬
жил по телефону, что 1-му Белорусскому фронту нужно срочно направить
дополнительно еще 100 тыс. гаубичных 122-мм снарядов. Цифра немалень¬
кая! Признаюсь, мне тогда было непонятно, как можно так грубо про¬
считаться. Я был уверен, что эта добавка требовалась в порядке пере¬
страховки.
Я пообещал Казакову проверить наши возможности. Часа через два по¬
звонил Жуков и как первый заместитель Верховного предложил срочно
подать фронту требуемые 100 тыс. гаубичных снарядов. Пришлось Яковлеву
и его заместителю И.И. Волкотрубенко40 сформировать на 1-й Белорусский
фронт ряд транспортов, ускорить сборку новых партий боеприпасов и
включить в график подачи 1-му Белорусскому фронту в короткие сроки
требуемые еще 100 тыс. гаубичных снарядов.
u Когда закончилась Берлинская наступательная операция, мне снова
позвонил Казаков и виноватым голосом сообщил, что 100 тыс. гаубичных
* AQ Волкотрубенко. Иван Иванович (1896—1986) — генерал-полковник артиллерии, круп¬
нейший теоретик и практик службы артиллерийского вооружения. В Великую Отечественную
врйну — начальник организационно-планового управления ГАУ. первый заместитель
начальника ГАУ (1947—1950), начальник ГАУ (1950—1951). По ложному обвинению отстранен от
должности и находился под следствием (1951—1953). Начальник Высшей офицерской
артиллерийской технической школы (1953—1959), начальник Пензенского высшего артил¬
лерийско-инженерного училища (1959—1967). Автор многочисленных трудов по теории и
истории службы артиллерийского вооружения.
133

снарядов, присланных дополнительно фронту, не нужны, их некуда деват^п
просил немедленно забрать. Вот к чему может привести просчет или
перестраховка командующего артиллерией фронта! Сколько из-за этого
было напрасно потрачено средств, усилий, человеческой энергии!
ДНИ ЛИКОВАНИЯ
Утром 7 мая 1945 г. на Западном фронте в районе Реймса во Франции
крупная немецко-фашистская группировка прекратила сопротивление и
стала сдаваться в плен. Это событие наши союзники поспешили оформить
протоколом капитуляции войск противника в упомянутом районе, под
которым стояла подпись генерал-майора артиллерии И.А. Суслопарова как
представителя СССР. Начальник Генерального штаба А.И. Антонов, узнав об
этом, направил главам английской и американской военных миссий в
Москве документ с требованием о подписании генерального акта о без¬
оговорочной капитуляции в Берлине 8 мая 1945 г. взамен временного
протокола, подписанного в Реймсе. В тот же день было получено послание
генерала Эйзенхауэра с согласием на приезд союзных представителей в
Берлин 8 мая для подписания окончательного акта о безоговорочной
капитуляции германских вооруженных сил.
Днем 7 мая меня вызвал по телефону Сталин и раздраженным тоном стал
задавать мне вопросы: чем знаменит у нас генерал-артиллерист Суслопаров
и известно ли мне, что он осмелился без ведома и разрешения Советского
правительства подписать документ столь огромного международного
значения — о капитуляции гитлеровских войск союзникам в районе Реймса.
При этом мне было сказано немало резких слов о том, что я плохо вос¬
питывал артиллерийские кадры.
В заключение он добавил, что Суслопаров срочно вызван в Москву и
будет строго наказан. На этом разговор и закончился. Допущенная оп¬
лошность И.А. Суслопарова (он был первым начальником штаба артиллерии
Красной Армии в 1941 г.) не давала мне покоя. Я не знал, как и зачем он
оказался в районе Реймса. В эти праздничные дни мне все время не давал
покоя вопрос, как защитить хорошего генерала. Наконец мне удалось его
устроить в одну из военных академий начальником курса.
После подписания акта о безоговорочной капитуляции 'гитлеровской
Германии я на радостях внес предложение в Ставку отметить знаме¬
нательную победу мощным артиллерийским салютом из 1 тыс. орудий 30
артиллерийскими залпами. Предложение было принято, и нам пришлось
срочно готовить такой мощный московский салют. Нужно было выбрать
новые огневые позиции для салютующей артиллерии с учетом необходимых
мер безопасности и сбережения оконных стекол в столице, а также
организовать надежную связь и управление.
Перед началом исторического салюта в честь Дня Победы я не мог
удержаться, чтобы с семьей не побывать на праздничных улицах столицы
среди ликующего народа. Это было незабываемое зрелище. Люди обнима¬
лись. пели, смотрели красивый фейерверк, аплодировали мощным ору¬
дийным залпам.
21 мая состоялось совещание под председательством Сталина, на кото¬
ром обсуждались проблемы предстоящей демобилизации из рядов армии.
По поводу сокращения наших вооруженных сил Сталин сказал, что
прежде всего на 50% надо сократить войска ПВО и кавалерию, на 35—50%
пехоту, в некоторой степени сокращение должно коснуться авиации и
артиллерии. Меня тогда очень удивило отношение Верховного к войскам
134

ПВО Между тем через три-четыре месяца мы должны были вступить в войну
с Японией — войска ПВО были крайне нужны на Дальнем Востоке.
Пришлось мне и моим заместителям всячески противодействовать этим
неразумным мероприятиям, доказывая необходимость постепенного сокра¬
щения войск ПВО в более долгий срок. Это было решено положительно.
День 24 июня 1945 г. остался в памяти на всю жизнь. В этот день в Москве
состоялся Парад Победы. Небо было хмурым. Над Красной площадью
повисли темные тучи, предвещая дождь. Но трибуны были до отказа
переполнены ликующим народом. Войска проходили торжественным мар¬
шем. Отличную оценку получили артиллерийские части.
На следующий день в Кремле состоялся прием участников Парада Победы.
Звучали тосты за военные советы фронтов, перечислялись фамилии полко¬
водцев, в том числе командующих артиллерией фронтов. После второго или
третьего тоста Сталин сказал: "Это неправильно. За артиллерию нужно
произнести отдельный тост". Он подозвал меня и попросил составить
список маршалов артиллерии и генералов-артиллеристов — командующих
артиллерией фронтов.
Мне пришлось выйти из Георгиевского зала, добыть два листа бумаги,
сесть за маленький столик у дверей, ведущих в зал, и заняться выполнением
полученного поручения. Когда я вернулся, от меня сразу потребовали мой
список, и тут же был произнесен тост за советскую артиллерию, за ее
маршалов и генералов, за весь ее личный состав. Все бывшие в зале маршалы
артиллерии, генералы-артиллеристы, перечисленные Сталиным, подходили
к правительственному столу и принимали поздравления в свой адрес. На
другой день во всех газетах было описано наше празднование в Кремле, все
фамилии артиллеристов, объявленных на приеме, были упомяцуты в
печати, кроме двух, к моему удивлению» — С.А. Краснопевцева и П.Н. Нич-
кова, которые были записаны на втором листе и, видимо, затерялись при
передаче этого списка. Мне было очень неприятно» но исправить слу¬
чившуюся несправедливость не удалось.
Прошло почти 20 лет после окончания Великой Отечественной войны,
когда наш народ и его Вооруженные Силы довели навязанную нам войну до
победного конца. Несмотря на неслыханные довоенные репрессии, опу¬
стошившие командные кадры армии, на допущенные Сталиным грубейшие
военно-политические ошибки, на захват врагом большой территории
советской земли с ее несметными богатствами, с десятками миллионов
советских граждан, наш народ остановил вражеские полчища, заставил
врага обороняться, навязал ему свою инициативу, развеял миф о его непо¬
бедимости. Но достигнутая победа досталась огромной ценой неимо¬
верного количества человеческих жизней.
135

Документальные очерки
© 1992 г.
В.М. X ЕВРОЛ И НА
РОССИЙСКИЙ ДИПЛОМАТ ГРАФ Н.П. ИГНАТЬЕВ
Николай Павлович Игнатьев оставил заметный след во внешней политике
России в 50—70-х годах минувшего столетия. Он — один из немногих
русских дипломатов, стремившихся способствовать проведению так называ¬
емой "национальной'* внешней политики, направленной на активизацию
действий России на международной арене и возрождение ее внеш¬
неполитического могущества.
Н.П. Игнатьев более 20 лет отдал дипломатической деятельности, в те¬
чение 13 лет был послом в Константинополе. С его именем связаны многие
яркие страницы истории внешней политики России того времени, в том
числе заключение Пекинского (1860 г.) и Сан-Стефанского (1878 г.) дого¬
воров. Затем он занимал важные государственные посты — был министром
государственных имуществ, министром внутренних дел, членом и предсе¬
дателем ряда общественных организаций. Казалось бы, такая фигура
должна была привлечь к себе внимание исследователей. Но Игнатьеву в
этом плане не повезло: в отечественной литературе его жизни и деятель¬
ности практически не уделялось внимания. Его смерть в 1908 г. была
отмечена несколькими скромными некрологами. В следующем, 1909 г. вышло
несколько небольших работ, посвященных его деятельности на Балканах1.
Советские историки кратко касались деятельности Игнатьева лишь при
рассмотрении отдельных страниц истории внешней политики России1 2.
Значительно более разнообразна зарубежная историография. Так, в
Болгарии еще в 1938 г. о нем была издана небольшая монография, ряд книг и
статей касались отдельных сторон его дипломатической деятельности3.
Наиболее значительным исследованием является книга Г. Хюнинген,
посвященная деятельности Игнатьева в период Восточного кризиса
1875—1878 гг.4 *. Все эти работы основаны главным образом на опубли-
1 Памяти графа Н.П. Игнатьева. Речи, произнесенные на торжественном собрании С.-Петер¬
бургского славянского благотворительного общества 30 ноября 1909 г. СПб., 1909: Дмит¬
риевский А.А. Граф Н.П. Игнатьев как церковно-политический деятель на православном
Востоке. СПб, 1909.
2 Халфин НА. Политика России в Средней Азии (1859—1868). М., I960; Сенкевич И.Г. Россия >г
Критское восстание (1866—1869). М., 1970; Чернов С.Л. Россия на завершающем этапе Восточного*
кризиса 1875—1878 гг. М.» 1984, и др.
3 Граф Н.П. Игнатиев. Спомен четен на торжественото събрание на Българско книжовнб1
дружество от Марко Д. Балабанов. София, 1909; Йоцов Д. Граф Игнатиев и нашего осво¬
бождение. София, 1938; Кирил, патриарх българскн. Граф Н.П. Игнатиев и българският църковен
въпрос, т. 1. София, 1958; Meininger Т.А. Ignatiev and the Establishment of the Bulgarian Exarhate
(1764—1872). — A Study in Personal Diplomacy. Madison, 1970; Strong J.W. The Ignat'ev Mission
to Khiva and Bukhara in 1858. — Canadian Slavonic Papers, v. XVII, 2—3. Ottawa, 1975.
4 Huningen G. Nikołaj Pavlovi? Ignat’ev und die russische Balkanpolitik. 1875—1878.
Gottingen— Zurich—Frankfurt, 1968.
136

МЭДнных источниках — Игнатьев оставил несколько томов записок, из¬
данных еще до 1917 г.5, да и в последующий период издавался ряд его
дипломатических документов. Практически вне поля зрения исследо¬
вателей оказались богатейшие материалы личного фонда Игнатьева,
хранящиеся в Центральном государственном архиве Октябрьской рево¬
люции (ЦГАОР) СССР» позволяющие значительно расширить представление о
деятельности» да и о личности Игнатьева. Данная статья призвана воспол¬
нить этот пробел.
Игнатьев родился 17 января 1832 г. в Санкт-Петербурге. Его отец — Павел
Николаевич Игнатьев занимал ответственные государственные посты; был
директором Пажеского корпуса, санкт-петербургским генерал-губер¬
натором, в 70-х годах — председателем Комитета министров. В 1877 г. он
получил графский титул. В родословной, сохранившейся в бумагах
Игнатьева, их род возводится к черниговскому боярину Федору Бяконту,
поселившемуся в Москве при Иване Калите6. Игнатьевы были в родстве с
другими знатными фамилиями — Плещеевыми, Басмановыми. П.Н. Игнатьев
был состоятельным человеком: ему принадлежали четыре имения в Твер¬
ской губернии с общим числом крестьян — 800 душ. Его жена, мать Н.П.
Игнатьева» — Мария Ивановна — владела каменным домом в Петербурге и
дачей в Петергофе7.
Николай Игнатьев и его младший брат Алексей были отданы в Пажеский
корпус, а затем Обучались в академии Генштаба, которую Николай закончил
в 1853 г. с большой серебряной медалью8. Его блестящие способности обра¬
тили на себя внимание Николая I. Император предполагал отправить Н.П.
Игнатьева в составе миссии А.С. Меншикова в Турцию и повелел ему изучать
турецкий язык9. В фонде Игнатьева сохранилась тетрадь с упражнениями
по турецкому языку10 11. Однако поездка в Турцию не состоялась.
Во время Крымской войны Игнатьев находился в так называемых образ¬
цовых войсках, размещенных на прибалтийском побережье для его охраны
и возведения там укреплений. После окончания войны ему был присвоен
чин ротмистра, а в июле 1856 г. он был назначен военным агентом (атташе) в
Лондон. Это ответственное назначение Игнатьев получил в силу прояв¬
ленных им деловых качеств, благодаря которым на него обратили внимание
руководители военного министерства.
После Крымской войны правящие круги России считали Англию своим
основным противником. Игнатьеву было поручено изучить все новейшие
достижения артиллерийского и инженерного дела в Англии и установить
возможность их применения в России, а также “привести в ясность военно¬
политические замыслы врагов наших в Европе и Азии"11. Одновременно он
находился в распоряжении друга его отца, российского посла в Париже
П.Д. Киселева, тепло относившегося к молодому дипломату. По заданию
6 Игнлтьев НП. Отчетная записка, поданная в Азиатский департамент в январе 1861 г.
генерал-адъютантом Н.П. Игнатьевым о дипломатических сношениях его во время пребывания
в Китае в 1860 г. СПб., 1895; его же. Миссия в Хиву и Бухару в 1858 г. СПб., 1897; его же. Поездка
графа Игнатьева по европейским столицам перед войной 1877—1878 гг. — Русская старина,
1914, т. 157—159; его же. Записки. — Исторический вестник, 1914, № 1—6; его же. Записки.
1864—1874. Пг., 1916: его же. Сан-Стефано. Пг.. 1916; его же. После Сан-Стефано. Пг., 1916.
6 ЦГАОР СССР, ф. 730 (Н.П. Игнатьев), on. 1, д. 1. л. 1.
7 Там же, д. 4, л. 1. Формулярный список Н.П. Игнатьева.
8 Там же, л. 2.
9 Там же, д. 124, л. 1. Автобиографическая записка Н.П. Игнатьева.
' 10 Там же, д. 49.
11 Там же, д. 124, л. 2.
137

Киселева Игнатьев в качестве военного эксперта участвовал в работе
Парижской мирной конференции и был привлечен к установлению новой
границы на юге России после отторжения от нее Южной Бессарабии. По его
настоянию удалось оставить за Россией территории с русским и бол¬
гарским населением (Болград и др.). Это было первым успехом Игнатьева на
дипломатическом поприще12.
Находясь в Англии, Игнатьев основательно изучил ее историю, внешнюю
политику, состояние колоний. Как отмечал болгарский исследователь
Д. Йоцов, “лондонская школа сформировала его ум, создала единую систему
в работе перед долгой дипломатической и государственной карьерой"13.
Пристальное внимание Игнатьева привлекала английская экспансия в
Малой Азии, на Аравийском полуострове, в Афганистане, угрожавшая
южным рубежам Российской империи.
Именно в это время Игнатьев окончательно утвердился в мнении, что
главным врагом России является Англия и что, нанеся ей удар в ее ази¬
атских колониях, Россия смогла бы решить свои задачи на Балканах.
Наиболее действенным такой план мог оказаться в Индии, где во второй
половине 50-х годов развернулось мощное национально-освободительное
движение против британского владычества. Еще раньше, в 1856 г, ряд
военных деятелей (генералы С.А. Хрулев, И.Ф. Бларамберг и другие)
выступили с проектами похода в Индию14. Эта мысль, по-видимому, за¬
нимала и Игнатьева. В донесениях из Лондона он сообщал подробности о
восстании сипаев, обращал внимание на сокращение военного бюджета
Англии, всячески стремился доказать, что настал благоприятный момент
для нанесения ей удара в этой колонии15. Но правительство России кате¬
горически отвергло все подобные планы: экономическое и внутри¬
политическое положение страны не позволяло начинать новую войну. Было
решено сосредоточить усилия на укреплении позиций в Средней Азии. Этот
регион в будущем мог стать ценным источником сырья и рынком сбыта
российских товаров, продвижение в этом направлении давало возможность
преследовать и внешнеполитические интересы, в перую очередь проти¬
водействовать английской агрессии в Центральной Азии.
В 1857 г. Игнатьеву пришлось покинуть Лондон. Как писал его племянник,
известный дипломат и писатель А.А. Игнатьев, причиной этого стал про¬
явленный Николаем Павловичем излишний интерес к новым образцам ан¬
глийских военных патронов16. Он отправился в путешествие по Европе и
Ближнему Востоку, при этом посетил Вену, Афины, Константинополь, Си¬
рию, Палестину, Египет. Здесь поездку пришлось прервать: Игнатьев был
вызван в Варшаву к Александру II. Император интересовался событиями в
Индии и Иране, где только что завершилась англо-иранская война из-за
Герата, и хотел узнать сведения из первых рук.
Вернувшись в Петербург, Игнатьев целиком отдался среднеазиатским
делам. Он подал несколько записок министру иностранных дел А.М. Гор¬
чакову, где обосновывал необходимость проникновения в Среднюю Азию.
По его мнению, это был наиболее эффективный способ противодействия
Англии, ибо “в войне, равно как и в мирное время, от относительного
t2 Там же.
13 Йоцов Д. Указ, соч., с. 25.
14 Штейнберг ЕЛ Английская версия о “русской угрозе’ Индии в XIX—XX вв. — Проблемы
методологии и источниковедения истории внешней политики России. M., 1986, с. 67—68.
15 ЦГАОР СССР, ф. 780, on. 1, д. 247, 269.
Игнатьев А.А. 50 лет в строю. М., 1948, с. 11.
138

положения России и Англии в Азии будет зависеть значение наше в целом
свете. В войне только в Азии можем мы вступить в борьбу с Англией с
некоторой вероятностью успеха и повредить существованию Турции47.
Однако, кроме стратегических задач, продвижение в Среднюю Азию должно
было преследовать и иные цели, так как этот регион, по мнению Игнатьева,
являлся единственным поприщем "нашей торговой деятельности и про¬
мышленного развития, слишком слабого, чтобы войти в состязание с Анг¬
лией» Францией, Бельгией, Америкой"17 18.
Игнатьев предлагал отправить в Среднюю Азию ряд научных экспедиций,
которые, помимо географических, геологических, ботанических и других
исследований, изучали бы возможности развития торговли и собирали
разведывательные сведения. Этот план был принят. В 1858 г. в Среднюю Азию
были отправлены три экспедиции, одной из них — во главе с Игнатьевым —
было поручено установить дипломатические отношения с Хивинским и
Бухарским ханствами, добиться там благоприятных условий для русской
торговли, выяснить степень английского проникновения в Среднюю Азию.
Миссия Игнатьева в общем увенчалась успехом. Хотя хивинский хан
отказался подписать соглашение с Россией, но в Бухаре Игнатьеву удалось
добиться заключения благоприятного для России договора, преду¬
сматривавшего свободное плавание по реке Амударье русских судов,
сокращение в два раза таможенных пошлин на ввозимые товары, учреж¬
дение в Бухаре торгового агентства. Бухарский эмир, враждовавший с
Хивой и Кокандом, был заинтересован в хороших отношениях с Россией. Он
согласился на освобождение русских пленных и выслал по просьбе Иг¬
натьева из Бухары английских агентов.
Результаты миссии Игнатьева были высоко оценены в Петербурге. На
отчетной записке Александр П поставил резолюцию: "Читал с большим любо¬
пытством и удовольствием. Надобно отдать справедливость генерал-
майору Игнатьеву» что он действовал умно и ловко и большего достиг, чем
мы могли ожидать"19. Однако сам Игнатьев полагал» что достигнутые ус¬
пехи нуждались в закреплении, так как на договоры с восточными пра¬
вителями нельзя было полностью полагаться, и предлагал продолжить
продвижение в Среднюю Азию. Наиболее действенными мерами в этом плане
он считал ослабление Хивинского ханства за счет отторжения от него
областей с казахским и каракалпакским населением, а также ослабление Ко-
канда путем отделения от него Ташкента и Туркестана, возведение укреп¬
лений в Прикаспии20. Эти экспансионистские планы вполне разделялись
многими военными, они находили поддержку и в правительственных кру¬
гах. С начала 60-х годов началась подготовка к захвату Средней Азии.
Игнатьев тем временем получил другое дипломатическое поручение.
К этому времени ставился вопрос о территориальном размежевании с
Китаем. Китай все более попадал в зависимость от европейских держав —
Англии и Франции, в то время как русско-китайские границы были оп¬
ределены весьма приблизительно. Это вызывало понятное беспокойство
России, рубежи которой на Дальнем Востоке практически не были
защищены. Для урегулирования мирным путем пограничных вопросов в
1857 г. в Китай направилась русская миссия во главе с Е.В. Путятиным. В мае
1858 г. было подписано два русско-китайских договора, по одному из них —
17 ЦГАОР СССР, ф. 730, on. 1. д. 304, л. 2. Записка Н.П. Игнатьева А.М. Горчакову.
18 Там же.
19 Там же, д. 300, л. 1.
20 Там же, д. 310, л. 1—2; д. 305, л. 8, 9.
139

'<ł ^птэимшнкро
Айгуньскому — Россия получала левобережье Амура, а территория от Ус¬
сури до моря признавалась общим владением. Однако китайское прави¬
тельство вскоре отказалось от ратификации этого договора, сочтя его для
себя невыгодным. Тогда в Китай и был направлен Игнатьев. Перед ним были
поставлены задачи добиться ратификации Айгуньского договора, опре¬
делить русско-китайскую границу в Приморье и содействовать расширению
русской торговли в Китае.
Игнатьев прибыл в Китай в разгар англо-франко-китайской войны. Тер¬
певшим поражение китайцам было не до переговоров о границе, в свою
очередь Англия и Франция не желали урегулирования русско-китайских
отношений, опасаясь усиления русского влияния в Китае. Ни одна из
воюющих сторон не желала вступать в сношения с русским представителем.
Но Игнатьев умел выжидать. Перед ним стояла сложная дилемма: он должен
был завоевать доверие союзников и защитить интересы России при за¬
ключении мира. При этом ему необходимо было вступить в переговоры с
китайцами втайне от Англии и Франции, устранив всякую возможность их
вмешательства21. Это была сложная задача, но тем не менее Игнатьев с ней
блестяще справился.
Воспользовавшись разногласиями в лагере союзников, он сумел уста¬
новить хорошие отношения с французским командованием, недовольным
действиями англичан, а затем и с английским уполномоченным лордом
Эльгином. Играя на слабых струнках тщеславного англичанина, Игнатьев,
по его собственным словам, “постоянно старался расположить лорда
Эльгина в нашу пользу, поддержать раздражение против американцев и
французов и убедить, что Англия должна действовать в Китае не против
России”22. В результате действий Игнатьева договор Англии и Франции с
Китаем не наносил ущерба интересам России.
Игнатьев снабжал союзников ценными сведениями о Китае, которые он
получал от русской духовной миссии в Пекине. Вскоре он полностью вошел
в доверие к союзникам, войска которых быстро приближались к Пекину.
Опасаясь, что столица будет разграблена и разрушена, китайцы обратились
к Игнатьеву с просьбой о посредничестве в защите города. Благодаря его
ходатайствам Пекин был спасен от разграбления союзными войсками,
вскоре после захвата покинувшими город. После этого китайская сторона
вынуждена была удовлетворить требования Игнатьева. 14 ноября 1860 г. в
Пекине был подписан русско-китайский договор, согласно которому опре¬
делялся участок русско-китайской границы в Приморье, в общих чертах
устанавливалась граница в Центральной Азии, предоставлялись сущест¬
венные привилегии для русских торговцев. К России отошла территория
Приморья до рек Уссури и Сунгари и озера Ханка.
Выгодные условия торговли с Китаем, зафиксированные в договоре, пер¬
выми оценили сибирские купцы. Более ста человек подписали адрес,
врученный Игнатьеву при проезде через Кяхту по пути в Санкт-Петербург,
где выражалась благодарность за защиту интересов русской торговли23.
Правительство также высоко оценило заслуги Игнатьева. В 28 лет он стал
генерал-адъютантом, был награжден орденами Станислава и Владимира. У
него установилась прочная репутация способного дипломата. Игнатьева
отличали инициатива и решительность, этим он выгодно отличался от
21 Игнатьев Н.П. Отчетная записка, поданная в Азиатский департамент в январе 1861 г.,
с. 3-4.
22 ЦГАОР СССР, ф. 730, on. 1. д. 310, л. 38-39.
23 Там же, д. 401, л. 1.
140

большинства русских дипломатов, особенно николаевского времени, не¬
охотно бравших на себя какую-либо ответственность, часто проявлявших
нерешительность и безынициативность. Но Игнатьева отличали не только
целеустремленность и энергия. Он был поистине человеком без пред¬
рассудков. ловким, находчивым, умевшим войти в доверие к партнеру,
сыграть на его слабостях. Использование разногласий и противоречий
между противниками России являлось одним из эффективных приемов,
применявшихся Игнатьевым. Использование этого метода и породило
мнение о его хитрости и коварстве24. Сам же Игнатьев отмечал в одном из
писем к родителям, что обладает русской сметкой, “которую люди при¬
нимают за хитрость и коварство"25.
Справедливости ради следует сказать, что эти качества Игнатьев про¬
являл только в интересах дела и не преследовал никаких личных целей.
Для дела он готов был преодолевать любые трудности. Немногие из
дипломатов того времени смогли бы совершить столь опасные путешествия
в Среднюю Азию и Китай по незнакомой местности, верхом, с небольшим
конвоем.
В июле 1861 г. Игнатьев возглавил посольство, направленное в Кон¬
стантинополь для участия в торжествах по поводу восшествия на престол
султана Абдул-Азиса. По возвращении он был назначен директором
Азиатского департамента министерства иностранных дел. сменив ушедшего
в отставку Е.П. Ковалевского. Это была довольно высокая должность, де¬
партамент ведал внешней политикой на Ближнем. Среднем и Дальнем
Востоке, в том числе на Балканах и в Средней Азии, где сосредоточились
основные внешнеполитические интересы России. Игнатьев хотя и признавал
почетность нового назначения, но в глубине души не был им доволен. Он
тяготился канцелярской работой, жаждал живого дела и при вступлении в
должность сказал императору, что не желал бы долго оставаться на этом
посту26. В качестве директора Азиатского департамента Игнатьев изложил
Александру II и Горчакову программу своей деятельности и свое пони¬
мание задач восточной политики России. Он считал необходимым согла¬
сование ее с западноевропейской политикой, подчеркивал их неразрывную
связь. По его мнению, министерство иностранных дел недооценивало роль
Азии и Востока.
На Балканах главную задачу дипломатии Игнатьев видел в восстанов¬
лении позиций России в этом регионе, для чего надо было отрешиться от
узко понимавшегося принципа защиты православия и перейти к поддержке
национально-освободительных стремлений балканских народов. В связи с
этим он подверг резкой критике появившееся в 1860 г. послание А.С. Хо¬
мякова и И.С. Аксакова “К сербам", объявлявшее православие единственно
истинной верой и призывавшее всех славян объединиться на его основе27,
хотя в целом Игнатьев разделял убеждения славянофилов и панславистов.
Озабоченность Игнатьева вызывал процесс формирования в славянских
землях в рамках национально-освободительных движений либерально¬
радикальных течений, однако он не предложил в своей программе путей их
нейтрализации. Позже, уже будучи послом в Константинополе, он имел
контакты с отдельными славянскими радикальными деятелями и даже ока¬
24 См., например: Феоктистов ЕМ. За кулисами политики и литературы. 1848—1896. Л., 1929,
с. 199—200; Чичерин Б.Н. Воспоминания. M., 1934, с. 78.
25 ЦГАОР СССР, ф. 730. on 1. д. 4486, л. 9. Письмо от 11.1.1865 г.
26 Там же, д. 507, л. 14. Конспект речи Александру II и Горчакову.
27 Там же, л. 18.
141

зывал им необходимую помощь. Так, он организовал побег из ссылки боО-
нийского революционера-демократа В. Пелагича и помог ему уехать в
Одессу. Эти факты говорят об известной гибкости Игнатьева.
Далее Игнатьев полагал, что следует активизировать русскую политику в
Средней Азии и на Дальнем Востоке, установить постоянные отношения с
Китаем, принять меры к освоению Дальнего Востока, создать там новые
океанские порты.
Программа Игнатьева показывала, что к этому времени он уже
сформировался как дипломат, выражавший взгляды так называемой "партии
действия". Ее лидерами были председатель Комитета министров Н.П. Га¬
гарин, военный министр Д.А. Милютин, идеологом — известный публицист
М.Н. Катков. Эта группировка выступала за активизацию внешней политики
России в Европе и Азии, за ее самостоятельность и независимость, крайне
неодобрительно относилась к союзу с Пруссией и Австрией. Политику
"партии действия" называли "национальной" в отличие от "кабинетной",
проводившейся Горчаковым и направленной на решение внешнепо¬
литических проблем в согласии с европейскими кабинетами. Однако глав¬
ные цели у обеих сторон были одни, различались они лишь по методам:
Горчаков был крайне осторожен и предпочитал мирные средства в решении
вопросов, "партия действия" считала возможным при необходимости при¬
бегнуть к силе, не учитывая при этом ни финансово-экономической
слабости страны, ни ее внутренней нестабильности.
Важной составной частью внешней политики на Балканах Игнатьев счи¬
тал решение проблемы проливов, установление контроля над ними России.
Проливы оставались в руках Турции и по условиям Парижского мирного
договора 1856 г. в мирное время были открыты для гражданских судов и
закрыты для военных. Однако султану предоставлялось право разрешать
проход военных судов дружественных ему держав. Последняя оговорка по
сути означала, что в Черном море могли появляться военные флоты со¬
юзников Турции, что угрожало безопасности южных рубежей России. Иг¬
натьев не исключал возможности прямо договориться с Турцией об изме¬
нении режима проливов в пользу России, а в случае сопротивления этому
европейских держав допускал их захват28. Он полагал, что создание неза¬
висимых славянских государств на месте европейских христианских про¬
винций Османской империи на Балканах необходимо для оказания давления
на Турцию. Именно они должны были стать опорой России в ее балканской
политике. Позже Игнатьев заметил: "Господство России в Царьграде, и осо¬
бенно в проливах, независимость славян в союзе и под покровительством
России по мнению каждого истого патриота выражает необходимое тре¬
бование исторического призвания развития России"29. В отличие от сла¬
вянофилов, которые придавали некий мистический смысл проблеме овла¬
дения проливами и Константинополем, видя в последнем центр будущего
Всеславянского федеративного союза, призванного бороться с "загни¬
вающей" германо-романской цивилизацией, Игнатьев подчеркивал практи¬
ческое значение проливов для России. Он справедливо считал, что необ¬
ходимость благоприятного режима проливов была обусловлена страте¬
гическими и экономическими задачами — обороной южных границ,
ускорением развития юга страны, интересами черноморской торговли
России.
Как истинный последователь славянофильства и панславизма Игнатьев
всю жизнь свято верил в то, что историческая миссия России состояла в со-
28 ЙоцовД. Указ, соч., с. 46.
29 Игнатьев Н.П. После Сан-Стефано, с. 107.
142

-баранин 'славянских земель и ограждении их от агрессии других евро¬
пейских держав. В своих записках он отмечал, что: "В видах ограждения
будущности России я считал необходимым, чтобы славянское знамя было
исключительно принадлежностью русского царя и чтобы отнюдь не допу¬
скать усиления влияния никакой другой державы, в особенности же Ав¬
стро-Венгрии, на Балканском полуострове"30. Он считал необходимым
развивать в славянах чувство преданности императорской России, с тем,
чтобы славянские земли на Балканах служили бы "для нас полным обеспе¬
чением для наших оборонительных или наступательных продвижений на
юге"31. В национально-освободительном движении балканских народов он
видел прежде всего орудие осуществления внешнеполитических задач
России. Как директор Азиатского департамента министерства иностранных
дел Игнатьев много сделал для укрепления русского влияния на Балканах.
Он активизировал деятельность российских консульств по оказанию помо¬
щи церквам, школам, беднейшим слоям населения, стремился к уста¬
новлению связей консульств с национальной интеллигенцией и т.д.
Замыслы и деятельность Игнатьева не пользовались симпатией со сторо¬
ны Горчакова, сторонника осторожной и выжидательной политики. Воз¬
можно. это было одной из причин, вследствие которой молодому дипло¬
мату пришлось вскоре оставить свой пост. В департаменте он чувствовал
себя не совсем уютно: несмотря на большой объем работы. Горчаков
отказывался предоставить ему отпуск, за три года не представил его ни к
одной награде32. Вместе с тем он считал Игнатьева ценным работником и.
когда тот решил оставить дипломатическую службу, убедил царя не от¬
пускать его. Самого же Игнатьева в это время больше интересовала адми¬
нистративная деятельность. Милютин приложил значительные усилия, что¬
бы добиться его назначения генерал-губернатором и командующим вой¬
сками в Степной край, но по настоянию Горчакова Игнатьев был назначен
посланником в Константинополь. "Я сказал государю. — говорил Горчаков
Игнатьеву. — что вы должны остаться в дипломатии, что вы созданы для
этого поприща по своим способностям и специальным, редким качествам"33.
В июле 1864 г. Игнатьев был назначен посланником в Константинополь, в
августе следующего года он получил чин генерал-лейтенанта, а в марте
1867 г. — звание чрезвычайного и полномочного посла. Ему было тогда все¬
го 35 лет.
Константинополь в то время был объектом активной дипломатической
деятельности крупных европейских держав. В задачу российской дипло¬
матии прежде всего входило усиление политического влияния страны, в
значительной степени утраченного после Крымской войны, прочие же ев¬
ропейские державы боялись этого и препятствовали ее стремлениям.
Российский представитель в Турции должен был. добиваясь поставленных
целей, тем не менее согласовывать свои действия с иностранными колле¬
гами. Посылая Игнатьева в Константинополь. Горчаков рассчитывал, что
тот будет придерживаться осторожного курса и действовать в рамках
"европейского концерта". На прощание министр сказал ему: "Самое назначе¬
ние ваше будет символом доброжелательства России и желания следовать
консервативной, а не революционной политике на Востоке"34. Требовалось
ПЛ
Игнатьев Н.П. Записки. — Исторический вестник. 1914, № 1, с. 55.
31 ЦГАОР СССР, ф. 730, on. 1, д. 587, л. 1.
32 Там же, д. 4486, л. 110. Письмо к родителям 15.IX.1864 г.
Там же. д. 528, л. 2. Записка Н.П. Игнатьева о беседе с Александром II и А.М. Горчаковым.
34 Там же. л. 4.
143

соблюдать осторожность в отношении национально^освобод^^ёльиогчрдби^
жения на Балканах. Россия опасалась, что всеобщее восстание там приведет
к распаду Османской империи, плодами чего в первую очередь могли вос¬
пользоваться европейские державы.
В Константинополь Игнатьев приехал с молодой женой Екатериной
Леонидовной, урожденной княжной Голицыной. По свидетельству совре¬
менников. это была очень красивая, блестящая и умная женщина, она стала
верным другом и помощницей своему мужу. Брак Игнатьевых был счаст¬
ливым. У них родилось шесть детей. Первый сын — Павел — умер в младен¬
ческом возрасте, этим же именем был назван третий сын, ставший в 1916 г.
министром народного просвещения. Е.Л. Игнатьева к тому же была очень
богата, ей принадлежали дом в Москве, обширные владения в Могилевской
и Киевской губерниях, среди которых Круподерницы — имение в Каза-
тинском уезде Киевской губернии стало любимым местом Игнатьева. На¬
езжая туда во время редких отпусков, он со страстью предавался сельско¬
хозяйственным занятиям, однако обширные проекты хозяйственных пре¬
образований. как правило, терпели крах, и жене, практической женщине, с
трудом приходилось спасать положение.
Екатерина Леонидовна сумела поставить дом в Константинополе на ши¬
рокую ногу, сделать его местом приемов и встреч дипломатов и приезжих
европейских знаменитостей. Чета Игнатьевых завязала близкие знакомства с
видными европейскими дипломатами Э.Дерби. Р. Солсбери. Ф. Зичи и др.
В Константинополе Игнатьев пробыл 13 лет — до начала русско-турецкой
войны 1877—1878 гг. Это время знаменовалось бурными событиями на
Балканах: образованием Румынии, созданием антносманского Балканского
союза, восстанием греческого населения Крита, движением за незави¬
симость болгарской церкви, отменой нейтрализации Черного моря, нако¬
нец. восстанием в Боснии и Герцеговине в 1875 г. и сербско-турецкой
войной. Игнатьеву пришлось принимать самое непосредственное участие в
дипломатических переговорах в связи с этими событиями и
урегулировании конфликтов.
По приезде в Константинополь Игнатьев видел свои ближайшие цели в
восстановлении престижа России и ее влияния на христиан Османской
империи, в нормализации русско-турецких отношений, в борьбе с влиянием
на Турцию Франции. Англии и Австрии35. Он сразу же постарался устано¬
вить тесные связи с православным населением турецкой столицы и окрест¬
ных провинций. Посланник лично принимал посетителей российской мис¬
сии. рассматривал их дела, помогал по возможности из своих средств, так
как бюджет миссии был весьма скромным. Игнатьев неоднократно жало¬
вался родителям на нехватку денег. Так. 2 января 1865 г. он писал: “Денег у
посольства нет. кроме отпускаемых МИД для определенных предна¬
значений. Собственных средств не хватает на ежедневную помощь страж¬
дущему живому человечеству, нашим единоверцам, на школы и пр. Готов
уделить, что могу, и на восстановление храмов, но моих денег мало"36.
Популярности Игнатьева способствовали и пышно обставляемые им выезды
на богослужение и визиты во дворец к султану. Очевидцы вспоминают, что
когда он выезжал в расшитом золотом генеральском мундире и на белом
коне, то народ сбегался отовсюду и стоял толпами от Перы, где было здание
миссии, до султанского дворца37. Церковь посланник часто посещал в
35 Игнатьев Н.П Записки. 1864—1874, с. 11—12.
36 ЦГАОР СССР. ф. 730. on. 1. д. 4487, л. 2.
37
Граф Н.П. Игнатиев. Спомен четен ... с. 8—9.
144

сойьодожд^нии сербских и греческих дипломатов, демонстрируя единство
православных стран. В ответ на упреки отца, осуждавшего эти “право¬
славные демонстрации", Игнатьев утверждал, что это был единственный
метод восстановить былой престиж российской миссии. Вскоре с помощью
константинопольских христиан он создал широкую сеть агентуры,
сообщающей ему ценные сведения о положении Османской империи и ее
провинций. Подчиненным редко удавалось сообщить Игнатьеву новость,
которую он бы не знал раньше них38. В числе агентов были и турецкие чи¬
новники, информировавшие его о решениях правительства и даже доста¬
вавшие для него копии секретных документов, например начальник Архива
министерства почт и телеграфов39.
Энергия и предприимчивость российского посланника способствовали
тому, что вскоре он занял видное место в дипломатическом корпусе ту¬
рецкой столицы, а затем стал его дуайеном. Игнатьев завоевал также сим¬
патии ряда министров, самого султана Абдул-Азиса и его сына принца Из-
зетдина. Турки называли его первым после султана лицом в империи, все¬
сильным московским пашой. “Турецкие министры его боялись и были у него
в руках", — вспоминал дипломат Ю.С. Карцов40
Главное внимание Игнатьев уделял Балканам. События в африканских и
азиатских провинциях империи были на периферии его интересов, по¬
скольку они прямо не касались России. Он писал: "Мы должны иметь там по
возможности голос и влияние лишь для того, чтобы при удобном случае
продать его тому, кто даст за него дороже, будь то Англия или Франция,
кто даст верное ручательство в поддержке наших интересов в Европейской
Турции"41.
Карцов утверждал, что поскольку Горчаков мало интересовался турец¬
кими делами, то Игнатьев в своих действиях был полностью свободен42. В
действительности это касалось лишь второстепенных проблем. В вопросах
же существенных Игнатьев не мог действовать по своему усмотрению. Его
активность постоянно сдерживалась Горчаковым, а инициативы не по¬
ощрялись. Его попытки самостоятельных действий встречали протесты
министерства иностранных дел России. В письмах к родителям он сообщал
о выговорах, делавшихся ему Горчаковым, директором Азиатского депар¬
тамента П.Н. Стремоуховым. Последний сильно интриговал против Игнать¬
ева. Им и товарищем министра иностранных дел А Г. Жомини распускались
слухи о намерении Игнатьева занять пост министра, что усугубляло не¬
приязнь к нему Горчакова43. Со своей стороны, Игнатьев открыто кри¬
тиковал осторожность министра во внешнеполитических делах, его стрем¬
ление согласовывать внешнюю политику с Пруссией и Австрией. Он был
решительным противником союза России с ними и, хотя не был посвящен в
комбинации трех канцлеров — Горчакова, О.Бисмарка и Д. Андраши, не¬
однократно предупреждал, что Германии, и особенно Австрии, доверять
нельзя, так как последняя вынашивает планы захвата балканских терри¬
торий, а первая ее в этом поддерживает. Союз трех императоров, заклю-
38 Карцов Ю.С. За кулисами дипломатии. — Русская старина, 1908, т. 133, с. 91.
39 ЦТ ДОР СССР, ф. 730, on. 1, д. 620, л. 1. Записка начальника Архива министерства почт и
телеграфов Турции.
40 Карцов Ю.С. Указ, соч., с. 90.
ЦГАОР СССР, ф. 730, on. 1, д. 529, л. 12. Записка Н.П. Игнатьева "Болгаро-греческий
вопрос".
42 Карцов Ю.С. Указ, соч, с. 90.
43 ЦГАОР СССР, ф. 730, on. 1, д. 4487, л. 41. Письмо к родителям от 2.III.1865 г.; Карцов Ю.С.
Указ, соч., с. 90.
145

ценный в 1873 г., Игнатьев считал большой помехой в решени^балкатнюе
проблем.
В Константинополе Игнатьев не раз пытался применять свой излюб¬
ленный прием — использование разногласий между представителями дер¬
жав в интересах России. Но хотя ему и удавалось вступать в кратко¬
временные договоренности по частным вопросам, в целом он не преуспел в
своих устремлениях. "Беда та, — писал он, — что как только затронется ин¬
терес русский и православный, так все заодно против нас становятся. Мы
вообразили, что в Константинополе можем быть в союзе с тем или другим
государством Европы. Одно мнение всеми руководит и всех соединяет —
вредность России”44.
Поэтому Игнатьеву приходилось решать многие вопросы путем двусто¬
ронних русско-турецких переговоров. Так, во время восстания греческого
населения острова Крит в конце 60-х годов, когда европейские державы
отказались поддержать требования повстанцев о присоединении Крита к
Греции, Игнатьев организовал приезд в Россию министра иностранных дел
Турции Фуад-паши с тем, чтобы попытаться решить вопрос об участии кри¬
тян и других христианских подданных Высокой Порты путем прямых пе¬
реговоров. Его предложения по улучшению положения христиан, сводив¬
шиеся к проведению ряда реформ, встретили благожелательный отзыв
Фуад-паши. Однако переговоры окончились безрезультатно, так как Гор¬
чаков выдвинул в это время идею автономии христианских провинций
Порты и счел план Игнатьева бесцельной полумерой45. В итоге положение
христиан осталось прежним, так как предложение Горчакова было от¬
вергнуто европейскими державами. Впрочем, надо сказать, что вряд ли
могла быть реализована и программа Игнатьева, преувеличившего готов¬
ность и возможности правительства Османской империи в проведении
реформ в защиту христиан. Все его даже незначительные шаги в этом плане
саботировались местными властями и встречались в штыки фанатично
настроенным мусульманским населением.
Венцом дипломатической карьеры Игнатьева явилась его деятельность в
период Восточного кризиса 70-х годов XIX в.
Летом 1875 г. из-за усиления феодального и налогового гнета в северо-
западных провинциях Османской империи Боснии и Герцеговине вспых¬
нуло народное восстание, затем оно перекинулось в Болгарию, а в июне
1876 г. Сербия и Черногория объявили войну Турции. Общественное мнение
России горячо сочувствовало славянским народам, борющимся за свое
освобождение: проводился сбор пожертвований, на Балканы отправились
добровольцы и санитарные отряды, раздавались обращенные к прави¬
тельству требования оказать военную помощь братским народам. Однако
правящие круги опасались втягивания России в войну. Правительство пред¬
почитало мирное урегулирование конфликта путем оказания давления как
на Турцию, так и на повстанцев. Было принято решение действовать сов¬
местно с союзниками — Германией и Австро-Венгрией, для координации
действий в Вене был создан "центр соглашения” трех дворов, который
должен был выработать меры по умиротворению провинций. Главную роль
во всем этом стремился играть канцлер Австро-Венгрии Андраши. Он
предлагал провести в провинциях ограниченные реформы, на что сог¬
ласилось правительство России. Однако истинной целью Андраши в этом
44 ЦГАОР СССР, ф. 730, on. 1, д. 4437, л. 41.
45 Освободительная борьба народов Боснии и Герцеговины и Россия. 1865—1875.
Документы. M., 1988, с. 94.
146

вопросе гбькло.^в конечном счете, присоединение Боснии и Герцеговины к
Австро-Венгрии.
Решительным противником действий Петербурга выступил Игнатьев.
Рассчитывая на свое влияние в турецком правительстве, он стремился до¬
биться хотя бы частичного удовлетворения требований повстанцев Боснии
и Герцеговины. Игнатьев считал, что только Россия являлась защитницей
славян и нельзя было допускать влияния на Балканах какой-либо другой
державы, особенно Австро-Венгрии. Он предлагал царю провести прямые
переговоры с султаном, а его сторонник советник посольства А.И. Нелидов
сообщал в Санкт-Петербург, что великий везирь Махмуд-паша сделает ’’все
возможное ради нашего удовлетворения, но для этого нужно, чтобы мы
обеспечили его сохранение у власти”46. В качестве основы для переговоров
Игнатьев предлагал более радикальные решения, чем Андраши. Он убеждал
султана провести широкие реформы в провинциях и отдать восставшие
округа Герцеговины под управление Черногории47. Конечной же целью его
являлась независимость Сербии и Черногории и автономия Боснии с Север¬
ной Герцеговиной.
Опасаясь, что Игнатьев перехватит инициативу в решении балканских
дел, Андраши предпринял энергичные контрмеры, убеждая российское пра¬
вительство сохранить общность действий трех монархий. Вследствие про¬
тестов Вены и Лондона, выступавших против автономии провинций, русское
правительство не приняло плана Игнатьева, ему было предписано содей¬
ствовать принятию Высокой Портой плана Андраши, однако этот план, не
содержавший никаких гарантий улучшения положения христиан, был от¬
вергнут самими повстанцами.
Развитие событий на Балканах, жестокое подавление турками восстания в
Болгарии весной 1876 г.» объявленная затем Сербией и Черногорией война
Турции вынудили правительство отказаться от политики нейтралитета и
начать подготовку к войне. Осенью 1876 г. в России была объявлена моби¬
лизация. Одновременно была предпринята еще одна попытка согласовать
действия держав в Восточном вопросе, добиться от Турции существенных
уступок в пользу славян.
3 декабре 1876 г. представители Австро-Венгрии, Великобритании, Герма¬
нии, Италии, России и Франции собрались в Константинополе на конфе¬
ренцию по Восточному вопросу. Россию представлял Н.П. Игнатьев, избран¬
ный делегатами старшиной. Наиболее серьезного сопротивления он ожидал
от английских представителей — министра по делам колоний Р. Солсбери и
английского посла в Константинополе Г. Эллиота. Они придерживались
разных позиций*, если Эллиот предпочитал политику агрессий на Востоке и
видел, подобно английскому премьеру Б. Дизраели, в России главного
врага Англии в этом регионе, то Солсбери принадлежал к умеренным кон¬
серваторам и считал, что не следует усугублять конфронтацию с Россией,
которая является противовесом растущему усилению в Европе Германии.
Игнатьев умело использовал различия в позициях британских делегатов.
Ему удалось установить контакт с Солсбери, при поддержке которого он
добился одобрения представителями держав своей программы.
Основной целью на конференции Игнатьев считал разрешение болгар¬
ского вопроса. Готовясь к войне, российское правительство, с тем чтобы
добиться нейтралитета Габсбургской империи, заключило в июне 1876 г. с
ней соглашение, где признавало территориальные претензии Австро-Венг¬
46 АВПР, ф. Канцелярия, 1875 г., д. 30, л. 109. Депеша А.И. Нелидова А.Г. Жомини от 18. УШ.
1875 г.
47 Игнатьев Н.П. Записки. — Исторический вестник, 1914, № 1, с. 442.
147

рии на западе Балканского полуострова. С этого момента интересы России
сосредоточились в восточной части Балкан — в Болгарии. Поэтому Иг¬
натьеву было предложено разработать проект будущего устройства Бол¬
гарии и представить его конференции. Было разработано два проекта: про¬
ект-максимум, где предусматривалось создание единого автономного Бол¬
гарского княжества, и проект-минимум, говоривший о двух автономных
болгарских провинциях под управлением христианских губернаторов48. По
мнению Игнатьева* являвшегося автором последнего проекта, он дает
'полную автономию казам или кантонам, совершенно отстраняет оттоман¬
ских чиновников, назначенных Высокой Портой, от администрации, допу¬
скает местную милицию и все необходимые предпосылки для подготовки
создания политического автономного государства в более или менее
недалеком будущем"49. С проектом-максимумом Игнатьев выступить на кон¬
ференции не решился, сознавая нереальность его претворения. Но проект-
минимум с некоторыми частными изменениями был принят. Это была серь¬
езная победа русского дипломата. Границы будущей предполагаемой
Болгарии, хотя и разделенной на две провинции — Восточную и Запад¬
ную, — включали в себя большинство территорий, населенных болгарами, и
их одобрение международной конференцией имело огромное значение для
болгар. Кроме того, Игнатьеву удалось согласовать с Солсбери и другими
делегатами вопрос о предоставлении автономии Боснии и Герцеговине, а
также о расширении территорий Сербии и Черногории. Все эти пред¬
ложения были включены в основу проекта условий мира, представленного
конференцией Высокой Порте. Но победу праздновать было рано. Турция
объявила о введении конституции в империи, формально предоставлявшей
населению политические свободы и делающей якобы таким образом излиш¬
ними все реформы в провинциях. Предложения держав были отклонены.
Всем было ясно, что за спиной Турции стоял Дизраели, а умеренная груп¬
пировка в лице Солсбери потерпела неудачу.
Война с Турцией стала неминуемой. Однако русское правительство сде¬
лало еще одну попытку решить дело миром. Игнатьеву было поручено
организовать демарш держав — участниц конференции, чтобы воздей¬
ствовать на Константинополь. Под предлогом консультаций с европей¬
скими окулистами (у него была болезнь глаз) он совершил вояж по
европейским столицам для выработки общей позиции держав. Проект
документа, который он вез, был одобрен в Берлине и Вене, но в Лондоне под
видом редактирования из него выхолостили все намеки на гарантии
предложенных реформ. В итоге родился так называемый Лондонский
протокол от 31 марта 1877 г., подписанный представителями держав —
участниц Константинопольской конференции 1876 г. и содержавший
абстрактную декларацию о реформах. Протокол был также отвергнут
Турцией, после чего 12 апреля 1877 г. Россия объявила ей войну.
Игнатьев считал, что этот решительный шаг правительство предприняло
слишком поздно. Не следовало надеяться на "европейский концерт" и на
союзников, а надо было начинать войну еще летом 1876 г., когда Турция не
была к ней готова и ее армия воевала с Сербией и Черногорией. "Вместо
этого теряли время, а потом начали мобилизацию. Сказали "иду на вас", а
сами ни с места. Турки стали готовиться, закупать оружие в Англии и
48 Освобождение Болгарии от турецкого ига. Документы, т. 1—3. М., 1964, т. 2, приложение
2 и 3 к док. 344, с. 496—502.
49 Там же, с. 496.
148

NNJJO4
Америке (я достал и представил все контракты), на наших глазах подвозили
арабов, египтян, а мы все ждали*’, — говорил он впоследствии50.
Вскоре после начала войны Игнатьев был вызван в Румынию в Главную
квартиру (ставку) и прикомандирован к свите царя. Он принимал участие в
разнообразных совещаниях, где обсуждались вопросы внешней политики,
на нем лежала обязанность переговоров с делегациями из славянских
земель, приезжавшими в Главную квартиру. Сохранились его письма к жене,
написанные в форме дневника51. Из массы описываемых здесь событий за¬
служивает внимания рассказ Игнатьева о совещании у царя 30 мая 1877 г.,
где велись споры о будущем устройстве Болгарии. Горчаков настаивал на
ее разделении на две провинции. Против него единым фронтом выступили
Милютин, Игнатьев, главнокомандующий — брат царя великий князь
Николай Николаевич, начальник Главного штаба А.А. Непокойчицкий. Было
принято решение о создании единой Болгарии52. Представляет интерес
также изложение бесед Игнатьева с английским военным агентом при
Главной квартире Уэлсли. “Ему приказано Ьугуть нас английским
вмешательством и войной*. — писал Игнатьев. Уэлсли также говорил о
возможности революции в России. В ответ Игнатьев рассуждал о войне с
Англией, в которой русский флот при поддержке американцев отрежет
Англию от ее колоний, парализует ее торговлю. Беззащитные колонии будут
разорены, а в самой Англии, оставшейся без сырья, “скоро по началу войны
будут забастовки, социализм, революция, более страшная, чем та. которой
Англия нам угрожает”53.
В этих возражениях усматривается сходство с идеями Каткова, на стра¬
ницах издаваемых им “Московских ведомостей” таким же образом “рас¬
правлявшегося” с Англией. Однако и публицист, и многоопытный дипломат
забывали, что Россия не имела достаточно сильного флота, а тем более
средств для подобной войны, да и надежды на союзников-американцев в
этот период были весьма иллюзорны. Недаром Уэлсли, как писал сам
Игнатьев, называл его суждения легкомысленными.
После падения Плевны в конце ноября 1877 г. военно-политическая об¬
становка изменилась в пользу России. Разработка условий предстоящего
мира с Турцией, которой раньше занимался Горчаков, была отдана в руки
его политических противников — Милютина и Игнатьева, сторонников бо¬
лее решительных мер. В проектах мирного договора, составленных им в
начале декабря, Игнатьев пошел значительно дальше решений Константи¬
нопольской конференции. Помимо создания независимых княжеств Ру¬
мынии, Сербии и Черногории с значительными территориальными прира¬
щениями в их пользу предусматривалось создание Большой Болгарии с
выходом к Черному и Эгейскому морям. В программе Милютина—Игнатьева
отчетливо проводилась мысль о том, что балканские государства должны
обладать не только политической, но и экономической независимостью, что
давало бы им возможность противостоять экспансии Австро-Венгрии.
Поэтому в состав территории княжеств были включены важные в торговом и
экономическом отношении центры и пути сообщения, порты и плодородные
земли. Это предоставляло балканским государствам условия для достиже¬
ния подлинной независимости.
Сама возможность появления такой программы, отраженной в проектах
50 Цит. по.- Шарапов С. У графа Игнатьева. — Русский труд, 23. V. 1899.
51 ЦГАОР СССР, ф. 730, on. 1, д. 123. Походные письма 1877 г.
52 Там же, л. 13. Письмо от 30.V.1877 г.
53 Там же, л. 194. Письмо от 26.XI. 1877 г.
149

договора, явилась следствием небывалого подъема национально-освободи¬
тельной борьбы балканских народов, поддержанной широкими кругами
русского общества. Но она учитывала также и цели правящих кругов, рас¬
считывавших укрепить влияние России в балканских государствах и решить
в свою пользу проблему проливов.
Последнему вопросу Игнатьев придавал большое значение. В проект
договора он включил статью о проливах, которая допускала во время вой¬
ны ввод в них кораблей стран, владеющих причерноморскими террито¬
риями54. Однако затем она была снята по требованию Горчакова, не
хотевшего "дразнить Европу".
5 января 1878 г. проект договора обсуждался на совещании у царя и был
одобрен, даже Горчаков нашел его умеренным. Через несколько дней Иг¬
натьев выехал из Петербурга в действующую армию. Ему пришлось в тя¬
желейших условиях пешком перейти через Балканы, так как переехать через
снежные заносы верхом было невозможно.
Тем временем русские войска стремительно продвигались к Констан¬
тинополю. Опасаясь захвата столицы, турки обратились с просьбой о пе¬
ремирии, которое и было заключено в Адрианополе 19 января 1878 г.
Игнатьев же прибыл в Адрианополь 27 января, а 31 начались мирные пере¬
говоры. С русской стороны» кроме Игнатьева, участвовал Нелидов, заведо¬
вавший дипломатической канцелярией при главнокомандующем, с турец¬
кой — министр иностранных дел Турции Савфет-паша и советник Садуллах-
бей.
Из записок Игнатьева видно, как напряженно шли переговоры. Турки
стремились затянуть их, рассчитывая на поддержку европейских держав,
которые уже выступили с протестами против условий перемирия. Русская
сторона торопилась быстрее окончить дело, не дав возможности туркам
установить контакт с Западом. Торопил и главнокомандующий, желавший
сделать брату подарок и подписать договор к 19 февраля — дню отмены
крепостного права в 1861 г., подчеркнув тем самым двойную "освобо¬
дительную" миссию царя. Дипломатическая дуэль длилась около трех
недель. Игнатьеву очень помогли его прежние связи в турецкой столице.
Через своих старых сотрудников и агентов он постарался выяснить настро¬
ения в правящих кругах Константинополя и состояние турецкой армии. В
военном отношении последняя была уже бессильной, а в столице царил
разброд. Часть правящих кругов, настроенная антибритански, выступала за
принятие русских условий мира и даже не возражала против ввода русских
войск в Константинополь. Ее пугали больше действия англичан, введших
свою эскадру в Мраморное море. Все это существенно помогло Игнатьеву,
который усилил давление на турецких уполномоченных.
19 февраля 1878 г. в местечке Сан-Стефано близ Константинополя был
подписан прелиминарный договор. Он носил предварительный характер,
так как России предстояло обсудить статьи, "имеющие европейский инте¬
рес", на конференции или конгрессе европейских держав. Сан-Стефанский
договор был основан на проекте, составленном Игнатьевым» хотя в него и
были внесены некоторые незначительные изменения. Он существенно менял
карту Балкан: Румыния, Сербия и Черногория получали независимость,
создавалось сильное Болгарское княжество, включавшее Македонию и
имевшее выход к Эгейскому морю. С Турцией Болгария была связана лишь
уплатой дани, турецкие войска выводились с ее территории. В Боснии и
Герцеговине вводились реформы, а на Крите, в Эпире и Фессалии —
регламент, предложенные Константинопольской конференцией. России
ед
Там же, д. 1249, л. 6. Проект условий договора, составленный 8—10.XII. 1877 г. в Киеве.
150

возвращалась Южная Бессарабия, отторгнутая от нее после Крымской
войны, а на Кавказе она получала города Батум, Карс, Ардган и Баязет.
Договор по сути дела разделил европейские и азиатские владения Тур¬
ции, что значительно ослабило ее политическую и экономическую власть в
европейской части империи и способствовало дальнейшему подъему
борьбы оставшихся под ее владычеством народов.. Пол учившим независи¬
мость землям Сан-Стефанский договор открывал возможность для нацио¬
нального, экономического и культурного прогресса.
С восторгом встреченный балканскими народами договор вызвал резкие
протесты западных держав, особенно Англии и Австро-Венгрии, вынаши¬
вавших собственные экспансионистские планы в этом регионе. Основные
возражения касались Большой Болгарии — в Лондоне и Вене в ней усмо¬
трели будущий оплот русского влияния на Балканах и угрозу проливам.
Англия и Австро-Венгрия не ограничились дипломатическими протестами
и начали военные приготовления, стремясь оказать давление на Россию.
Истощенная войной страна не могла идти на столкновение с теперь уже
гораздо более сильными противниками. Санкт-Петербург попытался дого¬
вориться прежде всего с одной из сторон по союзу трех императоров —
Веной. В марте 1878 г. туда был послан Игнатьев. Однако он мало подходил
для таких переговоров, будучи непримиримым противником Андраши. Один
из творцов Большой Болгарии, Игнатьев не мог согласиться с требованием
австрийского канцлера ограничить ее территорию с юга Балканами. Он
вернулся в Петербург ни с чем. Тогда инициативу взял в свои руки посол в
Лондоне П.А. Шувалов, которому удалось ценой больших уступок заключить
в мае 1878 г. соглашение с Солсбери о пересмотре условий Сан-Стефанского
договора. Оно и легло в основу решений Берлинского конгресса, собрав¬
шегося в июне: Македония отторгалась от Болгарии и оставалась в составе
Турции, Болгария делилась на две части, из которых северная становилась
автономным княжеством, а южная — автономной провинцией Османской
империи. Босния и Герцеговина оккупировались Австро-Венгрией.
Однако и урезанные в Берлине решения Сан-Стефанского договора знаме¬
новали глубокие изменения на Балканах: создание независимых государств,
автономной Болгарии, в которой был ликвидирован феодальный и на¬
циональный гнет. Крушение османского ига и утверждение на Балканах ка¬
питалистических отношений остановить было нельзя.
В судьбе самого Игнатьева после подписания Сан-Стефанского договора
произошли значительные перемены. Поездка в Вену была его последним ди¬
пломатическим поручением. Первоначально его собрались включить в сос¬
тав русской делегации на Берлинский конгресс, но из Вены и Берлина дали
понять, что его присутствие на конгрессе нежелательно, и вместо него
туда отправился вместе с Горчаковым Шувалов.
Напряжение последних месяцев сказалось на здоровье Николая Павло¬
вича. В мае 1878 г. он тяжело заболел, а когда осенью вернулся в столицу,
то уже не было речи о его назначении даже на прежнее место — посла в
Константинополе. Почитаемый в Болгарии как национальный герой в Рос¬
сии 46-летний дипломат оказался не у дел. Общественные круги, недоволь¬
ные решениями Берлинского конгресса, порицали Игнатьева за то, что он,
подписывая Сан-Стефанский договор, не учел обстановку в Европе и пре¬
высил свои полномочия. Хотя обвинять в последнем Игнатьева не было
никаких оснований: текст договора был согласован с Горчаковым и утверж¬
ден царем. Но правительство молчало — Игнатьева сделали козлом отпу¬
щения.
Эти обвинения преследовали Игнатьева до конца жизни. На него воз¬
ложили ответственность и за подъем национально-освободительного дви¬
151

жения на Балканах, и за поражения русской армии, и за гибель ŹÓtf
ских солдат55. В 1888 г., когда отмечалось 10-летие окончания русско-ту¬
рецкой войны, в печати опять появились обвинения в адрес бывшего
российского посла в Константинополе. Игнатьев был вынужден написать
горькое письмо министру иностранных дел Н.К. Гирсу, упрекая его в мол¬
чании56. Ведь последний, будучи в 1877—1878 гг. товарищем министра ино¬
странных дел, прекрасно знал историю создания текста Сан-Стефанского
договора и даже присутствовал на совещании у царя, когда этот текст
утверждался. Взявшись в конце жизни за написание обширных "Записок",
куда были включены тексты многих его донесений, Игнатьев хотел показать
истинную, как он считал, картину своей роли в событиях и обстоятельствах
заключения договора. Эти мемуары вышли в свет уже после его смерти.
Игнатьеву, конечно, можно поставить в вину то, что, составляя текст
договора, он не учел в полной мере возможного сопротивления европей-'
ских держав русским требованиям. Для него в целом была характерна
переоценка сил России и недооценка противника, а его рассуждения о
войне с Англией граничили с авантюризмом. Кроме того, будучи долгое
время за пределами России, он не осознавал серьезной опасности ее внут¬
ренней дестабилизации. Однако он действовал о санкции Санкт-Петербурга,
где допустили серьезный дипломатический просчет, полагаясь на под¬
держку союзных держав. Берлин заставил российское правительство
сделать горькие для себя выводы. На исходе конгресса Горчаков написал
царю^ "Общее впечатление, вынесенное мною от конгресса, то, что
дальнейший расчет на союз 3-х императоров есть иллюзия"57. На полях
Александр II пометил; "Это также мое мнение". Был также сделан вывод, что
успех внешней политики зависит от состояния экономики, военного
потенциала и степени внутренней стабильности. Эти моменты были учтены
вступившим на престол в 1881 г. Александром HI, стремившимся избегать
военных конфликтов.
Новый император вернул Игнатьева на государственную службу, сделав
его министром государственных имуществ, а затем министром внутренних
дел. В последней должности Игнатьев пробыл год — с мая 1881 г. по май
1882 г. Александр III рассчитывал на его энергию в борьбе с революционным
движением. Кроме того, для осуществления плавного перехода от умерен¬
ного либерализма М.Т. Лорис-Меликова к более консервативным полити¬
ческим методам требовалась переходная фигура, каковой и стал Игнатьев. В
должности министра внутренних дел он не чувствовал себя уверенно, так
как ранее долгое время он жил за пределами России и был мало знаком с ее
внутриполитическими и экономическими реалиями. У него не было опре¬
деленной программы действий.
Игнатьев продолжал некоторые начинания своего предшественника в
социально-экономической области, направленные на упорядочение
деятельности местного управления и самоуправления, укрепление кресть¬
янского хозяйства. При нем были понижены выкупные платежи, велась
подготовка к созданию Крестьянского банка и т.п. Но в политическом плане
деятельность Игнатьева была связана с усилением реакции: было издано
положение об усиленной и чрезвычайной охране, ограничивалась судебная
гласность, были предприняты репрессивные меры против печати. Откро-1
55 См., например; статью А Н. Максимова об Игнатьеве в Энциклопедическом словаре'?.
’'Гранат”. — Энциклопедический словарь "Гранат”, изд. II, т. 21, с. 427—429.
56 ЦГАОР СССР. ф. 730, on. 1, д. 1309, л 1-5
57 АВПР, ф. Канцелярия, 1878 г., д. 29а, л. 257 Письмо от 20. VI. 1878 г.
152

венное наступление реакции Игнатьев пытался замаскировать созданием
подобия представительного учреждения, учитывая конституционное дви¬
жение в стране. Однако почерпнутая им у славянофилов скромная идея
совещательного Земского собора, по типу соборов XVI—XVII вв.. вызвала
недовольство Александра III. Игнатьев получил отставку и был заменен
Д.А. Толстым.
Таким образом, служебная карьера Игнатьева закончилась в 50 лет. Он еще
оставался членом Государственного совета и выполнял эпизодические
поручения правительства, но центр тяжести его деятельности пере¬
местился в общественные организации. С 1884 г. Игнатьев был предсе¬
дателем общества содействия торговле и промышленности, с 1888 г. воз¬
главил Петербургское славянское благотворительное общество, был членом
Русского географического общества. Он писал обширные мемуары. Посе¬
тивший его в мае 1899 г. известный славянофильский публицист С Ф. Шара¬
пов свидетельствовал: "Мы видели уже тысячную страницу записок графа, и
на этой странице речь еще шла о его миссии в Китай"58.
Игнатьев умер 20 июня 1908 г. в своем имении Круподерницы Киевской
губернии. Его племянник А.А. Игнатьев писал: "Когда-то Николай Павлович
был гордостью семьи, а закончил он жизнь полунищим, разорившись на
своих фантастических финансовых авантюрах. Владея сорока имениями,
разбросанными по всему миру земли русской, заложенными и перезаложен¬
ными, он в то же время, как рассказывал мне отец, был единственным чле¬
ном Государственного совета, на жалованье которого наложили арест’’59.
С началом первой мировой войны вновь возник интерес к личности
Игнатьева, особенно в консервативных кругах. Были опубликованы его
записи в журналах "Исторический вестник", "Известия МИД" и отдельными
изданиями. Их комментаторы дипломаты К.А. Губастов и А.А. Башмаков
характеризовали Игнатьева как представителя "национальной школы"
русской дипломатии, патриота и борца против "немецкого засилья", при¬
зывая вспомнить его заветы — решить вопрос о проливах в пользу России.
Игнатьев противопоставлялся министру иностранных дел А.П. Изволь¬
скому, уступившему нажиму Австро-Венгрии на Балканах в 1908 г. Зада¬
ваясь вопросом, в чем причина устранения Игнатьева с дипломатической
арены, комментаторы отвечали в духе времени — "немецкое засилье в рус¬
ской государственной жизни"60. На деле все -было сложнее. Как мы уже
отмечали, для проведения активной внешней политики, к которой Игнатьев
стремился, Россия не имела ни экономических возможностей, ни доста¬
точного военного потенциала, ни внутренней стабильности» ни надежных
союзников. Политика Горчакова, хотя и чрезмерно осторожная и не всегда
последовательная, в конечном счете больше отвечала задачам страны, тре¬
бовавшей мира для своих внутренних преобразований.
Игнатьев являлся талантливым дипломатом, искренне отстаивавшим
интересы России, как он их понимал. Он сыграл большую роль в важнейших
внешнеполитических предприятиях России второй трети прошлого сто¬
летия — присоединении Приамурья и Приморья, завоеваний Средней Азии, в
решении судеб балканских народов. Память о нем сохраняется в Болгарии,
освобождению которой он энергично содействовал. Представляется, что
настало время объективно оценить его деятельность, без изучения которой
история отечественной дипломатии второй половины XIX в. была бы не¬
полной.
66 Шарапов С. У графа Н.П. Игнатьева...
59 Игнатьев А.А. Указ, соч., с. 11.
60 Игнатьев Н.П. После Сан-Стефано, с. 303.
153

© 1992 г.
Л.П. ЗАМОЙСКИЙ
ИСТОРИЯ САВОЙСКОГО КОРОЛЕВСКОГО ДОМА
Савойский королевский дом является древнейшим в Европе и по своим
судьбам одним из самых необычных. Отсчет истории династии начинается с
1027 г., когда владелец имения на берегу озера Бурже Гумберт стал графом
Савойским. Присоединяя савойские земли, граф расширял свои владения
как на север, к Женевскому озеру, так и на восток, к Италии. К графству,
столицей которого стал Шамбери, был присоединен Пьемонт. Век за веком
наследники Гумберта, владея землями на склонах Альп и держа "ключи" от
перевалов, стремились расширить свои земли в обе стороны — французскую
и итальянскую, не забывая, впрочем, и о швейцарских территориях.
Один из них. Амедей VIII (1391 — 1434), воссоединивший савойскую и
пьемонтскую династии, принял титул герцога и даже стал именоваться
графом Женевским, не владея, однако. Женевой, где правили епископы.
Оставив трон, он стал затем отшельником, чтобы через пять лет оказаться
под именем Феликса V во главе римской церкви. Правда, его десятилетнее
правление (1439—1449) не признается в официальной ватиканской традиции,
поскольку избирал его оппозиционный Базельский собор, а законным папой
был Евгений IV. И хотя один из савойских герцогов перенес из Шамбери в
столицу Пьемонта Турин главную реликвию рода — плащаницу, в которую
по преданию был завернут снятый с креста Иисус (эксперты отнесли
происхождение плащаницы к более позднему времени. — Л.З.), отношения с
Ватиканом у савойцев редко оставались мирными. То же можно сказать и о
французском королевстве. Династические связи Капетингов с Савойским
домом (правнучка Гумберта в начале XII в. стала королевой Франции,
савойской принцессой была и мать короля Франциска I) дали Парижу
возможность претендовать на савойские земли. Французы неоднократно
оккупировали Савойю и Пьемонт. Но савойским герцогам удавалось
отвоевывать их назад.
Судьба династии и ее владений была неопределенной до тех пор, пока
герцогу Виктору Амедею II не удалось получить королевский титул.
Дальнейшая история Савойского дома связана уже с экспансией в южном
направлении вплоть до создания Объединенного королевства Италии. В
Риме завершилось противоборство представителей Савойского дома с
Ватиканом. Здесь же закончилось их долголетнее пребывание у власти,
когда после разгрома фашизма в Италии была провозглашена республика.
Казалось бы, своеобразие исторического пути Савойского королевского
дома должно привлекать исследователей. Однако библиография работ о
судьбах династии небогата. По преимуществу изучаются военно¬
политические и социальные аспекты их деятельности. Чаще всего это
проблемы истории становления итальянского государства, его
объединения, отношений с соседями, судьбы отдельных представителей
рода Савойи. Интересные аспекты истории Сардинского королевства
подняты в работах В.Бондарчука1. Н.Красновской1 2. Однако труды общего
1 Бондарчук В. Итальянское крестьянство В XVDI в. М.» 1974.
2
6 Красновская Н. Происхождение и этническая история сардинцев. M.. 1984.
154

плана в СССР пока отсутствуют. В Италии истории савойской династии
посвящены соответствующие разделы в крупных исторических исследо¬
ваниях, например, в двухтомной “Истории итальянцев"3 Джулиано Про-
каччи, в "Истории Сардинии" Мадау-Диаса4. Но работ, охватывающих
исторический путь династии в целом, пока нет. Правда, в последний период
полемика в связи с попытками сторонников монархии добиться переноса
праха королей Виктора Эммануила III и Умберто II в римский Пантеон
обострила интерес к Савойскому дому. Большое внимание в этой связи
привлекла книга английского историка Дениса Мак Смита "Савойские
короли Италии"5.
Мак Смит отмечает в своем труде, что любой исследователь сталкивается
с бедностью архивов савойской династии6. Часть из них находится в руках
покинувших родину родственников монархов и недоступна для историков.
Но и имеющиеся материалы мало дают для работы исследователей: почти
все представители Савойского дома питали отвращение к перу и бумаге —
не вели дневников, предпочитая королевские развлечения — охоту, скачки,
военные учения. Мак Смиту пришлось обращаться к дипломатической
переписке иностранных представителей, аккредитованных в Риме,
мемуарам тех, кто так или иначе общался с монархами. Многие из
приведенных им документов публикуются впервые. В распоряжении тех,
кто берет на себя нелегкий труд изучения истории Савойского дома,
имеется также 30-томное собрание "Эдиктов и манифестов" — официальные
документы за период с 1610 по 1831 г.7
СУПЕРГА
Суперга — церковь-усыпальница Савойской династии. В ясную погоду
базилику, возведенную в начале XVIII в. сицилийским архитектором Ювар-
рой, можно увидеть из любой точки Турина. Венчает церковь купол,
напоминающий купол собора Св. Петра в Риме — творение Микеланджело.
Вознесенный на вершину самого большого холма (670 м) рядом с Турином
75-метровый гигант как бы возвещал большое будущее династии, которой
было суждено сойти с предгорий Альп и возглавить Италию.
Рождение Суперги совпало с поворотным моментом в судьбе Савойского
дома и, до известной степени, Европы. Герцог Виктор Амедей II ( 1666—1732),
подобно многим своим предкам и потомкам не отличавшийся благочестием,
человек воинственный и необузданный, решился воздвигнуть церковь,
посвященную деве Марии.
Это решение зрело у него в течение 117 дней осады Турина испанцами и
французами. Но окончательно обет Мадонне, как утверждают путеводители
по Суперге, он дал 7 сентября 1706 г. в ходе пятичасовой тяжелейшей
битвы, где ставкой было либо чужеземное господство, либо обретение
славы и самостоятельности.
Герцог победил. Эта победа вырвала Пьемонт из-под господства
французов. Людовик XIV был вынужден отдать Виктору Амедею II ряд
альпийских владений. По Утрехтскому миру 1713 г.» герцог стал королем
сперва Сицилии, а затем в 1718 г. Сардинии.
Традиционное равновесие в этой части Европы было нарушено. Короли
3 Procacci G. Storia degliitaliani, v. П. Bari, 1968.
4 Madau-Diaz G. Storia di Sardegna. Sassari, 1971.
5 Mack Smith D. I Savoia re d'Italia. Milano, 1990.
6 Ibid., p. 72-
7 Editti e manifest!, 1610—1831. Torino, [s. a.].
155

Сардинии, стремясь увеличить свои владения в южном направление,
меняли союзы и играли на противоречиях соседей, вряд ли предполагая,
что династия встанет во главе объединенного Итальянского королевства.
Процесс создания этого королевства длился более полутора столетий. А
когда он завершился, столица в 1870 г. при Викторе Эммануиле П
(1820—1878) переместилась в Рим, Хоронить представителей савойской
династии уже стали в Пантеоне. Здесь же, в Суперге, нашли вечный приют 56
бывших правителей Савойи и Пьемонта. В их числе пять королей и восемь
королев. Кто бы мог подумать, что им, окраинным князькам, владевшим
альпийской седловиной, где население говорило либо по-французски, либо
на пьемонтском диалекте, далеком от классического итальянского язцка,
уготована роль объединителей Италии? Что эту историческую миссию они
выполнят вопреки своему плохо скрываемому презрению к коренной
итальянской части населения, его религии, культуре? И толчок к объедине¬
нию бесчисленных княжеств и герцогств, населенных итальянцами, даст
иностранная, французская, оккупация? Ведь более всего на свете
властители Савойи обожали задирать соседей, муштровать свое воинство и
ездить на охоту. А папу римского, владения которого стесняли их, они, как
говорили итальянцы, “сердечно ненавидели”.
ВЕЛИКАЯ ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И ИТАЛИЯ
Падение Бастилии потрясло феодальные устои Европы. Огонь революции
распространился на все провинции Франции, докатился до Савойи, ее
столицы Шамбери. Затем, перевалив Альпы, достиг Пьемонта. Правивший
здесь Виктор Амедей III (годы жизни 1726—1796) сделал Пьемонт оплотом
контрреволюции. Граф д'Артуа, зять короля, и принц Конде вынашивали при
его дворе планы возвращения во Францию, готовили расправу над револю¬
ционерами. Сардинско-пьемонтский король вместе с австрийским монар¬
хом обдумывал планы вторжения во Францию. Но революционное движение
все больше охватывало сам Пьемонт. А национальное собрание, созванное в
Савойе осенью 1792 г. после вступления сюда республиканских войск, от¬
менило феодальные привилегии и высказалось за присоединение к Фран¬
ции. В январе 1793 г. аналогичное решение было принято в Ницце.
Весной 1796 г. по приказу Директории армия генерала Бонапарта
вступила в Пьемонт. За десять дней молодой генерал разгромил войска
Виктора Амедея III. 15 мая 1796 г. в Париже был заключен мир, по которому
французские гарнизоны размещались в пьемонтских городах. Вошли они и в
Милан. На следующий год вся Северная Италия была занята Бонапартом, а
остальные княжества и герцогства, неаполитанское королевство "Обеих
Сицилий”, где правили Бурбоны, запросили мира.
Население встречало французов как освободителей. В Ломбардии и ряде
соседних областей была провозглашена Цизальпийская республика со
столицей в Милане. Рядом была создана Лигурийская республика. Местные
республиканцы готовились свергнуть монархию и в Пьемонте. Но Бонапарт
не спешил оказать им поддержку, строя планы использования пьемонтских
войск для борьбы с антифранцузской коалицией. Предал он и венецианские,
города, отдав их под австрийское господство. м
Лишь в 1798 г., заняв Рим, французы решили покончить с пьемонтской
монархией. Сменивший в 1796 г. Виктора Амедея III его сын Карл Эммануил
IV (1751 — 1819) был выдворен из Турина, а Пьемонт присоединили к Франции.
Овладев Неаполем в начале 1799 г., французы объявили здесь
Партенопейскую республику.
Все эти созданные под эгидой Франции республики приняли у себя
156

кфйс+йтуции, списанные с французской. Директории, стоявшие во главе
этих образований, назначались Бонапартом, население облагалось высокой
контрибуцией. В обозе французской армии прибыли воры и авантюристы
Оккупанты спешили прибрать к рукам шедевры итальянского искусства.
Многие итальянские революционеры, симпатизировавшие якобинцам
подверглись репрессиям со стороны "освободителей". Ликование быстро
сменилось всеобщим негодованием.
Поэтому, когда весной 1799 г. Суворов во главе русских и австрийских
войск вступил в Италию, население подняло восстание против французов и
восторженно встречало тех, кто шел восстановить власть прежних
правителей. В апреле Суворов разгромил французов у Адды, захватил
Ломбардию, а 26 мая овладел Турином и восстановил королевскую власть.
Ушаков взял Корфу. Отряд русских морских пехотинцев сперва участвовал
в походе на Неаполь, а затем вступил в Рим. К осени 1799 г. абсолютистские
режимы были восстановлены почти повсеместно. Повсюду — в итальянской
деревне, в Пьемонте, Центральной и Южной Италии — в 1799 г. поднялась
партизанская борьба против французов, носившая народный, крестьянский
характер8.
Однако Павел I отозвал русские войска. Летом 1800 г. Бонапарт, ставший
первым консулом Франции, вновь вторгся в Италию. Пьемонт, Парму и
остров Эльбу он присоединил к Франции, присвоив себе в 1805 г. титул
короля Италии. На неаполитанский трон посадил сперва своего брата
Жозефа, а затем зятя Мюрата. Только Сардиния и Сицилия под защитой
английского флота оставались оплотом савойской династии и Бурбонов.
На этот раз Наполеон "более не обещал свободу, равенство и революцию, а
лишь порядок современной и эффективной администрации" Впрочем, по¬
нимал эту эффективность Наполеон своеобразно. "Если Милан загорится, —
писал император, — нужно ждать моих приказов, и пусть он в это время
продолжает гореть"0.
Финал французского пребывания на итальянской земле известен. Венский
конгресс 1814—1815 гг. расставил все на прежние места. Было
восстановлено Сардинское королевство, к нему отошла Лигурия с Генуей.
Под австрийское господство попали Ломбардия и Венеция. Рядом с ними
воссоздавались герцогства Пармское, Моденское, Тосканское Возвращалась
власть папе в государстве, откуда его изгнал Наполеон. А Бурбоны вновь
воцарились в Неаполе, столице королевства "Обеих Сицилий". Все восемь
государств отныне примыкали к Священному союзу.
Новый баланс сил сложился в пользу Австрии. Захватив Адриатику, она
усилила свое влияние в центральных итальянских государствах, где
воцарились представители дома Габсбургов. Мария Луиза Габсбургская,
дочь императора Австрии, после ссылки своего супруга Наполеона обрела
титул герцогини Пармской. Франческо IV д'Эсте и Фердинанд Лотарингский
получили соответственно герцогство Моденское и великое герцогство
Тосканское. К последнему было присоединено княжество Лукка.
Италия снова распалась на феодальные владения. А ее свобод^ угрожало
австрийское господство. И все же, несмотря на тяготы французской
оккупации, революция разбудила общественные и политические силы,
которые стали бороться за освобождение Италии, ее национальное
обдодинение, возрождение — Рисорджименто.
8 Procacci G. Op. cit., v. П, p. 314.
° Ibid., p. 315.
157

ДВА ПОЛЮСА РИСОРДЖИМЕНТО
В период наполеоновского господства во многих местах Италии
возникали группы революционеров, мечтавших установить республикан¬
ский строй на широкой народной основе. Будущую Италию они видели
прежде всего единой и, безусловно, демократической. По мере того как
прояснялись имперские планы могущественного соседа, их положение
становилось все более двусмысленным: Наполеон стал оккупантом, а они
ощущали себя как бы пособниками захватчиков. Больше того, итальянские
якобинцы встречали противодействие французов. Когда в Турине
итальянские республиканцы решили прорываться к Суперге, чтобы
вышвырнуть оттуда останки королей, наполеоновские войска встали на их
пути.
Реставрация все поставила на свои места. Левые фракции общества в
условиях реакции "не могли не вылиться в типичные для эпохи секретные
общества и секты"10. На севере Италии действовали "адельфы" и
"фи ладельфы*11. В 1818 г. в Алессандрии (Пьемонт) они слились в "общество
высокодостойных мастеров", во главе которого стал Филиппо Буонаротти,
отдаленный потомок великого Микеланджело. На юге еще в 1808 г. возник¬
ла организация карбонариев. В папском государстве действовало секретное
общество "гвельфия". Все они строились на организационных принципах
масонской ложи, что питало в низах иллюзии относительно способности
верхов поддержать их конституционные чаяния. Причем идеалом счита¬
лась конституция, которую французы ввели в Испании. Революционность
этих организаций сходила на нет по мере углубления в таинства
масонского "посвящения".
Идеалы объединения страны служили высшим классам главным образом
для прикрытия сугубо династических интересов. Это особенно ярко
проявлялось у савойской монархии, которая в 1820 г. создала в Турине
"Треугольную ложу". Другая ложа "высокого посвящения" была создана в
Неаполе при дворе Бурбонов.
Предполагая, что наверху симпатизируют их целям, революционеры
питали неоправданные иллюзии и испытывали частые разочарования. Этими
несбывщимися иллюзиями и ударами судьбы вымощен весь путь Италии к
объединению.
Одно время карбонарии считали своим союзником папу римского, искали
защиты у русского императора Александра I, слывшего либералом. На
севере горячие надежды возлагались сторонниками Буонаротти на короля
Виктора Эммануила I (1759—1824) и особенно на отпрыска младшей
савойской ветви Карла Альберта (1798—1849), принца Кариньянского.
1 июля 1820 г. в день Св.Теобальда, покровителя карбонариев и масонов,
на юге Италии вспыхнуло восстание. Оно перекинулось на Сицилию.
Перепуганный Фердинанд I Бурбон поклялся быть верным канонам
испанской конституции. Русский император Александр I, к которому
тщетно взывали карбонарии, поддержал идею австрийской интервенции.
Абсолютизм Бурбонов был восстановлен.
В марте 1821 г. под лозунгом введения испанской конституции восстала
Алессандрия. Восстание перекинулось в Турин. Принц Кариньянский знал о
восстании и выдал планы революционеров, но подавить выступление было
непросто. 12 марта Виктору Эммануилу пришлось отречься от престола в
пользу брата Карла Феликса (1765—1831). Принц Кариньянский, объявленный
10 Ibid., р. 323.
11 От греческого — "братья", "братская любовь".
158

регентом, так как законный наследник находился вне Италии, ввел в
королевстве испанскую конституцию, а затем с помощью австрийцев
задушил революцию.
Отбиты были и попытки карбонариев захватить папское государство.
Новый подъем революционных выступлений пришелся на 1831 г. вслед за
революцией 1830 г. во Франции. В феврале — марте восстали карбонарии
Болоньи, а затем других городов Центральной Италии. Было создано
правительство объединенных провинций страны. В этот период
складывается общество "Молодая Италия", которым руководил Мадзини. Он
обратился к Карлу Альберту, ставшему королем в 1831 г., с призывом
возглавить борьбу за освобождение Италии против Австрии. В ответ король
заочно приговорил мадзинистов, штаб-квартира которых была в Марселе, к
пожизненному заключению, а тех, кто попадал в его руки, казнил.
Однако ряд реформ Карла Альберта и его антиавстрийские настроения
все же помогали сохранить за Савойским домом ореол борцов за
освобождение. Тем временем в Ватикане на престол вступил папа Пий IX,
который амнистировал политзаключенных и смягчил цензуру. Мадзини
обратился к папе с призывом "провозгласить новую эру прогресса и
справедливости". Из далекого Уругвая раздался голос революционера
Гарибальди, который разделял идеалы "Молодой Италии" и обещал
сражаться "за дело Пия IX". В 1834 г. Карл Альберт, считавшийся
"либералом", приговорил Гарибальди к смертной казни как "бандита первой
категории".
В Пьемонте усиливалось влияние умеренно-либеральной буржуазии.
Осуществление своих чаяний она связывала с Савойской династией и
поощряемыми ею объединительными тенденциями. Выразитель этих
взглядов граф Камилло Бенси Кавур в 1847 г. начал издавать газету под
названием "Рисорджименто". Это название дало имя важнейшему периоду
создания единой Италии.
Под знаком Рисорджименто поднялась новая волна революционных
антиавстрийских выступлений. Восстание в Палермо заставило Фердинанда
I дать подданным "Обеих Сицилий" конституцию. На волне революционных
событий был вынужден "даровать" свой Альбертинский статут пьемонтцам и
сардинский король Карл Альберт. 5 февраля 1848 г. он провозгласил
конституционные основы правления, которые во многом следовали
положениям французской конституции 1830 г. Волна антиавстрийских
выступлений между тем ширилась. Австрийцев изгнали из Пармы и Модены.
Победоносно восстал Милан, призвав Карла Альберта возглавить войну за
освобождение.
21 июня 1848 г. в Ниццу после 14 лет эмиграции возвратился Гарибальди.
Сразу же он обратился к Пию IX, а затем к к Карлу Альберту, предложив им
помощь волонтеров, следовавших за ним из Латинской Америки.
Гарибальди получил разрешение встретиться с монархом. Но король
принял его очень холодно. Легендарному полководцу, возвратившемуся с
чужбины, горевшему желанием отдать силы объединению Италии, монарх
порекомендовал дожидаться инструкций своего военного министра Риччи.
А последний не нашел ничего лучше, чем рекомендовать Гарибальди
заняться корсарством близ берегов Венеции.
Обиженный Гарибальди уехал в Милан и был там встречен восторженно.
Он только начал формировать корпус добровольцев, как сардинский монарх
решился двинуть войска против австрийцев. Бездарный в военном
отношении, как большинство савойских монархов, Карл Альберт 25 и 26
июля потерпел под Кустоццей сокрушительное поражение и отступил к
Милану, где и согласился капитулировать. Гарибальди заклеймил короля
159

позором, но остановить своими силами армию Радецкого он был не в
состоянии. С огромным риском он сумел перебросить свои отряды в
Швейцарию.
Борьба отнюдь не была закончена. Вскоре восстала Венеция, Болонья,
затем Ливорно. Захватив несколько кораблей, здесь объявился Гарибальди.
Поднялась вся Тоскана, а затем и Папское государство. 9 февраля 1849 г. в
Риме открылось учредительное собрание. Гарибальди выступил здесь с
пламенным призывом провозгласить в Италии республику. Восстала Генуя.
Баланс сил вновь складывался в пользу восставших.
Бежавший в Гаэту Пий IX, на которого недавно возлагалось столько
ложных надежд, обратился к французскому президенту Луи Наполеону с
просьбой об интервенции.
Луи Наполеон колебался. Карл Альберт предлагал ему объединить
усилия против австрийцев: при таком повороте событий незадачливый
монарх вновь решил воевать с Габсбургами. 23 марта под Новарой Карл
Альберт терпит от них новое поражение. Французский президент решает
использовать слабость Пьемонта и австрийцев для усиления собственного
влияния в Италии. Луи Наполеон направляет в Италию десятитысячный
корпус генерала Удино "для охраны французского влияния и защиты
цивилизации". Ветеран наполеоновских походов не рассчитывал на
серьезное сопротивление. "Итальянцы не умеют драться”, — считал Удино.
25 апреля французы высадились в Чивитавеккьи. "Диктатор Римской
республики” Мадзини, ревнуя Гарибальди, старался держать его подальше
от Рима и только тогда, когда обстановка стала катастрофической,
согласился на его возвращение. Гарибальди едва успел собрать силы,
чтобы встретить Удино на окраинах Вечного города. И здесь "тигры
Монтевидео", руководимые Гарибальди, который восседал на коне в своем
белом пончо, разгромили Удино. Гарибальдийцы стали его преследовать,
чтобы сбросить в море. Мадзини, однако, приказал прекратить
преследование. В итоге из-за колебаний Мадзини республиканцы потерпели
поражение.
Республиканский Рим пал. Французский гарнизон остался в городе
охранять папу Пия IX. Гарибальди при отступлении потерял многих боевых
товарищей, погибла и его жена и соратница Анита. Начались многолетние
скитания Гарибальди по всему миру, пока он не поселился на острове
Капрера близ Сардинии.
Позорное поражение под Новарой стало между тем роковым событием
для судьбы Карла Альберта. Он был вынужден отречься от престола в
пользу своего сына. Новый монарх, Виктор Эммануил П (1820—1878)
поспешил заключить мир с Австрией. Палата депутатов, созданная согласно
Альберти некому Статусу, негодующая против предательской линии
монархии, отказалась одобрить условия перемирия. Виктор Эммануил
распустил палату и объявил новые выборы. Он пригрозил, что если выборы
не дадут большинства умеренным фракциям, он вообще ликвидирует
введенный Статут.
Выборы оправдали надежды монарха. Умеренные утвердились в палате и
при дворе. Но главное — они обрели авторитетных, масштабно мыслящих
лидеров. Сперва во главе умеренных стал маркиз Д'Адзельо, затем граф
Кавур. С 1852 г. он возглавил правительство Сардинского королевства. "Тем
самым, — как отмечал Прокаччи, — у власти оказался человек, с чьим
именем связано осуществление объединения Италии, одна из немногих
фигур итальянской истории, которой было суждено запечатлеться в умах
потомков в ореоле победителя, а не побежденного"12.
12 Procacci G. Op. cii., р. 375.
IbO

Трезвый политик, буржуа, знаток Адама Смита, он многое сделал, чтобы
включить Пьемонт и прилегающие области в большое кольцо европейской
экономики. По его инициативе прокладывались туннели под Альпами,
строились железные дороги, был создан Национальный банк, закладывались
инфраструктуры, готовившие сближение различных княжеств и герцогств
Италии.
И вместе с тем Кавур был враждебен к тем, кто. как Гарибальди,
стремился осуществить объединение страны на демократической
республиканской основе.
Во внешней политике он стремился включить Пьемонт. Сардинское
королевство в семью европейских держав. С этой целью он принял участие в
Крымской войне против России в 1853—1856 гг., что позволило Пьемонту
участвовать в Парижском конгрессе 1856 г.13
Парадоксально, но факт: участие в интервенции против далекой России
стало для Кавура отправной точкой для маневров по объединению Италии.
Но не будем забывать, что Наполеон III держал свой гарнизон в Риме.
Австрия продолжала господствовать в Северной Италии. Кавур признавал,
что направить в Крым 18 тыс. солдат во главе с генералом Ла Марморой в
мае 1855 г. его "вынудила злосчастная политическая конъюнктура".
Итальянский корпус участвовал в битве у Черной речки и потерял убитыми
200 человек.
Кавур добился приглашения Сардинии—Пьемонта на мирный конгресс,
который открылся 25 февраля 1856 г. Это стоило больших трудов. Австрия,
извечный враг, была против. Да и результаты конгресса были для
королевства плачевны: о его требованиях — присоединить к Сардинии —
Пьемонту Парму и Модену — в мирном договоре, подписанном 30 марта
1856 г., даже не упоминалось. И все же Пьемонту удалось добиться
небольшого успеха. Помог случай: Орсини, бывший соратник Мадзини,
совершил неудачное покушение на Наполеона III. заявив, что тот стал
опорой европейской реакции и врагом объединения Италии. Наполеон III
стал искать примирения с Кавуром. В январе 1859 г. они подписали тайный
договор, по которому в обмен на Ниццу и Савойю Наполеон обещал
передать Сардинскому королевству Ломбардию и Венецию.
Готовилась совместная война Италии и Франции против Австрии. И тут-
то Кавур вспомнил о Гарибальди. Его посланец Лафарина застал народного
героя в хозяйственных хлопотах. Гарибальди пригласили в Турин. Он
быстро понял, чего от него хотят. "Гарибальди должен стать приманкой
для волонтеров, должен появляться и исчезать!" — писал он в мемуарах14.
Кавур» понимая, сколь популярен Гарибальди, нуждался в его помощи.
Он же и ненавидел его. Джузеппе Гарибальди видел эту игру и... участвовал
в ней. Причины? "С того момента. — писал Гарибальди, — когда я убедился,
что Италия должна идти вместе с Виктором Эммануилом, чтобы избавиться
от власти иностранцев, я счел своим долгом подчиняться его приказам,
чего бы это ни стоило, заставляя даже молчать мою республиканскую
совесть". 2 февраля 1859 г. его принял Виктор Эммануил II. 17 марта был
опубликован декрет, в котором говорилось: "Мы уполномочиваем
господина Джузеппе Гарибальди принять командование корпусом
"Альпийских стрелков" с чином генерал-майора... и принести присягу.
К.Кавур"15.
В апреле Австрия напала на Италию. "Альпийские стрелки" Гарибальди
13 Ibid., р. 379.
14 См. Лурье А. Гарибальди. М —Л., 1938. с. 170.
15 Там же. с. 174—175.
6 Новая и новейшая история, N> 1
161

проявили чудеса героизма. Их бросали в самое пекло. Но наперекор
расчетам, что австрийская армия перемелет горстку храбрецов, они били
противника повсюду, где появлялись, освободив значительную часть
Ломбардии.
В это время Наполеон III, одержав ряд побед над австрийцами, поспешил
заключить с Францем-Иосифом в Виллафранка 11 июля 1859 г. сепаратное
соглашение. Предательство было очевидным. Парме, Модене, Тоскане
решили навязать прежних государей. Эти области ответили восстанием.
Виктор Эммануил II заколебался. Кавур демонстративно подал в отставку.
Гарибальди сложил с себя звание командира "альпини", собираясь
возглавить "военную Лигу" Центральной Италии, которую решили совместно
создать Флоренция, Модена и Болонья. Кавур не прочь был присоединить к
Пьемонту центральные области и Ломбардию, но не ценой накала
революционных страстей. Непослушного Гарибальди, который рвался на
помощь бунтующим областям Италии, восставшей Сицилии, отстранили от
командования. Восстание в Сицилии было подавлено.
Тем временем обменные операции по передаче Франции Савойи и Ниццы
взамен центральных областей и Ломбардии, отходящих к Пьемонту, были
закреплены плебисцитами и соглашением от 12—14 марта 1860 г. Пьемонт
расширил власть на Северную и Центральную части страны. Оставался Юг.
4 апреля 1860 г. в столице Сицилии Палермо началось новое восстание.
Наскоро вооружив тысячу своих сторонников, Гарибальди захватил в Генуе
(не без молчаливого согласия владельцев) два парохода и отправился к
Сицилии. Кавур грозил его арестовать. Но Гарибальди выступал под
лозунгом "Италия и Виктор Эммануил", чтобы не дать обвинить себя в
неподчинении королю.
11 мая 1860 г. он высадился в Марсале и началась самая славная глава в
истории Италии. К десанту присоединились четыре тысячи вооруженных
крестьян. При Калатафими эта необученная, но полная энтузиазма масса
людей 27 мая опрокинула превосходящие по численности войска
бурбонского генерала Ланди. Гарибальди овладел Палермо и объявил себя
"диктатором Сицилии". В конце июля он изгнал войска Бурбонов с острова.
Гарибальди стал готовиться к высадке на юге страны. Кавур крайне
встревожился. Не хватало, чтобы вся слава объединения досталась
"краснорубашечникам" Гарибальди! Виктор Эммануил советовал герою
отказаться от дальнейших планов. Гарибальди, однако, был неукротим.
"Нынешнее положение Италии, — отвечал он королю, — не позволяет мне
подчиниться Вам... Если бы теперь я проявил колебания, вопреки
требованиям народа, то изменил бы своему долгу и повредил бы святому
делу Италии".
19 августа 1860 г. "тысяча" высадилась в Калабрии. Стотысячная армия
неаполитанского короля оказалась деморализованной. 7 сентября
Гарибальди торжественно въехал в Неаполь. Правивший там Франциск II
Бурбон бежал. Случилось то, чего опасался Кавур, когда писал адмиралу
Персано в конце лета: "Чрезвычайно желательно, чтобы освобождение
Неаполя не было делом Гарибальди, если это случится, революционная
система займет место конституционно-монархического строя"16. Адмиралу
рекомендовалось даже попытаться организовать переворот до приближе¬
ния к Неаполю Гарибальди.
1 октября 1860 г. при Вольтурно 20 тыс. гарибальдийцев окончательно
разбили 50-тысячное войско Бурбонов. Народная революция в Южной
Италии торжествовала Кавуру и королю не оставалось ничего иного, как
принять из рук Гарибальди вторую половину Италии.
16 Там же, с. 227.
162

26 октября 1860 г. близ Теано король и его свита, люди, ненавидящие
"плебея, дарящего королям царства", встретились с Гарибальди. Население
бурно приветствовало своего, как здесь произносят, Талибардо", несмотря
на то. что тот восклицал: "Вот наш король. Да здравствует король!"
Тут же король обратился с посланием к "народу Сицилии", даже не
упомянув имя Гарибальди.
Итак, Гарибальди сложил" диктаторскую" власть, объявив о ее передаче
королю. Тот отменил его декреты, которые улучшали положение крестьян
Сицилии, распустил его армию. Герой освобождения Италии вернулся на
Капреру.
27 января 1861 г. был избран итальянский парламент, а 17 марта того же
года Виктор Эммануил II был провозглашен королем Италии. А истинный
объединитель Италии, из рук которого фактически Виктор Эммануил и
получил корону, остался в тени. Правительство Кавура издевалось над
теми, кто освободил 10 млн. итальянцев, решая на комиссиях, кто из
"краснорубашечников" достоин быть принятым в армию Пьемонта.
Гарибальди был вынужден прибыть из Капреры в Турин. 18 апреля он
выступил в парламенте с горячей речью в защиту героических воинов.
Кавур прерывал его. требовал от председателя заставить оратора уважать
правительство.
Неизвестно, чем закончился бы этот конфликт, но 6 июня Кавур
неожиданно умер, а Гарибальди начал готовиться к походу на Рим. 7 июля
он прибыл в Палермо и здесь провозгласил свое намерение очистить Рим от
присутствия войск Наполеона, которого назвал "главой разбойников и
убийц".
Это было воспринято как открытый бунт. Король объявил Гарибальди вне
закона. И бросил свои войска навстречу высадившимся в Калабрии
волонтерам. Около горы Аспромонте правительственные войска открыли
огонь по гарибальдийцам. Гарибальди был тяжело ранен и только
благодаря вмешательству русского хирурга НИ. Пирогова ему не
ампутировали ногу. Самым подлым было то. что перед этим тот же король
тайно подстрекал Гарибальди, готовясь вызвать волну антиавстрийских
выступлений на Балканах. Король бредил войной против Австрии, говоря,
что это мечта его жизни. По закону Гарибальди подлежал военному суду.
Но суд показал бы. что савойская монархия помогала вооружать и
снаряжать волонтеров. По случаю венчания своей дочери Марии Пии с
португальским королем Луишем I Виктор Эммануил объявил всеобщую
амнистию, под которую попал и Гарибальди.
В апреле 1864 г. Гарибальди посетил Англию. Там его приняли принц
Гальский, премьер-министр и министр иностранных дел. Триумф был столь
велик, что английский посол из Турина сообщил. "Ничто не доставило бы
большего удовольствия королю, как весть о том, что Гарибальди расшиб
себе голову"17.
И все же Гарибальди был еще нужен: под властью Австрии оставалась
Венеция, тогда как Рим "мог подождать". Король в союзе с Парижем, по-
прежнему державшим свой гарнизон в столице Папского государства,
намеревался оказывать нажим на Вену.
"ПОВИНУЮСЬ!"
Виктор Эммануил II как-то признался английской королеве Виктории, что
охотно истребил бы всех австрийцев, если бы нашел подходящий повод.
17 Public Record Office (далее — PRO), Russel Papers (далее — RP), 30/22/70, Diary of H. Elliot
(22 July 1864).
6*
163

Король постоянно посылал своих эмиссаров в Париж, подстрекая
Наполеона III к совместному выступлению. Французский император
выслушивал предложения своего итальянского собрата и тут же
информировал о них венский двор. Каждый был уверен, что перехитрил
другого. Мак Смит поражался несоответствию личностей августейших
особ, ставших королями Италии, их историческому предназначению. "Ни
один из них, — писал он, — не обладал качествами, поднимавшими его над
средним уровнем. Их частная жизнь была не особенно интересной. Но всем
четырем королям приходилось сталкиваться с политическими проблемами,
которые представили бы тяжелое испытание и для людей большого
интеллекта и более сильного характера"18.
Никто из упомянутых монархов не тяготел к умственной деятельности.
При постоянном желании разжечь конфликт с соседями они не умели
воевать. "Одной из причин этой одержимости войной, — отмечал Мак
Смит, — было то, что по своему положению король являлся верховным
главнокомандующим и слава победы наверняка предназначалась бы ему
одному. Таким образом Виктор Эммануил на военном поприще обрел бы ту
репутацию, которую, к его великому сожалению, завоевали нерегулярные
войска Гарибальди. Мало кто знал, что Виктор Эммануил не имел ни
малейшего представления о том, как командовать войском. Многие годы он
не считал нужным даже посещать военные маневры"19.
Но вернемся к попыткам втянуть в войну французского соседа. Наполе¬
он III предложил Виктору Эммануилу другую сделку-, перенести свою
столицу из Турина поближе к центру страны и взять на себя охрану
Папского государства от "посягательств". Тогда французы в течение двух
лет выведут из Рима свой гарнизон. Так была заключена "сентябрьская
конвенция" 1864 г.
И здесь выявилось, насколько Пьемонт не был готов к своей миссии.
Местная аристократия разжигала страсти, не желая, чтобы центр
перемещался в буржуазную и малоаристократическую Тоскану, поскольку
новой столицей, как можно было понять, изберут Флоренцию. Мало того,
пьемонтцы подумали об отделении от всех остальных, памятуя, что
итальянцы — это иностранцы по сравнению с ними, франкоговорящими. В
Турине вспыхнуло восстание, которое длилось три дня. Британский посол
Эллиот назвал это выступление "актом ненависти пьемонтцев к иностран¬
цам, как они называли остальных итальянцев"20.
Но если Наполеон III маневрировал, то другая страна, громко заявившая о
себе в Европе — Пруссия, не испытывала колебаний. Виктор Эммануил решил
сделать ставку на пруссаков, чтобы получить долгожданное приращение
владений за счет Венеции. В апреле 1866 г. в Берлине было заключено с
итальянцами секретное соглашение. По нему в случае победы над Австрией
Пруссия получила бы германские территории, а Виктор Эммануил —
Венецию. Война стала неизбежной.
И тут вспомнили вновь о Гарибальди. Ему было под шестьдесят. Он не
забыл обид, болели раны. Но мог ли он стоять в стороне, когда в конечном
итоге речь шла о единстве Италии? И в июне Гарибальди приступил к
формированию своего корпуса волонтеров. Король, как и можно было
ожидать, дал самое плохое оружие. Корпус отослали в горы, на север, для
"отвлекающих маневров". Лавры главного победителя Виктор Эммануил
оставлял себе.
18 Mack Smith D. Op. cit., р. 8.
19 Ibid., р. 43.
20 PRO, RP, 30/22/70 Diary of H. Elliott (23 September 1864 e 20 January 1865).
164

Но вот. что получилось на деле. 16 июня Пруссия начала войну. Двинулся
и король. Но уже 24 июня при Кустоцце он потерпел сокрушительное
поражение. А 20 июля у острова Лисса австрийцы разгромили королевский
флот. Тем временем Гарибальди в труднейших альпийских условиях
маневрировал, наносил молниеносные удары и в итоге освободил почти все
Тренто и Южный Тироль (Трентино-Альто-Адидже). В разгар этих успехов
из Турина пришла телеграмма, отзывавшая войска Гарибальди. Дело в том.
что Пруссия 3 июля 1866 г. при Садовой победила Австрию и уже заключила
без согласования с итальянцами предварительный мир. Австрия уступала
по этому миру Венецию Франции, а та передавала ее Италии. Захваченные
Гарибальди области оставались у австрийцев. Ему не оставалось ничего
другого, как ответить одним унизительным словом Нповинуюсьи, к чему его
вынудило бездарное савойское семейство.
В пожилом возрасте, израненный, герой стольких битв, он рисковал
жизнью, а с ним даже не посоветовались. Конечно, в основе поступков
Гарибальди была его приверженность объединению Италии. Патриотизм он
ставил выше своих республиканских убеждений. Но. чтобы понять еще один
мотив, который ограничивал свободу Гарибальди, надо вспомнить
связывавшую его с пьемонтскими монархами дисциплину масонства.
Савойские монархи имели особые прерогативы в масонской организации
"Великий Восток Италии” — 30-ю степень "почетных каменщиков”, что
ставило их выше формальных руководителей этого движения. Гарибальди,
который на полгода даже стал "великим мастером Великого Востока”, тем
не менее был вынужден в интересах монархии идти на унизительные
компромиссы, далекие от его свободолюбия.
Но главным оставалось завершение объединения Италии: Рим все еще
находился под властью пап. Французы убрали свой гарнизон из Вечного
города, и Гарибальди вновь готовил к походам свою "тысячу". Король опять
вел двойную игру: ему нужны волнения в Папской области, но лишь затем,
чтобы двинуть туда свои войска и расправиться с гарибальдийцами. В
октябре 1867 г. в густой туман Гарибальди ухитрился покинуть Капреру и
встать во главе волонтеров. Его части опрокидывали один за другим
папские форпосты, но у ворот Рима все повторилось: у Ментаны "тысяча”
понесла тяжелые потери от вновь посланных французов, а Гарибальди
бросили в темницу.
И снова прежний фарс — король его амнистировал. Тут уже Гарибальди
не стеснялся в выражениях: он называет короля лжецом, предавшим его
выступление, которое исподтишка поощрял. Министр иностранных дел
Англии лорд Кларендон (он вел тогда во Флоренции переговоры с
монархом) того же мнения: "Король — невежественный и лживый
человек"21.
’•БЛЕСТЯЩИЙ СТРАТЕГ-
Назревала война Пруссии с Францией. Виктор Эммануил решал, на чьей
стороне ему быть. Забыв уроки только что закончившегося конфликта,
король почему-то убеждал себя, что на этот раз победит Франция. Он
торговался с Парижем и Веной, требуя за свою поддержку передать ему
Тунис. Эти планы король скрывал даже от самых близких ему людей.
Монарх чуть не втянул Италию в опасную для нее войну, но помогло
несчастье. Виктор Эммануил заболел. Причем так тяжело, что просил у
римского папы прощения грехов и снятия отлучения за аннексию ряда
21 Ibid., 30/22/16Е (1 January 1868).
165

провинций Папского государства. Папа помнил богохульства монарха в
свой адрес и потребовал, чтобы перед смертью тот, по крайней мере, снял
грех сожительства с графиней Мирафьори (Розой Верчеллано) и обручился
бы. с ней. У постели спешно совершили обряд. Король извинился за свои
хулы... и выздоровел.
К этому времени он уже допускал возможность поражения Наполеона III
и даже его свержения революционерами. На этот случай был готов и новый
план: король введет войска в Париж и проведет реставрацию монархической
власти. Но он не успевал за событиями — 2 сентября 1870 г., после
поражения при Седане, император капитулировал, в Париже была
провозглашена республика. И вместо того, чтобы думать о реставрации,
королю пришлось все-таки решать проблему взятия Рима. Французы теперь
были неопасны.
Как всегда, король осуществлял двойной план: гарибальдийцы движутся
к Вечному городу, а король останавливается в восьми милях от него.
Ученик Гарибальди, возглавивший "тысячу", Биксио штурмовал крепостные
стены у Порта Пиа, и, когда брешь была пробита, король ввел туда свои
войска, сообщив папе, что хочет защитить его "от крайних оскорблений
космополитической революции". Это были не просто слова. Он в самом деле
рассчитывал, что» если гарибальдийцы займут Рим, у него будет повод
"истребить каналий", "наших врагов", "вредных насекомых".
В ответ папа назвал короля наглецом и лицемером. Но дело было
сделано. 2 октября римляне проголосовали за присоединение к остальной
Италии. Воссоединение страны завершилось.
Король, опасаясь плохого приема, отказался от триумфального въезда в
Рим, как делал это в ряде других городов. Лишь в декабре,
воспользовавшись наводнением, он появился в своей столице, чтобы
выразить сочувствие пострадавшим. Местопребыванием короля стал
Квиринальский дворец.
Конституцией объединенной Италии оставался Статут Сардинского
королевства, введенный Карлом Альбертом во время революции
1848—1849 гг. По положениям Статута король делил законодательные
полномочия с сенатом и палатой депутатов. Исполнительная власть
полностью принадлежала монарху, он командовал войсками, мог объявлять
войну» заключать мирные договора.
Сенаторы назначались королем пожизненно, большей частью из
генералитета. Палата депутатов избиралась мужчинами старше 25 лет,
умевшими читать и писать и обладавшими имущественным цензом. Право
избирать имело лишь около 2% населения. В Статуте содержались
положения о равенстве всех подданных перед законом, гарантии личных
свобод, неприкосновенности жилищ, свободе печати, праве на мирные
собрания.
Единственной религией Италии являлась католическая. В 1871 г. король
подписал закон, по которому папа объявлялся священной и
неприкосновенной личностью. За ним признавалось право поддерживать
дипломатические отношения. Королевство выделяло средства на нужды
папского двора. Владения папы ограничивались Ватиканским и
Латеранским дворцами в Риме и виллой Кастельгандольфо, служившей
летней резиденцией. Закон этот папа отказался признать, объявив себя
"узником".
Короля это не очень смущало. Не встревожило его и то, что с 1876 г. во
главе правительства стал Агостино Депретис, лидер конституционной
оппозиции. В противовес ему монарх приблизил к себе одержимого
войнами и территориальными приобретениями Франческо Криспи,
166

назначенного сперва министром внутренних дел, а через десяток лет
превратившегося в подобие диктатора Италии. Но это было уже после
кончины Виктора Эммануила.
Монарх умер в январе 1878 г.» мечтая развязать "всеобщую войну".
Приступ лихорадки заставил его еще раз извиниться перед Святым
Престолом за "все обиды", которые он, "не желая того, нанес Церкви". И папа
отпустил ему грехи.
После смерти короля итальянцы простили ему необузданность, военные
поражения, пристрастие к охоте (он имел 343 охотничьих домика),
любовные увлечения. По общему мнению он был хорошим человеком,
нравился гражданам, не искушенным в политике. Позже его имя обросло
легендами и его стали называть "король-джентльмен", "самый великий
суверен христианской Европы". Восхвалялось его почтение к
законодателям, хотя он публично заявлял, что "итальянцами можно
управлять только с помощью штыков либо подкупа". Некомпетентный
главнокомандующий был возведен в ранг блестящего стратега. Как, однако,
признавали его современники, монарх был лично храбр, наделен здравым
смыслом, которого иногда не хватало его профессиональным политикам. И,
хотя он не раз приводил страну на грань катастрофы, везение в конечном
итоге оставалось на его стороне.
"ДОБРЫЙ КОРОЛЬ" УМБЕРТО I
"Как и его отец, низкого роста, так же вращает глазами, имеет ту же
манеру говорить отрывисто и резко", — записала в мемуарах
наблюдательная королева Виктория22. Получивший в итоге эпитет "доброго
короля", Умберто (1844—1900), как отмечал Мак Смит, "не был подготовлен
править, поскольку савойская династия по традиции обладала столь малой
степенью доверия к новым поколениям, что наследник никаким образом не
приобщался к искусству правления. Роль наследника сводилась к тому, что
во время церемоний он целовал руку отцу и стоял навытяжку в его
присутствии"23.
По материнской линии Умберто был сыном и внуком австрийских
принцесс. Он едва не женился на представительнице рода Габсбургов, если
бы не несчастный случай: его невеста трагически погибла, когда от
неосторожности с огнем загорелась ее одежда. В жены ему была дана
Маргерита, дочь брата отца герцога Фердинанда Генуэзского. От своей
саксонской матери Марии Елизаветы она унаследовала светлые волосы,
голубые глаза, элегантность, любовь к искусству. Поэт Кардуччи, отбросив
свои республиканские симпатии, писал оды в ее честь. Увы, все эти качества
оставляли равнодушным Умберто, который отдавал предпочтение своей
любовнице Евгении, жене герцога Литта Висконти Дрезе. Король даже
навязал ее Маргерите в качестве придворной дамы.
Не обладая темпераментом своего отца, Умберто тем не менее не уступал
Виктору Эммануилу в приверженности к захватам территорий. Едва
объединившись, Италия под его руководством ринулась завоевывать сперва
Эритрею, потом Тунис. Но его в 1882 г. оккупировала Франция, что вызвало в
Риме взрыв возмущения.
Стремясь отобрать у Франции Тунис» Ниццу и Корсику, Италия в 1882 г.
присоединилась к Тройственному союзу с Германией и Австрией. Это был
шаг к мировой войне. Правда, до нее еще оставалось много времени. Но
22 Royal Archives, diario d. Regina Victoria (12 July 1875).
23 Mack Smith D. Op. cit., p. 97.
167

Умберто I. 1887 год.
приход в 1888 г. к власти в Германии императора Вильгельма II сильно
продвинул дело. В октябре того же года он посетил Рим и подарил Криспи
свою фотографию с характерной надписью: “Джентльмену от джентльмена,
корсару от полутора корсаров". Его мечтой было войти в Париж, “поставить
французских парламентариев на место", а заодно приструнить и свой
рейхстаг.
Идеалом Умберто было прусское войско. Но и он как-то заметил: "Криспи
хотел бы оккупировать все, включая Китай и Японию"24. И добавил:
"Криспи—свинья, но это нужная свинья. Я должен его поддерживать во имя
высоких интересов страны"25.
24 Ibid., р.151.
25 Ibid., р. 153.
168

Вскоре Криспи затевает авантюры в Сомали и Абиссинии, ухитрившись
поссориться со своим же протеже негусом Менеликом. Криспи. однако,
терпел в Абиссинии одно поражение за другим, потеряв больше солдат, чем
погибло за все время Рисорджименто. Как ни нравился он королю, его
пришлось убрать. Ибо самоуправство Криспи и личное вмешательство
Умберто I в политику вызывали всеобщее недовольство. Никогда престиж
монархии не падал так низко. Наступали новые времена. В 1900 г. анархист
Бреши убил Умберто, считая его "символом репрессивного общества".
Конечно, назвать Умберто тираном было бы крупным преувеличением. Но
его судьба показала, что слишком антиконституционное поведение
обращалось против монархии.
Умберто было 56 лет. Оказалось, что у него накопилось немало денег,
которые он вкладывал в английский банк Хамбро. Однако общий баланс его
правления был бы катастрофичным, если бы не убийство. Оно вызвало к
нему волну сочувствия, а историкам двора оставалось присвоить ему имя
"короля-мученика", "доброго Умберто".
КОРОЛЬ - ПАЦИФИСТ?
Единственный сын Умберто не питал склонности к политике и даже
уговаривал отца объявить наследником своего двоюродного брата герцога
д’Аоста. Тем не менее Виктор Эммануил III (1869—1947), пришедший к власти
в свои 30 лет, оказался самым долгодействующим итальянским королем:
правил в течение 46 лет. наиболее бурных в истории Италии и мире.
"Он ужасно маленького роста". — писала королева Виктория. Замкнутый,
молчаливый, выросший в обстановке равнодушия родителей к себе, новый
король, однако, был заметно более развит, чем его предшественники.
Его наставник, полковник Озио. требовательный педагог, приучил своего
ученика читать в оригинале Горация и Вергилия, привил интерес к таким
предметам, как география и история, особенно военная. Позже монарх
поражал энциклопедичностью своих познаний. От матери он унаследовал
некоторую музыкальность и способен был играть на фортепьяно легкие
вещи Шумана, хотя в целом предпочитал слушать военный оркестр.
Его нянька. Элизабет Ли. вдова полковника британской армии, научила
наследника английскому языку, на котором он вначале говорил даже
лучше, чем на итальянском. К традиционной в семье страсти к охоте Виктор
Эммануил добавил рыбную ловлю, фотографирование и нумизматику: он
собрал и передал государству одну из богатейших в мире коллекцию монет.
Сперва он пугал родителей своей нерасположенностью к женитьбе, но
потом ему подыскали подходящую невесту — Елену Черногорскую. Дочь
князя Черногории не обладала большим приданым, но была привлекательна
и добродушна. И брак оказался действительно счастливым — единственный
случай для четырех поколений савойской династии.
Убийство отца анархистом Бреши наложило свой отпечаток на образ
мыслей нового монарха. Усилив меры безопасности, он в то же время решил
несколько ослабить репрессии. Под амнистию попало 10 тыс. заключенных.
Виктор Эммануил III не поддавался на советы сторонников крайних
мер — он видел, что страна левела. Это показали и выборы в начале нового
века. Ему было ясно, что одна из причин — растущее социальное неравенст¬
во. Отсюда меры нового правительства, предпринятые для совершенствова¬
ния налогов, судебной системы, маневры по сближению с группой "крайних
левых"; в нее входила треть всех депутатов, в том числе и социалисты. С
1903 г. премьером стал Джованни Джолитти, левоцентрист, пытавшийся
вовлечь в свое правительство даже социалиста Филиппо Турати. который
был приговорен ранее к 12 годам тюрьмы как "опасный революционер".
169

На выборах 1904, 1909 и 1913 гг. Джолитти сумел создать себе в
парламенте прочное большинство. Он управлял делами с большой долей
независимости, что позволяло говорить о его периоде правления, как
"диктатуре".
Виктор Эммануил III вначале недоверчиво относился к колониальным
авантюрам. Будучи англофилом, не питал симпатий к пруссакам,
посмеивался над Вильгельмом, который заказал пять экземпляров
итальянской медали, посвященной экспедиции в Китай, чтобы носить ее на
пяти мундирах, надеваемых по разным поводам.
Новый король не вывел Италию из Тройственного союза. Но предупредил,
что не станет участвовать в возможных военных действиях против Англии.
И уже втайне от союзников подписал в Париже документ о том, что Италия
никогда не объявит войну Франции. В то же время холодные отношения у
короля складывались с Австрией, которая покушалась на Балканы, особенно
Черногорию, родину его жены.
Сидеть между двумя стульями становилось все более затруднительно. В
противовес Тройственному союзу создалась Антанта. Гонка вооружений,
особенно на море, охватывала все более широкий круг держав. Король стал
уделять повышенное внимание итальянским вооруженным силам. Ему
приходилось учитывать усиление позиций итальянских националистов,
толкавших страну на путь экспансии. Волна ультрапатриотизма стала
захватывать и самого короля. В 1911 г. он объявил войну Турции, в
результате которой были захвачены Триполи и Киренаика. Но в Европе
Италия, король и Джолитти играли на двух столах, пока убийство
эрцгерцога Фердинанда не было использовано для запуска механизма
мировой войны.
Виктор Эммануил III осознавал, что в случае вступления в войну на
стороне, которая потерпит поражение, монархия будет обречена. Но и
вступать слишком поздно тоже было опасно. Он всячески.оттягивал этот
момент, зондируя при этом, какая из сторон согласна будет уступить
Италии Тренто и Триест. Сперва ему казалось, что победят немцы. Затем
чаша весов сдвинулась в пользу англо-французов. Наконец 23 мая 1915 г.
король решился отречься от Тройственного союза и объявил войну пока
только Австро-Венгрии.
Влиятельные политические круги Италии были против этого шага. Свою
ответственность монарх не без гордости признавал в письме английскому
королю Георгу: "Я был вынужден пустить в ход последнюю карту... дав
понять, что отрекусь, если не будет одобрена политика, которую я считал
нужной"26.
Джолитти в то время был не у власти. Его сторонники называли акт
вступления в войну "самой сумасшедшей авантюрой нашей истории".
Сумасшедшей прежде всего потому, что, как всегда, итальянская армия
была не готова к активным действиям. Около года войска короля топтались
у реки Изонцо, а затем австрийцы отбросили их до реки Пьяве. А в октябре
1917 г. Италия потерпела тяжелое поражение при Капоретто. Союзникам
Италии пришлось принимать экстренные меры, чтобы спасти итальянский
флот.
После поражения при Капоретто король заменил главнокомандующего
Луиджи Кадорну генералом Армандо Диасом. А его заместителем сделал
Пьетро Бадольо, хотя именно беспечность Бадольо была одной из причин
поражения.
26 Royal Archives, diary of Delme Radeliffe (21 June 1915).
170

Виктор Эммануил III и королева Елена. 1900 год
Революция в России в 1917 г.. опубликование Советским правительством
текстов тайных империалистических договоров вызвали смятение в Риме.
Из них. в частности, явствовало, что для итальянской монархии главным
было выторговать территориальные приобретения. Как говорил полити¬
ческий трибун Гаэтано Сальвемини. Италия вступила в войну, "держа в руке
нож Шейлока. а не освободительное знамя Мадзини”27.
Летом 1918 г. союзники Италии перешли в решающее наступление. Диас и
Бадольо медлили, опасаясь очередного Капоретто. Только после того, как
немцы и австрийцы запросили перемирия, итальянские войска в начале
ноября приступили к освобождению северо-восточных территорий
Витторио Венето. Это не помешало позже представить итальянское
наступление чуть ли не как основной фактор, вынудивший Австрию и
Германию к капитуляции.
В результате первой мировой войны пали монархии в России. Германии.
Австро-Венгрии. Турции, в ряде других стран. ”А король Италии сохранил
свой трон. — писал Мак Смит. — сумев благодаря осторожности и
драчливости оказаться на стороне победителей"28.
На Парижской конференции Италии отдали Трентино-Альто-Адидже,
Истрию, Триест, были удовлетворены африканские притязания режима, но
отказали в Далмации и Фиуме. Тем не менее националисты кричали об
"украденной победе". Король поддерживал такие настроения. На этой волне
Габриэле Д’Аннунцио совершил бросок на Фиуме. объявив здесь автономное
правление "от имени короля" (сентябрь 1919 г).
Выборы 1919 г. показали очередной крен влево. Королю пришлось пойти
27 Mack Smith D. Op. cit., р. 301.
28 Ibid., р.304.
171

на сокращение своих прерогатив. Монархия отдала государству некоторые
свои имения, требовавшие значительных расходов, — Палаццо Дукале в
Венеции, Каподимонте в Неаполе, дворец в Казерте, Кастелло Сфорцеско в
Милане, Палаццо Питти во Флоренции.
В 1920 г. к власти вернулся Джолитти. Но уже в июне 1921 г. он подал в
отставку. В Италии стремительно нарастали левое движение и правая
националистическая волна, получившая крайнее выражение в фашизме,
лидером которого стал Бенито Муссолини.
МОНАРХИЯ И ФАШИЗМ
Муссолини в целом импонировал Виктору Эммануилу III. Во время войны
монарх имел краткую встречу с будущим дуче, затем дважды встречался с
ним во время консультаций с лидерами политических партий, связанных с
отставкой правительств Джолитти и Бономи. Муссолини даже обзавелся
цилиндром на случай посещения королевского двора. Полагают, что с
подачи Виктора Эммануила лидер фашистов публично ставил вопрос о
коалиции с монархистами и правыми либералами, но сам-то стремился к
единоличной власти.
Главную опасность он видел в позиции армии, стоявшей на стороне
монархии. Но среди генералитета немало людей симпатизировало фашизму.
Чтобы стяжать симпатии генералов-монархистов, Муссолини сделал ряд
заявлений о полезной роли института монархии.
Планируя осенью 1922 г. “поход на Рим“» Муссолини рассчитывал, что
монарх предпочтет “наименьшее из зол“. В фатальную осень 1922 г. Виктор
Эммануил III удалился из Рима и старался появляться в столице как можно
реже. Джолитти, “сильная личность”, способная противостоять фашистам,
тоже находился в отдалении. Кроме того, ему уже исполнилось 80 лет.
Позже Бадольо заявлял, что если бы был дан приказ подавить выступление
фашистов, всякая угроза похода на Рим без труда была бы ликвидирована.
Короля правительство настоятельно просило возвратиться в Рим. Но он
сперва задержался на сутки, потом хотел ввести осадное положение — и
кабинет был с ним солидарен, — но тут же изменил намерения. Он опасался,
как бы фашисты не свергли его, передав престол герцогу д’Аоста.
Муссолини следил за развитием событий из Милана, поближе к
Швейцарии, куда можно было бы скрыться в случае неудачи. Финал
известен. Муссолини предложили пост премьера. 30 октября 1922 г. он
прибыл из Милана в Рим в спальном вагоне в своей черной рубашке и с
хлыстом. Позже появился в королевском дворце — Квиринале, чтобы
представить список кабинета.
Король четыре часа отстоял на балконе, взирая на парад
чернорубашечников. Поведение политических лидеров, в том числе бывших
премьер-министров, было не менее постыдным. Джованни Джолитти,
Иваноэ Бономи, Луиджи Факта, Альчиде де Гаспери голосовали за
чрезвычайные полномочия Муссолини.
Первоначально многие думали, что Муссолини удовлетворится ролью
парламентского диктатора вроде того же Джолитти или Криспи. Король
тоже не думал, что случилось что-то необычное. Ведь поход фашистов был
закреплен голосованием депутатов!
Началась длительная идиллия между монархией и фашизмом. Виктор Эм¬
мануил не догадывался, что сначала Муссолини вообще задумывал ликви¬
дировать монархию, но потом счел ее удобной. Сам же король был ему
особенно благодарен за то, что Муссолини избавил его от политических
кризисов.
172

Король восхищался деловой хваткой дуче, его политической интуицией.
Тот в свою очередь дважды в неделю появлялся в Квиринальском дворце, но
уже не в черной рубашке и любимых гетрах, а в полагающемся цивильном
костюме. Внешне платя дань монархии, Муссолини в своем кругу говорил о
монархе как человеке "слишком маленьком для Италии, которая движется к
величию"29. Но, добавлял он, надо ощипать курицу так, чтобы она не
запищала.
Была учреждена фашистская милиция, дабы "защитить революцию".
Создан Большой фашистский совет, введен избирательный закон, отдававший
партии большинства две трети мест в парламенте. В апреле 1924 г.
Муссолини победил, проведя более 350 депутатов.
Работу нового парламента открыл король, послушно прочитав
написанную для него речь. Он восхвалял фашистскую партию, ее символы.
Все понимали, что он стал заложником фашистского режима. После
убийства обличавшего беззакония Муссолини депутата Джакомо Маттеоти
(это произошло 10 июня 1924 г.» через несколько дней после того, как дуче
публично угрожал смертью лидерам оппозиции) режим оказался на краю
пропасти и секретарь фашистской партии Джованни Джуриати говорил:
"Если бы король пошевелил одним только пальцем, Муссолини и фашизм
были бы выброшены в окошко"30. Вместо этого королевским декретом от 10
июля 1924 г. Муссолини было дано право контролировать прессу.
Депутатам, которые пришли протестовать, Виктор Эммануил задумчиво
ответил: "Сегодня моя дочь застрелила две перепелки"31.
С начала следующего года Муссолини ликвидировал оставшиеся
демократические свободы. Нечего и говорить, что главными жертвами
режима оказались левые партии, в первую очередь коммунисты. Муссолини
сосредоточил в своих руках руководство шестью министерствами, а затем
взял себе портфель и министра внутренних дел. В 1929 г. его диктатуру
узаконили плебисцитом. В том же году Муссолини убедил Ватикан признать
Италию как унитарное государство и заключил с папой конкордат. К 30-м
годам король был фактически исключен из политической и общественной
жизни и, по-видимому, был доволен этим. Он отказался от контактов даже
со своими друзьями-аристократами, к досаде которых стал часто
повторять, ссылаясь на Ленина. "Кто не работает, тот не ест". Сам,
разумеется, как и полагается королям, ом не работал, деля время между
рыбной ловлей и чтением книг по истории, а также охотой, к которой
безуспешно пытался приобщить дуче. "Мы благополучно миновали бурные
годы, когда Италия была под властью попов и социалистов", —
самодовольно рассуждал король. Самое опасное было в том, что некогда
кокетничавший с пацифизмом король все более поддерживал военные
амбиции фашизма.
Агрессия началась в Африке, против Эфиопии. Когда Лига наций
подвергла Италию санкциям, король и королева отдали свои обручальные
кольца фашистскому режиму. На место смещенного негуса в Аддис-Абебе, с
трудом завоеванной в 1936 г. маршалом Бадольо, был поставлен герцог
Амедео д'Аоста. Король в общем не питал к нему ни малейшего уважения и
был рад, что под столь почетным предлогом смог удалить его. Не любил он
и своих двоюродных братьев: графа Туринского презирал, герцога
Бергамского, назвавшего Муссолини "человеком провидения", считал
полным идиотом, как и герцогов Пистойского и Генуэзского,
29 Ibid., р.331.
30 Giuriati G. La parabola di Mussolini nei ricordi di un gerarca. Bari, 1981, p. 160.
31 Bonomi I. Diario 1943—1944. Milano, 1947, p. XXVI—XXVII.
173

сотрудничавших с фашистской прессой. Не любил он и своего сына Умберто
(1904—1984), что, впрочем было в традициях Савойского дома.
Некоторые трения с фашизмом возникли у короля лишь тогда, когда
Муссолини присвоил себе звание “первого маршала империи". Это ставило
его выше Бадольо. Завершая оскорбление, он присвоил затем такое звание и
королю. Двор был шокирован, поскольку Статут империи гласил: "Король
назначает на все должности в государстве". Виктор Эммануил негодовал и
даже пригрозил отречением.
Но совершались шаги и куда более серьезные, чем присвоение воинских
званий: Италия вступила в союз с Гитлером. Король и Гитлер не нравились
друг другу. В мае 1938 г. Гитлер был возмущен, когда в ходе визита в Рим
ему пришлось соблюдать придворный церемониал. А король был поражен
подозрительностью гостя, который опасался, как бы его не отравили
наркотиками. Гитлер посоветовал дуче избавиться от монархии. Виктор
Эммануил 111 тогда испугался и даже отправился вместе с королевой
Еленой в Предаппио, местечко, где родился Муссолини, посетил его дом и
возложил цветы на могилу его родителей. Виктор Эммануил III затем
подписал ряд расистских законов, включая закон о запрещении брака с
иностранцами, будучи, как и его предшественники, женатым на иностранке.
Приближение второй мировой войны пугало многих в Италии. Зять
Муссолини Галеаццо Чиано, фашистские иерархи Итало Бальбо, Чезаре де
Векки, Дино Гранди, Эмилио де Боно, носившие титул "квадриумвиров" со
времен “похода на Рим", питали иллюзии, что король захочет удержать
страну от беды: формально лицом, которое могло объявлять войну и
заключать мир, оставался король. Но в январе 1939 г. в нарушение Статута
палата депутатов приняла решение о самороспуске. Ее заменила палата
фаши и корпораций, члены которой не избирались, а назначались дуче. В
мае 1939 г. Италия подписала союз с Германией и Муссолини пообещал
поддержать Гитлера "на сто процентов", если тот начнет войну. Король
одобрил пакт32.
Иллюзии в отношении позиции короля испытывали и западные
дипломаты. Они не забывали, что предыдущую войну Италия вела на
стороне Франции и Англии. За несколько дней до нападения Гитлера на
Польшу посол США Уильям Филипс посетил Виктора Эммануила III и вручил
ему личное послание президента Рузвельта» который просил его повлиять
на ход событий в пользу мира.
Возвратился он с убеждением, что король — “простая кукла"33.
Муссолини знал о колебаниях в Большом фашистском совете, где многие
высказывались за соблюдение нейтралитета. Он даже написал королю, что в
случае серьезной войны сможет “достойно" избежать обязательств,
поскольку Стальной пакт не был ратифицирован монархом (он был заключен
без ведома короля). Никогда внутренний раскол в фашистской верхушке не
делал ее столь уязвимой. Но трусость короля в решающие дни сентября
1939 г. подавляла в нем чувство ответственности за судьбу страны и даже
монархии, хотя король опасался, что “ось" доведет Италию до крушения.
И сам Муссолини несколько медлил с вступлением в уже начавшийся
конфликт. Здесь он был верен тактике савойской династии. Но, как и они,
боялся упустить выгоды от войны. Король колебался. Муссолини
стремился привлечь его обещаниями воспользоваться плодами, как ему
казалось, близкой капитуляции западных стран и получить Корсику,
Мальту, Тунис — предмет давних мечтаний итальянских империалистов, —
32 Magistrali М. LTalia a Berlino (1937—1939). Milano, 1959, р. 383.
33 Phillips W. Ventures in Diplomacy. London, 1955, p.128.
174

а также Гибралтар и Суэц, и превратить Средиземное море в "итальянское
озеро”. В итоге король и Чиано поставили свои подписи под декретом об
объявлении войны летом 1940 г.
Муссолини утверждал, что ему нужно "несколько тысяч убитых"
итальянцев, чтобы занять место за столом переговоров, а война будет
выиграна к сентябрю 1940 г. Он так был в этом уверен, что решил отстранить
военных от командования и хотел сам себя провозгласить верховным
главнокомандующим. Король был взбешен не вступлением в войну, а
претензией дуче на пост, который формально занимал он сам. Неохотно он
делегировал ему часть своих полномочий, позволив руководить некими
"оперативными войсками".
По случаю объявления войны 10 июня 1940 г. король появился на балконе
Квиринальского дворца в форме маршала в окружении семьи. На следующий
день он выехал на северо-западный участок границы, где войсками
командовал его сын. Муссолини, однако, приревновал монарха и издал
директиву лишь "поддерживать оборону" на этом участке. Он уверял, что
будет вести "параллельную войну", сохранив свои силы неприкосновен¬
ными, пока Гитлер не одержит победу. Поскольку Франция тут же
запросила перемирия, Муссолини понял, что прогадал, и скомандовал
наступление. С королем о всех этих вопросах никто не советовался. Виктор
Эммануил III имел шанс вмешаться, когда в конце 1940 г. Италия потерпела
поражение от Греции и в Северной Африке, но вместо того, чтобы этим
воспользоваться, монарх подумал тогда еще и о ... вторжении в Швейцарию.
Он совершил инспекционную поездку в Югославию и Албанию, а в мае
1941 г. согласился позволить своему презираемому кузену Аймоне д’Аоста
получить корону короля Хорватии под именем Томислава II. Герцог,
которого и Муссолини называл дефективным, так ни разу и не побывал в
своих владениях. А его родственник Амедео д'Аоста, который, напомним,
был в Африке, в это время уже сдавался британским войскам. В плену он и
умер.
ВИКТОР ЭММАНУИЛ III РЕШАЕТСЯ
Король был ошеломлен, когда Муссолини заметил, что до победы не
несколько недель, как он заявлял раньше, а по меньшей мере еще лет шесть.
"Дуче рассуждает скорее как журналист, чем генерал", — заметил на это
монарх. Но когда в июне 1941 г. Гитлер, поставив Муссолини перед
свершившимся фактом, объявил войну СССР, когда стало ясным, что
придется сражаться и против США, король, пожалуй, впервые стал отдавать
себе отчет в масштабах войны. Но отступать было некуда: 11 декабря 1941 г.
он поставил свою подпись под объявлением войны Америке.
Его слегка успокоили успехи Роммеля в Северной Африке. Но затем
союзники высадились в Марокко и Алжире, они нанесли поражение в Египте
Роммелю, а у Сталинграда Советский Союз одержал великую победу. Тень
катастрофы нависла над Италией.
В этот момент глава генштаба Уго Каваллеро ознакомил короля со своим
планом устранения Муссолини, а маршалы Бадольо и Кавилья сообщили
через Швейцарию в Лондон, что готовы поддержать переворот и заключить
мир. Король "рассудку вопреки" вновь заявил о своей вере в способность
Муссолини "выправить положение".
Муссолини к тому времени серьезно заболел (он впадал в прострацию,
депрессии), контакты с королем прервались, гипноз дуче на монарха
ослабевал. Тут только король стал задумываться, как вывести итальянские
армии из России, как наладить связи с Лондоном и Вашингтоном.
175

Сын короля Умберто, произведенный Муссолини в маршалы и мечтавший
командовать итальянским корпусом на территории СССР, отсиживался в
Южной Италии, его жена Мария-Жозе в сентябре 1942 г. начала зондаж в
Ватикане возможностей контактов с англичанами и американцами. Через
министра двора герцога Альберто Аквароне она дала королю знать, что в
стране формируется антифашистский фронт, который хочет знать
намерения монарха. После мартовских 1943 г. выступлений рабочих на
Севере Италии, показавших, что конец режима близок. Виктор Эммануил
предпринял первые осторожные шаги. 15 мая в записке Муссолини он
советовал принять в расчет возможность возвращения Италии к
нейтралитету. В июне оппозиционный к Муссолини член Большого
фашистского совета Дино Гранди объяснил королю, что нейтралитета мало,
надо встать на сторону союзников, чтобы кончить войну на стороне
победителей.
Ватикан стал катализатором такого рода действий, считая, что монархию
надо срочно выводить из-под огня, если не хотят, чтобы после краха
фашизма восторжествовали коммунисты. 17 июня папа Пий XII сообщил
королю, что союзники помогут сохранить династию, если она сумеет
быстро заключить мир.
В ночь с 9 на 10 июля началось вторжение союзников на Сицилию. К тому
времени генеральный штаб Италии уже имел план ареста Муссолини и ждал
сигнала. Король не мог далее медлить. 22 июля Виктор Эммануил III заявил
Муссолини, что именно он. дуче, является единственным препятствием для
выправления военного положения. Муссолини был огорошен и не понял, о
чем идет речь. Однако узнав, что корпус карабинеров имеет приказ о его
аресте, согласился на проведение Большого фашистского совета. Совет,
который не собирался с 1939 г., проходил в ночь с 24 на 25 июля 1943 г. и
закончился смещением диктатора. На следующий день было сообщено, что
король “принял отставку кавалера Бенито Муссолини“ и назначил вместо
него Бадольо. Но король не торопился прекратить войну, подчеркнув
неизменность союза с Германией. “Италия держит слово, ревниво храня
свои тысячелетние традиции”, — заявил он34.
Союзники настаивали на безоговорочной капитуляции. Монарх требовал
от союзников гарантий. Тем временем в стране сохранялся “фашизм без
Муссолини”: политические партии оставались запрещенными, антифашисты
находились в тюрьмах. Когда акт о капитуляции был подписан, король и
Бадольо скрывали это, делая вид. что ни к чему сей акт их не обязывает.
Союзники сочли необходимым разоблачить двойную игру Виктора
Эммануила, и по Лондонскому радио 8 сентября было сообщено, что Италия
подписала акт о капитуляции.
Король в последний момент стал выяснять, не может ли он
денонсировать перемирие. Ему напомнили, что отказ от подписи “опозорит
династии/. С большим опозданием Бадольо возвестил о подписании
перемирия.
БЕГСТВО
Утром 9 сентября король с семьей бежал из Рима, не сказав министрам,
куда направился. Он не назначил никого, кто в его отсутствие мог бы
осуществлять власть. Армия была оставлена на произвол судьбы. Основная
масса итальянских солдат и офицеров попала в немецкий плен. Забыт был и
сосланный на виллу Гран Сассо Муссолини. 12 сентября Отто Скорцени с
34 Mack Smith D, Op. cit., р.396.
176

Умберто II участвует в референдуме 2 июня 1946 г.
группой парашютистов выкрал его и доставил на север Италии. Здесь дуче
под надзором немцев возглавил правительство марионеточной фашистской
республики Сало". Это позволило собрать разрозненные силы фашистов,
продлить военные действия в Италии еще минимум на полтора года.
Бадольо, "герцог Аддис-Абебский”» удирал а такой панике, что забыл
сообщить министрам своего кабинета» куда едет. В небольшом порту Ортона
высшие чины затеяли драку при посадке на корвет» который увозил
королевскую семью.
Король и свита прибыли в Бриндизи, где оказались под опекой
американцев и союзной контрольной комиссии. Король все еще держался за
внешние знаки почитания и ритуал, но это было нелегко, так как глава
комиссии приходил к нему в майке и трусах. Вопреки реальности Виктор
Эммануил продолжал сохранять титулы короля Албании и императора
Абиссинии.
США и Англия не очень торопились продвинуться на север, к Риму.
Наоборот, им важно было стянуть сюда максимальное число гитлеровских
войск. Важно было оголить атлантический участок, где предполагался
десант союзников.
Вокруг монарха в этой обстановке создалась тяжелая атмосфера, кипели
споры о смысле сохранения того, что выглядело анахронизмом. Даже такой
177

убежденный монархист, как философ Бенедетто Кроче, считал, что хотя
"савойская династия, возможно, самая прекрасная и достойная", но
личность Виктора Эммануила III "непоправимо скомпрометирована"35.
Ближайшие сторонники короля полагали, что ради спасения монархии
необходима быстрая смена декорации. Виктору Эммануилу III нужно
передать власть наследнику. Представители антифашистских сил в
Бриндизи, наоборот, выступали за немедленную ликвидацию монархии.
Союзники пытались успокоить тех и других.
В феврале 1944 г. правительство из Бриндизи перекочевало севернее, в
Салерно. Сюда в марте прибыл из Советского Союза Пальмиро Тольятти.
Руководитель коммунистов, по оценке Мак Смита, "внес нотку реализма" в
обстановку вокруг монархического вопроса. Тольятти счел возможным
отложить его на более поздний срок, а в настоящее время сосредоточить
все усилия на том, чтобы выиграть войну. Он же помог и найти решение
правительственного вопроса. Бадольо признавал, что без поддержки
Тольятти было бы невозможно достичь компромисса о сформировании
нового правительства.
В июне 1944 г. Рим был, наконец, освобожден. Виктор Эммануил III к тому
времени согласился ввести Умберто на "правление", однако сам не хотел
отрекаться от престола. Он лишь пообещал удалиться от дел и не мешать
политическим маневрам. Так Умберто стал главой государства, а затем —
всего на 34 дня — с 2 мая до 6 июня 1946 г. — королем.
Более живой и откровенный, чем его отец, он не отличался особой
глубиной мышления, но не был реакционером в классическом смысле слова.
Во главе нового правительства он поставил бывшего социалиста Бономи,
правда, сильно поправевшего, высказывался весьма положительно об
интеллекте и политическом мастерстве Тольятти. Лишь однажды Умберто II
заколебался — подписывать ли ему мирный договор. По старым савойским
привычкам он пытался выторговать у новых союзников право на старые
итальянские колонии и участок рядом с Югославией.
В мае 1946 г. Виктор Эммануил III наконец отрекся в пользу Умберто,
которого стали называть "майским королем". Но это была лишь простая
уловка для спасения трона. И когда пришел час референдума, а он
состоялся 2 июня 1946 г., вердикт народа оказался не в пользу монархии.
Хотя на юге позиции монархистов были еще сильны, центр и север страны
решительно высказались за республику.
Дни после референдума были очень нервными. Разрыв "за" и "против"
составлял 2 млн. (12 против 10). Промедление с объявлением результатов
позволяло монархистам кричать о подтасовке результатов. У монархии не
хватало мужества смириться с поражением и признать новую республику.
Этот конфликт завершил дело. В новую конституцию была включена статья
XIII, запрещавшая пребывание бывшего короля в Италии. Имущество
королей, их владения переходили в собственность государства. Эту весть
Виктор Эммануил III уже не услышал: за три дня до вступления в силу
конституции, а она обретала ее с 1 января 1948 г., Виктор Эммануил III умер.
Умберто II прожил еще 37 лет. Он избегал резкой полемики, но не упускал
случая утверждать, что монархия в Италии всегда выступала за свободу и
прогресс. Похоронен Умберто II на исторической родине — в Савойе, в
г. Отком.
"Самая старинная монархия, сохранявшаяся в Европе, — заключил свою
книгу Мак Смит, — исчерпала свое историческое движение. После 85 лет, в
течение которых она была во главе процесса национального объединения,
35 Ibid., р.416.
178

имела поражения, но также и триумфы, она меланхолически и трагически
завершила свою судьбу"36.
ПОСТСКРИПТУМ
Покинув Италию, представители Савойского дома, и до того жившие
отчужденно, оказались разделенными континентами и странами. Виктор
Эммануил III почил в Александрии (Египет), где его прах находится в церкви
святой Катерины. Жена Елена похоронена в Монпелье во Франции; Умбер¬
то, II, "майский король" — в Откоме. Наследник его, Виктор Эммануил, кото¬
рому его сторонники прибавили королевский номер IV, живет в Швейцарии
вместе с сыном Эммануилом Филибертом.
Другая ветвь Савойского дома — д'Аоста — сохранила право жить в
Италии. Как и в добрые старые времена» обе части "дома" не выносят друг
друга. Ветвь д'Аоста считает, что законным претендентом на престол может
считаться только их представитель. Наиболее авторитетен среди них
Амедей, винодел, назвавший одно из вин именем "Савойя". Виктор Эммануил
IV увидел в том покушение на свой престиж и в одном из интервью
пригрозил присвоить "кое-чье" имя своему свиноводческому хозяйству. На
таком уровне шел "обмен королевскими любезностями".
В Италии их поддерживают два лагеря: миланские монархисты стоят за
Виктора Эммануила, римские — за Амедея. Последние утверждают, что
королевская ветвь савойцев "выродилась", отличается низкими интеллек¬
туальными возможностями. Миланцы же напоминают о финансовых
скандалах с валютными операциями, в которых обвиняется представитель
фамилии д'Аоста.
Контрасты в некогда могущественной семье оставались бы деталями
светской хроники, если бы в начале 1990 г. Виктор Эммануил IV не начал
ходатайствовать о возвращении праха предков на родину. Причем не в
Турин, а в Рим, в Пантеон. Спор о роли Савойского дома в истории Италии
тем самым стал неожиданно актуальным. Заявление премьер-министра
Андреотти в феврале 1990 г., допустившего такую возможность, подлило
масла в огонь. Левые партии напомнили о позорном сожительстве
монархии с фашизмом, о бегстве короля из Рима, о непризнании савойцами
республики, о конституционном запрете на их возвращение. Бывший мэр
Рима Джулио Арген увидел в инициативе возвращения праха предков не
просто ностальгию по Родине ("Я желаю вернуться в Италию, и это желание
всесжигающе", — заявил Виктор Эммануил), а политическую операцию.
Ведь потомки савойской династии ставят вопрос не вообще о
возвращении праха предков в родные пенаты, а о захоронении его в
Пантеоне, рядом с Виктором Эммануилом II и Умберто I. Им нужна
историческая реабилитация савойской монархии, вписавшей вместе с
Виктором Эммануилом III и Умберто II не лучшие страницы в современную
историю страны. Иначе отчего бы они настаивали на размещении могил в
Пантеоне, а не в традиционной усыпальнице семьи в Турине, в той самой
базилике Суперга, с которой мы начинали рассказ?
Причем наследник ставит вопрос и о своем собственном возвращении, а
также о возможности для его сына получить образование в Италии по
военной линии, продолжая традиции семьи. В письме на имя президента
Итальянской республики Франческо Коссиги в начале 1989 г. Виктор
Эммануил IV выразил готовность "примириться с республикой и
36 Ibid., р.441.
179

поклониться Италии, нашей общей матери"37, тогда как за три года до этого
он подчеркивал, что не "поступится ни одним из династических прав"38.
Конечно, вопрос об оценке роли савойской монархии требует
всестороннего и объективного исследования. 40 с лишним минувших лет,
как видно по реакции в Италии, не внесли достаточного успокоения.
Возможно, есть резоны и в том, чтобы найти какие-то формы "примирения".
Для этого потребуются, по всей вероятности, совместные усилия
историков, политологов, политиков. Не беремся делать далеко идущие
выводы, поскольку история, как и искусство, не терпит суеты. Тем не менее
хотелось бы поставить ряд вопросов.
Какую роль в конечном итоге сыграла савойская монархия в важнейшем
процессе становления итальянского государства? Какие особенности
весьма своеобразной конституционности этой монархии способствовали
национальному объединению, выражению интересов деятельных слоев
населения, развитию демократических процессов, их сочетанию с
развитием экономики страны? Ведь находившиеся под властью Бурбонов
южные районы Италии оказались на столь запоздалой стадии развития, что
это до сих пор сказывается на общественно-политическом прогрессе
Италии. Очевидно, что различия между Севером и Югом связаны
своеобразием исторического пути разных частей страны.
Конечно, конституционная монархия создавала определенные рамки для
развития буржуазной Италии в течение целого ряда важных десятилетий. И
в то же время, находясь на реакционных, консервативных позициях,
савойские монархи и их окружение тормозили ряд социально-
политических процессов. Союз с фашизмом — наиболее симптоматичное
проявление этого. Вот почему Италия, сбросив фашистские одежды, в
поисках конституционного консенсуса ликвидировала и монархию,
стремясь найти более современные формы республиканского правления.
На заключительном этапе этот, по существу, отмирающий институт
итальянской государственной жизни, при всех колебаниях и проявлениях
малодушия последних королей, тем не менее помог умертвить и фашизм,
отстранить Муссолини. Уйдя после референдума и победы республиканцев
с политической арены, савойская монархия, по сути дела, не предприняла
серьезных попыток помешать переходу Италии к новым, демократическим
формам правления. Интересно было бы объяснить диалектику этих явлений,
взвесить на весах истории все эти "за" и "против", которые сопровождали
рождение и угасание наследников Гумберта.
37 L’Unita, 19.Ш.1989, р.8.
38 La Repubblica, 23.VIII. 1986.
180

Портреты советских историков
©1992 г.
Т.А. ПАВЛОВА, Е.Б. ЧЕРНЯК
ПАМЯТИ МИХАИЛА АБРАМОВИЧА БАРГА
Что бы ни говорили, человек сам выбирает свой путь в жизни. Обстоя¬
тельства — если они и ограничивают нашу свободу — всегда, даже в самые
суровые времена, оставляют возможность выбора.
Михаил Абрамович Барг родился 1 мая 1915 г. в городке Сатаново По¬
дольской губернии на Украине в семье частного поверенного (адвоката)
Барга. Через два года глава семейства скончался, и все заботы о мальчике
приняла на себя мать, учительница. Достаток в семье был более чем
скромен; но мальчик рос живым, способным, любознательным. Писал стихи
и великолепные школьные сочинения, делал большие успехи в математике и
даже учился играть на скрипке. На продолжение музыкального образо¬
вания, впрочем, денег, не хватило. Но от этих ранних занятий сохранилась
на всю жизнь любовь к классической музыке.
Видимо, успехи в точных дисциплинах привели подростка после окон¬
чания семилетки в 1930 г. в автодорожный техникум города Каменец-
Подольский. Но вскоре возобладали иные интересы, и в 1932 г. 17-летний
Михаил — уже студент Института народного образования в том же
Каменец-Подольске; по ликвидации его в 1934 г. он был переведен в Киев¬
ский педагогический институт, на социально-экономический факультет.
После блестящего окончания студенческого курса в 1936 г. был призван в
армию. Он попал в школу курсантов-одногодичников танкового полка в
Житомир, и вскоре мать получила от командира благодарность за то, что
воспитала "такого сына". Он был демобилизован в 1937 г. в звании младшего
лейтенанта и получил направление в село Драгановка Хмельницкой обла¬
сти, где работал сначала завучем, а потом и директором школы. Ученики
обожали его: всегда до самого дома рядом шла стайка оживленных ребя¬
тишек. Он был увлечен работой, но в душе жила мечта об университете.
В 1939 г. М.А. Барг выехал в Харьков, "желая специализироваться по
всеобщей истории", как позднее он напишет в автобиографии, и поступил
сразу на четвертый курс исторического факультета Харьковского государ¬
ственного университета. Снова — после относительно обеспеченной дирек¬
торской должности — неприкаянность и полуголодная жизнь студента. Но
он не унывал: перед ним открылась богатейшая сокровищница человеческих
знаний; он изучал иностранные языки, допоздна засиживался в библиотеке,
читал по ночам. А вдобавок ко всему этому учился еще и на заочном
отделении Харьковского юридического института. Через полтора года,
весной 1941 г., получил диплом с отличием, его оставили в аспирантуре
при университете. Но радость была недолгой — пришел роковой день
22 июня.
В первые тревожные дни войны М.А. Барг был направлен на партийную
работу — сначала в Харьков, а затем, после поспешной эвакуации города, —
181

М.А. Барг
в Фергану. По поручению Ферганского горкома КП(б) Узбекистана он читал
лекции; в 1942 г. М.А. Барг был назначен заведующим отделом агитации и.
пропаганды. И в том же году его постиг страшный удар: его мать, вплоть до
начала войны работавшая сельской учительницей, погибла в фашистском
лагере смерти.
Прошел еще год, и в ноябре 1943 г. М.А. Барга вызвали в Москву по линии
ЦК партии. Он сдал успешно вступительные экзамены в аспирантуру Инсти¬
тута истории Академии наук. И в который раз без колебаний поменял
престижное и обеспеченное положение на то, что уже ясно представлялось
ему делом всей жизни: на занятия историей.
Война откатывалась на Запад; родная Украина была освобождена от
оккупантов. Снято затемнение. Михаил Абрамович поселился в общежитии
Академии наук на Малой Бронной. Он написал кандидатскую диссертацию
по аграрной истории английского феодализма, в 1947 г. с блеском защитил
ее и поступил в распоряжение Министерства просвещения. Он работал пре¬
подавателем Военного института иностранных языков и одновременно
старшим редактором в Учпедгизе.
Теперь днем он был в редакции, правил и рецензировал чужие рукописи,
ездил читать лекции, а сам жил своей старой темой — исследованиями по
истории английского феодализма XI—XIII вв. Она поглощала все его силы.
Он сидел в библиотеке до закрытия — все вечера, все воскресенья, все
праздники. А дома, отрешившись от неустроенности быта, составлял длин¬
ные простыни-таблицы: списки маноров, описания хозяйственных единиц,
демографические сводки, обзоры поземельных участков... Статьи на эти
сюжеты появлялись в "Средних веках", "Вопросах истории", академических
изданиях.
А обстановка в стране становилась все более гнетущей. Еще недавно мать
182

и родные погибли страшной смертью, теперь "дело врачей" и слухи о вре¬
дителях-космополитах все больше заставляли людей не доверять друг дру¬
гу и сторониться коллег. В свои почти 40 лет он одинок и неустроен. Но вот
он садился за стол — и страхи, и гнетущая тревога отступали, все занимала
могучая страсть к исследовательской работе. На этом поле сражения он —
полновластный полководец, ведущий свои войска, подчиняясь острой и
глубокой аналитической мысли.
Диссертация по истории английского феодализма поглотила десяток лет
жизни. Хотя должность старшего редактора неплохо оплачивалась и откры¬
вала возможности для публикаций, сидеть каждый день в редакции и
работать ночами стало невозможно; в 1952 г. М.А. Барг расстался с Учпед¬
гизом и перешел на почасовую педагогическую работу. Так в жизни больше
воздуха, больше возможности работать над любимой темой. А нищета — что
ж, она, увы, дело для него привычное.
Шли годы. На висках появилась первая седина. Работа двигалась медлен¬
но: столько всего надо прочитать, обдумать, решить! Он продолжал совер¬
шенствовать английский, читал по-немецки, по-французски, по-итальянски,
по-польски. Выискивал источники в библиотеках, выписывал книги из-за
границы по официальным межбиблиотечным каналам. Его положение ничем
не отличается от положения любого советского ученого-гуманитария:
никаких контактов с зарубежными коллегами; никаких поездок за рубеж
даже для работы в архивах. И тем не менее, несмотря на разительное
неравенство условий работы, его исследования не уступали самым
фундаментальным, самым профессиональным изысканиям тех, кто работает
на Западе.
Среди сотен книг и статей М.А. Барга центральное место занимает
монография "Исследования по истории английского феодализма в
XI—XIII вв."1. Это был поистине монументальный труд, которым по праву
может гордиться мировая историческая наука. В монографии исследованы
направления и характер социальных сдвигов, происходивших в структуре
основных классов английского общества с XI по XIII в. Основой иссле¬
дования послужило сопоставление данных двух источников — земельных
кадастров, известных под именем "Книга страшного суда" (1086 г.) и "Со¬
тенные свитки" (1279 г.). Такое сравнение требовало преодоления исклю¬
чительных трудностей, но позволило создать поистине уникальную аграр¬
ную статистику средневековой Англии. Среди проанализированных проб¬
лем следует упомянуть соотношение виллы и манора, эволюцию средне¬
английской вотчины в 1086—1270 гг.» изменения в иерархической структуре
феодального землевладения, сдвиги в распределении феодальной собст¬
венности в XI—XIII вв., социальную динамику светского вотчинного земле¬
владения (землевладение светских держателей и субдержателей короны),
генезис вилланства общего права и ряд других.
Особенно весомым для понимания исторических судеб английского фео¬
дализма стало всестороннее статистическое исследование фригольда в
системе аграрных отношений — генезис внутриманориального фригольда,
его сословная принадлежность в исследуемый период, особенности диффе¬
ренциации фригольдеров "крестьянского типа", которые представляли в
большинстве порвавшие с земледелием, но сохранившие связи с манором
ремесленные и торговые элементы. Значительный удельный вес этих слоев
стал, по мнению автора, одной из причин относительно быстрой социально-
экономической эволюции средневековой Англии.
Одновременно вызревал и обретал зримые формы следующий труд
1 БаргМ.А. Исследования по истории английского феодализма в XI—ХШ вв. M., 1962.
183

М.А. Барга. Особенности аграрного развития Англии на столетия вперед
определили специфику экономического, социального, политического раз¬
вития этой страны, а также многие предпосылки и характерные черты
кульминационного пункта английской средневековой истории — револю¬
ции XVII в. Эти вопросы М.А. Барг часами обсуждал со своим старшим
коллегой, а впоследствии — близким другом Владимиром Михайловичем
Лавровским. Оба они знали, что уже издавался фундаментальный труд по
истории Английской революции, объединивший усилия многих советских
историков2. Но у В.М. Лавровского и М.А. Барга возникла своя оригинальная
концепция революции, не похожая на общепринятую. И они вместе напи¬
сали и в 1958 г. издали книгу под тем же, что двухтомник, названием3.
В основу этой книги было положено изучение новых, не исполь¬
зовавшихся в советской историографии первоисточников: ренталей и опи¬
сей ряда маноров, а также протоколов маноральных курий, квартальных
сессий мировых судей ряда графств, бумаг из архива Кларка и документов,
относившихся ко второй гражданской войне. Авторы поставили целью и
осуществили проблемный подход к освещению основных событий револю¬
ции — в отличие от нарративного, повествовательно-событийного метода,
принятого в двухтомнике, — и дали более глубокий и научный анализ ряда
важнейших проблем. Центральными явились вопросы о социально-эконо¬
мических сдвигах в английской деревне XVII в., приведших к диффе¬
ренциации крестьянства, и о двух путях развития английской деревни —
буржуазно-дворянском и крестьянском.
В.М. Лавровский и М.А. Барг пришли к иным выводам, нежели авторы
двухтомника. Они утверждали, что важнейшей особенностью социально-
экономического развития Англии конца XVI — начала XVII в. являлось то,
что "процесс складывания капиталистического способа производства
именно в земледелии протекал наиболее бурно, наиболее революционно и с
наиболее разрушительными последствиями для традиционных отношений ',
что именно в деревне, в поземельных отношениях лежал центр тяжести
социальных противоречий, обусловивших историческое своеобразие
Английской революции.
Второй важнейший узел проблем, затронутых в книге, — это история
наемных рабочих и пауперизм, а также история борьбы низов английского
народа за углубление буржуазно-демократического содержания револю¬
ции в 1647—1649 гг. При этом особое внимание было уделено идеоло¬
гическому обоснованию Английской революции, нашедшему свое выра¬
жение в пуританизме, а также истокам народной реформации. Эти вопросы,
по существу, еще не были поставлены в советской историографии.
Хотя одни главы этой книги писались В.М. Лавровским, а другие —
М.А. Баргом, в трактовке основных проблем истории Англии XVII в. они
сходились. В результате их кропотливой и творческой совместной работы,
продолжавшейся несколько лет, советская историческая наука обрела труд,
надолго ставший кладезем знаний, оригинальных плодотворных идей и
глубоких обобщений для всех, кто так или иначе изучал Английскую рево¬
люцию.
Но этого мало. М.А. Барг создал биографию вождя Английской рево¬
люции4. Впервые в советской исторической литературе Кромвель предстал
перед читателем как выдающаяся фигура — не просто "продукт истори¬
ческих условий", но неповторимая индивидуальность; ему были знакомы и
2Английская буржуазная революция XVII в. (под ред. академика Е.А. Косминского и Л.А. Ле¬
вицкого), т. 1—2, M., 1954.
3Лавровский В.М., БаргМ.А. Английская буржуазная революция XVII в. М., 1958.
А Барг М.А. Кромвель и его время. M., 1950.
184

мучительные колебания, и отступления, и раскаяние. Он противоречив, он
поистине, по высказыванию Ф. Энгельса, и Робеспьер, и Наполеон в одном
лице; и хотя именно ’’его время" подсказывало ему, как поступить в том или
ином случае, за многое он ответствен только сам. И еще — что также было
новым для советской исторической науки — в книге подробно проана¬
лизированы религиозная жизнь героя, менталитет времени, без которого не
понять суть происходивших событий.
Параллельно с исследовательской идет и педагогическая работа: с 1954 г.
М.А. Барг — старший преподаватель истории средних веков в Московском
заочном педагогическом институте, с 1956 г. — старший преподаватель Го¬
родского педагогического института им. В.П. Потемкина. На лекции
М.А. Барга приходили не только студенты-историки. Он читал так, как
будто генерировал идеи тут же, в аудитории, и приглашал слушателей к
участию в этом творческом акте. Материал лекций всегда был свеж и
глубок,- мысль оригинальна, продуманна, доказательна. Студенты, как преж¬
де школьники в далеком украинском селе его юности, обожали своего
профессора, но и трепетали перед ним, ибо он был требователен. Репутация
замечательного ученого и блестящего лектора вышла за пределы Москвы;
преподаватели вузов, приезжая на курсы повышения квалификации, шли
прежде всего на лекции М.А. Барга.
В 1958 г. на Ученом совете Института истории АН СССР М.А. Баргом была с
блеском защищена докторская диссертация. Годы нищеты и неустройства
остались позади. В 1960 г. М.А. Баргу было присвоено звание профессора
кафедры истории Древнего мира и средних веков МГПИ им В.И. Ленина. У
него семья: жена, сын.
В 1967 г. Михаил Абрамович перешел на работу в Институт истории АН
СССР; после разделения его в 1968 г. и до своей кончины он работал в
Институте всеобщей истории. В 60-е годы он был занят прежде всего новым
исследованием, впоследствии оно вышло в виде обстоятельной моно¬
графии5.
М.А. Барг изучал историю народных масс в Английской революции еще с
того времени, когда писал совместное исследование с В.М. Лавровским. Но
эта проблематика не заняла центрального места. Теперь он предпринял
фундаментальное исследование вопроса, основанное на изучении десятков
и сотен памфлетов, трактатов, газет, листовок и переписки бурного времени
революции. Концепция М.А. Барга в этой книге в основном сводится к сле¬
дующему: основа социального конфликта в ходе Английской революции —
аграрный вопрос в самом широком смысле слова; содержание этого
конфликта составляет борьба двух путей очищения страны от феодализма:
пути лендлордизма и пути крестьянско-плебейской революционной демок¬
ратии. Эта борьба нашла свое выражение в двух программах, выдвинутых
различными лагерями в революции — буржуазно-дворянской, проводив¬
шейся пресвитерианами, а затем индепендентами, и крестьянско-пле¬
бейской, носителями которой явились "истинные левеллеры". Последняя
тенденция олицетворялась фигурой коттера, представлявшего переходный
слой от собственно крестьянства к мануфактурному рабочему. Социальные
чаяния этого лагеря, выраженные истинными уравнителями, не только
представляли собой социальную утопию, но имели реально-историческое
значение в ходе революции, ибо являлись основой борьбы за укрепление
демократического содержания революции — борьбы, начатой левеллерами
и завершенной диггерами.
5БлргМ.А. Народные низы в английской революции ХУП в. Движение и идеология истинных
левеллеров. М.» 1967.
185

Историческое своеобразие программы "истинных левеллеров" М.А. Барг
видел в органическом слиянии целей крестьянского, антифеодального
переворота с туманными чаяниями обездоленного плебса о социальном
переустройстве общества на началах коллективной собственности. Дви¬
жение диггеров весной 1649 г. — выход небольшой кучки людей на холм св.
Георгия, чтобы вместе вскопать ничейную землю, засеять ее и сообща
кормиться трудами рук своих, — он расценил как кульминационный пункт
революции, высший подъем самостоятельного движения наиболее угнетен¬
ных классов.
Модернизации идеологии диггеров, распространенной, по его мнению, в
западной литературе, М.А. Барг противопоставил иной подход. Он показал
идейные истоки мировоззрения крестьянско-плебейского крыла революции,
коренившиеся не в пуританизме вообще, а в противостоявшей ему народной
реформации, являвшейся выражением социального протеста наиболее
угнетенных слоев населения Англии. Книга М.А. Барга сразу стала собы¬
тием в советской исторической науке. Поколения студентов и аспирантов и
по сей день черпают в ней глубокие и нетривиальные идеи, учатся
конкретно-историческому анализу и мастерскому обобщению.
Помимо кропотливых, глубоко научных изысканий, помимо теоретиче¬
ских поисков — этой "высшей математики" исторического знания, М.А. Барг
писал статьи и книги, способные привлечь внимание широких кругов чита¬
телей. Таково было переработанное издание биографии Кромвеля, пере¬
изданной Учпедгизом в 1960 г.6, вышедшая в научно-популярной серии
издательства "Наука" небольшая книжка "Шекспир и история" (1976)7.
Сам много размышлявший о путях исторического развития человечества,
автор с пристальным вниманием вглядывался в то, как понимали историю
люди разных эпох. Он издал в "Памятниках исторической мысли" письма
лорда Болингброка "Об изучении и пользе истории" (М., 1978), предлагал
соответствующие темы своим аспирантам. М.А. Барг обратил внимание на
проблемы ощущения времени в средневековых хрониках и сонетах,
драматизацию истории в театре Елизаветинской поры, картины мироздания,
отразившиеся в шекспировских исторических хрониках. Он анализировал
соответствие или, вернее, несоответствие постулатов морали, деклари¬
ровавшихся в официальной идеологии, и аморальности конкретной дейст¬
вительности. Его привлекали идеи тираноборчества, высказанные в исто¬
рических хрониках Уильяма Шекспира, и народность драм великого
драматурга, отражение в них тех чаяний плебса, которые сам Барг так
пристально изучал, идей обобществления имущества, примитивного комму¬
низма, столь свойственных народным движениям.
В последней главе М.А. Барг провел интереснейшее сопоставление
легенд о короле Ричарде III, отразившихся в шекспировских драмах, с
историческим Ричардом III, отнюдь не наделенным теми демоническими
чертами, которые живописуются в драматических хрониках. Автор просле¬
дил, как возникла легенда о короле — злодее и уроде, кому она была угодна
и почему. Ричард был сыном своего жестокого века — не более, таков вывод
автора.
Широчайший диапазон идей при кратком объеме, богатейшие сопостав¬
ления — исторические, философские, литературные, культурологические,
острый, "детективный" характер исследования и прекрасный стиль раскры¬
ли еще одну сторону незаурядного дарования М.А. Барга.
В 1990 г. была опубликована издательством "Прогресс" на английском
G Барг М.А. Кромвель и его время. M., 1960.
7Барг М.А. Шекспир и его время. M., 1976.
186

языке, а в 1991 г. издательством "Мысль” — на русском последняя книга
М.А. Барга в цикле его работ по истории XVII столетия "Английская рево¬
люция XVII века в портретах ее лидеров”8. Это не просто биографии трех
ключевых фигур революции — Кромвеля. Лилберна и Уинстэнли. Это и
портрет того трагического и сложного времени, это и концепция Англий¬
ской революции, положившей водораздел между двумя основными форма¬
циями. господствовавшими в Европе: феодализмом и капитализмом.
Книга неслучайно посвящена именно трем деятелям и идеологам рево¬
люции. Через описание их жизненного пути, характеров, психологии
вскрыты особенности менталитета трех больших социальных групп,
сыгравших наиболее заметную роль в событиях революции: индепен-
дентского джентри, городской мелкой буржуазии и крестьянско-пле¬
бейских низов.
В книге дан и еще один портрет — портрет века, тот исторический фон. на
котором развертывалась жизнь героев. М.А. Барг выписал именно этот
портрет наиболее тщательно. Здесь и подробный очерк экономической
жизни предреволюционной Англии, и характеристика социальной струк¬
туры общества, и анализ пуританской идеологии — знамени революции, и
яркий материал о кризисе стюартовского абсолютизма. Здесь, наконец, в
сжатой форме даны все основные события революции — борьба памфлетов,
гражданская война, демократический этап борьбы и реформы, республика,
протекторат. Это — своеобразный итог многолетней работы, статей, книг,
неустанных раздумий. И автор здесь подтвердил свою версию концепции,
сложившейся десятилетия назад: революция 1640—1660 гг. явилась важней¬
шим не только в английской, но и в мировой истории переворотом,
знаменовавшим собою переход к новой эре в экономической, политической,
идейной жизни, в области наук, литературы и искусства.
Еще на рубеже 50—60-х годов — и чем дальше, тем более — внимание
М:А. Барга привлекал вопрос о месте исторической науки в рамках обще¬
ствознания. которое было неразрывно связано с функциями историографии
как научной дисциплины. Убежденный сторонник марксистского мате¬
риалистического понимания истории М.А. Барг в то же время всем своим
творчеством не вписывался в прокрустово ложе "Краткого курса",
догматизированного, превращенного в набор шаблонов. Он всегда возражал
против низведения историографии до роли служанки этой "материа¬
листической теологии", при которой на долю историков "великодушно"
отдавался сбор и первичная обработка собранного материала, тогда как его
осмысление, выявление следующих из него выводов целиком объявлялось
прерогативой философов. Такое понимание роли этих дисциплин, превра¬
щавшее философию в область бесплодного схоластического оперирования
затверженными "истинами", вместе с тем лишала историографию права
самостоятельного теоретического анализа процесса развития общества не
только в глобальном, но и региональном масштабах, выявления законо¬
мерностей хода общественной эволюции на национальном и локальном
уровнях сравнительно с уровнем всемирно-историческим.
Но главные из уже сформировавшихся тогда соображений и выводов по
этой проблематике было немыслимо даже пытаться опубликовать в те годы.
Поэтому' некоторые из своих концепций М.А. Барг высказал в ряде статей на
смежные темы. К таким работам надо отнести статьи о системно-струк¬
турном методе и его роли в историческом исследовании, о проблемах
формализации такого исследования. Эту же задачу преследовала и статья
Q Барг М.А. Великая английская революция в портретах ее лидеров. M., 1991.
187

М.А. Барга, написанная совместно с Е.Б. Черняком9, где была поставлена
проблема исследования разновидностей формаций как единиц историче¬
ского процесса, и целый ряд других статей.
В 70-е и 80-е годы одной из главных приоритетных тем в иссле¬
довательской работе М.А. Барга стало изучение онтологических проблем
механизма исторического развития. Результаты этой работы частично
отражены в написанных также совместно с Е.Б. Черняком разделах книг
’’Проблемы социально-экономических формаций. И стори ко-тип о логические
исследования"10, теоретические проблемы всемирно-исторического про¬
цесса"11 и в труде "Великие социальные революции XVII—XVIII веков в
структуре переходной эпохи от феодализма к капитализму"12. В этих
исследованиях впервые введена в научный оборот категория "общественно¬
необходимых общественных отношений" как субстрата всех остальных
общественных отношений, необходимого для функционирования конкрет¬
ного способа производства. Данный субстрат, являясь основой всемирно-
исторического развития, на региональном и глобальном уровнях может
подвергаться значительным модификациям и трансформациям под влия¬
нием внутренней (несистемные элементы в данном обществе) и внешней
среды (другие региональные общества).
Задачи создания типологии исторических структур и исторических
закономерностей логически подводили к совершенно не разработанной в
теоретической историографии проблеме внутренней структуры общест¬
венных отношений.
Совокупность отношений создает все экономические, политические и
идеологические структуры общества. Внутренняя структура отношения
характеризуется по целому ряду параметров, включая величину и характер
субъектов, вступающих в эти отношения (индивиды, социальные группы,
классы): сферы отношения, род данного отношения, формы, в которых
фигурируют социальные группы, вступающие в отношение, относятся ли
они к отношениям внутри данной этнополитической общности или же
разных (и, возможно, разнотипных) обществ и т.д. Выяснение параметров
социальных отношений позволяет, в частности, значительно глубже понять
важнейшую категорию "переходной эпохи всемирной истории" и предпри¬
нять попытки проанализировать ее историческую структуру опять-таки на
глобальном и региональном уровнях.
В этой связи была выдвинута и подробно обоснована необходимость
введения в научный оборот категории "диапазон переходной эпохи", в
качестве инструмента конкретно-исторического анализа межформацион¬
ного перехода во всемирно-историческом и региональном масштабах.
Особое место в осмыслении М.А. Баргом процесса общественного разви¬
тия занимала отраженная как в упомянутых выше, так и в других трудах
проблема всемирности, выявляющая единство при всем многообразии этого
процесса.
Стремление к более точному уяснению структуры процесса истори¬
ческого развития подчинено у М.А. Барга еще одной важной задаче —
повышению доказательной силы выводов исторической науки. Это тот
соединительный узел, который связывает упомянутые выше труды М.А. Бар- * 1
96арг М.А., Черняк Е.Б. Структура и развитие классово-антагонистических формаций. —
Вопросы философии, 1967, № 6.
Т0Проблемы социально-экономических формаций. Историко-типологическое исследова¬
ние. М.» 1975.
1 Теоретические проблемы всемирно-исторического процесса. M., 1979.
1 ^Барг М.А., Черняк Е.Б. Великие социальные революции XVII—XVIII веков в структуре
переходной эпохи от феодализма к капитализму. М., 1990.
188

га с его исследованиями гносеологических проблем историографии. Среди
целого ряда фундаментальных теоретических исследований М.А. Барга
важнейшее место занимает труд “Категории и методы исторической
науки".13 Эта книга, подытожившая другие исследования автора, дала
новаторские решения ряда важнейших вопросов теоретической исто¬
риографии и в этом смысле является этапной в ее развитии.
М.А. Барг подчеркнул в этой работе, что в определении предмета исто¬
рической науки, укоренившегося в исторических и философских трудах,
концептуализируется скорее то, чем историки традиционно занимались,
над чем они должны прежде всего работать в рамках современной системы
наук. Главная задача истории — изучение своего предмета на уровне сущ¬
ности. Историческая наука имеет специфический для нее уровень теоре¬
тического знания.
В тесной связи с задачей разграничения сущности социологии и истории
М.А. Баргом в этой монографии проводилось исследование содержания
категорий “всемирно-исторический" и "локально-исторический" и форму¬
лировалась теория "предельного региона" как воплощения всемирности в
процессе развития человеческого общества. В работе была раскрыта мето¬
дологическая функция категории "всемирно-исторический", которая может
быть использована в трех смыслах: как определение данного конкретного
исторического события в качестве поворотного пункта в ходе истории в
глобальных рамках; как характеристика вполне завершенной исторической
эпохи, определенность границ которой выражается тождеством истори¬
ческого содержания в международном масштабе,- наконец, как истори¬
ческая "мера", которая служит для определения категорий "всемирно-
исторический" и "локально-исторический", разброса стадиальных состоя¬
ний всей совокупности этнополитических общностей, сосуществующих на
данном временном срезе.
В последние десятилетия внимание историков привлекла проблема
"исторического времени", что, с одной стороны, отражает запросы исто¬
риографической практики, а с другой — объясняет многие успехи исто¬
рической науки, особенно в изучении экономической истории. Одним из
таких открытий является выявление одновременно протекающих хозяй¬
ственных циклов различной длительности, расположенных на различной
глубине процесса и остающихся скрытыми от наблюдателя за поверхностью
текущей конъюнктуры.
М.А. Баргу принадлежит большая научная заслуга в раскрытии и
теоретическом осмыслении содержания категории "историческое время", к
которой он обращался еще в своих конкретно-исторических трудах по
английскому феодализму. Эта проблема в историографическом плане под¬
робно рассматривалась в уже упоминавшейся выше монографии "Шекспир и
история" и ряде других работ подобного профиля. Однако развернутый
теоретический анализ данного вопроса был дан именно в монографии
"Категории и методы исторической науки".
Историческое время — это форма существования и движения мира
истории. По отношению к календарному времени это социально опред-
меченное время, "внутреннее"» содержательное время исторического
процесса. Календарное время, позволяя расставить события в порядке их
следования — одно за другим, ничего не сообщает нам об историческом
существе процессов и ритмах изменений, лежащих в их основе. Если
положение данного "события" фиксировано в календарном времени
необратимо, то во времени историческом оно может быть настоящим,
Барг М.А. Категории и методы исторической науки. M., 1984.
189

прошедшим и будущим. ’’Событие”, планируемое на будущее, реализуясь с
течением времени, становится настоящим, а затем отодвигается в прошлое.
Вместе с тем событие, произошедшее в настоящем, содержательно при¬
надлежит как будущему, так и прошлому14.
М.А. Баргом столь же основательно изучено содержание категорий
"система”, “целостность”, “процесс” принципа системности в историческом
исследовании. В целом последовательно и действительно системно рас¬
смотрен гносеологический аспект проблематики, исследованной в других
теоретических работах автора и коллективных трудах, созданных при его
участии.
Особо стоит отметить впервые произведенное на уровне теоретической
истории выявление содержания такой стержневой категории материали¬
стического историзма, как “научно-исторический факт". Фундаментальное
значение этого понятия заключается в том, что оно является отражением
исчезнувшей и невосстановимой реальности. Анализируя вопрос об его
ценностной отягощенности, надо отметить три типа селективности (изби¬
рательности): 1. селективность фактов в момент их регистрации, т.е. при
“формировании" исторических источников. Ценностная отягощенность
проявляется прежде всего в соотношении фактов, принадлежащих к
различным сферам общественной жизни, отражающих иерархию ценностей в
сознании составителя источника, например, летописца; в воздействии того,
каким представлялся мир его сознанию и каким выступал этот мир на
уровне его подсознания и т.д.; 2. селективность, произведенную временем
(вторжением живой истории в историю, отложившуюся в архивах); 3. се¬
лективность фактов в ходе исторического исследования. Связь "исто¬
рического факта" (факта действительной истории) и "научно-исторического
факта" — это опосредованная связь оригинала и копии. В историческом
познании речь идет о мысленном научном воспроизведении (а не дей¬
ствительности как таковой), иными словами, о максимально возможном
приближении мысленной картины к действительности.
С изучением гносеологической проблематики исторической науки и, в
частности, историографического ее аспекта был связан интерес М.А. Барга
к истории исторической мысли, которой была посвящена его книга "Эпохи и
идеи. Становление историзма"15. Этот труд М.А. Барга и законченные, но еще
не изданные его следующие части имеют принципиальное значение для
исторической науки вообще и истории исторической науки в особенности.
Автору впервые в советской литературе удалось проследить эволюцию
исторического сознания Западной Европы. Было бы ошибочным сводить его
к "исторической памяти", поскольку это означало бы идентифицировать
историческое сознание лишь с опытом прошлого, лишая измерений настоя¬
щего и прозреваемого будущего. М.А. Барга интересовала не исто¬
риография сама по себе, а менталитет людей, выполнявших в различных
обществах функцию историков.
•Наряду с вниманием к основным факторам исторического процесса, к
способу производства и соответствующей ему государственно-полити¬
ческой и идеологической надстройке достойное место в историогра¬
фических исследованиях призван занять анализ преобладающего в данную
эпоху трансперсонального мировидения и его выражения (представления о
Вселенной и ее строении, о месте и предназначении человека в ней, о
соотношении макрокосма и микрокосма, системе ценностей и т.д ). Только
14См., например. БаргМ.А. "Историческое время", методологический аспект. — Новая и но¬
вейшая история, 1990, № 1.
^БаргМ.А. Эпохи и идеи. Становление историзма. М., 1987.
190

таким путем могут быть поняты особенности собственно исторического
мышления.
М.А. Барг, подводя итоги труда по эволюции западноевропейского исто¬
ризма с V по XVIII в., писал, "что историческое сознание народов, наиболее
отчетливо в каждую культурно-историческую эпоху проявляющееся в том,
как в ней содержательно раскрывалась идея истории, формировалось в
процессе накопления исторического опыта. В конечном счете тип исто¬
ризма, доступный каждой данной эпохе, задается ее выразителям столь же
объективно, как и общественный способ производства"16.
Изучение эволюции исторической мысли дало повод М.А. Баргу
вернуться к рассмотрению некоторых узловых проблем общеевропейского
и общемирового развития с введением в свой анализ такого фактора, как
изменение картины мира в сознании сменявших друг друга поколений. Так,
более объемной, выходящей за рамки рассмотрения процессов в социально-
экономической сфере предстает перед нами знаменитая проблема "кризиса
XV века", новую концепцию которой М.А. Барг сформулировал в ряде
трудов17. По его мнению, речь шла не о кризисе феодализма, а о новой фазе в
восходящем развитии европейского общества, когда политико-эконо¬
мические сдвиги не только в области торговли и финансов, но прежде всего
в основаниях феодального способа в сельском хозяйстве потребовали
принципиально новых форм регулирования всей системы власти и авто¬
ритета, включая и сферу ее идеологических санкций. Ренессансный
гуманизм, рассматриваемый в общеевропейской перспективе, должен быть в
своих истоках соотнесен с той перестройкой феодальных общественно-
политических и идеологических структур, которым предстояло приспо¬
собиться к требованиям полностью развитого простого товарного произ¬
водства.
М.А. Барг был упорным тружеником, годами и десятилетиями рабо¬
тавший по 10, 12, 14 часов в сутки с редкими днями отдыха, преданным,
неподкупным рыцарем науки. Она составляла смысл его жизни, он отметал,
когда речь шла об ее интересах, любые компромиссы. Особо отталкивали его
бездумное следование научной моде, мнимо важные темы, занятие
которыми было рассчитано на внешний эффект, а, по сути дела, сводились к
повторению под новыми этикетками давно уже известного, не говоря уже
об искажении научной истины в угоду политической конъюнктуре. Он
признавал лишь исследования, ориентированные на реальное приращение
знания, на решение задач, действительно стоящих перед научно-исто¬
рической мыслью. Выбор тем для своих исследований он всегда соотносил
с задачами и возможностями в существовавших обстоятельствах успешного
изучения этой проблематики. Поэтому все труды М.А. Барга, посвященные
темам, имевшим, на первый взгляд, между собой не так уж много общего,
объединяет нацеленность на более глубокое осмысление теоретических
проблем науки, главных направлений развития и узловых событий все¬
мирно-исторического процесса.
Так же строго подходил М.А. Барг и к выбору диссертационных тем для
своих многочисленных учеников. Он уделял много времени и сил руко¬
водству аспирантами в написании этих работ, в которых уже выбор темы
был одним из главных слагаемых успеха.
К своим ученикам М.А. Барг относился неизменно внимательно и вели¬
кодушно, что удивительным образом сочеталось с высокой требова-
16Там же, с. 287.
17См., например: Барг М.А. Проблемы социальной истории в освещении современной запад¬
ной цивилизации. М., 1973.
191

тельностью. Сам не щадивший себя и отдававший все силы науке, он хотел
того же и от аспирантов; и негодовал, и огорчался всякий раз, когда
подопечный ленился или недоделывал.
Но главное — он умел заразить молодого ученого своим энтузиазмом,
незаметно подвести его к самостоятельным выводам и окрылить. Когда же
что-то не ладилось, подсказывал литературу, требовал анализа источников,
будил мысль. Он не только сам достиг высот науки — он создал школу,
принесшую свои плоды.
Михаил Абрамович был совершенно лишен чувства зависти. Сам некогда
нуждавшийся, вплоть до недавнего времени отстраняемый от зарубежных
поездок, в течение долгих шести лет лишенный возможности печатать свои
работы из-за того, что не сошелся во взглядах с кем-то из власть имущих,
он тем не менее ни о ком не говорил плохо за глаза. Только легкий нюанс в
тоне, только холодевший вдруг взгляд выдавали отношение к человеку —
но никогда слова. Деликатность и такт были свойственны ему не в меньшей
степени, чем чувство собственного достоинства.
Он очень любил и чувствовал природу. Любил гулять в Сокольниках, в
Останкино; когда подрос сын, каждое воскресенье ходил с ним на лыжах.
Мечтал о домике за городом, в лесу. Этот домик появился слишком поздно...
Редко выбирался в консерваторию, еще реже — в театр. Работа поглощала
все его мысли, все время. И она же давала силы, давала обаяние этому
большому человеку, без остатка посвятившему себя науке.
В этом безраздельном увлечении было что-то детское. Как и в смехе
его — неожиданно звонком и заразительном. Чувство юмора — превосход¬
ная вещь, даже спасительная в минуты подавленности или сгущения
общественной темы. Когда же, что случалось нечасто, тяжелые мысли
обступали со всех сторон и жизнь становилась невмоготу, он шел к
письменному столу, погружался в бумаги, и тоска отступала.
Удивительно, как черты характера, определяющие собой деятельность
ученого, сказывались и в повседневной жизни. В работе он, как никто, умел
и учил этому аспирантов видеть и ставить проблему, смотреть на
историческую реальность как бы с птичьего полета, оставлял мелочи и
детали на обочине. Глобальная идея интересовала его больше, чем
конкретные факты, которые он, впрочем, прорабатывал с большой осто¬
рожностью. И в быту, и в отношениях с окружающими — отсутствие мелоч¬
ности, щедрость, терпимость. Предельная скромность в личных потреб¬
ностях. И постоянное стремление видеть в других и в жизни вообще
хорошее и искренне, горячо радоваться этому хорошему.
В последние годы жизни М.А. Барг много внимания уделял изучению
теоретических проблем истории цивилизаций-8 и объединению усилий
ученых нашей страны и их зарубежных коллег для организации совместных
работ в этой области, имеющих фундаментальное значение для исто¬
рической науки на новейшем этапе ее развития. Термин "цивилизация"
используется в историографии в самых различных смыслах, нередко
просто для обозначения социологически обобщенного очерка истории той
или иной страны с уделением преимущественного внимания рассказу об
эволюции, главным образом культурных, идеологических и политических
структур и сведением к минимуму истории событийной.
На современной стадии историография, вне зависимости от ее обще¬
философских различных направлений, остро нуждается в категории, кото¬
рая заключала бы в себе необходимую интегративную потенцию — как в
рамках национальной истории, так и истории всемирной. Первоочередной
185аргМ.А. О категории цивилизации. — Новая и новейшая история, 1990, № 5.
192

научной задачей стало введение в научный оборот в качестве важнейшего
средства исторического познания категории "цивилизации" с четко очер¬
ченным содержанием и границами. М.А. Барг предлагал такое определение
этого понятия: обусловленный природными основами жизни, с одной
стороны, и объективно-историческими ее предпосылками — с другой,
уровень развития человеческой субъективности, проявляющийся в образе
жизни индивидов, в способе их общения с природой и себе подобными. Как
отмечал сам автор, очевидно, что акценты в данном определении с
объективных форм выражения цивилизации — характера и уровня развития
общественного производства, форм общественной организации —
перенесены на носителя данной цивилизации, историческое своеобразие
которого сводится не только к тому, что и как он производит, но и к тому,
каков стиль его труда и мышления, социального поведения. Концепция
цивилизации Барга включает как объективный (сфера формации), так и
субъективный (антропологический) аспекты исторического процесса. Тем
самым создается возможность построения собственно исторической
методологии, которая позволит различать не только противостояние обще¬
ственных классов, не только проявление социальных антагонизмов, но и
область социально-культурного консенсуса, взаимодействия на базе обще¬
человеческих ценностей.
М.А. Барг считал, что историческая наука находится еще в самом начале
предстоящего ей долгого пути изучения теоретических проблем истории
цивилизации, в особенности сравнительно-исторического ее исследования
и создания типологии ее региональных разновидностей. У него были мно¬
гочисленные планы участия в этой работе, имеющей важное значение для
судеб самой исторической науки и более глубокого понимания корней
различий в развитии отдельных стран и регионов современного мира. Этим
надеждам, увы, не суждено осуществиться...
Отдельные труды М.А. Барга были уже давно известны и высоко ценились
специалистами за рубежом. В последние годы к нему пришла между¬
народная известность, преодолевшая и лингвистические барьеры, и пре¬
пятствия, чинившиеся в былые годы чиновниками от науки. Одного
знакомства с разделом его работы о перемещении земельной собственности
в Англии (частью главы о фригольде), о которой большинство его бри¬
танских коллег узнали из прочитанного им доклада во время научной
командировки в Лондон, оказалось достаточным для оказания ему высокой
чести — избрания членом Королевского исторического общества. Об этом
М.А. Барг узнал за месяц до смерти. Он скончался 21 мая 1991 г.
Михаил Абрамович Барг был богато одаренной натурой, человеком
поистине широкой души, всегда доброжелательным к людям, жизне¬
радостным, постоянно устремленным в будущее.
Таким он останется в памяти своих коллег, а его трудам уготовано
важное и почетное место в науке на долгие времена.
т Ноя* я н история, № 1
193

Из зарубежной книги
© 1992 Г.
АЙСЕДОРА ДУНКАН В СОВЕТСКОЙ РОССИИ
Из книги Мэри Дести "Нерассказанная история.
Жизнь Айседоры Дункан. 1921-1927"
ПРЕДИСЛОВИЕ
Великая американская танцовщица Айседора Дункан (1877—1927) была не
только "царицей жеста", стремившейся донести искусство танца до широких
народных масс, но и страстным реформатором.
Ее жизнь и восхождение к вершинам танцевального искусства были не из
легких. Она родилась в Сан-Франциско в интеллигентной семье*, мать
преподавала музыку, отец — древние языки. В дни "золотой лихорадки",
охватившей Калифорнию, Джозеф Дункан разорился и покинул семью,
оставив четырех детей. Мать, Мэри Дункан, испытывая нужду, не смогла
дать детям хорошее образование. Уже с четырех лет одаренной маленькой
Айседоре с разрешения матери пришлось выступать с танцами, чтобы
заработать на пропитание. Труд и только труд был ее главным учителем.
Она любила историю, литературу и искусство, особенно древней Греции,
обладала широкими знаниями в области мировой культуры, прекрасно
знала историю музыки. В начале XX в. Айседора Дункан была признанной,
прежде всего в Европе, танцовщицей, идущей своим путем. Отбросив
традиционные балетные обувь и "пачку", она стала танцевать босой в
широких одеяниях наподобие греческой туники. Главной задачей она
считала подчинить танец музыке, выразить через него образы музыкальной
классики.
В 1921—1924 гг. Дункан жила и работала в СССР. Здесь, как она сама
говорила, ее мастерство танцевального искусства раскрылось с наибольшей
силой. В Советской стране она предложила создать, и Советское
правительство пошло ей навстречу, специальную школу для обучения детей
искусству танца под ее руководством.
Айседора Дункан, вступив в брак с одареннейшим русским поэтом
Сергеем Есениным, обучая московских детей в своей школе танцам,
полюбила Россию и ее народ, тесно связала с ней свою жизнь и судьбу.
Незадолго до своей трагической гибели в Ницце она собиралась снова
поехать в Советскую Россию к своим питомцам в школе и остаться там на
постоянное жительство.
За последние годы в нашей стране возрос интерес к литературе и
искусству 20-х годов, в частности к жизни и деятельности Айседоры
Дункан. В издательстве "Искусство" в 1989 г. вышел сборник "А. Дункан. Моя
Desti М. The Untold Story. The Life of Isadora Duncan. 1921-1927. Horace Liveright. New York, 1929
194

жизнь", в который вошли ранее изданные на русском автобиография
А. Дункан "Моя жизнь" и ее же работа "Танец будущего". Опубликован также
ряд статей и публикаций, прошло несколько теле- и радиопередач об
Айседоре Дункан. Но этого крайне мало. Пока нет в СССР работ, которые бы
осветили во всем объеме жизнь и творческую деятельность Айседоры,
прежде всего в годы ее пребывания в Советской стране.
В настоящее время в Политиздате готовится к выходу книга под общим
заглавием: "Айседора Дункан: моя жизнь, моя Россия, мой Есенин.
(Воспоминания)", которая явится до некоторой степени восполнением этого
пробела. В нее вошли автобиография Дункан и воспоминания о ней ее
ближайшей подруги Мэри Дести "Нерассказанная история", повествующие о
последних годах жизни Дункан, не освещенных в ее автобиографии. Книга
Дести вышла в США в 1929 г. и на русский язык переводится впервые.
Ниже публикуются отдельные главы (в сокращении) из книги Мэри Дести,
рассказывающие о жизни Дункан в Советской России. Они ярко раскрывают
одну из интересных страниц истории культуры 20-х годов.
Перевод на русский язык З.В. Рахлиной.
ИМ. Краснов
АЙСЕДОРА В РОССИИ (1921 г.)
В мае, июне и июле 1921 г. в парижской прессе появилось несколько
старей об Айседоре. В одной из них говорилось:
"Айседора Дункан в восторге от большевиков, особенно от Красина1,
через которого она получила предложение от Советов открыть в Москве
школу на тысячу детей. Танцовщица заявила французским репортерам:
"Советы — это единственная власть, которая в наше время проявляем заботу
об искусстве и о детях. Я не могу больше работать в Париже. У
интеллигенции нет денег, и в Трокадеро1 2 мне сообщили, что не осталось
никого, кто мог бы отдать своего ребенка не только в школу танца, но и в
школу пластического искусства. Я предполагаю провести в России 10 лет. Я
отдам свое искусство русским, которых обожаю и которые предоставят в
мое распоряжение великолепных музыкантов, проявляя бескорыстный
энтузиазм".
Когда ее спросили, не пугают ли ее продовольственные трудности,
Айседора ответила: "Я боюсь духовного голода, а отнюдь не физического.
Лишения не играют никакой роли на пути к моему идеалу. Ведь
осуществлена будет мечта всей моей жизни".
Знаменитая артистка отрицала свой интерес к какой-либо политической
системе и заявила, что, по ее мнению, только в России есть надежда создать
такую школу танца, о которой она мечтала. "Подобная школа танца всегда
была моей мечтой. В Америке же бесчисленные школы созданы людьми,
использующими мои методы, но не понимающими их и обучающими
учеников тому, что они не должны делать в танце. Думаю, Америка
предпочитает не меня, а иностранцев, потому что я американка. Да и
известно, что любого стбящего артиста всегда поливают грязью. Это цена,
которую мы платим миру за красоту, пробуждаемую нами в сердцах".
В другой статье Айседора рассказывала о своих разбитых и растоптанных
1 Красин, Леонид Борисович (1870—1926) — активный революционер, советский государст¬
венный деятель, дипломат. С мая 1920 г. находился в Лондоне во главе советской торговой де¬
легации, где вел переговоры о восстановлении торговли между Советской Россией и Велико¬
британией. — Ред.
2 "Трокадеро" — дворец, построенный к Всемирной выставке 1878 г. в Париже. — Ред.
7*
195

идеалах и возлагала вину главным образом на лишенную воображения
Америку. Единственной ее надеждой, заявила она, остается Россия.
"Я ищу духовного убежища. Пожалуй, я еду в Россию, чтобы осуществить
единственную мечту своей жизни — иметь собственный театр, собственный
оркестр, публику, которой не придется покупать билеты, и много учеников,
которым не надо будет платить за обучение. Леонид Красин пригласил меня
основать государственную школу в России. Я не подписывала контракта.
Контрактами я сыта по горло. Уезжаю 1 июля. Русских не понимают. Им,
возможно, нечего есть, но они полны решимости сделать искусство,
образование и музыку достоянием каждого человека. Я горю желанием
убедиться, что в мире есть место, где не ставят коммерцию выше духовного
и физического развития детей.
Возможно, я становлюсь большевиком, но всю свою жизнь я хотела
обучать детей, создавать бесплатные школы и театры. Америка отказалась
от этого, там все еще процветает детский труд, только богатые могут
слушать оперу, а красота — это товар в руках театральных менеджеров и
кинематографических магнатов. Им нужны лишь деньги, деньги и деньги.
Советский нарком просвещения Луначарский договорился, чтобы в
России мне передали на обучение детей балетной школы. Главное, что я
твердо решила, — это создать большой балет с сотней участников. Это
займет много времени, но мы сможем гастролировать в Европе и знакомить
зрителя с результатами нашей работы".
"Мисс Дункан запирает свой парижский дом и эмигрирует в Ревель, где
по приказу Красина ее будет ждать специальный поезд”, — заключали
парижские газеты.
* * *
Россия! Россия! Первой мыслью Айседоры, когда она открывала утром
глаза, и последней перед сном была мысль о России. В России, как она
считала, сметены все ложные условности, всякое неравенство, всякая
несправедливость и царствуют лишь гармония и братская любовь. Такими
утопическими были ее представления о Советской России.
Она едет в новую страну, где можно свободно выражать все, что
чувствуешь и думаешь. Здесь перед ’ ней открываются огромные
возможности. Она хотела полностью отторгнуть от себя старый мир и
превозносить новый.
Ожидая приезда матери из Америки, Айседора до последнего момента
оттягивала отъезд из Парижа, но корабль так опаздывал, что нам в конце
концов пришлось уехать. (Мать Айседоры приехала на следующий день
после отъезда Айседоры в Россию).
Ехать поездом было поздно, весь багаж был уже в Лондоне, и мы полетели
самолетом. Своих учениц Айседора оставила в Лондоне, но когда она туда
приехала, то, к своему удивлению, узнала, что одна ученица решила
вернуться в Америку, чтобы выйти замуж, вторая — в Париж, и только
третья и единственная намеревалась сопровождать ее в Россию. Это,
конечно, были грустные вести, ведь она рассчитывала, что все ее старшие
ученицы помогут ей создать новую школу. Но так как она сама предоставила
им полное право решать, поедут они с ней или нет, то ничего не оставалось,
как попрощаться с ними.
Прощание с воспитанницами и упущенная возможность обнять мать
оказались тяжелым испытанием для Айседоры, особенно после всего, что
она пережила3. К счастью, в последние минуты у нее было столько дел, что
3 В 1913 г. у Дункан в Париже трагически погибли двое детей — мальчик и девочка (утонули
в Сене в упавшем с моста автомобиле), в 1914 г. умер новорожденный ребенок. — Ред.
196

Айседора Дункан
ей некогда было задумываться. Я попросила своего друга мистера Гордона
Селфриджа снабдить ее всем необходимым: теплой одеждой, постельным
бельем для нее самой, ученицы и горничной (чудесной горничной, которая
решилась ехать с Айседорой, несмотря на жуткие истории,
рассказывавшиеся о России), а также различными консервами на все случаи
жизни. И все это надо было завезти на пароход до наступления ночи.
День перед отъездом выдался для нас в высшей мере беспокойным, но все
же мы нашли время посетить гадалку, и не потому, что Айседора верила в
такие вещи, скорее просто в шутку. Гадалка сказала, что Айседора едет в
длительное путешествие, что у нее будет много неприятностей и
злоключений. Но когда эта особа изрекла: "В одном могу вас уверить — вы
выйдете замуж", — Айседора не выдержала. Это, действительно, было уж
слишком: Айседора отвергала все предложения о замужестве, она питала
отвращение к браку, считая его лицемерием. Когда мы бросились вниз по
лестнице к ожидавшему нас автомобилю, вслед нам неслось визгливое:
"Выйдете замуж, и года не пройдет".
В мчащейся машине это посещение скоро забылось. Айседора была
полностью поглощена планами новой жизни. Наконец-то после всех долгих
лет она сможет создать свою школу. Девятая симфония будет выражена
тысячами великолепных танцоров, и души их вознесутся на крыльях
шедевров Бетховена. Мне кажется, Айседора чувствовала себя на пути в
рай, где царят чистая любовь, гармония и товарищество, где нет глупых
197

условностей, где каждый отдает все лучшее, что в нем есть, на службу
человечеству и где все дети станут учениками ее великой школы. Мечтам ее
не было пределов, Айседора никогда не собиралась готовить детей к работе
на сцене. Наоборот, этого она хотела меньше всего. Мечтой ее было создать
совершенные тела и образованные, гармоничные души, сумеющие
великолепно реализовать себя в любом деле» которым займутся. Она
надеялась, что ее воспитанники будут в свою очередь обучать и развивать
других детей, пока все дети мира не станут единым, гармоничным, весело
танцующим коллективом.
Дважды после того, как она поднялась на палубу парохода, она сбегала
по трапу обнять меня. "Мэри, едем со мной, едем. Зачем оставаться в этой
юдоли скорби и неприятностей?"
Я обещала, что приеду по первому ее зову, в любое время и место.
Наконец, в десять вечера я осталась стоять одна на Лондонском причале, а
Айседора уплывала от нас, как мы все считали, навсегда.
Лучше всего поведать о великом путешествии Айседоры в Советскую
Россию так, как она мне сама потом рассказывала.
Когда она ехала в Россию, то испытывала те же чувства, которые должна
испытывать душа, пересекая Стикс. Со всеми известными формами жизни и
условностями покончено навсегда — она едет в идеальное государство,
созданное Лениным. Ко всем старым институтам Европы — презрение и
жалость. Она хотела стать товарищем среди товарищей и посвятить свою
жизнь благу человечества.
Сердце ее чуть не разорвалось от радости, когда пароход прибыл в
Ревель. Она чувствовала себя великим героем, добравшимся до Валгаллы.
Отступать было нельзя, возвратиться — тоже, да такая мысль ей и в голову
не приходила: она приехала навсегда. В мечтах ей виделись тысячи детей,
растущих сильными, прекрасными, каждый из которых держит за руку
младшего, а тот еще меньшего, и все шагают широким шагом под звуки
"Интернационала".
Но, видимо, Ревель оказался не тем местом, где должна была сбыться ее
мечта. Всюду царила страшная неразбериха и бюрократическая волокита. В
конце концов, набегавшись по разным учреждениям и везде видя
неуважение к себе и безразличие к своей великой миссии, Айседора вместе с
ученицей и горничной села в поезд, направлявшийся в Москву. Кто-то
выдал им паек, состоящий из черного хлеба и икры. Но к черному хлебу они
были непривычны, и им от него стало плохо. После утомительного,
показавшегося им бесконечным путешествия они прибыли в Москву.
И снова сердце ее радостно забилось. Она подождала несколько минут в
купе, чтобы встречающая ее комиссия убедилась, что она прибыла. Затем,
еле касаясь ногами земли, вышла из поезда, ожидая, что потонет в объятиях
бесчисленных товарищей и детей. Она мысленно видела их всех в красных
рубашках, размахивающих красными флажками, приветствуя ее приезд. Но
никто не обратил на Айседору и ее спутниц ни малейшего внимания, кроме
охранника, смотревшего на них весьма подозрительно. Очень испуганные,
они вошли в зал ожидания.
Как это все было не похоже на то, что представлялось Айседоре! Повсюду
солдаты. Ей казалось, что она опять отброшена в военное время. Всех
тщательно проверяли, а багаж перетряхивали. Все смотрели друг на друга с
подозрением. Учтивость и вежливость исчезли напрочь. Каждый считал,
что он лучше других и поэтому имеет право проталкиваться и пробиваться,
куда хочет. Казалось, что никто не работает, что всех гоняют военные,
которые приходят в ужас при одной мысли, что может образоваться какая-
198

то группа. Каждый должен был обслуживать себя сам, например, таскать
свои вещи и вообще заботиться о себе, как может.
В конце концов из кромешного ада вынырнула невысокая пожилая дама,
спросившая Айседору на великолепном английском языке, не она ли мисс
Дункан. Айседора ответила: ИЯ товарищ Дункани. Дама сказала, что ей
приказано отвезти их в гостиницу, и поинтересовалась, много ли у них
багажа. Они отдали ей багажные квитанции, и она обещала прислать вещи.
После всего этого они сели на извозчика.
Их запихнули в очень темную жалкую гостиницу, которую Айседора по
прежнему визиту в Россию4 помнила как одну из самых фешенебельных в
Москве. Портье не было, вещи нести было некому, им пришлось своими
силами тащить их до отведенного им номера. Пожилая дама ушла, оставив
их наедине с их заботами, и обещала быть позже.
Весь следующий день они прождали даму, встретившую их на вокзале, и к
вечеру, когда она так и не появилась. Айседора решила сама отправиться
узнать, в чем дело.
К своему большому удивлению, она нашла извозчика, который согласился
везти за американские доллары. И Айседора с ученицей поехали по
разбитым, неубранным улицам искать нужного им чиновника. В Кремль их
впустить категорически отказались, и они, потеряв всякую надежду,
поехали обратно. Случайно взглянув на одно из окон гостиницы, мимо
которой они проезжали. Айседора увидела в нем своего молодого друга,
служившего в посольстве в Париже.
Она помахала рукой и окликнула его. Когда он ее узнал, то выбежал на
улицу и. заключив ее в объятия, вскричал: "Айседора. Айседора, какая
радость! Как вы оказались в Москве?"
Она рассказала о своих злоключениях и беспомощном положении. Он
расхохотался, услышав, как она себе представляла большевистскую Россию,
и решил сначала накормить их. а потом поехать к Луначарскому и узнать,
какое помещение для них подготовлено. При этом он упомянул, что
москвичи обеспечены жилплощадью меньше чем на четверть.
Действительно, целые семьи по восемь-десять человек были счастливы
получить хотя бы одну комнату.
Но Айседора заявила: "Меня пригласили обучать их детей, тысячи детей".
Молодой француз улыбнулся: "Думаю, намерения у них хорошие, но дети-
то беспризорные и многие умирают с голоду, а танцы — это ведь роскошь.
Поэтому, боюсь, у вас будет много разочарований".
И. как вскоре поняла Айседора, он оказался пророком. Тем не менее ее
энтузиазм был непоколебим, хотя ее представление о России как о рае на
земле, утопающем в братской любви, несколько потускнело.
После обеда их добрый друг отправился на поиски человека, который
мог бы сообщить. чт0 для них подготовлено. Они же оставались в его
гостинице. Вскоре он вернулся, заявив, что ничего не удалось узнать. И
тогда на следующее утро Айседора сама поехала к наркому А.В. Лу¬
начарскому. который очень удивился, увидев ее. Он так и не смог
выяснить, кто же послал телеграмму, приглашая ее приехать в Россию.
Тем не менее со свойственным ему поразительным очарованием он
заверил Айседору, что восторгается ею и уверен, что правительство, узнав
о ее великолепном жесте — приезде в большевистскую Россию, тоже будет в
восторге, и обещал немедленно распорядиться о жилье и снабжении их
продуктами. О школе они поговорят позже.
4 А. Дункан выступала в России несколько раз, последний — в 1913 г. Речь идет о гостинице
"Савой". — Ред.
199

От этих слов Айседора пала духом. Все ее мечты о школе снова оказались
мифом, чем-то вроде бреда сумасшедшего, но, поскольку мосты были
сожжены, она решила не отступать — она была уверена, что может
заставить по-настоящему оценить ее идею. Луначарский при ней позвонил
человеку по фамилии Шнейдер5 и сказал, что необходимо немедленно
найти жилье для Айседоры Дункан.
Что ему ответили, Айседора не знала» но Луначарский повторил:
“Квартира Гельцер, а-а, Гельцер, великолепно! Великолепно, Шнейдер", — и
громко рассмеялся.
Он обернулся к Айседоре и сказал: "Ну, как вам это понравится? Для вас
подготовили квартиру нашей знаменитейшей балерины Екатерины Гельцер,
в ней ничего не тронуто, ведь это квартира артистки. Там вам будет очень
удобно, и я позабочусь, чтобы вам подавали икру высшего сорта".
Появился Шнейдер, оказавшийся совсем молодым человеком, и Айседора
отправилась с ним на новое место. По пути захватили ученицу, горничную и
багаж. Вскоре они обосновались в самой изысканной квартире-бомбоньерке,
какую только можно было вообразить.
Квартира Гельцер была настоящим музеем дрезденского фарфора.
Полочка над камином и бесчисленные столики, разбросанные по всей
квартире, так что между ними пройти можно было с большим трудом, были
уставлены великолепным, тончайшим фарфором. Они не смели дышать,
боясь уронить что-нибудь. Канделябры также были дрезденского фарфора.
Лампа у постели, все предметы на туалетном столике, всюду, куда ни падал
взгляд, все это был тончайший дрезденский .фарфор. Пастухи и пастушки
сотнями посылали воздушные поцелуи или приподнимали свои изысканные
маленькие фарфоровые юбочки, кланяясь и приседая в менуэте, или же,
взявшись за руки, кружились в фантастических танцах, порожденных
воображением своих создателей.
Весь этот хрупкий фарфоровый мир настолько не соответствовал
представлению Айседоры о коммунистической России, что однажды, когда
она нечаянно зацепила шалью одну из этих статуэток и та упала и
разбилась, Айседора, у которой нервы и так были напряжены, пришла в
такое раздражение, что смахнула все статуэтки с одного стола и грозилась
открыть окно и выбросить на улицу все остальное.
Молодой Шнейдер, который на протяжении многих лет был интимным
другом знаменитой Гельцер и с которым она поссорилась накануне отъезда
на юг России, пришел в восторг. Гельцер была одним из жесточайших
критиков Айседоры, так же как и Айседора в отношении Гельцер. И вышло
так, что Айседора получила в свое распоряжение не только квартиру
Гельцер, но даже ее кухарку, которая была в шоке от того, что кто-то смеет
спать на кровати хозяйки, и тряслась как в лихорадке. Все хохотали от
души, а когда Шнейдер объяснил кухарке комичность положения — что
Айседора большая противница классического балета и собирается заменить
его по всей России своей школой танца, — то и старая кухарка стала
смеяться вместе с ними. Старушка готовила им и ухаживала за ними
несколько месяцев, но я думаю, что Гельцер ее жестоко побила, когда,
наконец, вернулась.
Начались выступления Айседоры.
Как-то вечером, во время концерта, в середине представления погасили
вдруг все огни, и она осталась на сцене с одной только красной
керосиновой лампой. Театр был полон людей, которые простояли на улице
5 Шнейдер, Илья Ильич — журналист, близкий к театральным кругам. Стал секретарем
Московской государственной школы, которую возглавляла А.Дункан. — Ред.
200

под падающим снегом много часов, чтобы попасть на концерт, и, когда
театр погрузился в темноту, Айседора испугалась, что может произойти
что-то нехорошее, ведь русские — народ очень импульсивный и легко
возбудимый. Схватив лампу, она подняла ее над головой, превратившись в
символическую красную фигуру. Публика восторженно закричала и стала с
большим энтузиазмом аплодировать, но Айседора понимала, что долго это
продолжаться не может. С вдохновением она попросила их спеть русские
песни. Все тут же загорелись и начали одну за другой петь зажигательные
революционные песни. Почти все русские хорошо поют, и это помогло им
пережить многие тяжелейшие моменты.
Так продолжалось более часа, рука Айседоры, державшая над головой
лампу, так заболела, что Айседора еле терпела, но она знала, что в тот
момент, когда она ее опустит, очарование развеется. Она рассказывала мне,
что чувствовала: публика видит не ее, а надежду на свое будущее. Боль
становилась все сильнее, Айседоре стало слышно беспокойное движение в
зале. Она воскликнула: “По-моему, есть одна песня, которую вы не спели, —
про рассвет новой жизниГ Зал мощно запел эту песню, и тут очень
медленно, один за другим, зажглись огни. Дело было просто в том, что
дирекция отремонтировала электропроводку, но люди считали, что огни
зажглись в ответ на их песню и что для них народился новый день.
Энтузиазму их не было конца, когда Айседора продолжила свое
великолепное выступление.
Почти все время Айседора тратила на встречи с различными
чиновниками по поводу своей школы. Каждый обещал сделать, что может,
но что они могли?... В город наехала масса людей, которых негде было
разместить, а тысячи и тысячи умирающих с голоду детей одичало,
подобно животным, бродили по улицам, не зная, кто их родители, да и не
заботясь об этом. Большая часть их родителей погибла или пропала без
вести во время революции, и дети спали во всех ямах и углах, промышляя
главным образом воровством. Айседора забрала бы их всех, если бы ей
только дали дом и хлеба.
Так бесполезно прошло три месяца, как вдруг в один прекрасный день
Айседоре позвонил Луначарский и сообщил радостную новость, что у него
есть для нее особняк в самом центре Москвы. Эта добрая весть так
подействовала на Айседору, что она заплакала от радости. Наконец-то она
получит то, о чем так долго мечтала. О, этого стоило ждать! Звезда ее
взошла. Она чуть не задохнулась от радостных переживаний.
Особняк, который она получила6, был роскошен. Правда, его несколько
разграбили, и в нем осталось очень мало мебели. Сам дом был великолепно
пропорционален: огромные комнаты, высокие потолки. Каждая комната или
салон были обставлены в своем стиле —• все Людовики, китайский, японский
стили и для полноты картины немного русского. Но в доме полностью
отсутствовали водопроводные и отопительные трубы, так же как и кровати.
Это было самым большим ударом, потому что купить их нельзя было ни за
какие деньги. Их просто не было. Люди, которые их захватили, в жизни до
этого не видели пружинных матрасов и расставаться с ними не собирались.
В результате больших хлопот и взяток Айседоре удалось в конце концов
получить бронзовую кровать, матрас с пружинами, а также огромную печку,
которую она поставила в большой салон, служивший гостиной, спальней,
студией и т.д., но, несмотря на все ухищрения, печка дымила так, что они
ходили с покрытыми сажей лицами.
6 Особняк на Пречистенке, 20. Он принадлежал балерине Балашовой, эмигрировавшей за
границу. — Ред.
201

Айседора развесила повсюду объявления, что возьмет в школу 50 детей,
способных к танцам. На следующий день ввалилась целая толпа, но, к
сожалению, всех их взять она не могла. Плач и вопли малышей, причитания
и упреки матерей были ужасны. Малыши, протягивавшие к ней свои ручонки
скелетов с пальчиками толщиной в соломинку и кричавшие "Айседора,
АйседораГ, чуть не довели ее до сердечного приступа. Она приняла детей
вдвое больше, чем у нее было мест, а потом не знала, что с ними делать.
Первое — их надо было накормить, и так как правительство еще не
приняло решения об ее группе — из-за долгого обсуждения и волокиты, —
она вытащила остатки консервов Селфриджа.
Обучение началось. О, как эта школа отличалась от ее первой школы в
Грюневальде в Германии, где стояло сорок белых кроваток, украшенных
изящными занавесками с голубыми бантиками! А здесь все, что Айседора
могла сделать, это положить доски на сколоченные вдоль стен нары,
постелить одеяла и уложить на них по 3—4 человека. Одеяла Айседора
достала у представителя Администрации американской помощи (АРА) в
России.
Жизнь постепенно начала меняться. Теперь уже стало возможным
покупать товары в государственных лавках, и она приказала прислать ей из
Франции последние сбережения, которые не снимала со счета, потому что
ее мать жила на проценты с них. Но не могла же она оставить детей умирать
с голода, да и взрослых тоже.
А вскоре и все бедные актеры Москвы узнали, что дом Айседоры — их
духовное прибежище и за стол у нее никогда не садилось меньше 15—20
гостей.
ВСТРЕЧА С ЕСЕНИНЫМ (1922 г.)
Однажды группа артистов пригласила Айседору на вечеринку в дом
известного поэта, и перед уходом она ощутила что-то вроде дурного
предчувствия. Она вошла в детскую спальню и сказала:
— Дети, помните всегда то, чему я вас учила. Я вручила вам тайную
эстафету, которую вы в свою очередь должны нести другим детям, что бы со
мной ни случилось. Обещайте!
Тихими, дрожащими голосами все они ответили: "Обещаем, Айседора,
наша Айседора".
На этой вечеринке должна была быть вся молодая интеллигенция
Москвы. Айседора надела длинную танцевальную тунику и золотые
сандалии, а на голову золотой газовый шарф. Губы она покрасила ярко-
красной помадой, глаза подвела черной тушью. Ей хотелось своим видом
бросить вызов серости и страданию, на которые она достаточно
нагляделась. Вся ее душа трепетала при мысли о предстоящем вечере.
Когда русские что-то затевают, то уж делают это от души. Никакие
ограничения, законы, нужда не помешают русским художникам устроить
великолепную вечеринку, если они решили ее устроить. Я сама видела, как
они выходили из дома в полночь без копейки и возвращались нагруженные
дичью, икрой, сыром, фруктами, водкой и шампанским. Один Бог знает, где
они все эго доставали!
Когда она приехала, вечеринка была в разгаре. — "О, Айседора! Почему
так поздно? Наш молодой поэт Есенин уже перевернул пол-Москвы,
разыскивая тебя. Он слышал о твоей славе и заявляет, что не заснет, пока с
тобой не увидится".
По обычаю, Айседоре преподнесли штрафной бокал водки, который надо
выпить до дна, а вся компания при этом поет заздравную. Нельзя оставить
202

ни капли. Такой дозы достаточно, чтобы человек перестал что-либо
соображать, и ни еда до отвала, ни питье не помогают. Зато не надо часами
входить в настроение. Вас в него вводят мгновенно.
Вдруг дверь с треском распахнулась, и перед Айседорой возникло самое
прекрасное лицо, какое она когда-либо видела в жизни, обрамленное
золотыми блестящими кудрями, с проникающим в душу взглядом голубых
глаз. Поэта и танцовщицу не понадобилось представлять друг другу. Это
была судьба. Она раскрыла объятия, а он упал на колени с возгласом:
"Айседора, Айседора, моя, моя!".
Потом ей рассказывали, что она танцевала, что Есенин читал стихи, что
они приехали к ней домой и устроили большой пир, но она запомнила лишь
золотые кудри и музыку слов: "Айседора, Айседора, моя, мояГ. Она
говорила мне, что помнит, как в ее глаза смотрели его голубые глаза и как у
нее появилось единственное желание — укачать его, чтобы он отдохнул, ее
маленький золотоволосый ребенок.
С этого дня у Айседоры не было ни часа покоя, и очень скоро она
поняла, что молодой поэт — не только гений, но и сумасшедший. За ним
повсюду следовала группа приятелей, которые его ни на минуту не
оставляли и не давали им остаться одним. И днем, и ночью дом был полон
этой очаровательной, дикой, сумасшедшей бандой писателей, художников и
разного рода актеров. Сергей считал само собой разумеющимся, что ее
школа, ее дом, все, что у нее есть, теперь принадлежит ему, а значит, и всем
его друзьям. Это не облегчало работу по созданию школы и получению
помощи от правительства. Айседора непрерывно переходила от одного
чиновника к другому, "выбивая" детям продукты, пока ей, наконец, удалось
добиться для них одноразового питания. Еще один раз их кормила АРА, и в
третий раз — она сама на свои деньги.
...Так продолжалось много месяцев. Хотя Айседора была страстно
влюблена, она находила время ежедневно заниматься своими ученицами, и
они расцветали, превращаясь в прелестные создания. Единственным
наказанием в школе было запрещение девочкам заниматься танцами, и
никакое другое наказание не могло быть для них тяжелее. Они считали его
ужасным и позорным. Часы занятий танцами были для них огромной
радостью.
Айседора приехала в Россию без достаточно теплой одежды и, когда
начались жестокие морозы, нарком пригласил ее выбрать себе из многих
тысяч меховых шуб, отобранных у аристократок, несколько подходящих.
Она взяла простую беличью шубку, потому что не могла заставить себя
дотронуться до прелестных соболей, горностаев и других ценных вещей,
принадлежавших, возможно, царице или другим дворянам, многие из
которых были когда-то ее друзьями. И приехала она в Россию не
обогащаться, а отдавать.
В это время Айседора и Есенин часто ездили в гости к Сергею Коненкову.
Один из величайших в мире скульпторов жил в пустой огромной комнате.
Для отопления ему отпускались дрова, но он приспособил в конце длинной
комнаты маленькую печурку, которую топил углем, и, закутанный до самых
глаз во все теплое, что было в доме, день и ночь вырезал из поленьев
изумительнейшие вещи. Здесь Сергей, казалось, чувствовал себя лучше
всего. Он часами читал стихи, а Коненков мирно продолжал работать. Затем
Коненков приносил немного водки, черного хлеба и колбасы, и начинался
великолепный пир. Это были одни из счастливейших дней в жизни
Айседоры.
Ей казалось, что ее школу обязательно признают, надо только немного
подождать, пока правительство начнет ее поддерживать. Но в конце концов
203

А. Дункан и С. Есенин
У нее не осталось ни денег, ни продуктов, ни угля. Она телеграфировала
своему менеджеру в Америку, что хотела бы приехать в Штаты на гастроли.
Он обрадовался и немедленно сообщил об этом, но возникла огромная
проблема, что же делать с Сергеем, ведь Айседора и Есенин поклялись в
вечной любви и не собирались расставаться.
Бедный Сергей умолял понять, что любовь — его единственное спасение,
он верил, что только любовь может помочь ему прекратить жизнь пьяницы
и хулигана. Он осознавал, что пустил свою жизнь на ветер и ничего не
осталось. Любовь — его последняя надежда, и теперь для него может
начаться счастливая, спокойная жизнь, о которой он всегда восторженно
говорил. Айседора, казалось, была его мечтой с детства. И она знала это.
Что же ей было делать? Русское правительство решительно запретило ему
уезжать, заявив, что в Америке у него будут большие неприятности и,
возможно, ему даже не разрешат въезд в страну. Жизнь его была довольно
грустной, и он часто подумывал о самоубийстве.
...Сергей Есенин родился в небольшой деревне Константиново Рязанской
губернии 3 октября 1895 г. Его отцу, бедному крестьянину, обремененному
204

большой семьей, пришлось отдать Сергея деду по материнской линии, у
которого было трое взрослых сыновей, и детство поэта прошло среди этих
грубых, неотесанных великовозрастных парней, с большим удовольствием
обучавших его всем своим диким выходкам. Когда ему было три года, они
посадили его на лошадь без седла и стегали бедное животное до тех пор,
пока оно не пустилось вскачь. Потом они бросали его в воду и дико ржали,
когда он бил руками по воде и пускал пузыри. Правда, он стал отличным
пловцом, а так как ему часто приходилось от них прятаться, то научился и
взбираться на деревья.
Очень скоро он совсем отбился от рук и стал зачинщиком бесконечных
драк и скандалов. На всю жизнь на его теле остались шрамы. Никто его не
воспитывал» наоборот, в этой грубой жизни все поощряли его выходки,
кроме любимой бабушки, которая в конце концов решила, что он должен
стать сельским учителем. Она послала его в семинарию, окончив которую,
он, как предполагалось, должен был поступить в Педагогический институт
в Москве.
Сергей начал писать стихи еще девяти лет от роду под влиянием бабуш¬
ки, которая рассказывала ему сказки. Ему не нравился конец многих из них,
поэтому он стал придумывать свой. Веря в собственный талант» он от¬
казался поступать в Педагогический институт и в 16 лет опубликовал свои
первые стихи. Он не верил ни в Бога, ни в церковь, ни в дьявола. В 1916 г. его
мобилизовали на военную службу, где благодаря покровительству
адъютанта императрицы полковника Ломана он получил много привилегий.
Когда их часть стояла в Царском Селе, летней резиденции царской семьи,
его через полковника пригласили читать стихи императрице. Она нашла их
прекрасными, но очень грустными. На что он ответил: "Но ведь вся Россия
грустная".
Он вступил в партию эсеров, а когда партия раскололась, стал
большевиком. Но политика интересовала его очень мало. Поскольку он
считал, что Россию уже покорил, он хотел покорить весь мир. При этом он
наотрез отказывался изучать какой-нибудь иностранный язык, и, говорят,
заявил: "Если кто хочет знать меня, ему придется учить русский". Его
прозвище было "элегантный хулиган".
Айседора, зная все это, понимала, что есть единственный способ вывезти
его из России, а именно — поступиться’свои ми убеждениями относительно
брака и стать его женой.
Итак, 3 мая 1922 г. они пошли в загс и подписали документ, который в
России является брачным свидетельством на тот период, пока вступившие в
брак его признают. Праздновали широко: был дан великолепный обед,
шампанское лилось рекой. Затем Айседора составила завещание. Вот его
полный текст: "Это моя воля и завещание. В случае моей смерти я оставляю
все свое имущество и вещи моему мужу Сергею Есенину. В случае нашей
одновременной смерти это имущество переходит к моему брату Августину
Дункан.
Написано в полном сознании.
Айседора Есенина-Дункан.
Свидетели: И.И. Шнейдер, Ирма Дункан
9 мая 1922 г. Москва".
Вскоре они сели в самолет и полетели в Берлин.
Ниже приводятся статьи из нью-йоркских газет, комментирующие
пребывание Айседоры в России:
"Во всяком случае Айседора Дункан в большевизме не разочаровалась.
Она считает его величайшим явлением в истории человечества со времени
появления христианства и обучает молодых большевиков танцевать.
205

Несколько недель назад она приехала по приглашению Советского
правительства из Парижа в Москву, чтобы организовать там школу танца, и
вот что она пишет о своем новом месте жительства в газету парижских
коммунистов "Юманите":
"Дорогие товарищи! Вы спрашиваете меня о впечатлениях от
путешествия, но все, что я могу вам сказать — это впечатления артиста,
потому что в политике я не разбираюсь. Я оставила Европу, где искусство
гибнет от коммерции. Я убеждена, что в России свершается величайшее
человеческое чудо за последние две тысячи лет. Мы скоро увидим не
просто материальный эффект, нет, те, кто будет жить в ближайшие сто лет,
убедятся, что человечество благодаря коммунистическому режиму
сделало большой шаг вперед. Мученичество, через которое проходит
Россия ради будущего, принесет такие же плоды, как и мученичество
Христа. Лишь братство всех народов мира, лишь Интернационал могут
спасти человечество.
Что касается голода, то я его не боюсь. Моя мать, бедная учительница
музыки, обремененная детьми, часто не имела еды, но ей всегда удавалось
сгладить наши муки голода, исполняя сочинения Шуберта или Бетховена,
под которые мы танцевали. Вот так я начинала свой путь танцовщицы".
В московских "Известиях" от 24 августа 1921 г. была опубликована статья
наркома А.В. Луначарского "Наша гостья", в которой он выразил
уверенность, что Айседоре удастся создать новую школу. Луначарский
писал: "Естественно, я сказал мисс Дункан, как мало значит буржуазная
клика, которая пытается отделить ее от нашей благородной революции, но,
возможно, придется принять более жесткие меры, чтобы оградить ее от
дьявольских нападок. Мисс Дункан называли царицей жеста, но величайший
жест — это последний, когда она бросила парижскую жизнь и решила
связать свою жизнь с русскими революционерами".
Айседора сказала: "Существует единственная солидарность трудящихся,
а именно — Интернационал, который может гарантировать будущее
цивилизации", — и она описала положение в России как прекрасное
пробуждение в реальном мире, где под руководством советских лидеров
свершаются чудеса, равных которым не было с рождения Христа".
В ноябре и декабре 1921 г. московская пресса писала: "Говорят, что
Айседора стала большим большевиком, чем сами большевики, потому что во
время празднования в Москве 4-й годовщины Революции она выступила на
сцене бывшей императорской оперы, куда бесплатно пропускались рабо¬
чие — активные коммунисты, члены профсоюза и солдаты Красной Армии и
куда она не позволила продавать билеты за деньги. Были мобилизованы
части Красной Армии, чтобы не дать толпе, рвущейся в театр на ее первое
представение, прорваться внутрь".
"Айседора Дункан возглавила советскую государственную школу танца в
надежде привести в соответствие свое уникальное искусство танца с
уникальным идеальным правительством. Ей предоставили особняк Для
нее лично и часть другого для школы. Айседора, полный энтузиазма
товарищ, надеялась достичь успеха там, где потерпели поражение другие, а
именно — слить в одно целое искусство и коммунизм".
"Пролеткульт" (советское сокращение термина "пролетарская культу¬
ра") — вот какое название дал Луначарский этой составной части просвеще¬
ния. Он надеялся прославить революцию средствами радикального
искусства. Сначала попробовали создавать футуристические пластические
актерские труппы и яркие красно-желтые картины, и все соглашались, что
это модернистское искусство, слишком модернистское, по мнению
большинства русских критиков, чтобы его можно было назвать искусством,
206

да еще пролетарским. Недоставало пролетарских художников, которые бы
создавали произведения, понятные народу. В результате Пролеткульт
умирал естественной смертью, пока не пришла Айседора и не попыталась
вдохнуть в него новую жизнь.
Товарищ Дункан. — отмечалось в одной из газет, —считает, что и прежде
ее танцы были сами по себе революционными, бунтом против старого
русского балета, и поэтому исполняет их перед русской публикой без
изменений, призывая лишь своих учеников и публику петь "Интернационал1*
до и после ее выступления. Айседора заявила, что отказаться надо не
только от балета, который, по мнению приезжающих к нам иностранцев,
является сегодня одним из немногих оставшихся ярких впечатлений в
серой России, но также от большинства национальных русских
крестьянских танцев. Она видела, как группа детей водила простой
хоровод, держа в руках свисающие платки и что-то такое, что
символизирует деревенское ухаживание, и нашла, что в этом, по ее мнению,
отражалось раболепие перед царем. Вознося руки к небу, она велела через
переводчика мужицким детям повторить это движение и думать об
Аполлоне".
Ни в одной стране Айседора не могла бы найти таких послушных учениц,
как в России. Некоторые из них. чтобы попасть в студию, шлепали по пять
миль по утопающим в грязи московским улицам. Они собирались в большой
холодной комнате, посинев от холода и голода, страстно желая стать
великими танцовщицами.
"Но сочетать искусство и официальный коммунизм — дело невозможное.
Товарищ Дункан оказалось это особенно трудно из-за отсутствия
необходимых материальных возможностей. Нищее правительство не могло
создать нормальных условий. Целую неделю школа не работала из-за
отсутствия дров. После отчаянных просьб прислали немного — одно
поленце, как стонала мисс Дункан в отчаянии, поднимая его над головой".
АЙСЕДОРА ПОКАЗЫВАЕТ ЕСЕНИНУ МИР (1922 г.)
Из России Айседора выехала лишь с одной мыслью*, показать своему
молодому поэту красоты мира. Она считала, что он прекрасный,
исключительный поэт, и точно так же считало большинство в Москве, да.
по-моему, и сейчас этого никто не оспаривает. Этот красивый,
неуравновешенный 27-летний мальчик происходил' из крестьян, и.
естественно, произведения его были о земле, о простых крестьянах,
которых он знал, о собаке, лающей на луну, о плуге в поле и о других
обычных и простых вещах. Но обо всем этом он писал с огромным талантом.
Айседора часто говорила, что будет его Вергилием и проведет его по
всему миру, открывая ему шедевры искусства.
Для осуществления этого путешествия ей придется танцевать,
зарабатывать много денег, чтобы их пребывание повсюду было обставлено
с комфортом и доставило большое удовольствие, в то время как Сергей
решил привезти в Россию из поездки сотни костюмов, плащей, пальто,
шелковых рубашек, пар обуви, пижам и массу денег, и все это он собирался
расшвыривать, как сумасшедший, своим диким приятелям.
...Во время полета из Москвы в Берлин, которым началось их свадебное
путешествие, самолет чудом избежал нескольких серьезных аварий.
Айседора и Есенин прибыли в Берлин 12 мая 1922 г., полные радости и
счастья. Айседора сияла. Все. кто знал ее в это время, считают, что она
выглядела ничуть не старше Сергея. Она очень похудела и была прекрасна.
Они сразу же отправились в отель "Адлон", ее всегдашний, любимый
207

отель. Там она заявила многочисленным репортерам, собравшимся, как
всегда, ее приветствовать: ИЯ люблю русский народ и намереваюсь
вернуться в Россию в будущем году. Тем не менее очень приятно приехать
сюда, где тебя ждет горячая вода, салфетки, тепло и т.п. В России есть
другое, но мы, бедные слабые существа, мы так привыкли к комфорту, что
очень трудно от него отказаться. Русские отнюдь не собираются
отказываться от комфорта, наоборот. Но они считают, что в комфорте
должны жить все, а если его не хватает, то не хватать его должно всем".
Сергей, не очень разбиравшийся в том, что принято носить за границей,
но обожая тряпки, вырядился в синий костюм и белые парусиновые туфли,
считая, что в них он очень наряден. Правда, при его золотой гриве,
обрамлявшей голову, подобно ореолу, было все равно, что бы он ни надел
Лицо у него было всегда прекрасно.
И первое, что Айседора сделала в Берлине, это дала ему свободу
действий в отношении портного. Результаты, мягко говоря, были
оригинальными, и она была более чем поражена, когда обнаружила, что он
заказал больше вещей, чем человек способен сносить за всю жизнь. Но она
просто сказала: "Он ведь такой ребенок, и у него никогда ничего в жизни не
было, так что я не могла ругать его за это".
У Айседоры и ее молодого поэта без конца возникали забавнейшие сцены,
когда они хотели что-то внушить друг другу, поскольку большая часть их
языка состояла из жестов. В конце концов они нашли свой ломаный
английский, который понимали только они сами, но который годился на все
случаи жизни.
Неделю они прожили у сестры Айседоры Элизабет в Школе Элизабет
Дункан, размещавшейся тогда во дворце бывшего кайзера в Потсдаме.
ВО время пребывания в Берлине Айседора дала множество интервью о
России.
Она рассказывала много интересных историй о жертвах, приносимых
русской интеллигенцией, которая бесстрашно продолжала напряженную
работу, несмотря на голод и лишения. Ее большой друг, руководитель
Художественного театра К.С. Станиславский с семьей и учениками
вынужден питаться одной гороховой кашей. О политике она сказать ничего
не могла, так как общалась только с наркомом просвещения Луначарским,
которого считала в высшей степени поразительным человеком и который
помогал ей, чем только мог.
Из Берлина Айседора переехала в Брюссель, где с колоссальным успехом
танцевала три дня в Ла Монне, Бельгийском оперном театре. Критики
писали, что год, проведенный в России, невероятно омолодил ее. Она
похудела на 20 фунтов и выглядела на 20 лет моложе. Айседора с юмором
заявляла, что это все результат недоедания в России и что люди,
страдающие тучностью, должны совершить паломничество в Москву, если
хотят добиться ее грациозности.
С большими трудностями Айседора столкнулась при получении виз в
Англию, Францию и другие страны. Эти затруднения возникли в связи с ее
браком с молодым советским поэтом. Ей не отказывали во въезде в какую-
либо страну, но приходилось ждать разрешения, необходимых
формальностей, что сильно нервировало ее, великую артистку, привыкшую
к тому, что ее принимал весь мир. Ее единственной мечтой было танцевать
во всех этих странах, включая Америку, и когда она соберет достаточно
денег, вернуться и работать в России с детьми. Айседора никогда Не была
филантропом. Детьми она интересовалась ради своего искусства, а ее
искусство означало привнесение всего прекрасного в жизнь детей всего
мира.
208

В июле 1922 г. Айседора и ее русский муж получили официальное
уведомление, что во Францию их впустят только в том случае, если они не
будут проводить красной пропаганды, и что полиция получила
предписание держать их во время визита под строгим надзором. Айседора
опять заявила, что не имеет никакого отношения к политике, она просто
хочет организовать в Трокадеро выступления, чтобы набрать денег на свою
школу в Москве.
Кстати, Айседора была первым советским гражданином, въехавшим во
Францию. Разрешение было получено при содействии ее близкой подруги,
знаменитой актрисы и признанной красавицы Сесиль Сорель, а также
министра просвещения Франции, который всегда был другом Айседоры.
29 июля Айседора с Сергеем прибыли из Брюсселя в Париж. Они провели
два счастливых месяца в Париже, совершая поездки в Италию и другие
места. Много времени и сил положила она на организацию перевода и
публикации стихов Есенина. Всюду в их честь устраивались приемы, и она
была счастлива, как школьница. Сергей вел себя ангельски и интересовался
только своими стихами и работой.
Американский менеджер Айседоры Сол Юрок вел с 1921 г. переговоры с
ней о том, чтобы привезти в Америку ее русскую школу. В это время в ней
было 25 детей. Однако ему стоило больших трудов добиться у
американского правительства разрешения на их приезд, но когда в конце
концов разрешение было получено, русское правительство запретило им
выезжать, заявив, что они слишком малы, ведь некоторым из них было лет
10—12. После того как Айседора выехала из России в 1922 г., она дала Юроку
телеграмму: "Ни бури, ни ветер, ни снег не помешают мне доехать до
Америки".
Итак, в воскресное утро в октябре 1922 г. Айседора и ее муж-поэт в
сопровождении нескольких русских секретарей прибыли из Гавра на
лайнере "Париж". Они ожидали, что их встретит большой общественный
комитет, но единственным, кто пришел на причал, был ее менеджер, правда,
в сопровождении огромной армии фотографов и репортеров, которые
набились в ее каюту. Здесь, к всеобщему удивлению, иммиграционный
инспектор сообщил Айседоре, что ей и ее спутникам придется остаться на
ночь на борту "Парижа", где будет произведен досмотр, а утром их
переведут на остров Эллис для встречи с представителями Федерального
бюро расследований. Никаких объяснений дано не было, но
подразумевалось, что инструкции о задержании поступили из Вашингтона
из-за просоветских взглядов, выражаемых Айседорой.
А это ведь была одна из самых знаменитых в мире артисток, перед
которой все страны распахивали двери, считая, что нет короны, которая
была бы достойна этой удивительной американки. Перед ней склонялись
художники всего мира, интеллигенция всех стран была единодушна в том,
что она несет высочайшее выражение искусства наших дней. И тем не менее,
стоя на пороге своей родной страны, за свободу которой боролись и
умирали ее предки и которая с распростертыми объятиями встречала
самого паршивенького иностранца с весьма посредственным талантом,
Айседора обнаружила захлопнутую перед ее носом дверь.
Ее молодой муж-поэт и его русский секретарь заранее подготовили
заявление, которое они по приезде собирались опубликовать. Оно гласило:
"Итак, мы на американской территории. Благодарность — такова наша
первая мысль. Мы — представители молодой России. Мы не вмешиваемся в
политические вопросы. Мы работаем только в сфере искусства. Мы верим,
что душа России и душа Америки скоро поймут друг друга.
Мы прибыли в Америку с одной лишь мыслью — рассказать о духовной
209

жизни России и работать для сближения двух великих стран...
Приветствуем и благодарим американский народ!11
Заявление это оказалось несколько преждевременным, но ведь у них и в
мыслях не было, что их не впустят в страну.
К вечеру того же дня во всех газетах замелькали заголовки с именем
Айседоры Дункан. Министр труда Дэвис заявил, что министерство труда не
отдавало никаких приказов о задержании Айседоры и что отказ нью-
йоркских иммиграционных властей разрешить ее группе сойти на берег
никем не санкционирован. Другие чиновники министерства труда,
которому подчиняется иммиграционное бюро, объявили, что ничего не
знают об этом деле. Они сказали, что вопрос этот полностью в компетенции
властей Нью-Йорка. Нью-йоркское бюро расследования, не пропускающее
врагов и тому подобных элементов,’ действует по свой инициативе. Из
Вашингтона не поступал приказ не допускать Айседору в страну.
Заместитель руководителя иммиграционного ведомства Байрон Уль заявил,
что не отдавал приказа задерживать Дункан на острове Эллис.
Айседора и ее сопровождающие путешествовали с советскими
паспортами, на которых должным образом были проставлены визы в
консульстве Соединенных Штатов в Париже, и консул уверил их, что по
приезде никаких неприятностей с иммиграционными властями у них не
будет.
На следующий день, после двух часов пребывания Айседоры и ее
спутников на острове Эллис, иммиграционные власти отпустили их. При
этом официально заявили, что задерживали по указанию министерства
юстиции по причине ее долгого пребывания в России и из-за слухов о ее
связях с Советами. Айседору подозревали в том, что ее использовали в
качестве дружественного курьера Советского правительства для доставки в
Америку важных документов.
Уполномоченный по делам иммиграции на острове Эллис Роберт Тод
заявил: “Боюсь, не могу предъявить вам какого-либо определенного
обвинения, даже если таковое и было. И если оно действительно имелось,
то недостаточно обоснованное". Помощник уполномоченного Лэндис,
председательствовавший во время разбора дела, сказал, что обвинения были
не обоснованными.
Среди бесчисленных редакционных статей, появившихся в газетах в это
время, отмечу статью в “Нью-Йорк тайме”, написанную Анной Фициу. В ней
говорилось. “Айседора Дункан задержана на острове Эллис. Боги могут
хорошо посмеяться. Айседора Дункан, благодаря которой в Америке
появилась школа классического танца, приравнена к опасным иммигрантам.
Но это же американская артистка высшего ранга, женщина, чье искусство
достигло такого изящества, что иногда просто нет критериев, по которым
его можно было бы оценить, танцовщица, вкладывающая в свое исполнение
не только утонченное совершенство ритма и поэзию движения, но и живое,
беспокойное воображение, никем не превзойденное в области танца".
Наконец они были на свободе, и когда их ярко одетая группа плыла с
острова Эллис, к Айседоре, по ее словам, проявляли большую учтивость, и
вообще казалось, что все считают происходящее не более чем шуткой. Она
сказала: "Меня задержали потому, что я приехала из Москвы".
Айседора заявила журналистам: “До того, как я попала на остров Эллис, я
не представляла себе, что человеческий мозг может додуматься до таких
вопросов, какие мне задавали. И можете поверить, что это расследование
мне не понравилось. Я заботилась о маленьких русских сиротах, но не
имела ничего общего с политикой". На вопрос, коммунистка ли она,
Айседора ответила-. “Чушь"! — и, повернувшись к своему менеджеру, сказала:
210

— "Видишь, они убедились, что я ни в чем не виновна".
К этому времени во всех газетах появились статьи о том, что Айседору
держат взаперти на острове Эллис, и уже на следующий день общественное
мнение было крайне накалено.
Прямо с парома Айседора и Сергей поехали в свой номер в "Уолдорф
Астории". Была проведена большая подготовка к торжественному приёму.
Повидаться с Айседорой собрались ее родные и сотни друзей. Айседора
горела энтузиазмом и светилась счастьем, и ей очень хотелось поделиться
с друзьями и народом тем, что она узнала о России. Она непрерывно
рассказывала о коммунистической России, и к моменту ее первого
выступления на сцене о ней уже столько всего наговорили, что у ее
менеджера тряслись поджилки при мысли, какая публика соберется на ее
концерты.
Боялся он зря, Три ее выступления в Нью-Йорке прошли с колоссальным
успехом. Билеты были проданы заранее, а люди требовали еще. Выступления
проходили в "Карнеги-холл", и Айседора, окрыленная славой, танцевала
под аккомпанемент великолепного Русского симфонического оркестра под
управлением Натана Франко.
Популярность Айседоры была огромна, успехи великолепными Она
пылала любовью к России. Куда бы она ни шла, вокруг нее тут же собирались
толпы репортеров, и она им говорила одно и то же: "Коммунизм —
единственное будущее мира!" А Есенин, взбудораженный большой дозой
шампанского, собирал вокруг себя группы слушателей и разражался
огненными речами о своей родине.
Из Нью-Йорка Айседора уехала в Филадельфию, где ее выступления
проходили немного спокойнее. Затем выступления должны были
состояться и в других городах. Однако вскоре мистеру Юроку позвонил из
Индианаполиса его агент и сообщил, что мэр Индианаполиса не разрешает
Айседоре выступать, опасаясь ее обычных большевистских речей. Юрок
обратился к мэру, обещая, что никаких неприятностей не будет.
Разочаровать многочисленную публику Айседоры, сказал он, —
преступление. Но на следующий день, несмотря на обещание импрессарио,
которому Айседора дала слово не делать ничего, что могло бы вызвать
осложнения, она в конце выступления разразилась в высшей степени
восторженной речью о коммунистической России. Ей тут же запретили
когда бы то ни было выступать в Индианаполисе. Но ей уже было все равно.
Она сказала то, что хотела сказать, и это было главное.
Следующим пунктом гастролей Айседоры был Милуоки, и менеджер
предупредил ее, что если произойдет хотя бы малейшая неприятность, то
ее дальнейшее турне прекращается и ей придется самой заниматься своими
делами. Он не допускал к ней репортеров и, велев портье отеля отвечать
всем, что Айседора нездорова, ухитрился сохранить порядок в течение
суток. Некоторое время все шло более или менее хорошо, за небольшими
исключениями — ведь для Айседоры так же естественно было говорить о
том, что ее волнует, как и дышать. И хотя она старалась сдерживаться во
время выступлений, зато в коротких беседах с репортерами, на многих
частных приемах, устраивавшихся в ее честь, брала реванш.
В Бостоне Айседора танцевала только раз. Во время ее выступления в
"Симфони-холл" Есенин велел раскрыть окна в зале за сценой, собрал
огромную толпу, которой сказал, что Бостон известен во всем мире как
центр культуры, манер, искусства и образования, поэтому естественно, что
его жители должны познакомиться с идеалами и революционной
платформой молодой России и знать их. Но для степенного пуританского
211

Востока это были слишком. Айседору и Есенина попросили немедленно
покинуть Бостон, о чем бедная Айседора очень сожалела.
Ее последнее выступление в Бруклине также вызвало сенсацию. Казалось,
что в Айседору вселился демон танца и, чем дальше она танцевала; тем
больший экстаз ее охватывал. Она пребывала в полной власти своего
искусства и не заметила, как костюм ее постепенно сползает с одного пле¬
ча — на такие вещи она вообще мало обращала внимания. Публика была
возбуждена до предела. Ее пианист Макс Рабинович, боясь, что Айседора
может бог знает что наделать в охватившем ее безумии, тихо ретировался.
Айседора нисколько не смутилась и вместо того, чтобы танцевать на бис,
как она первоначально намеревалась, разразилась полной энтузиазма речью,
высказав все, что накипело у нее на душе.
Теперь она решила, что пора отвезти ее любимого мальчика назад, в
Россию, но выяснилось, что у них нет ни гроша. Она надеялась вернуться в
Москву с деньгами, а вынуждена была просить друзей одолжить ей на
билеты. Ей пришлось обратиться к Лоэнгрину7, который прислал им билеты
до Парижа.
Айседоре было что рассказать об этом путешествии. На пароходе Сергей
не был трезвым ни минуты — ведь он мог без труда получить любое
спиртное. Они прибыли на пароходе "Джордж Вашингтон" в Шербур
12 февраля 1923 г. без гроша в кармане.
Айседора заявила, что ее выставили из Америки потому, что она просила
помощи для умирающих с голоду детей в Москве, что Соединенные Штаты
помешались на ненависти к большевизму, на ку-клус-клане и "сухом законе"
и что в Стране свободы нет больше свободы. Газеты, продолжала она,
предоставляли свои страницы для описания подробностей ее личной
жизни во время турне: что она ела, что пила, с кем встречалась, но ни разу
не коснулись ее искусства. Вульгарный материализм — проклятие Америки.
АЙСЕДОРА И ЕСЕНИН ВНОВЬ В МОСКВЕ (1924 г.)
Приехав в Москву, Айседора и Есенин нашли школу в жалком состоянии. К
счастью, у Айседоры были чеки "Америкэн экспресс" примерно на 70 тыс.
франков. Жизнь в России заметно изменилась: теперь все было поставлено
на коммерческую ногу. Купить можно было все что угодно, при условии,
что необходимый товар имелся в наличии и что вы в состоянии заплатить
за него непомерную цену. Продукты были дешевыми и в изобилии, так же как
вина и водка.
Айседора потратила все, что у нее было, на школу. Это привело Сергея в
ярость, он хотел владеть всем и раздавать друзьям. Десятки своих
костюмов он щедро раздаривал направо и налево, так же как и обувь,
рубашки и т.п.
Они с Сергеем пробыли в Москве лишь несколько дней, как вдруг он исчез
на несколько недель. Айседора была встревожена и думала, что с ним что-
то случилось. Без конца до нее доходили сплетни, будто по ночам его
видели в ресторанах, обычно с женщиной. Так продолжалось несколько
месяцев.
Какое это грустное, неблагодарное дело для женщины с тонкой душой
стараться спасти разнузданного пьяницу! Но Айседора никогда не
чувствовала по отношению к нему ни малейшего гнева. Когда он
возвращался, ему достаточно было броситься к ее ногам, как она уже
7 Близкий друг А.Дункан, миллионер из семьи Зингеров, которого она называла
Лоэнгрином по имени главного действующего лица оперы Р.Вагнера "Лоэнгрин". — Ред.
212

прощала его, прижимая его златокудрую голову к груди. В это время она
была очень больна, подозревали воспаление легких, — но все время
боролась за то, чтобы обеспечить питанием своих учениц, находить
топливо для школы, не говоря уже о ежедневной духовной пище —
занятиях танцем. Айседора хотела только одного — нести всем счастье.
Совершенно больная, измученная от борьбы за сохранение школы,
беспокоясь о Сергее и страдая от очень жаркой погоды, Айседора решила
поехать в деревню. Уже несколько месяцев она не имела никаких вестей от
Сергея, как вдруг пришла телеграмма: “Пожалуйста, перестаньте писать и
телеграфировать Сергею Есенину. Он теперь принадлежит мне и не хочет
больше с вами общаться. (Подпись) Толстая'8 9.
Итак, это был конец всем мечтам Айседоры, ее бескорыстным
честолюбивым замыслам в отношении молодого поэта. Право же, над ее
любовной жизнью тяготело проклятие. Все ее романы кончались
катастрофой.
Тем временем в Москве соответствующее правительственное учреждение
отключило в ее школе за неуплату газ и электричество. Это было уж
слишком. Ведь именно ради школы Айседора приехала в эту страну. В
отчаянии она приняла предложение какого-то коварного импрессарио,
заверившего ее, что организует ее гастроли в Германии.
В один из прекрасных осенних дней она расцеловала на прощание своих
маленьких учениц, обещая прислать им все заработанные ею деньги,
просила не бросать школу и оставила их под присмотром своей старшей
ученицы Ирмы. Айседора верила, что вскоре она вернется с большими
деньгами и тогда заботы исчезнут, будут только счастье и танец. Самолет, в
который села Айседора, вылетел из Москвы, держа курс на Германию.
СМЕРТЬ АЙСЕДОРЫ (1927 г.)
...На следующее утро я проснулась в семь часов, когда Айседора вошла ко
мне в комнату.
— Мэри, —очень спокойно сказала она, — если ты меня хоть чуточку
любишь, помоги мне покинуть этот проклятый мир. Я не могу больше жить
ни одного дня в мире, полном золотоволосых детей. Это выше человеческих
сил. Ни алкоголь, ни лекарства, ни что-либо другое ни могут облегчить
чудовищную боль, которую я ношу с собой 13 лет. (Ее дети утонули как раз
13 лет назад). А теперь ты говоришь мне, что собираешься бросить меня и
уехать в Париж. Будь уверена, Мэри, не отъедешь ты и десяти миль, как я
войду в море, и на этот раз обязательно привяжу к шее утюг.
У нее был такой жалкий, беспомощный вид, что я встала, обняла ее и
сказала:
— Айседора, обещаю тебе, что бы ни случилось, никогда, никогда,
никогда не покину тебя. Я просто не понимала, как ужасно ты страдаешь.
Прости, если я иногда кажусь бессердечной и стараюсь не дать тебе
совершать поступки, которые кажутся мне глупыми.
— Ладно» Мэри. Если ты только останешься со мной и будешь терпелива,
просто будешь мне верна, я знаю, что создам свою школу. Мы поедем в
Россию, заберем детей, и в конце нас еще ждет слава. Ты благородный
человек, Мэри, настоящий благородный человек. Господи, да о чем я
печалюсь? Подожди, мы выберемся, продадим все из студии?, все, за
8 Толстая, Софья Андреевна ("Соня") (1900—1957) — внучка Льва Николаевича Толстого,
третья, последняя жена С.Есенина. — Ред.
9 Студия А.Дункан в Ницце. — Ред.
213

любую цену. Отдадим все кушетки детям в госпиталь и на чек, который мне
завтра даст Лоэнгрин, купим машину и после чудесной поездки по
виноградникам — да, я должна еще раз проехать по виноградникам:
чудесно пить свежий сок из-под пресса — поедем затем в Париж — и в
Россию. Подожди, Мэри, еще только два дня, и я клянусь, что поеду с тобой
в Париж.
И она поехала... только в свинцовом гробу.
...Айседора заявила, что хочет сегодня выглядеть как нельзя лучше, ведь
предстоит встреча со старым и молодым поклонниками. После ланча она
пошла в парикмахерскую, и даже причесывавший ее парикмахер не мог
оторвать от нее взгляда. Это действительно был ее великий день. Волосы ее
сверкали, как у мадонн на картинах Тициана. Она была красива необычной
красотой, эта женщина почти 50-ти лет, которую даже я считала значи¬
тельно моложе. Она могла очаровать сердце любого.
...Мы проговорили до 7.30. Айседора оделась. На ней была юбка в складку
и знаменитая китайская красная шаль, которую я для нее разрисовала. Шаль
была два ярда длиной и шестьдесят дюймов шириной, из тяжелого крепа,
почти всю ее покрывала большая желтая птица с синими китайскими
астрами и черными иероглифами— великолепная вещь, светоч жизни
Айседоры. Она без нее никуда не ходила. Если она ее не надевала, то
вывешивала с балкона студии в Париже, так, чтобы всегда можно было на нее
посмотреть. Рисунок ее очаровывал, а из иероглифов она пыталась
вычитать что-то значительное.
Она сказала: "Пошли на ту сторону к Анри и выпьем коктейль".
Мы посидели перед кафе, Айседора с Иваном10 11 выпили по коктейлю, а я
рюмку портвейна. Затем Иван пригласил нас с ним пообедать. Айседора
согласилась при условии, что мы пообедаем в этом же кафе но сначала мы
зашли в отель, и она написала небольшую записку Бугатти11.
Мы пошли в студию, она прикрепила записку булавкой к двери. Это были
самые последние слова, которые она написала: "Je suis en face chez Henri"*. Всю
дорогу до ресторана она проскакала на одной ноге, не в силах справиться с
необъяснимой радостью.
Я вышла первой, а Иван шел за ней и, не обращая внимания на ее протесты,
накинул ей на плечи ее красную шерстяную шаль (ту самую, в которой она
всегда танцевала Марсельезу). Я побежала вперед и сказала Бугатти:
— По-моему, вы не понимаете, какого великого человека вы сегодня
повезете. Умоляю вас быть осторожным и, если она будет просить ехать
побыстрее, умоляю — не делайте этого. Я сегодня страшно нервничаю.
— Мадам, бояться вам нечего, — ответил он. — У меня в жизни не было
никаких аварий.
Вышла Айседора. Увидев ее красную шаль, он предложил ей свой кожаный
пиджак. Она закинула конец шали через плечо и покачала головой со
словами-. "Adieu, mes amis. Je vais a gloire "**.
Это были последние слова, произнесенные Айседорой Дункан. Через
минуту после этого она была мертва.
Как объяснить, что произошло? Когда машина медленно двинулась и не
успела еще отъехать и на десять ярдов, я заметила, что бахрома ее шали
тянется по земле, как тонкая струйка крови. Я закричала: "Айседора, твоя
10 Пианист, аккомпанировавший А.Дункан. — Ред.
11 Один из новых знакомых Айседоры, бывший пилот и автогонщик. — Ред.
*"Я напротив у Анри” (франц.}.
** "Прощайте, друзья мои. Я иду навстречу славе" (франц.}.
214

шаль, твоя шаль..." Вдруг машина остановилась, и я сказала Ивану: "Подбеги
быстро к Айседоре и скажи, что у нее свисает шаль, оналчожет разорваться".
Я считала, что машина остановилась, потому что я крикнула, и бросилась
к ней. Остановилось еще несколько машин, и Бугатти пронзительно
закричал: 'Tai tue la Madonnę, j’ai tue la Madonnę"*
Я побежала к Айседоре и увидела, что она сидит на том же месте, что и
две секунды назад, когда отъезжала, но ее прекрасная голова свешивается
через борт, накрепко стянутая шалью.
Эта мощная гоночная машина была двухместная и очень низкая. Сидение
шофера было чуть впереди второго, так что Бугатти, чтобы увидеть
Айседору, должен был повернуться. Крыльев у машины не было, и, когда
Айседора закинула конец шали через плечо, тяжелая бахрома зацепилась за
заднее колесо с ее стороны. Естественно, несколько поворотов колеса — и
ее бедная прекрасная головка ударилась о борт, лицо разбилось и было
зажато, как в тисках. Первый же быстрый оборот колеса сломал ей шею,
повредив яремную вену, и убил ее мгновенно, как она всегда того желала;
она не мучилась ни секунды и не успела понять, что же произошло
* "Я убил Мадонну, я убил Мадонну* (франц)
215

Вопросы преподавания истории
О ПОДГОТОВКЕ СПЕЦИАЛИСТОВ-ИСТОРИКОВ В ПЕДВУЗАХ
Член-корр. АПН СССР В.К. Фураев поднял на страницах журнала “Новая и
новейшая история" ряд вопросов, относящихся к подготовке учителей
истории в педагогических вузах1.
Автор обоснованно отмечает, что система высшего педагогического об¬
разования ни в одном из своих звеньев не проявляла тенденции к само¬
развитию, но, констатируя это, не разъясняет, почему. Между тем за¬
думаться над данным фактом следует, чтобы избежать новых “монополий" и
"запретов". Известно, что темы научной работы изобретались в министер¬
ствах и административно навязывались кафедрам. То же самое можно
сказать об учебных планах и программах. С большим трудом историческому
факультету Московского областного педагогического института (МОПИ)
удалось добиться права на работу по индивидуальному учебному плану
уже после того, как Государственным комитетом по народному образо¬
ванию СССР был издан приказ не только разрешающий, но и рекомендующий
создание учебных планов “снизу".
Преобразование двух ведущих педагогических институтов — Москов¬
ского и Санкт-Петербургского — в педагогические университеты, по мне¬
нию В.К. Фураева, даст возможность решать “ответственные задачи госу¬
дарственного значения", такие, как, например, разработка системы непре¬
рывного педагогического образования для России, создание новых учеб¬
ных планов, программ, учебников, учебных и учебно-методических
пособий, разработка технологий обучения. Зная кадровый потенциал исто¬
рических факультетов обоих университетов, я не сомневаюсь в том, что они
в состоянии широко развернуть работу по решению этих задач. Однако
позволю себе высказать и некоторые сомнения. Вряд ли двум центрам будет
под силу в короткие сроки справиться со столь сложными и объемными
задачами. Затруднительно будет рассчитывать на альтернативные учебные
планы, программы, пособия. Скорее всего педагогическим университетам
придется выполнять разные задания, а в результате сохранится монополия
на эти разработки. Можно, да и нужно, увеличить число педагогических
университетов, исходя при этом из учебно-научного потенциала реоргани¬
зуемых институтов и их географического положения. Но основным усло¬
вием, которое обеспечит тенденцию к саморазвитию, на наш взгляд, явля¬
ется предоставление автономии педагогическим вузам. Назрел переход
педагогических вузов, обладающих высококвалифицированными педагоги¬
ческими кадрами, к двухступенчатой системе профессиональной и гумани¬
тарной подготовки специалистов на базе общего и специализированного
образования. Этот вскользь затронутый в статье вопрос нуждается в об¬
стоятельном изучении и обсуждении. Ведь если предлагается по завер¬
шении первой ступени присваивать звание бакалавра, то это предполагает
1 Новая и новейшая история, 1991, № 4.
216

определенную завершенность образования, а следовательно, и некоторые
права у носителя звания и хозяина соответствующего диплома. А коль речь
идет об историческом образовании, то, надо думать, общие курсы зарубеж¬
ной и отечественной истории, включая и новейшую, должны быть изучены
уже на первой ступени, иначе никакой завершенности не может быть. Нельзя
же присваивать звание бакалавра человеку, знающему свою специальность
“наполовину'*, скажем, не изучившему курс новейшей истории. Не ясно, как
мыслится и другая сторона образования — педагогическая. То ли курсы
психологии, педагогики, методики преподавания истории переносятся на
вторую ступень, то ли предусматривается их прохождение на первой сту¬
пени. Можно рассуждать так: кто не определился в своем педагогическом
призвании, тот “отсеивается" после окончания первой ступени. Но вот
вопрос: как сделать свой выбор студенту, если он не проверил себя на
педагогической практике в школе?
Изложу один из возможных вариантов решения проблем двухступен¬
чатого образования в педагогических вузах. На первой ступени студенты
получают полноценную подготовку главным образом в рамках общих
курсов истории, психологии, педагогики, необходимую для работы учи¬
телем неполной средней школы. Соответственно на 2-м и 3-м курсах идет
педагогическая практика. Первая ступень образования выполняет ту роль,
которую в свое время играли учительские институты. На второй ступени
следует специализация по зарубежной и отечественной истории, полито¬
логии и социологии, праву. Углубленно изучаются предметы, связанные со
специализацией, например, историография и источниковедение новой и
новейшей истории зарубежных стран или отечественной истории. Читаются
такие курсы, как история культуры, религии и атеизма, общественной
мысли. По окончании второй ступени выдается диплом учителя истории и
социально-политических дисциплин в средней школе. Причем в дипломе
указывается и специализация: новая и новейшая история, отечественная
история, политология и социология, право. Запись о специализации может
иметь значение при поступлении на работу в различного рода техникумы,
училища, профильные и платные школы, лицеи. Студенты, завершающие
первую ступень образования в педагогических вузах, сдают государствен¬
ные экзамены, а заканчивающие вторую — защищают диплом, соответствую¬
щий их специализации.
Мнение В.К. Фураева о том, чтобы организовывать защиту первой научной
работы для подтверждения звания бакалавра, я не разделяю, в то же время
его предложение об отказе от не оправдавшей себя практики написания
студенческих курсовых работ по разным кафедрам заслуживает внимания.
Предлагаемая система двухступенчатого образования не является
сугубо умозрительной. Отдельные элементы ее уже апробированы в МОПИ. В
частности, в течение нескольких лет студенты исторического факультета
начиная со 2-го курса ведут активную педагогическую практику в школе.
Создание такой системы позволило бы также рассмотреть по-новому
взаимосвязь очного, вечернего и заочного образования. В педагогических
вузах с двухступенчатой системой образования можно было бы отказаться
от заочного обучения студентов первых курсов и ограничить его рамками
специализированных старших курсов. Контингент же для заочного обуче¬
ния могли бы поставлять выпускники очного и вечернего отделений.
Причем последнее в свою очередь ограничивалось бы первой ступенью
обучения, после окончания которой был бы выбор формы завершения
образования: очной или заочной. Все это могло бы значительно повысить
качество подготовки учителей истории и социально-политических дис¬
циплин.
217

Как правильно отмечает В.К. Фураев, создание примерной модели со¬
временного исторического образования предполагает определение взаимо¬
связи курсов истории зарубежных стран и отечественной истории, в сово¬
купности дающих представление о всемирно-историческом процессе. Од¬
ним из препятствий, мешающих этому, является, на наш взгляд, несовпаде¬
ние в периодизации всемирной и отечественной истории. Если всемирная
история традиционно делится на древнюю, средневековую, новую и
новейшую, то отечественная история представлена курсами и учебниками,
имеющими периодизацию с древнейших времен и до конца XVIII в., XIX —
начало XX в., советский период с 1917 г. Разумеется, полного совпадения в
периодизации всемирной истории и истории отдельных стран быть не
может, но "выпадение" России из общеевропейской периодизации истори¬
ческого развития ничем не оправданно. Петровские реформы "ввели" Россию
в "эпоху нового времени", знаменуя начало процесса модернизации и
европеизации. Передвижение хронологического рубежа с конца XVIII в. на
конец XVII в., таким образом, более соответствует и сущностному содержа¬
нию исторического развития России, и всемирно-исторической периодиза¬
ции, начинающей новую историю с середины XVII в. Следующим хронологи¬
ческим рубежом для России является 1861 г., отмена крепостного права,
что почти совпадает со вторым периодом новой истории. Выделение же
периода империализма для России в конце XIX — начале XX в. весьма
проблематично. И не только потому, что научность ленинской теории
империализма не подтвердил ход мировой истории, но и потому, что
концентрация производства и капитала в России далеко не всегда свиде¬
тельствовала об ее индустриальном прогрессе. Зачастую монополизация
протекала в сфере снабжения-—сбыта, не сопровождалась внедрением
передовых технологий, но обеспечивала монополистам контроль над
рынком и высокие прибыли. Социально-экономическое развитие России с
1861 по 1917 г. — это ее пореформенная история, началом новой стадии
которой являлись столыпинские реформы и преобразования в полити¬
ческом строе, оборванные мировой войной, а затем и революционным
1917 г. Одновременное переосмысление наших подходов к всемирной и
отечественной истории — непременное условие выработки концепции
содержания высшего исторического образования.
Изменение взглядов на сущность исторического процесса должно заклю¬
чаться в отказе от его прямолинейной трактовки в соответствии с преж¬
ними представлениями о законах общественного развития. Если история —
результат сложного взаимодействия закономерностей (частично познан¬
ных, а частично неведомых) и свободного в той или иной степени выбора
людьми направления своей деятельности (выбор может быть и ошибочным, в
особенности в недоступной для их разума перспективе), то в фокусе
исторического знания окажется человек как субъект (творец) историчес¬
кого процесса, т.е. своей общественной жизни. Это требует отражения в
учебниках, обобщающих трудах, лекциях не только образа и уровня жизни
людей, но и их конкретно-исторического менталитета. До сих пор в
содержании учебных курсов обойдена этническая история, хотя процессы
этногенеза занимают важное место не только в средневековой, но и в новой
и даже в новейшей истории.
Хотелось бы поддержать В.К. Фураева в том, что никакие самые совер¬
шенные планы, программы, учебники не обеспечат высокого на уровне
лучших мировых стандартов качества подготовки специалистов, пока
существуют нынешние объемы учебных поручений (не случайно они имену¬
ются нагрузками), исходящие из коэффициентов соотношения студентов и
преподавателей, пока на практических занятиях и семинарах группы
218

состоят из 30—35 студентов, пока мы руководствуемся нормативами рас¬
пределения времени на различные виды учебной работы, явно не соответст¬
вующими реальным затратам. При сохранении всех этих регламентаций
ждать результатов от научной деятельности вузов не приходится.
И, наконец, когда же мы откажемся от ложного взгляда на семинар как на
нечто второстепенное по отношению к лекции? Напомню, что выдающиеся
отечественные историки П.Г. Виноградов, В.И. Герье, А.И. Неусыхин
воспитывали творчески мыслящих историков прежде всего на своих
семинарах.
О. В. Волобуев
доктор исторических наук, профессор,
заведующий кафедрой истории СССР
Московского областного педагогического института
имени Н.К. Крупской
КАК РЕФОРМИРОВАТЬ ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ
В ВЫСШЕЙ ШКОЛЕ
В журнале "Новая и новейшая история" была опубликована статья член-
корр. АПН СССР, проф. В.К. Фураева "Об историческом образовании в педаго¬
гических вузах"1. В ней изложены интересные идеи и предложения, которые
не могут оставить равнодушными тех, кто по роду своей профессиональной
деятельности связан с преподаванием курса новой и новейшей истории
стран Европы и Америки в педагогических институтах. Хотелось бы
остановиться на некоторых из них.
Совершенно справедливо, на мой взгляд, автор ставит вопрос о необ¬
ходимости специализации студентов по кафедрам и дисциплинам. Это
объясняется рядом факторов. Известно, что более углубленное и целе¬
направленное изучение отдельных курсов способствует, как правило,
развитию интереса студентов к предмету, их стремлению к расширению
самостоятельной познавательной деятельности. Кроме того, специализа¬
ция студентов в вузах ускорит аналогичные процессы и в средних учебных
заведениях.
Введение специализации на исторических факультетах прежде всего
связано с проблемой изменения учебных программ и планов. Ясно, что
нельзя объять необъятное. Поэтому, с моей точки зрения, уместно было бы
ставить вопрос о том, чтобы тем студентам, которые избрали для себя, к
примеру» новую и новейшую историю, читался расширенный курс лекций
именно по этим дисциплинам и все внеаудиторные занятия (научно-
исследовательская и самостоятельная работа студентов, знакомство с
исторической литературой и т.п.) были также подчинены преимущественно
им. Особую роль здесь должны сыграть спецкурсы. И не по узким
проблемам, зачастую определяемым темой кандидатской или докторской
диссертации преподавателя. Тематика спецкурсов для студентов педвузов
должна быть достаточно широкой: "Развитие политических систем стран
Запада после второй мировой войны", "Современные США", "Особенности
складывания и развития современной западной цивилизации", "Страны
Восточной Европы: уроки и перспективы развития" и т.п.
1 Новая и новейшая история, 1991,№ 4.
219

Серьезное внимание следовало бы уделить и организации изучения
исторической литературы. Не секрет, что подавляющее большинство сту¬
дентов за весь период обучения ограничивается чтением лишь двух, в
лучшем случае трех, монографий по проблематике курса, что явно не¬
достаточно.
Необходимы перемены и в организации научно-исследовательской рабо¬
ты студентов. Сегодняшняя ситуация, когда они должны ежегодно менять
темы курсовых работ и писать их по разным дисциплинам, в большинстве
случаев не дает желаемых результатов. Это приводит лишь к распылению
сил и перегрузке студентов. Да и один год для подготовки и написания
серьезной научной работы — срок, конечно же, недостаточный. Часто
студент не успевает даже погрузиться в материал, ограничиваясь только
первичной, порой лихорадочной, а потому некачественной, его обработкой.
Выбор профилирующей дисциплины в самом начале обучения, определение
хотя бы общей темы будущего исследования (может быть, в конце первого
или начале второго курса), постоянная работа с одним научным
руководителем, целенаправленный, а не суетный и бессистемный поиск
источников и литературы будут способствовать вдумчивому отношению
будущих учителей к историческим фактам и событиям, а также воспитанию
высокой культуры научного исследования. Целенаправленная научно-
исследовательская работа студентов наталкивается на множество самых
разных проблем. Обо всех, разумеется, не скажешь. Затрону лишь одну, на
мой взгляд, главную*, проблему обеспеченности источниками и литерату¬
рой. Известно, что многие кафедры всеобщей или новой и новейшей истории
педагогических институтов не располагают соответствующей научно-
исследовательской базой. В этом, кстати, одна из причин того, что многие
студенты предпочитают заниматься проблемами русской и советской
истории, краеведения, т.е. тем, что основывается на первичном источнико-
вом материале, а потому и выглядит более аргументированным и ценным с
научной точки зрения.
В выигрышном положении в этом смысле находятся вузы Москвы и Санкт-
Петербурга, где имеются достаточно широкие возможности для исследова¬
тельской работы. Провинциальные вузы этим, увы, похвастаться не могут.
Нужны кардинальные меры для создания в этих институтах разносторонней
источниковой и документальной базы, необходимой для учебной и научной
работы. Я имею в виду прежде всего включение в учебный и исследова¬
тельский процесс целого пласта документов, которые в силу известных
причин до сего дня не так уж часто использовались. В этом плане важны
последние публикации таких журналов, как "Новая и новейшая история",
"США: экономика, политика, идеология", "Мировая экономика и между¬
народные отношения", "Международная жизнь", "Вопросы истории" и др.
Особо стоит остановиться на проблемах вузовской науки. Условия жизни
заставляют нас мириться со многим: и с нашей загруженностью, и порой с
нерационально организованным учебным процессом. Это же касается и
научной деятельности вузовских работников. У многих она еле теплится.
Значительная часть завершает ее в лучшем случае спустя несколько лет
после окончания аспирантуры и защиты кандидатской диссертации.
Причин здесь очень много. Прежде всего это отсутствие даже самых
необходимых источников и новейшей зарубежной литературы, а также
отстраненность и изолированность вузовских ученых от академических
учреждений страны. Для советских исследователей, прежде всего для не
входящих в академические структуры, занимающихся историей или
политикой стран Европы и Америки, стала нормой защита кандидатских, а
зачастую и докторских диссертаций, выполненных на основе только того
220

материала, что имеется в библиотеках и архивах нашей страны. Для многих
ученых зарубежная научная командировка или стажировка в университетах
Запада являются настолько нереальными, что это не предусмотрено даже в
планах их научной работы. Между тем зарубежная научная командировка
позволяет добиваться не только наивысшей полноты сбора материала по
исследуемой проблеме (что уже придает особую ценность будущим науч¬
ным трудам), но и повышает научный и культурный уровень команди¬
руемого.
Кроме того, проблемой из проблем для работников высшей школы
является публикация научных трудов. Ситуация такова, что собрать,
обработать материал и написать работу гораздо легче, чем добиться ее
издания. Судить же о научной состоятельности или, наоборот, несостоя¬
тельности автора можно только по его публикациям. Иного способа нет. В
этом плане хоть как-то спасают положение межвузовские сборники, тезисы
научных конференций и т.п., что позволяет поддерживать тот минимум
научного авторитета, который необходим не только сотрудникам академи¬
ческих учреждений. С этой целью нужна более тесная координация по
подготовке тематических межвузовских сборников, поскольку малочислен¬
ный состав большинства кафедр и разбросанность интересов их сотруд¬
ников не позволяют издавать такие сборники на базе одного вуза.
Весьма плодотворной представляется мысль В.К. Фураева об организации
общества историков. Это могла бы быть прежде всего российская респуб¬
ликанская организация, ставящая перед собой научно-просветительские
цели и способствующая преодолению разобщенности советских историков.
Это общество, несомненно, должно иметь свою собственную издательскую
базу. Однако не хотелось бы. чтобы оно повторяло опыт создания Общества
молодых историков, которое было организовано несколько лет назад в
Москве, но каких-либо ощутимых результатов пока не дало.
Думаю, что изложенные мною соображения помогут более успешной реа¬
лизации процесса реформирования исторического образования в высшей
школе.
В.Н. Гарбузов
кандидат исторических наук,
преподаватель Псковского педагогического института
221

Письмо в редакцию
ЕЩЕ РАЗ О ПРОГРАММАХ И УЧЕБНИКАХ
ПО НОВОЙ И НОВЕЙШЕЙ ИСТОРИИ
Опубликованный в № 4 журнала "Новая и новейшая история" ответ и.о. на¬
чальника Главного управления подготовки и повышения квалификации и
переподготовки кадров Госкомитета СССР по народному образованию
Л.В.Бориковой по поводу материалов "круглого стола"» проведенного в
1990 г.» дезориентирует редакцию и читателей по ряду позиций, а именно:
1. Никакой рабочей группы для составления альтернативной программы
по новой и новейшей истории в Российском государственном педагоги¬
ческом университете (РГПУ) имени А.И.Герцена не создавалось, что я как
заведующий кафедрой всеобщей истории РГПУ и член научно-методи¬
ческого совета по истории в Управлении методических объединений
педагогических учебных заведений с полной ответственностью
подтверждаю. Никто нам такого поручения не давал. Разработка программы
более двух лет тому назад была поручена кафедре новой и новейшей
истории Московского педагогического государственного университета
(МПГУ) имени В.И.Ленина, но она с этой задачей не справилась.
2. Коллектив под руководством проф. С.М.Стецкевича в ноябре 1989 г.
представил в издательство "Просвещение" заявку на написание учебника для
педвузов "Новейшая история зарубежных стран. Ерропа и Америка. 1945—
1990". Через полтора года издательство ответило» что оно может заключить
договор в том случае, если авторский коллектив составит новую программу
курса, ибо учебник следует писать под новую программу (а ее нет), и
представит в издательство пробные главы.
Авторский коллектив и титульный редактор отказались принять
выдвинутые условия и писать учебник. Стало ясно, что в ближайшие годы
педвузы учебника по современной новейшей истории стран Европы и
Америки не получат. Издательство затягивало решение вопроса, ибо не
было заинтересовано в преодолении трудностей, связанных с подготовкой
такого учебника.
3. Типовой учебный план для педвузов по специальности "история"
образца 1989 г. устарел и не отвечает современным требованиям
подготовки учительских кадров.
В.К.Фураев
член-корреспондент АПН СССР,
доктор исторических наук, профессор,
заведующий кафедрой всеобщей истории РГПУ,
г. Санкт-Петербург
222

Историография
©1992 г.
С.Ф. БЛУМЕНАУ
СОВРЕМЕННАЯ ФРАНЦУЗСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ
ВАНДЕИ И ШУАНРИИ
Последние 20-30 лет изучение Великой французской революции харак¬
теризовалось большой разносторонностью. В равной мере объектами рас¬
смотрения становились как герои революции, силы и институты, ее
поддерживавшие, так и противники революционных преобразований, в
частности движения, враждебные новой республиканской власти.
Среди последних особое место занимали Вандея и Шуанрия. Восстание,
вспыхнувшее на западе Франции, было наиболее значительным выступ¬
лением против революции, отличавшимся массовостью, размахом, упор¬
ством. Охватившее многие тысячи простых французов, прежде всего крес¬
тьян. чье положение революция 1789 г. вроде бы изменила к лучшему, оно
выглядело иррациональным в глазах людей, сочувствовавших республике, и
потому трактовалось республиканской историографией как волнения неве¬
жественных. темных селян, вовлеченных заговорщиками — неприсяг¬
нувшими священниками и местными дворянами. Роялистская и клери¬
кальная интерпретация Вандеи и Шуанрии как спонтанного народного
движения за великие принципы монархии и веры при всей своей нес¬
хожести с республиканской была ей симметрична, ибо также представляла
восстание произошедшим сугубо на идейной почве и не связанным с
непосредственными интересами самих восставших.
Крутой поворот в изучении данной проблематики произошел в 60-е годы.
Корнями он был связан с новыми подходами к истории, сформули¬
рованными в свое время основоположниками направления "Анналов", про¬
ложившими им затем победный путь к науке. Исследователи контр¬
революции предпочли отдельно взятым нарративным документам массовые
источники, подлежащие обработке с помощью количественных методов. Они
отказались от традиционного рассмотрения Вандеи в узком политико¬
религиозном плане, обратившись к социально-экономической истории мя¬
тежа. а вместо рутинного воспроизведения всех его деталей попытались
осмыслить главное: причины движения, характер, состав участников.
Первое место в ряду новых исследований и в хронологическом, и в со¬
держательном плане принадлежало фундаментальному труду ученого-аг¬
рарника П.Буа "Крестьяне Запада"1. В поисках истоков и причин того,
почему сельские жители западной части рассматриваемого им депар¬
тамента Сарта традиционно голосуют за "правых", а восточной — за "левых",
исследователь обратился к истории этих мест в революционное и пред¬
революционное время. Анализируя многочисленные архивные материалы.
1 Bois Р. Paysans de 1'Ouest. Des structures economiques et sociales aux options
politiques depuis 1’epoque revolutionnaire dans la Sarthe. De Mans. 1960.
223

он добыл важные и разнообразные сведения: о распределении земли между
социальными категориями до революции и о продаже национальных иму-
ществ в ее ходе, о промыслах, и в частности сельском ткачестве, о выборах в
высшие и местные органы власти в 1790-1793 гг. В результате их осмысления
он не только ответил на поставленный вначале вопрос, но и создал
оригинальную, хорошо аргументированную концепцию причин крестьян¬
ских мятежей на западе против республики во время революции.
В западных районах Сарты сельское население было гомогенным — в
основном крестьяне, скопившие некоторые сбережения и стремившиеся
прикупить немного земли2. Но осуществить эти надежды мешала городская
буржуазия, владевшая еще до революции 51,5% всех земель департамента,
тогда как крестьянство имело лишь 12,5%. К 1793 г. ненависть к буржуазии,
овладевшей большей частью национальных имуществ на западе и перек¬
ладывавшей на плечи местных арендаторов уже отмененные повинности,
только возросла; она оборачивалась у крестьян и глубокой враждебностью
к революции, поддерживавшей их врага.
Неприятие крестьянами западных районов революции, а также связанное
с условиями местности изолированное существование способствовали рав¬
нодушию к общенациональным вопросам, "замыканию" на местных пробле¬
мах. Велико было их недоверие к городам, где правили бал удачливые
конкуренты. Отсюда — энергичные попытки продвинуть в местную админис¬
трацию людей из сельской местности, которые бы отстаивали крестьянские
интересы.
Свои предположения автор доказывал при помощи данных о голосовании
на общефранцузском и местном уровнях. Он указывал на абсентизм крестьян
запада при избрании депутатов Законодательного собрания в 1791 г.,
Конвента в 1792 г. и на референдуме по поводу Конституции в 1793 г. В
референдуме здесь приняло участие лишь 4,8% всего населения, тогда как в
главном городе департамента Ле Мане — 16,3%. На местных же выборах, на
которых селяне западной части, напротив, проявили большую активность,
они пропустили в генеральный совет департамента, состоявшей из 36 чле¬
нов, в первом случае только четыре, во втором — пять человек из дистрикта
Ле Мана, а из самого города оба раза лишь по одному представителю. В
директорию департамента из восьми членов от дистрикта Ле Мана, пре¬
восходившего любой другой дистрикт Сарты по численности населения в
три раза, не прошел ни один человек3. Историк сделал однозначное зак¬
лючение о том, что "антагонизм селянин — горожанин был основным в
стране бокажей"4.
Иные настроения господствовали у деревенских жителей восточных
районов Сарты, что, по Буа, однако, не противоречит вышеприведенному
главному тезису работы, а только подтверждает его. "Бесплодные пески"
востока не привлекали богатых горожан, и потому в этих местах не
возникала острая конкуренция из-за земли. Здесь большое воздействие на
политический климат оказывали сельские ткачи, находившиеся в тесном
контакте с предоставлявшей кредиты и скупавшей готовую продукцию
городской буржуазией и вместе с ней боровшиеся против курса коро¬
левской администрации, чинившей помехи свободе промышленной и тор¬
говой деятельности. Поэтому, как констатирует автор, "ткачи кажутся нам
2 Именно крестьяне запада в своих наказах сильнее атаковали сеньорию и
особенно церковную земельную собственность, которая была предметом их
вожделений.
3 Bois Р. Op. cit., р.272-276.
4 Ibid., р.624.
224

населением, способным благосклонно принять великое революционное
изменение". При их посредстве "новое влияние проникает в деревни —
влияние городов"5. Таким образом. Буа удается вписать "патриотическую"
позицию селян восточной части департамента в трактовку контррево¬
люционных мятежей на западе Франции и борьбы с ними как проявления
"конфликта деревни с городом".
В 1964 г. вышло непосредственно посвященное Вандее исследование
М.Фоше6. Автор изучил архивные материалы четырех охваченных движе¬
нием департаментов: Дё Севра. Вандеи. Мэна и Луары. Нижней Луары. Он
считает, что восстание было вызвано прежде всего крайне тяжелым
материальным положением населения. А в этом в свою очередь повинны и
плохие пути сообщения, неблагоприятно сказывавшиеся на обеспеченности
продовольствием, которая была в два раза ниже, чем в близлежащих
районах, при революции контролируемых "патриотами", и непереносимые
государственные налоги, отбиравшие у крестьян 41,4Х их доходов. В
результате пауперизм здесь существенно перекрывал средние общенацио¬
нальные показатели. Если в масштабах страны нищим был один из восьми —
десяти французов, то в департаменте Дё Севр — один из восьми-девяти, в
департаменте Вандея — один из семи-восьми жителей, в Мэне и Луаре —
каждый шестой-седьмой, а в некоторых мятежных дистриктах и вовсе
каждый пятый7.
1789 г. население упомянутых районов западной Франции встретило с
надеждой на избавление от тягот. Но этого не произошло. Новые налоги
оставались весомыми, а главное —* были распределены очень неравномерно,
к выгоде некоторых городов и в ущерб ряду сельских мест. Ухудшились
условия аренды земли. Беднота имела малый доступ к национальным
имуществам. Если до революции, как отмечал Фоше, "социально слабые",
коих было так много в Вандее, могли рассчитывать на некоторую помощь со
стороны местных кюре, занимавшихся благотворительноотью. и дворян,
благодаря чему ситуация не доходила до взрыва, то теперь они были
предоставлены только самим себе, что порождало отчаяние и приближало
восстание8.
Подчеркивая, что экономические факторы — наиболее могущественные,
наиболее непреодолимые, автор избегал, однако, однобокости, указывая и
на другие моменты, осложнившие положение, как-то: реорганизацию цер¬
ковных приходов, призыв в армию, в котором он. впрочем, справедливо ви¬
дел не столько причину, сколько повод для возмущения. Первоначальным
успехам мятежников способствовали условия местности и ограниченные
размеры воинского контингента республиканцев.
В заключение историк сравнивал масштабы восстаний в Вандее и Бретани.
Он аргументированно доказывал, что впечатляющий размах вандейского
движения не может быть объяснен с помощью религиозного фактора, ибо
церквей в Бретани было не меньше, а неприсягнувших священников больше,
чем в Вандее. Основную причину различий Фоше усматривал опять-таки в
большей бедности населения и в менее развитой экономике.
Благодаря фундаментальным трудам Буа и Фоше во французской
историографии утвердилась социально-экономическая интерпретация
контрреволюционных движений на западе Франции и обсуждение вандей¬
5 Ibid., р. 541, 573.
6 Fache их М. L'insurrection vendeenne de 1793. Aspects economiques et sociaux. Paris,
1964.
7 Ibid., p.210-215.
8 Ibid., p.90-91, 238, 313, 368.
Я Нов?.я и новейшая история № i

ской проблематики развернулось в этом русле. В вышедшей в 1965 г. статье,
где Вандея и Шуанрия рассматриваются в свете вышеупомянутых иссле¬
дований. историк-марксист К.Мазорик так же. как и Буа. выводит эти
восстания из острой конфронтации местного крестьянства с городской
буржуазией9. Противоречия между двумя социальными категориями, по
его мнению, не в меньшей степени, чем из-за конкуренции вокруг земли,
были связаны с подключением буржуа к феодальным и полуфеодальным
формам эксплуатации путем взятия на откуп сбора сеньориальных
повинностей, сдачи земельных участков в кабальную аренду. "Шуанрия
появляется там. где буржуазия утверждается как паразитирующая сила,
там. где она вступает в соглашение с феодализмом"10 11. Конфликт крестьян с
буржуа на данной почве представлялся автору основным, а столкновение
деревни с городом — вторичным, производным от него. Историк под¬
черкивал. что ненависть крестьян направлялась "не на город как нечто
отличное от деревни, о чем писал П.Буа, а на город как совокупность
безопасности, богатства и мысли буржуазии"11.
В небольшой работе, по форме являющейся рецензией на книгу Ч.Тилли12.
французский историк Р.Дюпюи поднял вопрос о применимости выводов
американского историка, трактующего Вандею как борьбу деревни против
города и его культуры, к изучаемой им самим Верхней Бретани13. По его
мнению, здесь во всяком случае причины мятежа были иными. Он указывал
на проявившуюся еще до контрреволюционного восстания в Бретани в
марте 1793 г. конфронтацию между бретонской буржуазией, пресекавшей
крестьянские антифеодальные выступления 1790 и 1791 гг.. и крестьян¬
ством. "антисеньориальный максимализм" которого не был своевременно
удовлетворен. Этот "антисеньориальный максимализм" и традиционное для
крестьян недовольство государственным налоговым прессом обратились в
1793 г. против республики.
И все же. несмотря на возражения некоторых историков, в научной
литературе 60—70-х годов трактовка контрреволюционных мятежей в бока-
жах западной Франции как восстаний крестьян против городов получила
большое распространение. Это объяснялось несколькими моментами.
Противоречия между деревней и городом действительно имели место, и во
время революции они резко усилились. Заметно обострял взаимоотношения
продовольственный вопрос14. Отвергая революционные нововведения,
касавшиеся церкви, сельские жители запада не без основания связывали
ослабление веры с городской цивилизацией. Их'раздражали и оскорбляли
нередко бесцеремонные действия горожан — национальных гвардейцев,
наводивших "порядок" в деревне.
Успеху предположений Буа способствовало отсутствие в ту пору солид¬
ных исследований, которые бы ставили их под сомнение. И, наоборот, книга
9 М azauric CL Vandee et chouannerie. - La Pensee, 1965, h₽124. Эта статья позднее
вошла в сборник работ К.Мазорика:: Мaz а иг i с CL Sur la Revolution franęaise.
Contributions a l*histoire de la revolution bourgeoise. Paris, 1970.
10 Mazauric CL Sur la Revolution franęaise, p.223.
11 Ibid., p.235.
12 Tilly Ch. The Vandee. A Sociological Analysis of the Counterrevolution of 1794.
Cambridge (Mass.), 1964.
Dupuy R. A propos de "la Vandee" de Charles Tilly. - Annales, historiques de la
Revolution franęaise, 1974, f₽4.
14 О глубине конфликта между деревней и городом из-за продовольствия на
конкретном материале Орлеана писал Ж.Лефевр: Lefevre G. Etudes organises, t.2.
Paris, 1963, p.127.
9.26

Тилли, пусть при помощи иной аргументации, закрепляла мысль о глубокой
враждебности селян городу в районах будущей Вандеи и Шуанрии. Идеи
Буа нашли тогда позитивный отклик у лидеров набиравшего силу
"ревизионистского" направления в историографии Французской револю¬
ции15. В работе Д.Рише "Франция нового времени: дух институтов" различ¬
ные типы политического поведения масс рассматривались сквозь призму
дихотомии: город — деревня; в ней. в частности, противопоставлялась
позиция горожан, в подавляющем большинстве поддерживавших револю¬
цию. и меньшей части крестьян, настроение которой было решительно
антигородским, что в своем крайнем варианте выливалось в восстание в
"процветающих и динамичных бокажах запада"16. Тезис о конфронтации
деревни с городом нашел также отражение в двухтомном учебном посо¬
бии17. написанном крупным французским историком П.Губером. Работа
самого Буа тогда же вышла вторым изданием18.
Особенно настаивал на несовместимости интересов сельской и городской
Франции известный специалист по истории крестьянских движений Ста¬
рого порядка, профессор Реймсского университета И.М.Берсе19. Он пола¬
гал. что главной причиной недовольства селян были разного рода налоги,
включавшие и сеньориальные повинности, в оспаривании которых он не
видел особого направления крестьянской борьбы. И поскольку представи¬
тели королевского сеньориального и церковного фиска жили в городах20,
то отсюда вытекали резко антигородские настроения крестьян. Эконо¬
мический антагонизм подкреплялся психологическим, ибо агенты монар¬
хии и сеньории — нотариусы и судейские — были людьми другой, эли¬
тарной культуры й потешались над невежеством крестьян и даже над тем.
что последние говорили на местных диалектах. В годы революции к этому
прибавился еще и антагонизм политический, так как деревенские массы не
принимали революционных новшеств. Таким образом, крестьянское дви¬
жение во всех своих формах — как до революции, так и в ее ходе — было, по
Берсе, не чем иным, как проявлением вековой борьбы с городской циви¬
лизацией. В этом плане Вандея была лишь "самым радикальным выражением
взаимной враждебности деревни и города"21.
С конца 70-х годов в историографии Вандеи и Шуанрии во Франции
произошли существенные изменения, выразившиеся в нарастании крити¬
ческого отношения к объяснению контрреволюционных восстаний на
западе как прежде всего конфликта между жителями сельской местности и
городов и в признании большой роли религиозного фактора в
рассматриваемых событиях. Новые исследования заставили усомниться в
концепции, во главу угла которой был поставлен тезис об антигородской
направленности восстаний. Возросшее внимание к религиозным моментам
при трактовке вандейского и бретонского мятежей неотделимо от
некоторых общих процессов, шедших во французской историографии.
В последние десятилетия одной из главных сфер исторической науки во
15 Furet F., Richet D. Revolution franęaise. Paris, 1973, p.8-9.
16 Richet D. La France modeme: 1'esprit des institutions. Paris, 1973, p.181—182.
17 Goubert P. L'Ancien Regime. T.l. La societe*. Paris, 1969, p.253; t.2. Les pouvoirs.
Paris, 1973, p.206.
18 Bois P. Paysans de 1’Ouest. Paris* 1971.
19 Berce J.-M. Croquant et Nu-Pieds. Les soulevements paysans en France du XVI au XIX
siecle. Paris, 1974, p. 121-162.
20 К ХУШ в. сеньор исчерпал роль защитника крестьян и, перебравшись в город,
стал для них чужаком.
21 Berce J.-M. Histoire des croquante. Paris, 1986, p.379.
8*
227

Франции становится социально-историческая психология — исследование
умонастроений людей, в том числе и религиозных. Это не замедлило
сказаться на изучении предреволюционной и революционной эпох,
ознаменовавшись появлением большого числа трудов по вопросам религии
и церкви22. В работах же, посвященных Вандее и Шуанрии, стали подчер¬
киваться религиозные мотивы восстания, но при этом их авторы не
возвращались к старым версиям о кознях неприсягнувших священников, а
указывали на сложные проблемы, возникшие у тысяч прихожан из-за
церковных реформ Конституанты.
Показатель начавшихся перемен — книги ученого из Турского универ¬
ситета К.Птифрера “Вандейцы Анжу”, “Вандея и вандейцы”23, базирующиеся
на материалах его докторской диссертации “Белые и синие Анжу”, защи¬
щенной в 1977 г. Среди поднятых автором архивных документов — 4681
прошение о пенсии на имя властей в эпоху Реставрации от бывших ван¬
дейцев и их родственников, что позволяет судить о месте рождения, воз¬
расте, грамотности или неграмотности, профессиональных занятиях, со¬
циальной принадлежности, материальном достатке их авторов. Обна¬
руженный историком другой первоклассный источник — контрольные ре¬
гистры батальонов волонтеров — предоставляет ему аналогичные сведения
уже о “патриотах” и дает возможность провести интересный сравнительный
анализ.
Характеризуя восставших, Птифрер выделяет три социальные категории.
Это, во-первых, испытывавшие земельный голод крестьяне, в подавляющем
большинстве арендаторы, которым революция вместо облегчения принесла
такие платежи, как неодесятина (добавки к арендной плате), и высокие
налоги, превышавшие порой 1/6 дохода. Во-вторых, ткачи, фактически
рабочие-надомники, ставшие жертвами кризисного состояния отрасли. От
ткачей, являвших собой “очаг бедности", мало чем отличалась по своему
положению и третья категория — ремесленники других профессий и мел¬
кие торговцы. А в целом к неимущим и бедным принадлежало 54,63% от чис¬
ла подавших прошения о пенсии24.
Сравнивая материальное положение вандейцев и “синих“, автор отмечает,
что размеры среднего состояния “патриотов“ были почти в 10 раз больше.
Он подводит к мысли о том, что основным противоречием, вызвавшим
контрреволюцию в Вандее, был конфликт на экономической почве между
бедными и богатыми. Но Птифрер идет дальше, ссылаясь на “классовую
вражду”, "подлинное классовое чувство", осознание “классового ан¬
тагонизма" вандейцами25. Последние соображения документально никак не
подкрепляются. Скорее всего они — результат несколько упрощенного
подхода к понятиям "классы" и “классовое сознание", характерного для
части французских историков-демократов. Но в целом внимательное,
основанное на широкой источниковой базе рассмотрение социально-эконо-
мической ситуации на западе Франции представляется плодотворным.
22 Vovelle М. Religion et revolution: la dechristranisation de Гап II. Paris, 1976;
Queniart J. Les hommes, 1'Eglise et Bien dans la France du XVIII siecle. Paris, 1978;
L'Eglise de France et la Revolution. Histoire regionals. T.l. L’Ouest. Paris, 1981, t.2. Le
Midi. Paris, 1984; Mejer J.-Cl. La vie religieuse en Haute-Garonne sous la Revolution
(1789-1801). Toulose, 1982; Dumont J. La Revolution franęaise en les prodiges du
sacrilege. Limoges, 1984; Cristophe P. 1789: les pretre dans la Revolution. Paris, 1986;
Viguerie J.de. Christianisme et revolution. Paris, 1986.
23 Petitfrere Cl. Les Vand^ene d’Anjou (1793). Paris, 1981; idem. La Vandce et les
Vendeennes. Paris, 1983.
24 Petitfrere Cl. Les Vandeens d'Anjou, p.416.
25 Ibid., p.207-208; idem La Vandee et les Vandeens, p.220, 130-131.
228

Исследователь затрагивает и волнующий науку вопрос о роли взаи¬
моотношений города и деревни в событиях в Вандее. Отмечая “антиго-
родскуюм стратегию восставших, Птифрер, однако, напоминает, что в их
рядах были не только крестьяне (63%), но и городские жители, в частности
ткачи Шоле. В общем, как он подчеркивает, это была борьба “не все равно с
какими горожанами, а с могущественными, богатыми, выгадавшими от
революции”26.
Интересны и его размышления о месте религиозного фактора в вол¬
нениях на западе Франции. Ученый указывает на то, что в особых соци¬
ально-географических условиях жизни восставших районов, где люди были
весьма изолированы друг от друга и от внешнего мира, "церковь была
единственным центром притяжения". Местный кюре пользовался, естес¬
твенно, огромным влиянием у крестьян. Но из этого исследователь вовсе не
делает характерного для традиционной республиканской историографии
заключения, что неприсягнувшие священники — "подстрекатели вандей¬
ского мятежа". Птифрер подмечает, что, наоборот, прихожане оказывали
воздействие на некоторых колеблющихся кюре, дабы они не присягали
государству. Но мысль историка о том, что истовая вера сыграла решающую
роль в сплочении разнородных социальных элементов, участвовавших в
вандейском движении, противоречит его же выводам о пауперизме как о
главной причине восстания27.
Непосредственной и весьма убедительной критике подверглась концеп¬
ция преимущественно антигородского характера Вандеи и Шуанрии в
опубликованной в 1985 г. статье сотрудника Высшей школы исследований по
социальным наукам Ж.-Л.Ормьера28. Ссылаясь на полученные им кон¬
кретные данные по двум департаментам — MatfęHH, Мэн и Луара, ставшими!
очагами мятежа, автор приходит к мысли о невозможности распространить
на них выводы Буа о том, что сельское население препятствовало избранию
горожан в органы власти, особенно местные, а общенациональные выборы
практически игнорировало. Со своей стороны исследователь констатирует,
что на очень значимом посту генерального прокурора-синдика в Мэне и
Луаре и в Майенне оказались городские жители, а в последнем — пред¬
ставитель города стал и главой директории департамента. Из 11 депутатов
и 4 заместителей, избранных от департаментов Мэн и Луара в Законо¬
дательное собрание, горожане составили две трети. Оспаривая положение о
слабом участии населения будущих мятежных районов в общефранцузских
выборах, Ормьер уточняет, что в 1791 г. в них на юге департамента Майенн
избиратели проявили себя активно, причем в четырех кантонах прого¬
лосовало более 60% от имевших право голоса.
Сам автор среди причин контрреволюции на западе выдвигает на первый
план гражданское устройство церкви, поскольку, как он полагает, этот акт в
отличие от других факторов вызвал недовольство "во всех зонах” будущего
восстания. Признавая справедливость критики Ормьером концепции Буа,
нельзя, однако, не видеть наметившейся тенденции зачеркнуть плодотвор¬
ные усилия предшественников, искавших корни мятежей в социально-
экономической сфере.
О Вандее и Шуанрии, как и о других контрреволюционных выступлениях
и течениях, шла речь на проходившем в 1985 г. в Бретани, в г.Ренне, научном
^Petitfrere Cl. Les Vandeens d’Anjou, p.206.
27 Petitfrere Cl. Le Vandee et les Vandeens, p.201-209; idem. Les Vandeens d’Anjou,
p.401.
28 Ormieres J.-L. Politique et religion dans 1'Ouest. - Annales. Economies. Societes.
Civilisations (далее — Annales), 1985, №5, p. 1041-1066.
229

коллоквиуме "Сопротивление революции", материалы которого были позже
опубликованы29 30. Здесь, в частности, была продолжена критика взглядов на
вандейское восстание как проявление борьбы деревни с городом. Ормьер
повторил основные положения рассмотренной выше статьи. Указывая на
преуменьшение Буа роли религии в событиях на западе Франции, он
отметил, что для понимания политического поведения вандейцев и шуанов
необходимо прежде всего изучить умонастроения населения восставших
районов39.
О причинах контрреволюционных движений на западе говорил и один из
организаторов коллоквиума Дюпюи, также подвергший критике идеи Буа31.
Сам он связывал мятежи против республики с влиянием традиционных
религиозных представлений и ортодоксальной церкви на крестьян, отвер¬
гших священников-"чужаков", прибывших заменить местных неприсягнув¬
ших кюре, и с широко распространенным пауперизмом, когда ЗОХ населения
прихода были не в состоянии платить налоги, а еще 20—ЗОХ еле сводили
концы с концами благодаря благотворительности церкви, сеньоров и
королевской власти, с чем революция покончила. Среди общественных ус¬
ловий, которые, по его мнению, были неблагоприятны для нововведений —
безразлично, проводимых ли в ходе революции или путем реформ —
ученый назвал и низкий (меньше 12Х) уровень урбанизации. Таким образом,
он стремился объяснить вандейское и бретонское восстания с помощью
нескольких факторов, учитывая, как видно из вышеперечисленного, выводы,
к которым пришли как Фоше и Птифрер, так и Тилли. Вместе с тем
примечательно высказанное в итоговом выступлении Дюпюи суждение:
"Церковь вопреки тому, что предполагает П.Буа, играла решающую роль в
генезисе недовольства"32.
Поскольку на коллоквиуме речь шла о сопротивлении революции, раз¬
ворачивавшемся в различных регионах и проходившем в самых разных
формах, то естественно было бы задуматься над классификацией движений
и доктрин. Именно этому вопросу было посвящено выступление Мазорика, в
котором он разделил контрреволюцию и антиреволюцию33. Контр¬
революцией историк считает деятельность реакционных сил из верхов
общества, имевших разработанный политический проект, тотально противо¬
стоявший преобразованиям и идеологии революции. Антиреволюция же
исходит от широких категорий народа, отличается спонтанным характе¬
ром, практически лишена политического сознания. Антиреволюция не
отрицает революционных перемен вообще, а возникает на одном из этапов
революции как выражение несогласия с каким-либо конкретным актом или
аспектом политики революционных властей. В качестве иллюстрации этого
тезиса ученый, имея в виду Вандею и Шуанрию, пишет об изменении позиции
крестьян запада на разных фазах революции: вначале они активно под¬
держивали антисеньориальное движение, даже опережали общий поток, а
позднее выступили против республики, ибо не могли принять "современ¬
ного светского государства, руководимого элитой городской буржуазии".
29 Des resistances a la Revolution. Actes du Collogues de Rennes. Paris, 1987.
30 Ormieres J.-L. Les scrutine de 1790 et 1791 et le soulement de 1793: interpretation du
comportement electoral. - Les resistances a la Revolution, p.82-86.
31 Dupuy R. Ignorance, fanatisme et contrevolution. - Les resistances a la Revolution,
Р.З7.42.
32 Dupuy R. Esquisse d'un bilan provisoirel - Les resistances a la Revolution, p.472.
33 Maz auric Cl. Autopsie d'un echec: la resistance а Г Anti-Revolution et la defaite de la
Contre-revolution. - Les resistances a la Revolution, p.237-244.
230

Мазорик не одинок в своих взглядах. На коллоквиуме отмечалось, что им
были развиты идеи, выдвинутые годом раньше английским ученым
К.Лукасом34; в той или иной мере они поддерживаются и частью фран¬
цузских историков. И все же попытки применить указанную классификацию
к Вандее и Шуанрии, определить мятежи на западе не как контрреволюцию,
а как антиреволюцию, вызывают серьезные возражения. Во-первых,
мятежники выступили не против какого-либо отдельного мероприятия или
даже направления в политике революционных властей, они отвергли целую
систему реформ в религиозной, налоговой, административной и других
сферах, по существу, курс республиканского правительства в его совокуп¬
ности. Во-вторых, неправомерным представляется мнение об отсутствии у
восставших каких-либо политических устремлений. Как справедливо
подчеркивал Дюпюи, “утверждать, что антиреволюция — это нулевой
уровень политики", значит в другом виде возрождать старый, отвергнутый
наукой аргумент предшествующей историографической традиции о том,
что восстание было вызвано невежеством35.
Не принимая характеристику Вандеи как антиреволюции, нельзя вместе с
тем не видеть, что по формам и методам борьбы она существенно
отличалась от многих контрреволюционных выступлений. Показательно,
что руководящие круги эмиграции не без некоторого опасения следили за
вандейским движением. Все это убеждает в необходимости дальнейших
разработок по сравнительному анализу различных контрреволюционных
течений и их классификации.
На вопросы о контрреволюционных восстаниях на западе, вставшие на
коллоквиуме, попытался ответить в опубликованном в 1983 г. исследовании
“От революции к Шуанрии. Крестьяне в Бретани. 1788-1794 гг." Дюпюи36.
Взгляды автора укладываются в русло такого понимания Шуанрии, которое
выводит ее из интересов, представлений и настроений основной массы
восставших, хотя он и предупреждает о том, что воздействие духовенства и
дворянства не было чем-то второстепенным. Прослеживая позицию буду¬
щих мятежников с 1788 г., историк показывает, что она была весьма под¬
вижной.
Вначале "патриоты" не без основания рассчитывали на поддержку
бретонских крестьян в борьбе с врагами революции. Положение изменилось,
когда прокатившиеся с февраля 1790 г. по февраль 1791 г. крестьянские
выступления, пронизанные "антисеньориальным максимализмом", были
жестоко подавлены регулярными частями и национальной гвардией. Стол¬
кновения крестьян с национальными гвардейцами обычно рассматривают в
контексте конфликта деревни с городом, который считают основным в
событиях на западе. Ученый не принимает данную версию, справедливо
замечая, что "патриоты" пользовались поддержкой "меньшинства зажиточ¬
ных пахарей" и что, наоборот, контрреволюция действовала в ряде
небольших городков и порой эти "белые города" были окружены "синими
бокажами". С весны 1791 г. "религиозный вопрос становится решающим" в
конфронтации крестьян с властями, преследовавшими местных, не присяг¬
нувших государству священников. Вследствие церковных реформ меняется
и позиция низшего духовенства, вначале благожелательно относившегося к
революции. Позднее "клерикально-крестьянский протест" усилился из-за
34 Dupuy R. Esquisse d'un bilan provisoire, p.473.
35 Ibid., p.473.
36 Dupuy R. De la Revolution a la chouannerie. Paysans en Bretagne. 1788—1794. Paris,
1988.
231

роста налогов и 300-тысячного набора в армию. Отказ от этих мер и гонений
на неприсягнувших мог предотвратить восстание, ибо, по мысли автора, не
было глубоких противоречий между революцией и восставшими, поскольку
последние не хотели возврата к традиционным монархии и церкви, не
говоря уже о сеньориальных порядках, ими решительно отвергаемых.
Исходя из этого, по примеру других историков Дюпюи квалифицирует
активное проявление недовольства основной массы бретонских мятеж¬
ников как антиреволюцию. А вот "контрреволюция в собственном смысле
слова — это одновременно политический проект, постулирующий отрица¬
ние всего того, что происходило начиная с 23 июня 1789 г. и даже раньше, и
одновременно — совокупность методов, необходимых для возврата к вла¬
сти"37. Она связана с деятельностью реакционеров-дворян, в частности с
заговором маркиза Ла Руэри, который не был связан с протестами широких
слоев против революционных властей и не оказал никакого воздействия ни
на крестьянские выступления 1792 г., ни на начавшееся в 1793 г. восстание. С
марта 1793 по март 1794 г. восстание было своеобразным симбиозом
антиреволюции и контрреволюции. При этом руководство из дворян и
священников постепенно направляло его в чисто контрреволюционное
русло, и развитие событий по такому пути своими жестокими репрессиями
облегчал, сам того не желая, Национальный Конвент.
Выводы труда Дюпюи не поддаются однозначной оценке. Сосредо¬
точившись на конкретных перипетиях кануна и первого периода револю¬
ции, автор отвлекается от рассмотрения всего пласта дореволюционных
отношений, прежде всего экономических. Важное для понимания причин
восстания соображение о том, что в Бретани было 30% "структурных" и 20%
"конъюнктурных" бедняков, к сожалению, не получило развития в работе.
Рассматривая один из центральных в современной литературе о выступ¬
лениях против революции на западе вопрос об их характере, историк исхо¬
дит из разделения на антиреволюцию и контрреволюцию, трактуя послед¬
нюю как стремление вернуть в полном объеме дореволюционное положение
вещей. С одной стороны, исследователи убедительно показывают, что и
представители реакционной элиты — создатели контрреволюционных
доктрин — не собирались восстанавливать Старый порядок в полном
объеме38. С другой стороны, правомерно ли сводить недовольство мятеж¬
ных крестьян в Бретани к частным явлениям, отрывать требование воз¬
вращения неприсягнувших священников от приверженности к тради¬
ционной церкви вообще, которая, как и верность свергнутой монархии, не
только провозглашалась, но и являлась важным элементом умонастроений
восставших.
Вместе с тем понятно, что взгляды рядовых участников движения и его
дворянских лидеров были неодинаковыми и даже противоположными в
вопросе о сеньориальных правах, что могло проявиться в случае победы
восстания. Представляется заслуживающей серьезного внимания мысль
Дюпюи о том, что позиция бретонских и вандейских "масс" выглядит такой
же своеобразной и автономной по отношению к планам эмигрантов и
"дворянско-церковных штабов" контрреволюции, как устремления крес¬
тьянских и городских низов из революционного лагеря по отношению к
программе буржуазного руководства революцией39.
37 Ibid., р.336.
38 Godechot J. La contre-revolution Doctrine et Taction. 1783—1804. Paris, 1961, p.2;
Пименова ЛА. Дворянство накануне Великой французской революции. М.. 1986, с. 167.
Dupuy R. Introduction. - Les registances a la Revolution, p.14.
232

С середины 80-х годов, по мере приближения к 200-летнему юбилею
Великой французской революции, заметно активизировалось консер¬
вативное крыло в ее историографии. Оно тяготеет к “развенчанию" рево¬
люции, пытается рассматривать последнюю сквозь призму разного рода
крайностей, террора, жестокости. В этом смысле тематика Вандеи и Шуан-
рии представляет для историков консервативного толка особый интерес,
поскольку речь идет о беспощадной войне, сопровождавшейся огромными
жертвами, в том числе и среди мирного населения, репрессиями. Тон задал
один из влиятельнейших ученых П.Шоню. Политику Республики в Вандее он
характеризует как "франко-французский геноцид"40. С "легкой руки" П.Шоню
и молодого историка Р.Сеше41 эта характеристика получила хождение в
литературе.
Исследование последнего и называется "Франко-французский геноцид:
Вандея — отомщенный"42. Автор открыл такой источник, как поданные в
эпоху Наполеона прошения жителей четырех департаментов, входивших в
"военную Вандею", о возмещении стоимости разрушенных при подавлении
восстания домов. Сравнивая эти материалы с налоговыми списками
недвижимости в конце Старого порядка, можно реально представить себе
масштабы разрушений: было уничтожено 10 309 домов из 56 700 или 18,16%
всего жилого фонда. Что же касается людских потерь, то, анализируя
документы разных лет, историк приходит к выводу, что в рассматриваемом
регионе с 1792 г. по 1802 г. бесследно исчезли 117 257 человек» или 14,38%
населения43. При этом Сеше ведет речь о заранее запланированном унич¬
тожении всех жителей, которое республиканцы намеревались осуществить
посредством "адских колонн" генерала Тюрро, массовых казней и даже
использования отравляющих веществ.
Характеризуя другую сторону конфликта, он, хотя и упоминает о том,
что "вандейцы не были святыми", на протяжении всей работы стремится
создать о них благоприятное впечатление. "Вандейское восстание было
одновременно легальным и законченным"44, поскольку явилось ответом на
многочисленные нарушения "Декларации прав" самой революционной
властью, из которых наиболее неприемлемым для местного населения было
введение гражданского устройства церкви.
Представляется, что многие террористические акции Конвента в Вандее
не диктовались военной необходимостью, а вызывались озлоблением и
желанием мести. Это не должно, однако, заслонять злодеяния вандейцев, а
служить отправным пунктом для размышлений о причинах крайнего
ожесточения с обеих сторон, что в свою очередь поможет лучше понять
истоки восстания.
Та же, что и у Сеше, односторонность в оценке боровшихся на западе
Франции сил прослеживается и в книге журналиста и общественного
деятеля, бретонского "автономиста" Ж.Мартре "Бретань в революции: разо¬
чарованная страсть"45. Автор полагает, что бретонцы постоянно отстаива¬
ли дело свободы: до революции — "против централизаторской монархии,
позднее — против республики, перешедшей к диктатуре"46. При вниматель¬
40 Chaunnu Р. Preface. - Gondron F. La Jeunesse sous Therdor. Paris, 1983, p.8.
41 См. предисловие Шоню к работе Сеше: Sec her R. La genocide franco-franęais: la
Vandee-Verge. Paris, 1986.
42 Так переименовали мятежный департамент республиканцы
43 Seeker R. La genocide franco-franę ism, p.253, 265.
44 Ibid., p.108, 306.
45 Martray J, La Bretagne dans le Revolution: une passion decue. Paris, 1985.
46 Ibid., p.14—15.
233

ном рассмотрении оказывается, что он имеет в виду лишь определенного
рода свободы — особые права и привилегии, коими обладала Бретань. Их
упразднение после 4 августа 1789 г.» унификацию административной сис¬
темы Мартре считает одной из предпосылок последовавших драматических
событий.
И все же не этот, а другой фактор был, по его мнению, главной причиной
восстания. “Что до Шуанрии, то мы попытались показать, что она имела не
политическое, а религиозное происхождение”47. Показательным для автора
свидетельством его клерикальных настроений является то, какое значение
он вообще придает вопросам религии в судьбе революции, связывая ее
конец с заключением в 1801 г. Конкордата с римско-католической церковью.
Автор книги "Сердце из красной ткани: Франция и Вандея 1793 г., миф и
история", писатель Ж.Юге по своим взглядам довольно близок к пред¬
ставителям консервативного направления, чьи интерпретации рассматри¬
вались выше, но по ряду вопросов расходится с ними48. Его симпатии тоже
на стороне восставших, знавших, за что они воюют, в отличие от
республиканцев, следовавших "убийственной утопии". Позитивно отзываясь
о вандейцах, в частности об одном из их лидеров Шаретте, Юге пред¬
ставляет "синих" преимущественно в одной ипостаси — людьми, которых
война превратила в садистов. Однако автор не склонен принимать опреде¬
ление "геноцид" для обозначения республиканской политики в Вандее, ибо
она не была плодом заранее разработанной "теории", направленной на
уничтожение определенных групп населения, не ведших никакой борьбы с
властями, как это было с евреями и цыганами в "третьем рейхе", а
проводилась в связи с развернувшимся на западе Франции восстанием.
Обращает на себя внимание и тот факт, что, указывая на ошибки и прес¬
тупления Конвента, Юге вместе с тем отмечает, что "в плане социальном, в
сфере образования и науки он знаменовал переход от одной цивилизации к
другой, бесспорно, более современной"49.
Отличаются от позиции последовательных консерваторов и взгляды
автора на причины вандейского движения. Он несколько сдержаннее в
оценке роли религиозного фактора в рассматриваемых событиях и
полагает, что восстание в Вандее было вызвано тем, что революция игно¬
рировала особую "культуру" тамошних крестьян.. Здесь Юге подразумевает
противоречия как на религиозной, так и на экономической почве, ссылаясь
на эгоизм буржуазии, которая пренебрегала "в действительности другими
социальными группами и особенно сельским миром"50.
В 1987 г. появился очерк вандейского восстания, написанный уроженцем
тех мест историком Ж.-К. Мартэном51. Мартэн стремится к взвешенной
оценке событий и в отличие от авторов консервативного толка не
проявляет враждебности к революции в целом. Он считает выступления в
Вандее делом зажиточных крестьян. Здесь, по его мнению, преобладавших.
Историк отмечает их острое соперничество с городскими буржуа, которым
революция принесла триумф, тогда как крестьяне запада проиграли в
материальном плане. Восстание было вызвано прежде всего желанием
защитить общину и традиционные ценности селян перед лицом социальных,
экономических и религиозных перемен, принесенных революцией. Эти
47 Ibid.7 p.219.
48 Huguet J. Uncoeur d’etoffe rouge: France et Vandee 1793, le mythe et 1’histoire. Paris,
1985.
49 Ibid., p.96.
50 Ibid., p.65.
51 Martin J.-Cl. La Vandee et la France. Paris, 1987.
234

устремления “вандейской массы" Мартэн связывает с особым “крестьянским"
путем, лежащим по ту сторону борьбы революции и контрреволюции. Он
обращает внимание на то, что поначалу Вандея "структурировалась вокруг
плебейских кадров"» которые, по его словам» "подозрительно относились к
контрреволюционным системам"52. Этим она, как полагает автор,
отличалась от Шуанрии, порожденной мелкими бандами, возглавленными
дворянскими предводителями, и объединенной в открыто контрреволю¬
ционную силу.
Значительное внимание в книге уделяется военным действиям и
особенно террору. Историк критически оценивает боеспособность "като¬
лической и королевской" армии, относя ее первоначальные успехи на счет
раздробленности в ту пору противостоявших республиканских войск.
Одновременно он отмечает бесчинства и злодеяния с той и с другой
стороны в отношении гражданского населения. Мартэн пишет об издева¬
тельствах крестьян-вандейцев над мирными буржуа, что было для них
своеобразным социальным реваншем. "Синие" широко применяли массовые
"потопления" и расстрелы. Автор полагает, что жестокость с их стороны
была не только и це столько вызвана сложной военной обстановкой и
экономическими трудностями, сколько диктовалась якобинской идеоло¬
гией, в частности, ее тезисом о необходимости "устранения изменников" и
т.п. Вот с этим "отклонением в воображаемое" он и связывает планы
уничтожения людей в восставших департаментах. Однако Мартэн отвергает
применение понятия "геноцид" в отношении репрессий "синих" в Вандее,
поскольку критерии уничтожения были не этнические или географические,
а сугубо политические. Еще решительнее восстает он против тех, кто
отождествляет вандейский террор республиканцев с революцией вообще53.
Среди работ последнего времени, так или иначе затрагивающих тему
гражданской войны на западе, привлекает внимание опубликованная в
"больших" "Анналах" в 1988 г. статья К.Ланглуа из Пуанского университета
"Вандейские отклонения в революционном воображении"54. Это любопытное
наблюдение об отражении в живописи вандейской политики Республики до
термидора и после него. Автор замечает, что с падением Робеспьера
санкюлоты перестали быть героями произведений искусства, а предпо¬
чтение отдавалось образам женщин и детей. Другая перемена прослежи¬
вается Ланглуа на разных картинах, посвященных одному и тому же сюже¬
ту — нападению вандейцев на жилище республиканцев, представленному
при якобинцах античной героиней, а в послетермидорианское время —
обыкновенной женщиной, поза которой и окружающий интерьер дышат
спокойствием. Все метаморфозы историк связывает с пересмотром
ценностей при термидорианцах и Директории и осуждением крайностей
как "белых", так и "синих" при сохранении, конечно, симпатий к Республике,
которую для того, чтобы она выглядела обороняющейся стороной, изоб¬
ражали в виде беззащитной женщины или ребенка.
В объемном (1112 страниц) "Критическом словаре Французской
революции"55, составленном непосредственно к 200-летнему юбилею исто¬
риками неолиберальной ориентации, среди множества статей, посвященных
различным явлениям, событиям, институтам, деятелям и "партиям" той
52 Ibid., р.283.
53 Ibid., р.320.
54 Langlois Cl, Les derives vendeennees de I'imagmaiire revolutionnaire. - Annales,
1988, №3.
55 Dictionnaire critique de la Revolution francaise. Paris, 1988.
235

эпохи, имеются и касающиеся контрреволюционных восстаний на западе,
написанные Ф.Фюре: одна — о Вандее, другая — о Шуанрии. Для первого из
этих движений были характерны массовость и размах, которых не знало
второе, представлявшее собой идущую с перерывами герилью, часто
превращавшуюся в обыкновенный разбой. Но ни то, ни другое, как
подчеркивает автор, не было продуктом заговора лиц, стоявших за
кулисами событий и подстрекавших необразованные толпы. Мятежи против
республики на западе имели исторические корни в виде векового
, ятагонизма города и деревни, который в годы революции был усилен тем,
что интервенционистская политика административных властей наталкива¬
лась на сопротивление сельских общин, приверженных своей автономии и
нерасположенных к новшествам. И все же, по мнению ученого, "основная
побудительная причина восстания — религиозная, а не социальная или
просто политическая"56 и связана она с истовой верой местного населения,
его привязанностью к традиционной церкви. Вероятно, на позиции столь
идеологизированного историка, как Фюре, сказывается и то» что в поисках
экономических истоков выступлений, в частности в усилиях Буа, ему
видится воздействие марксизма, "обновленного социальными науками"57.
Вместе с тем в отличие от представителей консервативного направления
автор проявляет взвешенность при характеристике воюющих сторон.
Интересно, что войну он оценивает не как "борьбу двух сил", а как
столкновение "двух слабостей". Историк отмечает, что насилие исходило
как от вандейцев, так и от республиканцев, но он более взыскателен к
последним, как к победителям, отмечая не без оснований, что после
поражения "католической и королевской" армии жестокие репрессии в
Вандее ничем не были оправданны.
Завершая рассмотрение пути, пройденного за последние 30 лет
французской историографией' Вандеи и Шуанрии, можно высказать
следующие итоговые соображения. Произошли качественные сдвиги в том,
что касается документальной базы исследования: в оборот были вовлечены
разнообразные массовые источники. Благодаря основанным на архивных
материалах конкретно-историческим работам в науке был достигнут
консенсус относительно того, что вандейское и бретонское движения не
явились результатом заговора дворян и церковников, а были связаны
прежде всего с устремлениями самих восставших, с недовольством
значительной части местного населения, интересы которой были ущемлены
революцией. Заметно продвинулось изучение экономической ситуации в
мятежном регионе, материального положения широких категорий народа.
Вместе с тем и сегодня трудно определить, были ли Вандея и Шуанрия
восстаниями преимущественно сельской бедноты или выступлениями
зажиточных крестьян? Имеющиеся работы дают неодинаковые ответы на
этот вопрос. Было бы полезным сравнительное исследование по разным
районам запада, охваченным мятежами. Такое исследование позволило бы
пролить и больший свет на роль сельского населения и некоторых групп
городских низов в этих мятежах. В современной литературе Вандея и
Шуанрия интерпретируются как результат действия ряда причин но
установить место каждого из факторов в возникновении данных феноменов
достаточно сложно. В последнее время много пишут о религиозных
мотивах участников восстания, но выдвигаемые положения пока недо¬
статочно подкрепляются документальными доказательствами. Следует
продолжить изучение вопросов о степени взаимопонимания между
56 Furet F. Vandee. - Dictionnaire critique, p.192—193.
57 Furet F. Chouannerie. - Dictionnaire critique, p.37.
236

дворянской верхушкой мятежников и вандейской “массойи и о соотношении
планов эмиграции и контрреволюционных доктрин, с одной стороны,
устремлений и практики восставших — с другой. Это позволит до конца
прояснить проблему правомерности отнесения вандейского и бретонского
восстаний к контрреволюции.
Тема Вандеи и Шуанрии в наши дни привлекает исследователей. Большая
часть из них достигает объективности в характеристике сталкивавшихся в
вандейском и бретонском конфликтах сторон. Приверженцы такой линии в
историографии концентрируют главное внимание на объяснении причин
мятежей, осмыслении их характера, выявлении особенностей. В рамках это¬
го подхода в 60—70-е годы преобладало истолкование Вандеи и Шуанрии
как событий, проистекавших из экономических и социальных противоречий,
и весьма сильные позиции занимали историки-демократы (Фоше. Птифрер).
но не марксисты, которые, к сожалению, проявляли мало интереса к данной
проблематике; в последнее же время обнаруживается явное тяготение к
"религиозной’* интерпретации рассматриваемых движений. Вместе с тем
общим для большинства исследователей остается отказ от отождествления
республиканского террора в Вандее с революцией, которую они в целом
принимают. Им противостоит консервативное направление, представители
которого пытаются, и небезуспешно, выяснить масштабы репрессий и раз¬
рушений в районах, охваченных восстаниями. Но стремление этих исто¬
риков во что бы то ни стало "развенчать" Французскую революцию приводит
их к весьма тенденциозному изложению истории гражданской войны на
западе Франции.
237

Критика и библиография
Рецензии
ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА 1941-1945: СОБЫТИЯ. ЛЮДИ. ДОКУМЕН¬
ТЫ. КРАТКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ СПРАВОЧНИК. М.: Политиздат, 1990, 465 с.
Средн огромного количества изданий о
Великой Отечественной войне книга, выпу¬
щенная Издательством политической литера¬
туры, выделяется "лица необщим выраже¬
нием*. Она соединяет в себе черты справоч¬
ника-хроники, энциклопедического словаря
и сборника документов. Такая композиция
позволила создать компактный, но емкий
труд, охватывающий основные события вой¬
ны, ее характерные особенности и галерею
портретов героев, крупных военных, полити¬
ческих и хозяйственных руководителей стра¬
ны в годы Великой Отечественной. Главное
достоинство труда — его общедоступность,
привлекающая интерес широкого круга чита¬
телей умело подобранным и представленным
научным материалом. В отличие от книг о
минувшей войне, выпущенных ранее, авторы
рассматриваемого труда сделали шаг вперед
в преодолении недостатков советской
историографии Великой Отечественной
войны предшествующих лет. Среди событий,
включенных в издание, трагические окруже¬
ния советских войск в 1941—1942 гг.,
насильственное переселение целых народов,
многие внешнеполитические шаги во
взаимоотношениях с союзниками по
антигитлеровской коалиции. мало
исследованные ранее: есть сведения и о
героях войны, о которых долгое время
практически не писала официальная
историография, например А Н. Маринеско.
К достоинствам книги можно отнести
анализ наиболее тяжелых для советского
народа поражений Красной Армии, просчетов
советского командования, особенно в первый
период войны (раньше эти вопросы нередко
обходились). Уникальность хроникального
раздела состоит в том, что читатель по дням
может проследить весь ход войны, увидеть,
как менялась обстановка на фронте и в тылу
день ото дня, месяц от месяца, год от года,
чем обусловлены были наши поражения и как
закладывались наши победы, проследить эво¬
люцию взаимоотношений с союзниками, скла¬
дывание отношений с бывшими противниками
после их разрыва с Германией и перехода на
сторону антифашистской коалиции.
В то же время эта часть не свободна от
недостатков, отдельные неоднозначно оцени¬
ваемые события в ней отсутствуют, другие
следовало бы осветить более четко. Так. при
описании окружений советских войск под
Минском, Киевом, Вязьмой, гибели 2-й удар¬
ной армии и других, не указаны данные о
количестве людей, попавших в окружение и в
плен, обрйдены вниманием вызывающие ост¬
рый интерес трагические события в Катын¬
ском лесу, вскользь упомянуто о Варшавском
восстании 1944 г., об армии Андерса и
некоторых других неоднозначно оценивае¬
мых эпизодах войны.
Раздел биографий написан в соответствии
с устоявшимися принципами: по должностям
и наградам. Даны биографии командующих
фронтами, флотами, родами войск, команди¬
ров крупных партизанских соединений, дваж¬
ды и трижды Героев Советского Союза,
удостоенных этого звания в Великую Оте¬
чественную войну, особо отличившихся
бойцов и командиров, ставших Героями
Советского Союза, видных политработников,
руководителей крупных отраслей народного
хозяйства, новаторов производства, конст¬
рукторов военной техники и оружия, а также
членов Ставки Верховного Главнокомандо¬
вания (ВГК) и Государственного Комитета
Обороны.
Удачей авторов является опубликование в
ряде случаев малоизвестных фотографий,
помещенных в справочнике лиц. Жесткий
отбор персоналий позволил более выпукло,
чем в аналогичных предыдущих изданиях,
показать руководящий состав страны и
Вооруженных Сил. героев фронта и тыла.
Однако и этот раздел несет на себе отпечаток
подхода прошлых лет. Так. поместив вопреки
принятому принципу отбора биографию
Маринеско, авторы этим и ограничились. Из
их поля зрения выпали такие герои войны,
как комкор Л. Г. Петровский, прославившийся
в боях летом 1941 г., капитан 2-го ранга
238

-Н'А Лунин.командир подводной лодки, атако¬
вавшей немецкий линкор "Тирпиц", и не¬
которые другие, в свое время обойденные
вниманием официальной историографии.
Значительную ценность представляют со¬
бой помещенные в книге документы. Публика¬
ция приказов Ставки № 270 от 16 августа
1941 г.: о дезертирстве и сбережении техники
и № 227 от 18 июля 1942 г. “Ни шагу назад" дает
возможность читателям впервые ознако¬
миться с документами, повлиявшими на судь¬
бы многих тысяч советских воинов всех
рангов. Мало кому известны и такие опубли¬
кованные в периодических изданиях за по¬
следние годы документы, как Указ Прези¬
диума Верховного Совета СССР от 28 августа
1941 г. "О переселении немцев, проживающих
в районах Поволжья", приказ наркома обо¬
роны № 0391 от 4 октября 1941 г. "О фактах
подмены воспитательной работы репресси¬
ями”. вошедшие в рецензируемый сборник.
Раздел охватывает самые разные события и
факты, отраженные в документах. Здесь и
директива наркома обороны военным советам
приграничных округов, отданная 22 июня в
7 час. 15 мин., и боевое донесение генерала
армии К. К. Рокоссовского от 23 сентября 1943
г. о начале форсирования Днепра войсками
Центрального фронта, н доклад начальника
гарнизона г. Москвы и командующего Особой
армией ПВО наркому обороны о производстве
салюта в честь освобождения г. Орла от 5
августа 1943 г. и многие другие докумен¬
тальные свидетельства военных лет.
В то же время не всегда понятен принцип
отбора документов. Так. поместив Приказ
Военного совета Резервного фронта войскам
в связи с победой, одержанной под Ельней, от
7 сентября 1941 г., авторы не нашли места для
другого логически связанного с этими со¬
бытиями приказа наркома обороны от 18
сентября 1941 г. о создании Советской гвар¬
дии. документа очень яркого по содержанию
и стилю. Или. например, в книге опубли¬
кована часть директивы Ставки ВГК об
улучшении радиосвязи от 18 мая 1942 г. и
директивы Генерального штаба по
организации взаимодействия между штабами
сухопутных войск и флота от 20 апреля
1942 г., но не помещены такие важные для
изучения нашего военного искусства
документы, как директива Ставки ВГК от 10
января 1942 г., определившая сущность
артиллерийского наступления, приказы
наркома обороны № 306 от 8 октяб¬
ря 1942 г. о совершенствовании тактики на¬
ступательного боя и боевых порядков и № 325
от 16 октября 1942 г. о боевом применении
танковых и механизированных частей и
соединений. Ныне, когда советское военное
искусство в годы войны критикуется в
массовых изданиях, порой незаслуженно, эти
документы наглядно проиллюстрировали бы.
как совершенствовалось искусство ведения
войны в ходе боевых действий.
Придирчивый глаз, видимо, найдет в спра¬
вочнике и другие недостатки, но важно от¬
метить главное: книга получилась интерес¬
ной и нужной. Авторский коллектив сбор¬
ника. изданного под общей редакцией
д.и.н. О.А. Ржешевского. он же автор обстоя¬
тельного введения "Война, народ, победа",
его составитель к.и.н. К.А. Жигунов, военный
консультант д.воен.н. генерал армии М.А. Га¬
реев проделали большую и полезную работу.
Новый труд о советском народе в годы войны
представляет значительный интерес для
широкой общественности, позволяет чита¬
телю расширить знания о Великой Отечест¬
венной войне.
По данным работников книжной торговли
на каждую проданную книгу претендовало
семь-восемь покупателей. Неудовлетво¬
ренный спрос читателей, необходимость
введения в научный оборот рассекреченных
уже после выхода в свет книги документов,
учета критических замечаний и пожеланий,
высказанных в печати, дают серьезные осно¬
вания авторам для подготовки второго
издания.
А.С. Орлов
кандидат исторических наук,
старший научный сотрудник
Института военной истории МО СССР
НАРОДЫ МИРА: ИСТОРИКО-ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ СПРАВОЧНИК. М.:изд-во "Совет¬
ская энциклопедия", 1988, 624 с.
В наше тревожное время, .когда перед
человечеством во весь рост встала проблема
выживания, авторы справочника, подготов¬
ленного Институтом этнографии им. Н.Н. Ми¬
клухо-Маклая АН СССР дают представление.
какие же этносы населяют наш всемирный
"дом", на каком уровне развития они нахо¬
дятся. с какими этническими, экономичес¬
кими. религиозными, нравственными пробле¬
мами необходимо считаться, чтобы наладить
239

подлинно добрососедские отношения между
ними. Впервые в советской науке в нем
содержится перечень всех народов мира,
более или менее крупных, приводится
всесторонняя их характеристика.
Это издание является уникальным в
историографическом отношении, оно под¬
водит итог многолетней, напряженной рабо¬
те всего корпуса советских этнографов и
историков. Само издание справочника свиде¬
тельствует о том, что советская этнография
стоит на высоте мировых достижений.
Книга является уникальным изданием:
большинство ее статей опирается на широкую
источниковую и историографическую базу,
почти в каждой из них приводится литера¬
тура как на русском, так и на иностранных
языках, в дополнительных разделах содер¬
жатся таблицы и схемы о численности на¬
родов по странам и континентам. В этом
смысле справочник является чрезвычайно
ценным источником для продолжения науч¬
ной работы в области теории и истории
национальных отношений, социологии и
этнографии, философии и в целом всех
общественных наук.
Авторам удалось создать смешанное эн¬
циклопедическое издание, в котором хорошо
сочетаются и терминологический и тема¬
тический принципы подачи материала.
Тематическим освещением отличается первый
раздел, в котором помещены четыре крупные
теоретические статьи об этносах и этни¬
ческих процессах, о расах, о языках, о рели¬
гиях в современном мире, а также отчасти
третий подраздел, где приведены справочно¬
статистические данные этнического состава
населения СССР, континентов и стран,
численность отдельных расовых групп и
народов по языковым семьям. По термино¬
логическому признаку построен второй
центральный раздел, содержащий основной
корпус статей о самих народах, и частично
третий подраздел, посвященный раскрытию
главных этнографических понятий, терми¬
нов, специальных слов, встречающихся в
текстах. Авторы скромно умалчивают в
предисловии о том, что справочник
завершается указателями этнонимов и
аннотированным предметным перечнем,
которые сами несут терминологическую
нагрузку.
Справочник прекрасно иллюстрирован.
В нем помещено около 2 тыс. фотографий и
самых различных тематических карт. Одна
коллекция этих фотографий и карт выделяет
справочник из ряда солидных советских
энциклопедических изданий. Наконец,
уникальность справочника определяется тем.
что он способствует повышению культурна
межнационального и межэтнического обще.-4
ния, а тем самым преодолению рецидивов и
проявлений национализма и шовинизма.
Наряду с достоинствами, историко-этно¬
графический справочник как первый опыт
сводного описания многочисленных этносов
не мог избежать целого ряда существенных
недостатков.
Первое. Помимо основного фонда с описа¬
нием народов в справочнике содержится два
раздела, восемь подразделов, а также два
указателя. Чтобы определить, где начинается
тот или иной раздел или подраздел, при¬
ходится добросовестно перелистывать стра¬
ницы. Указатели в данном случае не могут
оказать помощи, так как в них дается
перечень этнонимов, а не статей; да и сами
эти указатели не сразу можно найти. В спра¬
вочнике нет оглавления.
Второе. В мире насчитывается около
3—4 тыс. различных народов, в справочнике
же содержится описание только одной чет¬
верти (примерно 1 тыс.) их, остальные более
мелкие этносы оказались за его рамками.
Видимо, как специальный справочник это
иэдание могло бы включать гораздо большее
число этносов и субэтносов.
Третье. В справочнике дается чисто этно¬
графическое описание народов. Вместе с тем
сами авторы указывают, что существуют три
основных типа этносов, племя, народность,
нация (с. 7). К сожалению, не все статьи
выдержаны одинаково по своему содержа¬
нию, по кругу рассматриваемых проблем.
Естественным является стремление этно¬
графов обособить предмет исследуемой ими
науки, что отражается в справочнике. Но в
современных условиях, когда протекает
объективный процесс интеграции научных
знаний, развивается системный подход к
решению различных проблем, этнография не
может замыкаться в узкие рамки бытоопи-
сания конкретных народов, не может не
учитывать достижения других наук. В
уникальном справочнике желательно было бы
указать не только то, какие этносы консо¬
лидировались в нацию, но и добились ли они
политической самостоятельности, и если да,
то к какому типу государства принадлежат,
избрали ли для себя определенную ориента¬
цию или находятся в рамках сложного
политического устройства.
Четвертое. В справочнике очень лаконич¬
но освещается та этническая ситуация, кото¬
рая складывается в странах и на континентах.
В основном она представлена в виде скупого
цифрового материала без его анализа и
описания. Между тем этнические процессы.
240

юатагршеавторш намеревались раскрыть (с. 5).
охватывают не только и не столько весь мир в
целом, но и определенные страны и конти¬
ненты. Вполне очевидно, эти сведения необ¬
ходимо значительно расширить и углубить,
изложение этнических процессов, протека¬
ющих в каждой данной стране, нуждается в
более подробном аналитическом и описа¬
тельном материале. Напрашивается пред¬
ложение включить соответствующие статьи с
исследованием этнических процессов на пяти
континентах и в 180 самостоятельных поли¬
тических образованиях в основной фонд
(второй раздел справочника). Возникающая
здесь трудность заключается в том, что
описание отдельных этносов будет смешано
со статьями, посвященными не народам мира,
а среде их обитания. Однако существуют
полиграфические средства, позволяющие в
рамках общего словаря выделить необходи¬
мый терминологический аппарат (например,
статьи об отдельных этносах выделить
курсивом, другой краской). Подобный подход
открыл бы возможность подробнее осветить
этническую ситуацию в отдельных странах.
Пятое. Желательно дать более полное ис¬
следование этнических и национальных про¬
цессов, протекающих в СССР. В справочнике
приводятся таблицы национального состава
населения СССР и союзных республик, кото¬
рые не далеко ушли от подобного же свод¬
ного материала, содержащегося в последнем
издании БСЭ.
В справочнике ничего не говорится о тех
этносах и субэтносах Советского Союза,
численность которых не превышает 0,5 тыс.
человек. Все они отнесены к разряду "другие"
с общим количеством к 1985 г. в 404 тыс.
человек (не говорится даже, сколько образо¬
ваний входят в это число). Остались за
рамками внимания такие группы, как литы в
Латвии, турки-месхетинцы, проживавшие в
Узбекистане. Особенности их быта и положе¬
ния в среде других этносов при всем желании
выяснить нельзя, и читатель не имеет воз¬
можности углубиться в понимание, напри¬
мер, причин трагедии турок-месхетинцев,
которая настигла их летом 1989 г.
Отсутствие сведений об этих и подобных
им группах объясняется их малочислен¬
ностью. Но уровень издания обязывает
раскрыть понятие "другие", дать максимально
полный перечень этносов и субэтносов,
населяющих Советский Союз.
Недостаточно и описание к приведенным в
справочнике таблицам национального со¬
става населения СССР. Так, в нем только
говорится, что в современных условиях
"этнические процессы привели к некоторому
изменению национального состава союзных
республик" (с. 544). Данная проблема занимает
одно из центральных мест в условиях
сложных процессов, развивающихся в нашей
стране в сфере межнациональных отношений
Из таблицы о национальном составе на¬
селения союзных республик и их динамике
(на 1959 и 1979 гг.) видно, что в СССР имеется
две тенденции: с одной стороны, все более
смешивается население таких суверенных
образований, как Латвия, Эстония, Украина,
Белоруссия, с другой — протекает процесс
дальнейшей национальной и этнической
консолидации в таких регионах, как
Закавказье, Средняя Азия, Казахстан (к этой
группе относится также Литва). Сложилось
обыденное представление, что коренных
жителей Казахстана становится все меньше
по сравнению с приехавшими в республику
лицами других национальностей. Но это
опровергается конкретными сведениями (так,
если в 1959 г. коренное население Казахстана
составляло 29,8Х, то в 1979 г. 36,ОХ). В таком
фундаментальном справочнике, как "Народы
мира", необходимо не только показать две
тенденции в развитии национального и
этнического состава населения республик, но
и проанализировать их причины: не исклю¬
чено, что количество мигрирующих в рес¬
публику лиц других национальностей не
уменьшается, но большая фертильность мест¬
ных женщин и возрастающая рождаемость
приводят к сравнительному изменению
национального состава населения в пользу
коренной национальности.
Современной наукой установлено: чтобы
обеспечить научно-технический прогресс,
необходимо обновлять производство каждые
пять-шесть лет. Но это касается технической
стороны дела. Чтобы не в меньшей степени
содействовать поступательному движению
науки, необходимо обновлять фундамен¬
тальные, особенно энциклопедические изда¬
ния в те же сроки. Это тем более необходимо
в связи с тем, что сегодня объем информации
расширяется и углубляется невиданными
ранее темпами. Между тем выход в свет
энциклопедических изданий, в которых
содержится столь нужная сводная инфор¬
мация, резко отстает от потребностей жизни.
Только курьезом следует считать, например,
что второе издание "Советской исторической
энциклопедии" где-то затерялось на полках
издательства ^Советская энциклопедия", а
встречи с ней советская общественность ждет
с нетерпением. Чтобы не повторялась эта
печальная практика, надеемся, что соста¬
вители историко-этнографического справоч¬
ника "Народы мира" осчастливят нашу об¬
241

щественность уже к 1995 г. Это издание займет
не один том, и оно этого достойно. В качестве
пожелания и просьбы хотелось бы пред¬
ложить издать аналогичный справочник о
народах мира для юношества, сделать его
более популярным, как можно более иллюст¬
рированным, и максимально сократить
тексты; меньше теории и как можно больше
карт (может быть, дополнить их маршрутами
путешествий, которые были первооткрывате¬
лями различных этносов).
Жизнь народов изменчива. Те народы, что
вчера были народностями, сегодня уже
выступают как нации, приобретают полити¬
ческую самостоятельность, завтра их обгонят
другие народы, центры мирового рЮВйТйй
перемещаются, и в этой связи переиздание
истори ко -этнографического справочника
"Народы мира" отвечает потребностям науки
и практики. Его появление в свет — дости¬
жение общественной науки вообще, советской
в особенности.
А. В. Мамыкин
доктор философских наук
НК. Петрова
доктор исторических наук,
старший научный сотрудник
Института истории СССР АН СССР
В.И.АНТЮХИНА-МОСКОВЧЕНКО. ШАРЛЬ ДЕ ГОЛЛЬ И СОВЕТСКИЙ СОЮЗ.
М.: изд-во * Книга**, 1990, 288 с.
Богатая голлистская историография по¬
полнилась еще одной интересной и ори¬
гинальной работой, посвященной генералу
Шарлю де Голлю. Автор ее — советский ис¬
торик-международник и франковед, заслу¬
женный деятель науки РСФСР, доктор исто¬
рических наук, профессор МГИМО МИД СССР
В.И.Антюхина-Московченко, автор многих
научных трудов и публикаций. Новая ее мо¬
нография обращает на себя внимание не
только потому, что это оригинальное иссле¬
дование, но в силу того, что, работая в Ал¬
жире и во Франции, автор неоднократно
встречалась с генералом де Голлем.
В.И.Антюхина-Московченко использует широ¬
кий круг источников, в частности мало из¬
вестные архивные документы, что придает ее
труду особую научную достоверность и
убедительность.
Новая книга о де Голле написана живо и
эмоционально; создается яркий политичес¬
кий портрет выдающегося государственного
и политического деятеля Франции. По су¬
ществу, историк выходит далеко за рамки
обозначенной темы, хотя она и является
главной в работе. Особое внимание уделено
двум важнейшим историческим рубежам в
развитии советско-французских отношений:
периоду второй мировой войны и совместной
борьбы советского и французского народов
против фашистской Германии и 60-м годам,
когда совместными усилиями двух стран
было положено начало переходу от
"холодной войны” в Европе к политике раз¬
рядки, согласия и сотрудничества.
Де Голль предстает как сложная, про¬
тиворечивая личность, деятельность и исто¬
рическое наследие которого до сих пор
вызывает дискуссии как в политических, так и
научных кругах Франции и других стран.
Некоторые голлистские концепции ис¬
пользуются как преемниками де Голля, так и
его бывшими политическими противниками.
Например, концепция сильной президентской
власти как важнейшего рычага обеспечения
политической стабильности, при сохранении
и развитии традиций плюрализма и парла¬
ментаризма, стала неотъемлемой частью по¬
литической системы современной Франции.
Даже те, кто когда-то остро критиковал эту
концепцию, в том числе Ф.Миттеран, ныне
признают ее эффективность и жизнеспосо¬
бность. Это касается также и конституции
Пятой республики. Еще недостаточно изучена
роль де Голля как реформатора социаль¬
ных отношений. В этой области у него были
интересные планы, осуществить которые он
не успел, в частности так называемая
"региональная реформа". В ее основе — идея
децентрализации власти и расширения пол¬
номочий органов местного самоуправления.
В новом виде эта реформа была осуществлена
социалистами в начале 80-х годов. Значи¬
тельный интерес представляла идея "учас¬
тия", выдвинутая де Голлем в обстановке
острого социально-экономического кризиса
в конце 60-х годов с целью расширения
социальных прав трудящихся на пред¬
приятиях. Тогда она была отвергнута про¬
тивниками де Голля. Однако позднее эта
концепция в новом виде получила съое раз¬
витие в пакете законов по социальным во¬
242

просом, принятых после избрания прези¬
дентом Ф. Миттеран а. Де Голль считал одним
из своих важнейших преобразований созда¬
ние в первые послевоенные годы при под¬
держке левых сил системы социального обес¬
печения, которая с тех пор была значительно
дополнена и обновлена и считается одной из
наиболее передовых социальных реформ в
развитых капиталистических странах.
Как справедливо отмечается в книге, в
области внешней политики де Голль отдавал
приоритет не идеологическим соображе¬
ниям, а историческим реальностям, интере¬
сам разрядки и сотрудничества. В этом он
явно опережал свое время, проходившее под
знаком жесткой политической и идеоло¬
гической конфронтации, безудержной гонки
вооружений, обострения региональных кон¬
фликтов. Де Голль был одним из первых
государственных деятелей на Западе, кото¬
рый выступил за преодоление раскола Ев¬
ропы на два противостоящих блока. Во время
своего визита в СССР в 1966 г. он заявил, что
"восстановление Европы в единое плодо¬
творное целое, а не бесплодное ее разде¬
ление, которое ее парализовало, является
первым условием умиротворения и преоб¬
разования мира"1 .
В значительной мере благодаря полити¬
ческому реализму и дальновидности де
Голля Франция раньше других западных
стран совершила поворот от конфронтации к
сотрудничеству с Советским Союзом, от
замкнутой 'малой Европы’ к формированию
общеевропейского политического и экономи¬
ческого пространства на основе голлистской
концепции ’Европы от Атлантики до Урала”,
от блоковой системы безопасности к поискам
коллективной безопасности в Европе. То, что
было начато в советско-французских отноше¬
ниях в 60-е годы, предвосхитило развитие
позитивных перемен на европейском конти¬
ненте в более позднее время.
В дискуссионном порядке следует пос¬
тавить вопрос, имеющий прямое отношение к
рассматриваемой книге о де Голле. Не пора
ли нам в оценках таких деятелей, как генерал
де Голль, освободиться от идеологической
эашоренностн, которая порой мешает объек¬
тивно оценить их историческую роль? Пра¬
вильно ли, например, считать де Голля толь¬
ко "одним из самых крупных политических
вождей французской буржуазии”? (с. 10). Ведь
в решающие моменты истории Франции он
выражал не столько чаяния того класса, к
которому принадлежал, сколько общена¬
1 Советско-французские отношения. 1965-
1976. Документы и материалы. М., 1976, с. 19.
циональные интересы, в частности широких
кругов трудящихся и пользовался их под¬
держкой, подвергаясь в то же время ярос¬
тной критике со стороны реакционной фран¬
цузской буржуазии. Особенно очевидно это
проявлялось в годы борьбы за освобождение
Франции. В том, видимо, и состояла исклю¬
чительная роль де Голля, что в критические
моменты он умел преодолевать классовую
ограниченность тех политических сил, к ко¬
торым принадлежал, и поднимался до уровня
лидера всей французской нации.
В то же время де Голль не раз демон¬
стрировал способность жестко отстаивать
интересы правящих кругов. В борьбе против
рабочего и демократического движения он
нередко прибегал к репрессиям, а в 1968 г.,
судя по многим свидетельствам, президент
де Голль не исключал использования против
народа вооруженной силы.
Внешняя политика президента де Голля
также была неоднозначна и противоречива. В
наиболее острые критические моменты гло¬
бального противоборства двух систем де
Голль неизменно действовал в рамках атлан¬
тической солидарности. Однако в целом, под¬
черкивает В.И.Антюхина-Московченко, глав¬
ной целью внешней политики де Голля было
обеспечение Франции роли независимой и
великой державы. Важным средством для
достижения этой цели стало для де Голля
"осознанное сближение" Франции с СССР
Видимо, не следует упрощать отношение
де Голля к германскому вопросу. На завер¬
шающем этапе войны он действительно выс¬
казывался за расчленение Германии и при¬
соединение левого берега Рейна к Франции.
Однако позднее в новых исторических усло¬
виях взгляды де Голля по этому вопросу
изменились. На переговорах с Н.С.Хрущевым
во время его визита во Францию в 1960 г. де
Голль говорил о необходимости рассмат¬
ривать германский вопрос в общеев¬
ропейском контексте создания новой атмос¬
феры мира, которая снимет остроту гер¬
манской проблемы и будет способствовать
сближению двух немецких государств2. Сов¬
ременная обстановка в Европе в опреде¬
ленной мере развивается по пути осущес¬
твления голлистской идеи "Европы от Ат¬
лантики до Урала".
Э. А. Дроздов
кандидат исторических наук,
доцент Российской академии управления
2 Charles de Gaulle. Memories Nespoir. Le
renouveau. 1958-1962. Paris, 1970, p.241.
243

Б.М. Туполев. ГЕРМАНСКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ В БОРЬБЕ ЗА "МЕСТО ПОД
СОЛНЦЕМ". ГЕРМАНСКАЯ ЭКСПАНСИЯ НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ, В
ВОСТОЧНОЙ АФРИКЕ И В РАЙОНЕ ИНДИЙСКОГО ОКЕАНА В КОНЦЕ XIX —
НАЧАЛЕ XX в. М.: изд-во “Наука", 1991, 295 с.
Обращение к “мировой политике" Германии
в конце XIX — начале XX в. является тради¬
ционным как для отечественной, так и для
зарубежной историографии. Немалый вклад в
ее изучение внесли такие видные советские
историки, как Ф А. Ротштейн, А.С. Ерусалим-
ский, А.С. Силин. Социологические основы
внешней политики империалистических дер¬
жав прослеживал немецко-американский
ученый Г. Хальгартен. В последние десяти¬
летия проблемы германского империализма
изучали немецкие историки по обе стороны
“берлинской стены". В ГДР ими занимались,
например, Ю. Кучинский и В. Гутше, на За¬
паде — Ф. Фишер, Х.-У. Велер, В.Ю. Моммзен
и др.
Тем не менее до сих пор малоизученным
оставался один из важнейших аспектов
внешней политики молодого германского
империализма — борьба за "место под солн¬
цем", т е. его зарубежная экспансия, распро¬
странявшаяся на обширные районы мира —
Ближний Восток, Африку, акватории Индий¬
ского и Тихого океанов и др. Именно этот
аспект применительно к Ближнему Востоку,
Восточной Африке и бассейну Индийского
океана и стал предметом нового исследо¬
вания заведующего сектором проблем эконо¬
мического и политического развития капи¬
тализма стран Европы Института всеобщей
истории АН СССР д.и.н. Б.М. Туполева1.
Как отмечается во вводной части книги,
движущие силы германского экспансионизма
начали формироваться еще в 70-х годах
XIX в., после того, как "железом и кровью"
была создана Германская империя. Ее образо¬
вание, соответствовавшее потребностям раз¬
вития капитализма, сделало возможным
быстрый Экономический рост страны. На
рубеже веков, в пору складывания финан¬
совой олигархии, резко активизировалась
деятельность германского капитала, особен¬
но банковского. "Крупные банки, — подчер-
киваетсн в книге, — играли ведущую роль и в
колониальной экспансии германского импе¬
1 Представляется уместным назвать и
другие книги Б.М. Туполева, относящиеся к
данной проблематике: "Экспансия германско¬
го империализма в Юго-Восточной Европе в
конце XIX —начале XX в." (М., 1970), "Восстание
Маджи-Маджи. Становление и кризис герман¬
ского колониального правления в Восточной
Африке" (М., 1991, в соавторстве).
риализма" (с. 15). При этом особое место
занимали созданные на рубеже XIX и XX вв.
колониальные банки. Концентрированным вы¬
ражением агрессивных устремлений моно¬
полистического капитала стала провоз¬
глашенная в это время правящими кругами
страны империалистическая "мировая поли¬
тика" — борьба, как образно выразился
канцлер Б. фон Бюлов, за "место под солнцем".
С переходом к империализму в германской
зарубежной экспансии, отмечает автор, скла¬
дывались два основных направления, раз¬
личавшиеся по методам достижения захват¬
нических целей. Юнкерство и магнаты тяже¬
лой индустрии, прежде всего рейнско-
вестфальской добывающей и обрабатывающей
промышленности, настаивали на применении
насильственных аннексионистских методов
для приобретения новых территорий. Основ¬
ными выразителями их взглядов являлись
Пангерманский союз и его дочерние органи¬
зации. Руководители же крупного банков¬
ского капитала, новых отраслей индустрии, в
частности химических и электротехнических
концернов, тесно связанных с Немецким
банком, были сторонниками "мирных", эконо¬
мических методов зарубежной экспансии.
В германской внешней политике оба эти
метода были тесно связаны и дополняли друг
друга. Автор подошел к изучению вопроса о
германской колониальной экспансии
комплексно, рассматривая оба метода — и
прямой, сопровождающийся территориаль¬
ными захватами в Восточной Африке, и
косвенный, проявлявшийся в "мирном" про¬
никновении германского капитала в Осман¬
скую империю. Хронологически исследование
охватывает время с конца 80-х годов XIX в.,
т.е. фактически с создания германской
колониальной империи до 1905—1907 гг.,
когда кризис германской колониальной
политики стал явным, а на международной
арене произошла перегруппировка крупней¬
ших империалистических держав, приведшая
к образованию Антанты, противостоявшей
германо-австрийскому блоку.
Основываясь на обширных литературных и
нсточниковых материалах, почерпнутых из
архивов Москвы, Санкт-Петербурга, Потсдама,
Бонна, Гамбурга и Кобленца, Б.М. Туполев
представил картину экспансионистской по¬
литики Германии, сосредоточив основное
внимание на экономических ее сторонах. Это
позволило ему продемонстрировать движу¬
244

щие силы этой политики, выявить глубинные
процессы, происходившие в регионах, в
которых она осуществлялась, дать научный
аналиэ форм и методов эксплуатации мест¬
ных людских и природных ресурсов.
Структурно книга разделена на главы, но в
каждой из них даны соответствующая харак¬
теристика и специфические черты одного из
направлений германской колониальной
политики.
Экспансии германского империализма на
Ближнем Востоке посвящена первая глава
книги. В конце XIX — начале XX в. главной
сферой германской зарубежной экспансии
являлась Османская империя. Начало проник¬
новения Германии в Турцию ознаменовалось
посылкой военной миссии для реорганизации
и перевооружения турецкой армии, военными
поставками и получением Немецким банком
концессии на строительство Анатолийских
железных дорог. Автор отмечает, что в эти
годы едва ли можно было найти другой
пример столь эффективного механизма "мир¬
ного проникновения", распределения ролей
между дипломатией и финансовым капиталом
во имя обеспечения максимального успеха
зарубежной экспансии. "Стратегия Багдад¬
ской железной дороги", ставшая стержнем
метода "мирного проникновения" на Ближний
Восток, представляла собой образец косвен¬
ной формы империалистической колониаль¬
ной политики, ибо сочетала в себе обширный
комплекс экономических, политических, во¬
енных и культурно-политических мер. В от¬
теснении конкурентов на Ближнем Востоке
германский империализм пользовался мето¬
дами, которые в таком масштабе не прояв¬
лялись ни в одной другой эоне его влияния.
При этом, отмечается в книге, германские
монополии во главе с Немецким банком,
приобретя концессии на строительство
Анатолийских и Багдадской железных дорог,
а также путем предоставления займов,
стремились добиться финансово-полити¬
ческого закабаления Османской империи.
Германские монополии предпринимали также
большие усилия для расширения экспорта
товаров и капитала на Ближний Восток. Даже
практика предоставления кредитов с относи¬
тельно низкими процентами местным тор¬
говцам-посредникам была направлена на
создание и укрепление в Османской империи
слоя компрадорской буржуазии, выступавшей
в союзе с германским империализмом.
Осуществляя широкое проникновение в
Османскую империю, германский империа¬
лизм исходил из того, что территория
Турции обеспечивала ему выгодные военно¬
стратегические позиции как по отношению к
России, так й к британской колониальной
империи. Он стремился вовлечь Турцию в
свою военно-политическую орбиту, этого ему
удалось добиться в годы первой мировой
войны.
Германской колониальной политике в
Восточной Африке посвящена вторая глава
книги. В ней обрисована история захвата
Восточной Африки и роль, осуществлявшаяся
при этом Германо-Восточноафриканским об¬
ществом, показана система управления,
существовавшая с 1891 г. и в первые годы XX в
и опиравшаяся на колониальные войска и
колониальную администрацию Исследова¬
тель проанализировал методы жестокой
колониальной эксплуатации африканского
населения, приведшей к восстанию Маджи -
Маджи, которое в свою очередь обнажило
кризис колониального управления в Восточ¬
ной Африке. Автор считает, что кризис сис¬
темы германского колониального управ¬
ления в целом, связанный с восстаниями в
Юго-Западной Африке и других колониях,
обусловил появление нового курса в
колониальной политике Германии, и это
нашло свое отражение в деятельности главы
колониального ведомства в правительстве
Бюлова Бернхарда Дернбурга. В результате
произошел "поворот" в германской политике
в Восточной Африке, сопровождавшийся
реорганизацией колониального управления и
преобразованиями в хозяйственно-полити¬
ческой и торговой областях. Развернулось
активное железнодорожное строительство,
начался переход к более интенсивным мето¬
дам эксплуатации колоний. В итоге, отмечает
автор, новый курс увеличил экономическое
значение колоний для Германии и содейст¬
вовал их превращению в серьезный источник
сельскохозяйственного сырья и полезных
ископаемых.
Попытки создания опорных пунктов для
германского военно-морского флота в не¬
которых районах мирового океана рассмат¬
риваются в небольшой третьей главе, напи¬
санной на основе советских и германских
архивных материалов. Речь в ней идет о
стремлении германского империализма за¬
крепиться в Красном море и его происках в
Малаккском пролцве. Автор подчеркивает,
что попытки создания опорных пунктов
германского военно-морского флота в этих
регионах явились важным компонентом
"мировой политики". А это неизбежно вело к
обострению межимпериалистических про¬
тиворечий.
Подводя итоги исследования, Б.М. Тупо¬
лев отмечает основные этапы германской
колониальной политики и их важнейшие
245

черты. Практика становления колониального
правления Германии в конце XIX в. прин¬
ципиально не отличалась от колониальных
традиций других капиталистических госу¬
дарств и включала в себя прежде всего
истребительные военные походы. Однако для
германского колониализма было характерно
то, что ’утонченные’’ методы — идео¬
логическое воздействие, принцип "разделяй и
властвуй", экономические стимулы — играли
значительно меньшую роль, чем в коло¬
ниальной политике Англии и Франции. Кроме
того, условия "реализации" инвестируемого
капитала для Германии оказались менее
благоприятными. Это обусловливало нарас¬
тание структурного кризиса германского
колониализма, отчетливо обнаружившегося в
первые годы XX в. Вступление в стадию
монополистического капитализма ознамено¬
валось и наступлением нового этапа
колониальной политики, для которого были
характерны методы более интенсивной
экономической эксплуатации колоний. Они
проявлялись прежде всего в значительном
увеличении капиталовложений, в резком
расширении железнодорожного строитель¬
ства, создании колониальных банков и т.д.
Характерной чертой этого этапа стало и
активное проникновение германского капи¬
тала в экономику формально самостоя¬
тельных государств, как это происходило с
Османской империей, что привело к ее
превращению в полуколонию. Главным ору¬
дием эксплуатации колоний и полуколоний
становился экспорт капитала. Это обусловило
резкое обострение конкурентной борьбы
между ведущими капиталистическими держа¬
вами, особенно между Германией и Англией.
Таковы основные выводы монографии.
Книга выиграла бы от расширения гео¬
графии исследования. Ведь германские коло¬
ниальные владения отнюдь не ограничива¬
лись Восточной Африкой, а германская экс¬
пансия распространялась не только на Ближ¬
ний Восток и район Индийского океана. Хотя
вполне понятно, что это потребовало бы от
автора написания дополнительных глав.
Уделяя основное внимание экономической
стороне германской экспансии, деятельности
крупного капитала, правительственных орга¬
нов и некоторых общественно-политических
организаций, ученый оставил за пределами
исследования буржуазно-юнкерские партии,
которые проявляли большую заинтере¬
сованность в колониальной политике. Одним
из характерных примеров этого являлись
активное обсуждение колониальных проблем
в партийной печати и драматические дебаты в
рейхстаге в конце 1906 г., ставшие поводом
для его роспуска. Новые выборы, проходив¬
шие во многом под колониальными лозун¬
гами, привели к образованию в 1907 г.
"готтентотского", или консервативно-либе¬
рального, бюловского блока. Кстати, данная
автором характеристика этого блока как
сугубо реакционного, имевшего целью даль¬
нейшее наступление на права трудящихся,
усиление внешней экспансии и подготовки к
войне (с. 206), представляется односторон¬
ней, не учитывающей того обстоятельства,
что это была попытка проводить комбини¬
рованную консервативно-либеральную поли¬
тику в интересах осуществления некоторых
политических и социальных реформ2. Явным
недоразумением представляется фраза о
действиях Вильгельма II в 1865 г. (с 7),
ставшего императором лишь в 1888 г. Охран¬
ную грамоту Обществу германской колони¬
зации выдал Вильгельм I.
Монография Туполева Б.М. заслуживает
высокой оценки. Она стала весьма заметным
явлением в изучении экспансионистской
политики германского империализма.
А.Б. Цфасман
доктор исторических наук, профессор,
заведующий кафедрой всеобщей истории
Челябинского педагогического института
2 См.: Цфасман А.Б. Буржуазные партии и
рабочее движение в Германии. 1900—1914.
Челябинск, 1975, с. 55—83; Кертман Л.Е.,
Рахшмир П.Ю. Буржуазия Западной Европы и
Северной Америки в конце XIX — начале XX в.
М., 1984, с. 120-121.
246

Научная жизнь
Научные сессии и конференции
АМЕРИКАНИСТЫ ОБ ИЗУЧЕНИИ ИСТОРИИ США
19—21 марта 1991 г. в Институте всеобщей
истории РАН прошла международная
конференция историков-американистов "Но¬
вые подходы к изучению истории США",
собравшая участников из США, Вели¬
кобритании, Германии, ЧСФР, СССР и других
стран.
Открывая конференцию, академик АН СССР
Г.Н. Севостьянов отметил особенности обста¬
новки. в которой она проходит. Ее харак¬
теризует рост взаимного интереса народов
США и СССР, научного и культурного
сотрудничества на фоне глобальных перемен
в мире. Обращение историков к прошлому
поможет извлечь положительный опыт для
современности.
Выступившие с приветствиями директор
Института всеобщей истории д.и.н., проф.
АО. Чубарьян. чрезвычайный и полномочный
посол США в СССР Дж. Мэтлок и первый
заместитель председателя Моссовета
С.Б. Станкевич подчеркивали важность тради¬
ционных связей двух государств, общность
их исторических судеб и одновременно
необходимость нового взгляда на историю
двух народов, свободного от догматизма,
стереотипов, порождавшихся политической
конъюнктурой. Такая интерпретация прош¬
лого помогла бы установлению исторической
истины, необходимой для адекватного пони¬
мания современных процессов.
Основой для всей работы конференции
послужил открывший первое заседание до¬
клад члена-корр. АН СССР Н.Н. Болховитинова
(Москва) "Советская американистика на
переломе: старые догмы и новые подходы", в
котором была предпринята попытка анализа
современного состояния изучения истории
США в СССР и намечены наибо/ э** г ерспек-
тивные и плодотворные направления раз¬
вития отечественной американистики. Акту¬
альной историографической проблематике
был посвящен доклад видного представителя
"новой левой" школы Дж. Лемиша (Нью-Йорк,
США)" Если не рассматривать историю США в
розовом свете" .
1 Доклад Дж. Лемиша публикуется в дан¬
ном номере журнала.
Получивший затем слово Уолтер Лафибер
(Корнельский университет, США) представил
анализ американской историографии внешней
политики США в послевоенные годы в
докладе "Последние работы по дипло¬
матической истории США". После обсуждения
этих трех докладов — в нем принимали
участие проф. Н. Сол, д.и.н. Г.П. Куропятник,
проф. П. Уолнер — дальнейшая работа конфе¬
ренции проходила по секциям.
Первая секция собрала историков, этно¬
графов, археологов, обсудивших вопросы,
связанные с 500-летием открытия Америки
X. Колумбом, а также историей Русской Амери»
ки (250-летием экспедиции В. Беринга— А. Чи¬
рикова. достигших Америки со стороны
России). Своего рода программным для ра¬
боты всей секции стал доклад д.и.н. В.А. Тиш¬
кова (Москва) "Об историческом содержании
евро-индейского контакта в Северной Аме¬
рике”. Два важных выступления были связаны
с 500-летним юбилеем плавания X. Колумба:
информация проф. К. А. Хачатурова (Москва) о
мероприятиях в СССР, приуроченных к
празднованию этой даты, и доклад Н.В. По¬
токовой (Грозный) "Из истории открытий в
Северной Америке, путешествие А. Нуньеса
Кабеса де Вака (1528—1536) и Ф. Васкеса де
Коронадо (1540— 1542)'.
Группа докладов и сообщений была посвя¬
щена непосредственно вопросу открытия
Америки со стороны Россйи, о датировке
этого события, об экспедициях В. Беринга.
К ним можно отнести доклады д.и.н. Б.П. По¬
левого (Ленинград) "Легенды и правда: об
открытии Америки со стороны России",
Л.М. Свердлова "Один из путей возможного
проникновения русских на Аляску в XVII в.»,
А.И. Алексеева "Первая Камчатская экспеди¬
ция В. Беринга". Б.О. Шубин (Южно-Сахалинск)
в докладе "Археология русских поселений
XVIII—XIX вв. на Курильских островах" рас¬
сказал о находках, позволивших исследовать
целую систему русских поселений. Они
располагались на Курилах в период сущест¬
вования Русско-Американской компании.
Проф. Р. Пирс (Фэрбенкс, США) в вы¬
ступлении «Г. Шелехов — "Колумб Россий¬
247

ский'» выдвинул свою, отличающуюся от при¬
нятых в историографии, оценку деятельности
Г. Шелехова. Президент Западной славянской
ассоциации проф. Б. Д ми три шин (Финикс.
США) в докладе "Административная структу¬
ра Русско-Амери канской компании"
проанализировал эволюцию административ¬
ного аппарата этой компании в 1799—1867 гг.
Несколько особняком от других тем сто¬
ял доклад проф. Н. Сола (Лоуренс.
США) "Простаки за границей", или
как американцы и русские открыли друг
друга. 1867—1881". Он как бы подытожил
работу всей секции, посвященной так или
иначе глобальной проблеме исторических и
человеческих контактов двух народов.
Работа второй секции "Американская рево¬
люция XVIII в. и формирование правового
государства в США" началась с обсуждения
доклада д.и.н. В.В. Согрина "Консерватизм и
либерализм в общественной мысли периода
американской революции". Участники об¬
суждения высоко оценили уровень исследо¬
вания. Но отдельные положения доклада ста¬
ли предметом дискуссии: о характере либера¬
лизма. его связи с понятиями "демократия" и
"социализм". Своеобразным ответом на это
стало выступление Э. Пессена "Некоторые
короткие замечания об Американской консти¬
туции". Сходная проблематика была затро¬
нута в докладах: Дж.П. Грина (США) "Проис¬
хождение американского конституциона¬
лизма". проф. Б. Перкинса (Лансинг. США)
"Американская конституция и внешняя
политика США". X. Диппель (США) "Амери¬
канский конституционализм и народный
суверенитет, нерассмотренные проблемы".
В докладе Дж. Силби (США) "Контуры
американской политики. 1789—1991" на осно¬
ве анализа достижений американской
историографии за последние десятилетия
(преимущественно школы новой полити¬
ческой истории) была выдвинута новая
периодизация развития двухпартийной
системы США. Два выступления — с советской
и американской стороны — были посвящены
проблемам социальной истории: к.и.н.
С.И. Жук (Днепропетровск) "Ранняя Америка.
Социокультурная преемственность и прорыв
в утопию", проф. А.М. Реди кер (Джорджтаун.
США) "Моряки, рабы и происхождение
американской революции". Т.Дж. Макдональд
(Анн Арбор. США) в докладе "Создавая
невероятное государство: к институциональ¬
ному анализу государственного строитель¬
ства в США. 1820—1930 гт." дал институцио¬
нальный анализ этой исторической проблемы.
Значительный интерес вызвало также
сообщение д.физ-мат.н. В.К. Новика (Москва)
"Новые данные об участии академика Ф. Эпи-
нуса в подготовке декларации о воору¬
женном нейтралитете (1780 г.)", основанное на
материалах Архива внешней политики Рос¬
сии, а также на малоизвестных литературных
источниках. В заключение работы секции
были заслушаны сообщения П. Дюкса (Абердин.
Великобритания) "Монтескье. Екатерина II и
отцы-основатели" и А.А. Кредера (Саратов)
"Корпорация и право в США в конце XVIII —
первой половине XIX в."
Третья секция конференции была целиком
посвящена историографии, новым течениям и
проблемам в ней. Среди обсужденных
докладов были: проф. Б.Г. Могильницкого
(Томск) "Между объективизмом и реляти¬
визмом (эпистемологические дискуссии в
американской историографии): новые Под¬
ходы". А.Е. Болыпаковой-Куниной (Москва)
"Проблемы истории американской мысли
(послевоенные годы)", д.и.н. Б.Д. Козенко
(Самара) "Вудро Вильсон и Советская Россия".
Специальное заседание историографи¬
ческой секции было посвящено отчету о
работе редколлегии "Американского ежегод¬
ника". С докладом выступил заместитель
ответственного редактора Б.М. Шпотов. В об¬
суждении приняли участие представители
целого ряда научных центров.
Завершилась работа конференции обсуж¬
дением выступлений, затрагивавших пробле¬
мы советско-американских отношений, Д.и.н.
Мальков В.Л. (Москва) в докладе "СССР и США
накануне второй мировой войны" отметил,
что изучение архивных документов про¬
ливает новый свет на мотивацию поступков
главных политических фигур, а также на
сложность, неоднозначность событий тех
лет. Он выделил как внешнеполитические, так
и идеологические факторы, определявшие
специфику отношений СССР и США накануне
войны и воспрепятствовавшие дальнейшему
взаимному сближению, начавшемуся в 1933 г.:
осуждение американским общественным мне¬
нием усиления репрессий в СССР и свое¬
образный эффект "взаимной глухоты", возник¬
ший в результате нарушения нормальных
контактов советских и американских дипло¬
матов после 1938 г.
Проф. П. Бойль (Ноттингем, Великобрита¬
ния) в сообщении "Политика США в отношении
СССР, взгляд британского историка" охарак¬
теризовал три модели политики США в
отношении СССР: изоляционизм, стремление к
свержению коммунизма с помощью силы и
сдерживание советской экспансии . П. Бойль
последовательно рассмотрел все три типа
политических доктрин. А.О. Чубарьян в до¬
кладе "Новое мышление и "холодная война",
248

дал сравнительный анализ советской и
американской историографий "холодной вой¬
ны". выделил общие черты, в частности идео¬
логией рованн ость. и отличия — отсутствие
архивов у советских авторов и гомогенность
оценок в отличие от пестроты мнений в
западной литературе.
Итоги работы конференции подвели в
своих выступлениях академики ГА. Арбатов
и Г.Н. Севостьянов, а также Н.Н. Болховитинов.
Они высказали ряд соображений о советско-
американских отношениях, о важности рас¬
ширения взаимных контактов ученых раз¬
личных стран.
МА Власова
* * *
Работа международной конференции
историков-американистов в Москве показала
важность обстоятельного изучения истории
Русской Америки и русско-американских
отношений. В этой связи бюро Отделения
истории АН СССР поддержало предложение
Института всеобщей истории АН СССР о
создании Центра по изучению Русской Аме¬
рики и русско-американских отношений.
В состав бюро Центра вошли член-корр.
АН СССР Н.Н. Болховитинов (председатель),
доктора исторических наук Г.П. Куропятник.
Б.П. Полевой и кандидаты исторических наук
С.Г. Федорова (зам. председателя). В.Н. Поно¬
марев. Л.М. Троицкая.
Кроме того, в работе Центра участвуют
около 40 исследователей по различным
научным специальностям из разных городов
страны. К нему примыкает также большая
группа краеведов, литераторов, просто
людей, интересующихся историей отношений
России и США в XVIII — начале XX в.
16 июля 1991 г. в Доме дружбы с народами
зарубежных стран состоялось торжественное
собрание, посвященное 500-летию первой
экспедиции в Америку X. Колумба и 250-летию
экспедиции В. Беринга — А.И. Чирикова, на
котором Н.Н. Болховитинов выступил с
научным докладом об исследовании Россией
Северо-Запада Америки в 1732—1741 гг.
Научно-исследовательская работа Центра
по изучению Русской Америки и русско-
американских отношений может развиваться
по нескольким направлениям. Прежде всего
следует как можно шире использовать
возможности для публикации на высоком
научном уровне разнообразных сборников
документов как по истории отношений
России и США в целом, так и специально по
истории географических открытий на севере
Тихого океана, истории Русской Америки.
Члены Центра должны использовать раз¬
личные возможности, в том числе и средства
массовой информации, для распространения
правдивой информации о Русской Америке и
истории русско-американских отношений.
Желательно делать это не только в связи с
теми или иными юбилейными мероприя¬
тиями. но повседневно. Разумеется. Центр
будет стремиться принять посильное участие
в торжествах по случаю 500-летия открытия
Америки X. Колумбом. 250-летия открытия
Америки со стороны России в 1992 г. и других
памятных дат.
Наконец. Центр мог бы консультировать и
наладить контакты с различными органи¬
зациями и специалистами в нашей стране, а
также со временем в США и ряде других
стран.
Л.М. Троицкая
СОВЕТСКИЕ ИСТОРИКИ О ЗАРУБЕЖНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
10—11 сентября 1991 г. Научный совет
АН СССР "История международных отноше¬
ний и внешнеполитической деятельности
СССР" провел в Одессе совместно с Одесским
государственным университетом всесоюзную
научную конференцию "Зарубежная историо¬
графия истории внешней политики СССР и
международных отношений”.
В конференции приняли участие ученые
институтов АН СССР истории России, все¬
общей истории, славяноведения и балканис¬
тики. международных экономических и
политических исследований. Дальнего Вос¬
тока. востоковедения. Африки. Латинской
Америки. США и Канады, научной инфор¬
мации по общественным наукам, а также
Дипломатической академии и Института
международных отношений МИД СССР.
Заметный вклад в работу конференции
внесли преподаватели и ученые Одесско¬
го, Московского, Киевского, Бакинского
государственных университетов, Уни¬
верситета дружбы народов им. П. Лумум¬
бы.
249

Вступительную речь на пленарном за¬
седании произнес председатель Научного
совета академик С.Л. Тихвинский. Он конста¬
тировал определенное переосмысление исто¬
рического опыта советской внешней поли¬
тики на различных ее этапах, происшедшее за
последние годы на основе нового полити¬
ческого мышления. Это заставляет шире
взглянуть на различные концепции и оценки,
выдвигаемые буржуазной историографией
различных направлений. Анализируя труды
наиболее добросовестных и непредвзятых
исследователей за рубежом, мы не можем
проходить мимо содержащихся в них в ряде
случаев реалистических и нетрадиционных
наблюдений и соображений, которые в той
или иной мере могут быть учтены в наших
оценках отдельных акций советской внешней
политики на различных этапах ее развития.
Несмотря на то, что далеко не со всем в этих
трудах можно согласиться, открывается
возможность для серьезной научной дис¬
куссии в целях объективной оценки истори¬
ческих источников, а в ряде случаев —
совместного научного поиска в спорных
вопросах внешнеполитического историчес¬
кого знания. С.Л. Тихвинский отметил также,
что в области изучения исторического опыта
внешней политики СССР и международных
отношений серьезным препятствием для
новых подходов продолжают оставаться все
еще практически закрытые для исследова¬
телей архивы МИД СССР. Он подчеркнул,
сколь важен широкий обмен мнениями, живая
творческая дискуссия по спорным вопро¬
сам, касающимся так называемых "белых
пятен" в истории советской внешней полити¬
ки и международных отношений, необходи¬
мость новых объективных трактовок истори¬
ческих событий взамен бытовавших в прош¬
лом догматических и тенденциозных оценок.
"Новое политическое мышление и внешняя
политика СССР. Критический анализ амери¬
канской историографии” — тема доклада
д.и.н. С.И. Алпатова (Одесса). В нем были
выделены три основных направления вос¬
приятия нового политического мышления
историографией США. Первое дает серьезную
объективную оценку нового политического
мышления, рассматривая его как реальную
основу "нового мирового порядка", и при¬
зывает американское руководство не
упустить исторического шанса для развития
дружественных отношений с СССР. Второе
делает упор на вынужденном и временном
характере нового политического мышления,
видит в нем лишь возможность временного
компромисса с СССР. Третье направление,
сравнительно немногочисленное в последние
годы, но довольно влиятельное, воспри¬
нимает новое политическое мышление как
явление, в целом опасное для американских
национальных интересов, как очередную
"дымовую завесу’ со стороны СССР.
При большой активности участников кон¬
ференции проходила работа в трех секциях.
В центру ни мания секции "Оценки зарубеж¬
ной историографией отдельных этапов и
направлений внешней политики Советского
Союза и советско-американских отношений"
была эволюция в послевоенный период
оценок зарубежной, и в первую очередь
американской, историографии в сторону ее
большей реалистичности. Был дан анализ
социальных причин такой эволюции, вы¬
явлены ее результаты с точки зрения более
объективного освещения основных этапов
истории советской внешней политики и
международных отношений. Выступавшие на
секции проявили единодушие в том, что
наиболее реалистически мыслящие зарубеж¬
ные исследователи подчас даже опережают
советских историков в объективном осве¬
щении многих узловых вопросов истори¬
ческого пути, пройденного советской
внешней политикой.
В секции "Европейские проблемы и меж¬
государственные отношения СССР с евро¬
пейскими странами глазами зарубежной
историографии" особенно оживленную дис¬
куссию вызвало обсуждение советской кон¬
цепции "общеевропейского процесса" и "обще¬
европейского дома" в освещении зарубежной
историографией. Большой интерес пред¬
ставили оценки, даваемые западной историо¬
графией развитию межгосударственных от¬
ношений Советского Союза с рядом
западноевропейских стран.
В ходе работы секции "СССР — страны
Азии, Африки и Латинской Америки в
освещении зарубежной историографии" было
раскрыто многообразие национальных
историографических школ стран Азии,
Африки и Латинской Америки. Особое
внимание было уделено историографии
истории внешней политики СССР в отношении
Японии, стран Арабского Востока, Северной и
Центральной Африки, Кубы, Аргентины.
Важное место в выступлениях на секции
заняли разрабатываемая зарубежной исто¬
риографией этих регионов проблема взаим¬
ной заинтересованности в развитии меж¬
государственных отношений со странами
"третьего мира", переход в отношениях с
ними от формулы интернациональной помо¬
щи к взаимовыгодному и равноправному
сотрудничеству на основе баланса интересов,
деидеологнзация внешней политики. Участ¬
250

ники секционного заседания высказали мне¬
ние, что межгосударственные отношения со
странами этих регионов являются важным
компонентом баланса интересов на между¬
народной арене.
На заключительном пленарном заседании с
научным докладом по теме "Эволюция
концепции "неизменяемости" внешней поли¬
тики СССР в зарубежной историографии"
выступил д.и.н. М.М. Белоусов (Киев). Он
критически проанализировал бытующие в
западной историографии различные, в том
числе геополитические антинаучные, а под¬
час и не имеющие под собой основы кон¬
цепции экспансионистского характера внеш¬
ней политики России, начиная с петровских
времен. Преемственность такой политики
распространяется якобы в значительной мере
и на советскую внешнюю политику. Такие
концепции, по убеждению докладчика, от¬
вечали главным образом потребностям
политической конфронтации времен "холод¬
ной войны".
На заключительном заседании с итогами
работы выступили председатели секций:
доктора исторических наук Л.Н. Нежинский,
И И. Орлик и член-корр. АН СССР В С. Мяс¬
ников. На конференции было заслушано
34 научных доклада и проведена оживленная
дискуссия по обсуждавшимся проблемам.
Участниками конференции были выдви¬
нуты следующие предложения и пожелания:
издать доклады конференции в виде сборника
статей; поставить перед Отделением истории
АН СССР вопрос о целесообразности создания
общественной Ассоциации историков-между¬
народников со своим печатным органом —
реферативным журналом; обратиться в
соответствующие научные центры союзных
суверенных государств (бывших союзных
республик) с предложением поддержать идею
о создании Ассоциации историков-между-
народников; активизировать усилия научной
общественности, направленные на максималь¬
ное расширение документальной базы ис¬
следований, на более интенсивное использо¬
вание архивов МИД СССР.
В. И. Милюкова
ВСТРЕЧА ГЕРМАНИСТОВ В ВОЛГОГРАДЕ
В—10 октября 1991 г. в Волгограде состоя¬
лась научная конференция по проблеме
"Советско-германские отношения: прошлое,
настоящее, перспективы", в ней участвовали
специалисты из различных областей и
республик РСФСР, с Украины и из Белоруссии,
а также гости — ученые из ФРГ. Организа¬
торами форума явились Центр германских
исторических исследований при Институте
всеобщей истории АН СССР, Волгоградские
отделения ССОД и общества "СССР — ФРГ",
Волгоградский областной комитет защиты
мира. Волгоградский педагогический инсти¬
тут. Спонсор — Волгоградское управление
издательств, книготорговли и полиграфии.
Конференция открылась вступительным
словом председателя Волгоградского от¬
деления ССОД В.Б. Василенко. С докладами
выступили: председатель Центра германских
исторических исследований д.и.н. Я.С. Драб¬
кин на тему "О доктрине тоталитаризма:
гитлеризм, сталинизм", член-корр. АН СССР
Е.И. Дружинина (оба — Москва) — "Проблемы
советских немцев", проф. К.-Х. Шларп
(Гамбург) — "Советско-германские экономи¬
ческие отношения: история и современность",
д-р В.Ветте (Фрайбург) — "Нападение Гер¬
мании на СССР 22 июня 1941 г.: состояние
изучения и исследовательские проблемы".
После это) о работа проходила в секциях.
Первая из них — "Советская Россия, СССР и
Германия: исторические корЪи „ связей,
взаимовлияние, поиски формул отношений
(1917 — начало 30-х годов)". На ней с сооб¬
щениями выступили: доктора исторических
наук Б.М. Туполев (Москва) "Русско-герман¬
ские экономические связи перед первой
мировой войной", В.А. Артемов (Воронеж) —
"Карл Радек и советско-германские отноше¬
ния в 1918—1923 гг.", кандидаты истори¬
ческих наук В.А. Космач (Витебск) — "СССР во
внешней культурной политике Германии в
годы Веймарской республики", Н.Ф. Жирнов
(Саратов) — "Антифашистская публицисти¬
ческая деятельность Г. Манна за построение
новой, дружественной Советскому Союзу
демократической Германии (1933—1950)",
аспирант В.Л. Черноперов (Иваново) —
"Веймарская республика глазами советских
зарубежных представителей", Ю.М. Курасов
(Волгоград) — "Из истории геральдики вос¬
точногерманских земель ФРГ".
Во второй секции — "Советские немцы и
Германия" — рассматривались два круга
вопросов: отношения двух стран на более
ранних этапах их развития: исторические и
251

современные проблемы немцев, проживающих
в СССР. На заседаниях здесь выступили: д.и.н.
М.Н. Машкин (Москва) — "Политические
взаимоотношения России и Германии в
XVIII—XIX вв", к.и.н. С.В. Морозенко (Ужго¬
род) — "Освещение культурных, научных и
революционных связей народов России и
Германии конца XIX — начала XX в. в
советской историографии"; соискатель Став¬
ропольского пединститута Т.Н. Плохотнюк —
"Немецкие колонии, на Северном Кавказе в
20—30-е годы XX в.’; В.В. Комарова
(Волгоград) — "Республика немцев Поволжья,
успехи, проблемы, трудности"; В.В. Вайнгардт
(Новосибирск) — "Проблема немцев СССР —
взгляд глазами немцев".
Наиболее интенсивно проходила работа в
секции "Советский Союз и Германия в годы
второй мировой войны"; это в значительной
степени объясняется и тем, что конференция
проходила там, где решались судьбы этой
войны.
С сообщениями ВЫСТУПИЛИ: дин.
Л.И. Гинцберг — "Немецкие антифашисты и
Советский Союз в годы советско-германской
войны"; кандидаты исторических наук
Г.Н. Сапожникова — "Совместная антифашист¬
ская борьба немецких и советских патриотов
в концлагерях Германии (1941—1945 гт.)";
В.П. Галицкий — "Антифашистское движение
Сопротивления и немецкие военнопленные
офицеры и генералы"; зам. директора Истори¬
ческой библиотеки РСФСР В.З. Григорьева
(все — Москва) — "Немецкие антифашисты-
эмигранты в СССР (1933—1945 гг.)’; проф.
А.М. Водовозов (Волгоград) — «’Белая роза" и
Сталинградская битва».
Другие аспекты данной проблематики
были затронуты в сообщениях: к.и.н. М.Б. Кор¬
чагиной (Москва) — "Два образа врага",
Н.Б. Крыловой (Волгоград) — "Письма немец¬
ких и советских солдат из Сталинграда:
сравнительный анализ", д.и.н. А.И. Борозняка
(Екатеринбург) — "Голоса прозрения: послед¬
ние письма немецких солдат из Сталинграда",
старшего преподавателя Ставропольского
пединститута З.В. Бочкаревой — "Националь¬
ная политика фашистской Германии на
Северном Кавказе в период оккупации",
Л.В. Ушаковой (Москва) — "Зарождение и
развитие антифашистского движения среди
немецких военнопленных, их положение в
годы войны и в послевоенные годы в СССР в
экспозиции Мемориального музея в Красно¬
горске", д.и.н. А.Б. Цфасмана (Челябинск) —
"СССР и германский вопрос в 1943 г.".
Темы нескольких сообщений касались
источниковедения и историографии рассмат¬
риваемых проблем; авторами этих сообщений
были представители томской школы историо¬
графии: кандидаты исторических наук НС.
Черкасов (Томск) — "22 июня 1941 г. в со¬
временной германской научной периодике и
публицистике"; Ю.В. Галактионова — "Совет¬
ская историография внешней политики
фашистской Германии", а также Л.Н. Корнева
(оба — Кемерово) — "Историки ГДР о совмест¬
ной борьбе немецких и советских патриотов
против фашизма в годы второй мировой
войны".
Послевоенные проблемы были предметом
обсуждения в секции "Советско-германские
отношения: от конфронтации к сотрудни¬
честву". Сообщения сделали: кандидаты
исторических наук В.В. Микушов (Елец) —
"Вклад Объединенных немецких профсоюзов
ФРГ в развитие советско-германских отно¬
шений (конец 40-х — начало 90-х годов)".
Н.Н Станкова (Волгоград) — "Послесталинекое
советское руководство и восстание 17 ию¬
ня 1953 г. в Восточной Германии”, проф.
Ю.И. Егоров (Коммунарсю Термания после
капитуляции: первые социально-экономи¬
ческие и политические преобразования", а
также Д. Вебер — "К проблеме интеграции
переселенцев в Восточной Германии
(1945—1946 гг.)’, КА. Марков (Днепро¬
петровск) — "Землячества переселенцев в
ФРГ: новые тенденции в развитии", д.филос.н.
А.Н. Бугреев (Волгоград) — "Некоторые
проблемы деидеологизации межгосударст¬
венных отношений".
Ряд сообщений касался запад но герман¬
ской социал-демократии, ее роли в развитии
отношений ФРГ с СССР. С ними выступили:
кандидаты исторических наук В.Н. Попов
(Волгоград) — "Вилли Брандт: некоторые
штрихи к политическому портрету (70-е
годы)", ВС. Павлов (Нижний Новгород) —
"Советско-западногерманские отношения пе¬
риода правления социал-либеральной коали¬
ции в западногерманских публикациях",
Н.М. Ладыжников (Санкт-Петербург) — "Отно¬
шения между ФРГ и СССР и позиция СДПГ
(1938—1990 тт.Л Новый источниковедческий и
историографический материал содержался в
сообщениях кандидатов исторических наук
В.В. Петелина (Вологда) — "Осмысление
истории: крах фашизма и раскол Германии в
оценках ХДС/ХСС", С.Р. Сухорукова (Моск¬
ва) — "Советский план объединения Германии
1952 г. в немецкой историографии", А.А. Ям-
ковой (Коммунарсю — "Взаимосвязи Украины
и ФРГ в годы перестройки", Т.В. Евдокимовой
(Волгоград) — "Нападение Германии на Совет¬
ский Союз и эволюция взглядов евангели¬
ческой церкви по данному вопросу".
По ряду выступлений развернулась дис¬
252

куссия. в ходе которой высказывались и иные
(по сравнению с мнением докладчиков) точки
зрения.
На заключительном пленарном заседании
были заслушаны отчеты руководителей сек¬
ций. Конференция приняла обращение к
президенту РСФСР Б.Н. Ельцину в защиту тре¬
бований о воссоздании автономной респуб¬
лики немцев Поволжья.
Л. И. Гинцберг
Хроника
60 лет — АЛЕКСАНДРУ ОГАНОВИЧУ ЧУБАРЬЯНУ
14 октября 1991 г. исполнилось 60 лет
видному советскому историку, директору
Института всеобщей истории РАН Алек¬
сандру Огановичу Чубарьяну. Коллеги по
работе, его друзья тепло поздравили юбиляра
и пожелали ему дальнейших успехов.
Он родился в семье известного деятеля
культуры О.С. Чубарьяна. Со школьных лет
Александр Оганович увлекался историей. В
1950 г. он поступил на исторический факуль¬
тет Московского государственного универ¬
ситета им. М.В. Ломоносова. Затем аспи¬
рантура Института истории АН СССР и работа
в этом институте. Здесь А О. Чубарьян прошел
путь от младшего научного сотрудника до
директора.
За эти годы Александр Оганович Чубарьян
стал крупным специалистом по истории
Европы, истории международных отношений
и внешней политики СССР. Автор 150 публи¬
каций, в том числе монографий "Брестский
мир” (1963), "Очерки истории внешней поли¬
тики СССР" (1964, в соавторстве), "В.И. Ленин и
формирование советской внешней политики"
(1972), "Мирное сосуществование теории и
практики" (1976), "Европейская идея в
истории" (1987).
Одно из основных направлений научной
деятельности АО. Чубарьяна связано с
историей Европы. В монографии "Европейская
идея в истории", в ряде статей и докладов он
новаторски поставил и исследовал проблемы
европейской общности и историю европей¬
ских проектов.
Значительное место в научных работах
А.О. Чубарьяна заняли вопросы войны и мира
в XX в. Он проследил эволюцию концепций
европейской безопасности, взаимосвязь внеш¬
ней политики СССР с мировым развитием в
20—30-х годах, судьбы Версальской системы.
В ряде научных трудов последних лет
ученый анализировал проблемы проис¬
хождения второй мировой войны. В сферу
научных интересов А О. Чубарьяна входит
также история возникновения "холодной
войны". Многие его работы посвящены ис¬
следованию зарубежной историографии, в
частности как автора и редактора в коллек¬
тивном труде "Европа в международных
отношениях 1917—1939 гг ", в которой был
дан глубокий анализ состояния европейской
историографии по этому вопросу.
Труды А О. Чубарьяна известны не только в
нашей стране, но и за рубежом. Они пере¬
водились на европейские языки, сам автор
часто выступал на международных конфе¬
ренциях и конгрессах. В 1990 г. А О. Чубарьян
избран членом Бюро Международного коми¬
тета исторических наук, в течение ряда лет
он — вице-президент Международной ассо¬
циации новейшей истории Европы.
А О. Чубарьян ведет большую научно-орга¬
низационную работу. Он избран сопред¬
седателем созданного недавно Центра по
изучению европейской цивилизации, высту¬
пает редактором большого числа трудов по
проблемам европейской и всемирной исто¬
рии. Многие годы он является заместителем
председателя Национального комитета исто¬
риков Советского Союза, а также замести¬
телем председателя Научного Совета по
историографии и источниковедению. Немало
сил отдает Александр Оганович общест¬
венной работе в качестве заместителя пред¬
седателя Советского комитета за евро¬
пейскую безопасность и сотрудничество и
члена правления Советской Ассоциации
содействия ООН.
А.О. Чубарьян постоянно и активно
сотрудничает с журналом "Новая и новейшая
история", выступая на его страницах с
содержательными научными статьями. С
1987 г. — он член редколлегии журнала.
В настоящее время историческая наука
переживает сложный период, а существова¬
ние академических структур, одной из кото¬
рых является Институт всеобщей истории,
сопряжено с большими трудностями. И в это
сложное время А.О. Чубарьян на посту дирек¬
тора этого института проявляет колоссаль¬
253

ную энергию в поисках новых путей развития
научного коллектива и самой науки.
Свой юбилей АО. Чубарьян встречает в
расцвете творческих и душевных сил. полный
новых многообещающих замыслов.
Редколлегия и редакция журнала 'Новая и
новейшая история” поздравляют юбиляра и
желают ему доброго здоровья и больших
успехов в его научной и общественной
деятельности.
70 лет — ВИКТОРУ КОНСТАНТИНОВИЧУ ФУРАЕВУ
31 августа 1991 г. исполнилось 70 лет
члену-корреспонденту Академии педагоги¬
ческих наук, доктору исторических
наук, профессору, заведующему кафедрой
всеобщей истории Российского государ¬
ственного педагогического университета в
Санкт-Петербурге Виктору Константиновичу
Фураеву. В связи с этим состоялось заседание
Ученого совета университета и кафедры
всеобщей истории.
Виктор Константинович родился в
Новгороде в учительской семье. С 1931 г. его
жизнь связана с городом на Неве. Отсюда он
был в 1939 г. призван в ряды Вооруженных
Сил, сюда же вернулся после демобилизации
в 1946 г., возобновив учебу на историческом
факультете университета. Здесь он защитил
кандидатскую диссертацию на тему 'Полити¬
ческая борьба в США по вопросу о советско-
американских отношениях в 1929—1933 гт.",
преподавал на кафедре новой и новейшей
истории, а в последние 20 лет возглавляет
кафедру всеобщей истории Российского госу¬
дарственного педагогического университета.
Многолетняя научная деятельность
В.К. Фураева отдана изучению различных
проблем новейшей истории, становления и
развития советско-американских отношений.
Этому была посвящена и его докторская
диссертация "Отношения между Советским
государством и Соединенными Штатами
Америки в 1917—1933 гг", защищенная в
1971 г., и большая часть из опубликованных
им 240 работ.
Весомым вкладом Виктора Константино¬
вича в дело развития отечественной истори¬
ческой науки является подготовка молодых
ученых: под его руководством подготовили и
защитили кандидатские диссертации более 40
аспирантов. Сегодня они трудятся во многих
вузах не только нашей страны, но и за
рубежом.
Бесспорный организационный дар юбиля¬
ра проявился в исключительно активной
плодотворной работе по формированию
авторских коллективов и научной редакции
более десяти межреспубликанских и межву¬
зовских сборников, статей по проблемам
истории и историографии новой и новейшей
истории.
Миллионам учителей и учащихся средних
школ, преподавателям и студентам вузов
В.К. Фураев известен как ответственный
редактор и автор ряда глав учебников по
новейшей истории, выдержавших почти
20 изданий.
Коллеги, товарищи по работе и все, кто
знает Виктора Константиновича как человека
и как ученого, от всей души поздравляют его
с юбилеем, желают ему здоровья и дальней¬
ших творческих успехов.
В.К. Фураев постоянно и активно сотруд¬
ничает с журналом "Новая и новейшая исто¬
рия".
Редакция журнала, присоединяясь к
высказанным В.К. Фураеву теплым пожела¬
ниям, надеется на его дальнейшее тесное
сотрудничество с журналом.
254

SUMMARIES OF ARTICLES.
General of the Army M.A.Gareyev. Research Into the History
of the Great Patriotic War.
The author analyses the Soviet historiography of the War taking into consideration modem chal¬
lenges the Soviet historical science is facing today. The article is written from positions of integrating
efforts of historians of different trends.
Corr. Mem. of the USSR AS Yu.A.Pisarev. The Establishment of the Yugoslav
State in 1918: Lessons of History.
The article considers the history of the Yugoslav state's establishment, which, in 1918, comprised
both independent states, such as Seibia, Montenegro, and Slav lands of Austria-Hungary: Croatia,
Slovenia, Bosnia and Herzegovina. The specifics of this state's creation had an imprint on this
country's history up to its desintegration in 1990.
D.G.Najafov. The US Diplomacy and the Soviet-German Talks in 1939.
Drawing on documents of the US State Department and other sources, the author demonstrates the
US diplomats attitude towards the Soviet-Geiman contacts in 1939.
G.S.Ostapenko. The British Missionaries in the 20th Century: Religious
Expansion or Enlightenment?
The article analyses the Church of England's position on imperial questions in the 20th century,
shows the British missionaries' enlightenment activities in India and Africa, as well as poses the
problem of correlation between Christianisation and colonization at different historical periods.
L.A.Pimenova. The Idea of Freedom in the French Revolution of the 18th Century.
The article traces back the evolution in the French people's consciousness of only one part of the
famous triad "Liberte, Eg alite, Fratemite". At different stages of the French Revolution it had different
meanings: it was the motto of freedom as a politico-philosophical principle, as something sacred,
even divine. It could arise revolutionary enthusiasm in all strata of the French society and was greatly
appealing for everybody.
J.Lemisch. American History Viewed Through a (No Longer) Red Lens.
Basing himself on radical positions, the American historian studies the US history, especially its
postwar period, and gives an assessment of different historical schools in the USA. He warns his
Soviet colleagues against the time-serving changes in the approach to the American history.
CONTENTS
Articles. General of the Army Gareyev M.A. Research into the History of the Great
Patriotic War. Corr. Mem. of the USSR AS Pisarev Yu.A. The Establishment of the Yugoslav Stale
in 1918: Lessons of History. Najafov D.G. The US Diplomacy and the Soviet-German Talks in
1939. Pimenova L.A. The Idea of Freedom in the French Revolution of the 18th Century.
J.Lemisch (USA). American History Viewed Through a (No Longer) Red Lens. Publication s.
Vishlev O.V. Why Did Stalin Mark Time in 1941? Reminiscences. Chief Marshal of
Artillery N.N.Voronov. At the Military Service. Documentary Essays. Khevrolina
V.M. Russian Diplomat Count N.P.Ignatyev. Zamoisky L.P. A History of the Savoya Royal House
of Savoy. Profiles of Soviet Historians. Pavlova T.A., Chernyak E.B. In
Memoriam of M.A.Barg. From a Foreign Book. Desti M. Isadora Duncan in Soviet Russia
(From the Book "The Untold Story. The Life of Isadora Duncan. 1921-1927"). Blumenau S.F.
Modem French Historiography of Vendee and Chouannerie. Critique and Bibliography.
Book Reviews. S*c i e n t i f i c Life.
255

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
БЛУМЕНАУ Семен Федорович, кандидат исторических наук, старший преподаватель
Брянского педагогического института, специалист по истории Великой французской
революции.
ВИШЛЁВ Олег Викторович, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник
Института всеобщей истории АН СССР, автор ряда работ по германской истории
ГАРЕЕВ Махмуд Ахмедович, генерал армии, доктор военных наук, автор ряда книг, в
частности, "МВ.Фрунзе — военный теоретик’ (М., 1985) и статей по истории Великой
Отечественной войны.
ЗАМОЙСКИЙ Лоллий Петрович, жирналист-международник, автор книг ’Итальянские
фрески’ (М., 1973), "Тайные пружины международного терроризма” (М., 1982), ’За фасадом
масонского храма" (М,. 1990) и других работ.
НАДЖАФОВ Джахангир Гусейнович, доктор исторических наук, ведущий научный
сотрудник Института всеобщей истории АН СССР. Автор монографий "Америка на перепутье.
1929-1938’ (М., 1967) (в соавторстве), "Народ США против войны и фашизма. 1933-1939" (М., 1969),
’Нейтралитет США. 1935—1941" (М., 1990), а также многих статей по новейшей истории США.
ПАВЛОВА Татьяна Александровна, доктор исторических наук, ведущий научный
сотрудник Института всеобщей истории АН СССР, автор монографий "Вторая Английская
республика’ (М., 1974), "Джон Беллере и английская социально-экономическая мысль второй
половины XVII в." (М., 1979), "Кромвель" (М., 1980), "Закон свободы; повесть о Джиральди
Уинстэнли’(М., 1985), "Уинстэнли"(М., 1988).
ПИМЕНОВА Людмила Александровна, кандидат исторических наук, доцент кафедры
новой и новейшей истории МГУ, автор ряда работ по истории Франции XVIII-XIX вв.
ПИСАРЕВ Юрий Алексеевич, член-корр. РАН член Черногорской академии наук (СФРЮ),
профессор, лауреат Государственной премии СССР, автор монографий 'Освободи¬
тельное, движение югославянских народов Австро-Венгрии в 1905-1914’’гг." (М., 1952),
"Сербия и Черногория в первой мировой войне (1914-1918 гг.)’ (М., 1969), "Образование
югославянского государства" (М., 1975), "Великие державы и Балканы накануне первой мировой
войны" (М., 1985) и других трудов по истории рабочего, крестьянского и национально-
освободительного движения на Балканах и международных отношений в Юго-Восточной
Европе.
ХЕВРОЛИНА Виктория Максимовна, доктор исторических наук, старший научный
сотрудник Института истории СССР АН СССР, автор монографии "Революционно-
демократическая мысль о внешней политике России и международных отношениях конца 60-х
— начала 80-х годов XIX в." (М., 1986) и-ряда работ по внешней политике России на Балканах в
XIX в.
ЧЕРНЯК Ефим Борисович, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник
Института всеобщей истории АН СССР, автор книг "Демократическое движение в Англии
1816—1820 гг." (М., 1957), "Массовое движение в Англии и Ирландии в конце XVIII- начале XIX в."
(М., 1962), "Историография против истории" (М., 1962), "Адвокаты колониализма" (М., 1964),
"Жандармы истории’ (М., 1969), "Пять столетий тайной войны" (М., 1966; М., 1972; М., 1977),
"Приговор веков" (М., 1971), "Секретная дипломатия Великобритании" (М., 1975), "Теоретические
проблемы всемирно-исторического процесса’ (в соавторстве) (М., 1979), "Невидимые империи"
(М., 1987) и других исследований.
Технический редактор Н.П. Торчигина
Сдано в набор 01.11.91. Подписано к печати 13.01.92. Формат бумаги 70 х 100
Печать офсетная. Усл. печ. л. 20,8 Усл кр.-отт. 323,0 тыс. усл.-изд.л. 23,5 Бум.л. 8,0
Тираж 15474 экз. Зак. 2120 Цена 2 р. 10 к.
Адрес редакции.- Москва, 121002, Арбат, д. 33/12, тел. 241 — 16—84
2-я Типография издательства "Наука", 121099, Москва, Г-99. Шуби некий пер.; 6

ЗНАКОМЬТЕСЬ -"МЕЖДУНАРОДНИК"
"Международник" - газета Московского государ¬
ственного института международных отношений
/МГИМО/, зарегистрирована Межведомственной ко¬
миссией по объединениям Моссовета. Выходит три раза
в месяц на четырех полосах.
"Международник" освещает не только события ин¬
ститутской жизни /встречи с видными политическими,
государственными и общественными деятелями зару¬
бежных стран/, но и публикует статьи по истории, теории и
практике международных отношений с привлечением для
этого ученых и специалистов МГИМО, МИД, АН СССР, других
научных институтов, учреждений и организаций.
Основное внимание при подаче материалов редакция об¬
ращает на их полемичный и дискуссионный характер.
Газета регулярно публикует интервью с крупными спе¬
циалистами в области международной экономики, права,
журналистики, международных отношений в целом /в том
числе с заместителями министров МИД СССР и республик, а
также с иностранными журналистами, представителями
дипкорпуса и пр./. Мы - солидная газета, которая со¬
трудничает с солидными людьми.
Телефон для справок: 434-94-08.

2 p. 10 к.
Индекс 70620
Книгу издательства "Наука"
высылает наложенным платежом магазин № 3
"Книга-почтой" "Академкнига":
РАССЕЛ Б.
ПРАКТИКА И ТЕОРИЯ БОЛЬШЕВИЗМА.
1991. 126 с. 4 р.
Книга, впервые издаваемая на русском языке, принадлежит перу
одного из крупнейших мыслителей XX в., английскому философу,
математику и общественному деятелю Бертрану Расселу (1872-1970).
Написанная летом 1920 г. в результате поездки по Советской России
книга представляет собой ценный исторический документ. Она пере¬
дает не только живые впечатления автора, но содержит глубокие
размышления о судьбах революции в России и связи ее с мировой ци¬
вилизацией, о формах практического воплощения социалистической
идеи, о сравнительных достоинствах и недостатках социализма и
капитализма, о возможности выбора между ними и перспективах
дальнейшего прогресса человеческой цивилизации. В некоторых
своих рассуждениях Рассел опередил время, поэтому его книга не утра¬
тила актуальности и поныне.
Книга предназначена для широкого круга читателей.
Заказы на книгу направляйте по адресу:
117393 Москва, ул. Академика Пилюгина, дом 14, корп. 2. Магазин № 3
" Кн и га-почто й" " Академкн и га".
ISSN 0130-3864 Новая и новейшая история. № 1, 1992