КЕМБРИДЖСКАЯ ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА
ТОМ VII Книга 2


THE CAMBRIDGE ANCIENT HISTORY
SECOND EDITION
VOLUME VII Part 2
THE RISE OF ROME TO 220 B.C.
Edited by
F.W. WALBANK F.B.A.
Emeritus Professor, formerly Professor of Ancient History and Classical Archaeology, University of Liverpool
A.E. ASTIN
Formerly Professor of Ancient History,
The Queen's University, Belfast
M.W. FREDERIKSEN
R.M. OGILVIE
Assistant Editor
A. 	DRUMMOND
Lecturer in Classics,
University of Nottingham
Cambridge
UNIVERSITY PRESS


КЕМБРИДЖСКАЯ ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА
ТОМ УП Книга 2
ВОЗВЫШЕНИЕ РИМА: ОТ ОСНОВАНИЯ ДО 220 ГОДА ДО Н. Э.
Под редакцией
Ф.-У. УОЛБЭНКА, А.-Э. АСТИНА, М.-У. ФРЕДЕРИКСЕНА,
Р.-М. ОГИЛВИ, Э. ДРАММОНДА
ЛАДОМИр
Научно-издательский центр «Аадомир»
Москва


Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России» (2012—2018 годы)
Перевод, подготовка текста, заметка «От переводчика», примечания
В.А. Гончарова
ISBN 978-5-86218-531-7 ISBN 978-5-94451-053-2
© Cambridge University Press, 1989.
© Гончаров В.А. Перевод, подгог. текста, заметка, примечания, 2015.
© НИЦ «Ладомир», 2015.
Репродуцирование [воспроизведение) данного издания любым способом без договора с издательством запрещается


ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
В настоящем издании при ссылке на древних авторов использована та же система, что и в ранее опубликованных томах «Кембриджской истории древнего мира» (КИДМ Ш.З, IV, V): имя автора и название произведения приведены на русском языке, пр\ичем последнее выделено курсивом; далее римской цифрой обозначен номер книги, а арабскими цифрами — номера глав, параграфов (для прозы) или стихов (для поэзии) (напр., ссылка: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. 1.32.2 означает указание на второй параграф тридцать второй главы первой книги «Римских древностей» Дионисия Галикарнасского). Если до нашего времени дошло только одно произведение того или иного автора, то его название не приводится (напр.: Ливий. VTL9.5 — пятый параграф девятой главы седьмой книги «Истории от основания Города» Тита Ливия).
В отдельных случаях, согласно общепринятой традиции, вместо номера книги, главы и т. д. (или наряду с ним) дается ссылка на страницу первого или одного из последующих классических изданий соответствующего труда (напр.: Фест. 486L — страница 486 лексикона Секста Помпея Феста под редакцией У. Линдсея). Ссылки на издание приводятся также в случаях цитирования сохранившихся фрагментов античных авторов (напр.: Катон. Фрг. 58Р — фрагмент 58 «Начал» Марка Порция Катона под редакцией Г. Петера).
При ссылках на эпиграфические источники используются общепринятые латинские аббревиатуры, обозначающие наиболее авторитетные издания древних надписей (напр.: ILS. 212 — надпись под номером 212 из сборника «Избранные латинские надписи» («Inscriptiones Latinae Selectae») под редакцией Г. Дессау).
Обнаруженные ошибки английского оригинала в ссылках на античных авторов исправлялись, при этом в соответствующих местах давались необходимые пояснения. Уточнения, внесенные в ссылку переводчиком (например, в оригинале указывался только номер главы, а нами был добавлен номер параграфа), взяты в квадратные скобки.


6
От переводчика
Ссылки на труды современных ученых сохранены в том виде, в каком они приведены в оригинальном издании: сначала — фамилия автора, затем — год издания, в квадратных скобках — указание на раздел библиографического списка и номер, под которым соответствующая работа помещена в нем, и, наконец, (после двоеточия) — номер страницы. Подробнее см. «Пояснения к Библиографии».
Цитаты из древних авторов в большинстве случаев мы приводим по общепринятому русскому переводу (если таковой имеется). Автор перевода указывается непосредственно после цитаты. Библиографические описания изданий русских переводов представлены в отдельном приложении.
Следуй принципам, заложенным в уже вышедших в русском переводе томах, мы включили в текст собственные примечания (помечены нашими инициалами) с пояснениями специфических терминов, географических названий и имен, латинских и греческих слов, а также — по мере возможности — подкрепили всё ссылками на научные работы, появившиеся в последние годы (в том числе на русском языке) и, соответственно, не включенные в библиографию оригинала. Краткий список русскоязычных монографий по рассматриваемой тематике также представлен в специальном приложении.
При переводе географических названий (и этнонимов) мы старались давать их древние варианты, как правило, в том написании, в каком они фигурируют в нашем основном письменном источнике по истории Раннего Рима — классическом русском переводе «Истории» Тита Ливия (под ред. М.Л. Гаспарова, Г.С. Кнабе, В.М. Смирина). Если известен современный вариант названия, он дается в скобках (напр.: Массалия (совр. Марсель), Падан (совр. По) и т. д.). В тех случаях, когда тот или иной топоним (чаще всего это названия рек, гор, мысов и т. п.) не встречается в сочинениях античных авторов или когда его идентификация вызывает сомнения, мы были вынуждены использовать только современный вариант (напр.: Монти-дель-Матезе, Црна Река, мыс Бон ит. д.).


От переводчика
7
Выражаем искреннюю благодарность д. и. н. А.М. Сморчкову (Москва) за ценнейшие консультации по всем вопросам, связанным с основной тематикой данного тома, Ю.А. Михайлову (Научно-издательский центр «Ладомир») — за детальные подсказки по оформлению и огромную редакторскую работу, к. и. н. Ю.Н. Кузьмину (Самара) за советы по эллинистической проблематике, к. и. н. Д.В. Акимову (Воронеж) и С.Г. Плаксину (Москва) — за рекомендации по археологической и нумизматической терминологии соответственно, В.В. Макарову (Воронеж) — за помощь в технической сфере, а также Л.М. Чурсановой (Воронеж) — за всемерную поддержку.
Все недостатки перевода лежат исключительно на совести переводчика.
В.А. Гончаров Воронеж, 2014


ПРЕДИСЛОВИЕ
Темой данной книги является история Рима — с древнейших времен и почти до начала Второй Пунической войны. Планируя новую редакцию седьмого тома нашего издания, мы с самого начала понимали необходимость существенных изменений как в объемах, так и в распределении представляемого читателю материала. В первом издании «The Cambridge Ancient History» (далее — САН) т. УП охватывал как упомянутый выше период римской истории, так и историю эллинистического мира с 301 по 217 г. до н. э.: две сферы, в которых ученые второй половины XX в. достигли весьма существенного прогресса — как в плане открытий, так и в плане интерпретаций. В связи с этим во втором издании САН данный том был разбит на две части. Первая из них, опубликованная в 1984 г., полностью посвящена эллинистическому миру, тогда как в данной книге намного более подробно рассматривается история Рима.
Реконструкция ранней римской истории связана с целым рядом особых проблем. Одной из них является быстрое и постоянное увеличение количества археологических находок с территории Рима и его ближайших окрестностей, а также всей центральной Италии в целом. Впрочем, еще более важный момент представляет собой сопоставление археологических свидетельств с данными, которые содержатся в литературных произведениях, созданных спустя несколько столетий после описываемых событий. Это сопоставление является не только причиной для весьма бурных дискуссий по различным вопросам, но и основанием для большого разнообразия используемых методов и принципов интерпретации. Как следствие, ни одна из точек зрения не может считаться окончательной, и редакторы данного тома, весьма далекие от того, чтобы искать некий единообразный подход к решению всех проблем, сознательно постарались охватить всё многообразие взглядов.
Соответственно, книга начинается с рассмотрения Р.-М. Огилви и Э. Драммондом источников. Далее идут главы, посвященные древнейшей истории Рима. Они написаны четырьмя исследователями, каждый из которых внес свой вклад в понимание этого аспекта истории Древнего


Предисловие
9
мира, вызывающего самые давние споры среди ученых. А.-Д. Момильяно и М. Торелли, использующие противоположные подходы, обсуждают проблему возникновения и раннего развития Рима, после чего Э. Драммонд и Т.-Дж. Корнелл рассматривают историю римской Республики до кануна войны с Пирром. Самому Пирру и его войне с римлянами посвящена глава, написанная П.-Р. Франке. И.-С. Стейвли рассказывает о Риме и Италии в Ш в. до н. э., тогда как Г.-Х. Скаллард в своей главе о Риме и Карфагене описывает карфагенские институты и процесс выхода римских интересов за пределы Италии, кульминацией чего стала Первая Пуническая война и ее последствия. Эту главу сопровождает написанный А.-Э. Астином небольшой раздел о возникновении римской провинциальной системы. Наконец, Дж.-А. Норт рассматривает историю раннереспубликанского Рима1, причем с несколько необычной точки зрения — уделяя основное внимание месту религии в жизни римского общества. В общих чертах в данном томе прослеживается римская история до кануна Второй Пунической войны, однако Иллирийские войны и одновременные им действия карфагенян в Испании было решено перенести в т. УШ САН, поскольку рассматривать их гораздо лучше в сочетании с позднейшими событиями. Полное описание управления римскими провинциями появится в т. IX. Что касается более широкого контекста, в котором развивалось Римское государство, то немало подобного материала, связанного с историей иных народов Италии и Западного Средиземноморья, можно найти в других томах нашего издания — прежде всего в гл. 12—15 т. IV, а также в т. Ш.З, V и VI.
Данный том готовился к публикации довольно долгое время — в первый раз большинство глав было представлено на рассмотрение редакции в 1985 г., а некоторые — еще в 1980-м. При этом во многих случаях у нас не было возможности принять во внимание самые последние работы в рассматриваемой сфере. Впрочем, библиография была (по возможности) доведена до 1986 г. Кроме того, за это время авторский коллектив понес невосполнимые утраты: в 1980 г. погиб в автокатастрофе М.-У. Фредериксен — он входил в состав первой редакционной коллегии, которая планировала вторые издания т. VII и УШ. Также в процессе работы навеки покинули нас А.-Д. Момильяно (в 1987 г .—ВТ) и Г.-Х. Скаллард (в 1983 г. — В.Г.), написавшие главы для данного тома. Автором одной из глав и членом той команды, которая изначально занималась его составлением, был Р.-М. Огилви, отошедший в мир иной в 1981 г. Мы глубоко сожалеем, что он так и не увидел завершение нашей работы, в которую успел вложить немало сил и поистине выдающихся знаний.
1 	В научной литературе историю Древнего Рима принято делить на три этапа, основанных на формах правления: царский, республиканский и императорский. В рамках республиканской эпохи, в свою очередь, исследователи условно выделяют периоды Ранней, Средней (классической) и Поздней Республики. Первый из них обычно начинают с изгнания царей (традиционно — 509 г. до н. э.), второй — с начала Первой Пунической войны (264 г. до н. э.) и третий — с реформ Тиберия Гракха (133 г. до н. э.). Данный том посвящен истории царского и раннереспубликанского периодов. — В.Г.


10
Предисловие
После смерти Р.-М. Огилви редактированием оставшихся глав занимались Ф.-У. Уолбэнк и А.-Э. Астин, тогда как Э. Драммонд выполнял весьма важную задачу координации редакторских усилий. Мы сердечно благодарим его за неоценимую помощь в составлении библиографии, подборе карт и иллюстраций, корректуре, а также в оформлении тома и его подготовке к печати.
Нашей искренней благодарности заслуживают еще несколько человек. Так, Джудит Лэндри перевела главу, написанную М. Торелли, с итальянского, а Линдэлл фон Девитц — главу П.-Р. Франке с немецкого. Э. Драммонд выражает признательность Британской академии и Исследовательскому фонду Шеффилдского университета за щедрую поддержку, полученную при проведении исследований для гл. 4 и 5, а за скрупулезные и конструктивные замечания по ним — профессору П.А. Бранту. Карты нарисованы Дэвидом Коксом из компании «Сох Cartographic Ltd.». Указатель составлен Барбарой Хёрд. Наконец, мы горячо благодарим сотрудников издательства «Cambridge University Press» за их постоянную поддержку, заботу и помощь.
А-Э. А, Ф.-У. У.


Глава 1
Р. -М. Огилви, 9. Драммонд
ИСТОЧНИКИ ПО РАННЕЙ ИСТОРИИ РИМА
Первый раздел данной главы посвящен основным письменным и археологическим источникам по ранней истории Рима. Во втором же разделе мы рассматриваем тот материал, которым располагали римские историки, писавшие о царском периоде и о V в. до н. э., и показываем, как они его использовали1.
I. 	Свидетельства, дошедшие до нашего времени
В древности существовало три или, возможно, четыре основных исторических традиции — греческая, римская, этрусская и карфагенская. При этом последнюю в принципе можно сразу же сбросить со счетов — хотя, возможно, ее отголоски присутствуют в сочинении греческого историка Полибия — до нашего времени она не дошла, и восстановить как таковую ее невозможно. Что касается этрусской исторической традиции, то император Клавдий в своей знаменитой речи, обнаруженной в Лионе [ILS 212), упоминает «тускских авторов» («auctores... Tuscos») в связи с легендой о Масгарне и братьях Вибеннах (см. с. 119 сл. наст. изд.). Кроме того, несколько ссылок на этрусских историков имеется и в других источниках, а рассказ Клавдия удивительным образом подтверждается фресками, найденными в гробнице Франсуа в этрусском городе Вульчи. При этом, однако, мы не располагаем никакими свидетельствами об этрусских писателях, которые творили в V или IV вв. до н. э. Упомянутые же Клавдием «тускские авторы» были довольно поздними литераторами- эрудитами этрусского происхождения — типа А. Цецины, жившего в I в. до н. э. К сожалению, даже их работы реконструировать невозможно, да и судить о том, насколько надежная информация в них содержалась, мы тоже не можем.
1 Автором раздела I является профессор Огилви, раздела П — д-р Драммонд. Черновой вариант раздела I был отредактирован д-ром Драммондом после смерти профессора Огилви, однако основные моменты были оставлены им без изменений.


12
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
С другой стороны, с давних времен определенной информацией о Риме обладали греки. В частности, Аристотелю было известно о захвате Рима галлами в 390 г. до н. э., а целый ряд второстепенных историков активно интересовался легендами об основании Города. При этом кое- кто из ранних греческих авторов играет довольно важную роль в реконструкции событий ранней римской истории, даже несмотря на то, что до нашего времени их работы не дошли. Так, например, в исторический труд Дионисия Галикарнасского {Римские древности. VTL3 слл.) включен весьма пространный рассказ об Аристодеме, тиране Кум, и о том, как ок. 504 г. до н. э. он разбил под Арицией этрусского царя Порсенну. Рассказ этот явно почерпнут из сочинения какого-то греческого автора, которое, вероятно, было создано вскоре после описываемых событий. Этим автором был либо какой-то историк из самих Кум, либо Тимей из Тавромения (совр. Таормина на Сицилии), написавший историю западных греков и походов царя Пирра. Тимей родился в середине IV в. до н. э. и, по его собственным словам, большую часть сознательной жизни — пятьдесят лет — провел в изгнании в Афинах (Полибий. XII.25d.l: возможно, ок. 315—264 гг. до н. э.), но при этом никогда не переставал интересоваться делами Великой Греции1а и не терял связи с родиной. Соответственно, ему было немало известно о растущей мощи Рима.
Далее необходимо сказать еще о четырех греческих историках, которые творили уже в период существования собственно римского историо- писания, но при этом весьма существенно обогатили наши знания о раннем Риме. Первым из этих авторов, без сомнения, является Полибий (род. в Мегалополе ок. 210—200 гг. до н. э.), который в 167 г. до н. э. был обвинен в неблагонадежности и отправлен заложником в Рим (XXVTH. 13.9—13). Там он завел дружеские отношения со многими римскими аристократами, в частности со Сципионом Эмилианом, и создал подробный исторический труд, начинавшийся с описания предпосылок Первой Пунической войны и заканчивавшийся повествованием о событиях 146 г. до н. э. Сведения о ранней истории Рима и о Пунических войнах Полибий, вероятно, черпал прежде всего у римского историка Фабия Пик- тора, а также (в том, что касалось римско-карфагенских отношений) — у греческого автора Филина из Акраганта (с. 563 наст, изд., сноска 1). Кроме того, не исключено, что он регулярно обращался и к сочинениям Тимея, пусть даже и весьма критически относясь к этому автору (ХП.З— 16). Использовал ли Полибий труды других римских историков — таких, как Л. Цинций Алимент, Кв. Атилий, Л. Кассий Гемина или Катон, — мы не знаем, однако он был хорошо знаком с «pragmatike historia» — «политической [и военной] историей», написанной на греческом языке А. Пос- тумием Альбином (ок. 151 г. до н. э.), — и достаточно критически отзывался о ней. Соперничать с Полибием по научности и критичности исследовательского подхода может только Фукидид. К сожалению, из сорока
1а Великая Греция (лат. Magna Graecia) — обобщенное название греческих колоний, располагавшихся на территории южной Италии и Сицилии. — В.Г.


I. Свидетельства, дошедшие до нашего врежет
13
книг, написанных историком из Мегалополя, до нас более-менее полностью дошло лишь шесть (по большому счету, даже пять — с I по V. — В.Г.), а остальные — включая шестую книгу, в которой он рассматривал Ранний Рим, — в лучшем случае сохранились лишь в отрывках. Соответственно мы не располагаем полным и последовательным рассказом о первых веках римской истории, а на тот материал, который у нас есть, весьма существенный отпечаток наложил философский взгляд, заимствованный автором у Платона, сторонника циклического подхода к историческим эпохам, и еще более усложненный неоднозначным и достаточно непоследовательным отношением к роли Фортуны (Тюхе) в исторических событиях.
Впрочем, идеи Полибия всё же оказали определенное влияние на более поздние рассказы о развитии Рима, что особенно заметно в трактате Цицерона «О государстве» (П.1—63), который был написан в 54—51 гг. до н. э. и тоже дошел до нас не полностью. В этом сочинении обсуждается государственное устройство, сочетающее элементы монархии, аристократии и демократии, которое якобы уже существовало в Риме в царский период, но лишь в эпоху Ранней Республики было приведено в состояние равновесия. В общем и целом рассматриваемое обсуждение во многом опирается на аргументацию, приведенную в кн. VI «Истории» Полибия, хотя при этом Цицерон дает более положительную оценку значению каждого из компонентов описываемого государственного устройства (согласно Полибию, их главная функция заключалась лишь в том, чтобы контролировать друг друга) и делает основной упор на моральных качествах, необходимых для поддержания надлежащего равновесия. К сожалению, при составлении своего исторического наброска Цицерон, скорее всего, опирался не только на труд Полибия, но и на сочинения поздних анналистов1Ь, и соответственно рассматриваемый трактат нельзя использовать для того, чтобы заполнить существующую лакуну в тексте греческого историка или получить надежные сведения об исторических традициях, существовавших в середине П в. до н. э. или позднее*  2.
Так же, как и Полибий, Диодор Сицилийский (прозванный так, поскольку родился в городе Агирии на Сицилии) был автором исторического труда в сорока книгах (из которых до нашего времени дошли лишь пятнадцать), написанного на греческом языке (вероятно, примерно с 70 по 36 г. до н. э.)2а, хотя те тридцать или более лет, которые ушли на создание данного сочинения, историк в основном провел в Риме. Это была «всеобщая история», охватывавшая события, происходившие во всех известных автору странах цивилизованного мира. Как и следовало ожи¬
1Ь Анналисты — древнейшие римские историки, располагавшие описываемые события в хронологической последовательности, по годам (от лат. annus — «год»). Подробнее об анналистах см. далее, с. 15 сл. наст, изд., а также, напр.: Сидорович О.В. Анналисты и антиквары: римская историография конца III—I в. до н. э. (М., 2005). — В.Г.
2 	Ср.: Rambaud 1953 [В 147]: 75 слл.
2а Традиционно этот труд именуется «Исторической библиотекой» («Bibliotheca Historica»). — В. Г.


14
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
дать, данная работа представляла собой сочинение компилятивного характера, причем основным или вообще единственным источником, из которого Диодор черпал сведения о событиях ранней истории Рима (до нашего времени полностью сохранился лишь рассказ о 486—302 гт. до н. э. по Варрону)2Ь, были работы некоего историка, имя которого нам точно не известно3. При этом лаконичность и сам характер рассказа совсем необязательно указывают на то, что это был кто-либо из ранних анналистов:4 возможно, Диодор просто не придавал большого значения римской истории до конца IV в. до н. э. (ср. с. 373 наст. изд.).
Дионисий Галикарнасский родился ок. 60 г. до н. э. Он прославился как искусный ритор и в 30 г. до н. э., после битвы при Акции, приехал в Рим, где, по всей видимости, стал вхож в самые влиятельные круги общества. При этом он очень интересовался римской историей и посвятил двадцать два года своей жизни проведению исследований и написанию двадцати книг «Римских древностей». Одиннадцать книг, в которых описываются события до 444 г. до н. э., дошли до нас полностью, а остальные девять (до начала Первой Пунической войны) — в извлечениях. Дионисий опирался в основном на те же источники, что и его современник Тит Ливий, а именно — на труды историков-анналистов начала I в. до н. э. (см. далее), но при этом в его сочинении приводится целый ряд весьма ценных и малоизвестных версий истории царского периода, а рассказывая о более ранних временах, он даже использует труды таких авторов, как греческие историки Ферекид и Антиох Сиракузский. Кроме того, Дионисий был очень серьезным исследователем доцарского периода в истории Рима (ср.: Римские древности. 1.32.2; 32.4; 37.2; 55.2; 68.1—2 и др.): повествуя об этой эпохе, он цитирует более пятидесяти авторитетных источников.
При этом, выступая в качестве историка, Дионисий всё же остается ритором, поучающим своих читателей. Его работа очень хорошо структурирована, с четким разделением «внутренних» и «иностранных» дел, и отличается множеством пространных речей, а также столь же детальной (и столь же вымышленной) реконструкцией событий, описание которых представляет собой и своеобразное руководство для государственных деятелей, и основание для различных «лирических отступлений». К рассмотрению изменений в политической сфере Дионисий в основном обращается лишь эпизодически и не демонстрирует никакого последовательного философского подхода, но при этом всё же сохраняет тесную связь с традициями греческой политической теории и историографии. К примеру, это проявляется в периодическом использовании заимствованного у Полибия представления о том, что политические структуры Рима представляли собой сочетание монархии, аристократии и демократии, а также в подробном рассмотрении нововведений в сфере государ¬
2Ь О «Варроновой хронологии» см. далее, с. 416 сл., 723 сл. наст. изд. — В.Г.
3 См.: Perl 1957 [D 25]: 162 слл. — предположения о личности данного автора.
4 Как предполагал в первом издании САН Стюарт Джонс, см.: САН VII (Cambridge, 1928): 318 сл.


I. Свидетельства, дошедшие до нашего вреллени
15
ственного устройства и в пристальном внимании к юридическим формальностям. Кроме того, Дионисий интересовался и формами экономической и социальной зависимости, которые обеспечивали укрепление позиций аристократии. И самое главное — на связь с греческой традицией указывает явно политический характер его исторического труда, а также жесткое, нередко циничное отношение к политическим конфликтам, которое время от времени даже выходит за пределы его общей симпатии к аристократам, но при этом лишь изредка поднимается над стереотипами и поверхностными суждениями.
И наконец, Плутарх. Он родился в Херонее (центральная Греция) ок. 46 г. н. э., учился в Афинах и в молодости много путешествовал — прежде всего по Египту и Италии. Его важнейшим вкладом в историю стали «Сравнительные жизнеописания» — сборник биографий множества легендарных персонажей (напр., Ромула) и исторических деятелей (напр., Юлия Цезаря). Конечно, это был компилятивный труд (причем к используемому материалу Плутарх относился достаточно вольно, переиначивая его таким образом, чтобы он отвечал его собственным художественным и этическим целям), но при этом в своей работе рассматриваемый автор использовал не только дошедшие до нас сочинения типа «Римских древностей» Дионисия Галикарнасского, но и множество трудов, которые не сохранились до нашего времени, — и именно неожиданные подробности, которые время от времени мелькают в произведениях Плутарха, делают его столь важным для нас источником. Кроме того, его перу принадлежит серия книг, посвященных религиозным, философским и этическим проблемам, а в его «Римских вопросах» содержится весьма существенная информация по ранней римской религии5.
Собственно римское историописание возникло в конце Ш в. до н. э., однако самым первым историческим трудом, написанным римлянином, скорее всего, была эпическая поэма о Первой Пунической войне, созданная в последние десятилетия Шв. до н. э. одним из ее участников, Гн. Не- вием из Кампании. Это произведение было основано на реальных фактах и в то же время исполнено драматизма. Следующим сочинением подобного рода стала эпопея «Анналы» Кв. Энния (239—169? гг. до н. э.) из г. Рудии в Калабрии. Энний изложил историю Рима с древнейших времен до 70-х годов П в. до н. э. в восемнадцати книгах, первые три из которых были посвящены легендам об Энее и времени царей, а две последующие — событиям V—IV вв. до н. э. Дошедшие до нас фрагменты «Анналов», в которых Энний описывает царский период, демонстрируют уже достаточно детальную разработку ряда основных эпизодов. Период Ранней Республики представлен в эпопее в меньшей степени, но, судя по
5 	Кроме того, рассматриваемый в данном томе период описывался в намного более позднем сочинении Диона Кассия (нач. Ш в. н. э.), сохранившемся лишь в отрывках, а также в составленной в ХП в. краткой всеобщей истории Зонары (который также пользовался сочинениями Плутарха). По своей сути рассказ Диона является вторичным по отношению к трудам других авторов (не в последнюю очередь — Ливия), однако, помимо прочего, содержит и информацию, которая из других источников нам не известна.


16
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
всему, обращаясь к этому времени, Энний (как, возможно, и более ранние историки, писавшие в прозе) интересовался в основном военными сюжетами. Насколько широко использовались «Анналы» более поздними авторами в качестве исторического источника — вопрос спорный, однако сочинение Энния однозначно было весьма популярно у римских читателей последних двух веков до н. э. и, благодаря очевидному акценту на старинных нравах и религиозных учреждениях Рима, на его военных достижениях и на героизме его отдельных граждан, скорее всего, оказало весьма существенное влияние на отношение римлян к своему прошлому.
«Анналы», вероятно, были начаты ок. 187 г. до н. э.6. Если эта догадка верна, то Эннию, скорее всего, уже была доступна история Рима в прозе, написанная Кв. Фабием Пиктором, который в числе прочего был известен тем, что в 216 г. до н. э. римский сенат отправил его с посольством к Дельфийскому оракулу (Аппиан. Война с Ганнибалом. 27). Исторический труд Фабия не дошел до нашего времени, однако его краткое содержание излагается в надписи из библиотеки в Таормине7, а цитаты, приводимые Дионисием, Ливием и рядом других историков, дают определенное представление о его объемах, источниках и целях. Фабий писал на греческом — единственном доступном литературном языке того времени — и задавался целью представить римлян в глазах всего мира (прежде всего эллинского) цивилизованным и великим народом. Вне зависимости от того, создавал ли историк свое произведение в последние годы Второй Пунической войны или — что более вероятно — сразу же после нее, его основная цель носила «шовинистический» характер. Основное внимание Фабия было сосредоточено на легендах об основании Рима, а также на событиях его собственного времени, тогда как о V—IV вв. до н. э. он едва ли рассказывал подробно — по-видимому, из-за недостатка свидетельств. Фабия не раз обвиняли в широкой фальсификации ранней римской истории8, однако сохранившиеся фрагменты можно признать лишь содержащими недоказанную информацию.
Последователем Фабия был Л. Цинций Алимент, однако о работе последнего нам не известно практически ничего, кроме того, что он также писал на греческом, во время войны попал в плен к Ганнибалу и был сенатором. До нашего времени дошло лишь пять фрагментов его труда, которые опять же демонстрируют интерес автора к древнейшим легендам (Фрг. 3—6Р)8а и к современным ему отношениям с карфагенянами (Фрг. 7Р). Таким образом, раннереспубликанская история вновь остается незатронутой. От сочинений Г. Ацилия, еще одного сенатора, который в первой половине П в. до н. э. написал на греческом языке «Рим¬
6 См., напр.: Jocelyn 1972 [В 81]: 997—999; ср. также: Skutsch 1985 [В 169]: 2 слл. (ок. 184г. до н. э.).
7 Manganaro 1974 [В 101]: 389-409; 1976 [В 102]: 85-96.
8 См. прежде всего: Alföldi 1965 [I 3]; см. также с. 305 слл. наст. изд.
83 Р — ссылка на издания сохранившихся фрагментов из сочинений римских историков под редакцией Г. Петера (см.: Historicorum romanorum reliquiae (Lipsiae, 1870); Historicorum Romanorum Fragmenta (Lipsiae, 1883)).


I. Свидетельства, дошедшие до нашего времени
17
скую историю» («Res Romanas». — См:. Ливий. Периохи. 53), и А. Посту- мия Альбина (консул 151 г. до н. э.), «увлекавшегося эллинским образованием и языком» (Полибий. XXXIX. 12; здесь и далее — пер. Ф.Г. Мищенко) (в оригинале: XXXIX. 1. — В.Г.)) и также написавшего историю Рима (с. 12 наст, изд.), не сохранилось практически ничего.
Началом нового этапа в развитии римской историографии стало творчество М. Порция Катона Старшего (234—149 гг. до н. э.; консул 195 г. до н. э., цензор 184 г. до н. э.) — первого историка, писавшего на латинском языке. Рассматривая римскую историю, он отказался от записи событий по годам, характерной для более ранних (да и для более поздних) авторов, в пользу намного более широкого взгляда на вещи. В первых трех книгах своего исторического труда Катон описывал основание Рима и других италийских городов. При этом он не только пользовался fable convenue (фр. «распространенными небылицами». — В.Г.), но и предпринял серьезную попытку отыскать подлинные документальные свидетельства (ср., напр.: Фрг. 58Р, где приводится список латинских общин, посвятивших храм в Ариции (с. 332 наст. изд.)). В четвертой и пятой книгах историк рассмотрел войны с Карфагеном и довел рассказ до 167 г. до н. э. Мы точно не знаем, когда рассматриваемый труд вышел в свет, но его структура ставит перед нами вопрос, на который невозможно ответить: как Катон рассматривал события V—IV вв. до н. э.?
Следующее поколение римских историков, судя по всему, не внесло существенного вклада в рассмотрение анализируемого периода. Ацилий и Постумий — фигуры достаточно таинственные. Потомок Кв. Фабия Пиктора (Н.? Фабий Пиктор), возможно, перевел некоторые (или все) труды своего предшественника на латинский язык. На Л. Кассия Гемину (ок. 146 г. до н. э., см.: Фрг. 39Р) как на авторитетного автора ссылался Плиний Старший (напр.: Естественная история. XVIIL7), а также ряд более поздних писателей-эрудитов, но о том, насколько оригинальной была его работа, нам ничего не известно. При этом во второй книге данного труда еще описывались деятели периода, который последовал сразу же за падением царской власти (напр., Порсенна, см.: Фрг. 16Р), а четвертая книга уже называлась «Bellum Punicum posterior», то есть «Последняя Пуническая война» (Фрг. 31Р). Соответственно, мы можем предположить, что Кассий также уделял очень мало внимания первым годам Республики.
Подобный разрыв ставит перед нами ряд довольно любопытных вопросов, поскольку в конце П в. до н. э. в Риме произошли весьма важные события. В 130 г. до н. э. или немного позднее верховный понтифик (pontifex maximus)8b П. Муций Сцевола положил конец обычаю, согласно которому напротив его резиденции каждый год выставлялась беленая доска с записями о календарных событиях (напр., религиозных праздниках), а также о различных событиях полурелигиозного характера (напр., выборах, триумфах и знамениях) — если таковые происходили. О ре¬
8Ь Один из главных жрецов Рима. Подробнее см. с. 675 наст. изд. — В.Г.


18
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
форме Сцеволы прямо говорит Цицерон: «Вплоть до понтифика Публия Муция великий понтифик вел запись всех событий по годам, заносил ее на белую скрижаль и выставлял в своем доме для ознакомления с ней народа» (06 ораторе. П.52. Пер. Ф.А. Петровского)9. Независимо от Цицерона, комментатор Вергилия Сервий отмечает, что записи понтификов были опубликованы в восьмидесяти книгах [Комментарии к «Энеиде» Вергилия. 1.373), однако при этом не дает никакой даты и не упоминает имени Сцеволы. До недавнего времени никто не сомневался в том, что понтификальные «Великие анналы» (Annales Maximi) были опубликованы Сцеволой и впервые использованы Л. Кальпурнием Пи- зоном Фруги (консул 133 г. до н. э.) при работе над сочинением под названием «Анналы», которые, согласно жесткой характеристике Цицерона [Брут. 106), были «написаны очень сухо» («sane exiliter scriptos»), но при этом очень часто цитировались — например, Ливием. Впрочем, не всё так просто. Во-первых, Дионисий Галикарнасский [Римские древности. 1.74.3) утверждает, что «таблицами» (tabula) понтификов пользовался и Полибий10 — задолго до П. Муция Сцеволы. Во-вторых, в историческом сочинении Пизона вновь не заметно существенного расширения материала, относящегося к V—IV вв.: в третьей книге он уже обратился к событиям 305—304 гг. до н. э. (Ливий. IX.44.2; Авл Геллий. Аттические ночи. Vn.9). Соответственно архивные материалы, на которых основана первая декада «Истории» Ливия, были недоступны Пизону или же просто не использовались им. В-третьих, древние авторы, ссылаясь на «Анналы», не только упоминают различные курьезы (напр., затмение 400 г. до н. э., см.: Цицерон. О государстве. 1.25 (ср. с. 36 наст, изд.)), но и приводят совершенно вымышленную информацию (особенно это относится к составленному в IV в. н. э. сочинению «Происхождение римского народа»). Таким образом, не исключено, что жреческие записи ежегодно (возможно, примерно с 500 г. до н. э. или после реформ Гн. Флавия ок. 300 г. до н. э. (с. 469 наст, изд.)) переносились великим понтификом в некий свод, который мог использоваться для практических нужд — например, как источник прецедентов при решении религиозных вопросов экстренного характера. При этом благодаря своему положению в обществе историки типа Кв. Фабия Пиктора или Полибия при необходимости всегда могли обратиться к этому своду. Что же касается публикации понтификальных летописей в восьмидесяти книгах, то нам гораздо легче предположить, что она была осуществлена кем-то из многочисленных антикваров I в. до н. э.11, и с подобной точки зрения весьма распространенный взгляд на труд Пизона как на поворотную точку в римском историописании представляется очень сомнительным.
9 «Usque ad Р. Mucium pontificem maximum res omnes singulorum annorum mandabat litteris pontifex maximus».
10 Другая интерпретация: Walbank 1957—1979 [В 182] I: 665 (о пассаже Полибия — VLlla.2).
11 Фрайер (Frier 1979 [В 57]) предполагает, что это сделал Веррий Флакк, антиквар эпохи Августа.


I. Свидетельства, дошедшие до нашего времени
19
Нам известны имена и других историков рассматриваемого периода12, однако, кроме этого, мы о них практически ничего не знаем. Новый этап в развитии римской историографии начинается в первой половине I в. до н. э., причем стимулом для этого развития послужили два важных фактора: с одной стороны, всё более широкое знакомство с документами, надписями и прочими архивными материалами, а с другой — желание рассмотреть (а при необходимости и переписать) историю с политической точки зрения. Наиболее выдающимися авторами анализируемой эпохи были Кв. Кладвий Квадригарий, Г. Лициний Макр, Валерий Анциат и Кв. Элий Туберон, хотя при этом следует отметить, что их работы дошли до нас лишь в жалких фрагментах. Впрочем, очевидно одно: эти труды были намного более объемными, чем раньше — так, в сочинении Квадригария было как минимум двадцать три книги, у Мак- ра — шестнадцать13, у Анциата — не менее семидесяти пяти. Кроме того, в анализируемых сочинениях неожиданно появляется множество всяких подробностей, хотя при этом Квадригарий—что любопытно,— судя по всему, начинал повествование с 390 г. до н. э., так как, вероятно, считал историю V в. до н. э. и более раннего времени по преимуществу легендарной14.
Самым известным из упомянутых выше авторов является Г. Лициний Макр, народный трибун 73 г. до н. э. и отец поэта Г. Лициния Кальва. В политике Макр был сторонником популяров14а и во время междоусобиц 80-х годов I в. до н. э. активно поддерживал Мария. Без сомнения, всё это наложило определенный отпечаток на его интерпретацию истории, что особенно заметно в стремлении увидеть предпосылки политических изменений П — начала I в. до н. э. (напр., реформ, предложенных братьями Гракхами) в отдаленном прошлом. Не исключено, что именно это обеспечило весьма существенный объем приведенного в его труде рассказа о ранней римской истории, отголоски которого достаточно хорошо прослеживаются у Тита Ливия. При этом — как показывают сохранившиеся фрагменты — Макр был не только историком, но и антикваром. В храме Юноны Монеты он обнаружил несколько так называемых «По¬
12 Прежде всего это Гн. Геллий, которому некоторые авторы приписывали создание истории как минимум в двадцати семи книгах. Так, в сочинении грамматика Харизия приводится выдержка из двадцать седьмой книги его труда [Искусство грамматики. С. 68В).
13 Или двадцать одна. Слова Присциана {Грамматика. ХШ.12, GL Ш с. 8К) о том, что во второй книге рассматриваемого труда повествовалось о царе Пирре, скорее всего, следует толковать по-иному, т.к. текст в этом месте сильно поврежден.
14 Ср. с. 36 наст. изд. В первой книге исторического труда Квадригария, вероятно, описывалась большая часть IV в. до н. э., начиная с 390 г. Далее же анналист обращается уже к подробному рассмотрению Самнитских, Пирровой и Пунических войн. Оценку его исторического сочинения и рассмотрение вопроса о его связи с Г. Ацилием, чей исторический труд, написанный на греческом языке, он предположительно перевел на латынь (Ливий. XXV.39.12; cp. XXXV. 14.5), можно найти в: Zimmerer 1937 [В 194]; Klotz 1942 [В 89]: 268—285; Badian 1966 [В 6]: 18—20 (с особым упором на характерные для этого автора искажения истории в угоду патриотическим настроениям, а также на его стремление сделать рассказ более интересным).
14а Π о п у л я р ы — римская политическая группировка, отстаивавшая интересы плебса. — В.Г.


20
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
лотняных книг» (libri lintei), в которых был приведен список магистратов15, а также отыскал договор между Римом и Ардеей, который датировал 444 г. до н. э. (Фрг. 13Р). Цицерон был о Макре весьма невысокого мнения [Брут. 238) и критиковал его за «многоречивость» [О законах. 1.7), в то время как Ливий порицал его за склонность к вымыслу для возвеличивания своего рода (VII.9.5; даже собственного сына Лициний назвал Кальвом — отдавая дань романтической традиции15"1).
Личность Валерия Анциата более загадочна. Его преномена (личного имени. — В.Г.) мы не знаем, о происхождении тоже нет практически никаких сведений. У Ливия упоминается некий Л. Валерий Анциат, который в 215 г. до н. э. командовал несколькими кораблями (ХХШ.34.9), — соответственно, мы можем предположить, что та ветвь рода Валериев, к которой принадлежал историк, играла довольно второстепенную роль в политической жизни Рима. Ничего определенного нельзя сказать и о датах жизни рассматриваемого автора. Веллей Патеркул (П.9.6) пишет о том, что он был современником Сизенны (претора 78 г. до н. э.), П. Ру- тилия Руфа (до 118 г. до н. э. занимавшего должность претора и в 92 г. до н. э. отправленного в изгнание) и Клавдия Квадригария, на основании чего можно заключить, что пик творческой активности Валерия Анциата пришелся на 80—70-е годы I в. до н. э. При этом Цицерон, рассуждая об историках, творивших до него, не упоминает о рассматриваемом авторе, и, исходя из этого, многие исследователи, не приводя никаких дополнительных доказательств, утверждают, что он работал уже во времена Цезаря. Кроме того, в дошедших до нас фрагментах из трудов Валерия Анциата нет никаких четких упоминаний о событиях середины I в. до н. э. С другой стороны, он, подобно Макру, явно старался прославить свой собственный род, и, соответственно, многие законы, принятые Валериями, и деяния, совершенные ими в первые века римской истории, вполне могли быть выдуманы. Уже в древности Анциата порицали за весьма вольное обращение с цифрами (например, с числом военных потерь), которые, скорее всего, являлись плодом его богатого воображения, а не были почерпнуты из вновь открытых документов, хотя определенный интерес к римским обычаям — таким, как триумф или секулярные игры, — он всё же проявлял. Политические пристрастия историка неизвестны: если он творил в начале I в. до н. э., то, возможно, симпатизировал сулланской реставрации1515. При этом, однако, Анциат, без сомнения, был очень плодовитым автором, и немало материала из его трудов было почерпнуто Титом Ливием.
15 	«Полотняные книги» четыре раза цитируются Ливием, когда он говорит о том, кто занимал магистратские должности в период между 444 и 428 гг. до н. э. (ср. с. 33 наст, изд.). Насколько они выходили за пределы этого хронологического отрезка и содержалось ли в них что-либо еще, кроме списка магистратов, доподлинно не известно, хотя одно из указаний Ливия (IV. 13.7) позволяет предположить, что в лучшем случае в них присутствовали лишь краткие заметки об исторических событиях.
lSa В честь Публия Лициния Кальва — первого плебея, избранного в 400 г. до н. э. на должность военного трибуна с консульской властью (см., напр.: Ливий. V.12.9). — В.Г.
15Ь Имеются в виду «контрреформы», проводившиеся диктатором Суллой в конце 80-х годов I в. до н.э. — В.Г.


I. Свидетельства, дошедшие до нашего времени
21
Кв. Элий Туберон происходил из семейства, прославленного в литературных кругах, — в частности, Л. Туберон, легат Кв. Цицерона в 60 г. до н. э., был автором ряда исторических сочинений (Цицерон. Письма к брату Квинту. 1.1.10). Некоему Кв. Элию Туберону посвятил одно из своих сочинений («О Фукидиде») Дионисий Галикарнасский. Кроме того, такое же имя носил выдающийся юрист I в. до н. э. (Авл Геллий. Аттические ночи. 1.22.7). Наконец, Ливий время от времени ссылается на анналиста Кв. Туберона. Вполне возможно, что во всех этих случаях имеется в виду один и тот же человек — отец консула 11 г. до н. э.16. В историческом сочинении Туберона было по меньшей мере четырнадцать книг (Фрг. ЮР) — это был труд столь же объемный, как и произведения его непосредственных предшественников, однако дошедшие до нас фрагменты не дают практически никакого представления о его характере — на их основании можно заключить лишь то, что Туберон также работал с документами (Ливий. IV.23.1 [слл.]) и проводил самостоятельные исследования (Фрг. 9Р). Скорее всего, рассматриваемый труд был создан в 40—30-х годах I в. до н. э.
Из 142 книг, входивших в состав масштабной «Истории»16а Тита Ливия из Патавия (совр. Падуя) (ок. 59 г. до н. э. — 17 г. н. э.), до нас дошли только книги I—X (753—293 гг. до н. э.) и XXI—XLV (219—167 гг. до н. э.). Здесь есть некая ирония, но, возможно, это произошло не случайно. В отличие от своих предшественников, Ливий не принадлежал к верхушке римского общества. Он не занимал никаких публичных должностей, а его род был еще менее знатным, чем семейство Валерия Анциата. Азиний Поллион критиковал Ливия за его «провинциальность» («Patavinitas»). Хотя историк был лично знаком с Августом (Тацит. Анналы. IV.34) и являлся наставником юного Клавдия, будущего императора (Светоний. Божественный Клавдий. 41.1), он никогда не вращался в литературных кругах Рима эпохи Августа и умер в своем родном Патавии. Знание Ливием греческого языка было вполне достаточным (но не более того), а интерес к исследованиям — минимальным. И тем не менее его сочинение хотя бы частично дошло до нашего времени, а произведения Квадрига- рия, Макра, Анциата и Туберона — нет. Почему? Безусловно, главной причиной этого был несомненный литературный талант Ливия, а также сочетание свободы, нравственности, искренности и патриотического рвения — всего того, чем отмечена и «Энеида» Вергилия.
В «Истории» Ливия мифические события, предшествовавшие основанию Рима, затрагиваются лишь кратко, да и царский период описывается довольно сжато по сравнению со временем Ранней Республики. Судя по всему, подобный подход был достаточно новаторским и отражал преобладающий интерес Ливия к достижениям Рима (прежде всего в военной сфере), а также к его нравственным ценностям и политической истории. По сравнению с Дионисием Ливий уделяет меньше внимания изменениям в сфере государственного устройства (например, в «Истории»
16 	См.: Ogilvie 1965 [В 129]: 16—17; 570—571 (о пассаже Ливия IV.23.1).
16а Оригинальное название: «Ab Urbe condita» («От основания Города»). — В.Г.


22
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
вообще не упоминается учреждение должностей квесторов и плебейских эдилов) и практически не передает той институциональной неустойчивости, которая была внутренне присуща Риму периода Ранней Республики. Ливия (даже больше, чем Дионисия) интересуют моральные качества лидеров и простого народа, необходимые для сохранения внутренней гармонии и — соответственно—для внешнего успеха. Без сомнения, подобный взгляд автора представлял собой реакцию на драматические события периода Поздней Республики, а его подход к материалу был во многом обусловлен точкой зрения на те недостатки, которые были характерны для Рима той эпохи. При этом Ливий в основном просто повторял свидетельства более ранних историков, полученные из вторых, третьих или даже четвертых рук, и более того — делал это, исходя из собственных пристрастий и не подвергая используемый материал критическому или научному разбору. Поскольку до нашего времени сочинения упомянутых выше авторов не дошли, нам очень сложно установить, насколько точно Ливий воспроизвел их и — с другой стороны — насколько авторитетными были содержащиеся в них рассказы о ранней римской истории. Для ответа на подобные вопросы нужно тщательно изучить каждую мелочь.
(Ь) 	Труды антикваров
Ливий, подобно своим предшественникам, по сути дела, тоже был анналистом, записывавшим исторические события год за годом — вне зависимости от того, насколько неправдоподобными они могли показаться. Точно так же делал и Дионисий Галикарнасский. Но в I в. до н. э. параллельно с таким подходом развивается и иная тенденция. В это время под влиянием эллинистического мира — и прежде всего александрийского Му- сейона1бЬ — в Риме весьма модным становится так называемое антикварное направление и возникает группа весьма эрудированных авторов, которые занялись исследованием древностей, не ставя задачи последовательного изложения истории, но при этом довольно дотошно — хотя и не всегда критически — изучали письменные источники, усматривая в них исходный материал для написания исторических трудов, а также уделяли основное внимание истории римской религии и политических институтов.
Конечно, особого внимания заслуживают лишь два наиболее крупных антиквара, но с конца П в. до н. э. в Риме трудились и другие представители данного направления — Юний Гракхан и Семпроний Тудитан (авторы трудов о римских магистратурах), Цинций Кв. Корнифиций, Нигидий Фигул («Об ударах грома»)1бс, Корнелий Непот (ок. 99 — ок. 27 гг. до н. э.), Аттик (110—32 гг. до н. э.), который предпринял первые серьезные попытки использовать принципы, предложенные Эратосфеном, для
1бЬ Мусейон — крупнейший центр эллинистической науки. Создан первыми Птолемеями. Объединял множество известных философов, филологов, историков, математиков и т. д. — В. Г.
16с Не совсем ясно, какое произведение имеет в виду автор. Основные труды Нигидия Фигула — «О гадании по внутренностям», «О гадании по птичьему полету», «О ветре», «О животных». — В.Г.


I. Свидетельства, дошедшие до нашего времени
23
создания римской хронологии, Тарквиций Приск, А. Цецина и Фенестел- ла (ум. 19 г. н. э.), а также множество других авторов, исследовавших мало изученные прежде области римской истории. Но величайшим из антикваров, конечно, был М. Теренций Варрон (116—27 гг. до н. э.). Хотя общее количество его произведений было невероятно огромным (по имеющимся данным — 620 книг), до нашего времени дошло (и то частично) лишь два труда, причем оба они посвящены далеко не самым главным темам истории Вечного Города («De Lingua Latina» («О латинском языке») и «De Re Rustica» («О сельском хозяйстве»)). Существенная часть разнообразной и подчас весьма трудной для понимания информации, собранной Варроном, по различным каналам дошла до Средневековья и эпохи Возрождения (без сомнения, наиболее важными посредниками в этом процессе послужили латинские Отцы Церкви160). Возможно, Варрон, опираясь на труды Непота и Аттика, создал систему датировки ранней римской истории, которая впоследствии стала стандартной («ab urbe condita» («от основания Города»): не исключено, что именно рассматриваемый автор датировал основание Рима годом, которому в нашем летоисчислении соответствует 753 г. до н. э.)17. Предположительно это было сделано в труде под названием «Анналы» («Annales»), год создания которого нам не известен. Кроме того, Варрон опубликовал сорок две книги «Человеческих и божественных древностей» — вероятно, в 42 г. до н. э. (хотя эта дата оспаривается некоторыми исследователями, а публикация вполне могла растянуться на несколько лет). В этом труде содержалось объяснение многих религиозных обрядов, культов и легенд. Из трактата «О латинском языке» («De Lingua Latina») известно, что одним из основных исследовательских инструментов Варрона было использование этимологии, нередко — ошибочное, а иногда и весьма эксцентричное (например, предположение о роли одного из Корнелиев (ср. cornu — «рог») в жертвоприношении «дивной коровы» царем Сервием Туллием, см.: Плутарх. Римские вопросы. 4; ср. Ливий. 1.45.3 слл.). При этом, однако, рассматриваемый автор всё же проводил весьма скрупулезные и систематические исследования этрусских и римских древностей, о чем, в частности, свидетельствуют рассуждения Тита Ливия о происхождении римской комедии (VII.2.3 слл.), вероятно, восходящие к Варрону. И хотя последнего интересовала в основном не широкая философская панорама истории, а лишь отдельные «лакомые кусочки», любую цитату из его работ следует рассматривать как очень серьезное свидетельство — даже если впоследствии оно будет отвергнуто.
В отличие от Варрона, который занимал в римском обществе весьма высокое положение и даже составил политический справочник для молодого Помпея, другой крупнейший антиквар — Веррий Флакк — был
16d О т ц ы Церкви — выдающиеся деятели Христианской церкви II—VIII вв., заложившие основы ее догматики и организации. В данном случае речь идет прежде всего об Августине Блаженном. — В.Г.
17 	О «Варроновой» хронологии (используемой во всем этом томе) и о прочих хронологических системах применительно к ранней истории Рима см. с. 416 слл.; 723 слл. наст. изд.


24
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
всего лишь вольноотпущенником. Мы почти ничего не знаем о его жизни, однако нам известно, что он был признан Августом, который даровал ему дом, назначил жалованье и поручил образование своих внуков. Судя по всему, Веррий вдохновлялся трудами Варрона, на которые часто ссылался, и создал множество книг, посвященных самым различным темам антикварного характера. Самым большим его произведением стал словарь под названием «О значении слов» («De Verborum Significatu»), в котором нашли отражение лингвистические интересы Варрона, но при этом — возможно, впервые в латинской литературе — был использован принцип расположения словарных статей по алфавиту, а не по тематике. Рассматриваемый труд был столь обширным (только слова, начинающиеся на букву «а», занимали целых четыре книги), что — в соответствии со все более укоренявшейся в Римской империи практикой — на исходе П в. н. э. Помпей Фест составил его сокращенную версию, которая в свою очередь была еще более сокращена в Каролингскую эпоху17а. До нас дошли именно эти компактные версии, являющие собой редкостное собрание антикварных диковинок, поистине бесценных для современного историка. Кроме того, отдельные цитаты из Веррия содержатся в сочинениях Отцов Церкви и ряда других поздних авторов, сочинения которых сохранились до нашего времени, — например, Сервия и Макробия.
Конечно, круг наиболее влиятельных авторов рассматриваемого направления не ограничивается Варроном и Веррием. В частности, среди географов, которые также внесли существенный вклад в развитие антикварных исследований, следует назвать автора весьма обширного труда под названием «География» Элия Страбона (род. ок. 64 г. до н. э.). Подобно Дионисию, Страбон приехал в Рим после битвы при Акции (31 г. до н. э.). Он очень много путешествовал и, помимо упомянутой выше книги, написал также «Историю», которая, правда, до нас не дошла. При этом «География» также достаточно хорошо демонстрирует интерес Страбона к ранней истории Этрурии и Лация и содержит целый ряд весьма ценных фактов.
(с) 	Надписи
Хотя алфавит был заимствован жителями центральной Италии у греков ок. 700 г. до н. э. (рис. 1), а первые надписи появились в Риме уже в конце УП в. до н. э.18, до нашего времени сохранилось на удивление мало эпиграфического материала18а, относящегося к периоду с 600 по 250 г. до н. э. Может быть, так распорядилась судьба, а может быть, письменность изначально представляла собой привилегию аристократии и жречества и не имела широкого распространения в качестве инструмента управле-
17а Это было сделано лангобардским историком и эрудитом Павлом Диаконом (ок. 720 — 800), работавшим при дворе Карла Великого. — В.Г.
18 	С. 103 насг. изд. О появлении письменности в центральной Италии cp.: Cristofani 1972 [G 43]: 466-489; Cristofani 1978 [G 45]: 5-33; Ridgway, Ridgway 1979 [A 111]: 373-412. 18aЭпиграфика — наука, изучающая надписи. — В.Г.


I. Свидетельства, дошедшие до нашего времени
25
Рис. 7. Возможно, древнейшая из известных нам этрусская надпись на ножке котилы (вазы. — В.Г) в протокоринфском стиле, найденной в Тарквиниях. Ок. 700 г. до н. э. Надпись (слева направо) имеет следующий вид:
mi velelOus kacriqu mimesiesi putes kraitilesOis putes
Смысл всей фразы неясен, однако, судя по всему, в ней сообщается, что некий Вельтху сделал вазу для некоего Нумерия или подарил ее ему. См.: Cristofani М. ASNP. ser. Ш.1 (1971): 295—299 (рисунок после с. 296).
ния и общения вплоть до расширения контактов Рима с другими державами — в частности, с Грецией и Карфагеном. Как бы то ни было, дошедший до нас эпиграфический материал, предшествующий надписям в гробнице Сципионов (Ш в. до н. э.), является очень скудным, нередко — крайне спорным19 и добавляет к нашим знаниям о ранней римской истории очень немногое.
Впрочем, некоторые надписи открывают нам своего рода «альтернативную» историю Рима. Возможно, она не так уж сильно отличается от общеизвестной, но узнавать ее весьма интересно. Так, например, в гробнице Фабиев на Эсквилинском холме в Риме (рис. 2) обнаружена фреска, на которой, вероятно, изображены какие-то незнакомые нам события эпохи Самнитских войн. В гробнице Франсуа в Вульчи располагаются более знаменитые фрески, которые подтверждают знакомую нам лишь по случайному упоминанию в речи Клавдия (ILS 212) и по поврежденному фрагменту из словаря Феста (486L)19a традицию, согласно которой римский царь, известный нам под именем Сервия Туллия, на самом деле был «кондотьером» по имени Мастарна (? = лат. Magister), возглавлявшим отряд этрусских воинов, в состав которого в числе прочего входили братья Вибенны (известные также и из других источников: ср. Варрон.
ш Такова, напр., надпись на стеле из святилища «Черного камня» на Комиции, относящаяся к VI в. до н. э. и, очевидно, представляющая собой описание наказаний за нарушения сакрального права. Однако однозначному истолкованию она не поддается.
1Уа L — ссылка на издание лексикона Феста под редакцией У. Линдсея [Sexti Pompei Festi de verborum significatu quae supersunt cum Pauli epitome (Iipsiae, 1913)). — В.Г.


Рис. 2. Фреска из Эсквилинской гробницы. Ш в. до н. э. (?) Содержание сцен не совсем ясно — возможно, они изображают какие-то деяния Кв. Фабия Максима Руллиана (консул 322, 310, 308, 296 и 295 гг. до н. э.) во времена Самнитских войн (с. 485 наст. изд.). (Публ. по: Roma medio-repubblicana 1973 [В 401]: рис. 15.)


I. Свидетельства, дошедшие до нашего времени
27
О латинском языке. V.46)20. Возможно, самым ярким примером рассматриваемой «альтернативной» истории является не так давно20а открытая надпись из второго храма в Сатрике, которая датируется примерно 500 г. до н. э. и представляет собой посвящение Марсу, сделанное некими suodales («товарищами») Публия Валерия (с. 122 наст. изд.). Историкам хорошо известен один Публий Валерий (без сомнения, речь в надписи идет именно о нем) (см. с. 213 наст, изд.), но кем были эти suodales? И почему они обращались именно к Марсу?
Прочие надписи дополняют или подтверждают информацию, полученную нами из сочинений древних авторов. Так, например, греческая надпись на сосуде из Тарквиний, датируемая концом VI в. до н. э. («Я принадлежу Аполлону Эгинскому, меня сделал Сострат»)21, вносит новое измерение в понимание взаимодействия между этрусками и греками (с. 67 наст. изд.). Кроме того, в Тарквиниях обнаружен ряд памятных надписей — элогий (elogia), в которых излагаются деяния, никак не отраженные в известной нам анналисгической традиции (с. 362 наст. изд.). Без сомнения, в рассматриваемой сфере нас еще ждут новые открытия.
Но поистине танталовы муки заставляют нас испытывать утерянные эпиграфические свидетельства. Греческие и римские авторы нередко (хотя и без должной доли критики) цитируют надписи, однако многие из них представляют собой фальшивки или реконструкции, что было обусловлено либо плохой сохранностью оригиналов, либо необходимостью сделать их понятными читателям того времени. Ярким примером подобной модернизации является сохранившаяся у Феста (180L) и, соответственно, однозначно заимствованная у Варрона или Веррия Флакка надпись, в которой упоминаются девять бывших консулов, погибших в начале V в. до н. э. в войнах с вольсками. Версия Феста, судя по всему, является фальшивкой (в ней приводятся когномены)22, хотя едва ли она
20 Более подробно (но с иной точки зрения) данный вопрос рассматривается на с. 119 сл. насг. изд.
20а Это произошло в 1978 г. Подробнее о Сатриканской надписи см., напр.: Неми- ровский А.И. Надпись из Сатрика — опорный пункт раннеримской истории. ВДИ1 (1983): 40-51 .-В.Г.
21 ТогеШ 1971 [G 499]: 44 слл.
22 Со временем римская система имен становилась всё более сложной: вначале существовало только личное имя (позднее получившее наименование «praenomen»), к которому постепенно стали добавлять родовое имя («nomen gentile»: изначально — патроним (с. 123 наст. изд.)). Еще позднее в обиход вошли и семейные прозвища — когномены (cognomina), хотя, когда конкретно это произошло, точно не известно: у этрусков прозвища появляются, возможно, уже в VI в. до н. э. (см.: РаДоШпо М. Gnomon. 36 (1964): 804), однако в надписях они практически не встречаются вплоть до Ш в. до н. э. В любом случае, в период Республики когномены не были у римлян ни обязательными, ни универсальными. Их принятие в качестве наследственных имен было, вероятно, обусловлено стремлением провести различие между ветвями одного рода (gens), причем не исключено, что некоторые роды вообще не использовали их. Соответственно представляется маловероятным, что все магистраты V—IV вв. до н. э. имели когномены, как указывается в дошедших до нас списках (с. 726 наст, изд.), и, поскольку подобные семейные прозвища начинают фигурировать в официальных надписях только со II в. до н. э., их появление в рассматриваемом контексте тремя веками ранее выглядит крайне подозрительным.


28
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
вышла из-под пера Варрона или Веррия. Еще один пример — это цензорский документ, относящийся к 392 г. до н. э. (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. 1.74.5): в нем тоже содержится такой анахронизм, как когномены, а также использована датировка, более характерная для литературной традиции, чем для документов («на сто девятнадцатом году после изгнания царей...»); более того, не исключено, что в упомянутом году ценз вообще не проводился (ср.: Фест. 500L).
Конечно, существует и весьма значительное количество надписей (подлинных и поддельных), которые были известны древним авторам, но до нашего времени не дошли. Безусловно, наиболее важной из подобных надписей, относящихся к периоду Ранней Республики, является составленный в V в. до н. э. свод законов (так называемые Законы ХП таблиц), многие положения которого могут быть восстановлены по ссылкам, содержащимся в позднейших источниках. Весьма существенное значение для истории международных отношений имеют упомянутые у Полибия (Ш.22—25) и Ливия (УП.27.2; Диодор Сицилийский. XVI.69) договоры с Карфагеном, подлинность которых в известной мере подтвердили надписи из Пирг (с. 314 наст. изд.). Более спорным, хотя и не совсем уж сомнительным, является посвящение, которое Дионисий Галикарнасский [Римские древности. IV.26.[5]) описывает как записанное буквами, «которыми в древности пользовалась Эллада» [Пер. Н.Г. Майоровой) и в котором устанавливались правила отправления культа Дианы на Авентинском холме (с. 326 наст. изд.). Кроме того, рассматриваемое посвящение может быть некоторым образом связано с культовой надписью из Ариции (с. 332 наст. изд.). Также древним авторам были известны доспехи римского героя Корнелия Косса (Ливий. IV.20.7: с. 360 наст, изд.) и «Полотняные книги», к которым наряду с «Великими анналами» постоянно обращался Лициний Макр. Существовали и некие «записки Сервия Туллия» (Ливий. 1.60.3), в которых якобы приводились правила выбора консулов: на самом деле это, скорее всего, был тот же самый документ, что и составленное примерно между 213 и 179 гг. до н. э. описание традиционной Сер- виевой «конституции»22* (с. 201 наст, изд.) с выделением пяти классов и соответствующего количества центурий. В Риме имелся также некий древний закон, регулировавший обряд ежегодного вбивания гвоздя в стену храма Юпитера (Ливий. VTL3.5; см. с. 230 наст. изд.). К V в. до н. э. восходят и упоминания о сохранившихся текстах договора, заключенного Спурием Кассием с латинами (ок. 493 г. до н. э., см.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. VI.95; с. 334 наст, изд.), о законе, записанном на бронзовой колонне Л. Пинарием и Фурием (консул 472 г. до н. э.; Варрон в соч. \ Макробий. Сатурналии. 1.13.21), а также о договоре с Ар- деей (см. с. 214 наст, изд., сноска 8). В IV в. до н. э. перечень подобных надписей и документов расширяется, однако их аутентичность по- прежнему остается сомнительной.
22а Здесь и далее слово «конституция» используется в значении «государственное устройство». — В. Г.


I. Свидетельства, дошедшие до нашего времени
29
(d) 	Археологические и иные свидетельства
Гробницы, здания, артефакты, созданные тем или иным народом, могут рассказать очень многое о его характере и развитии (или упадке), а также об отношениях с соседями. Относится это и к Раннему Риму. Недавние открытия, сделанные на территории Аация и Кампании, а также Этрурии, показали, что развитие Рима ничем особенным не отличалось от развития других городов — за исключением того факта, что в конечном итоге он восторжествовал над ними благодаря географическому положению и упорству своих жителей. В VT—V вв. до н. э. на территории всей центральной Италии существовала практически общая культура. Образ жизни населения этрусских городов — таких, как Вейи или Вульчи, — почти ничем не отличался от жизненного уклада обитателей Рима, Лавиния (совр. Пратика-ди-Маре), Фиканы, Габий, Децимы и т. д. Подобное культурное единство распространялось и на юг, вплоть до Кампании, поскольку местные общины — хотя и этнически разнородные — были тесно связаны между собой торговыми отношениями, имевшими в то время намного более существенное значение. Всё это очень хорошо заметно в сильном этрусском и греческом влиянии на Рим и на другие близлежащие города, в Сатриканской надписи (как бы мы ее ни интерпретировали, см. с. 122 наст, изд.), в латинском влиянии на кампанские артефакты, в путях эволюции римских органов государственного управления и социальных структур23. Таким образом, жизнь этрусков, латинов и греков в VI в. до н. э. едва ли сильно различалась.
Вести раскопки в самом Риме практически невозможно: древнейшие памятники скрыты под слишком большим количеством слоев бесценного культурного наследия. Реально было заложить лишь несколько небольших раскопов в определенных местах (напр., на Форуме или на Бычьем форуме, у современной церкви Сант-Омобоно), но даже этих незначительных работ оказалось достаточно, чтобы подтвердить — по крайней мере, в общих чертах — известные нам из литературной традиции данные о росте города (так, археологами обнаружены следы примитивного поселения на Палатине, примерно датировано осушение территории Форума, выделены этапы строительства Регии (в республиканский период — резиденции «царя-жреца» (rex sacrorum), которая, вероятно, использовалась ранее и самими царями), на Капитолийском холме раскопаны антефиксы23* храма Юпитера Всеблагого Величайшего, позволяющие датировать его примерно 500 г. до н. э.)24. С другой стороны, при раскопках не было обнаружено никаких следов того, что примерно в 390 г. до н. э. Рим был сожжен галлами (с. 371 наст. изд.). При этом археологические материалы явно свидетельствуют о культурном родстве
23 Впрочем, на вопрос о том, указывает ли сходство материальной культуры и торговые связи на единообразие социальной и политической структуры, однозначного ответа нет (ср., напр., с. 229 наст. изд.).
23а Антефиксы — декоративные элементы на кровле, изначально служившие для стока воды. — В. Г.
24 Однако см. с. 37 наст, изд., сноска 41.


30
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
Раннего Рима с его этрусскими и латинскими соседями. На данном основании, к примеру, необходимо отбросить идеи о совершенно особом стиле «латинской керамики», а «этрусское завоевание» Рима следует рассматривать не как насильственный процесс, а как мирный синойкизм (слияние нескольких мелких поселений в одно более крупное. — В.Г.), который привел к переселению ряда этрусских семейств в Рим (а также в Ардею и Сатрик), к заимствованию у этрусков многих политических и религиозных институтов, а также к широкому распространению этрусского искусства, которое очень ценилось за свою изысканную красоту.
Что касается IV — начала Ш в. до н. э., то от них, напротив, до нашего времени сохранилось достаточно мало значительного археологического материала как в самом Риме, так и за его пределами. К примеру, мы могли бы ожидать, что после римских кампаний в Самнии там должны были остаться развалины крепостей и следы военных лагерей, однако на данный момент они практически не фиксируются (хотя исследователями уже собран определенный материал по горным крепостям, принадлежавшим собственно самнитам). Получены кое-какие данные о судьбе этрусских городов (напр., Фалерий и Больсены) после их захвата Римом, однако эти данные не настолько значительны, как можно было бы ожидать. Наконец, археологами был открыт ряд общественных зданий на территории самого Рима — например, большой двойной храм Фортуны и Матер Матугы в районе церкви Сант-Омобоно. Впрочем, для рассматриваемого этапа — точно так же, как и для более ранних периодов — подробную историческую информацию можно получить в основном из сочинений авторов, следовавших анналистической традиции (в частности, Ливия) и рассматривавших историю с иной точки зрения, и только со времени Пирровой войны появляется более богатый археологический материал, а также более надежные нарративные источники, обеспечивающие прочное основание для написания полной истории Рима.
II. 	Создание ранней римской истории
(а) 	Доступные данные
Для греческого историка Тимея, жившего в Ш в. до н. э., первые века существования Рима уже представляли собой отдаленное прошлое, да и древнейших римских историков отделяло от описываемого ими периода (которому посвящен данный том) несколько столетий. При этом историческая реконструкция событий, произошедших ранее конца IV в. до н. э.25, основывалась на весьма скудном наборе документальных и устных свидетельств: недостаток подлинных записей признавал даже Тит Ливий
25 	Начиная с этого времени появляется более значительная основа для исторических повествований — более обширный и надежный архивный и устный материал в сочетании с растущим интересом со стороны греческих историков (с. 375 сл. наст. изд.).


П. Создание ранней римской истории
31
(VL1.1 слл.), который считал главной причиной подобной ситуации разграбление Рима галлами в 390 г. до н. э. Вероятно, это было не совсем так26, но обзор источников, которые могли быть доступны Фабию Пик- тору и его последователям, подтверждает основной факт: документы, относившиеся ко временам по меньшей мере до середины IV в. до н. э., были весьма немногочисленными и недостаточными.
Существование древних исторических преданий у этрусков вызывает определенные сомнения, и, судя по всему, римские авторы начали использовать этрусский материал довольно поздно и делали это весьма нерегулярно (с. 113 наст. изд.). Так, в основной исторической традиции Рима не нашли места даже этрусские легенды, связанные с именами Мастарны и братьев Вибеннов (с. 119 сл. наст, изд.): римские историки практически ничего не знали о первом, а о вторых упоминали лишь в контексте этиологической легенды.
В сочинениях греческих авторов рассказы об основании Рима начали появляться с конца V в. до н. э., и, кроме того, определенное отношение к Риму имели некоторые события ранней истории западных эллинов, однако более обильным греческий материал становится только с конца IV в. до н. э. — когда римская история начала всё теснее переплетаться с историей Кампании, Самния, южной Италии и Сицилии. Так, Плиний [Естественная история. Ш.57) с уверенностью отмечает, что первым греком, который обратил на Рим более-менее пристальное внимание, был Феофраст (ок. 370—288/285 гг. до н. э.). Хотя нам неизвестно, к каким конкретно темам он обращался, основное внимание эллинские авторы, скорее всего, сосредотачивали на внешнеполитических проблемах своего времени27, однако это, в свою очередь, вероятно, пробуждало определенный интерес и к более ранним этапам внутренней и внешней истории Рима. Согласно Дионисию [Рижские древности. 1.6.1), первым автором, который «коснулся» раннего периода римской истории, был Иероним из Кардии (кон. IV — нач. Ш в. до н. э.)28, однако основной вклад в развитие рассматриваемого направления, несомненно, внес Тимей. Он обращался к римской теме дважды: во введении к своей истории западных греков, а также в предисловии к дополнительным книгам, рассказывавшим о начинавшемся соперничестве Рима и Карфагена. Впрочем, содержание рассказов Тимея нам точно не известно. Разумеется, в свое повествование он включил историю об основании Рима, а также объяснил (в приложении), по крайней мере, один из римских обрядов и — в весьма спорном фрагменте29 — сослался на «денежную» реформу Сервия Туллия. Кроме того, преследуя собственные интересы, Тимей вполне мог кратко проследить и внутреннее развитие Рима, по крайней мере — в кон¬
26 Castagnoli 1974 [Е 85]: 425—427; см. далее, с. 371 сл. наст. изд.
27 Frederiksen 1968 [J 47]: 226—227. Так, напр., Дурис Самосский (ок. 340 — ок. 260 г. до н. э.), очевидно, описал победу римлян над этрусками, галлами и самнитами при Сен- тине в 295 г. до н. э. (Jac. FGrH 76 F56); см. с. 449 наст. изд.
28 Cp.: Homblower 1981 [В 78]: 140 слл.
29 Jac. FGrH 566 F61; cp.: De Martino 1977 [Η 23]: 51—53; см. далее, с. 490 наст. изд.


32
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
це IV — начале III в. до н. э., и в манере, свойственной греческим авторам, в общих чертах обрисовать эволюцию римских политических институтов30. Впрочем, основную часть подобного материала он так или иначе черпал, скорее всего, из местных преданий, которые впоследствии стали, по-видимому, доступны и римским историкам — и хотя Фабий Пиктор и прочие, вероятно, знали и использовали труды Ти- мея, все они в итоге опирались преимущественно на одни и те же источники.
От царского периода сохранилось очень мало документальных свидетельств (ср. с. 110 сл. наст, изд.), да и для изучения периода Ранней Республики их значение, вероятно, весьма ограничено. Одно из немногочисленных исключений — это последовательный список главных республиканских магистратов — должностных лиц, именами которых назывались годы. Списки таких людей, судя по всему, велись в хронологических целях, поскольку слово «фасты» («fasti»), которым впоследствии стали именоваться подобные записи, изначально обозначало собственно календарь. Рассматриваемые перечни эпонимных магистратов30* часто публиковались вместе с календарем, а выполняемая ими функция хронологического ключа, без сомнения, делала подобные записи необходимыми с самого начала периода Республики. Впрочем, если список магистратов и велся с того времени, до нас он не дошел, в силу чего воссоздавать последовательность должностных лиц приходится по данным, сохранившимся до нашего времени в трудах античных историков (прежде всего Диодора, Ливия и Дионисия), по эпиграфическим спискам времен Поздней Республики и Ранней Империи (в частности, так называемым Капитолийским фастам, высеченным на Арке Августа примерно в 30-м или 17 г. до н. э. (рис. 3) и представляющим собой позднейшую реконструкцию), а также по тесно связанным с ними более поздним компиляциям императорского периода. При этом, однако, рассматриваемые списки демонстрируют высокий уровень единообразия, что — наряду с признаками изначально одинакового порядка имен даже для коллегий, в состав которых входило до шести должностных лиц, — позволяет предположить, что все они восходят к одному образцу или, по крайней мере, к общей традиции31.
Кроме того, в источниках, которыми пользовались авторы дошедших до нашего времени исторических трудов, незаметно серьезных расхождений или пробелов, которые могли бы указывать на то, что в них со-
30 Выражаемое Эратосфеном [География. ПС 24 Berger (= Страбон. 1.4.9, р. 66С)) восхищение карфагенской и римской формой правления подтверждает довольно раннее возникновение у греков интереса к Римскому государству, а также вполне может отражать разработку этого вопроса и предшествующими авторами.
30аЭпонимный магистрат — собственно, высшее должностное лицо, именем которого обозначался год. — В.Г.
31 Beloch 1926 [А 12]: 4 слл. Неясности, связанные с преноменами и когноменами многих отдельных магистратов, указанных в начальной части списка, не опровергают подобного вывода, поскольку в данном случае основную роль играют родовые имена, а когно- мены представляют собой, вероятно, позднейшую реконструкцию. См. далее с. 726 слл. наст. изд.


П. Создание ранней рижской истории
33
Рис. 3. Фрагмент Капитолийских фасг с перечислением основных магистратов 279—267 гг. до н. э. (Публ. по: Degrassi 1947 [D 7]: 40.)
держались радикально различающиеся списки консулов или основанные на них существенные разногласия в общей хронологии республиканского периода32. Это верно даже для «Полотняных книг», обнаруженных Лицинием Макром (с. 19 сл. наст. изд.). В рамках периода, к которому относятся имеющиеся у нас цитаты из этого источника (444—428 гг. до н. э.), в них встречается лишь два существенных разночтения33. Так, под 444 г. до н. э. в «Книгах», по-видимому, в качестве дополнительных консулов упоминались предполагаемые цензоры 443 г. до н. э., а под 434 г. до н. э. — два консула вместо трех консулярных трибунов. Ни в одном из этих случаев окончательно установить истину не представляется возможным, но даже если информация, содержащаяся в «Полотняных книгах», была верна, это будет означать только то, что в рассматриваемых случаях в них присутствовали элементы, восходящие к относительно ранней стадии существования консульских списков, которые, возможно, впоследствии были исправлены ради более точного восстановления истории консулярного трибуната и цензуры. Кроме того, хотя Макр предположительно считал, что «Книги» обладают собственной ценностью, не зависящей от его основных источников, ссылки, содержащиеся у античных авторов, не доказывают их значительной древности, а упоминание Л. Минуция Авгурина, занимавшего некую неизвестную должность в 440—439 гг. до н. э. (ср. с. 225 наст, изд.), не повышает уверенности в их надежности.
Таким образом, гипотеза об общем источнике всех дошедших до нашего времени консульских списков сохраняет свою силу. Конечно, лк>
32 См. с. 213 слл. наст. изд.
33 Ливий. IV.7.12 (ср.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. XI.62.1 слл.) = Лициний Макр. Фрг. 13Р; Ливий. IV.23.1 слл. = Лициний Макр. Фрг. 14Р; Элий Тубе- рон. Фрг. 6Р. Подробнее о проблеме магистратов 444 г. до н. э. см. с. 214 наст, изд., сноска 8.


34
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
бая оценка древности данного источника должна основываться на систематическом анализе его внутренней надежности, но если всё же счесть его достоверным (с. 213 наст, изд.), то вывод о том, что он должен восходить к неким документальным записям более раннего периода, будет напрашиваться сам собой. Впрочем, даже если это так, свидетельства, которые рассматриваемый источник предоставлял древним историкам, были весьма ограниченными. В лучшем случае, он помогал некоторым образом ориентироваться в хронологии республиканского периода, в судьбах аристократических родов, в характере основных магистратур и в истории допуска плебеев к магистратским должностям, но при этом сам по себе не мог дать даже схематического представления об истории Ранней Республики.
Ряд более конкретных свидетельств по истории внешней политики Древнего Рима, возможно, был почерпнут античными авторами из перечней триумфов. В эпоху Поздней Республики список триумфальных посвящений, судя по всему, велся в храме Юпитера Капитолийского34, однако нам неизвестно, насколько древней была подобная практика. Столь же неясной является и основа, а также надежность главного из сохранившихся списков — так называемых «триумфальных фаст» («Acta Capitolina Triumphalia» или «Fasti [Capitolini] Triumphales»), высеченных вместе с Капитолийскими фастами на Арке Августа (рис. 4). При этом общая достоверность анализируемых данных может быть определена только в контексте подробного рассмотрения истории римской экспансии, однако запись, которая начинается с явно вымышленного упоминания о триумфе Ромула после победы над ценинцами, однозначно подверглась, по крайней мере, некоторой переработке, на что указывает и ряд других явных выдумок и генеалогических деталей. Соответственно, мы не можем быть заранее уверены в надежности большинства из этих записей как минимум до середины Ш в. до н. э.35. Кроме того, существует и немало вопросов относительно подлинности источников, на которые опирались составители рассматриваемых списков. Если информация о триумфах, как полагает большинство исследователей, прямо или косвенно черпалась из ежегодных записей коллегии понтификов (а не являлась измышлением храмовых служителей), то через упомянутый выше вопрос мы выходим на более широкую и более фундаментальную проблему раннереспубликанской истории, связанную с объемом понти- фикальных записей и временем, к которому они восходят.
То, что верховный понтифик ставил перед собой задачу записывать историю Римского государства за несколько веков до появления в Городе первых исторических сочинений, без сомнения, совершенно неправдоподобно: судя по всему, его в первую очередь интересовала запись событий, имевших непосредственное отношение собственно к коллегии понтификов (и, вероятно, изначально связанных с ведением кален-
34 	CIL Р: 78 (Henzen).
30 Доказательства в пользу их надежности, начиная с V в. до н. э., представлены на с. 351 сл. наст. изд.


П. Создание ранней римской истории
35
Рис. 4. Фрагмент «Acta Capitolina Triumphalia» с перечислением триумфов, приписываемых Анку Марцию, Тарквинию Древнему и Сервию Туллию. (Публ. по: Degrassi 1947 [D 7]: 64.)
даря), хотя при этом его компетенция совсем необязательно должна была ограничиваться событиями, которые мы отнесли бы сейчас к «религиозной сфере» (ср. с. 678 наст. изд.). Согласно презрительному замечанию Катона Старшего [Начала. Фрг. 77Р (= Авл Геллий. Аттические ночи. П.28.6)), на белых досках понтификов записывалась не «истинная история», а упоминания о затмениях и о высоких ценах на хлеб. Однако этим содержание понтификальных записей (по крайней мере, во времена Катона) конечно же не исчерпывалось, и некоторые довольно неопределенные упоминания древних авторов дают нам возможность предполагать, что в таблицах жрецов описывался весьма широкий круг событий общественной жизни36. Впрочем, последнее вполне могло быть результатом постепенного расширения объема записей в более поздние периоды, тогда как характер и пределы материала, содержавшегося в них изначально, остаются чисто предположительными. С уверенностью можно сказать лишь то, что упоминаемые в таблицах события едва ли описывались подробно.
Если по своему происхождению упоминавшиеся выше белые доски служили прежде всего интересам самой коллегии понтификов, то сохранение содержавшейся в них информации, вероятно, играло важную роль начиная с самых древних времен, однако подобный материал, относящийся к царскому периоду (с. 111 сл. наст, изд.) и даже ко временам Ранней Республики, совершенно не сохранился (или, по крайней мере, не использовался древними авторами). В рассказах о V — начале IV в. до н. э. античные историки, произведения которых дошли до нашего времени, лишь изредка упоминают происшествия (прежде всего чудеса и знамения), которые, судя по всему, отмечались в жреческих записях, а применительно к отдельным годам — в частности, у Ливия (см., напр.:
36 	См. прежде всего: Цицерон. Об ораторе. П.52 (см. выше, с. 18 наст, изд.); Сервий. Комментарии к «Энеиде» Вергилия. 1.373.


36
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
IV.30.4 — 429 г. до н. э.) — вообще говорится, что тогда не произошло ничего достойного упоминания. Кроме того, уже древние авторы со значительной долей сомнения относились к надежности материала, якобы взятого из записей, сохранившихся со времен, предшествовавших разграблению Рима галлами. Так, хотя Цицерон в своем трактате «О государстве» (1.25) ссылается на записи понтификов о затмении солнца, произошедшем, вероятно, 21 июня 400 г. до н. э.37, некий Клодий (возможно, Клавдий Квадригарий) считал подделками доступные ему генеалогические записи, будто бы восходившие к временам до галльского нашествия. По его мнению, данные записи были созданы людьми, стремившимися польстить тем, кто хотел вести свое происхождение от выдающихся личностей прошлого38, и, хотя жреческие таблицы при этом не упоминаются, данный автор едва ли мог говорить о сфальсифицированности записей столь уверенно, если бы, по его мнению, они сохранились с древних времен нетронутыми. Ливий (VI. 1.2) тоже, по-видимому, высказывал подобную точку зрения (хотя и более осторожно), считая причиной ненадежности ранней римской истории потерю большинства понтификальных записей (commentarii) в 390 г. до н. э. Даже если разорение города галлами и не являлось основной причиной скудости подлинных древних документов (в частности, относившихся к V в. до н. э.), их существование и объемы всегда вызывали большие сомнения. Таким образом, хотя доступность древнейших понтификальных записей для первых историков Рима исключать нельзя, эти данные едва ли можно использовать как повод для однозначного доверия соответствующим анналистическим традициям. Поскольку записи понтификов в любом случае содержали лишь остаточную информацию, которая впоследствии весьма существенно перерабатывалась самими историками, уверенно привязать к данному источнику хотя бы какое-нибудь событие, описываемое ими, довольно сложно — даже если предположить, что первые историки Рима использовали рассматриваемые записи в самом полном объеме (что едва ли было так)39.
Столь же проблематичной (как свидетельствуют упоминания Ливия) является и доступность прочих жреческих документов (а также ритуальных гимнов). Возможно, списки жрецов и отчеты об их деяниях велись в Риме с древнейших времен, не в последнюю очередь — в качестве источника прецедентов (ср. с. 668 наст, изд.), но ввиду характера большинства из дошедших до нашего времени преданий остается неясным, могли ли первые римские историки — как позволяет предположить сообщение Дионисия [Римские древности. УШ.56.1) — почерпнуть из упомянутых выше или иных документов (например, посвятительных надписей или тех же понтификальных таблиц) подробную информацию даже о таких важных событиях, как посвящения храмов. Так, до нашего времени до¬
37 Skutsch 1974 [В 167]: 78-79; 1985 [В 169]: 311-313.
38 Плутарх. Нума. 1.
39 Менее скептический подход — см. выше, с. 18 сл. наст. изд.


П. Создание ранней римской истории
37
шел ряд ранних храмовых надписей, однако при этом нам не совсем ясно, писались ли в рассматриваемый период на римских храмах имена
ЛЛ
посвятителен , а если писались — то не исключено, что многие из них были стерты во время позднейших перестроек. Содержащиеся в трудах древних авторов упоминания об основании некоторых храмов в начале царского периода однозначно являются выдумкой, да и на более общем уровне в дошедших до нас исторических источниках практически не заметно представления о том, что начало храмового строительства в Риме (или значительное изменение внешнего вида Города (с. 97 сл. наст, изд.)) относилось хотя бы к концу VII — началу VI в. до н. э. Кроме того, в этих источниках, судя по всему, не упоминается целый ряд культовых сооружений, обнаруженных современными археологами, и в то же время по данным археологии пока не удалось однозначно датировать концом VI — началом V в. до н. э. ни одного храма, строительство которых древние авторы относят к этому периоду (за исключением храма Кастора)40  41. Даже подробные сведения о времени или обстоятельствах освящения отдельных храмов, содержащиеся в письменных источниках, нередко являются противоречивыми, анахроническими или в принципе неудовлетворительными — так, например, по данным Гн. Геллия, храм Сатурна был освящен в конце V — начале IV в. до н. э., по Варрону — в 501-м или 498 г. до н. э., а по Дионисию и Ливию — в 497 г. до н. э.42. При этом, однако, археологические данные действительно подтверждают правоту древних историков, относивших основную стадию храмового строительства к VI — началу V в. до н. э., после чего наступило временное затишье, продолжавшееся до конца IV в. до н. э., и, соответственно, приводимая античными авторами датировка некоторых культовых сооружений может быть вполне правдоподобной. Возможно, имена по- святителей или даты посвящения действительно сохранялись в какой-то форме43, а различия в рассказах об отдельных святилищах, скорее всего, объясняются перестройкой храмов (довольно частой в рассматривае¬
40 Приведенное у Дионисия [Римские древности. V.35.3) упоминание о том, что М. Гораций Пульвилл оставил надпись («την επιγραφήν Ελαβε») на храме Юпитера Капитолийского, может означать лишь то, что ему была дарована привилегия посвящения храма (Hanell К. Les origines de la ripublique romaine 1967 [A 98]: 41).
41 To, что строительство части храма Матер Матуты или Фортуны на Бычьем форуме может укладываться в традиционные, но очень условные хронологические рамки правления его предполагаемого основателя, Сервия Туллия (с. 99 наст, изд.), не дает прочных оснований доверять литературной традиции. Аналогичным образом, хотя ряд сохранившихся антефиксов VI в. до н. э. вполне может относиться к храму Юпитера Капитолийского (509 г. до н. э.), четких доказательств этого у нас нет. О храме Кастора см.: Nielsen I., Zahle J. Acta Archaeologica. 59 (1985): 1—29. Древнейшая часть храма Сатурна исследуется в данный момент (сер. 1980-х годов. — В.Г.).
42 Гн. Геллий. Фрг. 24Р (= Макробий. Сатурналии. 1.8.1); Варрон в соч.: Макробий. Сатурналии. 1.8.1 (ср.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. VI. 1.4); Ливий. П.21.2; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. VI. 1.4; Макробий. Сатурналии. 1.8.1.
43 Ср. также подписи двух греческих художников в храме Цереры, относящемся к началу V в. до н. э. (см.: Плиний Старший. Естественная история. XXXV. 154 (из Варро- на); Le Bonniec 1958 [G 360]: 257 слл.).


38
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
мый период) или же последующей переработкой аутентичной традиции. Однако в других случаях по причине очевидной (или предполагаемой) древности рассматриваемых культовых сооружений античные авторы вполне могли относить их и к царскому периоду или к самому началу республиканской эпохи. Даже в позднереспубликанском Риме материальное наследие более ранних периодов оставалось мощным напоминанием о прошлом Города.
Прочие эпиграфические источники были спорадическими (с. 27 сл. наст, изд.) и, судя по всему, систематически историками не использовались. Нередко подобные свидетельства вообще рассматриваются как инородный элемент, который чаще всего включался в повествование с уже определенной основной схемой. В этом отношении весьма типична приведенная Ливием ссылка на антиквара Цинция и на закон, регулировавший ежегодное вбивание гвоздя в стену храма Юпитера Капитолийского, использованная историком для схематической реконструкции истории данного обряда (Ливий. УП.3.5 слл.). Аналогичный подход заметен и у Дионисия, который в своем труде приводит предположительный текст договора, заключенного Римом с латинами в 493 г. до н. э. (Римские древности. VI.95.1 слл.). Впрочем, многие документы подобного рода (самый яркий пример — Законы ХП таблиц) в основном игнорировались древними авторами, поскольку те полагали, что основными сферами, в которых человек может продемонстрировать свои качества и получить известность и в которых лучше всего проявляется ход истории и достижения государства, являются война и политика. При этом юридической или социальной истории, вполне естественно, уделялось не очень много внимания.
Что касается устной традиции (прежде всего римской, а также латинской и даже, возможно, этрусской), то ее вклад в формирование исторических повествований о прошлом Рима еще нуждается в тщательной оценке, в частности — на основе сравнительного анализа. В самом Риме существование упомянутой традиции лучше всего прослеживается в ранних вариантах мифа об основании Города (ср. с. 76 сл. наст. изд.). Кроме того, отражается она и в той информации, которая просачивалась — хотя подчас и в искаженном виде — в греческие источники конца IV — начала Ш в. до н. э. Так, например, Аристотелю было известно о некоем Луции, который спас Рим после нашествия галлов, а Каллимах в одном из своих сочинений привел историю о некоем Гае, который убил вождя напавших на Рим «певкетов», но сам при этом был тяжело ранен44. Кроме того, не исключено, что на устной информации в значительной степени были основаны и рассказы об истории Рима, приведенные в сочинениях Тимея (с. 112 сл. наст. изд.).
Насколько надежными или обширными были подобные сведения — другой вопрос. Многое из того, что относится к древнейшим периодам и может восходить к народным легендам, представляет собой просто этио¬
44 	Аристотель в соч.: Плутарх. Камилл. 22.4; Каллимах. Причины. IV Фрг. 107 Pfeiffer; cp.: Fraser 1972 [А 52]: 1.763-769.


П. Создание ранней римской истории
39
логический вымысел (и неиссякаемый источник вдохновения для историков и антикваров позднейшего периода). Рассказы об отдельных эпохальных событиях — вроде изгнания царей или галльского нашествия, — вероятно, постоянно привлекали внимание древних авторов и с течением времени всё больше перерабатывались ими, а постоянная потребность в защите прерогатив плебейских магистратов вполне могла способствовать развитию оживленной устной традиции об их возникновении, которая, правда, тоже постоянно подгонялась под существующую ситуацию. Возможно, в памяти народа сохранялась и какая-то информация (опять же — непрерывно видоизменявшаяся) об определенных личностях, исторических и легендарных, а также о различных поучительных эпизодах, хотя при этом знаменитые героические «баллады», о которых упоминал Катон Старший, повлияли на историков не очень сильно — по крайней мере, напрямую (с. 112 наст. изд.). На более общем уровне весьма привлекательным является предположение о том, что в традиционном, преимущественно бесписьменном, обществе должны были сложиться — по крайней мере, в рядах аристократии — некие согласованные представления об основных стадиях или вехах внутреннего и внешнего развития Города45, но если это было так, то подобные представления, скорее всего, были самыми общими, в высшей степени избирательными (и непредсказуемыми), а также — в основной массе — весьма расплывчатыми и постоянно меняющимися под воздействием перспектив и потребностей римского общества. Кроме того, у нас есть веские причины полагать, что первые историки Рима вовсе не гнушались внесением изменений или (особенно) дополнений в подобную более раннюю традицию, когда это (по каким- либо причинам) представлялось им оправданным, причем такие исправления вполне могли оказывать влияние и на историков позднейших периодов, если были достаточно правдоподобными, имели нужный патриотический или моральный смысл или обладали привлекательностью в силу каких-либо иных причин. Впрочем, в конечном итоге мы не располагаем конкретными данными, которые позволили бы опровергнуть подобные версии, даже если они и содержат немалую долю вымышленного материала.
При этом бесспорным является тот факт, что в истории Ранней Республики преобладающую роль играли притязания отдельных родов. Это хорошо заметно на примере таких знаменитых эпизодов, как переезд в 504 г. до н. э. в Рим Атта (Атгия) Клавза или разгром Фабиев вейянами в битве при Кремере в 477 г. до н. э. (применительно к царскому периоду подобный материал весьма скуден — за исключением упоминаний о нескольких легендарных основателях родов, в жилах которых текла царская кровь (с. 113 сл. наст. изд.)). Аутентичная информация подобного рода, без сомнения, черпалась прежде всего из устных источников. Ат- риумы45а в домах аристократов позднереспубликанского периода нередко были украшены масками выдающихся предков, возможно — с надпи¬
45 	Cornell 1986 [В 35]: 82 слл.
45а А т р и у м (или атрий) — центральная часть римского дома, внутренний двор. — ВТ


40
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
сями, повествующими об их деяниях, однако мы не располагаем сколько-нибудь надежной информацией относительно того, сохранились ли подобные свидетельства со времен Ранней Республики. Погребальные же надписи сходного характера известны лишь начиная с конца IV в. до н. э. (даже самый знаменитый из ранних образчиков — эпитафия А. Корнелия Сципиона Барбата (консул 298 г. до н. э.), как известно, находится в явном противоречии с рассказом Ливия (с. 447 сл. наст. изд.)). Сохранившиеся в исторической традиции надгробные речи, относящиеся ко временам до Шв. до н. э., едва ли являются подлинными, да и прочие документы, якобы взятые из родовых архивов, — например, цитируемые Дионисием записи о цензе 393/392 гг. до н. э. (с. 28 наст, изд.), — скорее всего, представляют собой вымысел. Судя по всему, представители римских аристократических семейств (возможно, подобно своим собратьям из этрусского города Тарквинии)46 с гордостью рассказывали о своем славном прошлом, прежде всего — в военной сфере, и подобные воспоминания или претензии вполне могли лечь в основу раннереспубликанских легенд о Бруте, Кориолане, Цинциннате или Сервилии Агале (ср. рис. 5), однако в дошедших до нас нарративных источниках многие явно примечательные фигуры IV в. до н. э. и более ранних эпох описываются весьма расплывчато, и это позволяет предполагать, что подробная информация об истории римских родов была недоступна древним авторам или же не использовалась ими. Кроме того, подобный материал — в частности содержавшийся в надгробных речах (в которых явно выставлялось напоказ славное прошлое рода) — считался весьма сомнительным (Цицерон. Брут. 62; Ливий. VÜI.40.2 слл.). Хотя в таких источниках действительно могли отражаться некоторые подлинные достижения, к «родовому» материалу, заметному в сочинениях древних историков, чаще всего следует относиться со здоровым скептицизмом — по крайней мере, при рассмотрении отдельных деталей.
Рис. 5. Монета (денарий) М. Юния Брута (54 г. до н. э.) с изображением его прославленных предков, Л. Юния Брута и Г. Сервилия Агалы, возможно, — как знак противостояния предполагаемым аристократическим амбициям Помпея [RRC Nо 455.2).
46 	ТогеШ 1975 [В 266]: 96-97; Cornell 1978 [В 209]: 173.


П. Создание ранней римской истории
41
(Ь) 	Способы реконструкции
Даже по самым оптимистичным предположениям, первые историки Рима сталкивались с хроническим недостатком надежной информации: в их распоряжении было лишь несколько разрозненных эпиграфических текстов и (может быть) других документов, народные и родовые предания (надежность которых в высшей степени неясна), возможно, некоторый греческий (и даже этрусский) литературный материал, список консулов и — с какого-то времени — записи верховного понтифика. Упомянутые авторы — как, предположительно, и Тимей до них — вполне могли заполнить царский период событиями, связанными с созданием ряда фундаментальных институтов римского общества, и, вероятно, сформировали или воспроизвели широкую схему внутреннего и внешнего развития Рима, которая впоследствии стала неотъемлемой частью исторической традиции. Впрочем, их рассказы о римской истории до Ш в. до н. э. неизбежно оставались ограниченными: согласно Дионисию [Римские древности. 1.6.2), рассматриваемые авторы «лишь в общем» касались событий с момента основания Рима и до их собственного времени.
Более пространные повествования появляются лишь в конце П или начале I в. до н. э. Они отражали желание римлян создать интересную и в достаточной степени информативную историю по уже испытанной эллинистической модели и, кроме того, сделать исторические рассказы более подходящими для целей этического воспитания. Согласно широко бытовавшему в те времена мнению, история должна была представлять собой не просто хронику событий (о чем писал еще Семпроний Азеллион (Фрг. 1Р (= Авл Геллий. Аттические ночи. V.18.7 слл.)) в конце П в. до н. э.), но и рассказ, совершенствующий и наставляющий читателя, а также вызывающий у него определенные эмоции. Историк при этом должен был объяснять описываемые события прежде всего с точки зрения мотивации их участников, а также делать особый упор на моральном аспекте и приводить в своем повествовании множество подробностей, не просто повышающих правдоподобие рассказа, но оживляющих его в воображении слушателя или читателя47. Впрочем, для достижения этих целей совершенно необходим был определенный вымысел. Как бы плачевно это ни выглядело в теории, недостаток источников делал широкую историческую реконструкцию и неизбежной, и в то же время вполне возможной.
47 	Хотя в сохранившейся до наших дней латинской литературе многие из этих целей были впервые четко сформулированы Цицероном, они получили широкое распространение уже в эллинистический период и активно преследовались авторами начала I в. до н. э., на что указывают дошедшие до нас фрагменты сочинений историков этого времени — в сочетании с характером сохранившихся нарративных источников (cp.: Badian 1966 [В 66]: 18—25; а также: 11—12 (Гн. Геллий)). Более того, отдельные эпизоды в трудах первых историков Рима вполне могли быть переработаны в соответствии с тенденциями, популярными у эллинистических авторов (Walbank 1945 [В 181]: 12 сл.; но ср. также: Poucet J. Historia. 25 (1976): 200 слл.; Verbrugghe G.P. Historia. 30 (1981): 236 слл.).


42
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
Средства, использовавшиеся для этой цели поздними анналистами, лучше всего заметны в сохранившихся до нашего времени рассказах о политической истории Ранней Республики (которые, судя по всему, перерабатывались наиболее активно)48. Общие направления повествования при этом определялись теориями о природе политических конфликтов и их причинах, моральными установками или неявными представлениями о характере и поведении человека, однако для реконструкции отдельных событий обычно подыскивались — сознательно или нет — особые модели. Иногда для создания исторического и литературного эффекта уже первые историки Рима привлекали греческие аналогии (ср. с. 262 наст, изд.), но гораздо чаще для приукрашивания, усиления, а подчас и просто для описания целых эпизодов прибегали к проведению параллелей с жизнью самих римлян позднейших периодов. Так, относившиеся к раннереспубликанскому времени многочисленные судебные процессы в центуриатных комициях48а, инициированные трибунами, судя по всему, представляли собой спекулятивную реконструкцию, основанную на практике периода Средней Республики (с. 272 наст, изд.), а все описания аграрных волнений раннереспубликанской эпохи, связанных в первую очередь с занятием патрициями общественной земли, вероятно, в значительной мере основывались на той напряженности, которая постепенно назревала в римском обществе во П в. до н. э., а также на политических конфликтах, к которым она привела (ср. с. 292 наст. изд.).
Конечно, в рассказах об отдаленном прошлом неизбежно отражались политические взгляды их авторов. Так, например, Дионисий опирался на традицию (или традиции), предполагавшую открытую враждебность по отношению к Сулле, благосклонное или снисходительное отношение к Цезарю, а также резкое осуждение его убийцы — Брута и постоянное осмеивание плебейских предшественников последнего. Отношение к особенно спорным эпизодам также вполне могло быть обусловлено их использованием в качестве прецедентов в политических дискуссиях периода Поздней Республики (ср., напр., с. 225 наст, изд., сноска 35). Впрочем, ранней римской истории в сочинениях древних авторов уделялось относительно немного внимания49 и, соответственно, ее описание едва ли служило исключительно пропагандистским целям. При этом обращение историков к современному им или недавнему опыту могло отражать просто поиск правдоподобных объяснений, что, с точки зрения Дионисия (и ряда других авторов), являлось одной из основных задач историка, а понять вероятный ход развития событий лучше всего помогали ссылки на историю недавнего времени.
48 Впрочем, даже применительно к этому времени политическая подоплека ряда важных событий (например, внезапного и недолговременного притока плебеев на должности консулярных трибунов в 400—396 гг. до н. э. (с. 294 наст, изд.)) остается недостаточно исследованной.
^Центуриатные комиции — народное собрание, проводившееся по центуриям. Подробнее см. далее, с. 244 сл. наст. изд. — В.Г.
49 Цицерон. О законах. 1.5 слл.; Ливий. Предисловие. 4.


П. Создание ранней римской истории
43
Кроме того, всё большую важность приобретал и литературный эффект50, который обуславливал не только организацию и рассмотрение отдельных эпизодов, но и структурное единство всего повествования. В частности, использование определенных повторяющихся тем обеспечивало очень удобный для автора единый подход, позволявший воссоздать или, по крайней мере, удовлетворительно объяснить цепь событий, а также достичь как литературной, так и исторической согласованности. Так, в труде Ливия представление о том, что причиной внутренней разобщенности народа является отсутствие внешней угрозы, становится одной из основных тематических нитей, позволяющих связать в единое целое совершенно несопоставимый сырой материал (прежде всего в кн. П). Точно так же ложное истолкование консулярного трибуната как магистратуры, изначально открытой для плебеев (ср. с. 237 наст, изд.), стало основанием для целого ряда вымышленных конфликтов между патрициями и плебеями по поводу назначения консулярных трибунов или (исключительно патрицианских) консулов. Подобным образом предполагалось объяснить нерегулярное чередование двух магистратур.
Хотя в отдельных случаях события, происходившие на ранних этапах римской истории, действительно во многом напоминали события более позднего времени, упомянутое выше спекулятивное повторение целых эпизодов было весьма распространенным у первых историков Рима — правда, нередко с индивидуальными вариациями, которые вносились авторами по соображениям литературного характера. В основе подобного дублирования могли лежать самые разные причины: изначальная неопределенность, расхождения в хронологии (с. 417 сл. наст, изд.), объединение различных версий текста или просто стереотипное повторение избитой темы. Хорошо известным примером тщательно подобранных вариантов весьма ограниченного репертуара шаблонных ситуаций являются рассказы Ливия о сражениях, которые, без сомнения, представляли собой продукт воображения самого автора или его предшественников, на что указывает множество анахронизмов, содержащихся в повествовании.
Особенно значительным источником вдохновения в рассматриваемом случае опять же являлись притязания знатных семейств — Фабиев, Постумиев, Лициниев и прочих — на выдающуюся роль во времена Ранней Республики. Особенно славился этим род Валериев. Судя по всему, еще до того, как их прошлое было еще больше приукрашено Валерием Анциатом, Валерии сумели добиться широкого признания своих предполагаемых заслуг в установлении свободы, достижении согласия в политической сфере и обеспечении конституционных гарантий — прежде всего в результате деятельности П. Валерия Попликолы (Публиколы) (консул 509; 508; 507; 504 гг. до н. э.) и Л. Валерия Потита (консул 449 г. до н. э.). В случае с Попликолой упомянутому выше признанию способствовала общая тенденция к возведению фундаментальных институтов и прав к
50 	Явное внимание к литературному стилю заметно уже у Л. Целия Антипатра, историка Второй Пунической войны, жившего в конце П в. до н. э. (Фрг. 1Р).


44
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
первым годам существования Республики, в результате чего ему был приписан целый ряд нововведений в рассматриваемой сфере — прежде всего закон об обжаловании магистратских решений (дублирующий аналогичный закон 300 г. до н. э.) и закон, навлекающий проклятие на любого человека, стремящегося к единоличной власти.
Яркий пример противоположного отношения — это род Клавдиев, к представителям которого большинство авторов относилось с пренебрежением. Так, в дошедших до нас рассказах об Аппии Клавдии Децемвире (с. 279 наст, изд.) и Аппии Клавдии Цеке (консул 307 и 296 гг. до н. э., см. с. 467 сл. наст, изд.) хорошо заметны следы версии, согласно которой они рассматривались как демагоги, стремящиеся к единоличной власти. Клавдии же в целом описывались при этом как надменные, самонадеянные патриции, непоколебимые в жестокой враждебности к плебсу. Автор ство подобной традиции неизвестно. Стереотипные аргументы и оценки в совокупности с тем фактом, что до 46 г. до н. э. Цицерону явно ничего не было известно о рассматриваемой традиции, позволяют предположить, что она была создана одним относительно поздним анналистом, однако конкретное имя назвать затруднительно. Впрочем, нам гораздо важнее то, что анализируемая ситуация проливает свет на методы работы анналистов и косвенно указывает на то, что общий характер дошедших до нашего времени повествований нередко играет более важную роль, нежели достоверность отдельных деталей.
(с) 	Заключение
Наблюдавшаяся уже в древности нехватка источников для реконструкции ранней римской истории в сочетании с отсутствием у античных историков систематического критического подхода, их вольным отношением к воссозданию прошлого и излишним вниманием к литературным эффектам делает необходимой предпосылкой любого исторического исследования в рассматриваемой области строгую критику дошедших до нашего времени нарративных источников. При этом определение их ценности зависит от тщательного рассмотрения их внутренней согласованности и правдоподобия, пристрастий, предположений и методик их авторов, совместимости с другими данными, вероятных анахронизмов и (до определенной степени) развития отдельных традиций, заложенных в их основу, и в то же время — в силу крайне ограниченного количества и объема подлинного материала, который мог сохраниться со времен Раннего Рима, — прежде чем счесть те или иные данные потенциально надежными, необходимо как минимум выяснить, каким образом они могли дойти до наших дней. Так, например, исследователь ни в коем случае не должен считать подлинными те детали, относительно которых неясно, как они могли сохраниться, и в то же время сбрасывать со счетов другие, более существенные элементы повествований, дошедших до нашего времени.


П. Создание ранней римской истории
4 5
Как показывают вымышленные результаты первого ценза (с. 168 наст, изд.) и некоторые другие данные, римским историкам было известно, что на ранних этапах своего развития Город был намного меньше и слабее, чем в их собственную эпоху (хотя при этом они всё равно значительно преувеличивали численность местного населения). В конце концов Рим покорил центральную Италию лишь на заре Ш в. до н. э., да и опыт, полученный Городом в это время, а также в пору первых двух Пунических войн, едва ли способствовал формированию представления о том, что его история представляла собой непрерывную цепь успехов. Так, в частности, в дошедших до нас рассказах были весьма значительно преувеличены последствия одного крупного бедствия (нашествия галлов), хотя при этом патриотические чувства, по крайней мере наполовину, затмили собственно захват города (ср. с. 370 наст. изд.). Кроме того, даже если воссоздание анналистами ранней истории Рима нередко отражает морализирующую идеализацию, оно время от времени может оказываться довольно близким к истине — просто потому, что базируется на перенесении в прошлое факторов, которые оставались в основном неизменными на протяжении длительного времени, на приписывании древнейшему Риму характеристик, типичных для сравнительно небольших аграрных общин, на умозаключениях, сделанных на основании анализа институтов, сохранившихся с древнейших времен, или же просто исходя из общей вероятности. При этом вымыслом историков может являться даже материал, не допускающий никаких возражений, — ведь, насколько нам известно, в древности не существовало никаких средств надежной передачи исторических подробностей, а частые расхождения между отдельными версиями позволяют предположить (хотя и не доказывают), что это просто отражает попытки анналистов создать правдоподобную и в то же время интересную историю.
Конечно, даже при четком и последовательном использовании критических принципов у исследователей остается весьма существенный простор для самых разнообразных оценок как литературной традиции в целом, так и ее отдельных элементов (примером чего служат различные подходы, используемые авторами данного тома). Особенно в этом плане важны сомнения относительно доступности и использования документов, восходящих ко временам Ранней Республики, прежде всего — таблиц понтификов. Впрочем, в условиях подобной неопределенности возможное существование упомянутых документов само по себе никоим образом не может оправдать доверия даже к общей схеме раннереспубликанской истории, предложенной Ливием и Дионисием. Скорее, сама доступность рассматриваемых записей должна в значительной степени зависеть от правдоподобия этой схемы, определенного на основании других критериев.
Таким образом, современный историк должен уделять основное внимание критическому разбору античной литературной традиции и в еще большей степени — тех источников нелитературного характера, которые, с одной стороны, служат своеобразным пробным камнем для дан¬


46
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
ных, приводимых в трудах анналистов, а с другой — обеспечивают более надежную основу для реконструкции в целом ряде сфер. Самыми важными из этих источников являются конституционные, юридические и религиозные институты и практики, сохранявшиеся в Риме на протяжении достаточно длительного времени как самоочевидные пережитки отдаленного прошлого, список консулов (с некоторыми оговорками), отраженные в сочинениях древних авторов законы, юридические формулы и прочие документы, датировку и подлинность которых можно доказать с достаточной долей вероятности, современные филологические изыскания, результаты археологических исследований и — пока еще не используемые в полной мере — сравнительные данные из истории других обществ. При этом, конечно, для многих аспектов ранней римской истории весь материал подобного рода является скудным и недостаточным. Картина, полученная на его основе, неизбежно будет ограниченной, несовершенной и — в различной степени — предположительной. Как следствие, составить подробный рассказ о политической или военной истории Города, по крайней мере до конца IV в. до н. э., очень сложно. При этом основной упор следует делать на тех общих тенденциях и событиях, которые имеют наибольшее значение для понимания раннего Рима — даже в тех случаях, когда абсолютная хронология соответствующих стадий не совсем ясна.
Впрочем, масштабы подобного исследования не должны определяться и соответственно ограничиваться пристрастиями римских анналистов. Такие темы, как эволюция центральноиталийских поселений, включая и сам Рим, демографические изменения, возникновение города-государства, его экономические и социальные структуры, религиозные и юридические институты, культурная жизнь и внешние влияния, представляли для древних историков в лучшем случае второстепенный интерес. Современный же ученый может рассматривать перечисленные проблемы как более значительные и более плодотворные, поскольку информация по этим темам, содержащаяся в источниках, не относящихся к анналис- тической традиции, несмотря на свою недостаточность, нередко дает возможность поставить весьма важные вопросы и даже сформулировать вполне обоснованные гипотезы. Прежде всего историю Рима следует рассматривать в контексте развития центральной Италии в целом. Эта тема сама по себе является не менее значительной, причем ее разработке значительно способствуют постоянно ведущиеся археологические исследования. История периода, который рассматривается в данном томе, представляет собой историю не только самого Рима, но и покоренных им народов Италии.


Глава 2
М. Торелли
АРХАИЧЕСКИЙ РИМ МЕЖДУ ЛАЦИЕМ И ЭТРУРИЕЙ
I. 	Введение
Географическое положение Рима делает его раннюю историю весьма особым и в то же время очень показательным примером «истории фронтира»:1а расположенный в районе очень удобной пристани и у первого брода через большую реку — Тибр, которая, в свою очередь, представляла собой естественную границу между рядом этнических групп, довольно сильно отличавшихся друг от друга своим языком, а также уровнем социального и экономического развития (этруски, фалиски, латины, сабины и умбры), будущий Вечный Город уже на самых ранних этапах своего существования смог извлечь выгоду из собственного местоположения, которое обеспечивало исключительно легкую связь как с внутренними районами, так и с морским побережьем: другое подобное место довольно трудно было найти на всем Апеннинском полуострове. Сохранившиеся в исторической традиции рассказы об убежище, основанном Ромулом, о союзе между латинами и сабинами и о воцарении этрусской династии (с. 76 сл., 115 сл. насг. изд.), первый представитель которой якобы вел свое происхождение из Греции, очень хорошо отражают эту открытость, которая оказывала весьма существенное влияние на экономическое, социальное и культурное развитие зарождавшегося города.
Обо всем этом уже много раз говорилось в исследованиях современных историков, однако мы считаем необходимым еще раз обратить внимание на упомянутые выше моменты, в нашем случае — в контексте оценки археологических свидетельств. Как уже было отмечено в предыдущей главе (с. 29 наст, изд.), в самом Риме, который непрерывно расширялся и перестраивался на протяжении почти трех тысяч лет, подобных свидетельств обнаружено очень мало, в то время как прилегающие к нему области Этрурии и Лация довольно богаты археологическим материалом, весьма полезным для реконструкции основных этапов социального и культурного развития с конца бронзового века и по первые
1аФронтир — понятие, заимствованное из истории США; граница освоенных и неосвоенных (европейцами) земель. — В.Г.


Выше 1000 м над уровнем моря 200-1000 м Высота менее 200 м
25 50 75 100 125 км
1 1 1 1 1 1 1—1
25 50 75 миль
ο-*-ο
Карта 7. Центральная Италия в архаический период


50
Глава 2. Архаический Рим между Лацием и Этрурией
десятилетия периода Республики. Впрочем, подобная реконструкция1 требует особой осторожности, которую в принципе следует проявлять при получении исторической информации на основании археологических источников, ведь, как отметил А. Момильяно, говоря о монументальном труде Э. Гьёрстада2, эти источники далеко не всегда представляют собой автоматическое отражение социальных и этнополитических структур. Кроме того, еще большая осторожность необходима при использовании того подхода, который принят в данной главе, поскольку — по крайней мере в теории — археологические находки даже для двух соседних областей совсем необязательно являются идентичными — как в плане фактического материала, так и с точки зрения тех выводов, которые можно сделать на его основе. Тем не менее, контакты между южной Этрурией (в частности, Вейями), с одной стороны, и поселениями Старого Лация (в частности, Римом) — с другой, вполне оправдывают рассматриваемое сравнение, хотя в анализируемом случае нам придется ограничиться лить самыми основными данными и проигнорировать примеры случайного сходства, а также изолированные явления. Кроме того, как мы увидим далее, независимый анализ археологических свидетельств нередко подтверждает ту картину, которая складывается на основе широкой интерпретации литературной традиции, — как в нижеследующей гл. 3.
II. 	Археология, развитие городов
И СОЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
Первые и наиболее важные результаты параллельного изучения археологических материалов из южной Этрурии и Лация относятся не только к сфере типологии, но и к проблеме непрерывности или разрыва в существовании человеческих поселений в рассматриваемом регионе на протяжении весьма длительного периода, продолжавшегося с бронзового века по VI в. до н. э.3. Находки, восходящие к эпохе поздней бронзы (так называемый Суб апеннинский период, XI в. до н. э.), фиксируются на территории Лация лишь спорадически и не обнаруживаются ни в одном из центров железного века (единственное исключение — Ардея). На этрусской же территории, напротив, археологи достаточно часто находят следы Субапеннинской культуры, напрямую связанные с памятниками более поздней культуры — Протовилланова, которая также относится к эпохе поздней бронзы: достаточно вспомнить, к примеру, поселения на холмах Тольфа. И наоборот, если на латинской территории материалы, относящиеся к первому периоду развития культуры Лация, который по хронологии и по характеру параллелен культуре Протовилланова4, об¬
1 ТогеШ 1974-1975 [G 148]: 3-78; 1981 [J 122].
2 Momigliano 1963 [А 83]: 101—118 (= Idem. Terzo Contributo 558—571).
3 Основные фазы данного периода, с примерными датами, приведены в таблице на с. 83 наст. изд.
4 См. статью Перони (R. Peroni) в изд.: Civitä del Lazio Primitivo 1976 [В 306]: 19—25.


П. Археология, развитие городов и социальная история
51
разуют неразрывную последовательность с материалами, восходящими ко всем или некоторым из более поздних периодов, то в Этрурии — за редким исключением (например, погребение культуры Протовилланова в самом центре крупного виллановского некрополя Касале-дель-Фоссо в Вейях)5 — между культурами Протовилланова и Вилланова обнаруживается резкий разрыв: с появлением виллановских поселений в начале железного века протовиллановские поселения, нередко расположенные неподалеку от них, практически совершенно исчезают6. Всё это позволяет предположить, что разница между Этрурией и Лацием в рассматриваемый период имеет определенную связь с мифологической и исторической традицией, в которой нашла отражение древнейшая история двух народов, включая их происхождение.
Погребения и поселения первого и второго периодов развития культуры Лация (X — сер. IX в. до н. э.) практически не отличаются от аналогичных памятников того же периода, обнаруженных на территории Этрурии, в особенности в ее южной части, более компактной и менее густонаселенной. По мнению многих исследователей, общины, оставившие эти памятники, располагались достаточно близко (иногда всего в нескольких сотнях метров) друг от друга — как, например, поселения на Альбан- ских горах и на территории Рима (где следы построек рассматриваемого периода фиксируются около Арки Августа и на Палатине), и, следовательно, их экономическая и социальная жизнь, судя по всему, была основана на родовых структурах. Ярким примером этого является, в частности, производство бытовой и ритуальной керамики, которое, вне всякого сомнения, осуществлялось в рамках отдельных домохозяйств. При этом металлургия, вероятно, была организована на региональном уровне и, соответственно, не сосредотачивалась в руках определенных семейств7. Хотя это не оказывало непосредственного влияния на социальную структуру, подобный факт тем не менее указывает на быстрый экономический рост и массовое производство орудий труда и оружия.
На уровне идеологии синхронные и диахронные различия в погребальном обряде предоставляют исследователям дополнительный материал для многочисленных предположений о вероятном характере социальных структур рассматриваемого населения8. На протяжении всего IX в. до н. э. упомянутый обряд на территории южной Этрурии и Лация, судя по всему, был очень сходным: в обеих областях практиковалось трупо- сожжение с захоронением праха в биконических погребальных урнах (южная Этрурия) или в обычных урнах, иногда в форме хижины (Ла- ций). Погребальный инвентарь при этом был представлен небольшим количеством миниатюрных изображений всяческих предметов, в том числе доспехов и оружия (в Лации). Впрочем, во второй половине IX в. до н. э. на смену подобной миниатюризации, очевидно, пришел обычай,
5 Vianello Cordova 1967 [В 418]: 295-306.
6 Colonna 1977 [В 313]: 189-196.
7 La formazione della cittä nel Lazio 1980 [I 27].
8 Colonna 1974 [B 311]: 286-292.


52
Глава 2. Архаический Рим между Лацием и Этрурией
в соответствии с которым в могилы стали помещать предметы обычного размера, а обряд трупосожжения был постепенно вытеснен трупополо- жением. К середине VIII в. до н. э. трупоположение стало практически общепризнанным: немногочисленные исключения представляют собой лишь несколько мужских захоронений в Лации и погребения с бикони- ческими урнами в южной Этрурии (реже — с урнами в виде хижин). При этом следует отметить, что в обоих рассматриваемых регионах трупо- сожжение, судя по всему, сохранялось — хотя и спорадически — еще достаточно долгое время, на протяжении всего ориентализирующего периода9, что демонстрирует, в частности, не так давно открытая «царская» гробница Монте-Микеле в Вейях10 или знаменитая гробница Реголини- Галасси в Цере, которая также является «царским» захоронением11. Сохранение для определенных членов общества архаического обряда кремации с созданием вокруг гробницы героического ореола, вероятно, было призвано подчеркнуть выдающееся положение и авторитет глав определенных родов. При этом сходство рассматриваемых захоронений с «гробницами героев» в Эретрии (греческий город на о. Эвбея. — В.Г.), отмеченное целым рядом ученых, судя по всему, отражает не только эллинизацию — хотя и в особом смысле — этрусских и латинских погребальных обрядов, но и ту значимость, которую определенные родовые группы постепенно получили в обществе начиная с середины VIII в. до н. э., уничтожив изначальную экономическую и социальную однородность, заметную по могильникам предшествующего периода.
Параллельно с возникновением в VIII—VII вв. до н. э. этрусской и латинской аристократии в обеих рассматриваемых областях происходит рост некоторых поселений. Мелкие поселки поглощаются более крупными соседями, другие просто исчезают, к очевидной выгоде более сильных и могущественных общин, а поселенческие памятники, отличавшиеся более значительными размерами с самого начала железного века, становятся в анализируемый период еще больше. Современные ученые, интерпретирующие данный феномен как синойкизм или же как расширение отдельных центров (nuclear expansion) и, соответственно, склоняющиеся к жесткой поляризации, судя по всему, не осознают истинного смысла этого, без сомнения, чрезвычайно сложного процесса. Недавние исследования, проведенные на различных памятниках Этрурии и Ла- ция — от Вей до Фалерий и от Тарквиний до Лавиния, — показали, что рассматриваемое явление нередко было обусловлено обеими упомянутыми выше тенденциями, которые действовали на протяжении весьма длительного периода — с IX по VI в. до н. э.:12 некоторые города возникали путем объединения ряда деревень, разбросанных по достаточно боль¬
9 Bietti Sestieri 1979 [В 295]: 24—29. (Ориентализирующим (στ лат. orientalis — «восточный») исследователи называют период в истории центральной Италии, когда местные народы находились под сильным влиянием культуры Восточного Средиземноморья (кон. УШ — нач. VI в. до н. э.) — В.Г.).
10 Boitani 1982 [В 299]: 95-103. 11 Pareti 1947 [В 374].
12 	ТогеШ 1982 (В 413]: 117-128.


П. Археология, развитие городов и социальная история
53
шой территории, другие же развивались, оставляя за своими пределами целые «мертвые зоны» застроенной местности. Следовательно, синой- кизм и расширение отдельных центров представляют собой не противоположные явления, а две стороны единого процесса концентрации населения, несомненно, запущенного экономическими и социальными изменениями, основным из которых было возникновение аристократии.
Наряду с расширением поселений, конец УП в. до н. э. на рассматриваемой территории был отмечен возникновением гоплитской фаланги (что надежно подтверждается археологическим материалом из погребений и конечно же росписями и рельефами с ее изображением (рис. 6)), созданием хорошо организованных сакральных и общественно-политических институтов в городах. Первый из этих феноменов — распространение по всей Этрурии и Лацию техники гоплитского боя — привел к определенным изменениям как на социальном уровне, так и в сфере городской организации. Необходимость в более тесном взаимодействии (по причине всё более частых военных столкновений), судя по всему, как благоприятствовала, так и мешала постепенной консолидации власти в руках аристократии: и на этрусских, и на латинских изображениях гоплитскую фалангу возглавляют героические воины на колесницах, скорее всего, главы аристократических родов13. Соответственно, эти аристократические группы должны были адаптировать уже сложившуюся социальную и экономическую систему, предполагавшую наличие клиентов и иного зависимого населения, к новым техникам гоплитского боя, расширяя (с определенными сложностями) собственную социальную базу и обеспечивая своих подчиненных средствами для приобретения тяжелых бронзовых доспехов. Кроме того, для обороны теперь нередко требовались силы, намного превосходящие неизменно ограниченные по численности отряды, которые могли выставить аристократические группы, что создавало всё более широкие возможности для представителей социальных прослоек, не находившихся в зависимости от аристократии. С точки зрения археологии, особенно показательный пример того, что в состав гоплитской фаланги входили и люди, не относившиеся к аристократической системе, представляет датируемая 530 г. до н. э. Гробница Воина из Вульчи — «камерная» гробница типа a cassone (стандартное погребение индивидуального, а не родового характера), в которой обнаружен полный гоплитский доспех и богатый набор аттической керамики14. Окончательным утверждением данного процесса, без сомнения, стало введение Сервием Туллием центуриатной организации римского classis (войска. — В.Г.), которое традиционно датируется серединой VI в. до н. э. (с. 116 сл., 129 наст. изд.).
Эта новая военная реальность со своими последствиями экономического и социального характера, которую мы наблюдаем начиная с последней трети УП в. до н. э., вполне естественно нашла определенное выражение во всё более сложной и эффективной системе городских укрепле-
13 	ТогеШ 1981 [J 122]: 128-130.
14 	Dohm 1964 [В 320]: 491-492.


54
Глава 2. Архаический Рим между Лацием и Этрурией
Рис. 6. Изображение колонны гоплитов, всадников и боевой колесницы на страусином яйце из Вульчи (кон. УП в. до п э.). (Публ. по: Ducaö Р. Storia delVarte etrusca (Rome; Milan, 1927): вклейка 74.222.)
ний. Хотя в Этрурии раскопанных городов практически нет (за исключением Рузелл на севере), на территории Лация изучено весьма значительное количество поселений — таких как Лавиний, Кастель-ди-Дечима и Фикана (карта 2 на с. 301 наст, изд.) — с примитивными оборонительными сооружениями*  15, относящимися к VTTT—VI вв. до н. э. Эти сооружения представляют собой укрепленные туфом земляные насыпи (aggeres), и, возможно, отголоском именно их существования является упоминание о «каринском15а земляном вале» у Варрона («murus terreus Carinarum», см.: О латинском языке. V.48,143). Как правило, на месте подобных укреплений возводились настоящие каменные стены, которые в основном были построены в первой половине VI в. до н. э. (именно этим временем традиционно датируется строительство римских стен Сервием Туллием), а также снабжены воротами и оборонительными сооружениями, соответствующими приемам осады, широко распространившимся в рассматриваемый период по всей территории Эллады и Великой Греции.
Если появление земляных насыпей и каменных стен представляло собой реакцию на изменение способов ведения войны, то весьма существенным выглядит тот факт, что к тому же самому периоду — второй половине VII в. до н. э. — относится появление первых признаков формирования религиозной идеологии. До этого времени археологами практически не фиксируются следы культа (за исключением погребальных обрядов), на основании чего можно заключить, что в предшествующие периоды сакральное измерение — как в семейном, так и в коллективном
ь См. статью Джулиани (C.F. Giuliani) в изд.: Enea net Lazio 1981 [E 25]: 162—166 (Лавиний); статью Фишер-Хансена (Т. Fischer-Hansen) в изд.: Ficana. Catalogo della Mostra 1981 [В 325]: 59—65 (Фикана); а также: Guaitoli 1981 [В 339]: 117—150 (Кастель-ди-Дечима).
15а Карины — район Рима, расположенный у подножия Эсквилинского холма. — В.Г.


П. Археология, развитие городов и социальная история
55
контексте — не проявлялось в каких-либо особых формах. Теперь же, в 630—600 гг. до н. э., в Риме вокруг Форума создается особое пространство для политической и религиозной жизни (с. 97 наст, изд.): в 625 г. до н. э. рассматриваемая территория во второй раз вымащивается камнем, в 630 г. до н. э. — на месте хижин — строится Регия, священная царская резиденция, в 600 г. до н. э. сооружается Комиций (место для проведения народных собраний) и Курия Гостилия (здание для заседаний сената). К этому же времени (600 г. до н. э.) относятся первые ясные свидетельства существования в Городе культа Весты (материалы, найденные в колодце на Форуме)16. Параллели данному феномену обнаруживаются и в других городах Лация — в Сатрике17 и Габиях18, и еще более широко — в Этрурии:19 достаточно упомянуть так называемое «святилище Аполлона» в Вейях (на самом деле посвященное Минерве) и необычное сооружение из кирпича-сырца, обнаруженное на форуме в Рузеллах под слоем, относящимся к римскому периоду.
Далее, в рассматриваемую эпоху греческие по форме и происхождению предметы роскоши, которые с середины УШ в. до н. э. представляли собой исключительную прерогативу формировавшейся аристократии и в значительных количествах оседали в аристократических погребениях, начинают накапливаться в святилищах — в качестве вотивных приношений19а. И не случайно с этого же времени в гробницах Рима и расположенных неподалеку Вей попадается всё меньше престижных предметов. Теперь статус покойного гораздо чаще выражается не в накоплении и демонстрации предметов роскоши, а в особом внимании к погребальным обрядам или умышленно скромном погребальном инвентаре — как, например, мраморная урна, найденная на Эсквилине, или предметы из могилы всадника-атлета из Ланувия20. В то же время данный феномен отражает распространение — особенно на территории Лация (но не в Этрурии) — обычаев, предполагавших отказ от роскоши в погребальном обряде, если только не интерпретировать всё это как результат появления новой модели циркуляции богатства, в которой центральное место занимали святилища и общественные здания.
Таким образом, основываясь на анализе данных археологии, мы можем проследить осуществлявшийся на территории Лация и Этрурии длительный процесс экономического и социального развития, которое ознаменовалось переходом от поселенческих структур деревенского типа, существовавших на последнем этапе бронзового века, к окончательному формированию городских поселений в конце VII в. до н. э., с параллель¬
16 См. статью Торелли (М. ТогеШ) в изд.: Roma arcaica e le recenti scoperte archeologiche 1980 [А 113]: 13-15.
17 Satricum — una cittä latina 1982 [В 405]: прежде всего 53—54.
18 Zaccagni 1978 [В 423]: 42—46.
19 ТогеШ 1981 [J 122]: 164-174.
19аВотивные приношения (отлат. «votum» — «обет») — вещи, приносимые по обету в дар божеству, ради исполнения какого-либо желания. — В. Г.
20 Colonna 1977 [В 312]: 131—165; см. далее, рис. 35 и 39.


56
Глава 2. Архаический Рим между Лацием и Этрурией
ным появлением аристократического класса, занимающего главенствующие позиции в обществе. Кроме того, согласованная последовательность археологических материалов с обоих берегов Тибра в его нижнем течении в основном подтверждает целый ряд фактов, которые — путем тщательного анализа — можно почерпнуть из литературной традиции. Так, для реконструкции истории Лация X — середины IX в. до н. э. очень большое значение имеет комплекс поселений на Альбанских горах, с территории которого происходит весьма значительное количество очень качественного материала. Судя по всему, это были поселения деревенского типа, население которых, вероятно, было связано друг с другом узами родства. Местное общество характеризовалось социальным разделением труда между половозрастными группами, а также чисто натуральным хозяйством, в котором, очевидно, преобладало выращивание малоурожайных зерновых культур и некоторых овощей. Но наиболее ценными из всех археологических данных являются материалы, свидетельствующие о стабильности рассматриваемых поселений, которая пришла на смену непостоянству и неустойчивости бронзового века. Эта стабильность неотделима от появления семейной собственности на основное средство производства Древнего мира — на землю. Данная форма собственности, которая, возможно, сосуществовала с коллективными владениями племенного происхождения, судя по всему, представляла собой краеугольный камень будущего развития и основной источник противоречий, признаки которых можно заметить уже в «кризисе» погребальной обрядности, наблюдавшемся на протяжении IX в. до н. э.
Возникнув во второй половине IX в. до н. э. и сохраняясь до середины следующего столетия, эти признаки «кризиса» становились всё более заметными, что нашло отражение в явном обеднении центров, расположенных в Альбанских горах (заметно снижается количество богатых погребений), и в параллельном расцвете равнинных поселений — таких как Рим, Лавиний, Фикана (расположена к юго-западу от Рима, немного севернее Аавиния), Габии. Сходные процессы шли и на территории, населенной этрусками, где также фиксируется исчезновение горных центров, относящихся к культуре Протовилланова, и резкое появление вилла- новских поселений на широких плодородных равнинах, что опять же свидетельствует о важности земледелия. На основании имеющихся данных можно предположить, что для культуры Вилланова были характерны позитивные процессы колонизации, начавшиеся в IX в. до н. э. Появление же в Лации новых центров с аналогичными характеристиками — от городища на Квиринальском холме в Риме до поселений в Кастель-ди- Дечима, Лаурентине и, возможно, Тиволи — позволяет говорить о параллельных колонизационных импульсах, которые показывают, что поиски более плодородных земель и более выгодных способов ведения сельского хозяйства играли решающую роль в развитии производительных сил. Ну а то, что рассматриваемые процессы не могли происходить мирно, хорошо демонстрируется прогрессивными изменениями в техниках ведения войны, в развитии оборонительных сооружений и в росте размеров поселений.


Ш. Святилища и дворцы
57
Наиболее заметные изменения в социальной сфере начинаются в середине УШ в. до н. э. и набирают полную силу в следующее столетие. В это время возникает и постепенно укореняется зачаточная социальная стратификация — результат изменений, происходивших в предшествующие периоды, характеризовавшиеся сложным взаимодействием таких факторов, как появление собственности на средства производства (с очень разной производительностью), устойчивая тенденция к конфликтам между отдельными общинами и необходимость интеграции в рамках этих общин этнических групп различного происхождения. Вне всякого сомнения, именно на данном этапе у населения Лация и Этрурии возникают производственные отношения, базирующиеся на клиентской зависимости — основе экономической власти аристократии: бурный рост некоторых поселений (в частности, римский некрополь в рассматриваемый период перемещается на Эсквилин) и «исчезновение» многих других в УШ—VII вв. до н. э. доказывают, что захват новых территорий и подчинение соседних поселений (в литературной традиции — завоевания римских царей Тулла Гостилия и Анка Марция) привели в действие механизм сосредоточения богатств в руках представителей аристократического класса, что стимулировалось повышением урожайности выращиваемых культур и развитием технических приемов — в сельском хозяйстве и других сферах, а также всё более четким разделением труда, то есть теми факторами, которые хорошо фиксируются по данным археологии. Не следует забывать и о том, что укрепление власти аристократии базировалось не только на приобретении предметов, импортируемых с Востока и из Греции, но и на заимствовании оттуда же определенных культурных моделей, таких как пышные пиры и церемонии, призванные регулировать демонстрацию богатства. Эти процессы, в свою очередь, породили более высокий местный спрос и, соответственно, привели к возникновению специализированного ремесленного производства, что послужило основанием для дальнейшего усложнения социальной стратификации.
Таким образом, результатом описанных выше экономических и социальных процессов стало «рождение» города как своеобразного организма, очень хорошо фиксируемого по памятникам материальной культуры — стенам, сакральным и общественным сооружениям, а также постоянным жилым строениям, которые с последних десятилетий УП в. до н. э. начали образовывать первые городские ландшафты в истории Лация и Этрурии.
III. 	Святилища и дворцы
Одним из наиболее заметных и важных признаков экономического и социального развития УП в. до н. э. является появление жилых сооружений, построенных из более долговечного материала21. В начале рассматриваемого столетия — как показьюает, к примеру, хорошо известная
21 	ТогеШ 1983 Ц 125]: 471 слл.


58
Глава 2. Архаический Рим между Лацием и Этрурией
хижина VI из Сатрика — типичное жилище у этрусков и латинов по своему типу еще не сильно отличалось от хижин, возникших в начале раннего железного века, однако уже к середине УП в. до н. э. в образе жизни правящего класса упомянутых народов происходят фундаментальные изменения, о чем свидетельствуют, в частности, церийские аристократические погребения типа Гробницы нарисованных львов, а также появление глиняной черепицы и жилых построек с каменными фундаментами, имеющих достаточно сложную двухчастную или трехчастную планировку.
Открытие при исследовании поселения Акваросса близ Витербо прямоугольных в плане домов с несколькими комнатами и внутренним двориком22, которые были украшены архитектурными терракотами УП в. до н. э., а также раскопки крупного дворцового здания в Мурло близ Сиены23, построенного примерно в то же время, а затем перестроенного в начале следующего столетия, полностью изменили наш взгляд на интерпретацию археологических памятников УП—VI вв. до н. э. В то время как ранее считалось, что терракоты характерны только для храмов, новые данные показывают, что вплоть до конца VI в. до н. э. подобные архитектурные украшения использовались и при строительстве культовых зданий, и при сооружении построек общественного и частного характера. При этом, однако, следует отметить, что в рассматриваемый период границы между частными, общественными и сакральными зданиями были весьма размытыми, ярким примером чего является сооружение, обнаруженное в Мурло.
В своем окончательном виде дворец в Мурло представляет собой почти квадратную конструкцию со сторонами примерно 60 м в длину (рис. 7). Сооружение организовано вокруг просторного центрального двора с деревянными колоннами по трем сторонам и четырьмя одинаковыми угловыми помещениями, что позволяет сравнить его с восточными дворцовыми постройками, такими как дворец в Вуни на Кипре или дворец тирана Лариссы на Термосе. В четырех крыльях здания, расположенных вокруг внутреннего двора, согласно плану, размещаются внутренние помещения. Так, длинные комнаты на северо-восточной и юго- восточной стороне, возможно, представляли собой служебные помещения — от складов до конюшен и комнат для прислуги, а на юго-западной стороне, вероятно, располагалась пиршественная зала и женская половина дома. Северо-западная сторона, четко разделенная на три части, открытая в центре (что явно напоминает римский таблинум23*) и не имеющая колоннады, образует небольшой ойкос2315, выдвинутый по направлению к центру внутреннего двора и, судя по всему, предназначавшийся
22 Östenberg 1975 [В 368].
23 Nielsen and Phillips 1976 [В 367]: 113-147.
23аТаблинум (также — таблин) — помещение в римском доме, непосредственно примыкавшее к атриуму; чаще всего предназначалось для деловых встреч и хранения документов. — В. Г.
2315 О йк о с — основное помещение греческого (а затем и римского) дома; зал с очагом. — В. Г.


Ш. Святилища и дворцы
59
\
\
10
20
30
40
50
60 м
Рис. 7. План «дворцовой» постройки в Мурло (совр. Поджио-Чивитате).
Нач. VI в. до н. э. (Публ. по: Nielsen and Phillips 1976 [В 367]: рис. 1.)
для отправления семейного культа. Терракотовые украшения, обнаруженные во дворце, представляют собой подлинное средоточие всей аристократической идеологии: на кровельных балках размещены изображения предков в окружении мифических существ — грифонов и горгон, а на боковых портиках располагаются терракотовые фризы с изображением игр, свадебных торжеств, пира и группы хтонических и небесных божеств (рис. 8 а—с), что наводит на мысль об использовании внутреннего двора и выходящих на него помещений для церемониальных нужд и прекрасно выражает желание владевших дворцом аристократов сделать его политическим и идеологическим центром мира.


Рис. 8а. Реконструкция фриза из «дворца» в Мурло с изображением (свадебной) процессии. Нач. VI в. до н. э. (Публ. по: Gantz T.N. MDAI(R) 81
(1974): рис. 1.)
Рис. 8Ь. Реконструкция фриза из «дворца» в Мурло с изображением пира. Нач. VI в. до н. э. (Публ. по: Small J.P. Stud. Etr. 39 (1971): 28, рис. 1.)
Рис. 8с. Реконструкция фриза из «дворца» в Мурло с изображением сидящих божеств. Нач. VI в. до н. э. (Публ. по: Gantz T.N. Stud. Etr. 39 (1971): 5, рис. 1.)


Ш. Святилища и дворцы
61
На территории датируемого третьей четвертью VI в. до н. э. дворца в Аквароссе (рис. 9), который тоже был построен на месте более раннего здания, относящегося к середине VII в. до н. э., можно выделить центральный двор с двумя сторонами, снабженными колоннадой (рис. 10)24. На восточной стороне находится пиршественная зала и, возможно, женская половина, а северная сторона представляет собой трехчастное пространство с расположенным перед ним большим жертвенным очагом (eschara) и очень напоминает ойкос из Мурло, на основании чего можно предположить, что эта часть постройки также была предназначена для отправления культа предков. Сцены, украшающие дворец, отражают изменения, которые произошли за полвека со времени окончания строительства основного здания в Мурло: фриз с изображениями пира (komos) позволяет предположить, что одна из сторон рассматриваемого сооружения использовалась для проведения симпосиев (пиршеств. — В.Г.) (изображения игр, свадебных церемоний и божеств уже отсутствуют), тогда как изображения гоплитов, а также Геракла, сражающегося с Немейским львом или Критским быком (рис. 11), показывают, что теперь в центр семейного культа были возведены уже не боги, а герои. Что важно — анализируемое здание, подобно дворцу в Лариссе, располагается на одной оси со святилищем (sacellum), хотя последнее находится на определенном расстоянии от дворцового сооружения. На этом основании можно предположить, что обособление религиозной, политической и социальной сфер произошло практически одновременно: дворец в Мурло представляет собой центр всей социальной структуры и в то же время содержит внутри себя весь религиозный мир, тогда как в Аквароссе мир сакрального уже отделен от основного сооружения, а дворец остается связанным лишь с героическими деяниями и пиршественными церемониями.
Описанные выше открытия позволили совершенно по-новому оценить археологические свидетельства, полученные с территории Рима, — причем не только отделку Регии и Курии Гостилия, которые были украшены одинаковыми терракотами с изображением Минотавра (рис. 12), возможно, являвшегося архетипическим символом «города», но и саму планировку царской резиденции (рис. 13 a—d), которая во многом повторяет планировку дворцов, найденных в Аквароссе и Мурло. Не менее важным для определения формы социальной организации, преобладавшей в латинском обществе рассматриваемого периода, является наличие сооружения дворцового типа (хотя и меньших размеров) в Фикане, а также следов аналогичной постройки, не так давно обнаруженных в Сатрике — еще одном важном латинском городе25. Впрочем, с конца VI в. до н. э., когда в политической жизни Рима начался переход к институтам республиканского типа, Регия, превратившаяся в резиденцию «царя священнодействий»,
24 Östenberg 1975 [В 368]: 15-26.
25 Pavolini and Rathje 1981 [В 376]: 75—87; см. также статью Драгта (G.I.W. Dragt) в изд.: Satricum — una citta latina 1982 [В 405]: 41—42.


0 2 4 б 8 Юм
Рис. 9. План «дворцовой» постройки в Аквароссе на третьей стадии строительства. Ок. 550—525 гг. до н. э. (Публ. по: Östenberg 1975 [В 368]: 140.)
Рис. 70. Реконструкция «дворцовой» постройки в Аквароссе на третьей стадии строительства. Ок. 550—525 гг. до н. э. (Публ. по: Ostenberg 1975 [В 368]: 164.)


Рис. Ί 1. Реконструкция терракотового фриза из «дворца» в Аквароссе с изображением гоплитов, Геракла с Критским быком и колесницы. Ок. 550—525 гг. до н. э. (Публ. по: Östenberg 1975 [В 368]: 182.)
Рис. 12. Изображение «минотавра» с терракотового фриза из храма Цезаря на римском Форуме (изначально — вероятно, из Регии). Перв. четв. VI в. до н. э.


а. Регия в конце УП в. до н. э.
Ь. Регия ок. 580 г. до н. э.
Рис. 13 a—d. Стадии строительства Регии в царский период.


с. Регия ок. 530 г. до н. э.
d. Регия ок. 510—500 гг. до н. э.
(Публ. по: Brown 1974-1975 [Е 79]: рис. 10, 12, 14 и 4.)


66
Глава 2. Архаический Рим между Лацием и Этрурией
полномочия которого были ограничены лишь религиозной сферой, стала представлять собой — как бы в застывшем состоянии — типичный дворец-святилшце предшествующего периода. То же самое произошло и со святилищем Монтетосто в Цере. Это святилище, по всей вероятности, было предназначено для отправления обряда «энагизма», то есть приношения даров теням фокейских пленников, предательски убитых после битвы при Алалии ок. 540 г. до н. э. (Геродот. 1.167), и точно так же повторяло планировку дворцового здания — возможно, чтобы липший раз подчеркнуть мотив искупления «религиозного преступления», совершенного местным правителем в соответствии с упоминаемым у Гомера (и практиковавшимся этрусскими аристократами) обычаем жертвоприношения пленных26.
IV. 	Эмпории и святилища в эмпориях
Появление монументальных городских сооружений знаменует собой и ряд важных изменений в процессе торговли. С древнейших времен этрусский и латинский мир находился в контакте с Восточным Средиземноморьем и с двумя народами, державшими в своих руках морскую торговлю, — финикийцами и греками27. Восточный импорт фиксируется в погребениях и на иных археологических памятниках этрусско-латинского побережья уже с начала VIII в. до н. э.: именно с этого времени финикийцы и греки начинают всё чаще привозить к берегам Этрурии предметы роскоши, предназначенные для удовлетворения растущих потребностей зарождающейся аристократии. Тибр, имевший целый ряд удобных пристаней с вейянской и римской сторон, был, вероятно, одной из первых магистралей для налаживания контактов подобного рода, о чем свидетельствуют находки эвбейско-кикладской керамики в вейянских гробницах и на территории Рима. До конца УП в. до н. э. торговля, судя по всему, контролировалась формирующейся знатью, о чем можно судить по наличию достаточно большого количества предметов восточного импорта или их имитаций в аристократических гробницах. Но затем рядом с пристанями постепенно стали возникать так называемые эмпории — места, где осуществлялся обмен между греческими, этрусскими и латинскими торговцами, а на территории эмпори- ев начали появляться святилища богов — покровителей торговли, заимствованных из Греции или с Востока, но затем очень быстро отождествленных с местными божествами.
Наиболее полную и яркую картину предоставляет нам подобное святилище, обнаруженное в Грависках28, на месте порта этрусского города Тарквинии. Оно было основано примерно в 590—580 гг. до н. э. и посвя¬
26 ТогеШ 1981 [J 124]: 1-7.
27 ТогеШ 1981 [J 123]: 67-82.
28 ТогеШ 1977 [G 500]: 398-158.


IV. Эмпории и святилища в эмпориях
67
щено Афродите-Туран, к культу которой очень скоро добавились культы Геры-Уни и Деметры-Веи. Возникновение этого святилища отражает возраставшее влияние торговли с Самосом и — в известной степени — представляет собой результат массированного притока торговцев из крупнейших эмпориев Ионии и — с конца VI в. до н. э. — Эгины. Так, в Грависках найдено вотивное приношение в виде якоря, оставленное эгинцем Состратом, сыном Лаодаманта, которого Геродот (IV. 152) считал самым удачливым из всех известных ему купцов (см.: КИДМIV: рис. 39).
Культы, подобные отправлявшемуся в грависском святилище, можно обнаружить по всему западному побережью центральной Италии. В грандиозном храме конца VI в. до н. э. в Пиргах, порту города Цере, найдена посвятительная надпись, оставленная на этрусском и финикийском языках местным «тираном» Тефарием Велианой, с благодарностью богине Ипггар, отождествлявшейся с этрусской У ни, за помощь, оказанную ему в приходе к власти. Данное посвящение и грандиозный характер храмовых построек в Пиргах, намного превосходящих по своим масштабам святилище в Грависках, очень хорошо раскрывают ту важную роль, какую эмпории и связанные с ними социальные прослойки стали играть в вышеупомянутом этрусском городе в рассматриваемый период29.
В Рим торговцами был занесен культ восточной богини Афродиты, которая у латинян получила имя Фортуны. Ее святилище располагалось у городских ворот, на границе старого речного порта (Portus Tiberinus), и было возведено по образцу храма, посвященного греческим мойрам (богиням судьбы. — В.Г.), из которых старейшей (presbytate) была Аф- родита-Урания (Павсаний. 1.19.2). Исследователи отождествляют рассматриваемый храм с культовой постройкой, обнаруженной в районе церкви Сант-Омобоно, а в исторической традиции он — подобно многим другим святилищам Фортуны, некогда рассеянным по пригородам архаического города, — был тесно связан с фигурой римского «тирана» Сер- вия Туллия. Найденные в упомянутом храме этрусские и латинские надписи, богатые вотивные приношения, датируемые временем с VI в. до н. э., и пышная отделка — всё это явно свидетельствует о великолепии царского периода (см. рис. 14) и подтверждает ту важную роль, которую культ Фортуны, а также те люди, которые принесли его в Рим, играли для царской власти в эпоху правления этрусской династии. И, возможно, еще более важным является тот факт, что популярность святилища и его процветание, судя по всему, разделили судьбу этрусских царей Рима. Последние вотивные приношения в храме Фортуны относятся к концу VI в. до н. э., и — думается, не случайно — именно в первые годы существования Римской Республики он был заброшен и оставался в запустении на протяжении более ста лет30.
29 Die Göttin von Pyrgi 1981 [G 338]; Verzar 1980 [G 507]: 35—86. Иную датировку надписи, оставленной Тефарием Велианой, см. далее, на с. 314 наст. изд.
30 История данного храма рассматривается также далее, на с. 99 слл. наст. изд.


68
Глава 2. Архаический Рим между Лацием и Этрурией
О 5 10 см
Рис. 7 4. Реконструкция изображения с терракотового фриза из храма у церкви Сант-Омобоно. Вторая стадия строительства. Ок. 530 г. до н. э. (?). (Публ. по: Sommella Mura 1977 [E 135]: рис. 7.)
Впрочем, культ Афродиты, почитавшейся в эмпориях, обнаруживается не только в крупных городах южной Этрурии, но и в небольших городках, расположенных вдоль побережья, населенного латинами. Повсюду, от устья реки Лирис, где поклонялись богине Марике, явно отождествляемой с Афродитой-Понтией (Морской), до Анция, где почитали Фортуну, имевшую две ипостаси — девы и матроны, до Сатрика, где богиня была известна в основном под именем Матер Матуты (в римском святилище, обнаруженном у церкви Сант-Омобоно, она отождествлена с Фортуной-Девой (Virgo)), до Ардеи с ее святилищем Афродиты и конечно же до Лавиния, где был расположен огромный общелатинский храм этой богини, — везде божественная покровительница эмпориев обеспечивала своим присутствием безопасность торговли и мореплавания. Находки из Лавиния (с. 80 сл. наст, изд.; рис. 21) очень хорошо демонстрируют ту важную роль, какую Афродита приобрела в рассматриваемый период: обнаруженное в этом городе святилище «с тринадцатью алтарями», практически однозначно отождествляемое с общелатинским храмом Афродиты (который в окончательном монументальном виде был освящен примерно в 570 г. до н. э.), а также алтарь и «царская» гробница примерно вековой давности, посвященные культу Отца-Индигета (Энея)31, представляют собой наиболее выразительный пример того влияния, которое верования обитателей эмпориев оказывали на местные религиозные традиции. С подобной точки зрения вполне логично и то, что вокруг
31 	Об альтернативной, более поздней, датировке данного святилища см. далее, с. 92 наст. изд.


V. Заключение
69
упомянутого выше храма постепенно сформировался сложный ритуал Сельских Виналий (Vinalia Rustica) — религиозного празднества в честь сбора винограда и «таинства» брожения вина, которое было явно связано с технологиями, заимствованными в УШ в. до н. э. этрусками и лати- нами из Греции или с Востока. Не менее значительным элементом рассматриваемой картины оказывается и появление в том же контексте заимствованного у греков культа Диоскуров, свидетельством отправления которого на италийской земле служит знаменитая бронзовая табличка с надписью, также найденная в Лавинии (см. с. 671 наст, изд.; рис. 63) и, скорее всего, датируемая тем же временем, что и первая стадия строительства монументального святилища32.
Именно при посредничестве людей, постоянно приезжавших в эмпо- рии, этрусская и латинская культура обрела богатейшее идеологическое и технологическое наследие греков и приспособила его к своим нуждам, придавая новый вид обрядам и видоизменяя образы божеств в интересах той сложной социальной иерархии, которая постепенно складывалась на протяжении трех веков медленного формирования городских структур.
V. 	Заключение
«Археологическая» история, которая вкратце была обрисована выше, конечно, никоим образом не претендует на то, чтобы быть исчерпывающей и всеохватной. Мы всего лишь хотели привлечь внимание читателя к весьма значительному потенциалу археологических свидетельств, которые не следует рассматривать ни как подтверждение определенной интерпретации литературной традиции, затуманенной древними и современными неясностями и недоразумениями, ни как самодостаточную реальность, лишенную каких-либо связей с подлинной динамикой исторического процесса. Будучи ограниченными объемом данной главы, мы постарались сделать упор лишь на отдельных аспектах всего широкого спектра археологических данных. При этом, думается, нам всё же удалось привлечь внимание историков, по крайней мере, к основным элементам экономического, социального и культурного комплекса, которые могут быть вписаны в широкую картину, возникающую на основании критической и широкой интерпретации литературной традиции.
Приведенную нами последовательность основных событий, восстановленных на основании данных археологии, читатель сможет согласовать с исторической информацией, которая сообщается в следующей главе, написанной А. Момильяно, а потому в настоящем разделе мы не стали касаться данной проблемы. Конечно, единый подход к цивилизациям южной Этрурии и Лация (естественно, с учетом различий, обусловленных разнородностью скорее социального и культурного, нежели этниче¬
32 	ТогеШ 1984 [I 70].


70
Глава 2. Архаический Рим между Лацием и Этрурией
ского плана) является весьма плодотворным. Он помогает нам восстановить в долгосрочной исторической перспективе основополагающее единство этих двух цивилизаций, а также — лучше понять исторические различия в судьбах Этрурии, Лация и Рима. При этом, однако, следует всегда помнить о достаточно условном характере «археологической истории», поскольку по своей природе она должна постоянно меняться и прогрессировать с течением времени. Следовательно, при объединении одного типа истории с другим необходимо проявлять еще большую осторожность, чем было сказано в первых абзацах этой главы, — хотя при этом, конечно, не следует полностью оставлять подобных попыток, что, к сожалению, всё чаще позволяют себе современные историки и археологи.


Глава 3
А. Момильяно
ДРЕВНЕЙШАЯ ИСТОРИЯ РИМА
I. 	Проблемы контекста
Отдельные греческие мыслители IV в. до н. э. (например, Гераклид Пон- тийский), которые — по крайней мере, с теоретической точки зрения — достаточно неплохо разбирались в рассматриваемом вопросе, именовали Рим эллинским полисом (Плутарх. Камилл. 22). Другие греческие авторы, о которых упоминает Дионисий Галикарнасский, не называя их имен [Римские древности. 1.29.2), задавались вопросом о том, не являлся ли Рим этрусским городом. Определение Рима как греческого полиса, очевидно, всё еще очень импонировало историкам-филэллинам типа сенатора Г. Ацилия (?), жившим во П в. до н. э., когда Рим начал превращаться в огромную державу с не виданной до этого структурой (Jac. FGrH 813 Fl). С другой стороны, вопрос об этрусском влиянии на римские институты и обычаи продолжал всерьез занимать таких историков, как Страбон (V.2.2, р. 219—220С)1а. Более того, эти альтернативные взгляды на Рим — как на греческий или как на этрусский город — сохраняют свое значение и для нас. Но, в отличие от древних авторов, нам известно, по крайней мере, об одном важном затруднении, внутренне присущем данному противопоставлению: развитие этрусских городов шло с оглядкой на греческие образцы.
Как мы знаем, в период между 850 и 700 гг. до н. э. в Греции (а затем и в Италии) начались процессы глубокой социальной трансформации, которые в конечном итоге привели к созданию классического города-государства. Нередко рассматриваемая трансформация начиналась с перемещения определенных групп населения, которые либо направлялись в отдаленные места, нередко — за моря (так началась знаменитая греческая колонизация), либо основывали новый город где-нибудь по соседству со старым. При этом не исключалось и насильственное перемещение людей из одного места в другое. Технологические условия рассматриваемых из-
1а С — ссылка на первое критическое издание «Географии» Страбона, выпущенное Казобоном (Париж, 1587). — В. Г.


72
Глава 3. Древнейшая история Рима
менений не всегда ясны, хотя основную роль в этих процессах, судя по всему, сыграли такие факторы, как возрастание власти человека над водной стихией (посредством ирригации и навигации), развитие металлургии (более широкое и умелое использование железа, более существенный приток олова и меди), появление в определенных местах и в определенные годы излишков пшеницы, оливкового масла и вина, приводившее к расширению торговли и, наконец, самый трудноуловимый момент — военное превосходство определенных групп. Некоторое представление о масштабах греческой торговли и о странах, вовлеченных в этот процесс в рассматриваемый период, дают эллинские колонии, основанные в Vili в. до н. э., — такие как Аль-Мина в Сирии и Питекусы на острове Искья (у западного побережья Италии. — В.Г.). Ввозя железо и медь из Этрурии, жители Питекус наладили прямые контакты между греками и этрусками, а также инициировали приток греческих ремесленников, торговцев и аристократов в этрусские города, что постепенно привело к широкому усвоению греческих культурных моделей этрусками и их соседями, среди которых были и латины, в том числе жители недавно основанного города Рима.
Таким образом, появление в Италии городов-государств под влиянием греческих образцов неоспоримо. При этом, однако, целый ряд факторов весьма существенно затрудняет понимание нами этого процесса. Прежде всего, мы пока не можем объяснить, каким образом этруски сумели так быстро и умело превратить Виллановскую культуру центральной Италии (вне зависимости от того, были ли они связаны с ней общностью происхождения) в прочный союз городов, который стал одним из самых долговечных в истории человечества. Пока нам понятно лишь то, что, несмотря на всё, что этруски переняли у греков, первые сохранили свое отличие от вторых, а из дальнейшего нашего рассказа станет ясно, что римляне и этруски научились у эллинов несколько разным вещам. В частности, мы всё еще остаемся в неведении относительно того, какой вклад внесло близкое к этрускам население острова Лемнос в контакты между этим народом и Востоком, а также в интерпретацию ими греческих социальных и культурных моделей: судя по всему, греки утвердились на Лемносе еще до его завоевания Мильтиадом1.
Кроме того, не следует забывать и о том, что процессы урбанизации, торговли и колонизации шли параллельно не только у греков, но и у финикийцев, активно конкурировавших с ними в Западном Средиземноморье и имевших сходные взгляды на многие элементы общественной жизни. Этруски (а затем и римляне) наладили тесное сотрудничество с финикийцами из Карфагена только в VI в. до н. э., однако первые контакты с представителями этого народа были установлены уже в УШ в. до н. э. (ср. рис. 15). Хотя большинство современных ученых склоняется к тому, что и этруски, и латины позаимствовали алфавитное письмо у греков, а не у финикийцев, финикийский импорт достаточно широко представлен в этрусских и латинских погребениях, а в одном из них (в Пренесте)
Heurgon 1980 [J 65]: 578-600.


I. Проблемы контекста
73
Рис. 15. Фигурные фризы фаянсовой вазы с изображением египетского фараона Бокхориса. На верхнем фризе, в его левой части, он стоит у стола между богиней Нейт и богом Гором, а затем, в правой части фриза, показано, как его ведут два бога — Гор (слева) и Тот (справа). На нижнем фризе изображены чернокожие пленники, сидящие среди пальм. Ваза была изготовлена финикийскими или египетскими мастерами еще до смерти Бокхориса в 715 г. до н. э. Обнаружена в женском погребении в Тарквиниях, которое, вероятно, датируется первой четвертью УП в. до н. э. (Публ. по статье Ратье (A. Rathje) в изд.: Ridgway and Ridgway 1979 [A 111]:
151, рис. 11.)
даже обнаружена финикийская надпись2. Р. Ребюффа предположил, что в УП в. до н. э. в Риме существовал финикийский (тирский) квартал (правда, неопровержимых доказательств этого у нас нет), а Д. ван Берхем достаточно убедительно обосновал финикийское происхождение римского культа Геркулеса (Мелькарта)3. Таким образом, вклад финикийцев в развитие городской жизни в центральной Италии следует оценивать, по крайней мере, как нечто вполне возможное.
Выходя за рамки событий — или преданий — VTQ—VI вв. до н. э., современные исследователи обращаются также к изучению микенского влияния и индоевропейских пережитков на территории Лация. Без сомнения, и подобное влияние, и подобные пережитки действительно существовали, но их масштабы до сих вызывают немало споров. В последнее время на территории Италии обнаруживается всё больше свидетельств микенского импорта. Судя по всему, в какие-то моменты между 1500 и 1100 гг. до н. э. греки действительно торговали и, возможно, даже селились на Сицилии и в южной Италии, однако на территории Рима пока не найдено ни одного фрагмента керамики, который можно было бы с уверенностью назвать микенским, да и Лаций в целом достаточно слабо представлен на карте микенских находок в Италии, составленной
2 Amadasi 1967 [К 1]: 157.
3 Rebuffat 1966 \К 162]: 7-48; van Berchem 1967 [G 504]: 73-109, 307-338.


74
Глава 3. Древнейшая история Рима
в 1981 г.3а. По этой причине ученым, которые отстаивают сильное микенское влияние на Ранний Рим (самым авторитетным из них является
Э. 	Перуцци)4, для обоснования своей гипотезы о существовании микенского поселения на Палатине приходится полагаться на лингвистические данные и на греческие мифы. Впрочем, доказательства, приводимые подобными исследователями, пока весьма неубедительны и в основном представляют собой сочетание сомнительных этимологий и нетрадиционного толкования легенды об Эвандре (с. 79 сл. наст. изд.).
Что касается индоевропейского наследия в Риме, то аргументация в его пользу представляется намного более основательной. В общем и целом, отрицать факт его существования просто невозможно. Латины и, соответственно, римляне говорили на индоевропейском языке и поклонялись целому ряду явно индоевропейских богов (хотя таковых и не очень много). Споры идут по более частным вопросам. Так, очень талантливый и влиятельный французский ученый Жорж Дюмезиль [1898— 1986] посвятил свою жизнь демонстрации того, что всё институциональное и интеллектуальное наследие римлян было организовано сообразно модели, общей для всех индоевропейских народов5. В своих ранних работах он усматривал эту модель в делении римского общества на три «функциональные» трибы или «касты» — правителей и жрецов (Рамнов), производителей материальных благ (Тициев) и воинов (Луцеров), — которым должна была соответствовать трехсоставная религия, обретшая наивысшее выражение в триаде «Юпитер — Марс — Квирин» (Марс при этом рассматривался как бог войны, а Квирин — как бог мира и плодородия). Позднее, однако, Дюмезиль пересмотрел свою точку зрения. Он согласился с тем, что три Ромуловы трибы не являлись кастами, и прямо заявил, что индоевропейские институты в Риме фиксируются только на уровне терминологической преемственности (например, латинское слово «тех» («царь») сходно с индийским «raj(an)» и кельтским «rig»). Как следствие, на этом, втором, этапе своих исследований Д юмезиль ограничился поисками трехсоставной идеологии в сфере религии и мифологии. Он предположил, что рассказы о древнейшей истории Рима — от Ромула до Анка Марция — представляли собой своеобразный пересказ индоевропейских мифов. При этом большинство исследователей соглашается с тем, что Дюмезиль действительно сумел показать различную степень сходства между римскими мифами (или легендами) и мифами (или легендами), которые имели хождение у других индоевропейских народов. Ярким примером этого является история поединка Горациев и Кури- ациев: трех братьев из Рима и трех — из Альба-Лонги (Ливий. 1.24.1 слл.; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. Ш. 13—22; и т. д.). Впрочем, интерпретировать историю царского периода как отражение коллектив¬
За О более новых находках микенской керамики на территории Италии см., напр.: Betelli М. Italia mendionale e mondo miceneo (Florence, 2002). — В. Г.
4 Peruzzi 1980 [I 50].
5 См.: Dumezil 1941-1945 [G 395]; 1944 [A 41]; 1958 [A 43]; 1968-1973 [G 396]; 1969 [G 397]; 1974 [G 398].


I. Проблемы контекста
75
ной ментальности, основанной на трехчастных структурах, Дюмезилю и его последователям удалось всё же недостаточно убедительно, хотя определенный элемент истины, без сомнения, содержится и в ранних, и в поздних рассуждениях ученого. В составе любого общества можно выделить священнослужителей, воинов и производителей материальных благ, а также лидеров, которые находятся где-то между ними. В частности, совсем неудивительно, что трехчастную схему Дюмезиля можно легко приложить и к средневековой Европе. Чего Дюмезиль не смог сделать, так это объяснить при помощи неизменной индоевропейской модели постоянно менявшиеся отношения между социальными группами Рима. Вместо индоевропейской модели Дюмезиля венгерский исследователь Андреас Альфельди [1885—1981] предложил свою, «кочевническую», модель6, которая, впрочем, оказывается столь же неидеальной. Опираясь на описания ирано- и тюркоязычных кочевников, Альфёльди выделил в развитии архаического римского общества две стадии — матриархальную, основанную на трехчастных институтах (таких как три трибы и тридцать курий), и патриархальную, в ходе которой на первый план вышли институты двухчастного характера (такие как соправление двух царей). Конечно, всё это не более доказуемо, чем, к примеру, существование экзогамии на второй из упомянутых стадий, однако указанным ученым был поставлен целый ряд проблем, которыми ни в коем случае нельзя пренебрегать, — например, проблема важности конницы и юношеских групп в архаическом римском обществе.
Таким образом, на данный момент традиционное толкование архаического Рима как социума, аналогичного греческим или этрусским городам-государствам, затрудняется появлением иных, нередко более косвенных, факторов, которые пока еще не раскрыты во всей полноте. К этому необходимо добавить, что неясными для нас остаются даже некоторые из фундаментальных особенностей римского общества VII—VI вв. до н. э. Достаточно упомянуть хотя бы тот факт, что учеными до конца не установлено, какая форма собственности на землю существовала в Риме в рассматриваемый период, поскольку ключевой термин в этой сфере — «heredium» по-прежнему вызывает немало споров (с. 125 наст. изд.). Точно так же в решении вопроса о структуре функционирования царской власти в Риме нам весьма сильно препятствует то, что мы не знаем изначального смысла и предназначения так называемого «куриатного закона об империиба» (lex curiata de imperio), который якобы обеспечивал легитимность нового царя (с. 131 наст. изд.). В подобных обстоятельствах нам показалось, что будет весьма разумным рассказать об археологических и письменных источниках по отдельности, воздерживаясь от предварительных гипотез, которые лучше обосновывать в отдельных монографиях. В минувшие века, вплоть до времен Бартольда Георга Ни¬
6 	См.: Alföldi 1974 [А 1].
6а Империй (лат. imperium, от глагола imperare — «повелевать, начальствовать») — высшая исполнительная власть в Древнем Риме. Подробнее см. далее, с. 231 наст. изд. — В.Г.


76
Глава 3. Древнейшая история Рима
бура [1776—1831] и Теодора Моммзена [1817—1903], любое исследование, посвященное архаическому Риму, представляло собой рассмотрение исторической традиции, отраженной в сохранившихся древних текстах, наиболее важные из которых относятся к концу I в. до н. э. (Диодор, Дионисий Галикарнасский и Ливий). Первопроходцами в деле подобного критического рассмотрения письменных источников обычно считают голландца Якоба Форбрука (больше известного под фамилией Пе- ризоний; [1657—1715]) (1685) и француза Луи де Бофора [1703—1795] (1738), однако ученых, работавших в том же направлении, было гораздо больше. Основным же новшеством нашего времени стало накопление новых археологических свидетельств (включая эпиграфику). Теперь этих свидетельств вполне достаточно для составления совершенно отдельной истории архаического Рима, которая может быть использована для проверки данных письменных источников — и в то же время сама может быть проверена на их основании. Поскольку археологическое исследование в известной степени можно планировать путем предварительной постановки определенных проблем, усилия современных археологов всё чаще направляются на получение ответов на вопросы (особенно в отношении материальных условий и социальной стратификации), недостаточно или ненадежно раскрываемые в литературной традиции, намного более поздней, чем описываемые события.
II. 	Мифы об основании Города
Впрочем, прежде чем перейти к рассмотрению археологических свидетельств, думается, будет вполне логично уделить определенное внимание легенде об основании Рима в том виде, в каком она представлена в дошедших до нас трудах древних авторов. Известный нам причудливый сплав легенд о Ромуле и историй об Энее, без сомнения, явился результатом многовекового развития и основывался на местных, греческих и, возможно, этрусских материалах. Он важен для нас как отражение того, что римляне думали о своем происхождении начиная, по крайней мере, с конца IV в. до н. э. Когда они в конечном итоге решили, что происходят от троянцев, то, по сути дела, отказались от своей родственной связи и с греками, и с этрусками — как бы давая ответ на ставившийся греческими авторами вопрос о том, греческим или этрусским городом является Рим.
Рассказ о том, что Рим был основан Энеем, который прибыл в Италию вместе с Одиссеем или немного позднее (текст не совсем ясен), Дионисий Галикарнасский [Римские древности. 1.72.2) приписывает Гелланику Лесбосскому. В конце V в. до н. э. — когда Гелланик писал свои труды — грекам уже достаточно давно были хорошо известны строки из «Теогонии» Гесиода (возможно, вставленные в поэму позднее), в которых говорилось о том, что волшебница Кирка родила от Одиссея двух сыновей, Атрия и сильного и безупречного Латина, что «на далеких святых островах обитают и над тирренцами, славой венчанными, властвуют всеми»


П. Мифы об основании Города
77
(1010—1016; здесь и далее — пер. В.В. Вересаева:). Конечно, подобные пассажи явно относятся к кругу греческих преданий о странствиях героев Троянской войны. Еще одному греческому автору — Алкиму Сицилийскому — мы обязаны самым ранним из дошедших до нас упоминанием о взаимосвязи между Ромулом и Энеем (если Алким действительно жил примерно в середине IV в. до н. э.) (Jac. FGrH 560 F4). Согласно сохранившимся свидетельствам, рассматриваемый автор писал о том, что Ромул был единственным сыном Энея от Тиррении и отцом Альбы, чей сын Ром (Rhomos) (в рукописи, скорее всего, изначально стояло имя «Родий» (Rhodios)) стал основателем Рима. Хотя Ромул впервые появляется в этом греческом тексте, мы едва ли можем сомневаться в том, что упомянутая связь его образа с образом Энея являлась искусственной и была основана на некой исконно римской легенде, которую эллинам пришлось принять во внимание.
Как видно из наших основных источников, относящихся ко временам Цезаря и Октавиана Августа, в римской версии легенды об основании Города сохранилась связь Ромула с Энеем через династию царей Альба- Лонги, которые считались потомками последнего. Согласно данной версии, дочь одного из этих царей подверглась насилию со стороны бога Марса (хотя существовали и иные варианты данной истории) и родила близнецов — Ромула и Рема. Последующие события, излагаемые в легенде, можно разделить на четыре части. В первой из них близнецы, чудесно спасенные и выкормленные волчицей, становятся вожаками юношеского объединения, решают основать новый город и в момент совершения соответствующих обрядов ссорятся между собой, в результате чего основание города одновременно превращается и в акт братоубийства. Во второй части Ромул, теперь уже один, выступает в качестве главаря разбойников, который без разбору собирает в свой город мужчин и дает им жен, совершая похищение сабинянок. В третьей сцене римляне и сабиняне объединяются под совместной властью Ромула и Тита Тация (единственный случай соправления двух царей, зафиксированный в римской традиции) и делятся на три трибы и тридцать курий. Наконец, к четвертому разделу относится ряд менее обстоятельно описываемых эпизодов — в основном связанных с войнами и завоеваниями, — а также более подробный рассказ об исчезновении Ромула, в котором представлена модель обожествления римлянами своих правителей. Хотя для отдельных эпизодов или даже частей данной истории несложно найти параллели в мифологической и легендарной традиции других народов (достаточно вспомнить рассказы о Каине и Авеле, Моисее, Кире, индийских близнецах Насатьях, а также скандинавские мифы о войнах между асами и ванами), общая схема, лежащая в основе всей легенды, далеко не столь очевидна. Судя по всему, основное содержание анализируемой истории сложилось задолго до 296 г. До н. э., когда в Риме было торжественно воздвигнуто изваяние волчицы и близнецов — основателей Города (Ливий. Х.23.12) (в оригинале: Х.23.1. — В.Г.). Стандартный пересказ легенды, очевидно, приводился в трудах первого римского историка Фабия Пиктора, который писал на


78
Глава 3. Древнейшая история Рима
греческом языке и жил в конце Ш в. до н. э. При этом Плутарх [Ромул. 3.1; 8.7) отмечает, что рассказ Фабия повторял в общих чертах историю, приведенную в сочинении греческого автора Диокла с Пепарета. В принципе, это подтверждает предположение о том, что уже во второй половине Ш в. до н. э. компромиссная греко-латинская версия легенды об основании Города стала канонической. Выработать подобный компромисс оказалось достаточно легко, поскольку и грекам, и римлянам постепенно стало ясно, что если Рим был основан примерно за 250 лет до установления Республики, то к этому едва ли мог быть причастен Эней или его непосредственные потомки. Так в легенде появилась династия альбанских царей, которая еще не упоминалась в поэмах Невия, но уже была признана его современником Фабием Пиктором. Таким образом, был найден идеальный вариант взаимосвязи между Энеем и Ромулом.
В общем и целом, рассматриваемая легенда, конечно, имела определенную идеологическую направленность. Во-первых, миф об основании Рима — это миф о городе, а не о племени или народе. Граждане Рима всегда осознавали свою принадлежность к сравнительно небольшому латинскому народу, который имел собственный язык, собственные святилища и (по крайней мере, на протяжении достаточно длительного времени) определенные союзные институты. В истории об основании Рима упоминается о существовании латинов и латинских городов — Лавиния и Альба-Лонги, но ничего не говорится о происхождении латинского народа. Во-вторых, в наиболее авторитетных версиях рассматриваемой легенды особо указывается, что и у Энея, и у Ромула один из родителей являлся божеством (правда, Эней происходил от божественной матери, а Ромул — от божественного отца: это были Венера (Афродита) и Марс (Арес)бЬ, которые, согласно греческим мифам, весьма близко знали друг друга). Кроме того, оба рассматриваемых персонажа были предводителями переселенцев, к которым постепенно присоединялись и чужеродные элементы. В общем и целом, римляне хотели, чтобы их общество воспринималось как имеющее божественное, но при этом отнюдь не безупречное происхождение и возникшее в результате слияния разнородных и нередко весьма сомнительных элементов, а также основанное на порядках, установленных после того, как основание Города было отмечено актом братоубийства. Без сомнения, как мы увидим далее, в легенде также нашла отражение та роль, какую в архаических обществах центральной Италии играли отряды молодых искателей приключений, возглавляемые представителями родовой аристократии. В соответствии с обрядом «священной весны» («ver sacrum»), на основании обета, приносившегося в годину бедствий, группа молодых людей высылалась из города на поиски новых земель во главе с неким лидером, который в свою очередь должен был следовать за священным животным (с. 344 наст. изд.). Впрочем, этот
№ В оригинале использованы только римские имена (Venus и Mars), что вообще характерно для англоязычной литературы. — В. Г.


П. Мифы об основании Города
79
обряд представлял собой лишь наиболее сакрализованный вариант переселения юношеских групп. В частности, имя Ромула в легендарной традиции с обычаем «священной весны» не связывается. В общем и целом же римляне, отмечая, что не считают себя ни греками, ни этрусками, уделяли весьма существенное внимание описанию смешанного происхождения своего гражданского коллектива.
При этом, обозначив главное в основной истории, в ее более поздних вариантах жители Рима признали свою давнюю взаимосвязь с греками, поместив на Палатинском холме поселение, основанное аркадянином Эвандром еще до того, как в Лаций прибыл Эней, хотя, кто первым сочинил эту историю, мы не знаем. Кроме того, со временем римские авторы признали и вхождение этрусков в состав древнейшего населения Города, в частности — искусственно увязав с этим народом одну из Ромуловых триб — Луцеров. Во всем этом легко усмотреть предвестие будущего отношения римлян к остальным народам своей державы: упрямо защищая собственную идентичность от влияния греков и этрусков, они одновременно провозглашали себя народом, готовым ассимилировать любых иноземцев без каких-либо расовых предрассудков или моральных претензий.
В подобном контексте достаточно удивительным выглядит тот факт, что уже на ранних этапах своей истории римляне, судя по всему, не имели ничего против самоотождествления с сабинами. Демонстрируя еще один аспект вины, связанный с основанием Города, они полагали, что Ро- мул не только совершил братоубийство, но и добился слияния с сабинянами, подвергнув насилию их женщин. Согласно традиции, сабинянином был наследник Ромула Нума Помпилий, образцовый религиозный лидер. Не менее загадочным представляется и то, что сабинский царь Тит Таций в легендах выступает как соправитель Ромула Почему у первого римского царя сначала появляется потенциальный соправитель, Рем, а затем — временный соправитель, Тит Таций? Проведение параллелей с существованием института двух консулов в период Республики лишь запутывает ситуацию еще сильнее. Нам необходимо больше узнать о ранних контактах между латинами и соседствовавшими с ними сабинами, которые должны были вызывать у римлян определенные опасения, осуществляя грабительские набеги на равнины и холмы Лация (продолжавшиеся вплоть до середины V в. до н. э., когда сабинянин Аппий Гердоний захватил Капитолий (с. 347 наст, изд.)) и, судя по всему, пытаясь закрепить за собой часть латинской земли.
Впрочем, всё сказанное нами предназначено вовсе не для того, чтобы объяснить миф об основании Рима, а лишь для того, чтобы обозначить направление, которое римляне придали собственному развитию при помощи политической идеологии, заложенной в этом мифе. Мы бы поняли его лучше, если бы знали, использовались ли подобные компоненты в мифах этрусков. Так, на этрусской стеле, найденной на кладбище Чер- тоза в Болонье, которая относится к V или IV в. до н. э., мы обнаруживаем изображение волчицы, кормящей ребенка (рис. 16). На этрусском скарабее, датируемом примерно 500 г. до н. э. (коллекция Люйне в Па-


80
Глава 3. Древнейшая история Рима
Рис. 16. Стела из Болоньи с изображением ребенка, сосущего молоко волчицы (пер. пол. IV в. до н. э.).
риже), изображен Эней, несущий своего отца. Статуэтки, изображающие Энея в таком же положении, найдены и в Вейях. Но при этом мы очень далеки от понимания того, что имели в виду этруски, изображая детей, сосущих молоко волчицы, или Энея, несущего своего отца, а вейянские статуэтки вообще могут относиться к тем временам, когда город уже вошел в состав Римской державы. Кроме того, мы не можем быть уверены в том, что найденные на территории Этрурии аттические вазы с изображениями Энея отражали вкусы этрусских заказчиков, а не афинских мастеров. Еще один момент, о котором нам не помешало бы знать больше, — это роль, которую в оформлении легенды об Энее сыграл латин- скии город Лавинии. В частности, Дионисий Галикарнасский пишет о том, что видел в этом городе героонбс Энея [Рижские древности. 1.64.5). Итальянские археологи отождествляют с ним обнаруженное ими культовое сооружение IV в. до н. э. с находящейся внутри гробницей, датируемой VH в. до н. э. (рис. 17; ср. с. 68 наст. изд.). В начале Ш в. до н. э. греческий историк Тимей узнал от жителей Аация, что Эней привез в Лавиний некие священные предметы (Jac. FGrH 566 F59). Судя по всему, эти предметы следует отождествить с Пенатами римского народа (Penates Populi Romani), которые должны были каждый год посещать в Лавинии римские консулы и преторы (Варрон. О латинском языке. V.144; Макробий. Сатурналии. Ш.4.11). Кроме того, греческий поэт Ликофрон в своей поэме «Александра» (Ш или П в. до н. э.), вероятно, впервые упомянул о том, что Лавиний был основан Энеем (именно об этом, по-видимому,
6сГероон —в греческой традиции святилище героя, обычно располагавшееся на его гробнице. — В.Г.


-1 0 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 м
I 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1
Рис. Ί7α. План «героона» в Лавинии. (Публ. по: Roma medio-repubblicana 1973 [В 401]: 314, рис. 24.)
Рис. 17Ь. Реконструкция «героона» в Лавинии. (Публ. по: Giuliani C.F. and Sommella Р. PP 32 (1977): 368, рис. 8.)


82
Глава 3. Древнейшая история Рима
идет речь в 1.1259). Ливий и другие древние авторы полагали, что Эней утонул в реке Нумике недалеко от Лавиния и почитался под именем Юпитера Индигета. Обнаруженную в Тор-Тиньоза, неподалеку от Лавиния, надпись с упоминанием «лара Энея»7 многие исследователи рассматривают как указание на культ нашего героя. В общем, вся совокупность имеющихся у нас свидетельств позволяет предположить, что жители Лавиния издавна с глубоким уважением относились к образу Энея, что, возможно, обусловило интерес к нему и в городе на Тибре. Как бы то ни было, когда римляне решили стать потомками троянцев, они точно знали, что могут рассчитывать на симпатию со стороны жителей других латинских городов.
III. 	Поселения, общество и культура в Лации и Риме
Теперь мы можем обратиться и к археологическим свидетельствам (см. карту 1 на с. 48—49 и карту 2 на с. 301 наст, изд.; рис. 18). Жизнь в Риме кипит вот уже почти три тысячи лет. Живые люди, чтобы жить дальше, так или иначе уничтожают прошлое. То же, что остается археологам, даже в самом лучшем случае связано с вопросом о том, насколько типичными и репрезентативными оказываются эти находки для того периода, к которому они относятся. Современные технологии, которые начали активно использоваться в последние годы, весьма существенно увеличили опасность полного уничтожения следов былых времен. При строительстве любого нового здания в Риме или любой новой дороги — особенно автомагистрали — на территории Лация, скорее всего, будут уничтожены какие-то остатки древности. Многие из последних археологических открытий (например, находки в Кастель-ди-Дечима) были сделаны в результате охранных раскопок. Полученные результаты до сих пор остаются исключительными как по количеству, так и по качеству. В данном разделе мы попытаемся суммировать основные исторические выводы, сделанные на основе археологических находок, и при этом, конечно, уделим особое внимание недавним раскопкам (1970—1980-х годов. — В.Г.), результаты которых опубликованы лишь частично7а.
В начале I тысячелетня до н. э. в Лации было намного больше лесов, чем мы можем представить. Даже римские холмы выглядели совсем по-другому — Оппий еще соединялся с Палатином, а Квиринал — с Капитолием. Там, где сейчас стоит Колизей, было небольшое озеро, а еще одно, «Козье болото» (Lacus Caprae), располагалось на Марсовом поле.
7 ILLRP 1271. О проблемах прочтения этой надписи cp.: Kolbe 1970 [Е 37]: 1—9; Guarducci 1971 [Е 34]: 74—89. (Лары — мелкие римские божества, покровители дома, семьи и общины. Иногда рассматривались как души особо прославленных предков. — В.Г.}
/а Неплохую сводку материала, обработанного на середину 1990-х годов, см. в изд.: Ross Holloway R. The Archaeology of Early Rome and Latium (N.Y., 1996). — В.Г.


Ш. Поселения, общество и культура в Лации и Ргше
83
В начале VTH в. до н. э. пшеница (triticum turgidum, L, а не эммер, полба, ячмень или овес), вино, оливковое масло и даже яблоки были для жителей Лация, очевидно, пока в новинку. Порта в Остии еще не было — древние авторы относят его основание к концу УП в. до н. э., а современные археологи — вообще к IV в. до н. э. — и единственной безопасной гаванью на морском побережье служил Анций. Так же, как и сейчас, существенным элементом жизни пастухов Италии был сезонный перегон скота на новые пастбища, а внутренние дороги Лация, идущие вдоль рек — Тибра и Аниена (совр. Аньене), обеспечивали контакт с внешним миром: Этрурией, Кампанией и Умбрией — странами с собственными языками, религиозными обрядами и политическими институтами. По равнинам и холмам были разбросаны небольшие деревеньки, состоявшие из нескольких хижин. Начиная с УП в. до н. э. им на смену постепенно начали приходить более крупные поселения, дома в которых были построены как из необожженного, так и из обожженного кирпича. Древнейшие укрепления были земляными. Их остатки на территории Рима еще удалось видеть Варрону (с. 54 наст. изд.). Место, на котором в конечном итоге возник Рим, было весьма привлекательным для тех, кто хотел переправиться через Тибр на пути из Этрурии в Кампанию, или — в еще большей степени — для тех, кому была нужна соль, которую в изобилии добывали в устье Тибра.
Весьма малочисленное население, которое современные археологи практически не могут отличить от других групп, относящихся к Апеннинской культуре бронзового века, в X в. до н. э. начинает постепенно расти и приобретать определенные характеристики. Хотя в науке существует несколько соперничающих систем периодизации, большинством исследователей из разных стран мира признается приведенная далее схема, которая в общих чертах восходит к работам Г. Мюллера-Карпе:8
Культура Лация
Период I
(Поздний бронзовый век)
1000—900 гг. до н. а
IA
(Ранний железный век)
900—830 гг. до н. а
ПВ
830—770 гг. до н. а
Ш
770—730 гг. до н. а
IVA
(Ранний и средний ориентализирующий стиль)
730—630 гг. дон. а
IVB
(Поздний ориентализирующий стиль)
630—580 гг. до н а
Доказать (на основании имеющихся на данный момент данных) преемственность между поселенческими памятниками, существовавшими на одном месте, можно очень редко. Впрочем, определенные следы древнейших поселений были обнаружены, в частности, на территории Рима, неподалеку от Бычьего форума (некоторые находки восходят к XV в. до н. э.), в Пратика-ди-Маре (древний Лавиний) и в Ардее, расположенной
Müller-Karpe 1959 [Е 114].


о Гробницы
Поселенческие памятники о Хижины ■ Дома s Прочее
Религиозные памятники δ Хранилища в отавных приношений ? Святилища/храмы А Прочее
* Защитные сооружения
Реконструированная линия «Сервиевой стены»
- — — Предполагаемые рвы и валы на Эсквилине и Квиринале


Ш. Поселения, общество и культура в Лации и Риме
85
почти на побережье Тирренского моря. При этом сразу же следует отметить, что о могильниках мы знаем намного больше, чем о поселенческих памятниках. Тот факт, что на протяжении Периодов I и НА на территории Лация преобладало трупосожжение, вовсе не уменьшает наших шансов понять, как жили люди в то время, поскольку прах нередко помещали в урны, сделанные в виде хижин, а в могилу клали миниатюрные (или даже изготовленные в натуральную величину) изображения предметов, принадлежавших покойному. Сама урна при этом помещалась в большой сосуд с широким горлом — так называемый долий (dolium). С другой стороны, Период I характеризуется отсутствием типичных биконических урн, характерных для культуры Протовилланова, которые обнаруживаются на таких памятниках, как Аллюмьере, Ла- Тольфа и т. д. Впрочем, для Аллюмьере и Периода I характерно использование двойных сосудов для праха. Со временем на смену поселкам, расположенным в долинах, приходят поселения на западных склонах Аль- банских гор. Эти горы — здесь была расположена Альба-Лонга (отчасти — совр. Кастель-Гандольфо) — нередко именуются колыбелью культуры железного века в Лации, однако пока археологические свидетельства по самой Альба-Лонге вызывают лишь разочарование (с. 324 наст, изд.), причем настолько значительное, что некоторые из исследователей даже сомневаются в существовании этого города. В течение Периода ПА трупоположение начинает соперничать с трупосожжением. Нет нужды говорить, что на данный момент теории, которые объясняли сосуществование двух погребальных обрядов как признак сосуществования двух различных этнических групп, уже дискредитировали себя. При этом, однако, мы должны помнить и о том, что еще каких-нибудь пятьдесят лет назад почти никто не сомневался в том, что люди, практиковавшие трупосожжение, говорили на этрусском языке или на оскско- умбрском диалекте, а трупоположение считалось явным признаком при-
Рис. 78. Археология Раннего Рима: обзорная карта. Публ. по: Gjerstad 1953-1973 [А 56]: рис. 1-2:
7. 	Некрополь на Священной дороге (Sacra Via)
2. Храм Цезаря
3. Дом Ливии
4. Форум Августа
5. Квиринал
6. Велия
7. Циспий
8. Эсквилинский некрополь
9. Регия
Ю. Культурный слой на Капитолии? 7 7. Священная дорога (Sacra Via)
72. Конная статуя Домициана (Equus Domitiani)
Ί3. Сант-Омобоно 7 4. «Лестница Кака» (Scalae Caci) 75. Дом Августа (Atrium или Domus Augustana)
7 6. Царский зал (Aula Regia) Дома Августа
7 7. Ларарий Дома Августа 7 8. Палатин (близ Дома Ливии)
79. Санта-Мария-делла-Витториа 20. Вилла Хюффера 2 7. Капитолий (юго-восток)
22. «Черный камень» (Lapis Niger)
23. Капитолийский храм
24. Храм Весты


86
Глава 3. Древнейшая история Рима
надлежности к латинам. Увы, подобные «научные мифы» оказали определенное влияние и на археологические исследования Ф. фон Дуна, и на лингвистические работы Дж. Девото9, что существенно снижает их ценность. Конечно, обряд трупоположения, судя по всему, действительно начал распространяться по центральной Италии из Лавиния (хотя трупо- сожжение там тоже практиковалось), а этот город, как мы помним, считался основанным Энеем для сохранения там святынь (Пенаты), привезенных им из Трои. Но какой вывод мы можем сделать из всего этого?
В IX — начале VIII в. до н. э. поселки нередко начинают располагаться группами, хотя никаких признаков центральной власти мы не фиксируем — по крайней мере, на основании археологических данных. При этом некоторые исследователи пытаются усмотреть отголоски существования уже в то время некоего латинского государства в списке тридцати городов Лация, приведенном в «Естественной истории» Плиния Старшего (Ш.69). Этот автор, без сомнения, сохранил память о некоем древнем обряде: его список начинается словами «тридцать городов аль- банских, что по обычаю получали [жертвенное] мясо на Альбанской горе»10. Однако названия тридцати упомянутых Плинием городов вызывают большие сомнения (с. 326 сл. наст, изд.), да и вопрос об их количестве тоже весьма непрост11. Мы не можем доподлинно установить, относится ли рассматриваемый список к домыслам антикваров или же отражает достоверные сведения, а также каким веком он датируется (если этот перечень действительно достоверен). По данным археологических раскопок нам известно, что в течение Периодов ПА и ПВ, то есть примерно в 900—770 гг. до н. э., происходит увеличение и реорганизация ряда могильников и очень немногих известных нам поселений. Ярким примером подобных изменений является, в частности, кладбище древнего Тибура (совр. Тиволи), расположенное на холме, где сейчас стоит замок Пия II: находящиеся здесь индивидуальные захоронения были окружены кольцевыми оградками. Одновременно начинает проявляться тенденция к переселению на равнины, которой мы в конечном итоге и обязаны возникновением Рима. В 1971 г. начались раскопки на самом впечатляющем некрополе центральной Италии, расположенном на современной Пренестинской дороге (Via Prenestina), на западном öepeiy ныне пересохшего озера Кастильоне. Это так называемый некрополь Остерия-дель- Оса. Возможно, это было одно из кладбищ таинственного городка Га- бии, где, по преданию, воспитывались Ромул и Рем (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. 1.84.5). Габии вошли в состав Римского государства в VI в. до н. э. Договор между Габиями и Римом, записанный на
9 von Duhn 1924—1939 [В 323]; Devoto G. Gli antichi Italici (Ed. 1. Florence, 1931); cp.: Idem. Stud. Etr. 6 (1932): 243-260; Athenaeum N.S. 31 (1953): 335-343; Stud. Etr. 26 (1958): 17-25.
10 «Triginta carnem in monte Albano solid accipere populi Albenses».
11 Ликофрон. Александра. 1253 слл.; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. Ш.31.4; ср.: Диодор Сицилийский. VII.5.9; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. У.61.[3]. Дионисий Галикарнасский [Римские древности. IV.49.[2]) отмечает, что городов было сорок семь.


Ш. Поселения, общество и культура в Лации и Риме
87
обтянутом шкурой щите, хранился в святилище Семона Санка на Кви- ринале и был одной из тех диковинок, которые особенно привлекали антикваров эпохи Августа12. На территории могильника Остерия-дель- Оса, где вполне могли найти свое последнее пристанище наставники Ромула, было обнаружено около двухсот погребений. Среди них встречаются погребения и с трупосожжением — в форме ямы («a pozzo»), и с трупоположением — в форме траншеи («a fossa»), причем большинство составляют последние. Судя по погребальному инвентарю, кремации подвергались только мужчины, хотя некоторые из покойников были похоронены и с использованием обряда трупоположения — как женщины и дети. Еще одна особенность рассматриваемого некрополя — оружие фиксируется только в могилах с трупосожжением. Соответственно, в данном случае рассматриваемый обряд явно указывает на высокий социальный статус покойного. В пользу этого говорит и тот факт, что прах помещался в урны, имевшие форму жилища, — вероятно, подобным образом подчеркивалось, что покойный был главой домохозяйства (pater familias). Впрочем, со временем (Период ПВ) трупоположение, судя по всему, стало единственным погребальным обрядом. К этому можно добавить, что археологами обнаружено и то место, где были расположены сами Габии, — там в числе прочего найдено святилище VII в. до н. э. и постройка VI в. до н. э. На территории святилища обнаружена италийская керамика в геометрическом стиле, а также коринфские сосуды и вотивные статуэтки.
Для Периода Ш (ок. 770—730 гг. до н. э.) уже практически повсюду фиксируются более четкие признаки социальной дифференциации. Железо получает широкое распространение, а бронза становится знаком престижа. В относящихся к Периоду Ш захоронениях с некрополя Осте- рия-дель-Оса (многие из которых до сих пор остаются неопубликованными)12а появляется гончарная керамика, а некоторые погребения явно выделяются своим богатством. В мужских захоронениях повсеместно фиксируется оружие, а кроме того, и в мужских, и в женских погребениях обнаруживаются колесницы, однозначно являвшиеся признаком высокого социального статуса. В могилах появляется расписная керамика, образцом для которой, судя по всему, послужили греческие сосуды геометрического стиля. Здесь можно вспомнить о том, что ок. 775 г. до н. э. греки с Эвбеи основали колонию на острове Искья и что греческий импорт обнаруживается по всей территории Лация, в Вейях в Этрурии, а также в Понтеканьяно, Капуе и Кумах в Кампании. Если рассматривать всю анализируемую территорию в целом, то ремесленное производство, судя по всему, выходит за рамки местных нужд и — по крайней мере отчасти — сосредотачивается в руках странствующих или приезжих кузне¬
12 	Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IV.58.[4]; Гораций. Послания. П.1.5; ср.: Павел Диакон. Фест. 48L.
12а В 1992 г. Кембриджским университетом было выпущено обобщающее исследование по некрополю Остерия-дель-Оса: Bietti Sesteri А.М. The Iron Age Community of Osteria DelTOsa: A Study of Socio-political development in central Tyrrhenian Italy. Cambridge, 1992. —


Глава 3. Древнейшая история Рима
цов и гончаров. Богатый клад бронзовых предметов, относящихся к Периоду Ш, был случайно обнаружен в Ардее в 1952 г.
С точки зрения традиционной хронологии, рассматриваемый период — это эпоха Ромула. Впрочем, на данный момент археологами пока не обнаружено ни одной надписи или иного знака, относящегося к акту основания города, — разумеется, если таковой знак действительно существовал (как утверждает традиция). С другой стороны, исследователями фиксируются определенные признаки того, что на Палатине и на территории Форума люди селились и ранее — по крайней мере, уже с X в. до н. э. (именно этим временем датируется ряд погребений, обнаруженных на Форуме) (см. рис. 24 на с. 98 наст. изд.). Как уже упоминалось, другие поселения, располагавшиеся поблизости, возможно, были еще более древними. Так, в ходе раскопок в районе церкви Сант-Омобоно были обнаружены материалы, восходящие к XV в. до н. э. (хотя подчас — в более поздних слоях). Что же касается традиционной даты основания Рима — в УШ в. до н. э., то пока археологи не могут ни подтвердить, ни опровергнуть ее. Да, на Палатине, а точнее — на его северо-западном склоне (так называемый Гермал), в 1948 г. действительно были обнаружены основания трех хижин, датируемых УШ в. до н. э. При этом на материке были зафиксированы углубления от деревянных столбов, которые образовывали прочный каркас стен (рис. 19а). Используя погребальные урны, сделанные в виде жилищ, вполне можно реконструировать какую-нибудь из рассматриваемых хижин (рис. 19Ь) и попробовать представить, что это и есть знаменитая «хижина Ромула» («casa» или «tugurium Romuli»), которая сохранялась на упомянутом месте до конца эпохи Античности. Но эти фантазии будут безосновательными. Территорию Форума, где обнаружено множество погребений (как с трупоположением, так и с трупосожже- нием), относящихся к IX и, вероятно, началу УШ в. до н. э., перестали использовать как кладбище в начале УШ в. до н. э. Основной заменой ему, судя по всему, стал некрополь на Эсквилине. В УШ—УН вв. до н. э. на территории Форума, под хижинами, продолжали хоронить только детей. Без сомнения, в УП в. до н. э. это был жилой район. К тому же времени относятся следы проживания людей и на Капитолийском холме. Имеющиеся у нас археологические данные не дают возможности определить, каким образом возник Рим — в результате слияния деревень, ранее существовавших на его месте, или вследствие создания некоего центра, скажем, на Палатине — не говоря уж о том, что два этих феномена вполне могли сосуществовать (ср. с. 52 сл. наст. изд.). В некоторых погребениях на Эсквилине появляются определенные признаки богатства — по крайней мере, в одном захоронении обнаружена колесница. Если судить по греческим вазам, найденным археологами на территории Эсквилинского некрополя, он просуществовал по меньшей мере до 630 г. до н. э., а скорее всего — намного дольше. Что касается территории за пределами Рима, то наши знания о Периоде Ш значительно обогатились в 1975 г., когда в Ла-Рустика на Коллатинской дороге (Via Collatina) был открыт неизвестный прежде памятник древнейшего периода, на территории которого было обнаружено множество бронзовых предметов.


Рис. 19а. Палатинская хижина: план. (Публ. по: Gjerstad 1953—1973 [А 56]
IV: 46, рис. 4.)
Рис. 19Ь. Палатинская хижина: реконструкция. (Публ. по: Gjerstad 1953— 1973 [А 56] IV: 46, рис. 5.)


90
Глава 3. Древнейшая история Рима
Далее мы подходим к рассмотрению того этапа (Период IV), который можем оценить гораздо лучше, поскольку он позволяет провести прямые параллели с более знакомыми нам цивилизациями. Действительно, ориентализирующий стиль, который в это время распространяется по территории Италии, представлял собой смесь технических приемов и предметов, происходящих из Греции и с Востока. Без сомнения, в это время греческие и восточные ремесленники начинают приезжать в Италию, чтобы обслуживать местных аристократов и правителей. Кроме того, одновременно греки однозначно распространяют свое влияние по побережью Тирренского моря (Кумы) и на Сицилии, а финикийцы закрепляются на Сицилии и Сардинии. Что же касается этрусков, то не исключено, что они также пришли с Востока в IX—УШ вв. до н. э. (хотя окончательно это не доказано)1215. Далее к уже упомянутым памятникам мы должны добавить, по крайней мере, еще один очень важный. Местечко Кастель- ди-Дечима, расположенное на древней дороге в Лавиний, в восемнадцати километрах к югу от Рима, в 1971 г. стало известно по всему миру, когда во время строительства новой Понтинской дороги (Via Pontina) здесь были проведены охранные раскопки архаического некрополя. Хотя на его территории располагаются и погребения более ранних периодов, могильник Кастель-ди-Дечима является прежде всего памятником ориен- тализирующего периода в истории Лация — с нарочитой демонстрацией богатства, подчас довольно экзотического происхождения. Весьма любопытной особенностью рассматриваемого некрополя является то, что в некоторых погребениях (все — с трупоположением) были обнаружены только мечи, в других — только копья, а в третьих — и то, и другое. По имеющимся данным, всего на новом некрополе открыто более трехсот пятидесяти захоронений. Тот факт, что многие погребения с мечами и копьями были обнаружены случайно, весьма существенно затрудняет объяснение схемы их расположения. Возможно, она была связана с социальным положением и возрастом покойных. Как отмечает Варрон (О латинском языке. V.89), в римской армии архаического периода «hastati hasta pugnabant», a «principes gladiis», то есть более молодые воины (гасгаты), сражались копьями, а воины постарше (принципы) — мечами. Изученные погребения явно указывают на существование определенных семейных групп и на преемственность нескольких поколений. Колесницы — как в Остерия-дель-Оса — обнаруживаются и в мужских, и в женских захоронениях. Два погребения заслуживают особого упоминания. Во-первых, это Погребение 15. Оно, судя по всему, принадлежало очень влиятельному человеку, который был одновременно и воином, и искусным охотником. В этом захоронении обнаружено множество бронзовых предметов (рис. 20), несколько греческих сосудов (например, протокоринфский ари6алл12с конца УШ в. до н. э.) и, по крайней мере, одна финикийская
12Ь Подробнее см., напр.: Немировский А.И. Этруски. От мифа к истории (М., 1983): 7—61. — В.Г.
12сАрибалл — небольшой сосуд округлой формы с узким горлышком. Обычно использовался для хранения ароматических масел. — В.Г.


Ш. Поселения, общество и культура в Лации и Риме
91
Рис. 20. Реконструкция бронзового треножника из Касгель-ди-Дечима, Погребение XV (ок. 720—700 гг. до н. э.). (Публ. по: Civiltä del Lazio primitive 1976 [В 306]: табл. ЬХП.)
амфора. Второе погребение, проходящее под номером 101, принадлежало женщине, которая могла позволить себе не только колесницу, но и изящные серебряные и золотые украшения. Пектораль из золота и янтаря, одеяние, расшитое серебром, а также янтарными и стеклянными бусинами, и золотые височные кольца спиральной формы, — благодаря всему этому рассматриваемое захоронение назвали «Гробницей принцессы». Некоторые исследователи даже попытались определить, где жила эта «принцесса», и предположили, что это мог быть Политорий — город, захваченный римским царем Анком Марцием на пути в Остию (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. Ш.37.4 (в оригинале: Ш.38. — Ливий. 1.33.3). Предположительно, остатки именно этого города были обнаружены на горе Монте-Чикориаро, неподалеку от некрополя Понте-Дечима. Если городские укрепления, сложенные из местного серого туфа (cappellaccio), относятся к VI в. до н. э., то отождествление


92
Глава 3. Древнейшая история Рима
данного поселения с Политорием отвергать не следует, однако с подобной точки зрения будет весьма сложно поверить в то, что этот город был разрушен Анком Марцием в конце УП в. до н. э.
При этом на территории Рима или Лавиния пока не найдено никаких ярких материалов, относящихся к рассматриваемому периоду. Как мы уже упоминали, в Лавинии обнаружен весьма примечательный многослойный памятник (рис. 21), в древнейшем слое которого располагается гробница с ориентализирующим материалом УП в. до н. э., к которому позднее была добавлена датируемая VI в. до н. э. ойнохойя-6уккеро12с1. В ГУ в. до н. э. гробница была восстановлена и превращена в святилище, которое некоторыми исследователями отождествляется с герооном Энея (с. 80 сл. наст, изд., рис. 17 а—Ь). Еще одно святилище, обнаруженное в Лавинии (там же), датируется концом VI в. до н. э. и может быть связано как с культом Энея, так и с Латинским союзом: на последнем этапе своего существования (в IV в. до н. э.) последнему принадлежало тринадцать алтарей, один из которых уже не использовался. Наконец, в третьем святилище, которое так же, как и первые два, расположено за городом, найдено около шестидесяти статуй, относящихся к VI—ГУ вв. до н. э. Четыре статуи представляют собой изображения Минервы. Крупнейшее из них — это изображение богини в сопровождении Тритона (рис. 22). Судя по всему, это «дева Тритония» («Tritonia virgo»), упоминаемая у Вергилия [Энеида. П.171; V.615) (в оригинале: V.651. — В.Г.). Наконец, отметим, что святилище Минервы в Лавинии было известно и Ликофрону [Александра. 1281).
И еще хотелось бы немного сказать о некоторых других недавних находках, относящихся к ориентализирующему периоду. Так, в 1976 г. в местечке Аква-Ачетоза на Лаурентинской дороге (Via Laurentina) был открыт так называемый «Лаурентинский» некрополь, который по значимости вполне может соперничать с могильником Кастель-ди-Дечима — на данный момент (середина 1980-х годов. — В.Г.) здесь раскопано около полусотни погребений. Они весьма богаты, в женских захоронениях имеются золотые и серебряные украшения. Более поздние погребения образуют довольно четкие круги, в центре которых находится одна или две наиболее важные гробницы. В этих центральных захоронениях обнаружены колесницы (в том числе и предназначенные для женщин) и престижные предметы — в частности, большое количество керамики, в том числе греческого и финикийского производства. Интерес исследователей к рассматриваемому памятнику подогревается еще и тем, что поблизости от него открыты и следы поселения, на территории которого найдена аттическая чернофигурная керамика последней четверти VI в. до н. э. Содержащиеся на двух фрагментах керамики надписи «Manias» и «Karkafaios», без сомнения, относятся к древнейшим личным именам, фиксируемым на территории Лация. Наконец, на холме Монте-Куньо,
12с1Ойнохойя — кувшин с одной ручкой и круглым или трилисшиковым венчиком. Буккеро — разновидность керамики с черной (или темно-серой) блестящей поверхностью, характерная для этрусков. — В.Г.


Рис. 2 7. Лавиний и его окрестности. (Публ. по: Castagnoli et al. 1972 [116].)


Рис. 22. Статуя Минервы с Тритоном из восточного святилища в Лавинии. V в. до н. э. (Публ. по: Castagnoli F. Accademia Nazionaie dei Lincei, anno 376. Problemi attuali di scienza e cultura // Quad. 246 (1979).)


Ш. Поселения, общество и культура в Лации и Риме
95
возвышающемся над долиной Тибра (между центром Рима и районом Ачилия), открыто еще одно поселение ориентализирующего периода, которое исследователи отождествляют с древней Фиканой. Местные укрепления (agger), судя по всему, были возведены в конце УШ в. до н. э. С середины УП в. до н. э. на месте некоторых хижин здесь начали возводить дома, состоявшие из двух комнат. Одно святилище или общественное здание было украшено терракотовой облицовкой с изображением процессии воинов и колесниц (конец VI в. до н. э.). Примерно шестьдесят захоронений, составляющих местный некрополь, демонстрируют постепенное обеднение погребального инвентаря. К концу УП в. до н. э. любые проявления богатства исчезают, хотя кладбище продолжает существовать и дальше. С этой точки зрения, находки из Фиканы с особой четкостью ставят общий вопрос о том, что же вызвало тот переход от престижных гробниц к весьма аскетичным захоронениям, который наблюдается по всему Лацию в конце ориентализирующего периода — в 600—580 гг. до н. э. (ср. с. 55 наст. изд.). Та же самая проблема связана и с камерными гробницами, обнаруженными в Торрино, неподалеку от Лаурентинской дороги13. С определенного момента люди перестают демонстрировать или, скорее, скрывать в погребениях свои престижные и, соответственно, бесполезные богатства.
Первые археологические открытия, сделанные в ХУШ—XIX вв., позволяли предположить, что в УП в. до н. э. богатство высших слоев латинского общества достигло своего пика. Так, в первой половине ХУШ в. внимание археологов и грабителей начинает привлекать древний город Пренесге (совр. Палестрина), расположенный в прекрасном (хотя и пока точно не определенном) и хорошо укрепленном месте на горе Джинестро: в 1738 г. здесь был обнаружен один из подлинных шедевров архаического искусства — Циста Фикорони (с. 485 сл. наст. изд.). При этом многие сразу же вспомнили о том, что в древности Пренесге был известен своими прекрасными изделиями из бронзы. Первой крупной гробницей в ориентализирующем стиле, найденной археологами в Пренесге, стала Гробница Барберини, которая была открыта в 1855 г. и сейчас находится в Национальном музее Вилла Джулия в Риме. В 1861—1862 гг. была обнаружена Гробница Кастеллани, в 1876 г. — Гробница Бернардини. Все эти гробницы отличаются почти невероятным богатством и красотой погребального инвентаря, изготовленного из различных металлов и слоновой кости. Больше всего они напоминают Гробницу Реголини-Галасси из Цере (совр. Черветери), материалы из которой хранятся в Ватиканском музее. Часть рассматриваемых предметов имеет явно восточное происхождение (Ассирия, Урарту, Финикия, Кипр), однако не исключено, что некоторые восточные мастера работали и непосредственно в Лации или на острове Искья. При этом отметим, что исследователи не смогли удержать вместе все предметы из анализируемых гробниц. Так, например, определенные сомнения как в плане своего происхождения, так и в плане подлинности вызывает золотая фибула (рис. 23) с надписью «Manios
13 	Bedini 1981 [В 288]: 57 слл.


96
Глава 3. Древнейшая история Рима
Рис. 23. Фибула Мания с надписью, написанной в обратную сторону. (Публ. по: Civiltä del Lazio primitive 1976 [В 306]: табл. С.)
me vhevhaked Numasioi» («Меня сделал [ши: повелел сделать?) Маний для Нумазия (Нумерия)») — возможно, самый знаменитый предмет с надписью, найденный на территории Ладия. Фибула была опубликована в 1887 г. выдающимся археологом В. Гельбигом14 без указания места, где она была обнаружена. При этом несколько позднее Георг Каро заявил, ссылаясь на самого Гельбига, что рассматриваемая фибула — сделанная из золота и, без сомнения, очень ценная — была украдена из Гробницы Бернардини15. Более того, некоторые исследователи периодически выражают сомнения относительно аутентичности самой фибулы и сделанной на ней надписи, которая — будь она действительно подлинной — являлась бы древнейшим латинским текстом, известным ученым (вероятная датировка — конец VTH в. до н. э.). Хотя после тщательного анализа всех элементов дела профессор А.Э. Гордон из Университета в Беркли16 был склонен считать фибулу подлинной, М. Гвардуччи назвала ее подделкой и даже обвинила в фальсификации самого Гельбига. В пользу подобной точки зрения, используя лингвистические выкладки, высказался и Э.-П. Хэмп17.
Впрочем, даже если не брать в расчет «фибулу Мания», в Пренесте обнаружено гораздо больше ценных предметов, относящихся к архаическому периоду, чем в любом другом месте Лация. Впрочем, в Тибуре, например, найдено менее богатое, но не менее примечательное погребение с предметами в ориентализирующем стиле, сделанными из слоновой кости, а в Сатрике (между современными городами Анцио и Чистерна) — огромное количество интереснейших произведений искусства, которые были дарованы храму Матер Матуты в течение ориентализирующего периода. Помимо прочего, в состав этих приношений (stips) входил датируемый примерно 620—600 гг. до н. э. килик-буккеро17а с надписью, сделанной жителем города Цере на этрусском языке:18
mi mulu larisale velxainasi меня даровал Ларис Вельхайна.
14 Helbig 1887 [В 232]: 37-39.
15 См.: Zevi 1976 [В 274]: 50-52; ср.: Като 1904 [В 351]: 24.
16 Gordon 1975 [В 224].
17 Guarducci 1980 [В 226]: 413-574; 1984 [В 228]: 127-177; Натр 1981 [В 229], 151-154.
1/а Килик — плоский питьевой сосуд на короткой ножке. — В.Г.
18 Cristofani Martelli М. Stud. Etr. 44 (1974): 263 сл. (примеч. 217).


Ш. Поселения, общество и культура в Лации и Риме
97
При этом мы до сих пор точно не знаем, располагали ли подобными богатствами собственно римляне УШ—VII вв. до н. э. В особенности это касается погребений. Насколько нам известно, захоронения на Эскви- лине отнюдь не отличаются подобной пышностью, хотя, конечно, не исключено, что это впечатление обманчиво. Самые богатые гробницы вполне могли быть разграблены еще в древности, или, может быть, они еще ожидают своего исследователя. При этом мы должны принимать во внимание и еще две возможности. Во-первых, не исключено, что в Риме никогда и не было аристократии, владеющей богатством, сравнимым с богатствами пренестенской знати, а во-вторых — здесь несколько раньше, чем в близлежащих городах, могли появиться законы или обычаи, препятствующие накоплению (или утаиванию) богатства в погребениях. В VI—V вв. до н. э. и Рим, и его латинские (но не этрусские) соседи уже разделяли общие идеалы аристократической простоты.
Находки, сделанные на территории Рима, разочаровывают, поскольку они очень мало говорят о том, что происходило за пределами зоны Форума и Палатина. Так, нам было бы очень интересно узнать что-нибудь, например, о Квиринале, на котором, согласно известной нам исторической традиции, жили сабины, однако немногочисленные захоронения, обнаруженные на этом холме, не предоставляют никакой точной информации ни о датировке, ни о размерах, ни об этнической принадлежности жителей существовавшего здесь поселения. Возможно, обнаруженный в 1875 г. неподалеку от церкви Санта-Мария-делла-Витториа клад из различных сосудов, бронзовых изделий и других предметов, происходил из расположенного на Квиринале святилища VTH—VH вв. до н. э., однако эта находка тоже не особенно информативна. Еще меньше известно о других римских холмах — например, о Целии или Авентине. Всё это — территория современной застройки, и, естественно, исследователи не могут свободно выбирать, где вести раскопки. При этом весьма симптоматично, что зона «Палатин — Форум» (рис. 24) остается для современных археологов центральной территорией проведения исследований — точно так же, как и для римских историков эпохи Августа. Судя по всему, здесь действительно располагался римский «центр силы», однако выражалось это не в богатых гробницах, а в постоянном развитии городской организации. Имеющиеся у нас археологические данные однозначно указывают на то, что примерно в 635—575 гг. до н. э. территория Форума была вымощена и преобразована из жилого квартала в общественное место со зданиями церемониального характера. На территории Ко- миция примерно с 600 г. до н. э., судя по всему, начинают проводиться народные собрания: обнаруженное здесь здание гипотетически отождествляется с Курией Гостилия — местом, где проводились заседания сената. Немного позднее (575—550 гг. до н. э.) на Форуме был размещен и «Черный камень» (Lapis Niger), установленный на так называемой «могиле Ромула», открытой в 1899 г. Здесь же был найден и фрагмент аттической чернофигурной вазы с изображением Гефеста, на основании чего некоторые исследователи предполагают, что именно это место именова-


98
Глава 3. Древнейшая история Рима
лось в древности Вулканалом (с. 670 наст, изд.), хотя подобное предположение еще нужно доказать. Что касается Регии, то Фрэнк Браун, руководивший ее раскопками, изначально полагал, что это здание — несмотря на его название (от лат. «тех» — «царь». — В.Г.) — было построено для «царя священнодействий» (rex sacrorum) — жреца, к которому перешли некоторые из царских сакральных функций после установления Республики. Впрочем, в более поздних публикациях Браун указывает на существование в Регии и более ранних слоев, восходящих по меньшей мере к концу УП в. до н. э.19. Отождествление раскопанного объекта с Регией основано на находке сосуда-буккеро VI в. до н. э. (точная дата изготовления неясна) с надписью «гех» (рис. 25)20. Если это действительно было место, где римские цари отправляли некоторые из своих обязанностей, то оно выглядит весьма скромно. Далее, в рассматриваемый период на Форуме и вокруг него начинают появляться и храмовые постройки: археологами обнаружены остатки украшавших их рельефов. Одним из храмов, стоявших на Форуме, был храм богини Весты. Мы не знаем, когда он был построен, однако некоторые исследователи увязывают его круглую конструкцию с формой древнейших римских хижин (хотя это достаточно сомнительно). На Капитолии также найдены следы религиозной активности (вотивные приношения), относящиеся к концу УП в. до н. э., то есть к периоду, который предшествовал строительству Капитолийского храма (см. рис. 42, с. 309 наст. изд.).
19 Brown 1974—1975 [Е 79]: 15—36; см. выше, с. 61 сл. наст, изд., рис. 13 a—d.
20 Guarducci 1972 [В 225]: 381-384.


Ш. Поселения, общество и культура в Лации и Риме
99
Рис. 25. Фрагмент чаши-буккеро из Регии с надписью «гех» («царь»). Ок. 530—510 гг. до н. э. (?).
Наиболее интересным для современных исследователей оказался район церкви Сант-Омобоно на территории древнего Бычьего форума. В ходе раскопок, начавшихся в 1938 г., здесь были обнаружены следы открытого культового комплекса конца VII в. до н. э., а впоследствии — остатки храма с терракотовыми украшениями, датируемыми ок. 575 г. до н. э. (рис. 27). Примерно в 525 г. до н. э. храм был перестроен и расширен на новом подиуме. В конце V в. до н. э. на этом же месте был сооружен новый, более высокий подиум, ставший основанием сразу для двух святилищ, которые, скорее всего, следует отождествить с храмами Фортуны и Матер Матуты (согласно древним авторам, они были возведены при Сервии Туллии). Конечно, культ этих двух богинь может быть несколько древнее21 и, соответственно, он и в самом деле мог быть введен шестым римским царем, однако археологическими свидетельствами это не подтверждается. В убранстве рассматриваемых храмов явно просматривается греческое и этрусское влияние — в частности, сюжеты из греческой мифологии. То же самое можно сказать и о вотивных приношениях (stips votiva), которые в значительной степени представлены разнообразной местной и импортной керамикой (включая аттические сосуды). Здесь же найдена и сделанная из слоновой кости фшурка льва с начертанным по-этрусски личным именем (рис. 28). Изучая общественные здания, подобные вышеописанным, мы получаем представление об организации социальной жизни и о культурных контактах Рима в VI в. до н. э.
Что любопытно — мы не совсем уверены насчет того, каким образом город был защищен от вражеских нападений. Наиболее распространенной является точка зрения, согласно которой древнейшим оборонительным сооружением Рима был земляной вал (agger) высотой шесть метров и ров, который, по мнению некоторых исследователей, опоясывал Кви-
21 	Точка зрения, согласно которой изначальный храм был посвящен Фортуне, изложена на с. 67 сл. наст. изд.


Рис. 26. «Ваза Дуэноса» (пер. пол. VI в. до н. э.) из хранилища вотивных приношений, обнаруженного на территории Виллы Хюффера на Квирина- ле. Надпись, вероятно, начиналась (в крайнем верхнем углу) со слов «Duenos med feced» («Меня сделал [или: заказал) Дуэнос»), но целиком ее содержание неизвестно. (Публ. по: Gjerstad 1953—1973 [А 56] Ш: 163, рис. 102, 104.)


10 M VICVS IVGARIVS
Рис. 2 7a. План республиканских храмов Фортуны и Матер Матуты в районе церкви Сант-Омобоно на Бычьем форуме, с контуром архаического храма. (Публ. по: Ioppolo G. RPAA 44 (1971): 6, рис. 2.)
Рис. 27Ь. Реконструкция архаического храма в районе церкви Сант- Омобоно. Втор. пол. VI в. до н. э. (Публ. по: Enea nel Lazio 1981 [E 25]: 117.)
* О


102
Глава 3. Древнейшая история Рима
Рис. 28. Надпись на изготовленной из слоновой кости фигурке льва, обнаруженной в районе церкви Сант-Омобоно. Пер. пол. VI в. до н. э. (Публ. по: Pallottino М. Stud. Etr. 47 (1979): 320.)
ринал, Виминал и Эсквилин. После галльского нашествия 390 г. до н. э. на месте вала, судя по всему, была возведена каменная стена, murus lapideus, построенная из туфа, добытого в каменоломнях Гротта-Оскура (с. 399 наст. изд.). Но с вышеупомянутым валом связано три вопроса: когда он был возведен, какова была его протяженность и каким образом он соотносится со странными остатками еще одной каменной стены (построенной из серого туфа, который современные итальянцы называют «cappellaccio»). В основании вала был обнаружен фрагмент аттического сосуда, который, возможно, датируется примерно 490—470 гг. до н. э. При этом некоторые исследователи — включая Э. Гьёрстада22 — убеждены в том, что одного фрагмента греческой керамики достаточно, чтобы датировать всё сооружение. Если они правы, то agger следует отнести к периоду сразу же после 470 г. до н. э. Но подобный подход вызывает очень большие сомнения. Далее, даже если согласиться с тем, что вал является древнейшим римским укреплением, мы не можем с уверенностью сказать, что он пересекал долины между холмами и окружал Целий, Палатин и Капитолий. Наконец, предположение о том, что остатки стены, построенной из серого туфа, также могут относиться к архаическому времени и представлять собой своего рода дополнения к земляным укреплениям, основывается на весьма сомнительных хронологических выкладках.
Впрочем, вне зависимости от того, был ли Рим обнесен стеной, его граждане, очевидно, не имели возможности или желания демонстрировать в своих погребениях такое же богатство, как некоторые из жителей Пренесте и даже Сатрика, Тибура и неизвестного поселения, которое скрывается за современным названием Кастель-ди-Дечима. Попробуем
22 	Gjerstad 1951 [Е 104]: 413-422; 1954 [Е 105]: 50-65; 1953-1973 [А 56] Ш: 37 слл.; IV: 352 слл.


Ш. Поселения, общество и культура в Лации и Риме
103
взглянуть на рассматриваемую проблему под другим углом. Откуда у некоторых пренестенцев могло взяться так много богатства, чтобы его можно было выставить или спрятать в гробницах? Возможно, это были люди вроде средневековых «баронов-разбойников», которые терроризировали соседей, контролировали основные пути сообщения и, соответственно, — торговлю, взимая дань со своих жертв. Объяснить, почему эти «бароны-разбойники» предпочитали жить и умирать именно в Пренесте, нелегко, но этот город в любом случае представлял собой естественную крепость, где можно было надежно спрятать награбленное добро. Предположение о том, что основой для рассматриваемой демонстрации богатства было сочетание бандитизма и монополистической торговли, можно подтвердить, только опираясь на письменные источники.
Рассмотренные нами вкратце археологические свидетельства с территории Лация дают определенное представление о том, как расположенные здесь отдельные поселения развивались в направлении более значительной социальной дифференциации, появления более основательных жилых построек, постоянных храмов (приходивших на смену открытым святилищам), оборонительных сооружений, систем водоотвода для сельскохозяйственных и бытовых нужд и, наконец, обмена товарами на больших расстояниях. При этом формирование военной и экономической элиты происходило одновременно с приобретением материальных ценностей посредством обмена дарами или путем непосредственных торговых сделок. Иноземные влияния хорошо заметны в стиле предметов, которые происходили, прежде всего из Этрурии и из греческих городов и — реже — из Финикии, а также — возможно, через Финикию — из других стран Ближнего Востока (включая Урарту). Присутствие иноземных торговцев и ремесленников в Лации также теоретически возможно, а в отдельных немногочисленных случаях — даже подтверждается эпиграфическими данными. В Риме в это время, без сомнения, говорили на латинском, греческом и этрусском языках. Впрочем, единственный известный нам официальный текст (Lapis Niger (с. 25 наст, изд., сноска 19)) составлен на латыни. Свидетельств того, что этрусский язык на каком-либо этапе выступал в Риме в качестве «языка государственного управления», пока не обнаружено. Письменность в Городе появляется примерно на рубеже VH—VI вв. до н. э. При этом следует отметить, что существование надписей само по себе является признаком возвышения отдельных людей и групп, которые осознавали собственную значимость и стремились оставить о себе память в святилищах. Некоторые из этих людей явно были иноземцами — достаточно вспомнить Лариса Вельхайну из Цере, сделавшего приношение Матер Матуте в Сатрике, и, возможно, товарищей Публия Валерия, к которым мы еще вернемся позже. Эпиграфические свидетельства, как правило, действительно указывают на довольно значительную мобильность населения: так, надпись в Вейях оставил некий Тит Латин (Tite Latine)23, а в Цере — Калатурий Фапен (Kalaturus Phapenas) [TLE 65); судя по всему, это были люди явно латинского про-
Palm 1952 [В 373]: 57.
23


104
Глава 3. Древнейшая история Рима
исхождения. Известный по надписи из Тарквиний некий Рутилий Гиппократ (Rutile Hipukrates) [TLE 155) носил наполовину латинское, а наполовину греческое имя (см. далее, с. 115 наст. изд.). В надписи, найденной в одной из гробниц в Пренесте, упоминается представитель рода Ветуриев (gens Veturia), который позднее обнаруживается и в Риме24.
Одних только эпиграфических свидетельств уже достаточно для того, чтобы обнаружить революционное развитие ономастической системы у населения центральной Италии в VIII—VI вв. до н. э. В это время в латинских, этрусских, фалискских и оскско-умбрских диалектах на смену сочетанию личного имени и имени отца постепенно приходит сочетание личного имени (которое в латинском языке позднее стали сокращать и обозначать словом «praenomen») и имени, отражающего принадлежность к определенному роду, то есть происхождение от одного предка (римское «nomen gentile»). Конечно, узнать, какое влияние эти изменения оказали на общественную жизнь, мы можем только обратившись к письменным источникам. Таким образом, археологические свидетельства — вне зависимости от того, подкрепляются ли они данными эпиграфики — вновь возвращают нас к литературной традиции. То же самое можно сказать и о еще одном большом вопросе, связанном с археологическими свидетельствами. Оружие и доспехи, обнаруженные в гробницах или изображенные на рельефах, явно указывают на проникновение в Лаций (и Этрурию) в VH в. до н. э. греческой тактики ведения конного и пешего боя (с. 53 наст, изд.), хотя при этом у местного населения сохранялись также обоюдоострые топоры и колесницы — правда, скорее всего, для церемониальных целей, а не для использования в реальном бою (рис. 29). При этом установить формы, пределы и социальные последствия эллинизации военного дела в центральной Италии на основании только археологических данных невозможно.
Рис. 29. Реконструкция фриза (кон. VI в. до н. э.?) с Комиция с изображением нескольких пар всадников. Первые два всадника, едущие слева, носят шлемы, а в руках держат круглые щиты, при этом первый размахивает обоюдоострым топором, а второй — мечом. (Публ. по: Gjerstad 1953—1973 [А 56] IV.2: 483, рис. 147.1.)
24 	ТогеШ 1967 [В 265]: 38—45; см. далее, с. 345 наст. изд.


IV. Развитие и рост Рима
105
IV. 	Развитие и рост Рима
Литературную традицию и археологические свидетельства можно непосредственно сравнить по трем пунктам. Первый — это датировка основания Рима. Авторы, считавшие основателем Рима Энея или кого-либо из его ближайших потомков, должны были полагать, что Город был заложен вскоре после Троянской войны. Очевидно, именно такова была точка зрения Энния, который называл Илию, мать Ромула, дочерью Энея. В своих «Анналах» (154 Skutsch) он писал: «Со времени основания славного Рима и совершения священных авгурий минуло семь сотен лет — немногим меньше или немногим больше»25. Конечно, основной вопрос заключается в том, с какого момента поэт отсчитывал эти 700 лет. Если — что представляется весьма вероятным — Энний приписывал приведенные слова Камиллу, то возникновение Рима он относил, соответственно, к началу XI в. до н. э. В этом случае еще более удивительным предстает тот факт, что римские историки и антиквары в большинстве своем датировали основание Города VTH в. до н. э.: Фабий Пиктор — 748-м г. до н. э., Полибий, — очевидно, 751-м, Аттик (друг Цицерона) и вслед за ним Варрон — 753-м, а антиквары, составившие Капитолийские фасты, — 752-м. При этом сильнее всего от общей точки зрения отклонился современник Фабия Цинций Алимент, который приурочивал появление Рима к 728 г. до н. э. Что же касается даты, приводимой Тимеем (814 г. до н. э.), то подобная точка зрения, вероятно, была продиктована желанием отнести к одному году основание Рима и Карфагена, но при этом вполне согласовывалась с римской датировкой. Римские историки, очевидно, вели отсчет с момента установления Республики, которое, согласно списку консулов (фастам), приходилось примерно на 509—506 гг. до н. э. Но почему указанные авторы считали, что царская эпоха длилась именно двести пятьдесят лет?
Продолжительность царствования семи канонических царей Рима выглядит весьма неправдоподобной (в среднем по тридцать пять лет на каждого) и представляется искусственным измышлением. Нам просто- напросто неизвестно, по какой причине в римской традиции появление Города было принято датировать именно УШ в. до н. э. Гораздо легче объяснить, почему Рим должен был иметь точную дату основания. Хотя многие города, без сомнения, возникали постепенно, на основе одного или нескольких сельских поселений, этрускам, грекам и латинам было известно и ритуальное основание городов. Естественно, римляне, сами заложившие немало поселений, полагали, что и их Город тоже был основан с соблюдением особых ритуалов. Не исключено, что подобная точка зрения была не такой уж и ошибочной. Характер некоторых основных институтов рим¬
25 	«Septingenti sunt paulo plus aut minus anni, augusto augurio postquam incluta condita Roma est» (под «авгуриями» в данном случае понимаются гадания, совершенные при основании города. Более подробно о понятии «авгурии» см., напр.: Сидорович О.В. Авгу- рии и ауспиции: содержание понятий //Античный мир и археология 13 (Саратов, 2009): 151-158.-ДГ.).


106
Глава 3. Древнейшая история Рима
ского общества (три трибы, тридцать курий) указывает на наличие некой организующей силы уже на самых ранних этапах развития. Человек, распределивший римлян по трем трибам и тридцати куриям, может быть назван основателем Города. Проблема в том, что мы не знаем, кто именно это был и когда он жил.
Во-вторых, литературная традиция помогает определить, по крайней мере, некоторые этапы постепенного расширения римской территории в различных аспектах. Римляне всегда проводили четкое различие между священной границей Города (urbs) и границей владений Рима (ager Romanus). У нас нет причин сомневаться в том, что данное различие восходит ко временам возникновения города. Древнейшая священная граница urbs — так называемый померий (Pomerium), — вероятно, очерчивала территорию поселения на Палатинском холме. Об этом пишет Тацит {Анналы. ХП.24), хотя нам неизвестно, на какие данные он при этом опирается. Палатинский померий, возможно, совпадал с маршрутом луперков25а, которые во время своего февральского празднества обегали подножие рассматриваемого холма, или же был придуман на этой основе каким- нибудь антикваром времен Поздней Республики. Тацит также упоминает о том, что территория Форума и Капитолий были включены в пределы померия Титом Тацием, во времена Ромула, а Ливий (1.44.3) пишет, что при Сервии Туллии в состав города вошли Квиринал, Виминал и, возможно, Эсквилин. Особенно путаной является традиция относительно Целия — говоря о его включении в состав Рима, разные авторы упоминают всех царей, кроме последнего. О дальнейшем расширении померия в дошедших до нас источниках ничего не говорится вплоть до времен Суллы. Постепенно (как я полагаю) померий стал обозначать территорию, в пределах которой глава или главы государства обладали гражданской (но не военной) властью. Центуриатные комиции (comitia centuriata), по существу являвшиеся собранием воинов, должны были созываться за пределами померия — на Марсовом поле.
Очень сложно понять природу связи между померием и Сегггимон- тием. Сам по себе Септимонтий представлял собой празднество, одним из элементов которого практически однозначно являлось шествие по нескольким районам Палатина (Гермал, Палатий) и Велии, трем районам Эсквилина (Оппий, Циспий и Фагутал), Целию и, очевидно, по Субуре — долине между Циспием, Оппием и Велией (Фест. 458; 476L). Septem Montes («Семь холмов» плюс долина!), по-видимому, нельзя отождествлять с семью традиционными римскими холмами (Палатин, Квиринал, Виминал, Эсквилин, Целий, Авентин, Капитолий). Септимонтий предполагает существование особой связи между тремя из семи холмов. Эта связь могла сложиться еще до того, как Рим распространился на семь традиционных холмов, но с таким же успехом можно предположить и то, что она возникла позднее, уже в рамках большого города. Еще одна церемония, которая может указывать (а может и не указывать) на не за-  253253 Одно из наиболее архаичных жреческих сообществ Рима. Подробнее см. далее, с. 667, 698 наст. изд. — В.Г.


IV. Развитие и рост Рима
107
свидетельствованную иным образом стадию развития Рима, это загадочное празднество Аргей, топография которого тщательно описана Варро- ном (О латинском языке. V.45). В ходе этого празднества из двадцати семи святилищ, разбросанных по всему Городу, за исключением Авентина и Капитолия, собирали кукол, называвшихся аргеями, а затем весталки251" бросали их в Тибр250.
Согласно расчетам исследователей, в конце периода Республики площадь Рима в пределах померия составляла 285 га. За пределами померия располагалась ager Romanus, которая, в свою очередь, требовала ежегодного ритуального очищения. Имеющаяся на этот счет информация позволяет нам определить, какова была древнейшая территория Римского государства. Церемония Амбарвалий («обхода вокруг полей») проводилась между пятой и шестой милей от Форума (Страбон. V.3.2, р. 230С), а празднество Терминалий («пограничных обрядов») — на шестой миле по Лаурентинской дороге (Овидий. Фасты. П.679). Клуилиев ров (Fossae Cluiliae), который у различных авторов описывается как граница Рима со стороны Латинской дороги (Via Latina), располагался в пяти милях (примерно 7,5 км. — В.Г.) от Форума (ср.: Ливий. 1.23.[3]). Согласно приблизительным расчетам, древнейшая известная нам площадь ager Romanus составляла примерно 150 км2. Естественно, эта площадь со временем не только увеличивалась, но и уменьшалась: в частности, нам известно, что так называемые «семь патов» (septem pagi) являлись яблоком раздора между римлянами и этрусками. Но к концу царского периода, когда Рим так или иначе поглотил многие из соседних общин — Альба- Лонгу, Крустумерий, Номент, Коллагию, Корникул, Фикулею, Камерию и т. д., — территория римских владений составила примерно 800 км2. Именно тогда — или несколько позднее — эти земли были распределены по шестнадцати «сельским» трибам (в противоположность четырем «городским»), которые в основном были названы в честь ведущего рода (gens), владевшего землей на соответствующей территории (с. 220 наст. изд.).
И наконец, в-третьих, письменные источники позволяют узнать немного больше о тех узах, которые связывали Рим с другими латиноязычными общинами*  26. С незапамятных времен Город входил в состав Латинского союза. Когда последний был уже полностью поставлен под контроль римлян, — скажем, в конце IV в. до н. э., — его центром являлся храм Юпитера Лациария на Альбанской горе. Жрецы, осуществлявшие священнодействия на ежегодном празднестве Союза, именовались «Са- benses Sacerdotes», по названию деревни Каб, располагавшейся неподалеку от Альба-Лонги — города, из которого происходили предки Ромула и который предположительно был разрушен римлянами в правление
^Весталки — жрицы богини Весты, хранительницы священного огня; несли ответственность за отправление различных ритуалов, направленных на поддержание «мира с богами». Подробнее см. далее, с. 703 наст. изд. — В.Г.
с Подробнее см., напр.: Сидорович О.В. Sacra Argeorum как жреческий документ. Античный мир и археология 12 (Саратов, 2006): 139—156. — В.Г.
26 	Более подробно (но с несколько иной точки зрения) данный вопрос рассмотрен в гл. 6 наст. изд.


108
Глава 3. Древнейшая история Рима
Тулла Гостилия (Плиний Старший. Естественная история. ΠΙ.64). Как мы уже упоминали (с. 86 наст, изд.), традиционно в состав Союза входило тридцать populi или общин, представители которых во время общего празднества совместно вкушали мясо жертвенных животных и воздерживались от взаимных распрей (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IV.49; Макробий. Сатурналии. 1.16.16). Помимо храма Юпитера Лациария, особую роль в рассматриваемом объединении играл город Ла- виний. Здесь хранились Пенаты — «sacra principia» («священные родоначальники») римлян [ILS 5004; Варрон. О латинском языке. V.144). Очевидно, это был пережиток более ранних времен, когда Рим еще не играл в Лации главенствующей роли. Но нам неизвестно, преследовал ли Союз с центром на Альбанской горе определенные политические цели. Не знаем мы и того, какова в точности была связь между святилищем на Mons Albanus и прочими латинскими святилищами — такими, как то, что располагалось неподалеку, «у истока вод ферентинских» («ad caput aquae Ferentinae») (Фест. 276L), или как то, что было посвящено Диане и находилось близ Ариции (рис. 30). В начале V в. до н. э. последнее, вероятно, стало важным антиримским центром (такой вывод можно сделать, по крайней мере, на основании надписи, которую цитирует Катон, см.: Начала. Фрг. 58Р (с. 332 сл. наст. изд.)). При этом, однако, мы располагаем вполне определенными свидетельствами того, что в правление двух Тарк- виниев и Сервия Туллия римлянам удалось на время взять под контроль весьма существенную часть Лация. Согласно дошедшему до нас документу, Сервий Туллий учредил сразу же за пределами римского померия на Авентине латинское святилище Дианы (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IV.26.[4]; Варрон. О латинском языке. V.43; ILS 4907), которое предназначалось для того, чтобы привлечь латинов на сторону Рима, и, возможно, представляло собой своеобразную «свободную зону», где они могли торговать, находясь под божественным покровительством. Даже в эпоху Ранней Республики римляне продолжали претендовать на гегемонию в Лации, о чем свидетельствует их первый договор с Карфагеном (если датировка Полибия (Ш.22) верна) (с. 310 сл. наст. изд.). Говоря точнее, римляне делили города Лация на три группы: те, что были непосредственно включены в состав Римского государства (отдельно не упоминаются), «подчиненные» (специально называются Ардея, Анций, Цирцеи, Таррацина и, возможно, Лавиний) и те, что не были подчинены, но которые карфагенянам также было запрещено «тревожить» (названия не приведены). Вместе с тем молодая Римская республика была явно неспособна долго сохранять подобную ситуацию. Прошло не так уж много времени, и Риму пришлось заключить союзное соглашение с латинами уже на иной основе — так называемый «Кассиев договор» (foedus Cassianum) (с. 334 наст. изд.). Приводимый Катоном текст, в котором упоминается союз с центром в святилище Дианы близ Ариция, скорее всего, относится к периоду между подписанием договора с карфагенянами, в котором были отражены упомянутые выше претензии римлян на гегемонию, и заключением foedus Cassianum, условия которого были намного более


IV. Развитие и рост Рима
109
Рис. 30. Денарий П. Акколея Ларискола (43 г. до н. э.) с изображением головы Дианы Арицийской на аверсе и ее тройной культовой статуи на реверсе [RRC 486.1).
умеренными. В ходе расширения зоны римского влияния в Лации было заключено, судя по всему, множество различных договоров с отдельными латинскими городами (соответственно, с использованием множества различных юридических формул), но до нас дошла лишь весьма обрывочная информация об этом процессе. В частности, особое положение, которым, в соответствии с сакральным правом, пользовался небольшой городок Габии, могло восходить к царскому периоду: «ager Gabinus» («га- бинская земля») представляла собой нечто среднее между «ager Romanus» и «ager peregrinus» («чужой землей») (Варрон. О латинском языке. V.33). В Законах ХП таблиц содержались указания на некогда существовавшие привилегии, дарованные загадочным общинам форктов и санатов (о которых римляне позднейшего времени почти ничего не помнили; ср.: Фест. 474L).
Наконец, в заключение заметим, что на данный момент мы не располагаем археологическими свидетельствами, подтверждающими прочно укоренившуюся в трудах римских авторов традицию, согласно которой латины Ромула очень быстро объединились с сабинами Тита Тация. Кроме того, сами римские авторы — хотя и не очень последовательно — указывали на то, что на Квиринале располагалось сабинское поселение, что Квирин являлся сабинским богом (Варрон. О латинском языке. V.74; но ср.: Ливий. 1.33) и что римляне именовались «квиритами» из-за того, что в составе римского народа имелся сабинский компонент. Представление о сабинском происхождении Квирина имело столь глубокие корни, что в Ш в. до н. э. римские магистраты решили назвать Квиринской (Quirina) новую трибу, в состав которой вошло сабинское население Реате, Ами- терна и Нурсии (с. 506 наст. изд.). Представление о сабинской принадлежности Квиринала, вероятно, в какой-то мере подтверждается отдельными элементами римской религиозной сферы. Так, архаическое жреческое сообщество салиев (с. 135 наст, изд.) делилось на две группы, одна из которых называлась «Salii Palatini», а другая — «Salii Collini» (где «collis» («холм»), судя по всему, употребляется вместо «Quirinalis»). Далее, у древних авторов существуют упоминания некоего «старого Капитолия» («Capitolium Vetus») на Квиринале, противопоставленного настоящему


по
Глава 3. Древнейшая история Рима
Капитолию (Варрон. О латинском языке. V.158; Марциал. V.22 и VII.73). Можно пойти и дальше. На две группы — Fabiani и Quinctiales — делилось и сообщество луперков. Данное деление, в отличие от деления сообщества салиев, осуществлялось по родовому, а не по территориальному признаку. Но, согласно имеющимся у нас источникам, культ рода Фабиев был тесно связан с Квириналом (Ливий. V.46.2; 52.3), и, соответственно, можно предположить, что на празднестве Луперкалий представители gens Fabia представляли сабинов. Впрочем, доказательства в пользу существования сабинского поселения на Квиринале не очень прочны. Лингвистическими аргументами они не подкрепляются. Сабинский язык относился к оскско-умбрской группе и достаточно сильно отличался от латинского, хотя, несомненно, оказал на него определенное влияние (и в то же время испытал воздействие со стороны латыни). Не исключено, что на присутствие сабинского элемента в составе древнейшего населения Рима указывают такие распространенные слова латинского языка, как «lupus» («волк»), «bos» («бык/корова»), «scrofa» («свинья»), «rufus» («красный, рыжий») (вместо не отразившихся в письменных источниках «lucus», «vos», «scroba» и зафиксированного варианта — «ruber»). Но для объяснения всего этого образ Тита Тация не требуется. На самом деле, если бы «Квирин» и «Квиринал» действительно были сабинскими словами, то они должны были бы звучать как «Пирин» и «Пиринал». Кроме того, весьма сомнительным является и предположение, согласно которому свидетельством сосуществования латинов и сабинов на римских холмах следует считать различие между терминами «montes» и «colles», которые использовались для обозначения этих холмов (Mons Palatinus, но Collis Quirinalis). На данный момент изначальное слияние сабинов и латинов следует считать элементом устоявшейся исторической традиции, не имеющим ни прочного обоснования (если это реальный факт), ни очевидного объяснения (если это легенда).
V. Римские цари
Далее мы остаемся практически наедине с литературной традицией, поскольку она является единственным источником, из которого можно почерпнуть сведения о римских царях2ба. Данная традиция, главным образом представленная авторами, жившими в эпоху Цезаря и Августа (Диодор, Д ионисий Галикарнасский и Ливий), является на удивление последовательной. Судя по всему, ее основные элементы восходят к Кв. Фабию Пиктору и Л. Цинцию Алименту — первым историкам Рима, жившим на исходе Ш в. до н. э. и писавшим на греческом языке (с. 16 наст. изд.). При этом важнейший вопрос состоит в том, откуда эта ранние анналисты почерпнули информацию о царском периоде римской истории. Как
26а Весьма основательное исследование на эту тему вышло недавно и на русском языке, см.: Коптев А.В. Царская власть в раннем Риме через призму античной историографии (VIII—IVвв. до н. э.) (Saarbrücken, 2013).


V. Римские цари
111
мы знаем, в своей работе римские историки использовали определенные документы, относившиеся к ранним периодам истории Города, или, по крайней мере, знали о них (с. 27 наст. изд.). Среди этих документов мы можем назвать уже упоминавшийся выше «священный устав» («lex sacra») храма Дианы на Авентине (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IV.26.5) и договор между Римом и Карфагеном (Полибий. Ш.22), а также договор с Габиями, записанный на щите (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IV.58.4; Фест. 48L). Но подобные тексты были не настолько многочисленны, чтобы образовать существенную часть рассматриваемой традиции. Более того, некоторые из них могли даже быть повторно обнаружены тогда, когда основные элементы литературной традиции уже устоялись (ярким примером чего является текст первого договора с Карфагеном). Далее, определенные священные объекты, почитавшиеся и в позднейшее время, считались связанными с определенными легендами, что не позволяло им кануть в Лету. Таковыми были «Pila Horatia» («колонна Горациев», или «копья Горациев») и «Tigillum Sororium» («сестрин брус»), связанные со сказанием о Горациях и Куриациях. Впрочем, подобные объекты очень редко представляли собой исток легенды: гораздо чаще они сами опирались на нее, а потому для объяснения использовать их бесполезно. В общем и целом, документальные свидетельства, судя по всему, играли второстепенную роль в формировании исторической традиции о возникновении Рима. Римские анналисты периода Поздней Республики, скорее, считали, что продолжают анналы понтификов. Нам известно, что верховный понтифик регулярно выставлял на всеобщее обозрение список событий, произошедших за год. Ведение подобных записей было прекращено при верховном понтифике П. Муции Сцеволе ок. 130 г. до н. э., а сами они несколько позднее (но не позже, чем при Августе) были отредактированы и сведены в восемьдесят книг (с. 17 сл. наст. изд.). Кроме того, мы знаем, что в отредактированном виде Летопись понтификов в числе прочего содержала и рассказы об основании Города (которые цитируются в произведении анонимного автора «Происхождение римского народа» («Origo gentis Romanae»)26b, а также у «Авторов жизнеописаний Августов» [Тацит. 1.1))2бс. Если мы признаем достоверность данной информации, то нам придется согласиться и с тем, что по меньшей мере четыре из восьмидесяти книг Летописи были посвящены альбанской предыстории Рима. Поскольку весьма трудно поверить в то, что альбанские понтифики, когда их город исчез с лица земли, перенесли свои исторические записи в Рим, нам придется предполо
26Ь Иногда приписывается римскому историку IV в. н. э. Сексту Аврелию Виктору (см., напр.: Аврелий Виктор. О цезарях. Извлечения о жизни и нравах римских императоров. Происхождение римского народа. О знаменитых людях / Пер. с лат. В.С. Соколова. ВДИ 4 (1963); 1-2 (1964). - В.Г.
2бс «Авторы жизнеописаний Августов» [лат. «Scriptores Historiae Augustae») — условное название созданного в IV в. н. э. сборника биографий римских императоров от Адриана До Карина и Нумериана (117—285 гг. н. э.). Русскоязычное издание: Scriptores Historiae Augustae. Властелины Рима\ Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана /Пер. С.Н. Кондратьева (М., 1992). — В.Г.


112
Глава 3. Древнейшая история Рима
жить, что кто-то (возможно, даже тот самый человек, который составил Летопись в восьмидесяти книгах) присовокупил предысторию Города к позднейшим событиям для того, чтобы сделать повествование более интересным. И это лишь наиболее заметный элемент неясности в Летописи (с. 35 сл. наст. изд.). Мы не знаем, когда она была начата, у нас очень мало информации о том, что в ней содержалось, но самое главное — нам неизвестно, насколько она действительно использовалась историками- анналистами периода Поздней Республики, многие из которых — если не все — создали свои труды еще до того, как записи понтификов были сведены в восемьдесят книг. В любом случае, анналистическая форма, которую жрецы использовали для ведения своих записей, основана на списке римских консулов, а разделы, касающиеся царского периода, выглядят как позднейшее добавление. Таким образом, позднереспубликанские историки едва ли позаимствовали свои рассказы о Раннем Риме из Летописи понтификов. Не очень помогает нам и скудная информация о песнях (carmina), которые древние римляне распевали во время пиршеств, восхваляя своих предков. Так, во времена Катона Цензора эти песни уже не исполнялись27. Соответственно, нет ничего удивительного в том, что у древних авторов отсутствует единая точка зрения, скажем, по вопросу о том, кто пел carmina — взрослые или дети. Среди героев рассматриваемых песен Дионисий (Рижские древности. 1.79.10; УШ.б2. [3]) упоминает, в частности, Ромула и Кориолана. Впрочем, даже «исторические баллады» других народов, сохранившиеся гораздо лучше, чем римские, едва ли можно рассматривать как скрупулезное описание определенных событий. Кроме того, весьма примечателен тот факт, что «поэтичным» в исторической традиции о Раннем Риме выглядит очень немногое, а именно — лишь несколько рассказов о Ромуле, о битве между Горациями и Куриациями, а также о надругательстве над Лукрецией (своеобразный аналог похшцения27а сабинянок) в конце царской эпохи. Но даже для этих эпизодов поэтический источник точно неизвестен. Так, например, Ливий (1.24.1) упоминал об определенной «путанице» относительно того, кто представлял римлян в знаменитой битве — Горации или Куриации. Подобные сомнения едва ли могли звучать в героической песне. Таким образом, важность carmina (играющих весьма заметную роль в дискуссиях современных исследователей от Б.-Г. Нибура до Гаэтано де Санктиса) столь же сомнительна, как и значимость Летописи понтификов.
Как было сказано выше, уже в конце V в. до н. э., если не раньше, на Рим начали обращать внимание греческие историки. Конечно, римские авторы могли читать их труды — и, скорее всего, действительно читали. Но первым эллинским историком, составившим связный рассказ о Раннем Риме, был сицилиец Тимей, который работал в Афинах в первой по¬
27 	Цицерон. Брут. 75; Тускуланские беседы. IV.3; Варрон. О жизни римского народа. П в соч.: Ноний. Р. 107L.
27а Здесь мы используем словосочетание, принятое в русскоязычной традиции. В оригинале в обоих случаях употребляется слово «rape» — «изнасилование» (иногда — «похищение, умыкание»). — В. Г.


V. Римские цари
113
ловине Ш в. до н. э. Едва ли он мог знать о событиях, происходивших в VTQ—VI вв. до н. э., больше, чем римляне, жившие двумя поколениями позднее. Было бы удивительно, если бы Тимей сумел открыть римлянам что-либо, чего они еще не знали, хотя, несомненно, именно он научил их писать исторические труды на греческом языке. Соответственно, нет ничего удивительного в том, что, согласно Плутарху [Ромул. 3), Фабий Пиктор, повествуя об основании Рима, повторил рассказ греческого автора Диокла с Пепарета. Если Плутарх действительно прав, то это означает лишь то, что Диокл просто записал уже бытовавшие в Риме предания, и его способ изложения Фабий нашел вполне приемлемым. При этом, однако, рассказы о римской истории, приводившиеся в сочинениях греческих авторов, не следует смешивать с периодическими упоминаниями Рима в летописях соседних городов. На определенном этапе римским историкам стало известно, что в некоторых летописях соседних народов (как греков, так и этрусков) содержались ссылки на события римской истории, имевшие к ним определенное отношение. Так, например, отдельные авторы из города Кумы в Кампании рассказывали о вторжении кумского тирана в Лаций в конце VI в. до н. э. (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. УП.З слл.; ср.: Афиней. XII.528d). Этрусские анналы или исторические труды упоминаются в сочинениях Плиния [Естественная история. П.140) и Цензорина (О дне рождения. 17.6). Свидетельства этрусских источников использовались императором Клавдием [ILS 212) и его современником Веррием Флакком (Фест. 38L) — возможно, посредством перевода на латынь. В числе прочего, в этих источниках содержалась и определенная информация о римских царях. Впрочем, судя по упоминаниям у Дионисия и Клавдия, знакомиться с подобными источниками римляне начали достаточно поздно и знакомство это было весьма ограниченным. Короче говоря, соседи Рима не особенно обогатили римскую историческую традицию.
Наконец, мы должны рассмотреть тот вклад, который внесли в историю Раннего Рима родовые предания. Римские аристократические gentes, несомненно, хранили память о своих выдающихся представителях и, вероятно, вели какие-то записи. Открытие такого эпиграфического памятника, как «Тарквинийские элогии» (с. 362 наст, изд.), доказало, что в эпоху Августа этрусские аристократические семейства также сохраняли определенные воспоминания о своих предках, причем к рассматриваемому времени многие из этих этрусских аристократов уже практически полностью смешались с римской знатью. Но в том, что касается царского периода, нас опять постигает разочарование. За исключением некоторых сведений о Масгарне (см. далее), в представлениях римлян о своих царях нет ничего, что несло бы на себе отпечаток этрусской аристократической традиции. Более неожиданным является тот факт, что представители ведущих римских gentes периода Республики могли сказать о царской эпохе очень мало и практически не претендовали на то, что их предки играли в то время сколь-либо значимую роль. Как показывает существование сообщества «Фабиевых луперков» (Luperci Fabiani), Фабии, воз¬


114
Глава 3. Древнейшая история Рима
водившие свой род ко временам Ромула и действительно имевшие на это определенное право, почти ничего не знали о своих предках, живших во времена царей. Валерии считали, что они пришли в Рим из сабинских земель вместе с Титом Тацием, но играть существенную роль в общественной жизни Города они стали уже после учреждения Республики (начиная с консульства П. Валерия Попликолы). Представители еще одного великого рода, Клавдиев, небезосновательно настаивали на том, что их предки прибыли в Рим уже после изгнания царей, примерно в 504 г. до н. э. Таким образом, основные римские gentes либо не принимали участия в событиях царского периода, либо предпочитали не брать на себя ответственности за это участие. Единственным исключением были Мар- ции, которые гордились родством с царем Анком Марцием и помещали его изображение (вместе с изображением его дяди Нумы Помпилия) на монетах, чеканившихся от имени Римского государства в I в. до н. э. Но даже в этом случае ничто не указывает на то, что представители рассматриваемого рода смогли существенно повлиять на формирование общепринятого предания об упомянутых царях. В общем и целом, события и личности царского периода оставались за пределами основного потока римской аристократической традиции. Представитель рода Юлиев якобы сообщил народу о вознесении Ромула на небеса, а представитель рода Валериев считался первым фециалом — жрецом, распоряжавшимся делами войны и мира. Это, конечно, не очень много. Здесь также следует упомянуть о том, что в эпоху Поздней Республики был составлен список знатных семейств, которые претендовали на троянское происхождение и считались перебравшимися в Рим из Альбы в эпоху правления первых трех царей. Подводя же итог вышесказанному, следует признать, что пути оформления римской исторической традиции о царском периоде до сих пор остаются неизвестными.
Именно по этой причине мы не можем быть уверены ни в чем из того, что древние авторы рассказывают нам о первых трех преемниках Ромула (Нума Помпилий, Тулл Гостилий, Анк Марций). Весьма сложно оценить и события времен правления последних (?) трех царей (два Тарквиния и — между ними — Сервий Туллий), которые жили ближе к основанию Республики и соответственно имели больше возможностей остаться в памяти потомков. Изгнание римских царей, подобно установлению царской власти у древних евреев, могло быть до неузнаваемости изменено множеством ненадежных деталей, но оно ознаменовало собой начало новой эпохи с точки зрения историографии: более четкая хронология и конституционная преемственность сделали традицию более надежной. В любом случае, в какой-то момент царский период действительно закончился.
Впрочем, предания о сабинянине Нуме Помпилии, латинянине Тулле Гостилии и наполовину сабинянине Анке Марции едва ли являются полностью вымышленными. Целостную фигуру представляет собой лишь первый из этих царей. В трудах древних авторов он показан как создатель римских религиозных институтов (включая, как минимум, должности


V. Рижские цари
115
нескольких фламинов, коллегии салиев, весталок, понтификов, а также календарь). Второй из упомянутых правителей отличался воинственностью, но при этом — хотя это маловероятно — согласился решить исход войны между Римом и Альба-Лонгой поединком трех братъев-римлян с тремя братьями-альбанцами (Горации и Куриации). Наконец, третий был человеком мирным, однако это не помешало ему захватить и разрушить целый ряд соседних городов — Политорий, Теллены и Фикану, включить в состав Рима холм Яникул, вывести колонию в Остию и учредить первую в Городе тюрьму (career). Целостность образа Нумы и отсутствие подобной целостности в образах его преемников не следует объяснять, рассматривая их как богов или героев. Конечно, реформа календаря вполне могла быть проведена во времена Нумы, а Альба, возможно, и в самом деле перестала играть роль общелатинского центра (или вообще была разрушена) при Тулле Гостилии. Римская экспансия в район Остии во времена Анка Марция тоже вполне вероятна — даже если учитывать то обстоятельство, что постоянное поселение на этом месте возникло не ранее IV в. до н. э., а Политорий — если его действительно можно отождествить с поселением близ Кастель-ди-Дечима — не мог быть разрушен так рано.
Л. Тарквиний по прозванию Древний (Приск), Сервий Туллий и Л. Тарквиний по прозванию Гордый (Суперб) помещены в более узнаваемый — греко-этрусский — исторический контекст. Согласно традиции, Тарквиний Древний был сыном коринфянина Демарата, перебравшегося в Этрурию и женившегося на женщине из города Тарквинии. Рассказ о прибытии сына Демарата в Рим и о тех успехах, которых он там достиг, вполне согласуется с полученной нами из других источников информацией об аристократах, стремившихся попытать счастья в соседних городах. Столь же правдоподобно и переселение греков в Этрурию. Так, например, архаическая надпись из Тарквиний (TLE 155) с упоминанием некоего Рутилия Гиппократа («Rutile Hipukrates» — сочетание латинского и греческого имени в этрусской оболочке) породила целый ряд предположений о человеке греческого происхождения, который мог попасть в Тарквинии, побывав в Риме, тогда как Тарквиний, сын грека, попал в Рим через Тарквинии. В историях о таких искателях приключений весьма органично смотрится и яркий образ жены Тарквиния — Танаквиль, которая в римской исторической традиции показана как женщина, сведущая в тайных знаниях этрусков. Также вполне вероятным является то, что Тарквиний удвоил количество римских всадников, и то, что он был убит в результате заговора, составленного сыновьями Анка Марция, после чего на престол взошел его протеже Сервий Туллий. В некоторых случаях традиция колеблется между двумя Тарквиниями — например, в рассказах об основании на Капитолии храма новой (?) божественной триады («Юпитер — Юнона — Минерва»). Судя по имеющимся у нас данным, древние авторы были правы относительно того, что при обоих Тарквиниях Рим контролировал большинство латинских городов и как минимум — несколько этрусских. По общему признанию, Ливий говорит об этом гораз¬


116
Глава 3. Древнейшая история Рима
до меньше, чем Дионисий Галикарнасский, но первый договор с Карфагеном, судя по всему, подтверждает данные, приведенные у Дионисия. Кроме того, упоминание о том, что латаны правили этрусками, содержится и в дополнении к «Теогонии» Гесиода (1.1015). Подобрать какую-либо иную ситуацию, к которой можно было бы отнести это довольно странное замечание, весьма нелегко28.
Образ Сервия Туллия — латинского царя-реформатора, вставленного между двумя этрусками, — едва ли мог быть придуман позднейшими авторами. Его имя указывает на то, что в Риме (точно неизвестно, с какого времени) бытовала история о его рабском происхождении и особой удаче (fortuna). Благодаря некоторым из своих реальных достижений этот царь вполне заслуженно рассматривался как второй Ромул. Соответственно, в его образе соединились черты героя италийских мифов и греческого политика-реформатора. Одним из событий, относящихся ко времени его правления и лучше всего отраженных в письменных источниках, является основание святилища Дианы на Авентине, которое стало местом проведения встреч с представителями других латинских общин. В этом священном месте (изначально — у алтаря (ага)) хранился текст соглашения, заключенного Сервием с латинами (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IV.26.[5]). Кроме того, этот «устав алтаря Д ианы на Авентине» (lex arae Dianae in Aventino) стал образцом для составления правил, регулировавших функционирование святилищ позднейшего периода. Как показывают современные исследования, культовая статуя, стоявшая в рассматриваемом храме, была изготовлена в стиле, характерном для VI в. до н. э., что напрямую подтверждается упоминанием Страбона (IV. 1.5, р. 180С), который называет ее воздвигнутой по образцу статуи, располагавшейся в Массалии28а (рис. 31; ср. с. 326 наст. изд.).
Рис. 31. Денарий Л. Госшлия Сазерны (48 г. до н. э.) с изображением архаической культовой статуи Артемиды из Массалии (.RRC 448.3).
Впрочем, в античной исторической традиции Сервий Туллий показан прежде всего как великий реформатор, наложивший на созданные Рому- лом три трибы и тридцать курий новое деление граждан — на пять классов (разрядов) и сто девяносто три или сто девяносто четыре центурии в со-  * 28328 	См. далее, с. 310 сл. наст. изд.
283 Греческая колония в устье р. Родан (Рона), основанная ок. 600 г. до н. э., совр. Марсель. — В. Г.


V. Римские цари
117
ответствии с достатком. При этом на новой основе было проведено и распределение военных обязанностей. Согласно древним авторам, вместо достаточно простого Ромулова войска, делившегося на единообразную конницу и единообразную пехоту, Сервий создал войско гоплитско- го типа, в состав которого входило несколько видов пехотинцев и, возможно, два вида всадников — с двумя конями и с одним (Граний Лициниан, р. 2 Flemisch). Подобный порядок однозначно существовал в Риме с IV в. до н. э. К этому времени общее собрание римлян по куриям хотя и не было отменено, но уже считалось менее важным, чем собрание нового типа — в соответствии с классами: младшие и старшие представители каждого разряда созывались для утверждения законов и для рассмотрения апелляций на так называемых центуриатных комициях (comitia centuriata). Поскольку в состав первого класса входило сорок центурий «старших» и столько же центурий «младших» из ста девяносто трех или ста девяносто четырех центурий, составлявших всю организацию, а каждая центурия имела один голос, Сервий Туллий, по общему мнению, передал управление государством в руки наиболее состоятельных граждан. Кроме того, древние авторы рассказывают о том, что Сервий Туллий начал чеканить монету (эта информация была известна уже Тимею) и провел перепись населения, расширил территорию Города и разделил ее на четыре квартала, завершил строительство укреплений — Сервиевых стен — и поделил территорию Римского государства за пределами города на трибы.
Не нужно сложных размышлений, чтобы понять: центуриатную организацию времен Средней Республики конечно же нельзя целиком переносить в VI в. до н. э. Монеты же такого типа, который приписывается Сервию, вероятно, использовались в городе Гела на Сицилии примерно во времена его правления29, но, судя по всему, Рим — да и не он один — обходился без монет вплоть до Ш в. до н. э. Точно так же археологические находки, которые мы можем датировать со значительной долей уверенности, в большинстве своем указывают на то, что древнейшие стены, опоясывавшие всю территорию Города, были возведены лишь в IV в. до н. э. Впрочем, как мы увидим далее, в источниках можно обнаружить и указания на то, что в VI в. до н. э. действительно существовала центуриатная организация — правда, в более простой форме. Кроме того, исследователями обнаружены и следы более примитивной системы укреплений.
Великий царь-реформатор Сервий Туллий действительно мог быть убит, как пишут древние авторы, своей дочерью Туллией и ее мужем А. Тарквинием Гордым, сыном или внуком Тарквиния Древнего. При этом взлет младшего Тарквиния, явно приукрашенный народной и литературной традицией, очень неплохо укладывается в контекст тираний VI в. до н. э. Переход власти от Сервия Туллия к Тарквинию Гордому очень напоминает переход власти от Солона к Писистрату в Афинах. Возможно, доля правды содержится и в истории о том, как Тарквиний
29 	Ampolo 1974 [В 196]: 382—388. О пассаже Тимея см. далее, с. 490 наст. изд.


118
Глава 3. Древнейшая история Рима
сумел подчинить себе Габии, заслав в город одного из своих сыновей, который прикинулся врагом собственного отца, был принят местными жителями и даже стал их военачальником. Текст договора между Габия- ми и Римом, который еще могли прочитать древние авторы, датировался ими именно временем царствования Тарквиния (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IV.58.[4]).
Что касается наиболее распространенного рассказа об изгнании царей, то из него достаточно сложно понять, как к свержению Тарквиниев отнеслись действовавшие на территории Италии иные силы — кумский тиран Аристодем, Латинский союз, увидевший в сложившейся ситуации возможность освободиться от власти Рима, и, наконец, этрусские города, которым тоже не очень нравилось расширение влияния Рима, пусть и находившегося под властью этрусских царей. Согласно анналистиче- ской традиции, предводителем этрусков, желавших возвращения Тарквиния в Рим, был правитель Клузия Порсенна (с. 315 сл. наст, изд.), которого, правда, разубедило в успехе его начинания мужество Горация Коклеса, Муция Сцеволы и девы Клелии29а. После этого, согласно рассматриваемой традиции, Порсенна повернул свое войско против латинов и в конечном итоге был разбит совместными силами Латинского союза и Аристодема в битве при Ариции. Однако историки I в. до н. э. в каких- то источниках — возможно, этрусских — обнаружили сведения о том, что Порсенна все-таки взял Рим и навязал его жителям весьма унизительные условия (Тацит. История. ΙΠ.72; Плиний Старший. Естественная история. XXXIV. 139). При этом, однако, он не вернул Тарквиниев и, очевидно, повелевал Римом не очень долго. Его поражение в результате вмешательства Аристодема, судя по всему, было записано в летописях Кум, и вероятность того, что Порсенна в конце концов был разгромлен союзом латинов и Аристодема, проливает совершенно иной свет на падение царской власти в Риме. Конечно, не исключено, что Тарквиний был свергнут (как говорит римская традиция) в результате заговора римских аристократов (лидерами которых, как пишут древние авторы, являлись два царских родственника — Л. Юний Брут и А Тарквиний Коллатин), но войско Порсенны должно было посадить в Риме нового этрусского правителя, и в рассматриваемом контексте представляется весьма сомнительным, что римляне успели бы избрать первых консулов до его вторжения. Видимо, римляне упростили процесс установления Республики, чтобы стереть из памяти стыд за то, что от Порсенны их освободили совместные силы других латинских городов и Аристодема из Кум.
Первым актом новой республиканской власти, который мы можем считать бесспорным, было посвящение храма Юпитера на Капитолии консулом М. Горацием Пульвиллом. Как показывает цитируемая Пли¬
29а Гораций Коклес героически защищал от этрусков Свайный мост на Тибре. Муций Сцевола, попав в плен к этрускам после неудачной попытки убить Порсенну, поразил этрусского царя своей стойкостью, положив правую руку на горящий жертвенник. Дева Клелия, благодаря своей мудрости и самоотверженности, сумела освободить часть римских юношей и девушек, находившихся у этрусков в заложниках. — В. Г.


V. Римские цари
119
нием [Естественная история. ХХХШ.19; с. 726 наст, изд., сноска 13) надпись, оставленная Гн. Флавием, это событие уже в IV в. до н. э. являлось столпом римской хронологии. Учитывая колебания в несколько лет, вызванные некоторыми неясностями в самом начале списка консулов, мы можем заключить, что первые ежегодно переизбиравшиеся магистраты (позднее, как правило, известные под именем консулов) появились в Риме примерно в 509—507 гг. до н. э. Это ориентировочная дата окончания царского периода. Порсенна (или его ставленник), скорее всего, был лишь последним из ряда римских царей, не зафиксированных анналистиче- ской традицией, которая при этом упоминает в числе правителей Рима Ромула — судя по всему, целиком мифического персонажа. Тит Таций вполне мог быть реально правившим царем, который позднее был отнесен к мифическому времени Ромула и превращен в его соправителя. Но самым интересным из, вероятно, забытых монархов Рима, конечно, является Мастарна, образ которого мы просто обязаны рассмотреть далее.
В римской традиции Мастарна впервые упоминается в речи императора Клавдия [ILS 212), в которой отождествляется с Сервием Туллием. В этрусской же традиции образ Мастарны (или Macstma) возникает намного раньше — на изображениях из гробницы Франсуа в Вульчи, которые чаще всего датируются IV или Ш вв. до н. э. (рис. 32). На этих изображениях Мастарна освобождает Целеса Вибенну, Авл Вибенна убивает человека, очевидно, происходящего из Фалерий, а Марк Камилл (или Камитилий; в надписи — «Camitlnas») — Гнея Тарквиния Римского (?) («Rumach»). В других местах Целее и Авл Вибенны упоминаются как «кондотьеры», иногда — связанные с образом Ромула (Варрон. О латинском языке. V.46; Фест. 38L); римский холм Целий также считался названным в честь Целеса Вибенны. Изображение из Вульчи, судя по всему, указывает на определенную связь братьев Вибеннов с Тарквиниями, поскольку один из персонажей на картине — это некто Тарквиний из Рима. Художник постарался запечатлеть некое историческое событие с участием представителей нескольких городов, вероятно, происходившее в Вульчи. Упомянутый выше Гней Тарквиний — это необязательно царь Рима (оба «традиционных» римских Тарквиния носили имя «Луций»): подобно одному из сыновей Тарквиния Гордого, он также мог быть «кондотьером». Историчность образа Авла Вибенны и, соответственно, той группы, к которой он принадлежал, была подтверждена найденной в Вейях и датируемой VI в. до н. э. вазой-буккеро, на которой написано «Avile Vipiiennas»30. Что касается Мастарны (Macstma), то он носил необычное этрусское имя. Судя по всему, это было искаженное этрусками латинское слово «magister», которое они преобразовали в антропоним — точно так же, как римляне поступили с этрусским словом «лукумон» («lauxume»), обозначавшим верховного правителя. Таким образом, Мастарна мог быть еще одним предводителем группы воинов (= magister populi?), который сначала служил в различных городах под началом Целеса Вибенны, а затем перебрался в Рим. Обо всем этом, вероятно, рас-
30 	РаДоШпо 1939 [В 245]: 455-457.


Рис. 32. Настенная роспись из гробницы Франсуа в Вульчи. Ок. 300 г. до н. э. (?). Слева направо: Мастарна (Macstma) освобождает Целеса Вибенну (Caile Vipinas), Ларе Ультий (Larth Ulthes) закалывает Лариса Папатия из Вольсиний (Laris Papathnas Velznach), Расций (Rasce) бьет мечом Песня Аркумния из Сованы (Pesna Arcmsnas Sveamach) (?), и Авл Вибенна (Avie Vipinas) убивает воина по имени Venrhi Cal <...> plsachs (?) (надпись повреждена. —В.Г.). На отдельной сцене Марк Камитилий (Marce Camitlnas) собирается убить Гнея Тарквиния из Рима (Cneve Tarchunics Rumach). (Публ. по: Coarelli F. DArch. ser. 3.2 (1983): 54, рис. 7; Там же: 47, рис. 4.)


VI. Социальные, политические и религиозные структуры царского периода 121
сказывалось в этрусских преданиях, которым в своем сочинении следовал Клавдий. Соглашаться или нет с использованными императором источниками и отождествлять ли Мастарну с Сервием Туллием — остается решать нам самим. Любой римский или этрусский историк, находившийся под влиянием традиции, согласно которой в Риме правили семь царей, был вынужден отождествлять Мастарну с одним из них. Но мы вовсе не обязаны следовать этому. Сражавшийся вместе с братьями Вибен- нами искатель приключений настолько отличается от традиционного Сервия Туллия, что разумнее всего было бы разделить два этих образа. Мастарна вполне мог стать правителем Рима во времена Тарквиниев. Следовательно, мы можем предположить, что Авл и Целее Вибенны также некоторое время правили Римом. Нам известны достаточно смутные предания о человеке по имени Олий, в честь которого, возможно, был на- ван Капитолийский холм (caput Oli — «голова Олия»). Согласно «Хронографу 354 года»30а, этот Олий был царем. Авл и Олий — это одно и то же имя, и в рассматриваемом случае древние авторы вполне могли иметь в виду Авла Вибенну, поскольку, например, у Арнобия [Против язычников. VI.7) имя Олия сопровождено эпитетом «Vulcentanus» («из Вульчи»).
VI. 	Социальные, политические и религиозные
СТРУКТУРЫ ЦАРСКОГО ПЕРИОДА
Стать царем (гех) Рима мог далеко не каждый. Царская власть была сакральной, и, чтобы взойти на престол, следовало заручиться согласием богов (inauguratio). Снискание последнего сопровождалось религиозными церемониями, о которых мы знаем очень мало. Именно важностью подобных сакральных функций объясняется тот факт, что царская власть в Риме в определенном смысле никогда не отменялась. Даже когда на место рекса пришли ежегодно переизбираемые магистраты, римляне сохранили пожизненную должность «царя священнодействий» (rex sacrorum или sacrificulus), который жил в древней царской резиденции (Регии) и совершал определенные религиозные церемонии, но при этом был лишен возможности сделать обычную политическую карьеру (с. 706 сл. насг. изд.). Позднее его место в Регии занял верховный понтифик, но большинство своих функций rex sacrorum всё же сохранил. Царская власть в Риме не была наследственной, а сам реке являлся прежде всего военачальником и лишь затем — жрецом. Насколько мы можем судить, римские цари являлись в большинстве своем предводителями воинских отрядов, причем необязательно римского и даже необязательно латинского происхождения, которые убеждали или вынуждали местную аристократию признать их власть. Вероятно, граница между военачальником, призванным на помощь правящему рексу, и военачальником, при-
30а Имеется в виду иллюстрированный календарь, созданный в 354 г. н. э. знаменитым каллиграфом Филокалом по заказу богатого римского христианина Валентина; помимо прочего, содержит краткую «хронику города Рима». — В.Г.


122
Глава 3. Древнейшая история Рима
званным для того, чтобы этого рекса свергнуть и занять его место, была весьма размытой. Так, например, Тарквиний Гордый, согласно традиции, не был введен в должность необходимым образом. Власть прочих правителей — вроде Мастарны (если его не отождествлять с Сервием Туллием), Авла Вибенны и Порсенны — скорее всего, тоже так и не обрела полных религиозных санкций. Такие военачальники могли попытать удачи в нескольких городах. Как мы уже видели, Гней Тарквиний (прямо именуемый римлянином) действовал в Этрурии — возможно, в Вульчи, тогда как Мастарна и братья Вибенны оставили след и в Вуль- чи, и в Риме, а Авл Вибенна появляется также и в Вейях. В настоящее время у нас имеется и эпиграфическое подтверждение подобной ситуации применительно к периоду ок. 500 г. до н. э. Это так называемый «Lapis Satricanus»31 — посвятительная надпись, оставленная в городе Сатрик сподвижниками некоего Публия Валерия (рис. 33). Надпись имеет следующий вид:
...jei steterai Popliosio Valesiosio suodales Mamartei
Puc. 33. Надпись «Публия Валерия» из Сатрика. Ок. 500 г. до н. э. (?)
Весьма заманчиво было бы увидеть в этом Публии Валерии П. Валерия Попликолу, который, согласно римской исторической традиции, сыграл важную роль в основании Республики, а в деле ее укрепления даже оттеснил на второй план изначальных лидеров — Брута и Колла- тина. Рассматриваемая надпись является неполной, в силу чего слово «sodales» мы можем отнести как к Публию Валерию (в генитиве), так и к богу Мамерсу (в дативе). Если верен первый вариант, то перед нами — посвящение sodales (товарищей) Публия Валерия богу Мамерсу (Марсу). Если же верна вторая интерпретация (согласно которой в начале текста предположительно стояло слово вроде «socii»), то сподвижники (socii) Публия Валерия, которые также были членами (sodales) религиозного сообщества, отправлявшего культ Марса, сделали посвящение какому-то иному богу или богине (возможно, Матер Матуте, на территории святилища которой была найдена надпись). Мы склоняемся к первой интерпретации, однако в обоих случаях общий смысл текста отличается не сильно: сподвижники Публия Валерия, судя по всему, занимали в Сатрике привилегированное положение и, вероятно, выполняли определенные воин¬
31 	Stibbe et al. 1980 [В 263].


VI. Социальные, политические и религиозные структуры царского периода 123
ские функции. Если упомянутый в рассматриваемой надписи Публий Валерий — это действительно Попликола, то мы сталкиваемся с некоторым парадоксом: каким образом военачальник из Сатрика мог принять участие в установлении республиканского правления в Риме? Судя по всему, на ранних этапах своего развития Римская республика не могла, а возможно, и не желала избежать вмешательства со стороны предводителей воинских отрядов. В частности, в римской исторической традиции весьма прочно укоренилась история о том, как подобный предводитель по имени Атт Клавз, заложивший основы могущества рода Клавдиев, вместе со своим окружением прибыл в Рим из сабинских земель как раз вовремя, чтобы укрепить всё еще непрочную Республику (хотя в трудах римских авторов позднейшего периода говорилось, что Клавдии появились в Риме еще при Ромуле, да и разве можно было ожидать чего-то иного от предков императорской династии Юлиев-Клавдиев?). Представители рода Фабиев всё еще действовали как независимые предводители воинских отрядов через несколько десятилетий после установления Республики — во время своей знаменитой частной войны с этрусками (с. 359 сл. насг. изд.). Возможно, их поражение спасло Рим от установления монархического правления представителей этого gens. Еще позже, примерно в 460 г. до н. э., сабинский вождь Аппий Гердоний сумел в результате неожиданного нападения захватить Капитолий (с. 347 наст, изд.). Прибегнув к помощи латинов, римляне изгнали его и тем самым избавили себя от еще одного сабинского царя.
Феномен независимых военачальников, который традиция с большим трудом пыталась согласовать с жесткой и схематичной структурой «Рому- лова» государства, следует увязать с одной из наиболее ярких черт общества центральной Италии УШ—VI вв. до н. э., а именно — с возвышением родов (gentes). Как мы уже упоминали, эпиграфические свидетельства позволяют уловить развитие особой ономастической системы, в соответствии с которой человек (чаще всего — мужчина) носил два имени — личное имя (в Риме — praenomen) и имя рода, к которому он принадлежал (в Риме — nomen gentile). Даже если формально nomen gentile вполне могло выполнять функцию обычного отчества (Сервий Туллий = Сервий, сын Тулла), оно обозначало также и принадлежность к группе более широкой, нежели нуклеарная семья. Родовое имя в одинаковой форме носили не только все теоретические потомки общего предка, но и отдельные клиенты, которые вошли в состав рода на подчиненном положении и, очевидно, не состояли в кровном родстве с его представителями. Ярким примером того, что мог сделать род, является прибытие в Рим Клавдиев: клиенты gens Claudia при посредничестве своего предводителя Атта Клав- за получили землю в Городе. Если имеющиеся свидетельства не вводят нас в заблуждение, то члены воинских отрядов (sodales), клиенты и gentes были весьма тесно связаны между собой. Авторитет военачальника мог обеспечить роду богатство и могущество: предводитель воинского отряда мог повысить репутацию своих родственников и наградить своих клиентов землей, трофеями и службой. Не исключено, что gens как социаль¬


124
Глава 3. Древнейшая история Рима
ный институт, как предполагает П. Бонфанте32 и еще ряд ученых, утвердился в центральной Италии еще до начала развития городов в архаическую эпоху, но, согласно имеющимся у нас данным, упомянутая выше ономастическая система, характерная для gentes, начала укрепляться одновременно с урбанизацией рассматриваемого региона. Что любопытно, среди римских царей только Ромул не носит родового имени. Кроме того, следует упомянуть, что, как только гентильная система набрала силу, она распространилась (из неизвестного нам центра) по всем социальным прослойкам. Твердых доказательств того, что в Риме родовая организация была характерна только для аристократии, у нас нет. Еще меньше мы знаем о том, с какого времени gentes можно отождествлять с особой разновидностью наследственной аристократии, которая была известна как «патрициат». Согласно Ливию (Х.8.9), один из плебейских деятелей IV в. до н. э. в споре с патрициями заявил: «Род есть только у вас (патрициев)» («vos (patricios) solos gentem habere». — Пер. H.В. Брагинской), однако на основе этого отдельного полемического высказывания нельзя, подобно некоторым современным исследователям, делать вывод о том, что «у плебеев не было родов» («plebeii gentes non habent»). В лучшем случае, анализируемый пассаж раскрывает представления самого Ливия о римском обществе архаического периода. В тех обществах, где власть имущие приобретают еще больше влияния, опираясь на родственные связи и включая в состав своих родовых групп всё новых добровольцев, более слабые группы вполне могут попытаться отреагировать на подобную ситуацию, в свою очередь укрепляя собственную родовую солидарность в форме гентильных связей. Позднее подобная реакция приобрела форму организованного плебейского движения.
Соответствующим образом, у нас нет и доказательств того, что роду принадлежала земля или иная собственность, хотя при отсутствии близких родственников gens действительно обладал второстепенным правом наследования. Нам известно (хотя это уже другой вопрос) о существовании родовых кладбищ и культов, а также неких собраний, хотя мы и не знаем, кто созывал на них всех членов рода (gentiles). «Должность» главы рода (princeps gentis) — если только мы не имеем в виду предводителя военного отряда типа Публия Валерия или Атта Клавза — это выдумка современных ученых. Кроме того, мы должны отказаться не только от представлений о родовой собственности, но и от иллюзорных попыток уловить появление у римлян частного имущества. Существование частной собственности на землю и нестабильность высшего класса, судя по всему, были взаимосвязаны. Военачальники и люди, сражавшиеся под их командованием, приобретали или теряли землю, которая принадлежала лично им. Торговцы и представители иных профессий нередко путешествовали из города в город. Так, например, нам известно, что в архаическом Риме работали этрусские (и, возможно, греческие) мастера. Подобная социальная мобильность подтверждается и данными ономастики. Мы уже
32 	Bonfante 1925-1933 [G 177] I: 5 caa^VI:37 слл.; 1926 [G 178]: 18слл.; 1958 [G 179]: 67 слл.


VI. Социальные, политические и религиозные структуры царского периода 125
упоминали Демарата из Коринфа, Рутилия Гиппократа из Тарквиний, Тита Латина в этрусских Вейях и Калатурия Фапена (Калатора Фабия?) в Цере (с. 103 наст. изд.). Кроме того, у нас есть свидетельства весьма длительной связи рода Клавдиев с Этрурией и даже с этрусскими элементами на Корсике33. Таким образом, усиление могущества влиятельных gentes должно было приводить к неравенству в сфере землевладения. Судя по всему, это подтверждается названиями шестнадцати древнейших территориальных триб Рима, почти все из которых являются родовыми (Поллиева (Pollia), Фабиева (Fabia), Клавдиева (Claudia) и т. д.). Очевидно, семейства, входившие в состав определенного рода, а также их клиенты владели основной частью земли, расположенной на территории соответствующей трибы. При этом, однако, у нас нет совершенно никаких указаний на то, что территория трибы могла находиться в коллективной собственности рода.
Согласно представлениям древних римлян, два югера земли (= 5047 м2) составляли так называемый heredium (наследственное владение) (Варрон. О сельском хозяйстве. 1.10.2; Плиний Старший. Естественная история. XVTH.7): считалось, что Ромул наделил двумя югерами каждого римского гражданина, а в более поздние периоды такова была наименьшая доля земли, которая выделялась каждому поселенцу при основании римской колонии (Ливий. Vm.21.il — применительно к Анксуру (Таррацине)). Если учесть весьма примитивный характер сельского хозяйства в архаической Италии, то следует заметить, что подобного количества земли, вероятно, было достаточно для того, чтобы прокормить одного человека, но для содержания целой семьи этого было мало. Представление о том, что стандартный земельный надел составлял два югера (и, соответственно, представлял собой heredium — участок, который человек мог оставить собственным детям), вероятно, являлось пережитком, сохранившимся с тех времен, когда основным родом занятий италийского населения было разведение скота на общинных землях (ager publicus), или отражало минимальную площадь сельскохозяйственных угодий, которые человек был обязан передать своим детям, чтобы соблюсти нормы морали. Некоторые из древних юристов, озадаченные словом «heredium», предполагали, что оно означало «hortus», то есть огород, а не сельскохозяйственные угодья (Плиний Старший. Естественная история. XIX.50), но это не решает рассматриваемую проблему. У нас нет твердых доказательств того, что в Риме размер земельного участка, который мог находиться в частных руках, когда-либо ограничивался двумя югерами или что подобные участки были неотчуждаемыми. При упоминании двух югеров в качестве основы для распределения земли между колонистами мы не находим никаких свидетельств в пользу того, что им воспрещалось приобретать или иметь более крупные участки — в любом случае, если у колониста была семья, ему так или иначе приходилось использовать больше земли.
Без сомнения, в архаическом Риме, как и в любом другом городе Ла- ция, были свои аристократы, хотя, вероятно, их образ жизни был не осо¬
33 	См. статью Ж. Эргона (J. Heurgon) в изд.: Jehasse J. and L. 1973 [В 347]: 551.


126
Глава 3. Древнейшая история Рима
бенно роскошным. Эти люди запечатлевали свои имена (личные или родовые) на своих ценных вещах и различных подарках, хотя, по последним данным, самая древняя и самая известная из дарственных надписей (на Пренестинской фибуле — «Маний сделал меня для Нумерия»), возможно, является подделкой, выполненной в XIX в. (с. 96 наст. изд.). На одном из известных нам сосудов мы можем прочесть тосты, которые мужчины произносили в честь женщин (рис. 34), возможно, их жен, которые, подобно женам этрусков, но в отличие от гречанок, принимали участие в пиршествах34. Жизнь представителей рассматриваемой социальной прослойки была весьма приятной и интересной — не в последнюю очередь благодаря иноземным торговцам, ремесленникам и людям искусства, которые приезжали в Рим и другие города и, возможно, селились там. При этом постепенно становилось ясно, что эти переселенцы, особенно греки, приносили с собой новые социальные и религиозные представления. В этом отношении весьма любопытно возникновение в Риме сообществ ремесленников (collegia opificum). Создание древнейших ремесленных коллегий приписывалось Нуме (Плутарх. Нума. 17.1—4; ср.: Плиний Старший. Естественная история. XXXIV.1; XXXV.46), упоминаются они и в Законах XII таблиц. Судя по всему, подобные сообщества представляли собой один из тех элементов, которые проложили дорогу к возникновению единого сословия плебеев.
Основной вопрос заключается в том, когда и как существовавшее в Риме неравенство переросло в различие между патрициями и плебеями. Второй вопрос — это связь между плебеями и клиентами. Если бы мы могли ответить на оба эти вопроса, то у нас появилась бы возможность сделать определенные выводы и о реформах Сервия Туллия, а также о пределах «эллинизации» римских институтов при последних царях. В I в. до н. э. весьма распространенным являлось представление о том, что римское общество было разделено на патрициев и плебеев самим Ро- мулом (Цицерон. О государстве. П.23; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. П.8). Кроме того, в сочинениях древних авторов (прежде всего у Дионисия Галикарнасского, см.: Римские древности. П.9) можно найти определенные основания для теории, которая была наиболее четко сформулирована Т. Моммзеном35 и согласно которой плебеи изначально являлись клиентами патрициев. Более неопределенными представляются получаемые нами из письменных источников сведения о различиях в рамках самого патрициата — между «старшими» и «младшими» родами (maiores gentes и minores gentes), о которых еще помнили во времена Йоздней Республики, но уже не придавали этому особого значения. Среди «младших родов» в известных нам источниках упоминается только род Папириев, да и это упоминание весьма спорно (Цицерон. Письма к близким. IX.21; ср.: Светоний. Божественный Август. 1.2). Создание minores gentes приписывалось Тарквинию Древнему (Цицерон. О государстве. П.35; Ливий. 1.35.6) или — согласно нетрадиционной точке зрения на ар-
34 	Colonna 1980 [В 208]: 51 слл.
35 	Mommsen 1859 [G 115]: 322-379.


VI. Социальные, политические и религиозные структуры царского периода 127
\
Рис. 34. Надпись на сосуде-импасто35а из Погребения 115 в Осгерия- дель-Оса. Ок. 630 г. до н. э. (?). В надписи содержится пожелание доброго здоровья некоему Тите («salvetod Tita»). (Публ. по: Со- lonna 1980 [В 208]: 51, рис. 1.)
хаический Рим, характерной для творчества Тацита [Анналы. XI.25), — основателям Республики. В настоящее время уже ясно, что базовые структуры римского общества — такие как трибы, курии и войско (включая конницу), — не подразумевают разделения на патрициев и плебеев. То же самое можно сказать и о реформах Сервия Туллия. Представление о том, что римская конница состояла из патрициев, является современным и не находит однозначного подтверждения в источниках, относящихся к царскому или республиканскому периодам. Тот факт, что во времена Поздней Республики в центуриатных комициях (очевидно) существовала одна центурия «главных патрициев» (procum patricium), свидетельствует лишь об остаточной власти патрициата в ту эпоху, когда центурии, входившие в состав центуриатных комиций, уже не были идентичны войсковым центуриям, но о самом войске ничего сказать не может. Римские цари не носят имен родов, которые в позднейшие периоды считались патрицианскими. То же относится и к названиям римских холмов (например, Целия), связанных с родовыми именами. Не были патрицианскими и гентильные имена некоторых консулов первых лет существования Республики — достаточно вспомнить Юния Брута.
На протяжении столетий четкое разделение между патрициями и плебеями проводилось лишь в жреческих организациях и в сенате (который изначально представлял собой царский совет). Три старших фламина (фламины Юпитера, Марса и Квирина), салии, понтифики, но, очевидно, не весталки, вплоть до реформ IV в. до н. э. выбирались исключительно из среды патрициев. Что же касается сената, то даже в эпоху Поздней
35аИмпасто — небольшие сосуды, изготовленные из серовато-черной глины с лощеной внешней поверхностью; были характерны для Этрурии, поскольку там в основном и изготавливались. — В. Г.


128
Глава 3. Древнейшая история Рима
Республики лишь сенаторы-патриции имели право выбирать интеррекса или, скорее, нескольких следующих один за другим интеррексов, которые изначально осуществляли руководство делами в период между смертью одного царя и избранием нового, и давать согласие (auctoritas patrum) на утверждение законов, принятых на комициях. Формула «auctoritas patrum» подразумевает, что словом «patres» («отцы». — В.Г.) именовались только сенаторы-патриции. Еще одна формула — «qui patres quique conscripti» («те, кто является patres, и те, что внесены в списки»), — использовавшаяся для обозначения всего сената (Ливий. П.1.11 и, даже важнее, Фест. 304L), судя по всему, указывает на то, что сенаторы, не являвшиеся патрициями, именовались «conscripti» («приписанные». — В.Г.).
Возможно, подобное положение дел показывает, что формирование привилегированной группы родов (представители которой позднее стали называться патрициями) началось тогда, когда они закрепили за собой исключительное право доступа к некоторым жречествам и особые полномочия в царском совете (сенате). Представить себе, как определенные родовые группы могли монополизировать отдельные жречества, достаточно легко. Гораздо сложнее понять, как они могли добиться доминирующего положения в сенате, если выбор сенаторов всегда оставался прерогативой царя и среди них всегда попадались люди из непривилегированных gentes (которые позднее стали называться conscripti). Но, как мы видели, царская власть в Риме не была наследственной, а цари нередко имели иноземное происхождение. Им требовалась поддержка со стороны местной аристократии, и они, вероятно, были вынуждены признавать влияние наиболее сильных родов, даже если оставляли за собой право выбирать себе советников самостоятельно. Хотя о сенате царского периода мы знаем прискорбно мало, мы всё равно можем понять, что это была весьма могущественная организация. Возможно, определенное влияние на нее оказали греческие образцы. Де-факто члены сената выбирались пожизненно. Количество сенаторов было весьма значительным: в конце царского периода оно, очевидно, составляло триста человек (согласно некоторым древним авторам, изначально сенаторов было сто и лишь затем их количество постепенно выросло до трех сотен). Число триста указывает, вероятно, на некую — неясную нам — связь с тремя трибами и тридцатью куриями. Упомянутое выше право утверждать законы и выбирать интеррекса, то есть главу государства в промежутках между царями, само по себе указывает на весьма высокий авторитет сената или, скорее, его наиболее влиятельных членов.
Если данная точка зрения верна, то разделение между патрициями и плебеями в рамках сената возникло уже в царский период и стало одним из основных принципов организации Римского государства на начальных этапах республиканской эпохи. Рассматриваемое разделение повлияло на жреческие организации и основные магистратуры Республики, но на комиции и войско воздействия — по крайней мере прямого — не оказало. Люди, не входившие в состав привилегированных патрицианских gentes, могли быть их клиентами: в подобном случае они, вероятно, полу-


VI. Социальные, политические и религиозные структуры царского периода 129
чали определенные преимущества от своих связей и, возможно, даже включались в состав сената как conscripti. Но априори у нас нет причин отрицать, что некоторые gentes имели клиентов, однако при этом всё же были лишены патрицианских привилегий. Хотя складывание больших клиентских групп обязательно должно было укреплять положение определенных родов в составе патрициата, саму по себе клиентелу не следует рассматривать как нечто характерное исключительно для патрициев.
По-настоящему сложную проблему представляет собой положение плебеев в римской армии. Как мы уже отметили, в имеющихся источниках нет никаких признаков того, что в римском войске когда-либо проводились существенные различия между патрициями и плебеями. Реформа Сервия Туллия, согласно традиционному описанию, в качестве основного критерия для зачисления в состав пехотинцев-гоплитов (и, возможно, всадников) утвердила богатство, а не знатность. Если признать, что традиционное описание едва ли соответствует ситуации VI в. до н. э., то мы должны будем ответить на вопрос, отразились ли в этом описании какие- либо следы более ранних этапов бытования «Сервиевой» организации и если да, то имели ли они какое-либо влияние на положение плебса. На данный момент нам известно, что даже в эпоху Поздней Республики пять из традиционных Сервиевых «классов» именовались classis, то есть собственно «войско», а все прочие «классы» обозначались термином «infra classem» («ниже войска», см.: Авл Геллий. Аттические ночи. VI. 13 — цитата из Катона; Фест. 100L). Это позволяет предположить, что более ранний (или, возможно, самый ранний) вариант порядка, установленного Сервием Туллием, представлял собой простое разделение между classis и infra classem. При этом classis, судя по всему, представляло собой легион пехотинцев, а в состав infra classem входили вспомогательные, легковооруженные отряды. В полном соответствии с греческими принципами, хотя и без изощренности реформ Солона, classis, вероятно, набиралось на основании имущественного ценза. Сервий, возможно, намеревался закрепить введение гоплитской тактики в Риме и уменьшить напряженность между расцветавшей наследственной аристократией и состоятельными гражданами, не имевшими аристократического происхождения. Кроме того, он, вероятно, нашел способ предоставления гражданства иноземцам, допуская их на определенный уровень римского войска. Впрочем, имущественные ограничения сами по себе должны были сделать classis практически чисто патрицианским, поскольку лишь немногие плебеи могли быть включены в его состав. Рассматриваемое преобладание патрициев, скорее всего, усиливалось содействием со стороны клиентов, которым едва ли можно было отказать в зачислении в войско, если стоявшие за ними патриции были достаточно влиятельными. Хотя различия между государственным войском (разделенным на classis и infra classem) и частными отрядами знати были достаточно четкими, структура последних, вероятно, оказала на него определенное влияние. Соответственно, мы можем задуматься о том, не сопровождалось ли происходившее в эпоху Ранней Республики возвышение патрициев до положения правящего


130
Глава 3. Древнейшая история Рима
класса приобретением ими контроля над classis и стремлением вытеснить всех, кто не являлся патрициями или их клиентами, в состав infra classem. Нам известна традиционная формула («populus plebesque», см.: Ливий. XXV. 12.10; Цицерон. Речь в защиту Луция Лициния Мурены. I), которая, как видно, отделяет понятие «populus» (= «войско»; ср. использование глагола «populor» для обозначения действий войска) от понятия «plebs». Данная формула, вероятно, восходит к тем временам, когда в состав classis могли входить липа немногие плебеи (если таковая возможность вообще имелась). С подобной точки зрения, весьма привлекательной остается гипотеза П. Фраккаро36, согласно которой в царские времена римское войско было разделено на шестьдесят центурий (от лат. «centum» — «сто». — В.Г.), то есть его номинальная численность составляла б тыс. человек. Учреждение двух консульских должностей после изгнания царей, возможно, послужило поводом для разделения classis на два легиона по шестьдесят «центурий», каждая из которых состояла примерно из шестидесяти человек. Центурия не из ста, а из шестидесяти человек постепенно стала отличительной чертой римского легиона.
Тот факт, что и в эпоху Поздней Республики римский легион по-прежнему состоял из шестидесяти центурий, служит напоминанием о том, что изначальные три трибы и тридцать курий очень долго играли весьма важную роль в формировании Римского государства — как напрямую, так и посредством удвоения изначальных структур. Шесть тысяч пехотинцев, во времена Ранней Республики объединенные в два легиона, соответствовали шестистам всадникам (equites), количество которых, в свою очередь, указывает на удвоение изначальной численности римской конницы. Всадники дольше сохраняли непосредственную связь с Ромуловыми трибами и, соответственно, продолжали именоваться Ти- циями, Рамнами и Луцерами (официальный порядок при перечислении). Выделение в составе каждой из триб двух центурий — priores («первых») и posteriores («вторых») указывает на увеличение численности каждой трибы со ста до двухсот всадников. Вполне вероятно, что с тремястами «Ромуловыми» всадниками можно отождествить упоминаемых в трудах древних авторов целеров (celeres) (царских телохранителей. — В.Г.). Это название сохранялось в Риме — вплоть до эпохи Ранней Империи — в наименовании должности трибуна целеров (tribunus celerum), который, правда, являлся уже не военачальником, а одним из второстепенных жрецов. Таким образом, Ромуловы трибы достаточно долгое время продолжали оказывать влияние на организацию римской армии. Подразделения триб — курии тоже выступали в качестве одного из основных элементов политической и социальной организации, сохраняя эту роль даже после создания Сервием Туллием центуриатного строя. Нам известен ряд довольно сомнительных указаний на то, что курии владели землей (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. П.7. [4]), однако, по сути дела, они представляли собой объединения нескольких gentes, которые собирались в принадлежавших им помещениях (также именовавшихся курия¬
36 	Fraccaro 1931 [G 579]: 91-97; 1934 [G 581]: 57-71.


VI. Социальные, политические и религиозные структуры царского периода 131
ми) для коллективных обедов и религиозных церемоний. Изначально помещения всех курий располагались в одном здании, однако затем (когда точно, мы не знаем) двадцать три курии перебрались в другие места, а семь (нам известны названия четырех из них: Фориенская (Fori- ensis), Раптская (Rapta), Велиенская (Veliensis), Велитская (Velita)) остались там же, где были, и впоследствии стали именоваться «старыми куриями» («curiae veteres», см.: Фесг. 174L). У каждой курии был свой глава (курион) и жрец (фламин). Во главе всех курий стоял верховный курион (curio maximus). В раннереспубликанский период эту должность могли занимать только патриции. Каждая курия выступала в качестве голосующей единицы в древнейшем народном собрании Рима — так называемых куриатных комициях (comitia curiata). Подобный принцип голосования — не индивидуально, а по группам — перешел от куриатных и к более поздним комициям — центуриатным и трибутным. Он достаточно редко встречается в истории политических собраний, и последствием его использования было ослабление личной инициативы и ответственности в римских комициях (с соответствующим усилением главенствующей роли аристократии в рамках голосующих единиц). Какие вопросы выносились на голосование в куриях в царский период, установить достаточно сложно. Не исключено, что «куриатный закон об империи» («lex curiata de imperio»), который в эпоху Поздней Республики регулировал формальное утверждение римских магистратов, избранных в центури- атных комициях, изначально представлял собой акт, даровавший власть новоизбранному царю, а впоследствии — консулам. Поскольку царская власть не была наследственной, а сами цари нередко происходили не из Рима, признание народным собранием, скорее всего, было необходимо для придания их власти законного статуса. Кроме того, вполне возможно, что уже в царский период зародилась практика, согласно которой дважды в год куриатные комиции собирались специально для того, чтобы главы римских семейств (patres familias) могли публично огласить свои завещания. В куриатных комициях должны были приниматься решения о переходе из одного рода в другой и об усыновлении другой семьей, входившей в состав того же самого рода. Более сомнительным является предположение о том, что на рассматриваемых собраниях обсуждались вопросы, связанные с принятием законов и заключением договоров с другими государствами. Столь же спорной представляется нам и точка зрения, согласно которой комиции имели право выступать в качестве апелляционного суда (provocatio) в отношении уголовных дел, рассматривавшихся царем или иными магистратами. После того как Сервием Туллием были созданы центуриатные комиции (вне зависимости от того, каким образом это было сделано), эти собрания воинов (отобранных по имущественному признаку), проходившие за пределами померия с использованием воинской символики, начали активно соперничать с собраниями, проводившимися по куриям. Впрочем, определить условия этого соперничества, которое имело первостепенную важность для будущего развития Рима, мы не можем. Курии изначально представляли со¬


132
Глава 3. Древнейшая история Рима
бой организацию, очень подходившую для социальной структуры с умеренной дифференциацией и преобладанием личных контактов, и оставались таковыми даже во времена своего упадка. Они напоминают нам греческие фратрии и, без сомнения, представляют собой одну из тех черт архаического Рима, которые объясняют, почему римляне сумели по достоинству оценить политические идеи греков и добиться того, чтобы их государство развивалось параллельно с Грецией.
Нам до сих пор не известно, знал ли Сервий Туллий что-нибудь о Со- лоне, который, вероятно, был его современником. Сервий является единственным римским царем, которому мы можем хотя бы приписать определенную политическую программу. Ему пришлось лицом к лицу столкнуться с постепенным ростом влияния (и увеличением количества клиентов) ограниченного числа родов, будущих патрициев, нацеленных на закрепление за собой наследственных привилегий. Насколько мы понимаем, проведя свою реформу, Сервий признал социальную и экономическую дифференциацию, но не наследственные привилегии. Решить же поставленную задачу ему удалось лишь отчасти: два или три поколения спустя аристократы смогли избавиться от царей и сосредоточить власть в своих руках. Центуриатные комиции в изначальном виде не препятствовали возвышению патрициата и даже могли способствовать этому процессу, раз уж патриции были основными обладателями богатства. С другой стороны, в своей более развитой форме центуриатный строй оказался весьма полезным в деле обеспечения оснований для компромисса между патрициями и наиболее состоятельными плебеями.
Понять, каким образом пытались справиться с ситуацией внутри Рима другие цари, гораздо сложнее. Они сами являлись продуктом этого нестабильного общества и больше походили на греческих тиранов, чем на традиционных басилевсов3ба. Они сильно зависели от своих личных воинских отрядов, то есть от собственных клиентов, но в то же время нуждались в признании со стороны местного сената и курий. В промежутках между царями из среды сенаторов выбирался интеррекс, причем правила, регулировавшие его избрание, оставались в силе (хотя, возможно, и в несколько измененном виде) на протяжении всего периода Республики и использовались в тех случаях, когда погибали или умирали оба консула, находившиеся в должности (с. 226 наст. изд.). С другой стороны, в определенных случаях царь должен был присутствовать и в куриатных коми- циях; обойтись без этого он не мог. Учитывая всё это, мы должны допустить, что наиболее важной функцией римских царей было военное командование. А потому нам представляется маловероятным, что диктатор, или magister populi («командующий войском»), который в республиканскую эпоху в чрезвычайных ситуациях выступал в качестве верховного главнокомандующего, изначально был царским помощником. Победа на войне, отправление правосудия и руководство общественными работами в мирное время — вот чего, очевидно, римляне ожидали от своих царей.
36аБасилевс — глава племени или союза племен в Греции гомеровского периода; изначально избирался, но затем его власть стала наследственной. — В. Г.


VT. Социальные, политические и религиозные структуры царского периода 133
Но, как мы уже видели, царь выполнял также жреческие функции. Судя по образу царя-жреца богини Дианы Арицийской, который приобрел известность благодаря Дж.-Дж. Фрэзеру361" (Страбон. V.3.12, р. 239С; Светоний. Гай Калигула. 35; и т. д.), в Лации архаической эпохи встречались весьма странные сочетания жреческих и царских функций, однако в Риме это сочетание было достаточно простым. Даже во времена Республики правопреемник царя, rex sacrificulus, всё еще занимал самое высокое положение в иерархии государственных жрецов (ordo sacerdotum), особенно во время торжественных пиршеств (Авл Геллий. Аттические ночи. X. 15.21; Сервий. Коллментарии к «Энеиде» Вергилия. П.2). Римский царь организовывал игры (ludi) в честь богов. Кроме того, он от имени всей общины совершал очистительные обряды — такие, как загадочный церемониальный бег от Комиция (так называемый Реги- фугий) 24 февраля (возможно, в то время — последний день года). Эквивалентом этого обряда был столь же загадочный бег народа от Комиция 15 июля (Поплифугия). По годам правления или, по крайней мере, по именам царей римляне датировали события. Жреческие функции выполняла и жена царя. Официальной резиденцией рекса было священное место — Регия. Кроме того, он был тесно связан с весталками — жри- цами-девами, главной обязанностью которых было поддержание священного огня. Римляне рассказывали немало историй о царях, родившихся от божественного пламени, — например, о Ромуле (как альтернатива истории о том, что его отцом был Марс) и о Сервии Туллии. Связь царей с огнем обнаруживается и во многих других странах — например, в Иране. В Риме подобные представления, судя по всему, играли второстепенную роль — как и истории вроде той, согласно которой Нума Помпилий был учеником или даже возлюбленным нимфы Эгерии (помимо этого, несмотря на хронологические нестыковки, он считался еще и учеником Пифагора). Там, где вмешательство царей в религиозную жизнь Рима заметно более четко — во времена правления Тарквиниев, — мы обнаруживаем примесь греческих элементов. В частности, по меньшей мере одна греческая черта заметна в описании обряда освящения храма Юпитера, Юноны и Минервы — это возвышение последней в качестве покровительницы Рима, подобно Афине в Афинах. Кроме того, согласно устоявшейся традиции (Дионисий Галикарнасский. Рижские древности. IV.62), Таркви- нии позаимствовали из Кум написанные на греческом языке Сивиллины книги, чтобы в трудные времена обращаться к ним за советом от лица государства (подробнее о Сивиллиных книгах см. с. 714 наст. изд. — В.Г.)
Мы должны априори допустить, что римские цари принимали законы и постановления, хотя механизм подобной ранней законодательной деятельности (вне зависимости от того, в сотрудничестве с кем — сенатом, комициями и понтификами — она осуществлялась) нам не известен.
36Ь Фр эзер Джеймс Джордж (1854—1941) — классик британской социальной антропологии. Его фундаментальное 12-томное исследование первобытных религиозных веровании «Золотая ветвь» начинается именно с рассмотрения обычая, связанного с наследовани- ем должности жреца Дианы; подробнее об этом обычае см. далее, с. 333 наст. изд. — В. Г.


134
Глава 3. Древнейшая история Рима
Достаточно легко согласиться и с тем, что некоторые царские указы (leges regiae) вполне могли сохраняться в памяти римлян и даже соблюдаться ими на протяжении нескольких столетий. Нам действительно известно о существовании сводов leges regiae (ср.: Ливий. VI. 1.10) и о том, что некоторые из этих законов приписывались конкретным царям (чаще всего Ромулу, Нуме и Сервию Туллию). Согласно Дионисию Галикарнасскому [Римские древности. Ш.36.4), верховный понтифик Гай Папирий, живший уже после изгнания царей, собрал законы Нумы, переданные им Анку Марцию. Но, как следует из другой версии той же истории, приводимой Секстом Помпонием, юристом эпохи Антонинов (96—192 гг. до н. э. — В.Г.), Секст (или Публий) Папирий, живший при Тарквинии Гордом, составил свод законов, изданных всеми царями [Дигесты. 1.2.2.36). Так или иначе, свод «царских указов» был известен римлянам под названием «Право Папирия» (Ius Papirianum) и комментировался многими антикварами типа Грания Флакка, который, очевидно, жил во времена Цезаря [Дигесты. L.16.144; ср.: Цензорин. О дне рождения. 3.2). При этом весьма странным остается тот факт, что Цицерон, питавший к gens Papiria особый интерес [Письма к близким. IX.21), никоим образом не упоминает «Ius Papirianum», хотя он однозначно был знаком с отдельными «царскими указами». В общем и целом, мы можем сказать, что — в тех случаях, когда у нас имеется полный текст, — leges regiae, приписываемые Нуме, представляются более архаичными, нежели те, что считаются принятыми другими царями37. Говоря конкретнее, законы Нумы и законы, которые, согласно Дионисию, были созданы Ромулом [Римские древности. П.7—29), явно отличаются по стилю и содержанию, на основании чего можно заключить, что последние восходят к некоему политическому памфлету I в. до н. э. Впрочем, даже в отношении законов Нумы не существует никакой гарантии того, что они действительно были приняты в эпоху правления царей. Рассматриваемые законы вполне могут являться продуктом деятельности позднейших понтификов, которые просто приписали их авторитету второго царя. Соответственно, мы не должны воспринимать рассматриваемые законы как источники по истории царского периода, хотя при этом вполне можем упустить некоторые интересные факты.
Архаическая римская религия38 хорошо известна своим скрупулезным вниманием к различным формулам, тесным переплетением юридических и сакральных актов и, наконец, представлением о том, что вмешательство богов в жизнь людей, по сути дела, не является постоянным. Не увлекаясь социальными интерпретациями религии, которые из-за недостаточности наших знаний об архаическом римском обществе, скорее всего, будут весьма непрочными, мы в любом случае можем заметить определенную связь между упомянутыми выше чертами и затруднительным положением людей, которые были привычны к быстрой и резкой смене правителей и при этом испытывали неуверенность в происхождении соб¬
37 Gabba 1960 [В 60]: 202.
38 См. далее, гл. 12 наст. изд.


VI. Социальные, политические и религиозные структуры царского периода 135
ственных институтов, частично заимствованных из Этрурии и Греции. Одной из характеристик римского благочестия было разделение божественного и человеческого, но в то же время — стремление принять одинаковые меры предосторожности в обеих сферах. Результатом этого стало использование очень четких формальных формулировок во всем, что могло оказать воздействие на божественное (fas) или человеческое право (ius). Древнейший пласт римского календаря восходит (с чем со времен Моммзена соглашается большинство ученых) к периоду, когда капитолийская триада «Юпитер — Юнона — Минерва» еще не стала центром римского официального культа, то есть, по всей вероятности (хотя некоторые исследователи пытались предложить и другие варианты), к эпохе, предшествовавшей установлению Республики. Такие названия месяцев, как апрель (Aprilis) и иды (Idus), являются, судя по всему, этрусскими. Треть всех дней в рассматриваемом календаре составляли так называемые dies nefasti, то есть дни, посвященные богам (практически все нечетные дни месяца), а остальные две трети — dies fasti, то есть дни, когда можно было заниматься обычными политическими делами. Церемонии, напрямую связанные с началом, ведением и завершением военных кампаний, всегда проводились в дни, посвященные богам. Кроме того, связь между военно-дипломатической деятельностью государства и сакральной сферой поддерживалась специальными жреческими сообществами, такими как салии, совершавшие умилостивительные военные ритуалы, фециалы, отвечавшие за ритуальную точность объявления войны и заключения мира, и арвальские братья (fratres arvales), занимавшиеся, судя по всему, очищением границ ager Romanus. Одной из наиболее любопытных функций института фециалов была детальная разработка учения о справедливой войне, в соответствии с которым война являлась оправданной, когда противник отказывался предоставить компенсацию за былые прегрешения (с. 455 наст. изд.). В соответствии с обычной практикой, без сомнения восходящей к царскому периоду, глава Римского государства, прежде чем предпринять что-либо важное, прибегал к совету специалистов — авгуров (augures), которые истолковывали знаки, отражавшие одобрение или неодобрение богов. За определенные преступления, совершенные в пределах Города, человек мог быть объявлен «посвященным богам» (sacer), то есть лишенным всех гражданских прав и открытым для божественного наказания. Посредством совершения обряда девоции (devotio) полководец мог магически связать себя с врагами таким образом, чтобы погибнуть вместе с ними. Обряд эвокации (evocatio) был направлен на то, чтобы пригласить (или вынудить) вражеских богов перебраться в Рим, где им обещали особый культ и защиту от прежних почитателей. Когда государству угрожала опасность, римляне могли посвятить всё, рожденное в течение одной весны (ver sacrum), Марсу. Царь, одержавший победу, соответствовавшую определенным критериям, праздновал «триумф» (от греческого слова «θρίαμβος», которое, очевидно, пришло в Рим через этрусский язык). Не исключено, что на время церемонии царь наделялся божественным статусом, однако точной информации об этом у нас нет.


136
Глава 3. Древнейшая история Рима
Мы можем легко привести еще целый ряд примеров активной сакрализации общественной жизни древних римлян. Конечно, ко всему вышесказанному можно добавить все обряды, молитвы, меры предосторожности и явно магические практики, к которым в повседневной жизни постоянно прибегал глава домохозяйства для защиты своей семьи и имущества. Кроме того, рассматриваемый формализм был некоторым образом связан со склонностью римлян к обожествлению абстрактных понятий (таких как fides («вера»)) или необычных событий (вроде голоса, предупредившего римлян о вторжении галлов в 390 г. до н. э. и послужившего основанием для учреждения культа Айя Локуция). Боги обитали практически повсюду: в воротах (Янус), на определенных холмах (Кви- рин — на Квиринале, Дива Палатия — на Палатине). Река Тибр тоже была обожествлена, а Дива Румина, вероятно, представляла собой богиню всего Рима и была связана с Ficus Ruminalis — фиговым деревом, произраставшим близ Луперкала — места, где, согласно легенде, волчица выкормила Ромула и Рема (богиня по имени Рома была придумана позднее, причем, по сути дела, не римлянами). Постоянное приумножение богов и ритуалов хорошо сочеталось с прерывистостью религиозной жизни и с технической специализацией обрядов. Культы определенных богов поручались определенным жрецам. На основании ряда источников (из которых наиболее важными являются: Цицерон. О законах. П.20 и: Варрон. О латинском языке. V.84; УП.45) мы можем составить список из пятнадцати жрецов (фламинов), которые отправляли культ соответствующего количества божеств. Некоторые из этих божеств (Фалацер, Помона и Флора) не отражены в римском календаре, а сами фламины, судя по всему, едва ли когда-нибудь действовали совместно. Первые три фламина (Dialis, Martialis, Quirinalis) пользовались, судя по всему, особым авторитетом, но триада «Юпитер — Марс — Квирин» была явно несопоставима с триадой «Юпитер — Юнона — Минерва», которой Тарквинии посвятили храм на Капитолийском холме. Юпитеру, Марсу и Квирину, возможно, был посвящен ритуал принесения «тучных доспехов» («spolia opima», см. с. 207 наст, изд.), который, вероятно, был древнее триумфа и знаменовал победу в поединке догоплитского типа (Фест. 202L; Сервий. Коллмента- рии к «Энеиде» Вергилия. VL859). Фламин Юпитера (flamen Dialis) вплоть до конца периода Республики и даже в эпоху Империи был окружен древними и уже непонятными римлянам того времени запретами-табу. Так, ему и его жене почти не разрешалось покидать свой дом и уж тем более — город. Обычные люди, очевидно, чтили чистоту фламина Юпитера точно так же, как целомудрие весталок (которых жестоко наказывали за его нарушение). Но в то же время никто не пытался равняться на жреческое поведение и даже не задумывался об этом. Что важно — при всем множестве богов, семейные божества (маны, лары, пенаты, лемуры3^) оставались практически совершенно обезличенными, а боги опре-
38а Маны — обожествленные души предков; лары — см. выше, сноска 7; пенаты — божества домашнего очага; лемуры — злобные призраки мертвых, требовавшие умилостивления. — В. Г.


VI. Социальные, политические и религиозные структуры царского периода 137
деленных родов вообще практически не оставили следа в известных нам источниках. Конечно, у каждого римского рода мог быть свой излюбленный наследственный культ (например, культ Геркулеса у Пинариев или культ Минервы у Навциев), но нам неизвестны боги, которые бы почитались исключительно определенным родом, скажем, Клавдиями. Кое-кто полагает, что богом рода (gens) как такового был Гений, однако четких доказательств этого у нас нет. Скорее, это был покровитель каждого отдельного мужчины.
Поскольку у римских семейств и родов были свои определенные культовые места, а у федерации латинских городов — собственные святилища, мы не должны удивляться и тому, что, когда в эпоху Ранней Республики плебеи начали организовывать сопротивление патрициям, они тоже наладили связь с определенными культами и храмами — прежде всего Цереры, Либера и Либеры. Впрочем, несмотря на всё вышесказанное, на политическую жизнь Рима жрецы и храмовые служители не оказывали практически никакого руководящего воздействия. Во времена Республики наиболее влиятельной жреческой группой в конечном итоге оказалась коллегия понтификов, которая своими корнями, без сомнения, уходила в царский период. Понтифики набирались из числа представителей высшего класса (в эпоху Ранней Республики — из патрициев), имели право занимать ординарные (выборные. — В.Г.) магистратуры и, в общем и целом, скорее привносили мирской опыт в сакральные дела, нежели наоборот. Первоначально в состав рассматриваемой коллегии входило пять пожизненных членов, один из которых являлся верховным понтификом (pontifex maximus). Пополнялась коллегия путем кооптации. Возможно, изначально понтифики действительно были «строителями мостов», как позволяет предположить их название (от лат. pons — «мост». — В.Г.), однако в известную нам эпоху они выполняли уже совсем иные функции, превратившись в знатоков закона — как сакрального, так и светского. Таким образом, жреческий аппарат Рима порождал не духовных и политических лидеров, а специалистов в области права.
Итак, мы возвращаемся к тому, с чего начали. В конце царского периода в Риме была создана структура управления, в основных моментах повторявшая греческую — невзирая на быстрые изменения в среде правящего класса и постоянное вмешательство воинских отрядов, искавших счастья по всей центральной Италии. Конечно, основная анналистиче- ская традиция, приуменьшая значение этих отрядов, невольно преувеличивает роль греческих элементов в государственном строе Рима, однако эти элементы вполне реальны и намного более важны, чем, скажем, внешние атрибуты власти (такие как фасции), заимствованные римлянами у этрусков (Силий Италик. Пушка. VTII.483 слл.). Эллинизация проявилась в дуализме «сенат — комиции», в гоплитской организации, во введении ценза и территориальных триб, а также в постепенной секуляризации жреческих должностей. В конце концов, греческое влияние было заметно в образе жизни патрициев и явилось вдохновением для демократической оппозиции плебеев. Оно подготовило почву для будущего заимствова¬


138
Глава 3. Древнейшая история Рима
ния греческих божеств и греческой теологической мысли. Параллельно с политической и культурной эллинизацией, которая частично являлась следствием непосредственных контактов с греками, а частично осуществлялась при посредничестве этрусков, шел процесс осознанного обособления римлян как от первых, так и от вторых. Хотя некоторые греческие авторы были готовы рассматривать Рим как эллинский город, сами римляне предпочли считать себя происходящими из Трои. Их социальная, политическая и религиозная жизнь достаточно быстро стала отличаться от жизни этрусских городов, да и с известными нам греческими городами Рим спутать тоже невозможно. Например, ни в Этрурии, ни в Греции (включая Великую Грецию), судя по всему, не существовало точного аналога римского плебса. И наоборот, у нас практически нет свидетельств того, что в Риме аристократия отождествлялась с конницей, чему мы находим немало ярких примеров в Греции.
Роль литературы на столь ранних этапах римской истории не совсем ясна. Отдельные исследователи высказывали предположение о том, что самый знаменитый латинский стихотворный размер — так называемый сатурнийский стих — тоже был заимствован римлянами у греков, однако мы не можем быть всецело уверены в этом. Впрочем, некоторое греческое влияние очень хорошо заметно в формулах архаических гимнов — например, в дошедших до нас песнях салиев. Кроме того, к середине V в. до н. э. римляне, несомненно, уже были знакомы с трудами греческих законодателей, хотя это совсем необязательно предполагает заимствование конкретных законов. Явным грецизмом является, в частности, употребляемое в Законах ХП таблиц слово «poena» («пеня, штраф»). Конечно, основанием для подобного влияния в сфере культуры вполне могли послужить одни только контакты римлян с италийскими греками, однако, согласно традиции, уже во времена Тарквиниев Рим наладил дружбу с Массалией (совр. Марсель) (Юстин. XLIII.3; Страбон. IV. 1.5, р. 180С): так или иначе, к 390 г. до н. э. эта дружба уже была старинной и крепкой и римляне посылали дары в Дельфы через официальную «сокровищницу» массалиотов в этом городе. Через Массалию и этрусков римляне познакомились и с карфагенянами, у которых также заметили институты и юридические модели, заимствованные у греков. Так, первый договор между Римом и Карфагеном — древность которого была лишний раз подтверждена находкой на территории Цере двуязычных (этрусско- финикийских) «скрижалей из Пирг» (с. 314 наст, изд.) — представляет собой еще один яркий пример использования греческих формул. Невозможность же точного сопоставления эллинских и римских институтов объясняется спонтанным, самопроизвольным характером рассматриваемой ориентации. Если Сервий Туллий действительно провел в Риме ряд реформ, подобных тем, что Солон и Клисфен осуществили в Афинах, это привело к установлению не демократической, а аристократической республики.


Глава 4
Э. Драммонд
РИМ В V в. до н. э. СОЦИАЛЬНАЯ И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА
I. Законы XII таблиц
Имеющиеся у нас письменные источники по истории социальных и экономических структур Раннего Рима весьма скудны и недостаточны. Древние авторы, которых интересовали прежде всего войны и политические процессы, как правило, обращали внимание на социальные и экономические проблемы только тогда, когда они непосредственно касались центральной темы повествования, но даже в подобных случаях нехватка подробной информации нередко приводила к спекуляциям или к перенесению на ранние периоды римской истории реалий более позднего времени. Археологические источники проливают определенный свет на материальную культуру соответствующей эпохи, однако подобные свидетельства имеют очень ограниченный характер. Нам известно очень мало погребений, которые однозначно датируются V в. до н. э., — очевидно, потому, что в это время было принято хоронить покойников без погребального инвентаря1. Кроме того, материалы V в. отсутствуют и на нескольких важных памятниках сакрального характера — например, в хранилище вотивных приношений у «Черного камня» и в святилище у церкви Сант-Омобоно. Лингвистические, религиозные и прочие институциональные пережитки, сохранившиеся от ранних периодов, помогают получить важные сведения об определенных аспектах как экономической, так и социальной жизни, но при этом данные сведения очень редко можно с уверенностью поместить в четко определенный контекст в плане хронологии или общего развития. Информация о других обществах, предположительно находившихся на сходной стадии общественного развития, помогает построить достаточно надежные модели для реконструкции или интерпретации собственно римских источников, а в случае с экономикой ранних периодов, по крайней мере, начальную базу Для реконструкций составляют известные нам географические характеристики рассматриваемого региона, а также общие для многих древних
1 	Colonna 1977 [В 312]: 131 слл.; см. выше, с. 55 наст. изд.


140
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
обществ факторы, сдерживавшие экономическое развитие. Впрочем, всего этого достаточно лишь для предварительных гипотез, и даже в подобном случае нам нередко приходится частично полагаться на данные, относящиеся к более поздним эпохам римской истории — с неизбежным риском того, что отличительные черты субархаического общества могут при этом размываться или вообще скрываться от нашего взора.
И тем не менее, у нас все-таки есть один документ, который, по общему мнению, действительно относится к V в. до н. э., дошедший до нашего времени в достаточно многочисленных фрагментах и претендующий на то, чтобы служить важным аутентичным источником по истории социальных и экономических структур рассматриваемого периода. Это так называемые Двенадцать таблиц — свод законов, составление которого ученые относят примерно к 450 г. до н. эЯ Хотя законы в принципе отличаются ограниченной сферой действия, отражают определенные пристрастия и не всегда точно воспроизводят текущие модели социального или экономического поведения, сохранившиеся положения Двенадцати таблиц остаются наиболее значительным источником, который в потенциале может раскрыть нам характер римского общества эпохи Ранней Республики.
Составление Законов XII таблиц приписывается двум комиссиям, по десять человек каждая (decemviri legibus scribundis), которые в 451 и 450 гг. до н. э. представляли собой высшую магистратуру Рима — вместо консулов — и члены которых, соответственно, были внесены в списки магистратов-эпонимов (фасты). Но достоверны ли эти данные? Так, первая из рассматриваемых коллегий демонстрирует два достаточно подозрительных момента: хотя, согласно упоминаниям древних авторов (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. Х.56.2), в ее состав входили бывшие консулы2  3, мы не находим ни одной пары децемвиров, которые были бы консулами одновременно, и ни одного децемвира, который бы занимал консульскую должность более одного раза, хотя для рассматриваемого периода переизбрание консулов еще на один год было весьма распространенным (с. 253 наст, изд., сноска 84). Впрочем, отсутствие в составе комиссии консулов-коллег может быть простым совпадением, результатом преднамеренной политики или следствием сознательного игнорирования наиболее выдающихся бывших высших магистратов. Это, в свою очередь, тоже могло иметь определенные причины политического характера. Так, в 455—452 гг. дон. а доступ к консульской должно¬
2 Текст оригинала: Bruns No 15; FIRA 1.21 слл. Пер. на англ, яз.: А.С. Johnson, P.R. Со- leman-Norton and F.C. Bourne. Ancient Roman Statutes (Austin (Texas), 1961): No 8. (Перевод на русский язык см., напр., в изд.: Хрестоматия по истории древнего Рима / Под ред. С.Л. Ут- ченко (М., 1962). — В.Г.).
3 За исключением Генуция («Минуция» — у Диодора (ХП.23.1)) и, согласно Ливию и Дионисию, Ann. Клавдия (который в Капитолийских фастах, очевидно, идентифицируется с консулом 471 г. до н. э.). О проблемах, касающихся консульского статуса децемвиров, cp.: Fraccaro 1947 [D 10]: 247, примеч. 1; Ogilvie 1965 [В 129]: 456 сл. (Основательное исследование децемвирата на русском языке: Дементьева В.В. Децемвират в римской государственно-правовой системе середины V в. до н. э. (М., 2003). — В.Г.)


I. Законы XII таблиц
141
сти достаточно неожиданно получили представители целого ряда новых фамилий (см. табл. 3; с. 254 наст, изд.), которые, согласно литературной традиции, принадлежали к правящему классу Рима — патрициату (с. 220 наст, изд.), однако до рассматриваемого момента не занимали высшей магистратуры. В состав первого децемвирата вошли трое из этих новичков, а также еще один «новый человек» (Генуций). Остальные децемвиры происходили из более влиятельных патрицианских семейств, но не из первой их полудюжины. Следовательно, состав рассматриваемой коллегии может отражать временный успех патрицианских фамилий, которые обычно не пользовались большим политическим влиянием и — возможно, вследствие этого — имели больше оснований для кодификации законов, хотя при этом в не меньшей степени стремились и к укреплению внутренних связей в рамках самого патрициата (с. 286 наст. изд.).
Со вторым децемвиратом ситуация более сложная. Половина его членов носила имена, которые, как правило, принадлежали людям плебейского (т. е. непатрицианского) статуса. Едва ли эти децемвиры являлись представителями некогда могущественных патрицианских фамилий, которые к рассматриваемому моменту утратили влияние, поскольку, за одним исключением (Антоний, см. с. 237 сл. наст, изд.), их родовые имена не появляются в ранних фастах. В состав столь важной комиссии подобного рода вряд ли могло входить так много патрициев, которые никогда не занимали консульских должностей. Очевидно, это указывает на то, что вторая коллегия была разделена поровну между патрициями и плебеями4. При этом подобный состав весьма сложно согласовать с патрицианским господством в Риме рассматриваемого периода или с теми политическими положениями Законов XII таблиц, которые были направлены на укрепление патрицианской монополии на власть, — достаточно вспомнить печально известный запрет браков между патрициями и плебеями (который — что любопытно — нередко приписывается именно второму децемвирату). Как предполагается, недовольство плебеев работой первой комиссии привело к тому, что ей на смену пришла коллегия со смешанным составом, а патриции отреагировали на это тем, что обеспечили избрание в нее тех плебейских деятелей, которые не были склонны к тому, чтобы занимать независимую позицию. Впрочем, столь гипотетический сценарий едва ли представляет собой приемлемое доказательство аутентичности.
Хотя мы, вероятно, должны признать историчность, по крайней мере, первого децемвирата, ни он, ни вторая коллегия не дают нам никаких прочных оснований для подтверждения традиционной датировки рассматриваемого кодекса. Конечно, даже если оба децемвирата являются выдумкой, сам факт составления Законов ХП таблиц в эпоху Ранней Республики — наряду с самими Законами — вполне мог сохраниться в усг-
4 	Дионисий Галикарнасский [Рижские древности. Х.58.4) (в оригинале: Х.59.4. — В.Г.) полагает, что три децемвира были плебеями, Ливий же (IV.3.17) пишет, что все они были патрициями. Упоминаемый Диодором (ХП.24.1) Сп. Ветурий, вероятно, был по ошибке перенесен из первого децемвирата (ср.: Perl 1957 [D 25]: 47, 57, 83 сл.).


142
Глава4. Рим в Vв. доги э. Социальная и экономическая структура
ной традиции, однако это вовсе не снимает наиболее важного для нас вопроса о том, можно ли с достаточными основаниями датировать их — в том виде, в каком они дошли до нас, — именно V веком до н. э.
Сохранение подобного документа не представляет особой сложности. В частности, Ливий (VI. 1.10; cp.: IX.34.6 сл.) упоминает о том, что Законы ХП таблиц в какой-то форме пережили разорение Рима галлами (390 г. до н. э.) (ср. с. 371 наст, изд.), и, поскольку они предназначались для установления правовых норм и вплоть до П в. до н. э. оставались главным основанием для частного права, таблицы, скорее всего, продолжали выставлять на Форуме (предположительно напротив Ростры, где единодушно помещают их древние авторы). Предположение о том, что Таблицы еще можно было увидеть на Форуме в I в. до н. э. (когда они уже не играли столь важной роли), уже более сомнительно5, однако в любом случае авторы дошедших до нашего времени трудов знали содержание рассматриваемых законов не непосредственно по текстам, выставленным на всеобщее обозрение, а по устной и литературной традиции, причем значение последней со временем всё усиливалось. Написание и фонетика, характерные для сохранившихся цитат, выдают длительный и непрерывный процесс модернизации, причем некоторые положения базируются на прочно установившихся вариантах, а другие — переданы явно неточно. Судя по всему, римские дети могли учить Законы наизусть вплоть до начала I в. до н. э.6. Кроме того, Таблицы составили основу для самой ранней попытки упорядочения римского частного права («Tripertita» Секста Элия Пета (ок. 198 г. до н. э.)), а также активно комментировались авторами позднейших периодов — юристом императорской эпохи Гаем и прочими.
Законы ХП таблиц известны нам только по отдельным ссылкам и цитатам в сочинениях древних юристов, антикваров и прочих авторов, которые неизбежно могли забывать отдельные положения, неверно толковать их в свете позднейшего права и даже ошибочно включать в состав свода статьи, которые считаются восходящими к более ранним периодам. По этой причине многие исследователи с сомнением относятся, например, к содержащемуся у Тацита упоминанию о том, что в Законах XII таблиц была впервые установлена максимальная норма ссудного процента [Анналы. VI. 16; ср.: Катон. О сельском хозяйстве. Предисловие), поскольку это упоминание дублирует закон, который, согласно Ливию (Vn.16.1), был принят в 357 г. до н. э. Тем не менее, положения, цитируемые сразу несколькими авторами, демонстрируют весьма незначительные различия, которых явно недостаточно для того, чтобы делать выводы о существовании радикально отличавшихся версий всего кодекса, а согласованность стиля во многих местах (например, в формулировках, относящихся к условным положениям) указывает на относительно одно¬
0 На это может указывать упоминание Дионисия [Римские древности. П.27.3), однако точных доказательств у нас нет.
6 Цицерон. О законах. П.59; ср.: Плавт. Привидение. 118 слл.; Плутарх. Марк Катон. 20.6.


I. Законы XII таблиц
143
родную традицию. Кроме того, ряд весьма архаичных лингвистических элементов позволяет предположить, что тот образец, который должен был лежать в ее основе, относился к сравнительно раннему периоду. Таким образом, весьма громоздкие формулировки в сложных законах7 или часто встречающиеся предложения, в которых достаточно сложно выделить подлежащее или уловить его изменения (напр., Таблица 1.2), отражают очень раннюю стадию развития законотворчества. Кроме того, в известных нам цитатах содержится много архаичных слов и вариантов их употребления, которые были непонятны уже самому раннему комментатору рассматриваемых законов (Цицерон. О законах. П.59).
Еще некоторые признаки позволяют отнести отдельные предписания ко времени до Ш в. до н. э. Так, например, положения о нанесении личного вреда (Таблица VHL 2—4) явно были приняты задолго до закона Аквилия (обычно датируется примерно 286 г. до н. э.), в котором были установлены новые, более изощренные наказания за причинение вреда людям и их собственности, четко определялось, что этот вред должен был быть причинен «неправомерно», телесные повреждения, нанесенные рабам, выделялись в отдельную категорию и, вероятно, использовался намного более совершенный юридический стиль. Также к очень ранней стадии развития законодательства должно относиться и содержащееся в Таблицах довольно примитивное определение случайного убийства8. Наказание в форме талиона8а за учинение тяжкого вреда, продажа в рабство или казнь должников, архаичный обыск дома «с чашкой весов и перевязью» (quaestio cum lance et licio) — ко времени Средней Республики всё это, скорее всего, уже устарело, тогда как процедуры усыновления, освобождения от родительской власти и составления завещаний «с помощью меди и весов» (с. 181 сл. наст, изд.) были к тому моменту уже разработаны на основании творческого приложения законов, принятых децемвирами. Кроме того, некоторые статьи с высокой степенью вероятности относятся к контексту именно V в. до н. э.: продажа должников «за Тибр» (см. с. 257 наст, изд.) (предположительно — до захвата Вей в 396 г. до н. э.), запрет браков между патрициями и плебеями, особые договоренности с двумя позднее забытыми народами — форктами и санатами (с. 109 наст, изд.) и ограничения, наложенные на похороны аристократов (с. 286 наст. изд.). Некоторые исследователи9 предполагают, что Законы XII таблиц представляют собой компиляцию, появившуюся в период Средней Республики. Основанием для подобной точки зрения служат главным образом несколько положений, которые в контексте V века рас¬
Напр., Х.8: «at cui auro dentes iuncti escunt, ast im cum illo sepeliet uretve, se fraude esto» («А также золота [вместе] с покойником пусть не кладут. Но если у умершего зубы были скреплены золотом, то не возбраняется похоронить или сжечь его с этим золотом»; здесь и далее — пер. И. И. Яковкина).
8 VIIL24: «si telum manu fugit magis quam iecit» («если брошенное рукою копье полетит дальше, чем целил...»).
8а По принципу «око за око, зуб за зуб». — В.Г.
9 Lambert 1902 [G 249]: 149 слл.; 1903 [G 250]: раздел VI; 1903 [G 251]: 501 слл.


144
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
сматриваются как анахронические10. Впрочем, таких анахронизмов достаточно мало и они, скорее, отражают стремление отдельных авторов повысить авторитет некоторых законодательных мер, приписав их к более древнему периоду. Кроме того, с этой точки зрения достаточно сложно понять, почему в опубликованном документе такого рода содержится столь много устаревших правил. В общем и целом, стиль и уровень развития законодательства, зафиксированный в подавляющем большинстве положений рассматриваемого свода, дают основания считать его датировку раннереспубликанским временем вполне правдоподобной.
Современные реконструкции внутреннего построения Законов ХП таблиц основаны главным образом на нескольких упоминаниях у древних авторов, которые увязывали определенные предписания с конкретными таблицами, а также на тех весьма незначительных сведениях о распределении правового материала, которые содержатся в шести книгах комментариев Гая. Эти данные подтверждают, что рассматриваемый свод законов не представлял собой систематического изложения правовых норм (в современном смысле данного юридического термина), но при этом являются недостаточными для того, чтобы определить расположение даже самых важных разделов. Сохранившиеся фрагменты также не дают нам возможности составить полное представление о содержании таблиц. Это очень хорошо демонстрируется ссылками на формулировки, которые, очевидно, встречались в положениях, не дошедших до нашего времени. Поскольку большинство разделов и многие конкретные положения упоминаются и описываются как в юридических, так и в неюридических источниках, сохранившиеся цитаты, вероятно, отражают основные сферы права, освещавшиеся в Законах, однако при этом некоторые важные положения — особенно те, что утратили актуальность в позднейшие периоды — вполне могли не дойти до нас. Поскольку даже признание децемвирами устного договора (stipulatio) базируется всего на одном пассаже, который содержится в одном из сохранившихся на папирусе фрагментов сочинения Гая, настаивать на аргументах, основанных на отсутствии информации, мы, конечно, не можем.
Законы ХП таблиц вовсе не ограничивались тем, что мы назвали бы сейчас частным правом (ср.: Ливий. Ш.34.6), и некоторые из вводившихся ими норм (например, запрет ночных сборищ (VTH.26)) явно носили политический или околополитический характер. Впрочем (если только наши представления о содержании сохранившихся фрагментов не являются обманчивыми), публичное право было сведено в Законах всего к нескольким моментам — вероятно, наиболее важным на момент составления кодекса. Насколько нам известно, ядро последнего всё же составляло частное право, а стремление к приданию огласки соответствующим нормам, послужившее причиной опубликования рассматриваемых законов (с. 285 сл. наст, изд.), сделало необходимым и их всестороннее изложение. С указанной задачей Таблицы справились вполне успешно, чтобы
10 	Наир.: Таблица ХП.5 (с. 249 наст. изд.).


I. Законы XII таблиц
145
позднее рассматриваться как фундамент римского гражданского права, но даже при этом, несмотря на фрагментарный характер имеющихся у нас свидетельств, вполне возможно, что целый ряд тем был оставлен децемвирами без внимания. Наиболее серьезные пробелы были связаны с формулами ведения судебных процессов (legis actiones), которые впервые были официально обнародованы в конце IV в. до н. э. (с. 469 сл. насг. изд.). Кроме того, некоторые моменты, вероятно, рассматривались как нечто само собой разумеющееся (например, права и обязанности опекунов), а другие считались относящимися к сфере общественных обязательств (с. 190 наст. изд.). Прочие недостатки — например, пресловутое отсутствие четких определений правонарушений — явно указывают на недостаточный уровень развития права, и даже в тех случаях, когда определенные разделы всё же были включены в состав рассматриваемого кодекса, основное внимание в тексте последнего уделялось, вероятно, тем аспектам, для которых было желательно разъяснение, исправление или огласка. Так, относительно редкое наследование по завещанию рассматривалось перед наследованием без завещания (Ульпиан. Дигесты. ХХХУШ.б.1. Предисл.), причем при описании последнего права прямых наследников были оставлены без внимания, поскольку считались общеизвестными, тогда как основной упор был сделан на соответствующие права прочих родственников в тех случаях, когда прямой (или «автоматический») наследник отсутствовал (с. 183 насг. изд.). Аналогичным образом при описании нарушений закона основной акцент в Таблицах делался на средствах юридической защиты, доступных пострадавшей стороне, а то, что само деяние давало потерпевшему право на возмещение вреда, с точки зрения составителей анализируемого свода, не требовало открытой формулировки, поскольку считалось само собой разумеющимся.
Подводя итог, отметим, что случайный характер тех источников, в которых сохранились фрагменты Двенадцати таблиц, а также вероятность того, что они в любом случае представляли собой далеко не полную формулировку законов, позволяют предположить, что наши знания как о самих Таблицах, так и вообще о праве V в. до н. э. в целом являются неполными и неточными. Кроме того, даже некоторые из дошедших до нашего времени положений могли быть включены в состав Законов ХП таблиц ошибочно, будучи по-новому истолкованными или измененными в свете права позднейших периодов. Впрочем, несмотря на это, античная традиция, согласно которой Двенадцать таблиц представляли собой свод законов, составленный в V в. до н. э., всё же заслуживает нашего доверия. Подобное предположение подкрепляется как формой, так и содержанием целого ряда сохранившихся цитат, а также тем, что авторы рассматриваемого свода могли даже упоминаться в фастах. Таким образом, принимая во внимание лакуны в дошедшем до нас тексте Законов, а также то ограниченное представление о римском обществе рассматриваемого периода, которое складывается у нас на основании этого текста, мы всё же должны признать, что содержащиеся в анализируемом кодексе сведения о реалиях V в. до н. э. являются вполне обоснованными и весьма существенными.


146
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
II. 	Экономика
(а) 	Сельское хозяйство
В тех немногочисленных случаях, когда древние авторы позднейших периодов обращались к вопросам экономической истории, они рассматривали Рим раннереспубликанской эпохи как преимущественно сельскохозяйственную общину. Хотя упомянутые авторы хорошо знали, что место расположения Города дает ему немало преимуществ в плане коммерции (см., в частности.: Цицерон. О государстве. П.7 слл.), и периодически вскользь упоминали, например, о ввозе хлеба, они практически ничего не говорят о ремесле или торговле. Впрочем, подчеркивая центральную роль сельского хозяйства, они просто повторяли очевидную истину. В ар хаическом Риме — а равно и в большинстве других древних городов- государств — такие факторы, как относительно низкие объемы производства сельскохозяйственной продукции, преобладание натурального или почти натурального хозяйства, трудности с транспортом, недостаток стимулов для производства прибавочного продукта и т. д., весьма существенно ограничивали развитие рынка и несельскохозяйственного производства. По этой причине владение землей явно рассматривалось как основное условие для принятия на военную службу11, а римские воинские колонии однозначно представляли собой общины земледельцев (coloni). Сельскохозяйственные метафоры пронизывали латинский язык, сельскохозяйственные вопросы занимали центральное место в древнейшем римском праве, а сельскохозяйственные обряды играли главную роль в религиозной жизни ранних римлян. Одной из функций архаической продажи «с помощью меди и весов» (mancipium), при которой за определенный товар следовало платить бронзой, взвешивавшейся в присутствии пяти свидетелей и «держателя весов» (libripens), судя по всему, была защита земледельцев, приобретавших вещи, жизненно важные для обеспечения средств к существованию. Данная процедура давала покупателю возможность обратиться к продавцу за подтверждением его права собственности, если до окончания периода, необходимого для установления этого права на основании непрерывного владения, оно оспаривалось третьей стороной; если последняя добивалась успеха, то покупатель мог взыскать с продавца сумму, вдвое превышавшую цену покупки. Впрочем, подобным образом можно было приобрести только определенный товар, и в большинстве случаев это было нечто имевшее особую важность для сельскохозяйственного производства (res mancipi). В рассматриваемый период к mancipi, вероятно, относились земельные участки, передававшиеся в полную собственность гражданина, рабочий скот, люди, находившиеся под властью главы семейства (включая рабов), и так называемые сельские предиальные сервитуты (в частности, право на
11 	Термин «assiduus» («имеющий свое хозяйство»), судя по всему, использовался как антоним к слову «proletarius» и обозначал людей, пригодных к регулярной воинской службе (ср.: Законы ХП таблиц. 1.4, а также далее, с. 205 насг. изд., сноска 127).


П. Экономика
147
проход, на проезд на телеге, перегон скота или проведение воды через чужую землю).
Как показывает нам тщательно разработанный цикл общественных религиозных празднеств, связанных с посевом, ростом, здоровьем, сбором и хранением сельскохозяйственных культур, главную роль в сельском хозяйстве Рима долгое время играло возделывание зерновых (в сочетании с виноградарством). К последним, вероятно, относился ячмень12, но прежде всего — так называемый far, скорее всего — эммер (triticum dicoccum), полба-двузернянка, непригодная для выпечки хлеба, которая при этом была особенно хорошо приспособлена к римским климатическим условиям (с. 166 наст, изд.) и, вероятно, в основном употреблялась в пищу в виде каттти (puls) (ср.: Плиний Старший. Естественная история. XVTIL83 сл.). Так, согласно Законам ХП таблиц, должник, закованный в цепи, должен был получать по одному фунту (немногим более 300 г. — В.Г.) far в день; за кражу, «завораживание» или поджог посевов предполагалась смертная казнь; если ущерб собственности наносился домашними животными или прокладкой водопроводов, то виновный должен был возместить убытки; особые процедуры предписывалось совершать для возврата бревен и жердей, которые применялись для посадки виноградника (так защищались люди, пользовавшиеся этими бревнами и жердями в соответствующий момент); определенным образом регулировалась аренда рабочего скота в различных обстоятельствах. Наконец, весьма пространная статья Законов была посвящена точному определению и охране границ земельных владений.
Впрочем, возделывание зерновых и виноградарство не могли занимать исключительного положения в сельскохозяйственной системе Рима. Сезонный характер труда при выращивании зерновых, а также необходимость в защите от неурожая — этих весьма существенных факторов, вероятно, уже было достаточно для поощрения смены культур. Возможно, римлянами рассматриваемого периода использовался и севооборот, хотя некой единообразной или полностью рациональной схемы при этом, скорее всего, не существовало, о чем, в частности, свидетельствует тот факт, что даже в XIX в. в Италии наблюдалось очень широкое разнообразие практик севооборота, не имевших никакой научной основы13. Многие земельные участки, вероятно, были недостаточно велики для того, чтобы оставлять определенную часть под паром каждый год, хотя это могло быть весьма желательно14, а определенные указания, содержащиеся в трудах Варрона [О сельском хозяйстве. 1.44.2) и Плиния [Естественная история. XVTII.187; ср. также: Колумелла. О сельском хозяйстве. П.10.7), позволяют предположить, что в более поздние времена крестья¬
12 	Отчасти использовался как корм для скота; ср.: в позднейшие времена всадникам выдавались специальные «ячменные деньги» (aes bordearium) на прокорм лошадей.
|3 Porisini 1971 [G 123]: 6-16, 42-59.
14 	Напр.: Колумелла. О сельском хозяйстве. П.9.4. В сравнении с ежегодным паром важность подобной схемы, возможно, отражает тот факт, что для получения права собственности на землю требовалось владеть (usucapio) ею на протяжении не одного года, в двух лет (Законы ХП таблиц. VL3) (см.: Watson 1975 [G 317]: 153).


148
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
не достаточно широко чередовали зерновые с другими культурами: бобами, люпинами и, возможно, корнеплодами типа репы. Подобные культуры, вероятно, имели достаточно широкое распространение с древнейших времен. Впрочем, учитывая вероятную нехватку навоза или иных удобрений для основной части возделываемых земель, рассматриваемое чередование должно было только снижать урожайность.
Насколько специализация или расширение ассортимента культур поощрялись производством сельскохозяйственной продукции для рынка, оценить сложно. Потребность в приобретении определенных товаров первой необходимости, вероятно, неизбежно влекла за собой и потребность в производстве прибавочного продукта — на собственном участке крестьянина или на полях, принадлежавших крупным землевладельцам. Кроме того, римские крестьяне, возможно, выращивали определенное количество культур на продажу или для обмена (прежде всего это были культуры, не требовавшие значительных трудозатрат). Впрочем, имеющиеся у нас свидетельства весьма скудны — даже относительно оливок (наиболее вероятный вариант), которые на рубеже VH—VI вв. до н. э. были заимствованы жителями центральной Италии у греков и быстро получили распространение по всей Этрурии15. Хотя оливковые косточки и сосуды для оливкового масла периодически обнаруживаются археологами (такие находки сделаны, в частности, в районе церкви Сант-Омобоно)16, самим оливкам не отводилось никакого особого места в государственных обрядах (с. 696 наст, изд.), а согласно Законам ХП таблиц, за вырубку оливковых деревьев полагалась лишь относительно скромная денежная компенсация. Хотя специализированное сельскохозяйственное производство у римлян рассматриваемого периода, скорее всего, действительно существовало (прежде всего в наиболее крепких хозяйствах), в большинстве случаев опасность неурожая и, соответственно, возникновения ненадежной ситуации на рынке, без сомнения, порождала у римских крестьян стремление удовлетворять все возможные потребности из своих собственных запасов. В подобном контексте особое внимание уделялось огородам — на что указывает вполне правдоподобное упоминание у Плиния Старшего17, возможно, основанное на позднейшей практике. В отличие от более обширных посевных площадей, подобные специализированные участки можно было поливать и удобрять более активно и, соответственно, собирать с них более богатый урожай самых разных фруктов и овощей в дополнение к основному рациону из круп, который страдал недостатком полезных веществ — в частности витаминов А и С.
Впрочем, учитывая небольшие размеры многих земельных участков в ранние периоды римской истории, очень многие граждане, скорее всего, получали со своей земли урожай, достаточный лишь для того, чтобы
15 Vallet 1962 [G 154]: 1554 слл.
16 См. статью П. Вирджили (Р. Virgili) в изд.: Colini el al. 1978 [E 96]: 428.
17 Естественная история. XIX.49 слл. (автор подобным образом интерпретирует термин «heredium» из Законов ХП таблиц (Таблица ΥΠ.3): см. с. 125 наст, изд.)


П. Экономика
149
едва прокормить свою семью. Как полагает большинство исследователей, упоминание Варрона (О сельском хозяйстве. 1.10.2) о том, что всем гражданам изначально было выделено по два югера земли (= 0,5 га), следует отвергнуть как миф, основанный на более поздней практике проведения землемерных работ при распределении земель в римских колониях18 и (возможно) на весьма сомнительной параллели с архаической Спартой. Более распространенной и правдоподобной является цифра в семь югеров (или — реже — четыре югера), которая встречается, например, в описаниях распределения земельных участков для римской бедноты на вейянской территории19 или в рассказах об обнищании ряда выдающихся политических деятелей20. Хотя подобные описания и рассказы нередко вызывают определенные сомнения, приведенная выше цифра вполне может отражать размер участка, который в позднейшие периоды считался минимально необходимым для обеспечения средств к существованию21.
Сложность заключается в том, как оценить продуктивную способность участка подобного размера. В частности, для рассматриваемого периода у нас нет никаких данных по средней урожайности, в результате чего современные оценки базируются в основном на проведении аналогий с позднейшими периодами, которые, в свою очередь, весьма неоднозначно освещаются в различных источниках, и, соответственно, применимость подобных аналогий остается открытой для критики22. Колебания годового урожая, различия в уровне плодородия почвы даже в рамках рассмат¬
18 Gabba 1978 [G 74]: 250 слл.; см. статью этого же автора в: Gabba and Pasquinucci 1980 [G 76]: 55—63. Выделение участков подобного размера на ранних этапах римской истории, возможно, зафиксировано в труде Ливия (IV.47.7; УШ. 11.14; 21.11; cp.: V.24.4; VI. 16.6). Другие вероятные объяснения рассматриваемой цифры см. выше, с. 125 наст, изд.
19 Ливий. V.30.8; Диодор Сицилийский. XIV. 102. Ср. земельные участки в колониях граждан начала II в. до н. э. (Brunt 1971 [А 21]: 193).
20 Heiüand 1921 [G 88]: 131 слл.
21 См. также: Варрон. О сельском хозяйстве. 1.2.9; Колумелла. О сельском хозяйстве. 1.5.10; Плиний Старший. Естественная история. ХУШ.18.
22 Дискуссию по соответствующим проблемам см. в изд.: Ampolo 1980 [С 2]: 20—24; De Martino 1979 [G 50]: 241-255; 1984 [G 53]: 241-263 (впрочем, ни одна из предложенных точек зрения не является полностью удовлетворительной). Кроме того, существуют и определенные сложности при оценке урожайности на основании веса зерен эммера — ср.: Jasny 1944 [G 91]: 154 СЛЛ.
По оценке Амполо, чистый урожай эммера (за вычетом семян для будущего посева) в молотом виде составлял примерно 85—90 кг с югера, а Де Мартино говорит о 125—145 кг с югера, что, очевидно, представляет собой общий урожай пшеницы, годной к употреблению (соответственно, чистый урожай должен был составлять 100—125 кг). При этом, однако, ни один из этих авторов не учел в расчетах потери при хранении (вероятно, как минимум 5% даже для очищенного зерна). Согласно имеющимся подсчетам, одному человеку для пропитания требуется примерно 210 кг немолотого зерна (примерно 190 кг молотого) (средний показатель для взрослых и детей), если при этом он практически не употребляет другой пищи (см.: Clark С. and Haswell М. The Economics of Subsistence Agriculture (ed. 4. London, 1970): 57 слл.). Если же учесть некоторое разнообразие рациона и необходимость в приобретении одежды, то по стоимости всё это будет равняться как минимум 250 кг немолотой пшеницы (Там же: 83).


150
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
риваемого района центральной Италии и множество неясностей, связанных с сочетаниями выращиваемых культур, их чередованием, а также с распространением и урожайностью огородов, еще больше усложняют проблему реалистичной оценки урожайности и предостерегают нас от широких обобщений. При этом, однако, нам представляется вполне вероятным, что участков рассматриваемого размера было недостаточно, чтобы обеспечивать семью средствами к существованию, в силу чего многим крестьянам приходилось привлекать наемных работников (труд которых, предположительно, оплачивался натурой) или — что более вероятно — прибегать к использованию общественных земель в качестве дополнительных полей или пастбищ. Хотя описание общественной земли (ager publicus) в трудах древних авторов по большей части представляет собой просто отражение позднейших споров, нам известны определенные следы традиции, согласно которой каждый римлянин имел право использовать столько земли, сколько мог обработать сам23. Возможно, в ранние периоды римской истории действительно разрешалось использовать для обработки ограниченные площади ager publicus. Поскольку последняя также служила источником дерева, топлива, диких плодов, грибов, съедобных растений, дичи, а также местом выпаса свиней и рогатого скота, то, скорее всего, в Раннем Риме существовала определенная договоренность относительно права отдельных граждан на ее эксплуатацию. При этом доступность подобного дополнительного источника пропитания, по всей видимости, нередко была жизненно важной. Небольшой размер земельных участков, известный нам по данным, восходящим к IV в. до н. э., вероятно, указывает на существование аналогичных дополнительных возможностей и вполне может отражать модель крестьянского хозяйства, которая на тот момент уже была достаточно хорошо известна в округе самого Рима24.
Хозяева мелких участков, вероятно, обычно держали свиней. Так, например, Законами ХП таблиц (VII. 10; ср. также: VQ.9; VIII. 11) специально устанавливалось право собирать падающие с соседнего участка желуди (glans) (которыми, правда, также могли кормить и рабочий скот). Кроме того, свиней часто приносили в жертву при отправлении фамильных культов, включая похоронные обряды. Овцы представляли собой ценный источник молока, сыра, шерсти и — в намного меньшей степени — мяса, но и их, и почти столь же универсальных (хотя и более прожорливых) коз, вероятно, было весьма трудно содержать во время летней засухи — по причине недостатка воды и хороших пастбищ. Со свиньями проблем было гораздо меньше, поскольку в лесах, которых в рассматри¬
23 Tibiletti 1948 [G 147]: особенно 219 слл., с цитатами из сочинения: Сикул Флакк. О статусе полей, р. 136.10—13 Lachmann; ср.: р. 138.8—10 Lachmann; Колумелла. О сельском хозяйстве. 1.3.11. На деле сюда уже могло относиться и право использования для обработки подобной земли труда зависимого населения, однако широкое распространение (в сельском хозяйстве) эта практика, вероятно, приобрела позднее, с быстрым ростом подобных трудовых ресурсов. Ср. далее с. 392 наст. изд.
24 Более подробно данный вопрос рассматривается на с. 390 сл. насг. изд.


П. Экономика
151
ваемый период в центральной Италии было еще очень много, они, судя по всему, могли найти себе пропитание в любое время года, а копченое и соленое свиное мясо, вероятно, занимало на столе сельских жителей столь же существенное место, как и продукты огородничества (ср.: Цицерон. О старости. 56).
Впрочем, даже с учетом всего вышесказанного, животноводство, по всей видимости, играло в жизни римских крестьян не самую значительную роль, поскольку представители этого социального слоя имели меньше всего материальных возможностей для покупки скота. Конечно, в хозяйстве зажиточных землевладельцев овцы и крупный рогатый скот могли занимать более важное место, однако применительно к V в до н. э. надежных непосредственных свидетельств этого у нас почти нет. Даже если латинское слово «pecunia» («богатство, деньги») действительно происходит от слова «pecus» («стадо»), косвенно указывая на то, что в представлении римлян на ранних этапах их истории пастбищные животные представляли собой своего рода архетип владения богатством25, то к V в. до н. э. рассматриваемый термин уже мог обозначать любые материальные ценности (прежде всего движимое имущество) вне зависимости от их формы26 и вовсе не подразумевал владения большим поголовьем скота. Конечно, согласно исторической традиции, которая поддерживается явно архаическими формулами27 или базируется на них, вплоть до середины V в. до н. э. штрафы, налагавшиеся магистратами, взимались овцами или крупным рогатым скотом, но два нововведения, которые, по общему мнению, относятся к рассматриваемому периоду, описываются в трудах древних авторов весьма непоследовательно: так, введение максимального размера штрафа приписывается либо Авлу Атернию и Спурию Тарпею («Lex Atemia Tarpeia», 454 г. до н. э.), либо Титу Мене- нию и Публию Сестию («Lex Menenia Sestia», 452 г. до н. э.), а фиксация «денежных» эквивалентов (т. е. точно определенного веса бронзы) — Авлу Атернию («Lex Atemia», вероятно, 454 г. до н. э.), Спурию Тарпею («Lex Tarpeia», очевидно, после 452 г. до н. э.) или Луцию Папирию и Луцию Юлию («Lex Iulia Papiria», 430 г. до н. э.)28. Подобная путаница вовсе не внушает уверенности в достоверности всех этих законодательных актов, а датировка рассматриваемых новшеств V в. до н. э. вполне может быть основана лишь на том факте, что в Законах ХП таблиц взыскания всегда выражаются в «денежном» виде. Впрочем, даже если практика взимания штрафов скотом сохранялась и в эпоху Ранней Республики,
25 Напр.: Цицерон. О государстве. П.16; cp.: Gnoli 1978 [G 79]: 204—218.
26 Такое значение фиксируется уже в Кассиевом договоре (493 г. до н. э.), если, конечно, цитата, приведенная Фестом (166L), происходит именно оттуда (с. 335 наст. изд.). Ср. также (спорное) использование данного слова в Законах ХП таблиц (V.3; V.7; Х.7) с тем, как оно трактуется в изд.: Diosdi 1964 [G 202]: 87—105; 1970 [G 203]: 23 слл.
27 Варрон в соч.: Авл Геллий. Аттические ночи. XI. 1.4; Ноний. р. 319 сл.; ср.: Варрон. О сельском хозяйстве. П.1.9.
28 Ср.: Цицерон. О государстве. П.60; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. Х.50.1 сл.; Фест. 268/270L; Авл Геллий. Аттические ночи. XI. 1.2.


152
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
она возникла предположительно во времена царей, когда пастушеское скотоводство, вероятно, играло более существенную роль, а конфискованные животные включались в состав царских или жреческих стад29. Соответственно, даже на том этапе они представляли собой скорее форму владения богатством, нежели единицу обмена, а установленные эквиваленты в бронзе могли быть введены в практику задолго до того, как их фиксированные размеры были закреплены законом. Таким образом, надежных доказательств экономической значимости скота в раннереспубликанский период у нас нет.
Конечно, в определенных масштабах на римской территории должно было существовать пастушеское скотоводство. Некоторые из его продуктов были просто незаменимы, а в ряде районов, прежде всего тех, что располагались ближе к побережью, заниматься чем-то еще было вообще практически невозможно. Более низкие (хотя и постоянные) трудозатраты, вероятно, делали рассматриваемый вид деятельности более привлекательным, а также, возможно, более престижным, чем земледелие, при условии наличия достаточного количества земли и рабочих рук, а богатство в виде скота было легко хранить и передавать, особенно там, где имелась возможность для круглогодичного выпаса животных на прибрежных лугах многолетнего пользования (ср.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. П.2.1). Впрочем, во всех прочих районах, вероятно, существовала необходимость в сезонном перегоне скота на новые пастбища. Это было связано с целым рядом проблем — таких как доступ к горным пастбищам, наблюдение за скотом и обеспечение его безопасности, — которые вполне могли еще сильнее обостриться в неспокойной обстановке V в. до н. э. Кроме того, мы никак не можем проверить, какое количество животных, зимовавших на римской территории, действительно принадлежало римским гражданам, а не чужакам, селившимся в горах. Таким образом, пастушеское скотоводство совсем необязательно представляло собой универсальный (и в еще меньшей степени — единственный) род деятельности даже для тех римлян, чье богатство обеспечивало им вполне безбедное существование30. Что же касается предложений Лициния Столона и Секстия Латерана, выдвинутых в 376— 367 гг. до н. э. и предположительно направленных на регулирование крупномасштабного использования общественных земель под пастбища (с. 394 сл. наст, изд.), то они вполне могли отражать тенденцию, развитию которой способствовал захват территории Вей (в 396 г. до н. э. — В.Г.).
29 В древнейших процедурах гражданского права при разрешении споров от обеих сторон, вероятно, требовался залог в виде скота (ср.: Цицерон. О государстве. П.60), который изымался у проигравшей стороны в пользу понтификов (Варрон. О латинском языке. V.180) — возможно, для принесения искупительных жертв (напрямую или как средство для покрытия издержек) или (как более поздний денежный залог) для отправления обычных обрядов государственной религии (Фест. 468L).
30 См., напр.: Menager 1972 [Н 56]: 367 слл. Судя по всему, пастушеское скотоводство оказало весьма незначительное влияние на древнейшее право или обрядность, хотя не исключено, что это обусловлено весьма специфическими факторами, в том числе несовершенством наших знаний в данной сфере.


П. Экономика
153
(Ь) 	Развитие рынка и торговля
Явно недостаточное количество других ранних поселений в непосредственной близости от Рима позволяет предположить, что довольно долгое время Город выступал в качестве рыночного центра для собственной территории, на что, в частности, указывает та весьма значительная роль, какую в древнейшем Риме играл рынок, открывавшийся каждый девятый день. И по мере постепенного поглощения небольших независимых поселений на заре римской экспансии в конце царского периода эта роль становилась всё более существенной. Хотя эти поселения могли сохранять определенные оборонительные и религиозные функции, политическая и законодательная деятельность, а также основные религиозные празднества, отмечавшиеся всем народом, были сосредоточены в Риме, где в упомянутый период наблюдался довольно значительный рост населения (с. 172 наст. изд.). Римские институты, воплотившиеся в проведении сакральных и политических различий между внутригородским и загородным пространством (с. 677 наст, изд.), говорят о том, что в рассматриваемую эпоху Город играл такую же важную центральную роль, как, например, Вейи (на что указывают как остатки самого этого города, так и ведущие к нему дороги)31. Судя по всему, это должно было обеспечить дальнейшее расширение круга потенциальных клиентов римского рынка, невзирая на достаточно большие расстояния (в большинстве направлений к югу от Тибра — вероятно, до 15 км и более) и деятельность странствующих торговцев и ремесленников. Что же касается самих поселений, поглощенных Римом, то их и без того незначительная роль в качестве рыночных центров постепенно сводилась на нет, внося свой вклад в их плавное угасание.
Еще одним фактором, стимулировавшим развитие рынка, было стратегически выгодное расположение Рима у важного брода через Тибр и на дороге, ведущей в долину этой реки. Кроме того, к подобным факторам предположительно относились крупные залежи соли в устье Тибра, а также растущая потребность в металлах и, возможно, предметах роскоши. Без сомнения, в определенной степени производство прибавочного продукта стимулировалось требованием, согласно которому все военнообязанные граждане должны были иметь собственное оружие и доспехи. Подобную же роль, скорее всего, играло и развернувшееся между римскими аристократами соперничество в показной роскоши и щедрости, а также нерегулярно возникавшие и подчас непредсказуемые потребности, основанные на обязательствах общественного и семейного характера. Кроме того, развитию рыночных отношений в целом, вероятно, способствовало расширение использования металла в качестве единицы обмена, изначально — в форме бронзовых слитков неправильной формы (aes nide). Хотя оперирование громоздкими слитками привозного металла должно было весьма существенно ограничивать объем сделок подобно¬
31 	Kahane, Threipland and Ward-Perkins 1968 [В 350]: 71.


154
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
го рода, известная нам по письменным источникам процедура купли- продажи «с помощью меди и весов», несомненно, изначально представляла собой оплату определенного товара бронзой оговоренного веса, а поскольку в Законах ХП таблиц все штрафы исчисляются исключительно в бронзовых фунтах (что, вероятно, прежде всего отражает стремление к четкости и беспристрастности), в рассматриваемый период этот металл, очевидно, уже был общепризнанным средством обмена.
Впрочем, некоторые важные стимулы рыночного развития в Риме отсутствовали. Так, например, Город не располагал какими-либо значительными и особенными природными ресурсами, которые могли бы образовать основу для широкого производства и внешней торговли. В VI в. до н. э., когда Рим вел более успешные войны, его жителям, вероятно, были доступны определенные избыточные средства в форме военной добычи, однако мы точно не знаем, способствовало ли это складыванию крупномасштабного внутреннего производства предметов роскоши (даже местная расписная керамика этого времени отличается относительно скромным качеством), а сложное внешнее положение Рима и латинов на протяжении большей части V в. до н. э., скорее всего, привело к резкому уменьшению доступа к рассматриваемому источнику дохода. Не исключено, что римляне анализируемого периода занимались выращиванием товарных культур, однако крестьянское хозяйство всё же тяготело к максимально возможной самодостаточности, а налоги или иные финансовые обязанности играли весьма незначительную роль в стимулировании производства прибавочного продукта: введение постоянного военного жалованья (stipendium) и, как следствие, — налога на имущество (tiibutum) стало необходимым лишь в эпоху Самнитских войн IV в. до н. э., когда римская армия впервые начала на протяжении длительного времени действовать вдали от Города. Таким образом, рассматриваемые финансовые меры едва ли восходят к царскому периоду, как полагают некоторые исследователи, а рассказы о предполагаемом повторном введении военного жалованья и соответствующего налога в 406 г. до н. э.32 если и имеют какую-либо реальную основу, то вполне могут относиться к временным мерам, связанным с осадой Вей33.
Что касается крупного земледелия или пастушеского скотоводства, то они, вероятно, в большей степени были направлены на получение богатства и положения в обществе, чем на производство прибавочного продукта для рынка, и даже в тех случаях, когда последнее всё же имело место, получаемый доход, скорее всего, весьма существенно сокращался по причине относительной дороговизны и ограниченности резерва постоянной рабочей силы. В частности, рабство еще не получило широкого развития, поскольку его источники тоже еще были весьма ограниченными. Без сомнения, историки правы, предполагая, что чаще всего рабами становились люди, захваченные в плен во время войн, однако на протяже¬
32 Ливий. IV.59.il; 60.5 слл.; Диодор Сицилийский. XIV. 16.5 (только stipendium).
33 Ср. с иной точкой зрения: Gabba 1977 [G 587]: 13—33; см. далее, с. 364 наст. изд.


П. Экономика
155
нии большей части V в. до н. э. подобных пленников было очень мало. Там, где была возможность, римляне могли практиковать и «разведение» рабов, однако, учитывая связанные с этим расходы, едва ли подобное явление было крупномасштабным. Кроме того, вероятно, в Риме рассматриваемого периода существовала и работорговля (развитию которой, вероятно, способствовало этрусское пиратство), но она тоже едва ли была широко распространенной — не в последнюю очередь по причине практически одинаковой потребности в подобной рабочей силе в рамках каждого поселения. Включение рабов в число товаров, покупаемых «с помощью меди и весов», указывает на их ценность, а также, возможно, на ограниченный объем подобных покупок. Кроме того, весьма показательным является тот факт, что положения, регулирующие продажу в рабство плененных жителей союзных городов отсутствуют в первом договоре римлян с Карфагеном34, тогда как во втором соглашении подобные положения уже имеются, хотя это может отражать лишь повышение осторожности договаривающихся сторон — не в последнюю очередь по политическим причинам.
Вследствие недостатка рабов, римлянами, очевидно, в определенной мере использовались иные формы зависимого труда. Так, например, за совершение определенных преступлений лица, находившиеся под властью отца, могли быть переданы в подчинение пострадавшим, которые — предположительно — могли использовать их в качестве рабочей силы. Здесь же следует упомянуть и вызывающее множество споров правило (Таблица IV.2b), согласно которому сын, проданный своим отцом три раза, освобождался от его власти, что, скорее всего, представляло собой наложение фактического ограничения на право отцов продавать собственных детей — возможно, в качестве долгового залога или, по сути дела, в качестве своего рода наемных работников. Оба эти варианта, вероятно, подразумевают потребность в рабочих руках, а квазизависимость работников от хозяев в подобных случаях, возможно, могла превратиться в постоянную. Наконец—что самое главное — мы должны упомянуть о долговой кабале (с 264 наст, изд.), основным следствием и, вероятно, главным преимуществом которой для «кредитора» было то, что «должник» становился его подневольным работником. Важно, что подобное долговое рабство было официально отменено в IV в. до н. э., то есть именно тогда, когда военные успехи Рима привели к возрастанию резерва рабов из числа пленных (с. 400 наст. изд.). Впрочем, долговая кабала представляла собой достаточно непредсказуемую и негибкую форму трудовых отношений и могла даже предполагать обеспечение семьи должника, а также его самого, что еще больше ограничивало ее доходность. То, что кабала была — по причине или как следствие ее отмены в IV в. до н. э. — очень легко и быстро вытеснена рабством, скорее всего, указывает на то, что ее вклад в производство прибавочного продукта был относительно ограниченным.
Насколько нам известно, государство тоже не проявляло устойчивого интереса к продвижению или защите торговли — вероятно, за исключе¬
Полибий. Ш.22.1 слл.; ср. с. 603 сл. наст. изд.
34


156
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
нием немногих важнейших товаров. Военная активность Рима была явно направлена на обеспечение безопасности, захват добычи, земли и расширение собственного влияния (к чему особенно стремились аристократические лидеры Города), а вовсе не на защиту торговли или коммерческую экспансию35. В частности, в рассматриваемый период римляне так и не создали крупных военно-морских сил, сопоставимых с флотом своих этрусских соседей. Далее, в первом договоре с Карфагеном четко оговаривались условия, на которых римляне могли торговать в карфагенских сферах влияния, в то время как деятельность карфагенских торговцев в Риме никак не регулировалась и не защищалась (в отличие от второго соглашения), и, если — что вполне вероятно — Рим еще и не взимал никаких портовых или рыночных сборов36, это явно указывает на неразвитость римской казны и отсутствие какого-либо желания стимулировать торговлю. Из имеющихся у нас письменных источников известно, что Римское государство периодически вмешивалось в импорт зерна при нехватке соответствующих запасов, а также в процесс производства и продажи соли37, но даже если это действительно было так, подобные шаги демонстрируют лишь озабоченность наличием предметов первой необходимости (и — со временем — пополнением казны), а не общую заинтересованность в развитии рынка. Примерно то же самое, вероятно, можно сказать и о культе Меркурия, храм которого, согласно упоминаниям древних авторов, был посвящен в 495 г. до н. э.: введение этого культа также могло отражать беспокойство по поводу нехватки зерна38. Для сравнения: в сохранившихся фрагментах Законов XII таблиц уделяется лишь незначительное внимание рыночным сделкам (к примеру, до нас не дошло ни одного специального положения, посвященного залогам или поручительству, очень мало говорится и об аренде или найме). Возможно, подобные положения остались просто неизвестны нам, однако едва ли это единственная причина, учитывая, например, недостаточную проработанность законов о кредите и на более поздних этапах римской истории39. Строгие наказания за неуплату долгов едва ли поощряли заемные операции, и, если, согласно Законам ХП таблиц, максимальная ставка ссудного процента действительно составляла 8У3% (с. 142 наст, изд.), это, скорее всего, была месячная норма, установленная для краткосрочных займов, направленных на решение безотлагательных задач, встававших прежде всего перед крестьянами40. Также законами признавались и более гибкие устные договоры (stipulatio), однако их нельзя было заключать че¬
35 Иная точка зрения изложена на с. 359 наст. изд.
36 Даже предполагаемая отмена портовых сборов в 508 г. до н. э., скорее всего, является вымыслом (Ogilvie 1965 [В 129]: 258).
3/ Ср.: Clerici 1943 [G 32]: 461—466 (скептическая точка зрения).
38 Wissowa 1912 [G 519]: 304.
39 Впрочем, Законы ХП таблиц, возможно, обеспечивали некую зачаточную защиту неформальных продаж товара в кредит: ср.: Юстиниан. Институции. П.1.41 (= Таблица Vn.ll); Watson 1975 [G 317]: 145-147.
40 Zehnacker 1980 [G 168]: 353-362.


П. Экономика
157
рез посредника. Закон о купле-продаже формально защищал от дефектов правового титула только юридически оформленные сделки купли- продажи (mancipium) (с. 146 наст, изд.), а для обеспечения сопоставимой защиты для иных сделок покупатели должны были заключать самостоятельные устные договоры, что явно указывает на несовершенство правового регулирования в данной сфере. Разумеется, это не очень надежный показатель того, что Рим действительно являлся важным центром торговли, но он однозначно позволяет предположить, что римские правовые институты явно не были созданы для выполнения подобной роли.
Оценку реальных масштабов и характера рыночных отношений серьезно затрудняет нехватка имеющихся у нас свидетельств, в особенности — скудность надежных археологических данных. Так, единственным значительным материальным свидетельством существования в Риме рассматриваемого периода внешней торговли является аттическая керамика (преимущественно чаши), импорт которой продолжался до середины V в. до н. э. Впрочем, даже эту торговлю нельзя представить в абсолютных количественных показателях, и хотя упомянутые сосуды действительно отражают определенную покупательную способность отдельных римских граждан, они едва ли имели большое экономическое значение — даже как предметы роскоши. Кроме того, нам не известно каких- либо четких признаков того, что рассматриваемые аттические сосуды сопровождались иными значительными предметами импорта из самой Греции или из греческих колоний в южной Италии и на Сицилии. Некоторые вещи — например, греческая погребальная урна из паросского мрамора, обнаруженная при раскопках некрополя на Эсквилине (рис. 35)41, — были практически однозначно привезены в Рим в рассматриваемый период, а не на заре позднейшей экспансии, но они указывают лишь на то, что подобные предметы приобретались отдельными римлянами для потакания своим вкусам. Конкретные следы торговли с Этрурией и Лацием, которая должна была играть намного более значительную роль, нам тоже практически не встречаются.
Письменные источники добавляют к этим скупым свидетельствам упоминания о храме Меркурия, который якобы был посвящен в 495 г. до н. э., что сопровождалось учреждением «коллегии торговцев», а также рассказы об импорте зерна в неурожайные годы (с. 164 сл. наст, изд.) и положения двух договоров. Так, первый договор с Карфагеном (с. 604 сл. наст, изд.) регулировал торговую деятельность римлян и их союзников в Северной Африке, а также на Сардинии и Сицилии, однако масштабы этой деятельности оценить невозможно. Соответствующими археологическими материалами мы не располагаем, и, хотя римляне могли торговать исключительно скоропортящимися товарами, не исключено,
41 	Можно было бы говорить о гораздо больших объемах подобного импорта, если признать, что именно в указанный период в Рим был привезен ряд найденных на его территории греческих мраморных статуй начала Vв. дон a (Paribeni 1969 [G 121]: 83—89), однако они, конечно, могли появиться в Городе гораздо позже.


158
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
Рис. 35. Мраморная погребальная урна, найденная на Эсквилине (внутри саркофага из серого вулканического туфа). Возможно, изготовлена на Паросе. Кон. VI — нач. V в. до н. э. (Публ. по: Colonna 1977 [В 312]: 143,
рис. 5.)
что означенный договор просто содержал в себе условия, которые карфагеняне оговаривали и в своих соглашениях с прибрежными этрусскими городами42. Что же касается Кассиева договора, заключенного между Римом и латинами в 493 г. до н. э. (с. 334 наст, изд.), то, согласно Дионисию [Римские древности. VI.95.2), в нем было прописано требование осуществлять судопроизводство по частным договорам между римлянами и латинами в течение десяти дней и в том месте, где соответствующий договор был заключен43. Взаимные права в сфере торговли, которые, несомненно, существовали в позднейшие периоды (и включали право лати- нов приобретать собственность на законных основаниях (mancipium)), вполне могут отражать придание формального характера существовавшей ранее свободе обмена и приобретения (с. 329 наст, изд.), однако всё это опять же лишь весьма косвенно отражает характер, масштаб и экономический эффект соответствующих операций.
С не менее острыми проблемами мы сталкиваемся, когда начинаем говорить о ремесленном производстве в Риме. Здесь мы имеем дело со столь же скудным археологическим материалом, относящимся к рассматриваемому периоду, — в частности, из-за недостатка хорошо датируемых могильников исследователи до сих пор так и не выработали четкой хронологии для большинства местных керамических изделий (еще сильнее
42 Сам договор мог быть оформлен по карфагенскому образцу; cp.: Täubler 1913 [J 235]: 254-264.
43 В Законах ХП таблиц (П.2) также предусматривалось рассмотрение дел с участием иноземцев, хотя последними необязательно были исключительно латины.


П. Экономика
159
этот вопрос запутывает возможное сохранение в позднейшие периоды более ранних форм). Всё, что мы можем сказать, это то, что с VI в. до н. э. общее качество рассматриваемой керамики продолжало снижаться, что сравнение с вейянским материалом указывает на ее преимущественно местное происхождение и что сами римляне, по всей видимости, не производили и не ввозили из Этрурии каких-либо поистине высококачественных вещей.
Что касается изделий из металла, то четких свидетельств местного производства зеркал, украшений или крупных бронзовых скульптур у нас нет. Согласно упоминанию Плиния [Естественная история. XXXIV.34), культовые статуи из бронзы были весьма редки, а нормой, очевидно, по- прежнему являлись терракотовые и деревянные изображения. Ряд вшивных статуэток и почетных статуй отдельные исследователи датируют V в. до н. э.44, но, хотя древность многих из этих изделий несомненна, их датировка и увязка с упоминаниями в письменных источниках, судя по всему, основаны исключительно на догадках: например, в некоторых работах предполагается, что римляне начали ставить прижизненные почетные статуи почти на целое столетие раньше греков. Две обнаруженные на территории Рима крупные бронзовые скульптуры (голова юноши с Яникула и Капитолийская волчица), которые, возможно, были изготовлены в V в. до н. э., ясно демонстрируют еще ряд трудностей, связанных с имеющимися у нас свидетельствами: оба эти произведения, возможно, происходили из этрусских мастерских, а в Риме могли появиться гораздо позднее — например, в результате разграбления захваченных этрусских городов. Так, первое надежное упоминание о том, что статуя Капитолийской волчицы стояла в Риме (даже если она действительно была сделана в V в. до н. э.), относится к X в. н. э.
Вне зависимости от того, является ли это следствием недостатка археологических данных, у нас почти нет четких свидетельств того, что в Риме рассматриваемого периода существовала глубокая специализация ремесленного производства. Конечно, материальные остатки показывают, что керамика, черепица и металлические изделия издавна представляли собой специализированную продукцию, а крупномасштабное строительство общественных зданий в Риме — начиная с VI в. до н. э. — в сочетании с внедрением более развитой архитектуры жилых домов явно порождало потребность во всевозможных строительных навыках, даже если некоторые ведущие архитекторы и мастера, возможно, были иноземцами. Кроме того, в Законах ХП таблиц прямо упоминаются флейтисты и косвенно — золотых дел мастера, а плотники и кузнецы, наряду с трубачами и горнистами, очевидно, имели собственные сообщества в рамках развитой центуриатной организации. Но при этом нам не известно, действительно ли в рассматриваемый период уже существовали упоминаемые в источниках древние коллегии45 флейтистов, золотых дел мастеров, плот¬
44 	Richardson 1953 [G 129]: 77-78.
40 Плутарх. Нума. 17.1 сл.; ср.: Плиний Старший. Естественная история. XXXIV. 1; XXXV. 159; Флор. 1.6.3.


160
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
ников, красильщиков, сапожников, дубильщиков, кузнецов и гончаров46. Вероятно, к V в. до н. э. всё это были специализированные профессии, однако, не считая флейтистов (которые помимо прочего выполняли определенные функции культового характера) и золотых дел мастеров, они представляли собой исключительно ремесла, необходимые для обслуживания лишь самых насущных потребностей преимущественно крестьянской общины.
Впрочем, это вовсе не означает, что совокупный объем экономических операций, осуществлявшихся даже на рассматриваемом уровне, был незначительным, однако реальные масштабы этих операций, а также приобретения «предметов роскоши» оценить, увы, невозможно. Принимая во внимание ограничения, наложенные децемвирами на погребальный инвентарь, а также процветавшую в конце VI в. до н. э. торговлю аттической расписной керамикой, а в начале V в. до н. э. — чернолаковой и чернофигурной посудой, мы не должны сбрасывать со счетов и возможность того, что для наиболее состоятельных граждан Рима был характерен весьма высокий уровень потребления (и конкуренции), однако имеющихся в нашем распоряжении непосредственных свидетельств, связанных с торговлей и местным ремесленным производством, явно недостаточно для доказательства подобной гипотезы. Согласно данным, которыми мы располагаем, помимо аттической керамики и незначительного количества иных высококачественных изделий, римляне импортировали лишь металл и, возможно, зерно (при определенных обстоятельствах). Каковы были статьи римского экспорта, за исключением соли, мы можем только догадываться, но, вероятнее всего, к таковым прежде всего относились продукты животноводства (в особенности кожи и изделия из них) и лес. Собственно для Рима нам в лучшем случае известны свидетельства лишь достаточно скромного производства предметов роскоши для местного потребления, и мы вообще не находим каких-либо признаков того, что Город являлся крупным центром искусств. С другой стороны, в VI — начале V в. до н. э. здесь действительно был воздвигнут целый ряд богато украшенных общественных храмов и трудилось определенное количество иноземных специалистов: по меньшей мере две из дошедших до нашего времени терракоты были изготовлены греками, но, вероятно, на территории Рима47, а в трудах древних авторов упоминаются имена двух греческих мастеров — Дамофила и Горгаса (явно не ионийского происхождения), участвовавших в строительстве храма Цереры48, и высказываются предположения о том, что статуи Капитолийского храма были изваяны этрусками (хотя источник подобных предположений неизвестен). Вместе с тем мы не можем определить, насколько этот явный контраст (который также наблюдается в Вейях) между скром-
46 Принадлежность к древнейшим коллегиям приобрела политическое значение в I в. до н. э., когда на них были наложены определенные ограничения, в силу чего данный список мог быть выдуман именно в этот период.
47 Andren 1940 [В 279], Рим: Forum П.11; Gjerstad 1953—1973 [А 56] IV, 2: 456 сл.
48 Le Bonniec 1958 [G 360]: 256-262.


П. Экономика
161
ными масштабами производства высокохудожественных изделий для частных покупателей и относительным размахом и пышностью общественной застройки — по крайней мере, в начале V в. до н. э. — вызван лишь специфическим характером археологических данных, хотя в 390 г. до н. э. грабившие город галлы явно нашли чем в нем поживиться.
(с) 	Экономические изменения
Современные исследователи нередко говорят о том, что в V в. до н. э., особенно в последние его десятилетия, центральную Италию охватил общий экономический спад49. Для доказательства подобной точки зрения обычно приводится целый ряд факторов: резкое сокращение объемов строительства храмов, импорта аттической керамики, производства высококачественных изделий местными мастерами, а также уменьшение количества и великолепия погребального инвентаря. Впрочем, даже в центральной и южной Этрурии, где подобные изменения наиболее заметны, их масштабы и скорость в разных местах были весьма различными. Так, например, в Фалериях и дальше к северу, в Вольсиниях (совр. Орвието) и Клузии, с началом V в. до н. э., судя по имеющимся данным, наступила новая эпоха процветания. К примеру, упадок храмового строительства в этих городах фиксируется в гораздо меньшей степени. Что же касается импорта аттической расписной керамики, то примерно с рубежа VI—V вв. до н. э. он, судя по всему, начинает сокращаться в прибрежных городах, но при этом расширяется в поселениях, расположенных дальше от моря, хотя с середины V в. до н. э. явный упадок импорта наблюдается во всех районах центральной Италии.
Даже происходившее одновременно снижение качества и уменьшение количества произведений мастеров из южной Этрурии не было равномерным50. Прежде всего этот процесс затронул керамику, продолжая тенденцию, которая в отношении чернофигурных сосудов и керамики- буккеро наметилась уже в конце VI в. до н. э. С конца V в. до н. э. прерывистым и мелкомасштабным становится и производство краснофигурной керамики, хотя этруски всё равно были первыми, кто начал имитировать эту сложную технику. Впрочем, остальные формы этрусского искусства оказались более устойчивыми. Зеркала и изделия из бронзы, судя по всему, изготавливались в южной Этрурии и в Пренесте на протяжении всего столетия, хотя и для весьма ограниченного круга клиентов. Что же касается скульптурных изображений, то в прибрежных городах их известно мало, однако в Вейях и Фалериях обнаружено несколько весьма примечательных образчиков, относящихся к середине — второй половине V в. до н. э.
Таким образом, ситуация в Этрурии, вероятно, была весьма сложной и менялась в зависимости от места или под воздействием определенных факторов. Кроме того, одно из наиболее равномерно распространенных
"9 Напр.: ТогеШ 1974 [J 120]: 828-829, 830-831; Ogilvie 1976 [А 96]: 104-107. °° Наир.: Sprenger 1972 [J 115]: особенно 83—94.


162
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и эконолшческая структура
изменений — общий упадок импорта аттической керамики с середины
V в. до н. э. — вполне могло быть вызвано особыми причинами. Не исключено, что греки получили доступ к новым рынкам, ярким примером чего является адриатический порт Спина, где именно в рассматриваемый период наблюдается увеличение соответствующего импорта. Возможно, примерно в 480 г. до н. э. изменился или, по крайней мере, стал более разнообразным состав перевозчиков, вовлеченных в торговлю керамическими изделиями, а их сосредоточенность на центральной Италии достаточно существенно снизилась51. В то же время, по всей видимости, в северной Италии и за Альпами появились новые рынки сбыта для этрусских металлов и металлических изделий (вероятно, основного товара, который обменивался на предметы аттического импорта). В любом случае, это была специализированная торговля предметами роскоши и, соответственно, ее упадок совсем необязательно указывает на общее сокращение внешних коммерческих связей, которые в значительной степени были, вероятно, ограничены территорией центральной Италии.
Если мы обратимся непосредственно к Риму, то, скорее всего, заметим ряд местных особенностей — прежде всего в импорте аттической керамики (в частности, расписной), который, согласно имеющимся данным, в период с 525 по 510 г. до н. э. пережил необычайный всплеск, после чего столь же резко пошел на спад52. Впрочем, подобная статистика является весьма уязвимой и относиться к ней следует с большой осторожностью — особенно когда речь идет о предположениях, согласно которым упадок аттического импорта в Риме начался раньше, чем в прибрежных этрусских городах, и был более масштабным53. Объяснение рассматриваемых статистических данных также вызывает немало сомнений54, однако — что касается экономических последствий — наблюдавшийся в начале
V в. до н. э. дефицит был существенно сглажен импортом аттической чернолаковой и чернофигурной посуды, что указывает самое большее лишь на относительное снижение покупательной способности. Дальнейшее сокращение аттического импорта во второй половине V в. до н. э. заметно в Риме не больше, чем в любом другом районе центральной Италии, и, соответственно, может представлять собой в значительной степени локализованный вариант этого более широкого явления, без каких-либо особых последствий собственно для экономики Го¬
51 Ср.: Johnston 1979 [В 348]: 51-52.
52 Меуег 1980 [G 112]: 47 слл.
53 В отличие от этрусского, римский материал обнаружен не в погребениях, а прежде всего в хранилищах вотивных приношений, существовавших в различное время. Так, Майер (Meyer. Op. eit) в своих статистических выкладках учитывает подобное хранилище в районе церкви Сант-Омобоно (20% от общего количества), которое, судя по всему, прекратило существование ок. 500 г. до н. э., а также хранилище в храме Весты (10%), исчезнувшее ок. 475 г. до н. э. Впрочем, полагаться на статистику, основанную на превратностях археологических открытий и в потенциале подверженную влиянию местных вариаций в культурных практиках, всегда опасно.
54 Гипотеза о внезапном обеднении Рима в последнем десятилетии VI в. до н. э. и о связанной с этим потерей им гегемонии в Лации (Меуег. Ор. ей:. 63 слл.) не согласуется с данными по храмовому строительству в первые два десятилетия V в. до н. э. (см. далее).


П. Экономика
163
рода. По мнению большинства исследователей, внутреннее производство при этом, судя по всему, оказалось недостаточным, чтобы заполнить образовавшийся пробел, и качество местной керамики снизилось еще больше, однако всё это явилось просто продолжением той тенденции, которая уже наметилась в конце VI в. до н. э., — в Риме, по всей видимости, не было устойчивой традиции изготовления изделий высокого качества, опираясь на которую можно было бы построить собственное производство. Кроме того, наши общие знания о римском ремесле в рассматриваемый период весьма незначительны, и делать какие-либо далекоидущие выводы о нем или о соответствующем уровне благосостояния достаточно неразумно (с. 158 сл. наст. изд.). Находка большого количества вотивных статуэток в Лавинии55 показывает, что в других районах Лация по-прежнему осуществлялось крупномасштабное производство скульптурных изображений, хотя и только в культовом контексте.
Единственным надежным индикатором снижения уровня благосостояния в Риме является упадок храмового строительства, который также фиксируется во многих других латинских и южноэтрусских городах. Впрочем, здесь многое зависит от источника средств, которые шли на строительство храмов. Если определенная доля этих средств представляла собой частные вклады аристократов, стремившихся таким образом подтвердить свою монополию на политическую власть и превзойти друг друга в пожертвованиях на общественные нужды, то рассматриваемый упадок, вероятно, и в самом деле указывал на общее уменьшение богатства представителей высших слоев общества, что могло быть результатом экономического упадка более широкого плана. Впрочем, позднейшие аналогии позволяют предположить, что основные средства на возведение храмов шли из военной добычи56. Если это действительно было так, то фактическое прекращение храмового строительства в начале V в. до н. э. просто отражает более сложное внешнеполитическое положение Рима в последующие десятилетия. Кроме того, поскольку снижение уровня благосостояния заметно и в некоторых прибрежных городах южной Этрурии, мы можем упомянуть ряд конкретных изменений, которые ускорили определенное обеднение тамошнего населения, но при этом практически не оказали сколько-нибудь значительного воздействия на Рим: это растущая изоляция Кампании, новые импульсы для развития металлообработки в северной Этрурии, ограничение пиратской деятельности этрусков, поражение, нанесенное им Кумами и Сиракузами в  * 5Enea nel Lazio 1981 [Е 25]: 221—270.
5 См. с. 348 наст. изд. При этом, вероятно, использовались также и общественные работы. Конечно, легенды, связывающие это явление с царским периодом (приводятся уже у Кассия Гемины. — Фрг. 15Р), довольно ненадежны, однако существование подобной повинности представляется вполне правдоподобным (позднее она появляется в законах колонии в Урсоне, основанной Цезарем (Устав колонии Юлии Генетты (FIRA I: N° 21) 98)). Кроме того, здесь следует упомянуть обязанность землевладельцев огораживать дороги, пролегающие между их участками (Wiseman 1970 [J 244]: 140 сл., 147 — такой вывод сделан автором на основании вполне убедительной интерпретации Таблицы VII.7 из Законов ХП таблиц).


164
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
474 г. до н. э., расширение сиракузского вмешательства (включая непосредственный грабительский набег в 454 г. до н. э.) и, возможно, растущее давление со стороны Карфагена. Из всех этих факторов лишь упадок торговли с Кампанией, а также сокращение объемов рынка в самих южноэтрусских городах могли оказать прямое влияние на Рим, но даже это влияние оценить, по сути дела, невозможно57. Если же говорить непосредственно о городе на Тибре, то недостаток военных успехов вплоть до конца столетия, судя по всему, был как минимум столь же важным фактором, вызывавшим снижение общественного и частного спроса, как и упадок внешней торговли, но его общее экономическое воздействие опять же не поддается измерению. Конечно, недостаточное количество военных трофеев для относительно состоятельных граждан вполне могло означать сокращение возможностей для приобретения (в числе прочего) предметов роскоши, а для представителей мелкого крестьянства, которые тоже могли служить в армии в пору военных кампаний, — исчезновение одного из потенциальных (хотя и ограниченных) источников для борьбы с обнищанием. Впрочем, для последних — как для людей, которые обычно бывали отстранены от участия в войнах, — основополагающие проблемы, возможно, заключались в другом: в частости, в периодически возникавших трудностях для ведения сельского хозяйства на территории Римской Кампании5^, которые, вероятно, отягощались нехваткой земли.
Римские историки упоминают случавшийся в Городе несколько раз на протяжении V в. до н. э. голод, последствия которого удавалось смягчить путем импорта продовольствия из Этрурии, с Помптинской равнины и время от времени — из Кампании, Кум и с Сицилии; так, например, в 30-с годы П в. до н. э. в Риме были выпущены монеты в память о том, как А. Минуций якобы избавил город от нехватки хлеба в 440/439 гг. до н. э. (рис. 36)58. Впрочем, надежность подобных свидетельств представляет собой еще одну проблему. Высокие цены на зерно — вместе с затмениями и прочими необычными явлениями — записывались на белых досках понтификов (Катон. Начала. Фрг. 77Р; ср. также: Дионисий Галикарнасский. Рижские древности. УП. 1.6), однако сохранность и использование понти- фикальных записей, относящихся к V в. до н. э., это тоже большой вопрос (с. 35 наст. изд.). Затмения упоминаются в дошедших до нас исторических трудах достаточно редко, а отсутствие сообщений о нехватке хлеба в рассказе Ливия о IV в. до н. э., начиная с 383 г. до н. э., ставит под сомнение и те упоминания, которые относятся к предыдущему столетию. И даже если принять во внимание повышение уровня благосостояния и налаживание регулярного импорта зерна в результате расширения римской экспансии, всё равно достаточно сложно поверить в то, что в рассматриваемый период случались подобные кризисы, особенно учитывая рост
57 Все перебои в торговле солью в результате войн (имевшие очень большое значение для жителей внутренних районов страны), скорее всего, были лишь временными.
57а Современное название окрестностей Рима. Не следует путать с Кампанией — областью в южной Италии. — В. Г.
58 Ogilvie 1965 [В 129]: 256; RRC: № 242-243.


П. Экономика
165
Рис. 36. Денарий Г. Минуция Авгурина (135 г. до н. э.) с изображением стоящей на колонне статуи, якобы возведенной в честь А. Минуция за избавление города от нехватки хлеба в 440—439 гг. до н. э. Человек слева может быть П. Минуцием Автурином (консул 492 г. до н. э.) или М. Минуцием Авгурином (консул 491 г. до н. э.), а человек справа — М. Минуцием Фе- зом, который стал одним из первых плебейских авгуров в 300 г. до н. э.
(ARC 242.1).
самого города и очевидное появление подобных трудностей в начале Ш в. до н. э.59. В тех случаях, когда сообщения об импорте зерна в V в. до н. э. можно проверить, они оказываются весьма сомнительными, наиболее явным доказательством чего является содержащаяся в них анахроническая информация о эллинских тиранах, которые будто бы помогали Риму в 492/491 и 411 гг. до н. э.60, а также отсутствие убедительных доказательств того, что рассматриваемые операции были отражены в греческих источниках. Кроме того, в середине П в. до н. э. вопрос о консульских инициативах, направленных на борьбу с нехваткой продовольствия, был весьма злободневным61 и вполне мог повлиять на анналисти- ческую традицию, связанную с анализируемой темой.
При этом, однако, мы не можем исключать возможности того, что какая-то память о голоде, случавшемся на ранних этапах римской истории, и о попытках смягчить его последствия действительно сохранилась если и не в документальной, то хотя бы в устной форме. Когда многим гражданам Рима грозила голодная смерть, государство вполне могло предпринимать определенные действия, при условии наличия достаточных общественных или частных ресурсов62. Конечно, тот факт, что рассматриваемые кризисы действительно случались, сомнений не вызывает: в древности не могли избежать плохих урожаев и последующих дефицитов продовольствия даже самые плодородные регионы средиземно¬
59 Иная точка зрения изложена на с. 482 наст. изд.
60 Дионисий Галикарнасский. Римские древности. VII. 1.1 слл. (= Гн. Геллий. Фрг. 20Р; Аициний Макр. Фрг. 12Р); ср.: Ливий. П.34.2 слл. (492 г. до н. э.); IV.52.5 слл. (411 г. до н. э.).
61 Ср.: Валерий Максим. Ш.7.3 (138 г. до н. э.).
62 Если общественные культы Меркурия и Цереры, а также Либера и Либеры были учреждены в раннереспубликанский период, они могут свидетельствовать об озабоченности государства степенью полноты зерновых запасов.


166
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
морского мира. Подобное утверждение совершенно справедливо и для римской территории — даже несмотря на то, что оно является слишком обобщенным и, соответственно, обманчивым, ведь различное качество почв (прежде всего в плане их реакции на меняющиеся климатические условия) даже сейчас является весьма существенным фактором развития земледелия, не говоря уж об эпохе Античности. Как и в позднейшие периоды, бесплодные песчаные дюны на побережье и плохо дренируемые дюны четвертичного периода, расположенные чуть вглубь страны, переходили в болота, леса и пастбища. Земледелие же развивалось только на плодородных аллювиальных почвах речных долин и на первичных вулканических почвах обширных горных хребтов, которые покрывают большую часть Кампаньи. Осушение земель на рассматриваемой территории в зимний период, вероятно, нередко представляло собой весьма существенную проблему: имеющиеся у нас свидетельства из района Вей позволяют предположить, что в древности анализируемые районы отличались тяжелыми глинистыми почвами, которые зимой активно вбирали влагу, а во время весенних или летних засух покрывались плотной коркой63. Как скоро эти почвы начали страдать от недостатка мощного плодородного слоя (основная проблема современной эпохи, вызванная прогрессирующей эрозией), мы сказать не можем. К концу периода Республики «Пупинская область» («ager Pupinius»), расположенная к северо- востоку от Рима, вошла в поговорку благодаря своим маломощным и сухим почвам (Цицерон. Речь о земельном законе... П.96; Варрон. О сельском хозяйстве. 1.9.5; и т. д.), а, согласно Ливию (VÜ.38.7, ср.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. XV.3.5), смутьяны, подбивавшие в 343 г. до н. э. римское войско к мятежу, называли «гиблыми и бесплодными» вообще все земли вокруг Рима. Впрочем, это было чисто риторическое преувеличение даже для времен самого Ливия: к примеру, Страбон (V.3.7, р. 234С), живший в эпоху Августа, отмечал плодородие окружавших Город земель64 и писал (V.3.12, р. 239С) о том, что они были весьма густо заселены, причем последнее упоминание хорошо подтверждается дошедшими до нашего времени свидетельствами. Впрочем, в более ранние периоды плохой дренаж рассматриваемых почв делал их обработку весьма сложной, особенно учитывая вероятное преобладание деревянных орудий труда, результатом чего была весьма низкая урожайность. Судя по всему, римляне предпочитали выращивать полбу- двузернянку (эммер) именно потому, что данная культура весьма устойчива и к влажности, и к засухе.
Еще одним важным фактором, сказывавшимся на урожайности зерновых, являлась характерная для Рима и его окрестностей переменчивость климата. Недостаточное количество осенних дождей или чересчур холодная зима могут затруднять прорастание семян, слишком же влажное лето — замедлять развитие корней, особенно если почва хорошо удер¬
63 Judson and Kahane 1963 [G 93]: 77, 91.
64 Ср. также: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. П.25.2; УШ.8.2.


П. Экономика
167
живает влагу или плохо просыхает. При этом, однако, наиболее серьезной проблемой является низкий уровень дождевых осадков весной — как раз в период максимального поглощения влаги пшеницей (апрель- май). Доступная нам разрозненная информация о климатических условиях центральной Италии в древности показывает, что они в основном совпадали с современными, но при этом наличие более крупных лесных массивов, разбросанных по всему региону, и несколько иные сроки разливов Тибра65 позволяют предположить, что в рассматриваемый период осадки были более обильными и равномерными и что крайние значения зимних и летних температур, возможно, были не такими существенными, хотя другие свидетельства — фрагментарные и весьма ненадежные — указывают на то, что в период Ранней Республики зимы подчас были намного суровее, чем сейчас66. Впрочем, вне зависимости от незначительных различий в источниках, более поздние авторы, судя по всему, считали причиной необычайно суровых или сухих зим или слишком сильных летних засух те же колебания температуры и объема осадков, которые характерны и для современного климата, да и воздействие неблагоприятных климатических условий на зерновые культуры было достаточно сходным, чтобы распространить его и на V в. дон. э. (напр.: Ливий. IV. 12.7). Осадки, выпадавшие более равномерно, могли немного сокращать летние потери, но периодически случавшиеся недороды представляли собой достаточно распространенную проблему, поскольку для борьбы с ними уже на ранних этапах римской истории были учреждены специальные религиозные обряды. Учитывая вышесказанное, можно отметить, что ячмень мог быть весьма привлекательной альтернативой эммеру именно по причине более раннего созревания (что сокращало также вероятность образования плесени).
Изменчивость климата в сочетании с особенностями почв, низким качеством семян, несовершенными практиками севооборота, нехваткой удобрений, периодическим затоплением низинных районов, а также частыми нападениями саранчи, образованием плесени и возникновением различных заболеваний, по всей видимости, приводила к значительному колебанию урожайности (как и в Италии начала XIX в.)67. Еще целый ряд проблем был связан с опасностью внезапного дождя во время молотьбы и с необходимостью защиты от паразитов и сырости при хранении. Учитывая явную нехватку стимулов для производства значительного приба¬
65 Le Gall 1953 [С 8]: 27—31. Ср. также, вероятно, с более значительной площадью стоячих водоемов (Quilici and Quilici Gigli 1975 [С 13]: 8—23).
66 Дионисий Галикарнасский. Римские древности. ХП.8; ср.: Ливий. V.13.4 (400 г. до н. э.); Зонара. УШ.б; Августин. О Граде Божьем. Ш.17 (270 г. до н. э.). Ср.: Сазерна в соч.: Колу- мелла. О сельском хозяйстве. 1.1.5 (упоминание о более холодном климате в некий неопределенный момент до I в. до н. э. — на довольно сомнительном основании, связанном с распространением виноградарства и выращивания оливок); Heuberger 1968 [С 7]: 270 слл. (данные по территории Альп). Об изменениях климата в древности в целом ср.: Vita-Finzi 1969 [С 19].
67 Porisini 1971 [G 123]: 1-6.


168
Глава4. Рим в Vв. дон. э. Социальная и экономическая структура
вочного продукта (по причине отсутствия сложившихся внешних рынков сбыта), периодическая нехватка продовольствия в раннереспубликанском Риме была вполне вероятной. В этом контексте можно упомянуть посвящение храма Цереры, Либера и Либеры (традиционно датируемое 493 г. до н. э.), а также общую нацеленность общественных обрядов на успешное ведение сельского хозяйства.
В V в. до н. э. рассматриваемые трудности усугубились внешним положением Рима. Отдаленным районам постоянно угрожали вражеские набеги, а некоторые территории, вероятно, были даже временно захвачены вейянами (ср. с. 359 наст. изд.). При этом ухудшение отношений с горными народами могло затруднить доступ к летним пастбищам (и — как следствие — привести к усилению соперничества за доступ к общественной земле), тогда как одной из основных причин возникшей напряженности, вероятно, подчас служило именно давление на ресурсы низинных районов, которое привело к попыткам закрыть горцам доступ к зимним пастбищам на прибрежной равнине. В свою очередь, продвижение эквов и вольсков (с. 342 сл. наст, изд.) могло вызвать определенный приток латинов-беженцев. Наконец, соглашение, заключенное Римом с латинами в начале V в. до н. э. (с. 334 наст, изд.), исключало дальнейшую территориальную экспансию за счет последних. В результате римляне оказались практически лишены возможностей для основания новых поселений — вплоть до захвата Фиден и Вей68.
Впрочем, действительную степень перенаселенности Рима в V в. до н. э. оценить весьма сложно. Отраженные в письменных источниках данные по проводившимся в Городе переписям-цензам (табл. 1) говорят о резком произошедшем в начале столетия снижении количества мужчин, годных к военной службе (или о сокращении общей численности населения), но свидетельства эти достаточно сомнительны. Если рассматривать приводимые в упомянутых источниках цифры как количество взрослых мужчин, то рост анализируемых показателей в IV—Ш вв. до н. э. будет явно недостаточным, а если как общую численность населения (ср.: Плиний Старший. Естественная история. ХХХШ.16), то они будут указывать на его невероятно высокую плотность (не менее ста двадцати человек на квадратный километр в 493 г. до н. э.). С этой же точки зрения, мы никак не можем объяснить сокращение населения со 150,7 тыс. (498 г. до н. э.) до 110 тыс. человек (493 г. до н. э.), да и переход к подсчету только взрослых мужчин объяснить весьма трудно: процедуры проведения ценза с самого начала были нацелены преимущественно на людей, годных к тому или иному виду военной службы69.
68 Все колонии, появившиеся в V в. до н. э., по-видимому, были основаны латинами (Salmon 1953 [I 62]: 93—104). Не исключено, что определенную долю их населения составляли и римские граждане (с. 338 наст, изд.), однако эта доля совсем необязательно была преобладающей. Впрочем, как бы то ни было, для периода между 492 и 418 гг. до н. э. известны лишь две подобные колонии.
69 Beloch 1926 [А 12]: 216; ср.: Frank 1930 [G 70]: 313—324 (аргументы в пользу аутентичности данных по цензам).


П. Экономика
169
Таблица 1
Данные по римским цензам до 234/233 г. до н. э.
Сервий Туллий
80 тыс.
Фабий Пиктор. Фрг. ЮР (Ливий. 1.44.2) (83 тыс.: Евтропий. 1.7; 84,7 тыс.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IV.22.2)
508 г. до н. э.
Ок. 130 тыс.
Дионисий Галикарнасский. Римские древности. V. 20
503 г. до н. э.
120 тыс.
Иероним, первый год 69-й Олимпиады
498 г. до н. э.
150,7 тыс.
Д ионисий Галикарнасский. Римские древности. V.75.3
493 г. до н. э.
Свыше 110 тыс.
Д ионисий Галикарнасский. Римские древности. VI.96.4
474 г. до н. э.
Немного больше 103 тыс.
(или 133 тыс.)
Д ионисий Галикарнасский. Римские древности. IX.36.3
465 г. до н. э.
104 714
Ливий. Ш.3.9
459 г. до н. э.
117 319
Ливий. Ш.24.10 и т.д.
393/392 г. до н. э.
152 573
Плиний Старший. Естественная история. ХХХШ.16
340/339 г. до н. э.
165 тыс.
Евсевий, первый год 110-й Олимпиады (160 тыс.: Иероним, первый год 110-й Олимпиады и Проспер Аквитанский. 1.539 Rone)
Ок. 323 г. до н. э.
150 тыс.
Орозий. V.22.2; Евтропий. V.9 (250 тыс.: Ливий. IX. 19.1 (в оригинале: IX. 19.2. — В.Г.)\ 130 тыс.: Плутарх.
0 счастливой судьбе римлян. 13)
294/293 г. до н. э.
262 321
Ливий. Х.47.2 (и др.)
290/289- 288/287 г. до н. э.
272 тыс.
Ливий. Периохи. XI
280/279 г. до н. э.
287 222
Ливий. Периохи. ХШ
276/275 г. до н. э.
271 224
Ливий. Периохи. XIV
265/264 г. до н. э.
292 234
Евтропий. П.18 (382,234 тыс.: Ливий. Периохи. XVI)
252/251 г. до н. э.
297 797
Ливий. Периохи. XVTH
247/246 г. до н. э.
241 212
Ливий. Периохи. XIX
241/240 г. до н. э.
260 тыс.
Иероним, первый год 134-й Олимпиады (250 тыс.: Евсевий, третий год 134-й Олимпиады)
234/233 г. до н. э.
270 212
Ливий. Периохи. XX.
Публ. по: Beloch 1886 [G10]: 339 слл.; Brunt 1974 [А21]: 13.


170
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и эконоллическая структура
Что важно — даже если данные по цензам являются выдуманными, они явно указывают на то, что те, кто их выдумал, были уверены в сокращении численности римского населения в начале V в. до н. э. Впрочем, основания для подобного взгляда всё равно остаются туманными. В дошедших до нас нарративных источниках почти не содержится никаких указаний на бытование среди древних авторов точки зрения, согласно которой Рим в начале V в. до н. э. надолго потерял весьма значительные территории70, и, хотя в период с 503 по 492 г. до н. э. было основано предположительно пять новых (латинских) колоний, переселение куда-либо (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. УП.18.3) едва ли представляло собой эффективный способ борьбы с теми затруднительными обстоятельствами, в которых оказался Рим в рассматриваемую эпоху. В трудах анналистов зафиксирован ряд моровых поветрий, однако их причины, как обычно, не совсем ясны — некоторые из этих эпидемий, вероятно, представляли собой удобное объяснение для отсутствия особых событий в некоторые годы (ср.: Ливий. IV.20.9), а связанные с ними подробности однозначно представляли собой позднейшую реконструкцию. Чума и в самом деле периодически поражала население Рима (что нередко было связано с недоеданием), а направленные на борьбу с ней религиозные обряды — такие, как ежегодное вбивание гвоздя в стену Капитолийского храма71, основание святилища Аполлона (431 г. до н. э.) и проведение лектисгерния71 а (399 г. до н. э.) — свидетельствуют о ее реальной опасности (если, конечно, доверять соответствующей традиции). При этом, однако, мы ничего не знаем о том, считались ли рассматриваемые эпидемии чем-то аномальным с точки зрения древних, или о том, оказывали ли они какое-либо существенное воздействие на демографию. Всё, что можно сказать, — это то, что мы не располагаем никакими убедительными доказательствами того, что моровые поветрия могли серьезно влиять на военный потенциал или политику Рима. К примеру, если в центральной Италии уже существовала малярия, она совсем не помешала заселению латинами или вольсками южной части прибрежной равнины Лация, а также подушному распределению местных земель между римскими гражданами в IV в. до н. э. (хотя в позднейшие периоды на рассматриваемой территории очень часто фиксировались вспышки упомянутой выше болезни); более того, в трудах древних историков мы не находим вообще никаких указаний на то, что в рассматриваемый период малярия приводила к высокой смертности населения центральной Италии.
Некоторую помощь в определении демографических тенденций нам могут оказать результаты археологических исследований, однако обнаруженные археологами свидетельства весьма немногочисленны, а их значимость не совсем ясна. Единственной попыткой обследовать достаточно значительную часть интересующей нас территории были работы, проведенные в районе между Римом и Габиями (для удобства данный район
70 Thomsen 1980 [F 62]: 118-121.
71 Magdelain 1969 [G 654]: 257—286; cp. с. 230 наст. изд.
71а Обряд, во время которого происходило «угощение» изображений богов. — В.Г.


П. Экономика
171
именуется Коллатией)72. В ходе этих работ было установлено, что в VI в. до н. э. на рассматриваемой территории существовал целый ряд достаточно значительных поселений, в основном — расположенных вдоль реки Аниен (совр. Аньене), а также происходила постепенная концентрация населения в области, прилегающей к Габиям. Крупные поселения на берегах Аниена сохранились и к началу эпохи Средней Республики, однако, в общем и целом, население в то время уже распределялось намного более равномерно (возможно, более крупными коллективами) и чаще всего тяготело к главным дорогам. Менее систематические свидетельства, происходящие из различных частей Лация, указывают на то, что рассматриваемая трансформация происходила повсеместно — по мере того как архаическая концентрация населения постепенно уступала место более рассеянной модели. Очевидное ослабевание ряда важных архаических центров и появление в IV в. до н. э. придорожных святилищ отражают тот же самый процесс. Судя по всему, в его основе лежало сразу несколько факторов: политический и экономический упадок более старых центров, возрастание роли крупных дорог, миграция населения, предоставление льгот владельцам участков близ Рима и, главное, складывание всё более безопасных условий.
Впрочем, большинство этих факторов относится лишь к IV в. до н. э., а ситуация, наблюдавшаяся в V в. до н. э., остается неясной. Относящиеся к этому периоду свидетельства, полученные в ходе упомянутого выше обследования, в основном представлены фрагментами черепицы и ке- рамики-импасто, которые было достаточно трудно обнаружить и точно классифицировать; их датировка и связь с архаической посудой устанавливаются тоже весьма нечетко. Кроме того, количество рассматриваемого материала нередко является недостаточным, чтобы дать реалистичную оценку размеров изучаемого памятника или продолжительности проживания людей на его территории. Материал, который на данный момент исследователи относят к V в. до н. э., вероятно, указывает на уменьшение численности сельского населения в изучаемой области, возможно — по причине переселения жителей в более крупные центры73, однако, пока учеными не предложена более надежная классификация керамики и не проведены другие исследования, делать какие-либо общие выводы преждевременно.
На территории могильников, прилегающих к поглощенным Римом поселениям раннего железного века и архаической эпохи, практически не обнаружено материала, однозначно относящегося именно к V в. до н. э., причиной чего являются особенности погребальной практики местного населения. Исследование же собственно поселенческих памятников остается по-прежнему весьма ограниченным и, опять же, существенно затрудненным в силу множества неопределенностей в датировке и классификации керамики. Что же касается материала, который всё же уда¬
72 Quilici 1974 [В 388].
73 Ср. вероятные одновременные изменения демографического характера на территории, принадлежавшей фалискам: Potter 1979 [В 385]: 89.


172
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
лось получить в результате археологических разведок и раскопок, то на некоторых памятниках (например, Антемны и Марчильяна Веккья) не заметно никаких признаков упадка74, в то время как на других (например, Монте-Куньо (Фикана?) и Кастель-ди-Дечима) пока фиксируется лишь незначительное количество следов присутствия человека в раннереспубликанский период. Впрочем, даже если последние центры действительно уже пребывали в состоянии упадка, на прилегающей к ним территории могла наблюдаться совсем иная картина, которую еще предстоит изучить. Так, например, в V в. до н. э. численность населения в сельской округе Вей, по всей видимости, практически не уменьшилась (рис. 37)75 и — несмотря на первое впечатление, которое производят некоторые археологические свидетельства, — то же самое, вероятно, мы можем сказать и о Риме.
Впрочем, данные, полученные в ходе упомянутого выше обследования, судя по всему, указывают на быстрый рост поселений в УП—VI вв. до н. э., что, скорее всего, вызывало постепенно ожесточавшуюся борьбу за землю, прежде всего в окрестностях крупных центров. По аналогии с Вейями (ср. рис. 37 а—Ь) мы можем предположить, что к V в. до н. э. поблизости от Рима осталось очень мало свободной земли, и если предложенный народными трибунами закон 456 г. до н. э., разрешавший селиться на Авентине, является подлинным и верно датированным76, то он, вероятно, отражает именно рассматриваемое повышение демографического давления как в самом городе, так и вокруг него. Подробные положения относительно разграничения частных земель и права собственности на них, содержащиеся в Законах ХП таблиц, сакральный характер межевых камней и смертная казнь, якобы полагавшаяся за их перемещение, — всё это также указывает на весьма высокую плотность населения в некоторых областях. При этом в более отдаленных районах плотность населения, скорее всего, была намного более низкой, что подтверждают и свидетельства, полученные исследователями. Так, например, согласно упоминаниям древних авторов, в конце VI в. до н. э. некоторые территории вдоль Аниена были еще свободны и в 504 г. до н. э. перешли во владение рода Клавдиев (хотя это может быть просто этиологическим вымыслом, призванным объяснить расположение земель, относившихся к Клавдиевой трибе), а в низинных областях Лация, судя по всему, еще и в IV в. до н. э. сохранялись весьма обширные лесные массивы, не тронутые человеком (Феофрасг. История растений. V.8.3). Впрочем, основная часть земли, по всей видимости, в рассматриваемый период уже находилась в общественной или частной собственности и подвергалась различ-
/4 Варрон (О латинском языке. VI. 18) считал, что некоторые присоединенные общины сохраняли достаточное чувство самоидентичности, чтобы поднять восстание после разорения Рима галлами.
75 Potter 1979 [В 385]: 89.
70 Дионисий (Римские древности. Х.32.4) утверждает, что «медная доска» с этим законом была выставлена в авентинском храме Дианы, однако его собственный рассказ о содержании данного документа (Там же. 2), судя по всему, представляет собой перенесение в прошлое позднейших столкновений по поводу раздела общественной земли.


П. Экономика
173
Рис. 37 a—d. Обследование южной Этрурии: данные о плотности и распределении населения. Публ. по: Potter 1979 [В 385]: рис. 12, 21, 25 и 27:
а) ок. 1500—700 гг. до н. э.
ным видам экстенсивного использования (в первую очередь, это был выпас скота), прежде всего — наиболее влиятельными семействами. Последние, несомненно, получили немало выгод от расширения римской территории в VI в. до н. э. — на что, возможно, указывает тот факт, что вновь создаваемым сельским трибам нередко давались родовые имена (с. 220 наст, изд.) — и вполне могли стремиться к расширению своих владений везде, где это было возможно на имеющихся землях, дабы компенсировать сокращение доступных пастушеских угодий и недостаток новых территориальных приобретений. Резкое сокращение объемов военной


174
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
Рис. 37Ь. УП—VI вв. до н. э.
добычи в течение большей части V в. до н. э., вероятно, также побуждало аристократов (которые и при республиканском строе не отказывались от стремления перещеголять друг друга показной роскошью и щедростью) более целеустремленно сосредотачиваться на использовании земель и труда обнищавших сограждан для получения дохода, необходимого для поддержания своего высокого положения.


П. Экономика
175
Рис. 37с. V—IV вв. до н. э.
Таким образом, хотя общий рост населения в V в. до н. э. никак не демонстрируется (и даже может считаться маловероятным), вокруг наиболее крупных политических, оборонительных и рыночных центров вполне могло наблюдаться определенное перенаселение, а количество свободных земель неуклонно сокращалось повсюду: именно на этом основании Рим начал войну с Вейями и затем распределил захваченные терри-


176
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
Рис. 37d. Ш—I вв. до н. э.
тории между своими гражданами, что явно указывает на имевшуюся потребность в земле. В пользу рассматриваемого предположения однозначно говорит и то, что на протяжении всего периода Ранней Республики весьма частым явлением было обнищание крестьян. Неустойчивость расходов на содержание семьи, небольшой размер многих участков, множество серьезных опасностей и недостатков, внутренне присущих мелким крестьянским хозяйствам, в сочетании с системой наследования без завещания, сообразно которой все дети, находящиеся под властью отца, наследовали равные доли имущества, — всё это обусловило повальное распространение в римском обществе долгов и лишений и, соответственно, — стремление многих бедных граждан отдаться в долговую кабалу или продать собственных детей, чтобы не умереть с голода.


Ш. Социальные структуры
177
III. 	Социальные структуры
(а) 	Введение
Социальные структуры, существовавшие в V в. до н. э., должны были в значительной степени отражать изменения, произошедшие еще в царскую эпоху и даже раньше. К сожалению, нам очень редко удается хоть с какой-то определенностью распознать истоки этих структур, факторы, обусловившие их возникновение, или изменения, которым они подвергались в последующие периоды. Ярким примером этого является наше практически полное неведение по такому важному вопросу, как развитие частной собственности на землю (с. 125 наст. изд.). Здесь же можно упомянуть и ожесточенные споры, которые ведутся по поводу происхождения и функций римского gens, или «рода» (там же). Являлся ли он, например, первичной социальной единицей, связанной с системой родовой собственности на землю?77 Или же gentes появились в царский период, прежде всего в среде аристократии, отражая возникновение элиты, которая создала подобные родовые группы для укрепления своей солидарности?78 Любой ответ на такого рода вопросы неизбежно будет гипотетическим, поскольку рассматриваемые структуры мы начинаем замечать в действии, хотя бы мельком, лишь с V в. до н. э. — в частности, благодаря Законам ХП таблиц, а также содержащимся в письменных источниках упоминаниям о функционировании раннереспубликанских политических институтов. Впрочем, несмотря на вышесказанное, мы всё же можем выделить отдельные факторы, которые были тесно связаны с фиксируемыми для анализируемого периода моделями социальной организации, могли оказать значительное воздействие на их возникновение и развитие, а также явно сказались на их сохранении или изменении в новых условиях.
В экономике Раннего Рима основную роль играло оседлое земледелие, основанное на преобладании сравнительно небольших частных хозяйств, которые обеспечивали основными ресурсами подавляющее большинство римских граждан. Характерное для рассматриваемой эпохи первостепенное значение семейных ячеек явно отражает эту модель экономической деятельности, и, более того — вся структура классификации родовых групп и регулирования прерогатив рода демонстрирует нацеленность прежде всего на передачу собственности. Как мы еще увидим, права наследования очень тесно увязывались с членством в родовой группе (в частности, с подчинением главе домохозяйства), возможности лица завещать свое имущество по собственному усмотрению ограничивались если не законом, то хотя бы обычаем, а правила, регулировавшие опекунство и брак, прямо обуславливались проблемами передачи имущества Очевидная нехватка возможностей для личного обогащения и пе-
п Ср., напр.: Mommsen 1887—1888 [А 91] III: 3—53; Guarino 1975 [Н 40]: 56 слл.;
272 слл.
78 Наир.: Botsford 1907 [G 20]: 663-692.


178
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
реселения на протяжении большей части V в. до н. э. могла лишь усилить эту связь, а также закрепить преимущественно статичный характер распределения богатства — надеяться на значительное увеличение своего состояния могли лишь немногие.
Еще одним следствием относительно ограниченного экономического развития раннереспубликанского Рима было то, что его граждане даже при желании не имели возможности создать сложный государственный аппарат, который при необходимости мог бы защищать отдельных лиц от дурного обращения и несправедливостей. Вся структура права, известная нам по Законам XII таблиц, указывает на то, что уже в царскую эпоху в римском обществе была глубоко укоренена система, согласно которой граждане должны были сами защищать свои права и мстить за несправедливости — даже, возможно, в тех случаях, когда речь шла о преступлениях, каравшихся смертью79. В V в. до н. э. ресурсов, которые могли бы способствовать расширению общественной инициативы в рассматриваемой сфере, было по-прежнему очень мало. Действительно, хотя время от времени отдельные цари могли счесть политически целесообразной попытку обуздать вопиющее угнетение80, с установлением аристократического правления власть имущие стали проявлять всё меньше склонности к осуществлению активного государственного вмешательства в интересах широких масс — по крайней мере, на постоянной основе. Кроме того, население Рима в рассматриваемый период — какова бы ни была его точная численность (с. 201 сл. наст, изд.) — несомненно, было достаточно небольшим. Оно явно еще не достигло тех размеров, когда масштабы и обезличенность преступности начинают угрожать общественной безопасности и в большинстве случаев делают частное преследование правонарушителей в принципе невозможным.
Таким образом, римские граждане не только сами обеспечивали себя средствами к существованию, но и должны были самостоятельно защищать свои права. В сочетании с отсутствием финансовых институтов корпоративного характера или каких-либо общественных или частных организаций, занимающихся оказанием социальной или экономической помощи (опять же — частично по причине ограниченности экономического развития), это означало, что основной особенностью социальных отношений в Риме было поведение граждан, основанное на принципах сотрудничества и взаимной поддержки. Отражением именно этой особенности стало медленное развитие законов, регулировавших многие значительные сферы экономической и социальной жизни. Кроме того, издавна существовавшее в Городе весьма значительное неравенство по уровню богатства и социальному статусу означало, что наряду с горизонтальными отношениями между гражданами, занимавшими примерно
79 Kunkel 1962 [G 245]: 97-130.
80 Аналогичным образом, если ограничения роскоши погребального обряда, включенные в Законы ХП таблиц, действительно восходят к царским временам (cp.: Colonna 1977 [В 312]: 160—161), они вполне могут отражать попытки одного или нескольких царей обуздать излишества аристократии и связанную с ними социальную напряженность.


Ш. Социальные структуры
179
одинаковое положение, в римском обществе было заметно и мощное стремление к развитию вертикальных связей, при которых люди с более низким статусом искали защиты и помощи у своих более влиятельных и могущественных сограждан. Подобные патронатные отношения играли в Риме очень большую роль. Они не только предоставляли гражданам возможность противостоять дурному обращению и, соответственно, смягчали социальную напряженность, но и, в свою очередь, укрепляли власть аристократов, превращая их покровительство в центральный элемент общественной организации и системы социальной поддержки, повышая их авторитет и ставя в личную зависимость от них людей с более низким статусом, которые в противном случае могли бы попытаться исправить свое бедственное положение путем самостоятельных коллективных действий.
При этом, однако, Рим также представлял собой гражданскую общину [лат. civitas. — В.Г), члены которой теоретически обладали определенными общими правами, состояли в определенных общих организациях (например, куриях) и по мере возможности несли военную службу. Подобное чувство общинной идентичности, вероятно, усиливалось развитием самого города как крупного населенного пункта и средоточия юридической, политической и религиозной жизни81. Относительно открытое расположение Рима и его территории делало очень важными совместные действия, направленные на защиту от внешних нападений, а внедрение в VI в. до н. э. военной структуры, ядром которой была тяжеловооруженная пехота, и последовавшие за этим институциональные изменения (с. 129 наст, изд.), думается, лишь еще больше усилили чувство коллективной ответственности за интересы всей общины со стороны существенной части населения. В то же время с введением более систематической оценки воинской обязанности богатство официально стало основным фактором, определяющим статус и привилегии гражданина, хотя, учитывая наследственные модели социальной дифференциации и общественной организации, это, судя по всему, не могло вызвать значительных изменений в определении статуса граждан в римском обществе в целом.
Далее мы должны более подробно рассмотреть социальные структуры периода Ранней Республики, которые находились под влиянием вышеуказанных факторов или были так или иначе связаны с ними. Прежде всего мы обсудим структуры, действовавшие на индивидуальном уровне, после чего проанализируем более широкие социальные категории и статусные группы. Мы начнем с рассмотрения связей, существовавших
81 	Согласно Дионисию (см. прежде всего: Римские древности. IV. 15), сельские территориальные единицы (паги) тоже выполняли функции, связанные с самообороной, религиозными празднествами и местным самоуправлением. Конечно, подобные упоминания являются в основном совершенно анахроническими и неправдоподобными или основываются на ложных предположениях (Brunt 1969 [G 540]: 265; Frederiksen 1976 [G 583]: 344—345), однако явно древнее празднество Паганалий указывает на то, что паги обладали определенной религиозной идентичностью и, соответственно, могли выполнять и другие важные функции на местном уровне (например, организовывать оборону в чрезвычайных ситуациях).


180
Глава4. Рим в Ve. доги э. Социальная и экономическая структура
между людьми примерно одинакового статуса (родство, дружба и прочие связи, основанные на определенных обязательствах), а затем перейдем к патронатным отношениям, для которых основное значение имели различия в статусе между их участниками. Развитие подобных вертикальных связей в свою очередь внесло свой вклад в усложнение моделей социальной дифференциации в рамках гражданской общины в целом, что нельзя свести к одной общей формуле; официально оформленным, но при этом все более спорным привилегированным положением в Раннем Риме обладали лишь представители патрициата.
(Ь) 	Семья, агнаты и род
Для раннеримского общества были характерны три основные разновид- ности кровнородственных групп: (1) семья (familia), в состав которой входил ее глава (paterfamilias) и те, кто находился под его властью — прежде всего потомки по мужской линии и жена (если при вступлении в брак она переходила под его власть (in manum)81a), (2) агнатские группы, вероятно состоявшие из родственников по мужской линии до шестого колена (т. е. до троюродных братьев), и (3) род (gens)82, включавший несколько семей, носивших одно имя и, предположительно, находившихся в родственных отношениях по мужской линии.
Согласно Законам ХП таблиц, к V в. до н. э. патриархальная семья представляла собой основную социальную единицу. Римское гражданское право регулировало прежде всего отношения между главами подобных семей, а также (насколько известно из источников, относящихся к позднейшим периодам) частные культы, центром которых также служили отдельные домохозяйства (с. 700 сл. наст. изд.). На этом основании можно предположить, что семья представляла собой непосредственное средоточие жизни и деятельности гражданской общины. Как мы уже отмечали, подобное центральное положение рассматриваемой ячейки общества было тесно связано с преобладанием в экономике мелких, преимущественно самодостаточных крестьянских хозяйств. Вероятно, в рассматриваемый период латинское слово «familia» уже использовалось —
81а В Риме существовал также так называемый брак «sine manu» [лат. «без руки»), при котором жена оставалась во власти отца или опекуна; см. с. 187 сл. наст. изд. — В.Г.
Следуя общепринятой практике, словом «род» (в оригинале используется англ. «clan». — В.Г.) мы в данном случае переводим лат. «gens». При этом, однако, не исключено, что такой перевод не может полностью передать численность, внутреннюю связь и коллективную деятельность римского gens, и более предпочтительным является, скажем, такой термин, как «линидж» (родовая группа, члены которой ведут происхождение от одного реального предка, тогда как для клана этот предок обычно является легендарным. — В.Г.) (хотя применительно к периоду Поздней Республики, когда кровное родство на деле было совсем не обязательным требованием для вхождения в состав gens, даже термин «линидж» может ввести в заблуждение; см.: Brunt 1982 [Н 102]: 3). (Подробнее о проблемах, связанных с римским родом и семьей, см., напр.: Маяк И.Л. Рим первых царей (М., 1983): 130-182. - В.Г.)


Ш. Социальные структуры
181
по крайней мере отчасти — для обозначения всех лиц (и имущества), находившихся под контролем главы домохозяйства (ср.: Законы XII таблиц. V.8), что однозначно подчеркивает собственнический аспект анализируемой социальной единицы.
Тот же самый фактор, в сочетании с иерархическим характером римской социальной и политической жизни, отражался и во внутренней структуре семьи. Как субъект права, фамилия, согласно определению, была основана в первую очередь не на кровном родстве, а на пожизненной власти главы семейства как над подчиненными ему лицами, так и над принадлежащим ему имуществом, а патримониальные права детей и жен определялись в зависимости от их принадлежности к семье. Так, в соответствии с правилами наследования без завещания, дети и жены, подчиненные домовладыке, получали равные доли его имущества как «автоматические наследники» («sui heredes»), тогда как лица, не подчинявшиеся ему (например, незаконные дети), полностью отстранялись от дележа наследства. Если у главы семейства не было «автоматических наследников», его имущество переходило к ближайшему агнату или — при отсутствии последнего — ко всем членам его рода.
Таким образом, в римском праве была установлена тесная связь между полной и бессрочной властью домовладыки и наследственными правами подчиненных ему свободных людей, причем оба эти момента, в свою очередь, отражали их экономическую зависимость от семейного имущества. Характерная для V в. до н. э. нехватка новых земель, в сочетании с системой равного распределения наследства между «автоматическими наследниками», судя по всему, лишь усилила данную зависимость. Процедуры освобождения сыновей от власти их отца (которая в противном случае должна была сохраняться до смерти последнего), вероятно, были разработаны несколько позднее — предположительно в IV—Ш вв. до н. э., когда римские граждане начали периодически получать во владение новые земли, расположенные на определенном расстоянии от Города. Упомянутые процедуры предоставляли сыновьям юридическую самостоятельность (включая право собственности на землю), но одновременно лишали их прав на наследование без завещания.
Как известно, власть главы римского семейства была очень велика и включала даже право распоряжаться жизнью и смертью своих домочадцев. Предположительно, это отражало тот особый акцент, который римляне делали на необходимости жесткой дисциплины в рамках основных компонентов общины — не в последнюю очередь, для ре1улирования отношений между фамилиями, поскольку главы домохозяйств несли друг перед другом ответственность за действия всех своих домочадцев. Кроме того, в позднейшие периоды права домовладыки могли использоваться, по крайней мере, для восстановления чести семьи, если отдельный ее плен совершал какое-либо ужасное преступление. Впрочем, при нормальном развитии событий отцовская власть (patria potestas) подвергалась ряду достаточно важных ограничений. Так, в частности, она не затрагивала публичные права и обязанности граждан, а также, учитывая весьма


182
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
низкую среднюю продолжительность жизни, вероятно, прекращала распространяться на многих еще в детские годы или несколько позже. Кроме того, бытовавшие среди римлян общинные представления, как правило, обеспечивали применение отцовской власти в разумных пределах. К примеру, право убивать собственных отпрысков прямо использовалось лишь в исключительных обстоятельствах и, вероятно — как позволяют предположить свидетельства, относящиеся к позднейшим периодам, — после обсуждения на семейном совете. Хотя, по мнению многих исследователей, Законы ХП таблиц подтверждали рассматриваемое право, они в то же время вполне могли запрещать его осуществление при отсутствии обоснованной причины83.
Кроме того, социальные установки и отражавшие их законы регулировали и осуществление имущественных прав. Хотя paterfamilias имел полное право распоряжаться своим имуществом в течение всей жизни, он не мог полностью растратить нажитое состояние — например, впав в безумие или расточительство. В подобном случае его ближайший агнат становился его опекуном, действующим исключительно в собственных интересах (в качестве потенциального наследника) или в интересах «автоматических наследников» (при отсутствии ближайшего агната подобные функции выполняли члены рода, к которому относился домовладыка). Далее, право главы семейства принимать решения относительно передачи своего имущества по наследству, вероятно, было строго ограничено, хотя имеющиеся у нас свидетельства передачи собственности по завещанию в рассматриваемый период являются явно недостаточными и весьма спорными. Так, одно из положений Законов ХП таблиц (Таблица V.3: «Как кто распорядится на случай своей смерти относительно своего домашнего имущества или относительно опеки [над подвластными ему лицами], так пусть то и будет ненарушимым») в позднейшие периоды интерпретировалось как санкционирующее завещания «с помощью меди и весов», согласно которым по наследству передавалось всё имущество без разделения, назывался конкретный наследник и могли назначаться опекуны, но на самом деле рассматриваемый закон изначально касался лишь передачи по наследству отдельных вещей и, возможно, назначения опекунов84. Завещания, оглашавшиеся в куриатных комициях или на поле боя, были, вероятно, общеприняты, однако о масштабах их распространения мы можем только догадываться. При этом первые, возможно, были доступны лишь меньшинству, а вторые — согласно достаточно обоснованному предположению ряда исследователей — изначально представляли
83 Таблица IV.2a; ср.: Гай. Институции, Августод. Фрг. 85—86; Kunkel 1966 [G 246]: 242
слл.
84 Watson 1975 [G 317]: 56—60. Другие интерпретации см., напр., в изд.: Gaudemet 1983 [G 217]: 109 слл. (завещания, оглашавшиеся на комициях и составлявшиеся «с помощью меди и весов»); Magdelain 1983 [G 272]: 159 слл. (завещания, оглашавшиеся на комициях). Позднейшие авторы считали, что по Законам ХП таблиц разрешалось по завещанию отпускать рабов на волю (ср.: Таблица УП.12), хотя форма подобного завещания не уточнялась.


Ш. Социальные структуры
183
собой их военный эквивалент85 и, соответственно, отличались столь же ограниченной сферой применения. Таким образом, на основании имеющихся у нас данных, в общем и целом, нельзя прийти к выводу о том, что передача всего имущества по завещанию была широко распространена, и в то же время у нас есть немало оснований полагать, что для римлян рассматриваемого периода наследование без завещания было обычным явлением или даже нормой. Так, например, правила, регулировавшие поведение расточителей (по крайней мере, в более поздние периоды), относились только к имуществу, которое такие люди получали в наследство без завещания, и были, по всей видимости, введены в целях защиты тех лиц, которые должны были подобным образом унаследовать его состояние. Точно так же опека над несовершеннолетними и женщинами (которые не могли составлять завещание), не оформленная завещанием, осуществлялась их потенциальными наследниками в собственных интересах последних. Кроме того, «автоматические наследники» при наследовании без завещания очевидным образом оказывались в привилегированном положении — для вступления в наследство им не требовалось соблюдения каких-либо формальных процедур. Заметим в свете этого обстоятельства, что в Таблице V.4 («если кто-нибудь, у кого нет подвластных ему лиц, умрет, не оставив распоряжений о наследнике, то пусть его хозяйство возьмет себе [его] ближайший агнат»)86 сформулированы правила наследования без завещания при отсутствии «автоматических наследников».
Таким образом, сформулированное в Таблице V.3 положение о наследуемом имуществе явно не могло быть направлено на подрыв позиций наследников. Предположительно подобное имущество было не настолько значительным, чтобы подвергать серьезной опасности соответствующее право наследования. При этом мы не можем сказать, были ли это, главным образом, определенные вещи (например, личное имущество), завещавшиеся отдельным наследникам, или своего рода знаки общественного уважения, передававшиеся третьим лицам. Впрочем, подтверждая (или устанавливая) юридическую силу подобных завещательных процедур, Законы ХП таблиц действительно признавали определенные права главы семейства в отношении посмертного распоряжения его собственностью без всяких внешних санкций, и это в определенном смысле проложило путь для появления в более поздние периоды завещаний «с помощью меди и весов» и для введения новой формы усыновления в присутствии магистрата. Обе эти процедуры предполагали назначение наследника заранее, что усиливало контроль домовладыки над судьбой его имущества и подрывало перспективы его агнатов и членов рода. Не менее существенным было и то, что ни одна из упомянутых процедур не требовала участия народного собрания. Принятое в более ранние пери¬
85 Kaser 1971 [G 240] I: 106; по поводу иной возможности ср. мнение Виеакера (Wieacker) в изд.: Watson 1975 [G 317]: 66, примеч. 38.
86 По поводу данной интерпретации рассматриваемого положения cp.: Daube 1964— 1965 [G 192]: 256-257.


184
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
оды засвидетельствование или утверждение завещаний или усыновлений на комициях (с. 131 наст, изд.) указывает на весьма значительный интерес общины к вопросам перехода по наследству имущества и фамильного культа или на общинный контроль за этим процессом, отражением чего, возможно, стало создание судебной коллегии центумвиров («ста мужей»), в состав которой входили судьи, набранные в равной пропорции от всех римских триб и разбиравшие дела, связанные с вопросами наследования87. Очевидно, постепенное ослабление роли комиций было в значительной степени обусловлено практическими соображениями, однако характерное для более ранних периодов участие общины в решении рассматриваемых вопросов также должно было отражать несомненную заинтересованность раннего города-государства в обеспечении нормальной передачи имущества по наследству, не в последнюю очередь — в интересах сохранения численности населения (и, возможно, социальной гармонии). По мере же расширения римской территории и увеличения возможностей для личного обогащения представители аристократии, вероятно, стали считать подобные ограничения весьма обременительными, хотя при этом в обществе по-прежнему сохранялись представления, согласно которым наследниками должны были становиться прямые потомки или ближайшие родственники.
Особенно важное положение в сфере социальных связей римлянина занимали его близкие родственники (агнаты). Очевидно, именно на них возлагалась обязанность мстить за смерть своего родича, поскольку в случае непреднамеренного убийства виновник, дабы отвратить от себя их месть, должен был принести им в дар барана88. При этом, однако, в отличие от фамилии, агнаты никогда не составляли единой группы, и каждое лицо было вовлечено в самые разные связи подобного рода. У агнатов не было общих религиозных обрядов, и в латинском языке даже нет никакого собирательного существительного для обозначения таких людей. Агнат- ство как таковое представляло собой главным образом более широкое определение родства в целях наследования (и, соответственно, опеки и попечения), а также заключения брака. Агнатские права были индивидуальными, а не коллективными, и ближайший агнат исключал всех остальных. Таким образом, права агнатов были вторичными по отношению к правам патриархальной семьи и лишь усиливали ее первостепенное значение, поскольку были нацелены на то, чтобы обеспечить сохранение фамильного имущества в руках максимально близких родственников по мужской линии.
Впрочем, в определенных обстоятельствах ограниченная группа агнатов могла осуществлять совместные действия на более официальной и долгосрочной основе, но и в подобных случаях решающим фактором, по сути дела, оказывались не агнатские связи, а принадлежность к семей¬
87 КеПу 1976 [G 244]: 1-39.
88 Сервий. Комментарии к «Эклогам» Вергилия. IV.43; Коллментарии к «Георгикам» Вергилия. Ш.387; Цицерон. Топика. 64 (= Законы ХП таблиц. УШ.24а); Фест. 470L, 476L.


Ш. Социальные структуры
185
ной группе. При наследовании без завещания «автоматические наследники» могли оставлять имущество неразделенным и использовать его совместно. В позднейшие периоды подобные соглашения иногда ассоциировались с бедностью, и хотя это совсем необязательно было так, их широкому распространению в эпоху Ранней Республики в значительной мере способствовало именно постепенное обнищание населения. Впрочем, рассматриваемые меры также могли обеспечивать более эффективное использование более крупных сельскохозяйственных единиц (например, посредством содержания большего поголовья рабочего скота) или более разнообразную модель ведения хозяйства. Кроме того, они могли достаточно часто использоваться в тех случаях, когда старший сын выступал в роли опекуна своих сестер или младших братьев и возделывал весь участок. При этом, однако, рассматриваемые товарищества опять же всегда представляли собой вторичное явление, зависевшее от существования единой семьи с общей системой наследования. Кроме того, они было достаточно плохо приспособлены к функционированию в качестве постоянного института89, поскольку не имели официального главы и каждый сын, обладавший долей в наследстве, мог в любой момент распустить товарищество, обратившись в суд в одностороннем порядке90.
Некоторые исследователи предполагают, что права агнатов на наследование были введены достаточно поздно — возможно, в Законах ХП таблиц, решительно укрепивших права близких родственников, а до этого при отсутствии «автоматических наследников» имущество умершего наследовалось его родом91. Подобные точки зрения нередко увязываются с теориями о существовании в древнейшем Риме родовой собственности, которая затем пришла в упадок, однако доказать такие предположения невозможно. Конечно, в законах говорится, что наследовать имущество умершего должны все члены рода без различия, а среди агнатов право на это имеет лишь ближайший к покойному, однако это положение может отражать лишь практические сложности, возникавшие при определении степеней родства дальше шестого колена, а не изначальную систему коллективной родовой собственности. Кроме того, система, при которой агнаты не имели особых прав на наследование, могла препятствовать детям, имевшим общих родителей, сохранять за собой всё имущество своих умерших братьев или сестер, у которых не было «автоматических наследников», а также должна была приводить к автоматическому роспуску агнатских товариществ в подобных случаях. Ввиду столь очевидных недостатков рассматриваемой теории нам требуются более основательные свидетельства для признания того обстоятельства, что специфиче¬
89 Ср.: Crook 1967 [G 47]: 113-122.
90 Утверждение Гая (Дигесты. Х.2.1 предисл.) о том, что в Законах ХП таблиц была впервые введена процедура роспуска подобных товариществ, не могло быть основано на надежных знаниях о древнейшем римском праве и, соответственно, не вызывает особого доверия.
91 Об этой точке зрения см., напр.: Michon 1921 [G 275]: 119—164.


186
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
ски агнатские права на наследование появились лишь в эпоху Ранней Республики92.
Впрочем, в одном отношении положение агнатов действительно существенно улучшилось во времена принятия Законов ХП таблиц или незадолго до этого. В случаях, когда при заключении брака женщина переходила под власть мужа, он вступал и в полные права собственности на любое имущество, которым она владела. Если же муж умирал, то по праву наследования без завещания жена — наравне с каждым из детей — получала в наследство его имущество и поступала под опеку его рода. Понятно, что в случаях, когда на момент вступления в брак женщина уже владела определенным имуществом по собственному праву, подобные браки были в высшей степени невыгодными для ее ближайших агнатов, которые в противном случае должны были бы унаследовать это имущество после ее смерти. Конечно же они выступали в качестве ее опекунов (вплоть до ее вступления в брак), и распоряжаться своим имуществом — возможно, включая и заключение брачного союза «in manum» — она могла только с их согласия, но никто из них сам не мог жениться на ней: браки с родственниками до седьмого колена были запрещены93. Браки же с остальными родичами разрешались, но у нас нет убедительных доказательств того, что подобные союзы были обязательными — даже для вдов или наследниц. Позднейшее требование, согласно которому вольноотпущенница могла выходить замуж за мужчин, не являвшихся членами gens ее патрона, только с его разрешения (Ливий. XXXIX. 19.5), разумеется, нельзя распространять на свободнорожденных членов рода и на более ранние периоды, не имея подтверждающих это данных. При этом очень многое здесь зависит от нашего взгляда на взаимные права сородичей и агнатов в архаический период, в частности — в отношении наследования, но, помимо вышесказанного, почти ничто больше не указывает на то, что претензии агнатов могли преднамеренно отклоняться в пользу других членов рода, а введенный в Законах ХП таблиц запрет на браки между патрициями и плебеями, наряду с предполагаемым правом на браки с латинами (с. 329 наст, изд.), вполне может служить признаком того, что брачные союзы за пределами рода были вполне обычным явлением94  *. На практике представители определенной семьи могли регулярно заключать браки «in manum» в рамках ограничен¬
92 О позднейшем ограничительном толковании правила, касающегося ближайшего агната (цит. по: De Zulueta 1953 [G 200] Π: 122—123; Watson 1975 [G 317]: 68 сл.), cp.: Yaron 1957 [G 333]: 385-389.
93 Cp.: Ливий. Фрг. 12W; Тацит. Анналы. ХП.6; Плутарх. Римские вопросы. 6; Ульпиан. Сочинения. 5.6; Августин. О Граде Божьем. XV. 16. Хотя у нас нет причин полагать, что получение женщинами наследства без завещания представляло собой позднейшее нововведение, и оно дает наиболее удовлетворительное объяснение «свободному» браку (см. далее), его сочетание с запретом на брак с близкими родственниками весьма примечательно. Не исключено, что этот момент отчасти отражает характерное для ранних периодов римской истории обилие земли для расселения и обработки.
94 Упоминание Августина (О Граде Божьем. XV. 16) слишком смутно с точки зрения
хронологии и источников, чтобы опровергнуть данное предположение.


Ш. Социальные структуры
187
ной группы95, но если в Риме когда-нибудь существовала, например, система кросскузенных браков96, то для рассматриваемого периода это убедительно не доказывается. Вместе с тем как позднейшая практика, так и замечание Ливия (Фрг. 12W) указывают на то, что в период Средней Республики были запрещены, по крайней мере, браки с близкими когнатами97, а не просто с агнатами. Если подобная «открытая» система заключения брачных союзов действительно существовала в раннереспубликанский период, она, вероятно, функционировала как инструмент расширения диапазона социальных связей для отдельных семей. Кроме того, с точки зрения общины, эта система могла сдерживать любые сепаратистские тенденции со стороны родовых групп и усиливать социальную сплоченность, в особенности среди аристократов. Впрочем, у подобной формы брака были и определенные недостатки: к примеру, если женщина владела определенным имуществом по собственному праву, то претензии со стороны ее агнатов однозначно утрачивали правомочность вне зависимости от того, выходила ли она замуж в пределах рода.
Вторая, «свободная», форма брака, которая фиксируется уже по Законам ХП таблиц (VL5) и, вероятно, в какой-то мере представляет собой реакцию на растущее сокращение количества свободных земель, позволяла избежать подобных неудобств. При заключении рассматриваемого брачного союза муж получал право собственности только на приданое и не имел никакой законной власти над своей женой, которая оставалась в подчинении у своего отца или (если его уже не было в живых) своего опекуна. Как следствие, она сохраняла наследственные права в своей изначальной родовой группе и не наследовала имущества мужа. Что касается родственников жены, то они сохраняли свои притязания на ее собственность и могли контролировать ее повторное вступление в брак, если муж умирал. Компенсацией для членов семьи мужа при этом являлось то, что жена не имела претензий на долю в его имуществе, которая могла бы ускользнуть из-под их контроля, если женщина выходила замуж повторно98.
Данные о роли рода (gens) даже применительно к V в. до н. э. очень скудны. В период Средней и Поздней Республики отдельные gentes могли иметь общий культ (с. 719 наст, изд.), место погребения или обычаи, но всё это нередко касалось лишь отдельной ветви рода или только членов патрицианских родов, а распространенность подобных явлений ни в упомянутый период, ни ранее определить невозможно. Судя по всему,
9о Ср. возможное использование лат. «adfinis» («сосед») для общего обозначения брачных уз.
% Benveniste 1973 [А 14] I: 223 слл.; Moreau 1978 [G 116]: 41-54.
9/ То есть родственниками по линии матери и отца.
98 	Особое уважение, которое римляне проявляли к вдовствующим женщинам, и явный упор на нерушимость брака на ранних этапах римской истории (Williams 1958 [G 164]: 16—29), выражавшийся в весьма ограниченном количестве возможностей для развода (Watson 1965 [G 313]: 38—50), могут отчасти отражать стремление избежать подобных случайностей в браке «in manum».


188
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
в рассматриваемой сфере существовало множество различных практик и, как следствие, весьма значительный разброс в степени внутренней сплоченности каждого gens. Таким образом, даже если упомянутые практики действительно отражают солидарность, изначально существовавшую внутри некоторых родов, мы не можем утверждать, что и в эпоху Ранней Республики все они действовали как сплоченные социальные единицы. Например, у нас нет убедительных доказательств того, что gens в этот период функционировал как экономическая единица — за исключением случаев выполнения общественного обязательства по взаимопомощи в трудной ситуации. Известные нам родовые культы не дают оснований предполагать, что gens преследовал столь же важные экономические или социальные цели, как домохозяйство, — основной функцией гентильных культов было повышение престижа рода и, возможно, усиление у его членов чувства идентичности. Предположение о том, что в рассматриваемый период gentes могли организовывать собственные военные походы, представляется также весьма сомнительным. Римская процедура объявления войны, центральным моментом которой было требование возвращения некой собственности, захваченной врагом, может отражать изначальную ситуацию, для которой были характерны достаточно частые конфликты из-за присвоения военной добычи частными лицами или их группами, но если это действительно было так, то опасность того, что упомянутые выше предприятия могли вовлечь всю общину в серьезную конфронтацию, должна была уже на ранних этапах римской истории вызвать определенные попытки ограничить их или хотя бы не признавать причастность к ним всего Города. Например, в договоре, заключенном римлянами в начале V в. до н. э. с латинами (с. 334 наст, изд.), однозначно запрещались подобные действия против непосредственных соседей, живших к югу от Тибра, хотя в ходе столкновений с враждебными горными народами набеги и вторжения такого рода в принципе допускались (с. 353 наст. изд.). Кроме того, в то время, как, согласно легендарной традиции, многие центральноиталийские деятели VI—V вв. до н. э. были достаточно могущественными, чтобы организовывать подобные авантюры (с. 119 сл. наст, изд.), и, несомненно, среди их сподвижников в значительной степени фигурировали именно их сородичи, единственным свидетельством того, что в военный поход мог сообща выступить целый римский род, является лишь рассказ о вылазке Фабиев на вейянскую территорию в 478 г. до н. э. (Ливий. П.48.8 слл.; Дионисий Галикарнасский. Рижские древности. IX.15.2 слл.; и т. д.). Впрочем, в другой версии данного рассказа (Диодор Сицилийский. XI.53.6) рассматриваемый эпизод представлен как операция, проведенная всей римской армией, в которой Фабии просто играли наиболее заметную роль. Конечно, это может лишь отражать попытки автора подогнать описываемые события под определенную схему, но в то же время мы не можем совершенно сбрасывать со счетов и возможность того, что впоследствии члены рассматриваемого рода преувеличили собственную роль — возможно, чтобы объяснить завершение периода, на протяжении которого они беспре¬


Ш. Социальные структуры
189
рывно выбирались на консульские должности (485—479 гг. до н. а), и под влиянием рассказов о подвиге спартанцев при Фермопилах. Как бы то ни было, указанный рассказ — это единственное имеющееся у нас свидетельство военных действий отдельного gens и совсем необязательно отражает некую общую модель". Как можно предположить на основании того, что в рассматриваемые годы Фабиям сопутствовал невероятный успех при выборе на высшие должности, этот род мог отличаться особо высокой степенью внутренней солидарности, а их злополучное поражение, возможно, должно было послужить веским предупреждением для потенциальных подражателей.
Вероятно, основной функцией рода — по крайней мере в V в. до н. э. — была взаимная помощь (социальная, политическая и экономическая), оказывавшаяся его отдельными членами друг другу, а также, возможно, — снискание определенной социальной и политической известности среди аристократов. К примеру, отдельные gentes, судя по всему, некогда ведали определенными публичными культами или обрядами (вспомним хотя бы сообщество луперков), да и принадлежность собственно к патрициату тоже, очевидно, определялась родом99  100. Хотя gens не являлся чисто патрицианским институтом (с. 124 наст, изд.), аристократия, неизменно уделявшая особое внимание древности и, соответственно, родовым связям (реальным или предполагаемым), вполне могла счесть его весьма полезным в определенных социальных и политических условиях. Существовавший на протяжении большей части V в. до н. э. очевидный запрет двум членам одного рода занимать совместно одну должность (с. 253 наст, изд.), вероятно, указывает на потенциальную ценность gens в этом отношении, но имеющиеся данные не позволяют ни непосредственно оценить практическую значимость родовых единиц в эпоху Ранней Республики, ни выяснить, возросла ли их значимость в этот период или уменьшилась. Исследователи, считающие римский род изначальной формой социального объединения, естественно, рассматривают фрагментарные свидетельства, касающиеся его роли в V в. до н. э., как признаки постепенного упадка. Если же, с другой стороны, gens оценивается как более позднее, в значительной степени аристократическое явление, то ему могло отводиться более важное место, чем заметно по имеющимся у нас источникам. Впрочем, какова бы ни была ранняя история римского рода, предполагать, что его развитие и функции в любой определенный период следовали некой четкой схеме или что его роль во всех случаях подчинялась единой модели, будет весьма опрометчивым. В эпоху, когда отсутствие должного контроля и защиты со стороны государства усиливало зависимость человека от других членов той социальной группы, к которой он принадлежал, род, вполне естественно, мог иметь весь¬
99 Даже если такое и происходило, частные военные авантюры явно принимали не только подобную форму (с. 353 сл. наст, изд.): здесь, как и в других сферах, (предполагаемые) узы родства сосуществовали с другими формами объединения людей и выполняли схожие функции.
100 Ср. различие между «старшими» и «младшими» родами (с. 126 наст. изд.).


190
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
ма существенное значение, но совсем необязательно или исключительно — как некое независимое образование. Конечно, в определенных случаях род, вероятно, выступал как самостоятельная социальная или политическая единица, но гораздо большее значение, вероятно, нередко придавалось создаваемым им связям, которые давали каждому члену gens возможность обратиться при необходимости за помощью к широкому кругу своих предполагаемых сородичей. По крайней мере, нам ясно, что римская социальная организация — даже применительно к аристократии — не может быть сведена к отношениям, существовавшим между рядом крупных родовых групп, компонентом которых являлось каждое индивидуальное домохозяйство.
(с) 	Родственники, друзья и соседи
Вследствие вторичного характера агнатских и родовых связей в период Ранней Республики было бы ошибочным рассматривать родство как определяющую основу римской социальной организации и считать, что вышеупомянутые связи в подавляющем большинстве случаев непременно представляли собой доминирующую форму социального деления. Гораздо более вероятным нам представляется то, что наряду с родством существовали и иные способы объединения в социальные группы, нередко выполнявшие подобные функции, а модели взаимного сотрудничества, скорее всего, могли вырабатываться как внутри родовых групп, так и за их пределами. Различные виды взаимопомощи, по всей вероятности, рассматривались как часть обычных социальных обязанностей, а также — по крайней мере изначально — как сфера, вообще не регулировавшаяся законом. Именно поэтому в Раннем Риме существовал, к примеру, обычай давать в долг без формальностей и без процентов, а закон отличался явной медлительностью в плане обеспечения действий для возврата подобных долгов101. Аналогичным образом, важная роль, которую играли поручители и гаранты в договорных сделках, предполагает, что в Риме были люди, желавшие взять на себя личную ответственность, в потенциале грозившую разорением, а «добросовестные» основания многих юридических актов, принятых начиная с Ш в. до н. э. (какова бы ни была точная интерпретация закавыченного термина), явно должны указывать на центральную роль социальных норм и обязательств, которые к тому моменту, судя по всему, были уже освящены временем.
Таким образом, нам придется допустить, что уже в раннереспубликанский период в системе социальных отношений доминирующую роль играла совокупность неформальных и личных связей и взаимных обязательств, в основном сопоставимых с теми, что хорошо известны по временам Средней и Поздней Республики. Обязательство ответить услугой на услугу тогда, когда благодетелю потребуется помощь, потенциально неразрывные узы, создававшиеся таким образом и предполагавшие вза¬
101 	Daube 1973 [G 194]: 129-130.


Ш. Социальные структуры
191
имную поддержку, а также многочисленность подобных связей, которые мог заводить и наследовать любой римлянин, — всё это составляло фундамент социальной жизни. Рациональным основанием рассматриваемых отношений, конечно, являлась потребность людей в защите и помощи, но при этом они также усиливали сплоченность общины и в значительной степени базировались на устойчивом коллективном осознании соответствующих прав и обязанностей.
Важность всего вышесказанного, возможно, лучше всего заметна в процедуре преследования правонарушений. Вне зависимости от того, уходит ли римское судопроизводство корнями в изначально нерегулируемую систему «самозащиты», раннеримские законы явно предполагали преследование правонарушений в частном порядке и попустительствовали применению силы при предъявлении прав, когда это считалось необходимым или оправданным. Более того, в большинстве случаев домо- владыка мог самостоятельно возбудить судебное дело по поводу любого правонарушения, от которого пострадал либо он сам, либо его домочадцы. При этом он нес ответственность за вызов ответчика в суд, за выставление свидетелей (которых магистрат не мог принудить явиться) и — если дело выигрывалось — за приведение приговора в исполнение. Ответчик со своей стороны нес такую же ответственность.
В основе этой личной ответственности за поиск законного возмещения не в последнюю очередь лежало стремление к возмездию. Более того, Законы XII таблиц достаточно четко демонстрируют стремление законодателей поставить под свой контроль и обуздать осуществление мести (ср.: Лукреций. V.1136 слл.) — каковы бы ни были масштабы подобных нововведений в рассматриваемом кодексе102, в нем во многих случаях прямо предписывались денежные штрафы, детально регламентировались обстоятельства, при которых разрешалось физическое возмездие, и делались специальные оговорки по поводу непреднамеренных убийств. Впрочем, месть всё равно по-прежнему нередко считалась обоснованным мотивом для юридических и неюридических действий, наиболее ярким примером чего, вероятно, является положение, согласно которому виновнику членовредительства (membrum ruptum) следовало причинить такое же повреждение (talio), если он не мирился с потерпевшим (Таблица VTH.2). При определенных обстоятельствах осуществление мести допускалось и без формальной санкции: так, данное децемвирами разрешение убивать воров, проникших в дом под покровом ночи или пойманных с поличным и сопротивляющихся задержанию (Таблица VTII.12—13), явно указывает на готовность поддержать прямые действия при наличии потенциальной угрозы жизни пострадавшего.
Кроме того, применение силы могло быть разрешено обеим сторонам как при предъявлении, так и при оспаривании определенного права.
102 	В частости, принцип талиона (talio) (см. далее) совсем необязательно должен был иметь общее действие, которое затем было ограничено Законами XII таблиц (ср.: Diamond 1971 [G 201]: 98—101, 398—399; что касается Катона (Начала. Фрг. 81Р — из Кн. IV), то нам неизвестно, говорит ли он о Риме).


192
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
Например, если кто-либо заявлял о своей власти над рабом или свободным человеком, он имел право схватить этого человека, а люди, оспаривавшие это заявление, имели такое же право воспротивиться. Сам судебный процесс, в ходе которого рассматривались претензии на право собственности на какую-либо вещь, тоже был построен по образцу физической борьбы за обладание ею. Аналогичным образом, если при возбуждении дела против какого-либо лица ответчик сопротивлялся присланному истцом вызову в суд, то истец имел право привести его насильно (в позднейшие времена это действие, конечно, носило ритуальный характер, но изначально, судя по всему, было вполне реальным). При этом, однако, в дело мог вмешаться «поручитель» (vindex), который «объявлял о применении силы» (vim dicere) и «отстранял руку истца», наложенную на ответчика. После оглашения судебного решения истец точно так же мог лишить свободы признанного виновным ответчика, если только в дело вновь не вмешивался поручитель.
Все эти процедуры указывают на то, что судебный процесс в Риме анализируемого нами периода весьма часто рассматривался через призму силы, а сам закон понимался как регулирующий условия, при которых эту силу можно было применить. В подобном контексте помощь соседей, друзей и родственников представляется крайне важной. На самом нижнем уровне присутствие свидетелей требовалось при вызове в суд (если ответчик оказывал сопротивление), во время самого судебного процесса, при убийстве вора, пойманного с поличным и сопротивлявшегося задержанию103, при обыске дома без соблюдения формальностей и т. д. Ответчикам могли понадобиться защитники, гаранты или поручители, готовые взять на себя определенную личную ответственность. Если человека задерживали и объявляли рабом, то его претензии на статус свободного должны были подтверждаться третьим лицом, а правила, согласно которым об осуждении несостоятельного должника объявлялось во всеуслышание три раза подряд в рыночные дни, по всей видимости, аналогичным образом накладывали на его близких обязанность избавить его от этой тяжелой участи.
Кроме того, чем более существенной была поддержка, на которую мог рассчитывать человек, тем больше он имел шансов избежать судебной тяжбы, прибегнув к прямому отстаиванию или защите заявленного права (при необходимости — с применением силы). Гражданин, сталкивавшийся с притеснениями со стороны магистрата или частного лица, мог обратиться за защитой к своим согражданам в целом (ср. с. 270 сл. наст. изд.). При преследовании гражданских правонарушений потерпевшая сторона, чтобы пристыдить противника и тем самым принудить его к выполнению обязательств, могла организовать ритуализированное «взывание» у ворот его дома или к нему лично на публике: так, в Законах ХП таблиц (П.З) прямо разрешается подобное обращение к свидетелю, не явивше-
103 	Таблица VHI.13. Изначально соседей могли вызывать в суд для оказания помощи, однако в рассматриваемом случае их присутствие являлось защитой от обвинения в беспричинном убийстве.


Ш. Социальные структуры
193
муся в суд. В более общем смысле, против людей, которые считались попирающими общественный порядок, мог спонтанно вспыхнуть общенародный гнев104. Согласно позднейшим источникам, проявления этого гнева, как правило, принимали форму публичных оскорблений, выкрикивавшихся у ворот злодея, но в крайних случаях разгневанная толпа могла поджечь дом этого гражданина или даже без суда расправиться над ним.
Думается, именно публичное унижение, которое могли вызвать подобные проявления народного гнева, и сила общественного мнения, к которому они апеллировали, обусловили тот факт, что, согласно Законам XII таблиц, распевание или сочинение песен, позорящих какого-либо человека, могло даже караться смертью105. В свою очередь, это указывает на очень большое значение, придававшееся личной репутации, особенно — среди аристократов, для которых личная честь, несомненно, была очень важна и против которых подобное обличение могло быть единственным оружием, доступным для более бедных потенциальных истцов или ответчиков, если только они не полагались на поддержку влиятельного патрона. Не менее существенным является и то, что обратиться в подобных случаях за помощью к гражданской общине в целом можно было как от лица отдельного человека, так и сославшись на интересы социального порядка, а также то, что «частное» поведение не было ограждено от критического рассмотрения и неодобрения со стороны общественности. Хотя в большинстве случаев гражданин мог надеяться на помощь и защиту со стороны близких, при определенных обстоятельствах он имел право — или был вынужден — выходить за рамки этого узкого круга: помимо родственников и родичей, друзей и соседей, в его защите могли быть заинтересованы все его сограждане.
(d) 	Товарищи и клиенты
Формы взаимопомощи, уже описанные нами выше, судя по всему, характеризовали римскую аристократию не менее, чем остальных граждан. Так, например, Дионисий упоминает «гетерии» (hetaireiai — братства или группировки) римских патрициев, а Ливий пишет об их родичах, друзьях и товарищах. Конечно, эти мотивы могут отражать греческую или позднейшую римскую практику, однако оба упомянутых историка совершенно верно уловили важную роль, которую рассматриваемые связи играли как для отдельно взятого человека, так и для аристократии в целом.
Время от времени упомянутые выше отношения могли возникать из коллективного контекста — в частности, в религиозной сфере. При этом культовые сообщества типа арвальских братьев (с. 135 наст, изд.) и арис¬
104 Cp.: Usener 1901 [G 152]: 1—28. Даже в рамках закона ответственность за определенные действия преимущественно базировалась на подразумеваемом всеобщем признании и* деликтного характера (с. 145 наст. изд.).
105 Таблица УШ.16; Fraenkel 1925 [G 211]: 185-200 (= 1964, П: 400-415). Противопо- ложная точка зрения представлена, наир., в изд.: Wieacker 1956 [G 326]: 462 слл.


194
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
тократические братства (sodalitates), члены которых собирались вместе для проведения определенных обрядов и совместных пиршеств, вполне могут указывать и на существование связей, выходивших за рамки непосредственно религиозных функций. Согласно упоминанию Гая [Дигесты. XLVÜ.22.4 — Законы ХП таблиц. VTH.27), Законы ХП таблиц допускали существование sodalitates при условии, что те не нарушают публичных законов. Рассматриваемый закон Гай интерпретирует как охватывающий все сообщества, однако первоначально термин «sodalitas» мог означать только культовые братства106, вероятно, преимущественно аристократического характера. Но даже если это действительно было так, то озабоченность составителей Двенадцати таблиц тем, что рассматриваемые сообщества могли нарушить публичный закон (что бы это ни значило изначально), позволяет предположить, что на практике их деятельность вполне могла выходить за рамки непосредственно культового контекста.
Впрочем, в большинстве случаев узы товарищества и долга, судя по всему, и по происхождению, и по природе были прежде всего личными. Мы уже говорили о том, что весьма важную роль в создании системы подобных отношений в рамках аристократии могли сыграть брачные обычаи (с. 187 наст. изд.). Также следует предположить, что на рассматриваемом уровне отдельные лица создавали или наследовали целую сеть основанных на взаимных обязательствах личных связей, которые — если судить по их сложности и многочисленности — вносили весьма существенный вклад в сплоченность элиты. Возможно, именно в этом контексте мы должны рассматривать «сподвижников» (socii) или «товарищей» (sodales) П. Валерия, упомянутых на не так давно найденной надписи из Сатрика (с. 122 наст, изд.), однако более точно определить характер подразумевающихся в ней связей мы, к сожалению, не можем. Было ли это временное или долгосрочное объединение (относящееся к такому типу, который предусматривается Законами ХП таблиц)? Являлось ли оно исключительным по своему характеру? Насколько значительна была его внутренняя сплоченность? Каков был относительный статус его членов? Осуществлял ли Валерий — вне зависимости от того, был ли он римлянином — определенное руководство своими сотоварищами, и если осуществлял, то руководство какого типа? Конечно, подобное предположение будет чисто гипотетическим, но очень соблазнительно было бы увязать рассматриваемую надпись со свидетельствами письменных источников, которые указывают на то, что некоторые деятели, игравшие ведущую роль в центральной Италии VI—начала V в. до н. э., могли время от времени собирать отряды товарищей, иногда — сравнительно высокого социального статуса107, и что эти отряды могли использоваться в частных военных походах, не связанных с определенной общиной или даже открыто противоречащих ее интересам (с. 119 сл. наст. изд.). Если подоб¬
106 Cp.: Marquardt-Wissowa 1881—1885 [А 77] Ш: 134—137. Ср. в связи с надписью из Сатрика как указывающей на вероятный пример подобного сообщества: Guarducci 1981 [В 227]: 479-489.
107 Cp.: ILS 212 (Мастарна и Целее Вибенна).


Ш. Социальные структуры
195
ные отряды действительно существовали в рассматриваемый период, в том числе в Риме108, это очень хорошо объясняет наблюдавшуюся на заре существования Республики явную озабоченность патрициата тем, что власть в городе может захватить один человек, а также сравнительно раннее возникновение легенд о попытках установить в Риме тираническое правление. Тогда как брачные обычаи и прочие социальные связи, судя по всему, помогали скрепить неразрывными узами аристократию в целом, в рассматриваемом случае мы имеем дело с объединением, которое — по крайней мере временно — становилось столь сплоченным и обособленным, что могло даже угрожать внутренней стабильности аристократической прослойки.
Кроме того, в подобном контексте личных обязательств следует рассматривать и связи, возникавшие между людьми различного статуса в рамках отношений «клиент — патрон», хотя имеющихся у нас данных по ранней клиентеле пока недостаточно для полного объяснения ее характера, поскольку два основных древних текста, касающихся данного вопроса, по сути дела, весьма ненадежны109.
(1) Согласно Дионисию, еще Ромул ввел правила, согласно которым в состав обязанностей патрона входила прежде всего поддержка клиентов в суде, а клиенты за это оказывали своему благодетелю определенную финансовую помощь (Римские древности. П.9—11). Данному рассказу едва ли можно доверять. Он приводится в искусственном, идеализирующем контексте, целью которого было превращение Ромула в основателя государства и законодателя греческого типа. Упоминания о денежных пожертвованиях, о штрафах на общественные нужды, а также о расходах на магистратуры применительно к началу царского периода являются явно анахроническими. Кроме того, далее Д ионисий описывает покровительство, которое отдельные римляне оказывали побежденным в войне городам, употребляя при этом термины, относящиеся к реалиям периода Поздней Республики. В любом случае рассматриваемые отношения едва ли могли получить официальное оформление на государственном уровне с самого начала, особенно учитывая весьма ограниченное использование законодательных актов на ранних этапах римской истории. К этому времени, вероятно, можно отнести лишь закон, предусматривавший определенные наказания за злоупотребление доверием со стороны патрона или клиента, да и тот — по крайней мере частично — дублирует правило, которое другие авторы включают (необязательно обоснованно) в состав Законов ХП таблиц (УШ.21).
Таким образом, рассказ Дионисия, судя по всему, представлял собой своего рода реконструкцию. Вероятно, он отчасти основан на реалиях периода Средней Республики (поскольку греческий историк явно считал,
108 Во всех зафиксированных в источниках случаях в состав подобных отрядов входили люди со стороны.
109 При рассмотрении далее данного вопроса нам очень помогло то, что мы получи- *и доступ к неопубликованной работе профессора П.-А. Бранта (см.: Brunt Р.А. The Fall of the Roman Republic (Oxford, 1988): 382—442).


196
Глава4. Рим в Ve. дон, э. Социальная и экономическая структура
что рассматриваемая форма клиентелы просуществовала вплоть до конца П в. до н. э.), но вместе с тем содержит немалое количество этимологических спекуляций и искажений. Так, учитывая строгость правил, регулировавших назначение личных представителей в соответствии с более древними процедурами ведения судебных процессов (legis action), мы едва ли можем доверять упоминанию Дионисия о том, что патроны могли обращаться в суд от лица клиентов. Вероятно, здесь мы имеем дело с вводящей в заблуждение формулировкой позднейшего права патрона выступать в качестве защитника своего клиента (напр.: Плавт. Менехмы. 571 слл.), основанием для чего, возможно, послужил тот факт, что положение патрона нередко уподоблялось положению отца, а это сравнение, в свою очередь, явно основывается на образовании термина «patronus» («патрон») от лат. «pater» («отец») — точно так же, как разделявшееся, в частности Цицероном (О государстве. П.16), представление о том, что все плебеи изначально были клиентами отдельных патрициев, восходило к традиции, уравнивавшей patroni с patres/patricii (ср.: Фест. 262L).
(2) Фест же (288L; 289L) пишет о том, что римских сенаторов стали именовать словом «patres» («отцы»), поскольку в эпоху Ромула члены Сената якобы даровали земельные наделы (partes) беднякам, будто своим собственным сыновьям. Этот пассаж, явно подразумевающий отождествление сенаторов (patres) и патронов (patroni), базируется на целом комплексе этимологических спекуляций: игра на сходстве слов «patres» и «partes», уравнивание слов «patronus» и «pater» (опять — с последующим уподоблением положения клиента к положению сына) и даже, возможно, бытовавшее еще в глубокой древности представление о том, что лат. «cliens» («клиент») образовано от лат. «colere» («возделывать землю», «оказывать уважение»)110. Таким образом, упоминание Феста нельзя использовать для выработки продуманной юридической модели, согласно которой клиент, подобно сыну, получал землю во временное пользование (precarium) от своего патрона111, поскольку само исходное сравнение клиента и сына базируется на весьма сомнительном предположении.
Согласно трудам анналистов, клиенты представляли собой важный фактор, обуславливавший господство патрициев в период Ранней Республики, и играли довольно значительную роль в политических и военных делах, но при этом в анналистической традиции мы не находим никаких указаний на характер собственно патроната и клиентелы. Соответственно, нам приходится в значительной степени полагаться на явно древние черты патронатно-клиентских связей, существовавших между свободнорожденными гражданами в позднейшие периоды112. Впрочем,
110 Сервий. Комментарии к «Энеиде» Вергилия. VL609; Комментарии к грамматикам (ιСоттп. Eins, gramm. Suppi). 216.24; Иоанн Лид. О магистратах. 1.20; Исидор Севильский. Начала. Х.53; ср.: Сенека. Нравственные письма к Ауцилию. XLVII.18; Плиний Старший. Естественная история. XXXIV. 17.
111 Mommsen 1864 [G 115]: 366.
112 Другие формы отношений между патроном и клиентом (прежде всего между вольноотпущенником и его бывшим хозяином) могли меняться в зависимости от контекста и функций, и в данной связи их использовать не следует.


Ш. Социальные структуры
197
это позволяет делать выводы только на самом общем уровне, поскольку конкретные формы рассматриваемых связей вполне могли меняться, приспосабливаясь к новым условиям. Так, древние авторы (в частности, Дионисий) считали, что в эпоху Ранней и Средней Республики клиенты были намного более тесно связаны со своими патронами, чем в позднейшие периоды. Во П в. до н. э. блюстители старых традиций могли накладывать на клиентов больше обязательств, чем на кровных родственников (Катон. Речи. Фрг. 200 Male.), а на судебные тяжбы между патроном и клиентом, судя по всему, по-прежнему существовал жесткий запрет. Наследственный характер, который, согласно отдельным упоминаниям, еще носили рассматриваемые отношения в период Средней Республики, также может отражать тот факт, что в более ранние времена связи между патронами и клиентами были куда более тесными.
Впрочем, та форма, которую клиентела приобрела в позднейшие периоды, показывает, что она — по крайней мере в теории — представляла собой добровольные отношения, которые не давали патрону каких-либо формальных прав на личность или имущество клиента113. Сам термин «patronus» хоть, вероятно, и указывает на семейственный характер рассматриваемой связи, но на деле он, скорее всего, предполагал выполнение лишь защитных или управленческих функций, никоим образом не сопоставимых с властью отца. Аналогичным образом тот факт, что, согласно позднейшим источникам, клиент находился «под властью» («in fide») своего патрона, может означать лишь то, что положение последнего было связано с защитой и основывалось на социально-экономическом господстве, а также социальных обязательствах (более того, об этом, вероятно, можно говорить лишь применительно к периоду Поздней Республики, к которому относятся соответствующие упоминания). Таким образом, клиентела не была сродни кабале114, а патронат, насколько нам известно, не оказывал никакого воздействия ни на гражданский статус клиента, ни на его личные или имущественные права и не делал его членом (или клиентом) рода, к которому принадлежал его патрон. Более того, клиент — как в более поздние времена, — вероятно, мог даже иметь несколько патронов. Если бы клиенты действительно регулярно получали земельные пожалования (как предполагает Фест), то они, вероятно, должны были бы отдавать патрону часть своего урожая или периодически работать на его землях, однако свидетельств существования в Риме подобной системы у нас нет. Таким образом, если патроны действительно даровали землю клиентам, за это, скорее всего, не требовалось никакой фиксированной платы, однако в любом случае распространенность и
113 Обстоятельства дела, приведенные у Цицерона [06ораторе. 1.177), слишком неясны (cp.: Badian 1958 [А 8]: 7—9), чтобы являться свидетельством прав патрона на наследование даже в (намного более поздний) период, к которому относится данное упоминание.
114 Приводимое Дионисием сравнение римских клиентов с фессалийскими пенеста- ми или с фетами ранних Афин [Римские древности. П.9.2) направлено в основном на то, чтобы подчеркнуть разницу между ними.


198
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
даже существование подобной практики остаются для нас совершеннейшей загадкой.
В общем и целом, мы можем сказать, что любая формализованная власть (патримониальная или личная), которой пользовался патрон, или любые отношения, в которых определяющим фактором явно выступал экономический обмен, настолько сильно противоречат позднейшему характеру патронатно-клиентских связей, известному нам из источников, что мы должны тысячу раз подумать, прежде чем приписывать любую из этих черт раннереспубликанскому патронату и клиентеле, особенно — учитывая отсутствие конкретных свидетельств и удовлетворительных объяснений последующей трансформации анализируемого института115. В позднейшие периоды обязательства, лежавшие в основе патронатно- клиентских связей, базировались на социальных установках, а не на легализованной власти, а услуги, которые оказывали друг другу патрон и клиент, при необходимости принимали форму даров или взаимопомощи. Традиционная иерархия обязательств по отношению к родственникам и гостям позволяет предположить, что рассматриваемые отношения носили подобный характер издревле. Хотя слово «cliens» всегда указывало на определенную зависимость116, оно всё же означало отношения, которые — в данном случае — должны были базироваться на взаимном уважении и взаимных обязательствах между согражданами. Конечно, в сравнении с позднейшим идеалом ранняя клиентела вполне могла представлять собой намного более формализованные и явно эксплуататорские отношения, но у нас нет никаких надежных свидетельств в пользу того, что это действительно было так — хотя бы в принципе117, и при этом мы можем привести целый ряд факторов, которые могли повлиять на характер рассматриваемых связей в благоприятном для клиентов плане, — по крайней мере, в контексте V в. до н. э. Существование в римском обществе достаточно мощной и, очевидно, независимой прослойки, образовывавшей своеобразный хребет плебса, выработавшей чувство собственной идентичности и постепенно создавшей свои собственные механизмы получения индивидуальной и коллективной сатисфакции (с. 260 сл. наст, изд.), указывает на то, что клиентские связи — по крайней мере с патронами-патрициями — не были универсальными. Наряду с соперничеством в среде аристократии, это могло способствовать обострению борьбы за верность клиентов, которые — если обладали определенным весом в обществе — могли также иметь альтернативные или дополнительные источники помощи в виде бессрочных обяза¬
115 Другие точки зрения — ср., наир.: Mommsen 1859 [G 115]: 322—379; Meier 1966 [А 78]: 24-29; Magdelain 1971 [G 109]: 103-127; ТогеШ 1974-1975 [G 148]: прежде всего 33-36; Rouland 1979 [G 134]: 23-110,
116 Впрочем, этимология этого термина и его значение остаются предметом споров, см. изд.: Richard 1978 [Н 76]: 159—160.
И/ То, что составители Законов ХП таблиц предположительно стремились укрепить связь между патроном и клиентом, предусматривая как минимум санкции против патронов, причиняющих вред своим клиентам (Таблица УШ.21), вовсе не указывает на радикально иной характер самой этой связи.


Ш. Социальные структуры
199
тельств со стороны родственников, соседей и друзей. Кроме того — в более общем смысле — корпоративные традиции римской общины, особенно в контексте города-государства, вполне могли ограничивать дурное обращение и эксплуатацию. Действительно, основания социальных обязательств, существовавших между патроном и клиентом, предположительно могли послужить тем инструментом, при помощи которого сами отношения зависимости, вызванные необходимостью в защите и помощи, интегрировались в структуру гражданской общины, не разрушая ее. Иное дело — долговая кабала, которая предполагала формальное подчинение и явную эксплуатацию, а также порождала социальную напряженность, которой оказалось вполне достаточно, чтобы привести к отмене данного института в конце IV в. до н. э.
Как и в позднейшие периоды, основной пользой для клиента в эпоху Ранней Республики была юридическая помощь в тех случаях, когда ведение судебного процесса было связано со значительными сложностями, прежде всего — для рядовых граждан (с. 287 сл. наст, изд.), но в более широком смысле защита со стороны наиболее влиятельных членов общества представляла собой и наилучшую гарантию соблюдения прав отдельных лиц, а также потенциальный ресурс для случаев, когда могли потребоваться иные формы помощи. Взамен этого патрон мог ожидать политической или иной поддержки, но прежде всего — авторитета и статуса благодетеля, за которым могут пойти люди. Как таковая клиентела могла функционировать на относительно высоких социальных уровнях, в особенности — если клиенты действительно представляли собой основной источник политической поддержки (как предполагали анналисты). Это может быть просто догадкой, попыткой объяснить способность патрициев противодействовать плебсу и побеждать его, но эта догадка может оказаться вполне правдоподобной — тот факт, что патриции удерживали власть в своих руках вплоть до начала IV в. до н. э., будет гораздо легче истолковать, если предположить, что на свою сторону они могли привлечь весьма существенное количество людей, находившихся в определенной зависимости от них118. Дионисий даже полагает, что из этих людей формировалось римское войско, когда плебеи отказывались служить. Позволим себе предположить, что подобные упоминания едва ли являются ретроспекцией, основанной на ряде позднейших исключительных случаев, когда некоторые политики формировали регулярные отряды из своих клиентов (прежде всего Сципион в 134-м и Помпей в 83 г. до н. э.), и могут представлять собой глухие отголоски использования патронами своих приверженцев в военном контексте на ранних этапах римской исто¬
118 	Впрочем, периодически встречающееся у древних авторов представление о том, что количество клиентов одного патрона (или патронов, принадлежащих к одному роду) могло составлять несколько сотен, является чистым вымыслом. Учитывая вероятную численность населения Рима и модели распределения клиентов, можно сделать вывод о том, что даже в самых исключительных случаях их количество едва ли составляло более ста или двухсот человек, а чаще всего — намного меньше.


200
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
рии119. Конечно, это не исключает возможности того, что роль многих зависимых лиц (для которых более важной в любом случае являлась защита и прочая помощь, предоставлявшаяся патроном) была более скромной, но они могли приносить патрону и менее очевидную пользу, а если рассматриваемые отношения и функционировали на этих уровнях, они явно не особенно способствовали тому, чтобы предотвратить обнищание и последующую эксплуатацию посредством долговой кабалы.
Аналогичным образом мы почти ничего не можем сказать о том, накладывались ли патронатно-клиентские отношения на прочие виды связей или существовали параллельно с ними, насколько велико было количество патронов или из каких социальных групп они происходили. При этом, однако, не следует думать, что патронат обязательно был прерогативой очень небольшого числа людей или даже исключительной привилегией патрициев. То, что патрициат в целом действительно преуспел в удержании индивидуальных амбиций и власти в разумных рамках, может отражать более широкое распределение зависимых лиц в пределах его внутренней иерархии, и, хотя политический контроль давал рассматриваемому сословию определенные преимущества, постепенное возникновение влиятельных плебейских лидеров могло частично основываться на том, что у них появлялись собственные клиенты, особенно если приверженцы патрициев набирались преимущественно на более высоких социальных уровнях.
(е) 	Социальная стратификация
Модели социальной стратификации, существовавшие среди свободнорожденных римских граждан, можно реконструировать лишь очень приблизительно — в значительной степени потому, что свидетельства древних авторов на сей счет в основном весьма неопределенны и недостоверны. При этом, однако, для начала мы должны обратиться к рассмотрению вероятной модели распределения богатства, и в этом нам помогут приводимые древними авторами достаточно надежные сведения о так называемой «Сервиевой организации», согласно которой все взрослые римляне делились на пять «классов», или «разрядов» (classes) (с добавлением нескольких дополнительных подразделений — в частности, для всадников и беднейших граждан (proletarii)). В состав каждого класса входило определенное количество подразделений (центурий), которые делились на две части — seniores (старше сорока пяти лет) и iuniores (молодежь) (табл. 2). Данная классификация приписывается древними авторами Сервию Туллию, но, хотя принадлежность к classis всегда определяла воинскую обязанность, в их трудах описывается явно позднейшая, преимущественно политическая, структура, которая развилась на основе более
119 	См. также, наир.: Фест. 450L. Как можно предположить, в исторический период подобная практика была более распространена в менее урбанизированных областях Италии — cp.: Latte 1936 [G 639]: 68 сл. = Idem. Kleine Schuften: 349 сл.; Salmon 1967 [J 106]: 83 сл.; см. далее, с. 354 наст. изд.


Ш. Социальные структуры
201
Таблица 2
Центуриатная организация согласно Ливию
Класс
Количество центурий
Имущественный
Вооружение
старшие
младшие
ценз (в ассах119а)
I
40
40
100 тыс.
Шлем, круглый щит, поножи, нагрудник, копье и меч
+ 2 центурии «мастеров» (fabri)
п
10
10
75—100 тыс.
Овальный щит; без нагрудника. Остальное — как у класса I
ш
10
10
50—75 тыс.
Без поножей. Остальное — как у класса П
IV
10
10
25—50 тыс.
Копье и дротик
V
15
15
11—25 тыс.
Пращи и камни
+ 3 вспомогательных центурии (в основном или все — музыканты)
1 центурия пролетариев (меньше 11 тыс. ассов)
18 центурий всадников с государственными лошадьми
Источник: Ливий. 1.43.1 слл.; ср.: Дионисий Галикарнасский. Рижские древности. IV. 16—18.
раннего и намного более простого «гоплитского» войска (classis) со вспомогательными отрядами всадников и легковооруженных воинов (с. 116 сл.; 129 сл. наст. изд.).
В V в. до н. э. Риму, судя по всему, были необходимы все наличные людские ресурсы и, соответственно, требования к людям, желавшим вступить в войско, были сведены к минимуму: в частности, очень широкое распространение имели кожаные доспехи. Тем не менее, тот факт, что римские граждане могли приобретать необходимое вооружение, позволяет предположить, что они располагали средствами, несколько превышавшими прожиточный минимум, а использование рассматриваемого «гоплитского» войска, соответственно, указывает на существование зажиточного крестьянства. Впрочем, численность этой прослойки — как абсолютную, так и в пропорции к общей численности населения — оценить невозможно. Мы даже не можем точно сказать, был ли к V в. до н. э. сформирован хотя бы один легион, в состав которого входило 6 тыс. пехотинцев. В начале республиканского периода максимальная площадь римских владений составляла примерно 822 км2 (и до конца V в. до н. э. она значительно не увеличилась), но нам очень мало известно о сельскохозяйственных
119а А с с — древнеримская монета, изначально — весом 1 фунт (немногим более 300 г). Согласно отдельным упоминаниям древних авторов, ассы появились как раз в правление Сервия Туллия, хотя отдельные исследователи относят их возникновение к периоду Республики и на этом основании отвергают аутентичность данных античной традиции о реформе шестого римского царя. — В. Г.


202
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
ресурсах этой территории, о моделях их использования, а также о степени развития рыночных отношений, чтобы оценить хотя бы общую численность населения. Даже при попытках определить вероятную максимальную величину этого показателя исследователей сбивает с толку множество факторов неопределенности — в частности, связанных с урожайностью зерновых и с площадью возделываемых земель120. Впрочем, имеющиеся у нас данные по максимальным показателям плотности населения, зафиксированным в центральной Италии в 225 г. до н. э.121, позволяют предположить, что, даже если бы Рим действительно имел владения площадью 822 км2, собрать «гоплитское» войско из 6 тыс. человек122 ему было бы очень сложно и общая численность римской армии, вероятно, была намного меньше. Некоторые исследователи утверждают123, что постепенное увеличение числа консулярных трибунов с трех (444 г. до н. э.) до шести (406 г. до н. э.) отражает произошедшее в конце V в. до н. э. возрастание численности римского войска с 3 тыс. до б тыс., однако это бездоказательно и неправдоподобно. В рассматриваемый период площадь римских владений увеличилась лишь незначительно, и, учитывая это, очень трудно поверить в то, что римляне ранее могли установить настолько высокие требования для «гоплитской» службы, что теперь, снизив их, получили бы возможность нарастить боевой состав в два раза. Конечно, численность римского войска явно достигла 6 тыс. человек еще до учреж¬
120 Так, расчеты Амполо (Ampolo 1980 [С 2]: 27—30), предполагающего, что максимальная численность населения Рима составляла 35 тыс. человек, подразумевают, что римляне обрабатывали лишь ок. 2/? земли, что чистый излишек урожая зерновых составлял порядка 315—367 кг с гектара (проблематично: см. с. 149 насг. изд.), что для всего населения был характерен предельно низкий уровень жизни и (неправдоподобно: см. с. 148 наст, изд.) что повсеместно была распространена система ежегодного пара. Серьезнее всего то, что данный исследователь явно недооценивает прожиточный минимум римлян (который для данных целей должен основываться на современных показателях, а не на размерах скудных пайков, которые предусматривались Законами XII таблиц или выдавались на сиракузских каменоломнях). Оценить совокупный эффект этих неясностей невозможно, однако если за основу всё же взять прожиточный минимум современного человека (с. 149 наст, изд., сноска 22), то нам покажется весьма маловероятным, что численность свободного населения могла быть выше цифр, приводимых Амполо, даже если принять в расчет несколько более высокие урожаи зерновых и немного более обширные обрабатываемые площади. Фактическая численность свободных людей была, по-види- мому, существенно ниже.
121 Так, согласно предположениям современных исследователей (Brunt 1971 [А 21]: 54), общая численность свободного населения латинских городов и более мелких поселений составляла примерно 33 тыс. чел. (на территории площадью 822 км2), хотя на указанное сравнение вполне могло повлиять более широкое распространение рабства в Ш в. до н. э., различия между областями и вероятные изменения в плотности и моделях расселения.
122 Максимальной численности свободного населения — 33 тыс. чел. соответствует численность взрослого мужского населения — примерно 10 тыс. (Brunt. Op. cit.). Впрочем, сюда относятся не только seniores (которые на рассматриваемом этане необязательно освобождались от регулярной воинской службы), но и весьма значительная доля (возможно, даже большинство) лид, которые были непригодны для службы в тяжелой пехоте или коннице.
123 Напр.: Sumner 1970 [G 728]: 67-78.


Ш. Социальные структуры
203
дения второго легиона, но это не могло произойти ранее середины IV в. до н. э. Если подобное разделение армии было связано с наличием двух консулов, то оно может отражать восстановление консульской должности в 366 г. до н. э., а не ее (весьма спорное) учреждение в конце VI в. до н. э.124.
Кроме того, «Сервиева организация» предполагала существование достаточно значительного количества граждан, стоящих выше «гоплитско- го» уровня. Рассматриваемая структура была создана для того, чтобы оставить решающий голос за всадниками и наиболее состоятельными тяжелыми пехотинцами, приписав к каждому из четырех низших классов намного меньшее количество центурий. При этом в состав самого низшего (пятого) класса входило больше центурий (тридцать), чем было приписано к каждому из классов со второго по четвертый. Таким образом, лиц, подходивших только для службы в легковооруженных отрядах, вероятно, было слишком много, чтобы уместиться в рамки двадцати центурий, приписанных к предыдущим трем классам. Конечно, определить реальные пропорции мы не в состоянии, но едва ли можно отрицать сам факт существования в Риме рассматриваемого периода значительного количества очень мелких собственников, и даже если «Сервиева организация» в своей развитой форме возникла не ранее IV в. до н. э., ситуация в Городе явно не могла быть радикально иной и в предшествующем столетии, когда общее экономическое положение, судя по всему, было более суровым. Кроме того, в состав пятого класса не входили беднейшие граждане, так называемые пролетарии, которые призывались на военную службу только в крайних случаях. Количество пролетариев неизвестно125, но, поскольку им было посвящено особое положение в Законах ХП таблиц (1.4), значит, они были по меньшей мере достаточно многочисленными. Судя по всему, весьма заметная доля населения жила примерно на уровне прожиточного минимума, что вполне согласуется с широкой распространенностью долговых обязательств, практикой продажи детей и постепенным ростом потребности в приобретении или, по крайней мере, использовании новых земель.
Впрочем, столь же важную роль в политических конфликтах периода Ранней Республики играла и дифференциация, вероятно, существовавшая среди сравнительно богатых граждан. Аристократический стиль жизни и исполнение политических обязательств предполагали существенный уровень богатства и, соответственно, большое количество свободного времени. Тот факт, что римские сельские трибы были названы в честь патрицианских родов (с. 220 наст, изд.), может указывать на принадлежность их членам крупных земельных владений на соответствующей территории. Содержащиеся в Законах ХП таблиц предписания,
124 Ср. выше, с. 130 насг. изд.; см. далее, с. 304 наст. изд.
125 Представление Дионисия [Римские древности. IV. 18.2; VTI.59.6; однако cp.: V.67.5) ° том, что пролетарии составляли половину населения (ср. также: Цицерон. О государстве. 11.40), в лучшем случае было основано на ситуации, характерной для позднейшего времени.


204
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
ограничивавшие чрезмерную пышность погребального обряда, без сомнения, также позволяют говорить о том, что некоторые семейства вполне могли позволить себе подобную демонстрацию богатства, а также определенные аристократические занятия (к примеру, гонки на колесницах). Впрочем, не все патриции были равны по уровню достатка. В частности, быстрый закат многих фамилий, заметный по консульским фастам, может отчасти отражать определенную экономическую слабость, которая усугублялась разделами имущества при наследовании, браками «in manum» и предоставлением приданого. Кроме того, наложенный децемвирами запрет на полноценные браки между патрициями и плебеями (с. 222 наст, изд.), а также последующие успехи определенных плебейских семей в деле создания политических династий позволяют предположить, что некоторые из них по своему экономическому статусу уже вполне могли соперничать со многими представителями патрициата.
Как можно заключить из предыдущего абзаца, различия в уровне богатства в раннереспубликанском Риме совсем необязательно увязывались с дифференциацией статусов. Более того, и в Законах ХП таблиц, и в других источниках можно обнаружить немало противопоставлений, отражающих различные системы классификации статусов или определенные социальные отношения в рамках раннереспубликанской гражданской общины: «патриций — плебей», «патрон — клиент», «classis — infra classem» (с. 129 наст, изд.), «конница — пехота», «assidui — proletarii», «старшие — младшие». По большей части данные контрасты характерны для одного определенного контекста (политического, социального или военного) и не могут быть увязаны друг с другом или выведены за рамки изначального употребления. Например, предположение о том, что патроны и клиенты изначально отождествлялись с патрициями и плебеями, является лишь досужим вымыслом древних авторов (с. 195 наст. изд.). Точно так же у нас нет никаких доказательств того, что парная формула «народ и плебс» («populus plebesque»), встречающаяся в некоторых позднейших документах, указывает на то, что плебс в рассматриваемый период находился «infra classem», то есть за пределами войска (populus). Употребление рассматриваемых терминов в паре, вероятно, доказывает лишь то, что они не были равны по своему содержательному охвату, а не то, что они относились к двум совершенно различным группам, и в любом случае может представлять собой позднейший плеоназм, в основе которого лежало использование слов «populus» и «plebs» применительно к цен- туриатным комициям и плебейским собраниям соответственно126.
Если в некоторых случаях указанные контрасты использовались не в исходном контексте, то это, как правило, делалось для особых целей. Так, например, противопоставление «assiduus — proletarius», в основе которого лежал критерий богатства, было включено в состав Законов ХП таб¬
126 	Ср.: Stuart Jones 1928 [А 128]: 450—452. Иная точка зрения изложена на с. 130 наст. изд.


Ш. Социальные структуры
205
лиц (1.4)12/ либо для помощи пролетариям, либо для зашиты противников assidui в ходе судебного процесса посредством гарантии того, что любой, кто от их имени вмешается в этот процесс (возможно, после вынесения приговора), будет в потенциале способен выполнить соответствующие обязательства127  128. Как бы то ни было, в данном случае рассматриваемый контраст использовался в очень специфических целях, а потому не встречается в других сохранившихся отрывках Законов. В общем и целом, анализируемые противопоставления, по всей видимости, почти всегда использовались в исходном значении, а их разнообразие и недостаток взаимосвязи между ними, вероятно, указывают на отсутствие формализованной социальной иерархии, определявшей статус человека в самых разных сферах общественной жизни.
Исключением отчасти является противопоставление патрициев и плебеев. По сути дела, в эпоху Ранней Республики этот контраст носил политический характер, отмечая патрициат как наследственную привилегированную группу, которая, по общему мнению, имела монополию на государственные должности. Таким образом, поскольку «плебеи» были просто «^патрициями, данный термин необязательно обозначал некое однородное образование в составе римского общества (с. 289 наст. изд.). В рассматриваемом случае отдельную и самодостаточную группу образовывали именно патриции, замкнутость которых в собственном кругу проявлялась и в других сферах — достаточно вспомнить контроль над общественной религией и запрет на браки между патрициями и плебеями129. Впрочем, всё это было тоже связано с политическим господством patres (и попытками, направленными на его сохранение), и хотя предполагало, в свою очередь, обладание значительными социальными и экономическими рычагами (а в конечном итоге и опиралось на них), у нас нет убедительных доказательств того, что патрициат отличался полным набором признаков, характерных для определенного социального или экономического класса (вне зависимости от значения данного термина), что его представители имели особый источник дохода (например, пастушеское скотоводство, а не земледелие или земля, а не «коммерция») или что в его основе лежали какие-либо иные отличительные признаки (например, этнические различия или более длительный срок проживания на территории Рима). Нет у нас и веских оснований говорить о специфически военном происхождении патрициата и считать, что patres изначально составляли царскую конницу130. Хотя тактика и роль конницы в
127 «Пусть поручителем (vindex) (с. 192 наст, изд.) за живущего своим хозяйством (assiduus) будет [только] тот, кто имеет свое хозяйство. За бесхозяйственного гражданина (proletarius) поручителем будет тот, кто пожелает».
128 Ср.: Устав колонии Юлии Генетивы (FIRA I: No 21): с. 61.
129 Особая форма брака, известная под названием «confarreatio», которая была необходима для некоторых жрецов и их родителей, возможно, была характерна только для патрициев, однако прямых доказательств этого у нас нет.
130 См.: Alföldi 1952 [Н 1]; Idem. 1965 [Н 2]: 21-34; 1967 [Н 3]: 13-47; 1968 [Н 4]: 444—460. Более подробно данный вопрос был рассмотрен выше, см. с. 127 наст. изд.


206
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
эпоху «гоплитских» войн вызывают весьма значительную полемику131, всадники, судя по всему, всё же обладали особым престижем и социальным статусом, который был заметно выше, чем могли бы гарантировать чисто военные функции, и, возможно, отражал аристократический характер рассматриваемой социальной прослойки. Например, всадники набирались и организовывались отдельно от пехотинцев — в отряды, которые, очевидно, базировались на досервиевых трибах, а при назначении диктатора получали собственного командира — «начальника конницы» (magister equitum). Конечно, и кони, и корм для них предоставлялись за государственный счет, но само по себе это могло быть как знаком уважения, так и формой финансовой помощи — если, конечно, не являлось позднейшим нововведением132. Кроме того, право на получение государственного коня даровалось проводившим ценз магистратом, который, вероятно, отдавал предпочтение представителям собственного класса, располагавшим достаточным количеством свободного времени, чтобы приобрести и отточить необходимые навыки. Популярность конных сцен в этрусском искусстве архаического периода, тенденция к изображению высокопоставленных лиц на колеснице или на коне, вероятное участие аристократов в конных состязаниях, а также тот факт, что всаднические цешурии в Риме изначально голосовали первыми на цету- риатных комициях133, — всё это подтверждает элитарный характер кавалерии. Таким образом, служба в коннице вполне могла обеспечить выдающуюся и престижную роль для молодых аристократов как в военной, так и в политической сфере, однако это никак не доказывает формального отождествления конницы с патрициатом. Предполагаемое сходство всаднической и патрицианской одежды и украшений в основном оказывается иллюзорным134, и у нас нет никаких доказательств того, что служба в кавалерии, судя по всему, требовавшая определенных навыков и физической подготовки (ср.: Авл Геллий. Аттические ночи. VI.22.1), являлась исключительной привилегией особой социальной или политической группы135.
131 Cp.: Staiy 1981 [G 719]: 95-99, 124-125, 157-158, 165-168.
132 Система использования взносов вдов и сирот для финансирования всадников едва ли могла появиться раньше, чем введение регулярного военного налога (tributum): ср.: Gabba 1977 [G 587]: 24—26 (цит. по соч: Плутарх. Камилл. 2.4; Попликола. 12.4; противоположную точку зрения см. в соч.: Цицерон. О государстве. П.36; Ливий. 1.43.9). Ср. также изменения в предоставлении лошадей для гонок на колесницах: Rawson 1981 [G 126]: 1 слл., прежде всего 4 сл.
133 Ливию (1.43.11) совсем необязательно противоречит Дионисий [Римские древности. IV.18.3; Vn.59.3; Х.17.3). Иная точка зрения — ср.: Momigliano 1966 [Н 59]: 21 слл. (= Idem. Quarto Contributo·. 387 слл.).
134 См.: Momigliano 1966 [Η 59]: 16—24 (= Idem. Quarto Contributo: 377—394); 1969 [Η 62]: 385—388 (= Idem. Quinto Contributo: 635—639).
130 Это предположение было бы обоснованным, если бы центурия или центурии, именовавшиеся «procum patricium», были исключительно патрицианскими и отождествлялись с шестью древнейшими центуриями всадников (для эпохи Ранней Республики, см.: Thomsen 1980 [F 62]: 193—198), но оба этих утверждения — не более чем догадки.


Ш. Социальные структуры
207
Конечно, о стиле жизни и ценностях римской аристократии нам известно очень мало, хотя мы уже говорили о важности личной чести, социальной ответственности и возмездия за нанесенный вред. Наследственный характер патрициата, судя по всему, усиливал особое значение, придававшееся древности рода, а традиции проявления щедрости отдельными гражданами, скорее всего, находили параллель в великодушии всей общины. Ограничения, накладывавшиеся Законами ХП таблиц на чрезмерную пышность погребального обряда, явно указывают на характерную для аристократии тягу к демонстрации богатства, а ряд других свидетельств позволяет предположить, что в Риме на определенном этапе существовала определенная социальная среда, очень напоминавшая пышный мир игр, пиров, охот и сражений, который нашел столь яркое отражение в этрусском искусстве архаического и субархаического периодов (ср. также рис. 38). Катон Старший писал о том, что в далекой древности римляне воспевали героические деяния «знаменитых мужей» на пирах аристократов (Цицерон. Брут 75; Тускуланские беседы. IV.3), которые нередко представляли собой неотъемлемую часть религиозных празднеств. Тяга к героическому хорошо объясняет популярность таких фигур, как Геркулес. Кроме того, у римлян довольно долго сохранялись старинные традиции аристократического боя, прежде всего — в обычае, согласно которому (по наиболее распространенной версии) полководец, убивший вражеского военачальника, получал так называемые «тучные доспехи» (spolia opima). Традиция, ярким примером которой является рассказ о том, как в 437 г. до н. э. А. Корнелий Косс в конном поединке самолично убил вейянского царя, явно противоречит той дисциплине, которая, вероятно, была характерна для «гоплитского» боя, что изначально, судя по всему, демонстрировалось, к примеру, легендами о казни По· стумия (432 или 431 г. до н. э.) и Т. Манлия (340 г. до н. э.) за нарушение приказа. Принятие «гоплитской» тактики, вероятно, сделало подобные формы проявления аристократической доблести менее распространенными, однако, скорее всего, не повредило тем ценностям, которые та олицетворяла136, а награды за мужество, проявленное в бою, судя по всему, не подпадали под действие ограничений, наложенных децемвирами на погребальный инвентарь (что специально оговаривалось). Кроме того, такого рода ограничения не распространялись на победные венки аристократов, которые позволяют предположить, что эти люди могли принимать участие в конных или иных состязаниях, устраивавшихся по греческому образцу137. Еще более явным примером влияния атлетических традиций Греции является обнаруженное в Аанувии погребение воина138, похороненного с метательным диском (рис. 39), стригилями и сосудами Для песка, масла и благовоний, хотя в данном случае подобное влияние необязательно проявлялось в контексте состязаний.
136 О пережитках и функциях этой тактики ср.: Oakley 1985 [G 686]: 392 слл.
137 Rawson 1981 [G 126]: 1 слл.
138 Galieti 1938 [В 332]: 282-289; Colonna 1977 [В 312]: 150-155.


Рис. 38а. Деталь терракотового фриза с изображением скачек на колесницах (кон. VI в. до н. э.?). Реконструирована по фрагментам, найденным на Палатине, и сходным образцам из Веллетри. (Публ. по: Gjerstad 1953—1973 [А 56] IV: 480, рис. 145.)
Рис. 38Ь. Деталь терракотового фриза с изображением сцены пира (кон.VI в. до н. э.?). Реконструирована по фрагменту, найденному в Риме, и сходным образцам из Веллетри. (Публ. по: Gjerstad 1953—1973 [А 56] IV: 481, рис. 146.)


Рис. 39. Украшенный гравировкой диск из гробницы воина в Ланувии (втор, четв. V в. до н. э.?). (Публ. по: Colonna 1977 [В 312]: 156 сл., рис. 10/А и В.)


210
Глава4. Рим в Ve. дон. э. Социальная и экономическая структура
Возникновение патрициата, установление его политического превосходства и попытки патрициев укрепить свое господство посредством (помимо прочего) создания ореола социальной исключительности — вот основные потенциальные факторы напряженности, которые были внутренне присущи политической организации римского города-государства. С одной стороны, значительное имущественное неравенство благоприятствовало возникновению элиты, способной извлечь выгоду из собственного привилегированного положения и поставить определенное количество своих сограждан в зависимость — в форме долговой кабалы или клиентелы. В то же время постепенное превращение этой элиты (или ее части) в закрытую наследственную касту создавало искусственные различия, которые неизбежно стали ставиться под сомнение, поскольку положение рассматриваемой группы всё меньше отражало ее реальный социальный и экономический статус: судя по всему, она не пользовалась монополией ни на богатство, ни на воинский престиж — основные факторы, определявшие репутацию и социальное положение. Кроме того, превосходство патрициата в потенциале противоречило нуждам и стремлениям гражданской общины в целом. Если вертикальные связи между патроном и клиентом способствовали (в некоторой степени) дроблению простого народа, то устоявшиеся модели взаимного сотрудничества, коллективное членство в гражданской организации и, превыше всего, регулярное участие значительной части граждан в войнах, которые вела община, — всё это неизбежно создавало благоприятные условия для осознания общих обязанностей и, соответственно, — общих прав, и именно перевод этого осознания на политический уровень явился причиной основных внутриримских столкновений V в. до н. э.


Глава 5
.9. Драммонд
РИМ В V В. ДО н. э. ГРАЖДАНСКАЯ ОБЩИНА
I. Изменения в сфере политики
И ГОСУДАРСТВЕННОГО УСТРОЙСТВА
(а) 	Античная историческая традиция
В трудах древних авторов представлена достаточно единообразная картина изменений, произошедших в сфере государственного устройства Рима в эпоху Ранней Республики1. Примерно в 509 г. до н. э. насилие, совершенное сыном Тарквиния Гордого Секстом над Лукрецией (женой Л. Тарквиния Коллатина), и ее последующее самоубийство вызвали переворот, возглавленный Л. Юнием Брутом. Тарквиний был изгнан из Рима, и управление государством взяла на себя уже прочно стоявшая на ногах наследственная аристократия (патрициат), монополизировавшая все политические должности. Светская власть царей была сразу же передана двум магистратам, которые позднее стали именоваться консулами, а изначально назывались преторами. Они избирались народом и занимали свой пост на протяжении одного года. При этом, однако, рассматриваемые магистраты не унаследовали царских полномочий в сакральной сфере, хотя в определенных случаях имели право и даже были обязаны выяснять волю богов посредством «получения ауспиций»1а. Для выполнения прочих царских обязанностей в области культа была учреждена пожизненная жреческая должность «царя священнодействий» (rex sacro-
1 	Основные рассказы об этих событиях содержатся в трудах Ливия (кн. Π—V), Дионисия Галикарнасского [Римские древности. Кн. V—ΧΙΠ (после 443 г. до н. э. — только Фрагменты)), Цицерона [О государстве. П.53—63), Плутарха (.Попликола, Кориолан и Ка- -мгил), а также Диона Кассия (кн. Ш—VT (Vol. 1: 35—77 Boiss.) и Зонары (УП. 12—22).
1а Ауспиции — выяснение воли богов, прежде всего посредством наблюдения за поведением птиц. Проводить ауспиции требовалось перед каждым общественно важным Делом. Подробнее см. далее, а также, напр.: Сморчков А.М. Религия и власть в Римской Республике: магистраты, жрецы, храмы (М., 2012): 35—39. — В.Г.


212
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
rum), однако — по крайней мере, немного позднее — контроль за религиозными обрядами оказался в руках верховного понтифика.
Консулы командовали римским войском и отправляли правосудие в гражданской (а потенциально и в уголовной) сфере. Кроме того, они председательствовали в сенате и на комициях и, в общем и целом, выступали в качестве первых лиц государства. Изначально они же проводили ценз, однако в 443 г. до н. э. эта функция перешла к двум выборным цензорам, которые на определенном этапе получили от консулов и обязанность составлять списки сенаторов. Если оба консула находились за пределами Рима, они назначали префекта, который должен был обеспечивать защиту города и осуществлять управление внутренними делами. Помощниками консулов были также два (с 421 г. до н. э. — четыре) младших магистрата, которые именовались квесторами и занимались преимущественно финансовыми делами.
Римляне рассматривали учреждение консулата как установление свободы, но при этом признавали, что в начале республиканского периода доминирующее положение в государстве занимали аристократы, а консулы пользовались почти всей полнотой царской власти. При этом, однако, считалось, что сам коллегиальный характер рассматриваемой должности накладывал на эту власть определенные ограничения: оба консула имели равные полномочия и, соответственно, каждый из них мог свести на нет злоупотребления своего коллеги. Кроме того, по всем более-менее важным вопросам консулы, как правило, обращались за советом к сенату, и для анналистов последний уже представлял собой центральный орган управления.
В чрезвычайных обстоятельствах — нередко потому, что власти высших магистратов было недостаточно, чтобы эффективно справиться с непокорностью плебеев, — один из консулов, в соответствии с постановлением сената, назначал диктатора, помощником которого становился «начальник конницы» (magister equitum), выбиравшийся самим диктатором. Диктатор был свободен от ограничений, которые были постепенно наложены на власть консулов, но при этом считалось, что он должен покинуть свою должность не позднее, чем спустя шесть месяцев после назначения. В 451/450 гг. до н. э. место консулов занимали децемвиры (с. 140 наст, изд.), а в период с 444 по 366 г. до н. э. консульская власть пребывала в неопределенном состоянии и чаще всего передавалась трем, четырем или шести военным трибунам.
Некоторые авторы полагают, что этот «консулярный трибунат» был с самого начала открыт и для плебеев (хотя на деле ни один из них не выбирался на рассматриваемую должность вплоть до 400 г. до н. э.) и что в 421 г. до н. э. плебеи были допущены также к квестуре. При этом, однако, все прочие магистратские и жреческие должности представляли собой исключительную привилегию патрициев. Лишь в 366 г. до н. э., когда консулат был восстановлен, появилось правило, согласно которому один из консулов должен был избираться из плебеев. После этого плебеи


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
213
довольно быстро получили право занимать и другие политические должности, хотя доступ к двум наиболее важным с политической точки зрения жречествам — понтификату и авгурату — был открыт им лишь в 300 г. до н. э.
Значительную часть рассматриваемой традиции современные ученые подвергают сомнению. К примеру, они нередко говорят о том, что два магистрата пришли на место царей далеко не сразу, некоторые полагают, что падение монархии произошло намного позднее, чем считалось в античности, другие указывают на постепенное формирование самого патрициата или его монополии на государственные должности. Решающим для определения правдоподобности данных теорий является достоверность дошедшего до нас списка консулов (fasti), в котором якобы приведены имена высших магистратов Римского государства с последнего десятилетия VI в. до н. э. и который представляет собой основание для ключевых элементов исторической традиции. Следовательно, прежде, чем подвергнуть более детальному рассмотрению историю государственного устройства Рима в период Ранней Республики, мы должны определить, насколько надежна информация, содержащаяся в вышеупомянутом списке.
(Ь) 	Консульские фасты и датировка периода Республики
В консульских списках, которые имели хождение в эпоху Поздней Республики, обнаруживается целый ряд весьма сомнительных добавлений. Так, например, в записях, относящихся к первому году Республики, заметен целый ряд интерполяций2. Определенные сомнения вызывают также несколько последовательных консульств П. Валерия Попликолы, два — с Лукрецием (в 508 и 504 гг. до н. э.) и один (в 507 г. до н. э.) — с Горацием3 (подозрительная параллель со знаменитым консульством Валерия и Горация в 449 г. до н. э.) — даже если они отражают доминирующую роль в политической сфере, которую вполне могла играть некая особенно влиятельная фигура. Диодор, говоря о последующих десятилетиях V в. до н. э., присовокупляет два или три дополнительных года, достоверность чего тоже весьма сомнительна4. Определенные подозрения вызывает и второй (а может быть и первый) децемвират (с. 140 сл. наст, изд.). Что касается эпохи консулярного трибуната (444—367 гг. до н. э.), то при сопоставлении с данными «Полотняных книг» в фастах можно обнаружить одно или два добавленных имени (с. 32 сл. наст, изд.), два явно плебейских имени (приведенных, соответственно, под 444 и 422 гг. до н. э.) крайне сомнительны (с. 237 наст, изд.), а под 389, 387, 380 и 379 гг. до н. э.
2 Cp.: Ogilvie 1965 [В 129]: 232; Richard 1978 [Н 76]: 474 слл.
3 У Ливия (II. 15.1) — «Лукреций».
4 Между 458 и 457, между 457 и 456, между 428 и 427 гг. до н. э. Ср.: Drummond 1980 Р 9]: 69-71.


214
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
мы находим в списках целый ряд сбивающих с толку отклонений5. Помещаемые в конце рассматриваемого периода «пять лет без магистратов», или «годы безвластия» (375—371 гг. до н. э.)6, исторически неправдоподобны (ср. с. 416 наст, изд.) и, вероятно, были введены для привязки (довар- роновой) даты разорения Рима галлами к синхронным событиям, описываемым у греческих авторов (изначально — возможно, у Филиста или Тимея): в дошедших до нас консульских списках для соответствия греческим датам (второй год 98-й Олимпиады (387/386 г. до н. э.)) не хватает пяти лет, и период «безвластия» как раз восполняет этот недостаток. Наконец, в некоторых источниках к фастам были добавлены четыре «диктаторских года» (333, 324, 309 и 301 гг. до н. э.), в течение которых во главе государства стояли якобы только диктаторы со своими начальниками конницы. Вероятно, это было сделано в I в. до н. э. (Там же).
Наряду с данными интерполяциями мы также должны принимать во внимание возможность наличия определенных пробелов в сохранившихся списках. Действительно, при переписывании опасность утери имен или коллегий вполне могла быть столь же существенной, как и возможность интерполяции. Например, если описываемые у греческих авторов события были действительно синхронны разорению Рима галлами, это, судя по всему, указывает на выпадение из списков за IV в. до н. э. целых коллегий7. Вероятно, то же самое было характерно и для фаст за V в. до н. э.8, хотя, скорее всего, не в столь значимых масштабах.
Впрочем, ни одна из перечисленных погрешностей не дает серьезных оснований подвергать сомнению основное содержание дошедшего до нас списка. По-видимому, это просто искажения, неизбежно появляющиеся
5 См. далее, с. 236 наст, изд., сноска 58. Также весьма трудноразрешимую проблему представляет собой нерегулярное появление коллегий консулярных трибунов и колебания в их численности (с. 239 наст, изд.), однако утверждения о большом количестве вставок в тексте Ливия и в Капитолийских фастах просто невозможно обосновать, опираясь лишь на сокращенные списки, приведенные у Диодора (ср.: Drummond. Op. cit.).
6 У Диодора (XV.75.1) этот период сокращен до одного года, возможно — по небрежности (Perl 1957 [D 25]: 113). Чтобы закрыть данный пробел, а также пропуск коллегии 367 г. до н. э., греческий историк второй раз повторяет коллегии 394—390 гг. до н. э.
7 Судя по всему, в период Ранней Республики в Риме не существовало фиксированной даты начала консульского года, и если оба консула уходили с должности раньше срока или откладывалось назначение преемников, то новые консулы, вероятно, начинали отсчет своего года с той даты, когда сами вступали в должность. Впрочем, одно это предположение не может объяснить явных нестыковок в списке за IV в. до н. э.
8 Один из примеров подобного рода, похоже, скрывается за вариантами, приводимыми для 444 г. до н. э., когда, согласно Лицинию Макру (со ссылкой на «Полотняные книги»), консулами были Л. Папирий Мугиллан и Л. Семпроний Атрацин, имена которых также, как утверждается, были записаны в договоре с Ардеей (предположительно — в сопровождающем протоколе), см.: Ливий. IV.7.10—12; ср.: Цицерон. Письма к близким. IX.21.2; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. XI.62.3 сл. Точность этого сообщения весьма спорна (несмотря на упоминания Ливия, данные «Полотняных книг» и договора с ардеатами совсем необязательно являются взаимозависимыми и, следовательно, подтверждающими друг друга), однако если на это сообщение действительно можно положиться, то это не могла быть коллегия консулов-суффектов, заменявших консулярных трибунов соответствующего года, как предполагают Ливий и Дионисий (Mommsen 1859 [D 22]: 93 сл.); ранние анналисты могли утерять еще один консульский год (Ливий. IV.7.10).


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
215
в тексте, который много раз переписывался на протяжении нескольких столетий, или же (в некоторых случаях) — результат намеренных манипуляций, направленных на решение четко определенных целей. Более существенные оговорки связаны с рядом консулов начала V в. до н. э. Их родовые имена известны в позднейшие периоды только как плебейские, однако указанные люди занимали рассматриваемую должность в тот период, когда, согласно древним авторам, главная магистратура была монополизирована патрициатом. Среди этих консулов, как правило, называют следующих деятелей:9
Л. Юний Брут (509 г. до н. э.)
Сп. Кассий Вецеллин (502, 493, 486 гг. до н. э.)
Пост. Коминий Аврунк (501, 493 гг. до н. э.)
М. Туллий Лонг (500 г. до н. э.)
М. Минуций Авгурин (497, 491 гг. до н. э.)
П. Минуций Авгурин (492 г. до н. э.)
Т. Сициний (или Сикций) Сабин (487 г. до н. э.)
Г. Аквиллий Туск (487 г. до н. э.)
Т. Нумиций Приск (469 г. до н. э.)
П. Волумний Аминцин Галл (461 г. до н. э.)
Л. Минуций Эсквилин Авгурин (458 г. до н. э.)
Кв. Минуций Эсквилин (457 г. до н. э.)
Сп. Тарпей Монтан Капитолин (454 г. до н. э.)
А. Атерний Вар Фонцинал (454 г. до н. э.)
Т. Генуций (консул-десигнат9* 451 г. до н. э.; децемвир 451 г. до н. э.)
М. Генуций Авгурин (445 г. до н. э.)
Некоторые исследователи считают эти имена и подлинными, и действительно плебейскими, тем самым отрицая патрицианскую монополию на консульскую должность в рассматриваемый период10. Другие же авторы признают существование этой монополии и, соответственно, считают перечисленных консулов вымышленными11. Впрочем, и те, и другие предполагают, что анализируемые имена не являются патрицианскими. При этом два из перечисленных родов (Тарпей и Атернии) ни в одном из источников не упоминаются как однозначно плебейские, а для шести из оставшихся десяти (Аквилии, Кассии, Коминии, Нумиции, Туллии и Волумнии) фиксируется весьма значительный временной интервал между последним появлением их представителей на якобы «патрицианской» должности и первым — на явно плебейском посту. Таким образом, мы необязательно имеем здесь дело с наследованием по прямой линии, осо¬
9 Основано на: Beloch 1926 [А 12]: 9—22.
9а Консул-десигнат — человек, избранный или назначенный консулом, но по ка- кои-либо причине так и не вступивший в должность. — В. Г.
10 Прежде всего см.: Schaefer 1876 [Н 84]: 569 слл.
11 Beloch. Op. cit.


216
Глава5. Рим в Vв. дон. э. Гражданская община
бенно учитывая тот факт, что в древней Италии достаточно часто в качестве родовых имен использовались патронимы (с. 123 наст, изд.), в силу чего одно и то же имя нередко носили люди и родовые группы, не имеющие родственных связей друг с другом. Даже в тех случаях, когда имена консулов действительно совпадают с наименованиями плебейских родов периода Ранней Республики (предположительно: Юнии, Сикции/ Сицинии, Генуции и Минуции), плебейский статус соответствующих консулов нельзя считать доказанным, поскольку со времен Поздней Республики в Риме достаточно широко фиксируются совпадения патрицианских и плебейских имен — прежде всего среди Клавдиев, Сервилиев и Ветуриев.
Кроме того, применяемые к рассматриваемым родам критерии плебейского статуса (то, что после 367 г. до н. э. их представители не занимали никаких явно патрицианских постов, но при этом в эпоху Республики люди с такими же именами находились на плебейских должностях) подразумевают, что плебейскими являлись и другие семейства, представители которых были консулами в раннереспубликанский период: Менении, Куриации, Сестии/Секстии, Эбуции, Курции, Лукреции, а также, возможно, Вергинии и Семпронии. Поскольку представители анализируемых gentes появляются на консульской должности до начала IV в. до н. э., мы, признавая их плебейскими, должны будем согласиться либо с наличием крупномасштабных интерполяций в фастах, относящихся к V в. до н. э., либо с тем, что в истории Рима не было периода, когда консулами могли становиться только патриции12. Принять подобные радикальные выводы достаточно сложно. Гораздо легче предположить, что — как в случае с Папириями в эпоху Поздней Республики — всё это были патрицианские дома, которые постепенно вымерли или, по крайней мере, пришли в упадок, особенно учитывая тот факт, что резкое снижение после 367 г. до н. э. количества постов, доступных патрициям или закрепленных за ними, означало для менее влиятельных семейств значительное сокращение возможностей для занятия государственных должностей, которые могли бы указывать на их патрицианский статус.
Таким образом, у нас нет надежных оснований, чтобы сомневаться в общем правдоподобии основного содержания дошедшего до нас списка консулов13, а некоторые из его особенностей, взятые в совокупности, показывают, что приведенные в нем сведения достаточно надежны даже для V в. до н. э. Так, в списке присутствует значительное количество редких или вышедших из употребления родовых имен. При этом личные имена (praenomina) консулов постепенно сводятся к позднейшему каноническому набору. Явно этрусские имена со временем исчезают. Также в списке, судя по всему, изначально не нашлось места для таких
12 См.: Palmer 1970 [А 102]; ср.: СотеИ 1983 [Н 18]: 101 слл.
13 Оговорки, основанные на сомнениях по поводу изначальной формы высшей магистратуры, — ср. с. 229 сл. наст. изд.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
217
знаменитых героев, как Кориолан и Цинциннат. Кроме того, в фастах представлена достаточно четкая картина менявшегося положения аристократических фамилий и упадка отдельных семейств как минимум с середины V в. до н. э.14. Кроме того, список неявно намекает на существование определенных принципов, регулировавших разграничение должностей между представителями аристократии (с. 252 сл. наст. изд.). Таким образом, хотя в фастах можно найти определенное количество пробелов и позднейших интерполяций, содержащиеся в этом документе сведения об основных магистратурах периода Ранней Республики являются в основном вполне достоверными.
Общая надежность рассматриваемого списка предполагает, что мы должны принять и основанную на нем традиционную хронологию республиканской эпохи. Хотя, строго говоря, консулы вносились в фасты скорее как эпонимы определенного года, а не как главные должностные лица Римского государства, уже само использование их в подобной роли представляет собой основное доказательство того, что уже в рассматриваемый период они являлись основными магистратами. С подобной точки зрения не вызывает возражений и предположение древних авторов, согласно которому список консулов начали вести с момента изгнания царей15. Следовательно, если сохранившиеся фасты являются преимущественно надежными, республиканский строй действительно был установлен в конце или к концу VI в. до н. э., а попытки современных исследователей отнести соответствующие события примерно к 475 или 450 г. до н. э.16 следует отвергнуть, особенно учитывая тот факт, что все прочие аргументы, приводимые в поддержку подобной датировки, являются явно недостаточными17. Кроме того, древняя хронология установления Республики обеспечивает наиболее удовлетворительный контекст для политических изменений начала V в. до н. э., прежде всего — для зарождения плебейского движения в защиту прав всех или некоторых «^патрициев. Рассматриваемая хронология также, вероятно, подтверждается археологическими свидетельствами, полученными при раскопках «царского дома» (Регии), который, судя по всему, лишь в конце VI в. до н. э. приобрел тот вид, который впоследствии уже не менялся18. Связь этого факта с учреждением должности царя-жреца (rex sacrorum) при
14 Beloch 1926 [А 12]: 22—26; ср. также табл. 3 и 4 (с. 254, 256 наст. изд.).
15 Этот вывод был бы более основательным, если бы (1) Капитолийский храм был посвящен консулом (М. Гораций) в конце VI в. до н. э., а (2) правило, согласно которому «величайший претор» должен был каждый год вбивать гвоздь в храмовую стену (с. 230 наст, изд.), появилось одновременно с посвящением. Впрочем, ни то, ни другое до конца не ясно: посвящение храма Горацием, судя по всему, — не более чем гипотеза (см. далее), а аналогичные позднейшие документы свидетельствуют о том, что правила функционирования храмов в рассматриваемый период едва ли можно однозначно датировать.
16 НапеИ 1946 [G 611]; Gjerstad 1962 [А 57]; Idem. 1953-1973 [А 56]; Bloch 1959 [F 9]: 118 слл.; Werner 1963 [А 134].
17 См., напр.: Momigliano 1963 [А 83]: 101—106 (= Idem. Terzo Contributo 558—67); Ogilvie 1964 [A 95]: 85-87.
18 Brown 1974—75 [E 79]: 15 слл.; ср. выше, рис. 13 a—d (c. 64 сл. насг. изд.).


218
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
установлении республиканского правления вполне вероятна, хотя недоказуема.
Прочие данные, которые приводятся иногда в поддержку традиционной хронологии, менее надежны. Так, например, Дионисий пишет о том, что в 505/504 г. до н. э. латины обратились к тирану Кум Аристодему за помощью в борьбе против Порсенны, и произошло это вскоре после изгнания римлянами своего последнего царя [Римские древности. VII.5.1). Вполне вероятно, что эта дата была взята автором из некоего независимого греческого источника, на который он, судя по всему, полагался, рассказывая об Аристодеме (с. 12 сл. наст. изд.). При этом, однако, мы не можем быть уверены в том, что это действительно было так, или в том, что сам упомянутый источник не был доступен древнейшим римским историкам и не использовался ими для датировки эпизода с Порсенной. С такими же неопределенностями связана и предполагаемая датировка Гн. Флавием посвящения Капитолийского храма 507 годом до н. э. (с. 726 наст, изд., сноска 13). Кроме того, вполне возможно, что эта дата была установлена независимо от консульских списков и, соответственно, может подтвердить датировку первого года Республики, когда (согласно позднейшей традиции) был посвящен упомянутый храм. Впрочем, обе гипотезы являются весьма шаткими: мы не знаем, как Флавий рассчитал свою дату, а над датировкой посвящения Капитолийского храма ломали голову еще ученые мужи древности. Конечно, у нас нет причин сомневаться в том, что он в принципе был посвящен в VI в. до н. э.19, но если только речь не идет о повторном обряде, который был вызван изгнанием правителя, посвятившего храм ранее (т. е. Тарквиния Гордого). Кроме того, традиционная привязка посвящения храма к первому году Республики слишком уж символична, чтобы можно было безоговорочно принять ее20. Впрочем, все эти моменты имеют сугубо второстепенное значение. Главным же является то, что республиканский строй был установлен примерно в последнем десятилетии VI в. до н. э., и эта датировка в конечном итоге базируется на списке консулов.
(с) 	Патриции и сенат
Рассказывая о возникновении Республики, римские авторы сосредотачивались прежде всего на непосредственных причинах этого события, которые напрямую увязывались с образом последнего царя, а тот, в свою очередь, изображался подобно шаблонным греческим тиранам, нередко совершавшим сексуальное насилие над своими поданными. Впрочем, дошедшие до нас рассказы в любом случае выглядят неудовлетворительными, поскольку, судя по всему, представляют собой комбинацию двух
19 См.: Drerup 1974 [G 394]: 1-12.
20 Имя предполагаемого диктатора Горация, вероятно, не было зафиксировано в надписях (с. 37 насг. изд., сноска 40) и могло быть просто взято из консульских фасг за первый год Республики. Дионисий [Римские древности. V.35.3) и Тацит [История. Ш.72) относят рассматриваемое посвящение ко второму консульству Горация.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
219
различных мотивов. Истории о Лукреции и о Бруте не являются неразрывно связанными и, вероятно, отражают позднейшее объединение двух независимых сюжетов или включение Брута в некую более раннюю легенду. Оба рассматриваемых мотива выдают характерную для аристократии тенденцию давать политическим изменениям индивидуалистическое объяснение, но при этом мы не знаем, основан ли хотя бы один из них на реальных фактах. Само анализируемое предание, в общем и целом, очень напоминает рассказы о свержении целого ряда греческих тиранов, преимущественно по причинам личной мести (ср.: Аристотель. Политика. V. 1311—1332 слл.), но при этом не имеет точных греческих параллелей. Что же касается патрицианского рода Лукрециев (который исчезает из источников после 381 г. до н. э.) или их плебейских тезок, то ни те, ни другие не обладали влиянием, достаточным для того, чтобы самостоятельно включить легенду о Лукреции в римскую историческую традицию. Столь же широко признавалась римлянами роль Брута в свержении монархии, а его статуя, согласно древним авторам, была поставлена на Капитолии, рядом с изваяниями царей, однако основанием для появления этого образа вполне могут быть либо претензии позднейшего (плебейского) семейства Юниев Брутов, либо появление имени Брута в начале списка консулов.
Впрочем, даже если бы рассматриваемый рассказ был полностью или частично достоверным, он представляет собой повествование лишь о тех событиях, которые непосредственно предшествовали изгнанию отдельного царя, причем основной причиной этого называются мотивы личной чести и возмездия среди людей его собственного круга. При этом анализируемая традиция не проливает света на более фундаментальные факторы, предопределившие переход от монархического к аристократическому правлению. То же самое можно сказать и о весьма привлекательной современной гипотезе, согласно которой путь для установления власти аристократов открыл на самом деле захват Рима Порсенной и его последующий уход из города (ср. с. 315 сл. наст. изд.). Впрочем, как бы то ни было, свержение царей, по всей видимости, произошло насильственным путем. То, что некоторые из царских религиозных функций перешли к «царю священнодействий», ни в коем случае не является свидетельством того, что переход к Республике явился результатом постепенного сокращения полномочий царя21. Должность rex sacrorum почти наверняка не являлась изобретением римлян, а была напрямую или косвенным путем заимствована у греков22. Поскольку в исторический период «царь священнодействий», подобно другим основным священнослужителям, избирался верховным понтификом и не имел права занимать политические должности, у нас нет причин сомневаться в том, что учреждение данного жречества представляло собой сознательный акт, предпринятый после изгнания последнего царя. Именно об этом, судя по всему, говорит харак¬
21 De Sanctis 1907-1964 [А 37] I: 401; ср.: Guarino 1948 [F 31]: 95 слл.; 1963 [F 32]: 346 слл.; 1971 [G 533]: 312 слл.; 1975 [Н 40]: 135 слл., 305 слл.
22 Напр.: Momigliano 1971 [F 50]: 357—364 (= Idem. Quarto Contributo: 395—402).


220
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
терная для последующего времени враждебность римлян к царской власти, которая хороню заметна как в отдельных легендах, подробно описывающих судьбу людей, обвиненных в стремлении к единоличной власти в эпоху Ранней Республики (с. 225 сл. наст, изд.), так и в общей структуре республиканского управления (ср. особенно с. 251 сл. наст. изд.). Данное предположение может подтверждаться и строительством (перестройкой) Регии в конце VI в. до н. э.
Для римских авторов рассматриваемый переворот представлял собой захват власти патрициями, которые уже в царский период монополизировали жречество, членство в сенате и процедуру междуцарствия (interregnum) (с. 226 наст, изд.), посредством которой назначались новые правители23. Конечно, проверить подобные рассказы у нас практически нет возможности, но если шестнадцать древнейших сельских триб действительно были учреждены при последних царях24, они отражают уже весьма значительную роль семейств, входивших в состав исторического патрициата, поскольку десять из этих триб названы в честь известных нам патрицианских gentes (названия остальных шести образованы по такому же принципу и могут происходить от имен родов, которые впоследствии исчезли). Далее, с весьма большой долей вероятности к царскому периоду можно отнести и возникновение позднейшей патрицианской монополии на ряд должностей (таких, например, как должность верховного куриона (curio maximus)), которые в эпоху Республики постепенно утратили значимость, а также на членство в архаических жреческих сообществах типа салиев. Подобные прерогативы в религиозной сфере могут, в свою очередь, указывать на важную роль в формулировке и сохранении законов, то есть в исполнении тех функций, которые издревле были доверены понтификам. Более того, положение аристократии могло быть в значительной степени обусловлено развитием религиозных и юридических традиций, которые не являлись общедоступными и требовали как определенной компетенции, так и времени и возможностей для ее получения. Хотя сам царь исполнял весьма значительные религиозные обязанности и, вероятно, осуществлял общее руководство сакральными делами, к концу царского периода в Риме уже существовало довольно много специализированных жречеств, которые несли непосредственную ответственность за отправление большинства публичных религиозных обрядов и ритуалов (с. 674 слл. наст, изд.), и патриции вполне могли монополизировать большинство из них. Кроме того, уже при царях патрициат мог получить и весьма значительные политические прерогативы — прежде всего право господствующего или даже исключительного
23 О патрициате в царский период и о процедуре междуцарствия см. выше, с. 126 сл. наст. изд.
24 Taylor 1960 [G 733]: 3-7; cp.: Sherwin-White 1973 [А 123]: 195-197; см. далее, с. 302 сл. наст. изд. Другие точки зрения — ср.: Humbert 1978 [J 184]: 49—84; Thomsen 1980 [F 62]: 115—143 (оба этих автора, отталкиваясь от упоминания у Ливия (П.21.7), датируют учреждение многих или всех ранних сельских триб примерно 495 г. до н. э.).


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
221
положения в сенате (и, вследствие этого, возможно, контроль над процедурой междуцарствия). Сам термин «patricius» явно происходит от латинского слова «patres», использование которого в позднейшие периоды для обозначения как сенаторов-патрициев, так и сената в целом25 вполне может указывать на то, что патриции некогда монополизировали и этот орган, предположительно — тоже достаточно рано. Таким образом, зарождающийся патрициат вполне мог обрести свою идентичность, статус и привилегии уже при последних царях, что — в сочетании с богатством, социальными связями и наличием клиентов — дало возможность представителям этой прослойки захватить и монополизировать власть после свержения монархии.
Впрочем, подобный взгляд нередко подвергается сомнению — главным образом, на том основании, что в списке консулов плебеи появляются уже в 445 г. до н. э., и тем самым демонстрируется, что патрициат тоже формируется лишь в это время или, по крайней мере, что лишь в рассматриваемый период окончательное и формальное определение получает его состав и прерогативы26. Конечно, нет ничего сложного в том, чтобы признать, что хотя некая привилегированная наследственная элита появилась уже в конце царского периода, состав ее окончательно определился лишь в эпоху Ранней Республики, с возникновением насущной необходимости не только занимать новые государственные должности, но и заседать в основном руководящем органе — сенате. Более того, если признать достоверной легенду о переселении в Рим Атта (Аттия) Клавза и его принятии в патриции ок. 504 г. до н. э., то у нас появляется конкретный пример изначально характерной для патрициата готовности к добавлению «новой крови». При этом, вероятно, наблюдались и соответствующие колебания статуса ряда второстепенных gentes. Впрочем, вне зависимости от того, действительно ли «плебейские» консулы начала V в. до н. э. были представителями семейств, впоследствии исключенных из состава формирующегося патрициата, или же они являлись ншатри- циями, допущенными к должности для обеспечения поддержки нового политического режима, подобные предположения выглядят в высшей степени сомнительными, поскольку якобы «плебейские» имена в ранних фастах вполне могут быть патрицианскими (с. 215 сл. наст. изд.). Что же касается основных аргументов, которые приводятся в доказательство возникновения патрициата в эпоху Республики, то они очень слабы.
Так, отдельные исследователи предполагают, что некоторые цари (Нума Помпилий, Анк Марций, Тулл Гостилий и Сервий Туллий), а также курии и римские холмы носили имена, которые в позднейшие периоды принадлежали только плебеям. Однако это ничего не говорит в пользу возникновения исторического патрициата в период Ранней Республики, а не при последних царях, особенно учитывая тот факт, что связь между упомянутыми родами древнейшего периода и их намного более
25 Stuart Jones 1928 [А 127]: 413 сл.
26 См., напр.: Bemardi 1945—1946 [Н 9]: 3—14; cp.: Momigliano 1969 [А 87]: 1—34 (= Idem. Quinto Contributo: 293—332); Richard 1978 [Η 76]: прежде всего 519 слл.


222
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
поздними тезками представляется в высшей степени гипотетической (что в случае с Сервием Туллием наиболее очевидно). Аналогичным образом запрет на полноценные браки между патрициями и плебеями, провозглашенный в Законах ХП таблиц (Таблица XI. 1), тоже не доказывает формирования патрицианской исключительности в середине V в. до н. э. Даже если это была первая прямая формулировка рассматриваемого запрета, мы с такой же долей вероятности можем предположить, что в рассматриваемом случае юридическое оформление потребовалось обычаю, находившемуся под угрозой исчезновения27. Столь же неубедительными выглядят и содержащиеся в трудах древних авторов упоминания об обращениях к сенату, на которые также иногда ссылаются в данном контексте28. У Ливия (П.1.11) и Феста (304L) в качестве формулы для созыва сената приводится фраза «отцы (patres) и «приписанные» (conscripti)», которая — вместе с официальным обращением к сенату («patres conscripti» — букв.: «приписанные отцы») — обычно интерпретируется как изначально обозначавшая две различные группы: сенаторов-патри- циев и ншатрициев, допущенных в сенат в начале республиканского периода. По мнению некоторых исследователей, это указывает на то, что в начале V в. до н. э. ншатриции тоже участвовали в управлении государством и, соответственно, приобрели весьма значительное влияние уже в царский период. Впрочем, подобный вывод весьма ненадежен: рассматриваемая формула может быть простым плеоназмом, а в других источниках29 «patres conscripti» рассматриваются как единое целое («отцы, внесенные в списки»), ведь в данном словосочетании причастие «conscripti» явно зависит от слова «patres». Даже если термин «conscripti» действительно обозначал ншатрициев как отдельную группу, анализируемая формула ничего не говорит о том, когда они были впервые допущены в рассматриваемый орган власти: так, она вполне может указывать на то, что это произошло позднее, когда сенат уже был монополизирован группой «patres», но в подобном случае различные точки зрения древних авторов на время возникновения и сущность группы «conscripti» позволяют предположить, что устоявшейся точки зрения по данному вопросу не существовало. Точно так же существование conscripti в сенате царского времени не подтверждается и тем, что в исторический период patres монополизировали процедуру междуцарствия.
Если все эти аргументы, приводимые в пользу возникновения патрициата в эпоху Республики, не позволяют сделать окончательного вывода, то причин полагать, что сам патрицианский статус был полностью или частично основан на том, что основные республиканские магистратуры
27 Согласно легенде, только в 295 г. до н. э. матримониальная исключительность патрициев нашла выражение в запрете пускать патрицианок, вышедших замуж за плебеев, в святилище Патрицианской Скромности (Пудициции), которое предположительно располагалось на Бычьем форуме (Ливий. Х.23.4 слл.).
28 Momigliano 1969 [А 87]: 23—24 (= Idem. Quinto Contributo: 319—320).
29 Прежде всего см.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. П.12.3; Схолии Даниэля к «Энеиде» Вергилия. 1.426; ср.: Цицерон. Филиппики. ХШ.28.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
223
постоянно занимали представители определенных родов30, у нас еще меньше. Предположение о том, что описание Цицероном процедуры междуцарствия как «передачи (redire) птицегаданий патрициям (patres)» (Письма к М. Бруту. 1.5.4), отражает глубоко укоренившуюся традицию, согласно которой patres представляли собой бывших магистратов, «возвращавших себе» ауспиции, производившиеся ими, пока они находились в должности, является совершенно безосновательным. Рассматриваемое описание с большей степенью вероятности может указывать, например, на то, что междуцарствия представляли собой периодически — хотя и нерегулярно — повторяющийся элемент политической жизни, а также на то, что точно так же, как государство могло именоваться «вернувшимся» к междуцарствию (Ливий. IV.43.7), ауспиции при этом междуцарствии могли считаться возвращающимися от магистратов к сенаторам-па- трициям. Столь же произвольным следует считать и предположение о том, что Ливий (1.8.7), говоря о том, что «отцами» (patres) сенаторов-па- трициев назвали «по оказанной им чести (honos)», на самом деле неправильно истолковал источник, в котором термин «honos» был употреблен в своем непосредственном значении («политическая должность»). Соответственно, когда Ливий и ряд других авторов именуют представителя определенного рода, первым занявшего высшую магистратуру, «основателем своего рода» (princeps gentis) или «основоположником [его] благородного положения» (princeps nobilitatis), они совсем необязательно указывают на основания для приобретения родом патрицианского статуса.
Таким образом, у нас нет убедительных причин отрицать возникновение патрициата в дореспубликанский период или патрицианскую монополию на консульскую власть — в V в. до н. э. Действительно, представители альтернативной точки зрения оказываются неспособны удовлетворительно объяснить, почему и как патриции сумели отстранить от управления определенные семейства, которые, согласно этой гипотезе, уже занимали государственные должности. Кроме того, мы располагаем весьма незначительным количеством свидетельств, подтверждающих, что эти ншатриции, якобы отстраненные от государственных должностей примерно с середины V в. до н. э., как можно было бы ожидать, впоследствии сформировали некое ядро лидеров, возглавивших борьбу плебеев против патрицианской гегемонии (единственным плебейским родом, представители которого явно претендовали на высшие магистратуры в начале и середине IV в. до н. э., были Генуции31). При этом плебейское движение, в рамках которого в начале V в. до н. э. уже выбирались собственные должностные лица (плебейские трибуны и эдилы), должно было с самого начала возглавляться людьми, обладавшими определенным весом в обществе. Это тоже намного проще объяснить, если признать, что в рассматриваемый период к консульской власти уже допу¬
30 Magdelain 1964 [Н 50]: 427—473. Ср. также: Palmer 1970 [А 102]; Ranouil 1975 [Н 74].
31 По мнению автора данной главы, трибунаты Юниев, Минуциев и Сикциев для V в. До н. э. практически однозначно являются вымыслом.


224
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
скались только патриции. Кроме того, если бы древние авторы действительно ошибались в таком важном вопросе, как право занимать государственные должности, то и всё остальное в рассказах этих авторов следовало бы признать недостоверным: столь существенное недоразумение оставило бы нам очень мало оснований верить античной исторической традиции в целом. Конечно, приведенное соображение само по себе едва ли является веским контраргументом, но, к счастью, настолько глубокий скептицизм здесь не нужен. Встречающиеся в фастах «плебейские» имена действительно отражают процесс постоянных изменений в среде аристократии32, однако основания власти этой аристократии были заложены уже при последних царях, а за установлением республиканского строя в конечном итоге стояло не что иное, как ее крепнувшая уверенность в собственных силах и неприязнь к монархическому правлению.
Хотя патрициат по определению представлял собой политическое образование, его власть явно базировалась на комплексе взаимосвязанных факторов, среди которых следует назвать богатство, прочную структуру родственных групп, систему внутренних связей, оказание покровительства зависимым лицам различного социального и экономического статуса, узы гостеприимства, дружбы и, возможно, брака с аристократами из соседних общин — этрусских и латинских. Патрицианские семейства имели, вероятно, давние традиции воинской доблести, и последние цари, очевидно, набирали своих военачальников именно из числа своих сторонников в рядах аристократии, которые таким образом получали опыт военного командования. Наконец, как мы уже упоминали, патриции в рассматриваемый период, по-видимому, уже являлись хранителями знаний в юридической и религиозной сферах. Действительно, характерной чертой Римского государства было то, что оно не имело отдельной жреческой касты. Некоторые жречества предполагали запрет на политическую деятельность, но даже они были закреплены исключительно за патрициями, а в более поздние периоды действующие политики довольно часто входили в состав жреческих коллегий — по крайней мере, тех, что выносили решения по наиболее важным религиозным вопросам (прежде всего коллегии понтификов и авгуров) (с. 681 наст. изд.). Кроме того, для основных жреческих организаций было характерно четкое разграничение сфер компетенции, инициатива в принятии к рассмотрению наиболее важных религиозных вопросов и в вынесении окончательного решения по ним принадлежала сенату, а многие из наиболее значительных религиозных церемоний осуществлялись магистратами (с. 683 наст, изд.). Таким образом, религиозная власть в Риме не имела постоянного средоточия, а патриции, вероятно, могли использовать свое господство в сакральной сфере не только для улучшения собственной репутации, но и для усиления политического влияния.
32 	Здесь особенно уместно вспомнить о постепенном расширении влияния — начиная с середины V в. до н. э. — небольшого количества патрицианских родов (с. 255 наст. изд.).


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
225
При этом, однако, патрициат вполне мог испытывать определенные трудности в поддержании своей внутренней сплоченности, особенно если в его составе время от времени появлялись люди, способные привлекать на свою сторону достаточно значительное количество приверженцев, чтобы выступить в качестве квазиавтономных деятелей (с. 119 слл. наст. изд.). Если в рассказах об уходе Атта (Аттия) Клавза от сабинов, о переходе Кориолана на сторону вольсков или о кампании Фабиев против Вей содержится хотя бы небольшая частица истины, они очень хорошо иллюстрируют данное положение. То же самое, вероятно, можно сказать и о традиции, касающейся раннереспубликанских деятелей, стремившихся к царской власти33. Вспомним, например, рассказ о Спурии Ме- лии, который пытался снискать поддержку народа, организуя хлебные раздачи, и был убит Г. Сервилием Агалой в 439 г. до н. э. Впрочем, эта история может быть и этиологическим вымыслом, призванным объяснить название одного из мест в Риме — Эквимелия, которое истолковывалось древними как «пустырь Мелия». Как считалось, именно на этом месте располагался дом Мелия, который после смерти последнего было приказано разрушить — судя по всему, это была нормальная процедура, следовавшая за казнью изменников в эпоху Ранней Республики. Впоследствии к этому толкованию могло быть добавлено — вероятно, уже Цин- цием Алиментам или даже Эннием34 — сходное объяснение когномена Агала, который носили представители рода Сервилиев, как происходящего от лат. «ala» («подмышка»): Сервилий якобы спрятал под мышкой свой меч или — по другой версии — отрубил Мелию руку; толкование могло быть дополнено и родовой легендой (ср. рис. 36, с. 165 наст, изд.) об одном из представителей рода Минуциев, который избавил город от нехватки хлеба и анахронически именовался позднейшими историками «распорядителем продовольственного снабжения» и/или «дополнительным плебейским трибуном». В сочинениях древнейших авторов весь рассматриваемый рассказ приводился, вероятно, для иллюстрации обязанности каждого гражданина устранять потенциальных тиранов, что само по себе указывает на сохранение подобной опасности35. Впрочем, в то время, как легенда о Сп. Мелии, вероятно, проливает больше света на тревоги аристократов позднейшего периода, нежели на исторические реалии, рассказы о Сп. Кассии, приговоренном к смерти в 485 г. до н. э., и о М. Манлии Капитолине, казненном в 385 или 384 г. до н. э., более близки к реальности. В наиболее разработанных версиях данных историй оба упомянутых деятеля представлены как ораторы-демагоги, однако это является результатом позднейшей обработки под влиянием греческих теорий о тирании и позднереспубликанской политической пропаганды — так, напри¬
33 Об этих рассказах см.: Lintott 1970 [F 39]: 12—29 (в защиту историчности казни Мелия).
34 Ср.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. XII.4.2 (Цинций Алимент); Skutsch 1971 [В 166]: 26 слл.; 1985 [В 169]: 306 сл. (Энний).
3о На более поздних этапах рассматриваемая история была «упорядочена» в политических целях путем превращения Агалы в начальника конницы при диктаторе А. Квинк- Ции Цинциннате, см.: Lintott 1970 [F 39]: 16—17.


226
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
мер, агитация Кассия в значительной степени перекликается с событиями гракханского периода36. Самым главным из того, что римляне запомнили или записали о каждом из рассматриваемых деятелей, была их казнь за стремление к самодержавной власти, что в контексте субархаического общества выглядит вполне правдоподобно. И хотя подобные стремления могли поддерживаться народом, они прежде всего основывались на том, что в рассматриваемый период осуществление единоличной власти еще было вполне реальным. Судя по тому, что Сп. Кассий три раза оказывался консулом (в 502, 493 и 486 гг. до н. э.), он был одним из наиболее выдающихся политических деятелей своего времени, а его падение совпало с беспрецедентным семилетним периодом консульства Фабиев (485—479 гг. до н. э.), на основании чего можно заключить, что основным фактором, обусловившим его гибель, судя по всему, было соперничество в рядах самой аристократии. В связи с этим следует также заметить, что — как показывает табл. 3 (см. с. 254 наст, изд.) — именно в рассматриваемые годы консульский пост впервые занимали представители целого ряда патрицианских семейств, добившихся наибольших успехов на политическом поприще (Корнелии, Эмилии, Манлии, а также сами Фабии).
Таким образом, легко заметить, что в самом начале республиканского периода патриции были прежде всего озабочены поддержанием стабильности нового политического режима, а также его защитой от угрозы возвращения к монархии и с этой целью прилагали всемерные усилия, направленные на укрепление собственной внутренней сплоченности как в политической, так и в социальной сфере. Так, например, запрет на браки с плебеями — вошедший в обычай, вероятно, еще до включения в Законы XII таблиц — был явно предназначен для того, чтобы предотвратить размывание традиций патрицианской исключительности, тогда как институционализированные формы, которые политическая власть в Риме приобрела с самого начала республиканского периода, были направлены на то, чтобы воспрепятствовать злоупотреблениям и узурпациям со стороны отдельных магистратов и обеспечение решающей роли коллективного мнения всего патрициата в целом.
Так, например, принцип коллективной ответственности аристократии достаточно хорошо заметен в процедуре междуцарствия. В соответствии с ней, если кто-либо из высших магистратов умирал или уходил с должности без выборов преемника, то для проведения выборов назначались — один за другим — отдельные сенаторы-патриции. Более того, первый из этих людей, именовавшихся интеррексами, назначался всеми сенаторами-патрициями как единым коллективом после осуществления надлежащих птицегаданий (Ливий. VL41.6; ср.: Цицерон. Письма к М. Бруту. 1.5.4; с. 223 наст. изд.). Кроме того, в подобном случае сенаторы- патриции имели право провести ауспиции и осуществить соответствующий акт публичной власти без получения санкций со стороны любого
36 	Gabba 1964 [В 62]: 29-41.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
227
иного государственного органа. Это позволяет предположить, что патрицианская монополия на политические должности подкреплялась претензиями на особую компетентность в отправлении религиозных обрядов, необходимую для занятия соответствующего поста37. Даже если подвергнуть сомнению риторические рассуждения Ливия по указанному вопросу (VL41.5 слл.), мы едва ли сможем отрицать значимость того факта, что плебеи получили доступ к понтификату и авгур ату лишь спустя некоторое время после того, как были допущены к светским должностям (с. 411 наст. изд.). Вероятно, аналогичными соображениями можно объяснить и то, почему цензор-плебей впервые провел очистительную церемонию, завершавшую процедуру ценза (lustrum), лишь в 279 г. до н. э., то есть через шестьдесят лет после того, как плебеи были допущены к цензорской должности (Ливий. Периохи. ХШ).
Процедура междуцарствия также помогает нам сосредоточить внимание на характере патрицианского сената, поскольку в конечном итоге ответственность за сохранение непрерывности управления государством несли сами сенаторы-патриции. Соответственно, функции сената не были чисто совещательными — в крайних случаях он мог действовать и на самом деле действовал по собственной инициативе. Это коллективное чувство патрицианской ответственности также хорошо иллюстрируется учреждением процедуры «patrum auctoritas» (с. 410 сл. наст. изд.). Древние авторы рассматривают ее как формальное утверждение сенаторами- патрициями законодательных актов, принятых куриатными и центуриат- ными комициями, а также избранных ими должностных лиц, однако точные функции patrum auctoritas неясны. Не исключено, что это было объявление о надлежащем соблюдении всех формальностей, связанных с законодательными процедурами (прежде всего с их религиозным аспектом), или же более общий акт одобрения, однако обе точки зрения связаны с определенными сложностями. Так, Ливий полагал, что patrum auctoritas появилась в царский период для утверждения выбора первых царей38, но мы опять же не можем определить, имеет ли подобная точка зрения реальные основания. Нам известно лишь то, что в конце IV — начале Ш в. до н. э. в рассматриваемую процедуру были внесены определенные изменения. Изначально провозглашение patrum auctoritas происходило после выборов или после одобрения законов комициями39, однако, согласно так называемому закону Публилия 339 г. до н. э. и закону Мения
37 Даже если право осуществлять публичные ауспиции изначально зависело скорее от положения человека в обществе, чем от его личной «харизмы» (Heuss 1982 [G 618]: 391), это вовсе не исключает того, что впоследствии в рядах патрициата могли постепенно оформиться претензии на особую компетентность, прежде всего — перед лицом плебейских требований.
38 Напр.: Ливий. 1.17.9; ср. также: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. П.60.3.
39 В рассказе о событиях V в. до н. э. Дионисий (ср.: Римские древности. П.14.3), судя по всему, неверно истолковывает patrum auctoritas как предварительное постановление сената, возможно — под влиянием сулланской пропаганды (Аппиан. Гражданские войны. 1.59.266) или позднейшего использования этого словосочетания вне формально-юридического контекста — в формулах типа «ex auctoritate partum» («с дозволения сената»).


228
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
(предположительно — начало Ш в. до н. э.), это должно было происходить заранее — при принятии законов в центуриатных комициях и при выборах соответственно. Впрочем, подобная ситуация совсем необязательно указывает на раннее происхождение самой этой прерогативы: она могла представлять собой, например, защитную меру, введенную после допуска плебеев к консулату в 366 г. до н. э. Кроме того, хотя рассматриваемое утверждение было обязательным для актов куриатных и центуриатных собраний, оно, возможно, не требовалось для решений трибутных комиций, собиравшихся под председательством государственного магистрата40, и это может указывать на то, что patrum auctoritas возникла раньше, чем подобные собрания по трибам (возможно, в середине IV в. до н. э.). В таком случае ее, вероятно, следует рассматривать как средство общего контроля над магистратурами, существовавшими в начале V в. до н. э.
Впрочем, когда бы patrum auctoritas ни появилась и каково бы ни было ее точное предназначение, она — вместе с процедурой междуцарствия — явно указывает на то, что патриции стремились наделить сенат (или по меньшей мере входивших в его состав представителей патрициата) властью, превосходившей полномочия совещательного органа41. Более того, вероятно, с самого начала они рассматривали сенат как учреждение, играющее основную роль в принятии решений на государственном уровне. Это был государственный орган, который должен был собираться на священном или общественном участке (templum), где перед его заседаниями обязательно проводились публичные ауспиции и иные обряды. По общему признанию, решение относительно созыва сената, а также — в значительной степени — темы и процедуры проведения дебатов принималось высшими магистратами, а решения сената предположительно формулировались — как и в позднейшие времена — в виде советов. Впрочем, это никоим образом не ослабляло его влияния в обществе, в котором обычаи и коллективная воля аристократии играли в определении эффективности политических институтов такую же важную роль, как и законодательные акты. Кроме того, если отдельный магистрат пренебрегал советами сената, это могло весьма отрицательно
40 Ср. упоминания только о центуриатных и куриатных комициях у Цицерона (Речь о своем доме. 38) и Ливия (VI.41.10). Однако см.: Ливий. VI.42.14; VII. 16.7.
41 Того факта, что консулы контролировали внесение новых членов в списки сенаторов в раннереспубликанский период, еще недостаточно для обоснования попытки Феста (290L) объяснить предназначение закона Овиния гипотезой о том, что ранее цари, консулы или консулярные трибуны вносили в списки только своих единомышленников. Это предположение основано на слишком буквальной интерпретации сената как консульского совета (Mommsen 1887—1888 [А 91] Ш: 856, примеч. 4), предположительно — по аналогии с собиравшимся по особым случаям домашним советом римского pater familias. На самом же деле личная рассудительность, ожидания аристократии и государственная политика вполне могли обеспечить весьма значительную преемственность в составе сената, и консулы в подобной ситуации гораздо чаще добавляли новых членов, чем замещали уже имевшихся (формального ограничения численности сената не существовало). Если подобная стабильность и не была унаследована с царских времен, то в период Республики очень быстро вошла в норму. Иная точка зрения изложена на с. 465 сл. наст. изд.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
229
сказаться на его собственном положении в будущем. Так, бывшие консулы, скорее всего, уповали на то, чтобы провести оставшиеся годы в качестве членов сената, в котором они нередко заседали и до выборов. Таким образом, высшие магистраты гораздо больше прислушивались к мнениям своих товарищей по сенату, чем царь (должность которого была пожизненной) — к мнениям своих советников. Более того, постоянная значимость консула намного сильнее зависела от его долгосрочного влияния в сенате, чем от законной власти, которой он пользовался на протяжении всего одного года. Если в период Средней Республики у сената появилось больше инструментов для ограничения магистратской независимости (с. 414 наст, изд.), необходимость в них также могла быть обусловлена тем, что римские военачальники начали проводить больше времени на значительном расстоянии от города. Так или иначе, фактические отношения консула с сенатом весьма существенно зависели от соответствующих личностей, от рассматриваемых вопросов и от общей расстановки политических сил. В этом отношении опыт V в. до н. э., судя по всему, не сильно отличался от опыта Средней и Поздней Республики. Впрочем, ни это, ни позднейшее усиление заинтересованности сената в росте Римской державы не является прочным основанием для отрицания весьма существенной вероятности того, что в рассматриваемый период сенат уже приобрел центральную роль в принятии государственных решений.
(d) 	Консулат
Для римского высшего класса эпохи Поздней Республики верховная власть двух ежегодно переизбиравшихся консулов с равными полномочиями была практически тождественна республиканской системе правления. Поскольку институт консулата обеспечивал коллегиальность власти, он представлял собой надежную защиту от установления единоличного господства и гарантировал элите коллективную и личную политическую свободу. При этом, однако, общепризнанное в древности представление о том, что подобная двойная магистратура была учреждена сразу же после изгнания царей, нередко ставится под сомнение, обычно — исходя из предположения, согласно которому один высший магистрат (с подчиненными или без) мог обеспечить более эффективное управление. Впрочем, аргументы, приводимые в поддержку подобной точки зрения42, по большей части являются чисто умозрительными. Например, во главе прочих общин центральной Италии обычно стоял один магистрат, однако мы не можем быть уверены в том, что для рассматриваемого региона подобная модель была общепринятой, или в том, что римская аристократия чувствовала себя обязанной принять ее43. Точно так же у нас нет никаких причин полагать, что римские аристократы считали единоличное управ-
^ Краткое изложение — cp.: Heurgon 1967 [G 616]: 97 слл.
Ср. также неясность по поводу того, как и когда происходил закат монархий в Центральной Италии: с. 320 сл. наст. изд.


230
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
ление государством настолько важным, что не могли бы поддержать разделения верховной власти. Наоборот, подобное устройство могло диктоваться и политическими, и административными нуждами. Более того, коллегиальность (в том смысле, что власть принадлежала двум или более коллегам с одинаковыми полномочиями), судя по всему, достаточно быстро стала отличительной чертой и государственных, и плебейских должностей. Кроме того, право консула на эффективные действия вовсе не так сильно ограничивалось общим правом вето, принадлежавшим его коллеге, как нередко полагают. Для римских государственных магистратов существование подобной общей прерогативы вообще не подтверждается44. Принадлежавшее им право вето (главным образом связанное с судебными постановлениями, наказаниями, назначаемыми без суда, и сенатскими декретами), вероятно, являлось результатом последующего развития и, возможно, выросло из способности магистратов издавать противоположные приказы и в некоторых случаях — параллельно с признанием права трибунов накладывать вето на магистратские решения (или вследствие этого). Единственным веским доказательством того, что изначально в республиканском Риме был один высший магистрат, является найденная в Капитолийском храме надпись, в которой говорится, что «тот, кто является верховным претором (qui praetor maximus sit), должен на сентябрьские иды вбивать гвоздь» (Цинций в соч.: Ливий. VII.3.5. Пер. Н.В. Брагинской). Впрочем, даже здесь словосочетание «верховный претор» совсем необязательно обозначает единоличного высшего магистрата45. Термин «praetor maximus» мог, к примеру, представлять собой архаическое обозначение консула, и — как иногда в позднейших документах46 — единственное число могло использоваться применительно к действиям, которые совершались и одним из двух равноправных коллег, и ими обоими. Принимая во внимание список консулов и раннее возникновение диктатуры (которая была бы бесполезной при существовании единоличной высшей магистратуры), мы, вероятно, должны принять объяснения подобного рода и, соответственно, — согласиться с учреждением консулата в самом начале эпохи Республики. Помимо всего прочего, это хорошо согласуется с коллегиальностью большинства прочих республиканских должностей, которая получила дальнейшее развитие в институте консу- лярного трибуната.
Древние авторы, находившиеся под влиянием греческой политической мысли и стремившиеся подчеркнуть преемственность политического развития Рима, рассматривают главную республиканскую магистратуру как наследницу власти царей. Многие же современные исследователи47,
44 Аппиан [Гражданские войны. 1.12.48; Ш.50.206) упоминает только о трибунах, Цицерон [О законах. Ш.11) — о наложении вето на законы (ср.: Ш.42), «Устав муниципия Сальпенса» [FIRA I: 27, № 23) — очевидно, только о наложении вето на апелляции со стороны отдельных граждан (причем не в Риме).
45 Momigliano 1968 [G 676]: 159—175 (= Idem. Quarto Contributo: 403—417).
46 Гераклейская таблица [FIRA I: Nq 13): 142 слл.
47 СоИ 1951 [F 14]: 1-168.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства 231
напротив, проводят фундаментальное качественное различие между абсолютной властью царей и более ограниченной властью, осуществлявшейся консулами. Впрочем, обе эти точки зрения являются неверными, поскольку подразумевают, что полномочия царя или магистрата уже понимались как некая абстрактная сущность, обособленная от той должности, к которой она относилась, и как потенциально или фактически предоставляемые актом, отдельным от назначения на должность. Убедительных доказательств подобного наделения властью у нас нет (куриат- ные законы изначально, судя по всему, служили для других целей (с. 243 сл. наст, изд.)), а полномочия, связанные с определенной должностью, вероятно, все-таки рассматривались как необходимое следствие избрания или назначения.
Впрочем, даже если подобные полномочия действительно предоставлялись отдельно, они совсем необязательно понимались как некое всеобъемлющее единство. В намного более поздний период для обозначения всей совокупности полномочий магистрата квазиформально применялся термин «империй» (imperium), однако как таковой он, по всей видимости, относился к лицам, которые могли самостоятельно командовать римским войском, и главным образом использовался именно по отношению к военному командованию, на основании чего можно заключить, что, судя по всему, именно таково и было его первоначальное значение. Конечно, нам неизвестно, имело ли слово «imperium» этот ограниченный смысл уже в эпоху Ранней Республики, но медленная кристаллизация и дифференциация абстрактных общих понятий власти и собственности в частном праве позволяет предположить, что строго определенные понятия в публичной сфере едва ли возникли в столь ранний период48. Возможно, полномочия магистрата впервые начали четко осознаваться как нечто определенное только тогда, когда они стали сохраняться и по истечении срока пребывания в должности или предоставляться лицам, не занимавшим соответствующую магистратуру, хотя даже при таком условии весьма сомнительно, что они считались образующими некое единство — за исключением случаев, когда эти полномочия рассматривались как сосредоточенные в руках того магистрата, которому они принадлежали изначально. Если доверять римской исторической традиции, то в 444 г. до н. э., когда были назначены так называемые «военные трибуны с консульской властью», упомянутый процесс уже шел, однако, по крайней мере, сам этот титул, скорее всего, представляет собой позднейшую реконструкцию (с. 237 наст, изд.); самое большее, это были военные трибуны, которые на практике выполняли консульские функции и, соответственно, обладали аналогичными полномочиями.
Итак, в 509 г. до н. э. была создана некая магистратура с определенными функциями и — как необходимое следствие — с полномочиями, которые считались достаточными для их выполнения. Подобным образом
48 	Мы не располагаем доказательствами того, что в качестве общего термина для обозначения власти магистратов изначально использовалось слово «auspicium» (как пола- гакэт: Bleicken 1981 [G 532]; Heuss 1982 [G 618]).


232
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
при учреждении цензуры новым должностным лицам были доверены определенные функции, взятые у регулярных высших магистратов, и присвоены соответствующие привилегии и полномочия: цензор мог созвать народ только непосредственно для проведения ценза и не мог ни предлагать законы (несмотря на упоминание Зонары — VTL19), ни надзирать за проведением выборов; как правило, он не имел права на военное командование (и, соответственно, не обладал империем в позднейшем, квазиформальном смысле), не мог приговаривать к смертной казни и не сопровождался ликторами48*. При этом, однако, он обладал (согласно позднейшей терминологии) высшим правом на проведение ауспиций, необходимым для осуществления связанных с цензом церемоний, а также имел право восседать на курульном кресле и носить тогу с пурпурной каймой (toga praetexta) — такую же, как у высших магистратов.
Точно так же и в случае собственно с консулатом — у нас нет никаких свидетельств того, что военное командование и гражданское судопроизводство воспринимались как осуществление единых общих полномочий, за исключением случаев, когда они сосредотачивались в одних руках. В позднейшие периоды судопроизводство как таковое не являлось исключительной прерогативой лиц, обладавших империем, и даже во всей своей целостности не считалось функцией последнего. Хотя в позднейших теоретических трактатах некоторые юридические действия рассматриваются как непосредственно связанные с империем, в отдельных случаях imperium и iudicium («(право) вынесения судебных решений») представлены в источниках как альтернативные понятия (напр.: Закон о взятках. 72; Аграрный закон. 87). В более же ранние периоды разнообразие функций консулов отражалось даже в их титулатуре: наряду с изначальным термином «praetor» ((вое)начальник) или с позднейшим «consul»49, на определенном этапе в официальном контексте могло использоваться и наименование «iudex» («судья») (Варрон. О латинском языке. VI.88).
В плане конкретных полномочий и функций ранние консулы, вероятно, не сильно отличались от своих предшественников-царей. Судя по всему, они командовали войском, вершили суд, контролировали государственные финансы, обеспечивали поддержание общественного порядка, проводили ценз, выбирали членов сената, возможно, назначали судей для рассмотрения уголовных дел и несли не меньшую ответственность за принесение обетов, проведение игр и отправление прочих религиозных обрядов, чем цари. Полномочия, связанные с этими разнообразными функциями (вероятно, в значительной степени определявшиеся обычаем), также изначально могли быть примерно такими же, как у царей: в военной сфере высший республиканский магистрат пользовался неограниченной властью, которая едва ли сильно уступала царской, а в области гражданского управления обладал весьма широкими полномочиями, которые лишь со временем были введены в определенные фор¬
48а Ликторы — почетные стражи, сопровождавшие высших должностных лиц Рима. — В.Г.
49 	Об изначальном использовании слова «praetor» — cp.: Stuart Jones 1928 [А 128]: 437 сл.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
233
мальные рамки. Аналогичным образом царское происхождение приписывалось — вероятно, вполне обоснованно — ряду инсигний, присущих высшим магистратам: курульному креслу и конечно же ликторам и фасциям, символизировавшим право бичевать и казнить50. Подобная же преемственность наблюдается и в религиозной деятельности магистратов (ср., напр., с. 708 наст. изд.).
Конечно, аристократы питали отвращение вовсе не к царским функциям, полномочиям и традициям как таковым, а к характерному для монархического правления сосредоточению власти и престижа в руках одного человека. Именно в этом и следует искать фундаментальную разницу между царской властью и республиканскими магистратурами. Разница эта заключается главным образом в ограничении срока пребывания в должности одним годом, в вероятном наличии коллеги с аналогичными полномочиями и в расширении участия народных собраний в назначении магистратов (а позднее — и в принятии законов). Кроме того, определенные различия, судя по всему, наблюдались в общем контексте и в восприятии роли магистрата и царя. Как мы уже упоминали, после учреждения Республики некоторые из ритуальных функций царя были отделены от политических и переданы специально учрежденному «царю- жрецу» (rex sacrorum), проживавшему в собственном «доме» (Регии) на Священной дороге, неподалеку от храма Весты. Тот факт, что Регия, по всей видимости, представляла собой и жилище, и общественное святилище, а также ее близость к весталкам, их общественному очагу и священному огню, отражает существование внутренне согласованной религиозной структуры, в рамках которой монарх отождествлялся со всей общиной и выступал в качестве ее символа. Аналогичной структуры для новых политических и военных руководителей создано не было — даже несмотря на то, что они также отправляли основные религиозные обряды от имени всего государства: жрецами консулы не являлись51. Кроме того, свобода действий, которой пользовались республиканские магистраты на практике, вероятно, была намного сильнее ограничена тем, что они были включены в состав аристократической системы, центральную роль в которой должен был играть сенат, а также коллективной волей самой аристократии. В военной сфере дисциплина, характерная для «гоп- литского» боя, и потенциал для самостоятельных действий или проявлений личного мастерства отдельными аристократами делали сильную власть командующего очень важной и, возможно, даже подчеркивали ее суровость, но во всех прочих областях аристократия едва ли рассматривала своих магистратов как обладавших всесторонней и неограниченной властью — их широкие полномочия, вероятно, не имели формального определения и могли постепенно преобразовываться, но это еще не значит, что они являлись или считались абсолютными.
д0 Кроме того, магистраты, справлявшие триумф, возможно, на один день возвращали себе внешние атрибуты царей; к дискуссии по этому поводу cp.: Versnel 1970 [G 742]: прежде всего 56 слл.; Weinstock 1971 [G 517]: 64—66; см. далее, с. 711 наст. изд.
м И, следовательно, не проходили церемонию инавгурации, как цари (с. 121 наст. изд.).


234
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
(е) 	Диктатура
Наряду с консулами древние историки время от времени упоминают о назначении диктаторов, которые на ограниченный период получали верховную власть в государстве. Диктатор назначался после проведения одним из консулов (или консулярных трибунов) надлежащих религиозных обрядов (ночью) и вступал в должность на основании куриатного закона (с. 243 сл. наст. изд.). Ливий (П.18.5) ссылается на некий закон, согласно которому диктаторами могли становиться только бывшие консулы, но другие имеющиеся у нас источники — хотя и весьма сомнительные — позволяют предположить, что подобный порядок существовал лишь с начала Ш в. до н. э. Изначально диктатор именовался «начальником войска» (magister populi)52, а его помощник (им же и назначавшийся) и во времена Поздней Республики назывался «начальником конницы» (magister equitum). В древности учреждение рассматриваемой должности иногда связывалось со стремлением преодолеть внутренние распри или подавить плебейские волнения (напр.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. V.70.1 слл.; Зонара. УП.13; ILS 212), что, вероятно, в значительной степени восходит к трудам Аициния Макра и к деятельности Суллы (ср.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. V.77.4 слл.), однако титулы диктатора и его помощника, ограничение срока пребывания в должности шестью месяцами и достижения ранних диктаторов, образы которых считаются наиболее правдоподобными, явно демонстрируют, что рассматриваемая должность была прежде всего нацелена на решение военных задач, о чем говорит и ряд древних авторов (Помпоний. Дигесты. 1.2.2.18; Суда δικτάτωρ; ср.: Ливий. П.18.2 слл.).
Существовавшая в древности точка зрения, согласно которой введение новой должности потребовалось для того, чтобы обойти ограничения, наложенные на консулов законом Валерия об обращении к народу (509 г.), нами принята быть не может — не в последнюю очередь потому, что сам этот закон является вымышленным (с. 270 наст. изд.). Предположение о том, что диктатура была предназначена исключительно для преодоления кризисов, тоже представляется весьма сомнительным. Если только принятый куриатными комициями закон, согласно которому назначение диктатора должно было утверждаться или признаваться ими, не является позднейшим нововведением, он вовсе не подразумевал, что для этого назначения обязательно должна была возникнуть крайняя необходимость (к примеру, упоминаний о диктаторе, назначенном в начале галлы ского вторжения 390 г. до н. э., в источниках не сохранилось). Столь же возможно и то, что целью введения рассматриваемой магистратуры было обеспечение единого командования во время продолжительной и крупной военной кампании. Действительно, диктаторам однозначно приписываются четыре наиболее значительные военные победы Рима в рассматриваемый период: разгром латинов на Регилльском озере (499 или
52 В книгах авгуров он так назывался и позднее (Цицерон. О государстве. 1.63). Об этом значении слова «populus» — ср. с. 130 наст. изд.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
235
496 гг. до н. э.), победы над фиденянами и вейянами, одержанные Мам. Эмилием (возможно, дублирующиеся под 437, 434 и 426 гг. до н. э.), крупное поражение, нанесенное эквам А. Постумием Тубертом (432 или 431 г. до н. э.) и захват Вей Камиллом (396 г. до н. э.). При этом надежность сведений о данных диктатурах — впрочем, как и о прочих диктатурах V в. до н. э. — оценить достаточно сложно. Поскольку рассматриваемые должностные лица не являлись эпонимными магистратами, они могли и не упоминаться в консульском списке, а имена многих диктаторов дошли до нас главным образом благодаря тому, что сохранились в родовых преданиях (правдивость которых, конечно, крайне сомнительна). Впрочем, если сохранившиеся списки триумфаторов V в. до н. э. являются подлинными (с. 351 наст, изд.), то в них, вероятно, действительно зафиксированы имена наиболее успешных диктаторов. Несомненным нам представляется, конечно же, захват Камиллом Вей, да и прочие перечисленные военные успехи выглядят как минимум весьма правдоподобно (с. 351, 360 сл. наст. изд.). Если рассматриваемые списки действительно исторически достоверны, то они также указывают на назначение диктаторов не только в неожиданно складывавшихся чрезвычайных обстоятельствах.
Тот факт, что дошедшая до нас подборка имен диктаторов раннего периода является весьма случайной, не позволяет нам оценить, насколько часто они назначались. Неясной остается даже дата учреждения данной должности. В очень ранних источниках первым диктатором именуется Т. Ларций53, однако датировка его диктатуры не имеет надежных оснований, поскольку древними авторами она относится ко времени его первого (501 г. до н. э.) или второго (498 г. до н. э.) консульства, что, разумеется, неправдоподобно. При этом, однако, Ларций принадлежал к роду, исчезнувшему к эпохе Поздней Республики, и, соответственно, рассказы о том, что первым диктатором являлся именно он, едва ли были вымышленными, хотя в то же время остается неясным, каким образом его ничем не примечательное правление сохранилось в памяти потомков54. Правила, согласно которым диктатор должен был назначаться в ночное время и не мог садиться на лошадь, указывают на весьма архаичный характер данной должности. Не исключено, что она действительно была учреждена вскоре после установления Республики, когда давление со стороны внешних врагов вполне могло вызвать потребность в едином военном командовании, а конница всё еще могла играть особую — хотя и подчиненную — роль в военных действиях, но более конкретных выводов мы сделать не можем55  *.
53 Ливий. П.18.5. В позднейшей традиции, находившейся под влиянием рода Валериев, эта должность приписывалась М. Валерию (Фест. 216L; Ливий. П.18.6).
04 Если только ему изначально не приписывали разгром латинов на Регилльском озере (ср.: Ливий. П.18.3 [слл.]; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. V.76.1—4; Зонара. УП.13), оба варианта датировки которого (499 и 496 гг. до н. э.) коррелируют с датами его диктаторства.
55 Как вариант, введение рассматриваемой должности можно датировать периодом консулярного трибуната, когда у римлян время от времени могла возникать более серь¬
езная нужда в единоличном главнокомандующем.


236
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
Назначались ли диктаторы в более ранние периоды, мы не знаем. Учитывая тот факт, что рассматриваемая магистратура изначально носила сугубо военный характер (диктаторы, к примеру, никогда не руководили гражданским судопроизводством), мы едва ли можем рассматривать ее как временное возвращение к существовавшей ранее системе, согласно которой во главе государства стоял один верховый магистрат56, или как институт, заимствованный у другого народа (что, например, предполагал Лициний Макр — Фрг. 10Р). Если dictator (или dicator) Латинского союза действительно назначался для проведения определенной военной кампании, его должность, несмотря на изначальную разницу в терминологии, вполне могла оказать определенное влияние на римскую диктатуру: по крайней мере, некоторые диктаторы, вероятно, выступали в качестве командующих войсками союза (как, например, Постумий в 432 или 431 г. до н. э. — разумеется, если имеющиеся у нас данные достоверны)57, а латинский титул, возможно, был перенесен и на римскую магистратуру. Или же — как вариант — в царский период могло существовать некое правило, согласно которому в определенных случаях, когда царь не имел возможности выступить в поход самостоятельно, на его место назначался специальный военачальник, и впоследствии этот прецедент был приспособлен под нужды Республики, однако оба эти предположения не могут быть доказаны по причине нехватки источников.
(f) 	Консулярный трибунат
В сохранившихся фастах за период с 444 по 427 г. до н. э. коллегии, состоявшие из двух консулов, время от времени чередуются с коллегиями из трех «военных трибунов с консульской властью», аналогичное колебание между двумя консулами и тремя или четырьмя консулярными трибунами наблюдается для периода с 426 по 406 г. до н. э., а с 405 по 367 г. до н. э. выстраивается практически беспрерывный ряд коллегий из шести человек (хотя, скажем, у Диодора нередко указывается меньшее количество)58, который прерывается лишь временным возвращением к консулату в 393/392 г. до н. э.
Древние авторы именуют консулярных трибунов «военными трибунами», «военными трибунами с консульской властью» и т. п., и это, веро¬
5(3 Staveley 1956 [G 724]: 90 слл.
д/ При этом, однако, возможно, что некоторых деятелей, назначенных командующими войсками союза, позднейшие авторы считали диктаторами ошибочно (Pinsent 1959 [В 139]: 85).
58 Как следствие, в 376 г. до н. э., для которого систематический список магистратов приводит только Диодор, нам известно лишь четыре консулярных трибуна. Коллегия 385 г. до н. э., которая, как сообщается, состояла из пяти членов, также, вероятно, представляет собой результат сокращения. Коллегии 389, 387, 380 и 379 гг. до н. э., насчитывавшие восемь или девять членов, вероятно, появились в результате добавления имен, заимствованных из несохранившихся списков или перенесенных из более ранних источников, чтобы заполнить пробелы, возникшие в изначальном перечне при переписывании, ср.: Drummond 1980 [D 9]: 57 слл.; см. далее, с. 294 сл. наст. изд.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
237
ятно, указывает на то, что в позднейшие периоды римской истории эти магистраты рассматривались прежде всего как военные трибуны, заменявшие консулов59. При этом, однако, у нас нет никаких свидетельств в пользу того, что по функциям или полномочиям «консулярные трибуны» отличались от «консулов» — отсутствие упоминаний о триумфах кон- сулярных трибунов (Зонара. VTL19) может просто отражать плохую сохранность соответствующих записей или обыкновение назначать для наиболее важных военных кампаний диктатора. Вследствие этого, нам достаточно сложно понять, почему члены рассматриваемых более крупных коллегий должны были носить иное название — по крайней мере, если признать реальность упомянутых выше колебаний, происходивших в конце V в. до н. э. Возможно, в те годы, когда выбирались анализируемые магистраты, они выполняли функции и консулов, и военных трибунов, но причины принятия ими более низкого титула всё равно остаются неясными. Таким образом, по своему характеру и, возможно, даже по номенклатуре консулярный трибунат вполне мог быть идентичен консулату (обе магистратуры нередко попеременно занимали одни и те же люди — даже несмотря на то, что древние авторы всегда особо указывают на повторное пребывание в соответствующей должности). Следовательно, вывод о различии между двумя рассматриваемыми магистратурами мог быть сделан римскими историками ошибочно — на основании стойкого представления о том, что консулами должны быть два человека, а также исходя из позднейшей практики выбирать шестерых военных трибунов для каждого из первых четырех легионов60.
Если это действительно так, то мы едва ли сможем согласиться с преобладавшим в древности объяснением, согласно которому консулярный трибунат был учрежден для того, чтобы облегчить допуск плебеев к высшей магистратуре без вреда для патрицианской монополии на консульскую власть. Впрочем, это предположение является неправдоподобным в любом случае, поскольку, согласно рассказу самого Ливия, первый плебей был избран на должность военного трибуна с консульской властью только в 400 г. до н. э., а в 421-м плебеи были допущены лишь к более низкой должности квестора. Конечно, двое из известных нам консулярных трибунов, занимавших эту должность до 400 г. до н. э., носят, предположительно, плебейские имена (Л. Атилий Луск (444 г. до н. э.) и Кв. Антоний Меренда (422 г. до н. э.)), однако этого едва ли достаточно для обоснования древней интерпретации данной магистратуры — особенно в свете того факта, что оба эти случая весьма сомнительны. Антонии не занимали  0909 См. также, напр.: Sealey 1959 [G 709]: 521—530; Sumner 1970 [G 728]: 70—73; Pinsent 1975 [D 26]: 51-61.
00 Кроме того, это представление, вероятно, послужило основанием для довольно странного предположения (напр.: Ливий. IV. 16.6) о том, что с момента учреждения данной должности консулярными трибунами ежегодно становились шесть человек, причем, согласно Дионисию [Римские древности. XI.60; ср.: Зонара. VH.19), трое из них были патрициями, а трое — плебеями, что явно отражает более позднюю практику разделения консульских должностей.


238
Глава5. Рим в Ve. дои. э. Гражданская община
высоких должностей до П в. до н. э. — за исключением Т. Антония Ме- ренды, входившего в состав второго децемвирата (реальность которого вызывает немало споров), и некоего начальника конницы в 333 г. до н. э. Атилии же, возможно, происходили из Кампании, в силу чего имя представителя этого рода просто не могло появиться в фастах под упомянутой датой61, да и в любом случае вопрос о магистратах 444 г. до н. э. давно ставит ученых в тупик (с. 214 наст, изд., сноска 8). Кроме того, едва ли можно согласиться с тем, что на высшую должность мог быть избран лишь один плебей, а затем, вплоть до 400 г. до н. э., вновь сохранялась патрицианская монополия. Более правдоподобным представляется предположение о том, что упомянутый выше взгляд на возникновение консу- лярного трибуната сложился именно на основании позднейшего допуска плебеев к данной магистратуре. При этом, конечно, Антоний или Ати- лий могли быть представителями исчезнувших впоследствии патрицианских родов. Столь же вероятно и то, что их имена были добавлены в фасты позднее или просто искажены при переписывании.
Другое предположение древних авторов, согласно которому консу- лярный трибунат возник по причине возрастания нужд армии (Ливий.
IV.7.2; в оригинале: IV. 17.2. — В.Г.), возможно, ближе к истине. Конец V в. до н. э. в целом, вероятно, отличался более агрессивной (или всё более успешной) внешней политикой: так, вскоре после учреждения коллегии из шести трибунов (405 г. до н. э.) Рим совершил широкомасштабное нападение на Вейи, а восстановление власти двух консулов в 393/392 г. до н. э. (если сообщения о нем достоверны) может знаменовать собой перерыв в военных кампаниях. Впрочем, в подобном случае нам всё равно довольно сложно понять, зачем римлянам понадобилось до такой степени увеличивать количество высших военачальников. В 367 г. до н. э., когда консулярный трибунат был отменен, считалось, что трех трибунов более чем достаточно. Постепенное расширение рассматриваемой коллегии и изменение ее численности иногда интерпретируется как отражение изменений в численности войска (с подобной точки зрения, каждый консулярный трибун командовал тысячей воинов), однако нам весьма сложно поверить в то, что в конце V в. до н. э. воинский контингент римлян увеличился в два раза (с. 202 наст, изд.), как и в то, что количество воинов, необходимое для ведения военных действий, можно было каждый год рассчитывать заранее. Кроме того, мы не располагаем данными, свидетельствующими о том, что консулярные трибуны командовали отдельными контингентами, а не всем войском (как консулы). Столь же маловероятно и то, что все они могли непосредственно участвовать в определенной кампании. Более правдоподобным выглядит предположение о том, что повышение нужд армии сопровождалось общим ростом системы внутреннего управления, что, судя по всему, также отразилось в учреждении цензорской должности и в предполагаемом увеличении
01 Heurgon 1942 [J 59]: 288—294; однако cp.: Schulze 1904 [G 138]: 151, примеч. 3; Ве- loch 1926 [А 12]: 338 сл.; Frederiksen 1984 [ J 48]: 231.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
239
количества квесторов в 421 г. до н. э. Когда в 367 г. до н. э. коллегия из шести консулярных трибунов была отменена, на смену ей пришли два консула, один претор (преимущественно занимавшийся гражданскими делами) и два курульных эдила (выполнявших различные второстепенные функции внутриполитического характера).
Определенное воздействие на дальнейшее развитие консулярного трибуната могли оказать и политические факторы. Возможно, римляне хотели усилить коллегиальный характер высшей магистратуры. Не исключено, что учреждение коллегии из шести членов в 405 г. до н. э. отчасти объясняется тем, что в 406 г. до н. э. впервые в истории Рима консульскую должность заняли два представителя одного рода, а со следующего года это стало весьма распространенной практикой. Кроме того, консулярный трибунат предоставлял больше возможностей для повторного занятия должности (даже подряд), не препятствуя в то же время и доступу других людей к магистратуре. Таким образом, появлялась возможность ре1улярного добавления к опытным управленцам «свежей крови», причем в период расцвета консулярного трибуната (примерно с 426 г. до н. э.) в состав большинства коллегий обязательно входили люди, ранее находившиеся на высшей должности.
Далее, перед нами стоит еще один важный вопрос: как можно объяснить наблюдавшееся в конце V в. до н. э. нерегулярное чередование двух консулов и трех или четырех консулярных трибунов? Мы уже попытались доказать, что это едва ли было связано с предполагаемой численностью армии. Более перспективная гипотеза гласит, что в рассматриваемом случае мы имеем дело с искажениями при передаче информации, за которыми скрывается определенная закономерность увеличения количества высших магистратов62. Впрочем, несмотря на вероятное наличие нескольких интерполяций в тексте фаст (с. 213 наст, изд.), указаний на широкомасштабные измышления у нас нет. С другой стороны, если выпадение имен из списка действительно представляло собой важный фактор, а увеличение численности высших магистратов было более упорядоченным, чем показывает сохранившийся текст, то подобные выпадения следовало бы признать весьма многочисленными и ранними, и даже в подобном случае весьма сложно будет объяснить, почему данные о более крупных коллегиях, существовавших примерно с 405 г. до н. а, сохранились в фастах гораздо лучше. Если же изменения численности коллегий действительно имели место в V в. до н. э., то, вероятно, правдоподобнее всего будет предположить, что до 405 г. до н. э. количество людей, избираемых на высшую должность, определялось магистратом, который руководил выборами, в зависимости от ожидаемых нужд армии и иных потребностей, а также, возможно, от количества кандидатов, отвечавших соответствующим требованиям и набравших нужное количество голосов.
62 	Beloch 1926 [А 12]: 260-262; ср.: Pinsent 1975 [D 26].


240
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
(g) 	Квесторы, уголовные квесторы и дуовиры (по делам о государственной измене)
Специализированные должности, призванные освободить консулов от выполнения отдельных функций, появлялись достаточно медленно. Наиболее ранние из них, вероятно, возникли в сферах уголовного права и финансов. В позднейших источниках высшие магистраты показаны как обладающие правом рассматривать уголовные дела, но на практике в эпоху Ранней Республики регулярная уголовная юрисдикция находилась в руках иных, второстепенных должностных лиц. Изредка в трудах древних авторов встречаются упоминания о том, что дела, связанные с тяжкими преступлениями (изменой, лжесвидетельством и казнокрадством), порой разбирались должностными лицами, ответственными за финансовую сферу (квесторами), однако все эти упоминания представляют собой вымысел63, и, хотя в эпоху Средней Республики квесторы действительно осуществляли уголовное преследование (Варрон. О латинском языке. VL91— 92), соответствующие обвинения нам не известны — не исключено, что они касались лишь растраты общественных денег, то есть преступления, тесно связанного с финансовыми функциями квесторов64. В ранние периоды дела о государственной измене, судя по всему, велись специально назначавшейся комиссией из двух человек — так называемыми дуовира- ми (duoviri). В связи с делами об убийстве (родственников?) в Законах ХП таблиц (IX.4) упоминаются также «уголовные квесторы» (quaestores parricidii), хотя исследователи не могут прийти к единому мнению по поводу их функций — председательствовали ли они на частных судебных разбирательствах или же самостоятельно осуществляли расследование, инициированное от имени всей общины. Впрочем, в любом случае они, подобно дуовирам, вероятно, назначались на временной основе для каждого конкретного случая.
Если это действительно было так, то едва ли можно говорить о какой- либо преемственности между «уголовными квесторами» и квесторами, которые занимались финансовыми делами, поскольку объяснить превращение временной судебной должности в регулярную магистратуру с намного более широкими полномочиями довольно сложно. Кроме того, первые из упомянутых должностных лиц, очевидно, существовали еще во времена Законов ХП таблиц, а вторые тоже едва ли появились позднее V в. до н. э.65 — древние авторы относят учреждение этой должности к царскому периоду или к первому году Республики, ну а в V в. до н. э. активизация финансовой деятельности государства в сочетании с увеличе¬
63 Kunkel 1962 [G 245]: 34-35.
64 По поводу пассажа Орозия (V.16.8) (Jones 1972 [G 228]: 5 сл.) cp.: Kunkel 1962 [G 245]: 47, примеч. 179; Badian 1984 [G 169]: 306-309.
65 Оба варианта использования слова «quaestor» (от лат. «quaerere» — «расследовать», «требовать») — для обозначения двух типов консульских помощников — едва ли возникли независимо друг от друга. По-видимому, изначально квесторами именовали постоянных должностных лиц, выполнявших финансовые функции (cp.: Ed. Meyer 1907—1937 [А 79] Ш: 481), а затем так стали называть и судебных чиновников, назначав¬


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
241
нием нагрузки на высших магистратов однозначно должна была привести к необходимости в надзоре со стороны специалистов. Точка зрения Тацита [Анналы. XI.22), согласно которой квесторы изначально назначались царем или консулами, представляется нам более правдоподобной, чем предположение66 о том, что рассматриваемая магистратура с самого начала была выборной, хотя основания для обоих утверждений весьма сомнительны67. Тацит также пишет о том, что квесторов начали выбирать с 447 г. до н. э., и если плебеи занимали эту должность в 409 г. до н. э. (но ср. с. 294 наст, изд.), то выборной она, вероятно, стала уже к концу V в. до н. э. При этом, однако, в позднейшие периоды квесторы выбирались трибутными комициями, официальная деятельность которых в иных сферах фиксируется только с середины IV в. до н. э.68, да и тот факт, что Тацит среди первых выборных квесторов упоминает Валерия, который, вероятно, был консулом 449 г. до н. э., тоже не внушает доверия.
Изначально квесторов было двое, а в 421 г. до н. э., согласно упоминаниям в трудах древних авторов, их численность была увеличена до четырех. Впрочем, о достоверности данных упоминаний мы можем только догадываться. Так, Ливий (IV.43.4) и Тацит (Там же) упоминают для древнейшего периода, соответственно, городских и военных квесторов, но подобная точность (и — как результат — расхождение между ними), вероятно, является неуместной. Изначальная пара квесторов, судя по всему, выполняла обе функции, которые были разделены только после увеличения численности коллегии. Как позволяет предположить позднейшая практика, в военной сфере квесторы выступали в роли помощников командующего и не ограничивались надзором за военной казной и снабжением войска. Относительно внутриполитических функций квесторов (помимо ответственности за казну) у нас нет неоднозначных свидетельств подобного рода, однако мы можем предположить, что и в этой сфере они изначально играли гораздо более значимую роль, чем в позднейшие периоды.
(h) 	Цензура
Некоторые исследователи относят возникновение римской цензуры к середине V в. до н. э., однако надежных оснований для этого нет, поскольку до нас дошли сведения лишь о шести цензорских коллегиях,
шихся для рассмотрения определенных дел (quaestores parricidii), поскольку они занимались расследованиями. Как вариант, должностные лица, выполнявшие финансовые функции, могли также иметь и определенные «судебные» обязанности в финансовой сфере или изначально осуществлять разбирательство тяжких преступлений, которое впоследствии было доверено так называемым уголовным тресвирам (tresviri capitales) (ср.: Варрон. О латинском языке. V.81).
66 Юний Гракхан в соч. \ Ульпиан. Дигесты. 1.13.1 предисл.; Плутарх. Попликола. 12.3.
67 Восстановленный Л. Юнием Брутом (консул 509 г. до н. э.) куриатный закон, который упоминается Тацитом, едва ли является аутентичным.
68 За исключением вымышленного рассказа о событиях 446 г. до н. э.: Ливий. Ш.72.6; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. XI.52.3; Ogilvie 1965 [В 129]: 523.


242
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
существовавших до разорения Рима галлами, да и те в большинстве своем весьма сомнительны. В частности, первые цензоры (Л. Папирий Му- тллан и Л. Семпроний Атрацин, 443 г. до н. э.) упоминаются в «Полотняных книгах» и в договоре с ардеянами как консулы 444 г. до н. э. Если на эти свидетельства можно положиться (с. 214 наст, изд., сноска 8), то совместный переход рассматриваемых деятелей в цензоры может представлять собой просто трансформацию сведений об их консульстве, которые, возможно, были утеряны анналистами69. Таким образом, первые цензоры могли быть избраны в 435 г. до н. э. (Г. Фурий Пацил Фуз и М. Геганий Мацерин) — согласно античной традиции, именно они впервые воспользовались общественным зданием (villa publica) на Марсовом поле (Ливий. IV.22.7) и именно начиная с них, на основании закона Эмилия, пребывание в должности цензора было ограничено восемью месяцами, хотя сам рассказ об этом (Ливий. IV.24.2 слл.) изобилует весьма сомнительными деталями и, возможно, является вымышленным.
Само собой разумеется, что новая магистратура была учреждена для того, чтобы освободить консулов от бремени проведения ценза. Возможно, ранние цензоры были наделены и другими обязанностями (например, заключение и пересмотр откупных контрактов), но большинство их прочих функций и полномочий имеет, скорее всего, более позднее происхождение (см. также: Ливий. IV.8.2). Так, ответственность за состав сената была передана консулами цензорам, судя по всему, лишь в IV в. до н. э. (с. 465 наст, изд.), а их роль надзирателей за нравами граждан, вероятно, развилась постепенно из наблюдений за проведением ценза.
При этом нам не известно, отражает ли учреждение должности цензоров (вне зависимости от того, когда это произошло) какое-либо расширение оснований или функций самого ценза. Изначально ценз, по всей видимости, представлял собой всесторонний смотр войск70. В отношении всаднических центурий он сохранял подобный характер всегда, а традиция, согласно которой граждане, служившие пехотинцами, должны были явиться на ценз вооруженными и в полном составе, включая глав домохозяйств (Варрон. О латинском языке. VL86 сл.), позволяет предположить, что некогда он выполнял подобную функцию и в отношении пехоты. Впрочем, периодический характер ценза указывает на то, что он представлял собой нечто большее, чем просто смотр войска, который удобнее было бы проводить раз в год — не в последнюю очередь для того, чтобы включить в состав армии новобранцев, достигших нужного возраста. Скорее всего, в состав ценза уже в рассматриваемый период входила оценка соответствия каждого гражданина имущественным требованиям для несения военной службы71 или даже распределение всех граждан по трибам. С развитием центуриатных комиций как
69 В поддержку возникновения должности цензора в 443 г. до н. э. — ср., напр.: Leuze 1912 [В 645]: 95-133; Klotz 1939 [G 629]: 27 слл.
70 Pieri 1968 [G 689]: 47-75.
71 В Законах XII таблиц, вероятно, мог использоваться термин «duicensus» (Фрг. 12), обозначавший человека, который проходил ценз вместе со своим сыном.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
243
площадки для политических дебатов рассматриваемые функции могли несколько расшириться, и если прежде обязанность нести военную службу основывалась исключительно на возможности приобрести соответствующее вооружение (что вполне вероятно), то введение должности цензора могло быть также связано с появлением формальной оценки в «денежном» исчислении72. В чем точно не приходится сомневаться, так это в том, что двойственный характер ценза (определение не только воинских обязанностей, но и политических прав) должен был становиться всё заметнее по мере расширения влияния центуриатных комиций и постепенного углубления разрыва между военной и политической организациями гражданского коллектива.
(i) 	Комиции
В эпоху Ранней Республики определенное влияние продолжало сохранять древнейшее народное собрание Рима — куриатные комиции (comitia curiata), на которых по-прежнему рассматривались такие вопросы, как, например, усыновление людей, вышедших из-под отцовской власти, хотя участие комиций в действиях, затрагивающих фамилии, постепенно сходило на нет и уже не требовалось, по крайней мере, применительно к некоторым процедурам, посредством которых предоставляли свободу и гражданство рабам. Кроме того, куриатные комиции по-прежнему принимали определенные квазиполитические решения: так, по данным источников, именно собрание курий голосовало за возвращение из изгнания Камилла и, согласно некоторым древним авторам, изначально выбирало плебейских трибунов. Впрочем, скорее всего, это просто догадка, основанная на представлении о том, что плебейские трибутные комиции были учреждены только в 471 г. до н. э. Если данное представление верно (ср. с. 267 наст, изд.), то на более ранних этапах голосование могло осуществляться путем единодушного одобрения, а не по отдельным единицам.
Единственной существенной функцией куриатных комиций было регулярное принятие куриатных законов, которое предположительно требовалось для утверждения в должности, по крайней мере, основных магистратов. Если подобная процедура не была наследием царского периода (с. 131 наст, изд.), то возникла она в самом начале республиканской эпохи, поскольку принятие подобных законов при назначении цензоров было доверено уже центуриатным комициям (comitia centuriata). Вопрос о функциях вышеуказанных законов весьма дискуссионен. Так, в период Поздней Республики они рассматривались как необходимое условие для полной легитимации должности магистрата, а иногда — и для выполнения им своих обязанностей, прежде всего в военной сфере. При этом, однако, отсутствие подобного законодательного акта — как минимум, в отдельных случаях — не накладывало никаких конкретных ограничений на действия магистратов. Одной из причин этого мог быть упадок кури-
72 	Pieri 1968 [G 689]: 125-150.


244
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
атных комиций и сведение их деятельности к чистым формальностям. Впрочем, это также может отражать неопределенность, возникшую в силу изменения представлений о функциях рассматриваемых законов. Упоминания о том, что они утверждали должностных лиц, свидетельствуют лишь об их позднейшей интерпретации, на которую могли оказать влияние относящиеся к соответствующему периоду представления о законодательных актах как о распоряжениях народа и о самом народе — как об источнике власти магистратов. Изначально leges curiata могли быть предназначены для иной цели, выступая в качестве формального признания общиной вступления магистрата в должность. Подобная гипотеза может объяснить явный паралеллизм между выборами должностных лиц и принятием куриатного закона, а также показать, каким образом в эпоху Поздней Республики римляне могли на практике обходиться без подобных законов, но при этом в отдельных случаях рассматривали их как необходимое условие для надлежащего владения магистратскими полномочиями: так, например, объявление о том, что А. Семпроний и Кв. Фабий должны стать консулами — изначально формальный акт признания (возможно, сохранившийся с царских времен и осуществлявшийся путем единодушного одобрения (suffragium)), — впоследствии вполне могло быть истолковано как учредительный акт, утверждавший их назначение, особенно — если к нему постепенно добавлялось некое общее описание полномочий соответствующего магистрата. Еще одна весьма заманчивая гипотеза73 заключается в том, что по своему происхождению куриатные законы представляли собой акты, принимавшиеся на собраниях воинов по куриям и подтверждавшие принятие военного командования и подчинение новому командующему. Кроме того, это могло бы пролить свет на позднейшее развитие политических функций центуриатной организации. Впрочем, подобный специфический характер куриатных законов, судя по всему, исчез, как только курии перестали быть основой римского войска (возможно, в VI в. до н. э.), и мы уже не замечаем никаких следов этого в том рудиментарном собрании, которое в эпоху Поздней Республики принимало leges curiata.
Хотя роль куриатных комиций, вероятно, не особенно уменьшилась (рассказам о том, что при царях они выполняли более широкие функции, верить не следует (ср. с. 131 наст, изд.)), новые функции, приобретавшиеся народными собраниями в V в. до н. э., доставались в основном центу- риатным комициям. Впрочем, этапы развития этого органа — от единого войска (classis), состоявшего из тяжеловооруженной пехоты, сопровождавшей пехоту конницы и легковооруженных отрядов, к сложной политической структуре из пяти имущественных классов (classes), разделенных на голосующие единицы («центурии»), — вызывают серьезные дискуссии. За позднейшей политической организацией, судя по всему, скрывается структура, основанная на гоплитском войске численностью 6 тыс. человек (условная численность позднейшего римского легиона), посколь¬
73 	Cp.: Latte 1936 [G 639]: 59—73 = Idem. Kleine Schriften: 341—354.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
24 5
ку, согласно сообщениям древних историков, тяжелое пехотное вооружение имели шестьдесят центурий молодых мужчин из первых трех классов (ср. табл. 2, с. 201 наст. изд.). Разделение этого войска на три класса (первый — из сорока центурий более молодых воинов, второй и третий — по десять) считается отражающим тот факт, что в конце V в. до н. э. единое войско численностью 4 тыс. человек было доукомплектовано путем включения в каждый из двух новых классов по одной тысяче молодых мужчин, прежде не считавшихся пригодными к «гоплитской» службе74 — возможно, в силу готовности принять в пехоту людей, которые не могли позволить себе приобрести полный «гоплитский» доспех. Впрочем, согласно имеющимся у нас источникам, разница в вооружении — по крайней мере, между воинами второго и третьего классов — была минимальной и сводилась лишь к наличию или отсутствию поножей75. Это не дает убедительных оснований для отдельной классификации воинов. Кроме того, если позднейшие пропорции между стоимостью имущества отдельных классов существовали с самого начала, то, согласно рассматриваемой гипотезе, количество людей, отвечавших требованиям для вхождения в первый класс, должно было в два раза превышать численность тех, чье имущество оценивалось как составляющее пятьдесят или более процентов от минимума, необходимого для включения в данный разряд. Это само по себе невероятно, а столь существенные имущественные различия нельзя реалистично увязать со сравнительно небольшими отличиями в использовавшемся вооружении, особенно — опять же — между вторым и третьим классами.
Таким образом, более вероятным нам представляется предположение о том, что рассматриваемые различия — по крайней мере, в их исторической форме — сложились позднее, по политическим причинам, когда количество людей, годных к воинской службе, значительно превысило численность шестидесяти условных центурий тяжелой пехоты. О причинах данных нововведений остается только догадываться, но регулярное взимание военного налога (tributum), производившееся, вероятно, в конце IV в. до н. э., могло привести к обострению претензий на более высокий политический статус со стороны относительно зажиточных граждан. Новое соотношение и распределение первых трех классов по центуриям были явно предназначены для создания более благоприятных условий для тех, кто теперь отвечал требованиям для вхождения в первый класс, — и именно эти люди сохранили за собой (или получили) наименование «classis» в традиционном смысле этого слова («войско». — В.Г.). Всадники же еще сильнее укрепили свои привилегированные позиции, поскольку возрастание числа тех людей, кому предоставлялся государственный конь (их итоговая общая численность — 1,8 тыс. — едва ли от¬
и Наир.: Sumner 1970 [G 728]: 67-78.
75 Кроме того, воинам второго и третьего классов выдавались, скорее, не круглые гоплитские щиты-клипеи, а овальные скутумы, однако для VI—V вв. до н. э. это может быть анахронизмом (Kienast 1975 [Н 45]: 94), что, возможно, выдает довольно позднее возникновение различий в снаряжении. См., однако: Saulnier 1980 [G 706]: 71 слл. — возможный пример сочетания обоих типов доспеха из Болоньи.


246
Глава5. Ргш в Ve. дон. э. Гражданская община
носится к периоду ранее конца IV в. до н. э.), сопровождалось соответствующим увеличением количества всаднических центурий, в состав каждой из которых по-прежнему входило сто человек.
Таким образом, дифференциация классов в рамках «гоплитского» войска в том виде, в каком она была известна позднейшим авторам, может и не относиться к V в. до н. э.76, но растущая политическая роль цен- туриатной организации в рассматриваемый период, вероятно, уже вызвала определенные нововведения. Позднейшая система отведения старшим мужчинам (seniores) того же количества центурий, что и младшим (iuniores), не имеет особых оснований с военной точки зрения, поскольку по своей численности каждое из подразделений seniores, вероятно, было более чем в три раза меньше, чем соответствующая центурия iuniores. Соответственно, мы должны рассматривать анализируемые изменения с точки зрения политики. То, что вышеупомянутая система придавала голосам старших членов общины непропорционально большой вес — как с точки зрения численности, так и в плане вклада в ведение военных действий, — свидетельствует о том, что такие люди в общем и целом обладали весьма существенным влиянием и властью в обществе. Кроме того, рассматриваемые нововведения продемонстрировали решительный разрыв с представлениями о центурии как о подразделении из ста человек, что ускорило размежевание между организацией политического собрания и организацией войска. В последнем центурия теперь представляла собой подразделение непостоянного размера, а общее количество центурий (старших и младших), возможно, оставалось неизменным, несмотря на то, что могло весьма значительно расходиться с реальной численностью людей, годных к воинской службе. Предположительно, именно это привело к тому, что количество «политических» центурий, отведенных «младшим мужчинам», годным к службе в тяжелой пехоте, было четко зафиксировано — их стало ровно шестьдесят.
Аналогичным образом на место в народном собрании могли претендовать и легковооруженные воины. Возможно, эти люди также уже обладали собственной военной организацией, но — вне зависимости от того, когда они были включены в состав центуриатных комиций, — численность их подразделений должна была подвергнуться определенной коррекции, коренным образом снижавшей значение их голосов. Определить, когда была учреждена одна центурия пролетариев (которые призывались на службу только в чрезвычайных ситуациях), мы не можем, но двумя основными источниками политических разногласий в V в. до н. э. могли быть именно претензии центуриатных комиций на более значимую политическую роль и, как следствие, требования по зачислению в их состав всех взрослых представителей мужского гражданского коллектива77.
/6 В поддержку более ранних дат — ср., напр.: Fraccaro 1931 [G 579]: 91—97 (= Idem. Opuscula Π: 287-292); 1934 [G 581]: 57-71 (= Idem. Opuscula Π: 293-306); Last 1945 [G 638]: 42-44.
п Центурии «мастеров» (fabri) и музыкантов также являются искусственными, но они могли быть созданы для проведения смотров войска.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
247
Без сомнения, в эпоху Ранней Республики центуриатные комиции уже играли определенную политическую роль. Так, поднятие красного флага над Яникулом во время собрания по центуриям для предупреждения о нападениях врагов, скорее всего, относится ко времени до разрушения Вей (396 г. до н. э.), а использование центуриатного, но не куриатно го закона при введении в должность цензоров восходит предположительно ко времени учреждения данной магистратуры. Стремясь продемонстрировать незаконность своего изгнания в 58 г. до н. э., Цицерон [Речь в защиту Публия Сестия. 65; О государстве. П.61; О законах. Ш.11; ср. Законы ХП таблиц. IX. 1—2) упоминал о том, что Законы ХП таблиц разрешали вносить предложения о «смертной казни и гражданских правах» только в «величайшие комиции» (comitiatus maximus), и отождествлял последние с comitia centuriata. Если это действительно было так, то к рассматриваемому моменту центуриатные комиции, судя по всему, уже затмили куриатные.
Цицерон интерпретировал упомянутое положение как сосредотачивающее все дела о «жизни и смерти» в центуриатных комициях и ссылался при этом на некие «священные законы» (leges sacratae), которые, по его словам, также содержали запрет «привилегий» (privilegia) — предложений, направленных против частных лиц78. Под «leges sacratae», которые не упоминаются ни в одном другом из известных нам источников, Цицерон мог понимать меры, поддерживавшиеся плебейскими трибунами (с. 273 сл. наст, изд.), однако соответствующие положения Законов ХП таблиц — если они аутентичны, — судя по всему, были направлены на то, чтобы обуздать попытки трибунов накладывать — посредством принятия плебисцитов78а — наказание на тех, кто оказывал им открытое неповиновение. Таким образом, сосредоточение всех дел, связанных с вынесением смертных приговоров, в центуриатных комициях (в которые в V в. до н. э. трибуны, вероятно, еще не были допущены) явно отсылает нас только к принятию предложений, высказанных комициями, а не к наложению законно санкционированных наказаний, и, очевидно, было направлено на то, чтобы предотвратить их вынесение на рассмотрение плебейским собранием79. Таким образом, меры, принятые децемвирами, не дают оснований для приписывания центуриатным комициям широкого круга вопросов о «жизни и смерти» граждан. Более того, поскольку описания судебного преследования граждан квесторами на комициях являются для рассматриваемого периода не более чем вымыслом, а упоминавшиеся выше дуовиры, судя по всему, выносили приговор по обвинению в государственной измене, не ссылаясь на решение народа, мы можем со зна¬
78 Цицерон. Речь о своем даме. 43; Речь в защиту Публия Сестия. 65.
78а Плебисцит — постановление, принятое собранием плебеев; подробнее см. далее, с. 272 сл. наст. изд. — В.Г.
79 Если верна интерпретация, предложенная Цицероном, то запрет на принятие «привилегий», наложенный децемвирами, мог использоваться именно применительно к трибунам (иначе это довольно сложно согласовать с пассажем о законопроектах, касающихся смертной казни).


248
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
чительной долей уверенности предположить, что на анализируемом этапе центуриатные собрания вообще не были вовлечены в рассмотрение уголовных дел в первой инстанции80.
Самая важная роль центуриатных комиций в римской традиции — это избрание высших магистратов. Упоминания об этом некоторые исследователи расценивают как ошибку: по их мнению, изначально консулы либо назначали своих преемников сами, либо выносили на утверждение народного собрания несколько имен претендентов на соответствующие должности81. В пользу подобной точки зрения приводится два основных аргумента — широкие дискреционные полномочия81а, которыми в позднейшие периоды обладал председательствующий на комициях магистрат, и тот факт, что, согласно упоминаниям источников, он был наделен правом «выбирать» (creare) нового магистрата, объявляя о том, что тот избран на соответствующую должность. Впрочем, эти аргументы явно недостаточны. Объявление результата выборов представляло собой учредительный акт, посредством которого кандидат, одержавший победу, формально вступал в должность, и, соответственно, термин «creare» относился именно к данному действию. При этом весьма примечателен тот факт, что латинское слово «creare» довольно редко используется при описании назначения консулом диктатора (в подобных случаях обычно употребляется термин «dicere» — «назначать») и, как правило, встречается в контекстах, предполагающих всенародное голосование. Что же касается существовавшего в позднейшие периоды права председательствующего магистрата отвергать кандидатов, то оно использовалось главным образом в тех случаях, когда народное собрание поддерживало кандидатуры, которые он считал неприемлемыми по причине несоответствия требованиям или интересам государства или аристократии (а не исходя из собственных предпочтений). По крайней мере, в эпоху Средней Республики в Риме не существовало никаких формальных требований, согласно которым выставить свою кандидатуру на выборы могли только те граждане, которые были одобрены председательствующим магистратом (хотя подобная практика могла постепенно войти в обычай), а на комициях в магистраты могли быть выбраны даже люди, не включенные в список официально оглашенных кандидатов.
Таким образом, контроль, осуществлявшийся председательствующим магистратом, по своему характеру был негативным, что, скорее, даже свидетельствует против того, что он изначально сам назначал своих преемников. По общему признанию, назначение диктатора, городского пре¬
80 Об «обращении к народу» в случае притеснений со стороны магистратов — ср. с. 269 сл. наст. изд.
81 Ср.: Mommsen 1887-1888 [А 91] I: 470-471; Tibiletti 1950 [G 738]: 3-21. Против точки зрения, согласно которой на протяжении всего республиканского периода интер- рекс также предлагал кандидатов на должность консула, которые впоследствии должны были утверждаться на комициях (Staveley 1954/1955 [G 722]: 193—211), высказывался Й. Ян (Jahn 1970 [G 623]: 25-27).
81аДискреционные полномочия — полномочия должностного лица действовать по собственному усмотрению. — В.Г.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
249
фекта и (возможно) квесторов показывает, что в эпоху Ранней Республики общенародное голосование не считалось играющим основную роль для введения магистратов в должность, однако у нас нет четких доказательств существования подобной практики для ранних консулов — для выполнения характерного для римской аристократии требования последовательного чередования должностей (с. 253 наст, изд.), возможно, была необходима система избрания, опиравшаяся на более широкую основу. Как можно предположить, достичь этого удавалось, потребовав утверждения кандидатов на должность консула в сенате или даже в народном собрании, однако не менее вероятно и то, что с самого начала римляне считали политически целесообразным позволить любому патрицию выдвигать свою кандидатуру и предоставить вооруженным силам новой Республики активную роль в назначении постоянного военачальника (что могло усилить их преданность ему во время военной кампании). Если даже это было не так, то такие эпизоды, как консульство Фа- биев в период между 485 и 479 гг. до н. э., вполне могли быстро привести к введению выборов. Конечно, вне зависимости от того, когда было уступлено это право, оно должно было представлять собой весьма существенный фактор в смягчении враждебности по отношению к правлению аристократии, хотя при этом патрицианские интересы были защищены правом председательствующего магистрата отвергать неприемлемых кандидатов, а также подчинением выборов акту «patrum auctoritas». Следовательно, даже если в комициях плебеи составляли большинство, у патрициев оставались формальные механизмы для усиления своей монополии на государственные должности, если бы кто-то попытался посягнуть на нее.
Если центуриатная организация действительно изначально носила военный характер, то среди ее древнейших функций было, вероятно, и объявление войны, что, возможно, даже послужило одной из основных отправных точек для развития центуриатного собрания в качестве политического органа. Кроме того, оно могло утверждать договоры, однако свидетельств в пользу этого пока явно недостаточно. В подобных случаях, как и во всех своих законодательных действиях, комиции, конечно, всегда созывались магистратами и всецело зависели от магистратских предложений, которые могли только принимать или отклонять. Меры же, принимавшиеся комициями, должны были получить утверждение в виде patrum auctoritas. Соответственно, их роль в законодательной сфере на рассматриваемом этапе представляется весьма сомнительной. Конечно, упомянутое Ливием (V1I.17.12; cp.: IX.34.6 сл.; Законы ХП таблиц. ХП.5) положение из Законов ХП таблиц («впредь всякое решение народного собрания должно иметь силу закона») вполне может указывать на весьма значительную законодательную деятельность комиций, однако аутентичность этого упоминания вызывает определенные сомнения. Хотя рассматриваемое положение было явно предназначено для разрешения конфликтов между законами или другими законодательными актами, принятыми народным собранием, и не должно было предпола¬


250
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
гать представлений о необходимости народовластия82, формулировка анализируемого закона, без сомнения, была модернизирована. Не исключено, что в него могло быть включено упоминание о необходимости получения санкций со стороны патрициев (patrum auctoritas) на принятие соответствующих актов, да и иных свидетельств широкого принятия законов на комициях у нас практически нет. Закон 472 г. до н. э., текст которого еще был доступен Варрону (Макробий. Сатурналии 1.13.21), указывает на то, что определенная законодательная деятельность комиция- ми все же велась, но содержание упомянутого акта нам не известно. Законы ХП таблиц могли предусматривать возможность внесения предложений о смертной казни отдельных граждан, но если это действительно было так, то подобная мера была главным образом направлена на то, чтобы лишить законной силы предложения трибунов, обращенные к плебсу. Законодательные акты внесли лишь очень ограниченный вклад в развитие частного права на позднейших этапах периода Республики и — возможно, за исключением самих Законов ХП таблиц — едва ли могли широко использоваться в V в. до н. э. Всё политическое устройство Рима было в значительной степени сформировано на основе обычая и практики, и даже наиболее фундаментальные нововведения конституционного характера могли не опираться на законодательную базу, несмотря на страстное желание некоторых позднейших авторов обеспечить таковую. У нас нет надежных доказательств существования общих законов, определявших функции и прерогативы отдельных магистратур, и даже создание новых должностей могло не иметь законодательного основания. Упомянутый у Ливия закон об учреждении диктатуры явно представляет собой позднейший вымысел (с. 234 наст, изд.) — так же, как и описываемый Дионисием [Римские древности. V.70.5) законодательный акт, согласно которому право назначения диктаторов оставалось в руках сенаторов. Создание консулярного трибуната как магистратуры, открытой и для патрициев, и для плебеев (Ливий. IV.35.il), — такая же фикция, да и отдельным упоминаниям о законах, согласно которым якобы был учрежден консулат (Помпоний. Дигесты. 1.2.2.16) или введена цензура (Ливий. IX.34.7), тоже едва ли можно верить. В общем и целом, под подобные нововведения не подводилась законодательная база — причем это верно даже для создания претуры и курульного эдилитета в 367 г. до н. э. Большинство политических законов рассматриваемого периода представляет собой плод измышлений позднейших авторов и вызывает весьма значительные сомнения. Таким образом, насколько позволяют судить имеющиеся у нас данные, хотя центуриатное собрание представляло собой основной и, возможно, действительно единственный источник комици- ального законодательства, сфера действия и количество подобных законов, вероятно, были весьма ограниченными. Конечно, не исключено, что нам просто не хватает знаний, но, скорее всего, рассматриваемые функ¬
82 	Ср. предложенное Аппианом истолкование сходного царского указа (События в Ливии. V.31).


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
251
ции просто развивались очень постепенно и представляли собой одно из наиболее важных следствий зарождения и успеха народного движения за политические реформы.
(j) 	Заключение
Постепенное развитие республиканских органов управления отражает тот факт, что они возникали скорее как реакция на сиюминутные политические или административные нужды, нежели в ходе реализации некоего заранее продуманного общего плана или применения некой общей конституционной теории. Более того, нововведения раннего периода — например, диктатура — выдают потенциальную недостаточность изначальных мер. Такое теоретическое построение, как «конституция», представляло собой преимущественно порождение эпохи Поздней Республики и, соответственно, сложилось задним числом, а в V в. до н. э. даже полномочия отдельных магистратов, вероятно, не рассматривались как единое целое. Хотя в форме и структуре магистратур, конечно, можно заметить определенные повторяющиеся принципы, магистратуры следует рассматривать всё же в контексте политических требований соответствующего времени, в первую очередь — выдвигавшихся правящей патрицианской прослойкой.
Эта наследственная аристократия, вероятно, сформировалась в основном при последних царях, причиной чего послужило увеличение экономического могущества (конечно, этому благоприятствовала постоянная экспансия Рима), возраставшая необходимость в специальных познаниях в правовой и религиозной сфере, с которой цари не могли справиться в одиночку, а также воинская доблесть самих патрициев и сравнительная слабость центральной власти, которая способствовала тому, что отдельные лидеры могли приобрести множество приверженцев. Важность аристократии уже в царский период особенно хорошо заметна в процедуре междуцарствия, которая указывает на то, что в Риме на определенном этапе его истории существовало представление о ненаследуемой царской власти и о центральной роли аристократов в назначении новых царей — и даже когда единоличные правители захватывали власть силой, они были вынуждены приходить к соглашению, по крайней мере, с определенной (весьма существенной) частью элиты, если хотели удержаться на своем месте. Более того, как можно предположить, именно стремление более влиятельных родов укрепить собственное положение по отношению к царской власти в конечном итоге привело к отстаиванию коллективных прав — в частности, относительно членства в сенате, что позднее было подкреплено требованиями, согласно которым ряд наиболее важных должностей (прежде всего жреческих) должны были занимать только представители привилегированной прослойки.
Превращение рассматриваемой аристократии в замкнутую касту проследить довольно сложно. Хотя некоторые семейства могли быть де- факто наделены наследственными привилегиями сравнительно рано,


252
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
представление о том, что эти семейства являют собой некую закрытую группу, вероятно, внедрялось в общественное сознание очень медленно, а состав этой группы, соответственно, оставался достаточно гибким. Так, например, имена этрусского происхождения, которые носили отдельные представители патрициата в исторический период, вероятно, в значительной степени восходят к людям, прибывшим в Рим в VI в. до н. э. Эти переселенцы могли воспользоваться «открытым» характером аристократического общества того времени (с. 319 сл. наст, изд.) или, возможно, представляли собой сторонников отдельных царей, которых те пытались возвысить. Аналогичным образом, падение определенного правителя могло приводить к устранению некоторых из его приверженцев — для того, чтобы предположить, что подобные меры были приняты после бегства Тарквиния Гордого, необязательно даже признавать правдоподобие легенды об изгнании Тарквиния Коллатина в 509 г. до н. э.83. Возможно, представления о замкнутости патрициата окончательно устоялись лишь после свержения царей, когда право на занятие высшей должности в новой Республике приобрело решающее значение и создало существенные основания для окончательной фиксации замкнутого круга людей, пригодных для осуществления политической власти, но даже тогда в их составе могла наблюдаться определенная текучесть (которую детально проследить мы уже не можем) — отдельные семейства теряли свой статус, а другие (например, Клавдии), наоборот, получали признание. Впрочем, несмотря на вышесказанное, в основании переворота 509 г. до н. э., судя по всему, лежало именно возрастание могущества аристократии в VI в. до н. э. и постепенное осознание общих коллективных интересов и привилегий. Политическая же система, созданная после упомянутого переворота, прежде всего служила интересам аристократов.
Возможно, наиболее насущной внутриполитической проблемой Рима было сохранение стабильности самого патрициата, которой извне угрожали многие влиятельные деятели со своими сородичами, товарищами и клиентами. Конечно, патриции стремились выразить свою коллективную роль в управлении государством в конституционных терминах. Отсюда и сохранение процедуры междуцарствия, и учреждение patrum auctoritas (когда бы оно ни произошло), и, вероятно, приписывание сенату главенствующей роли в принятии решений. Хотя каждый высший магистрат сам по себе обладал весьма широкими полномочиями, которые считались необходимыми, в частности, для военного командования (вероятно — его основная функция), срок его пребывания в должности ограничивался одним годом и, возможно, с самого начала неизменной чертой регулярных римских магистратур стала коллегиальность, дававшая возмож¬
83 	Пизон. Фрг. 19Р; Цицерон. О государстве. П.53; Ливий. П.2.1 слл.; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. V.9 слл.; и т. д. (Луций Тарквиний Коллатин был одним из лидеров республиканского переворота в Риме в 509 г. до н. э. Наряду с Луцием Юнием Брутом он был избран консулом, но, будучи родственником свергнутого царя — Тарквиния Гордого, — через некоторое время был вынужден отправиться в изгнание, так как народ тяготился его именем. — В.Г.)


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
253
ность пресекать личное злоупотребление властью, но в еще большей степени поощрявшая сотрудничество в исполнении должностных обязанностей. Кроме того, данные, приведенные в табл. 3, демонстрируют, что в первые три десшилетия Республики на высшей государственной должности довольно быстро стали появляться представители целого ряда новых семейств. В рассматриваемый период занимать высшую магистратуру разрешалось больше одного раза, однако при этом на протяжении почти всего V в. до н. э., очевидно, существовал определенный запрет на занятие этой должности на протяжении нескольких лет подряд84 или двумя членами одного и того же рода одновременно, что было направлено на предотвращение монополизации власти отдельными лицами и, соответственно, на обеспечение распределения полномочий между аристократами. По общему признанию, увеличение количества консулярных трибунов сопровождалось некоторым ослаблением вышеупомянутых правил, но подобное быстрое расширение круга высших должностных лиц само по себе липший раз подчеркивает коллективный характер высшей магистратуры. При этом исключение делалось лишь в одном случае и, что характерно, — в военной сфере: в определенных обстоятельствах консул должен был добровольно отказаться от своей власти главного должностного лица государства и, в частности, от полномочий военачальника и назначить диктатора, который осуществлял верховное командование войском единолично. Впрочем, срок пребывания диктатора в должности был ограничен шестью месяцами, а то отвращение, которое римские аристократы испытывали к подобной неограниченной власти, приводило к тому, что на практике он чаще всего слагал с себя обязанности сразу же после того, как справлялся с решением задачи, ради которой был назначен.
При этом подобные политические меры не могли полностью воспрепятствовать амбициям отдельных аристократов — если в легендах о Сп. Кассии и Манлии Капитолине имеется хотя бы зерно истины, то опора отдельных лидеров на своих приверженцев, возможно, и в рассматриваемый период продолжала оставаться достаточно мощным фактором.  * 40884 	За исключением весьма сомнительных примеров — П. Валерия Попликолы (консул 509, 508 и 507 гг. до н. э.), Г. Юлия (консул 435 и 434 гг. до н. э.) и Г. Сервилия Аксил- лы (консулярный трибун 419, 418 и 417 гг. до н. э.) — первым, кто достиг этого, согласно большинству имеющихся у нас источников, был Г. Сервилий Агала (консулярный трибун
408 и 407 гг. до н. э.).
Количество случаев повторного занятия высших должностей в первые пятьдесят лет Республики не является аномально высоким — за исключением того, что некоторые деятели были консулами три раза подряд. В 509—452 гг. до н. э. шестьдесят шесть человек занимали консульскую должность один раз, тринадцать — дважды и шестеро — три раза. Для сравнения — например, в 277—220 гг. консульскую должность занимали дважды двадцать пять человек, хотя ценность подобных сравнений довольно невелика, так как в Ш в. До н. э. рассматриваемая ситуация нередко диктовалась военными нуждами. Конечно, последнее соображение может быть справедливым и для V в. до н. э., но для того, чтобы объяснить повторное занятие высших должностей в этот период, мы располагаем явно недостаточным объемом данных.


254
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
Таблица 3
Появление представителей отдельных родов на высшей государственной должности:
509—401 гг. до н. э.
509 Горации (8)
498 Клелии (3)
471 Квинкции (27)
Юнии (1)
497 Минуции (5)
469 Нумиции (1)
Лукреции (12)
Семпронии (8)
461 Волумнии (1)
Тарквинии (1)
495 Клавдии (6)
455 Ромилии (1)
Валерии (37)
Сервилии (23)
454 Атернии (1)
506 Герминии (2)
492 Гегании (7)
Тарпеи (1)
Ларции (4)
489 Юлии (16)
453 Куриации (1)
505 Постумии (13)
Пинарии (3)
Квинктилии (2)
503 Менении (11)
488 Фурии (35)
452 Сестии (1)
502 Кассии (3)
Навции (8)
451 Генуции (5)
Вергинии (13)
487 Аквиллии (2)
445 Курции (1)
501 Коминии (2)
Сицинии(?)(1)
444 (или 441) Папирии (19)
500 Сулышции (18)
485 Корнелии (36)
444 Атилии (3)
Туллии (1)
Фабии (28)
437 Сергии (11)
499 Эбуции (3)
484 Эмилии (19)
433 Фолии (1)
Ветурии (10)
480 Манлии (19)
422 Антонии (1)
Примечание. В первой колонке приведены годы, когда представители каждого рода впервые появились на высшей государственной должности, а в скобках указано, сколько раз представители соответствующего рода занимали ее (исключая децемвираты) в период с 509 по 367 г. до н. э. Данные основаны на неисправленных консульских фасгах, поскольку любые попытки удалить сомнительные элементы будут весьма спорными.
Впрочем, внутренняя сплоченность патрициата в конечном итоге всё же помогала ему справиться с подобными проблемами. Без сомнения, это происходило благодаря целому ряду моментов: социальные связи в рядах самой аристократии могли стать более широкими и сложными, возможности для частных грабительских набегов, вероятно, были постепенно ограничены — по крайней мере, на суше85, и самое главное — в то время, как в царский период аристократы в лучшем случае сталкивались с выбором между соперничавшими претендентами на престол, теперь они имели эгоистический интерес в сохранении собственной коллективной власти и, естественно, должны были сомкнуть ряды и выступить против тех, кто угрожал ее существованию. Возвышение плебса, вероятно, только уси¬
85 	На море люди латинского происхождения могли и в IV в. до н. э. участвовать в пиратских авантюрах — судя по всему, на свой страх и риск, ср.: Диодор Сицилийский.
XVL82.3.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
2 55
лило это чувство общей заинтересованности. При этом, однако, сохранялась и определенная напряженность и неустойчивость в рядах самих аристократов. Представители таких родов, как Корнелии, Фабии, Фурии, Квинкции, Сервилии и Валерии, занимали политические должности непропорционально часто (табл. 4). Наиболее ярким примером этого, несомненно, является период с 485 по 479 г. до н. э., когда консулами семь раз подряд становились представители рода Фабиев, что, возможно, было связано с падением Сп. Кассия в 486/485 г. до н. э. и с сигналами о потенциальной опасности, которую постоянно создавало подобное внутреннее соперничество и амбиции аристократов. Практически безраздельная монополия влиятельных родов на магистратуры, судя по всему, укрепилась — не так заметно, но всё же ощутимо — в эпоху консулярного трибуната, и произошло это несмотря на наблюдавшееся в этот период расширение возможностей для занятия должностей. При этом многие другие gentes могли крайне редко увидеть своих представителей на государственных должностях и, вероятно, уже находились под угрозой исчезновения. Возможно, их опасения нашли косвенное отражение в Законах ХП таблиц (с. 286 сл. наст. изд.).
Конечно, патрициат не мог игнорировать и новые силы, возникавшие в римском обществе. Создание «гоплитского» войска в VI в. до н. э. или несколько ранее привело к формированию организации, которая — вне зависимости от своего изначального размера — едва ли могла комплектоваться исключительно представителями полусотни патрицианских родов и их приверженцами86. Мы не можем исключать вероятности того, что демографический рост УП—VI вв. до н. э. и, в особенности, территориальная экспансия Рима способствовали увеличению численности самостоятельного крестьянства, а совместная «гоплитская» служба стимулировала постепенное складывание представлений об общих интересах и идентичности. В V в. до н. э. члены «гоплитского» classis, вероятно, играли очень незначительную роль в принятии политических решений, однако воинам (сходки которых, по сути дела, представляли собой политические собрания в зачаточной форме), судя по всему, было достаточно рано предоставлено право выбирать магистратов и объявлять войну, в результате чего в Риме появилась определенная основа для распределения политических прав на новой, тимократической86а основе. Конечно, изначально этот аспект, вероятно, играл лишь второстепенную роль, но воинские объединения с подобными функциями превращали войско в естественную площадку для дебатов и при этом особую важность приобретала передача упомянутых прав в руки своеобразного народного собрания. Впрочем, довольно быстро стало ясно, что эти новые права были четко упорядочены в соответствии с имущественным положением, а затем — и с возрастом.
86 	Иная точка зрения изложена ранее, на с. 129 сл. наст. изд. О небольших размерах многих патрицианских gentes — cp.: Botsford 1907 [G 20]: 681—683.
86а Тимократия — форма правления, при которой политические права предоставляются гражданам в зависимости от размеров их имущества. — В. Г.


256
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
Таблица 4
Распределение высших государственных должностей между представителями отдельных родов.
509—445 и 444—367 гг. до н. э.
Gentes, представители которых занимали высшие магистратуры в 509—445 гг. до н. э.
Валерии
11
Кассии*
3
Клелии
1
Фабии
10
Менении
3
Куриации*
1
Вергинии
10
Навции
3
Курции*
1
Фурии
7
Сулышции
3
Юнии*
1
Сервилии
6
Эбуции
2
Нумиции*
1
Эмилии
5
Корнелии
2
Квинктилии
1
Горации
5
Коминии*
2
Сестии*
1
Минуции*
5
Гегании
2
Сицинии (?)*
1
Постумии
5
Генуции
2
Ромилии*
1
Квинкции
5
Герминии*
2
Тарпеи*
1
Клавдии
4
Манлии
2
Тарквинии*
1
Юлии
4
Пинарии
2
Туллии*
1
Ларции*
4
Семпронии
2
Волумнии*
1
Лукреции
4
Аквиллии
1
Ветурии
4
Атернии*
1
Итого:
134
Gentes, представители которых занимали высшие магистратуры
в 444—367 гг. до н. э.
Корнелии
34
Постумии
8
Тицинии (пл.)
2
Фурии
28
Семпронии
6
Требонии (пл.]
) 2
Валерии
26
Ветурии
6
Эбуции
1
Квинкции
22
Гегании
5
Альбины (пл.)
1
Папирии
19
Навции
5
Антистии (пл.)
1 1
Фабии
18
Атилии
3
Антонии
1
Манлии
17
Горации
3
Дуилии (пл.)
1
Сервилии
17
Генуции
3
Аквиллии
1
Сулыпщии
15
Вергинии
3
Фолии
1
Эмилии
14
Клавдии
2
Пинарии
1
Юлии
12
Клелии
2
Помпонии (пл.) 1
Сергии
11
Лицинии (пл.)
2
Квинктилии
1
Лукреции
8
Мелии (пл.)
2
Секстилии (пл
,) 1
Менении
8
Публилии (пл.)
2
Итого:
316
Примечание. В таблицах указано, сколько раз представители каждого рода занимали должность консула или консулярного трибуна в соответствующий период. Данные основаны на неисправленных консульских фастах (ср. табл. 3). Gentes, названия которых появляются впервые в 401 г. до н. э. или позднее и обычно рассматриваются как мшатрици- анские, маркированы пометкой «пл.». При этом непатрицианскими могли быть (по крайней мере, частично) и некоторые другие gentes (ср. с. 215, 403 наст. изд.). Названия, помеченные звездочками в первом списке, во втором не фигурируют.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
257
Но даже в таком случае будет весьма опрометчиво предполагать, что более зажиточные крестьяне, которые не являлись клиентами патрициев, обязательно рассматривали себя как отдельную категорию в рамках римского политического и социального порядка или всегда действовали соответствующим образом. Ведь наряду с возникновением наследственной аристократии, формально монополизировавшей государственные должности, и зарождением тимократической структуры, оказывавшей не менее формальное воздействие на реальные избирательные права, в Риме сохранялась и другая традиция — традиция гражданской общины. Более того, различие между гражданами и негражданами являлось фундаментальным для всего правового и политического порядка. Например, это очень хорошо заметно по тому разрьюу в статусе, который существовал между гражданином и рабом — даже в тех случаях, когда на практике они могли быть подвержены одним и тем же физическим ограничениям. Хотя ограниченный масштаб рабства мог придавать последнему намного более мягкий, патриархальный характер, чем в позднейшие периоды, отмеченные существованием массового рабовладения87, раб, по закону, являлся собственностью своего владельца и, насколько нам известно, не обладал никакими правами, тогда как римский гражданин, попавший в долговую кабалу или проданный другому гражданину, судя по всему, сохранял в неприкосновенности все свои публичные и прочие права (по крайней мере, в теории). Аналогичным образом, правило, согласно которому несостоятельных должников продавали в рабство «за Тибр» (Законы XII таблиц. Ш.5), должно было отражать стремление предотвратить попадание одного римского гражданина в узаконенную зависимость от другого88.
Основания для получения гражданства в рассматриваемый период предположительно не отличались от тех, что были в ходу позднее, когда гражданскими правами наделялись законные дети римского гражданина или — что весьма примечательно — незаконные дети римской гражданки, вне зависимости от соблюдения иных требований. Формулировка, содержащаяся в одной из версий Законов ХП таблиц (1.4 — «proletario iam civi», то есть «пролетарий, который теперь является гражданином»), может указывать на то, что гражданский статус практически безземельных пролетариев представляет собой измышление современных исследователей, однако, скорее всего, в рукописи законов всё же значилось просто «proletario civi» («бесхозяйственный гражданин»)89. Таким образом, у нас нет надежных доказательств того, что гражданство когда-либо увязывалось с имуществом. Как правило, статус гражданина предоставлялся по рождению.
8/ Наследием этого периода предположительно является, например, участие рабов в обрядах семейного культа.
88 Впрочем, позднее возникла точка зрения, согласно которой пойманные с поличным воры, передававшиеся в руки потерпевшего, становились его рабами (Гай. Институции. Ш.189).
89 Причем даже в этом месте слово «civi» («гражданин») является излишним и, вероятно, было добавлено позднее.


258
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
Впрочем, римский гражданский коллектив не был закрытым (ср. с. 319 сл. наст. изд.). Вне зависимости от того, являлось ли это уже формально признанным правом, латины, переезжавшие в Рим, вероятно, получали римское гражданство, а римляне, перебиравшиеся в латинские города, — латинское. При этом отдельные города (включая Рим), возможно, признавали право своих граждан, отправленных в изгнание, находить убежище в других городах. Как и на более ранних этапах, когда общины центральной Италии, судя по всему, носили подобный «открытый» характер, Рим также мог принимать переселенцев из-за пределов Лация, а постоянное включение представителей покоренных народов в гражданский коллектив, думается, совершенно верно рассматривалось Дионисием [Римские древности. П.16.1 сл.; XIV.6.1 слл.) как основной фактор будущего успеха. Прежде всего подобная открытость проявлялась в предоставлении гражданского статуса вольноотпущенникам при даровании свободы, что, судя по всему, наблюдалось уже в рассматриваемый период90. Положения Законов ХП таблиц, касающиеся опеки над вольноотпущенниками или получения наследства от них, не содержат никаких указаний на то, что эти люди не имели гражданского статуса91, а Таблица V.8 даже, предположительно, предусматривала, что вольноотпущенники могли оставлять завещания (возможно, утверждавшиеся на комициях). Если это действительно так, то бывшие рабы уже однозначно являлись полноправными гражданами, а рассматриваемый принцип в любом случае возник, скорее всего, в то время, когда вольноотпущенников было еще не очень много и они, как правило, имели центральноиталийское происхождение92.
Как известно, римская практика в рассматриваемой сфере радикально отличалась от практики многих греческих государств, где бывшие рабы оставались в положении, аналогичном положению метеков — иноземцев, постоянно проживавших в соответствующем полисе. Основная причина этого, по-видимому, заключается в различных последствиях получения гражданского статуса. В древнегреческих городах-государствах этот статус рассматривался, как правило, с точки зрения участия в политической жизни и наделения соответствующими правами93. Для
90 Плутарх в своем довольно сбивчивом рассказе [Попликола. 7.7; ср. также: Ливий. П.5.10), судя по всему, предполагает, что предоставление свободы стало сопровождаться и присвоением гражданского статуса лишь с 509 или 512 г. до н. э., однако этому едва ли можно верить (то же самое относится и к вьюоду Дионисия о том, что гражданский статус был впервые дарован вольноотпущенникам Сервием Туллием, который якобы создал цензовую систему (и сам по происхождению являлся рабом?) (Римские древности. IV.22.4)).
91 Ульпиан (Сочинения. 29.1) однозначно понимал эти правила как относящиеся к вольноотпущенникам, являвшимся гражданами (в отличие от представителей возникшей при Августе категории вольноотпущенников, которые гражданами не являлись).
92 Одна или обе процедуры, которые использовались для предоставления рабам свободы при жизни их патрона, также подразумевают предоставление гражданского статуса (Cosentim 1948, 1950 [G 187] I: 9—17). О других точках зрения на датировку предоставления гражданства — ср.: Chantraine 1972 [G 182]: 59—67.
93 См., однако: Frederiksen 1984 [J 48]: 196—198. В этой работе отмечается более неустойчивая ситуация — в частности, среди западных греков.


I. Изменения в сфере политики и государственного устройства
259
римского же вольноотпущенника, который, судя по всему, по-прежнему считался человеком более низкого социального статуса, зависевшим от своего бывшего владельца94, гражданство означало прежде всего определенные права в сфере цивильного права, которые в большинстве греческих государств можно было получить и на основании квазиметекско- го статуса. Основным исключением — помимо права производить на свет свободных граждан — была собственность на землю, но в Риме она не была так тесно связана с полным правом участия в политической жизни (по крайней мере, изначально), как в греческом мире95. Более того, для гражданского коллектива в целом политические права в царский период в лучшем случае были весьма ограниченными и начали постепенно развиваться лишь в эпоху Ранней Республики. При этом, однако, понятие гражданской общины уже являлось центральным и находило выражение в самых различных формах: в особом характере социальных связей между людьми разного статуса (с. 199 наст, изд.), в отсутствии формализованной социальной иерархии, в одинаковом одеянии всех граждан (тога), в участии в религиозной жизни общины (с. 701 сл. наст, изд.), в ее защите и, возможно, в общественных работах96, в коллективном членстве в куриях (очевидно, без различий в статусе) и участии в их общих трапезах и собраниях, в принятии куриатными комициями мер, касавшихся статуса и собственности отдельных лиц, в обычае обращаться за помощью к гражданскому коллективу (с. 270 сл. наст, изд.) и, самое главное, в коллективном (а в теории и практически равном) обладании правами, предоставляемыми в соответствии с гражданско-правовыми нормами. Действительно, право (ius), являвшееся основанием для предъявления гражданином претензий на собственность, именовалось «правом граждан» («ius Quiritium»).
Впрочем, даже не говоря о потребности в более значительной роли при принятии политических решений, захват патрициями власти и их социальная исключительность могут показаться как аномальным явлением, так и угрозой для рассматриваемого гражданского строя. Государственный контроль за добычей и продажей соли или за импортом зерна в голодные годы (конечно, если упоминания об этом достоверны) может служить свидетельством существования рудиментарных представлений об озабоченности государства благосостоянием всего гражданского коллектива, однако те формы, которые принимала политическая власть на практике, вполне могли представлять собой посягательство на права от¬
94 	Впрочем, у нас нет явных доказательств того, что патроны автоматически получали власть над своими вольноотпущенниками, cp.: Cosentini 1948, 1950 [G 187] I: 69—103; Treggiaii 1969 [G 150]: 68-75.
9о Позднейшая привязка отпущенных на свободу рабов к четырем городским трибам (ошибочно относимая древними авторами к периоду Ранней Республики, когда она не могла принести никакой практической пользы), вероятно, была вызвана тем, что эта категория населения стала более многочисленной и приобрела определенную политическую роль благодаря изменениям в системе функционирования трибутных комиций.
96 См. с. 163 насг. изд., сноска 56.


260
Глава 5. Рим в V в. до н. э. Гражданская община
дельных граждан: определение права, а также соответствующие знания и административные функции целиком находились в руках правящей элиты, и даже лица «гоплитского» статуса были практически никак не защищены от принуждения со стороны магистратов, а также от их самоуправства. Более того, именно отсутствие четко определенных ограничений магистратской власти сделало отношения между магистратами и частными лицами центральным моментом в представлениях римлян о развитии магистратур и о свободе народа. Позднейшие свидетельства подобной озабоченности можно усмотреть в том, что право магистратов накладывать вето на судебные решения и принудительные меры, принятые их коллегами, судя по всему, появилось и получило дальнейшее развитие как реакция на обращения за помощью, поступавшие со стороны отдельных граждан. Если максимальный размер штрафа (взимавшегося в качестве принудительного взыскания) действительно был установлен в V в. до н. э. (ср. с. 151 наст, изд.), то это нововведение также было осуществлено в рассматриваемом контексте. И самое главное — именно в этом контексте мы должны в первую очередь искать истоки наиболее примечательного перелома во внутриполитической истории Рима: политического самоутверждения плебса.
II. Плебейское движение
(а) 	Введение
Поскольку прерогативы и функции плебейских трибунов оставались в центре политических противоречий и юридических комментариев вплоть до конца республиканского периода, происхождение и развитие плебейских прав вполне могло быть отражено в относительно устойчивой устной традиции, которая, правда, постоянно менялась и перерабатывалась в угоду позднейшим политическим или историографическим требованиям. Соответственно, дошедшие до нас рассказы древних авторов должны подвергаться тщательному анализу, направленному на выявление аутентичных черт в описаниях возникновения плебса как политической силы. Ключевую роль в получении плебеями определенных политических прерогатив древние авторы отводят двум эпизодам, относящимся к V в. до н. э. Первая сецессия (494/493 г. до н. э.) ознаменовала возникновение плебса как политической силы и появление плебейских должностных лиц, тогда как выступления в поддержку кодификации законов достигли высшей точки в деятельности первого и второго децемвиратов, за которой сразу же последовала вторая сецессия (449 г. до н. э.), обеспечившая восстановление трибуната с расширенными полномочиями. Далее — в качестве своего рода пролога к общей оценке состава и целей плебейского движения — мы подробно проанализируем эти два эпизода и связанные с ними реформы.


П. Плебейское движение
261
(b) 	Первая сецессия и плебейские должностные лица
По данным имеющихся у нас нарративных источников97, в 494 г. до н. э. плебеи, возмущенные долговыми проблемами, которые были вызваны вражескими набегами, бременем военной службы и налогообложения, а также — согласно Саллюстию и Ливию — произволом патрициев, отказались нести военную службу и удалились на Авентин или на Священную гору (или сначала на Авентин, а затем — на Священную гору)97а. Первая сецессия закончилась, когда в дело вмешался Менений Агриппа (консул 505 г. до н. э.), который в своей образной речи сравнил взаимозависимость патрициев и плебеев с взаимозависимостью частей тела и тем самым убедил людей в необходимости воссоединения. При этом, однако, патриции также были вынуждены сделать плебеям одну важную уступку: теперь в Риме появились плебейские должностные лица (трибуны), ограничившие власть консулов путем предоставления плебеям, которым угрожали притеснения со стороны магистратов, помощи (auxilium) в форме личного вмешательства. Назначение и официальное признание трибунов стало результатом соглашения (Ливий. П.33.1) или даже заключения формального договора между патрициями и плебеями (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. VI.89.1; cp.: VL66.3 сл.).
Вопрос о количестве изначально назначенных трибунов вызывал споры уже у древних авторов. Согласно Пизону, Цицерону, Аттику и, возможно, Диодору (с. 266 наст, изд.), их было двое, а затем, в 471 г. до н. э., это количество возросло до четырех (Диодор) или пяти (Пизон). Вероятно, такова была изначальная версия, однако уже в конце П в. до н. э. Сем- проний Тудитан (Фрг. 4P) отмечал, что первые два трибуна путем кооптации выбрали себе еще трех коллег, в силу чего их стало пятеро — число, которое также встречается в источниках, использовавшихся Ливием и Дионисием. Это не оставляло места для расширения коллегии в 471 г. до н. э., однако рассматриваемая версия относит к этому году еще одно важное изменение: введение в плебейском собрании голосования по трибам.
Трибунская прерогатива оказания помощи плебеям, согласно некоторым авторам, гарантированная соглашением 493 г. до н. а, была подкреплена «неприкосновенностью» трибунов. Одна из традиций возводит эту неприкосновенность к данной плебеями клятве защищать плебейских должностных лиц от любых посягательств, угрожая нарушителям объявлением вне закона. Аналогичными представлениями могли руководствоваться и те авторы, которые считали, что неприкосновенность трибунов была установлена неким «священным законом» (lex sacrata), приня¬
9/ См. прежде всего: Пизон. Фрг. 22—23Р; Валерий Анциат. Фрг. 17Р; Асконий Педи- ан. Колшентарии к речи Цицерона в защиту Корнелия. Р. 76—77CI; Цицерон. О государстве. П.57; Брут. 54; Саллюстий. Югуртинская война. 31.17; История. 1. Фрг. И; Ливий. П.23— 33; Дионисий Галикарнасский. Рижские древности. VI.23—90; Inscr. Ital. ХШ.З, № 60, 78; Фест. 422/424L; Дион Кассий. Фрг. 17. Vol. I: 43—49 Boissevain; Зонара. УП.14 сл.
9/а Собственно, лат. «secessio» и означает «уход». — В.Г.


262
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
тым во время первой сецессии. Согласно одной из версий, высказывавшихся еще в древности, само название «священный закон» происходило от термина, обозначавшего предусмотренное им объявление вне закона («sacer esto»), тогда как другие авторы относили его именно к тем законам, что были приняты плебеями во время сецессии (Фест. 422L).
Опираясь на поддержку со стороны народа, трибуны очень быстро (с точки зрения древних историков) приобрели все прерогативы, которые ассоциировались с их должностью в период Поздней Республики. Так, Дионисий тщательно документирует присвоение трибунам права проводить собрания плебса (492 г. до н. э.), обвинять патрициев перед народом (491 г. до н. э.), созывать сенат и выносить свои предложения на его рассмотрение (456 г. до н. э.), самостоятельно накладывать штрафы (455 г. до н. э.) и предлагать плебисциты, обязательные для исполнения всеми римлянами (449)198. Если в тексте Ливия аналогичные представления заметны не так хорошо, то это лишь потому, что он достаточно безразлично относился к вопросам, касавшимся государственного устройства.
Конечно, значительная часть рассказов о первой сецессии не заслуживает нашего доверия. Так, в частности, изображение Аппия Клавдия (консул 495 г. до н. э.) как стойкого противника плебейских требований или М. Валерия как главного сторонника примирения отражает лишь устоявшиеся литературные штампы (Валерии даже заявляли, что М. Валерий, будучи диктатором 494 г. до н. э., положил конец сецессии). Упоминаемый Дионисием официальный договор тоже можно не принимать во внимание как проявление неуместного формализма, характерного для его исторического труда: рассказывая о второй сецессии, указанный автор вновь упоминает о таком же соглашении (cp.: XI.49.3; см. также: Ливий. IV.6.7).
Заметные в источниках расхождения относительно локализации первой сецессии или количества изначально назначенных трибунов аналогичным образом указывают на то, что рассказы о данном эпизоде были подвергнуты весьма существенной переработке. О том же самом свидетельствуют и противоречия по поводу личностей первых трибунов". Даже очевидно ранний элемент истории об учреждении трибуната — басня, рассказанная Менением, — представляет собой заимствование из греческих литературных или философских источников98  99 100. Согласно Дионисию, эту басню «излагали во всех древних исторических сочинениях»
98 Дионисий Галикарнасский. Римские древности. УП.16 слл., 35 слл. (прежде всего 65.1 слл.); Х.31.1 слл., 50.1 слл.; XI.45.1 слл.
99 Cp.: MRR 1.15 сл. Упоминания о трибунах V в. до н. э. являются в целом крайне сомнительными, на что указывает явное дублирование имен в списках под 470 и 449 гг. до н. э. (напр.: Momigliano 1931 [G 674]: 164—166 (= Idem. Quarto Contributo: 301—302)). Конечно, плебеи могли вести какие-то записи о своей деятельности, однако трибуны не являлись эпонимами и, следовательно, причин составлять их официальный список по типу консульских фаст не существовало.
100 Nestle 1927 [Н 66]: 350-360.


П. Плебейское движение
263
(Дионисий Галикарнасский. Римские древности. VI.83.2. Пер. А.В. Щеголева), но при этом весьма сомнительно, чтобы она стала известна римлянам до Ш в. до н. э. — хотя ранний закат политической карьеры Мене- ниев может указывать на то, что представления о сыгранной Мене- нием Агриппой роли примирителя сложились достаточно давно, а сама басня была направлена на поддержку и оправдание патрицианской гегемонии.
Столь же ненадежна и датировка сецессии. Хотя в сохранившихся источниках этому не придается большого значения, упоминания о том, что трибунат был учрежден в год посвящения храма Цереры — основного религиозного центра плебейского движения, выглядят вдвойне подозрительно, поскольку находят параллель с посвящением Капитолийского храма в первый год Республики (с. 218 наст. изд.). Судя по всему, возникновение трибуната относится к самым ранним этапам республиканского периода — возможно, до принятия Законов ХП таблиц, которые предположительно стали результатом согласованного давления со стороны плебеев и даже могли быть направлены на определенное ограничение власти трибунов. Впрочем, если только древние авторы не меняли датировку посвящения самого храма Цереры, точный год первой сецессии, вероятно, является результатом позднейшей реконструкции101.
Дошедшие до нас рассказы о причинах и последствиях сецессии на первый взгляд также содержат довольно серьезную нестыковку: сецес- сия начинается с экономических затруднений (долговые проблемы), но ее высшей точкой является преимущественно политическое решение (создание трибуната). Позднейшие авторы102 упоминают о том, что освобождение должников фигурировало среди условий, на которых плебеи согласились вернуться в Рим, но, судя по всему, это были лишь попытки упомянутых авторов разгадать стоявшую перед ними загадку. При этом Ливий (П.33.1; ср. также: Цицерон. О государстве. П.59) ничего не говорит о подобном решении и, вероятно, рассматривает сам трибунат как средство защиты от притеснения должников. Правдоподобно ли это?
Рассматривая наказания должников в V—IV вв. до н. э., Ливий и Дионисий говорят в основном о том, что те формально «присуждались» («addicti») магистратом их кредитору и вследствие этого попадали в своеобразное «квазирабство». Авл Геллий [Аттические ночи. XX. 1.19; 39—52; ср.: Законы ХП таблиц. Ш.1 слл.) сообщает, что в Законах ХП таблиц говорилось о передаче в распоряжение кредитора должников, к которым могли относиться и лица, не выплатившие долг, взятый на основании устной договоренности (stipulatio)103, однако при этом данный автор ничего не говорит о каком-либо праве кредитора оставлять «присужденного» должника себе в качестве «квазираба» — скорее всего, по истечении
101 О вероятном существовании традиции, согласно которой учреждение трибуната датировалось серединой V в. до н. э., см. с. 280 сл. наст. изд.
102 Дионисий Галикарнасский. Римские древности. VI.83.4 сл., 88.3; Дион Кассий. Фрг. 17. Vol. I: 47 Boiss.; Inscr. Ital ХШ.З, № 60, 78.
103 Ср.: Гай. Институции. IV. 17а.


264
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
определенного периода заточения, который отводился на выплату долга, несостоятельного должника полагалось либо казнить, либо продать в рабство «за Тибр». Возможно, удержание должника в качестве закованного в цепи кабальника было постепенно разрешено и нередко основывалось на заключении между сторонами соглашения (pactum), согласно которому тот избегал предусмотренного законом наказания, но даже в подобном случае остается весьма значительная вероятность того, что, рассматривая «присуждение» (аддикцию), анналисты опирались в основном на процедуру, относившуюся к позднейшим временам, когда на основе судебного приговора, вынесенного несостоятельному должнику, действительно могло возникнуть «квазирабство»104, а также на уподобление аддикции собственно долговой кабале.
История долговой кабалы (nexum) известна нам плохо, поскольку она, по общему мнению, была отменена законом Петелия (Lex Poetelia) в 326 или 313 г. до н. э. и, соответственно, до позднейших периодов дошли очень незначительные сведения о ней. Согласно Ливию (П.27.1), закабаление было принудительным и предполагало формальное «присуждение» должника заимодавцу, осуществлявшееся магистратом. Впрочем, это опять же могло быть просто следствием уподобления друг другу двух различных процедур, поводом для чего в данном случае, вероятно, послужило желание автора связать с притеснением должников имя консула Аппия Клавдия. Впрочем, другие упоминания Ливия (УШ.28.2; ср.:
VII. 	19.5; Валерий Максим. VI. 1.9), а также Варрона [О латинском языке. УП.105) позволяют предположить, что люди отдавали себя в кабалу добровольно (хотя непосредственных доказательств этого не приводится). При этом, однако, форма подобной сделки на удивление плохо отражена в источниках. Нам даже неясно, что она представляла собой — получение займа под залог собственной личности или самопродажу в рабство лиц, неспособных погасить предшествующий долг105. Если верно последнее, то мы можем предположить, что данная процедура возникла главным образом как способ избежать суровых последствий аддикции, однако в подобном случае весьма сложно понять, почему ее отмена должна была рассматриваться как важный успех народной борьбы. Более правдоподобным представляется предположение о том, что — вне зависимости от юридической формы — рассматриваемая процедура представляла собой предоставление займа под залог личности должника, который попадал в кабалу немедленно или — в случае невыплаты долга — по прошествии предписанного законом периода106. То, что ка- бальник мог отработать долг, весьма сомнительно, поскольку, скажем, Варрон, говоря об искуплении собственного долга (Там же), вероятно,
104 	Напр.: Рерре 1981 [G 283]: 100—101, 188—208. Явная уверенность Ливия (УШ.28.8) в том, что закон Петелия (см. далее) запрещал заковывать должников в цепи, вероятно, основана на путанице между долговой кабалой и аддикцией.
10э О современных теориях см.: Behrends 1974 [G 172]: 141—150.
106 Естественно, подобная мера могла также применяться и в тех случаях, когда существующий долг оставался невыплаченным, на что нередко указывают древние авторы.


П. Плебейское движение
265
имел в виду его выплату. На практике рабство, судя по всему, становилось для многих пожизненным107.
Если передача человека в долговую кабалу представляла собой исключительно частную сделку без участия магистратов, то трибунат едва ли был создан специально и главным образом для ее регулирования, поскольку в эпоху Средней и Поздней Республики трибуны достаточно редко вмешивались в отношения между отдельными гражданами. Возможно, во времена Ранней Республики ситуация была иной (с. 268 наст, изд.), особенно применительно к кабальникам, которые не могли отстаивать свои права в суде (ср.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. XVL5), но, учитывая, что в позднейшие периоды подобное вмешательство не входило в функции трибунов, было бы весьма опрометчиво предполагать, что оно изначально представляло собой их единственную задачу, поскольку в подобном случае нам пришлось бы объяснять, почему трибуны отказались от рассматриваемой традиции, которая сыграла центральную роль в учреждении их должности (а объяснить это будет весьма сложно). Возможно, с позднейшим характером анализируемой магистратуры лучше согласуется вмешательство трибунов в процедуру «присуждения» должников, если она осуществлялась без должного основания (см.: Ливий. VI.27.8 слл.), но в подобных случаях законом предусматривалось участие поручителя (vindex), и опять же нам представляется неправдоподобным, что постоянная магистратура могла быть учреждена исключительно для рассмотрения дел лиц, в отношении которых был вынесен предположительно несправедливый приговор и которые не могли выставить поручителя.
При этом, конечно, нельзя отрицать того, что недовольство экономическими условиями вполне могло послужить весьма существенным фактором для мобилизации народа на борьбу против правящей патрицианской прослойки108 или что трибунат с самого начала предназначался для того, чтобы выступать в качестве двигателя реформ. Более того, важность экономических трудностей в период первой сецессии, вероятно, представляет собой весьма ранний элемент соответствующей исторической традиции, поскольку именно такого рода трудности, судя по всему, подразумевались в басне, рассказанной Менением: патриции — это желудок Рима, наслаждающийся (подразумеваемым образом) плодами чужих трудов. При этом, однако, тот факт, что ни Ливий, ни Дионисий ничего не упоминают о серьезном недовольстве народа долгами вплоть до IV в. до н. э., позволяет предположить, что центральная роль долговых проблем в волнениях 494/493 г. до н. э. может представлять собой искусственную конструкцию, возможно основанную на сведениях о сецессии 287/286 г. дон. э. (с 473 наст, изд.), когда долговое бремя, судя по всему, действительно выступало определяющим фактором, а политический
10/ Более подробно вопрос о долговой кабале и ее политическом значении будет рас- см°трен далее, на с. 395 сл. наст. изд.
Вероятные свидетельства определенных трудностей с поставками зерна в начале V в. до н. э. см. выше, с. 164 сл. наст, изд., сноска 62.


266
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
результат (признание универсальной юридической силы постановлений, принятых плебейским собранием) действительно в потенциале имел прямое отношение к решению данного вопроса. Если же говорить о встречающихся у древних авторов упоминаниях о том, что важными причинами сецессии были также проблемы, связанные с военной службой и налогообложением, то они, конечно, не выдерживают никакой критики. В рассматриваемый период подушного налогообложения просто не существовало, а военные кампании хоть и могли иногда препятствовать сбору урожая, но всё же, как правило, отличались скоротечностью и проходили невдалеке от Рима.
Таким образом, от всей литературной традиции о первой сецессии остается весьма скудная информация: отказ нести военную службу в начале V в. до н. э. привел к созданию трибуната, на что также определенное — но не обязательно решающее — влияние оказали затруднения экономического характера. Более того, даже этот минимум сведений вызывает определенные сомнения:109 некоторые исследователи предполагают, что и первая, и вторая сецессии были полностью скопированы с сецессии 287/286 г. до н. э. Впрочем, совпадений между этими событиями явно недостаточно для того, чтобы доказать подобное дублирование, а плебеи в Ш в. до н. э. вполне могли еще раз воспользоваться тактикой, которая уже продемонстрировала свою эффективность в прошлом. Решающим здесь является характер самого трибуната. Поскольку эта должность была предназначена, в частности, для того, чтобы представлять плебейские интересы и противодействовать нежелательным действиям со стороны государственных магистратов, она должна была возникнуть в результате важного акта самоутверждения со стороны весьма существенной прослойки, не относившейся к правящей аристократии. В подобном контексте первая сецессия заслуживает полного доверия, поскольку демонстрирует вполне правдоподобный механизм, посредством которого плебеи стремились добиться признания своего права на самоорганизацию, а ее конкретная форма (отказ от военной службы) хорошо согласуется с вероятной изначальной задачей самого трибуната.
Догадки об изначальных функциях и ранних этапах развития трибуната следует строить главным образом на основании его позднейшего характера и истории. По мнению ряда исследователей, происхождение названия «tribunus» от слова «tribus» («триба») указывает на то, что изначально трибуны были связаны с четырьмя городскими трибами110. При этом, однако, у нас нет надежных свидетельств в пользу того, что трибунов с самого начала было четверо: рассказ Диодора об избрании четырех плебейских трибунов в 471 г. до н. э. (XI.68.8), возможно, относится не к учреждению рассматриваемой должности, а к увеличению численности трибунов в последующие годы, на что указывают используемые им самим формулировки, а также параллели с сочинением Пизона (с. 261 наст.
109 Напр.: Beloch 1926 [А 12]: 283.
110 Ed. Meyer 1895 [Η 57]: 1-18 = 1924,1: 333-355


П. Плебейское движение
267
изд.)111. Насколько нам известно, трибуны никогда не выступали в качестве представителей отдельных частей города, и даже если бы это было так, то нам потребовалось бы весьма детальное объяснение того, почему подобная связь была разорвана достаточно рано, когда количество рассматриваемых магистратов возросло до десяти. Название анализируемой должности также можно объяснить тем, что плебеи собирались на свои сходки по трибам. По общему признанию, подобные собрания были введены позднее, в 471 г. до н. э., трибуном Публилием, однако распространенное в древности представление о том, что изначально выборы магистратов осуществлялись на ином собрании (в куриатных комициях), явно противоречит связи между ранними трибунами и городскими трибами и — в любом случае — может оказаться вымыслом, опирающимся на закон Публилия, якобы принятый в 339 г. до н. э. и сделавший решения плебейских собраний по трибам обязательными для исполнения всеми римлянами. Неопределенность датировки возникновения самих триб (с. 302 сл. наст, изд.) запутывает вопрос еще больше, однако вероятность того, что они с самого начала могли использоваться в качестве базы для плебейских собраний, исключать нельзя. Как вариант, название «tribunus» могло быть создано по образцу наименования военных трибунов, которые, вероятно, достаточно рано перестали выступать в качестве командующих пехотными контингентами триб. Это опять же будет хорошо согласовываться с представлением о сецессии как об отказе от военной службы.
Характер трибуната в более поздние периоды римской истории указывает на то, что одной из его наиболее фундаментальных и, соответственно, — древнейших черт было предоставление помощи отдельным гражданам и их защита от произвола магистратов. При этом неприкосновенность трибунов должна была служить именно для того, чтобы защищать их в тех случаях, когда они осуществляли вмешательство подобного рода. Кроме того, важность рассматриваемого аспекта трибунских обязанностей явно отражает требования, согласно которым трибун не мог провести ночь или целый день вне города, а его дверь следовало всегда держать открытой. Позднейший специальный термин, использовавшийся для обозначения запрета, наложенного на действие магистрата («intercessio»), происходит от наименования фактического действия «вставания между» («intercedere») двумя сторонами конфликта, а принадлежавшие трибунам в позднейшие периоды более широкие права наложения вето (например, на законы), для которых более подходящим было бы слово «препятствовать» («prohibere») либо «запрещать» («interdicere»), соответственно, являются вторичными и, вероятно, происходящими от изначального права трибунов на посредничество от лица отдельного гражданина. Более того, расширение прерогатив трибунов, судя по всему, нередко обеспечивалось посредством принадлежавшего им права препят¬
111 	Urban 1973 [Н 97]: 761—764. Если это действительно так, то Диодор, предположительно, рассказывал об учреждении трибуната в не дошедшей до нас части своего труда, где описывались события до 486 г. до н. э.


268
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
ствовать исполнению различных судебных и магистратских решений, в частности — во время воинского набора (тактика, очень хорошо заметная в рассказах анналистов о временах Ранней Республики). С середины Ш в. до н. э. этот рычаг воздействия использовался уже не так активно, в силу чего мы можем предположить, что упоминания о нем являются аутентичными — по крайней мере, применительно к IV — началу Ш в. до н. э.
Как и в позднейшие времена, рассматриваемая помощь со стороны трибунов, вероятно, в числе прочего использовалась в связи с ролью магистратов в рассмотрении гражданских дел и в воинском наборе, поскольку именно в этой сфере магистраты чаще всего вступали в конфронтацию с отдельными гражданами. Впрочем, на ранних этапах своего существования трибуны предположительно выступали посредниками всякий раз, когда защиты требовало плебейское общественное мнение. Соответственно, они, судя по всему, пытались вмешиваться и в рассмотрение иных случаев произвола со стороны магистратов, особенно когда он был направлен против плебейских волнений. При этом наложенный на трибунов запрет покидать город и их отстранение от военной сферы могут представлять собой позднейшие нововведения. Кроме того, время от времени трибуны могли препятствовать притеснениям плебеев со стороны частных лиц (ср.: Зонара. VH. 15), хотя на протяжении всей своей истории они никогда не допускали активного нарушения принципа, согласно которому преследование частных правонарушений осуществлялось прежде всего самими частными лицами. На протяжении всего периода Республики трибуны, по-видимому, не осуществляли никаких позитивных полномочий в сфере гражданской или уголовной юрисдикции в отношении граждан, действовавших в личном качестве (ср.: Авл Геллий. Аттические ночи. ХШ.12.9), и даже не претендовали на них, да и позднейшее развитие рассматриваемой должности ограничивалось почти исключительно публичной сферой.
Поскольку анализируемая должность явно предназначалась для того, чтобы ограничить власть консулов, изначальное количество трибунов, скорее всего, действительно равнялось двум, однако мы не можем проверить ни это предположение, ни различающиеся упоминания древних авторов о последующем возрастании упомянутого количества до десяти — в 457 (Ливий. Ш.30.7; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. Х.30.6), возможно, 449 (Диодор Сицилийский. ХП.25.2) или даже 493 (ср.: Ливий. П.44.6; Валерий Максим. VL3.2) гг. до н. э.112. К возникновению потребности в наращивании численности, судя по всему, привело то, что ранним трибунам действительно приходилось осуществлять реальное физическое вмешательство, что явно отражает «узурпаторскую» природу их деятельности. Следовательно, очень большое внимание должно было уделяться также сохранению непрерывности трибуната. Определенные отголоски этого мы можем уловить в требовании
112 	Ср. также: Зонара. VII.15, 17; Stuart Jones 1928 [А 128]: 453 сл.


П. Плебейское движение
269
(Диодор Сицилийский. ХП.25.3 (449 г. до н. э.); Валерий Максим. VL3.2 (486 г. до н. э.)), согласно которому трибуны должны были обеспечить избрание собственных преемников под угрозой казни через сожжение113, однако об этом требовании Валерий Максим упоминает, чтобы объяснить название памятника «девяти сожженным» (с. 27 сл. наст, изд.), а потому оно могло представлять собой результат позднейших измышлений. Вероятность того, что коллегия трибунов могла комплектоваться не полностью, заметна в предполагаемом запрете на кооптацию, который на весьма сомнительных основаниях увязывается с плебисцитом Требония 448 (или 401) г. до н. э., но параллелей этому в сфере государственных должностей мы не находим. На ранних этапах положение трибунов было явно очень непрочным, а признание их прав — что бы ни говорили древние историки — происходило очень медленно и в жесткой борьбе. Следовательно, поддержка народа для этих должностных лиц была очень важна, и, соответственно, упоминания античных авторов о том, что неприкосновенность трибунов была гарантирована общей клятвой всех плебеев, представляются нам в высшей степени правдоподобными114 — в конечном итоге, трибунат базировался на общем принципе плебейской самозащиты.
Вполне вероятным следствием рассматриваемого нововведения было то, что гражданин, столкнувшийся с несправедливостью со стороны магистрата, должен был нередко обращаться не только к трибунам, но и к народу. Учитывая, насколько важную роль играли в общественной жизни подобные обращения (ср. с. 192 сл. наст, изд.), к рассматриваемому периоду они, возможно, имели уже достаточно долгую историю и могли вынудить магистрата пойти на уступки — под угрозой общественного неодобрения или даже насилия. У Ливия (напр.: П.55.5—7) подобные обращения к народу за защитой иногда рассматриваются как подкрепление права так называемой «провокации» («provocatio ad populum» — «обращение к народу»), которое — наряду с помощью со стороны трибунов — нередко считается одним из двух столпов римской народной свободы. «Провокация», судя по всему, в позднейшие периоды рассматривалась как обращение не за подмогой115, а за тем, чтобы народное собрание подтвердило, изменило или отменило наказание, назначенное должност¬
113 Ср. также: Дион Кассий. Фрг. 22. Vol. I: 61 Boiss.; Зонара. VII.17.
114 В качестве параллели этой клятве иногда приводится обет подчиняться своим командирам и сражаться насмерть, принесенный самнитским «полотняным легионом» (Ливий. Х.38.5 слл.; ср. с. 354 насг. изд.) (Altheim 1940 [Н 5]), однако обстоятельства, цели и последствия подобных военных обетов (а также «священных законов», в соответствии с которыми иногда собирались италийские войска) были совершенно иными.
110 Противоположная точка зрения — Lintott 1972 [Н 48]: 229 сл. Но, согласно Ливию (П.55.5—7), обращение за помощью к народу произошло после того, как консулы отказались признать «провокацию», а потому могло представлять собой отдельное событие. Данный эпизод, который содержит явные анахронизмы (Ogilvie 1965 [В 129]: 375), вполне сопоставим с более поздними случаями (Lintott. Op. cit.: 231), когда отдельные римляне пытались добиться соблюдения своих гражданских прав, прибегнув к поддержке народа, и мог быть основан на них. Аналогичным образом можно объяснить и события, описываемые Ливием в кн. Ш (56.5 слл.).


270
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
ным лицом отдельному гражданину. Согласно нашим источникам, для граждан, приговоренных к смертной казни или к бичеванию, подобное право обжалования было формально гарантировано законом Валерия (Lex Valeria) 509 г. до н. э.116, который был подкреплен законом Валерия— Горация (Lex Valeria Horatia) (или плебисцитом Дуилия) 449 г. до н. э., запрещавшим назначение магистратов без права обжалования их действий. Эти же положения были повторены в законе Валерия 300 г. до н. э. Впрочем, аутентичным может быть лишь последний из перечисленных правовых актов. Консульство Валерия в 509 г. до н. э. само по себе является весьма сомнительным117, и, учреждая новую республиканскую магистратуру с широкими властными полномочиями, аристократы едва ли могли сразу же наложить столь весомое ограничение на их осуществление. Существование подобного закона также весьма основательно затрудняет объяснение сосредоточенности ранних трибунов на противостоянии притеснениям со стороны магистратов. Кроме того, он явно дублирует закон 300 г. до н. э., что отражает как позднейшие популистские амбиции Валериев, так и общее стремление древних авторов отнести возникновение ключевых элементов народной свободы к первому году Республики. Возможно, вымыслом являются и законодательные акты 449 г. до н. э.; да и имеющиеся в нашем распоряжении источники в любом случае указывают на то, что магистраты, действия которых не могли быть обжалованы, всё равно продолжали назначаться. Это были диктаторы.
Упомянутые выше вымышленные меры, а также закон Валерия 300 г. до н. э., вероятно, касались прежде всего обжалования насильственных действий и наказаний со стороны магистратов, но, когда Цицерон утверждает (О государстве. П.54), что в Законах ХП таблиц содержались положения, позволявшие обжаловать любое наказание и любой судебный приговор, он может подразумевать и обжалование обычных решений суда. Впрочем, даже если упомянутый автор говорит только о принудительных наказаниях, накладывавшихся магистратами, и о том, что магистраты не были обязаны учитывать рассматриваемые апелляции (этот вопрос Цицерон не проясняет), то потенциальный размах последних всё равно был намного шире, чем предусматривалось позднейшим законодательством. Если только в данном случае мы не имеем дело со значительным потенциальным посягательством народа на сферу магистратских предписаний, которое не было отражено в других источниках и осталось в основном неосуществленным, информация, приводимая Цицероном, должна быть отвергнута — в лучшем случае как основанная на неверном толковании (возможно, под влиянием рассказов о реформах Солона) закона о том, что смертные приговоры могли выноситься только центури- атными комициями, и/или иных ныне утраченных положений. Что касается подобного обжалования решений дуовиров (по делам о государственной измене), о котором упоминают некоторые авторы I в. до н. э., то
116 Согласно Дионисию [Римские древности. V.19.4) и Плутарху [Попликола. 11), сюда же относились и наложенные магистратами штрафы.
117 Наир.: Ranouil 1975 [Н 74]: 71—72; ср. выше, с. 213 сл. насг. изд.


П. Плебейское движение
271
оно также весьма сомнительно, хотя определенное участие народного собрания в рассмотрении дел об измене, по крайней мере, не выглядит из ряда вон выходящим.
Впрочем, даже если наши источники сильно преувеличивают формальные права на обжалование, существовавшие в эпоху Ранней Республики, полностью правдоподобным остается предположение о существовании неформальных обращений за помощью в борьбе с притеснениями со стороны магистратов — в рамках традиций гражданской взаимопомощи. Если судить по позднейшим свидетельствам, подобные обращения были явным образом адресованы к «согражданам» (квиритам), причем нередко — с намеком на то, что угроза нависла над правами всех граждан, и, вероятно, именно необходимость придать рассматриваемым обращениям более формальную и эффективную форму выражения, послужила толчком для создания трибуната, основанием для чего, возможно, стало появление отдельных ораторов, выражавших народные настроения в рассматриваемых ситуациях. Столкнувшись с подобной враждебностью со стороны народа, магистрат мог либо настоять на приведении в исполнение своего решения (если у него была такая возможность), либо сдаться. Как вариант, он также мог попытаться определить истинную силу народного возмущения, созвав народное собрание и выдвинув формальное предложение о наказании обвиняемого. Следовательно, изначальное обращение к народу за помощью постепенно превратилось в обращение за судебным решением, и, соответственно, догадка о том, что «провокация» в ее позднейшем понимании произошла и изначально зависела именно от подобных неформальных ходатайств118, представляется нам полностью правдоподобной. Впрочем, на практике — даже после того, как право обжалования было санкционировано законом — оно, судя по всему, реализовывалось очень редко (если вообще реализовывалось). Объяснить это, вероятно, можно тем, что в тех случаях, когда магистрат отказывался пойти на уступки, но при этом всё же чувствовал себя обязанным учесть мнение народа, он «сохранял лицо», просто меняя рассматриваемое наказание. По сути дела, это могло быть долговременным следствием принятия в 300 г. до н. э. закона Валерия. Согласно тексту Ливия, сохранившемуся в позднейшем пересказе [Периохи. XTV), в 275 г. до н. э. М. Курий — впервые в истории Рима — распорядился распродать имущество гражданина, не явившегося для службы в войске (а возможно, даже продать в рабство и его самого: ср. Варрон в соч.: Ноний. Р. 28L; Валерий Максим. VL3.4)119. На тот момент казнь и бичевание, по сути дела, уже были запрещены, однако им нашлась почти столь же суровая замена.
Как мы уже видели, народная поддержка представляла собой не только самостоятельное средство получения сатисфакции, но и основной
||8 Lintott 1972 [Н 48]: 226-267; cp.: Staveley 1954-1955 [Н 90]: 412-428.
119 	Дионисий [Римские древности. VHL81.3 (cp. Х.33.3)) упоминает о продаже имущества уклониста и обращении его в рабство в начале V в. до н. э., однако, возможно, это было ЛИшь анахроническое предвосхищение позднейшей практики.


272
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
фактор, определявший эффективность вмешательства трибунов. Как считали более поздние авторы (ср., например: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. Х.31.3), в тех случаях, когда вмешательство трибуна оставалось без внимания или когда ему наносилось иное оскорбление, виновный в этом мог быть казнен без суда и следствия, хотя первую известную нам попытку осуществить подобное право в исторический период предпринял трибун Г. Атиний в 131 г. до н. э., что, без сомнения, отражает озабоченность прерогативами трибунов, характерную для эпохи Гракхов (Ливий. Периохи. ЫХ; Плиний Старший. Естественная история. VIL143). Гораздо чаще в позднейшие периоды трибуны использовали свое право по собственной инициативе «посвящать богам» имущество, как правило, принадлежавшее магистратам. Это также, предположительно, отражает древнюю практику (ср.: Цицерон. Речь о своем доме. 123)120, однако применительно ко времени Ранней Республики мы не находим в источниках ни одного примера ее использования и ни одного упоминания о самосуде. Конечно, это может просто говорить о недостаточности наших источников, и насильственные действия подобного рода вполне могли предприниматься, но, судя по всему, осуществить их, как правило, было весьма сложно. В подобных случаях трибун мог лишь обратиться к плебейскому собранию с просьбой сделать официальное заявление о том, что его неприкосновенность была нарушена, и о том, что виновный в этом магистрат ставится вне закона, а его имущество должно быть конфисковано. Возможно, именно подобные призывы пытались запретить составители Законов ХП таблиц (с. 247 наст. изд.).
Упомянутые выше постановления плебейского собрания (плебисциты) могут лежать и в основе позднейшего права трибунов привлекать бывших магистратов к ответственности за нарушения, допущенные ими во время пребывания в должности. По мнению анналистов, подобная прерогатива достаточно широко использовалась уже в V в. до н. э., что проявилось в целом ряде проходивших в народных собраниях судебных процессов, главным образом — против экс-магистратов, потерпевших неудачу в военных действиях. Впрочем, подобные упоминания не могут быть исторически достоверными. Прежде всего вызывает подозрение тот факт, что в подавляющем большинстве они относятся только к V в. до н. а, а для IV в. до н. э. почти не фиксируются. Некоторые из описываемых процессов (такие, как суд над Кориоланом) явно выдуманы. Взыскания, нередко накладывавшиеся по решению народного собрания на обвиняемого, по своим масштабам не соответствуют описываемому времени, а если бы трибун требовал смертной казни, то магистраты-патриции едва ли допустили бы его в центуриатное собрание, что, согласно упоминанию Цицерона, было необходимо для судебных разбирательств подобного рода в соответствии с Законами ХП таблиц. Наконец, в рассматриваемый период трибуны просто не могли получить столь широких полномочий или столь универсальных функций.
120 	Как, вероятно, и те проклятия, которые в 55 г. до н. э. Г. Атей Капитон посылал вослед отправлявшемуся в поход Крассу; ср. с. 718 сл. наст. изд.


П. Плебейское движение
273
Зависимость трибунов от поддержки народа также подразумевает, что плебс, судя по всему, представлял собой по преимуществу саморегулирующуюся структуру. Право на подобную организацию, возможно, было обеспечено сецессией, но, поскольку плебеи могли принимать решения по собственным делам, они, по-видимому, это и делали, не нуждаясь в каком-либо одобрении со стороны. Предположение Дионисия о том, что до 471 г. до н. э. для подобных решений требовалась санкция сената, является лишь следствием ошибочного представления, согласно которому в предшествовавшие времена собрания плебеев проходили в рамках общих патрицианско-плебейских куриатных комиций (см. Римские древности. ΙΧ.41.3 сл.), а для того, чтобы любое решение, принятое этим органом, стало обязательным к исполнению, непременно требовалось предварительное постановление сената (с. 227 наст, изд., сноска 39).
Еще один вопрос: являются ли исторически достоверными многие из описанных в источниках плебейских собраний V в. до н. э., которые были направлены на регулирование и защиту плебейского движения? Да, Дионисий [Римские древности. VII. 17.5) цитирует принятый плебейским собранием в 492 г. до н. э. закон, бравший под защиту трибунов на время их выступлений перед народом, Ливий (III.64.10) приводит явно вымышленную формулу, использовавшуюся при выборах трибунов до 448 г. до н. э., Фест (424L) упоминает «первый закон о трибунате», однако аутентичность всех этих документов в лучшем случае является недоказуемой. Аналогичным образом, хотя плебеи, вероятно, достаточно свободно прибегали к принятию официальных решений, многие из них не получали законодательного оформления. Так, например, крайне сомнительным представляется соглашение между патрициями и плебеями (Ливий. П.33.1) или требование «священного закона», согласно которому патриции не могли становиться трибунами (Цицерон. Речь о консульских провинциях. 46; Речь в защиту Публия Сестия. 16). Хотя анналисты вполне верно уловили весьма ненадежный характер раннего плебейского движения, — без сомнения, исходя из позднейшего опыта политической борьбы121, — они вновь пали жертвой постоянного стремления упорядочить конституционные нововведения и, в частности, плебейское движение, подводя под них формально безупречные основания122.
Впрочем, трибуны, вероятно, стремились выразить свое мнение не только по вопросам, затрагивавшим внутренние дела плебса. Судя по всему, уже на ранних этапах своего существования данная должность выступала в качестве средоточия агитации в поддержку реформ, а плебисциты представляли собой совершенно очевидное и необходимое средство как для обеспечения этой поддержки, так и для того, чтобы произвести на правящую элиту впечатление, продемонстрировав всю мощь народного возмущения. Авторы I в. до н. э. — в частности, Цицерон — по- видимому, считали, что все ранние плебисциты являлись «священными
121 Попытка Клодия открыть трибунат для патрициев (Дион Кассий. XXXVII.51.1 (60 г. до н. э.)), без сомнения, возродила интерес к данной проблеме.
122 Дополнительные примеры — cp.: Stuart Jones 1928 [А 128]: 454, 460.


274
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
законами» (leges sacratae), вероятно предполагавшими объявление преступников вне закона и, возможно, принесение плебейской клятвы. При этом не исключено, что рассматриваемая процедура применялась как средство оказания давления в тех случаях, когда требования плебеев могли быть выполнены в одностороннем (т. е. без участия патрициев) порядке. Примером подобного использования, возможно, являются попытки добиться в 456 г. до н. э. разрешения селиться на Авентине (ср.: Ливий. Ш.32.7), хотя Дионисий [Рижские древности. Х.32.4) утверждает, что соответствующий закон, впоследствии выбитый на «медной доске» в храме Дианы, был формально принят центуриатным собранием. Несомненно, в тех случаях, когда плебеям требовалось активное сотрудничество со стороны патрициев, одного «священного закона», принятого в одностороннем порядке, скорее всего, было недостаточно.
Изначально плебисциты могли представлять собой выражение общеплебейского мнения. Согласно анналистам, они были признаны обязательными для исполнения всеми римскими гражданами по закону Валерия—Горация 449 г. до н. э., однако этот акт явно дублирует аналогичный закон Публилия 339 г. до н. э. и закон Гортензия, принятый ок. 286 г. до н. э. Без сомнения, подобный вымысел был направлен на то, чтобы объяснить юридическую силу ряда более поздних плебисцитов — прежде всего, закона Канулея (445 г. до н. э.), законов Лициния—Секстия (367 г. до н. э.) и законов Генуция (342 г. до н. э.). Судя по всему, перечисленные акты являются аутентичными, однако для их реализации, возможно, требовалось фактическое одобрение, определенные действия со стороны консула или последующее утверждение в центуриатных комициях: если законодательные акты, принятые плебейским собранием, уже на раннем этапе были признаны обязательными для исполнения всеми римлянами, то рассказы о борьбе плебеев и о тех трудностях, с которыми они сталкивались, пытаясь обеспечить выполнение своих требований, — даже в изложении анналистов — становятся совершенно непонятными. Некоторые исследователи предполагают123, что закон Валерия—Горация (Lex Valeria Horatia) делал плебисциты обязательными к исполнению, если они получали одобрение сенаторов-патрициев (patrum auctoritas) или сенатскую санкцию в иной форме. Впрочем, мы не располагаем убедительными доказательствами существования подобного положения или его отмены законом Публилия или законом Гортензия. При этом подобная уступка была бы бессмысленной в любом случае, поскольку с ней или без нее плебеи всё равно продолжали зависеть от принятия их требований патрициями, если данные требования следовало воплощать в виде формально принятых законодательных актов. Так или иначе, надежно задокументированные успехи, достигнутые трибунами на законодательном поприще в V в. до н. э., были очень незначительными: в лучшем случае, к ним относится закон Ицилия о заселении Авентина, традиционно датируемый 456 г. до н. э. (до закона Валерия—Горация), и закон Канулея о браках между патрициями и плебеями (445 г. до н. э.).
123 	Напр.: Staveley 1955 [G 723]: 12—23; ср. далее, с. 409 сл. наст. изд.


П. Плебейское движение
275
Конечно, едва ли можно верить тому, что трибуны, занимавшие «узурпаторскую» должность с ограниченными и оспариваемыми функциями, уже в V в. до н. э. были допущены в сенат — хотя, согласно упоминаниям в трудах древних историков, они регулярно присутствовали на сенатских прениях. При этом Валерий Максим (П.2.7) и Зонара (УП.15) сообщают, что изначально трибуны собирались отдельно от сената. Аналогичным образом, их право созывать сенат или выносить на его рассмотрение определенные вопросы могло получить развитие лишь тогда, когда плебисциты приобрели универсальную юридическую силу, вероятно — после принятия закона Гортензия: как следствие, упомянутые выше полномочия, вероятно, стали необходимыми для тех случаев, когда сенаторы желали обсудить предложение, выдвинутое трибуном, перед его представлением на рассмотрение в народном собрании.
Упоминания в трудах Зонары и Валерия Максима указывают на то, что изначально трибуны были заинтересованы в присутствии на заседаниях сената исключительно для блокирования исполнения отвергнутых ими постановлений. Данное обстоятельство следует рассматривать в более широком контексте принадлежавших трибунам прав накладывать вето на законопроекты, результаты выборов и действия магистратов. Эти полномочия, вероятно, выросли из более раннего права на помощь или считались аналогичными ему (с. 268 сл. наст, изд.), но, хотя и на ранних этапах римской истории вполне могли предприниматься попытки нарушить ведение государственных дел или объявить неприемлемыми определенные действия или решения, эти попытки еще не могли опираться на официально признанное право вето. Более того, окончательное признание некоторых прав подобного рода, положительным образом направленных на ограничение магистратской инициативы, играло на руку не всему народу, а сенатскому большинству, которое получало в результате возможность держать под контролем непокорных магистратов. Подобное признание, вероятно, представляло собой постепенный процесс, который, впрочем, едва ли мог вступить в решающую фазу до начала периода Средней Республики, когда трибуны обрели общепризнанный статус в римской системе управления.
Право трибунов накладывать вето на предложения или позитивные действия своих коллег также, вероятно, не было изначальным (ср.: Диодор Сицилийский. ХП.25.3), поскольку могло нарушить исполнение ими своих основных обязанностей. Судя по всему, оно возникло лишь тогда, когда плебисциты стали обязательными для исполнения всей общиной, а аналогичное право в отношении постановлений сената — только тогда, когда трибуны получили привилегию вносить в сенат соответствующие предложения. Наложение вето на судебные решения народного собрания тоже маловероятно, так как трибуны чаще всего прибегали к помощи народа, стараясь заручиться его поддержкой, чтобы покарать людей, нарушивших неприкосновенность их личности. Еще менее вероятно то, что трибуны могли препятствовать действиям коллег, направленных против притеснений со стороны магистратов.


276
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
Таким образом, трибунат возник в результате решительного акта самоутверждения плебса. Изначальная функция трибунов, вероятно, заключалась в том, чтобы защищать отдельных граждан от притеснений или несправедливых действий со стороны магистратов, прежде всего — во время воинского набора и в сфере гражданского судопроизводства. Для выполнения этой задачи требовалось сделать рассматриваемую должность постоянной и обеспечить ежегодные выборы, а также необходимую организацию самого плебса (возможно, с самого начала — на базе триб). При этом, однако, успех трибунов в значительной степени зависел от массовой народной поддержки, что находило выражение в трибунской неприкосновенности, возможно — в попытках укрепить эту неприкосновенность посредством наказания людей, нарушивших ее, а также в параллельном развитии процедуры обращения к народу. Судя по всему, трибунат достаточно рано стал рупором для плебейских требований, однако прочие прерогативы трибунов — выдвигать обвинения в центуриатных комициях, предлагать плебисциты, обязательные для исполнения всеми гражданами, созывать сенат и обращаться к нему за советом, накладывать вето на решения государственных магистратов или своих коллег — возникли намного позднее. В рассматриваемый период это была «узурпаторская» и ненадежная должность с весьма ограниченными полномочиями.
Кроме того, согласно сообщениям древних авторов, во времена первой сецессии появились еще два плебейских должностных лица — плебейские эдилы. Возможно, это некоторое преувеличение, однако рассматриваемая должность, по всей видимости, уже являлась общепризнанной к Збб г. до н. э., когда в подражание ей были учреждены два дополнительных курульных эдила (изначально — патрицианского происхождения). Возможно, эдилитет римляне заимствовали из какого-то другого города центральной Италии: на этой территории подобные институты время от времени фиксируются для более позднего времени124 — однако мы не можем быть наверняка уверены в том, что в большинстве этих случаев название рассматриваемой должности в конечном итоге не происходило из Рима, а поскольку обязанности муниципальных эдилов тоже со временем могли постепенно меняться (в Тускуле, например, два эдила на определенном этапе стали основными городскими магистратами), они не особенно проясняют изначальную сферу деятельности рассматриваемых магистратов в Городе. Предположения древних авторов об изначальных функциях эдилов125 также малопродуктивны, поскольку в основном они либо отражают более поздние аспекты обязанностей последних, либо представляют собой измышления, основанные на названии их должно¬
124 Напр.: Momigliano 1932 [G 674]: 217—228 (= Idem. Quarto Contributo: 313—323); Mazzarino 1945 [F47]: 127—152.
125 Варрон. О латинском языке. V.81; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. VI.90.1 сл.; Фест. 12L; Помпоний. Дигесты. 1.2.2.21; Теофил. Институции. 1.2; Иоанн Лид. О магистратах. 1.35; Зонара. VTL15.


П. Плебейское движение
2 77
сти, — сами по себе подобные замечания большой ценности не имеют. Встречающиеся в трудах древних историков описания деятельности эдилов в эпоху Ранней Республики столь же ненадежны. В особенности это касается косвенных упоминаний о том, что они выступали как определенный орган государственной власти, хотя подобную роль рассматриваемые должностные лица, судя по всему, стали играть лишь начиная с 366 г. до н. э., не раньше. Например, нам очень сложно согласиться с тем, что уже в 449 г. до н. э. эдилам официально было доверено хранение постановлений сената, или с тем, что в 428 г. до н. э. государство поручило им удалить из города иноземные культы. Надзор за общественными играми явно относится к периоду после 366 г. до н. э., а роль эдилов в поставках хлеба также, вероятно, представляет собой более позднее нововведение, основой для которого послужил осуществлявшийся ими контроль над рынками. Общий надзор за дорогами, храмами и другими общественными зданиями также, судя по всему, вошел в круг обязанностей эдилов несколько позднее — плебеи едва ли назначили бы собственных должностных лиц для столь специфической цели.
Об изначальных функциях эдилов лучше всего свидетельствует их название (aedilis), происходящее от лат. «aedes», то есть «дом» или «храм». Оно позволяет предположить, что эдилы действовали как защитники плебейских интересов на территории (общественного) храма Цереры, Либера и Либеры, теснейшим образом связанного с плебейским движением. Конечно, предположение о том, что в этом храме располагался древний плебейский архив, представляется нам маловероятным, поскольку подразумевает высокоразвитое самоосознание плебса в качестве постоянного и четко организованного института, однако в упомянутом святилище однозначно приносились дары Церере — в том числе из имущества лиц, нарушивших права трибунов. Кроме того, на рассматриваемой территории мог располагаться рынок, возможно, связанный с плебейскими сходками. Надзор за подобным рынком представляется наиболее правдоподобной отправной точкой для развития последующих функций эдилов и может быть проиллюстрирован параллелями из истории Древней Греции126. Что касается вопроса о том, являлись ли эдилы, как предполагает Дионисий [Римские древности. VL90.2), помощниками трибунов «во всем, что те потребуют» (роль, которую в позднейшие времена они обычно на себя не брали), то он остается открытым, хотя подчинение эдилов трибунам хорошо заметно по тому факту, что последние осуществляли надзор за избранием первых.
Дионисий далее утверждает, что трибуны передавали на рассмотрение эдилам определенные дела, и именует их «судьями» (Там же). Кроме того, описывая события 454 г. до н. э., древние историки упоминают о том, нто эдил призвал на суд в народное собрание бывшего консула, обвинив того в военных неудачах (Ливий. Ш.31.5 сл.) или в преступлениях против плебса (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. Х.48.3 сл.). Оба эти предположения следует отвергнуть: в период Республики трибу¬
126 Latte 1936 [G 639]: 74 сл. = Idem. Kleine Schriften: 356.


278
Глава5. Рим в Ve. доги э. Гражданская община
ны никогда не отправляли правосудия, а приводимые в источниках описания относящихся к V в. до н. э. судов в народном собрании являются вымышленными. Дионисий или кто-либо из авторов, сочинениями которых он пользовался, вероятно, был введен в заблуждение позднейшими судебными преследованиями на комициях, которые осуществлялись эдилами по обвинениям в самых разных преступлениях против общих интересов, а также обычаем, согласно которому трибуны заслушивали обращения за помощью в квазисудебной форме. Эта же практика, вероятно, повлияла на Зонару, который утверждает (VIL15), что трибуны либо разбирали дела самостоятельно, либо передавали их на рассмотрение «неким судьям» или народу.
Зонара (а возможно, и Дионисий) также мог отразить в своем сочинении толкования термина «судьи» или «коллегия из десяти судей» («iudices decemviri»), который, возможно, фигурировал — рядом с упоминаниями эдилов и трибунов — в вызывающем определенные сомнения законе 449 г. до н. э. («всякий, кто причинит ущерб народным трибунам, эдилам или десяти судьям, обрекается в жертву Юпитеру». — Ливий. Ш.55.7. Пер. Г.Ч. Гусейнова). Вопрос о том, кем были эти «судьи», был спорным уже в древности и остается таковым до сих пор. Его современная интерпретация главным образом основана на вероятном отождествлении упомянутых должностных лиц с позднейшей «коллегией десяти [судей], разбирающих судебные тяжбы» (decemviri stlitibus iudicandis), которая была ответственна за рассмотрение исков о статусе свободного гражданина и, возможно, исков по ряду других вопросов, однако Помпоний (Дигесты. 1.2.2.29) упоминает о том, что эта коллегия была учреждена после 242 г. до н. э., и, хотя объединение слов «iudices decemviri» в подобном порядке
197 υ
вполне возможно , рассматриваемые термины могли в равной мере относиться не к некоему единому органу («коллегия из десяти судей»), а к двум различным должностям («судьи» и «коллегия десяти»). Впрочем, даже если это и так, сущность этих должностей остается загадкой. Дионисий или его источник вполне мог полагать, что в рассматриваемом случае под словом «судьи» понимались эдилы, а источник Зонары, возможно, считал, что это были отдельные должностные лица, назначавшиеся для рассмотрения дел о покушении на неприкосновенность трибунов. Другие авторы, очевидно, отождествляли «iudices» с консулами (Ливий. Ш.55.11 сл.), однако если подобное отождествление являлось изначальным, то упомянутый выше закон вызывает большие сомнения, поскольку должен был бы наделять неприкосновенностью как должностных лиц плебса, так и государственных магистратов. Доказательств этого у нас нет, а консулы в рассматриваемый период уже и так имели достаточно широкие полномочия весьма сурово поступать с гражданами, покусившимися на их власть и личность.
12/ Так, должности некоторых муниципальных чиновников носили название, к которому добавлялось определенное количественное обозначение (напр., «praetores duoviri» — «коллегия из двух преторов»); наиболее ранние из дошедших до нас примеров подобного рода относятся к колониям, основанным во времена Суллы (ILLRP 606, 675).


П. Плебейское движение
279
(с) 	Децемвират, вторая сецессия и Законы ХП таблиц
Как для Ливия (Ш.9—64), так и для Дионисия [Римские древности. Х.1— ΧΙ.50) история децемвирата начинается с внесенного в 462 г. трибуном Г. Терентилием Гарсой предложения создать специальную комиссию для обнародования законов и правовых принципов (Дионисий) или для выработки законодательных актов, ограничивающих власть консулов (Ливий). После нескольких лет бесплодных споров, в 454 г. до н. э. наконец был достигнут компромисс: в Афины и другие греческие города было направлено посольство из трех человек, которое должно было привезти в Рим законы Солона и других греческих законодателей для подготовки к назначению (в 452 г. до н. э.) законодательной коллегии из десяти человек. Эта исключительно патрицианская по своему составу организация, решения которой не могли быть подвергнуты «провокации», заменила в 451 г. до н. э. собой и консулов, и трибунов. Ведение дел первыми децемвирами считалось образцовым. Коллегия разработала проект законов, которые были записаны на десяти таблицах, представлены на народное рассмотрение, утверждены центуриатными комициями и, наконец, выставлены на Форуме для всеобщего обозрения.
В следующем году (450 г. до н. э.) была избрана вторая коллегия децемвиров, которая вновь оказалась исключительно патрицианской (Ливий) или включала также трех плебеев (Дионисий). Возглавляемые амбициозным лидером Аппием Клавдием, децемвиры добавили еще две таблицы с законами (включая печально известный запрет на браки между патрициями и плебеями), но при этом злоупотребили своими неограниченными полномочиями и самовольно взяли в свои руки власть над государством и продлили срок своего пребывания в должности на неограниченный срок, не спрашивая дозволения у сената или народа. В конечном итоге, под влиянием нападений сабинов и эквов, было созвано заседание сената, на котором М. Гораций и Л. Валерий решительно выступили против режима децемвиров, однако решающую роль в его свержении сыграли войска, собранные для противостояния вышеупомянутым нападениям. Войско, стоявшее лагерем близ Крустумерия, децемвиры довольно быстро отвратили от себя убийством легендарного героя войны Л. Сикция Дентата, а уж после того как Аппий Клавдий попытался овладеть молодой плебейкой Виргинией, прибегнув к помощи своего клиента М. Клавдия, объявившего ее своей рабыней, против власти коллегии восстали обе армии. Л. Виргинии убил свою дочь, чтобы отстоять ее целомудрие, и с успехом призвал оба войска и горожан подняться на борьбу против угнетателей.
Явившаяся результатом всего этого вторая сецессия вынудила сенат поити с плебеями на соглашение, в соответствии с которым децемвиры сложили свои полномочия. Переговоры об этом вели упомянутые выше Валерий и Гораций. После этого был принят ряд весьма важных законов,


280
Глава5. Рим в Ve. док э. Гражданская община
о чем Ливий повествует более полно, чем Дионисий (чей рассказ в любом случае частично утерян). Один из новоизбранных трибунов, М. Дуилий, провел плебисциты, восстанавливавшие власть консулов, гарантировавшие непрерывность функционирования трибуната и запрещавшие в будущем назначать магистратов, решения которых не могли быть обжалованы. При этом новые консулы, Валерий и Гораций, приняли меры, гарантировавшие неприкосновенность плебейских должностных лиц, запрещавшие назначение магистратов, распоряжения которых не подлежали обжалованию, и делавшие плебисциты обязательными для исполнения всей гражданской общиной. Кроме того, с этого времени постановления сената должны были храниться плебейскими эдилами в храме Цереры. Наконец, в 448 г. до н. э. Л. Требоний провел плебисцит, согласно которому выборы трибунов нельзя было прекращать до тех пор, пока их коллегия не будет укомплектована полностью.
Хотя представления о децемвирате как о важной поворотной точке в политическом развитии Рима возникли уже во времена Полибия128, та версия рассказа о реформах, какую мы находим в трудах Ливия и Дионисия, не была общепризнанной. Так, согласно Диодору (XII.24—26), к мерам, принятым после падения децемвиров, также относилось назначение десяти трибунов, наделенных наивысшими полномочиями и выступавших в качестве защитников свободы, открытие для плебеев доступа к консульской власти (причем один из консулов отныне обязательно должен был являться плебеем), наложенное на трибунов обязательство организовывать избрание преемников под угрозой казни через сожжение и (вероятно) учреждение права трибунов на взаимное вето. Кроме того, всё вышеперечисленное якобы представляло собой результат не законодательной деятельности, а соглашения, заключенного между патрициями и плебеями — по словам Диодора, Валерий и Гораций просто составили две дополнительные таблицы и выставили на всеобщее обозрение все двенадцать таблиц. Зонара (VII. 18 сл.) также игнорирует законы Валерия и Горация (возможно, по причине того, что рассматриваемые события были весьма сжато изложены в его основном источнике — труде Диона Кассия), но вместо этого относит к их консульству переименование преторов в консулов, а также предоставление трибунам некоего «права на ауспиции» (вероятно, имеется в виду право препятствовать деятельности магистрата или своего коллеги путем объявления о неблагоприятных знамениях (obnuntiatio)).
Наконец — и это наиболее радикальный вариант — некоторые авторы могли относить к 449 г. до н. э. учреждение самого трибуната. Так, Вар- рон (О латинском языке. V.81) объясняет происхождение названия «трибуны плебса» тем, что эти должностные лица были впервые назначены из числа военных трибунов «во время крустумерийских волнений». Крустумерий же упоминается в сохранившихся источниках только в рассказах о второй сецессии, и — что весьма примечательно — как Ли¬
128 	Полибий. VI. 11.1; Walbank 1957—1979 [В 182]: указ, место.


П. Плебейское движение
281
вий, так и Дионисий, описывая данный эпизод, говорят о том, что обе мятежные армии назначили своими лидерами десятерых военных трибунов, явно в качестве прелюдии к переизбранию трибунов плебса (ср.: Ливий. Ш.51.8). Таким образом, если только Варрону или автору, сочинениями которого он пользовался, не была известна аналогичная, но ныне утраченная версия рассказа о первой сецессии (или если они просто не были перепутаны), то традиция, на которую он опирался, по всей видимости, увязывала учреждение трибуната с бунтом 449 г. до н. э.
Относительную древность этих несовпадающих версий определить очень сложно. Даже глубоко укоренившееся в них представление о важности периода правления децемвиров для государственного устройства Рима может просто отражать тенденцию к увязыванию недатируемых нововведений с известными событиями, особенно — учитывая весьма значительные разногласия между древними авторами относительно упомянутых выше мер, а также принимая во внимание то, что содержание этих мер подчас весьма сомнительно. Так, например, доступ к консулату был открыт для плебеев (Диодор) лишь в 366 г. до н. э., а положение о непрерывности трибунских выборов (Д иодор и Ливий) другие авторы, судя по всему, приурочивали ко временам Сп. Кассия (Валерий Максим. VL3.2). Даже если этому тоже нельзя доверять (с. 269 наст, изд.), нам в любом случае ясно, что устоявшейся датировки анализируемого положения не существовало уже в древности. Его отнесение к рассматриваемому периоду явно тесно связано с приостановкой деятельности трибунов в годы правления децемвиров, однако в подобном случае достаточно сложно понять, почему учреждение подобной законодательной комиссии должно было привести к временной отмене трибуната. Подобное представление может быть связано с ранним взглядом на децемвират как на комиссию смешанного состава, которая заменила собой и патрицианских, и плебейских должностных лиц (ср.: Ливий. HL31.7 сл.; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. Х.58.4), а также со стремлением объяснить, почему тираническое поведение децемвиров поначалу не встречало сопротивления, или даже с попытками подвести основания под традицию, согласно которой сам трибунат был создан лишь после свержения децемвирата.
Аналогичным образом, избрание десяти трибунов (Диодор) другие источники датируют 457-м или даже 493 г. до н. э. (с. 268 наст, изд.), тогда как права взаимного вето (Диодор) или обнунциации (Зонара) едва ли могли возникнуть столь рано. Плебисцит Требония 448 г. до н. э., запретивший кооптацию трибунов (Ливий), в другой версии рассказа о развитии трибуната, судя по всему, датируется 401 г. до н. э. (ср.: Ливий. V.10.1 слл.). Плебисцит Дуилия и закон Валерия—Горация об обращении к народу (Ливий) дублируют друг друга и в то же время не являются аутентичными (с. 270 сл. наст. изд.). В равной мере вымышленным следует признать Lex Valeria Horatia о плебисцитах (Ливий и Дионисий) (с. 274 наст. изд.). Законопроект Валерия—Горация о признании неприкосновенности пле¬


282
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
бейских должностных лиц частично дублирует упоминаемое анналистами патрицианско-плебейское соглашение 493 г. до н. э., о чем говорится в «Истории» Ливия (Ш.55.6), причем рассказ последнего указывает на то, что даже древние критики заходили в тупик, пытаясь согласовать рассматриваемый закон с основаниями для священной неприкосновенности трибунов, принятыми в плебейской клятве 493 г. до н. э.129. Возможно, плебеи, разгневанные ограничениями, наложенными на их представителей Законами ХП таблиц (с. 247 сл. наст, изд.), попытались обеспечить формальное признание статуса соответствующих должностных лиц, а упоминание в рассматриваемом законе среди плебейских магистратов неких «десяти судей» («iudices decemviri»), которые не встречаются больше ни в одном источнике (с. 278 наст, изд.), может также свидетельствовать в пользу аутентичности этого законодательного акта, однако тот факт, что он упоминается при перечислении ряда вымышленных мер, укрепляющих положение трибунов, делает его историчность или, по крайней мере, датировку весьма сомнительной130.
При анализе второй сецессии также обнаруживается немало того, что следует отвергнуть. Так, вымышленным может быть сам второй децемвират (с. 141 сл. наст. изд.). Упоминания о двух армиях, судя по всему, представляют собой дублирование различных рассказов, а переговоры, которыми закончилась сецессия, по-разному описываются у разных авторов. Образ Виргинии, изначально — безымянной девушки (ее имя происходит от лат. «virgo» — «дева»), вероятно, относится к древнейшему слою легенды, однако — и это еще отчасти осознавали поздние анналисты — представляет собой лишь бледное подражание образу Лукреции, надругательство над которой привело к свержению власти царей, а образ потенциального насильника Виргинии явно сложился на основе уже фигурировавших в традиции литературных портретов представителей рода Клавдиев.
Таким образом, весь рассматриваемый рассказ едва ли заслуживает серьезного внимания: в лучшем случае вторая сецессия была, вероятно, направлена на то, чтобы подтвердить роль трибунов перед лицом попыток ограничить их активность, предпринятых составителями Законов ХП таблиц, а также на признание или повторное подтверждение права трибунов на выполнение своих основных функций. Не исключено, что рассматриваемая традиция возникла как одна из версий учреждения трибуната или как еще одна попытка объяснить отмену власти децемвиров, хотя сами по себе описываемые события не являются полностью неправдоподобными.
Древние авторы предлагают различные толкования плебейских выступлений за обнародование законов и создание коллегии децемвиров. Так,
129 Если, согласно одной из древних версий, трибунат был на самом деле создан в 449 г. до н. э., то упоминания о данном законе вполне могут быть основаны именно на ней.
130 Более благосклонная оценка мер, якобы принятых в 449 г. до н. э., — ср., напр.: Ogilvie 1965 [В 129]: 497-501.


П. Плебейское движение
283
для Цицерона (О государстве. 11.61 слл.) децемвират представляет собой прежде всего мирный переход к абсолютной власти аристократов, а законодательная деятельность децемвиров отходит на второй план; для Дионисия учреждение рассматриваемой коллегии есть результат плебейских выступлений не просто за обеспечение справедливого отправления правосудия, но и за установление «исегории» («равные права на свободу слова» или «политическое равенство») и «исономии» («равенство перед законом» или «равенство прав») — краеугольных камней демократии (ср. также: Зонара. VII. 18); для Ливия целью плебеев было ограничение власти консулов. Ни с одним из этих экстравагантных толкований мы согласиться не можем — по крайней мере, в той форме, в какой они представлены в источниках. Надежных оснований не находит даже общее для Ливия и Дионисия представление о том, что составление Законов XII таблиц было направлено на установление равных прав или равенства граждан перед законом — если только в данном случае упомянутые авторы не имеют в виду свойственную лишь более ранним периодам недоступность законов для всех граждан и потенциальный произвол в применении правовых норм. Нам ничего не известно о том, что до принятия Законов XII таблиц в правовых формулировках проводились какие-либо различия между различными категориями граждан в тех вопросах, в которых им затем якобы были предоставлены равные основания131.
Научная оценка целей и достижений Законов ХП таблиц (а соответственно и децемвирата) должна основываться на анализе их положений, сохранившихся до нашего времени, хотя и здесь немало весьма неопределенных моментов. Например, за исключением одного или двух предписаний, явно имевших непосредственное воздействие на политическую сферу, у нас нет возможности оценить, насколько значительной была новизна рассматриваемого кодекса, поскольку даже древние авторы не располагали сколько-нибудь надежными сведениями о более ранних законах, — и поэтому у нас нет никаких оснований для соответствующих выводов. Конечно, в древности считалось, что в Законы ХП таблиц были включены новые положения, позаимствованные из греческих источников, причем данное влияние объяснялось при помощи двух различных легенд: о посольстве римлян в Афины и другие города Греции (впервые встречается у Ливия и Дионисия) и о присутствии в Риме эфесского законодателя Гермодора (Плиний Старший. Естественная история. XXXTV.21; Помпоний. Дигесты. Ι.2.2.4; ср.: Страбон. XIV.1.25,
131 	Что важно — согласно Ливию, Канулей (IV.5.5), а также Лициний и Секстий (VI.37.4) предположительно считали, что Законы ХП таблиц не установили истинного или полного «равноправия» («aequo libertas» или «aequum ius»), достичь которого можно было, лишь предоставив плебеям доступ к магистратурам (возможно, это указывает на то, что для Ливия, по крайней мере, эти фразы имели преимущественно политическую окраску (ср. также: Тацит. Анналы. III.27)). Ср. дискуссию в изд.: Wirszubski. Libertas as a Political Idea at Rome during the Late Republic and Early Principate (Cambridge, 1950): 9 слл.


284
Глава 5. Рим в V в. до н. э. Гражданская община
р. 642С)132. Впрочем, в конечном итоге в основе обеих этих версий лежало замеченное еще древними сходство между Двенадцатью таблицами и греческим законодательством. Так, например, Цицерон в трактате «О законах» (П.59 слл.; ср.: Таблица Х.1 слл.) пишет о том, что некоторые ограничения, наложенные децемвирами на погребение и оплакивание умершего, были позаимствованы из законов Солона133. Гай в комментариях к Законам ХП таблиц добавляет, что по Солоновой модели были составлены также законы, регулировавшие деятельность сообществ (sodalitates) (Таблица \ТП.27) и вынесение судебных решений по вопросам о размежевании границ участков (Таблица УП.2), однако в данном случае параллели недостаточно близки, чтобы продемонстрировать прямую зависимость. Впрочем, как бы то ни было, эти весьма специфические примеры не затрагивают основного корпуса частного права, который сложился явно вне зависимости от греческого влияния (ср. также: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. XI.44.6), и — несмотря на вполне вероятное использование греческих образцов при формулировке отдельных положений134 — будь децемвиры хорошо знакомы с современным им греческим законодательством, мы могли бы ожидать от них намного более высокого уровня юридической и стилистической изощренности, нежели тот, что наблюдается в сохранившихся фрагментах Законов ХП таблиц.
Впрочем, несмотря на все вышесказанное, представление об обнародовании законов и о назначении для этой цели специальной комиссии, вероятно, действительно было прямо или косвенно позаимствовано из неких внешних источников, предположительно — опять же из западных греческих колоний. Но даже если это так, сфера действия и назначение Законов ХП таблиц — в том виде, в каком они нам известны, — остаются в своей основе совершенно иными. Так, в них практически не заметно стремления избежать имущественного неравенства, лишь очень немногое указывает на то, что они рассматривались как общее руководство по надлежащему поведению в обществе (стремление законодателей к контролю над отдельными лицами или их группами заметно лишь в отдельных сферах), и, конечно, ни сам кодекс, ни законы, входившие в его состав, ни в коем случае не рассматривались как имеющие божественное происхождение. Вне зависимости от того, подлежали ли Законы ХП таблиц формальному утверждению комициями, принятие данных законов опиралось на их признание широкими массами.
Хотя сам акт записи и обнародования законов изначально мог послужить тормозом для развития права, Законы ХП таблиц не лишили пон¬
132 Ср.: Münzer 1913 [G 278]: сглб. 859-861.
133 Ср. дискуссию в изд.: Wieacker 1971 [G 328]: 772—81. Если эти ограничения имели греческое происхождение, то более вероятно, что их источником были западные греческие колонии (ср. также: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. Х.51.5, 54.3), а их заимствование — как и некоторых других обычаев (Norden 1939 [G 454]: 254—258) — могло восходить к более раннему периоду (Colonna 1977 [В 312]: 160—161).
134 Напр.: Wieacker 1967 [G 327]: 351 сл.


П. Плебейское движение
285
тификов и магистратов их функций, связанных с истолкованием законов. Ограниченное использование письменности в Риме рассматриваемого периода гарантировало, что правовые знания, выходящие за пределы содержания Двенадцати таблиц, остались преимущественно исключительной прерогативой жрецов, а тот факт, что в кодексе не были указаны процессуальные формы и формальные юридические определения, оставлял за священнослужителями весьма существенную свободу действий. Это также нередко применялось для того, чтобы расширить или изменить сферу действия существующих положений или использовать их как основание для новых судебных процедур и правовых институтов — так, путем повторного применения децемвиральных правил и институтов были созданы процедуры усыновления (адопции), освобождения сына из-под отцовской власти и составления завещания «с помощью меди и весов». Более того, тогда как изначально внесение изменений в материалы ное право, введение новых разновидностей исков, дающих основание для судебного преследования, и расширение права предъявлять иски без судебного решения, судя по всему, было закреплено в законах, со временем жрецы — а позднее и магистраты — стали всё меньше оглядываться на принципы, требования и процедуры, имевшие хотя бы небольшие законодательные основания. Так, по мере развития завещаний «с помощью меди и весов» понтифики окружили их целым рядом предписаний — в частности, предназначенных для сохранения родовых обрядов. При этом магистраты были явно готовы к тому, чтобы разрешить изъятие залога в определенных случаях, не упомянутых в законе (ср.: Гай. Институции. IV.26 сл.), а к Ш в. до н. э. — и к введению новых разновидностей исков, основанных на «честных намерениях», — для тех случаев, когда статутно-правовые средства судебной защиты были недоступны. По мере того, как Законы XII таблиц всё больше переставали соответствовать действительности, требуя дополнения и — всё в большей степени — пересмотра, у римлян, судя по всему, не возникало никаких возражений по отношению к использованию для этих целей магистратской инициативы.
При этом в Риме постоянно озвучивалось требование, согласно которому законы — вне зависимости от их источника — следовало публиковать, применять открыто (по крайней мере, на первой стадии судебного разбирательства перед магистратом) и не подвергать произвольным изменениям. Судя по всему, именно эти мотивы лежали и в основе составления и обнародования Законов ХП таблиц (возможно, именно отсюда происходит искаженное представление Ливия (Ш.9.1 слл.) о том, что целью плебеев было ограничение консульской власти). В частной же сфере запись законов вполне могла явиться весьма важным нововведением — особенно в случаях, когда противоречия в применении делали их неясными, а недавние изменения требовали формального признания. Кроме того, па рассматриваемом этапе существовала необходимость в разъяснении законных прав и обязанностей, а также в оповещении населения о сур о-


286
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
вых наказаниях за особо отвратительные деяния: предположительно, именно это явилось основанием для детальной регламентации ведения судебных дел и исполнения судебных решений, а также семейного права, отношений между соседями и наказаний за правонарушения. Благодаря деятельности децемвиров, описания юридических процедур и соответствующих наказаний оказались четко сформулированными и находящимися в свободном доступе (ср.: Дионисий Галикарнасский. Рижские древности. П.27.3 сл.; Х.1.1 слл.), а судебное разбирательство — по крайней мере, под руководством магистратов — теперь следовало осуществлять на Комиции или на Форуме135.
Всё это не только ставило граждан в известность об их правовом статусе (тем самым пробивая небольшую брешь в патрицианской монополии на правовые знания), но и накладывало четкие ограничения на действия магистратов, препятствуя злоупотреблениям. При этом, однако, Законы ХП таблиц ни в коем случае не вносили в политическую структуру Римского государства таких изменений, какие упоминаются у Дионисия и других авторов. Более того, те немногочисленные положения политического характера, которые дошли до нашего времени, судя по всему, были в значительной мере направлены на усиление как внутренней сплоченности патрициата, так и на его преобладание в сфере политики. Если ограничения, которые были наложены на обвинительные акты, направленные на определенных лиц или предусматривавшие смертную казнь, считать аутентичными, то, судя по всему, они предназначались для того, чтобы сдержать внесение подобных предложений плебейскими трибунами (с. 247 сл. наст, изд.), а формальное провозглашение запрета на браки между патрициями и плебеями явно было направлено на поддержание патрицианской исключительности. Ограничения, связанные с погребением и оплакиванием умерших, тоже неплохо укладываются в рассматриваемую схему. Изначально они, по-видимому, были направлены на то, чтобы избежать общей социальной напряженности, но их детальное повторное подтверждение в Законах ХП таблиц, возможно, имело отношение и к трениям внутри самой аристократии, которые могли быть вызваны демонстрацией богатства со стороны более влиятельных семейств — у представителей менее выдающихся фамилий, вошедших в состав первой коллегии децемвиров, этот вопрос должен был вызывать особый интерес (с. 140 сл. наст. изд.).
Всё это говорит о том, что Двенадцать таблиц были созданы законодателями, происходившими из числа патрициев. Впрочем, этого можно было бы ожидать в любом случае, поскольку только патриции были знакомы с частным правом, — а ведь именно ему была посвящена основная часть рассматриваемого кодекса и именно его обнародование предположительно стало основной целью плебейского движения в рассматриваемый период. Четкие предписания относительно защиты ответчика, тщательное регулирование положения должников по решению суда,
135 	Таблица L7 (КеИу 1976 [G 244]: 103-104).


П. Плебейское движение
287
меры, направленные против взяточничества судей и неявки свидетелей, особый упор на публичный характер судопроизводства, — всё это указывает на неопределенную ситуацию в анализируемой сфере, а также на злоупотребления (по крайней мере, потенциальные), аналогичные тем, что вызывали волнения и сопротивление аристократическому правлению в греческих городах архаического периода.
Впрочем, беднейших граждан составление Законов ХП таблиц могло затронуть лишь очень незначительно. Сохранившаяся часть свода содержит очень немного положений, которые могли бы защищать именно эту прослойку. Конечно, право пролетариев на поручителя (Таблица 1.4), вероятно, было признано в их интересах, но даже если это действительно так, практическая ценность подобного права весьма сомнительна, поскольку у пролетариев в любом случае было крайне немного возможностей найти подобного защитника. Для патрона, нанесшего существенный вред своему клиенту, Законы ХП таблиц (в том виде, в каком они известны нам) в лучшем случае предполагали лишь одну санкцию, которая к тому же практически не могла быть применена в принудительном порядке (Таблица УШ.21). Что касается предписаний, регулировавших долговую кабалу, то, если они и были включены в состав кодекса136, их было явно недостаточно даже для того, чтобы их характер смогли понять авторы периода Поздней Республики. И самое главное — рассматриваемые Законы практически ничего не предусматривали для того, чтобы устранить те многочисленные препятствия, которые практически лишали бедноту возможности участвовать в судебных процессах. Например, для ведения дела или защиты по предъявленному иску в большинстве случаев требовался судебный залог (sacramentum): пятьдесят бронзовых ассов по искам на сумму до 1000 ассов, и пятьсот — по искам на большую сумму. Эти деньги вносились перед началом судебного разбирательства и, если дело проигрывалось, переходили в казну понтификов137.
Конечно, в кодекс были включены и некоторые уступки. Если спор шел о свободе человека, то залог составлял лишь пятьдесят ассов (Таблица П.1а), а сам человек оставался свободным до вынесения судебного решения по делу. Хотя мы очень сомневаемся в том, что Законами ХП таблиц была установлена максимальная процентная ставка (с. 142 наст, изд.), для судебного разбирательства по вопросам о долгах на основании устной договоренности залог не требовался (Таблица П.1Ь), а права ответчиков и меры в отношении приговоренных должников определялись очень тщательно (Таблица Ш.1—б). Было бы очень заманчивым предположить, что эти положения были новыми, однако даже если это было так, положение кредиторов в любом случае оставалось хорошо
136 Ни одно из этих предписаний не сохранилось, поскольку Таблица VI. 1 может и не относиться именно к долговой кабале, cp.: Behrends 1974 [G 173]: 137—184.
137 Об этой и иных сложностях в судебных процессах см.: von Ihering 1909 [G 226]: 175-232; Kelly 1966 [G 242].


288
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
защищенным: они также получали выгоду в виде освобождения от залога, а после вынесения судебного решения могли накладывать на должников оковы выше установленного веса, давать заточённым должникам1372 паек, достаточный только для того, чтобы не умереть с голоду, и, наконец, если долг оставался невыплаченным, то кредитор мог продать должника в рабство или даже предать его смертной казни. Как бы то ни было, мы очень сомневаемся в том, что рассматриваемая форма займа, дававшая основания для судебного преследования, была доступна всем малоимущим гражданам (которые не могли внести большого залога), а не только наиболее зажиточным крестьянам.
Впрочем, даже для представителей этой более состоятельной прослойки ведение дел по искам против граждан такого же или более высокого ранга весьма значительно затруднялось тем, что в обнародованных законах не содержалось описания форм судебных процессов, хотя представление о том, что для любого процесса непременно требовалось четкое следование определенным словесным формулам, вероятно, является ошибочным. Некоторые упоминания в «Институциях» Гая (IV. 11, 30), судя по всему, указывают на то, что скрупулезность, характерная для позднейших периодов, возникла очень постепенно, в результате деятельности придирчивых юристов, которые, вероятно, стремились ограничить использование старых форм судопроизводства в пользу позднейшей процедуры, основанной на использовании юридических формул, и даже в подобном случае в ходе судебного процесса требовалась не столько точная передача каждого слова как таковая, сколько соблюдение установленных законом оснований для соответствующего иска138. При этом, однако, тот факт, что упомянутые формулы не были включены в Законы ХП таблиц, означает, что очень многое в процессе судебного разбирательства нередко зависело от желания жреца или магистрата оказать гражданину помощь в верном и успешном ведении дела, и, конечно, даже для наиболее состоятельных крестьян подача судебного иска против аристократа на практике всегда была весьма проблематичной — если только им не удавалось заручиться мощной поддержкой влиятельного патрона.
Впрочем, основную выгоду от составления и обнародования рассматриваемого свода законов, по всей видимости, получила именно анализируемая прослойка более зажиточных граждан. Вероятно, эти люди находились на минимальном социальном и экономическом уровне, который позволял всерьез рассматривать возможность самостоятельной подачи судебного иска, а отдельные предписания, содержавшиеся в Двенадцати таблицах, судя по всему, применялись исключительно или преимущественно к лицам, стоявшим на этой или более высокой ступени: предоставление средств передвижения больному ответчику, четкие правила, регулирующие проезд на телеге (или прогон пахотной упряжки) по чу-
137а Согласно Законам ХП таблиц (Ш.З), кредитор имел право схватить должника и держать в заточении, наложив на него колодки или оковы. — В. Г.
138 	Daube 1961 [G 191]: 4-5.


П. Плебейское движение
289
жой земле, тщательная защита лиц, осуществивших покупку «с помощью меди и весов» (mancipium), упоминания об аренде рабочего скота, множество предписаний, защищавших мелких землевладельцев и определявших их обязанности, положения о рабах и вольноотпущенниках. При этом законы, вошедшие в состав анализируемого кодекса, конечно, не были предназначены исключительно для удовлетворения интересов определенной социальной или политической группы. Их основной целью чаще всего было достижение социальной стабильности путем выработки взаимных прав и обязанностей, ограничения внезаконной мести, поощрения взаимного согласия между сторонами (что само по себе, вероятно, отражало весьма существенное использование третейского суда) или справедливого урегулирования споров. Кроме того, многие из вышеупомянутых предписаний (и ряд других — например, признание наследования в пределах рода и прав опеки) относились и к представителям высших слоев римского общества, кое-кто из которых тоже вполне мог увидеть конкретные преимущества в составлении и обнародовании рассматриваемого кодекса. Впрочем, Законы ХП таблиц явно представляли собой результат определенного давления со стороны народных масс, в рядах которых наибольшую роль, судя по всему, играли люди, стремившиеся получить максимальную выгоду: наиболее зажиточные и самостоятельные крестьяне, а также семейства, всё еще обладавшие высоким социальным статусом, но исключенные из состава патрициата.
(d) 	Характер и цели плебейского движения
Термин «плебс» давно является загадкой для исследователей. Точно известно лишь то, что он обозначает некую массу людей, исключенную из определенной ограниченной группы или групп, и является антонимич- ным для целого ряда иных терминов. Так, в рассказах о Ранней Республике «плебеи», как правило, противопоставляются «патрициям», однако напрашивающееся предположение о том, что в плебейское движение V в. до н. э. были вовлечены все ншатриции (возможно, за исключением клиентов), вероятно, является весьма схематичным, да и в трудах древних историков мы не находим почти ничего, кроме поверхностного развития уже известного нам противопоставления. Неясности, связанные с распространением и характером клиентелы, с социальными слоями, представители которых чаще всего являлись клиентами, а также с их политическим поведением, запутывают данную проблему еще больше.
Некоторые исследователи утверждают139, что плебейские волнения представляли собой преимущественно городской феномен, дело ремесленников и торговцев, серьезно затронутых экономическим спадом и оказывавших противодействие патрициату, чья власть зависела от существен¬
См. прежде всего: Ed. Meyer 1895 [Η 57]: 1-18 = 1924, 1: 333-355; Beloch 1926 [A 12]: 273-283, 336-338; Ogilvie 1965 [B 129]: 294.


290
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
ного количества клиентов из числа сельского населения. Подобный взгляд основан прежде всего на быстром росте Рима как крупного городского центра на протяжении всего VI в. до н. э., на позднейшем ограничении деятельности плебейских трибунов городской территорией, а также на том, что название «трибун» ассоциируется с четырьмя городскими трибами. Впрочем, этих аргументов недостаточно. Прежде всего, у нас нет никаких доказательств существования какой-либо связи между трибуна- том и городскими трибами (с. 266 наст. изд.). Правило, согласно которому трибуны привязывались к территории города, было напрямую обусловлено их основной функцией: контролировать деятельность магистратов, осуществляемую в городских границах или в непосредственной близости от них (в первую очередь во время воинского набора и при отправлении правосудия) — и предназначалось прежде всего для того, чтобы отстранить трибунов от прямого вмешательства в ход военных кампаний. Последнее не могло быть формально запрещено в рассматриваемый период, отмеченный тем, что все действия трибунов, направленные против магистратов, вероятно, были «узурпаторскими» и трибуны, предположительно, могли участвовать и в военных походах. Если же эта точка зрения неверна, то рассматриваемый момент может указывать просто на признание самими трибунами и их сторонниками особых требований, необходимых для военного командования.
Если говорить о развитии городских ремесел на протяжении VI в. до н. э., то этого мы, конечно, отрицать не можем — как и того, что они могли быть особенно уязвимы к неблагоприятным экономическим обстоятельствам, сложившимся в эпоху Ранней Республики. Впрочем, помимо резкого сокращения храмового строительства, у нас больше нет никаких данных, на основании которых можно было бы определить темпы, масштабы и последствия упомянутого выше упадка (с. 161 сл. наст, изд.). Так или иначе, его основное воздействие могло ощутимо сказаться лишь тогда, когда плебейское движение уже зародилось и — принимая во внимание не очень высокое качество продукции римских ремесленников даже в VI в. до н. э., а также относительно скромное развитие рынка — доля населения, по роду занятий вовлеченного в городскую жизнь, скорее всего, была весьма небольшой. И если только явное пренебрежение торговой и ремесленной деятельностью, заметное в Законах XII таблиц, не является исключительно результатом плохой сохранности текста, оно никак не подтверждает предположения о том, что ремесленники и торговцы представляли собой основную движущую силу рассматриваемых реформ.
Кроме того, для римлян анализируемого периода, судя по всему, просто не существовало четкого различия между городом и деревней. Про ведение аналогии с Веиями140 и строго централизованный характер политической и экономической жизни Рима явно указывают на то, что многие крестьяне, владевшие землей поблизости от Рима, скорее всего, жили в самом городе. Более того, только так можно удовлетворительно объяс¬
140 	Kahane, Threipland and Ward-Perkins 1968 [В 350]: 70—71.


П. Плебейское движение
291
нить, почему он занимал столь огромную территорию. Точно так же нельзя провести четкое различие и между крестьянами и ремесленниками: некоторые ремесла (например, производство черепицы) могли быть сезонными и совмещаться с ведением мелкого крестьянского хозяйства, а у прочих ремесленников, возможно, был хотя бы огород. Более принципиальный момент: ремесленники и крестьяне были связаны друг с другом хорошо заметными отношениями взаимозависимости, которые вращались вокруг поставок сырья, готовой продукции и излишков сельскохозяйственного производства. Предположение о том, что они рассматривали друг друга и действовали как отдельные группы с собственными интересами, никак не подтверждается.
Если считать исторически достоверным плебисцит Ицилия 456 г. до н. э., согласно которому плебеям было разрешено селиться на Авен- тине (с. 172 наст, изд.), то он может подразумевать, что одним из наиболее значительных мотивов плебейских волнений являлась потребность в земле на территории города или поблизости от него. Впрочем, даже в подобном случае основным фактором в рассматриваемом процессе, судя по всему, было переселение из сельских областей — в результате обнищания или под воздействием внешней угрозы, а еще ряд моментов позволяет предположить, что важную роль в плебейском движении на самом деле играло зажиточное крестьянство. В частности, раннее возникновение трибутных комиций предоставило большинство голосов гражданам, приписанным к сельским трибам, которые также получили наибольшую выгоду от большинства из наиболее заметных плебейских успехов раннего периода. Так, именно эти люди извлекли максимальную пользу из составления и обнародования Законов ХП таблиц, а также имели особую (хотя и не исключительную) заинтересованность в использовании права на помощь со стороны трибунов, если — что представляется нам вполне вероятным — оно было направлено прежде всего против судебных решений магистратов и ведения ими набора войска.
Также быстрый и долговременный успех плебса можно объяснить таким фактором, как всеобщая военная служба. Это предполагает существование более значительной политической силы, чем та, которой могло располагать движение, представленное преимущественно городскими ремесленниками или беднотой. Кроме того, это помогает объяснить способность и готовность плебса не только к исходной самоорганизации, но и к поддержанию решимости отстаивать свои коллективные стремления в тех случаях, когда это было необходимо. Служба в «гоп- литском» войске, выход за пределы отдельных социальных групп и более четкое осознание гражданских прав и обязанностей — всё это, вероятно, стимулировало складывание представлений об общей идентичности и возникновение недовольства в среде крестьян, служивших в армии (особенно в контексте всё более тяжелых и неблагодарных воинских обязанностей, характерных для V в. до н. э.), и привело к созданию наиболее мощного оружия, которое они могли использовать для защиты своих прав.


292
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
Едва ли люди, служившие в «гоплитской» пехоте и участвовавшие в плебейских волнениях, обязательно воспринимали себя как определенную группу, а не как часть более широкого народного движения. Тот факт, что в рассматриваемый период плебейские собрания стали собираться не по центуриям, а по трибам, предположительно отражает очень широкую социальную базу плебейского движения на начальных этапах его развития. Например, в ограничении злоупотреблений со стороны магистратов также были заинтересованы люди, годные к службе в легковооруженных отрядах, а обедневшие граждане и должники, стоявшие на той же ступени или рангом ниже, тоже могли достаточно рано выступить с собственными требованиями, хотя — за исключением закона Ицилия (Lex Icilia) 456 г. до н. э. — мы не можем определить, насколько далеко зашла защита их специфических интересов. Без сомнения, в рассматриваемый период в Риме периодически наблюдалась нехватка продовольствия, и, с этой точки зрения, вероятно, весьма важен тот факт, что средоточием плебейской активности стал именно храм Цереры (богини плодородия. — В.Г.), однако при этом нам неизвестно, насколько активны были плебейские должностные лица в поиске путей выхода из подобных кризисных ситуаций. Конечно, в анализируемую эпоху в Риме постоянно сохранялась долговая проблема, но — хотя в Законах ХП таблиц содержались положения, касавшиеся лиц, признанных должниками по решению суда, — рассматривая период после первой сецессии, мы сталкиваемся с весьма любопытной нехваткой свидетельств о народных волнениях или о действиях трибунов, связанных с долговой кабалой. Вероятно, это отражает лишь недостаточность наших источников, поскольку столь мощный источник напряженности едва ли мог так долго оставаться без внимания, но в любом случае рассматриваемую проблему, скорее всего, так и не удалось смягчить141. Далее, древние историки зафиксировали в своих трудах предложения, касавшиеся распределения общественной земли — начиная с выступлений Сп. Кассия, однако подробные описания его речей явно основаны на событиях эпохи Гракхов (с. 225 наст, изд.) и нам достаточно сложно понять, как в письменных источниках могли сохраниться какие-либо упоминания о последующей деятельности трибунов, если она не принесла никаких существенных результатов. У нас нет никаких доказательств того, что плебеи не допускались к общественной земле на основании закона, а рассказы об их вытеснении ненасытными патрициями (наиболее ранний встречается уже у Кассия Гемины — Фрг. 17Р) явно восходили к позднейшим злоупотреблениям, которые, вероятно, получили существенное распространение (или, по крайней мере, широкую известность) во II в. до н. э. и затем стали одной из основных причин гракханских реформ. Впрочем, локальные конфликты по поводу общественной земли, выделенной для общего пользования, были практически неизбежны¬
141 	При этом, однако, под давлением со стороны общественности суровые наказания, которые предусматривались Законами ХП таблиц для должников, могли меняться, поскольку в письменных источниках не отражено ни одного случая их применения.


П. Плебейское движение
293
ми и даже могли вылиться в волнения по поводу правил, регулирующих ее использование и доступность для заселения, в частности — если соперничество за доступ к данной земле активизировалось в результате возрастания потребности в летних пастбищах.
Впрочем, всё вышеупомянутое представляет собой лишь догадки, а любые достижения плебса в рассматриваемой сфере предположительно представляли собой краткосрочную реакцию на непосредственные кризисные ситуации или использование во благо всего общества новых возможностей для расселения, которые возникли на исходе века (и, согласно Ливию, сами являлись предметом агитации со стороны трибунов): согласно имеющимся у нас свидетельствам, первые попытки провести институциональную экономическую реформу (даже в самых скромных масштабах) были предприняты лишь в 367 г. до н. э. с целью обеспечения поддержки в деле реализации политических амбиций плебейской элиты. Если же говорить о V в. до н. э., то известные нам институциональные и более долговременные успехи плебса были главным образом не экономическими, а политическими: достаточно вспомнить создание и развитие трибуната, Законы XII таблиц, возможно, отмену запрета на браки между патрициями и плебеями и первый допуск плебеев к высшей магистратуре (а также — предположительно — участие народа в назначении государственных магистратов и в принятии определенных решений). Всё это, в конечном итоге, представляло собой реакцию на захват и осуществление власти патрициями после изгнания царей, а также достижение прежде всего тех людей, которые смогли использовать службу в армии как рычаг для сохранения и продвижения собственных интересов. В отличие от этого, существенный прогресс в решении вопроса о земельной реформе или о долговой кабале был достигнут лишь в IV в. до н. э. и, в значительной мере, представлял собой следствие возобновившейся территориальной экспансии.
Политические достижения плебса, прежде всего — сохранение трибуната, также указывают на существование определенного количества талантливых лидеров, обладавших определенным экономическим и социальным статусом, благодаря которому у них было достаточно свободного времени, решимости, самостоятельности и веса в обществе для выполнения должностных функций. Кроме того, о существовании подобного ядра плебейских семейств уже на ранних этапах свидетельствует запрет на законные браки между патрициями и плебеями, его последующая отмена (предположительно — на основании плебисцита трибуна Канулея в 445 г. до н. э.) и периодический допуск плебеев к высшей магистратуре. Момент, когда первые представители вышеупомянутых семейств отважились требовать допуска к государственным должностям, определить невозможно. Некоторые древние авторы упоминают о том, что плебеи были допущены в сенат уже в царский период или в первый год Республики142, но это лишь их догадка, основанная на объяснении традиционного наименования сената — patres conscripti (с. 222 наст. изд.). Возможно, как
142 	Ogilvie 1965 [В 129]: 236.


294
Глава5. Рим в Vв. дон. э. Гражданская община
только плебеи стали занимать высшие государственные должности, они начали получать и членство в сенате, но не следует исключать и возможность того, что некоторые представители плебса оказывались сенаторами и прежде, как говорит Ливий (V. 12.11; ср. также: Цицерон. Речь в защиту Публия Сестия. 137), хотя доказать его правоту мы, разумеется, не можем. Ливий и Дионисий ошибочно полагали, что консулярный трибунат был доступен плебеям с самого начала (с. 237 наст, изд.), однако в других местах «Истории» Ливия упоминается о том, что доступ к этой должности они получили только в последние десятилетия V в. до н. э. Согласно упоминаниям древних авторов, квестура была открыта для плебеев в 421 г. до н. э., а в 409 г. до н. э. на квесгорские должности впервые были выбраны три представителя плебса, однако проверить подобные рассказы мы опять же не можем, да и содержащиеся в них имена и некоторые детали вызывают весьма существенные сомнения. Наконец, как сообщается, в 400 г. до н. э. консулярным трибуном был один плебей — П. Лициний Кальв. На самом деле в сохранившихся списках высших магистратов (включая приведенный у Ливия) указывается, что в упомянутом году данную должность занимали четыре плебея, затем, в 399 г. до н. э., — еще пять и в 396 г. до н. э. — еще пять. Плебейское происхождение Л. Аквилия Корва, консулярного трибуна 388 г. до н. э., достаточно сомнительно, а вот упоминаемый Ливием М. Требоний, консулярный трибун 383 г. до н. э., наверняка был представителем плебса. Кроме того, Диодор упоминает еще четверых или пятерых плебеев на рассматриваемом посту в 379 г. до н. э., причем трое из них встречаются и в рассказе Ливия143.
Судить о точности анализируемых источников достаточно сложно. Ни одно из упомянутых выше имен не является явно подложным — если только не соглашаться с кампанским происхождением Атилиев (с. 238 наст, изд.), однако определенные опасения вызывает то, что в 400, 399 и 396 гг. до н. э. консулярными трибунами были представители родов, достигших весьма выдающегося положения в IV или Ш в. до н. э., но при этом все или почти все консулярные трибуны 383 и 373 гг. до н. э. происходили из семейств, которые затем, вплоть до П в. до н. э., не играли важной роли в политической жизни. Конечно, полная неизвестность рассматриваемых имен говорит в пользу их аутентичности, однако при этом следует заметить, что в лучшем случае лишь один представитель упомянутых родов144 стал консулом, когда к этой должности были допущены плебеи (366 г. до н. э.). Еще сильнее рассматриваемый вопрос усложняется тем фактом, что Диодор, рассказывая о событиях 379 г. до н. э., упоминает неправдоподобное общее количество консулярных трибунов — восемь, на основании чего можно предположить, что в состав его списка под этим годом попало несколько весьма сомнительных добавлений
143 Впрочем, Г. Лициний, упомянутый под 378 г. до н. э. (Диодор Сицилийский. XV.57.1; ср.: Ливий. VI.39.3), на самом деле являлся, вероятно, Лицинием Менением, имя которого было просто повреждено в каком-то из источников (Ливий. VI.31.1).
144 Если «Эренуций» исправить (Диодор Сицилийский. XV.57.1 (379 г. до н. э.)) на «Ге- нуций».


П. Плебейское движение
295
(возможно, сделанных для того, чтобы дополнить изначально поврежденные записи). Впрочем, вне зависимости от того, являются ли аутентичными упоминания об этих позднейших консулярных трибунах, происходивших из числа плебеев, они лишь в самой малой степени могут повлиять на наши представления о временном характере успеха 400, 399 и 396 гг. до н. э. Вполне логично, что плебеи должны были принудить патрициев к признанию своих кандидатов во время войны с Вейями — возможно, по причине стремления обоих сословий быстрее начать военные действия (хотя патрицианские консулярные трибуны предшествующих лет вовсе не впадали в немилость), а римская система голосования должна была способствовать избранию ряда кандидатов от плебса, поскольку народное собрание стремилось обеспечить успех хотя бы нескольким плебеям145. Впрочем, после захвата Вей патрицианским диктатором Ка- миллом патриции, очевидно, получили возможность восстановить прежние позиции. В рамках данной реакции, направленной на сохранение политического превосходства патрициата, большую роль, вероятно, вновь сыграли такие факторы, как старая система личных связей, статусные различия и традиционные критерии индивидуального престижа и общественного положения. Разорение Рима галлами также, возможно, внесло определенный вклад во временное прекращение внутренних распрей. Именно поэтому плебеи впоследствии стали настаивать на том, чтобы один из консулов обязательно происходил из их числа.
Впрочем, объяснять постепенное разрушение патрицианской монополии только проявлениями политической воли не совсем верно, поскольку важную роль в данном процессе сыграл и еще целый ряд существенных факторов. Так, появление «гоплитского» боя вполне могло постепенно подорвать патрицианскую монополию на воинское искусство, а также, возможно, способствовало развитию представления о плебейском единстве. Кроме того, более ранние успехи плебеев могли ослабить власть патрициев над некоторыми из их приверженцев или клиентов, занимавших более надежное положение, и, хотя изначально выход плебса на политическую сцену мог вынудить представителей патрициата сомкнуть свои ряды, со временем плебеи, вероятно, наладили связи с отдельными аристократическими фамилиями, что сделало их включение в состав правящей элиты и более легким, и более привлекательным. К примеру, представители плебейского рода Лициниев даже заявляли, что в конце V — начале IV в. до н. э. они заключили целый ряд брачных союзов с крупнейшими патрицианскими домами (Ливий. V.12.12; VL34.5 сл., 39.4), и хотя к подобным заявлениям следует относиться с осторожностью, предположение о том, что браки между патрициями и плебеями уже заключались в рассматриваемый период и даже подчас по инициа¬
145 	Тот факт, что плебеи получили доступ к консулярному трибунату столь внезапно и в таких количествах, указывает на то, что это явилось следствием давления со стороны народа, направленного на сокрушение безраздельного господства патрициев, а не просто продолжением якобы наблюдавшейся и в прошлом тенденции иногда допускать «^патрициев к высшей магистратуре.


296
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
тиве патрицианских семейств, занимавших самое высокое политическое положение, представляется нам совершенно правдоподобным, а наложенный децемвирами запрет был, вероятно, вызван именно начавшимся размыванием древнего обычая (с. 221 наст. изд.).
Несмотря на все неопределенности, плебейское движение V в. до н. э. возникло как весьма сложное по составу146, но при этом достаточно ограниченное в стремлениях. Очень многим это движение было обязано энергичному лидерству выдающихся плебейских семейств, и, хотя ядро его сторонников, вероятно, составляли зажиточные крестьяне, оно явно было открытым для всех без исключения граждан, не являвшихся патрициями. При этом, однако, в качестве постоянной политической организации плебс выступал главным образом с позиций отрицания — контролируя магистратов посредством деятельности трибунов и предоставляемой им поддержки. Существование плебейской организации в виде движения в поддержку реформ было, вероятно, достаточно прерывистым — нередко больше потенциальным, нежели фактическим. Хотя нехватка убедительных доказательств не позволяет нам оценить частоту плебейских волнений, их позитивные успехи являлись лишь спорадическими, а постоянное давление на патрициев поддерживать было достаточно сложно — даже избрание представителей плебса консуляр- ными трибунами удавалось гарантировать лишь время от времени. Потребность в изменениях также, вероятно, зависела от экстренных обстоятельств, а состав сторонников этих изменений, судя по всему, постоянно менялся — в зависимости от того, интересы какой группы (групп) затрагивались ими напрямую. Рассматривая плебс как постоянную и внутренне согласованную политическую силу, мы рискуем недооценить его в значительной степени неоднородный характер и непостоянный состав.
Отсюда следует, что (зачаточная) плебейская организация не была средоточием постоянного противодействия органам Римского государства как таковым147, и в еще меньшей степени плебейское движение представляло собой «государство в государстве»148 в любом смысле данного словосочетания. Хотя плебейские должности были в определенной мере созданы по образцу государственных магистратур, а плебейские сходки собирались по трибам, у плебса — в том виде, в каком он известен нам в исторический период, — не было ни своих жрецов, ни (вероятно) установленных обрядов, плебейская организация не взимала налогов и, вероятно, не имела собственной казны, не собирала войска, не располагала никакими совещательными органами и, практически несомненно, не отправляла собственного правосудия в гражданской или уголовной сфере (за исключением суда над людьми, нарушившими неприкосновенность плебейских должностных лиц)149. Более того, как и в случае с обращением
146 	Изложение иной точки зрения см. далее, с. 390 сл. наст. изд.
14/ Изложение иной точки зрения см. далее, с. 408 наст. изд.
148 Mommsen 1887-1888 [А 91] Ш: 145.
149 Ibid.: 146 сл.


П. Плебейское движение
297
к народу (с. 270 сл. наст, изд.), создание трибуната, его ранние функции и требования, вероятно, отчасти базировались на обращении к традициям общих интересов гражданской общины и личных прав гражданина. По крайней мере, на практике действия трибунов постоянно отражали более широкий взгляд на эти права и интересы, чем могла позволить патрицианская монополия на политическую власть и те формы, в каких она осуществлялась. Как можно предположить, хотя ранний трибунат последовательно выражал народное недоверие к власти магистратов, в качестве основной функции он провозглашал ограничение злоупотреблений этой властью в интересах всей общины в целом. Подобная позиция, вероятно, объясняла, в частности, невмешательство трибунов в ход военных кампаний и способствовала позднейшему превращению трибуната в орудие управления государством.
Если эта догадка верна, то она может помочь нам в объяснении того, почему плебеи, насколько известно, никогда не стремились к фундаментальной трансформации социального, экономического или политического порядка, хотя в первую очередь здесь сыграли роль иные факторы. В традиционном обществе природа патрицианских претензий на привилегированное положение, в частности — их стойкий религиозный характер (с. 226 сл. наст, изд.), вероятно, служила гарантией того, что многие члены общины просто не могли оспорить эти претензии, а внешнеполитические трудности, испытывавшиеся Римом на протяжении большей части рассматриваемого периода, создали насущную необходимость в опытных военачальниках, из которой патрициат вполне мог извлекать определенную выгоду — по крайней мере, до конца столетия. Институт кли- енгелы при этом способствовал расколу в рядах потенциальной оппозиции — более того, для противостояния плебейскому движению патриции, судя по всему, могли мобилизовывать весьма существенное количество своих сторонников (различного ранга). Краткий срок пребывания трибунов в своей должности, даже учитывая возможность переизбрания, делал непрерывное преследование долговременных целей крайне сложным, да и в краткосрочной перспективе трибунат представлял собой весьма слабый инструмент реформирования, за исключением вопросов, при рассмотрении которых существовала возможность мобилизовать активную поддержку. Кроме того, плебеи, располагавшие наиболее эффективными рычагами воздействия для продвижения своих требований (основанными на «гоплитской» службе), вероятно, не испытывали значительных и постоянных экономических трудностей, которые могли бы заставить их бросить вызов существующему порядку. Они были озабочены главным образом злоупотреблениями властью со стороны магистратов и более четким определением гражданской юрисдикции, а всё более значительная роль центуриатной организации обеспечивала механизм, при помощи которого рассматриваемая группа (и в несколько меньшей степени — прочие плебеи) могла постепенно включиться в процесс принятия политических решений. Главный интерес плебейских лидеров заключался в устранении препятствий для их личного продвижения в рамках


298
Глава5. Рим в Ve. дон. э. Гражданская община
существующей системы, а не в значительных сдвигах в балансе сил между различными органами управления. Ни эти лидеры, ни многие из их последователей не стремились к фундаментальному изменению соответствующих сфер государственных и частных интересов и — в отличие от некоторых греков — так и не выработали представлений о территории государства как общей собственности всего гражданского коллектива, долю в которой имел каждый его член. Насколько нам известно, требования об общем перераспределении собственности активно не выдвигались ни на одном из этапов римской истории. Если борьба с нехваткой земли и становилась предметом сознательных политических решений, то в качестве средства решения данной проблемы предлагалось распределение общественных владений и прежде всего территорий, приобретенных в результате завоеваний, а это вновь стало возможным — хотя бы в минимальных масштабах — лишь в конце V в. до н. э.


Глава 6
Т.-Дж. Корнелл
РИМ И ЛАЦИЙ ДО 390 Г. ДО Н. Э.
I. Рост могущества Рима в царский период
Когда в 509 г. до н. э. был свергнут царь Тарквиний Гордый, Рим, по общему мнению, уже являлся мощным городом-государством с достаточно большой территорией (см. далее, рис. 40—41), сложной институциональной структурой и сильной армией. Кроме того, согласно сообщениям древних авторов, римляне осуществляли своего рода формальную гегемонию над другими общинами Лация и на равных вели дела с крупными городами Этрурии и Кампании. Интересы жителей Города распространялись на Сицилию и Великую Грецию, они имели дипломатические и коммерческие связи с Карфагеном, а также, возможно, с Массалией — греческой колонией в устье Родана (совр. Рона)1.
Конечно, данная ситуация не сложилась в одночасье, а представляла собой результат длительного процесса экспансии под руководством царей. Что же касается наших знаний об этом процессе, то они, естественно, весьма ненадежны. Скорее всего, мы должны достаточно скептически относиться к рассказам древних авторов о походах, возглавлявшихся мифическими или полумифическими фигурами типа Ромула или Тулла Гос- тилия. Хотя некоторые из этих историй вполне могли иметь определенные реальные основания, многочисленные подробности, приводимые в дошедших до нас источниках, выглядят совершенно недостоверными с исторической точки зрения. В сущности говоря, они представляют собой продукт вторичной переработки исторического материала жившими в эпоху Поздней Республики анналистами, которые не имели четкого представления о социальных и экономических условиях архаического периода и не осознавали, насколько они отличались от условий, характерных Для их собственного времени. В частности, указанные авторы не понимали характера древнейших военных столкновений, а те воображаемые подробности, которыми они пытались оживить свои рассказы, являются в значительной степени анахроническими.
При этом, конечно, мы не должны сомневаться в том, что в эпоху царей Рим действительно вступал в вооруженные конфликты с соседними
1 	Дионисий Галикарнасский. Римские древности. УП. 1.4—5 (Сицилия); Полибий. Ш.22 (Карфаген); Юстин. ХТШ.5 (Массалия: ср. выше, с. 138 наст. изд.).


300
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
городами, и в том, что некоторая память об этих столкновениях вполне могла сохраниться и в исторический период. В частности, древние авторы помещают описываемые войны в топографические рамки, которые представляются нам и вполне логичными, и исторически правдоподобными. Древнейшие военные действия, судя по всему, действительно велись в радиусе нескольких километров от города. Даже в тех случаях, когда, согласно сообщениям нарративных источников, римляне сражались с целыми народами, — например, этрусками или сабинами, — боевые действия, как правило, не выходили за пределы территории Вей и Цере в одном случае или Эрета и Рощи Феронии — в другом. Кроме того, нам известны и рассказы о военных кампаниях на территории Лация — против «старых латинов» (Prisci Latini)2, центрами которых были такие города, как Антемны, Ценина, Корникул, Фикулея, Камерия, Америола, Медуллия, Номент, Теллены, Политорий и Фикана. Имеющиеся у нас письменные источники дают общее представление о расположении этих мест (причем некоторые из них можно идентифицировать с достаточно большой степенью уверенности, см. карту 2) и позволяют предположить, что военные действия, которые велись римлянами на древнейших этапах их истории, были ограничены весьма небольшой областью, простиравшейся на несколько километров к северо-востоку от города, между Тибром и Аниеном, и в юго-западном направлении вдоль Тибра и до мор ского побережья.
О размерах римской территории в рассматриваемый период свидетельствует ряд древних празднеств, связанных с границами (с. 107 наст, изд.). Такие церемонии, как Терминалии, Робигалии и особенно Амбар- валии, в ходе которых процессия жрецов проводила границу вокруг города (Страбон. V.3.2, р. 230С), судя по всему, восходят к тем временам, когда территория Города простиралась в каждом из направлений примерно на пять римских миль (немногим более 7 км) и, соответственно, занимала площадь от 150 до 200 км2. До нашего времени дошли и материальные следы этой древней границы — например, так называемый Клуилиев ров (Fossae Cluiliae), примитивные земляные укрепления, располагающиеся в пяти милях к югу от города и, предположительно, обозначавшие границу между землями Рима и Альба-Лонги.
Отправной точкой в процессе выхода за эти древнейшие известные нам границы римских земель (ager Romanus) стала война против Альба- Лонги, которая, согласно античной исторической традиции, велась во времена правления Тулла Гостилия. В результате победы, одержанной Туллом, римляне разрушили Альбу, переселили ее жителей в Рим и присоединили ее территорию к своим владениям. Дальнейшие территориальные приобретения были сделаны Анком Марцием, преемником Тулла, который, судя по сообщениям древних авторов, совершил ряд походов вниз по долине Тибра. Анк разрушил Фикану, Политорий и Теллены, расширил границы Римского государства до морского побережья и основал
2 	Ливий. 1.38.4; ср.: Энний. Анналы. 22 Skutsch, где они именуются casci Latini.


Озеро
Браччиано
ш
Выше 1000 м над уровнем моря 200-1000 м Высота менее 200 м
Каприфико — современные названия подчеркнуты
0 Ю 20 км
1  1 1
0 10 миль
Карта 2. Архаический Ланий


302
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
Остию — порт в устье Тибра. При последних царях описываемая территория была еще больше расширена и закреплена за римлянами, а Сер- вий Туллий разделил ее на ряд административных районов, которые — наряду с четырьмя частями города — образовали новые территориальные «трибы».
Древние авторы рассказывают об этих административных единицах очень сбивчиво и не дают нам никакого представления ни о функциях, ни о фактическом количестве триб, изначально учрежденных Сервием Туллием (данная ситуация рассматривается Дионисием Галикарнасским [Рижские древности. IV.15.1), однако в этом месте текст его труда, к сожалению, поврежден). Несколько более определенная информация приводится у Ливия (П.21.7), который упоминает о том, что в 495 г. до н. э. количество территориальных триб составило двадцать одну: «tribus una et viginti factae» (cp.: Дионисий Галикарнасский. Рижские древности. νΠ.64.6). Данное сообщение, вероятно, означает, что в упомянутом году к существовавшим трибам было добавлено несколько новых, чтобы довести общее количество до двадцати одного. Так или иначе, это число оставалось неизменным вплоть до 387 г. до н. э., когда после присоединения территории Вей было создано еще четыре новых трибы (Ливий. VL5.8). Рассматриваемые упоминания явно подразумевают, что территория, принадлежавшая Риму на момент завоевания Вей (396 г. до н. э.), находилась в его владении с самого начала республиканского периода, причем большая ее часть была приобретена еще при царях.
По оценкам К.-Ю. Белоха, территория, которая, согласно нашим источникам, принадлежала Риму на момент изгнания царей и была включена в состав триб, составляла примерно 822 кв. км3, то есть 35% от общей площади земель Старого Лация (Latium Vetus). По сравнению с Римом прочие латинские города были очень малы. Согласно вычислениям Белоха, основанным на предположительной реконструкции территориальных границ латинских городов, площадь двух крупнейших соперников Рима — Тибура и Пренесге составляла соответственно 351 и 262,5 км2, а среди остальных только Ардея и Лавиний занимали территории более 100 км2 (см. рис. 40). Конечно, следует признать, что данные цифры являются лишь предположительными, однако в результате корректировки границ и абсолютные, и относительные показатели могли меняться лишь незначительно и, вероятно, существенно не затрагивали общую картину.
Согласно недавним исследованиям, если римляне каждый год обрабатывали хотя бы 15% от общей площади своих владений (822 км2), то этого было достаточно, чтобы прокормить максимум 35 тыс. чел.4. Несомненно, фактическое количество жителей Рима было ниже этого теоретического максимума, и — в конечном счете — нам представляется вполне обоснованным предположение Белоха о том, что в рассматриваемый период население Города составляло 20—25 тыс. чел. Если это действи-
3 Beloch 1926 [А 12]: 169-179.
4 Ampolo 1980 [С 2]: 15—31; ср. выше, с. 202 наст, изд., сноска 120.


I. Рост могущества Рима в царский период
303
Рис. 40. Территория латинских городов-государств в кон. VI в. до н. э.
(Публ. по: Beloch 1926 [А 12]: 178.)
тельно было так, то по меркам архаического периода Рим представлял собой весьма крупное и важное государство.
Данный гипотетический вывод достаточно хорошо согласуется с прочими количественными данными, которые можно получить на основании античной исторической традиции. Например, древние авторы сообщают, что Рим постепенно вышел за рамки изначального ядра — Палатина и Форума и при Сервии Туллии, установившем священную границу города


304
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
(померий), в его состав уже входили такие холмы, как Квиринал, Вими- нал, Эсквилин и Целий (наир.: Ливий. 1.44.[3 слл.]). По оценке Белоха, площадь этого «города четырех районов» составляла примерно 285 га. Сопоставимые цифры известны для крупных поселений Этрурии и Великой Греции, однако латинские города, площадь которых поддается измерению, были намного меньше — так, даже крупнейшие из них (Сатрик и Ардея) занимали примерно по 40 га (см. рис. 41). Конечно, критерий для сравнения в данном случае является достаточно грубым, однако имеющиеся у нас данные всё равно, судя по всему, указывают на то, что «Сервиев» Рим был, вне всяких сомнений, самым большим и самым могущественным из латинских городов-государств.
Еще одно свидетельство могущества Рима представляет собой центу- риатная организация, создание которой древние авторы опять же приписывают Сервию Туллию. Согласно наиболее правдоподобной реконструкции этой системы в изначальном виде, ее центром являлось войско (classis), в состав которого входило 6 тыс. пехотинцев-гоплитов и шестьсот всадников5. Современными исследователями было подсчитано, что в древних обществах количество взрослых мужчин, как правило, составляло ок. 29% от общего числа свободных людей6. Но Сервиево войско, в состав которого входили только мужчины соответствующего возраста, способные приобрести необходимое снаряжение, в VI в. до н. э., судя по всему, представляло менее значительную долю населения Рима. Если эта доля равнялась 20—25%, то общая численность населения города в рассматриваемый период составляла 26,4—33 тыс. чел. Другая интерпретация Сервиева войска, согласно которой в его состав входило 4 тыс. пехотинцев7, при использовании того же метода расчетов дает цифру между 18 тыс. и 23 тыс. человек. Впрочем, в каждом из этих случаев показатели отличаются одинаковым общим порядком величин и достаточно хорошо согласуются с цифрами, которые были получены ранее на основе предполагаемых размеров ager Romanus.
Таким образом, информация, содержащаяся в трудах древних авторов, позволяет построить некий общий рассказ, который будет достаточно логичным, исторически правдоподобным и внутренне непротиворечивым. Вкратце его суть заключается в том, что к концу VI в. до н. э. успешные завоевательные войны превратили Рим в большой и многолюдный город, который явно господствовал над своими ближайшими соседями. Впрочем, вопрос о том, является ли эта условная картина исторически достоверной, представляет собой предмет горячих споров. Нам неизвестно, каким образом проводили свои исследования древнейшие римские историки, жившие в Ш в. до н. э., или откуда они получали информацию об архаическом периоде, и соответственно нет ничего уди-
5 Fraccaro 1931 [G 579]: 92-95 (= Idem. Opuscula Π: 288-290); 1975 [G 582]: 29-40.
6 Duncan Jones KP. The Economy of the Roman Empire (ed. 2. Cambridge, 1982): 264, при- меч. 4.
7 Richard 1978 [H 76]: 364.


I. Рост могущества Рима в царский период
305
Лаций
Этрурия
Сицилия и Великая Греция
Греция
га
Сатрик/Ардея 40
Рим (4 района) 285
Рим («Сервиев») 426
Вольсинии/Орвието 80 Цере 120
Тарквинии 150
Вульчи 180
Вейи 242
Кумы 72,5
Метапонт 141
Гела 200
Кротон 281
Тарент 510
Фасос 52
Митилена 155
Родос 200
Галикарнасе 350
Афины/Пирей 585
Рис. 4 7. Сравнение размера городов в архаический и классический периоды. (Публ. по статье Амполо (Ampolo) в изд.: La formazione della citta nel Lazio 1980 [I 27]: 175.)
вительного в том, что современные ученые рассматривают сохранившиеся нарративные источники с весьма значительной долей скептицизма. Это особенно верно для царского периода, к которому даже Ливий относился с определенным сомнением.
При этом, однако, в последнее время большинство ученых склоняется к точке зрения, согласно которой римские историки и антиквары — вне зависимости от того, откуда они черпали информацию — каким-то образом сумели создать в основном надежную общую схему развития Раннего Рима, даже если приводимые ими подробности и не достойны особого доверия. Впрочем, этот взгляд не является общепризнанным. Более того, самая оригинальная и влиятельная из недавних (на середину 1980-х годов. — В.Г.) книг по рассматриваемой теме (А. Alföldi 1965 [I 3]) была написана с явной целью подвергнуть сомнению все основы древней исторической традиции. Автор этой работы, А. Альфёльди, попытался дока¬


306
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
зать, что Рим царского времени представлял собой незначительное местечко с ограниченной территорией, а предполагаемая римская гегемония в Лации — не что иное, как вымысел. Более того, согласно данному автору, в течение VI в. до н. э. Рим сам был покорен этрусками и управлялся ими. По мнению Альфёльди, этот малоприятный факт постоянно замалчивался римскими историками, которые на его месте создали совершенно ложную картину римского могущества при Тарквиниях. С этой точки зрения, Альба-Лонгу и земли в нижнем течении Тибра римляне завоевали лишь в середине V в. до н. э., а территория, занятая двадцатью одной местной трибой, попала под власть Рима не в 495 г. до н. э., как утверждает Ливий, а только ближе к концу V в. до н. э., когда город впервые добился доминирующего положения в Лации.
Конечно, при нынешнем состоянии наших знаний просто невозможно хотя бы с некоторой долей уверенности ответить на вопрос о том, можно ли доверять основным моментам древней исторической традиции или же ее следует отвергнуть, заменив какой-либо альтернативной реконструкцией, как это сделал Альфёльди. Впрочем, при сравнении аргументов, приводимых в пользу обоих этих подходов, в более благоприятном положении, судя по всему, всё же оказывается принятая и в данной главе точка зрения, согласно которой традиционная картина развития Рима является по меньшей мере столь же правдоподобной, как и любая из современных гипотез, призванных заменить ее, а радикальные теории типа предложенной Альфёльди порождают больше проблем, чем решают.
В поддержку традиционной картины можно привести три основных аргумента. Во-первых, завоевания, обычно приписываемые царям, весьма нелегко отнести к V в. до н. э., который в письменных источниках представлен как отмеченный множеством трудностей период слабости Римского государства и его союзников. Датировка серединой V в. до н. э. такого события, как, например, завоевание Альба-Лонги, создает множество самых различных трудностей. Например, в исторический период в Риме было известно шесть знатных родов, которые считались происходящими из Альбы: Юлии, Сервилии, Квинкции, Клелии, Гегании и Ку- риации (Ливий. 1.30.2; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. Ш.29.7). Но на самом деле эти «альбанские» gentes были патрицианскими, а представители каждого из них — представлены в консульских фас- тах, относящихся к первым десятилетиям периода Республики (например, под 498,495, 492,482, 471 и 453 гг. до н. э.), что явно указывает на их переселение в Рим еще при царях и в любом случае не согласуется с точкой зрения, согласно которой Альба-Лонга была завоевана Римом не ранее середины V в. до н. э.
Во-вторых, внутренняя непротиворечивость и общее правдоподобие древней исторической традиции, на которые мы уже обращали внимание, тоже говорят в пользу ее общей достоверности. Едва ли мы могли бы ожидать подобного результата, если бы римские историки и антиквары совершенно неверно понимали имевшиеся у них данные — многочисленные ошибки и недоразумения просто должны были бы привести к пута¬


I. Рост могущества Рима в царский период
307
нице, разногласиям и непоследовательности в их рассказах. Скептически настроенные исследователи типа Альфёльди предположили, что рассматриваемая традиция представляет собой продукт намеренной и систематической фальсификации именно по причине ее общей согласованности, — они полагают, что анналисты, сочтя имеющиеся у них свидетельства недостаточными или неудовлетворительными, создали совершенно ложную картину ранней истории Города, намеренно искажая имеющиеся данные и давая волю воображению, когда сведений не хватало. С этой точки зрения, внутренняя непротиворечивость и общее правдоподобие традиции в конечном счете были основаны на субъективных представлениях людей, создавших и организовавших соответствующий материал. По мнению Альфёльди, главная заслуга в этом принадлежит первому римскому историку Фабию Пиктору, который, пытаясь произвести благоприятное впечатление на своих греческих читателей, создал преувеличенную и непомерно раздутую картину, описав Рим VI в. до н. э. как могущественное независимое государство.
Основные возражения против данной теории заключаются, во-первых, в том, что у нас нет веских причин сомневаться в честности Фабия Ликтора, а во-вторых — в том, что, насколько мы можем понять, он был не в состоянии навязать ложный взгляд на прошлое Города последующим поколениям римских историков. Даже не говоря о том, что более ранние греческие авторы типа Тимея уже кое-что писали о Риме царского периода, нам трудно поверить в то, что, например, такой эрудированный и самостоятельно мыслящий историк, как Катон Цензор, мог смиренно принять предложенную Фабием версию, если бы первичные свидетельства, которые были ему хорошо известны, совершенно противоречили ей. И, кроме того, если римские историки имели обыкновение в массовом порядке искажать имеющиеся факты и придумывать новые, то нам не совсем понятно, как могло получиться так, что общая структура нарратива является столь единообразной у всех авторов.
Третий общий аргумент заключается в том, что традиционное представление о Риме VI в. до н. э. как о процветающем городском центре подтверждается данными археологии. При этом, однако, очень важно не преувеличивать значимость указанного аргумента и четко осознавать, что археологические свидетельства доказать могут, а что — не могут. Конечно, материал, обнаруженный в ходе недавних раскопок, весьма значительно расширил наши знания о культурном развитии Раннего Рима и об условиях его материальной жизни, но едва ли у нас есть основания ожидать, что археологические исследования в состоянии предоставить нам большое количество непосредственной информации о внешних связях города. Попытки проверить историческую достоверность завоеваний Тулла Гостилия или Анка Марция при помощи данных археологии вполне ожидаемо не увенчались особым успехом. Действительно, нам довольно сложно представить, какие археологические свидетельства — не считая пространных надписей — могли бы быть достаточными для того, чтобы доказать или опровергнуть упоминания древних авторов о том,


308
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
что уже в VI в. до н. э. римляне завоевали территорию до морского побережья и Альбанских гор.
На данный момент археологи еще не способны подтвердить, что в VI в. до н. э. территория города Рима простиралась до линии «Сервиева» по- мерия. Археологических доказательств того, что в конце царского периода Рим был окружен оборонительными сооружениями, тоже не имеется (с. 102 наст, изд.), хотя возведение городских стен древние авторы приписывают Тарквинию Древнему и Сервию Туллию (Ливий. 1.36.1, 38.6, 44.[3]; Дионисий Галикарнасский. Рижские древности. Ш.67.4; IV.13). Земляной вал (agger), опоясывающий часть Эсквилина, Квиринал и Ви- минал, не имеет точной датировки, и, возможно, им был обнесен не весь город. Кроме того, ценность археологических свидетельств в современном контексте ограничивается тем, что нам всё еще очень мало известно о других поселениях Старого Лация в архаическую эпоху. Основной причиной этого является то, что в последние годы большинство археологических работ ведется на памятниках, которые по определению лежат за пределами основных зон проживания людей, — прежде всего на могильниках и загородных святилищах. Археологи доказали, что на рубеже VI—V вв. до н. э. Рим пережил резкие изменения и превратился в урбанизированную общину, однако при этом до сих пор так и не прояснили, происходили ли аналогичные процессы в то же время в каком-либо другом месте Лация7а. Согласно трудам древних авторов, в течение последнего столетия царского периода Рим обогнал своих латинских соседей, однако с точки зрения археологии это предположение подтвердить пока нельзя.
Впрочем, это не означает, что археология в современном контексте совсем не вносит никакого вклада в реконструкцию ранней истории Рима. Так, раскопки дали нам определенное представление о коренных изменениях, происходивших в VI в. до н. э. на территории вокруг римского Форума (с. 97 сл. наст, изд.), который уже в конце VH в. до н. э. стал официальным местом для народных собраний. Археологи сумели установить расположение нескольких храмов и других общественных зданий, причем иногда — с фиксацией ряда последовательных стадий строительства. Эти находки в общем и целом подтверждают рассказы древних авторов о том, что последние цари осуществляли в городе весьма масштабные и грандиозные строительные проекты. Наиболее важным из подобных сооружений был храм Юпитера Капитолийского, возведенный в правление Тарквиниев и посвященный в первый год Республики. Археологические свидетельства — в виде отдельных архитектурных терракот — подтверждают датировку храма, а остатки фундамента и подземных сооружений подкрепляют сообщения древних авторов об огромных размерах рассматриваемого здания (рис. 42). Длина платформы, на которой оно стояло, составляла 61 м, а ширина — 55 м (ср.: Дионисий Га-
7а Из более новых работ на эту тему см., напр.: Smith C.J. Early Rome and Latium. Economy and Society c. WOO to 500 B.C. (Oxford, 1996). — В.Г.


I. Рост могущества Рыма в царский период
309
Рис. 42. План Капитолийского храма Юпитера Всеблагого Величайшего, Юноны и Минервы. (Публ. по: Gjerstad 1953—1973 [А 56] Ш: 181,
рис. 116.)
ликарнасский. Римские древности. IV.61.3—4), и, соответственно, в рассматриваемый период это был один из крупнейших храмов Средиземноморья. Данный факт сам по себе должен подтверждать представления античных писателей о том, что при Тарквиниях Рим являлся ведущим городом центральной Италии. Артефакты, обнаруженные в хранилищах вотивных приношений и в иных контекстах, свидетельствуют о том же,


310
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
отражая высокий уровень развития материальной культуры и широкие внешние контакты.
В свете рассматриваемых свидетельств у нас нет веских причин отвергать сообщения древних авторов об амбициозной и успешной внешней политике последних царей. Согласно античной традиции, они не только привели к повиновению латинов, но и одержали ряд побед над этрусками и сабинами, присоединили к своим владениям часть их территории (напр.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IV.27: Сервий Туллий). При этом вполне вероятно, что в трудах древних авторов масштабы военных действий в ходе названных конфликтов были несколько преувеличены. Например, при чтении «Римских древностей» Дионисия Галикарнасского может сложиться впечатление, что весь этрусский народ — «Двенадцать городов» — несколько раз объединялся в борьбе против Рима и что все эти города несколько раз подчинялись его власти. Однако подобное представление — хотя и неприемлемое в подобной формулировке — вполне могло представлять собой результат неверного понимания подлинного исторического факта, а именно — успешных кампаний против этрусских городов, земли которых граничили с римскими. Фантастическое представление о том, что Тарквиний Древний принимал капитуляцию этрусского Двенадцатиградия, частично основано на измышлениях антикваров по поводу происхождения фасций (напр.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. Ш.61), однако это не исключает возможности того, что римские войска действительно время от времени опустошали территории Цере, Вей и Тарквиний и что владения Рима перекинулись за Тибр уже в царский период. Так, по меньшей мере три из древнейших сельских триб — Ромилиева, Галериева и Фабиева, вероятно, располагались на правом берегу (см. рис. 43), а область под названием Семь Патов (Septem Pagi), предмет постоянных раздоров между Римом и Вейями, судя по всему, попала в руки римлян еще до падения монархии (Ливий. П.13.4, 15.6; Д ионисий Галикарнасский. Римские древности. V.36.4, 65.3).
Что касается собственно Лация, то на его территории римляне, вероятно, установили свою гегемонию уже ко времени Тарквиния Гордого. Основанием же для успехов этого царя, согласно сообщениям древних авторов, было преобразование Латинского союза в постоянный военный альянс (Ливий. 1.52). За время своего правления Тарквиний Гордый взял штурмом Помецию, обманом овладел Габиями, вывел колонии в Сигнию и Цирцеи и склонил на свою сторону тускуланцев, выдав собственную дочь замуж за их лидера Октава Мамилия8. В момент переворота, который привел к его свержению, Тарквиний осаждал Ардею.
В этих сообщениях нет ничего невероятного. Так, история о том, что добыча, взятая в Помеции, пошла на строительство Капитолийского храма, вполне могла представлять собой часть аутентичной традиции, связан-
8 	Древние авторы называют его Октавием (ис!) Мамилием. Однако более правдоподобным представляется преномен «Октав» (ср. Квинт, Секст, Септим, Децим), а не имя, состоящее из двух gentilicia (cp.: Beloch 1926 [А 12]: 189, примеч. 1).


Рис. 43. Предположительное расположение древнейших сельских триб (495 г. до н. э.). (Публ. по: Taylor 1960 [G 733].)


312
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
ной с этим зданием (ср.: Тацит. История. Ш.72), а договор, заключенный Римом с Габиями, хранился в храме Семона Санка по меньшей мере до эпохи Августа (Дионисий Галикарнасский. Рижские древности. IV.58.4). Далее обратим внимание еще на два момента, свидетельствующие о возвышении Рима в Лации в рассматриваемый период. Во-первых, в знаменитой поэме «Теогония» (строки 1011—1016) мы читаем, что Атрий и Ла- тин, сыновья Одиссея и Кирки, «на далеких святых островах обитают и над тирренцами, славой венчанными, властвуют всеми» (с. 76 наст. изд. Пер. В.В. Вересаева). Если это дополнение к произведению Гесиода действительно было создано в VI в. до н. э., то рассматриваемые строки, вероятно, представляют собой намек на могущество латинов под руководством римлян в эпоху правления Тарквиниев. Второе, и наиболее важное, доказательство — это договор между Римом и Карфагеном, записанный Полибием (Ш.22) и отнесенный им к первому году Республики9. Согласно этому примечательному документу, римляне и карфагеняне договорились сохранять дружбу и не действовать вопреки интересам друг друга. В частности, карфагеняне обязались не «обижать народы ардеа- тов, антиатов, ларентинов, киркеитов, тарракинитов и всякий иной латинский народ, подчиненный римлянам». Далее же в договоре говорилось: «Если какой народ и не подчинен римлянам, карфагенянам возбраняется тревожить города их; а если какой город они возьмут, то обязуются возвратить его в целости римлянам. Карфагенянам возбраняется сооружать укрепления в Лациуме, и, ежели они вторгнутся в страну как неприятели, им возбраняется проводить там ночь».
Безусловно, если данные свидетельства являются подлинными, сомнений в масштабах власти Рима в Лации не останется. Но действительно ли они подлинны? Документ, приведенный Полибием, уже давно вызывает бурные споры среди исследователей. Конечно, предположение о том, что это была преднамеренно сфабрикованная подделка, следует отвергнуть, но при этом остается открытым очень важный вопрос о том, прав ли был греческий историк (или его информатор), датируя рассматриваемый договор первым годом Республики. Так, например, Ливий не упоминает никаких договоров между Римом и Карфагеном, предшествовавших соглашению, зафиксированному им под 348 г. до н. э. (VTL27.2), а Диодор прямо говорит, что договор 348 г. до н. э. был первым соглашением, заключенным между двумя рассматриваемыми государствами (XVI.69.1). С другой стороны, в тексте Ливия содержатся определенные намеки на существование более ранних соглашений, так как, упоминая вновь о договоре 348 г. до н. э., историк говорит о том, что он был возобновлен «в третий раз» (IX.43.26 (в оригинале: IX.43.13. — В.Г.): 306 г. до н. э.; ср.: IX. 19.13: «древние узы» («foedera vetusta»)). Вообще, конечно, данные источников, относящиеся ко всему этому вопросу, являются очень сбивчивыми и противоречивыми. Но Полибий представляется нам весьма надежным и авторитетным автором, чьи сообщения нельзя так легко сбросить со счетов. Аргументы в пользу приводимой им датировки договора
9 	Ср. далее, с. 603 слл. наст. изд. (с более подробным рассмотрением).


I. Рост могущества Рима в царский период
313
с Карфагеном были достаточно четко изложены в первой редакции настоящего издания САН Х.-М. Ластом10, чьи выводы и пояснения до сих пор остаются весьма значимыми и не были серьезно опровергнуты предпринятыми в последующие годы попытками дискредитировать свидетельство Полибия.
Основным аргументом в пользу датировки, приведенной Полибием, является именно тот факт, что содержание рассматриваемого договора хорошо согласуется с историческими обстоятельствами конца VI в. до н. э. Анализируемое соглашение ставило Рим во главе миниатюрной «империи» на территории Лация, которая простиралась вдоль морского побережья вплоть до Помптинской равнины. Это в точности соответствует ситуации, которая, согласно упоминаниям древних авторов, сложилась в правление Тарквиния Гордого, чье владычество над рассматриваемым регионом подтверждается сообщениями о взятии им Помеции и основании колонии (вне зависимости от того, что понимать под этим термином) в Цирцеях. Также можно отметить, что отнесение рассматриваемого документа к более позднему времени опровергается тем фактом, что в начале V в. до н. э. Помптинская область и большая часть южного Лация были захвачены вольсками и вернулись под власть Рима лишь столетие спустя. Короче говоря, если только мы не предпочитаем считать, что анализируемый договор представлял собой неотъемлемую часть некой злонамеренной схемы фальсификации, мы можем с достаточными основаниями заключить, что его согласованность с сохранившимися рассказами о военных и дипломатических достижениях Тарквиния гарантирует не только правильность Полибиевой датировки, но и общую аутентичность остальной традиции.
Само по себе заключение договора между Римом и Карфагеном в конце VI в. до н. э. не должно сильно удивлять. Тот факт, что в анализируемый период бассейн Тирренского моря уже входил в сферу пуний- ских интересов, достаточно хорошо отражен в письменных источниках, и вполне вероятно, что договор с Римом был одним из целого ряда подобных соглашений, которые карфагеняне заключали с дружественными им государствами рассматриваемого региона. Так, например, Аристотель приводит договоры между Карфагеном и этрусками в качестве классического примера определенного типа торгового соглашения (symbolon), которые предусматривали взаимообмен правами и привилегиями — по словам философа, договаривающиеся стороны становились «гражданами одного города» [Политика. Ш. 1280а 36). Целью подобных договоров, судя по всему, было обеспечение прав доступа к иноземным торговым портам и защита интересов находившихся там торговцев.
О наличии сообществ финикийских торговцев в этрусских портах свидетельствует существование прибрежного поселения под названием Пуникум10а (совр. Санта-Маринелла) на территории, принадлежавшей
10 	Last 1928 [К 152]: 859-862.
10а Пунийцами, или пунами (Puni), именовались по-латыни финикийцы, а позднее — карфагеняне. — В. Г.


314
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
Цере, а также ряд двуязычных (этрусско-финикийских) надписей, которые были обнаружены в начале 1960-х годов при раскопках еще одного церийского порта — города Пирги (совр. Санта-Севера). Эти надписи, датируемые, вероятно, началом V в. до н. э., содержат посвящение финикийской богине Астарте (этрусской Уни), сделанное Тефарием Велианой, правителем Цере (рис. 44). Тот факт, что он провозглашал себя властвующим по милости богини, позволяет предположить, что жившие в Цере финикийские купцы обладали значительным политическим влиянием. Тесные связи между Цере и Карфагеном были весьма давними. Примерно за поколение до времени правления Тефария Велианы (ок. 540 г. до н. э.) их объединенный флот сражался с фокейцами в Сардинском море (Геродот. 1.166—167).
Кроме того, вполне вероятно — хотя и не совсем доказуемо, — что в архаический период в Риме тоже существовала колония финикийских торговцев (ср. выше, с. 73 наст. изд.). В любом случае карфагеняне, скорее всего, действительно должны были стремиться к налаживанию хороших отношений с городом на Тибре, контролировавшим длинную полосу побережья центральной Италии, и, очевидно, для них имело смысл сохранять такие же отношения с новым республиканским режимом, ко-
о
5
ч=
10 см
ч
Рис. 44. Золотая пластика из Пирг: довольно длинный текст на этрусском языке (нач. V в. до н. э.?). (Публ. по статье М. Кристофани (М. Cii- stofani) в: Ridgway and Ridgway 1979 [A 111]: 406, рис. 6.)


П. Падение царской власти и его последствия
315
торый утвердился в Риме после свержения Тарквиния, когда все существовавшие прежде соглашения, вероятно, были автоматически расторгнуты. Что же касается лидеров новой Республики, то они со своей стороны могли надеяться на признание собственной власти посредством заключения официального соглашения с Карфагеном и в то же время — предъявить претензии на гегемонию в Лации, которой ранее обладали цари. Таким образом, первый год Республики представляет собой вполне правдоподобный контекст для заключения договора между Римом и Карфагеном.
II. Падение царской власти и его последствия
Если отцы-основатели Республики надеялись продолжить дела с той точки, где их закончил Тарквиний, то они, скорее всего, были весьма разочарованы. Как оказалось, падение монархии сопровождалось сдвигами, которые поставили под угрозу доминирующее положение Рима и глубоко затронули политические взаимоотношения всех народов центральной Италии. При этом, однако, нам не совсем ясно, являлись ли эти сдвиги причиной или следствием изгнания Тарквиния. Сами эти события реконструировать весьма сложно, да и понять их должным образом мы не можем. Причиной подобных трудностей является то, что аристократическая традиция Республики, с ее пресловутой ненавистью к царской власти, преобразовала память о рассматриваемых событиях в рассказ о героической борьбе римского народа за свою новообретенную свободу против неоднократных попыток Тарквиния вернуть себе трон.
Как сообщают нам древние авторы, изгнанный царь поначалу обратился к жителям Вей и Тарквиний и убедил их вторгнуться на римскую территорию. Конец этому вторжению положила битва у Арсийского леса, в которой римляне, несмотря на гибель своего консула Л. Брута, одержали решительную победу. После этого Тарквиний бежал к Ларсу Порсен- не, царю Клузия. Тот выступил в поход на Рим и осадил его, расположившись лагерем на Яникуле, однако героизм Горация Коклеса, Муция Сце- волы и девы Клелии убедили Порсенну смилостивиться и, отступив от Рима, направить свои силы против латинского города Ариции. Впрочем, эта экспедиция закончилась неудачей — этруски были разбиты латина- ми и их союзниками из греческого города Кумы. После этого Тарквиний прибег к помощи своего зятя, Октава Мамилия из Тускула, который сумел заручиться поддержкой Латинского союза и возглавил всеобщее восстание против Рима. Наконец, после поражения Мамилия и латинов в битве у Регилльского озера (499 или 496 г. до н. э.) Тарквиний нашел убежище у Аристодема Кроткого10Ь, тирана Кум, который командовал вой-
10Ь По-гречески «Малак». В оригинале употреблено слово «Effeminate» («изнеженный, Женоподобный»), однако в русскоязычной традиции принят перевод «Кроткий»; см., Напр.: Дионисий Галикарнасский. Рижские древности. VTL2.4 [Пер. AM. Сморчкова). — В.Г.


316
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
ском, пришедшим на помощь латинам в борьбе против Аарса Порсенны. Будучи изгнанником при дворе Аристодема, последний римский царь завершил свой земной путь в консульство Аппия Клавдия и Публия Сер вилия (495 г. до н. э.: Ливий. П.21.5).
Эта романтическая история, без сомнения, является очень интересной, но не очень убедительной в качестве исторического повествования. Впрочем, это не значит, что сами описываемые события исторически недостоверны. Например, почти однозначно достоверным следует признать поход Аарса Порсенны — несмотря на попытки некоторых исследователей доказать обратное11. Археологические исследования свидетельствуют, что в конце VI в. до н. э. довольно многие поселения южной Этрурии были разрушены или покинуты жителями, а это, в свою очередь, вероятно, указывает на некие бурные события, произошедшие на данной территории в рассматриваемый период. Еще более надежным свидетельством в пользу вышеупомянутой точки зрения является рассказ Дионисия Галикарнасского о жизни и деяниях Аристодема Кумского, который, как показали недавние исследования, был почерпнут из независимого греческого источника (Дионисий Галикарнасский. Рижские древности. УП.З—б)12. В этом весьма примечательном повествовании, которое в конечном счете восходит, вероятно, к местной традиции Кум, описывается победа Аристодема над этрусками в битве при Ариции и дается ее точная дата (504 г. до н. э.).
Биография Аристодема подтверждает то, что и так можно было бы заподозрить: отведя изгнанному Тарквинию центральную роль, римские авторы исказили истину. На самом деле смена политического строя в Риме представляла собой лишь один элемент более сложного и чреватого серьезными последствиями комплекса событий. Особенно обманчивой выглядит трактовка роли Аарса Порсенны в вышеупомянутом предании. Данное заключение основано на том, что некоторым авторам была известна и иная традиция, согласно которой римляне сдались Порсенне и были вынуждены принять весьма унизительные условия мира (Тацит. История. Ш.72; Плиний Старший. Естественная история. XXXIV. 139). Если это действительно было так — а понять, зачем кому-то могло понадобиться выдумывать что-то столь выбивающееся из общей картины, достаточно сложно, — то нам будет легче объяснить весьма странную историю о том, что после разгрома при Ариции уцелевшим воинам Порсенны было предоставлено убежище в Риме (Ливий. П. 14.8—9). С другой же стороны, это ставит под большое сомнение общепринятую версию рассказа об установлении Республики, и для нас становится невозможным поверить в то, что основной целью Порсенны было восстановление Тарквиния в прежних правах. Более того, некоторые исследователи даже предполагают, что Порсенна, вместо того чтобы пытаться вновь посадить Тарквиния на римский трон, на самом деле отстранил его
11 Werner 1963 [А 134]: 381.
12 Alföldi 1965 [I 3]: 55 сл.; Momigliano 1966 [А 84]: 664 сл.; Gabba 1967 [В 63]: 144 сл.; Cornell 1974 [В 32]: 206 сл.


П. Падение царской власти и его последствия
317
от дел и либо правил вместо него, либо установил марионеточный режим («консулов») для управления городом от своего имени13. Впрочем, как бы то ни было — а точные подробности сейчас восстановить не представляется возможным, — пребывание Порсенны в Риме не могло быть долговременным и мы можем с достаточно большой долей уверенности предположить, что после битвы при Ариции царская эпоха окончательно подошла к концу.
Довольно запутанный рассказ о свержении царя Тарквиния и связанная с ним история о нападении Ларса Порсенны на Рим особенно остро ставят общий вопрос об отношениях Рима с этрусками в период архаики. Стандартная интерпретация, которую можно найти в работах большинства современных исследователей, заключается в том, что изгнание царей ознаменовало конец периода этрусского владычества в Риме и возвращение римлянами своей независимости. Согласно наиболее радикальной версии данной теории, авантюра Порсенны представляла собой лишь последний эпизод в целой серии этрусских вторжений, в результате которых Рим попадал под власть различных этрусских городов14. Эти вторжения, возможно, представляли собой составную часть более широкого процесса экспансии на территории Италии, который привел к образованию этрусской «империи», простиравшейся от долины реки По до Салернского залива. Захватив Рим, этруски получили контроль над очень важной переправой через Тибр и после того, как этот стратегический пункт был закреплен за ними, смогли продолжить продвижение в сторону Кампании, где, вероятно, во второй половине VI в. до н. э. их власть была установлена в уже существовавших на тот момент поселениях: Капуе и Ноле.
Естественным выводом из данного тезиса является то, что падение римской монархии в конце VI в. до н. э. разорвало связь между Этрурией и этрусскими поселениями в Кампании и в конечном итоге послужило одной из основных причин их упадка. Данный процесс был усугублен разгромом войска Порсенны при Ариции и — несколько позднее — уничтожением этрусского флота Гиероном Сиракузским в битве при Кумах в 474 г. до н. э. (Диодор Сицилийский. ΧΙ.51; Пиндар. Пифийские песни. 1.72). Завершающий же удар нанесли говорившие на оскских языках горцы, разорившие Кампанию в 20-х годах V в. до н. э. (см. далее, с. 344 сл. наст. изд.).
Конечно, того, что при Тарквиниях Рим являлся в некотором смысле этрусским городом, всерьез отрицать нельзя. Так, результатом этрусского влияния — по крайней мере отчасти — был процесс урбанизации, начавшийся во второй половине VH в. до н. э., да и воздействие этрусских идей на развитие римских религиозных культов, политических институтов и социальных обычаев было весьма далекоидущим. Следует отметить, что римские авторы не пытаются скрыть этот факт — наоборот,
13 Ed. Meyer 1907—1937 [А 79] Ш: 752, примеч. 1; cp.: Alföldi 1965 [I 3]: 77; см. выше, с. 219 наст. изд.
14 Напр.: Homo 1927 [А 66]: 115; Alföldi 1965 [I 3]: 206 слл.; Heurgon 1975 [А 64]: 140-141.


318
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
основную массу свидетельств подобного рода мы получаем именно из письменных источников. Впрочем, археологические находки также демонстрируют, что в плане материальной культуры Рим относился к миру этрусских городов.
Однако из того, что Город находился под культурным влиянием этрусков, совсем необязательно следует, что они играли преобладающую роль в его политической сфере. Предположение о том, что в период архаики Город пребывал под иноземным владычеством, никак не подтверждается ни письменными, ни археологическими источниками. Катон Стар ший, вероятно, писал о том, что «некогда почти вся Италия пребывала под властью этрусков» (Начала. Фрг. 62Р; ср.: Ливий. 1.2.5; V.33.7—11), но при этом он, безусловно, вовсе не имел в виду, что под властью этрусков находился Рим, — из контекста ясно, что приведенные выше слова относятся ко временам легендарного Метаба, современника Энея, и, соответственно, не имеют отношения к вопросу о положении Рима в архаическую эпоху15.
Широко обсуждаемое представление о том, что этрускам было необходимо контролировать Рим и другие латинские города, дабы обеспечивать себе прямой сухопутный маршрут к своим колониям в Кампании, представляет собой современный миф. Убедительных доказательств того, что этрусским поселениям в Кампании обязательно требовалось сохранять прямую связь с метрополией, у нас нет. Намного более правдоподобной представляется гипотеза о том, что во времена правления Тарк- виниев Рим представлял собой самостоятельную силу, но при этом живите в нем этруски играли доминирующую роль в политике и управляли городом в интересах Этрурии. Так, некоторые исследователи утверждают, что «присутствие у власти этрусского рода вполне могло способствовать контролю этрусков над сухопутным маршрутом, ведущим в Кампанию»16. Подобное утверждение было бы безупречным, если бы мы могли доказать истинность его исходной предпосылки, однако у нас нет никаких свидетельств «проэтрусского» характера внешней политики Тарк- виниев. Как мы уже увидели, согласно древней исторической традиции, они правили как независимые цари Рима и неоднократно воевали с этрусскими городами. Кроме того, мы совсем необязательно должны предполагать, что тот переворот, который привел к изгнанию Таркви- ниев, повлек за собой изменения в римской политике по отношению к этрускам, да и доказательств подобных изменений у нас тоже нет.
Что касается внутренней политики, то мы должны обратить внимание на то, что Тарквинии, судя по всему, едва ли оказывали жившим в Риме этрускам какое-то особое покровительство и при этом притесняли другие группы населения. Ни в одном из институтов, учреждение кото¬
15 Colonna 1981 [F 15]: 159. Те же самые соображения относятся и к пассажу Катона (Начала. Фрг. 12Р), по поводу чего см.: Momigliano 1967 [I 144]: 213 (= Idem. Quarto Contributo: 492—493).
16 Ridgway 1981 [J 103]: 31. О приведенной в основном тексте точке зрения см.: Colonna 1981 [F 15]: 165.


П. Падение царской власти и его последствия
319
рых приписывается Тарквиниям (или Сервию Туллию), не заметно никаких следов дискриминации по этническому признаку. Попытки доказать, что характерные для архаической эпохи социальные различия — например, между патрициями и плебеями — были основаны на различиях этнического характера, ставятся современными исследователями под сомнение17. Говоря короче, этрусское происхождение рода Тарквиниев совсем необязательно указывает на то, что римский правящий класс целиком или преимущественно состоял из этрусков.
Недавние исследования показали, что этнический состав населения архаического Рима был весьма пестрым и что между различными этническими элементами на всех социальных уровнях наблюдалось весьма сложное взаимодействие. Данная ситуация, подробно проанализированная в серии работ К. Амполо18, оказалась возможной благодаря высокой степени горизонтальной социальной мобильности, которая была характерна для всех общин тирренской центральной Италии в эпоху архаики. Наиболее важные свидетельства в пользу данного предположения мы вновь получаем из литературной традиции. Римляне, жившие в более поздние времена, очень хорошо осознавали свое смешанное происхождение и считали несомненным преимуществом тот факт, что их предки были готовы принимать в свои ряды чужеземцев. В исторической традиции зафиксировано множество случаев, когда отдельные лица или их группы переселялись в Рим и входили в состав правящей элиты. Сюда относятся и цари Тит Таций и Нума Помпилий, и авантюрист Мастарна из Вульчи, и Атт Клавз, основоположник рода Клавдиев. Но, конечно, для римлян наиболее ярким примером готовности их предков принять в свои ряды чужеземных переселенцев являлась именно история о семействе Тарквиниев.
Согласно сочинениям древних авторов, Тарквиний Древний перебрался в Рим со своей женой и семьей, так как знал, что это место, где принимают каждого и где есть возможность достичь большого успеха. Если же говорить об изгнании Тарквиния Гордого, то оно сопровождалось выдворением из города не всех этрусков, а только представителей его рода. Так, Ливий пишет, что «Брут по решению сената предложил народу объявить изгнанниками всех, принадлежащих к роду Тарквиниев» (Ливий. П.2.11. Пер. Н.А. Поздняковой). Подобные рассказы полностью согласуются с моделью «открытого» общества, в котором отдельные лица и их группы могли свободно перемещаться с одного места на другое без какой-либо потери прав или общественного положения. Данное явление фиксируется не только в Риме, но и в ряде других мест. История о коринфянине Демарате, предположительно — отце Тарквиния Древнего, который переселился из Коринфа в Тарквинии, представляет собой точную параллель рассказу о переселении самого Тарквиния в Рим.
17 Об истории этого вопроса см.: Richard 1978 [Н 76]: 27 слл.; Momigliano 1977 [Н 63]: 10 слл. (= Idem. Sesto Contributo: 480 слл.).
18 Ampolo 1970-1971 [G 2]: 37-68; 1976-1977 [G 3]: 333-345; 1981 [G 4]: 45-70.


320
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
Еще один пример — это Кориолан, римлянин, который ушел из Рима к вольскам и стал их предводителем. В свете данных примеров, судя по всему, не столь уж невероятной представляется и история о Сексте Таркви- нии — младшем сыне тирана, который обманом сумел добиться высокого положения в Габиях (Ливий. 1.53—54).
При этом для нас совершенно не важно, являются ли эти истории полностью правдивыми. Самое главное — это то, что они отражают одну из подлинных черт архаического общества центральной Италии. Так, на территории этрусских городов обнаружен целый ряд надписей, свидетельствующих о том, что там жили семейства греческого, латинского и италийского происхождения, занимавшие весьма высокое положение в обществе19. На то же самое явление в Риме указывают консульские фасты, демонстрирующие, что в первые годы Республики должность высшего магистрата неоднократно занимали представители семейств, переселившихся в город из других мест. Кстати, именно присутствие этрусских имен в списках консулов Ранней Республики доказывает, что падение царской власти не повлекло за собой массового изгнания этрусков из Рима, а археологические данные демонстрируют, что этрусское культурное влияние непрерывно сохранялось в Городе и на протяжении значительной части V в. до н. э.
Все эти факты хорошо согласуются с литературной традицией, которая не содержит решительно никаких намеков на какую-либо антиэтрус- скую реакцию во времена падения монархии. История о том, что после своего изгнания Тарквиний получил помощь от Октава Мамилия и ла- тинов (версия, гораздо более правдоподобная, чем та, которая делает Тарквиния протеже Аарса Порсенны), представляет собой еще одно свидетельство того, что анализируемые события не следует рассматривать как симптомы более широкого этнического конфликта между этрусками и латинами. В действительности у нас нет веских причин сомневаться в словах древних авторов о том, что римляне свергли Тарквиния Гордого не потому, что он был этруском, а потому, что он был тираном. В последующие периоды своей истории римляне всегда ненавидели даже саму идею царской власти, но при этом в римской исторической традиции нет никаких следов каких-либо предубеждений против этрусков как таковых20.
Если падение монархии и не являлось симптомом общего упадка власти этрусков в центральной Италии, оно всё же имело весьма далекоидущие последствия для внешних связей Города. Наиболее важным из этих последствий было крушение римского владычества в Лации и последующая реорганизация Латинского союза в начале V в. до н. э. При этом, однако, нам не совсем ясно, каким образом подобные изменения
19 Ampolo 1976-1977 [G 3]: 333 слл.
20 Справедливости ради надо отметить, что некоторые исследователи рассматривают данную проблему с иной точки зрения. Напр., Д. Мусти (D. Musti 1970 [В 119]) утверждает, что в дошедших до нас сочинениях древних авторов теснейшим образом переплелись про- и янттшэтрусские течения. Однако лично я этих течений не вижу.


П. Падение царской власти и его последствия
321
могли быть вызваны сменой политического строя в Риме, которая с первого взгляда вполне может показаться чисто внутренним делом.
На вопрос о том, как соседи Рима могли отреагировать на установление Республики, мы едва ли можем ответить хоть с какой-нибудь степенью уверенности, поскольку очень мало знаем об их внутриполитическом и конституционном устройстве. Впрочем, некоторые исследователи пытаются доказать, что в рассматриваемый период царская власть находилась под угрозой везде, и в конце VI — начале V в. до н. э. республиканские режимы устанавливались по всей центральной Италии — как в Лации, так и в Этрурии21. К сожалению, эта весьма привлекательная теория не может быть подкреплена хоть сколько-нибудь развернутыми доказательствами. Хотя мы едва ли можем сомневаться в том, что в конечном итоге республиканское правление было установлено во всех городах центральной Италии, о которых известно хоть что-нибудь, и в том, что с начала IV в. до н. э. следы монархического устройства уже не фиксируются нигде, подробности данного процесса совершенно неясны.
В сохранившихся трудах древних авторов мы находим очень мало указаний на существование царской власти в латинских городах (применительно к периоду после разрушения Альба-Лонги цари вообще не упоминаются), и это, скорее всего, указывает на то, что в VI в. до н. э. во главе латинских общин стояли аристократы. В Этрурии же нам известны монархии, сохранявшиеся и на протяжении значительной части V в. до н. э., — например, в Цере и Вейях. Более того, Вейи управлялись царями даже на момент захвата города римлянами в 396 г. до н. э. Кроме того, мы можем отметить, что институт тирании в греческих городах Сицилии и южной Италии просуществовал дольше, чем собственно в Греции, и, в основном, начал исчезать лишь с середины V в. до н. э.
Наиболее вероятным нам представляется предположение о том, что политический переворот в Риме вызвал в соседних государствах самую различную реакцию. Кое-кто вполне мог воспользоваться представившейся возможностью и последовать примеру римлян, изгнав своих собственных правителей, — и действительно, у Ливия мы читаем о том, что жители Габий убили Секста Тарквиния, как только до них дошли известия о перевороте, который произошел в Риме (Ливий. 1.60.2). С другой стороны, кое-где можно было ожидать и враждебной реакции — прежде всего в тех местах, где Тарквиниям удалось установить хорошие отношения с местными правящими семействами — например, в Ту скуле, где зять Тарквиния Гордого Октав Мамилий попытался организовать восстание против Рима (что важно — ни в одном из источников Мамилий не описывается как царь Тускула). При этом в большинстве случаев латаны, судя по всему, были весьма рады перспективе освобождения от римского владычества, которая открылась перед ними в результате падения Тарквиниев.
Согласно наиболее правдоподобной реконструкции, восстание лата- нов представляло собой продолжение их организованного сопротивле¬
Напр.: Mazzarino 1945 [F 47].
21


322
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
ния силам Ларса Порсенны, который, ненадолго захватив Рим, временно изолировал его от остальной части Лация и внес определенный вклад в падение Тарквиниев. Связь между Тарквинием Гордым, Октавом Ма- милием и Аристодемом Кумским имела политический смысл потому, что все они являлись не только приверженцами идеи царской власти, но и противниками Аарса Порсенны. Битва же при Ариции, а также уход и Порсенны, и Аристодема из Лация подготовили почву для конфликта между Римом и остальными латинами, в ходе которого римляне попытались вернуть свое былое влияние, а латины оказали им упорное сопротивление. У нас нет причин сомневаться в том, что Тарквиний Гордый был непосредственно вовлечен в эти события, хотя вполне вероятно, что его роль была второстепенной.
По сообщениям древних авторов, точка в упомянутом выше конфликте была поставлена битвой у Регилльского озера в 499 или 496 г. до н. э. (Ливий. 11.21.3—4), в которой римляне под командованием диктатора А. Постумия Альба одержали весьма знаменательную победу. Через несколько лет после этой битвы (согласно традиционной точке зрения, в 493 г. до н. э.) между Римом и латинами был заключен договор, который последующим поколениям стал известен как «foedus Cassianum» (так как от имени римлян его подписал консул Сп. Кассий) и определил формальные отношения между сторонами на следующие полторы сотни лет. Но перед тем, как рассматривать условия этого договора, необходимо уделить некоторое внимание предшествующей истории Латинского союза.
III. 	Латинский союз
В V—IV вв. до н. э. общины «латинского племени» («nomen Latinum») были объединены в политическую и военную федерацию, которую мы по традиции называем Латинским союзом. Политические отношения между латинскими городами в этот период регулировались положениями договора, заключенного Спурием Кассием. Впрочем, сам этот договор, конечно, не являлся исходным пунктом в создании вышеупомянутого союза, а просто внес некоторые изменения в уже существовавшую структуру, в частности — переопределил положение Рима по отношению к прочим лагинам. При этом, однако, наши представления о Латинском союзе до заключения Кассиева договора являются очень схематичными и ненадежными, а поскольку и о самом договоре нам известно очень мало, то организация и характер рассматриваемой организации даже в V—IV вв. до н. э. также вызывают немало вопросов и споров.
Причиной возникновения этих вопросов является тот факт, что все наши источники — в большей или меньшей степени — находились под влиянием позднейших изменений. В Ш—П вв. до н. э. слово «латинский» утратило исключительное этническое или территориальное значение и стало применяться для обозначения определенной юридической катего¬


Ш. Латинский союз
323
рии неримских общин на территории Италии. Говоря об этих позднейших «латинских» общинах, важно отметить, что они обладали особым статусом по отношению к Римскому государству. В качестве частных лиц ла- тины пользовались целым рядом определенных прав и привилегий в торговых делах с гражданами Рима. Другими словами, принадлежность к «латинскому племени» определялась в понятиях двусторонних связей (или, скорее, ряда двусторонних связей) между неравными партнерами, а не с точки зрения принадлежности к более широкому сообществу или федерации городов.
Описывая Латинский союз архаического периода, древние авторы, судя по всему, оглядывались именно на это положение дел, что несколько искажало рисуемую ими картину. Так, в имеющихся у нас источниках латины фигурируют с древнейших времен в качестве простого придатка Римского государства — группы подчиненных союзников, которые были обязаны поставлять воинов для римской армии и которым был снисходительно дарован привилегированный статус, отличавшийся от статуса прочих общин, подвластных Риму.
Согласно античной исторической традиции, Латинский союз с самого начала выполнял определенные военные и политические функции. Основанием для этого послужило распространенное в древности представление о том, что все города Старого Лация были колониями одного города — Альба-Лонги, который, соответственно, занимал положение гегемона до тех пор, пока не был разрушен Туллом Гостилием: «До царя Тулла верховной властью обладали альбанцы» («Albanos rerum potitos usque ad Tullum regem». — Цинций в соч.: Фест. 276L). Судя по всему, это была анахроническая и искусственная конструкция, образцом для которой послужили отношения, существовавшие в исторический период между Римом и его колониями, многие из которых обладали правами латинов и к середине Ш в. до н. э. составили большинство «союзников латинского племени» («socii nominis Latini»). По сообщениям древних авторов, победа Тулла Гостилия отдала в руки Рима гегемонию, ранее принадлежавшую Альбе (см., напр.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. Ш.34.1) и новое положение было торжественно зафиксировано в специальном договоре (Ливий. 1.32.5, 52.2), который впоследствии периодически возобновлялся после латинских «восстаний». При этом Кассиев договор представлял собой просто одно из подобных возобновлений. Так и стало возможным представить отношения между Римом и латинами как остававшиеся неизменными со времен Тулла Гостилия и до конца Второй Латинской войны в 338 г. до н. э. По словам Моммзена, подобная реконструкция представляла собой не историю, а, скорее, способ формулировки конституционной доктрины22.
22 	Mommsen 1887—1888 [А 91] Ш: 611: «Это не история, а, пожалуй, государственно- правовое изложение отношений, которые непосредственно предшествовали роспуску Латинского союза и установлению гегемонии Рима над остальным народом, находив- ппшся с ним в федеративном объединении».


324
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
Конечно, теоретическую возможность существования некой «аль- банской гегемонии» на древнейших этапах истории Ладия нельзя совершенно сбрасывать со счетов, однако подобное предположение не поддерживается сколько-нибудь убедительными доказательствами. Так, археологические данные, демонстрирующие, что на самых ранних этапах развития культуры Лация (Период I и ПА) (с. 51 сл. наст, изд.) в районе Альбанских гор существовал ряд небольших поселений, никак не помогают в объяснении политической роли Альба-Лонги, следы которой археологи так и не обнаружили до сих пор, а возможно, никогда и не обнаружат, поскольку, согласно сообщениям древних авторов, «Альба» была разрушена еще в догородской период.
Впрочем, как бы то ни было, намного более правдоподобной нам представляется точка зрения, согласно которой основанием для выдающегося положения Альба-Лонги в исторической традиции являлась не предполагаемая политическая гегемония этого города, а тот факт, что в исторический период в пределах его бывшей территории — на Альбан- ской горе — ежегодно справлялось общелатинское религиозное празднество. У нас нет оснований сомневаться в древности данного культа или в его важности для «национального» самосознания латинов. В исторические времена это был латинский культ в полном смысле этого слова. Упомянутое выше ежегодное празднество, известное под названием Лациар (Latiar) или Ферии Латинские (Feriae Latinae), было посвящено Юпитеру Лациарию, который в легендах отождествлялся с Латином — эпоним- ным предком рассматриваемого народа (Фест. 212L). Место отправления анализируемого культа — вершина Альбанской горы (совр. Монте- Каво) — представляет собой самую высокую точку региона (949 м) и господствует над всей равниной Лация.
Весеннее ежегодное празднество Feriae Latinae продолжали справлять и спустя долгое время после роспуска Латинского союза в 338 г. до н. э. — даже в императорскую эпоху. Центральным элементом праздника было пиршество, на которое представители каждой из общин приносили овец, сыр, молоко и т. п. (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IV.49.3; пастушеский характер рассматриваемой церемонии свидетельствует о ее глубокой древности). При этом совершалось жертвоприношение белого быка и представители каждой общины получали свою долю мяса23. Весьма любопытный список из тридцати «альбанских народов (populi Albenses), которые... получали мясо на Альбанской горе», приводится Плинием Старшим [Естественная история. Ш.69) и, возможно, относится к ранней стадии развития рассматриваемого культа (см. далее, с. 324 сл. наст. изд.). Вполне вероятно, что разделение мяса на тридцать порций имело особое значение и искусственно сохранялось в ритуальных целях на протяжении всей истории празднества. Это может объяснить неоднократно встречающиеся в трудах древних авторов упомина¬
23 	Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IV.49.3; Цицерон. Речь в защиту Гнея Планция. 23; Схолии к речам Цицерона. Idem., р. 128 Hild.; Варрон. О латинском языке. VT.25; Сервий. Колшентарии к «Энеиде» Вергилия. 1.211; cp.: Alföldi 1965 [I 3]: 19—25.


Ш. Латинский союз
325
ния «тридцати латинских городов» (см., наир.: Ливий. П.18.3; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. VL63.4 и т. д.). Анализируемая церемония, по всей видимости, являлась выражением племенной солидарности и представляла собой ежегодное возобновление связей родства, которые объединяли жителей латинских городов. Участие в рассматриваемом культе было знаком принадлежности к рассматриваемой общности, а к «латинскому племени» могли относиться исключительно представители тех городов, которые получали мясо на ежегодном пиршестве на Альбанской горе. Если представители какого-либо из латинских городов не получали должной доли мяса, то всю церемонию необходимо было повторить (см., напр.: Ливий. ХХХП.1.9; XXXVTL3.4).
При этом, однако, нам точно не известно, был ли культ Юпитера Ла- циария связан с политическим союзом латинских городов, существовавшим в конце VI в. до н. э. Хотя может показаться, что доказать естественное происхождение последнего от первого или предположить, что ежегодные собрания на Альбанской горе представляли собой лишь религиозную функцию Латинского союза, достаточно просто, большинство исследователей проводит весьма четкое различие между двумя упомянутыми институтами. Для подобной осторожности есть несколько причин. Например, Лациар был не единственным общим культовым действом латинских городов. Празднества подобного рода справлялись также в Лавинии — важном религиозном центре, где хранились священные Пенаты (изображения богов-покровителей. — В.Г.) [ILS 5004). Крупное общелатинское святилище располагалось и в роще Дианы в Ариции (см. далее, с. 333 наст, изд.), а, кроме того, некоторые древние авторы вскользь упоминают о существовании подобных культовых центров близ Тускула и в Ардее (Плиний Старший. Естественная история. XVL242; Страбон. V.3.5, р. 242С). Наконец, вполне возможно, что на территории Лация существовал и еще целый ряд общих святилищ, о которых нам ничего не известно.
Дополнительные сведения о рассматриваемых культовых местах можно почерпнуть из археологических источников. Например, в Габиях обнаружено архаическое святилище, расположенное за пределами городских стен, на основании чего можно предположить, что отправлявшийся там культ был открыт и для жителей других городов24. Судя по всему, общие святилища обычно располагались вне тех поселений, к которым они относились. Так, в Лавинии (совр. Прагика-ди-Маре) в ходе археологических раскопок, которые ведутся на протяжении последней четверти века, были обнаружены следы целого комплекса находящихся за городскими стенами святилищ, которые, вероятно, следует увязать с общелатинскими культами, упоминаемыми в письменных источниках25. Именно подобный контекст лучше всего помогает нам понять рассказы древних
24 СошеИ 1980 [В 315]: 85.
25 Castagnoli et al. 1972 [I 16]; Castagnoli 1977 [G 373]: 460 слл.; Poucet 1978 [B 386]: 583-601; 1979 [B 386]: 177-190; Dury-Moyaers 1981 [E 24]: 95-162; см. выше, c. 68, 92 сл. наст. изд.


326
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
авторов о том, что Сервий Туллий основал храм Дианы на Авентине как святилище, общее для всех латинов (с. 108,116 наст. изд.). Поскольку Авентин находился за пределами померия, священной границы города, рассматриваемый храм явно представлял собой загородное святилище, аналогичное тем, что уже существовали в других местах Лация. У нас нет причин сомневаться в том, что культ Дианы действительно был основан Сервием Туллием, хотя изначально, в VI в. до н. э., место его отправления, вероятно, представляло собой не собственно храм, а открытое святилище с алтарем (cp.: ILS 4907). При этом надпись, в которой говорилось об учреждении церемоний в честь богини, еще была известна авторам эпохи Августа26. Авентинский культ Дианы находился под влиянием греческих идей — в частности, изображение богини было сделано по образцу статуи Артемиды Эфесской или, скорее, ее копии, воздвигнутой незадолго до того в Эфесионе (храме Артемиды. — В. Г) в Массалии. Изображения на монетах периода Поздней Республики подтверждают, что и статуя Артемиды в Массалии, и — предположительно — ее римская копия действительно датируются VI в. до н. э.27.
Существование целого ряда общих культов в различных точках Лация на первый взгляд не совсем согласуется с идеей единого Латинского союза. Ученые пытаются объяснить данное затруднение по-разному. Согласно одному из предположений, большое количество культовых центров было результатом древних политических конфликтов внутри союза. С подобной точки зрения, рассматриваемая ситуация может указывать на то, что с течением времени лидерство в федерации переходило от одного центра к другому и что значение каждого из них сводилось к выполнению ритуальных функций (ad sacra), когда его место занимал новый лидер. Так, гегемония сначала могла перейти от Альбы к Лави- нию, затем — к Ариции и, наконец, к Риму28.
Впрочем, большинство исследователей считает, что различные общелатинские святилища изначально являлись центрами самостоятельных религиозных объединений, в состав каждого из которых входило несколько небольших локальных общин, располагавшихся в пределах достаточно ограниченной территории. Некоторые ученые считают, что подобное представление о наличии небольших локальных союзов подтверждается приводимым у Плиния списком «альбанских народов» (см. выше), который мог представлять собой описание федерации небольших сельских общин, располагавшихся в непосредственной близости от Альбанских гор29. Возможно, в Лации существовали и другие локальные союзы, центрами которых являлись Лавиний, Ардея и т. д. Согласно данной ги¬
26 Дионисий Галикарнасский. Рижские древности. IV.26.5. Данную надпись, вероятно, следует отождествить с «уставом алтаря Дианы на Авентине» (lex arae Dianae in Aventino), служившего образцом для всех более поздних святилищ подобного рода, см.: CIL ХП.4333 и т. д.; Mommsen 1887—1888 [А 91] Ш: 614 слл.
27 Культовая статуя: Страбон. IV. 1.5, р. 180С. Монеты: RRC Nq 448.3; cp.: Ampolo 1970 [G 343]: 200—210; см. выше, рис. 30.
28 Alföldi 1965 [I 3]: 236 слл.
29 Напр.: Bemardi 1964 [I 11]: 230 слл.


Ш. Латинский союз
327
потезе, некоторые из подобных сакральных объединений охватили всех латинов лишь на позднейших этапах их истории и, возможно, лишь вследствие развития федерации политического характера30.
Одна из сложностей, связанных с данной реконструкцией, заключается в том, что идентификация городов из списка Плиния чаще всего осуществляется весьма произвольно. Разные исследователи предлагают различные варианты, в результате чего названия оказываются разбросанными по намного более обширной территории31. При этом основным возражением против подобных попыток объяснить существование в Лации целого ряда общих культов является то, что в них просто не было необходимости. Рассматриваемая проблема, судя по всему, на самом деле является результатом ошибочного представления — или, скорее, двух различных, но в то же время взаимосвязанных ошибочных представлений: во-первых, о том, что у союза или федерации мог быть только один культовый центр (причем принадлежность к союзу определялась именно участием в отправлении соответствующего культа), а во-вторых, о том, что контроль над общим культовым центром подразумевал политическую гегемонию.
Корень этих заблуждений лежит в имеющихся у нас источниках. Например, древние авторы предполагают, что организация празднества в честь Юпитера Лациария именно на Альбанской горе отражала политическую гегемонию, некогда принадлежавшую Альба-Лонге. Естественным следствием данного предположения являлось представление о том, что, когда в эпоху правления Тулла Гостилия римляне разрушили Альбу и опустошили ее земли, они прибрали к рукам не только надзор за упомянутым выше празднеством, но и управление политической федерацией латинских городов. Аналогичным образом древние авторы считали само собой разумеющимся, что учреждение Сервием Туллием общелатинского культа Дианы на Авентине представляло собой заявку на политическое главенство — дав согласие принимать участие в соответствующих церемониях, латины тем самым признали гегемонию Рима: «это было признание Рима главою» («ea erat confessio caput rerum Romam esse». — Ливий. 1.45.3. Пер. B.M. Смирина). Но если римляне уже добились после разгрома Альбы руководящего положения среди латинов, то инициатива Сервия выглядит излишней. Таким образом, два рассказа противоречат друг другу, и, вероятно, ни один из них не соответствует действительности. Согласно еще одной традиции, гегемония Рима была установлена Тарквинием Гордым. Конечно, определенное зерно истины в этом, судя по всему, действительно есть, однако дополнительное утверждение, согласно которому именно последний римский царь основал культ Юпитера Лациария (Дионисий Галикарнасский. Рижские древности. IV.49.[2]), не может быть принято нами, — скорее всего, оно также представляло собой следствие упомянутого выше прямолинейного представления о не- Р аз делимости политических и религиозных объединений латинов.
30 См., напр.: Sherwin-White 1975 [А 123]: 15; Catalano 1965 [J 151]: 151 слл.
31 Напр.: Werner 1963 [А 134]: 440.


328
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
В действительности имеющиеся у нас данные, судя по всему, указывают на существование у латинов самых различных форм объединения, а не одного «союза» (для обозначения которого даже нет точного эквивалента в латинском языке). Путаница, связанная с рассматриваемым вопросом, вызвана тем, что и древние, и современные авторы не могут провести четкой границы между различными формами объединения и совместной деятельности, которые функционировали независимо друг от друга и имели разное происхождение. Далее мы по отдельности и по очереди рассмотрим сакральные, юридические и политические аспекты латинского сообщества.
Мы уже описывали справлявшиеся в различных местах Лация религиозные празднества. В них принимали участие представители многих или даже всех латинских общин. Эти коллективные культы следует рассматривать как пережиток догородского периода. Общие святилища, в основном очень древние, изначально представляли собой священные места латинского народа, имевшего племенную организацию и позднее, в эпоху архаики, разделившегося на ряд политических единиц. Живучесть общих культовых празднеств — самым явный признак того, что латины на протяжении всей своей истории осознавали собственную принадлежность к некой общности, выходившей за пределы отдельных городов-государств. У этих людей было общее название (nomen Latinum), общие представления и общий язык. Они поклонялись одним и тем же богам и имели очень похожие политические и социальные институты. Коллективное чувство родства нашло выражение в общем мифе о происхождении латинов. Кроме того, археологические данные свидетельствуют о том, что начиная с эпохи поздней бронзы по всей территории Старого Лация была распространена одинаковая форма материальной культуры (так называемая «cultura laziale»).
Рост городов-государств с собственными институтами и характерным представлением об ограниченном количестве граждан так никогда и не смог окончательно затмить это чувство культурного единства. Причиной этого является то, что в архаическую эпоху сама модель города-государства была принята латинами лишь частично. Процесс урбанизации развернулся на территории Лация в поздний ориентализируюгций период (ок. 630—580 гг. до н. э.), однозначно — в Риме (с. 53 сл. наст, изд.) и, вероятно, в некоторых других центрах, хотя для них известно не так много соответствующих свидетельств. Рассматриваемый процесс сопровождался радикальной трансформацией политических и социальных институтов, что нашло отражение в рассказах древних авторов о правлении трех последних царей Рима. При этом, однако, возникновение городов- государств в Лации представляло собой не результат стихийной эволюции, а, скорее, революционное преобразование местной периферийной культуры, вызванное контактами с более продвинутыми в социальном плане общинами Этрурии и Великой Греции. Следствием этого стал уникальный сплав структур, характерных для городов-государств, с весьма существенными пережитками догородских и «дополитических» институтов.


Ш. Латинский союз
329
Эта упрощенная модель развития городов-государств в Лации может помочь нам объяснить сохранение и иных общинных институтов, которые, судя по всему, являлись наследием догородского периода. В частности, именно вышеописанные процессы явились причиной наличия целого комплекса социальных и юридических привилегий, которыми пользовались все латины и которые в исторический период именовались «особыми правами» (iura). К ним относилось так называемое «ius conubii» — право вступать в законный брак с людьми из других латинских городов, «ius commercii» — право вести с ними торговые дела и заключать юридически обязывающие договоры (особенно важным при этом было право владеть недвижимостью на территории другого латинского города) и так называемое «ius migrationis» — возможность получить гражданство другого латинского города, просто поселившись в нем на постоянной основе.
Происхождение этих «латинских прав» вызывает весьма бурные споры. Едва ли они были продуктом официальных дипломатических соглашений, хотя не так давно подобная точка зрения вновь прозвучала в научной литературе32. Более правдоподобным представляется предположение, согласно которому такие институты, как брак или свободный обмен между представителями латинских общин, характеризовали общество, «в котором понятие государства и сопутствующее ему понятие постоянного местожительства еще были не очень развиты»33. Конечно, при этом имеется в виду не то, что Лаций в VI—V вв. до н. э. еще не был урбанизирован, а, скорее, то, что латинами использовалась лишь очень несовершенная модель города-государства. В своей классической греческой форме полис представлял собой закрытое сообщество, предоставлявшее гражданские права посторонним лишь в самых исключительных обстоятельствах: в частности, право вступать в законный брак или владеть землей на территории полиса принадлежало только людям, которые были гражданами по рождению. В Риме же мы наблюдаем совершенно противоположную ситуацию, однако именно отклонение от идеального типа полиса превратило его в общину, отличавшуюся особым политическим строем.
С другой стороны, исследователи, пытающиеся найти истоки «латинских прав» в племенном наследии латинов, тоже могут ошибаться. Такие права, как «conubium», «commercium» и «migratio», восходят, скорее, к горизонтальной социальной мобильности, которая была характерна для обществ центральной Италии в архаический период (ср. выше, с. 103 сл., 319 сл. наст. изд.). При этом следует обратить особое внимание на две черты этой горизонтальной мобильности. Во-первых, она не была характерна для какой-то определенной этнической группы, а, скорее, приводила к слиянию этрусков, латинов, сабинов и прочих в рамках отдельных общин. Во-вторых же, это был преимущественно аристократический феномен. В ориентализирующий период (ок. 730—580 гг. до н. э.) в центральной Италии властвовали аристократические роды, представители которых
32 Humbert 1978 [J 184]: 81-84.
33 Sherwin-White 1973 [А 123]: 14-15.


330
Глава б. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
любили роскошь и поддерживали тесные контакты друг с другом посредством браков и обмена дарами34.
Впрочем, с горизонтальной мобильностью, превалировавшей в рассматриваемый период, довольно резко контрастировало отсутствие мобильности в вертикальной плоскости — то есть, поддерживая тесные связи друг с другом, аристократы одновременно сторонились представителей низших классов из собственных общин. Подобное состояние дел сохранялось и в V в. до н. э. — к примеру, в Риме патриции охотно приняли в свои ряды предводителя аристократического сабинского рода Ат- тия Клавза и предоставили ему, его родичам и клиентам земельные наделы (Ливий. П. 16.4—5), но при этом жестко ограничивали своих собственных сограждан, которые не принадлежали к патрициату. Крайним проявлением данной политики была попытка патрициев наложить запрет на браки между представителями различных сословий (ок. 450 г. до н. э.), хотя в то же время они охотно допускали брачные союзы с аристократами из других городов35.
Таким образом, можно сказать, что «латинские права» представляли собой институционализированную версию горизонтальной мобильности, характерной для обществ центральной Италии в догородской период. При этом официальные межгосударственные соглашения — такие, как foedus Cassianum, — судя по всему, не только не признавали, но даже, наоборот, урезали эти права, разрешая использовать их только представителям общин, подписавшим договор. Так и получилось, что взаимные права и привилегии, которые Дионисий Галикарнасский именует «исополи- тией» (см. далее, с. 335 наст, изд.), были предоставлены только латинам, которые, как следствие, превратились в своеобразное закрытое правовое сообщество. Данную ситуацию хорошо объясняет положение Законов ХП таблиц, согласно которому римский гражданин, отданный в рабство за долги, мог быть продан только «trans Tiberim peregre» («за границу — за Тибр»)36 — другими словами, правило, согласно которому ни один римлянин не мог оказаться рабом в самом Риме, по всей видимости, применялось на всей территории Латинского сообщества, и, соответственно, продавать должников в рабство можно было только «за Тибр», то есть этрускам.
Теперь обратимся к рассмотрению политического и военного блока латинских городов, который, как нам известно, существовал на территории центральной Италии на исходе VI в. до н. э. У нас есть целый ряд причин полагать, что этот Латинский союз представлял собой искусственное образование, которое возникло на относительно позднем этапе италийской истории и которое следует четко отличать от религиозных
34 Cp.: Cristofani 1975 [J 32]: 132-152.
35 Cp.: De Visscher 1952 [G 569]: 411-422 (= 1966: 157-617).
36 Законы ХП таблиц. Ш.5 в соч.: Авл Геллий. Аттические ночи. 20.1.46—47: «<...> в третий базарный день они предавались смертной казни или поступали в продажу за границу — за Тибр» («<...> tertiis autem nundinis captte poenas da bant aut trans Tiberim peregre venum ibant»).


Ш. Латинский союз
331
объединений и от комплекса частных прав, только что рассмотренных нами. Основной причиной этого является тот факт, что древние авторы были твердо уверены в том, что Рим никогда не входил в состав Латинского союза. Более того, согласно античной исторической традиции, последний был сформирован как политическая коалиция латинских городов, противостоящая Риму. Собрания представителей союза проходили за пределами римской территории — в роще Ферентины (Lucus Ferentinae, или — более точно: «lucus ad caput aquae Ferentinae» («роща у истока вод Ферентинских». —В.Г.)] располагалась она, по-видимому, на землях Ариции), а целью данного альянса было сопротивление росту могущества Рима.
В дошедших до нас источниках содержатся упоминания о том, что рассматриваемый союз действовал уже в царский период. Так, например, Дионисий Галикарнасский описьюает войну между римлянами во главе с Туллом Гостилием и организованной коалицией латинских городов, собрания которой проходили в Ферентине (sid.) [Римские древности. Ш.34.3). Вероятно, рассказ Дионисия исторически недостоверен, однако он может представлять собой анахроническое отражение ситуации, которая на самом деле сложилась к концу VI в. до н. э. Рассказывая о временах Тарквиния Гордого, древние авторы упоминают еще об одном собрании в Ферентине, на котором некий Турн Гердоний из Ариции попытался восстановить латинов против Рима (Ливий. 1.50; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IV.45). Впрочем, Турн был оклеветан Тарквинием и казнен, после чего царь убедил латинов принять соглашение, в котором они официально признали главенство Рима. В числе прочего этим договором предусматривалось военное сотрудничество между римлянами и латинами, в соответствии с условиями которого они выставляли равное количество воинов для союзной армии, но — под командованием римлян (Ливий. 1.52.6).
Конечно, отдельные детали этой истории весьма сомнительны, а некоторые исследователи считают ее полностью вымышленной, однако у нас есть определенные причины полагать, что она вполне может иметь некоторую историческую основу. В частности, можно отметить, что рассматриваемый рассказ полностью соответствует ситуации, на реальность которой указывает содержание уже упоминавшегося выше договора с Карфагеном (с. 108, 312 сл. наст. изд.). Нам представляется вполне разумной гипотеза о том, что латинские города, представители которых собирались в Ферентине и на одном из своих съездов заключили соглашение с Тарквинием, следует отождествить с городами, «подчиненными» (υπήκοοι) Риму, которые упомянуты в данном договоре. При этом указанный в скобках греческий термин прекрасно подходит для обозначения «подчиненных союзников». По-видимому, в рассматриваемом документе проводилось различие между «подчиненными» и «латинами, которые не подчинены Риму», однако это вовсе не исключает предложенной нами интерпретации, поскольку у нас нет причин полагать, что к организации с Центром в Ферентине принадлежали все латинские города, кроме Рима.


332
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
Впрочем, анализируемый договор в любом случае не содержит явных доказательств существования четко определенной категории «народов, не подчиненных римлянам», а, скорее, охватывает все возможные непредвиденные обстоятельства, в пользу чего говорит такая формулировка, как «если какой народ и не подчинен римлянам»37.
Тот факт, что в договоре с Карфагеном упомянуты названия лишь пяти из подчиненных Риму городов (все — на побережье), не исключает возможности отождествления «подчиненных» с членами Ферентинского союза. В конце концов, было бы весьма логично ожидать, что любые нападения карфагенян будут происходить с моря, и, соответственно, составители договора удовлетворились тем, что поименовали лишь прибрежные города, а общины, расположенные в глубине страны, включили в общую категорию под заголовком «всякий иной латинский народ, подчиненный римлянам».
Когда после свержения Тарквиниев и захвата города Порсенной лати- ны отпали от Рима, их сопротивление вновь организовывалось из Ферентины, на этот раз — под руководством Тускула и Ариции. Данный этап истории Лация задокументирован в двух весьма важных текстах, которые больше других могут претендовать на сохранение аутентичной информации о рассматриваемом периоде. Первый из них — это уже упоминавшийся нами (см. выше, с. 316 наст, изд.) рассказ Дионисия о жизни и деяниях Арисгодема, а второй — фрагмент из «Начал» Катона Старшего, в котором приводится содержание совместной посвятительной надписи, сделанной в роще Дианы в Ариции представителями группы латинских городов. В данном тексте, возможно скопированном Катоном с оригинала, говорится:
Эгерий Бебий из Тускула, диктатор латинов, посвятил рощу Дианы в лесах Ариции. В посвящении сообща участвовали: Тускул, Ариция, Ланувий, Лаурент (т. е. Лави- ний), Кора, Тибур, Помеция, Ардея Рутулов... (Катон. Начала. Фрг. 58 Р).
Данная цитата не говорит нам ничего о датировке или значимости рассматриваемого события. Неясно и то, каким образом этот отрывок появился в рассказе Катона. Однако на данный момент большинство исследователей соглашается с тем, что наиболее вероятным контекстом для подобной надписи был бы рубеж VI—V вв. до н. э., когда латины пытались скоординировать свои усилия в борьбе против Рима.
3/ «έαν δέ τινες μή ώσιν υπήκοοι» (Полибий. Ш.22.12). Менее удовлетворительное объяснение заключается в том, что упомянутые в данном договоре «подчиненные» города следует отождествлять с теми латинскими общинами, с которыми Рим заключил отдельные договоры, по образцу договора с Габиями (foedus Gabinum), вне зависимости от того, являлись ли они членами союза. С этой точки зрения, к «народам, не подчиненным римлянам», относились члены Ферентинского союза, не имевшие отдельных соглашений с Римом (с. 607 сл. наст, изд.; ср., напр.: Sherwin-White 1973 [А 123]: 17 слл.). В конечном счете, данная реконструкция представляется нам излишней и надуманной. Кроме того, все имеющиеся данные указывают на то, что статус Габий был уникальным (см., напр.: Варрон. О латинском языке. V.33).


Ш. Латинский союз
333
Рощу Дианы, упоминаемую Катоном, не следует отождествлять с Lucus Ferentinae, хотя обе они были расположены на землях Ариции. Храм Дианы находился у северо-восточного края кратера, в котором расположено озеро Неми, — существовавшее там в исторический период святилище было частично раскопано в 1888 и в 1920-х годах38. Что же касается рощи Ферентины, то она располагалась неподалеку от тех мест, где позднее прошла Аппиева дорога, и, вероятно, может быть отождествлена с Ладжетто-ди-Турно (Lacus Tumi) близ Кастель-Савелли, примерно в двух километрах к западу от Альбано39. Из этого следует, что рассматриваемый фрагмент фиксирует не образование антиримского альянса, а, скорее, параллельное ему событие религиозного характера.
Не исключено, что учреждение культа, зафиксированное Катоном, представляло собой попытку латинов изолировать Рим и создать новый «общесоюзный» культ Дианы, который должен был бросить вызов культу с центром в святилище на Авентине — и, возможно, вытеснить его. То, что в некоторых источниках культ Дианы Арицийской, судя по всему, рассматривается как более древний, чем «Сервиев» культ в Риме (см., напр.: Стаций. Сильвы. Ш.1.59 слл.), не является серьезным возражением против данной точки зрения. Культ Дианы Арицийской действительно является очень древним и демонстрирует целый ряд весьма примитивных черт, наиболее яркая из которых — это образ «царя рощи» (rex nemorensis), беглого раба, который получал жреческий сан, убивая своего предшественника, и занимал эту должность до тех пор, пока мог защититься от новых претендентов на нее. Конечно, подобные черты должны были сложиться задолго до VI в. до н. э., однако возникающее затруднение легко преодолимо, если предположить, что документ, процитированный Катоном, фиксировал не собственно учреждение культа Дианы в Неми, а, скорее, попытку придать ему роль религиозного центра Латинского союза.
Список городов, приводимый в рассматриваемом фрагменте, вероятно, является неполным, поскольку Присциана — грамматика, сохранившего для нас этот список в своем труде, — интересовала только форма слова «Ardeatis»: судя по всему, в соответствии со своей обычной практикой, Присциан процитировал лишь отрывок текста, достаточный для передачи смысла, и не озаботился перечислением названий, которые шли после «Ardeatis Rutulus». Следовательно, мы не можем использовать фрагмент из труда Катона для реконструкции полного состава Латинского союза на исходе VI в. до н. э. Альтернативный список, который приводится Дионисием Галикарнасским [Рижские древности. V.61.3), по Целому ряду причин расценивается как весьма сомнительный: вероятно, он в большей степени основан на домыслах позднейших эрудитов, чем на подлинных документах, и использовать его для дополнения Катонова списка достаточно рискованно.
Впрочем, свидетельство Катона действительно подтверждает переход руководства к Тускулу — городу, название которого идет в списке
38 Morpurgo 1903 [В 364]: 297-368; 1931 [В 365]: 237-305.
39 См.: Ampolo 1981 [I 5\: 219-233.


334
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
первым и представитель которого, Эгерий Бебий, совершил посвящение в качестве «диктатора латинов». Этот явно официальный титул представляет собой еще один важный элемент текста. Мы можем предположить, что «диктатор латинов» был главным должностным лицом Латинского союза и что именно в качестве диктатора Октав Мамилий командовал объединенным латинским войском в битве у Регилльского озера. При этом некоторые исследователи полагают, что Катон мог написать не «dictator», a «dicator»40 (от лат. dicare — «жертвовать, посвящать». — В.Г.), однако в данном случае не совсем ясно, что это меняет, поскольку термином «dicator» совсем необязательно должны были обозначать должностное лицо, выполняющее чисто религиозные функции, да и слово «dictator» необязательно указывает на светского магистрата. Судя по всему, Эгерий Бебий мог быть либо главным магистратом Латинского союза, либо должностным лицом, назначенным для выполнения конкретной задачи — посвящения рощи. Оба варианта одинаково возможны, однако остальные имеющиеся в нашем распоряжении данные всё же, судя по всему, в большей степени подтверждают точку зрения, согласно которой во главе Латинского союза действительно стоял диктатор.
IV. Рим И ЕГО союзники в V в. до н. э.
Такой вид имела федерация, которая была разбита в сражении у Регилльского озера и с которой римляне в 493 г. до н. э. заключили Кассиев договор. Историческая достоверность данного документа не подлежит сомнению. Сп. Кассий, чье имя указывается в тексте, был реальным историческим деятелем, который три раза упоминается в консульских фас- тах, относящихся к рассматриваемому периоду. Условия договора были записаны на бронзовой колонне, установленной на Форуме и находившейся там еще во времена Цицерона [Речь в защиту Луция Корнелия Балъ- 6а. 53; ср.: Ливий. П.33.9). В труде Дионисия Галикарнасского мы также находим изложение рассматриваемого соглашения {Рижские древности. VI.95), которое по своей сути не является совершенно неправдоподобным и имеет полное право считаться достоверным. Зачем Дионисию или его источнику надо было выдумывать содержание договора, если его реальный текст был доступен широкой общественности?
Договор, содержание которого вкратце пересказывает Дионисий, представлял собой двустороннее соглашение между римлянами с одной стороны и латинами — с другой. Этот факт является наиболее убедительным доводом в пользу предположения о том, что Рим на тот момент — а возможно, и никогда — не входил в состав Латинского союза. По договору между двумя сторонами устанавливался вечный мир и создавался оборонительный военный альянс, предполагавший, что при нападении на любую из сторон другая должна прийти ей на помощь. Кроме
40 	Rudolph 1935 [J 211]: 12. Cp.: Sherwin-White 1973 [А 123]: 13.


IV. Рим и его союзники в V в. до н. э.
335
того, римляне и латины соглашались не помогать врагам друг друга либо разрешать им свободный проход по своей территории. Добыча, полученная в ходе любой военной кампании, должна была делиться поровну. Наконец, отдельное положение было посвящено разрешению торговых споров между гражданами различных городов.
Особое внимание следует обратить на то, что Дионисий Галикарнасский приводит лишь краткий пересказ явно более пространного документа. В других местах своего труда он упоминает о том, что анализируемый договор устанавливал между Римом и латинами отношения «исополитии» (равных гражданских прав. — В.Г.) [Римские древности. VL63.4; УП.53.5 и т. д.), что, без сомнения, представляет собой намек на рассмотренные в предыдущем разделе данной главы «права латинов», хотя дополнительных подробностей Дионисий не дает. У Феста (166L) приводятся две краткие цитаты, которые могли быть заимствованы из foedus Cassianum, однако, если это и так, относятся они к статье, не упоминаемой Дионисием.
Греческий историк ничего не говорит об организации союзного войска и о командовании им, хотя данный момент явно был очень важен при заключении договора. Впрочем, некоторую информацию по этому вопросу дает фрагмент из сочинения римского антиквара Л. Цинция, приводимый в труде Феста (под словом «praetor». — 276 L). Цинций рассказывает о том, что вплоть до консульства П. Деция Муса (340 г. до н. э.) латины собирались в роще Ферентины, чтобы договориться о командовании армией. Далее антиквар описывает достаточно любопытную процедуру, которая была проведена «в тот год, когда по приказу латинов римляне должны были выставить командующего войском»41.
К сожалению, данный отрывок является весьма двусмысленным. Словосочетание «quo anno» («в тот год, когда»), судя по всему, подразумевает, что в некоторые годы главнокомандующий союзными войсками призывался не из Рима и, следовательно, командование осуществлялось римлянами и латинами поочередно раз в два года42. Однако против данной интерпретации говорит то, что в имеющихся у нас источниках нет никакого намека на использование подобной системы на практике. В сохранившихся рассказах древних авторов о событиях V—IV вв. до н. э. не упоминается ни одного случая, когда объединенным войском римлян и латинов командовал человек, не являвшийся гражданином Рима. Таким образом, в рассматриваемом отрывке, судя по всему, имеется в виду то, что латины ежегодно собирались в Ферентине, а вот военные кампании совсем необязательно были ежегодными — и, соответственно, полково¬
41 «Itaque quo anno Romanos imperatores ad exercitum mittere oporteret iussu nominis Latini, conplures nostros in Capitolio a sole oriente auspicis operam dare solitos... etc.».
42 См., напр.: Schwegler 1853—1858 [А 117] Π: 346 сл., и многие последующие труды. Предположение Розенберга (Rosenberg (1919 [I 59]: 147 слл.; cp.: Alföldi 1965 [I 3]: 119 сл.; и Др.) о существовании системы ротации, в соответствии с которой все латинские города, включая Рим, по очереди принимали на себя верховное командование, должно быть отброшено как несовместимое с текстом Кассиева договора, а также на основании общего неправдоподобия.


336
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
дец был нужен только в те годы, когда предполагалось вести военные действия, причем этот военачальник неизменно призывался из Рима43.
В первые годы после заключения Кассиева договора мы можем наблюдать союз в действии. В первой половине V в. до н. э. римляне и латины были буквально окружены врагами и, по всей видимости, вели непрекра- ццавшиеся войны. Сами эти войны будут более подробно рассмотрены в следующем, пятом, разделе, а сейчас отметим лишь то, что рассматриваемый альянс сделал возможным эффективное сопротивление и спас Лаций от разграбления. Более того, отдельные исследователи предполагают, что именно давление вражеских сил на границы Лация привело прежде всего к сближению Рима и Латинского союза, а также к заключению Кассиева договора44.
Важное событие произошло в 486 г. до н. э., когда в рассматриваемый альянс были вовлечены герники. Это был италийский народ, вероятно, родственный сабинам45 и населявший стратегически важный регион в долине р. Трер (совр. Сакко). К сожалению, кроме названия, от герников не осталось практически ничего — никакого археологического или эпиграфического материала, за исключением весьма впечатляющих остатков многоугольных стен, которые датируются доримским периодом и могут восприниматься как развалины главных центров указанного народа: Анагнии, Верул, Ферентина и (особенно) Алетрия. Однако при этом нам неизвестно, являлись ли эти центры развитыми городскими поселениями в V в. до н. э. Более вероятно, что они представляли собой просто укрепленные убежища. Отдельное упоминание у Ливия (ЕХ.42.[11]) позволяет предположить, что герники имели свой союз с центром в Анагнии.
Заключение союза с герниками приписывалось всё тому же Спурию Кассию, который в 486 г. до н. э. в третий раз стал консулом. Согласно сообщениям древних авторов, герники были приняты в состав альянса на условиях, идентичных условиям Кассиева договора (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. УШ.69.2). При этом, однако, нам не совсем ясно, что стало результатом рассматриваемого соглашения — создание трехстороннего альянса, включающего также и латинов, или же заключение отдельного пакта между римлянами и герниками. В источниках не содержится никакого намека на какое-либо соглашение между герниками и латинами, которые в позднейшие времена в своих отношениях с Римом действовали независимо друг от друга. При этом, конечно, было бы весьма соблазнительным предположить, что уже в рассматриваемый период зародилась знаменитая римская политика заключения отдельных двусторонних союзов. Впрочем, нам в любом случае представляется вполне вероятным, что по мере расширения альянса Рим всё чаще становился центром его деятельности — координируя усилия двух отдельных
43 	Mommsen 1887—1888 [А 91] Ш: 619, примеч. 2. Моммзен предложил исправить текст и вместо «quo anno» читать «quando» («когда». — В.Г.).
и De Sanctis 1907-1964 [А 37] П: 97.
45 Древние грамматики считали, что название «герники» происходит от сабинского или марсийского слова «hema» («скала». — Веронские схолии к Вергилию', Сервий. Коллмен- тарии к «Энеиде» Вергилия. УП.684; Фест. 89L). Ср.: Devoto 1968 [J 39]: 111.


IV. Рим и его союзники в V в. до н. э.
337
групп союзников, он неизбежно сосредотачивал в своих руках контроль над ними обеими. Таким образом, включение герников в состав альянса имело парадоксальные последствия: положение союзников было ослаблено, а позиции Рима — усилены.
Мы не располагаем надежной информацией о том, как рассматриваемый военный альянс был организован на практике. На основании имеющихся данных можно констатировать лишь то, что латины и герники сражались отдельными контингентами под объединенным (римским) командованием, но при этом мы не имеем никакого понятия, какова была доля каждого из трех партнеров в общем составе союзной армии. Древние авторы не имели единой точки зрения на этот вопрос: иногда в их трудах говорится, что каждая из сторон выставляла равное количество воинов (см., напр.: Ливий. Ш.22.4), а иногда — что союзники (латины и герники вместе) формировали одну половину войска, а римляне — вторую (напр.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IX.13.1, 16.3—4, XI.23.2). На самом же деле едва ли хоть какая-нибудь из этих точек зрения была основана на подлинных сведениях о реальном положении дел.
Точно такая же неопределенность вполне естественно связана и с вопросом о дележе добычи. Древние авторы опять же иногда утверждают, что трофеи делились на три равные части, а в других случаях говорят лишь о том, что римляне великодушно «уступали» часть добычи союзникам. Предусматривавшийся договорами соразмерный дележ трофеев, вероятно, должен был предполагать их распределение между отдельными отрядами пропорционально их размеру. Впрочем, мы в любом случае можем быть уверены в том, что дележ добычи представлял собой вопрос чрезвычайной важности. Это было не только прямо подчеркнуто в Кас- сиевом договоре, но и нередко упоминается в трудах древних авторов (подробнее см. далее, с. 355 наст. изд.).
В состав трофеев входило движимое имущество, скот, рабы и земля. Естественно, особую проблему при дележе всего этого представляло распределение захваченной земли, особенно когда речь шла о латинах, поскольку Латинский союз являлся не унитарным государственным образованием, а, скорее, просто коалицией нескольких городов. Вероятно, то же самое можно сказать и о герниках. Разделение единого земельного массива на отдельные наделы, принадлежащие суверенным государствам, судя по всему, было немыслимым с административной точки зрения, а также абсурдным с точки зрения права. Как правило, данная проблема разрешалась путем основания колонии, в результате чего захваченная земля распределялась между колонистами, которые объединялись в новое политическое сообщество, становившееся независимым суверенным государством45"1 с собственными гражданством и территорией.
45а Для обозначения италийских городов и самого Рима авторы данного тома довольно часто употребляют слово «государство» («state»), хотя, по мнению многих исследователей, данный термин не совсем корректен применительно к рассматриваемой стадии общественного развития; см., напр.: Штаерман Е.М. К проблеме возникновения государства в Риме. ВДИ 2 (1989): 76-89. - В.Г.


338
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
В источниках зафиксировано основание многих колоний подобного рода в течение V—IV вв. до н. э. (см. далее, табл. 5). В большинстве своем они располагались на границах Лация или в тех местах, которые некогда принадлежали латинам, затем были захвачены вольсками и эква- ми, но в конечном итоге оказались отвоеванными у них. В большинстве случаев территории колоний не граничили с ager Romanus. Соответственно, вполне логичным выходом для новых поселений было вхождение в состав Латинского союза. Сами по себе они были обязаны посылать свои отряды в союзную армию наряду с прочими латинами, но при этом обладали также полным набором «латинских прав». Как следствие, рассматриваемые поселения обычно именовались «латинскими колониями» (coloniae Latinae). Исключением из этого правила был Ферентин (не путать с рощей Ферентины — см. выше, с. 331 наст, изд.), захваченный (или отвоеванный) у вольсков в 413 г. до н. э. (Ливий. IV.51.7—8). Поскольку этот город находился на территории герников, он был присоединен к их федерации, а не к Латинскому союзу. Тот же самый принцип, вероятно, был применен по отношению к Вейям и ряду других городов, таких как Ла- бики, которые были включены непосредственно в состав Римского государства (см. далее, с. 341 наст. изд.).
Следует признать, что Ливий весьма часто именует новые колонии «римскими», а не «латинскими», — он считает само собой разумеющимся, что они основывались Римским государством, и, судя по всему, подразумевает, что в обычных обстоятельствах все колонисты являлись выходцами из Рима. Но, поскольку историк в тех же выражениях говорит и о латинских колониях, основывавшихся в Ш—П вв. до н. э., то у нас нет причин сомневаться в том, что упомянутые выше ранние колонии представляли собой обычные coloniae Latinae.
При этом, однако, очень важно подчеркнуть, что наименование «латинская колония» относилось исключительно к юридическому статусу но- восозданной общины и никак не было связано ни с этническим происхождением поселенцев, ни со способом ее основания. В любой римской колонии самая большая группа поселенцев, как правило, должна была прибыть из Рима. Белох едва ли был далек от истины, предположив, что римляне обычно составляли не менее половины колонистов46. Остальные, вероятно, набирались из числа союзников — латинов или герников или и тех, и других. Римляне предоставляли своим италийским союзникам долю в своих колониях вплоть до Союзнической войны (91 г. до н. э.). Таким образом они блюли договорные обязательства, касавшиеся дележа военной добычи. При этом в источниках, авторы которых обычно смотрели на вещи с точки зрения Вечного Города, очень редко упоминается участие союзников в рассматриваемых предприятиях, а общие колонии описываются так, будто они были исключительно римскими. В действительности же, хотя римские колонисты, по всей видимости, неизменно составляли наиболее крупную группу поселенцев, они всё равно могли представлять собой меньшинство в общем составе населения, ведь мно-
46 Beloch 1880 [J 137]: 152.


IV. Рим и его союзники в Ve. дон. э.
339
гие из ранних колоний основывались в уже существовавших городах, уцелевшие жители которых тоже записывались в число колонистов. Согласно сообщениям древних авторов, именно это произошло в 467 г. до н. э. в Анции: жившие там вольски были включены в состав поселенцев наряду с римлянами, латинами и герниками (Ливий. ΙΠ.1.7; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IX.59.2). При этом следует отметить, что данную историю древние авторы понимают неправильно и пытаются объяснить присутствие союзников и коренных жителей Анция, выдвигая предположение о том, что в Риме просто не набралось достаточного количества людей, желавших стать колонистами (кстати, это неправильное понимание уже само по себе служит весьма убедительным доводом в пользу достоверности описываемого события).
Включение прежних жителей города в состав граждан колонии на самом деле не так уж и удивительно. Альтернативой этому было бы массовое изгнание, убийство или обращение в рабство, но нам представляется весьма сомнительным, что римляне и их союзники могли позволить себе столь значительные потери людских ресурсов, которые должен был повлечь за собой подобный разворот — даже вне зависимости от того, что бы они могли чувствовать при этом. Тот факт, что, согласно упоминаниям древних авторов, некоторые колонии иногда восставали против Рима, будет гораздо легче объяснить, если допустить, что римские колонисты составляли лишь меньшинство в получавшемся в итоге населении. Весьма показательным примером этого является всё тот же Анций: в течение трех лет после основания колонии там нарастало недовольство (Ливий. Ш.4), вылившееся в 459 г. до н. э. в открытое восстание (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. Х.21.4—8).
Говоря о процессе основания колоний, древние авторы сообщают, что подобные предприятия целиком организовывались Римским государством. Впрочем, в последние годы среди ученых стало модным отвергать эту традицию и взамен пытаться доказать, что колонии основывались Латинским союзом47. Подобная аргументация представляется в лучшем случае бесполезной, а в худшем — просто ошибочной. В соответствии со строгим конституционным положением, все вопросы, касавшиеся распределения захваченной земли, по-видимому, должны были решаться совместно — путем проведения консультаций между Римом и союзниками. Однако утверждение о том, что колонии основывались именно Римом, вероятно, представляет собой лишь техническую ошибку. По всей видимости, на практике решения принимались римлянами, а консультации с союзниками представляли собой простую формальность. Судя по всему, ответственность за выполнение практических задач, связанных с основанием колоний и распределением земель, всегда лежала на римских должностных лицах. Основанием для подобного вывода служит как проведение аналогий с военным командованием, так и тот факт, что в каждом случае римляне составляли самую крупную группу колонистов. Как бы то
47 См.: Rosenberg 1919 [I 59]: 161 слл.; Salmon 1953 [I 62]: 93 слл., 123 слл. Противоположная точка зрения: Geizer 1924 [I 30]: 958—959.


340
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
ни было, радикальная точка зрения, согласно которой на ранних этапах римляне почти или вообще не участвовали в принятии решений относительно колоний, несомненно, является неприемлемой. Между прочим, Ливий в нескольких местах своего труда приводит имена людей, уполномоченных осуществлять наблюдение за основанием колоний, — и во всех случаях это римляне. Например, «триумвирами», которые вывели колонию в Ардею в 442 г. до н. э., были Агриппа Менений Ланат, Т. Клелий Сикул и М. Эбуций Гельва — все видные члены сената (Ливий. IV. 11.5—7). Как язвительно заметил Р.-М. Огилви, «у нас нет оснований не доверять ни этим сообщениям, ни этим именам»48.
Данные о колонизации в V — начале IV в. до н. э. сведены в табл. 5.
Таблица 5
Раннеримские/латинские колонии с указанными в источниках или предполагаемыми датами основания
Фидены
Правление Ромула
Сигния
Правление Тарквиния Гордого
Цирцеи
Правление Тарквиния Гордого
Кора
Правление Тарквиния Гордого
Помеция
Правление Тарквиния Гордого
Фидены*
498 г. до н. э.
Сигния*
495 г. до н. э.
Велитры
494 г. до н. э. (укреплены в 492 г.)
Норба
492 г. до н. э.
Анций
467 г. до н. э.
Ардея
442 г. до н. э.
Лабики
418 г. до н. э.
Велитры*
401 г. до н. э.
Вителлия
395 г. до н. э.
Цирцеи*
393 г. до н. э.
Сатрик
385 г. до н. э.
Сетия
383 г. до н. э.
Сутрий
383 г. до н. э.
Непет
383 г. до н. э.
Примечание. Знаком (*) отмечено второе встречающееся в источниках упоминание об основании.
48 Ogilvie 1965 [В 129]: 549, указ, место.


IV. Рим и его союзники в V в. до н. э.
341
Один из моментов, связанных с данным списком, следует кратко прокомментировать. Под 209 г. до н. э. Ливий приводит список всех колоний, которые были основаны римлянами на тот момент (Ливий. XXVTL9.[7]). Как обычно, историк называет их римскими колониями, хотя, строго говоря, их следовало бы именовать латинскими (см. выше). Проблема же заключается в том, что в списке Ливия, в который в общей сложности входит тридцать поселений, упоминается лишь семь из ранних колоний, перечисленных в табл. 5: Сигния, Норба, Сетия, Цирцеи, Ардея, Су- трий и Непет. Остальные историк оставляет без внимания.
То, что Ливий не включил в свой список колонии, об основании которых сам же рассказывал ранее, действительно представляет собой весьма существенную сложность, на основании которой некоторые исследователи пытаются доказать, что многие из более ранних упоминаний являются ложными. Однако более удовлетворительным нам представляется объяснение, согласно которому общины, не включенные в список, в 209 г. до н. э. уже не имели статуса колоний. Некоторые, возможно, вообще прекратили существование (например, Фидены, разрушенные в 426 г. до н. э.), тогда как другие были включены в состав Римского государства после Второй Латинской войны 340—338 гг. до н. э. (например, Велитры и Анций) в качестве сообществ римских граждан.
При этом, однако, вполне возможно, что некоторые из ранних колониальных поселений никогда не становились латинскими колониями. Например, если захваченные земли граничили с ager Romanus, они могли быть просто присоединены к ней и распределены в качестве наделов (viritim) между римскими гражданами, которые при этом не образовывали новой общины, а сохраняли прежний статус и подчинялись напрямую Риму. Данная процедура была использована, в частности, после завоевания Вей в 396 г. до н. э., хотя, вероятно, применялась и ранее — например, в Лабиках в 418 г. до н. э., когда, согласно рассказу Ливия, «из города» было направлено 1,5 тыс. колонистов (Ливий. IV.47.6—7). Вполне вероятно, что в подобных случаях часть земли — в соответствии с договорами — передавалась и союзникам. Если это было так, то латинские колонисты, поселяясь на римской территории, должны были автоматически становиться римскими гражданами. Столь же вероятно и то, что римляне и латины могли принять участие в заселении Ферен- тина в 413 г. до н. э., когда он был отвоеван у вольсков и передан герни- кам. Судя по всему, рассмотренные выше договоры давали латинам и герникам право принимать участие в любой программе колонизации, осуществлявшейся римлянами, и это право действительно реализовывалось на протяжении достаточно длительного времени. Как ни странно, мы знаем об этом благодаря происшествию, связанному всё с тем же Фе- рентином: согласно сообщению Ливия, в 195 г. до н. э. некоторые жители этого города были включены в списки жителей колонии римских граждан и, соответственно, получили римское гражданство (Ливий. XXXIV.42.5).


342
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
V. 	Набеги сабинов, эквов и вольсков
В одном из предыдущих разделов мы говорили о том, что за падением римской монархии последовал краткий период волнений и беспорядков. Однако в дальнейшем ситуация постепенно стабилизировалась и в 90-е годы V в. до н. э. в Лации, судя по всему, начала складываться новая структура политических отношений. Римляне сумели вернуть себе, по крайней мере, такое же влияние, как то, каким они пользовались при царях. Так, в письменных источниках зафиксирован целый ряд успешных походов против сабинов в 505—500 гг. до н. э. (см. далее, табл. 6), после чего римляне начали продвижение на территорию региона между Тибром и Аниеном, захватив Фидены и Крустумерий (а также, вероятно, Фикулею — хотя подробной информацией об истории этого города в V в. до н. э. мы не располагаем).
Эти приобретения нашли свое отражение в создании в 495 г. до н. э. новых территориальных триб (см. выше, с. 302 наст. изд.). К ним, скорее всего, относилась Клавдиева триба, расположенная на землях, где поселился род Клавдиев после прибытия в Рим в 504 г. до н. э. (см. выше, с. 123 наст, изд.), и Клустуминская триба, на бывшей территории Крусту- мерия. На тот момент римские владения к северо-востоку от города дошли до границ Номента. Кроме того, римляне поставили под контроль Соляную дорогу (Via Salaria), которая шла вдоль левого берега Тибра и доходила почти до сабинской крепости Эрет. В результате площадь ager Romanus, судя по всему, увеличилась примерно до 949 км2 (ср. выше, рис. 40, с. 303 наст. изд.). Дальнейшее расширение за счет латинских земель было приостановлено заключением Кассиева договора в 493 г. до н. э. Впрочем, данное соглашение само по себе означало укрепление позиций Рима в Лации.
Как уже упоминалось выше, заключение военного альянса между Римом и Латинским союзом являлось ответом на внешнюю угрозу, которая стала очевидной в 90-е годы V в. до н. э. Основание колоний в Велитрах, Сигнии и Норбе, вероятно, представляло собой попытку упомянутого выше альянса укрепить границы Лация и обезопасить их от угрозы вражеского вторжения49. Однако, несмотря на эти меры предосторожности, в конце 90-х годов V в. до н. э. вновь установившаяся стабильность Лация была резко нарушена набегами вольсков и эквов, которые именно с этого времени начинают активно фигурировать в исторической традиции.
49 	Согласно традиционной хронологии, колонии в Сигнии (495 г. до н. э.) и Велитрах (494 г. до н. э.) были основаны еще до заключения Кассиева договора (493 г. до н. э.). Однако точная датировка событий того периода является настолько неопределенной (ср. выше, с. 323 наст, изд., сноска 22), что настаивать на этом было бы неразумно. В общем и целом, вероятнее всего, Сигния, Велитры и Норба представляли собой латинские колонии, основанные совместно Римом и Союзом практически сразу же после подписания Кассиева договора.


V. Набеги сабинов, эквов и вольсков
343
Мы, вероятно, никогда не узнаем, как или когда вольски сумели овладеть южной половиной Ладия, но при этом едва ли можно сомневаться в том, что на протяжении большей части V в. до н. э. они контролировали гористую местность к западу от долины реки Сакко (совр. Монти- Лепини), большую часть Помптинской равнины, а также весь прибрежный район от Анция до Таррацины, который в VI в. до н. э. входил в состав «державы» Тарквиния Гордого (ср. выше, с. 310 наст. изд.). Краткое замечание Ливия указывает на то, что в 495 г. до н. э. в руках вольсков находились также такие крепости, как Кора и Помеция (П.22.2), к 493 г. до н. э. был захвачен Анций (П.33.4), а вскоре за ним последовали Ве- литры — город на южном краю Альбанского горного массива.
Проблема этнолингвистической принадлежности вольсков до сих пор остается открытой. Данные ономастики и общая вероятность позволяют предположить, что это был народ, относившийся к оскско-сабелль- ской группе, который спустился на равнины центральной Италии с Апеннинских гор в VI в. до н. э. Это в известной мере подтверждается тем фактом, что еще одна ветвь вольсков достаточно рано обосновалась в среднем течении Лириса, в районе Соры, Арпина и Атины (см., напр.: Ливий. Х.1.[2]). Лингвистические свидетельства, связанные с рассматриваемым народом, представлены так называемой Tabula Veliterna — найденной в Велитрах бронзовой табличкой с надписью из четырех строк, датируемой Ш в. до н. э. и выполненной на языке, который обычно считается вольскским50. Язык данной надписи демонстрирует близкое родство с умбрским, и по этой причине исследователи, как правило, говорят о «северном» происхождении вольсков и предполагают, что в VI в. до н. э. они постепенно перемещались откуда-то из-за Фуцинского озера вниз по долине Лириса51.
Впрочем, как бы то ни было, появление вольсков в южной части Ла- ция, скорее всего, явилось результатом миграции из внутренних районов страны и представляло собой часть более широкого переселения народов, которое, как мы знаем, в V в. до н. э. охватило основную часть Италии. Описывая это время, древние авторы сообщают о целом ряде последовательных племенных миграций, которые привели к широкому расселению народов сабелльской группы и распространению оскско-умбрских диалектов по всем центральным и южным регионам полуострова.
Данный процесс был подробно описан Катоном Старшим в его труде о древнейшей истории Италии, который, к сожалению, дошел до нас лишь в отрывках. Согласно фрагменту, который цитируется Дионисием Галикарнасским, миграция началась с переселения сабинов из мест близ Амитерна (у западных склонов Гран-Сассо) в холмистые земли вокруг
50 Vetter 1953 [J 129]: примеч. 222. Вполне возможно, что на самом деле Tabula Veliterna не была написана в Велитрах на местном диалекте. Не исключено, что ее привезли туда откуда-то еще в качестве трофея в позднейший период (см.: Crawford 1981 [J 31]: 542). В таком случае по поводу рассматриваемого источника мы не можем сказать ничего определенного.
51 Devoto 1968 [J 39]: 113-114.


344
Глава 6. Рим и Ааций до 390 г. до н. э.
Реате — впоследствии их новую родину, откуда они начали выводить все новые колонии и основывать поселения в виде «городов, не обнесенных стенами» (Катон. Начала. Фрг. 50Р = Дионисий Галикарнасский. Ргшские древности. П.49.[3]).
Данные переселения были результатом ряда так называемых «священных весен». «Священная весна» (ver sacrum) представляла собой радикальное ритуальное средство борьбы с голодом или иными кризисными явлениями сходного характера. В подобных обстоятельствах всё, что появлялось на свет в соответствующий год, следовало принести в жертву Марсу. Животных при этом забивали, а детей — щадили, но начинали именовать «посвященными богам» (sacrati). Когда они взрослели, их высылали из общины, чтобы они сами добывали себе пропитание. Глава этой группы молодых людей должен был следовать за диким животным, которое считалось посланным богами. Там, где оно останавливалось, чтобы отдохнуть, основывалось новое поселение, а его жители образовывали новое племя. Подобным мифом, например, объяснялось происхождение пицентов, которые, двигаясь вниз по долине реки Труэнт (совр. Тронто) к Аскулу (совр. Асколи-Пичено) и побережью Адриатического моря, якобы следовали за дятлом (picus). Точно так же самнитское племя гирпи- нов, согласно легендам, следовало за волком (hirpus), перемещаясь на юг от Сабинских гор. Легенда об основании Рима тоже содержит подобные элементы, поскольку Ромул и Рем представлены в ней как лидеры ватаги молодых воинов-пастухов, живущих в глуши (с. 78 сл. наст. изд.). Рассматриваемый миф соответствует реальности, по крайней мере, в своем основном положении, согласно которому первопричиной миграций была перенаселенность регионов с бедными природными ресурсами. Сама же «священная весна», вероятно, представляла собой отражение первобытного обряда инициации.
Рассматриваемые миграции запустили своего рода цепную реакцию, и ударные волны от них ощущались по всему полуострову. В Великой Греции это привело к катастрофическим последствиям, когда на прибрежные греческие города обрушились полчища япигов, луканов и брут- тиев. Сокрушительное поражение, нанесенное япигами тарентинцам в 473 г. до н. э., Геродот (VTL170) назвал «самой кровавой резней между эллинами» [Пер. Г.А. Стратановского). Города юго-запада один за другим разорялись луканами, пока примерно к 400 г. до н. э. единственными центрами эллинской культуры на всем побережье Тирренского моря не остались лишь Велия и Неаполь.
Вглубь страны от Неаполя жили говорившие на языке оскской группы самниты, которые захватили Кампанию и, овладев ее основными городами, образовали новый италийский народ («кампанцев»). Данное движение, судя по всему, началось как постепенное просачивание самнитских переселенцев, а не как организованное вторжение. В Капуе этруски — после достаточно непродолжительного сопротивления — включили пришельцев в состав гражданской общины, однако, несмотря на это, в 423 г. до н. э. самниты насильственно свергли этрусскую власть (Ливий. IV.37.1).


V. Набеги сабинов, эквов и волъсков
345
Если мы вернемся в Лаций, то сможем заметить, что набеги сабинов, эквов и волъсков в V в. до н. э. представляли собой локальные проявления рассматриваемого феномена, имевшего намного более широкие масштабы, и оказали аналогичное воздействие на поселения прибрежной равнины. Как уже отмечалось, вскоре после 500 г. до н. э. города южного Лация, вероятно, были захвачены вольсками, а на востоке таким городам, как Тибур, Пед и Пренесте, постоянно угрожали эквы — горный народ, живший в верхнем течении Аниена и на близлежащих холмах.
О языке и культуре эквов мы не знаем ничего, хотя вполне вероятно, что это тоже был сабелльский народ, говоривший на диалекте оскской группы. Так же, как и в случае с вольсками, археологические свидетельства о жизни эквов представлены исключительно развалинами многоугольных укреплений, которые можно увидеть на вершинах гор Монти- Пренестини (см. карту 3) и которые предположительно можно отождествить с укрепленными поселениями (oppida), упоминаемыми в трудах древних авторов (наир.: Ливий. П.48.4; Х.45.[10 слл.]; Диодор Сицилийский. XX. 101). Именно из этих горных твердынь эквы осуществляли частые набеги на Латинскую равнину.
Существуют веские основания полагать, что в начале V в. до н. э. эквы разорили Тибур, Пед и Пренесте. Жители Тибура принимали участие в посвящении рощи Дианы в Ариции (см. выше, с. 332 наст, изд.), но затем, вплоть до конца IV в. до н. э., название этого города исчезает со страниц исторических трудов. Согласно упоминаниям древних авторов, в 499 г. до н. э. пренестинцы вышли из состава Латинского союза и перешли на сторону римлян (Ливий. П.19.2), что действительно было вполне возможно, поскольку один из консулов 499 г. до н. э., Г. Ветурий, принадлежал к роду, имевшему давние связи с Пренесте52 — однако это последнее, что мы узнаём об этом городе вплоть до конца столетия. Пед тоже не упоминается в рассказах древних авторов о V в. до н. э. — не считая краткого появления в сказании о Кориолане (см. далее).
Лучшее объяснение подобного исчезновения из источников — это то, что Тибур, Пренесте и Пед были захвачены эквами. Данная вероятность перерастет в практически полную уверенность, если принять во внимание тот факт, что в войнах с эквами основным районом боевых действий были Альгидские горы и регион вокруг Тускула, который в исторической традиции представлен как самый уязвимый из латинских городов. Подобное положение дел не имело бы смысла, если бы латины по-прежнему контролировали Пренесте.
Таким образом, основными жертвами нападений волъсков и эквов были отдаленные латинские города, которые защищали римскую терри-
02 Эти связи устанавливаются на основании надписи «vetusia» (т. е. Ветурия) на серебряном кубке, найденном в Гробнице Бернардини (начало УП в. до н. э.; см.: Civiltä del Lazio Primitivo. 1976 [В 306]: 374). Возможно, Ветурия была знатной римлянкой, вышедшей замуж за пренестинского правителя. Как вариант, можно предположить, что Ве- турии переселились в Рим из Пренесте. См.: ТогеШ 1967 [В 265]: 38 слл.; 1981 [J 122]: 135—136.


ГОРНЫЕ КРЕПОСТИ ЭКВОВ
7. Виковаро
2. Ровиано?
3. Чичилиано
4. Кантерано
5. Беллегра
6. Рояте
7. Олевано Романо
8. Треви
ТИРРЕНСКОЕ МОРЕ
Выше 1000 м над уровнем моря 200-1000 м Высота менее 200 м
0 25 50 75 100 125 км
0 25 50 75 миль
Карта 3. Центральная Италия в V в. до н. э.


V. Набеги сабинов, эквов и волъсков
347
торию от наихудших последствий вражеских вторжений. А вот набеги сабинов напрямую затрагивали сам Рим. Войны между римлянами и сабинами продолжались веками. В конце концов, первым событием в римской истории — после смерти Рема — было похищение сабинянок, после которого новоиспеченные мужья были вынуждены отражать нападение отцов своих жен. Данная легенда в наиболее драматической форме выражает глубоко укоренившееся в общественном сознании римлян представление о том, что в их жилах была смешана латинская и сабинская кровь. Тсуг факт, что сабинами были два римских царя — Нума Помпилий и Анк Марций, также напоминал жителям Вечного Города о том, что их отношения с сабинами характеризовались не только вооруженными столкновениями, но и мирным проникновением. Многие из знатнейших римских семейств, включая Валериев и Постумиев, претендовали на сабинское происхождение, а несомненно достоверная история о переселении в Рим Клавдиев в 504 г. до н. э. свидетельствует о том, что процесс интеграции шел и в республиканский период. Кроме того, вплоть до середины V в. до н. э. между римлянами и сабинами спорадически возникали и военные конфликты.
Не совсем ясно, как укладывается в вышеописанную общую модель история об Аппии Гердонии. В 460 г. до н. э. Гердоний, знатный сабинянин, попытался захватить Рим, овладев Капитолием с отрядом из 4 тыс. соратников. Через несколько дней римляне при поддержке тускуланских воинов сумели изгнать Гердония, который затем был казнен вместе с большинством своих сабинских сподвижников. Данный эпизод, очевидно, является подлинным, однако никаких параллелей в исторической традиции не находит. Возможно, это был своего рода «путч» группы непривилегированных переселенцев (Дионисий Галикарнасский называет их клиентами, см.: Римские древности. X. 14—17, а Ливий — рабами и изгнанниками, см.: Ливий. Ш.15—18). Не исключено, что Гердоний и находившиеся под его началом заговорщики потерпели поражение в том деле, в котором позднее преуспели самниты в Капуе. Однако уверенно говорить о данном происшествии мы не можем — и его продолжает скрывать завеса тайны53.
Войны с горными племенами в начале V в. до н. э. имели катастрофические последствия для экономической и культурной жизни римлян и латинов. Причем это не просто априорный вывод, сделанный на основе того факта, что в рассматриваемый период половина Лация попала в руки врагов. Помимо этого, у нас имеются убедительные доказательства того, что в V в. до н. э. Рим переживал явный экономический спад. Как мы уже видели (см. выше, с. 97 сл., 307 сл. наст, изд.), археологические данные свидетельствуют о том, что в VI в. до н. э. Рим представлял собой процветающую и быстро расширяющуюся общину. Следующее же столетие, наоборот, представляло собой «темные времена». На момент написания данного раздела (1983 г.) на территории Рима всё еще не обнаружено яркого археологического материала, однозначно относящегося к перио-
53 См.: Capozza 1966 [G 28]: 37 слл.


348
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
ду примерно после 475 г. до н. э. — за исключением нескольких каменных саркофагов и небольшого количества импортной изящной керамики54. Импорт аттической керамики в V в. до н. э. действительно очень резко сократился по сравнению с предшествующим столетием: недавние исследования показали, что, хотя общее снижение уровня аттического импорта наблюдалось и в этрусских городах, в Риме этот упадок был намного более заметным55.
Эти археологические аргументы, которые, по общему признанию, являются аргументами, основанными на отсутствии информации, можно подкрепить и другими свидетельствами. Например, согласно письменным источникам, в первые годы Республики в Риме было посвящено достаточно значительное количество крупных храмов. Помимо великого храма Юпитера Капитолийского (509 г. до н. э.), это были храмы Сатурна (497 г. до н. э.), Меркурия (495 г. до н. э.), Цереры (493 г. до н. э.) и Кастора (484 г. до н. э.). Но после 484 г. до н. э. из трудов древних авторов, которые, как правило, дотошно фиксировали подробности подобного рода, упоминания о посвящениях храмов пропадают вплоть до 433 г. до н. э., когда было основано святилище Аполлона. Источники не дают этому никаких объяснений, однако нам представляется вполне обоснованным предположение о том, что средства на храмовое строительство обычно выделялись из военной добычи (это явно следует из сообщений древних авторов о строительстве Капитолийского храма) и что начиная с 90-х годов V в. до н. э. в Риме не возводилось новых храмов именно по причине отсутствия успешных войн и богатых трофеев.
В сочетании с археологическими данными (или их отсутствием), сообщения письменных источников об основании храмов, судя по всему, подтверждают наши предположения об экономическом упадке. Исходя из этого, будет вполне обоснованным рассматривать политические и социальные сдвиги, голодовки и эпидемии, которые являлись яркой чертой внутриполитической истории Римской республики в V в. до н. э., как прямые или косвенные следствия данного спада.
Историки традиционно — и в общем-то справедливо — считают причиной трудностей, с которыми Рим столкнулся в рассматриваемый период, военные неудачи в борьбе с нашествиями горцев. Самая серьезная из этих неудач пришлась на 490—488 гг. до н. э., когда на территорию Ла- ция, неся смерть и разрушения, дважды вторгались отряды вольсков, возглавляемые римским перебежчиком Гн. Марцием Кориоланом. Захватывая один город за другим, войска Кориолана дошли до Клуилиева рва на окраине Рима (см. выше, с. 107 наст. изд.). Согласно традиционному рассказу, наиболее расхожую — и наименее точную — версию которого приводит Ливий (П.36—41), город был спасен только мольбами жены и матери Кориолана, которые убедили последнего повернуть назад.
Эпизод с Кориоланом представлял собой народную легенду, которая на протяжении многих веков находила отражение в стихах и песнях
54 Ryberg 1940 [В 402]: 51 слл.; cp.: Colonna 1977 [В 312]: 131 слл.
55 Meyer 1980 [G 112]: 47 слл.


V. Набеги сабинов, эквов и волъсков
349
(ср.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. VIII.62.3). Конечно, ее историческая достоверность вызывает весьма существенные подозрения и критику практически со всех точек зрения56, но, несмотря на множество явных признаков позднейшего литературного приукрашивания (например, попытка уподобить Кориолана Фемистоклу), едва ли можно сомневаться — по крайней мере, с точки зрения автора данного раздела — в том, что основные элементы рассматриваемой легенды относятся к устоявшейся устной традиции. В частности, весьма примечательной чертой, характерной для эпических историй, является особое внимание к топографическим деталям и в особенности — длинные перечни неясных географических названий, которые приводятся в рассказах о победоносных кампаниях Кориолана. Так, во время своего первого похода он взял Толерий, Болу, Лабики, Пед, Корбион и Бовиллы, а во время второго — Лонгулу, Сатрик, Сетию, Поллуску, Кориолы и Мутиллу (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. УШ. 14—36; Ливий (П.39) объединяет две кампании в одну). Современными исследователями было совершенно верно подмечено, что в рассказе о знаменитых походах Кориолана можно обнаружить следы «системы деревень», которая исчезла задолго до начала исторического периода57.
Оставляя в стороне романтические подробности, мы можем вполне обоснованно предположить, что рассматриваемая история отражает подлинную память народа о тех временах, когда вольски разорили большую часть Лация и угрожали самому существованию Рима. Впрочем, в данном случае хронология весьма ненадежна, поскольку ни одно из главных действующих лиц легенды не упоминается в консульских фас- тах; вместе с тем представление римлян о том, что описываемые в ней события происходили в первые годы V в. до н. э., вероятно, в общем и целом является верным.
Войны с вольсками продолжались с определенными перерывами на протяжении всего V в. до н. э. Их набеги на латинские земли перемежались или совпадали с вторжениями эквов. Согласно письменным источникам, в период примерно с 494 по 455 г. до н. э. римляне воевали с двумя этими народами практически каждый год. С середины V в. до н. э. подобные упоминания становятся более спорадическими (см. далее, с. 355 сл. наст. изд.). Блестящие успехи, достигнутые вольсками под началом Кориолана, насколько нам известно, больше никогда не повторялись, хотя время от времени отряды двух народов всё же доходили до самых ворот Рима (напр.: Ливий. Ш.66.5 — 446 г. до н. э.).
Наиболее знаменательным эпизодом войн с эквами была история о Л. Квинкции Цинциннате, который в 458 г. до н. э., когда в Риме в очередной раз сложилась чрезвычайная ситуация, был призван в город прямо от сохи и принял диктаторскую должность. За пятнадцать дней Цин- ВДннат собрал войско, выступил против эквов (осаждавших лагерь кон¬
56 Самый яркий пример: Mommsen 1870 fl 451: 1—26; однако см.: De Sanctis 1907—1964 [А 37] Π: 103 слл.
57 Sherwin-White 1973 [А 123]: 8-9.


350
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
сульской армии у Альгида), разгромил их, справил триумф, сложил полномочия и вновь вернулся к своей пахоте. Впрочем, мы должны признать, что эта поучительная история гораздо больше говорит о морализирующей идеологии римской элиты позднейших периодов, нежели о военной истории V в. до н. э. Даже если Цинциннат действительно являлся исторической личностью (как оно, вероятно, и было на самом деле), сокрушительный разгром эквов в 458 г. до н. э. всё же вызывает определенные подозрения — особенно учитывая тот факт, что горцы вновь вторглись на римские земли уже в следующем году и еще раз в 455-м.
С другой стороны, история о крупной победе римлян над эквами и вольсками при Альгиде в 431 г. до н. э. (Ливий. IV.28—29) имеет больше оснований считаться исторически достоверной. В данном рассказе заметен целый ряд черт, указывающих на сходство со сказанием о Кориолане и с дошедшими до нас описаниями битвы у Регилльского озера. Эти повествования отличаются от всех прочих множеством мелких подробностей, которые качественно отличаются от той явной риторики, которую мы обнаруживаем во всех остальных случаях. Характерной чертой истории о битве при Альгиде (а также о сражении у Регилльского озера) является упоминание имен и подвигов отдельных участников сражения с обеих сторон. Эта черта, придающая описаниям битв «эпический» характер, не является выдумкой Ливия (хотя он задействует ее в полной мере), а, скорее, указывает на то, что описываемые события сохранялись в народной памяти на протяжении веков и, возможно, воспевались в тех самых исторических «балладах», о которых с тоской вспоминал Катон Старший58.
Но подобные эпизоды всё же являются исключением. По большей части литературная традиция представлена краткими и пресными рассказами о ежегодных кампаниях, о которых в лучшем случае можно сказать лишь то, что они, вероятно, имели место. Дополнительные подробности, которые мы обнаруживаем в сочинениях Ливия и Дионисия Галикарнасского, явно представляют собой упражнения в риторике и никем не принимаются всерьез. При этом, однако, мы, естественно, должны задуматься над тем, имеет ли базовая структура рассматриваемого нарратива — простая последовательность событий, без риторических прикрас — прочные основания и восходит ли она к аутентичной традиции.
Упоминания древних авторов об успехах римлян представляют собой наиболее сомнительную категорию имеющегося у нас материала. Нам представляется вполне вероятным, что анналисты время от времени пытались преувеличить незначительные удачи и превратить стычки с неясным исходом в крупные победы. Так, например, Ливий под 446 г. до н. э. сообщает о большой победе над эквами и вольсками, но затем добавляет, что, насколько ему известно, одержавшие ее консулы не справили триумфа и далее пытается — довольно неубедительно — объяснить
58 	Катон. Начала. Фрг. 118Р; ср.: Цицерон. Тускуланские беседы. 1.2.3; Брут. 75. См.: Momigliano 1957 [В 111]: 104—114 (= Idem. Secondo Contnbuto: 69—88); см. выше, с. 112 сл. наст. изд.


V. Набеги сабинов, эквов и вольсков
351
этот факт (Ливий. Ш.70.14—15). При этом, однако, следует отметить, что, в общем и целом, крупные победы римлян упоминаются в сохранившихся трудах древних авторов сравнительно редко. Этот тезис можно проиллюстрировать перечнем римских триумфов в период после изгнания царей и до разорения города галлами (см. табл. б)59. В этом перечне хорошо заметно, что в рассматриваемый период триумфы были весьма нечастыми — в отличие, скажем, от эпохи Средней Республики, когда они справлялись в среднем дважды за три года60, причем особенно много их пришлось на те времена, когда были написаны первые труды, посвященные истории Рима, то есть на конец Ш — начало П в. до н. э. В целом же для V в. до н. э. в источниках зафиксировано всего двадцать два триумфа (включая овации60а) — на этом основании можно предположить, что анализируемая историческая традиция в основном свободна от нежелательных примесей и не является просто мошенническим проецированием в отдаленное прошлое условий, характерных для периода Средней Республики.
В какие бы героические подвиги своих предков ни хотели верить позднейшие поколения римлян, на деле они так и не смогли избавиться от гнетущих воспоминаний о том, что V в. до н. э. был временем невзгод и бедствий. Более того, в источниках нередко прямо упоминаются поражения римлян (например, в битвах с вольсками в 484 г. до н. э., см.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. VUI.84—86, и в 478 г. до н. э., см.: Ливий. П.58—60). При этом Ливий, например, явно считал эти поражения весьма неудобными и сделал всё возможное, чтобы приуменьшить их масштаб. Так, он попытался найти смягчающие обстоятельства, а также использовал отвлекающую тактику — например, выдвинув на первый план отдельные проявления римского героизма. Ярким примером использования подобного приема является история о Сексте Темпании — командире десятки всадников, отличившемся в злополучной для римлян битве при Верругине в 425 г. до н. э. (Ливий. IV.38). На основании подобных пассажей мы однозначно можем заключить, что римские историки, вместо того чтобы выдумывать что душе угодно, просто расставляли нужные акценты и пытались наилучшим образом использовать отраженные в традиции факты.
Впрочем, самой удивительной чертой сохранившихся нарративных источников является то, что ежегодные кампании в большинстве своем представлены в них не как победы или поражения, а как грабительские набеги, не имевшие серьезного результата и не отмеченные значительными событиями. Едва ли анналисты могли сами придумать подобную модель — гораздо более правдоподобным нам представляется предположение о том, что она отражает истинный характер реальных событий.
09 Информация заимствована из: Degrassi 1947 [D 7]: 535 слл.
60 	Harris 1979 [А 61]: 26: «<...> на протяжении большей части периода Средней Республики триумф справлял примерно каждый третий консул <...>»
^Овация (лат. ovatio) — «малый триумф», который присуждался при менее значительных победах. — В. Г.


352
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
Таблица 6
Римские триумфы. 509—368 гг. до н. э.
Годы до н. э.
Триумфатор
Побежденный враг
509
П. Валерий Попликола
Вейи и Тарквинии
505
М. Валерий Волуз
Сабины
505
П. Постумий Туберт
Сабины
504
П. Валерий Попликола П
Сабины и Вейи
503
П. Постумий Туберт [овация)
Сабины
503
Агриппа Менений Ланат
Сабины
502
Сп. Кассий Вицеллин
Сабины
499 (или 496)
А. Постумий Альб
Латины
494
М. Валерий Максим
Сабины и медуллины
487
Т. Сикций Сабин
Вольски
487
Г. Аквилий Туск [овация)
Герники
486
Сп. Кассий Вицеллин П
Вольски и герники
475
П. Валерий Попликола
Сабины и Вейи
474
А. Манлий Вульсон [овация)
Вейи
468
Т. Квинкций Капитолин
В ольски-анциаты
462
А. Лукреций Триципитин
Эквы и вольски
462
Т. Ветурий Гемин Цикурин [овация)
Эквы и вольски
459
Кв. Фабий Вибулан
Эквы и вольски
459
Л. Корнелий Малугинен
В ольски-анциаты
458
Л. Квинкций Цинциннат
Эквы
449
Л. Валерий Потит
Эквы
449
М. Гораций Барбат
Сабины
443
М. Геганий Мацерин
Вольски
437
М. Валерий Максим
Вейи, Фалерии и Фидены
431
А. Постумий Туберт
Вольски и эквы
428
А. Корнелий Косс
Вейи
426
Мам. Эмилий Мамерцин
Вейи и Фидены
421
Н. Фабий Вибулан [овация)
Эквы
410
Г. Валерий Потит Волуз [овация)
Эквы
396
М. Фурий Камилл
Вейи
392
Л. Валерий Потит
Эквы
392
М. Манлий Капитолин [овация)
Эквы
390
М. Фурий Камилл П
Галлы
389
М. Фурий Камилл Ш
Вольски, эквы и этруски
385
А. Корнелий Косс
Вольски
380
Т. Квинкций Цинциннат Капитолин
Пренестинцы


V. Набеги сабинов, эквов и вольсков
353
При этом следует отметить, что военные столкновения V в. до н. э. в корне отличались от организованных военных действий Римского государства в эпоху Поздней Республики. Анналисты явно оказались неспособны понять эту разницу и, описывая войны периода Ранней Республики с точки зрения позднейших понятий и практик, неизбежно искажали факты. Если же считать войны V в. до н. э. полномасштабными военными операциями, то нам будет весьма сложно объяснить, почему они случались столь часто и даже с некой регулярностью на протяжении столь длительного периода времени.
Уже самого Ливия — человека весьма правдивого и разумного — ставила в тупик явная способность эквов и вольсков, несмотря на постоянные поражения, год за годом собирать всё новые и новые армии (VI. 12.2). Пытаясь разрешить данный вопрос, историк предложил целый ряд объяснений: в войнах в разное время могли участвовать различные ветви эквов и вольсков, центральная Италия в V в. до н. э. могла быть более густо населена и т. д. Однако истинное объяснение, без сомнения, заключается в том, что рассматриваемые события представляли собой не войны (как их старался изобразить Ливий), а, скорее, серии намного менее интенсивных набегов и стычек. Масштаб военных действий, вероятно, был довольно незначительным, крупные сражения случались весьма редко, да и потери были достаточно скромными.
Таким образом, совершенно очевидно, что политическую или Клау- зевицевуб0Ь модель войны нельзя просто так наложить на архаический мир центральной Италии V в. до н. э. Вместо упорядоченных военных действий мы находим там весьма неопределенную последовательность ежегодных набегов. Согласно письменным источникам, военные столкновения были регулярными, однако от года к году между ними не наблюдалось никакой преемственности. Так, один год мог быть отмечен нападениями вольсков, следующий — набегами эквов, а еще через год на римлян обрушивались и те, и другие — судя по всему, совершенно бессистемно. При этом с римской стороны кампания каждого года рассматривалась как совершенно отдельное мероприятие. Каждый год в должность вступали новые консулы и набиралась новая армия, каждую весну и осень проводились специальные обряды, знаменовавшие начало и конец сезона военных кампаний. Эта циклическая модель ежегодного разжигания войны, несомненно, была присуща не только римлянам, но и всем италикам архаического периода.
Легалистический взгляд на войну как на политический феномен предполагает наличие развитого государства. Но в ходе военных столкновений V в. до н. э. нередко не проводилось четкого различия между действиями государств и частных лиц и их групп. Военные действия, нашедшие отражение в письменных источниках, в большинстве своем осуществлялись весьма загадочными отрядами воинов, которые сопрово-
60Ь Производное от имени Карла фон Клаузевица (1780—1831) — прусского офицера, автора трактата «О войне», в котором он в числе прочего высказал мнение о том, что война представляет собой «продолжение политики любыми средствами». — В. Г.


354
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
ждали отдельных лидеров в качестве клиентов или «товарищей» и функционировали как частные армии61. Конечно, древние авторы не дают надлежащего объяснения роли этих отрядов или «сообществ», но одновременно они предоставляют нам весьма многочисленные свидетельства их деятельности — достаточно вспомнить случай с Аппием Гердонием (см. выше, с. 347 наст, изд.), переселение рода Клавдиев (см. выше, с. 342 наст, изд.) и частную войну Фабиев с Вейями (см. далее, с. 359 сл. наст. изд.). Рассматриваемый феномен теперь подтверждается относящимся к соответствующему периоду документом — не так давно обнаруженной исследователями надписью из Сатрика, которая представляет собой посвящение Марсу, сделанное «товарищами» (sodales) некоего Публия Валерия62. Судя по всему, подобные частные сообщества были очень похожи на армии вольсков и самнитов, которые набирались посредством так называемых «священных законов» (leges sacratae). Подобные законы издревле применялись италийскими народами и связывали воинов обязательством следовать за своими предводителями до самой смерти (Ливий. IV.26.2 [слл.]; ΥΠ.41.4; IX.39.5; Х.38.2—12). Такие «священные воины» (milites sacrati) во многом напоминали отряды юношей, высылавшиеся из общины на основании обета «священной весны» (ver sacrum). Миф о «священной весне» вполне может отражать первобытную схему инициации, в соответствии с которой молодые люди, достигшие определенного возраста, отделялись от остальной части племени и изгонялись во «внешний мир», где должны были добывать себе пропитание набегами и грабежами. Вполне возможно, что некоторые из грабительских отрядов, вторгавшихся на территорию Лация в V в. до н. э., в действительности представляли собой полуавтономные маргинальные группы именно подобного рода.
Из вышесказанного следует, что в центральной Италии V в. до н. э. на практике фактически не было разницы между военными столкновениями и организованным разбоем, что признавал и Ливий, который нередко говорит о периодах, когда не было «ни мира, ни войны» (см., напр.: П.21.1, 26.1 и т. д.). Основание для рассматриваемых войн всегда было одинаковым. Это были грабительские набеги горных племен на процветающие и достаточно развитые поселения равнин. Бытовавшие у римлян представления о «справедливой войне» (с. 455 наст, изд.) и о том, что все войны Рима представляли собой ответные действия против внешних агрессоров, вероятно, зародились именно в V в. до н. э. Данная интерпретация подтверждается тем фактом, что обряды фециалов — жрецов, в функции которых входило официальное объявление войны, — были сосредоточены вокруг так называемого rerum repetitio — требования о возвращении захваченного имущества. При этом выражение «res repetundae» («вещи, подлежащие возвращению» [лат). — В.Г), несомненно, следует понимать именно в данном буквальном смысле, который еще сохранялся в leges repetundarum (законах о возвращении незаконно отнятого иму¬
61 В связи с этим феноменом в VI в. до н. э. ср. с. 123 сл. наст. изд.
62 Versnel 1982 [В 268]: 199; см. выше: с. 122 наст. изд.


V. Набеги сабинов, эквов и вольсков
355
щества. — В.Г), относящихся к позднейшим этапам республиканского периода63. Процедура rerum repetitio также подчеркивает явно экономический характер военных столкновений V в. до н. э. Их основной целью всегда был захват добычи. Богатые трофеи много раз упоминаются в рассказах древних авторов о военных кампаниях рассматриваемого периода, и, кроме того, важность данного момента подтверждается прямо сформулированными положениями Кассиева договора. Представление о том, что при нормальном ходе событий любое успешное военное предприятие должно приносить определенную добычу, — яркая черта древних договоров64, хорошо отражающая характерное для рассматриваемого периода отношение к войне.
Завершить данный раздел хотелось бы двумя небольшими цитатами из трудов Ливия и Дионисия Галикарнасского. Эти авторы описывают кампанию, которая предположительно имела место в 479 г. до н. э. и была выбрана нами как наиболее типичный пример. Комментарии излишни: два приведенных далее отрывка демонстрируют модель войны, которая имела широчайшее распространение в центральной Италии в V в. до н. э. и оставила множество следов в позднейшей римской практике. Хотя в более поздние периоды разжигание войны у римлян стало намного более организованным и изощренным, само представление о войне как ежегодном действе, выполняющем явно экономическую функцию, никогда так и не исчезло из общественного сознания жителей Рима. Более того, оно стало ключевым элементом в развитии римского империализма. Итак, в двух упомянутых выше отрывках рассказывается следующее:
Латины тревожимы были набегами эквов. Цезон, посланный туда с войском, вступил в земли эквов и стал их разорять. Эквы отошли в города и прятались за стенами. Поэтому никаких достопамятных сражений не было (Ливий. П.48.4. Пер. Н.А. Поздняковой).
Они (консулы. — В.Г), разделив войско, выступили в поле: Фабий — для войны против эквов, грабивших поля латинов, а Вергиний — против вейян. Как только эквы проведали, что к ним приближается войско, они поспешно очистили вражескую округу и отошли в свои города. После этого, когда их собственная земля подверглась опустошению, они терпели его, так что консул с первых же шагов овладел значительным имуществом, рабами и другой добычей (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IX. 14.1—2. Пер. Н.Г. Майоровой).
Во второй половине V в. до н. э. подобная схема обмена грабительскими набегами, судя по всему, постепенно начала исчезать. После 449 г. до н. э. сабины вообще пропадают со страниц источников, а о нападениях эквов и вольсков сообщается намного реже. За тридцать два года, с 442 по 411 гг. до н. э., кампании против вольсков упоминаются в трудах древних авторов лишь три раза (в 431, 423 и 413 гг. до н. э.), а против эквов — лишь четырежды (в 431, 421, 418 и 414 гг. до н. э.). Конечно, можно предположить, что причиной этого является недостаточность нашей источни¬
63 См. статью Шервин-Уайта (Sherwin-White) в изд.: JRS. 72 (1982): 28.
64 Garlan 1972 [G 591]: 50 сл. = 1975: 76 сл.


356
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
ковой базы, однако наиболее правдоподобным объяснением упомянутой ситуации представляется то, что эквы и вольски просто постепенно перешли к оседлому образу жизни. Данный вывод основан на том, что древние авторы продолжают сообщать о прочих «текущих» событиях (таких, как мор или нехватка хлеба), происходивших в рассматриваемый период, и, кроме того, достаточно пространно рассказывают о войнах с этрусским городом Вейи, к рассмотрению которых мы должны перейти далее.
VI. 	Вейи и наступление Рима
Этрусский город Вейи располагался на скалистом плато примерно в 15 км к северу от Рима — ближе к Лацию, чем все прочие города Этрурии. Рим и Вейи имели общую границу по правому берегу Тибра, и, конечно, нет ничего удивительного в том, что древние авторы возводят их соперничество к самому началу римской истории. Согласно их сообщениям, первая война между двумя городами произошла уже при Ромуле, который захватил Фидены, вывел туда колонию и получил власть над районом, называвшимся Семь патов (Septem Pagi) и расположенным на правом 6epeiy Тибра, а также над месторождениями соли к северу от его устья. Данная легенда может быть основана лишь на том факте, что Семь патов входили в состав Ромилиевой трибы, но, как бы то ни было, римляне действительно вполне могли уже в царский период овладеть полосой территории на правом берегу, протянувшейся от места, где сейчас расположен Ватикан, до морского побережья.
Судя по всему, в эпоху царей Рим периодически воевал с Вейями, хотя на основании не заслуживающих особого доверия рассказов Ливия и Д ионисия Галикарнасского мы не можем реконструировать ход этих войн во всех подробностях. При этом свидетельства о трех крупных конфликтах, случившихся уже в период Республики, представляются нам более надежными. Три этих столкновения представляли собой вполне определенные события, которые можно на законных основаниях называть Первой, Второй и Третьей Вейянскими войнами. Этот факт сам по себе четко отграничивает борьбу между Римом и Вейями от более примитивной схемы организованного разбоя, которая была характерна для войн с эква- ми и вольсками. Разница заметна уже по тому, что Вейи — как и Рим, но в отличие от эквов и вольсков — представляли собой хорошо развитый и централизованный город-государство.
За последние пятьдесят лет наши знания о городе Вейи и его владениях весьма значительно расширились, и произошло это благодаря археологическим находкам, сделанным отчасти в ходе раскопок, а отчасти — во время масштабного полевого обследования южной Этрурии (включая большую часть вейянских владений — ager Veientanus), которое было проведено Британской школой в Риме в 1950—1974 гг.65. В нашем контекс¬
65 	Potter 1979 [В 385]: 1-18.


VI. Вейи и наступление Рима
357
те будет достаточно привести лишь краткий обзор основных исторических выводов, сделанных на основании данной работы.
На протяжении VI в. до н. э. Вейи представляли собой процветающий городской центр. О реальном облике города известно не очень многое, хотя подъемный материал указывает на достаточно свободное расположение зданий по всему плато от северо-западных ворот до святилища на Пьяцца д’Арми (см. рис. 45). Вероятно, определенное скопление построек наблюдалось вокруг точки схождения основных дорог, которая представляла собой центр позднейшего — уже римского — города, однако это еще не подтверждено раскопками. Святилища в Портоначчио, Кампетти и на Пьяцца д’Арми были исследованы более систематично, и полученные материалы явно свидетельствуют о том, что в VI в. до н. э. на территории каждого из них были воздвигнуты весьма внушительные постройки. Знаменитые статуи-акротерииб5а из храма в Портоначчио убедительно свидетельствуют о богатстве Вей и о высоком уровне местных мастеров. Терракоты из Портоначчио с большой долей уверенности можно отнести к школе Вулки, вейянского скульптора, который был приглашен в Рим Тарк- винием Древним, чтобы изготовить статуи для Капитолийского храма.
Вейям принадлежала весьма обширная и плодородная территория площадью примерно 562 кв. км66. В ходе упомянутых выше полевых обследований была выявлена равномерная система довольно плотно расположенных сельских поселений, относящихся к VI—V вв. до н. э., на основании чего можно сделать вывод о том, что большая часть рассматриваемых земель использовалась под поля или пастбища (рис. 37). Плодородие почв весьма значительно повышалось посредством сложной системы дренажных галерей (cuniculi), которые достаточно широко встречаются на территории ager Veientanus и в большинстве своем, вероятно, относятся к V в. до н. э. Кроме того, на вейянской территории располагалась целая сеть тщательно спроектированных дорог, которые, вероятно, были построены в VH—VI вв. до н. э. и в любом случае относятся к доримскому периоду (т. е. ко времени до завоевания Вей римлянами. — В.Г). Дороги облегчали приток в город не только сельскохозяйственной продукции, но и предметов заморской торговли, на которой, судя по всему, в значительной степени и было основано процветание Вей. Автор недавнего основательного исследования, из которого мы почерпнули основную часть информации для приведенного выше обзора, заключает, что «и дороги, и дренажные системы достаточно явно отражают уровень контроля и организации, характерный для крупного города, постоянно поддерживающего в порядке собственную территорию»67.
Войны Рима с Вейями в V в. до н. э. представляли собой организованные конфликты между двумя развитыми государствами, ограниченные тремя четко определенными и сравнительно краткими боевыми столкновениями, которые были разделены периодами мира на основании до-
Акротерии сооружения. — В.Г.
66 Beloch 1926 [А 12]: 620.
скульптурное украшение над углами фронтона архитектурного
67 Potter 1979 [В 385]: 87.


Виллановский могильник
Виллановское поселение
О
500 м
Рис. 45. Этрусский и римский город в Вейях (Публ. по: Ward Perkins 1961 [В 421]).


VI. Вейи и наступление Рима
359
говоров (indutiae). Вполне естественно, что упомянутые войны возникали по самым разным причинам экономического и политического характера, и обе стороны конфликта всегда ставили перед собой долгосрочные цели, выходящие за пределы простого захвата добычи, — хотя в ходе военных действий, конечно, нередко совершали и грабительские набеги (см., напр.: Ливий. П.48.5—6).
Экономическое процветание и Рима, и Вей в значительной степени зависело от контроля над основными естественными путями сообщения. Движение вдоль западного побережья Италии с севера на юг могло осуществляться либо через Рим, либо через владения Вей, с пересечением Тибра у Фиден или рощи Феронии, но соперничество между двумя городами проистекало из их попыток контролировать маршруты, проходящие вдоль долины Тибра от побережья и вглубь страны. По всей видимости, вейяне могли угрожать власти римлян над левым берегом, удерживая плацдарм у Фиден, тогда как римляне, занимая правый берег, могли отрезать вейянам доступ к морскому побережью и месторождениям соли в устье реки. Соответственно нет ничего удивительного в том, что в войнах между двумя городами основной целью римлян было, судя по всему, установление постоянной власти над Фиденами, которые в течение V в. до н. э. постоянно переходили из рук в руки, тогда как вейяне сосредотачивали свои удары на римских владениях на правом берегу.
Самое большее, что мы можем с уверенностью сказать о Первой Вей- янской войне (483—474 гг. до н. э.), — это то, что вейяне взяли в ней верх. Древние авторы сообщают нам о победе римлян в генеральном сражении, состоявшемся в 480 г. до н. э. Приводимые при этом подробности вполне правдоподобны, однако не исключено и то, что они являются вымышленными68. Впрочем, как бы то ни было, упомянутая битва не остановила вейян, которые продвинулись далеко вглубь римской территории и захватили укрепленную позицию на Яникуле. Именно после этого, в 479 г. до н. э. представители рода Фабиев, сопровождаемые только собственными клиентами и «товарищами», попытались нанести этрускам ответный удар и, выступив из города, заняли пограничную позицию на реке Кре- мера. Два года спустя они потерпели катастрофическое поражение, в котором были уничтожены все мужчины рода — в общей сложности триста шесть человек, за исключением одного юноши, который не дал исчезнуть имени Фабиев.
Хотя в позднейшей традиции эта история была приукрашена множеством деталей, взятых из описаний относящегося примерно к тому же времени подвига трехсот спартанцев при Фермопилах, ее общая историческая достоверность едва ли может быть всерьез поставлена под сомнение. Рассматриваемая легенда, очевидно, была связана с тем фактом, что земли рода Фабиев располагались на границе с ager Veientanus, которая проходила по реке Кремера. Таким образом, Фабии сражались с вейянами, защищая собственные частные интересы. Упомянутый выше случай пред¬
68 Спорный вопрос. Я предпочитаю доверять интуиции Де Санктиса (De Sanctis 1907— 1964 [А 37] П: 120).


360
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
ставляет собой один из последних отголосков архаической формы социальной организации, которая в рассматриваемый период, вероятно, уже давно вышла из употребления. Наконец, следует отметить, что в период с 485 по 479 г. до н. э. одним из консулов неизменно становился представитель рода Фабиев, а с 479 г. до н. э. Фабии исчезают из фаст вплоть до 467 г. до н. э., когда высшую государственную должность занял Кв. Фабий Вибулан — тот самый, что остался в живых после битвы при Кремере.
На момент заключения перемирия в 474 г. до н. э. вейяне твердо удерживали в руках Фидены, власть над которыми, скорее всего, была установлена ими еще до катастрофы при Кремере09. Соответственно, именно вокруг этого города сосредоточились события Второй Вейянской войны, которая началась в 437 г. до н. э., когда по приказу тирана Вей Ларса То- лумния были убиты четыре римских посла. Еще одним весьма знаменательным и, несомненно, достоверным эпизодом данного конфликта была битва, в которой Авл Корнелий Косс в поединке сразил самого Ларса Толумния. За это ему были дарованы «тучные доспехи» (с. 207 наст, изд.) — знак отличия, который до того получал лишь Ромул. Льняной нагрудник с надписью, который Косс принес в храм Юпитера Феретрия, всё еще находился там во времена Августа, когда вокруг этой реликвии развернулись политические споры (Ливий. IV.20.5—11)б9а. Вскоре после упомянутой выше битвы римляне осадили Фидены (в 435 г. до н. э.) и взяли их, проникнув в городскую цитадель через подкоп.
Согласно Ливию, спустя некоторое время фиденяне вновь восстали, но в 426 г. до н. э. город вновь был захвачен и разрушен (Ливий. IV.31— 35). Вполне возможно, что после 435 г. до н. э. жители Фиден вновь перешли на другую сторону и что на самом деле войн было две, однако не менее вероятным нам представляется предположение о том, что древние авторы по ошибке зафиксировали одни и те же события дважды. Это очень сложная проблема технического характера, которая в значительной мере связана с вопросом о том, получил ли Корнелий Косс «тучные доспехи» во время своего консульства (как утверждал император Август): в подобном случае рассматриваемое событие следовало бы датировать 428-м, а не 437 г. до н. э., когда Косс был военным трибуном. Впрочем, вне зависимости от того, как будет решена данная проблема, окончательным результатом описываемой войны было то, что к 426 г. до н. э. римляне установили постоянную власть над Фиденами и приготовились перейти в наступление.
В ходе Третьей Вейянской войны (традиционные даты: 405—396 гг. до н. э.) Рим взял инициативу в свои руки и развернул полномасштабную атаку на сами Вейи. По сообщениям древних авторов, последовавшая за этим осада продолжалась десять лет и закончилась взятием города диктатором М. Фурием Камиллом. Сухие факты — падение Вей в 396 г. до н. э. и последующее включение их владений в состав ager Roma-
ω Cp.: De Sanctis 1907-1964 [А 37] Π: 122.
буа в 29 г. до н. э. Август отказал проконсулу Македонии Марку Лицинию Крассу в праве посвятить «тучные доспехи», ссылаясь на отсутствие у него высшей власти. — В.Г.


VI. Вейи и наступление Рима
361
nus — являются исторически достоверными и знаменуют конец определенной эпохи в истории Италии, однако более детальные сведения о рассматриваемой войне, приводимые в трудах Ливия и прочих древних авторов, остаются в основном легендарными.
История о падении Вей разрабатывалась двумя различными способами. Во-первых, рассказы о десятилетней осаде явно были созданы по образцу греческой легенды о Троянской войне, и в дошедших до нас нарративных источниках достаточно хорошо заметны попытки искусственно уподобить два события друг другу. Во-вторых, всё анализируемое повествование проникнуто духом мистицизма и религиозности. Рассматриваемая история содержит упоминания о целом ряде сверхъестественных явлений. Так, конец Вей, предсказанный в «Книгах Судеб» (Ливий. V.14.4; V.15.11), согласно традиции, являлся следствием религиозного проступка, совершенного веяйнским царем (Ливий. V.1.4—5). Падение же города было возвещено подъемом уровня воды в Альбанском озере — знамением, которое римляне искупили, спустив воду из озера по указанию дельфийского оракула. Эта весьма странная история, судя по всему, была каким-то образом связана с рассказами о том, что римляне проникли в Вейи через подкоп — мотив, который сам по себе имеет огромное количество различных ассоциаций (более ранняя осада Фиден, дренажные галереи в сельской местности вокруг Вей и т. д.). Еще одну легенду, связанную с туннелем, лучше всего пересказывает Ливий:
К этому моменту приурочивают обычно такую легенду: вейский царь приготовился к совершению жертвенного обряда, и гаруспик объявил, что победа даруется тому, кто разрубит внутренности именно этого животного. Услышав его слова из подкопа, римские воины вывели подземный ход наружу, похитили внутренности жертвенного животного и принесли их диктатору (Ливий. V.21.8—9. Пер. С.А. Иванова; далее трезвомыслящий историк снимает с себя всякую ответственность за достоверность данного рассказа).
Римский полководец Камилл изображается при этом как орудие судьбы (dux fatalis), исполняющее религиозную миссию. Заканчивается же рассматриваемая история рассказом об «эвокации» Юноны Царицы — вейянской богини, которую «убедили» покинуть город и перебраться в Рим. Ее культовая статуя была перенесена туда с удивительной легкостью и установлена в посвященном Камиллом храме на Авентинском холме (Ливий. V.22.3—6).
Мистический характер описываемых событий нашел отражение и в языке Ливия, чья пятая книга представляет собой искусно составленную проповедь о религиозных обязанностях70. Впрочем, подобный излишне благочестивый подход не являлся изобретением самого Ливия (как видно из приведенной выше цитаты о внутренностях жертвенного животного), а, скорее всего, был позаимствован им из более ранней легендарной традиции. Некоторые современные исследователи предполагают, что весь рассматриваемый рассказ в конечном итоге был почерпнут из этрусских ис-
Ogilvie 1965 [В 129]: 626.
70


362
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
точников и что его особый мистицизм представлял собой черту, характерную для этрусского исгориописания71. Теоретически это вполне возможно, однако полной уверенности в данном вопросе быть не может. Этрусское историописание — это предмет, о котором мы не знаем практически ничего.
Некоторые элементы вышеописанной истории на поверку оказываются имеющими намного более надежные основания, чем можно было бы ожидать. Например, рассказ об испрашивании совета у дельфийского оракула восходит к историческому факту, согласно которому римляне после своей победы отправили в Дельфы благодарственное приношение — золотую чашу, которая была помещена в сокровищницу массали- отов. Позднее, во время Священной войны, она была украдена и переплавлена Ономархом, однако подставка осталась в Дельфах, где каждый мог ее увидеть (Аппиан. Италийская книга. Фрг. 8.3). Кроме того, рассматриваемая традиция подтверждается историей о липарском пирате Тимаси- фее, который сопровождал римские корабли в Дельфы, и в награду за это сенат заключил с ним «договор гостеприимства» (hospitium publicum) (с. 378 наст. изд.). Воспоминания об этом событии были сохранены потомками Тимасифея, которых римляне освободили от налогов после захвата Липарских островов в 252 г. до н. э. (Ливий. V.28.3 [слл.]; Диодор Сицилийский. XIV.93.3; Плутарх. Камилл. 8.8).
Войны между Римом и Вейями хорошо иллюстрируют одну очень важную черту этрусской политической истории, а именно — обособленность отдельных городов. Тот факт, что Вейи не получили никакой существенной поддержки от других городов Этрурии, по всей видимости, шел вразрез с ожиданиями римских анналистов. В рассказе Ливия предполагается, что другие города должны были помочь Вейям и сделали бы это, не возникни особые обстоятельства — такие, как нечестивое поведение вейянского царя на общеэтрусских играх (Ливий. V.1.3—5). Древние авторы неоднократно сообщают о собраниях Этрусского «союза» у святилища Вольтумны (близ Вольсиний), на которых делегаты от «Двенадцати городов» по той или иной причине отказывались предоставить помощь Вейям (см., напр.: Ливий. IV.24.2; 61.2; V.1.7; 17.6—7).
На самом деле очень сомнительно, что федерация двенадцати городов, представители которой собирались в святилище Волтумны, когда-либо функционировала как политический или военный союз. В имеющихся у нас источниках нет ни одного исторически достоверного упоминания каких-либо действий союзного войска этрусков, и многие исследователи предполагают, что «союз Волтумны» представлял собой объединение чисто религиозного характера. С другой же стороны, нам известно множество примеров вражды и войн между этрусскими городами. О данном положении дел свидетельствует, в частности, такой документ, как «Тарк- винийские элогии» (elogia Tarquiniensia) — комплекс латинских надписей I в. н. э., в которых упоминаются события из истории Тарквиний V (и, возможно, IV) в. до н. э.72, — в частности, агрессивное вмешательство тарк-
71 Sordi 1960 [J 230]: 10-16, 177-182; Ogilvie 1965 [В 129]: 628.
72 ТогеШ 1975 [В 266]. Конкретные даты см.: Cornell 1978 [В 209]: 171—72.


VI. Вейи и наступление Рима
363
винийских магистратов во внутренние дела Цере и Арреция, а также война с латинами (рис. 46).
Во время войн между римлянами и вейянами Тарквинии, скорее всего, поддерживали последних (Ливий. V.16.4). С другой стороны, Клузий сохранял нейтралитет (Ливий. V.35.4), а Цере благоволил Риму. Соответственно, любые предположения о том, что рассматриваемые войны были частью непрерывного этнического конфликта между латинами и этрусками (ср. выше, с. 317 слл. наст, изд.), могут быть отброшены.
Данный вывод однозначно подтверждается тем фактом, что самыми последовательными и верными сторонниками Вей были капенцы и фа- лиски. Эти народы, жившие к северу от Вей, в области между Тибром и озерами Вико и Браччиано, говорили на диалекте латинского языка и в этническом отношении отличались от этрусков. При этом, однако, политически и географически Калена и Фалерии входили в зону влияния Вей и всегда оказывали им активную поддержку в борьбе с Римом. После падения Вей римляне быстро принудили капенцев и фалисков к повиновению (в 395 и 394 гг. до н. э. соответственно).
Все рассматриваемые события хорошо укладываются в рамки новой фазы в истории внешней политики Рима. В последние годы V в. до н. э. мы наблюдаем явные признаки более агрессивных действий — причем не только по отношению к Вейям и их сателлитам, но и на территории южного Ладия. Так, в «Истории» Ливия приводятся краткие упоминания о захвате Болы (415 г. до н. э.), Ферентина (413 г. до н. а), Карвента (410 г. до н. э.) и Артены (404 г. до н. а). Эти успехи сопровождались периодическими неудачами, однако мы едва ли можем сомневаться в общем успехе широкого наступления, в результате которого эквы были вытеснены из рай-
Рис. 46. Фрагменты памятной надписи (elogium) Авла Спуринны из Тарквиний, относящейся к раннеимператорскому периоду. В надписи перечисляются события, связанные с изгнанием царя Цере, а также с восстанием рабов в Арреции и девяти твердынях латинов (?). (Реконструкция (отчасти — предположительная) и добавления публ. по: ТогеШ 1975 [В 266]: табл. IV.)


364
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
она Альгида и владения Рима распространились в направлении долины Сакко. В прибрежных областях римляне в 408 г. до н. э. разбили воль- сков при Анции, в 406 г. до н. э. захватили Анксур (Таррадину) и в 393 г. до н. э. вывели колонию в Цирцеи. Конечно, в отдельных деталях рассказы об этих событиях являются довольно сбивчивыми, однако основная тенденция прочитывается безошибочно.
Рассматриваемые изменения совпали по времени с реформой римской армии (точные детали которой остаются неясными) и с введением жалованья (stipendium) воинам (Ливий. IV.59—60; Диодор Сицилийский. XIV. 16.5). В то же самое время в источниках впервые начинает упоминаться так называемый трибут (tributum; налог на имущество, который направлялся на покрытие военных расходов), а также взимание контрибуции с побежденных общин, начиная с Фалерий в 394 г. до н. э. (Ливий. V.27.15). Вероятно, эти новшества были связаны с реформой центуриат- ной системы и с введением вместо старого «Сервиева» classis имущественных разрядов, расположенных по рангам (см. выше, с. 244 сл. наст. изд.)73.
Наши знания о рассматриваемом периоде, к сожалению, остаются крайне недостаточными. Но сквозь мрак, окутывающий те времена, мы всё же можем различить смутные очертания архаического общества, находящегося на стадии разложения и в то же время пребывающего в состоянии радикального и динамичного преобразования. Разграбление города галлами в 390 г. до н. э. стало весьма неожиданным сокрушительным ударом, однако его долгосрочные последствия были крайне незначительными. В течение жизни одного поколения Рим восстал из пепла еще более сильным, чем раньше, — и вскоре народы центральной Италии осознали, что возрожденный город Камилла превратился в намного более агрессивную и опасную силу, чем старый город Ромула.
VII. 	Галльская катастрофа
Летом 390 г. до н. э. орда кельтов из долины реки Пад (совр. По) пересекла Апеннины и вторглась в северную Этрурию. Продвигаясь на юг по долине Вальдикьяна, они ненадолго остановились у Клузия, а затем проникли в долину Тибра и устремились к Риму. Римляне поспешно собрали войско и выступили против захватчиков, однако были наголову разбиты на реке Аллия 18 июля (с тех пор этот день стал считаться римлянами несчастливым). Оставшиеся в живых бежали в Вейи, бросив Рим на милость кельтов, которые вступили в беззащитный город несколькими днями спустя и разграбили его. Согласно сообщениям древних авторов,
73 	Crawford 1976 [G 42]: 204 слл. Весьма любопытное упоминание Ливием (IV.34.6) некоего «classis», действовавшего в Фиденах в 426 г. до н. э. (историк совершенно не понял ситуации и решил, что в данном случае имелся в виду флот!), судя по всему, указывает на то, что в то время еще сохранялась Сервиева система. Противоположную точку зрения см. в изд.: Ogilvie 1965 [В 129]: 588—589, указ, место.


VII. Галльская катастрофа
365
Рим был полностью разрушен, за исключением Капитолия, где держался небольшой гарнизон. Затем галлы ушли — либо потому, что римляне заплатили им выкуп, либо потому, что были изгнаны римским войском, сформированным Камиллом из выживших в битве при Аллии.
Эти основные элементы образуют один из самых драматичных эпизодов в римской истории. То, что всё это действительно произошло, не вызывает сомнений. Разграбление Рима упоминалось в трудах греческих авторов IV в. до н. э., включая философа Аристотеля (Фрг. 568 Rose = Плутарх. Камилл. 22.3—4) и историка Феопомпа (Jac. FGrH 115 F317 = Плиний Старший. Естественная история. Ш.57) — это было первое из событий римской истории, которое запечатлелось в сознании греков. Судя по всему, достаточно прочные исторические основания имеет под собой утверждение Полибия (1.6.1) о том, что Рим разграбили в тот же год, когда был заключен Анталкидов мир, и что Дионисий I Сиракузский осадил Регий — то есть в 387 или 386 г. до н. э. Отсюда следует, что традиционная «Варронова» хронология (которая сохранена нами для удобства) смещала рассматриваемую дату на три или четыре года (см. гл. 7, с. 415 сл. наст, изд.).
Исторический анализ «галльской катастрофы» предполагает рассмотрение трех проблем. Во-первых, мы должны найти какое-нибудь объяснение внезапному появлению галлов. Как они оказались в окрестностях Рима в 390 г. до н. э.? Во-вторых, надо попытаться выявить и объяснить легенды, которыми впоследствии было окружено рассматриваемое событие. В-третьих, следует оценить масштабы бедствия и выяснить, насколько серьезный урон был нанесен городу и его жителям. Разберем эти три вопроса по очереди.
Итак, во-первых, почему галлы напали на Рим? Галльское вторжение в Италию в 390 г. до н. э. можно понять только на общем фоне перемещения кельтских племен на территорию северной Италии в течение предшествующих столетий. Это явно принимал во внимание Ливий, который сам был уроженцем Цизальпинской Галлии и посвятил рассмотрению упомянутого вопроса две важные главы своего труда (V.34—35). Историк описывает непрерывный ряд миграций различных племен, начиная с ин- субров, которые переселились в район современного Милана под предводительством легендарного Белловеза примерно в 600 г. до н. э. В течение следующих двух столетий за инсубрами последовали ценоманы, либуи, с аллювии, бойи и лингоны. Последней из прибывших в рассматриваемый регион групп были сеноны, которые к началу IV в. до н. э. захватили полосу земли вдоль адриатического побережья, впоследствии известную как «галльская земля» — ager Gallicus (см. карту 4).
Согласно Ливию, именно эти сеноны пересекли Апеннины и вторглись на территорию полуострова в 390 г. до н. э. По словам историка, они искали землю, на которой можно было поселиться. Эта точка зрения подтверждается и другими древними авторами, которые хотя и более коротко, но всё же рассказывают примерно ту же самую историю (см., напр.: Полибий. 11.17 [сл.]; Дионисий Галикарнасский. Римские древности.


Карта 4. Кельты в северной Италии: IV—Ш вв. до н. э.


ΥΠ. Галльская катастрофа
367
ХШ.10—11; Плутарх. Камилл. 15). Все они соглашаются с тем, что галлы вторглись в Италию, прельстившись плодами ее земли — прежде всего вином. Согласно традиционному рассказу, захватчиков зазвал некий Ар рунт из Клузия, который надеялся с их помощью отомстить любовнику своей жены. Как бы то ни было, Клузий стал первой целью галлов74. Рим оказался замешан в это дело после того, как римские послы, все — сыновья М. Фабия Амбуста, выступили на стороне жителей Клузия в битве с галлами и тем самым вызвали гнев последних.
Конечно, толкование этого рассказа связано с целым рядом трудностей. Приводимое Ливием описание захвата кельтами долины Пада не раз подвергалось жесткой критике со стороны современных исследователей, в частности, за использование «длинной» хронологии. Но в действительности оно неплохо согласуется с версиями других авторов (которые менее педантично подходили к вопросу датировки). Хотя мы не располагаем вескими археологическими свидетельствами о переселении кельтов в северную Италию до начала V в. до н. э. и о зарождении латен- ской культуры, данных, опровергающих схему, предложенную Ливием, у нас тоже нет. Основной сложностью является то, что нам точно не известны археологические признаки, по которым можно распознать кельтское население. Например, существует близкое сходство между некоторыми захоронениями, относящимися к так называемой культуре Гола- секка в Ломбардии и к Галынтатской культуре за Альпами. На памятниках той же самой культуры Голасекка, в слоях, датируемых V—IV вв. до н. э., обнаруживается возрастающее количество латенского материала, но ни на одном из этапов не фиксируется заметного разрыва преемственности. Наиболее обоснованным нам представляется предположение, согласно которому кельтские элементы постепенно проникали в рассматриваемый регион на протяжении нескольких столетий. Так, например, на территории Романьи археологами обнаружены предположительно кельтские могильники с материалом, который датируется VT—V вв. до н. э., — например, Касола-Вальсенио и Сан-Мартино в Гатгаре (оба — близ Равенны), однако отождествление данных находок с кельтами вызывает определенные сомнения. Таким образом, появление галлов в северной Италии пока еще однозначно не подтверждается данными археологии75. Более четкие доказательства предоставляют нам знаменитые погребальные стелы из Болоньи с изображениями сражений между этрусскими всадниками и обнаженными кельтскими воинами. Эти находки подтверждают рассказ Ливия о небезопасном положении этрусских городов, расположенных в долине Пада, в период после 400 г. до н. э.
74 	Некоторые исследователи полагают, что роль, сыгранная Клузием в событиях 390 г. до н. э., исторически недостоверна: Wolski 1956 [В 193]: 37—39; Ogilvie 1965 [В 129]: 699— 700.
7д Краткий рассказ о соответствующих проблемах см. в: Chevallier 1962 [J 24]: 366 слл.; Barfield 1971 [J 7]: 127 слл. О рассказе Ливия — см. статью Манзуэлли (Mansuelli) в изд.: I Galli e Vitalia 1978 [J 49]: 71—75. (Краткий обзор новых археологических материалов, связанных с присутствием кельтов в северной Италии, см., напр., в изд.: Meier В. The Celts: A History from Earliest Times to the Present (Edinburgh, 2003): гл. 6. — В.Г)


368
Глава 6. Рим и Ааций до 390 г. до н. э.
Таким образом, нарисованная Ливием общая картина захвата кельтами северной Италии вполне может быть более надежной, чем порой предполагается. Что же касается представления о том, что галлы начали перемещаться из долины Пада на Апеннинский полуостров в надежде найти более плодородные земли, то оно вызывает уже больше сомнений. История об Аррунте из Клузия, без сомнения, была достаточно древней (она была известна уже Полибию и Катону)76, однако ее связь с галльским вторжением 390 г. до н. э. не имеет особого смысла. То же самое можно сказать и о традиционном объяснении нападения на Рим. Представление о том, что римляне были наказаны за нарушение их послами в Клузии «права народов» (ius gentium), представляет собой легалистический вымысел, очевидным образом направленный против рода Фабиев.
Весьма значительная несообразность, наблюдаемая в античной исторической традиции, заключается в том, что вторжение галлов явно рассматривается, скорее, как нападение воинского отряда под предводительством Бренна (ср.: Полибий. П.17.11; Цезарь. Записки о Галльской войне. VI. 15.2 — о важности подобных «Gefolgschaften» [нем. — «дружин» .—В. Г.)), а не как массовая миграция в поисках новых земель для жизни. Переселяющееся племя едва ли дошло бы до самого Рима — по крайней мере, поначалу, а с другой стороны, анализируемая история приобретет больше смысла, если согласиться с тем, что Бренн и его люди представляли собой отряд воинов, который вторгся на территорию Апеннинского полуострова в поисках приключений и богатой добычи. Если оставить в стороне романтические подробности, то история об Аррунте, судя по всему, подразумевает, что галлы вмешались во внутреннюю политическую борьбу в Клузии по приглашению одной из соперничавших группировок — другими словами, через Альпы перешел отряд наемников, а не переселяющееся племя. Их маршрут — через Клузий и Рим — станет понятным, если допустить, что их конечной целью была южная Италия, поскольку основная дорога в Кампанию и Великую Грецию пролегала через Апеннины и вниз по долинам Кьяны и Тибра.
Древние авторы прямо говорят о том, что через несколько месяцев после разграбления Рима отряд галльских наемников поступил на службу к Дионисию Сиракузскому и оказал ему помощь в борьбе с италийскими греками (Юстин. ХХ.5.1—6). Данная информация, судя по всему, подтверждается сообщением о том, что, когда галлы возвращались с юга, они были встречены и разгромлены на «Траусийской равнине» (что бы этот топоним ни значил) этрусским войском из Цере (Диодор Сицилийский. XIV. 117.7). Страбон подтверждает эту историю и добавляет, что церий- цы вернули золото, выплаченное римлянами галлам в качестве выкупа (Страбон. V.2.3, р. 220С). Скорее всего, именно рассматриваемая победа церийцев, не упомянутая в дошедших до нас трудах римских авторов, предоставила исходный фактический материал для вымышленной истории о победе Камилла, которая спасла его доброе имя.
76 	Полибий. П.17.3; также см.: Walbank 1957—79 [В 182]: указ, место; Катон. Начала. Фрг. 36Р, с примечанием Петера (указ, место).


УП. Галльская катастрофа
369
Некоторые исследователи предполагают, что последующие нападения галлов направлялись Дионисием Сиракузским, который стремился прежде всего к тому, чтобы подорвать могущество церийцев — союзников Рима77. Так, в 384 г. до н. э. церийский порт Пирги был разграблен сиракузским флотом (Диодор Сицилийский. XV. 14.3) — если допустить, что Дионисий одновременно организовал и нападение на Цере из внутренних районов страны, используя своих галльских наемников, то мы получаем весьма вероятный контекст для битвы на «Траусийской равнине». Конечно, доказать данную гипотезу невозможно, однако она, несомненно, представляет собой правдоподобное объяснение событий, которые иначе было бы очень сложно понять.
На близкую дружбу между Римом и Цере указывает и традиционный рассказ о том, что именно в этом этрусском городе нашли убежище римские весталки и святыни, находившиеся на их попечении. Жриц сопровождал плебей по имени Луций Альбин (или Альбиний. — В.Г.), который, вероятно, является реальной личностью и в любом случае относится к самому раннему слою традиции. Так, например, Аристотель в одном из своих трудов упоминал, по всей видимости, о том, что Рим был спасен «неким Луцием», которого предположительно можно отождествить с Аль- бином. Опираясь именно на это упоминание, некоторые современные исследователи отвергают ту часть рассматриваемой истории, в которой речь идет о Камилле, как исторически недостоверную. К этому также можно добавить, что имя Камилла не фигурирует и у Полибия.
Согласно наиболее разработанной версии вышеупомянутой легенды, на момент нападения галлов Камилл находился в изгнании в Ардее (он был ложно обвинен в несправедливом разделе добычи, взятой в Вейях) и был назначен диктатором лишь после падения города. Следом за этим он собрал новое войско из остатков старого, выступил на Рим и разбил галлов прямо на Форуме в тот самый момент, когда римляне передавали им золото. Думается, вполне очевидно, что данная легенда представляла собой попытку компенсировать самый унизительный для римлян факт: выплату выкупа. Древние авторы сообщают, что, когда при взвешивании золота римляне пожаловались на неисправность весов, Бренн бросил на них свой меч и воскликнул: «Горе побежденным!» («Vae victis») — и этот эпизод обессмертил галльского вождя, чего нельзя сказать о скучной фигуре Камилла — самого никчемного из всех римских героев.
Та роль, которую он сыграл в сказании о галльском вторжении, явно представляет собой позднее и искусственное добавление. Даже история о его изгнании может являться не более чем способом отделить его образ от катастрофы при Аллии. При этом предполагаемый вклад Камилла в победу над галлами не только косвенным образом отрицается Аристотелем и Полибием. Столь же значительным представляется и то, что в древности существовали и иные версии рассказа об уходе галлов и воз¬
77 	Sordi 1960 [J 230]: 62-72.


370
Глава 6. Рим и Ааций до 390 г. до н. э.
вращении золота. Полибий, например, утверждал, что галлы покинули город по собственному желанию, поскольку получили известие о нападении венетов на свои родные земли. С другой стороны, представители семейства Ливиев Друзов заявляли, что золото было выплачено, но затем возвращено их предком, который победил галльского вождя в поединке во время кампании в северной Италии (Светоний. Тиберий. 3.2). Еще одна версия, как мы уже видели, приписывала упомянутые заслуги церий- цам. Эти альтернативные варианты едва ли имели бы хоть сколько- нибудь широкое распространение, если бы история о Камилле была истинной или представляла собой элемент древнейшей традиции.
В общем и целом, мы можем сказать, что легенда о рассматриваемом деятеле была создана для того, чтобы вычеркнуть из исторической памяти роль, сыгранную жителями Цере в рассматриваемых событиях, а сам он заменил собой образ А Альбина, являющийся неотъемлемой частью изначальной традиции, в которой центральное место было отведено церийцам. Во-вторых, в разработанной версии анализируемой традиции Камилл возглавил оппозицию выдвинутому плебеями предложению о восстановлении города на месте Вей. Как бы то ни было, данная история отражает напряженность, возникшую в связи с распределением захваченных вейянских земель, а также выступления плебеев за получение полагающейся им доли. Это лишь один из целого ряда антиплебей- ских элементов в истории о Камилле78.
Кроме того, определенные подозрения вызывает и фигура М. Манлия Капитолина, который якобы спас Капитолий от захвата, — именно его, согласно рассказам древних авторов, разбудило гоготание священных гусей как раз в тот момент, когда галлы уже собирались взобраться на стены цитадели. Данную историю следовало бы однозначно признать исторически недостоверной, если согласиться с альтернативной традицией, следы которой заметны в сочинениях древних авторов79 и согласно которой галлы все-таки сумели захватить Капитолий. Также к элементам легенды, которые остаются совершенно неясными, следует отнести историю о престарелых сенаторах, которые «посвятили» себя и врага подземным богам, а затем спокойно восседали вокруг Форума, ожидая смерти. Эти и другие истории складываются в общую картину катастрофы, которая, несмотря ни на что, была смягчена индивидуальными актами героизма и благочестия.
Древние авторы, конечно, не пытаются приуменьшить масштабы бедствия. Они сообщают нам об огромных потерях, общем моральном упадке и полном разрушении города. При этом, однако, у нас есть достаточные основания полагать, что эти сообщения являются преувеличенными. Конечно, в битве при Аллии римляне были полностью разгромлены,
78 См. статью М. Торелли (М. ТогеШ) в изд.: I Galli e Vitalia 1978 [J 49]: 226—228.
79 Энний. Анналы. 227—228 Skutsch; Тацит. Анналы. XI.23; Силий Италик. Пуника. 1.525 слл.; IV.150 слл.; VI.555 слл. См.: Skutsch 1953 [ Т 226]: 77 сл.; 1978 [ Т 2271: 93 сл.; 1985 [В 169]: 405-408.


Vit. Галльская катастрофа
371
однако потери могли быть не столь уж тяжелыми, так как древние авторы дают нам понять, что римляне бежали при первом же столкновении. Некоторые исследователи вполне обоснованно предполагают, что бегство солдат в Вейи не было спонтанным актом, вызванным моментальной паникой, а представляло собой часть заранее подготовленного плана80 — другими словами, римляне, поняв, что их дело безнадежно и что они не смогут спасти город, заранее покинули его. Это вполне согласуется с историей об Альбине и весталках.
Наиболее существенные подозрения вызывают рассказы о разрушении города. Традиционное представление о том, что Рим был разрушен полностью, служило для истолкования двух вещей. Во-первых, таким образом объяснялось, почему римляне так мало знали о своей ранней истории — согласно античным авторам, сведения о VI—V вв. до н. э. были весьма скудными, потому что все записи якобы были уничтожены галлами (Ливий. VI.1.2; Плутарх. Нума. 1 (в оригинале: 2. — В.Г.)). А во- вторых, в древности считалось, что случайный и беспорядочный характер застройки города в позднейшие периоды являлся следствием спешки, с какой он восстанавливался после разграбления (Ливий. V.55.[3—5]).
На самом деле оба объяснения ошибочны. Совершенно очевидно, что беспорядочная застройка — это как раз результат постепенного развития города, а не его спешного восстановления. Если бы город восстанавливался с нуля, то мы с гораздо большей долей вероятности могли бы ожидать наличия продуманной планировки. Что же касается уничтожения записей, то гораздо более удивительным является не то, что в результате галльского нашествия погибло так много древних документов, зданий, памятников и реликвий, а то, что так много их сохранилось. Некоторые из этих древних документов и реликвий рассматривались и в данной главе. Лучше всего имеющиеся свидетельства объясняет то, что галлов интересовала добыча, которую можно было забрать с собой, и что они не тронули большинство памятников и зданий. Они разграбили город и унесли всё, что смогли. История о том, что от них пришлось откупаться золотом, вполне согласуется с данной интерпретацией — и, скорее всего, так оно и было.
Данный вывод вполне соответствует здравому смыслу и, кроме того, коррелирует с тем фактом, что археологам пока не удалось обнаружить каких-либо явных следов галльского нашествия. Некогда делом рук Брен- на считался «слой пожара» под второй мостовой на Комиции, однако не так давно исследователями было доказано, что Комиций был уничтожен пожаром еще в VI в. до н. э. и что в этом же огне, возможно, сгорела Регия и первый храм на Бычьем форуме, — что, вероятно, свидетельствует о масштабных беспорядках, связанных с восшествием на престол Сер- вия Туллия81. В любом случае отсутствие каких-либо археологических
80 Alföldi 1965 [I 3]: 356-357.
81 См. статью Ф. Коарелли (F. СоагеШ) в: I Galli e Vitalia 1978 [J 49]: 229—230; Idem. 1977 [E 92]: 181 сл.; 1982 [В 309].


372
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
свидетельств разрушений, относящихся к началу IV в. до н. э., однозначно говорит в пользу общего вывода о том, что материальные последствия нашествия были довольно скромными. Впрочем, самым убедительным доводом в пользу «минималистической» интерпретации «галльской катастрофы» является то, как быстро и энергично Рим восстановил свои силы в последующие годы. Это восстановление будет рассмотрено в следующей главе.


Глава 7
Т.-Дж. Корнелл
РИМ ВОЗВРАЩАЕТ УТРАЧЕННЫЕ ПОЗИЦИИ
I. 	Рим РАСШИРЯЕТ СВОИ ГОРИЗОНТЫ
Согласно античной традиции, Рим ужасно пострадал от рук галлов, но затем чудесным образом оправился от катастрофы. Древние авторы убеждают нас в том, что римляне сумели практически сразу же вернуть прежние позиции — несмотря на то, что город лежал в руинах, людские ресурсы резко сократились, а союзники отпали или подняли открытое восстание. В течение всего одного года после ухода галлов Рим был полностью восстановлен и одержал впечатляющие победы над всеми врагами. Эти необычайные достижения в значительной степени приписывались гению Камилла, который при этом рассматривался как второй основатель Города.
Впрочем, современные историки подвергают эту назидательную историю определенному сомнению и склоняются к тому, чтобы внести в нее некоторые коррективы. Так, ряд исследователей соглашается с тем, что галльское нашествие и в самом деле явилось настоящим бедствием, но при этом отвергают историю о быстром восстановлении, считая ее вымыслом. Другие же принимают общую схему событий, произошедших после 390 г. до н. э., но минимизируют последствия нашествия. Обе эти точки зрения имеют определенные основания. В поддержку первой из них говорит то, что выдумывание «компенсационных» побед после поражений было обычной практикой для позднейших римских анналистов, то, что имеющаяся у нас версия расходится с версией Полибия (древнейшего из тех авторов, которые донесли до нас рассказы о рассматриваемых событиях), и то, что Диодор, который, судя по всему, пользовался более ранним источником1, вообще не упоминает о победах Камилла. С другой стороны, в предыдущей главе уже было продемонстрировано, что у нас имеются веские основания сомневаться в тех масштабных разрушениях и людских потерях, которые описаны в рассказах анналис¬
1 	Представление о том, что Диодор следовал за каким-то более ранним автором, восходит к Моммзену (Mommsen 1864—1879 [А 90]: 221 слл.). Критический разбор данного вопроса см. в изд.: Perl 1957 [D 25]: 162 слл.


374
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
тов, — возможно, материальный вред, нанесенный городу, был малосущественным, гражданское население успело покинуть Рим, а потери в битве при Аллии оказались не столь уж значительными.
Вполне разумным компромиссом между двумя указанными мнениями могло бы показаться предположение о том, что патриотично настроенные анналисты преувеличили и масштабы катастрофы, и количество последующих побед. Но если достижения Камилла после галльского набега были завышены, из этого совсем необязательно должно следовать, что они являлись плодом чистого воображения. Сам Камилл, без сомнения, является реальной исторической личностью, и у нас нет веских причин сомневаться в том, что он действительно занимал главенствующее положение в политической жизни Рима после нашествия. Согласно фас- там, в период с 389 по 367 г. до н. э. он трижды был консулярным трибуном и трижды — диктатором. Что важно — подобная выдающаяся карьера не была беспрецедентной: в сохранившихся рассказах о рассматриваемом периоде мы находим еще несколько аналогичных примеров. Более того, Камилла можно рассматривать как первого в череде подобных лидеров, которые занимали множество постов и имели преобладающее влияние в политической жизни Римского государства в IV в. до н. э. (см. далее, с. 413 слл. наст. изд.).
При этом, однако, успехи данного деятеля действительно не упоминаются ни у Полибия, ни у Диодора. Этот момент ставит более общий вопрос о сравнительных достоинствах наших источников и о том, как с ними следует обращаться. Некоторые современные историки, включая тех, что являлись авторами отдельных глав в первой редакции настоящего тома, считали самоочевидным то, что версии Полибия и Диодора следует предпочитать более поздней анналистической традиции, в русле которой следовали Ливий, Дионисий Галикарнасский, Плутарх и Дион Кассий2. Автору данного раздела подобный подход представляется ошибочным — хотя бы потому, что обе группы источников на самом деле не выражают двух параллельных, но противоречащих друг другу традиций. Так, Полибий не приводит в своем труде систематического рассказа о событиях рассматриваемого периода, а лишь вскользь упоминает о них в весьма любопытном авторском отступлении касательно войн Рима с галлами (Полибий. П.18—35). Что же касается Диодора, то источник, которым он пользовался при описании событий римской истории, по- прежнему остается для нас загадкой (ср. выше, с. 14 наст. изд.). Вполне возможно, что это было сочинение кого-либо из ранних анналистов, однако уверенно говорить об этом мы конечно же не можем. Впрочем, как бы то ни было, упоминания Диодора о ранней римской истории столь скудны, а выбор событий столь своеобразен, что из его молчания об определенных темах едва ли можно сделать какие-либо обоснованные выводы. При этом фактом остается то, что единственным источником, в котором приводится полный рассказ об истории IV в. до н. э.,
2 	Homo 1928 [J 178]: 554-555.


I. Рим расширяет свои горизонты
3 75
является труд Ливия — и, соответственно, мы не должны расценивать любые приводимые им данные, не подтверждаемые другими источниками, как заведомо сомнительные.
В частности, у нас нет никаких оснований для выделения двух традиций касательно десятилетий, последовавших за галльской катастрофой. Так, Полибий рассказывает нам о том, что разрушение Рима Бренном и возвращение галлов в Лаций отделены тридцатью годами. При этом он отмечает также, что в течение этого времени римляне вернули себе господство над латинами (П. 18.5—6). Судя по всему, таким образом греческий историк намекает на тот факт, что — о чем говорит и Ливий — после галльского нашествия федерации латинов и герников перестали оказывать поддержку Риму, а исполнение Кассиева договора оставалось в состоянии неопределенности вплоть до его возобновления в 358 г. до н. э. (Ливий. VI.2.3—4, 9.6; VIL12.7 и см. далее в наст. изд.). Впрочем, это совсем необязательно означает, что на протяжении тридцати лет римляне пребывали в состоянии полного бессилия или что им потребовалось тридцать лет для восстановления существовавшего прежде положения. Более того, положение Римского государства в 50-е годы IV в. до н. э. было намного более прочным, нежели поколением ранее. К середине столетия масштабы военной и дипломатической активности Рима весьма существенно расширились, а его власть и влияние впервые стали ощущаться и за пределами Лация.
Следует отметить, что применительно к рассматриваемому периоду основная схема событий, описываемая в сочинениях древних авторов, может быть принята с гораздо большей степенью уверенности. Начиная с 60-х годов IV в. до н. э. сведения, содержащиеся в наших источниках, становятся всё более качественными и многочисленными. Впрочем, сам Ливий имел несколько иной взгляд на рассматриваемую ситуацию. В своей «Истории» он утверждает, 4to записи, относящиеся к периоду после нашествия, были более полными и более надежными (VI. 1.1—3), и отмечает второй разрыв в 343 г. до н. э., когда меняются и масштабы его рассказа (VII.29.1—2). Но при этом аргументы историка основываются не на непосредственном знакомстве с первичными свидетельствами, а на чисто субъективных впечатлениях3. Современному читателю его текста ясно, что источниковая база рассказа о десятилетиях после 390 г. до н. э. ничем не лучше (хотя и необязательно хуже) Источниковой базы повествования о периоде до нашествия — тогда как примерно с 366 г. до н. э., когда рассказ Ливия становится намного более подробным, мы наблюдаем явное изменение характера традиции.
Подобное улучшение, судя по всему, было обусловлено двумя причинами. Во-первых, теперь мы начинаем приближаться к тому периоду, который еще сохранялся в памяти первых римских историков и их информаторов. Древнейший римский историк, Фабий Пиктор, вероятно, родился во второй четверти Ш в. до н. э. и вполне мог встречаться и гово¬
3 	Cornell 1980 [В 34]: 24-25.


376
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
рить с людьми, которые помнили Великую Самнитскую войну (327—304 гг. до н. э.) и цензорство Аппия Клавдия (312 г. до н. э.) и которые лично знали людей из поколения М. Валерия Корва (консул 348,343 гг. до н. э. и т. д.). Во-вторых, следует отметить, что с 60-х годов IV в. до н. э. Ливий начинает включать в повествование намного больше упоминаний о текущих ежегодных событиях — например, о смерти магистратов, о назначении диктаторов для совершения религиозных обрядов или для проведения выборов и — при объявлении войны — об отправлении фециалов и официальном голосовании в центуриатных комициях (см., напр.: Ливий. Vn.6.7. — 362 г. до н. э.). Подобные упоминания явно должны указывать на расширение использования документальных свидетельств из официальных архивов. При этом весьма заманчивым нам представляется также увязывание большей доступности официальных записей с конституционными изменениями 367 г. до н. э. Впрочем, как бы то ни было, повышение качества наших источников не вызывает никаких сомнений.
Очевидный рост могущества Рима в 90—50-е годы IV в. до н. э. явно должен свидетельствовать о военных успехах римлян, которые древние авторы относят к годам после галльского нашествия — более того, он просто требует от нас признать их существование. Нет ничего особенно удивительного в том, что даже без поддержки латинов и герников римляне сумели начать реализацию весьма агрессивной военной политики. Как мы уже видели, их ресурсы, вероятно, не были серьезно подорваны набегом галлов, да и обстоятельства складывались, как правило, благоприятно. Это можно проиллюстрировать кратким обзором положения дел на момент нашествия.
I. Самым важным фактором, способствовавшим усилению могущества Рима в рассматриваемый период, было присоединение территории Вей (ager Veientanus) в 396 г. до н. э. — в результате чего площадь римских владений увеличилась примерно на 562 км2. Если учесть прочие территориальные приобретения, сделанные римлянами в V в. до н. э. (Крусту- мерий, Фикулея, Фидены, Лабики), то можно рассчитать, что с момента падения царской власти площадь ager Romanus практически удвоилась — примерно с 822 км2 в 509 г. до н. э. до примерно 1582 км2 в 396 г. до н. эЛ По всей видимости, пропорционально увеличились и людские ресурсы Рима.
В годы после галльского нашествия римляне занимались укреплением своей власти на новых территориях. Нападения этрусков с севера были отражены Камиллом в 389 и 386 гг. до н. э.4  5, после чего упоминания об угрозе северным границам Рима исчезают из источников примерно на тридцать лет. Основным противником на этом направлении предположительно был город Тарквинии, с которым у Рима была теперь общая граница — на северо-западе ager Veientanus, хотя древние авторы
4 Beloch 1926 [А 12]: 620.
0 Если эти события не «дублируют» друг друга, как предполагал Белох (Beloch 1926 [А 12]: 305). См. приложение о хронологии, с. 417 наст. изд.


I. Рим расширяет свои горизонты
3 77
упоминают (возможно, ошибочно) и о совместных действиях всего этрусского народа (Ливий. VL2.2). В 388 г. до н. э. римляне сами вторглись во владения Тарквиний и захватили два города, которые больше не упоминаются ни в одном источнике, — Кортуозу и Контенебру (Ливий. VI.4.8—10). При этом общей целью римской политики было установление прочной границы вдоль гор Монти-Чимини, которые образовывали естественную разделительную линию между римскими и этрусскими землями. Важным этапом этого процесса было основание латинских колоний в Сутрии (совр. Сутри) и Непете (совр. Непи) — вероятно, в 383 г. до н. э., хотя относительно точной даты в источниках наблюдается определенная путаница6. Стратегическая важность этих двух форпостов признается Ливием, который уподобляет их «вратам Этрурии» («Etruriae... claustra... portaeque». — Ливий. VL9.4).
Одновременно Римское государство организовывало заселение ager Veientanus. За несколько лет до нашествия вейянские земли были разделены между римскими гражданами (Ливий. V.30.8; Диодор Сицилийский. XIV. 102.4). Затем, в 389 г. до н. э., оставшимся в живых местным жителям, а также населению территорий, захваченных у капенцев и фа- лисков в 395 и 394 гг. до н. э., было предоставлено римское гражданство. Этот шаг Ливий расценивает как награду горстке людей, перешедших на сторону римлян (VI.4.4), и упоминает о том, что основная часть населения была продана в рабство (V.22.1). Хотя некоторые историки принимают версию Ливия7, на самом деле она, судя по всему, отражает представления и практики, характерные для более поздних периодов, когда римское гражданство стало цениться очень высоко, а массовая продажа в рабство превратилась в характерную черту римской политики. Учитывая, что в рассматриваемый период в центральной Италии просто не было рынка для такого огромного количества рабов, намного более вероятным представляется продажа в рабство лишь меньшинства побежденных вейян.
Повторное заселение ager Veientanus завершилось, вероятно, к 387 г. до н. э., когда были созданы четыре новые территориальные трибы: Стел- лашнская (Stellatina), Троментинская (Tromentina), Сабатинская (Sabatina) и Арниенская (Arniensis) (Ливий. VL5.8). Символом владычества римлян над описываемым регионом стал тот факт, что вскоре после галльского нашествия они начали сооружать новую городскую стену из тесаного камня, добытого в каменоломнях Гротта-Оскура близ Вей. Кроме того, следует отметить, что эта стена, длина которой составляла более одиннадцати километров, опоясала территорию площадью ок. 426 гектар. К началу IV в. до н. э. Рим был крупнейшим городским поселением в центральной Италии.
ь Ливий не рассказывает об основании Сутрия, но основание Непета относит к 383 г. До н. э. (VI.21.4). Веллей Патеркул (1.14) отмечает, что Сутрий был основан через семь лет после разорения Рима галлами, а Непет — еще десятью годами позже. По этой проблеме см.: Harris 1971 [J 175]: 43-44.
7 	Harris 1971 [J 175]: 41 и примеч. 6.


378
Глава 7. Рим, возвращает утраченные позиции
П. Еще одним обстоятельством, которое играло на руку римлянам, был их союз с Цере. Церийцы поддерживали Рим в его борьбе с Вейями и предоставили убежище римским весталкам во время галльского нашествия (с. 369 наст. изд.). Всё это было результатом многолетнего дружеского соглашения, которое сохранилось и после нашествия. Впрочем, точные юридические условия отношений между двумя городами неизвестны, что дает почву для бурных споров. Решение данного вопроса может иметь весьма важные последствия, в силу чего нам представляется необходимым обрисовать основные моменты упомянутой полемики в кратком отступлении.
На определенном этапе своей истории Цере был включен в состав Римского государства, а его жителям была предоставлена ограниченная форма гражданства, известная как «civitas sine suffragio» («гражданство без права голоса»). В отдельных источниках утверждается, что это объединение произошло после ухода галлов из Рима в 390 г. до н. э. и что Цере стал первым городом, который получил civitas sine suffragio. При этом некоторые авторы отмечали, что предоставление гражданства без полных политических прав представляло собой не очень достойную награду за помощь, которую церийцы оказали римлянам в трудный для тех час (Страбон. V.2.3, р. 220С). Ливий же приводит несколько иную версию: он говорит о том, что отношения между Римом и Цере были основаны на «государственном договоре о гостеприимстве» (hospitium publicum. — Ливий. V.50.3). Вероятно, это означает, что, находясь в Риме, гражданин Цере мог пользоваться всеми частыми правами и привилегиями римского гражданина, но при этом был свободен от соответствующих обязанностей. То же самое, судя по всему, относилось и к римлянам, приезжавшим в Цере8. Несколько позднее, в 50-е годы IV в. до н. э., согласно Ливию, между Цере и Римом разразилась война, которая закончилась в 353 г. до н. э. заключением перемирия (indutiae) на 100 лет (VII.20). Это сообщение, по всей видимости, указывает на то, что Цере еще представлял собой независимое и суверенное государство, и исключает любую возможность того, что в 390 или в 353 г. до н. э. церийцы могли стать римскими гражданами без права голоса, хотя обе эти даты довольно широко обсуждаются в научной литературе9.
В качестве компромисса при этом предполагается, что civitas sine suffragio изначально не предполагало включения в состав Римского государства, а являлось формой потенциального или почетного гражданства, сходной с латинским правом (см. выше, с. 329 наст, изд.), и что явление, именуемое Ливием «hospitium publicum», на самом деле представляло собой не что иное, как это изначальное civitas sine suffragio10. Данная точка зрения находит определенное подтверждение в отрывке из труда Авла Гел-
8 Sordi 1960 [J 230]: 110 слл.
9 390 г. до н. a: Sordi I960 [J 230]: 36-49; Harris 1971 [J 175]: 45-46; 353 г. до н. а: Mommsen 1887—1888 [А 91] Ш: 572; De Sanctis 1907—1964 [А 37] П: 243; Sherwin-White 1973 [А 123]: 51; Humbert 1978 [J 184]: 410 слл.
10 Sordi 1960 [J 230]: прежде всего 107 слл.


I. Рим расширяет свои горизонты
379
лия [Аттические ночи. XVI. 13.7), который пишет, что церийцы стали первыми municipes sine suffragio и получили честь гражданства без каких- либо гражданских обязанностей (о municipes см. далее, с. 384 наст. изд.).
Но столь же правдоподобным является и предположение о том, что римские антиквары, относя предоставление церийцам гражданства без права голоса ко временам галльского вторжения, просто ошиблись. Данная ошибка могла быть результатом поверхностного истолкования документа или группы документов, известных как «Списки церийцев» (Tabulae Caeiitum). Они, очевидно, представляли собой списки, в которые цензоры вносили имена римских граждан, не обладавших полным правом голоса. Само название этого документа (Tabulae Caeritum), возможно, указывает на то, что некогда в нем содержались только имена церийцев и что, следовательно, церийцы были первыми, кто получил civitas sine suffragio. Это заключение может быть верным, но не исключено и обратное — более того, у нас есть еще целый ряд столь же вероятных объяснений11. В любом случае рассматриваемый момент имеет не столь уж большое значение. Что важно — отношения между римлянами и церийцами после 390 г. до н. э. подразумевали предоставление друг другу почетного гражданства, а уж как мы будем истолковывать его — как hospitium publicum или как раннюю форму civitas sine suffragio, — дело второе.
При этом нерешенным остается вопрос о том, когда Цере окончательно вошел в состав Римского государства с предоставлением гражданства без права голоса в позднейшей форме, которая предполагала наличие всех обязанностей римского гражданина и отсутствие соответствующих политических прав. В этом плане наиболее привлекательной представляется теория Белоха, который датировал присоединение Цере 273 г. до н. э., когда — после восстания — город был лишен половины своих земель12.
Происхождение института civitas sine suffragio является принципиальным для понимания развития юридической основы римской внешней политики, и именно эта теоретическая проблема стоит в центре дискуссий современных исследователей. Гораздо меньше внимания уделяется при этом более конкретному вопросу о том, как связь между Римом и Цере влияла на политические и военные процессы в центральной Италии в IV в. до н. э.13. Здесь от источников пользы мало. Например, мы не имеем понятия о том, предполагало ли соглашение между двумя городами какое-либо сотрудничество в военной сфере. Впрочем, как бы то ни было, вместе они явно представляли весьма грозную коалицию. В частности, некоторые исследователи довольно обоснованно доказывают, что Рим и Цере грозили сорвать амбициозные планы Дионисия Сиракузского (ср. выше, с. 369 наст. изд.).
11 Одно из предположений см. в изд.: Brunt 1971 [А 21]: 515—518.
12 Дион Кассий. Фрг. 33. Vol. 1: 138 Boiss.; Beloch 1926 [А 12]: 363; см. далее, с. 497 наст. изд.
13 Впрочем, данный аспект довольно подробно рассматривается у Сорди (Sordi 1960 IJ 230]: прежде всего примечание 91, слл.).


380
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
Одним из следствий рассматриваемого дружеского соглашения было то, что римляне начали уделять больше внимания более широкому миру Западного Средиземноморья. Из ряда разрозненных и с первого взгляда маловероятных сообщений древних авторов мы можем сложить довольно связную историю, которая хорошо укладывается в общий контекст союза с Цере. Так, Юстин рассказывает, что в 389 г. до н. э. Рим заключил официальный союз с Массалией, и добавляет, что массалиоты, приезжавшие в Рим, имели возможность пользоваться определенными привилегиями (Юстин. ХЫП.5.10). Это явно напоминает институт hospitium publicum, который, вероятно, представлял собой общую черту международных договоров рассматриваемого периода и вовсе не являлся исконно римским14. Согласно Диодору, вскоре после этого римляне направили 500 колонисгов-граждан на Сардинию (Диодор Сицилийский. XV.27.4), а Феофрасг [История растений. V.8.2) вскользь упоминает о попытке Рима колонизовать Корсику, но без указания даты. Кроме того, следует отметить, что авторы новейших археологических исследований относят к 380—350 гг. до н. э. и основание укрепленного поселения в Остии15. Впрочем, больше никакой информации по этому поводу у нас не имеется, в силу чего нельзя сказать, имела ли эта тяга римлян к приключениям торговые или пиратские цели или же была направлена на решение более широких стратегических задач16.
Рассматриваемые свидетельства активности на море вызывают определенное удивление и выглядят нехарактерными для римлян, которые позднее славились своей здоровой неприязнью к морской стихии. На этом основании некоторые исследователи даже считают вышеуказанные сообщения недостоверными. Но тот факт, что они не встречаются в сочинениях анналистов, совсем необязательно означает, что их следует отвергнуть. То, что эти упоминания восходят к независимой греческой традиции (в случае с Феофрастом — напрямую), вполне может говорить в их пользу. И, конечно, совершенно неразумно отвергать какие-либо свидетельства лишь на том основании, что они не отвечают определенным ожиданиям.
Ш. Третьим обстоятельством, которое благоприятствовало римлянам в рассматриваемый период, была относительная слабость их южных соседей. В V в. до н. э. Рим добился главенства над своими союзниками из числа латинов и герников, а примерно к 400 г. до н. э. практически полностью разгромил вольсков и эквов. Успешные военные действия против этих народов на исходе V в. до н. э. обеспечили римлянам господство в верхнем течении Трера и в Помптинской области, хотя при этом они еще не могли обеспечивать постоянное присутствие в этих областях, за исключением отдельных опорных пунктов типа Велитр, Вителлин и Цирцей, где
14 Sordi 1960 [J 230]: 111 слл.
15 См. статью Ф. Зеви (F. Zevi) в изд.: Roma medio-repubblicana 1973 [В 401]: 343 слл.
1(3 Сорди (Sordi 1960 [J 230]: 91 слл.) предполагает, что римляне стремились таким образом обезопасить себя от Дионисия Сиракузского. Иную оценку см. в изд.: Momig- liano 1936 [F 48]: 393—398 (= Idem. Quarto Contributo: 355—361).


I. Рим расширяет свои горизонты
381
были основаны латинские колонии. Согласно имеющимся у нас источникам, в течение полувека после галльского нашествия Римское государство вело практически беспрерывные войны в Помптинской области, которая больше столетия находилась в руках вольсков. Некоторые исследователи предполагают, что вольски могли воспользоваться слабостью Города после галльского набега и в последующие годы римляне были вынуждены бороться с их возобновившимся наступлением. Но данная точка зрения не находит подтверждения в источниках. Более того, согласно упоминаниям древних авторов, римские кампании рассматриваемого периода представляли собой не оборонительные операции, направленные на отражение внешних нападений, а, скорее, согласованную попытку расширить свое влияние в упомянутом регионе. Достигнутые Римом результаты подтверждают общую надежность подобных упоминаний. Таким образом, имея всё это в виду, мы теперь можем перейти к рассмотрению собственно интересующих нас событий.
Спустя год после ухода галлов Камилл разбил вольсков из Анция в местечке к югу от Ланувия, именуемом «У Меция» («ad Maecium»). Возможно, эта кампания была ответом на нападение вольсков, но, учитывая место сражения, вполне вероятно и то, что римляне решили продемонстрировать свою силу. Впрочем, как бы то ни было, все древние авторы соглашаются с тем, что упомянутая выше победа была решающей. За ней последовал «упреждающий удар» по эквам, которые были застигнуты врасплох, когда армия Камилла ударила по ним в районе Бол и в ходе первого же штурма захватила город (Ливий. VI.2.14). В следующем году (388 г. до н. э.) военные трибуны «повели войско в страну эквов (не для войны — те признавали себя побежденными, — но из ненависти, чтобы опустошить их страну и не оставить сил для новых замыслов)» (Ливий. VI.4.8. Пер. Н.Н. Казанского). После этого упоминания об эквах исчезают из наших источников вплоть до их неудачного восстания в 304 г. до н. э.
На то, что в рассматриваемый период римляне заняли весьма агрессивную позицию, указывает и сообщение об их намерении присоединить к своим владениям Помптинскую равнину. Согласно упоминаниям древних авторов, в 388 и 387 гг. до н. э. плебейские трибуны выступали за «подушное» распределение ager Pomptinus, или «Помптинской земли» (Ливий. VL5.1, 6.1; т. е. за ее распределение отдельными наделами). За победоносной кампанией Камилла в 386 г. до н. э. (если она не была «дубликатом» кампании 389 г. до н. э. — см. приложение о хронологии, с. 417 наст, изд.) последовало основание колоний в Сатрике (совр. Ле-Феррьере) (385 г. До н. э.) и Сетии (совр. Сецце) (382 г. до н. э.) — укрепленных поселениях, возвышавшихся над Помптинской равниной с севера и востока соответственно. В 383 г. до н. э. в Риме была назначена комиссия из пяти человек Для распределения ager Pomptinus («quinqueviri agro dividendo». — Ливий. VI.21.4). Эта задача была окончательно выполнена лишь к 358 г., и мы не можем ничего сказать по поводу того, какие успехи были достигнуты в Данном направлении в промежутке между упомянутыми датами. Подобная задержка, скорее всего, была отчасти вызвана отчаянным сопротив¬


382
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
лением живших в Помптинской области вольсков, само существование которых в качестве отдельного народа оказалось под угрозой — римляне явно приняли решение проводить в рассматриваемом регионе ту же самую политику, что некогда была реализована в отношении Вей.
Лишь учитывая всё вышесказанное, мы начнем понимать суть отношений между римлянами и союзными им латинами и герниками. Ливий упоминает о мятеже (defectio) союзников, который произошел сразу же после галльского нашествия, однако общее описание событий показывает, что в рассматриваемый период Рим не сталкивался с каким-либо вооруженным восстанием тех же масштабов, как то, что произошло после изгнания царей или — вновь — в 340 г. до н. э. Судя по всему, договоренности, прописанные в Кассиевом договоре, просто утратили силу и сотрудничество в военной сфере прекратилось. Рассказывая о событиях 386 г. до н. э., Ливий пишет: «В тот же год от латинов и герников потребовали объяснения и спросили, почему в течение этих лет они, вопреки установленному порядку, не поставляли воинов» (Ливий. VI. 10.6 (в оригинале: VL9.6. — В.Г.). Пер. Н.Н. Казанского). Ливия и авторов, сочинениями которых он пользовался, явно озадачивал тот факт, что римляне не предпринимали никаких активных шагов, чтобы исправить сложившееся положение. Предположение о том, что им нередко мешала более серьезная опасность на других фронтах, однозначно представляет собой не что иное, как попытку рационалистического объяснения (Ливий. VI.6.2, 10.9, 14.1 ит. д.).
Ответ же, вероятно, заключается в том, что условия Кассиева договора больше не устраивали римлян. В конце концов, это соглашение появилось в те времена, когда Риму и латинам угрожали внешние силы, и служило интересам обеих сторон, но к рассматриваемому периоду угроза извне отступила и теперь уже римлян не интересовало соблюдение договора, который сдерживал их дальнейшую территориальную экспансию.
При этом многие латинские общины, судя по всему, сохранили верность Риму. Согласно источникам, это однозначно были Тускул и Лану- вий, а также, возможно, такие города, как Ариция, Лавиний и Ардея17. Эти общины, вероятно, продолжали посылать воинов в римскую армию и принимать участие в основании латинских колоний Рима. Разница заключалась лишь в том, что теперь римляне вели дела с каждым из этих городов по отдельности, а не со всеми сообща.
Впрочем, некоторые латинские города проявили открытую враждебность и присоединились к вольскам, которые оказывали Риму вооруженное сопротивление. В результате сложилась ситуация, обратная тому, что произошло в V в. до н. э., когда в ответ на нападения вольсков латины объединили силы с римлянами, — теперь же латины стали присоединяться к вольскам, чтобы противостоять угрозе римской экспансии. В числе отступников оказались и латинские колонисты городов Велитры и Цирцеи. Отчасти это можно объяснить тем, что большинство их населения, вероятно, составляли вольски, жившие там изначально, а отчасти — тем, что
17 	De Sanctis 1907-1964 [А 37] П: 232-233.


I. Рим расширяет свои горизонты
383
именно Велитрам и Цирцеям в первую очередь угрожало стремление римлян занять Помптинскую равнину. С подобной точки зрения нет ничего удивительного и в том, что ближайший к упомянутым общинам латинский город Ланувий тоже присоединился к вольскам в 383 г. до н. э., хотя до этого он оставался верным Риму (Ливий. VL21.2).
Наиболее крупными и сильными из латинских городов, которые противостояли римлянам в рассматриваемый период, были Тибур и Пренес- те. Вполне вероятно, что в V в. до н. э. эти города не входили в состав Латинского союза (см. выше, с. 345 наст, изд.) и начали играть определенную роль в жизни региона лишь после ухода эквов. Впрочем, как бы то ни было, в IV в. до н. э. они стали весьма грозными противниками римлян. Насколько нам известно, первое военное столкновение между Римом и Тибуром произошло в 361 г. до н. э., а вот пренестинцы, по сообщениям древних авторов, уже в 382 г. до н. э. напали на римских союзников и присоединились к вольскам. Вполне достоверно звучит рассказ Ливия об успехах римлян в борьбе против Пренесте в 380 г. до н. э.: «Тит Квинк- ций [Цинциннат], победив единожды в битве, взяв силой два вражеских лагеря и девять городов, приняв сдачу Пренесты, возвратился в Рим и, справляя триумф, поместил на Капитолии вывезенную из Пренесты статую Юпитера Императора. Он поставил это приношение между храмами Юпитера и Минервы, в память о своих подвигах укрепив под ним доску; на ней были вырезаны примерно такие письмена: “Юпитер и все боги даровали, чтобы диктатор Квинкций занял девять городов”»18.
Дальше на юге шли жестокие столкновения в Помптинской области — прежде всего с Сатриком и Велитрами. Римляне несколько раз занимали Сатрик в период между 386 и 346 гг. до н. э. (Ливий. VL8,16.5,22,32, VTL27) и постоянно атаковали Велитры: согласно сообщениям источников, город был взят в 380 г. до н э. (Ливий. VI.29.6) и затем еще раз, после долгой осады, в 367 г. до н. э. (Ливий. VI.36.1—6, 42.4; Плутарх. Камилл. 42.1).
В том, что внешняя политика Рима в рассматриваемый период в общем и целом носила агрессивный и экспансионистский характер, не может быть никакого сомнения. Наиболее явно римляне продемонстрировали свои намерения в 381 г. до н. э., когда присоединили к своим владениям Тускул. В определенном смысле это был вполне логичный шаг, поскольку к тому моменту данный город был уже полностью — или почти полностью — окружен римскими владениями. На основании имеющихся у нас источников можно предположить, что тускуланцы, недовольные политикой Рима, действительно присоединились к вольскам (Ливий. VI.25.1) — учитывая угрожающий характер предшествующих действий римлян, это было совсем неудивительно. Камилл с войском был послан против Тускула, который сдался без боя. При этом всем свободным жителям города было сразу же предоставлено римское гражданство.
18 	Ливий. VL29.9 [Пер. Н.Н. Казанского); ср.: Диодор Сицилийский. XV.47. Фест (498L) дает иную версию текста. Цицерон [Вторая речь против Берреса. 4.129) ошибочно связывает посвящение с личностью консула 198 г. до н. э. Т. Квинкция Фламинина. По данной проблеме см.: De Sanctis 1907—1964 [А 37] П: 237, примеч. 31.


384
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
В позднейшей римской традиции это рассматривалось как акт великой щедрости, проявление великодушия римлян в целом и Камилла — в частности (Ливий. V.25.6; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. XIV.6). Но эта анахроническая подача скрывает тот факт, что включение Тускула в состав Римского государства означало политическое уничтожение независимой общины. Нет ничего удивительного в том, что во время великого восстания латинов (340 г. до н. э.) Тускул практически сразу же присоединился к мятежникам, да и в описываемых древними авторами попытках других латинских городов отделить Тускул от Рима (напр.: Ливий. VL36.1—6. — 370 г. до н. э.) тоже сомневаться не приходится.
Судя по всему, тускуланцы получили полное римское гражданство (civitas optimo iure), а не гражданство без права голоса (civitas sine suffragio). При этом, однако, они сохранили собственную идентичность и внутреннее самоуправление, хотя и должны были соблюдать все обязанности римских граждан (прежде всего — платить трибут и служить в легионах). Таким образом, Тускул стал римским муниципием (municipium). Изначальное значение этого слова неизвестно, однако в позднейшие времена так именовались, как правило, любые общины, включенные в состав Римского государства на правах самоуправляющихся сообществ римских граждан. Представление о том, что рассматриваемый термин изначально обозначал только cives sine suffragio (граждан без права голоса. — В.Г.), а не cives optimo iure (полноправных граждан. — В.Г.), является, вероятно, ошибочным19. Таким образом, Тускул, по всей видимости, стал первым муниципием, что подтверждается и письменными источниками (Цицерон. Речь в защиту Гнея Плащия. 19).
Согласно рассказам древних авторов, период с 376 по 363 г. до н. э. был временем относительного спокойствия, которое было прервано лишь осадой Велитр (370—367 гг. до н. э.) и галльским набегом 367 г. до н. э., упоминания о котором довольно сомнительны (см. далее). В «Варроновой» традиции рассматриваемый период был искусственно удлинен по причинам хронологического свойства (см. далее, с. 417 наст, изд.), но даже с учетом данного удлинения остается примерно десятилетний интервал без каких-либо серьезных кампаний. В имеющихся у нас источниках это объясняется тем, что римлян занимали внутренние проблемы: сначала политический кризис, а затем — мор, препятствовавшие ведению военных действий. Данное объяснение было бы абсурдным, если бы прежде римляне лишь защищались от вражеских нападений, но в контексте агрессивной политики, о которой мы говорили ранее, оно представляется совершенно логичным и косвенным образом подтверждает ее проведение.
Возобновление военных действий в 362 г. до н. э. открыло новую фазу в истории внешней политики Города. Десятилетие решительных и успешных походов принесло римлянам беспрецедентную серию побед (по дан-
19 	Humbert 1978 [J 184]: 283—284. Противоположную точку зрения см., напр., в изд.: Sherwin-White 1973 [А 123]: 40 слл.


I. Рим расширяет свои горизонты
385
ным письменных источников, за период с 361 по 354 г. до н. э. было справлено восемь триумфов и одна овация; см. далее, с. 432 наст, изд., табл. 7) и подвело новые основания под могущество Рима. Мы можем говорить об этом с определенной уверенностью — даже несмотря на то, что детально реконструировать всю цепь событий довольно сложно. Древние авторы рассказывают о целом ряде одновременных кампаний римлян против огромного количества самых различных противников, но при этом должным образом не объясняют отношений между ними. Кроме того, вероятно, в анналистической традиции имеются ошибки и удвоения. В подобных обстоятельствах нам представляется наиболее разумным вкратце изложить сведения, приводимые в письменных источниках, и по ходу дела прокомментировать основные пункты.
Новое наступление Рима, очевидно, началось с войны против герни- ков. Сначала, в 362 г. до н. э., она шла неудачно, однако уже в 361 г. до н. э. римляне захватили Ферентин, а затем одержали еще несколько побед — в 360 и 358 гг. до н. э. Результатом всего этого, вероятно, стало возобновление (в 358 г. до н. э.) союза, который находился в состоянии неопределенности со времен галльского нашествия. Во всяком случае, нам известно, что в 358 г. до н. э. был восстановлен договор с латцнами (Ливий. VIL12.7). Возможно, новые соглашения заключались на гораздо более благоприятных для римлян условиях, чем изначальные договоры, однако древние авторы ничего не говорят на сей счет. Так или иначе, латинам отныне пришлось согласиться с присоединением ager Pomptinus к владениям Рима, а герники в то же время были вынуждены уступить римским поселенцам часть своих земель в долине Трера. Эти территории были официально присоединены в том же 358 г. до н. э., когда два упомянутых района были преобразованы в новые римские трибы — Помптинскую (Pomptina) и Публилиеву (Publilia) соответственно (Ливий. VII. 15.12 (в оригинале: ΥΠ.5.11. — В.Г.)).
Союзные отношения с латинами и герниками римляне возобновили в тот момент, когда Лацию вновь стали угрожать нападения внешних врагов. Едва ли данный факт является совпадением. Более того, Ливий прямо говорит об этом (VII.12.7—8), а Полибий подразумевает (П.18.5), причем оба историка упоминают о возобновлении договора с латинами, описывая нападение галлов: Ливий пишет о целом ряде галльских вторжений в рассматриваемый период — в 367, 361, 360, 358 и 357 гг. до н. э., тогда как Полибий сообщает лишь об одном, которое, по его словам, произошло через тридцать лет после первого нашествия. Аналогичным образом, в рассказе Ливия упоминается несколько римских побед, тогда как Полибий говорит о том, что римляне избежали встречи с галлами на поле боя (Полибий. П.18.6).
Вполне возможно, что некоторые из сообщений Ливия представляют собой удвоения или ошибки. Особые подозрения вызывает описываемая историком победа 367 г. до н. э., которая дала престарелому Камиллу возможность увенчать свою карьеру еще одной, последней, победой над галлами. Судя по всему, об определенной путанице в данном вопросе было


386
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
известно и самому Ливию, поскольку он упоминает о том, что поединок между Т. Манлием Торкватом и галлом «богатырского роста», который историк описывает под 361 г. до н. э. (Ливий. УП. 10), некоторые из его источников относили к 367 г. до н. э. (Ливий. VI.42.5; ср.: Клавдий Квадри- гарий. Фрг. 10—11 Р). При этом, однако, мы совсем необязательно должны считать все замечания Ливия вымышленными. На самом деле очень многие факты подтверждают точку зрения, согласно которой нападения, зафиксированные Ливием, осуществлялись галльскими отрядами, вторгавшимися с юга Италии20, тогда как Полибий обращал внимание лишь на вторжения с севера.
Неотъемлемой — и едва ли вымышленной — частью ливианской традиции является война с Тибуром, которая продолжалась с 361 по 354 г. до н. э. и в ходе которой тибуртинцы присоединились к нападениям галлов на Рим. По всей видимости, Тибур не был включен в новое соглашение, которое Рим заключил с Латинским союзом в 358 г. до н. э. В этом нет ничего особо удивительного, так как — насколько мы можем увидеть — Тибур никогда и не был членом Латинского союза (см. выше, с. 345 наст, изд.). То же самое, вероятно, можно сказать и о Пренесте, жители которого тоже проявляли враждебность по отношению к Городу в 50-х годах IV в. до н. э. В 354 г. до н. э. и Тибур, и Пренесте были вынуждены сдаться и заключить отдельные соглашения с Римом (Ливий. VEL 19.1; Диодор Сицилийский. XVI.45.8).
В 358 г. до н. э. также началась война римлян с этрусками из Тарк- виний, к которым в 357 г. до н. э. присоединились Фалерии, а в 353-м — Цере. Согласно Ливию, в 356 г. до н. э. диктатор Г. Марций Рутил одержал победу над всем этрусским народом (VII. 17.6—9), однако в данном случае историк, вероятно, просто неправильно понял какой-то отрывок, в котором тарквинийцы и их союзники именовались этрусками вообще. Причины этой войны совершенно неясны, да и характер ее тоже довольно сложно оценить на основании кратких упоминаний Ливия. Одним из наиболее примечательных — и, вероятно, достоверных—эпизодов рассматриваемого столкновения было убийство трехсот семи римских пленников на форуме Тарквиний после победы этрусков в 358 г. до н. э. (Ливий. VII.15.10). У нас есть определенные причины полагать, что это была искупительная жертва духам мертвых, которая, судя по всему, представляла собой определенную разновидность гладиаторских игр21. Римляне отплатили врагам той же монетой в 354 г. до н. э., когда триста пятьдесят восемь знатных тарквинийцев были казнены на римском Форуме (Ливий. VH. 19.2—3; ср.: Диодор Сицилийский. XVI.45.8). Результатом описанной войны стало заключение перемирия на сто лет с Цере (353 г. до н. э.) и перемирий с Тарквиниями и Фалериями на сорок лет (351 г. до н. э.).
В 350 и 349 гг. до н. э. галлы вновь напали на Лаций. При этом в 349 г. до н. э. Латинский союз отказался выставить своих воинов для объединен¬
20 Sordi 1960 [J 230]: 164—165. Особенно см.: Ливий. VII. 1.3 (Апулия), 11.1 (Кампания) ит. д.
21 ТогеШ 1981 [J 124]: 3 слл.; ср.: Idem. 1975 [В 266]: 82 слл.


I. Рим расширяет свои горизонты
387
ной армии, а побережье разорял греческий флот. Но, несмотря на эти сложности, римляне сумели разбить галлов (в той самой битве, в которой М. Валерий Корв одержал славную победу в поединке с галльским богатырем. — Ливий. Vn.26), а греческий флот в конечном итоге отступил. Предположение Ливия (VII.26.15) о том, что эти корабли прибыли из Сиракуз, вероятно, вполне обоснованно22. Насколько нам известно, в будущем подобные инциденты не повторялись, что вполне может быть связано со свержением Дионисия П и с последующими беспорядками на Сицилии. Аналогичным образом из источников на несколько десятилетий исчезают и упоминания о галльских нападениях. Согласно Полибию (П.18.9), в 331 г. до н. э. римляне заключили с галлами мир и те прекратили вторжения еще на тридцать лет.
Оценить значение войн с галлами, происходивших в IV в. до н. э., довольно сложно. Не совсем ясно, должны ли мы представлять упомянутые выше периодические нападения как крупномасштабные вторжения ужасающих и неодолимых варварских орд, сметающих всё на своем пути в кровавом угаре разрушения (т. е. в том же духе, как оценивалось всеми древними авторами первое великое нашествие 390 г. до н. э. и как представлял последующие вторжения, вплоть до Ш в. до н. э., Полибий), или же это были небольшие набеги сравнительно малочисленных грабительских отрядов, действовавших в пределах Апеннинского полуострова (такие выводы делают некоторые современные историки, опираясь на текст Ливия). Если истине соответствует последняя оценка, то подобные нападения лишь незначительно докучали римлянам — как только те научились их отражать. Автор данной главы склоняется именно ко второму варианту, подразумевая вместе с тем, что доступные нам свидетельства не дают оснований говорить об этом уверенно. Основным аргументом в пользу подобного подхода является то, что галльские набеги — даже великое вторжение 390 г. до н. э. — практически не оказали долговременного воздействия на ход событий в более широкой перспективе и не нарушили общую систему международных отношений в центральной Италии. Таким образом, в рассматриваемый период галлы представляли собой внешний и в основном несущественный фактор в италийской истории.
При этом, однако, мы, конечно, не хотим сказать, что жители Апеннинского полуострова могли относиться к галлам спокойно и невозмутимо. Набеги действительно были пугающими и непредсказуемыми и вызывали глубокий иррациональный страх. Их воздействие на общественное сознание римлян было огромным. И в более поздние времена любая — даже малейшая — угроза «галльского вторжения» (tumultus Gallicus) приводила к спешному сбору войск и повергала государство в состояние крайней паники. Самым ярким примером этого является целый ряд весьма странных событий 114—113 гг. до н. э., вызванных известиями о вторжении кимвров (которые считались кельтским племенем): тогда в Риме были совершены человеческие жертвоприношения и приговорены к смерти не¬
22 	Sordi 1960 [J 230]: 68 — по мнению этого автора, сиракузяне организовали нападение одновременно силами своего флота и сухопутного войска из галльских наемников.


388
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
сколько весталок (по мнению римлян, нависшая над государством угроза доказывала, что они нарушили обет целомудрия). По данным источников, аналогичные процедуры проводились и ранее — в частности, в 228 и 216 гг. до н. э., причем оба раза в связи с галльскими вторжениями в Италию. При этом в жертву была принесена пара галлов и пара греков, которые были закопаны живьем на Бычьем форуме. Современные исследователи предполагают, что этот курьезный обряд возник в середине IV в. до н. э. и представлял собой магическое действо, призванное нейтрализовать угрозу со стороны двух главных внешних врагов Рима — галлов и сицилийских греков23. Впрочем, это объяснение ритуала, возможно, слишком рационалистично, и понять его истинную суть нам не дано.
При этом, однако, у нас не может быть никаких сомнений относительно основных выводов, которые можно сделать, опираясь на огромное количество кратких и невразумительных сообщений о римских военных кампаниях середины IV в. до н. э. Судя по всему, в этот период неуклонно росла военная мощь римлян, их внешняя политика становилась всё более амбициозной, а военные операции приобретали всё больший размах. У нас нет достаточных оснований, чтобы отрицать историческую достоверность похода римлян на Приверн в 357 г. до н. э. (Ливий. VII.16.3—6), нападения на аврунков в 345 г. до н. э. (Ливий. VIL28.1—3) или захвата Соры в том же году (Ливий. VH.28.6). Эти предприятия выглядят вполне логично в свете тех событий, которые последовали за ними, а расширение римских горизонтов явно подтверждается двумя весьма вескими документальными доказательствами: соглашением с самнитами (354 г. до н. э.) и договором с Карфагеном (348 г. до н. э.).
О первом из этих документов мы знаем только из «Истории» Ливия, где говорится лишь то, что римляне согласились заключить договор о союзе (foedus) с самнитами, которые стали искать дружбы с Римом, поскольку были весьма впечатлены его недавней победой над этрусками (Ливий. VII.19.4). О предпосылках заключения этого договора, о его назначении и условиях мы не знаем совершенно ничего, но предположительно две стороны обязались уважать интересы друг друга, какими бы они ни были. Образовывался ли при этом какой-либо военный союз — мы не знаем и в принципе знать не можем24. Что же касается договора с Карфагеном, то он практически однозначно отождествляется со вторым из трех соглашений, которые цитируются и рассматриваются Полибием (ΠΙ.24; см. с. 610 слл. наст. изд.). К сожалению, текст, приводимый греческим историком, не позволяет сделать четких выводов относительно точных пределов римского влияния: в нем лишь признается господство Рима в Ла- ции, а также говорится о том, что Рим имел официальные отношения и с некоторыми городами за пределами этого региона. К этим «не подчиненным римлянам» городам, которые описываются как имеющие письменные договоры о мире с Римом, обычно относят Тибур, Пренесте,
23 A. Fraschetti 1981 [G 404]: 51—115, прежде всего 90 слл.
24 Сэлмон (Salmon 1967 [J 106]: 192—193) приводит гипотетическую реконструкцию его условий.


П. Экономические и социальные проблемы IV в. дон. э....
389
Цере, Тарквинии и Фалерии. Кроме того, на основании рассматриваемого документа можно предположить, что в Лации тоже сохранялись места, не подвластные римлянам — возможно, это были такие города, как Ан- ций, который всё еще находился под властью вольсков. Анализируемый договор не запрещал карфагенянам осуществлять враждебные действия против таких городов (в отличие от договора 509 г. до н. э.), а, наоборот, разрешал оставлять себе любую добычу, взятую в них, хотя сами города должны были при этом передаваться римлянам. Вероятно, в данном случае речь идет скорее о пиратских набегах пунийцев, нежели о совместных военных операциях римлян и карфагенян, хотя последнюю возможность тоже нельзя полностью исключать.
II. 	Экономические и социальные проблемы IV в. до и. э.:
БЕДНОСТЬ, НЕХВАТКА ЗЕМЛИ И ДОЛГИ
Годы восстановления и постепенного расширения после галльского нашествия были временем резких изменений в социальной структуре и политической организации Рима. Архаическое общество, знакомое нам по Законам ХП таблиц и другим ранним источникам, к концу V в. до н. э. переживало переходный период. Как мы уже видели, галльское вторжение лишь ненадолго остановило рост римского влияния в Лации, но, с другой стороны, оно, скорее всего, способствовало обострению тех проблем, с которыми сталкивались беднейшие римляне, а также усилению социальной напряженности и ускорению внутренних изменений.
Рассматриваемый период чаще всего считается эпохой глубокого кризиса и постоянных раздоров, которые привели к попытке государственного переворота в 384 г. до н. э. и достигли кульминации в конце 70-х годов IV в. до н. э., при «безвластии» в эпоху рогаций24а Лициния и Секстия. Впрочем, эти годы не очень хорошо отражены в письменных источниках и многие подробности остаются неясными. Большинство древних авторов сходится на том, что в основании вышеупомянутой напряженности лежало три момента: земля, долги и политические права плебеев. Но хотя упомянутые авторы довольно много рассказывают об этих проблемах, нам совершенно ясно, что они понимали их не совсем верно. Впрочем, это и неудивительно, поскольку к началу Ш в. до н. э. многие институты архаического периода были либо отменены, либо вышли из употребления, а их истинный характер уже давно забылся к тому моменту, когда начал писать свои труды Фабий Пиктор. При этом, однако, основные события и спорные вопросы всё же оказались некоторым образом отражены в письменных источниках: достаточно упомянуть, к примеру, попытку
24а Ротация — внесение законопроекта, который становился законом только после Утверждения народным собранием. — В.Г.


390
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
государственного переворота, предпринятую М. Манлием Капитолином, основное содержание законодательных актов, изменения в правилах, регулирующих право граждан на занятие высших магистратур, мероприятия, направленные на облегчение долгового бремени и на изменение положения должников. Историки и анналисты периода Поздней Республики сделали всё возможное, чтобы разобраться в этих фактах и выстроить вокруг них некий связный рассказ, который мог бы объяснить поведение, позиции и стремления групп и отдельных личностей, принимавших участие в описываемых событиях. При этом указанные авторы неизбежно искажали историческую реальность, поскольку не до конца понимали институциональную подоплеку и нередко предлагали весьма наивные и ошибочные толкования. И самое главное — они не совсем осознавали, насколько сильно архаический период римской истории отличался от их собственной эпохи, и как результат — неосознанно модернизировали историю, делая ложные и анахронические предположения относительно экономической и социальной организации Рима в V— IV вв. до н. э., создавая свои рассказы о политической борьбе по подобию событий, более близких к ним по времени, используя политическую терминологию Поздней Республики и уподобляя ранних лидеров плебса Гракхам, Сатурнину и Каталине.
В определенном смысле методика, использовавшаяся анналистами, вполне понятна. Проблемы, лежавшие в основе кризиса начала IV в. до н. э., действительно были в некоторых отношениях очень похожи на проблемы Π—I вв. до н. э. На этот момент следует обратить особое внимание. Некоторые исследователи предполагают, что рассказы древних авторов о волнениях по поводу общественной земли и долговой кабалы представляли собой выдумку, созданную по образцу событий эпохи Гракхов и более поздних периодов. Но подобный скептицизм неоправдан. Вопрос о земле и о долгах постоянно ставился в процессе политической борьбы в греко-римском мире. Кроме того, конфликты IV в. до н. э. — в том виде, в каком они отражены в наших источниках, — имеют ряд отличительных черт, которые явно ставили в тупик позднейших историков, и, каковы бы ни были недостатки позднереспубликанских анналистов, они едва ли могли выдумать нечто, выходившее за рамки их понимания.
В данной главе мы допускаем, что древние авторы были правы, делая в своих рассказах о социальных конфликтах IV в. до н. э. основной упор на проблемы, связанные с землей и долгами. Но, какими бы неясными ни были отдельные детали, нам представляется вполне очевидным, что характерный для ранней истории Рима конфликт между патрициями и плебеями представлял собой преимущественно борьбу против угнетения, которую вела весьма многочисленная прослойка бедных крестьян, находившихся в подчинении у богачей25. Господство последних базировалось на том, что им принадлежали крупные земельные владения, тогда как небольшая площадь большинства крестьянских участков служила
25 	Иную точку зрения см. в гл. 5 (с. 289 слл. наст. изд.).


П. Экономические и социальные проблемы IV в. дон. э....
391
причиной того, что бедняки постоянно влезали в долги и попадали в кабалу26.
Впрочем, при современном состоянии письменных источников невозможно хоть с какой-нибудь долей уверенности перейти от подобных общих замечаний к более конкретным деталям. Поскольку большинство исследователей соглашается с тем, что мы не можем считать достоверной социальную и экономическую структуру, описанную в сочинениях древних авторов, современному историку не остается иного выбора, кроме как положиться на догадки и интуицию, пытаясь выстроить альтернативную и обязательно гипотетическую модель раннеримской экономики. Соответственно, многое из того, что будет сказано далее, является лишь предположением и основывается на тех элементах современных реконструкций, которые представляются автору данного раздела наиболее убедительными. Критерием отбора при этом служила, во-первых, способность каждой конкретной модели объяснить сбивающие с толку и противоречивые данные письменных источников, а во-вторых, ее общее правдоподобие, особенно — в свете сравнительной информации о других архаических обществах.
Первостепенную важность для понимания нами раннеримской экономики имеет тот факт, что на рассматриваемом этапе римские крестьяне постоянно испытывали определенный земельный голод27. Упоминания о небольших размерах крестьянских наделов встречаются в письменных источниках очень часто, и мы не можем просто проигнорировать их. Как бы мы ни относились к рассказам древних авторов о том, что еще Ромул предоставил каждому из первых граждан Рима наследственный участок (heredium) площадью два югера (= 0,5 га) (с. 125 наст, изд.), у нас есть немало свидетельств того, что в Раннем Риме действительно были распространены небольшие земельные владения площадью семь югеров и менее. К примеру, весьма примечателен тот факт, что, когда в 393 г. до н. э. часть обширных вейянских владений была поделена между плебейскими поселенцами, площадь каждого отдельного надела не превышала семи югеров (Ливий. V.30.8; Диодор Сицилийский (XIV. 102.5) пишет о четырех югерах).
Эти цифры весьма интересны, поскольку участка площадью семь югеров (не говоря уже о двух или четырех) было недостаточно для обеспечения семье хотя бы минимальных средств к существованию. Современные исследователи предлагают различные оценки, однако, по подсчетам большинства специалистов, для прокорма семьи из четырех человек при рассматриваемом уровне развития агротехники был необходим надел площадью более десяти югеров. Римские историки и антиквары никак не объясняют рассматриваемую особенность традиции, и нам остается только гадать, как раннеримские крестьяне зарабатывали на жизнь. Единственное
26 	При этом я, конечно, не исключаю возможности того, что в состав плебса входили также безземельные ремесленники и торговцы, но мне представляется, что подобные люди составляли лишь очень небольшую долю населения.
В контексте V в. до н. э. эти проблемы рассматриваются на с. 164 слл. наст. изд.


392
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
реалистичное предположение заключается в том, что они могли получать дополнительный доход, обрабатывая еще чьи-то участки и, в частности, так называемую общественную землю (ager publicus). Но здесь мы вступаем на весьма зыбкую почву. Характер и функции ager publicus, а также соответствующие права римских граждан составляют одну из самых фундаментальных и в то же время самых трудноразрешимых проблем во всей римской истории.
Судя по всему, у нас есть определенные основания полагать, что с древнейших времен общественная земля составляла весьма существенную долю ager Romanus и постоянно расширялась в ходе завоеваний. Теоретически ее функция заключалась в том, чтобы обеспечивать резервный запас земли для римских граждан, чьих участков было недостаточно для удовлетворения их нужд. По существу, общественная земля предоставлялась для выпаса общинного скота или для возделывания отдельными лицами (в трудах древних авторов подразумевается, что изначально ager publicus представляла собой невозделываемую землю). При этом небольшой размер традиционных земельных владений, вероятно, указывает на то, что от доступа к ager publicus зависело само выживание крестьян. Согласно традиционному обычаю, римлянину разрешалось занимать столько общественной земли, сколько он мог обработать самостоятельно (Сикул Флакк. О статусе полей, р. 136 Lachmann). Более же изощренный, «тимократический», вариант этого традиционного ограничения заключался в том, что римский гражданин мог занять столько общественной земли, сколько позволяли его патримониальные ресурсы (Колумелла. О сельском хозяйстве. 1.3.11). Но это на самом деле совсем другой вопрос, поскольку богатые патриции и их клиенты могли распоряжаться сравнительно крупными объемами капитала и рабочей силы и, вероятно, имели возможность распространять свою власть на земли, намного более обширные, чем было под силу обработать одному человеку.
Очевидно, именно это и происходило в рассматриваемый период. Изначальные традиционные ограничения игнорировались, и общественная земля постепенно оказалась занята исключительно богатыми гражданами. Некоторые авторы сообщают, что в состав разрешенных участков, выделявшихся из состава ager publicus, стали включать площади, которые занимающий их римлянин «надеялся» обработать («quod... in spem colendi occupavit». — Сикул Флакк. О статусе полей, р. 137L). Эта весьма циничная формулировка — если, конечно, она исторически достоверна — была, вероятно, придумана для оправдания роста крупных владений. Так или иначе, древние авторы совершенно ясно говорят о том, что состоятельные патриции захватывали общественную землю до тех пор, пока совершенно не согнали с нее плебеев. Самое раннее упоминание об этом процессе мы находим во фрагменте из анналов Кассия Гемины, который жил во времена, предшествовавшие эпохе Гракхов (Фрг. 17Р). Согласно рассматриваемым сообщениям, богачи просто присоединяли ager publicus к своим владениям и обращались с ней как со своей наследственной собственностью, а бедняки нищали еще больше и попадали в полную зависимость от состоятельных землевладельцев.


П. Экономические и социальные проблемы IV в. дон. э....
393
Очень важно подчеркнуть, что на характерном режиме землевладения, связанном с ager publicus, основывалось могущество патрициев и угнетенное положение плебеев. Именно это делает аграрную историю Рима столь самобытной. В эпохальном четырехтомном труде Бартольда Георга Нибура (1776—1831. — В.Г.) «Римская история» (1811—1832. — В.Г.) было раз и навсегда провозглашено, что движения за аграрную реформу в период Республики не были направлены на передачу земли в частную собственность, а касались исключительно способов распоряжения и пользования общественной землей. Этот фундаментальный тезис, который сейчас принимается всеми исследователями, даже наиболее буквально мыслящими интерпретаторами древних источников, столь же справедлив для Ранней Республики, как и для эпохи Гракхов28. Недовольство плебеев вызывалось именно тем, что общественная земля, от которой зависело их существование, контролировалась патрициями и их клиентами и была постоянно занята ими.
Необыкновенная история о том, как плебеи создали собственную независимую организацию и весь V в. до н. э. боролись за свои права, уже была рассмотрена в гл. 5. Подробности этой борьбы нам известны не очень хорошо, но ее основные результаты вполне ясны: к началу IV в. до н. э. в Риме существовала весьма активная и полностью сложившаяся плебейская организация, которая — через своих выборных лидеров-трибунов — настойчиво добивалась уступок по целому ряду проблем, включая пользование общественной землей.
В решении этого вопроса плебеи использовали двойственный подход. Во-первых, они постоянно требовали, чтобы завоеванные земли передавались в частную собственность на подушной основе (assignatio viritana), а не оставались в собственности государства и, соответственно, — захватывались богатыми землевладельцами. Согласно сообщениям древних авторов, в период с 486 по 367 г. до н. э. было выдвинуто не менее двадцати двух отдельных предложений подобного рода. Конечно, некоторые из этих сообщений могут быть исторически недостоверными, однако едва ли можно считать вымыслом всю рассматриваемую традицию, как это делают некоторые современные исследователи29. При этом следует заметить, что для середины V в. до н. э. зафиксировано очень мало случаев выступлений за переуступку земли, тогда как после 424 г. до н. э. они становятся намного более частыми30, ведь именно в это время ряд успешных военных операций открыл новую фазу в истории римских завоеваний (см. выше, с. 363 сл. наст. изд.).
Естественно, выдвигавшиеся плебеями требования подушного распределения земли встречали сопротивление со стороны патрициев, которые стремились извлечь выгоду от занятия новых земель, включаемых в со¬
28 Niebuhr 1838 [А 941 П: 129 слл. По данному вопросу в целом см.: Momidiano 1982 [А 89]: 3-15.
29 Нанр.: Niese 1888 [Н 68]: 410 слл.; Beloch 1926 [А 12]: 344; Ogilvie 1965 [В 129]: 340. Традиционная точка зрения защищается в изд.: De Martino 1980 [G 51]: 14—15.
30 См.: Rotondi 1912 [А 114]: 197-212; cp.: 212-215.


394
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
став ager publicus. Очень вероятно, что именно смутные воспоминания об этой борьбе за распоряжение завоеванными территориями скрываются за историей о попытке плебеев уйти из Рима после галльского нашествия и переселиться в Вейи, которая была сорвана эмоциональной речью Камилла (Ливий. V.51 слл.). Этот конкретный конфликт закончился компромиссом, поскольку — хотя часть ager Veientanus была передана беднякам — отдельные наделы были довольно небольшими (см. выше).
Второй же линией атаки плебса было введение законодательного ограничения площади ager publicus, которую мог занимать каждый глава семейства, и поголовья животных, которых он мог на ней пасти. Это был один из основных компонентов законов Лициния и Секстия, которые, несмотря на ожесточенное сопротивление, всё же были приняты в 367 г. до н. э. Целью одного из этих правовых актов было предоставление бедным плебеям определенного доступа к общественной земле. У нас нет никаких свидетельств, подтверждающих, что до 367 г. до н. э. представителям плебса на законодательном уровне запрещалось занимать ager publicus, как иногда предполагается, но в то же время вполне вероятно, что это постоянно происходило на практике. Здесь же важно отметить, что, согласно закону Лициния (Lex Licinia), на тех собственников, чьи земельные владения, полученные из общественного фонда, превышали установленный лимит, просто накладывался определенный штраф. При этом рассматриваемый закон не создавал никаких механизмов для возвращения государству выявленных излишков и не содержал никаких положений относительно переуступки общественной земли плебсу. Он касался исключительно прав владения (possessio) и в данном отношении отличался от аграрного закона Тиберия Гракха, для которого лишь частично послужил образцом. Это решающее отличие представляет собой весьма веский аргумент в пользу аутентичности закона Лициния и прямо опровергает точку зрения, согласно которой он представляет собой выдуманное «предвосхищение» законодательства Гракхов.
Как правило, современные исследователи соглашаются с тем, что Lex Licinia представлял собой подлинный ранний — или даже древнейший — образчик закона об ограничении площади земли, выделяемой из общественного фонда (lex de modo agrorum). При этом, однако, конкретные ограничения вызывают немало споров. Так, согласно Ливию и еще ряду авторов, Lex Licinia установил максимальный размер отдельного земельного владения — пятьсот югеров (примерно сто двадцать шесть гектар. — В.Г.), но Аппиан, детально описывая рассматриваемый закон, упоминает еще о двух условиях: во-первых, стадо, допускавшееся к выпасу на общественной земле, не должно было превышать ста голов крупного рогатого или пятисот голов более мелкого скота (т. е. овец или свиней)31, а во-вторых — определенную долю от привлеченных на поля работников должны
31 	Тибилетти (Tibiletti 1950 [G 147а]: 248 сл.) и Габба (Gabba 1958 [В 59]: указ, место) утверждают, что эти цифры должны рассматриваться в совокупности. Это, конечно, возможно, однако едва ли следует придавать столь большое значение дословной формулировке у Аппиана.


П. Экономические и социальные проблемы IV в. дон. э....
395
были составлять свободные люди (Аппиан. Гражданские войны. 1.8.33). Некоторые историки считают эти детали анахроническими и более подходящими для П в. до н. э. — эпохи крупных имений, опиравшихся на рабский труд (latifundia), — чем для простого крестьянского общества IV в. до н. э. Возможно, это действительно так. Впрочем, как бы то ни было, два дополнительных условия, упоминаемых Аппианом, вполне могли представлять собой позднейшие модификации изначального закона Лициния. Это, однако, не означает, что мы должны отвергать сообщения других авторов — включая таких авторитетов, как Варрон (О сельском хозяйстве. 1.2.9) — о том, что Lex Licinia устанавливал максимум в пятьсот югеров.
Вполне вероятно, что уже в начале IV в. до н. э. в состав ager Romanus входили весьма значительные площади общественной земли. Нам неизвестно, какая часть вейянской территории поступила в распоряжение свободных собственников, какая часть — во владение коренных жителей (которым, в соответствии с законом о римских гражданах — ex iure Quiritium, было предоставлено полное право собственности) и какая — вошла в состав ager publicus, но, по любым разумным оценкам, последняя категория, судя по всему, составила весьма существенную долю от целого — согласно предположениям современных исследователей, половину или даже две трети, т. е. ок. 112 тыс. или ок. 150 тыс. югеров (примерно 2820 или 3780 га. — В.Г)Ъ2. Если помнить о том, что эти площади, по всей видимости, прирезались к общественной земле, уже существовавшей в рамках старой ager Romanus, то становится очевидно, что площадь некоторых частных владений значительно превышала пятьсот югеров или, по крайней мере, была близка к этой цифре. Возможно, максимум в пятьсот югеров представлял собой вовсе не анахроническое использование показателя, относящегося ко П в. до н. э., применительно к началу IV в. до н. э., а, наоборот, показатель, характерный для IV в. до н. э., который стал лишь архаическим пережитком ко П в. до н. э., когда в руках некоторых землевладельцев оказались участки общественной земли площадью несколько тысяч югеров. Этим вполне можно объяснить истерическую реакцию римского правящего класса на предложение Тиберия Гр акха провести в жизнь древнее ограничение. Не требуется долгих размышлений, чтобы понять: если бы в 133 г. до п э. некоторые владения в рамках ager publicus не превышали древний лимит очень сильно, земельная комиссия Гр акха едва ли могла бы рассчитывать на получение больших земельных угодий для раздачи бедным.
Теперь пора перейти к рассмотрению проблемы долгов, которая была одним из основных камней преткновения при обсуждении ротаций Лициния и Секстия и неизменно вызывала серьезное недовольство плебса. И вновь мы должны сделать небольшое отступление и рассмотреть общий характер и причины возникновения долговых обязательств в архаическом Риме.  3232 	De Martino 1980 [G 51]: 26. Эта точка зрения была уже довольно четко сформулирована Х.-М. Ластом в первом издании настоящего тома, см.: (Stuart Jones and) Last 1928 [Η 92]: 539-540.


396
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
Долги33 являлись прямым следствием бедности и земельного голода и одновременно приводили к тому, что многие плебеи оказывались в состоянии зависимости. Существование долговой кабалы хорошо фиксируется в Раннем Риме и находит параллели во многих других архаических обществах. Более того, этот институт может рассматриваться как определяющая характеристика подобных обществ и доминирующая черта их производственных отношений. В Риме долговая кабала была известна под названием nexum. При этом, однако, древние авторы, чьи труды сохранились до нашего времени, больше не знали о ней практически ничего и не могли дать ей определение в четких юридических терминах. Современные исследователи — в особенности изучающие римское право — без конца обсуждают данную проблему, однако при этом чаще всего рассматривают абстрактные юридические вопросы, а не то, как поместить институт nexum в соответствующий социальный и экономический контекст.
Особую проблему представляет соотношение между институтом долговой кабалы и описанными в Законах ХП таблиц процедурами наказания должников, не выполнивших своих обязательств. Такие лица именовались addicti или iudicati и после вынесения судебного решения могли быть задержаны кредиторами и казнены или проданы в рабство «за Тибр»34. Поскольку эти наказания явно не применялись по отношению к кабальникам (nexi), нам представляется вполне разумным сделанный многими историками и специалистами в области римского права вывод о том, что задержание (manus iniectio, букв.: «наложение рук») и кабала (nexum) представляли собой различные институты35. Наиболее вероятной интерпретацией при этом является то, что кабала являлась результатом соглашения, которое добровольно заключалось должником, передававшим себя в руки кредитора, чтобы избежать высшей меры наказания за невыполнение обязательств. Это различие, по всей видимости, заметно в терминологии, используемой Ливием, который намекает на то, что «идти в кабалу» («inire nexum»)36 было нормальной практикой римских бедняков.
Данная интерпретация может помочь при ответе на весьма сложный вопрос о том, почему римские богачи были готовы давать займы обедневшим крестьянам, не имевшим никаких перспектив вернуть деньги. Поскольку гарантией займа была личность должника, изначальная сделка заключалась именно для того, чтобы породить состояние кабалы. Таким образом, «заем» представлял собой плату за несение трудовой повинности кабальником, который, по сути дела, продавал себя (или кого- либо из своих детей) «кредитору». При этом заимодавец рассчитывал именно на несение должником трудовой повинности, а не на получение
33 В контексте V в. до н. э. эти вопросы рассмотрены на с. 263 слл. наст. изд.
34 См., напр.: Watson 1975 [G 317]: 121 слл.
35 Напр.: Mitteis 1901 [G 276]: 96 слл.; Watson 1975 [G 317]: 111 слл.; Finley 1965 [G 65]: 172 (= 1981: 158).
36 Ливий. ΥΠ.19.5; ср.: ΥΠΙ.28.2; об этих пассажах см.: MacCormack 1967 [G 260]: 350 слл.


П. Экономические и социальные проблемы IV в. дон. э. ...
397
выгоды в виде процентов. Разница между подобным соглашением и заключением договора об оплачиваемом труде заключается в том, что кабальный должник был поставлен в безвыходное положение и находился в полном распоряжении работодателя. Более того, наиболее яркой чертой рассказов древних авторов о кабале в Раннем Риме является преобладание историй о плохом обращении с должниками, которые нередко подвергались избиению и сексуальному насилию.
Точные юридические детали кабального договора нам неизвестны, и интерпретаций здесь может быть немало. Например, нам неясно, должен ли был кабальник (nexus) нести свои повинности до тех пор, пока не погашал задолженность, трудился ли он вместо уплаты процентов или вместо выплаты основной суммы, то есть «отрабатывал» долг. В последнем случае плату вообще едва ли можно рассматривать как заем — скорее, это была часть своеобразного соглашения об оказании услуг. Равным образом мы ничего не знаем и о том, являлась ли кабала бессрочной или ограничивалась согласованным сроком. В последнем случае она могла стать бессрочной на практике, ведь должник вынужден был постоянно продлевать ее. Вполне вероятно, что в действительности существовало сразу несколько возможных вариантов и кабала представляла собой весьма гибкий институт. Впрочем, как бы то ни было, мы можем вполне обоснованно предположить, что ее самой важной функцией было обеспечение крупных землевладельцев зависимыми работниками. Если согласиться с наиболее распространенной точкой зрения, согласно которой в Раннем Риме отсутствовали иные источники рабочих рук, то данный вывод становится неизбежным.
Хотя в Раннем Риме существовал рабский труд37 и, возможно, какая-то форма наемного труда, рабы и наемные работники представляли собой лишь небольшую часть рабочей силы. В большинстве случаев богатым землевладельцам приходилось полагаться на труд людей, которые находились в зависимости от них. Возможно, иногда это были клиенты, которым предоставлялись льготные условия аренды земли, контролируемой их патронами, но многие из этих людей, по всей видимости, являлись должниками, попавшими в кабалу. Если мы согласимся с этим, а также примем традиционное представление о том, что власть патрициев в значительной степени была основана на владении ими общественной землей, то сможем понять, что проблемы ager publicus и nexum напрямую связаны между собой. По мере того как контроль над общественными землями сосредотачивался в руках небольшой прослойки состоятельных аристократов, всё больше крестьян попадало в зависимость. Они лишались возможности обрабатывать ager publicus для собственной выгоды, а вместо этого под принуждением начинали обрабатывать ее для патрициев. В результате большинство крестьян в принципе не могло подняться выше
37 	Без сомнения, рабство играло довольно важную роль уже во времена составления Законов ХП таблиц, когда, согласно Уотсону (Watson 1975 [G 317]: 82), «присутствие рабов в Риме было весьма существенным».


398
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
прожиточного минимума и получить свою долю излишков, которые полностью экспроприировались патрициями и их клиентами.
Именно данное положение дел и послужило предпосылкой для кризиса начала IV в. до н. э. Описывая данный период, Ливий довольно часто упоминает долговую проблему и утверждает, что она весьма существенно обострилась в результате разорения Рима галлами. Вероятно, это довольно обоснованная точка зрения. Хотя материальный ущерб, нанесенный захватчиками, был довольно поверхностным, а долгосрочные последствия для экономики — весьма незначительными, в краткосрочной перспективе присутствие вражеского варварского войска, кормившегося плодами римской земли на протяжении нескольких месяцев, скорее всего, представляло собой настоящую катастрофу — многие бедные крестьяне, судя по всему, лишились всего и столкнулись с реальной угрозой голодной смерти. В подобных обстоятельствах широкое распространение долгов и долговой кабалы было неизбежным.
Источники подтверждают, что данная проблема была широко распространенной и затрагивала весьма значительное количество граждан. Согласно Ливию, трибуны 380 г. до н. э. сетовали на то, что одна часть граждан «была задавлена другою» («demersam partem a parte civitatis». — Ливий. VI.27.6. Пер. Η.Н. Казанского). Первым крупным сдвигом, связанным с долговым кризисом 80-х годов IV в. до н. э., был знаменитый суд над М. Манлием Капитолином, обвиненным в стремлении к единоличной власти и казненным за это в 384 г. до н. э. Дошедшие до нас рассказы об этом загадочном событии представляют себой весьма ненадежные и слишком вычурные риторические повествования. Древние авторы делают основной упор на том, что Манлий, который спас Республику, не дав галлам взять Капитолий, позднее был осужден за попытку ниспровергнуть ее. При этом дополнительная ирония заключалась в том, как был казнен бывший герой: его сбросили с Тарпейской скалы (выступ Капитолия) — с того самого обрыва, с которого когда-то он сам сбросил галльских захватчиков. У Ливия Манлий представлен как трагический персонаж, снедаемый гордыней и завистью, который не может вынести того, что его славу затмила слава Камилла (играющего в рассматриваемом сюжете довольно значительную, но не совсем понятную роль). Эта романтическая история была сплетена из очень небольшого количества реальных фактов. Но мы можем быть уверены в том, что какие-то волнения действительно имели место, и в том, что Манлий был исторической личностью38. Это подтверждается рядом второстепенных деталей — например, историей о том, что после его смерти Манлии постановили, что в будущем никто из их рода больше не будет носить имя Марк (насколько нам известно, это правило действительно строго соблюдалось). Что важно для нас — рассматриваемое событие являлось прямым следствием долгового кризиса. Манлий приобрел массовую поддержку со стороны плебеев, постоянно
38 	Он упоминается в фасгах как консул 392 г. до н. э. и фигурирует в источниках как интеррекс 388 г. до н. э. (Ливий. VL5.6 (в оригинале: VL3.6. — В.Г.)).


П. Экономические и социальные проблемы IV в. дон. э....
399
вступаясь за них (согласно Ливию — VI. 11.7, он был первым патрицием, кто стал делать это) и выплачивая их долги из собственного состояния.
Манлий был казнен, но кризис, несмотря на попытки смягчить его путем основания колоний, продолжался (Ливий прямо говорит об этом, рассказывая о выведении колонии в Сатрик, см.: VI. 16.6—7). Волнения по поводу долгов зафиксированы в 380-м, а затем — в 378 г. до н. э. Описывая события 378 г. до н. э., Ливий упоминает о строительстве новой городской стены и говорит о том, что налоги, взысканные с населения для покрытия соответствующих расходов, привели к увеличению задолженности плебса. Конечно, нам довольно сложно понять, насколько истинно данное наблюдение. Ясно, что строительство стены явилось грандиозным начинанием и должно было вызвать серьезную потребность в рабочей силе. Длина стены составляла одиннадцать километров, высота — более десяти метров, а толщина у основания — четыре метра. Огромные блоки туфа, из которых она была построена (средние габариты — ок. 1,5 м х 0,5 м х 0,6 м), были привезены из каменоломен Гротта-Оскура близ Вей, располагавшихся в пятнадцати километрах от Рима. Похоже, экономический аспект рассматриваемого строительства пока еще не становился предметом серьезного исследования39, но, даже по самым грубым подсчетам, для добычи, транспортировки и укладки сотен тысяч блоков должно было потребоваться несколько миллионов человеко-часов.
Проблема заключается в том, что мы не знаем, кто трудился на строительстве и как оно было организовано. Ливий упоминает о налогах и цензорских подрядах, однако это вполне может быть анахронизмом. Более вероятным нам представляется предположение о том, что государство напрямую заставляло римских граждан нести трудовую повинность как разновидность налога или дополнение к военной службе и заключало договоры подряда только с мастерами-специалистами, многие из которых, возможно, были иноземцами. С другой стороны, если Ливий прав и вся работа была поручена подрядчикам (в пользу этого может говорить тот факт, что при постройке стена делилась на четкие и легко различимые секции), мы всё равно не знаем, откуда они брали необходимую рабочую силу. Вполне возможно, что богатые подрядчики использовали труд рабов и попавших в кабалу должников и, соответственно, были единственными получателями всех тех огромных средств, которые поступали в казну в виде налогов, трофеев и контрибуций. Плебеи же, вероятно, не выигрывали ничего — если только в рассматриваемом случае не осуществлялось значительное перераспределение ресурсов посредством оплаты труда. В противном случае, Ливий, скорее всего, был прав, говоря о том, нто строительство стены лишь усугубило бремя, возложенное на бедняков.
Долговой вопрос весьма остро стоял и в ходе борьбы вокруг ротаций Лициния и Секстия. В предложенных ими законах, судя по всему, устанавливалось, что проценты с неуплаченного долга должны вычитаться из ос¬
39 	Строительство стены подробно рассматривается Сафлундом (Säflund 1932 [Е 130]), который, правда, в основном озабочен собиранием отдельных фактов и практически не интересуется социальными и экономическими вопросами.


400
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
новной суммы, а остаток — выплачиваться равными долями в течение трех лет (Ливий. VI.35.4). В течение последующих десятилетий был принят еще ряд законодательных актов, которые ограничивали процентные ставки и облегчали условия выплаты долга (например, в 357 и 347 гг. до н. э.). В 344 г., согласно Ливию, были вынесены суровые приговоры нескольким ростовщикам (VTL28.9), а двумя годами позже закон Генуция вообще запретил начисление процентов — он оставался в силе несколько столетий, но при этом очень редко соблюдался (ср.: Аппиан. Гражданские войны. 1.54). Описывая события 352 г., Ливий также упоминает о законе, согласно которому в Риме, судя по всему, вводилась система государственных выплат и процедур оценки имущества, надзор за которыми осуществляла комиссия из пяти человек — двух патрициев и трех плебеев.
Некоторые подробности в этих весьма разнообразных сообщениях могут показаться анахроническими или неправдоподобными, но в общем и целом у нас нет причин сомневаться в том, что облегчение долгового бремени было основной целью многих законов рассматриваемого периода. Кабала действительно довольно редко упоминается в имеющихся у нас источниках, однако причиной этого практически однозначно является предвзятость древних авторов, которые, вполне естественно, сосредотачивали внимание на денежных сторонах долговой проблемы и постоянно говорили именно о денежных займах, ростовщичестве и невыполнении денежных обязательств, поскольку эти аспекты были им хорошо знакомы. На деле же мы должны помнить о том, что говорим об обществе, в котором еще не существовало монетной системы. Конечно, это не исключает возможности осуществления денежных операций, но в то же время означает, что они не являлись основной формой долговых отношений, особенно когда дело касалось крестьян. Гораздо более правдоподобными нам представляются займы, скажем, посевным зерном, которые предполагали погашение натурой. Молчание источников вовсе не означает, что законы середины IV в. до н. э., помимо вышеупомянутого, не предполагали никаких мер, направленных на смягчение условий долговой кабалы (nexum). Судя по всему, она продолжала существовать (см., напр.: Ливий. VII.19.5. — 354 г. до н. э.) вплоть до 326 г. до н. э., когда была официально отменена законом Петелия (Ливий. VTII.28; Дионисий Галикарнасский. Рижские древности. XVJ.5; Цицерон. О государстве. 11.59 (в оригинале: П.34. — В.Г.) (Варрон [О латинском языке. VH. 105) относит этот закон к 313 г. до н. э., когда Г. Петелий был диктатором)).
Lex Poetelia поставил точку в довольно длительном процессе преобразований. К моменту принятия этого закона земельный голод плебса был в значительной степени утолен путем завоевания и заселения новых территорий. Улучшение экономических условий, обусловленное успешными войнами, масштабными земельными раздачами и программами колонизации, скорее всего, означало постепенное освобождение плебеев от необходимости поступать в кабалу. Вполне вероятно, что к началу Второй Самнитской войны (327—304 гг. до н. э.) институт nexum уже превратился в реликт ушедшей эпохи. При этом, однако, его исчезновение не поло¬


Ш. Конституционные реформы и возвышение нобилитета
401
жило конец долгам, которые продолжали оставаться основным социальным злом вплоть до конца периода Республики. Закон Петелия просто отменил nexum как форму трудового соглашения — с этого момента в кабалу попадали лишь должники, не выполнившие своих обязательств, и только по приговору суда40.
Упадок и, в конечном итоге, отмена долговой кабалы в конце IV в. до н. э., судя по всему, создали потребность в альтернативном источнике рабочих рук для труда на обширных землях богачей. Эта потребность была удовлетворена ввозом рабов. О растущем значении рабства в Риме IV в. до н. э. свидетельствует, в частности, закон о манумиссиях40а, принятый в 357 г. до н. э. (Ливий. VH. 16.7). Этот закон указывает на то, что манумиссии были довольно частыми, что, в свою очередь, предполагает наличие большого количества рабов. К концу столетия вольноотпущенники уже были столь многочисленными и влиятельными, что вопрос об их статусе превратился в важную политическую проблему. С начала Самнитских войн в наших источниках начинают появляться регулярные упоминания о массовом обращении в рабство пленных — по всей видимости, это явление указывает на то, что к рассматриваемому моменту римская экономика уже в значительной степени зависела от рабского труда.
Представление о том, что Рим стал рабовладельческим обществом лишь после Г аннибаловой войны, неприемлемо41 — на самом деле рассматриваемый процесс зашел достаточно далеко уже к концу IV в. до н. э., параллельно с бурным развитием тесно связанного с ним феномена римского империализма. Войны и завоевания и создавали, и удовлетворяли спрос на рабов. Наконец, нельзя не отметить, что освобождение крестьян, являвшихся римскими гражданами, и расширение использования рабского труда на земле дало Римскому государству возможность отправлять значительную долю взрослых мужчин на более длительную военную службу и, соответственно, следовать курсом империализма и завоеваний.
III. 	Конституционные реформы
И ВОЗВЫШЕНИЕ НОБИЛИТЕТА
В течение всего двух поколений социальные и экономические структуры римской Республики претерпели коренные преобразования. Данный процесс совпал с реформой государственного устройства и глубокими изменениями в составе и характере правящего класса. Всё это было результатом борьбы за власть, предшествовавшей принятию законов 367 г. до н. э. К рассмотрению именно этого политического конфликта мы теперь и перейдем.
40 Brunt 1958 [G 22]: 168; 1971 [Н 17]: 56-57.
^Манумиссия — юридический акт освобождения раба. — В.Г.
41 Ср.: Finley 1980 [G 66]: 83. Подробнее см. далее, с. 487 слл. наст. изд.


402
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
В общем и целом, о развитии римских политических институтов нам известно больше, чем о других сферах, по двум причинам: во-первых, именно политические вопросы в первую очередь интересовали правящий класс, к которому принадлежали сами римские историки и антиквары и на котором они сосредотачивали свое внимание, а во-вторых — результаты политических изменений мы можем проверить, опираясь на фасты и прочие относительно надежные источники. Впрочем, общий фон рассматриваемых событий всё равно остается весьма смутным и противоречивым, и, хотя у нас есть возможность документально подтвердить вышеупомянутые изменения, мы нередко очень далеки от того, чтобы должным образом истолковать их. Кроме того, древние авторы едва ли могли адекватным образом объяснить имевшиеся в их распоряжении факты, да и соответствующие интерпретации тоже не заслуживают доверия. В частности, рассказ о рогациях Лициния и Секстия, приводимый в «Истории» Ливия (нашем основном источнике), буквально сплетен из недоразумений.
В самых общих чертах версия Ливия имеет следующий вид: в 376 г. до н. э. плебейские трибуны Г. Лициний Столон и Л. Секстий Латеран выдвинули три законопроекта (рогации). Два из них касались земли и долгов (см. выше), а третий предполагал допуск плебеев к консульской власти (Ливий. VI.35.4—5). Столкнувшись с сопротивлением патрициев и собственных коллег, наложивших вето на предложенные законопроекты, Лициний и Секстий продолжали настаивать на своих требованиях. Конфликт длился десять лет (376—367 гг. до н. э.), в течение которых два реформатора постоянно переизбирались на свои должности. Их ответом на упомянутое выше вето стал запрет на выборы консулярных трибунов, в результате чего на протяжении пяти лет (375—371 гг. до н. э.) государство оставалось без высших магистратов и все общественные дела оказались в небрежении (Диодор (XV.75) сокращает продолжительность «безвластия» до одного года). Рассматриваемый кризис тянулся до 367г. дон. а, когда рогации наконец были приняты плебсом и признаны патрициями в виде компромиссного варианта, выработанного престарелым Камил- лом, который еще раз выступил в качестве героя дня (Ливий. VI.35—42).
Конечно, очень немногое в этом рассказе можно принять без всяких оговорок. Но в некоторых фактах мы все-таки можем быть уверены. В 367 г. до н. э. консулат был восстановлен как высшая магистратура и открыт для плебеев. Также была создана новая должность — претура. Хотя претор обладал империем и при необходимости мог быть поставлен во главе войска, его основные задачи сосредотачивались в юридической сфере. Изначально преторами становились только патриции, однако в 337 г. до н. э. на эту должность был впервые избран плебей. Еще одним новшеством явилось назначение двух «курульных» эдилов — по образцу уже существовавших эдилов плебса. Сначала курульный эдилитет тоже был открыт только для патрициев, однако скоро стал доступен и плебеям, которые стали занимать эту должность раз в два года, чередуясь с патрициями. Наконец, коллегия жрецов священнодействий, состоявшая из двух


Ш. Конституционные реформы и возвышение нобилитета
403
человек (duumviri sacris faciundis), была расширена, и теперь в ее состав входили уже десять человек (decemviri) — пять патрициев и пять плебеев.
Без сомнения, самой важной из всех этих мер была та, что касалась консулата. Предпосылки рассматриваемой реформы не совсем ясны. Очевидно, в 444 г. доаэ.в Риме было принято решение о том, что в определенные годы вместо консулов следует выбирать трех или более «военных трибунов с консульской властью» (tribuni militum consulari potestate). При этом мы не знаем ни каковы были причины этого изменения, ни чем определялось решение о выборах трибунов, а не консулов в каждом конкретном году (с. 236 сл. наст. изд.). Древние авторы предлагают два возможных объяснения, однако оба они неудовлетворительны. На то, что консулярный трибунат мог обеспечить большее количество командующих войсками во время серьезного военного кризиса, можно возразить, что консулярные трибуны нередко назначались в те моменты, когда у римлян просто не было явной необходимости в нескольких командующих — как правило, один или двое консулярных трибунов командовали армией, тогда как остальные оставались в городе. В самых критических ситуациях римляне по-прежнему назначали диктаторов. При этом весьма любопытным представляется тот факт, что, согласно источникам, ни один из трибунов никогда не справлял триумфа. С другой стороны, объяснение, предпочитаемое Ливием, согласно которому новая магистратура была доступна для плебеев и придумана для того, чтобы позволить им принять определенное участие в управлении государством, тоже едва ли можно принять, учитывая, что в первые десятилетия эксперимента все военные трибуны с консульской властью были патрициями. Кроме того, не исключено даже, что патриции и до 444 г. до н. э. не обладали полной монополией на консульскую власть — некоторые из имен, встречающихся в фасгах начала V в. до п а, судя по всему, являются плебейскими42.
Мы можем быть уверены лишь в том, что со временем консулярные трибуны стали выбираться чаще, чем консулы, и после 392 г. до н. э. полностью заменили их, что количество избираемых ежегодно консулярных трибунов постепенно увеличивалось и к концу V в. до н. э. достигло шести, и, наконец, что с 400 г. до н. э. в состав консулярных трибунов стали попадать и люди, не являвшиеся патрициями. Последний пункт неизбежно вызывает вопрос о том, почему мера, предложенная Лици- нием и Секстием, должна была вызвать столь ожесточенное сопротивление и почему — если плебеи уже были допущены к высшей магистратуре — принятие законов Лициния—Секстия в 367 г. до н. э. должно было рассматриваться как столь важная веха в борьбе за права плебеев.
Согласно древним авторам, указанный закон представлял собой столь значительный прорыв не потому, что позволял плебеям становиться консулами, а потому, что требовал, чтобы один из двух консулов, избираемых каждый год, обязательно был плебеем. Недостаток данной интер-
42 	Ср. выше, с. 215 слл. наст. изд. (с иным выводом).


404
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
претации заключается в том, что в реальной жизни упомянутое правило не всегда соблюдалось и на протяжении нескольких лет между 355 и 343 гг. до н. э. оба консула были патрициями. Некоторые исследователи именуют данное явление «патрицианской реакцией»43. Впрочем, начиная с 342 г. до н. э. один консул действительно всегда был патрицием, а другой — плебеем, и данное положение сохранялось на протяжении почти двух столетий. Введение этой регулярной системы, без сомнения, было связано с загадочными плебисцитами, которые, согласно некоторым из источников Ливия, были предложены в 342 г. до н. э. трибуном А Гену- цием (Ливий. Vn.42.[l—2]; ср. далее, с. 413 наст. изд.).
Впрочем, как ни странно, Ливий утверждает, что Lex Genucia позволил плебеям занимать оба консульских места (хотя данной возможностью они впервые сумели воспользоваться лишь в 172 г. до н. э.). Таким образом, мы обнаруживаем явное расхождение между литературной традицией и сведениями о законах 367 и 342 гг. до н. э., содержащимися в фастах. Так, анналисты пишут о том, что, согласно первому из этих законов, из среды плебеев должен был выбираться один из консулов, а согласно второму—могли быть выбраны оба. Фасты же позволяют предположить, что закон 367 г. до н. э. открыл для плебеев возможность занимать одно из консульских мест, а закон 342 г. до н. э. сделал это обязательным.
Второй из этих двух вариантов явно выглядит предпочтительнее. Если бы закон 342 г. до н. э. действительно предоставил лицам, наделенным правом голоса, свободу выбирать сразу двух плебейских консулов, они, скорее всего, сделали бы это задолго до 172 г. до н. э. Впрочем, наблюдаемую в источниках путаницу относительно Lex Genucia довольно легко объяснить, если предположить, что он дал плебеям гарантированное право на одно из консульских мест, но не предоставил аналогичной гарантии патрициям — на тот момент в этом не было необходимости, поскольку соответствующее право патрициев, судя по всему, считалось само собой разумеющимся и на практике гарантировалось традиционным обычаем.
В этой связи нелишним будет отметить, что решения в римских народных собраниях принимались не поднятием рук, а при помощи сложной системы группового голосования. На выборах консулов каждая из голосующих единиц (в данном случае — центурий) называла два имени, и два кандидата, имена которых были названы большинством центурий, объявлялись победителями. Весьма любопытной чертой данной системы было то, что центурии голосовали и объявляли свои результаты по очереди и что, как только кандидат набирал девяносто семь голосов (из ста девяноста трех центурий), он объявлялся избранным. Когда девяносто семь голосов набирал второй кандидат, выборы считались состоявшимися и избиратели расходились по домам. Но поскольку каждая центурия обладала двумя голосами, существовала вполне реальная возможность
43 Münzer 1920 [Н 120]: 21.


Ш. Конституционные реформы и возвышение нобилитета
405
того, что — имей народ реальную возможность свободно выбирать среди всех кандидатов — необходимые девяносто семь голосов могло получить более двух человек.
Историки обычно предлагают довольно циничное объяснение этой странной черты и пытаются доказать, что данная схема должна была обеспечить правом принятия решений наиболее состоятельных граждан, входивших в центурии, которые голосовали первыми44. Именно это происходило в эпоху Поздней Республики. Однако намного более вероятным — более того, практически несомненным — нам представляется то, что в более ранние времена (начиная с 342 г. до н. э.) магистрат, проводивший консульские выборы, просил каждую из центурий называть имя патриция и имя плебея. Отсюда следует, что выборы консулов представляли собой не соперничество за два места, которое шло в рамках единообразной группы кандидатов, а, скорее, борьбу между патрицианскими кандидатами за одно из мест и между плебейскими — за другое. Как мы увидим далее, данный факт очень важен для понимания римской политической системы IV—Ш вв. до н. э.
Когда на консульских выборах 173 г. до н. э. рассматриваемой системе разделения власти был положен конец, многие, без сомнения, утверждали, что это изменение не противоречило положениям закона Генуция, поскольку тот предусматривал резервирование за плебеями права лишь на одно из консульских мест. В 342 г. до н. э. для обеспечения разделения власти необходимости идти дальше этого просто не было. Если же согласиться с тем, что, в соответствии с Lex Genucia, плебеями могли являться оба консула, то нам придется признать, что, возможно, историки ошибались, полагая, что Генуций изначально задумывал именно это.
Если система разделения власти вводилась именно на основании закона Генуция, то из этого мы, вероятно, должны будем сделать вывод о том, что закон 367 г. до н. э. просто восстанавливал консулат вместо военных трибунов с консульской властью. При этом некоторые исследователи пытаются доказать, что целью законов Лициния—Секстия было проведение административной реформы45 — единообразная коллегия из шести консулярных трибунов была заменена более сложной системой, включавшей пять магистратов со специализированными функциями: двух консулов, одного претора и двух курульных эдилов. В этом смысле рассматриваемая реформа продолжала тенденцию, начатую в 443 г. до н. э., когда была создана цензура. Недостаток данной интерпретации заключается в том, что она не объясняет, почему анализируемый закон следует рассматривать как победу плебса.
Один из вероятных ответов на этот вопрос заключается в том, что кон- сулярный трибунат не давал плебеям возможности осуществлять «реальную» власть, поскольку они допускались только к членству в определен¬
44 Staveley 1972 [G 726]: 180 слл.
45 Напр.: von Fritz 1950 [Η 32]: прежде всего 39 слл.


406
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
ной комиссии. Возможно, всякий раз при появлении важной задачи патриции передавали ее консулярным трибунам, выбранным из рядов патрициата, — так, согласно Ливию, в 379 г. до н. э. военное командование было доверено двум трибунам-патрициям, поскольку они «родовитостью превосходили плебеев» («quod genere plebeios... anteibant»), а их коллеги- плебеи были оставлены охранять город (Ливий. VI.30.2—3. Пер. Н.Н. Казанского). Как вариант, можно было прибегнуть к помощи диктатора, который всегда происходил из патрициев. С этой точки зрения, патриции могли полагать, что консулярных трибунов легче контролировать, чем двух высших магистратов.
Конечно, в подобном объяснении вполне может заключаться определенная доля истины, однако, судя по всему, оно не раскрывает всей сути дела. Традиция явно указывает на то, что до 367 г. до н. э. плебеям систематически закрывался доступ к магистратурам. С подобной точки зрения, прославленная победа Л. Секстия Латерана, первого плебейского консула, избранного в 366 г. до н. э., выглядит не таким уж прорывом, если на самом деле он был просто первым, кто занял рассматриваемый пост после осуществления административной корректировки. Но дело, конечно, заключается в том, что он был первым плебеем, который вообще занял высшую государственную должность, точно так же, как Л. Генуций (консул 362 г. до н. э.) был первым плебеем, который провел военную кампанию при собственных ауспициях (Ливий. VH.6.8). Если только не отвергать всю римскую традицию как не имеющую никакой ценности, мы должны признать, что законы Лициния—Секстия всё же кардинально изменили права плебеев в отношении магистратур.
Л. Секстий действительно создал один очень важный прецедент: насколько нам известно, он был первым римлянином, который в течение своей карьеры занимал и плебейские, и курульные магистратуры4521. По общему признанию, наши знания о трибунских списках этого раннего периода крайне ограничены, однако трибуны плебса, о которых нам хоть что-либо известно, были лидерами плебейского движения, и представляется довольно странным, что мы не находим ни одного из них среди плебейских консулярных трибунов. Может быть, до 367 г. до п э. бывшие трибуны (и эдилы) плебса не имели права занимать курульные магистратуры?
Конечно, данное предположение является заведомо гипотетическим, однако в его пользу говорит несколько довольно важных моментов46. Во-первых, оно хорошо укладывается в весьма привлекательную теорию А. Момильяно, согласно которой так называемые плебейские консулы начала V в. до н. э. были клиентами патрициев и выдвигались из рядов conscripti (т. е. сенаторов, не являвшихся патрициями). Conscripti входили в число плебеев лишь в том смысле, что не принадлежали к патрициату и, безусловно, не имели ничего общего с теми представителями плебса, которые принимали участие в сецессиях и образовывали альтернатив¬
45а Курульными в Риме именовались высшие магистратуры, дававшие право восседать на так называемом «курульном кресле». — В.Г.
46 	Более подробно данный вопрос рассмотрен в изд.: Cornell 1983 [Н 18]: 101—120.


Ш. Конституционные реформы и возвышение нобилитета
407
ное плебейское «государство», возникшее в V в. до н. э. По всей видимости, история о борьбе между патрициями и плебеями не имела бы исторического смысла, если бы в состав организованного плебса входили все римские граждане, которые не являлись патрициями. При этом мы еще очень далеки от ответа на вопрос о том, можно ли вообще считать плебеями представителей таких групп, как клиенты или conscripti47.
Согласно модели, предложенной Момильяно, патриции и плебеи не являлись противоположными категориями, а, скорее, представляли собой два компонента более широкой и более сложной структуры, в состав которой входило множество самых различных групп (например, клиенты и conscripti). Если согласиться с тем, что некоторые римские граждане не были ни патрициями, ни плебеями, то решить проблему пригодности для избрания на магистратуры будет довольно легко. Мы можем просто предположить, что консулярный трибунат (а до этого — консулат) не являлся исключительно патрицианской магистратурой, но при этом всё равно был закрыт для плебеев и тем более — для плебейских должностных лиц.
Это предположение представляется нам вполне обоснованным — если учитывать характер и цели плебейского движения, которое представляло собой не столько «государство в государстве» (как оно нередко описывается), сколько отдельную систему, созданную в противовес государству и существовавшую независимо от него. Поначалу патриции отказывались признавать плебейскую организацию, а затем попытались изолировать ее, ограничив в правах ее лидеров. Однако закон Канулея (Lex Canuleia) (445 г. до н. э.) отменил запрет на браки между патрициями и плебеями, а закон Лициния—Секстия (Lex Licinia Sextia) 367 г. до н. э., вероятно, точно так же устранил те препятствия, которые не давали лидерам плебса занимать места в сенате и магистратуры.
Наиболее убедительным аргументом в поддержку данной реконструкции является то, что она помогает лучше понять историю о рогациях Лициния и Секстия. Их целью была отмена всех форм дискриминации плебеев. Принятие соответствующего закона стало победой для ведущих представителей плебейского сословия, многие из которых были весьма богаты, талантливы и амбициозны. Вместо того чтобы прикрепляться к патронам из числа патрициев, эти люди вовлекались в мощное и хорошо организованное плебейское движение. Конечно, первый из этих вариантов обеспечивал определенный престиж и надежду на занятие выборных должностей, но не давал возможности осуществлять реальную власть. С этой точки зрения, патриции, занимавшие должности консулярных трибунов до 367 г. до н. э., по сути дела, представляли собой пустое место — неудивительно, что они не играли никакой роли в руководстве реформированного государства.
47 	Касательно общетеоретических аспектов см.: Momigliano 1967 [Н 60]: 199—221; 1967 [Н 61]: 297—312 (= Idem. Quarto Contributo: 419—436, 437—454); см. также: 1975 [А 88]: 293—332.


408
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
Впрочем, как бы то ни было, большинство исследователей соглашается с тем, что пользу из конституционных реформ 367 г. до н. э. извлекла лишь небольшая группа богатых и честолюбивых плебеев. В борьбе против патрицианской исключительности эта группа действовала сообща с бедняками и для получения доступа в ряды правящего класса использовала институты плебейского движения, а вот широкие массы плебса едва ли обрели значительную выгоду от этого успеха. Конечно, экономическое положение бедняков на время немного улучшилось, но при этом они потеряли контроль над собственной организацией. Едва лидеры плебеев были допущены в состав правящего класса на равных правах с патрициями, как они сразу же приобрели все характеристики привилегированной группы и перестали представлять интересы плебса. Так, плебейские лидеры являлись состоятельными землевладельцами и имели общие с патрициями экономические интересы. Это очень хорошо иллюстрируется историей о том, что Г. Лициний Столон, один из законодателей 367 г. до н. э., был позднее оштрафован за то, что занимал больше общественной земли, чем было дозволено по его же собственному закону (Ливий. VH.16.9). Конечно, мы не можем быть уверены в исторической достоверности этой истории, но если это неправда, то, как говорится, ben trovato [um. — «хорошо придумано»).
Судя по всему, плебейские лидеры, взобравшись в патрицианскую цитадель, втянули за собой лестницу. Подобный процесс знаком всем обществам. То, что результатом принятия законов Лициния—Секстия должно было стать возникновение объединенной патрицианско-плебейской аристократии (так называемой nobilitas), совершенно неудивительно и, вероятно, было понятно уже в рассматриваемый период. Согласно рассказу Ливия о борьбе вокруг рогаций, противодействие Лицинию и Секстию исходило не только от патрициев, но и изнутри собственно плебейского движения. Двум реформаторам оказывали сопротивление и их коллеги- трибуны, и представители мощного радикального течения в рядах плебеев, которые поддерживали законопроекты о земле и о долгах, но выщупали против допуска плебеев к консульской власти. Историк говорит о том, что на определенном этапе плебейское собрание было очень близко к тому, чтобы принять первые два предложения и отвергнуть третье, но Лициний и Секстий каким-то образом сумели настоять на том, чтобы голосование проводилось сразу по трем законопроектам (Ливий. VI.39.2). Рассказ Ливия вполне естественно ставит ряд процедурных вопросов, на которые мы не способны ответить. Впрочем, наша неосведомленность не дает нам права сразу же отвергать всё рассматриваемое повествование, как делают некоторые историки48. Основное положение истории Ливия — то, что рогации Лициния и Секстия предполагали проведение реформ двух очень разных типов, — по всей видимости, вполне достоверно. Предположение историка о том, что плебейское движение в результате рассматриваемых событий подверглось резкому разделению, тоже совершенно
48 	Наир.: von Fritz 1950 [Η 32]: 11 и примеч. 17.


Ш. Конституционные реформы и возвышение нобилитета
409
правдоподобно. Представители радикальной оппозиции имели веские причины с подозрением относиться к предлагаемому трибунами закону о допуске плебеев к консулату, поскольку знали, что подобная мера вообще может свести на нет плебейское движение.
Законы Лициния—Секстия привели к кардинальному преобразованию политической структуры Римского государства. Положив конец всем формам дискриминации плебеев, рассматриваемая реформа повлекла за собой полную ассимиляцию всех не являвшихся патрициями римских граждан, которые впредь были объединены под общим именем плебса. Следствием этого стало то, что плебейское движение утратило идентичность и прекратило существование как отдельная организация. Его институты были включены в состав государственных структур. Трибунат и эди- литет, по сути дела, превратились в младшие магистратуры, открытые для всех, кроме патрициев, и занимать эти должности всё чаще стали молодые нобили, которые рассматривали их как трамплин на пути к консульству. Поскольку рассматриваемые плебейские должности больше не лишали права на курульные магистратуры, люди, занимавшие их, уже не считали себя каким-либо образом обязанными продвигать интересы широких масс плебса (ср.: Ливий. Х.37.11 — здесь некоторые трибуны именуются «невольниками знати», «mancipia nobilium»). Плебейское собрание (concilium plebis) было приравнено к собранию народа (comitia populi), а его решения (plebiscita) в конечном итоге стали равносильны законам (leges). Данные термины используются как взаимозаменяемые — причем не только в сочинениях древних авторов, но и в официальных документах времен Поздней Республики49.
Впрочем, точный правовой статус плебисцитов в IV в. до н. э. является предметом споров. При этом чаще всего речь идет о двух основных проблемах. Во-первых, из источников мы узнаем, что народ принимал решение о том, что плебисциты должны иметь силу закона и быть обязательными для исполнения всеми членами гражданской общины, в трех отдельных случаях — в 449, 339 и 287 гг. до н. э. Некоторые исследователи предполагают, что исторически достоверным является только закон 287 г. до н. э. (Lex Hortensia), а два остальных вымышлены. Но подобная точка зрения сталкивается со второй проблемой, а именно с тем, что для периода до 287 г. до н. э. в письменных источниках зафиксирован целый ряд плебисцитов, которые явно имели законную силу. К примеру, плебисцитами, по сути дела, являлись законы Канулея (445 г. до н. э.), Лициния и Секстия (367 г. до н. э.), а также Генуция (342 г. до п э.). Возможно, разгадка заключается в том, что закон 449 г. до н. э. признавал общий принцип, согласно которому плебейское собрание могло принимать законодательные акты, но каким-то образом ограничивал его свободу в данной сфере — например, предполагая, что плебисциты должны утверждаться в сенате или в comitia populi. С этой точки зрения, предполагаемые ограничения, вероятно, были частично устранены законом 339 г. до н. э.
49 	Напр., Аграрный закон (lex agraria) 111 г. до н. э., см.: (.FIRA 1, Na 8) П: 77—82.


410
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
и полностью отменены в 287 г. до н. э. На основании сведений, которые на данный момент имеются в нашем распоряжении, больше мы ничего сказать не можем50.
В настоящей главе уже упоминалось о том, что целью конституционной реформы 367 г. до н. э. было скорее устранение политических ограничений, наложенных на плебеев, нежели отмена привилегий, которыми пользовались патриции. Действительно, патриции сохранили престиж и многие из своих политических прерогатив — хотя в течение следующих двух столетий они постепенно размывались, до полной их ликвидации дело так и не дошло. Кроме того, мы не должны упускать из виду и тот факт, что вплоть до П в. до н. э. заявлять права на консульскую власть ежегодно могли представители лишь очень небольшого количества патрицианских родов. При этом, однако, после 367 г. до н. э. очень быстро исчезла их монополия на основные магистратуры. Так, уже в 356 г. до н. э. был назначен первый плебейский диктатор, а в 351 г. до н. э. — плебейский цензор. Важным этапом в данном процессе стали законы Публилия (Leges Publiliae) 339 г. до н. э., предложенные диктатором Кв. Публили- ем Филоном (который в 336 г. до н. э. стал первым плебейским претором). В письменных источниках говорится о трех законах Публилия. Первый из них, созданный по образцу плебисцита Генуция, принятого тремя годами ранее, распространял систему разделения власти на цензуру. Кроме того, он не давал никаких специфических гарантий патрициям, которые тем не менее продолжали выдвигать одного цензора из своих рядов в силу неотъемлемого права, и когда в 131 г. до н. э. были впервые избраны два цензора-плебея, никакого законодательства не понадобилось (Ливий. Периохи. UX). Второй Lex Publilia, который гласил, что «постановления, принятые голосованием плебеев, обязательны для всего народа» (Ливий.
VIII. 	12.14; Пер. Н.В. Брагинской), уже обсуждался выше. Наконец, третий из рассматриваемых законов, тесно связанный со вторым, устанавливал, что законы должны были получать «утверждение отцов» (auctoritas patrum) до представления на голосование в comitia populi, а не после. Под «отцами» (patres) понимались сенаторы-патриции, и право утверждать решения народного собрания до того, как они могли стать законами, по всей видимости, представляло собой весьма мощное оружие в их арсенале.
Мы довольно далеки от четкого понимания того, что представляло собой «auctoritas patrum» (с. 227 сл. наст, изд.) и какое воздействие оказал Lex Publilia на право народа издавать законы. Нам представляется, что «утверждение отцов» едва ли давало сенаторам-патрициям общее право накладывать вето на меры, которые они не одобряли. Если бы речь шла об общем праве утверждать решения народного собрания, то Lex Publilia скорее усилил бы, чем ослабил власть патрициев — судя по всему, возможность избавляться от предложений еще до того, как они могли быть вынесены на голосование, была полезнее, чем право утверждать решения, уже одобренные большинством голосов в народном собрании. При
50 	См., напр.: Rotondi 1912 [А 114]: 61—71; Scullard 1980 [А 119]: 469—470, примеч. 20; см. также выше, с. 274 наст. изд.


Ш. Конституционные реформы и возвышение нобилитета
411
этом, однако, закон Публилия, без сомнения, являлся либеральной мерой, которая расширяла власть народа. Следовательно, термин «auctoritas patrum» должен был обозначать подтверждение того, что рассматриваемый сенатом закон формально является приемлемым и что он, в частности, не содержит никаких изъянов религиозного характера (слово «auctoritas» этимологически связано с авгурскими предсказаниями и указывает на определенный религиозный «авторитет»). Таким образом, Lex Publilia превратил «auctoritas patrum» в формальность, постановив, что любая предлагаемая мера должна быть проверена на отсутствие религиозных недостатков до ее вынесения на голосование в народном собрании. При этом патриции лишались права отмены решений, принятых народом, по техническим причинам.
«Утверждение отцов» представляло собой один из аспектов той религиозной ауры, которая окружала патрициат в целом. Римляне считали, что боги находятся в особенно тесной связи именно с патрициями, которые, как следствие, обладали монополией на многие религиозные институты и основные жреческие должности. Изменение в 367 г. до н. э. состава коллегии жрецов священнодействий (decemviri sacris faciundis, см. выше) явилось первой попыткой подорвать эту монополию. Второй — и решающий — шаг в рассматриваемом направлении был сделан в 300 г. до н. э. с принятием плебисцита (Lex Ogulnia), открывшего плебеям доступ в две основные жреческие коллегии на основе разделения власти (Ливий. Х.6—9). К четырем уже существовавшим понтификам было добавлено четыре плебея, а к четырем авгурам — пять. Эти жреческие должности были пожизненными, но при этом всякий раз, когда в одной из коллегий возникало вакантное место по причине смерти одного из жрецов, его преемник выбирался из того же самого сословия (см., напр.: Ливий. ХХШ.21.7). Таким образом, соотношение плебеев и патрициев в коллегиях понтификов и авгуров оставалось постоянным («4 к 4» и «5 к 4» соответственно) вплоть до конца республиканского периода. В эпоху Поздней Республики исключительно из патрициев комплектовались лишь второстепенные жреческие сообщества архаического характера типа салиев.
Характер нового режима, установленного в 366 г. до н. а, можно проиллюстрировать путем анализа консульских фаст, которые сообщают нам весьма интересную историю. Этот источник ясно демонстрирует, что основную выгоду от реформ получили честолюбивые плебейские лидеры, а также сравнительно небольшая группа поддерживавших их патрициев. Основными фигурами этого либерального (или прогрессивного) крыла патрициата были Г. Сулышций Петик, Л. Эмилий Мамерцин и Кв. Сер вилий Агала (занимавшие все патрицианские консульские должности в 366—361 гг. доп э.), а также М. Фабий Амбуст (цензор 363 г. доп э. и тесть Лициния Столона), которые, согласно Ливию, оказывали весьма активную поддержку реформаторам.
Победа этой «партии центра» (как ее иногда называют) была одержана за счет остальных патрициев, которые после 367 г. до п э. оказались


412
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
отрезанными от высших должностей. Например, нам сразу же бросается в глаза тот факт, что ни один из восемнадцати патрициев, занимавших в 370—367 гг. до н. э. должности консулярных трибунов, не стал консулом после реформы51. Более того, некоторые старинные патрицианские роды вообще угасли и исчезли из фасг после 367 г. до н. э. К «исчезающим» патрицианским gentes относились Горации, Лукреции, Менении, Верги- нии, Клелии и Гегании — и это если говорить только о тех родах, представители которых довольно часто встречались среди консулярных трибунов начала IV в. до н. э. Сюда же можно добавить Сергиев и Юлиев, которые вышли из забвения лишь в конце республиканского периода52.
Еще одно заметное изменение заключалось в том, что в течение нескольких десятилетий после принятия законов Лициния— Секстия все основные государственные должности занимали представители небольшой замкнутой группы. Количество доступных возможностей резко сократилось — причем не только в результате сокращения числа высших магистратов с шести до двух (или трех, если считать претора), но и благодаря частому использованию так называемой «итерации», то есть повторяющегося занятия одной и той же должности одним и тем же человеком.
В реформированном государстве итерация получила очень широкое распространение. За двадцать пять лет, с 366 по 342 г. до н. э., пятьдесят консульских мест занимали лишь двадцать семь человек. Данная схема весьма примечательна. Во-первых, тридцать пять из упомянутых консульских мест (70%) занимали люди, которые были консулами более одного раза, а во-вторых — что еще более удивительно — большинство консулов (15/27 = 55,5%) занимало эту должность, по крайней мере, дважды. Отсюда следует, что итерация в рассматриваемый период была нормой и что любой человек, достигавший консульской власти, имел весьма высокие шансы стать консулом еще раз. Эта ситуация не находит никаких параллелей во всей девятисотлетней истории консулата.
Кроме того, рассматриваемая схема резко контрастирует со сведениями о консулярных трибунах, относящимися к периоду до 367 г. до н. э. Хотя итерация довольно часто встречалась и при старом режиме, она никогда излишне не ограничивала тех возможностей, которые были доступны честолюбивым магистратам. За двадцать пять лет, с 396 по 367 г. до н. э. (исключая период «безвластия»), консулами или консулярными трибунами было примерно семьдесят пять человек — весьма резкий контраст с двадцатью семью римлянами, которые занимали консульскую должность в течение такого же периода после реформы.
Без сомнения, именно замкнутость новой знати, а также патрицианская реакция после 355 г. до н. э. вызвали потрясения 342 г. до н. э. Говоря о событиях этого года, Ливий сообщает о мятеже солдат, служивших в Кампании (УП.38—42). Этот загадочный случай, который в других ис¬
01 Подробнее см. изд.: MRR I: 110 слл. Эта точка зрения была выдвинута еще Мюн- цером (Münzer 1920 [Н 120]: 10—11).
52 	Подробнее см. изд.: Ranouil 1975 [Н 74]: 205 слл.


Ш. Конституционные реформы и возвышение нобилитета
413
точниках увязывается с долговым кризисом и сецессией, представляет собой лишь один из признаков того, что в рассматриваемый период Римское государство переживало довольно существенные сдвиги. Среди прочих симптомов подобного рода следует упомянуть крутой поворот, произошедший во внешней политике Рима в 341 г. до н. э. (см. далее, с. 429 наст, изд.), а также появление в последующие годы в консульских фастах целого ряда «новых людей».
Все эти явления, судя по всему, были каким-то образом связаны с Leges Genuciae 342 г. до н. э. О двух из этих законов — касавшихся ростовщичества и разделения консульской власти между патрициями и плебеями — мы уже упоминали (см. выше, с. 399 сл. и 403 сл. наст. изд.). Согласно третьему закону, по всей видимости, никто не мог занимать больше одной магистратуры одновременно или находиться на одной и той же должности дважды в течение десяти лет. Последний момент, судя по всему, нашел отражение в фастах. В последующие двадцать лет упомянутое правило действительно соблюдалось (за одним довольно сомнительным исключением). При этом контраст с предшествующим периодом предстает столь разительным, что мы должны признать, что Lex Genucia был не только принят, но и активно проводился в жизнь53. Избрание консулами двух способных и опытных политиков (Л. Папирия Курсора — во второй раз и Кв. Публилия Филона — в третий) в 321 г. дон. э.,в обоих случаях — в обход «правила десяти лет», явно представляло собой реакцию на чрезвычайные обстоятельства — в конце концов, именно в этом году Рим потерпел позорное поражение в Кавдинском ущелье (с. 439 сл. наст. изд.). Общий кризис во время Второй Самнитской войны вызвал возврат к частым итерациям — не в последний раз в своей истории римляне принесли конституционные принципы в жертву военной необходимости. На протяжении всего тринадцати лет (326—313 гг. до н. э.) уже упомянутый Л. Папирий Курсор становился консулом пять раз, причем два раза подряд (в 320 и 319 гг. до н. э.).
Впрочем, выдающаяся карьера Курсора была исключением и стояла несколько в стороне от общего направления развития — от множественных итераций к более широкому распределению консульских почестей среди представителей элиты. Так, в 295 г. до н. э. (что примечательно — в год серьезного кризиса) консулами были избраны люди, которые в общей сложности занимали высшую должность целых девять раз (Кв. Фа- бий Максим Руллиан — пять раз и П. Деций Мус — четыре), но затем ничего подобного не случалось вплоть до Второй Пунической войны, когда военные нужды вызвали еще одно временное возвращение к множе¬
53 	Многие исследователи — даже Моммзен (Mommsen 1887—1888 [А 91] I: 519 и примем. 5) — с этим не соглашаются. Конечно, один из консулов 341-го и один из консулов 340 гг. до н. э. действительно занимали консульскую должность несколькими годами ранее, однако едва ли рассматриваемый закон имел обратную силу. Вероятным исключением является А Папирий Красе, консул 336 и 330 гг. до н. э., но в этот период данное имя вполне могли носить два разных человека; см.: F. Münzer 1949 [Н 1211: 1035—1036; 1949 [Н 122]: 1036.


414
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
ственным итерациям. В период с 295 по 215 г. до н. э. лишь три человека были консулами по три раза. Последним из них был М. Курий Дентат (консул 274 г. до н. э. — в третий раз). При этом наиболее впечатляющим статистическим показателем является то, что за тридцать пять лет, с 289 по 255 г. до н. э., семьдесят консульских мест занимали шестьдесят пять разных людей — другими словами, итерации вообще практически не случались.
Подводя итог, отметим, что с конца Третьей Самнитской войны (290 г. до н. э.) до диктатуры Юлия Цезаря представители нобилитета, как правило, могли занимать консульскую должность в лучшем случае лишь один раз за свою карьеру. Повторные занятия консульской должности в этот период были уже весьма редки, а в 151 г. до н. э. вообще запрещены специальным законом. Исключения из этого общего правила приходились лишь на времена чрезвычайной военной опасности или внутренних междоусобиц (война с Ганнибалом, вторжение кимвров, владычество Цинны). Таким образом, схема занятия должностей в период с 366 по 290 г. до н. э. весьма существенно отличалась от той, что преобладала в последние два с половиной века существования Республики. Этот факт, без сомнения, очень важен для понимания нами структуры римской политики в IV в. до н. э.
В «классической» Республике — скажем, с 287 по 133 г. до н. э. — управление государством находилось в руках сенатской олигархии. К концу Ш в. до н. э. сенат контролировал все аспекты государственного управления и подчинил своей власти всех магистратов (которые сами были сенаторами). Это совершенно неудивительно, учитывая, что отдельные сенаторы занимали высшие должности лишь время от времени и в течение непродолжительных периодов. Решения сената и особенно его ведущих членов, которые нередко являлись консулами, помогали эффективно контролировать этих отдельных сенаторов, осуществлявших магистратскую власть в каждый конкретный момент времени. Большинство исследователей соглашается с тем, что наиболее важным способом такого контроля было ограничение возможностей для повторного занятия должностей. Таким образом сенатская олигархия могла сдерживать устремления отдельных лиц и препятствовать им в осуществлении самостоятельной власти (подробнее см. далее, с. 465 слл. наст. изд.).
В IV в. до н. э. дело, очевидно, обстояло совершенно иначе. Следует особо подчеркнуть, что мы знаем очень немного об организации или о функциях сената в это время, однако у нас есть веские основания полагать, что в IV в. до н. э. он не обладал столь широкими контрольными полномочиями, как в классический период. В позднейшей практике можно обнаружить довольно много остаточных следов системы, в рамках которой решения по основным вопросам — таким, как основание колоний, объявление войны и заключение международных договоров, — принимались на народных собраниях, созывавшихся магистратами.
У нас нет причин полагать, что в IV в. до н. э. постановления народного собрания представляли собой просто формальную ратификацию ре¬


Приложение
415
шений, которые уже были заранее (и втайне от народа) приняты сенатом. Конечно, при этом мы не хотим сказать, что совещательная роль сената была незначительной, но когда Римское государство было довольно компактным в территориальном отношении и имело лишь простые административные потребности, народные собрания, вероятно, принимали более существенное участие в определении политики, чем в позднейшие периоды. Кроме того, сенатский контроль над финансами, судя по всему, был менее значительным и, вероятно, менее абсолютным в условиях доденежной экономики IV в. до н. э., чем в более сложном мире 2-го столетия. В Ш—П вв. до н. э. решающим инструментом контроля было право сената прекращать или продлевать полномочия (imperium) действующего военачальника (prorogatio), однако в IV в. до н. э. практика пророгации едва ли существовала. Кроме того, древнейший из известных нам примеров этой практики — назначение Кв. Публилия Филона проконсулом во время войны с Неаполем в 326 г. до н. э. — был результатом голосования в народном собрании (Ливий. Vin.23.ll—12).
Без сомнения, мы должны принимать во внимание возможность того, что в IV в. до н. э. политическая власть принадлежала не коллективной олигархии, а горстке талантливых и харизматичных людей, которые делили высшие магистратуры между собой и в значительной степени руководили политикой государства. За семьдесят два года, с 366 по 291 г. до н. э., пятьдесят четыре консульских места занимали лишь четырнадцать человек, а в течение тридцати восьми лет в рамках этого же периода — всего восемь, причем каждый из них был консулом четыре раза или более. Среди этих людей были патриции Г. Сулыпщий Петик, Л. Папирий Курсор, М. Валерий Корв и Кв. Фабий Максим Руллиан, а также плебеи М. Попилий Ленат, Г. Марций Рутил, Кв. Публилий Филон и П. Деций Мус. Эти люди и их единомышленники правили государством благодаря занимаемым ими постам, а срок их пребывания в должности зависел от популярности в народе и от успеха на выборах. Исходя из этого, можно сказать, что в составе рассматриваемой системы имелся весьма существенный демократический элемент, который в основном исчез в позднейшие периоды, когда управление государством стал контролировать сенат, а результаты ежегодных выборов очень слабо воздействовали на общее направление политики.
Приложение
Хронология IV в. до н. э.
Римляне датировали события по именам ежегодно избиравшихся консу- лов. При этом дать «христианскую» датировку (до н. э. или н. э.) любому конкретному консульскому году после 300 г. до н. э. сравнительно просто, поскольку для этого периода мы обладаем полными и точными списками консулов (фастами). Для более же раннего времени это более


416
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
сложное дело, поскольку соответствующие фасты по-разному реконструируются разными авторами, а также по причине наличия определенных расхождений между несколькими версиями фаст и хронологическими данными, почерпнутыми из независимых источников.
В данной главе мы следовали стандартной процедуре, применяемой при использовании так называемой «Варроновой» хронологии. Эта каноническая система, созданная римскими эрудитами (включая Варрона) в конце республиканского периода, относит основание Рима к 753-му, избрание первых консулов — к 509-му, галльское нашествие — к 390-му, а избрание первого консула-плебея — к 366 гг. до н. э. Именно этой системе следовали составители Капитолийских фаст — списков консулов и триумфов, которые были выставлены на Форуме во времена Августа54.
Основная проблема состоит в том, что «Варронова» хронология представляет собой вторичную реконструкцию, основанную на искусственно переработанной версии фаст. В частности, в ней заметны явные признаки попыток удлинить хронологию посредством поддельных вставок в список. Самой известной из них являются четыре так называемых «диктаторских года» — то есть (по Варрону) 333,324,309 и 301 гг. до н. э. В эти годы, согласно Капитолийским фастам, во главе государства стояли не консулы, а диктатор и начальник конницы, которые и стали эпонимны- ми магистратами. При этом, однако, для нас вполне очевидно, что эти диктаторские годы были сравнительно поздней выдумкой. Они не упоминаются больше ни в каких источниках, кроме Капитолийских фаст, и мы просто не можем поверить в то, что столь значительная конституционная аномалия, как «диктаторский год», могла бы остаться не замеченной историками, если бы она действительно основывалась на реальных фактах или на традиции. Данное умозаключение можно подтвердить и другими способами (см., напр., с. 444 наст, изд., сноска 29).
Также в Капитолийских фастах упоминаются пять лет «безвластия» (по Варрону: 375—371 гг. до н. э.) в эпоху рогаций Лициния и Секстия, когда в Риме вообще не избирались курульные магистраты. Ливий приводит аналогичную версию (VI.35.10, ср. выше, с. 402 наст, изд.), однако Диодор упоминает всего один год без магистратов — что более вероятно. Пятилетнее «безвластие» едва ли может быть исторически достоверным, и его, скорее всего, следует рассматривать как подобное «диктаторским годам» средство для удлинения хронологии IV в. до н. э. Необходимость в подобном удлинении ощущалась в римской исторической традиции уже на довольно ранних этапах ее развития. Например, Фабий Пиктор писал, что первый плебейский консул был выбран (по Варрону: 367 г. до н. э.) на двадцать второй год после галльского нашествия (Авл Геллий.
54 	При этом следует обратить внимание на то, что годы «Варроновой эры», которые отсчитываются от 21 апреля 753 г. до н. э. (традиционная дата основания Рима), в Капитолийских фастах приравниваются к годам вступления в должность консулов. Соответственно, например, консулы, вступившие в должность в первые месяцы 362 г. до н. э. (Кв. Сервилий Агала Π, Л. Генуций Авентинен), указываются под 391 годом a<b> u<rbe> c<ondita> («от основания Города». — В.Г.) (т. е. 21 апреля 363 г. до н. э. — 20 апреля 362 г. до н. э.).


Приложение
417
Аттические ночи. V.4.3), хотя в фастах для рассматриваемого периода упоминается всего девятнадцать коллегий консулярных трибунов. Кроме того, Полибий утверждает (П.18.6), что галлы вернулись в Лаций (по Варрону: 361 г. до н. э.) на тридцатый год после нашествия, в то время как в фастах для этого периода фиксируется лишь двадцать пять коллегий консулярных трибунов.
Наиболее важным из независимых свидетельств является синхронизм галльского нашествия, Анталкидова мира54а и осады Регия Дионисием Сиракузским. Согласно этому синхронизму, который упоминается в труде Полибия (1.6.2), но, вероятно, был вычислен кем-то из более ранних историков типа Филиста или Тимея, нашествие должно было произойти весной 386 г. до н. э. по юлианскому календарю. Римляне знали, что галлы разграбили город при консулярных трибунах Кв., К. и Н. Фа- биях Амбустах, Кв. Сулышции Лонге, Кв. Сервилии Фиденате и П. Корнелии Малугинене, однако в фастах между упомянутым выше годом и консульством М. Валерия Корва (в пятый раз) и Кв. Аппулея Пансы (по Варрону: 300 г. до н. э.) перечисляется лишь восемьдесят одна коллегия консулярных трибунов и консулов.
Авторы, пытавшиеся выработать некую общую хронологию в эпоху Поздней Республики, вероятно, могли на основе подобных свидетельств заключить, что доступные им версии фаст, относящиеся к периоду после разорения Рима галлами, имели определенные недостатки. В частности, синхронизм нашествия и Анталкидова мира, судя по всему, указывал на то, что список магистратов был на четыре года короче. Вполне возможно, что четыре «диктаторских года» и расширение периода «безвластия» с одного года до пяти лет представляли собой альтернативные способы удлинения фаст. Правда, используя оба эти средства, приверженцы «Варроновой» хронологии отнесли галльское нашествие к 390 г. до н. э., что на четыре года раньше, чем дата, приводимая Полибием.
Конкретные механизмы действия «Варроновой» хронологии не должны нас заботить. В контексте данной главы нам важно понимать, что позднереспубликанские анналисты имели доступ к нескольким альтернативным хронологиям, которые отличались друг от друга самое большее лишь на несколько лет. При этом, однако, подобные расхождения — хотя и довольно незначительные сами по себе — могли приводить к путанице в исторической традиции, вынуждая анналистов дублировать события, которые их источники относили к разным годам.
Вопрос о количестве подобных «удвоений» является весьма дискуссионным, однако, по нашему мнению, его значение не следует сильно преувеличивать. Здесь мы должны отметить, что для римлян основное значение имело не расположение года в какой-либо схеме абсолютной хронологии, а, скорее, консульский год, в который произошло то или иное событие. Например, один историк не так давно обратил внимание на то,
°4аАнталкидов мир (387 или 386 гг. до н. э.) — мир, которым завершилась Коринфская война между Спартой и коалицией греческих городов во главе с Афинами и Фивами. — В. Г.


418
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
что захват Вей произошел «[по Варрону] в 396 г. до н. э. — согласно Ливию, и в 388 г. до н. э. — согласно Диодору»55. При этом подразумевается, что Ливий и Диодор сообщают о падении Вей под разными годами, однако на самом деле относят это событие к одному и тому же «римскому» году — когда консулярными трибунами были Л. Тициний, П. Ли- циний, П. Мелий, Кв. Манлий, Гн. Генуций и Л. Атилий, а разными были лишь используемые общие схемы хронологии. Более того, Ливий, который опускает «диктаторские годы» и, соответственно, не следует «Варро- новой» хронологии, на деле относит падение Вей к 391 г. до н. э.56, тогда как Диодор синхронизирует рассматриваемый год с четвертым годом 96-й Олимпиады и архонтством Демострата (т. е. с 393/392 г. до н. э.).
Многие читатели «Истории» Ливия даже не подозревают о том, что его хронологическая схема отличается от «Варроновой». Они просто не замечают этого, так как Ливий описывает события под именами магистратов, для которых путем простого пересчета можно вычислить соответствующие даты по «Варроновой» хронологии (во многих современных изданиях они вставляются на полях (или даются в квадратных скобках. — В.Г.)). Без сомнения, древние читатели были столь же мало озабочены абсолютной хронологией тех летописных рассказов, к которым они обращались. Историк, использовавший несколько различных анналистиче- ских источников, едва ли стал бы удваивать события, которые по-разному «датировались» ими, учитывая, что описывались они под одним и тем же консульским годом57.
55 Harris 1971 [J 175]: 41.
56 В этом месте хронология Ливия расходится с «Варроновой» на пять лет, поскольку он пропускает не только четыре «диктаторских года», но и 376 г. до н. э., когда, согласно схеме Варрона, в Риме правили консулярные трибуны (см.: MRR I: 108—109).
57 О разных вариантах хронологии республиканского периода см. далее, с. 723 слл. наст. изд.


Глава 8
Т.-Дж. Корнелл
ЗАВОЕВАНИЕ ИТАЛИИ
I. Первое столкновение Рима с самнитами,
РАЗГРОМ ЛАТИНОВ И ОБРАЗОВАНИЕ РИМСКОГО СОДРУЖЕСТВА13
Возникновение нобилитета и соперничество за магистратуры среди его отдельных представителей, описанные в предыдущей главе, были напрямую связаны с развитием римского империализма. Крупные политические фигуры, игравшие решающую роль в общественной жизни второй половины IV в. до н. э., были инициаторами и руководителями активной завоевательной политики, которая привела к тому, что немногим более полувека спустя весь Апеннинский полуостров оказался под властью Рима. В центре этого процесса оказалась борьба между Римом и самнитами, начавшаяся в 343 г. до н. э.
Самнитские племена были объединены в мощную федерацию, которая занимала обширную территорию на юге центральной части Апеннинского полуострова. Самний представлял собой не имеющий выхода к морю регион примерно прямоугольной формы, который простирался по диагонали от реки Carp (совр. Сангро) на северо-западе до земель, которые начинались за Авфидом (совр. Офанто), на юго-востоке. С северо-восточной стороны Самний был отделен от побережья владениями френта- нов и апулийцев, а с юго-западной — землями вольсков, сидицинов, ав- рунков, кампанцев и альфатернов. Конечно, точную линию границы в 343 г. до н. э. восстановить невозможно, однако ее вероятные очертания можно легко проследить на приведенной далее карте (см. карту 5)*  1.
Площадь рассматриваемой страны составляла примерно 12,5 тыс. км2. И в древности, и в более поздние времена территория Самния — в срав-
1а В русскоязычной научной литературе обычно используется термин «Римско-италийский союз». — В. Г.
1 	Здесь я следовал реконструкции границ Самния, которая была осуществлена Э.-Т. Сэлмоном (Salmon 1967 [J 106]: 23—27). На основании составленного в IV в. до н. э. «Перилла»
Псевдо-Скилака (XI. 15) некоторые исследователи предполагают, что самнитская территория простиралась от моря до моря (в частности: De Sanctis 1907—1964 [А 37] П: 266), однако этот античный автор, вероятно, имел в виду также владения френтанов (со стороны Адриатики) и альфатернов (со стороны Тирренского моря), не входившие в состав Самнитского союза; ср.: Salmon 1967 [J 106]: 40—41.


Карта 5. Народы центральной и южной Италии ок. 350 г. до н. э. (Публ. по: Salmon 1967 [J 106].)


I. Первое столкновение Рима с самнитами...
421
нении с другими сельскими районами Апеннинского полуострова — была, судя по всему, довольно густо населена. Согласно подсчетам современных исследователей, общая численность жителей Самния в 343 г. до н. э. составляла примерно 450 тыс. человек2.
Анализируемый регион представляет собой гористое плато, пересеченное глубокими перекрещивающимися долинами, прежде всего — теми, что образованы верховьями таких рек, как Сангро, Триньо и Биферно, и обеспечивают доступ в центр Самния с северо-востока. На юго-западе наблюдается резкий подъем от долины Волыурна до обширного массива горы Тиферн (Монтанья-дельгМатезе), который представляет собой своеобразный хребет региона. Впрочем, несмотря на всё вышесказанное, пересечь Самний было довольно легко, по крайней мере — в мирное время, и хотя более 65% его территории находится на высоте более 300 м, на удивление значительная доля здешних земель пригодна для пахоты.
В горах располагается немало узких долин с плодородной пахотной землей, которые были густо населены даже в доримский период. Наличие большого количества компактно расположенных сельских поселений было подтверждено и данными археологии, что привело к изменению взгляда на самнитскую экономику, которая традиционно рассматривалась как преимущественно пастушеская3. Впрочем, скотоводство, в особенности — разведение овец и свиней, — конечно, представляло собой весьма важный элемент местной экономики. Вполне вероятно, что самнитские пастухи использовали систему отгонного животноводства (сезонный перегон стад с равнин на горы в летний период), сложившуюся в центральных Апеннинах с незапамятных времен4.
Но если археологические исследования показывают, что самнитская экономика была более сложной и разнообразной, чем считалось когда-то, то с тем, что до римского завоевания рассматриваемый регион был бед-
2 Данная цифра основана на расчетах Афзелиуса (Afzelius 1942 [J 134]). Этот исследователь предположил (на основании труда Полибия), что плотность населения Самния составляла примерно 37,8 чел ./км2 (Там же: 106). Далее он попытался доказать, что приводимые Полибием данные об относительной плотности населения в различных регионах подтверждаются сведениями о сельском населении Италии по переписи 1936 г. (Там же: 123). По оценкам самого Афзелиуса, площадь, которую контролировал Самнитский союз в 350 г. до н. э., составляла 21 595 км2, а свободное население этой территории насчитывало более 650 тыс. человек (Там же: 138), однако к ней он отнес владения френ- танов, ларинатов и альфатернов, а также значительную часть Апулии и Аукании. Если отбросить всё это, то общая площадь самого Самния составит 12 665 км2, что представляет собой более точную цифру, чем 14—15 тыс. км2, о которых говорит Белох (1926 [А 12]: 368—369), или 15 тыс. км2, упоминаемых Сэлмоном (1967 [J 106]: 27 и примеч. 4).
3 См. в особенности результаты полевого исследования, проведенного группой британских исследователей в долине Биферно (Тиферна): Barker 1977 [J 9]: 20 слл.; Barker et al. 1978 [J 11]: 135 слл. Ряд неплохих замечаний общего характера содержится в изд.: La Regina 1975 [В 352]: 273. Традиционная точка зрения вкратце изложена в: Tibiletti 1978 [J 119]: 33.
4 См., напр.: Варрон. О сельском хозяйстве. П.2.10; Ш.17.9; CIL IX.2438 («сепинская надпись». Об отгонном животноводстве в целом см.: Skydsgaard 1974 [G 140]: 7 слл.; (Gabba and) Pasquinucci 1979 [G 76].


Карта 6. Завоевание римлянами Апеннинского полуострова (Север), даты битв — г. до н. э.
Выше 1000 м над уровнем моря 200-1000 м Высота менее 200 м
0 25 50 75 100 125 км
1  1 1 1 1—i 1 г-1
0 25 50 75 миль


Карта 7. Завоевание римлянами Апеннинского полуострова (Юг), даты битв — г. до н. э.
(Публ. по: Salmon 1967 [J 106].)
Выше 1000 м над уровнем моря 200-1000 м Высота менее 200 м
0 25 50 75 100 125 км
0 25 50 75 миль


424
Глава 8. Завоевание Италии
ным и достаточно отсталым, по-прежнему почти никто не спорит — городских центров здесь было мало (если они вообще были), монетная система отсутствовала, торговля практически не развивалась. Местные жители нередко промышляли грабежом, а во времена самых тяжелых лишений единственным выходом для них было принудительное выселение в форме «священной весны» (см. выше, с. 354 наст. изд.).
Политическая организация самнитов была столь же простой и бесхитростной. Основной территориальной единицей являлся паг (pagus) — округ, состоявший из одной или нескольких деревень (vici), экономически самодостаточный и со значительной политической автономией. Каждый паг, вероятно, управлялся выборным магистратом, которого называли meddiss [лат. meddix. — Фест. 110L). Группа патов образовывала более крупную племенную единицу, которая на оскском языке именовалась touto [лат. populus). Главный магистрат touto носил титул meddiss tovtiks (meddix tuticus). Система управления touto может быть описана скорее как «республиканская», нежели как монархическая — на том формальном основании, что meddix tuticus являлся ежегодно избираемым магистратом, однако в более общих чертах это была очень простая политическая структура, в рамках которой военные, судебные и религиозные функции выполнялись одним и тем же человеком. Судя по всему, существовали у самнитов и некие выборные органы, однако о составе и функциях племенных советов или собраний нам вообще ничего не известно5.
Самнитский союз состоял из четырех племенных групп, каждая из которых образовывала отдельную touto. Гирпины населяли южную часть страны; их основными центрами были Эквум Тутик (совр. Сант-Элевте- рио) и Малевент (совр. Беневенто). Кавдины занимали западный край, граничащий с Кампанией; их главными поселениями были Кавдий (совр. Монтесаркьо), Требула Баллиентов (совр. Трелья), Сатикула (совр. Санта- Агата-де-Готи) и Телезия (совр. Телезе). Каррацины, самая малочисленная из четырех групп, жили на самом северо-востоке; их политическим центром, вероятно, были Клувии (совр. Казоли). Наконец, пентры, самая крупная группа, занимали центральный и восточный Самний и имели такие центры, как Бовиан (совр. Бояно), Сепин (совр. Сепино) и Авфидена (совр. Кастель-ди-Сангро ?).
Характер этих «центров», упоминаемых в рассказах древних авторов о Самнитских войнах, точно неизвестен. В доримский период по территории Самния было разбросано множество деревень, которые группировались вокруг горных крепостей и открытых святилищ. Функциональное разделение этих трех видов памятников вообще характерно для негородского и предгородского общества6. Например, имеющее сложную структуру святилище в Пьетраббонданте, судя по всему, представляло собой место религиозных собраний населения близлежащих районов, но не входило в состав какого-либо крупного поселенческого центра.
5 Полное собрание весьма скудных свидетельств по этому поводу см. в изд.: Salmon 1967 [J 106]: 77-101.
6 La Regina 1975 [В 352]: 273.


I. Первое столкновение Рима с самнитами...
42 5
Наиболее значительными археологическими памятниками дорим- ского Самния являются горные крепости (карта 8). Руины в виде грубых многоугольных стен всё еще можно увидеть на отдаленных вершинах во многих частях центральных Апеннин. Некоторые из рассматриваемых крепостей — например, те, что обнаружены в Монте-Ваирано, Касгель-ди- Сангро и Альфедене, — были довольно значительными постоянными поселениями, однако едва ли являлись городами и в любом случае представляли собой исключительное явление. В большинстве случаев они были небольшими и труднодоступными и не могли являться местами постоянного проживания. Без сомнения, крепости использовались как временные убежища, хотя некоторые из них могли выполнять и более положительную стратегическую функцию, выступая в качестве оплотов обороны во время войн7.
06 организации Самнитского союза мы знаем лишь то, что рассказывает Ливий, который упоминает о некоем центральном совете и об одном главнокомандующем, возглавлявшем самнитов во время войны (напр.:
IX. 	1.2,3.9; X. 12.2 ит. д.). Кроме этого, древние авторы не дают нам больше ничего, за исключением косвенных указаний на то, что жители Самния демонстрировали исключительное единство перед лицом общих врагов. В дошедших до нас рассказах о Самнитских войнах практически не упоминаются названия отдельных племен, которые почти всегда именуются просто самнитами.
Это чувство «национальной» солидарности явно отличало четыре племени Самнитского союза от их соседей. Но при этом мы не должны забывать, что в плане культуры самниты принадлежали к более широкому сообществу народов, которые говорили на языках оскской группы и в результате переселений V в. до н. э. (см. выше, с. 344 наст, изд.) распространились по всей южной Италии — за исключением прибрежных регионов, занятых сохранившимися греческими колониями, а также южной Апулии и Саллентинского полуострова на крайнем юго-востоке («Каблук»), где в изоляции от остальной Италии довольно долго продолжали существовать культура и язык коренного населения. Остальные же области — Бруттий, Аукания, северная Апулия, Самний и Кампания — были заселены народами, говорившими на одном языке и имевшими одинаковые религиозные верования, социальные обычаи и политические институты. В состав этого оскского койне входили также народы региона Абруццо, который и тогда, как и сейчас, в экономическом, социальном и культур-
7 Данный вопрос вызывает немало споров. Всестороннего и систематического исследования горных крепостей центральной Италии до сих пор не проведено. Пока же можно ознакомиться с кратким общим обзором в изд.: La Regina 1975 [В 352]: 271 слл. Прекрасное исследование Конты Халлер (Conta Haller 1978 [В 314]), к сожалению, ограничивается регионом в нижнем течении Вольтурна; ср. рецензию: E. Gabba 1979 [В 331]: 171— 172. По этому и по ряду других вопросов я получил неоценимую помощь от С.-П. Оукли, который весьма подробно рассматривает анализируемую тему в своей неопубликованной диссертации: A Commentary on Livy, Book IX, 1—28 (Cambridge, 1984) (комментарии Оукли к кн. VI—X Ливия увидели свет в 1999—2005 гг. в четырех томах, см.: Oakley S.R A Commentary on Livy, Books VI—X. Vol. I—IV. Oxford, 1999—2005. — В.Г.).


Карта 8. Центральный Самний (При составлении данной карты использована информация, предоставленная доктором С.-П. Оукли.)
Горные крепости:
7. Альфедена
2. Ривизондоли
3. Роккарасо
4. Рока-Чинквемила
5. Кастель-ди-Сангро (Авфидена)
6. Кастель-ди-Сангро (Авфидена)
7. Монте-Кавеллеризо
8. Монте-Сан-Никола
9. Аньоне
Ю. Монте-Рокка-Аабате (Бельмонте-дель-Саннио) 77. Стаффоли


I. Первое столкновение Рима с самнитами...
427
ном плане относился к Югу, хотя географически расположен на одной параллели с Римом. Этот регион был населен множеством рассеянных племенных групп: марсами, пелитами, вестинами, марруцинами и френ- танами.
Далее остается обсудить лишь ситуацию в Кампании. Здесь оскско- язычные пришельцы заняли богатый и высокоразвитый ретон, который до этого уже был колонизирован греками и этрусками и на территории которого располагалось немало городов-государств с давними традициями. Хотя непосредственное воздействие оскского вторжения в конце V в. до н. э. было весьма значительным, эти города-государства уже очень скоро вновь процветали под властью новых хозяев. Необычайная смесь различных влияний привела к формированию — в IV в. до н. э. — весьма характерной кампанской культуры. Так, в рассматриваемом регионе сохранилось немало старых, греческих и этрусских, культурных традиций и институтов, которые были приспособлены к социальным потребностям и ценностям оскских завоевателей. Весьма показательным примером в этом смысле является их пристрастие к коневодству и кавалерийскому мастерству. Как отметил М.-У. Фредериксен, эта любовь к лошадям едва ли могла быть принесена осками из Самния. Более того, этот исследователь весьма убедительно доказывает, что кампанская конница, которая
/2. Пьетраббонданте (Геркуланум?)
13. Монте-Сарачено
14. Монте-Мильо (Сан-Пьетро- Ареллана)
15. Боско-Пеннатаро (Рьонеро- Саннитико)
16. Каровилли
17. Санта-Мария-деи-Виньали (Песколанчиано)
18. Кьяучи
19. Чивитанова
20. Дурония
2 1. Тривенто (Тервент)
22. Монтефальконе
23. Серра-Гвардиола (Гвар д алифьера)
24. Фрозолоне (Коминий?)
25. Касгропиньяно
26. Монте-Ваирано 2 7. Кампобассо
28. Ферратщано
29. Винкьятуро
30. Бояно (Бовиан)
31. Бояно (Бовиан)
32. Монте-Крочелла (Бояно)
33. Кампокьяро
34. Ле-Тре-Торретте
35. Гвардиарегия
36. Терравеккья
37. Монте-Сарачено (Черчемаджоре)
38. Монте-Чила
39. Кастелло д’Алифе
40. Файчио
41. Монте-Ачеро
42. Монте-Пульяно (Телезия)
43. Драгони
44. Монте-Ауро
45. Презенцано
46. Сан-Пьетро-ин-Фине
47. Монте-Кастеллоне (Торчино)
48. Летино
49. Каприати
50. Монте-Санта-Кроче (Венафр)
51. Монте-Самбукаро
52. Лонгано
53. Ла-Романа (Кастель-Романо)
54. Монте-Сан-Паоло (Колли-аль- Вольтурно)
55. Монте-Кастеллоне (Монтенеро- Валькочиара)
56. Монте-Санта-Кроче (Черро-аль- Вольтурно)


428
Глава 8. Завоевание Италии
играла столь важную роль в политической истории Капуи в IV—Ш вв. до н. э., имела греческое происхождение8.
Между рассматриваемыми городами-государствами существовало напряженное соперничество. В IV в. до н. э. города северной Кампании образовали союз с центром в Капуе, во главе которого стоял meddix tuticus. В состав этой конфедерации вошли, в частности, Казилин, Ателла и Калатия. Прочие кампанские города — такие, как Нола и Абелла, — сохранили самостоятельность, а альфатерны на юге образовали собственный союз под началом Нуцерии. Неаполь — единственный оставшийся в Кампании греческий город — находился под сильным оскским влиянием, но сохранял политическую независимость. Столь же сильная вражда существовала между жителями прибрежных городов и их самнитскими сородичами, жившими в глубине страны. Эта запутанная система междоусобных распрей и конфликтов стала еще более сложной в 343 г. до н. э. — когда в дело вмешался Рим.
События так называемой Первой Самнитской войны описаны только у Ливия, чей рассказ (VH.32—38.1) мы вкратце изложим далее. В 343 г. до н. э. самниты напали на сидицинов (оскскоязычный народ, об истории и культуре которого нам практически ничего не известно), а затем и на кампанцев, которые ранее прибегали к их помощи. Когда самниты осадили Капую, кампанцы обратились к Риму. Несмотря на свой союз с самнитами (см. выше, с. 388 наст, изд.), римляне ответили на это обращение положительно и вмешались в войну на стороне Кампании. Ливий говорит, что на этот шаг они пошли потому, что кампанцы полностью подчинились власти римского народа (Ливий. VII.31.3—4). Конечно, это весьма спорное оправдание, да и историчность рассматриваемого эпизода тоже довольно сомнительна.
Более убедительное объяснение действиям римлян можно найти в речи, которую Ливий приписывает кампанским послам (Ливий. VTL30): по словам историка, они указали на то, что римляне не могут ни проигнорировать представившуюся им возможность, ни позволить самнитам получить власть над Кампанией. Конечно, эта речь не является исторически достоверной и полна риторических трюизмов — в частности, основной аргумент позаимствован у Фукидида (1.32—36), — но при этом всё же содержит определенное зерно исторической истины. Кампания является самым плодородным и изобильным регионом Апеннинского полуострова, и, получив власть над большей частью ее территории, римляне весьма значительно приумножили свои экономические и военные ресурсы, в результате чего намного превзошли самнитов. Полагаем, не будет преувеличением сказать, что «в соперничестве между Римом и Самнием власть над Кампанией была ключом к окончательной победе»9.
Военные действия начались летом 343 г. до н. э., когда римляне направили в Кампанию две консульские армии. Одержав победу в нескольких боях, они сумели отогнать самнитов от Капуи и занять город. Об этих
8 	Frederiksen 1968 [J 46]: 3-31.
у Toynbee 1965 [А 131]: 1.91.


I. Первое столкновение Рима с самнитами...
429
событиях Ливий рассказывает слишком подробно, однако в общих чертах с его рассказом вполне можно согласиться. Едва ли мы должны сомневаться в том, что римские армии сделали достаточно, чтобы оба консула получили право на триумф (см. Капитолийские фасты) и поздравления от карфагенских послов (Ливий. УП.38.2). Теория о том, что вся Первая Самнитская война была выдумана анналистами10, большинством ученых не принимается.
В 342 г. до н. э. римляне были отвлечены от войны мятежом в армии и политическим кризисом (см. выше, с. 412 сл. наст, изд.), но, когда в 341 г. до н. э. военные действия возобновились, самниты, очевидно, запросили мира при первом же появлении римской армии. После этого был возобновлен римско-самнитский союз, в результате чего сидицины и кампанцы сразу же вступили в коалицию с латинами и вольсками, которые еще раньше восстали против Рима. Таким образом, возникла ситуация, прямо противоположная той, что наблюдалась за два года до этого, когда римляне помогли кампанцам и сидицинам в борьбе против самнитов. Столь крутой поворот, безусловно, выглядит весьма странным, но совершенно невероятным его назвать нельзя. Одно из возможных объяснений заключается в том, что к власти в Риме после внутренней борьбы пришла «просамнитская» фракция (см. выше, с. 413 наст. изд.).
Как бы то ни было, римско-латинская война, которая началась в 341 г. до н. э., стала важным поворотным пунктом в италийской истории. У нас нет причин сомневаться в упоминании Ливия, согласно которому данная война началась потому, что латаны были возмущены обращением римлян с ними не как с союзниками, а как с подданными. Впрочем, конкретные требования, которые историк приписывает лидерам повстанцев — то, что латаны должны получить римское гражданство и из их рядов должен выдвигаться один консул и половина сената (Ливий. VIIL4.il), — являются явно анахроническими. Отчасти они отражают стремления италийских мятежников во времена Союзнической войны (91 г. до н. э.).
Реконструировать реальные события войны с латинами в подробностях мы не можем. Это ставит перед нами общий вопрос о надежности повествований древних историков о завоевательных войнах Рима. Так, рассказ Ливия, который охватывает период до 293 г. до н. э., изобилует риторическими описаниями батальных сцен и сходными эпизодами, отдельные детали которых, судя по всему, в большинстве своем являются вымышленными, — такие сведения, как, например, количество вражеских потерь, в основном представляют собой лишь домыслы историка. Впрочем, общий ход военных кампаний едва ли нужно было выдумывать — у нас нет причин полагать, что какие-либо ключевые события были намеренно сфабрикованы Ливием или его предшественниками на пустом месте. При этом, однако, совершенно ясно, что Ливий довольно слабо понимал (а иногда и вообще не понимал) описываемые географические и стратегические реалии. Историк не имел хорошего представления о географии
10 Adcock 1928 [J 133]: 588.


430
Глава 8. Завоевание Италии
Италии и, несомненно, не пытался реконструировать военные кампании на месте. Например, мы не знаем, бывал ли он вообще когда-нибудь в Самнии, однако это представляется маловероятным. В большинстве случаев Ливий удовлетворялся воспроизведением географических названий и иных топографических признаков, которые находил в своих источниках, не имея никакого представления о точном расположении или характере описываемых мест. Тот факт, что авторы, сочинениями которых он пользовался, вполне могли делать то же самое, значительно повышает вероятность неправильного понимания и искажения.
При интерпретации рассказов Ливия многие современные комментаторы используют метод «кабинетного стратега», то есть отвергают всё, что представляется им неправдоподобным, и заменяют реконструкциями, основанными на собственных представлениях о том, чего могла потребовать описываемая военная ситуация. По вполне очевидным причинам результаты получаются весьма произвольные. Например, как неправдоподобное иногда отвергается упоминание Ливия о том, что консулы 340 г. до н. э. на пути в Кампанию прошли через земли марсов и пелигнов (Ливий. УШ.б.8), которое считается своеобразным «предвосхищением» римских кампаний в центральной Италии во время Второй Самнитской войны. При этом, однако, другие ученые рассматривают окольный путь консулов как преднамеренный маневр, направленный на то, чтобы застать врасплох латинов, ожидавших фронтального наступления11. На самом же деле наши знания об общей военной ситуации очень далеки от того, чтобы мы могли делать подобные выводы. Откуда мы можем знать, чего ожидали латины? Сказать мы можем лишь то, что события, которые кажутся неправдоподобными, не следует с ходу отвергать. Более того, согласно принципу lectio difficilior (от лат. «наиболее сложное прочтение — наиболее предпочтительное». — В.Г.), не исключено, что информация, содержащаяся в наших источниках, является «тем более достоверной, чем более необычной она предстает»12.
Восстание, вспыхнувшее примерно в 341 г. до н. э., было подавлено после четырех лет тяжелых военных кампаний. Так, в 341 г. до н. э. были разгромлены вольски из Приверна, а в следующем году латины и кампанцы потерпели как минимум два крупных поражения, одно из них — в знаменитой битве при Везере (возможно — при Фенсере (Сарно); в любом случае — где-то неподалеку от Везувия, см.: Ливий. УШ.8.19). В римской традиции эта битва сохранилась благодаря двум примечательным случаям. Во-первых, Т. Манлий Торкват, сын одного из консулов, убил в поединке вражеского командира, но затем был приговорен к смерти собственным отцом за то, что не подчинился приказу не вступать в бой с врагом. Второй же случай был связан с другим консулом, П. Децием Мусом, который «посвятил» себя и вражеское войско богам подземного мира и, направив коня прямо в гущу врагов, погиб сам, но погубил и их. Конечно,
11 Первую интерпретацию см., напр., у Де Санктиса (De Sanctis 1907—1964 [А 37] П: 262), вторую — у Альфёльди (А. Alföldi 1965 [I 3]: 412).
12 Alföldi 1965 [I 3]: 410, примем. 2.


I. Первое столкновение Рима с самнитажи...
431
мы не можем быть уверены в том, насколько достоверными являются эти эпизоды, но априори отбрасывать их не следует. Не исключено, что оба они имели определенные реальные основания.
Кампания 340 г. до н. э. на время положила конец сражениям. Рим наказал своих врагов, отобрав часть земель у кампанцев и привернатов (будущие трибы Фалернская (Falerna) иУфентинская (Oufentina)) и у волы сков и латинов, к югу от Велитр и Ланувия (позднее включены в состав Мецийской (Maecia) и Скаптийской (Scaptia) триб). Те, кто сохранил верность Риму, были вознаграждены. Так, Лавинию был предоставлен привилегированный статус, а 1,6 тыс. капуанских арйсгократов (equites Campani) получили ряд экономических привилегий и почетное римское гражданство13. Некоторые из латинов вновь взялись за оружие в 339 г. до н. э., но были разгромлены после еще двух лет войны. В 338 г. до н. э. римляне захватили крепость Пед, а затем одну за другой привели к повиновению остальные мятежные общины (Ливий. VTH.13.8). В последующие несколько лет был проведен ряд операций по «зачистке» в Кампании, а также против сидицинов, аврунков и вольсков.
Самую общую версию этих событий можно обнаружить в списке триумфов, входящем в состав Капитолийских фаст, которые хорошо сохранились именно в той части, которая посвящена второй половине IV в. до н. э., — в них излагается независимая от Ливия традиция, которая в общем и целом представляется весьма надежной. Триумфы рассматриваемого периода перечислены в табл. 7 (латинские цифры после имени обозначают, в какой раз получал триумф соответствующий деятель. — В.Г.).
В 343—329 гг. до н. э. римляне полностью реорганизовали свои отношения с покоренными городами. Результатом этого стало образование Римского «содружества» (если использовать весьма меткое выражение Арнольда Тойнби), в состав которого вошли все равнинные районы вдоль тирренского побережья от Тибра до Неаполитанского залива. При этом то устройство, которое римляне установили после 338 г. до н. э.14, сыграло решающую роль в создании модели для будущего развития римской экспансии на территории Италии. Оно предполагало введение целого ряда конституционных новшеств, благодаря которым у Римского содружества появилась беспрецедентная — и даже уникальная — структура. Нам неизвестно, кто придумал рассматриваемую схему15, но этот человек
13 Ливий. УШ. 11.16. В защиту данной традиции, нередко отвергаемой исследователями, высказывается Умбер (Humbert 1978 [J 184]: 172—176), точке зрения которого следуем и мы.
14 Ливий (УШ.14) относит внедрение этой системы к 338 г. до н. э., однако не исключено, что прав Веллей Патеркул (1.14.2—4), предполагавший, что она создавалась в течение нескольких лет.
15 С образованием содружества неизменно связывается имя Кв. Публилия Филона, см.: Toynbee 1965 [А 131] I: 139, примеч. 9. Я согласен с Тойнби в том, что это, судя по всему, правильное предположение. Ливий же отводит выдающуюся роль в рассматриваемых событиях консулам 338 г. до н. а, особенно А Фурию Камиллу — внуку покорителя Вей (Ливий. Vni.13.10—18). Статуи младшего Камилла были установлены на Форуме, см.: Плиний Старший. Естественная история. XXXTV.23; Асконий Педиан, р. 14С.


432
Глава 8. Завоевание Италии
Таблица 7
Римские триумфы. 367—264 гг. до н. э.
Годы до н. э.
Триумфатор
Побежденный враг
1
2
3
367
М. Фурий Камилл IV
Галлы
361
Т. Квинкций Капитолин
Галлы
361
Г. Сулышций Петик
Герники
360
Г. Петелий Либон
Галлы и тибуртинцы
360
М. Фабий Амбуст
Герники
358
Г. Сулышций Петик П
Галлы
358
Г. Плавтий Прокул
Герники
357
Г. Марций Рутил
Привернаты
356
Г. Марций Рутил П
Этруски
354
М. Фабий Амбуст П
Тибуртинцы
350
М. Попилий Аенат
Галлы
346
М. Валерий Корв
Анциаты, вольски, сатриканцы
343
М. Валерий Корв П
Самниты
343
А. Корнелий Косс
Самниты
340
Т. Манлий Торкват
Латины, кампанцы, сидицины, аврунки
339
Кв. Публилий Филон
Латины
338
Л. Фурий Камилл
Педанцы, тибуртинцы
338
Г. Мений
Анциаты, ланувийцы, велитрийцы
335
М. Валерий Корв Ш
Каленцы
329
Л. Эмилий Мамерцин
Привернаты
329
Г. Плавтий Дециан
Привернаты
326
Кв. Публилий Филон П
Самниты, палеополитанцы
324
Л. Папирий Курсор
Самниты
322
Л. Фульвий Курв
Самниты
322
Кв. Фабий Руллиан
Самниты, апулийцы
319
Л. Папирий Курсор П
Самниты
314
Г. Сулышций Лонг
Самниты
312
М. Валерий Максим
Самниты, соранцы
311
Г. Юний Бубульк Брут
Самниты
311
Кв. Эмилий Барбула
Этруски
309
Л. Папирий Курсор Ш
Самниты
309
Кв. Фабий Руллиан П
Этруски
306
Кв. Марций Тремул
Анапшйцы, герники
305
М. Фульвий Курв
Самниты


I. Первое столкновение Рима с самнитами...
433
Окончание табл. 7
1
2
3
304
П. Семпроний Соф
Эквы
304
П. Сулышций Саверрион
Самниты
302
Г. Юний Бубульк Брут П
Эквы
301
М. Валерий Корв IV
Этруски, марсы
299
М. Фульвий Петин
Самниты, неквинаты
298
Гн. Фульвий Максим
Самниты, этруски
295
Кв. Фабий Руллиан Ш
Самниты, этруски, галлы
294
Л. Постумий Мегелл
Самниты, этруски
294
М. Атилий Регул
Вольсоны (= вольсинийцы?), самниты
293
Сп. Карвилий Максим
Самниты
293
Л. Папирий К)фсор
Самниты
291
Кв. Фабий Максим Гургиг
Самниты
Лакуна примерно из 21 строки для примерно девяти триумфов
282
Г. Фабриций Лусцин
Самниты, луканы, брутгии
281
Кв. Марций Филипп
Этруски
280
Т. Корунканий
Вольсинийцы, вульчийцы
280
Л. Эмилий Барбула
Тарентинцы, самниты, саллентины
278
Г. Фабриций Лусцин П
Луканы, бруттии, тарентинцы, самниты
277
Г. Юний Брут Бубульк
Луканы, бруттии
276
Кв. Фабий Максим Гургит П
Самниты, луканы, бруттии
275
М. Курий Дентат IV
Самниты и царь Пирр
275
Л. Корнелий Лентул
Самниты, луканы
273
Г. Клавдий Канина
Луканы, самниты, бруттии
272
Сп. Карвилий Максим П
Самниты, луканы, брутгии, тарентинцы
272
Л. Папирий Курсор П
Тарентинцы, луканы, самниты, брутгии
270
Гн. Корнелий Блазион
Регийцы
268
П. Семпроний Соф
Пиценты
268
Ann. Клавдий Русс
Пиценты
267
М. Атилий Регул
Саллентины
267
Л. Юлий Либон
Саллентины
266
Д. Юний Пера
Сарсинаты
266
Н. Фабий Пиктор
Сарсинаты
266
Д. Юний Пера П
Саллентины, мессапии
264
М. Фульвий Флакк
Вольсинийцы
Публ. по: Fasti Capitolini, ed. Degrassi 1947 [D7].


434
Глава 8. Завоевание Италии
однозначно внес важнейший вклад в развитие Римской державы. По мнению Г. де Санктиса, это была поворотная точка в истории Рима16.
Судя по всему, анализируемая система сформировалась на основании двух общих принципов. Во-первых, римляне вели дела с различными побежденными общинами по отдельности, а не с их группами. Союзы и конфедерации были распущены. Следствием этого стало то, что составные части Римского содружества были связаны друг с другом не взаимными узами, а тем, что каждая из них находилась в четко заданных отношениях с Римом. Во-вторых, было создано несколько различных типов отношений, в силу чего подданные Города были разделены на несколько формальных юридических категорий, которые определялись конкретными правами и обязанностями каждой общины по отношению к Римскому государству. Таким образом, среди городов — членов Содружества была создана определенная иерархия статусов.
В общих чертах данный процесс систематически рассмотрен в довольно подробной главе «Истории» Ливия (\ТП.14), которая является нашим основным источником по этой теме. Согласно Ливию, все подвластные Риму общины были поделены на три категории:
(а) 	Ладий: присоединенные общины
Некоторые из побежденных латинских городов (согласно Ливию, Лану- вий, Ариция, Номент и Пед) были включены в состав Римского государства, а их жители стали гражданами Рима. Каждый из этих городов получил статус самоуправляющегося муниципия по образцу Тускула (см. выше, с. 384 наст. изд.). Жители самого Тускула тоже принимали участие в восстании (именно предводитель тускуланских всадников, Гемин Мес- ций, был убит Т. Манлием в поединке перед битвой при Везере), однако их гражданство было восстановлено в 338 г. до н. э., после казни зачинщиков мятежа.
Особо сурово римляне обошлись с Велитрами и Анцием. Стены Ве- литр были разрушены, представители правящего класса изгнаны из города, земля выселенных аристократов поделена между римскими поселенцами, а оставшимся велитрийцам предоставлено римское гражданство17. Жители Анция тоже стали римскими гражданами, но были вынуждены отказаться от своего флота. Некоторые из кораблей были сразу же уничтожены, а их носы выставлены на римском Форуме, напротив помоста, с которого выступали ораторы и который впоследствии стали называть Рострой (т. е. «Носами»). После этого в Анции был размещен римский гарнизон для охраны побережья. Эта так называемая «колония римских граждан» (colonia civium Romanorum) была создана по образцу береговой крепости, основанной в Остии поколением ранее (см. выше, с. 380 наст.
10 De Sanctis 1907—1964 [А 37] П: 267: «Это был решающий момент в истории Рима».
17 	Ливий делает довольно неясное замечание о том, что они уже были римскими гражданами (VHL14.5), что, судя по всему, является ошибкой. Предположительно, историк говорил о колониальном статусе Велитр.


I. Первое столкновение Рима с самнитами...
435
изд. и сноска 15). Позднее вдоль побережья был создан еще целый ряд подобных баз — в Таррацине (329 г. до н. э.), Минтурнах и Синуэссе (обе — в 296 г. до н. э.) и т. д. В них размещалось небольшое количество римских граждан (обычно — 300), которые освобождались от службы в легионах, но не имели права покидать место своего жительства.
Среди исследователей весьма активно обсуждается вопрос о том, было ли предоставлено жителям вышеперечисленных общин полное римское гражданство (civitas optimo iure). Вероятнее всего, было, поскольку Ливий явно отличает эти общины от тех городов, жители которых получили гражданство без права голоса (civitas sine suffragio). Широко распространенная точка зрения, согласно которой civitas optimo iure предоставлялось исключительно латинам и, соответственно, вольски из Анция и Велитр могли получить только civitas sine suffragio18, не имеет достаточных оснований. У нас нет никаких причин полагать, что римляне, наделяя побежденные общины гражданскими правами, проводили между ними какие-либо различия по национальному или языковому признаку.
На практике списки новых граждан были составлены цензорами 332 г. до н. э. (одним из которых был вездесущий Кв. Публилий Филон). По большей части жители рассматриваемых общин были зачислены в уже существовавшие трибы, однако Ланувий и Велитры оказались включены в состав двух новых триб — Мецийской и Скаптийской соответственно (Ливий. VTII.17.il). Кроме того, в состав указанных новых триб вошли римские граждане, которые поселились на землях, отобранных у этих двух городов. Включение и старых, и новых граждан во вновь созданные трибы уже случалось и раньше — к примеру, при заселении ager Veientanus в 387 г. до н. э. — и уже считалось обычной практикой.
(Ь) 	Ладий: неприсоединенные общины
Что касается латинских городов, жителям которых не были дарованы гражданские права, то Тибур и Пренесте сохранили свой статус независимых союзников, но были вынуждены уступить часть своих владений. Латинский союз был распущен, но те города, которые входили в его состав и не были включены в состав Римского государства, продолжили существовать в качестве суверенных общин, а их жители сохранили право заключать браки (conubium) и вести торговые дела (commercium) с римскими гражданами (см. выше, с. 329 наст. изд.). При этом, однако, им больше не разрешалось осуществлять подобные права в отношениях друг с Другом. Все политические связи между ними также запрещались. В данном контексте очень заманчиво вспомнить знаменитую фразу «Разделяй  * 20518 	Наиболее четко эта точка зрения сформулирована у Сэлмона (Salmon 1982 [J 219]: 46—47 и далее). Сейчас ее, очевидно, разделяет и Шервин-Уайт (Sherwin-White 1973 [А 123]:
205, 212). Старая идея Моммзена о том, что все присоединенные общины, в том числе латинские, получали civitas sine suffragio, современными исследователями в основном отвергается. Судя по всему, ей противоречит упоминание Диона Кассия (VII.35.10). В целом сР-: Humbert 1978 [J 184]: 177, примеч. 78.


436
Глава 8. Завоевание Италии
и властвуй», но при этом мы не должны забывать о том, что запрет на браки и сделки между жителями отдельных латинских городов (вероятно просуществовавший весьма недолго) не обеспечивал полной изоляции рассматриваемых общин, поскольку члены большинства общин Старого Лация, чья территория граничила с ними, теперь являлись римскими гражданами.
С этого времени статус латинов зависел не от принадлежности к какому-либо определенному этническому, правовому и сакральному сообществу, а, скорее, от обладания получившими юридическое определение правами и привилегиями, которыми можно было пользоваться в отношениях с римскими гражданами. Таким образом, отныне рассматриваемый статус мог быть дарован римским народом. В результате число людей «латинского племени» (nomen Latinum) стало постоянно пополняться путем основания новых латинских общин в рамках возрожденной программы колонизации, которая начала реализовываться римлянами в 334 г. до н. э.
(с) 	Общины за пределами Лация
Наконец, если говорить о той части Римского содружества, которая лежала за пределами Старого Лация — то есть о регионе, который позднее стал именоваться Новым, или Присоединенным, Лацием (Latium Adiectum, см.: Плиний Старший. Естественная история. Ш.56—59), — то там римляне предоставили побежденным частичное гражданство (civitas sine suffragio). Согласно Ливию, эта мера коснулась кампанских городов — Капуи, Свессулы и Кум, к которым в 332 г. до н. э. были добавлены Ацерры (Vin.17.12), а также вольскских городов — Фунд и Формия, с добавлением Приверна в 329 г. до н. э. (УШ.21.10). Это частичное гражданство представляло собой наиболее примечательное новшество в рамках всего послевоенного устройства. Cives sine suffragio несли все обязанности полноправных граждан — в особенности воинскую службу, но не обладали политическими правами. Они не могли ни голосовать в римских народных собраниях, ни занимать в Риме какие-либо должности. При этом рассматриваемые общины сохранили свои исконные институты и стали самоуправляющимися муниципиями. Поскольку их жители обладали правами conubium и commercium, их статус на практике был аналогичен статусу латинов, хотя, с юридической точки зрения, две эти категории были довольно различными, поскольку формально латины являлись иноземцами (peregrini), а оскскоязычные кампанцы и вольски — гражданами (cives).
Размеры и численность населения Римского содружества после Латинской войны были подробно проанализированы А. Афзелиусом, по оценкам которого площадь ager Romanus (т. е. земли, занятой римскими гражданами всех типов) составила 5,525 тыс. км2, а всего содружества — 8,505 тыс. км2. Эта территория была значительно меньше территории Самнитского союза, однако в ее состав входили лучшие сельскохозяйственные угодья Апеннинского полуострова, да и в плане людских ресурсов Рим


П. Вторая Самнитская война
437
был равен самнитам или даже превосходил их: по оценкам Афзелиуса, общая численность населения ager Romanus составляла 347,3 тыс. чел., а всего содружества — 484 тыс. человек (не считая рабов)19.
Римское содружество представляло собой динамическую структуру с практически бесконечными возможностями для роста. Институт самоуправляющихся муниципиев позволил Римскому государству продолжать расширение своей территории и включать в ее состав всё новые общины без необходимости вносить радикальные изменения в свою еще не развитую систему централизованного управления; посредством же использования civitas sine suffragio Рим мог приумножать количество своих граждан, но при этом по-прежнему оставался городом-государством и сохранял неприкосновенность своих традиционных политических институтов.
С другой стороны, колонизация давала римским гражданам шанс получить часть завоеванной земли даже в отдаленных регионах и таким образом извлечь непосредственную выгоду из территориального расширения содружества, тогда как государство получало возможность закрепить свои завоевания, размещая стратегические базы в наиболее беспокойных областях. Поскольку колонии представляли собой самодостаточные автономные сообщества со статусом латинов, их удаленность от Рима никак не затрагивала его традиционной структуры, характерной для городов-государств. Эти моменты были довольно четко обрисованы Арнольдом Тойнби, который отметил, что основные конституционные новшества в сфере отношений с побежденными общинами «дали Римскому содружеству максимальные возможности для расширения, в сочетании с максимальной прочностью структуры, которая могла быть достигнута посредством использования “политической инженерии” без каких-либо институциональных материалов, кроме городов-государств, населенных гражданами-солдатами, управляемых знатными людьми, не получавшими за это никакой платы и жившими за счет натурального хозяйства»20.
II. Вторая Самнитская война
В 334 г. до н. э. римляне основали колонию в городе Калы (совр. Кальви), который годом ранее захватили у аврунков. Это поселение представляло собой крайне важный стратегический пункт на основной дороге из Рима в Капую — оно защищало весьма уязвимый участок этой дороги в том месте, где она сворачивала вглубь страны, чтобы пересечь реку Вольтурн, и прикрывало Капую от сидицинов21. 2,5 тыс. мужчин со своими семьями, составлявшие население рассматриваемой колонии, были в основном набраны из рядов римского пролетариата, но в их рядах также присутст¬
19 Afzelius 1942 [J 134]: 153.
20 Toynbee 1965 [А 131] I: 140.
21 О стратегической важности Кал см.: Toynbee 1965 [А 131] I: 136—137.


438
Глава 8. Завоевание Италии
вовали представители латинов и прочих союзников. Колонисты получили земельные наделы и образовали автономную общину с латинскими правами. Управление при этом было доверено небольшой группе состоятельных колонистов (equites), которые получили крупные наделы земли и образовали правящую прослойку новой общины22. Калы стали образцом для тех колоний, которые в течение следующих двух поколений основывались в стратегических пунктах по всему Апеннинскому полуострову. Эти поселения представляли собой не только оплоты на случай войны, но и романизированные анклавы, жители которых говорили на латыни и отличались римским укладом жизни — по сути дела, в сравнении со всеми прочими факторами, их вклад в упрочение римских завоеваний и в последующее объединение Италии под властью Рима был наиболее значительным.
Шестью годами позже римлянами была основана вторая колония — во Фрегеллах (совр. Чепрано), на восточном берегу Лириса, в месте его слияния с Трером (совр. Сакко). Колонизация Фрегелл спровоцировала враждебность со стороны самнитов, захвативших рассматриваемый регион за несколько лет до этого и расценивавших действия римлян как оккупацию их территории (Ливий. УШ.23.6). После этого отношения между Римом и Самнием резко ухудшились, и уже через два года они формально находились в состоянии войны. Древние авторы, которые, естественно, описывали эти события с римской точки зрения, обвиняют самнитов в агрессии на трех различных фронтах. Во-первых, предполагается, что они готовились напасть на римских колонистов во Фрегеллах, во-вторых — подбили греков из Неаполя атаковать римские владения в Кампании и, в-третьих — подстрекали к восстанию жителей Приверна, Фунд и Фор- мий.
Столкновение с Неаполем, о котором в источниках содержатся весьма противоречивые сведения, судя по всему, было решающим. Когда римляне объявили войну Неаполю (или «Палеополю», как его называет Ливий, очевидно, полагая, что это были два разных места, см., напр.: УШ.23.3), самниты немедленно пришли ему на помощь и разместили там свой гарнизон (327 г. до н. э.). При этом, однако, население города, по всей видимости, оказалось разделено — народные массы (demos) благоволили самнитам и получали поддержку со стороны других греческих городов (прежде всего Тарента), тогда как представители имущих классов поддерживали Рим (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. XV.6.5 и т. д.). В 326 г. до н. э. проримская группировка сумела избавиться от самнитов и сдать город римскому полководцу Кв. Публилию Филону. Последовавшее за этим заключение союза с Неаполем было первым успехом римлян во Второй Самнитской войне, которая официально началась за несколько месяцев до этого — в конце 327 или в начале 326 г. до н. э.
22 	Хотя для ранних колоний это не засвидетельствовано, такая возможность, судя по всему, всё же существовала. Как ни странно, текст, в котором явно говорится о данной практике (Плутарх. Гай Гракх. 9.1), обычно истолковывается неверно, см., напр.: Salmon 1969 [J 218]: 120.


П. Вторая Самнитская война
439
Древние авторы очень неопределенно рассказывают о первых годах войны. Как следствие, нам очень мало известно о характере соответствующих кампаний — за исключением того, что римляне, судя по всему, придерживались в основном наступательной стратегии. Вплоть до 320 г. до н. э. самниты ни разу не нападали на территорию Рима или его союзников23. Римляне же, наоборот, уже в 326 г. до н. э. вторглись в западный Самний (Ливий. VTII.25.4), а в следующем году атаковали вестинов, которые были союзниками самнитов (УШ.29.1, 6, 11—14). Согласно письменным источникам, в 325 и 322 гг. до н. э. были одержаны крупные победы над самнитами, причем первая из них — судя по всему, «где-то в Самнии», хотя точное место этой битвы (Имбриний) идентифицировать невозможно. Именно в ходе рассматриваемой кампании произошла знаменитая ссора между диктатором А Папирием Курсором и его начальником конницы Кв. Фабием Максимом Руллианом, подробно описанная у Ливия (УШ.ЗО—35. — В.Г), — вероятно, на основании данных, взятых у Фабия Пиктора (на которого историк прямо ссылается, см.: УШ.30.9).
Кампания 322 г. до н. э. вообще не локализуется, да и с прочих точек зрения тоже является весьма загадочной. Ливий (УШ.38—39) упоминает о том, что в этом году победу одержал диктатор А. Корнелий Арвина, но в одной из следующих глав (VTII.40) фиксирует альтернативную традицию (отраженную и в Капитолийских фастах), которая приписывала победу консулам. При этом историк с некоторым раздражением отмечает, что записи о рассматриваемых событиях были подделаны представителями аристократических семейств, которые пытались присвоить себе великие победы, ложно приписывая их своим предкам (ср.: Цицерон. Брут 62). В наших источниках встречается немало подобных мест, применительно к которым не совсем ясно, какому магистрату принадлежит честь совершения того или иного действия или подвига. Наиболее очевидное предположение в данном случае, судя по всему, заключается в том, что точной информации не содержали исходные записи — летописи понтификов или иные источники. При этом, однако, важно отметить, что рассматриваемые моменты, конечно, ставят под сомнение личности магистратов, принимавших участие в описываемых событиях, но совсем необязательно подразумевают, что сами эти события вымышлены. Более того, если уж на то пошло, то они, скорее, подразумевают обратное.
В 321 г. до н. э. римлян постигла катастрофа в Кавдинском ущелье. В источниках мы находим весьма красочный, но в основном ненадежный рассказ об этом событии. Можно быть уверенным лишь в том, что это был один из самых позорных и унизительных эпизодов римской истории. Судя по всему, консулы завели римское войско в отдаленную горную долину, где оно было окружено и принуждено к сдаче. Римляне были отпущены на свободу при условии, что они безоружными и полуголыми пройдут под «ярмом», сделанным из копий.
Ливий в своем рассказе пытается несколько смягчить позор римлян, предполагая, что они были обмануты самнитами, заманившими их в ска¬
Harris 1979 [А 61]: 177.
23


440
Глава 8. Завоевание Италии
листое ущелье, откуда не было выхода (Ливий. IX.2). Но сообщения других авторов явно указывают на то, что римское войско сдалось после того, как было разбито в бою (см., напр.: Цицерон. 06 обязанностях. Ш.109). Кроме тот, описание Кавдинского ущелья, приводимое у Ливия, не совпадает с топографией ни одной из долин в регионе между Калатией и Кав- дием, где, согласно рассказу историка, случились описываемые трагические события (Ливий. IX.2.1—2; традиционно Кавдинское ущелье отождествляется с долиной между Ариенцо и Арпайей).
Впрочем, каковы бы ни были конкретные обстоятельства, факт капитуляции римлян перед самнитами является неоспоримым. А вот продолжение рассматриваемой истории вызывает довольно большие сомнения. Из рассказов древних авторов мы узнаём, что, когда войско вернулось в Рим, сенат и народ отвергли перемирие, заключенное консулами, и высказались за продолжение войны. В последующие два года римляне якобы отомстили за катастрофу, одержав целый ряд побед над врагом. В частности, они захватили Луцерию в северной Апулии, вернули потерянные знамена и освободили шестьсот всадников, которых самниты взяли в заложники. При этом 7 тыс. самнитов, попавших в плен под Луце- рией, были принуждены пройти под ярмом.
Подобный окончательный результат представляется слишком хорошим, чтобы быть правдой, и обычно считается вымыслом. Кроме того, определенные сомнения вызывает и то, что упомянутое выше перемирие представляло собой не договор (foedus), а предварительное соглашение (sponsio), заключенное консулами, которые выступали em гарантами (sponsores). Когда римский народ отказался утвердить перемирие, консулы, как нам сообщается, были выданы самнитам нагими и связанными. Это выглядит как весьма предвзятое освещение вопроса с формально-юридической точки зрения и уверенности не вызывает24. Большинство современных исследователей полагает, что в рассматриваемом случае был заключен обычный foedus, что римляне были вынуждены соблюсти его условия (в том числе уступить Фрегеллы и Калы, см.: Ливий. IX.4.4; Аппиан. О войнах с самнитами. 4.5) и что все боевые действия между Римом и самнитами были свернуты до 316 г. до н. э. С подобной точки зрения, рассказы о расторжении соглашения и о последующих победах римлян представляют собой не что иное, как бессовестные выдумки.
Впрочем, несмотря на то, что подобный критический взгляд распространен весьма широко, он вовсе не является бесспорным. Для начала, он предполагает, что анналисты выдумали наиболее постыдную часть рассматриваемой истории, а именно — рассказ об отмене договора. Более обоснованным нам представляется предположение, согласно которому римляне действительно нарушили договор, а анналисты попытались скрыть этот факт, введя в свой рассказ упоминание о sponsio. Хотя подробности победы под Луцерией явно вымышлены, мы всё же не можем полностью исключать возможности того, что в 320 и 319 гг. до н. э. действительно происходили какие-то сражения и что римляне сумели добиться
24 Crawford 1973 [J 156]: 1-7.


П. Вторая Самнитская война
441
в них определенного успеха (в Капитолийских фастах зафиксирован триумф «над самнитами» в 319 г. до н. э.). Кроме того, у нас есть определенные причины полагать, что сообщения о рассматриваемых кампаниях могут относиться к раннему слою традиции25.
В общем и целом, следует признать, что факты, связанные с описываемыми событиями, на данный момент полностью восстановить нельзя. При этом, однако, нам представляется вполне вероятным, что к 318 г. до н. э. боевые действия между Римом и самнитами действительно прекратились —либо в результате подписания изначального договора, либо на основании перемирия, заключенного позднее, в начале 318 г. до н. э. (Ливий. ΙΧ.20.1—3). Это позволило римлянам укрепить свое положение в Кампании (Ливий. ΙΧ.20.5 и 10) и создать две новые трибы — Уфентинскую и Фалернскую — на территории, которая была заселена за двадцать лет до этого (см. выше, с. 431 наст. изд.). Одновременно они провели несколько военных кампаний в Апулии и Аукании и принудили к заключению договоров о союзе целый ряд местных городов (включая Арпы, Теан Апулийский, Канузий, Форент и Нерул, см.: Ливий. IX.20). Рим обращал внимание на эти регионы и ранее: согласно Ливию, союзы с некоторыми местными общинами были заключены еще в 326 г. до н. э. (VHL25.3). Усилия, предпринимавшиеся римлянами на рассматриваемом фронте, представляли собой часть более широкой стратегической политики, нацеленной на изоляцию и окружение самнитов. Данная политика осуществлялась в форме постоянной агрессии — причем этот вывод совсем необязательно является несовместимым с представлениями современных ученых о том, что основным намерением Рима было обеспечение собственной безопасности.
С другой стороны, мы не обнаруживаем никаких признаков аналогичной агрессии или стремления к расширению со стороны самнитов, хотя и древние авторы, и современные исследователи нередко указывают на обратное26. Самнитскую «бездеятельность» на протяжении нескольких лет, вплоть до 316 г. до н. э., вовсе не нужно объяснять или оправдывать — являясь конфедерацией племен, Самнитский союз, конечно, мог организовать объединенное сопротивление нападениям извне, но при этом едва ли был способен реализовать какую-либо долгосрочную наступательную стратегию. Рим же, напротив, представлял собой развитое унитарное государство с устойчивыми агрессивными устремлениями.
Единственный случай, когда самниты вторглись на территорию Рима или его союзников в большом количестве, произошел в 315 г. до н. э. Это нападение было ответом на римскую агрессию, что признает и сам Ливий. Военные действия возобновились примерно за год до этого, когда римляне напали на Сатикулу (Ливий. IX.21.2), которая, не выдержав длительной осады, пала в 315 г. до н. э. Но в том же самом году самниты захватили некую крепость под названием Плистика и перешли через Лирис. При Лавтулах близ Таррацины они разбили римлян в генеральном
25 См.: Frederiksen 1968 [J 47]: 226.
26 См., напр., источники, процитированные в изд.: Harris 1979 [А 61]: 176, примеч. 1—2.


442
Глава 8. Завоевание Италии
сражении — судя по всему, именно тогда они вступили в пределы Ладия и разорили прибрежные области вплоть до Ардеи (Ограбон. V.3.5, р. 232С; V.4.11, р. 249С), однако в следующем году сами были разбиты римской армией — возможно, опять у Таррацины27. После этого римляне продолжили восстановление своей власти над Кампанией, где некоторые города начали проявлять недовольство, и жестоко подавили восстание аврун- ков. Если верить Ливию, всё это племя было поголовно вырезано (IX.25.9). Кроме того, римляне вернули себе Сору, которая перешла к самнитам годом ранее.
Эти события ознаменовали собой перелом в рассматриваемой войне. В 315 г. до н. э. римляне захватили (или вернули себе) Луцерию и годом позже основали там свою колонию. В 313 г. до н. э. они вернули Фре- геллы, которые перешли к самнитам по Кавдинскому договору или были захвачены ими в результате ночного нападения в 320 г. до н. э. (Ливий. IX. 12.5—8). Примерно тогда же были основаны новые латинские колонии — в Свессе Аврунков, Сатикуле и на Понтинских островах (в 313 г. до н. э.), а также в Интерамне на Лирисе (в 312 г. до н. э.). Также, согласно письменным источникам, в 313 г. до н. э. римляне напали на столицу пен- тров Бовиан, а также одержали победы при Ноле и Калатии в Кампании и при Атине в Самнии (Ливий. ΙΧ.28.3—6). Результатом всех этих действий стало то, что к 312 г. до н. э. Самний был окружен военными союзниками Рима, а в весьма уязвимой области между Лирисом и Вольтурном ему противостояла цепочка латинских колоний, размещенных в стратегических пунктах от Фрегелл до Сатикулы. Одновременно римляне укрепили свое влияние на территории всего равнинного региона вдоль тирренского побережья. Ярким символом их постоянной власти над данной областью стало строительство Аппиевой дороги, ведущей из Рима в Капую, которое началось в 312 г. до н. э.
III. Завоевание Римом центральной Италии
После укрепления позиций Рима в 313—312 гг. до н. э. в исходе Второй Самнитской войны больше не оставалось сомнений. В последующие годы римляне сумели распространить военные действия на другие части центральной Италии и осуществить несколько энергичных наступательных операций, которые менее чем за десятилетие преобразили политическую карту страны. К 299 г. до н. э. Римское государство превзошло всех своих соперников и контролировало большую часть Апеннинского полуострова.
О расширении масштабов римских операций в течение этого периода говорит упоминание Ливия (ΙΧ.30.3) о том, что в 311 г. до н. э. военные трибуны четырех легионов были не назначены командующими, а выбраны народом. Данное новшество указывает на увеличение обычного
2/ Диодор Сицилийский. XIX.76.2. В рукописи мы читаем: «περί κίνναν πόλιν»; исправление «περί Ταρακιναν πόλιν» основано на догадке Бургера.


Ш. Завоевание Римом центральной Италии
443
размера армии с двух до четырех легионов и, вероятно, совпадает с ним по времени. Не исключено, что в это же время был введен и манипуляр- ный строй, который был характерен для римской армии в позднейшие периоды. Ливий допускает, что войско, разделенное на манипулы, появилось в Риме намного раньше, и приводит довольно любопытное отступление на эту тему перед своим рассказом о битве при Везере в 340 г. до н. э. (УШ. 18.3—14), тогда как другие древние авторы говорят о том, что подобная система возникла во времена Камилла (Плутарх. Камилл, 40). Однако наиболее вероятным нам представляется предположение о том, что и ма- нипулярный строй, и овальные щиты с дротиками были заимствованы римлянами у самнитов именно в конце IV в. до н. э. (см.: Саллюстий. О заговоре Каталины. 51.37—38; Неизв. ватиканский аноним (Jac. FGrH839 F 1.3)).
Наши источники не дают четкой картины событий последних лет Второй Самнитской войны. Вместо этого древние авторы приводят довольно беспорядочный каталог ежегодных кампаний, более подробная информация о которых нередко остается неясной. Подобные проблемы связаны и с рассказами о войнах с этрусками в 311—308 гг. до н. э. В 311 г. этруски напали на Сутрий (почему — нам не сообщается), что вызвало римское вторжение в область, на территории которой боевые действия не велись с 50-х годов IV в. до н. э. Не совсем ясно, кем были эти «этруски», но, вероятно, в их состав входили воины «внутренних» этрусских городов: Воль- синий, Перузии, Кортоны, Арреция и Клузия. Прибрежные города — такие как Цере, Тарквинии и Вульчи, — судя по всему, участия в нападении не принимали.
Дошедшие до нас рассказы об этой войне являются довольно путаными и противоречивыми в деталях, однако их главные пункты в основном согласуются друг с другом (Ливий. IX.32, 35—37, 39—41; Диодор Сицилийский. ХХ.35, 44.8—9). Именно эти моменты мы вкратце изложим ниже. Римляне оттеснили войско, осадившее Сутрий, и в 310 г. до н. э. закрепили свой успех смелым броском вглубь Этрурии под руководством консула Кв. Фабия Максима Руллиана. Древние авторы рассказывают нам о решающих сражениях у Вадимонского озера в долине Тибра и близ Перузии. После этого Перузия, Кортона и Арреций были вынуждены заключить с Римом перемирие на тридцать лет. Наиболее известным эпизодом этой кампании стал разведывательный рейд, осуществленный братом консула, пересекшим непроходимый Циминийский лес и дошедшим аж до Камерина в Умбрии, где он убедил местных жителей стать союзниками Рима (Ливий. IX.36.1—8)23. В следующем году (т. е. в 308 г. до н. э., так как 309-й был «диктаторским годом») консул П. Деций Мус провел успешную кампанию в Умбрии и заключил союз с Окрикулой. Кроме того, он организовал возобновление сорокалетнего перемирия между Римом и  2828 	Камерин, судя по всему, был немного в стороне от маршрута римлян, однако, возможно, Ливий имел в виду Клузий, который, по его данным, изначально именовался Ка- марсом (Х.25.11). Это бы придало рассматриваемой истории больше смысла, особенно учитывая тот факт, что, согласно Ливию, в последующей кампании этот город оказал Фабию военную помощь (IX.36.8).


444
Глава 8. Завоевание Италии
Тарквиниями, на основе чего можно сделать вывод о том, что этот город не участвовал в сражениях 311—310 гг. до н. э.29.
Историческая надежность этого рассказа вызывает определенные споры между современными историками, причем некоторые из них практически полностью отвергают его, считая вымыслом. Конечно, сохранившаяся традиция далеко не безупречна. В дошедших до нас рассказах содержится немало преувеличений и риторических ходов, а также путаницы по поводу локализации событий. Например, Ливий не уверен в том, где в 310 г. до н. э. произошла вторая крупная победа Фабия Руллиана — при Сутрии или при Перузии (IX.37.11—12). Кроме того, историк утверждает, что в 310 г. до н. э. Фабий осуществил два похода вглубь страны, два раза разбил этрусков при Сутрии и дважды принял капитуляцию Перузии. Всё это выглядит как классические примеры «удвоений», которые возникали, когда анналисты, столкнувшись с двумя различными версиями одного и того же события, ошибочно заключали, что это были два разных случая, и фиксировали оба.
Впрочем, эти общепризнанные недостатки совсем необязательно ставят под сомнение общую структуру повествования, которая многими историками рассматривается как в основном достоверная. Представители данной «консервативной» позиции допускают, что подробности, встречающиеся в рассматриваемых рассказах, большей частью представляют собой риторические украшения и что анналисты вносят в анализируемый вопрос немало путаницы, но при этом считают, что основная схема событий, описываемых в трудах древних авторов, вероятно, является вполне надежной и основывается на аутентичных записях. Подобный взгляд на вещи объясняет природу источников гораздо лучше, чем «гиперкритический» подход, и полностью принимается автором данной главы30.
В любом случае, применительно к последним годам Второй Самнитской войны и количество, и качество доступной для нас информации заметно повышается. Рассказ Ливия в конце кн. IX и в кн. X содержит сведения, намного более значительные, нежели ранее, и по формату повествования начинает совпадать с рассказами о последующих десятилетиях. Кроме того, начиная с 318 г. до н. э. сообщения Ливия могут дополняться регулярными ежегодными заметками о римских событиях, которые приводятся в труде Диодора (до 302 г. до н. э.), а также записями в триумфальных фастах. Конечно, между этими источниками заметно немало расхождений, но из этого мы совсем необязательно должны делать вывод о том, что при описании двух различных групп событий один или оба источника должны быть неверными. Иногда и там, и там может содержаться достоверная информация — другими словами, они скорее допол-
29 Временной интервал с 351 по 308 г. до н. э. — если отбросить «диктаторские годы»: 333, 324, 309 гг. дон. э. — как раз составляет сорок лет. Таким образом, возобновление перемирия с Тарквиниями в 308 г. до н. э. подтверждает предположение о том, что «диктаторские годы» представляют собой вымысел.
30 Четкое изложение этой консервативной позиции см. в: Harris 1971 [J 175]: особенно 49-84.


Ш. Завоевание Римом центральной Италии
445
няют, чем опровергают друг друга. Кроме того, следует отметить, что Ливий — в рассматриваемой части его труда — довольно часто упоминает о расхождениях между своими источниками (напр.: X. 17.11—12). Эти моменты свидетельствуют о добросовестности историка и повышают ценность его рассказа31.
Римские кампании в Самнии зафиксированы в указанных источниках для каждого года вплоть до 304 г. до н. э. Повествуя о 310 г. до н. э., Ливий упоминает о крупной победе Л. Папирия Курсора, но затем говорит только о незначительных успехах римлян — вплоть до 307 г. до н. э., когда их противники перехватили инициативу и взяли Сору и Калатию (Ливий. IX.43.1; Диодор Сицилийский. ХХ.80.1). Хотя самниты, судя по всему, были разбиты в достаточно крупном сражении (Ливий. IX.43.8— 21), они вновь перешли в наступление в следующем году и вторглись на территорию римских владений в северной Кампании (Ливий. IX.44.5; Диодор Сицилийский. XX.90.3). Римляне ответили на это полномасштабным вторжением в Самний, в результате которого был захвачен Бовиан. После этого самниты были наголову разгромлены в решающем сражении, в котором погиб и их лидер Статий Геллий. Развивая успех, римляне вернули себе Сору, а также взяли Арпин и Цезеннию (Ливий. IX.44.16). В 304 г. до и э. самниты запросили мира, после чего был возобновлен «старый договор» (предположительно заключенный в 354 и 341 гг. до и э.), и война, длившаяся двадцать лет, подошла к концу.
Впрочем, окончание Самнитской войны не привело к немедленному или резкому снижению количества и размаха военных операций Рима. Причина этого заключалась в том, что начиная примерно с 312 г. до н. э. Самнитская война как таковая перестала быть основной заботой римлян. С этого момента на первый план вышли другие театры военных действий, поскольку римляне сосредоточили усилия на других направлениях: сначала — на Этрурии и Умбрии, а затем — на гористых районах центральной Италии. Решающий этап в завоевании центральной Италии ознаменовался принятым в 307 г. до н. э. решением о начале строительства Валериевой дороги (Via Valeria) — военного тракта, протянувшегося из-за Тибура в центральные Апеннины и в конце концов достигшего Адриатики (Ливий. IX.43.25).
В 306 г. до н. э. некоторые общины, входившие в состав конфедерации герников, сохранявшей верность Риму с 358 г. до н. э., были обвинены в бунте. После недолгого сопротивления они были вынуждены сдаться консульской армии. При этом мятежные общины, наиболее важной из которых являлась Анагния, были включены в состав Римского государства с предоставлением civitas sine suffragio. В то же время их жители лишились ius conubii (т. е. права вступать в браки с другими римскими гражданами и с неримскими гражданами, которые этим правом обладали), а также свободы собраний и самоуправления (Ливий. IX.43.24 (в оригинале: IX.43.26. — В.Г.)). Некоторые исследователи предполагают, что, поскольку жители Анагнии не имели ius conubii, они не могли являться римскими
31 Ср.: Harris 1971 [J 175]: 52-53.


446
Глава 8. Завоевание Италии
гражданами и что, как следствие, civitas sine suffragio не равнялось гражданству32. Эта парадоксальная точка зрения ошибочна — в представлении римлян ius conubii представляло собой не неотделимый и автоматически подразумеваемый компонент римского гражданства, а позитивное право, которое в зависимости от обстоятельств и отдельно от прочих гражданских прав могло быть как даровано, так и отнято. Классическим примером в этом отношении является принятый при Августе закон, который запрещал браки между вольноотпущенниками и представителями сенатского сословия. Конечно, на его основании нельзя предполагать, что при Августе сенаторы не являлись римскими гражданами.
Города герников, которые остались верными Риму (согласно Ливию, это были Алетрий, Ферентин и Верулы), сохранили свою независимость и все привилегии по действовавшему договору. Ливий говорит, что данные условия они предпочли принятию римского гражданства. Это весьма важный момент, поскольку он указывает на то, что в рассматриваемый период предоставление civitas sine suffragio рассматривалось как наказание и ни в коем случае не как привилегия (Ливий. IX.43.23; cp.: IX.45.7—8).
В 304 г. до н. э. римляне обратили свои взгляды на эквов и разгромили их в ходе кампании, которая длилась всего пятьдесят дней. Расположенные на возвышенностях города эквов подверглись систематическому уничтожению, а население было практически поголовно вырезано (Ливий. IX.45.17: «nomen Aequorum prope ad internecionem deletum»). Сразу же после этого прочие народы региона Абруццо поспешили заключить с Римом вечные договоры о союзе: марсы, пелигны, марруцины и френ- таны сделали это в 304 г. до н. э. (Ливий. IX.45.18; Диодор Сицилийский. ХХ.101.5), вестины — в 302 г. до н. э. (Ливий. Х.3.1). Народы центральных Апеннин в рассматриваемый период были объединены в довольно рыхлую федерацию, которую современные исследователи называют Сабелль- ским союзом. Во время Второй Самнитской войны этот союз, судя по всему, благоволил римлянам — по крайней мере, если судить по той легкости, с какой римские армии, направлявшиеся для ведения войны в Апулии, смогли пересечь полуостров. Насколько нам известно, отношения са- беллов с Римом стали напряженными лишь в конце войны, и настоящие стычки случались весьма нечасто (312 г. до н. э., см.: Диодор Сицилийский. XIX. 105.5; 308 г. до н. э., см.: Ливий. IX.41.4; Диодор Сицилийский. ХХ.44.8; 305 г. до н. э., см.: Диодор Сицилийский. ХХ.90.3). У нас нет оснований полагать, что начиная с 308 г. до н. э. народы рассматриваемого региона находились в состоянии непрерывной войны с римлянами. Подобное предположение еще менее правдоподобно, чем точка зрения, согласно которой они последовательно поддерживали самнитов на протяжении всей Второй Самнитской войны33. Не считая нескольких незначительных мятежей в 302 и 300 гг. до н. э. (Ливий. X. 1.7—9, 3.2—5, 9.7), власть Рима над центральными Апеннинами оставалась незыблемой вплоть до Союзнической войны.
32 Наир.: Sherwin-White 1973 [А 123]: 49.
33 Точку зрения, критикуемую в наст, главе, см. в изд.: Letta 1972 [J 81]: 67—79.


IV. Третья Самнитская война...
447
Упомянутые выше завоевания были закреплены основанием колоний в Соре (303 г. до н. э.), Альбе Фуцинской (303 г. до н. э.) и Карсеолах (298 г. до н. э.). В 299 г. до н. э. была захвачена умбрская крепость Неквин и на ее месте основана колония Нарния (совр. Нарни). В 303 г. до н. э. к Римскому государству были на правах civitas sine suffragio присоединены такие города, как Требула Суффенская (совр. Чичиллиано) и Арпин (совр. Арпино) (Ливий. Х.1.3 (в оригинале: IX. 1.3. — В.Г.)). Такая же судьба постигла Фрузинон (совр. Фрузиноне), однако перед этим многие из местных лидеров были казнены, а треть земель — конфискована (Ливий. Указ, место; Диодор (ХХ.80.4) относит подчинение Фрузинона к 306 г. до н. э.). В 299 г. до н. э. были созданы новые трибы — Анненская (Aniensis) и Терентинская (Teretina): первая — на отнятых у эквов землях в верхнем течении Аниена, а вторая — в долине Лириса, на землях, захваченных у аврунков в 314 г. до н. э. (см. выше, с. 442 наст. изд.).
Эти акты присоединения и предоставления гражданских прав ознаменовали окончание еще одного этапа римского завоевания Италии. К рассматриваемому моменту процесс экспансии уже набрал обороты, логическим результатом чего должно было стать установление римского господства над всем Апеннинским полуостровом. Предотвратить подобный исход могли только решительные и согласованные действия племен, которые всё еще сохраняли независимость. Возможно, примерно на рубеже IV— Ш вв. до н. э. свободные народы Италии впервые начали осознавать, какая участь их ждет, — как бы то ни было, именно тогда они впер вые начали предпринимать серьезные попытки организовать единый фронт для противостояния Риму.
IV. 	Третья Самнитская война
И ЗАВЕРШЕНИЕ ЗАВОЕВАНИЯ
Апеннинского полуострова
К 298 г. до н. э. римляне вновь сражались сразу на нескольких фронтах. Согласно письменным источникам, начиная с 302 г. до н. э. римские армии каждый год вели военные кампании в Этрурии и Умбрии, однако вплоть до крупного столкновения в 295 г. до н. э. боевые действия, судя по всему, были довольно незначительными и беспорядочными, за исключением осады и взятия Неквина в 300—299 гг. до н. э. Вторжение галлов в Этрурию в 299 г. до н. э. хоть и было довольно грозным, но, если верить Полибию (П. 19.1—2), не вовлекло римлян в полномасштабные военные действия. С другой стороны, заключив союз с луканами, подвергавшимися нападениям самнитов, римляне спровоцировали так называемую Третью Самнитскую войну (298—290 гг. до н. э.).
Первая кампания этой войны упоминается в эпитафии А. Корнелия Сципиона Барбата (консула 298 г. до н. э.) — надписи, которая, вероятно, датируется началом П в. до н. э. и, соответственно, некоторым образом представляет собой древнейший дошедший до нас документ, касающий¬


448
Глава 8. Завоевание Италии
ся истории Самнитских войн (1LLRP 309). Содержащийся в нем рассказ о достижениях Сципиона в Самнии расходится с рассказом Ливия, который говорит о том, что консул вел войну в Этрурии. Эта хорошо известная исследователям загадка представляет собой дополнительное доказательство наличия путаницы в традиции, касающейся распределения консульских полномочий во время Самнитских войн, а также того, что во времена Поздней Республики существовало множество различных версий рассматриваемых событий.
Консулами на 297 г. до н. э. римляне выбрали двух самых опытных военачальников — Кв. Фабия Максима Руллиана и П. Деция Муса. Срок их командования истек в 296 г. до н. э., однако они вновь оказались избраны консулами на 295 г. до н. э. Кроме того, в 295 г. до н. э. по меньшей мере пять человек обладали империем как «промагистраты». Среди них был один из консулов предыдущего года, оставшийся на должности проконсула, — А. Волумний Фламма (его коллега по консульству 296 г. до н. э., Ап- пий Клавдий Цек, в 295 г. до н. э. занимал должность претора), а также четыре пропретора: два консула 298 г. до н. э. — А Корнелий Сципион Барбат и Гн. Фульвий Максим Центумал, и еще два экс-консула — М. Ливий Дентер (консул 302 г. до н. э.) и Л. Постумий Мегелл (консул 305 г. до н. э.).
Подобная схема является весьма необычной и беспрецедентной. Если оставить в стороне несколько довольно сомнительных случаев, относящихся к V в. до н. э., до рассматриваемого периода в Риме было зафиксировано лишь два случая пророгации (продления магистратских полномочий. — В.Г.)\ в 326 г. до н. э. — для Кв. Публилия Филона (см. выше, с. 415 наст, изд.) и в 307 г. до н. э. — для Кв. Фабия Максима Руллиана (Ливий. IX.42.2), а для 296—295 гг. до н. э. известно сразу несколько одновременных пророгаций. Еще более примечательным предстает тот факт, что четверым промагистратам 295 г. до н. э. не продлевались регулярные властные полномочия, а даровался империй — в то время как в плане правового статуса они оставались частными лицами (privati). Должности подобного рода всегда рассматривались как определенная аномалия — согласно римской конституционной терминологии, они именовались «экстраординарными» (extra ordinem) и, с юридической точки зрения, довольно значительно отличались от более регулярных «пророгаций».
Но как же объяснить эти многочисленные случаи пророгации и предоставления чрезвычайных полномочий в 296/295 г. до н. э.? Несомненно, в рассматриваемый период схема распределения должностей и полномочий среди представителей римской элиты находилась в переходном состоянии. Особого внимания заслуживают два аспекта этих изменений. Во-первых, как мы уже видели, после 90-х годов Ш в. до н. э. практика итерации (повторного занятия. — В.Г.) высших магистратур (см. выше, с. 413 сл. наст, изд.) стала встречаться гораздо реже, а во-вторых, именно на этот период пришлось постепенное исчезновение диктатуры как регулярной военной должности. До 310 г. до н. э. диктаторы довольно часто назначались для осуществления определенных военных задач, однако по-


IV. Третья Самнитская война...
449
еле этого военная диктатура фиксируется лишь в 302 (301) г. до н. э., в 249 г. до н. э. — в критический момент Первой Пунической войны — и, наконец, в чрезвычайной ситуации после сражения при Тразименском озере (217 г. до н. э.).
Древние авторы никак не объясняют эти изменения. Но у нас есть определенные основания рассматривать беспрецедентное количество промагистратур в 296/295 г. до н. э. как реакцию на серьезную военную угрозу в период проведения конституционного эксперимента. В письменных источниках мы не находим ни одного намека на надвигающийся военный кризис вплоть до конца 296 г. до н. э. В 297 г. до н. э. консулы Фабий и Деций вдвоем командовали войсками в Самнии и непрерывно разоряли его на протяжении четырех месяцев (Ливий. X. 15.3—6). Эти операции продолжились и в следующем году, когда проконсулами были взяты такие города, как Мурганция, Ромулея и Ферентин. В то же самое время консул Л. Волумний Фламма подавил восстание в Аукании и разгромил самнитов на берегах Вольтурна. Но, несмотря на эти успехи, римляне не смогли (или не захотели) помешать самнитскому военачальнику Геллию Эгнацию увести свою армию на север, в Этрурию, и соединиться с силами этрусских городов.
Командующий римскими войсками в Этрурии, консул Аппий Клавдий, разбил объединенные силы этрусков и самнитов в решающем сражении (в котором дал обет посвятить храм Беллоны), но результат был далек от окончательного. В конце года Аппий докладывал сенату, что в северной Италии сформировалась мощная коалиция, в состав которой вошли самниты, этруски, умбры и галлы (Ливий. Х.21.11—15). Судя по всему, данный взаимовыгодный союз этих народов складывался на протяжении нескольких лет — на что указывает и сам Ливий (Х.16.3). Необычная схема назначений на военные должности в 296 и 295 гг. до н. э. показывает, что римляне вполне осознавали возраставшую угрозу как минимум с конца 297 г. до н. э.
Решающий момент наступил в 295 г. до н. э., когда войско самнитов и галлов встретилось с римлянами у Сентина в Умбрии. В этой прославленной битве римляне выставили четыре легиона при поддержке союзных частей, которые, согласно Ливию, численностью превосходили отряды, набранные из граждан. Если в состав легиона входило примерно 4,5 тыс. человек, то в общей сложности на стороне Рима, вероятно, сражалось более 36 тыс. воинов — огромная армия по меркам того времени и, возможно, самая большая из тех, что Римское государство выводило прежде на битву. При этом численность сил противника нам совершенно неизвестна. Древние авторы, разумеется, утверждают, что враги значительно превосходили римлян числом, причем в некоторых источниках, известных Ливию (Х.30.5), упоминались совершенно фантастические цифры вроде 650 тыс. По сообщению греческого историка Дуриса Самосского, современника описываемых событий, в рассматриваемой битве пало 100 тыс. человек (Jac. FGrH 76 F 56). Согласно более сдержанному рассказу Ливия, количество погибших составило 8,7 тыс. человек с римской стороны


450
Глава 8. Завоевание Италии
и 25 тыс. со стороны противника (Х.29.17—18). Эти цифры выглядят более реалистичными и, возможно, основываются не только на догадках.
Впрочем, как бы то ни было, мы едва ли можем сомневаться в том, что, учитывая численность воинов, жестокость сражения и его решающий характер, битва при Сентине представляла собой крупнейшее военное столкновение на землях Италии на тот момент. В подробном рассказе Ливия об этой битве вполне могут содержаться и аутентичные элементы — возможно, впервые. О ссылке на труд греческого историка, являвшегося современником событий, мы уже упоминали, и, кроме того, римляне из поколения Фабия Пиктора, вероятно, еще могли лично общаться с людьми, участвовавшими в указанном сражении, — и было бы весьма удивительным, если бы этого не сделал сам Пиктор.
Победа римлян была полной, но, по всей видимости, очень нелегкой. По мнению Ливия, исход сражения мог быть и иным, если бы в нем участвовали отряды этрусков и умбров (Ливий. Х.27.11) — на деле же они были отвлечены от Сентина, когда римские резервные войска выдвинулись из Рима и напали на Клузий. Во время самой битвы перевес клонился то на одну, то на другую сторону, но в критический момент консул П. Деций Мус последовал примеру своего отца и посвятил себя подземным богам (ср. выше, с. 430 наст. изд.). Этот случай — несомненно, исторически достоверный — переломил ход сражения в пользу римлян. Одержав победу, Фабий (второй консул. — ВТ) вернулся в Рим с триумфом и впоследствии занял в римской традиции заслуженное место героя Самнитских войн.
Битва при Сентине решила судьбу Италии. После сражения римляне, не теряя времени, свели счеты с этрусками и умбрами — в 294 г. до н. э. они захватили Рузеллы и принудили к миру Вольсинии, Перузию и Ар- реций. Одновременно римские армии продолжали действовать в Сам- нии, где, согласно сообщениям источников, в 295 и 294 гг. до н. э. еще шли ожесточенные бои (подробнее см.: Ливий. Х.31—36 — здесь вновь источники этого историка расходятся относительно того, кто командовал войсками на различных театрах боевых действий, см.: Х.37.13—16). В следующем году самниты предприняли последнюю попытку призвать под свои знамена всех способных к службе мужчин, проведя массовый набор в армию на основании «священного закона» (с. 354 наст, изд.) — из 36 тыс. человек, собранных таким образом, было специально отобрано 16 тыс., которые составили прекрасно вооруженное элитное войско — так называемый «полотняный легион» (Ливий. Х.38). Но и эта мощная армия потерпела поражение в битве при Аквилонии в 293 г. до н. э.
Победа римского войска при Аквилонии явилась наиболее примечательным событием этого года, в течение которого, согласно сообщениям древних авторов, римляне добились бесчисленного множества иных успехов, включая взятие Дуронии, Коминия, Аквилонии, Сепина, Велии, Палумбина и Геркуланума. Конечно, точно идентифицировать эти города — за исключением Сепина (совр. Сепино) — мы не можем, и география кампании 293 г. до н. э. с давних пор остается загадкой для исследователей,


IV. Третья Самнитская война...
451
однако, в соответствии с наиболее правдоподобной современной реконструкцией, анализируемые события, судя по всему, происходили в районе к северу от гор Монти-дель-Матезе, протянувшихся между реками Триньо и Биферно в их верхнем течении (см. карту 8)34.
Десятая книга «Истории» Ливия заканчивается описанием событий 293 г. до н. э. Последующие книги не дошли до нашего времени, и мы вынуждены полагаться на более поздние краткие изложения и пересказы, в которых сохранилась лишь основная схема соответствующего рассказа. Полный текст Диодора обрывается еще раньше — после описания событий 302 г. до н. э. Наконец, в Капитолийских фасгах отсутствует раздел, касающийся триумфов 290—283 гг. до н. э., что делает состояние источников по рассматриваемому периоду совсем уж плачевным. На основании имеющихся у нас обрывков информации просто невозможно выстроить последовательный рассказ о последних этапах римского завоевания Апеннинского полуострова. Впрочем, мы, судя по всему, можем с определенной уверенностью говорить о следующих фактах. В 292—290 гг. до н. э. Самний был разорен римлянами, которые присоединили к своим владениям значительную часть земель на его юго-восточных границах, где в 291 г. до н. э. была основана колония Венузия. Годом позже самниты сдались и были вынуждены стать союзниками Рима, без сомнения — на неравных условиях.
Тем временем продвижение римлян продолжалось. В 290 г. дон. э. консул М. Курий Дентат покорил сабинов и претутиев, которые были включены в состав Римского государства как граждане без права голоса, а часть их земель была конфискована и распределена между римскими поселенцами. Результатом этого плохо отраженного в документах эпизода стало то, что римские владения протянулись через весь полуостров до Адриатического побережья, где — вероятно, между 290 и 286 гг. до н. э. — была основана колония в Гадрии (совр. Атри) (Ливий. Периохи. XI). Несколько лет спустя — после восстания 269 г. до н. э. — римляне присоединили к своим владениям и земли Пицена35. Пиценты (за исключением жителей Ас- кула) стали cives sine suffragio, а в 264 г. до н. э. была основана римская колония в Фирме.
Галлы — после разгрома в битве при Сентине, — судя по всему, некоторое время не предпринимали активных действий, но примерно через десять лет вновь проникли в Этрурию. События войны с галлами в 284/283 г. до н. э. довольно сложно реконструировать в подробностях36, однако, вероятнее всего, в 284 г. до н. э. римская армия под командованием Л. Цецилия Метелла была уничтожена в битве при Арреции, но уже в следующем году римляне нанесли ответный удар и одержали решающую победу в битве у Вадимонского озера. Вскоре после этого они присоединили к своим владениям территории вдоль северного побережья Адриатики,
* La Regina 1975 [В 352]: 271-282.
30 Данный эпизод рассматривается далее, ср. с. 500 наст. изд.
36 	Тексты источников, библиографию и обсуждение см. в изд.: ТогеШ 1978 [В 177]: 80-84.


452
Глава 8. Завоевание Италии
на которых жили сеноны (ager Gallicus). При этом вполне возможно, что галлам было позволено остаться в рассматриваемом регионе — до тех пор, пока они не были выселены оттуда после принятия аграрного закона 232 г. дон. а (с. 507 сл. наст. изд.). Свою власть над этим районом римляне закрепили, основав латинскую колонию в Аримине (совр. Римини) в 268 г. до н. э.
Одновременно продолжалась и война в Этрурии и Умбрии, хотя подробными сведениями об этом мы практически не располагаем. В 280 г. до н. э. римляне разгромили Вульчи и Вольсинии, а в 273 г. до н. э. — Цере. Процесс завоевания однозначно завершился к 264 г. до н. э. — разрушением Вольсиний после произошедшего в городе переворота. Общины этрусков и умбров при этом остались номинально независимыми, но были связаны с Римом договорами о союзе. Исключение представлял лишь Цере, который — после разгрома в 273 г. до н. э. — был включен в состав Римского государства с предоставлением церийцам гражданства без права голоса. В том же году была основана римская колония в Козе, на этрусском побережье.
На юге римляне столкнулись с новыми проблемами, когда в 280 г. до н. э. туда вторгся эпирский царь Пирр, чьи похождения подробно рассмотрены в гл. 10 наст. изд. После того как Пирр был разбит (275 г. до н. э.), римляне вторглись в Великую Грецию и в 271 г. до н. э. захватили главный греческий город этого региона — Тарент. Однако высадка Пирра в Италии совпала с восстанием самнитов, луканов и бруттиев, которое длилось больше десяти лет. Хотя из имеющихся источников мы можем почерпнуть лишь очень скудную информацию об этой войне, она, по всей видимости, была весьма серьезной — на это указывает тот факт, что в фастах между 282 и 272 гг. до н. э. указано не менее десяти триумфов над вышеуказанными народами (в различных сочетаниях). Окончательная победа над Самнием и Луканией была ознаменована основанием колоний в Песте (273 г. до н. э.), Беневенте (268 г. до н. э.) и Эзернии (263 г. до н. э.). К 264 г. до н. э. римское завоевание Апеннинского полуострова завершилось37.
При этом мы должны помнить, что данный окончательный результат был достигнут в течение невероятно короткого промежутка времени — всего за семьдесят пять лет до этого власть Рима не распространялась за пределы довольно небольшой территории Старого Лация (ср. рис. 47). С другой стороны, римляне устанавливали свою власть столь основательно, что — если оставить в стороне особые обстоятельства Ганнибаловой войны — на протяжении 200 лет вообще не сталкивались с серьезными восстаниями в Италии. Единственными исключениями в этом отношении были единичные и недолгие мятежи в Фалериях (241 г. до н. э.) — если это вообще был мятеж, а не просто акт римской агрессии (см. далее, с. 506 наст, изд.) — и Фрегеллах (125 г. до н. э.), которые не снискали поддержки со стороны других союзников и были легко подавлены. Скорость и основательность римского завоевания просто изумительны — и требуют определенного объяснения.
37 	Событиям 275—264 гг. до н. э. посвящена гл. 9 наст. изд.


Рис. 4 7. Рост владений Рима, 390—263 гг. до н. э.
7. 390 г. до н. э. 2. 328 г. до н. э. 3. 302 г. до н. э.
Ager Romanus
Территория латинских и герникских городов
4. 290 г. до н. э. 5. 263 г. до н. э.


454
Глава 8. Завоевание Италии
Первый момент, который нуждается в пояснении, — это необыкновенная воинственность римлян. Италия была завоевана ими в ходе весьма интенсивных и непрекращающихся войн. Письменные источники говорят сами за себя. На протяжении периода Республики состояние войны было для Римского государства совершенно естественным. Эта схема постоянных военных действий утвердилась во внешней политике Рима уже к началу Самнитских войн, когда военные кампании осуществлялись буквально каждый год — за исключением, возможно, нескольких лет после катастрофы в Кавдинском ущелье (когда, по мнению некоторых исследователей (которое расходится с мнением Ливия), Рим находился в состоянии мира, см. выше, с. 439 сл. наст, изд.) и 289—285 гг. до н. э., которые просто никак не отражены в имеющихся у нас источниках38. Мир, который в 241 г. до н. э. ознаменовался закрытием храма Януса, был поистине исключительным явлением (Варрон. О латинском языке. V.165; Ливий. 1.19.3 и т. д.).
Помимо частоты войн, отражением воинственности Римского государства было и то, что на военную службу регулярно призывалась весьма значительная доля его жителей. Конечно, об общей численности римских граждан до середины Ш в. до н. э. мы можем только догадываться, но относительные оценки современных исследователей — в частности, А Аф- зелиуса — по всей видимости, являются вполне верными. По данным упомянутого исследователя, в 338 г. до н. э. общее количество взрослых граждан Рима составляло примерно 100 тыс. человек, в 304 г. до н. э. — ок. 115 тыс., а в 290 г. до н. э. — ок. 160 тыс.39. При этом в IV в. до н. э. на военную службу ежегодно призывалось около 9 тыс. человек (два легиона), а во время Второй Самнитской войны это количество было увеличено примерно до 18 тыс. человек (четыре легиона) (см. выше, с. 442 сл. насг. изд.). Из этого следует, что в армии — на протяжении всего периода завоевания Италии — постоянно служили от девяти до шестнадцати процентов всех взрослых граждан. В кризисные моменты эта доля была еще больше: например, в 295 г. до н. э. в строю находилось шесть легионов, то есть 25% предполагаемого взрослого мужского населения. Эти цифры, которые неплохо согласуются с данными по более поздним и лучше отраженным в документах периодам, указывают на очень высокий уровень вовлеченности римских граждан в военные дела, который — насколько нам известно — является рекордным среди всех государств доиндустриальной эпохи40.
Социальных и экономических последствий подобной ориентации на войну мы уже касались выше (с. 400 сл. наст, изд.), однако, помимо этого, она может очень многое рассказать нам об особенностях римской культуры и о римских ценностях. Во времена Средней Республики римское об-
38 Hams 1979 [А 61]: 256-257.
39 Afzelius 1942 [J 134]: 153, 171, 181. Согласно моим расчетам, количество мужчин- iuniores составляло около 29% от рассчитанной Афзелиусом общей численности свободного населения ager Romanus.
40 De Sanctis 1907-1964 [А 37] Π: 191; Hopkins 1978 [А 67]: 31-35; Harris 1979 [А 61]: 44-45.


IV. Третья Самнитская война...
455
щесгво было обществом воинов, которое на всех уровнях было пронизано тем, что вполне справедливо может быть названо «духом милитаризма». Наиболее явным выражением этой отличительной черты Рима были церемонии типа триумфа (с. 695 сл. наст, изд.) и культы воинственных божеств — таких как Беллона и Виктория. Эти божества очень часто упоминаются в записях об основаниях храмов во времена Самнитских войн (см. далее, табл. 10, см. с. 479 наст, изд.), а их изображения весьма нередки на древнейших римских монетах, которые тоже относятся к упомянутому периоду.
Нет ничего удивительного в том, что в отношениях с другими народами Рим последовательно проводил агрессивную политику. При этом в слово «агрессивный» мы не вкладываем каких-либо оценок — просто оно довольно хорошо подходит для описания военной деятельности Рима, которая была интенсивной и непрекращающейся и действительно вела к территориальному расширению, росту богатства и политическому господству над другими народами. Римский империализм давно уже стал азбучной истиной. Кроме того, мы можем отметить, что римские военные кампании в большинстве случаев велись на вражеской территории, а не собственно на землях Рима или его союзников41.
Были ли при этом действия Римского государства оправданными с юридической или моральной точки зрения — это другой вопрос, который к тому же не должен волновать историка. Столь же второстепенными являются для нас и вопросы о мотивах и намерениях. Мы не можем быть уверены в том, являлись ли римляне осознанно или цинично агрессивными, но это представляется маловероятным. Более того, древние авторы утверждают, что римляне вели только «справедливые войны», защищая свои собственные законные интересы или столь же законные интересы своих союзников. При объявлении войны жрецы-фециалы отправляли специальные обряды, направленные на подтверждение правоты римлян и обеспечение им поддержки со стороны богов. Конечно, некоторые исследователи считают идею «справедливой войны» циничным притворством или наивным измышлением патриотически настроенных анналистов42, однако нам намного более вероятным представляется предположение о том, что жители Вечного Города действительно могли убедить себя в правоте своего дела (каковы бы ни были его «объективные» обстоятельства) и в том, что боги — на их стороне.
По-видимому, римляне были готовы к тому, чтобы использовать войну как политический инструмент для удовлетворения своих требований, которые они, несомненно, считали полностью правомерными. Их стремление к войнам было абсолютно рациональным, как убедительно показал У.-В. Харрис43. Успешные войны приносили вполне осязаемую выгоду в виде добычи, рабов и земли, а также выгоды неосязаемые — безопасность, власть и славу. Римляне, которые отнюдь не были глупцами, явно осозна¬
41 Harris 1979 [А 61]: 176-182.
42 Напр.: Harris 1979 [А 61]: 165-175; Badian 1966 [В 6]: 19.
43 Harris 1979 [А 61].


456
Глава 8. Завоевание Италии
вали эти преимущества успешных войн и, без сомнения, считали их весьма желательными.
Впрочем, существенным требованием в каждом подобном случае была победа. С рациональной точки зрения, потенциальные преимущества военного успеха должны были сравниваться с вероятными последствиями поражения. При этом весьма примечательным нам представляется тот факт, что римлян, судя по всему, не пугал риск — по всей видимости, они неизменно были настроены на победу и, как правило, действительно побеждали. Таким образом, мы должны попытаться объяснить не только то, почему жители Города вели так много войн, но и то, почему им сопутствовал такой успех. В конечном итоге ответ на оба эти вопроса будет один: римляне имели в своем распоряжении очень эффективную военную машину и могли привлечь такие ресурсы, которым их противники не могли противопоставить ничего равноценного.
Основания военной мощи Рима были прочно заложены путем создания новой системы отношений с покоренными общинами после Второй Латинской войны — в 338 г. до н. э. Как мы уже видели, созданное в результате этого Римское содружество представляло собой единое территориальное образование, жители которого делились на полноправных граждан, граждан без права голоса, латинских колонистов и латинских союзников. Все эти очень разные группы объединяло одно: обязанность выставлять воинов для римской армии во время войны. Вследствие этого, уже в 338 г. до н. э. Римское содружество могло распоряжаться не знающими себе равных людскими ресурсами и стало самым мощным в военном плане государством Апеннинского полуострова. Результатом его успехов становилось дальнейшее территориальное расширение и увеличение людских ресурсов. В то же самое время непрекращающиеся войны неизбежно вели к совершенствованию организации и тактических приемов, а также к более высокой боевой эффективности.
Кроме того, нашего внимания заслуживает и то, что Римское государство вкладывало доходы от успешных войн в новые военные предприятия. Ежегодные расходы на мобилизацию многочисленных армий покрывались посредством взимания поимущественного налога, который назывался «трибутом» (tributum) и, вероятно, был учрежден в конце V в. до н. э. (см. выше, с. 364 наст. изд.). Часть этого налога, без сомнения, выплачивалась натурой — в виде поставок продовольствия для армии, а остаток — нечеканной бронзой, что нашло отражение в латинском слове, которым именовалось солдатское жалованье — «стипендий» (stipendium) и которое указывает на взвешивание нечеканного металла. Трибут представлял собой нерегулярный сбор, взимавшийся в случае необходимости44. Кроме того, расходы на войну покрывались из тех средств, что римляне получали в виде добычи и контрибуции. Так, древние авторы, рассказывающие об истории римской Республики, постоянно упоминают о такой серьезной политической проблеме, как распределение трофеев, захва¬
44 	Nicolet 1976 [G 682]; ср.: Idem. 1980 [G 685]: 149 слл.


IV. Третья Самнитская война...
457
ченных одержавшими победу воинами. Полководец, которому принадлежало право принятия соответствующего решения, мог либо сразу же раздать добычу своим солдатам (в дополнение к полагающемуся жалованью), либо передать ее государству, которое могло пустить ее на уплату возмещения налогоплательщикам или на выплату стипендия римским солдатам в последующих кампаниях и, соответственно, снять необходимость в сборе дополнительных сумм трибута.
Еще один способ, которым римляне пользовались для того, чтобы сделать свои войны самоокупающимися, заключался в наложении контрибуции на побежденных врагов, которые на этом основании должны были обеспечивать снабжение римской армии пропитанием, снаряжением и деньгами на протяжении определенного периода времени. Так, например, в 306 г. до н. э. герники получили от консула Кв. Марция Тремула перемирие, условием которого была выплата римскому войску жалованья за два месяца, предоставление продовольствия на тот же период и выдача по тунике на каждого воина (Ливий. IX.43.7 (в оригинале: IX.43.6. — В.Г.); о других случаях подобного рода см.: Ливий. УШ.2.4, 36.11—12, IX.41.5— 7, Х.5.12—13, 37.5). Согласно сообщению Плиния Старшего, напротив храма Кастора в Риме была установлена конная статуя Марция — в ознаменование его заслуг, среди которых было две победы над самнитами, взятие Анагнии и освобождение народа от налога на войну (stipendium, см.: Плиний Старший. Естественная история. XXXIV.23; рассматриваемая статуя упоминается также у Ливия, см.: IX.43.22, и Цицерона, см.: Филиппики. VI. 13).
Но самой важной чертой римской военной машины была система союзов на территории Италии. К середине Ш в. до н э. Город заключил бессрочные договоры более чем со 150 номинально независимыми италийскими общинами, которые либо были побеждены в ходе войны, либо добровольно согласились стать союзниками римлян45. Рассматриваемые договоры (foedera), вероятно, отличались друг от друга в деталях, однако все они содержали основное положение, касавшееся обязанности союзников предоставлять римлянам военную помощь во время войны. В обмен на это они получали защиту со стороны Рима и определенную долю в прибыли от успешных военных предприятий.
Начиная с 338 г. до н. э. в состав каждой римской армии, выступавшей в поход, входили как подразделения граждан (в составе легионов), так и отряды союзников. Этот факт довольно легко упустить, поскольку древние авторы, сосредоточенные на превознесении Рим а, чаще всего не учитывали вклада последних. При этом, однако, их присутствие представляло собой решающий фактор военного успеха римлян. Уже в битве при Сентине латины и прочие союзники по численности превзошли собственно римских легионеров (согласно упоминанию Ливия (Х.26.14), которое едва ли могло быть выдумано им). На основании цифр, приведенных Полибием (П.24), мы можем предположить, что в 225 г. до н э. в союзных
Список союзников см. в см.: Afzelius 1942 [J 134]: 134—135.
45


458
Глава 8. Завоевание Италии
Риму городах Италии проживало примерно 360 тыс. мужчин призывного возраста, которые при необходимости могли быть поставлены в строй. В составе действующего войска в 225 г. до н. э. союзники превосходили римлян по численности в отношении три к двум. В последующие годы это соотношение — вплоть до Союзнической войны — колебалось между «1 к 1» и «2 к I»46.
Все эти факты очень важны для понимания проблемы римского империализма. Доступность людских ресурсов Италии давала Римскому государству огромный военный потенциал и практически неограниченные возможности для покрытия потерь, что впоследствии продемонстрировали войны с Пирром и Ганнибалом. Но не менее важным было и то, что система союзов выполняла исключительно военную функцию и приносила пользу римлянам только во время войны. Соответственно, римляне должны были постоянно вести боевые действия, если хотели пользоваться услугами союзников и держать их под контролем. Подобная функциональная интерпретация римских альянсов была впервые в общих чертах предложена А. Момильяно. Приведенное им описание функционирования этих альянсов достойно того, чтобы быть повторенным на этих страницах:
Эта машина работала на протяжении около двух веков — примерно с 280 по 100 г. до н. э. — и работала таким образом, что римляне переходили от войны к войне, не задумываясь над метафизическим вопросом о том, зачем эти войны были нужны — чтобы обеспечить мощь Рима или чтобы занять его союзников. Войны составляли самую суть римской организации. Битва при Сентине послужила естественной прелюдией к битве при Пидне — или даже к разрушению Коринфа и Союзнической войне47.
Рассматриваемая система, конечно, была эксплуататорской — в том смысле, что на плечи союзников возлагалась весьма существенная часть бремени завоевательных войн и соответствующая доля риска. В частности, они несли определенную долю военных расходов, поскольку обязаны обеспечивать свои отряды из собственных средств. Подобным образом римляне взимали с союзников налоги, не облагая их какими-либо податями напрямую, и создавали возможность вести войны с относительно небольшими затратами с собственной стороны. Союзники же, в свою очередь, были, очевидно, готовы согласиться с подобным положением вещей и на самом деле последовательно хранили верность Риму. С первого взгляда подобная уступчивость может показаться довольно удивительной, но ее вполне можно объяснить двумя моментами.
Во-первых, римлян поддерживали состоятельные граждане союзных городов, которые, естественно, обращались к Риму за помощью всякий раз, когда что-либо угрожало их интересам. Во время войн за завоевание Италии жители Вечного Города часто извлекали выгоду из деятельности
46 Вопрос о населении Италии в 225 г. до н. э. рассмотрен в работе П. Бранта (Brunt 1971 [А 21]: 44-60); цифры, приведенные в его тексте, сведены в таблицу на с. 45, а доля союзников в римской армии, вплоть до Союзнической войны, указана на с. 677—686.
47 Momigliano 1975 [А 88]: 45-46.


IV. Третья Самнитская война...
459
проримских элементов в составе италийских общин, ярким примером чего являются события 326 г. до н. э. в Неаполе (см. выше, с. 438 наст, изд.). В источниках мы нередко сталкиваемся с упоминаниями о том, что римляне действительно осуществляли военное вмешательство во внутренние дела союзных общин, чтобы подавить народные волнения в интересах местной аристократии — это произошло, к примеру, в Арреции в 302 г. до н. э. (Ливий. Х.З и 5), в Аукании в 296 г. до н. э. (Ливий. Х.18.8) и в Вольсиниях в 264 г. до н. э. (Зонара. УШ.7.4—8). В обмен на это Рим получал активное сотрудничество со стороны представителей правящего класса союзных городов, что обеспечивало их постоянную верность даже в кризисные периоды. Рассматриваемая мера была особенно эффективной в регионах, где существовали глубокие социальные различия — например, в северной Этрурии, где, судя по всему, даже после римского завоевания довольно долго сохранялись весьма архаичные формы зависимости и клиентелы48.
Второй причиной сотрудничества италийских союзников с римлянами было то, что, будучи военными партнерами Рима, они получали определенную долю добычи, захваченной в ходе успешных войн. У нас есть вполне достоверные свидетельства того, что при распределении трофеев между воинами, одержавшими ту или иную победу, союзники получали такую же долю, как и римские легионеры. Единственное известное нам исключение из этого правила — в 177 г. до н. э. союзники получили в два раза меньше добычи, чем римляне (Ливий. XII. 13.8), — вероятно, представляло собой единичное проявление скупости.
Если судить по цифрам, которые приводятся Ливием и вполне могли быть почерпнуты им из аутентичных источников (эти данные собраны в табл. 8), объемы добычи, взятой во время Самнитских войн, и количество обращенных в рабство пленников были весьма значительными. Впрочем, самым важным приобретением от завоеваний была земля, которая конфисковывалась у побежденных врагов и использовалась для колонизации (рис. 48) и раздачи отдельным лицам. Хотя в трудах древних авторов мы почти не находим сведений по данному вопросу, у нас практически нет сомнений в том, что в состав колонистов входили не только римские граждане, но и прочие жители Италии (латины и союзники).
Данный вывод основывается не только на том, что мы знаем о колонизации позднейших периодов (напр.: Ливий. XXXIV.42.5—6; XIH.4.3—4, и т. д.), но и на довольно простом аргументе демографического характера, согласно которому населения самого Рима было явно недостаточно Для поддержания столь высоких темпов переселения, как те, что упоминаются в письменных источниках49. Согласно сообщениям древних авторов, в латинской колонии обычно проживало от 2,5 тыс. до 6 тыс. взрослых
48 Harris 1971 [J 175]: 114-144.
49 Хопкинс (Hopkins 1978 [А 67]: 21 и примем. 27) ставит под сомнение аутентичность соответствующих данных, однако приводимые им цифры явно нуждаются в корректировке (см.: Badian 1982 [А 9]: 165), и, кроме того, он уделяет недостаточно внимания участию союзников.


460
Глава 8. Завоевание Италии
Таблица 8
Массовое обращение пленников в рабство во время Третьей Самнитской войны
Годы дон. э.
Город или народ
Количество пленников, обращенных в рабство
Упоминание у Ливия
297
Циметра
2,9 тыс.
Х.15.6
296
Мурганция
2,1 тыс.
17.4
296
Ромулея
6 тыс.
17.8
296
Самниты
Ок. 1,5 тыс.
18.8
296
Этруски
2,12 тыс.
19.22
296
Самниты
2,5 тыс.
20.15
295
Самниты и галлы
8 тыс.
29.17
295
Самниты
2,7 тыс.
31.7
294
Милиония
4,7 тыс.
34.3
294
Рузеллы
Более 2 тыс.
37.3
293
Амитерн
4,27 тыс.
39.3
293
Дурония
Менее 4,27 тыс.
39.4
293
Аквилония
3,87 тыс.
42.5
293
Коминий
11,4 тыс.
43.8
293
Велия, Палумбин, Геркуланум
Ок. 5 тыс.
45.11
293
Сепин
Менее 3 тыс.
45.14
Ок. 66,33 тыс.
Публ. по: Harris 1979 [А61], 59, примеч. 4.
мужчин. Это означает, что в период с 334 по 263 г. до н. э., в течение которого было создано девятнадцать подобных колоний (см. табл. 9 на с. 478), в переселении приняли участие примерно 70 тыс. взрослых мужчин и их домочадцев. При этом население самого Рима (о нем см. выше, с. 454 наст, изд.) едва ли могло выдержать подобный отток граждан. Единственным разумным объяснением рассматриваемых фактов является то, что существенная доля поселенцев происходила из союзных общин.
Участие союзников в заселении завоеванных территорий следует противопоставить тому факту, что римляне, как правило, конфисковывали у побежденных народов довольно большие площади земли. Некоторые исследователи сравнивают использовавшуюся римлянами систему с действиями преступников, которые вознаграждают своих жертв, вербуя их в банды и предлагая получить долю от будущих ограблений50. Эта довольно мрачная, но при этом весьма меткая аналогия вновь возвращает нас
ΰ0 Данная идея взята из изд.: Bickerman and Smith 1976 [А 17]: 149.


IV. Третья Самнитская война...
461
к вопросу о том, зачем Римскому государству надо было вести постоянные войны. Любая уважающая себя банда очень быстро развалилась бы, если бы ее главарь решил завязать с преступлениями и «податься в легальный бизнес».
Присоединившись к широкомасштабному и эффективному процессу завоеваний и пожертвовав своей политической независимостью, италийские союзники Рима получили безопасность, защиту и выгоду за довольно умеренную плату. Хотя солдаты союзников, служившие в римской армии, вероятно, нередко (если не всегда) превосходили по численности своих римских соратников, в пропорции бремя, ложившееся на плечи римских граждан, было намного более тяжелым. Так, в 225 г. до н. э. на долю отрядов, укомплектованных римскими гражданами, приходилось примерно 40% объединенной римско-италийской армии, но в то же самое время римские граждане составляли лишь ок. 27% общего населения Апеннинского полуострова51. Составив подобный баланс, мы сможем понять отношение союзников к Риму и объяснить как эффективность, так и слаженность рассматриваемой системы.
К сожалению, современное состояние наших знаний не позволяет перейти от этих схематических обобщений к оценке того, как завоевателе ные войны повлияли на жизнь людей, которые имели несчастье их пережить, — того, что Тойнби называет «человеческим балансом» римской экспансии (Toynbee 1965 [А 131] I: 161). Единственное, что мы можем сказать, — это то, что с точки зрения человеческих страданий, объединение Италии под римским главенством было достигнуто огромной ценой. Особенно сильно от нескончаемой череды римско-самнигских войн пострадал юг центральной Италии. Конечно, мы не в силах определить точные объемы разрушений и потерь, которые в самом общем виде описываются древними авторами, да и о последствиях войн — таких, как массовый голод и заболевания, а также социальная и экономическая дезориентация крестьянства, — нам остается только догадываться. Имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства представлены лишь отдельными замечаниями и краткими рассказами вроде нижеследующей истории о Пирре, которую сохранил в своем труде Дион Кассий: «Пирр испугался, как бы в незнакомых местах римляне не окружили его со всех сторон. Когда же его союзники стали из-за этого выражать недовольство, он сказал им, что ясно видит по самой стране, насколько они отличаются от римлян: ведь подчиненная римлянам имеет и всевозможные деревья, и виноградники, и пашни, и дорогостоящий сельскохозяйственный инвентарь, а [земли] его друзей до такой степени разорены, что даже не понять, были ли они когда-нибудь населены» (Дион Кассий. IX. Фрг. 40.27. Vol. 1: 126 сл. Boiss.51a. Пер. А.М. Сморчкова).
51 Afzelius 1942 [J 134]: 133-135.
51а В о iss. — ссылка на классическое издание труда Диона Кассия: Cassii Dionis Со- cceiani Historiarum romanarum quae supersunt edidit Ursulus Philippus Boissevain. Berolini, 1855-1930. - В.Г.


Фрегеллы 328 латинские колонии (с датами основания, до н. э.) Таррацина 329 колонии римских граждан («береговые крепости»)
Рис. 48. Римская колонизация Италии, до 263 г. до н. э.


V. Рим во времена войн в Италии
463
V. РИМ ВО ВРЕМЕНА ВОЙН В ИТАЛИИ
(а) 	Политика и государственное управление
В течение периода войн за Италию (338—264 гг. до н. э.) Римское содружество претерпевало и внутренние изменения. Именно в это время начали оформляться политические, социальные и экономические структуры, характерные для классической Республики. В сфере политических институтов самым ярким изменением было то, что сенат постепенно стал основным элементом системы государственного управления, а нобилитет превратился в силу, контролирующую сенат. Как конкретно это произошло, сказать довольно сложно — в основном по причине крайней нехватки источников по Шв. до н. э. Особенно плохо дело обстоит с периодом с 293 по 218 г. до н. э., о котором не сохранилось вообще практически никакой информации, касающейся внутриполитической истории Рима. Но когда начиная с 218 г. до н. э. полноценные рассказы Ливия и Полибия возобновляются, то оказывается, что мы уже имеем дело со стабильным и эффективным режимом, который, судя по всему, прочно установился в Риме в течение нескольких десятилетий.
Именно эту устоявшуюся систему попытался проанализировать Полибий в рассказе о политическом устройстве Рима во времена битвы при Каннах (VI. 11—19). Впрочем, вопреки знаменитой теории греческого историка о том, что Римское государство представляло собой сбалансированную смесь монархических, аристократических и демократических элементов, для современного наблюдателя отличительной чертой классического политического устройства римской Республики является ее явно олигархический характер. Политическая власть в ней была сосредоточена в руках класса состоятельных землевладельцев, которые монополи-
К рис. 48: даты основания до н. э.
Латинские колонии
Колонии
римских граждан
Ранее 500
Кора
312
Интерамна
Ранее 350 Остия
495
Сигния
303
Сора
338
Анций
492
Норба
303
Альба Фуцинская
329
Таррацина
442
Ардея
299
Нарния
295
Мишурны
393
Цирцеи
298
Карсеолы
295
Синуэсса
383
Сетия
291
Венузия
283
Сена Галльская
383
Сутрий
290-286
Гадрия
264
Касгрум Новум
383
Непет
273
Коза
334
Калы
273
Песгум
328
Фрегеллы
268
Аримин
314
Луцерия
268
Беневент
313
Сатикула
264
Фирм
313
Свесса Аврунков
263
Эзерния
313
Понтии


464
Глава 8. Завоевание Италии
зировали магистратуры и из которых комплектовался сенат. Нобилитет представлял собой узкую прослойку политической элиты в составе высшего класса и состоял из патрициев и наиболее влиятельных плебеев, занимавших курульные должности. Бывшие магистраты составляли господствующую группу в сенате и контролировали всю политику государства. Свое знатное положение они передавали по наследству своим потомкам, которые тем самым получали больше шансов на занятие курульных магистратур, когда наступало их время.
При этом, однако, внутри высшего класса римского общества существовала весьма значительная мобильность и нобилитет был очень далек от того, чтобы представлять собой исключительно наследственную группу. На протяжении всего республиканского периода в сенате всегда было много «новых людей» (граждан, не имевших предков-сенаторов), чьи потомки уже могли претендовать на курульные должности и даже на консульство. Сами же «новые люди», естественно, достигали консульской власти крайне редко, однако это вовсе не означает, что высшие магистратуры были монополизированы потомками тех, кто занимал их ранее. Более того, мы можем продемонстрировать, что во времена Республики весьма значительная доля консулов — возможно, около 20% — не имела предков-консулов, а с другой стороны, многие из консульских потомков не могли добиться этой должности52. Таким образом, в рассматриваемый период политическая элита Рима представляла собой относительно открытую группу, основанную на соперничестве и постоянно пополнявшуюся новичками.
Впрочем, следует помнить и о том, что представители нобилитета обладали властью не только в силу того, что они занимали главные должности, но и постольку, поскольку обладали влиянием в сенате. То есть пребывание в должности консула, дававшее человеку высшую исполнительную власть сроком на один год, в долгосрочной перспективе было политически важным, поскольку вводило его в состав элитной группы консуляров (экс-консулов) — наиболее влиятельной группировки сената, игравшей решающую роль во время дебатов.
Римские нобили занимали исполнительные должности не только на протяжении очень коротких периодов (обычно один год), но и весьма нечасто — как мы уже видели, в первые десятилетия Ш в. до н. э. практика итерации постепенно была сведена на нет (см. выше, с. 414 наст. изд.). К этому времени даже очень успешный политик едва ли мог надеяться на то, чтобы за всю свою карьеру стать консулом больше одного раза. С другой же стороны, все лица, занимавшие курульные магистратуры, являлись пожизненными членами сената, где, соответственно, со временем сосредоточилась реальная власть. Во времена развитой Республики магистраты, по сути дела, подчинялись сенату. Они обязательно обращались к нему прежде, чем предпринять какое-либо действие, и на практике были связаны его постановлениями. При этом сенат контролировал государст¬
52 Brunt 1982 [Н 102]: 1—22; см. также статью Хопкинса и Бертона (К. Hopkins and G.P. Burton) в изд.: Hopkins 1983 [А 68]: 31 слл.


V. Рим во времена войн в Италии
465
венные финансы, призыв в войско и командование вооруженными силами, распределение магистратских полномочий («провинций»), отношения с иноземными державами, а также поддержание законности и правопорядка в Риме и Италии. Кроме того, он ведал всеми делами, связанными с государственной религией. Сенаторы являлись не только руководителями Римского государства, но и хранителями политического опыта и мудрости, а также блюстителями традиционных моральных ценностей.
Начало превращения сената в основной орган государственного управления может быть отнесено к периоду Самнитских войн. Отчасти это явилось неизбежным следствием роста Римского государства и усложнения его деятельности. Впрочем, столь же важным было и изменение характера самого сената и способов его комплектования.
Наши знания о сенате эпохи Ранней Республики весьма смутны и неопределенны53. Нам очень мало известно о его составе и еще меньше — о функциях. Впрочем, вполне вероятно, что в архаический период сенат выступал прежде всего в качестве совещательного органа (consilium), сначала — для царей, а затем — для высших магистратов (консулов и консу- лярных трибунов), которые, судя по всему, сами выбирали себе советников и, соответственно, определяли его состав. Таким образом, сенат не являлся постоянным органом, а менялся от года к году по усмотрению действующих магистратов.
Этот общий вьюод обычно делается на основании весьма важного отрывка из труда Феста (290L), который утверждает, что изначально лица, исключенные из состава сената (praeteriti), не считались опозоренными, поскольку консулы (или консулярные трибуны), следуя примеру царей, обычно набирали туда своих ближайших друзей из числа патрициев, а затем — и из числа плебеев. Согласно Фесту, эта неофициальная система была изменена по плебисциту Овиния, который передал ведение сенаторских списков цензорам и обязал их выбирать «лучших людей из каждого разряда» (что бы это ни значило).
Дата принятия Lex Ovinia неизвестна, однако, вероятно, это произошло в IV в. до н. э. и однозначно раньше 318 г. до н. э., когда, согласно имеющейся у нас информации, сенаторы уже выбирались цензорами54. Самым важным следствием рассматриваемого закона было то, что сенаторы стали избираться пожизненно и их положение больше не зависело от благосклонности действующих магистратов. Кроме того, определив критерии отбора (которые, к сожалению, нам неизвестны), закон также ограничил дискреционные полномочия54* цензоров — и, хотя он дал им право вычеркивать определенные имена из списка сенаторов, в нем, судя по все¬
03 Ср. выше, с. 227 сл. наст. изд. (иная точка зрения).
54 	Согласно общепринятой точке зрения, впервые списки сенаторов были составлены цензорами в 312 г. до н. э., а закон Овиния — принят в 318—312 гг. до н. э. (см., напр.: Rotondi 1912 [А 114]: 233—234). Однако Диодор (ХХ.36.5) прямо говорит о том, что «Την [т. е. σύγκλητον την] υπό των προγεγενημένων τιμητών καταγραφεΤσαν», τ. е. списки сенаторов составлялись цензорами, во главе которых стоял Аппий Клавдий (имеются в виду цензоры 318 г. до н. э.).
о4а Полномочия действовать по собственному усмотрению. — В.Г.


466
Глава 8. Завоевание Италии
му, также оговаривалось, что из состава сената могут быть исключены только люди, которые продемонстрировали моральную неустойчивость. Таким образом, закон Овиния ознаменовал важный этап в том процессе, который Моммзен назвал «освобождением сената от власти магистратов»55.
Рост влияния и независимости сената в Ш в. до н. э. служил интересам наиболее консервативных элементов римской политической элиты. Независимая власть магистратов была постепенно уменьшена, всё больше и больше ограничивалось и участие народа в государственных делах. Эти изменения неуклонно размывали зачаточную римскую демократию, которая время от времени проявляла себя в первой половине IV в. до н. э. Как мы видели (с. 415 наст, изд.), в то время политическое руководство принадлежало харизматичным личностям, которые зависели от благосклонности народа, а народные собрания играли намного более значительную роль в управлении государством. Наиболее ярким примером функционирования этой «плебисцитной» системы56 является карьера Кв. Публилия Филона, чье главенство в политической сфере было основано на народной поддержке во время выборов. Законы Филона, принятые в 339 г. до н. э. (см. выше, с.410 наст, изд.), развивали принцип народовластия и вызывали ненависть со стороны знати, которая сохранялась вплоть до самой смерти данного деятеля.
Эта вражда достигла высшей точки в 314 г. до н. э., когда Филон был обвинен в том, что участвовал в заговоре, направленном на свержение Республики. Это крайне неясный эпизод. Ливий — единственный древний автор, который упоминает о нем, — судя по всему, не имел четкого представления об описываемых событиях. По словам историка, всё началось с расследования недовольства среди аристократов Кампании, которое затем, очевидно, распространилось и на Рим, где превратилось в полномасштабное преследование лиц, «устраивавших заговоры против государства», собираясь на «сходки при искании должностей» (Ливий. IX.26.8—9. Пер. Н.В. Брагинской). Описываемое событие Ливий (или автор, сочинениями которого он пользовался), по-видимому, рассматривал как реакцию нобилитета на угрозу соперничества со стороны «новых людей». В этом отношении его рассказ напоминает более раннее упоминание о законе Петелия (Lex Poetelia) 358 г. до н. э. По мнению историка, это был закон, направленный против «домогательств» новых людей, «которые привыкли обхаживать избирателей на торгах и гульбищах» (Ливий. VII.15.12. Пер. Н.В. Брагинской), то есть, свертывая или запрещая подобную практику, он ограничивал свободу кандидатов вести предвыборную агитацию.
В обоих случаях упоминание «новых людей» выглядит анахроническим, поскольку в течение нескольких поколений после принятия законов Лициния—Секстия плебеи, занимавшие государственные должности, в большинстве своем были новыми людьми по определению. Кроме
55 Mommsen 1887-1888 [А 91] Ш.2: 880.
56 Термин «плебисцитный» я использую в его современном смысле, как, напр., у Вебера (Weber 1976 [А 133]: 156 ит. д.).


V. Рим во времена войн в Италии
467
того, один из обвиненных в измене в 314 г. до н. э. был патрицием (М. Фо- лий). Более вероятно, что закон 358 г. до н. э. и расследование 314 г. до н. э. были направлены против демагогических практик в целом и представляли собой часть более широкой попытки зарождающейся олигархии закрепить право на занятие высших должностей только за «приемлемыми» лицами и воспрепятствовать возвышению харизматических личностей.
Таким образом, события 314 г. до н. э. можно интерпретировать с точки зрения конфликта между олигархическими наклонностями новой «патрицианско-плебейской» элиты и «плебисцитным» лидерством людей типа Кв. Публилия Филона. Существование подобного конфликта может помочь нам в объяснении незаурядной карьеры Аппия Клавдия Цека — главной фигуры в общественной жизни Рима на рубеже IV— Ш вв. до н. э. Что важно, Аппий Клавдий нередко описывается как политический наследник Филона57. Хотя у нас нет явных свидетельств прямого взаимодействия между этими двумя людьми, они всё же вполне могли быть каким- то образом связаны друг с другом, и к тому же программу Аппия с достаточными основаниями можно рассматривать как продолжение программы Филона. В 314 г. до н. э. состоялся суд над Филоном, на котором он был оправдан, однако после этого данный деятель исчезает из источников — возможно, вскоре после этого он умер. Два года спустя, в 312 г. до н. э., Аппий стал цензором.
Хотя на тот момент он уже был вполне сложившимся политическим деятелем в возрасте около сорока лет, он еще не сделал ничего такого, что позднейшие авторы сочли бы достойным упоминания. Но его цензорство было поистине сенсационным и произвело настоящий политический переворот.
Вкратце дело было так. Прежде всего Аппий инициировал строительство масштабных общественных сооружений, которые были названы его именем: дороги из Рима в Капую и первого римского акведука, по которому в город подавалась пресная вода с Сабинских гор. Реализация обоих этих проектов потребовала огромных затрат из общественных фондов — причем, согласно одному из источников (Диодор Сицилийский. ХХ.Зб), Аппий действовал без санкции сената и совершенно опустошил казну. Составив список сенаторов, он вызвал гнев правящих кругов, не включив в него некоторых людей, которые считались более подходящими, чем многие из внесенных (Ливий. IX.30.1—2). Произведенный им выбор новых сенаторов был сочтен злонамеренным и пристрастным, причем еще большее возмущение вызвал тот факт, что многие из вышеупомянутых людей были сыновьями вольноотпущенников.
Самым же важным мероприятием Аппия Клавдия в качестве цензора была реорганизация триб, которая привела к увеличению количества голосов городского пролетариата в трибутных комициях. Точный характер этой реформы не совсем ясен — Ливий просто упоминает о том, что Аппий «сумел подкупить и Форум, и Марсово поле» (т. е., вероятно, три-
57 Напр.: Garzetd 1947 [Н 112]: 184—186; Staveley 1959 [Н 128]: 417.


468
Глава 8. Завоевание Италии
бутные и центуриатные комиции), распределив представителей низших классов (humiles) по всем трибам. Под «humiles» предположительно понимались неимущие жители города (ремесленники, торговцы и т. д.), которые прежде были включены в состав лишь четырех из тридцати одной трибы и, соответственно, были недостаточно представлены в составе комиций в пропорции к своей численности. Многие из этих людей — возможно, весьма значительное большинство, — судя по всему, были вольноотпущенниками или потомками вольноотпущенников58. Реформа Аппия, по всей видимости, распределила их по всем трибам, включая так называемые сельские трибы, в состав которых до этого входили исключительно сельские жители и землевладельцы. Рассматриваемое мероприятие имело далекоидущие последствия—по словам Ливия, оно привело к тому, что контроль над комициями перешел от «народа здравомыслящего» («integer populus») к «рыночной клике», «черни» («forensis factio... humillimi». — Ливий. IX.46.13—14).
Кроме того, Аппий вмешался в организацию государственной религии — в сочинениях древних авторов приводится целый ряд довольно занимательных рассказов о его деятельности в данной сфере, но понять их политическое значение (если таковое вообще имелось) мы не в состоянии. Впрочем, нам однозначно ясно одно: радикальные реформы Аппия вызвали бурю протестов со стороны консервативных представителей нобилитета. Согласно источникам, даже коллега Клавдия по цензорству, Г. Плавтий, был так возмущен новым списком сенаторов, что отказался от должности, оставив нашего героя в одиночестве (и развязав ему руки). Также древние авторы упоминают о том, что по истечении отведенного ему срока в восемнадцать месяцев Аппий не сложил с себя цензорских полномочий. Более того, согласно некоторым источникам, он всё еще оставался цензором в 308 г. до н. э., когда баллотировался в консулы (и добился успеха) (Ливий. IX.42.3).
Впрочем, как бы то ни было, у нас нет никакого сомнения в том, что меры, принятые Аппием, вызвали весьма бурное сопротивление. Составленный им список сенаторов не был признан консулами 311 г. до н. э., которые продолжали созывать сенат по старому списку, составленному предшествующими цензорами. Возможно, при этом консулы оправдывали свои действия тем, что, внеся в список собственных клиентов и не включив в него более «достойных» людей, Аппий нарушил закон Овиния59. В любом случае, планы Аппия в отношении сената были сорваны. При этом, однако, проведенная им реформа триб некоторое время оставалась в силе и, согласно Ливию, стала непосредственной причиной того, что в 304 г. до н. э. курульным эдилом был избран Гн. Флавий (Ливий. IX.46.10).
Гн. Флавий, секретарь (scriba) Аппия Клавдия, был сыном вольноотпущенника и первым представителем этой прослойки, занявшим куруль¬
58 Такое предположение можно выдвинуть на основании упоминания у Плутарха (.Попликола. 7). Это крайне спорный вопрос. Я следовал интерпретации, которую предлагает Треджиари (Treggiari 1969 [G 150]: 39—42).
59 См.: Staveley 1959 [Н 128]: 413.


V. Рим во времена войн в Италии
469
ную магистратуру. Представители консервативных кругов пришли от этого в ужас, и многие нобили отказались относиться к Флавию с уважением, которое, согласно обычаю, полагалось проявлять к курульным магистратам (Пизон. Фрг. 27Р); Ливий также упоминает о том, что кое-кто в знак протеста даже снял свои золотые кольца и воинские украшения. Выступая в качестве эдила, Гн. Флавий обнародовал формулы судопроизводства, известные как legis actiones, которые до этого были закрыты для народа, и разместил на Форуме календарь, в котором были указаны dies fasti — дни, когда было разрешено вести общественные дела. Судя по всему, у нас нет причин подвергать сомнению ни разделяемую всеми древними авторами точку зрения, согласно которой обнародование «Флавиева права» («ius Flavianum» — согласно позднейшей терминологии) и календаря представляло собой политически мотивированный акт, ни приводимые большинством из них явные намеки на то, что Флавий при этом действовал как доверенное лицо Аппия Клавдия60.
Ответная реакция не заставила себя долго ждать. В том же самом году, когда Флавий был эдилом, цензоры Кв. Фабий Руллиан и П. Деций Мус отменили проведенную Аппием реорганизацию и вновь привязали humiles к четырем «городским» трибам. Затем, когда Гн. Флавий посвятил святилище Конкордии на Комиции (к раздражению наиболее влиятельных представителей нобилитета), был незамедлительно принят закон, согласно которому запрещалось посвящать храмы или алтари без санкции сената или большинства плебейских трибунов.
Действия, которые приписываются Аппию или его доверенным лицам, явно указывают на то, что он являлся радикальным популистом, который ставил перед собой цель добиться широкой поддержки народных масс. Древние авторы особо подчеркивают количество его клиентов (напр.: Цицерон. О старости. 37; Валерий Максим. УШ.13.5), а в одном из текстов даже выдвинуто предположение, что при помощи своих клиентов он пытался добиться власти над всей Италией61. Эта общая оценка Аппия Клавдия как революционно настроенного демократа очень хорошо заметна в дошедших до нашего времени источниках, особенно у Диодора, который приводит наиболее связный рассказ о цензорстве данного политика (XX.36). Данная оценка была принята Моммзеном (сравнившим Аппия с Клисфеном и Периклом) и до сих пор остается общепризнанной — несмотря на возражения со стороны гиперкритиков и ревизионистов62.
Представители позднейшей анналистической традиции действительно проявляли определенную враждебность ко всему патрицианскому
60 Помпоний (Дигестьи I.2.2.7) утверждает, что Флавий украл формулы у Аппия, который собирался опубликовать их сам.
61 Светоний. Тиберий. 2. Моммзен довольно убедительно доказывал, что «Клавдия Друза» из рукописного текста следует отождествлять, скорее всего, с Аппием Клавдием Це- ком (Mommsen 1864—1879 [А 90] I: 308—309).
“ К «гиперкритикам» относятся Палмер (Palmer 1970 [А 102]: 269—270) и Уайзман (Wiseman 1979 [В 190]: 85—89). Основным же ревизионистом является Гарцетт (Garzetd 1947 [Н 112]: 175 слл.), попытавшийся «упорядочить» все политические акты Аппия.


470
Глава 8. Завоевание Италии
роду Клавдиев63, а созданное Ливием шаблонное изображение Аппия Клавдия в виде деспотичного и властного патриция действительно нельзя принять таким, как оно есть (против него свидетельствуют даже факты, приводимые самим Ливием!), но, с другой стороны, у нас нет причин сомневаться в общей схеме действий Аппия, описанной в источниках, или переиначивать сведения, приводимые древними авторами, таким образом, чтобы свести данную личность до уровня заурядного политика, не отмеченного какими-то особо выдающимися свершениями. В любом случае, традиционная враждебность к Аппию может отражать риторику позднейших периодов — как мы уже видели, Фабий Пиктор имел доступ к источникам, восходящим ко временам Фабия Руллиана — личного врага Аппия Клавдия.
Основной сложностью при рассмотрении Аппия как демократа является то, что в целом ряде случаев он выступал как защитник патрицианских привилегий и противник плебса. Так, в 300 г. до н. э. он активно противостоял плебисциту Огульния, согласно которому плебеи допускались в две главные жреческие коллегии, а также пытался не допустить плебеев до консульства и — в другой раз — провести выборы так, чтобы консулами стали только патриции.
Но, как заметил Моммзен (приведя в качестве примеров Перикла и Цезаря), аристократическая гордость совершенно не противоречит демагогическим методам. На деле сопротивление Аппия принятию закона Огульния (Lex Ogulnia) не представляет серьезной сложности, ведь этот закон ни в коем случае не был демократическим. Подобно прочим политическим реформам, проводившимся в эпоху противостояния патрициев и плебеев, он принес пользу лишь очень узкой группе состоятельных представителей плебса и никак не расширил права низших классов. Согласно закону Огульния, основные жреческие коллегии превратились в замкнутые, пополнявшиеся путем кооптации олигархические группировки, членство в которых было поделено поровну между патрициями и плебеями, входившими в состав новой знати. Отбор понтификов и авгуров никоим образом не зависел от воли народа (формировать эти коллегии путем выборов стали намного позднее), и любая кандидатура, неприемлемая для аристократических кругов, могла быть легко отклонена. Сам Аппий не был членом ни одной из рассматриваемых коллегий.
Что же касается попыток добиться того, чтобы консулами были выбраны только патриции, то наиболее правдоподобное объяснение заключается в том, что Аппий бросал вызов системе разделения власти между сословиями, а не собственно праву плебеев на консулат (именно такое толкование предлагает Ливий и его источники, см.: X. 15.8—9). Основной мишенью нападок в рассматриваемом случае являлись не политические права плебеев в целом, а, скорее, привилегированное положение плебейской знати, которая вне зависимости от желаний избирателей получала гарантированную долю высших магистратур.
63 Mommsen 1864—1879 [А 90] I: 287 слл.; ср.: Wiseman 1979 [В 190]: 85—89.


V. Рим во времена войн в Италии
471
Этот момент можно проиллюстрировать консульскими выборами 297 г. до н. э., на которых одним из кандидатов был сам Аппий (Ливий.
Х.15.7—12). Когда стало ясно, что народ выбрал Кв. Фабия Руллиана, который даже не был кандидатом (будучи действующим консулом, он председательствовал на выборах, и формально его кандидатура была незаконна), Аппий предложил временно отказаться от правил и признать консулами и его, и Фабия. Очевидно, именно такими могли бы быть результаты свободных выборов.
В конечном итоге Фабий отказался от должности, позволив Аппию Клавдию занять патрицианское место в коллегии консулов, и, таким образом, рассматриваемая проблема была решена. Но при этом принципиальный момент заключался в том, должны ли были комиции обладать правом избирать магистратами кого угодно, невзирая на правила. Аппий, судя по всему, настаивал именно на этом, ссылаясь на один из Законов ХП таблиц, согласно которому надо было «всякий раз считать правомочной ту волю народа, какую он изъявит последней» (Ливий. VII. 17.12. Пер. Н.В. Брагинской; Цицерон. Речь в защиту Луция Корнелия Бальба. 33). Другими словами, Аппий пытался доказать, что голосование на выборах представляло собой постановление народа и автоматически отменяло все предшествующие законодательные акты, которые могли ему противоречить.
Ливий прямо говорит о том, что Аппий рассуждал именно так, когда подвергся нападкам за то, что слишком долго занимал должность цензора (IX.33.9). В полной степени это заметно в речи, которую, согласно Ливию, произнес Аппий Клавдий Красе, дед Цека, во время рогаций Лици- ния и Секстия (Ливий. VI.40.15—20; cp.: Х.7.2). Таким образом, аргумент, который Ливий или его источник (и) приписали роду Клавдиев, является столь характерным и столь явно согласуется с реальной точкой зрения Аппия Клавдия Цека на права народа, что мы вполне обоснованно можем заключить: в исторической традиции сохранился подлинный образчик его политических взглядов.
Данное предположение представляется вполне правдоподобным, учитывая, что надежная информация о политических спорах рассматриваемого периода, вероятно, в большинстве своем уже была доступна Фабию Пиктору. Кроме того, нам известно, что в письменных источниках сохранились и слова самого Аппия. В историю литературы он вошел как отец латинской прозы. Ему приписывается ряд политических речей (одна из них, в которой Аппий выступал против мира с Пирром в 279 г. до н. э. (с. 548 наст, изд.), упоминается у Цицерона, см.: О старости. 16; Брут. 61) и трактат по юриспруденции (Цомпоний. Дигесты. 1.2.2.36). Кроме того, в Риме во времена Поздней Республики имел довольно широкое хождение сборник Аппиевых изречений (carmina), который был известен уже греческому философу Панетию (П в. до н. э.). Самое популярное из данных изречений, дошедшее до нашего времени, это поговорка «Faber est suae quisque fortunae» («Каждый кузнец своего счастья»). Ряд трудов, которые приписывались Аппию Клавдию, иногда считаются позднейшими


472
Глава 8. Завоевание Италии
подделками, но веских доказательств при этом не приводится64. Самое главное — в традиционном портрете Аппия действительно имеются подлинные штрихи. Именно это отличает его от Фурия Камилла, Манлия Торквата, Валерия Корва и прочих «картонных» героев Ранней Республики. По меткому замечанию Де Санктиса, Аппий Клавдий — первая действительно живая личность в римской истории65.
При этом, однако, нам совершенно ясно, что в своей политической деятельности Аппий плыл против течения. Его попытки демократизировать комиции и отстоять их верховную власть в конечном итоге оказались тщетными — народовластие в Риме так и не было установлено. Результатом политической борьбы IVв. дон. э., наоборот, стало формирование пекущейся только о собственных интересах и упорно держащейся за власть олигархии, которая ограничивала независимую политическую деятельность магистратов и одновременно ослабляла теоретическую верховную власть народных собраний.
Конечно, с первого взгляда этот результат может показаться в чем-то парадоксальным, учитывая, что политическая история анализируемого периода рассматривалась в римской традиции как долгая, но в конечном итоге увенчавшаяся успехом борьба за свободу и права римских граждан. Кроме того, у некоторых современных исследователей тоже можно встретить утверждения о том, что в рассматриваемое время Рим двигался по направлению к демократии66. Но при этом следует осознавать, что представления римлян о свободе (libertas) очень сильно отличались от современного (а если уж на то пошло, то и от древнего) понимания демократии. Для обычного гражданина «libertas» означала равенство перед законом и право обжалования (ius provocationis) произвольных решений магистратов. Оба эти принципа были оформлены в Законах ХП таблиц и подкреплены последующим законодательством — например, закон Валерия (Lex Valeria) 300 г. до н. э. подтвердил принадлежавшее гражданам право обжалования (Ливий. Х.9.3—6). История самого института «провокации» в римской Республике нам известна очень плохо (с. 269 слл. наст, изд.), а обстоятельства, в которых он функционировал на практике, вызывают бурные споры. Впрочем, как бы мы ни интерпретировали его значение, на самом деле римский идеал правовой свободы и равенства для всех граждан никогда так и не был воплощен в реальной политической свободе или равенстве политических прав. С политической точки зрения, «libertas» представляла собой аристократическое понятие, которое означало беспрепятственное функционирование системы иерархических институтов, а также свободу представителей элиты открыто и на равных правах бороться за политические должности.
Теория о том, что в IV в. до н. э. Рим постепенно развивался в демократическом направлении, основывается на том, что в это время народные
64 См., напр., мнение Грэтвика (A.S. Gratwick) в: Cambridge History of Classical Literature II: Latin Literature 1982 [B 24]: 138—139.
65 De Sanctis 1907-1964 [A 37] П: 216.
66 Cp. с замечаниями в изд.: De Martino 1972—1975 [A 35] I: 491 слл.


V. Рим во времена войн в Италии
473
собрания постепенно получили право принимать законы, обязательные для всех граждан. Заключительным шагом в данном процессе стал закон Гортензия (Lex Hortensia), принятый при совершенно неизвестных нам обстоятельствах — вероятно, в какой-то момент между 289 и 286 гг. до н. э. Из письменных источников мы знаем, что Кв. Гортензий, плебей, о котором больше ничего не известно, был назначен диктатором, чтобы разобраться с плебейскими волнениями, вызванными долгами. При этом мы не можем сказать, как возникла эта чрезвычайная ситуация или как из нее удалось выйти (но, что любопытно, закон Петелия 326 г. до н. э., похоже, действительно не решил долговой проблемы), однако наиболее знаменательным результатом кризиса 287 до н. э. стал закон, который, судя по всему, подтвердил принцип народовластия.
Впрочем, это впечатление является в значительной степени обманчивым. Рассматривать конфликт между патрициями и плебеями как борьбу за демократические права — значит неправильно понимать факты (а также, возможно, попасть в сети либеральных заблуждений). Основная проблема здесь, естественно, заключается в том, что очевидный успех плебса на деле так и не привел к установлению демократического правления. На этом основании историки начинают говорить о «срыве демократических планов римской политической элитой» и доказывать, что «эмбриональное развитие» демократии было каким-то образом прервано практически в самый момент рождения67. Другие же авторы предполагают, что в результате войн и завоеваний Римское государство стало столь процветающим, что народные массы согласились передать ведение дел сенату и не беспокоились об осуществлении тех демократических прав, которые действительно сумели получить68.
Несомненно, в этих предположениях есть определенное зерно истины. Смягчение — в результате успешных завоеваний — недовольства народа своим экономическим положением, без сомнения, привело к тому, что массы молчаливо согласились с олигархическим правлением, и создало определенный консенсус, который просуществовал вплоть до эпохи Грак- хов. Впрочем, это вовсе не означает, что государственное устройство Рима было «латентно демократическим» или что народ располагал конституционными средствами для того, чтобы в любое время отозвать свое согласие. На самом деле политические реформы IV в. до н. э. сократили власть плебейских собраний. Как мы уже видели (см. выше, с. 401 слл. наст, изд.), наиболее влиятельные плебеи осуществили свои желания и получили доступ в ряды знати, но в результате перестали представлять политические интересы остальной части плебса.
Закон Гортензия, несомненно, представлял собой весьма важную уступку (законодательство братьев Гракхов без него было бы невозможным), но не оказал серьезного влияния на базовую структуру римских политических институтов. Демократия в Риме так и не возникла, потому
67 Toynbee 1965 [А 131] I: 315 слл.
68 Наир.: Scullard 1980 [А 119]: 129-130.


474
Глава 8. Завоевание Италии
что народные собрания не могли функционировать как автономные органы. Они не собирались сами по себе — как, например, афинская эк- клесия, а созывались магистратами — консулами или преторами, если мы говорим о комициях (полноправных государственных собраниях), и трибунами, если речь идет о собраниях плебса (concilium plebis). Кроме того, народные собрания не имели никакой инициативы — они просто отвечали «да» или «нет» на вопросы (rogationes), ставившиеся перед ними магистратами, или выбирали из предложенных им кандидатов. Соответственно, роль рассматриваемых органов в политике была скорее пассивной, нежели активной, и всецело зависела от магистратов, которые имели право «советоваться с народом» (agere cum populo). В этом смысле, как отметил Моммзен, каждые выборы, каждое постановление или каждый судебный приговор представляли собой двусторонние акты69. При этом проблема заключалась в том, что две стороны подобного «договора» потенциально — а нередко и в действительности — противостояли друг другу. Магистраты далеко не всегда разделяли интересы народа и не были обязаны их выражать — хотя должностные лица выбирались народом, они ни в коем случае не были подотчетны ему ни в течение срока своих полномочий, ни по его окончании.
Простые граждане обладали весьма небольшой свободой слова — в том смысле, что у них не было доступа к каким-либо формальным средствам озвучивания собственного мнения и выдвижения политических инициатив. Обращаться к народу и предлагать законопроекты могли только магистраты. Граждане же не имели права ни обсуждать вынесенные на их рассмотрение предложения, ни вносить в них какие-либо изменения и дополнения. Отсюда следует, что римский народ мог отстаивать свои интересы только в сговоре с магистратами — особенно когда эти интересы противоречили желаниям правящего класса. Неудивительно, что подобные сговоры возникали очень нечасто, а когда это всё же происходило, олигархическая верхушка все равно могла использовать множество самых различных средств, чтобы сорвать принятие того или иного предложения — например, при помощи трибунского вето или путем объявления о неблагоприятных знамениях перед проведением собрания или во время него. Когда в 133 г. до н. э. плебейский трибун вступил в союз с народным собранием, пытаясь отстоять интересы бедняков в борьбе с имущими классами, это, вполне естественно, привело к насилию, кровопролитию и началу римской революции.
И еще два момента целесообразно упомянуть в связи с вопросом о демократии (или ее отсутствии) в Риме. Во-первых, голосование в собраниях было организовано по группам, а не основывалось на простом большинстве всех присутствующих и голосующих. Так, в трибутных комициях и собраниях плебса голосующими единицами были территориальные трибы, количество которых после 299 г. до н. э. составило тридцать три
69 	Mommsen 1887-1888 [А 91] Ш: 303-334.


V. Рим во времена войн в Италии
475
(окончательное число — 35 — было достигнуто в 241 г. до н. э., после добавления последних двух триб). Четыре из них были «городскими», а остальные именовались «сельскими». Смысл этого разграничения заключался в том, что (после провала реформы Аппия Клавдия) в сельские трибы записывались только землевладельцы и сельские жители, тогда как безземельные горожане были привязаны к четырем городским трибам и, следовательно, обладали весьма ограниченным правом голоса в пропорции к своей численности. Поскольку народные собрания проводились только в Риме, рассматриваемая система особо благоприятствовала богатым землевладельцам, которые жили в городе, но имели загородные поместья, и ставила в гораздо худшие условия как городской пролетариат, так и крестьян, которые владели небольшими участками земли, жили в отдалении от Рима и по вполне понятым причинам практического свойства не могли лично присутствовать на комициях.
В центуриатных собраниях голосующими единицами были сто девяносто три центурии, распределенные по пяти имущественным «классам» (с. 203 наст. изд.). Но это распределение осуществлялось в обратной пропорции к фактическому количеству граждан, в силу чего богатейший класс — в численном отношении относительно небольшой — включал намного большее количество центурий; вместе с восемнадцатью центуриями всадников восемьдесят центурий первого класса вполне могли обеспечить абсолютное большинство голосов. На другом краю центуриатной системы стояли пролетарии, которые не отвечали даже минимальным имущественным требованиям для вхождения в пятый класс и записывались в одну центурию. Более того, нередко их вообще не приглашали на голосование.
Итак, народные собрания были организованы таким образом, чтобы обеспечить наибольшее влияние самым состоятельным гражданам. Еще одним фактором, который придавал, в частности, центуриатным коми- циям консервативный характер, было деление центурий на iuniores (мужчин 17-45 лет) и seniores (мужчин 46 лет и старше). Поскольку и те, и другие составляли равное количество в рамках каждого класса, старшие граждане, которые представляли менее 30% всех избирателей, в плане политического веса более чем в два раза превосходили младших.
Второй же момент заключался в том, что баллотироваться на магистратские должности могли только представители элиты. Вне зависимости от наличия официального имущественного ценза, нам вполне ясно, что выдвигать кандидатуры на неоплачиваемые должности, которые к тому же могли быть связаны с весьма существенными расходами, могли только богатые люди. Кроме того, учитывая ограничения на предвыборную агитацию и отсутствие каких-либо средств для завоевания известности среди избирателей, человек, не имевший хороших связей и влиятельной поддержки, судя по всему, вообще не имел никаких шансов на успех. Что важно, само слово «nobilis» в буквальном переводе означает «известный».


476
Глава 8. Завоевание Италии
(Ь) 	Экономические и культурные изменения
Для периода Самнитских войн было характерно беспримерное увеличе- ние общественного и личного богатства римлян. Наиболее заметными при этом были земельные приобретения. Если по окончании Латинской войны в 338 г. до н. э. площадь ager Romanus составляла ок. 5,525 тыс. км2, а население — примерно 347,3 тыс. человек (см. выше, с. 437 наст, изд.), то к 264 г. до н. э. ее площадь достигла 26,85 тыс. км2, а население — 900 тыс. человек (рис. 47, с. 453 насг. изд.). В соответствии с этими показателями, римляне владели более чем 20% всей территории Апеннинского полуострова (примерно 125,445 тыс. км2) и составляли около 30% его населения (по оценкам специалистов, чуть более 3 млн чел.)70. Процесс экспансии повлек за собой весьма существенное перераспределение земельной собственности на присоединенных территориях, где на небольших наделах расселялись обнищавшие римские граждане. Основные этапы этого процесса были ознаменованы образованием новых сельских триб (рис. 49): Скаптийской и Мецийской — в 332 г. до н. э., Уфентинской и Фалернской — в 318 г. до п э., Анненской и Терентинской — в 299 г. до н. э. Дальнейшее крупномасштабное расселение римских граждан было осуществлено на землях, отнятых у сабинов и претутиев после кампаний М. Курия Дентата в 290 г. до н. э. Изначальные владельцы этих земель полностью или частично лишались прав собственности. Многие из них были убиты, обращены в рабство или выселены в другие области.
Имеющиеся у нас источники не позволяют выяснить, какое количество людей участвовало в этих проектах, однако предположение о том, что переселению подверглось от 20 до 30 тыс. взрослых римлян с домочадцами, представляется вполне обоснованным. Кроме того, римляне и их союзники извлекли выгоду и из основания латинских колоний, которые в период с 334 по 263 г. до н. э. заняли еще 7 тыс. км2 завоеванной земли и куда переселилось более 70 тыс. мужчин с семьями (см. табл. 9).
Увеличение богатства Рима нашло свое отражение и в развитии самого города (рис. 50), а также в росте его населения. Доходы от завоеваний в виде трофеев и контрибуций использовались для финансирования программ общественного строительства в таких масштабах, каких Рим не видывал со времен Тарквиниев. Согласно упоминаниям древних авторов, в 302—264 гт. до н. э. в Городе было построено четырнадцать храмов (см. табл. 10), однако это явно неполный список — восемь из четырнадцати известны нам из труда Ливия и относятся к периоду до 293 г. до н. э., который описан в полностью сохранившейся части «Истории». Кроме того, еще несколько храмов — которые либо не упоминаются в сочинениях древних авторов, либо надежно не отождествляются с постройками, известными из других источников, — знакомы нам по данным археологии. Это, в частности, храмы Портуна и Геркулеса Непобедимого (см. далее), а также два храма на площади Ларго-
70 	Afzelius 1942 [J 134]: 192; ср.: Brunt 1971 [А 21]: 59.


Рис. 49. Развитие римских триб, 387—241 гг. до н. э. (и основные римские дороги)


478
Глава 8. Завоевание Италии
Таблица 9
Латинские колонии. 334—263 гг. до н. э.
Дата
(дона)
Колония
Регион
Количество
взрослых
поселенцев-
мужчин
Нараста¬
ющий
итог
Площадь
(км2)
Нараста¬
ющий
итог
(км2)
334
Калы
Кампания
2,5 тыс.*
2,5 тыс.
100
100
328
Фрегеллы
Лаций
4 тыс.
6,5 тыс.
305
405
314
Луцерия
Апулия
2,5 тыс.*
9 тыс.
790
1195
313
Сатикула
Самний
2,5 тыс.
11,5 тыс.
195
1390
313
Свесса
Аврунков
Лаций
2,5 тыс.
14 тыс.
180
1570
313
Понтии
(Лаций)
0,3 тыс.
14,3 тыс.
10
1580
312
Интерамна-
на-Лирисе
Лаций
4 тыс.*
18,3 тыс.
265
1845
303
Сора
Лаций
4 тыс.*
22,3 тыс.
230
2075
303
Альба
Фуцинская
Центральные
Апеннины
6 тыс.*
28,3 тыс.
420
2495
299
Нарния
Умбрия
2,5 тыс.
30,8 тыс.
185
2680
298
Карсеолы
Центральные
Апеннины
4 тыс.*
34,8 тыс.
285
2965
291
Венузия
Апулия
6 тыс.
40,8 тыс.
800
3765
289
Гадрия
Центральные
Апеннины
4 тыс.
44,8 тыс.
380
4145
273
Пест
Лукания
4 тыс.
48,8 тыс.
540
4685
273
Коза
Этрурия
2,5 тыс.
51,3 тыс.
340
5025
268
Аримин
Умбрия
6 тыс.
57,3 тыс.
650
5675
268
Беневент
Самний
6 тыс.
63,3 тыс.
575
6250
264
Фирм
Пицен
4 тыс.
67,3 тыс.
400
6650
263
Эзерния
Самний
4 тыс.
71,3 тыс.
385
7035
Публ. по: A. Afzelius 1942 [J 134], с изменениями. (Все цифры даны по приблизительным подсчетам, за исключением тех, что отмечены (*), — они зафиксированы у Ливия.)
Арджентина (храм С и храм А), которые относятся, вероятно, к концу IV — началу Ш в. до н. э. (соответственно)71.
Эти общественные начинания свидетельствуют о быстром развитии Города в начале Ш в. до н. э. Конечно, определить точные темпы его роста и увеличения населения на конкретных этапах практически невоз-
71 См. статью Ф. Коарелли (F. СоагеШ) в изд.: Roma medio-repubblicana 1973 [В 401]: 117-120.


V. Рим во времена войн в Италии
479
Таблица 10
Строительство храмов в Риме. 302—264 гг. до н. э.
Дата (до н. э.)
Божество, которому посвящен храм
Местоположение
302
Салюс
Квиринал
296
Беллона Победительница
Цирк Фламиния (Марсово поле)
295
Юпитер Победитель
Квиринал?
295
Венера Милостивая
Большой цирк
294
Виктория
Палатин
294
Юпитер Остановитель
Палатин
293
Квирин
Квиринал
293
Форс Фортуна
Правый берег Тибра, у 6-го мильного камня
291
Эскулап
Тибрский остров
278
Сумман
Большой цирк
272
Коне
Авентин
268
Теллус
Карины (Эсквилин)
267
Палее
Неизвестно
264
Вертумн
Авентин
Публ. по: Wissowa 1912 [G 519]: 594—595; Виссова перечисляет еще восемнадцать храмов, вероятно относящихся к периоду с 293 по 218 г. до н. э., для которого полный текст Ливия отсутствует.
можно, но на основе имеющейся информации можно высказать определенные предположения. Согласно одной из оценок, в середине IV в. до н. а население Рима составляло ок. 30 тыс. человек, к 300 г. до н. э. оно возросло до 60 тыс., а во времена войны с Пирром превысило 90 тыс.72. Разумеется, эти показатели довольно приблизительны, однако они, без сомнения, дают вполне верный порядок возрастания — судя по всему, в начале Ш в. до н. э. Рим уже был одним из крупнейших городов Средиземноморья. Весьма значительным признаком его роста была потребность в строительстве акведуков, первым из которых был Aqua Appia, сооруженный в 312 г. до н. э., а следующим стал Anio Vetus, строительство которого было начато цензором М. Курием Дентатом в 272 г. до н. э.
Что касается снабжения продовольствием, то город с населением в 90 тыс. человек, вероятно, не мог прокормиться только излишками сельскохозяйственной продукции с собственной территории и вынужден был покрывать весьма существенную долю своих потребностей путем импорта — а в общей сложности Риму, судя по всему, требовалось более 18 тыс. тонн пшеницы (или продуктов аналогичной калорийности) в год.
72 Starr 1981 [А 125]: 15-26.


МАРСОВО ПОЛЕ
Рис. 50. Рим в начале Ш в. до н. э.


7. 	Храм Юпитера Всеблагого Величайшего (509 г. до н. э.)
2. Храм Юноны Монеты (344 г. до н. э.)
3. Храм Сатурна (497 г. до н. э.)
4. Ростра (338 г. до н. э.)
5. Храм Януса
6. Храм Семона Санка (466 г. до н. э.)
7. Храм Здоровья (Салюс) (302 г. до н. э.)
8. Храм Квирина (293 г. до н. э.)
9. Храм Юноны Лунины
10. Храм Теллус (268 г. до н. э.)
7 7. Храм Кастора (484 г. до н. э.)
12. Регия
13. Храм Весты
14. Дом весталок (Atrium Vestae)
15. Храм Юпитера Остановителя (294 г. до н. э.)
16. Храм Меркурия (495 г. до н. э.)
77. Храм Дианы
18. Храм Юноны Царицы (392 г. до н. э.)
19. Храм Минервы
20. Храм Цереры (493 г. до н. э.)
21. Великий алтарь Геркулеса (Ага Maxima Herculis)
22. Храм Геркулеса Непобедимого
23. Храм Портуна
24. Храм Фортуны и Матер Матуты (396 г. до н. э.)
25. Свайный мост (Pons Sublicius)
26. Мост Эмилия (Pons Aemilius)
27. Храм Эскулапа (291 г. до н. э.)
28. Храм Аполлона (431 г. до н. э.)
29. Храм Беллоны (296 г. до н. э.)
30. Ларго-Арджентина, Храм «С»
31. Ларго-Арджентина, Храм «А»
32. Храм Форс Фортуны (293 г. до н. э.)
33. Гробница Сципионов
0
100
200
300 м


482
Глава 8. Завоевание Италии
Единственное реалистичное предположение заключается в том, что необходимые импортные товары доставлялись в Город по воде. Поскольку в Остии на тот момент еще не было действующей гавани (небольшое римское поселение, основанное в начале IV в. до н. э., представляло собой лишь крепость, защищавшую устье реки), мы должны допустить, что значительную часть грузов перевозили по Тибру до Portus Tiberinus — речной пристани напротив восточной оконечности Тибрского острова.
Между прочим, литературная традиция подтверждает, что Тибр использовался для ввоза зерна с самого начала республиканского периода (если не раньше). В сочинениях древних авторов упоминается целый ряд случаев нехватки продовольствия, когда римляне были вынуждены закупать самое необходимое в Этрурии, Кампании и на Сицилии73. До всех этих мест из Рима можно было добраться по рекам или по морю. Рассказывая о событиях 411 г. до н. э., Ливий прямо сообщает о том, что зерно было привезено в Рим по Тибру из внутренних районов Этрурии, а также по морю — из прибрежных районов Этрурии и с Сицилии (TV.52.5—8).
Конечно, достоверность этих упоминаний о событиях V в. до н. э. вызывает весьма существенные сомнения, однако на данный момент большинство ученых готово принять их74. Определенный аргумент в пользу подобной точки зрения представляет собой тот факт, что применительно к IV в. до н. э. в источниках встречается намного меньше упоминаний о нехватках зерна. На это есть две причины. Во-первых, в IV в. до н. э. была в основном устранена одна из основных причин продовольственного кризиса — вражеские нападения: как мы уже видели, римляне старались вести войны на территории других народов, а не на своей собственной; во-вторых же, рост города вызвал необходимость ввозить хлеб на постоянной основе, а не только в моменты исключительного дефицита. Кроме того, военная мощь римлян теперь была столь значительной, что они, без сомнения, могли получить всё, что им требовалось, при необходимости — силой, и, соответственно, минимизировать последствия продовольственного кризиса. Впрочем, даже несмотря на это, нехватка продуктов питания всё же время от времени возникала — например, в 299 г. до н. э. (Ливий. Х.11.9 (в оригинале: Х.11.7. — В.Г.)).
Использование Тибра для перевозки зерна вполне естественно ставит вопрос о масштабах и характере морской торговли Рима в целом. Археологические исследования показали, что район тибрской пристани весьма часто посещался торговцами начиная с очень отдаленной эпохи75, однако для решения рассматриваемого нами вопроса еще более важным представляется то, что в конце IV в. до н. э. на упомянутой территории, судя по всему, осуществлялась весьма активная застройка. Именно к этому
73 Ссылки и обсуждение см. в: Ogilvie 1965 [В 129]: 256—257; ср. выше, с. 164 слл. наст.
изд.
74 Доказательства приводятся в работе: Momigliano 1956 [F 48]: 374 слл. (= Idem. Quarto Contributo: 331 слл.).
75 La Rocca 1977 [G 99]: 380 слл.


V. Рим во времена войн в Италии
483
периоду относятся древнейшие слои храма Портуна, а также храм Геркулеса Непобедимого, располагавшийся рядом с Великим алтарем (Ага Maxima). Великий алтарь тоже представлял собой место отправления культа Геркулеса и был издавна связан с внешней торговлей. При этом, конечно, было бы весьма заманчиво предположить, что здания, относящиеся к концу IV в. до н. э., отражают рост важности морской торговли для Рима в рассматриваемый период. Кроме того, исследователями было выдвинуто весьма любопытное предположение о том, что застройку вышеупомянутой части города следует отнести ко времени цензорства Аппия Клавдия, поскольку именно он реформировал священнодействия, совершавшиеся в честь Геркулеса на Великом алтаре, превратив их из культа, отправлявшегося родом Потициев, в культ, находящийся под управлением государства76.
Здесь также можно упомянуть о том, что представление о Риме как о крупном центре импорта противоречит общепринятому взгляду на римскую экономику в начале Ш в. до н. э. Согласно этому взгляду77, Рим рассматриваемого периода представлял собой простую сельскохозяйственную общину с практически натуральной экономикой и очень небольшими объемами торговли. Местное ремесленное производство находилось на зачаточном уровне и отличалось невысоким качеством изделий — предметы роскоши, найденные на территории Рима, судя по всему, были привезены из более развитых производственных центров Этрурии, Кампании или Великой Греции. Представители римского правящего класса были людьми весьма простыми в культурном плане и не особенно богатыми по сравнению с элитами других народов или по отношению к широким массам крестьянства. Древние авторы рассказывают немало историй о сенаторах с мозолистыми руками, которые сами работали на своих полях, жили в жалких лачугах и питались репой (см. прежде всего рассказ Плутарха о М. Курии Дентате: Марк Катон. 2.1). Наконец, самое главное — римляне были совершенно равнодушны к мореходству. Согласно Сенеке (О скоротечности жизни. 13.4), первым человеком, который убедил их выйти в море, был консул 264 г. до н. э. Аппий Клавдий Каудекс. Полибий же рассказывает о том, что в 260 г. до н. э. римляне вообще не располагали ресурсами для ведения морской войны, поскольку «никогда раньше не помышляли о море» (1.20.12).
Впрочем, данный традиционный взгляд вызывает определенные сомнения и — в той крайней форме, в какой он обрисован выше, — конечно, является совершенно неприемлемым. Мы не должны понимать буквально слова Полибия или принимать всерьез пассаж Сенеки. Основание береговых крепостей, выведение латинской колонии на Понтинские острова и плебисцит Деция 311 г. до н. э., согласно которому в Риме был создан
76 Ливий. IX.29.9-11; ср.: СоагеШ 1975 [В 308]: 279.
77 Наир.: Frank 1933 [G 71] I: 6; Rostovtzeff М. Social and Economic History of the Roman Empire (Oxford 1957): 13. Аргументированную критику традиционной точки зрения см. в работе Старра (Starr 1981 [А 125]), которой мы в основном следуем в наст, главе.


484
Глава 8. Завоевание Италии
небольшой флот под руководством двух флотоводцев («duumviri navales». — Ливий. IX.30.4), — всё это показывает, что в конце IV в. до н. э. римляне не так уж и безразлично относились к вопросам военно-морской обороны. Впрочем, целью упомянутых выше мер являлась прежде всего охрана побережья Лация от пиратов или вражеских нападений и, вероятно, оказание помощи сухопутным силам с моря (как, например, в 310 г. до н. э. — Ливий. IX.38.2) — и, соответственно, они могут не иметь вообще никакого отношения к вопросу о том, являлся ли Рим центром торговли. При этом вполне справедливым также остается высказанное традиционалистами соображение, согласно которому в имеющихся у нас источниках невозможно найти каких-либо указаний на то, что Римское государство проводило хоть какую-то «торговую политику». Конечно, во втором договоре между Римом и Карфагеном, заключенном в 348 г. до н. э. (и, согласно Ливию — IX.43.26, — возобновленном в 305 г. до н. э.), содержатся статьи, касающиеся торговли, но, поскольку в них предусматривается возможность посещения римскими торговцами Сицилии или Африки, следует признать, что основной целью этих статей однозначно была защита коммерческих интересов Карфагена, а не Рима (текст договора приводится у Полибия, см.: Ш.24: ср. с. 611 наст. изд.).
С другой стороны, едва ли можно серьезно утверждать, что римляне вообще не занимались торговлей. Данные археологии убедительно свидетельствуют о том, что на рубеже IV—Ш вв. до н. э. Рим представлял собой довольно значительный центр ремесла и торговли. Как обычно, наиболее многочисленная категория археологического материала в рассматриваемом случае — это керамика, и та информация, которую она нам предоставляет, является решающей. У исследователей практически нет сомнений в том, что в начале Шв. до н. э. в Риме производилось множество различных керамических изделий, включая весьма высококачественную посуду. Археологами обнаружены не только расписные блюда типа «Генуцилия», но и чернолаковая посуда, наиболее любопытными образчиками которой являются покулы (изящные сосуды для питья. — В.Г.)78. Впрочем, самой характерной группой керамического материала являются украшенные небольшими рельефными штампами чернолаковые сосуды, которые были сделаны в римской мастерской, известной нам под названием «Atelier des petites estampilles» [фр. — букв.: «мастерская маленьких штампов». — В.Г.). Говоря об этих высококачественных изделиях, которые в первые годы Ш в. до н. э. производились в весьма существенных количествах, следует непременно упомянуть о том, что они довольно широко экспортировались — рассматриваемые сосуды обнаружены не только во многих частях центральной Италии, но и по всему побережью южной Франции и северо-восточной Испании, на Корсике, в пунийской части Сицилии, а также на карфагенской территории в Северной Африке79.
78 См. статью Ж.-П. Мореля (J.-P. Morel) в изд.: Roma medio-repubblicana 1973 [В 401]: 43-46.
79 Morel 1969 [В 361]: 94 слл.


V. Рим во времена войн в Италии
485
При этом очень важно четко осознавать ограничения, характерные для подобных свидетельств. Мы вполне обоснованно можем предположить, что распространение находок римской изящной керамики представляет собой лишь верхушку айсберга и указывает на весьма широкий географический размах торговли — причем не только керамическими изделиями, но и иными товарами. Но при этом мы неспособны ни реконструировать содержание, объемы или механизмы этой торговли, ни оценить ее общую экономическую важность. Например, мы не можем сказать, какой процент римского валового продукта (который нам тоже неизвестен) приходился на долю ремесла и торговли.
Впрочем, те свидетельства, которые имеются в нашем распоряжении на данный момент, всё равно подтверждают точку зрения, которая качественно отличается от традиционных представлений, согласно которым Рим Ш в. до н. э. был простой сельской общиной. При этом следует особо подчеркнуть, что первые сторонники традиционной точки зрения вовсе не пытались создать некую «примитивистскую» модель римской экономики начала Ш в. до н. э. в манере кембриджской школы80. Наоборот, они были (если уж на то пошло) «модернистами», которые, делая упор на предположительно примитивном характере Рима, стремились именно изолировать его от более передовых экономических и культурных условий, господствовавших в начале Шв. до н. э. в прочих регионах Средиземноморья (и даже в Италии)81.
Но беспристрастная оценка археологических данных убедительно демонстрирует, что в рассматриваемый период Рим не был ни изолированным, ни отсталым в культурном плане. О высоком уровне материальной культуры свидетельствует не только продукция керамических мастерских, но и весь комплекс найденных артефактов: терракотовые статуэтки и миниатюрные погребальные алтари («арулы»), резные надгробные памятники из камня (среди которых почетное место занимает саркофаг консула 298 г. до н. э. Л. Корнелия Сципиона Барбата), изделия из бронзы и даже фрагмент чрезвычайно изящной фресковой живописи (рис. 2, с. 26 наст. изд.). Обнаруженный в гробнице на Эсквилине, этот фрагмент изображает историческую сцену с участием некоего Кв. Фабия. Согласно наиболее правдоподобной интерпретации, данная гробница принадлежала Кв. Фабию Руллиану, а картина представляла собой часть иллюстрированного рассказа о некоторых эпизодах Самнитских войн82. Самым же прекрасным образцом мастерства римских ремесленников рассматриваемого периода, сохранившимся до нашего времени, является Циста Фикорони — покрытый искусной гравировкой бронзовый ларец, обнару¬
80 Краткое и очень ясное изложение взглядов «кембриджских примитивистов» (прежде всего А.-Х.-М. Джонса и М.-А. Финли) см. в статье К Хопкинса (К Hopkins) в изд.: Gam- sey, Hopkins and Whittaker 1983 [G 77]: X—XIV.
81 Это совершенно ясно, по крайней мере, в отношении Франка: тот факт, что он явно отвергает всю теорию (Frank 1933 [G 71] I: УШ), делает его невольным модернистом.
82 См. статью Ф. Коарелли (F. СоагеШ) в изд.: Affreschi romani dalle raccolte delV Antiquarium comunale 1976 [В 277]: 3-11.


486
Глава 8. Завоевание Италии
женный в одной из гробниц Палестрины (Пренесте). Один из ведущих исследователей датировал его примерно 315 г. до н. э.83. В надписи на ручке говорится, что Циста была сделана в Риме мастером по имени Новий Плавтий. Хотя рассматриваемую находку исследователи иногда оставляют в стороне как уникальное исключение, у нас на самом деле нет причин подозревать, что Циста Фикорони не является типичным примером бронзовых изделий, которые производились в римских мастерских на рубеже IV— Ш вв. до н. э. Ее исключительность заключается лишь в том, что это единственная несомненно римская циста, сохранившаяся до нашего времени.
Кроме того, согласно сообщениям древних авторов, в рассматриваемый период в Риме начали воздвигать бронзовые статуи — в частности, конную статую консула 306 г. до н. а Кв. Марция Тремула (ср. выше, с. 457 наст, изд.) и бронзовую скульптурную группу, которая изображала близнецов Ромула и Рема с волчицей и была установлена в 296 г. до н. э. курульными эдилами Гн. и Кв. Огульниями. Эти двое также поместили бронзовое изваяние Юпитера в колеснице, запряженной четверкой лошадей, на крыше Капитолийского храма — вместо терракотовой статуи, которая стояла там с конца VI в. до н. э. (Ливий. Х.23.11—12). Три года спустя на Капитолии были воздвигнуты огромные бронзовые статуи Юпитера и Геркулеса, а на Комиции, согласно довольно странной истории, рассказываемой Плинием, римляне установили статуи Пифагора и Алкивиада — «мудрейшего и храбрейшего из греков» (историки не преминули указать на «западный» уклон, заметный в этом странном выборе)83а. Единственным образчиком республиканской бронзовой скульптуры, сохранившимся до нашего времени, является голова так называемого «Капитолийского Брута». Хотя исследователи обычно относят ее именно к рассматриваемому периоду, датировка — и даже аутентичность — «Брута» до сих пор вызывает немало споров84.
Единственным свидетельством, которое противоречит подобному представлению о Риме как о процветавшем и изысканном городе, является то, что в позднейшей традиции его аристократические лидеры изображаются как образец умеренности и простоты. Но в действительности предполагаемая бедность людей типа М. Курия Дентата и Г. Фабриция Лусцина является мифом. Истории, которые рассказывают о них древние авторы, гораздо больше говорят нам о позднейшей римской идеологии, чем об экономических условиях начала Ш в. до н. э., — в любом случае реальное экономическое положение описываемых людей интересовало упомянутых выше авторов гораздо меньше, нежели тот моральный пример, который они подавали. Здесь же следует отметить, что рассматри¬
83 Dohm 1972 [В 321].
83а Очевидно, имеется в виду то, что оба эти деятеля были тесно связаны с западногреческим миром: Пифагор довольно долгое время жил и трудился в южной Италии, а Алки- виад был инициатором Сицилийской экспедиции во время Пелопоннесской войны. — В. Г.
84 Об общепринятой датировке (начало III в. до н. э.) см.: Bianchi Bandinelli 1972 [G 14]: 29.


V. Рим во времена войн в Италии
487
ваемые поучительные рассказы практически однозначно распространялись Катоном Старшим, который описывал Дентата и ему подобных по своему собственному образу — и, конечно, было бы неразумным, реконструируя образ жизни римских аристократов Ш в. до н. э., основываться на идеологических конструкциях Катона.
Далее, характер описываемых нами экономических и культурных изменений можно также проиллюстрировать, рассмотрев три особые тенденции, которые наметились в эпоху завоеваний. Во-первых, это было развитие рабства. Мы уже видели, что в IV в. до н. э. Рим был на пути к тому, чтобы стать рабовладельческим государством (см. выше, с. 401 наст, изд.), а зафиксированные для начала Ш в. до н. э. случаи массового обращения в рабство, судя по всему, весьма значительно поспособствовали развитию данного процесса. Конечно, у нас довольно мало информации о его социальных и экономических последствиях, но мы вполне способны составить достаточно правдоподобное представление о происходивших изменениях.
Прежде всего у нас есть определенные основания предполагать, что множество рабов работало в домах римских богачей, а также на торговых и ремесленных предприятиях города; они увеличили численность городского населения и со временем изменили его состав. На протяжении всего периода Республики основной причиной роста численности городского плебса был ввоз и последующее освобождение рабов. Как мы уже видели, социальные последствия данного процесса начинали ощущаться уже во времена цензорства Аппия Клавдия.
Кроме того, очень вероятно, что рабский труд широко использовался в сельском хозяйстве. Это утверждение опровергнуть довольно сложно, даже если согласиться с истинностью морализирующих рассказов о том, что сенаторы Ш в. до н. э. сами обрабатывали собственные поля. Достаточно вспомнить весьма показательную историю о Катоне, который гордился тем, что юношей работал вместе со своими рабами (Плутарх. Марк Катон. 3.2).
Распространение крупных имений, на землях которых использовался рабский труд (latifundia), исследователи обычно относят ко времени после Второй Пунической войны, но это предположение точно не подтверждается. Наоборот, у нас есть веские причины полагать, что рабы трудились на земле начиная с конца IV в. до н. э. Это утверждение основывается на трех взаимосвязанных аргументах. Во-первых, как мы уже видели, исчезновение долговой кабалы (официально отмененной законом Петелия 326 г. до н. э.) должно было породить потребность в альтернативном источнике трудовых ресурсов для работы на полях богачей — потребность, которую могли удовлетворить только рабы. Во-вторых, обедневшие крестьяне, освободившись от зависимости, остались практически без средств к существованию — не считая собственных участков, размер которых был явно недостаточным, чтобы прокормить семью. Выход из этого бедственного положения обеспечили успешные войны и колонизация завоеванных территорий. В-третьих, массовое переселение десятков тысяч


488
Глава 8. Завоевание Италии
бедных крестьянских семей привело, скорее всего, к постепенному опустению старой ager Romanus — явлению, которое действительно упоминается в источниках классического периода85, — и подразумевало радикальные изменения в организации земельных владений и способов их эксплуатации. Судя по всему, земля оказалась сконцентирована в рамках крупных владений и стала обрабатываться рабами, заменившими собой бывших мелких землевладельцев.
Рассматриваемая модель предполагает существование постоянного обмена населением — бедные римские граждане отправлялись колонизировать земли, чьи коренные жители попадали в Рим в качестве рабов. Данный процесс осложнялся изменениями в сфере относительного распределения населения на старой ager Romanus, которые прежде всего заключались в возрастании доли городских жителей и в соответствующем сокращении сельского населения. При этом те же самые земли теперь обрабатывались меньшим количеством людей — поскольку последние являлись рабами, их можно было более активно эксплуатировать и более эффективно организовывать для получения большего объема излишков. Повышение производительности, в свою очередь, стимулировалось развитием городского рынка в разраставшемся и процветавшем Риме.
По причине отсутствия конкретных свидетельств данная реконструкция должна оставаться гипотетической, однако ее несомненным преимуществом является то, что она хорошо объясняет массовое порабощение захваченных в ходе войн пленников (которых нужно было как-то использовать) и экономический рост, на который указывает увеличение количества римлян, не занимавшихся сельскохозяйственным трудом.
Второй показательной тенденцией служит появление первых римских монет. Конечно, вопросы о том, когда, где и почему Римское государство начало чеканить монету, вызывают весьма бурные споры, связанные со множеством сложных проблем технического характера. Далее мы вкратце представим наиболее убедительную с нашей точки зрения современную реконструкцию, с учетом того, что некоторые ее моменты всё еще вызывают немало сомнений86.
Использование металлических денег представляло собой греческий обычай, который был довольно рано принесен в Италию жителями городов Великой Греции. Монеты, чеканившиеся италийскими греками, имели в основном локальное хождение, но к концу IV в. до н. э. начали проникать в некоторые регионы южной Италии, населенные коренными народами. Более того, к этому времени собственные монеты начали чеканить по греческому образцу и некоторые негреческие общины (особенно в Кам¬
85 Brunt 1971 [А 21]: 345 слл., с полными ссылками. Данный исследователь отмечает, что древние авторы, сетовавшие на снижение численности населения, имели в виду только свободных людей и совершенно не принимали во внимание рабов.
86 Я следовал версии Кроуфорда (Crawford 1974 [В 210]; 1985 [В 212]: 25 слл.), а также Бёрнетта (Burnett 1977 [В 202]: 92 слл.; 1978 [В 203]: 121 слл.). Иную датировку и интерпретацию некоторых проблем см. в гл. 10 (с. 553 наст. изд.).


V. Рим во времена войн в Италии
489
пании, а также в Апулии и Аукании). Чеканка монет без существенных перерывов продолжалась к тому же и в некоторых греческих городах, которые в конце V в. до н. э. были захвачены племенами, говорившими на языках оскской группы (например, в Кумах) (см. выше, с. 344 сл. наст, изд.).
Первые римские монеты были отчеканены — от имени Республики — в Кампании. Таким образом, возникновение в Риме монетной системы явилось следствием его политического вмешательства в кампанские дела. Древнейшие «римско-кампанские» монеты датируются IV в. до н. э. и относятся к единичным и спорадическим выпускам. Самой первой, вероятно, была группа бронзовых монет с головой Аполлона на аверсе и изображением быка с человеческой головой и греческой легендой «ΡΩΜΑΙΩΝ» — на реверсе (.RRC I). Эти типы8ба являются чисто неаполитанскими, на основании чего вполне можно предположить, что рассматриваемые монеты были отчеканены в Неаполе вскоре после заключения договора с Римом в 326 г. до н. э. и, возможно, в память о нем. Вероятно, они имели хождение только в Кампании и в гораздо большей степени относятся к истории денежного обращения в Неаполе, чем в Риме.
Намного более важным является первый выпуск римских серебряных монет — дидрахм с изображением головы Марса на аверсе и головы коня и легендой «ROMANO» на реверсе [RRC 15; рис. 51а). По всей видимости, это был единичный выпуск, который датируется примерно 310 г. до н. э. Судя по количеству штемпелей, в его рамках было отчеканено довольно много монет, которые имели весьма широкое хождение на Юге (но, очевидно, не в Риме). Место чеканки неизвестно, но, вероятно, это тоже был один из кампанских городов — при изготовлении монет использован неаполитанский весовой стандарт. Единичный выпуск подобного рода практически однозначно был отчеканен для конкретной цели, предположительно — для реализации какого-то проекта, требовавшего больших затрат со стороны государства. Наиболее вероятный вариант — это строительство Аппиевой дороги (Via Appia) в 312—308 гг. до н. э. И вновь весьма значительное новшество, судя по всему, увязывается с именем Аппия Клавдия Цека87.
Упомянутые выше спорадические единичные чеканки уступили место регулярному выпуску римских монет лишь во время войны с Пирром, которая, по всей видимости, явилась переломным событием в истории денежного обращения в Италии. Военные нужды заставили многие греческие города уменьшить вес своих монет, а некоторые вообще прекратили их чеканку. С другой стороны, на землях Италии, не занятых греками, металлические деньги получили намного более широкое хождение, чем когда-либо ранее, и впервые проникли в Самний и центральные Апеннины. Всё это было следствием активности римлян и практически
803 Монетный тип — совокупность изображений и надписей на аверсе и реверсе монет одного номинала и времени выпуска. — В. Г.
87 	Crawford 1982 [В 211]: 99 и 1985 [В 212]: 28 слл. — пересмотр точки зрения, приведенной в изд.: Crawford 1974 [В 210] I: 37-38, 133.


490
Глава 8. Завоевание Италии
однозначно отражало тот факт, что люди из упомянутых регионов начали служить в союзных отрядах римской армии.
Во время войны с Пирром увидел свет второй выпуск римских серебряных дидрахм (с изображением Аполлона на аверсе и скачущего коня и легендой «ROMANO» — на реверсе, см.: RRC 15; рис. 51Ь) и стали появляться весьма примечательные серии бронзовых монет. Бронзовые монеты чаще отливались, а не чеканились, и их вес составлял один фунт (асе — 324 грамма) или определенную долю фунта (семис, триент, квадрант и т. д.)87*. С литыми бронзовыми монетами были тесно связаны большие бронзовые слитки в виде бруска весом около пяти фунтов (RRC 3—12). Это была очень характерная форма, не встречающаяся больше нигде за пределами Апеннинского полуострова. При этом, однако, в центральной Италии подобные монеты были распространены весьма широко и производились во многих центрах, преимущественно — если не исключительно — в подражание Риму.
Мы точно не знаем, когда первые серебряные монеты были отчеканены в самом Риме (а не в Кампании), однако, вероятнее всего, это был 269 г. до н. э., который древние авторы считали переломным моментом в истории римской серебряной монеты. В этом году, вероятно, был отчеканен очень крупный выпуск серебряных дидрахм с изображением Геркулеса на аверсе и волчицы с близнецами и легендой «ROMANO» — на реверсе [RRC 20; рис. 51с). Эти монетные типы весьма интересны и напоминают о том, что металлические деньги представляли собой средство, при помощи которого государство могло заявить о себе всему миру. После упомянутых выше монет была выпущена — накануне Первой Пунической войны — серия дидрахм с изображением головы богини Ромы в шлеме на аверсе и богини Виктории, с надписью «ROMANO», — на реверсе [RRC 22; рис. 5Id). Подобные типы явно указывают на возраставшую уверенность Рима в собственных силах и осознание своего огромного могущества.
С экономической точки зрения, введение монетной системы как таковое не играло огромной роли. Важным моментом в ранней истории денежного обращения было официальное признание определенного количества металла денежной единицей, вне зависимости от того, имела ли эта фиксированная единица форму монеты. В Риме такой фиксированной единицей был асе — фунт бронзы, который представлял собой официальную меру стоимости задолго до появления монет — так, например, греческий историк Тимей, судя по всему, приписывал введение асса царю Сервию Туллию (это наиболее вероятная интерпретация весьма сомнительного текста)88. Впрочем, как бы то ни было, история денежного обращения в Городе началась задолго до IV в. до н. э.
Из всего этого следует, что сильно ломать голову над объяснением введения монетной системы в Риме в принципе не стоит. Как правило, древ-
87а Семис [лат. semis) — «половина»; триент [лат. triens) — «треть»; квадрант (лат. quadrans) — «четверть», и т. д. — В.Г.
88 	Crawford 1976 [G 42]: 198 слл.


Рис. 5 Ία. Серебряная дидрахма с изображением головы Марса на аверсе и конской головой и легендой «ROMANO» на реверсе. Ок. 310 г. до н. э.? (Публ. по: RRC 13.)
Рис. 51Ь. Серебряная дидрахма (ок. 275—270 гг. до н. э.) с изображением головы Аполлона (легенда: «ROMANO») на аверсе и коня, вставшего на дыбы, — на реверсе (RRC 15).
Рис. 51с. Серебряная дидрахма (269—266 гг. до н. э.) с изображением головы Геркулеса на аверсе и близнецов, сосущих молоко волчицы (легенда: «ROMANO»), — на реверсе (RRC 20).
Рис. 5 Id. Серебряная дидрахма (265—242 гг. до н. э.) с изображением головы богини Ромы в шлеме на аверсе и Виктории, с легендой «ROMANO», — на реверсе (RRC 22.1).


492
Глава 8. Завоевание Италии
ние государства выпускали монеты скорее по финансовым, нежели по экономическим причинам. Иначе говоря, монетная система обеспечивала весьма удобное средство для распределения военной добычи или для осуществления выплат большим группам людей — например, солдатам или работникам. Монеты не выпускались для облегчения процесса обмена или оказания содействия проведению определенной кредитно- денежной политики. Римляне IV в. до н. э., судя по всему, приняли решение о выпуске металлических денег преимущественно из соображений престижа. Экономическое значение подобного шага было, вероятно, минимальным, но, с точки зрения культуры, появление римских монет стало событием огромной важности. Монеты были греческим изобретением, и то, что римляне стали их использовать, указывает на сознательную попытку войти в культурную среду эллинистического мира. Это подводит нас к последней из трех тенденций, о которых мы упоминали выше, а именно — к растущему влиянию эллинизма на жизнь Города.
Влияние греческой культуры на Рим можно проследить с самого начала его истории. Данные археологии показывают, что греческие артефакты и технические приемы проникали в центральную Италию уже в УШ в. до н. э., а в архаическую эпоху эллинские идеи оказывали весьма глубокое воздействие на политические, юридические и религиозные институты города на Тибре. Но в течение V в. до н. э. контакты Рима с греческим Миром сократились, поскольку Город вступил в длительную полосу кризиса и изоляции.
Когда же во второй половине IV в. до н. э. Город превратился в мощное военизированное государство, отношения с греческим миром были восстановлены на новых основаниях. Возобновившееся влияние греческой культуры проявлялось при этом не только в памятниках и артефактах (по мере того, как Рим, вместе с остальной Италией, перенимал эллинистические стили и техники), но и в сфере политики и религии. Нам представляется несомненным, что лидеры типа Кв. Публилия Филона и Аппия Клавдия Цека испытали на себе весьма сильное влияние демократических политических идей и практик. Что особенно любопытно — первый из упомянутых деятелей, насколько мы знаем, был первым представителем римской знати, взявшим себе греческое прозвище. Немного позднее его примеру последовали П. Семпроний Соф (консул 304 г. до н. э.) и Кв. Марций Филипп (консул 281 г. до н. э.).
Кроме того, в рассматриваемое время в Риме появляется целый ряд греческих культов — прежде всего конечно же культ бога-целителя Эскулапа, которому в 291 г. до н. э. был посвящен храм на Тибрском острове. В период Самнитских войн римляне учредили целый ряд весьма подходящих к случаю воинственных культов — Виктории (Победы), Юпитера Победителя, Беллоны Победительницы и Геркулеса Непобедимого. Эти «победные культы» были, по всей видимости, основаны на эллинистических образцах89.
89 Weinstock 1957 [G 515]: 211 слл.


V. Рим во времена войн в Италии
493
В отличие от односторонних отношений архаической эпохи, длительный и не всегда безоблачный роман, который завязался в IV в. до н. э., был взаимным. Римская увлеченность греческой культурой сопровождалась пристальным вниманием, которое греки стали уделять городу на Тибре. Список греческих интеллектуалов, которые в рассматриваемый период интересовались Римом и римлянами, очень напоминает настоящий справочник греческих мыслителей того времени: философы Аристотель, Феофрасг и Гераклид Понтийский, историки Дурис, Иероним, Каллий и Тимей, поэты Каллимах и Ликофрон, а также ученый Эратосфен. Свидетельства этого хорошо известны и уже много раз становились предметом отдельного исследования, в силу чего воспроизводить их здесь нет нужды90.
Греки пытались понять малоизвестную италийскую республику, которая из ничего превратилась в мировую державу и в 275 г. до н. э. одержала поразительную победу в войне с Пирром. Но и римляне, судя по всему, тоже стремились приспособиться к тому положению, в каком оказались. Восторженное заимствование эллинистических образцов было частью данного поиска собственной идентичности. Это стало очевидно в конце Ш в. до н. э., когда Фабий Пиктор представил на суд публики полный пересказ римской исторической традиции. Его «История Рима»9021 — первая из созданных самими римлянами — была написана на греческом языке.
90 Очень глубокое и остроумное рассмотрение данного вопроса см. в изд.: Momigliano
!975JA 88]: 12-21.
90а Чаще именуется «Анналами» (лат. Annales). — В.Г.


Глава 9
И.-С. Стейвли
РИМ И ИТАЛИЯ В НАЧАЛЕ III В. ДО И. Э.
I. Римское содружество
К 280 г. до н. а, когда Пирр Эпирский первый раз ступил на землю Италии, Рим уже установил свой контроль — прямой или косвенный — над широкой полосой территории Апеннинского полуострова, простирающейся от берега до берега и протянувшейся по всей его длине на расстояние более 240 км (карты 6—7, с. 422 сл. наст. изд.). Только ager Romanus, территория которой представляла собой «основное владение» (dominium) Римского государства, в течение всего шестидесяти лет увеличилась в восемь раз — с 2 тыс. до примерно 16 тыс. км2 (ср. также рис. 47, с. 453 наст, изд.). Из центральной зоны, в состав которой входили изначальные городские трибы, а также трибы, созданные на вейянской территории, ager Romanus дала три отдельных «отростка». Первый из них — по длине намного превосходивший остальные — охватил практически весь прибрежный пояс от Тибра до города Кумы в юго-восточном углу Кампанской равнины. Основная часть этой территории была населена гражданами, обладавшими полным избирательным правом, — жителями таких латинских городов, как Ланувий, Ариция и Лавиний, а также римскими поселенцами, которые были включены в состав шести новых триб, образованных по линии вдоль Аппиевой дороги к северо-западу от Таррацины и на плодородных землях в нижнем течении рек Лирис и Вольтурн. За исключением старых латинских поселений в Ардее и Цирцеях, а также очень небольших прибрежных колоний в Анции, Таррацине, Мшпурнах и Синуэссе, оставшаяся часть рассматриваемой полосы (прежде всего Велитры, При- верн, Фунды, Формии и более мелкие города Кампании) была занята гражданами без права голоса (cives sine suffragio)1. Второй «отросток» ager Romanus протянулся на восток от Рима и был в основном отделен от прибрежной полосы линией латинских колоний и союзных городков. В его состав входили наделенные полными гражданскими правами муниципии Номент, Пед, Тускул и (возможно) Лабики, а также земли, которые использовались для подушной раздачи римским гражданам на террито¬
1 	Иная точка зрения на статус Лавиния и Велитр изложена выше — с. 431, 434 сл. наст. изд.


I. Римское содружество
495
рии Анненской трибы, к востоку от Тибура, и Публилиевой трибы, к северу от Анагнии2. Хотя упомянутая выше линия была разорвана дружественными Риму городками латинов и герников, сохранившими свою независимость, она проходила через земли эквов, а также городов Фрузи- нон и Анатия и доходила до Арпина в среднем течении Лириса. Наконец, в состав третьего «отростка» входили территории, которые Рим приобрел позже всего, стремясь вклиниться во внутренние районы полуострова. Этот «отросток» протянулся в северо-восточном направлении от среднего течения Тибра до побережья Адриатики к югу от Аскула и поглотил земли эквиколов и сабинов, скорее всего — умбрские городки Сполетий и Фульгины, а также, по крайней мере, часть владений вестинов. Несколько позднее, после победы в битве у Вадимонского озера и разгрома сенонов в 283 г. до н. э., Рим присвоил себе отдельную полосу Адриатического побережья — так называемую ager Gallicus, где в том же году была основана небольшая колония римских граждан — Сена Галльская. Хотя на тот момент М. Курий Дентат уже запустил широкомасштабную программу заселения новых земель, территории этого восточного «отростка» еще не были включены в состав римских триб.
Рука об руку с присоединением новых земель шло основание латинских колоний — поселений, которые изначально задумывались как крепости и, соответственно, располагались таким образом, чтобы служить оборонительными оплотами на границе между территорией потенциального врага и владениями Рима и его друзей (табл. 9; рис. 48). Так, пять колоний — Фрегеллы, Интерамна Суказинская, Свесса, Калы и Сатикула — занимали большую часть территории, отделявшей прибрежную полосу ager Romanus от самнитских племен на севере, Луцерия была более изолированной и защищала позиции Рима в северной Апулии, а более поздние колонии, основанные примерно на рубеже столетий — Сора, Карсео- лы, Альба Фуцинская и Нарния, — играли жизненно важную роль в стремлении Рима отрезать самнитов от Этрурии. Два новейших на тот момент поселения располагались на гораздо более значительном расстоянии от Рима, но служили аналогичным целям, только в изменившихся обстоятельствах — после разгрома самнитов: одна из этих колоний, Венузия, основанная в 291 г. до н. э., была расположена в стратегически важном месте на общей границе между самыми южными племенами самнитов, дружественными Риму городами северной Апулии и потенциально враждебными племенами луканов; другая же, Гадрия, основанная в 289 г. до н. э., лежала на побережье Адриатики, возвышаясь над прибрежной дорогой, шедшей с севера на юг, и помогая контролировать племена Пи- Цена.
Названия и количество общин, которые уже находились в союзных отношениях с Римом по договору 281 г. до п а, нам известны хуже, но — хотя в отношении самнитов еще не было принято никакого окончательного решения — мы едва ли можем сомневаться в том, что в рассматри¬
2 	Это расположение tribus Publilia отстаивает Тэйлор (Taylor 1960 [G 733]: 52 сл.). Белох (Beloch 1926 [А 12]: 357 сл.) помещал ее южнее, на прибрежной полосе.


496
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
ваемый период уже начала оформляться система индивидуальных договоров, образовавшая прочную основу для отношений Рима с его италийскими соседями. Ряд независимых городков, располагавшихся вдоль линии Латинской дороги до Капуи — в том числе Фабратерия, Аквин и Теан, — некоторое время уже значился в числе римских союзников, а победа при Сентине помогла римлянам скрепить уже существовавшие отношения с племенами марсов, пелитов, вестнов, марруцинов и френганов, а также с селениями северной Апулии, протянувшимися вдоль восточной границы Самния по меньшей мере до Канузия на юге. Отношения Рима с городами Этрурии, вероятно, основывались не на договорах (foedera), а на серии перемирий (indutiae), заключавшихся на разные периоды времени3, и, возможно, четыре города — Арреций, Кортона, Перузия и Клу- зий, — которые в 294 г. до н. э. заключили с римлянами мир на сорок лет, лежали на северной границе сложившейся на тот момент сферы интересов Содружества. С другой стороны, к востоку от Тибра, в Умбрии, нам известно лишь два города, связанных с Римом договором: Окрикул — на дальнем юго-западе и Камерин — на севере.
Таковы были размеры Римского содружества в 281 г. до н. э. Впрочем, за какие-то шестнадцать лет между вторжением Пирра и началом Первой Пунической войны распространение власти Рима по территории Италии было гораздо более эффектным, чем за предшествующие шестьдесят. Подробный рассказ о вмешательстве римлян в дела греческих городов Юга и о последующем противостоянии с Пирром приведен в отдельной главе4. Результатом рассматриваемых процессов стало поглощение всей южной половины полуострова. При этом с греческими городами, которые, подобно Риму, представляли собой города-государства и — в лице части своих жителей — довольно давно занимали проримскую позицию, римляне обошлись наиболее благосклонно: вне зависимости от того, какую роль эти города играли в ходе войны, они вступили в союз с Римом без территориальных потерь. Племена же Аукании и Бруттия, расположенного на южной оконечности Апеннинского полуострова, на протяжении многих лет служившие источником беспокойства для греков, были лишены части своих земель: бруттии — лесистой местности, реквизированной для получения корабельного леса, а луканы — плодородной равнины на побережье Салернского залива, где в 273 г. до н. э. была основана крупная латинская колония Пест, а также полосы территории на севере, куда, согласно Страбону5, несколькими годами спустя были переселены пиценты. На густонаселенные ретоны южной Апулии и Мессапии римляне не обращали внимания до 267—266 гг. до н. э., когда римская армия вошла в эту область, чтобы навязать местному населению договоры о союзе и, возможно, использовать видимость сопротивления как предлог для конфискации земель вокруг природной гавани Брундизия — го¬
3 См.: Scullard, 1967 [А 118]: 274; Харрис (Harris 1965 [J 174]: 282-292; 1971 [J 175]: 94—96) отстаивает точку зрения о заключении регулярных договоров (foedera)
4 См. гл. 10.
5 Страбон. V.4.13, р. 251С; ср.: Плиний Старший. Естественная история. Ш.70.


I. Римское содружество
497
рода, где в 244 г. до н. э. была основана латинская колония и который впоследствии превратился в процветающий торговый порт на южной оконечности продленной Аппиевой дороги. После изгнания Пирра было найдено и окончательное решение самнитской проблемы. Конфедерация племен была разбита на три части: собственно Самний — на севере, Гир- пин — на юге и Кавдий, позднее разделенный на несколько более мелких районов, — на западе. Кроме того, к римским владениям была присоединена широкая полоса земли, которая впоследствии стала контролироваться такими муниципиями, как Аллифы, Венафр, Казин, Атина и, вероятно, Авфидена. В результате между самнитскими племенами и марсами и пелигнами, жившими дальше к северу, образовался клин римских земель. При этом, в соответствии с прочно установившейся практикой, в стратегических точках были основаны две «сторожевые» латинские колонии: первая — в 268 г. до н. а в Беневенте, на общей границе между тремя новыми регионами Самния, а вторая — пять лет спустя, в Эзернии, в углу вытянувшейся дугой новоприсоединенной самнитской территории.
Впрочем, несмотря на затянувшееся участие в делах юга Италии в рассматриваемый период, римляне нашли время и силы и для того, чтобы укрепить свое положение на территориях к северу и востоку от Города — как посредством дальнейшего присоединения и заселения земель, так и путем расширения системы союзов. В частности, в отношениях с этрусскими соседями Рим, судя по всему, занял особенно агрессивную позицию. Когда в 283 г. до н. э. началось вторжение бойев на юг, несколько этрусских городов расторгли свои договоры с римлянами и присоединились к нападению, в результате чего после битвы у Вадимонского озера римские войска целых два года воевали в Этрурии6. К сожалению, в Триумфальных фастах среди городов, войска которых были разбиты в 280 г. до н. э., упоминаются только Вольсинии и Вульчи, а также — просто триумф «над этрусками» («de Etrusceis») в предшествующем году, в силу чего оценить масштабы отступничества этого народа довольно сложно. Кроме того, мы не располагаем данными о каких-либо карательных действиях, предпринятых в анализируемый период, или о последующем возобновлении каких-либо договоров. При этом, однако, нам совершенно ясно, что рассматриваемому региону римляне уделили самое серьезное внимание, как только изгнали из Италии Пирра. Согласно Диону Кассию7, в 274 или 273 г. до н. э. ближайший этрусский сосед римлян, город Цере, с которым они на протяжении более ста лет поддерживали особые отношения гостеприимства (hospitium) (с. 378 сл. наст, изд.), был принужден уступить половину своих земель и войти в состав Римского государства на правах муниципия без права голоса (municipium sine suffragio). Что послужило поводом для этого, нам неизвестно, однако, поскольку на рассматриваемом этапе агрессия со стороны церийцев едва ли была возможна, можно лишь предположить, что это был некий акт оппортунизма, который римляне, вероятно, объяснили предательством — реальным или мнимым —
6 О проблеме датировки этих событий см. выше, с. 452 наст. изд.
7 Дион Кассий. Фрг. 33. Vol. 1: 138 Boiss.


498
Глава 9. Рим и Италия в начале 111 в. до н. э.
некоторых жителей Цере во время войны 282—280 гг. до н. э. Конечно, Риму было очень выгодно присоединение территории, расположенной так близко к городу и обеспечивавшей естественный выход к морю. Кроме того, заинтересованность римлян в рассматриваемом регионе иллюстрируется основанием здесь в Первую Пуническую войну трех прибрежных колоний8. В том же самом году, судя по всему, Рим пересмотрел отношения с северными соседями церийцев. Вульчи и Вольсинии, которые, как нам известно, нарушили договор с римлянами в 283—280 гг. до н. э., были в качестве наказания лишены весьма внушительной части своей территории, на которой в 273 г. до н. э. была основана латинская колония Коза. Тарквинии, располагавшиеся между упомянутыми выше городами и Цере, напрямую древними авторами не упоминаются, но на определенном этапе у них также была отнята часть земель—о чем, в частности, свидетельствует тот факт, что во П в. до н. э. на их территорию была выведена колония Грависки. Большинство исследователей полагает, что этот акт конфискации и изменение условий союза между Римом и Тарквиния- ми относятся к 268 г. до н. э., когда истек сорокалетний срок действия предшествующего договора, однако для оправдания конфискации земель просто окончания перемирия как такового едва ли было достаточно, а если — что более вероятно—предлогом для этого шага явилась роль, сыгранная тарквинийцами во время вторжения бойев, то у нас есть определенные основания полагать, что римляне, чтобы навязать свои условия, ждали лишь момента, когда их руки будут развязаны, а требования станут неоспоримыми. Немаловажно и то, что именно в 273 г. до н. э. римляне впервые установили дипломатические контакты с царством Птолемеев — как сообщается в источниках, по инициативе египетского монарха9. Учитывая давнюю заинтересованность египтян в закупках этрусского железа, нельзя исключать обусловленность их обращения к римскому сенату известиями о новом натиске римлян на севере, а также признанием их бесспорного господства над этрусским побережьем. Вероятность этого еще больше повышается, если — как полагает Белох10 — Рим воспользовался представившейся возможностью для того, чтобы завлечь в свои сети более отдаленные северные города — Популонию, Волатерры, Рузеллы и Пизу, — сделав их своими союзниками, и таким образом сразу расширить сферу своего влияния вплоть до линии Арна.
В конце рассматриваемого периода римляне осуществили еще одно достойное упоминания вторжение на территорию Этрурии. В 265 г. до н. э. вольсинийские аристократы обратились к Риму за помощью в борьбе против местных вольноотпущенников, которые, по словам Зонары11, сумели захватить все государственные должности, провозгласили себя сенатора-
8 Имеются в виду колонии в Каструм Новум (264 г. до н. э.), Альсии (247 г. до н. э.) и Фрегенах (245 г. до н. э.).
9 Евтропий. П.15; ср.: Ливий. Периохи. XIV; Валерий Максим. IV.3.9; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. XX. 14; Дион Кассий. Фрг. 41. Vol. 1: 139 Boiss.
10 Beloch 1926 [А 12]: 457-458.
11 Зонара. VTH.7.


I. Римское содружество
499
ми и установили демократическое правление. Из Рима была послана армия, которая начала осаду Вольсиний, продолжавшуюся больше года, после чего город все-таки был взят штурмом, полностью разрушен и отстроен заново на близлежащей территории — для аристократов и тех, кто сохранил им верность (рис. 52). Рассматриваемый случай интересен не только потому, что представляет собой весьма редкий — если не уникальный — пример серьезного вмешательства римлян во внутренние дела своих союзников, но и потому, что проливает определенный свет на внимание, вероятно уделявшееся Римом правящему классу многих общин, с которыми он заключал договоры (с. 458 сл. наст. изд.). Благосклонное отношение римлян к дружественной им аристократии в Кампании очень хорошо отражено в источниках, и, соответственно, вполне вероятно, что в Этрурии они также старались сделать так, чтобы проримские аристократы меньше других страдали от конфискаций земли, возможно — разрешая им вести хозяйство на присоединенной ager publicus или даже поощряя это. Приводимое Орозием упоминание о том, что вольсинийские мятежники незаконным путем захватили землю своих правителей12, позволяет предположить, что восстание вполне могло быть спровоцировано частным соглашением подобного рода и — если это действительно было так — Рим явно не мог это проигнорировать.
о
Ι¬
Ο,5
-4-
1 м Ч
Рис. 52. Надпись в сокровищнице (donarium) святилища у церкви Сант-Омобоно, в которой сообщается, что воздвигнута она была М. Фульвием (Флакком) после взятия Вольсиний в 264 г. до н. э. (Публ. по: Torelli М. Quademi deWInslüuto di Topografie Antica delVUni- versitä di Roma 5 (1968): 71 слл.)
Что касается дальнейшего продвижения римлян в гористые районы Умбрии в рассматриваемый период, то большинство исследователей полагает, что оно было вызвано восстанием их союзников, пицентов, вспыхнувшим в 269 г. до н. э. и подавленным объединенными армиями двух консулов уже в следующем году. Конечно, после этого римлянами очень быстро были приняты меры, призванные укрепить их власть на северо-востоке: основание в 268 г. до н. э. латинской колонии в Аримине, на землях в северной части ager Gallicus, включенных в состав римских владений примерно тринадцатью годами ранее; присоединение всех пи- центских земель, за исключением греческого прибрежного города Ан¬
12 	Орозий. IV.5.5.


500
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
кона и дуги вокруг Аскула; перемещение большого количества пицентов на ager Picentinus на западном побережье и, наконец, основание второй крупной латинской колонии на побережье, в Фирме, в 264 г. до н. э. При этом, однако, довольно сложно поверить, что пиценты действовали без прямой провокации со стороны или что они сами устроили пробу сил именно в это время, а не десятью годами ранее, когда Рим был полностью поглощен войной с Пирром. Заинтересованность римлян в рассматриваемом регионе хорошо иллюстрируется принятым ими еще до восстания пицентов решением вывести колонию в Аримин, чтобы защитить ager Gallicus, остававшуюся в основном незаселенной, а об их стремлении укрепиться дальше на юге говорит как предоставление равнинным сабинам в том же году полных гражданских прав, так и успехи, которые, судя по всему, были на тот момент достигнуты в заселении горных сабинских регионов и полосы побережья к северу от Гадрии, где в 241 г. до н. э. были созданы две новые трибы. Таким образом, нельзя исключать того, что Рим также активно искал предлога для слияния двух частей ager Romanus путем новых аннексий. Что важно — в течение двух лет после событий 268 г. до н. э. римский консул сражался с сарсинатами в горах северной Умбрии. Это позволяет предположить, что на востоке — как и на западе — политика Рима была направлена на то, чтобы обезопасить себя от галльской угрозы путем создания оборонительной черты, протянувшейся через весь полуостров примерно в 130 милях (ок. 200 км. — В.Г.) к северу от Города. Сведения о договорах римлян с умбрами весьма скудны, но у нас есть определенные основания полагать, что к 264 г. до н. э. территория Римского содружества дошла до линии, проходящей примерно вдоль реки Арн до Арреция и далее, через долину Тибра в его верхнем течении, до Аримина.
Что же можно сказать о характере этого содружества, которое в рассматриваемый период достигло размеров, казавшихся сенату того времени оптимальными? Как верно заметил Тойнби, термин «федерация», которым довольно часто обозначают объединение общин, входивших в состав «римской Италии», является неверным. Федерализм предполагает определенное участие государств-членов в процессе разработки политического курса — хотя бы косвенное. В Италии же не существовало даже эффективного совещательного механизма: решение всех основных вопросов внешней политики оставалось в руках римского сената, магистратов и комиций, которые все вместе выражали взгляды только полноправных граждан, записанных в состав триб. Кроме того, любому значительному сотрудничеству между общинами, не наделенными гражданскими правами, сильно препятствовала как их удаленность друг от друга и плохие средства сообщения, так и последовательно проводившаяся Римом политика, направленная на развал существующих союзов и племенных объединений и на установление союзных отношений с их мельчайшими частями по отдельности (с. 431 сл. наст. изд.). Но, хотя члены Римского содружества были весьма далеки от статуса федеральных земель, они


I. Римское содружество
501
всё же обладали весьма значительной автономией в своих внутренних делах. Вероятно, более уместно будет описывать италийских союзников, латинские колонии и даже «муниципии без права голоса (в Риме)» (municipia sine suffragio) как сателлитов Рима, а не его подданных.
Так, во внутренних делах италийские союзники обладали практически полным суверенитетом. Все они сохраняли собственные законы и формы государственного устройства, собственный язык и право управлять собственной экономикой посредством сбора собственных налогов и чеканки собственной монеты. При этом ни в одном из рассматриваемых городов — за исключением Тарента, Регия и Метапонта, где сложились особые обстоятельства, — никогда не размещались римские гарнизоны. Единственной обязанностью союзников перед Римом было удовлетворение его нужд в военной или военно-морской сфере. Более того, немногие избранные — те, кто заключил договоры с Городом на ранних этапах или вступил с ним в союз добровольно, без прямого или косвенного принуждения, — поддерживали с римлянами отношения, основанные на «равном договоре» (foedus aequum), согласно которому каждая из сторон обязывалась оказывать другой помощь, если та становилась жертвой агрессии: в подобных случаях решение о том, посылать ли подмогу Риму, и если посылать, то какую, принимали сами союзники — по крайней мере, в теории. С другой стороны, подавляющее большинство союзников было связано договорами, согласно которым они были обязаны по требованию римлян выставлять вооруженные отряды определенной численности. Впрочем, даже подобные военные обязательства не представляли серьезного посягательства на суверенитет. Воинские подразделения собирались и финансировались союзными городами и служили под началом собственных военачальников. Даже если Рим призывал на службу максимально разрешенное по договору количество воинов, в пропорции к общей численности населения он всё равно нес как минимум вдвое большее воинское бремя, чем его италийские союзники13.
Такой же свободой в управлении собственными делами обладали и латины, обязанные поставлять воинские отряды для римской армии на аналогичной основе. От италийских союзников их отличало прежде всего то, что они находились с римлянами в общепризнанном родстве, которое при иных обстоятельствах могло бы дать им право на получение полноценного римского гражданства. Многие из жителей более новых латинских колоний на самом деле являлись римлянами или имели римское происхождение, а население более старых латинских городов — изначальных членов или колоний Латинского союза, хоть и могло весьма трепетно относиться к своей независимости, всё же разделяло ту же культуру, что и римляне. Именно это родство признавалось «латинскими правами» (iura Latina), которыми пользовались латинские общины (ср. с. 329 наст, изд.) — в частности, «правом перемещения» (ius migrationis) и «правом голоса» (ius suffragii ferendi), первое из которых гарантировало всем лати-
13 	Несколько иные расчеты см. выше, с. 457 сл. наст. изд.


502
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
нам право переселяться на ager Romanus и, соответственно, быть внесенными в списки граждан, а второе — обеспечивало любому латину, находящемуся в Риме, возможность проголосовать в одной голосующей единице, определенной по жребию. Весьма маловероятно, что ius migrationis сколько-нибудь широко использовалось до П в. до н. э., когда оно стало объектом злоупотреблений и поэтому было постепенно урезано, а ограниченное право голоса в основном расценивалось как имеющее скорее символическое, нежели политическое значение, однако именно обладание этим набором прав — возможно, в сочетании с тем фактом, что обязанности рассматриваемой группы населения в плане уплаты налогов и военной службы были менее обременительными, чем у римских граждан, — примиряло латинов со своим негражданским статусом, даже когда были устранены изначальные препятствия, связанные с большими расстояниями и неважными средствами сообщения.
К сожалению, мы располагаем весьма малым объемом информации о системе управления, существовавшей на территориях, включенных в состав Римского государства «без права голоса (в Риме)» (sine suffragio). Кроме того, древние авторы почти ничего не рассказывают нам ни об отношении неполноправных граждан к своему статусу, ни о том, как римлянам виделось их будущее в долгосрочной перспективе. С уверенностью можно сказать лишь то, что в период между 338 и 268 гг. до н. э. понятие «гражданство без права голоса (в Риме)» (civitas sine suffragio) было приспособлено к самым разным ситуациям и нуждам. Так, жители кампан- ских городов, получившие подобное гражданство первыми (с. 436 наст, изд.), вполне могли рассматривать его как своего рода привилегию, поскольку налаживание тесных контактов с Римом не только обеспечивало поддержку местному правящему классу, некоторые представители которого на тот момент уже имели довольно прочные связи с римской знатью, но и способствовало развитию выгодного торгового партнерства, которое, хоть и было необходимо прежде всего самим римлянам, при этом всё же приносило определенную пользу и кампанцам. Ярким примером особого характера рассматриваемых отношений является, вероятно, сохраненное кампанцами право службы в своем собственном отдельном легионе14, а также тесное сотрудничество в экономической сфере, которое послужило основанием для выпуска римско-кампанских монет (ср. с. 489 наст. изд.). Кроме того, на то же самое указывает и склонность древних авторов именовать кампанцев «союзниками» (socii), вне зависимости от того, имел ли этот термин какую-либо юридическую основу15. При этом, однако, преувеличивать значение рассматриваемого аспекта или каким-либо образом уподоблять его греческому понятию «исополитии» (ίσοπολιτεία) будет, вероятно, ошибкой. Кампанцы действительно сохра-  * 20114 	Ливий. Периохи. XV; Орозий. IV.3.4. Исследователи довольно существенно расходятся во мнениях по данному вопросу, cp.: Beloch 1926 [А 12]: 576; Heurgon 1942 [J 59]:
201 слл.; Bernard! 1942 [J 141]: 91 слл.; Toynbee 1965 [А 131] I: 397 слл.
ь Диодор Сидилийосий. XIX.76.4; Ливий. IX.6.4, 7.1.


I. Римское содружество
503
нили собственную форму правления и законы и, вполне возможно, опираясь на традиции собственной независимости, отвергли бы предложение о предоставлении римского гражданства в 338 г. до н. э. — будь оно сделано — как несовместимое с муниципальной автономией, но при этом не следует забывать и о том, что кампанские города были побеждены в войне, а затем включены в состав Римского государства и подчинены «обязательствам» (munera), связанным с уплатой налогов и несением воинской службы.
Во многих отношениях обстоятельства и характер предоставления гражданства без права голоса кампанцам и их соседям с севера были очень похожими. Присоединение последних, как правило, представляло собой следствие какого-либо враждебного действия, и, за исключением единичных случаев с Сатриком и Анагнией16, где измена была вопиющей, новые муниципии продолжали пользоваться весьма значительной местной автономией. Кроме того, хотя у присоединяемых общин первым делом конфисковывалось определенное количество земли для расселения римлян, нам практически ничего не известно о сколько-нибудь масштабном перераспределении земель на территориях, оставшихся под контролем муниципий. Более того, принятое римлянами решение о создании в рамках своего содружества определенной «конституционной аномалии» путем отправки в ключевые точки Тирренского побережья небольших групп колонистов, которых — вследствие очень небольшого размера предоставляемых им участков — необходимо было завлекать обещаниями освобождения от воинской службы (vacatio militae) и сохранения гражданских прав, можно — по крайней мере, частично — объяснить желанием минимизировать какие-либо посягательства на местное население. Но если говорить о мотивах, которыми руководствовались римляне, то следует обратить внимание на очень важное различие между предоставлением гражданства кампанцам и аналогичным актом в отношении их северных соседей. В случае с кампанскими городами целью Рима было придумать такую форму объединения, которая оказалась бы и долговечной, и взаимовыгодной. В случае же с прочими муниципиями римляне рассматривали civitas sine suffragio лишь как удобный инструмент присоединения, который — учитывая масштабы соответствующей передачи власти — не создавал необходимости в существенном расширении их административных обязанностей.
В следующую категорию присоединенных земель попадают племенные владения типа ager Gallicus и обширные площади ager publicus, которые были реквизированы у городов, сохранивших свою независимость. Эти территории отличались тем, что не находились под властью сущест¬
16 После восстания и повторного завоевания в 306 г. до н. э. Анагния была включена в состав Римского государства на правах civitas sine suffragio с определенными ограничениями, наложенными на местных магистратов (Ливий. IX.43.24); Сатрик же, который поднял восстание после битвы при Лавтулах и был возвращен под власть Рима в 313 г. До н. э. (Ливий. IX. 16.9—18), был, вероятно, вовсе лишен органов самоуправления.


504
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
вующих поселений и, соответственно, должны были управляться централизованно — префектами, подотчетными городскому претору (praetor urbanus) в Риме. К сожалению, о соотношении граждан и неграждан в этих частях римских владений нам ничего не известно. Во многих случаях полноправные граждане, судя по всему, переезжали на рассматриваемую территорию, чтобы возделывать ager publicus, тогда как — если судить по жалобам союзников во времена принятия гракханского земельного закона17 — весьма значительные площади пограничных земель продолжали с молчаливого согласия римлян обрабатываться представителями соседних италийских общин. Впрочем, о численности и экономическом положении коренного населения никаких сведений не сохранилось. Преуспеть в поощрении развития новых муниципальных центров — для делегирования им утомительных и непривычных административных обязанностей — римлянам удалось, вероятно, лишь в густонаселенных областях самнитских нагорий. Во всех же прочих местах даже прокладывание дорог привело, по всей видимости, лишь к появлению очень небольших общинных центров — так называемых fora или conciliabula, слишком малых для самостоятельного управления и занятых главным образом обслуживанием нужд полноправных поселенцев.
О том, когда жители этих очень различных типов неполноправных тер риторий получили право голоса, мы находим очень мало информации в сочинениях древних авторов, результатом чего является полное отсутствие согласия между современными исследователями. В источниках зафиксировано лишь три случая предоставления полного гражданства: в 268 г. до н. э. — для равнинных сабинов, в 211 г. до н. э. — для кампанских всадников ив 188 г. до н. э. — для муниципий Фунд, Формий и Арпина18. Были ли эти случаи исключительными или же многие другие просто не были отражены в письменных источниках? Некоторые исследователи утверждают, что civitas sine suffragio на определенном этапе стало рассматриваться самими римлянами как временная испытательная мера и, следовательно, должно было преобразовываться в полноценное гражданство по мере устранения препятствий, связанных с расстояниями (через строительство дорог), а также языковых и культурных барьеров (через планомерное распространение римских законов и обычаев). Тойнби также пытался доказать, что присоединенные общины, в особенности в областях, где не существовало муниципий, были достаточно рано наделены гражданскими правами, поскольку Рим, не на жизнь, а на смерть сражавшийся с Ганнибалом, не мог позволить себе содержать столь несоразмерное количество потенциальных мятежников в виде непривилегированных граждан19. Впрочем, ни одно из этих предположений не подкрепляется надежными доказательствами. Первое — о том, что cives sine suffragio рассматривались как своего рода «послушники», — опровергается тем фактом,
17 Цицерон. О государстве. 1.31; Ш.41; Аппиан. Гражданские войны. 1.21.
18 Веллей Патеркул. 1.14.5; Ливий. ХХШ.5.9; ХХХУШ.36.7-9.
19 Toynbee 1965 [А 131]: 1.403 сл.


I. Римское содружество
505
что они, в отличие от латинов, не обладали хотя бы символическим правом голоса, а также — согласно наиболее естественному толкованию предположительно поврежденного отрывка из Феста20 — правом перемещения (ius migrationis) или правом занимать государственные должности. Второе же предположение — о том, что представители рассматриваемой категории были очень недовольны своей участью, — подразумевает, что они придавали более осязаемым привилегиям гражданства меньшее значение, чем праву голоса, воспользоваться которым хотели или могли лишь очень немногие из них. Конечно, отпадение кампанцев от Рима во времена вторжения Ганнибала действительно могло быть вызвано испытываемым ими чувством обиды, однако, как мы уже видели, их случай был особым: вероятно, они уже давно отказались от своих возражений против предоставления римского гражданства и считали статус civitas sine suffragio столь низким, что постепенно стали рассматривать его как клеймо позора.
Таким образом, случаи предоставления полных гражданских прав, упоминаемые в источниках, судя по всему, действительно являлись исключительными. Прежде всего, каждый из этих случаев может быть объяснен особыми обстоятельствами. Так, сабины из Кур не только поддерживали связь с Римом с легендарных времен, но и жили непосредственно между старой территорией ager Romanus, поделенной на трибы, и регионом к северу от Реате, который с 290 г. до н. э. активно заселялся римскими гражданами. Предоставление гражданских прав кампанским всадникам являлось просто наградой за то, что они сохранили верность Риму, когда в 216 г. до н. э. их сограждане перешли на сторону врага. Кроме того, это было признание особого характера римско-кампанских отношений. Наконец, Фунды и Формии — помимо того, что их жители были следующими после кампанцев, кто вполне естественно мог претендовать на полное гражданство, — располагались непосредственно между территорией Фалернской и Терентинской триб и землями римских триб, расположенных к северу. Тот факт, что в 188 г. до н. э. гражданские права были предоставлены также жителям Арпина, вероятно, может говорить о том, что ко П в. до н. э. развитие более тесных связей и возможность получения весьма значительного количества клиентов начали диктовать определенной части нобилитета более либеральное отношение к муниципиям, расположенным к югу от города, однако столь же вероятно и то, что во всех прочих местах, по крайней мере, статус civitas sine suffragio сохранялся вплоть до того момента, когда после Союзнической войны римское гражданство было предоставлено всем жителям Италии.
20 	Павел Диакон. Фест. 127 М 155 L: «Municipes. Id genus hominum qui cum Romam venissent neque cives Romani essent participes tamen fuerunt omnium rerum ad munus fungendum cum Romanis civibus praeterquam de suffragio ferendo aut magistratu capiendo» («Municipes называют ту категорию людей, которые, когда пришли в Рим, не были римскими гражданами, однако участвовали во всех делах, деля обязанности (munus) с римскими гражданами, за исключением права избирать или занимать магистратуру». — Пер. А. А. Павлова).


506
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
II. Северная граница: Рим и галлы
Если нам нужны дополнительные свидетельства того, что войны римлян на севере Апеннинского полуострова были в значительной степени задуманы ими самими, то следует упомянуть лишь полное отсутствие какой- либо активности в этом регионе на протяжении всех двадцати четырех лет Первой Пунической войны и затем полномасштабное нападение на этрусский город Фалерии как раз в том году, когда был подписан мир с Карфагеном. В 241 г. до н. э. две консульские армии выступили в поход, разрушили укрепленный город фалисков, переселили его жителей в новый город, расположенный примерно в трех милях (ок. 4,5 км. — В.Г.) от старого места, и конфисковали половину их земель. Предлогом для этого нападения послужило невыполнение каких-то неизвестных нам указаний римских должностных лиц, что могло быть полностью оправдано истечением срока действия договора, заключенного между двумя городами в 293 г. до н. э. на пятьдесят лет, но при этом совершенно очевидно и то, что истинным мотивом для нападения римлян было их стремление укрепить свою власть над Этрурией, навязав Фалериям такое же отношение, как то, что было еще до войны навязано их западным соседям, и включить этот город в состав содружества на основании постоянного договора.
Пока консулы 241 г. до н. э. вели войну с Фалериями, цензоры тоже предпринимали определенные шаги, направленные на укрепление власти Рима на территориях к северу от города. Так, ими была основана латинская колония Сполетий в южной Умбрии, на землях, лежавших вдоль прямой дороги в Аримин и сразу же к северу от недавно заселенных сабинских нагорий, и, вероятно, начато строительство Аврелиевой дороги (Via Aurelia), идущей по западному побережью по направлению к Пизе. Кроме того, в том же году было создано две новые трибы, которые оказались последними: Квиринская (Quirina) и Белинская (Velina). В их состав вошли, соответственно, поселенцы, обосновавшиеся в гористой местности вокруг Реате, и люди, осевшие на побережье Адриатики к северу от Гад- рии, но обстоятельства, обусловившие создание этих триб именно в рассматриваемом году, нам неясны. Названия новых территориальных единиц странным образом не подходят к тем местам, где они были расположены, и нам представляется вполне обоснованным высказанное Лили Росс Тэйлор предположение о том, что создать новые трибы с этими названиями планировалось тридцатью годами ранее — чтобы включить в их состав новых граждан равнинного сабинского региона близ Кур (Quirina) и гористой местности вокруг Белинского озера (Velina)21. Причиной отказа от этого проекта в 268 г. до н. э., когда коренное сабинское население было записано в уже существовавшую Сергиеву трибу, вполне могли послужить политические трудности или личное соперничество. Еще одно вероятное объяснение пересмотра и возрождения вышеупомянутого предложения в 241 г. до н. э. заключается в том, что расселение граждан
21 	Taylor 1960 [G 733]: 59 слл. Ср.: Toynbee 1965 [А 131]: 1.377 слл.


П. Северная граница: Рим и галлы
507
в более отдаленных областях, включенных в состав новых триб, было постепенным и лишь к рассматриваемому моменту достигло тех масштабов, которые считались достаточными для создания новых территориальных подразделений22.
События 241 г. до н. э. демонстрируют стремление Рима как расширить и укрепить связи со своей северной границей, так и упрочить собственные позиции в тылу. Всего три года спустя римляне начали наступательные операции как на западном, так и на восточном конце рассматриваемой линии (карта 4, с. 366 наст. изд.). Война на западе была направлена против горных племен Лигурии, господствовавших на территории к северу от Арна. Военные действия здесь продолжались с перерывами на протяжении восьми лет — с 238 по 230 г. до н. э. и, без сомнения, изначально были связаны с захватом Корсики; одной из их целей была «зачистка» прибрежной полосы к северу от Пизы, откуда, взаимодействуя с корсиканскими пиратами, лигуры вполне могли угрожать судоходству в Тирренском море. Ход событий на восточном конце границы вызывает в среде исследователей определенные споры. В очень кратком рассказе Полибия упоминается только совместный удар по римской колонии Аримин, нанесенный бойями и племенами из Трансальпийской Галлии. Впрочем, как сообщает греческий историк, это нападение было сорвано по причине возникновения разногласий в рядах галлов, в результате чего бойи убили своих собственных вождей, а римская армия, посланная навстречу врагу, была быстро отведена назад23. В труде Зонары сохранился более полный и более приемлемый рассказ, восходящий к сочинениям анналистов и согласующийся с упоминанием Полибия о том, что мир с галлами продлился всего сорок пять лет. Согласно этому рассказу, в 238 г. до н. э. римляне развязали наступательную войну против галлов, а затем, в 237 г. до н. э., нанесли новый удар силами обеих консульских армий. Таким образом, набег на Аримин представлял собой контратаку. Кроме того, вместо того чтобы отнестись к самоистреблению врагов как к оправдывающему обстоятельству, римляне воспользовались им, временно приостановив кампанию в Лигурии, перенеся военные действия на территорию бойев и реквизировав весьма существенную часть их земель24.
После рассмотренного инцидента непрочный мир с галльскими племенами сохранялся одиннадцать лет. При этом, однако, римляне продолжали очень остро ощущать угрозу со стороны галлов, и когда в 232 г. до н. э. трибун Г. Фламиний предложил вызвавший бурные споры законопроект о подушном (viritim) распределении участков на ager Gallicus, располагавшейся сразу же к югу от Аримина и захваченной в 283 г. до н. э., и он сам, и его политические противники, несомненно, очень хорошо осознавали важность этого предложения для решения проблемы безопас¬
22 Еще одна возможность заключается в том, что увеличение количества триб до тридцати пяти было сочтено желательным для того, чтобы облегчить реформирование Центуриатной организации. Впрочем, точная дата проведения данной реформы нам неизвестна. См. далее с. 515 сл. и с. 531 сл. наст. изд.
23 Полибий. П.21. 24 Зонара. ΥΠΙ.18.


508
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
ности римской границы. Более того, Полибий считает, что рассматриваемый законопроект привел к новой войне с галлами. Исследователи немало спорят об истинных целях плебисцита Фламиния и о причинах того бурного сопротивления, которое он вызвал в рядах сенатского большинства. Находясь под влиянием враждебной Фламинию традиции, которая представляет его как демагога и предшественника Гракхов, многие современные ученые интерпретируют анализируемую меру во внутриполитическом контексте как попытку получить щедрые наделы плодородной земли для римской бедноты за счет богатых владельцев (occupatores)25. Но думать так — значит предполагать (весьма необоснованно), что во второй половине Ш в. дон. э. среди римских граждан продолжал ощущаться значительный земельный голод, и недооценивать то влияние, которое оказала на римское общество очень широкая программа колонизации и раздачи земельных участков, реализовывавшаяся со времен падения Вей26. Более правдоподобной нам представляется точка зрения, согласно которой законопроект Фламиния был направлен на решение военных задач — прежде всего на создание мошной группы верных Риму граждан за существующей границей для превращения ager Gallicus в зону, которая могла послужить и эффективной преградой на пути вражеских набегов, и потенциальной стартовой площадкой для полномасштабной атаки на галлов, живших в долине реки Пад (совр. По). Зная о том сопротивлении, с которым Фламиний столкнулся, пытаясь провести свой закон, мы вполне могли бы предположить, что вышеупомянутые общие цели разделяли лишь немногие, но это было бы ошибкой. Хотя некоторые влиятельные сенаторы, несомненно, предпочитали более миролюбивую и менее вызывающую позицию, мощное противодействие принятию рассматриваемой меры следует объяснять скорее не широким осуждением анализируемых стратегических целей, а беспокойством по поводу тех методов, при помощи которых их планировалось достичь. Подобно М. Курию Дентату поколением ранее, Фламиний предпочел пренебречь общепринятыми конституционными правилами своего времени, предложив, чтобы поселенцы, которым расстояние препятствовало бы в осуществлении их основных прав, всё равно сохранили римское гражданство. Остановив свой выбор на подушном распределении земли, он, без сомнения, отвратил от себя многих людей, которые в ином случае являлись бы его сторонниками, но готовность Фламиния выдвинуть предложение о сохранении гражданского статуса и, соответственно, поставить себя в такое положение, что ему не осталось ничего, кроме как принять закон в плебейском
25 Данную интерпретацию см. в работах: De Sanctis 1907—1964 [А 37] Ш: 332 сл.; Jacobs 1937 [Н 115]: 33 слл., 71 слл.; Cässola 1962 [Н 103]: 211 слл.
26 См.: Fraccaro 1919 [Н 110]: 81 слл.; Tibiletti 1949 [G 147]: 3 слл.; ср. выше с. 459 сл. наст. изд. Вероятно, в течение предыдущего столетия земельные участки получили на правах колонистов примерно 50—60 тыс. римлян, не говоря о неопределенном количестве граждан, попавших под подушное распределение. На отсутствие в 232 г. до н. э. острой потребности в земле указывает пограничный камень, найденный близ Писавра и относящийся к эпохе Гракхов (CIL 12.719; ILLRP 474). Согласно надписи на нем, и сто лет спустя часть ager Gallicus по-прежнему находилась в руках occupatores.


П. Северная граница: Рим и галлы
509
собрании, в обход сената, лишь указывает на то, что для достижения своей цели трибун придавал большое значение привлечению достаточного количества поселенцев.
Война, которую, согласно Полибию, предвещал плебисцит Фламиния, началась в 225 г. до н. э. со вторжения на территорию римской Италии объединенных сил галлов численностью примерно 150 тыс. пехотинцев и 20 тыс. всадников. Это огромное войско, набранное в основном из племен бойев, инсубров, тауринов и лингонов, живших на равнинах в среднем и верхнем течении Пада и усиленное отрядом гезатов2ба из долины Родана (совр. Рона), стремительно ударило в южном направлении, через горы центральной Этрурии, дошло до Клузия и, разграбив округу, нанесло огромный урон размещенной там преторской армии. Ответ римлян был быстрым и необычайно эффективным: один консул, Л. Эмилий Пап, ожидавший нападения на Аримин, совершил марш на юг, заставив галлов искать отходных путей по западному побережью полуострова, тогда как второй, Г. Атилий Регул, служивший на Сардинии, высадился со своими легионами в Пизе, чтобы отрезать врагам путь к отступлению. В результате галлы оказались окружены двумя консульскими армиями у Теламона, а последовавшее за этим сражение стало одним из самых кровавых из всех, что велись на земле Италии. Разгромленные галлы только убитыми потеряли 40 тыс. и пленными — 10 тыс. Кроме того, в битве погиб римский консул Атилий и один из галльских вождей.
Конечно, у нас нет никаких сомнений в том, что в рассматриваемом случае галлы выступали в качестве агрессоров: именно они нанесли первый удар, причем силами, которые на протяжении нескольких месяцев тщательно собирались именно для этой цели. Впрочем, это вовсе не означает, что римляне занимали полностью оборонительную позицию перед вторжением или что галльские племена не рассматривали свое нападение как превентивный удар: сам Полибий признаёт, что «многие племена га- латов (кельтов. — В.Г.) <...> приняли участие в борьбе, в том убеждении, что римляне ведут войну с ними не за преобладание или владычество, но за совершенное изгнание галатов и истребление их»27. Конечно, римляне тоже могли испытывать такой же страх, но то состояние готовности, в котором они вступили в рассматриваемую войну, было просто поразительным — как мы уже отмечали, предпринимавшиеся ими подготовительные шаги, вероятно, начались с заселения ager Gallicus в 232 г. до н. э. Вскоре после этого римляне попытались лишить галлов средств, необходимых для получения поддержки от наемников, запретив платить за галльские товары золотом или серебром. Кроме того, Рим развивал Дружеские отношения с венетами и ценоманами, жившими к северо- западу от дельты Пада, и даже послал войска для того, чтобы укрепить их границы с землями инсубров. Наконец, в 226 г. до н. э. — возможно,
26а Ге з аты — кельтские наемники. Подробнее см.: Доманина С.А. Кельтские геза- ты — кто они? // Antiquitas aeterna. Вып. 2: Война, армия и военное дело в античном мире (Саратов, 2007): 113-118. - В.Г.
27 	Полибий. П.21.5.


510
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
в разрез со своими торговыми интересами — римляне заключили договор о разделе сфер влияния с действовавшим в Испании Гасдрубалом, что на некоторое время обеспечило нейтралитет со стороны карфагенян. Далее Полибий приводит весьма показательные сведения об огромной численности римского войска, собранного для галльской кампании. Помимо двух консульских армий, каждая из которых состояла из двух легионов, действовавших при поддержке союзных отрядов численностью 30 тыс. пехотинцев и 2 тыс. всадников, Рим имел в своем непосредственном распоряжении размещенную в Этрурии преторскую армию численностью 50 тыс. пехотинцев и 4 тыс. всадников, 20 тыс. умбров, которые были отправлены на север, чтобы соединиться с ценоманами, и, наконец, мощный резерв, представленный 23 тыс. римских граждан и 32 тыс. италиков. Кроме того, в 225 г. до н. э. римляне предприняли весьма необычный шаг, проведя перепись всех своих союзников для определения полной численности солдат, которых можно было при необходимости призвать под свои знамена. В подобных обстоятельствах довольно сложно поверить, что эти огромные силы остались бы не при деле, если бы галлы сами не нанесли первый удар.
Впрочем, каковы бы ни были намерения римлян, победа при Теламо- не, несомненно, воодушевила их: говоря словами Полибия, они «возымели надежду совершенно вытеснить кельтов из области реки Пад»28. В 225 г. до н. э. оставшийся в живых консул — перед тем как вернуться домой с триумфом—довольно долго преследовал бойев на их собственной территории, а в следующем году оба консула, преодолев дополнительные трудности в виде болезней и плохой погоды, сумели привести это племя к повиновению. В 223 г. до н. э. консулы Г. Фламиний и П. Фурий Фил перенесли боевые действия еще дальше вглубь вражеской территории, напав на воинственных инсубров, которые господствовали на равнинах северной Италии между Падом и италийскими озерами. Переправившись через реку близ Кластидия, римляне сделали крюк через земли дружественных им ценоманов и атаковали инсубров с востока на реке Ольо (к западу от современной Брешии). Последовавшее за этим сражение, в котором вражеское войско численностью примерно 50 тыс. человек было наголову разгромлено, явилось выдающейся победой Фламиния, который поставил на кон всё, разрушив мосты за своей армией и отрезав таким образом все пути к отступлению. Впрочем, эта победа не была оценена по заслугам ни политическими оппонентами консула, ни историками, которые находились под их влиянием, и голосование по вопросу о полностью заслуженном им триумфе проходило не в сенате, а в народном собрании.
Завершающий удар по инсубрам был нанесен в следующем году консулами Гн. Корнелием Сципионом и М. Клавдием Марцеллом, которым, правда, пришлось преодолеть весьма активное сопротивление. Когда они переправились через Пад и осадили Ацерры, галлы, к которым не так давно присоединилось 30 тыс. заальпийских гезатов, совершили отвлекающий маневр, напав на римскую базу снабжения в Кластидии, располо¬
28 Полибий. П.31.4.


Ш. Государственное устройство: магистратуры и собрания
511
женную к югу от реки. Вследствие этого Марцелл был вынужден отделиться от своего коллеги и выступить на запад, чтобы ликвидировать возникшую угрозу, но, окружив и разгромив противника, сумел опять воссоединиться со Сципионом, только что взявшим Ацерры, и осуществить успешную фронтальную атаку на главный город инсубров — Медиолан (совр. Милан). Это окончательно подорвало силы сопротивления, и галлы начали безоговорочно сдаваться и оставлять земли римлянам, уходя в предгорья Альп.
Таким образом, в течение четырех лет вся Цизальпинская Галлия была поставлена под контроль римлян, а границы римской Италии дошли до Альп. В 221 г. до н. э., чтобы довести дело до конца, сенат отправил двух консулов в расположенную к северу от Венеции Истрию — для подчинения всех племен, населявших территорию между побережьем и Юлий- скими Альпами. Это означало, что теперь все равнинные земли современной Италии были надежно защищены и что непокоренными остались только лигуры, скрывавшиеся в горных твердынях северо-запада. Соответственно, в 220 г. до н. э. должность цензора была доверена Г. Флами- нию, который — в качестве трибуна и консула — являлся одним из главных вдохновителей римского движения на север и теперь смог официально подтвердить свои труды, начав строительство Фламиниевой дороги (Via Flaminia), которая поначалу должна была соединить Рим с Арими- ном и ager Gallicus, и основав две латинские колонии в центральной части долины Пада — в таких ключевых точках, как Кремона и Плаценция.
III. Государственное устройство:
МАГИСТРАТУРЫ И СОБРАНИЯ
Резкое расширение сферы римских интересов в конце IV—Ш вв. до н. э., естественно, оказало очень серьезное давление на институты, которые были созданы для управления городом-государством. До Самнитских войн довольно немногочисленные римские магистраты, судя по всему, были не слишком загружены работой — в частности, два консула, которые, конечно, уделяли весьма значительное время командованию действующей ар мией, вне сезона военных походов, как правило, всё же могли обращать внимание и на наиболее важные аспекты внутреннего управления. Впоследствии же давление начало очень быстро усиливаться. Войны становились всё длиннее и велись всё дальше от Рима, в результате чего они не только стали требовать безраздельного внимания со стороны консулов, но и нередко создавали потребность в дополнительных военачальниках. Быстрый рост Римского содружества в Италии и — в конечном итоге — приобретение заморских территорий возложили на плечи добавочных магистратов дополнительное тяжкое бремя управленческого и административного характера. Кроме того, расширение римских границ затронуло и саму суть городских избирательных собраний. Некогда они были легко доступны большинству граждан и, возможно, даже всегда посеща¬


512
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
лись ими, а теперь стали недосягаемыми для неуклонно растущего числа людей, которые не имели не только стремления, но и времени, а также средств, чтобы проделывать весьма долгий путь (до 240 км) всего лишь для простого голосования. Используя ретроспективный метод, мы, вероятно, можем довольно убедительно доказать, что в рассматриваемых обстоятельствах для долгосрочных интересов Рима и его лидеров выгоднее всего было бы проведение сенатом обстоятельной и прогрессивной ревизии органов государственного управления. Но современники изменений довольно редко могут полностью осознать их важность, и для римского нобилитета, весьма ревностно относившегося к своему привилегированному положению правящего класса, перспектива подобной радикальной реформы была не особенно привлекательной. Соответственно, на деле сенаторы предпочли бороться с каждым новым кризисом, одобряя внесение довольно ограниченных и нередко весьма замысловатых изменений в уже существовавшую систему государственного управления, преимуществом которой было то, что она обеспечивала эффективные среднесрочные решения, серьезно не подрывая баланса политических сил.
Что касается консулов, то на облегчение их бремени было прежде всего направлено два нововведения. Первым из них являлось появление так называемой промагистратуры — механизма, посредством которого с одобрения сената и комиций можно было продлять срок полномочий высшего магистрата. Этот способ, впервые использованный в 326 г. до н. э. (с. 415 наст, изд.) и с той поры применявшийся довольно редко вплоть до эпохи Пунических войн, изначально был предназначен для того, чтобы обеспечивать преемственность в командовании армиями на жизненно важных театрах военных действий, но очень скоро римляне поняли, что он представляет собой отличное средство для пополнения числа командующих легионами без чрезмерного увеличения количества ежегодно избираемых магистратов или разрыва традиционной связи между политическим руководством и военным командованием. Второе же изменение, уменьшавшее нагрузку на консулов, заключалось в привлечении к государственной службе плебейских должностных лиц — в частности, трибунов29. К концу IV в. до н. э. экономическое бремя, лежавшее на плечах римской бедноты, было существенно облегчено благодаря программе колонизации и расселения на новых землях. Это лишило плебейских трибунов смысла существования в качестве квазиреволюционной группы давления. Кроме того, то официальное признание, которое трибуны получили, и то собрание, на которое они опирались в своей деятельности, превратило их сначала в 449 г. до н. э., а затем — в 287 г. до н. э., на основании Lex Hortensia (с. 473 наст, изд.), в очень удобный потенциальный инструмент внутреннего управления. Трибуны периода Средней Республики в большинстве своем являлись выдающимися представителями плебса, входившими в состав правящего класса и воспринимавшими данную должность как трамплин на пути к более высоким магистратурам. Как класс, они постепенно стали вести себя и рассматриваться, говоря слова-
29 Ср.: с. 407 слл. наст. изд. (с некоторыми отличиями в точке зрения).


Ш. Государственное устройство: магистратуры и собрания
513
ми Ливия, как «невольники знати» («mancipia nobilium»)30, и если древние авторы чаще всего выдвигают на первый план те случаи, когда трибуны сталкивались с сопротивлением сенатского большинства, это просто отражает тот факт, что рассматриваемые должностные лица имели уникальную возможность выразить мнение меньшинства, и никоим образом не опровергает главного утверждения, согласно которому некоторые из них всегда могли освободить высших магистратов от большей части их обязанностей в сфере отправления правосудия и принятия текущих законов.
Конечно, неизбежным и необходимым для удовлетворения растущих административных потребностей Рима было и определенное увеличение количества ежегодно избираемых магистратов. Так, в 267 г. до н. э. с четырех до восьми было увеличено число квесторов. Эти должностные лица, которые изначально занимались расследованиями31, во времена классической Республики выполняли множество самых различных и с первого взгляда не связанных друг с другом задач, однако наиболее значительная их функция заключалась в управлении финансами, которое они осуществляли, выступая в таких несхожих качествах, как, например, хранитель городской казны или старший начальник снабжения при командующем войском либо руководителе провинции. Мы едва ли можем сомневаться в том, что упомянутое выше удвоение количества квесторов было тесно связано как с повышением доходов в результате недавнего увеличения количества граждан без права голоса, так и с принятым римлянами за два года до этого решением смириться со своими обязанностями по отношению к Италии и начать чеканить собственную серебряную монету.
После Первой Пунической войны было увеличено и число преторов. В 242 г. до н. э. к единственному римскому претору был добавлен еще один — претор по делам иноземцев (praetor peregrinus), который нес ответственность за обеспечение правопорядка среди неграждан. Пятнадцать лет спустя, в 227 г. до н. э., появились еще два претора, которые выступали в качестве ежегодно сменявшихся губернаторов недавно присоединенных заморских провинций Рима — Сицилии и Сардинии (с. 661 ел. наст, изд.). Вполне очевидно, что в Ш в. до н. э. римляне всё еще придавали большое значение статусу претора как обладателя империя и как младшего коллеги консулов. Первый претор — или praetor urbanus, как его стали называть, — на ранних этапах существования этой должности нередко принимал на себя командование легионами, и подобная ситуация сохранялась вплоть до 232 г. до н э. При этом преторов сочли лучше всего подготовленными к руководству новыми провинциями именно вследствие их способности к командованию войсками. Кроме того, сама необходимость в создании должности претора по делам иноземцев и последующее принятие закона Плетория (Lex Plaetoria) (точная дата неизвестна), кото¬
” Ливий. Х.37.11.
31 	Данный вопрос рассмотрен (с иной точки зрения) выше — см. с. 240 сл. наст. изд. Иные точки зрения на нововведения 267 г. до н. э. — ср. с. 636 наст, изд., сноска 62.


514
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
рый среди прочего, вероятно, запретил городскому претору отсутствовать в Риме более десяти дней32, хорошо иллюстрируют постепенное возрастание тяжести обязанностей, возлагавшихся на плечи преторов в сфере обеспечения правопорядка. К началу П в. до н. э. римляне стали осознавать, что для удовлетворения растущей потребности в военачальниках намного более гибким инструментом, чем претура, являются промагистратуры, поскольку их использование позволяло избежать резкого увеличения количества высших магистратов и в то же время весьма существенно содействовало надлежащему применению имеющихся талантов.
Конечно, очень глубоким оказалось воздействие расширения римской территории на посещаемость комиций. Во всех собраниях право голоса, которое когда-то свободно осуществлялось каждым гражданином, теперь на практике стало привилегией немногих. При этом для трибут- ных комиций и плебейских собраний, где основной голосующей единицей была триба, сам процесс создания новых подразделений такого рода, в которые стали записываться группы граждан, живущих на всё большем расстоянии от Рима, имел еще три немаловажных последствия. Во-первых, это внесло в деятельность рассматриваемых органов аспект представительности, гарантировав немногим гражданам, приезжавшим из отдаленных триб, такой же вес при голосовании, как и множеству людей, которые, проживая по соседству с Форумом, были записаны в одну из городских триб. Во-вторых, сельское сообщество получило заведомое большинство голосов, что, по сути дела, лишило голоса тех, кто жил и работал в Риме. Наконец, в-третьих, рассматриваемый процесс гарантировал, что в обозримом будущем ни кандидаты, ни законодатели не будут иметь возможности продвигать свои интересы, напрямую обращаясь к широким массам избирателей. Представители римского правящего класса, судя по всему, довольно легко согласились со всеми этими изменениями. Конечно, в 312 г. до н. э. цензор Аппий Клавдий попытался изменить правила, регулирующие запись в трибы (с. 467 сл. наст, изд.), возможно — с намерением дать больше голосов римским гражданам, занимавшимся торговлей, однако не нашел широкой поддержки, и, когда соперник нашего героя, Кв. Фабий Руллиан, отменил его нововведения и вновь записал городских жителей в четыре городские трибы, Аппий официально подтвердил принцип голосования по трибам и всё, что с ним было связано33. Конечно, нам неизвестно, какими соображениями в первую очередь руководствовался Руллиан, когда занимал подобную позицию в 304 г. до н. э., однако мы можем быть уверены в том, что представители нобилитета довольно быстро осознали главное преимущество рассматриваемой системы голосования, которое заключалось в том, что она устраняла возможности для демагогии и давала представителям нобилитета в руки эффективное средство для подчинения народных собраний
32 На данное ограничение указывает упоминание Цицерона (Филиппики. П.31). Согласно имеющимся у нас данным, закон Плетория определял состав лиц, сопровождавших городского претора (Цензорин. О дне рождения. 24.3), а также, вероятно, права и обязанности нового должностного лица — претора по делам иноземцев.
33 См.: Staveley 1959 [Н 128]: 414 слл., 433.


Ш. Государственное устройство: магистратуры и собрания
515
их коллективной власти. Поскольку характер и масштабы присутствия избирателей из более отдаленных областей ager Romanus были столь важными для исхода голосования, то у политических деятелей появилась возможность делать основной упор не на заигрывание с избирателями, а практически исключительно на обеспечение достаточного количества голосов. Подобное сведение роли народных собраний к чисто вспомогательным функциям не очень хорошо согласуется с современными представлениями о демократии, однако у подобной ситуации был один несомненный плюс: серьезные политические дебаты теперь осуществлялись в узком кругу ответственных и хорошо осведомленных лиц, но при этом народ тоже имел возможность принимать определенное участие в процессе принятия решений, что также было немаловажным — в том смысле, что гарантировало отдельным лицам и представляемым ими сообществам получение довольно значительных выгод из рук патронов, нуждавшихся в их голосах. На то, что в отсутствие более радикальной конституционной реформы представители нобилитета оказались правы, наделив народное собрание именно такой ролью, указывает как весьма длительный период политической стабильности, которой Рим наслаждался на протяжении всего периода Средней Республики, так и тот хаос, в пучину которого он так быстро погрузился, когда в годы после реформ братьев Гракхов жесткое применение принципа группового голосования было полностью подорвано рвавшимися к власти авантюристами и демагогами.
То влияние, которое оказало на главное избирательное собрание Рима быстрое наделение гражданскими правами жителей италийских городов, было менее значительным. Одной из причин этого является то, что уже с древнейших времен исход голосования в центуриатных комициях в большей степени предопределялся мобилизацией клиентов, чем действиями, направленными на непосредственное убеждение избирателей. Кроме того, более состоятельные граждане, обладавшие реальным правом голоса в рассматриваемых собраниях, имели больше времени и средств, чтобы приезжать в Рим на голосование. Впрочем, вплоть до второй половины Ш в. до н. э. наиболее значительное различие между центуриат- ными и трибутными комициями заключалось в том, что состав центурий не был напрямую связан ни с трибами, ни с местом жительства. Цензоры должны были распределять граждан по классам в соответствии с их возрастом и благосостоянием, однако, насколько нам известно, те принципы, сообразно которым граждане одного возраста и имущественного положения попадали в определенные центурии, были весьма произвольными. По этой причине постепенное увеличение количества триб само по себе никак не затрагивало распределение интересов в рамках ценгуриат- ных комиций, как происходило в собраниях по трибам. Таким образом, Для нас особый интерес представляет тот факт, что в 241 г. до н. э. — или вскоре после этого — Римское государство начало преднамеренно менять эту ситуацию путем проведения реформы центуриатных комиций, основным элементом которой было, по крайней мере частичное, согласование голосующих центурий с системой триб. Конечно, в структуре ре¬


516
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
формированных комиций для нас остается довольно много неясностей, поскольку все реконструкции неизбежно основываются главным образом на довольно косвенных упоминаниях в трудах Ливия и Цицерона34, но большинство исследователей сходится в своих представлениях относительно трех основных моментов: во-первых, что право привилегированного голосования (т. е. право отдавать свой голос и узнавать результат «выборов» еще до начала голосования остальной части собрания) перешло от восемнадцати центурий всадников (centuriae equitum) к одной из центурий первого класса, которая всякий раз выбиралась по жребию; во- вторых, что общее количество голосующих единиц осталось неизменным (193) и, в-третьих, что количество центурий в составе первого имущественного класса было сокращено с восьмидесяти до семидесяти — для получения числа, кратного количеству триб, которое после ценза 241 г. до н. э. составило тридцать пять и с тех пор не менялось. Конечно, при этом остается нерешенным еще целый ряд вопросов: например, распространялось ли согласование центурий с трибами по численности на остальные четыре класса и в какой пропорции были распределены между ними оставшиеся центурии, но, к счастью, они почти не имеют прямого отношения к наиболее интересным для историка аспектам анализируемой реформы — ее целям и последствиям.
Традиционная точка зрения, согласно которой рассматриваемые изменения были демократическими по своему духу, сейчас чаще всего ставится под сомнение. Достаточно упомянуть лишь о том, что количество центурий, приписанных к первому классу, сократилось лишь минимально, что в фастах вообще отсутствуют указания на ослабление олигархического контроля над выборами и что древние авторы ничего не сообщают нам о каких-либо разногласиях — не говоря уж о том, что нам довольно сложно понять, каким образом вообще можно приписать цензорам какие-либо демократические изменения. Даже потеря привилегированного права голоса всадниками не свидетельствует об атаке на господствовавшую верхушку, поскольку во времена Ранней Республики, когда комиции чаще всего использовались как инструмент определенного класса, когда лояльность народного собрания была уже не столь серьезным фактором и когда представители нобилитета обладали более широкой свободой в личном и фракционном соперничестве, применение подобного права определенной аристократической группой было вполне уместным, но при этом уже гораздо меньше отвечало требованиям эпохи.
Вполне очевидно, что основной мотив для проведения рассматриваемой реформы был тесно связан с сущностью анализируемых изменений — согласованием с трибами наиболее важных центурий. Согласно одной весьма распространенной точке зрения, впервые высказанной Розенбергом и затем с определенными вариациями развитой рядом других исследователей35, рассматриваемая реформа зеркально отражала дей¬
34 Ливий. 1.43.12; Цицерон. О государстве. П.39.
35 Rosenberg 1911 [G 703]: 80 слл. Ср. с более новыми работами: Staveley 1953 [G 720]: 28 слл.; Cassola 1962 [Н 103]: 99 слл.


Ш. Государственное устройство: магистратуры и собрания
517
ствия Фабия Руллиана в отношении трибутных комиций и была направлена на то, чтобы, приписав городских избирателей к восьми из семидесяти центурий, сдержать рост влияния торговых слоев и утвердить преобладание мелких землевладельцев. Конечно, данная интерпретация довольно привлекательна, однако она подразумевает существование слишком жесткого для столь позднего периода разграничения между интересами богатых жителей города и сельской местности и не дает удовлетворительного объяснения успешному продвижению экспансионистской политики в годы после реформы.
Более убедительной нам представляется теория, согласно которой анализируемая реформа была вызвана стремлением части нобилитета осуществлять более эффективный контроль над очень значительным количеством новых граждан, чьи имена были внесены в списки. Впервые эту тесную связь между реформой и предоставлением гражданских прав заметил Фраккаро, хотя его аргументы были несколько искажены излишней сосредоточенностью на сравнении влияния старых и новых триб при голосовании36. Предположение Фраккаро о том, что реформа была нацелена на сохранение власти за гражданами из старых триб путем обеспечения их преобладания при голосовании в большинстве центурий, затушевывает тот факт, что, в соответствии с изначальной Сервиевой схемой, преобладающее влияние граждан из более старых триб, судя по всему, гарантировалось не только тактическим использованием дискреционных полномочий цензоров при создании отдельных центурий, но и — в большей степени — тем, что граждане, жившие в самом Риме и рядом с ним, присутствовали на голосованиях в гораздо большем количестве. Вероятность того, что новые граждане, жившие на довольно значительном удалении от города, действительно могли часто и в больших количествах добровольно приезжать на комиции, представляется нам весьма незначительной. Впрочем, с определенной точки зрения, при старом порядке масштабное внесение новых имен в списки граждан вполне могло вызвать серьезное замешательство. Ведь, по существу, римские выборы представляли собой испытание личной силы: успех в конечном итоге зависел от способности конкретного кандидата получить максимальное количество голосов. Пока список избирателей был сравнительно коротким, эта задача, судя по всему, была не особенно сложной, однако после значительного увеличения количества людей, наделенных правом голоса, кандидаты, скорее всего, столкнулись с весьма многочисленной и непредсказуемой группой потенциальных избирателей — группой, в отношении которой, благодаря беспорядочному составлению цешуриатных списков, нельзя было проводить систематическую или удобную агитацию. Конечно, при этом мы не предполагаем, что данные избиратели представляли постоянную угрозу для всего нобилитета или что они хотя бы задумывались о том, чтобы оспорить претензии знати на власть. Как и новые граждане, появившиеся после Союзнической войны — в 89 г. до н. э.,
Fraccaro 1929 [G 578]: 119 слл., а также: Taylor 1957 [G 732]: 337 слл.
36


518
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
эти люди представляли собой не угрозу, а нечто неуловимое, но при этом одним своим существованием подрывавшее самую основу того, что представители нобилитета считали истинным соперничеством на выборах. Реформа центуриатных комиций обеспечила весьма удобное решение этой проблемы. Осуществляя согласование центурий первого класса с трибами, она гарантировала, что в будущем в распоряжении представителей нобилитета всегда будет главный ключ к составу отдельных голосующих единиц — карта «римской территории, разделенной на трибы» (ager Romanus tributim discriptus), обеспечивающая возможность сосредотачивать усилия на нужных участках и бороться с соперниками на равных, предоставляя различные привилегии (beneficia) и развивая клиентелу с вполне предсказуемыми последствиями.
Очень возможно, что рассматриваемое фундаментальное изменение в структуре центуриатных комиций было тесно связано еще с одной мерой, которая была принята в рассматриваемый период и привела к тому, что в городских трибах были впервые сосредоточены голоса вольноотпущенников37. Вопрос об электоральных предпочтениях представителей этой прослойки вызывает в среде исследователей весьма бурные споры. Раньше большинство ученых склонялось к тому, что вольноотпущенники были связаны отношениями клиентелы со своими бывшими хозяевами, однако это влечет за собой совершенно очевидный и совершенно невероятный вывод о том, что любое ограничение гражданских прав вольноотпущенников являлось посягательством на власть нобилитета. Более правдоподобным нам представляется предположение о том, что многие из тех людей, которые сумели накопить богатство, позволявшее им голосовать в центуриатных комициях, скорее всего, освобождались и от любых уз зависимости и, сохраняя изначальную принадлежность к определенной трибе, меняли свое место жительства, нередко — перебираясь в сам Рим. Если это и правда было так, то после согласования центурий и триб в основном избирательном собрании эти люди, судя по всему, действительно начинали представлять угрозу эффективности принципа группового голосования, и, соответственно, реформаторы имели все основания одновременно принять определенные законы, ограничивавшие их влияние.
IV. 	Нобилитет и сенат
Интерпретация реформы центуриатных комиций, изложенная нами выше, подразумевает: свой голос средний римский избиратель рассматривал преимущественно как то, что можно обменять на определенные выгоды, а потому при голосовании, естественно, не уделял особого внимания ни достоинствам кандидатов, ни отстаиваемому ими политическому курсу. У нас нет особых причин оспаривать данную точку зрения. Без
37 Ливий. Периохи. XX. Эта мера, как и центуриатная реформа, была делом рук цензоров, находившихся в должности между 241 и 220 гг. до н. э.


IV. Нобилитет и сенат
519
сомнения, в истории республиканского Рима были случаи — вероятнее всего, приходившиеся на моменты общегосударственного кризиса, — когда выдающиеся качества кандидатов вызывали у избирателей настоящий фанатизм, в результате чего на комиции приходили даже многие из тех, кого специально туда не звали, однако в отсутствие каких-либо удобных средств массовой информации подобные случаи, судя по всему, были очень редки. Соответственно, исход большинства консульских выборов и, следовательно, весь курс римской внешней и внутренней политики, который в значительной степени формировался консулами на основании исполнительной или законодательной инициативы, в действительности предопределялся не самими избирателями, а теми представителями нобилитета и сенаторами, которые контролировали как количество людей, присутствующих на комициях, так и само голосование. Таким образом, ключ к объяснению римской политики в эпоху Средней Республики дает нам характер и структура правящего класса, а не электората.
Новый нобилитет, возникший на исходе IV—Ш в. до н. э., довольно сильно отличался от предшествовавшего ему патрициата. Во-первых, патрициат являлся своего рода замкнутой кастой (возможно, искусственного происхождения), группой влиятельных семейств, основной целью которых было присвоение себе определенных конституционных и религиозных привилегий и отстранение от государственных должностей всех остальных. В период же олигархического правления дело обстояло совершенно иначе. Нобилитет не представлял собой замкнутого круга людей (с. 464 наст, изд.), и у нас нет никаких свидетельств того, что преднамеренное вливание «новой крови» в состав правящего класса — по отдельности или группами — рассматривалось остальными представителями нобилитета как нечестный поступок. Кроме того, единство патрициата было в значительной степени основано на классовых предрассудках. Вместе с немногочисленными непатрицианскими семействами, которые на самых ранних этапах римской истории были приняты в состав правящего класса, патриции образовывали совершенно особую социальную группу: они представляли собой римскую земельную аристократию, тогда как их соперники-плебеи по большей части происходили из совершенно иной общественной прослойки — без сомнения, обладавшей определенным богатством, которое, однако, было приобретено путем занятий ремеслом и торговлей38. Нобилитет, наоборот, не образовывал никакой социальной или экономической элиты. По общему признанию, все его представители — учитывая их возможности для продвижения по карьерной лестнице — обладали весьма значительными состояниями и — хотя изначально богатство некоторых из них могло происходить из иных источников — владели землей, но при этом они не были единственными крупными землевладельцами на ager Romanus и с течением времени начали представлять собой неуклонно сокращавшееся меньшинство. Впрочем, несмотря на эти раз-
38 Более подробно данный вопрос рассмотрен выше, с. 205 сл. наст. изд. (с иной точки зрения).


520
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
линия между двумя рассматриваемыми группами, некоторые моменты однозначно указывают на то, что новый и расширенный правящий класс, состоявший из довольно разнородных элементов из Рима и Лация, очень быстро стал рассматриваться своими представителями как некая корпоративная структура, которая могла потребовать от них определенной лояльности и предписать им определенные нормы политического поведения. В течение всего Ш в. до н. э. консульской власти добились представители лишь шестнадцати новых семейств, и совместное чувство исключительности, на которое указывает эта статистика, хорошо подтверждается весьма показательной историей о выборах эдилов еще в 304 г. до н. э., которую рассказывает нам Плиний Старший39. По его словам, в этом году весь нобилитет нарочито демонстрировал скорбь по поводу того, что два новичка обошли на выборах официальных кандидатов, — и это даже несмотря на то, что сами семейства Петелиев и Домициев, к которым принадлежали эти самые официальные кандидаты, впервые добились консульской власти лишь одним поколением ранее.
Это чувство единства и сплоченности, которое испытывали все представители новой знати, конечно, было отчасти вызвано личной заинтересованностью и инстинктом самосохранения. Впрочем, оно, несомненно, отражало и наличие определенных уз общей ответственности. Длительные и масштабные войны, которые Рим вел по мере того, как превращался из города-государства сначала в общеиталийскую, а затем и в средиземноморскую державу, создавали потребность не только в способных и опытных магистратах, но и в определенной последовательности и стабильности в разработке политического курса, которая не очень хорошо обеспечивалась римской системой ежегодно избираемых магистратов. Кроме того, именно по этой причине весьма существенное бремя ответственности возлагалось на единственный орган, который, не имея легальной власти, всё же мог похвастаться определенным постоянством, а именно — на сенат. Именно членство в этом благородном совете, который состоял в основном из бывших курульных магистратов, являлось очень полезным для сплочения людей разного происхождения и положения в единое целое, для соблюдения ими неписаных правил поведения. Конечно, после Ганнибаловой войны быстрый рост Римской державы в сочетании с плохо приспособленным к этому государственным устройством начал предоставлять отдельным нобилям очень соблазнительные возможности для расширения собственного могущества, но в течение Ш в. до н. э. все представители нобилитета проявляли уважение к авторитету сената, результатом чего стал «золотой век» стабильного и упорядоченного правления.
Некоторые исследователи предполагают, что сплоченность нобилитета в течение всего Ш в. до н. э. и даже позднее постоянно находилась под угрозой непрерывного конфликта между его патрицианскими и плебейскими членами, однако данный взгляд явно основывается на неверном
39 	Плиний Старший. Естественная история. XXXIII. 17 сл.


IV. Нобилитет и сенат
521
понимании ситуации. Конечно, из сочинений древних авторов нам известно о протестах, которые были вызваны в 209 г. до н. э. назначением плебея Г. Мамилия на религиозную должность верховного куриона (curio maximus)40, но это был единичный случай, и мы не можем быть уверены в том, что подобные протесты — кстати, не увенчавшиеся успехом — были вызваны классовыми предрассудками, а не личной враждой или даже соображениями религиозного характера. Выводы же о существовании постоянного раскола, которые делаются на основании того факта, что вплоть до 172 г. до н. э. одним консулом каждый год обязательно являлся патриций, представляются нам еще менее обоснованными. Наиболее вероятным объяснением того факта, что патриции по-прежнему регулярно назначались на рассматриваемую должность, является то, что это одобрялось всеми представителями нобилитета по принципиальным соображениям политического характера. В данном случае — как и в прочих — сенаторы патрицианского и плебейского происхождения, без сомнения, договорились использовать престиж и привилегии патрициата для того, чтобы способствовать достижению своих общих целей, поскольку, устанавливая принцип, согласно которому один из двух консулов каждого года должен был являться патрицием, они заметно сокращали шансы «новых людей», которые могли стремиться к высшей магистратуре. В 172 г. до н. э. патриции отказались от претензий на одно консульское место (что примечательно, без какого-либо политического конфликта) — без сомнения, просто потому, что количество представителей этого сословия, отвечавших соответствующим требованиям, к тому моменту уменьшилось настолько, что соперничавшим группам стало довольно трудно выдвигать полностью пригодных кандидатов каждый год. В 215 г. до н. э., когда плебей, выбранный консулом-суффектом40а, был вынужден отказаться от должности, «чтобы оба консула не были плебеями», это произошло не по причине патрицианской непримиримости, а просто потому, что сенат выступил против создания опасного прецедента в столь критический для Рима период41.
Впрочем, придание большого значения общности интересов и обязательств, которая была характерна для нобилитета Ш в. до н. э., вовсе не отрицает существования реальных конфликтов в его рядах. Наиболее очевидным проявлением этих конфликтов было ежегодное соперничество на выборах, и в последние годы среди ученых стало модным представлять, по крайней мере, внутренний круг сената как разделенный на две или более вполне различимые группы или фракции, основной целью которых было повышение шансов своих членов на выборах. При этом, однако, характер и значение этих так называемых фракций — и даже само
40 Ливий. XXVTL8.1 [ел.].
ш Консул-суффект выбирался в случае, если один из консулов умирал или отстранялся от должности. — В. Г.
41 Ливий. ХХШ.31.13. Скаллард (Scullard 1973 [Н 127]: 58) также говорит о наличии тайного сговора, однако предпочитает интерпретировать данный инцидент в контексте фракционной политики.


522
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
их существование — вызывают постоянные споры, и, поскольку свидетельства, содержащиеся в анналистической традиции, весьма скупы и неопределенны, мы пока удовольствуемся лишь указанием на имеющиеся возможности.
Мюнцер42, первым начавший широко использовать просопографиче- ский материал42а при изучении истории республиканского Рима, считал, что объединение семейств во фракции в большинстве случаев основывалось как на многолетних и наследственных узах дружбы, так и на связях, которые намеренно создавались посредством брачных союзов или путем расширения политического патронажа. Как следствие, упомянутый исследователь наделял рассматриваемые фракции более значительной стабильностью и постоянством, чем многие готовы были принять. Самые суровые критики концепции Мюнцер а подвергают сомнению его подход к источникам и, в частности, — попытки установить связи между семействами, придавая, по их мнению, совершенно необоснованное значение моделям коллегиальности и даже наследования должностей в том виде, в каком они представлены в списках магистратов43. Но наиболее серьезные возражения, которые могут быть выдвинуты против Мюнцер а и его школы (столь же оправданные, как и некоторые из построений упомянутых выше критиков), заключаются в том, что эти исследователи не учли ту роль, какую в определении состава фракций нобилитета играли политические взгляды. Конечно, римляне могли питать огромное уважение к обязательствам, связанным с такими понятиями, как «amicitia» («дружба») и «gratia» («благосклонность»), но при этом едва ли во время консульских выборов они затмевали политические предпочтения — диктуемые личной заинтересованностью или принципами — в плане влияния на масштабы и направленность предвыборной агитации. А поскольку в Риме не существовало никаких четких правил, согласно которым государственные деятели должны были наследовать политические позиции от отцов или разделять взгляды сородичей, то у нас есть весьма существенные основания сомневаться в том, что римские фракции обычно включали в свой состав целые семейства или хотя бы сохраняли свою идентичность на протяжении более-менее длительного времени. Конечно, многолетние семейные связи, характерные для римского общества, обеспечивали весьма прочную базу для потенциального сотрудничества на политическом фронте и нередко могли приводить к активной координации усилий в тех случаях, когда этому не препятствовали различия политического или личного характера, однако, с другой стороны, мы должны признать, что иногда для создания вполне работоспособного объединения представителей нобилитета, не имевших подобных связей, могло быть достаточно лишь прочной общности интересов или убеждений. Таким
42 Münzer 1920 [Н 120].
42аПросопография — составление коллективных биографий. — В.Г.
43 Весьма сбалансированную критическую оценку методов, используемых Мюнцером и — в некоторой степени — Скаллардом (Scullard 1973 [Н 127]), см. в изд.: Cässola 1962 [Н 103]: 8 слл.


V. Политика и личности
523
образом, многие из сообществ, в которые вступали римские нобили, скорее всего, были весьма недолговечными. Государственные деятели Рима чаще всего не задавались вопросами о твердых обязательствах или хотя бы о моральном долге в отношении совместной деятельности, а энтузиазм по отношению к объединению электоральных усилий и ресурсов, судя по всему, рос и убывал в зависимости как от приемлемости отдельных кандидатов, так и от предполагаемой важности тех вопросов, с которыми мог быть связан исход выборов. При этом, однако, рассмотрение потенциальных союзников как членов определенной группы или фракции и даже спекуляция на их идентичности тоже могли иметь определенный смысл и приносить некоторую пользу.
Хотя рассматриваемые нами фракции были нацелены прежде всего на то, чтобы контролировать политический курс через оказание влияния на исход главных выборов, мы сильно не ошибемся, если предположим, что решающим фактором на этих выборах всегда было относительное влияние соперничающих групп. Фракции не выходили за пределы внутреннего круга правящего класса, однако за пределами этого круга оставалось весьма существенное количество членов сената, которые, без сомнения, имели возможность собрать довольно значительное количество голосов на комициях. Именно эти «заднескамеечники», выступавшие в качестве потенциальных «сборщиков голосов», были эквивалентом «колеблющихся избирателей» на римской электоральной сцене43а. Именно их непостоянные политические позиции, а также рвение или безразличие на выборах, вероятно, больше, чем какие-либо иные факторы, решали изменчивую судьбу фракций нобилитета. В этом смысле часто менявшийся курс римской политики в значительной степени определялся не отдельными магистратами и даже не фракциями, а сенатским большинством в конкретный момент времени.
V. 	Политика и личности
В отсутствие какого-либо последовательного исторического рассказа о периоде с 291 по 219 г. до н. э. очень сложно — или вообще невозможно — хоть с какой-нибудь долей уверенности определить конкретные вопросы, по которым мнения римских политиков расходились каждый конкретный год. При этом, однако, у нас всё же имеются определенные основания полагать, что на протяжении всего рассматриваемого времени в сенате продолжали вестись широкие дебаты о будущей политической и экономической роли Рима, которые были начаты еще во второй половине IV в. До н. э. Так, уже в 340 г. до н. э. в среде римского нобилитета наблюдались разногласия по поводу целесообразности развития связей с Кампанией (ср. с. 428 наст, изд.), и вполне возможно, что к рубежу веков подобные конфликты достигли решающей стадии, когда цензор Аппий Клавдий
43а
Автор использует терминологию, характерную для британского парламента. — В. Г.


524
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
попытался осуществить радикальные изменения социальной структуры и государственного устройства Рима, которые должны были дать ему возможность играть более значительную роль в мире италийской торговли44. Впрочем, оказать успешное противодействие этим реформам удалось Кв. Фабию Руллиану, который, в свою очередь, вместе с соратниками, судя по всему, проводил активную политику продвижения на север, что воспрепятствовало расширению города и привело к перемещению большого количества римлян в колонии и на сабинские земли45. Но споры о масштабах вмешательства Рима в дела населенного греками Юга всё равно не прекращались. На это указывают оба сохранившихся до нашего времени конкретных упоминания о серьезных прениях в сенате в период, предшествовавший Пуническим войнам. Первое из этих упоминаний относится к 279 г. до н. э., когда престарелый Аппий Клавдий произнес мастерски составленную речь, направленную на то, чтобы отговорить сенаторов от заключения постыдного мира с Пирром (с. 548 наст, изд.), а второе — собственно к 264 г. до н. э., когда сенат якобы передал вопрос об оказании помощи мамертинцам из Мессаны на рассмотрение комиций (с. 628 наст. изд.). В обоих этих случаях сенаторы делились на две примерно равные группы и явно поддавались убеждению. При этом — вне зависимости от того, какие соображения морального или военного характера могли повлиять на их решения в каждом конкретном случае, — для нас вполне очевидно, что основные сомнения колеблющихся сенаторов были связаны с долгосрочными последствиями признания Римом своего средиземноморского статуса.
Здесь очень важно правильно понимать характер анализируемых дебатов или взгляды, которые их породили. В последние годы многие исследователи склоняются к тому, чтобы рассматривать всё вышеупомянутое как проявления классовой борьбы между представителями узкой «капиталистической» элиты в рамках нобилитета, которые поддерживали политику, направленную на торговую экспансию Рима, и защитниками народа (populus) или — что несколько более правдоподобно — мелких землевладельцев, чьи интересы были связаны с сохранением преимущественно аграрной экономики46. У нас есть определенные причины сомневаться в подобной оценке. Для начала скажем, что так называемые «империалисты» среди сенаторов, вероятно, могли в процессе выборов опираться на столь же широкую базу клиентов и сторонников, как и их оппоненты, и — насколько мы можем судить по достигнутому ими относительному успеху — политические столкновения не особенно подрывали поддержку со стороны этих клиентов. Кроме того, само предположение о том, что мелкие землевладельцы, входившие в состав первого имущественного класса, являлись противниками политики морской и торговой экспансии, не имеет никаких оснований. Тот факт, что в конце IV в. до н. э.
44 О цензорстве Аппия см. выше, с. 467 слл. наст. изд. (с иной интерпретацией).
45 См.: Cässola 1962 [Н 103]: 154 слл.
46 Ср., напр.: Cässola 1962 [Н 103]; De Martino 1972-1975 [А 35] Ш.2: 76 слл.


V. Политика и личности
525
в Риме был весьма распространен спекулятивный долг47, указывает на то, что даже среди богатейших граждан Города не наблюдалось нехватки энтузиазма по поводу вложения средств в новые предприятия для получения прибыли, а введение более сложной монетной системы могло лишь приблизить тот день, когда, согласно Полибию, большинство состоятельных римлян стало проявлять определенный интерес — прямой или косвенный — к тем выгодам, которые сулило расширение Римской державы48. Войны в богатых странах Средиземноморья тоже имели определенную привлекательность, поскольку открывали перспективы получения личной добычи (как рассказывают нам древние авторы, это послужило решающим фактором при принятии комициями решения о вмешательстве в сицилийские дела в 264 г. до н. э.) и постепенного облегчения налогового гнета в результате притока средств в государственную казну. Таким образом, тех членов сената, которые выступали против продвижения на юг, мы не должны рассматривать как защитников интересов определенной социальной или экономической группы. Мотивы, которыми они руководствовались, были более сложными. Кто-то, возможно, пытался сохранить уважение к традиционным идеалам римского общества, кто-то питал идеалистическое презрение к чрезмерному богатству, примером чего являются рассказы о людях типа Курия и Фабриция (с. 483 наст, изд.), однако в большинстве своем сенаторы, несомненно, занимали рассматриваемую позицию, поскольку очень боялись того долговременного воздействия, которое намечавшееся вмешательство Рима в средиземно- морские дела могло оказать не только на структуру общества, но и на политическую систему, неотъемлемой частью которой являлись они сами и их соратники из рядов нобилитета.
Признание того, что разные взгляды и экономические интересы чаще всего не являлись основанием для политических различий внутри сената, должно предостеречь нас от чрезмерной схематизации при анализе принятия политических решений в Риме Ш в. до н. э. Вполне вероятно, что в первые годы этого столетия конфликт в рядах нобилитета был отмечен стремлением к экспансии либо в северном, либо в южном направлении, однако если это было так, то основной целью сторонников натиска на север в этот период было противодействие политике противников, а не удовлетворение потребностей граждан, испытывавших земельный голод (если таковые действительно существовали), или всей сельскохозяйственной общины в целом. На этом основании можно предположить, что вопрос об активности Рима на северных границах едва ли сохранил серьезное политическое значение после того, как вовлечение южной Италии в сферу римских интересов было принято как свершившийся факт. Хотя то сопротивление, с каким столкнулся М. Курий Дентат в 290 г. До н. э. и, возможно, еще раз позднее, когда он выступал в защиту создания новых триб, вполне может свидетельствовать о существовании раз¬
47 	Ср. с. 395 слл. наст. изд. (с иной интерпретацией).
VI. 17.2 — в данном пассаже Полибий ссылается на ситуацию, сложившуюся в середине Ц в. до н. э.


526
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
личных точек зрения на методы, которые следовало использовать в процессе расширения римского влияния в рассматриваемом регионе, у нас практически нет причин сомневаться в том, что агрессивная позиция, занятая по отношению к Этрурии, Умбрии и Пицену сразу же после окончания войны с Пирром, получила практически единогласную поддержку сената. Более того, установление дипломатических контактов с Египтом в 273 г. до н. э. и начало чеканки серебряной монеты в Риме в 269 г. до н. э.49 указывает на то, что люди, находившиеся у власти в эти годы, до известной степени примирились с той экономической реальностью, которая была связана с новой ролью Города.
О политических симпатиях отдельных представителей нобилитета в период, непосредственно предшествовавший Первой Пунической войне, мы располагаем очень небольшим количеством информации. Даже сведения о том, что конкретные магистраты придерживались определенного образа действий, практически не дают ключа к решению данной проблемы, поскольку консулы нередко были обязаны проводить политику, начатую их предшественниками, и принимать активное участие в войнах, которые сами могли не одобрять. Таким образом, попытка восстановить состав сенатских групп на основании столь недостаточных свидетельств, едва ли будет плодотворной. Единственное явное упоминание об образовании политического альянса в рассматриваемые годы мы находим у Цицерона, который рассказывает о группе, в состав которой входило пять «друзей» (amici) — М. Курий, Г. Фабриций, Т. Корунканий, П. Деций Мус и Кв. Эмилий Пап50. Первые трое были «новыми людьми» (novi hominess, см. с. 464 наст, изд.), причем двое из них происходили из Тускула. Последнее может свидетельствовать о том, что среди представителей старинного правящего класса были люди — например, Эмилий Пап, — которые стремились поддержать их продвижение, желая расширить группу семейств, разделявших их политические взгляды. Некоторые моменты указывают на то, что рассматриваемая группа отстаивала консервативный подход. Так, например, П. Деций Мус на протяжении нескольких сроков пребывания в должности поддерживал тесную связь с Руллианом, Курий вступил в конфликт с Аппием Клавдием Цеком51 и немало сделал для присоединения ager Sabinus, а Фабриций, благодаря своим энергичным военным кампаниям, стал в глазах Пирра человеком, который имел больше всего шансов склонить сенаторов к принятию компромиссного решения52. К приведенному выше списку с достаточными основаниями можно добавить и еще одно имя — М. Фульвия Флакка, который сотрудничал с Курнем при работе над Анненским акведуком, был назначен начальником конницы одним из Цицероновой пятерки — Т. Корунканием, когда тот занимал пост диктатора для проведения выборов в 258 г. до н. э., и, будучи трибуном в 270 г. до н. э., выступил против решения снискать благо¬
49 О зарождении римской монетной системы см. выше, с. 489 слл. наст. изд.
50 Цицерон. О старости. 43; О дружбе. 39.
51 Цицерон. Брут. 55; [Аврелий Виктор.] О знаменитых людях. 34.3.
52 Зонара. УШ.4.


V. Политика и личности
527
склонность новых греческих союзников Рима, пожертвовав кампанскими наемниками из Регия (с. 625 сл. наст. изд.)53. Фульвий тоже был родом из Тускула, на основании чего можно предположить, что латинские элементы, вошедшие в состав нобилитета, могли принести с собой глубокое недоверие к южноиталийским связям Рима, которые так сильно испортили римско-латинские отношения во времена Латинской войны. Что касается противоположного лагеря, то в его составе мы тоже можем с определенной долей уверенности выявить несколько отдельных личностей. Конечно, почетное место среди них занимает Аппий Цек (к рассматриваемому времени находившийся уже в довольно преклонном возрасте). Без сомнения, с ним были тесно связаны два его сородича — Аппий и Гай Клавдии, которые, будучи, соответственно, консулом и военным трибуном 264 г. до н. э., сделали всё от них зависящее, чтобы вовлечь Рим в конфликт с Карфагеном. Также, вероятно, в рассматриваемую группу входили Г. Элий, который, будучи трибуном 285 (?) г. до н. э., инициировал первое вмешательство римлян во внутренние дела Фурий54, и П. Корнелий Руфин, который, согласно сообщениям древних авторов, в 277 г. до н. э. взял греческий город Кротон, воспользовавшись помощью своих сторонников среди его жителей55, и который позднее был исключен из состава сената Фабрицием и Эмилием Папом за то, что владел чрезмерным количеством серебряной посуды55а.
В течение двадцати четырех лет Первой Пунической войны политические споры в Риме, судя по всему, немного поутихли. При этом высказанное не так давно предположение о том, что состав соперничавших фракций можно восстановить путем изучения той роли, какую играли в ходе войны сменявшие друг друга военачальники56, без сомнения, является совершенно неубедительным. Впрочем, с наступлением мира старые разногласия вновь вышли на первый план, хотя акценты в политических спорах, естественно, немного изменились, поскольку победа над Карфагеном, повлекшая за собой присоединение Сицилии, превратила Рим в средиземноморскую державу. Правда, основания для недовольства в основном остались прежними. Определенная часть сенаторов стремилась извлечь выгоду из унижения врага путем сохранения сильного военно-морского флота, укрепления связей с торговыми центрами типа Массалии и полной узурпации былого морского господства Карфагена на Западе. Но в то же
53 	Валерий Максим. П.7.15. Кассола (Cässola 1962 [Н 103]: 171 слл.) довольно убедительно доказывает, что на уничтожение антиримских элементов в Регии несколько ранее подбил кампанских наемников Г. Фабриций.
04 Плиний Старший. Естественная история. XXXTV.22.
°° Зонара. УШ.б: «κα'ι έπ'ι Κρότωνα ώρμησεν άποστάντα ‘Ρωμαίων μεταπεμψαμένων αύτόν των επιτηδείων» («И по призыву сторонников двинулся на Кротон, отпавший от римлян». Пер. А.М. Сморчкова. — В.Г.). См. далее, с. 557 наст. изд.
00а Это было нарушение так называемых «законов о роскоши», которые довольно активно принимались в Риме в Ш в. до н. э. и были направлены на ограничение излишеств. Подробнее см., напр.: Квашнин В.А. Генезис сужптуарного законодательства в Древнем Риме (Вологда, 2009); Он же. Законы о роскоши в Древнем Риме эпохи Пунических войн (Вологда, 2006). - В. Г.
56 	Cp.: Lippold 1963 [Н 117]: 104 слл.


528
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
время в составе сената имелась и довольно влиятельная группа, представители которой высказывали очень серьезные опасения по поводу реализации подобного курса и полагали, что политика агрессивного экспансионизма ставит под угрозу почти всё, что они считали важным, — процветание сельского хозяйства Италии, сохранение традиционных римских ценностей и даже саму олигархию, которая в конечном итоге зависела от способности сената эффективно контролировать не только избирателей, но и своих собственных членов. В начале П в. до н. э., когда Рим уже стремительно мчался в потоке империализма, подобные консервативные настроения озвучивал лишь Катон Старший вместе с относительно небольшой группой своих единомышленников. Но перед войной с Ганнибалом поборники политики сдерживания имели более широкое влияние. Вероятно, в споре они всё же проиграли, но, согласно имеющимся у нас данным, этому предшествовали весьма продолжительные и оживленные дебаты в сенате. Так, например, мы знаем о явном расхождении во мнениях по поводу условий мирного договора 241 г. до н. э., которые в конечном итоге были исправлены и дополнены в ущерб Карфагену (с. 605 насг. изд.). Кроме того, сенаторы довольно долго колебались, пытаясь принять решение по поводу того, какие действия следует предпринять на Сардинии, где изначальная политика строгого нейтралитета, проводившаяся во времена Наемнической войны5621, в 238 г. до н. э. уступила место политике открытой агрессии. Наконец, в 219 г. до н. э., накануне Второй Пунической войны, согласно Диону Кассию57, в сенате развернулись весьма бурные дебаты относительно надлежащего ответа на нападение Ганнибала на Сагунт. Большинство же прочих свидетельств о политических разногласиях в межвоенные годы вращается вокруг личности и деятельности «нового человека» Г. Фламиния, и, следовательно, далее мы должны уделить внимание тому, как это связано (если связано вообще) с основным спором рассматриваемого периода — о надлежащем курсе внешней политики.
Фламиний обычно считается либо человеком из народа, либо защитником мелких землевладельцев. Первая из этих точек зрения, опирающаяся преимущественно на то, что Полибий описывает рассматриваемого деятеля как умелого демагога58, полностью опровергается тем фактом, что после столь бурной деятельности в качестве трибуна он был избран на высшие государственные должности. Второй же взгляд основывается на совершенно неверном истолковании двух действий Фламиния. Первое из них — обнародование им в 232 г. до н. э. законопроекта о подушной раздаче участков на ager Gallicus — мы уже рассмотрели (с. 507 сл. насг. изд.). Оно очень напоминает предложения М. Курия о разделе сабинских земель, сделанные двумя поколениями ранее, и позволяет предположить, что в обоих случаях мы имеем дело с очень сходными мотивами. Впрочем,
56а Так в исторической литературе именуется восстание карфагенских наемников, вспыхнувшее после окончания Первой Пунической войны. Другие названия — Ливийская война, Война без перемирия. Подробнее о ней см. далее, в гл. 11. — В. Г.
57 Дион Кассий. ХШ. Фрг. 55. Vol. 1: 194—197 Boiss. Ср.: Зонара. УШ.22.
58 Полибий. Ш.80.3 («όχλοκόπον μέν καί δημαγωγόν τέλειον» — «<...> заискивает в толпе и в совершенстве умеет увлекать ее за собою»). Ср. также: Ливий. ΧΧΙ.63.3—4; ХХП.1.5.


V. Политика и личности
529
за исключением того, что оба рассматриваемых деятеля нарушили правила приличия своего времени, призвав к расселению граждан на землях, слишком сильно удаленных от политического центра, анализируемая аналогия весьма далека от совершенства. Как мы уже видели, сосредоточенность на северном направлении к рассматриваемому моменту давно уже перестала быть монополией людей, которые противостояли коммерческим интересам, и в анализируемом случае Фламиний, судя по всему, руководствовался почти исключительно соображениями военного характера. Второе из упомянутых выше действий, которое считается отражающим «антикоммерциалисгскую» позицию, заключалось в том, что Фламиний в одиночку поддержал предложенный в 218 г. до н. э. плебисцит Клавдия, согласно которому сенаторам или отцам сенаторов запрещалось владеть кораблями вместимостью более 300 амфор. Но любые предположения о том, что подобное ограничение могло остановить активность Рима на море или действительно лишить самых ярых «империалистов» сената стимула к продвижению своей политики, представляются нам весьма поспешными. Рассматриваемая мера, принятая накануне Ганнибаловой войны, судя по всему, была направлена на то, чтобы гарантировать, что сенаторы — от чьих постановлений в военное время зависела судьба Республики — будут посвящать всё свое время государственным делам. То, что большинство членов сената выступило против этой меры, объясняется только естественным негодованием по поводу узаконенного притеснения их свободы, однако тот факт, что эту меру поддержал Фламиний, означает лишь то, что он стремился предупредить более серьезные конституционные последствия той экономической политики, которую полностью одобрял.
Более надежный ключ к объяснению политической позиции Флами- ния дают нам определенные указания на то, что он был злейшим врагом Кв. Фабия Максима, правнука Руллиана, который в ходе дебатов 219 г. до н. э. выступал в поддержку политики примирения. Цицерон упоминает о том, что Фабий, будучи консулом, решительно противодействовал законопроекту Фламиния о раздаче участков на ager Gallicus59. Далее, очень возможно, что именно Фабий, имевший решающее влияние в коллегии авгуров, инициировал усилия, направленные на то, чтобы заставить Фламиния сложить полномочия во время его первого консульства, а впоследствии — отказать ему в триумфе. Наконец, на родственника и, вероятно, товарища Фабия — историка Кв. Фабия Пиктора, скорее всего, следует возложить и ответственность за ту враждебность к Фламинию, которая заметна в дошедших до нас сочинениях древних авторов. Известные нам связи самого Фламиния в правящих кругах также, по всей видимости, подтверждают, что два рассматриваемых деятеля принадлежали к противоположным политическим лагерям. Так, среди союзников Фламиния следует упомянуть еще одного злейшего врага Фабия в 217 г. до н. э. —
09 Цицерон. О старости. 11; Учение академиков. П.13. Это столкновение, скорее всего, относится ко времени первого консульства Фабия (233 г. до н. э.), с которым совпал и трибунат Фламиния.


530
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
М. Минуция, который в 220 г. до н. э. назначил Фламиния своим начальником конницы60, и А Корнелия Аешула, главного поборника войны во время дебатов 219 г. до н. э., назначенного «первым в сенате» (princeps senates) в обход старейшего на тот момент экс-цензора М. Фабия Бутеона исключительно благодаря содействию цензоров 220 г. до н. э., одним из которых был Фламиний. В свете всего этого северную политику Фламиния не следует рассматривать как согласованную с замыслами экспансионистской группы в составе сената. План дальнейшего укрепления границ Италии путем вытеснения галлов назад в предгорья Альп и овладения долиной Пада рассматривался как необходимая мера в рамках подготовки к крупномасштабному столкновению с Ганнибалом, которое, как, без сомнения, ожидалось тогда, должно было произойти не на италийской земле, а в Испании61.
Поскольку политические разногласия в рассматриваемый период вращались вокруг одного первостепенного вопроса: что выбрать — войну или мир, агрессию или перегруппировку сил, у нас, по-видимому, появляется возможность не только выявить периодические колебания сенаторских настроений, но и в отдельных случаях соотнести эти колебания с электоральными успехами определенных групп. После заключения мира с карфагенянами ужесточение позиций впервые проявилось в 238 г. до н. э. Именно в этом году римляне перешли в наступление, заняв Сардинию и развернув военные операции против лигуров и галлов, а всего двумя годами позже обратили внимание на Корсику и, как нам сообщают древние авторы, даже задумывались о новом нападении на Карфаген, направленном на защиту торгового судоходства. Что важно — двумя патрицианскими консулами 237 и 236 гг. до н. э. были будущий princeps senatus Луций Корнелий Лентул и его брат Публий.
Впрочем, в 235 г. до н. э. произошел поворот к более мирной позиции. По всей видимости, за разгромом галлов после набега на Аримин не последовало никаких ответных ударов, и — как будто чтобы поставить определенную точку в этом деле, — консулы даже распорядились закрыть со всеми церемониями двери в храме Януса, что было совершенно необычно для Рима того времени (закрытие дверей этого храма означало наступление полного мира. — В.Г.)62. На протяжении трехлетнего периода, в конце которого Кв. Фабий Максим впервые стал консулом, Рим не осуществлял никаких боевых операций, за исключением тех, которые были
60 Достоверность отраженной у Плутарха [Марцелл. 5.5) традиции, согласно которой М. Минуций был диктатором в 220 г. до н. э., довольно убедительно доказывается Дори (Dorey 1955 [Н 108]: 92 слл.). Валерий Максим, в сочинении которого Фламиний показан как начальник конницы при Фабии (1.1.5), был, скорее всего, введен в заблуждение тем фактом, что Фабий был назначен диктатором в том же году и практически сразу же объявлен «назначенным огрешно» («vitio creates»).
61 Изложение сходной точки зрения см. в изд.: Kramer 1948 [J 188]: 1 слл.
62 Это произошло в консульство Т. Манлия Торквата (Ливий. 1.19.3; Варрон. О ла- тинском языке. V.165), однако Ливий добавляет фразу «по завершении Первой Пунической войны», и многие исследователи полагают, что в данном случае на самом деле имелся в виду А. Манлий Торкват (консул 241 г. до н. э.), и, соответственно, относят закрытие храма именно к этому году (см. выше, с. 454 наст. изд.).


V. Политика и личности
531
вызваны действиями мятежников. Впрочем, в 232—230 гг. до н. э. сторонники агрессивной политики вновь взяли инициативу в свои руки — возможно, потому, что очень многие римляне восприняли вспыхнувшее на прибрежных островах и в Лигурии восстание как спровоцированное карфагенянами. В 232 г. до н. э. был выдвинут законопроект Фламиния, который если и не в деталях, то по существу мог быть вдохновлен только старшими представителями нобилитета. Затем, в следующем году, для проведения расследования было отправлено римское посольство к Гамиль- кару в Испанию, что, вероятно, привело к заключению соглашения между Римом и Сагунтом63. Конечно, нам неизвестно, действительно ли люди, ответственные за заключение данного договора, намеревались в будущем использовать его как предлог к возобновлению боевых действий против Карфагена, однако сам этот шаг, без сомнения, был весьма провокационным. Наконец, в 230 г. до н. э. римляне направили давно назревший протест царице Иллирии Тевте, потребовав от нее прекратить пиратские нападения на италийские суда. Едва ли можно сомневаться, что в основе этих трех шагов лежали одинаковые политические взгляды, согласно которым лучше было навлечь на себя — или даже спровоцировать — войну, чем поступиться хотя бы какими-нибудь из быстро расширявшихся интересов Рима. Кроме того, упомянутые выше действия были предприняты в годы, когда консульские должности занимали в основном представители той группы, которая, по мнению целого ряда исследователей, начала складываться в рассматриваемый период вокруг ведущих ветвей родов Эмилиев и Корнелиев, а поколение спустя сосредоточилась вокруг Сципионов. Нам точно известно, что двое из шести консулов анализируемого периода происходили из рода Эмилиев, а еще двое — Г. Папирий Мазон и «новый человек» М. Помпоний Матон — принадлежали к семействам, которые вскоре породнились как со Сципионами, так и с Эмилиями Павлами64.
В течение первой половины следующего десятилетия римляне не вели практически никаких активных действий, за исключением Иллирийской кампании, которую сенат уже решил провести ранее и из которой вновь никто не попытался извлечь выгоду. В этот период Кв. Фабий Максим второй раз стал консулом (228 г. до н. э.) и, вероятно, обладал весьма значительным влиянием — в частности, благодаря тому, что, судя по всему, довольно значительно повысил свою репутацию, проведя в 230 г. до н. э., во время своего цензорства, центуриатную реформу65. Вполне возможно
63 Дион Кассий. Фрг. 48. Vol. 1: 178-179 Boiss.
64 Дочь Г. Папирия Мазона вышла замуж за сына Л. Эмилия Павла (Плутарх. Эмилий Павел. 5.1). Матерью Сципиона была Помпония (Силий Италик. Пуника. ХШ.615 сл.), а его женой — Эмилия Павла (Ливий. ХХХУШ.57.6).
65 Так считает Витуччи (Vitucci 1953 [В 270]: 54 слл.), который попытался отождествить Кв. Фабия Максима с Фабием, прославляемым во фрагменте элогии, обнаруженным в Брундизии. Неполное предложение «primus senatum legit et comiti...» («он первым изменил состав сенаторов и... комиций(?)»), несомненно, отсылает нас к цензорской деятельности, однако при этом всё же не совсем ясно, о каком Фабии здесь идет речь, насколько верно Витуччи восстановил словосочетание «comit<o> [ordinavit]» («упорядочил комиции») и действительно ли оно относится к реорганизации центуриатной системы в Риме (cp.: Taylor 1957 [G 732]: 352 сл.).


532
Глава 9. Рим и Италия в начале III в. до н. э.
даже то, что точку зрения тех людей, которые, подобно Фабию, были действительно готовы идти на компромисс, отражает договор о разделе сфер влияния, заключенный в 226 г. до н. э. с Гасдрубалом и, по всей видимости, несколько противоречивший обязательствам, взятым на себя римлянами при заключении союза с Сагунтом. При этом, однако, с момента нападения галлов в 225 г. до н. э. позиции сенаторов стали всё больше ужесточаться и Рим был вновь вовлечен в наступательные действия, результатом чего стало сначала подчинение Транспаданской Галлии, а затем — Истрийская война, второе вторжение в Иллирию и, наконец, роковое объявление войны Карфагену. Мы уже упоминали о том, что в течение этих семи лет на выборах, вероятно, господствовали в основном представители так называемой «группы Эмилиев—Корнелиев». Это действительно могло быть так, но, если такой союз и вправду существовал, одного взгляда на списки магистратов достаточно, чтобы понять: основной политической фигурой данной группы был Фламиний, который в течение всего шести лет дважды становился консулом и один раз — цензором. Подобно Катону, среди политических деятелей следующего поколения Фламиний был явно «новым человеком», чьи исключительные таланты и сила личности дали ему возможность стать лидером даже среди тех представителей старого нобилитета, кто в свое время способствовал его продвижению по политической лестнице. Впрочем, в отличие от Катона, он погиб в расцвете сил, в результате чего его имя и репутация пали беззащитной жертвой поношения со стороны соперников. Поистине глубокая ирония заключена в том, что не Фламиний, а Кв. Фабий Максим, его главный противник и поборник политики умиротворения, остался в живых и заработал бессмертную славу творца победы над Карфагеном, после которой Рим бесповоротно встал на путь создания средиземноморской державы.


Глава 10
77.-Р. Франке ПИРР1
I. 	Конфликт между Римом и Тарентом
Между Римом и расположенным в Италии греческим городом Тарентом примерно в 303—302 гг. до н. э., а возможно и еще раньше — в 332/331 г. до н. э., был заключен договор, который запрещал римлянам заплывать севернее Лакинийского мыса (к югу от Кротона) и заходить в Тарентский залив (карта 10)2. Тем не менее — вероятно, осенью 282 г. до н. э. — в та- рентской гавани неожиданно появилась римская эскадра из десяти кораблей. Кстати, рассказывая об этом событии, древние авторы впервые упоминают о римских военных судах. Лишь незадолго до этого консул Г. Фабриций Лусцин разбил осаждавших город Фурии луканов, которые в рассматриваемый период — вместе с бруттиями — всё сильнее терроризировали греческие поселения в южной Италии. Консул оставил в Фуриях гарнизон для защиты города и его олигархической верхушки, верной Риму, в результате чего у тарентинцев появились весьма веские причины опасаться, что их собственные позиции по отношению к Фуриям — постоянному сопернику в борьбе за влияние — будут существенно ослаблены. Никто в городе ни на мгновение не поверил, что римские корабли совершали прогулочный тур по Великой Греции на пути в Фурии или, возможно, в три римские колонии — Сену Галльскую, Гадрию и Касгрум Новум, основанные в северной части Адриатического побережья после Третьей Самнитской войны. Совсем наоборот, тарентинцы очень
1 Источники: ни «Воспоминания» («Hypomnemata») самого Пирра, ни написанный им трактат по тактике не дошли до нашего времени, равно как и сочинение Кинея, упоминаемое Цицероном (Письма к близким. IX.25.1). Сохранились лишь фрагменты труда «Эпиротика», написанного придворным историком Пирра Проксеном, а также отрывки из созданной Тимеем истории западногреческого мира и работы Дуриса Самосского, который был враждебно настроен по отношению к власти македонян. Однако эти труды, а также история диадохов, сочиненная Иеронимом из Кардии, достаточно активно использовались Плутархом при создании «Жизнеописания Пирра» — нашего основного источника по рассматриваемой проблеме — наряду с отдельными упоминаниями у Диодора (кн. XXI—XXII), Помпея Трога и Юстина (кн. XVI—XVHI, ХХШ—XXV), Павсания, Ли- вня, Дионисия Галикарнасского, Аппиана и других древних авторов. Кроме того, в нашем распоряжении имеется несколько надписей и довольно большое количество монет, отчеканенных самим Пирром, а также южноиталийскими греческими городами и Римом.
2 Schmitt 1969 [J 224]: 60, примеч. 444.


534
Глава 10. Пирр
опасались политических целей рассматриваемого визита, поставленных перед собой бурно развивающейся латинской державой, за которой они уже давно наблюдали с большим подозрением и которая, как они предполагали, планировала свергнуть в их городе народное правление и вернуть власть проримским аристократам — точно так же, как это произошло в Фуриях. Дружественные отношения Рима с Неаполем (первым из греческих городов, подписавших с римлянами еще в 326 г. до н. э. так называемый foedus aequo iure — договор, согласно которому обе стороны становились равноправными партнерами)3, а также с другими греческими городами, включая Массалию, также давали основания опасаться упадка традиционного господства Тарента в южной Италии. Эти опасения еще больше усилились, когда — примерно в 306/305 гг. до н. э. — первые признаки сначала экономических, а затем и политических связей между Римом и островом Родос4 ясно показали, что римляне начали задумываться о выходе за узкие рамки центральной Италии, а также проявлять интерес к более восточным областям греческого мира. Вдобавок к этому, в 306 г. до н. э. жители города на Тибре сумели подписать очередное, третье по счету, соглашение с Карфагеном, в котором были обозначены границы сфер влияния сторон и отражены новые политические условия на тер ритории Италии. Хотя этот договор отрезал Рим от греко-пунийской Сицилии, он в то же время закрыл весь Апеннинский полуостров для карфагенян5. С другой стороны, жители греческих поселений, судя по всему, восприняли это, по крайней мере, как косвенную угрозу в свой адрес.
Итак, разъяренная толпа, подстрекаемая демагогом Филохаридом, напала на римские корабли, что явно противоречило действовавшему договору. Тарентинцы затопили четыре судна и захватили пятое, а остальным чудом удалось ускользнуть. После этого тарентинское войско совершило бросок к Фуриям и принудило симпатизировавших Риму аристократов, а также римский гарнизон покинуть город. Для Рима этот бесцеремонный шаг означал не только потерю престижа. Это был и серьезный удар по попыткам римлян расширить свое влияние в южной Италии. Как следствие, в конце 282 или в начале 281 г. до н. э. в Тарент прибыло римское посольство с требованиями удовлетворения. Но послы были вынуждены вернуться домой ни с чем, да еще и подверглись тяжким оскорблениям — если, конечно, это не одно из преувеличений, столь характерных для проримски настроенных анналистов6. В результате римская армия во главе с консулом Л. Эмилием Барбулой вторглась во владения Тарента и довольно быстро поставила город на грань поражения. Тогда народное собрание, больше не веря в собственные силы и вопреки бурному проти¬
3 Schmitt 1969 [J 224]: 22, примеч. 410; см. выше, с. 438 наст. изд.
4 Ср .: «<...> в течение чуть не ста сорока лет народ родосский участвовал в самых доблестных и славных подвигах римлян» (Полибий. ХХХ.5.6. — 167 г. до н. э.). Это утверждение вызывает немало споров. Подробнее о дискуссии см.: Schmitt 1957 [J 223]: 1—49 и конспективно: Walbank 1957—1979 [В 182] Ш: 423—426.
5 Schmitt 1969 [J 224]: 53, примеч. 438; ср. далее, с. 616 сл. наст. изд.
6 Аппиан. О войнах с самнитами. 7.1—3 (в оригинале: 1—6. — В.Г.); Зонара. УШ.2.1—2.


I. Конфликт между Римом и Тарентом
535
водействию со стороны аристократов, приняло решение — как и много раз в прошлом — обратиться за помощью к иноземному военачальнику. В 343—338 гг. до н. э. таким военачальником был Архидам из Спарты. В 334 г. до н. э. в Италию прибыл царь молоссов Александр I Эпирский, который надеялся создать собственную империю, разбив луканов и брут- тиев, но погиб в битве с ними в 331 г. до н. э. В 303 г. до н. э. на новое обращение Тарента ответили спартанцы, пославшие в южную Италию Клеонима, брата Акротата, который захватил и некоторое время удерживал в своих руках Метапонт. Но пока Клеоним был в отлучке на Кор- кире (совр. Корфу. — В.Г.), тарентинцы повернулись против него, а его последующая попытка вернуть себе город в результате ночной атаки полностью провалилась. В конечном итоге римляне вытеснили спартанского полководца из южной Италии, и он занялся разбоями в северной Адриатике (хотя и в этом не достиг особых успехов). Царь Сиракуз Ага- фокл тоже несколько раз вторгался в южную Италию по наущению Тарента в период между 298 и 295 гг. до н. э. и сражался с угрожавшими грекам брутгиями и япигами. Смерть Агафокла лишила греков сильного покровителя и породила определенный вакуум власти, который попытались заполнить римляне.
То, что в рассматриваемой нами ситуации выбор тарентинцев пал на Пирра, царя Эпира, — страны, располагавшейся по другую сторону Адриатики, — не было простой случайностью. Незадолго до того, в 282/281 г. до н. э., Тарент предоставил в распоряжение молосского царя несколько кораблей, чтобы отвоевать остров Коркира, который он получил в 295 г. до н. э. как приданое за свою вторую жену Ланассу, дочь Агафокла, но потерял в 290 г. до н. э., когда Ланасса ушла от него и вышла замуж за Деметрия Полиоркета. Таким образом, Пирр был в долгу перед Тарентом. Кроме того, Эпир поддерживал весьма тесные торговые связи с южной Италией и Сицилией, где с давних времен жили группы выходцев из Эпира — феспротов и хаонов. Упоминания о том, что на рубеже IV—Ш вв. до н. э. тарентинцы обращались за советом к оракулу Додоны7, и надписи на нескольких вотивных предметах, обнаруженных в этом главном святилище эпиротов, показывают, что рассматриваемые связи действительно были очень активными8. Кроме того, Пирр считался выдающимся полководцем и тактиком, который ничего не боялся и пользовался фанатичной преданностью своих солдат. Наконец, без сомнения, в Таренте еще была жива память о сильной личности Александра Молосского, зятя Александра Великого и дяди Пирра8"1, а также его предшественника на эпир- ском троне.
7 SGDI1567; ср. также проксению, которая примерно в 300 г. до н. э. была дарована молоссами жителям Акраганта (SIG 942).
8 Franke 1961 [В 220]: 276 сл.
8а Возможно, какая-то путаница. Обычно считается, что Александр Молосский был братом Олимпиады, матери Александра Македонского, и, соответственно, — его дядей (см., напр.: Юстин. Эпитома сочинения Помпея Трога «История Филиппа». УШ.6.5). Пирру Же он приходился, видимо, еще более дальним родственником, вероятно — двоюродным Дядей. — В.Г.


536
Глава 10. Пирр
II. 	Пирр — царь молоссов.
Его политика в Греции до 281 г. до н. э.9
Конечно, у Пирра были и другие причины откликнуться на мольбу тарен- тинцев о помощи. Он родился в 319 г. до н. э. и был сыном молосского царя Эакида, который в 317 г. до н. э. решением народа был низложен и изгнан из Эпира. Как следствие, Пирр провел юные годы изгнанником при дворе иллирийского царя Главкия. В 306 г. до н. э. последний силой восстановил нашего героя на молосском троне, установив некое подобие регентского правления, которое было вполне обычным в Эпире и Македонии. Но всего несколько лет спустя, в 302 г. до н. э., Пирр был вновь свергнут—на этот раз царем Македонии Кассандром. Вынужденный покинуть страну, он пошел служить офицером в армию Деметрия Поли- оркета (сына Антигона Одноглазого), который был женат на его сестре Деидамии. В 298 г. до н. э., после установления кратковременного мира между Деметрием и Селевком, последний выступил посредником при заключении мирного договора между Деметрием и Птолемеем I, в связи с чем Пирр стал заложником при александрийском дворе. Там он снискал расположение Береники — любовницы, а позднее жены Птолемея, и женился на Антигоне, ее дочери от первого брака с неким македонским аристократом. Всего год спустя, в 297 г. до н. э., после смерти Кассандра, Пирр вернулся на родину с весьма существенной военной и финансовой поддержкой со стороны Птолемея. Поначалу молодой царь правил вместе с Неоптолемом П, своим родственником и ставленником Кассандра, но очень скоро избавился от него.
Будучи царем молоссов — он никогда не именовал себя царем эпиро- тов и Эпира (этот титул встречается лишь в римской традиции), — Пирр в то же время являлся гегемоном Эпирского союза, который был основан примерно в 325/320 гг. до н. э. и в надписях именовался ΣΥΜΜΑΧΟΙ ΤΩΝ ΑΠΕΙΡΩΤΑΝ («эпирские союзники»)10. Этот союз объединял три основных народа Эпира (карта 9): молоссов, феспротов и хаонов, которые, очевидно, присоединились к данному объединению последними. Каждый из этих народов, в свою очередь, состоял из множества более мелких групп. Власть молосского царя — в отношении как собственного народа, так и Эпирского союза — была весьма ограниченной. Чеканка монеты, дарование проксении («общественного гостеприимства») или гражданства, освобождение от налогов, предоставление права на получение убежища и прочие привилегии находились исключительно в руках молосского «простого народа» (xotvov), во главе которого стоял простат, по своим функциям и положению примерно сопоставимый со спартанскими эфорами103.
9 О ситуации в эллинистическом мире и о личностях, которые упоминаются в данном разделе, см. также раздел, написанный Уиллом (Е. Will), в изд.: САН VII. 12 (Cambridge, 1984): гл. 2 и 4.
10 SGDI1336.
10а Э ф о р ы — должностные лица в Спарте, обладавшие довольно широким кругом полномочий контрольного характера, в том числе — и в отношении царя. — В.Г.


Карта 9. Северная Греция во времена Пирра


538
Глава 10. Пирр
Аналогичным образом, как мы знаем из надписей, правом чеканки монеты и правом освобождения от таможенных пошлин обладал союз эпи- ротов (συμμαχια), а не царь, являвшийся его номинальным главой, а также полководцем. По давней традиции, молосский монарх прежде всего возглавлял войско во время войны, однако для ее объявления ему требовалось согласие военного совета. Кроме того, царь выступал в качестве верховного жреца и верховного судьи — за исключением случаев, когда дело касалось наиболее тяжких преступлений, которые рассматривались всё тем же военным советом. Впрочем, монарх имел право заключать от своего собственного имени международные договоры и набирать наемников. Плутарх в «Жизнеописании Пирра» (5.5) упоминает о том, что, согласно обычаю, молосский царь каждый год приносил в храме Зевса в Пассароне — неподалеку от современной Янины — торжественную присягу, в соответствии с которой он обязывался править, руководствуясь законами. Затем молосский народ, в свою очередь, клялся поддерживать и защищать царскую власть в соответствии с теми же правилами. По некоторым сведениям, в отдельных случаях правители, нарушавшие рассматриваемые законы, изгонялись или низлагались.
Для человека, который по своим амбициям, энергии и жажде власти ничем не уступал другим диадохам или самому Александру Великому, это было очень ограниченное и ограничивающее пространство для самореализации. В силу этого Пирр очень скоро начал прокладывать себе путь за пределы узких границ Эпира. После присоединения Коркиры (и, возможно, Лефкады?), которую он получил в 295 г. до н. э., когда женился на Ланассе, дочери Агафокла, молосский царь — уже в следующем году — оказал поддержку и помощь Александру V, сыну своего бывшего врага Кассандра, в его попытках занять трон Македонии. В 294 г. до н. э. за свою помощь Пирр получил во владение Амбракию в южном Эпире, Акарнанию, Амфилохию, а также Тимфею и Паравею на границе между Эпиром и Македонией. В этой связи, судя по всему, между Пирром и Акарнанским союзом был заключен особый договор11. Получив столь обширные земли, Пирр начал закладывать основания для установления своей личной власти в виде неограниченной монархии эллинистического типа, и центральным моментом в данном процессе стало строительство им своей резиденции в Амбракии — за пределами родной страны. Среди диадохов было весьма распространено многоженство, и Пирр не стал исключением: в 292 г. до н. э. он женился в третий, а затем и в четвертый раз, чисто по политическим соображениям, сначала — на дочери иллирийского князя Бардилиса, а затем — на дочери царя пеонийцев Авдо- леона. Таким образом, теперь он обезопасил северные границы Эпира и одновременно получил важных союзников для реализации своих дальнейших планов, которые отныне были направлены на то, чтобы занять трон Македонии. Вполне естественно, что в подобной ситуации Ланасса почувствовала себя уязвленной и ушла от Пирра к его главному сопернику Деметрию Полиоркету, которому — также в качестве приданого —
11 Schmitt 1969 [J 224]: 94, примеч. 459.


Ш. Пирр в Таренте. Битва при Гераклее
539
отдала Коркиру. После нескольких лет довольно ожесточенной борьбы, в 289 г. до н. э. эпирский царь благодаря своей личной отваге все-таки одержал победу над полководцем Деметрия Пантавхом. Невзирая на мирный договор, который был подписан в результате этой победы, Пирр, весьма мудро подчеркивая свое родство с Александром Великим, чья мать Олимпиада действительно происходила из рода молосских царей, в 287 г. до н. э. сумел убедить македонскую армию провозгласить его, Пирра, царем Македонии. В данном качестве он вскоре после этого посетил Афины, где принес жертву богине-покровительнице этого города.
Впрочем, Пирр не смог долго выстоять против Лисимаха, бывшего телохранителя Александра Великого, который на тот момент обосновался во Фракии, имел армию, намного превосходившую войско царя молоссов, и был столь же сильно заинтересован в том, чтобы занять македонский престол и сыграть роль наследника Александра. Уже к 284 г. до н. э. Пирр был вынужден опять отступить в Эпир и теперь обратил взоры на север, попытавшись расширить свое царство в направлении Иллирии. К 282/281 г. до н. э. он вернул себе Коркиру, подчинил несколько племен, живших на границе северного Эпира и Иллирии, и, вероятно, добился власти над Аполлонией — колонией, основанной коркирцами на Адриатическом побережье еще в 588 г. до н. э.12. После смерти Лисимаха весной 281 г. до н. э. и Селевка I в конце лета того же года Пирр вновь увидел хорошую возможность заявить свои права на Македонию и поднять оружие против нового царя — Птолемея Керавна, который еще не успел укрепиться на троне. Но еще до начала серьезных боевых действий к Пирру прибыло посольство из Тарента (с. 535 сл. наст. изд.). Перспектива получить новую власть и славу на западе греческого мира и — если можно верить рассказу Плутарха [Пирр. 14.8 слл.), который предположительно был заимствован из труда придворного историка Пирра Проксена, — дополнительная возможность захватить Сицилию, а также, вероятно, даже вторгнуться в Северную Африку и владения Карфагена, подобно тестю Пирра Агафоклу, — всё это выглядело для молосского царя столь заманчивым, что он спешно заключил договор с Птолемеем Керавном. Согласно этому договору, Керавн обязался предоставить Пирру войска для поддержки его планируемой кампании в Италии, а тот, в свою очередь, отказался от претензий на македонский трон. Теперь ничто не мешало нашему герою выступить на запад, в результате чего Рим впервые в своей истории лицом к лицу столкнулся с одной из эллинистических держав.
III. 	Пирр в Таренте.
Битва при Гераклее (280 г. до н. э.)
Энергичные действия римского консула Эмилия Барбулы против Тарен- та привели прежде всего к назначению нового военачальника — по имени Агис, чьи хорошие отношения с римлянами, как надеялись тарентинцы,
12 Аппиан. События в Иллирии. 7.


540
Глава 10. Пирр
помогут мирному разрешению конфликта. Однако вскоре после этого в городской гавани один за другим высадились два передовых подразделения армии Пирра. Во главе первого из них — численностью 3 тыс. воинов — стоял приближенный и советник Пирра Киней из Фессалии, а во главе второго — военачальник Милон. Тут же все попытки достичь мирного урегулирования прекратились, а на место Агиса был поставлен человек, который устраивал молосского царя. Но переговоры Пирра с Македонией и военные приготовления к походу через Адриатику затягивались, и новые власти Тарента вновь обратились к Пирру за помощью, причем на этот раз к обращению присоединились самниты, луканы и мессалин, которые тоже ощущали угрозу со стороны Рима. Их сильно преувеличенное обещание предоставить в распоряжение Пирра более 350 тыс. пехотинцев и как минимум 20 тыс. всадников привело к тому, что руководство Эпирского союза дало официальное одобрение Италийской кампании и объявило сбор общего войска. Вероятно, это был единственный раз, когда царь вынес свои планы и намерения на рассмотрение совета союза. Как уже упоминалось, Пирр, безусловно, был выдающимся стратегом и тактиком. Он был отважным и безудержным бойцом и в то же время чрезвычайно расчетливым, искусным и — если в этом была необходимость — беспринципным политиком. Провозгласив свое начинание своеобразной панэллинской кампанией, направленной на то, чтобы раз и навсегда освободить всех греков южной Италии от постоянной угрозы со стороны варварского мира, он в первую очередь сумел обеспечить участие в своем походе войск Эпирского союза, призванных образовать ядро и хребет армии, которая в противном случае была бы слишком пестрой. Помимо этого, Пирру удалось заручиться поддержкой других эллинистических государств, правители которых, без сомнения, были только рады тому, что этот беспокойный и опасный человек хочет перенести свои действия подальше от них. Так, от Птолемея Керавна царь молоссов получил македонские вспомогательные отряды и двадцать индийских боевых слонов. Антигон Гонат предоставил в его распоряжение корабли, необходимые для того, чтобы пересечь море и обеспечить доставку подкреплений. Сирийский царь Антиох I поддержал Пирра деньгами, а серия золотых монет с портретом Береники в образе Артемиды, которые позднее чеканились в Сиракузах, с большой долей вероятности позволяет предположить, что он получал денежную помощь и от правителя Египта Птолемея I. В своих тщательно продуманных пропагандистских кампаниях в Греции, южной Италии, а позднее и на Сицилии Пирр весьма искусно играл на своем происхождении от Ахиллеса и Александра Великого. Он вышел на сцену как их наследник и в то же время как человек, мстящий за смерть своего дяди Александра Молосского, убитого в южной Италии. Особенно хорошо это заметно по монетам, которые чеканились в Тарен- те, Аокрах и Сиракузах во время кампаний Пирра. На всех тетрадрахмах, которые, как свидетельствуют нанесенные на них штампы, были отчеканены на одном монетном дворе, возможно — в Аокрах, мы находим изображение Зевса Додонского и его супруги Дионы (рис. 53Ь) — двух


Ш. Пирр в Таренте. Битва при Гераклее
541
Рис. 53а. Дидрахма с изображением головы Ахиллеса на аверсе и Фетиды с легендой «BASILEWS PURROU» («царя Пирра») — на реверсе.
Рис. 53Ь. Тетрадрахма с изображением головы Зевса Додонского на аверсе и Дионы с той же легендой — на реверсе.
основных божеств эпиротов, которых также почитали и на другой стороне Адриатики. На монетах иного номинала изображена фигура Афины Промахос — защитницы от варваров, голова Афины и Ника с трофеями — явно в подражание золотым статерам Александра Великого, которые в рассматриваемый период имели очень широкое хождение. Изображение головы Геракла в шкуре льва тоже представляет собой намеренное указание на связь как с великим македонским царем, так и с самым знаменитым из греческих героев, которые оба также являлись символами борьбы с варварами. Несколько позднее Пирр с большой помпой провел праздничные игры в честь своего легендарного предка на горе Эрике на Сицилии. На аверсе дидрахм располагается изображение Ахиллеса, еще одного предка молосского царя (рис. 53а), возможно — с чертами самого Пирра, подобно серебряным монетам Александра Великого, на которых тот изображался в образе Геракла. Хотя в рассматриваемый период очень многие эллинистические правители чеканили на монетах свои официальные портреты, у Пирра подобных монет не существовало — по причине ограничений, наложенных законом на его власть в Эпире. На реверсе упомянутых выше дидрахм располагается фигура Фетиды, которая, как в «Илиаде», изображена несущей через море богато изукрашенный щит и новое оружие своему сыну Ахиллесу, сражающемуся под стенами Трои. Для современников это означало, что точно так же, как великий Ахиллес победил троянцев, так и Эакид Пирр, его потомок, с помощью богов победит в сражении варваров-римлян, которые считались происхо¬


542
Глава 10. Пирр
дившими из Трои. На других монетах мы встречаем изображения Артемиды, Деметры и Персефоны, а также Фтии — либо матери царя, либо олицетворения Фессалии, родины Ахиллеса. В целом, все эти монеты ассоциируются с южной Италией или Сицилией, но при этом не теряют и своего общегреческого характера.
Армия, с которой Пирр выступил из Эпира весной 280 г. до н. э. — испросив совета у оракула Зевса в Додоне и получив благоприятный ответ, — состояла из 22,5 тыс. пеших воинов, включая 2 тыс. лучников и 500 пращников, 3 тыс. всадников и 20 боевых слонов. Ее ядро составляли молосские, феспротские и хаонские отряды, усиленные наемниками из Этолии, Фессалии, Афамании, Акарнании и прочих областей Эллады. Так называемые «друзья» царя (φίλοι) командовали отдельными подразделениями и все вместе образовывали царский военный совет, который в этом отношении был вполне сопоставим с гетайрами — товарищами Александра Великого.
Переправа в Италию, осуществлявшаяся при помощи тарентских и македонских судов, оказалась весьма сложной. Сильный шторм рассеял армаду, вследствие чего Пирр прибыл в Тарент лишь с частью своей армии. Но, даже несмотря на это, он был сразу же выбран верховным главнокомандующим с неограниченной властью (στρατηγός αύτοκράτωρ). Пирр принял энергичные меры по усилению обороны города — незамедлительно разместил в крепости своих собственных эпирских воинов, чтобы лучше держать под контролем весь город, а также прекратил все театральные представления, закрыл гимнасии и запретил сисситии — совместные трапезы, которые организовывались по лаконскому обычаю (Тарент был основан спартанцами). Кроме того, все годные к военной службе юноши были призваны в армию, а остальные граждане должны были внести в казну молосского царя весьма существенные финансовые пожертвования. Любое мотовство и дезертирство жестоко наказывалось. Пирр стремился максимально повысить эффективность своего войска путем непрестанных тренировок. Когда некоторые аристократы попытались использовать волнения и недовольства, которые довольно быстро возникли в Таренте, и восстановить народ против молосского царя, они были немедленно высланы в Эпир или казнены без лишних церемоний. Пирр даже оказал давление на городской монетный двор, самостоятельность которого всегда формально признавал, чтобы на тарентинских статерах наряду с изображением наездника на дельфине появились дополнительные символы, связанные с его властью: молния и орел Зевса Додонского, наконечник копья как символ «дома Эака, могучего копьями» (так Леонид Та- рентский назвал род Пирра в своей эпиграмме)13, а также слон и шлем македонских царей с двумя козьими рогами — такой, как носил сам Пирр, а до него — Александр Великий14.
13 Палатинская антология. VT. 130.
14 На «Мозаике Александра» из Неаполя рогатый шлем лежит на земле, а царь сражается с непокрытой головой. О Пирре ср.: Плутарх. Пирр. 11 (в оригинале: П.11. — В.Г.); о Филиппе V: Ливий. ΧΧΥΠ.33.3.


Ш. Пирр в Таренте. Битва при Гераклее
543
Новости о прибытии царя в Тарент вызвали в Риме настоящий ужас. Римляне лишь недавно одержали победу над объединенной армией бой- ев и этрусков у Вадимонского озера и наконец-то сумели связать договорами наиболее важные этрусские города. Кроме того, Риму пришлось приложить немало усилий, чтобы защититься от сенонов, которые в том же году обрушились на него из северной Италии, хотя всё закончилось очень удачно — присоединением ager Gallicus и основанием колонии Сена Галльская на Адриатическом море. Наконец, еще не изгладились из памяти римлян и тяжелые воспоминания об очень больших потерях, понесенных в ходе Третьей Самнитской войны (298—290 гг. до н. э.), которая наконец привела Рим и его союзников к господству в центральной Италии. Вне всякого сомнения, городу на Тибре настоятельно требовался длительный период мира, в течение которого можно было закрепить все свои достижения. Поскольку Рим продолжал снова и снова сталкиваться с этрусками, а самниты и луканы по-прежнему оставались его злейшими врагами, ему надо было приложить все усилия, чтобы победить Пирра. Как следствие, был объявлен дополнительный набор в армию, предположительно даже среди пролетариев — неимущих граждан, которые, как правило, были освобождены от налогов и военной службы и могли быть призваны только в случае tumultus maximus, то есть в чрезвычайной ситуации. Римские войска были расквартированы в союзных греческих городах — таких как Регий, Фурии и Локры (карта 10), а сам Город остался под защитой сильного гарнизона.
В 281/280 г. до н. э., вопреки обычной практике, Л. Эмилий Барбула не повел свою армию от Тарента обратно на зимние квартиры, а отвел ее в район Венузии, чтобы сдерживать самнитов и луканов. В то же время П. Валерий Левин, один из двух новых консулов 280 г. до н. э., с другим войском выступил навстречу молосскому царю и попытался отрезать его от луканов, которые обещали Пирру подкрепления. Сначала оба римских полководца, казалось бы, достигли цели, поскольку Пирр расположился лагерем на равнине между Пандосией и Гераклеей, к северу от реки Си- рис, и стал выжидать. Римляне, которых было ок. 30 тыс., превосходили его войско по численности, так как часть эпирских воинов осталась защищать Тарент. Поскольку ожидавшиеся подкрепления от местных племен и других греческих городов еще не появились, царь должен был попытаться выиграть время. Для этого он направил к Валерию Левйну посланца с предложением уладить спор с Тарентом, прибегнув к помощи нейтрального третейского суда. В рассматриваемый период и даже раньше это была совершенно обычная для эллинистических государств процедура. Кроме того, прибегать к подобным мерам рекомендовал и сам Пирр в своем трактате о тактике (к сожалению, не сохранившемся), в котором он утверждал, что, дабы избежать ненужного кровопролития, перед любой битвой следует испробовать все возможные дипломатические средства для Урегулирования конфликта. Этого принципа Пирр придерживался и позднее, после своей победы при Гераклее, даже несмотря на то, что находился в более благоприятном положении. Таким образом, он предстает перед нами вовсе не авантюристом, решавшим все вопросы на поле брани, как


Карта ΊΟ. Южная Италия во времена Пирра
Выше 1000 м над уровнем моря 200-1000 м Высота менее 200 м
0 50 100 150 200 км
1  . ,—i . , >
0 50 100 миль


Ш. Пирр в Таренте. Битва при Гераклее
545
представляют его нам некоторые древние авторы и современные исследователи15.
Впрочем, римский консул, расположившийся на противоположном берегу реки, отверг упомянутое предложение, хотя его принятие должно было означать дружбу и союз с эпирским правителем. Возможно, Валерий Левин опасался того, что созыв подобного третейского суда неизбежно пойдет во вред Риму, или, возможно, надеялся решить вопрос на поле боя до того, как армия Пирра численно превысит его собственную. Именно римский полководец первым пошел в атаку и приказал коннице, разместившейся на флангах, пересечь Сирис. Этот маневр означал, что эпи- роты, выстроившиеся у реки, оказались под угрозой захвата в клещи, в силу чего были вынуждены поспешно отступить, дав обоим легионам беспрепятственно переправиться через реку. Когда греческая фаланга столкнулась с римлянами, она некоторое время была в большой опасности, хотя Пирр постоянно появлялся в разных местах сражения, ободряя и вдохновляя своих солдат. Обычно эпирский полководец ставил слонов в центр — чтобы они действовали как клин, раскалывающий вражеское войско, однако в этот раз он разместил их на флангах, и когда они были введены в бой против римской конницы, то легионеры пришли в ужас от непривычного вида этих диких, громко трубящих животных и обратились в паническое бегство. Сам великий Ганнибал — который, как говорят, в беседе со Сципионом Африканским назвал Пирра лучшим полководцем после Александра Великого — с огромным успехом повторил этот тактический ход в 218 г. до н. э. в битве при Требии. Пирр захватил вражеский лагерь, и только наступление ночи положило конец преследованию разбитых римлян. Остатки римской армии бежали в Венузию, но более 7 тыс. человек пали на поле сражения, а 1,8 тыс. были взяты в плен. Впрочем, как говорят, именно тогда молосский царь воскликнул: «Еще одна такая победа, и я останусь без войска!» — поскольку сам потерял 4 тыс. солдат, в том числе целый ряд близких друзей и лучших офицеров, заменить которых оказалось чрезвычайно сложно. (Именно от этого изречения происходит выражение «Пиррова победа», которое, правда, на самом деле является современным.) Пирр был весьма впечатлен храбростью вражеских солдат и приказал похоронить павших — как утверждается, всех, кто был убит ударом в грудь, — со всеми почестями. Свою победу он отметил, принеся захваченное вражеское оружие в дар своему родному храму в Додоне. До нашего времени дошла скромная бронзовая табличка с вотивной надписью: «Царь Пирр, эпироты и тарентинцы — Зевсу Найосу от римлян и их союзников» (рис. 54)1б. Свои собственные доспехи и головы жертвенных животных (βουκεφάλα) Пирр послал в храм Афины в Линде на острове Родос. Зевс Тарентский тоже получил вотивные приношения, а тарентинцы также послали дары Афине, чтобы продемонстрировать значимость рассматриваемой победы над варварами. Кроме того, на тарентских монетах появилось небольшое изображение слона и летящей Ники, возвещающее о победе, одержанной совместно с эпирским царем.
15 Cp.: Carcopino 1961 [J 253]: 11 слл.
16 SIG 392.


546
Глава 10. Пирр
Рис. 54. Реконструированная посвятительная надпись из Додоны с упоминанием о победе Пирра над римлянами и их союзниками при Гераклее (SIG 392). (Публ. по: Franke 1955 [J 257]: рис. 2.)
IV. 	Новые переговоры с Римом.
Битва при Аускуле (279 г. до н. э.)
Первый большой военный успех Пирра имел далекоидущие последствия, поскольку теперь не только луканы, самниты и брутгии, но и греческие города, которые до этого занимали нейтральную позицию, открыто заявили о своей поддержке победителя, — первыми это сделали жители Кротона. Когда Пирр появился под стенами Локр, граждане поспешно выдали ему римский гарнизон, однако царь сразу же отпустил двести человек на свободу, не потребовав никакого выкупа. Регий, жители которого тоже хотели присоединиться к Пирру, римляне сумели удержать на своей стороне только путем применения грубой силы со стороны размещенных там кампанских отрядов и убийства наиболее влиятельных граждан.
Впрочем, Пирр, как и впоследствии Ганнибал, не знал, как в полной мере использовать свою победу. Как говорят древние авторы, его соперник, царь Македонии Антигон Гонат, насмешливо заметил, что Пирр в своей игре сделал много удачных бросков, но не знал, как ими воспользоваться. Теперь он повел подошедшие подкрепления от союзников на север, через Ауканию и Кампанию, а его воины время от времени попутно грабили владения этих союзников. Но взять Неаполь и Капую, которые Левин успел занять в самый последний момент, царю не удалось. Поэтому он двинулся по Латинской дороге и через Фрегеллы по направлению к Риму. Едва ли он намеревался осадить город, который даже в то время уже был защищен довольно мощной стеной, и уж точно не надеял¬


IV. Новые переговоры с Римом. Битва при Аускуле
547
ся застать римлян врасплох — для этого его армия была слишком велика. Намного более правдоподобным нам представляется предположение о том, что Пирр хотел попытаться установить контакт с этрусками и таким образом вынудить Рим воевать на два фронта. Впрочем, в то же самое время другой консул, Т. Корунканий, разбил армии Вольсиний и Вульчи и заключил с ними мирный договор или, по крайней мере, перемирие и развязал себе руки для того, чтобы прийти на помощь родному городу. Теперь уже самому Пирру угрожала опасность быть зажатым между двумя консульскими армиями, в результате чего он, находясь уже у Анагнии, примерно в 60 км к югу от Рима, отступил обратно в Тарент, где осенью 280 г. до н. э. встал на зимние квартиры.
В последующие месяцы молосский царь вновь попытался достичь полюбовного соглашения с Римом. Сообщения древних авторов о данных переговорах весьма противоречивы, и вдобавок к этому римская анналис- тическая традиция содержит огромное множество вымышленных историй, которые были направлены на то, чтобы показать римлян в особенно благоприятном свете. Впрочем, согласно традиции, восходящей к Ливию (в данном случае — наиболее надежному источнику), первым делом к Пирру в Тарент для переговоров об освобождении пленных за выкуп или о взаимном обмене прибыло посольство из трех бывших консулов (viri consulares). Это были Г. Фабриций Лусцин и Кв. Эмилий Пап, консулы 282 г. до н. э., а также П. Корнелий Долабелла, занимавший эту должность в 283 г. до н. э. Пирр, на которого очень большое впечатление произвел Фабриций, последовал совету Кинея и, надеясь добиться приемлемых условий мира, отпустил всех пленников, не потребовав выкупа, и — вероятно, поздней осенью 280 г. до н. э.—отослал их в Рим в сопровождении своего советника. Фессалиец, которого за его красноречие современники сравнивали с Демосфеном, изложил перед сенатом условия окончания вражды: (1) признание свободы (ελευθερία) и самоопределения (αύτονομία) Тарента и всех прочих греческих городов южной Италии — требование, которое постоянно выдвигалось (и никогда надлежащим образом не выполнялось) в ходе борьбы за власть между отдельными диадохами и в то же время являлось основным элементом той программы, с которой Пирр ответил на призыв тарентинцев о помощи; (2) возврат всех земель, отнятых у самнитов, луканов и бруттиев, их изначальным хозяевам; сюда же, вероятно, относились и римские колонии Луцерия (основана в 314 г. до н. э.) и Венузия (основана в 291 г. до н. э.). Это предполагало уход римлян из Апулии, Бруттия, Аукании и Самния, а также, по видимости, из Кампании и, по сути дела, должно было сузить сферу их влияния только До территории Лация; (3) заключение союза (о котором в источниках не содержится подробной информации) с Пирром — а не с эпиротами или с Тарентом, что очень многое говорит нам о позиции молосского царя.
В соответствии с эллинистическим и восточным обычаем, Киней привез в Рим дорогие дары, которые предложил наиболее влиятельным людям, а также их женам и детям. Но, не зная греческих традиций, римляне приняли это за попытку подкупа и отвергли подарки. При этом, однако, большинство сенаторов, судя по всему, склонялось к тому, чтобы при¬


548
Глава 10. Пирр
нять несомненно жесткие условия Пирра, ведь собственные силы римлян, как им казалось, подошли к концу. Поскольку молосский царь дал ясно понять, что хочет мира, сенаторы, без сомнения, надеялись на то, что в ходе дальнейших переговоров смогут добиться от него определенных уступок. И лишь после того как Аппий Клавдий Цек, уже практически слепой, решительно выступил против мирных предложений, сенат отверг их. Аппий Клавдий проявлял особый интерес к Кампании и южной Италии еще со времен строительства Аппиевой дороги, которая была названа в его честь (ср. с. 523 сл. наст. изд.). Судя по всему, его речь была необыкновенно яркой и убедительной. Она была всё еще очень хорошо известна римским читателям эпохи Цицерона17 и считалась древнейшим документом подобного рода, сохранившимся в римских архивах. Впрочем, несмотря на упомянутое выше решение, Фабриций вновь был отправлен к Пирру, чтобы договориться о судьбе пленных, которым теперь грозило возвращение к царю и продажа в рабство. Щедрым и весьма характерным для него жестом Пирр освободил их и заявил, что не хочет торговаться о цене свободы этих людей, но предпочел бы еще раз померяться силами с римлянами на поле боя. Как говорят древние авторы, Киней считал римский сенат своеобразным собранием царей18, однако Пирр был вполне равен им по достоинству и самоуверенности.
После срыва переговоров с Римом царь усилил свой военный потенциал, а также набрал новых наемников — в основном из южной Италии. При этом профинансировать военные действия — что вполне естественно — он призвал греческие города, ради которых, в конечном итоге, и затевалась вся кампания. Тарент, чтобы отчеканить больше монеты, был вынужден уменьшить средний вес своего серебряного статера с 7,9 до 6,5 г. Из так называемых «Храмовых архивов» из Аокр мы узнаём, какие огромные суммы Пирр сумел собрать с южноиталийских городов и насколько богатыми и процветающими они были. «Архивы» представляют собой тридцать восемь бронзовых табличек с надписями, которые хранились в располагавшемся некогда в Локрах храме Зевса Олимпийского и были обнаружены в каменном ящике зимой 1958—1959 гг.19. Семь из упомянутых надписей можно датировать эпохой Пирра — между сентябрем 281 и сентябрем 275 гг. до н. э. Они показывают, что в течение этих шести лет из храмовой казны в виде ссуд или налогов царю было выплачено не менее 11,24 тыс. талантов серебра193. Для обозначения этих выплат в табличках используется греческое слово «συντέλεια», которое, ве¬
17 Цицерон. Брут. 61; О старости. 16; ср.: Сенека. Нравственные письма к Луцилию. 114.13.
18 Плутарх. Пирр. 19.6 (в оригинале: 15.6. — В.Г.).
19 De Franciscis 1972 [J 44]; ср.: Panuccio 1974 [J 98]: 105—120. Датировка этих архивов до сих пор вызывает немало споров. Мусти (Musti 1979 [J 118]: 211 слл.) рассматривает три возможности: (1) то, что царем, упоминаемым в надписях, действительно был Пирр, (2) то, что это был Агафокл или даже (3) — хотя это маловероятно — некий городской магистрат, носивший титул басилевса [грен. «царя». — В.Г).
19а Талант — мера веса, довольно широко распространенная в древности на Ближнем Востоке и в Средиземноморье. Талант серебра равнялся примерно 26 кг. — В.Г.


IV. Новые переговоры с Римом. Битва при Аускуле
549
роятно, лучше всего переводится как «вклад в общее дело». Рассматриваемая сумма равнялась примерно 295 т серебра, или 45,3 млн тарентин- ских серебряных монет того времени (весом 6,5 г каждая), или 53,6 млн драхм Пирра (весом 5,5 г). Этих денег хватило бы, чтобы выплачивать по драхме в день (обычное жалованье) примерно 20—24 тыс. наемников целых шесть лет. В битве при Аускуле армия Пирра насчитывала ок. 40 тыс. воинов, однако в остальное время она была намного меньше. Доходы упомянутого выше храма складывались из налогов, сборов, различных особых взносов и даров богам, из прибылей от продажи пшеницы, ячменя, вина и оливкового масла с храмовых земель, а также черепицы и кирпича храмового производства и, наконец, из выручки, которую приносила храмовая проституция, вполне обычная в Локрах в кризисные времена. Самые большие суммы локрийцы собрали после битвы при Гераклее (2685 талантов) и после возвращения Пирра с Сицилии в сентябре 276 г. дон. э. (2452 таланта). Кроме того, рассматриваемая годовая отчетность показывает — вопреки утверждениям некоторых древних авторов,—что во времена войн с Пирром Локры никогда не попадали в руки римлян и, несомненно, никогда не присоединялись к ним добровольно. Конечно, мы можем предположить, что эпирский царь получал — на более-менее добровольных основаниях — аналогичные суммы и от других союзных ему городов и особенно от Тарента, который имел к делу самое непосредственное отношение.
Весной 279 г. до н. э. Пирр со своей армией, численность которой с учетом подкреплений, полученных от союзников, составила примерно 40 тыс. человек, медленно двинулся на север через Апулию, захватывая по пути местные городки. Против эпирца выступили два новых консула — П Суль- пиций Саверрион и П. Деций Мус, которые стремились защитить Вену- зию и Луцерию и не дать царю дойти до Самния и оттуда создать угрозу самому Риму. Две армии, примерно равные по численности, встретились близ Аускула, у моста через разлившуюся реку Авфид. Это была лесистая местность, очень неподходящая для развертывания конницы, фаланги и слонов. Рассказ о сражении при Аускуле, который мы находим у Цицерона20 и еще у целого ряда древних авторов, явно указывает на то значение, которое римляне придавали этой битве, поскольку, как говорится в источниках, консул П. Деций Мус даже повторил подвиг, совершенный его знаменитым отцом в 295 г. до н. э. (с. 450 наст, изд.) (а также дедом примерно в 340 г. до н. э. (с. 430 наст, изд.)), и «посвятил» себя богам подземного мира, приготовившись расстаться с жизнью ради победы Рима. Но это не может соответствовать действительности, поскольку, согласно другим источникам, Деций Мус был еще жив в 265 г. до н. э., а в Капитолийских фасгах не упоминается его смерть во время пребывания в должности в 279 г. до н. э., как это было тогда принято.
Сражение бушевало два дня, но в дошедших до нас сочинениях древних авторов мы находим относительно подробные — хотя и кое-где противоречивые — рассказы только о втором дне, когда Пирр еще до рассвета
20 	Цицерон. О целях человеческой жизни. П.61; Тускуланские беседы. 1.39.


550
Глава 10. Пирр
вывел свою армию на открытую равнину, гораздо больше подходившую для применявшейся им тактики. После этого он разместил конницу на флангах, рядом с самнитами и македонянами, поставил за ними слонов, а в центре, слева направо, расположил отряды греческих наемников, эпиротов, бруттиев и луканов, тарентинцев, а также амбракийских и италийских наемников. Они вошли в столкновение с четырьмя римскими легионами и их вспомогательными подразделениями. Некоторое время перевес в битве клонился то на одну, то на другую сторону. Как рассказывают древние авторы, первая атака слонов закончилась неудачей, потому что римляне двинули навстречу животным повозки, оснащенные косами, закрепленными на подвижных шестах. Греки, размещенные слева, отступили, а когда Пирр, чтобы прикрыть левый фланг, растянул центр, то римляне продвинулись вперед и там. При этом римские союзники уже начали грабить и поджигать лагерь царя. Но, в конце концов, сам Пирр с конницей и слонами прорвал фронт третьего и четвертого легионов, которые сражались в центре, и решил исход битвы в свою пользу, хотя сам был тяжело ранен во время этой атаки. Хотя в сражении пало более 6 тыс. римлян, остальные сумели отступить к горной крепости и закрепиться там. Пирр потерял ок. 3,5 тыс. человек и отвел свои войска к Таренту. Радость от победы была омрачена тяжелыми потерями. Кроме того, царь получил плохие известия из дома. Гибель Птолемея Керавна и большей части его войска в начале 279 г. до н. э. в битве со вторгшимися в Македонию кельтами ввергла страну в жестокие междоусобицы21. При этом ни один из многочисленных претендентов на трон довольно долго не мог одержать верх. Молоссы тоже испытывали всё больший ужас перед ордами варваров, которые докатились до Этолии, грабя и уничтожая всё на своем пути, поскольку Эпир больше не защищали воины Керавна. Так или иначе, в стране начались волнения и мятежи, и Пирр был поставлен перед выбором — возвращаться в Грецию или нет. Соблазн сделать это был тем более велик, что царю пришлось признать: ввиду усиленного противодействия со стороны римлян и растущей неприязни со стороны тарентинцев он едва ли мог надеяться на быстрые успехи в Италии.
V. Сиракузы просят о помощи. Римско-карфагенский договор против Пирра (279—278 гг. до и. э.)
Пока Пирр пребывал в сомнениях, в Тарент прибыли послы из Сиракуз, которые предложили царю взять на себя верховное командование в войне против Карфагена. Это предложение представляло собой открытое признание несостоятельности и слабости города. Действительно, после
21 	О вторжении кельтов и гибели Керавна см. раздел, написанный Уиллом (Е. Will), в: САН ΥΠ.1 (Cambridge, 1984): 115.


V. Сиракузы просят о помощи. Римско-карфагенский договор против Пирра 551
смерти тирана Агафокла в 289 г. до н. э. не только Сиракузы, но и вся греческая Сицилия погрузилась в состояние анархии. Сами сиракузяне, часть которых поддерживала армию, а часть — гражданского лидера Гикета, были вынуждены заключить договор с карфагенянами, по которому теряли все города, ранее находившиеся под их контролем. Гикет очень скоро столкнулся с целым рядом тиранов — Гераклидом из Леонтин, Тиндари- оном из Тавромения и Финтием из Акраганта — и в конечном итоге сам захватил верховную власть в Сиракузах. Финтий был разбит Гикетом и вскоре свергнут объединенными силами нескольких сицилийских городов. Но уже в 279 г. до н. э. Гикет был разгромлен карфагенянами и его сменил Фенон. Впрочем, и его власть была недолгой. Одновременно с обращением к Пирру сиракузяне, озлобленные деспотическим правлением нового лидера, при поддержке Сосистрата — нового тирана Акраганта, вытеснили Фенона из города на прибрежный остров Ортигия, где располагалась хорошо укрепленная крепость. Оттуда изгнанник при помощи оставшегося в его распоряжении флота сумел нанести много вреда гражданам Сиракуз и, по сути дела, вверг в хаос всю экономическую и политическую жизнь города. В то же самое время мамертинцы, «сыны Марса», кампанские наемники, которые раньше сражались в войске Агафокла и в 289 г. до н. э. осели в Мессане на северо-восточном побережье Сицилии22, периодически пользовались слабостью Сиракузского государства и осуществляли грабительские набеги на его территорию, сея смерть и разрушения и обращая в рабство всех, кто попадал им в руки. Будучи основной силой на Сицилии, Карфаген тоже воспользовался случаем и при помощи постоянных налетов и мелких стычек сделал всё возможное, чтобы ослабить город, который до этого всегда был его самым опасным противником на острове. Благодаря фактически разразившейся в Сиракузах гражданской войне и вызванному этим ослаблению обороны города, карфагеняне наконец-то получили определенные основания надеяться на достижение своей многовековой цели — поставить под свою власть всю Сицилию.
Предложение сиракузян показалось Пирру чрезвычайно заманчивым. Как бывший зять Агафокла, он мог выдвинуть совершенно законные претензии на его владения, особенно учитывая тот факт, что Ланасса, дочь тирана, родила ему сына Александра, которого он — по этой причине — позднее объявил наследником Сицилийского царства. Обладание этим невероятно богатым и плодородным островом, изобилие которого символизировала греческая богиня Деметра, без сомнения, поставило бы его в гораздо более выгодное положение и дало возможность играть решающую роль в политической жизни эллинистических государств. В то же время это открывало возможность вести войну против Рима на совершенно иных основаниях. Кроме того, учитывая общие замыслы и взгляды Пирра, его, несомненно, очень привлекала перспектива освободить сицилийских греков от постоянного страха перед карфагенянами, которых они
22 	Иную — немного более позднюю — датировку захвата мамертинцами Мессаны см. На с. 623 наст. изд.


552
Глава 10. Пирр
презирали, считая варварами, и, возможно, даже, подобно Агафоклу, перенести боевые действия на территорию Африки. Кроме того, даже если — как можно предположить на основании некоторых довольно ненадежных источников — после битвы при Аускуле между Пирром и римлянами возобновились переговоры о мире, они были обречены на неудачу с того самого момента, когда царь узнал, что Рим собирается заключить против него союз с Карфагеном.
При этом и римляне, и карфагеняне преследовали крайне эгоистические цели. Карфагеняне рассматривали просьбу сиракузян о помощи как угрозу их попыткам взять под контроль всю Сицилию — включая наконец-то и Сиракузы — и достичь цели, которая казалась уже такой близкой. Впрочем, еще больше они боялись жажды действия и военного гения молосского царя, который, высадившись в Сиракузах, несомненно, получил бы поддержку не только собственно сиракузян, но и — благодаря своей репутации — других греческих городов острова, поскольку выступал против карфагенян, которых все они боялись и ненавидели. Римляне, в свою очередь, надеялись наконец-то избавиться от того давления, которое Пирр, со своим огромным военным опытом и выдающимися талантами в сфере стратегии и тактики, уже на протяжении довольно длительного времени оказывал на Город и которое вдобавок к этому постоянно грозило возобновлением столкновений с этрусками и самнитами, чьи симпатии были явно на стороне Пирра. Но инициативу в свои руки взял Карфаген. Уже осенью 279 г. до н. э. в Остию, римскую гавань в устье Тибра, прибыл флот из ста двадцати карфагенских боевых кораблей, и его командующий Магон предложил сенату военную помощь. Предложение было вежливо отклонено, но после этого сторонами всё же был подписан новый договор с сохранением взаимосогласованных статей из так называемого «договора Филина» 306 г. до н. э. — который Полибий ошибочно считает антиримской фальшивкой, вышедшей из-под пера греческого историка Филина, жившего в Акраганте во второй половине Ш в. до н. э.23. Этот новый договор был четвертым в долгой истории римско-пунийских отношений, начавшейся в 508/507 г. до н. э. Текст рассматриваемого документа, который — мы должны понимать — действительно был больше похож на предварительное соглашение, сохранен в труде Полибия, однако интерпретация первой части и точный перевод обеих связаны с весьма существенными трудностями, поскольку историк, писавший на греческом, явно пытался передать текст, изначально написанный на устаревшей латыни и пунийском языке, настолько буквально, насколько это было возможно. Обе стороны давали торжественное обещание оказывать друг другу военную помощь, причем Карфаген обязался при необходимости предоставлять транспортные корабли для перевозки войск обеих сторон туда и обратно. При этом, однако, содержать своих солдат каждое государство должно было самостоятельно. Поскольку на тот момент римля¬
23 	Полибий. Ш.25.1—6; cp.: Schmitt 1969 [J 224]: 101, примеч. 466. Более подробно о соглашении 279/278 г. до н. э. и проблемах, связанных с «договором Филина», см. далее, с. 616 слл. наст. изд.


V. Сиракузы просят о помощи. Римско-карфагенский договор против Пирра 553
не еще не располагали крупным и боеспособным военным флотом, карфагеняне обещали им активную поддержку на море — правда, с оговоркой, что карфагенских моряков нельзя было принуждать сражаться на суше против их воли. Отдельные детали указывают на то, что рассматриваемый документ, скорее всего, представлял собой не общий договор, а соглашение, направленное на заключение союза против Пирра. Историческая ситуация также практически полностью исключает предлагаемую некоторыми исследователями интерпретацию, согласно которой во вступительных словах содержится ссылка на возможное заключение соглашения или даже сепаратного мира между Римом или Карфагеном и Пирром24. Кроме того, в том тексте, который дошел до нас, нет никаких упоминаний о том, что карфагеняне платили Риму какие-то деньги: предположения о связи между чеканкой первых серебряных монет в Риме и рассматриваемым договором, а также финансовой поддержкой со стороны Карфагена, оговоренной в несохранившемся разделе, оказались ошибочными, поскольку только две первые серии так называемых римско- кампанских дидрахм могут быть отнесены ко времени войны с Пирром: (1) монеты с изображением головы Марса на аверсе и конской головы — возможно, в подражание пунийскому образцу — на реверсе, которые можно датировать 280—270 гг. до н. э., и (2) монеты с изображением головы Аполлона в лавровом венке на аверсе и скачущего коня и звезды — на реверсе, которые, вероятно, были отчеканены в 275—270 гг. до н. э.25. Но ограниченное количество четко идентифицируемых клейм и сохранившихся монет указывает на то, что это, судя по всему, был очень небольшой выпуск, которого едва ли было достаточно для покрытия расходов на войну. По всей видимости, эти монеты — наряду с литыми бронзовыми деньгами, aes grave [лат. «тяжелая бронза». — В.Г.), — в основном использовались для торговли с южной Италией26. При этом, однако, существует две серии aes grave, облик которых демонстрирует явную связь с войной против Пирра и которые, по всей видимости, были изготовлены на ее последнем этапе или вскоре после ее завершения. Во-первых, это были использовавшиеся в качестве монет бронзовые бруски номиналом в один асе, с изображением индийского слона на аверсе и свиньи — на реверсе, вес которых примерно равнялся одному римскому фунту, или 334 г (рис. 55)27. Изображение слона, безусловно, появилось на этих деньгах потому, что Пирр первым привез этих животных в Италию и использовал в битве, хотя дисциплина и смелость римских воинов всё же помогли им справиться с тем ужасом, который они поначалу вызвали. И конечно, по этой же причине изображения слонов вскоре после этого появляются и в латинско-этрусской вазописи (с. 484 наст. изд.). Кроме того, согласно упоминаниям древних авторов, в решающей битве рассматриваемой войны — при Беневенте в 275 г. до н. э. — слоны Пирра были обращены в бегство
24 	Об этой проблеме ср. далее, с. 621 наст, изд., сноска 46.
ζ RRC No 13, 15.
Cp. с. 489 наст. изд. (с альтернативной датировкой дидрахм с изображением Марса и конской головы и с иным вариантом интерпретации цели их выпуска).
RRC № 9.


554
Глава 10. Пирр
Рис. 55. Литой бронзовый брусок (так называемый «aes signatum») с изображением индийского слона и свиньи (RRC 9; 275—242 гг. до н. э.).
свиньей и ее резким запахом: отсюда и изображение свиньи на реверсе. Во-вторых, нам известны похожие монеты такого же номинала с изображением орла Юпитера Капитолийского на аверсе и Пегаса — на реверсе28. Пегас нередко встречается на монетах в качестве символа Карфагена и в данном случае, вероятно, представляет собой явный намек на римско- пунийский договор 279/278 г. до н. э.
Анализируемое соглашение было особенно выгодным для Рима, поскольку при поддержке карфагенского флота он приобрел гораздо больше возможностей для атаки и блокады Тарента с моря, ибо на суше Пирр всё же был сильнее. Кроме того, так, судя по всему, можно было отрезать путь для прибытия подкреплений из Греции или, по крайней мере, сделать их путешествие чрезвычайно опасным. С другой стороны, Рим никоим образом не обязывался предоставлять Карфагену массированную поддержку в борьбе против греков на Сицилии — без сомнения, одной из причин этого послужило то, что некоторые греческие города южной Сицилии были дружественны римлянам. Карфагеняне же считали, что договор не даст римлянам заключить мир с Пирром, в силу чего тому будет небезопасно покидать Италию и, соответственно, он будет держаться подальше от Сицилии и Сиракуз. Наконец, для молосского царя рассматриваемое соглашение означало серьезный сдвиг в соотношении сил на территории Италии не в его пользу, поскольку начиная с этого момента он должен был принимать во внимание не только италийские войска под началом Рима, но и карфагенский флот — возможно, даже при поддержке пунийских сухопутных сил. Но, с другой стороны, захват Сиракуз карфагенянами означал бы практически полное крушение всей политики Пирра, который провозглашал своей первостепенной целью освобождение греков от варварской угрозы, а это, без сомнения, оказало бы весьма негативное влияние на его репутацию как в Италии, так и в самой Греции. Вследствие этого эпирский царь — в общем-то по своей воле — всё же обратил внимание на Сицилию, обладание которой открывало намного более широкие возможности для удовлетворения его амбиций, чем война в Италии.
28 RRC №4.


VI. Пирр на Сицилии
555
VI. 	Пирр на Сицилии
Итак, весной 278 г. до н. э., после нескольких незначительных столкновений в Апулии — именно в это время Пирр якобы чуть не был убит своим личным врачом, но был предупрежден об опасности проявившим великодушие консулом Г. Фабрицием — царь начал готовиться к переправе на Сицилию. Судя по всему, римляне ожидали подобного решения, поскольку в этот момент — и, очевидно, почти сразу же после утверждения договора о взаимопомощи — карфагеняне перевезли на своих кораблях в Регий пятьсот римских солдат. Но попытка взять город внезапным ударом и, соответственно, получить контроль над стратегически важным проливом между Сицилией и южной оконечностью Италии провалилась, хотя и, вероятно, склонила мамертинцев из Мессаны к союзу с Карфагеном29. Вскоре после этого пунийский флот примерно из ста тридцати кораблей под командованием адмирала Магона появился у Сиракуз и блокировал большую гавань. Призывы сиракузян о помощи стали еще более настоятельными, и Пирр был вынужден перейти к активным действиям. Он вновь отправил своего верного друга Кинея сначала провести переговоры с греческими городами острова и, таким образом, дипломатическими средствами тщательно подготовить почву для его собственного прибытия. Затем, летом 278 г. до н. э., царь сам отправился на Сицилию с относительно скромной армией, состоявшей всего из 8 тыс. пехотинцев и небольшого количества всадников и слонов, оставив в Таренте большой гарнизон под командованием надежного военачальника Милона. Прочие эпирские войска по-прежнему были размещены в союзных городах — для защиты от римлян и от измены, хотя в конечном итоге они не смогли помешать двум новым консулам, Г. Фабрицию Лусцину и Кв. Эмилию Папу, в течение года вернуть под власть Рима некоторые народы и города, ранее перешедшие на сторону Пирра. Зимой того же года в Риме был справлен триумф над луканами, самнитами, тарентинцами и брутгиями, на основании чего можно заключить, что успехи консулов были весьма значительными.
Двинувшись от Тарента на юг по побережью, Пирр со своим экспедиционным корпусом сначала прибыл в Локры, которые всё еще должны были оказывать ему финансовую поддержку. Затем он переправился в Тавромений на Сицилии. Тиндарион, местный тиран, изъявил желание присоединиться к царю и предоставил свою армию в его распоряжение. Когда Пирр высадился в Катане, местные жители встретили его с ликованием — как долгожданного освободителя — и увенчали золотым венком. Кроме того, он получил и весьма существенное подкрепление в виде гражданского ополчения. Затем армия двинулась сушей по направлению к Сиракузам, а флот примерно из шестидесяти кораблей — преимущественно тарентских — отправился вдоль берега, прикрывая продвижение сухопутных войск. Пока молосский царь приближался к Сиракузам, пуний-
29 Диодор Сицилийский. ХХП.7.4.


556
Глава 10. Пирр
ский адмирал спешно снял блокаду, поскольку в его распоряжении хоть и находилось примерно сто — сто тридцать кораблей, он боялся оказаться зажатым между ста сорока сиракузскими судами, стоявшими в гавани, и шедшим по морю флотом Пирра. Карфагенская армия тоже сняла осаду и в спешке отступила. Таким образом, Пирр, приветствуемый греками, смог с триумфом вступить в Сиракузы, и Сосистрат формально сдал ему город. Затем Фенон точно так же сдал Ортигию и передал царю свой флот, послуживший весьма желанным подкреплением. Таким образом, искусно проведенные Пирром переговоры даже привели к примирению — возможно, под угрозой — двух противоборствующих правителей города. Все остальные греческие города Сицилии, надеясь на близкое и окончательное избавление от постоянной пунийской угрозы, направили в Сиракузы послов с заверениями в готовности поддержать Пирра и подчиниться ему. Среди этих посланцев был, к примеру, Гераклид, тиран Леонтин, который прислал Пирру войско из 4 тыс. пехотинцев и пятисот всадников. Очень скоро в распоряжении молосского царя оказалась армия численностью более 30 тыс. пехотинцев и 2,5 тыс. всадников, и карфагеняне отступили в свои изначальные владения на западе острова (так называемую эпикратию).
Весной 277 г. до н. э. Пирр двинулся к Энне, жители которой самостоятельно вынудили стоявший в городе пунийский гарнизон отступить по направлению к Акраганту. У Энны к эпирскому царю присоединился тиран Сосистрат (который тоже приглашал его прибыть в Сиракузы), предположительно — при поддержке еще тридцати городов, находившихся в его владениях, в результате чего армия Пирра возросла еще на 8 тыс. пехотинцев и восемьсот всадников. В ходе триумфального марша молосского царя в его руки один за другим попали Гераклея Минойская, Азоны, Селинунт, Галикии, Сегеста и еще целый ряд крупных и мелких городов, расположенных во внутренних районах Сицилии. После довольно непродолжительной осады была взята даже неприступная крепость на горе Эрике (см. карту 15, с. 649 наст, изд.) на северо-западном побережье острова. Там же в честь победы были проведены великолепные празднества и состязания в честь Геракла, который почитался в тех краях с давних времен и, конечно, считался предком рода Эакидов. После своих первых успехов, если не ранее, Пирр — который сначала, судя по всему, занимал на Сицилии лишь положение гегемона, — по-видимому, был, по греческому обычаю, провозглашен сицилийскими войсками царем (βασιλεύς) и, таким образом, признан законным наследником Агафокла. При этом, однако, некоторые древние авторы сообщают, что этот почетный титул, привязанный к личности, а не к определенной территории, был пожалован Пирру сразу же по прибытии в Сиракузы. Впрочем, как бы то ни было, он назначил Александра, своего сына от Ланассы, наследником Сицилийского царства, тогда как Гелен должен был унаследовать его владения в Италии — что бы под этим ни понималось, а Птолемей — эпир- ские земли30.
30 Юсшн. ХХШ.З.


VI. Пирр на Сицилии
557
После того, как пал Панорм, а мамертинцы потерпели ряд серьезных поражений на северо-востоке острова, под контролем карфагенян остался литтть важный порт Лилибей на западном побережье. Поскольку у них были причины опасаться потери даже этого последнего бастиона и вместе с ним — последних остатков влияния на острове, они пошли на мирные переговоры с Пирром. Пунийцы заявили, что готовы выплатить большую контрибуцию и — невзирая на договор с Римом — предоставить в распоряжение царя корабли для ведения дальнейших боевых действий. Судя по всему, они надеялись на то, что Пирр вернется в Италию — и даже ожидали этого. И сначала царь действительно был готов принять это, казалось бы, очень выгодное предложение, поскольку в течение 277 г. до н. э. ситуация в Италии, несомненно, развивалась не в его пользу: консул Г. Корнелий Руфин захватил Кротон, который отныне был потерян для дела Пирра; согласно позднейшей литературной традиции, тогда же были захвачены и Локры, однако, как показывают не так давно обнаруженные надписи из храмовых архивов (с. 548 сл. наст, изд.), городу всё же удалось выстоять; но при этом в руки врага попала Каулония, а самниты, луканы и бруттии потерпели целый ряд поражений, о чем свидетельствуют записи о триумфальных процессиях, проводившихся в Риме в 277 и 276 гг. до н. э. Энтузиазм, связанный с деятельностью Пирра, и готовность поддерживать царя, сражающегося в Сицилии — то есть довольно далеко — постепенно сходили на нет. Однако созванный Пирром царский совет, в состав которого входили не только его приближенные, но и представители отдельных сицилийских городов, после долгих споров принял решение отвергнуть мирное предложение пунийцев. По мнению членов совета, необходимо было освободить всю Сицилию — иначе все усилия и жертвы были бы напрасными. Любая карфагенская база на острове в потенциале представляла собой исходную точку для новых конфликтов в будущем.
Однако решительно начатую после этого осаду Лилибея пришлось прервать через два месяца, не достигнув никакого результата. Со стороны, обращенной к суше, взять город было практически невозможно, а для успешной морской блокады флот Пирра был недостаточно велик. По этой причине царь решил возложить свои надежды на проведение военной кампании в Африке. Подобно Агафоклу, он возжелал построить корабли, переправиться через море на родину врага и добиться решающих результатов там. Но проводить свои планы в жизнь Пирр начал с характерной для него нетерпеливостью, что очень скоро привело к серьезному конфликту с союзниками. Ведь он не только начал — подобно Агафоклу н прочим эллинистическим правителям того времени — требовать с них уплаты налогов, как будто они были его подданными, но и повелел обеспечить новый флот гребцами и моряками, а также средствами на выплату им жалованья. Неудивительно, что жители сицилийских городов были весьма возмущены подобным посягательством на их самостоятельность, особенно когда царь вмешался в сферу судопроизводства и взял на себя рассмотрение отдельных дел, представлявших для него особый интерес.


558
Глава 10. Пирр
Кроме того, он конфисковал земли, некогда принадлежавшие Агафок- лу, согнав с них тех людей, которые на тот момент владели ими, и пожаловал большие наделы своим друзьям и приверженцам. В результате этого последние приобрели весьма существенное влияние в городах Сицилии. Более того, эти эпироты, столь внезапно повысившие свой статус, нередко демонстрировали презрение к местным жителям, которые на самом деле были намного выше их в культурном плане. На этом основании, особенно в Сиракузах, постепенно сложилась весьма мощная оппозиция, аналогичная той, что возникла в Таренте, — оппозиция, представители которой не остановились перед восстановлением разорванных связей с Карфагеном и (как это нередко бывает) предательством общего дела для достижения своих эгоистичных целей. Это вынудило Пирра предпринять решительные действия. Фенон и прочие сиракузяне, которые подозревались в сговоре с врагом, были казнены. Сосистрат вовремя успел бежать, но в результате царь потерял одного из самых ценных союзников, который правил не только Акрагантом, но и весьма значительной частью острова. При этом, однако, меры, принятые Пирром, не помешали некоторым из сицилийских городов открыто присоединиться к мамертинцам или карфагенянам, а последние, которым теперь никто не препятствовал, начали перебрасывать в Сицилию новую мощную армию, поскольку уже могли надеяться на возвращение всего потерянного за последнее время. Ситуация ухудшилась еще больше, когда в Сиракузы прибыли послы от самнитов, луканов и бруттиев, умолявшие Пирра как можно быстрее вернуться в Италию, так как римляне еще больше усилили давление на них и царь был их единственной надеждой на изменение ситуации. Пирр тоже имел причины опасаться, что сухопутный путь, связывавший его с Тарентом, может быть перерезан и, если Самний и Аукания попадут в руки римлян, все его планы рухнут как карточный домик. Принять решение о прекращении Сицилийской экспедиции и о возвращении в Тарент оказалось еще легче, поскольку царь был вынужден признать, что сицилийское дело почти проиграно, — в чем, несомненно, был виноват и он сам.
VII. 	Пирр возвращается в Италию.
Битва при Беневенте (275 г. до н. э.)
Согласно Плутарху31, отплывая из Сиракуз в конце лета 276 г. до н. э. со ста десятью военными кораблями и многочисленными транспортными судами, Пирр сказал, что остров, который он покидает, очень скоро станет «ристалищем для состязаний» между римлянами и карфагенянами. Продвигаясь к северу вдоль сицилийского побережья, неподалеку от Регия молосский царь был внезапно атакован пунийским флотом и понес тяжелые потери. Более семидесяти военных кораблей были потоплены, а многие другие — за исключением всего дюжины — серьезно повреждены.
31 Плутарх. Пирр. 23.8.


УП. Пирр возвращается в Италию. Битва при Беневенте
559
Впрочем, карфагеняне при этом не достигли своей настоящей цели — уничтожения всей армии Пирра, поскольку флот транспортных судов сумел скрыться и беспрепятственно добрался до Локр. Оттуда Пирр направился к Регию, но взять город не смог из-за решительного сопротивления, оказанного ему кампанским гарнизоном, который находился под командованием римлян и был усилен мамертинцами из Мессаны. Отступая от Регия, царь попал в засаду, устроенную мамертинцами, и вновь понес тяжелые потери. Его войско сумело избежать уничтожения только благодаря личному вмешательству самого Пирра, который, как рассказывали древние авторы, в поединке разрубил своего противника надвое одним ударом меча. В конце концов, эпирский царь прибыл в Локры с 20 тыс. пехотинцев и 3 тыс. всадников — всё еще довольно внушительной армией — и в очередной раз потребовал с города особенно большую сумму денег (с. 549 наст, изд.), чтобы покрыть расходы и набрать новых наемников. Не удовлетворившись этим, он также конфисковал сокровища расположенного в Локрах храма Персефоны, что вызвало у греков бурю негодования. Впрочем, большинство сокровищ Пирр вернул, когда корабли, которые везли добычу в Тарент, попали в сильный шторм, что показалось царю дурным предзнаменованием. Мы не знаем наверняка, но не исключено, что в это время эпирский полководец также обратился к греческим правителям — в частности, к македонскому царю Антигону Го- нату и сирийскому царю Антиоху I — с просьбой или даже требованием о дополнительной помощи. Самниты и луканы, измотанные трехлетней войной с Римом, уже были не особенно склонны оказывать безоговорочную поддержку Пирру. Но, с другой стороны, консулы 275 г. до н. э. тоже испытывали весьма существенные затруднения при сборе новой армии, тем более что в 276 г. до н э. Рим пережил эпидемию чумы, унесшую очень много жизней. Согласно Ливию, в 280 г. до н. э. количество граждан Города составляло 287,222 тыс., а в 275 г. до н. э. оно сократилось всего до 271,224 тыс. Консул М. Курий Дентат грозил каждому гражданину, который попытается уклониться от военной службы, продажей в рабство и лишением всего имущества32, причем подобная угроза была озвучена в Риме впервые и очень хорошо показала, насколько город был измотан войной.
Весной 275 г. до н. э. оба консула выдвинули армии на стратегические позиции, чтобы не дать Пирру вновь двинуться к Риму. Л. Корнелий Лен- тул разместился в Аукании, чтобы при возможности перехватить Пирра в самом начале или отрезать его от путей сообщения, если он всё же прорвется к Городу. В то же самое время М. Курий занял пути близ города Малевент, который позднее, в 268 г. до н. э., станет римской колонией с латинскими правами и будет переименован в Беневент32*. Целью второго консула было воспрепятствовать Пирру в продвижении к Капуе и Риму. Эпирский царь приказал одному из отрядов защищать южный фланг
32 Ливий. Периохи. XIV; Валерий Максим. VI.3.4.
32а Малевент —от лат. maleventum («плохой воздух; неблагоприятная судьба»), б енев ент —от лат. beneventum («хороший воздух; благоприятная судьба»). — В.Г.


560
Глава 10. Пирр
от Лентула, а сам выступил против М. Курия. При этом армия Пирра по численности значительно уступала римской, в силу чего он попытался получить тактическое преимущество, заняв высоту, с которой смог бы неожиданно напасть на вражеский лагерь. Но его эпирские воины, не знакомые с местностью, заблудились во время ночного перехода на запланированную позицию и на следующее утро были довольно легко отбиты римлянами, которые издалека заметили их приближение. В последовавшей за этим битве на равнине изнуренные греки дрогнули перед наступающими легионами, причем римлянам удалось достичь этого, напугав вражеских слонов при помощи горящих стрел — животные обратились в паническое бегство и бросились на ряды своего же войска. Восемь слонов были пойманы и впервые показаны в Риме в 272 г. до н. э. во время триумфа Курия. Кроме того, римляне захватили лагерь Пирра, в результате чего римские офицеры в первый раз смогли собственными глазами увидеть, как греки организуют военные походы. Позднее, когда М. Курий стал цензором, он пустил часть захваченной добычи, полученной им в качестве командующего армией, на строительство второго крупного акведука в Риме — Anio Vetus (с. 479 наст. изд.).
VIII. 	Возвращение в Эпир.
Смерть Пирра (272 г. до и. э.)
После поражения молосскому царю грозила опасность быть зажатым между армиями двух консулов, и он со всей поспешностью отступил к Та- ренту. Мы не располагаем надежными данными относительно потерь, понесенных Пирром — позднейшие римские авторы бесстыдно их преувеличивают, — но в любом случае они были настолько значительными, чтобы принять решение о возвращении в Эпир, и осенью 275 г. до н. э. царь отплыл в Грецию всего с 8 тыс. пехотинцев и пятьюстами всадниками. При этом Пирр оставил в Таренте своего сына Гелена и военачальника Милона с довольно сильным контингентом, чтобы продемонстрировать, что ни в коем случае не отказывается от планов относительно Италии и будет по-прежнему заботиться о свободе греческих городов и особенно Тарента. Но на самом деле он был побежден более сильным противником и знал это.
В 274 г. до н. э., всего через несколько месяцев после своего возвращения, Пирр, победив в сражении Антигона Гоната, вернул себе титул царя Македонии. Уже украшенный знаками царского достоинства, он смог — благодаря неизменному магнетизму своей личности — привлечь македонскую фалангу на свою сторону в битве в ущельях Аоя, близ современной Тепелены в Албании. Но даже этот успех не дал ему возможности вернуться в Италию, а кроме того, его репутация в Македонии, сначала невероятно высокая, очень быстро упала после того, как он оставил в македонских городах свои оккупационные силы и позволил кельтским наемникам


IX. Эпилог
561
разграбить гробницы македонских царей в Эгах. Эти гробницы были открыты археологами в 1976 г. неподалеку от эллинистического дворца в Вергине, расположенного к югу от Верой в предгорьях Олимпа. Зимой 274/273 г. до н. э. Пирр вызвал Гелена обратно в Эпир, хотя Милон еще на некоторое время остался в Таренте. Беспрестанно меняя планы, весной 272 г. до н. э. царь со своей армией появился в Пелопоннесе — под тем предлогом, что его военачальник Клеоним, сын спартанского царя Клео- мена П, желал быть восстановленным в наследственных правах в Лаконии. В то же самое время Пирр провозгласил, что стремится освободить всю Грецию от господства Антигона Гоната — лозунг, слишком прозрачный, чтобы обмануть хоть кого-нибудь, хотя этолийцы после этого действительно заключили с ним союз. Но нападение на Спарту закончилось неудачей и весьма значительными потерями, причем среди убитых оказался и сын царя Птолемей. Поздней осенью 272 г. до н. э., после нескольких стычек в Лаконии, Пирр двинулся на Аргос, где находился Антигон с армией. Благодаря тайной помощи от своего сообщника, гражданина Аргоса, и невзирая на нейтралитет города, Пирр проник внутрь — не придав значения даже неблагоприятным предзнаменованиям при жертвоприношениях. Но в последовавшей за этим уличной схватке царь был смертельно ранен куском черепицы, сброшенной аргосской женщиной с крыши своего жилища, когда она увидела, что он угрожает ее сыну. Вот такой бесславный конец нашел столь знаменитый человек. Его тело было сожжено победителями, а позднее на месте его гибели был воздвигнут памятник с изображением царского оружия и слонов. Согласно древним авторам, останки Пирра были захоронены в храме Деметры в Аргосе или в Пиррее в Амбракии, где располагалась его резиденция.
IX. Эпилог
Несомненно, под влиянием известий о смерти молосского царя Тарент вскоре после этого (в 272 г. до н. э.) сдался римлянам и был включен в состав «морских союзников» (socii navales)33. Милону и эпиротам были предоставлены гарантии неприкосновенности. При этом, однако, долгие годы войны с Пирром и тяжелые потери, понесенные в ее ходе, еще долгое время продолжали определять римскую политику в отношении прочих эллинистических держав и особенно — в отношении Филиппа V Македонского34. Кроме того, личность царя, статуи которого стояли в Афинах, Олимпии и Каллиполе в Этолии, приводила в восхищение римских авторов, начиная с Энния35 и заканчивая писателями, жившими намного позже Плутарха, причем это восхищение несколько отличалось от их восхищения Ганнибалом, ведь Пирр, подобно Александру Великому, с которого он брал пример и чьим наследником себя считал, сочетал военный
33 Schmitt 1969 [J 224]: 128, примеч. 475.
3* Ливий. XXXI.7.8—12.
Зд Цицерон. О дивинации. П.116—117.


562
Глава 10. Пирр
гений с личной отвагой, дипломатическое искусство — с обаянием и даже харизмой и при этом был полностью лишен «пунийского» лукавства и жестокости, которые позднее вошли в римскую поговорку. При Пирре отдаленный Эпир играл — хоть и недолго — весьма значительную роль в сфере греко-римской политики, а если бы начинания царя увенчались успехом, то он вполне мог бы выйти и на мировую арену. Несмотря на постоянные войны, Пирр сумел организовать строительство своей резиденции в Амбракии, а также возведение новых зданий для святилища в До- доне и ряде других мест Эпира. Он находил время для того, чтобы поощрять искусства и развивать торговлю с южной Италией и Сицилией, которая продолжала процветать и в дальнейшем36.
Нет ничего удивительного в том, что повторное открытие трудов Плутарха в Англии, которое оказало столь существенное влияние на произведения Шекспира, также привело и к появлению отдельных сочинений, вдохновленных образом Пирра. Так, в 1695 г. Чарльз Гоп- кинс опубликовал драму под названием «Пирр» (судя по всему, довольно посредственную), которая была посвящена герцогу Глостерскому37 и представляла собой своеобразное политическое поучение. Николя Пуссен еще в 1635 г. (в оригинале, видимо, опечатка: 1665 г. — В. Г.) написал в Париже знаменитую картину «Спасение младенца Пирра». А еще раньше, в 1443—1468 гг., национальный герой Албании Георг Кастриоти Скандербег в ходе своей борьбы против турок старался вызвать в памяти народа воспоминания о Пирре и Александре Великом и по этой причине, подражая им, в бою носил шлем, увенчанный козьими рогами. Современники именовали Скандербега «князем эпирским» (princeps Epirotarum), а сами албанцы до сих пор называют себя «шкипе- тарами» — «сынами орла» — точно так же, как Пирр, «орел», называл своих эпирских воинов, желая польстить им38.
36 Breglia 1941 [J 252]: 193 слл.
37 С. Hopkins, Pyrrhus, King of Epirus. A Tragedy, acted at the New Theatre in Little Lincolns-Inn-Fields, by his Majesty’s Servants, printed for Samuel Briscoe in Covent-Garden: Peter Buck, at the Sign of the Temple, and Daniel Dring, at the Harrow and Crown, in Fleet- street, 1695.
38 Плутарх. Пирр. 10.1; cp.: Nederlof 1940 [В 122]: 48.


Глава 11
Г.-Х. Скаллард
КАРФАГЕН И РИМ1
I. 	Общественная и частная жизнь карфагенян
(а) 	Карфагенское государство
Карфагенское государство поражало древний мир не только своим богатством, но и своей стабильностью и прочностью. Конечно, его сокровища вполне могли возбуждать зависть, а коррупция — презрение, но живучесть Карфагена неизменно вызывала уважение даже у греков и римлян, его давних врагов. Так, Цицерон писал (О государстве. Фрг. 1.5) (в оригинале: Фрг. 3. — В.Г.): «Да и Карфаген не обладал бы, без продуманных решений и распорядка, таким могуществом на протяжении почти шестисот лет» {Пер. В. О. Горенштейна), а Аристотель считал этот город — наряду со Спартой и Критом — одним из трех государств, которые благодаря своей стабильности ближе других подошли к идеальной «смешанной» форме правления [Политика. П.127 b слл.): более того, это было
1 	Если карфагенские историки когда-либо и обращались к прошлому своего города и своей цивилизации, их труды до нашего времени не дошли — точно так же, как и все прочие сочинения, которые могли написать пунийские авторы. Соответственно, все сохранившиеся письменные источники по истории Карфагена были созданы греками и римлянами — людьми, для которых пунийский образ жизни был чуждым и которые жили в государствах, долгое время враждовавших с Карфагеном. Однако вражда, предрассудки и отсутствие симпатии не смогли полностью затмить достижения пунийцев: так, наир., Эратосфен упоминал карфагенян — наряду с индийцами, персами и римлянами — среди «варварских» народов, которые являются цивилизованными и обладают «таким удивительным государственным устройством» [в соч.: Страбон. 1.4.9, р. 16С). Впрочем, понимание нами карфагенской цивилизации в значительной мере зависит от постепенно расширяющегося комплекса археологических свидетельств из стран западного Средиземноморья.
Основным источником по истории Первой Пунической войны является кн. I «Всеобщей истории» Полибия, основанная на трудах проримски настроенного Фабия Пиктора и прокарфагенского автора Филина, хотя иногда довольно сложно определить, у кого почерпнут тот или иной пассаж (дополнительные сложности создает то обстоятельство, что Сам Фабий вполне мог пользоваться трудом Филина). Рассказ о Первой Пунической войне, приведенный у Диодора, основан на данных Филина, однако в рассказе о Войне с наемниками (о которой Филин, вероятно, не писал) автор «Исторической библиотеки» следует за Полибием). Более подробное рассмотрение этого вопроса и возможных точек зрения см. в: Walbank 1945 [В 181]: 1-18; 1957-1979 [В 182] I: 65; 1968-1969 [В 184]: 493 слл.; 1972 [В 185]: 77-78.


564
Глава 11. Карфаген и Рим
единственное неэллинское государство, которое он рассмотрел в своих трудах, посвященных конституционному строю разных стран. Вторит Аристотелю и Исократ [Никокл 24): «Карфагеняне и лакедемоняне имеют лучшее сравнительно с другими государственное устройство» («τους άριστά των άλλων πολιτευόμενους»). Богатство и стабильность государства находились в тесной взаимосвязи. Своим богатством карфагеняне были обязаны своей обширной державе в Северной Африке и западном Средиземноморье. Военно-морской флот Карфагена обеспечивал надежную защиту его заморской торговле, которая, в свою очередь, приносила средства, необходимые для поддержания его мощи. Кроме того, успехи на коммерческом поприще передавали политическую власть в руки тимо- кратической верхушки, которая, обеспечивая государство средствами для содержания наемной армии, вместо того чтобы полагаться на гражданское ополчение, снижала риск военных переворотов и повышала политическую стабильность.
Ранняя история Карфагена уже рассматривалась в предшествующих томах САН, где в числе прочего рассказывалось о том, как этот город постепенно добился господства над прочими финикийскими поселениями на Западе и внес лепту в увеличение числа семитских колоний, о расширении карфагенского влияния на территории Северной Африки, Испании, Сардинии и Сицилии, об установлении монополии на торговлю в западных водах и о последовавшей за этим борьбе (иногда — сообща с этрусками) с греческими городами, бросившими вызов власти Карфагена, а также о неизменных успехах карфагенян на дальнем Западе и об изменчивом счастье на Сицилии2. Подчас пунийцы действовали агрессивно, однако основным движущим мотивом их действий была защита и расширение торговли, а не захват земель как таковой. Именно под воздействием этих нужд и развивались государственные и прочие институты Карфагена, и именно от них зависел его успех в тех или иных начинаниях. К VI в. до н. э. город превратился в могущественное государство, и, хотя в V в. до н. э. его торговля с греческим миром постепенно пришла в упадок, карфагеняне начали более широко использовать ресурсы богатых внутренних районов своей страны и своих африканских подданных. К середине IV в. до н. э. карфагенская торговля вновь расцвела и город стал всё больше открываться для эллинистического влияния. После смерти Александра Великого Карфаген превратился в одну из пяти великих держав Средиземноморья, балансирующую между римской Италией на Западе и тремя государствами диадохов на Востоке. Далее мы вкратце рассмотрим общественную и частную жизнь карфагенян именно в этот момент их истории — примерно за сто лет до столкновения с Римом в 264 г. до н. э.
Хотя государственное устройство Карфагена было сравнительно стабильным, в течение столетий оно, естественно, претерпевало весьма существенные изменения, и наши знания о нем являются весьма ограниченными и обрывочными. Несмотря на то, что отдельный труд Аристо¬
2 	См.: Charles-Picard G. САН VI: гл. lie.


I. Общественная и частная жизнь карфагенян
565
теля, который был посвящен Карфагену, до нас не дошел, проводимые им в своей «Политике» сравнения обеспечивают нас весьма полезной информацией о карфагенских институтах середины IV в. до н. э., хотя при этом их более ранняя история остается неясной. Немногим больше известно нам о финальных этапах их развития — во времена борьбы с Римом. Будучи по определению Аристотеля «смешанным», государственное устройство Карфагена предположительно должно было сочетать в себе лучшие элементы монархии, аристократии и демократии, однако на деле это была олигархия, основанная прежде всего на богатстве (с. 570 наст. изд.). Что касается главы государства, представлявшего монархический элемент, то нам не совсем ясно, кем он являлся — царем или магистратом. Так, Тир — метрополия Карфагена — управлялся царями, власть которых передавалась по наследству, да и в самом Карфагене, согласно упоминаниям греческих авторов, правили некие «басилевсы» (βασιλείς), однако в позднейшие периоды высшие должностные лица государства именовались не царями (melekim), а судьями (shophetim или лат. sufetes). При этом для нас остается неясным, обязательно ли слово «басилевс» обозначало человека, облеченного царской властью (и если да, то имеется ли в виду один царь или два), или использовалось более широко — для обозначения различных «магистратов». Если в Карфагене действительно существовала монархия, то она была не наследственной, а выборной — такая ситуация сложилась по меньшей мере уже к 480 г. дон. а, когда, согласно сообщению Геродота (VII.166), карфагенским царем за свою смелость был избран Гамилькар, и сохранялась во времена Аристотеля, который пишет, что «басилевсы» (он всегда использует это слово во множественном числе) выбирались в Карфагене из представителей не какого-либо одного, а всех влиятельных семейств и назначались не по старшинству, а путем голосования. Вне зависимости от терминологии, эти люди в рассматриваемый период, судя по всему, не являлись полководцами: Аристотель дважды [Политика. П.1273 а 30,37) проводит между «царями» и «полководцами» довольно четкое различие. Поскольку же слово «басилевс» нередко использовалось применительно к некоторым крупным военачальникам, в частности — членам семейства Магони- дов, мы можем предположить, что в определенных случаях (очевидно, довольно частых) эти магистраты вполне могли облекаться и военной властью, хотя она не была внутренне присуща их должности — если только не допустить, что «басилевсы» обладали этой властью изначально, но утратили право на нее еще до того, как Аристотель взялся за свой труд. Римские авторы называли рассматриваемых должностных лиц суффе- тами (sufetes). Их было двое, они ежегодно переизбирались и не обладали военной властью, но при этом выполняли не только судебные функции: так, суффеты могли созывать совет и народное собрание, председательствовать в этих органах и представлять определенные дела на их рассмотрение. Некоторые исследователи, которые поддерживают идею существования в Карфагене на ранних этапах его истории пожизненной единоличной власти, полагают, что суффеты существовали и в то время,


Выше 1000 м над уровнем моря
Неаполь — современные названия подчеркнуты
Карта 77. Западное Средиземноморье в Ш в. до н. э.


568
Глава 11. Карфаген и Рим
а позднее, подобно афинским архонтам, постепенно затмили царей. Если царская власть в Карфагене и претерпела некие резкие изменения, то это могло произойти в середине V в. до н. э. и являться реакцией на весьма опасное для государства самовластное поведение военачальников из рода Магонидов, так как именно в это время для контроля над ними был создан Совет ста четырех, перед которым полководцы должны были отчитываться по возвращении в город (Юстин. XIX.2.5—6). Это был весьма удобный случай для переименования высших должностных лиц в суффетов3.
Обсуждением и определением карфагенской политики — как внутренней, так и внешней — занимался совет или сенат, состоявший из нескольких сотен (трехсот?) пожизненных членов, которые выбирались путем кооптации или более широкого голосования. Когда совет приходил к решению, приемлемому для его членов и для суффетов, его уже не нужно было передавать на утверждение собрания граждан, к которому, впрочем, обращались при наличии разногласий, а также, возможно, при рассмотрении некоторых вопросов, уже тщательно подготовленных сенатом. При этом, однако, в народном собрании — по крайней мере, в позднейшие периоды — наблюдалась довольно широкая свобода слова, и именно оно — хотя и с определенными ограничениями — выбирало суффетов, полководцев и, возможно, членов сената. Впрочем, на деле выбор кандидатов, вероятно, ограничивался предварительной договоренностью. Помимо (трехсот?) сенаторов, действовавших как единый орган, примерно тридцать из них образовывали некий «тайный совет», который, без сомнения, выступал в качестве своеобразного вспомогательного комитета в составе более крупного органа, но при этом, вероятно, постепенно сосредоточил в своих руках весьма значительную власть, по сути дела выступая в роли правительства. Этот совет несомненно функционировал в Ш в. до н. э., однако его более ранняя история нам неизвестна, частично — по причине терминологической путаницы в трудах древних авторов. Так, Полибий (Х.18.1), описывая события 209 г. до н. э., упоминает о том, что Совет тридцати именовался «герусией» (γερουσία), а сенат — «синклитом» (σύγκλητος) (хотя время от времени и тот, и другой орган Полибий именует «синедрионом» (συνέδριου)), а вот в рассказе Диодора (XTV.47.1—2) о письме, посланном в Карфаген Дионисием в 397 г. до н. э., столь четкого различия уже не проводится, тогда как «герусия», которую Аристотель сравнивает со спартанской, вполне может не соответствовать «герусии» Полибия (a consilium, упоминаемый Ливием (XXX. 16.3) необязательно являлся комитетом сената), поскольку это означало бы, что рассматриваемый автор не заметил более крупного органа.
3 	Морэн (Maurin 1962 [К 82]: 16 слл.) утверждает, что Совет ста четырех был создан в начале IV, а не в середине V в. до н. э., как обычно считалось. Мнение о том, что два магистрата-эпонима, именуемые в пунийских надписях суффетами, являлись избиравшимися на год председателями Совета ста четырех, см. в изд.: Pareo 1978 [К 95]: 61—87. Надписи: Mahjoubi and Fantar 1966 [К 79]: 201—210; Dupont Sommer 1968 [К 33]: 116—133; Garbini 1968 [К 49]: 11 слл.; Teixidor 1969 [К 129]: 340—344; Garbini 1974 [К 50]: 20 слл.


I. Общественная и частная жизнь карфагенян
569
Двумя другими органами, которые постепенно получили весьма широкую власть в Карфагенском государстве, были Совет ста четырех и пен- тархии. Первый нами уже упоминался. Этот орган был предназначен для того, чтобы держать в узде амбициозных военачальников, и уже после создания труда Аристотеля его компетенция была довольно существенно расширена — теперь все должностные лица государства должны были отчитываться перед ним о своей деятельности за год. Эта функция была очень похожа на афинскую «эвтину»3а (хотя и являлась более широкой), а Аристотель сравнивал ее с контролирующей деятельностью спартанских эфоров. Члены Совета выбирались из состава сената и (по крайней мере, во П в. до н. э.) занимали свою должность пожизненно. Власть рассматриваемого органа постепенно расширялась — до тех пор, пока он не стал вызывать страх и ненависть у всех карфагенян, так что Ливий с полным правом мог сказать (ХХХШ.46.1), что во П в. до н. э. Совет господствовал (dominabatur) над всем городом — как над магистратами, так и над народом. В какой-то момент выборы членов Совета были доверены нескольким загадочным «коллегиям пяти» (пентархиям), которые упоминаются только Аристотелем, отмечающим, что их члены занимали свою должность дольше других магистратов и осуществляли свою власть «и после сложения с себя должности, и собираясь вступить в должность». Эти органы пополнялись путем кооптации и заведовали различными сферами управления, вероятно, включая финансовые, но исключая военные или внешнеполитические дела. Поскольку пентархи выбирали членов Совета ста четырех, они могли и сами входить в его состав, и, соответственно, два рассматриваемых органа могли, по сути дела, контролировать всё государство.
В состав народного собрания, судя по всему, входили граждане Карфагена, достигшие определенного возраста и, вероятно, обладавшие определенным состоянием. О том, каким условиям надо было соответствовать для получения карфагенского гражданства, мы не знаем практически ничего. Возможно, оно не предоставлялось ремесленникам, но это тоже точно не известно. Хотя Аристотель, обсуждая проблему предоставления гражданства представителям этой прослойки [Политика. Ш.1277 b 33 слл.), заключил, что при наилучшей форме правления ремесленник (banausus) не должен являться гражданином, при этом философ, к сожалению, не говорил конкретно о Карфагене. Кроме того, довольно опасно делать общие выводы из того факта, что после захвата Нового Карфагена в 209 г. до н. э. Сципион обращался с попавшими в плен ремесленниками (χειροτέχνου) не так, как с гражданами (Полибий. Х.16.1): не так давно основанная колония могла и не отражать все характерные черты своей метрополии, имевшей многовековую историю. Впрочем, карфагенские власти действительно едва ли проявляли великодушие при предоставлении гражданских прав: поскольку в армии служило очень немного граждан, причин для щедрости в военной сфере практически не было, да и в отношениях с союзниками Карфаген был далек от мягкости. Каков бы ни был
За Эвтина — отчет должностного лица по окончании срока службы. — В.Г.


570
Глава 11. Карфаген и Рим
состав народного собрания, теоретически оно имело наибольшее влияние в сфере выборов, но при этом, вероятно, не обладало судебной властью и редко собиралось для каких-либо целей, кроме голосования: судя по всему, сенат передавал ему на рассмотрение только самые серьезные вопросы. Аристотель [Политика. П.1272 b 33—34) также упоминает о том, что граждане Карфагена были разделены на группы, которые, подобно спартанским «фидитиям» (φιδίτια), собирались для совместных трапез («τα συσσίτια των εταιριών»). Эти группы могли иметь определенное политическое, а также социальное или религиозное значение, однако любое их сравнение с греческими фратриями, с римскими куриями или — действительно — со спартанскими фидитиями является чисто гипотетическим.
Конечно, Полибий и Катон могли усматривать в государственном устройстве Карфагена смешение царской, аристократической и народной власти, однако три этих элемента имели явно неравный вес и реальная власть принадлежала олигархической верхушке, что признавали и Аристотель, и Исократ4. Первые финикийские поселенцы вполне могли образовать определенную прослойку наследственной аристократии, однако со временем торговая и производственная деятельность, вероятно, превратила их в аристократию богатства. При этом доступ в ряды данной аристократии, вероятно, был весьма ограниченным: известные нам из исторических источников лидеры Карфагенского государства происходили из очень небольшого круга семейств, а их имена, повторявшиеся на протяжении многих поколений, составляют очень небольшую долю имен, фигурирующих в пунийских надписях. В то же время для нас остается неясным, насколько эта олигархическая прослойка пыталась закрыть доступ для «людей со стороны» и насколько она была ослаблена разделением интересов между торговой и сельскохозяйственной сферами. Что касается замкнутости этой прослойки, то нам представляется вполне вероятным, что успешные и богатые дельцы имели возможность получить доступ в ее ряды. Более того, не исключено, что одним из «новых семейств» был даже великий род Баркидов, вышедший на историческую арену в Ш в. до н. э. Рост населения и привлекательность внутренних районов страны, по всей видимости, привели к тому, что многие карфагеняне обратили взоры на сферу сельского хозяйства, в результате чего постепенно возник класс крупных землевладельцев, использовавших в своих имениях рабский труд. Как предполагают современные исследователи, со временем подобные люди стали настолько плотно заниматься своими поместьями, что с IV в. до н. э. начали отказываться от занятий торговлей, причем это разделение интересов отразилось и в политической сфере — с подобной точки зрения, суффеты и сенат представляли землевладельцев, а интересы торговцев отстаивал Совет ста четырех и пентархии5. Но подобная
4 Полибий. VL51.2; Катон в соч.: Сервий. Комментарии к «Энеиде» Вергилия. IV.682; Аристотель. Политика. П.1272Ь 24 слл., особенно 1273а 13 слл.; Исократ. Никокл 24: «Καρχηδανίους... οίκοι όλιγαρχουμένους».
5 (Meitzer and) Kahrstedt 1879—1913 [К 83] Ш: 138 слл., 582 слл.; противоположная точка зрения: Groag 1929 [К 53]: 18 сл.


I. Общественная и частная жизнь карфагенян
571
дихотомия, вероятно, слишком схематична: столкновения интересов, судя по всему, действительно имели место, однако многие карфагеняне вполне могли принадлежать одновременно к обоим лагерям.
Конечно, за фасадом государственного устройства Карфагена таилась одна всепроникающая сила: деньги. Аристотель (.Политика. П.1273 а 35 слл.) критикует карфагенян за то, что даже самые высокие должности в их государстве — царя и военачальника — были открыты для покупки (ώνητάς), а Полибий, противопоставляя отношение римлян и карфагенян к богатству, пишет (VI.56.1—4): «Для карфагенян нет постыдной прибыли... для получения должности люди открыто дают взятки (φανερώς)». Жадность пунийцев была общеизвестной: так, например, Полибий (IX.25) пишет о том, что Масинисса5а лично рассказывал ему о «корыстолюбии карфагенян». Судя по всему, для кандидатов на определенные должности существовал фиксированный имущественный ценз: во всяком случае, голоса точно надо было покупать, а за успех — платить. Коррупция, по всей видимости, особенно усилилась в позднейшие периоды карфагенской истории, и лишь Ганнибал (которого враги тоже попрекали этой национальной слабостью) при поддержке народа сумел сокрушить власть олигархов и очистить систему управления посредством конституционных и финансовых реформ. Но это произошло более чем через шесть сотен лет после основания города. При этом государственное устройство Карфагена, несомненно, демонстрировало весьма существенную стабильность, которая и привлекла внимание греков и римлян: несмотря на некоторые удары изнутри, Карфагенское государство успешно выдерживало напряженность, которая во множестве греческих городов вызывала смуту (стасис) или установление недолговременных тиранических режимов. Причиной подобной устойчивости не в последнюю очередь было то, что весьма существенное количество граждан Карфагена интересовалось прежде всего получением прибыли, а не политикой: эти люди были в принципе готовы к тому, чтобы доверить управление делами небольшому количеству людей при условии, что те обеспечат им мир и процветание.
На вершине своего могущества Карфаген нуждался в сильной армии и военно-морском флоте для охраны своих весьма широких интересов. Основателям города, который был построен на выгодном для обороны полуострове, было вполне достаточно относительно немногочисленного гражданского ополчения, которое, без сомнения, обучалось и вооружалось так же, как воины финикийского Тира. Но по мере того как карфагеняне постепенно распространяли свою власть по землям Северной Африки и западного Средиземноморья, необходимость в содержании армии и флота стала приводить к неприемлемому давлению на их весьма
оаМасинисса — царь Нумидии в 201—148 гг. до н. э. Во Второй Пунической войне, еще будучи царевичем, воевал сначала за карфагенян, а затем перешел на сторону римлян. — В. Г.


572
Глава 11. Карфаген и Рим
ограниченные людские ресурсы, да и в любом случае средний гражданин Карфагена предпочитал сражениям занятия торговлей и признавал войну только как средство защиты города и его коммерческих интересов. В силу этого начиная со времен Магона (сер. VI в. до н. э.) карфагеняне решили пускать часть доходов с земель и от торговли на то, чтобы платить другим людям, которые были готовы сражаться вместо них; таким образом они избавляли себя от необходимости нести воинскую службу и, соответственно, отвлекаться от поддержания своего экономического процветания. Устранение граждан из военной сферы было постепенным: согласно имеющимся у нас источникам, некоторые карфагеняне еще участвовали в военных походах на Сицилию в V—IV вв. до н. э., а в 339 г. до н. э. в боевых действиях принимало участие элитное подразделение примерно из 3 тыс. карфагенских граждан, которое греки называли «Священным отрядом», однако после 311 г. до н. э. граждане уже не служили в армиях, сражавшихся за пределами Африки. Призыв, естественно, объявлялся лишь в тех случаях, когда вторжения (например, Ага- фокла, Регула или Сципиона) или мятежи (например, Наемническая война) угрожали основной территории Карфагена. Кроме того, командовать армиями, несшими службу в заморских землях, по-прежнему продолжали пунийские офицеры. При необходимости карфагеняне могли биться очень стойко, да и талантливых полководцев среди них было немало. Но особой популярностью воинская служба не пользовалась и в большинстве случаев армии собирались только для особых нужд или для дальних походов, хотя в нужных местах всегда держались гарнизоны.
Таким образом, к рассматриваемому времени карфагенское войско состояло из трех основных групп: во-первых, это были представители коренных народов, живших на подвластных Карфагену территориях в Африке, Испании и на Сардинии, которые были обязаны нести воинскую службу; во-вторых, наемники, вербовавшиеся по договору для службы во время определенной кампании; в-третьих (и эта группа была наименее значительной), вспомогательные отряды, выставлявшиеся друзьями или союзниками Карфагенского государства. При этом подданные и, естественно, наемники, а также, возможно, союзники получали за службу определенную плату, размеры которой, скорее всего, весьма существенно варьировались, поскольку легковооруженный лигур или призванный на военную службу африканец, судя по всему, получал не так много, как, скажем, греческий гоплит. Также солдатам предоставлялся хлебный паек: об этом упоминается в рассказах древних авторов о событиях конца V в. до н. э. (Диодор Сицилийский. ХШ.88.2), а наемники, восставшие против Карфагена после Первой Пунической войны, требовали не только выплаты жалованья, но и выдачи недоимок по пайкам («σιτομετρία». — Полибий. 1.68.9). Наемники впервые упоминаются в составе армии, которой в 480 г. до н. э. командовал Гамилькар в сражении при Гимере на Сицилии, — в состав этого войска входили финикийцы, ливийцы513, иберы,
5Ь Ливийцами древние авторы обычно именовали представителей коренного европеоидного населения Северной Африки (кроме египтян). — В.Г.


I. Общественная и частная жизнь карфагенян
573
лшуры, а также жители Сардинии и Корсики. В то время ливийцы, вероятно, еще были наемниками, однако вскоре после описываемых событий, когда власть Карфагена распространилась по территории Северной Африки, они превратились в рекрутов и образовали один из самых важных элементов карфагенской армии: так, например, ливийские воины составляли четверть сорокатысячного войска, сражавшегося на Сицилии в 311 г. до н. э. (Диодор Сицилийский. XIX. 106.2). Они служили и в легкой пехоте, особенно полезной для быстрых набегов, и — при наличии необходимого вооружения — в пехоте линейной, где не раз отличались — в том числе в битвах более позднего времени, в частности при Каннах. При подготовке к кампании против сицилийских греков в конце V в. до н. э. карфагенские полководцы призвали под свои знамена отряды союзных африканских народов: мавров, нумидийцев и киренцев. Кроме того, нуми- дийская конница оказалась особенно полезной в ходе кампаний Ганнибала. Во время войн на Сицилии против греков и, позднее, римлян в кар фагенской армии служило большое количество иберов, причем до завоеваний Гамилькара Барки в Испании они, судя по всему, были в основном наемниками, а не подданными. В позднейшие периоды определенное количество наемников предоставляли и кельтиберы, сохранявшие независимость от Карфагена (напр., 4 тыс. воинов во время битвы на Великих равнинах в 203 г. до н. э.). Эти испанские отряды, как и ливийцы, были очень ценны для партизанской тактики, а также в качестве легкой кавалерии. Жители Корсики и Балеарских островов, которые с детства упражнялись в обращении с пращой и которым, согласно упоминаниям древних авторов, чаще платили женщинами, а не деньгами, также служили в качестве наемников, а не подданных — например, в ходе кампаний 406 и 311 гг. до н. э. (Диодор Сицилийский. ХШ.80.2; XIX. 106.2). Статус сардинцев зависел, скорее всего, от того, из какой части острова они происходили — подвластной Карфагену или нет. Также среди карфагенских наемников числились лигуры, отважные, буйные и непостоянные кельты (впервые упоминаются примерно в 340 г. до н. э.), кампанцы, которые тоже считались весьма ненадежными, но чрезвычайно полезными (см., напр.: Диодор Сицилийский. ХШ.55.7 — о событиях 410 г. до н. э.), и этруски (упоминаются только один раз — под 311 г. до н. э., см.: Диодор Сицилийский. XIX. 106.2). Кроме того, пренебрегая своими «национальными» интересами, за карфагенян сражались даже греки (напр., в 409, 398, 343 гг. до н. э. на Сицилии, хотя самым известным примером является оказание помощи Карфагену спартанцем Ксантиппом в 255 г. до н. э.). Впрочем, греки, кельты и италийцы, вероятно, привлекались в относительно небольшом количестве: основную часть карфагенской армии составляли представители коренных народов западного Средиземноморья.
Конечно, столь разнообразные подразделения нельзя было сплотить в полностью однородную структуру — все они представляли собой национальные или племенные группы, во главе каждой из которых стояли собственные лидеры, находившиеся под общим командованием Карфагена, из граждан которого продолжали набираться старшие офицеры.


574
Глава 11. Карфаген и Рим
В значительной степени воины сохраняли характерное для их народа оружие, доспехи и манеру боя, хотя тяжелых линейных пехотинцев карфагеняне вполне могли снабжать своим вооружением. Методы ведения боя зависели от противника: так, против коренных народов Африки и Испании, по всей видимости, использовались легковооруженные отряды, а против греческих и римских армий карфагеняне сражались обычным гоплитским строем с различными вариациями, которые зависели от искусства конкретного полководца и достигли апогея в гениальных приемах Ганнибала. Кроме того, в разные времена своей истории Карфаген использовал два особых боевых средства: колесницы и слонов. Так, боевые колесницы в весьма значительных количествах применялись в войнах IV в. до н. э. (согласно Диодору (XVI.67), в 345 г. до н. э. пунийцы выставили триста колесниц, запряженных четверкой, и 2 тыс. колесниц, запряженных парой лошадей, хотя эти цифры довольно сомнительны), однако их использование прекратилось еще до того, как карфагеняне скрестили мечи с римлянами, когда основное внимание стало уделяться коннице и в дело были введены слоны. Это были африканские слоны, которых ловили во внутренних районах Северной Африки. Они были меньше, чем огромные саванные слоны Экваториальной Африки или индийские слоны. В битве на них не устанавливались «башенки», и слоны нередко оказывались обоюдоострым оружием, когда выходили из-под контроля и наносили ущерб не только врагу, но и своей же собственной стороне, хотя в отдельных случаях это оружие было весьма грозным.
Использование наемников и воинов, набранных из числа покоренных народов, давало Карфагену возможность расширять свою «колониальную державу», а также сводило к минимуму катастрофические результаты любых поражений, поскольку при этом проливалось очень мало собственно карфагенской крови. Хотя коренные жители Африки могли иногда проявлять недовольство и в потенциале представляли определенную опасность, наемники в общем и целом сражались хорошо и отважно — как настоящие профессионалы, даже когда сталкивались с другими наемниками — например, нанятыми Дионисием или Агафоклом. Но жалованье и добыча не всегда могли привести к таким же результатам, как пламенный патриотизм, а любые задержки выплат или более выгодные предложения, поступавшие со стороны, грозили волнениями или дезертирством. Кроме того, разнообразие народов, языков и обычаев делало совместные действия довольно сложными. Многие солдаты почти не поддерживали никаких контактов с самим Карфагеном, вероятно, появляясь там лишь в моменты записи на службу и увольнения с нее, и служили в основном на заморских территориях. Как следствие, они были верны прежде всего своему карфагенскому командиру, перед которым мог возникнуть соблазн использовать преданность своих воинов для того, чтобы бросить вызов пунийскому государству — как, например, сделал Бомилькар в 308 г. до н. э. Впрочем, в большинстве случаев Карфагену удавалось держать в узде амбициозных военачальников, которым подчас препятствовала взаимная вражда и зависть и которые были подчинены власти


I. Общественная и частная жизнь карфагенян
575
Совета ста четырех и могли быть приговорены к распятию даже за поражение в битве, не говоря уж о мятеже. Однако потенциальные недостатки использования наемников могут быть несколько преувеличены. При умелом руководстве они очень эффективно служили Карфагену, а когда поистине гениальный полководец Ганнибал сплотил их в единое войско, в его распоряжении оказалась одна из величайших армий Древнего мира. Кроме того, не следует забывать и о доблести самих карфагенских граждан, которую они проявляли, если все-таки были вынуждены сражаться: когда во время трехлетней осады, закончившейся разрушением города в 146 г. до н. э., на кону оказались их жизни, эти люди продемонстрировали непревзойденную стойкость и мужество. Говоря о «национальном характере» карфагенян, Вергилий [Энеида. 1.14) писал, что Карфаген был «богат и в битвах бесстрашен» («dives opum studiisque asperrima belli»).
Основатели Карфагена прибыли на место будущего города на кораблях, и на протяжении всей своей истории карфагеняне постоянно нуждались в морских судах, как торговых, так и боевых — для захвата и защиты колоний, а также для обеспечения своей постоянно расширявшейся монополии на торговлю в западных водах. Мореходное искусство карфагенян, унаследованное ими от своих финикийских предков и очень хорошо проявившееся, например, в смелых путешествиях по бурным водам Атлантического океана, широко признавалось греками и римлянами. Размер карфагенского военно-морского флота можно определить по количеству кораблей, которые выставлялись против него противниками пунийцев: так, например, в 398 г. до н. э. Дионисий Сиракузский, располагавший более чем тремястами десятью судами, послал примерно две сотни из них против пунийской Мотии (город на маленьком острове у северо- западного берега Сицилии. - В.Г.). Рассказывая о событиях IV в. до н. э., древние авторы упоминают карфагенские флотилии размером от двухсот до двухсот семидесяти судов, и, судя по всему, как правило, карфагеняне действительно предпочитали иметь в своем распоряжении пример но двести кораблей, хотя необязательно все они были на плаву — при отсутствии необходимости в столь большом количестве судов, некоторые из них могли ставиться на прикол. Аппиан [События в Ливии. 96), следуя за Полибием, отмечает, что во внутренней военной гавани Карфагена (рис. 56) располагались доки для двухсот двадцати кораблей, и эта цифра в общем и целом подтверждается недавними раскопками на территории круглой гавани: в центре «адмиральского острова» размещалось тридцать доков, а внешней окружности, длина которой, очевидно, составляла более 1,1 км, было достаточно еще примерно для ста шестидесяти6. Что касается типов судов, то карфагеняне использовали приблизительно ту же модель, что и греки: у них были пентеконтеры, затем — триремы и позднее — квинквиремы (также карфагенянами, согласно Аристотелю [в сон.: Плиний. Естественная история. VTL207) и Клименту Александрийскому [Строматы. 1.16.75), были изобретены квадриремы, а во время битвы при Милах пунийский адмирал в качестве своего флагмана
Hurst 1976 [К 62]: 177-197; 1977 [К 62]: 232-261.


Рис. 56. Карфаген (публ. по: Huss 1985 [К 65]: 45)


I. Общественная и частная жизнь карфагенян
577
использовал гептеру6а, захваченную у Пирра в 276 г. до н. э.). К началу войн с Римом излюбленным судном карфагенян была квинквирема: так, флот, оставленный Ганнибалом в Испании, состоял из пятидесяти квин- квирем, двух квадрирем и пяти трирем. Обломки пунийского корабля, вероятно — либурны, обнаруженные археологами близ Лилибея, очень многое говорят о методах строительства: рассматриваемое судно сделано с обшивкой вгладь, шпангоуты вставлены уже после закрепления обшивки, киль изготовлен из клена, шпангоуты — из дуба, а обшивка — из сосны, таран обит бронзой, а корпус обшит свинцовыми листами. Длина корабля составляла ок. 35 м, а ширина — 5м (ширина доков для квинквирем в Карфагене — 5,9 м)*  7.
Согласно имеющимся у нас сведениям о римских судах, сражавшихся у мыса Экном в 256 г. до н. э., команда квинквиремы состояла из трехсот гребцов и ста двадцати солдат: соответственно, для флота из двухсот кораблей требовалось не менее 60 тыс. гребцов. Предположительно они набирались в самом Карфагене и, возможно, в ливиофиникийских городах (о ливиофиникийцах см. далее, с. 582 сл. наст. изд. — В.Г.), однако могли пополняться и из числа представителей покоренных народов (так, например, в 206 г. до н. э. Магон Баркид набрал некоторое количество гребцов на Балеарских островах), а Гасдрубал, ожидая в 204 г. до н. э. римского вторжения в Африку, приобрел для рассматриваемой цели 5 тыс. рабов. Нехватки в кормчих и капитанах пунийцы, судя по всему, не испытывали, в то время как высшие командные посты, без сомнения, всегда занимали представители карфагенской аристократии: как правило, четкого разделения между флотоводцами и полководцами не наблюдалось, поскольку и сухопутные, и морские силы, по всей видимости, находились под командованием одного человека. Благодаря своему флоту, Карфаген получил возможность выдерживать постоянное давление на суше и на море со стороны греков и отбрасывать или топить любые суда, проникавшие в западные воды, где у пунийцев вообще не было соперников: они находились в союзе и с этрусками, чье могущество постепенно клонилось к упадку, и с римлянами, столь безразличными к карфагенской экспансии, что в IV в. до н. э. с готовностью признали в договоре дальнейшее расширение пунийских территориальных вод (с. 609 слл. наст. изд.).
(Ь) 	Город и держава
Место расположения Карфагена (рис. 56) было очень похоже на места расположения многих других финикийских поселений. Город лежал на треугольном полуострове, который выдавался в Средиземное море в восточном направлении; узкий перешеек, связывавший его с большой землей на западе, был на севере ограничен морем (ныне — озеро Себка-эр-Риана),
6а Пентеконтера — пятидесятивесельное судно, трирема — корабль с тремя рядами весел, квадрирема — с четырьмя, квинквирема — с пятью, гептера — с семью. — В. Г.
7 Frost 1972 [К 46]: 113 слл.; 1973 [К 47]: 229 слл.


578
Глава 11. Карфаген и Рим
а на юге — Тунисским озером. Эта сильная позиция подкреплялась плодородными землями, расположенными дальше вглубь материка. Городская цитадель под названием Бирса располагалась на холме (совр. Сен-Луи) высотой около двухсот футов (ок. 60 м. — В.Г.), который находился менее чем в миле (ок. 1,5 км. — В.Г.) от моря. В первые века истории Карфагена он предположительно был внешне очень похож на Тир и прочие финикийские города в том виде, в каком они изображены на рельефах ассирийского царя Синаххериба: над стенами с башнями возвышались верхние этажи зданий, некоторые — с балюстрадами, поддерживавшимися небольшими колоннами в форме пальм. Постройки в Тире, согласно Страбону (XVL2.23, р. 757С), были даже выше, чем в Риме, а карфагенские дома, расположенные между форумом и Бирсой, в 146 г. до н. э. имели не менее шести этажей (Аппиан. События в Ливии. 28). Со временем же Карфаген стал, судя по всему, всё больше походить на города эллинистического мира. Впрочем, римляне столь основательно разрушили его в 146 г. до н. а, что от пунийского Карфагена до нас дошло лишь очень немногое, хотя его общая планировка известна нам из письменных источников, а также благодаря археологическим исследованиям — не в последнюю очередь, тем, что осуществляются в рамках проекта ЮНЕСКО «Спасти Карфаген».
Городские стены были столь прочными, что отпугнули Агафокла и на протяжении трех лет сдерживали натиск римлян. Согласно сообщениям древних авторов, длина карфагенских укреплений составляла 37 км, включая, предположительно, те их части, что располагались вдоль берега. Наиболее мощной была та часть стены, которая проходила через перешеек и была усилена четырехэтажными башнями, расположенными через каждые 55—65 м. Кроме того, прямо в стенах размещались стойла для трехсот слонов, а также склады и казармы для 20 тыс. пехотинцев и 4 тыс. конников. Перед стеной располагался промежуточный ров и вал с частоколом — эта конструкция была выявлена аэрофотосъемкой в 1949 г. и, как выяснилось при этом, состояла из внешнего и внутреннего рва шириной 20 и 5,3 м соответственно, со столбовыми ямами от частокола между ними. Холм, на котором располагалась Бирса, и примыкающая к нему территория были обнесены отдельной стеной около двух миль (примерно 3 км. — В.Г.) в окружности. Поскольку от рассматриваемых стен до нашего времени ничего не сохранилось, их датировка и история развития остаются неясными, однако, вероятно, со времен Первой Пунической войны вся система, судя по всему, постепенно укреплялась. Фортификационное искусство карфагенян и внешний вид части городских стен, несомненно, нашли отражение в стенах Селинунта, построенных в последние годы IV в. до н. а, когда этот город начал становиться больше пунийским, нежели греческим, а также в укреплениях Лилибея, которые известны нам лишь фрагментами, но при этом, несомненно, являются пунийскими8.
8 Стена на перешейке: Duval 1950 [К 35]: 53—59. Селинунт: Winter 1971 [К 207]: 120 сл.; 230 сл.; Martin 1977 [К 80]: 61 сл.; de la Geniere 1977 [К 52]: 251 слл. Лилибей: Fre- deriksen 1977 [В 328]: 74 сл.


I. Общественная и частная жизнь карфагенян
57 9
Примерно с V в. до н. э. вся территория карфагенского полуострова, обнесенная стенами, была, вероятно, заселена, хотя и с различной плотностью: так, например, в северо-западном квартале города, который носил название Мегара, располагались сады, огороды и редко стоящие дома.
Гавани Карфагена представляли собой центр его деловой жизни. Исследователи довольно долго отождествляли гавани, описываемые Ап- пианом: внешнюю прямоугольную — торговую и внутреннюю круглую — военную, с сохранившимися до нашего времени «лагунами», и вот теперь, после нескольких десятилетий дискуссий, мы наконец-то начали выяснять их характер благодаря ведущимся там раскопкам. Весь рассматриваемый комплекс нередко именовали словом «Котон», которое в узком смысле означало военный порт. Как мы уже видели (с. 575 наст, изд.), приведенное Аппианом описание великолепной военной гавани было не так давно в общих чертах подтверждено исследователями (хотя, вероятно, в данном случае мы можем говорить о ее состоянии не ранее конца IV в. до н. э.) — судя по всему, тридцать доков действительно расходились радиально от «адмиральского острова», находившегося в центре гавани, а остальные были построены по внешней окружности: «Перед каждым доком стояли две ионические колонны, окружавшие гавань и остров, что вместе с гаванью создавало впечатление круглой галереи» [Пер. С. И Кондратьева). С центральной башни адмирал мог легко оценивать обстановку на море и отдавать приказы, в то время как двойная стена, окружавшая гавань, скрывала всё, что делалось в ней, — даже от людей, находившихся в торговом порту. Ранняя история круглой гавани остается неясной, однако радикальные изменения там, судя по всему, произошли в IV в. до н. э., после чего были построены сначала деревянные, а затем и каменные доки и прочие сооружения9. Вход в гавани находился на юге, а к востоку от него располагалась крупная каменная конструкция (choma), которую археологи называют «четырехугольником Фальбе»9а. Она защищала вход и представляла собой огромный причал для торговых кораблей: под водой сохранилось более трехсот ярдов (примерно 275 м. — В.Г.) этого сооружения.
Между гаванями и Бирсой располагалась главная городская площадь: изначально своей планировкой она едва ли сильно напоминала греческую агору или римский форум, однако в V в. до н. э. или позднее была, вероятно, приведена в более упорядоченный вид. Здесь располагалось здание сената, перед которым суффеты отправляли правосудие прямо под открытым небом. Три очень узкие улицы, по обеим сторонам которых возвышались шестиэтажные дома, вели вверх — к Бирсе. В городе располагалось множество храмов и святилищ, очень сильно различавшихся по внешнему виду. Многие святилища были построены в традиционном финикийском или ханаанском стиле: это были небольшие огоро-
ГСм.: Hurst 1975 [К 62]: 11-40; 1976 [К 62]: 177-197; 1977 [К 62]: 232-261.
9а Названа в честь датского архитектора Фальбе, который в 30-е годы XIX в. составил первый план развалин Карфагена. — В.Г.


580
Глава 11. Карфаген и Рим
женные участки (тофеты), на которых стояли священные камни или стелы, судя по всему, олицетворявшие божество, изображать которое в скульптуре запрещалось. Самым древним и почитаемым тофетом, который, вероятно, был возведен в VTH в. до н. э., был тофет богини Танит, расположенный в районе Саламбо рядом с прямоугольной гаванью: он представлял собой небольшую камеру площадью всего лишь около метра, напротив которой располагался почти столь же небольшой внутренний дворик с алтарем. Чтобы пройти к этому святилищу, нужно было миновать три концентрические стены. Карфагеняне совершали приношения и возводили погребальные памятники — алтари, урны и стелы — на территории тофета на протяжении всего пунического периода. Постепенно, под влиянием египтян, а затем и греков в Карфагене появились представления о том, что богам требуются более сложные обиталища. Так, на стеле конца IV в. до н. э., найденной в Гадрумете (совр. Сус), изображен Баал-Хаммон, восседающий на троне в храме, построенном в египетском стиле. Карфагеняне же, служившие на Сицилии, довольно близко знакомились с греческой храмовой архитектурой. Так, храм Деметры и Коры, возведенный в Карфагене в 396 г. до н. а, по своей форме практически однозначно был эллинским. Молельня в Саламбо, открытая в 1916 г., сохранила старую конструкцию, но ее оформление тоже было греческим. В 146 г. до н. э. самым богатым храмом города был храм Эшмуна, венчавший собой Бирсу. К нему вела лестница из шестидесяти ступеней — именно на ней собрались последние защитники Карфагена. Когда римляне ворвались в храм Аполлона, они обнаружили там позолоченную статую бога в нише, обшитой пластинами чеканного золота весом в тысячу талантов.
Кроме того, в пределах города располагалось несколько кладбищ, которые отмечали его территориальное расширение. Преобладающим погребальным обрядом было трупоположение, однако трупосожжение сосуществовало с ним в VIII—VII вв. до н. э. и затем — после довольно долгого перерыва — вновь появилось в Ш в. до н. э. Богатых людей хоронили в саркофагах, которые укладывались в подземные камеры (иногда — один на другой), куда вели вертикальные шахты с вырезанными на стенках опорами для ног. Глубина этих шахт могла достигать 7,6 или 9 м. Как вариант, неглубокие погребальные камеры могли вырубаться в скалах — как на мысе Бон, а попасть в них можно было через дромос9Ь или по лестнице. Таким образом, в отличие от греческих и римских некрополей, кладбища Карфагена были относительно неприметными, хотя в позднейшие времена над могилами, возможно, иногда начали ставить погребальные памятники. На территории Карфагена обнаружено четыре антропоморфных саркофага, два из которых изображают бородатых жрецов, а один — жрицу, причем в манере изображения сочетаются египетские и эллинистические влияния.
9Ь Д р о м о с (от греч. δρομοσ — «путь, проход») — коридор (обычно крытый), ведущий в гробницу. — В. Г.


I. Общественная и частная жизнь карфагегшн
581
Район вокруг форума и гаваней, где располагались как жилые кварталы, так и общественные здания, был центром оживленной торговой и ремесленной жизни города. На южном склоне холма Бирсы археологами была открыта часть жилого квартала эллинистического периода: прямые, но узкие улицы делили его на прямоугольные инсулы9с (по крайней мере, в Ш—П вв. до н. э.) и были снабжены канализационными трубами; подняться на возвышенность можно было по специально сооруженным лестницам. Дома были простыми, с квадратными или прямоугольными комнатами и оштукатуренными стенами*  10. Они очень напоминают постройки, открытые в 1950-х годах в Дар-Эссафи близ Керкуана на мысе Бон, на территории городка, который был основан карфагенянами в V в. до н. э. и разрушен римлянами в 256 г. до н. э. или в 146 г. до н. э.11. Стены местных домов были сделаны из необожженного кирпича и стояли на каменных фундаментах, которые являлись достаточно прочными, чтобы выдержать несколько этажей. Снаружи стены были белеными и совершенно глухими — на улицу выходила только одна дверь; внутри располагался центральный дворик. В одном из таких двориков сохранилось девять перистильных колонн. Полы в комнатах были цементными, розового цвета, с мозаикой из белого мрамора или битого стекла; в некоторых домах имелись ванные комнаты. Двухэтажные здания известны нам по рисунку IV в. до н. э. из гробницы на мысе Бон, на котором изображен город, окруженный стеной с башнями; за стенами видны прочно построенные дома различного размера, увенчанные крытыми галереями с колоннадами, над которыми возвышаются ряды закругленных арок или, возможно, куполов. Эти постройки с плоскими или сводчатыми крышами, вероятно, выглядели очень похоже на современные тунисские дома и, судя по всему, отражали весьма значительный уровень комфорта, достигнутый в эллинистический период жителями рассматриваемого города, который был обязан своим процветанием труду красильщиков и рыбаков. Свидетельств наличия определенной планировки в Дар-Эссафи
9с И н с у л а (от лат. insula — «остров») — ограниченный улицами земельный участок с возведенным на нем многоэтажным жилым домом (или несколькими домами). — В.Г.
10 Дома в Бирсе: С. Picard 1951-1952 [К 99]: 117-126; Ferron and Pinard 1955 [К 40]: 31-81; 1960-1961 [К 42]: 77-170; G.C. Picard 1958 [К 104]: 21 слл.; Harden 1962 [К 58]: 135—136. В ходе недавних раскопок, проведенных французскими исследователями, была подтверждена принадлежность этих домов к позднепуническому периоду (Lancel 1977 [К 76]: 19 слл.), а также было обнаружено, что данная зона застройки распространялась и на южный склон холма Бирсы (Carrie and Sanviti 1977 [К 18]: 67 слл.). См. также статью Ланселя, Робин и Тюильера (S. Lancel, G. Robine and J.-P. Thuillier) в изд.: New Light on Ancient Carthage 1980 [K 93]: 13 слл. Судя по всему, примерно до 500 г. до н. э. рассматриваемый район представлял собой кладбище, а затем оставался заброшенным, пока не был занят мастерами по металлу (ок. 250—200 гг. до н. э.); после этого начался период мира, процветания и активного городского строительства. По всей видимости, многие дома были как минимум двух- или трехэтажными, однако упоминание Аппиана (События в Ливии. 128) о шестиэтажных зданиях больше ничем не подтверждается.
11 Мыс Бон: Cintas 1953 [К 26]: 256-260; G.C. and С. Picard 1961 [К 113]: 46 сл., вклейка 1; Warmington 1969 [К 1351: 132 сл.; Morel 1969 [К 84]: 473-518; Fantar 1972-1973 [К 39]: 264-277.


582
Глава 11. Карфаген и Рим
практически нет, общественных зданий тоже пока не обнаружено, однако в городе, судя по всему, существовала весьма неплохая канализационная и водоотводная система. Водоснабжение самого Карфагена осуществлялось из расположенного на севере «Источника 1000 амфор», а также из многочисленных цистерн, которые хотя и дошли до нас в римской форме, но всё же имели пунийское происхождение.
Оценить численность жителей Карфагена крайне сложно, поскольку мы не знаем ни насколько можно полагаться на сообщение Страбона о том, что в 149 г. до н. э. население города составляло 700 тыс. человек (XVTL3.15, р. 833С), ни о какой территории он при этом говорил. Исходя из того, что площадь Карфагена предположительно составляла 114 гектар, У. Карпггедт оценил его население в 125—130 тыс. душ, тогда как, согласно расчетам К.Ю. Белоха, эта цифра могла быть почти в два раза больше12. Возможно, упоминая о 700 тыс. жителей, Страбон включал в это число также обитателей карфагенской хоры, включая мыс Бон, однако мы не можем сказать по этому поводу ничего определенного. Согласно сообщениям древних авторов о численности карфагенского войска (которым тоже далеко не всегда можно доверять), для того, чтобы отразить неожиданное вторжение Агафокла в конце IV в. до н. э., пунийцы спешно собрали 45 тыс. человек (Диодор Сицилийский. XX. 10.8), в ходе Войны без перемирия Карфаген выставил две армии по 10 тыс. человек каждая, во время последней осады города под началом Гасдрубала находилось 30 тыс. бойцов (Аппиан. События в Ливии. 120) и еще некоторое количество базировалось в прилегающих к городу районах, а в конце осады на Бирсе сдались римлянам 50 тыс. оставшихся в живых мужчин и женщин (Аппиан. События в Ливии. 130). Можно предположить, что общая численность населения Карфагена, включая рабов, составляла на тот момент примерно 200 тыс. человек, а во времена наивысшего расцвета — приблизительно в два раза больше. Впрочем, в действительности нам известно, по сути дела, лишь то, что Карфаген на определенном этапе превратился в один из величайших городов эллинистического мира — как по населению, так и по масштабам общественного строительства.
Существенный рост населения стал возможен только после того, как Карфаген захватил весьма обширные территории в Северной Африке, которые стали активно использоваться для того, чтобы кормить столицу (см. карты 11 и 12 соотв. на с. 566 сл. и 606 наст. изд.). Проследить подробно развитие этой экспансии, которая началась с V в. до н. э., мы не можем, однако ко времени вторжения Агафокла карфагенские владения, судя по всему, уже включали прибрежную равнину за Гадруметом, а на юго-западе доходили до Дугги. Ближайшие к городу земли, включая полуостров Бон, на котором располагались поместья многих богатых карфагенян, вероятно, считались городскими, тогда как жители долины реки Баград (совр. Меджерда) облагались налогами и призывались в армию, а также именовались ливийцами в узком смысле этого слова. Время от
12 (Meitzer and) Kahrstedt 1879-1913 [К 83] Ш: 23 сл.; Beloch 1886 [G 10]: 467.


I. Общественная и частная жизнь карфагенян
583
времени Карфаген осуществлял определенный контроль над племенами Нумидии и земель, расположенных еще дальше на запад, и к началу IV в. дон э.господствовал над всем побережьем Северной Африки от Атлантического океана до Киренаики, где основал множество новых поселений или подчинил себе уже существовавшие финикийские колонии. Лептис, Эя, Сабрата, Гадрумет, Утика (которая традиционно считалась основанной раньше самого Карфагена и имела привилегированный статус), Гиппон Диаррит, Гиппон Регий, Русуккуру, Русаддир, Тингис, а также Лике и Могадор на Атлантическом побережье — все эти города попали под власть Карфагена, а затем пунийское влияние начало распространяться по южной Испании, Сардинии и западной Сицилии. Жители упомянутых выше африканских городов (греки называли их ливиофиникий- цами, причем позднее этот термин был распространен и на представителей коренного населения, которые перенимали финикийскую культуру), вероятно, были связаны с Карфагеном отдельными договорами и занимали привилегированное положение. Так, Полибий (VTI.9.5) говорит, что они имели такие же законы — и, соответственно, такие же гражданские права, как и карфагеняне, а также сохраняли местных должностных лиц и собственное государственное устройство, в силу чего их статус, вероятно, можно примерно сравнить со статусом латинов по отношению к Риму (во всяком случае, они обладали правом вступать в брак друг с другом, «έπιγαμια». — Диодор Сицилийский. ХХ.55.4). Ливиофиникийцы должны были платить ряд прямых налогов и пошлин на ввоз и вывоз определенных товаров, а также были обязаны нести воинскую службу — в том числе, вероятно, в качестве гребцов на флоте (согласно сообщению Ливия (XXXIV.62.3), во П в. до н. э. жители Лептиса платили Карфагену не меньше одного таланта в день, однако, возможно, эта огромная сумма представляла собой налог, собиравшийся в Лептисе с довольно большой территории). Усиление контроля со стороны Карфагена наглядно проявилось в его втором договоре с Римом, согласно которому пунийцы отказали римлянам в предоставленном им по первому договору праве довольно широко торговать в Африке: теперь вся подобная торговля должна была осуществляться только через сам Карфаген (см. с. 610 сл. наст. изд.). Ливиофиникийцы, судя по всему, признавали свое подчиненное положение, чему, без сомнения, способствовала их этническая, языковая и религиозная общность с карфагенянами — если, конечно, отсутствие восстаний говорит о недостатке желания, а не возможностей.
С простыми же ливийцами карфагеняне обращались более жестко. Они,
вероятно, были обложены данью, составлявшей четверть собранно- г° урожая (а во время Первой Пунической войны — половину, см.: Полибий. 1.72) и обеспечивали карфагенскую армию солдатами, которые, — п° крайней мере, в позднейшие периоды, — вероятно, получали определенное жалованье, а также какую-то долю военной добычи. Надлежащее вьщолнение этих обязательств, без сомнения, обеспечивали приезжав- на ливийские территории карфагенские должностные лица, которые, Вероятно, действовали по приказу постоянных губернаторов («στρατηγοί»).


584
Глава 11. Карфаген и Рим
Во всех прочих отношениях, пока представители ливийских племен хранили мир, им, по-видимому, было позволено спокойно жить в своих небольших поселениях и под началом собственных вождей. Без сомнения, жили ливийцы довольно неплохо (некоторые даже, вероятно, пользовались рабским трудом), но при этом ненавидели своих господ и начиная с IV в. до н. э. несколько раз поднимали восстания против них. Согласно Полибию, карфагеняне гораздо больше ценили тех губернаторов, которые получали с подвластных территорий максимальное количество ресурсов и безжалостно обращались с местным населением, а не тех, кто в отношениях с подданными проявлял мягкость и человечность. Конечно, ливийцы действительно в большинстве своем стояли на намного более низкой ступени культурного развития, чем их господа (хотя некоторые были достаточно близко знакомы с пунийской цивилизацией, чтобы в широком смысле именоваться ливиофиникийцами), однако карфагеняне, судя по всему, делали очень мало для того, чтобы добиться их преданности. Римляне, проводя более великодушную политику по отношению к побежденным народам Италии, сумели создать весьма прочную конфедерацию. Карфагену же впоследствии пришлось дорого заплатить за недостаток понимания и сочувствия. На нумидийцев, живших дальше к западу, карфагеняне волей-неволей возлагали не столь тяжелое бремя: некоторые из их вождей, вероятно, рассматривались как союзники, но на самом деле всё равно являлись «клиентскими князьками» и при необходимости должны были обеспечивать Карфаген воинами, в особенности — всадниками, а также оказывать иные услуги.
Власть Карфагена над зависимыми от него заморскими территориями оценить сложнее. ΚΙΠ в. до н. э. карфагеняне перешли к агрессивной политике создания сухопутной державы и выработке административных средств для управления покоренными землями, но на ранних этапах действия пунийцев на заморских территориях были явно направлены не на захват земель как таковой, а на защиту торговых интересов. Политика же Карфагена в промежуточный период оценивается исследователями по-разному. Так, например, в западной Сицилии финикийские и эли- мийские12а города сначала сохраняли собственные институты и на протяжении V в. до н. э. имели право чеканить монету, однако когда в конце того же столетия пунийцы захватили несколько греческих городов, на острове, согласно сообщениям древних авторов, была создана карфагенская «эпикратия» (επικράτεια). Но что именно означает это слово — провинцию, обложенную определенной податью (возможно, десятиной) и контролируемую карфагенскими гарнизонами, размещенными в некоторых городах, или просто «сферу влияния»? Подробно рассматривать этот вопрос здесь мы не будем — отметим лишь, что в последнее время исследователи стали выступать против «империалистической» интерпретации карфагенской политики в рассматриваемую эпоху. Некоторые историки утверждают, что в раннеклассический период карфагеняне не при-
12аЭлимийцы — один из коренных народов Сицилии. — В.Г.


I. Общественная и частная жизнь карфагенян
585
соединяли западные финикийские города к своим владениям и намного выше приобретения новых территорий ставили обеспечение торговых прав в эмпориях, то есть в портах, где карфагенские купцы жили и тор говали по разрешению иностранной державы (например, как в Сиракузах или Акраганте) или которые находились под непосредственным контролем карфагенян (включая сам Карфаген) и где торговля велась под надзором государственных чиновников (например, в Ливии и на Сардинии, в соответствии с первым договором с Римом — см. далее, с. 604 сл. наст, изд.). Естественно, в интересах Карфагена было увеличение количества эмпориев второго типа путем заключения новых договоров. Кроме того, карфагеняне стремились к установлению своего контроля не для того, чтобы ограничить, а, скорее, для того, чтобы увеличить количество купцов, приезжавших в их порты, где им предлагалась защита и справедливые условия торговли (исключением были лить нежелательные иноземцы). Впрочем, подобные соглашения о взаимной выгоде, которые изначально заключались как договоры между равными сторонами, со временем нередко начинали обеспечивать более выгодное положение той стороне, которая обладала большим могуществом13.
Условия торговли, вероятно, постепенно ужесточались. Так, согласно первому договору с римлянами (509 г. до н. э.), им было разрешено торговать в Ливии и на Сардинии, однако по второму договору (348 г. до н. э.) им в этом праве уже было отказано, хотя в то же время они по-прежнему допускались на территорию пунийских владений на Сицилии, а также в сам Карфаген, где купцы получали такие же права, как и карфагенские граждане. Согласно второму договору, пунийцы распространили свою торговую монополию на юго-западную Испанию, некоторые жители которой стали подданными Карфагена, а остальные на протяжении многих лет подвергались торговой эксплуатации. При этом, однако, даже после завоеваний Баркидов в Ш в. до н. э. карфагеняне по мере возможности старались избегать введения на рассматриваемой территории прямого управления: периодических демонстраций силы и удерживания заложников оказывалось вполне достаточно для обеспечения повиновения племенных вождей и своевременного поступления денег и воинских контингентов. Но до того как перейти к более агрессивной «империалистической» политике в III в. до н. э., карфагеняне стремились к сохранению мира, необходимому для процветания торговли, и одним из основных способов достижения этого было установление хороших личных отношении. Так, некоторые представители влиятельных карфагенских семейств могли вступать в брачные союзы с греками (например, примерно в 500 г. Дон. э.Магон женился на сиракузянке), а другие устанавливали формальные узы гостеприимства (xenia) путем обмена памятными подарками (tesserae) (так, в 357 г. до н. э. пунийский губернатор Гераклеи Миной- скои связал себя узами дружбы и гостеприимства с правителем Сиракуз Дионом, а в Лилибее археологами были обнаружены дружеские дары
Whittaker 1978 [К 137]: 59-90.
13


586
Глава 11. Карфаген и Рим
(tessera hospitalis), которыми некогда обменялись неизвестные нам карфагенянин и грек)14. Более того, данная политика сохранялась и на более поздних этапах, во времена более агрессивной «империалистической» политики: и Гасдрубал, и Ганнибал были женаты на иберийках, однако к тому времени — по крайней мере, на территории Африки — уже создавалась полномасштабная система провинциального управления землями карфагенской «империи»15.
(с) 	Экономическая и общественная жизнь
Богатство Карфагена уже в древности вошло в поговорку. Так, согласно Фукидиду (VI.34.2), один из сиракузских деятелей, выступая в собрании, заметил, что у карфагенян «больше всего золота и серебра», а примерно триста лет спустя Полибий отметил (ХУШ.35.9), что к моменту своего падения Карфаген, даже после потери Испании, продолжал считаться богатейшим городом мира (πολυχρημονεστάτη). Конечно, счастье Карфагена было очень переменчиво, однако его способность к восстановлению экономики являлась поистине феноменальной, о чем свидетельствует, в частности, тот факт, что в 191 г. до н. э. пунийцы предложили римлянам выплатить оставшуюся часть своего сорокалетнего военного долга — всего через десять лет после того, как на них была наложена эта контрибуция, и уже после потери испанских рудников. Источники процветания Карфагена вполне очевидны: его земли были плодородны и богаты полезными ископаемыми (включая золото из Западной или Центральной Африки и серебро из Испании), его граждане демонстрировали невиданную энергию в деле развития внешней торговли — как иностранными товарами, так и продукцией местного ремесла и сельского хозяйства, а покоренные народы обеспечивали державу дешевой рабочей силой. При этом, однако, нам очень мало известно об управлении государственными финансами. Расходы на управление, вероятно, были не очень большими (магистратуры, судя по всему, были неоплачиваемыми), однако включали довольно значительные обязательства в сфере общественного строительства и религии (Карфаген ежегодно посылал определенную подать своей метрополии — Тиру, поначалу, как предполагается, — десятую часть своих доходов, см.: Диодор Сицилийский. XX. 14.2). Кроме того, карфагеняне выплачивали весьма существенные суммы своим наемникам и прочим воинам, а также должны были содержать многочисленный флот. Наконец, после нередких поражений пунийцам часто приходилось выплачивать весьма значительную контрибуцию (например, 2 тыс. талантов после битвы при Гиме- ре в 480 г. до н. э. и 2,2 тыс. — после Первой Пунической войны). Чтобы покрыть все эти расходы, Карфаген взимал подати с покоренных народов, а также, вероятно, с ливиофиникийцев, однако, судя по всему, обычно не облагал прямыми налогами собственных граждан, которые в позд¬
14 См.: Плутарх. Дион 25. Tessera: IG XIV.279, о чем см.: Masson 1976 [К 81]: 93 сл.
15 Система управления в Африке: G.C. Picard 1966 [К 109]: 1257—1265.


I. Общественная и частная жизнь карфагенян
587
нейшие периоды, по всей видимости, были освобождены от этого бремени, а также от военной службы — за исключением чрезвычайных ситуаций: так, в 196 г. до н. э., когда Ганнибал провел реформу системы управления, плохое состояние государственных финансов грозило гражданам Карфагена введением определенного сбора16. Подробности, связанные с косвенным налогообложением, которое, судя по всему, было весьма сложным и всеобъемлющим, от нас ускользают: сообщения древних авторов вроде упоминания о «пошлинах в гаванях и на суше» («vectigalia quanta terrestria maritimaque») в связи с событиями 196 г. до н. э. (Ливий. ХХХШ.47.1) весьма расплывчаты (хотя подобные выплаты едва ли составляли менее 1 млн драхм, которые примерно в 170 г. до н. э. получил Родос в виде таможенных пошлин, см.: Полибий. XXXI.7) (в оригинале: ХХХ.31.12. — В.Г.). Не можем мы оценить и масштабов коррупции на ранних этапах карфагенской истории, хотя реформы Ганнибала выявили весьма плачевное состояние дел в этой сфере в начале П в. до н. э. Определенный — хотя и довольно незначительный — источник дохода представляли собой штрафы и реквизиции: так, например, во время Первой Пунической войны Ганнон был приговорен к выплате 6 тыс. золотых монет за свою некомпетентность на военном поприще (Диодор Сицилийский. ХХШ.9.2 — при этом, как сообщает историк, ему еще повезло, поскольку обычно подобные прегрешения карались распятием), а в 200 г. до н. э. Карфагенское государство конфисковало поместья Гамилькара (Ливий. XXXI.19.1).
То, что карфагеняне довольно поздно переняли у греков практику чеканки монет, нередко вызывает удивление у исследователей. Но, посколь- ку пунийцы были весьма искусными дельцами, они, вероятно, просто оценили свои собственные интересы и заключили, что их торговля едва ли выиграет от подражания грекам. Не считая монет, которые было разрешено изготавливать пунийским поселениям в западной Сицилии, Карфаген не чеканил собственной монеты примерно вплоть до 410 г. до н. э., да и затем это делалось не по причинам коммерческого характера, а для выплаты жалованья войскам, базировавшимся на Сицилии. Возможно, толчком к началу чеканки монет стало решение карфагенян прийти на помощь Сегесте в ее борьбе с Селинунтом. На монетах, которые, вероятно, были отчеканены в самом Карфагене в связи с этими событиями, имеется легенда с названием города (QRTHDST) и с буквами MHNT, обозначающими лагерь или штаб войска, а также изображения (рис. 57а) коня и (на реверсе) финиковой пальмы (при этом точно не известно, является ли пальма (phoenix) намеком на «финикийцев» (или «пунийцев») или просто символом плодородия). Эта серия монет прекратила хождение примерно
16 	«<...> стало ясно, что частным лицам угрожает новый тяжкий налог» («<...> tributum grave privatis imminere videbatur». — Ливий. ХХХШ.46.9; cp.: 47.2), однако, чтобы справиться с ударом, нанесенным первой выплатой контрибуции римлянам примерно в 201 г. До н. э., каждому карфагенянину пришлось «из частных средств вносить свою долю в уплату наложенной <...> дани» («tributum ex privato conferendum est». — Ливий. XXX.44.11. Пер. M.E. Сергеенко).


588
Глава И. Карфаген и Рим
Рис. 57а. Карфагенская монета с изображением передней части коня и зерна (легенда: QRTHDST) на аверсе и пальмы (легенда: MHNT) — на реверсе (ок. 410—390 гг. до н. э.).
Рис. 57Ь. Карфагенская монета с изображением женской головы (Танит?) (легенда: QRTHDST) на аверсе и идущего коня на фоне пальмы — на реверсе (ок. 350—340 гг. до н. э.).
в 390 г. до н. э., после чего Карфаген возобновил чеканку лишь ок. 350 г. дон а, когда в обращение стало выпускаться множество золотых. Чеканка же сикуло-пунийских серебряных монет была, вероятно, перенесена на Сицилию, а изображать на них стали голову богини Танит на аверсе и коня с пальмой — на реверсе (рис. 57Ь). В это время (350—340 гг. до н. э.) карфагеняне столкнулись с опасностью возрождения греческого влияния на Сицилии под руководством Тимолеонта, а также заключили второй договор с Римом — по словам Дж.-К. Дженкинса, они «готовились к проведению более активной политики, направленной на укрепление своего стратегического положения»17. Чеканка же монеты еще в большей степени, чем торговля, обеспечивала приток средств для ведения войны. В полном соответствии с этим медленным осознанием экономической важности монет и несмотря на огромные объемы своих торговых операций, карфагеняне, судя по всему, так и не создали банковской и торговой системы, которая могла бы сравниться, скажем, с александрийской или родосской.
По мере того как власть Карфагена распространялась по землям Северной Африки, одним из основных источников его дохода наряду с торговлей постепенно становилось сельское хозяйство, однако эти два рода занятий совсем необязательно отличались взаимоисключающими целя-  * 517 	Об этих монетах см.: Jenkins 1971 [К 71]: 25 слл.; 1974 [К 72]: 23 слл.; 1977 [К 73]:
5 слл. (цит. по: 1977: 6)


I. Общественная и частная жизнь карфагенян
589
ми и интересами. Люди, разбогатевшие благодаря вложениям в торговлю и ремесло, вполне могли рассматривать приобретение земельных владений как еще один источник богатства — тем более что землю для них обрабатывали рабы. Конечно, Магон, написавший двадцать восемь книг о сельском хозяйстве, настоятельно советовал всем покупающим землю продавать свои дома в городе, ибо «человек, которому городское обиталище больше по сердцу, не нуждается в деревенском имении» (Колумелла. О сельском хозяйстве. 1.1.18. Пер. М.Е. Сергеенко), но, хотя многие карфагеняне, вероятно, на самом деле любили жизнь в сельской местности и очень ценили свои загородные дома жарким летом, очевидно, лишь немногие уделяли им исключительное внимание, не имея при этом определенных коммерческих интересов. Несмотря на использование рабского труда, земельные владения пунийцев, судя по всему, были не очень большими, однако их цветущий вид произвел глубокое впечатление на вторгшихся в Африку воинов Агафокла (хорошо орошаемые сады и огороды, роскошные виллы, отделанные штукатуркой, многочисленные подсобные постройки, виноград, оливки, фруктовые сады, коровы, овцы и лошади, см.: Диодор Сицилийский. ХХ.8.3 сл.), а отряды Регула, несколько позднее высадившиеся на карфагенских землях, в районе Аспида, сразу же к югу от мыса Бон, захватили в плен более 20 тысяч рабов. За пределами территории, непосредственно прилегавшей к Карфагену, обработкой земли продолжали заниматься ливийцы, которые выращивали в основном зерновые культуры и отсылали основную часть урожая в столицу в качестве дани. Вне зависимости от того, были ли такие культуры, как виноград, оливки, инжир и миндаль, занесены в Северную Африку финикийцами, возделывались они там с большим умением. Кроме того, очень большой популярностью пользовался гранат (mala Punica), а финиковая пальма — вместе с конем — даже изображалась на монетах. Полибий (ХП.3.3 сл.) вообще сомневался, можно ли где-нибудь еще в мире найти такое огромное количество лошадей, быков, коз и овец. Эти животные, а также дикие птицы и голуби иногда изображались на вотивных стелах, а местные пчелы славились своим медом и воском — в частности, белый воск (cera Punica) широко использовался в медицинских целях. Также на стелах можно обнаружить изображения простого деревянного плуга, который использовался для обработки земли, а в труде Варрона (О сельском хозяйстве. 1.52.1) упоминается специальная молотилка под названием «пунийская повозочка» (plostellum Punicum). Самым ярким свидетельством общего успеха пунийцев в ведении сельского хозяйства с использованием научных методов было то, что римский сенат принял решение о переводе упомянутого выше труда Магона на латынь и впоследствии он стал очень популярен у римлян, которые сами были земледельческим народом и к тому же имели свое руководство по сельскому хозяйству, написанное Катоном.
Карфагенское ремесленное производство было направлено на удовлетворение основных потребностей крупного города, а также на обеспечение средств обмена на тех заморских территориях, где не использовались Деньги. Хотя определенное количество людей — как свободных, так и ра¬


590
Глава 11. Карфаген и Рим
бов — работало на государство, в частности, на верфях и в арсеналах, ремесленное производство в основном находилось в руках частых лиц и было мелкомасштабным — нам практически ничего не известно о крупных предприятиях, принадлежавших карфагенским аристократам. Ремесла, которыми занимались жители Карфагена, были весьма многочисленными и разнообразными. Карфагенские плотники и резчики по дереву продолжали традиции своих финикийских предков, которые обрабатывали знаменитые ливанские кедры и помогали Соломону строить его храм. Особенно ярко ремесленное искусство пунийцев проявилось конечно же в кораблестроении и изготовлении мебели — в римских источниках упоминаются «пунийские ложа» (lectuli Puniciani) и «пунийские окна» (fenestrae Punicianae), а на холме Сент-Моник на территории Карфагена была найдена голова Деметры, вырезанная из кедра. Карфагенские каменщики, помимо строительства стен и домов, занимались изготовлением каменных саркофагов и использовали материалы, добытые в местных каменоломнях — крупные подземные разработки на мысе Бон выходили прямо на морской берег, в силу чего камень можно было перевозить на кораблях через бухту прямо в город. Хотя карфагенянки довольно активно занимались прядением и ткачеством дома, в городе существовали и прядильно-ткацкие мастерские, в которых работали десятки рабов, производивших ковры, подушки и вышитые изделия, а также одежду восточного типа, унаследованную карфагенянами от финикийцев — судя по всему, карфагенские женщины следовали греческой моде с гораздо большей готовностью, чем мужчины, которые продолжали носить длинные цветные одежды с богатой вышивкой, точно такие же, как те, что носили их предки. Также в Карфагене процветало красильное дело, унаследованное от тирян и сидонцев, — найденные в Дар-Эссафи груды раковин багрянок и каменных чанов говорят о том, что это ремесло, наряду с рыболовством, было основным занятием жителей располагавшегося на этом месте города. Хотя в некоторых частях карфагенского полуострова существовали залежи довольно качественной глины, пунийская керамика всегда оставалась очень простой и утилитарной: более качественные керамические изделия, найденные в карфагенских погребениях, являются импортными — они привезены из Греции, Этрурии и южной Италии. В квартале гончаров на территории карфагенского района Дермех была обнаружена печь высотой б м и углубленная в землю на 4 м, с горшками внутри. Рассматриваемое ремесло было направлено на массовое производство дешевой продукции, а не на создание произведений, имеющих художественную ценность. Карфагенские гончары изготавливали предметы повседневного обихода, такие как вазы, амфоры и терракотовые изделия. К последним, в частности, относятся улыбающиеся и гримасничающие маски УП—VI вв. до н. э.; более поздние статуэтки в греческом стиле нередко делались приезжими эллинскими ремесленниками. Хотя финикийцы славились изделиями из металлов, особенно из бронзы и меди, большинство бронзовых изделий, найденных на территории Карфагена, произведено в других странах. Впрочем, карфагенские мастера по металлу, судя по всему, в довольно больших количествах изготавливали медные


I. Общественная и частная жизнь карфагенян
591
бритвы, нередко — с выгравированными на них изображениями божеств или священными символами (с. 593 наст, изд.), а также занимались массовым производством копий греческих бронзовых сосудов. Некоторые инструменты для обработки металла обнаружены в погребениях, другие — изображены на стелах. Также на территории Карфагена найдены финикийские украшения из золота и серебра, однако собственно карфагенские ювелирные изделия, по всей видимости, не обладали особой художественной ценностью. Из резной слоновой кости изготавливались украшения для мебели или небольшие предметы типа шкатулок, расчесок и заколок. Также для этого использовались и другие виды кости — хотя и в более скромных масштабах. Изначально подобные изделия привозились с Востока, но — по крайней мере, к IV в. до н. э. — производились уже в самом Карфагене. Также к предметам роскоши, изготавливавшимся пу- нийскими ремесленниками, относились раскрашенные сосуды из страусиных яиц. Обнаруженная археологами в Дермехе печь стеклодела (IV в. до н. э. или позднее) показывает, что карфагеняне, судя по всему, поддерживали древнюю финикийскую традицию производства стеклянных сосудов и безделушек типа бус, скарабеев и амулетов. В общем и целом, хотя пунийцы имели доступ к довольно богатым запасам сырья, особенно металлов, им явно не хватало художественного таланта, оригинальности и интереса к творческой работе, в силу чего они просто не могли производить большого количества изделий, которые можно было бы продавать в других странах — карфагенское ремесленное производство в основном обеспечивало местный рынок предметами повседневного обихода: люди, которые могли позволить себе и оценить изделия, имеющие более высокую художественную ценность, были вынуждены приобретать их у иноземных торговцев.
В первые века истории Карфагена его внешняя торговля очень сильно зависела от взлетов и падений на политическом поприще и в значительной мере определялась отношениями города с этрусками и греками. Развитие карфагенской торговой монополии в западном Средиземноморье будет описано далее — в связи с договорами, которые карфагеняне заключали с римлянами (с. 599 слл. наст, изд.), поскольку именно из этих документов мы получаем основную часть детальных свидетельств о пу- нийской экспансии. В V в. до н. э. заморские интересы Карфагена несколько сократились, однако в следующем столетии вновь расширились, особенно после распада державы Александра Македонского. Несмотря на масштабы пунийской торговли, дошедшие до нас свидетельства, к сожалению, крайне немногочисленны, отчасти потому, что многие товары, которыми торговали карфагеняне — рабы, ткани, сырой металл и продукты питания, — просто не оставили никаких археологических следов. При этом, однако, мы можем сформировать определенное представление о типичном карфагенском торговце: он одинаково активно участвовал и в основании новых торговых колоний, и в исследовании самых отдаленных уголков ойкумены, подобно своим финикийским предкам из Тира, города, «чьи купцы властелинами были, чьих торговцев чтила вся земля», говоря словами пророка Исайи (23.8), хотя, к примеру, Гомер (Одиссея. XTV.288 сл.)


592
Глава 11. Карфаген и Рим
рисует менее привлекательный образ финикийского купца, называя его «коварным и лживым» («άνήρ άπατήλια είδώς, τρώκτης»). В написанной позднее комедии Плавта «Пуниец» карфагенский торговец Ганнон изображен в более выгодном свете — в худшем случае как комическая фигура. По предположению исследователей, подобное же отношение было характерно и для автора несохранившейся греческой пьесы в жанре «новой комедии», которая использовалась Плавтом при создании указанного произведения. Данные пьесы показывают, что пунийские купцы вновь начали посещать Грецию по мере улучшения отношений с эллинами после смерти Александра и что римские зрители, вероятно, сразу же после Ганнибаловой войны могли смеяться — возможно, вполне беззлобно — над бывшим врагом: одетым в свободные одежды набожным иноземцем с серьгами в ушах. Кроме того, в противовес гомеровскому изображению финикийцев как похитителей детей (Одиссея. XV.415 слл.), Плавт, наоборот, рассказьюает о краже карфагенских детей греческими работорговцами. При этом римский драматург упоминает также о том, что его герой Ганнон обладал одним из главных качеств хорошего торговца — умел говорить на языке своих покупателей: «все знает языки» («is omnis linguas scit». — Пуниец. 112), и для налаживания торговых связей опирался на взаимные узы гостеприимства (tesserae hospitals). В то же время пунийцами использовался и более официальный вид связей — в форме проксе- нии («общественного гостеприимства». — В.Г.): так, в частности, нам известно о некоем Нобасе, карфагенском проксене, с почестями принятом в Фивах примерно в 364 г. до н. э. (SIG 1.179).
Весьма значительную долю коммерческой деятельности карфагенян составляла транзитная торговля: пунийцы выступали в качестве посредников и помогали продавать ремесленную продукцию более развитых народов и сырье, привезенное из менее цивилизованных стран, на соответствующих рынках. Контроль над западным Средиземноморьем, а также стратегически выгодное расположение самого Карфагена позволили ему наладить эту транзитную торговлю, а затем поддерживать ее и даже навязывать другим. Так, иноземные купцы могли приезжать в Карфаген, но не имели права плавать дальше на запад, в силу чего большинство изделий из Греции, Египта и Италии, обнаруженных в Северной Африке, Испании и на Сардинии, судя по всему, перевозилось на пунийских кораблях, которые вывозили товары, ранее доставленные в их столицу, служившую своеобразной расчетной палатой для всего Средиземноморья. При этом, однако, нам довольно нелегко определить, какие же конкретно товары импортировали и экспортировали карфагеняне. Так, в эллинистический период Карфаген предположительно вывозил зерно, масло, продукты питания, ткани, лошадей и рабов, а также получал от отсталых коренных народов Запада драгоценные металлы — в обмен на различные безделушки и более дешевые продукты собственного производства, которые могли найти покупателей только в менее цивилизованных регионах и не могли тягаться с намного более изящными изделиями восточных мастеров. Упомянутые выше металлы, дававшие карфагенянам возможность чеканить собственную золотую и серебряную монету, были востре¬


I. Общественная и частная жизнь карфагенян
593
бованы и другими государствами — в частности, птолемеевским Египтом, с которым Карфаген поддерживал хорошие отношения, свидетельством чего является тот факт, что карфагеняне обратились к Птолемею П за займом во время Первой Пунической войны и даже, возможно, позволили предводителю египетского флота приплыть в Картею в южной Испании18. Но здесь — как и во многих других случаях — мы ощущаем явную нехватку подробных знаний: «хотя в раннептолемеевский период между двумя городами [Александрией и Карфагеном] вполне могла существовать весьма значительная торговля, до нас дошло очень мало ее следов <...> и у нас не может быть хоть сколько-нибудь четкого представления о том, какими конкретно товарами они обменивались» — таков весьма осторожный вывод П.-М. Фрэзера19, который лишний раз подтверждает, что мы просто должны в значительной степени доверять единодушному мнению древних авторов о богатстве Карфагена и масштабах его торговли.
Детально рассматривать карфагенское искусство в данной главе нет особой надобности, поскольку за египетскими и греческими влияниями чрезвычайно сложно различить собственно пунийский вклад, имеющий какую-либо эстетическую ценность. Конечно, в V — начале IV в. до н. э. упомянутые выше влияния несколько ослабли, однако немного позднее они вновь возродились в полной силе. Мы уже обращали определенное внимание на некоторые изделия карфагенских ремесленников. Наиболее привлекательными и интересными из них являются весьма многочисленные скульптурные стелы из известняка (хотя и изготовленные греческими или учившимися у греков пунийскими мастерами), а также медные бритвы, которые, вероятно, имели ритуальные, а не чисто практические функции. Хотя ранние стелы УП—V вв. до н. э., сделанные по древним финикийским образцам, вырублены в форме тронов и алтарей, в позднейшие периоды они, как правило, имели треугольную вершину. С IV в. до н. э. на них иногда стали изображать покойников, жрецов и молящихся людей, а еще позднее — самых разных животных, а также колесницы, корабли, вазы, ножи и шкатулки для драгоценностей, хотя человеческие фигуры были достаточно редки. Довольно много стел обнаружено за пределами Карфагена — например, в Сусе (с V в. до н. э.) и Константине (Ш в. до н. э.). Более того, эти очень типичные пунийские изделия пережили падение Карфагена и продолжали активно изготавливаться в неопунический период, к примеру, в Дугге (Π—I вв. до н. э.). На большинстве бритв, которые обнаружены в гробницах на территории Карфагена, Сардинии и Ивисы19а (но не Испании), относящихся к IV в. до н. э. и более поздним периодам, выгравированы изображения религиозного характера — в частности, божества и священные символы, большинство которых имеет не греческое, а египетское и собственно пунийское происхождение: так, например, на¬
18 Об этом предводителе флота, Тимосфене с Родоса, см.: Fraser 1972 [А 52]: 1.52 и соответствующее примечание.
19 Fraser 1972 [А 52] I: 153.
19а В современном русском языке больше распространен «германизированный» вари- ант названия этого острова — Ибица, однако мы предпочли традиционную форму. — В. Г.


594
Глава 11. Карфаген и Рим
ряду с Баалом весьма нередко встречаются Исида и Гор. Египетских богов, животных и божественные символы также часто рисовали на амулетах, которые весьма широко использовались в УП—VI, в меньшей степени — в V, а затем вновь — в IV—Ш вв. до н. э., хотя уже не в таких масштабах. Хотя многие из этих амулетов доставлялись из Египта, некоторые, вероятно, производились в самом Карфагене — впрочем, как бы то ни было, они хорошо отражают интерес карфагенян к различным суевериям и магии. Некоторые египетские и греческие мотивы также заметны в ювелирных изделиях и скарабеях. Когда на рубеже V—IV вв. до н. э. в Египте перестали делать скарабеев, карфагеняне начали привозить их с Сардинии или изготавливать самостоятельно. Некоторые из ранних карфагенских драгоценностей были очень качественными — например, круглые золотые подвески и серьги, найденные в Карфагене и Тарросе на Сардинии, однако в позднейшие периоды финикийские влияния были в основном вытеснены греческими. В общем и целом, предположение о том, что карфагенянам не хватало творческого порыва, вполне соответствует картине, нарисованной Плутархом [Моралии. 799D): «Не таков нрав у карфагенского народа: мрачный, нелюдимый, покорный начальникам, тяжелый для подвластных, подлейший в страхе, жесточайший в гневе, постоянный в решениях, не отзывающийся на шутку, нечувствительный к улыбке» [Пер. С. С. Аверинцева).
Пунийский язык относился к северно-семигской группе и продолжал существовать в Северной Африке на протяжении многих веков после падения самого Карфагена. Из письменных источников нам известно о карфагенских библиотеках и книгах, однако об авторах и содержании последних мы практически ничего не знаем, хотя Августин Блаженный писал [Послания. XVn.2), что «в карфагенских книгах содержалось немало мудрости» («multa sapienter esse mandata memoriae»). Существовали и труды по истории Карфагена, написанные неким Гиемпсалом и царем Юбой, из которых, возможно, черпал сведения император Клавдий, написавший историю Карфагена на греческом языке. Основным трудом карфагенского автора, оставившим след в истории, является трактат Магона о сельском хозяйстве, однако о пунийской поэзии или философии в письменных источниках не упоминается — хотя нам известно, что некий Гасдрубал, родившийся в Карфагене, поселился в Греции и под именем Клитомаха возглавил Новую Академию (впрочем, писал он на греческом). В длинной надписи, высеченной в храме Мелькарта, был увековечен официальный рассказ о путешествии Ганнона вдоль западного берега Африки, однако мы не знаем, имели ли хождение подобные приключенческие истории и в виде книг. До нашего времени дошло довольно много карфагенских надписей, однако в большинстве своем они представляют собой весьма краткие эпитафии или посвящения. Великие произведения многих ветхозаветных авторов показывают, что финикийский народ имел прецедент развития своих литературных дарований, однако карфагеняне, по всей видимости, забросили все сферы искусства, сосредоточившись на более материальных целях. В отличие от ранних римских авторов, которые начинали с переводов греческих эпических поэм и трагедий, карфагеняне,


I. Общественная и частная жизнь карфагенян
595
судя по всему, не испытывали нужды в какой-либо художественной литературе — при этом, однако, мы, конечно, не можем быть полностью уверены в том, что все книги в пунийских библиотеках представляли собой исключительно технические руководства. Во всяком случае, некоторые эллинизированные карфагеняне явно должны были читать сочинения греческих авторов, а исторический труд сицилийца Филина и рассказы о подвигах Ганнибала, написанные на греческом языке Сосилом и Силеном, были предназначены, по-видимому, не только для греческих, но и для карфагенских читателей.
Весьма существенную роль в жизни карфагенян играли религиозные верования и практики, унаследованные ими от своих финикийских предков. Многие граждане Карфагена носили теофорные имена19Ь, а гробницы и вотивные стелы свидетельствуют о весьма значительной личной религиозности. При этом, однако, весьма нелегко определить характер и функции некоторых богов, весьма редко изображавшихся в антропоморфном виде, да и об их взаимоотношениях практически ничего не известно, поскольку почти никаких карфагенских мифов до нас не дошло. Кроме того, дополнительные сложности связаны с тем, что исследователям неясно, в каком смысле использовались те или иные имена — для обозначения отдельных божеств или их групп. В Карфагене, а также в финикийском городе Гадесе почитался верховный бог Тира Баал-Мелькарт, который позднее был отождествлен с Гераклом. Столь же важную роль играл Эшмун, образ которого был заимствован из Сидона и со временем слился с образом Эскулапа. Также в Карфагене располагались храмы таких финикийских богов, как Решеф, бог молнии (Аполлон), и святилища множества мелких Баалов. В многочисленных вотивных надписях чаще всего упоминаются — как вместе, так и по отдельности — такие божества, как Баал-Хаммон и Танит-Пене-Баал (Танит — Лик Баала). Их ранняя история практически не известна. Так, образ Баал-Хаммона, по всей видимости, появился еще на Востоке, а позднее, вероятно, был связан с образом другого божества — египетского Амона, культ которого был довольно широко распространен в Ливии. Греки отождествляли Баал-Хаммона с Кроносом (а также, возможно, с Зевсом), а римляне — с Сатурном. На стеле из Суса он изображен бородатым, в высоком венце и длинном одеянии, восседающим на троне, по бокам от которого сидят крылатые сфинксы. Образ Танит едва ли возник в Финикии — в Карфагене он обнаруживается лишь начиная с V в. до н. э. Эта богиня соответствует восточной Асгарте (Апггорет) — богине-матери. Ее символы — голубка, гранат, рыба и пальма — символизируют плодородие (при этом точное значение широко распространенного «знака Танит» — треугольника, на который опирается горизонтальная линия, увенчанная кругом, — остается предметом споров). Хотя образ Танит вышел на первый план в Ув. до н. э., это вовсе не является однозначным доказательством предположения, согласно которому в это время произошли определенные изменения в карфагенской религии, в результате чего Баал-Хаммон и Танин-Пене-Баал загми-
19Ь Имена, в состав которых входит имя или эпитет бога (богов). — В.Г.


596
Глава 11. Карфаген и Рыж
ли финикийских Мелькарта и Асгарту20. Точно так же и введение в Карфагене культа Деметры-Коры (чтобы искупить разграбление карфагенянами ее святилища в Сиракузах в 396 г. до н. э.) совсем необязательно предполагало широкомасштабную эллинизацию пунийской религии21. Судя по всему, рассматриваемый культ отправлялся жившими в Карфагене греками. Хотя карфагеняне не отвергали более древних верований, со временем они вполне могли стать более восприимчивыми к новым идеям, но в целом оставались, судя по всему, довольно консервативными. Так, амулеты и бритвы показывают, что очень популярными в Карфагене были египетские божества — по крайней мере, на уровне личных суеверий, однако эти боги, судя по всему, не были включены в систему официальных верований, поскольку в надписях их культы не упоминаются.
Весьма существенную часть пунийских ритуалов составляли жертвоприношения — в том числе и человеческие, что вовсе не было выдумано врагами Карфагена, а подтверждается раскопками одного из карфагенских тофетов: на его территории найдено множество урн с обгоревшими детскими костями и две надписи с упоминаниями о принесении в жертву младенцев22. Эти дети, судя по всему, происходившие из самых влиятельных семейств, в основном были младше двух лет. Во время рассматриваемого жертвоприношения (moloch), которое в определенные периоды могло быть ежегодным, детей опускали в руки бронзовой статуи Баал- Хаммона, откуда они падали в расположенную ниже печь. С Баалом также нередко ассоциировалась Танит. Хотя принесение в жертву детей было запрещено Ветхим Заветом (2 Царств 23.10; И врем. 7.31; 9.5) и на территории самой Финикии не обнаружено ни одного тофета, рассматриваемый ритуал был довольно широко распространен на Западе — нам известны тофеты в Гадрумете (совр. Сус), Мотии, Каларии, Норе и Сульцах. В некоторых урнах — как в Карфагене, так и в Гадрумете — найдены лишь кальцинированные кости животных (овец и коз). Согласно предположениям некоторых ученых, это была позднейшая замена жертвоприношения младенцев, однако на территории Карфагена процент принесенных в жертву животных, судя по всему, гораздо выше в урнах УП—VI вв. до н. э., а не IV в. до н. э.23. Кроме того, отчаянных мер, вероятно, могли потребовать чрезвычайные обстоятельства: так, после
20 Данная точка зрения отстаивается в: G.C. Picard 1964 [К 107]: 83 слл.; G.C. and С. Picard 1961 [К 113]: 62; 1968 [К 114]: 150 слл.
21 Данная точка зрения отстаивается в: Gaukler 1915 [К 51] П: 521; но отрицается в: Gsell 1912-1920 [К 54] IV: 350.
22 Dussaud 1946 [К 34]: 371 слл. В ходе раскопок 1976—1977 гг., проведенных американскими исследователями в восточной части тофета, было обнаружено более двухсот урн, преимущественно относящихся к IV в. до н. э., на основе чего было сделано предположение о том, что в период между 400 и 200 гг. до н. э. на соответствующей территории было размещено примерно 20 тыс. урн. На этом основании можно предположить, что дети приносились в жертву не в единичных случаях, а вполне систематически: см.: CEDAC 1 (Sept 1978) 12; см. также: Stager 1980 [К 125]: 1 слл.
23 Cintas 1947 [К 24]: 1 слл.; Stager 1980 [К 125]: 7 слл.


I. Общественная и частная жизнь карфагенян
597
поражения, нанесенного Карфагену Агафоклом в 310 г. до н. э., знатные пунийцы, которые ранее якобы «обманули» бога, поднеся ему чужих детей, пожертвовали ему не менее пятисот своих отпрысков. Случаи принесения в жертву взрослых людей тоже известны, однако, по всей видимости, чаще всего это были иноземцы и захваченные в плен враги (хотя Мелькарт обязательно получал одну человеческую жертву раз в год). Конечно, гораздо большее распространение у карфагенян имели обычные жертвоприношения животных — как крупных, так и мелких, от быков до птиц. В надписи (CIS 165), найденной в Марселе, но относящейся к храму Баал-Цафона в Карфагене, приводится «счет пошлин, которые установили надзиратели за пошлинами: за каждого быка, будь он принесен в жертву во искупление греха, или для умилостивления богов, или сожжен, жрецам полагается десять серебряных монет, а за искупительную жертву — дополнительно три сотни мер <...> мяса». Далее приводятся более низкие пошлины за принесение в жертву мелких животных, а также за поднесение богам пищи и питья.
Карфагенские храмы и святилища обслуживались жрецами и жрицами (kohanim), которые чаще всего происходили из одних и тех же родов: так, в одной из надписей упоминается семнадцать поколений священнослужителей, а еще в одной — пять24. Иногда жреческую должность мог занимать представитель светской власти (как, например, военачальник Малх в VI в. до н. э.), но, вероятно, такие случаи были не очень часты. Судя по всему, у карфагенских жрецов существовала определенная иерархия — в надписях упоминается некий наблюдательный орган из десяти человек. Некоторые жрецы, по-видимому, должны были соблюдать довольно строгие религиозные запреты. Священнослужители изображены на трех стелах, обнаруженных на территории Карфагена: на одной из них мы видим бородатого человека в головной повязке и полотняной мантии, надетой поверх короткой туники, который держит в руках патеру (широкое и мелкое блюдо. — В.Г.) и небольшой сосуд; на другой стеле изображен безбородый человек в головном уборе типа фески, держащий в руках младенца — предположительно для жертвоприношения (рис. 58). К младшим религиозным служителям относились писцы, музыканты и цирюльники, которые, судя по всему, использовали ритуальные бритвы, найденные в гробницах (у некоторых жрецов была выбрита голова). Свидетельства существования в Карфагене храмовых проституток (женщин или мальчиков), которые были довольно широко распространены в Финикии, весьма сомнительны, хотя именно к ним могли относиться изображенные на некоторых стелах «храмовые мальчики». Вотивные приношения, найденные в погребениях, судя по всему, отражают определенную веру в загробную жизнь. Жрецы, которые пользовались большим уважением в карфагенском обществе, вполне могли служить хранителями древних нунийских традиций даже после 146 г. до н. а Более того, если Тертуллиан [Апологетик. 9.2) описывает относительно близкие ему по времени события
Lagrange 1905 [К 75А]: 480.
24


Рис. 58. Карфагенская стела с изображением жреца с ребенком (для жертвоприношения?).


П. Римско-карфагенские договоры
599
(что вполне вероятно), то человеческие жертвоприношения продолжали существовать в Африке вплоть до середины П в. н. э. Хотя с IV в. до н. э. Карфаген начал испытывать всё более значительное греческое влияние и, с точки зрения экономики, стал частью эллинистического мира, он упорно сохранял очень многие элементы своей традиционной культуры в сфере религии, а также свой древний язык. Но если культурное развитие Карфагена было в определенной степени сформировано греками, то его политическое будущее определялось отношениями с Римом.
II. 	Римско-карфагенские договоры
(а) 	Ранние договоры
С момента своего первого контакта Рим и Карфаген на протяжении нескольких столетий жили в полной гармонии, и для противоречий между ними не было практически никаких оснований. На протяжении большей части VI в. до н. э. в городе на Тибре правили этрусские цари, а с этрусскими городами Карфаген объединяло общее соперничество с западными греками. Любая торговля, которую мог вести Ранний Рим, судя по всему, осуществлялась по этрусским каналам, которые были преимущественно согласованы с карфагенянами25. Более того, царский Рим, вероятно, имел с Карфагеном прямые договорные отношения. Упоминая о договорах между Карфагеном и Этрурией, Аристотель [Политика. Ш.1280 а 36 слл.), к сожалению, говорит только об «этрусках» (Τυρρηνοι) и не проясняет, кем конкретно были подписаны рассматриваемые соглашения — всем Этрусским союзом или отдельными этрусскими городами. Ввиду политической слабости союза, у отдельных этрусских общин было гораздо больше возможностей заключить соглашение с карфагенянами, которые имели намного более прочные торговые связи с прибрежными, а не с внутренними городами Этрурии. Впрочем, как бы то ни было, первый договор, подписанный римлянами с Карфагеном после установления Республики, вероятно, представлял собой возобновление некоего более раннего соглашения, заключенного еще в царский период. Тесные связи между Карфагеном и Этрурией не так давно получили веское подтверждение в виде золотых «скрижалей», обнаруженных на территории Пирг (с. 314 наст, изд.) — порта этрусского города Цере. В этих «скрижалях» упоминается о том, что в Пиргах существовало святилище финикийской богини Астар- ты, где этрусский правитель Цере оставил посвятительную надпись. Это открытие, судя по всему, было намного менее удивительным для тех исследователей, которые помнили о том, что на территории городка Санта- Маринелла, примерно в десяти километрах вверх по побережью от Пирг, в древности располагалось поселение под названием Пуникум.
25 	Альтернативная интерпретация присутствия этрусских правителей в Риме приводится на с. 317 сл. наст. изд.


600
Глава 11. Карфаген и Рим
Помимо косвенных археологических свидетельств, наши знания о ранних этапах развития отношений между Карфагеном и Римом практически полностью основаны на серии договоров, упоминающихся в трудах древних авторов. Датировка и количество этих соглашений вызывают немало споров, однако в общем и целом о рассматриваемых свидетельствах можно сказать следующее. Полибий (Ш.22 слл.) в своем труде цитирует три договора, относящихся ко времени до Первой Пунической войны, и утверждает, что это были все договоры, заключенные между Римом и Карфагеном за данный период: первый из них он датирует первым годом Республики (по его расчетам — 508—507 гг. до н. э.), дата заключения второго не приводится, а третий приурочивается ко времени войны с Пирром (279—278 гг. до н. э.). При этом Полибий считает ложным приведенное в труде прокарфагенского сицилийского историка Филина упоминание о существовании еще одного соглашения, которое запрещало римлянам высаживаться в Сицилии, а карфагенянам — в Италии. Ливий рассказывает о заключении договора в 348 г. до н. э. (VTL27.2), о прибытии карфагенского посольства в Рим в 343 г. до н. э. (VTL38.2), еще об одном договоре, заключенном в 306 г. до н. э., который был «возобновлен в третий раз» («tertio renovatum») (IX.43.26 (в оригинале: IX.43.6. — В.Г.)), и еще об одном, подписанном в 279 г. до н. э. («договор, возобновленный в четвертый раз» — «quarto foedus renovatum») [Периохи. ХШ). Кроме того, автор «Истории Рима» намекает на то, что некое соглашение между двумя городами могло быть заключено и до 348 г. до н. э. — говоря о потенциальной опасности, которую мог представлять для Запада Александр Великий, Ливий упоминает о том, что Римское и Карфагенское государства были в то время связаны «древними узами» («foederibus vetustis iuncta res Punica Romanae esset». — IX. 19.13). Диодор (XVL69.1) пишет лишь об одном договоре, заключенном ранее 279/278 г. до н. э.: по его словам, это было первое из подобных соглашений. Историк относит его к консульству М. Валерия и М. Попилия, которое, согласно используемой им хронологической системе, должно было приходиться на 344/343 г. до н. э. по аттическому летоисчислению, но на самом деле относилось к 348 г. до н. э. по Варроновой хронологии. К сожалению, из трех упомянутых авторов лишь Полибий приводит хоть какую-то информацию о содержании рассматриваемых договоров. Современные исследователи предпринимают множество попыток устранить расхождения в источниках, и при этом многие следуют примеру Моммзена и ставят под сомнение приводимую Полибием датировку первого соглашения, однако, прежде чем обратиться к обсуждению данных проблем, проанализируем сведения, сообщаемые автором «Всеобщей истории».
Вопрос о непосредственном источнике, использованном Полибием, проблемы не представляет — историк сам отвечает на него: он отмечает, что на момент начала Второй Пунической войны стороны ссылались на уже существовавшие договоры лишь в самых общих выражениях, но при этом пишет: «Однако мы считаем для себя обязательным не оставлять этого пункта без разъяснения, дабы люди, для которых важно и необхо¬


П. Римско-карфагенские договоры
601
димо точное знание настоящего предмета, не впали в ошибку относительно важнейших совещаний, а равно дабы любознательные читатели не были введены в заблуждение невежественными и пристрастными историками и не составили себе ложного представления о деле; напротив, дабы они имели верное понятие о правовых отношениях римлян и карфагенян с самого начала и до наших дней» (Ш.21.9 сл.). Автор «Всеобщей истории» стремился к тому, чтобы установить историческую истину ради нее самой (под «невежественными и пристрастными историками» он, очевидно, в числе прочего имел в виду и Филина), однако мы едва ли можем сомневаться в том, что благодаря бурным спорам, которые велись как в Сенате, так и среди отдельных представителей римского нобилитета перед началом Третьей Пунической войны, интерес к анализируемому нами вопросу повысился во времена самого Полибия. Когда после продолжавшегося полвека затишья стало ясно, что дело идет к возобновлению военных действий против Карфагена, греческий историк захотел поместить современную ему дискуссию в точный исторический контекст. Это было еще более необходимо, поскольку, согласно Полибию (Ш.26.2), в его времена даже старейшие римляне и карфагеняне и люди, проявлявшие наибольший интерес к государственным делам, практически ничего не знали о рассматриваемых договорах. Это весьма удивительно, ведь сам Полибий упоминает о том, что договоры, вырезанные на «медных досках», хранились в казнохранилище эдилов, расположенном рядом с храмом Юпитера Капитолийского. Соответственно, упомянутое выше общее неведение было, вероятно, вызвано обычным безразличием, и всем было просто лень обращаться к документам до тех пор, пока в конце 50-х годов П в. до н. э. римляне не начали испытывать серьезный интерес и значительную обеспокоенность по поводу возможного нарушения мира в Северной Африке и потенциальной угрозы со стороны процветающего Карфагена.
Упоминая о первом договоре, Полибий говорит, что постарается привести максимально точное его толкование («διερμηνεύσαντες ήμεΤς υπογεγράφαμεν»), но при этом отмечает, что «у римлян нынешний язык настолько отличается от древнего, что некоторые выражения договора могут быть поняты с трудом лишь весьма сведущими и внимательными читателями» (Щ.22.3). Слово «διερμηνεύσαντες», вероятно, означало именно «толкование», а не собственно «перевод» на греческий, так как Полибий претендовал лишь на воспроизведение договоров в общих чертах: «είσί δν α'ί συνθηκαι τοιαίδε τινές». Многие исследователи считают, что рассматриваемый договор он обнаружил в некоем письменном источнике, но, если это и было так, то его автор остается неизвестным. В кн. IV «Начал» («Origines») Катон утверждал, что перед Второй Пунической войной карфагеняне нарушили свои договоры в шестой раз (Фрг. 84 Р), однако мы не знаем, кто первым опубликовал соответствующие книги — Катон или Полибий: хотя кн. IV и V «Начал», вероятно, появились несколько раньше первых книг (I—VI) Полибия (ставших достоянием широкой публики примерно в 150 г. до н. э.), кн. VI и VH, в которых речь, судя по всему, шла о предпосылках Третьей Пунической войны, были, по всей видимости,


602
Глава 11. Карфаген и Рим
опубликованы уже после смерти Катона в 149 г. до н. э. Конечно, римский автор мог рассматривать договоры с Карфагеном в связи с событиями 219—218 гг. до н. э., но, если они были извлечены на свет лишь в середине П в. до н. а, полный рассказ о них, вероятно, приводился в последних книгах. Вероятность того, что Полибий мог ознакомиться с рукописью Катона до ее публикации, очень мала. Таким образом, если Полибий и пользовался какими-то опубликованными источниками, идентифицировать их не представляется возможным26.
Побуждаемые возникшим в обществе интересом к истории римско- пунийских отношений, некоторые из ведущих государственных деятелей Рима 50-х годов П в. до н. э. вполне могли обращаться к архивам и даже пользоваться некой письменной копией договоров. Принимая во внимание близкую дружбу Полибия со Сципионом Эмилианом, резонно предположить, что для проведения своего исследования историк мог получить доступ к подобной копии. Впрочем, это лишь гипотеза. Хотя один из наиболее авторитетных современных специалистов по рассматриваемой теме отмечает, что вероятность самостоятельного ознакомления Полибия с текстами договоров, находившихся в казнохранилище, весьма мала27, такая возможность всё же имелась — и это очень хорошо могло бы объяснить тот акцент, который Полибий делает на сложности архаического языка (являющейся, несомненно, одним из наиболее убедительных доводов в пользу древности договора). Если бы Полибий видел договор в переложении современного ему автора, он едва ли был бы впечатлен языковыми сложностями. В подобном случае сделанный им на этом акцент представлял бы собой лишь косвенное оправдание отсутствия личных наблюдений (поскольку, в отличие от нынешних ученых, Полибий не задумывался о том, чтобы использовать архаический язык как довод в поддержку древности рассматриваемых документов: он считал это неопровержимым фактом). На деле же лингвистические сложности должны были сильно поразить Полибия, если бы, скажем, тот же Сципион показал ему свою личную копию договора и помог прочесть ее, поскольку со своим несовершенным знанием латыни греческий историк едва ли стал бы пытаться самостоятельно понять и перевести полный текст договора. Но при этом не следует исключать и возможности того, что он обращался и к оригиналу анализируемого документа — вместе с кем-либо из своих ученых римских друзей: если бы он пришел в казнохранилище эдилов в сопровождении своего патрона Эмилиана, то едва ли те смогли бы захлопнуть перед ним двери. Впрочем, вне зависимости от того, каковы были промежуточные стадии работы историка, у нас нет особых причин сомневаться в том, что в своем труде он довольно точно передал основное содержание рассматриваемых договоров.
26 См.: Walbank 1972 [В 185]: 20, 80, где приводится краткое изложение взглядов этого исследователя, согласно которым Полибий едва ли пользовался трудом Катона, как полагает Ненчи (Nenci 1958 [К 157]: 265 слл.). О датировке «Начал» см.: Badian 1966 [В 86]: 7 сл.
27 Walbank 1972 [В 185]: 81, примеч. 90.


П. Римско-карфагенские договоры
603
Что же касается Диодора и Ливия, то ввиду недостатка данных, о тех источниках, которыми, возможно, пользовались Диодор и Ливий (с. 14 слл. наст, изд.), мы можем сказать лишь немногое. По мнению многих исследователей, Диодор опирался на труды Фабия Пиктора и Цинция Алимента, а в основу первой декады Ливия, судя по всему, были положены сочинения Валерия Анциата или Лициния Макра.
(Ь) 	Первый договор
Перед тем как перейти к описанию условий первого соглашения между Римом и Карфагеном, Полибий отмечает, что оно было заключено «при Луции Юнии Бруте и Марке Горации — первых консулах после упразднения царской власти, при тех самых, которыми освящен был и храм Зев- са27а Капитолийского, то есть за двадцать восемь лет до вторжения Ксеркса в Элладу» (Ш.22.1 сл.). Поскольку Полибий был однозначно уверен в том, что описываемый договор был подписан практически одновременно с установлением республиканского строя, у нас нет необходимости вдаваться здесь в рассмотрение множества проблем, связанных с именами первых консулов (с. 213 сл. наст, изд.) и с точными датами, указанными во «Всеобщей истории», — за исключением тех моментов, которые могут пролить некоторый свет на аутентичность договора. Современные историки, сомневающиеся в историчности образов Брута и Горация, используют данное предположение для доказательства более позднего происхождения рассматриваемого документа. Если О. Тойблер28 прав, утверждая, что в карфагенских договорах обычно не указывались ни имена, ни даты, они вполне могли быть позднее добавлены римскими должностными лицами, ответственными за хранение записей: считая, что договор был заключен в первый год Республики, они могли просто дописать имена людей, которые, согласно их представлениям, являлись консулами этого года. Впрочем — по крайней мере, с точки зрения автора данной главы — за этими именами вполне могли стоять реальные исторические личности, и даже если относительно Брута еще можно испытывать определенные сомнения, то применительно к Горацию у нас есть вполне веские причины полагать, что он действительно посвятил Капитолийский храм. На самом деле в договоре могло быть указано только имя Горация, как полагают некоторые ученые, поскольку в договоре Сп. Кассия, заключенном практически в то же время (ок. 493 г. до н. э.) (с. 334 наст, изд.), вероятно, было указано только имя самого Кассия, хотя Цицерон [Речь 6 защиту Луция Корнелия Бальба. 53) упоминает о том, что это соглашение было подписано в консульство Кассия и его коллеги Постума Коминия. Впрочем, как бы то ни было, имена не следует использовать Для того, чтобы подвергать сомнению датировку, в которой Полибий был твердо уверен.
27а Естественно, Полибий употребляет греческое имя латинского Юпитера. — В. Г.
28 	Täubler 1913 [J 235] I: 270-273.


604
Глава 11. Карфаген и Рим
Статьи самого договора лучше всего изложить в аналитическом виде:28а
ВВЕДЕНИЕ. Быть дружбе (φιλία) между римлянами с союзниками и карфагенянами с союзниками на нижеследующих условиях:
I. РИМЛЯНЕ
(a) Морские границы
Римлянам и союзникам римлян возбраняется заплывать дальше Прекрасного мыса, разве к тому они будут принуждены бурею или неприятелями. Если кто-нибудь занесен будет против желания, ему не дозволяется ни покупать что-либо, ни брать сверх того, что требуется для починки судна или для жертвы (если ориентироваться на второй договор, сюда, возможно, следовало бы добавить еще и требование удалиться в пятидневный срок. — Г.-Х. С.).
(b) Торговля в разрешенных границах
(i) Ливия и Сардиния
Явившиеся по торговым делам не могут совершить никакой сделки иначе, как при посредстве глашатая или писца. За всё то, что в присутствии этих свидетелей ни было бы продано в Ливии или в Сардинии, ручается перед продавцом государство.
(ii) Сицилия [и Карфаген?]
Если кто из римлян явится в подвластную карфагенянам Сицилию, то во всем римляне будут пользоваться одинаковыми правами с карфагенянами. (Возможно, здесь следовало бы добавить слова «и в сам Карфаген», поскольку такое дополнение имеется в комментариях Полибия, а также во втором договоре. — Г,Х. С.)
П. КАРФАГЕНЯНЕ
(a) Зелии, подвластные римлянам
(i) карфагенянам возбраняется обижать народ ардеатов, антиатов, ларентинов (так Урсин приводит в рукописи слово «άρεντίνων»; см. далее. — Г.-Х. С.), киркеитов, тарракинитов и всякий иной латинский народ, подчиненный римлянам.
(b) Зелыи, не находящиеся под властью римлян
(i) если какой народ и не подчинен римлянам, карфагенянам возбраняется тревожить города их; а если какой город они возьмут, то обязуются возвратить его в целости римлянам;
(ii) карфагенянам возбраняется сооружать укрепления в Лациуме; (ш) если они вторгнутся в страну как неприятели, им возбраняется
проводить там ночь.
28а Далее приводится текст Полибия (в немного отредактированном для ясности классическом русском переводе Ф.Г. Мищенко) с заголовками и примечаниями в скобках, вставленными автором главы. — В.Г.


П. Римско-карфагенские договоры
605
Поскольку договор был составлен по карфагенской форме, вступительный тезис о дружбе, то есть основной положительный элемент рассматриваемого документа, вполне возможно, был изложен словами самого Полибия, а не оригинала. Также греческий историк приводит в своем труде и обеты, сопровождавшие заключение договора, но не непосредственно в тексте последнего, а отдельно—в комментариях к нему (Ш.25.6 сл.). Так, карфагеняне, по словам Полибия, поклялись своими «отеческими богами» (подробнее они перечислены в более позднем договоре, заключенном между Ганнибалом и Филиппом V Македонским в 215 г. до н. э. (Полибий. νΠ.9.2)), а римляне — именем Юпитера Камня (Iuppiter Lapis), согласно древнему обычаю (вероятно, это была церемония, в состав которой входили воззвания к Юпитеру и ритуальное выбрасывание камня, символизировавшее изгнание из Города нарушителя договора).
С точки зрения карфагенян, основной упор в рассматриваемом договоре был сделан на торговлю, а с точки зрения римлян — на политическую обстановку на территории Лация. Одной из основных проблем, связанных с анализируемым документом, является определение тех границ, за которые запрещалось заплывать римлянам: здесь всё зависит от того, какое место скрывалось под топонимом «Прекрасный мыс». Так, Полибий помещает Прекрасный мыс к северу от Карфагена и предполагает, что карфагеняне запретили римлянам заплывать южнее него, так как не хотели, чтобы те проникли в район Сиртов28Ь и эмпории юго-востока. Исходя из этого, Прекрасный мыс следовало бы отождествить с мысом Бон, расположенным к востоку от Карфагена (карта 12); к западу от города он располагаться не мог, так как в своих комментариях Полибий отмечает, что римлянам было разрешено приплывать в сам Карфаген, а это было бы невозможно, если бы им был закрыт доступ в области, начинавшиеся к западу от города и простиравшиеся дальше на восток. При этом, однако, во втором договоре, как мы увидим далее, запретная зона была расширена от Прекрасного мыса до Мастии (совр. Картахена) на побережье Испании. Соответственно, если под Прекрасным мысом понимался мыс Бон, то сам Карфаген должен был бы остаться к западу от границы, проходящей от Африки до Испании, то есть внутри зоны запрета, тогда как Полибий говорит нам, что это было не так. Кроме того, в других местах своего труда (1.29.2; 36.11) историк называет мыс Бон Гермесовым мысом (у Ливия — Promunturium Mercuri). Таким образом, с подобной точки зрения, Прекрасный мыс располагался, скорее всего, к западу от мыса Бон и самого Карфагена, и, соответственно, его следует отождествлять с мысом Фарина (Рас-Сиди-Али-эль-Мекки), который римляне называли Promunturium Pulchri (собственно «Прекрасный мыс». — В.Г) или — что, правда, менее вероятно — с мысом Бланко (Рас-Абьяд), римским Promunturium Candidum («Белый мыс». — В.Г) (попытки отождествить его с Кабо- Де-Палос в Испании менее успешны). Если это действительно так, то По-
2811 Си рты (Большой и Малый) — заливы Средиземного моря у северного поберечь* Африки, к юго-востоку от Карфагена. — В. Г.


606
Глава 11. Карфаген и Рим,
Карфаген — современные названия подчеркнуты
Выше 500 м над уровнем мс
0 50 100 150 200 250 км
1  1 1 1 Ч 1 1 '
0 50 100 150 миль
Карта 72. Северная Африка в Ш в. до н. э.
либий, судя по всему, неправильно истолковал текст договора, в котором римлянам, вероятно, закрывался доступ не в район Сиртов, расположенный к востоку от Карфагена, а к нумидийскому и мавретанскому побережью Северной Африки, расположенному к западу от него. Соответственно, разрешение торговать на определенных условиях в Ливии должно было относиться к территории, простиравшейся к востоку от мыса Фари- на, то есть вокруг Тунисского залива и дальше на восток, тогда как в самом Карфагене, а также в западной Сицилии условия были еще более свободными. Таким образом, побережье Сиртов теоретически было открыто для римлян, но местные условия были весьма неблагоприятны для мореплавания (отчего римский флот довольно сильно пострадал в 253 г. до н. э.) и препятствовали активной торговле. Соответственно, римлянам


П. Римско-карфагенские договоры
607
был закрыт доступ к большей части южного побережья Средиземного моря к западу от Карфагена, предоставлен ограниченный доступ к территории вокруг Карфагена и Сардинии, а также обеспечена более значительная свобода в пунийской части Сицилии и в самом Карфагене29.
Основной же заботой римлян была защита Лация от карфагенского вмешательства, причем опасаться им, судя по всему, приходилось прежде всего не широкомасштабного вторжения, а пиратских набегов. Города Лация были разделены в рассматриваемом договоре на две категории: «подчиненные» Риму (сюда относились пять городов, поименно упомянутых в тексте) и не подчиненные ему. Последние, вероятно, представляли собой зависимых союзников (socii), связанных с Римом отдельными договорами о союзе, в которых признавалась руководящая роль римлян в военной сфере, вне зависимости от его отношений с Латинским союзом в целом — в частности, нам известно, что у Рима был подобный договор с Габиями. Латинские города, которые не были «подчинены» Риму, вероятно, входили в состав Союза, представители которого собирались в Фе- рентине. В состав этого же Союза входил и сам Рим, который, вероятно, даже являлся его ведущим членом30. Из пяти городов, названных в договоре по имени, которые располагались в районе морского побережья, протянувшемся примерно на шестьдесят миль (ок. 90 км. — В.Г.) к югу от Рима, определенные сомнения вызывает город «ларентинов». Этот народ, вероятно, следует отождествить с жителями очень древнего поселения, которое предположительно именовалось Лаврентом и быстро слилось с близлежащим Лавинием. Еще один вариант (более вероятный) — лаврентами именовался народ, чей город назывался Лавинием (как Ардея была городом рутулов). С другой стороны, в комментариях ко второму договору Полибий упоминает остальные четыре города, но о городе «ларентинов» не говорит ничего — соответственно, он либо случайно пропустил его, либо вариант «αρεντίνων», приведенный в рукописи, возможно, представлял собой случайное повторение слова «Άρδεατών» («ардеаты») или «Άντιατών» («антиаты»). Впрочем, принимая во внимание важность древнего Лавиния, продемонстрированную недавними археологическими открытиями30*, и его тесные религиозные связи с Римом, мы вполне можем согласиться с тем, что он действительно был указан по имени в первом договоре. При этом, однако — вне зависимости от того, был ли он
29 О повторном подтверждении отождествления упоминаемого у Полибия Καλόν άκρωτήριον («Прекрасного мыса». — В.Г.) с мысом Фарина (Рас-Сиди-Алим-эль-Мекки), расположенным к западу от Карфагена, см.: Werner 1975 [К 167]: 21—44. Этот автор отвергает попытки Прахнера (Prachner 1969 [К 161]: 157—172) и Петцольда (Petzold 1972 [К 159]: 372 слл.) отождествить рассматриваемое место с мысом Бон. Марек (Marek 1977 [К 153]: 1—7) пытается совместить обе точки зрения, отождествляя Прекрасный мыс с мысом Бон, а затем утверждая, что, в соответствии с первым договором, римлянам закрывался доступ в район Сиртов, а потом, по второму договору, — также на земли Испании к югу от Мастии и — для торговли — на африканское побережье к западу от мыса Фарина.
30 Иную точку зрения см. на с. 331 наст. изд.
30а Лавиний активно исследовался итальянскими учеными в конце 50-х — первой половине 70-х годов. — В.Г.


608
Глава 11. Карфаген и Рим
упомянут специально, — о нем, без сомнения, говорилось в одной из статей рассматриваемого документа. Что же касается Таррацины, которая в Ув. до н. э. попала под власть вольсков и была переименована в Анксур, то, хотя в позднейшие времена этот город именовался только Тарраци- ной, данное название вполне может быть этрусским и являться как изначальным, так и позднейшим. Таким образом, в общем и целом Рим претендовал на то, чтобы защищать от врагов весьма значительную часть территории Лация, но за пределы данной области интересы римлян, судя по всему, пока не выходили.
Но согласуются ли рассмотренные условия с тем, что нам известно об истории Карфагена и Рима и о международных отношениях в западном Средиземноморье примерно в конце VI в. до н. э., или же они столь неуместны, что заставляют усомниться в датировке, предложенной Полибием? На протяжении большей части VI в. до н. э. карфагеняне, нередко совместно с этрусскими городами, вели длительную борьбу против упорной греческой экспансии в западном направлении. Соответственно, Карфаген, вероятно, имел все основания поддерживать уже существующие связи и одновременно вступить в переговоры с только что возникшей римской Республикой. Конечно, может показаться удивительным, что карфагеняне не предприняли попыток преградить римлянам дорогу к берегам Испании, но, по всей вероятности, они еще не установили свою власть над Тартесским государством, располагавшимся на территории современной Андалусии и поддерживавшим дружеские отношения с греками. Это полностью соответствует ранней датировке первого договора, поскольку ко времени заключения следующего соглашения в IV в. до н. э. пунийцы уже давно покорили Тартесс (вне зависимости от того, когда это произошло — ок. 500 г. до н. э., как считает А. Шультен, или ок. 450 г. до н. э., как утверждает Р. Вернер)31 и, соответственно, могли настаивать на том, чтобы римляне не проникали на территорию Испании — но в 509 г. до н. э. они еще не могли требовать этого. Что же касается ограничений, наложенных карфагенянами в отношении Сардинии и Сицилии, то с ними ситуация ясная. На Сардинии пунийцы, оправившись от поражения, нанесенного Малху, постепенно укрепили свою власть: так, в течение VI в. до н. э. ими была восстановлена крепость на горе Монте-Сирай, а при Магоне и его сыне Гасдрубале — налажен надежный контроль над прибрежными областями. Если говорить о Сицилии, то примерно в 510 г. до н. э. в принадлежавшей пунийцам западной части острова попытался обосноваться спартанский царевич Дорией, который, правда, вскоре был разгромлен совместными силами карфагенян, сицилийских финикийцев и местных жителей — элимийцев. Таким образом, Карфаген, восстановив свою власть над сицилийскими территориями, мог предложить римлянам такие же условия, как и всем прочим торговцам, прибывавшим туда. Следовательно, всё, что нам известно о карфагенском влиянии на территории Ливии, Сардинии и Сицилии на рубеже VI—V вв. до н. э., очень
31 	Schulten A. Tartessos (Ed. 2. Hamburg, 1960): 72 сл.; Werner 1963 [А 134]: 326 слл.


П. Римско-карфагенские договоры
609
хорошо согласуется с возможностью заключения рассматриваемого договора примерно в это время, однако наши знания о деталях карфагенской политики в указанных областях, вероятно, слишком ограниченны для внесения каких-либо уточнений и для однозначного подтверждения высказанного современными исследователями предположения о том, что анализируемый договор был заключен не ранее 480 г. до н. э.32.
Перед своей злополучной сицилийской авантюрой упомянутый выше Дорией примерно в 513 г. до н. э. предпринял столь же неудачную попытку основать греческое поселение в устье реки Кинипс в Триполитании: в течение трех лет жившие неподалеку ливийцы при поддержке карфагенских отрядов вытеснили его оттуда вместе со всеми поселенцами. Этот эпизод можно напрямую увязать с первым договором, если он действительно запрещал римлянам проникать в район Сиртов (а не на побережье к западу от Карфагена), однако подобный аргумент весьма ненадежен: упомянутый выше инцидент был лишь одной из многочисленных попыток, предпринимавшихся карфагенянами для удержания чужаков подальше от этого стратегически важного региона и продолжавшихся вплоть до П в. до н. э., когда достигли своего пика во время нападений Масиниссы. Три- политания в рассматриваемый период, вероятно, не представляла особого интереса для римлян, а карфагеняне стремились прежде всего к тому, чтобы греки, селившиеся на этой территории, перестали угрожать путям, которые связывали их с финикийцами, жившими в восточном Средиземноморье. Впрочем, сказанное вовсе не подразумевает того, что Карфаген не мог стремиться к заключению соглашения с Римом, которое регулировало — или вообще исключало — торговлю с рассматриваемой областью.
Таким образом, интересы Карфагена в конце VI в. до н. э. довольно хорошо согласуются с датой, указанной Полибием, а вот попытка К.-Ю. Бе- лоха предположить, что более подходящий контекст для заключения анализируемого договора представляла собой международная ситуация, сложившаяся ок. 384 г. до н. э., когда Дионисий Сиракузский осадил церий- ский порт Пирги и когда карфагеняне вполне могли активно искать негреческих союзников в западном Средиземноморье, представляется не слишком удачной: хотя к тому времени Карфаген уже преодолел относительную изоляцию, в которую он попал после поражения при Гимере (480 г. до н. э.), и в 409 г. до н. э. возобновил свою активность на Сицилии, его широкая торговля восстановилась лишь в середине IV в. до н. э., в то время как римлян едва ли могли заботить заморские дела сразу же после того, как их город был разграблен галлами33.
Кроме того, с римской точки зрения, заключение рассматриваемого договора в самом начале периода Республики выглядит вполне логичным,
32 Werner 1963 [А 134]: 316—329 — в соответствии с этой точкой зрения, установление Республики произошло примерно в 470, а не в 509 г. до н. э.
33 См.: Beloch 1926 [А 12]: 309 слл. — воззрения автора отвергаются Тойнби, см.: Toynbee 1965 [А 131] I: 530 сл.


610
Глава 11. Карфаген и Рим
если согласиться с тем, что в эпоху правления этрусской династии город на Тибре превратился в довольно могущественное государство с весьма широкими интересами в Лации, где «Риму было предоставлено превосходство» («superior Romana res erat». — Ливий. 1.52.4). В новом или, что более вероятно, возобновленном договоре для Республики было бы вполне естественно претендовать на такое же положение по отношению к латинам, как и при последнем царе, — хотя эти претензии уже вскоре были поставлены под сомнение и отвергнуты. Сам тот факт, что отношения Рима с латинами очень быстро ухудшились и шестнадцать лет спустя, в консульство Сп. Кассия, был заключен новый союз, по условиям которого Рим отказывался от любых притязаний на господство в Лации и признавал равенство всех союзников, явно говорит в пользу датировки, предложенной Полибием.
Сравнение анализируемого документа со вторым договором, который описывается в труде греческого историка, также подтверждает раннюю дату, однако, прежде чем приступить к рассмотрению этих доказательств, мы должны более подробно разобрать содержание данного соглашения.
(с) 	Второй договор
Структура второго договора — в том виде, в каком он приводится в труде Полибия, — отличается от структуры первого: если в первом документе сначала речь шла об обязательствах римлян, а затем — карфагенян, то во втором обе стороны рассматриваются под различными заголовками. При этом второй раздел этого более позднего договора (Полибий. Ш.24.8—10; см. далее π. П) имеет вид «соглашения о ненанесении взаимного вреда» («συμβολον περί του μή άδικεΤν»), подобного тем, что, согласно Аристотелю (Политика. Ш.1280, с. 35 слл.), встречались в договорах между Карфагеном и Этрурией, а также в договоре, который был заключен в 677 г. до н. э. Тиром с его сюзереном — царем Ассирии Ассархаддоном34. Содержание второго договора также может быть изложено в аналитическом виде:
[ВВЕДЕНИЕ.] Быть дружбе между римлянами с союзниками и карфагенянами, тирийцами (?), народом Утики с союзниками на следующих условиях:
I. ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ ОГРАНИЧЕНИЯ (i) Для римлян
Римлянам возбраняется ходить по ту сторону Прекрасного мыса, Мастии (и?) Тарсея («Μαστίας Ταρσηίου»; см. далее) как за добычей, так и для торговли и для основания города.
34 	См.: Luckenbill D.D. Ancient Records of Assyna and Babylonia (Chicago, 1927) П: 229.


П. Римско-карфагенские договоры
611
(ii) Для карфагенян
(a) Если карфагеняне овладеют в Ладиуме каким-либо городом, независимым от римлян, то они могут взять деньги и пленных, а самый город обязаны возвратить.
(b) Если какие-либо карфагеняне возьмут в плен сколько-нибудь человек из народа, соединенного с римлянами писаным договором, но не находящегося под властью римлян, карфагенянам возбраняется привозить пленных в римские гавани; если же таковой будет доставлен туда и римлянин наложит на него руку, то пленный отпускается на свободу. То же самое возбраняется и римлянам.
П. ДОГОВОР О НЕНАНЕСЕНИИ ВЗАИМНОГО ВРЕДА
(i) Для римлян
Если римлянин в какой-либо стране, подвластной карфагенянам, возьмет воды или съестных припасов, ему возбраняется с этими съестными припасами обижать какой-либо народ, связанный с карфагенянами договором и дружбою.
(ii) Для карфагенян
То же самое возбраняется и карфагенянам.
(Ш) Обе стороны
Если же случится что-нибудь подобное, обиженному возбраняется мстить за себя; [если кто-нибудь учинит это,] то деяние его будет почитаться государственным преступлением.
Ш. ОСОБЫЕ УСЛОВИЯ
(i) Для римлян
(a) Сардиния и Ливия
В Сардинии и Ливии никому из римлян не дозволяется ни торговать, ни основывать город, [ни приставать где-либо,] разве для того только, чтобы запастись продовольствием или починить судно. Если римлянин будет занесен бурею, то обязан удалиться в пятидневный срок.
(b) Сицилия и Карфаген
В той части Сицилии, которая подвластна карфагенянам, а также в Карфагене римлянину наравне с гражданином предоставляется [право] совершать продажу и всякие сделки.
(ii) Для карфагенян
То же самое предоставляется и карфагенянину в Риме.
В отличие от первого договора, во втором поименно называется один (или двое) из союзников Карфагена. Включение в договор Утики, уже обладавшей статусом привилегированного союзника, указывает на усиление власти карфагенян в Северной Африке, однако упоминание Тира вы¬


612
Глава 11. Карфаген и Рим
зывает определенные сомнения: не исключено, что его следует отвергнуть на том основании, что Полибий мог неправильно понять пуний- скую фразу типа «тирийцы из Карфагена», которая представляла собой официальное самоназвание карфагенян. Ссылка на «Μαστιας Ταρσηιου» также связана с определенными сложностями — хотя греческий историк, судя по всему, считал, что Мастия находится в Африке, это практически однозначно было поселение в Испании, на месте которого впоследствии был основан Новый Карфаген (совр. Картахена). В своих вступительных замечаниях к договору (Ш.24.2) Полибий, по всей видимости, рассматривает Масгию и Тарсей как два отдельных поселения, однако, скорее всего, речь шла об одном месте (историк мог неверно понять архаический латинский генитив «Mastiam Tarseiom»), а Тарсей следует связывать с тар тесситами, чьи земли заканчивались сразу же к северу от современной Картахены — на реке Тадер. Целью рассматриваемой статьи договора было расширение запретной зоны: ранее в ее состав входило только побережье Северной Африки к западу от мыса Фарина, но теперь она должна была охватить всю западную оконечность Средиземноморья, включая побережье Испании вплоть до современной Картахены на севере — конечно, с определенными исключениями, связанными с несчастными случаями, которые упоминаются далее в договоре.
Что касается городов Аация, то в тексте второго договора — в том виде, в каком он приводится у Полибия, — они уже поименно не называются, однако в своих комментариях историк отмечает, что римляне вновь обязали карфагенян не причинять вреда прибрежным городам — Ардее, Анцию, Цирцеям и Таррацине (при этом он либо по небрежности пропустил Лавиний, либо этот город следует исключить и из текста первого договора). Впрочем, рассматриваемый комментарий может представлять собой просто вставку, сделанную самим Полибием, и если это действительно было так, то приведенные выше названия, судя по всему, в договоре не упоминались. К городам, имевшим писаные договоры с римлянами, но не находившимся под их властью, относились так называемые foederati — например, Тибур и Пренесте в Лации, а также, вероятно (в зависимости от датировки), другие, более отдаленные города, такие как Тарквинии, Цере и даже Тарент. После этого в договоре вновь заходит речь о правах в сфере торговли и для римлян полностью закрывается дорога на Сардинию и в Ливию, ранее открытые для них при соблюдении определенных условий, хотя доступ в пунийскую часть Сицилии и в сам Карфаген продолжает оставаться свободным.
К сожалению, Полибий не приводит даты заключения рассматриваемого договора, однако на протяжении большей части V в. до н. э. римляне испытывали весьма значительное внутреннее и внешнее давление и, вероятно, не особенно задумывались о заморских делах. Впрочем, со временем они набрались сил и сумели разгромить эквов и вольсков, а также захватить этрусские Вейи, что, по всей видимости, произвело весьма значительное впечатление на карфагенян, однако затем Рим был разграблен галлами. После еще нескольких десятилетий медленного восстанов¬


П. Рижско-карфагенские договоры
613
ления, примерно к 350 г. до н. э., римляне смогли нейтрализовать Этрурию, подписав долгосрочные договоры о ненападении с Тарквиниями и Цере, заключили союз с самнитами и — хотя латины после поражения 358 г. до н. э. были не настолько умиротворены, как может показаться, — римская власть на территории Италии явно укреплялась (с. 385 слл. наст, изд.), что, вероятно, не могло остаться не замеченным в Карфагене. Таким образом, анализируемый договор, судя по всему, был заключен не ранее примерно 350 г. до н. э. и не позднее примерно 340 г. до н. э., поскольку в нем ничего не говорится о власти римлян в Кампании. Следовательно, речь, скорее всего, идет о 40-х годах IV в. до н. э., и Ливий действительно упоминает (VH.27.2 (в оригинале: VII.27.21. — В.Г.)) о заключении некоего договора в 348 г. до н. э., когда в Рим прибыли карфагенские послы — «искать дружбы и союза» («amicitiam ас societatem petentes»)35  36. Кроме того, косвенно эта дата подтверждается и довольно сбивчивым сообщением Диодора (см. выше). При этом греческий историк говорит о том, что описываемый им договор был первым. Ливий же, хотя и не упоминает более ранних соглашений, пакт 348 г. до н. э. первым не называет. Следовательно, искать какие-либо иные даты, судя по всему, нет необходимости. Более того, это даже может привести к неверным выводам. (Попытки датировать первые два договора, описываемые Полибием, 348 и 306 годами до н. э. соответственно30 основаны лишь на отсутствии во втором договоре каких-либо упоминаний о кампанских городах.)
Рассматриваемая датировка подтверждается формой и содержанием двух договоров, а также — главное — тем, что Полибий обращает особое внимание на сложность языка, которым написан более ранний из них. Это само по себе указывает на весьма существенный промежуток времени между их заключением. Теория37, согласно которой второй документ представляет собой по преимуществу лишь приложение к первому и, соответственно, рассматриваемый временной разрыв являлся, скорее всего, довольно небольшим, не получила широкого признания. Пожалуй, Полибий все-таки рассматривает второй договор как совершенно новое соглашение, а не просто как ряд поправок и дополнений. Различия в структуре документов (с. 610 сл. наст, изд.) также указывают на более длинный интервал времени — карфагеняне вполне могли перенять форму «соглашения о ненанесении взаимного вреда» у греков в период между примерно 500 и 348 гг. до н. э. Существенные расхождения заметны и в контексте. Прежде всего различается положение Рима в Ладии (особенно если названия четырех латинских городов, упомянутые во втором договоре, представляют собой лишь вставку, сделанную самим Полибием).
30 Кальдероне (Calderone 1980 [К 141]: 365 слл.) датирует упоминаемый Ливием договор 344 г. до н. э. (из-за наличия «диктаторских лет» (с. 416 наст, изд.)) и считает, что это был военный союз (societas), а потому его нельзя ставить в один ряд с договорами, описываемыми Полибием, которыми устанавливалась лишь «дружба» (amicitia) между Двумя городами.
36 Как утверждается в: Täubler 1913 [J 235] I: 373—374; Schachermeyr 1930 [К 165]: 371 слл.
3/ Aymard 1957 [К 138]: 277—293, что критикуется Тойнби в: Toynbee 1965 [А 131] 1:536 сл


614
Глава 11. Карфаген и Рим
Важность появления в 349 г. до н. э. у берегов Лация и близ устья Тибра враждебного греческого флота (Ливий. VIL25.4; 26.14) оценивается исследователями по-разному. Но даже если это был просто единичный пиратский набег (вроде нападения Дионисия I на Пирги в 384—383 гг. до н. э.), он, судя по всему, всё же не мог не привлечь хотя бы определенного внимания к необходимости защиты Лация. К такому выводу можно прийти и не принимая теории о том, что греческий флот прибыл из Сиракуз (Ливий подозревал это, но точно не знал) для совместных действий с галлами, вторгшимися в Лаций38, или следующего из этого предположения, согласно которому римско-пунийский договор был направлен не на то, чтобы защитить дружественные города Лация, в основном находившиеся под контролем Рима, а, скорее, на то, чтобы оказать противодействие преимущественно независимому и враждебному Латинскому союзу, который обратился за помощью к грекам: с этой точки зрения, на заключение второго договора с римлянами карфагенян, судя по всему, подтолкнула их извечная вражда с эллинами и раздражение, вызванное пиратскими нападениями, которые нарушали спокойствие у берегов Лация (например, набеги анциатов)39. Кроме того, появление в 40-х годах IV в. до н. э. большого количества новых карфагенских монет (см. выше — с. 588 наст, изд.) позволяет предположить, что пунийцы проводили переоценку своей общей стратегической позиции. Наконец, предусмотренное вторым договором очень существенное расширение территорий, куда был запрещен или ограничен доступ римлянам, указывает на определенное усиление власти Карфагена, которое едва ли могло произойти за очень короткий период. Таким образом, у нас есть весьма существенные основания считать, что второй договор, описываемый Полибием, действительно был заключен в 348 г. до н. э. (как полагает Ливий).
(d) 	Позднейшие договоры
Ливий отмечает, что после заключения договора 348 г. до н. э. карфагенские послы вновь прибыли в Рим в 343 г. до н. э., чтобы поздравить римлян с их победой над самнитами и принести в дар Юпитеру Капитолийскому золотой венец весом 25 фунтов (около 8 кг. — В.Г.) (VQ.38.2), но о возобновлении договора при этом ничего не говорится. Затем, в 306 г. до н. э., согласно тому же автору (IX.4; 26), карфагенские послы прибыли в Рим снова и возобновили (renovatum) договор в третий раз (tertio). При этом эпитоматор39а Ливия (ХШ) пишет о том, что в 279/278 г. до н. э. договор с карфагенянами был «возобновлен в четвертый раз» («quarto... renovatum», см. с. 600 наст. изд.). Таким образом, если воспринимать употребленное историком слово «renovatum» буквально, то можно заключить, что договор 279/278 г. до н. э. являлся уже пятым соглашением меж¬
38 См.: Sordi 1960 [J 230]: 104 слл.; ср. с. 386 сл. наст. изд.
39 См.: Ferenczy 1976 [А 48]: 79 слл.
39а Составитель сокращенной версии «Истории» — так называемых «эпитом» или «пе- риох». — В.Г.


П. Римско-карфагенские договоры
615
ду Римом и Карфагеном (первоначальный договор, возобновленный четыре раза); как вариант, упомянутое выше слово могло использоваться просто для того, чтобы сообщить о существовании трех и четырех соглашений. Если верна вторая из этих точек зрения и договор 306 г. до н. э. был для Ливия третьим, то либо его рассказ подразумевает наличие первоначального соглашения, заключенного в период Ранней Республики (возможно, в его начале), которое историк прямо не упоминает, и второго, заключенного в 348 г. до н. э., либо он считал первым договор 348 г. до н. а и, возможно, полагал, что второй был заключен в 343 г. до н. а, когда карфагеняне могли ожидать за свой золотой венец чего-то большего, нежели просто словесная благодарность. Если же слово «renovatum» подразумевало существование пяти договоров, то четвертый из них, вероятно, был заключен до 279/278 г. до н. а, что оставляет место для так называемого «договора Филина», если тот действительно представлял собой отдельное соглашение.
В общем и целом, в 40-е годы IV в. до н. э. карфагеняне, судя по всему, стремились поддерживать дружеские отношения с римлянами и ограничивать их активность за пределами Италии. После провала попытки Ганнона установить в Карфагене тираническое правление в городе прочно установился аристократический режим, который стал строить планы возобновления вмешательства в дела Сицилии, где в это время действовал коринфский полководец Тимолеонт, овладевший Сиракузами после того, как город был ослаблен борьбой между Дионисием П и Дионом. В 343 г. до н. э. карфагеняне послали войска в Сиракузы, однако особого успеха добиться не сумели. Примерно два года спустя на Сицилию отправилась намного более внушительная армия, которая, правда, была наголову разбита Тимолеонтом в крупном сражении на реке Кримис. Пока сицилийские греки разбирались с этими проблемами, греки южной Италии, изо всех сил старавшиеся сдержать натиск бруттиев и луканов, были вынуждены обратиться за помощью к нескольким командирам греческих наемников, первый из которых, Архидам из Спарты, прибыл в Италию в 343 г. до н. э. Хотя рассматриваемый регион, расположенный на крайнем юге Апеннинского полуострова, пока еще не входил в сферу политических интересов римлян, они тем не менее могли быть рады возобновлению добрых отношений с карфагенянами — на случай, если те захотят (после победы на Сицилии) скрестить мечи с греками в южной Италии.
Но несколько ближе к Лацию располагался еще один весьма важный в стратегическом отношении регион, на который уже явно распространялись притязания Рима, вне зависимости от того, каков был конкретный ход Первой Самнитской войны, которая, как предполагается, началась в 343 г. до н. э. (с. 428 наст. изд.). Этим регионом была Кампания. Не исключено, что римляне хотели получить от Карфагена определенное признание своих разраставшихся интересов, в то время как карфагеняне Желали сохранить широкий кампанский рынок открытым для своих купцов. Таким образом, общий ход событий по всему центральному Среди¬


616
Глава 11. Карфаген и Рим
земноморью вполне мог привести в 40-е годы IV в. до н. э. к возобновлению установленных ранее связей между Римом и Карфагеном: если в 343 г. до н. э. действительно было подписано какое-то официальное соглашение, оно могло повторять положения прежнего договора или даже включать некоторые новые условия и, следовательно, представлять собой один из договоров, упоминаемых Ливием. Конечно, мы можем возразить, что заключение двух соглашений на протяжении пяти лет весьма маловероятно, но за это время перспективы, открывавшиеся перед обеими сторонами, изменились весьма существенно: в 343 г. дон. э. Карфаген лицом к лицу столкнулся с Тимолеонтом, а Рим — с самнитами и с угрозой большой войны с латинами.
Договор 306 г. до н. э. (Ливий. IX.43.26) следует признать вполне реальным, хотя его содержание нам неизвестно и догадываться о нем мы можем только исходя из положения Рима в Италии и, возможно, из основной статьи «договора Филина». В конце IV в. до н. э. римляне были уже намного сильнее, чем в 348 или 343 г. до н. э.: они окружили Самний и, судя по всему, стояли на пороге победы в длительной борьбе с его жителями (с. 442 слл. наст. изд.). Карфагеняне, по всей видимости, тоже были очень близки к победе над Агафоклом, чье вторжение в Африку закончилось провалом в 307 г. до н. э., после чего карфагенская армия осадила Сиракузы. Соответственно, и Рим, и Карфаген, будучи уверенными в близкой победе, но при этом помня о превратностях войны, вполне могли попытаться получить определенные выгоды от усиления своего могущества — на тот случай, если оно вдруг окажется недолговременным. Таким образом, не исключено, что в рассматриваемом договоре признавалось новое положение Рима в Италии. В пользу этого говорит приводимое Полибием упоминание о том, что в договоре, заключенном между Римом и Карфагеном в 279/278 г. до н. э., во время Пирровой войны, его стороны обязались соблюдать все предшествующие соглашения (Ш.25.2). Едва ли в 279 г. до н. э. римляне, уже наладившие контакты с крайним югом Италии, были бы довольны ограничением своих интересов преимущественно территорией Лация, как в первых двух договорах, описанных Полибием: вследствие этого в договоре 306 г. до н. э. можно было бы ожидать более широкого определения интересов Рима на территории Италии (вне зависимости от того, предусматривалось ли какое-либо расширение подобного рода в соглашении 343 г. до н. э., если таковое вообще существовало). Эта мысль навела некоторых исследователей на предположение о том, что в состав договора 306 г. до н. э. входило имевшее весьма серьезные последствия положение, в соответствии с которым — согласно Филину — Италия и Сицилия рассматривались как сферы влияния Рима и Карфагена соответственно и каждой из сторон запрещалось вмешиваться во внутренние дела другой (ср. с. 534, 552 наст. изд.).
О существовании официального соглашения, согласно которому Карфаген должен был воздерживаться от вмешательства в италийские дела, а Рим — в сицилийские, писал сицилийский историк Филин, о чем нам прямо сообщает Полибий (Ш.26.2—5), который с возмущением отвергает этот


П. Римско-карфагенские договоры
617
факт, отмечая, что если бы подобный договор действительно существовал, то римляне, переправившись в Италию в начале Первой Пунической войны в 264 г. до н. э., оказались бы его нарушителями: «Договора такого не было, и никаких письменных следов чего-либо подобного не существует». Основанием для столь страстного опровержения послужило то, что Полибий не обнаружил подобного документа в казнохранилище эдилов.
В прочих вопросах Полибий считал Филина вполне достойным доверия историком и даже использовал его труд в качестве одного из двух основных источников для своего описания Первой Пунической войны, которое балансирует между прокарфагенским Филином и проримским Фа- бием. Об этих двух историках Полибий писал (1.14.2 сл.): «Принимая, впрочем, во внимание жизнь их и настроение, я не думаю, что они намеренно говорили неправду, мне кажется, с ними случилось нечто подобное тому, что бывает с людьми влюбленными. Так, благодаря своему настроению и вообще благоговению к карфагенянам Филин находил все действия их разумными, прекрасными и великодушными, во всем этом совершенно отказывая римлянам. Фабий поступал наоборот». Таким образом, взрыв негодования, вызванный у Полибия словами Филина, был основан на чистосердечной вере первого в то, что сицилийский историк допустил ошибку в вопросе, затрагивавшем честь Рима. Более того, Полибий даже признал, что римлянам можно поставить в вину их союз с мамертинцами, который в конечном итоге привел к их высадке на Сицилии, но при этом так и не согласился с тем, что они пересекли пролив в нарушение договора и своих торжественных обетов.
Таким образом, если нам действительно не следует сомневаться в общей честности обоих историков, то один из них, вероятно, мог стать жертвой «национальной» пропаганды. Впрочем, о Филине мы знаем настолько мало, что ответить на вопрос о том, мог ли он работать в архивах Карфагена, мы просто не в силах. То же самое касается и вопроса о состоянии и полноте содержавшихся там записей. Принимая во внимание торговую деятельность карфагенян и замечания Аристотеля о заключении ими различных договоров, мы можем предположить, что они весьма дотошно заботились о своем государственном архиве, и если бы «договор Филина» действительно существовал, он вполне мог бы храниться в Карфагене, да и скрывать его от интересующихся необходимости не было, поскольку этот документ, вероятно, мог заклеймить римлян как агрессоров. Для римлян же ситуация была совершенно обратной — для их «национальной» чести как раз было бы очень полезно упрятать подобный документ в глубине своих архивов. Более того, некоторые исследователи даже предполагают, что на определенном этапе рассматриваемый договор мог быть преднамеренно уничтожен для сохранения доброго имени Рима. Предположительно это могло быть сделано служителем государственного архива по распоряжению кого-либо из вышестоящих должностных лиц (в конце концов, в 52 г. до н. э. Помпей вломился в Эрарий39Ь и на свой страх и
Эра р и й — римский государственный архив (а также казнохранилище). — В.Г.


618
Глава И. Карфаген и Рим
риск изменил текст одного из законов, см.: Светоний. Божественный Юлий. 28.3).
Как вариант, если римская копия рассматриваемого договора и не была «утрачена» преднамеренно, она просто могла потеряться с течением времени. Нам очень мало известно о хранении государственных документов во времена Полибия и вообще ничего — о казнохранилище (ταμιεΤον) эдилов, помимо упоминания историка о нем: было ли оно организовано как настоящий государственный архив или как простое хранилище? Но мы точно знаем, что в эпоху Цицерона римляне обрабатывали документы совершенно бессистемно, что дало знаменитому оратору повод горько сетовать: «Хранения записей законов у нас нет; поэтому законы у нас такие, каких желают наши прислужники (apparitores): мы спрашиваем о них у наших письмоводителей (a librariis), но официальными записями, заверенными в архивах, не располагаем. Греки заботились об этом больше: у них избирались «номофилаки [хранители законов]» [О законах. Ш.46; Пер. В. О. Горенштейна). Впрочем, о судьбе договора Филйна остается только догадываться. Если, подобно трем договорам, описанным у Полибия, указанный документ вырезали на «медной доске», последнюю могли просто развернуть к стене и на обратной стороне нанести другую надпись (как было позднее сделано с законом Ацилия, на обратной стороне доски с текстом которого был записан аграрный закон)40. Впрочем, оригиналы всех договоров, судя по всему, представляли собой документы, записанные на пергаменте или папирусе. Их подлинность подтверждалась договаривавшимися сторонами, которые, предположительно, помещали копии в свои архивы, и мы, конечно, не можем быть уверены в том, что все договоры также вырезались на бронзе. Если сохранялся только оригинал документа, то найти его, вероятно, было сложнее, а потерять или скрыть — намного легче. Соответственно, тот факт, что Полибий не сумел обнаружить рассматриваемый документ (самостоятельно или прибегнув к помощи друзей), не следует рассматривать как однозначное доказательство того, что он никогда не существовал. С другой стороны, если отсутствие подобного договора было на руку римлянам в 264 г. дон. э., то он равным образом вполне мог быть выдуман их противниками. В подобном случае — при условии, что Филин действительно был в общем и целом честен — рассматриваемый документ мог быть придуман карфагенскими властями или каким-либо карфагенянином и умышленно приписан ничего не подозревавшему историку. Данный вариант вполне возможен, но если это было так, то довольно удивительно, что о подобном обмане — насколько нам известно — ничего не упоминал такой великий ненавистник карфагенян, как Катон, всячески старавшийся выставить их «нарушителями договоров» (foedifragi).
Таким образом, если попытаться сравнить гипотезы о распространении лжи и о сокрытии истины, то все прочие свидетельства, которые
40 	Mattingly Н.В. // JRS 59 (1969): 138 сл.


П. Римско-карфагенские договоры
619
можно будет положить на ту или иную чашу весов, должны быть основаны на прямых или косвенных упоминаниях, содержащихся в сочинениях древних авторов, и на возможности найти место рассматриваемого документа в общем ряду договоров. Одно из подобных упоминаний содержится в комментариях Сервия к «Энеиде» Вергилия [Схолии Даниэля. IV.628): «Договором предусматривалось, что римляне не должны приближаться к карфагенским берегам, а карфагеняне — к римским»41, где два «берега» (litora) практически однозначно представляли собой «Италию» и «Сицилию» из «соглашения Филина». Впрочем, ценность свидетельства Сервия остается довольно сомнительной, поскольку мы точно не знаем, основано ли оно на труде самого Филина (хотя это представляется маловероятным, в силу того, что данного историка довольно рано затмил Полибий) или на некой независимой традиции. Но, возможно, более существенным был эпизод 272 г. дон. а, когда карфагеняне прислали флот на помощь Таренту «и этим нарушили договор» (Ливий. Периохи. XIV)42. Согласно словам, которые Ливий вложил в уста Ганнона, призывавшего карфагенян предотвратить начало второй войны с Римом из-за конфликта вокруг Сагунта, упомянутое выше незаконное вмешательство послужило одним из поводов к Первой Пунической войне: «Мы поплатились за то, что вопреки договору покусились на Тарент, на италийский Тарент» («sed Tarento, id est Italia, non abstinueramus ex foedere». — Ливий. XXI. 10.8. Пер. Ф.Ф. Зелинского). Это договорное обязательство не покушаться на италийские земли в точности соответствует формулировке «сторониться Италии» (άπεχέσθαι ’Ιταλίας) в «соглашении Филина». Поскольку командующий пунийским флотом поступил весьма мудро и не стал оказывать прямой помощи тарентинцам в их борьбе против римлян, рассматриваемый инцидент остался всего лишь формальным нарушением обязательств и в ближайшей перспективе не имел никаких нежелательных последствий. Наконец, примерно на то же самое указывает еще одно соглашение между Римом и Карфагеном. В договоре, заключенном в 279/278 г. до н. э., во время Пирровой войны (третий договор, согласно Полибию), было сказано, что «оба народа обязаны выговорить себе дозволение помогать друг другу в случае вторжения [Пирра], какая бы из двух стран ни подверглась нападению», а именно — на Сицилии или в Кампании и Лации (см. далее, с. 621 наст. изд.). Эта статья указывает на то, что в 279/278 г. до н. э. некий правовой барьер и в самом деле не давал карфагенянам высаживаться в Италии, а римлянам — переправляться на Сицилию.
Если подобные обрывки информации действительно указывают на существование некоего соглашения, согласно которому Италия и Сицилия определялись как «сферы влияния» Рима и Карфагена соответственно, то когда же оно было заключено? В пользу 306 г. до н. э. говорит доволь¬
41 «In foedere cautum fuit ut neque Romani ad litora Carthaginiensium accederent neque Carthaginienses ad litora Romanorum».
42 «Quo facto ab his foedus violatum est».


620
Глава 11. Карфаген и Рим
но многое, однако некоторые исследователи полагают, что в рассматриваемое время римляне еще едва ли могли претендовать на то, чтобы выступать от лица всей Италии — пока не наладили связи с греческими городами на южной оконечности полуострова, и, соответственно, карфагеняне могли пока не беспокоиться о возможном римском вмешательстве в сицилийские дела. С другой же стороны, в 306 г. до н. э. римляне, без сомнения, уже ощущали, что самниты и этруски практически разгромлены и что во всей Италии у них не осталось значительных соперников. Теперь Рим уже вполне мог заявить претензии на всю Италию, чтобы иметь возможность вести дела с ее жителями без какого-либо вмешательства извне — со стороны карфагенян (хотя в конечном итоге подобное вмешательство оказалось греческим). Как вариант, некоторые исследователи пытаются увязать рассматриваемое соглашение с договором 279/278 г. до н. э., высказывая предположение о том, что оно представляло собой секретную статью в третьем из описываемых Полибием пактов, которая была включена в состав последнего по завершении переговоров, проведенных Магоном во время его визита в Рим43, однако это предположение вступает в противоречие с другой статьей вышеупомянутого договора, которая разрешала направлять войска в Италию или Сицилию на карфагенских кораблях. Другие ученые44 склоняются к тому, что в договоре 279/278 г. до н. э. содержалось некое расплывчатое признание сфер влияния и что после Первой Пунической войны этот момент был раздут карфагенской пропагандой, на что римские пропагандисты, вероятно, ответили преувеличением значения инцидента, связанного с появлением пу- нийского флота в Таренте. Наконец, мы можем отметить, что если рассматриваемый запрет действительно имеет определенные исторические основания, его применение совсем необязательно должно было являться абсолютным: подобно более позднему договору о разделе сфер влияния, запрещавшему карфагенянам пересекать реку Ибер (совр. Эбро) только «с военными целями» (επί πολεμώ) (Полибий. П.13.7), упомянутый выше запрет мог иметь скорее военный и политический, нежели торговый характер45.
Еще больше сомнений вызывает вероятное упоминание в одном из рассматриваемых договоров Корсики. В цитировавшемся выше отрывке из труда Сервия говорится, что, согласно договорам, этот остров должен был стать ничейной землей («in foederibus similiter cautum est ut Corsica
43 См.: Schachermeyr 1930 [K 165]: 378—380; Heuss 1949 [K 180]: 459—460. Впрочем, секретные договоры или статьи были практически неизвестны в мире греческой дипломатии (см.: G.E.M. de Ste Croix // CQ. 51 (1963): 114 слл.), в силу чего включение подобной статьи в состав рассматриваемого договора крайне маловероятно.
44 См.: De Sanctis 1907-1964 [А 37] Ш: 100; Walbank 1957-1979 [В 182] I: 354.
45 Среди историков, которые не так давно высказывались в поддержку «договора Филина» (306 г. до н. э.), следует назвать Майстера (Meister 1970 [К 154]: 408—423; 1975 [В 107]: 124 слл.) и Митчелла (Mitchell 1971 [К 156]: 633-655). Ср. также: Hampl 1972 [К 179]: 422 слл.; Musti 1972 [В 120]: 1139 сл. Нападки на договор возобновились в изд.: Badian 1980 [К 139]: 161-169.


П. Римско-карфагенские договоры
621
esset media inter Romanos et Carthaginienses»). Хотя Полибий в ином контексте (1.10.5) отмечает, что карфагеняне господствовали над всеми островами в Сардинском и Тирренском морях, у нас нет прямых доказательств того, что к этим островам относилась и Корсика, захваченная римлянами (у местного населения?) в 259 г. до н. э. Поскольку вплоть до 264 г. до н. э. рассматриваемый остров не служил предметом спора между Римом и Карфагеном, он вполне мог быть упомянут в статье, пропущенной (по неосторожности?) Полибием, или в договоре, который был ему неизвестен. Вероятнее всего, это был «договор Филина», так как Сервий явно увязывает рассматриваемое положение именно с ним, и если Корсика не фигурировала ни в одном из договоров, то почему же она была упомянута Сервием или тем автором, трудами которого он пользовался? Неужели они просто придумали это, и если да, то зачем? Или это была просто вставка, сделанная каким-то дотошным комментатором?
Соглашение 279/278 г. до н. э. (согласно Полибию — третье) было заключено, вероятно, сразу же после того, как Пирр разбил римлян при Аус- куле; карфагеняне при этом не находились в состоянии войны с Пирром, но опасались того, что он мог одержать решительную победу над Римом и затем не устоять перед соблазном переправиться на Сицилию, чтобы прийти на помощь греческим городам. Таким образом, дабы удержать Пирра в Италии, пунийцы заключили с римлянами новый договор. Как мы уже видели, они согласились соблюдать все более ранние договоренности: сюда практически однозначно относилось довольно широкое признание римских интересов в Италии, и, более того, если «договор Филина» был заключен до вторжения Пирра, сферой влияния Рима признавалась вся Италия. Полибий (Ш.25.3—6) также упоминает несколько новых положений: «Если римляне или карфагеняне пожелают заключить письменный договор (symmachia) с Пирром, то оба народа обязаны выговорить себе дозволение помогать друг другу в случае вторжения неприятеля, какая бы из двух стран ни подверглась нападению»46. Следовательно, подобная потенциальная взаимопомощь носила рекомендательный, а не обязательный характер. После этого шли две статьи, предусматривавшие оказание помощи римлянам: «Если тот или другой народ будет нуждаться в помощи, карфагеняне обязаны доставить суда ластовые (мелкие портовые суда — баржи и т. п. — В.Г) и военные, но жалованье своим воинам каждая сторона обязана уплачивать сама. Карфагеняне обязуются помогать римлянам и на море в случае нужды; но никто не вправе понуждать команду к высадке на сушу, раз она того не желает».
46 	В английском переводе Ф.-У. Уолбэнка фраза «договор с» заменена на «договор против», что соответствует его нынешней точке зрения, поскольку слово «symmachia» едва ли могло использоваться для обозначения потенциального мира, особенно такого, который мог быть заключен между партнерами, еще даже не состоявшими в союзе против Пирра. Данная интерпретация была выдвинута Майстером (Meister 1970 [К 154]: 408—423 (ср.: 1975 [В 107]: 136)) и, независимо от него, Митчеллом (Mitchell 1971 [К 156]: 648 слл.). Нам она представляется вполне привлекательной.


622
Глава 11. Карфаген и Рим
Рассматриваемый договор предположительно был заключен карфагенским адмиралом Магоном, который появился в устье Тибра с весьма внушительным флагом из ста двадцати кораблей и предложил римлянам помощь. Хронология (возможно, визитов было два) и многие детали данного эпизода остаются весьма смутными47. Согласно «патриотической» версии, римляне бесцеремонно отвергли предложенную поддержку. Без сомнения, никакой прямой военной помощи римляне действительно не принимали (а выдвинутая современными исследователями теория о том, что Магон вручил римлянам крупную сумму денег, не подтверждается прямыми свидетельствами древних авторов, хотя, учитывая, что в 343 г. до н. э. пунийцы привезли в Рим золотой венец, можно предположить, что на этот раз они тоже, вероятно, прибыли не с пустыми руками), однако результатом рассматриваемого визита всё же стало заключение описанного Полибием соглашения. Огромные размеры пунийской армады, судя по всему, просто подчеркивали важность, какую Карфаген придавал своим попыткам удержать Пирра подальше от Сицилии путем переговоров с Римом. Если же карфагеняне хотели подобным образом поразить римлян своей мощью, то это была мощь давнего союзника, отношения с которым насчитывали вот уже более двух сотен лет.
Конечно, история рассмотренных нами ранних договоров во многих моментах так и останется неясной — в данном разделе мы лишь попытались изложить их условия, отраженные в письменных источниках, привести имеющиеся свидетельства и предложить возможную модель развития. Со времен Моммзена исследователями было высказано великое множество самых различных и нередко противоречащих друг другу предположений. Все их можно условно разделить на четыре категории: те, согласно которым первый договор, описываемый Полибием, был заключен в начале республиканского периода или в IV в. до н. э., и те, приверженцы которых соглашаются или не соглашаются с тем, что между Римом и Карфагеном было заключено максимум три договора. Комбинаций предлагается очень много, однако единого решения, которое бы убедило всех, так до сих пор и не найдено. Несомненным представляется лишь то, что на протяжении очень долгого периода оба города были заинтересованы в соблюдении соглашений о взаимной дружбе, которые должны были поддерживаться до тех пор, пока карфагеняне были готовы к тому, чтобы не продвигать силой свои торговые интересы в определенных областях, а римляне были озабочены главным образом своими отношениями с народами Италии. Впрочем, обеспокоенность Карфагена действиями греков на Сицилии, а Рима — действиями греков в южной Италии, к сожалению, в конечном итоге привела к прямому столкновению двух держав, разделенных узким Мессинским проливом.
47 	См.: Юстин. XVIII.2; Валерий Максим. Ш.7.10. Пассерини (Passerini 1943 [J 283]: 92—112) датирует визит Магона концом 279-го, а заключение договора — началом 278 г. до н. э. Cp.: Rosenthal-Lefkowitz 1959 [J 285]: 147—177; Petzold 1969 [В 136]: 149 слл.; Hampl 1972 [К 179]: 412 слл. Историю и контекст заключения анализируемого договора см. подробнее на с. 552 слл. наст. изд.


Ш. Первая Пуническая война
623
III. Первая Пуническая война (а) Мамертинцы и война
Появление пунийского флота неподалеку от Тарента в 272 г. до н. э. могло бросить небольшую тень на давние дружеские отношения между Римом и Карфагеном (с. 619 наст, изд.), однако никакого кризиса за этим не последовало. Впрочем, развитие событий на Сицилии (карта 13) дало некоторые основания для пророческого замечания Пирра, которое он якобы обронил, покидая остров: «Какое ристалище для состязаний оставляем мы римлянам и карфагенянам, друзья!» (Плутарх. Пирр. 23.8. Пер.
С.А. Ошерова. — С. 558 наст. изд.). На протяжении многих десятилетий карфагеняне оказывали постоянное давление на сицилийских греков: хотя их экспансия была остановлена сначала Агафоклом, а затем — Пирром, после отплытия последнего они вновь перешли в наступление, разбили сиракузский флот и подчинили греческие города в центральной Сицилии. Но это была не единственная угроза, с которой столкнулись си- раку зяне. В течение некоторого времени восточная Сицилия подвергалась нападениям мамертинцев — уволенных со службы италийских наемников Агафокла, которые в промежутке между 288 и 283 гг. до н. э. захватили Мессану и, хотя были на время остановлены Пирром, постоянно разоряли окружающие районы — как карфагенские, так и греческие. Си- ракузяне под командованием стратега Гиерона предприняли две попытки разобраться с мамертинцами: сначала потерпев поражение (ок. 275/274 г. до н. э.), Гиерон несколькими годами позже (примерно в 269 или 265 г. до н. э.) взял Галезу и Тиндариду, разгромил наемников на реке Лонган и принял царский титул48. После этого он выступил непосредственно против Мессаны, но карфагеняне не хотели позволить Сиракузам занять ключевую позицию в проливе между Сицилией и Италией: пунийский адмирал, возглавлявший флот, который стоял у Липарских островов и наблюдал за событиями, вмешался в дело и с разрешения мамертинцев разместил карфагенский гарнизон в мессанской цитадели. Гиерон смирился с этим и отвел войска, обманув надежды поэта Феокрита [Идиллии. XVI.76 слл.), желавшего, чтобы тот, подобно героям древности, продолжал борьбу. Одновременно карфагеняне закрепили свой успех, заняв Тиндариду. Мамертинцы чувствовали себя весьма неуютно в присутствии пунийского гарнизона, поскольку не имели ни малейшего желания попадать в постоянную зависимость от Карфагена, но при этом, понеся тяжелые потери в битве при Лонгане, не имели достаточных сил, чтобы осуществлять самостоятельные действия, особенно учитывая, что им больше не оказывал поддержки мятежный гарнизон Регия (см. с. 625 наст. изд. —В.Г.). На этом основании некоторые из наемников предложили заключить официальное соглашение с Карфагеном, в котором признавалась бы их независимость, однако другие выступали за то, чтобы обратиться за помощью к
48 	Обзор хронологических проблем см. в: Walbank 1957—1979 [В 182] I: 54 сл.


Карта 13. Сицилия в Первой Пунической войне
О 20 40 60 80 100 км
0 20 40 60 миль
Выше 1000 м над уровнем моря 200-1000 м Высота менее 200 м


Ш. Первая Пуническая война
625
более близкому им народу — римлянам и потребовать от пунийского гарнизона покинуть город. Эти-то последние и одержали победу в споре.
Три основных действующих лица разворачивавшейся драмы вполне могли помнить о последствиях еще одного недавнего обращения за помощью к римлянам — со стороны жителей Регия, соседнего с Мессаной города, расположенного по другую сторону пролива. Причиной этого обращения, согласно Полибию (1.7.6), был страх перед нападением Пирра и перед карфагенянами, господствовавшими на море, хотя Дионисий Галикарнасский [Римские древности. ХХ.4) упоминает о том, что жители Регия боялись бруттиев, луканов и тарентинцев. Если верна вторая точка зрения, то обращение, вероятно, было сделано в 282-м, если первая — то в 280 г. до н. э. Упоминание об угрозе карфагенского господства на море весьма любопытно, даже если нам довольно сложно представить, что жители греческого Регия имели значительные основания опасаться Пирра; кроме того, более существенную угрозу для них могли представлять те же мамертинцы. Впрочем, как бы то ни было, римляне разместили в городе кампанский гарнизон, численность которого точно не известна (в источниках приводятся цифры от 1,2 тыс. до 4,5 тыс.), но очень скоро он последовал примеру мамертинцев и при их пособничестве поднял мятеж, силой захватив власть в Регии. Римляне, занятые борьбой с Пирром, не стали предпринимать незамедлительных действий, и это позволило мятежникам захватить Кротон и разрушить Каулонию. Однако в 270 г. до н. э. римский консул — возможно, при поддержке сиракузских отрядов, посланных Гиероном (Зонара. УШ.6), — свершил суровую месть: Регий был взят, большая часть гарнизона перебита, а триста оставшихся в живых кампанцев отправлены в Рим, где были высечены и казнены на Форуме, чтобы продемонстрировать союзникам римскую справедливость (fides). Сам же город был возвращен его гражданам. Эти события, без сомнения, еще были живы в памяти мамертинцев, римлян и карфагенян, когда в Риме было получено обращение из Мессаны.
Приводимое Полибием описание реакции сената на это обращение в некоторой степени обусловлено тем, что историк пользовался трудом Фабия Пиктора, чей рассказ, по всей видимости, имел проримскую направленность или вообще представлял собой тенденциозное оправдание поведения римлян, хотя в его общей точности едва ли можно сомневаться. Согласно этому рассказу, сенаторы разрывались между справедливостью и целесообразностью. Так, одни полагали, что, с точки зрения морали, было бы неправильным помогать мамертинцам, которые захватили Мес- сану примерно так же, как кампанские наемники захватили Регий, — и действительно, мамертинцы даже оказывали помощь кампанцам. Римляне уничтожили последних: так чем же они могли оправдать свою помощь первым? С другой стороны, не следовало пренебрегать и возможной реакцией со стороны Карфагена — хотя речь шла просто об оказании помощи мамертинцам, большинство римских сенаторов понимало, что моральная поддержка или даже сотрудничество с наемниками в деле изгнания пунийского гарнизона могли иметь очень серьезные последствия.


626
Глава 11. Карфаген и Рим
Не исключено, что Полибий — под влиянием позднейших событий — видел карфагенскую угрозу в слишком мрачном свете, когда особенно подчеркивал огромные размеры их державы, занимавшей Африку, «значительную часть Испании» (для 264 г. до н. э. это было явным преувеличением), а также острова Сардинского и Тирренского морей. Кроме того, греческий историк предположил, что если бы римляне не помогли мамертинцам, то карфагеняне захватили бы Сиракузы — главный город всей Сицилии, и, соответственно, окружили бы Италию со всех сторон и «соорудили мост» (γεφυρώσαι) для переправы в Италию (1.10.5 слл.). На самом же деле карфагеняне на тот момент могли и не иметь никаких враждебных намерений в отношении Италии49, однако это вовсе не означало, что римляне, уделявшие после войны с Пирром (косвенным образом вызванной обращением жителей Фурий) особое внимание опасности иноземного вторжения на италийскую землю, не испытывали смутных подозрений по поводу конечных намерений Карфагена. Кроме того, у Рима уже были союзники в южной Италии и определенные обязательства перед ними, и теперь этим союзникам грозило если не прямое нападение, то по меньшей мере заметное ухудшение условий торговли: если бы карфагеняне получили контроль над Мессаной и остальной частью Сицилии, то они вполне могли бы распространить свою торговую монополию на все порты острова, а возникшее в результате экономическое давление, вероятно, вынудило бы некоторых жителей южной Италии задуматься о том, чтобы связать свою судьбу с Карфагеном и, возможно, даже разместить у себя пунийские гарнизоны, как это сделали мамертинцы. А как сами римляне должны были отнестись к карфагенскому контролю над Мессинским проливом и, соответственно, — к тому, что их собственный слабый флот, чтобы попасть в Тарент или в Адриатику, был бы вынужден плыть вокруг Сицилии, постоянно подвергаясь опасности со стороны господствовавшего на море флота пунийцев? Подтвердив заинтересованность в сохранении союза с Регием, римляне шестью годами ранее обеспечили себе контроль над проливом — так могли ли они теперь рисковать своим положением, давая карфагенянам возможность захватить Мес- сану, расположенную за узкой полоской воды? Без сомнения, подобные мысли должны были тяготить многих сенаторов — даже если они не пускались в более детальные размышления о всех последствиях разрыва с Карфагеном и об опасностях ведения войны на Сицилии, не имея достаточного могущества на море.
Впрочем, римское вмешательство в сицилийские дела могло вызвать раздражение не только у Карфагена, но и у Сиракуз, в силу чего римлянам необходимо было попытаться оценить реакцию Гиерона, а также его силы. Более того, некоторые исследователи даже считают, что Сиракузы были основным потенциальным противником Рима, и на основании этого сложилось представление о том, что римляне опасались прежде всего не карфагенского, а именно сиракузского влияния на южноиталийские дела. В свете данной теории периодически интерпретируется всё, что про¬
49 	Как утверждает Хейсс (Heuss 1949 [К 180]: 457—513).


Ш. Первая Пуническая война
627
исходило в первые годы той войны, которая последовала за рассматриваемыми событиями: с этой точки зрения, анализируемый конфликт начался как война между Римом и Гиероном, и лишь зимой 263/262 г. до н. э., когда стало ясно, что римляне не собираются покидать Сицилию, реальные боевые действия развязал и Карфаген, после чего началась собственно Пуническая война. Но, хотя в своих дискуссиях сенаторы и могли уделять Сиракузам больше внимания, чем позволяет предположить по- либианская традиция, и хотя война действительно началась как конфликт вокруг Мессаны, мы едва ли можем сомневаться в том, что в 264 г. до н. э. Аппий Клавдий объявил войну не Сиракузам, а Карфагену50.
Весомость этических аргументов против помощи мамертинцам, конечно, оценить довольно сложно. Судя по всему, было бы несправедливым полностью отвергать представление Полибия о том, что подобные аргументы действительно заботили некоторых сенаторов. При этом, однако, на тот момент мамертинцы уже владели Мессаной на протяжении четверти века и вполне могли рассматриваться как независимое государство, с которым Рим имел возможность установить отношения на вполне законных основаниях, в то время как и сами наемники тоже могли склоняться к союзу с римлянами, в частности — благодаря тому, что во время войн с Пирром они тоже противостояли ему. Некоторые римляне даже могли обратить внимание на то, что мамертинские послы в своем обращении апеллировали к их общему италийскому происхождению («όμοφύλοι». — Полибий. Ι.10.2)51. Кроме того, упомянутое выше проведение параллелей с Регием могло и не оказывать на римлян слишком значительного давления, поскольку Регий был союзником Рима, в то время как защищать Мессану от мамертинцев римляне никогда не обязывались. При этом некоторые сенаторы, конечно, могли использовать моралистические аргументы для маскировки своей консервативной неприязни к экспансионистской политике, поскольку она могла расширить власть народа и народных лидеров, для которых война на заморских территориях была хорошим шансом добиться выдающегося положения в обществе. Еще одной вероятной причиной для того, чтобы отвергнуть обращение мамертинцев, был «договор Филина», запрещавший римлянам вмешиваться в сицилийские дела. Подобный аргумент, естественно, не упоминается у Полибия, поскольку он, как мы уже видели, считал упомянутый договор выдуманным, да и любой проримский автор, признававший его
о0 Cp.: Heuss 1949 [К 180]: 478 слл. Точка зрения Хейеса, согласно которой основным врагом Рима изначально являлись Сиракузы, а не Карфаген, впоследствии была развита Мольтхагеном (Molthagen 1975 [К 191]: 89—127), как указано выше. Данная теория была принята Дальхеймом (Dahlheim 1977 Г Т 157]: 16, примеч. 3), но отвергнута Вельвеем (Wel- wei 1978 [К 206]: 573-587).
51 	Более благосклонная точка зрения на захват Мессаны мамертинцами сохранилась в труде жившего во времена Августа оскского автора Альфия «Война с Карфагеном» («Bellum Carthaginiense»): согласно этой точке зрения, наемники прибыли в Мессану по приглашению ее жителей, находившихся в тот момент в весьма затруднительном положении (cp.: Cichorius 1922 [А 26]: 58 слл.). Но могла ли подобная версия иметь хождение уже в 264 г. до н. э. (даже если это была просто мамертинская пропаганда)?


628
Глава 11. Карфаген и Рим
историчность, скорее всего, предпочел бы не обратить внимания на это соглашение, ведь если в 264 г. до н. э. оно еще сохраняло юридическую силу, то римляне автоматически становились нарушителями договора. Более того, кое-кто вполне мог разделять точку зрения, согласно которой рассматриваемому договору (вероятно) было примерно сорок лет и карфагеняне сами, по сути дела, аннулировали его своими действиями в Таренте в 272 г. дон. а
Разрываясь между двумя точками зрения, римский сенат после долгих дебатов не дал одобрения предложению (τήν γνώμην) о помощи ма- мертинцам, а, очевидно, вынес этот вопрос на рассмотрение народа. Поскольку речь пока шла не о войне, а о союзе, то сенаторы, скорее, обратились не в центуриатные комиции, а в собрание по трибам, причем это, судя по всему, были именно трибутные комиции, а не concilum plebis, так как вопрос был вынесен на обсуждение консулом Аппием Клавдием52. Хотя римский народ был изнурен недавними войнами и нуждался в отдыхе, он прислушался к аргументам, выдвинутым Клавдием, который, согласно Полибию, откровенно говорил не просто о помощи мамертинцам, а о войне и особо подчеркивал те выгоды, которые она сулила как всему Риму (обуздание карфагенян), так и каждому отдельному римлянину (получение военной добычи). После этого комиции утвердили «τό δόγμα». Это использованное Полибием (1.11.3) слово вызывает бурные споры, поскольку обычно оно применялось для обозначения сенатского декрета (senatus consultum), тогда как в рассматриваемом случае сенаторы, судя по всему, не приняли никакого формального решения. Впрочем, поскольку термин «δόγμα» также мог использоваться для обозначения менее фор мального «мнения сената» (senatus auctoritas), Полибий, вероятно, просто имел в виду некую меру, которая обсуждалась в сенате, но не была утверждена им53. После голосования на комициях Аппию Клавдию было предписано переправиться в Мессану и оказать помощь мамертинцам. Поскольку данный приказ был предположительно отдан сенатом, этот орган одновременно мог одобрить и решение, принятое комициями. Но за что в действительности голосовало народное собрание? Явно не за
52 Людей, внесших данное предложение, Полибий (1.11.2) именует «стратегами» — при этом он, вероятно, имеет в виду консулов, а не военачальников (в русском переводе Ф. Мищенко — «консулы». — В.Г.). Но поскольку один консул воевал в Этрурии, анализируемый вопрос, скорее всего, разбирался его коллегой, Аппием Клавдием, в одиночку. Что касается обращения к народному собранию, то этот вопрос вызывает немало споров.
53 Cp.: Walbank 1957—1979 [В 182] I: 60; III: 757 сл.; Деяния Божественного Августа 20.4. Эту проблему с совершенно разных точек зрения рассматривают Тойблер (Täubler 1913 [J 235] I: 100, примеч. 2) и Де Мартино (De Martino 1972—1975 [А 35] П: 276 слл.), полагающий, что под словом «οί πολλοί» («народ», который «έκριναν βοηθεΤν» — «решил оказать помощь») понимался не римский народ, а большинство в сенате (другие вероятные варианты использования слова «οί πολλοί» ср.: Полибий. V.49.1; ХХХШ.18.11). Согласно данной интерпретации, после некоторых колебаний Клавдий убедил большинство сенаторов принять обращение, а затем сенатский декрет (δόγμα) был утвержден народом. Данная точка зрения не так давно была возрождена в работах Кальдероне (Calderone 1977 [К 171]: особенно 25 слл.; 1981 [К 172]: особенно 34 слл.).


Ш. Первая Пуническая война
629
войну — несмотря на постоянные разговоры о ее возможности — и, вероятно, даже не за заключение официального договора (foedus) с мамер- тинцами — судя по всему, он был подписан позднее, тогда как на рассматриваемом этапе мамертинские послы в Риме могли только осуществить (формальную) капитуляцию (deditio) и попросить о помощи54.
После того как Аппию Клавдию Каудексу был отдан упомянутый выше приказ, мамертинцы сумели изгнать пунийский гарнизон, причем, как отмечает Полибий, сделали это исключительно собственными силами. Впрочем, истинной может быть иная версия, которая нашла отражение в трудах Диона Кассия (XI. Фрг. 43.7—10. Vol. 1:146 сл. Boiss.) и Зонары (УШ.в). Согласно этой версии, пока Аппий Клавдий занимался подготовкой своего войска, он послал на Сицилию авангард под командованием собственного родственника — Г. Клавдия, который пересек Мессинский пролив без особого труда, несмотря на хвастливые заявления карфагенского флотоводца о том, что он не даст римлянам даже помыть руки в море — на деле же, после небольшой стычки пуниец вернул противникам те несколько кораблей, которые ранее захватил. Командующий карфагенским гарнизоном в Мессане оказался не менее осторожным: столкнувшись с силами Г. Клавдия и с давлением со стороны мамертин- цев, он покинул цитадель без боя, однако впоследствии был распят за подобную безынициативность. При этом командиры карфагенских отрядов, базировавшихся на Сицилии, судя по всему, не получали из центра никаких адекватных указаний относительно того, как реагировать на упомянутые выше действия римлян, формально находившихся в состоянии мира с Карфагеном. Пока Аппий Клавдий всё еще был занят подготовкой к походу, карфагеняне и Гиерон, недовольные угрозой вмешательства третьей силы в сицилийские дела, договорились на время забыть о традиционной вражде между греками и пунийцами и образовали весьма нехарактерный альянс. На Сицилию были отправлены карфагенские войска во главе с Ганноном, который поставил свой гарнизон в Акраганте и расположился лагерем к северо-западу от Мессаны. В то же время пунийский флот встал на якорь к северу от города, а Гиерон укрепился на юге, в результате чего Мессана оказалась полностью блокирована. Аппий Клавдий — еще до того, как он под покровом ночи сумел переправить свои
54 	См.: Rich 1976 [G 694]: 120, где также отвергается точка зрения, предложенная Рейссом (Reuss 1901 [К 194]: 105 слл.) и возрожденная Хоффманном (Hoffmann 1969 [К 181]: 171 слл.), Шварте (Schwarte 1972 [К 199]: 210 слл.) и Петцольдом (Petzold 1969 [В 136]: 168 слл.). Согласно этой точке зрения, Полибий свел воедино два обращения от мамертинцев и два голосования в римском народном собрании: сначала римский народ якобы голосовал за союз с мамертинцами, а затем, уже после того, как Мессана была осаждена карфагенянами и Гиероном, — за то, чтобы направить мамертинцам помощь под руководством Аппия Клавдия. Данный взгляд подтверждается наиболее естественной интерпретацией весьма двусмысленного пассажа Полибия (Ш.26.6), который, правда, несколько противоречит его рассказу, приводимому в кн. I. Учитывая это, а также принимая во внимание отсутствие каких-либо упоминаний о двух обращениях в иных источниках, мы считаем весьма смелым ставить случайные упоминания в кн. Ш выше, чем связное описание событий, приведенное в кн. I.


630
Глава 11. Карфаген и Рим
легионы через пролив, или уже после этого — отправил послов к карфагенянам и к Гиерону, чтобы договориться о снятии осады с города, находившегося под защитой римлян55. Впрочем, к компромиссу прийти не удалось, и между сторонами фактически возникло состояние войны, а, согласно Эннию, Аппий Клавдий прямо объявил об этом карфагенянам («Appius indixit Carthaginiensibus bellum». — Энний. Анналы. 216 Skutsch). И тем не менее сложившееся на тот момент точное правовое положение нам не совсем понятно—вероятно, римский народ официально не высказывался за объявление войны, а принятое им решение об оказании помощи мамертинцам просто давало Клавдию полномочия выполнять данный приказ любыми способами, которые он найдет подходящими. Если же римлянами действительно было принято решение о начале войны, то для этого должны были собраться центуриатные комиции (в результате еще одного обращения мамертинцев?), после чего, вероятно, были совершены процедуры, основанные на древнем праве фециалов: в частности, назначены послы из числа сенаторов (legati) (или же полномочия выступать от лица сената были предоставлены самому Клавдию?), уполномоченные объявить войну, если карфагеняне и Гиерон отвергнут формальное требование о предоставлении удовлетворения (rerum repetitio)56. Впрочем, как бы то ни было, вне зависимости от формальностей, Рим оказался в состоянии войны с Карфагеном и Сиракузами.
Для Рима это был шаг исключительной важности. Впервые в своей истории он вступил в войну за пределами Италии. Конечно, Мессинский пролив весьма узок, а Сицилия — практически часть Италии, но римские войска нужно было перевезти на остров и постоянно снабжать всем необходимым, в то время как военно-морские силы Города были ничтожно малыми в сравнении с огромными флотами врагов. Без сомнения, римляне, отстаивавшие наступательную политику, рассчитывали лишь на ограниченные действия, а не на войну, которая продлилась почти на протяжении жизни целого поколения, и при этом, судя по всему, не осознавали, насколько сложно прекратить однажды начавшийся конфликт, но, помня о том, что защита, предоставленная Фуриям и другим греческим городам южной Италии в конце 80-х годов Ш в. до н. э., привела к войне с Тарентом и как следствие — к вторжению Пирра, могли ли они с достаточными основаниями ожидать, что помощь, оказанная Мессане, не выльется в нечто большее, чем ограниченное столкновение с Карфагеном и
55 Согласно Диодору (ХХШ.1.4; взято у Филина?), Аппий был послан на Сицилию только после того, как римляне узнали о нападении карфагенян и Гиерона на Мессану. Впрочем, данная точка зрения могла возникнуть по причине весьма длительных приготовлений Аппия — когда он был готов к походу, нападение уже могло начаться.
56 Этот вопрос, в частности, рассматривается в работе Рича (Rich 1976 [К 694]: 119 слл.), который считает, что голосования об объявлении войны не было. Кроме того, он предполагает, что фрагмент из поэмы Невия, в котором упоминаются фециалы («scopas atque verbenas | sagmina sumpserunt» — «и взяли они священные ветки и ростки»), относится не к объявлению Первой Пунической войны, а к последующему заключению мирного договора (cp.: Schwarte 1972 [К 199]: 218 слл.).


Ш. Первая Пуническая война
631
Гиероном? То, что они все-таки предвидели какое-то столкновение, предлагая мамертинцам свою защиту, хорошо демонстрируют обещания богатой военной добычи, которыми Клавдий соблазнял римский народ. Также одной из непосредственных причин войны вполне могли быть личные амбиции Клавдия и его стремление к воинской славе. Кроме того, он принадлежал к роду, представители которого и раньше отстаивали экспансию в южном направлении и, вероятно, имели определенный интерес в италийской торговле (с. 524, 527 наст. изд.). При этом, однако, римляне, судя по всему, изначально не ставили перед собой однозначной цели бросить вызов Карфагену, в то время как карфагеняне, несомненно, хотели мира, чтобы сохранить и по возможности расширить свою торговлю и проводить политику охраны собственных территориальных вод. Однако затем ряд эпизодов вызвал некоторое взаимное подозрение, и обе стороны начали скатываться к войне. Когда располагавшиеся между ними второстепенные государства были ликвидированы или поглощены, две великие державы западного Средиземноморья, столь непохожие друг на друга по культуре и интересам, вдруг оказались стоящими лицом к лицу по обе стороны Мессинского пролива. При этом им явно не хватило либо дипломатического искусства, либо — возможно — реального желания возобновить старинную дружбу, которая постепенно начала сходить на нет.
(Ь) Война на суше и на море57
Боевые действия начались с последовательных нападений Аппия Клавдия на отделенные друг от друга лагеря Гиерона и Ганнона, однако конкретный ход событий нам не совсем ясен, поскольку Полибий приводит лишь одну версию и отвергает иной вариант, предложенный Филином. Согласно Полибию (1.11.13—12.4), оба нападения Клавдия увенчались успехом: Гиерон поспешно отступил в Сиракузы и оказался осажден там шедшими за ним по пятам римлянами, а разгромленные карфагеняне отвели войска от Мессаны под защиту соседних городов. Согласно же версии Филина (Полибий. 1.15.1—11), римляне были разбиты в обоих сражениях, хотя Гиерон всё равно отступил. Не исключено, что на самом деле обе битвы закончились с неопределенным результатом, в силу чего обе стороны провозгласили себя победителями, и что Ганнон — ради защиты пунийских городов — отступил, а Гиерон, разочарованный тем, что его союзники позволили римлянам переправиться на Сицилию практически без
57 	Применительно к периоду Первой Пунической войны мы сталкивается с некоторыми хронологическими проблемами, которые вызваны тем, что нам точно не известно, совпадали ли годы по римскому и юлианскому календарям (ср. с. 214 наст, изд., сноска 7) и если не совпадали — то насколько велико расхождение. См.: Morgan 1977 [К 193]: 89-117- в этой работе доказывается, что применительно к первым годам войны римский календарь регулярно опережал юлианский на месяц или более, но в промежутке между весной 258 г. до н. а и весной 255 г. до н. а они были примерно согласованы посредством специальной вставки двух месяцев, и подобная ситуация затем сохранялась до конца войны.


632
Глава 11. Карфаген и Рим
всякого сопротивления, решил вернуться домой. При этом весьма привлекательными нам представляются две гипотезы (которые, правда, не лишены и слабых мест): согласно первой, марш Клавдия на Сиракузы всего лишь дублирует марш, совершенный консулом Валерием в следующем году, а согласно второй, Гиерон не покидал своих позиций вплоть до 263 г. до н. э., когда он столкнулся с уже более значительными силами римлян58. Предположения о том, что военные действия, которые вел Клавдий, были весьма далеки от успеха, могли бы очень хорошо объяснить и то, что он впал в немилость у сенаторов, и то, что римский народ был весьма недоволен ходом войны, и, наконец, то, что вовсе не Аппий Клавдий, а его преемник Валерий получил когномен «Мессала», справил триумф и установил в здании сената изображение своей победы над карфагенянами и Гиероном.
В следующем году (263 г. до н. э.) римляне перешли к решительным действиям на Сицилии, направив туда обоих консулов, М. Валерия Максима (Мессалу) и М. Огацилия Красса, с двумя консульскими армиями и полным контингентом союзников, в общей сложности — ок. 40 тыс. человек. Поскольку Отацилий был «новым человеком» плебейского происхождения, а род Валериев традиционно соперничал с Клавдиями, результаты консульских выборов следует рассматривать как своего рода критику в адрес Аппия Клавдия и его манеры ведения войны. Строка из поэмы Невия («консул Маний Валерий ведет часть армии в поход» — «Manius Valerius | consul partem exerciti in expeditionem | ducit». — Фрг. 32 Мог.) позволяет предположить, что Валерий мог достичь берегов Сицилии раньше своего коллеги — во всяком случае, его действиям в трудах древних авторов придается больше значения. При этом римляне стремились пер вым делом освободить Мессану (если это еще не было сделано) и заставить карфагенян и Гиерона признать их союз с мамертинцами. Консулы двинулись вглубь сиракузских владений и захватили пограничный городок Адран, расположенный к югу от Этны. Вскоре римлянам сдались многие сицилийские города: Галеза, Ценггурипа, Катана, возможно, Энна и — немного позже — Камарина. Кроме того, к этой же кампании может относиться и осада Эхетлы (Полибий. 1.15.10) (упоминание Диодора (ХХШ.4) о шестидесяти семи городах, вероятно, основывается на количестве сицилийских городов в позднейшие времена, уже после Пунических войн). При этом двум городам восточной Сицилии, Галезе и Центурипе, был дарован привилегированный статус «свободных и освобожденных от налогов без договора» («sine foedere immunes ас liberae»). Однако отсутствие сильного флота делало весьма сложной задачу снабжения многочисленного римского войска. К тому же без контроля над морем римляне едва ли могли надеяться на то, чтобы самостоятельно взять Сиракузы.
58 	См.: Beloch 1912-1927 [А И] IV.2: 533 слл. и De Sanctis 1907-1964 [А 37] Ш: 109. Внести в традицию соответствующие корректировки довольно нелегко, см.: Walbank 1957— 1979 [В 182] I: 66 сл. Ср. также: Meister 1975 [В 107]: 129 слл. О политических, а также военных соображениях Гиерона см.: Frezouls 1979 [К 177]: 965—989.


Ш. Первая Пуническая война
633
Впрочем, Гиерон, вероятно, полагал, что перед римлянами открываются более радужные перспективы, чем перед карфагенянами, а его подданные тем временем демонстрировали определенное беспокойство по поводу сохранения союза между греками и пунийцами. Кроме того, сиракузский правитель вполне мог подозревать, что его карфагенские союзники, которых он оставил в Мессане, не особенно горят желанием оказывать ему поддержку. Вероятно, именно на этом основании он решил перейти на сторону римлян, которые с готовностью откликнулись на его инициативу, поскольку были весьма сильно озабочены проблемой снабжения. С Гиероном был заключен договор, согласно которому он возвращал без выкупа всех захваченных им в плен римлян и выплачивал довольно небольшую контрибуцию в размере сто талантов (упомянутые Диодором (ХХШ.4.1) двадцать пять талантов, вероятно, представляли собой не дополнительную ежегодную подать, а первый взнос). В обмен он оставался царем Сиракуз и сохранял власть примерно над тридцатью милями (ок. 45 км. — В.Г.) территории вокруг города, включая Акры, Леонтины, Мегару, Гелор, Нет и Тавромений. Отдавая должное карфагенянам, следует добавить, что пунийский флот все-таки пришел на помощь Гиерону, но было слишком поздно — тот уже заключил мир с Римом. Упомянутый выше договор был утвержден римским народом и возобновлен в 248 г. до н. э. Находясь под покровительством римлян и вызывая уважение греков, Гиерон правил Сиракузами долго и счастливо, оставаясь верным Риму вплоть до своей смерти в 215 г. до н. э.59.
Принимая во внимание сотрудничество с Гиероном, римляне решили послать в 262 г. до н. э. на Сицилию лишь два легиона, однако затем передумали и отправили четыре, когда до них дошли сведения о том, что карфагеняне набирают лигурийских, кельтских и иберийских наемников для службы на острове. Таким образом, обе стороны всё глубже увязали в войне. Новые консулы получили поддержку от жителей Сегесты и Гали- кий, расположенных в пунийской части острова (эти города также стали «свободными общинами» (civitates liberae)), и двинулись на вражескую ставку в Акраганте. Этот город располагался на холме с пологим южным склоном — и атаковать его можно было только с этой стороны. Консулы разместили два своих лагеря на юго-западе и на юго-востоке от Акраган- та и после нескольких разведочных стычек соединили их двойной линией рвов, чтобы блокировать город и предотвратить подход карфагенян, которые в конечном итоге должны были прийти на помощь осажденным. Это произошло, когда город находился в осаде уже пять месяцев. Пунийцы во главе с Ганноном привели под Акрагант довольно рыхлое, но весьма многочисленное войско, согласно Филину — 50 тыс. пехотинцев,
59 	Экпггейн (Eckstein 1980 [К 175]: 183 слл.) утверждает, что соглашение 263 г. дон э. представляло собой не заключение официального военного союза (foedus sociale), а установление менее формальных отношений дружбы — «amicitia» (φιλία), которые при возобновлении соглашения в 248 г. до н э. были просто продлены на неограниченный срок (φιλία «ίδιος). С подобной точки зрения, та помощь, которую Гиерон столь часто оказывал Риму, базировалась на доброй воле, а не на договорных обязательствах.


634
Глава 11. Карфаген и Рим
6 тыс. всадников и 60 слонов (Диодор Сицилийский. ХХШ.8, хотя у (Эрозия (IV.7.5) упоминаются лишь 30 тыс. пехотинцев, 1,5 тыс. всадников и 30 слонов). Вероятно, это был первый случай, когда карфагеняне попытались использовать слонов, — пунийцы продемонстрировали весьма значительную предприимчивость при выполнении очень опасных задач, связанных с тем, чтобы перевезти животных через открытое море из Африки, но, судя по всему, не проявили особых умений при использовании их в последовавшей затем битве. После нескольких предварительных столкновений Ганнон встал лагерем на близлежащем холме, расположенном к западу от ставки римлян, и отрезал их от всех источников снабжения, которые пытался обеспечивать верный союзнической клятве Гиерон. Но спустя два месяца (декабрь 262-го и январь 261 г. до н. э.) Ганнибал, командующий пунийским гарнизоном Акраганта, сообщил, что его люди больше не могут переносить голод, в силу чего Ганнон в отчаянной попытке снять осаду с города и спасти его пятидесятитысячное население был вынужден дать римлянам бой на поле между своим собственным лагерем и юго-западным лагерем противника. В упорной борьбе римляне заставили передовую линию пунийских наемников отступить к слонам и остальным отрядам, что вызвало смятение в их рядах и привело к поражению. Римские воины убили восемь слонов, ранили еще тридцать три и окружили оставшихся в живых. Так, первый засвидетельствованный источниками опыт использования боевых слонов, которые были помещены в довольно странное место — между шеренгами воинов, оказался не очень удачным. Впрочем, потери римлян были столь тяжелыми, что Ганнибал со своими наемниками сумел вырваться из обреченного города60. На следующий день римляне разграбили Акрагант и продали его жителей в рабство. Этот акт жестокости вызвал волну негодования у греков по всей Сицилии, тогда как милосердие по отношению к побежденным могло бы повернуть дело πσ-иному. И действительно, в ходе кампании 261 г. до н. э. римляне не достигли практически никакого успеха: хотя им и покорились некоторые поселения, расположенные в глубине острова, жители ряда прибрежных городов, запуганные пунийским флотом, решили вернуться на сторону карфагенян. Кроме того, суда, посланные Карфагеном в предыдущем году на Сардинию, теперь начали совершать набеги на побережье Италии. Таким образом, благодаря событиям на Сицилии и в Италии, римляне были вынуждены сосредоточить внимание на своей слабости в морских делах.
Дело зашло в тупик, и выйти из него римляне смогли, совершив шаг, который оказал сильнейшее влияние на их будущее. Согласно Полибию, после взятия Акраганта они твердо вознамерились изгнать всех карфа¬
60 	Согласно Филину (Диодор Сицилийский. ХХШ.8.1), потери Ганнона в двух сражениях составили лишь триста пехотинцев и двести всадников убитыми и 4 тыс. человек — пленными. Кроме того, погибли восемь слонов и тридцать три были выведены из строя. Римские же потери в течение всей осады составили 30 тыс. пехотинцев и, вероятно, четыреста пятьдесят всадников (Диодор Сицилийский. ХХШ.9.1).


Ш. Первая Пуническая война
635
генян с Сицилии, а неспособность удерживать прибрежные города привела их к мысли о строительстве флота61. Римляне должны были понимать, что, только бросив вызов военно-морскому могуществу противника, они смогут надеяться на решительную победу, а не на компромиссный мир, и преднамеренно отказались от любой идеи урегулирования конфликта путем переговоров, перейдя к политике тотальной войны. Впрочем, не исключено, что Полибий — для добавления драматизма своему рассказу — превратил постепенное осознание всего вышеупомянутого во внезапный революционный перелом, поскольку у нас есть определенные основания полагать, что некоторые римляне, такие как Аппий Клавдий, вполне могли питать «империалистические» амбиции уже с самого начала войны, а еще некоторые, вроде М. Валерия Мессалы, — еще до 261 г. до н. э. выступать за строительство флота (Диодор Сицилийский. ХХШ.2.1; Неизв. ватиканский аноним. 4). Кроме того, более значительную роль в рассматриваемом процессе могло сыграть не взятие Акраганта, как полагает Полибий, а упомянутые выше набеги на италийское побережье. Впрочем, вне зависимости от того, была ли точка зрения греческого историка сформирована под воздействием позднейшей рефлексии или же она действительно отражала мнения современников описываемых событий, 261 г. до н э. явно знаменовал переломный этап в ведении войны римлянами и переход к политике имперской экспансии. Что парадоксально — принятое римлянами решение, возможно, даже некоторым образом приободрило карфагенян, которые, будучи неспособными одержать победу в сухопутной войне на Сицилии, могли только порадоваться возможности применить свое многовековое военно-морское искусство против народа, который практически не имел мореходного опыта.
У римлян не было традиций мореплавания — это был сугубо сухопутный, земледельческий народ. Во время правления этрусской династии, благодаря возникновению временного интереса к внешней торговле, кое- кто из жителей Города мог бросать беглые взгляды на море, но в последующие годы римляне не предпринимали попыток создать военноморской флот даже для того, чтобы противостоять пиратским набегам на побережье Лация. Впрочем, в 311 г. до н. э., когда в сферу римских интересов попала Кампания, в Городе была учреждена должность «морских дуумвиров» (duumviri navales), которые командовали эскадрой из двадцати трирем (с. 483 сл. наст, изд.), однако эти суда, вероятно, снаряжались только по мере надобности, а затем ставились на прикол (так, армия Аппия Клавдия переправлялась в Сицилию на кораблях союзных городов, поскольку
61 	Мильный камень на дороге из Акраганта в Панорм, установленный неким Аврелием Коттой, используется некоторыми исследователями в качестве доказательства намерения римлян остаться в Сицилии навсегда, см.: di Vita 1955 [В 269]: 10 слл. = АЕ 1957, 158 = ILLRP 1277. Впрочем, данная точка зрения основывается на отождествлении упомянутого Копы с консулом 252 г. до н. э., тогда как это мог быть и консул 200 г. до н. э. Г Аврелий Котта, поскольку касающиеся его надписи (CIL P.610; ILLRP 75) имеют практически такой же вид, как и надписи, касающиеся консула 252 г. до н. э. — тоже Аврелия Котты, см.: J. Reynolds 1960 [В 259]: 206 сл.


636
Глава 11. Карфаген и Рим
у самих римлян просто не было снаряженной эскадры). Обычно если не сами корабли, то их команды предоставлялись в основном «морскими союзниками» Рима (socii navales), однако после Пирровой войны, во время которой римляне могли при необходимости полагаться на военно- морскую помощь карфагенян, союзники, вероятно, начали поставлять и сами корабли, хотя даже в это время римский флот едва ли насчитывал более двадцати пяти трирем и пентеконтер. С этими изменениями могло быть связано учреждение в 267 г. до н. э. четырех «флотских квесторов» (quaestores classici)62. Но если Рим хотел бросить вызов Карфагену на море, ему было необходимо нечто намного большее, чем эти собранные наспех силы. Как следствие, римляне вознамерились построить сто квинквирем и двадцать трирем, причем последние, вероятно, — на замену пришедшей в негодность эскадре дуумвиров. Но для строительства квинквирем римским мастерам явно не хватало знаний, поскольку в Италии подобные корабли не использовались, хотя при этом на протяжении определенного времени были стандартными судами пунийского флота. Согласно преданию, в 264 г. до н. э. римляне захватили севшее на мель карфагенское судно и, используя его как образец, всего за шестьдесят дней построили сто квинквирем из заранее заготовленного леса. К этой истории исследователи конечно же относятся с известным элементом скептицизма, однако обломки пунийского корабля, не так давно обнаруженные у западных берегов Сицилии (см. с. 577 наст, изд.), решительно подтверждают ее истинность. Доски, из которых было построено упомянутое судно, были пронумерованы, что явно указывает на их изготовление для последующей сборки, а также на массовое производство. Таким образом, римляне вполне могли скопировать не только особенности конструкции, но и методы производства и, приложив колоссальные усилия, действительно создать за невероятно короткое время огромный флот, отвечавший самым последним стандартам. Для новых кораблей требовалось очень много гребцов, и они вскоре были набраны, в большинстве своем из жителей прибрежных городов Италии и отчасти — из числа самих римлян. Обучение при этом требовалось не только римлянам — новичкам в морском деле, но вообще всем гребцам, поскольку способ управления квирквиремой отличался от того, что использовался на триремах (очевидно, на квинквиреме сажали пять человек на каждое весло или — что, правда, менее вероятно — по три человека на верхние весла и по два на нижние). Как сообщают древние авторы, для подобной тренировки прямо на суше были воздвигнуты деревянные помосты, на которых гребцы учились управляться с веслами. Этот рассказ вполне реалистичен и находит параллели в действиях афинянина Хаб- рия и М. Агриппы в 27 г. до н. э. (Полиэн. Стратегежы. Ш.11.7; Дион Кассий. XLVIIL51.5). При этом следует особо подчеркнуть, что строительство
62 	См. выше, с. 513 наст. изд. (с иной интерпретацией). Третья точка зрения: Harris W.V. CQ. N.S. 26 (1976): 92—106 (были назначены два дополнительных квестора с финансовыми функциями общего характера).


Ш. Первая Пуническая война
637
нового флота было полностью организовано, осуществлено и профинансировано самими римлянами. В рассматриваемое время южноиталийские греки располагали лишь небольшими флотами и вообще не имели квинквирем — их основной вклад, без сомнения, заключался в комплектовании новых судов личным составом, в том числе офицерами и рулевыми, однако сами корабли, судя по всему, были построены неподалеку от Рима и силами его жителей.
Впрочем, строить новые корабли было сложнее, чем пунийские квин- квиремы. Причиной этого было то, что перед римлянами стояла еще одна проблема: они должны были научиться успешно противостоять вражеской тактике маневрирования и тарана и поэтому решили превратить морские битвы в подобие сухопутных — путем использования тактики абордажа. Для этого, в частности, было изобретено новое устройство, которое солдаты назвали «вороном» (corvus). Оно было предназначено для того, чтобы не дать вражескому кораблю освободиться после первого носового столкновения и развернуться для таранного удара в борт менее маневренного римского судна. «Ворон» (рис. 59) представлял собой располагавшийся на носу корабля вертикальный столб высотой 24 фута (ок. 7 м.— В.Г.) и диаметром 10 дюймов (ок. 25 см. — В.Г.). В его верхней части крепился неподвижный блок, а у основания — абордажный мостик (своего рода трап) длиной тридцать шесть футов (более 10 м. — В,Г.) и шириной четыре (примерно 1,2 м. — В.Г.). В нем было проделано продолговатое отверстие, благодаря которому столб мог выдвигаться за пределы судна примерно на 12 футов (ок. 3,5 м. — В.Г.). При этом мостик — благодаря специальному соединению — мог поворачиваться вокруг столба и на дальнем конце, снизу, был оснащен железным шипом, а сверху — кольцом, через которое пропускалась веревка, идущая к блоку наверху столба, что позволяло регулировать наклон. Когда корабль вступал в бой, предварительно поднятый мостик обрушивался на нос вражеского судна, шип впивался в неприятельскую палубу и не давал двум кораблям разъединиться. После этого римские легионеры, перебегавшие по мостку на вражеский корабль, брали его на абордаж. Отдельные детали рассматриваемого сооружения вызывают множество споров. Гипотеза, согласно которой «ворон» был снабжен шарнирами, позволявшими поднимать мостик в вертикальное положение, скорее всего, неправдоподобна, так как Полибий ничего не упоминает о подобном устройстве. Более вероятно, что имевшаяся конструкция не позволяла поднимать дальний конец мостика более чем на 90°. Да это и не столь важно, поскольку его вес, судя по всему, был таков, что позволял вогнать шип во вражескую палубу полностью.
У нового военно-морского флота, во главе которого встал Гн. Корнелий Сципион, один из консулов 260 г. до н. э., было очень немного времени для боевой подготовки непосредственно на воде. Пока суда постепенно собирались в Мессане, Сципион с семнадцатью кораблями отплыл в занятую пунийцами Липару, жители которой, по имевшимся у него данным,


638
Глава 11. Карфаген и Рим
Рис. 59. Модель «ворона» (детали самого корабля и его конструкции могут не совпадать с реальными). (Публ. по: Wallinga 1956 [К 205]: вклейка 1.)
собирались перейти на сторону Рима. Однако Ганнибал, карфагенский полководец, возглавлявший войска, стоявшие в Панорме, под покровом ночи направил в Липару двадцать кораблей, которые заперли флотилию Сципиона в бухте. На рассвете римляне запаниковали и попытались спастись на суше: Сципион вместе со всеми судами был захвачен в плен, благодаря чему получил вполне подходящий когномен «Азина» («Ослица»), хотя еще до 254 г. до н. э., в результате обмена пленными, он вернулся в Рим и даже вновь был избран консулом. Эта версия событий, приводимая Полибием (1.21.4—9: на основании труда Фалина?), отличается от оправдывающего римского полководца рассказа анналистов, а также от


Ш. Первая Пуническая война
639
сделанного самим Полибием замечания (1.21.9 (в оригинале: УШ.35.9. — В.Г.)) о том, что Сципион стал жертвой вероломства карфагенян. Далее греческий историк отмечает (Там же. 21.9—12 (в оригинале: 35.9—12. — В.Г.)), что вскоре после описываемых событий сам Ганнибал, проводя разведку с пятьюдесятью кораблями, наткнулся на римский флот и потерял большинство своих судов: попытки некоторых исследователей предположить, что в данном случае Полибий по незнанию пересказывает рассказ Филина о последующей битве при Милах, представляются не очень удачными, однако, с другой стороны, история о морской победе римлян на рассматриваемом этапе тоже не вызывает особого доверия63.
После поражения Сципиона командование римским флотом перешло ко второму консулу — Г. Дуилию, который возглавлял сухопутные силы в Сицилии. На суше римляне были остановлены у Сегесты, где военный трибун Г. Цецилий был разбит карфагенским полководцем Гамиль- каром (Зонара. УШИ), однако Дуилий снял осаду с Сегесты и захватил Мацеллу (совр. Мачелларо, в 24 км к востоку от Сегесты?). Хотя, согласно Полибию (1.24.2), этих успехов римляне добились уже после победы Дуи- лия при Милах, Триумфальные фасты и хвалебная надпись в честь этого консула (рис. 60) указывают на то, что успех на суше предшествовал победе на море. Впрочем, как бы то ни было, в 260 г. до н. э. Дуилий примерно со ста сорока кораблями, включая вспомогательные суда союзников, встретился с пунийским флотом численностью примерно сто тридцать кораблей, под командованием Ганнибала, неподалеку от мыса Милы на крайнем северо-востоке Сицилии. Полагаясь на неопытность римлян, Ганнибал не стал дожидаться, пока его корабли четко выстроятся в боевой порядок, и сразу же направил их на врага. Но когда тридцать вырвавшихся вперед кораблей были подцеплены «воронами» и взяты на абордаж римскими солдатами, остальные повернули в сторону и попытались атаковать противника с борта или с кормы. Согласно Полибию, римляне сумели удержать эти суда на отдалении при помощи своих «воронов», но, поскольку данные устройства были установлены в носовой части, в реальности это было невозможно, и, соответственно, нам представляется довольно привлекательным предположение о том, что за первой линией кораблей римляне разместили вторую, которая защищала их тыл64. Впрочем, как бы то ни было, в конечном итоге карфагеняне были вынуждены отступить, потеряв пятьдесят кораблей, включая флагман Ганнибала, гептеры, когда-то захваченные у Пирра, и примерно 10 тыс. человек убитыми или пленными. Таким образом, в своем первом настоящем морском сражении римляне одержали блестящую победу. При этом вполне возможно, что Дуилий справил первый морской три-
63 О параллелях с битвой при Милах см.: Beloch 1912—1927 [А 11] IV.1: 654, примеч. 1; De Sanctis 1907—1964 [А 37] Ш: 129, примеч. 73. Однако см.: Thiel 1954 [G 736]: 122 слл., 181 сл. Вопрос об исторической достоверности данного сражения продолжает оставаться открытым.
64 Thiel 1954 [G 736]: 185.


640
Глава 11. Карфаген и Рим
Puc. 60. Памятная надпись Г. Дуилия (консул 260 г. до н. э.) с упоминанием о том, что он освободил Сегесгу, взял Мацеллу, победил при Милах и получил триумф. Надпись относится к раннеимператорскому периоду, но может быть скопирована с оригинала, который был вырезан на установленной в честь Дуилия ростральной колонне.
умф в Риме и в его честь на Форуме была установлена колонна, украшенная бронзовыми таранами, снятыми с захваченных судов (columna rostrata). При этом — что любопытно — в дальнейшем его флотоводческое искусство почему-то так и не было вновь использовано римлянами: на исторической арене в последующие годы он появляется всего лишь один раз — в качестве диктатора, проводившего выборы в 231 г. до н. э. Сципион Азина оказался в этом отношении более удачливым.
Несмотря на поражение, Карфаген всё еще располагал весьма внушительным флагом и крепко держал в своих руках Панорм и Лилибей. Как следствие, Гамилькар (вероятно, этого военачальника не следует отождествлять с Гамилькаром Баркой) перешел в наступление: нанеся римлянам серьезное поражение при Фермах (весной 259 г. до н. э.?), он дошел


Ш. Первая Пуническая война
641
до Энны и Камарины и укрепил Дрепану, оставшуюся у него в тылу. Чтобы остановить продвижение карфагенян, римляне продлили срок полномочий Г. Аквилия Флора (консула 259 г. до н. э. — В.Г.) на всю зиму и в 258 г. до н. э. направили ему на подмогу еще одну консульскую армию во главе с А. Атилием Кайатином. Римские военачальники выступили вместе к Панорму, где Гамилькар уклонился от сражения, а затем вернули себе Энну и Камарину, вновь загнав карфагенян на западную оконечность острова. Аквилий получил триумф. В то же самое время один из консулов 259 г. до н. а, А Корнелий Сципион, брат Азины, возглавил экспедицию на Сардинию и Корсику. Конечно, этот шаг едва ли оказал решающее воздействие на общий ход войны, однако он дал римлянам возможность попрактиковаться в снаряжении экспедиционных войск для заморских операций и сократил количество набегов на италийское побережье. На Корсике Сципион захватил Алерию (в его эпитафии с некоторым преувеличением говорится: «Он захватил Корсику и город Алерию и в качестве справедливого вознаграждения даровал святилище божествам Бури» («hec cepit Corsica Aleriaque urbe, | dedet Tempestatebus aide meretod»). — ILS 2; ILLRP 319) (рис. 61), но при этом не сумел взять пунийскую крепость Ольбию в северной Сардинии. Впрочем, его преемник, Г. Сульпиций Патеркул, разгромил в 258 г. до н. э. вражеский флот у Сульц, после чего пунийский флотоводец Ганнибал был распят за свою некомпетентность своими же людьми, а Сульпиций справил триумф над карфагенянами и сардинцами. Однако в 257 г. до н. э. римляне свернули все свои действия на Сардинии, и карфагеняне сохранили за собой Суль- цы и прочие свои колонии. На Сицилии тоже было достигнуто очень немногое — за исключением того, что консул Г. Атилий Регул совершил набег на Мелиту (совр. Мальта), столкнулся с пунийским флотом неподалеку от Тиндариды (примерно в 24 км к западу от Мил) и потопил восемнадцать вражеских судов. Эти успехи были удачной прелюдией к намного более значительным действиям, к которым готовился Рим.
Рис. 61. Надгробная надпись в честь Л. Корнелия Сципиона (консул 259 г. до н. э.) с перечислением его достоинств, должностей, военных достижений («завоевание» Корсики и взятие Алерии) и с упоминанием о посвящении храма Бурь (Tempestates). (Публ. по: СоагеШ 1972 [В 307]: рис. G.)


642
Глава 11. Карфаген и Рим
(с) 	Вторжение в Африку
Поскольку ни одна из сторон не желала идти на переговоры, римляне должны были либо активизировать свои усилия в шедшей с переменным успехом борьбе на Сицилии, либо нанести смелый удар прямо в сердце врага и тем самым вынудить его ослабить свою хватку. В конце концов предпочтение было отдано более решительному плану, предполагавшему высадку экспедиционного корпуса в Африке, что было для Рима беспрецедентным предприятием (вторжение Агафокла едва ли могло послужить ободряющим примером). Не исключено, что именно подготовка к этому грандиозному шагу замедлила действия римлян в 257 г. до н. э. Им было необходимо построить еще больше кораблей — и по возможности перегнать карфагенян. Обе стороны предпринимали напряженные усилия в этом направлении, и в битве у мыса Экном у римлян уже, вероятно, было двести тридцать кораблей (это более вероятно, чем приводимое Полибием упоминание о трехстах тридцати кораблях), а также восемьдесят транспортных судов (для укомплектования этого флота личным составом, вероятно, требовалось ок. 100 тыс. человек), тогда как карфагеняне вывели в море по меньшей мере двести, а возможно и двести пятьдесят кораблей65. Кроме того, для осуществления упомянутой выше операции в Африку необходимо было перевезти легионеров, пятьсот лошадей и все припасы, необходимые для похода. Успех всей экспедиции зависел прежде всего от флота: если бы он не сумел победить военно-морские силы карфагенян или ускользнуть от них, потери личного состава были бы ужасающими. Летом 256 г. до н. э. собранная римлянами армада под командованием Л Манлия Вульсона и М. Атилия Регула (возможно, брата консула 257 г. до н. э.), отправилась в путь вдоль восточного берега Сицилии, обогнула ее юго-восточную оконечность и у мыса Экном приняла на борт сухопутные силы (судя по всему, примерно 18,4 тыс. человек). После этого римляне отправились дальше, чтобы встретиться с врагами, которые выступили на восток из Гераклеи.
На основании имеющихся у нас источников мы вполне можем составить общее представление о ходе последовавшей за этим битвы, а вот о построении римлян нельзя сказать ничего конкретного. Карфагеняне шли одним вытянутым фронтом, надеясь охватить врага с флангов, причем их левое крыло, расположенное ближе к берегу, было выдвинуто вперед по отношению к остальным силам, чтобы кораблям было легче обойти правый фланг римлян. Римский же флот, согласно Полибию (1.26.10 сл.), был поделен на четыре эскадры: первые две образовывали клиновидное острие (корабли выстроены цепочкой), тогда как третья, тянувшая за собой транспортные суда, образовывала основание треугольного клина, а за ней шла четвертая эскадра, которая, подобно элитным
65 	Различные традиции и сложности, связанные с количеством кораблей, уже подробно рассматривались многими исследователями, и уделять им место здесь мы не можем; см.: Tam 1907 [К 201]: 48—60; De Sanctis 1907—1964 [А 37] Ш: 135, примеч. 98; Thiel 1954 [G 736]: 83 слл.; Walbank 1957-1979 [В 182] I: 82 слл.


Ш. Первая Пуническая война
643
подразделениям сухопутных войск, именовалась «триариями». Некоторые историки считают это клиновидное построение выдумкой: так, например, У.-У. Тарн писал, что «ни один капитан, тем более римский, не смог бы держать место в таком строю»66. Если Полибий действительно неверно понял ситуацию, то это можно объяснить тем, что в глазах врагов римские корабли выглядели как построенные клином (рассказ Полибия, судя по всему, был в конечном итоге основан на свидетельстве очевидца и почерпнут у Филина, с некоторыми добавлениями из труда Фабия). Это могло произойти, либо если первые две эскадры шли строем кильватера, а затем развернулись в строй фронта66а, либо если они шли строем фронта, а затем центр вышел вперед быстрее, чем фланги. Впрочем, вне зависимости от построения, в ходе битвы первые две эскадры римлян, возглавляемые двумя флагманскими кораблями Манлия Вульсона и Регула, прорвали центр карфагенского строя, где корабли начали специально отходить назад с намерением сломать строй римских судов (и, возможно, даже поставить под удар тыл передовой линии римлян, поскольку третья линия шла медленнее и не могла нагнать первые). Однако благодаря «воронам» римляне всё же одержали победу. В то же самое время третья римская эскадра, тянувшая транспортные суда, была оттеснена к берегу левым крылом пунийцев, но корабли так и не сели на мель, так как карфагеняне, опасаясь «воронов», держались на почтительном расстоянии от противника. Наконец, четвертая эскадра римлян была поставлена в весьма тяжелое положение правым крылом пунийцев. Впрочем, часть победоносной эскадры во главе с Регулом успела вовремя вернуться и спасти товарищей, оттеснив карфагенян. После этого Регул соединился с другим победоносным подразделением во главе с Вульсоном и они вместе ударили по левому флангу врага неподалеку от берега, где потопили тридцать и захватили пятьдесят судов. Римляне при этом потеряли всего двадцать четыре корабля. Эго была весьма впечатляющая победа, которая распахнула римлянам ворота в Африку.
После небольшого перерыва для починки кораблей римляне отплыли в Африку и высадились в Аспиде (Клупее) на востоке полуострова Бон. Отсюда они могли легко поддерживать связь с Сицилией, создать угрозу для Карфагена с тыла и отрезать его от многих из подвластных городов. Римляне взяли Аспид, опустошили его богатую округу и захватили более 20 тыс. рабов. Затем, по приказу из Рима, один из консулов был отозван обратно вместе с флотом, а Ре1ул остался в Африке с 15 тыс. пехотинцев, полутысячей всадников и сорока кораблями. Осознавая, что римляне окапываются для зимовки, карфагеняне выбрали военачальниками Гасдру- бала, сына Ганнона, и Босгара, а также отозвали из Сицилии Гамилькара, который привез с собой 5 тыс. пехотинцев и пятьсот всадников. Поскольку
66 	Tarn 1930 [К 202]: 151. Реалистичность подобного строя отвергается также в работах: De Sanctis 1907-1964 [А 37] Ш: 141, примеч. 202 и Thiel 1954 [G 736]: 119, 214, но принимается Кромайером (Кгошауег 1922—1929 [К 186]: Röm. Abt col. 5).
663 При строе кильватера корабли следуют друг за другом, при строе фронта — располагаются на линии, перпендикулярной линии курса. — В. Г.


644
Глава 11. Карфаген и Рим
Регул действовал с чрезвычайной осторожностью и не делал попыток объединиться со своенравными нумидийскими вождями, три карфагенских полководца решили перейти в наступление и выступили против консула, когда тот осаждал Адис, вероятно, расположенный примерно в 24 км к югу от Карфагена, но были разбиты — отчасти потому, что для сражения выбрали весьма неудобную холмистую местность, не позволявшую во всей полноте использовать конницу и слонов. После этого Регул захватил Тунет, где и разбил зимний лагерь, одновременно вступив в переговоры с карфагенянами. Согласно Полибию (1.31.4: возможно, взято у Фабия Пик- тора), эта инициатива принадлежала Регулу, который не хотел быть вытесненным из Африки, однако Диодор (ХХШ.12.1) и некоторые другие авторы (возможно, следуя за Филином) говорят о том, что переговоры были начаты измотанными войной карфагенянами. Впрочем, римский консул поставил столь жесткие условия (в пересказе Диона Кассия (XI. Фрг. 43.22—23. Vol. I: 160—161 Boiss.) они были практически эквивалентны полной капитуляции, однако это сообщение едва ли надежно), что пунийцы практически сразу же отвергли их. Но, помимо того, что Регул поступал безрассудно, не соглашаясь на какие-либо компромиссы, достичь мира, вероятно, было невозможно еще и потому, что Рим предположительно настаивал на полном выводе карфагенских войск с Сицилии, тогда как Карфаген едва ли был готов оставить свои владения в западной части острова.
К весне 255 г. доп э. карфагеняне воспрянули духом, поскольку зимой к ним прибыл отряд спартанских наемников во главе с Ксантиппом, который сумел воодушевить и военачальников, и солдат и заставил их поверить в то, что они могут разгромить римские легионы, если используют силу своей конницы и слонов на ровной местности. В конечном итоге так оно и вышло. Карфагенские граждане довольно давно не участвовали в войнах за границей, но теперь они должны были сражаться за собственную жизнь и, вероятно, составили примерно две трети собранного городом войска, в состав которого входило ок. 12 тыс. пехотинцев, 4 тыс. всадников и сотая слонов (карфагенские охотники на этих животных, должно быть, очень сильно постарались, чтобы восполнить потери, понесенные при Акраганте). После достаточно интенсивной подготовки это войско выступило в поход, а Регул, вместо того чтобы дожидаться подкреплений из Италии, выдвинулся навстречу карфагенянам с силами, лишь немного превосходившими по численности их армию, и дал сражение на ровной местности, выбранной противником. Свою фалангу Ксантипп расположил за линией слонов, а конницу поставил на флангах. Римляне же сделали свой центр более коротким и глубоким, но это только облегчило слонам их задачу — множество легионеров было затоптано. Исход битвы решился, когда пунийская кавалерия сокрушила римскую конницу, а затем обошла с фланга и окружила пехоту. Небольшая группа римлян, стоявших на левом фланге, сумела разбить карфагенских наемников, однако ей пришлось отступить с тяжелыми потерями, когда общее сопротивле¬


Ш. Первая Пуническая война
645
ние было сломлено. Римляне заплатили весьма высокую цену за то, что Регул так и не наладил сотрудничество с вождями нумидийцев и, соответственно, не сумел усилить свою конницу. Сам консул и еще пятьсот человек были взяты в плен, и всего двум тысячам римлян удалось бежать в Клупею — остальные погибли. Таким образом, африканская экспедиция закончилась полной катастрофой. Судьба Регула в весьма приукрашенном виде очень скоро стала основой для красивой легенды, согласно которой он под честное слово был отправлен в Рим для переговоров, однако отказался призвать сенаторов к миру и добровольно вернулся в Карфаген, где был подвергнут пыткам и казнен. В действительности же Ре1ул умер в плену, а указанную выше легенду, возможно, выдумали для затушевывания того факта, что его вдова подвергла пыткам двух пуний- ских пленников, которые были переданы в ее руки в Риме.
Перед разгромом войск Регула римляне намеревались подготовить флот и блокировать Карфаген с моря, тогда как Регулу предстояло атаковать город с суши. Впрочем, новости о катастрофе в Африке пришли еще до того, как римские корабли оказались готовы к отплытию. Тем не менее через некоторое время примерно двести десять судов под командованием двух консулов всё же вышли в море, но уже с иной целью — ради спасения уцелевших римлян, укрывшихся в Клупее67. Навстречу римскому флоту выступило примерно двести отремонтированных или недавно построенных карфагенских кораблей. По пути римляне заняли Кос- сиру (Пантеллерию), а затем — вероятно, в мае 255 г. до н. э. — встретились с врагом у Гермесова мыса (совр. мыс Бон) и, прижав флот противника к берегу, захватили множество кораблей (сто четырнадцать или, что менее вероятно, двадцать четыре). После этого они спасли уцелевших солдат Регула, скрывавшихся в Клупее, и, дабы пополнить свои запасы, разорили окрестности города — эпизод, который в анналистической традиции (Зонара. УШ.14.3; Орозий. IV.9.7; Евтропий. П.22.2) был превращен в настоящую победу римлян на суше. Затем они отправились обратно на Сицилию, однако в пути их подстерегала новая беда. Между Камариной и мысом Пахин римский флот попал в ужасный шторм, который выбросил большинство кораблей, отягощенных «воронами», на скалы: уцелело лишь восемьдесят из двухсот шестидесяти четырех судов. Кроме того, в этой беспрецедентной катастрофе погибло примерно 25 тыс. солдат и 70 тыс. гребцов (в состав которых, возможно, входило и некоторое количество мобилизованных карфагенян). Впрочем, поскольку за победу у мыса Бон консулам всё же был дарован триумф, данная трагедия, вероятно, рассматривалась как вызванная естественными причинами, а не отсутствием навыков судовождения — несмотря на критические замечания Полибия в адрес консулов (1.37.4 слл.).
67 	Полибий (1.36.10) пишет о том, что у римлян было триста пятьдесят кораблей, однако см. выше, сноска 65. В последующей битве они, вероятно, располагали двумястами пятьюдесятью судами, поскольку к двумстам десяти кораблям присоединилось еще сорок, оставленных в Аспиде. Согласно Полибию (1.26.11), римляне захватили сто четырнадцать кораблей противника, а согласно Диодору (ХХШ.18.1) — всего двадцать четыре.


646
Глава 11. Карфаген и Рим
(d) 	Пат и мат
Поскольку римлянам так и не удалось достичь победы, которая казалась такой близкой, они были вынуждены активизировать свою деятельность на Сицилии. Взять местные города можно было, лишь одновременно атакуя их с моря и с суши, в силу чего римляне вновь столкнулись с необходимостью в строительстве флота Для этого в Городе пришлось ввести новые налоги, и к весне 254 г. до н. э. Рим вновь располагал примерно двумястами двадцатью кораблями и возможностью дальше противостоять Карфагену на море. На Сицилию были отправлены четыре легиона под командованием Гн. Корнелия Сципиона Азины, вернувшегося из плена и вновь ставшего консулом. Прибыв на остров, Сципион захватил Ке- фаледий (совр. Чефалу), но потерпел неудачу под Дрепаной. После этого он начал с моря и суши атаковать Панорм (совр. Палермо), который состоял из двух частей (карта 14): Старого Города, располагавшегося между двумя речками, впадавшими в бухту (совр. Кала), и Нового Города, вероятно, находившегося немного южнее. После того, как римляне при помощи греческих инженеров взяли штурмом Новый Город, Старый Город капитулировал. Четырнадцать тысяч его жителей сумели выплатить выкуп в размере двух мин серебра, а оставшиеся 13 тыс. — проданы в рабство. После этого некоторые другие города северного побережья, включая Солунт и Тиндариду, предпочли перейти на сторону Рима. Карфагеняне, занятые подавлением восстания нумидийцев в Африке, не имели на Сицилии достаточного количества войск, чтобы дать римлянам генеральное сражение. Впрочем, пунийский военачальник Карталон всё же предпринял одну контратаку и взял штурмом Акрагант, который сжег дотла, поскольку не имел сил, чтобы удержать его. Теперь карфагенские владения на Сицилии в основном ограничивались несколькими западными городами — Дрепаной, Лилибеем, Селинунтом, Гераклеей Минойской и изолированными Фермами, а также Липарскими и Эгатскими островами. Консулы 253 г. до н. э. совершили неудачное нападение на Лилибей, а затем весьма неблагоразумно распылили свои усилия, предприняв безрезультатный набег на восточное побережье современного Туниса, где их корабли попали в весьма затруднительное положение на Сиртских отмелях. Но более серьезная неприятность случилась, когда в конце военного сезона консулы, вместо того чтобы плыть вдоль берега, решили вернуться из Панор- ма в Рим через открытое море: они попали в жестокий шторм и потеряли полторы сотни кораблей с десятками тысяч гребцов и солдат, в результате чего численность римского флота на следующие три года сократилась всего до примерно семидесяти судов. Силы карфагенян тоже истощались, хотя в какой-то момент (вероятно, в 253—251, а не в 255—254 гг. до н. э.) они прислали на Сицилию подкрепления во главе с Гасдрубалом. В их состав входило сто сорок слонов, которые во время стычек в западной Сицилии нередко удерживали римские войска на почтительном расстоянии — легионеры помнили о том хаосе, в который слоны повергли армию Ре- гула. Впрочем, в течение этого периода, не особенно богатого на события, римляне сумели захватить Фермы и Липарские острова (в 252 г. до н. а).


Выше 1000 м над уровнем моря 200-1000 м Высота менее 200 м
Карта Ί4. Панорм и его окрестности


648
Глава 11. Карфаген и Рим
В конце концов римляне все-таки решились на новые действия на море. Люди, выбранные консулами на 250 г. до н. э., уже имели определенный опыт в морских сражениях (Г. Атилий Регул участвовал в битве при Тиндариде, а Л Манлий Вульсон — в сражении у мыса Экном). Кроме того, было построено пятьдесят новых кораблей, в результате чего численность римского флота возросла до ста двадцати судов. Карфагеняне тоже начали наращивать свою военно-морскую мощь. Но еще до того, как консулы покинули Рим, на Сицилии была одержана весьма важная победа. Гасдрубал, зная, что один из консулов 251 г. до н. э. вернулся зимой в Рим, а другой, Л Цецилий Метелл, остался в Панорме всего с двумя легионами, решил сам нанести удар, не дожидаясь совместного нападения двух консулов 250 г. до н. э. и Метелла, чьи полномочия были продлены. В июне 250 г. дон. э.68 карфагеняне двинулись из Лилибея на Панорм и опустошили его округу (совр. Конка д’Оро). Метелл затаился и тем самым заманил Гасдрубала за реку Орет (совр. Орето), прямо к специально подготовленным рвам рядом с городской стеной. Здесь карфагенские слоны были встречены дождем стрел и дротиков и, обезумев от ран, обратились в паническое бегство, бросившись прямо в гущу пунийских воинов. Смятение стало полным, когда Метелл совершил вылазку, ударив во фланг войску Гасдрубала, и в конце концов нанес врагу сокрушительное поражение: согласно Орозию (IV.9.15), карфагеняне потеряли 20 тыс. человек при общей численности войска в 30 тыс. Диодор (ХХШ.21) добавляет также, что служившие в карфагенском войске кельтские наемники были пьяны, а Зонара (VHI.14) отмечает, что Метелл раскрыл в Панорме заговор «пятой колонны» и что к городу подошел пунийский флот, но так ничего и не смог сделать. Всё это вполне может быть правдой, так как Гасдрубал в случае победы мог надеяться на то, чтобы полностью окружить город. Слоны были пойманы или согнаны в одно место (в источниках их численность колеблется от шестидесяти до ста сорока двух), а затем переправлены через Мессинский пролив и показаны в римском Цирке. Именно тогда римский народ впервые увидел африканских слонов. Хотя римляне, очевидно, считали этих животных слишком опасными для того, чтобы вводить их в состав собственной армии, представители рода Цецилиев стали использовать изображение слона в качестве своей родовой эмблемы и, когда заведовали монетным двором, нередко помещали его на римские деньги. Гасдрубал был отозван в Карфаген, где его посадили на кол.
Когда римские консулы 250 г. до н. э. прибыли на Сицилию, они сосредоточили свои усилия на осаде Лилибея (карта 15) — единственной оставшейся пунийской базе на острове, за исключением Дрепаны. Численность римского войска, исключая команды кораблей, вероятно, составляла примерно 35—40 тыс. человек (возможно, четыре полных легиона по 8 тыс. человек каждый и по сотне морских пехотинцев на каждом из ста двадцати кораблей). Лилибей, располагавшийся на вытянутом мысу, со стороны суши был защищен прочными стенами и глубоким рвом,
68 О хронологии (250, а не 251 г. до н. э.) см.: De Sanctis 1907—1964 [А 37] Ш: 262; Walbank 1957-1979 [В 182] I: 102; Morgan 1972 [К 192]: 121-129.


Высокогорья
0 20 40 60 км
1  1—1 1 1 1 1
0 10 20 30 миль
Карта Ί5. Дрепана, Эрике и Лилибей


650
Глава 11. Карфаген и Рим
а находившуюся на севере гавань (современная гавань располагается на юге) прикрывали отмели, весьма существенно осложнявшие судоходство. Гарнизон города насчитывал примерно 10 тыс человек. Частично это были кельты, частично — греки. Римляне отрезали Лилибей от большой земли, устроив свои лагеря с обеих сторон от города и соединив их системой укреплений. За этим последовала весьма плотная осада, сопровождавшаяся напряженными усилиями, направленными на то, чтобы протаранить городские башни или совершить подкоп под них: римляне, без сомнения, очень многому научились у сицилийцев в деле осадной войны. Попытка передать город в руки римлян была пресечена благодаря благонадежности греческого офицера. После этого Ганнибал, сын Гамилька- ра, который был разбит у мыса Экном, смело прорвал римскую блокаду с пятьюдесятью кораблями, высадил в Лилибее 10 тыс. солдат, а затем, под покровом ночи, отплыл в безопасности в Дрепану, где располагался основной флот, который карфагеняне строили под руководством Адгер- бала, друга Ганнибала. Сведения о ходе осады карфагенское руководство получало благодаря подвигам еще одного Ганнибала по прозвищу Родосец, которому удавалось несколько раз прорывать блокаду (яркие подробности этих подвигов, приводимые Полибием (1.46.4—47.10), вероятно, были основаны на свидетельствах непосредственного очевидца событий, возможно — самого Филина). Ободренные этой дерзостью, а также успешной попыткой поджога римских осадных сооружений, защитники Лилибея стойко выдерживали блокаду, особенно учитывая тот факт, что пунийская конница из Дрепаны постоянно угрожала снабжению римского войска, при том, что Гиерон, храня верность римлянам, регулярно посылал им помощь. Восемь лет спустя, на момент окончания войны, Лилибей всё еще сопротивлялся.
Консулы 249 г. до и э. взяли на Сицилию 10 тыс. «морских союзников», из которых планировалось сформировать новые команды примерно для сорока кораблей. При этом один из римских командиров, П. Клавдий Пульхр — вероятно, сын консула 264 г. до н. э., — принял довольно смелое решение атаковать вражеский флот, стоявший у Дрепаны, прежде чем командующий последним, Адгербал, узнает о том, что с прибытием новых команд римляне получили свежую ударную мощь, а также прежде чем к ста кораблям Адгербала подойдут подкрепления. Будучи представителем рода Клавдиев, Пульхр, по всей видимости, отличался своеволием и упрямством — согласно сообщениям древних авторов, он настоял на сражении, даже несмотря на неблагоприятные знамения, и бросил клетку со священными цыплятами за борт со словами: «Если не хотят есть — так пусть напьются! Впрочем, как бы то ни было, план Клавдия был довольно продуманным, поскольку он надеялся застать вражеские корабли вытащенными на берег или стоявшими на якоре. Дрепана располагалась на остроконечной косе, выдающейся в море в западном направлении, а ее
684 Имеется в виду один из наиболее распространенных вариантов гадания по поведению птиц, который использовался во время войн: если священные цыплята отказывались есть, это считалось неблагоприятным предзнаменованием. — В.Г.


Ш. Первая Пуническая война
651
гавань с юга была прикрыта небольшим островом (Колумбия). Сто двадцать кораблей Клавдия смело вошли в гавань, однако Адгербал — хотя и пойманный врасплох — нашел время для того, чтобы вывести свои суда по северной стороне гавани и, обогнув остров, обрушиться на римские корабли, которые были вынуждены отступить в некотором беспорядке и, дабы встретить противника лицом к лицу, попытались развернуться по линии «север—юг», повернувшись кормой к суше. Впрочем, очень скоро римляне были прижаты к берегу и потеряли девяносто три корабля, которые были захвачены карфагенянами, хотя некоторые матросы сумели выбраться на берег и вернуться к Лилибею. Клавдию удалось отступить примерно с тридцатью кораблями. Причиной этого успеха Адгербала отчасти явилось то, что его суда являлись более быстрыми и маневренными, отчасти — то, что его гребцы были лучше подготовлены, а также то, что римляне после стихийных бедствий 255 и 253 гг. до н. э., вероятно, перестали использовать «вороны». Впоследствии Клавдий был обвинен трибунами в «измене государству» (perduellio), но оправдан — хотя затем ему все-таки пришлось заплатить весьма высокий штраф. Эта процедура являлась довольно необычной для римлян, которые, в отличие от карфагенян, даже не отдавали под суд — не говоря уж о том, чтобы распинать — военачальников, потерпевших поражение или допустивших какую-либо небрежность, однако не исключено, что в рассматриваемом случае в дело вмешались политические противники Клавдия. Впрочем, результат битвы при Дрепане, единственного серьезного поражения римлян на море, резко контрастирует с целым рядом их блистательных морских побед.
В то же самое время коллега Клавдия, Л. Юний Пулл, готовился к тому, чтобы подвезти припасы войскам, стоявшим у Лилибея. Отплыв из Сиракуз с восемьюстами транспортными судами и ста двадцатью боевыми кораблями, разделенными на два дивизиона, и, возможно, еще не зная о разгроме у Дрепаны, он был встречен ста пунийскими кораблями под командованием Карталона, только что атаковавшего тридцать римских судов у Лилибея и теперь стремившегося перехватить римские припасы. Даже не вступая в бой, он весьма искусно оттеснил оба римских дивизиона к берегу: первый — неподалеку от Финтия (совр. Ликата), а второй, находившийся под началом самого Юния, — близ Камарины. Затем, предвидя шторм, Карталон поспешно ушел за мыс Пахин. На римские же корабли, прижатые к открытым скалистым берегам, обрушилась вся ярость бури, и весь флот был уничтожен — уцелело лишь двадцать кораблей, и Рим, по сути дела, остался без военно-морских сил69. Юний, бежавший к армии, стоявшей у Лилибея, затем выступил на север и сумел захва¬
69 	Описание этих событий у Диодора (ХХ1У.1.7—9) весьма значительно отличается °т того, что приводит Полибий (1.54 (в оригинале: 1.24. — В.ГВероятно, оба автора пользовались трудом Филина, однако первый просто привел сокращенную версию рассказа последнего, а второй — несколько «исправил» этот рассказ, отчасти — в свете версии Фабия; см.: Walbank 1957—1979 [В 182] I: 117 сл. — в этой работе, в противоположность попытке Тиля (Thiel 1954 [G 736]: 287, примеч. 734) защитить версию Диодора, отстаивайся версия Полибия.


652
Глава 11. Карфаген и Рим
тить древний город Эрике, а также расположенное неподалеку от него самое роскошное святилище Сицилии — храм Афродиты (на горе, которая ныне носит название Сан-Джулиано)70. Это был весьма умный ход, поскольку гора Эрике возвышалась над Дрепаной и с нее было легко контролировать все дороги, ведущие в город. Таким образом, в ходе войны вновь сложилась патовая ситуация: Рим потерял контроль над морем, но два сицилийских города, которые еще оставались в руках карфагенян, были изолированы от остальной территории острова.
Проявленная пунийцами в последующие годы неспособность активно использовать собственное преимущество на море поистине удивительна: более того, большая часть их кораблей, судя по всему, вообще стояла на приколе в Карфагене. Возможно, это отчасти объясняется событиями, происходившими в Африке. Нумидийцы, нападавшие на пунийские владения во время вторжения Регула, были безжалостно наказаны в 254 г. до н. э., но примерно в 247 г. до н. э. Ганнон «Великий» возглавил еще один поход вглубь страны — вплоть до Гекатомпила (вероятно, Тевесте, совр. Тебесса), где тоже не проявил особого милосердия, хотя и взял 3 тыс. заложников. Поскольку в 241 г. до н. э. Ганнон был «начальником Ливии» («στρατηγός έν τη Λιβύη». — Полибий. 1.67.1), он и в самом деле вполне мог командовать войсками, действовавшими внутри страны, и за несколько лет до этого. Впрочем, данный деятель в любом случае, судя по всему, активно поддерживал политику экспансии в Африке и, возможно, представлял интересы земельной аристократии. Кроме того, он был соперником Гамилькара Барки, который в 247 г. доп э. был поставлен во главе карфагенских войск на Сицилии и иногда рассматривается исследователями как лидер «торгового империализма», но мы не можем точно узнать, насколько велик был раскол между «земельной» и «торговой» партиями, а также между африканскими и заморскими интересами Карфагена71. Вне зависимости от того, произошло ли это благодаря давлению со стороны Ганнона и его сторонников или из-за того, что военные действия в Африке были более серьезными и длительными, чем отражено в имеющихся у нас источниках, и, соответственно, Карфаген не мог одновременно содержать и большую армию, и большой флот, или просто по причине апатии пунийцев, надеявшихся (совершенно беспочвенно), что измотанные войной римляне довольно скоро устанут от осады городов западной Сицилии и будут готовы к заключению мира, — но карфагеняне,
70 Дальнейшая судьба Юния неясна. Он либо попал в плен во время нападения на Эрике, но был отпущен на свободу при обмене пленниками в 247 г. дон. э. (Зонара. VIII.15.10; Ливий. Периохи. XIX), либо, проигнорировав ауспиции, был отдан под суд в Риме и покончил с собой (Цицерон. О природе богов. П.7 и др.). Впрочем, как бы то ни было, диктатором был назначен писец М. Клавдий Глицин (возможно, за этим стояли друзья Клавдия Пульхра в Риме, стремившиеся открыть для последнего более значительные перспективы), однако вскоре он был вынужден сложить с себя полномочия, после чего диктатором стал А. Атилий Кайатин (консул 258 и 254 гг. до н. э.), а начальником конницы — Л. Цецилий Метелл (консул 251 г. до н. э.). Атилий был направлен на Сицилию и стал первым диктатором, возглавившим армию за пределами Италии.
71 О подобном конфликте см. в изд.: Frank 1926 [В 56]: 311 слл.; 1928 [К 176]: 698. См. выше, с. 570 сл., 588 сл. наст. изд.


Ш. Первая Пуническая война
653
по всей видимости, упустили прекрасную возможность переломить ход событий, учитывая истощенность Рима. Впрочем, не исключено, что финансовое положение пунийцев было более затруднительным, чем мы думаем, поскольку в какой-то момент они обратились к египетскому царю Птолемею П за займом в размере 2 тыс. талантов, однако тот вежливо отказал, поскольку с 273 г. до н. э. был «другом» Рима и желал сохранить нейтралитет (Аппиан. О войнах в Сицилии. I). Римская казна тоже была исчерпана, а ценз 237 г. до н. э. (табл. 1, с 169 наст, изд.) показал, что по сравнению с предшествующими двадцатью годами количество взрослых граждан Города сократилось на 50 тыс. человек, или на 17%. Потери союзников, судя по всему, были сопоставимыми. Таким образом, римлянам не хватало ни денег, ни людских ресурсов, а возможно и воли, чтобы построить еще один флот в скором времени. Но при этом они по- прежнему следовали своей традиционной политике, согласно которой начинать переговоры нужно было только после победы, и поэтому продолжали сражаться. На 248 г. до н. э. консулами были выбраны два человека, которые уже занимали эту должность в 252 г. до н. э. (Г. Аврелий Котта и П. Сервилий Гемин. — В.Г.) и действовали на Сицилии довольно осторожно. Единственным обнадеживающим событием стало то, что свою уверенность в будущем Рима открыто продемонстрировал Гиерон, возобновивший союз с ним — теперь на постоянной основе.
В 248 г. до н. э. Карталон разорил побережье южной Италии, а его преемник Гамилькар Барка последовал этому примеру, совершив набеги на Локры и Бруттий. Римляне ответили усилением побережья дальше к северу, основав колонии граждан в Альсии (247 г. до н. э.) и Фрегенах (245 г. до н. э.) и в 244 г. до н. э. выведя латинскую колонию в Брундизий. Набег римских каперов на Гиппон Диаррит (совр. Бизерта) особых результатов не принес. После нападения на южную Италию Гамилькар высадился к западу от Панорма, успешно укрепился на горе под названием Геркте, расположенной за городом, и поставил свои корабли на якорь у ее основания72. Из этого центра он со своими 15—20 тыс. воинов на протяжении трех лет беспрестанно тревожил римлян, создавая угрозу их коммуникациям, изматывая их постоянными стычками и совершая набеги на италийское побережье вплоть до Кум на севере. В 244 г. до н. э. Гамилькар ударил в западном направлении и взял древний горный город Эрике, расположенный за Дрепаной, однако римляне сумели удержать возведенный на вершине горы храм Афродиты, а также позицию между храмом и Дрепаной и, соответственно, не дали карфагенскому полководцу всерьез помешать
72 	Геркте (карта 14) отождествляется с Монте-Пеллегрино (напр.: De Sanctis 1907— 1964 [А 37] Ш: 181, примеч. 83; Ziegler 1910 [К 208]: 2645), хотя лучшим вариантом, вероятно, является Монте-Кастеллаччио (cp.: Kromayer-Veith 1903—1931 [К 185] Ш: 1, 4 слл.; Walbank 1957—1979 [В 182] I: 120 сл.). Не так давно В. Джусголизи (Giustolisi 1975 [К 178]) обнаружил на Монте-Пекораро, к западу от Монте-Касгеллаччио, следы военного лагеря с остатками керамики первой половины Ш в. до н. э. — согласно предположению ученого, это и была Геркте. Найденное в Терразине, к западу от Палермо, судно с грузом амфор и Двумя римскими мечами, судя по всему, следует датировать серединой Ш в. до н. э. — по- видимому, это был купеческий корабль с военной охраной или транспортное судно.


654
Глава 11. Карфаген и Рим
осаде. Римляне знали, что, ведя бои только на суше, войну выиграть нельзя, и теперь, когда они получили определенную передышку на несколько лет, они твердо вознамерились всё же построить новый флот. Сенат принял решение об увеличении займа, который следовало погасить в случае победы, и о создании групп из двух или трех граждан, каждая из которых должна была предоставить средства на строительство одной квинк- виремы. Какое давление при этом сенат оказал на своих более богатых членов, чтобы они внесли «добровольные» пожертвования, точно не известно; в отличие от афинских триер архов72а, деньги у этих римлян просились взаймы, а не в дар. На союзников, которые были обязаны предоставлять людей для корабельных команд, тоже было возложено очень тяжелое бремя. Впрочем, в результате этих огромных усилий Риму всё же удалось построить двести боевых кораблей — по образцу захваченного в Лилибее более легкого судна Ганнибала Родосца. Отказавшись от оснащения этих судов «воронами», римляне продемонстрировали, что они собираются следовать пунийской тактике морского боя.
Летом 242 г. до н. э. новый римский флот под командованием консула Г. Лутация Катула, которого сопровождал не его коллега, а претор Кв. Валерий Фальтон, отплыл на Сицилию, где на тот момент не было вражеских кораблей и его прибытию никто не препятствовал. Как следствие, Лутаций смог блокировать гавани Дрепаны и Лилибея и получил больше времени для подготовки своих гребцов. К весне 241 г. до н. э. карфагеняне собрали примерно сто семьдесят кораблей, однако на них, судя по всему, не хватало людей, а матросы были подготовлены не очень хорошо — примерно 60% из них, вероятно, составляли карфагенские граждане, которые обычно не служили на флоте. Пунийцы планировали доставить на Сицилию припасы, а затем взять на борт Гамилькара и его лучших наемников и использовать их в качестве морских пехотинцев, однако у Эгатских островов карфагенские корабли были перехвачены Лутацием, который принял смелое решение действовать, несмотря на неспокойное море. Недостаточно хорошо экипированный и перегруженный из-за нехватки транспортных судов, пунийский флот был быстро разгромлен. Римляне потопили пятьдесят кораблей и захватили остальные семьдесят, а также примерно 10 тыс. пленных. Согласно Орозию (IV. 10.7) и Евтропию (П.27), сами они при этом потеряли всего двенадцать судов. Позднее Лутаций и Валерий вернулись в Рим и справили морской триумф, а Ганнон, пунийский адмирал, который благодаря внезапной перемене ветра сумел бежать с пятьюдесятью кораблями, по возвращении домой был распят. Дальше карфагеняне действовать не могли: без флота снабжать припасами войска на Сицилии было невозможно. Долгая война подошла к концу.
Все полномочия для ведения мирных переговоров были предоставлены Гамилькару. Он и Лутаций договорились о том, что между Римом
72аТриерархи — состоятельные граждане Афин, каждый из которых был обязан оснастить на свои деньги построенный государством военный корабль, содержать его в боевой готовности и командовать им во время войны. — В. Г.


Ш. Первая Пуническая война
655
и Карфагеном должны быть установлены дружеские отношения («φιλία»), что Карфаген должен очистить Сицилию и не воевать с Гиероном или его союзниками, вернуть без выкупа всех пленников и выплатить несколькими взносами в течение двадцати лет контрибуцию в размере 2,2 тыс. эвбейских талантов. Принимая во внимание потери Рима в войне и богатство Карфагена, эти условия были довольно мягкими, но при этом могли показаться римлянам вполне приемлемыми, так как теперь они получали власть над Сицилией, что, собственно, и являлось основной целью войны. Однако римский народ занял более жесткую позицию и отказался утвердить достигнутую договоренность. На Сицилию была послана специальная комиссия из десяти человек, которые ужесточили условия мира, добавив к ним требование незамедлительной уплаты тысячи талантов и урезав время выплаты остальной суммы до десяти лет. Кроме того, они потребовали, чтобы Карфаген вывел свои войска со всех островов, расположенных между Сицилией и Италией (Липары и Эгаты). Обо всем этом рассказывает Полибий в кн. I своего труда (1.62.8—63.3), однако, анализируя все римско-пунийские договоры (Ш.27.2—6), он приводит окончательные условия рассматриваемого соглашения в более формальном виде, а также включает в их состав следующие требования: стороны не должны были нападать на союзников друг друга; ни одна из сторон не вправе была накладывать какие-либо контрибуции, возводить какие-либо общественные здания или набирать солдат во владениях другой стороны, а также заключать соглашения о дружбе с ее союзниками. Распространение условий мира на всех союзников с обеих сторон, судя по всему, представляло собой определенную уступку Карфагену по сравнению с первым проектом договора, которая, возможно, была сделана Гамилька- ру в обмен на признание им более тяжелых финансовых обязательств. Но при этом из текста договора было неясно, подразумевались ли в соответствующей статье те народы, которые могли стать союзниками сторон впоследствии. Римляне полагали, что толкование данной статьи давало утвердительный ответ, но карфагеняне не соглашались с этим. Позднее — когда речь зашла о статусе Сагунта — указанный момент приобрел принципиальный характер (Полибий. Ш.29.4 слл.). Ну а пока, в 241 г. до н. э., после двадцати четырех лет войны, между Римом и Карфагеном наконец-то воцарился мир.
По мнению Полибия, успех Рима был обусловлен моральными и политическими достоинствами его граждан и институтов. В начале войны обе стороны «хранили учреждения нерушимо», обладали умеренным богатством и были равны по силе (1.13.12 (в оригинале: 1.17.12. — В.Г.)); в конце же они всё еще были равны по «смелости замыслов и могуществу», а также по «ревнивому стремлению к господству», но по доблести воины Рима превзошли карфагенян, хотя пальму первенства — за гениальность и отвагу — греческий историк всё же вручил Гамилькару (1.64.5—6). Таким образом, патриотизм армии, состоявшей из граждан, а также поддержка преданных союзников в Италии и Гиерона — на Сицилии (хотя, что примечательно, несмотря на давнюю вражду с карфагенянами, сицилийские


656
Глава 11. Карфаген и Рим
греки в большинстве своем так и не присоединились к римлянам), дали Риму такое превосходство в плане людских ресурсов и боевого духа, до которого Карфагену с его наемными войсками было очень далеко. Сенат весьма успешно руководил военными действиями, но при этом ни одного действительно выдающегося римского полководца так и не появилось, отчасти — возможно, из-за системы ежегодной смены командования, тогда как карфагенские военачальники имели больше времени для приобретения опыта командования на подобной должности — многие из них были весьма компетентными, а по крайней мере один — Гамилькар — продемонстрировал поистине выдающиеся способности и решительность. Римская армия представляла собой очень эффективную военную машину, хотя так и не сумела приспособить свою тактику к боям с конницей и слонами. Впрочем, самым замечательным достижением Рима был выход в море и целый ряд блестящих побед над древней морской державой, а также та решимость, с какой римляне, обнаружившие, что ветер и непогода могут нанести гораздо больший урон, нежели враги из числа людей, строили флот за флотом. Теперь Рим с полным правом мог помещать на своих бронзовых монетах изображение корабля. Он больше не был чисто италийской державой. Хотя римляне вступали в войну, не имея намерения завоевывать всю Сицилию, они тем не менее получили этот остров в свое распоряжение, а также приобрели опыт, смелость и средства, которые дали им возможность не только стремиться к созданию мировой державы, но и действительно создать ее. Так полагал Полибий (1.63.9), однако свой труд он создавал в свете позднейших событий и выводы из его замечаний могут оказаться довольно преждевременными. Стремление римлян к построению империи вызревало очень долго — результаты Первой Пунической войны, вероятно, заронили это семя в римскую почву, но до первых всходов было еще очень далеко.
(е) 	Восстание в Африке и на Сардинии
Конец войны с Римом не принес Карфагену облегчения. Задержки выплаты жалованья еще в 248 г. до н. э. вызвали мятеж в среде наемников, который был жестоко подавлен Карталоном, а затем Гамилькаром Баркой: некоторые из недовольных были вырезаны, другие — утоплены (Зонара. \ТП.1б). В конце же войны примерно 20 тыс. наемников, вернувшихся в Карфаген, были собраны в лагере у города Сикка Венерия (совр. Эль-Кеф), тогда как карфагеняне — из скупости или из-за недостатка средств — затягивали с выплатами. В результате этого пестрое сборище иберов, кельтов, лигуров, балеарцев, греков-полукровок и — в самом большом количестве — ливийцев выступило в сторону Тунета, выдвинув в качестве лидеров ливийца Матона и беглого греческого раба Спендия. Восстание быстро охватило подчиненных Карфагену ливийцев, а затем и Нумидию. Два города, сохранившие верность карфагенянам, Утика и Гиппон Диаррит (совр. Бизерта), были осаждены Спендием и Матоном соответственно. Таким образом, восставшие, численность которых составила, вероятно,


Ш. Первая Пуническая война
657
ок. 40 тыс. человек, отрезали Карфаген от Ливии и втянули его в войну, намного более опасную, чем столкновение с римлянами на Сицилии, ведь теперь на кон было поставлено само существование города. Более того, карфагеняне могли опасаться того, что повстанцы попытаются создать собственное независимое государство, как некогда сделали мамертинцы — во всяком случае, наемники столь хорошо координировали свои действия, что даже начали чеканить собственную монету, а это явно указывает на весьма высокий уровень политической и военной организации. Первые из упомянутых выше монет были выполнены по карфагенскому образцу, но иногда — с добавлением надписи «ΛΙΒΥΩΝ»; за ними последовала серия с местными изображениями и, обязательно, с той же надписью, очень часто нанесенными на обычные карфагенские монеты, прежде всего с изображением головы Геракла и крадущегося льва или Зевса и атакующего быка. При этом уменьшение содержания серебра (и отчасти золота) в карфагенских монетах явно свидетельствует о весьма плохом состоянии городских финансов, тогда как использование слова «ΛΙΒΥΩΝ» указывает на этническую базу рассматриваемого восстания73.
Ганнон собрал войско, в состав которого в числе прочего входило сто слонов, однако снять осаду с Утики не смог (весна 240 г. до н. э.), и командование было передано Гамилькару — вероятно, по причинам не только военного, но и политического характера. С войском, включавшим 10 тыс. пехотинцев, а также кавалерийское подразделение и семьдесят слонов, Гамилькар нанес поражение повстанцам, которые наглухо блокировали столицу, заняв единственный мост через реку Баград, протекавшую между Карфагеном и У такой. Тактика, использованная карфагенянами в сражении при Баграде, не совсем ясна, однако своим успехом Гамилькар был отчасти обязан маневру с притворным отступлением. После этого, по совету Матона, Спендий, дабы избежать ударов пунийской конницы и слонов, укрепился на возвышенности. Там к нему присоединились нуми- дийские и ливийские подкрепления, в результате чего Гамилькар был поставлен в довольно опасное положение, однако карфагеняне сумели вырваться из окружения. Пунийский полководец попытался остановить восстание, проявив милосердие к захваченным в плен мятежникам, однако Спендий уничтожил все надежды на компромисс, замучив семьсот пленных карфагенян. При этом мятеж распространился не только на Нуми- Дию, но и на Сардинию, где пунийские наемники тоже вышли из повиновения и убили своего карфагенского командира. Посланные туда подкрепления перешли на сторону повстанцев, распяли своего полководца и офицеров, а также подвергли пыткам и убили всех находившихся на острове карфагенян. Сардинские повстанцы подобно своим товарищам в Африке, с которыми они поддерживали постоянную связь, тоже начали чеканить монеты — они были сделаны только из бронзы и несли на себе изображение головы Исиды и трех кукурузных початков или — немного реже — головы Танит и одного початка или плуга, причем эта изобра¬
73
О монетах см.: Robinson 1943 [К 120]: 1 слл.; 1953 [К 121]: 27 слл.; 1956 [К 122]: 9 слл.


658
Глава 11. Карфаген и Рим
жения нередко выбивались на более ранних сардо-пунийских монетах74. Тем временем в Африке Спендий и Матон все-таки установили контроль над Утакой и Гиппоном и выступили со своей базы в Тунете против самого Карфагена, хотя без флота шансов на успех у них было немного. Карфагеняне же получили немало припасов от Гиерона и даже из Рима. Незадолго до этого они захватили в плен несколько италийских тор говцев, которые везли товары для восставших, но, когда римляне пожаловались на это, вернули пятьсот пленников. Римляне были удовлетворены и дали свое разрешение на то, чтобы припасы посылались в Карфаген, а не повстанцам, а также произвели общий обмен пленными. Эта доверительные отношения еще больше укрепились, когда Рим отверг присланное сардинскими повстанцами приглашение занять остров, а также немного более позднее обращение из Утики.
«Война без перемирия» в Африке продолжалась со всё более усиливающейся жестокостью и без соблюдения обычных условий ведения боевых действий. Поскольку Ганнон и Гамилькар были не в ладах друг с другом, карфагеняне пошли на довольно необычный шаг и предоставили воинам самим выбрать военачальника, в результате чего армию возглавил Гамилькар, который вскоре сумел уничтожить силы Спендия у Приона (возможно, близ современного Сиди-Джедиди, к западу от Хамма- мета, но более вероятно — неподалеку от Тунета). После этого карфагенский полководец приблизился к войску Матона, стоявшему в Тунете, и расположился лагерем на южной оконечности перешейка, на котором находился этот город, в то время как Ганнибал (военачальник, занявший место Ганнона и, возможно, некогда прорвавший блокаду Лилибея) попытался закрепиться на северном конце. Но Матон, на глазах которого был безжалостно распят Спендий и прочие пленные повстанцы, перешел к активным действиям и захватил лагерь Ганнибала вместе с ним самим. После этого он распял карфагенского военачальника на том же самом кресте, на котором совсем недавно умер Спендий, и жестоко казнил тридцать пунийских офицеров. Гамилькар был вынужден снять осаду с Тунета и отступил к устью Баграда. Затем наступила зима, за которую карфагеняне собрали новое войско, а Гамилькар и Ганнон под давлением Совета тридцати были вынуждены примириться друг с другом — поражение Гамилькара у Тунета дало партии Ганнона шанс восстановить его авторитет. Решающая битва произошла в неизвестном нам месте. В ней, вероятно, участвовало 40 тыс. карфагенян и 30 тыс. повстанцев, и последние были разбиты. После этого пунийцам вновь покорилась вся Ливия, за исключением Утики и Гиппона, которые после недолгой осады были принуждены Гамилькаром и Ганноном к капитуляции. Матона провели по улицам Карфагена в триумфальной процессии победителей, а затем подвергли пыткам и казнили. Так (скорее в 237-м, нежели в 238 г. до н. э.) закончилась эта подробно описанная Полибием (1.65—88) война. По его словам, она намного превзошла все прочие войны по жестокости и бесчеловечности. При этом Карфаген сумел устоять в тяжелейшей борьбе,
74 	См.: Robinson 1943 [К 120]: 1 слл.


Ш. Первая Пуническая война
659
которая угрожала его существованию. Впрочем, рассказ о войне с повстанцами Полибий заканчивает параграфом, посвященным событию, которое имело весьма значительные последствия в будущем: захвату римлянами Сардинии.
Едва карфагеняне закончили Ливийскую войну, они преисполнились решимости вернуть себе Сардинию, а поскольку их отношения с Римом теперь наладились, то никаких серьезных трудностей, вероятно, не предвиделось. Но когда восставшие наемники, вытесненные с острова местными жителями, переправились в Италию и обратились к Риму, последний, пока Сардиния еще не была занята пунийскими войсками, внезапно изменил свою политику. Если бы римляне действовали решительно, карфагеняне едва ли смогли бы остановить их, поскольку практически не имели флота и располагали очень незначительными ресурсами. Однако когда пунийцы поняли, что их недавние противники хотят вмешаться в дело, они послали в Рим уведомление о том, что имеют больше прав на остров и сами собираются занять его. Римляне же без промедления заявили, что приготовления карфагенян направлены против них самих, и единодушно проголосовали за объявление им войны. После этого начались дипломатические переговоры, точный ход которых восстановить по довольно расплывчатому и краткому рассказу Полибия невозможно. Весьма вероятно, что послы от римского сената привезли в Карфаген известия об указанном выше решении в виде ультиматума (rerum repetitio), но затем, когда карфагеняне приняли их условия, воздержались от «indictio belli» («объявление войны» {лат). — В.Г), в силу чего война так и не была объявлена. Как вариант, римляне могли лишь уведомить карфагенян о своем решении и предоставить им самим возможность прислать посольство в Рим, чтобы попытаться переубедить сенат75. Но вне зависимости от того, было ли когда-либо принято окончательное решение об объявлении войны, никаких военных действий так и не последовало, поскольку Карфаген капитулировал и согласился на римские условия — уступить Сардинию и выплатить 1,2 тыс. талантов — компенсацию, которая, согласно Полибию, была совершенно несправедливой. Со стороны Рима это был акт ничем не спровоцированной агрессии, сопровождавшийся нарушением договора. Никаких оправданий действиям Рима не было. Римляне не имели законных оснований заявлять, что карфагеняне лишились своих прав на Сардинию — ни потому, что они оставили ее в руках восставших на один или два года, ни потому, что захватили в плен италийских купцов, помогавших повстанцам, и уж конечно Сардиния не могла быть отнесена к «островам между Сицилией и Италией», которые были переданы Риму по договору 241 г. до н. э., хотя римские анналисты вполне могли попытаться доказать иное. Впрочем, определенный резон в действиях римлян, конечно, был. Не исключено, что они внезапно осознали (возможно, после бурных прений в сенате) потенциальную опасность сохранения карфагенского контроля над островом, расположенным так близко от бе¬
75 	О первой точке зрения см.: Walbank 1949 [G 745]: 15 сл.; 1957—1979 [В 182]: 1.149; 0 второй — см.: Rich 1976 [К 694]: 64 слл.


660
Глава 11. Карфаген и Рим
регов Италии. При этом трагичность ситуации заключалась в том, что римляне не придерживались подобной точки зрения в 241 г. до н. э., ведь если бы они стали настаивать на передаче Сардинии, то карфагеняне едва ли смогли бы отказать: конечно, вместо недолгой дружбы это вызвало бы только гнев, но рассматриваемое требование было бы принято как неизбежное. На деле же, хотя дополнительная статья действительно была включена в текст мирного договора, предложенного Лутацием (рассматриваемые условия были изложены в дополнении (έπισυνθηκή) к договору 241 г. до н. э., а не в новом foedus), карфагеняне были настолько сильно уязвлены несправедливостью римлян, что отношения между державами навсегда испортились и подготовили почву для следующей Пунической войны.
А.-Э. Астин
Эпилог
Возникновение провинциальной системы76
Первая Пуническая война запустила процесс трансформации международных отношений во всем средиземноморском мире. Это был первый этап новой эпохи экспансии, в ходе которой интересы Рима вышли за рамки Италии, радикально изменилась структура власти в западном Средиземноморье, а столкновения римлян с державами, расположенными за пределами Италии, привели к установлению постоянного контроля над заморскими территориями. Ведь для нас совершенно очевидно, что вне зависимости от того, какими мотивами руководствовались римляне — желанием вытеснить карфагенян со стратегически важных территорий, открытой эксплуатацией ресурсов или даже простым стремлением к власти, — у них не было намерения уходить ни с Сицилии, ни с Сардинии и Корсики.
Современные исследователи, как правило, считают, что приобретение упомянутых выше заморских территорий поставило перед Римом новые задачи или, по крайней мере, новые вопросы, однако не исключено, что римляне даже не сразу осознали, что, собственно, произошло. Так, на Сицилии модель управления в значительной мере базировалась на отношениях, установленных на временной основе, без сомнения — с учетом различных факторов кратковременного действия, возникавших в ходе длительной борьбы за остров. Когда же война закончилась, то сначала, вероятно, предполагалось, что эти отношения сохранятся в неизменном виде и будут функционировать точно так же, как раньше, — не исключено, что римляне считали, что более или менее автоматически будет осу¬
76 	Данный раздел был написан после смерти профессора Скалларда. Этот вопрос рассматривался им в его «Истории римского мира с 753 по 146 г. до н. э.» (Scullard 1980 [А 119]): 179—186), но наиболее подробной и важной работой на эту тему остается: Badian 1958 [А 8]: гл. 11.


Эпилог
661
ществляться даже выплата податей, вероятно, начавшаяся во время войны и налаженная по сиракузскому образцу. Мы можем предположить, что именно наследие подобных отношений, а не сознательный отказ от более ранней политики объясняет практически полное отсутствие на Сицилии двусторонних договоров, подобных тем, что использовались для оформления отношений Рима с народами Италии. Впрочем, с течением времени римляне все-таки осознали необходимость в принятии новых мер, сдержанность и простота которых в конечном итоге оказали огромное влияние на способы управления сложившейся впоследствии огромной империей.
Условия управления Сицилией в первые годы после войны нам неизвестны. Возможно, римляне практически полностью полагались на обмен посланиями между сицилийскими общинами и римскими магистратами и сенатом, дополнением к чему служили периодические визиты на остров посланцев сената или военачальников. При этом, однако, крайне маловероятно, что на острове постоянно находился один из высших магистратов, поскольку их по-прежнему было всего четверо — два консула и два претора — и у них находилось немало дел и в других местах77. В этом, собственно, и заключалось основное отличие от военных лет, когда присутствие высшего магистрата для ведения боевых действий также обеспечивало наличие непосредственного и четко локализованного источника верховной власти на самом острове. Последующие события позволяют предположить, что через некоторое время отсутствие этого элемента в системе отношений начало сказываться всё заметнее, проявляясь, по- видимому, в неопределенных и спорных правах юрисдикции, возможно — в сложностях при расчете или сборе податей и предположительно — в определенных беспорядках. Вероятной реакцией на это, судя по всему, мог бы стать масштабный пересмотр всей системы отношений — к примеру, переход к заключению договоров по хорошо знакомому италийскому образцу, однако римляне предпочли более простое решение: вернуть на остров средоточие власти, которое было устранено оттуда по окончании войны, — другими словами: каждый год посылать на Сицилию старшего магистрата. Кроме того, подобное решение было принято римлянами не только по причине его несомненной простоты, но и под влиянием недавнего опыта, полученного ими на Сардинии, где несколько иные обстоятельства в конечном итоге породили необходимость в аналогичных мерах. За формальным присоединением Сардинии последовало довольно длительное сопротивление местного населения. Для начавшейся в результате этого завоевательной войны потребовалось практически постоянное присутствие на острове римского магистрата, командующего армией78, что, в свою очередь, должно было создать ощущение постоянной нужды в значительном военном присутствии. С точки зрения римлян, это подразумевало и постоянное присутствие высшего магистрата.
77 	MRR 1.221-228.
/8 Данные источников собраны в: MRR 1.221—228; см. прежде всего: Зонара. УШ.Ш, и Триумфальные фасты за эти годы.


662
Глава 11. Карфаген и Рим
Таким образом, и на Сицилии, и на Сардинии необходимость в новой системе возникла по прошествии определенного времени. Римляне среагировали на эту необходимость через четырнадцать лет после окончания Первой Пунической войны — именно в это время было удвоено количество преторов, причем из четырех преторов, выбранных в 227 г. до н. э., одному в качестве личной сферы ответственности (provincia) была назначена Сицилия, а еще одному — Сардиния и Корсика. Этим вторым был Марк Валерий, а первым — не кто иной, как Гай Фламиний79. Их назначение вызвало определенное изменение смысла слова «provincia», которое довольно скоро стало означать территорию, подчиненную Риму и отданную под власть римского магистрата (или, позднее, — промагисграта). Но что еще более важно — при этом была создана модель управления всеми прочими подобными территориями, которые впоследствии стали входить в состав Римского государства. Каждая из них передавалась одному из магистратов, который командовал всеми войсками, приписанными к его провинции, а в остальных случаях — опирался только на своих личных помощников. Ниже этого уровня располагалось, как правило, множество различных территориальных общин (civitates), которые выдвигали собственных лидеров и должностных лиц. При этом неудивительно, что губернатор заболтался прежде всего об отправлении правосудия и поддержании порядка, и, хотя он мог самовольно вмешиваться практически в любые дела и иногда действительно делал это, он не имел ни склонности, ни средств для того, чтобы методично регулировать всю жизнь подчиненной провинции и внутренние дела расположенных на ее территории общин.
С расширением Римской державы в систему управления вносились всё новые изменения: испытывались иные методы сбора налогов, в 197 г. до н. э. было добавлено еще два претора, скорее всего — в результате приобретения двух испанских провинций80, а развитие института промагистратуры (с. 512 наст, изд.) сделало возможным продлять срок полномочий губернатора на второй год, а иногда и дольше. Впрочем, несмотря на это, управление каждой из римских провинций по-прежнему осуществлялось по тому образцу, который был создан в ходе первых экспериментов на Сицилии и Сардинии: во главе всей системы стоял могущественный губернатор, который также командовал войсками, но в остальных случаях не имел под собой никакой иерархии римских чиновников.
79 Солин. V.1; Ливий. Периохи. XX; ср.: Дигесты. 1.2.2.32.
80 Ливий. ХХХП.27.6; ср.: Дигесты. 1.2.2.32.


Глава 12
Дж.-А. Норт
РЕЛИГИЯ В РЕСПУБЛИКАНСКОМ РИМЕ
I. Источники И МЕТОДЫ
Первый вопрос, который нужно задать в этой главе, — оправдана ли вообще попытка рассмотрения римской религии примерно до начала П в. до н. э. У нас есть весьма веские причины сомневаться в этом, однако далее мы постараемся доказать, что, несмотря на то, что понимание нами религиозной жизни древних римлян неизбежно будет весьма ограниченным, мы можем узнать вполне достаточно о ее структуре и функционировании, установить — хотя бы в самых общих чертах — связь религии и общества (π. П, Ш, IV) и исследовать феномены изменения и адаптации в рамках религиозной системы (π. V, VI). При этом, однако, в данном введении мы постараемся подвергнуть критическому анализу обоснованность общепринятых версий «истории» римской религии и показать, почему любые новые попытки написания подобной истории будут представлять собой лишь очередной произвольный синтез. Рассмотрение данного вопроса обязательно должно быть начато с радикальной переоценки имеющихся свидетельств и тех возможностей, которые они предоставляют.
Основная проблема формулируется очень просто: подавляющее большинство имеющихся у нас источников по истории ранней римской религии составляют труды историков и антикваров, которые жили в самом конце периода Республики или во времена раннего Принципата, то есть спустя не менее двух столетий после окончания того периода, который затрагивается в данной главе. Скорее всего, понимание этими авторами природы раннереспубликанской религии базировалось исключительно на предположениях или экстраполяциях, опирающихся на их знания о недавнем прошлом. Еще хуже то, что наиболее основательные реконструкции подобного рода, созданные Варроном и его последователями, тоже потеряны для нас — они сохранились лишь в виде кратких словарных статей пли в рассказах еще более поздних авторов, которые, по сути дела, пред- ставляют собой еще один пласт анализируемой проблемы, поскольку многие из них были ранними христианами, приводившими выдержки из сочинений антикваров исключительно для демонстрации того, сколь нелепой, бесполезной и непристойной была религия античного мира, кото¬


664
Глава 12. Религия в республиканском Риме
рую они стремились уничтожить и заменить своей верой1. Что важно — основополагающие установки этих христианских авторитетов нередко оказывают весьма существенное влияние на представления современных исследователей о характере и развитии римской религии. Впрочем, даже эти сложности могли бы быть не столь серьезными, если бы мы хороню понимали хотя бы религиозную ситуацию и атмосферу позднереспубликанского периода, когда были созданы труды Варрона, Цицерона, Вер гилия и Овидия, на которые в конечном счете приходится опираться, но, к сожалению, даже этим мы не можем похвастаться. К тому же весьма спорно, стоит ли нам хотя бы пытаться осознать ситуацию, существовавшую в V в. до н. э., прежде чем мы разберемся в эпохе Цицерона.
Впрочем, некоторые категории источников всё же предоставляют нам как минимум определенную возможность преодолеть рассмотренные ограничения и, соответственно, найти некую отравную точку. Во-первых, мы располагаем календарем праздников Раннего Рима — до нас дошло несколько копий позднереспубликанского календаря (ср. рис. 62), созданных в основном в эпоху Августа или немного позднее и содержащих немало поздних добавлений, включая пояснительные комментарии, взятые из сочинений антикваров2. Моммзен также обратил внимание на то, что в состав сохранившихся копий включен более ранний список праздников, элементы которого отличаются тем, что написаны заглавными буквами3. Республиканский календарь — в том виде, в каком он известен нам, — был в своей основе солнечным и не зависел от привязки месяцев к фазам луны. Мы не знаем, когда была введена подобная система, хотя это
1 Наиболее значительными христианскими источниками по религии периода Республики являются «О Граде Божьем» Аврелия Августина и «Против язычников» Арнобия. Оба этих автора немало почерпнули из трудов Варрона, особенно — из его «Божественных древностей» («Antiquitates rerum divinarum») (р. 10). Фрагменты этого сочинения собраны (с комментариями) Б. Кардаунсом (Cardauns [В 26]); см. также: Idem. 1978 [G 370]: 80 слл. Однако при этом достаточно ясно, что и Августин, и Арнобий использовали материал Варрона, совершенно не заботясь о том, чтобы взглянуть на язычество объективно (об этом они думали в последнюю очередь) — и, соответственно, делали особый упор на тех элементах, которые казались им наиболее абсурдными. В словаре Феста (ed. Lindsay, 1913) сохранились отрывки лексикона, составленного антикваром эпохи Августа Веррием Флакком (о нем см.: A. Dihle 1958 [В 44]: 1636 слл.; Frier 1979 [В 57]: 35 слл.), на труды которого, вероятно, опирались люди, делавшие заметки в Пренесгинских фастах (Degrassi 1963 [G 388]: 107 слл.). Обзор литературных источников см. в изд.: Latte 1960 [G 435]: 4—8; ряд весьма полезных замечаний по отдельным проблемам: Dumezil 1970/1971 [G 399]: 3 слл. Немало источников в переводе на английский собрано Ф. Грантом (Grant 1957 [G 416]), хотя основное место он уделяет текстам философского характера. Более подробно о библиографии cp.: Brelich 1949, ит. д. [G 366]; Schilling 1972 [G 490]: 317 слл. (Обобщающие работы о римской религии на русском языке: Немировский А.И. Идеология и культура раннего Рима (Воронеж, 1964); Штаерман Е.М. Социальные основы религии Древнего Рима (М., 1987). — В.Г.)
2 Надписи собраны в труде Деграсси (Degrassi 1963 [G 388]), который также приводит (с. 388 слл.) подборку других важных источников по каждому празднику, с библиографией и примечаниями. Наиболее доступная работа по рассматриваемой теме на английском языке — книга Скалларда (Scullard 1981 [G 494]), которая в качестве основного справочника заменила собой работу Уорд-Фаулера (Warde Fowler 1899 [G 508]).
3 См. статью Моммзена в изд.: Henzen, Hülsen and Mommsen 1893 [D 16]: 283—304.


I. Источники и методы
665
вполне могло произойти в течение периода Республики — возможно, одновременно с фиксацией вышеупомянутого списка праздников, написанных заглавными буквами, а возможно и нет. Ритуальная программа некоторых из этих празднеств однозначно отражает очень архаичные социальные условия — ни в одном из случаев мы не можем доказать, что какой- либо праздник был введен позднее, чем в царский период4. Некоторые из них всё еще имели весьма существенное значение в I в. до н. э., а некоторые были уже совершенно непонятны даже для знатоков типа Вар- рона. Предназначение «старого списка» (feriale) не совсем ясно: возможно, в него были включены древнейшие празднества, возможно — и более вероятно — наиболее важные в определенный период, или же, возможно, их отбор определялся какой-то неизвестной нам практической целью5. При этом мы едва ли можем предполагать, что всё, что не написано прописными буквами, представляет собой позднейшее добавление к feriale. Таким образом, у нас имеется перечень ранних праздников, а помимо этого доподлинно известно очень немногое.
Список названий, приведенных в feriale, может быть расширен на основании очень разнородных источников, в которых описываются детали различных ритуалов, а также связанные с ними истории и традиции. Данный материал предоставляет нам наиболее широкие возможности для понимания. Больше всего подобной информации содержится в «Фастах» Овидия — стихотворном описании первых шести месяцев обрядового календаря. Конечно, с этим источником тоже связаны определенные проблемы, так как приводимые поэтом истории, судя по всему, в большинстве своем являются не исконно римскими, а заимствованными из Греции. При этом довольно сложно сказать, в каких случаях они были введены в повествование самим Овидием — для разнообразия и ради забавы, а в каких — уже были связаны с описываемыми обрядами. Так или иначе, мы едва ли можем быть уверены в том, что все они восходят к V в. до н. э., хотя некоторые элементы вполне могут относиться к тому времени. Дело в том, что основная часть календаря религиозных празднеств передавалась из поколения в поколение в виде традиции ритуальных действ, лишенных какой-либо мифологической подоплеки или экзегезы. Это довольно серьезно сокращает возможность написания истории римской религии, поскольку интерпретация отдельных праздников весьма проблематична. Как известно, с течением времени участники обрядов начинают толковать их по-другому. Более того — если посмотреть на это с иной точки зрения — прочность подобной обрядовой системы заключается именно в том, что по мере изменения потребностей общества она может получать новые интерпретации. В любом случае поиски истинного или изначального значения той или иной ритуальной программы становятся не просто сложными, но в принципе невозможными. Парадоксально, но рассматриваемые проблемы наиболее остро стоят применительно к праздникам, о которых нам известно больше остальных. Так, недавние иссле-
4 См. обсуждение в изд.: Michels 1967 [G 446]: Часть П.
5 Michels 1967 [G 446]: 130 слл.


I. Источники и методы
667
дования продемонстрировали возможность разобраться в некоторых второстепенных празднествах и в их отношениях друг к другу, а вот в случае, например, с Луперкалиями различные участники, по-видимому, вкладывали в ритуальную программу разные значения, и у нас нет никаких оснований полагать, что то или иное было исключительно верным6.
Второй источник информации имеет более прямое отношение к проблемам исторического развития. Весьма значительное количество имеющихся у нас сведений о римской религии почерпнуто из анналистиче- ской традиции. Конечно, основную часть этих сведений (скажем, рассказ Ливия о процедурах объявления войны (1.32.5 слл.)) следует рассматривать как реконструкции антикваров, включенные в историческое повествование, однако историкам тоже, вероятно, были известны определенные датированные факты из прошлого римской религии. Так, из исторических трудов мы узнаём о различных обетах, особых играх, обращениях за советом к священнослужителям и т. д. Краткие упоминания подобного рода могут послужить основой для весьма сложных реконструкций, и, даже если мы не можем проверить происхождение конкретных фактов подобного рода, у нас есть некоторая возможность доказать, что до нашего времени вполне могла сохраниться довольно подробная информация — по крайней мере, в определенных случаях. Плиний7, к примеру, сообщает год, когда было принято решение включить в процедуру экстиспиции (гадание по внутренностям жертвенных животных. — В.Г.) рассмотрение сердца, а также других жизненно важных органов. Эти данные были, скорее всего, заимствованы из некоего весьма раннего источника, потому что упомянутое событие датируется совершенно уникальным образом — по году «правления» «царя священнодействий» («гех sacrorum»), который после изгнания царей выполнял их религиозные
Рис. 62. Реконструкция единственного сохранившегося доюлианского календаря («Fasti Antiates Maiores», между 84 и 46 гг. до н. э.), с января по апрель. Для облегчения определения «нундин» (изначально — базарных дней) каждый день обозначен в календаре одной из первых девяти букв алфавита (в соответствующей последовательности). Кроме того, в нем особо отмечаются календы (К), ноны (Non.) и иды (Eidus) каждого месяца7а, а также указываются основные праздники, названия которых написаны большими буквами (например, CAR<MENTAUA> (Карменталии) 11 января), и прочие жертвоприношения, обычно совершавшиеся в годовщину освящения храмов (например, Ютурне — 11 января). При этом каждый день обозначен буквой или сочетанием букв, которые указывают на то, разрешено ли в этот день заниматься определенными видами общественной деятельности (например, C<omitialis> означает, что в этот день можно проводить народные собрания). Подробнее см.: Michels 1967 [G 446]. (Реконструкция публикуется по: Degrassi 1963 [G 388]: табл. Ш.)
6 О ценности сочинения Овидия в качестве источника см.: Schilling 1979 [G 491]: 1 слл; о Луперкалиях см. далее, сноска 90.
7 Плиний Старший. Естественная история. XI. 186.
7а Календы — первый день месяца; ноны — седьмой день марта, мая, июля, октября и пятый день остальных месяцев; иды — середина месяца (пятнадцатый день марта, мая, июля и октября и тринадцатое число остальных месяцев). — В.Г.


668
Глава 12. Религия в республиканском Риме
функции. Несомненно, что в данном случае мы имеем дело с сохранившейся в жреческих записях системой датировки, которую в остальных случаях перестали использовать после учреждения Республики. Это также означает, что в некоторых ситуациях, по крайней мере, определенные разновидности религиозных изменений специально принимались, идентифицировались и каким-то образом записывались. Римские жрецы (прежде всего понтифики), несомненно, вели определенные записи, на которые они могли ссылаться при рассмотрении юридических вопросов, а также — летопись событий, происходивших в числе прочего и в сфере религии (это была одна из их основных функций)8.
Итак, пока ситуация выглядит не так уж и плохо, однако записи рассматриваемого рода, вероятно, охватывали лишь очень узкую сферу. Так, на письме фиксировались только изменения (а не непрерывное развитие), причем изменения только определенного плана — те, которые попадали в поле зрения жрецов и заносились в книги жреческих коллегий. При этом многие изменения могли остаться незаписанными или даже незамеченными — по причине ошибок, небрежности, забывчивости, незаметной социальной эволюции, непроизвольного восстановления устаревших представлений. Использование подобных случайно сохранившихся фактов для выстраивания связной истории может привести к очень большим искажениям. Поднять факты, зафиксированные в письменных источниках, до уровня исторического процесса можно только в том случае, если они очень хорошо укладываются в уже известную схему развития. Но если у нас нет никакого представления о том, как функционировала религия, в каком отношении находилась с социальными и политическими реалиями рассматриваемого периода, как реагировала на изменения, то даже те факты, которыми мы располагаем, будут лишены всякого смысла.
Подобные слабые места характерны даже для самых лучших из имеющихся у нас свидетельств, почерпнутых из литературной традиции. Преодолеть эти недостатки современные исследователи пытаются путем выстраивания нужной им концептуальной схемы из набора априорных предположений. В состав подобных схем обычно входят следующие элементы: во-первых, определенная характеристика изначальной или истинной природы римской религии и, во-вторых, определенный механизм для объяснения ее деградации или упадка9. В рамках данных теорий, которые очень сходны по структуре (хотя отдельные детали могут различаться), период «здорового развития» римской религии переносится в отдаленное прошлое, а период Поздней Республики рассматривается как эпоха, когда религия римлян была уже практически безжизненной. С подобной точки зрения, времена Ранней Республики представляют собой переходное время, когда деградация лишь набирала силу, что сопровождалось посте¬
8 О книгах понтификов см.: Wissowa 1912 [G 519]: 513; Rohde 1936 [G 480]; о летописях понтификов см.: Frier 1979 [В 57].
9 О наиболее влиятельных версиях ср.: Warde Fowler 1911 [G 509]; Latte 1960 [G 435]; по поводу критики взглядов Латте см.: Dumezil 1970/1971 [G 399]: особенно 102 слл. Новый подход: Scheid 1985 [G 485]: 17 слл.


I. Источники и методы
669
пенным исчезновением простоты исконного религиозного опыта. Среди механизмов деградации обычно называется: (а) засорение исконной традиции иноземными, особенно греческими, влияниями; (Ь) выхолащивание истинной религиозности в результате развития жреческого ритуа- лизма; (с) отрыв всё более утонченных городских жителей от преимущественно сельской религиозной традиции. Что касается пункта (с), то нам довольно сложно поверить, что вообще какой-либо древний город мог утратить связь с сезонным циклом сельскохозяйственного года и зависимость от него, не говоря уж о Риме Ш в. до н. э. — далеко не самого большого из подобных городов10  11. Остальные два положения опровергнуть сложнее, однако оба они являются столь же произвольными. Далее по тексту будет использован иной подход, но читателю сразу же станет ясно, что самоочевидной связи между какой-либо из упомянутых выше тенденций и понятиями деградации или упадка просто нет11.
Еще более существенными являются проблемы, связанные с первым элементом — «истинной» природой римской религии. В том виде, в каком она известна нам — в своей развитой форме эпохи Средней и Поздней Республики, некоторые черты этой системы явно выглядят как характерные исключительно для римлян и, следовательно, представляющие некую традицию, отличную от традиции греков, этрусков или даже других италийских народов, о верованиях которых нам известно хоть что-нибудь. Так, римским богам — даже величайшим из них — явно не хватало индивидуальности и личного характера, а многочисленные мелкие божества вообще представляли собой не более чем наделенные определенными именами функции природного процесса; обряды практически не подкреплялись мифами и, судя по всему, существовали преимущественно в виде передававшейся по наследству традиции повторения определенных действий; римская религиозная система не содержала эсхатологических представлений и не объясняла того, как был сотворен мир или какое отношение к этому имел человек; в ней не находилось места пророкам или святым; согласно сообщениям антикваров, древнейшие римляне не имели никаких изображений богов, а некоторые божества вообще так никогда и не получили специфически римского облика12. При этом будет очень заманчиво — и чаще всего исследователи поддаются данному соблазну — подвести итог всему вышесказанному, отметив, что римляне были людьми простыми, бесхитростными, лишенными воображения и в высшей степени практичными, и, следовательно, всё связанное с искусством, литературным творчеством, философскими рассуждениями или высокой духовностью, скорее всего, было заимствовано ими у греков или этрусков. Будучи однажды постулированной, данная концепция постепенно начинает подтверждать сама себя, так как если мы согласимся с тем, что всё
10 См. далее: с. 697 сл. наст. изд.
11 Последствия религиозных нововведений рассматриваются в изд.: North 1976 [G 455]: 1 слл
12 Варрон в соч.: Августин. О Граде Божьем. IV.31 = Фрг. 18 (Cardauns); в соч.: Тертулли- ан. Апологетик. 25.12 = Фрг. 38 (Cardauns).


670
Глава 12. Религия в республиканском Риме
истинно римское должно быть обязательно ограниченным в духовном плане, то всё не укладывающееся в заданную схему будет объясняться либо иноземным заимствованием, либо поздней ретроспекцией. Данная методика может использоваться и применительно к отдельным деталям римских обрядов или процедур гадания — для выявления римских и неримских элементов, что опять же приводит к подкреплению исходной идеи и движению по замкнутому кругу13.
Но можно ли при помощи подобных методов действительно выявить подлинную римскую традицию? Древнейшим периодом, который мы хоть как-то можем понять, является период правления в Риме царей этрусской династии, однако даже тогда римская религия уже представляла собой сплав различных традиций — на исконные обычаи латиноязычного населения к тому времени наложились иные влияния. Археологические свидетельства, относящиеся к VI в. до п э., наглядно демонстрируют, что — какими бы ни были политические отношения между Римом и Этрурией, — с точки зрения культуры и религии, Рим следует рассматривать как составную часть цивилизации, в которой главенствующую роль играли этруски и которая была открыта для греческих и, возможно, карфагенских влияний (ср. гл. 3 наст. изд.). В частности, обнаруженное в Лави- нии посвящение Диоскурам (рис. 63)14 безошибочно свидетельствует о том, что мы должны принимать во внимание непосредственные контакты с греками (а не только те, что осуществлялись при посредничестве этрусков). При этом вполне возможно, что некоторые из новшеств раннереспубликанского периода являлись результатом прямого влияния южной Италии15. Недавние исследования нанесли еще более серьезный удар по традиционным представлениям о религиозной жизни римлян: согласно новой интерпретации материалов с Комиция, предложенной Филиппо Коарелли16, территорию вокруг «Черного камня» (Lapis Niger), скорее всего, следует отождествить с Вулканалом1ба, но при этом среди вотивных приношений, обнаруженных в этом святилище и датируемых второй четвертью VI в. до п э., был найден чернофигурный сосуд с изображением Гефеста (рис. 64). Таким образом, вполне возможно, что Вулкан уже в то время отождествлялся с Гефестом и что образ греческого бога тогда же проник в его святилище в Риме. На этом основании мы можем усомниться в предполагаемом существовании «неиконического» периода в истории римской религии, хотя, вероятно, одному доказательству не следует придавать слишком большой вес — даже в контексте опровержения гипотезы. С другой стороны, столь же сильно по традиционным взглядам ударило и открытие еще одного религиозного феномена, очень широко распространенного по всей центральной Италии: на целом ряде памятников археологами обнаружены весьма существенные скопления вотивных при-
13 Напр., в отношении техник экстиспиции ср.: Schilling 1962 [G 488]: 1371 слл. = 1979 [G 491]: 183 слл.
14 ТТЛ ЯР 1271а. 15 См. далее, с. 718 сл. наст. изд.
16 	СоагеШ 1977 [Е 92]: 166 слл.
16аВулканал — святилище римского бога огня Вулкана. См. также с. 97 сл. наст, изд. — В.Г.


Рис. 63. Бронзовая табличка из Лавиния (VI—V вв. до н. э.). Перевернутая надпись гласит: «Castorei Podlouqueique qurois» — «[божественным] юношам Кастору и Поллуксу» (слово «qurois», судя по всему, представляет собой прямую транслитерацию греческого «κουροις», однако его точный смысл в данном случае не совсем ясен, см.: R. Schilling 1960 [G 487]: 178n. = Idem. Rites, cult es, dieux de Rome (Paris, 1979): 339n).
Puc. 64. Фрагмент аттического чернофигурного кратера с изображением возвращения Гефеста на Олимп (ок. 570—560 г. до н. э.). Из хранилища вотивных приношений в святилище «Черного камня».


672
Глава 12. Религия в республиканском Риме
ношений, состоящие преимущественно из терракотовых изображений частей человеческого тела17, на основании чего можно заключить, что в период Ранней и Средней Республики во владениях Рима существовало довольно много святилищ, куда люди приходили, чтобы излечиться от болезней, и жертвовали терракотовые изображения того, что у них болело. Это указывает не только на существование некоего весьма влиятельного культа, о котором нам ничего не известно, но и на тип религиозности, который общепринятая модель раннеримской религии практически исключает: ведь в рассматриваемом случае люди, по всей видимости, напрямую обращались к богам за поддержкой в решении повседневных проблем, связанных со здоровьем. Согласно же общепринятой модели, римляне рассматриваемого периода просто не могли искать или ожидать подобной помощи — практической или духовной. Еще в одном недавнем исследовании18 было высказано предположение о том, что надписи, обнаруженные в Тор-Тиньоза близ Лавиния, относятся к культу, в рамках которого для получения откровения путем непосредственного контакта с божеством практиковалась так называемая «инкубация»18а. Использование подобной техники в Италии древнейшего — или даже мифического периода — описывают и Вергилий, и Овидий19, однако их свидетельства всегда вызывали большие сомнения — как раз на том основании, что они не укладываются в рамки наших предубеждений.
Наиболее известной попыткой создать связный рассказ о развитии римской религии является труд Уорд-Фаулера20, который попытался поместить Рим в схему религиозной эволюции, отстаивавшуюся современными ему антропологами:20а древнейший этап исследователь именовал «анимизмом» и пытался обнаружить постепенное возникновение «настоящих» богов и богинь в исторический период. Та более сложная картина, которая начала вырисовываться в последнее время, ставит данную схему под сомнение — если мы должны полностью отказаться от представлений о том, что всегда можем выявить изначальное ядро «римскости», то нам следовало бы оставить и любые попытки обнаружить некое линейное поступательное развитие и, соответственно, создать связный рассказ об истории религии в рассматриваемый период. Единственная иная возможность — это взять за отправную точку не проецирование в прошлое предположительно «римских» характеристик из I в. до н. э., а определение древнейших черт римской религии путем ее соотнесения с религиями родственных обществ. Жорж Дюмезиль на протяжении многих лет разрабатывал теорию, в рамках которой сопоставлял свидетельства, почерпнутые из традиций множества индоевропейских народов, чтобы выявить
17 Maule and Smith 1959 [G 445]; Fenelli 1975 [G 401]: 206 слл.; СошеПа 1981 [G 385]: 717 слл.
18 Palmer 1974 [G 461]: 79 слл.
18a Инкубация — обряд, направленный на вызывание вещих снов. — В.Г.
19 Вергилий. Энеида. VTL81—106; Овидий. Фасты. IV.649—672.
20 Warde Fowler 1911 [G 509].
20а В данном случае имеются в виду представители таких дисциплин, как социальная и культурная антропология, т. е. исследователи, занимавшиеся сравнительным изучением человеческих обществ. — В.Г.


I. Источники и методы
673
внутреннюю структуру мифологических систем, представляющих собой их общее наследие. Исток данной структуры он в конечном итоге усматривает в социальном делении древнейших индоевропейцев, обусловившем возникновение так называемой «трехфункциональной идеологии», в соответствии с которой божества и все соответствующие занятия людей четко делились на три сферы: (1) религия и право; (2) война; (3) материальное производство — прежде всего сельскохозяйственное. Дюмезилю удалось показать, что данную структуру можно выявить как в наиболее архаичных религиозных институтах Рима, так и в мифах о римских царях, прежде всего — первых четырех21. Проблема, которая при этом встает перед историками, изучающими римское общество времен Республики (и, возможно, даже царского периода), заключается в том, что Дюмезиль обнаружил закодированную в мифологии социальную организацию, полностью противоположную социальной организации республиканского Рима, в котором воины конечно же одновременно являлись и крестьянами, и, соответственно, три функции не могли иметь особого применения. В то же время, сама теория Дюмезиля оказалась очень плодотворной в плане изучения отдельных праздников или сфер культа — вне всякого сомнения, она до сих пор продолжает порождать весьма ценные интерпретации. Но если постулируемые при этом индоевропейские элементы — на любом этапе, который мы можем проанализировать, — противоречили реальным социально-экономическим условиям соответствующего времени, то из этого следует, что идеи Дюмезиля тоже не могут являться отправной точкой для рассказа о римской религии: они могут объяснить многие пережитки, непонятные фрагменты традиции или «значение» обрядов, но не помогают нам понять раннеримскую религию в целом. Если это действительно так, то мы должны признать, что — при современном состоянии наших знаний — у нас нет никаких прочных оснований для анализа ее развития на ранних этапах. Конечно, мы можем строить априорные теории, но проверить их, скорее всего, будет невозможно.
Рассматриваемые проблемы возвращают нас к отправной точке данного введения, то есть к характеру исходного материала письменных источников, на котором основываются наши представления. Одна из особенностей этого материала, о которой мы никогда не должны забывать, состоит в том, что получаемая нами информация происходит либо непосредственно из жреческих текстов, либо — как минимум — из источников, которые сформировались под сильным влиянием жреческой письменной традиции. При этом основной вопрос сводится к тому, в какой степени — осознанно или нет — в дошедшем до нас материале были сохранены сведения об определенных сферах религиозной жизни: постепенно на¬
21 	Сам Дюмезиль начиная с 50-х годов XX в. написал немало трудов, посвященных Древнему Риму, которые со временем вызывали всё больше дискуссий, причем некоторые исследователи отвергали его взгляды, а некоторые — поддерживали; см.: Dumezil 1941— 1945 [G 395] — ранняя работа на эту тему; 1974 [G 398] (1970/1971 [G 399] — пер. на англ. яз. первого изд.) — наиболее полный рассказ о римской религии; 1968—1973 [G 396] — новый взгляд на мифы о римских царях. См. недавнюю дискуссию: Momigliano 1983 [G 449]: 329 слл.; Sheid 1985 [G 485]: 74 слл.; ср. выше, с. 74 сл. наст. изд.


674
Глава 12. Религия в республиканском Риме
капливаемые исследователями археологические данные дают всё больше оснований предполагать, что имеющаяся у нас картина и в самом деле весьма неполна. Если доводить рассматриваемую проблему до крайности, то следует отметить, что всё, чем мы располагаем, вероятно, представляет собой искусственную историографическую конструкцию, отражающую некую официальную религию, которая на самом деле никогда не олицетворяла собой истинную религиозную жизнь римского народа. Как вариант, можно сказать, что эта конструкция действительно отражает реальность, но лишь ту, которая связана с религией элиты, а не с народными верованиями, информация о которых сохраняется только в археологических источниках. Недостатком подобной точки зрения является то, что она подразумевает существование различия, которое чрезвычайно сложно доказать даже для намного более поздних периодов и которое, вероятно, представляет собой просто анахронизм. Впрочем, какого бы взгляда мы ни придерживались, при оценке того, что укладывается, а что не укладывается в рамки опыта ранних римлян, мы должны смотреть на вещи очень широко. Далее мы не будем пытаться нарисовать картину римской религии в развитии, а предположим — в качестве рабочей гипотезы, — что основные ее элементы были более или менее неизменными на протяжении всего республиканского периода. Конечно, фактические свидетельства относятся в основном к позднейшим эпохам, однако мы должны либо использовать их — на том основании, что институциональные изменения обычно осуществляются довольно медленно, либо вообще оставить попытки сказать хоть что-нибудь. При этом нельзя исключать той возможности, что картина, нарисованная нами в данной главе, является верной применительно к Ш, возможно — ко второй половине IV в. до н. э., а религия, существовавшая на более ранних этапах республиканского периода, была в чем-то совершенно иной. Если это действительно так, то ее характер безвозвратно утрачен для нашего понимания.
II. 	Жрецы и религиозная власть
В раннереспубликанский период в Риме существовало три основные жреческие коллегии: понтифики, авгуры и жрецы священнодействий (duoviri, позднее: decemviri — sacris faciundis); почти столь же важную роль, вероятно, играли также фециалы21а. Каждая из этих четырех коллегий имела определенную сферу ответственности, в рамках которой входившие в ее состав жрецы рассматривались как эксперты и давали советы сенату. Прочие же группы священнослужителей выполняли ритуальные обязанности, связанные с определенными празднествами или культами, но, насколько нам известно, к этим жрецам никогда не обращались за со¬
21а Обобщающие работы по этой теме на русском языке: Религия и община в Древнем Риме / Под. ред. АА Кофанова и НАЧаплыгиной (М., 1994); Жреческие коллегии в Раннем Риме: К вопросу о становлении римского сакрального и публичного права / Огв. ред. А АКофа- нов (М., 2001). - В.Г.


П. Жрецы и религиозная власть
675
ветом по вопросам, связанным с сакральным правом. Принцип коллегиальности позволяет предположить, что в рамках каждой коллегии жрецы могли легко заменять друг друга при отправлении обрядов и что для каждого конкретного священнослужителя не существовало определенных ритуальных обязанностей. Кроме того, по крайней мере у понтификов, существовала система кворума для принятия решений. Когда один из членов коллегии умирал, оставшиеся жрецы сами подбирали ему замену. Впрочем, для определенных случаев следует сделать некоторые оговорки. Во-первых, коллегия понтификов обладала намного более сложной структурой, чем прочие. Так, во главе нее стоял общепризнанный руководитель — верховный понтифик (pontifex maximus), который к концу рассматриваемого периода всенародно избирался из числа понтификов, а не просто выбирался своими коллегами. Кроме того, в состав рассматриваемой коллегии — очевидно, на правах полноправных членов — входили такие священнослужители, как царь священнодействий (гех sacrorum) и фламины Юпитера, Марса и Квирина. Также с организацией понтификов были связаны весталки, писцы и двенадцать младших фла- минов22. При этом пятнадцать фламинов — в силу самой природы этого жречества — указывают на иной принцип организации: каждый из них служил определенному богу, имел собственные ритуальные обязанности и был в большей или меньшей степени ограничен в свободе действий23. У нас имеются определенные основания полагать, что это была более древняя схема и что фламины когда-то не зависели от коллегиальной системы.
Вторым жречеством, которое отклонялось от коллегиальной модели, были гаруспики. Сенат, без сомнения, нередко обращался к гаруспикам за советом — в позднейшую эпоху даже ре1улярно, однако, по всей видимости, они не были объединены в коллегию, по крайней мере, до самого конца республиканского периода24. У нас нет причин сомневаться в сообщениях древних авторов, касающихся Ранней Республики, но при этом, вероятно, следует обратить внимание на то, что, согласно некоторым из этих сообщений, рассматриваемые священнослужители призывались в Рим из Этрурии25. Если они действительно были иноземными специалистами, к которым сенат обращался за советом, и вообще не являлись римлянами, то объяснить отсутствие у них определенной организации становится довольно легко. При этом, однако, гаруспики также играли более скромную и, в общем и целом, более регулярную роль, выступая в каче¬
22 Wissowa 1912 [G 519]: 501 слл.; De Sanctis 1907-1964 [А 37] IV.2: 353 слл.; Latte 1960 [G 435]: 195 слл.; 401 слл.; о жречестве в целом: Scheid 1985 [G 485]: 36 слл.
23 В частности, все правила, касавшиеся фламина Юпитера, были любовно собраны антикваром П в. н. э. Авлом Геллием [Аттические ночи. Х.15).
24 О гаруспиках в целом: Thulin 1910 [G 498]: 2431—2468; Wissowa 1912 [G 519]: 543 слл.; Bloch 1963 [G 355]: 43 слл.; Latte 1960 [G 435]: 157-160; MacBain 1982 [G 440]: 43 слл. М. Торелли (ТогеШ 1975 [В 266]: 119 слл.) попытался доказать, что организация (ordo) гаруспиков возникла в период Средней Республики, однако этот вопрос нельзя считать окончательно решенным; cp.: MacBain 1982 [G 440]: 47 слл.
25 Наир.: Ливий. ХХУП.37.6.


676
Глава 12. Религия в республиканском Риме
стве гадателей по внутренностям жертвенных животных — экстиспиция являлась занятием, характерным для этрусков, и рассматриваемые люди тоже вполне могли быть этрусками или иметь этрусские корни. С другой стороны, в Риме вполне могли существовать две отдельные группы священнослужителей, объединенные под одним названием: (1) консультанты высшего класса, набиравшиеся из числа представителей этрусской элиты, и (2) религиозные специалисты более низкого разряда, проживавшие в самом Городе. Впрочем, как бы то ни было, выступая в качестве приглашенных консультантов — вне зависимости от того, действительно ли они приглашались со стороны, — гаруспики занимали двойственное положение, но при этом обладали весьма широким влиянием. С подобной точки зрения, неудивительно и то, что они выходили за рамки обычной организации римских жреческих коллегий — римлянам позднейших периодов этрусская религиозная традиция представлялась совершенно чуждой. Конечно, имеющиеся у современных исследователей сведения об этрусском влиянии на Рим в VI в. до н. э. и даже позднее опровергают подобную точку зрения, однако это вовсе не делает менее значимыми представления самих римлян.
Мы не должны ставить перед собой задачу выстраивания упомянутых выше жреческих групп в определенную иерархию религиозной власти. Более важные коллегии имели собственные сферы деятельности, в которые другие священнослужители никогда не вмешивались. Верховный понтифик обладал определенными — хотя и очень ограниченными — дисциплинарными правами, но в основном — в отношении жрецов и жриц, входивших в состав его собственной коллегии: весталок, царя священнодействий и фламинов26. В общем и целом же, положение жрецов можно понять только в связи со всей системой римского государственного устройства. Право на осуществление определенной деятельности и принятие решений в религиозной сфере принадлежало весьма широкому кругу должностных лиц, и сказать, кто именно обладал верховной властью в облает отношений римлян с их богами, очень непросто. Для этого прежде всего следует рассмотреть функционирование основных коллегий.
Авгуры (augures) были специалистами по так называемым ауспициям (auspicia), которые осуществлялись самыми различными способами и были направлены на установление воли богов27. Впрочем, это не означало, что указанные жрецы сами осуществляли ауспиции: как правило, данные церемонии проводили магистраты, выступавшие в качестве военачальников или участников политического или судебного процесса. Авгур, как правило, присутствовал при ауспициях в качестве советчика, возможно, свидетеля, а после проведения церемонии коллегия авгуров, судя по
26 Wissowa 1912 [G 519]: 509 слл.; Guizzi 1968 [G 423]; cp.: Bleicken 1957 [G 353]: 345 слл.
27 Об авгурах в целом: Warde Fowler 1911 [G 509]: 292 слл.; Wissowa 1912 [G 519]: 523 слл.; Dumezil 1970/1971 [G 399]: 594 слл.; Catalano 1960 [G 377]; 1978 [G 378]; Linderski 1986 [G 437]: 2146 слл.


П. Жрецы и религиозная власть
677
всему, определяла законность того, что было сделано или чего сделано не было. Древнейшим и самым известным способом осуществления ауспиций являлось гадание по полету и поведению определенных видов птиц, однако авгуры также занимались истолкованием грома и молнии, поведения некоторых животных и т. д.28. При этом данные жрецы, по всей видимости, не имели ничего общего с гаданием по внутренностям жертвенных животных, которым занимались гаруспики. Кроме того, к авгурам не обращались за советом по поводу истолкования продигий (знамений; подробнее см. далее, с. 689 наст. изд. — В.Г.). Наиболее характерным для рассматриваемых священнослужителей было толкование обычных «природных» явлений как знаков божественной воли. В некоторых случаях эти знаки появлялись сами по себе и имели собственное значение (signa oblativa), однако если речь шла о предложенных кем-либо конкретных действиях, то при ауспициях задавался конкретный вопрос, ответ на который зависел от того, с какой стороны появлялось знамение. Человек, осуществлявший ауспиции, очерчивал на небе так называемый templum — прямоугольник с четко определенной левой, правой, верхней и нижней сторонами. При этом значение поданного богами знака зависело от его пространственного расположения по отношению к этим сторонам. Небесный прямоугольник имел и земной аналог, обозначавшийся тем же словом — «templum», которое, правда, не всегда соответствует современному английскому слову «temple» («храм»): так, например, храм Весты представлял собой не templum, a aedes. Кроме того, вполне возможно, что земной templum вообще не был храмом в нашем понимании — эго могло быть здание сената (местом заседаний сената всегда являлся только templum), Комиций или место, в котором проводили ауспиции сами авгуры (auguraculum)29. Таким образом, авгурская наука была связана не только с истолкованием знамений, но и с определением границ или, возможно, с очищением ограниченных пространств. И действительно, авгуры разработали целую систему классификации мест внутри города и за его пределами, а также областей внешнего — по отношению к Риму — мира30. Эта классификация соответствовала типам ауспиций: самым известным примером подобного рода является померий (pomerium) — авгурская граница города, представлявшая собой предел для «городских ауспиций» (auspicia urbana)31.
Все действия, имевшие общегосударственное значение, осуществлялись в Риме в тех местах и согласно тем обрядам, которые входили в сферу компетенции авгуров. Наиболее важные решения принимались в пределах пространства, освященного авторскими ритуалами, а перед каждым официальным собранием ответственные лица обязательно проводили ауспиции. Место и время для принятия законов, выборов должностных лиц, прений в сенате всегда определялось в ходе авгурских обрядов.
28 Wissowa 1912 [G 519]: 231-232; Linderski 1986 [G 437]: 2226 слл.
29 Weinstock 1934 [G 511]: 480 слл.; Linderski 1986 [G 437]: 2256 слл.
80 Catalano 1978 [G 378]: 440-453.
31 	Варрон. О латинском языке. V.43.


678
Глава 12. Религия в республиканском Риме
Следствием этого было то, что правомочность всех упомянутых действий зависела от правильного отправления этих обрядов и от применения целой системы религиозных правил, за соблюдением которых тоже следили авгуры. При этом очень большое значение имело право осуществления ауспиций, принадлежавшее высшим магистратам, которые год за годом передавали его своим преемникам. Если по какой-либо причине данная преемственность прерывалась, ауспиции возвращались к patres — сенаторам-патрициям32. По всей видимости, весь этот процесс играл центральную роль в отношениях между городом и богами и в обеспечении легитимности государственных дел. Несомненно, именно поэтому авгуры обладали столь значительным влиянием в политической сфере: принадлежавшее им право выяснять, не была ли допущена при рассмотрении любого дела на комициях какая-либо религиозная ошибка (vitium), обеспечивало им решающую роль в разрешении любых противоречий конституционного характера — по крайней мере, в позднереспубликанский период.
Диапазон функций понтификов был более широким, чем у авгуров, и дать этим функциям простое определение довольно сложно33. Говоря коротко, в их обязанности, вероятно, было включено всё, что не относилось к сфере ответственности авгуров, фециалов и жрецов священнодействий. Подобно жрецам, входившим в состав этих коллегий, понтифики рассматривались как специалисты по проблемам сакрального права и соответствующим процедурам — проведению игр, осуществлению жертвоприношений, принесению обетов, передаче по наследству религиозных обязанностей, а также священнодействиям, связанным с Вестой и весталками, гробницами и погребальными обрядами. С первого взгляда кажется, что принадлежавшее рассматриваемым священнослужителям право вынесения решений относилось к сферам, которые были не столь значимыми в политическом плане, как те вопросы, с которыми имели дело авгуры. При этом, однако, членство в коллегии понтификов вплоть до последних дней существования Республики оставалось столь же почетным, как и принадлежность к авгурской организации34. Как мы уже говорили, указанные священнослужители отличались от других жрецов особой структурой своей коллегии, а также функциями, которые более явно выходили за рамки собственно религии. На пике своего развития понтифики, согласно имеющимся у нас источникам, играли роль хранителей всего права — и человеческого, и божественного. Так, например, Ливий упоминает о том, что вплоть до 304 г. до н. э. формулы, без знания которых нельзя было возбудить никакого иска, представляли собой тайну, известную лишь понтификам35. При этом та роль, которую они играли в сфере права, выходящего за рамки религии, представляет собой наибо¬
32 Magdelain 1964 [Н 50]: 427 слл.; ср выше, с. 223 наст. изд.
33 О понтификах в целом: Wissowa 1912 [G 519]: 501 слл.; Rohde 1936 [G 480]; De Sanctis 1907-1964 [А 37] IV.2: 353 слл.; Bleicken 1957 [G 353]: 345 слл.; Latte 1960 [G 435]: 195 слл.; Scheid 1985 [G 485]: 36 слл.
34 См. списки в изд.: Szemler 1972 [G 497]: 101 слл.
35 Ливий. IX.46.5; ср. с. 469 слл. наст. изд.


П. Жрецы и религиозная власть
679
лее сложную проблему. Вполне возможно, что понтифики были первыми, кто начал оказывать юридическую помощь римским гражданам, преимущественно по вопросам, связанным с религиозными процедурами, например, с правилами погребения, однако — поскольку сакральное и несакральное право частично совпадали — диапазон тех советов, которые давали рассматриваемые жрецы, со временем мог расширяться36. С большей уверенностью можно сказать, что в сферу ответственности понтификов входило составление календаря, наблюдение за процедурами усыновления (адопции) и некоторыми другими моментами, связанными с семейным правом, а также ведение летописи.
Контроль понтификов над календарем был связан не только с ежегодными празднествами (хотя такая связь, несомненно, имелась). Кроме этого, рассматриваемые жрецы несли ответственность за так называемую интеркаляцию — добавление дополнительных месяцев, необходимых для согласованния календаря с солнечным годом. При этом царь священнодействий объявлял даты каждого месяца, что предположительно являлось пережитком, сохранившимся с тех времен, когда месяцы действительно начинались с новолуния. Также коллегия определяла даты некоторых важных праздников, не имевших четкой привязки к определенным дням. Вообще в состав римского календаря входил довольно большой объем информации — в виде специальных пометок к каждому дню. В них определялось, можно ли в тот или иной день проводить заседания суда, сената или комиций37. Таким образом, понтифики занимались организацией времени для общественных дел. Далее, с религиозной сферой были напрямую связаны определенные элементы процедур усыновления, составления завещаний и передачи имущества по наследству, поскольку все они затрагивали вопрос о том, кто передаст следующим поколениям религиозные обязанности фамилии (sacra familiaria)38. Обязанности, выполнявшиеся понтификами в данной области, неизбежно вовлекали их в решение более широких проблем, связанных с непрерывностью семейных традиций и контролем над имуществом — проблем, чреватых множеством конфликтов между фамилиями или родами (gentes). Возможно, самой неожиданной функцией рассматриваемых священнослужителей было ведение летописи. Из упоминания, сделанного Катоном Старшим39, нам доподлинно известно, что во П в. до н. э. понтифики должны были записывать наиболее значительные события на белых досках, которые выставлялись на всеобщее обозрение. Согласно сообщениям ряда других авторов, эти публичные отчеты постепенно стали основой
36 Ливий (1.20.6—7) не оставляет сомнений в том, что отдельные граждане могли обращаться за советами к понтификам; см. также упоминание Помпония в «Дигестах» (1.2.2.6), на основании которого можно предположить, что для этой цели — по крайней мере, в IV в. До н. э. — каждый год специально назначался один из понтификов.
37 Degrassi 1963 [G 388]: 314слл.; Michels 1967 [G 446]: часть 1; Scullard 1981 [G 494]: 41 слл
38 В трактате «О законах» (П.47 слл.) Цицерон подробно рассматривает конфликты, которые могли возникнуть между правилами о наследовании sacra в праве понтификов и обычными нормами гражданского права.
39 Начала. Фрг. 77 (Peter) = Авл Геллий. Аттические ночи. П.28.6.


680
Глава 12. Религия в республиканском Риме
для ведения постоянной летописи, которая была известна Цицерону и — по крайней мере, предположительно — восходила к древнейшим временам40. Нам представляется весьма маловероятным, что подобная функция могла быть на определенном этапе добавлена к их обязанностям, а не входила в их состав всегда. Если вышесказанное верно, то мы имеем дело с весьма широким диапазоном «светских», а также «религиозных» функций. На этом основании может показаться, что коллегия понтификов в Раннем Риме представляла собой не только религиозную организацию, но лучше было бы сказать, что нам не следовало бы рассматривать данный вопрос с точки зрения современных границ — или вообще каких- либо границ — между религиозной и светской сферой. Исходя из этого предположения, мы вполне можем обнаружить внутреннюю согласованность между обязанностями анализируемой коллегии. Согласно одной из гипотез, заинтересованность понтификов в поддержании семейной преемственности была связана с практикой ведения записей. Если это и в самом деле было так, то данных жрецов следует рассматривать и как специалистов по генеалогии, которые должны были обеспечивать сохранение определенных статусов и прав у фамилий и gentes, снискавших — благодаря прошлым достижениям — высокое место в римском обществе. Таким образом, понтифики, судя по всему, заботились о передаче старинных обрядов будущим поколениям, о разделении года в соответствии с определенными функциями, о сохранении прошлых деяний как фактора, обеспечивавшего текущее общественное положение.
Обязанности двух оставшихся коллегий были тесно связаны с основными механизмами функционирования Римского государства. Так, феци- алы (fetiales) контролировали и отправляли обряды, которые представляли собой единственный надлежащий способ объявления войны — для римлян было очень важно, чтобы война являлась «справедливой» (bellum iustum) и расценивалась соответствующим образом41. Все дошедшие до нас рассказы о деятельности фециалов относятся к тому периоду, когда их ритуалы в большинстве своем уже подверглись определенным изменениям или вообще перестали отправляться, однако — если Ливию вообще можно верить — в более ранние времена эти жрецы осуществляли и ритуальные, и «дипломатические» действия — в частности, передачу посланий и требование удовлетворения42. Позднее же они могли по-прежнему приглашаться сенатом для того, чтобы высказать свою точку зрения на правильность процедур объявления войны43. Наконец, жрецы священнодействий, которых было сначала двое (duoviri), а затем — десятеро (decem¬
40 Цицерон. 06 ораторе. П.52; Схолии Даниэля к «Энеиде» Вергилия. 1.373. Дискуссию см. в изд.: Frier 1979 [В 57]; см. выше, с. 17 сл., 110 сл. наст. изд.
41 О фециалах см.: Wissowa 1912 [G 519]: 550 слл.; Latte 1960 [G 435]: 121 слл.; Samter 1909 [G 483]: 2259 слл.; Bayet 1971 [G 351]: 9 слл. О «справедливой войне» ср. выше, с. 455 наст. изд.
42 Рассказ Ливия о древнейшем праве фециалов (1.32. [5—14]) вызывает сильные подозрения в том, что он основан на позднейших антикварных реконструкциях; см.: Ogilvie ad loc. (Ogilvie 1965 [В 129]: 127 слл.).
43 Наир.: Ливий. XXXI.8.3.


П. Жрецы и религиозная власть
681
viri sacris faciundis), были хранителями Сивиллиных книг. Сами Книги будут рассмотрены в одном из следующих разделов, но при этом у нас не может быть никаких сомнений в том, что вышеупомянутая коллегия хранила некие пророческие стихи (предположительно большой древности) и по распоряжению сената справлялась с ними. Когда сенаторы узнавали о продигиях и чувствовали необходимость в решительных мерах по их искуплению, они получали необходимые рекомендации из Книг. Когда Книги советовали ввести определенный иноземный культ — как происходило не раз, — ответственность за его отправление, возможно, также возлагалась именно на рассматриваемых жрецов. Новые культы, как правило, были греческими и отправлялись, по словам самих римлян, «по греческому обряду» (Graeco ritu), однако мы не располагаем вескими доказательствами того, что применительно к греческим культам жрецы священнодействий выполняли те же обязанности, что к римским — понтифики44. Судя по всему, и фециалы, и децемвиры действовали в четко очерченных сферах.
На самом деле все коллегии имели весьма ограниченную власть, применявшуюся только при отправлении довольно сложного набора процедур, в которых участвовали не только жрецы, но и лица, не являвшиеся священнослужителями. Таким образом, римское жречество нельзя рассматривать как независимую или самодостаточную религиозную структуру. Прежде всего заметим, что в Риме, судя по всему, никогда не было отдельной касты или группы профессиональных жрецов. В позднейшие периоды авгуры и понтифики — списки членов этих коллегий сохранились до нашего времени — были просто самыми знатными из сенаторов, то есть это были те же самые люди, которые господствовали в политике и праве, вели в бой войска, справляли триумфы и сколачивали огромные состояния на руководящих постах в заморских провинциях45. Хотя члены вышеупомянутых коллегий по сути своей являлись хранителями сакральных — и даже тайных — знаний, они не получали специальной подготовки, а отбирались на должность исключительно по критерию происхождения или политического статуса. Представители менее значительных жречеств известны нам не так хорошо, однако имеющиеся сведения практически ничего не говорят о том, что данные лица являлись особо избранными религиозными специалистами. Конечно, это вовсе не означает, что жрецы — или, по крайней мере, некоторые из них — со временем не начинали очень хорошо разбираться в традициях и записях своих коллегий, но при этом их мысли, несомненно, были заняты и другими вещами. Подобное положение дел Цицерон рассматривал как одну из наиболее характерных и важных черт римской традиции и как источник
44 	О жрецах священнодействий см.: Wissowa 1912 [G 519]: 524 слл.; Gage 1935 [G 406]; Radke 1963 [G 472]: 1114 слл.; о Сивиллиных книгах см. с. 714 сл. насг. изд.
Самыми известными примерами являются такие люди, как Цезарь, Помпей и Антоний, однако списки, приведенные в работе Сцемлера (Szemler 1972 [G 497]), более Четко свидетельствуют о том, насколько распространенной была подобная практика. При этом мы должны помнить о том, что в нашем распоряжении нет списков менее значительных жрецов, в которых мы, вероятно, могли бы обнаружить менее важные фигуры.


682
Глава 12. Религия в республиканском Риме
особой силы46. Без сомнения, к концу рассматриваемого нами периода жрецы-политики были уже вполне обычным явлением. Конечно, вопрос о том, сложилось ли подобное положение уже в начале республиканской эпохи, является весьма спорным, хотя многие исследователи предполагают, что это действительно было так. Нам известны имена некоторых жрецов раннего периода, однако ни одно из них надежно не отождествляется с именами известных нам консулов, как в позднейшую эпоху47. В некоторых отношениях ситуация, существовавшая в период Ранней Республики, судя по всему, довольно сильно отличалась от той, что сложилась позднее: в состав главных коллегий входило намного меньше жрецов — обычно двое или трое, тогда как после 300 г. до н. э. их количество выросло до восьми или девяти. Опять же, все они, скорее всего, были патрициями — первые ншатриции, по всей видимости, вошли в состав коллегии децемвиров в 367 г. до н. э., а в состав коллегий понтификов и авгуров — лишь в 300 г. до н. э. Кроме того, даже в позднейший период традиционные правила не давали некоторым жрецам вторгаться в иные сферы общественной жизни. Так, например, царю священнодействий было запрещено занимать государственные должности48, однако это был совершенно особый случай. Старшим фламинам религиозные обязанности или правила, действовавшие в их сообществе, в некоторых случаях мешали выполнять все обязанности, связанные с должностью магистрата49. Впрочем, после целого ряда конфликтов эти ограничения были постепенно ослаблены в период Поздней Республики, и в конечном итоге фламины начали играть в общественной жизни такую же роль, как и все остальные аристократы. В принципе мы можем предположить, что остальным жрецам тоже изначально был закрыт доступ к политической жизни и войне, однако они прошли тем же путем, что и фламины, только намного раньше. Если это действительно было так, то коллегии времен Ранней Республики, вероятно, гораздо больше походили на специализированные религиозные институты, а на более поздних этапах престижные пожизненные должности жрецов вполне могли стать весьма лакомым кусочком для аристократических лидеров того времени. Опровергнуть данную теорию довольно сложно, но, в конечном счете, более верной нам представляется общепризнанная точка зрения: судя по всему, основной характеристикой авгуров и понтификов было то, что они всегда могли заменять друг друга, в силу чего ограничения, связанные с их передвижением, были, скорее всего, не столь необходимыми, как фламинские. Так, в частности, фламин Юпитера (flamen Dialis) имел ритуальные обязанности, выполнять которые мог только он сам, — и, соот¬
46 Цицерон. Речь о своем доме. 1. 47 Szemler 1972 [G 497]: гл. 2.
48 Это довольно четко видно по упоминанию Ливия (XL.42.8 слл.) о произошедшем во П в. до н. э. конфликте между потенциальным царем священнодействий и верховным понтификом, требовавшим от него сложить с себя младшую магистратскую должность, которую тот занимал. Результатом стало то, что кандидат сохранил за собой магистратуру, но жрецом не стал.
4^ См.: Ливий. Периохи. XIX; Ливий. XXXVTL51.1 слл.; Цицерон. Филиппики. XI. 18.


П. Жрецы и религиозная власть
683
ветственно, правила, запрещавшие ему покидать город, имели особое значение50.
Дабы более четко определить границы власти жрецов, их деятельность следует рассматривать в правильном контексте. В общем и целом, инициатива в религиозной сфере принадлежала магистратам: именно они испрашивали совета у богов посредством ауспиций перед собраниями или битвами, именно они посвящали храмы богам, именно они проводили ценз и связанные с ним очистительные церемонии, именно они приносили публичные обеты и организовывали игры или жертвоприношения, необходимые для их исполнения. Роль жреца при этом заключалась в том, чтобы диктовать или предписывать молитвы или формулы, давать советы процедурного характера или просто присутствовать при церемонии. Кроме того, реальное право принятия решений, связанных с религией, принадлежало не жрецам, а сенату. Для примера — когда законопроект поддерживался голосованием на комициях, но процедура голосования вызывала определенные вопросы, сенат мог обратиться к жрецам, чтобы они определили, не было ли допущено каких-либо погрешностей (vitium), но затем, на основании принятого жрецами постановления, именно сенат объявлял закон недействительным по причинам религиозного характера51. Процедура обращения с ежегодными сообщениями о продигиях указывает примерно на такую же связь — сенат заслушивал эти сообщения и решал, к какой группе жрецов следовало обратиться (если вообще такая необходимость существовала), жрецы отвечали на запрос сената, сенат предписывал совершить надлежащие действия, а сами церемонии нередко проводили магистраты, выступавшие от лица всего города52.
Для современного наблюдателя жрецы в рамках данной процедуры выглядят, скорее, как своеобразный подкомитет сената, но это впечатление может быть обманчивым: если священнослужители и не имели возможности совершать самостоятельные действия, они, по крайней мере, признавались высшим авторитетом в сфере сакрального права. После того, как сенат обращался к ним за консультацией, не последовать полученному совету было немыслимо. В других же случаях, когда речь шла о менее значительных делах — точной формулировке обетов, правильной процедуре освящения зданий, контроле над календарем — жрецы, скорее всего, принимали решения самостоятельно. Таким образом, религиозная власть в широком смысле может быть обнаружена только во взаимодействии — в соответствии с определенными правилами и соглашениями — магистратов, сената и жрецов, причем каждой коллегии — в своей сфере. Отсюда следует, что религия и политика в Риме были неразрывно связаны: каждое политическое действие осуществлялось в религиозном контексте и имело религиозный аспект, являвшийся обязательным усло- Вием для обеспечения его правомочности. Соответственно, даже если
® Wissowa 1912 [G 519]: 505 слл.
_2 Асконий Педиан. Колшентарии к речи Цицерона в защиту Корнелия. Р. 68С.
См., напр.: Ливий. XXXI. 12.8—9 [слл.] — в этом случае окончательные меры явно в*°дили в сферу ответственности магистрата.


684
Глава 12. Религия в республиканском Риме
жрецы были не единственными арбитрами, они с древнейших времен занимали очень важное место в политической жизни Рима и нередко стояли в центре политических споров. Конфликты, связанные с ритуалом и религиозными процедурами, следует рассматривать как неотъемлемую часть нормального функционирования римского общества и ни в коем случае — как симптом несостоятельности или деградации в эпоху Поздней Республики. Судя по всему, жрецы всегда были открыты для обвинений в предвзятых действиях, и мнение о том, что когда-то они вообще не вмешивались в политику, представляется нам не более чем романтизирующим вымыслом.
III. 	Боги И БОГИНИ В ЖИЗНИ РИМЛЯН
Самой первой характерной чертой римской религии, которая неизменно удивляет стороннего наблюдателя, является то, что в Риме почиталось огромное количество богов и богинь (di deaeque). В начале их списка стояли великие боги — Марс, Юпитер, Юнона, каждый из которых выполнял множество важных функций и был окружен традициями и мифами (которые, по общему признанию, иногда были позаимствованы у греков). В конце же располагались божества, каждое из которых выполняло одну очень узкую функцию или фигурировало лишь в четко определенном ритуальном контексте. Своего бога-покровителя в Риме имели даже элементы природного процесса, а кроме того, согласно ритуальным формулам, вероятно, существовало немало безымянных или не известных нам богов и богинь53. Рассматривая это многообразие представлений римлян о собственных божествах, исследователи издавна утверждают, что разные боги как бы «застывали» в различные моменты своей эволюции. В республиканский период все типы божеств сосуществовали без каких-либо неудобств, за исключением тех, что были связаны со способами пополнения списка богов — посредством заимствования у других народов или путем признания новых божественных сил. Возможно, при этом жрецы предпринимали определенные попытки упорядочить и классифицировать богов, однако это, судя по всему, не привело к слиянию различных типов божеств или к установлению между ними родственных связей.
О существах, занимавших промежуточное положение между богами и людьми, нам практически ничего не известно. Возможно, в качестве подобных созданий рассматривались духи умерших людей, поскольку им был посвящен специальный культ, хотя и не каждому по отдельности, а как обобщенной группе, носившей название di Manes («добрые боги») или divi parentes («божества-родители»)54  *. При этом, согласно представлениям римлян, люди, за исключением основателей — Энея, Ромула и, возможно, Латина, богами не становились — ни при жизни, ни после смерти.
53 О ритуальных формулах см.: Appel 1909 [G 344]: 80 сл.
54 Wissowa 1912 [G 519]: 232 слл.; De Sanctis 1907—1964 [А 37] IV.2: 243 слл.; Latte 1960
[G 435]: 98; Weinstock 1971 [G 517]: 291 слл.


Ш. Боги и богини в жизни римлян
685
Даже три упомянутых выше исключения являются довольно сомнительными, поскольку мы точно не знаем, в какой степени эти персонажи действительно стали богами, а в какой были отождествлены с уже существовавшими божествами (Индигет, Квирин, Юпитер Лациарий)55. Также римляне вполне допускали существование определенных драматических отношений между богами и людьми: так, Марс вступил в половую связь с девой Реей Сильвией, в результате чего на свет появился Ромул; Нума подшучивал над Юпитером и спал с нимфой Эгерией; Фавн (или Инуй) ловил и насиловал женщин в диких лесах; Кастор и Поллукс являлись людям в особо опасные моменты. Но если оставить в стороне эти мифические или исключительные случаи, связь между людьми и богами, как сообщают нам древние авторы, осуществлялась скорее при помощи ритуализированного обмена знаками и их истолкования, нежели посредством прямого божественного вмешательства или боговдох- новения. Хотя, как мы уже упоминали, имеющиеся в нашем распоряжении археологические свидетельства позволяют предположить, что реальная картина была более разнообразной56.
Самым непосредственным источником для понимания связи между богами и людьми в Древнем Риме являются дошедшие до нас тексты, молитвы, обеты и религиозные формулы. Конечно, к ранним периодам римской истории мы с уверенностью можем отнести очень немногое, но при этом располагаем вполне достаточным корпусом материалов, относящихся к Ш—II вв. до н. э., который позволяет нам уловить определенные глубинные представления. Судя по всему, римляне уделяли очень большое внимание произнесению слов и тщательнейшему повторению правильных формул — предположительно, даже мельчайшая ошибка приводила к повторению всего обряда57. Кроме того, особое значение придавалось ведению записей и сохранению древних текстов и традиций. Если слово было столь важным, то, по всей видимости, сохранялось с особой заботой. Но здесь мы тоже сталкиваемся с определенными трудностями: во-первых, сохранившиеся тексты изначально представляли собой часть ритуального комплекса, который мы можем воссоздать лишь в самых общих чертах и в рамках которого значение используемых слов вполне могло меняться, а во-вторых, то значение, которое придавалось точности формулировки при отправлении религиозных обрядов, обуславливало использование определенных формул даже после того, как их исходное значение было забыто или вышло из употребления. Как сообщают нам античные авторы, некоторые из древнейших римских молитв были не совсем понятны уже тем, кто использовал их в позднейшие периоды. Формулировки обетов немного более надежны, поскольку они относились к конкретным моментам и должны были всякий раз обновляться и переосмысливаться — даже несмотря на то, что в их состав обязательно входили элементы, обусловленные традицией.
55 	Liou-Gille 1980 [G 438]. 56 См. выше, с. 671 сл. наст. изд.
57 	North 1976 [G 455]: 1 слл.; cp.: Köves-Zulauf 1972 [G 433]: 21 слл.


686
Глава 12. Религия в республикансколл, Риме
Публичные обеты, дошедшие до нас, представляют собой очень конкретные и точные обязательства перед определенными богами, устанавливающие условия исполнения и характер дара или ритуального действия для вознаграждения божества, — это могли быть подношения, жертвоприношения, особые игры, строительство храмов ит. д Обеты могли приноситься в особых обстоятельствах или даже в кризисные моменты, но, кроме того, консул каждого года давал регулярный обет во благо всего римского народа. Наиболее детальный из известных нам обетов относится к первым годам войны с Ганнибалом, хотя, конечно, встречающиеся в нем формулировки отражают намного более древние традиции58. Согласно этому обету, римляне обязались справить «священную весну» (ver sacrum), то есть принести в жертву богам, в данном случае — Юпитеру, всё, что должно было появиться на свет в течение одной весны — свиней, овец, коз и крупный рогатый скот. Это экстраординарное предложение (обо всех прочих случаях его использования мы узнаём лишь из мифологических рассказов о древнейшей Италии) было сделано с целым рядом оговорок: установить время «весны» люди должны были сами; при наличии ошибок или нарушений в процедуре жертвоприношения оно всё равно должно было считаться проведенным надлежащим образом; в случае кражи животного, намеченного для принесения в жертву, вину не следовало возлагать ни на римский народ, ни на собственника. По общему признанию, обстоятельства принесения рассматриваемого обета были поистине уникальными, поскольку «священная весна» предполагала совершение жертвоприношений по всей территории Римского государства огромным количеством людей, которые не находились под надзором жрецов. Тем не менее из всего вышеуказанного мы можем сделать важные выводы. Прежде всего в рассматриваемой формуле четко определяется, что будет считаться надлежащим исполнением обета. В связи с этим некоторые исследователи отмечают, что римские обеты носили договорной характер — в том смысле, что боги, принимая обет, как бы брали на себя определенные обязательства. В общем и целом, это, конечно, не так. Римляне предлагали богам почитание и поклонение в обмен на их благосклонность, а боги были вольны эту благосклонность оказать или не оказывать. В последнем случае не возникало никакого обязательства. Конечно, при этом определенная взаимность всё же наблюдалась — как и в любой иной «сделке» религиозного характера. Выгода для людей заключалась в получении определенных материальных благ. Выгода же для богов очень тщательно определялась в изначальной формуле. Обязанными они были лишь в том смысле, что должны были принять именно то, что им было предложено — ни больше, ни меньше. Точно так же, согласно рассказу Полибия59, римляне всегда ожидали выплаты долга именно в заранее оговоренный день — ни днем позже и ни днем раньше. Рим¬
58 Текст источника: Ливий. ХХП.10; обсуждение: Heurgon 1957 [J 60]: 36 слл.; Eisenhut 1955 [J 43]: 911 слл.; North 1976 [G 455]: 5—6. Ср. также с. 344 наст. изд.
59 XXXI. 27, прежде всего: 27.10—11.


Ш. Боги и богини в жизни римлян
687
ские боги могли и не быть антропоморфными, но их предполагаемый склад ума и поведение зеркально отражают склад ума и поведение их почитателей. При этом божества ни в коем случае не рассматривались как всемогущие и не несущие никакой ответственности, а люди не считались их беспомощными рабами. Контролировать богов было нельзя, но с ними можно было договориться. Более того, они были связаны с человеческим сообществом множеством различных обязательств, традиций, правил, в рамках которых искусство жрецов, магистратов и сената могло удержать богов на стороне Города.
Формы обетов того или иного рода использовались для довольно широкого круга «сделок». В случае войны богов врага можно было переманить на свою сторону при помощи так называемой эвокации (evocatio) — обета, который предполагал продолжение отправления их культа или, возможно, даже возведение храма в Риме, если они перестанут оказывать защиту противникам римлян60. В ходе боевых действий полководец мог дать обет возвести храм определенному божеству, причем необязательно связанному с войной. Перед лицом поражения в битве полководец (но только если он обладал высшей властью — империем) мог посвятить себя и вражеское войско духам мертвых и земле. При этом он, по сути дела, становился «посвященным» (sacer), почти как животное, предназначенное для принесения в жертву. После этого он должен был вскочить на коня и броситься на вражеские копья. По сообщениям древних авторов, первый раз подобный обет был использован в 340 г. до н. э., когда консулом был Деций Мус (с. 430 наст. изд.). Впоследствии данному примеру последовали его сын и внук (с. 450, 549 наст. изд.). Такая практика несколько отличалась от обычного порядка событий, поскольку исполнением обета была смерть консула, которая происходила еще до того, как боги получали возможность выполнить свою часть соглашения. Если же консул не погибал, то, согласно Ливию, в землю закапывали его увеличенное изображение — по-видимому, во исполнение невыполненного обета61.
Обеты и молитвы были зафиксированы в летописях и являлись очень удобными для историков — именно потому, что были выражены в словесной форме и, соответственно, поддавались передаче. Впрочем, было бы ошибкой полагать, что у римлян не существовало других способов связи между людьми и богами. В частности, в только что упомянутой истории о случае, произошедшем с Децием Мусом в 340 г. до н. э., описываются два важных послания богов людям. Первое — упоминаемое, вероятно, только у Ливия — представляло собой сон, предупредивший Деция о том, что должно произойти, а второе — являющееся намного более распространенным элементом традиции — имело следующий вид:
60 О формулах эвокации см.: Макробий. Ш.9.7 слл.; дискуссия: Wissowa 1912 [G 519]: 383 слл.; DumezÜ 1970/1971 [G 399]: 424 слл.; Le Gall 1976 [G 409]: 519 слл.
61 Ливий. VHI.9 слл. (самый полный рассказ, под 340 г. до н. э.); Х.28.12 слл. (295 г. до н. э.); Цицерон. О целях человеческой жизни. П.61; Тускуланские беседы. 1.89; Дион Кассий в соч.: Зонара. УШ.5 (279 г. до н. э.); полное рассмотрение и анализ основного текста — см.: H.S. Versnel 1980 [G 506]: 135 слл


688
Глава 12. Религия в республиканском Риме
Римские консулы, прежде чем двинуть войска в бой, совершили жертвоприношение. Как говорят, гаруспик показал Децию поврежденный верхний отросток печени на благоприятной стороне, но в остальном жертва была богами принята; жертва Манлия дала прекрасные предзнаменования (egregie litasse). «Что ж, — сказал Деций, — раз товарищу моему предсказан благополучный исход дела, значит, всё в порядке» (Ливий. УШ.9.1. Пер. Н.В. Брагинской).
В данном отрывке для описания жертвоприношения употреблено слово «litare» (существительное от того же корня: «litatio»). Вообще оно могло использоваться просто для обозначения жертвоприношения, однако при этом предполагался его удачный исход и принятие жертвы богами. В рассматриваемом случае Деций уже знал, что он обречен на смерть за свои легионы, и, следовательно, для него не было ничего страшного в том, что благоприятные предзнаменования (litatio) получил только его коллега — обычно же это считалось очень плохим знаком62.
Принесение в жертву животных являлось центральным моментом многих религиозных церемоний. При этом из письменных и археологических источников нам известно достаточно, чтобы понять основные этапы этого священнодействия63. По структуре — если не говорить о деталях — римское жертвоприношение очень напоминало греческое. Сначала, чтобы убедиться в пригодности жертвенного животного, его подвергали тщательной проверке. При этом существовало множество четких правил относительно того, животных какого пола, возраста, цвета и вида следует приносить в жертву определенным божествам и в определенных случаях. После того, как животное подводили к алтарю и совершали подготовительные обряды, произносилась молитва с упоминанием имени божества, которому приносится жертва. После этого животное освящалось путем окропления его головы вином и посыпания мукой, и именно в этот момент (как считалось) на его внутренностях появлялись (или не появлялись) знаки, которые могли указывать на то, что боги отвергают приношение64. Убить жертвенное животное надо было одним ударом, после чего его внутренности (exta) осматривались гаруспиками. Если осмотр показывал, что жертва принята, животное разделывали, жарили и съедали. Если же exta демонстрировали неблагоприятные знаки, в жертву могли принести еще несколько животных — до тех пор, пока приношение не принималось и не получались благоприятные предзнаменования. Весь процесс, очевидно, строго регламентировался определенными правилами и традициями, и любая ошибка или неудача — если жертвенное животное убегало или упиралось, если внутренности соскальзывали с алтаря —
62 Ливий. УШЛО. 12.
63 О весьма важных, хотя и довольно поздних, свидетельствах скульптурных рельефов cp.: Scott Ryberg 1955 [G 482]; упоминания о жертвоприношениях в трудах древних авторов весьма многочисленны, но крайне обрывочны — более-менее связные рассказы мы встречаем лишь у христианского автора Арнобия, критикующего римские жертвоприношения [Против язычников. VII), и у Дионисия Галикарнасского, который сравнивает греческие и римские практики [Рижские древности. VII.72.15—18). Рассмотрение данного вопроса современными авторами: Warde Fowler 1911 [G 509]: 176 слл.; Wissowa 1912 [G 519]: 409 слл.; DumezÜ 1970/1971 [G 399]: 557 слл.; Scholz 1980 [G 493]: 289 слл.
64 Цицерон. О дивинации. П.37.


Ш. Боги и богини в жизни римлян
689
считалась очень дурным знаком65. Очень много тонкостей было характерно для разделки туши: нам известны специальные термины, использовавшиеся для обозначения ее частей, предлагавшихся богам66. Дележ мяса между богами и их почитателями указывает на то, что обряд жертвоприношения представлял собой символическое изображение их взаимоотношений. Опираясь на концепции, разработанные в ходе изучения аналогичных обрядов у греков67, можно сказать, что в данном случае мы имеем дело с ритуализованным пересмотром границы между богами и людьми. При этом, однако, очень важно учитывать, что рассматриваемый ритуал также давал возможность для обмена посланиями: люди передавали богам свои молитвы, а боги выражали свое одобрение или предупреждали людей о чем-либо.
Предупреждения нередко возникали и сами по себе, вне ритуального процесса. Это были так называемые продигии, списки которых, сохранившиеся в третьей, четвертой и пятой декаде Тита Ливия, представляют собой одно из наиболее ярких проявлений римской религиозности68. К продигиям относились стихийные бедствия, такие как наводнения, голод, мор, любые необычные метеорологические явления (дождь из «камней», «крови», «молока» и т. д.), удары молнии в особо значимые или священные объекты, рождение уродов, появление диких зверей в городе. С современной точки зрения, назвать чудесным или сверхъестественным можно довольно немногое из этого — скорее, подобные события отклонялись от представлений самих римлян о нормальном ходе событий, которые совсем необязательно совпадали с нашими. В имеющихся у нас источниках ничего не говорится о том, что римляне рассматривали продигии как результат прямого вмешательства богов, но, судя по всему, рассматриваемые явления указывали на то, что нечто относящееся к богам пошло не так. О продигиях сообщали римскому сенату — ведь они считались отражающими какое-то нарушение надлежащих отношений между римлянами и их богами и, следовательно, требовали определенных религиозных действий со стороны органов власти. Таким образом, здесь мы больше, чем где-либо еще, обнаруживаем божественное вмешательство в жизнь людей, требующее определенной реакции. Реакция эта подчинялась определенному порядку: сенат признавал продигию или мог счесть ее не имеющей государственной важности;69 после признания продигии сенаторы могли обратиться за советом к децемвирам или
6о Сервий. Коллментарии к «Энеиде» Вергилия. П.104; Фест, (эп.) 351L; Светоний. Божественный Юлий. 59 (упоминание о том, как Цезарь проигнорировал предзнаменование).
66 Здесь мы вынуждены полагаться на довольно забавный и пропитанный враждебностью рассказ Арнобия [Против язычников. VII.24).
См., напр.: М. Detienne and J.-P. Vernant (edd.) La cuisine du sacrifice enpays grec (Paris,
68 Bloch 1963 [G 355].
Согласно Ливию (ХЫП.13), в 169 г. до н. э. сенат, рассматривая ряд продигий, постановил, что некоторые из них не имеют общественной ценности. Это единственное упоминание подобного случая в имеющихся у нас источниках, однако не исключено, что оно указывает на существование регулярной процедуры подобного рода; обсуждение см.: MacBain
1982 [G 440]: 25 слл.


690
Глава 12. Религия в республиканском Риме
гаруспикам, а затем определялись надлежащие меры (remedia), которые следовало принять жрецам, магистратам или даже всему народу. Эти меры приводили к нейтрализации предупреждения. Поскольку все про- дигии представляли собой дурные знаки, знамения не считались отражающими предопределенные или необычные процессы и не рассматривались как возможность для формального предсказания будущего. Лить во Π—I вв. до н. э. они стали более тщательно интерпретироваться гарус- пиками, которые иногда даже считали их потенциально хорошими предзнаменованиями. Рассказывая о более ранних периодах, Ливий упоминает о том, что некоторые продигии считались особенно ужасающими и что в особо больших количествах они появлялись в те времена, когда Городу грозила серьезная опасность. Для отвращения этой опасности использовались умения и мудрость сенаторов и жрецов, но гарантий успеха не было. Таким образом, с функциональной точки зрения, религиозная система обеспечивала средство борьбы с кризисами путем сосредоточения страхов народа в той сфере, в которой правящий класс мог претендовать на особые знания, передаваемые по наследству. Remedia давали возможность для проведения сложных церемоний, иногда включавших новые празднества или развлечения, а также укреплявших моральный дух и социальную солидарность.
Подавляющее большинство известных нам сообщений о продитях относится к довольно поздним этапам республиканской эпохи, в силу чего мы вновь сталкиваемся с вопросом о том, насколько обоснованными являются предположения о том, что рассматриваемые практики восходят к ранним периодам римской истории. В первой декаде Ливия упоминаются отдельные продигии, но не приводится ни одного регулярного списка. Юлий Обсеквент, собравший списки продигий, составленные Ливием, начинает свой труд с 249 г. до н. э.70 — возможно, это указывает на то, что регулярные списки появляются в «Истории от основания Города» лишь начиная с девятнадцатой книги. Но даже если в 249 г. до н. э. действительно что-то изменилось, то это был способ ведения записей, а не взгляд на продигии или реакция на них. В любом случае списки должны были очень сильно измениться, поскольку более поздние из них охватывают уже всю римскую и даже неримскую Италию, тогда как более ранние относились, по всей видимости, лишь непосредственно к территории Рима. Некоторые свидетельства, восходящие к ранним периодам, позволяют предположить, что продигии играли тогда ту же роль, что и позднее, хотя, очевидно, в республиканскую эпоху происходило постепенное расширение и рутинизация описанной выше процедуры.
Конечно, рассказ вроде нашего неизбежно будет главным образом опираться на те события, которые оставили след в исторических трудах,
70 	Дата взята из названия в первом издании; см. текст (под ред. О. Россбаха (Rossbach)) в изд.: Т Livi Periochae omnium librorum, Fragmenta Oxyrhynhi reperta, Iulii Obsequentis prodigiorum liber (Leipzig: Teubner, 1910); см. перевод на английский язык, опубликованный в серии «Loeb Classical Library» американского изд-ва «Harvard University Press»: Livy. Vol. XIV: 237 слл. (Cambridge (MA), 1959).


Ш. Боги и богини в жизни римлян
691
однако боги — или напоминания о них — всегда присутствовали в общественной и частной жизни римлян. Оценить их воздействие на общество, столь отдаленное от нас во времени, может быть довольно сложно, но мы должны, по крайней мере, помнить, сколь многого мы не знаем. В эпоху Ранней Республики над Городом, судя по всему, господствовал великий храм Капитолийской триады — Юпитера, Юноны и Минервы, который, судя по всему, по своему размаху намного превосходил все прочие священные постройки республиканского времени71. В тот период многие из будущих великих храмов, по-видимому, представляли собой просто алтари или святые места; другие уже являлись храмами, но по размерам намного уступали святилищу Юпитера. Центр общественной жизни города — Форум, превращенный в общественное место еще при последних царях (с. 97 сл. наст, изд.) и, вероятно, расширенный в период Ранней Республики (по крайней мере, с юга), был ограничен священными постройками: храмами Сатурна, Кастора и Поллукса, Весты, а также Регией — религиозным центром, где жил царь священнодействий и собирались понтифики72.
Мы можем предположить, что — во всяком случае, к рассматриваемому периоду — в храмах или рядом с ними располагались и культовые изображения. Мы не имеем возможности сказать, насколько они были распространены, использовались ли в подобном качестве терракотовые статуэтки, располагались ли изображения домашних богов — как в более поздние эпохи — в частных домах. К концу республиканского периода скульптурные изображения богов стали вездесущими и были окружены определенными церемониями: они располагались перед храмами на специальных ложах (pulvinaria) для возложения приношений, во время религиозных процессий их вместе с символами богов возили в специальных колесницах (tensae), они имели свои места в цирке, с которых могли «наблюдать» за состязаниями во время игр73. Судя по всему, данная ситуация сложилась к Шв. до н. э. Возможно, какие-то элементы вышеописанного церемониала возникли в V в. до н. э. или даже раньше, однако установить это гораздо труднее. В сочинении Дионисия Галикарнасского74 приводится описание организованной перед играми (ludi) — вероятно, в V в. до н. э. — процессии от Капитолийского храма до Большого цирка. При этом Дионисий пишет, что нашел данный рассказ у Фабия Пиктора, но — даже если сам Фабий считал, что пользуется документом или записью V в. до н. э., — у нас есть веские причины сомневаться в надежности датировки. Впрочем, рассматриваемая практика укоренилась в Риме самое позднее ко времени самого Фабия, то есть к Ш в. до н. э.75. Говоря словами Дионисия:
71 Castagnoli 1979 [G 374]: 145 слл.; см. выше, с. 308 сл. наст. изд.
72 СоагеШ 1983 [Е 94].
73 О ршуалах игр см.: Wissowa 1912 [G 519]: 449 слл.; Piganiol 1923 [G 469]; Piccaluga 1965 [G 467]; Versnel 1970 [G 742]: 258 слл.; Weinstock 1971 [G 517]: 282 слл.
Дионисий Галикарнасский. Римские древности. VII. 70 слл.
75 См.: Piganiol 1923 [G 469].


692
Глава 12. Религия в республиканском Риме
<...> в конце всего в процессии участвовали кумиры богов, переносимые мужчинами на своих плечах, являющие и облик, подобный изображениям, создаваемым у эллинов, и одеяния, и символы, и дары, создателями которых и подателями людям они считаются (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. VII.72.13 (в оригинале: VII.72.12. — В.Г.). Пер. А.М. Сморчкова).
Еще одним центральным элементом древнейших игр была церемония, которая называлась «Пир Юпитера» (Epulum Iovis) и предположительно представляла собой жервоприношение или совместное пиршество перед изображением Юпитера из Капитолийского храма. История самих игр, конечно, вызывает немало споров, но если какая-либо из церемоний действительно восходит ко временам Ранней Республики, то представляется вполне вероятным, что процессия с изображениями божеств входила в число изначальных элементов76.
Без сомнения, многие моменты, связанные с римскими богами, остаются — и должны остаться — неясными, но мы вполне можем — по крайней мере, в общих чертах — определить место божеств в жизни римлян. Они очень активно участвовали в политической и военной деятельности Города, а сферам их полномочий в значительной мере можно дать определение в терминах социальной структуры Рима, о чем мы подробнее поговорим в следующем разделе. Боги рассматривались как некие силы, стоящие за пределами человеческого сообщества, с которыми человек, обладающий определенными знаниями и умениями, разбирающийся в правилах, традициях и ритуалах, мог договариваться и общаться в рамках довольно сложной системы, вследствие чего исторический процесс определялся совместной деятельностью людей и богов. Действия римских лидеров от лица всего Города можно понять только в контексте данной процедуры переговоров и совместной деятельности. Судя по всему, у нас нет причин полагать, что римские боги, как правило, действовали путем драматического вмешательства в жизнь людей или как имманентные силы, проявлявшие себя через человеческую деятельность. По существу, они отличались от людей и были отделены от них, но при этом постоянно участвовали в их жизни. Их благосклонность была основным фактором достижения успеха в любом начинании, но снискать эту благосклонность можно было только путем постоянных усилий, направленных на поддержание правильных отношений.
IV. 	Религия и деятельность
Конечно, многие понятия и термины, употребляемые нами, когда речь идет о религии Древнего Рима, кажутся очень похожими на понятия и термины, знакомые нам по современным религиям, — «молитва», «жертвоприношение», «обеты», «священные книги», даже «гадание», но объяс-  * 21676 	О «Пире Юпитера» см.: Degrassi 1963 [G 388]: 509, 530; Warde Fowler 1899 [G 508]:
216 слл.; Wissowa 1912 [G 519]: 127; Scullard 1981 [G 494]: 186-187.


IV. Религия и деятельность
693
нить одну религию через понятия другой всегда очень непросто и в данном случае кажущаяся близость весьма обманчива. Наиболее резко подобные различия проступают, когда мы начинаем рассматривать отношения между религией и социальной организацией республиканского Рима. Самым большим из всех этих различий, конечно, является то, что в Риме рассматриваемого периода не было никаких религиозных групп, направленных на отправление определенной формы культа или на почитание определенного бога или нескольких богов. Каждый отдельный гражданин мог принадлежать к группе, выполнявшей определенные обязанности религиозного характера, однако эта принадлежность предопределялась его происхождением (как в случае с фамильными или гентильными культами), местом жительства или родом занятий, а не свободным выбором. Мы располагаем надежными сведениями о том, что уже на доволы но ранних этапах республиканского периода в Риме существовали некие «коллегии», сориентированные на почитание определенного бога и состоявшие из представителей определенной социальной группы, однако при этом нам ничего не известно о каких-либо группах людей, которые решили объединиться на основании религиозных убеждений. Более того, в данной ситуации некоторые сомнения вызывает даже само понятие религиозных убеждений.
Рассматриваемая разница определяла характер религиозной жизни как на общественном, так и на индивидуальном уровне. В первом случае это означает, что в Риме не существовало самостоятельных религиозных групп с собственными особыми системами ценностей, идеями или убеждениями, которые можно было бы защищать или проповедовать, и, следовательно, у религии было очень мало шансов стать силой, продвигавшей какие-либо изменения или реформы. Во втором же случае это подразумевает, что у римлян просто не было необходимости (или возможности) демонстрировать религиозные убеждения, а это, в свою очередь, подразумевает, что они никогда не сталкивались с новыми глубокими переживаниями или откровениями, предопределявшими ход их будущей жизни. Это также означает, что религиозные «переживания», «чувства» или «верования» имели в рассматриваемом социуме, скорее всего, несколько иное значение. Для нас, например, вера человека играет центральную роль в его религиозной жизни, а утрата веры обязательно предполагает определенный кризис, влекущий за собой смену религии или вообще полный отказ от нее. Римляне же, вне всякого сомнения, с древнейших времен — и на всех этапах своей истории — вполне могли относиться к своим богам и их предполагаемым действиям довольно скептически, хотя, учитывая, что подобные сомнения не могли иметь каких-либо последствий в плане религиозной деятельности, они, судя по всему, обычно не выходили за рамки личной эксцентричности отдельных людей. Для нас вера как тако- Вая становится центральным элементом системы только в таком религиозном контексте, в котором она предопределяет выбор человека. В республиканском же Риме, где подобного выбора просто не существовало,


694
Глава 12. Религия в республиканском Риме
вера отдельных людей играла в их жизни, судя по всему, лишь второстепенную роль.
Таким образом, рассматривая способы взаимодействия религии и общества в Риме периода Республики, мы обнаруживаем не особые институты и действия, отделенные от повседневной жизни и предназначенные для достижения религиозных целей, а, скорее, ситуацию, в которой все институты и действия имели определенный религиозный аспект или были связаны с определенными обрядами. Как мы уже увидели, вся политическая и конституционная система Города функционировала в рамках сложной системы религиозных церемоний и предписаний, которые, по сути дела, переносили вопросы о времени, месте и, соответственно, юридической действительности определенных действий политического характера в сферу божественного. Политические решения, выборы, принятие законов — всё это представляло собой ту сферу, в которой боги, вероятно, считались заинтересованными больше всего, однако на самом деле определенные религиозные аналоги имели все важные сферы общественной и личной жизни. В трудах антикваров очень легко найти множество примеров того, что в Риме существовали обряды, связанные с войной, с сельским хозяйством, с семейной жизнью и т. д. Намного сложнее оценить, как вся эта информация должна повлиять на понимание нами жизни древних римлян.
Обряды, связанные с войной, обнаруживаются уже в древнем календаре римских празднеств. В марте, который изначально являлся первым месяцем года, в Риме справлялся целый ряд взаимосвязанных праздников, которые в основном были посвящены Марсу и, несомненно, знаменовали собой подготовку к новому сезону военных действий. Соответствующие праздники справлялись и в октябре. В чем-то они были менее замысловатыми, но тоже вполне явно отмечали окончание вышеупомянутого сезона, когда оружие откладывалось в сторону до следующей весны77. В обоих случаях центральную роль в ритуалах играли салии — жрецы Марса и Квирина, изначальной целью которых была охрана анцилий (ancilia) — священных щитов, упавших с неба. Все салии были патрициями, и во время рассматриваемых празднеств они, одетые в доспехи пеших воинов архаического периода, с танцами проходили по улицам города78. Исследователи много спорят о том, что значили анализируемые церемонии изначально, но мы едва ли можем сомневаться в том, что, по крайней мере, к началу республиканской эпохи они, скорее всего, уже представляли собой торжества, связанные с годовым циклом военных действий. Во времена Республики фактическое ведение войны находилось в руках консулов, и они командовали войском на основании собственных ауспиций, но во все периоды перед любыми важными действиями они должны были испрашивать совета у богов и приносить жертвы. Если боги отверга¬
77 Degrassi 1963 [G 388]: 417 слл., 521 слл.; Warde Fowler 1911 [G 509]: 96 слл.; Wissowa 1912 [G 519]: 144 слл.; ScuUard 1981 [G 494]: 85 слл., 193 слл.
78 О салиях см.: Wissowa 1912 [G 519]: 555 слл.; Latte 1960 [G 435]: 114 слл.; Ogilvie 1965 [В 129]: 98 сл.


IV. Религия и деятельность
695
ли жертву, это означало, что они предупреждают полководца о том, чтобы он не вступал в битву. В то же время участники боевых действий посредством улучшения отношений с богами могли попытаться добиться определенных преимуществ в сравнении с врагом. Так, например, обряд, отправлявшийся жрецами-фециалами перед началом военной кампании, был направлен на то, чтобы гарантировать, что предстоящая война будет справедливой и, соответственно, угодной богам. Дабы получить подтверждение отношения богов к тому или иному начинанию, совершались жертвоприношения, а чтобы добиться их благосклонности — приносились обеты79. Кроме того, военачальник мог принести обет даже непосредственно на поле боя, причем исполнялся этот обет лишь в случае положительного исхода схватки, — во всяком случае, к концу Ш в. до н. э. подобные случаи были достаточно частыми, чтобы стать объектом пародии Плавта:
А вожди здесь и там, возгласив свой обет Божеству, держат речь к воинам...
(Плавт. Амфитрион. 229—230 (в оригинале: 231—232. — В.Г.) Пер. А. Артюшкова)
Римляне также верили в то, что могут повлиять на вражеских богов, предложив им почитание, если те откажут врагам в поддержке. Здесь, как и всегда, мы сталкиваемся с фундаментальным противоречием между верой в богов и правдой жизни: если боги действительно благосклонны и могущественны, то почему вообще что-то в мире идет не так? Любая функционирующая система должна давать ответы на подобные вопросы, и наиболее очевидный из них заключался в том, что военные катастрофы были якобы связаны с ошибками в обязательных обрядах, замеченными слишком поздно.
Если религия и религиозные обряды проникали в сферу войны, то и война тоже могла в известной мере проникать в сферу религии. Так, на основании обетов, данных полководцами, в городе могли возводиться весьма впечатляющие военные мемориалы в виде храмов, а военная добыча нередко жертвовалась храмам или шла на возведение памятников, увековечивавших достижения военачальников80. Менее долговечным, но, возможно, даже более эффектным и желанным способом чествования полководцев был триумф, во время которого победоносный военачальник, возвращающийся в город, проезжал по его улицам во главе своих войск, демонстрируя ликующему римскому плебсу трофеи и пленников. Облаченный в пышные одежды и восседающий на колеснице, запряженной четверкой коней, он въезжал в город через специальные ворота — Porta Triumphalis. Триумфальная процессия двигалась к центру города по особому маршруту, который в конечном итоге приводил к храму Юпитера Капитолийского, где полководец возлагал лавровые венки
79 О религиозных процедурах, проводившихся перед войной, см., напр.: Ливий. XXXVL1-3 (191 г. до и. э.).
80 См.: Harris 1979 [А 61]: 20 сл., 261 сл.


696
Глава 12. Религия в республиканском Риме
на колени статуи бога. Сам он при этом был одет точно так же, как эта статуя, и точно так же его лицо было раскрашено в красный цвет81. После этого имя триумфатора заносилось в специальные триумфальные фа- сты: так исполнялось самое заветное желание представителей римской знати. В некотором смысле военачальник, справлявший триумф, на один день приравнивался к богам — и именно отсюда ведет начало история (истинная или нет) о том, что за плечом триумфатора стоял раб, постоянно шептавший: «Оглянись вокруг и помни, что ты — человек»82. Так или иначе, большая часть триумфальной церемонии представляла собой временную инверсию обычных форм поведения — это был единственный случай, когда полководец и его армия допускались в пределы города, а воинам разрешалось выкрикивать оскорбления и непристойности в адрес своего командира. Без сомнения, с символической и ритуальной точки зрения военачальник, одетый как бог, этим богом и являлся. Но во время торжественного жертвоприношения белого быка, которым заканчивалось шествие, символически приносился в жертву именно триумфатор, а принимал жертву Юпитер.
Война, подобно политике, в значительной мере относилась именно к той сфере общественной жизни, которая считалась представлявшей особый интерес для римских богов. Что же касается обрядов сельскохозяйственного года, то город, по существу, не нес за них ответственности, но брал на себя обязательство выступать в качестве посредника от лица отдельных земледельцев. В состав древнего календаря праздников входит довольно много обрядов, связанных с зерновыми культурами, виноделием и животноводством. При этом весьма любопытно, что в рассматриваемом календаре не нашлось места выращиванию оливок — хотя оно, вероятно, было заимствовано из Греции в VI в. до н. э. Некоторые из упомянутых выше празднеств выглядят очень простыми и не вызывающими никаких проблем — таковы, например, Робигалии, отмечавшиеся 25 апреля и представлявшие собой жертвоприношение для защиты посевов от болезней83. Временную привязку двух винодельческих праздников, отмечавшихся 23 апреля и 19 августа, понять сложнее, поскольку ни одна из этих дат не совпадает со временем сбора урожая84. С зерновыми культурами были связаны празднества посева, справлявшиеся в конце января, хотя сеять римляне начинали, вероятно, уже с осени. Группа отмечавшихся в апреле праздников, посвященных богине Теллус (Фордицидии — жертвоприношение стельных коров) и Церере, богине зерна, а также уже упомянутые нами Робигалии — все эти торжества довольно четко укла¬
81 О триумфе см.: Versnel 1970 [G 742]; Ehlers 1948 [G 572]: 493 слл.; Weinstock 1971 [G 517]: 60 слл.; Scullard 1981 [G 494]: 213 слл.
82 Плиний Старший. Естественная история. ХХУШ.39; Тертуллиан. Апологетик. 33.4.
83 О Робигалиях (25 апреля) см.: Degrassi 1963 [G 388]: 448; Latte 1960 [G 435]: 67 слл.; Scullard 1981 [G 494]: 108.
84 О Виналиях (23 апреля, 19 августа) см.: Degrassi 1963 [G 388]: 446; 498; Wissowa 1912 [G 519]: 115 слл.; 289 слл.; Schilling 1954 [G 486]: 98 слл.; Latte 1960 [G 435]: 75 слл., 184; Scullard 1981 [G 494]: 106 слл.


IV. Религия и деятельность
697
дывались в период созревания хлебов85. Празднества, отмечавшиеся в разгар лета, были связаны со сбором урожая, а также его хранением и защитой от опасностей86. Самым ярким примером скотоводческого торжества являются Парилии (21 апреля) — праздник пастухов (pastores) и, между прочим, день рождения самого Рима87. Таким образом, у римлян были празднества, обозначавшие, по крайней мере, некоторые из наиболее важных моментов сельскохозяйственного года и связанные с занятиями, характерными для жизни крестьянского хозяйства.
Многие исследователи, изучающие данный цикл празднеств, исходят из предположения, согласно которому к концу рассматриваемого нами периода все эти празднества превратились почти в пережитки, представлявшие интерес разве что для антикваров и не имевшие значения для римлян того времени, которые уже давно являлись городскими жителями. Действительно, нет никаких сомнений в том, что в римской религиозной практике — как и в религиозной практике многих других народов — обряды отправлялись из года в год исключительно по традиции, даже когда они не наделялись никаким особым значением. Кроме того, к последним годам Республики действительно даже антиквары уже не могли сказать, что означают некоторые из празднеств. Вероятно, к тому времени город Рим настолько разросся, а его жители, весьма значительную долю которых составляли приезжие, стали столь урбанизированными и столь привязанными к иноземным религиям, что в древних сельскохозяйственных обрядах, судя по всему, не осталось практически никакого смысла, хотя даже для более поздних периодов доказать это весьма сложно. При этом, однако, в Ш в. до н. э. Рим всё еще был довольно сильно связан с сельской местностью — многие из его жителей, по всей видимости, имели собственное хозяйство или, по крайней мере, периодически работали на земле, у других были родственники, занимавшиеся сельскохозяйственным трудом, и все они, по-видимому, полностью зависели от местного земледелия и скотоводства в плане пропитания88. Согласно предположениям некоторых исследователей, тот простой факт, что римские аграрные праздники справлялись в четко определенные и записанные в календаре даты, привязанные к солнечному году (или, скорее, к четырехлетнему циклу, связанному с солнечным годом), делал их бессмысленными, поскольку в подобной ситуации праздник, который по идее должен был совпадать, скажем, со сбором урожая, иногда отмечал¬
85 О Сементивах (конец января, без фиксированной даты) см.: Wissowa 1912 [G 519]: 193; Bayet 1971 [G 351]: 177 слл.; Scullard 1981 [G 494]: 68; о Фордицидиях (15 апреля) см.: Degrassi 1963 [G 388]: 440 слл.; Latte 1960 [G 433]: 68; DumezÜ 1970/1971 [G 399]: 371 слл.; Scullard 1981 [G 494]: 102; о Цереалиях (19 апреля) см.: Degrassi 1963 [G 388]: 442; Le Bonniec 1958 [G 360]: 108 слл.; Latte 1960 [G 435]: 68; DumezÜ 1970/1971 [G 399]: 374 слл.; Scullard 1981 [G 494] : 102.
86 DumezÜ 1975 [G 400].
87 О Парилиях (21 апреля) см.: Degrassi 1963 [G 388]: 443; Wissowa 1912 [G 519]: 199; Latte 1960 [G 435]: 87; DumezÜ 1975 [G 400]: 188 слл.; Sciülard 1981 [G 494]: 103 слл.
88 Cp. выше, с. 479 сл. наст. изд. (иная точка зрения).


698
Глава 12. Религия в республиканском Риме
ся раньше, иногда — позже и с нужным событием совпадал лишь изредка. Что еще хуже — время от времени понтифики пренебрегали вставкой дополнительного месяца, в силу чего календарь вообще расходился с временами года и торжества становились еще более неуместными. Подобные утверждения основаны на неверном понимании реальной ситуации. Ранний римский календарь на самом деле был очень продуманным, и нам ничего не известно ни о каких серьезных нарушениях вплоть до загадочных отклонений в конце Ш в. до н. э., которые предположительно были вызваны невзгодами периода войны с Ганнибалом89. При этом упомянутая выше точка зрения целиком и полностью зависит от предположения, согласно которому римляне в своих представлениях о связи между религиозными актами и сельскохозяйственными процессами были очень простодушными или даже «примитивными». Но если бы жители Рима верили в то, что для поддержания указанной связи точная дата осуществления религиозного акта является обязательной, они должны были бы понимать и то, что если упомянутый акт не будет осуществлен в нужный момент, то посевы погибнут на корню или зерно сгниет в закромах. Имеющиеся в нашем распоряжении сведения о римлянах и их богах не дают нам никаких оснований предполагать, что это действительно было так. Скорее, нам следовало бы ожидать того, что, согласно представлениям римлян, боги сохраняли свою благосклонность к ним при условии надлежащего отправления обрядов тогда, когда это будет предписано жрецами, сообразно традициям и правилам.
Кроме того, мы должны рассмотреть еще одно основополагающее допущение, согласно которому каждый праздник имел очень простой смысл и простое предназначение. Образцом в этом плане считаются Робигалии, поскольку древние авторы связывают эту церемонию исключительно с защитой злаков от ржавчины, и больше ни с чем. На самом деле даже этот пример весьма сомнителен — по крайней мере, в силу того, что наши источники слишком немногочисленны, а уж для многих других празднеств куда в большей степени были характерны разные интерпретации или определенная многозначность ритуалов90. Конечно, представление о том, что в каждом случае мы должны иметь дело с недвусмысленным посланием в недвусмысленном контексте, который лишь позднее был забыт, неправильно понят или перепутан, представляет собой лишь рабочую гипотезу. Взять даже самую грубую классификацию — можем ли мы предположить, что каждый праздник непременно был военным или сельскохозяйственным, но не тем и другим сразу? Такая же проблема воз¬
89 Michels 1967 [G 446]: 145 слл. О календаре в период Первой Пунической войны ср. с. 631 наст, изд., сноска 57.
90 О наиболее спорных см. выше, с. 697 наст, изд., сноска 87 (о Парилиях), и далее, с. 700 насг. изд., сноска 95 (о празднестве Октябрьского коня). Дискуссии о Луперкалиях (15 февраля) — см.: Scholz 1980 [G 493]: 289 слл.; Ulf 1982 [G 501] (с обзором более ранних точек зрения: 83 слл.). Источники указывают на то, что праздник Луперкалий представлял собой (а) обряд плодородия; (Ь) очистительный или защитный обряд, однако важнее всего то, что Цезарем и его сторонниками он, очевидно, мог быть переосмыслен как церемония коронации.


IV. Религия и деятельность
699
никает при классификации богов, поскольку некоторые из наиболее важных божеств Рима, по всей видимости, выполняли довольно сложные функции. В некоторых случаях это приводит к весьма широким дискуссиям об изначальном характере определенных богов — дискуссиям, опять же базирующимся на предположении о том, что они возникли как некие силы, действующие в определенной сфере, а более сложные роли приобрели лишь со временем. Так, например, с точки зрения Дюмезиля (с. 673 наст, изд.), древнейшие божества должны были отражать три изначальные функции, характерные для индоевропейского общества, и, соответственно, являться (1) богами закона и власти, (2) богами войны и (3) богами материального производства и сельского хозяйства. Если римские божества не укладывались в данную схему, это объяснялось как приобретение ими дополнительных «функциональных обязанностей» в позднейшие периоды. По мнению вышеупомянутого исследователя, наиболее явно три функции заметны в богах «древней триады» — Юпитере, Марсе и Квирине, культ которых отправлялся тремя основными фламинами. Эти три бога иллюстрируют мысль автора настоящей главы наиболее четко, так как если Дюмезиль прав, то сферы их деятельности в конечном итоге очень сильно перемешались: так, Юпитер, бог верховной власти, одновременно принимал клятвы отправляющегося в поход военачальника и выступал в центре триумфальной процессии по его возвращении, а также покровительствовал виноградарству;91 Марс, бог войны, защищал посевы и, следовательно, занимал весьма заметное место в молитвах и обрядах земледельцев;92 Квирин, в республиканские времена отошедший на второй план, судя по всему, как и Марс, выспупал в роли бога войны и вместе с тем был связан с народными собраниями и с материальным производством. Позднее он стал рассматриваться как божественное воплощение Ромула — первого царя Рима93. Еще один яркий пример — это Юнона, которая была в значительной мере связана со сферой политики, но одновременно являлась богиней-воительницей, а также покровительницей женщин и помощницей при родах94.
Приобретая рассматриваемые характеристики, римские боги и богини лишь отражали жизнь своих почитателей — ни больше, ни меньше. Римский земледелец одновременно был еще и солдатом, и избирателем — с этой точки зрения, вовсе не удивительно, что такую же гибкость демон¬
91 О Юпитере и триумфе см.: Versnel 1970 [G 742]: гл. 11; о Юпитере и виноградниках — ср. выше, с. 696 насг. изд., сноска 84.
92 Для всей теории Дюмезиля было очень важно истолковать Марса как бога войны (вторая функция), см.: Dumezil 1970/1971 [G 399]: 205 слл. Однако немало свидетельств не отвечает этой точке зрения, см., напр.: Катон. О сельском хозяйстве. 141, где Марс явно вы- С1упает в качестве защитника земледельцев; иные истолкования — ср.: Warde Fowler 1911 [G 509]: 131 слл.; De Sancös 1907-1964 [А 37] IV.2: 149 слл.; Latte 1960 [G 435]: 114 слл.; Scholz 1970 [G 492].
93 Latte 1960 [G 435]: 113; Koch 1960 [G 431]: 17 слл.; 1963 [G 432]: 1306 слл.; Brelich 1960 [G 367]: 63 слл.; Gage 1966 [G 407]: 1591 слл.; Dumezü 1970/1971 [G 399]: 246 слл.; Liou- Gille 1980 [G 438]: 135 слл.
94 De Sanctis 1907-1964 [А 37] IV.2: 137 слл.; Latte 1960 [G 435]: 104 слл.; Palmer 1974 [G 461]: 3 слл.


700
Глава 12. Религия в республиканском Риме
стрировали и покровители его начинаний. Если всё это действительно так, то мы едва ли должны по-прежнему четко привязывать религиозные праздники и их значение к категориям, в которые не укладывались ни боги, ни их почитатели. Соответственно, если из одного источника мы узнаём, что совершавшееся 15 октября жертвоприношение коня Марсу (equus October) было направлено на обеспечение хорошего урожая, а из другого — что это был военный обряд, связанный с прочими октябрьскими церемониями в честь возвращения армии из походов, мы априори не можем предположить, что одно из этих значений обязательно должно быть «верным», а другое — нет95. Вполне возможно, что верно было и то, и другое одновременно или что рассматриваемый обряд имел различные значения для разных групп людей.
Таким образом, перед нами встает вопрос о том, насколько каждый отдельный гражданин Рима был вовлечен во все торжества, указанные в древнем календаре. В большинстве своем они, конечно, осуществлялись от имени всего города официальными лицами — жрецами, жрицами, магистратами. На отдельных гражданах при этом лежала лишь одна обязанность — воздерживаться от работы во время проведения церемоний. При этом, возможно, иногда даже возникали споры — напоминающие споры раввинов о Шаббате — о том, что следует считать работой96. Судя по всему, обязательное участие отдельных граждан в празднествах этим и ограничивалось. Если ситуация и в самом деле была такой, то мы не исключаем того, что рассматриваемые публичные действа оказывались довольно сильно оторваны от жизни простых людей, не требуя от них никакого участия и не принося никакого удовлетворения, а лишь давая смутное осознание того, что кто-то где-то поддерживает надлежащую связь Города с богами. Если развивать эту мысль дальше, то мы должны будем отметить, что религия отдельного человека находила свое воплощение вовсе не в государственных культах, а в культах его семьи, дома или усадьбы. Paterfamilias нес ответственность за отправление традиционных обрядов своего домохозяйства (направленных прежде всего на почитание ларов и пенатов) и прочих священнодействий, унаследованных от предков и подлежащих передаче потомкам (sacra familiae):97 как мы узнаём из труда Катона Старшего98, все члены римской фамилии, включая рабов, обычно собирались вместе для осуществления церемоний, направленных на очищение полей, и для вознесения молитв о защите, а также о плодородии полей и плодовитости стад. В жизни семьи, конечно, тоже существовали определенные этапы, отмечавшиеся «обрядами перехода»: признание ребенка, допуск ребенка в мир взрослых, брак, смерть и похороны — всё это попадало в сферу семейной ответственности, даже если за некото¬
95 О проблемах, связанных с празднеством Октябрьского коня (15 октября), см.: Degrassi 1963 [G 388]: 521; Warde Fowler 1899 [G 508]: 241 слл.; Latte I960 [G 435]: 119 сл.; Bayet 1969 [G 350]: 82 сл.; Scholz 1970 [G 492]; DumezÜ 1975 [G 400]: 145 слл.; Scullard 1981 [G 494]: 193.
96 Scullard 1981 [G 494]: 39-40.
97 См. выше, с. 679 наст, изд., сноска 38.
98 Катон. О сельсколл хозяйстве. 141.


IV. Религия и деятельность
701
рые правовые аспекты данных обрядов отвечали понтифики, к которым нередко обращались за советом".
Не исключено, что рассматриваемые частные культы представляли собой совершенно особый религиозный мир, в котором каждый отдельный римлянин мог обрести опыт личного «общения» со сверхъестественными существами, чувство принадлежности к определенному сообществу и свое место в нем, то есть всё то, чего он не находил в столь далеком от него официальном культе, но в чем нуждался для понимания окружающего мира. Собственно говоря, как мы предположили выше99  100, терракотовые изображения, посвящавшиеся богам-врачевателям, дают определенные основания сомневаться в том, что религиозные переживания отдельных людей действительно были столь ограниченными, как, по мнению многих исследователей, позволяют предположить труды древних авторов. При этом, однако, говоря о фамильных культах, довольно нелегко поверить в столь глубокую, но не засвидетельствованную источниками религиозную жизнь: чаще всего историки просто переносят в эту сферу, о которой мы на самом деле знаем очень мало, определенные элементы, которые они считают неотъемлемыми для любой религии — личную молитву и контакт с божеством, глубокие чувства и убежденность в связи человека с силами, управляющими миром, — и которые отсутствовали в публичной религиозной жизни римлян. При этом основная теоретическая проблема заключается в том, можем ли мы априори постулировать, что в религиозной жизни любого общества обязательно присутствовали те или иные конкретные элементы или же они были несхожими и особенными в разных культурных ситуациях. Практически все свидетельства, которыми мы располагаем, говорят о том, что в Риме религиозная жизнь была сосредоточена на отправлении публичных культов, на отношениях между городом и его богами и богинями, а граждане принимали участие во всем этом посредством самоотождествления с общиной и ее интересами, которое действительно не стоит недооценивать для того периода, когда гражданин был не только избирателем, но и воином, сражавшимся за весь город. Если всё это верно, то следует признать, что религиозный опыт римлян очень сильно отличался от нашего собственного и что мы не можем четко постулировать, какие элементы он должен был включать в себя, а какие — не должен.
При этом дистанцию между городским культом и культом семьи или усадьбы ни в коем случае не следует преувеличивать. Во время некото- Pbix празднеств центральная церемония, проводившаяся в городе, сопровождалась обрядами, которые отправлялись в кругу семьи или в сельской местности; для других праздников нам известны только семейные священнодействия, хотя существование соответствующего публичного ритуала тоже отрицать нельзя; наконец, отдельные торжества проходили в рам- Ках таких групп, как курии, которые представляли собой одно из древ¬
99 	См. выше, с. 679 наст, изд., сноска 36.
См. выше, с. 670 сл. наст. изд.


702
Глава 12. Религия в республиканском Риме
нейших подразделений римского народа101. Празднества, посвященные мертвым (Паренталии в феврале и Лемурии в мае), в своей основе являлись семейными торжествами в честь предков, хотя в первый день Паренталий одна из весталок проводила публичный обряд под названием «парентадия» (parentatio)102. Древние авторы, описывающие празднование Парилий в апреле, рисуют картину крестьянской усадьбы, где пастухи прыгают через костры, иногда даже вместе со своими овцами103. Празднование Сатурналий в декабре начиналось с жертвоприношений в храме Сатурна, однако всё прочее — пиршества, обмен ролями между рабами и их хозяевами, праздничное веселье и вручение подарков — по всей видимости, происходило дома104. Кроме того, у римлян существовали и чисто сельские праздники: Амбарвалии (очищение полей), Семен- тивы (праздник посева) и Компиталии (справлявшиеся на перекрестках дорог как в самом Риме, так и в сельской местности) — фиксированных дат в календаре они не имели, однако являлись при этом неотъемлемым элементом обрядового года105. В ряде других случаев празднество хоть и проходило публично, но в то же время являлось поводом и для семейных торжеств: так, например, во время Либералий (17 марта) мальчики, достигшие совершеннолетия, получали «мужскую тогу» (toga virilis) — знак того, что отныне они допущены в сообщество взрослых106. Иногда связь между публичными и частными элементами крайне неясна: к примеру, во время Матралий (11 июня) в храме Матер Матуты на Бычьем форуме проводилась публичная церемония и при этом матроны возносили молитвы сначала не за своих собственных детей, а за своих племянников и племянниц; вполне вероятно, что в данном случае имеются в виду женщины, молившиеся по всему городу, а не только в храме, однако доказать это мы не можем107. Впрочем, как бы то ни было, мы едва ли имеем основания сомневаться в том, что многие частные обряды сопровождались публичными торжествами.
101 Об участии курий в празднестве Форнакалий см.: Овидий. Фасты. П.527—532; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. П.23. [2]; Latte 1960 [G 435]: 143; Scullard 1981 [G 494]: 73.
1(® О Паренталиях (13—21 февраля) см.: Degrassi 1963 [G 388]: 408 сл.; Latte 1960 [G 435]: 98 сл.; Scullard 1981 [G 494]: 74 сл.; о Лемуриях (9, И, 13 мая) см.: Degrassi 1963 [G 388]: 454; Latte 1960 [G 435]: 99; Scullard 1981 [G 494]: 118 сл.
103 О Парилиях (21 апреля) см.: Овидий. Фасты. IV.735 слл.; ср.: Проперций. IV.4.75 слл.; Тибулл. П.5.89 слл. См. также с. 697 наст, изд., сноска 87.
104 О Сатурналиях (17—23 декабря) см.: Degrassi 1963 [G 388]: 539; Latte 1960 [G 435]: 254 сл.; Scullard 1981 [G 494]: 205 слл.
105 О Сементивах см. выше, с. 697 наст, изд., сноска 85; о Компиталиях (декабрь/ январь) см.: Latte 1960 [G 435]: 90 сл.; Scullard 1981 [G 494]: 58; об Амбарвалиях (май) см.: Latte 1960 [G 435]: 42; Scullard 1981 [G 494]: 124 слл.
106 Овидий. Фасты. Ш.771 слл.
107 О Матралиях (11 июня) см.: Degrassi 1963 [G 388]: 468 сл.; Warde Fowler 1899 [G 508]: 154 слл.; Latte 1960 [G 435]: 87; Dumezil 1970/1971 [G 399]: 50 слл. В последней из этих работ приводятся весьма полезные параллели, относящиеся к религии ведической Индии. О построенных в VI в. до н. э. храмах Матер Матуты и Фортуны на Бычьем форуме — cp.: Castagnoli 1979 [G 374]: 145 слл.


IV. Религия и деятельность
703
Обряды, отправлявшиеся весталками, представляют собой еще одну сферу, в которой общественная и частная религия были тесно взаимосвязаны, и это позволяет предположить, что их надлежит рассматривать как единую систему с одинаковым набором религиозных возможностей. Весталки стояли несколько в стороне от прочих жреческих групп:108 жили в отдельном доме при храме Весты, носили особую одежду, многие элементы которой были заимствованы из одеяния невесты, обладали привилегированным юридическим статусом, в том числе правом составлять завещание без согласия опекуна (tutor), выполняли уникальные (для Рима) религиозные обязанности и подвергались уникальным же наказаниям, если позволяли погаснуть священному огню или теряли невинность109. Кроме того, довольно важно и то, что о ритуальных обязанностях весталок мы знаем намного больше, чем об обрядах любой другой жреческой группы Рима, причем, судя по всему, это является не просто следствием пробелов в Источниковой базе, но действительно отражает высокую важность их деятельности для Города110. Весталки участвовали в церемониях и символических актах, которые, как уже говорилось выше, затрагивали многие сферы жизни римлян, но при этом сами эти жрицы и связанные с ними культы, судя по всему, также занимали весьма значительное место и в религиозной структуре других латинских городов. Так, нам известно, что сообщества весталок существовали в обоих городах, которые считались прародиной римлян — в Альба-Лонге и Лавинии (с. 76 слл. наст, изд.), причем в позднейшие времена жители Рима прилагали немало усилий для сохранения жречества и обрядов в обоих этих местах111. В данном случае мы практически однозначно имеем дело с глубоко укоренившимся и очень характерным элементом религиозной жизни латинов, с которым, как выясняется, тесно взаимодействовали и смыкались многие другие ее компоненты.
Довольно существенную долю обязанностей весталок составляло то, что можно было бы назвать «работой по дому»: между Вестой, воплощением городского очага, и очагами в домах отдельных семейств явно существовала определенная параллель, с точки зрения которой весталки, вероятно, олицетворяли женщин каждого домохозяйства112. Они поддерживали священный огонь, который никогда не должен был гаснуть, являлись хранительницами тайной кладовой (penus) и устраивали в ней ритуальную уборку, собирали первые колоски и мололи из них специ¬
108 О весталках см.: Wissowa 1912 [G 519]: 507 слл.; Koch 1958 [G 430]: 1732 слл.; Latte I960 [G 435]: 108 слл.; Koch 1960 [G 431]: 1 слл.; Guizzi 1962 [G 422]; Ampolo 1971 [E 69]: 443 слл.; Radke 1981 [G 474]: 343 слл.
109 Плутарх. Нума 10; Римские вопросы. 96; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. П.67.4 (в оригинале: ХП.67.4. - В.Г.); см.: Koch 1960 [G 431]: 1 слл.; Guizzi 1962 [G 422]: 141 слл.; Cornell 1981 [G 386]: 27 слл.
110 Rohde 1936 [G 480]: 106 слл.
111 Wissowa 1912 [G 519]: 520-521; Weinstock 1937 [G 513]: 428 слл.; Alföldi 1965 [I 3]: 250 слл.; Dury-Moyaers 1981 [E 24]; Radke 1981 [G 474]: 343 слл.
112 См.: Beard 1980 [G 352]: 12 слл.


704
Глава 12. Религия в республиканском Риме
альную соленую муку (mola salsa), которая использовалась для освящения жертвенных животных113.
Самая простая гипотеза для объяснения всех этих обязанностей сводится к тому, что жизнь весталок являлась отражением жизни домохозяйства римских царей, а сами они олицетворяли женщин из царской семьи. Правда, при этом мы не знаем — каких. По своей роли они не похожи ни на жен, ни на дочерей. Непорочные девы едва ли могли выступать в качестве жен, а дочери едва ли могли достичь статуса и привилегий весталок, которые освобождались из-под власти отца114. Судя по всему, увязывание весталок с царским домохозяйством слишком сильно упрощает картину — как бы то ни было, с точки зрения ритуалов, весталки были связаны с верховным понтификом, а не с царем. В одном недавнем исследовании115 было высказано предположение о том, что ключ к разгадке лежит именно в двойственности их статуса: весталки стояли на грани между матронами и девами, а также между мужчинами и женщинами. Именно этим промежуточным половым статусом обозначалась их святость и отделенность от всех прочих людей. Но весталки занимали пограничное положение и в некоторых других отношениях: они являлись посредницами между публичным и частным, выполняя частные обязанности в публичной сфере, а благодаря своим ритуальным обязанностям, были связаны со всеми основными аспектами жизни римлян и как бы соединяли их между собой. Если в доме весталок что-то шло не так, угроза нависала не над какой-либо определенной сферой, но над всем «благополучием» (salus) римского народа — именно поэтому нарушение весталками своего целомудрия было не просто преступлением, но служило причиной появления продигий, которые требовали чрезвычайных искупительных мер116. Словом «salus» обозначалась не только безопасность Города, но и здоровье и плодовитость всей общины, ее стад и полей117. Так, во время Фордицидий, после принесения в жертву богине Теллус (Земле) стельной коровы старшая весталка вынимала из ее чрева неродив- шегося теленка и сжигала его на алтаре — этот теленок тоже являлся существом двойственной природы: живой, но не рожденный, принесенный в жертву, но не соответствующий нужным критериям; весталки сохраняли его пепел и затем, смешав с высушенной кровью «октябрьского коня», окропляли полученной смесью костры во время Парилий, чтобы очистить пастухов и их овец118. Конечно, точное значение этих символических актов установить практически невозможно, однако они явно указывают на ту важную роль, какую весталки играли в налаживании связи между плодородием земли, здоровьем и сохранностью стад и безопасностью Города в военном смысле. Плодовитость людей тоже входила в сферу деятельно-
113 Latte 1960 [G 435]: 108 слл.
114 О правовых аспектах см.: Guizzi 1962 [G 422].
115 Beard 1980 [G 352]: 12 слл.
116 Cornell 1981 [G 386]: 31 слл.
117 Koch 1960 [G 431]: И слл.
118 См. выше, с. 697 наст, изд., сноски 85 и 87.


IV. Религия и деятельность
705
сти весталок, и здесь нам наконец-то приходят на помощь отдельные мифы, которые соответствуют рассматриваемым обрядам и проясняют их. Древние авторы рассказывают нам о целом ряде основателей городов или героях Лация, рожденных девой, которую оплодотворила либо искра из очага, либо фаллос, выскочивший оттуда119. Римские весталки не только поддерживали негасимое пламя в общегородском очаге, но и хранили в своем храме священный фаллос 12°. Таким образом, пламя — по крайней мере, в одном из своих аспектов — было связано с основанием, рождением и продолжением рода. Все эти элементы были заключены в образе самой Весты — она была пламенем, девой и матерью одновременно.
Теперь, когда мы выяснили, как весталки, оторванные от обычных занятий, соединяли все сферы жизни на ритуальном уровне, нам легче будет понять, почему в представлении римлян столь сильна была связь между ними и благополучием Города. В числе прочего, весталки хранили у себя целый ряд талисманов, обеспечивавших это благополучие121. Во времена серьезного кризиса именно священные предметы (sacra), находившиеся на их попечении, следовало сохранить любой ценой — даже ценой собственной семьи, как это сделал плебей, спасший святыни весталок от галлов122. Мы располагаем множеством свидетельств того, насколько глубоко — даже на довольно поздних этапах своей истории — римляне ощущали угрозу, нависшую над Городом, если узнавали о каких-либо нарушениях, связанных с весталками или их sacra123.
Конечно, мы не должны рассматривать культы, описываемые в данном разделе, только с точки зрения тех опасностей, которые могли бы возникнуть в случае пренебрежения ими. Очень важно оценить и их положительное значение. Впрочем, для этого мы должны понять, какие упования римляне связывали со своей религией. Выше мы уже высказали предположение о том, что использование в данном случае таких понятий, как «чувства», «переживания» или «убеждения», связано с определенным риском неверного истолкования религиозных потребностей или «духовной жизни» отдельного человека. Если отбросить всё это в сторону, то у нас появятся основания утверждать, что рассматриваемое явление едва ли вообще можно называть религией. Впрочем, здесь не место обсуждению проблем терминологии. Отметим лишь то, что для римлян боги и обряды, обращенные к ним, присутствовали в каждом институте и в каждом акте общественной жизни, во всей системе ориентации во времени и пространстве и обеспечивали исходную точку для организации общества и, в особенности, организации власти. Мы склоняемся к тому, чтобы счи¬
119 Подобные легенды рассказывали о рождении Сервия Туллия (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IV.2; Плиний Старший. Естественная история. XXXVI.204; Овидий. Фасты. VI.627 слл.; Плутарх. О счастливой судьбе римлян. 10), Ромула (Плутарх. Рому л. 2.3—5), Цекула из Пренесге (Сервий. Комментарии к «Энеиде» Вергилия. VEI.678).
120 Плиний Старший. Естественная история. XXVTH.39.
121 Дионисий Галикарнасский. Римские древности. П.66.
122 Ливий. V.40.7—10, а также: Ogilvie 1965 [В 129]: 723; см. выше, с. 369 наст. изд.
123 См., нанр.: Цицерон. Речь в защиту Марка Фонтея. 46—48.


706
Глава 12. Религия в республиканском Риме
тать «властные» ритуалы лишь отражением реальной власти, установленной при помощи иных средств, более практического характера, но при этом следует отметить, что в обществе без полиции, спецслужб и охранных предприятий символическая власть практически отождествлялась с реальной. В этом смысле религия играла крайне важную роль в жизни древнего города.
V. 	Приспосабливаясь к условиям Республики
В последних двух разделах данной главы мы попытаемся — конечно, в жестких рамках имеющихся у нас источников — рассмотреть отдельные аспекты исторических изменений, а не давать описание явлений в статике, как это делается большинством исследователей. Так, в этом разделе речь пойдет о единственном событии, о котором мы с уверенностью можем сказать, что оно радикально изменило характер религиозной и политической жизни Рима, то есть об изгнании царей в конце VI в. до н. э., а в последней части поговорим об изменениях и нововведениях в период Ранней и Средней Республики.
Первая проблема, с которой, судя по всему, столкнулись основатели Республики, заключалась в том, как поступить с царской властью. Замена царей магистратами с фиксированным сроком полномочий представляла собой поистине революционный шаг как в политической, так и в религиозной сфере — даже несмотря на то, что некоторые из соседей римлян уже предпринимали нечто подобное. При этом сам титул царя (тех) в Риме был сохранен — отныне его стал носить один из патрициев, который пожизненно избирался членом коллегии понтификов и полностью именовался «царем священнодействий» (rex sacrorum)124. Этот «религиозный» царь продолжал входить в состав коллегии понтификов на протяжении всего республиканского периода, хотя в источниках о его деятельности упоминается довольно редко125. При этом определение того положения, которое новый «царь» занимал по отношению к другим жрецам и в особенности к членам той коллегии, к которой сам теперь принадлежал, представляет собой весьма сложную и деликатную задачу.
Здесь — как и во многих других случаях — единственные надежные свидетельства относятся к позднереспубликанскому периоду. К тому времени гех уже превратился в довольно незаметного члена коллегии понтификов, ритуальные обязанности которого были в основном забыты, тогда как верховный понтифик, выборный руководитель вышеупомянутой организации, стал наиболее могущественным из высших жрецов, обладавших политическим влиянием. Рассказывая об основании Респуб¬
124 Wissowa 1912 [G 519]: 504 слл.; De Sanctis 1907-1964 [А 37] IV.2: 355 слл.; Latte 1960 [G 435]: 195 слл.; Momigliano 1971 [F 50]: 357 слл. = Quarto Contnbuto: 395 слл.; Dumezil 1970/1971 [G 399]: 576 слл.; cp.: Ampolo 1971 [E 69]: 443 слл.
125 Известные нам «цари» перечислены в работе Сцемлера (Szemler 1972 [G 497]: 68, 174 сл.). Особых почестей никто из них не достиг. См. также: с. 708 наст, изд., сноска 130.


V. Приспосабливаясь к условиям Республики
707
лики в кн. П своей «Истории»126, Тит Ливий косвенно упоминает о том, что гех был подчинен верховному понтифику на основании сознательного решения, принятого основателями нового строя. Это, конечно, многое бы объяснило: превращая царя в священнослужителя, подчиненного другому жрецу, новые лидеры очень удачно нейтрализовали потенциальную угрозу с его стороны. Впрочем, многие исследователи утверждают, что в рассматриваемом случае мы имеем дело с очередным анахронизмом — перенесением в V в. до н. э. реалий, известных историкам, жившим в I в. до н. э.127. С подобной точки зрения, гех, по всей видимости, изначально сохранил свою власть в качестве главы религиозной сферы и лишь постепенно, в течение нескольких последующих столетий, был оттеснен на второй план верховным понтификом. Конечно, мы едва ли можем однозначно ответить на рассматриваемый вопрос, однако на некоторые моменты следует обратить более пристальное внимание.
Прежде всего отметим, что на царя священнодействий было наложено два важных ограничения, которые практически однозначно восходят к самому началу периода Республики и лучше всего отражают намерения ее основателей. Во-первых, гех sacrorum был совершенно лишен возможности играть какую-либо роль в политической жизни — он не мог занимать никаких политических должностей и не заседал в сенате128. Соответственно, его статус несколько отличался от статуса старших фламинов, которым, судя по всему, всё же разрешалось принимать участие в политической жизни, но лишь таким образом, чтобы это не мешало исполнению ими своих сакральных обязанностей. Фламин Юпитера, по всей видимости, даже имел право на автоматическое получение места в сенате, или, по крайней мере, его претензии на это были вновь выдвинуты в Ш в. до н. э. на основании истекшего срока прецедента129. Rex же, очевидно, был сознательно устранен из анализируемой сферы. Второе же ограничение, наложенное на рассматриваемого священнослужителя, было связано с коллегиальностью: каковы бы ни были предшествующие отношения царя с жрецами, он был явно отделен от последних и, вероятно, лишь иногда обращался за советом к их группам; теперь же ему надле¬
126 П.2.1.
127 Полнее всего соответствующая аргументация изложена Латте (Latte I960 [G 435]: 195 слл.). Противоположная точка зрения — см.: Dumezil 1970/1971 [G 399]: 102 слл. Наиболее любопытное свидетельство представляет собой иерархия жрецов, сохранившаяся у Феста (299L), — гех, три фламина, верховный понтифик. Скорее всего, эта иерархия, в отличие от известной нам позднереспубликанской, отражала некие архаические реалии, однако нам неизвестно, к какому времени они относятся — к раннереспубликанскому или всё Же к царскому.
128 См. выше, с. 682 наст, изд., сноска 48.
129 Ливий. XXXI.50.7; вопрос об этом был поставлен Г. Валерием Флакком, который оказался фламином не по собственной воле (Ливий. XXVII.8.4), но позднее, в 183 г. до н. э., сумел занять должность претора (MRR 1.379). (Некоторые исследователи полагают, что изначально жрецы автоматически входили в состав сената, однако затем эта привилегия была забыта — и вспомнили о ней только в контексте политической борьбы конца Ш — начала Ц в. до н.э. Подробнее см.: Сморчков А.М. Религия и власть в Римской Республике: 'Магистраты, жрецы, храмы (М., 2012): 219—221. — В.Г.)


708
Глава 12. Религия в республиканском Риме
жало войти в состав одной определенной коллегии и участвовать в принятии решений религиозного характера, но только в сфере ее полномочий и только в качестве простого члена, подобно фламинам или понтификам130. При этом гех сохранял собственные — и довольно важные — ритуальные обязанности: так, он осуществлял жертвоприношение в календы каждого месяца, объявлял даты праздников в ноны, а также в четко определенные дни (24 марта и 24 мая) приносил жертвы на Комиции131.
Характеризуя рассматриваемую реформу в целом, мы можем сказать, что она представляла собой намеренное отделение религиозных элементов от политических — возможно, римлянам даже были известны подобные прецеденты из практики других народов. По крайней мере, в Риме был сделан шаг по направлению к разделению религиозной и политической сфер, но если это и в самом деле было так, то данный процесс являлся односторонним и незаконченным, ведь, хотя гех был однозначно лишен власти в повседневной жизни, его полномочия в области религии тоже, скорее всего, оказались довольно существенно урезаны. Таким образом, было бы неверным говорить о том, что боги, согласно представлениям римлян, были готовы принять изменения в сфере политики, а в своей собственной сфере принимать их не желали. Например, одним из наиболее важных элементов религиозного положения царя, судя по всему, было проведение им ауспиций, но с началом республиканской эпохи они были переданы в руки новых магистратов. Кроме того, если царь осуществлял общую власть над религией (и весьма сложно представить, что это было не так), то в период Республики эта власть, судя по всему, была разделена между сенатом, магистратами и жрецами. Даже если это произошло в результате медленной эволюции, а не одномоментного решения, подобное изменение, по всей видимости, было до известной степени очевидным для современников. Другими словами, отношения с богами не рассматривались как нечто застывшее: община могла принять решение об определенных религиозных изменениях — без сомнения, после того, как надлежащим образом испрашивала совета у самих богов. Эта возможность представляет собой один из наиболее важных принципов религиозной жизни римлян.
Если мы признаем, что включение царя в одну из коллегий и лишение его права занимать любую иную должность уже подразумевало серьезные изменения в его религиозном, а также политическом положении, то вопрос о том, стал ли pontifex maximus главой коллегии сразу же или постепенно, в принципе окажется для нас второстепенным. Структура, которую мы проанализировали в предыдущих разделах, показывает, что верховный понтифик рано или поздно стал бы более важной фигурой
130 Цицерон [Речь об ответах гаруспиков. 12) приводит список членов коллегии понтификов, присутствовавших на одном из ее заседаний. При этом царь священнодействий включен в этот список так же, как и остальные жрецы — в том порядке, в каком они вступали в коллегию.
131 О его ритуальных обязанностях см.: Degrassi 1963 [G 388]: 327 слл. (календы и ноны), 415 сл. (24 февраля), 430 (24 марта), 461 (24 мая), 538 (15 декабря); Weinstock 1937 [G 512]: 861 сл.; Momigliano 1971 [F 50]: 357 слл. = Quarto Contributo: 395 слл.


V. Приспосабливаясь к условиям Республики
709
вне зависимости от чьих-либо планов или намерений, просто потому, что он имел доступ к большему количеству сфер, на которые была разделена религиозная власть, прежде всего — обладал правом заседать в сенате. Конечно, гех просто не мог сохранить власть, учитывая все недостатки его положения в условиях функционирования республиканской системы. Предположение о том, что он мог являться настоящим религиозным лидером в эпоху Ранней Республики, может иметь смысл только в случае, если в тот период упомянутая система функционировала несколько по-иному (эта вероятность рассмотрена выше — с. 670 сл. наст, изд.), — религиозный лидер, изолированный от политической жизни, мог существовать лишь при наличии отдельной религиозной сферы. Таким образом, в известном нам Риме позднейших периодов верховный понтифик был просто обязан стать главной фигурой в области религии. Правда, записи ранних жрецов в рассмотрении данного вопроса помочь нам не могут: что примечательно — несмотря на то, что ведением записей занимались именно жрецы, ни цари священнодействий, ни верховные понтифики, судя по имеющимся у нас данным, не являлись влиятельными политическими фигурами на ранних этапах республиканского периода132.
Единственная надежда продвинуться дальше в решении рассматриваемой проблемы — это анализ того положения, которое pontifex maximus занял в конечном итоге. Назвать его верховным жрецом будет ошибкой: в большинстве случаев он, судя по всему, действовал от лица — или в качестве представителя — коллегии; у него не было — как, например, у флаг минов — сложного набора ритуалов, совершить которые мог только он; он имел право накладывать штрафы на жрецов, чтобы, на основании обращения к народу, вернуть их к выполнению религиозных обязанностей, однако это право, скорее всего, принадлежало ему уже в царскую эпоху, а не было унаследовано на позднейших этапах от царя священнодействий133. Особой властью верховный понтифик обладал лишь в одной сфере, а именно — в отношении весталок и их культа. Он проводил церемонию посвящения новых жриц, произнося весьма архаичные формулы; только он и сами весталки имели доступ в святая святых их культа (т. е. в храм Весты и Дом весталок); если весталки не выполняли своих обязанностей, он осуществлял дисциплинарные права в их отношении; в некоторых случаях они вместе участвовали в определенных обрядах134. Занимаясь всем этим, понтифик осуществлял власть в самой чувствительной сфере ритуальной связи между людьми и богами. Если понтифик действительно на определенном этапе стал выполнять царские функции, то это могло произойти прежде всего именно в данной области, а если весталки на самом деле изначально были царскими дочерьми, то, естественно, в сакральной сфере они на ранних этапах должны были быть связаны именно с царем — в таком случае понтифик, судя по всему,
132 См. выше, с. 706 насг. изд., сноска 125.
133 О праве налагать штраф (multa) см., напр.: Ливий. XXXVÜ.51.4 слл.; XL.42.9 слл.; Bleicken 1957 [G 353]: 345 слл.
134 Guizzi 1962 [G 422].


710
Глава 12. Религия в республиканском Риме
заменил его, по крайней мере, в этой роли135. По существу, все эти построения являются весьма шаткими, поскольку весталок нельзя рассматривать как дочерей (см. выше — с. 704 сл. наст, изд.), а особая связь царя с ними — не более чем догадка. Но — что более важно для рассматриваемого вопроса — представление о переходе власти от царя к понтифику в анализируемой сфере, по всей видимости, лишает смысла всю предполагаемую реформу: согласно гипотезе ученых, в ее основе лежал тот факт, что некоторые из обрядов, совершавшихся царем в указанной роли, были столь специфическими и столь священными, что боги могли принять их только от него; если же весталки, в нарушение предполагаемых давних связей между царем и его дочерьми, могли быть переданы в ведение понтифика, то причин для сохранения царского титула вообще не оставалось. Самая простая точка зрения на рассматриваемую проблему заключается в том, что понтифик всегда был особым образом связан с весталками — даже тогда, когда цари действительно были царями.
Все рассматриваемые меры были в конечном итоге направлены на то, чтобы никакой носитель царского титула больше никогда не смог грозить Риму установлением тиранического правления. Кроме того, любой человек, стремившийся к единоличной власти, мог навлечь на себя особое религиозное наказание: его объявляли «посвященным богам» (sacer) и с этого момента его можно было убить, не навлекая на себя никакой кары136. Конечно, раннереспубликанский Рим, по всей видимости, демонстрировал и другие признаки реакции против монархии как таковой или, как минимум, против только что изгнанных этрусских царей, однако в некоторых отношениях преемственность между царским и республиканским Римом бросается в глаза гораздо больше, чем сиюминутные изменения. Самый яркий пример данной преемственности связан с культом Юпитера Капитолийского и посвященным ему грандиозным храмом. Согласно сообщениям древних авторов, этот храм был возведен при последнем из Тарквиниев, закончен как раз к моменту его изгнания и посвящен самыми первыми магистратами Республики137. Конечно, этот рассказ вызывает множество критических замечаний, однако в нем, по крайней мере, хорошо заметно двойственное положение культа между монархией и Республикой. Позиция Юпитера в рамках триады, господствующее расположение и размеры его храма, характер культовой практики — всё указывает на то, что, по замыслу царя, рассматриваемое здание должно было стать грандиозным выражением его власти. Конечно, едва ли можно было ожидать, что, изгнав Тарквиниев, римляне сровняют храм с зем¬
130 	Единственное свидетельство в пользу данной идеи — это формула, приведенная Сервием (Комментарии к «Энеиде» Вергилия. Х.228): «vigilasne, rex? vigila» («На страже ли ты, царь? Будь на страже»). Здесь весталки предстают в роли защитниц города (cp.: Koch 1960 [G 431]: 11 слл.), хранительниц негасимого пламени. Едва ли стоит объяснять это как пережиток жизни примитивного домохозяйства.
136 Ливий. П.8.2.
137 О посвящении храма в республиканский период см.: Ливий. П.8.[6 слл.]; Цицерон. Речь о своем доме. 139; Тацит. История. Ш.72; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. V.35.3; см. выше, с. 218 сл. наст. изд.


V. Приспосабливаясь к условиям Республики
711
лей, но всё равно довольно удивительно, что после установления Республики произошло совершенно обратное — рассматриваемый культ стал центральным культом республиканской эпохи: он являлся средоточием религиозной деятельности магистратов; Юпитер считался источником ауспиций, на которых основывались отношения Города с богами; римские полководцы, одержавшие победу, по возвращении в Рим возлагали лавровые ветви к ногам статуи Юпитера на Капитолии138. Ярким проявлением всего этого являются церемонии, связанные с триумфом и процессиями, проводившимися перед началом игр (pompa circensis), — в каждом случае главный участник торжеств был одет и загримирован так, чтобы внешностью походить на царя — и в то же время на статую самого Юпитера в Капитолийском храме. Едва ли у нас есть причины сомневаться в том, что в данном случае мы имеем дело с сохранением царского церемониала при новом режиме139.
Это не единственный — хотя, возможно, и самый эффектный — пример того, что в эпоху Республики в Риме продолжали использоваться символы власти, заимствованные из практики этрусских монархов140. Судя по всему, этрусский церемониал при этом не считался чем-то чуждым или деспотически навязанным сверху. Религия римлян была издавна пропитана греческими и этрусскими влияниями, которые проникли еще в культуру их латинских предков и довольно существенно изменили ее. В конце концов, сам Юпитер был все-таки древним латинским божеством с древним латинским именем. И в то же время перед глазами жителей города на Тибре не было никакой иной высокой культуры или церемониальной терминологии, к которой они могли бы обратиться. Рим был частью весы ма размытой «культурной империи» этрусков, и уже в рассматриваемый период — точно так же, как и сейчас, — было довольно сложно определить четкие границы между этрусской и римской религией, если таковые попытки вообще предпринимались.
Еще один весьма любопытный момент, связанный с переходом от монархии к Республике, заключается в том, что, согласно древней исторической традиции, большинство основных государственных и религиозных институтов Рима было придумано и учреждено именно царями, которые в трудах авторов I в. до н. э. представлены как создатели различных сфер общественной жизни (с. 114 слл. наст. изд.). Лидерам же республиканского периода приписывается лишь очень небольшое количество нововведений. Конечно, в том виде, в котором рассматриваемая информация дошла до нас, она представляет собой лишь литературную конструкцию, созданную в позднереспубликанский период141. В ее состав вошли намного более ранние мифы, легенды и представления о деяниях
138 Об ауспициях см.: Цицерон. О законах. П.20; Wissowa 1912 [G 519]: 119; о триумфе см.: Ливий. XLV.39.il; Versnel 1970 [G 742]: 66 слл.
139 Bonfante Warren 1970 [G 536]: 49 слл.
140 Дионисий Галикарнасский. Рижские древности. ΙΠ.61—62; подробное изложение данной проблемы см. в: Alföldi 1965 [I 3]: 200 слл.
141 См. прежде всего: Цицерон. О государстве. П; Ливий. I.


712
Глава 12. Религия в республиканском Риме
основателей и первых царей, однако при этом было бы очень опасно предполагать, что общий посыл анализируемой традиции мог быть понятен римлянам V в. до н. э. Впрочем, как бы то ни было, нам явно не хватает сведений подобного рода, относящихся к Ранней Республике, и если только сообщения древних авторов о вкладе монархов не следует сбросить со счетов как позднейшие выдумки, они, по крайней мере, должны были передаваться из уст в уста на протяжении раннереспубликанского периода. Нам очень сложно понять, как такое могло произойти, если сами римляне Ранней Республики действительно испытывали глубокую враждебность по отношению ко всему, что было связано с единоличной властью. Судя по всему, если мы хотим осмыслить дошедшую до нас традицию, мы опять же должны наряду с резким разрывом принимать во внимание и прочную преемственность.
В общем и целом, рассмотренные выше события привели к установлению своеобразного «республиканского религиозного порядка». Мы уже видели, что одной из его наиболее примечательных характеристик было широкое рассредоточение полномочий в религиозной сфере, благодаря чему ни один человек и ни один род не мог завладеть монополией ни на политическую, ни на религиозную власть. При этом едва ли было случайностью то, что в указанном отношении религиозный и политический аспекты рассматриваемой системы должны были являться отражением друг друга. Но прямой имитации в данном случае не было: жрецы не являлись должностными лицами, избираемыми, как магистраты, на один год, а выбирались членами коллегии пожизненно. Кроме того, как сообщают древние авторы, уже в царский период примечательной особенностью римской религиозной организации была весьма узкая специализация жреческих групп. Следовательно, сходство между жрецами и магистратами явилось, скорее всего, результатом не одинаковых решений, принимавшихся ими, а одинаковых целей, на достижение которых они были сориентированы. Если предположить, что в период монархии царь выступал в качестве руководителя религиозной сферы, получающего советы от различных коллегий, то его подчиненные должны были распределять — по определенному плану или нет — полномочия между собой. Если подобная точка зрения верна, то мероприятия, рассмотренные в данном разделе, действительно представляли собой первые шаги по направлению к республиканскому типу религии.
VI. 	Нововведения и изменения
В первом разделе данной главы мы отметили, что создать связный рассказ о ранней римской религии с изложением «фактов» в эволюционной последовательности невозможно или, скорее, возможно только путем использования произвольных априорных схем. В последующих разделах мы попытались показать, что в республиканский период римская религия не представляла собой отдельной сферы жизни, а была интегрирована в политическую и социальную структуру, причем таким образом, что


VI. Нововведения и изменения
713
любые социальные группы или занятия обязательно имели определенную религиозную окраску. Это еще одно доказательство того, что мы просто не можем написать отдельную историю римской религии — как можем написать, например, отдельную историю христианства.
Рассматриваемый нами период был отмечен множеством изменений и нововведений — появлялись новые храмы и культы, новые или переработанные церемонии, менялись процедуры и правила членства в жреческих коллегиях. Кроме того, существовала и еще одна категория новшеств, о которой мы можем догадаться на том основании, чш социальные, политические или экономические изменения, а также изменения в отношениях Рима с другими народами обязательно отражались и в религиозной сфере. Эта вторая категория, судя по всему, имела более глубокие последствия в долгосрочной перспективе, но древние авторы рассказывают нам лишь о первой разновидности — то есть о тех изменениях, что были заметны современникам. При этом самое серьезное различие (которое может соответствовать двум упомянутым выше категориям, хотя и необязательно) наблюдается между изменениями, которые могли быть приспособлены к общей структуре, и изменениями, которые грозили ее трансформировать. Без сомнения, центральной чертой рассматриваемой ситуации были осуществлявшиеся в той или иной форме нововведения, и в прошлом многие исследователи на этом основании ошибочно полагали, что введение каждого нового культа означало признание поражения, попытку, предпринятую отчаявшимися жрецами подпереть разрушавшееся сооружение. На самом же деле новые боги, богини и обряды в большинстве случаев ассимилировались без каких-либо сложностей для существующего комплекса старых культов. При этом иногда они определенно считались неримскими, но принимались посредством обряда эвокации, а также на основании обетов, данных полководцами, или рекомендаций, обнаруженных в Сивиллиных книгах. Кроме того, с течением времени — и особенно в Ш в. до н. э. — среди новых богов стало появляться всё больше божеств, воплощавших абстрактные понятия — Согласие (Конкордия), Победа (Виктория), Надежда (Спее), Верность (Фидес), Честь (Гонос) и Доблесть (Виртус)142. В некоторых случаях абстрактная сущность постепенно приобретала определенные личные черты — как, вероятно, произошло с Венерой143. В Ш в. до н. э. рассматриваемый процесс стал более интенсивным — по мере того, как границы и контакты Рима неуклонно расширялись, а военные успехи приносили новые средства, которые можно было вкладывать в строительство. Так, в 90-е годы Шв. до н. э. был введен культ Эскулапа (Асклепий, греческий бог врачевания); вероятно, в 249 г. до н. э. впервые состоялись Секулярные игры, посвященные прежде всего подземным богам — Диспатеру и Прозерпине; в последние же годы рассматриваемого столетия указанный процесс
142 De Sanctis 1907-1964 [А 37] IV.2: 295 слл.; Latte 1960 [G 435]: 233-242; Weinstock 1971 [G 517]: 168 сл. (Фидес), 260 (Конкордия), 230 слл. (Гонос/Виртус); о Виктории см. далее, с. 714 наст, изд., сноска 146.
143 Schilling 1954 [G 486].


714
Глава 12. Религия в республиканском Риме
лишь ускорился144. При этом иногда древним богам или богиням посвящался совершенно новый тип культа: так, например, незадолго до войны с Ганнибалом в честь Цереры, чей культ уже довольно хорошо заметен в ритуалах древнего календаря, был введен ряд особых церемоний, которые римляне называли «греческими обрядами» (Graeca sacra)145. Кроме того, нам известен как минимум один случай, когда решение о религиозных нововведениях было принято римлянами под воздействием событий, произошедших за пределами их владений: культ Виктории, не являвшийся исконно римским, был, очевидно, введен в подражание греческим культам Ники, процветавшим в конце IV в. до н. э., и под влиянием завоеваний Александра Великого — обладателя славы непобедимого полководца. Храм Виктории появился в Риме в 294 г. до н. а, и примерно в тот же период к именам римских богов войны стали прибавлять титул «Победитель» (Victor) или «Непобедимый» (Invictus). Как показывают древнейшие римские монеты, новая богиня уже очень скоро стала играть весьма заметную роль в военной символике Вечного Города146.
Основанием для многих нововведений послужили пророчества, собранные в так называемых Сивиллиных книгах, находившихся на попечении жрецов священнодействий и обеспечивавших законность изменений, которые в противном случае рассматривались бы как отклонения от традиций предков. Согласно истории о покупке этих Книг, они появились в Риме в конце царского периода. По легенде, Тарквиний Гордый приобрел их у старухи, которая сначала предложила ему купить девять книг по определенной цене. Когда царь отказался, она уничтожила три книги и предложила ему оставшиеся шесть по той же цене. Тарквиний вновь отказался, после чего старуха уничтожила еще три и предложила ему последние три книги, вновь по той же цене. Это наконец-то произвело впечатление на царя, и он заплатил требуемую сумму. Купленные им три книги и хранились коллегией жрецов священнодействий147. В других рассказах и в позднейшей традиции рассматриваемые книги именуются Сивиллины- ми и связываются с образом Сивиллы Кумской. Римляне верили, что в них были предсказаны судьбы Города148. Приведенная выше история, связь с Сивиллой Кумской и представления о глубоком пророческом содержании — всё это, вероятно, представляет собой поздние добавления к изначальному преданию, однако при этом у нас практически нет сомнений в том, что римляне действительно располагали неким собранием стихотворных оракулов на греческом языке, которые считались очень древни¬
144 Об Эскулапе см.: Ливий. Х.47.7; Latte 1960 [G 435]: 225 слл.; о Секулярных играх см.: Latte 1960 [G 435]: 246 слл.; Nilsson 1920 [G 453]: 1696 слл.; Weinstock 1971 [G 517]: 191 слл.
145 Le Bormiec 1958 [G 360]: 379 слл.; о времени появления новых культов см.: Арнобий. Против язычников. П.73.
146 Weinstock 1958 [G 516]: 2504 слл.; 1971 [G 517]: 91 слл.; см. выше, с. 490, 492 насг. изд.
147 Историю о царе Тарквинии, старухе и Книгах см.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IV.62. О самих Книгах см.: Diels 1890 [G 393]; Hoflman 1933 [G 426]; Gage 1935 [G 406]; Latte 1960 [G 435]: 160 сл.; Radke 1963 [G 472]: 1115 слл.
148 О возникновении этого представления cp.: Radke 1963 [G 472]: 1146.


VI. Нововведения и изменения
715
ми — хотя и не настолько, как основные религиозные институты, по преданию учрежденные царем Нумой. Многие зафиксированные в трудах античных историков случаи обращения к Книгам указывают на то, что в них содержались скорее не пророчества, а описания remedia — обрядов, посредством которых можно было отвратить грозящий Городу вред, предвещаемый продигиями. Именно в подобном контексте Книги предписывали введение новых культов и ритуалов, узаконивая их своей древностью и иноземным происхождением. Еще один источник иноземной мудрости, доступный сенату, представляли собой гаруспики, приглашавшиеся из этрусских городов, — насколько позволяет предположить имеющаяся у нас информация, на ранних этапах римской истории они тоже практически (или даже вообще) не занимались пророчествами149. Конечно, недостатку свидетельств совсем необязательно доверять — не исключено, что здесь мы имеем дело именно с тем случаем, когда сам характер исторической традиции отсекает определенную информацию и затушевывает разнообразие религиозной жизни в Риме в анализируемый период. Бесспорно, искусство прорицания сохранялось у этрусков вплоть до позднереспубликанского периода. Впрочем, какова бы ни была роль различных советников сената, мы едва ли можем сомневаться в том, что новые боги и новые формы их почитания продолжали появляться на протяжении всей рассматриваемой эпохи. Одновременно с этим римляне постепенно внедряли практику принятия в свою общину жителей прилегающих областей в качестве полноправных граждан (с. 341, 383 сл. наст. изд.). Без сомнения, эти открытые на человеческом уровне границы были неотделимы от границ, открытых для иноземных богов150.
Утверждая, что нововведения представляли собой нормальный режим функционирования тогдашней религиозной системы и, следовательно, лишь поддерживали ее, мы конечно же не имеем в виду, что появление новых элементов не приносило с собой новых идей или представлений, заключенных в новых культах. Проблема в данном случае заключается в том, чтобы оценить, каковы были эти идеи или представления, учитывая, сколь мало нам известно о развитии религиозной сферы на ранних этапах римской истории. Так, в качестве важной поворотной точки в анализируемом процессе многие исследователи рассматривают введение в 399 г. до н. э. обряда лектистерний, частично — по той причине, что он был посвящен божествам, выбранным явно под греческим влиянием, а частично — потому, что в ходе обряда римляне предлагали пищу статуям божеств, вынесенным из храмов (явный шаг по пути к полному антропоморфизму). Но, как теперь известно, греческое влияние стало ощущаться в Риме более чем за столетие до этого, и даже сам ритуальный
149 О гаруспиках в целом — ср. выше, с. 675 наст, изд., сноска 24; об их ответах (responsa) в рассматриваемый период: MacBain 1982 [G 440]: 43 слл. (о списках: 82 слл.); сдержанность responsa довольно явно контрастирует с однозначно пророческими элементами, заметными в ответе, рассмотренном в речи Цицерона «Об ответах гаруспиков».
150 North 1976 [G 455]: 11.


716
Глава 12. Религия в республиканском Риме
пир, вероятно, был организован по образцу «Пира Юпитера» (Epulum Iovis), который устраивался во время сентябрьских и ноябрьских игр151. Еще одной важной поворотной точкой современные ученые считают заимствование культов богов врачевания, начиная с Эскулапа, храм которого был основан в начале Ш в. до н. э., но здесь опять же открытие следов подобных культов, посвященных некоему женскому божеству и широко распространенных по всей центральной Италии, вынуждает нас предположить, что в культе Эскулапа для римлян не было ничего нового, кроме пола божества152.
Впрочем, в некоторых случаях мы всё же можем быть уверены в том, что определенные изменения действительно имели место: так, например, в отличие от изначальных италийских культов, греческие обряды в честь Цереры, введенные в Ш в. до н. э., были сосредоточены на женщинах общины, в особенности на матерях и дочерях, что отражало отношения между двумя богинями — Церерой и Прозерпиной153. Конечно, в культовой практике римлян всегда находилось определенное место для женщин и для празднеств, во время которых они играли особые роли, а также для целого ряда богинь, обеспечивавших женскую плодовитость и помогавших при родах, но при этом женщины практически (или вообще) ничего не контролировали: все жрецы были мужчинами — за исключением весталок, которым предоставлялся «квазимужской» статус, чтобы отделить их от прочих представительниц слабого пола, — хотя на уровне семьи женщины, бесспорно, могли приносить обеты и проводить посвящения, а некоторые моменты даже намекают на то, что в частных культах они вообще играли основную роль. С введением же новых греческих обрядов в Риме появились греческие жрицы, которым обязательно предоставлялось римское гражданство и особое место в публичных церемониях и процессиях, посвященных римским женщинам154. Само собой, ничего угрожающего в этом не было: контроль в конечном итоге оставался в руках жрецов-мужчин, а с ритуальной точки зрения культ Цереры послужил укреплению семьи и роли женщин в качестве продолжательниц рода. При этом, однако, он все-таки позволил представительницам прекрасного пола занять более значительное положение в религиозной жизни и вполне мог послужить провозвестником будущего расширения их независимости.
Конечно, вести поиск очень важных религиозных изменений следует также и в сфере социальных конфликтов, в частности — конфликтов, в результате которых в Риме Ш в. до а э. сложилась новая олигархическая прослойка, состоявшая из представителей традиционных патрицианских и ведущих плебейских семейств. Концепция религиозной жизни,
151 О лектистерниях 399 г. до н. э. см.: Ливий. V.13.[6—7]; см.: Warde Fowler 1911 [G 509]: 262 слл.; Bayet 1926 [G 348]: 260 слл.; Gage 1935 [G 406]: 168 слл.; Latte 1960 [G 435]: 242 слл.; Ogilvie 1965 [B 129]: 655 слл. Об epulum lovis см. выше, с. 692 наст, изд., сноска 76.
152 См. выше, с. 672 наст. изд. Об Эскулапе см.: Ливий. Х.47.7; ср.: Овидий. Метаморфозы. XV.626; миф о появлении его культа в Риме см.: Latte 1960 [G 435]: 225 слл.
153 Le Bonniec 1958 [G 360]: 379 слл.
154 Цицерон. Речь в защиту Луция Корнелия Бальба. 55.


VI. Нововведения и изменения
717
предлагаемая в данной главе, подразумевает, что любое долговременное разделение общества должно в конечном итоге найти определенное выражение в сфере религии, ведь любые постоянные и согласованные действия должны были получать одобрение богов, регулировавших жизнь римлян. В определенных пределах мы можем выявить основные направления, в которых могли развиваться подобные процессы — в рамках продолжительной борьбы между патрициями и плебеями, а также еще более неясного конфликта между интересами наиболее влиятельных gentes и общегородских институтов. Впрочем, сохранившаяся в письменных источниках информация о плебейской (или гентильной) религии является очень ненадежной, а поскольку мы всё еще имеем весьма смутное представление о том, что именно происходило на уровне социальных конфликтов (по крайней мере, на ранних стадиях), то любые реконструкции их последствий для религиозной сферы могут быть лишь гипотетическими. Едва ли мы можем сомневаться в том, что патрицианские семейства претендовали на особую власть в отношении религиозной жизни общины. При этом, однако, они, судя по всему, никогда не могли рассчитывать на установление своей монополии на поддержание связи с богами при помощи ауспиций155, поскольку на любом этапе римской истории высшие государственные должности хотя бы периодически занимались людьми, которые не являлись патрициями. Но в то же время патриции контролировали жреческие организации или, по крайней мере, самые важные из них — благодаря системе кооптации это было довольно легко. У нас нет причин сомневаться в сообщениях древних авторов о том, что плебеи были допущены к жречествам, когда для них были созданы зарезервированные места в коллегиях: это произошло в 367 г. до н. э., с увеличением до десяти человек количества жрецов священнодействий, и в 300 г. до н. э., когда до восьми или девяти человек возросла численность авгуров и понтификов156. Прочие жреческие должности, включая зарезервированные места в главных коллегиях, продолжали оставаться исключительно в руках патрициев. В этом смысле религия Города в V в. дон. э.,без сомнения, контролировалась представителями патрициата.
Весьма важным является для нас и вопрос о том, насколько далеко в создании собственной религии продвинулись в V в. до н. э. плебеи. Несомненно, уже к этому времени их центром и хранилищем записей стал храм Цереры, Либера и Либеры, охранявшийся эдилами (aediles), получившими свое название, вероятно, от слова «aedes» (храм)157. Было бы весьма заманчиво рассматривать эдилов как жрецов плебейского движения (тогда как трибуны были его магистратами), однако у нас нет надежных доказательств того, что они когда-либо выступали в подобном
155 	Ливий. IV.2.[5].
150 О 367 г. дон. э. см.: Ливий. VI.37.12, 42.2; Wissowa 1912 [G 519]: 534 сл.; о Lex Ogulnia 300 г. до н. э. см.: Ливий. Х.6—9; Wissowa 1912 [G 519]: 492.
157 De Sanctis 1907-1964 [А 37] IV.2:194 сл.; Le Bonniec 1958 [G 360]: 348; см. выше, с. 276 сл. наст. изд.


718
Глава 12. Религия в республиканском Риме
качестве158. Что же касается храма Цереры, Либера и Либеры, а также, возможно, ряда других храмов, возведенных в начале V в. до н. а, то некоторые исследователи предполагают, что они демонстрируют влияние со стороны не только плебеев, но и южноиталийских греков159. К примеру, в трудах древних авторов упоминается о том, что плебеем был посвящен римский храм Меркурия — бога, который соответствовал греческому Гермесу и был тесно связан с торговлей и торговцами160. Более сложен вопрос о храме Кастора и Поллукса. Так, нам известно, что культ Диоскуров в чисто греческой форме существовал в Лавинии (с. 670 наст, изд.) — городе, имевшем очень тесные связи с Римом. Впрочем, римский культ рассматриваемых божеств демонстрирует собственные, очень характерные черты — прежде всего, особый упор на образ Кастора и вытеснение образа Поллукса, что весьма напоминает совершенно аналогичное отношение к Ромулу и Рему161. Кроме того, Диоскуры, судя по всему, были покровителями конницы, состоявшей, вероятно, и из патрициев, и из плебеев162. Конечно, не исключено, что все рассматриваемые культы отражают контакты римлян с южной Италией и представляют собой элементы специфически плебейской религиозной жизни, однако при этом мы должны помнить, во-первых, о том, что посвящение признаваемых государством храмов должно было находиться под контролем патрициев, и, во-вторых, о том, что все наши знания — в том числе касающиеся датировки — основаны на жреческой, то есть патрицианской, традиции. Если плебейские храмы и возникали в рамках революционной инициативы, то едва ли мы могли бы узнать что-либо об их существовании до даты проведения официальной церемонии их посвящения.
Есть и другие сферы, в развитие которых плебеи вполне могли внести свой особый вклад: одни из древнейших игр (ludi) именовались Плебейскими — и их связь с рассматриваемой социальной группой несомненна. Более того, Цицерон прямо называет Плебейские игры древнейшими и упоминает о том, что их центральной церемонией являлся один из двух «Пиров Юпитера»163. Предположение о том, что вклад плебеев в религиозную жизнь Рима представляли собой вообще игры как таковые (в отличие от «игровых» элементов в архаических празднествах), является, конечно, довольно спорным, но и не совсем уж недоказуемым. Возмож¬
Sabbatucci 1954 [G 705]; Richard 1978 [Η 76]: 580 слл.
159 О Церере, Либере и Либере см.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. VI. 17 (этот автор передает традицию, согласно которой основание их храма было рекомендовано Сивиллиными книгами); см. дискуссию: Le Bonniec 1958 [G 360]: 236 слл.; Latte 1960 [G 435]: 161 сл. Предположение о связи с южной Италией см.: Momigliano 1967 [Н 611: 310 сл.; см. дискуссию: Richard 1978 [Н 76]: 509 слл.
169 	О Меркурии см.: Ливий. П.27.5—6; cp.: Ogilvie 1965 [В 129]: 303 сл.; Richard 1978 [Н 76]: 513 слл.; Combet-Famoux 1980 [G 384]: 18 слл.
161 Об основании храма Кастора и Поллукса см.: Ливий. П.42.5; о проблеме его возникновения см.: Latte 1960 [G 435]: 173 слл.; Ogilvie 1965 [В 129]: 288, 347; Richard 1978 [Н 761: 510 сл.; о характере римского культа Диоскуров см.: Schilling 1960 [G 487]: 177 слл.
1б^ Richard 1978 [Н 76]: 484 слл.; ср. выше, с. 205 сл. наст. изд.
163 Цицерон. Вторая речь против Берреса. 5.36; cp.: Le Bonniec 1958 [G 360]: 350 слл.; Richard 1978 [Η 76]: 118 слл.


VI. Нововведения и изменения
719
но, изначально ludi не признавались представителями религиозной власти и были приняты ими лишь позднее. Наконец, с точки зрения, которая отстаивается в данной главе, определенные религиозные аспекты неизбежно должна была иметь и политическая деятельность плебеев: выборы магистратов и принятие законов (plebiscita) просто не могли осуществляться без участия богов. Все формы религиозной жизни, использовавшиеся плебеями и изначально отвергавшиеся патрицианскими жрецами, в конечном итоге всё же признавались ими — как это произошло с плебейскими собраниями и магистратами. Немногочисленные указания на это сохранились в дошедших до нас источниках: плебеи, несомненно, приносили присягу своим трибунам164, а позднереспубликанские трибуны, в свою очередь, претендовали на определенные полномочия в деле сообщения о знамениях, а также в осуществлении церемоний освящения и наложения проклятий165, причем высшие жрецы, судя по всему, некогда препятствовали всем этим явлениям, но впоследствии признали их.
С родовыми культами связана примерно такая же проблема: мы располагаем свидетельствами, вполне достаточными для демонстрации того, что некогда они представляли собой весьма важный фактор, но явно недостаточными для более точной оценки их значения. В период Поздней Республики некоторые gentes действительно отправляли весьма древние культы, причем не всегда в самом Риме — так, например, культовые церемонии рода Юлиев проводились в Бовиллах в Лации166. Обнаруженное в Сатрике посвящение Марсу, сделанное «товарищами» (sodales) некоего Поплия Валезия (Публия Валерия. — В.Г.) (точно не известно, откуда происходил он сам — из Рима, из Сатрика или еще откуда- то), по всей видимости, дает некоторый намек на существование несколько иной социальной организации, в рамках которой в качестве религиозного сообщества могли выступать клиенты или воины, подчиненные определенному лидеру167. Не исключено, что в первые десятилетия периода Республики контроль над религией — как и над другими сферами — перешел в руки глав наиболее влиятельных gentes168. Но если подобная ситуация когда-либо существовала, в позднейшей традиции она не оставила практически никаких следов. При этом нехватка информации о ген- тильной религии удивляет еще больше, чем недостаток сведений о религии плебеев. В конце концов, по мнению ряда исследователей, плебеи представляли собой активную и влиятельную группу на протяжении сравнительно короткого периода времени в эпоху Ранней Республики, после чего их деятельность влилась в деятельность всего города; gentes же, по всей видимости, отправляли очень важные культы на протяже¬
164 Фесг. 422L.
105 Bayet I960 [G 349]: 46 слл.
166 ILLRP 270; cp.: Weinstock 1971 [G 517]: 8 слл.
107 См. статью Верснеля (Versnel) в изд.: Stibbe et al. 1980 [В 263]; 1982 [В 268]: 193 слл.; см. выше, с. 122 наст. изд.
168 	Momigliano 1967 [Н 61]: 305 слл.; см. также статью Верснеля (Versnel) в изд.: Stibbe etal. 1980 [В 263]: 117 слл.


720
Глава 12. Религия в республиканском Риме
нии столетий. Возможно, практически полное отсутствие упоминаний о них указывает на сознательную политику со стороны жрецов.
Далее, мы должны задуматься о том, возникали ли в римском обществе какие-либо конфликты в конце раннереспубликанского периода, когда, судя по всему, возникли и были решены некоторые из рассматриваемых проблем. Определенные намеки на подобные конфликты дают нам последние несколько лет IV в. до н. э. (с. 466 слл. насг. изд.). Так, в 312 г. до н. э., то есть в цензорство Аппия Клавдия Цека, контроль над весьма важным культом Геркулеса на Великом алтаре (Ага Maxima) перешел от рода Потициев к государству. Это единственное упоминание об устранении гентильного контроля над культом, но, как мы теперь видим, в реальной жизни подобных случаев могло быть и больше169. Кроме того, согласно сообщениям древних авторов, в тот же самый период произошло еще два отдельных конфликта между вольноотпущенником Аппия Гн. Флавием и коллегией понтификов — по поводу обнародования некоторых из их секретов и по поводу надлежащей процедуры посвящения храмов170. В 300 г. до н. э., на основании закона Огульния плебеи получили доступ в две главные жреческие коллегии, и, наконец, вероятно, в пер вые десятилетия Ш в. дон. э. была проведена очень важная, но не освещенная в источниках реформа, в результате которой верховный понтифик стал выбираться не членами коллегии, а народом (на основании специально разработанной процедуры)171. Полагаем, всего этого вполне достаточно, чтобы убедительно доказать: в рассматриваемый период в Риме активно обсуждались очень важные религиозные вопросы. Конечно, при этом общий ход событий или их значимость установить довольно сложно. Судя по всему, одним из элементов анализируемого процесса было наступление на патрицианскую монополию, еще одним — ограничение власти и независимости жреческих коллегий, третьим — сосредоточение контроля над религиозной сферой в руках государства. С подобной точки зрения гораздо легче объяснить появление в Ш—П вв. до н. э. целого ряда авторитетных фигур среди жрецов, в том числе плебейского происхождения. Если священнослужители раннего периода действительно были в большей степени изолированы от общественной жизни, то, по всей видимости, именно на рассматриваемом этапе в Риме возникает фигура жреца-политика172.
169 Ливий. IX.29.9. О культе см.: Bayet 1926 [G 348]; Latte I960 [G 435]: 213 слл. Иная точка зрения на события 312 г. до н. э. — см.: Palmer 1965 [G 460]: 294 слл.
170 Ливий. 1Х.46.[6—7].
171 У Ливия (XXV.5.2—3) (212 г. до н. э.) приводится самое раннее однозначное упоминание комиций при выборах верховного понтифика, однако у нас нет причин полагать, что это были первые подобные выборы.
1/2 Ср. выше, с. 681 сл. наст. изд. Первым известным нам влиятельным верховным понтификом является Т. Корунканий (Münzer and Jörs 1901 [G 452]: 1663 слл.) — первый плебей, занявший эту должность (Ливий. Периохи. XVIII), вероятно, к 50-м годам Ш в. до н. э. Не исключено (хотя полной уверенности нет), что выборы верховного понтифика были введены еще раньше.


VI. Нововведения и изменения
721
Если данный подход верен, то примерно на исходе IV в. до н. э. новые элементы религиозной сферы, обусловленные социальными конфликтами — в том числе различные нововведения или просто пренебрежение определенными моментами, — были включены в состав гибкой и постоянно изменявшейся системы. Все эти процессы следует рассматривать как совершенно нормальные для активно функционирующих институтов человеческого общества. При этом говорить о каком-либо упадке, вырождении, деградации или распаде не приходится. Конечно, многие исследователи упоминают о том, что в результате контакта с греками в рядах римской элиты стал расти определенный скептицизм по отношению к религии, однако для иллюстрации этого тезиса обычно приводится лишь одна весьма известная, но при этом единичная история: в 249 г. до н. э., когда командующий флотом — еще один представитель Клавдиев, жаждавший вступить в сражение, был остановлен плохим предзнаменованием (священные цыплята отказались клевать зерно), он бросил птиц в воду, заметив: «Если не хотят есть — так пусть напьются»173. Естественно, основная суть данной истории заключалась в том, что Клавдий потерпел поражение — таким образом, подобные рассказы лишь подкрепляли существующую систему. Конечно, из нескольких упоминаний Плавта мы знаем, что к концу Ш в. до н. э. некоторые римляне были, по крайней мере поверхностно, знакомы со взглядами стоиков и эпикурейцев174, однако, по всей видимости, греческие философские теории начали вступать в серьезное противоречие с традиционными римскими формами религиозной деятельности самое раннее во времена Цицерона. Чтобы новые и незнакомые способы мышления смогли поколебать представления, глубоко укоренившиеся в системе социальных институтов и символов, обычно требуется весьма длительное время.
Впрочем, говоря о том, что мы располагаем множеством свидетельств, касающихся изменений в рамках системы, следует упомянуть и о том, что некоторые из этих изменений могли угрожать ей. Действительно, религиозная жизнь римлян периода Республики в том виде, в каком она описывается в предыдущих разделах данной главы, со временем претерпела весьма существенную трансформацию, в силу чего Цицерон и Август жили уже в совершенно иной религиозной среде, чем, скажем, Аппий Клавдий Цек. Одной из сторон упомянутой трансформации было лишение некоторых сфер некогда характерного для них священного ореола. Другая же — более позитивная — сторона была связана с возникновением новых религиозных сил и форм организации, прежде всего — чисто религиозных групп и чисто религиозных вариантов выбора, которых, как мы уже видели175, в Раннем Риме вообще не существовало. При этом очень важно не путать трансформацию религиозной системы в эпоху Средней
173 Цицерон. О природе богов. П.7; см. выше, с. 650 наст. изд.
174 Так, у Плавта мы встречаем довольно много упоминаний об отношении стоиков или эпикурейцев к богам, напр.: Купец. 4—7; Эпидик. 610—611; Пленники. 313—315; Канат. 9-30\ Косина. 346-349; Клад. 88.
170 	См. выше, с. 692 сл. наст. изд.


722
Глава 12. Религия в республиканском Риме
Республики с деградацией римской религии как таковой. Та эпоха, в которую жил Цицерон, во многих отношениях была временем прогрессивного и энергичного развития сакральной сферы, временем изменений, которые должны были привести к установлению совершенно новых отношений между религией и обществом. Последствия всего этого в конечном итоге поглотил триумф христианства, но при этом довольно легко заметить, что изменения в языческой религии в известной мере ускорили и облегчили данный процесс. Первым несомненным признаком начала новой эпохи в религиозной истории было принятое сенатом в 80-х годах П в. дон. э. решение уничтожить по всей Италии культ Вакха176. Религиозное движение, организация которого была столь чужда исконной италийской традиции, просто не смогло бы быстро закрепиться на столь большой территории — этому должно было предшествовать довольно длительное развитие. Последний момент подтверждается как несколькими упоминаниями рассматриваемого культа в пьесах Плавта (с конца Ш в. до н. э.), так и археологическими свидетельствами177. Таким образом, вторая половина Ш в. до н. э. представляется нам периодом, когда в большинстве областей Италии, судя по всему, происходили весьма глубокие — хотя и почти не отраженные в трудах древних авторов — изменения в сфере религиозных представлений.
176 Ливий. XXXIX.8 слл.; ILLRP 511.
177 North 1979 [G 456]: 87 слл.


Э. Драммонд
ПРИЛОЖЕНИЕ
I. 	Хронология Раннего Рима
Согласно так называемой «Варроновой» системе хронологии, используемой в данном томе, Рим был основан в 753 г. до н. а, первые консулы — избраны в 509 г. до н. а, а Город разорен галлами в 390 г. до н. э. Эта хронология соблюдается в основном и в Капитолийских фастах (с. 415 сл. наст, изд.). При этом, однако, данная система была создана лишь в середине I в. до н. а (причем скорее даже не Варроном, а Аттиком) и включала в себя так называемые «диктаторские годы», которые, судя по всему, представляли собой позднейшую выдумку (с. 416 наст. изд.)1. Соответственно, она не совпадала с хронологическими системами, которые использовались римскими историками, не принимавшими «диктаторские годы». Впрочем, данные системы известны нам не очень хорошо, поскольку от трудов первых римских летописцев до нас дошли лишь незначительные отрывки, а те древние авторы, сочинения которых сохранились до нашего времени, далеко не всегда демонстрируют систематичность, точность или даже внутреннюю согласованность используемой хронологии. Так, например, Ливий (возможно, следуя образцу своих предшественников, писавших на латыни), как правило, удовлетворяется упоминаниями о том, кто в тот или иной год был консулом, и лишь время от времени использует даты «от основания Города» (ab urbe condita). Таким образом, весы ма сомнительно, что он работал с некой четко определенной всеобъемлющей хронологической системой. Это заметно, в частости, по тому, что в его рассказе опущен ряд консульских лет (490—489 и 376 гг. до н. э. по «Варроновой» схеме)2, которые должны были быть включены в используемую им хронологию «от основания Города». К тому же некоторые из более поздних дат тоже представляются несовместимыми друг с Другом. Наиболее удовлетворительное объяснение подобных несоответствий заключается в том, что используемые Ливием даты «от основания
1 В «Варроновой» хронологии — в качестве частичной компенсации, — вероятно, отводилось лишь два года на децемвираты (451—450 гг. до н. э.), тогда как, согласно другим хронологиям, правление децемвиров продолжалось три года.
2 Одна коллегия консулов, упоминаемая Ливием в кн. Ш (33.1) и IV (7.1) вместо двух коллегий 507—506 гг. до н. э. (П.15.1), возможно, датируется «от основания Города».


724
Приложение
Города» почерпнуты им из двух различных схем (предположительно применявшихся в разных источниках), согласно которым Рим был основан в 751 или 750 г. до н. э. и, соответственно, Республика была установлена в 507 или 506 г. до н. а, а Город разорен галлами в 386 г. до н. а, хотя даже это остается лишь гипотезой. У Диодора путаницы еще больше, несмотря на то, что годы правления консулов он соотносит с греческими олимпиадами и с правлением афинских архонтов. Хотя историк, судя по всему, принимал греческую хронологию, согласно которой Рим был разорен галлами во второй год 98-й Олимпиады (387/386 г. до н. а)3, приводимый им список консулов был явно подогнан под эту схему4 и всё равно изобиловал очевидными ошибками5, так что данная синхронизация греческих и римских дат (и, соответственно, — современный перевод последних в даты «до нашей эры») особой ценности не представляет. Из тех историков, труды которых дошли до нашего времени, лишь Дионисий, судя по всему, пытался придерживаться связной хронологии республиканского периода и в полной мере соотнести ее с греческими датами (об этом он даже написал отдельную работу, которая, к сожалению, не сохранилась [Римские древности. 1.74.2)). Согласно галикарнасскому историку, Город был основан в первый год 7-й Олимпиады (752/751 г. до н. э.), первые консулы — избраны во второй год 68-й Олимпиады (508/507 г. до н. э.), а разорение Рима галлами пришлось на первый год 98-й Олимпиады (388/387 г. до н. э.)6. Столетие спустя Полибий точно так же датировал установление Республики, а основание Рима и галльское нашествие — лишь годом позже7. Это широкое соответствие хронологическим схемам, известное для Дионисия и предполагаемое для Ливия, а также общая согласованность между дошедшими до нас списками консулов (с. 32 сл. наст, изд.)8, могут указывать на то, что начиная с середины П в. до н. э. римские историки всё же использовали некую единообразную хронологию республиканского периода. Даты основания Города, извест¬
3 Подобные даты по олимпиадам обычно увязываются с римскими консулами, которые вступали в должность в течение соответствующего года по данной хронологии. Впрочем, тот факт, что в эпоху Ранней Республики единой даты вступления консулов в должность не было (с. 214 насг. изд., сноска 7), делает подобную увязку довольно искусственной.
4 Это было сделано посредством повторения по два раза всех коллегий за период с 394 по 390 г. до н. э. (Perl 1957 [D 25]: 113 сл.).
5 Одна из наиболее заметных — полное отсутствие консульских коллегий 423—419 гг. до н. э. Если говорить о вариантах, характерных именно для Диодора, то достойны упоминания лишь два: добавление дополнительных коллегий после консулов 458, 457 и 428 гг. до н. э. и альтернативная коллегия под 349 г. до н. э., однако даже их ценность весьма сомнительна; см.: Perl 1957 [D 25].
6 Дионисий Галикарнасский. Римские древности. 1.74.4—75.3; V.I.I. Впрочем, нам достаточно сложно объяснить датировку Дионисием галльского нашествия [Римские древности. 1.74.4) и хронологические сведения, приведенные в других местах его труда [Римские древности. 1.3.4 и (особенно) 1.8.1). Более подробное рассмотрение данного вопроса и библиографию см. в: Werner 1963 [А 134]: 134 слл.
7 Ср.: Полибий. Ш.22.2; VI.lla.2; 1.6.1 сл.; Walbank 1957—1979 [В 182]: указ, место.
8 Включая список Диодора, при условии устранения наиболее серьезных ошибок (Perl 1957 [D 25]: прежде всего 106—122).


I. Хронология Раннего Рима
725
ные из других трудов рассматриваемой эпохи9, только подтверждают данную гипотезу. При этом, однако, древнейшие историки дают очень противоречивые и разнообразные показания: согласно Тимею, Рим был основан в 814/813 г. до н. э., согласно Фабию Пиктору — в первый год 8-й Олимпиады (748/747 г. до н. э.), по Цинцию Алименту — в четвертый год 12-й Олимпиады (729/728 г. до н. э.)10. Исходя из этого, современные исследователи предполагают, что кто-то из упомянутых авторов располагал списками консулов, весьма существенно отличавшимися от позднейших, — отсюда и более поздние или более ранние даты основания Города11, хотя более правдоподобной нам представляется точка зрения, согласно которой рассматриваемый разброс следует объяснять различными представлениями о продолжительности царского периода: например, хронология начала IV в. дон. э., приводимая Фабием Диктором, уже могла в основном соответствовать упомянутым выше позднейшим спискам12 и, возможно, в числе прочего, включала выдуманный «период безвластия» (375—371 гг. до н. э.). Впрочем, как показывает данное предположение, списки консулов, доступные римским историкам, оказались недостаточными для синхронизации с внешними данными, которые, соответственно, выявили несовершенство этого источника с точки зрения хронологии (с. 416 сл. наст. изд.). Таким образом, хотя использование современным научным сообществом еще менее удовлетворительной «Варроновой» хронологической схемы (и соответствующего соотнесения с датами «до нашей эры») не вызывает особого оптимизма, принятие иной схемы (например, из труда Дионисия) не особенно улучшит ситуацию, по
9 Согласно Дионисию Галикарнасскому (Римские древности. 1.74.2 сл.), приведенное у Катона упоминание о том, что Рим был основан через 432 года после падения Трои, дает первый год 7-й Олимпиады (752/751 г. до н. э.) по хронологии Эратосфена (некоторые исследователи полагают, что Дионисий неправильно истолковал текст Катона, в котором на самом деле подразумевался второй год 7-й Олимпиады, см.: Werner 1963 [А 134]: 113—119). Второй год 7-й Олимпиады вновь появляется в трактате Цицерона «О государстве» (П.18) (взято у Полибия?), у Диодора (Фрг. УП.5.1), а также, по общему мнению, у Лу- тация Катула и Корнелия Непота (Солин. 1.27). Еще одно из упоминаний Д ионисия (Римские древности. 1.74.3) может подразумевать, что для получения такой же даты могла использоваться информация из неких «‘του παρα τοΤς άρχιερεϋσι κειμένου πίνακος’» («таблиц, хранящихся у жрецов». — В.Г.) (в данном случае предположительно имеются в виду сами белые доски понтификов или списки с них).
Вполне возможно, что другие историки П в. до н. э. пользовались несколько иными хронологиями (ср. прежде всего: Кассий Гемина Фрг. 20Р; Пизон. Фрг. 36Р (ср. также: 26Р); Геллий. Фрг. 25, 27Р), однако надежность и/или смысл соответствующих фрагментов вызывают немало споров.
10 Невий и Энний, очевидно, писали о том, что Рим был основан вскоре после Троянской войны (с. 105 наст, изд.), однако детали их общей хронологии (если таковая вообще была) ускользают от нас.
11 Ср.: Pinsent 1975 [D 26]: 2—3, ит. д. Дата, приведенная Тимеем, могла зависеть в первую очередь от его стремления символически синхронизировать основания Рима и Карфагена (с. 105 наст. изд.).
12 При условии, что Авл Геллий (Аттические ночи. V.4.3) пользовался латинской версией труда Фабия Пиктора и слово «duovicesimo» означает «двадцать второй». Об этом пассаже и его смысле — ср.: Werner 1963 [А 134]: 119—129; см. выше, с. 416 сл. наст. изд.


726
Приложение
скольку всем древним реконструкциям хронологии раннереспубликанского периода были внутренне присущи слабые места, с которыми сейчас уже ничего нельзя поделать13.
II. Консульские фасты: 509—220 гг. до н. э.
Приведенный далее список основан на множестве различных литературных и эпиграфических текстов, в большинстве из которых обычно не приводится полное имя магистрата, — как результат, многие пункты списка представляют собой соединение материала, почерпнутого из различных источников14. Хотя мы попытались специально обозначить отдельные неясности15, в список были включены лишь наиболее значительные или правдоподобные варианты, без какого-либо обсуждения. Не считая проблемы общей надежности списка (с. 213 слл. наст, изд.), особые сомнения у ученых вызывают когномены, приписываемые консулам V—IV вв. до н. э.: они могли быть включены в записи достаточно поздно, и многие когномены, относящиеся к периоду до конца IV в. до н. э., возможно, представляют собой результат объединения двух различных реконструкций16.
13 Согласно сообщению Плиния [Естественная история. ХХХШ.19), в надписи, оставленной в храме Конкордии, Гн. Флавий упомянул о том, что это святилище было посвящено через двести четыре (?) года после посвящения Капитолийского храма. Поскольку Флавий, будучи курульным эдилом, посвятил храм в 303 г. дон. э. по доварроновой хронологии (304 г. до н. э. — по «Варроновой»), приведенное упоминание должно указывать на то, что в конце IV в. до н. э. освящение Капитолийского храма уже датировалось, как у Полибия, 507-м г. до н. э., и, как следствие, для нас было бы очень важно (в том числе — применительно к консульским фастам) определить основания для расчетов Флавия. Поскольку более поздние авторы считали, что Капитолийский храм был посвящен в первый год Республики, можно было бы предположить, что Флавий пользовался списком консулов, который, соответственно, уже тогда практически совпадал с аналогичными списками, составленными позднее. В противном случае можно допустить, что Флавий имел возможность рассчитать дату посвящения Капитолийского храма, не опираясь на фасгы (возможно, путем подсчета гвоздей, ежегодно вбивавшихся в храмовую стену (с. 230 наст, изд.)); в этом случае его расчеты сами по себе или те хронологические свидетельства, на которые он опирался, могли использоваться для проверки или даже для составления позднейших консульских списков и для вычисления даты установления Республики. Впрочем, учитывая нашу неосведомленность о том, каким образом Флавий получил указанную им дату, все подобные теории непременно будут чисто умозрительными (и открытыми для корректировки). Более того, определенные споры вызывает и суть самой даты, приводимой Флавием. Не исключено, что она не являлась хронологическим стержнем, а сама использовалась для датировки эдилитета Флавия (или даже освящения Капитолийского храма) в соответствии с более поздними доварроновыми системами хронологии, или же Плиний просто неправильно понял того автора, трудом которого пользовался, и приписал Флавию расчеты, которые на самом деле были проведены самим этим автором.
14 Degrassi 1947 [D 7]: 346 слл.; MRR 1.
15 Впрочем, использование нами вопросительного знака совсем необязательно подразумевает серьезные сомнения, и даже в тех случаях, когда приводится несколько вариантов, у нас обычно есть веские причины отдавать предпочтение одному из них.
16 Cichorius 1886 [D 4]: 177 слл.; 219 слл.


П. Консульские фасты: 509—220 гг. до н. э.
727
Римские цифры после имени обозначают повторное занятие должности консула или консулярного трибуна (причем в соответствии с практикой, принятой в древности, консульство или консулярный трибунат одного и того же человека пронумерованы отдельно). В скобках приведены современные добавления. По мере возможности порядок имен в рамках каждого года приведен в соответствие с трудом Ливия (или — в случаях отсутствия его текста — с опорой на авторов, которые в основном пользовались его данными), однако особого значения этому придавать не следует17.
509 Л. Юний Брут Л. Тарквиний Коллагин
суффекты:
Сп. Лукреций Триципитин П. Валерий Попликола (у некоторых ранних авторов не упоминается, см.: Ливий. П.8.5)
М. Гораций Пульвилл
(У Полибия (Ш.22.1) первыми консулами названы Брут и Гораций.)
508 П. Валерий Попликола П Т. Лукреций Трицшхитин
507 П. Валерий Попликола Ш М. Гораций Пульвилл П
506 Сп. Ларций Руф (Флав?) Т. Герминий Аквилин
(Вместо коллегий 507/506 г. до н. э. Ливий (П.15.1) упоминает одну пару консулов: П. (?) Лукреция и П. Валерия Попликолу (Ш).)
505 М. Валерий Волуз (?) П. Постумий Туберт
504 П. Валерий Попликола IV Т. Лукреций Триципитин П
503 Агриппа Менений Ланат П. Постумий Туберт П
502 Опитер Вергилий Трикост Сп. Кассий Вецеллин
501 Постум Коминий Аврунк Т. Ларций Флав Руф
500 Серв. Сулышций Камерин М. Туллий Лонг
Корнут
499 Т. Эбуций Гельва Флав (?) Г. или П. Ветурий Гемин Цикурин
498 Кв. Клелий Сикул Т. Ларций Флав Руф П
497 А. Семпроний Атрацин М. Минуций Авгурин
496 А. Постумий Альб Региллен Т. Вергилий Трикост
Целиомонтан
495 Ann. Клавдий Сабин П. Сервилий Приск Структ
Инрегиллен
494 А. Вергилий Трикост Т. Ветурий Гемин Цикурин
Целиомонтан
493 Сп. Кассий Вецеллин Π П. Коминий Аврунк П
492 Т. Геганий Мацерин П. Минуций Авгурин
17 	Хотя написание родовых имен стандартизировано, кое-где мы преднамеренно оставили различные формы и/или варианты написания отдельных когноменов. Единообразия мы сознательно добивались только в тех случаях, когда один и тот же человек упоминается несколько раз.


728
Приложение
491 М. Минуций Авгурин П
490 Кв. Сульпиций Камерин Корнут
489 Г. Юлий Юл
488 Сп. Навций Рутил
487 Т. Сициний (у Дионисия
и Кассиодора) или Т. Сикций Сабин (?)
486 Сп. Кассий Вецеллин Ш 485 Серв. Корнелий Малугинен 484 Л. Эмилий Мамерк 483 М. Фабий Вибулан
482 Кв. Фабий Вибулан П 481 К. Фабий Вибулан П 480 М. Фабий Вибулан П 479 К. Фабий Вибулан Ш 478 Л. Эмилий Мамерк П
477 Г. (?) Гораций Пульвилл 476 А. Вергиний Трикост Рутил 475 Г. Навций Рутил 474 Л. Фурий Медуллин 473 Л. Эмилий Мамерк Ш
472 Л. Пинарий Мамерцин Руф 471 Ann. Клавдий (Красе?)
Инрегиллен Сабин 470 Л. Валерий Потит Волуз Попликола П 469 Т. Нумиций Приск 468 Т. Квинкций Капитолин Барбат П
467 Тиб. (?) Эмилий Мамерк П 466 Кв. Сервилий (Структ) Приск П 465 Кв. Фабий Вибулан П
464 А. Постумий Альб Региллен 463 Л. Эбуций Флав Гельва
А. Семпроний Атрацин II Сп. Ларций Флав [или Руф?) П П. Пинарий Руф Мамерцин Секст Фурий Г. Аквиллий Туск (?)
Прокул Вергиний Трикост Рутил Кв. Фабий Вибулан К. Фабий Вибулан Л. Валерий Потит Волуз Попликола Г. Юлий Юл
Сп. Фурий (Медуллин?) Фуз Гн. Манлий Цинциннат (?)
Т. Вергиний Трикост Рутил Г. Сервилий Структ или (по Диодору) Г. Корнелий Лентул суффекш:
[Опит. Вергиний?] <Э>сквилин Т. Менений Ланат Сп. (?) Сервилий Структ П. Валерий Попликола А. (?) Манлий Вульсон Вописк (?) Юлий Юл или Опит. Вергиний П. Фурий (Медуллин?) Фуз Т. Квинкций Капитолин Барбат
Тиб. (?) Эмилий Мамерк
А. Вергиний Целиомонтан Кв. Сервилий Структ Приск
Кв. Фабий Вибулан Сп. Постумий Альб Региллен Т. Квинкций Капитолин (Барбат) Ш
Сп. Фурий Медуллин Фуз П. Сервилий Приск Структ


П. Консульские фасты: 509—220 гг. до н. э.
729
462 Л. Лукреций Триципитин 461 П. Волумний Аминцин Галл
460 Г. Клавдий Инрегиллен Сабин
Т. Ветурий Гемин Цикурин Серв. Сульпиций Камерин Корнут
П. Валерий Попликола П суффект:
Л. Квинкций Цинциннат
459 Кв. Фабий Вибулан Ш Л. Корнелий Малугинен У рицин
458 [ ] Карв[ ] Г. (?) Навций Рутил П
(Капитолийские фасты)
[суффект):
Л. Минуций Эсквилин Авгурин
(После этих консулов Диодор, вероятно, включил дополнительную коллегию.)
457 Кв. Минуций Эсквилин Г. (?) Гораций Пульвилл П (?)
Авгурин (?) или (по Диодору)
Л. Постумий
(После этих консулов Диодор вставляет дополнительную коллегию: Л. Квинкций Цинциннат и М. Фабий Вибулан.)
456 М. Валерий Максим Лактука Сп. Вергиний Трикост Целиомонтан
455 Т. Ромилий Рок Ватикан Г. Ветурий Цикурин
454 Сп. Тарпей Монтан Капитолин А. Атерний Вар Фонцинал 453 П. Куриаций Фист Тригемин Секст Квинктилий (Вар?) или (по Дионисию) П. Гораций суффект:
Сп. Фурий (Медуллин Фуз П?) (только у Дионисия)
П. Сестий Капитон Ватикан или (у Дионисия) П. Сикций
452 Т. (?) Менений Ланат
451 Первый децемвират:
Ann. Клавдий Красе Инрегиллен Сабин П Т. Генуций Авгурин или (по Диодору)
Т. Минуций
консулы или консулы избранные, но не вступившие в должность
П. Сестий (Капитон Ватикан)
Сп. (?) Ветурий Красе Цикурин Г. Юлий Юл А. Манлий Вульсон
Серв. (?) Сульпиций Камерин (Корнут?)
П. Куриаций (Фист Тригемин) или (по Дионисию) П. Гораций Т. Ромилий (Рок Ватикан)
Сп. Постумий Альб (Региллен)


730
Приложение
450 Второй децемвират:
Ann. Клавдий Красе Инрегиллен Сабин
М. Корнелий Малугинен
М. (?) Сергий Эсквилин
Л. Минуций Эсквилин Авгурин
Кв. Фабий Вибулан
Кв. Петелий
Т. Антоний Меренда
К. Дуилий
Сп. Оппий Корницен М. Рабулей
449 А. Валерий Попликола Потит 448 Ларе (?) Герминий Коритинезан 447 М. Геганий Мацерин 446 Т. Квинкций Капитолин БарбатIV
445 М. Генуций Авгурин
М. Гораций <....>ррин Барбат Т. Вергиний Трикост Целиомонтан Г. (?) Юлий Агриппа Фурий Фуз
Г. (?) Курций Филон или (по Ливию) П. Кур<и>аций
444 А. Семпроний Атрацин Л. Атилий Луск Т. Клелий Сикул
Консулы-суффекты (в «Полотняных книгах» и договоре с ардея-
нами):
Л. Папирий Мугиллан 443 М. Геганий Мацерин П 442 М. Фабий Вибулан 441 Г. (?) Фурий Пацил Фуз 440 Прокул Геганий Мацерин
439 Т. Квинкций Капитолин
Л. Семпроний Атрацин Т. Квинкций Капитолин Барбат V Пост. Эбуций Гельва Корницен М. (?) Папирий Красе Т. Менений Ланат П или (по Ливию) Л. Менений Ланат Агриппа Менений Ланат
(Барбат) VI
438 Л. Квинкций Цинциннат (консул 428/427 г. до н. э.?) Мам. Эмилий Мамерк Л. или Г. Юлий Юл (консул 430 г. до н. э.?)
437 М. Геганий Мацерин Ш Л. Сергий Фиденат
суффект (?):
[М. Валерий Лакгука] <Макс>им (Degrassi 1947 р 7], 538]
436 М. (?) Корнелий Малугинен 435 Г. Юлий П (?)
Л. Папирий Красе Л. (?) Вергиний Трикост


П. Консульские фасты: 509—220 гг. до н. э.
731
434 (а) М. Манлий Капитолин
Кв. Сульпиций Камерин Претекстат
Серв. Корнелий Косс
(У ранних авторов: Ливий. IV.23.2)
ши
(Ь) Г. Юлий Ш (?) Л. (?) Вергиний (Трикост) П
(Согласно «Полотняным книгам» — по Лицинию Макру) ши
(с) 	М. Манлий (Капитолин?) Кв. Сульпиций (Камерин
Претекстат) (?)
(Согласно Валерию Анциату и «Полотняным книгам» — по Кв. Элию Туберону.)
433 М. Фабий Вибулан (консул 442 г. до н. э.)
М. Фолий Флакцинатор
Л. Сергий Фиденат (консул 437, 429 гг. до н. э.)
432 Л. Пинарий Мамерцин Л. Фурий Медуллин Сп. Постумий Альб
431
430
429
428
427
Т. Квинкций Пен Цинциннат Г. (?) Юлий Ментон Л. (?) Папирий Красе (П?) Л. (?) Юлий Юл
Л. Сергий Фиденат П Хост (?) Лукреций Триципитин
А. Корнелий Косс Т. Квинкций Пен Цинциннат П
(После этих консулов Диодор вставляет дополнительную коллегию: Л. Квинкций (Цинциннат П?) и А. Семпроний (Атрацин?).)
Г. Сервилий Структ ши (?) Л. Папирий Мугиллан
Агала
426 Т. Квинкций Пен (Цинциннат) (консул 431, 428 гг. до н. э.)
Г. Фурий (Пацил) Фуз (консул 441 г. до н. э.?)
М. Цостумий
А. Корнелий Косс (консул 428 г. до н. э.)
425 А. Семпроний Атрацин (консул 428/427 г. до н. э.)
Л. Квинкций Цинциннат (П) (консул 428/427 г. до н. э.)
Л. Фурий Медуллин (П)
Л. Гораций Барбат 424 Ann. (?) Клавдий Красе Сп. Навций Рутил
Л. Сергий Фиденат (П) (консул 437, 429 гг. до н. э.)
Секст Юлий Юл
423 Г. Семпроний Атрацин Кв. Фабий Вибулан
422 Л. Манлий Капитолин Кв. Антоний Меренда
Л. Папирий Мугиллан (консул 427 г. до н. э.)
421 Н. (?) Фабий Вибулан Т. Квинкций Капитолин Барбат


732
Приложение
420 Л. Квинкций Цинциннат Ш (консул 428/427 г. до н. э.?)
или (Т. Квинкций Пен) Цинциннат П (консул 431, 428 гг. до н. э.) Л. Фурий Медуллин Ш М. Манлий Вульсон
А. Семпроний Атрацин (П) (консул 428/427 г. до н. э.)
419 Агриппа Менений Ланат (консул 439 г. до н. э.)
П. Лукреций Триципитин Сп. Навций Рутил
Г. Сервилий (Структ или (?) Аксилла) (консул 427 г. до н. э.) (только в Капитолийских фастах)
418 Л. Сергий Фиденат Ш (консул 437, 429 гг. до н. э.)
М. Папирий Мугиллан (консул 411 г. до н. э.)
Г. Сервилий Структ или (?) Аксилла II (консул 427 г. до н. э.?) или (по Ливию) Г. Сервилий 417 Агриппа Менений Ланат П (консул 439 г. до н. э.)
Г. Сервилий Структ или (?) Аксилла Ш (консул 427 г. до н. э.?) или Л. (?) Сервилий Структ П (по Ливию)
П. Лукреций Триципитин П
Сп. Ветурий (Красе) или (по Ливию) Сп. Рутил Красе 416 А. Семпроний Атрацин Ш (консул 428/427 г. до н. э.?)
М. Папирий Мугиллан П Сп. Навций Рутил П
Кв. Фабий (Вибулан) (консул 423 г. до н. э.)
415 П. Корнелий Косс
Г. Валерий Потит (Волуз)
Кв. Квинкций Цинциннат
(Н.?) Фабий Вибулан (консул 421 г. до н. э.?)
414 Гн. (?) Корнелий Косс (консул 409 г. до н. э.)
Л. (?) Валерий Потит (консул 393(?), 392 гг. до н. э.)
Кв. (?) Фабий Вибулан П (?) (консул 423 г. до н. э.?)
П. (?) Постумий (Альбин) Региллен
413 А. (?) Корнелий Косс 412 Кв. Фабий Амбуст Вибулан 411 М. Папирий Мугиллан 410 М. (?) Эмилий Мамерцин 409 Гн. Корнелий Косс
Л. Фурий Медуллин Г. Фурий Пацил Сп. (?) Навций Рутил Г. Валерий Потит Волуз А. Фурий Медуллин П
408 Г. Юлий Юл
П. Корнелий Косс Г. Сервилий Агала
407 Л. Фурий Медуллин (консул 413, 409 гг. до н. э.) Г. Валерий Потит Волуз П (консул 410 г. до н. э.) Н. (?) Фабий Вибулан П (консул 421 г. до н. э.)
Г. Сервилий Агала П


П. Консульские фасты: 509—220 гг. до н. э.
733
406 П. Корнелий Рутил Косс Гн. Корнелий Косс Н. (?) Фабий Амбуст
Л. Валерий Потит П (?) (консул 393?, 392 гг. до н. э.)
405 Т. Квинкций Капитолин Барбат (консул 421 г. до н. э.)
Кв. Квинкций Цинциннат П Г. Юлий Юл П
А. Манлий Вульсон Капитолин
Л. Фурий Медуллин П (консул 413, 409 гг. до н. э.)
М. (?) Эмилий Мамерцин (консул 410 г. до н. э.)
404 Г. Валерий Потит Волуз М. Сергий Фиденат П. Корнелий Малугинен Гн. Корнелий Косс П К. (?) Фабий Амбуст
Сп. Навций Рутил Ш (консул 411 г. до н. э.?)
403 М. (?) Эмилий Мамерцин П (консул 410 г. до н. э.)
Л. Валерий Потит Ш (?) (консул 393?, 392 гг. до н. э.)
Ann. Клавдий Красе (консул 349 г. до н. э.?)
М. Квинктилий Вар Л. Юлий Юл
М. Фурий Фуз или (по Ливию) М. Постумий
(Ливий по ошибке добавляет в список цензоров 403 г. до н. э.:
М. Фурия Камилла и М. Постумия Альбина.)
402 Г. Сервилий Агала Ш Кв. Сервилий Фиденат Л. Вергиний Трикост Эсквилин Кв. Сулышций Камерин Корнут А. Манлий Вульсон Капитолин П М. Сергий Фиденат П
401 Л. Валерий Потит IV (консул 393?, 392 гг. до н. э.)
М. Фурий Камилл
М. (?) Эмилий Мамерцин Ш (консул 410 г. до н. э.)
Гн. Корнелий Косс Ш К. (?) Фабий Амбуст П (?)
Юлий Юл
400 П. Лициний Кальв Эсквилин П. Манлий Вульсон (Л.?) Тициний Панса Сакк П. Мелий Капитолин Сп. (?) фурий Медуллин Публилий Филон Вульск


734
Приложение
399 М. Ветурий Красе Цикурин Помпоний Руф Г. (?) Дуилий Лонг Волерон Публилий Филон Гн. Генуций Авгурин Л. Атилий Приск
398 Л. Валерий Потит V (консул 393?, 392 гг. до н. э.)
(М.) Валерий Лактуцин Максим М. Фурий Камилл П
Л. Фурий Медуллин Ш (консул 413, 409 гг. до н. э.)
Кв. Сервилий Фиденат П Кв. Сульпиций Камерин (Корнут) П 397 Л. Юлий Юл П
Л. Фурий Медуллин IV (консул 413, 409 гг. до н. э.)
Л. Сергий Фиденат
А. Постумий (Альбин) Региллен
П. Корнелий Малугинен (консул 393 г. до н. э.?)
А. (?) Манлий (Вульсон Капитолин Ш (?))
396 Л. Тициний Панса Сакк П П. Мелий Капитолин П Гн. Генуций (Авгурин) П Л. Атилий (Приск) П П. Лициний Кальв Эсквилин П (?)
Кв. Манлий Вульсон 395 П. Корнелий Косс П. Корнелий Сципион М. Валерий (Лактуцин) Максим П К. Фабий Амбуст Ш (?)
Л. Фурий Медуллин V (консул 413, 409 гг. до н. э.)
Кв. Сервилий (Фиденат) Ш 394 М. Фурий Камилл Ш
Л. Фурий Медуллин VI (консул 413, 409 гг. до н. э.)
Г. Эмилий (Мамерцин)
Л. Валерий Публикола Сп. Постумий
П. Корнелий (Малугинен, или Косс, или Сципион) П
393 [Л. Валерий] Потит [П. или Серв.?] <Корнел>ий
Малугинен
(Оба упоминаются только в Капитолийских фастах; возможно, так и не вступили в должность.) суффекты:
Л Лукреций Флав (Триципитин) Серв. Сульпиций Камерин 392 Л. Валерий Потит Π М. (?) Манлий Капитолин


П. Консульские фасты: 509—220 гг. до н. а
735
391 Л. Лукреций (Флав) Триципитин (консул 393 г. до н. э.) Серв. Сульпиций (Камерин) (консул 393 г. до н. э.)
Л. или М. Эмилий Мамерцин Л. Фурий Медуллин УП (консул 413, 409 гг. до н. э.) Агриппа Фурий Г. Эмилий (Мамерцин) П 390 Кв. Фабий Амбуст (П?)
К. (?) Фабий (Амбуст) (IV?)
Н. (?) Фабий (Амбуст) (П)
Кв. Сульпиций Лонг Кв. Сервилий (Фиденат) IV
П. Корнелий Малугинен (П) (консул 393? г. до н. э.)
389 (Л.) Валерий Публикола П
Л. Вергиний Трикост (Эсквилин П?)
П. Корнелий А. Манлий (Капитолин)
Л. Эмилий (Мамерцин) (П?)
Л. Постумий Альбин (Региллен)
Л. Папирий (только у Диодора)
М. Фурий (только у Диодора)
388 Т. Квинкций Цинциннат Капитолин Кв. Сервилий Фиденат V Л. Юлий Юл Л. Аквилий Корв
Л. Лукреций (Флав) Триципитин (П) (консул 393 г. до н. э.) (Серв.) Сульпиций Руф 387 Л. Папирий Курсор
Гн. Сергий (Фиденат) Коксон Л. Эмилий (Мамерцин Ш)
Лицин Менений Ланат Л. Валерий Публикола Ш Л. Квинкций (только у Д иодора)
Л. Корнелий (только у Диодора)
А. Манлий (Капитолин П?) (только у Диодора)
386 М. Фурий Камилл (TV)
Серв. (?) Корнелий Малугинен
Кв. Сервилий Фиденат VI
Л. Квинкций Цинциннат (Капитолин) (П?)
Л. Гораций Пульвилл П. Валерий (Потит Попликола)
385 А. Манлий Капитолин П [или Ш)
П. Корнелий П
Т. Квинкций (Цинциннат) Капитолин П Л. Квинкций Цинциннат (?) Капитолин П [или Ш?)
Л. Папирий Курсор П
(Гн. Сергий Фиденат Коксон П?)


736
Приложение
384 Серв. Корнелий Малугинен П (?)
П. Валерий Потит (Попликола) П М. Фурий Камилл V Серв. Сульпиций Руф П Г. (?) Папирий Красе Т. Квинкций Цинциннат (Капитолин) Ш 383 Л. Валерий Попликола IV
А. Манлий (Капитолин) Ш [или IV)
Серв. Сульпиций (Руф) Ш
Л. Лукреций Флав (Триципитин) Ш (консул 393 г. до н. э.)
Л. Эмилий (Мамерцин IV?)
М. Требоний 382 Сп. Папирий Красе
Л. Папирий (Мугиллан?)
Серв. Корнелий Малугинен Ш (?)
Кв. Сервилий Фиденат Г. Сульпиций
Л. Эмилий (Мамерцин V (?))
381 М. Фурий Камилл VI А. Постумий Региллен Л. Постумий (Альбин) Региллен (П)
Л. Фурий (Медуллин)
Л. Лукреций (Флав) Триципитин (TV) (консул 393 г. до н. э.) М. Фабий Амбуст 380 Л. Валерий Публикола V
П. Валерий Потит Попликола Ш Гн. Сергий Фиденат Коксон Ш Лицин Менений Ланат П Т. Папирий Красе Серв. Корнелий Малугинен IV (?)
Л. Папирий Мугиллан П
Г. Сульпиций Петик (консул 364, 361, 355, 353, 351 гг. до н. э.) Л. Эмилий Мамерцин VI (?)
379 П. Манлий Капитолин Г, П. ши Гн. Манлий Л. Юлий (Юл П)
Г. Секстилий М. (?) Альбин Л. Антистий
Г. Эренуций (= Генуций?) (только у Диодора)
П. Требоний (только у Диодора)
378 Сп. (?) Фурий
Кв. Сервилий Фиденат П
Лицин Менений (Ланат) Ш ши (по Диодору) Г. Лициний П. Клелий Сикул М. Гораций Л. Геганий


П. Консульские фасты: 509—220 гг. до н. э.
737
377 Л. Эмилий Мамерцин (консул 366, 363? гг. до н. э.)
П. (?) Валерий (Потит Попликола) IV Г. Ветурий (Красе Цикурин?)
Серв. Сульпиций Руф (IV) или Серв. Сульпиций (Претекстат)
Л. Квинкций Цинциннат Ш [или IV?)
Г. Квинкций Цинциннат 376 Λί Панирий (Мугиллан (Ш?))
(Лицин) Менений Аанат IV (?)
Серв. Корнелий (Малугинен V (?))
Серв. Сульпиций Претекстат (П?)
375—371 «Безвластие» (по Диодору — продолжительностью один год) 370 Л. Фурий Медуллин (П)
А. Манлий (Капитолин IV [или V))
Серв. Сульпиций Претекстат Ш (?)
Серв. Корнелий Малугинен VI (?)
(П.) Валерий Потит Попликола V (?)
Г. Валерий
369 Кв. Сервилий Фиденат Ш
Г. Ветурий [Красе] <Цикур>ин П А. Корнелий Косс М. Корнелий Малугинен П Кв. Квинкций М. Фабий Амбуст П
368 Т. Квинкций (Цинциннат?) Капитолин Серв. Корнелий Малугинен VII (?)
Серв. Сульпиций Претекстат IV (?)
Сп. Сервилий Структ Л. Папирий Красе Л. Ветурий Красе Цикурин 367 А. Корнелий Косс П
М. Корнелий Малугинен П М. Беганий Мацерин П. Манлий Капитолин П Л. Ветурий Красе Цикурин П П. Валерий Потит Попликола VI (?)
366 Л. Секстин Аатеран Л. Эмилий Мамерцин
365 Л. Генуций Авентинен Кв. Сервилий Агала
364 Г. Сульпиций Петик Г. Лициний Столон или
Г. Лициний Кальв
363 Гн. (?) Генуций Авентинен 362 Кв. Сервилий Агала П 361 Г. Сульпиций Петик П
Л. Эмилий Мамерцин П Л. Генуций Авентинен П (Г. Лициний) Столон или Г. Лициний Кальв
360 Г. Петелий Либон Визол
М. Фабий Амбуст


738
Приложение
359
358
357
356
355
354
353
352
351
350
349
М. Попилий Ленат Г. (?) Фабий Амбуст Г. Марций Рутил
М. Фабий Амбуст П Г. Сулышций Петик Ш М. Фабий Амбуст Ш
Г. Сулышций Петик IV П. Валерий Публикола Г. Сулышций Петик V М. Попилий Ленат Ш [или IV) Л. Фурий Камилл
Гн. Манлий Капитолин Империоз Г. Плавтий Прокул Гн. Манлий Капитолин (Империоз П?)
М. Попилий Ленат П М. Валерий Публикола Т. Квинкций (Пен) Капитолин или М. Попилий (Ленат Ш)
М. Валерий Публикола П Г. Марций Рутил П Т. Квинкций Пен (Капитолин) П (?) Л. Корнелий Сципион Ann. Клавдий Красе Инрегилленс
(Вместо этих консулов Диодор упоминает М. Эмилия и Т. Квинкция (Пена Капитолина Ш?))
348 М. Валерий Корв
347 Т. Манлий Империоз Торкват
346 М. Валерий Корв П
345 М. Фабий Дорсуон
М. Попилий Ленат IV [или V)
Г. Плавтий Венон Г. Петелий Либон Визол П Серв. Сулышций Камерин Руф
(Диодор располагает эту коллегию перед консулами 348 г. до н. э.)
344
343
342
341
340
339
338
337
336
335
334
332
331
330
329
328
Г. Марций Рутил Ш М. Валерий Корв Ш Г. Марций Рутил IV Г. Плавтий Венон П Т. Манлий (Империоз) Торкват Ш
Тиб.(?) Эмилий Мамерцин Л. Фурий Камилл Г. Сулышций Лонг Л. Папирий Красе М. Валерий Корв IV Т. Ветурий Кальвин (333 «диктаторский год»)
А. Корнелий Косс Арвина П М. Клавдий Марцелл Л. Папирий Красе П(?)
Л. Эмилий Мамерцин Привернат П
П.(?) Плавтий Прокул или Дециан [или!) Венон
Т. Манлий (Империоз) Торкват П А. Корнелий Косс Арвина Кв. Сервилий Агала Ш Л. Эмилий Мамерцин П. Деций Мус
Кв. Публилий Филон Г. Мений П. Элий Пет К. Дуилий
М. Атилий Регул Кален Сп. Послумий Альбин
Гн. Домиций Кальвин Г.(?) Валерий Потит или Флакк Л. Плавтий Венон Г. Плавтий Дециан
П. Корнелий Скапула или Сципион Барбат


П. Консульские фасты: 509—220 гг. до н. э.
739
327 Л. Корнелий Лентул 326 Г. Петелий Либон (Визол) Ш 325 Л. Фурий Камилл П
(324 «диктаторский год»)
323 Г. Сулышций Лонг П
322 Кв. Фабий Максим Руллиан 321 Т. Ветурий Кальвин П 320 Кв. Публилий Филон Ш 319 Л. Папирий Курсор Ш или Л. Паиирий Мугиллан (П)
318 М. Фолий Флакцинатор 317 Г. Юний Бубульк Брут 316 Сп. Навций Рутил 315 Л. Папирий Курсор IV (?)
314 М. Петелий Либон 313 Л. Папирий Курсор V 312 М. Валерий Максим (Корвин?)
311 Г. Юний Бубульк Брут Ш 310 Кв. Фабий Максим Руллиан П (309 «диктаторский год»)
308 Кв. Фабий Максим Руллиан Ш 307 Aim. Клавдий Цек 306 П. Корнелий Арвина
(Консульские коллегии 307 и 306 гг. до н. э. были пропущены в историческом труде Кальпурния Пизона; причина неизвестна.)
Кв. Публилий Филон П Л. Папирий Курсор или Мугиллан Д. Юний Брут Сцева
(Кв. Авлий) Церретан, или (по Диодору) Г. Элий, или (по Ливию) Кв. Эмилий Церретан Л. Фульвий Курв Сп. Постумий Альбин П Л. Папирий Курсор П (?)
(Кв. Авлий) Церретан или (по Диодору) Кв. Элий Л. Плавтий Венон Кв. Эмилий Барбула М. Попилий Ленат Кв. Публилий Филон IV Г. Сулышций Лонг Ш Г. Юний Бубульк Брут П П. Деций Мус Кв. Эмилий Барбула П Г. Марций Рутил
П. Деций Мус П Л. Волумний Фламма Виолент Кв. Марций Тремул
305 Л. Постумий Мегелл
304 П. Сулышций Саверрион 303 Л. Генуций Авентинен 302 М. Ливий Дентер
(301 «диктаторский год») 300 М. Валерий Корв V (?) 299 М. Фульвий Петин
298 Л. Корнелий Сципион Барбат
Тиб. (?) Минуций Авгурин суффект:
М. Фульвий Курв Петин («некоторые утверждают»: Ливий. IX.44.15) П. Семпроний Соф Серв. Корнелий Лентул М. Эмилий Павел
Кв. Аппулей Панса Т. Манлий Торкват суффект:
М. Валерий (Корв) VI (?)
Гн. Фульвий Максим Центумал


740
Приложение
297 Кв. Фабий Максим Руллиан IV 296 Л. Волумний (Фламма) Виолент П
295 Кв. Фабий Максим Руллиан V 294 Л. Постумий Мегелл П 293 Л. Папирий Курсор 292 Кв. Фабий Максим Гургит 291 Л. Постумий Мегелл Ш 290 П. Корнелий Руфин 289 М. Валерий Максим Корвин П 288 Кв. Марций Тремул П 287 М. (Клавдий) Марцелл 286 М. Валерий Максим Потит 285 Г. Клавдий Канина 284 Г. Сервилий Тукка
283 П. Корнелий Долабелла
282 Г. Фабриций Лусцин
281 Л. Эмилий Барбула
280 П. Валерий Левин
279 П. Сулышций Саверрион
278 Г. Фабриций Лусцин П
277 П. Корнелий Руфин П
276 Кв. Фабий Максим Гургит П
275 М. Курий Дентат П (или Ш)
274 Серв. Корнелий Меренда
273 Г. Фабий Лицин Дорсон
272 Л. Папирий Курсор П
271 К. Квинкций Клавд
270 Г. Генуций Клепсина П
269 Кв. Огульний Галл
268 П. Семпроний Соф
267 М. Атилий Регул
266 Д. Юний Пера
265 Кв. Фабий Максим (Гургит)
264 Ann. Клавдий Каудекс
263 М. Валерий Максим Мессала
262 Л. Постумий Альбин Мегелл
П. Деций Мус Ш Ann. Клавдий Цек П
П. Деций Мус IV М. Атилий Регул Сп. Карвилий Максим Д. Юний Брут Сцева Г. Юний Бубульк Брут (М.) Курий Дентат Кв. Цедиций Ноктуа П. Корнелий Арвина (П)
Г. Навций Рутил Г. Элий Пет М. Эмилий Лепид Л. Цецилий Метелл Дентер суффект:
М. Курий (Дентат П) (только у Полибия)
Гн. Домиций Кальвин Максим
Кв. Эмилий Пап
Кв. Марций Филипп
Тиб. Корунканий
П. Деций Мус
Кв. Эмилий Пап П
Г. Юний Брут Бубульк П
Г. Генуций Клепсина
Л. Корнелий Лентул Кавдин
М. Курий Дентат Ш [или IV)
Г. Клавдий Канина П Сп. Карвилий Максим П А. Генуций Клепсина Гн. Корнелий Блазион Г. Фабий Пиктор Ann. Клавдий Русс Л. Юлий Либон Н. Фабий Пиктор Л. Мамилий Витул М. или Кв. Фульвий Флакк М. Отацилий Красе Кв. Мамилий Витул


П. Консульские фасты: 509—220 гг. до н. э.
741
261 Л. Валерий Флакк 260 Гн. Корнелий Сципион Азина 259 Г. Аквилий Флор 258 А Атилий Кайатин ши Калатин 257 Гн. Корнелий Блазион П 256 Кв. Цедиций суффекж.
М. Атилий Регул П 255 М. Эмилий Павел 254 Гн. Корнелий Сципион Азина П
253 Гн. Сервилий Цепион 252 Г. Аврелий Котта 251 Л. Цецилий Метел 250 Г. Атилий Регул П 249 П. Клавдий Пульхр 248 П. Сервилий Гемин П 247 Л. Цецилий Метелл П 246 М. Фабий Лицин 245 М. Фабий Бутеон 244 А. Манлий Торкват Аттик 243 Г. Фунданий Фундул 242 Г. Лутаций Катул ши
(по Кассиодору) Церконий 241 Кв. Лутаций Церкон ши Катул 240 Г. Клавдий Центон 239 Г. Мамилий Турин 238 Тиб. Семпроний Гракх 237 Л. Корнелий Лентул Кавдин 236 Г. Лициний Вар 235 Т. Манлий Торкват 234 Л. Постумий Альбин 233 Кв. Фабий Максим Веррукоз 232 М. Эмилий Лепид 231 Г. Папирий Мазон 230 М. Эмилий Барбула 229 Л. Постумий Альбин П 228 Кв. Фабий Максим Веррукоз П 227 П. Валерий Флакк
Т. Отацилий Красе Г. Дуилий
Л. Корнелий Сципион Г. Сульпиций Патеркул Г. Атилий Регул Л. Манлий Вульсон Лонг
Серв. Фульвий Петин Нобилиор
А. Атилий Кайатин П или
Калатин П
Г. Семпроний Блез
П. Сервилий Гемин
Г. Фурий Пацил
Л. Манлий Вульсон (Лонг) П
Л. Юний Пулл
Г. Аврелий Котта П
Н. Фабий Бутеон
М. Отацилий Красе П
Г. Атилий Бульб
Г. Семпроний Блез П
Г. Сульпиций Г ал
А. Постумий Альбин
А. Манлий Торкват Аттик П
М. Семпроний Тудитан
Кв. Валерий Фальтон
П. Валерий Фальтон
Кв. Фульвий Флакк
П. Корнелий Лентул Кавдин
Г. Атилий Бульб П
Сп. Карвилий Максим Руга
М. Помпоний Матон
М. Публиций Маллеол
М. Помпоний Матон
М. Юний Пера
Гн. Фульвий Центумал
Сп. Карвилий Максим Руга П
М. Атилий Регул


742
Приложение
226 Л. Апусций Фуллон 225 Г. Атилий Регул 224 Т. Манлий Торкват П 223 Г. Фламиний 222 М. Клавдий Марцелл 221 П. Корнелий Сципион Азина (<суффект?:
М. Эмилий Лепид П)
220 М. Валерий Левин суффект (?):
Л. Ветурий Филон
М. Валерий Максим Мессала Л. Эмилий Пан Кв. Фульвий Флакк П П. Фурий Фил
Гн. Корнелий Сципион Кальв М. Минуций Руф
(Кв. Муций) Сцевола Г. Лутаций Катул


ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА
Примечания
(i) Даты, относящиеся к истории республиканского Рима, основаны на переводе соответствующих римских «консульских лет» в даты «до нашей эры». Этот перевод, однако, может быть ошибочным, поскольку до 222 г. до н. э. в Риме не было фиксированной даты начала отсчета консульского года (с 222 г. до н. э. консульский год, вероятно, стал начинаться с мартовских ид, а с 155 г. до н. э. — с 1 января). В результате этого для периода, охватываемого данной таблицей, консульский год, вероятно, довольно редко совпадал (или вообще не совпадал) с календарным годом в современном понимании.
(ii) «Варронова» хронологическая схема, используемая в данной таблице для тех событий римской истории, которые зафиксированы в трудах древних авторов (столбцы 1 и 2), не очень хорошо подходит для периода до 500 г. до н. э. (с. 723 наст. изд.). Соответственно, подобные даты нельзя синхронизировать с событиями, указанными в столбце 3, датировка которых в большинстве случаев основана на греческих источниках.
(iii) Для событий, не связанных с археологией, в таблице в основном приводятся данные литературной традиции. Как следствие, аутентичность и/или датировка многих подобных моментов является достаточно спорной.


744
Годы ^ π Греция, Карфаген и западное
до аз. Рим: внутриполитическая история Рим: внешняя политика к Средиземноморье
1 2 3 4
Ок. 1600—1000? гг. до н э. Средний и Поздний бронзовый век. Апеннинский и субапеннинский материал из района Сант- Омобоно.
Ок. 1100? г. до н. э. Основание Рима, согласно Эннию.
1000 Ок. 1000-900 it. до н. э. Культура Ла- Ок 1000-900? гг. до н. э. Финал брон-
ция I (финал бронзового века). Погре- зового века (культура Протовиллано-
бения в районе Форума. Гробница на ва) в Этрурии (и в Капуе).
Палатине (?). Преобладание трупосо- жжения (с урнами в виде хижин). Древнейший материал с Капитолия?
900 Ок. 900-830 гг. до н. э. Культура Ла- Ок. 900-730/720 гг. до н. э. Культу-
ция Па. (Ранний железный век.) Гробни- ра Вилланова раннего железного века
цы в районе Форума и Форума Авгу- в Этрурии (а также в Капуе и Понте-
ста. Постепенное появление трупополо- каньяно).
жения (погребения в траншеях — «а fossa»).
Ок. 830—770 гг. до н. э. Культура Ла- ция ПЬ. Гробницы в районе Форума исчезают. Появление некрополя на Эскви- лине. Преобладание трупоположения.
814/813 г. до и э. Основание Рима, со- 814/813 г. до н. э. Основание Карфа-
гласно Тимею. гена, согласно Тимею.
800 Ок. 775—770 гг. до н. э. Основание
эвбейской колонии Питекусы (совр. Искья).
Ок. 770—730 гг. до и э. Культура Ла- ция Ш. Гробницы на Эсквилине и Кви- I ринале. Остатки хижин на Палатине,
\ на Форуме и Бычьем форуме. Вотив-


/ ный материал из района церкви Санта- Мария-делла-Витториа (Квиринал).
Эвбейско-кикладская керамика, особенно — находки в районе Сант-Омо- боно. Появление гончарной керамики.
753 г. до н. э. Основание Рима, соглас- 753—715 гг. до н. э. Царствование Ро-
но Аттику и Варрону. мула.
Завоевание Ценины, Антемн, Крус-
753—715 гг. до н. э. Царствование Ро- уумерия. мула. Создание основных политических Присоединение «Семи патов» (Sep- и религиозных институтов. Включение ^em Pagi), сабинов в состав общины и совместное Поход против фиденян. правление с Титом Тацием. Основание колонии в Фиденах.
75Q Ок. 750—725 гг. до н. э. Основание эв¬
бейской колонии Кумы.
Ок. 750—700 гг. до н. э. Возникновение финикийских поселений в Карфагене, Утике, Мотии, Панорме (?), в южной Испании и на Сардинии.
734 г. до н. э. Основание халкидской колонии Наксос.
733 г. до н. э. Основание коринфской колонии Сиракузы.
Ок. 730-630 гг. до н. э. Культура Ла- Ок. 730 г. до н. э. Основание кумско-
ция IVa (ранний и средний ориентали- эвбейской колонии Занкла. Основание
зирующий период). Гробницы на Эскви- Регия выходцами из Занклы.
лине. Детские погребения на Форуме. Ок. 730/720—580 гг. до н. э. Ориента-
Хижины на Форуме и Бычьем форуме. лизирующая стадия в Этрурии (к югу
от Апеннин) и Кампании.
715—672 гг. до н. э. Царствование Нумы. Создание основных публичных
религиозных институтов. _ ^
г Ок. 720 г. до н. э. Основание ахей¬
ской колонии Сибарис.


Продолжение табл.
746
1 I 2 3 4
Ок. 709 г. до н. э. Основание ахейской колонии Кротон.
Ок. 706—705 гг. до н. э. Основание спартанской колонии Тарент.
700 Ок. 700 г. до н. э. Появление алфави¬
та в центральной Италии.
688 г. до н. э. Основание родосско- критской колонии Гела.
Ок. 680—650? гг. до н. э. Основание ионийской колонии Сирис.
679 или 673 г. до н. э. Основание «лок- рийской» колонии Локры Эпизефир- ские.
Ок. 675 г. до н. э. Основание кум- ской (?) колонии Парфенопа (Неаполь).
672—640 гг. до н. э. Царствование Тул- 672—640 гг. до н. э. Царствование Тул- ла Гостилия. ла Гостилия.
Присоединение Альба-Лонги.
Установление римской гегемонии в Лации.
Войны против Фиден, Вей и сабинов.
Ок. 656? г. до н. э. Падение власти Бакхиадов в Коринфе, переселение Де- марата.
650 Ок. 650? г. до н. э. Основание ахей¬
ских колоний Каулония и Метапонт.
Появление гоплитских доспехов в центральной Италии.
Ок. 650 г. до н. э. Дома в Аквароссе,
^ первая стадия строительства «дворца».


/ «Дворцовая» постройка в местечке
Мурло (Поджио-Чивитате).
Всплеск этрусского влияния в Кампании.
Резкий рост населения и богатства Карфагена.
648 г. до н. э. Занкла основывает колонию Гимера.
640 640—616 гг. до н. э. Царствование Ан- 640—616 гг. до н э. Царствование Ан- 632 г. до н. э. Основание ферийской
ка Марция. ка Марция. колонии Кирена.
Завоевание Фиканы, Политория, Тел-
630 Ок. 630—570 гг. до н. э. Культура Ла- лен, Медуллии. 628 г. до н. э. Основание мегарской
ция IVb (поздний ориентализирующий Основание римской колонии в Ос- колонии Селинунт (Гиблея). период). Постепенное сокращение ко- тии. Победы над вейянами, сабинами и личества и качества погребального ин- вольсками. Взятие Фиден и Велитр (Дио- вентаря. Эсквилинская гробница 125 нисий Галикарнасский).
(камерная гробница). Начинается использование в строительстве сырцового кирпича и черепицы.
625 Ок. 625 г. до н. э. Мощение Форума Ок. 625—600? гг. до н. э. Основание
(и Комиция). Первое здание на террито- сибарисской колонии Посидония,
рии Регии. Конец VII в. до н. э. Финикийская
Ок. 625—600 гг. до н. э. Открытое свя- крепость на горе Сирай (Сардиния),
тилшце в районе Сант-Омобоно.
Древнейшая керамика из погребения (pozzo) около храма Весты.
Первая стадия строительства Курии Госгилия.
Хранилище вотивных приношений на Капитолии.
616—578 гг. до н. э. Царствование 616—578 гг. до н. э. Царствование
Тарквиния Древнего. Расширение сена- Тарквиния Древнего, та и увеличение количества всадников. Восстановление (установление) рим¬
ской гегемонии в Лации (и Этрурии —
Дионисий Галикарнасский).


Продолжение табл.
748
1 I 2 I 3 4
600 Ok. 600 г. до н. э. Древнейшая сохра- Ок. 600 г. до н. э. Разгром этрусско-
нившаяся до нашего времени надпись, карфагенского флота фокейцами, осно-
обнаруженная на территории Рима. вание Массалии.
Ок. 600? г. до н. э. Начало проникновения кельтов в северную Италию.
Ок. 600—575 гг. до н. э. Вторая стадия строительства «дворца» в Мурло.
Ок. 600—550 гг. до н. э. Разгром Си- риса ахейскими колониями.
598 г. до н. э. Основание сиракузской колонии Камарина.
590 590—580 гг. до н. э. Основание святи¬
лища Афродиты-Туран в Грависках.
580 Ок. 580 г. до н. э. Восстановление и 580 г. дон а Основание колонии Ак-
пересгройка Регии и (?) Курии Гостилия рагант выходцами из Гелы и с Родоса,
после их уничтожения пожаром. 580—570 гг. до н. э. (Финикийцы) и
элимийцы предотвращают попытку Пентатла основать колонию в Лилибее. Оставшиеся в живых колонисты поселяются на Аипаре и начинают промышлять нападением на этрусские корабли.
Ок. 580—570 (или 535) гг. до н. э. Основание фокейского поселения Элея.
570 578—534 гг. до н. э. Царствование 578—534 гг. до н. э. Царствование
Сервия Туллия. Введение центуриатной Сервия Туллия.
организации, а также городских (и сель- Основание общелатинского святили-
ских?) триб. Строительство городской ща Дианы на Авентине.
стены.
Ок. 575? г. до н. э. Первая храмовая ^ постройка в Сант-Омобоно.


Первая стадия строительства святи- Ок. 570? г. до н. э. Древнейшая ста-
лшца «Черного камня». дия строительства святилища с трина¬
дцатью алтарями в Лавинии.
560 Ок. 565—560 гг. до н. э. Захват фокей-
цами Алалии (Корсика).
550 Ок. 550-525 гг. до н. э. Регия уничто- Ок. 550 г. до н. э. Карфагенянин
жена пожаром и отстроена заново. «Малх», одержав ряд побед на Сици-
Ок. 550-525? it. до н. э. Перешройка лии’ Г?1™ поражение от коренных жи-
святилища в районе Сант-Омобоно. телеи Сардинии.
540 Ок. 540 г. до н. э. Разгром церийского
и карфагенского флота фокейцами при Алалии. Усиление этрусского присутствия на Корсике.
534—509гг.донэ.ЦарствованиеТарк- 534—509 гг. дон э. Царствование
виния Гордого. Тарквиния Гордого. 531 г. до н э. Основание самосской ко-
Укрепление власти над Габиями. лонии Дикеархия (Путеолы).
Кампания против вольсков; взятие Свессы и Помеции.
530 Основание колоний в Сигнии, Цир- Ок. 530 г. до н. э. В Кротон прибыва-
цеях (а также Коре и Помеции?). ет Пифагор.
Война с сабинами (Дионисий Галикарнасский). 524 г. до н. э. Победа Кум над этрус-
Установление «дружбы» с Масса- ско-игалийскими войсками, лией.
520 520—510 гг. до н э. Основание Спи¬
ны.
Ок. 514—512 гг. до н э. Неудачная попытка спартанца Дориея основать поселение в Триполитании. Дорией изгнан карфагенянами и ливийцами.
510 511/510 г. до н э. Победа кротонцев
над сибаритами на р. Кратис. Разрушение Сибариса.


Продолжение табл.
750
1 I 2 3 4
Ок. 510—500 гг. до н. э. Перестройка Ок. 510 г. до н. э. Неудачная попыт-
Регии. Разрушение святилища в райо- ка Дориея основать поселение в фини-
не Сант-Омобоно? кийской части Сицилии.
Ок. 510—500? гг. до н. э. Завоевание Лемноса Мильтиадом.
509 г. до н. э. Первый год Республи- 509 г. до н. э. Первый римско-кар- ки. Введение консулата, создание долж- фагенский договор по Полибию, ности царя священнодействий. Законы Валерия об обращениях к народу и против попыток восстановления царской власти.
509 или 507 г. до н. э. Посвящение Ка- 508/507 г. до н. э. Осада (и взятие?)
питолийского храма. Рима Ларсом Порсенной.
505 С 505 г. до н. э. Периодические кон¬
фликты с сабинами.
Ок. 504 г. до н. э. Переселение в Рим 504 г. до н. э. Взятие Фиден. 504 г. до н. э. Разгром армии Порсен-
Атга Клавза. 503-502 гг. до н. э. Помеция и Кора ны армией латинов и Арисгодема Кум-
«оставлены» аврункам. Война с аврун- ского при Ариции. ками.
501 или 498 г. до н. э. Назначение пер- 501 г. до н. э. (Продолжающееся?) вого диктатора. отпадение латинов от Рима.
500 Ок. 500? г. до н. э. (Повторное?) по¬
священие рощи Дианы в Ариции Латинским союзом.
Ок. 500 или 450? г. до н. э. Карфагенская экспансия в южной Испании.
Ок. 500—480? гг. до н. э. Тефарий Ве- лиана посвящает святилище Уни-Астар- ты в Пиргах.
Ок. 500—475 гг. до н. э. Победы та- рентинцев над мессапиями, певкетами и
у япигами.


499 г. до н. э. Пренестинцы переходят на сторону Рима.
499 или 496 г. до н. э. Разгром лати- нов у Регилльского озера.
498 г. до н. э. Основание колонии в Ок. 498—491 гг. до н. э. Гиппократ из Фиденах. Гелы захватывает Наксос, Занклу, Ле-
онтины и Камарину и нападает на Сиракузы.
497? г. до н. э. Посвящение храма Са- Ок. 497 г. до н. э. Аристагор предла-
турна. гает ионийцам вывести колонию на Сар¬
динию или в Миркон во Фракии.
495 495 г. до н. э. Посвящение храма Мер- 495 г. до н. э. Основание колонии в 495 г. до н. э. Вольски устанавливают
курия. Сигнии. свою власть над Корой и Помецией.
Количество триб составляет 21. 494 г. до н. э. Основание колонии в
Велитрах.
С 494 г. до н. э. «Войны» с вольсками Ок. 494 г. до н. э. Дионисий Фокей- и/или эквами. ский атакует этрусские и карфагенские
корабли с северной Сицилии.
493/494 г. до н. э. Первая сецессия; 493/494 г. дон э. К власти в Регии при-
создание плебейского трибуната. ходит тиран Анаксилай.
493 г. до н э. Посвящение храма Цере- 493 г. до н. э. Кассиев договор между 493 г. до н. э. Вольски устанавливают
ры, Либера и Либеры. Римом и латинами. свою власть над Ардеей.
У вольсков захвачены Кориолы. Изгнанники с Самоса захватывают
Занклу.
492 г. до н. э. Основание колонии в Норбе.
491 г. до н. э. Изгнание Кориолана.
490 Ок. 490 г. до н. э. Разгром карфаге¬
нян массалиотами у мыса Нао.
Ок. 490—486? гг. до н. э. Гелон из Гелы выступает против пунийцев на Сицилии и заключает союз с Фероном из Акраганта.


Продолжение табл.
752
1 I 2 3 ~ 4
Ok. 489? г. до н. э. Анаксилай захва- тывает Занклу (которая переименовывается в Мессану).
489—488 гг. до н. э. Поход вольсков во главе с Кориоланом на Рим.
Ок. 489—485? гг. до н. э. Анаксилай заключает союз с Териллом из Гимеры.
487 г. до н. э. Крупное сражение с вольсками?
Кампания против герников.
486 г. до н. э. Аграрный закон Сп. Кас- 486 г. до н. э. Победа над герниками. сия. Заключение союза с ними.
485 485 г. до н. э. Сп. Кассий казнен за 485 г. до н. э. К власти в Сиракузах
стремление к единоличной власти. приходит тиран Гелон.
484 г. до н. э. Посвящение храма Кас- 484 г. до н. э. Договор с Тускулом. Ок. 484 г. до н. э. Сиракузяне разру-
тора. шают Мегару (Гиблею) и Камарину.
483—474 гг. до н. э. Первая война с Ок. 483 г. до н. э. Ферон захватывает Вейями. Гимеру. Терилл обращается к карфаге¬
нянам.
480 480 г. до н. э. Победа сиракузян над
карфагенянами при Гимере.
477 г. до н. э. Разгром Фабиев у Кре- меры.
Ок. 476 г. до н. э. Анаксилай нападает на Локры, но встречает сопротивление со стороны Гиерона Сиракузского.
475 474 г. до н. э. Заключение перемирия 474 г. до н. э. Победа Гиерона и Кум
с Вейями на сорок лет. над «этрусским» флотом при Кумах.
Основание сиракузской крепости в Пи- текусах.


I Ок. 473 г. до н. э. Разгром Тарента
' (и Регия) япигами.
471 г. до н. э. По плебисциту Публи- лия плебейские собрания начинают созываться по трибам (а количество трибунов возрастает до четырех или пяти?).
470 Ок. 470—400? гг. до н. э. Экспансия
Карфагена в Северной Африке.
467 г. до н. э. Основание колонии в Анции.
466 г. до н. э. Посвящение храма Дия Фидия.
465 462 г. до н. э. Г. Терентилий Гарса
предлагает создать комиссию для составления законов.
460 460 г. до н. э. Захват Капитолия Ап-
пием Гердонием.
459 г. до н. э. Анциаты переходят на сторону вольсков.
458 г. до н. э. Разгром эквов Цинцин- 458/457 г. до н. э. Афиняне заключа- натом у горы Альгид. ют союз с Сегестой и Галикиями.
457? г. дон. э.Увеличение количества плебейских трибунов до десяти.
456 г. до н. э. Плебисцит Ицилия de Aventino publicando.
455 454 г. до н. э. Римское посольство в
Грецию для изучения законов.
Закон Атерния-Тарпея о штрафах.
453 г. до н. э. В ответ на пиратские нападения этрусков сиракузяне захватывают Эльбу и разоряют побережье Этрурии и Корсику.
452 г. до н. э. Закон Менения-Сестия о штрафах.


754
Продолжение табл.
1 I 2 3 4
451 г. до н. э. Первый децемвират.
450 450 г. до н. э. Второй децемвират.
Завершение составления Законов XII таблиц.
Вторая сецессия.
449 г. до н. э. Законы Валерия и Горация (а) об обращении к народу;
(b) о юридической силе плебисцитов;
(c) о неприкосновенности трибунов.
Плебисциты Дуилия (а) об обращении
к народу; (Ь) о сохранении трибуната.
448 г. до н. э. По плебисциту Требо- 448—446? гг. до н. э. Афиняне заклю-
ния запрещается кооптация трибунов. чают союз с Регием и Леонтинами.
446 г. до н. э. Первое избрание квесторов (Тацит).
445 445 г. до н. э. Плебисцит Канулея о
разрешении браков между патрициями и плебеями.
444 г. до н. э. Назначение первых кон- 444 г. до н. э. Заключение договора с 444 г. до н. э. Основание панэллин-
сулярных трибунов. Ардеей. ской колонии Фурии.
443 г. до н. э. Назначение первых цен- Ок. 443 г. до н. э. Война между Фу-
зоров. риями и Тарентом.
440 442 г. до н. э. Основание колонии в Ок. 440? г. до н. э. Афинский стратег
Ардее. Диотим посещает Неаполь.
439 г. дон э. Сп. Мелий убит за попытку установить тираническое правление.
437—426 гг. до н э. Вторая война с ^ Вейями.


I 437 (или 428, или 426) г. до н. э. Косс
I получает «тучные доспехи» после побе¬
ды над вейянами.
435 435 г. до н. э. В «Общественном зда¬
нии» (Villa Publica) проведен первый ценз.
Срок исполнения цензорских полномочий ограничен восемнадцатью месяцами.
433 г. до н. э. Афиняне возобновляют союзы с Леонтинами, Регием, Сегестой и Галикиями.
433/432 г. до н. э. Тарентинцы основывают Гераклею.
431 г. до н. э. Посвящение храма Апол- 431 г. до н. э. Разгром эквов и воль-
лона. сков при Альгиде.
430 430 г. до н. э. Закон Папирия-Юлия о Ок. 430-420 гг. до н. э. «Самниты»
штрафах. устанавливают свое господство в Кам¬
пании.
Ок. 430—400 гг. до н. э. Экспансия лу- канов в юго-западной Италии, в том числе завоевание Посидонии.
427—424 гг. до н. э. Леонтинцы добиваются вмешательства Афин в борьбу с Сиракузами.
Конгресс в Геле принуждает афинян вывести свои войска.
426 г. до н. э. Взятие Фиден.
425 425 г. до н. э. Заключение с Вейями
перемирия на двадцать лет.
423 г. до н. э. «Самниты» устанавливают власть над Капуей.


Продолжение табл.
756
1 I 2 I 3 I 4 ~
421 г. до η. э. Количество квесторов 421/420 г. дон. э. Захват Кум «самни-
увеличено до четырех. тами».
418 г. до н. э. Захват Лабик у эквов.
Основание колонии в Лабиках.
415 415—414 гг. до н. э. Захват Бол у эк¬
вов.
414/413 г. до н. э. Участие небольшого количества этрусков (и кампанцев?) в Сицилийской экспедиции.
413 г. до н. э. Захват Ферентина у вольсков.
410 410 г. до н. э. Захват Карвента у эк- 410/409 г. до н. э. Карфагенская экс-
вов и вольсков. педиция на Сицилию в поддержку Се-
гесты. Разграбление Селинунта и Гиме- ры.
409 г. до н. э. Избрание первых квес- 409 г. до н. э. Эквы и вольски захва- торов из числа плебеев. тывают Карвент. Взятие Верругины.
408 г. до н. э. Гермократ Сиракузский разоряет Мотию и Панорм.
407 г. до н. э. Вольски захватывают Верругину.
406 г. до н. э. Первая коллегия консу- 406—396 гг. до н. э. Третья война с 406 г. до н. э. Новая карфагенская
лярных трибунов, состоящая из шести Вейями. экспедиция на Сицилию. Взятие Акра-
человек. ганта.
405 Введение воинского жалованья (sti- 406 г. до н. э. Захват Таррацины у 405 г. до н. э. Карфагеняне захваты- pendium). вольсков. вают Гелу и Камарину. Заключение ми¬
ра между Сиракузами и Карфагеном: карфагенянам передаются Акрагант, Селинунт и Фермы, на Гелу и Камарину налагается дань.


404 г. до н. э. Захват Артены у воль- сков.
403 г. до н. э. Дионисий I Сиракузский захватывает Катану и Наксос. Подчинение Леонтин.
401 г. до н. э. Основание колонии в Велитрах.
400 400 г. до н. э. Избрание первых консу-
лярных трибунов из числа плебеев.
399 г. до н. э. Введение лектистерний.
398—392 гг. до к э. Первая война Дионисия с Карфагеном.
398 г. до н. э. Дионисий обеспечивает верность Гелы, Камарины, Акраган- та, Ферм и Эрикса и захватывает Мо- тию.
397 г. до н. э. Карфагеняне восстанавливают свои позиции. Основание Ли- либея. Разрушение Мессаны. Крупная морская победа пунийцев и наступление на Сиракузы.
396 г. до н. э. Посвящение храма Ма- 396 г. до н. э. Поражение от Фале- 396 г. до к э. Карфагеняне терпят потер Матуты. рий и Капены, а затем победа над ними, ражение и отступают от Сиракуз. Дио-
Захват Вей. нисий восстанавливает Мессану.
Карфагеняне подавляют восстание в Северной Африке.
395 395 г. до н. э. Захват Капены. 395—392 гг. до н. э. Дионисий укреп-
Основание колонии в Вителлин. ляет свою власть над сикулами.
394 г. до н. э. Подчинение Фалерий.
Римляне посылают дары в сокровищницу массалиотов в Дельфах.
393 г. до н. э. Основание колонии в Цирцеях.
Взятие Лабик.
Восстание в Сатрике и Велитрах.


Продолжение табл.
758
1 2 3 4
392 г. до а э. Посвящение храма Юно- 392 г. до а э. Карфагеняне вынужде-
ны Царицы. ны признать власть Дионисия над сику-
лами и Тавромением.
391 г. до н. э. Изгнание Камилла. 391 г. до н. э. Вольсинии принуждены
к заключению перемирия на двадцать лет.
390 390 г. до н. э. Победа галлов при Ал- 390 г. до н. э. Дионисий при поддерж-
лии. Захват Рима галлами. Разгром ке Аокр осаждает Регий, галлов Камиллом. Заключение договора о гостеприимстве между Цере и Римом.
390/389 г. до н. э. Прекращение сотрудничества латинов и герников с Римом. Некоторые латины заключают союз с вольсками.
389 г. до н. э. Захват Сутрия «этруска- 389 г. до н. э. Дионисий при поддерж- ми». ке луканов наносит поражение Фуриям
Разгром вольсков-анциатов, эквов и при Лаусе, этрусков Камиллом, возвращение Сут- Дионисий разбивает италиков при рия. Эллепоре. Взятие Каулонии и Гиппо-
Заключение союза с Массалией. ния.
Дарование римского гражданства оставшимся в живых гражданам Вей,
Фалерий и Калены.
388 г. до н. э. Посвящение храма Мар- 388 г. до н. э. Вторжение во владения са. Тарквиний, взятие Кортуозы и Конте-
небры.
Кампания против эквов.
387 г. до н. э. Создание Стеллатин- ской, Троментинской, Сабатинской и Арниенской триб.
386 г. до н. э. Камилл одерживает по- 386 г. до н. э. Взятие Регия Диони-
^ беду над вольсками, латинами и гер- сием. Заключение «союза» с галлами.


1 никами и закрепляет за собой Сутрий и Анталкидов мир.
Непет.
Пятьсот римских колонистов посланы на Сардинию.
385 385 г. до н. э. Основание колонии в Ок. 385 г. до н. э. Дионисий основыва-
Сатрике. ет колонию в Атрии.
384 (или 381) г. до и э. М. Манлий Ка- 384 г. до и э. Дионисий грабит Пирги
питолин казнен за стремление к тира- и основывает базу на Корсике,
нии.
383 г. до и э. Создание коллегии из 383? г. до н. э. Основание латинских пяти человек для распределения ager колоний в Сутрии и Непете.
Pomptinus. 383 г> до н. э. Ланувий присоединяет¬
ся к вольскам.
382 г. до н. э. Основание латинской 382?—374? гг. до н. э. Вторая война
колонии в Сетии. Дионисия с Карфагеном.
Пренестинцы заключают союз с воль- сками.
381 г. до н. э. Присоединение Тускула.
380 380 г. до н. э. Выступления трибунов 380 г. до н. э. Победа над латинами,
по вопросу о долгах. сдача Пренесге. Захват Велитр.
Ок. 380—350? гг. до н. э. Основание укрепленного поселения в Остии.
379 г. до н. э. Взятие Кротона Дионисием.
378 г. до н. э. Возобновление выступлений по вопросу о долгах.
Введение налога для строительства городской стены.
377 г. до н. э. Тускул отбит у латинов.
375 375 г. до н. э. Посвящение храма Юно- 375? г. до н. э. Победа сиракузян при
ны Луцины. Кабале. Карфагеняне разбивают Дио¬
нисия при Кронии.


Продолжение табл.
760
1 2 3 4
368 г. до н. э. Плебей впервые стало- 374? г. до н. э. Граница пунийской
вится начальником конницы. Сицилии устанавливается по реке Га-
376—367 гг. до н. э. Конфликт, закон- лик*
лившийся принятием рогаций Лици- ния—Секстия о (i) долгах, (ii) разделе общественной земли, (ш) допуске плебеев к консулату.
370 370—367 гг. до н. э. Осада и возвра¬
щение Велитр.
Ок. 368—367 гг. до н. э. Третья война Дионисия с карфагенянами. Пунийская «эпикратия» остается неприкосновенной.
367 г. до н. э. Количество жрецов свя- 367 г. до н. э. Набег галлов: победа щеннодействий увеличено до десяти, Камилла, в состав коллегии допущены плебеи.
Дан обет строительства храма Согласия (Конкордии).
366 г. до н. э. Восстановление консулата. Первый консул из числа плебеев.
Учреждение претуры и курульного эдилитета.
365
364 г. до н. э. Учреждение «театральных игр» («ludi scaenici»).
362 г. до н. э. Крупные столкновения между Римом и герниками.
361 г. до н. э. Захват Ферентина у гер- ников. Набег галлов и их разгром у реки Аниен.
361—354 гг. до н. э. Война с Тибуром.
у ?—354 гг. до н. э. Война с Пренесте.


360 360 г. до н. э. Победа над герниками.
Набег галлов и их разгром (Ливий).
358 г. до н. э. Закон Петелия против 358 г. до н. а Разгром герников. Во- Ок. 358/355 г. до н. э. Дионисий II
подкупа избирателей. зобновление союза с герниками. восстанавливает Регий и воюет против
По плебисциту ограничиваются со- Возобновление союза с латинами. луканов.
брания в Риме и его окрестностях. Набег галлов и их разгром (Ливий).
Создание Помптинской и Публилие- вой триб.
358—351 гг. до н. а Война с Таркви- ниями и (с 357 г. до н. э.) Фалериями.
357 г. до н. э. Введение пятипроцент- 357 г. до н. а Набег галлов (Ливий), ного налога на освобождение рабов. Нападение на Приверн.
Плебисцит об установлении максимальной процентной ставки (81/3%).
356 г. до н. а Первый диктатор из чис- 356 г. до н. а Бруттии добиваются не-
ла плебеев. зависимости от луканов.
355 355—353, 352, 349, 345, 343 гг. до н. э. Ок. 355—345 гг. до н. э. Внутренняя
Оба консула — патриции. слабость Сиракуз позволяет пунийцам
укрепить свое положение на Сицилии.
354 г. до н. э. Заключение римско- самнигского договора.
Заключение перемирия с Пренесге.
Капитуляция Тибура и заключение с ним союза.
353 г. до н. э. Заключение перемирия с Цере на сто лет.
352 г. до н. э. Для борьбы с долговым кризисом назначены квинквевиры по пересмотру долговых обязательств (qun- queviri mensarii).
351 г. до н. э. Первый цензор из числа 351 г. до н. э. Заключение перемирий плебеев. с Тарквиниями и Фалериями на сорок
лет.
350 350 г. до н. э. Набег галлов и их раз¬
гром.


Продолжение табл.
762
1 2 3 4
349 г. до н. э. Набег галлов и их разгром.
348 г. до н. э. Заключение второго (?) римско-карфагенского договора.
Сатрик вновь захвачен вольсками.
347 г. до н. э. Принятие мер для облегчения выплаты долгов.
346 г. до н. э. Разгром вольсков при Анции и Сатрике. Разрушение Сатрика.
345 Ок. 345 (= 349 по «Варроновой» хро¬
нологии) г. до н. э. Греческий (сиракузский?) флот разоряет побережье Лация.
345/344 г. до н. э. Сиракузянин Гикет (тиран Леонтин) прибегает к помощи карфагенян в борьбе против Дионисия П.
345 г. до н. э. Нападение на аврунков. 345 г. до н. э. Захват Энтеллы пуний-
Захват Соры у вольсков. цами.
344 г. до н. э. Суд над ростовщиками. 344 г. до н. э. Дионисий П сдается Тимо-
Посвящение храма Юноны Монеты. леонту.
Ок. 344? г. до н. э. Провал попытки Ганнона установить тиранию в Карфагене.
344/343 г. до н. э. Неудачная блокада Тимолеонта Гикетом и карфагенянами.
343 г. до н. э. Нападение самнитов на 343 г. до н. э. Тимолеонт разоряет пу- сидицинов и кампанцев. Обращение нийскую «эпикратию» и «освобождает» жителей Капуи к Риму. Римляне изго- Энтеллу.
няюг самнитов и занимают Капую (Пер- Архидам из Спарты оказывает по- вая Самнитская война). мощь тарентинцам в борьбе против лу-
Карфагенское посольство в Рим. канов и мессапиев.


Победы римлян у горы Гавра, при Са- тикуле и Свессуле.
342 г. до н. э. Законопроекты Генуция о (а) занятии плебеями консульской должности; (Ь) запрете давать деньги в долг под проценты; (с) запрете одновременного занятия должностей и повторного занятия должностей в течение десяти лет.
Реформа армии после мятежа.
341 г. до н. э. Возобновление римско- 341 г. до н. э. Победа сиракузян над самнитского договора. пунийскими войсками в битве на р. Кри-
Сидицины и кампанцы заключают мис. союз с латинами и вольсками.
Разгром вольсков из Приверна.
340 340 г. до н. э. Разгром латинов и кам¬
панцев при Везере и Трифане.
Конфискация земель латинов и при- вернатов, а также ager Falernus.
Кампанским всадникам даровано гражданство (без права голоса?).
339 г. до н. э. Законопроекты Публи- 339 г. до н. э. Еще одно поражение ла- 339 г. до н. э. Заключение мира меж-
лия (а) о занятии плебеями консуль- тинов. ду Тимолеонтом и Карфагеном: река
ской должности; (Ь) о получении partum Галик остается границей пунийской Си-
auctoritas перед вынесением вопроса на цилии.
рассмотрение комиций; (с) об универсальной юридической силе плебисцитов.
338 г. до н. э. Покорение мятежных 338 г. до н. э. Гибель Архидама в бит-
латинских городов. ве при Мандонии.
Создание новой системы отношений
с общинами Аация: роспуск Латин- 338/387 г. дон. э. Тимолеонт пересе- ского союза и включение Ланувия, Ари- ляет жителей Гелы и Акраганта. ции, Номента и Педа в состав Римского государства. Римские поселенцы отправлены в Велитры.


Продолжение табл.
764
1 2 3 4
Жителям Фунд, Формий, Капуи, Свес- сулы и Кум даровано гражданство без права голоса
Основание римской колонии в Ан- ции.
337 г. до н. э. Кампании против сиди- цинов, аврунков и вольсков.
336 г. до н. э. Первый претор из числа 336—335 гг. до н. э. Кампании против плебеев. сидицинов. Взятие Теана Сидицинского
и Кал.
334 г. до н. э. Основание латинской Ок. 334—331 гг. до н. э. Александр I 335 колонии в Калах. Молосский в ответ на обращение тарен-
тинцев проводит успешную кампанию против япигов, луканов, самнитов и брутгиев, но утрачивает доверие тарен- тинцев.
332 г. до н. э. Создание Мецийской и 332 г. до н. э. Жителям Ацерр предо- Скаптийской триб. ставлено гражданство без права голоса.
331 г. до н. э. Заключение мира с гал- 331/330 г. до н. э. Александр убит в
лами. Пандосии, в сражении против луканов
и бруттиев.
330 330 г. до н. э. Война с Приверном. 330 г. до н. э. Карфагеняне оказывают
помощь сиракузским аристократам.
Ок. 330 г. до н. э. Сиракузяне оказывают помощь Кротону в борьбе против бруттиев.
329 г. до н. э. Основание римской колонии в Таррацине.
Капитуляция Приверна. Жителям Приверна предоставлено гражданство без права голоса.


' 328 г. до н. э. Основание латинской
колонии во Фрегеллах.
327 г. до н. э. Римляне осаждают Неаполь, где располагается самнитский гарнизон.
326 (или 313) г. до н. э. По закону Пе- 326 г. до н. э. Начало Второй Самнит- телия запрещается долговая кабала (пе- ской войны. Операции римлян в запад- хит). ном Самнии.
Кв. Публилий Филон становится пер- Самнитский гарнизон изгнан из вым проконсулом. Неаполя. Неаполь заключает союз с Ри-
Ок. 326? г. до н. э. Первые римско- мом* кампанские бронзовые монеты.
325 325 г. до н. э. Нападение римлян на
вестинов. Взятие Кутаны и Цингилии.
Разгром самнитов при Имбринии.
323 г. до н. э. Операции римлян в Any- 323/322 г. до н. э. Создание Эпирско- лии и Самнии. го союза.
322 г. до н. э. Разгром самнитов.
321 г. Капитуляция римлян в Кавдин- ском ущелье.
320 320 г. до н. э. Победа римлян при Лу-
церии.
Самниты контролируют Фрегеллы.
319 г. до н. э. Поражение самнитов.
Захват Ферентина и Сатрика.
318 г. до н. э. Создание Уфентинской 318 г. до н. э. Заключение с самнита- и Фалернской триб. ми перемирия на два года.
Цензоры проводят отбор сенаторов. Кампании римлян в Апулии и Аука¬
нии, укрепление власти над Теаном Апулийским и Канузием.
317 г. до н. э. Взятие Форента (Апулия) 317 г. до н. э. Свержение царя молос- и Нерула (Аукания). сов Эакида.


Продолжение табл.
766
1 I 2 3 4
316 г. до н. э. Возобновление войны 316/315 г. до н. э. Правителем Οπό самнитами. ракуз становится Агафокл.
Нападение римлян на Сатикулу.
315 Ок. 315? г. дон а Изготовление цисты 315 г. до н. э. взятие Сатикулы рим- Ок. 315 г. до н а Тимей из Тавроме- Фикорони. лянами. ния, изгнанный Агафоклом, бежит в
Самниты захватывают Плистику, Афины, разбивают римлян при Лавтулах и ра- 315/314? г. до н. э. Агафокл нападает зоряют юг Лация. на Мессану. Дипломатическое вмеша-
Сора переходит на сторону самни- тельсгв0 Карфагена.
тов· Акрагант заключает союз с Месса-
315 или 314 гг. до н. э. Основание ла- ной и Гелой. тинской колонии в Луцерии. Неудачная интервенция Акротата из
Спарты.
Заключение мира между Акрагант- ским союзом и Агафоклом, признание пунийской гегемонии на западе Сицилии.
314 г. дон э. Расследование недоволь- 314 г. до н э. Разгром самнитов (при ства кампанцев и противозаконных дей- Таррацине?).
ствий на выборах. Римляне возвращают Сору и подчи¬
няют аврунков.
Конец IV в. до н. э. Перепланировка и 313 г. до н э. Римляне возвращают новая застройка района порта в Риме. Фрегеллы, захватывают Нолу, Калатию Основание храмов Портуна и Геркулеса и Атину и нападают на Бовиан.
Непобедимого. Основание латинских колоний в
Свессе Аврунков, Сатикуле и на Пон- тинских о-вах.
312 г. до н. э. Цензорство Аппия Клав- 312 г. до н. э. Основание латинской 312/311? г. до н. э. Агафокл захваты-
дия Цека: предложение о строительстве колонии в Интерамне на Лирисе. вает Мессану и нападает на Акрагант.
Аппиевой дороги и Аппиева акведука; Разгром самнитов (и соранцев?). Карфагеняне освобождают Акра-
споры по поводу составления списка се- Нападение на Поллитию, город мар- гант.
^ наторов и реорганизации триб; передача руцинов.


/ культа Геркулеса на Великом алтаре в ру- Агафокл вторгается на территорию
ки государства. пунийской «эпикратии».
311 г. до н. э. Учреждение «морских 311 г. до н. э. Отражено нападение 311/310 г. до н. э. Карфагеняне разби-
дуумвиров» (duumviri navales). «этрусков» на Сутрий. вают Агафокла в битве при Геле, насгуп-
Введены выборы военных трибунов. Возвращение Клувия, взятие Бовиа- ление на Сиракузы.
на, города пентров.
310 Ок. 310? г. до н. э. Первые римские се- 310 г. до н. э. Победы римлян в юж- 310—307 гг. до н. э. Кампании Ага- ребряные монеты. ной (и центральной?) Этрурии. фокла в Северной Африке.
Заключение перемирий с Перузией, 310/309 гг. до н. э. Победа сираку- Кортоной и Аррецием на тридцать лет. зЯн над пунийским войском в долине
Заключение союза с Камерином. р. Анап. Сухопутная блокада снята.
Римляне захватывают Аллифы.
Разгром самнитов при Лонгулах.
309/308 г. до н. э. Акрагант поднимает города южной Сицилии на борьбу против Сиракуз.
308 г. до н. э. Победа римлян в Умб- 308 г. до н. э. Предотвращение пред- рии, капитуляция Мевании, заключе- принятой Бомилькаром попытки госу- ние союза с Окрикулом. дарственного переворота в Карфагене.
Возобновление сорокалетнего пере- 308/307 г. до н. э. В результате побед мирия с Тарквиниями. над Акрагантом Сиракузы восстанав¬
ливают свою власть над южной Сицилией.
307? г. до н. э. Начало строительства 307 г. до н. э. Самниты захватыва- 307 г. до н. э. Агафокл захватывает Валериевой дороги. ют Сору и Кайятию. значительную часть пунийской «эпикра-
Разгром самнитов при Аллифах. тии» и при поддержке этрусков снимает
Кампания римлян против салленти- морскую блокаду с Сиракуз, нов. Разгром Агафокла в Северной Аф¬
рике.
306 г. до н. э. Вторжение самнитов в 306 г. до н. э. Царем молоссов станосеверную Кампанию. вится Пирр.
Разгром герников, «мятежным» гер- Заключение мира между Агафок- никам предоставляется гражданство без лом и Карфагеном: восстанавливается права голоса. граница пунийской Сицилии по реке
Галик.


Продолжение табл.
768
1 I 2 3 4
Заключение третьего (?) римско-карфагенского договора (= «договор Филина»?).
Ок. 306—305 гг. до н. э. Установление официальных контактов между Римом и Родосом?
305 305 г. до н. э. Римляне захватывают 305 г. до н. э. Агафокл разбивает си-
Бовиан и разбивают самнитов. ракузских изгнанников при Торгии.
Возвращение Соры. Взятие Арпина и Цезеннии.
Покорение пелигнов.
304 г. до н. э. Гн. Флавий, сын вольно- 304 г. до н. э. Окончание Второй отпущенника, становится курульным Самнитской войны, возобновление рим- эдилом, публикует формулы судопро- ско-самнитского договора, изводства (legis actiones) и календарь, Покорение эквов. а также посвящает святилище Согласия Римляне заключают союзы с марса- (Конкордии). ми, пелигнами, марруцинами и френта-
Цензоры отменяют проведенную нами.
Аппием Клавдием реорганизацию триб.
Учреждение (или реорганизация) церемонии «выезда всадников» (transvectio equitum).
303 г. до н. э. Основание латинских 303/302 г. до н. э. Клеоним из Спарты колоний в Соре и Альбе Фуцинской. оказывает помощь Таренту в борьбе Жителям Требулы Суффенской и Ар- против луканов (и Рима), пина, а также Фрузинона (или в 306 г. Обращение тарентинцев к Агафо- до н. э.) предоставляется гражданство клу. без права голоса.
?303/302 г. до н. э. Заключение договора между Римом и Тарентом.
302 г. до н. э. Посвящение храма Здо- 302 г. до н. э. Подавлено народное вое- 302 г. до н. э. Пирр низложен Кассанд- ровья (Салюс). стание в Арреции. ром Македонским.
\


(Заключение союза между римлянами и вестинами.
Разгром Клеонима из Спарты, возвращение ager Sallentinus.
300 300 г. до н. э. По плебисциту Огуль- 300 г. до н. э. Нападение римлян на Ок. 300—296 гг. до н. э. Агафокл втор-
ния плебеи допускаются в расширенные Неквин. гается в южную Италию, захватывает
коллегии понтификов и авгуров. Коркиру, принуждает бруттиев к сою-
Закон Валерия об обращении к на- зу, но после этого терпит поражение от
роду. них.
299 г. до н. э. Создание Анненской и 299 г. до н. э. Взятие Неквина. 299 г. до н. э. Набег галлов на Этру-
Терентинской триб. Основание латинской колонии в Нар- рию.
нии.
298 г. до н. э. основание латинской колонии в Карсеолах.
После заключения римлянами союза с луканами начинается Третья Самнитская война.
Победы римлян в Этрурии и Сам- нии.
297 г. до н. э. Победа над апулийцами 297 г. до н. э. Пирр возвращает себе
при Малевенте (Беневенте). молосский трон.
Разорение самнитских владений, взятие Циметры.
296 г. до н. э. Дан обет строительства 296 г. до н. э. Разгром самнитов на рехрама Беллоны. ке Вольтурн.
Возведение бронзовой статуи Ромула Взятие римлянами Мурганции, Рому- и Рема. леи и Ферентина.
Разгром этрусско-самнитского войска.
Создание коалиции самнитов, этрусков, умбров и галлов.
Римляне подавляют народное восстание в Аукании.
Основание римских колоний в Мин- турнах и Синуэссе.


Продолжение табл.
770
1 2 3 4
295 295 г. до н. э. Дан обет строительства 295 г. до н. э. Разгром самнитов и гал- 295 г. до н. э. Пирр женится на доче-
храма Юпитера Победителя (Виктора). лов при Сентине. ри Агафокла Ланассе и получает в прида¬
ное Коркиру.
Агафокл захватывает Кротон и заключает союз с япигами и певкетами.
294 г. до н. э. Посвящение храма Вик- 294 г. до н. э. Взятие Рузелл. 294 г. до н. э. Пирр получает от Алек-
тории (Победы). Заключение сорокалетнего переми- сандра V Македонского Амбракию,
Дан обет строительства храма Юпи- рия с Аррецием, Кортоной и Перузией. Акарнанию и Амфилохию. тера Остановителя (Статора). Успехи римлян в Самнии.
293 г. до н. э. Дан обет строительства 293 г. до н. э. Крупное поражение сам- 293 г. до н. э. Кампании Агафокла храма Форс Фортуны. нитов при Аквилонии. против бруттиев. Агафокл захватывает
Посвящение храма Квирина. Римляне захватъшают Дуронию, Ко- Гиппоний.
миний, Аквилонию, Сепин, Велию, Па- лумбин и Геркуланум.
Заключение перемирия с Фалериями на пятьдесят лет.
292 г. до н. э. Разгром римлян в Самнии.
Кампании римлян в Этрурии.
291 г. дон. э. Посвящение храма Эску- 291 г. до н. э. Возвращение (взятие) Ок. 291/290 г. до н.э. Деметрий Полилапа. Коминия и Венузии. оркет отбивает у Пирра Коркиру, заклю-
Основание латинской колонии в Be- чает союз с Агафоклом и женится на нузии. Аанассе.
Крупная победа над самнитами.
290 290 г. до н. э. Третья Самнитская вой¬
на оканчивается разгромом и подчинением самнитов.
Сабины и претутии терпят поражение и получают гражданство без права голоса. Подушная раздача земель М. Курием Денггатом.
290—286? гг. дока Основание латин- у ской колонии в Гадрии.


289 г. до н. э. Смерть Агафокла.
Пирр разбивает в Этолии войска Деметрия Полиоркета.
Ок. 288 г. до и э. Захват Мессаны «ма-
Ок. 287 г. до н э. Третья сецессия. мертинцами».
Закон Гортензия делает плебисциты обя- 288/287 г до н э Разделение Маке.
зательными для всей общины. донии между Лисимахом и Пирром.
285 287 или 285? гг. до н. э. Начало строи¬
тельства Клодиевой дороги.
284 (или 283) г. до н. э. Римляне раз- 284 г. до н. э. Пирр вынужден уйти из биты сенонами при Арреции. Македонии.
Сеноны покорены, а их земли конфискованы (?).
284? г. до н. э. Основание римской колонии в Сене Галльской.
283? г. до н. э. Начало строительства 283 (или 282) г. дон э.Разгром бойев Цецилиевой дороги. (или сенонов?) и этрусков в битве у Ва-
димонского озера.
282 (или 281) г. до н. э. Возобновление 282/281 г. до н э. Тарентинцы оказы- конфликта с этрусками и бойями. За- вают Пирру помощь на море для воз- ключение договора с бойями. вращения Коркиры.
282 или 280 г. до н. э. Жители Регия обращаются к римлянам. Римляне размещают в Регии состоящий из кампанцев гарнизон, который затем захватывает город.
282 г. до н. э. Римляне избавляют Фурии от нападений луканов.
Тарент нападает на морскую эскадру римлян и принуждает их покинуть Фурии.


Продолжение табл.
772
1 I 2 3 4
Ок. 281 г. дон. э.Второй выпуск рим- 281 г. до н. э. Римляне нападают на 281 г. дон.э.Тарентинцы обращаются
ских серебряных дидрахм. Тарент, жители которого обращаются к за помощью к Пирру. Пирр заключает
Пирру. договор с царем Македонии Птолемеем
Керавном.
280 280 г. до н. э. Пирр переправляется в 280/279 г. до н. э. Гикет Сиракузский
Италию, разбивает римлян при Герак- терпит тяжелое поражение при нападе- лее, доходит до Анагнии, но затем от- нии на карфагенскую «эпикратию». ступает в Тарент.
Победа римлян над Вольсиниями и Вульчи.
280—279 гг. до н. э. Неудачные пере- 280 или 279 гг. до н. э. Вторжение га- говоры между Пирром и римлянами. латов во Фракию и Македонию. Разгром
и гибель Керавна.
279 г. до н. э. Пирр побеждает рим- 279 г. до н. э. Тираном Сиракуз вме- лян при Аускуле. сто Гикета становится Фенон, однако
Сиракузяне приглашают Пирра воз- его быстро изгоняют, главить войну против Карфагена. Сиракузяне обращаются к Пирру за
помощью в борьбе против Карфагена.
279/278 г. до н. э. Заключение четвертого (?) римско-карфагенского договора.
278 г. до н. э. Дан обет строительства 278 г. дон. э.Пирр переправляется на 278 г. до н. э. Карфагеняне блокиру- храма Суммана. Сицилию. ют Сиракузы.
Победы римлян над тарентинцами, Пирр переправляется на Сицилию, луканами, самнитами и бруттиями. Карфагенская блокада снята.
Заключение договора между Римом и Гераклеей.
277 г. до н. э. Поражение римлян в 278—276 гг. до н. э. Первые успехи битве у горы Кранита. Пирра на Сицилии подорваны неспо-
Захват Кротона римлянами. собностью взять Аилибей и недоволь¬
ством греков.


f 277—276 гг. до н. э. Успешная борьба
римлян с самнитами, луканами и брут- тиями.
276 г. до н. э. Пирр возвращается в 276 г. до н. э. Пирр возвращается в Италию. Италию, но терпит поражение от кар¬
фагенян на море.
275 275 г. до н. э. Пирр терпит поражение 275 г. до н. э. Пирр возвращается в
при Малевенте (Беневенте) и возвраща- Эпир.
ется в Эпир. 275/274 г. до н. э. Гиерон Сиракуз-
Кампания римлян против самнитов ский разбит мамертинцами из Месса- и луканов. ны
274/273 г. до н. э. Подавление «мяте- 274 г. до н. э. Пирр возвращает себе жа» церийцев. Жителям Цере дарова- трон Македонии, но гражданство без права голоса.
273 г. до н. э. Основание латинских колоний в Козе и Песте.
Посольство к Птолемею Филадель- фу.
272 г. до н. э. Начало строительства 272 г. до н. э. Кампания против сам- 272 г. до н. э. Пирр убит в Аргосе в акведука Anio Vetus. нитов, луканов и бруттиев. ходе кампании против Антигона Го-
Дан обет строительства храма Конса. Взятие Тарента. ната.
У берегов Тарента появляется карфагенский флот.
272? г. до н. э. Прибытие в Рим Ливия Андроника.
270 270 г. до н. э. Взятие Регия, казнь кам¬
панцев.
269? г. до н. э. Первые серебряные мо- 269 г. до н. э. Кампания в Бруттии. неты, отчеканенные в самом Риме. 269—268 гг. до н. э. Покорение пицен-
тов (включены в состав Римского государства на правах граждан без права голоса).


Продолжение табл.
77 4
1 I 2 3 4
268 г. до н. э. Дан обет строительства 268 г. до н. э. Основание латинских храма Теллус. колоний в Беневенгге и Аримине.
Равнинные сабины включены в состав Римского государства как полноправные граждане.
267 г. до н. э. Количество квесторов 267 г. до н. э. Кампания против сал- увеличено до шести или восьми. лентинов, взятие Брундизия.
Дан обет строительства храма Палее.
266 г. до н. э. Кампания против сарси- натов.
Разгром саллентинов и мессапиев.
265 265—264 гг. до н. э. Разрушение Ста- Ок. 265? г. до н. э. Гиерон Сиракуз-
рых Вольсиний римлянами (основаны ский побеждает мамертинцев из Мес- Новые Вольсинии). саны при Лонгане. По просьбе мамер¬
тинцев карфагеняне размещают в городе свой гарнизон.
264 г. до н. э. Дан обет строительства 264 г. до н. э. Мамертинцы из Месса- храма Вортумна. ны обращаются к Риму за помощью в
борьбе против Карфагена. Аппий Клавдий Каудекс послан на подмогу мамер- тинцам. Мамертинцы изгоняют пуний- ский гарнизон.
Заключение союза между Карфагеном и Гиероном Сиракузским, блокада Мессаны.
После двух столкновений Гиерон и Ганнон отводят войска от Мессаны.
Аппий Клавдий движется на Сиракузы.
Основание латинской колонии в Фирме.
Основание римской колонии в Каст- у рум Новум (и Пиргах?).


f 263 г. до н. э. Римляне устанавливают
власть над Адраном, Галезой, Цен- турипой, Катаной, Камариной (и Энной?).
Гиерон заключает союз с Римом.
Основание латинской колонии в Эзер- нии.
262 г. до н. э. Римляне закрепляют за собой Сегесту и Галикии.
Карфагеняне посылают подкрепления на Сардинию.
262/261 г. до н. э. Осада и разграбление Акраганта римлянами.
261 г. до н. э. Карфагеняне совершают набеги с Сардинии на италийское побережье.
Создание римского флота.
260 260 г. до н. э. Разгром и пленение Ок. 260 г. до н. э. Смерть Тимея.
Гн. Корнелия Сципиона у Липары.
Морская победа римлян над Ганнибалом?
Поражение римлян при Сегесте.
Морская победа Г. Дуилия при Милах.
Дуилий снимает карфагенскую осаду с Сегесты.
259 г. до н. э. Дан обет строительства 259 г. до н. э. Гамилькар Барка разби- храма Бурь (Tempestates). вает римлян при Фермах и движется на
Энну и Камарину.
Л. Корнелий Сципион захватывает Алерию и Корсику.
258 г. до н. э. Дан обет строительства 258 г. до н. э. Римляне нападают на храма Надежды (Спее). Панорм и возвращают Энну и Кама¬
рину.
Г. Сульпиций Патеркул разбивает карфагенян у Сульц (Сардиния).


776
Продолжение табл.
1 I 2 3 4
257 г. до н. э. Римский набег на Мальту и небольшая морская победа у Тин- дариды.
256 г. до н. э. Римские экспедиционные войска под командованием Регу- ла разбивают карфагенский флот у мыса Экном, высаживаются в Северной Африке и захватывают Тунет.
255 256/255 г. до н э. Неудачные перего¬
воры между Регулом и карфагенянами.
255 г. до н. э. В Карфаген прибывает спартанский военачальник Ксантипп.
Разгром Регула.
Римский флот одерживает победу у мыса Бон; оставшиеся в живых воины Ре1ула спасены из Клупеи.
Сильный шторм неподалеку от Ка- марины наносит крупный ущерб римскому флоту.
255/254 г. до н э. Восстановление римского флота.
255—252 гг. до н. э. Назначен первый верховный понтифик из числа плебеев.
254 г. до н. э. Посвящение храма Вер- 254 г. до н. э. Римляне захватывают ности (Фидес). Кефаледий и Панорм.
Карфагеняне удерживают Дрепану и разграбляют Акрагант.
Ок. 254 г. до н. э. Карфагеняне наказывают нумидийцев за неповиновение.
253 г. до н. э. Неудачное нападение римлян на Лилибей; безрезультатный у набег на территорию Восточного Туниса


I Римский флот вновь попадает в сильный
/ шторм и несет серьезные потери.
252 г. до н. э. Римляне захватывают Фермы Гимерские и Липарские острова.
251/250 г. дон э. Разгром Гасдрубала близ Панорма.
250 250—241 гг. до н. э. Осада Лилибея
римлянами.
249 г. до н. э. Учреждение Секуляр- 249 г. до н. э. Поражение римского ных игр (ludi saeculares). флота в битве при Дрепане. После мор¬
ского сражения у мыса Пахин римский флот попадает в шторм и несет крупные потери.
Римляне захватывают Эрике.
248 г. до н э. Подавлен мятеж карфагенских наемников на Сицилии.
Возобновление союза между Гиеро- ном и Римом.
248—244 гг. до н. э. Набеги карфагенян на италийское побережье.
247? г. до н. э. Ганнон разбивает ну- мидийцев при Гекатомпиле.
247 г. до н э. Гамилькар Барка прибывает на Сицилию и закрепляется на горе Геркте.
Основание римской колонии в Аль- сии.
245 245 г. до н. э. Основание римской ко¬
лонии во Фрегенах.
244 г. до н. э. Гамилькар захватывает Эрике.
Основание латинской колонии в Брун- дизии.


Продолжение табл.
778
1 I 2 3 4
242 г. до н. э. Учреждение должности 242 г. до н. э. Новый римский флот претора по делам иноземцев (praetor блокирует Дрепану и Лилибей.
peregrinus). 242/241 г. до н. э. Разгром пунийцев в
битве у Эгатских островов.
241? г. до н. э. Начало строительства 241 г. до н. э. Окончание Первой Пу- Аврелиевой дороги. нической войны. По мирному договору
Рим получает власть над Сицилией.
Основание латинской колонии в Спо- летии.
Разгром Фалерий, разрушение Старых Фалерий.
241 г. до н. э. Строительство Публи- 241 г. до н. э. Восстание карфагенских
циева спуска (Clivus Publicius) и храма наемников в лагере у города Сикка Ве-
Флоры. Учреждение празднества Флора- нерия. Поход на Тунет.
лий. Посвящение храма Ютурны и Нимф.
Создание Квиринской и Белинской триб.
240 240? г. дон. э.Ливий Андроник ставит 240? г. до н. э. Гамилькар одержива-
в Риме первую пьесу. ет победу над наемниками при Багра-
де.
Восстание карфагенских наемников на Сардинии.
Наемники захватывают У тику и Гиппон.
Ок. 239 г. до н. э. Обращение акар- 239? г. до н. э. Войска наемников раз- нанцев к римлянам: римское посоль- громлены у Приона. Карфагенское вой- ство в Этолию получает отказ? ско заперто в Тунете.
239? г. до н. э. Рим оказывает под- 239 г. до н. э. Рождение Энния (в Ру- держку Карфагену во время Наемни- днях), ческой войны. Римляне отклоняют при- у зыв наемников занять Сардинию.


238 г. до н. а Посвящение храма Фло- 238—230 гг. до н. а Кампании римлян 238? г. до н. э. Окончательный раз-
ры. в Лигурии. гром наемников.
238—236 гг. до н. э. Кампании римлян против бойев в северо-восточной Италии.
238? г. до н. э. В ответ на новые призывы наемников римляне занимают Сардинию.
237—229 гг. до н. а Кампании Гамиль- кара Барки в Испании.
236—231 гг. до н. э. Кампании римлян на Корсике и Сардинии.
235 235? г. до н. э. Первая пьеса Гн. Невия.
233 г. до н. э. Дан обет строительства храма Чести (Гонос).
232 г. до н. э. Плебисцит Фламиния о подушном распределении ager Gallicus и Picenus.
231 г. до н. э. Посвящение святилища 231 г. до н. э. Римское посольство к Фоне. Гамилькару в Испанию.
231? г. до н. э. Заключение союза между Римом и Сагунтом.
230 Ок. 230 г. до н. э. Реформа центуриат- 230 г. до н. э. Римляне выражают про- 230 г. до н. э. Набеги иллирийцев на ных комиций. тест иллирийской царице Тевте по по- Эпир.
воду нападения на италийские корабли. Ахейцы и этолийцы посылают Эпиру Убийство римского посла приводит к помощь для борьбы с Иллирией, началу Первой Иллирийской войны. Эпироты заключают союз с царицей
Иллирии Тевтой.
229—228 гг. до н. э. Операции римлян 229 г. до н. э. Ахейцы и этолийцы раз- в Иллирии, заключение мира. биты иллирийцами у Паксоса.
228 г. до н. э. Римляне допущены на Ок. 228 г. до н. э. Основание Нового Истмийские игры. Карфагена.


Окончание табл.
780
1 I 2 3 4
227 г. до н. э. Количество преторов 227 г. до н. э. Для осуществления увеличено до четырех. управления Сицилией и Сардинией
(с Корсикой) туда направлены преторы.
226 г. до н. э. Заключение договора о разделе сфер влияния между Римом и Карфагеном.
225 Ок. 225? г. дон. э. Начало строитель- 225 г. до н. э. Галльское вторжение ства Минуциевой дороги. в Италию, разгром римского войска
в Этрурии, победа римлян при Тела- моне.
Кампания римлян на Сардинии.
224 г. до н. э. Покорение бойев.
223 г. до н. э. Разгром инсубров на р. Клузий.
222 г. до н. э. Разгром инсубров при Ацеррах и Кластидии. Взятие Медио- лана.
221 г. до н. э. Успехи римлян в Исгрии.
Ок. 221 г. до н. э. Вмешательство римлян в дела Сагунта.
220 220 г. до н. э. Строительство Флами- 220 г. до н. э. Кампания римлян в се-
ниевой дороги и Цирка Фламиния. верной Италии.
Вольноотпущенники приписаны к четырем городским трибам?


БИБЛИОГРАФИЯ
Список СОКРАЩЕНИЙ
ВДИ Вестник древней истории сл. следующая [страница] слл. следующие [страницы]
А & А Antike und Abendland
AAN Atti della Accademia di Science morali e politiche della Societä nationale di Science, Lettere ed Arti di Napoli AAnt. Hung. Acta Antiqua Academiae Scientiarum Hungaricae AArch. Hung. Acta Archaeologica Academiae Scientiarum Hungaricae А АТС Atti e Memorie dell* Accademia Toscana (La Columbaria*
AAWW Anzeiger der Österreichischen Akademie der Wissenschaften in Wien, Phil.-hist. Klasse AClass. Acta Classica AE L*Annee Epigraphique AHN Annali dellTstituto Italiano di Numismatica
AION (Archeol) Annali dellTstituto Universitär io Orientale di Napoli. Seminario di studi dei mondo classico. Sezione di archeologia e storia antica
AJA American Journal of Archaeology
AJAH American Journal of Ancient History
AJPhil. American Journal of Philology
ALL Archiv für Lateinische Lexikographie und Grammatik
Anc. Soc. Ancient Society
Annales (ESC) Annales (Economie, Societes, Civilisations)
ANRW Aufstieg und Niedergang der römischen Welt, ed. H. Temporini and W.
Haase. Berlin-New York, 1972- ANSMN American Numismatic Society, Museum Notes Ant. Class. L’Antiquite Classique Ant. Journ. Antiquaries Journal A <& R Atene e Roma Arch. Class. Archeologia Classica Arch. La%. Archeologia Labiale ARID Analecta Romana Instituti Danici ASGP Annali del Seminario Giuridico di Palermo
ASNP Annali della Scuola Normale Superiore di Pisa, Classe di lettere e filosofia AU В Annales Universitatis Budapestinensis de Rolando Eötvös nominatae BAR British Archaeological Reports
ВС AR Bullet tino della Commissione Archeologica Com male in Roma


782
Список сокращений
BICS Bulletin of the Institute of Classical Studies (London)
BIDR Bollettino delPIstituto di Diritto romano (Milan)
BPI Bullettino di Paletnologia Italiana
Bruns C. G. Bruns (ed.), Fontes Iuris Romani Antiqui. Ed. 7. Tübingen, 1909 САН Cambridge Ancient History
CEDAC Centre d’etudes et de documentation archeologique de la conservation de Carthage, Bulletin CIL· Corpus Inscriptionum Eat inarum
CIS A Contributi de llf Isti tu to di Storia Antica de IP Universita del Sacro С йоге Milano
С & М Classica et Mediaevalia CPhil. Classical Philology CQ Classical Quarterly CR Classical Review
CRAcad. Inscr. Comptes Rendus de PAcademie des Inscriptions et Belles-Lettres CSCA California Studies in Classical Antiquity CS SH Comparative Studies in Society and History DArch. Dialoghi di Archeologia
De Martino, Diritto e societä nelPantica Roma F. De Martino, Diritto e societä nelPantica Roma. Rome, 1979 EHR English Historical Review
Entretiens Hardt Entretiens sur Pantiquite classique, Fondation Hardt. V andoeu vres-Gene va
Gli Etruschi e Roma Gli Etruschi e Roma (Incontro di studio in onore di Massimo Pallot tino). Rome, 1981
FIRA S. Riccobono et al., Fontes Iuris Romani Anteiustiniani. 3 vols. Florence, 1940-3
Fraccaro, Opuscula P. Fraccaro, Opuscula. 4 vols. Pavia, 1965-7 (I—III) and 1975 (IV)
Geizer, Kl. Sehr. M. Geizer, Kleine Schriften. 3 vols. Wiesbaden, 1962-4 GL H. Keil (ed.), Grammatici Latini. 8 vols. 1855—1923 G & R Greece and Rome
Guarino, Le origini quiritarie A. Guarino, Le origini quirttarie. Naples, 1973 Harv. Theol. Rev. Harvard Theological Review
Horn mages J. Bay et Hommagesä J. Bayet (Collection Latomus 70). Brussels, 1964 Horn mages A. Grenier Нот mages a A. Grenier (Collection Latomus 5 8). 3 vols. Brussels, 1962
Нот mages M. Renard Horn mages a M. Renard (Collection Latomus 101-3). 3 vols. Brussels, 1969
HSCP Harvard Studies in Classical Philology HZ Historische Zeitschrift IG Inscriptiones Graecae IH LTnformation Historique IJ The Irish Jurist
ILLRP A. Degrassi, Inscriptiones Latinae Liberae Rei Publicae. 2 vols. Ed. 2. Florence, 1965
ILS H. Dessau, Inscriptiones Latinae Selectae. 3 vols. Berlin, 1892—1916


Список сокращений
783
Inscr. Ital. Inscriptiones Italiae JA Journal Asiatique
Jac. FGrH F. Jacoby, Die Fragmente der griechischen Historiker. 3 parts, 11 vols. Berlin-Leiden, 1923-58
JDAI Jahrbuch des Deutschen Archäologischen Instituts JHS Journal of Hellenic Studies JNG Jahrbuch für Numismatik und Geldgeschichte JRS Journal of Roman Studies
Latte, Kleine Schriften K. Latte, Kleine Schriften Religion, Recht, Fi teratur und
Sprache der Griechen und Römer. Munich, 1968 LCM Liverpool Classical Monthly LEC Les Etudes Classiques LQR Law Quarterly Review
MAAR Memoirs of the American Academy in Rome
MAL Memorie della Classe di Science morali e storiche dell' Accademia dei Lincei MDAI(R) Mitteilungen des Deutschen Archäologischen Instituts (Römische Abteilung)
MEFR(A) Melanges d* Archeologie et d’Histoire de l'Ecole Franqaise de Rome ( Antiquite)
Melanges J. Carcopino Melanges d? archeologie, d' epigraph te et d'histoire ojferts ä J. Carcopino. Paris, 1966
Melanges J. Heurgon Italie preromaine et la Rome republicaine: Melanges ojferts ä J.
Heurgon (Collection de l’Ecole Fran9aise de Rome 27). 2 vols. Rome, 1976 Melanges A. Piganiol Melanges df archeologie et d'histoire ojferts a A. Piganiol. 3 vols. Paris, 1966
Melanges P. Wuilleumier Melanges de litterature et d'epigraphie latines, d'bistoire ancienne et d*archeologie. Hommage ä la memoire de P. Wuilleumier (Collection d’etudes latines, Serie scientifique 35). Paris, 1980 MH Museum Helveticum
MIL Memorie dell'Istituto Lombardo, Accademia di Scienze e Lettere, Classe di Lettere, Scienze morali e storiche
Miscellanea E. Manni Φιλίας χάριν. Miscellanea di studi classici in onore di E. Manni. 6 vols. Rome, 1980
Momigliano, Secondo Contributo A. Momigliano, Secondo Contributo alia storia degli studi classici. Rome, i960
Momigliano, Ter^o Contributo A. Momigliano, Ter^o Contributo alia storia degli studi classici e dei mondo antico. 2 vols. Rome, 1966 Momigliano, Quarto Contributo A. Momigliano, Quarto Contributo alia storia degli studi classici e dei mondo antico. Rome, 1969 Momigliano, Quinto Contributo A. Momigliano, Quinto Contributo alia storia degli studi classici e dei mondo antico. 2 vols. Rome, 1975 Momigliano, Sesto Contributo A. Momigliano, Sesto Contributo alia storia degli studi classici e dei mondo antico. 2 vols. Rome, 1980 Momigliano, Settimo Contributo A. Momigliano, Settimo Contributo alia storia degli studi classici e dei mondo antico. Rome, 1984 MRR T. R. S. Broughton and M. L. Patterson, The Magistrates of the Roman Republic. 3 vols. New York, 1951—2 (I—II); Atlanta, 1986 (III)


784
Список сокращений
Münch. Beitr. Papjr. Münchener Beiträge zur Papyrusforschung und antiken
Rechtsgeschichte
NAC Numismatica e Antichit a Clas siche
NRS Nuova Rivista Storica
NSc. Notitie degli Scavi di Antichitä
Nun/. Chron. Numismatic Chronicle
Op. Rom. Opuscula Romana
PBSR Papers of the British School at Rome
PCPhS Proceedings of the Cambridge Philological Society
PP Parola del Passa to
PPS Proceedings of the Prehistoric Society (London)
RAL Rendiconti della Classe di Science morali, storiche e filologiche dell*Accademia dei Lincei
RBPhil. Revue Beige de Philologie et d*Histoire
RE Paulys Real-Encyclopädie der classischen Altertumswissenschaft
REL Revue des Etudes Latines
Rev. Arch. Revue Archeologique
Rev. Et. Anc. Revue des Etudes Anciennes
Rev. Hist. Rel. Revue de l*Histoire des Religions
Rev. Phil. Revue de Philologie
RHD Revue d*Histoire du Droit. Tijdschrift voor Rechtsgeschiedenis
RHDFE Revue Historique de Droit Franqais et Etranger
Rh. Mus. Rheinisches Museum
RIDA Revue Internationale des Droits de l* Antiquite
RIL Rendiconti dell*Istituto Lombardo, Classe di Lettere, Scienze morali e storiche
Riv. Fil. Rivista di Filologia e di Istrutione Classica
RP A A Rendiconti della Pontificia Accademia di Archeologia
RRC M. H. Crawford, Roman Republican Coinage, i vols. Cambridge, 1974
RSA Rivista Storica dell*Antichitä
RSI Rivista Storica Italiana
RSL Rivista di Studi Liguri
RSO Rivista degli Studi Orientali
RStud. Fen. Rivista di Studi Fenici
S <& C Scrittura e Civiltä
SCO Studi Classici e Orientali
SD HI Studia et Documenta Historiae et Iuris
SGDI H. Collitz and F. Bechtel, Sammlung der griechischen Dialekt-Inschriften. Göttingen, 1884-1915
SHA W Sitzungsberichte der Heidelberger Akademie der Wissenschaften, Phil.-hist. Klasse
SIG W. Dittenberger, Sylloge Inscriptionum Graecarum. 4 vols. Ed. 3. Leipzig, 19M-24
SMSR Studi e Materiali di Storia de Ile Religioni SNR Schweizerische Numismatische Rundschau SO Symbolae Osloenses Stud. Cias. Studii Clasice


Список сокращений
785
Stud. Etr. St udi Etruscbi Stud. Rom. Studi Komani Stud. Stor. Studi Storici
Studi V.Arangio-Rui% Studi in onore di V. Arangio-Rui4 vols. Naples, 1953 ТАРА Transactions and Proceedings of the American Philological Association TEE M. Pallottino, Testimonia Linguae Etruscae
Walbank, Selected Papers F. W. Walbank, Selected Papers. Studies in Greek and Roman History and Historiography. Cambridge, 1985 WS Wiener Studien
ZSS Zeitschrift der Savigny-Stiftung für Rechtsgeschichte (Romanistische Abteilung)


786
А. Работы общего характера и справочники
УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРЫ
Библиография поделена на разделы, посвященные определенным проблемам и иногда соответствующие отдельным главам, но чаще обнимающие тематику нескольких глав. В сносках к основному тексту приводятся ссылки именно на эти разделы (последние обозначены прописными буквами), а в самих разделах каждой книге или статье присвоен свой номер, на который дается указание в постраничных сносках. Чтобы читатель мог получить представление о характере работы, к которой адресуется ссылка, в сносках приводятся также фамилия автора и год публикации: напр., запись в сноске «Ogilvie 1965 [В 129]: 232» адресует к изд.: Ogilvie R.M. A Commentary on Livy Books 1—5. Oxford, 1965. P. 232», описанному в Разделе В под номером 129.
А. Работы общего характера и справочники
1. Alföldi, A. Die Struktur des voretruskischen Körner Staates (Bibliothek der
klassischen Altertumswissenschaften N. F. I. Reihe, 5). Heidelberg, 1974. (Reviews by J. Poucet, Ant. Class. 44 (1975) 646-51; H. S. Versnel, Bibliotheca Orientalis 23 (1976) 391-401; R. Werner, Gymnasium 83 (1976) 228-38 and HZ 222 (1976) 146-51)
2. Alföldi, A. Komische Frühgeschichte. Kritik und Forschung seit 1964. Heidel-
berg, 1976
3. Altheim, F. Epochen der römischen Geschichte. 2 vols. Frankfurt, 1934-5
4. Altheim, F. Komische Geschichte. 2 vols. Ed. 2. Berlin, 1956
5. Altheim, F. Untersuchungen tur römischen Geschichte. Frankfurt, 1961
6. Atti del convegno internationale sulla cittä antica in Italia 19JO (Centro Studi e
Documentazione sulPItalia Romana, Atti 3). Varese-Milan, 1971
7. Atti del convegno internationale sul tema: Dalla tribu alio stato; Koma iß-16
aprile 1961 (Accademia Nazionale dei Lincei: Problemi attuali di scienza e di cultura. Quad. 54). Rome, 1962
8. Badian, E. Foreign Clientelae (264-jo В.С.). Oxford, 1958
9. Badian, E. ‘Figuring out Roman slavery’ (review-discussion of K. Hop¬
kins, Conquerors and Slaves (Cambridge, 1978)), in JKS 72 (1982) 164-9
10. Barbagallo, С. IIproblema delle origini di Koma. Da Vico a not. Milan, 1926
11. Beloch, K. J. Griechische Geschichte. 4 vols. Ed. 2. Strasbourg, 1912-1927
12. Beloch, K. J. Komische Geschichte bis tum Beginn der panischen Kriege. Berlin,
1926
13. Benveniste, E. Le vocabulaire des institutions indo-europeennes. 2 vols. Paris,
1969. Translated as:
14. Benveniste, E. Indo-European Language and Society. London, 1973
15. Bernardi, A. ‘L’Italia antichissima e le origini di Roma’, in Nuove questioni di
storia antica 241-81. Milan, 1968
16. Bickerman, E. J. ‘Some reflections on early Roman history’, Kiv. Fil. 97
(1969) 393-408
17. Bickerman, E. J. and Smith, M. The Ancient History of Western Civilitation.
New York, 1976
18. Bleicken, J. Die Verfassung der römischen Kepublik. Ed. 3. Paderborn, 1982


А. Работы общего характера и справочники
787
19. Bloch, R. Ees origines de Коте. Ed. 5. Paris, 1967. First edition (Paris, 1959)
translated in a revised and expanded version as The Origins of Коте (London, i960)
20. Broughton, T. R. S. and Patterson, M. L. The Magistrates of the Koman
Kepublic (Philological Monographs of the American Philological Association 15.1 and 2). 3 vols. New York, 1951-2 (I—II); Atlanta, 1986 (III)
21. Brunt, P. A. Italian Manpower 22j B.C.-A.D. 14. Oxford, 1971
22. Capogrossi Colognesi, L. Storia delle istitusfoni romane arcaiche. Rome, 1978
23. Carcopino, J. Virgile et les origines d'Ostie. Paris, 1919
24. Catalano, P. Populus Komanus Quirites. Turin, 1974
25. Ciaceri, E. Le origini di Koma. Milan, 1937
26. Cichorius, C. Komische Studien. Berlin-Leipzig, 1922
27. Cornelius, F. Untersuchungen tur frühen römischen Geschichte. Munich, 1940
28. Come wall Lewis, G. An Inquiry into the Credibility of the Early Koman
History. 2 vols. London, 1855
29. La cultura italica. Atti del convegno della Societä Italiana di Glottologia Pisa e
20 dicembre 1977. Pisa, 1978
30. Dahlheim, W. Gewalt und Herrschaft. Das provinziale Herrschaftsystem der
römischen Kepublik. Berlin, 1977
31. De Coulanges, N. D. F. La cite antique. Ed. 1. Paris, 1864. Translated as The
Ancient City (with new foreword by A. Momigliano and S. C. Humphreys). Baltimore-London, 1980
32. De Francisci, P. ‘La comunita sociale e politica romana primitiva’,
SDHI 22 (1956) 1-86
33. De Francisci, P. Primordia Civitatis (Pontificio Instituto Utriusque luris:
Studia et Documenta 2). Rome, 1959
34. De Francisci, P. Variationi su terni di preistoria romana. Rome, 1974
35. De Martino, F. Storia della constitutione romana. 5 vols. Ed. 2. Naples,
1972-5
36. De Martino, F. Diritto e societä пе1Гantica Кота (Biblioteca di storia antica
6), edd. A. DelPAgli and T. S. Vigorita. Rome, 1979
37. De Sanctis, G. Storia dei Komani. 4 vols. Turin, 1907-64
38. De Sanctis, G. ‘La legende historique des premiers siecles de Rome’,
Journal des Savants 7 (1909) 126-32, 205-14
39. De Sanctis, G. Koma dalle origini alia monarchia (Storia dei Komani 1 in a
different, posthumous version). Florence, 1980
40. Dondera, I. and Pensabene, P. (edd.). Koma repubblicanafra il J09 e il270 a.C.
Rome, 1982
41. Dumezil, G. Naissance de Korne. Ed. 6. Paris, 1944
42. Dumezil, G. L’heritage indo-europeen ä Rome. Paris, 1949
43. Dumezil, G. L’Ideologie tripartie des Indo-Europeens. Brussels, 1958
44- Erasmus, H. J. The Origins of Коте in Historiography from Petrarch to Perizonius (diss. Assen). Leiden, 1962
45. Errington, R. M. The Dawn of Empire. Rome's Rise to World Power. London, 1971
46· Gli Etruschi e Koma (Incontro di studio in onore di Massimo Pallottino). Rome, 1981


788
А. Работы общего характера и справочники
47. Fell, R. A. L. Etruria and Rome. Cambridge, 1924
48. Ferenczy, E. From the Patrician State to the Patricio-Plebeian State. Budapest,
1976
49. Fraccaro, P. ‘La storia romana arcaica’, RIL 85 (1952) 85-118 = id.
Opuscula i. 1-23
50. Fraccaro, P. Opuscula ι-ш. Pavia, 1956-7
51. Fraccaro, P. ‘The history of Rome in the regal period’, JRS 47 (19 5 7) 5 9-6 5
52. Fraser, P. M. Ptolemaic Alexandria. 3 vols. Oxford, 1972
5 3. Gage, J. Huit recherches sur les origines italiques et romaines. Paris, 1950
54. Gage, J. Enquetes sur les structures sociales et religieuses de la Rome primitive.
Brussels, 1977
55. Geizer, M. Vom römischen Staat. Leipzig, 1943
56. Gjerstad, E. Early Rome. 6 vols. Lund, 1953-73
57. Gjerstad, E. Legends and Facts of Early Roman History (Scripta Minora
Regiae Societatis Humanarum Litterarum Lundensis 1960/61 n. 2). Lund, 1962
58. Gjerstad, E. ‘Discussions concerning early Rome’, Op. Rom. 3 (i960)
69—102
59. Gjerstad, E. ‘Discussions concerning early Rome 3’, Historia 16 (1967)
2 57-78
60. Guarino, A. Le origini quiritarie. Naples, 1973
61. Harris, W. V. War and Imperialism in Republican Rome 32-7-70 B.C. Oxford,
*979
62. Heinze, R. Von den Ursachen der Grösse Roms. Ed. 5. Leipzig, 1938 = id.
Vom Geist des Römertums 9-27. Ed. 3. Darmstadt, i960
63. Heurgon, J. Rome et la Mediterranee occidentale jusqufaux guerres puniques.
Paris, 1969. Translated as:
64. Heurgon, J. The Rise of Rome to 264 B.C. London, 1973
65. Holland, L. A. Janus and the Bridge (Papers and Monographs of the Ameri¬
can Academy in Rome 21). Rome, 1961
66. Homo, L. Primitive Italy and the Beginnings of Roman Imperialism. London,
1927
67. Hopkins, K. Conquerors and Slaves. Cambridge, 1978
68. Hopkins, K. Death and Renewal. Cambridge, 1983
69. The Imperialism of Mid-Republican Rome: Proceedings of a Conference held at the
American Academy in Rome, Nov. j-6,1982 (Papers and Monographs of the American Academy in Rome 29), ed. W. V. Harris. Rome, 1984
70. Lange, L. Römische Alterthiimer. 3 vols. Ed. 2. Berlin, 1863-76
71. Lingue a contatto nel mondo antico. Atti del convegno della Societä Italiana di
Glottologia. Napoli, 12 e 13 maggio 1976. Pisa, 1978
72. Lintott, A. W. Violence, Civil Strife and Revolution in the Classical City, 730—
330 B.C. London, 1982
7 3. von Lübtow, U. Das römische Volk, sein Staat und sein Recht. Frankfurt, 1955
74. 	Madvig, J. Die Verfassung und Verwaltung des römischen Staates. 2 vols. Leipzig, 1881-2


А. Работы общего характера и справочники
789
75. Majak, I. L. ‘Die Königszeit und die frühe römische Republik’, in Die
Geschichte des Altertums im Spiegel der sowjetischen Forschung (Erträge der Forschung 146), ed. H. Hemen, 165—98. Darmstadt, 1980
76. Mansuelli, G. A. Les Etrusques et les commencements de Rome. Paris, 1955
77. Marquardt, J. and Wissowa, G. Römische Staatsverwaltung (Handbuch der
römischen Alterthümer 4-6). 3 vols. Ed. 2. Leipzig, 1881-5
78. Meier, Chr. Res publica amissa. Eine Studie %u Verfassung und Geschichte der
späten römischen Republik. Wiesbaden, 1966
79. Meyer, Ed. Geschichte des Altertums. 3 vols. Ed. 2. Stuttgart, 1907-37 (vol.
I, Ed. 3. Stuttgart, 1913)
80. Meyer, Ernst. Römischer Staat und Staatsgedanke. Ed. 3. Zurich, 1964
81. Meyer, J.C. Pre-Republican Rome. An Analysis of the Cultural and
Chronological Relations iooo-joo b.c. (ARID Suppl. 11). Odense, 1983 8 2. Modes de contacts et processus de transformation dans les societ es antiques. Actes du colloque de Cortone (24-30 таг 1981) organise par la Scuola Normale Superiore et ГЕсо1е Franqaise de Rome, avec la collaboration du Centre de Recherches dfHistoire Ancienne de Г Universite de Besannen (Collection de l’Ecole Fran5aise de Rome 67). Pisa-Rome, 1983
83. Momigliano, A. ‘An interim report on the origins of Rome’, JRS 53 (1963)
95-121 = id. Ter^p Contributo 545-98
84. Momigliano, A. Ter^o contributo alia storia degli studi classici e del mondo antico
545-698. Rome, 1966
8 5. Momigliano, A. Quarto contributo alia storia degli studi classici e del mondo antico 273—499. Rome, 1969
86. Momigliano, A. ‘Le origini della repubblica romana’, RSI 81 (1969) 5-43
87. Momigliano, A. ‘The origins of the Roman republic’, in Interpretation:
Theory and Practice, ed. C. S. Singleton, 1-34. Baltimore, 1969. = id. Quinto Contributo 293-332
88. Momigliano, A. Alien Wisdom. Cambridge, 1975
89. Momigliano, A. ‘New paths of classicism in the nineteenth century’,
History and Theory 21.4, Beiheft 21 (1982) 1-63
90. Mommsen, Th. Römische Forschungen. 2 vols. Berlin, 1864-79
91. Mommsen, Th. Römische Staatsrecht. 3 vols. Ed. 3. Leipzig, 1887-8
92. Mommsen, Th. Römische Geschichte. 4 vols. Ed. 8. Berlin, 1888-94. Trans¬
lated as The History of Rome. 5 vols. London, 1894
93. Niebuhr, B. G. Römische Geschichte. 3 vols. Ed. 2. Berlin, 1828-32. Trans¬
lated as:
94. Niebuhr, B. G. History of Rome. London, 1838
95. Ogilvie, R. M. Review of E. Gjerstad, Legends and Facts of Early Roman
History (Lund, 1962) in CR N.S. 14 (1964) 85-7
96. Ogilvie, R. M. Early Rome and the Etruscans. Glasgow, 1976
97. L*onomastique latine. Paris, 1 3-1 j octobre 197 j (Colloques Internationales du
C.N.R.S. n. 564). Paris, 1977
98. Les origines de la republique romaine (Entretiens Hardt 13). Geneva, 1967
99. Pais, E. Storia di Roma. 2 vols. Turin, 1898-9 (Ed. 2 as Storia critica di Roma
durante i primi cinque secoli. 4 vols. Rome, 1913-20)


790
А. Работы общего характера и справочники
юо. Pais, Е. Ancient Legends of Roman History. London, 1906
101. Pais, E. Ricerche sulla storia e suldirittopubblico di Roma. Serie 1—iv. Rome,
1915-21
102. Palmer, R. E. A. The Archaic Community of the Romans. Cambridge, 1970
103. Peruzzi, E. Origini di Roma. 2 vols. Florence-Bologna, 1970-3
104. Piganiol, A. Essai sur les origines de Rome. Paris, 1916
105. Piganiol, A. Histoire de Rome. Ed. 5. Paris, 1962
106. Piganiol, A. Scripta varia II: Les origines et la republique. Brussels, 1973
107. von Pöhlmann, R. Geschichte der sozialen Frage und des Sozialismus in der
antiken Welt 327—41. Ed. 3. Munich, 1925
108. Poucet, J. Les origines de Rome: tradition et histoire (Publications des Facultes
Universitaires Saint-Louis 38). Brussels, 1985
109. Dalla preistoria alia espansione di Roma (especially the chapter on ‘Roma
arcaica’ by C. Ampolo, 299-311). Milan, 1981 но. Raaflaub, К. A. (ed.). Social Struggles in Archaic Rome. California, 1986 hi. Ridgway, D. and F. R. (edd.). Italy before the Romans. The Iron Age, Orientalizing and Etruscan Periods. London-New York, 1979
112. Rizzo, F. P. Studi ellenistico-romani. Palermo, 1974
113. Roma arcaica e le recenti scoperte archeologiche;giornate di studio in onore di U. Colt
(Circolo Toscano di Diritto Romano e Storia del Diritto 6). Milan, 1980
114. Rotondi, G. Leges publicae populi Romani. Milan, 1912
115. Rubino, J. Untersuchungen über römische Verfassung und Geschichte. Cassel,
1839
116. Sabbatucci, D. II mito, il rito e la storia. Rome, 1978
117. Schwegler, A. Römische Geschichte. 3 vols. Tübingen, 1853-8 и8. Scullard, H. H. The Etruscan Cities and Rome. London, 1967
119. Scullard, H. H. A History of the Roman World в.с). Ed. 4. London,
1980
120. Sereni, E. Comunita rurali nellTtalia antica. Rome, 1955
121. Serrao, F. (ed.). Legge e societä nella repubblica romana 1. Naples, 1981
122. Serrao, F. Diritto privato, economia e societä nella storia di Roma i.i. Naples,
i$>84
123. Sherwin-White, A. N. The Roman Citizenship. Ed. 2. Oxford, 1973
124. Siber, H. Römisches Verfassungsrecht in geschichtlicher Entwicklung. Lahr, 1952
125. Starr, C. G. The Reginnings of Imperial Rome. Ann Arbor, 1981
126. Stier, H. E. Roms Aufstieg zur Weltmacht und die griechische Welt. Cologne-
Opladen, 1957
127. Stuart Jones, H. ‘The primitive institutions of Rome*, САН νιι.407-35.
Ed. i. Cambridge, 1928
128. Stuart Jones, H. and Last, H. ‘The early republic’, OlHvii.436-84. Ed. 1.
Cambridge, 1928
129. Tondo, S. Profilo di storia costituzionale romana 1. Milan, 1981
130. Toubert, P. Les structures du Latium medieval: le Latium meridional et la Sabine
du IXe siede ä la fin du XII siede (Bibliotheque des Ecoles Fran9aises d’Athenes et de Rome 221). Rome, 1973
131. Toynbee, A. J. Hannibal's Legacy. 2 vols. London, 1965


В. Источники
791
132. Vogt, J. (ed.). Rom und Karthago. Leipzig, 1942
133. Weber, M. Wirtschaft und Gesellschaft. Ed. 4. Tübingen, 1956. Translated as
Economy and Society: An Outline of Interpretive Sociology. 3 vols. New York, 1968
134. Werner, R. Der Beginn der römischen Republik. Munich-Vienna, 1963
В. Источники
(а) 	Литературные источники и документы
См. также: А 51, 108; D 11-12, 28, 51; Е 101; F 65-66; G 122, 421, 588, 663; Н 20, 25, 54-55, 71, 88, 93, 119; 123; J 47-48, 180, 185, 201, 270; К 187, 197, 199.
1. Aalders, G. J. D. Die Theorie der gemischten Verfassung im Altertum. Amster¬
dam, 1968
2. Altheim, F. ‘Diodors römische Annalen’, Rh. Mus. N.F. 93 (1950) 267-86
3. Ampolo, C. ‘La storiografia su Roma arcaica e i documenti’, in Tria corda:
scritti in onore di Arnaldo Momigliano 9-26. Сото, 1983
4. Andren, A. ‘Dionysius of Halicarnassus on Roman monuments’, in
Horn mages a L. Herrmann 84-104. Brussels, i960
5. Avenarius, G. Lukians Schrift %ur Geschichtsschreibung. Meisenheim, 1956
6. Badian, E. ‘The early historians’, in Latin Historians, ed. T. A. Dorey, 1-38.
London, 1966
7. Badian, E. ‘An un-serious Fabius’, LCM 1 (1976) 97-8
8. Balsdon, J. P. V. D. ‘Dionysius on Romulus, a political pamphlet?’, JRS 61
(1971) 18-27
9. Bayet, J. Tite-Live Histoire Romaine, Livres I-VII (Collection Bude). 7 vols.
Paris, 1954-68
10. Bloch, R. Tite Live et les premiers siecles de Rome. Paris, 1965
11. Börner, F. ‘Naevius und Fabius Pictor’, SO 29 (1952) 34-53
12. Bottin, C. ‘Les sources de Diodore de Sicile pour l’histoire de Pyrrhus, des
successeurs d’Alexandre le Grand et d’Agathocle’, RBPhil. 7 (1929) 1307-27
13. Bowersock, G. W. Augustus and the Greek World 122-39. Oxford, 1965
14. Brink, C. O. ‘Tragic history and Aristotle’s school’, PCPhS N.S. 6 (i960)
14-19
15. Brink, C. O. and Walbank, F. W. ‘The construction of the sixth book of
Polybius’, CQ N.S. 4 (1954) 97-122
16. Briscoe, J. ‘The first decade’, in Livy, ed. T. A. Dorey, 1-20. London, 1971
17. Briscoe, J. A Commentary on Livy Books XXXI-XXXIII. Oxford, 1973
18. Briscoe, J. A Commentary on Livy Books XXXIV-XXXVII. Oxford, 1981
19. Brunt, P. A. ‘Cicero and historiography’, in Miscellanea E. Manni (1980)
1.309-40
20. Bung, P. Q. Fabius Pictor der erste römische Annalist. Cologne, 1950
21. Burck, E. ‘Zum Rombild des Livius. Interpretationen zur zweiten
Pentade’, Der altsprachlich Unterricht 3. Reihe, 2 (1957) 34-75 = id. Vom Menschenbild in der römischen Literatur 1.3 21-53. Heidelberg, 1966


792
В. Источники
22. Burck, Е. Die Er^äblungskunst des T. Livius. Ed. 2. Berlin, 1964
23. Burck, E. ‘Die römische Expansion im Urteil des Livius’, ANRWn.30.2
(1982) 1148-89
24. The Cambridge History of Classical Literature II: Latin Literature, edd. E. J.
Kenney and W. V. Clausen. Cambridge, 1982
25. Cantarelli, L. Origine degli Annales Maximi’, Riv. Fil. 26 (1898) 209-29
26. Cardauns, В. M. Terentii Varronis Antiquitates Rerum Divinarum (Der
Akademie der Wissenschaften und der Literatur in Mainz, Abhandlungen der Geistes- und sozialwissenschaftliche Klasse. Einzel Veröffentlichung). 2 vols. Wiesbaden, 1976
27. Cardauns, B. ‘Stand und Aufgabe der Varroforschung (mit einer
Bibliographie der Jahre 1935-1980)’, Der Akademie der Wissenschaften und der Literatur in Mainz- Abhandlungen der Geistes- und so^ialwissenschaftliche Klasse 1982 n. 4
28. Cassola, F. ‘Diodoro e la storia romana’, ANRW 11.30.1 (1982) 724-73
29. Castagnoli, F. ‘Topografia romana e tradizione storiografica su Roma
arcaica’, Arch. Class. 25—6 (1973—4) 123—31
30. Cloud, J. D. ‘Livy’s source for the trial of Horatius’, LCM 2 (1977) 205-13
31. Cloud, J.D. ‘The date of Valerius Antias’, LCM 2 (1977) 225-7
32. Cornell, T. J. ‘Notes on the sources for Campanian history in the fifth
century B.c.’, MH 31 (1974) 193-208
33. Cornell, T. J. ‘Etruscan historiography’, Annali della Scuola Normale
Superiore di Pisa 3 (1976) 411-40
34. Cornell, T. J. ‘Alcune riflessioni sulla formazione della tradizione
storiographica su Roma arcaica’, in Roma arcaica e le recenti scoperte archeologiche: giornate di studio in onore di U. Colt (Circolo Toscano di Diritto Romano e Storia del Diritto 6) 19-34. Milan, 1980 3 5. Cornell, T. J. ‘The formation of the historical tradition of early Rome’, in Past Perspectives: Studies in Greek and Roman Historical Writings edd. I. S. Moxon, J.D. Smart and A. J. Woodman, 67-86. Cambridge, 1986
36. Cornell, T. J. ‘The value of the literary tradition concerning archaic
Rome’, in Social Struggles in Archaic Rome, ed. K. A. Raaflaub, 5 2-76. California, 1986
37. Costanzi, V. ‘Diode di Pepareto’, Studi Storici per ΐ Antichitä Classica 3
(1910) 74-87
38. Crake, J. E. A. ‘The Annals of the Pontifex Maximus’, CPhil. 35 (1940)
375-86
39. Dahlmann, H. Varro und die hellenistische Sprachtheorie (Problemata 5).
Berlin, 1932
40. Dahlmann, H. ‘M. Terentius Varro (Terentius 84)’, RE Suppi. 6 (1935)
1172-277
41. Dahlmann, H. Varro De Lingua Latina Buch VIII (Hermes Einzelschriften
7). Berlin, 1940
42. Daly, L. J. ‘Livy’s veritas and the spolia opima. Politics and the heroics of A.
Cornelius Cossus (4.19—20)’, Ancient World 4 (1981) 49-63
43. Dessau, H. ‘Livius und Augustus’, Hermes 41 (1906) 142-51


В. Источники
793
44. Dihle, А. ‘M. Verrius Flaccus (Verrius 2)’, RE 2.Reihe, 8 (1958) 1636-45
45. Dorey, T. A. (ed.). Livy (Greek and Latin Studies, Classical Literature and
its Influence). London, 1971
46. Dumezil, G. ‘Grandeur et decadence des Etrusques chez les poetes
augusteens', Eatomus 10 (1951) 293-6
47. Eckstein, A. M. ‘The perils of poetry. The Roman ‘poetic tradition' on the
outbreak of the First Punic War', AJAH 5 (1980) 174-92
48. Erb, N. Kriegsursachen und Kriegsschuld in der ersten Pentade des T. Livius (diss.
Zurich, 1963)
49. Errington, R. M. ‘The chronology of Polybius' Histories, Books I and ΙΓ,
JRS 57 (1967) 96-108
5 o. Fasce, S. ‘Le guerre galliche di Livio e l’epopea mitologica celtica', Maia 3 7 (1985) 27-44
51. Ferenczy, E. ‘Critique des sources de la politique exterieure romaine de 3 90 a 340 avant notre ere’, AAnt. Hung. 1 (1951) 127-59 5 2. Ferrary, J.-L. ‘L’archeologie du De Re Publica (2,2,4-37,63): Ciceron entre Polybe et Platon', JRS 74 (1984) 87-98
53. Flaceliere, R. (ed.). Plutarque Vies VI. 1: Pyrrhos (Collection Bude). Paris,
1971
54. Fraccaro, P. Studi Varroniani. Degente populi Romani libri IV. Padua, 1907
55. Fraenkel, E. ‘Naevius (2)’, RE Suppl. 6 (1935) 622-40
56. Frank, T. ‘Two historical themes in Roman literature’, CPhil. 21 (1926)
311-16
5 7. Frier, B. W. Libri annales pontificum maximorum. The Origins of the Annalistic Tradition (Papers and Monographs of the American Academy in Rome 27). Rome, 1979
58. von Fritz, K. The Theory of the Mixed Constitution in Antiquity. New York,
1954
5 9. Gabba, E. (ed.). Appiani Peliorum Civilium Liber Primus (Introduction, text and commentary). Florence, 1958
60. Gabba, E. ‘Studi su Dionigi di Alicarnasso, r. La costituzione di Romolo',
Athenaeum N.S. 38 (i960) 175-252
61. Gabba, E. ‘Studi su Dionigi da Halicarnasso, 11. II regno di Servio Tullio',
Athenaeum N.S. 39 (1961) 98-121
62. Gabba, E. ‘Studi su Dionigi d'Alicarnasso, in: La proposta di legge agraria
di Spurio Cassio’, Athenaeum N.S. 42 (1964) 29-41
63. Gabba, E. ‘Considerazioni sulla tradizione letteraria suile origini della
repubblica’, in Les origines de la repub lique romaine (Entre tiens Hardt 13) 133-74. Geneva, 1967
64. Gabba, E. ‘Dionigi e la “Storia di Roma arcaica”’, in Association G. Bude.
Actes du IXe Congris (Rome, 13-18 avril 1973) 1*218-29. Paris, 1975.=
65. Gabba, E. ‘La “storia romana arcaica” di Dionigi di Alicarnasso’, A NR W
ii.30.i (1982) 799-816
66. Geizer, M. ‘Römische Politik bei Fabius Pictor’, Hermes 68 (193 3) 129-66
= id. Kleine Schriften ш.51-92


794
В. Источники
67. Geizer, М. ‘Der Anfang römischer Geschichtsschreibung’, Hermes 69
(1934) 46-55 = id. Kleine Schriften ni.93-103
68. Geizer, M. ‘Nochmals über den Anfang der römischen
Geschichtsschreibung’, Hermes 82 (1954) 342—48 = id. Kleine Schriften in. 104—10
69. Gentili, В. ‘Storiografia greca e storiografia romana arcaica’, Studi Urbinati
di Storiaj Filosofta e Letteratura 49 (1975) 13—38
70. Gentili, В. and Cerni, G. be teorie del discorso storico nel pensiero greco e la
storiografia romana arcaica (Universita di Urbino. Istituto di Filologia Classica. Filologia e Critica 15). Rome, 1975
71. Gutberiet, D. Die erste Dekade des Divius als Quelle %ur gracchischen und
sullanischen Zeit (Beiträge zur Altertumswissenschaft 4). Hildesheim, 1985
72. Hanell, K. ‘Zu Problematik der älteren römischen Geschichtsschreibung’,
in Histoire et historiens dans Г antiquite (Entretiens Hardt 4) 147-70. Geneva, 1956
73. Henderson, M.I. Review of Η. Η. Scullard, Roman Politics 200-1jo в.с.
(Oxford, 1951) in JRS 42 (1952) 114-6
74. Henderson, Μ. I. Review of P. G. Walsh, Livj: His Historical Aims and
Methods (Cambridge, 1961) in JRS 52 (1962) 277-8
75. Heurgon, J. ‘L. Cincius e la loi du clavusannalis\ Athenaeum N.S. 42 (1964)
432-7
76. Hill, H. ‘Dionysius of Halicarnassus and the origins of Rome’, JRS 51
(1961) 88-93
77. Hoch, H. Die Darstellung der politischen Sendung Roms bei Livius. Frankfurt,
1951
78. Hornblower, J. Hieronymus of Cardia. Oxford, 1981
79. Horsfall, N. ‘Q. Fabius C. filius Pictor; some new evidence’, LCM1 (1976)
18
80. Jacoby, F. Die Fragmente der griechischen Historiker. 3 parts, 11 vols. Berlin-
Leiden, 1923-58
81. Jocelyn, H. D. ‘The poems of Quintus Ennius’, ANRIF 1.2 (1972)
987-1026
82. Jocelyn, H. D. ‘Varro’s Antiquitates rerum divinarum and religious affairs in
the late Roman republic’, Bulletin of the John Rylands Library 85 (1982) 148-205
83. Jones, C. P. Plutarch and Rome. Oxford, 1971
84. Keil, H. Commentarius in Varronis rerum rusticarum libros tres. Leipzig, 1891
85. Kierdorf, W. ‘Catos Origines und die Anfänge der römischen
Geschichtsschreibung’, Chiron 10 (1980) 204—24
86. Klein, R. Königtum und Königs^eit bei Cicero (diss. Erlangen, 1962)
87. Klotz, A. ‘Diodors römische Annalen’, Rh. Mus. N.F. 86 (1937) 206-24
88. Klotz, A. ‘Zu den Quellen der Archaiologia des Dionysios von
Halicarnassos’, Rh. Mus. N.F. 87 (1938) 32—50
89. Klotz, A. ‘Der Annalist Q. Claudius Quadrigarius’, Rh. Mus. N.F. 91
(1942) 268-85


В. Источники
795
90. Klotz, A. Livius und seine Vorgänger (Neue Wege zur Antike. 2. Reihe,
Interpretationen. Heft 9-11). 3 vols. Amsterdam, 1964
91. Kornemann, E. Oer Priesterkodex in der Regia und die Entstehung der
altrömischen Pseudogeschichte. Tübingen, 1912
92. La Bua, V. Ei lino, Polibio, Sileno, Diodoro, il problema delle fonti dalla morte di
Agatocle alia guerra mercenaria in Africa. Palermo, 1966
93. Laqueur, R. ‘Timagenes (2)’, RE 2. Reihe, 6 (1937) 1063-71
94. Laqueur, R. ‘Timaios (3)’, RE 2. Reihe, 6 (1937) 1076-1203
95. Latte, K. ‘Der Historiker L. Calpurnius Frugi’, Sitzungsberichte der
Deutschen Akademie der Wissenschaften zu Berlin. Klasse für Sprache, Literatur und Kunst i960 n. 7 = id. Kleine Schriften 837-47
96. Lefevre, E. ‘Argumentation und Struktur der moralischen
Geschichtsschreibung der Römer am Beispiel von Livius’ Darstellung des Beginns des römischen Freistaats (2,1-2,15)’, m Livius, Werk und Rezeption. Festschriftfür E. Burck zum 80.Geburtstag, edd. E. Lefevre and E. Olshausen, 31-57. Munich, 1983
97. Lipovsky, J. A Eiistoriographical Study of Livy: Books VI-X. New York,
1981
98. Luce, T. J. ‘Design and structure in Livy: 5.32-55’, ТАРА 102 (1971)
265—302
99. Luce, T. J. Livy. The Composition of his History. Princeton, 1977
100. McDonald, A. H. ‘Theme and style in Roman historiography’, JRS 65
(1975) i 10
101. Manganaro, G. ‘Una biblioteca storica nel ginnasio di Tauromenion e il P.
Oxy. 1241’, PP 29 (1974) 389-409
102. Manganaro, G. ‘Una biblioteca storica nel ginnasio a Tauromenion nel II
sec. a.C.’, in A. Alföldi, Römische Frühgeschichte: Kritik und Forschung seit 1964, 83-96. Heidelberg, 1976
103. Martin, P. M. ‘Mutation ideologigue dans les figures de heros republicans
entre 362 et 279 av. J.C.’, REL 60 (1982) 139—52
104. Mattingly, H. B. ‘Q. Fabius Pictor, father of Roman history’, LCM 1
(1976) 3-7
105. Mattingly, H. B. ‘Polybius’ use of Fabius Pictor’, LCM 7.2 (1982) 20
106. Mazzarino, S. II pensiero storico classico. 2 vols. Bari, 1966
107. Meister, К. Historische Kritik bei Polybios (Palingenesia 9). Berlin, 1975
108. Mensching, E. ‘Livius, Cossus und Augustus’, ΜΗ 24 (1967) 12-32
109. Meyer, Ed. ‘Untersuchungen über Diodors römische Geschichte’, Rh.
Mus. N.F. 37 (1882) 610—27
no. Mitchell, R. E. ‘The historical and historiographical prominence of the Pyrrhic War’, in The Craft of the Ancient Historian: Essays in Honor of Chester G. Starr, edd. J. W. Eadie and J. Ober, 303—30. Lanham, 1985 hi. Momigliano, A. ‘Perizonius, Niebuhr and the character of early Roman tradition’, JRS 47 (1957) 104-14 = id. Secondo Contributo 69-88 = id. Essays in Ancient and Modern Historiography 231-51. Oxford, 1977
112. 	Momigliano, A. ‘Some observations on the Origo gentis Romanae’, JRS 48 (1958) 56-73 = id. Secondo Contributo 145-76


796
В. Источники
113. Momigliano, А. ‘ Atene nel III secolo a.C. e la scoperta di Roma nelle storie
di Timeo di Tauromenio’, RSI71 (1959) 529-56 = id. Τεπζο Contributo
23-53
114. Momigliano, A. ‘Linee per una valutazione di Fabio Pittore’, RAL ser.
8.15 (i960) 310—20 = id. Ter^o Contributo 55-68
115. Momigliano, A. ‘Timeo, Fabio Pittore e il primo censimento di Servio
Tullio’, in Miscellanea di studi alessandrini in memoria di Augusto Rost agni 180-87. Turin, 1963 = id. Ter^o Contributo 649-56
116. Momigliano, A. ‘Did Fabius Pictor lie?’, New York Review of Books 16 Sept.
1965, 19-22 = id. Essays in Ancient and Modern Historiography 99-105. Oxford, 1977
117. Momigliano, A. Essays in Ancient and Modern Historiography. Oxford, 1977
118. Münzer, F. ‘Q. Fabius Pictor (Fabius (126))’, RE 6 (1909) 1836-41
119. Musti, D. Tendende ne lia storiografia romana e greca su Roma arcaica. Studi su
Livio e Dionigi di Alicarnasso (Quaderni Urbinati di Cultura Classica 10). Urbino, 1970
120. Musti, D. ‘Polibio negli studi dell’ultimo ventennio (1950-1970)’,
ANR1V 1.2 (1972) 1114—81
121. Musti, D. ‘Etruschi e Greci nella rappresentazione dionisiana delle origini
di Roma’, in Gli Etruschi e Roma 23-44
122. Nederlof, A. B. Plutarchus’ Leven van Pyrrhus. Historische Commentaar (diss.
Leiden, 1940)
123. Nicolet, C. ‘Polybe et les institutions romaines’, in Polybe (Entretiens Hardt
20) 209-58. Geneva, 1974
124. Nitzsch, K. W. Die römische Annalistik von ihren ersten Anfängen bis auf
Valerius Antias. Berlin, 1873
125. Noe, E. TI tentativo di Appio Erdonio nella narrazione di Dionigi’, RAL
ser. 8.32 (1978) 641-65
126. Noe, E. ‘Ricerche su Dionigi d’Alicarnasso; La prima stasis a Roma e
l’episodio di Coriolano’, in Ricerche di storiografia antica I: Ricerche di storiografia greca di etä romana (Biblioteca di Studi Antichi 22) 21-116. Pisa, 1979
127. Oakley, S. P. A Commentary on Livy Book IX, 1-28 (Ph.D. thesis. Cam¬
bridge, 1984)
128. Ogilvie, R. M. ‘Livy, Licinius Macer and the libri linte?, JRS 48 (1958)
40—6
129. Ogilvie, R. M. A Commentary on Livy Books /-/. Oxford, 1965
130. Pabst, W. Quellenkritische Studien %ur inneren Geschichte der älteren Zeit bei T.
Livius und Dionys von Halikarnass (diss. Innsbruck, 1969)
131. Pedech, P. La methode historique de Polybe (Collection d’Etudes Anciennes).
Paris, 1964
132. Pelling, C. B. R. ‘Plutarch’s method of work in the Roman lives’, JHS 99
(1979) 74-96
133. Pelling, C. B. R. ‘Plutarch’s adaptation of his source material’, JHS 100
(1980) 127-39


В. Источники
797
134. Perl, G. ‘Der Anfang der römischen Geschichtsschreibung’, Forschungen
und Fortschritte 38(1964) 185-9, 213_I8
135. Peter, H. Historicorum Komanorum Keliquiae 1. Ed. 2. Leipzig, 1914
136. Petzold, K.-E. Studien %ur Methode des Polybios und ihrer historischen
Auswertung. Munich, 1969
137. Petzold, K.-E. ‘Die Entstehung des römischen Weltreiches im Spiegel der
Historiographie’, in Livius: Werk und Rezeption. Festschrift für E. Burck 241-63. Munich, 1983
138. Phillips, J. E. ‘Current research in Livy’s first decade, 1975-9’, ANRW
и.30.2 (1982) 998-1057
139. Pinsent, J. ‘ Antiquarianism, fiction and history in the first decade of Livy’,
The Classical Journal 55 (1959) 81-5
140. Pinsent, J. ‘Cincius, Fabius and the Otacilii’, Phoenix 18 (1964) 18-29
141. Plathner, H.-G. Die Schlachtschilderungen bei Livius. Breslau, 1934
142. Poma, G. ‘La valutazione del Decemvirato nel De republica di Cicerone’,
RS A 6-7 (1976-7) 129-46
143. Pöschl, V. Römischer Staat und griechischer Staatsdenken bei Cicero:
Untersuchungen zu Ciceros Schrift De republica. Berlin, 1936
144. Poucet, J. ‘Le premier livre de Tite-Live et l’histoire’, LEC 43 (1975)
327-49
145. Puccioni, G. (ed.). Aureli Victoris Origo gentis Romanae. Florence, 1958
146. Radke, G. ‘Die Überlieferung archaischer lateinischer Texte in der
Antike’, Romanitas 11 (1972) 189-264
147. Rambaud, M. Ciceronetl'histoire romaine (Collection d’Etudes Latines: Serie
Scientifique 28). Paris, 1953
148. Rawson, E. ‘Prodigy lists and the use of the Annales Maximi’, CQ N.S. 21
(1971) 158-69
149. Rawson, E. ‘Cicero the historian and Cicero the antiquarian’, JRS 62
Ü972) ЗЗ-45
150. Rawson, E. ‘The first Latin annalists’, Latomus 35 (1976) 689-717
151. Reitzenstein, R. Verrianische Forschungen. Breslau, 1887
152. Richard, J.-C. (ed.). Ps. Aurelius Victor, Les origines du peuple romain
(Collection Bude). Paris, 1983
153. Roberts, L. G. ‘The Gallic fire and Roman archives’, MAAR 2 (1918)
5 5-<>5
154. Russell, D. A. F. M. ‘Plutarch’s life of Coriolanus’, JRS 53 (1963) 21-8
155. Russell, D. A. F. M. Plutarch. London, 1973
156. Saulnier, C. ‘L’histoire militaire de la Rome archa'ique chez Denys
d’Halicarnasse’, Bulletin de Г Association G. Bude 1972, 283-95
157. Schaeublin, C. ‘Sempronius Asellio fr. 2’, Würzburger Jahrbücher für die
Alter tum swissenchajt N.F. 9 (1983) 147-55
158. Scheller, P. De hellenistica historiae conscribendae arte (diss. Leipzig, 1911)
15 9. Schroder, W. A. Ai. Porcius Cato: Das erste Buch des Origines (Beiträge zur
klassischen Philologie 41). Meisenheim, 1971


798
В. Источники
160. Schultze, С. Dionysius of Halicarnassus as an Historian: An Investigation of his
Aims and Methods in the Antiquitates Romanae (D.Phil. thesis. Oxford, 1980)
161. Schultze, C. ‘Dionysius of Halicarnassus and his audience’, in Past Perspec¬
tives: Studies in Greek and Roman Historical Writings edd. I. S. Moxon,
J. 	D. Smart and A. J. Woodman, 121-42. Cambridge, 1986
162. Schwartz, E. ‘Diodorus’, RE 5 (1905) 663-704
163. Schwartz, E. ‘Dionysius von Halikarnassos’, RE 5 (1905) 934-61
164. Seemüller, J. Die Doubletten in der ersten Dekade des Livius (diss. Neuberg,
1904)
165. Sigwart, G. ‘Römische Fasten und Annalen bei Diodor’, Klio 6(1906) 269-
86, 	341-79
166. Skutsch, O. ‘Readings and interpretations in the Annals’, in Ennius
(Entretiens Hardt 17) 3-29. Geneva, 1971
167. Skutsch, O. ‘Notes on Ennius’, BICS 21 (1974) 75-80
168. Skutsch, O. ‘Notes on Ennius HF, BICS 24 (1977) 1-6
169. Skutsch, О. The Annals of Q. Ennius. Oxford, 1985
170. Solodov, J.B. ‘Livy and the story of Horatius, 1, 24-26’, ТАРА 109
(1979) 251-68
171. Soltau, W. Die Anfänge der römischen Geschichtsschreibung. Leipzig, 1909
172. Strzelecki, W. Quaestiones Verrianae. Warsaw, 1932
173. Syme, R. ‘Livy and Augustus’, HS CP 64 (1959) 2 7-87 = id. Roman Papers
1.400—54. Oxford, 1979
174. Timpe, D. ‘Fabius Pictor und die Anfänge der römischen
Historiographie’, ANRW 1.2 (1972) 928-69
175. Timpe, D. ‘Erwägungen zur jüngeren Annalistik’, A <& A 25 (1979)
97-119
176. Tomasini, О. ‘Per l’individuazione di fonti storiografiche anonime latine
in Dionigi d’Alicarnasso’, Annali della Facoltä di Lettere e Filosofia, Trieste 1 (1964-5) 153-74
177. Torelli, Marina R. Rerum Romanarum fontes ab anno ccxcii ad annum cclxv
a.Ch.n. Pisa, 1978
178. von Ungern-Sternberg, J. ‘The formation of the “annalistic tradition”: the
example of the Decemvirate’, in Social Struggles in Archaic Rome, ed.
K. A. Raaflaub. California, 1986
179. Varron (Entretiens Hardt 9). Geneva, 1963
180. Verdin, H. ‘La fonction de l’histoire selon Denys d’Halicarnasse’, Anc. Soc.
5 (1974) 289-307
181. Walbank, F. W. ‘Polybius, Philinus and the First Punic War’, CQ 39(1945)
i—18 = id. Selected Papers 77—98
182. Walbank, F. W. A Historical Commentary on Polybius. 3 vols. Oxford,
1957-79
183. Walbank, F. W. ‘History and tragedy’, Historia 9 (i960) 216-34 = id.
Selected Papers 224—41
184. Walbank, F. W. ‘The historians of Greek Sicily’, Kokalos 14-15 (1968-9)
476-98


В. Источники
799
185. Walbank, F. W. Polybius (Sather Classical Lectures 42). Berkeley-Los
Angeles, 1972
186. Walbank, F. W. Selected Papers. Studies in Greek and Roman History and
Historiography. Cambridge, 1985
187. Walsh, P. G. Livy; His Historical Aims and Methods. Cambridge, 1961
188. Walsh, P. G. Livy (G <& R New Surveys in the Classics 8). Oxford, 1974
189. Wiken, E. Die Kunde der Hellenen von dem Land und den Völkern der
Apenninenhalbinsel bis joo v.Chr. Lund, 1937
190. Wiseman, T. P. Clio's Cosmetics. Three Studies in Greco-Roman Literature.
Leicester, 1979
191. Wiseman, T. P. ‘The credibility of the Roman annalists’, LCM 8 (1983)
20-2
192. Wiseman, T. P. ‘Monuments and the Roman annalists’, in Past Perspectives:
Studies in Greek and Roman Historical Writings edd. I. S. Moxon, J. D. Smart and A. J. Woodman, 87-100. Cambridge, 1986
193. Wolski, J. ‘La prise de Rome par les Celtes et la formation de l’annalistique
romaine’, Historia 5 (1956) 24-52
194. Zimmerer, M. Der Annalist Qu. Claudius Quadrigarius. Munich, 1937
(b) 	Эпиграфические и нумизматические источники.
Развитие римской монетной системы
См. также: J (с) о Пирре и К (а) о Карфагене, а также AE, CIL, IG, ILLRP, ILS, Inscr. Ital, SGDI, SIG, TLE в списке сокращений. См. далее: В 115, 351, 373; D 7; G 35, 43, 45, 80, 114, 120, 151, 388, 419; Н 23; J 129.
195. Alföldi, А. ‘Timaios’ Bericht über die Anfänge der Geldprägung in Rom’,
MDAI(R) 68 (1961) 64-79
196. Ampolo, C. ‘Servius rex primus signavit aes', PP 29 (1974) 382-8
197. Bloch, R. ‘Ä propos des inscriptions latines les plus anciennes’, in Acta of
the Fifth International Congress of Greek and Latin Epigraphy 1967 175-81. Cambridge, 1971
198. Bloch, R. ‘A propos de l’inscription latine archa'fque trouvee ä Satricum’,
Latomus 42 (1983) 362-71
199. Breglia, L. ‘A proposito dell’ ‘aes signatum”, AHN 12-14 (1965—7)
269-75
200. Breglia, L. Numismatica antica: storia e metodologia. Ed. 2. Milan, 1967
201. Bremmer, J. ‘The suodales of Poplios Valesios’, Zeitschrift für Papyrologie und
Epigraphik 47 (1982) 133-47
202. Burnett, A. ‘The coinages of Rome and Magna Graecia in the late fourth
and early third centuries b.c.’, SNR 56 (1977) 92-121
203. Burnett, A. ‘The first Roman silver coins’, NAC 7 (1978) 121-42
204. Burnett, A. ‘The second issue of Roman didrachms’, NAC 9 (1980)
169-74
205. Colonna, G. ‘Una nuova iscrizione etrusca del VII secolo’, MEFR 82
(1970) 637-72
206. Colonna, G. ‘Ancora sulla fibula prenestina’, Epigraphica 41 (1979) 119-30


800
В. Источники
207. Colonna, G. ‘Duenos’, Stud. Htr. 47 (1979) 163—72
208. Colonna, G. “‘Graeco more bibere”; l’iscrizione della tomba 115
dellOsteria dell’Osa’, Arch. La%. 3 (1980) 51-5
209. Cornell, T. J. Review-discussion of M. Torelli, Elogia Tarquiniensia (Flor¬
ence, 1975), in JRS 68 (1978) 167-73
210. Crawford, Μ. H. Roman Republican Coinage. 2 vols. Cambridge, 1974
211. Crawford, Μ. H. Та moneta in Grecia e Roma. Rome-Bari, 1982
212. Crawford, Μ. H. Coinage and Money under the Roman Republic: Italy and the
Mediterranean Economy. London, 1985
213. Degrassi, A. Inscriptiones Latinae Liberae Rei Publicae (Biblioteca di studi
superiori 23 & 40). 2 vols. Ed. 2. Florence, 1965
214. De Simone, C. ‘L’iscrizione latina arcaica di Satricum. Problemi
metodologici ed ermeneutici’, Giornale Italiano di Filologia 33 (1981) 25-56
215. Dumezil, G. ‘Remarques sur la stele archa'ique du Forum’, in Hommages J.
Bay et (1964) 172—9
216. Dumezil, G. ‘La deuxieme ligne de l’inscription de Duenos’, in Hommages
SI. Renard (1969) 11.244-5 5
217. Dümmler, F. ‘Iscrizione della fibula prenestina’, MDAI(R) 2 (1887) 40-3
218. Durante, M. ‘L’iscrizione di Dueno’, Incontri Linguistici 7 (1982) 31-5
219. Ernout, A. Recueil de textes latins archaiques. Ed. 2. Paris, 1957
220. Franke, P. R. Oie antiken Münzen von Epirus I. Wiesbaden, 1961
221. Gabriel, E. La mone talione del bronco nella Sicilia antica. Palermo, 1927
222. Gjerstad, E. ‘The Duenos vase’, in Septentrionalia et Orientalia. Studia В.
KarIgren dedicata 133-43. Stockholm, 1959
223. Gordon, A. E. ‘Notes on the Duenos-vase inscription in Berlin’, CSC A 8
(1975) 53-72
224. Gordon, A. E. The Inscribed Fibula Praenestina: Problems of Authenticity
(University of California Publications: Classical Studies 16). Berkeley- Los Angeles-London, 1975
225. Guarducci, M. ‘L’epigrafe REX nella regia del Foro Romano’, in Akten
des VI. Internationalen Kongresses für griechische und lateinische Epigraphik. München, 1972 (Vestigia 17) 381-4. Munich, 1973
226. Guarducci, M. ‘La cosidetta Fibula Praenestina’, MAL ser. 8.24 (1980)
44-574
227. Guarducci, M. ‘L’epigrafe arcaica di Satricum e Publio Valerio’, RAL ser.
8.35 (1981) 479-89
228. Guarducci, M. ‘La cosidetta Fibula Praenestina: elementi nuovi’, MAL
ser. 8.28 (1984) 127-77
229. Натр, E. P. Ts the fibula a fake?’, AJPhil. 102 (1981) 151—4
230. Happ, H. ‘Zwei lateinische Graffiti archaischer Zeit aus Rom’, Glotta 46
(1968) 121-36
231. Happ, H. ‘Nochmals zum rex-graffito aus Rom’, Glotta 48 (1970) 248-5 3
232. Helbig, W. ‘Sopra una fibula d’oro trovata presso Palestrina’, MDAI(R)
2 (1887) 37-9
233. Heurgon, J. ‘L’elogium d’un magistrat etrusque decouvert a Tarquinia’,
MEFR 63 (1951) 119—37


В. Источники
801
234. Heurgon, J. ‘The inscriptions of Pyrgi’, JRS 56 (1966) 1-15
235. Heurgon, J. ‘Recherches sur la fibule d’or inserite de Chiusi: la plus
ancienne mention epigraphique du nom des Etrusques’, MEFR 83 (1971) 9-28
236. Le iscri^ioni prelatine in Italia. Colloquio Roma, 14-ij mar^o 1977 (Atti dei
Convegni Lincei 39). Rome, 1979
237. Karo, G. Review of D. Randall-Maclver, Villanovans and Early Etruscans
(Oxford, 1924) in Wiener Prähistorische Zeitschrift 12 (1925) 143-7
238. Krummery, H. ‘Die Fibula Praenestina als Fälschung erwiesen?’, Klio 64
(1982) 583-9
239. Lazzeroni, R. ‘Note sulla fibula prenestina’, SCO 31 (1981) 227-32
240. Lo Schiavo, F. ‘La “fibula prenestina”: considerazioni tipologiche’, BPI
N.S. 24 (1975-80) 287-306
241. Mattingly, H. ‘Coinage and the Roman state’ (review-discussion of Μ. Η.
Crawford, Roman Republican Coinage (Cambridge, 1974)), in Num. Chron. 17 (1977) 199~215
242. Mitchell, R. E. ‘The fourth-century origin of Roman didrachms’,
ANSMN 15 (1969) 41-71
243. Moretti, L. ‘Chio e la lupa capitolina’, Riv. Eil. 108 (1980) 33-54
244. Nenci, G. ‘Considerazioni sulla storia della monetazione in Plinio (N.H.
33.42-7)’, Athenaeum N.S. 46 (1968) 3-36
245. Pallottino, M. ‘Rivista di epigrafia etrusca. i.Veio, n. 1’, Stud. Etr. 13
(1939)455-7
246. Pallottino, M. ‘L’ermeneutica etrusca fra due documenti-chiave’, Stud.
Etr. 37 (1969) 79-91 = id. Saggi di Antichitä 11.533-44. Rome, 1979
247. Palmer, R. E. A. The King and the Comitium. A Study of Rome's Oldest Public
Document (Historia Einzelschriften 11). Wiesbaden, 1969
248. Pfister, R. ‘Zur gefälschten Maniosinschrift’, Glotta 61 (1983) 105-18
249. Piccozzi, V. ‘Q. Ogulnio C. Fabio coss.’, NAC 8 (1979) 159-71
250. Pisani, V. Testi latini arcaici e volgari. Turin, 1950
251. Pisani, V. ‘L’iscrizione paleolatina di Satricum’, Glotta 51 (1981) 136-40
252. Prosdocimi, A. L. ‘Studi sul latino arcaico 11. Sull’iscrizione “Popliosio
Valesiosio” di Satricum’, Stud. Etr. 47 (1979) 183-97
253. Prosdocimi, A. L. ‘Studi sull’italico’, Stud. Etr. 48 (1980) 187-249
254. Prosdocimi, A. L. ‘SulPiscrizione di Satricum’, Giornale Italiam di Filologia
N.S. 15 (1984) 183-230
255. Pugliese Carratelli, G. Tntorno alie lamine di Pyrgi’, Stud. Etr. 33 (1965)
221-35
256. Radke, G. ‘Zu der archaischen Inschrift von Madonnetta’, Glotta 42 (1964)
214-19
257. Radke, G. ‘Zur Echtheit der Inschrift auf der Fibula Praenestina’,
Archäologisches Korresponden^blatt 14 (1984) 59-66
258. Ravel, O. E. Descriptive Catalogue of the Collection of Tarentine Coinsformed by
Μ. P. Vlasto. London, 1947
259. Reynolds, J. ‘Inscriptions and Roman studies 1910-1960’, JRS 50 (i960)
204-9


802
В. Источники
260. Ridgway, D. ‘Manios faked?’, BICS 24 (1977) 17-30
261. Sarstrom, Μ. A Study in the Coinage of the Mamertines. Lund, 1940
262. Solin, H. ‘Zur Datierung ältester lateinischer Inschriften’, Glotta 47 (1969)
248-53
263. Stibbe, C. M., Colonna, G., De Simone, C. and Versnel, H. S. Lapis
Satricanus (Nederlands Instituut te Rome, Scripta Minora 5). The Hague, 1980
264. Thomsen, R. Early Roman Coinage, Λ Study of the Chronology
(Nationalmuseetsskrifter, Arkaeologisk-historisk Raekke 5,9 and 10). 3 vols. Copenhagen, 1957 and 1961
265. Torelli, M. ‘L’iscrizione “latina” nella coppa argentea della tomba
Bernardini’, DArch. 1 (1967) 38—45
266. Torelli, M. Elogia Tarquiniensia. Florence, 1975
267. Truempy, C. ‘La fibule de Preneste. Document inestimable ou falsifica¬
tion?’, MH 40 (1983) 65-74
268. Versnel, H. S. ‘Die neue Inschrift von Satricum in historischer Sicht’,
Gymnasium 89 (1982) 193-235
269. di Vita, A. ‘Un milliarium del 252 a.C. e l’antica via Agrigento-Panormo’,
Kokalos i (1955) 10-21
270. Vitucci, G. ‘Intorno a un nuovo frammento di elogium’, Riv. Eil. 31(1953)
43-61
271. Weinstock, S. ‘Two archaic inscriptions from Latium’, JRS 50 (i960)
114-8
272. Wieacker, F. ‘Die Manios-Inschrift von Präneste. Zu einer exemplarischen
Kontroverse’, Nachrichten der Akademie der Wissenschaften in Göttingen 1. Phil.-hist. Klasse, Jahrgang 1984 n. 9
273. Zehnacker, H. Moneta. Recherches sur ΐorganisation et Fart des emissions
monetaires de la ripuhlique romaine (289-31 av. J-C.) (Bibliotheque des Ecoles Fran£aises d’Athenes et de Rome 222). 2 vols. Paris, 1973
274. Zevi, F. ‘Un documento inedito sulla fibula di Manios’, Prospettiva 5 (1976)
50-2
(с) 	Археологические источники
См. также: Е (а) о культах основателей города и т. п.; Е (Ь) о Риме; J (а) о дорим- ской Италии; К (а) о Карфагене; А 56—59, 81, 108, 113; G 59, 93, 110, 346—347, 382, 401, 445, 449, 477, 499-500, 534, 715, 718-719; 1 13-14, 16, 27, 32-33, 35, 49.
275. Aberg, N. Bron%e%eitliche und früheisen^eitliche Chronologie 1: Italien. Stock¬
holm, 1930
276. Acanfora, M. O., Segre, A. G., Tortorici, E. et al. ‘Gli scavi della necropoli
dell’Osa (Roma)’, BPI N.S. 23 (1972-4) 253-374
277. Ajfreschi romani dalle raccolte de//’Antiquarium Comunale (Exhibition cata¬
logue). Rome, 1976
278. Algreen-Ussing, G. and Fischer-Hansen, T. ‘Ficana, le saline e le vie della
regione bassa del Tevere’, Arch. La%. 7.1 (1985) 65-71
279. Andren, A. Architectural Terracottas from Etrusco-Italic Temples (Skrifter
utgivna av Svenska Institutet i Rom 4). Lund, 1940


В. Источники
803
280. Andren, A. Osservazioni suile terrecotte architettoniche etrusco-italiche’,
Op. Rom. 8 (1974) 1-16
281. Archeologia Latiale 1- . Rome, 1978- .
282. Ashby, T. ‘La rete stradale romana neirEtruria meridionale in relazione а
quella dei periodo et rusco’, Stud. Etr. 3 (1929) 171-85
283. Aubet, E. Los marfiles orient alitantes de Praeneste. Barcelona, 1971
284. Beazley, J.D. Etruscan Vase Painting. Oxford, 1947
285. Bedini, A. ‘Abitato protostoriсо in localita Aequa Acetosa Laurentina’,
Arch. La?. i (1978) 30-4
286. Bedini, A. ‘Abitato protostorico in localita Acqua Acetosa-Laurentina’,
Arch. La?. 2 (1979) 21-8
287. Bedini, A. ‘Abitato protostorico in localita Acqua Acetosa-Laurentina’,
Arch. La?. з (1980) 58-64
288. Bedini, A. ‘Contributo alia conoscenza del territorio a sud di Roma in
epoca protostorica’, Arch. La?. 4 (1981) 57-68
289. Bedini, A. ‘Edifici di abitazione di epoca arcaica in localita Acqua Acetosa
Laurentina’, Arch. La?. 4 (1981) 253-7
290. Bedini, A. ‘Due nuove tombe a camera presso l’abitato della Laurentina:
nota su alcuni tipi di sepolture nel VI e V secolo a.C.’, Arch. La?. 5 (1983) 28-37
291. Bedini, A. ‘Tre corredi protostorici dal Torrino: osservazioni
sull’affermarsi e la funzione delle aristocrazie terriere nell’ VIII secolo a.C. nel Lazio’, Arch. La?. 7.1 (1985) 44-64
292. Bedini, A. and Cordano, F. ‘L’ottavo secolo nel Lazio e l’inizio
dell’orientalizzante antico alia luce di recenti scoperte nella necropoli di Castel di Decima’, PP 32 (1977) 274-311
293. Belardelli, C, Bietti Sestieri, A. M., et al. ‘Preistoria e protostoria nel
territorio di Roma. Modelli di insediamento e vie di comunicazione’, in II Teuere e le altre vie d’acqua delLa?io antico {Arch. La?. 7.2 (1986)) 30-70
294. Bietti Sestieri, A. M. ‘Gabii - Dati e ipotesi preliminari sulla necropoli
dellOsteria dell’Osa’, Arch. La?. 1 (1978) 47-50
295. Bietti Sestieri, A. M. Ricerca su una comunita delLa?ioprotostorico. IIsepolcreto
deirOsteria dell’Osa sulla via Prenestina. Rome, 1979
296. Bietti Sestieri, A. M. ‘La necropoli dell Osteria dell’Osa’, Arch. La?. 2
(1979) 15-20
297. Blake, Μ. E. Ancient Roman Construction in Italy from the Prehistoric Period to
Augustus. Washington, 1947
298. Bocci Pacini, P. ‘II pittore di Sommavilla Sabina ed il problema della
nascita delle figure rosse in Etruria’, Stud. Etr. 5 0(198 2(^984]) 23-39
299. Boitani, F. ‘Veio: nuovi rinvenimenti nella necropoli di Monte Michele’, in
Archeologia della Tuscia 95-103. Rome, 1982
300. Brandt, J. R., Pavolini, C. and Cataldi Dini, M. ‘Ficana’, Arch. La?. 2
(1979) 29-36
301. Castagnoli, F. ‘Roma arcaica e i recenti scavi di Lavinio’, PP 32 (1977)
340-55


804
В. Источники
302. Castaldi, Е. ‘La civilta appenninica 1959-1976. Per un bilancio critico’, in
Studi in onore di F. Kittatore Vonmller 1: Preistoria e protostoria 1.57-79. Сото, 1982
303. Cataldi, M. ‘Ficana: saggio di scavo sulle pendici sud-occidentali di Monte
Cugno, nelle vicinanze dei moderno casale’, Arch. La%. 4 (1981) 274-86
304. Chiarucci, G. ‘Albano: nuove scoperte relative ai primi periodi della civilta
laziale’, Arch. La%. 6 (1984) 29-34
305. Civilta arcaica dei Sabini nella valle del Tevere. 2 vols. Rome, 1973-4
306. Civilta dei La^io primitivo. Palabo delle Esposi^ioni. Koma 1976 (Exhibition
catalogue). Rome, 1976
307. Coarelli, F. ‘II sepolcro degli Scipioni’, DArch. 6 (1972) 36-105
308. Coarelli, F. Guida archeologica di Koma. Ed. 2. Milan, 1975
309. Coarelli, F. Guida archeologica del Lasfo. Rome—Bari, 1982
310. Coarelli, F. and La Regina, A. Guida archeologica dell’Abrusgo e Molise.
Rome-Bari, 1984
311. Colonna, G. ‘Preistoria e protostoria di Roma e del Lazio’, in Popolie civilta
dell’Italia antica 11.283—346. Rome, 1974
312. Colonna, G. ‘Un aspetto oscuro del Lazio antico: le tombe del VI-V secolo
a.C.\ PP 32 (1977) 131-65
313. Colonna, G. ‘Vulci nella valle del Fiora e dell’Albegna’, in La civilta arcaica
di Vulci e la sua espansione (Atti delX convegno di studi etruschi e italici) 189- 96. Florence, 1977
314. Conta Haller, G. Kicerche su alcuni centrifortificati in operapoligonale neWarea
campano-sannitica (Accademia di Archeologia, Lettere e Belle Arti di Napoli, Monumenti 3). Naples, 1978
315. Cornell, T. J. ‘Rome and Latium Vetus, 1974-79’, in Archaeological Keports
for 1979-80 (Society for the Promotion of Hellenic Studies & British School at Athens, Archaeological Reports 28) 71-89. London, 1980
316. Un decennio di ricerche archeologiche 11.395-526. Rome, 1978
317. Del Chiaro, M. A. The Genucilia Group: a Class of Etruscan Ked-Figured
Plates. Berkeley, 1957
318. De Rossi, G. M. Tellenae (Forma Italiae Regio 1, 4). Rome, 1967
319. De Rossi, G. M. Bovillae (Forma Italiae Regio 1, 15). Florence, 1979
320. Dohrn, T. ‘Vulci, Tomba 47 “del Guerriero” ’, in W. Helbig, Führer dnrch
die öffentlichen Sammlungen klassischer Altertümer in Korn 111.491-2. Ed. 4. Tübingen, 1969
321. Dohrn, T. Oie Ficoronische Cista. Berlin, 1972
322. Dragt, G. I. W. ‘Le case su fondamenta in pietra’, in Satricum - una cittä
latina 41-2. Florence, 1982
323. von Duhn, F. Italische Gräber künde. 2 vols. Heidelberg, 1924-39
324. Ficana - en milesten pä veien til Koma. Ed. 2. Copenhagen, 1981
325. Ficana. Catalogo della Mostra. Rome, 1981
326. Ficana. Kassegna preliminare delle Campagne archeologiche 197/-7 (Itinerari
Ostiensi 2). Rome, 1977. Aggiornamento. Rome, 1978
327. Fischer-Hansen. T. et al. ‘Ficana’, Arch. La%. 1 (1978) 35-41


В. Источники
805
328. Frederiksen, М. W. ‘Archaeology in South Italy and Sicily, 1973-6’, in
Archaeological Reports for 1976-7 (Society for the Promotion of Hellenic Studies and British School at Athens, Archaeological Reports 23) 43- 76. London, 1977
329. Frederiksen, M. W. and Ward Perkins, J. B. ‘The ancient road systems of
the central and northern Ager Faliscus: notes on South Etruria 11’, PBSR 25 (1957) 67-208
330. Fugazzola Delpino, M. A. Testimonialize di cultura appenninica nel La^io
(Origines, Studi e Materiali pubbl. a cura dell’Istituto Italiano di Preistoria e Protostoria). Florence, 1976
331. Gabba, E. Review of G. Conta Haller, Ricerche su alcuni centri fortificati in
operapoligonale in area campano-sannitica (Naples, 1978), in Athenaeum N.S.
57 (1979) 171-г
332. Galieti, A. ‘Contributo alia conoscenza dell’armatura dei prisci Latini’, in
Atti del IV congresso nationale di studi romani 11.282-9. Rome, 1938 = Archeologia e Societä 2.2 (1976) 45-50 (with new photographs)
333. Gierow, P. G. The Iron Age Culture of Tatium. 2 vols. Lund, 1964-6
334. Gierow, P. G. Relative and Absolute Chronology of the Iron Age Culture of
Tatium in the Tight of Recent Discoveries. Separately paginated fascicle of Scripta Minora 1977—8 in honorem E. Gjerstad. Lund, 1977
335. Gierow, P. G. T Colli Albani nel quadro archeologico della civilta laziale’,
Op. Rom. 14 (1983) 7-18
336. Gjerstad, E. ‘Cultural history of early Rome. Summary of archaeological
evidence’, Acta Archaeologica 36 (1965) 1—41
337. Guaitoli, M. ‘L’abitato di Castel di Decima’, Arch. Та2 (1979) 37-40
338. Guaitoli, M. ‘Gabii: osservazioni sulle fasi di sviluppo dell’abitato’,
Quaderni dellTstituto di Topografia Antica dellTJniversitä di Roma 9 (1981) 23-58
339. Guaitoli, M. ‘Castel di Decima. Nuove osservazioni sulla topografia
dell’abitato alia luce dei primi saggi di scavo’, Quaderni dellTstituto di Topografia Antica dellTJniversitä di Roma 9 (1981) 117-50
340. Guaitoli, M., Piccareta, F. and Sommella, P. ‘Contributi per una carta
archeologica del territorio di Castel di Decima’, Quaderni dellTstituto di Topografia Antica dell' Universita di Roma 6 (1974) 43—130
341. Guidi, A. et al. ‘Cures Sabini’, Arch. Ta%> 7.1 (1985) 77-92
342. Helbig, W. Führer durch die öffentlichen Sammlungen klassischer Altertümer in
Rom. 4 vols. Ed. 4 (revised by H. Speier). Tübingen, 1963-72
344. Hencken, H. Tarquinia and Etruscan Origins. London, 1968
345 · Hencken, H. Tarquinia, VUlanov ans and Early Etruscans. 2 vols. Cambridge, 1968
345. Holloway, R. R. Italy and the Aegean 9000-700 в. c. (Publications d’Histoire
de l’Art et d’Archeologie de l’Universite Catholique de Louvain 28. Archeologia Transatlantica 1). Louvain, 1981 346* Jarva, E. ‘Area di tombe infantili a Ficana’, Arch. Ta%. 4 (1981) 269-73 347· Jehasse, J. and L. Та necropole preromaine d!Aleria (1960-1968) (Gallia Suppl. 25). Paris, 1973


806
В. Источники
348. Johnston, A. W. Trade-marks on Greek Vases. Warminster, 1979
349. Judson, S. and Hemphill, P. ‘Sizes of settlements in southern Etruria 6th-
5th centuries b.c.’, Stud. Etr. 49 (1981) 193-202
350. Kahane, A., Threipland, L. M. and Ward-Perkins, J. B. ‘The Ager
Veientanus North and East of Rome’, PBSR 36 (1968) 1-218
351. Karo, G. ‘Tombe arcaiche di Cuma’, BPI 30 (1904) 1-29
352. La Regina, A. ‘Centri fortificati preromani nei territori sabellici dell’Italia
centrale’, Pos^bna lsdanja 24 (1975) 271-82
353. La Rocca, E. ‘Due tombe dell’Esquilino. Alcune novita sui commercio
euboico in Italia centrale nell’VIII secolo a.C.’, DArch. 8 (1974-5) 86—103
3 5 4. Leveque, P. and Morel, J.-P. Ceramiqueshellenistiqueset romaines. Paris, 1980
355. Liverani, P. ‘L’Ager Veientanus in eta repubblicana’, PBSR 52 (1984)
36-48
356. Lugli, G. La tecnica ediliyia romana. 2 vols. Rome, 1957
357. Martelli, M. and Cristofani, M. (edd.). Caratteri dell·ellenismo nelle urne
etrusche. Florence, 1977
358. Melis, F. and Rathje, A. ‘Considerazioni sullo studio dell’architettura
domestica arcaica’, Arch. La%. 6 (1984) 382-95
359. Montelius, C. La civilisation primitive en Italie depuis Г introduction des metaux.
2 vols. Stockholm, 1895—1905
3 60. Morel, J. -P. Cerantique au vernis mir du Forum romain et du Palatin. Paris, 196 5
361. Morel, J.-P. ‘L’atelier des petites estampilles’, MEFR 81 (1969) 1-59
362. Morel, J.-P. ‘Ceramiques de l’ltalie et ceramiques hellenistiques’, in
Hellenismus in Mittelitalien. Kolloquium in Göttingen von j. bis. 9. Juni 1974 {Abhandlungen der Akademie der Wissenschaften in Göttingen. Phil.-hist. Klasse III, 97, ι/и), ed. P. Zänker, 11.471-501. Göttingen, 1976
363. Morel, J.-P. La ceramique campanienne. Paris, 1981
364. Morpurgo, L. ‘Nemus Aricinum’, Monumenti Antichi 13 (1903) 297-368
365. Morpurgo, L. ‘Nemi. Teatro ed altri edifici romani in contrada La Valle’,
NSc (1931) 237-305, 408
366. Muzzioli, M. P. Cures Sabini (Forma Italiae Regio iv,2). Florence, 1980
367. Nielsen, E. and Phillips, K. M. ‘Poggio Civitate (Siena). Gli scavi del Bryn
Mawr College dal 1966 al 1974’, NSc. 30 (1976) 113-47
368. Östenberg, С. E. Case etrusche di Acquarossa. Rome, 1975
369. Östenberg, С. E. and others. Luni sul Mignone. 2 vols. Lund, 1967-75
370. Ogilvie, R. M. ‘Eretum’, PBSR 33 (1965) 70-112
371. Pallottino, M. ‘Scavi nel santuario di Pyrgi’, Arch. Class. 17(1964) 39-117
372. Pallottino, M. and others (edd.). Popoli e civiltä dellTtalia antica (Biblioteca
di Storia Patria). Rome, 1972-
373. Palm, J. ‘Two groups of Etruscan tombs from Veii’, Opuscula Archaeologica
7 (1952) 50-86
374. Pareti, L. La tomba Regolini-Galassi del Museo Gregoriano Etrusco e la civiltä
dellTtalia centrale nel VII sec. a.C. Vatican, 1947
375. Pavolini, C. ‘Ficana: edificio sulle pendici sud-occidentali di Monte
Cugno’, Arch. La%. 4 (1981) 258-68


В. Источники
807
376. Pavolini, С. and Rathje, A. ‘L’inizio deirarchitettura domestica con
fondamenta in pietra nel Lazio e a Ficana’, in Ficana. Catalogo della Mostra 75—87. Rome, 1981
377. Peroni, R. ‘Per uno studio dell’economia di scambio in Italia nel quadro
dell’ambiente culturale dei secoli intorno al iooo’, PP 24 (1969) 134-60
378. Peroni, R. ‘Zur jungbronzezeitlichen Besiedlung und Kultur im
westlichen Mittelitalien’, in Jahresbericht des Instituts für Vorgeschichte der Universität Frankfurt (1975) 3 3-4 5
379. Pfister-Roesgen, G. Oie etruskischen Spiegel des fünften Jahrhunderts vor
Christus (Archäologische Studien 2). Frankfurt, 1975
380. Phillips, К. M. ‘Italic house models and Etruscan architectural terracottas
of the seventh century b.c. from Acquarossa and Poggio Civitate, Murlo’, ARID 14 (1985) 7-16
381. Pinza, G. Monumenti primitivi di Roma e del Lavfo antico (Monumenti Antichi
15). Rome, 1905
382. Pinza, G. Materiali per la etnologia antica toscano-labiale 1. Milan, 1915
383. Pinza, G. Storia della civilta latina. Rome, 1924
384. Potter, T. W. A Faliscan Town in South Etruria. Excavations at Narce, 1966-
7/. London, 1976
385. Potter, T. W. The Changing Eandscape of South Etruria. London, 1979
386. Poucet, J. ‘Le Latium protohistorique et archa'ique ä la lumiere des
decouvertes archeologiques recentes’, Ant. Class. 47 (1978) 566-601; 48 (I979) 177-220
387. Puglisi, S. M. La civilta appenninica. Origine delle commitä pastorali in Italia.
Florence, 1959
388. Quilici, L. Collatia (Forma Italiae Regio I, 10). Rome, 1974
389. Quilici, L. Roma primitiva e le origini della civilta labiale. Rome, 1979
390. Quilici, L. and Quilici Gigli, St. Antemnae. Rome, 1978
391. Quilici, L. and Quilici Gigli, St. Crustumerium. Rome, 1980
392. Quilici Gigli, St. ‘Nota topografica su Ficana’, Arch. Class. 23 (1971)
26-36
393. Radmilli, A. M. Piccola guida della preistoria italiana. Florence, 1962
394. Randall-Maclver, D. Villanovans and Early Etruscans. Oxford, 1924
395. Rasmussen, T. B. Bucchero Pottery from South Etruria. Cambridge, 1979
396. Rathje, A. ‘A banquet service from the Latin city of Ficana’, ARID 12
(1983) 7-29
397. Ridgway, D. ‘The first western Greeks: Campanian coasts and southern
Etruria’, in Greeks, Celts and Romans. Studies in Venture and Resistance (Archaeology into History 1), edd. C. and S. Hawkes, 5-38. London,
1973
398. Riemann, H. ‘Beiträge zur römischen Topographie’, MDAI(R) 76 (1969)
103—21
399. Riis, P. J. Tyrrhenika. An Archaeological Study of the Etruscan Sculpture in the
Archaic and Classical Periods. Copenhagen, 1941
400. Riis, P. J. Etruscan Types of Heads: A Revised Chronology of the Archaic and
Classical Terracottas of Etruscan Campania and Central Italy (Det Kongelige


808
В. Источники
Danske Videnskabernes Selskab Historisk-filosofiskeskrifter 9.5). Copenhagen, 1981
401. Koma medio repubblicana. Aspetti culturalidi Koma e delLa^io neisecoli IVe III
a.C. (Exhibition catalogue). Rome, 1973
402. Ryberg, I. S. An Archaeological Record of Korne from the Seventh to the Second
Century B.C. London, 1940
403. Santoro, P. ‘Colle del Forno. Loc. Montelibretti (Roma). Relazione di
scavo sulle Campagne 1971-1974 nella necropoli’, NSc. 31 (1977) 211-98
404. Santoro, P. ‘La necropoli di Colie del Forno’, Arch. La%. 3 (1980) 56-7
405. Satricum-una citta latina. Florence, 1982
406. Shefton, В. B. ‘Attisches Meisterwerk und etruskische Kopie’,
Wissenschaftliche Zeitschrift der Universität Rostock, Gesellschafts- und Sprachwissenschaftliche Reihe 16 (1967) 529-37
407. Sommella, P. ‘Lavinium. Rinvenimenti preistorici e protostorici’, Arch.
Class. 21 (1969) 18-33
408. Sommella, P. ‘La necropoli protostorica rinvenuta a Pratica di Mare’,
KP A A 46 (1973-4) ЗЗ-48
409. Strom, J. Problems concerning the Origin and Early Development of the Etruscan
Orientalising Style. Odense, 1971
410. Sund wall, J. Die älteren italischen Eibeln. Berlin, 1943
411. Threipland, L. M. ‘Veii: a deposit of votive pottery’, PBSR 37 (1969) 1-13
412. Threipland, L. M. and Torelli, M. ‘A semi-subterranean Etruscan building
in the Casale Pian Roseto (Veii) area’, PBSR 38 (1970) 62-121
413. Torelli, M. ‘ Veio, la citta, l’arx e il culto di Giunone Regina’, in Miscellanea
T. Dohrn dedicata 117-28. Rome, 1982
414. Toti, О. I Monti Ceriti nell’eta del ferro. Civitavecchia, 1959
415. Toti, O. Allumiere e il suo territorio. Rome, 1967
416. Vagnetti, L. Il deposito votivo di lampetti a Veio. Florence, 1971
417. Vagnetti, L. ‘Quindici anni di studi e ricerche sulle relazioni tra il mondo
egeo e l’ltalia protostorica’, in Magna Grecia e mondo miceneo. Nuovi documenti (22 convegno di studi sulla Magna Grecia, Taranto, 7-// ottobre 1982) 9-40. Taranto, 1982
418. Vianello Cordova, A. P. ‘Una tomba “protovillanoviana” a Veio’, Stud.
Etr. 25 (1967) 295—306
419. Ward-Perkins, J. B. ‘Notes on South Etruria and the Ager Veientanus’,
PBSR 2} (1955) 44-72
420. Ward-Perkins, J. B. ‘Etruscan and Roman roads in Southern Etruria’, JRS
47(1957)49-43
421. Ward-Perkins, J. B. ‘Veii: the historical topography of the ancient city’,
PBSR 29 (1961) 1-123
422. Ward-Perkins, J. B. and Kahane, A. M. ‘The Via Gabina’, PBSR 40 (1972)
91-126
423. Zaccagni, P. ‘Gabii - La citta antica ed il territorio’, Arch. Ьа%. i (1978)
42—6


С. География
809
424. Zevi, F. ‘Alcuni aspetti della necropoli di Castel di Decima’, PP 32 (1977)
241-73
425. Zevi, F., Bartoloni, G., Cataldi Dini, M., Bedini, A. and Cordano, F.
‘Castel di Decima: La necropoli arcaica’, NSc. 29 (1975) 233-408
С. 	География
См. также: В 278, 293.
1. Almagia, R. Lazio (Le Regioni d’ltalia 11). Turin, 1966
2. Ampolo, C. ‘Le condizioni materiali della produzione. Agricoltura e
paesaggio agrario’, DArch. N.S. 2 (1980) 15-46
3. Ashby, T. The Roman Campagna in Classical Times. London, 1927
4. Bietti Sestieri, A. M. ‘Cenni sull’ambiente naturale’, DArch. N.S. 2 (1980)
5-4
5. Fornaseri, M., Scherillo, A. and Ventriglia, U. Та regione vulcanica dei Colli
Albani. Rome, 1963
6. Giordano, F. Cenni suile condicioni fisico-economiche di Roma e suo territorio.
Florence, 1871
7. Heuberger, H. ‘Die Alpengletscher im Spät- und Postglazial: eine
chronologische Übersicht’, Eiszeitalter und Gegenwart 19 (1968) 270-5
8. Le Gall, J. Le Tibre, fleuve de Rome dans l’antiquite. Paris, 1952
9. Marimpieri, L. I terreni dell*Agro Romano. Rome, n.d.
10. Nissen, H. Italische Landeskunde. 2 vols. Berlin, 1883—1902
11. Potter, T. W. ‘Valleys and settlement: some new evidence’, World Archae¬
ology 8 (1976) 207-19
12. Principi, P. T terreni agrari del Lazio’, L*Italia Agricola 88 (1951) 86-101
13. Quilici, L. and Quilici Gigli, St. Tl Lazio antichissimo e le origini di
Roma’, Capitolium 50 n. 11 (1975) 8-23
14. Smith, C. Delano. Western Mediterranean Europe. A Historical Geography of
Italy, Spain and Southern France since the Neolithic. London, 1979
15. StrafForrello, G. Geografia dell*Italia: Provincia di Roma. Turin, 1894
16. II Tevere e le altre vie d*acqua del Lacio antico {Arch. Laz. 7.2 (1986))
17. Tomasetti, G. La Campagna Romana, antica, medioevale e moderna. 4 vols.
1910-26. New revised edition by L. Chiumenti and F. Bilancia. 6 vols. Florence, 1979-80
18. Ventriglia, U. La geologia della citta di Roma. Rome, 1971
19. Vita-Finzi, C. The Mediterranean Valleys: Geological Changes in Historical
Times. Cambridge, 1969
20. Ward-Perkins, J. B. ‘Etruscan towns, Roman roads and medieval villages:
the historical geography of South Etruria’, Geographical Journal 128 Ü962) 389-405
21. Ward-Perkins, J.B. Landscape and History in Central Italy (Second J.L.
Myres Memorial Lecture). Oxford, 1964


810
D. Хронология Раннего Рима...
D. Хронология Раннего Рима. Fasti consulares См. также: А 27, 134; В 2, 49, 75, 165; F 9; G 403, 611; Н 74; К 193.
1. Alföldi, A. ‘Les cognomina des magistrats de la republique romaine’, in
Melanges A. Piganiol (1966) 11.709-22
2. Ampolo, C. ‘Gli Aquilii del V secolo a.C. e il problema dei Fasti consolari
piu antichi’, PP 30 (1975) 410-16
3. Beloch, K. J. ‘Die Sonnenfinsternis des Ennius und der voriulianische
Kalender’, Hermes 57 (1922) 119-33
4. Cichorius, C. De fastis consularibus antiquissimis (diss. Leipzig, 1886)
5. Costa, G. I fasti consolari romani 1.1-2. Milan, 1910
6. Degrassi, A. ‘L’edificio dei Fasti Capitolini’, RPAA 21 (1945-6) 57-104
7. Degrassi, A. Inscriptiones Italiae, vol. XIII - Fasti et elogia, fasc. 1 - Fasti
consulares et triumphales. Rome, 1947
8. Drummond, A. ‘The dictator years’, Historia 27 (1978) 550-72
9. Drummond, A. ‘Consular tribunes in Livy and Diodorus’, Athenaeum
N.S. 58 (1980) 57-72
10. Fraccaro, P. Review of A. Degrassi, Inscriptiones Italiae vol. XIII- Fasti et
elogia, fasc. 1- Fasti consulares et triumphales (Rome, 1947) in Athenaeum N.S. 25 (1947) 240-50
11. Frier, B. W. ‘Licinius Macer and the consules suffecti of 444 в.с.’, ТАРА 105
(1975) 79-97
12. Gabba, E. ‘Un documento censorio in Dionigi d’Alicarnasso 1,74,5’, in
Synteleia V. Arangio-Rui% 1.486-93. Naples, 1964
13. Grafton, A. T. and Swerdlow, N. M. ‘The horoscope of the foundation of
Rome’, CPhil. 81 (1986) 148-53
14. Hanell, K. ‘Sulla questione del clavus annalis\ BCAR 58 (1930) 163-70
15. Hanell, K. ‘Probleme der römischen Fasti’, in Les origines de la republique
romaine (Entretiens Hardt 13) 175-96. Geneva, 1967
16. Henzen, W., Hülsen, Chr. and Mommsen, Th. Corpus Inscriptionum
Eatinarum 1.1. Ed. 2. Berlin, 1893
17. Holzapfel, L. Römische Chronologie. Berlin, 1883-4
18. J anssen, L. F. ‘The chronology of early Rome’, Mnemosyne 2 3 (1970) 68-81
19. Laroche, R. A. ‘The Alban king-list in Dionysius 1.70-71’, Historia 31.
(1982) 112-20
20. Laroche, R. A. ‘Early Roman chronology: its schematic nature’, in Studies
in Latin Literature and Roman History hi (Collection Latomus 180), ed. C. Deroux, 5-25. Brussels, 1983
21. Leuze, O. Die römische Jahr Zahlung. Tübingen, 1909
22. Mommsen, Th. Die römische Chronologie bis auf Cäsar. Ed. 2. Berlin, 1859
23. Pais, E. ‘A proposito dell’attendibilita dei fasti dell’antica repubblica
romana’, RAL ser. 5.17 (1908) 33-68
24. Pekary, T. ‘Das Weihedatum des kapitolinischen Iuppitertempels und
Plinius N.H. 33.19’, MDAI(R) 76 (1969) 307-12


Е. «Основание» Рима
811
25. Perl, G. Kritische Untersuchungen %u Diodors römischer Jahr^ählung (Deutsche
Akademie der Wissenschaften zu Berlin. Schriften der Sektion für Altertumswissenschaft 9). Berlin, 1957
26. Pinsent, J. Military Tribunes and Plebeian Consuls. The Fasti from 444V to
342V (Historia Einzelschriften 24). Wiesbaden, 1975
27. Ridley, R. T. ‘Fastenkritik, a stocktaking’, Athenaeum N.S. 58 (1980)
264-98
28. Ridley, R. T. ‘ Falsi triumphi, plures consulatus’, Та to mus 42 (1983) 372-82
29. Sordi, M. ‘Sulla cronologia liviana nel IV secolo’, Helikon 5 (1965) 3-44
30. Stiehl, R. Die Datierung der Kapitolinischen Fasten (Untersuchungen zur
klassischen Philologie und Geschichte des Altertums 1). Tübingen,
1957
31. Taylor, L. R. ‘The date of the Capitoline Fasti’, CPhil. 41 (1946) ι-ιι
32. Taylor, L. R. ‘Annals of the Roman consulship on the Arch of Augustus’,
Proceedings of the American Philosophical Society 94 (1950) 511-16
33. Taylor, L. R. ‘The consular and triumphal Fasti’, CPhil. 45 (1950) 84-95
34. Taylor, L. R. ‘New indications of Augustan editing in the Capitoline
Fasti’, CPhil. 46 (1951) 73-80
E. «Основание» Рима
(а) 	Легенды об основании
См. также: А 23; В 76, 271, 301, 407; G 438, 461; I 3, 16, 70.
1. Alföldi, А. Die troianischen Urahnen der Körner. Basle, 1956
2. Alföldi, A. ‘Die Penaten, Aeneas und Latinus’, MDAI(R) 78 (1971)
16-22
3. Alföldi, A. ‘La louve du Capitole. Quelques remarques sur son mythe a
Rome et chez les Etrusques’, in Horn mages a la memoire de J. Carcopino i—ii. Paris, 1977
4. Bendinelli, G. ‘Gruppo fittile di Enea e Anchise proveniente da Veio’, Kiv.
FU. 76 (1948) 88-97
5. Boas, H. Aeneas' Arrival in Tatium. Amsterdam, 1938
6. Börner, R. Korn und Troia. Baden-Baden, 1951
7. Briquel, D. ‘L’oiseau ominal, la louve de Mars, la truie feconde’,
MEFR(A) 88 (1976) 31-50
8. Briquel, D. ‘La triple fondation de Rome’, Rev.Hist.Rel. 189 (1976) 145-76
9. Briquel, D. ‘Trois etudes sur Romulus’, in Kecherches sur les religions de
l’antiquite classique, ed. R. Bloch, 267-346. Geneva-Paris, 1980
10. Briquel, D. Έη deca de l’epopee, un theme legendaire indo-europeen:
caractere trifonctionnel et liaison avec le feu dans la geste des rois iraniens et latins’, in T’ epopee gre со-latin etses pro longe m ents europeens, ed. R. Chevallier, 7-31. Paris, 1981
11. Cairns, F. ‘Geography and nationalism in the Aeneid’, TCM 2 (1977)
109-16 (and discussion ib. 129-43)
12. Carcopino, J. Ta louve du Capitol. Paris, 1925


812
Е. «Основание» Рима
13. Castagnoli, F. ‘Roma quadrata*, in Studies presented to D.M. Robinson
ϊ.389—99. St Louis, 1951
14. Castagnoli, F. ‘I luoghi connessi con l’arrivo di Enea nel Lazio (Troia, Sol
Indiges, Numicus)’, Arch. Class. 19 (1967) 236-47
15. Castagnoli, F. ‘La leggenda di Enea nel Lazio’, Stud. Rom. 30 (1982) 1-15
16. Cazzaniga, I. Tl frammento 61 degli Annali di Ennio: Quirinus Indiges’,
PP 29 (1974) 363-81
17. Classen, C. J. ‘Zur Herkunft der Sage von Romulus und Remus’, Historia
12 (1963) 447-57
18. Cogrossi, C. ‘Atene Iliaca e il culto degli eroi. Uheroon di Enea a Lavinio e
Latino figlio di Odisseo’, in Politica e religione nel primo scontro tra Roma e ΐOriente (CISA 8), ed. M. Sordi, 79-98. Milan, 1982
19. Cornell, T. J. ‘Aeneas and the twins: the development of the Roman
foundation legends’, PCPhS 21 (1975) 1-32
20. Cornell, T. J. ‘Aeneas’ arrival in Italy’, LCM 2 (1977) 77-83
21. Cornell, T. J. ‘The foundation of Rome in the ancient literary tradition’, in
Papers in Italian Archaeology 1: The Lancaster Seminar (BAR Suppl. Series 41), edd. H. McK. Blake, T. W. Potter and D. B. Whitehouse, 1.131-40. Oxford, 1978
22. Crawford, Μ. H. ‘A Roman representation of the Keramos Troikos’, JRS
61 (I97I) 153-4
23. Dohrn, T. ‘Des Romulus Gründung Roms’, MDAI(R) 71 (1964) 1—18
24. Dury-Moyaers, G. Ene'e et Lavinium (Collection Latomus 172). Brussels,
1981. (Review-discussion by R. Turcan, Rev. Hist. Rel. zoo (1983) 41-66)
25. Enea nel La^io: archeologia e mito (Exhibition catalogue). Rome, 1981
26. Fuchs, W. ‘Die Bildgeschichte der Flucht des Aeneas’, ANRW 1.4 (1973)
615-32
27. Gabba, E. ‘Sulla valorizzazione politica della leggenda delle origini troiane
di Roma fra III e II sec.’, in I canali della propaganda nel mondo antico (CIS A 4), ed M. Sordi, 84-101. Milan, 1976
28. Gage, J. ‘Comment Enee est devenu 1’ancetre des Silvii Albains’,
MEFR(A) 88 (1976) 7-30
29. Galinsky, G. K. Aeneas, Sicily and Rome. Princeton, 1969
30. Gantz, T. N. ‘Lapis Niger. The tomb of Romulus’, PP 29 (1974) 350-61
31. Giglioli, G. Q. ‘Osservazioni e monumenti relativi alia leggenda delle
origini di Roma’, Bullettino dei Museo della Civiltä Romana 12 (Supplement to BCAR 69 (1941)) 3-7
32. Grant, M. Roman Myths. London, 1971
3 3. Guarducci, M. ‘Cippo latino arcaico con dedica a Enea’, Bullettino del Museo della Civiltä Romana 19 (Supplement to BCAR 76 (1956-8)) 1—13
34. Guarducci, M. ‘Enea e Vesta’, MDAI(R) 78 (1971) 73-118
35. Hafner, G. ‘Aeneas und Anchises’, Archäologischer Anzeiger 1979, 24-7
36. Heurgon, J. ‘Lars, Largus et Lare Aineia’, in Melanges A. Piganiol (1966)
11.65 5-64
37. Kolbe, H. G. ‘Lare Aineia?’, MDAI(R) 77 (1970) 1-9


Е. «Основание» Рима
813
38. Lincoln, В. ‘The Indo-European myth of creation’, History of Religions 15
(1975) 121-45
39. Manni, E. ‘La fondazione di Roma secondo Antioco, Alcimo e Callia’,
Kokalos 9 (1963) 253-68
40. Manson, M. ‘Un personnage d’enfant dans l’epopee antique: Ascagne’,
Rev. Phil. 12 (1938) 53-70
41. Mitchell, R. E. ‘Roman coins as historical evidence. The Trojan legends of
Rome’, Illinois Classical Studies 1 (1976) 65-85
42. Momigliano, A. ‘How to reconcile Greeks and Trojans’, Mededelingen der
Koninklijke Nederlandse Akademie van Wetenschappen. Afdeling Letterkunde N.S. 45.9 (1982) 231-54 = id. Settimo Contributo 437-62
43. Mommsen, Th. ‘Die Remuslegende’, Hermes 16 (1881) 1-23 = id.
Gesammelte Schriften ιν.ι—21. Berlin, 1906
44. Mommsen, Th. ‘Die Tatiuslegende’, Hermes 21 (1886) 570-84 = id.
Gesammelte Schriften ιν. 22-35. Berlin, 1906
45. Moyaers, G. ‘Enee et Lavinium a la lumiere des decouvertes
archeologiques recentes’, RBPhil. 55 (1977) 21-50
46. Musti, D. ‘Varrone nell’insieme delle tradizioni su Roma quadrata’, Studi
Urbinati di Storia, Filosofia e Letteratura 49 (1975) 297-318
47. Perret, J. Les origines de la legende troyenne de Rome (281-31). Paris, 1942.
(Review-discussion by P. Boyance, Rev. Et. Anc. 45 (1943) 275-90 = id. Etudes sur la religion romaine 153-70. Rome, 1972)
48. Perret, J. ‘Rome et les Troyens’, REL 49 (1971) 41-3
49. Perret, J. ‘Athenes et les legendes troyennes d’Occident’, in Melanges J.
Heurgon (1976) 11.791-803
50. Porte, D. ‘Romulus-Quirinus’, ANRW 11.17.1 (1981) 300-42
51. Poucet, J. Recherches sur la legende sabine des origines de Rome. Kinshasa
(Lovanium), 1967
52. Poucet, J. ‘Les Sabins aux origines de Rome. Orientations et problemes’,
ANRW 1.1 (1972) 48-135
5 3. Poucet, J. ‘Preoccupations erudits dans la tradition du regne de Romulus’, Ant. Class. 50 (1981) 664-76
54. Poucet, J. ‘Un culte d’Enee dans la region lavinate au quatrieme siede
avant Jesus Christ?’, in Hommages ä R. Schilling (Collection d’Etudes Latines. Serie Scientifique 37), edd. H. Zehnacker and G. Hertz, 187- 201. Paris, 1983
55. Poucet, J. ‘Enee et Lavinium’, RBPhil. 61 (1983) 144-59
56. Preaux, J. ‘Les sept premiers vers de l’Eneide et les decouvertes de
Lavinium’, in D’ Eschyle ä nos jours, ed. G. Cambier, 73-96. Brussels, 1978
57. Puhvel, J. ‘Remus et frater’, History of Religions 15 (1975) 146-57
58. Schauenburg, К. ‘Aeneas und Rom’, Gymnasium 67 (i960) 176-90
59. Schauenburg, K. ‘Αΐνέας καλός’, Gymnasium 76 (1969) 42-53
60. Schefold, K. ‘Die römische Wölfin und der Ursprung der Romsagen’, in
Provincialia. Festschrift für R. Laur-Belart 428—39. Basle, 1968
61. Schilling, R. ‘Romulus l’elu et Remus le reprouve’, REL 38(1960) 182-99
= id. Rites, cultes, dieux de Rome (Etudes et Commentaires 92) 103-20. Paris, 1979


814
Е. «Основание» Рима
62. Scuderi, R. ‘II mito eneico in eta augustea: aspetti filo-etruschi e filo-
ellenici’, Aevum 52 (1978) 88-99
63. Sommella, P. ‘Heroon di Enea a Lavinium. Recenti scavi a Pratica di Mare’,
RAL ser. 8.44 (1971-2) 47-74
64. Sommella, P. ‘Das Heroon des Aeneas and die Topographie des antiken
Laviniums’, Gymnasium 81 (1974) 273-97
65. Sordi, M. ‘Lavinio, Roma e il Palladio’, in Politica e religione nelprimo scontro
tra Roma e I'Oriente {CISA 8), ed. M. Sordi, 65-78. Milan, 1982
66. Strasburger, H. ‘Zur Sage von der Gründung Roms’, Sitzungsberichte der
Heidelberger Akademie der Wissenschaften^ Phil.-hist. Klasse 1968 n. 5. (Review by C. J. Classen, Gnomon 43 (1971) 479-84)
67. Torelli, M. Reviews of L. Vagnetti, II deposito votivo di lampetti a Veio
(Florence, 1971) and M. В. Jovino, Capuapreromana- Terrecotte votive 11 (Florence, 1971) in DArch. 7 (1973-4) 396-407
(b) 	Возникновение и развитие города
См. об археологических источниках также в В (с); А 1, 15, 33, 56—59, 65, 81, 93, 95, 108; В 29; С 13; Е 13, 30; F 53.
68. Alföldi, А. ‘Ager Romanus antiquus\ Hermes 90 (1962) 187-213
69. Ampolo, C. ‘Analogie e rapporti tra Atene e Roma arcaica. Osservazioni
sulla Regia, sui rex sacrorum e sui culto di Vesta’, PP 26 (1971) 443-57
70. Ampolo, C. ‘Leorigini di Romae la “cite antique”’, MEFR(A) 92 (1980)
567-76
71. Ampolo, C. ‘La cittä arcaica e le sue feste: due ricerche sui Septimontium e
sull’ equus October\ Arch. La%. 4 (1981) 233-40
72. Ampolo, C. ‘Die endgültige Stadtwerdung Roms im VII. und VI. Jh. v.
Chr.’, in Palast und Hütte. Beiträge zum Bauen und Wohnen im Altertum von Archäologen, Vor- und Frühgeschichtlichern: Symposium der Alexander-von- Humboldt Stiftung Bonn-Bad Godesberg 2 j-ßo November 1979 in Berlin, edd.
D. 	Papenfuss and V. M Strocka, 319-324. Mainz, 1982
73. Ampolo, C. ‘Sulla formazione della citta di Roma’, Opus 2 (1983) 425-30
74. Ashby, T. and Richmond, I. The Aqueducts of Ancient Rome. London, 1935
75. Aurigemma, S. ‘Le mura “Serviane”, l’aggere e il fossato all’esterno delle
mura, presso la nuova stazione ferro viaria di Termini in Roma’, BCAR 78 (1961-2 [1964]) 19-36
76. Barocelli, P. ‘Terremare, Palatino, orientazione dei castra e delle citta
romane’, BCAR 70 (1942) 131—44
77. von Blackenhagen, P. H. ‘Vom Ursprung Roms’, Prähistorische Zeitschrift
34-5 (1949-50) 245-49
78. Brown, F. E. ‘New soundings in the Regia: the evidence for the early
republic’, in Les origines de la republique romaine (Entretiens Hardt 13) 45-60. Geneva, 1967
79. Brown, F. E. ‘La protostoria della Regia’, RPAA 47 (1974-5) 15-36
80. Castagnoli, F. ‘Note di topografia romana’, BCAR 74 (1951-2) 49-56
81. Castagnoli, F. Ippodamo da Mileto e /’urbanistica a pianta ortogonale 91-9.
Gubbio, 1963


Е. «Основание» Рима
815
82. Castagnoli, F. ‘Note sulla topografia dei Palatino e dei Foro Romano’,
Arch. Class. 16 (1964) 173-99
83. Castagnoli, F. ‘Note di architetturae di urbanistica’, Arch. Class. 20 (1968)
117-25
84. Castagnoli, F. Topografia e urbanistica di Кота antica. Bologna, 1969
8 5. Castagnoli, F. ‘Topografia e urbanistica di Roma nel IV secolo a.C.’, Stud. Кот. 22 (1974) 4^5-45
86. Castagnoli, F. ‘Per la cronologia dei monumenti del Comizio’, Stud. Кот.
25 0975) 187-9
87. Castagnoli, F. ‘Cermalo’, Riv. Fil. 105 (1977) 15-19
88. Castagnoli, F. ‘Aspetti urbanistici di Roma e del Lazio in eta arcaica’, in
Deutsches Archäologisches Institut: ijo Jahre Deutsches Archäologisches Institut: 1829-1979: Festveranstaltung und Internationales Kolloquium, 17.-22. April 1969 in Berlin 133-42. Mainz, 1981
89. Castagnoli, F. ‘Il.Niger Lapis nel Foro romano e gli scavi del 1955’, PP 39
(1984) 56-61
90. Citarella, A. O. ‘Cursus triumphalis and sulcus primigenius\ PP 35 (1980)
401-14
91. Coarelli, F. ‘Ara Saturni, Mundus, Senaculum. La parte occidentale del
Foro in eta arcaica’, DArch. 9-10 (1976-7) 346-77
92. Coarelli, F. Tl comizio dalle origini alia fine della repubblica: cronologia e
topografia’, PP 32 (1977) 166-238
93. Coarelli, F. Tl foro in eta arcaica: Regia, via Sacra, Comizio’, Arch. La%. 4
(1981) 241-8
94. Coarelli, F. II Foro Romano. 1. Periodo arcaico. Rome, 1983. 2. Periodo
repubblicano e augusteo. Rome, 1985.
95. Colini, A. M. ‘Ambiente e storia dei tempi piu antichi [dell’area sacra di
Sant’Omobono]’, PP 32 (1977) 16-19
96. Colini, A. M. et al. ‘Area sacra di S. Omobono in Roma. Ricerca
stratigrafica 1974-1976’, in Un decennio di ricerche archeologiche 11.417-42. Rome, 1978
97. Colonna, G. ‘Aspetti culturali della Roma primitiva. II periodo
orientalizzante recente’, Arch. Class. 16 (1964) 1-12 = id. ‘The later orientalising period in Rome’ (with additional material) in Italy before the Romans, edd. D. and F. R. Ridgway, 223-35. London, 1979
98. Cosentini, C. ‘Origini di Roma. Indagini archeologiche e dati storico-
tradizionali’, in Studi in memoria di Orario Condorelli (Universita di Catania, Pubblicazioni della Facolta di Giurisprudenza 75) 1.349-66. Milan, 1974
99. De Simone, C. Tl nome del Tevere’, Stud. Etr. 43 (1975) 145-9
100. Drews, R. ‘The coming of the city to central Italy’, A JAH 6 (1981) 13 3-65
101. Gelsomino, R. Varrone e i sette colli di Roma. Rome, 1975
102. von Gerkan, A. ‘Zur Frühgeschichte Roms’, Rh. Mus. N.F. 100 (1957)
82-97
103. von Gerkan, A. ‘Das frühe Rom nach E. Gjerstad’, Rh. Mus. N.F. 104
(1961) 132-48


816
Е. «Основание» Рима
104. Gjerstad, E. ‘The agger of Servius Tullius’, in Studies presented to D.M.
Robinson i.413-22. St Louis, 1951
105. Gjerstad, E. ‘The fortifications of early Rome’, Op. Rom. 1 (1954) 5°“^5
106. Grimal, P. ‘Le dieu Janus et les origines de Rome’, Lettres d'Humanite 4
(1945) 15-1*1
107. Grimal, P. ‘L’enceinte servienne dans l’histoire urbaine de Rome’, MEFR
71 (1959) 43-64
108. Holland, L. A. ‘Septimontium or Saeptimontium?’, ТАРА 84 (1953)
16-34
109. Loicq, J. ‘Les origines de Rome’, Cahiers de Clio 57 (1979) $5-48
11 o. Lugli, G. ‘I confini del pomerio suburbano di Roma primitiva’, in Melanges J. Carcopino (1966) 641-50
111. Magdelain, A. ‘Lepomerium archai’que et le mundus\ REL 54 (1976) 71-109
112. Merlin, A. V Aventin dans I'antiquite. Paris, 1906
113. Meyer, Ernst. ‘Zur Frühgeschichte Roms’, ΜΗ 9 (1952) 176-81
114. Müller-Karpe, H. Vom Anfang Roms. Studien %u den prähistorischen Forums¬
und Palatingräbern (MDAI(R) Ergänzung-Heft 5). Heidelberg, 1959
115. Müller-Karpe, H. Zur Stadtwerdung Roms (MDAI(R) Ergänzung-Heft 8).
Heidelberg, 1962
116. Pallottino, M. ‘Le origini di Roma’, Arch. Class. 12 (i960) 1-36
117. Pallottino, M. ‘Fatti e leggende (moderne) sulla piu antica storia di Roma’,
Stud. Etr. 31 (1963) 3-37
118. Pallottino, M. ‘Le origini di Roma’, ANRIV 1.1 (1972) 22-47 = id. ‘The
origins of Rome’, in Italy before the Romans, edd. D. and F. R. Ridgway, 197-222. London, 1979
119. Peroni, R. ‘Sant’ Omobono. Materiali dell’etä del ferro’, ВС AR 77
(1959-60 [1962]) 7-32
120. Peroni, R. ‘Per una diversa cronologia del sepolcreto arcaico dei Foro’, in
Civiltä dei Ferro. Studi pubblicati nella ricorrenya centenaria della scoperta di Villanova 461-99. Bologna, i960
121. Peroni, R. ‘L’insediamento subappenninico della valle del Foro e il
problema della continuitä di insediamento tra 1’eta di bronzo recente e quella finale nel Lazio’, Arch. Ea%. i (1978) 171-6
122. Platner, S. B. and Ashby, T. A Topographical Dictionary of Ancient Rome.
Oxford, 1929
123. Poucet, J. ‘Le Septimontium et la Succusa chez Festus et chez Varron. Un
probleme d’histoire et de topographie romaines’, Bulletin de Г Institut Historique Beige de Rome 32 (i960) 25-73
124. Poucet, J. ‘L’importance du term “collis” pour l’etude du developpement
urbain de la Rome archaique’, Ant. Class. 36 (1967) 99-115
125. Puglisi, S. M. Gli abitatori primitivi del Palatino attraverso le testimonial>e
archeologiche e le nuove indagini stratigrafiche sui Germalo (Monumenti Antichi 41). Rome, 1951
126. Puglisi, S. M. ‘Nuovi resti sepolcrali nella valle del Foro Romano’, BPI
N.S. 8.4 (1952) 5-17


F. Царский период. Установление республики...
817
127. Quilici Gigli, St. ‘Considerazioni sui confini dei territorio di Roma
primitiva’, MEFR(A) 90 (1978) 567-75
128. Quoniam, P. ‘A propos du mur dit de Servius Tullius’, MEFR 59 (1947)
41-64
129. Riemann, H. Review of E. Gjerstad, Early Rome III (Lund, i960) in
Göttingische Gelehrte Anzeigen 222 (1970) 25-66; 223 (1971) 33-86
130. Säflund, G. Le mura di Roma repubblicana. Saggio diarcheologia romana. Rome,
1932
131. Sartorio, G. P., Colini, A. M. and Buzzetti, C. ‘Portus Tiberinus’, in II
Teuere e le altre vie d'acqua del La^io antico {Arch. La%. 7.2 (1986)) 15 7-97
132. Sartorio, G. P. and Virgili, P. ‘Area sacra di S. Omobono’, Arch. La%. 2
(1979) 	41-7 (with comments by F. Coarelli ib. 123-4)
133. Scrinari, V. S. M. ‘Brevi note sugli scavi sotto la chiesa di S. Vito’, Arch.
La%. 2 (1979) 58-62
134. Sommella, P. ‘Appunti tecnici sull’urbanistica di piano romano in Italia’,
Arch. Class. 28 (1976) 10-29
135. Sommella Mura, A. ‘L’area sacra di S. Omobono. La decorazione
architettonica del tempio arcaico’, PP 32 (1977) 62-128
136. Sommella Mura, A. ‘Roma - Campidoglio ed Esquilino’, Arch. La\. 1
(1978) 28-9
137. Stacciolo, R. A. ‘A proposito della decorazione frontonale dei tempio
arcaico di Sant’ Omobono’, Arch. Class. 31 (1979) 286-93
138. Virgili, P. ‘L’area sacra di S. Omobono. Scavo stratigrafico (1974-5)’, PP
32 (1977) 20-34
139. Welin, E. Studien %ur Topographie des Forum Romanum (Acta Instituti
Romani Regni Sueciae ser. 2 (8°).6). Lund, 1953
F. Царский период.
Установление республики и претенденты
НА ЦАРСКУЮ ВЛАСТЬ В БОЛЕЕ ПОЗДНИЕ ПЕРИОДЫ
См. также: А 33, 38-39, 51, 86-89, 95, 98; В 62-63, 86, 125, 225, 230-231, 247; Е 117; G 112, 611, 638; I 2-3, 14, 44.
1. Alföldi, A. ‘Etruria e Roma intorno al 500 a.C.’, in Atti del I congresso
internationale di archeologia delFItalia settentrionale, Torino, 2i—24giugno 1961 (Universita di Torino, Pubblicazioni della Facolta di Lettere e Filosofia 14) 3-17. Turin, 1963
2. Basile, M. ‘Analisi e valore della tradizione sulla rogatio Cassia agraria del
486 a.C.’, in Sesta miscellanea greca e romana 277-98. Rome, 1978
3. Bauman, R. A. ‘The abdication of “Collatinus” ’, AClass. 9 (1966) 129-41
4. Bernardi, A. ‘Dagli ausiliari del rex ai magistrati della respublica\ Athe¬
naeum N.S. 30 (1952) 3-58
5. Bernardi, A. ‘Periodo sabino e periodo etrusco nella monarchia romana’,
RSI 66 (1954) 5-20
6. Bernhöff, F. Staat und Recht der römischen Königsteit. Stuttgart, 1882


818
F. Царский период. Установление республики...
η. Bessone, E. ‘La gente Tarquinia’, Riv. FU. no (1982) 394-415
8. Bianchi, L. T1 magister Servio Tullio’, Aevum 59 (1985) 57-68
9. Bloch,R. ‘Rome de 5(^475 environ avant J.C.’, REL 37(1959) 118-31
10. Bloch, R. ‘Le depart des Ütrusques de Rome selon 1’annalistique et la
dedicace du temple de Jupiter Capitolin’, Rev. Hist. Rei. 159 (1961) 141-56
11. Bottiglieri, S. Tl caso di Appio Erdonio’, AAN 88 (1977) 7-20
12. Coarelli, F. ‘La doppia tradizione sulla morte di Romolo e gli augur acula
dell’Arx e dei Quirinale’, in Gli Etruschi e Roma 173-88
13. Coarelli, F. ‘Le pitture della tomba Fran£ois a Vulci. Una proposta di
lettura’, DArcb. ser. 3.1.2 (1983) 43-69
14. Coli, U. ‘Regnum\ SDHI17 (1951) 1-168 = id. Regnum. Florence, 1951 =
id. Scritti di diritto romano 1.321-483. Milan, 1973
15. Colonna, G. ‘Quali etruschi a Roma’, in Gli Etruschi e Roma 159-68
16. Combet-Farnoux, B. ‘Cumes, l’Etrurie et Rome a la fin du Vie siede et au
debut du Ve siede’, MEFR 69 (1959) 7-44
17. De Francisci, P. ‘Dal “regnum” alia “respublica”’, SDHI 10 (1944)
150-66
18. De Martino, F. Tntorno alPorigine della repubblica romana e delle
magistrature’, ANRW1.1 (1972) 217-49 = id. Diritto e societänell* antica Roma 88-129
19. De Sanctis, G. ‘Mastarna’, Klio 2 (1902) 96-104
20. Dovere, E. ‘Contributo alia lettura delle fonti su Porsenna’, AAN 95
(1984) 69-126
21. Dubourdieu, A. ‘L’exil de Tarquin Collatin ä Lavinium’, Latomus 43
(i$>84) 733-50
22. Ferenczy, E. ‘Lo stato romano fra la monarchia e la repubblica’, in Studi in
onore di A. Biscardi 111.101-10. Milan, 1982
23. Gage, J. ‘Les femmes de Numa Pompilius’, in Melanges de Philosophie, de
litterature et d'histoire ancienne offerts ä P. Boyance (Collection de l’Ecole Fran£aise de Rome 22), 281-98. Rome, 1974
24. Gage, J. La chute des Tarquins et les debuts de la republique romaine. Paris, 1976
25. Gantz, T. N. ‘The Tarquin dynasty’, Historia 24 (1975) 539-54
26. Giannelli, G. Tl tempio di Giunone Moneta e la casa di Marco Manlio
Capitolino’, BCAR 87 (1980-1 [1982]) 7-36
27. Gioffredi, C. ‘Rex, praetores e pontifices nella evoluzione dal regno al regime
consolare’, BCAR 71 (1943-5) 129-35
28. Gjerstad, E. ‘The origins of the Roman republic’, in Les origines de la
republique romaine (Entretiens Hardt 13) 3-43. Geneva, 1967
29. Gjerstad, E. ‘Porsenna and Rome’, Op. Rom. 7 (1969) 149-61
30. Grise, Y. ‘Pourquoi “retuer” un mort? Un cas de suicide dans la Rome
royale’, in Melanges d’etudes anciennes offerts ä M. Lebel 261-81. Quebec, 1980
31. Guarino, A. ‘La formazione della respublica romana’, RIDA ser. 1.1 (1948)
95-112 = id. Le origini quiritarie 48—62


Е Царский период. Установление республики...
819
32. Guarino, A. ‘Dal regnum alia respublica9, Labeo 9 (1963) 346—55 = id. Le
origini quiritarie 63—74
33. Guarino, A. ‘Post reges exactos9, Labeo 17 (1971) 320—9
34. Henderson, M. I. ‘Potestas regia9, JRS 47 (1957) 82-7
35. Hülsen, С. ‘I veri fondatori di Roma’, RPAA 2 (1924) 83-6
36. d’Ippolito, F. ‘La legge agraria di Spurio Cassio’, Labeo 21 (1975) 197-210
37. Jordan, H. Die Könige im alten Italien: ein Fragment. Berlin, 1887
38. Kunkel, W. ‘Zum römischen Königtum’, in Ius et Lex. Festgabe %um yo.
Geburtstag von M. Gütern Her 3-22. Basle, 1959
39. Lintott, A. W. ‘The traditions of violence in the annals of the early Roman
republic’, Historia 19 (1970) 12-29
40. Lyngby, H. ‘Columna Minucia’, Eranos 61 (1963) 55—62
41. Magdelain, A. ‘Quando rex comitiavit fas’, RHDFE ser. 4.5 8 (1980) 5-11
42. Martinez-Pinna, J. ‘Tarquinio Prisco у Servio Tulio’, Archivo Espanol de
Arqueo logia 55 (1982) 35-63
43. Martin, P. M. L}idee de la royaute a Rome, I: De la Rome royale au consensus
republicain (Miroir des civilisations antiques 1). Clermont-Ferrand, 1982
44. Martin, P. M. ‘Tanaquil, la “faiseuse de rois”’, Latomus 44 (1985) 5-15
45. Mastrocinque, A. ‘La cacciata di Tarquinio il Superbo. Tradizione romana
e letteratura greca’, Athenaeum N.S. 61 (1983) 457-80; 62 (1984) 210-29
46. Mastrocinque, A. Tl cognomen “Publicola”’, PP 39 (1984) 211-20
47. Mazzarino, S. Dalla monarchia alio stato repubblicano. Catania, 1945
48. Momigliano, A. ‘Due punti di storia romana arcaica’, SDHI 2 (1936)
3 7 3—98 = id. Quarto Contributo 3 29—61
49. Momigliano, A. ‘Sulla data delPinizio della repubblica’, RSI 75 (1963)
882-8 = id. Ten(p Contributo 661-8
5 o. Momigliano, A. ‘II rex sacrorum e l’origine della repubblica’, in Studi in onore di E. Volterra 1.357-64. Milan, 1971 = id. Quarto Contributo 395-402
51. Mommsen, Th. ‘Sp. Cassius, M. Manlius, Sp. Maelius, die drei
Demagogen der älteren republikanischen Zeit’, Hermes 5 (1871) 228-71 = id. Römische Forschungen 11.15 3-220. Berlin, 1879
52. Pallottino, M. ‘Servius Tullius ä la lumiere des nouvelles decouvertes
archeologiques et epigraphiques’, CRAcad. Inscr. 1977, 216-35
53. Pasquali, G. ‘La grande Roma dei Tarquinii’, Nuova Antologia 1936,
405-16 = id. Ter^e pagine stravaganti 1-24. Florence, 1942 = id. Pagine stravaganti II 5—21. Florence, 1968
54. Pollera, A. ‘La carestia del 439 a.C. e l’uccisione di Spurio Melio’, BIDR 82
(1979) 143-68
5 5. Poma, G. GH studi recenti sull9origine della repubblica romana. Bologna, 1974 5 6. Preaux, J .-G. ‘La sacralite du pouvoir royal ä Rome’, in Lepouvoir et le sacre (Annales du Centre d’Etude des Religions 1) 103-22. Brussels, 1962
57. Richard, J.-C. ‘L’oeuvre de Servius Tullius. Essai de mise au point’,
RHDFE ser. 4. 61 (1983) 181-93
58. Ridley, R. T. ‘The enigma of Servius Tullius’, Klio 57 (1975) 147-77
59. Rosenberg, A. (Rex9f RE 2. Reihe, 1 (1914) 703-21


820
G. Ранний Рим
60. Scevola, М. L. ‘Conseguenze della deditio di Roma a Porsenna’, RIL 109
(1975) 3-27
61. Schachermeyr, F. ‘Tarquinius’, RE 2. Reihe, 4 (1931) 2348-90
62. Thomsen, R. King Servius Tullius: a Historical Synthesis. Copenhagen, 1980
63. Tränkle, H. ‘Der Anfänge des römischen Freistaats in der Darstellung des
Livius’, Hermes 93 (1965) 312-37
64. Valeri, V. ‘Regalitä’, in Enciclopedia, ed. G. Enaudi, 11.742-71. Turin, 1980
65. Valvo, A. ‘Le vicende del 44-43 a.C. nella tradizione di Livio e di Dionigi
su Spurio Melio’, in Storiografia e Propaganda (CISA 3), ed. M. Sordi, 157-83. Milan, 1975
66. Valvo, A. ‘La sedizione di Manlio Capitolino in Tito Livio’, MIL 38.1
(1983) 5-64
67. Valvo, A. TI cognomen “Capitolinus” in etä repubblicana e il sorgere
dell’area sacra sull’arce e il Campidoglio’, in I santuari e laguerra nel mondp classico (CISA 10), ed. M. Sordi, 92-106. Milan, 1984
68. Wesenberg, G. ‘Zu Frage der Kontinuität zwischen königlicher Gewalt
und Beamtengewalt in Rom’, ZSS 70 (1953) 58-92
69. Wiseman, T. P. ‘Topography and rhetoric: the trial of Manlius’, Historia 28
(1979) 32-50
G. Ранний Рим
(а) 	Социальное, экономическое и культурное развитие
См. также В (Ь) о монетной системе; В (с) об археологических источниках; А 7, 9, 13-14, 21-22, 31-33, 41-43, 47, 54, 56-57, 60, 67, 83, 107, 121-122, 125-126, 133; В 198, 201, 208, 214, 227, 251-252, 254, 263, 265, 268; С 2; Е 131; F 48; G 172— 173, 183, 187, 189, 198; 211, 230, 234, 314, 387, 395-397, 449, 454, 522, 560, 741; Н 31, 56, 98; 114; J 32, 142, 162, 167; К 162.  1 2 3 4 5 6 7 8 91. Altheim, F. Rom und der Hellenismus. Amsterdam-Leipzig, 1942
2. Ampolo, C. ‘Su alcuni mutamenti sociali nel Lazio tra l’VIII e il V secolo’,
DArch. 4-5 (1970-1) 37-68
3. Ampolo, C. ‘Demarato. Osservazioni sulla mobilitä sociale arcaica’,
DArch. 9-10 (1976-7) 333-45
4. Ampolo, C. T gruppi etnici in Roma arcaica: posizione dei problema e
fonti’, in Gli Etruschi e Roma 45-70
5. Ampolo, C. ‘II lusso funerario e la cittä antica’, AION (Archeol) 6 (1984)
71—102
6. Andren, A. ‘In quest of Vulca’, RPAA 49 (1976—7 [1978]) 63—83
7. Appleton, C. ‘Contribution ä l’histoire du pret ä interet ä Rome’, RHDFE
43 (i9x9) 467-543
8. Arangio-Ruiz, V. Le genti e la cittä. Messina, 1914 == id. Scritti di diritto
romano (Pubblicazioni della Facoltä di Giurisprudenza dell’Universitä di Camerino) 1.519-87. Naples, 1974
9. Bayer, E. ‘Rom und die Westgriechen bis 280 v.Chr.’, ANRW 1.1 (1972)
305-40


G. Ранний Рим,
821
10. Beloch, К. J. Die Bevölkerung der griechisch-römischen Welt. Leipzig, 1886
11. Benveniste, E. ‘Deux modeles linguistiques de la eite’, in Echanges et
communications. Melanges offerts ä Cl. Eevi-Strauss а Гoccasion de son 60 eme anniversaire 1.589-96. The Hague-Paris, 1970
12. Besnier, R. ‘L’etateconomiquedeRomede 509 a 264a.C.’, RHDFEset. 4.
33 (1955) 195-226
13. Bettini, M. 6Pater, avunculus, avus nella cultura romana piu arcaica’, Athe¬
naeum N.S. 62 (1984) 468—91
14. Bianchi Bandinelli, R. Rome the Centre of Power. London, 1972
15. Bietti Sestieri, A. M. ‘Economy and society in Italy between the late
Bronze Age and early Iron Age’, in Archaeology and Italian Society (BAR International Series 102), edd. G. Barker and R. Hodges, 133-55. Oxford, 1981
16. Boöthius, A. and Ward-Perkins, J. B. Etruscan and Roman Architecture.
London, 1970
17. Bonfante, G. ‘The origin of the Latin name-system’, in Melanges de
Philologie, de lit teratur e et d’histoire ancienne offerts ä J. Marou^eau 43-59. Paris, 1948
18. Bonfante, G. Tl nome delle donne nella Roma arcaica’, RAL ser. 8.25
(1980) 	3-10
19. Bonfante, L. ‘Historical art: Etruscan and early Roman’, AJAH 3 (1978)
136-62
20. Botsford, G. W. ‘Some problems connected with the Romany«/, Political
Science Quarterly 22 (1907) 663-92
21. Bozza, F. La possessio dell*ager publicus. Naples, 1938
22. Brunt, P. A. Review-discussion of W. L. Westermann, The Slave Systems of
Greek and Roman Antiquity (Philadelphia, 1955) etc. in JRS 48 (1958) i64-70
23. Burdese, A. Studi sull*ager publicus. Turin, 1952
24. Capogrossi Colognesi, L. ‘Le regime de la terre a l’epoque republicaine’, in
Terre et pay sans dependants dans les societis antiques. Colloque international, Besanqon, 2-3 mat 1974, 313—88. Paris, 1979
25. Capogrossi Colognesi, L. ‘Alcuni problemi di storia romana arcaica: ager
publicus, gentes e clienti’, BIDR 83 (1980) 29-65
26. Capogrossi Colognesi, L. La terra in Roma antica. Forme di proprietä e
rapporti produttivi, I: L*eta arcaica. Rome, 1981
27. Capogrossi Colognesi, L. ‘ Ager publicus e ager gentilicius nella riflessione
storiografica moderna’, in Studi in onore di Cesare Sanfilippo (Pubblicazioni della Facolta di Giurisprudenza dell’Universita di Catania 96) ni.73-106. Milan, 1982
28. Capozza, M. Movimenti servili nel mondo romano in etä repubblicana 1. Rome,
1966
29. Castello, C. Studi sui diritto familiare e gentilicio romano 1. Turin, i960
30. Castello, C. ‘Lo schiavo tra persone e cose nell’arcaico diritto romano’, in
Studi in onore di A. Biscardi 1.93-116. Milan, 1983


822
G. Ранний Рим
31. Cels-Saint-Hilaire, J. and Feuvrier-Prevotat, C. ‘Guerres, echanges,
pouvoir a Rome a l’epoque archa'ique’, Dialogues d'histoire ancienne 5 (1979) 103-44
32. Clerici, L. Economica e finan^a dei Romani 1. Bologna, 1943
33. Coarelli, F. ‘Classe dirigente romana e arti figurative’, DArch. 4-5 (1970-
1) 241-65
34. Coli, U. ‘Le origini de la civitas romana secondo De Francisci’, Studi Senesi
71 (1959) 375-423 = id. Scrittididiritto romano 11.677-717. Milan, 1973 3 5. Colonna, G. ‘Firme arcaiche di artefici nell’Italia centrale’, MDAI(R) 82
(1975) 181-92
36. Colonna, G. ‘Scriba cum rege sedens\ in Melanges J. Heurgon (1976) 1.187-95
37. Colonna, G. ‘Nome gentilizio e societa’, Stud. Etr. 45 (1977) 175-92
38. Colonna, G. ‘Un tripode fittile geometrico dal Foro Romano’,
MEFR(A) 89.2 (1977) 471-91
39. Cook, R. M. ‘Die Bedeutung der bemalten Keramik für den griechischen
Handel’, JDAI 74 (1959) 114-23
40. Coughanowr, E. ‘The plague in Livy and Thucydides’, Ant. Class. 54
(1985) 152-8
41. Cracco Rugini, L. ‘Esperienze economiche e sociali nel mondo romano’, in
Nuove questioni di storia antica 685-813. Milan, 1969
42. Crawford, M. H. ‘The early Roman economy’, in Melanges J. Heurgon
(1976) 1.197-207
43. Cristofani, M. ‘Sull’ origine e la diffusione dell’ alfabeto etrusco’, ANRW
1.2 (1972) 466-89
44. Cristofani, M. ‘Artisti etruschi a Roma nell’ultimo trentennio del VI secolo
a.C.’, Prospettiva 9 (1977) 2-7
45. Cristofani, M. ‘Rapporto sulla diffusione della scrittura nell’Italia antica’,
S&C 2 (1978) 5-33
46. Cristofani Martelli, M. ‘Prime considerazioni sulla statistica delle
importazioni greche in Etruria nel periodo arcaico’, Stud. Etr. 47 (1979) 37-52
47. Crook, J. A. ‘Patria potestas\ CQ N.S. 17 (1967) 113-22
48. De Martino, F. ‘La gens, lo stato e le classi in Roma antica’, in Studi V.
Arangio-Rui% iv.25-49. Naples, 1953. = id. Diritto e societa nelP antica Roma 51-74
49. De Martino, F. Tntorno alie origini della schiavitu in Roma’, Eabeo 20
(1974) 163-93 = id. Diritto e societa nelPantica Roma 130-61
50. De Martino, F. ‘Produzione di cereali in Roma nell’etä arcaica’, PP 34
(1979) 241-55
51. De Martino, F. Storia economica di Roma antica. 2 vols. Florence, 1980
52. De Martino, F. ‘Clienti e condizioni materiali in Roma arcaica’, in
Miscellanea E. Manni (1980) 11.681—705 5 3. De Martino, F. ‘Ancora sulla produzione di cereali in Roma arcaica’, PP 3 9 (1984) 241-63
54. Denoyez, L. ‘Lepaterfamilias et revolution de sa position’, in Synteleia V. Arangio-Rui% 1.441-9. Naples, 1964


G. Ранний Рим
823
55. De Robertis, F. M. Storia delle corporationi e del regime associativo nel mondo
romano 1. Bari, 1971
56. Dieter, H. ‘Zur Rolle der Sklaverei in der frühen römischen Republik’, in
Produktivkräfte und Gesellschaftsformationen in vorkapitalistischer Zeit (Veröffentlichungen des Zentralinstituts für Alte Geschichte und Archäologie der Akademie der Wissenschaften der DDR 12), edd. J. Herrmann and I. Sellnow, 331-8. Berlin, 1982
57. Dumezil, G. Mariages indo-europeens. Paris, 1979
58. Dumont, J. C. ‘Le gentilice: nom de citoyen ou d’esclave?’, Ktema 6(1981)
105-14
59. Fayer, C. Aspetti di vita quotidiana nella Koma arcaica dalle origini all*eta
monarchica (Studia Archaeologica 22). Rome, 1982
60. Ferenczy, E. ‘Die Bevölkerung vom mindesten Recht Roms zur Zeit der
Frührepublik’, AAnt. Hung. 21 (1973) 153-60
61. Ferenczy, E. ‘Eherecht und Gesellschaft in der Zeit der Zwölftafeln’,
Oikumene 2 (1978) 153-61
62. Ferenczy, E. ‘Clientela e schiavitü nella repubblica romana primitiva’,
Index 8 (1978-9) 167-72
63. Ferenczy, E. ‘Über die alte Klientel’, Oikumene 3 (1982) 193-201
64. Finley, M. I. ‘Between slavery and freedom’, CSSH 6 (1963-4) 233-49
65. Finley, Μ. I. ‘La servitude pour dettes’, RHDFE ser. 4.43 (1965) 159-84.
Revised and translated as ‘Debt bondage and the problem of slavery’, in Μ. I. Finley, Economy and Society in Ancient Greece (edd. R. Sailer and B. D. Shaw) 150-66. London, 1981
66. Finley, Μ. I. Ancient Slavery and Modern Ideology. London, 1980
67. Franciosi, G. Clan gentilitio e strutture monogamiche 1. Naples, 1978
68. Franciosi, G. (ed.). Kicerche sulla organittaVone gentilitia romana 1. Naples,
x984
69. Frank, T. An Economic History of Коте. Ed. 2. London, 1927
70. Frank, T. ‘Roman census statistics from 508 to 225 b.c.’, AJPhil. 51 (1930)
3 4-М
71. Frank, T. An Economic Survey of Ancient Коте. 6 vols. Baltimore, 1933-40
72. Frayn, J. M. ‘Subsistence farming in Italy during the Roman period. A
preliminary discussion of the evidence’, G&R 21 (1974) 11-18
73. Frayn, J.M. Subsistence Farming in Roman Italy. London, 1979
74. Gabba, E. ‘Per la tradizione dell’heredium romuleo’, RIL 112 (1978) 250-8
75. Gabba, E. ‘The collegia of Numa: Problems of method and political ideas’,
JRS 74 (1984) 81-6
76. Gabba, E. and Pasquinucci, M. Strutture agrarie e allevamento transumante
nell*Italia romana. Pisa, 1980
77. Garnsey, P., Hopkins, K. and Whittaker, C. R. (edd.). Trade in the Ancient
Economy. London, 1983
78. Giovannini, A. ‘Le sei et la fortune de Rome’, Athenaeum N.S. 63 (1985)
373-88
79. Gnoli, F. ‘Di una recente ipotesi sui rapporti tra pecus, pecunia, peculium\
SDHI 44 (1978) 204-18


824
G. Ранний Рим
80. Gordon, А. Е. On the origins of the Latin alphabet: modern views’,
CSC A 2 (1969) 157-70
81. Gras, M. ‘Vin et societe a Rome et dans le Latium ä l’epoque archaique’, in
Modes de contacts et processus de transformation dans les societis antiques 1067- 75. Pisa—Rome, 1983
82. Grenier, A. ‘La transhumance des troupeaux en Italie et son role dans
l’histoire romaine’, MEFR 25 (1905) 293-328
83. Guarino, A. ‘Lex Manlia de vicesima\ in Μνήμη Tetopyiov
A. Π€τροπούλου, edd. A. Biscardi et al., 1.415-20. Athens, 1984
84. Günther, R. ‘Die Entstehung der Schuldsklaverei im alten Rom’, AAnt.
Hung. 7 (1959) 231-49
85. Hafner, G. ‘Bildnisse des 5. Jhs. v. Chr. aus Rom und Umgebung’,
MDAI(R) 76 (1969) 14-50
86. Hanard, G. ‘Aux origines de la famille romaine. Critique de la methode de
P. Bonfante’, Revue Interdisciplinaire d* Etudes Juridiques 5 (i98o)63-ii5;6
(1981) 	127-74
87. Heinze, R. ‘Fides\ Hermes 64 (1929) 140-66
8 8. Heitland, W. E. Agricola: A Study of Agriculture and Rustic Life in the Greco- Roman World from the Point of View of Labour. Cambridge, 1921
89. Hermon, E. ‘Reflexions sur la propriete a l’epoque royale’, MEFRf A) 90
(1978) 7-31
90. Hoffmann, W. Rom und die griechische Welt im 4. Jahrhundert (Philologus
Suppi. 27.1). Leipzig, 1934
91. Jasny, N. The Wheats of Classical Antiquity (John Hopkins University
Studies in Historical and Political Science 62). Baltimore, 1944
92. Jel’Nickij, L. A. The Origin and Development of Slavery in Romefrom the Eighth
to the Third Century b.c. (in Russian). Moscow, 1964
93. Judson, S. and Kahane, A. ‘Underground drainageways in southern
Etruria and northern Latium’, PBSR 31 (1963) 74-99
94. Kajanto, I. The Latin Cognomina (Societas Scientiarum Fennica,
Commentationes Humanarum Litterarum 36.ii). Helsinki, 1965
95. Kaser, M. ‘Der Inhalt der patria potestas\ ZSS 58 (1938) 62-87
96. Kaser, M. ‘Zur altrömischen Hausgewalt’, ZSS 67 (1949) 474-97
97. Kaser, M. ‘La famiglia romana arcaica’, Annali Triestini 4 (1950) 43-64
98. Kaufmann, H. Die altrömische Miete: ihre Zusammenhänge mit Gesellschafty
Wirtschaft und staatlicher Vermögensverwaltung (Forschungen zum römischen Recht Abh. 18). Cologne, 1964
99. La Rocca, E. ‘Note sulle importazioni greche in territorio laziale nell’ VIII
secolo a.C.’, PP 32 (1977) 375—97
100. 	La Rocca, E. ‘Ceramica d’importazione greca deH’VIII secolo a.C. a Sant’Omobono. Un aspetto delle origini di Roma’, in La ceramtque grecque ou de tradition grecque en Italie centrale et meridionale (Cahiers du Centre Jean-Berard 3) 45-54. Naples, 1982 ιοί. La Rocca, E. ‘Fabio о Fannio. L’affresco medio-repubblicano dell’Esquilino come riflesso dell’arte “rappresentiva” e come espressione di mobilita sociale’, DArch. ser. 3.2 (1984) 31-54


G. Ранний Ргш
82 5
юг. Lemosse, М. ‘AfFranchissement, clientele, droit de cite’, RIDA ser. 1.3 (Melanges F. De Visscher 11) (1949) 37-68
103. Lemosse, M. ‘L’afFranchissement par le cens’, RHDFE ser. 4.27 (1949)
161-203
104. Levi, M. A. Ne liberi ne schiavi. Milan, 1976
105. Levy-Bruhl, H. ‘Esquisse d’une theorie sociologique de l’esclavage a
Rome’, Revue General de Droit 55 (1931) 1-17
106. Lintott, A. W. Violence in Republican Rome. Oxford, 1968
107. Luzzatto, G. I. Le organi^a^ioni preciviche e lo stato. Modena, 1948
108. Luzzatto, G. I. ‘II passaggio dall’ordinamento gentilizio alia monarchia in
Roma e l’influenza deirordinamento delle gentes\ in Atti del convegno internationale sui tema: Dalla tribu alio stato 193-234. Rome, 1962
109. Magdelain, A. ‘Remarques sur la societe romaine archa'ique’, REL 49
(1971) 103-27
no. La Magna Grecia e Roma nell’eta arcaica (Atti VIII convegno di studi sulla Magna Grecia). Naples, 1969
in. Majak, I. L. ‘Les rapports agraires dans la Rome archa'ique’ (in Russian), Klio 65 (1983) 169-84
112. Meyer, J. C. ‘Roman history in the light of the import of Attic vases to
Rome and Etruria in the 6th and 5 th centuries b.c.’, ARID 9 (1980) 47-69
113. Millan Mendez, A. ‘Organizacion primitiva de los pueblos indo-europeos
у la politica socio-religiosa de Roma’, Annales de Historia Antigua у Medieval 17 (1972) 148-209
114. Modestov, В. Der Gebrauch der Schrift unter den römischen Königen. Berlin,
1871
115. Mommsen, Th. ‘Die römische Clientei’, HZ 1859,1.322-79 = id. Römische
Forschungen 1.355-85. Berlin, 1864
116. Moreau, Ph. ‘Plutarque, Augustin, Levi-Strauss. Prohibition de l’inceste
et manage preferentiel dans la Rome primitive’, RBPhil. 56(1978)41-54
117. Morel, J.-P. ‘Sur quelques aspects de la jeunesse a Rome’, in Melanges J.
Heurgon (1976) 11.663-83
и 8. Moritz, L. A. Grain-Mills and Flour in Classical Antiquity. Oxford, 1958
119. Oxe, R. ‘Zur älteren Nomenklatur der römischen Sklaven’, Rh. Mus. N.F.
59 (1904) 108—40
120. Pallottino, M. ‘Lo sviluppo socio-istituzionale di Roma arcaica alia luce di
nuovi documenti epigrafici’, Stud. Rom. 27 (1979) 1-14
121. Paribeni, E. ‘Considerazioni suile sculture originali greche di Roma’, in La
Magna Grecia e Roma пе1Гetä arcaica {Atti VIII Convegno Magna Grecia, Taranto 1968) 83-9. Naples, 1969
122. Poma, G. ‘Schiavi e schiavitu in Dionigi di Alicarnasso’, RS A 11 (1981)
69-101
123. Porisini, G. Produttivitä e agricoltura: i rendimenti deifrumento in Italia dal 18ij
al 1922. Turin, 1971
124. Pulgram, E. ‘The origin of the Latin nomengentilicium\ HSCP 5 8-9 (1948)
163-87


826
G. Ранний Рим
125. Ramirez, J. L. Tmportaciones de trigo en Roma en el siglo V a.c.’, Faventia
5 (i983) 97-109
126. Rawson, E. ‘Chariot-racing in the Roman republic’, PBSR 49 (1981) 1-16
127. Reichmuth, J. Die lateinische Gentilicia und ihre Beziehungen zu ^en römischen
Individualnamen (diss. Zurich, 1956)
128. Richard, J.-C. ‘Sur les pretendues corporations numai’ques: a propos de
Plutarque, Num. 17, 3’, Klio 60 (1978) 423-8
129. Richardson, E. H. ‘The Etruscan origins of early Roman sculpture’,
MAAR 21 (1953) 77-124
130. Rickman, G. The Corn Supply of Ancient Rome. Oxford, 1980
131. Riis, P. J. ‘Art in Etruria and Latium during the first half of the fifth
century B.C.’, in Les origines de la repub lique romaine (Entretiens Hardt 13) 65-91. Geneva, 1967
132. Rix, H. ‘Zum Ursprung des römisch-mittelitalischen
Gentilnamensystems’, ANRIF 1.2 (1972) 700-58
133. Rodriguez Adrados, F. El systema gentilicio decimal у los ortgenes de Roma.
Madrid, 1948
134. Rouland, N. Pouvoirpolitique et dependancepersonnels dans l*antiquite romaine.
Genese et role des rapports de clientele (Collection Latomus 166). Brussels,
'979
135. Roussel, D. Tribu et cite. Paris, 1976
136. Sartori, F. ‘La Magna Grecia e Roma’, Archivio Storicoper la Campania e la
Eucania 28 (1959) 137-91
137. Sealais, R. ‘La production agricole dans Petat romain et les importations de
bles provinciaux jusqu’a la seconde guerre punique’, Ее Musee Beige 29 (1925) 143-63
138. Schulze, W. Zur Geschichte lateinischer Eigennamen. Berlin, 1904
139. Schulze, W. ‘Beiträge zur Wort- und Sittengeschichte 11’, Sitzungsberichte
der Preussischen Akademie der Wissenschaften 1918, 481-511 = id. Kleine Schriften 160-89. Berlin, 1934
140. Skydsgaard, J. E. ‘Transhumance in ancient Italy’, ARID 7 (1974) 7_з6 141 · Sombart, W. Die römische Campagna. Eine sozialökonomische Studie. Leipzig,
1888
142. Storchi Marino, A. ‘La tradizione plutarchea sui collegia opificum di Numa’,
Annali dellTstituto Italiam per gli Studi Storici 3 (1971—2) 1—53
143. Strasburger, H. ‘Zum antiken Gesellschaftsideal’, Abhandlungen der
Heidelberger Akademie der Wissenschaften, Phil.-hist. Klasse 1976 n. 4
144. Tamborini, F. ‘La vita economica nella Roma degli ultimi re’, Athenaeum
N.S. 8 (1930) 299-328, 452-87
145. Thomas, Y. ‘Manages endogamiques ä Rome. Patrimoine, pouvoir et
parente depuis l’epoque archa'fque’, RHDFE ser. 4.58 (1980) 345-82
146. Thomas, Y. ‘ Vitae necisque potestas. Le pere, la eite, la mort’, in Du chätiment
dans la eite (Collection de l’Ecole Fran£aise de Rome 79) 499-548. Paris, 1984
147. Tibiletti, G. TI possesso äcWagerpublicus e le norme de modo agrorum sino ai
Gracchi’, Athenaeum N.S. 26 (1948) 173-236; 27 (1949) 3-42


G. Ранний Рим
827
147А. Tibiletti, G. ‘Ricerche di storia agraria romana I: La politica agraria dalla guerra annibalica ai Gracchi’, Athenaeum N.S. 28 (1950) 183-266
148. Torelli, M. ‘Tre studi di storia etrusca’, DArch. 8 (1974-5) 3-78
149. Torelli, M. ‘Rome et l’Etrurie a l’epoque archaique’, in Terre et paysans
dependants dans les societes antiques. Colloque international, Besan^on, 2—$ таг 1974> 2 51—313· Paris, 1979
150. Treggiari, S. Roman Freedmen during the Tate Republic. Oxford, 1969
151. Ullmann, B. S. ‘The Etruscan origin of the Roman alphabet and the name
of the letters’, CPhil. 22 (1927) 372-7
152. Usener, H. ‘Italische Volksjustiz’, Rh. Mus. N.F. 56 (1901) 1-28 = id.
Kleine Schriften iv. 35 6-8 2. Leipzig, 1913
153. von Vacano, O.-W. ‘Vulca, Rom und die Wölfin. Untersuchungen zur
Kunst des frühen Rom’, ANRIF 1.4 (1973) 523-83 15 4. Vallet, G. ‘L’introduction de l’olivier en Italie centrale d’apres les donnees de la ceramique’, in Hommages A. Grenier (1962) in. 15 54-63
155. Virlouvet, C. Famines et erneutes ä Rome des origines de la republique ä la mort de
Ne'ron. Rome, 1985
156. Volkmann, H. ‘Die Massenversklavungen der Einwohner eroberten
Städte in hellenistisch-römischen Zeit’, Abhandlungen der Akademie der Wissenschaften t(u Main%, Geistes- und sozialwissenschaftliche Klasse 1961 n. 3
157. Watson, A. ‘Enuptio gentis\ in Daube Noster. Essays in Legal History for D.
Daube 331-41. Edinburgh-London, 1974
158. Weber, M. Die römische Agrargeschichte in ihrer Bedeutung für das Staats- und
Privatrecht. Stuttgart, 1891
159. Weber, M. ‘Agrarverhältnisse im Altertum’, in Handwörterbuch der
Staatswissenschaften 1.52-188. Ed. -3. Jena, 1890 = id. Gesammelte Aufsätze \ur Sozial- und Wirtschaftsgeschichte 1-288. Tübingen, 1924
160. Weber, V. ‘Zur Geschichte des römischen Vereinswesens’, Klio 59 (1977)
247-56
161. Westrup, C. W. Some Notes on the Roman Slave in Early Times, a Comparative
Sociological Study (Hist.-ßlol. Meddel. udg. af dar Danske Vidensk. Selskab 36.3). Copenhagen, 1956
162. White, K. D. Roman Farming. London, 1970
163. Wieacker, F. ‘Endoplorare. Diebstahlsverfolgung und Gerüft im
altrömischen Recht’, in Festschrift für L. Wenger {Münch. Beitr. Papyr. 34-5) 1.129-79. Munich, 1944-5
164. Williams, G. ‘Some aspects of Roman marriage ceremonies and ideals’,
JRS 48 (1958) 16-29
165. Yaron, R. ‘ Vitae necisque potestas’, RHD 30 (1962) 243-51
166. Yeo, C. A. ‘The overgrazing of ranch-lands in ancient Italy’, ТАРА 79
(1948) 275-309
167. Zancan, L. Ager publicus. Ricerche di storia e di diritto romano. Padua, 1935
168. Zehnacker, H. ‘Unciarium fenus (Tacite, Annales VI. 16)’, in Melanges P.
Wuilleumier (1980) 353-62


828
G. Ранний Рим
(b) Право
См. также Bruns, FIRA в списке сокращений. См. далее: А 114, 121—122, 142, 178; F 6; G 26, 29-30, 47, 54-55, 89, 95-98, 146, 157, 163, 165, 168, 531, 649, 656, 659; Н 71.
169. Badian, Е. ‘Three non-trials in Cicero. Notes on the text, prosopography
and chronology of Divinatio in Caecilium 63’, Klio 66 (1984) 291-309
170. Bauman, R. A. The Duumviri in the Roman Criminal Law and in the Horatius
Legend (Historia Einzelschriften 12). Wiesbaden, 1969
171. Behrends, O. Review of A. H. M. Jones, The Criminal Courts of the Roman
Republic and Principate (Oxford, 1972) in ZSS 90 (1973) 462-75
172. Behrends, O. Der Zwölftafelpro^ess. Zur Geschichte des römischen
Obligationenrechts (Göttinger rechtswiss. Stud. 92). Göttingen, 1974
173. Behrends, O. ‘Das nexum im Manzipationsrecht oder die
Ungeschichtlichkeit des Libraldarlehens’, RIDA ser. 3.21 (1974) 137-84
174. Birks, P. ‘English beginnings and Roman parallels’, IJ N.S. 6 (1971)
147-62
175. Birks, P. ‘A note on the development offurtum\ IJ N.S. 8 (1973) 349-5 5
176. Bonfante, P. Res mancipi e nec mancipi. Rome, 1888
177. Bonfante, P. Corso di diritto romano ι-in and vi. Rome, 1925-33
178. Bonfante, P. Scritti giuridici 1. Turin, 1926
179. Bonfante, P. Storia del diritto romano 1. Ed. 4. Milan, 1958 (reprint)
180. Brunt, P. A. Review of W. Kunkel, Untersuchungen %ur Entwicklung des
römischen Kriminalverfahrens in vorsullanischer Zeit (Munich, 1962) in RHD 32 (1964) 440-9
181. Burdese, A. ‘Riflessioni sulla repressione penale romana in eta arcaica’,
BIDR 69 (1966) 342-54
182. Carcopino, J. ‘Les pretendues lois royales’, MEER 54 (1937) 344-76
183. Chantraine, H. ‘Zur Entstehung der Freilassung mit Bürgerrechtserwerb
in Rom’, ANRUZ 1.2 (1972) 59-67
184. Du chätiment dans la cite. Supplices corporeis et peine de mort dans le monde antique.
Table ronde organised par Г Ecole Eranqaise de Rome avec le concours du Centre National de la Recherche Scientifique ( Rome 9-11 novembre 1982). (Collection de l’Ecole Fran^aise de Rome 79). Paris, 1984
185. Ciulei, G. ‘Gab es einen Einfluss des griechischen Rechts in den
Zwölftafeln?’, in Gesellschaft und Recht ingriech.-röm. Altertum (Deutsche Akademie der Wissenschaften zu Berlin. Schriften der Sektion für Altertumswissenschaft 52), ed. M. N. Andreev, 11.21-46. Berlin, 1969
186. Cloud, J.D. ‘Parricidium from the lex Numae to the lex Pompeia de
parricidiis\ ZSS 88 (1971) 1-66
187. Cosen tini, C. Studi sui liberti: contributo alio studio della condicione giuridica dei
liberti cittadini (Universita di Catania. Pubblicazioni della Facolta di Giurisprudenza 11 & 14). 2 vols. Catania, 1948 and 1950
188. Crifo, G. ‘La legge delle XII tavole: osservazioni e problemi’, ANRW 1.2
(1972) 115-33


G. Ранний Рим
829
189. Daube, D. ‘Two early patterns of manumission’, JRS 36 (1946) 57-75
190. Daube, D. Forms of Roman Legislation. Oxford, 1956
191. Daube, D. ‘Texts and interpretation in Roman and Jewish law’, Jewish
Journal of Sociology 3 (1961) 3—28
192. Daube, D. ‘The preponderance of intestacy at Rome’, Tulane Law Review
39 (i964-5) 253-62
193. Daube, D. Roman Law: Linguistic, Social and Philosophical Aspects. Edin¬
burgh, 1969
194. Daube, D. ‘The self-understood in legal history’, Juridical Review N.S. 18
(1975) 126-34
195. Daube, D. ‘Money and justiciability’, ZSS 96 (1979) 1-16
196. Delz, J. ‘Die griechische Einfluss auf die Zwölftafelgesetzgebung’, ΜΗ ζ з
(1966) 69-83
197· De Martino, F. ‘Storia arcaica e diritto romano privato’, RIDA ser. 1.4 (1950) 387—4°7 = id. Diritto e societa neII’antica Roma 34—50
198. De Visscher, F. Le regime romain de la noxalite: de la vengeance collective ä la
responsabilite individuelle. Brussels, 1947
199. De Zulueta, F. ‘The recent controversy about nexum\ LgR 29 (1913)
ЧУ-5 3
200. De Zulueta, F. The Institutes of Gaius. 2 vols. Oxford, 1953
201. Diamond, A. S. Primitive Law: Past and Present. Ed. 2. London, 1971
202. Diösdi, G. ‘Familia pecuniaque. Ein Beitrag zum altrömischen Eigentum’,
AAnt. Hung. 12 (1964) 87-105
20 3. Diösdi, G. Ownership in Ancient and Preclassical Roman Law. Budapest, 1970
204. Diösdi, G. Contract in Roman Law from the Twelve Tables to the Glossators.
Budapest, 1981
205. Ducos, M. L’influence grecque sur la lot des douses tables. Paris, 1978
206. Eder, W. ‘The political significance of the codification of law in archaic
societies: an unconventional hypothesis’, in Social Struggles in Archaic Rome, ed. K. A. Raaflaub, 262-300. California, 1986
207. Ferenczy, E. ‘Vom Ursprung der decemviri stlitibus iudicandis\ ZSS 89 (1972)
ЗЗ8-44
208. Ferenczy, E. ‘Uti legassit . . . ita ius esto’, Oikumene 1 (1976) 173-83
209. Ferenczy, E. ‘Das römisches Strafrecht zur Zeit der Zwölftafeln’, AUB 7
(1979) 45-51
210. Ferenczy, E. ‘Römische Gesandtschaft im Perikleischen Athen’, Oikumene
4 (1983) З7-42
211. Fraenkel, E. Review of F. Beckmann, Zauberei und Recht in Roms Fruh^eit
(Münster, 1923) in Gnomon 1 (1925) 185-200 = id. Kleine Beiträge %ur klassischen Philologie 11.400—15. Rome, 1964
212. Franciosi, G. ‘“Partes secanto”, tra magia e diritto’, Labeo 24 (1978)
263-75
213. Frezza, P. ‘La costituzione cittadina di Roma ed il problema degli
ordinamenti giuridici preesistenti’, in Scritti in onore di C. Ferrini pubblicati in occasione della sua beatifica^ione, ed. A. Gemelli, 1.275-98. Milan, 1947-9


830
G. Ранний Рим
214. Gage, J. ‘Les primitives ordalies tiberines et les recherches ostiennes’, in
Hommage ä la memoire de Jerome Carcopino 119-38. Paris, 1977
215. Gallo, F. Studi sulla distin^ione fra res mancipi e res nec mancipi (Memorie
deiristituto Giuridico dell’Universitä di Torino ser. 2a. 102). Turin, 1958
216. Gallo, F. ‘Potestas e dominium nell’esperienza giuridica romana’, Habeo 16
(1970) 17-58
217. Gaudemet, J. ‘“Uti legassit . . .” (XII Tables V.3)’, in Hommages a R.
Schilling (Collection d’Etudes Latines, Serie Scientifique 37), edd. H. Zehnacker and G. Hentz, 109-15. Paris, 1983
218. Gioffredi, C. ‘Su XII Tab. VI, 1’, SDHI 27 (1961) 343—50
219. Girard, P. F. ‘L’histoire des XII Tables’, Nouvelle Revue Historique de Droit
Franqais et Etranger 26 (1902) 381—436
220. Greenidge, A. H. J. ‘The authenticity of the Twelve Tables’, EHR 20
(1905) 1-21
221. Heinze, R. ‘Supplicium’, ALL 15 (1908) 89-105
222. Horak, F. ‘Kreditvertrag und Kreditprozess in den Zwölftafeln’ (review
of О. Behrends, Der Zwölftafelprozess (Göttingen, 1974)), ZSS 93 (1976) 261-86
223. Imbert, J. ‘Fides et nexum\ in Studi V. Arangio-Ruiz 1.33 9-6 з. Naples, 1953
224. d’Ippolito, F. ‘Das tus Flavianum und die lex Ogulnia\ ZSS 102 (1985)
91—128
225. d’Ippolito, F. Giuristi e sapienti in Roma arcaica. Rome—Bari, 1986
226. von Jhering, R. ‘Reich und Arm im altrömischen Civilprozess’, in id.
Scherf und Ernst in der Jurisprudenz 175-232. Ed. 10. Leipzig, 1909
227. Jolowicz, H. F. and Nicholas, В. Historical Introduction to the Study of Roman
Law. Ed. 3. London, 1972
228. Jones, A. H. M. The Criminal Courts of the Roman Republic and Principate.
Oxford, 1972
229. Karlowa, O. Römische Rechtsgeschichte. 2 vols. Leipzig, 1885-1901
230. Kaser, M. ‘Die Anfänge der Manumissio und das fiduziarisch gebundene
Eigentum’, ZSS 61 (1941) 153-86
231. Kaser, M. ‘Zum Ursprung des geteilten römischen Zivil¬
prozessverfahrens’, in Festschriftfür L. Wenger (Münch. Beitr. Papyr. 34- 5) 1.106-28. Munich, 1944-5
232. Kaser, M. Das altrömische lus. Studien zur Rechtsvorstellung und Rechtsgeschichte
der Römer. Göttingen, 1949
233. Kaser, M. ‘Religione e diritto in Roma antica’, Annali del Seminario
Giuridico di Catania 3 (1949) 77—98
234. Kaser, M. Review of C. Cosentini, Studi sui liberti (Catania, 1948-5 о) in ZSS
68 (1951) 576-86
235. Kaser, M. Eigentum und Besitz älteren römischen Recht (Forschungen zum
römischen Recht Abh. 1). Ed. 2. Cologne, 1956
236. Kaser, M. ‘Typisierter dolus im altrömischen Recht’, BIDR 65 (1962)
79—io4
237. Kaser, M. ‘The concept of Roman ownership’, Tydskrif vir Hedendaagse
Romeins-Hollandse Reg ζη (1964) 5—19


G. Ранний Рим
831
238. Kaser, М. Das römische Zivilpro^essrecht (Handbuch der Altertumswiss¬
enschaft X. 3.4). Munich, 1966
239. Kaser, M. Römische Rechtsgeschichte. Ed. 2. Göttingen, 1967
240. Kaser, M. Das römische Privatrecht I. Das altrömische, das vor klassische und
klassische Recht (Handbuch der Altertumswissenschaft X. 3.3). Ed. 2. Munich, 1971
241. Kaser, M. ‘Die Beziehung von Lex und Ius und die XII Tafeln’, in Studi in
memoria di Guido Donatuti 11.523-46. Milan, 1973
242. Kelly, J.M. Roman "Litigation. Oxford, 1966
243. Kelly, J.M. ‘A note on threefold mancipation’, in Daube Noster, Essays in
Legal History for David Daube 183-86. Edinburgh, 1974
244. Kelly, J. M. Studies in the Civil Judicature of the Roman Republic. Oxford, 1976
245. Kunkel, W. Untersuchungen %ur Entwicklung des römischen Kriminalverfahrens
in vorsullanischer Zeit (.Abhandlungen der Bayerischen Akademie der Wissenschaften Phil.-hist. Klasse, N.F. 56). Munich, 1962
246. Kunkel, W. ‘Das Konsilium im Hausgericht’, ZSS 83 (1966) 219-51
247. Kunkel, W. ‘Die Funktion des Konsiliums in der magistratischen
Strafjustiz und im Kaisergericht’, ZSS 84 (1967) 218-44
248. Kunkel, W. ‘Ein direktes Zeugnis für den privaten Mordprozess im
altrömischen Recht’, ZSS 84 (1967) 382-85
249. Lambert, E. ‘La question de l’authenticite des XII Tables et les Annales
Maximi’, Nouvelle Revue Historique de Droit Franqais et Etranger 26 (1902) 149—200
250. Lambert, E. La fonction du droit civil compare. Paris, 1903
251. Lambert, E. ‘L’histoire traditionelle des XII Tables et les criteres
d’inauthenticite des traditions en usage dans l’ecole de Mommsen’, in Melanges Ch. Appleton. Etudes d’histoire du droit dediees ä M. Ch. Appleton ä Г occasion de son XXVe anniversaire de professorat 501-626. Lyon, 1903
252. Latte, K. ‘Religiöse Begriffe in frührömischen Recht’, ZSS 67 (1949) 47-
61 = id. Kleine Schriften 329-40
253. Lauria, M. Ius Romanum 1.1. Naples, 1963
254. Lauria, M. ‘. . . usus auctoritas fundi biennium est’, in De iustitia et iure.
Festgabe für U. von Lübtow %um So. Geburtstag, edd. M. Harder and G. Thielmann, 163-86. Berlin, 1980
255. Levy-Bruhl, H. Nouvelles etudes sur le tres ancien droit romain (Publications de
l’Institut de Droit Romain de l’Universite de Paris 1). Paris, 1947
256. Levy-Bruhl, H. Quelques problemes du tres ancien droit romain. Paris, 1934
257. Levy-Bruhl, H. ‘La vente de la fille de famille a Rome’, in Festschriftfür H.
Lewald 93-100. Basle, 1953
258. Levy-Bruhl, H. Recherches sur les actions de la loi. Paris, i960
259. von Lübtow, U. ‘Zum Nexumproblem’, ZSS 67 (1949) 112-61
260. MacCormack, G. ‘Nexi, iudicati and addicti in Livy’, ZSS 84 (1967) 350-5
261. MacCormack, G. * Partes secanto9, RHD 36 (1968) 509-18
262. MacCormack, G. ‘Formalism, symbolism and magic in early Roman law’,
RHD 37 (1969) 439-68
263. MacCormack, G. ‘Roman and African litigation’, RHD 39 (1971) 221-5 5


832
G. Ранний Рим
264. MacCormack, G. ‘Criminal liability for fire in early and classical Roman
law’, Index 3 (1972) 382—96
265. MacCormack, G. ‘The lex Poetelia\ Labeo 19 (1973) 306-17
266. MacCormack, G. ‘Anthropology and early Roman law’, IJ N.S. 14 (1979)
173-87
267. MacCormack, G. ‘Fault and causation in early Roman law. An anthropo¬
logical perspective’, RIDA ser. 3.28 (1981) 97-126
268. MacCormack, G. ‘A note on a recent interpretation of “paricidas esto’”,
Labeo 28 (1982) 43-50
269. Magdelain, A. ‘Remarques sur la perduellio\ Historia 22 (1973) 405—22
270. Magdelain, A. ‘Aspects arbitraux de la justice civile archai'que a Rome’,
RIDA ser. 3.27 (1980) 205-81
271. Magdelain, A. ‘L’acte per aes et libram et Yauctoritas\ RIDA ser.3.28 (1981)
127-61
272. Magdelain, A. ‘Les mots legare et heres dans la loi des XII Tables’, in
Horn mages ä R. Schilling (Collection d’Etudes Latines, Serie Seien tifique 37), edd. H. Zehnacker and G. Hentz, 159-73. Paris, 1983
273. Magdelain, A. ‘Paricidas’, in Du chatiment dans la cite. Supplices corporeis et
peine de mort dans le monde antique (Collection de l’Ecole Fran5aise de Rome 79) 549—71. Rome, 1984
274. Michel, J. H. Gratuite en droit romain. Brussels, 1963
275. Michon, L. ‘La succession “ab intestato” d’apres les XII Tables’, RHDFE
45 Ü921) }19—64
276. Mitteis, L. ‘Über das Nexum’, ZSS 22 (1901) 96-125
277. Mommsen, Th. Römisches Strafrecht. Leipzig, 1899
278. Münzer, F. ‘Hermodorus’, RE 8 (1913) 859-61
279. Noailles, P. Fas et ius. Paris, 1948
280. Ogilvie, R. M. ‘The maid of Ardea’, Latomus 21 (1962) 477-83
281. Pagliaro, A. ‘La formula “paricidas esto” ’, in Studiin onore di L. Castiglioni
11.669-731. Florence, 1961
282. Paoli, J. ‘Le Ius Papirianum et la loi Papiria’, RHDFE ser. 4. 24 (1946-7)
15 7—200
283. Peppe, L. Studi sull*esecuvf one personale 1: Debiti e debitori nei primi due secoli
della repubblica romana (Universita di Roma: Pubblicazioni dell’Istituto di Diritto Romano e dei Diritti dell’Oriente Mediterraneo 60). Milan, 1981
284. Polay, E. ‘Das Jurisprudenzmonopol des Pontifikalkollegiums in Rom
und seine Abschaffung’, Acta Classica Universitatis Scientiarum Debreceniensis 19 (1983) 49-56
285. Polay, E. ‘/«///rä-Tatbestände im archaische Zeitalter des antiken Rom’,
ZSS 101 (1984) 142-89
286. Prichard, A. M. ‘Early usucapio\ LQR 90 (1974) 234-45
287. Prichard, A. M. ‘Auctoritas in early Roman law’, LQR 90 (1974) 378-95
288. Pugliese, G. ‘Res corporales, res incorporales e il problema del diritto
soggettivo’, in Studi K. Arangio-Rui^ (1953) 111.223—60
289. Rabello, A. M. Effetti personali della *patria potestas’ 1: Dalle origini al periodo
degli Antonini (Pubblicazioni della Universita degli Studi di Milano, Istituto di Diritto Romano 12). Milan, 1979


G. Ранний Рим
833
290. Radke, G. ‘Sprachliche und historische Beobachtungen zu den Leges XII
tabularum\ in Sein und Werden im Recht. Festgabe für Ulrich von Lübtow 223-46. Berlin, 1970
291. Radke, G. ‘Versuch einer Sprach- und Sachbedeutung alter römischer
Rechtsbegriffe’, in De iustitia et iure. Festgabe für U. von Lübtow %um So. Geburtstage edd. M. Harder and G. Thielmann, 9-44. Berlin, 1980
292. Ruoff-Väänänen, E. ‘The Roman senate and criminal jurisdiction during
the Roman republic', Arctos 12 (1978) 125-33
293. Ruschenbusch, E. ‘Die Zwölftafeln und die römische Gesandtschaft nach
Athen', Historia 12 (1963) 250—3
294. Santalucia, В. ‘Osservazioni sui duumviri perduellionis e sui procedimento
duumvirale’, in Du chätiment dans la cite. Supplices corporeis et peine de mort dans le monde antique (Collection de 1'Ecole Fransaise de Rome 79) 439- 52. Rome, 1984
29 5. Scherillo, G. ‘Res mancipi et nec mancipi, cose immobili e mobili', in Synteleia V. Arangio-Rui^ 83-96. Naples, 1964
296. Schmidlin, B. ‘Zur Bedeutung des legis actio: Gesetzesklage oder
Spruchklage?', RHD 38 (1970) 367-87
297. Schönbauer, E. ‘Mancipium und nexus\ Iura 1 (1950) 300-5
298. Schönbauer, E. ‘Studien zum römischen Strafrecht und Strafverfahren',
AAWW 102 (1965) 251-83
299. Selb, W. ‘Vom geschichtlichen Wandel der Aufgabe des iudex in der legis
actio\ in Gedächtnisschrift für Wolfgang Kunkel, edd. D. Nörr and D. Simon, 391-448. Frankfurt am Main, 1984
300. Siewert, P. ‘Die angebliche Übernahme solonischer Gesetze in die
Zwölftafeln. Ursprung und Ausgestaltung einer Legende’, Chiron 8
(1978) 331-44
301. Täubler, E. Untersuchungen %ur Geschichte des Decemvirats. Berlin, 1921
302. Thomas, Y. ‘Parricidium, 1: Le pere, la famille et la cite (la Lex Pompeia et le
Systeme des poursuites publiques)’, MEFR(A) 93 (1981) 643-715
303. Thormann, K. F. Der doppelte Ursprung der Mancipatio {Münch. Beitr. Papyr.
33). Ed. 2. Munich, 1969
304. Tomulescu, C. St. ‘Infractions de droit penal public dans la loi des XII
Tables’, RIDA ser. 3.26 (1979) 437-52
305. Tomulescu, C. St. ‘Quelques petites etudes de droit romain', BIDR 82
(1979) 95-117
306. Tondo, S. ‘Introduzione alle leges regiae\ SDHI 37 (1971) 1-73
307. Tondo, S. Leges regiae e paricidas {ААТС Studi 26). Florence, 1973
308. Tyrrell, W. B. ‘The duumviri in the trials of Horatius, Manlius and
Rabirius', ZSS 91 (1974) 106-25
309. van den Brink, H. ‘Ius fasque\ Labeo 16 (1970) 140-76
310. Voci, P. ‘Diritto sacro romano in eta arcaica’, SDHI 19 (1953) 38-103
311. Voci, P. Diritto ereditario romano. 2 vols. Ed. 2. Milan, 1963 and 1967
312. Volterra, E. ‘Tite-Live 4,9 et le droit d’Ardee au Ve siede avant J.-C.’,
RIDA ser. 3.13 (1966) 390-1
313. Watson, A. ‘The divorce of Carvilius Ruga’, RHD 33 (1965) 38-50


834
G. Ранний Рим
314. Watson, A. ‘Roman private law and the leges regiae\ JRS 62 (1972) 100—5
315. Watson, A. ‘The law of actions and the development of substantive law in
the early Roman republic’, LgR 89 (1973) 387-92
316. Watson, A. Legal Transplants: An Approach to Comparative Law. Edin¬
burgh, 1974
317. Watson, A. Rome of the Twelve Tables: Persons and Property. Princeton, 1975
318. Watson, A. ‘Personal injuries in the Twelve Tables (vin.iff.)’, RHD 43
(1975) 213-22
319. Watson, A. ‘The origin of usus\ RIDA ser.3.23 (1976) 265-70
320. Watson, A. ‘The death of Horatia’, CQ N.S. 29 (1979) 436-47
321. Watson, A. ‘La mort d’Horatia et le droit penal archaique a Rome’,
RHDFE ser. 4.57 (1979) 5-20
322. Wenger, L. Die Quellen des römischen Rechts. Vienna, 1953
323. Westrup, C. W. Introduction to Early Roman Law. 5 vols. London-Copenha-
gen, 1934-54
324. Wieacker, F. Hausgenossenschaft und Erbeinsetzung. Über die Anfänge des
römischen Testaments. Leipzig, 1940
325. Wieacker, F. Vom römischen Recht. Wirklichkeit und Überlieferung. Leipzig,
1944
326. Wieacker, F. ‘Zwölftafelprobleme’, RIDA ser. 3.3 (1956) 459-91
327. Wieacker, F. ‘Die XII Tafeln in ihrem Jahrhundert’, in Les origines de la
republique romaine (Entretiens Hardt 13) 291-359. Geneva, 1967
328. Wieacker, F. ‘Solon und die XII Tafeln’, in Studi in onore di E. Volterra
111.757-84. Milan, 1971
329. Wieacker, F. Tus. Die Entstehung einer archaischen Rechtsordnung im
archaischen Rom’, in Rechtswissenschaft und Rechtsentwicklung (Göttinger Rechtswissenschaftliche Studien in), ed. H. Immenga, 33-52. Göttingen, 1980
330. Wieacker, F. ‘Rechtsaustrag und Rechtsvorstellung im archaischen Rom’,
in Entstehung und Wandel rechtlicher Traditionen (Veröffentlichungen des Instituts für historische Anthropologie 2), ed. W. Fikentscher, 5 81-609. Freiberg, 1980
331. Wolf, J.G. (Lanx und licium. Das Ritual der Haussuchung im
altrömischen Recht’, in Sympotica Franz Wieacker sexagenario Sasbachwaldeni a suis libata 59-79. Göttingen, 1970
332. Wolff, H. J. ‘Ein Vorschlag zum Verständnis des Manzipationsrituals’, in
beitrage zur europäischen Rechtsgeschichte und zum geltenden Zivilrecht. Festgabe für J. Sontis, edd. F. Bauer, K. Larenz and F. Wieacker, 53-89. Munich, 1977
333. Yaron, R. ‘Two notes on intestate succession’, RHD 25 (1957) 385-97
334. Yaron, R. ‘Minutiae on Roman divorce’, RHD 28 (i960) 1—12
335. Yaron, R. ‘Reflections on usucapio\ RHD 35 (1967) 191-229
336. Yaron, R. (Si pater filium ter venum duit\ RHD 36 (1968) 57-72
337. Yaron, R. ‘ Semitic elements in early Rome*, in Daube Noster. Essays in Legal
History for D. Daube 343-57. Edinburgh, 1974


G. Ранний Рим
835
(с) Религия
См. также В (с) об археологических источниках; Е (а) о культах «основателей»; Е (Ь) о римских святилищах; А 31, 41—43, 54, 65, 116; В 26, 271; D 24; F 12, 26—27, 41, 50, 56, 67, 224-227, 233, 252, 310, 532-534, 557, 590, 597, 613-614, 618, 627, 652-653, 655, 659, 668-669, 705, 714, 741-742, 747; Н 50, 83, 89; J 43, 60.
338. Akten des Kolloquiums %ит Thema Oie Göttin von Pyrgi. Archäologische,
linguistische und religionsgeschichtliche Aspekte (Tübingen, 16-1/ Januar 19/9) (Biblioteca di Studi Etruschi 12). Florence, 1981
339. Alföldi, A. ‘Diana Nemorensis’, AJA 64 (i960) 137-44
340. Alföldi, A. ‘II santuario federale latino di Diana sull’Aventino e il tempio
di Ceres’, SMSR 32 (1961) 21-39
341. Altheim, F. Griechische Götter im alten Rom. Giessen, 1930
342. Altheim, F. Römische Religionsgeschichte. Berlin-Leipzig, 1931. Translated
as A History of Roman Religion. London, 1938
343. Ampolo, C. ‘L’Artemide di Marsiglia e la Diana dell’Aventino’, PP 25
(1970) 200-10
344. Appel, G. De Romanorum precationibus (Religionsgeschichtliche Versuche
und Vorarbeiten 7.2). Giessen, 1909
345. Band, L. TI culto del cosidetto tempio dell’ Apollo a Veii e il problema delle
triadi etrusco-italiche’, Stud. Etr. 17 (1943) 187-224
346. Bartoloni, G., Cataldi Dini, M., and Zevi, F. ‘Aspetti dell’ideologia
funeraria nella necropoli di Castel di Decima’, in La mort, les morts dans les societes anciennes, edd. G. Gnoli and J.-P. Vernant, 257-73. Cambridge, 1982
347. Bartoloni, G. ‘Riti funerari dell’aristocrazia in Etruria e nel Lazio.
L’esempio di Veio’, Opus 3 (1984) 13-29
348. Bayet, J. Ees origines de ΐHercule romain (Bibliotheque des Ecoles Fran^aises
d’Athenes et de Rome 132). Paris, 1926
349. Bayet, J. ‘Les maledictions du tribune C. Ateius Capito’, in Hommages ä G.
Dumevfl(Collection Latomus 45) 46-5 3. Brussels, i960 = id. Croyances et rites dans la Rome antique 353-65. Paris, 1971
350. Bayet, J. Histoirepolitique etpsychologique de la religion romaine. Ed. 2. Paris,
^69
351. Bayet, J. Croyances et rites dans la Rome antique. Paris, 1971
352. Beard, M. ‘The sexual status of Vestal Virgins’, JRS 70 (1980) 12-27
353. Bleicken, J. Oberpontifex und Pontifikalkollegium. Eine Studie zur
römischen Sakral Verfassung’, Hermes 85 (1957) 345-66
354. Bloch, R. ‘L’origine du culte des Dioscures a Rome’, Rev. Phil. 34 (i960)
182-93
355. Bloch, R. Les prodiges dans l’antiquite classique. Paris, 1963
356. Bloch, R. ‘Recherches sur la religion romaine du VIe siede avant J.-C.’,
CRAcad. Inscr. 1978, 669-87
357. Bloch, R. (ed.). Recherches sur les religions de l'antiquite classique. Geneva-
Paris, 1980


836
G. Ранний Рим
358. Bloch, R. ‘Recherches sur la religion romaine du Vie siede et du debut du
Ve siede av. J.-Chr.’, in id. (ed.) Recherches sur les religions de Г antiquite classique 347-82. Geneva-Paris, 1980
359. Bömer, F. Ahnenkult und Ahnenglaube im alten Rom (Archiv für
Religionswissenschaft Beiheft 1). Leipzig, 1943
360. Le Bonniec, H. Ее culte de Ceres ä Rome des origines ä la fin de la republique.
Paris, 1958
361. Le Bonniec, H. ‘Au dossier de la “lex sacra” trouvee a Lavinium’, in
Melanges J. Heurgon (1976) 1.5 09-17
362. Le Bourdelles, H. ‘Nature profonde du pontificat romain. Tentative d’une
etymologie’, Reu. Hist. Rel. 189 (1976) 53-66
363. Le Bourdelles, H. ‘Le Flamen et le Brahmane’, REL 57 (1979) 69-84; 58
(1980) 	124-5
364. Boyance, P. Etudes sur la religion romaine. Rome, 1972
365. Brelich, A. Die geheime Schut^gottheit von Rom. Zurich, 1949
366. Brelich, A. Bibliographies of Roman religion from 1939 in Doxa 2 (1949)
136-66; Studi Romani 2 (1954) 570-7; 4 (1956) 590-4; 6 (1958) 591-4; 9 (1961) 501-7; II (1963) 581-9; 15 (1967) 70-8; 19 (1971) 315-22; 23 (1975) 195-205; 25 (1977) 401-12; 26 (1978) 78-86; 31 (1983) 307-13
367. Brelich, A. ‘Quirinus. Una divinita romana alia luce della comparazione
storica’, SMSR 31 (i960) 63-119
368. Brind’Amour, P. Le calendrier romain; recherches chronologiques (Collection
d’etudes anciennes de l’Universite d’Ottawa 2). Ottawa, 1983
369. Briquel, D. ‘Sur les aspects militaires du dieu ombrien Fisus Sancius’,
MEFR(A) 90 (1978) 133-52
370. Cardauns, B. ‘Varro und die römische Religion’, ANRIF 11.16.1 (1978)
80—103
371. Carettoni, G. ‘La domus virginum Vestalium e la domus publica del periodo
repubblicano’, RPAA 51-2 (1978-80) 325-55
372. Castagnoli, F. ‘Sui tempio “Italico”’, MDAI (R) 83-4 (1966-7) 10-14
373. Castagnoli, F. ‘Les sanctuaires du Latium archaique’, CRAcad. Inscr. 1977,
460-76
374. Castagnoli, F. Tl culto della Mater Matuta e della Fortuna nel Foro
Boario’, Stud. Rom. 27 (1979) 145-52
375. Castagnoli, F. ‘L’introduzione del culto dei Dioscuri nel Lazio’, Stud. Rom.
31 (1983) 3-12
376. Castagnoli, F. ‘II tempio romano: questioni di terminologia e di tipologia’,
PBSR 52 (1984) 3-20
377. Catalano, P. Contributo alio studio deidiritto augurale 1 (Universita di Torino.
Memorie dell’Istituto Giuridico ser. 2, Mem. 107). Turin, i960
378. Catalano, P. ‘Aspetti spaziali dei sistema giuridico-religioso romano.
Mundus, templum, urbs, ager, Latium, Italia’, ANRW 11.16.1 (1978)
440-53
379. Champeaux, J. Fortuna. Recherches sur le culte de la Fortuna ä Rome et dans le
monde romain. Des origines a la mort de Cesar, 1: Fortuna dans la religion archaique (Collection de 1’Ecole Fran£aise de Rome 64). Paris, 1982


G. Ранний Рим
837
3 8о. Cloud, J. D. ‘Numa’s calendar in Livy and Plutarch’, LCM 4(1979) 65-71
381. Colonna, G. ‘Sull’origine del culto di Diana Aventinensis’, PP 17 (1962)
57-60
382. Colonna, G. ‘L’ideologia funeraria e il conflitto delle culture’, Arch. La%. 4
(1981) 	229-32
383. Colonna, G. ‘Tarquinio Prisco e il tempio di Giove Capitolino’, PP 31
(1981) 41-59
384. Combet-Farnoux, B. Mercure romain: le culte public de Mercure et la fonction
mercantile ä Korne de la republique archaique a Npoque augusteenne (Bibliotheque des Ecoles Fran£aises d’Athenes et de Rome 238). Rome, 1980
385. Cornelia, A. ‘Tipologia e diffusione dei complessi votivi in Italia in epoca
medio e tardo repubblicana’, MEFR(A) 93 (1981) 717-803
386. Cornell, T. J. ‘Some observations on the “crimen incesti”’, in Le delit
religieux dans la cite antique (Collection de l’Ecole Frangaise de Rome 48) 27-37. Paris, 1981
387. Corsano, M. ‘Sodalitas gentilite dans l’ensemble lupercal’, Rev. Hist. Rel.
l9l О977) 47-58
388. Degrassi, A. Inscriptiones Italiae, vol. XIII - Fasti et elogia, fasc. 11 - Fasti anni
Numani et luliani. Rome, 1963
389. Delatte, A. ‘Les doctrines pythagoriciennes des livres de Numa’, Bulletin de
ГAcademie Royale Belgique (Classe des Lettres et des Sciences Politiques) ser. 5.22 (1936) 19-40
390. Del Basso, E. ‘Virgines Vestales’, AAN 85 (1974) 161-249
391. Le delit religieux dans la cite antique (Collection de l’Ecole Frangaise de Rome
48). Rome, 1981
392. De Marchi, A. Il culto privato di Roma antica. 2 vols. Milan, 1896/1903
393. Diels, H. Sibyllinische Blatter. Berlin, 1890
394. Drerup, H. ‘Zur Zeitstellung des Kapitolstempels in Rom’, Marburger
Winckelmann-Programm 1973 [1974] 1-12
395. Dumezil, G. Jupiter Mars Quirinus. 3 vols. Paris, 1941-5
396. Dumezil, G. Mythe et epopee. 3 vols. Paris, 1968-73
397. Dumezil, G. Ide'es romaines. Paris, 1969
398. Dumezil, G. La religion romaine archaique. Ed. 2. Paris, 1974. First edition
translated as:
399. Dumezil, G. Archaic Roman Religion. London-Chicago, 1970-1
400. Dumezil, G. Fetes romaines dfete et d’automne. Paris, 1975
401. Fenelli, M. ‘Contributi per lo studio del votivo anatomico. I votivi
anatomici di Lavinio’, Arch. Class. 27 (1975) 206-52
402. Flamant, J. ‘L’annee lunaire aux origines du calendrier pre-julien’,
MEFR(A) 96.2 (1984) 175-93
403. Foresti, L. A. ‘Zur Zeremonie der Nagelschlagung in Rom und Etrurien’,
AJAH 4 (1979) 144-56
404. Fraschetti, A. ‘Le sepolture rituali del Foro Boario’, in Le delit religieux dans
la citi antique (Collection de l’Ecole Frangaise de Rome 48), ed. J. Scheid, 51—115. Rome, 1981


838
G. Ранний Рим
405. Fugier, Н. Recherches sur l*expression du sacre dans la langue latine. Paris, 1963
406. Gage, J. Apollon romain: essai sur le culte d* Apollon et le diveloppement du ‘ritus
Graecus’ а Коте des origines ä Auguste. Paris, 1935
407. Gage, J. ‘Quirinus fut-il le dieu des Fabii?’, in Me'langes A. Piganiol (1966)
111.1591-1605
408. Gage, J. ‘Les superstitions de l’ecorce et le role rituel des füts de troncs
d’arbres dans l’Italie primitive’, MEFR(A) 91 (1979) 545-70
409. Le Gall, J. ‘Evocatio\ in Melanges ]. Heurgon (1976) 1.519-24
410. Gerschel, L. ‘Saliens de Mars et Saliens de Quirinus’, Reu. Hist. Rel. 138
(1950) 145-51
411. Gjerstad, E. ‘The temple of Saturn in Rome. Its date of dedication and the
early history of the sanctuary’, in Hommages A. Grenier (1962) 11.75 7-62
412. Gjerstad, E. ‘The Aventine sanctuary of Diana’, Acta Archaeologica 41
(1970) 99-I°7
413. Gjerstad, E. ‘Pales, Palilia, Parilia’, in Studia Romana in honorem P. Krarup,
1-5. Odense, 1976
414. Gordon, A. E. On the origin of Diana’, ТАРА 63 (1932) 177-92
415. Gordon, A. E. The Cults of Aricia. Berkeley, 1934
416. Grant, F. C. Ancient Roman Religion (Library of Liberal Arts 138). New
York, 1957
417. Grenier, A. Les religions itrusque et romaine. Paris, 1948
418. Guarducci, M. ‘Janus Geminus’, in Melanges A. Piganiol (1966) hi. 1607-21
419. Guarducci, M. ‘Nuove osservazioni sulla lamina bronzea di Cerere a
Lavinio’, in Melanges J. Heurgon (1976) 1.411—25
420. Guittard, C. ‘Recherches sur la nature de Saturne, des origines a la reforme
de 217 av.J.-C.’, in Recherches sur les religions de ITtalie antique, ed. R. Bloch, 43-71. Geneva, 1976
421. Guittard, C. ‘Aspects epiques de la premiere decade de Tite-Live; le rituel
de la devotio\ in L’epopeegreco-latine^ ed. R. Chevallier, 3 3-44. Paris, 1981 42 2. Guizzi, F. IIsacerdotio di Vesta. Aspettigiuridici dei culti romani. Naples, 1962 42 3. Guizzi, F. Aspetti giuridici del sacerdotio romano. II sacerdotio di Vesta. Naples, 1968
424. Hackens, T. ‘Capitolium Vetus’, Bulletin de ITnstitut Historique Beige de Rome
33 (1961) 69-88
425. Hauben, H. ‘Some observations on the early Roman calendar’, Anc. Soc.
и—2 (1980-1) 241—55
426. Hoffmann, W. Wandel und Herkunft der Sibyllini sehen Bücher in Rom (diss.
Leipzig, 1953)
427. Hölscher, T. Victoria Romana. Mainz, 1967
428. Hookes, E. M. ‘The significance of Numa’s religious reforms’, Numen 10
(1963) 87-132
429. Koch, C. Der römische luppiter (Frankfurter Studien zur Religion und
Kultur der Antike 14). Frankfurt, 1937
430. Koch, C. ‘Vesta’, RE 2. Reihe, 8 (1958) 1717-76
431. Koch, C. Religio. Studien tu Kult und Glauben der Römer. Nuremberg, i960
432. Koch, C. ‘Quirinus’, RE 24 (1963) 1306-21


G. Ранний Рим
839
433. Köves-Zulauf, Т. Reden und Schweigen. Munich, 1972
434. Lambrechts, P. ‘Mars et les Saliens’, Latomus 5 (1946) ш-19
435. Latte, К. Römische Religionsgeschichte (Handbuch der Altertums¬
wissenschaft v.4). Munich, i960
436. Lienard, E. ‘Calendrier de Romulus. Les debuts du calendrier romain’,
Ant. Class. 50 (1981) 469-82
437. Linderski, J. ‘The augural law’, ANRW 11.16.3 (1986) 2146-312
438. Liou-Gille, B. Cultes ‘heroiques’ romains. Les fondateurs. Paris, 1980
439. Loicq, J. ‘Mamurius Veturius et l’ancienne representation italique de
l’annee’, in Hommages J. Bayet (1964) 401-26
440. MacBain, B. Prodigy and Expiation: a Study in Religion and Politics in
Republican Rome (Collection Latomus 177). Brussels, 1982
441. Maddoli, G. TI rito degli Argei e le origini del culto di Hera a Roma’,
PP 26 (1971) 15 3-66
442. Martinez-Pinna, J. ‘Evidenza di un tempio di Giove Capitolino a Roma
all’inizio del VI sec. a.C.’, Arch. La\. 4 (1981) 249-52
443. Martin, P. M. ‘Architecture et politique: le temple de Jupiter Capitolin’,
Caesarodunum 18 bis (1983) 9-29
444. Martorana, G. ‘Un’ ipotesi sui Lupercalia’, in Studi di storia antica offerti
dagli allievi a E. Mannt 1.241-58. Rome, 1976
445. Maule, Q. F. and Smith, H. R. W. Votive Religion at Caere: Prolegomena.
Berkeley-Los Angeles, 1959
446. Michels, A. K. The Calendar of the Roman Republic. Princeton, 1967
447. Momigliano, A. ‘Camillus and Concord’, CQ 36 (1942) 111-20 = id.
Secondo Contributo 89-104
448. Momigliano, A. ‘Sul dies natalis del santuario federale di Diana
sull’Aventino’, RAL ser. 8.17 (1962) 387-92 = id. Ter^o Contributo 641-8
449. Momigliano, A. ‘Premesse per una discussione su Georges Dumezil’, Opus
2 (1983) 329-42
450. Moskovszky, E. ‘Larentia and the god. Archaeological aspects of an
ancient Roman legend’, A Arch. Hung. 25 (1973) 241-64
451. Münzer, F. ‘Die römischen Vestalinnen bis zur Kaiserzeit’, Philologus N.F.
46 (1937-8) 47-67, 199-222
452. Münzer, F. and Jörs, P. ‘Ti. Coruncanius (Coruncanius 3)’, RE 4 (1901)
1663-5
453. Nilsson, M. P. ‘Saeculares ludi’, RE 2. Reihe, 1 (1920) 1696-1720
454. Norden, E. Aus altrömischen Priesterbüchern (Skrifter utgivna av. Kungl.
Humanistika Vetenskapssamfundet i Lund 29). Lund, 1939
455. North, J.A. ‘Conservatism and change in Roman religion’, PBSR 44
(1976) 1-12
456. North, J. A. ‘Religious toleration in republican Rome’, PCPhS 25 (1979)
85-103
45 7. Ogilvie, R. M. ‘Some cults of early Rome’, in Hommages M. Renard (1969) 11.566-72


840
G. Ранний Рим
458. Olshausen, Е. ‘Über die römischen Ackerbrüder. Geschichte eines
Kultes’, ANRW 11.16.1 (1978) 820—32
459. Pairault, F. H. ‘Diana Nemorensis, deesse latine, deesse hellenisee’,
MEFR 81 (1969) 425—71
460. Palmer, R. E. A. ‘The censors of 312 в.с. and the state religion’, Historia 14
0965) 294-324
461. Palmer, R. E. A. Roman Religion and Roman Empire. Five Essays (The
Harvey Foundation Series 154). Philadelphia, 1974
462. Palmer, R. E. A. ‘Roman shrines of female chastity from the Caste
Struggle to the Papacy of Innocent Г, RSA 4 (1974) 113-59
463. Pena, M. J. ‘La dedication у el dedicante del templo de Jupiter Capitolino’,
Faventia 3 (1981) 149—70
464. Pena Gimeno, M. J. ‘Artemis-Diana у algunas cuestiones en relacion con
sua iconografia у suo culto en Occidente’, Ampurias 35 (1973) 109—34
465. Peruzzi, E. ‘Haruspices Sabinorum', PP 24 (1969) 5-33
466. Peyre, C. ‘Castor et Pollux et les Penates pendant la periode republicaine’,
MEFR 74 (1962) 433-62
467. Piccaluga, G. Elementi spettacolari nei rituali festivi romani. Rome, 1965
468. Piccaluga, G. Terminus. I segni di confine nella religione romana. Rome, 1974
469. Piganiol, A. Recherches sur les jeux romains (Publications de la Faculte des
Lettres de 1’Universite de Strasbourg 13). Strasbourg, 1923
470. Pötscher, W. ‘Die Lupercalia: eine Strukturanalyse’, Gramer Beiträge 11
(1984) 221-49
471. Prowse, K. R. ‘Numa and the Pythagoreans: a curious incident’, GdrR
N.S. ii (1964) 36-42
472. Radke, G. ‘Quindecimviri’, RE 24 (1963) 1114-48
473. Radke, G. Die Götter Altitaliens (Fontes et Commentationes 3). Ed. 2.
Münster, 1979
474. Radke, G. ‘Die “Dei Penates” und Vesta in Rom’, ANRW 11.17.1 (1981)
343-УЗ
475. Radke, G. ‘Quirinus’, ANRW 11.17.1 (1981) 276-99
476. Richard, J.-C. ‘ “M. Laetorius primi pili centurio”; a propos de la dedicace
du temple de Mercure’, in Scritti in memoria di A. Brelich, edd. V. Lanternari, M. Massenzio and D. Sabbatucci, 501-9. Bari, 1982
477. Richardson, E. H. ‘The gods arrive’, Archaeological News 6 (1976) 125-3 3
478. Ries, J. ‘Heritage indo-europeen et religion romaine. A propos de La
religion romaine archatque de Georges Dumezil’, Revue Theologique de Louvain 7 (1976) 476-89
479. Riis, P. J. ‘The cult image of Diana Nemorensis’, Acta Archaeologica 37
(1966) 67-75
480. Rohde, G. Die Kultsat^ungen der römischen Pontifices. Berlin, 1936
481. Rose, H. J. Ancient Roman Religion. London, 1949
482. Ryberg, I. S. Rites of the State Religion in Roman Art (Memoirs of the
American Academy in Rome 23). New Haven, 1955
483. Samter, E. ‘Fetiales’, RE 6 (1909) 2259-65
484. Scheid, J. La religione a Roma. Rome, 1983


G. Ранний Рим
841
485. Scheid, J. Religion et piete ä Rome. Paris, 1985
486. Schilling, R. La religion romaine de Venus. Paris, 1954
487. Schilling, R. ‘Les castors romains a la lumiere des traditions indo-
europeennes’, in Hommages ä G. Dume\il (Collection Latomus 45) 177-92. Brussels, i960 = R. Schilling, Rites, cultes, dieux de Rome (Etudes et Commentaires 92) 338-52. Paris, 1979
488. Schilling, R. ‘Ä propos des “exta”: l’extispicine etrusque et la “litatio”
romaine’, in Hommages A. Grenier (1962) in. 1371-8 = R. Schilling, Rites у cultes у dieux de Rome (Etudes et Commentaires 92) 183-90. Paris, l919
489. Schilling, R. ‘L’originalite du vocabulaire religieux latin’, RBPhil. 49
(1971) 31-54 = id. Rites, cultes, dieux de Rome (Etudes et Commentaires 92) 30 5 3* Paris> *979
490. Schilling, R. ‘Les etudes relatives a la religion romaine (1950-70)’,
ANRIV 1.2 (1972) 317—47
491. Schilling, R. Rites, cultes, dieux de Rome (Etudes et Commentaires 92). Paris,
'919
492. Scholz, U. W. Studien %um altitalischen und altrömischen Marskult und
Marsmythos (Bibliothek der klassischen Altertumswissenschaften N.F. 2.Reihe, 35). Heidelberg, 1970
493. Scholz, U. W. ‘Zur Erforschung der römischen Opfer (Beispiel: die Lu¬
percalia)’, in Le sacrifice dans l* antiqui te (Entretiens Hardt 27) 289-340. Geneva, 1980
494. Scullard, H. H. Festivals and Ceremonies of the Roman Republic. London, 1981
495. Simon, E. ‘Apollo in Rom’, JDAI 93 (1978) 202-27
496. Syme, R. Some Arval Brethren. Oxford, 1980
497. Szemler, G. J. The Priests of the Roman Republic (Collection Latomus 127).
Brussels, 1972
498. Thulin, C. ‘Haruspices’, RE 7 (1910) 2431-68
499. Torelli, Μ. ‘II santuario di Hera a Gravisca’, PP 26 (1971) 44-67
500. Torelli, M. Tl santuario greco di Gravisca’, PP 32 (1977) 398-458
501. Ulf, C. Das römische Luperealienfest. Darmstadt, 1982
502. van Berchem, D. ‘Hercule-Melqart a l’Ara Maxima’, RPAA 32 (1959-60)
61-8
503. van Berchem, D. ‘Trois cas d’asylie archa'ique’, MH 17 (i960) 21-33
504. van Berchem, D. ‘Sanctuaires d’Hercule-Melqart: contribution a l’etude
de l’expansion phenicienne en Mediterranee’, Syria 44 (1967) 73-109, 307-38
505. Versnel, H. S. ‘Two types of Roman devotio*, Mnemosyne 29 (1976) 365-410
506. Versnel, H. S. ‘Self-sacrifice, compensation and the anonymous gods’, in
Le sacrifice dans Гantiquite (Entretiens Hardt 27) 135—94. Geneva, 1980
507. Verzar, M. ‘Pyrgi e l’Afrodite di Cipro. Considerazioni sui programma
decorativo del tempio B’, MEFR(A) 92 (1980) 35-86
508. Warde Fowler, W. The Roman Festivals. London, 1899
509. Warde Fowler, W. The Religious Experience of the Roman People. London,
1911


842
G. Ранний Рим,
510. Weinrib, E. J. ‘Obnuntiatio. Two problems’, ZSS 87 (1970) 395-425
511. Weinstock, S. ‘Templum\ RE 2. Reihe, 5 (1934) 480-5
512. Weinstock, S. ‘Nonalia sacra\ RE 17 (1937) 861-2
513. Weinstock, S. ‘Penates’, RE 19 (1937) 417-57
514. Weinstock, S. ‘Libri fulgurales\ PBSR 19 (1951) 122-53
515. Weinstock, S. ‘Victor and Invictus’, Harv. TheoL Reu. 50 (1957) 211-47
516. Weinstock, S. ‘Victoria’, RE 2. Reihe, 8 (1958) 2501-42
517. Weinstock, S. Divus lulius. Oxford, 1971
518. Wissowa, G. Gesammelte Abhandlungen %ur römischen Religions- und
Stadtgeschichte. Munich, 1904
519. Wissowa, G. Religion und Kultus der Römer (Handbuch der
Altertumswissenschaft V.4). Ed. 2. Munich, 1912
(d) 	Политические и военные институты
См. также: F о царском периоде; Н (а) о плебейских институтах; А 18, 22, 24, 35, 60, 70, 73-74, 77, 80, 91, 102, 114-115, 124, 127, 129, 270; В 115, 270, 332; G 292; Н 1-4,10, 32, 45, 51, 57, 59, 62, 114, 126; J 105, 135, 144, 168.
520. Adcock, F. Е. ‘Consular tribunes and their successors’,/Ri’47 (19 5 7) 9-14
521. Alföldi, A. ‘Hasta summa imperii. The spear as embodiment of sovereignty
in Rome’, A]A 63 (1959) 1-27
522. Alföldi, A. ‘Zur Struktur des Römerstaates im 5.Jahrhundert v.Chr.’, in
Ees origines de la republique romaine (Entretiens Hardt 13) 223-78. Geneva, 1967
523. Anderson, J. K. ‘Homeric, British and Cyrenaic chariots’, AJA 69(1965)
349“52
5 24. Astin, A. E. ‘The censorship of the Roman republic: frequency and regularity’, Historia 31 (1982) 174-87
525. Badian, E. Review-discussion of L. R. Taylor, The Voting Districts of the
Roman Republic (Rome, i960) in JRS 52 (1962) 200-10
526. Beranger, J. ‘Imperium, expression et conception du pouvoir imperial’,
REL 55 (1977) 325-44
527. Beseler, G. ‘Triumph und Votum’, Hermes 44 (1909) 352-61
528. Biscardi, A. ‘Auctoritaspatrum\ BIDR 48 (1941) 403-521
529. Bleicken, J. ‘Coniuratio. Die Schwurszene auf den Münzen und Gemmen
der römischen Republik’, JNG 13 (1963) 51-70 5 30. Bleicken, J. Staatliche Ordnung und Freiheit in der römischen Republik (Frankfurter Althistorische Studien 6). Kallmünz, 1971
531. Bleicken, J. Eex Publica. Gesetz und Recht in der römischen Republik. Berlin,
1975
532. Bleicken, J. ‘Zum Begriff der römischen Amtsgewalt: auspicium-potestas-
imperium\ Nachrichten der Akademie der Wissenschaften in Göttingen 1. Phil.-hist. Klasse 1981 n. 9
5 33. Bloch, R. ‘Sur les danses armees des Saliens’, Annales (E.S.C.) 13 (1958) 706-15


G. Ранний Рим
843
5 34. Bloch, R. ‘Une tombe villanovienne pres de Bolsena et la danse guerriere dans PItalie primitive’, MEFR 70 (1958) 7-37 535. Boddington, A. ‘The original nature of the consular tribunate’, Historia 8
(1959) 356-64
5 36. Bonfante Warren, L. ‘Roman triumphs and Etruscan kings: the changing face of the triumph’, JRS 60 (1970) 49-66
537. Botsford, G. W. The Roman Assemblies from their Origin to the End of the
Republic. New York, 1909
538. Branca, G. ‘Cic. de domo 14.38 e auctoritas patrum9 y lura 20 (1969) 49-51
539. Brisson, J.-P. (ed.). Problemes de la guerre a Rome. Paris, 1969
5 40. Brunt, P. A. Review of G. Pieri, Uhistoire du eensjusqu'ä la fin de la republique romaine (Paris, 1968) in RHD 37 (1969) 263-7
541. Cadoux, T. J. Review-discussion of G. Vitucci, Ricerche sulla praefectura
urbi in eta imperiale (sec. 7—777) (Rome, 1956) in JRS 49 (1959) 152-60
542. Campanile, E. ‘Una struttura indoeuropea a Roma’, Studi e saggi linguistici
x5 (1975) з6—44
543. Cancelli, F. Studi sui censores e sull9arbitratus della lex contractus (Universita di
Roma. Pubblicazioni dell’Istituto di Diritto Romano e dei Diritti dell’Oriente Mediterraneo 34). Milan, 1957
544. Cancelli, F. ‘Postilla sui potere dei censores9 y Labeo 6 (i960) 225-7
545. Carcopino, J. ‘Correction a un texte de Festus sur le plebiscite ovinien’,
Bulletin de la Societe Nationale des Antiquaires de France 1929, 75-92
546. Castello, C. ‘Intorno alia legittimita della lex Valeria de Sulla dictatore9, in
Studi in onore di P. De Francisci hi.37-60. Milan, 1956
547. Cohen, D. ‘The origin of Roman dictatorship’, Mnemosyne ser. 4.10 (195 7)
300-18
548. Coli, U. ‘Sui limiti di durata delle magistrature romane’, in Studi
V.Arangio-Rui% iv. 395-418. Naples, 1953 = id. Scritti di diritto romano 1.485-508. Milan, 1973
549. Coli, U. ‘Tribu e centurie dell’antica repubblica romana’, SDHI21 (1955)
181-222 = id. Scritti di diritto romano 11.571-611. Milan, 1973 5 50. Coli, U. ‘Sur la notion d’imperium en droit public romain’, RIDA ser. 3.7
(1960) 361-87 = id. Scritti di diritto romano 11.719-42. Milan, 1973
551. Combes, G. Imperator. Paris, 1966
552. Couissin, P. Les armes romaines: es sat sur les origines et revolution des armes
individuelles du legionnaire romain. Paris, 1926
553. Cram, R. V. ‘The Roman censors’, HSCP 51 (1940) 70-110
554. Crifo, G. Ricerche sull9 'exilium9 nel periodo repubblicano. Milan, 1961
5 5 5 · Crifo, G. ‘Attivita normativa del senato in eta repubblicana’, BIDR 71 (1968) 31-115
556. D’Amati, N. ‘Natura e fondamento del tributum romano’, Annali della Facoltä di Giurispruden^a di Bari 16 (1962) 143—69 5 5 7· F)e Francisci, P. ‘Intorno alia natura e alia storia dell’auspicium imperium que9, in Studi in memoria di E. Alber tar to 1.397-432. Milan,
1953


844
G. Ранний Рим
558. De Francisci, P. ‘Per la storia dei “comitia centuriata” ’, in Studi V.
Arangio-Rui^ iv.1-32. Naples, 1953
559. De Francisci· P. ‘Intorno all’origine etrusca del concetto d'imperium*,
Stud. Etr. 24 (1955-6) 19-43
560. De Martino, F. ‘Territorio, popolazione ed ordinamento centuriato’,
BIDR 80 (1977) 1-22 = id. Diritto e societä nell* antica Roma 162-82
561. De Martino, F. ‘Sulla storia dell’equitatus romano’, PP 35 (1980) 143-60
562. De Sanctis, G. ‘Le origini dell’ordinamento centuriato’, Riv. Eil. 61 (1933)
289-98
563. Deubner, L. ‘Die Tracht des römischen Triumphators’, Hermes 69 (1934)
316—2 3
564. Develin, R. ‘Comitia tributa plebis’, Athenaeum N.S. 53 (1975) 302-37
565. Develin, R. ‘Comitia tributa again’, Athenaeum N.S. 55 (1977) 425-6
5 66. Develin, R. ‘Lex curiata and the competence of magistrates’, Mnemosyne ser. 4·}° (1977) 49“65
567. Develin, R. ‘The Atinian plebiscite, tribunes and the senate’, CQ N.S. 28 (1978) 141-4
5 68. Develin, R. ‘The third-century reform of the comitia centuriata’, Athenaeum N.S. 56 (1978) 346-77
569. De Visscher, F. ‘Conubium et civitas*, RIDA ser. 2.1 (1952) 401-22 = id.
Etudes de droit romain public et prive hi. 147-67. Milan, 1966
570. De Visscher, F. ‘Ius Quiritium, civitas Romana et nationalite moderne’, in
Studi in onore di U. E. Paoli 239-51. Florence, 1955
571. Devoto, G. ‘Tre aspetti della romanita arcaica’, RSI 80 (1968) 658-68
572. Ehlers, W. ‘Triumphus’, RE 2.Reihe, 7 (1948) 493-511
573. Ferenczy, E. ‘Zu Verfassungsgeschichte der Frührepublik’, in Beiträge %ur
alten Geschichte und deren Nachleben. Festschrift für F. Altheim 1.136-50. Berlin, 1969
574. Ferenczy, E. ‘Die Grundgesetze der römischen Republik’, in Sein und
Werden im Recht. Festgabe für Ulrich von Lübtojv 267-80. Berlin, 1970
575. Ferenczy, E. ‘Die erste Entwicklungsphase der Verfassung der römischen
Republik. Vom Verfall der Monarchie bis zum Dezemvirat’, AUB 3 (1975) 65-80
576. Ferenczy, E. ‘L’immigrazione della gens Claudia e l’origine delle tribü
territoriali’, Labeo гг (1976) 362-4
5 77. Ferenczy, E. ‘Über das Interregnum’, in De iustitia et iure. Festgabefür U. von Lübtow %um So. Geburtstag, edd. M. Harder and G. Thielmann, 45-52'. Berlin, 1980
5 78. Fraccaro, P. ‘La riforma dell’ordinamento centuriato’, in Studi in onore di P. Bonfante (Pavia, 1929) 1.105-22 = id. Opuscula 11.171-90
579. Fraccaro, P. ‘La storia dell’antichissimo esercito Romano e l’etä
dell’ordinamento centuriato’, in Atti del II congresso nationale di studi romani ni.91-7. Rome, 1931 = id. Opuscula 11.287-92
580. Fraccaro, P. ‘Tribules ed aerarii. Una ricerca di diritto pubblico romano’,
Athenaeum N.S. 11 (1933) 150-72 = id. Opuscula и. 149-70


G. Ранний Рим
845
581. Fraccaro, Р. ‘Ancora sull’etä deirordinamento centuriato’, Athenaeum
N.S. 12 (1934) 57-71 = id. Opuscula 11.293-306
582. Fraccaro, P. Opuscula iv (Della guerra presso i Romani). Pavia, 1975
583. Frederiksen, M. W. ‘Changes in the patterns of settlement’, in Hellenismus
in Mittelitalien. Kolloquium in Göttingen von j. bis 9. Juni 1974 {Abhandlungen der Akademie der Wissenschaften in Göttingen, Phil.-hist. Klasse 111.97.1 /11), ed. P. Zänker, 11.341-5 5. Göttingen, 1976 5 84. Frezza, P. ‘L’istituzione della collegialita in diritto romano’, in Studiin onore di Siro Solasgi nel cinquantesimo anniversario del suo insegnamento universitär го 507-42. Naples, 1948
585. Friezer, E. De ordering van Servius Tullius (diss. Amsterdam, 1957)
586. Friezer, E. ‘Interregnum und patrum auctoritas\ Mnemosyne ser. 4.12 (1959)
301-29
587. Gabba, E. ‘Esercito e fiscalita a Roma in eta repubblicana’, in Armees et
fiscalite dans le monde antique: Paris 14—16 octobre 1976 (Colloques Nationaux du Centre National de la Recherche Scientifique n.936) 13-
33. 	Paris, 1977
588. Gabba, E. ‘Dionigi e la dittatura a Roma’, in Tria corda: scritti in onore di
Arnaldo Momigliano 215-28. Como, 1983
589. Gage, J. ‘Les traditions des Papirii et quelques-unes des origines de
1’equitatus romain et latin’, RHDFE ser. 4.33 (1955) 20-50, 165-94
590. Gage, J. ‘Les autels de Titus Tatius. Une variante sabine des rites
d’integration dans les curies’, in Melanges J. Heurgon (1976) 1.309-22
591. Garlan, Y. Та guerre dans I'antiquite. Paris, 1972. Translated as: War in the
Ancient World. London, 1975
592. Gatti, C. ‘Riflessioni sull’istituzione dello stipendium\ Acme 23 (1970)
131-5
593. Gatti, C. ‘A proposito degli accensi nell’ordinamento centuriato’, Athe¬
naeum N.S. 51 (1973) 377-82
5 94. Gauthier, Ph. ‘ “Generosite” romaine et “avarice” grecque. Sur l’octroi du droit de cite’, in Melanges d'histoire ancienne offerts ä William Seston 207-15. Paris, 1974
595. Gauthier, Ph. ‘La citoyennete en Grece et a Rome: participation et
integration’, Ktema 6 (1981) 167-79
596. Gintowt, E. ‘Dictator Romanus\ RIDA ser. 1.2 (1949) 385-94
5 97. Gioffredi, C. ‘Suile attribuzioni sacrali dei magistrati romani’, Iura 9(1958) 22-49
598. Gioffredi, C. ‘Liberta e cittadinanza’, in Studi in onore di E. Betti 11.509-29.
Milan, 1962
599. Giovannini, A. Consulare Imperium (Schweizerische Beiträge zur
Altertumswissenschaft Heft 16). Basle, 1983
600. Giovannini, A. ‘Les origines des magistratures romaines’, MH 41 (1984)
15-30
601. Giovannini, A. ‘Auctoritaspatrum\ MH 42 (1985) 28-36
602. Gjerstad, E. ‘Innenpolitische und militärische Organisation in
frührömischer Zeit’, ANRW 1.1 (1972) 136-88


846
G. Ранний Рим
603. Gluck, J. J. ‘Reviling and monomachy as battle-preludes in ancient war¬
fare’, AClass. 7 (1964) 25-31
604. Greenhalgh, P. A. Ear/у Greek Warfare. Cambridge, 1973
605. Grelle, F. Stipendium vel tributum. Naples, 1963
606. Grieve, L. J. ‘The reform of the comitia centuriata9, Historia 34 (1985)
278-309
607. Gschnitzer, F. ‘Exercitus. Zur Bezeichnung und Geschichte des Heeres im
frühen Rom’, in Studien %ur Sprachwissenschaft und Kulturkunde. Gedenkschrift für W. brandenstein (Innsbrucker Beiträge zur Kulturwissenschaft 14) 181-90. Innsbruck, 1968
608. Guarino, A. ‘Notazioni romanistiche: la genesi storica dell'auctoritas
patrum9, in Studi in onore di Siro Sola^pf nel cinquantesimo anniversario del suo insegnamento universitär io 21-31. Naples, 1948
609. Guarino, A. 'Praetor maximus9, Labeo 15 (1969) 199-201 = id. Le origini
quiri tar ie 77-9
610. Hackl, О. Die sogennante servianische Heeresreform (diss. Munich, 1959)
611. Hanell, K. Das altrömische eponyme Amt. Lund, 1946
612. Hausmaninger, H. ‘bellum iustum und iusta causa belli im älteren römischen
Recht’, Österreichische Zeitschrift für öffentliches Recht N.F. 11 (1961) 335-45
613. Helbig, W. ‘Die Castores als Schutzgötter des römischen Equitatus’,
Hermes 40 (1905) 101-15
614. Helbig, W. ‘Sur les attributs des Saliens’, Memoires de ГAcademie des
Inscriptions et belles Lettres 37 (1906) 205-76
615. Helbig, W. ‘Zur Geschichte des römischen Equitatus’, Abhandlungen der
Königlichen bayerischen Akademie der Wissenschaften %u München, Phil.-hist. Klasse 23 (1909) 267-317
616. Heurgon, J. ’Magistratures romaines et magistratures etrusques’, in Les
origines de la republique romaine (Entretiens Hardt 13) 97-127. Geneva, 1967
617. Heuss, A. ‘Zur Entwicklung des Imperiums der römischen Ober¬
beamten’, ZSS 64 (1949) 57-133
618. Heuss, A. ‘Gedanken und Vermutungen zur frühen römischen
Regierungsgewalt’, Nachrichten der Akademie der Wissenschaften in Göttingen, Phil.-hist. Klasse 1982 n. 10
619. Hill, H. ‘Equites and Celeres’, CPhil. 33 (1938) 283-90
620. Holzapfel, L. ‘Die drei ältesten römischen Tribus’, Klio 1 (1901) 228-55
621. liari, V. T celeres e il problema dell’ equitatus nell’eta arcaica’, Rivista Italiana
per le Science Giuridiche 78 (1971) 117-65
622. liari, V. Gli Italici nelle strutture militari romane. Milan, 1974
623. Jahn, J. Interregnum und Wahldiktatur (Frankfurter Althistorische Studien
3). Kallmünz, 1970
624. Janssen, L. F. Abdicatio: Nieuwe onder^pekingen over de dictatur (diss. Amster¬
dam, i960)
625. Janssen, L. F. ‘Einige kritische Bemerkungen zum Problem der creatio9, in
Studi in onore di E. Volterra iv. 391-400. Milan, 1971


G. Ранний Рим
847
626. Jashemski, W. The Origins and History of Proconsular and Propraetorian
Imperium (diss. Chicago, 1950)
627. Jones, A. H. M. Review of A. Magdelain, Kecherches sur l’imperium. Ha lot
curtate et les auspices d*investiture (Paris, 1968) in RHD 37 (1969) 600-3
628. Kloft, H. Prorogation und ausserordentliche Imperium, 326-81 v.Chr.
Meisenheim am Glan, 1977
629. Klotz, A. ‘Zur Geschichte der römischen Zensur’, Rh. Mus. N.F. 88 (1939)
27-36
630. Köves-Zulauf, T. ‘Der Zweikampf des Valerius Corvus und die
Alternativen römischen Heldentums’, Antike und Abendland 31 (1985) 66-75
631. Kubitschek, W. De Romanorum tribuum origine ac propagatione. Vienna, 1882
632. Kunkel, W. ‘Bericht über neuere Arbeiten zur römischen
Verfassungsgeschichte 1’, ZSS 72 (1955) 288-325
633. Kunkel, W. ‘Bericht über neuere Arbeiten zur römischen
Verfassungsgeschichte 11’, ZSS 73 (1956) 307-25
634. Kunkel, W. Review of L. F. Janssen, Abdicatio. Nieuwe onder^oekingen over
de dictatur (Amsterdam, i960) in ZSS 78 (1961) 537-9
635. Kunkel, W. ‘Magistratische Gewalt und Senatsherrschaft’, ANRW 1.2
(1972) 3-22
636. Labruna, L. 'Quirites', Tabeo 8 (1962) 340-8
637. Laqueur, R. ‘Ueber das Wesen des römischen Triumphs’, Hermes 44 (1909)
215-36
638. Last, H. M. ‘The Servian reforms’, JRS 35 (1945) 30-48
639. Latte, K. ‘Zwei Exkurse zum römischen Staatsrecht’, Nachrichten von der
Königlicher Gesellschaft der Wissenschaften %u Göttingen, Phil.-hist. Klasse N. F. Fachgruppe 1: Altertumswissenschaft 1 (1934-6 (1936)) 59-77 = id. Kleine Schriften 341-58
640. Latte, K. ‘The origin of the Roman quaestorship’, ТАРА 67(1936) 24-33
= id. Kleine Schriften 3 5 9-66
641. Leifer, F. Die Einheit des Gewaltsgedankens im römischen Staatsrecht. Munich-
Leipzig, 1914
642. Leifer, F. Studien %um antiken Ämterwesen {Klio Beiheft 23). Leipzig, 1931
643. Lemosse, M. ‘Les elements techniques de l’ancien triomphe romain et le
Probleme de son origine’, ANRW 1.2 (1972) 441-53
644. Letta, C. ‘Cic., De Rep. 11, 22 e l’ordinamento centuriato’, SCO 27 (1977)
193-282
645. Leuze, O. Zur Geschichte der römischen Censur. Halle, 1912
646. Levy, E. ‘Civitas und libertas', ZSS 78 (1961) 142-72
647. von Lübtow, U. ‘Die lex curiata de imperio’, ZSS 69 (1952) 154-71
648. Luzzatto, G. I. ‘Appunti suile dittature imminuto iure. Spunti critici e
ricostruttivi’, in Studi in onore di Pietro De Francisci ni.405-59. Milan, 1956
649. Luzzatto, GA. TI verbo praeire delle piu antiche magistrature romano-
italiche’, Eos 48.1 {Symbolae R. Taubenschlag dedicatae 1) (1956) 439-71


848
G. Ранний Рим
650. McCartney, E. ‘The military indebtedness of early Rome to Etruria’,
MAAR i (1917) 121-67
651. McFayden, D. ‘A constitutional doctrine re-examined’, in Studies in Honor
of F. W. Shipley 1—15. St Louis, 1942
652. Magdelain, A. ‘Note sur la loi curiate et les auspices des magistrate’,
RHDFE ser. 4.42 (1964) 198-203
653. Magdelain, A. Recherches sur Г imperium. La loi curiate et les auspices
d* investiture. Paris, 1968
654. Magdelain, A. ‘Praetor maximus et comitiatus maximus*, lura 20 (1969)
257-86
655. Magdelain, A. ‘L’inauguration de Yurbs et Y imperium*, MEFR(A) 89.1
(1977)11-29
656. Magdelain, A. La loi ä Rome. Histoire d*un concept (Collection d’Etudes
Latines. Serie Scientifique 34). Paris, 1978
657. Magdelain, A. ‘Les accensi ex. le total des centuries’, Historia 27 (1978) 492-5
658. Magdelain, A. ‘Le suffrage universel a Rome au Ve siede av. Jesus-Christ’,
CRAcad. Inscr. 1979, 698-713
659. Magdelain, A. ‘Quirinus et le droit (spolia opima, ius fetiale, iusQuiritium]*,
MEFR(A) 96.2 (1984) 195-237
660. Mancuso, G. ‘Alie radici della storia dei senatus*, ASGP 3 3 (1972) 169-3 3 5
661. Mancuso, G. ‘Patres conscripti. Un’ipotesi sulla composizione dell’antico
senato romano’, ASGP 36 (1976) 253—88
662. Mannino, V. L*auctoritas patrum (Pubblicazioni dell’Istituto di Diritto
Romano e dei Diritti dellOriente Mediterraneo 54). Milan, 1979
663. Marino, R. ‘Tradizione storiografica sull’introduzione del trionfo a
Roma’, Stud. Rom. 28 (1980) 161-71
664. Martinez-Pinna Nieto, J. Los origenes del ejercito romano. Estudio de las formas
pre-militares en su relacion con las estructuras sociales de la mas primitiva. Madrid, 1981
665. Martorana, G. Intra pomerium, extra pomerium. Palermo (Universita), 1978
666. Mazzarino, S. ‘Dicator e dictator’, Helikon 7 (1967) 426-7
667. Meier, Chr. ‘Praerogativa centuria*, RE Suppi. 8 (1956) 567-98
66 8. Meier, Chr. Review of A. Magdelain, Recherches sur Г imperium. La loi curiate et les auspices d*investiture (Paris, 1968) in ZSS 86 (1969) 487—93
669. Menager, L. R. ‘Les colleges sacerdotaux, les tribus et la formation
primordiale de Rome’, MEFR(A) 88 (1976) 455-543
670. Metzger, H. and van Berchem, D. ‘Hippeis’, in Gestalt und Geschichte.
Festschrift für К. S chef old 155-8. Bern, 1967
671. Meyer, Ed. ‘Das römische Manipularheer, seine Entwicklung und seine
Vorstufen’, Abhandlungen der Preussischen Akademie der Wissenschaften, Phil.-hist. Klasse 1923 n. 3 = id. Kleine Schriften 11.193-329 (with a new Appendix: ‘Zur älteren römischen Geschichte’). Ed. 2. Halle, 1924
672. Meyer, Ernst. ‘Vom griechischen und römischen Staatsgedanken’, in
Eumusia, Festgabefür E. Ho w aid, 30—53. Zurich, 1947 = Das Staatsdenken, der Römer (Wege der Forschung 46), ed. R. Klein, 65-86. Darmstadt, 1966


G. Ранний Рим
849
67 з. Millan Mendez, A. ‘Sacramentum militiae , Hispania Antiqua 6 (1976) 27-42
674. Momigliano, A. ‘Ricerche suile magistrature romane: 1. II dictator clavi
figendi causa. 11. Imperator, ni. L’origine del tribunato della plebe, iv. L’origine della edilita plebea. v. Tribu umbro-sabelle e tribu romane’, BCAR 58 (1930) 29-42, 42-55; 59 0931) 157-77; 60 (1932) 217-28, 228-32 = id. Quarto Contributo 273-327
675. Momigliano, A. ‘Studi sugli ordinamenti centuriati’, SDHI4 (1938) 509-
го = id. Quarto Contributo b^b~l^
676. Momigliano, A. ‘Praetor maximus e questioni affini’, in Studi in onore di G.
Grosso i. 159-75. Turin, 1968 = id. Quarto Contributo 403-17
677. Moore, O’Brien, ‘Senatus’, RE Suppi. 6 (1935) 660-800
678. Morel, J.-P. “‘Pube praesenti in contione, omni poplo” (Plaut., Pseud.
126)’, REE 42 (1964) 375-88
679. Nicholls, J. J. ‘Cicero, De republica 2.39-40 and the centuriate assembly’,
CPhil. 59 (1964) 102-5
680. Nicholls, J. J. ‘The content of the lex curiata’, AJPhil. 88 (1967) 257-78
681. Nicolet, C. E’ordre equestre ä Npoque republicaine 1. Paris, 1966
682. Nicolet, C. Tributum. Recherches sur la fiscalite directe ä Npoque republicaine
(Antiquitas 1.Reihe, 24). Bonn, 1976
683. Nicolet, C. ‘L’ideologie du Systeme centuriate et l’influence de la
philosophic politique grecque’, in Ea filosofia greca e il diritto romano. Colloquio italo-francese (Roma, 14-17 aprile 1973) (Accademia Nazionale dei Lincei. Quaderni n. 221.1) 111-37. Rome, 1976
684. Nicolet, С. Ее metier de citoyen dans la Rome republicaine. Paris, 1976.
Translated as:
685. Nicolet, C. The World of the Citizen in Republican Rome. London, 1980
686. Oakley, S. P. ‘Single combat in the Roman republic’, CQ N.S. 35 (1985)
392_410
687. Pagliaro, A. ‘Proletarius’, Helikon 7 (1967) 395-401
688. Perret, J. "Cives ом Quirites', in Melanges P. Wuilleumier (1980) 269-75
689. Pieri, G. E'histoire du eensjusqu ä la fin de la republique romaine (Publications
de 1’Institut de Droit Romain de l’Universite de Paris 25). Paris, 1968
690. Pieri, G. ‘Statut de personnes et organisation politique aux origines de
Rome’, RHDFE ser. 4.59 (1981) 583-92
691. Porzig, W. ‘Senatus populusque Romanus’, Gymnasium 63 (1956) 318-26
692. Radke, G. “‘Res Italae Romanorumque triumphi” (Verg. Aen. 8, 626)’,
Eortwirkende Antike 6 (1974) 78-104
693. Rawson, E. ‘The literary sources for the pre-Marian army’, PBSR 39
(1971) 13-31
694. Rich, J. W. Declaring War in the Roman Republic in the Period of Transmarine
Expansion (Collection Latomus 149). Brussels, 1976
695. Richard, J.-C. ‘Classis- infra classem’, Rev. Phil. 51 (1977) 229-36
696. Richard, J.-C. ‘Proletarius. Quelques remarques sur l’organisation
servienne’, Ant. Class. 47 (1978) 438-47
697. Richard, J.-C. ‘Sur le vote des centuries equestres: Cic. Phil. 2.82’, in
Melanges P. Wuilleumier (1980) 317-23


850
G. Ранний Рим
698. Richard, J.-C. ‘Variations sur le theme de la citoyennete a l’epoque royale’,
Ktema 6 (1981) 89-103
699. Richard, J.-C. ‘ “Praetor collega consulis est”: contribution a l’histoire de
la preture’, Rev. Phil. 56 (1982) 19-31
700. Ridley, R. T. ‘The origin of the Roman dictatorship. An overlooked
opinion’, Rh. Mus. N.F. 122 (1979) 303-9
701. Ridley, R. T. ‘Livy and the concilium plebis\ Klio 62 (1980) 337-54 {
702. Rilinger, R. ‘Die Ausbildung von Amtswechsel und Amtsfristen als,
Problem zwischen Machtbesitz und Machtgebrauch in der mittleren^ Republik (342-217 v.Chr.)’, Chiron 8 (1978) 247-312 70 3. Rosenberg, A. Untersuchungen \ur römischen Zenturienverfas sung. Berlin, 1911
704. Rudolph, H. ‘Das Imperium der römischen Magistrate’, Neue Jahrbücher
für Antike 104 (1939-40) 145-64
705. Sabbatucci, D. ‘L’edilita romana: magistratura e sacerdozio’, MAL· ser.
8.6 (1954) 255-3ЗЗ
706. Saulnier, C. L·'arm ее et la guerre dans le monde etrusco-romain. Paris, 1980
707. Scarlata Fazio, M. ‘Sul passaggio della magistratura unica a quella
collegiale’, in Studi in onore di Cesare Sanfilippo (Pubblicazioni della Facolta di Giurisprudenza dell’Universitä di Catania 96) 11.541-5. Milan, 1982
708. Schönbauer, E. ‘Die römische CenturienVerfassung in neuer
Quellenschau’, Historia 2 (1953-4) 21-49
709. Sealey, R. ‘Consular tribunes once more’, L·atomus 18 (1959) 521—30
710. Seston, W. ‘La citoyennete romaine’, in XHIe Congr. internat. des Sciences
historiques (Moscow, i6-2j octobre 1970) 31-52. Moscow, 1973 = W. Seston, Scripta Varia. Melanges d*histoire romaine, de droit, d’epigraphie et d’histoire du christianisme (Collection de l’Ecole Fran5aise de Rome 43) 3-18. Paris, 1980
711. Shatzman, I. ‘The Roman general’s authority over booty’, Historia 21
(1972) 177-205
712. Siber, H. ‘Die ältesten römischen Volksversammlungen’, ZSS 57 (1937)
233-71
713. Siber, H. ‘Zur Kollegialität der römischen Zensoren’, in Festschrift für F.
Schuld I. 466-474. Weimar, 1951
714. Sini, F. ‘A proposito del carattere religioso del dictator. Note
metodologiche sui documenti sacerdotali’, SDHI 42 (1976) 401-24
715. Snodgrass, A. M. ‘The hoplite reform and history’, JHS 85 (1965) 110-2 2
716. Soltau, W. ‘Der Ursprung der Diktatur’, Hermes 49 (1914) 352-68
717. Stark, R. ‘Ursprung und Wesen der altrömischen Diktatur’, Hermes 75
(1940) 206-14
718. Stary, P. F. ‘Foreign elements in Etruscan arms and armour: 8th to 3rd
centuries b.c.’, PPS N.S. 45 (1979) 179-206
719. Stary, P. F. Zur eisen^eitlichen Bewaffnung und Kampfesweise in Mittelitalien.
Mainz, 1981
720. Staveley, E. S. ‘The reform of the comitia centuriata\ AJPhil. 74 (1953)
10-33


G. Ранний Рим
851
7 2i. Staveley, E. S. ‘The significance of the consular tribunate’, JRS 43 (1953) 30-6
722. Staveley, E. S. ‘The conduct of elections during an interregnum\ Historia 3
(1954-5) 193-211
723. Staveley, E. S. ‘Tribal legislation before the lex Hortensia\ Athenaeum N.S.
33 (1955) 3-31
724. Staveley, E. S. ‘Forschungsbericht. The constitution of the Roman repub¬
lic 1940—1954’, Historia 5 (1956) 74—122
725. Staveley, E. S. ‘Cicero and the comitia centuriata\ Historia 11(1962) 299-314
726. Staveley, E. S. Greek and Roman Voting and Elections. London, 1972
727. Sumner, G. V. ‘Cicero on the comitia centuriata: Oe re publica и, 22, 39—40’,
AJPhil. 81 (i960) 136-56
728. Sumner, G. V. ‘The legion and the centuriate organisation’, JRS 60 (1970)
61-79
729. Suolahti, J. The Roman Censors. A Study on Social Structure. Helsinki, 1955
730. Täubler, E. ‘Die umbrisch-sabellischen und die römischen Tribus’,
SHAW 1929-30 η. 4
731 · Taylor, L. R. ‘The four urban tribes and the four regions of ancient Rome’, RPAA 27 (1952-4) 225-38
732. Taylor, L. R. ‘The centuriate assembly before and after the reform’,
AJPhil. 78 (1957) ЗЗ7-54
733. Taylor, L. R. The Voting Districts of the Roman Republic (Papers and
Monographs of the American Academy in Rome 20). Rome, i960
734. Taylor, L. R. ‘The corrector of the codex of Cicero’s De Republica\ A JPhil.
82 (1961) 337-4$
735. Taylor, L. R. Roman Voting Assemblies. Ann Arbor, 1966
736. Thiel, J. H. A History of Roman Sea Power before the Second Punic War.
Amsterdam, 1954
737. Thomsen, R. ‘The pay of the Roman army and the property qualifications
of the Servian census’, Cc^Af 9 {Festschriftfür F. Platt) (1973) 194-208
738. Tibiletti, G. ‘Evoluzione di magistrato e popolo nello stato Romano’,
Studia Ghisleriana 2.1 (1950) 3-21
739. Tondo, S. ‘II sacramentum militiae nell’ambiente culturale romano’, SDHI
29 (1963) 1-123
740. Tondo, S. ‘Sul sacramentum militiae\ SDHI 34 (1968) 376—96
741. van Berchem, D. ‘Rome et le monde grec au Vie siede av. notre ere’, in
Melanges A. Piganiol (1966) 11.739—48
742. Versnel, H. S. Triumphus. An Enquiry into the Origin, Development and
Meaning of the Roman Triumph. Leiden, 1970
743. Vigneron, P. Le cheval dans I’antiquite greco-romaine. Nancy, 1968
744. Voci, P. ‘Per la definizione dell’imperium\ in Studi in memoria di E.
Albertario 11.65-102. Milan, 1953
745. Walbank, F. W. ‘Roman declaration of war in the third and second
centuries’, CPhil. 44 (1949) 15-19 = id. Selected Papers 101-6
746. Wallisch, E. ‘Name und Herkunft des römischen Triumphs’, Philologus 99
(1955) 245-58


852
К Раннереспубликанский Рим: внутренняя политика
747. Warde Fowler, W. ‘Juppiter and the triumphator’, CR 30 (1916) 153-7
748. Weeber, K.-W. ‘Troiae lusus. Alter und Entstehung eines Reiterspiels’,
Anc. Soc. 5 (1974) 171-96
749. Weigel, R. D. ‘Roman colonisation and the tribal assembly’, PP 38 (1983)
191—6
750. Wesenberg, G. ‘Praetor maximus\ ZSS 65 (1947) 319-26
751. Westrup, C. W. ‘Sur lesgentes et les curiae de la royaute primitive’, RIDA
ser. 3.1 (1954) 43-73
752. Wiesner, J. ‘Reiter und Ritter im ältesten Rom’, Klio 13 (1944) 43_IO°
753. Wilcken, U. ‘Zur Entwicklung des römischen Diktatur’, Abhandlungen der
Preussischen Akademie der Wissenschaften, Phil.-hist. Klasse 1940 n. 1
754. Willems, P. Le senat de la republique romaine. 2 vols. Ed. 2. Louvain, 1883-5
(reprinted Darmstadt, 1968)
755. Willems, P. Le droit public romain. Ed. 7. Louvain, 1910
756. Wolff, H. J. ‘Interregnum und Auctoritas Patrum’, BIDR 64 (1961) 1-14
757. Ziegler, К.-H. ‘Kriegsverträge im antiken römischen Recht’, ZSS 102
(1985) 40-90
H. Раннереспубликанский Рим: внутренняя политика
(а) 	Патриции и плебеи.
Борьба между ними до закона Гортензия
См. также: А 16, 48, 60, 72, 86-87, 102; В 126, 130; F 35, 37, 147, 147а; G 269, 447, 564-565, 567, 569, 638, 721, 723.
1. Alföldi, А. Der frührömische Reiteradel und seine FLhrenab^eichen. Baden-
Baden, 1952
2. Alföldi, A. TI dominio della Cavalleria dopo la caduta dei re in Grecia ed a
Roma’, Rendiconti dell’Accademia di Archeologia, Lettere e Belle Arti di Napoli 40 (1965) 21-34
3. Alföldi, A. ‘Die Herrschaft der Reiterei in Griechenland und Rom nach
dem Sturz der Könige’, in Gestalt und Geschichte. Festschriftfür K. S chef old 13-45. Bern, 1967
4. Alföldi, A. ‘ (Centuria) procum patricium\ Historia 17 (1968) 444-60
5. Altheim, F. hex sacrata: die Anfänge der plebeischen Organisation (Albae
Vigiliae 1). Amsterdam, 1940
6. Altheim, F. ‘Patriziat und Plebs’, Die Welt als Geschichte 7 (1941) 217-33
7. Angelini, P. Ricerche sul patrivfato. Milan, 1979
8. Bauman, R. A. ‘The lex Valeria de provocatione of 300 в.c.’, Historia 22
(1975) 37-47
9. Bernardi, A. ‘Patrizi e plebei nella costituzione della primitiva repubblica
romana’, RIL 79 (1945-6) 3-14
10. Bernardi, A. ‘Ancora sulla costituzione della primitiva repubblica
romana’, RIL· 79 (1945—6) 15-26
11. Bertelli, L. ‘L’apologo di Menenio Agrippa. Incunabulo della
“Homonoia” a Roma?’, Index 3 (1972) 224-34


Н. Раннереспубликанский Рим: внутренняя политика
853
12. Binder, J. Die Plebs: Studien %ur römischen Rechtsgeschichte. Leipzig, 1909
(reprinted Rome, 1965)
13. Bleicken, J. ‘Ursprung und Bedeutung der Provokation’, ZSS 76 (1959)
324-77
14. Bleicken, J. Das Volkstribunat der klassischen Republik (Zetemata Heft 13).
Ed. 2. Munich, 1968
15. Bleicken, J. ‘Das römische Volkstribunat. Versuch einer Analyse seiner
politischen Funktion in republikanischer Zeit’, Chiron 11 (1981) 87-108
16. Botsford, G. W. ‘The social composition of the primitive Roman populus\
Political Science Quarterly 21 (1906) 498-526
17. Brunt, P. A. Social Conflicts in the Roman Republic. London, 1971
18. Cornell, T. J. ‘The failure of the plebs’, in Tria corda: scritti in onore di
Arnaldo Momigliano 101-20. Como, 1983
19. Crifo, G. ‘Alcune osservazioni in terna di provocatio adpopulum\ SDHI 29
(1963) 288-95
20. Dal Cason, F. ‘La tradizione annalistica suile piu antiche legge agrarie:
riflessioni e proposte’, Athenaeum N.S. 63 (1985) 174-83
21. Dell’Oro, A. ha formatione dello stato patri^io-plebeo. Milan, 1950
22. De Martino, F. ‘Riforme del IV sec. a.C.’, BIDR 78 (1975) 29-70 = id.
Diritto e societä ne 11’antica Roma 183-224
23. De Martino, F. ‘Postilla a riforme del IV secolo a.C.’, BIDR 80 (1977) 51-3
24. De Sanctis, G. ‘La lex tribunicia prima\ in Miscellanea in onore di G. Mercati
(Studi e Testi 125) 539-44. Rome, 1946
25. Develin, R. ‘Provocatio and plebiscites: early Roman legislation and the
historical tradition’, Mnemosyne ser. 4.31 (1978) 45-60
26. Develin, R. ‘A peculiar restriction on candidacy for plebeian office’,
Antichthon is (108U hi—17
27. Develin, R. ‘The integration of the plebeians into the political order after
366 B.c.’, in Social Struggles in Archaic Rome, ed. K. A. Raaflaub, 327-5 2. California, 1986
28. Ellul, J. ‘Reflexions sur la revolution, la plebe et le tribunat de la plebe’,
Index 3 (1972) 155-67
29. Ferenczy, E. ‘The rise of the patrician-plebeian state’, AAnt. Hung. 14
(1966) 113-39
30. Forni, G. ‘Manio Curio Dentato, uomo democratico’, Athenaeum N.S. 31
(1953) 170-240
31. Frezza, P. ‘Secessioni plebee e rivolte servili nella Roma antica’, SDHI 45
(1979) 310-27
32. von Fritz, K. ‘The reorganisation of the Roman government in 366 b.c.
and the so-called Licinio-Sextian laws’, Historia 1 (1950) 3-44 = id. Antike Verfassungsgeschichte und Verfassungstheorie 329-73. Berlin, 1976
33. von Fritz, K. ‘Leges sacratae and plebei scita\ in Studies presented to D. Μ.
Robinson 11.893-905. St Louis, 1953 = id. Antike Verfassungsgeschichte und Verfassungstheorie 374-87. Berlin, 1976
34. Gabba, E. He rivolte militari romane dal IV secolo a.C. ad Augusto. Florence,
1975


854
Н. Раннереспубликанский Рим\ внутренняя политика
3 5. Gage, J. ‘Laplebs et lepopulus et leurs encadrements respectifs dans la Rome de la premiere moitie du Ve siede av. J.C.’, Revue Historique 243 (1970) 5-3°
36. Gioffredi, C. ‘II fondamento della tribunicia potestas e i procedimenti
normativi dell’ordine plebeo (sacrosanctum-lex sacrata-sacramentum)\ SDHI ii (1945) 37-64
37. Giovannini, A.‘Volkstribunat und Volksgericht’,Chironi3 (1983) 545-66
38. GiufFre, V. ‘Plebei gentes non habenf, Labeo 16 (1970) 329-34
39. Guarino, A. ‘L’exaequatio dei plebiscita ai leges9, in Festschrift für F. Schuld
1.458—65. Weimar, 1951
40. Guarino, A. La rivo ludione della plebe. Naples, 1975
41. Guarino, A. ‘Genesi e ragion d’essere del patriziato’, Labeo 21 (1975)
343-53
42. Guarino, A. ‘La perduellio e la plebe’, Labeo 21 (1975) 73-7
43. Hahn, I. ‘The plebeians and clan society’, Oikumene i (1976) 47-75
44. Halperin, J.-L. ‘Tribunat de la plebe et haute plebe (493-218 av.J.-C.)’,
RHDFE ser.4.62 (1984) 161-82
45. Kienast, D. ‘Die politische Emanzipation der Plebs und die Entwicklung
des Heerwesens im frühen Rom’, Bonner Jahrbücher 175 (1975) 83-112
46. Levi, M. A. ‘Roma arcaica e il connubio fra plebei e patrizi’, PP 38 (1983)
241-59
47. Linderski, J. ‘Religious aspects of the Conflict of the Orders: the case of
confarreatio\ in Social Struggles in Archaic Rome, ed. K. A. Raaflaub, 244-
61. 	California, 1986
48. Lintott, A. W. ‘Provocatio. From the Struggle of the Orders to the
Principate’, ANRW 1.2 (1972) 226—67
49. Maddox, G. ‘The economic causes of the lex Hortensia’, Latomus 42 (1983)
277-86
50. Magdelain, A. ‘ Auspicia ad patres redeunf y in Hommages J. Bajet (1964)
427-73
51. Magdelain, A. ‘Procumpatricium', in Studi in onore di E. Volterra 11.247-66.
Milan, 1971
52. Mancuso, G. ‘Patres minorum gentium', ASGP 34 (1973) 397-419
53. Martin, J. ‘Die Provocation in der klassischen und späten Republik’,
Hermes 98 (1970) 72-96
5 4. Mazzarino, S. ‘Sul tribunato della plebe nella storiografia romana’, Helikon 11-12 (1971-2) 99-119
5 5. Mazzarino, S. ‘Note sul tribunato della plebe nella storiografia romana’, Index 3 (1972) 175—91
56. Menager, L. R. ‘Nature et mobiles de l’opposition entre la plebe et le
patriciat’, RIDA ser. 3.19 (1972) 367-97
57. Meyer, Ed. ‘Der Ursprung des Tribunats und die Gemeinde der vier
Tribus’, Hermes 30 (1895) 1-24 = id. Kleine Schriften 1.333-61. Ed. 2. Halle, 1924
5 8. Mitchell, R. E. ‘The definition of patres and plebs: an end to the Struggle of the Orders’, in Social Struggles in Archaic Rome, ed. K. A. Raaflaub, 130- 74. California, 1986


Н. Раннереспубликанский Риж. внутренняя политика
855
59. Momigliano, А. ‘Procum patricium\ JRS 56 (1966) 16-24 = id. Quarto
Contributo 377-94
60. Momigliano, A. Osservazioni sulla distinzione fra patrizi e plebei’, in Les
origines de la repub lique romaine (Entretiens Hardt 13) 199—221. Geneva, 1967 = id. Quarto Contributo 419-36
61. Momigliano, A. ‘L’ascesa della plebe nella storia arcaica di Roma’, RSI 79
(1967) 297-312 = id. Quarto Contributo 437-54 = n. 64 (below)
62. Momigliano, A. ‘Cavalry and patriciate. An answer to Professor A.
Alföldi’, Historia 18 (1969) 385-8 = id. Quinto Contributo 635-9
63. Momigliano, A. ‘Prolegomena a ogni futura metafisica sulla plebe
romana’, Habeo 23 (1977) 7—15 = id. Sesto Contributo 477-86
64. Momigliano, A. ‘The rise of the plebs in the archaic age of Rome’, in Social
Struggles in Archaic Rome, ed. K. A. Raaflaub, 175-97. California, 1986
65. Neraudau, J.-P. ‘Jeunesse et politique a Rome auVe siede av. J.C., d’apres
Tite-Live in’, in Melanges P. Wuilleumier (1980) 251-60
66. Nestle, W. ‘Die Fabel des Menenius Agrippa’, Klio 21 (1927) 350-60
67. Niccolini, G. II tribunato della plebe. Milan, 1932
68. Niese, В. ‘Das sogennante Licinisch-Sextisch Ackergesetz’, Hermes 23
(1888) 410-23
69. Olivesi, A. ‘Manius Curius Dentatus et le mouvement democratique а
Rome au debut du Ille siede av.J.-C.’, IH 18 (1956) 85-90
70. Poma, G. ‘Le secessioni e il rito dell’infissione del clavus\ RS A 8 (1978)
39-50
71. Poma, G. Tr a legislatori e tiranni: problemi storici e storiografici sull'etä de lie XII
Tavole (Studi di storia 2). Bologna, 1984
72. Raaflaub, K. A. ‘The Conflict of the Orders in archaic Rome: a compre¬
hensive and comparative approach’, in Social Struggles in Archaic Rome, ed. K. A. Raaflaub, 1-51. California, 1986
73. Raaflaub, K. A. ‘From protection and defense to offense and participation:
stages in the Conflict of the Orders’, in Social Struggles in Archaic Rome, ed. K. A. Raaflaub, 198-243. California, 1986
74. Ranouil, P. C. Recherches sur le patriciat. Paris, 1975
75. Richard, J.-C. ‘Edilite plebeienne et edilite curule; a propos de Denys
d’Halicarnasse, AR vi.95.4’, Athenaeum N.S. 55 (1977) 428-34
76. Richard, J.-C. Les origines de la plebe romain. Essai sur la formation du dualisme
patricio-plebeien (Bibliotheque des Ecoles Fran£aises d’Athenes et de Rome 232). Paris, 1978
77. Richard, J.-C. ‘Sur le plebiscite ut liceret consules ambos plebeios creari',
Historia 28 (1979) 65-75
78. Richard, J.-C. ‘Sur le droit de la plebe a exercer la censure: a propos de Liv.
8.12.16’, Mnemosyne ser. 4.34 (1981) 127-35
79. Richard, J.-C. ‘Patricians and plebeians: the origin of a social dichotomy’,
in Social Struggles in Archaic Rome, ed. K. A. Raaflaub, 105-29. California, 1986
80. Ridley, R. T. ‘Notes on the establishment of the tribunate of the plebs’,
Latomus 27 (1968) 535-54


856
Н. Раннереспубликанский Рим: внутренняя политика
81. Rodriguez-Ennes, L. ‘La provocatio ad populum como garantia fundamental
del ciudadano romano frente al poder coercitivo dei magistrado en la epoca republicana’, in StudiinonorediA. Biscardiiv.73—1*4- Milan, 1983
82. Rosenberg, A. ‘Studien zur Entstehung der Plebs', Hermes 48 (1913)
359-77
83. Sabbatucci, D. ‘Patrizi e plebei nello sviluppo della religione romana’,
SMSR 24-5 (1953-4) 76—92
84. Schaefer, A. ‘Zur Geschichte des römischen Consulats’, Jahrbücher für
classische Philologie 113 (1876) 569—83
8 5. Shatzman, I. ‘Patricians and plebeians: the case of the Veturii', CQ N.S. 23
(1975) 	65-77
86. Siber, H. Die plebejischen Magistraturen bis %ur Lex Hortensia. Leipzig, 1936
87. Siena, E. ‘La politica democratica di Quinto Publilio Filone’, Stud. Rom. 4
(1956) 509-22
88. Sordi, M. ‘La kx Maria de suffragiis ferendis e il tribunato di C. Letorio nel
471 vulg. (storia e pseudostoria nelPannalistica romana)’, Athenaeum N.S. 50 (1972) 132-41
89. Sordi, M. ‘II santuario di Cerere, Libero e Libera e il tribunato della plebe’,
in Santuari e politica nel mondo antico (CISA 9), ed. M. Sordi, 127-39. Milan, 1983
90. Staveley, E. S. ‘Provocatio during the fifth and fourth centuries b.c.',
Historia 3 (1954-5) 412-28
91. Staveley, E. S. ‘The nature and aims of the patriciate', Historia 32 (1983)
24-5 7
92. Stuart Jones, H. and Last, H. ‘The making of a united state’, CAH
VII.519-53. Ed. i. Cambridge, 1928
93. Stuveras, R. ‘La vie politique au premier siede de la republique romaine a
travers la tradition litteraire', MEFR 76 (1964) 295-342; 77 (1965)
35-67
94. Toher, M. ‘The Tenth Table and the Conflict of the Orders’, in Social
Struggles in Archaic Rome, ed. K. A. Raaflaub, 301-26. California, 1986
95. Triebei, C. A. M. Ackergeset^e und politische Reformen (diss. Bonn, 1980)
96. von Ungern-Sternberg, J. ‘The end of the Conflict of the Orders’, in Social
Struggles in Archaic Rome, ed. K. A. Raaflaub, 353-77. California, 1986
97. Urban, R. ‘Zur Entstehung des Volkstribunats’, Historia 22 (1973) 761-4
98. Werner, R. ‘Vom Stadtstaat zum Weltreich. Grundzüge der innen¬
politischen und sozialen Entwicklung Roms’, Gymnasium 80 (1973) 209- 35, 437-57
99. Zusi, L. ‘Patriziato e plebe’, Critica Storica 6 (1975) 177-230
(b) 	Аристократическая политика в IV—III ее. до н. э.
См. также: А 68; В 73, 190, 307; G 101, 224-225, 460, 702; Н 30, 69, 87.
i оо. Afzelius, А. ‘Zur Definition der römischen Nobilität vor der Zeit Ciceros’, Ce^Ai 7 (1945) 150-200
101. 	Amatucci, A. G. ‘Appio Claudio Cieco’, Riv. Fil. 22 (1894) 227-58


Н. Раннереспубликанский Рим: внутренняя политика
8 57
102. Brunt, Р. A. 'Nobilitas and novitas*, JRS η г (1982) 1-22
103. Cässola, F. I gruppi politici romani nel III secolo a.C. Trieste, 1962
104. Corbett, J. H. C. Flaminius and Roman Policy in North Italy (diss. Toronto,
1968)
105. Develin, R. ‘Flaminius in 232 b.c.’, Ant. Class. 45 (1976) 638-43
106. Develin, R. Patterns in Office-holding, 566—4j b.c. (Collection Latomus 161).
Brussels, 1979
107. Develin, R. The Practice of Politics at Rome 566-167 в. c. (Collection Latomus
188). Brussels, 1985
108. Dorey, T. A. ‘The dictatorship of Minucius’, JRS 45 (1955) 92-6
109. Ferenczy, E. ‘The censorship of Appius Claudius Caecus’, A Ant. Hung. 15
(1967) 27-61
no. Fraccaro, P. ‘Lex Flaminia de Agro Gallico et Piceno viritim dividundo*, Athenaeum 7 (1919) 73—93 = id. Opuscula 11.191-20 5 in. Frank, T. ‘Rome after the conquest of Sicily’, CAH vii.793-820. Ed. 1. Cambridge, 1928
112. Garzetti, A. ‘Appio Claudio Cieco nella storia politica del suo tempo’,
Athenaeum N.S. 25 (1947) 175-224
113. Geizer, M. Die Nobilität der römischen Republik. Leipzig, 1912. Translated as
The Roman Nobility. Oxford, 1969
114. Gintowt, E. ‘Le changement du caractere de la tribus romaine attribue a
Appius Claudius Caecus’, Eos 43 (1948-9) 198—210
115. Jacobs, К. Gains Flaminius (diss. Hoorn, 1937)
116. Lejay, P. ‘Appius Claudius Caecus’, Rev. Phil. 44 (1920) 92-141
117. Lippold, A. Consules: Untersuchungen %ur Geschichte des römischen Konsulates
von 264 bis 201 v.Chr. Bonn, 1963
118. MacBain, B. ‘Appius Claudius Caecus and the Via Appia’, CQ N.S. 30
(1980) 356-72
119. Mommsen, Th. ‘Die patricischen Claudier’, Monatsbericht der Königlicher
Preussischen Akademie der Wissenschaften 1861, 317-38 = id. Römische Forschungen 1.285-318. Berlin, 1864
120. Münzer, F. Römische Adelsparteien und Adelsfamilien. Stuttgart, 1920
121. Münzer, F. ‘L.Papirius Crassus (Papirius 46)’, RE 18 (1949) 1035-6
122. Münzer, F. ‘L.Papirius Crassus (Papirius 47)’, RE 18 (1949) 1036
123. Nicolet, C. ‘Appius Claudius Caecus et le double forum de Capoue’,
Eatomus 20 (1961) 683—720
124. Phillips, E. J. ‘Roman politics during the Second Samnite War’, Athe¬
naeum N.S. 50 (1972) 337-56
125. Radke, G. ‘Die territoriale Politik des C.Flaminius’, in Beiträge %ur Alten
Geschichte und deren Nachleben. Festschrift für F. Altheim, edd. R. Stiehl and H. E. Stier, 366—86. Berlin, 1969
126. Rilinger, R. Der Einfluss des Wahlleiters bei den römischen Konsulwahlen von 566
bis jo v.Chr. (Vestigia 24). Munich, 1976
127. Scullard, H. H. Roman Politics 220-1 jo b.c. Ed. 2. Oxford, 1973
128. Staveley, E. S. ‘The political aims of Appius Claudius Caecus’, Historia 8
(1959)410-33
129. Yavetz, Z. ‘The policy of Flaminius and the plebiscitum Claudianum',
Athenaeum N.S. 40 (1962) 325-44


858
L Лаций, латины и Рим
I. 	Лаций, латины и Рим
См. также: В (с) об археологических источниках; Е (а) о культах «основателей»; G (с) о других культах; К (Ь) о первом договоре с Карфагеном; А 2,123,134; С 13; Е 88, 100; F 16, 53.
1. Alföldi, А. ‘Rom und der Latinerbund um 500 v.Chr.’, Gymnasium 67
(i960) 193-6
2. Alföldi, A. ‘Die Etrusker in Latium und Rom’, Gymnasium 70 (1963)
385-9З
3. Alföldi, A. Early Rome and the Latins. Ann Arbor, 1965
4. Alle origini del latino. Atti del convegno della Societä Italiana di G lotto logia, Pisa
y-8 dicembre 1980, ed. E. Vineis. Pisa, 1982
5. Ampolo, C. ‘Ricerche sulla lega latina 1: Caput aquae Ferentinae e lacus
Turni’, PP 36 (1981) 219-33
6. Ampolo, C. ‘Ricerche sulla lega latina, 11: La dedica di Egerius Baebius
(Cato fr. 58 Peter)’, PP 38 (1983) 321-6
7. Ashby, T. ‘Alba Longa’, Journal of Philology 27 (1901) 37-50
8. Bellini, V. ‘Sulla genesi e la struttura delle leghe dell’Italia antica in: Le
leghe laziali’, RIDA ser. 3.8 (1961) 167-227
9. Beloch, K. J. ‘Die Weihinschrift des Dianahaines im Aricia’, Neue
Jahrbücher für Philologie 127 (1883) 169-75
10. Bernardi, A. ‘L’interesse di Caligola per la successione del rex nemorensis e
l’arcaica regalita nel Lazio’, Athenaeum N.S. 31 (1953) 273—87
11. Bernardi, A. ‘Daipopuli Albenses ai Prisci Latini nel Lazio arcaico’, Athe¬
naeum N.S. 42 (1964) 223—60
12. Bernardi, A. Nomen Latinum. Pavia, 1973
13. Bietti Sestieri, A. M. and De Santis, A. ‘Indicatori archeologici di
cambiamento nella struttura delle comunita laziali nell’8 see. a.C.’, DArch. ser. 3.3 (1985) 35-46
14. Blakeway, A. ‘Demaratus: a study of some aspects of the earliest
hellenisation of Latium and Etruria’, JRS 25 (1935) 129-49
15. Bruun, P. ‘The foedus Gabinum\ Arctos 5 (1967) 51-66
16. Castagnoli, F. and others. Lavinium 1: Topografiagenerale, fonti e storia delle
ricerche. Rome, 1972. Lavinium 11: Le tredici are. Rome, 1975
17. Cicala, V. ‘A proposito di una dedica a Diana Nemorensis’, RSA 6-7
(1976) 	301-5
18. Le citta latine fino al 338 a.C. {Arch. La%. 6 (1984) 325-418)
19. Colonna, G. ‘II lucus Ferentinae ritrovato?’, Arch. La%. 7.1 (1985) 40-3
20. Cozzoli, U. ‘Aristodemo Malaco’, in Miscellanea greca e romana (Studi
pubblicati dall’Istituto Italiano per la Storia Antica 16) 5-29. Rome, 196 5
21. Deroy, L. ‘Le combat legendaire des Horaces et des Curiaces’, LEC 41
(1973) 197-206
22. De Sanctis, G. ‘Sui Foedus Cassianum’, in Atti dei 1 congresso nationale di
studi romani 1.231-9. Rome, 1929


L Лаций, латины и Рим
859
23. Dispersia, G. ‘Le polemiche sulla guerra sociale nelPambasceria latina di
Livio vili, 4-6’, in Storiografia e propaganda (CIS A 3), ed. M. Sordi, 111- 20. Milan, 1975
24. Ernout, A. ‘Les elements etrusques du vocabulaire latin’, Bulletin de la
Societe de Linguistique de Paris 89 (1929) 82-124
25. Ferenczy, E. ‘Zum Problem des Foedus Cassianum’, RIDA ser. 3.22
(1975) 223-32
26. Ferenczy, E. ‘Κοινόν των Λατίνων’, in Μνήμη Γεωργίου *A.
Πετροπούλου, edd. A. Biscardi et al., 1.365-78. Athens, 1984
27. La formatione della cittä nel Latio (DArch. N.S. 2 (1980) fase. 1-2)
28. Friedmann, B. Die ionischen und attischen Wörter im Altlatein. Helsingfors,
1937
29. Gage, J ‘Mettius Fufetius: un nom ou un double titre? Remarques sur les
structures de l’ancienne societe albaine’, RHDFE ser. 4. 53 (1975) 201-24
30. Geizer, M. ‘Latium’, RE 12 (1924) 940-63
31. Gierow, P. G. ‘Da Alba Longa a Lavinio’, Opuscula Romana 7 (1969)
139-48
32. Greet e Latini nel Latio antico. Atti del convegno della Societä Italiana per lo
Studio de ll’ Antichitä Classica (Roma 26 marto 1981). Rome, 1982
33. Guaitoli, M. ‘Considerazioni su alcune citta ed insediamenti del Lazio in
eta protostorica ed arcaica’, MDAI(R) 84 (1977) 5-25
34. Guarino, A. ‘Commercium e ius commercii\ in id. Le origini quiritarie 266-82
35. Guidi, A. ‘Suile prime fasi dell’urbanizzazione nel Lazio protostorico’,
Opus i (1982) 279-89
36. Instinsky, H. U. ‘Die Weihung des Heiligtums der Latiner im Hain von
Aricia’, Klio 30 (1937) 118-22
37. Kaser, M. ‘Zum Begriff des Commercium’, in Studi V. Arangio-Ruit
(1953) 11.131-67
38. Latio arcaico e mondo greco (PP 32 (1977) fase. 172-7)
39. II Latio nelHantichitä romana, ed. R. Lefevre. Rome, 1982
40. Maddoli, G. ‘Contatti antichi del mondo latino col mondo greco’, in Alle
origini del latino. Atti del convegno della Societä Italiana di Giotto logia, Pisa/-8 dicembre 1980, ed. E. Vineis, 43-64. Pisa, 1982
41. Majak, I. L. Review of E. Peruzzi, Aspetti culturali dei Lat?o primitivo
(Florence 1977) in Vestnik Drevnej Istorii 153 (1980) 200-15
42. Manni, E. ‘Le tracce della conquista volsca del Lazio’, Athenaeum N.S. 27
(1959) 233-79
43. Manni, E. ‘Aristodemo di Cuma detto il malaco’, Klearchos 7 (1965) 63-78
44. Momigliano, A. Review-discussion of A. Alföldi, Early Rome and the Latins
(Ann Arbor, 1965) in JRS 57 (1967) 211-16 = id. Quarto Contributo 487-99
45. Mommsen, Th. ‘Die Erzählung von Cn. Marcius Coriolanus’, Hermes 4
(1870) 1-26 = id. Römische Forschungen 11.113-42. Berlin, 1879
46. Palmer, L. R. The Latin Language. London, 1954


860
L Лаций, латины и Рим
47. Pared, L. ‘Sulla battaglia del lago Regillo’, Stud. Rom. η (1959) 18-30
48. Pascal, С. В. ‘Rex nemorensis’, Numen 23 (1976) 23-39
49. Peruzzi, E. Aspetti culturali dei La^io primitivo. Florence, 1978
50. Peruzzi, E. Mycenaeans in Early Eatium. Rome, 1980
51. Piganiol, A. ‘Romains et Latins: la legende des Quinctii’, MEER 38 (1920)
285-3
5 2. Pisani, V. Storia della lingua latina 1 (Manuale storico della lingua latina 1). Turin, 1962
5 3. Pugliese Carratelli, G. ‘Greci d’Asia in Occidente tra il sec. VII e il VI’, PP 21 (1966) 155-65
54. 	Pugliese Carratelli, G. ‘Lazio, Roma e Magna Grecia prima del secolo IV
,8Cл PP 4 („68) ,„-47
5 5. Quilici Gigli, St. ‘A proposito delle ricerche sull’ubicazione di Alba Longa’, PP 38 (1983) 140-9
56. Radke, G. Archaisches Eatein. Darmstadt, 1981
57. Reichenberger, Ä. ‘Die Coriolan-Erzählung’, in Wege %u Eivius, ed. E.
Burck, 382-91. Darmstadt, 1967
58. Ribezzo, R. ‘Fatti, fonti e metodi di studio per la toponomastica di Roma e
del Lazio delle origini’, Onomastica 2 (1948) 29-48
59. Rosenberg, A. ‘Zur Geschichte des Latinerbundes’, Hermes 54 (1919)
113-73
60. Rosenberg, A. ‘Die Entstehung des sogenannten Foedus Cassianum und
des latinischen Rechts’, Hermes 55 (1920) 337-63
61. Salmon, E. T. ‘Historical elements in the story of Coriolanus’, CQ 24
(193°) 96-101
62. Salmon, E. T. ‘Rome and the Latins’, Phoenix 7 (1953) 93-104, 123-35
63. Sautel, G. ‘Essai sur la notion romaine de commercium a l’epoque ancienne’,
in Varia: Etudes de droit romain (Publications de l’Institut de Droit Romain de l’Universite de Paris 9) 1-98. Paris, 1952
64. Scevola, M. L. ‘Civilta preistorica e protostorica della zona anziate’, RIE
93-4 (1959-60) 417-36
65. Scevola, M. L. ‘Anzio Volsca’, RIE 100 (1966) 205-43
66. Schilling, R. ‘Une victime des vicissitudes politiques: la Diane latine’, in
Horn mages J. Bayet (1964) 650-67
67. Soltau, W. ‘Das sogenannte Latinerbundniss des Spurius Cassius’, WS 35
(1913-14) 257-66
68. Tilly, B. ‘The identification of Laurentum’, Arch. Class. 28 (1976) 283-93
69. Torelli, M. ‘Colonizzazioni etrusche e latine di epoca arcaica: un esempio’,
in Gli Etruschi e Roma 71-82
70. Torelli, M. Eavinio e Roma - uno studio di storia religiosa e sociale. Rome, 1984
71. Torelli, Marina R. Tl problema storico della piu antica colonizzazione
latina’, Arch. Εαζ. г (1979) 193-6
72. Zoeller, M. Eatium und Rom. Leipzig, 1878


J. Рим: внешняя политика до 264 г. до н. э.
861
J. Рим: внешняя политика до 264 г. до н. э.
(а) 	Народы и культуры доргшской Италии
См. также: G (с) о культах; А 7, 29; В 209, 236, 266, 314, 331, 352, 372; G 616, 650, 715, 718-719.
1. Ampolo, С. ‘Fertor Resius rex Aequicolus\ PP 27 (1972) 409-12
2. Arias, P. E. T Galli nella regione emiliana’, Emilia Preromana 1 (1948)
33-41
3. Atti dei colloquio sui tema: L'Etrusco arcaico (Firenze, 4-j ottobre 1974) (Bibi.
di Studi Etruschi 10). Florence, 1976
4. Die Aufnahme fremder Kultureinfluss in Etrurien und das Problem des
Ketardierens in der etruskischen Kunst (Mannheim 8.-10.2.1980) (Schriften des Deutschen Archäologen Verbands 5). Mainz, 1981
5. Baldacci, P. ‘La celtizzazione dell’Italia settentrionale nel quadro della
politica mediterranea’, in Popoli e facies culturali celtiche a nord e a sud de Ile Alpi dal V al I secolo a.C., 147-55. Milan, 1983
6. Banti, L. ‘Rapporti tra Etruria ed Umbria avanti il V sec. a.C.’, in Iproblemi
di storia e archeologia dell' Umbria. Atti dei / convegno di studi umbri, Gubbio, 26-31 maggio 196$, 161-74. Perugia, 1964
7. Barfield, L. Northern Italy before Коте. London, 1971
8. Barker, G. W. W. ‘The conditions of cultural and economic growth in the
Bronze Age of Central Italy’, PPS 38 (1972) 170-208
9. Barker, G. W. W. ‘The archaeology of Samnite settlement’, Antiquity 51
(1977) 	20-4
10. Barker, G. W. W. Eandscape and Society: Prehistoric Central Italy. London,
1981
11. Barker, G. W. W., Lloyd, J. A. and Webley, D. ‘A classical landscape in
Molise’, PBSR 46 (1978) 135-51
12. Beloch. K. 1. Cambanien. Ed. 2. Breslau. 1800
13. Bianchi-Bandinelli, R. and Giuliano, A. Ees etrusques et l'Italie avant Коте.
Paris, 1973
14. Bonfante, L. Out of Etruria. Etruscan Influence North and South (B.A.K. Int.
Ser. 103). Oxford, 1981
15. Bosch-Gimpera, P. ‘Les mouvements celtiques, essai de reconstruction’,
Etudes Celtiques 5.2 (1950-1) 352-400; 6.1 (1952) 71-126; 6.2 (1953-4) 328-55; 7.1 (1955) 147-69
16. Campanile, E. and Letta, C. Studi sulle magistrature indigene e municipali in area
italica. Pisa, 1979
17. Camporeale, G. ‘La terminologia magistratuale nelle lingue osco-umbre’,
AATC 21 (1956) 31-108
18. Camporeale, G. ‘Sull’organizzazione statuale degli Etruschi’, PP 13(1958)
5-25
19. Camporeale, G. ‘Saghe greche nell’arte etrusca arcaica’, PP 19 (1964)
428-50


862
J. Рим: внешняя политика до 264 г. до н. э.
20. Camporeale, G. ‘Banalizzazioni etrusche di miti greci’, in Studi in onore di L.
Banti in—123. Rome, 1965
21. Camporeale, G. ‘Banalizzazioni etrusche di miti greci IF, Stud. Etr. 36
(1968) 21-35
22. Camporeale, G. ‘Banalizzazioni etrusche di miti greci IIP, Stud. Etr. 37
(1969) 59-76
23. I Celti dTtalia, ed. E. Campanile. Pisa, 1981
24. Chevallier, R. ‘La Celtique du Po, position des problemes’, Eatomus 21
(1962) 366—70
2 5. Coli, U. ‘Stati-citta e unioni etniche nella preistoria greca e italica’, in Studi
in onore di P. De Francisci iv.505-33. Milan, 1956 = U. Coli, Scritti di diritto romano 11.543-67. Milan, 1973
26. Coli, U. ‘L’organizzazione politica deirUmbria preromana’, in Iproblemidi
storia e archeologia dell* Umbria. Atti del I convegno di studi umbri, Gubbio, 26- 31 maggto 1963,13 3-60. Perugia, 1964 = id. Scritti di diritto romano 11.835-
60. 	Milan, 1973
27. Colonna, G. ‘La Sicilia e il Tirreno nel V e IV secolo’, Kokalos 26-7 (1980-
81) 157-83
28. Colonna, G. ‘Apollon, les Etrusques et Lipara’, MEFR(A) 96.2 (1984)
5 57-78
29. II commercio etrusco arcaico. Atti dell*incontro di studio /-7 dicembre 1983
(Quaderni del Centro di Studio per l’Archeologia Etrusco-Italica 9), edd. M. Cristofani et al. Rome, 1985
30. II commercio greco nel Tirreno in eta arcaica. Atti del seminario in memoria dt
Mario Napoli. Salerno, 1981
31. Crawford, M. H. Review of E. Campanile and C. Letta, Studi sulle
magistrature indigene e municipali in area italica (Pisa, 1979) in Athenaeum N.S. 59 (1981) 542-3
32. Cristofani, Μ. ‘II “dono” nell’Etruria arcaica’, PP 30 (1975) 132-52
33. Cristofani, M. Cittä e campagna nell’Etruria settentrionale. Arezzo-Novara,
1976
34. De Marinis, R. ‘The La Tene culture of the Cisalpine Gauls’, Keltske Studije
1977
35. De Niro, A. II culto d’Er cole tra i Sanniti Pentri e Frentani. Rome, 1977
36. De Simone, C. Die griechischen Entlehnungen im Etruskischen. 2 vols.
Wiesbaden, 1968-70
3 7. De Simone, C. ‘Etrusco Tursikina: sulla formazione ed origine dei gentilizi
etruschi in -kina (-cina)’, Stud. Etr. 40 (1972) 153-81
38. De Simone, C. ‘Un nuovo gentilizio etrusco di Orvieto (“Katacina”) e la
cronologia della penetrazione celtica (gallica) in Italia’, PP 33 (1978)
370-95
39. Devoto, G. Gli antichi Italici. Ed. 3. Florence, 1968
40. Devoto, G. ‘Protosabini, Sabini e Postsabini’, Stud. Etr. 39 (1971) 107—14
41. Dohrn, T. ‘Die Etrusker und die griechische Sage’, MDAI(R) 73-4
(1966-7) 15—28


J. Рим: внешняя политика до 264 г. до н. э.
863
42. Dohm, Т. Die etruskische Kunst im Zeitalter der griechischen Klassik: die
Interimsperiode. Mainz, 1982
43. Eisenhut, W. ‘1У er sacrum’, RE 2.Reihe, 8 (1955) 911-23
44. De Franciscis, A. Stato e societä in Locri Epi^efiri. Naples, 1972
45. Frankfort, T. ‘Les classes serviles en Etrurie’, Latomus 18 (1959) 3-22
46. Frederiksen, M. W. ‘Campanian cavalry. A question of origins’, DArch. 2
(1968) 3-31
47. Frederiksen, M. W. Review-discussion of E. T. Salmon, Samnium and the
Samnites (Cambridge, 1967) in JRS 58 (1968) 224—9
48. Frederiksen, M. W. Campania. London, 1984
49. I Galli et ritalia (Exhibition catalogue). Rome, 1978
50. Gras, M. ‘La Sicilie et l’Italie centrale au Vile siede et dans la premiere
moitie du VI siede avant J.C.’, Kokalos 26-7 (1980-81) 99-138
51. Grenier, A. Les Gaulois. Paris, 1945
52. Grilli, A. ‘I capitoli sui Galli in Livio’, in Studi in onore di F. Rittatore
Vonwiller, 183-92. Como, 1980
5 3. Hampe, R. and Simon, E. Griechische Sagen in der frühen etruskischen Kunst. Mainz, 1964
54. Harmand, J. Les Celtes au second age du fer. Paris, 1970 5 5. Hatt, J.-J. ‘Les invasions celtiques en Italie du Nord’, Bulletin de la Societi Prehistorique Franqaise 57 (i960) 362—72
56. Hatt, J.-J. ‘Sur les traces des invasions celtiques en Italie du Nord’, REL
38 (i960) 69-70
57. Hatt, J.-J. Celtes et Gallo-romains. Paris, 1970
58. Hencken, H. ‘Syracuse, Etruria and the north’, A]A 62 (1958) 259-72
59. Heurgon, J. Recherches sur I’histoire, la religion, et la civilisation de Capoue
preromaine des origines ä la deuxieme guerre punique. Paris, 1942
60. Heurgon, J. Trois etudes sur le 'ver sacrum’ (Collection Latomus 26). Brus¬
sels, 1957
61. Heurgon, J. ‘L’etat etrusque’, Historia 6 (1957) 63-97
62. Heurgon, J. ‘Les penestes etrusques chez Denys d’Halicarnasse (ix, 5,4)’,
Latomus 18 (1959) 713—23
63. Heurgon, J. ‘Classes et ordres chez les Etrusques’, in Recherches sur les
structures sociales dans I’antiquite classique. Caen 2J-26 avril 1969, 29-41. Paris, 1970
64. Heurgon, J. ‘Onomastique etrusque: la denomination gentilice’, in
L’onomastique latine, 25-34. Paris, 1977
65. Heurgon, J. ‘A propos de l’inscription “Tyrrhenienne” de Lemnos’,
CRAcad. Inscr. 1980, 578—600
66. Homeyer, H. ‘Zum Keltenexkurs in Livius’ 5. Buch (33.4-3 5.3)’, Historia
9 (χ96°) 345 61
67. Hubert, H. Les Celtes depuis l’epoque de La Tene et la civilisation celtique. Ed. 2.
Paris, 1950
68. Hus, A. Les siecles d’or de I’histoire etrusque (67j—46j avant J.C.). Brussels,
1976
69. Hus, A. Les Etrusques et leur destin. Paris, 1980


864
J. Рим: внешняя политика до 264 г. до н. э.
70. Judson, S. and Hemphill, Р. ‘Sizes of settlements in Southern Etruria 6th-
5th centuries B.C.’, Stud. Etr. 49 (1981) 193-202
71. Jullian, C. Histoire de la Gaule. 8 vols. Paris, 1908-26
72. Kornemann, E. ‘Zur altitalischen Verfassungsgeschichte,, Klio 14 (1915)
190—206
73. Kruta, V. Les Celtes. Paris, 1976
74. Kruta, V. ‘Celtes de Cispadane et transalpines aux IV et III siecles av. notre
ere: donnees archeologiques’, Stud. Etr. 46 (1978) 149-74
75. Kruta-Poppi, L. ‘Les Celtes a Marzabotto’, Etudes Celtiques 14.2 (1975)
345-76
76. Lambrechts, R. Essai sur les magistratures des republiques etrusques. Brussels,
x95 9
77. La Regina, A. ‘Cluviae e il territorio Carecino’, KAL ser. 8.22 (1967)
88-99
78. La Regina, A. ‘Contributi deirarcheologia alia storia sociale: territori
sabellici e sannitici’, DArch. 4-5 (1970-71) 443-73
79. La Regina, A. ‘ Appunti su entitä etniche e strutture istituzionali nel Sannio
antico’, AION (Archeol) 3 (1981) 129-37
80. Laviosa-Zambotti, P. ‘L’invasione gallica in Val Padana’, in Storia di
Milano, 1.67-110. Milan, 1953
81. Letta, С. I Marsi e il Eucino nell·antichitä. Milan, 1972
82. Mansuelli, G. A. I Cisalpini. Florence, 1962
83. Mansuelli, G. A. ‘Problemi storici della civilta gallica in Italia’, in
Horn mages A. Grenier (1962) in л 067-93
84. Mansuelli, G. A. ‘La formazione delle civilta storiche nella valle padana
orientale’, Stud. Etr. 33 (1965) 3-47
85. Mansuelli, G. A. ‘Etruschi e Celti nella valle del Po’, in Hommages M.
Renard (1969) 11.485-504
86. Martini, W. ‘Überlegungen zur Genese der etruskischen Kultur’, JDAI96
(1981) 1-27
87. Nava, M. L. Stele Daunie. 2 vols. Florence, 1980
88. Negroni-Catacchio, M. ‘Le fasi finali della civilta di Golasecca nel ambito
degli aspetti culturali della Val Padana fino alia romanizzazione’, in Popoli e civilta dell}Italia antica ιν. 329-5 6. Rome, 1975
89. Nicolet, C. ‘Les “Equites Campani” et leurs representations figurees’,
MEER 74 (1962) 463-517
90. Pallottino, M. ‘Nuovi spunti di ricerca sul tema delle magistrature
etrusche’, Stud. Etr. 24 (1955-6) 45-72
91. Pallottino, M. ‘Il filoetruschismo di Aristodemo di Cuma e la data della
fondazione di Capua’, PP 11 (1956) 81-8
92. Pallottino, M. Saggi di antichitä 1: alle origini dell·Italia antica. Rome, 1979
93. Pallottino, M. Saggi di antichitä π: Documenti per la storia della civiltä etrusca.
Rome, 1979
94. Pallottino, M. Genti e culture dell·Italia preromana. Rome, 1981
95. Pallottino, M. Storia della prima Italia. Milan, 1984


J. Рим: внешняя политика до 264 г. до н. э.
865
96. Pallottino, М. Etruscologia. Ed. 7. Milan, 1984. Sixth edition translated
(with additions) as The Etruscans. London, 1975
97. Pallottino, M. Oriundi forestieri nella onomastica e nella societä etrusca’,
in Studi di antichitä in onore di G. Maet^ke 11.401-5. Rome, 1984
98. Panuccio, R. ‘Per una nuova collocazione cronologica di alcune delle
tavolette bronzee di Locri Epizefiri’, RIL 108 (1974) 105-20
99. Pareti, L. ‘La disunione politica degli Etruschi e i suoi riflessi storici e
archeologici,> RPAA 7 (1931) 89-100
100. Popoli efacies culturali celtiche a norde a suddelle Alpidal Va I secolo a.C. Atti
del colloquio internationale у Milano, 14-16 novembre 19 So. Milan, 1983
101. Radke, G. ‘Volsci’, RE 2.Reihe, 9 (1961) 773-827
102. Restelli, A. ‘Etruschi ed Umbri nel III secolo a.C.’, in Conoscente etniche et
rapporti di convivenda пе1Гantichitä (CISA 6), ed. M. Sordi, 150-7. Milan,
l919
103. Ridgway, D. The Etruscans (University of Edinburgh, Department of
Archaeology Occasional Paper 6). Edinburgh, 1981 = CAHiv. Ed. 2, Chap. 13. Cambridge, 1988
104. Rix, H. Das etruskische Cognomen. Wiesbaden, 1963
105. Rosenberg, A. Der Staat der alten Italiker. Untersuchungen über die
ursprüngliche Verfassung der Latiner, Osker und Etrusker. Berlin, 1913
106. Salmon, E. T. Samnium and the Samnites. Cambridge, 1967
107. Sartori, F. Problemi di storia costitutionale italiota (Universita degli Studi di
Padova. Pubblicazioni dell’Istituto di Storia Antica 1). Rome, 1953
108. Sartori, F. ‘Costituzioni italiote, italiche, etrusche’, Stud. Clas. 10 (1968)
1-22
109. Saulnier, C. L’armee et la guerre chet les peuples samnites. Paris, 1983
11 o. Scevola, M. L. ‘Pirateria anziate’, in Studi di storia antica in memoria di L. De Regibus (Pubblicazioni dell’Istituto di Storia Antica, Universita di Genova 6) 135-44. Genoa, 1969
ui. Schauenburg, К. ‘Zu griechischen Mythen in der etruskischen Kunst’, JDAI 85 (1970) 28-81
и 2. Sereni, E. ‘Cittä e campagna nell’Italia preromana’, Critica Marxista 9 (1966) 13-100
113. Sordi, M. ‘La leggenda di Arunte chiusino e la prima invasione gallica in
Italia’, RS А 6-7 (1976-7) ш-17
114. Sordi, M. ‘II giuramento della legio linteata e la guerra sociale’, in 7 canali
della propaganda nel mondo antico (CISA 4), ed. M. Sordi, 160-8. Milan, ϊ9?6
115. Sprenger, M. Die etruskische Plastik des /. Jahrhunderts v.Chr. und ihr
Verhältnis %ur griechischen Kunst (Studia Archaeologica 14). Rome, 1972
116. Storia della societä italiana I: Dallapreistoria all*espansione romana. Milan, 1981
117. Studi sulla cittä antica. Atti del convegno di studi sulla cittä etrusca e italica
preromana. Bologna, 1970
118. Le tavole di Locri. Atti del colloquio sugli aspetti politici, econo m ici, cultuali e
linguistici dei testi dell·archivio locrese, Napoli 26-27 aprile 1977, ed. D. Musti. Rome, 1979


866
J. Рим: внешняя политика до 264 г. до н. э.
119. Tibiletti, G. ‘Considerazioni suile popolazioni delPItalia preromana’, in
Popoli e civilta delPItalia antica vn. 15-49. Rome, 1978
120. Torelli, M. ‘Beziehungen zwischen Griechischen und Etruskischen im 5.
und 4. Jhdt. v.u.Z.’, in Hellenische Poleis, ed. E. Ch. Welskopf, 11.823-40. Berlin, 1974
121. Torelli, M. ‘Greek artisans and Etruria: a problem concerning the relation¬
ship between the two cultures’, Archaeological News 5 (1976) 134-8
122. Torelli, M. Storia degli Etruschi. Bari, 1981
123. Torelli, M. Tl commercio greco in Etruria tra ГVIII ed il VI secolo a.C.’, in
II commercio greco nel Tirrem in eta arcaica. Atti del seminario in memoria di Mario Napoli 67-82. Salerno, 1981
124. Torelli, M. ‘Delitto religioso. Qualche indizio sulla situazione in Etruria’,
in Ее de lit religieux dans la cite antique (Collection de l’Ecole Frangaise de Rome 48) 1—7. Rome, 1981
125. Torelli, M. ‘Polis e palazzo - architettura, ideologia e artigianato greco in
Etruria tra VII e VI sec. a.C.’, in Architecture et societe de P archaisme grec a la fin de la repub lique romaine. Actes du colloque international organise par le Centre National de la Recherche Scientifique et PEcole Franqaise de Коте (Коте 2-4 decembre 1980) (Collection de l’Ecole Fran£aise de Rome 66) 471-99. Paris-Rome, 1983
126. Trump, D. H. Central and Southern Italy before Коте. London, 1966
127. Vallet, G. Rhegion et Zancle. Histoire, commerce et civilisation des cites
chalcidiennes du detroit de Messine (Bibliotheque des Ecoles Fran9aises d’Athenes et de Rome 189). Paris, 1958
128. van Wonterghem, F. ‘Le culte d’Hercule chez les Paeligni’, Ant. Class. 42
(1973) 36-48
129. Vetter, E. Handbuch der italischen Dialekte 1. Heidelberg, 1953
130. Weeber, K.-W. Geschichte der Etrusker. Stuttgart-Berlin, 1979
131. Wuilleumier, P. Tarente, des origines ä la conquete romaine. Paris, 1939
132. Zuffa, M. ‘Celti nell’Italia adriatica’, in Atti del I Convegno di studi ant.
adriatiche (1971) 97—159
(b) 	Римская экспансия в Италии
См. также: А 30, 48, 61, 69, 123; В 50-51, 119, 127, 193, 282, 420; С 20-21; G 101, 622, 749; Н 98, 104-105, 110,125; J 47-48, 59, 106.
133. Adcock, F. Е. ‘The conquest of central Italy’, САН νπ. 581-616. Ed. 1.
Cambridge, 1928
134. Afzelius, A. Die römische Eroberung Italiens (340-264 v. Chr.). Copenhagen,
1942
135. Anziani, D. ‘Caeritum tabulae\ MEEK 31 (1911) 435—56
136. Bayet, J. ‘Tite Live et la precolonisation romaine’, Rev. Phil. 12 (1938)
97-119
137. Beloch, K. J. Der italische Bund unter Korns Hegemonie. Leipzig, 1880
138. Beloch, K. J. ‘La conquista romana della regione sabina’, Kivista di Storia
Antica e Science Affini 9 (1904) 269-77


J. Рим: внешняя политика до 264 г. до н. э.
867
139. Bengtson, Н. Die Staatsverträge des Altertums π: Die Verträge der griechisch-
römischen Welt von 700 bis 338 v.Chr. Munich-Berlin, 1962
140. Bernardi, A. ‘I cives sine suffragio\ Athenaeum N.S. 16 (1938) 239-77
141. Bernardi, A. ‘Roma e Capua nella seconda meta del quarto secolo a.C.’,
Athenaeum N.S. 20 (1942) 86—103; 21 (1943) 21—31
142. Bernardi, A. ‘Incremento demografico di Roma e colonizzazione latina dal
338 a.C. all’eta dei Gracchi’, Nuova Rivista Storica 30 (1946) 272-89
143. Binneboessel, P. Untersuchungen über Quellen und Geschichte des tweiten
Samniterkrieges (diss. Halle, 1893)
144. Bitto, I. ‘ Tribus e propagatio civitatis nei secoli IV e III a.C.’, Epigraphica 30
(1968) 20-58
145. Bleicken, J. ‘Rom und Italien’, in Propylaeen Weltgeschichte: ein
Universalgeschichte, edd. G. Mann and A. Heuss, 27-96. Berlin, 1963
146. Brandt, J. Rasmus. ‘Ostia, Minturno, Pyrgi. The planning of three Roman
colonies’, Acta ad archaeologiam et artium historiam pertinentia Instituti Romani Norvegiae ser. 2.5 (1985) 25-88
147. Brown, F. E. Cosa: the Making of a Roman Town. Ann Arbor, 1980
148. Bruno, B. La ter^aguerra sannitica (Studi di Storia Antica 6). Rome, 1906
149. Brunt, P. A. ‘The enfranchisement of the Sabines’, in Hommages M. Renard
(1969) и. 121-9
150. Burger, C. P. Der Kampf %wischen Rom und Samnium bis %um vollständigen Siege
Roms um 312 v. Chr. Amsterdam, 1898
151. Catalano, P. Linee del sistema sovranasfonale romano 1. Turin, 1965
152. Coarelli, F. ‘Fregellae e la colonizzazione latina nella valle del Liri’, Arch.
2 0979) 197-204
153. Colonna, G. ‘Un “trofeo” di Novio Fannio, comandante sannita’, in Studi
di antichitä in onore di G. Maet^ke, 11.229-41. Rome, 1984
154. Corbett, J.H. ‘Rome and the Gauls, 285-80 B.C.’, Historia 20 (1971)
6 5 6—64
155. Costanzi, V. ‘Osservazioni sulla terza guerra sannitica’, Riv. Fil. 47 (1919)
161-215
156. Crawford, M. H. ‘Foedus and sponsio\ PBSR 41 (1973) 1-7
15 7. Dahlheim, W. Struktur und Entwicklung des römischen Völkerrechts. Munich, 1968
158. Delplace, C. ‘L’intervention etrusque dans les dernieres annees de la
deuxieme guerre samnite (312-308)’, Latomus 26 (1967) 454-66
159. De Visscher, F. ‘La deditio internationale et l’affaire des Fourches
Caudines’, CRAcad. Inscr. 1946, 82-95
160. Didu, I. TI supposto invio di coloni romani in Sardegna nell’anno 378-7
a.C.’, Athenaeum N.S. 50 (1972) 310-29
161. Fraccaro, P. ‘L’organizzazione politica dell’Italia romana’, in Atti del
congresso internationale di dir it to romano, Roma, 22-23 Aprile 1333> 1Л95- 208. Pavia, 1934 = P. Fraccaro, Opuscula 1.103-14
162. Fraccaro, P. ‘ Assegnazioni agrarie e censimenti romani’, in Scritti in onore di
C. Ferrini pubblicati in occasione della sua beatifica^ione (Pubblicazioni


868
J. Рим: внешняя политика до 264 г. до н. э.
dell’Universita Cattolica di Milano N.S. 17) 1.262-74. Milan, 1947-9 = P. Fraccaro, Opuscula 11.87-102
163. Frank, T. On Rome’s conquest of Sabinum, Picenum, and Etruria’, Klio
ii (1911) 367-81
164. Frank, T. Roman Imperialism. New York, 1914
165. Freeman, E. A. History of Federal Government in Greece and Italy. London,
1863
166. Frezza, P. ‘Le forme federative e la struttura dei rapporti internazionali
nell’antico diritto romano’, SDHI 4 (1938) 363-428
167. Frezza, P. ‘Intorno alia leggenda dei Fabi al Cremera’, in Scritti in onore di C.
Ferrini pubblicati in occasione della sua beatifica^ione (Pubblicazioni dell’Universita Cattolica di Milano N.S. 17) 1.295-306. Milan, 1947-9
168. Gabba, E. Tstituzioni militari e colonizzazione in Roma medio-
repubblicana’, Riv. Fil. 103 (1975) 144-54
169. Gabba, E. ‘Per un’interpretazione storica della centuriazione romana’,
Athenaeum N.S. 63 (1985) 265-84
170. Galsterer, H. Herrschaft und Verwaltung im republikanischen Italien. Oie
Beziehungen Roms zu den italischen Gemeinden von Fatinerfrieden338 v.Chr. bis Zum Bundesgenossenkrieg91 v.Chr. (Münch. Beitr. Papyr. 68). Munich, 1976
171. Göhler, J. Rom und Italien. Breslau, 1939
172. Grieve, L. J. ‘The etymology of municeps\ Fatomus 41 (1982) 771-2
173. Hantos, T. Das römische Bundesgenossensystem in Italia (Vestigia 34). Munich,
19p 3
174. Harris, W. V. ‘Roman foedera in Etruria’, Historia 14 (1965) 282-92
175. Harris, W. V. Rome in Etruria and Umbria. Oxford, 1971
176. Hirschfeld, O. ‘Zur Camillus-Legende’, in Festschrift für F. Friedländer
125-38. Leipzig, 1895
177. Holleman, A. W. ‘Myth and historiography. The tale of the 306 Fabii’,
Numen 23 (1976) 210-18
178. Homo, L. ‘The Gallic wars of Rome’, С АН у и. 5 54-80. Ed. 1. Cambridge,
1928
179. Horn, H. Foederati. Frankfurt, 1930
180. Horsfall, N. ‘From history to legend. M. Manlius and the geese’, Classical
Journal 76 (1981) 298—311
181. Horsfall, N. ‘The Caudine Forks: topography and illusion’, PBSR 50
(1982) 45-52
182. Hubaux, J. Rome et Veies: recherches sur la Chronologie ligendaire du mojen age
romain. Liege, 1958
183. Humbert, M. ‘L’incorporation de Caere dans la civitas Romana\ MEFR 84
(1972) 231-68
184. Humbert, M. Municipium et civitas sine suffragio. F’organisation de la conquete
jusqu’a la guerre sociale (Collection de l’Ecole Fran£aise de Rome 36). Rome, 1978
185. Klotz, A. ‘Livius’ Darstellung des zweiten Samniterkrieges’, Mnemosyne
ser. 3.6 (1938) 83-102
186. Kornemann, E. ‘Coloniae\ RE 4 (1900) 511-88


J. Рим: внешняя политика до 264 г. до н. э.
869
187. Kornemann, E. ‘Municipium’, RE 16 (1933) 570-638
188. Kramer, F. R. ‘Massilian diplomacy before the Second Punic War’,
AJPhil. 69 (1948) 1-26
189. McKendrick, P. ‘Roman colonization’, Phoenix 6 (1952) 139-46
190. Manni, E. Per la storia dei municipii fino alia guerra sociale. Rome, 1947
191. Manni, E. ‘Sur l’origine des municipia romains’, RHDFE ser. 4.47 (1969)
66-77
192. Martinez-Pinna, J. ‘Camilo у los galos. Nota sobre la invasione celta en
Italia en el siglo IV’, Hispania Antiqua 8 (1978) 7-16
193. Meiggs, R. Roman Ostia. Ed. 2. Oxford, 1973
194. Morgan, M. G. ‘The defeat of L. Metellus Denter at Arretium’, CjgN.S. 22
(1972) 309-25
195. Napoli, M. Napoli greco-rот ana. Naples, 1959
196. Nenci, G. ‘Le relazioni con Marsiglia nella politica estera romana’, RSL 24
(1958) 24-97
197. Nicolet, C. Rome et la conquete du monde mediterraneen (264-27 av. J-C.) /. Les
structures de Fit alie romaine. Paris, 1977
198. Nissen, H. ‘Die Caudinische Friede’, Rh.Mus. N.F. 25 (1870) 1-65
199. Pais, E. ‘La flotta greca ehe nel 349 a.C. comparve davanti alie coste del
Lazio’, Stud. Stor. 2 (1893) 429-443
200. Pais, E. ‘Serie cronologica delle colonie romane e latine dall’eta regia fino
all’impero’, MAL ser. 5.17 (1924) 311-55
201. Pared, L. ‘Le lotte dei Romani contro gli Etruschi nell’opera liviana’,
A & R N.S. 12 (1931) 211-30
202. Pfiffig, A. J. Die Ausbreitung des römischen Städtewesens in Etrurien und die
Frage der Unterwerfung der Etrusker. Florence, 1966
203. Pfiffig, A. J. ‘Das Verhalten Etruriens im Samniterkrieg und nachher bis
zum i. punischen Krieg’, Historia 17 (1968) 307-50
204. Piccirilli, C. ‘Camillo fra Roma e Cere’, PP 35 (1980) 415-31
205. Piganiol, A. La conquete romaine. Ed. 5. Paris, 1967
206. Pinsent, J. ‘The original meaning of municeps9, CQ N.S. 4 (1954) 158-64
207. Pinsent, J. ‘Municeps 11’, CQ N.S. 7 (1957) 89-97
208. Pohl, I. ‘Was early Ostia a colony or a fort?’, PP 38 (1983) 123-30
209. Poucet, J. ‘Acta triumphalia et falsi triumphi. Le triomphe remporte sur les
Samnites et les Nequinates par le consul Fulvius en 299 av. J.C. et les falsi triumphi de la gens Fulvia a l’epoque des guerres samnites’, in Recueil commemoratif du Xe anniversaire de la Faculte de Philosophie et Let tres (Pubi, de l’Univ. Lovanium de Kinshasa 22) 205-19. Louvain, 1968
210. Rowland, R. J. ‘Rome’s earliest imperialism’, Latomus 42 (1983) 749-62
211. Rudolph, H. Stadt und Staat im römischen Italien. Leipzig, 1935
212. Salmon, E. T. ‘The pax Caudina9, JRS 19 (1929) 12-18
213. Salmon, E. T. ‘Rome’s battles with Etruscans and Gauls in 284-282 B.C.’,
CPhil. 30 (1935) 25-31
214. Salmon, E. T. ‘Roman expansion and Roman colonisation in Italy’, Phoe¬
nix 9 (1955) 63-75


870
J. Рим: внешняя политика до 264 г. до н. э.
215. Salmon, Е. Т. ‘The resumption of hostilities after the Caudine peace’,
ТАРА 87 (1956) 98—108
216. Salmon, E. T. ‘Colonial foundations during the Second Samnite War’,
CPhil. 58 (1963) 235-8
217. Salmon, E. T. ‘The coloniae maritimae', Athenaeum N.S. 41 (1963) 3-38
218. Salmon, E. T. Roman Colonisation under the Republic. London, 1969
219. Salmon, E. T. The Making of Roman Italy. London, 1982
220. Scevola, M. L. ‘Sulla prima guerra sannitica’, Aevum 42 (1968) 291-7
221. Scevola, M. L. ‘Sulla piu antica espansione territoriale romana in
Campania’, RIL 107 (1973) 1002-40
222. Schachermeyr, R. ‘Die gallische Katastrophe’, Klio 23 (1929) 277-305
223. Schmitt, Η. H. Rom und Rhodos. Geschichte ihrer politischen Beziehungen seit der
ersten Berührung bis zum Aufgehen des Inselstaates im römischen Weltreich {Münch. Beitr. Papyr. 40). Munich, 1957
224. Schmitt, Η. H. Die Staatsverträge des Altertums III: Die Verträge der
griechisch-römischen Welt von 338 bis 200 v.Chr. Munich, 1969
225. Schwarte, H.-H. ‘Zum Ausbruch des zweiten Samnitenkrieges (326-304
v.Chr.)’, Historia 20 (1971) 368-75
226. Skutsch, O. ‘The fall of the Capitol’, JRS 43 (1953) 77-8
227. Skutsch, O. ‘The fall of the Capitol again: Tacitus, Ann. 11.23’, JRS 68
(1978) 93-4
228. Solari, A. ‘Cincinnato e le lotte contro gli Equi e i Volsci secondo Livio’, in
G. N. Columba et al., Studi Liviani, 67-80. Rome, 1934
229. Sommella, P. Antichi campi di battaglia in Italia. Rome, 1967
230. Sordi, Μ. I rapporti romano-ceriti e le origini della civitas sine suffragio. Rome,
i960
231. Sordi, M. ‘L’excursus sulla colonizzazione romana in Velleio e le guerre
sannitiche’, Helikon 6 (1966) 627-38
232. Sordi, M. Roma e i Sanniti nel IV secolo. Bologna, 1969
233. Sordi, M. ‘II Campidoglio e 1’invasione gallica dei 3 86 a.C.’, in Isantuarie la
guerra nel mondo classico (CISA 10), ed. M. Sordi, 82-91. Milan, 1984
234. Spaeth, J. W. The Causes of Rome's Wars 343-263 в. c. (diss. Princeton, 1926)
235. Täubler, E. Imperium Romanum. Studien zur Entwicklungsgeschichte des
römischen Reiches 1. Leipzig, 1913
236. Tibiletti, G. ‘Latini e Ceriti’, in Studigiuridici e sociali in memoria di E. Vanoni
{Studia Ghisleriana ser. 1.3) 239-49. Pavia, 1961
237. Torelli, M. and Coarelli, F. T Galli a Roma’, in I Galli e Г Italia, 226-30.
Rome, 1978
238. Veyne, P. ‘Foederati: Tarquinies, Camerinum, Capene’, Latomus 19 (i960)
429-36
239. Veyne, P. Ύ a-t-il eu un imperialisme romain?’, MEFR(A) 87 (1975)
793-855
240. Vitucci, G. ‘A proposito dei primi contatti fra Umbri e Romani’, in I
problemi di storia e archeologia dell’Umbria. Atti del I convegno di studi umbri, GubbtOy 26—31 maggio 1963, 291—301. Perugia, 1964
241. Waley, D. Die italienischen Stadtstaaten. Munich, 1969


J. Рим: внешняя политика до 264 г. до н. э.
871
242. Westington, Μ. М. Atrocities in Кот an Warfare to i33 B.C. (diss. Chicago,
1938)
243. Whatmough, J. The Foundations of Roman Italy. London, 1937
244. Wiseman, T. P. ‘Roman republican road-building’, PBSR 38 (1970)
122-52
(с) Пирр
См. также: В 12, 53, 92, ПО, 122, 220-221, 258; J 44, 98, 118, 131.
245. Accame, S. ‘La diarchia dei Molossi’, Riv. Fil. 62 (1934) 522-34
246. Adcock, F. E. The Greek and Macedonian Art of War. Berkeley-Los Ange¬
les, 1967
247. Aymard, A. ‘L’usage du titre royal dans la Grece classique et hellenistique’,
RHDFE ser. 4.27 (1949) 579-90
248. Babelon, J. ‘Le roi Pyrrhos’, in Centennial Publication of the American
Numismatic Society, ed. H. Ingholt, 53-71. New York, 1958
249. Bengtson, H. ‘Pyrrhus’, in id. Herrschergestalten des Hellenismus, 91-no.
Munich, 1975
250. Berve, H. ‘Das Königtum des Pyrrhos in Sizilien’, in Neue Beiträge %ur
klass. Altertumswissenschaft. Festschrift für В. Schweitzer, ed. R. Lullies, 27Z-7. Stuttgart, 1954
251. Bickerman, E. ‘Apocryphal correspondence of Pyrrhos’, CPhil. 42 (1947)
137-46
252. Breglia, L. ‘Nuovi elementi di conoscenza per la circolazione monetale e la
storia dell’Epiro’, Rendiconti del! Accademia di Archeologia, Fettere e Belle Arti di Napoli 21 (1941) 193-260
253. Carcopino, J. ‘Pyrrhus’, in id. Profils de Conquerants 11-108. Paris, 1961
254. Ciaceri, E. Sulla spedizjone del re Pirro in Sicilia. Catania, 1902
255. Cross, G. N. Epirus. A Study in Greek Constitutional Development. Cam¬
bridge, 1932
256. Frank, T. ‘Pyrrhus’, CAH vn.638-64. Ed. 1. Cambridge, 1928
257. Franke, P. R. Alt-Epirus und das Königtum der Molosser (diss. Erlangen,
1954). Kallmünz, 1955
258. Gage, J. ‘Pyrrhus et l’influence religieuse de Dodone dans l’ltalie primi¬
tive’, Rev. Hist. Rel. 145 (1954) 137-65; 146 (1954) 18-50, 129-39; 147 (>955) 1-31
259. Garoufalias, P. Pyrrhus, King of Epirus. Ed. 2. London, 1979
260. Griffith, G. T. The Mercenaries of the Hellenistic World. Ed. 2. Cambridge,
1968
261. Hamburger, O. Untersuchungen über den pyrrhischen Krieg (diss. Würzburg,
>927)
262. Hammond, N. G. L. Epirus. Oxford, 1967
263. Hoffmann, W. ‘Der Kampf zwischen Rom und Tarent im Urteil der
antiken Überlieferung’, Hermes 71 (1936) 11-24
264. Holleaux, M. Rome, la Grece et les monarchies hellenistiques au Ille siecle av. J.-C.
Paris, 1921


872
J. Рим: внешняя политика до 264 г. до н. э.
265. Jacquemod, М. ‘Suile direttive politiche di Pirro in Italia’, Aevum 6(1932)
445-72
266. Judeich, W. ‘König Pyrrhos’ römische Politik’, Klio 20 (1926) 1—18
267. Kienast, D. ‘Pyrrhos’, RE 13 (1963) 108-65
268. Klotzsch, C. Epeirotische Geschichte. Berlin, 1911
269. La Bua, V. ‘Prosseno e gli υπομνήματα Πύρρον\ in Ter%a miscellaneagreca e
romana (Studi pubblicati dall’Istituto Italiano per la Storia Antica 21)1-
61. 	Rome, 1971
270. La Bua, V. ‘Pirro in Pompeo Trogo-Giustino’, in Scritti storico-epigrafici in
memoria di M. Zamhelli, ed. L. Gasperini, 181-205. Rome, 1978
271. Larsen, J.A. О. Representative Government in Greek and Roman Historj.
Oxford, 1966
272. Launey, M. Recherches sur les armies hellenistiques. 2 vols. Paris, 1949-50
273. Lepore, E. ‘II problema storico dei rapporti fra l’Epiro e la Sicilia’, Kokalos
10/11 (1964/5) 489-502
274. Leveque, P. Pyrrhos. Paris, 1957
275. Leveque, P. ‘Monnaies et finances des cites italiotes engagees dans la
guerre pyrrhique’, in Armies et fiscalite dans le monde antique: Paris 14-16 octobre iyj6 (Colloques Nationaux du Centre National de la Recherche Scientifique 936) 455-73. Paris, 1977
276. Manni, E. ‘Pirro e gli stati greci nel 281/0 a.C.’, Athenaeum N.S. 26 (1948)
102-21
277. Nederlof, A. B. Pyrrhus van Epirus. Amsterdam, 1978
278. Nenci, G. Pirro. Aspirationiegemoniche edequilibrio mediterraneo. Turin, 1953
279. Nenci, G. TI segno regale et la taumaturgia di Pirro’, in Miscellanea di studi
alessandrini in memoria di A. Rostagni, 152-61. Turin, 1963
280. Niese, B. ‘Zur Geschichte des pyrrhischen Krieges’, Herme's 31 (1896)
481-507
281. Nilsson, M. P. Studien tur Geschichte des alten Epeiros. Lund, 1909
282. Nilsson, M. P. Cults y Myths, Oracles and Politics in Ancient Greece. Lund, 1951
(reprinted New York, 1972)
283. Passerini, A. ‘Sulle trattative dei Romani con Pirro’, Athenaeum N.S. 21
(1943) 92'112
284. Poulsen, F. ‘Bildnisse der Gegner Roms’, Oie Antike 14 (1938) 137-42
285. Rosenthal-Lefkowitz, M. ‘Pyrrhus’ negotiations with the Romans, 280-
278 B.c.’, HSCP 64 (1959) 147-77
286. Sandberger, F. Prosopographie %ur Geschichte des Pyrrhos (diss. Munich, 1971)
287. von Scala, R. Der pyrrhische Krieg (diss. Berlin-Leipzig, 1884)
288. Schubert, R. Geschichte des Pyrrhos. Königsberg, 1894
289. Scullard, Η. H. The Elephant in the Greek and Roman World. London, 1974
290. Vartsos, J.A. ΑΚΜΗ TOY ΠΥΡΡΟΥ ΚΑΙ ΕΠΕΜΒΑΣΙΣ ΑΥΤΟΥ
ΕΙΣ ΤΗΝ ΜΑΚΕΔΟΝΙΑΝ. Athens, 1964
291. Vartsos, J.A. Ο ΠΥΡΡΟΣ ΕΝ ΙΤΑΑΙΑ. Athens, 1967
292. Vartsos, J. A. ‘Osservazioni sulla campagna di Pirro in Sicilia’, Kokalos 16
(1970) 89-97


К. Рим и Карфаген
873
293. Weizkiwski, 1.1. ‘Zur Geschichte des Pyrrhos-Krieges’, Naukovi yapiski
L’vivskovo der^avnovo universiteta imeni Ivana Franka, serija istoricua 37 (1955) 173-90. German resume in Bibliotheca Classica Orientalis 4 (1959) 18-23
294. Will, E. ‘The formation of the Hellenistic kingdoms’, CAHv 11.1.101-17.
Ed. 2. Cambridge, 1984
К. Рим и Карфаген
(а) 	Карфаген: история, институты и культура
1. Amadasi, М. G. Guzzo. Le iscri^ioni fenicie e puniche de Ile со Ionie in Occidente.
Rome, 1967
2. Amadasi, M. G. Guzzo et al. Monte Sirai ii-iv. Rome, 1965-7
3. Astrue, M. ‘Traditions funeraires de Carthage’, Cahiers de Byrsa 6 (1956)
29-58
4. Atti del I convegno internationale di studi fenici e punici (Roma, j-10 novembre
1979) (Collezione di studi fenici 16). Rome, 1983
5. Baradez, J. ‘Nouvelles recherches sur les ports antiques de Carthage’,
Karthago 9 (1958) 45-78
6. Barreca, F. La civiltä di Cartagine. Cagliari, 1964
7. Barreca, F. et al. Monte Sirai 1. Rome, 1964
8. Beloch, K. J. ‘Die Könige von Karthago’, Klio 7 (1907) 19-28 = id.
Griechische Geschichte in.2.107-20. Strasbourg, 1923
9. Bengtson, H. ‘Zur karthagischen “Strategie” ’, Aegyptus 32 (195 2) 15 8-62
10. Benichou-Safar, H. Les tombespuniques de Carthage. Topographie, structures,
inscriptions et rites funeraires. Paris, 1981
11. Benichou-Safar, Η. ‘A propos des ossements humains du tophet de
Carthage’, RStud. Fen. 9 (1981) 5-9
12. Berthier, A. and Charlier, R. La sanctuairepunique d’El Hofra a Constantine.
Paris, 1955
13. Bisi, A. M. Le stele puniche (Studi Semitici 2). Rome, 1967
14. Bondi, S. F. T Libifenici nell’ordinamento cartaginese’, RAL ser. 8.26
(1971) 653-61
15. Bondi, S. F. ‘Monte Sirai, un insediamento punico nell’entroterra sardo’,
RPAA 51-2 (1978-80) 171-94
16. Bunnens, G. L*expansion phenicienne en Mediterranee. Essai d*interpretation
fonde sur une analyse des traditions lit ter air es (Etudes de philologie, d’archeologie et d’histoire anciennes 17). Brussels-Rome, 1979
17. Capuzzi, A. ‘I sacrifici animali a Cartagine’, Studi Magrebini 2 (1968) 45-76
18. Carrie, J. M. and Sanviti, N. ‘Fouilles fran£aises a Carthage, 1974-1975. Le
secteur B’, Antiquites Africaines 11 (1977) 51-66
19. I Cartagine si in Sicilia all’epoca dei due Dionisi (Colloquio Palermo 4-6.6.19S1)
(Kokalos 28-9 (1982-3) 127-277)


874
К. Рим и Карфаген
20. Carton, L. Un sanctuaire punique decouvert ä Carthage. Paris, 1929
21. CED AC (Centre d’etudes et de documentation archeologique de la conser¬
vation de Carthage), Institut national d’archeologie et d’art de Tunisie. Bulletin i- (1978-), with bibliographies
22. Charlier, R. ‘La nouvelle serie de steles puniques de Constantine’, Karthago
4(1953)1-49
23. Cintas, P. Amulettes puniques. Tunis, 1946
24. Cintas, P. ‘Sanctuaire punique de Sousse’, Revue Africaine 91 (1947)
1-80
25. Cintas, P. Ceramique punique. Paris, 1950
26. Cintas, P. ‘Dar Essafi’, CRAcad. Inscr. 1953, 256-60
27. Cintas, P. Manuel d’archeologie punique. 2 vols. Paris, 1970-6
28. Coacci Polselli, G. ‘L’epigrafia punica in Sicilia’, Kokalos 26-7 (1980-1)
19-26
29. Cooke, G. A. A Textbook of North Semitic Inscriptions. Oxford, 1903
30. Corpus Inscriptionum Semiticarurn. 3 vols. 1881-
31. Decret, F. Carthage ou Г empire de la mer. Paris, 1977
32. Donner, H. and Rollig, W. Kanaanaische und aramaische Inschriften.
Wiesbaden, 1962-5
33. Dupont-Sommer, A. ‘Une nouvelle inscription punique de Carthage’,
CRAcad. Inscr. 1968, 116—33
34. Dussaud, R. ‘Precisions epigraphiques touchant les sacrifices puniques
d’enfants’, CRAcad. Inscr. 1946, 371-87 3 5. Duval, R. ‘Mise au jour de l’enceinte exterieure de la Carthage punique’, CRAcad. Inscr. 1950, 53-9
36. Ehrenberg, V. Karthago. Leipzig, 1927 = id. Polis und Imperium 549-86.
Zurich-Stuttgart, 1965
37. Excavations at Carthage: the British Mission /. The Avenue du President Habib
Bourguiba Salammbo i. H. H. Hurst and S. P. Roskams, The Site and Finds other than Pottery, ii. M. G. Fulford and D. P. S. Peacock, The Pottery and other Ceramic Objects from the Site. Sheffield, 1984
38. Fantar, M. H. ‘Pavimenta Punica et signe dit de Tanit dans les habitations de
Kerkouane’, Studi Magrebini 1 (1965) 57-65
39. Fantar, M. H. ‘Presence punique au Cap Bon’, Kokalos 18-19 (1972-3)
264-77
40. Ferron, J. and Pinard, M. ‘Les fouilles de Byrsa 1952-54’, Cahiers de Byrsa 5
(1955) 31-81; 9 (1960-1) 77-170
41. Fevrier, J.G. ‘Molchomor’, Rev. Hist. Rel. 143 (1953) 8-18
42. Fevrier, J.G. ‘Remarques sur le grand tarif dit de Marseille’, Cahiers de
Byrsa 8 (1958-9) 35-43
43. Fevrier, J. G. ‘Essai de reconstitution de sacrifice molek’, JA 248 (i960)
167-87
44. Foucher, L. Hadrumetum. Paris, 1964
45. Fouchet, M. P. Uart ä Carthage. Paris, 1962
46. Frost, H. ‘The discovery of a Punic ship’, International Journal of Nautical
Archaeology 1 (1972) 113-17


К. Рим и Карфаген
8 75
47. Frost, Н. ‘The Punic wreck off Sicily’, Mariner’s Mirror 59 (1973) 229-30
48. Frost, H., Werner, A. E. and Oddy, W. A. ‘Marsala (Trapani). Relitto di
una nave punica del III secolo a.C. al largo delPIsola Lunga. La prima campagna di scavi 1971’, NSc. 26 (1972) 651-74
49. Garbini, G. ‘Note di epigraphia punica’, RSO 43 (1968) 5-17
50. Garbini, G. ‘Died anni di epigrafia punica nel Magreb, 1965-1974’, Studi
Magrebini 6 (1974) 1-36
51. Gaukler, P. Necropoles puniques de Carthage. 2 vols. Paris, 1915
52. de la Geniere, J. ‘Reflexions sur Selinonte e l’Ouest Sicilien’, CRAcad.
Inscr. 1977, 251-64
53. Groag, E. Hannibal als Politiker. Vienna, 1929
54. Gsell, S. Histoire ancienne de l’Afrique du Nord. 4 vols. Paris, 1912-20
55. Halff, G. ‘L’onomastique punique de Carthage’, Karthago 12 (1963-4)
63-145
5 6. Hans, L. M. Karthago und Sizilien. Oie Entstehung und Gestaltung der Epikratie auf dem Hintergrund der Beziehungen der Karthager \u den Griechen und den nicht-griechischen Völkern Siciliens (Historische Texte und Studien 7). Hildesheim, 1983
57. Harden, D. B. ‘The topography of Punic Carthage’, Ge^R 9(1938) 1-12
58. Harden, D. B. The Phoenicians. London, 1962
59. Henderson, B. W. ‘The Carthaginian councils’, Journal of Philology 24
(1895) 119-30
60. Hours-Meidan, M. Carthage. Paris, 1947
61. Hours-Meidan, M. ‘Les representations figurees sur les steles de Carthage’,
Cahiers de Byrsa i (1951) 15-160
62. Hurst, H. ‘Excavations at Carthage, 1974’, Ant.Journ. 55 (197 5)11-40; for
1975 ib. 56(1976) 177-97; for 1976 ib. 57(i977) 232-61; for 19771b. 59 C1979) I9“49
63. Huss, W. ‘Die Religion der Karthager’, in Beiträge zur Geschichte, edd. W.
Huss and К. Strobel, 7-17. Bamberg, 1983
64. Huss, W. ‘Der karthagische Sufetat’, in Althistorische Studien. Hermann
Bengtson ZUM70. Geburtstag (Historia Einzelschriften 40), ed. H. Heinen, 24-43. Wiesbaden, 1983
65. Huss, W. Geschichte der Karthager (Handbuch der Altertumswissenschaft
in.8). Munich, 1985
66. Isserlin, B. J.S. et al. ‘Motya, 1955’, PBSR 26 (1958) 1-29
67. Isserlin, B. J. S. et al. ‘Motya, a Phoenician Punic site near Marsala’, Annual
of the Heeds Oriental Society 4 (1962-3) 84-131
68. Isserlin, B. J. S. and du Plat Taylor, J. Motya. A Phoenician and Carthaginian
City in Sicily 1. Leiden, 1974
69. Jahn, J. ‘Literaturüberblicke der griechischen Numismatik: Karthago und
Nordafrika’, Chiron 7 (1977) 411-85
70. Jenkins, G. K. and Lewis, R. B. Carthaginian Gold and Electrum Coins.
London, 1963
71. Jenkins, G. К. ‘Coins of Punic Sicily’, SNR 50 (1971) 25-78


876
К. Рим и Карфаген
η г. Jenkins, G. К. ‘Coins of Punic Sicily, n: Carthage series i’, SNR 5 3 (1974) 23-41
73. Jenkins, G. K. ‘Coins of Punic Sicily, in’, SNR 56 (1977) 5-65
74. J ulien, C. A. Histoire de Г Afrique du Nord. Des origines ä la conquete arabe. Ed.
2 (revised by C. Courtois). Paris, 1951
75. Krahmalkov, C. ‘Notes on the rule of the Söphtim in Carthage’, RStud.
Fen. 2 (1974) ll\~l
75 a. Lagrange, M. J. Etudes sur les religions semitiques. Ed. 2. Paris, 1905
76. Lancel, S. et al. ‘Fouilles fran9aises a Carthage, 1974-75’, Antiquites
Africaines 11 (1977) 13-130
77. Lapeyre, G. and Pellegrin, A. Carthage punique. Paris, 1942
78. Lezine, A. Architecture punique. Recueil de documents. Paris, 1962
79. Mahjoubi, H. and Fantar, M. H. ‘Une nouvelle inscription carthaginoise’,
RAL ser. 8.21 (1966) 201-10
80. Martin, R. ‘Histoire de Selinonte d’apres les fouilles recentes’, CRAcad.
Inscr. 1977, 46-63
81. Masson, O. ‘Inscription d’Inibalos en Sicile’, Semitica 26 (1976) 93-6
82. Maurin, L. ‘Himilcon le Magonide’, Semitica 12 (1962) 5-43
8 3. Meitzer, О. and Kahrstedt, U. Geschichte der Karthager. 3 vols. Berlin, 1879, 1896, and (Kahrstedt) 1913
84. Morel, J.-P. ‘Kerkouane, ville punique du Cap Bon’, MEFR 81 (1969)
473-518
85. Moscati, S. ‘II sacrificio dei fanciulli’, RPAA 38 (1965-6) 61-8
86. Moscati, S. ‘La penetrazione fenica e punica in Sardegna’, MAE ser. 8.12
(1966) 215-50
87. Moscati, S. ‘Scoperte puniche in Sardegna’, RPAA 39 (1966-7) 15-32
88. Moscati, S. ‘Considerazioni sulla cultura fenicio-punica in Safdegna’,
RAL ser. 8.22 (1967) 129-52
89. Moscati, S. The World of the Phoenicians. London, 1968
90. Moscati, S. ‘L’expansion phenico-punique dans la Mediterranee
occidentale’, in Actes du ze congres internationale d*etude des cultures de la Mediterranee occidentale, ed. M. Galley, 1.9-33. Algiers, 1978
91. Moscati, S. ‘La Sicilia tra Г Africa fenicio-punica e il Tirreno’, Kokalos 26-7
(1980-1) 80-94
92. Moscati, S. Cartaginesi. Milan, 1982
93. New Eight on Ancient Carthage. Papers of a Symposium sponsored by the Kelsey
Museum of Archaeology, the University of Michigan, marking the Fiftieth Anniversary of the Museum, ed. J.G. Pedley. Ann Arbor, 1980
94. Niemeyer, H. G. ‘Die Phönizier und die Mittelmeerwelt im Zeitalter
Homers\]ahrbuch des römisch-germanischen Zentralmuseums 31 (1984) 3-94
95. Pareo, E. В. ‘I supremi magistrati a Cartagine’, in Contributi in onore di A.
Gargetti 61-87. Genoa, 1978
96. Pesce, G. Sardegna punica. Cagliari, 1961
97. Phönizier im Westen. Die Beiträge des internationalen Symposions über die
phönisfsche Expansion im westlichen Mittelmeerraum in Köln vom 24—27. April 1979 (Madrider Beiträge 8), ed. H. G. Niemeyer. Mainz, 1982


К. Рим и Карфаген
877
98. Picard, С. Carthage. Paris, 1951
99. Picard, С. ‘Vestiges d’un edifice punique a Carthage’, Karthago 3(1951-5 2)
117-26
100. Picard, C. Catalogue du Musee Alaoui. Tunis, 1954
101. Picard, C. ‘Sacrapunica\ etude sur les masques et les rasoirs de Carthage’,
Karthago 13 (1967) 1-115
102. Picard, C. ‘Themes hellenistiques sur les steles de Carthage’, Antiqui te's
Africaines 1 (1967) 9-30
103. Picard, C. ‘Les representations de la sacrifice molk sur les ex-voto de
Carthage’, Karthago 17 (1973-4) 67-138
104. Picard, G. C. ‘Un quartier de maisons puniques a Carthage’, Rev. Arch.
1958, I. 21-32
105. Picard, G. C. Les religions de l*Afrique antique. Paris, 1954
106. Picard, G. C. Le monde de Carthage. Paris, 1956. Translated as:
107. Picard, G. C. Carthage. London, 1964
108. Picard, G. C. ‘Les sufetes de Carthage chez Tite-Live et Cornelius Nepos’,
REL 41 (1963) 269-81
109. Picard, G. C. ‘L’administration territoriale de Carthage’, in Melanges A.
Piganiol (1966) hi. 1257-65
no. Picard, G. C. ‘Les rapports entre gouvernants et gouvernes a Carthage’, Recueils de la Societe Jean Bodin 23 (1968) 129-38 hi. Picard, G. C. ‘La revolution democratique de Carthage’, in Conference de la Societe d*Etudes Latines de Bruxelles (Collection Latomus 62) 113-30. Brussels, 1968
112. Picard, G. C. and C. La vie quotidienne ä Carthage au temps de Hannibal. Ed. 2.
Paris, 1964. First edition translated as:
113. Picard, G. C. and C. Daily Life in Carthage in the Time of Hannibal. London,
1961
114. Picard, G. C. and C. The Life and Death of Carthage. London, 1968
115. Poinssot, L. and Lantier, R. ‘Un sanctuaire de Tanit a Carthage’, Rev. Hist.
Rel. 76 (1923) 32-68
116. Rakob, F. ‘Deutsche Ausgrabungen in Karthago. Die punischen
Befunde’, MDAI(R) 91 (1984) 1-22
117. La religione fenicia. Matrici orientali e sviluppi occidentali. Atti del colloquio in
Romaу 6 mar%p, 1979. Rome, 1981
118. Repertoire d’epigraphie semitique 1. Paris, 1900-5
119. Reyniers, F. ‘Remarques sur la topographie de Carthage a l’epoque de la
troisieme guerre punique’, in Melanges A. Piganiol (1966) 111.J281-90
120. Robinson, E. S. G. ‘The coinage of the Libyans and kindred Sardinian
issues’, Num. Chron. ser. 6.3 (1943) 1—13
121. Robinson, E. S. G. ‘A hoard of coins of the Libyans’, Num. Chron. ser 6.13
(1953) 27-32
122. Robinson, E. S. G. ‘The Libyan hoard. Addenda, and the Libyan coinage
in general’, Num. Chron. ser. 6.16 (1956) 9-14
123. Senay, P. (ed.). Carthage 5 (Cahiers des etudes anciennes). Quebec, 1981


878
К. Рим и Карфаген
124. Simonetti, A. ‘Sacrifici umani e uccisioni rituali nel mondo fenicio-
punico. II contributo delle fonti letterarie classiche’, RStud. Fen. 11 (1983) 91-т
125. Stager, L. E. ‘The rite of child sacrifice at Carthage’, in New Fight on
Ancient Carthage, ed. J.G. Pedley, 1—11. Ann Arbor, 1980
126. Susemihl, F. and Hicks, R. D.The Politics of Aristotle, Books i-iv, 340-50.
London, 1894
127. Sznycer, M. ‘Carthage et la civilisation punique’, in C. Nicolet, Rome et la
conquete du monde mediterraneen 11. Genese d'un empire 545-93. Paris, 1978
128. Sznycer, M. ‘L’expansion phenico-punique dans la Mediterranee
occidentale. Problemes et methodes’, in Actes du 2e congres internationale d*etude des cultures de la Mediterranee occidentale, ed. M. Galley, 1.35-48. Algiers, 1978
129. Teixidor, J. ‘Bulletin d’epigraphie semitique’, Syria 46 (1969) 340-4
130. Tusa, V. ‘La civilta punica’, in Popoli e civiltä dell'Italia antica, ш.9-142.
Rome, 1974
131. Tusa, V. ‘La Sicilia fenicio-punica’, Dialogues d’Histoire Ancienne 9 (1983)
237-85
132. Tusa, V. et al. Mosfa. 4 vols. Rome, 1964-7
133. Vattioni, F. ‘Per una ricerca sull’antroponomia fenicio-punica’, Studi
Magrebini 11 (1979) 43-123; 12 (1980) 1-82
134. Vercoutter, J. Les objets egyptiens et egyptisants du mobilier funeraire
carthaginois. Paris, 1945
135. Warmington, B. H. Carthage. Ed. 2. London, 1969
136. Weber, O. R. J. Etruskisch-karthagische Beziehungen. Historisch-archäologische
Untersuchung (diss. Vienna, 1983)
137. Whittaker, C. R. ‘Carthaginian imperialism in the fifth and fourth cen¬
turies’, in Imperialism in the Ancient World, edd. P. D. A. Garnsey and C. R. Whittaker, 59-90. Cambridge, 1978
(b) 	Ранние римско-карфагенские договоры См. также: А 134; В 182, 254, 255, 371; G 338; J 235.
138. Aymard, A. ‘Les deux premiers traites entre Rome et Carthage’, Rev. Et.
Anc. 59 (1957) 277-93
139. Badian, E. ‘Two Polybian treaties’, in Miscellanea E. Manni (1980) 1.161-9
140. Beaumont, B. L. ‘The date of the first treaty between Rome and Carthage’,
JRS 29 (1939) 74-86
141. Calderone, S. ‘Livio e il secondo trattato romano-punico in Polibio’, in
Miscellanea E. Manni (1980) 11.363-75
142. Cary, M. ‘A forgotten treaty between Rome and Carthage’, JRS 9(1919)
67-77
143. Costanzi, V. ‘Sulla cronologia del primo trattato fra Roma e Cartagine’,
Riv. Fil. 53 (1925) 381-94


К. Рим и Карфаген
879
144. David, М. ‘The treaties between Rome and Carthage’, in Symbolae adius et
historiam antiquitatis pertinentes I. Chr. van Oven dedicatae, 231—50. Leiden, 1946
145. Ferenczy, E. ‘Zur Vorgeschichte des zweiten römisch-punischen
Verträgs’, AAnt. Hung. 16 (1968) 209-13
146. Ferenczy, E. ‘Die römisch-punischen Verträge und die Protohistorie des
Commercium’, KIDA ser. 3.16 (1969) 259-92
147. Ferron, J. ‘Les relations de Carthage avec l’Etrurie’, Latomus 25 (1966)
689-709
148. Ferron, J. ‘Un traite d’alliance entre Caere et Carthage contemporain des
derniers temps de la royaute etrusque ä Rome’, ANRW 1.1 (1972) 189—216
149. Hampl, F. ‘Das Problem der Datierung der ersten Verträge zwischen Rom
und Karthago’, Rh. Mus. N.F. 101 (1958) 58-75
150. Hoyos, B. D. ‘The Roman-Punic pact of 279 в.c.: its problems and its
purpose’, Historia 33 (1984) 402-39
151. Hoyos, B. D. ‘Treaties true and false: the error of Philinus of Agrigentum’,
CQ N.S. 35 (1985) 92-109
15 2. Last, H. ‘The date of the first treaty between Rome and Carthage’, CAH vn.859-62. Ed. i. Cambridge, 1928
153. Marek, C. ‘Die Bestimmungen des zweiten römisch-punischen Vertrags
über die Grenzen der karthagischen Hoheitsgewässer’, Chiron 7 (1977)
1-7
154. Meister, K. ‘Der sogenannte Philinosvertrag’, Riv. FH. 98 (1970) 408-23
155. Meister, K. ‘Das Datum des römisch-karthagischen Vertrages κατά την'
Πνρρου 8ιάβασιν\ PP 26 (1971) 196—201
156. Mitchell, R. E. ‘Roman-Carthaginian treaties: 306 and 279/8 в.с.’, Historia
20(1971)633-65
157. Nenci, G. ‘II trattato romano-carthaginese κατά την Πνρρου άιάβασιν\
Historia 7 (19 5 8) 263-99
158. Nissen, H. ‘Die römisch-karthagischen Bündnisse’, Neue Jahrbücher für
Philologie 95 (1867) 321-32
15 9. Petzold, K.-E. ‘Die beiden ersten römisch-karthagischen Verträge und das Foedus Cassianum’, ANRW 1.1 (1972) 364-411
160. Piganiol, A. Observations sur la date des traites conclus entre Rome et
Carthage’, Le Musee Beige 27 (1923) 177-88
161. Prachner, G. ‘Zum Καλάν άκρωτηριον (Polybius 3, 22, 5)’, in Beiträge %ur
Alten Geschichte und deren Nachleben. Festschriftfür Fran% Altheim, edd. R. Stiehl and Η. E. Stier, 1.15 7-72. Berlin, 1969
162. Rebuffat, R. ‘Les Pheniciens ä Rome’, MEFR 78 (1966) 7-48
163. Rupprecht, E. ‘Zu den Karthagerverträgen’, Klio 32 (1939) 106-8
164. Scevola, M. L. ‘Una testimonianza trascurata di Livio sul piü antico
trattato romano-cartaginese’, Athenaeum N.S. 21 (1943) 122-4
165. Schachermeyr, F. ‘Die römisch-punischen Verträge’, Rh. Mus. N.F. 79
(1930) 350-80
166. Strachan-Davidson, J.L. Selections from Polybius, 50-7 2. Oxford, 1888


880
К. Рим и Карфаген
167. Werner, R. ‘Das Καλόν άκρωτήριον des Polybios’, Chiron 5 (1975) 21-44
168. Wickert, L. ‘Zu den Karthagerverträgen’, Klio 51 (1938) 349-64
(с) 	Первая Пуническая война
См. также: А 45, 61, 132; В 47, 92, 181-182, 261, 269; G 694, 736, 745.
169. Berve, Н. König Hieron II. Munich, 1959
170. Bisi, A. M. ‘Ricerche suile fortificazioni puniche di Lilibeo (Marsala)’,
Arch. Class. 20 (1968) 259-65
171. Calderone, S. ‘Di un antico problema di esegesi polibiana. 1, 11, 1-3’,
AAnt. Hung. 25 (1977) 383-7
172. Calderone, S., Bitto, I., De Salvo, L. and Pinzone, A. ‘Polibio 1, 11, isq.’,
Quaderni Urbinati di Cultura Classica N.S. 7 (1981) 7-78
173. Caven, B. The Punic Wars. London, 1980
174. Eckstein, A. M. ‘Polybius on the role of the senate in the crisis of 264 b.c.’,
Greek, Ко man and Byzantine Studies 21 (1980) 175-90
175. Eckstein, A. M. ‘Unicum subsidium populi Romani'. Hiero II and Rome, 263-
215 в.с.’, Chiron 10 (1980) 183-203
176. Frank, T. ‘Rome and Carthage: the First Punic War’, CAH vii.665-98.
Ed. i. Cambridge, 1928
177. Frezouls, E. ‘Hieron, Carthage et Rome’, in Miscellanea E. Manni (1980)
111.965-89
178. Giustolisi, V. Le nave romane di Terrasina e I'avventura di Amilcare sul Monte
Heirkte. Palermo, 1975
179. Hampl, F. ‘Zur Vorgeschichte des ersten und zweiten punischen Krieges’,
ANRW 1.1 (1972) 412-41
180. Heuss, A. ‘Der erste punische Krieg und das Problem des rönlischen
Imperialismus’, HZ 169 (1949) 457-513
181. Hoffmann, W. ‘Das Hilfsgesuch der Mamertiner am Vorabend des ersten
punischen Krieges’, Historia 18 (1969) 153-80
182. Hoyos, B. D. ‘The Carthaginian and Roman commanders in 264. Who was
who’, LCM 8 (1983) 120-2
183. Hoyos, B. D. ‘Polybius’ Roman οίπολλοίin 264b.c.’, LCM9 (1984) 88-93
184. Hoyos, B. D. ‘The rise of Hiero II: Chronology and campaigns 275-264
b.c.’, Antichthon 19 (1985) 32-56
185. Kromayer, J. and Veith, G. Antike Schlachtfelder. Bausteine einer antiken
Kriegsgeschichte. 5 vols. Berlin, 1903-31
186. Kromayer, J. and Veith, G. Schlachten-Atlas %ur antiken Kriegsgeschichte. 4
vols. Leipzig, 1922-9
187. La Bua, V. ‘Cassio Dione-Zonara ed altre tradizioni sugli inizi della prima
guerra punica’, in Scritti sul mondo antico in memoria di F. Grosso (Universitä di Macerata, Pubblicazioni della Facolta di Lettere e Filosofia 9) 241-71. Rome, 1981
188. Leuze, O. ‘Die Kämpfe um Sardinien und Korsika im ersten punischen
Kriege’, Klio 10 (1910) 406-44


L. Издания на русском языке
881
189. Lippold, A. ‘Der Consul Appius Claudius und der Beginn des ersten
punischen Krieges’, Orpheus 1 (1954) 154-69
190. Meyer, P. Der Ausbruch des ersten punischen Krieges. Berlin, 1908
191. Molthagen, J. ‘Der Weg in den ersten punischen Krieg’, Chiron 5 (1975)
89-Ϊ27
192. Morgan, M. G. ‘Polybius and the date of the battle of Panormus’, CQ N.S.
22 (1972) 121-9
193. Morgan, M. G. ‘Calendars and chronology in the First Punic War’, Chiron
70977)89-117
194. Reuss, F. ‘Zur Geschichte des ersten punischen Krieges’, Philologus 60
(1901) 105-48
195. Roussell, D. Des Siciliens entre les romains et les carthaginois. Paris, 1970
196. Ruschenbusch, E. ‘Der Ausbruch des 1. punischen Krieges’, Talanta
12-13 (1980-1) 55-76
197. Ruschenbusch, E. ‘Ein literarisches Vorbild für die Senatsdebatte über das
Hilfgesuch der Mamertiner’, Rh. Mus. 127 (1984) 263-5
198. Schenk von Stauffenberg, A. König Hieron der Zweite von Syrakus. Stuttgart,
1933
199. Schwarte, К. H. ‘Naevius und der Beginn des ersten punischen Krieges’,
Historia 21 (1972) 206-23
200. Sordi, Μ. ‘I corvi di Duilio’, Riv. Fil. 95 (1967) 260-8
201. Tarn, W. W. ‘The fleets of the First Punic War’, JHS 27 (1907) 48-60
202. Tarn, W. W. Hellenistic Military and Naval Developments. Cambridge, 1930
203. Uggeri, G. ‘Gela, Finzia e ГAlico nella battaglia del 249 a.C.’, PP 23 (1968)
120-31
204. Vallone, A. ‘I Mamertini in Sicilia’, Kokalos 1 (1955) 22-61
205. Wallinga, H. T. The Boarding-Bridge of the Romans. Groningen, 1956.
(Review by J. S. Morrison, JRS 47 (1957) 270-1)
206. Welwei, K.-W. ‘Hieron II von Syrakus und der Ausbruch des ersten
punischen Krieges’, Historia 27 (1978) 573-87
207. Winter, F. E. Greek Fortifications. London, 1971
208. Ziegler, K. ‘Heirkte’, RE 7 (1910) 2645
L. 	Издания на русском языке
(а) 	Источники
1. Аврелий Виктор, Секст. Происхождение римского народа /Пер. В.С. Со¬
колова ЦВДИ 2 (1964): 197-209.
2. Аппиан Александрийский. Римская история /Пер. С.П. Кондратьева. СПб.,
1994.
3. Аристотель. Полишка/Пер. С.А. Жебелева//Аристотель. Сочинения: В 4 т.
М, 	1983. Т. 4.
4. Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида /Пер. С.В. Шервинского и С.А. Оше-
рова. М., 1979.
5. Геродот. История в девяти книгах /Пер. Г.А. Стратановского. А., 1972.


882
L. Издания на русском языке
6. Гесиод. Полное собрание текстов /Пер. В.В. Вересаева, О.П. Цыбенко. М.,
2001.
7. Дигесты Юстиниана / Отв. ред. Л.Л. Кофанов. М., 2002—2005. Т. 1—7.
8. Дионисий Галикарнасский. Римские древности: В 3 т. / Пер. Н.Г. Майоро¬
вой, И.Л. Маяк, А.М. Сморчкова, В.Н. Токмакова и др. М., 2005.
9. Катон, Варрон, Колумелла, Плиний. О сельском хозяйстве / Пер. М.Е. Сер¬
геенко и Я.М. Боровского. Μ.; Л., 1937.
10. Ливий, Тит. История Рима от основания Города: В 3 т. / Ред. перевода
М.Л. Гаспаров, Г.С. Кнабе, В.М. Смирин. М., 1989—1994.
11. Овидий. Элегии и малые поэмы / Пер. М.Л. Гаспарова. М., 1973.
12. Павел Диакон. Эпитома сочинения Секста Помпея Феста «О значении слов» /
Пер. А.А. Павлова. Сыктывкар, 2012.
13. Плавт, Тит Макций. Избранные комедии: В 3 т. / Пер. А.В. Артюшкова. М.,
1997.
14. Плутарх. Избранные жизнеописания: В 2 т. / Пер. С.С. Аверинцева. М., 1986.
15. Плутарх. Моралии / Пер. Я.М. Боровского, М.Н. Ботвинник, Н.В. Брагин¬
ской, М.Л. Гаспарова и др. М.; Харьков, 1999.
16. Полибий. Всеобщая история: В 3 т. / Пер. Ф.Г. Мищенко. СПб., 1995.
17. Светоний, Гай Транквилл. О жизни цезарей /Пер. М.Л. Гаспарова. СПб.,
1998.
18. Страбон. География /Пер. Г.А. Стратановского. М., 1994.
19. Тацит, Корнелий. Сочинения: В 2 т. / Пер. А.С. Бобовича и Г.С. Кнабе. Л.,
1970.
20. Цицерон, Марк Туллий. Диалоги. О государстве. О законах / Пер. В.О. Горен-
пггейна. М., 1966.
21. Цицерон, Марк Туллий. Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бру¬
ту: В 3 т. / Пер. В.О. Горенпггейна. М.; Л., 1949—1951.
22. Цицерон, Марк Туллий. Речи: В 2 т. / Изд. подг. В.О. Горенштейн, М.Е. Гра-
барь-Пассек. М., 1993.
23. Цицерон, Марк Туллий. Философские трактаты /Пер. М.И. Рижского. М.,
1985.
24. Цицерон, Марк Туллий. Три трактата об ораторском искусстве / Пер.
Ф.А. Петровского, И.П. Стрельниковой, М.Л. Гаспарова. М., 1972.
(Ь) 	Литература
1. Горьков С.Ю. Рим и Карфаген: Великая морская война. М., 2003.
2. Дементьева В.В. Децемвират в римской государственно-правовой системе
середины V в. до н.э. М., 2003.
3. Дементьева В.В. Магистратура диктатора в ранней Римской республике (V—
III вв. до н. э.). Ярославль, 1996.
4. Дементьева В.В. Римская магистратура военных трибунов с консульской
властью. М., 2000.
5. Дуров В.С. Художественная историография Древнего Рима. СПб., 1993.
6. Жреческие коллегии в Раннем Риме: К вопросу о становлении римского сакраль¬
ного и публичного права / Отв. ред. Л.Л. Кофанов. М., 2001.
7. Игнатенко А.В. Древний Рим: от военной демократии к военной диктатуре
[историко-правовое исследование). Свердловск, 1988.


L. Издания на русском языке
883
8. Назаров С.С. История царя Пирра Эпирского. СПб., 2009.
9. Коптев А.В. Царская власть в раннем Риме через призму античной историо¬
графии (VIII—IVвв. до н. э.). Saarbrücken, 2013.
10. Кофанов Л.Л. Lex и ius: Возникновение и развитие римского права в VIII—
III вв. до н. э. М., 2006.
11. Маяк И.Л. Рим первых царей (Генезисримского полиса). М., 1983.
12. Маяк И.Л. Римляне ранней республики. М., 1993.
13. Махлаюк А.В. Римские войны. Под знаком Марса. М., 2010.
14. Мельничук Я.В. Рождение римской цензуры. М., 2010.
15. Немировский А.И. Идеология и культура раннего Рима. Воронеж, 1964.
16. Немировский А.И. История раннего Рима и Италии. Воронеж, 1962.
17. Немировский А.И. Этруски: От мифа к истории. М., 1983.
18. Нечай Ф.М. Образование римского государства. Минск, 1972.
19. Религия и община в Древнем Риме / Под. ред. Л.Л. Кофанова и Н.А. Чаплы¬
гиной. М., 1994.
20. Светлов Р. Войны античного мира: походы Пирра. М., 2003.
21. Сидорович О.В. Анналисты и антиквары: римская историография конца III—
I в. до н. э. М., 2005.
22. Сморчков А.М. Религия и власть в Римской республике: магистраты, жрецы,
храмы. М., 2012.
23. Токмаков В.Н. Армия и государство в Риме: От эпохи царей до Пунических
войн. М., 2007.
24. Токмаков В.Н. Военная организация Рима ранней Республики (IV—IV вв.
до н.э.). М., 1998.
25. Хлевов А.А. Морские войны Рима. СПб., 2005.
26. Штаерман Е.М. Социальные основы религии Древнего Рима. М., 1987.


СПИСОК ТАБЛИЦ
1. Данные по римским цензам до 234/233 г. до н. э 169
2. Центуриатная организация согласно Ливию 201
3. Появление представителей отдельных родов на высшей
государственной должности: 509—401 гг. до н. э 254
4. Распределение высших государственных должностей
между представителями отдельных родов. 509—445 и 444—367 гг. до н. э 256
5. Раннеримские /латинские колонии с указанными в источниках
или предполагаемыми датами основания 340
6. Римские триумфы. 509—368 гг. до н. э 352
7. Римские триумфы. 367—264 гг. до н. э 432
8. Массовое обращение пленников в рабство во время Третьей
Самнитской войны 460
9. Латинские колонии. 334—263 гг. до н. э 478
10. 	Строительство храмов в Риме. 302—264 гг. до н. э 479


СПИСОК КАРТ
1. Центральная Италия в архаический период 48
2. Архаический Лаций 301
3. Центральная Италия в V в. до н. э 346
4. Кельты в северной Италии: IV—Ш вв. до н. э 366
5. Народы центральной и южной Италии ок. 350 г. до н. э 420
6. Завоевание римлянами Апеннинского полуострова (Север) 422
7. Завоевание римлянами Апеннинского полуострова (Юг) 423
8. Центральный Самний 426
9. Северная Греция во времена Пирра 537
10. Южная Италия во времена Пирра 544
11. Западное Средиземноморье в Ш в. до н. э 566
12. Северная Африка в Ш в. до н. э 606
13. Сицилия в Первой Пунической войне 624
14. Панорм и его окрестности 647
15. Дрепана, Эрике и Лилибей 649


СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИИ
1. Этрусская надпись из Тарквиний. Ок. 700 г. до н. э 25
2. Фреска из Эсквилинской гробницы. Ш в. до н. э.(?) 26
3. Фрагмент Капитолийских фаст 33
4. Фрагмент «Acta Capitolina Triumphalia» 35
5. Монета (денарий) М. Юния Брута (54 г. до н. э.)
с изображением Л. Юния Брута и Г. Сервилия Агалы 40
6. Изображение колонны гоплитов, всадников и боевой
колесницы на страусином яйце из Вульчи 54
7. План «дворцовой» построки в Мурло. Нач. VI в. до н. э 59
8. Архитектурные фризы «дворца» в Мурло 60
9. План «дворцовой» постройки в Аквароссе.
Ок. 550—525 гг. до н. э 62
10. Реконструкция «дворцовой» постройки в Аквароссе.
Ок. 550—525 гг. до н. э 62
11. Реконструкция терракотового фриза из «дворца» в Аквароссе
с изображением гоплитов, Геракла с Критским быком и колесницы. Ок. 550—525 гг. до н. э 63
12. Изображение «минотавра» с терракотового фриза из храма
Цезаря на римском Форуме. Перв. четв. VT в. до н. э 63
13. Стадии строительства Регии в архаический период 64
14. Терракота из храма у церкви Сант-Омобоно. Ок. 530 г. до н. э 68
15. Фризы фаянсовой вазы из Тарквиний с изображением
египетского фараона Бокхориса 73
16. Стела из Болоньи с изображением ребенка, сосущего молоко
волчицы (пер. пол. IV в. до н. э.) 80
17. «Героон» в Лавинии: план и реконструкция 81
18. Археология Раннего Рима: обзорная карта 84
19. План и реконструкция палатинской хижины 89
20. Бронзовый треножник из Кастель-ди-Дечима.
Ок. 720—700 гг. до н. э 91


Список иллюстраций
887
21. Лавиний и его окрестности 93
22. Минерва в сопровождении Тритона. Скульптурная группа
из Лавиния 94
23. Фибула Мания 96
24. Обзорная карта центра Рима 98
25. Надпись «гех» из Регии 99
26. «Ваза Дуэноса» (пер. пол. VI в. до н. э.) 100
27. План и реконструкция архаического храма в районе церкви
Сант-Омобоно 101
28. Фигурка льва из слоновой кости с этрусской надписью,
найденная в районе церкви Сант-Омобоно 102
29. Терракота с Комиция 104
30. Денарий с изображением головы Дианы Арицийской 109
31. Денарий с изображением культовой статуи Артемиды
из Массалии 116
32. Настенная роспись из гробницы Франсуа в Вульчи 120
33. Надпись «Публия Валерия» из Сатрика 122
34. Надпись на сосуде из Остерия-дель-Оса 127
35. Мраморная погребальная урна, найденная на Эсквилине 158
36. Денарий с изображением стоящей на колонне статуи
А. Минуция 165
37. Обследование южной Этрурии: плотность и распределение
населения
(a) ок. 1500—700 гг. до н. э 173
(b) УП—VI вв. до н. э 174
(c) V—IV вв. до н. э 175
(d) Ш—I вв. до н. э 176
38. Детали терракотовых фризов из Рима 208
39. Украшенный гравировкой диск из гробницы в Ланувии 209
40. Территория латинских городов-государств ок. 500 г. до н. э 303
41. Размер городов в архаический и классический периоды 305
42. План Капитолийского храма Юпитера Всеблагого
Величайшего, Юноны и Минервы 309
43. Обзорная карта древнейших сельских триб 311
44. Скрижали из Пирг: текст на этрусском языке
(нач. V в. до н. э.?) 314
45. Этрусский и римский город в Вейях 358
46. Памятная надпись (elogium) из Тарквиний 363
47. Рост владений Рима, 390—263 гг. до н. э 453
48. Римская колонизация Италии, до 263 г. до н. э 462
49. Развитие римских триб, 387—241 гг. до н. э 477
50. Рим в начале Ш в. до н. э 480
51. Ранние римские серебряные монеты 491
52. Надпись в сокровищнице (donarium) святилища у церкви
Сант-Омобоно 499
53. Монеты Пирра 541


Список иллюстраций
54. Надпись из Додоны с упоминанием о победе Пирра
при Гераклее 546
55. Литой бронзовый брусок с изображением слона и свиньи 554
56. Карфаген : 576
57. Карфагенские монеты 588
58. Карфагенская стела с изображением жреца с ребенком 598
59. Реконструкция «ворона» 638
60. Памятная надпись консула 260 г. до н. э. Г. Дуилия 640
61. Надгробная надпись консула 259 г. до н. э. Л. Корнелия
Сципиона 641
62. Реконструкция доюлианского календаря («Fasti Antiates
Maiores») 666
63. Посвящение Кастору и Поллуксу (бронзовая табличка
из Лавиния VI—V вв. до н. э.) 671
64. Фрагмент аттического кратера с изображением Гефеста.
Хранилище вотивных приношений в святилище
«Черного камня» 671


УКАЗАТЕЛЬ*
Абелла 5 Сс, 428 Абруццо, регион 425, 446 ав1урат: функции 135, 676—678
допуск плебеев 165, 213, 227, 411, 769 организация 674, 681—682 Авдолеон, царь пеонийцев 538 Авл Вибенна 119, 120,121—122; см. также Вибенны
Аврелий Котта: надпись 635, 741 аврунки 5 Bb—Cb
война с Римом в VI в. до н. э. 419, 431-432, 437, 750, 764 нападение римлян (345 г. до н. э.) 388, 762
и восстание латинов 442 Рим захватывает территорию ~ 447, 766
Авфидена 5 СЬ, 7 Са, 8, 424, 497 Агафокл, тиран Сиракуз
вторжение на карфагенские земли 572, 578, 582, 589, 597, 616, 623, 642, 767
кампании в южной Италии 535, 768-769
наемники в его армии 551, 574
Пирр и ~ 538-539, 548, 551-552, 556-558, 770
Агис (тарентский военачальник) 539— 540, 644
агнаты 180—187, 190
аграрная реформа 393—394, 452; см.
также ager publicus; трибы Атрий (мифологический персонаж) 76, 312
Агриппа, М. Випсаний [консул 37 г. до н. э.) 636
Адгербал, карфагенский флотоводец 650-651 аддикция 264 Адис 644 адопция 285, 679 Адран 632, 775 Азоны 556
Айя Локуция культ 136 Акарнания 9, 538, 542 Аква-Ачетоза, древняя Лаурентина 2, 56, 92
Акваросса, «дворец» 1 Db, 58,61, 62—63, 746
акведуки 467, 526, 766
* Курсивом обозначены ссылки на карты (по номеру карты, с указанием координат на ней) и иллюстрации (по номеру страницы).
У римских деятелей первым указывается родовое имя.
Внутри отдельных статей материал организован преимущественно по хронологическому принципу, хотя иногда используется и алфавитный порядок.
Ссылки на сноски приводятся только тогда, когда объект не упоминается на соответствующей странице основного текста.


890
Указатель
Anio Vetus 479, 480-481, 560, 773 Aqua Appia 479,480—481 Аквиллий Корв, Λ. (консулярный трибун 388 г. до н. э.) 294, 735 Аквиллий Туск, Г. [консул 487 г. до н. э.) 215, 352, 728
Аквиллий Флор, Г. [консул 259 г. до н. э.) 641, 741
Аквилония 450, 460, 770 Аквин 7Ва, 477, 496 Акрагант 11 Fc, 13 Db основание 748
Карфаген обеспечивает торговые права 585 союз с Гелой 750 захват Карфагеном 756 переселение Тимолеонтом жителей ~ 762
участие в войнах с Сиракузами в IV в. до н. э. 757,766-767 ~ и молоссы 535 (сноска) тирания Финтия 551 гарнизоны Ганнона 628, 633—634 в Первой Пунической войне 632— 635
Акротат из Спарты 535, 766 Акры 13 ЕЬ, 624, 633 Алалия 11 ЕЬ, 749 битва при ~ 66, 749 Александр (сын Пирра Эпирскош) 551, 556
Александр I, царь молоссов 535, 540, 764
Александр V, царь Македонии 538, 770 Алерия 641, 775; см. также Алалия Алетрий 3, 7 Ва, 336 Алкивиад, статуя на Комиции 486 Алким (сицилийский автор) 77 Аллифы 7 Са, 8, 497, 767 Аллия, река, битва при ~ 2, 364—365, 369-370, 374, 758 Аллюмьере 1 СЬ, 85 алфавит 24, 72, 667, 746 Альба Фуцинская 5 Ва, 6 ЕЬ, 10, 447, 462-463, 477-478, 495, 768 Альба-Лонга 2 ВЬ
в легендах об основании Рима 78,108 весталки в ~ 703
Горации и Куриации 74 завоевание Римом 107, 300, 306, 321, 746
культура Лация, Период I 85 политическая роль 323—324, 327 Альбанская гора 2ВЬ, 86, 107—108, 324— 325, 327
Альбанские горы 308, 326, 343 ранние поселения 51, 56, 324 Альбин, Луций 369—371 Альгид 2 ВЬ
битва при - 350, 753, 755 Аль-Мина, Сирия 72 Альсий 6De, 498 (сноска), 653, 777 альфатерны 5 Сс—De, 419, 421, 428 Альфедена (самнитская горная крепость) 8, 425
Альфёльди, А. 75, 305—307, 430 Альфий (оскский автор) 627 Амбарвалии 107, 702 амбиции, индивидуальные 40, 253, 255, 270, 293, 407, 538, 631 обуздание 200, 569, 574 см. также царская власть (враждебность римлян к ~)
Амбракия 9 Вс, 538, 561—562, 770 Америола 300
Амитерн 3 Сс, 6 ЕЬ, 109, 343, 460 Амон (египетское божество) 595 амулеты, пунийские 595 Амфилохия 9 Вс, 538, 770 Анагния 3 Cd, 6 Ес, 7 Ва, 10 ВЬ, 336 развалины доримского периода 336 во время войны с Пирром 772 поглощение Римом 445,457, 477,495, 503
Анаксилай из Регия 751—752 Анап, река; ее долина 767 Анненская триба 447, 476, 495, 769 Анкона 6Еа Анксур, см. Таррацина анналисты 13 (примеч.), 15 и Клавдии 44, 471 использование источников 41—43, 390-391
о клиентеле 196—197 о царском периоде 110—111, 299 хронология 415—417


Указатель
891
Анталкидов мир 365, 417, 759 Антемны 2 ВЬ, 172, 300, 745 Антигон Гонат, царь Македонии 536, 540, 546, 559-561, 773 Антигона, царица молоссов 536 антиквары 22—24; см. также отдельных авторов
Антиох I, царь Сирии 540, 559 Антиох Сиракузский (историк) 14 Антонии (род) 237, 254, 256 Антоний Меренда, Кв. [консулярный трибун 422 г. до н. э.?) 237, 731 Антоний Меренда, Т. [децемвир 450 г. до н. э.) 238, 730
антропология, сравнительная 45—46, 139
о религии 672—673 о социально-экономических проблемах 391, 395
анциаты 312, 352, 432, 604, 607, 614, 753, 758
Анций 1Dd,2Bb,3Bd, 7 Аа, 10 ВЬ, 11 Fb в царский период 83, 108, 312, 604 латинская колония (467 г. до н. э.) 339-340, 753
переход на сторону вольсков 339,343, 753
победа римлян над вольсками при ~ 352, 364, 758, 762
римская колония (338 г. до н. э.) 434, 462,494, 764 военный флот 434 храм Фортуны 68 Аоя ущелья; битва при ~ 560 Апеннинская культура (бронзовый век) 83, 744
Аполлона культ 27, 55, 170, 348, 481, 489-490, 491, 580, 595, 755 Аполлония 9, 11 Gb, 539 Апулия 5 Ob, 10 Ob, 11 Gb
латинские колонии в ~ 478, 495—496 во время войны с Пирром 547, 549, 555
во Второй Самнитской войне 440— 441, 765
в Третьей Самнитской войне 446 завоевание Римом южной части 496— 497
монетная система 488—489 культура 425
арвальские братья 135, 193 Аргей празднество 107 Аргос 561, 773 Ардея 1 Dd, 2 ВЬ, 3 Bd, 7 Аа раннее поселение 83 этруски в ~ 30
клад бронзовых предметов Периода Ш культуры Аация 88 и царский Рим 108, 302, 304, 310 и раннереспубликанский Рим 442 договор (444 г. до н. э.) 20, 28, 214, 754
латинская колония 340—341, 462, 494, 754
предположительное сохранение верности Риму после галльского нашествия 382
латинские религиозные церемонии 325-326 размер 305
храмы; святилище Афродиты 68 Аримин (Римини) 4 Fc, 6 Fb, 462 основание латинской колонии 452, 478, 499-500, 506, 511, 774 нападения галлов 507, 509, 530 Арисгагор Милетский 751 Арисгодем, тиран Кум 12,118,218,315— 316, 322, 332, 750 аристократия, архаическая братства 123—124
воздействие техники гоплитского боя 53-54
возникновение 52—57 демонстрация богатства 55, 57 и строительство храмов 163 личная честь 193, 218—219 патриции 205—207, 210 патронат 53—54,57,122—123,126—131, 178, 199-200 развитие 102—103 стимулирование развития торговли 66, 153
улатинов 53—57
у римлян в царский период 124—126 (и падение монархии) 218—219, 252 у финикийцев 569—570


892
Указатель
у этрусков 53—57 см. также нобилитет; патрициат Аристотель 12, 38, 313, 365, 369, 493, 563-565, 568-571, 575, 599, 610, 617
Ариция 7 Dc—d, 2 2ЭД, J Bd, 7 7, 477
битва между Порсенной и латинами 12, 316-317, 322, 750 включение в состав Римского государства 118,315-316,434,494, 763 и Латинский союз 326, 331—333, 382 роща Дианы 28, 108—109, 133, 325, 333, 345, 750
см. также Ферентины роща армия Карфагена, см. Карфаген армия Рима 454—458
введение манипулярного строя 442— 443
вклад союзников 449, 454—460, 500— 501
(во время Первой Пунической войны) 632,654-655
гоплиты 117, 137-138, 179, 200-201, 244-245, 255-258 греческое влияние 137—138 жалованье 154, 364, 456, 492, 756 кампанский легион 502 командующие 211—212,232—234,236— 237, 695
куриатные комиции и ~ 244—245 Латинский союз и ~ 335—337 легионы 129—130 (два) 202—203 (четыре) 442
мятеж (342 г. до н. э.) 412, 763 плебеи в ~
(в царский период) 129—130 (вторая сецессия) 279 (служба в ~ дает социальную сплоченность) 291—292, 295 процент населения в ~ 454, 460—461, 501-502, 510
религиозные церемонии 135, 455 реформы 364, 763 рост в V в. до н. э. 153, 238 социальная прослойка 127 требования для службы в ~ 129—130, 146, 200-201
финансирование 456—457 (см. также трофеи; контрибуции; три- бут)
ценз как смотр войска 242 центуриатная организация 53—54, 130, 244-247, 255-258 эффективность 456, 655 см. также набор в войско; ведение войны
Арниенская триба 377, 758 Арпин 3 Cd, 5 Bb, 7 Ва вольски в ~ 343
во Второй Самнитской войне 445, 768
присоединение к римским владениям 447
дарование полноценного римского гражданства 504—505 Арпы 5 Db, 7 Da, 441 Арреций 7 Са, 6 Са, 443, 496, 767 Тарквинии и ~ 362, 363 во Второй Самнитской войне 767 подавление народного восстания 768 в Третьей Самнитской войне 459, 770
битва при ~ 451, 771 Аррунт из Клузия 367—368 Арсийский лес, битва у ~ 315 Артена 3 Bd, 363, 757 арулы (миниатюрные погребальные алтари) 485
археология 29—30, 46
архаического периода 47—68, 84 Карфагена 577—582 обследование южной Этрурии 170— 171, Ί73—Ί76
Первого и Второго периодов культуры Лация 51—52, 56—57 подтверждение письменных источников 50—51, 55—56, 69—70, 76, 104-110, 308-310 (о датировке падения монархии) 29-30, 217
Рима
(архаического) 82, 84, 97 (хозяйство V в. до п э.) 139,347—348 (хозяйство Ш в. до н. э.) 484—485 Этрурии (волнения VI в. до н. э.) 316


Указатель
893
Архидам из Спарты (командир наемников) 535, 615, 762-763 архитектура
Карфагена 578, 580—581 Рима
V в. до н. э. 159, 160 Ш в. до н. э. 476, 478—480 святилища и дворцы VII—VI вв.
до н. э. 55, 57—66 см. также Рим, жилища; храмы Аскул 3 а, 6 ЕЬ, 344, 451, 477, 495, 500 Аспид, см. Клупея Ассархаддон, царь Ассирии 610 Ассирия 95, 610 Асгарта и ее культ 314, 596, 599 Ателла 7 СЬ, 428
Атерний Вар Фонцинал, А. [консул 454 г. до н. э.) 215, 729
Атилии (род) 17, 238, 254, 256, 294 Атилий Кайатин, А. [консул 258, 254 гг.
до н. э.) 641, 652, 741 Атилий Луск, Л. [консулярный трибун 444 г. до н. э.?) 237, 418, 730 Атилий Регул, Г. [консул 225 г. до н. э.) 509, 742
Атилий Регул, Г. [консул 257, 250 гг. до н. э.) 641, 741
Атилий Регул, М. [консул 267 г. до н. э., консул-суффект 265 г. до н. э.) 433, 642, 648, 740
Атилий Регул, М. [консул 294 г. до н. э.) 433, 740
Атина 3 Cd, 7 Ва, 343, 442, 497, 766 Атлантический океан 575, 583 Атрия 759
Аттик, см. Помпоний Аттик, Т.
Аускул 5 Db, 7 Da, ΊΟ Cb битва при ~ 549, 552, 772 ауспиции 676—678
консулы и ~ 211—212, 406, 694 магистраты наследуют от царя 211, 223, 708
патриции и плебеи 226—227, 406, 717
цензоры и ~ 232 Афамания 9 Вс, 542 Афины 12,15,112,117,133,279,284, 305, 417, 753-755, 766
и Великая Греция 754—755 и римский свод законов 138, 197, 654 Пирр и ~ 539, 545, 561 Афродиты культ 75, 78
в эмпориях 66—68, 748 в Эриксе 652—653
Ахейский союз, разгром флота иллирийцами 779
Ацерры 4 СЬ, 7 СЬ, 436, 510-511, 764, 780
Ацилий, Г. (историк) 16—17, 71 Апггорет (Асгарта) и ее культ 595, 750
Баалы (пунийские божества) 593 Б.-Мелькарт 595 Б.-Хаммон 580, 595—596 Б.-Цафон 597 мелкие 595
Баград, река 72 Ва, 582, 658 битва при ~ 657, 778 Балеарские острова 7 7 De, 573, 577 баллады, исторические 39, 112, 350; см.
также песни героические Бардилис, иллирийский князь 538 Баркиды, род 570, 577, 585; см. также Гамилькар Барка; Ганнибал
бедность, римского крестьянства 185, 389, 396, 486
«безвластие», при Лицинии и Секстин 214, 389, 402, 412, 416-417, 737
Беллегра (горная крепость эквов) 3 Cd Белловез (вождь инсубров) 365 Беллона и ее культ 449,455,479,48Ί, 492, 769
Беневент 7 Ca, ΊΟ, 462 разгром апулов при ~ 769 разгром Пирра при ~ 553, 559—560, 773
основание колонии 452, 478, 497, 774 Береника, царица Египта 536, 540 благосостояние, общественное 163—164, 259, 515
Бовиан 5 СЬ, 7 Ca, #, 424
во Второй Самнитской войне 442, 445, 766-768 Бовиллы 2 ВЬ, 349, 719


894
Указатель
богатство
в архаический период 88, 95—97, 102-103, 117
идеалистическое презрение к ~ 525 Карфагена 563—564, 571, 586 патрициев 207, 210, 224, 485—487 плебеев 204, 485—487 распределение в V в. до н. э. 177—178, 210
Рима (важный фактор при определении статуса) 117,129—130,179, 200, 242-245
рост ~ Рима в IV—Ш вв. до н. э. 476 скот как ~ 151—152 см. также экономика боги и богини 684—692 домашние 691 изображения 669, 691—692 множественность функций 698—699 общение с людьми 672,684—691,700— 701, 715
общепринятый взгляд на ~ 669 принятие новых ~ 684, 713—714 разнообразие 684 бойи 4 Dc—Ec переселение 365
вторжение (Ш в. до н. э.) 497—498, 543, 771
войны с Римом 507, 509—510, 779— 780
Бокхорис, египетский фараон 73 Бола (Болы) 349, 363, 381, 756 Болонья 4 Ес, 245 стелы 79, 80, 367 Больсена 30
Бомилькар (пунийский военачальник) 574, 767
Бонония, см. Болонья
Бостар (карфагенский военачальник) 643
брак
агнатские связи и ~ 184 и наследование 177, 186—187 и социальные связи 187, 194—195 конфарреация 205 (примеч.) латинские права 186, 329, 435 между патрициями и плебеями, см. патрициат
нобилитет; династические ~ 522
род и ~ 186—187 «свободный» 186 (примеч.), 187 смешанные ~ с иноземцами в Карфагене 583, 585—586 in manum 180, 186—187, 204 братств культ 193—194 братства 193—194
Бренн (галльский вождь) 368—369, 371, 375
бритвы пунийские, с изображениями 590-591, 593, 596-597
бронза
в Карфагене 590 из Пренесте 126
как средство обмена 153—154, 456, 489-490, 553 клад из Ардеи 90 монеты 489—490
Периода Ш культуры Лация 83,90,91
престиж 83, 90, 9Ί
скульптура
(архаическая) 95, 486, 769 (V в. до н. э.) 159, 161 (Ш в. до н. э.) 486 Циста Фикорони 95, 486 бронзовый век 50, 56, 83 поздний 47, 55, 744 см также Лация культура (Период I); Протовилланова; Субапеннинская культура
Брундизий 10 Db, 11 Gb, 496, 531, 653, 774, 111
«Брут Капитолийский» (бронзовая голова) 486
Брут, Л. Юний, см. Юний бруттии 7 Ес, 10 De, 11 Gc
переселения в V в. до н. э. 344 независимость от луканов 761 угроза греческим городам 344, 533 кампании Агафокла против ~ 769— 770
во время войны с Пирром 452, 546— 547, 550, 557
кампании римлян против ~ (270-е — 269 гг. до н. э.) 433, 496, 773 в Первой Пунической войне 615, 625, 653, 764
оскская культура 425


Указатель
895
Вадимонское озеро 6 Db, 443, 451, 495, 497, 543
Вакх и его культ 722 Валерии (род) 43, 114, 254, 262, 347 Валерий Анциат (историк) 19—21 Валерий Анциат, Л. [префект 215 г. до н. э.?) 20
Валерий Волуз, М. [консул 505 г. до н. э.) 352, 727
Валерий Лактука Максим, М. [консул- суффект 437 г. до н. э.?) 352, 730
Валерий Левин, М. [претор 227, 215, консул 220?, 210 гг. до н. э.) 662, 742
Валерий Левин, П. [консул 280 г. до н. э.) 543, 546, 740
Валерий Максим Корв, М [консул 348, 346,343,335,300,299 гг. до н. э.) 376,387,415,417,432-433,472, 738-739
Валерий Максим Мессала, М. [консул 263 г. до н. э.) 632,635,740,742 Валерий Максим, М. [диктатор 494 г. до н. э.?) 262, 352
Валерий Максим, М. [консул 312, 289 гг.
дон.э.) 432,739-740 Валерий Попликола Потит, Л [консул 449 г. до н. э.) 43, 279—280, 352, 730
Валерий Попликола, П. [консул 475, 460 гг. до н. э.) 352, 728—729 Валерий Попликола, П. [консул 509?, 508,507,504 гг. до н. э.) 43,114, 122,213,253 (примеч.), 270,352, 727
Валерий Потит Волуз, Г. [консул 410 г.
дон. э.) 352,732-733 Валерий Потит, Л [консул 393, 392 гг. до н. э.) 352, 733
Валерий Фальтон, Кв. [претор 242 г.
до н. э., консул 239 г. до н. э.) 654, 741
Валерия Публия товарищи; Сатрикан- ская надпись 27,103,122,194, 354, 719
Варрон, М. Теренций, см. Теренций ведение войны, приемы
в Вейянских войнах 356—357, 359 в войнах с галлами 386—387 гоплитский строй 54, 63,179 (греческое влияние) 137 (появление в УП в. до н. э.) 53,104, 746
(Сервиева организация и ~) 117, 200-201
(социальные последствия) 53, 57, 244-245, 255, 295 грабительские набеги 354—356 карфагенские 573—574 колесницы 574
набеги и мелкие стычки 353—356 осадные приемы 54, 650 слоны 574
Везер, битва при ~ 7 СЬ, 430, 434, 443, 763
Вейи 1 Db, 2 Аа, 3 Вс, 6 Db, 358
расширение в VIII—VII вв. до н. э. 52, 55
в VI в. до н. э. 357 войны против Рима в царский период 310, 746
и изгнание Тарквиния Гордого 315 частная война Фабиев 123, 188, 225, 354, 359-360, 752
войны с Римом в V в. до н. э. 168, 356— 364, 752, 754, 756 (Первая) 352, 359—360, 752 (Вторая) 207, 360, 352, 754 (Третья) 154,168, 235,238,295, 352, 360-361, 612, 756
присоединение к владениям Рима 338, 341, 757 археология 20, 51 гробницы 51—52, 55, 66 и Семь патов 310, 356 керамика 119 монархия 321 надписи 103, 119 план 358
поселения развитие 172,173—176,305, 357, 358
предводители воинских отрядов 122 пути сообщения 153, 357, 358, 359 распределение земель 149, 175—176, 376-377, 391, 394-395, 435


896
Указатель
ремесленное производство 160—161 римская армия отступает в ~ после битвы при Аллии 364, 370 сельское хозяйство 357 скульптурные изображения 80, 161 торговля с Грецией 66, 87 храмы 55, 357, 358 Великая Греция
вовлечение Рима в дела~ 31,496,523— 526
войны с Сиракузами 368 государственное устройство 321, 328 законы 284 и Карфаген 564 монеты 488—489
переселения племен в V в. до н. э. и ~ 343-344, 427 размер городов 305 религия 670, 718 связи в царский период 299 угроза со стороны бруттиев 532, 535, 615, 764
см. также отдельные города Белинская триба 477, 506, 778 Велинское озеро 6, 506 Велитры (Веллетри) 7 Dd, 2 ВЬ, 3 Bd, 7Аа, 208
предполагаемое завоевание Римом в УП в. до н. э. 747 колония 341, 757
восстание латинов 382—384, 757, 759 отвоевание у латинов 383—384, 759 окончательное присоединение к владениям Рима 340, 342, 380— 381, 432, 434-435, 494, 763 Tabula Veliterna 343
Велия (Элея) 7 Ge, 8, Ί О СЪ, 450, 460, 748 Веллей Патеркул (историк) 20 Веллетри, см. Велитры Вельхайна Ларис 96, 103 Венафр 7 Са, 8, 497 Венера (богиня) 78, 713 венеты 4 Fb, 370, 509 Венузия 5 De, 7 Db, Ю Cb основание 451, 462, 478, 495 во время Третьей Самнитской войны 770
во время войны с Пирром 545, 547
Вергина 9 СЪ, 561 Верности (Фидес) культ 713, 776 Веррий Флакк (антиквар) 18 (примеч.), 23, 27, 113, 664 (примеч.) Верругина 351, 756 Верулы 3 Cd, 7 Ва, 336, 446 верховный курион [curio maximus) 131, 220, 521
верховный понтифик
белые доски 17—18,164, 679; см. также: Annales Maximi власть 676, 708—710 и весталки 709—710 и царь священнодействий 121, 706— 707
из плебеев 776 избрание 675, 720 светская роль 137, 678—680 Веста и ее культ
многоаспектность 704—705 понтифики и ~ 675 sacra (священные предметы) 705 весталки 703—705
верховный понтифик и ~ 709—710 и царь священнодействий 233 истолкование как женщин из царской семьи 133, 704, 709—710 казни 387—388 роль и ритуалы 703—705 социальная принадлежность 127 убежище в Цере 369, 371, 378 учреждение 115 целомудрие 136
весгины 5 Ва—Са, 427, 439, 495, 765 союз с Римом 446, 496, 769 вето, право 230, 260
у трибунов 230, 267, 275—276, 280— 281, 402, 474 Ветулония 7 ВЬ, 6 ВЬ Ветурии (род) 104, 216, 254, 256, 345 Ветурий Гемин Цикурин, Г. [консул 499 г. до н. э.) 345, 727
Ветурий Гемин Цикурин, Т. [консул 462 г.
до н. э.) 352, 729 Вея и ее культ 67
Вибенны, легенды о ~ 11, 25, 31,119, 120, 121-122, 194
Виковаро (горная крепость эквов) 3 Вс


Указатель
897
Виктория и ее культ 455, 479, 490, 49 7, 492, 713-714, 770
Вилланова, культура 51, 56, 72, 358, 744
Виналии (праздник) 696 (примеч.) Виналии Сельские (праздник в Лавинии) 69
виноградарство 69,83,147,167 (примеч.), 589, 699
виноделие 69,83,147,167 (примеч.), 589, 696
Випсаний Агриппа, М. [консул 37 г. до н э.) 636
Вергинии (род) 254, 256, 412 Вергиний Трикосг Рутил, Т. [консул 479 г. до н. э.) 355, 728
Виргиний, Л.; и вторая сецессия 279 Виргиния (девушка-плебейка) 279, 282 Вителлия 340, 380, 757 власть
как мотив для ведения войн 455 нобилитета 463—464, 518—523 личная
(ограничения) 225—226, 229—230, 233-234, 251-253 (пределы ~ в IV в. до н. э.) 415 сената 212, 252-253, 414-415, 463- 468, 472
см. также империй; патрициат; узурпация власти; префект, городской
внешняя политика, римская сенат и ~ 464—465, 500 см. также дипломатия; экспансия внутренности, гадание по ~, см. эксти- спиция
водоотвод
в архаический период, для бытовых нужд 103 в Карфагене 582 в сельском хозяйстве 103, 166, 357 водоснабжение
в Карфагене 581—582 в Риме, см. акведуки военные отряды, см. отряды, воинские возмездие, см. месть возмещение, см. повреждения; удовлетворение; месть
война
главенство патрициев 224, 295, 297 диктатура и ~ 234—235, 237 и храмовое строительство 163, 348, 687, 695
контроль и эксплуатация союзников посредством ~ 458—459 магистраты как военачальники 232— 233, 238, 413, 511, 513, 695 обращение в рабство пленных, см. рабство
объявление — 188, 249, 353—355, 414, 630, 680
опустошение 461 причины успехов Рима 452—461 религия и ~ 694—696; сж также дево- ция; эвокация сенат и ~ 465
«справедливая война» 135, 353—355, 455, 680, 695
частная 188; см. также Фабии экономические причины 188, 354— 355, 371, 401, 455, 524, 628, 630
см. также ведение войны Война без перемирия, см. Война, Наемническая
Война, Наемническая 528, 563 (примеч.), 572, 656-659, 778 Война, Пуническая (Первая) 623—656, 774-778
предпосылки 623—631 причины 619—619, 621, 623—631, 774 объявление 628—630 события 264—261 гг. до н. э. 631—634, 774-775
Рим строит флот 634—637, 775 кампании 260—257 гг. до н. э. 637— 641, 775-776
вторжение в Африку 642—645, 776 события 254—241 гг. до н. э. 646—654, 776-778
(иссякание ресурсов) 652—654, 657 мир Лутация 654—655, 660, 778 контрибуция после ~ 655 военно-морской флот, см. Карфаген; флот военно-морской, римский


898
Указатель
источники 12, 14—15, 563 (примеч.) политика в период 526—528 римская береговая оборона 498 Война, Пуническая (Вторая) 413,487,528, 530, 532, 600-601
Война с Пирром 452, 539—560, 772— 773
долговременное воздействие на Рим 493, 561
и чеканка монеты 490, 491 набор в войско в Риме 543, 559 причины 630
решение сената против заключения мира (279 г. до н. э.) 471, 524, 548
см. также Пирр Волатерры 7, 6 Ва, 498 Волумний Аминцин Галл, П. (консул 461 г. до н. э.) 215, 729 Волумний Фламма Виолент, Л. [консул 307, 296 гг. до н. э., проконсул 295 г. до н. э.) 448—449, 739— 740
вольноотпущенники 258—259, 401, 487 политическая организация 467—468, 518, 780
Вольсинии 7 Db, 3 Вс, 6 Db, 305 перемирие с Римом 758 и этрусско-римская война (311—308 гг. до н. э.) 443
в Третьей Самнитской войне 433, 450 победа Рима над ~ 433, 452, 497, 547, 772
вмешательство Рима для поддержки правящего класса 459, 498— 499
В. Старые разрушены, вместо них построены В. Новые 774 вольски 7 Ed, 5 Bb, 342—356 происхождение 343 кампании Тарквиния Гордого 749 наступление в V в. до н. э. 168,170, 313, 343, 751
нападения на римлян под началом Кориолана 225, 320, 348—349, 352, 752
Анций переходит к ~ 753 разгром при Альгиде 350, 755
войны с Римом в конце V в. до н. э.
352, 355-356, 364, 380-381, 756-757
войны с Римом в IV в. до н. э.
(380-е гг. до н. э.) 352, 381-383, 758- 759
(340-е гг. до н. э.) 432, 762—763 и восстание латинов 429—430, 763 присоединение к владениям Рима 338, 434-436
вольски-анциаты 352, 758, сж также Анций
вольскский язык 343 вольсоны (= вольсинийцы?) 433 Вольтиниева триба 311 Вольтумна 362
Вольтурн, река, битва при ~ 449, 769 «ворон» (абордажное устройство) 637, 638
успехи 639, 643 отказ от ~ 651, 654 вотивных приношений находки 55 в святилище Черного камня 139,670— 671
на Капитолии 98, 747 терракотовые изображения частей тела 671-672, 701, 716 у церкви Санта-Мария-делла-Витто- риа (Квиринал) 744—745 у церкви Санг-Омобоно 67, 99 Вотуриева триба 311 всадники
архаический период 75, 205—206 в центуриатных комициях 206, 516 кампанские 504—505, 764 полномочия и привилегии 203, 246 раннереспубликанский период 117, 127
реорганизация [transvectio) 768 состав 127, 138, 205—206 «ячменные деньги» [aes bordearium) 147 (примеч.)
Вулка (веяйнский скульптор) 357 Вульчи 1СЬ, ЗАс, 6 СЬ, 305 археология 29 гробницы (Воина) 53
(Франсуа) 11, 25, 119, 420


Указатель
899
победы Рима над ~ 433, 452, 497, 547, 772
предводители воинских отрядов 122 расписное страусиное яйцо из ~ 54 Вуни, Кипр 58 выборы
в трибутных комициях 233, 241 в центуриатных комициях 130—132, 233, 247-248, 404-405, 475, 515-516
верховного понтифика 675 влияние на политику 414—415 групповое голосование 404—405, 515-516
интеррекса (процедура междуцарствия) 128, 132, 220, 222, 226- 227, 251-252
квесторов 240—241, 248, 754 консулов 247—248, 470—471 назначение диктатора для проведения 526, 640
патронат и ~ 514—515, 517—518 предвыборная агитация 466,475,517— 518
противозаконные действия на ~ 466, 760, 766
религия и ~ 677—678, 694, 718—719 трибунов
(военных) 767 (плебейских) 281—282 фракции и ~ 521—523 выплаты, государственные 400 высшие классы в союзных городах римская поддержка 458—459, 498— 499, 502, 533-534
см. также аристократия; нобилитет; патрициат
Габии / Dc—d, 2 Bb, 303 развитие в IX в. до н. э. 56 некрополь в Осгерия-дель-Оса 86—87 постройки УП в. до н. э. 55, 87 развалины VT—V вв. до н. э. 29, 87 римское завоевание 117—118,310, 749 Секст Тарквиний и ~ 320, 321 договоры с Римом 86—87, 109, 118, 310, 607
культ Латинского союза 325
гавани
карфагенские 576*, 579 портовые сборы 156 римские 83, 480\ 482—483, 766 Гавр, гора, битва при ~ 762 гадание 670; см. также экстиспиция; гаруспики
Гадрия 6ЕЬ, 11 Fb, 451, 462, 478,495,500, 506, 533, 770
Гадрумет (Сус) 12 СЬ, 580, 582—583, 596
Гай (юрист) 142
Галеза 75 £6, 623, 632, 775
Галериева триба 310,577
Галик, река 75 Db, 760, 763, 767
Галикии 75 СЬ, 556, 633, 753, 755, 775
галлы
битва при Аллии 364, 370—371 разорение Рима 364—372, 758 (в исторической традиции) 368—374 (захват добычи как причина) 161, 371
(Камилл и ~) 365, 368-370, 373 (культ Айя Локуция) 136 (материальный ущерб) 29,31,45,142, 370-372
(хронология) 214, 416—417, 723— 724
(экономические и социальные последствия) 295, 389, 398,612— 613
возможный союз с Сиракузами 368— 369, 758
поражение от этрусков 368 набеги (360-е, 350-е гг. до н. э.) 384— 386, 432, 760-762 мир (331 г. до н. э.) 387, 764 набег на Этрурию (299 г. до н. э.) 447, 769
римская агрессия против ~ (Ш в. до н. э.) 530
в Третьей Самнитской войне 31 (при- меч.), 449-450, 460, 769-770 война с Римом (284—283 гг. до н. э.) 451-452, 771
галатское вторжение во Фракию и Македонию 772
Рим создает оборонительную линию против ~ 499—500


900
Указатель
операции против ~ (238 г. до н. э.) 530
набег на Аримин (235 г. до н. э.) 530 вторжение в Италию (225 г. до н. э.) 532, 780
завоевание Римом Цизальпинской Галлии (225—222 г. до н. э.) 506-511, 532
ограничение торговли 509 паника при приближении 387—388 Трансальпийская Галлия 507 характер ведения военных действий 386-388
см. также: ager Gallicus Гальпггаттская культура 367 Гамилькар (карфагенский военачальник времен Второй Пунической войны) 587
Гамилькар (карфагенский полководец Ш в. до н. э.) 639—640, 643 Гамилькар, сын Магона (карфагенский полководец V в. до н. э.) 565, 572
Гамилькар Барка в Испании 531, 779 в Наемнической войне 657—658, 778 в Первой Пунической войне 652—656, 775, 777
похвала от Полибия за полководческий талант 655—656 Ганнибал (карфагенский флотоводец) 634, 638-639, 641
Ганнибал Родосец (карфагенский флотоводец) 650, 654
Ганнибал, сын Гамилькара (карфагенский флотоводец) 650, 658 Ганнибал, сын Гамилькара Барки 530, 686
как полководец 545, 573—574, 575 реформы в Карфагене 571, 587 Ганнон (карфагенский полководец IV в. до н. э.)
попытка переворота 615, 762 Ганнон (карфагенский путешественник V в. до н. э.) 594
Ганнон (карфагенский флотоводец) 654 Ганнон Великий (карфагенский полководец)
командование на Сицилии перед войной 629
в Первой Пунической войне 631,633— 634
нумидийские кампании 652, 777 в Наемнической войне 657—658 штраф за некомпетентность 587 гаруспики 361, 675—677, 688, 690, 708, 715
Гасдрубал (карфагенский полководец Ш в. до н. э.) 646, 648, 777 Гасдрубал Барка 509—510, 532, 577, 586 Гасдрубал, сын Ганнона (карфагенский полководец Ш в. до н. э.) 643 Гасдрубал, сын Магона (карфагенский полководец VI в. до н. э.) 608 гвоздя вбивание в Капитолийском храме, ежегодный обряд 28,38, 170, 217, 230, 726 (примеч.) Гегании (род) 254, 256, 306, 412 Геганий Мацерин, М. [консул 447, 443, 437 гг. до н. э., цензор 435 г. до н. э.) 242, 352, 730, 737 гезаты 509—510 Гекатомпил 12 ВЬ, 652, 777 Гела 746, 748, 751, 755-757, 763, 766 Гелен (сын Пирра) 556, 560—561 Гелланик (историк) 76 Геллий Эгнаций (самнитский военачальник) 449
Геллий, Гн. (историк) 19 (примеч.) Гелон, тиран Гелы и Сиракуз 751—752 Гелор 13 Fc, 633
Гемин Месций (предводитель тускулан- цев) 434
Генуции (род) 216, 223, 254, 256 Генуций Авгурин, М. [консул 445 г. до н. э.) 215, 730
Генуций Авгурин, Т. [децемвир 451 г. до н. э.) 215, 729
Генуций Авентинен, Л. [консул 365, 362 гг. до н. э.) 404, 406, 416 (примеч.), 737, 739 Геракл, см. Геркулес Гераклея (Аукания) 7 ЕЬ, 10 Db, 543, 546.; 549, 755, 772
Гераклея Минойская 13 Db, 556, 585, 642, 646


Указатель
901
Гераклид Понтийский 71, 493 Гераклид, тиран Леонтин 551, 556 Гера-Уни, святилище в Грависке 66 Гердоний, Ап. 79, 123, 347, 354, 753 Гер доний, Турн, из Ариции 331 гериархия в Риме 246, 475 Геркте, гора 13 Da, 653, 777 Геркуланум (в Самнии, Пьетраббондан- те) 8, 424,770
Геркуланум 7 СЬ, 450, 460, 770 Геркулес и его культ 207
на Великом алтаре 480, 483, 720, 767 Непобедимый 476, 480, 492, 766 отождествление Б аал-Мелькарта с ~ 73, 595
Пинарии и ~ 137 Пирр и ~ 541 статуя на Капитолии 486 Гермесов мыс, см. мыс Бон Гермодор (эфесский законодатель) 284 Гермократ Сиракузский 756 герников конфедерация 7 Ed, 5 Bb, 45J война и союз с Римом 336—338, 352, 380, 752
роспуск союза 375, 382, 758 война с ~ (360-е — 350-е годы до н. э.) 385, 432, 760-761
частичное поглощение Римским государством (306 г. до н. э.) 445-446, 457, 494-495, 767 Гесиод, «Теогония» 76, 116, 312 Гиемпсал (пунийский историк) 594 Гиерон I, тиран Сиракуз 317, 752 Гиерон П, тиран Сиракуз и восстание в Регии 625 и мамертинцы 623, 629—630, 774 союзник Карфагена в начале Первой Пунической войны 629— 632, 774
переход на сторону Рима 632—633, 775
снабжение римской армии 634, 650, 655-656
возобновление союза с Римом 653, 777
после войны 655 Гикет, тиран Леонтин 762 Гикет, тиран Сиракуз 551, 772
Гимера 10 Bd, 747, 756
битва при ~ (480 г. до н. э.) 572, 609, 752
Гимеры, см. Фермы гиперкритика, современный пример 30-46
Гиппократ из Гелы 751 Гиппон Диаррит 12 Ва, 583, 653, 656, 658, 778
Гиппон Регий 11 Ес, 12 Аа, 583 Гиппоний 10 De, 758, 770 Гирпин 497
гирпины 5 Cb—Db, 344, 424 Главкий, царь Иллирии 536 Голасекка, культура 367 голова юноши с Яникула, бронзовая 159 Гопкинс, Чарльз; «Пирр» (драма) 562 гоплиты, см. армия римская; ведение войны
Горациева триба 311 Горации (род) 254, 256, 412 Гораций Барбат, М. [консул 449 г. до н. э.) 279-280, 352, 730
Горации и Куриации, легенда о 74,111— 112, 115
Гораций Коклес 118, 315
Гораций Пульвилл, М. [консул 509, 507 гг.
до н. э.) 37 (примеч.), 118, 727 Горгас (греческий мастер) 37 (примеч.), 160
горные крепости
самнитов <9, 424—425 эквов 3
город/деревня, различия 289—290, 697 городов развитие
в XI—УП вв. до н. э. 50—57, 328 и религия 669, 697—698 Рим
(в царский период) 97—98, 117,299, 302, 308-310, 317 (взаимоотношения между городом и деревней) 289—290, 697— 698
(галльское нашествие и ~) 371—372 (и плебейское движение) 289—290 (и развитие рынка) 153 городская идентичность Рима 78, 97, 105-106, 153


902
Указатель
городская планировка: Карфаген 578— 579, 581
Гостилий Сасерна, Л., монета 116 Гостилий Тулл, царь Рима 221, 746 древние авторы о ~ 114, 299 завоевания 57, 108, 115, 299, 307, 323, 327, 331, 746
государственное управление
(в 338—264 гг. до н. э.) 463—475 нужда в последовательности и стабильности 406—407, 519—520 политика и личности Ш в. до н. э. 523— 532
сж также названия отдельных органов и магистратура государственное устройство государственное устройство Великой Греции 328 Греции 137—138 Карфагена 563—571 Лация 328—329 Эпирского союза 536, 538, 541 Этрурии 328 Рима
(свидетельства о раннем ~) 46, 105— 106, 177, 389
(«Ромулова конституция») 746 («Сервиева конституция») 28, 200 (развитие в V в. до н. э.) 211—260 (реформы IV в. до н. э.) 375, 401— 415, 759
(реформы Ш в. до н. э.) 448—449, 511-518
(338—264 гг. до н. э.) 463—475 (греческое влияние) 71—72, 126, 137-138, 328
(и религия) 114, 677—678, 693—694 (историки о ~) 12—15,21—22, 463— 464
(коллегиальность) 229—230, 252 (олигархический характер) 463— 464
(политическая стабильность) 514— 515
(постепенное развитие) 251 (преемственность между царским и республиканским ~) 230— 231,711-712
(«смешанное») 12—13, 463—464 (центральноиталийское влияние на ~) 29
(этрусское влияние) 29—30, 71, 317 см. также отдельные аспекты Грависка 1 СЪ, 66—67, 498, 748 гражданская община 211—298 понятие 257, 259 см. также обжалование гражданство, карфагенское 569 гражданство, римское 257—259
без права голоса [civitas sine suffragio) 378-379, 384, 435-437, 445- 447, 502-505 для вейян 376—377, 758 и рабство 243 клиентела и ~ 196—197 латинские права и ~ 258, 329 открытость 258, 318—319, 715 полное [civitas optimo iure) 383—384, 429, 435, 504 права граждан 258—259 Гракх, Тиб. Семпроний, см. Семпроний Граний Флакк (антиквар) 134 границы
римский померий 106—107, 290, 300, 303-304
священные 106, 326 Греция
брожение вина заимствовано из ~ 69 влияние в сфере государственного устройства 71—72, 126, 137— 138, 328
греческие ремесленники в других странах 90, 95, 104, 124, 569, 590
и Карфаген 580, 592, 599, 608—6Ö9 и латины 52, 103—104 и римские законы 132, 137—138, 279, 284, 753
и этруски 27, 47, 51—52, 71—72, 115 Исгмийские игры, допуск римлян 779 историописание 11—15, 31—32, 112— 113, 365
(римские авторы, писавшие на греческом) 15—16, 493 историческая традиция и цари 115— 116


Указатель
903
колонизация 71—72, 87, 744—747, 754 контакты с центральной Италией в архаический период 52,57,66, 90, 92, 95
культурное влияние 29, 90, 99, 124, 492-493
(в Кампании) 427—428 микенская 73—74 наемники 572—573, 615, 650, 656 размер городов 305 религия 126, 133, 137—138, 220, 492, 670, 684, 713-715, 721 технологии 69 торговля в УШ в. до н. э. 87 философия 721
см. также Великая Греция; Пирр греческий язык, труды по истории Рима, написанные на ~ 15—16, 493 гробницы, см. отдельные города и некрополи^ а также захоронения Гротта-Оскура, каменоломни 102, 377, 399
губернаторы провинций 513, 583—584, 662
Дамофил (греческий мастер) 160 Дар-Эссафи (мыс Бон) 12 Са, 581, 590 датировки системы 23, 723—725; см. хронология
дворцы, архаические 57—66 девоция (обет посвящения подземным богам) 135, 370, 430-431, 450, 687-688
Деидамия (молосская принцесса, жена Деметрия I Полиоркета) 536 дельфийский оракул 138, 361—362, 757 Демарат из Коринфа 115, 124, 319, 746 Деметра и ее культ 66, 596 Деметрий I Македонский (Полиоркет) 535-536, 770
демография, см. население Рима демократия
отсутствие в Риме 472—475 денежная система 31, 400, 415
нечеканный металл 153—154,456,490, 553
см. также монеты; процентная ставка; займы
деревня/город, различия 289—290, 697 деревообработка, пунийская 590 децемвираты 279—289, 729—730, 754 и Законы ХП таблиц 140—142 и плебейское движение 260 рассказы древних авторов 212, 280— 283
хронология 723 (примеч.) цели и достижения 283—289 Деций Мус, П. [консул 340 г. до н. э.) 738 посвящение подземным богам (девоция) 430-431, 450, 687-688 Деций Мус, П. (консул 312,308,297,295 гг. до н. э.) 739
повторное занятие должности 413, 415
(пророгация) 448 политические связи 526 кампания в Умбрии 443—445 цензорство 469
в Третьей Самнитской войне 448 посвящение подземным богам (девоция) 450, 687—688
Деций Мус, П. [консул 279 г. до н. э.) 740 посвящение подземным богам (девоция) 549, 687—688
Децима 29, см. также Кастель-ди-Де- чима
Диана и ее культ
в Ариции 2,108—109,133,325,333,750 на Авентине 28, 116, 326—327 Дива Палатия и ее культ 136 Дива Румина и ее культ 136 Дикеархия (Путеолы) 1 Fe, 749 диктатура 234—236 учреждение 132, 750 в V в. до н. э. 262, 322 в период консулярного трибуната 403
в IV в. до н. э. 386, 439 (Камилла) 295, 360—361, 368—370, 373-374
(Цинцинната) 349—350 допуск плебеев 410, 761 в Первой Пунической войне 652 (примеч.)
постепенное исчезновение 448—449 в Латинском союзе 332—334


904
Указатель
«диктаторские годы» в Варроновой хронологии 214,416—418, 723, 738-739
древние авторы о ~ 213 командование войсками 234—236 назначение 248
ограничение срока пребывания в должности 252—253 патриции и ~ 406 проведение выборов при ~ 526, 640 ситуативный характер 250—251 magister populi 132, 234 Диодор Сицилийский 13—14 источники 372, 600, 603 хронология 213—214,236,418,724—725 Диокл с Пепарета 78, 113 Дион Сиракузский 585, 615 Дионисий Галикарнасский (историк) 14-15, 21, 42, 45 источники 12, 16, 18, 218 хронология 724 Дионисий I Сиракузский
войны в Италии 365, 368—369, 379— 380, 417, 757-760
войны против Карфагена 575, 609, 757-760
Дионисий П Сиракузский 387, 615, 761— 762
Дионисий Фокейский 751 Диоскуры и их культ 69, 677, 685, 718 Диотим (афинский стратег) 754 дипломатия
переговоры с Пирром 526, 546—550, 772
пунийское посольство в Рим (343 г.
до н. э.) 429, 614—615 роль фециалов 680 диск из Ланувия 207, 209 Диспатер и его культ 713 «добросовестность» 190 «договор гостеприимства» («hospitium publicum») 362, 378—380, 497, 758
договор между Карфагеном и Римом о разделе сфер влияния в Испании 509—510, 532 договоры между государствами греческое влияние 138
запись 111,617—618 и частные войны 188 народные собрания и ~ 131, 249, 414 с латинами
(двусторонние) 434,496,501,607,661 (Кассиев) см. Лаций типа symbolon 313, 610 удовлетворения требование 630 foedus aequum («равный договор») 501 sponsio (предварительное соглашение) 440
см. также Карфаген договоры между гражданами «добросовестные» 190 stipulatio (устные) 144,156, 263 см. также продажа Додона 9 Вс, 542, 545, 546\ 562 документы, см. записи долги
в V в. до н. э. 175—176 выступления трибунов по вопросу о ~ (380 г. до н. э.) 759 задержание за ~ [manus iniectio) 396 закон о ~ 156 и сецессии 261, 263—266 колонизация как средство для борьбы с ~ 399
меры по облегчению выплаты (347 г. до н. э.) 762
плебейское движение и ~ 261, 263— 266, 291
проблемы ~ в IV в. до н. э. 389—390, 395-401
пролетарии и ~ 203 рогации Лициния-Секстия и ~ 395, 399-400
quinqueviri mensarii и ~ 761 см. также долговая кабала; должники по приговору суда; процентная ставка
долговая кабала 155, 199, 210, 257, 264— 265
в V в. до н. э. 176 Законы ХП таблиц о ~ 286—287 и обращение в рабство 257, 330 и проблема ager publicus 397 исчезновение 400—401, 487 отмена 400—401


Указатель
905
плебейское движение и ~ 292, 759 права, остающиеся за должником 257
форма подневольного труда 155, 397-398, 400-401
характер 264—265, 396—398, 400— 401
должники по приговору суда 192, 257, 330, 396
аддикция 263—264, 396 Законы ХП таблиц о ~ 143, 263—264, 287
долий 85
дома и хижины, см. жилища
Домиции (род) 520
Дорией из Спарты 608—609, 749—750
дороги
Аврелиева 506, 778 Америнская 1 76
Аппиева 442, 467, 477, 480—481, 489, 497, 548, 766 в Риме 480—481 Валериева 477, 767 и распределение населения 171 Кассиева 176 Клодиева 176, 771 Латинская 477, 480—481, 496, 546 Минуциева 780 Соляная 342, 477, 480—481 Тибрская 176 Фламиниева /75, 511, 780 Цецилиева 771 доспехи
римские V в. до н. э. 28, 201 самнитское влияние на римскую армию 443
доходы, см. финансовая система; налогообложение драма 779
древнейшая история Рима 71—76, 82— 110, 137-138
греческое влияние 70—71, 126, 137— 138, 328
этрусское влияние 70—71, 79,138,216, 252, 317-320 Дрепана 13 Са, 15Ва
в Первой Пунической войне 641, 646, 648, 650, 652-654, 776, 778
морское сражение 649, 650—651, 777 дружба и гостеприимство 224, 329—330, 536, 585-586, 592
«общественное» 378—380, 497, 758 Дугга 11 Ес, 12 Ва, 582, 593 Дуилий, Г. (консул 260 г. до н. э., диктатор 231 г. до н. э.) 639, 741, 775
Дуилий, М. (плебейский трибун 449 г.
дон. э.) 270,282,754 дуовиры (по делам о государственной измене) 240,247,270
Дурис Самосский (историк) 31 (примеч.), 449, 493, 533
Дурония 8, 450, 460, 770 Дуэноса ваза 100
Дюмезиль, Жорж 74—75, 672—673, 699 Египет
и Карфаген 580, 592—594, 653 и Пирр 536 и Рим 498, 526, 773 и этруски 73, 498 религия 580, 593—594
железо 87, 498 железный век, ранний 744
см также Лация культура (Период П, Ш, IV); Вилланова, культура
женщины
и отправление культа 716 наследование 186—187 на пирах 126 см. также брак; весталки жертвоприношения 683, 688—689 в Карфагене 596—597, 598, 599 весталки и ~ 704 и война 388, 694—696 Октябрьский конь 698 (примеч.), 700, 704
осуществлявшиеся царем священнодействий 708 человеческие 388, 599 живопись фрески
(гоплиты на ~) 54 (гробница на мысе Бон) 581 (Эсквилинская гробница) 26, 485


906
Указатель
(гробницы в Вульчи) 11, 25,54,119,
Ί20
вазопись 553 жилища
в Карфагене 578, 581 в центральной Италии, архаические (дома) 58, 747
(хижины) 83, 84, 85, 89, 95, 103 в Риме
(архаические) 83, 89 (V в. до н. э.) 159 в Тире 578 сж также дворцы жрецы 674—684 в сенате 707
допуск плебеев 127,224,227,411,470, 682, 717, 719, 760, 769, 776 жреческие функции царей 121, 133, 233, 706-708
записи 34—37, 673, 681, 685 (см. также Annales Maximi) и формулы 683, 720 карфагенские 597, 598 ограничение власти 720 основные коллегии 674—681 патрициат и ~ 127—128, 212, 220, 224, 411, 470, 694, 717
познания в сфере права 137, 285, 678-679, 682, 720 политические деятели как ~ 137, 681-683, 720
ритуализм 668—669, 681—682 учреждение 115 см. также отдельные жречества жрецы священнодействий (decemviri (duoviri) sacris faciundis) 402—403, 411, 674, 680-681, 690, 717, 760
жрицы для отправления греческих обрядов 716
заболевания 167, 461 завещания 177 весталок 703
куриатные комиции и ~ 243 понтифики и ~ 679 «с помощью меди и весов» 143, 182 (примеч.), 183, 285
займы денежные 190; см. также процентная ставка; выплаты Законы XII таблиц 28, 139—145, 279— 289, 754
выгода для зажиточного крестьянства 291
греческое влияние 138 и коллегии ремесленников 126 и месть 178, 191
и относительный статус комиций 247 и пролетарии 287 и торговля 156 как источник 28, 38 о браках между патрициями и плебеями 186,204,279,286 о должниках по решению суда 263— 264
о наследовании 145 о погребении 143, 160, 178 (примеч.), 203-204, 207, 286
о решениях народного собрания 249-250, 471
о сельском хозяйстве 146—148 о семье 180—181
о собственности на землю 146—147,172 о форктах и санатах 109 плебейское движение и ~ 263,279— 289, 292-293
право
(закрепление гражданского ~) 285 (баланс между публичным и частным ~) 144—145, 178 сохранение и традиция 142—144 сфера применения 144—145 цель и ее достижение 283—289 libertas и itis provocationis 472 залог, судебный (sacramentum) 287—288 Занкла 745,747,751—752; сж также Мес- сана
земляные укрепления 54, 83, 99, 102, 300, 308
см. также Рим (оборонительные сооружения)
записи
государственные 111,312,376,616—618 жреческие 34—37, 673, 681, 685 законов 617
см. также Annales Maximi


Указатель
907
затмения 18, 35—36, 164 захоронения
в форме траншеи 87, 744 камерные гробницы 53, 95 кельтские 367
культуры Вилланова 50—51, 56 культуры Аация
(Ι/Π) 52-53, 56, 85-87, 744 (Ш) 87-88,744
(IV) 53-54, 58, 66, 90-98,745-746 (аскетизм) 55, 95—97, 102, 746 миниатюрные изображения предметов (погребальный инвентарь) 51, 85, 485
надписи 40, 447—448, 641 ограничения пышности по Законам ХП таблиц 143, 160, 178 (примем.), 203-204, 207, 286-287 родовые кладбища 124 с колесницами 87—88, 91—92 снижение богатства в V в. до н. э. (этрусские) 161—162
трупоположение 52, 85—88, 90, 580, 744
трупосожжение 51—52, 85—88, 580, 744
сла. также названия отдельных городов и некрополей; урны погребальные
защита со стороны общины, развитие 179
здания, сла. Рим, архитектура; жилища; храмы
здоровье населения 170, 384 земля
архаические формы собственности на ~ 75
(в 338—264 гг. до н. э.) 476, 479 проблемы IV в. до н. э. по поводу ~ 389-395 в V в. до н. э.
(нехватка) 168, 175—176, 181, 203, 298
(смягчение земельной проблемы) 393, 399, 400, 508 (собственность на ~) 172, 177 наследование 181, 185 как повод для войны 455
собственность на ~
(в сельской местности, патрицианская) 86, 173, 203-204, 220 (в царский период) 124—125 (гражданство и ~) 259 (границы участков) 147,172 (как условие принятия на военную службу) 146
(нобилитета) 203—204, 519 (плебейское движение и ~) 292,298, 393
(права латинов и ~) 329 (семейная) 56, 203—204 размер участков 125,149,185,391—392 вейянская, распределение 376—377 подушное распределение 149,170,381, 393, 494-495, 526, 528-529, 770
(плебисцит Фламиния) 507—508, 528, 779
сла. также ager publicus; heredium зеркала, этрусские 159, 161 зерна поставки, эдилы и 277 сла. также пшеница зерно, сла. пшеница
зерновые культуры 56, 147—148, 165— 167,589, 696
импорт в V в. до н. э. 146, 156, 160, 164-166, 225, 259
знамения, сла. ауспиции; экстиспиция золото 143, 368-371, 541, 580, 586, 592 архаические украшения 91—92 золотых дел мастера 159—160 Зонара (историк) 15 (примем.)
Ивиса; пунийские бритвы с гравировкой 593
игры 133
Истмийские, допуск римлян 779 плебейские 691, 718 процессия перед ~ 691—692, 711 роль магистратов и жрецов 133, 277, 678, 683
Секулярные 713, 777 театральные 760
Иероним из Кардии (историк) 31, 169, 533
измена [perduellio) 240, 247—248, 651


908
Указатель
Иллирия 9 Aa—Bb, 77 Gb, 531—532, 538— 539, 779
Ильва (Эльба) 7 ВЬ, б ВЬ, 753 Имбриний, битва при ~ 439, 765 имена, римские личные 27,104,123,215— 216, 492
империализм римский, см. экспансия империй
понятие 75, 131, 231—232 продление (пророгация) 415,448—449 экстраординарный 448 Индигет и его культ 68, 82, 685 индоевропейцы 74—75, 672—673 инкубация (религиозный обряд) 672 инсубры 4 ВЪ-СЪ, 365, 509-511, 780 Интерамна 6 Db, 7 Ва, 442, 462,477, 478, 495, 766
интеркаляция 679, 697—698 интеррекс и его назначение (междуцарствие) 128, 132, 220-221, 226, 248, 251, 398 Инуй и его культ 685 исков формы; см. формулы искусство
греческое влияние на Рим 99 иноземные мастера в Риме царского периода 126 карфагенское 593—594 этрусское 11,25,53,119, 72(9,207, 208 (влияние на Рим) 31, 99 см. также архитектура; ремесленное производство; живопись; керамика; скульптура Искья (Питекусы) 72, 87, 95, 744 Исократ (афинский оратор) 564, 570 исополития 330, 335, 502 Испания 7 7
финикийская колонизация 745 власть Карфагена 564, 583, 585, 750 Гамилькар Барка в ~ 531, 779 римская торговля с ~ 484 серебро 586 историописание
греческое 11—15, 31—32,112—113, 365 карфагенское 11, 563 (примеч.), 594 римское 15—22, 351
(источники и методы) 30—40, 42— 43
(литературный эффект) 42—43 (на греческом языке) 16, 493 (пристрастия) 38—40 (сравнение с археологическими источниками) 50, 56, 69—70, 76, 104-110, 306-308 (ценность) 42-^16 (этиологический вымысел в ~) 38— 39
этрусское 11, 361—362 источники 11-46
см. также отдельные периоды и события, а также археология; монеты; документы; фасты; историописание; надписи; литература; записи Истрия 511, 780 Ипггар и ее культ 67
Кабала, битва при ~ 759 Кабо-де-Палос, Испания 605 Кавдий и кавдины 5 СЬ, 7 Са, 424, 440, 497
Кавдинское ущелье, битва 413, 439— 440, 454, 765 Казилин 428 Казин 5 ВЬ, 7 Ва, 497 Кайятия 7 Са, 767 Калария, тофет 596 Калатия 7 Са, 428, 440, 442, 445 Калатурий Фапен из Цере 103, 124 календарь вид 666
Гн. Флавий обнародует 469, 768 древнейший пласт 135, 664—667 интеркаляция 679, 698 празднества 664, 696, 702 сфера ответственности понтификов 679, 683, 698 учреждение Нумой 115 этрусский 135 dies fasti/nefasti 135, 469, 679 см. также хронология календы; религиозные обряды 667, 708 Каллий (историк) 493 Каллимах (поэт) 38, 493 Кальпурний Пизон Фруги, Л. (консул 133 г. до н. э.) 18, 739


Указатель
909
Калы / Fd,, 5 Cb,, 7 Ca, 70 Cb
римское завоевание 432, 437—438 основание колонии 437—438,478, 495 возможная сдача римлянами самнитам 440
Камарина 73 Ес, 748, 751-752, 775-776 в Первой Пунической войне 632, 641, 645, 651, 756-757 Камерин 6 Еа, 443, 496, 766 Камерия 300 Камилиева триба 3Ί 7 Камилл, М. Фурий, сж. Фурий Кампания 7 Fe, 3 De, 10 Cb, 77 Fb архаический период 29, 87, 299, 425, 745
и этруски 318, 745 захват самнитами 317, 34^345, 755 возможное участие в сицилийской экспедиции (414/413 г. до н. э.) 756
в Первой Самнитской войне 428, 762 и восстание латинов 412, 428—430, 763
во Второй Самнитской войне 445,767 укрепление положения римлян после войны 441—442 всадники 504—505, 764 высшие классы и Рим 499, 502—503 гражданство без права голоса 436, 494, 502-505
(предоставление полного гражданства всадникам) 504—505, 764 культура 425, 427^28 латинское влияние на артефакты 29 монетная система 489
(римско-кампанская) 489—490, 491, 502, 553-554, 765, 767, 772 наемники
(в карфагенской армии) 573 (в Регии во время войны с Пирром) 526-527, 546, 559, 623, 625
разногласия в среде нобилитета по вопросу о вмешательстве в кампанские дела 523—524 стратегическое положение 428 торговля 87, 164, 502, 615 экспорт пшеницы в Рим 164, 482
этрусское влияние 317—318, 427 см. также Капуя; Неаполь кампанцы 5 СЬ—с, 344 Кампетти (святилище в Вейях) 357, 358 канализация; в Карфагене 581—582 Кантерано (горная крепость эквов) 3 Cd Канузий 7 Еа, 441, 496, 765 Канулей, Г. (плебейский трибун 445 г.
до н. э.) 274,283,293, 407, 409, 754
Калена 7 Db, 2 Ва, 3 Вс, 6 Db развитие Ί 73— 7 75 римские военные кампании 363, 756-757
статус граждан 377, 758 Капуя 7 Fd, 3 Dd, 5 Cb, 7 Са, Ю Cb архаическая 87, 317, 744 самниты в ~ 344, 347, 755 и Кампанский союз 428 в Первой Самнитской войне 437, 762 и восстание латинов 430 гражданство без права голоса 436,764 во время войны с Пирром 546, 559 Карвент 363, 756
Карвилий Максим, Сп. [консул 293,272 it.
до н. э.) 433, 740 каррицины 5
Карсеолы 5 Ва, 6 ЕЪ, 447, 462,477,478, 495, 769
Карталон (пунийский военачальник) 646, 651, 653, 656 Картея 7 7 Вс, 593
Карфаген 77 Fc, Ί2 Са, Ί3 Ас, 563-660 развитие в УП в. до н. э. 747 союзник Этрурии в борьбе против фокейцев 314, 748—749 и Дорией 608—609, 749—750 экспансия в Испании в V в. до н. э. 750 и фокейские пираты 751 морская война против Массалии 751 установление влияния на Сицилии 564, 572, 583-585, 752 экспансия в Северной Африке 753 войны на Сицилии (V в. до н. э.) 756 (IV в. до н. э.) 615, 757-760, 762- 764, 766-777
см. также Сицилия и Карфаген


910
Указатель
посольство в Рим (343 г. до н. э.) 614— 615
попытка переворота, предпринятая Ганноном 615, 762 вторжение Агафокла 572, 578, 582, 589, 597, 616, 642, 767 попытка переворота, предпринятая Бомилькаром 574, 767 и Пирр 539, 552-553, 555-558, 621— 622, 639, 772-773
появление карфагенского флота у Та- рента (272 г. до н. э.) 619, 623, 628, 773
и мамертинцы 555, 623, 629, 774 Первая Пуническая война, см. Война, Пуническая (Первая) кампании в Нумидии 652, 776 Наемническая война 563 (примеч.), 572, 656-660, 778
Третья Пуническая война и разрушение 575, 578, 580—582 армия 564, 571—575 (военачальники) 572, 574—575 (восстание наемников) 563 (примеч.), 572, 656-660, 778 (набор граждан) 572, 586—587 (наемники) 564, 574, 586, 633, 650, 777
(плата за службу) 572, 586—587 археология 578—582 богатство 563—564, 571, 586 водоотводы 581—582 водоснабжение 581—582 военно-морской флот 575—577 (в Первой Пунической войне) 634, 639-641, 645, 652, 654, 773 (защита торговли) 564 (и Пирр) 551-553, 558-559, 621, 639, 773
(личный состав) 577, 583, 654 (помощь Риму) 551—553, 621 гавани 575, 576*, 579 город 576; 577-582 (основание) 105, 744 государственное устройство 563—571 государственные институты 563—571 градостроительство 580—582 гражданство 569—570
гробницы 595
держава 562—563, 583—586, 614 договоры с Римом 599—622 первый 109,111, 115-116, 603-610 (датировка) 609—610 (источники о ~) 600—601 (морские границы) 605—607 (о римской гегемонии в Лации) 313-315, 331-332, 609-610 (о торговле) 156—158, 585, 607— 609
второй (348 г. до н. э.) 388,585,610— 614, 762
(о торговле) 156, 484, 585, 588 посольство (343 г. до н э.) 429, 614— 616
третий (306 г. до н. э.) 534, 619— 620, 768
четвертый (279/8? г. до н. э.) 552— 553, 619-622, 772 «Филина» 552, 600—601, 616—621, 627-628
241 года до н. э. 655, 659 о разделе сфер влияния в Испании (226 г. до н. э.) 509-510, 780 дружба и гостеприимство 585—586 жертвоприношения 596—599 жилища 578, 581 и Атлантическое побережье 583 и Греция 580, 591—592 и Египет 580, 592—594, 653 и Испания 564, 585
(договор о разделе сфер влияния с Римом) 509—510, 780 и ливийцы 564, 572—573, 583—584, 604, 611, 749
и ливиофиникийцы 577, 583, 586 и Нумидия 583—584, 652, 767 и пиратство 389, 607 и Рим: (архаический период) 72—73, 299, 599; см. также торговля, договоры, Война, Пуническая (Первая)
и Сардиния 564, 583, 585, 608, 612, 634, 657-660, 749
и Тир 565, 571, 578, 586, 591, 595, 610-611
и Утика 583, 611—612, 656


Указатель
911
и эмпории 585
и Этрурия 66, 72, 313—314, 564, 577, 591, 599, 608, 748-749 искусство 593—594 историописание 11, 563 (примеч.), 594-595
источники о ~ 563 (примеч.) каменоломни 590 канализация 581—582 керамика 590 колонии, см. держава кораблестроение 575—577 коррупция 571, 587 культурное влияние 72, 599 литература 594—595 Магониды, род 565, 568 металлургия 590—591 монетная система 588, 592, 614 наказания 575, 587, 629 налогообложение 583, 586—587 народное собрание 565, 568—570 население 582
общественная и частная жизнь 563— 599
одежда 590 пентархии 569, 571 переселенцы в ~ 596 погребения 580, 595 рабство 570, 577, 589 религия 580, 595—599, 670 ремесленники 569, 589—591 ремесленное производство 589—591 ремесло 589—591 реформы Ганнибала 571, 587 род Баркидов 570, 577, 585 «Священный отряд» 572 сельское хозяйство 570—571,588—589 совет или сенат 568, 570 Совет ста четырех 568—569, 571 стелы 580, 591, 593, 597, 598 суффеты 565, 568, 570, 579 торговля 564, 571, 587—589, 591—593 (затишье V в. до н. э.) 609 (защита) 564, 584 (и монетная система) 587—588 (основной упор на ~) 571—572, 652 (с Грецией) 591 (с Ливией) 564, 585
(с Римом) см. договоры (с Этрурией) 591 (транзитная) 592 (эмпории) 585 финансы 571, 586—588, 652 финикийцы и ~ 564, 586, 744—745 храмы 576, 579—580, 595—596 экономическая и общественная жизнь 586—599 ювелирные изделия 594 язык 594—595
см. также Война, Пуническая (Первая, Вторая) Касале-дель-Фоссо 51 Касола-Вальсенио, кельтский могильник 367
Кассандр Македонский 536, 538 Кассий Вецеллин, Сп. [консул 502, 493, 486 гг. до н. э.) 215, 352, 727 аграрные предложения 752 и союз с герниками 336 Кассиев договор, см. Лаций казнь 225, 253, 752
Кассий Гемина, Л. (историк) 12, 17, 163, 292, 392
Кассий Дион 15 (примеч.), 211, 280, 374, 435, 461, 497, 528, 629, 644 Кастельгандольфо, см. Альба Лонга Касгель-ди-Дечима 2 Ab, 56, 82, 115, 172 городские укрепления 54, 102 некрополь 90—92, 102, 172 см. также Дечима; Политорий Кастель-ди-Сангро (самнитская горная крепость) 8, 424—425 Кастильоне, озеро 86 Кастор и его культ 63, 685, 691
храм в Риме 37, 98, 348, 457, 481, 718, 752
см. также Диоскуры Каструм Новум 6 СЬ, 1 7 Fb, 462, 498 (примеч.), 533, 774 Катана 13 Fb, 555, 632, 757, 775 Каулония 10 De, 11 Gc, 557, 625, 746, 758
каша [puls) 147
Квадригарий, Клавдий, см. Клавдий Квадригарий, Кв. квесторы 212, 240—241


912
Указатель
выборы 241, 249, 754 и финансы 240, 513 из плебеев 294, 756 увеличение количества 212, 241, 513, 756, 774
уголовные [parricidii) 240—241 флотские [classici) 636 квинквевиры по пересмотру долговых обязательств [quinqueviri mensarii) 761
Квинкции (род) 254—256, 306 Квинкций Капитолин Барбат, Т. [консул 471, 468, 465 гг. до н. э.) 352, 728
Квинкций Пен Капитолин, Т. [консул 354 г. до н. э.) 432, 738 Квинкций Цинциннат, Л. [консул-суф- фект 460? г. до н. э., диктатор 458? г. до н. э.) 40, 349— 350, 352, 729-730
Квирин и его культ 109—110, 136, 685, 694, 699
фламин 127, 136, 675 храм в Риме 479, 770 Квиринская триба 109, 477, 506, 778 кельты 4
могильники 367 наемники
(в карфагенской армии) 573, 633, 648, 650, 656 (в армии Пирра) 560 переселения 364—365, 367, 387, 748 Птолемей Керавн и ~ 550 керамика
аттическая 53, 80, 99, 157, 160—162, 348
(чернолаковая) 160, 162 (чернофигурная) 92, 95, 160, 162, 670, 677
«Генуцилия» типа блюда 484 буккеро 96, 99, 161 ваза Дуэноса 700 вазопись 553
гончарная, появление 87, 747 италийская, в геометрическом стиле 87
карфагенская 590 коринфская 87
культуры Аация
(Периода Ι/Π) 51—52 (Периода Ш) 87, 744 надписи (личные имена) 25, 95—96, 700, 103-104, 119 покулы 484
римская посуда 99, 154, 158—159, 163, 747
(чернолаковая) 484 эвбейско-кикладская 66, 744 этрусская
(буккеро) 96, 161 (краснофигурная) 161 Кефаледий 73 Еа, 776 кимвры 387, 414 Киней (фессалиец) 540, 547—548 Кинипс, река 77, 609 Кипр 58, 95 Кирена 77 Ш, 573, 747 Клавдиева триба 125, 172, 377, 342 Клавдии (род) 254, 256, 342, 347
в исторической традиции 44,114,123 враждебность анналистов 44, 282 интересы на юге 631 переселение в Рим, см. Клавз Атг<ий> сабинское происхождение 114, 347 своеволие 650 связи с этрусками 125 Клавдий, император 11, 21, 119, 594 Клавдий, Г. [военный трибун, 264 г. до н. э.) 629
Клавдий Глиция, М. [диктатор 249 г.
до н. э.) 652 (примеч.) Клавдий Канина, Г. [консул 285, 273 гг. до н. э.) 433, 740
Клавдий Кауде^ Ап (консул 264г. до п э.) миссия в Мессану перед началом Первой Пунической войны 628— 629
в Первой Пунической войне 527,629— 631, 635, 774
и римское мореплавание 483 Клавдий Квадригарий, Кв. (историк) 19— 20, 36, 386
Клавдий Красе Инрегиллен Сабин, Ап.
[консул 471 г. до н. э., децемвир 451—450 гг. до н. э.) 44, 279, 471, 727, 729-730


Указатель
913
Клавдий, М. (клиент децемвира Ап. Клавдия) 279
Клавдий Марцелл, М. (консул 222, 215, 214, 210, 208 гг. до н. э.) 510, 738, 742
Клавдий Пульхр, П. (консул 249 г. до н. э.) 650, 652, 741
Клавдий Русс, Ап. (консул 268 г. до н. э.) 433, 740
Клавдий Сабин Инрегиллен, Ап. (консул 495 г. до н. э.) 262,264, 727
Клавдий Цек, Ann. (консул 307, 296 гг.
до н. э., цензор 312 г. до н. э.) 467-472
военное командование 449 греческое влияние на ~ 492 и вольноотпущенники 467—468, 487 и культ Геркулеса 483, 720 и порт на Тибре 482—483 и чеканка монеты 489 общественные работы, см. акведуки (Aqua Appia) и дороги (Аппие- ва дорога)
продление полномочий 448, 471 реформирование записи в трибы 468, 514, 768
реформы ~ и торговля 523—524 речь против мира с Пирром 471, 524, 548
цензорство (312 г. до н. э.) 467—468, 766
Клавз Атт<ий> 39, 123—124, 221, 225, 750
свидетельство о социальных структурах 221, 225, 252, 319, 330, 354
классы
(центуриатная организация) 129—130, 200-203, 244-245, 475, 515 господство первого класса 129—130, 203, 475, 516
Сервиев строй 53, 116—117, 129—130, 200, 364
Кластидий 4, 510, 780
Клелии (род) 254, 256, 306, 412
Клелий Сикул, Т. (консулярный трибун 444 г. до н. э.) 340, 730
Клелия, заложница у Порсенны 118, 315
Клеоним из Спарты 535, 561, 768—769
клиентела, см. патронат климат 147, 166—167 Клитомах (ранее — Гасдрубал, философ) 594
Клувии 5 Са, 6 Fb, 424, 767 Клузий 7 Са, 3 Ab, 6 Са
экономика в V в. до н. э. 161 нейтралитет в войнах с Вейями 363 и вторжение галлов 367, 509 в войнах с этрусками (311—308 гг. до н. э.) 443
в Третьей Самнитской войне 450 перемирие с Римом 496 Клузий, река, битва при ~ 780 Клуилиев ров (Fossae Cluiliae) 2 Bb, 107, 300, 348
Клупея (Аспид) 12 Са, 73 Вс, 643, 645, 776
Клустуминская триба 311, 342 клятвы 605
см. также обеты книги: карфагенские 594—595
см. также Полотняные, Сивиллины Коза 6 СЪ, 452, 462, 478, 498, 773 колесницы:
в захоронениях 87—88, 90—92 в Пунической войне 574 скачки 204, 206, 208 церемониальное использование 104 Коллатин, см. Тарквиний Коллатин, А. Коллатия 2 ВЬ, 107
археологическое обследование 170— 171, 172-176
коллегиальность 229—230, 252 коллегии
ремесленников 126, 159—160 торговцев 159—160
«коллегия из десяти судей» (iudices decemviri) 278, 282
колонии греческие 71—72, 87, 744—749, 754
колонии карфагенские 564, 582—583 колонии римские
(ранние) 56, 170—171, 340 (380-х годов до н. э.) 376—377 (334—264 гг. до н. э.) 442, 476, 478 (Ш в. до н. э., на юге) 495—496, 653 воинские 146


914
Указатель
земельный и долговой кризис и ~ 399, 437, 487-488, 508 латинские 337—341, 462 (Калы как образец) 437—438 (оборонительные) 495 (ранние) 56, 170—171 (пределы автономии) 339—340, 501-502
(латинские права) 338—339, 438 (обязанности в военной сфере) 338-339, 501
(смешанное население) 338—340, 382-383, 459 (восстания) 339 (римляне в ~) 501 минимальная доля земли 125 налогообложение 502 народные собрания и ~ 414 см. также отдельные колонии и береговые крепости
колонии финикийские 583, 745 Комбультерия 8,426 комедия 23
Коминий 8, 426\ 450, 460, 770 Коминий Аврунк, Пост, [консул 501, 493 гг. до н. э.) 215, 603, 727 Комиций 55, 97, 133, 286, 371, 469, 486, 670, 677, 708
Компиталии (праздник) 702 Константина 7 7 Ес, 593 консулат 229—233, 726—742 ауспиции 232, 406, 694 влиятельные семейства 252—255 (Фабии) 188-189, 226, 359-360 (новые семейства, Ш в. до н. э.) 520 военные функции 212, 232 восстановление после периода консу- лярного трибуната 402 выборы 248, 470—471 двойственность 79 и центуриатные комиции 248 ограничение личной власти 212, 233, 252-253
плебеи на консульских должностях (в начале V в. до н. э.) 127—128, 215-216, 221, 223, 403 (в IV в. до и э.) 403-417,521,760,763 (в Ш в. до н. э.) 521
повторное избрание на должность (итерация) 253 (примеч.),412— 414
полномочия и обязанности 232—233, 252-253
(делегирование полномочий в Ш в. до н. э.) 512
предполагаемые требования о допуске к ~ со стороны латинов 429 «претор» как более раннее наименование консула 211 проконсулы 415, 448—449, 512, 765 судебные функции 212, 232 учреждение 118—119, 130, 203, 211— 212, 229-230, 416, 710-711, 723-724, 750
этруски на консульских должностях 320
записи, см. фасты; сенат консуляры (экс-консулы) 464 Контенебра 377, 758 контрибуции, выплачивавшиеся Риму 364, 457, 476
Карфагеном 557, 586—587 Сиракузами 633
и финансирование общественного строительства 476
конфарреация (форма брака) 205 (при- меч.)
Кора 7 Dd, 2 Bk, 3 Bd, 7 Aa, 343, 462 основание латинской колонии 340, 462, 749
участие в восстании латинов 332, 750 кораблестроительные приемы пунийские 577, 590, 636 римские, см. «ворон»
Корбион 2 ВЬ, 349
Коринф 124, 319, 458, 746; см. также Демарат
Кориолан, Гн. Марций, см. Марций Кориолы 2 ВЬ, 349, 751 Коркира 9 Gc, 77, 535, 538—539, 769— 771
Корколле, см. Пед Корнелиева триба 377 Корнелии (род) 23, 226, 256, 531—532 Корнелий Блазион, Гн. [консул 270,
257 гг. до н. э.) 433, 740


Указатель
915
Корнелий Долабелла, П. [консул 283 г. до н. э.) 547, 740
Корнелий Косс Арвина, А. [консул 343, 332 гг. до н. э., диктатор 322 г. до н. э.) 432, 738
Корнелий Косс, А. [диктатор 385 г. до н. э.) 352
Корнелий Косс, А (консул 428 гг. до н. э., консулярный трибун 426 г. до н. э.) 28, 207, 352, 360, 731 Корнелий Лешул Кавдин, А (консул 275 г.
до н. э.) 433, 530, 559-560, 740-741
Корнелий Лентул Кавдин, П. [консул 236 г. до н. э.) 530, 741 Корнелий Малугинен Урицин, Л. [консул 459 г. до н. э.) 352, 729 Корнелий Непот (антиквар) 22—23, 725 (примеч.)
Корнелий Руфин, П. [консул 290, 277 гг. до н. э.) 527, 740
Корнелий Сципион Азина, Гн. [консул 260, 254 г. до н. э.) 637,640,646, 741, 775
Корнелий Сципион Африканский Эми- лиан, П. [консул 147, 134 гг. до н. э.) 12
Корнелий Сципион Африканский, П.
[консул 205,194 гг. до н. э.) 545 Корнелий Сципион Барбат, Л. [консул 298 г. до н. э.) 448, 738-739 гробница 40, 447, 485 Корнелий Сципион Кальв, Гн. [консул 222 г. до н. э.) 510, 742 Корнелий Сципион, Л. [консул 259 г.
дон. э.) 641,738,775 Корникул 2 Ва, 107, 300 Корнифиций, Кв. (антиквар) 22 Корсика П ЕЬ
захват фокейцами 749 присутствие этрусков 125, 749 попытки колонизации римлянами 380
и Сиракузы 753, 759 в Первой Пунической войне 641, 662, 775
римские кампании (236—231 гг. до н. э.) 507, 530, 779
в договорах между Римом и Карфагеном 620—621 наемники 572—573 пиратство 507 римская торговля с ~ 484 управление провинцией 662, 780 Клавдии и ~ 125
Кортона 7 Са, 6 Са, 443, 496, 767, 770 Кортуоза 377, 758
Корунканий, Тиб. [консул 280 г. до н. э.)
433, 526, 547, 720, 740 Косс, А. Корнелий, см. Корнелий Коссира 77 Fc, 72 С а—Da, 645 кочевая модель архаического римского общества 75
Кранита, гора, битва при ~ 772 красильное дело, у пунийцев 590 Кремера, река 2 Аа—ВЬ
битва при ~ 39, 359—360, 752 Кремона 4 Db, 511 крестьянство
бедность 176, 203, 487—488 и ager publicus 150, 392—393 и плебейское движение 288—289,291, 296
и ремесленники 291 служба в армии и политическая мобилизация 255, 257 Кримис, река, битва при ~ 615, 763 Кроний, битва при ~ 759 Кротон 70 De, 77 Gc, 305, 527, 533, 746, 749, 759, 764, 770
во время войны с Пирром 557,625,772 захват мамертинцами 625 крупный рогатый скот 151—152 Крустумерий 2 Ва, 107, 279, 281, 303, 342, 745
Ксантипп из Спарты (предводитель наемников) 573, 644, 776 культура римская
греческое влияние 29, 90, 99, 126, 492-493
латинское влияние 29—30, 501 милитаризм 455 этрусское влияние 29—30, 99 см. также искусство; государственное устройство; литература; религия; ценности


916
Указатель
культы
братства 193—194 мертвых 386, 687, 702 новые 681, 715, 721-722 родовые (гентильные) 188, 693, 717, 719-720
семейные (фамильные) 136—137, 701— 702
см. также религия Кумы 1 Fe, 3 De, 7 Cb, 10 Cb эвбейская колония 87, 90, 745 войны против этрусков (524 г. до н. э.) 749 (против Порсенны) 11—12,113,118, 218, 315-316, 750 (474 г. до н. э.) 163-164, 317, 752 под властью самнитов 755 гражданство без права голоса 436,764 городская территория 305 летописи 113
монетная система 488—489 Сивиллины книги 133, 714—715 экспорт зерна в Рим 164 Куньо, Монте 95, 172 см. также Фикана
Куриадии (персонажи легенды) 74, 111— 112,115
курии
идея гражданской общины и ~ 259 празднества 701—702 признание царей 132 Ромуловы 130—131 сохранение после реформ Сервия 130-131 «старые» 131
тридцать архаических 75, 77, 106 см. также собрания (куриатные) Курий Дентат, М. [консул 290, 284?, 275, 274 гг. до н. э.) 271, 740 цензор, начало строительства акведука Anio Vetus 479, 526 повторное занятие консульской должности 414
военные кампании 433,451,476,559— 560
и подушное распределение присоединенной земли 495, 508, 526, 528, 770
и система триб 525 политика 526
предполагаемая бедность 483, 486— 487
курульное кресло 232—233 Куры 1Db,6Db
сабины из ~ 500, 504—506, 774 Кутана 765
Лабики 2 ВЬ, 303
захват Кориоланом 349 римская колонизация 340—341, 376, 494, 756
завоевание Римом (393 г. до н. э.) 757 Лавиний 1 Dd, 2 Ab, 93 акрополь 93
архаический период 52,54,56,92,303 археология 29, 83 весталки 703 вотивные статуэтки 163 Диоскуры и их культ 671, 718 и Латинский союз 68, 92, 108, 325 легенды 78, 80, 81 отношения с Римом
(в начале республиканского периода) 108, 312, 607 (в 380-е годы до н. э.) 332, 382 (в 340 — 330-е годы до н. э.) 431 (положение в содружестве) 494 Пенаты римского народа в ~ 80, 108 святилища 92, 749
(Афродиты, общелатинское) 68 (героон) 81, 92, 93 (Минервы, восточное святилище) 92, 93
(тринадцати алтарей) 92, 93—94 Энея культ 81, 92 Лаврент, см. Лавиний Лавтулы 7 Ва, 441, 766 Ланасса, жена Пирра 535, 538, 551, 556, 77 0
Ланувий 2 ВЬ, 303
архаические гробницы 55 и восстание латинов 332 верность Риму после галльского нашествия 382
союзник вольсков против Рима 383, 759


Указатель
917
включение в состав Римского государства 435, 494, 763 Лаос 7 De, 758 ларентины 604, 607 Ларис Вельхайна из Сатрика 96, 103 Ларисса; дворец 58, 61 Ла-Рустика 2 ВЬ, 88 Ларций, Т. [консул 501, 498 гг. до н. э.) 235, 727
лары (божества домохозяйства) 700 Латенская культура 367 Латин (легендарный сын Одиссея) 76, 312, 684
латинские права 186, 329—330, 335, 435— 436, 501-502 в колониях 338, 438 Латинский союз 107—110, 322—334 армия 334—335, 337 диктатура 236, 332—333 добычи раздел 337 политический/военный союз 330— 334
призыв в войско 386 религиозные обряды 92, 107—108, 324-328
роспуск 435, 763
святилища, см. Ариция; Лавиний; Альбанская гора; Ферентины роща
латинский язык 110
см. также алфавит; литература латины 5 Ab
см. также Лаций Ла-Тольфа 1 Cb—Db, 85 Ла-Торре 173 Лаурентина 2, 56, 92 Лаус 7 De
битва при ~ 758 Ла-Феррьера 774
Лациар (латинское празднество) 324—325 Лаций 7 Dc—d, 3 Bd, 5 Ab, 11 Fb, 299-372 археология 29—30, 47, 50 в архаический период 7
(аристократия) 51—57,88—91, 329—
330
(захоронения) 51—52, 95 (и Этрурия) 50, 69-70, 103-104 (иноземное влияние) 51, 103—104
(керамика) 51 (колонизация) 56 (металлургия) 51, 87—88 (общественное строительство) 54— 55
(ориентализирующий стиль) 88, 90, 328
(политические структуры) 321—323 (пути сообщения) 83 (размер городов-государств) 303, 305
(социальная структура) 103—104, 329-330
(торговля) 66—67 (урбанизация) 53—54, 328 и царский Рим 107—110, 115—116, 299-315, 320-322, 745-747 война с Порсенной 315—316, 321— 322
установление республиканских режимов 321
и Тарквиний Гордый 117—118, 310, 315-316, 327
отношения с Римом к моменту установления Республики 107—109, 603, 607, 609-610, 612-613 «восстание» 234, 320—322, 332—334, 342, 352, 750-751
Кассиев договор 28,108,158,168,188, 322, 334-336, 610, 751 (и латинские права) 330 (и прекращение римских вторжений в Лаций) 168, 342 (о разделе добычи) 337 и Рим в V в. до н. э. 334—341 набеги сабинов, эквов и вольсков 342-356
помощь Риму против Аппия Гердония 123
римское наступление (кон. V в. до н. э.) 363-364, 381-382
отпадение от Рима (380-е годы до н э.)
375, 382-383, 758-759 римская экспансия в IV в. до н. э. 371, 376-377, 382-386, 388-389, 453, 757-764
возобновление союза (358 г. до н. э.) 386, 761


918
Указатель
греческие набеги с моря (349 г. до н. э.) 386-387, 614, 762
пределы римского владычества 388— 389, 611-613
Латинская война (341—338 гг. до н. э.) 429-431, 763
формирование новой системы отношений 434—437, 763 вторжение самнитов 441—442, 766 положение к 281 г. до н. э. 494 Л. Присоединенный 436 береговые крепости 434—435 в Римском «содружестве» 258, 431— 432, 434-436, 494-495 весталки 703 городские летописи 113 государственное устройство 328—329 гражданство 429, 434—435 колонизация 56
(участие в римской ~) 459—461 культурное единство 29, 328, 501— 502
легенды 78—82 малярийные районы 170 металлургия 51
мобильность социальная 329—330 нобилитет, латины — представители римского ~ 520, 526 пиратство 254, 635 политическое объединение федеративного характера 86, 324— 325
предполагаемая политическая роль Альба Лонги 323—324 распределение населения 170—172, 173-176
религия 103—104, 324—327, 703 социальная структура 103—104, 329 территория в IV—Ш вв. до н. э. 453 торговля 157
тридцать городов ~ 86, 108, 324—325 урбанизация 328 храмовое строительство 163 см. также Лация культура см. также отдельные города и: союзники (латинские); колонии (латинские); Латинский союз; латинские права
Лация культура 82—83, 744—745 культурное единство 328 Период I 50—52, 56—57, 82—83, 85, 324, 744
Период П 51-52, 56-57, 82-83, 744 (ПА) 85-86,324,744 (ПВ) 83,86-87,744 Период Ш 87—88, 744 Период IV (ориентализирующий) 52, 58, 66, 88-98, 103, 328-330, 745
Левин, П. Валерий, см. Валерий легенды 76—82
археология и ~ 50 в историческом труде Цинция Али- мента 16
в Лавинии 80, <97, 82 индоевропейское влияние 74 о Нуме Помпилии 133 о Сервии Туллии 23, 133 об основании Города 12, 16, 38, 74, 76-82, 138 об Эвандре 74, 79 об Энее 76—80, 82 «поэтический» характер 112 родовые предания и ~ 39—40 этрусские 31, 79-80 (см. также Мас- тарна)
см. также Эней; Горации; Лукреция; Масгарна; Ромул лектистерний (обряд) 170, 715—716, 757 Лемнос 72, 750 Лемониева триба 311 Лемурии (праздник) 702 Леонгины 13 Fb, 551, 633, 751, 754-755, 757, 762
Лепини, Монти- 3 Cd, 343 Лептис Магна 7 7 Fd, 583 леса 166, 172
лес корабельный, из Бруттия 496 Лефкада 9,11 Нс, 538 Либералии (праздник) 702 либуи 4 ВЪ, 365
Ливий Андроник (драматург) 773, 778 Ливий Дентер, М. [консул 302 г. до н. э.) 448, 739
Ливии Друзы, родовые традиции 370 Ливий (Т. Ливий) 21—22


Указатель
919
достоверность 45, 429—430, 444—445 и родовые предания 439—440 источники 14, 16, 20, 23, 30, 36, 375, 600, 603, 613
литературный эффект 42—44 рассказы о сражениях 43 хронология 418, 723 ливийцы долины Баграда 582 Ливия
в Наемнической войне 657—658 и Дорией 609, 749 культ Аммона 595 отношения с Карфагеном 564, 573, 583-585, 604, 611, 612, 749 сельское хозяйство 589 торговля 564, 585, 604 ливиофиникийцы 577, 583 Лигурия 4 Dc—Cc, 11 Eb
война с Римом (238—230 гг. до н. э.) 507, 511, 531, 779
наемники в пунийской армии 572— 573, 633, 656
Ликофрон (греческий поэт) 80, 92, 493 Лике 1 7 Вс, 583 ликторы 232—233 Лилибей 10, 7 7 Fc, 13 Cb, 15 Ad основание 757
Пентатл пытается основать колонию 748
во время войны с Пирром 557, 772 в Первой Пунической войне 640, 646, 648, 650-651, 654, 777 дружеские дары 585 затонувший корабль 577 укрепления 578 лингоны 4 Ес, 365, 509 Линд 545
Лион; надпись с речью Клавдия 11, 119 Липарские острова 362
заселение в VI в. до н. э. 748 пиратство IV в. до н. э. 362 морское сражение, в Первой Пунической войне 637—639, 775 присоединение к Риму 362, 646, 655, 777
Лисим ах, царь Фракии 539, 771 литература
греческий как литературный язык 16
греческое влияние на раннеримскую ~ 138
латинская
(поэзия) 15, 39, 138 (проза) 16, 471
литературный эффект 42—44 пунийская 594—595 труды Пирра 533 (примеч.), 543 см. также имена отдельных авторов и историописание; песни героические; традиция (устная) Лицинии (род) 43, 256 Лициний Кальв Эсквилин, П. [консуляр- ный трибун 400 г. до н. э.) 294, 733
Лициний Макр, Г. (историк) 19—21 Лициний Столон, Г. [плебейский трибун 376—367 гг. до н. э., консул 364, 361? гг. до н. э.) 283 (примеч.), 402, 408, 411, 737; см. также Лициния-Секстия рогации Лициния-Сексгия рогации 389, 402, 760 «безвластие» 214, 389, 402, 416, 737 и долговая проблема 395, 399, 760 и земельный вопрос 152, 394—395, 760
цель 407, 410
Локры (Эпизефирские) 10 De, 11 Gc основание 746 нападение Анаксилая 752 осада Регия 758
во время войны с Пирром 543, 546, 548, 555, 557, 559 в Первой Пунической войне 653 архивы храма Зевса 548—549, 557 монеты Пирра 540 храм Персефоны 559 Ломбардия; культура Голасекка 367 Лонган, река 13 Fa битва при ~ 623, 774 Лонгула 2 ВЬ, 349, 767 лошади
у карфагенян 587, 588 у этрусков 205—206, 208 см. также всадники луканы 7 Db—Eb, 10 Cb—Db
переселения племен V в. до н. э. 343— 344, 755


920
Указатель
нападение на Фурии (389 г. до н. э.) 758
бруттии добиваются независимости от ~ 761
и греческие города (340-е годы до н. э.) 615, 762
Александр I Молосский выступает на стороне Тарента 535, 764 во Второй Самнитской войне 441,765 в Третьей Самнитской войне 447,449, 769
иТарент 768
римское вмешательство 459 основание Венузии для защиты от ~ 495
осада Фурий 533,771 во время войны с Пирром 433, 540, 543, 546-547, 550, 555, 557- 559
восстание и подчинение 452, 496, 773 монеты 489 оскская культура 425 Лукреции (род) 216, 219, 254, 256, 412 Лукреций Триципитин, Л. [консул 462 г. до н. э.) 352, 729
Лукреций Триципитин, Т. [консул 508, 504 гг. до н. э.) 213, 727 Лукреция, надругательство над 112,211, 219, 282
Луперкалии (праздник) 106, 110, 667, 698 (примеч.)
луперки (жрецы) 106, 110, 113, 189 Лутаций (Катул), Кв. [консул 102? г.
до н. э.) 725 (примеч.) Лутаций Катул, Г. [консул 242 г. до н. э.) 654, 741
Лутация мир, см. Война (Пуническая, Первая)
Луцерия 5 Db, 7 Da, Ю Cb
во Второй Самнитской войне 440, 442, 764, 766
латинская колония 442, 462,478, 495, 766
во время войны с Пирром 547, 549 Луцеры («Ромулова» триба) 74, 79, 130 людские ресурсы Карфагена 654
Рима, военные 201—203, 376, 437, 456, 459-461 см. также труд; рабство
Мавретания 7 7 Bd—Dc, 573 мавры в карфагенской армии 573 магистратуры и магистраты
включение плебейских ~ в состав cursus honorum 406, 408—409, 512 допуск плебеев
(в нач. V в. до н. э.) 127—128, 211— 212, 215-216, 221, 223-224, 403
(в IV в. до н. э.) 281—282, 293—294, 403-410, 416, 521, 760-761, 763
(в Ш в. до н. э.) 521 плебейское движение как ограничитель власти ~ 266—268, 274, 296-297
и ауспиции 676—677, 683, 708 и народные собрания 248—249, 473— 474
и сенат 212, 228—229, 414, 465—466 как командующие войском 232—233, 238, 413, 511, 513-514, 694- 695
монополия высшего класса 212,463— 464, 475
патрицианские 211—212, 215—216, 221, 223-224, 403, 407, 411— 412, 761
повторное занятие должности (итерация) 412—414, 448, 464, 763 продление полномочий (пророгация) 448—449
промагистратуры 512, 514, 662, 765 религиозная роль 683 рост численности
(в V в. до н. э.) 238—239 (в Ш в. до н. э.) 513—514 управление провинциями 660—662 утверждение в должности 243—244 см. также отдельные магистратуры и помощь магия 594
Магон (пунийский агроном) 589, 594


Указатель
921
Маган (пунийский полководец VI в.
до н. э.) 572, 585, 608 Маган (пунийский флотоводец Ш в.
до н. э.) 552, 555, 620, 622 Маган Баркид 577 Магониды, род 565, 568 Македония 9 Bb—Cb
диадохи и ~ 538—539, 560, 771—773 см. также Антигон Гонат; Деметрий I; Птолемей Керавн; Пирр Макр, Г. Лициний, см. Лициний Макр Г. Макробий Амвросий Феодосий 24 Макций Плавт, Т. (драматург) 592, 695, 721-722
Малевенг 5 СЬ, 10 СЬ, 424, 559, 769, 773 см. также Беневент Малх (карфагенский военачальник) 597, 608, 749 малярия 170 Мамерс и его культ 122 см. также Марс мамертинцы
обосновываются в Мессане 551, 623, 771
и Сиракузы 551, 774 во время войны с Пирром 555, 557— 559
союз с Римом 617, 628 как повод к Первой Пунической войне 524, 623-629, 774 Мамилий Октав (диктатор Латинского союза) 310, 315, 320—321, 334 Мамилий, Г. (верховный курион 209 г. до н. э.) 521
Мандоний, битва при - 763 Мания фибула 95—96, 126 Манлии (род) 226, 254, 256 Манлий Вульсон Лонг, Л (консул 256, 250 гг. до н. э.) 642—643, 648, 741
Манлий Вульсон, А (консул 474 г. до н э.) 352, 728-729
Манлий Империоз Торкват, Т. [консул 347, 344, 340 гг. до н. э.) 386, 430, 432, 738
Манлий Капитолин, М. [консул 392 г. до н. э.) 352, 734, 759
и галльское нашествие 370, 398 попытка переворота 225, 253, 390, 398
Манлий, Т. (казнен в 347 г. до н. э.) 207, 430, 434
манумиссии 401, 761 Марика и ее культ 68 марруцины 5 Са, 427, 446, 496, 766, 768 Марс и его культ 684—685, 694, 699— 700
фламин 127, 136, 675 см. также Мамерс; Октябрьский конь; Валерий, Публий марсы 5 ВЬ, 427, 430, 433 союз с Римом 446, 496, 768 Марции (род) 114 Марций Анк, царь Рима 747 в источниках 35, 114—115 завоевания 35, 57, 91—92, 301—302 сабинское происхождение 347 Марций Кориолан, Гн. и Пед 345
переход на сторону вольсков 225,320, 348-349, 751-752 предания о ~ 40, 272, 348—349 Марций Рутил, Г. [консул 357, 352, 344, 342 гг. до н. э., диктатор 356 г. дон. э.) 386,415,432,738 Марций Тремул, Кв. [консул 306, 288 гг.
до н. э.) 432,457, 486, 739-740 Марций Филлип, Кв. (консул 281 г. до н э.) 433, 492, 740
Масинисса, царь Нумидии 571 маски, карфагенские керамические 590 Массалия 77 ЕЬ основание 748
дружба с Римом 138,299,362,749,757 война с Карфагеном 751 союз с Римом 380, 527, 534, 758 статуя Артемиды 116\ 326 Мастарна
легенда о 11, 25, 31, 319 возможный царь Рима 113, 119, 120, 121-122
Масгия 605, 607, 610, 612 Матер Матута и ее культ 702 см. также Рим (храмы)


922
Указатель
Матон (лидер пунийских наемников) 656-658
Матралии (праздник) 702 Мацелла 13 Db, 639, 640 мебельное производство, пунийское 590
Мевания 6 Db, 767 Мегара (Гиблея) 13 Fb, 633, 752 Меджерда, см. Баград меди обработка, у пунийцев 590—591 Медиолан 4 СЬ, 511, 780 Медуллия 300, 352, 747 Мелий, Сп. (убит в 439 г. до н. а) 225, 754 Мелита (Мальта) 11 Fc, 13 Ed, 641, 776 Мелькарт и его культ 594—597 отождествление с Геркулесом 73 Менениева триба 311 Менении (род) 216, 254, 256, 263, 412 Менений Ланат, Агриппа [консул 439 г.
до н. а) 340, 730, 732 Менений Ланат, Агриппа [консул 503 г.
дон. а) 261-263, 265, 352, 727 Мений, Г. [консул 338 г. до н. э.) 432, 738 мертвых культ 136, 386, 687, 702 Мессана 10 Сс, 11 Gc, 13 Fa, 551, 623, 625-633, 637, 752, 757, 766, 771, 773-774
см. также мамертинцы; Занкла мессалин 5 Ес, 10 Db—Eb, 433, 496, 540, 750, 762, 774
месть 184, 191-193, 207, 219 Метаб (легендарный персонаж) 318 металлургия и металлообработка в Карфагене 590—591 в Лации 51, 87 в Риме 159—160 в Этрурии 161, 163
Метапонт 7 ЕЬ, 10 Db, 305, 501, 535, 746
Меций 381
Мецийская триба 431, 435, 476, 477, 764
Микены 73 Милан, см. Медиолан Милиония 460 милитаризм, римский 455 см. также экспансия
Милон (эпирский военачальник) 540, 555, 561
Милы 13 Fa, 575,639,775 мильный камень Аврелия Котты 635 (примеч.)
Мильтиад (афинский военачальник) 72, 750
Минерва и ее культ в Лавинии 92, 94 греческое влияние 133 на Капитолии, см. Рим (храмы) Навции и ~ 137
Мишурны 7Ва, 10 ВЬ, 435, 462,477,494, 769
Минуций Авгурин, Г. [управляющий монетным двором ок. 135 г. до н. э.) 165 монета ~ 165
Минуций Авгурин, М. [консул 497,491 гг.
дон. э.) 165, 215, 727-728 Минуций Авгурин, П. [консул 492 г.
дон. э.) 165,215,727 Минуций Руф, М. [консул 221 г. до н. э.) 529, 742
Минуций Фез, М. (авгур с 300 г. до н. э.) 165
Минуций Эсквилин Авгурин, Л. [консул 458 г. до н. э.) 33, 164, 165, 215, 225, 729-730
Минуций Эсквилин, Кв. [консул 457 г.
до н. э.) 215, 729 Миркон, Фракия 751 мифология; теории Дюмезиля 74—75, 672-673
см. также легенды Могадор 583
молоссы 535—536, 538, 550, 767 см. также Александр I; Пирр молотилка, пунийская 589 монеты
доденежная экономика IV в. до н. э.
400, 415 и торговля 526 италийских союзников 501 карфагенские 587—588, 592, 614 локрийские 540—542 неаполитанские 489


Указатель
923
предшественники; нечеканная бронза 153-154, 456, 490, 553 причины введения 490, 492, 587 римские
(Виктория на ~) 491, 714 (древнейшие римские) 455, 488— 492, 525
(корабль на ~) 656 (Л. Гостилия Сасерны) 116 (Марциев) 114 (П. Акколея Ларискола) 109 (первые отчеканенные в Риме) 490, 491, 513, 773
(римско-кампанские) 489, 491, 502, 553-554, 765, 767, 772 (Сервий Туллий и ~) 117, 490 (слоны на ~) 553—554, 648 сиракузские 540—542 тарентские 540—542, 545, 549 у наемников во время восстания против Карфагена 657—658 эпирские 536, 540—542 Монтечельо, см. Корникул моральные ценности 465, 527 см. также ценности мореплавание
римляне и ~ 380, 483—484, 524, 529— 530, 635-636 у карфагенян 575, 577 мореходство, см. флот военно-морской;
мореплавание моровое поветрие 170, 384 Мотия 13 СЪ, 15 Ас, 575, 596, 745, 756- 757
Мугилла 349
муниципии 384, 436—437, 494 Мурганция 449, 460, 769 Мурло 1 Са, 58, 59-60, 61, 747-748 Муций Сцевола (легендарный герой) 118, 315
Муций Сцевола, П. [консул 133 г. до н. э.)
17-18, 111 мыс Блан 12 Ва, 605 мыс Бон 12 Са, 13 ВЪ, 580-582, 605, 645, 766
мыс Нао, морское сражение при ~ 751 мыс Фарина 12 Са, 605, 607, 612 Мюнцер Ф. 522
набор в войско, в Карфагене 571—572 набор в войско, в Риме
в чрезвычайной ситуации
(во время войны с Пирром) 543,559 (против галлов) 387 доля римлян в войске, в пропорции к союзникам 454, 461, 501, 510 наказание за уклонение от ~ 271 недовольство плебеев 261, 266, 268, 276, 291
обязанности латинских колоний 337-338, 502
обязанности муниципиев 384 обязанности союзников 386,449,456— 459, 501, 503, 654 сенат и ~ 465 наводнения 166—167 Навции (род) 137,254,256 надписи 24—28, 36—37
дарственные; на фибуле Мания 95— 96, 126 Дуилия 640 изВей 103,119,124 из Велитр; Tabula Veliterna 343 из Лавиния 671
из Лиона, с речью Клавдия 11, 119 из Пренесге 72—73, 104 из Сатрика
(Лариса Вельхайны) 96, 103 (Публия Валерия) 27, 29, 103, 122, 194, 354, 719
из Таормины, о Фабии Пикторе 16 из Тарквиний 103 Рутилия Гиппократа 103—115,124 «Тарквинийские элогии» 27, 113, 362, 363
из Тор-Тиньоза 82, 672 из храмовых архивов в Локрах 557 как подтверждение присутствия иноземцев 103, 160, 320 Калатурия Фапена в Цере 103, 124 на керамике
(Авла Вибенны (Вейи)) 119 (ваза Дуэноса) 100 (древнейшие личные имена) 95—96 (Лариса Вельхайны из Сатрика) 96, 103
(этрусские) 25, 96, 119


924
Указатель
на фресках 25, 27 Пирра в Додоне 545, 546 погребальные 40, 447—448, 64 1 пунийская, о человеческих жертвоприношениях 596
Рим; древнейшие сохранившиеся ~ 88, 103, 748
(из района Сант-Омобоно) 67, 99, 499
(на Капитолии, церемония вбивания гвоздя) 230
(на Форуме; Кассиев договор) 334
(Флавия в храме Согласия) 118, 726 (примеч.)
(«Черный камень») 25 (примеч.), 97
(эпитафия Корнелия Сципиона Барбата) 447—448, 641 с Сицилии; мильный камень Аврелия Коты 636 (примеч.) скрижали из Пирг 28, 67, 138, 314, 599, 750
храмы, как источники ~ 36—37 этрусские 320
(из района Сант-Омобоно) 99, 102
(на керамике) 25,96,119
[см. также Пирги, Сатрик, Таркви- нии, Вейи)
наемники
греческие 573, 615, 650, 656 карфагенские 564, 572—574, 586, 633, 644, 648, 650, 777
(Наемническая война) 563 (примеч.), 572, 656-660, 778 Пирра 548, 550, 560 самниты в Неаполе 764 см. также мамертинцы Наксос 9, 745, 751, 757 налогообложение
в VI—V вв. до и э. 154 в Карфагене 583, 586—587 в провинциях 662
войны как средство облегчения налогового гнета 525
как причина первой сецессии 261,266 на восстановление флота во время Первой Пунической войны 646
на постройку стен Рима в IV в. до и э. 399, 759
налоги на манумиссии 401, 761 налоги, взимавшиеся Пирром с союзников 557, 559 портовые и рыночные сборы 156 союзников и колоний 501—502 см. также трибут Нарния (Неквин) 6 Db
основание латинской колонии 447, 462, 478, 769
значение для обороны 495 Нарче 1Db,173-175 население Рима
в царский период 302, 304 в V в. до н. э. 168-176, 201-202 в IV—Ш вв. до н. э. 476, 479, 488 процент привлекаемых к военной службе 454,459-461, 501,510 наследование 177, 181 агнаты и ~ 184—186 брак и ~ 177, 186-187 в царский период 124 и закат отдельных фамилий 204 и размер усадеб 185 отсутствие завещания 145, 181—183, 185
понтифики и ~ 678—679 paterfamilias и ~ 181—182 см. также завещания Наццано 173—176
начальник конницы [magister equitum) 206, 212, 234, 439, 760 Неаполь 1 Fe, 3 De, 5 Cc, 7 Cb, 10 Cb, 11 Fb основание 746
переселения племен в V в. до н. э. и ~ 344
посещение афинским стратегом 754 независимость от самнитов 428 во Второй Самнитской войне 438,459, 765
война и договор с Римом 432, 534 во время войны с Пирром 546 монеты 489
Невий, Гн. (поэт) 15,78,632,725 (примеч.), 779
Неквин, см. Нарния некрополи, см. захоронения


Указатель
925
Неми, озеро 333 Неоптолем П, царь молоссов 536 Непет (Непи) 3 Вс, 5Аа, 6Db, 173—176‘ 340-341, 377, 462,477, 759 Нерул 441, 765 Нет(ий) 13 Fc, 633 Нибур, Бартольд 75, 112, 393 Нигидий Фигул, П. (антиквар) 22 нобилитет римский богатство 486—487 брачные предпочтения 224, 522 единство 520—523 и «новые люди» 464,466, 470, 519,521 и изменения в сфере религии 716— 720
и народные собрания 466—467 контроль над сенатом 463—464, 518— 523
латины в составе римского ~ 520, 526 патронат 5 22
плебеи в составе 466—467, 470 складывание 401—415 состав 463-464, 518-523, 526 фракции 520—523 см. также патрициат; плебеи (лиде- ры)
«новые люди» 141,413,464,466,470,519, 521
и консервативная фракция 526—527 Фламиний и Катон как примеры 532 Новый Карфаген 77, 569, 612, 779 Нола 7 Fe, 3 De,, 5 Сс, 7 Cb,, 317, 428, 442 Номент 2Βα, 107, 300, 303, 342, 434, 494, 763
Нора 7 7 Ес, 596
Норба 3 Bd, 340-342, 462, 751
Нумидия 77 Ес
и вторжение Регула 644—645 восстание 646, 776 экспедиция Ганнона против ~ 652, 776
наемники в карфагенской армии 573, 656
Нумиций Приск, Т. [консул 469 г. до н. э.)
215, 728 Нурсия 109 Нуцерия 5 Сс, 7 СЬ, 428
обеты, публичные 683, 686—687, 695, 713
обжалование, судебное 44, 271, 472 законы: Валерия (509 г. до н. э.) 270 Валерия—Горация (449 г. до н. э.) 280 Валерия (300 г. до н. э.) 270, 472 обращение к гражданской общине (provocatio ad populum) 269,271, 276, 282
центуриатные комиции и ~ 117 см. также помощь
обломки кораблей, потерпевших крушение 577, 636 обмен дарами 329
см. также дружба и гостеприимство обожествление 77, 684—685, 695—696, 711
оборонительные сооружения, архаические 54, 56, 99 см. также Рим обряды перехода 700 общественные работы подрядчики 242, 399 «стена Сервия» 377, 399, 759 цензоры и ~ 242, 479 см. также акведуки; архитектура; храмы и Рим
общинной идентичности чувство, у римлян 179
объявление вне закона 135,261—262,272, 274, 710
обыск дома 143, 192 обычаи социальные; этрусское влияние 317-318 обязательства
и политические фракции 522 общественная значимость 190 патриции и - 194, 207 религиозные 686 см. также патронат овация 352, 385 овцы 150
Огульнии, Гн. и Кв. (курульные эдилы 296 г. до н. э.) 486
одежда
пунийская 590 римская 232, 259


926
Указатель
Одиссей 76, 312 Окрикул 6 Db, 443, 496, 767 Октябрьский конь (обряд) 698 (примеч.), 700, 704
«Октябрьского коня» (equus October) празднество 698 (примеч.), 700, 704
Олевано Романо (горная крепость эк- вов) 3
оливки 83, 148, 589, 696 Ольбия 7 7, 641
ономастическая система 27, 104, 123, 215-216, 492 опека 177—178, 183
оракулы, см. Дельфы; Додона; Сивил- лины книги Орвието 161, 305
см. также Вольсинии ориентализирующий период, см. культура Ладия (Период IV) Ортигия 551, 556 осадные приемы 54, 650 оскско-сабелльские народы 343, 345 оскско-умбрские языки 85,104, 110, 343 оскскоязычные народы культурное койне 425 переселения племен 425 язык 345 основание Рима
хронология 723—725 легенды 12, 16, 38, 74, 76—82, 138 Остерия-дель-Оса, некрополь 86—87, 90, 727 Остия 2 Ab, 10 Bb
основание колонии 115, 302,434, 462, 482, 747
укрепленное поселение 380, 759 создание порта 83
Отацилий Красе, М. [консул 263, 246 гг.
до н. э.) 632, 740—741 отгонное скотоводство 83, 152, 168, 421 Отец-Индигет (Эней) и его культ 68, 82, 685
отношения между городом и деревней 289-291, 697-698 отряды, воинские
карфагенский «Священный отряд» 572
кельтские 368
предводители 102—103, 122—123, 194, 353-354, 719 (цари как ~) 122, 132—133 «частные армии» V в. до н. э. 353—354 см. также Мастарна; Вибенны очистительные обряды 133, 135, 227, 683, 698 (примеч.)
Паганалии (праздник) 179 (примеч.) паги 179 (примеч.), 424 Паксос 9 Вс
морское сражение при ~ 779 «Палеополь» 438 см. также Неаполь Палумбин 8, 450, 460, 770 Пандосия, битва при ~ 543, 764 Панорм 10 Вс, 77 Fc, 13 Da, 14, 557, 745, 756
в Первой Пунической войне 635, 638, 640-641, 646, 648, 653, 776 Пантавх (македонский военачальник) 539
Папириева триба 311 Папирии (род) 134, 216, 254, 256 Папирий, Г. (верховный понтифик) 134 Папирий Красе, Л. [консул 336, 330 гг.
до н. э.) 413 (примеч.), 738 Папирий Курсор, Л. [консул 293, 272 гг. до н. э.) 433, 740
Папирий Курсор, Л. [консул 326, 320, 319, 315, 313 гг. до н. э.) 413, 415, 432, 439, 445, 739 Папирий Мазон, Г. [консул 231 г. до н. э.) 531, 741
Папирий Мугиллан, Л. [консул-суффект 444 гг. до н. э., цензор 443 г. до н. э.) 214 (примеч.), 242,730 Папирий, Секст или П. (юрист) 134 Паравея 9 ВЬ, 538 Паренталии (праздник) 702 Парилии (праздник) 697, 702, 704 партины 9 Ab—ВЬ Пассарон 9 Вс, 538 патрициат 126—132, 205—206 ауспиций проведение 226 богатство 206, 224, 486—487 братства 193—194


Указатель
927
внутренние перемены
(в V в. до н. э.) 203-204, 216-217, 221, 224-225, 251-253 (в IV в. до н. э.) 411—412 военное командование 224, 295, 297 греческое влияние 137—138 захват власти 211—212 и ager publicus 203—204, 392—393, 397— 398
и децемвират 141 и диктатура 406 и интеррекс 251 и конница 206 и консулат
(возможная монополия в V в.
дон. э.) 215-216,221,223,403 (реформы IV в. до н. э.) 411—412, 761
и консулярный трибунат 405—408 и магистратуры 212—213,215—216,221, 223-224, 403-404, 412, 761 и монархия 220 и плебеи 204—206, 296—298, 390 (запрет на браки) 141,143,186,204- 205, 222, 226, 279, 286, 295- 296
(общие интересы с лидерами) 407— 408
(отмена запрета на браки) 293, 407, 754
(патронат) 198—200, 297—298 (появление различий) 126—128 (предполагаемое противостояние в сенате) 520—521
(религиозное измерение конфликта) 213,716-719 и сенат 218—229, 464 исключительность 226, 252, 330, 519 коллективные действия 226—227, 233, 252-255
конституционные реформы IV в.
дон.э.и~ 212, 216, 410-415 образ жизни 137—138, 207 познания в сфере права 220,224, 251, 285-286
происхождение 220—224 развитие 251—260
религия, контроль над ~ 205,212,224, 226-227,251,411,682,690,694- 695, 716-719
сельские районы под влиянием ~ 172-174, 203, 220
угроза гражданской общине со стороны ~ 259—260
узурпация власти, противодействие ~ 225-226, 229-230, 234, 252- 253
экономическое положение в V в.
до н. э. 173—174 этрусские элементы 252 auctoritas partum 128,227,249—250,252, 274, 410-411, 763 gentes 123-124, 187-190 см. также аристократия; нобилитет; патронат
патронат и клиентела 179, 195—198 Ап. Клавдий Цек 469 и выборы 514—515, 517—519 и обязательства 198 и политическая власть 179, 199—200, 224, 251, 253, 522
и правосудие 197, 199—200, 287—288 помеха в объединении плебеев 179, 210, 289-290, 295, 297 престиж 199—200
развитие на ранних этапах 53,57,123, 126-129, 180, 199 трудовые ресурсы 397 Пахин, мыс 13 Fc, 645, 651, 111 певкеты 10 Db, 38, 750, 770 Пед 2 Bb, 303
взятие Кориоланом 349 взятие эквами 345 и восстание латинов 431—432 получение римского гражданства 434, 494, 763
Пекораро, гора 14 ВЬ, 653 (примеч.) пелигны 5 Bb—Cb, 427, 430, 497 союз с Римом 446, 496, 768 Пенаты римского народа 80,86,108, 325 пентархии, в Карфагене 569, 571 Пентатл 748 пентры 5 СЬ, 424, 442, 767 Пеония 538


928
Указатель
переговоры, см. дипломатия перемирия [indutiae) 357, 378, 496 переселение покоренных народов 476, 496-497, 500
переселения племен 343—344, 364—367, 425, 748
Перузия 7 Da, 6 Da, 443—444, 450, 496, 767, 770
песни героические 39, 112, 207, 350 песни [carmina), древние 112 салиев 471
Пест (Посидония) 7 Fe, 7Db, Ю Cb, 452, 462, 478, 496, 746, 773 Петелии (род) 520
Петелий Либон Визол, Г. [консул 360, 346, 326 гг. до н. э.) 432, 737— 739
Пиза 6 Ва, 7 7, 498
Пизон Фруги, Л. Кальпурний, см. Калы пурний
Пинарии (род) 137, 254, 256 Пинарий Мамерцин Руф, А [консул 472 г. до н. э.) 28, 728 «пир Юпитера» [epulum Iovis) 692, 716, 718
пиратство
иллирийское 531 карфагенское 389, 653 корсиканское 507 латинское 254
римская оборона против ~ 483—484, 607, 635
сиракузское 614
Тимасифей с Липарских островов 362
фокейское 750 этрусское 155, 163—164, 753 Пирги 7 СЬ, ЗАс, 77Fb
разграбление сиракузянами 369, 609, 614, 759
римская колония 774 святилище в эмпории, культ У ни— Астарты 67, 599, 750 этрусско-финикийские двуязычные надписи 28, 67, 138, 374, 599, 750
Пирр, царь Эпира 533—562, 769—773
как царь молоссов 536, 538, 769 низложен, возвращает трон 536, 769 женитьба на Ланассе; Коркира в качестве приданого 535, 770 политика в Греции (до 281 г. до н. э.) 536-539
ограничения власти над Эпирским союзом 536, 538, 541 получает Амбракию от Александра V 538
теряет Ланассу и Коркиру, которые достаются Деметрию Полиор- кету 538—539
и трон Македонии 539, 560, 771, 773 расширение владений в направлении Иллирии 538
отвоевывает Коркиру у Деметрия 539, 771
экспедиция на помощь Таренту 525, 539-545, 772
переговоры с Римом 547—548, 772 разгром римлян при Аускуле 549— 550, 772
споры в сенате о заключении мира 471, 524, 547-548
Сиракузы просят о помощи 550—552, 772
Сицилийская кампания 539,550—552, 555-558, 623, 625, 772 возвращение в Италию (276 г. до н. э.) 558-560, 773
поражение при Беневенте 433, 452, 553-554, 559-560, 773 последние годы 560—561, 773 браки 535, 538, 770 военно-морской флот 557—558, 577, 639, 773
замыслы и взгляды 551—552 и Амбракия 538, 562 и Египет 536 источники 533 (примеч.) литературные труды 533 (примеч.), 543
монеты 540—542 налогообложение 557, 559 образ в литературе 562 планы высадки в Африке 552, 557


Указатель
929
предрекает столкновение Рима и Карфагена в Сицилии 558, 623 размер армии 549 римско-карфагенский союз против ~ 552-554, 622
слоны 540, 545, 553, 554, 560 статуи 561
страх карфагенян перед ~ 621, 622 стремление к переговорам 543 характер 535, 538, 540, 543, 545—548, 551-552, 557-558, 560-562 см. также Война с Пирром пиры 57, 61, 126, 207, 208 письменность 24, 103, 285 питание 147—150 Питекусы 7 ее, 72, 744, 752 Пифагор (философ) 133, 486, 749 Пицен и пиценты 7 Еа—Ь, 5 Ва, 6 Еа—Ь латинские колонии как защита от ~ 495
миф о происхождении 344 римское завоевание 433,451,496,500, 526, 773
Плавт, см. Макций Плавт, Т.
Плавтий, Г. [цензор 312 г. до н. э.) 468 Плавтий Дециан, Г. [консул 329 г. до н. э.) 432, 738
Плавтий, Новий (ремесленник) 486 Плавтий Прокул, Г. [консул 358 г. до н. э.) 432, 738
Плаценция 4 СЬ, 511 плебеи
богатство 203—204, 210 в сенате 293—294 возвышение 254—255 греческое влияние 137 долги 265, 395—401 и жречества 127,224,227,411,470,682, 717, 719, 760, 769, 776 и клиентела 196, 198, 297 и магистраты, противодействие 266, 276, 296
и набор в войско 261,266,268,276,291 и патриции, см. патрициат и служба в армии 129—130, 255 история о Камилле и ~ 370 как магистраты, см. отдельные магистратуры
как начальники конницы 760 колонизация и ~ 512 конституционные реформы и ~ 402— 410 (о допуске к магистратурам см. отдельные должности) лидеры 204, 223, 295—296, 407—409, 464,466-467,470,473,519-520 плебейское движение 260—298 (древние авторы о ~) 261 (закат) 408—409, 512 (зарождение) 217 (и земельный вопрос) 292—293,298, 393
(и религия) 717—719 (руководство) 223—224, 293, 296 (служба в армии как стимул для возникновения) 255 (урбанизация и ~) 289—290 (характер и цели) 289—298 религия 137, 277, 296, 716-718 сецессии
(первая) 260—266, 751 (вторая) 260,279-283,754 (третья) 265,473,771 экономические трудности 265, 290, 292
см. также собрания; магистратуры (допуск плебеев); патрициат; патронат; крестьянство; трибунат (плебейский) плебисциты, см. право Плиний Старший (Г. Плиний Секунд) 17, 86, 148, 324, 457, 520 Плистика 441, 766
плодородия обряды 696—698, 700, 704 плуг, пунийский 589 Плутарх; ценность в качестве источника 15
повреждения телесные 143, 191, 268 см. также возмещение; месть повторное избрание на должность (итерация) 253 (примеч.), 412—414, 448, 464, 763
подати, после Первой Пунической войны 660—661
подряды на строительство 399 подушное распределение земли, см. земля


930
Указатель
покулы 484
Полибий (историк) 12—13
источники 11, 18, 600—602, 617—618 о государственном устройстве 463— 464
о римско-карфагенских договорах 600-602, 612-614 хронология 105, 724 политика
в V в. до н. э. 211—260 в IV в. до н. э.
(376—339 гг. до н э.) 389—415 (338—264 гг. до н. э.) 463—475 в Ш в. до н. э. 523—532 гражданская община, понятие 257, 259
греческое влияние 492 и религия 134—136,677—684,691, 705, 707-708, 719-720 (выборы) 677—678, 694 политические лидеры IV в. до н. э.
374, 414-415 стабильность 520—521 установление господства сената 212, 414-415, 464-466, 472 центуриагные комиции и ~ 242—243, 244-248, 297-298
Политорий 2 Ab, 91—92, 115, 300, 747 Поллиева триба 125, 377 Поллукс и его культ 677, 685 см. также Диоскуры Поллуска 2 ВЪ, 349 Полотняные книги 20, 28, 33, 213—214, 269
померий (священная граница Рима)
106-108,131, 304,308, 326, 677 Помеция 2 ВЬ
взятие 310, 313, 749 основание колонии 340, 749 и восстания латинов 332, 343, 750 помощь
со стороны граждан 193,259,266—272, 291
со стороны трибунов 260—261, 266— 272, 275, 291
Помпей Фест, Секст (антиквар) 24—25, 27, 196-197
Помпилий Нума, царь Рима 745
древние авторы о ~ 114—115 законы 134
и коллегии ремесленников 126 мифы о ~ 133, 685 на монетах Марциев 114 сабинское происхождение 79, 319, 347
Помпоний Аттик, Т. (эрудит) 23,105,723, 745
Помпоний Матон, М. [консул 231 г. дон э.) 531, 741
Помпоний, Секст (юрист) 134, 278 Помптинская равнина 3 Cd
подчинение Риму в царский период 313
в V в. до н. э. 164, 343 присоединение к Риму в IV в. до н. э. 381-383, 385, 759 Помптинская триба 385, 477’, 761 Понтеканьяно 7 Fe, 87, 744 Понтии, см. Понтинские острова Понтинские острова (Понтии) 7 Ab, 442, 463, 478, 483 понтифики
Гн. Флавий и ~ 720 допуск плебеев 213,227,411,470,682, 717, 769 и весталки 675
и календарь 679, 683, 697—698 и фламины 675 из патрициев 127 организация 674—675 познания в сфере права 284—285, 720
светская роль 137, 678—680 учреждение 115 функции 678—680 см. также формулы Попилий Ленат, М. [консул 359, 356, 354?, 350, 348 гг. до н. э.) 415, 432, 600, 738-739
Попликола, см. Валерий Попликола, П. Поплифугия (обряд) 133 Популония 7 ВЬ, 6 ВЬ, 498 Порсенна Ларе, царь Клузия
война с латинами и Аристодемом Кумским 12, 218, 315, 321— 322


Указатель
931
война с Римом и изгнание царей 118, 218, 315-317, 750 как возможный царь Рима 122 Портоначчио 357, 358 поручительство, личное 191 Порций Катон, М. [консул 195 г. до н. э.) 487, 528
как историк 12, 17, 307, 332—334 Посидония, см. Пест Постумии (род) 43, 254, 256, 347 Постумий Альб Региллен, А. [консул 496 г. до н. э., диктатор 499 или 496 гг. до н. э.) 322, 352, 727
Постумий Альбин, А. [консул 151 г.
до н. э., историк) 12, 17 Постумий Мегелл, Л. [консул 305, 294, 291 гг. до н. э.) 433, 448, 739— 740
Постумий Туберт, А. [диктатор 432 или 431 гг. до н. э.) 235—236, 352 Постумий Туберт, П. [консул 505, 503 гг.
до н. э.) 352, 727 Потит, Л. Валерий, см. Валерий Потиции (род) 483, 720 похоронные обряды, см. захоронения почвы 166—167
поэзия 15, 39, 138; см. также отдельных авторов; песни героические
права
клиентела и ~ 196—197 сельские предиальные сервитуты 146-147
соблюдение личных ~ 177—179, 191— 193, 199, 263-265, 267-268 см. также латинские права; paterfamilias
право, римское
возмещение 188, 630 греческие образцы 132, 137—138, 279, 284, 753
дел возбуждение [см. также формулы) 191
жрецы и ~ 137, 285, 674—675, 678— 679, 682-683, 720
закон о ежегодном вбивании гвоздя 28, 38, 170, 230
законы
аграрный 618 Атерния—Тарпея 151, 753 Ацилия 618
Валерия 300 г. до н. э. 270—271, 472, 769
Валерия 509 г. до н. э. 234, 270, 750 Валерия—Горация 270, 274, 280, 282, 754
Генуция 274,400,405, 409—410, 763 Гортензия 274—275, 409, 473, 512, 771
Деция 483—484 Дуилия 270, 282, 754 Ицилия 274, 291-292, 753 Канулея 274,283 (примеч.), 293,407, 409, 754 Клавдия 529
куриатный об империи 75,131,231, 243
Лициния—Секстия 274, 394, 399, 403, 405-409, 412, 466, 760 Менения—Сестия 151, 753 Мения 227
Овиния 228 (примеч.), 465—466, 468
Огульния 411, 470, 720, 769 Петелия 326 или 313 г. до н. э. 264, 400-401, 473, 487, 765 Петелия 358 г. до н. э. 466, 761 Плетория 513—514 Публилия 227, 267, 274, 410—411, 753, 763
самнитские 450 священные 111 Требония 269, 281, 754 Фламиния 508—509, 529, 531, 779 царские 134 Эмилия 242
Юлия—Папирия 151, 755 законы о долговой кабале 399—401 законы о роскоши 527 (в Законах ХП таблиц) 143,160,178 (примеч.), 203—204, 207 знания патрициев в сфере ~ 220, 224, 251,286
и торговля 156—157


932
Указатель
идея гражданской общины и ~ 259 как источник по истории раннего Рима 46
куриатные комиции и ~ 131 магистраты и ~ 212, 232, 275, 277— 278, 285-286 Нума и ~ 133—134 объявление закона недействительным 683
плебисциты 262, 272, 274, 276, 404, 408-409, 719, 761, 771 см. также законы правопорядок 465 правоприменение в V в. до н. э. 178— 179
религия и ~ 677—678, 694, 718—719
сакральное 135, 675, 678—679
семейное 131, 243, 678—679
сенат и ~ 128
фециальное 630
хранение записей 618
цари и ~ 134
центуриатные комиции и ~ 117,227, 249-250
штрафы 151—152, 260, 753, 755 Ius (.Flavianum) 469 (Papirianum) 134 vindex («поручитель») 192, 265 см. также обжалование; формулы; правосудие; Законы ХП таблиц
правосудие 178 в V в. до н. э. 178 гражданское
(индивидуальная инициатива в ~) 178, 190-193, 199, 264-265, 268
(плебейское движение и ~) 268, 275, 291, 297
городской претор и ~ 513 патронат и ~ 196—197, 199, 287 плебейские магистраты и ~ 275, 277— 278
роль консулов 212, 232 судебный залог 287 судьи (indices decemviri) 278, 282 уголовное 131, 247
центуриатные комиции и ~ 131, 247 см. также обжалование; помощь; формулы; право; возмещение; месть; Двенадцати таблиц законы
праздники, религиозные 147, 696—699, 701-702
аграрные 135, 300, 696—698, 700, 704 военные 694—696 и границы Рима 106, 300 календарь ~ 664—667, 679, 708 посвященные мертвым 702 сельские 179 (примеч.), 778 участие граждан 700—702 см. также отдельные праздники и игры Пратика-ди-Маре 29, 83, 93, 325 см. также Лавиний предков культ, см. семья (религия) представительство, политическое 244— 245, 466-469, 514-518, 780 Прекрасный мыс 605, 607, 610 Пренесге 7 Dc—d, 2 Bb, 3 Bd, 6De, 7 Аа, 10 Bb
архаический период (гробницы) 72-73,95-96,102,485- 486
(надписи) 72—73, 104 (размеры) 303 переход на сторону Рима 751 ремесленное производство в V в.
до н. э. 161 и эквы 345
войны против Рима в IV в. до н э. 352, 383, 386, 759-760
установление новых отношений 435 Пренестини, Монти- 3 Bd, 345 престиж
и патронат 199 и чеканка монеты 492 как мотив для ведения войн 455 преторы
городской 504, 513—514 допуск плебеев 402 как губернаторы провинций 513— 514, 662, 780
консул как верховный претор 230, 232


Указатель
933
по делам иноземцев 513—514, 778 создание 239, 402, 760 увеличение количества 513—514, 662, 780
претутии 5 Ва, 451, 476, 770 префект, городской 212, 249, 504 Приверн 5 ВЬ, 7 Ва
войны с Римом 388, 430, 438, 761, 763-764
гражданство без права голоса 436, 494,764 приданое 204 Прион 658, 778
провинций система, римская 513, 584, 660-662
продигии 677, 681, 683, 689—690, 704, 715
продажа
«с помощью меди и весов» (mancipium) 146, 153-154, 157, 289 детей 155, 176, 203, 396 Прозерпина и ее культ 713, 716 «Происхождение римского народа» («Origo Gentis Romanae») 18, 111
проксения 535—536, 592 пролетарии
гражданство 257 Двенадцать таблиц и ~ 287 набор в войско, во время войны с Пирром 543
политическое представительство 246, 475, 514-515
(реорганизация, проведенная Ап. Клавдием) 467—469 противопоставление имеющим свое хозяйство (assidui) 204—205 размер класса 203 Сервиева организация 200—201 промагистратуры 415, 448, 512, 514, 662, 765
пророгация, см. промагистратуры проституция, религиозная 549, 597 пространство, категоризация 677 Протовилланова, культура 50—51, 56, 85, 744
процентная ставка 143, 156, 287, 397, 400, 761
процессия перед играми (pompa circensis) 691-692, 711
Птолемей (сын Пирра) 556, 561 Птолемей I, царь Египта 536, 540 Птолемей П Филадельф, царь Египта 593, 653, 773
Птолемей Керавн Македонский 539— 540, 550, 772
Публилиева триба 385, 477, 495, 761 Публилий, Волерон (плебейский трибун 472, 471 гг. до н. э.) 267 Публилий Филон, Кв. (консул 339, 327, 320, 315 гг. до н. э., проконсул 326 г. до н. э.) 738—739 и Римское «содружество» 431 (при- меч.), 435
во Второй Самнитской войне 432 суд 467
греческое влияние на ~ 492 народная поддержка 415, 467 пребывание в должности 413,415,448, 765
пунийский язык 594—595 Пуникум/Каструм Новум 7 СЬ, 3 Ас, 6 СЬ, 77 Fb, 313, 462, 498 (при- меч.), 599, 774 Пупиниева триба 3ΊΊ пурпурная краска 590 Пуссен, Николя 562 Путеолы (Дикеархия) 7 Fe, 749 пути сообщения
в архаический период 47, 83, 359 см. также дороги; мореплавание пшеница
в Карфагене 589 в Риме 149, 479 (в УТЛ в. до н. э.) 72, 83 (импорт во время кризиса в V в. доеэ.) 146,156-157,160,164— 165, 225, 292, 482 (обряды, связанные с ~) 696—697 Пьетраббонданте (Геркуланум) 424, 426, 427, 770
Пьяцца д’Арми 357, 358
рабочая сила, см. труд; рабство рабство
в Карфагене 570, 577, 589


934
Указатель
в Риме в V в. до н. э. 154—155 должники по решению суда и ~ 257, 263-264, 330
закон о телесных повреждениях, нанесенных рабам 143 и социальный состав населения Рима 487
источник рабочей силы 399, 401 как мотив для ведения войн 455 обращение пленников в ~ 377, 401, 459-460, 476, 487-488, 634 предоставление рабам свободы и гражданства 243, 257—258 продажа в ~, как наказание 143, 257, 263-264, 330
рабский труд в раннем Риме 397 рабы как часть семьи 700 развитие в Ш в. до н. э. 487—488 см. также вольноотпущенники Равенна 4 Fc, 367 Рамны («Ромулова» триба) 130 распятие 575, 587, 629, 641, 654, 658 Реате 3 Вс, 6 Db, 109, 343, 477, 505-506 Регий 10 Сс, 11 Gc, 13 Fa основание 745 при Анаксилае 751 разгром япигами (ок. 473 г. до н. э.) 752
союзник Афин 754—755 и Сиракузы 758, 761 во время войны с Пирром 543, 546, 555, 558-559
кампанский гарнизон 501, 526—527, 543, 546, 623, 625, 771 взятие, казнь кампанцев 623, 625, 773 Регилльское озеро, битва при ~ 234— 235, 315, 322, 334, 350, 751 Регифугий (церемония) 133 Регул, см. Атилий Регул, М. религия
архаическая, см. царский период боги и богини 684—692 в Великой Греции 670, 718 в период Республики 706—722 вера, место в ~ 693—694, 700—701, 705, 721-722
возможность изменений 708
гадание 670
гентильная (родовая) 137, 189, 717, 719
гимны 138
греческая 126, 133, 137—138, 219, 492, 670, 715-716, 721-722 греческие обряды в Риме 714, 716 деятельность и принятие решений 676-677, 683-684
дихотомия официальной и народной ~ 674
египетская 580, 594—595 записи 34—37, 673, 681, 685 и армия 135, 455, 479, 694—696 и война 387—388, 694—696 и государственное устройство 677— 678, 694
и календарь 135
и политика 134—136, 677—684, 691, 705, 707-708, 719-720 (выборы) 677—678, 694 и право 677—679, 694, 720 и сельское хозяйство 669, 696—699, 704
[см. также праздники) и сенат 228, 465, 677, 683, 707-708 и сравнительная антропология 672— 673
индоевропейское влияние 74—75 инкубация 672
иноземные культы 681, 721—722 (предполагаемое упразднение) 277 источники 23, 45—46, 663—674, 685— 686
карфагенская 595—599, 670 конфликты в обществе и изменения 716-722
культовые братства 193—194 культы божеств-врачевателей 670, 672,701, 716
латинская 107—108, 324—328
[см. также Альбанская гора; Фе- рентины роща; Ариция; Ла- виний)
магистратов роль 683 милитаризм 455, 479, 694—695 «неиконический» период 669—670


Указатель
935
нобилитет и перемены в ~ 716—722 нововведения в период Республики 706-722
общепринятый взгляд на ~ 668—670 отсутствие границ между религиозной и светской сферой 679— 680, 694
очистительные ритуалы 135, 683 патрицианский контроль 205, 212, 224, 226-227,251,411,682,690, 694-695, 716-719
передача частного культа под контроль государства 483, 766 плебейская 137, 277, 296, 716—718 понятие гражданской общины и ~ 259
право, сакральное 134, 675, 678—679 присутствие во всех сферах жизни общества 680, 693—694 реформы Ап. Клавдия 468, 483, 720 реформы Нумы 114, 745 ритуализм 135, 669, 685—689, 700 Ромул и ~ 745
связи между частной и общественной сферой 701—703 семейные культы 59, 61, 136—137, 679, 691, 700-701 традиции 685
урбанизация и ~ 54—55, 669, 697 формулы 135, 685 экстиспиция 676 эсхатология 669 этрусская 317, 670, 710—711 litatio 688
см. также отдельные обряды и праздники; боги и богини; жрицы, жрецы; Рим (храмы); храмы; обеты
Рем (брат Ромула) 77, 86, 344, 718 бронзовая статуя 486, 769 ремесленное производство
в Карфагене 581, 589—591, 593 в Риме
(в архаический период) 57, 87, 95, 126
(V в. до н. э.) 158-159,290
(Ш в. до н. э.) 483, 485—486
(коллегии) 126, 159—160 (рабский труд) 487 в Этрурии, V в. до н. э. 161 ремесло, см. ремесленное производство республика
дата установления 217—218, 723, 750 преемственность с царским периодом 709—711
см. также цари римские (изгнание); консулат (учреждение) Решеф (пунийское божество) 595 Рея Сильвия 685 Рим 2 ВЬ, 11 Fb, 98,480-481
материал эпохи средней/поздней бронзы 83 Лация культура
(Период 1-Ш) 51-52, 56, 87-88 (Период IV) 54—55, 96—103 размер к концу VI в. до н. э. 303 развитие (334—264 гг. в. до н. э.) 476, 480-481 Авентин
(святилище Дианы) 28, 108, 116 (и первая сецессия) 261 (начало заселения в V в. до н. э.) 172, 274, 291
(в Ш в. до н. э.) 480—481 акведуки, см. отдельно Арка Августа 32, 33, 34
(поселения Периода I/Π культуры Лация в районе) 51 археология 29, 47, 50—51, 82, 84, 97— 98
Великий алтарь [Ara Maxima) 480— 481, 483, 720, 766 Виминал 84, 102, 106, 304 Вулканал 98, 670, 671 гавани 482
географическое положение 47 городская идентичность 78—79, 97, 105-106, 153 см. также померий граница (померий) 106—107,153, 303— 304, 308, 677
гробницы, см. Эсквилин и Форум;
Корнелий Сципион Барбат, Л. Дом весталок [Atrium Vestae) 98,481


936
Указатель
жилища, архаического периода 84, 89,744
захоронения, см. Форум; Эсквилин казнохранилище эдилов 601—602 Капитолий
(древнейший материал) 744 (архаический период) 84,98 (включение в состав города) 106 (в УП в. до н. э.) 88 (вотивные приношения) 98, 747 (храм Юпитера, Юноны и Минервы) 115,118
(сабинянин Аппий Гер доний захватывает ~) 79, 123, 347, 753 (галльское нашествие, см. галлы) (Ш в. до н. э.) 480—48Ί (статуи) 159, 486 Квиринал 84,480—481 (в IX—УШ вв. до н. э.) 56 (в УШ—УП вв. до н. э.) 97, 744 (ваза Дуэноса, VI в. до н. э.) 100 (включение в состав города) 106 (Капитолий соединен с ~) 82 (Квирина культ) 136 (сабины и ~) 97, 109—110 (хранилище вотивных приношений) 744—745
Козье болото [Lacus Caprae) 82 Комиций 708
(архаический период) 25 (примеч.), 55, 97, 98, 371, 670, 671 (святилище Конкордии/Согласия) 469
(в Ш в. до н. э.) 480—481 (статуи) 486
конная статуя Домициана (гробница) 84
Курия Гостилия 55, 61, 97, 98,141 оборонительные сооружения 99,102, 117, 308, 377, 399
(земляные и каменные стены архаического периода) 53—55, 84, 95, 99, 102, 117, 308, 748 (каменная стена IV в. до н. э.) 377, 399, 759
основание, дата 88,105,416, 723—724, 144-745
Палатин 84,98,480—481 (Дивы Палатии культ) 136 (культура Лация, Период Щ) 29, 51, 88, 106, 744
(культура Лация, Период Ш) 88, 144
(легенда об Эвандре) 74, 79 (микенцы и ~) 73—74 (Оппий соединен с ~) 82 (терракотовый фриз VI в. до н. э.) 208
Публициев спуск 778 различие между montes и colles 110 Регия 29, 84,98
(сооружения VH в. до н. э.) 55, 61, 63-64,141
(сооружения VI в. до н. э.) 61, 64— 65, 98, 217, 220, 371, 748-749 (дом царя священнодействий) 121, 133, 233, 691
Ростра 142,434,480-481 рынок у святилища Цереры 277 Сант-Омобоно, район
(материал Апеннинской и Субапеннинской культуры) 88, 744 (керамика Периода Ш культуры Лация) 744—745
(открытое святилище УП в. до н. э.)
747
(древнейшая храмовая постройка) 98, 99,101,748
(перестройка святилища) 84, 99,
748
(разрушение святилища) 67, 750 (возведение подиума для двойного храма) 67—68, 99, 748 (в V в. до н. э.) 139, 148 (надпись Шв. док э.) 499 (хранилище вотивных приношений) 67, 99
[см. также храм Фортуны и Матер Матуты)
Священная гора 261 Тибрский остров 98, 479, 480, 482, 492
тюрьма 115
Форум 84, 98, 480—481, 691


Указатель
937
(культура Аадия) 88, 744—745 (осушение) 29
(развитие в VII—VI вв. до н. э.) 55, 84,98, 308, 747
(включение в состав города) 106 (надписи) 142, 334 (ростральная колонна) 640 Форум Августа 744 Форум Бычий 84,98,480—481 (материалы XV в. до н. э.) 88 (поселения культуры Ладия) 744— 745
(человеческие жертвоприношения) 388
(см. также Сант-Омобоно) храмы
(архаические) 84,98 (строительство в VI—V вв. до н. э.) 37
(упадок храмового строительства в V в. до н. э.) 161, 163, 348 (в IV в. до н. э.) 479 (в 302—291 гг. до н. э.) 768—770 (в 270 — 230-е годы до н. э.) 772— 779
(Аполлона) 348, 480—481, 755 (Беллоны Победительницы) 455, 479, 492, 769 (Большой цирк) 479 (Бурь) 775
(Венеры Милостивой) 479 (Верности/Фидес) 776 (Вертумна) 479 (Весты) 55, 84, 98, 691 (Вортумна) 774
(Геркулеса Непобедимого) 483, 766 (Дианы на Авентине) 108, 111,116, 172 (примеч.), 274, 326—327, 479, 748
(Дия Фидия) 753 (Здоровья/Салюс) 479, 768 (Капитолийский) 29, 37 (примеч.), 98, 118, 160, 309, 348, 691 (датировка) 118, 136, 218, 308, 710, 726 (примеч.), 750 (документы) 33, 34 (и Минерва) 133
(карфагеняне предлагают римлянам золотой венец в ~) 614 (оплата расходов на строительство из военной добычи) 310 (статуя Юпитера) 383, 486 (триумфы) 695—696 (церемония вбивания гвоздя) 28, 38, 170, 230
(Кастора) 37,98, 348, 691, 718, 752 (Квирина) 479, 770 (Конса) 479, 773 (Марса) 758
(Матер Матуты) 702, 757 (Меркурия) 156-157, 348, 718, 751 (на Палатине) 479 (на площади Ларго-Арджентина (А и С)) 476, 478 (на Тибрском острове) 479, 492 (на Эсквилине) 479 (Надежды/Спес) 775 (Палее) 479, 774 (Победц/Виктории) 479, 770 (Портуна) 483, 766 (Сатурна) 37 (примеч.), 98, 348,691, 751
(Семона Санка) 87, 312 (Согласия/Конкордии) 469,760,768 (надпись Флавия) 118, 726 (примеч.)
(Суммана) 479, 772 (Теллус) 479, 774 (у Цирка Фламиния) 479 (Флоры) 779 (Фоне, святилище) 779 (Форс Фортуны) 479, 770 (Фортуны и Матер Матуты) 30, 37 (примеч.), 67—68, 101 (Цезаря)
терракоты 63
(Цереры, Либера и Либеры) 37 (примеч.), 160, 168, 263, 277, 280, 292, 348, 717, 751 (Чесги/Гонос) 779 (Эскулапа) 479, 480-481, 492, 770 (Юноны Луцины) 759 (Юноны Монеты) 19, 762 (Юноны Царицы) 361, 758


938
Указатель
(Юпитера Остановителя/ Статор а) 479, 77О
(Юпитера Победителя/Виктора) 479, 770
(Юпитера Феретрия) 360 (Ютурны и нимф) 778 (Януса) 454, 530 Целий 106, 119 Цирк Фламиния 780 Черный камень [Lapis Niger) 84, 97, 98,, 749
(надпись) 25 (примеч.), 103 (хранилище вотивных приношений) 139, 670, 671 Эквимелий 225 Эсквилин
(включение в состав города) 106 (гробница 125) 747 (гробница Фабиев) 25,26*, 485 (гробницы) 55, 57, 84, 88, 97, 745, 747
(урна из паросского мрамора) 55, 157, 158 (хижины) 744
Яникул 2, 115, 159, 247, 315, 359 agger (земляная стена) 54, 84, 95, 99, 102, 308
Porta Triumphalis 695 Portus Tiberinus 67, 480—481, 482, 766 (Великий алтарь) 482, 766 villa publica 242, 755 стены, сж оборонительные сооружения
Робигалии (праздник) 300, 696—698 Ровиано (горная крепость эквов) 3 Вс родовые структуры 177, 190—193, 224 Первый /Второй период культуры Ла- ция 52, 56
см. также семья; gentes Родос 305, 534, 545, 587, 593, 748, 768 Рома и ее культ 136 Ромилиева триба 310, 311, 356 Ромул
бронзовая статуя Ш в. до н. э. 486,769 и Квирин 699
и структура общества 74—75, 77, 106, 126, 130, 195
легенды 47,76—79,88,112,133,344,718
обожествление 684—685 рождение 685 царствование 356, 745 Ромулея 7 Da, 449, 460, 769 рост, возможности Римского государства для ~ 437 ростовщичество 762
см. также процентная ставка Роща Феронии 1Db, 2 Ва, 3 Вс, 6 Db, 176, 359
Рояте (горная крепость эквов) 3 Cd Рудии 15, 778
Рузеллы 1 СЬ, 6 СЪ, 54-55, 450, 460, 498, 770
Руллиан, Кв. Фабий Максим, см. Фабий Русаддир 11 Сс, 583 Русуккуру 11 De, 583 Рутилий Гиппократ из Тарквиний 104, 115, 124
рынка развитие, в Риме 153—161, 488 рынки
в Риме, у святилища Цереры 277 рыночные сборы 156
Сабатинская триба 377, 477, 758 сабелльские народы 343, 345, 446 сабины 1 Db, 5 Аа—Ва
ранние контакты с Римом 47, 77, 79, 123, 310, 347, 746-747 (и Квиринал) 97, 109—110 походы Тарквиния Гордого 749 войны против Рима в раннереспубликанский период 342, 352, 750
вторжения V в. до н. э. 343—344, 355 (Ап. Гердоний) 79,123,347,354,753 присоединение к Риму 451, 476, 495, 506, 770
заселение ager Sabinus 524, 526 предоставление полноценного гражданства равнинным ~ 500, 504-506, 774 Сабрата 11 Fd, 583 Сагунт 11 Сс
и новая система отношений после Первой Пунической войны 655
союз с Римом 531—532, 779


Указатель
939
римское вмешательство 528, 780 салии (жрецы) 109—110, 115 обряды 135, 138, 694 патрицианская монополия 127, 220, 411
песни 138
саллентины 433, 767, 774 саллювии 4 Ас, 365
Самний и самниты 7 Fd—Ge, 5 Cb—Db, 7ОСЬ,426
переселение в V в. до н. э. 317,344,427 союз с Римом 388, 428, 613, 761 Первая Самнитская война 428—432, 762
война против Тарента и Александра I Молосского 764 гарнизон в Неаполе 765 Вторая Самнитская война 432, 437— 442, 616, 765-768
Третья Самнитская война 31 (примем.), 433, 447-451, 460, 769- 770
во время войны с Пирром 433, 452, 540,543,546-547,552,555,557- 559, 772 археология 30
воинская клятва верности 269 (примем.)
горные крепости 424—425, 426—427 и этруски 449—450, 495 латинские колонии как защита от ~ 495, 497 население 421
обращение пленников в рабов римлян 460
оскская культура 425 политическая организация 424—425 «полотняный легион» 450 раздел римлянами 497 регион 419, 420, 421 религия 424
римская агрессия против ~ 441—442 сельское хозяйство 421 Самнитский союз 424—425 Самос 751
Сан-Анджело, гора 773— 174 санаты 109, 143
Сан-Мартино в Гаттаре, могильник 367 Сардиния ПЕЬ—с
захват финикийцами 90, 745, 747 под контролем Карфагена 564, 583, 585, 608, 611-612, 749 Арисгагор и ~ 751 римская колонизация 380, 759 во время Первой Пунической войны 634, 641, 775
во время Наемнической войны 657, 659, 778
присоединение к Риму 528, 530, 659,
779
управление провинцией 513,661—662,
780
кампания римлян (225 г. до н. э.) 780 наемники 572—573 пунийские бритвы и украшения 593 торговля 157, 604, 607 саркофаги 348, 485, 580, 590 сарсинаты 433, 500, 774 Сатикула 5 СЬ, 7 Ca, Ί0 СЬ, 462
в Самнитских войнах 424, 441, 763, 766
латинская колония 442, 462, 478, 495, 766 Сатрик 2ВЬ этруски в ~ 30
ориентализирующий период 96 дворец 55, 61, 66 Кориолан берет приступом 349 восстание (393 г. до н. э.) 757 колония 340, 381, 503, 759 войны с вольсками 383, 432, 762 во Второй Самнитской войне 765 надписи
(Лариса Вельхайны) 96, 103 (Публия Валерия) 27, 29, 103, 122, 194, 354, 719 площадь города 305 храм Матер Матуты 27, 68, 96 Сатурн; отождествление Баал-Хаммо- на с ~ 595
Сатурналии (праздник) 702 Свесса Аврунков 7 Ва, 442,462, 478, 495 Свесса Помеция, см. Помеция Свессула 5Сс,7 Са, 436, 763—764


940
Указатель
свиньи 150—151
свобода [libertas), представления римлян о ~ 472
святилище Волтумны 362 Священная гора 261 «Священный отряд», карфагенский 572 северное/южное направление, споры об экспансии 523—532 Сегесга 10 Bd, 13 Cb
союз с Афинами 753, 755 поддержка Карфагена в конфликте с Селинунтом 587, 756 во время войны с Пирром 556 в Первой Пунической войне 633, 639, 640, 775
Секстий Секстин Латеран, Л. [плебейский трибун 376—367 гг. до н. э., консул 367 г. до н. э.) 152, 283 (примеч.), 402, 406, 737; см. также Лициния-Секстия ротации
Селевк I, царь Сирии 536, 539 Селинунт 13 СЬ, 556, 578, 587, 646, 747, 756
сельское хозяйство
в IX—УШ вв. до н. э. 56 в УШ—VII вв. до н. э. 57, 85 в Вейях 357
в Карфагене 570, 588—589
в Риме V в. до н. э. 146—152, 177
в Самнии 421
климат 167—168
мелкое 175, 290
огороды 148—151
осушение 166
почвы 164—166
рабочая сила 148
рабский труд 154, 401, 487
религия и ~ 135, 300, 696—698, 702
севооборот 147, 167
скотоводство 150—152
товарное производство 148
традиционные идеалы 483, 486—487
удобрения 148, 167
latifundia 395, 487
см. также: ager publicus; зерновые культуры; земля; скот; виноградарство
Сементивы (праздник 697 (примеч.), 702 Семпроний Азеллион (историк) 41 Семпроний Атрацин, Л. [консул-суф- фект 444 г. до н. а, цензор 443 г. до н. э.) 214 (примеч.), 242,730 Семпроний Гракх, Тиб. [плебейский трибун 133 г. до н. э.) 394—395, 474 Семпроний Соф, П [консул 268 г. до н. э.) 433, 740
Семпроний Соф, П [консул 304 г. до н. э.) 433, 492, 739
Семпроний Тудитан, Г. [консул 129 г. до н. э.) 22, 261
Семь патов 2 Ab, 107, 310, 356, 745 семья
и законы 131, 243, 678—679 и консульство 253—255 и фракции 521—522 как социальная единица 177,180—184 притязания 40 религия 136—137, 680, 691 (обряды) 59, 61, 136, 700-701 семейные и родовые предания 39— 40, 43-44, 113-114, 123, 188- 189, 235, 370, 439
см. также адопция; наследование; брак; paterfamilias', завещания Сена Галльская 4Gd,6Ea,11 Fb, 462,495, 533, 543, 771
сенат
взаимоотношения магистратов и ~ 212, 228-229, 414-415, 464, 466
греческое влияние на государственное устройство 137—138 дебаты о Сагунте 528 и внешняя политика 500 и законодательство 128 и набор в войско 465 в Первой Пунической войне 625— 629, 656
и Пирр 471, 524, 548 и плебейские собрания 273 и религия 228, 465, 677, 683, 707—708 и финансы 415, 465 коллективная ответственность 414 комплектование 464—466 консуляры 464


Указатель
941
контроль нобилитета над ~ 463—464, 518-523 латины и ~ 429
ограничение торговых интересов 529 патриции в ~ 218—229, 463—464 слл. также auctoritas patrum плебеи в ~ 293—294 плебейский трибунат и ~ 274—275 политика и личности, III в. до н. э. 523-532
состав 127-129, 218-229, 293-294, 463-464, 518-523
список сенаторов 212, 465, 467, 765— 766
стабилизирующее влияние 519—520 утверждение господства 252—253, 414-415, 463-467, 472 фракции 521—522, 525—532 царский период 127—128, 132, 747 auctoritas partum 128,227,249,252,274, 410-411, 763
conscripti 128—129, 222, 406—407 princeps senatus 530
сеноны 4 Fd, 365, 451—452, 495, 543, 771 Сентин, битва при ~ 6 Da, 31 (примеч.), 449-451, 458, 496, 770 Сепии 7 Са, 8, 424, 450, 460, 770 Септимонтий (праздник) 106 Сервий (комментатор Вергилия) 18, 24 Сервилии (род) 216, 254—256, 306 Сервилий Агала, Г. [консулярный трибун 408, 407 гг. до н. э.) 253 (примеч.), 732
Сервилий Агала, Г. (начальник конницы? 439 г. до н. э.) 40, 225 Сервилий Агала, Кв. [консул 365, 362, 342 гг. до н. э.) 411, 737—738 Сервилий Аксилла, Г. [консулярный трибун 419, 418, 417 гг. до н. э.) 253 (примеч.), 732 Сергиева триба 37 7, 506 Сергии (род) 254, 256, 412 серебро
и нравы 527
карфагенская торговля 586, 592 украшения Периода Ш культуры Ла- ция 91
Сетия 3 Cd, 340-341, 349, 381, 462, 759 сецессии, см. плебеи Сибарис 745, 749
Сивиллины книги 133, 680—681, 713— 715, 718 (примеч.)
Сигния 7 Ed, 3 Cd, 7,310,340—342, 462, 749, 751
сидицины 5 Bb—Cb
в Первой Самнитской войне 428, 762 и восстание латинов 429,431—432,763 Калы и ~ 437
Сикка Венерия (Эль-Кеф) 72 Ва, 656, 778
сикулы 757—758
Сикций Дентат, А. (легендарный герой) 279
Силен (историк) 595 Синуэсса 7Ва, 10 ВЬ, 435, 462, 477, 494, 769
Сир ай, гора на Сардинии 7 7 Ес, 608, 747 Сиракузы 13Fb
основание коринфянами 745 колонизация 748
войны V в. до н. э. 163—164, 317, 751— 757
при Дионисии I 368—369, 379, 609, 614, 757-760
при Дионисии П 387, 615, 761—762 при Тимолеонте 615, 762—763 мир с Карфагеном 763 при Агафокле 535, 616, 523, 766—771 при Гикете 551, 772 война с Карфагеном, вмешательство Пирра 540, 550-552, 558, 772 и кампанские мятежники в Регии (270 г. до н. э.) 625 и мамертинцы 623, 629, 773—774 в Первой Пунической войне 627 союз с Карфагеном против Рима 629, 631, 774
союз с Римом 625, 633, 653, 655, 775 (снабжение римской армии) 634, 650,655
Магон женится на сиракузянке 585 монеты 540 пиратство 614 торговля 585 Сирис 543, 545, 746, 748
см. также монеты


942
Указатель
Сирия; Аль-Мина 72
Сирты 7 7 Fd—Gd, 605—607, 609, 646
Сицилия WBd, П Fc—Gc, 7J, 74
греческие и финикийские поселения УП в. до н. э. 90
контакты с Римом в царский период 299
карфагенянин «Малх» на ~ 749 Дорией и ~ 750
Карфаген устанавливает свою власть над западной частью 564,572, 583-585, 615, 751-752, 756 (свидетельства римско-карфагенских договоров) 157, 534, 604, 607-608, 611-612
войны между Карфагеном и Сиракузами
(в IV в. до н. э.) 757—763 (в 270-е годы до н. э. и вмешательство Пирра) 539,555—558, 772 в Первой Пунической войне 635, 646-654
присоединение к Риму 513, 527, 778 управление провинцией 513, 660— 662,780
монеты 587—588 пшеница 164, 482 размер городов 305 тирания 321 торговля
(с Римом) 157, 484, 604, 607-608 (с Эпиром) 562
Сициний (Сикций) Сабин, Т. [консул 487 г. до н. э.) 215, 352, 728 Скандербег, Георг Кастриоти (национальный герой Албании) 562 Скаптийская триба 431,435,476, 477,764 скарабеи 80, 591, 594 скептицизм, религиозный 721 скот 83, 150-152, 173 в Карфагене 589
обряды, связанные с ~ 696—697, 698 (примеч.), 702, 704
сезонный перегон на новые пастбища 83, 152, 168, 421 скотоводство, см. скот словарь Веррия Флакка 24
слоновая кость в Тибуре 96
лев из Сант-Омобоно 102 у пунийцев 591 слоны боевые
в армии Пирра 540, 545, 550, 560 в искусстве и на монетах 553,554,648 у карфагенян 574, 634, 646, 648 снабжение продовольствием, в Риме 164-165, 225, 292, 479, 482 см. также сельское хозяйство; пшеница
сны как способ общения с богами 687 собрания римских граждан 243—251 вольноотпущенники в ~ 518 греческое влияние 137—138 и семейное право 183 и сенат 466—468, 471, 473—475 куриатные [comitia cwriata) 243—244 и выборы 234 и диктатура 234
и идея гражданской общины 259 и центуриатные комиции 130—132 процедуры голосования 131 цари и 132 см. также курии плебейские [concilium plebis) и плебисцит Фламиния 508—509 и сенат 273
организация по трибам и ~ 261, 266-267, 275, 292, 296, 467- 468, 514, 753
предполагаемое введение в 471 г. до н. э. 243, 266
приравнивание к comitia populi 410 процедура голосования 475, 514— 515
судебные процессы в ~ 261—262, 273
трибуны и 261, 273, 276,474 пределы полномочий 414—415, 472— 475, 511-512, 514-516 разделение на патрициев и плебеев 128-129, 227
степень представительности 474—475, 514-515
трибутные [comitia tributa) 228


Указатель
943
во время Первой Пунической войны 628—629
выборы квесторов 240—241 процедуры голосования 131, 474— 475, 514-515
реорганизация, проведенная Ап- пием Клавдием 467—469 состав см. трибы см. также трибы
цешуриатные [comitia centuriata) 243— 251
в царский период 116—117 военное происхождение 244—246 вольноотпущенники 518 выборы 131, 234, 248—250, 404— 405, 474-475, 515-516 доминирование высшего класса 126-128, 227-228, 474-475 и куриатные комиции 130—131 и магистраты 234, 243, 248—249 и объявление войны 249, 255, 628— 629, 630
и политизация плебса 255 как апелляционный суд 117, 270— 271
политическая роль 234, 243—250, 297
процедуры голосования 131, 234, 248-250, 404-405, 474-475, 515-516
роль в законодательстве 117, 227, 234, 249-250
роль в судебной системе 130, 247— 248, 278
состав 244-246, 516-518, 780 центурии всадников 206, 516—517 см. также центуриатная организация
собственность, см. наследование; земля; трибут
Согласия (Конкордии) культ 469, 713, 726, 760, 768 см. также Рим (храмы) содружество римское
расширение (281—264 гг. до н. э.) 463, 494-506
формирование новой системы отношений с городами Аация
(343—329 гг. до н. э.) 431, 434, 456
Солон Афинский 117, 129,132,138, 270, 279, 284 Солунт Ί3 Da, 646 соль
месторождения на Тибре 83,153,356, 359
торговля 156, 160 Сора 3 Cd,, 5 Вb, 6 Ес, 7Ва, ЮВЬ захват вольсками 343 Рим отбивает у вольсков 388, 762 во Второй Самнитской войне 432,442, 445, 766-767
латинская колония 447,462, 478, 495, 768
Сосил (историк) 595 Сосистрат, тиран Акраганта 551, 556, 558
Сострат, сын Лаодаманта, эгинец 67 социальная структура 139—210 агнаты 184—187
архаического периода 50—57, 82— 104, 116-117, 121-138 брачная система и ~ 186—187 горизонтальные и вертикальные связи 178-179
дифференциация, рост 57, 87 мобильность 103—104, 319—320 ономастическая система и ~ 103—104 религия и ~ 134—135, 716—722 родственники, друзья и соседи 190— 193
стратификация в V в. до н. э. 200—210 теория трехчастного деления 74—75 товарищи 193—195 см. также аристократия; центуриатная организация; семья; gentes; брак; обязательства; патрициат; патронат; плебеи; рабство; трибы
союзники Карфагена 572—573 союзники Рима 334—341, 495—496 военные обязательства 386,449,454— 460, 500-501
(в Первой Пунической войне) 632, 654-655


944
Указатель
высшие классы 458—459, 498—499, 502-503, 533-534
договоры (отдельные двусторонние) 336, 382, 434-435, 607 [sine foedere immunes ас liberi) 632 морские [socii navales) 561, 636 налогообложение 501—502 перепись 510
раздел трофеев с ~ 459—460 статус 500—502
статус латинов 322—323, 382, 501—502 участие в римской колонизации 459 см. также гражданство, municipia Спарта
и Тарент 535, 542, 746, 762, 768 наемники в пунийской армии 573,644 поход Пирра 561
Спендий (лидер наемников) 656—658 Спина 7 7 Fb, 162, 749 Сполетий 7 Db, 6 Db, 495, 506, 778 Спуринна, А.; «элогия» 363 Средиземноморье 7 7
баланс сил после смерти Александра Великого 564
Карфагенская держава 564, 608 политика Рима 524—525, 527—528, 534-635, 660-661 финикийская колонизация 745 Статий Геллий (лидер самнитов) 445 статуи
V в. до н. э. 159, 161, 163 Ш в. до н. э., римские 486 богов и обряды 691—692 Брута Капитолийского 486 Дианы на Авентине 776*, 326 Марция Тремула 457 Минервы в Лавинии 92, 94 Пирра 561
резьба по дереву, карфагенская 590 Ромула и Рема на Капитолии 486, 769
Юпитера Императора на Капитолии 383,486
см. также терракоты статуэтки
вейянские 80 габийские 87 карфагенские 590
стекольное производство, карфагенское 590
Стеллатинская триба 377, 462, 758 стелы
пунийские 580, 589, 591, 593, 595, 597, 598
этрусские 80, 367
стипендий (солдатское жалованье) 154, 364, 456-457, 492, 756 Страбон, Элий (географ) 24 Субапеннинская культура 50, 744 судебный залог [sacramentum) 287 суеверия, в Карфагене 594, 596 Сульпиций Лонг, Г. [консул 337, 323, 314 гг. до н. э.) 432, 738-739 Сульпиций Патеркул, Г. [консул 258 г.
дон. э.) 641, 741, 775 Сульпиций Петик, Г. [консул 364, 361, 355, 353, 351 гг. до н. э.) 411, 415, 432, 736, 738
Сульпиций Саверрион, П. [консул 279 г. до н. э.) 549, 740
Сульпиций Саверрион, П. [консул 304 г.
до н. э.) 433, 739 Сульцы 11 Ес, 641, 775 тофет 596 Сус, см. Гадрумет
Сутрий (Сутри) 7 Db, 3 Вс, 5Аа> 6Db война с этрусками (311—308 гг. до н э.) 443, 767
заселение 175—176 кампания Камилла 758 колонизация 340, 377, 462, 759 суффеты, карфагенские 565, 568, 570, 579
Сцевола, П. Муций, см. Муций Сципионы (семейство) 25, 531; см. также Корнелий Сципион
тавланты 9Ab
Тавромений (Таормина) 13 Fb, 12, 551, 555, 633, 758, 766 талион 143, 191 таможенные пошлины римские 156 родосские 587
Танаквиль (жена Тарквиния Древнего) 115


Указатель
945
Танит (пунийская богиня) 580, 588, 595-596, 657
Таормина, см. Тавромений Тарент 7 Fb, 10 Db, 11Gb основание спартанцами 746 отношения с Римом в ранний период 533-535
войны с местными племенами (V в.
дон.э.) 344,750,753 война с Фуриями 754 основание Гераклеи 755 война с луканами и мессапиями 762 вмешательство Александра I Молос- ского 764
во Второй Самнитской войне 438 война с луканами и Римом 768 договор с Римом 533 война с Римом за Фурии; обращение к Пирру 535, 539—540, 542— 543, 630, 772
во время войны с Пирром 433, 547, 550, 555, 558-559, 772-773 захват римлянами 452, 773 карфагенский флот появляется у ~ (272 г. до н. э.) 619-620, 623, 628, 773 монеты 549 Пирра 540, 545
приглашение иноземцев для участия в войнах 535, 762, 764, 768 Тарквинии 1 СЬ, 3Ас, 6 СЬ, 305
расширение в УШ—УП вв. до н. э. 52 фаянсовая ваза (УП в. до н. э.?) 73 контакты с Грецией в VI в. до н. э. 27 поддержка Тарквиния Гордого после изгнания 315, 352 отношения с другими этрусскими городами в V в. до н. э. 362—363 поддержка Вей в борьбе против Рима 363
войны с Римом в IV в. до н. э. 376— 377, 386, 758, 761
перемирие с Римом 443—444,498,613, 761, 767
и нашествие бойев 497—498 надписи 27
(Рутилия Гиппократа) 103—104,115, 124
(«Тарквинийские элогии») 113, 362-363
Тарквиний, Гн. (предводитель воинского отряда) 119, 120, 122 Тарквиний Гордый, Л., царь Рима 749 восшествие на престол 117,121 древние авторы о ~ 114—115 и Латинский союз 310, 327, 331, 749 и Сивиллины книги 714 и храм Юпитера Капитолийского 133, 136, 750 и Этрурия 318—319 изгнание 39, 118, 211, 315—321, 750 (аристократия и ~) 218—219, 224, 252
социальная мобильность 319—320 территориальные приобретения 313, 749
см. также Порсенна Тарквиний Древний, Л., царь Рима 35, 114-115, 126, 310, 319, 747 Тарквиний Коллатин, Л. [консул 509 г.
дон.э.) 118, 211,252, 727 Тарквиний, Секст (сын Тарквиния Гордого) 211, 320—321
Тарквинийские элогии [elogia Tarquiniensia) 27, 113,362,363 Тарквиций Приск (антиквар) 23 Тарпей Монтан Капитолин, Сп. [консул 454 г. до ц э.) 215, 729 Таррацина (Анксур) 1 Ed, 3 Cd, 7 Ва, 10 ВЪ
в первом договоре с Карфагеном 108, 312, 604, 608
римляне отбивают у вольсков 364, 756
во Второй Самнитской войне 441— 442, 766
береговая крепость 435, 462, 494 Таррос 11Ес,594 Тарсей 610, 612 Тартесс 608 таурины 4 Ab, 509
Таций Тит, царь Рима 77,79,119,319,745 Теан Апулийский 7 Da, 441, 765 Теан Сидицинский 5 СЬ, 7 Са, 8,496, 764 Тевта, царица Иллирии 531, 779 Теламон, битва при — 6 СЬ, 509, 780


946
Указатель
Телезия 7 Са, 8, 424 Теллены 2 Ab, 115, 300, 747 Теллус и ее культ 696 Темпаний Секст (предводитель всадников) 351
теория трехчастного деления раннего римского общества 74—75, 672-673, 699 Тервент 7—8
Терентилий Гарса, Г. [плебейский трибун 462 г. до н. э.) 279, 752 Терентинская триба 447, 476, 477\ 505, 769
Теренций Варрон, М. (антиквар) 23—25 хронология 105, 415—418, 723, 745 Терилл из Гимеры 752 Терминалии (праздник) 107, 300 терракоты «арулы» 485
во дворцах УП в. до н. э. 58—59, 60, 61,63
вотивные изображения частей тела 671-672, 701, 716 из Веллетри 208 из Рима 160
(Капитолийский храм) 308 (район Форума) 98 (Палатин) 208
(район Сант-Омобоно) 68, 99, 101 (статуи) 486 из Портоначчио 357 из Фиканы 95
территория, римская, см.: ager Romanus', экспансия
Тефарий Велиана (правитель Пирг) 67, 314, 599, 750 технологии
греческое влияние 69 пунийские 590
развитие в УШ—УП вв. до н. э. 57 Тибр, река
как божество 136 маршруты 153
месторождения соли 83,153, 356, 359 разливы 167
торговля в ранний период 47, 66 Тибур (совр. Тиволи) 1 Dc—d, 3 Bd, 6 De, lOBb
в архаический период 56, 86, 96, 303 взятие эквами 345 война с Римом, IV в. до н. э. 383, 386, 432, 760
и восстание латинов 332 статус независимого союзника 435 Тимасифей, липарский пират 362 Тимей из Тавромения (историк) 12, SOSI, 38, 493 жизнь 766, 775 хронология 105, 725, 744 Тимолеонт (коринфский военачальник) 588, 615-616, 762-763 Тимосфен с Родоса 593 Тимфея 9 Вс, 538 Тингис 11 Вс, 583
Тиндарида 13 E—Fa, 623, 641, 646, 648, 776
Тиндарион, таран Тавромения 555 Тир 565, 571, 578, 586, 610 Тит Латан из Вей 103, 124 Тиции («Ромулова» триба) 74 ткани, карфагенские 590 товарищество 185, 194 Толерий 2 ВЬ, 349 Толумний, Ларе, царь Вей 360 Тольфа, холмы 1 Cb—Db, 50 топоры, обоюдоострые 104 Торгий 768 торговля, римская
в архаический период 57, 66—69, 103, 635
в V в. до н. э. 153—161 в Ш в. до н. э. 524—525, 530 развитие после Первой Пунической войны 528
доденежный обмен 153—154 законы о ~ 156—157 морская 482—484
ограничения на осуществление ~ сенаторами 529
реформирование триб и центурий и~ 514, 517
с Сицилией 157, 484, 604, 607—608 торговые соглашения 313 см. также другие страны и Карфаген (договоры)
Торрино, камерные гробницы 95


Указатель
947
Тор-Тиньоза, надписи 82, 672 тофеты 576\ 580, 596 традиция
историческая этрусская 113 религиозная 685
семейная и родовая 39—40, 43—44, 113-114,123,188-189,235,370, 439
см. также песни героические устная 38—39, 142, 165, 260
см. также ценности (традиционные)
транспорт, см. пути сообщения; дороги; мореплавание
Траусийская равнина 368—369 Требия, битва при ~ 545 Требоний, Л. [плебейский трибун 448 г.
до н. э.) 269, 280, 754 Требоний, М. [консулярный трибун 383 г.
до н. э.) 294, 736 Требула Баллиентов 8, 424 Требула Суффенская 6 De, 447, 768 Треви (горная крепость эквов) 3 Cd треножник бронзовый из Кастель-ди- Дечима 9Ί
Трера долина 336, 385, 438 трибунат, военный 767 трибунат, консулярный 236—239, 731— 737
в источниках ~ 212—214,374—375,731— 737
патрициат и ~ 255, 405—407 плебеи 42 (примеч.), 43, 237—238,403, 405-407, 756
повторное занятие должности (итерация) 412—414
причины для учреждения 237, 403 увеличение количества 202, 403, 756 учреждение 403, 754 трибунат, плебейский
важность поддержки народа 269,271, 273, 275
включение в состав cursus honorum 409, 512
выборы 281
запрет покидать город, позднейший 267-268, 290
и долговая проблема 759 и набор войска 268, 276 и плебейские собрания 276, 474 (обвинение патрициев перед ~) 262, 273
и сенат 274—276
как ограничение власти магистратов 267-268, 275-276
неприкосновенность 261—262, 269,
272, 276, 280, 719, 754 плебейское движение и ~ 260—262,
273, 293
помощи предоставление 261,267—268, 276, 291
право вето 230,267,275—276,280—281, 402, 474
связь с религией 719 судебные функции 275—278, 291 увеличение количества 261, 266, 753 узурпаторская природа 268,275—276, 290
учреждение 260—262, 280—281, 751 функции и развитие 266—276, 296— 297
см. также Лициния—Секстия рога- ции
трибуны целеров 130 трибут (налог на имущество) 154, 245, 364, 384, 456-457 трибы, римские
Ромуловы 74, 77, 106, 130 Сервиевы 107, 117, 302, 748 в начале республиканского периода 125, 310, J77, 342, 751 как основа для плебейских собраний (471 г. донэ.) 243, 266-267, 753 создание новых ~ в IV в. до н. э. 377, 385,431,441,476, 477, 758, 761, 765
реорганизация Ап. Клавдием (312 г. до н. э.) 467—469, 766 (отмена) 469, 767 М. Курий Дентат и ~ 525 создание новых ~ в Ш в. до н э. 447, 500, 506, 514, 525, 769, 778 городские 290, 748 греческое влияние на систему ~ 137


948
Указатель
групповое голосование 514—516 и вольноотпущенники 780 и цешуриатная организация 516—517 использование названий родов для обозначения сельских ~ 172, 203, 220
см. также отдельные трибы и собрания (плебейские, трибутные) Триполитания 609, 749 триумфы
(в 509—368 гг. до н. э.) 350—351, 383 (в 367-264 гг. до н. э.) 385, 432-433 (дух милитаризма и ~) 455 (источники) 34 (морские) 639—640, 654 (связь с религией и царской властью) 135, 233 (примеч.), 695—696, 711
Трифан, битва при ~ 763 Троментинская триба 377, 477, 758 трофеи
доля латинов 337 доля союзников 459 и общественное строительство 163— 164, 310, 348, 476, 695-696 как повод к войне 188, 354—356, 371, 401, 455, 524, 628, 630 монеты как средство распределения 492
облегчение налогообложения 456— 457
сокращение в V в. до н э. 154,173—174, 348
экономическая функция 154,163—164, 354-355
Троя, легенды 76, 114, 138 труд 154—155
в Риме V в. до н. э. 154—155 взаимопомощь 190 для строительства стен Рима в IV в. до н. э. 399
долговое рабство как форма принудительного ~ 396—398 использование клиентов в качестве рабочей силы 397 оплачиваемый 150, 397 разделение ~, архаическое 56—57
сезонный 290—291 сельскохозяйственный 146—149, 152, 174
см. также рабство
трупоположение 52, 85—88, 90, 580, 744 трупосожжение 51—52, 85—88, 580, 744 Туберон, Кв. Элий (историк) 19, 21 Туллий Лонг, М. [консул 500 г. до н. э.) 215, 727
Туллий Сервий, царь Рима 116—117, 748
восшествие на престол 371 древние авторы о ~ 31, 114—115 «Записки» 28
и денежное обращение 31,117, 490 и латины 108, 116, 327 и святилище Дианы на Авентине 108, 116, 326-327
и храм Фортуны/Матер Матуты 37 (примеч.), 67, 99 легенды о ~ 23, 133 отождествление Масгарны с ~ 25, 119, 121
политические реформы 53,127,129— 132, 179, 200-203, 302, 304 расширение померия 106, 303—304 стены Рима 54, 84, 117 трибы 107,117,302,748 триумфы, приписываемые ~ 35 центуриатная организация 53, 129— 131, 304
Туллий Цицерон, М. [консул 63 г. до н. э.)
сочинения как источник 13, 18, 563 Тунет 12 Са, 13 Ас, 644, 656, 658, 776, 778
Тунис 646, 776
Туран и ее культ 66, 748
Тускул 1 Dc—d, 2 Bb, 3 Bd
подчинение Тарквинием Гордым 310, 315, 321
и восстание латинов 332—334, 752 помощь Риму в борьбе против Ап. Гердония 347
верность Риму после галльского нашествия 382
присоединение к Риму 383—384, 759 Рим отбивает у латинов 759


Указатель
949
участие в восстании латинов 384, 434 присвоение статуса муниципия 384, 434, 494
консервативные сенаторы из ~ в Ш в. до н. э. 526
латинские религиозные церемонии 325
размер (в конце VI в. до н. э.) 303 эдилитет 276
туф из каменоломен Гротта-Оскура 102, 399
«тучные доспехи» [spolia opima) 136, 207, 360, 755
тюрьма, первая римская 115
убийство 143, 184, 191—192, 240 удовлетворение, требования 354—355, 630, 680
узурпация власти, противодействие ~ 195-196, 225-226, 229-230, 234, 252-253
см. также трибунат, плебейский укрепления
в Карфагене 576\ 578 в Лилибее 578 в Селинунте 578
см. также Рим (оборонительные сооружения); осадные приемы Умбрия 1 Da—b, 5 Аа, П Fb
во время Третьей Самнитской войны 447, 449, 769-770 победы римлян в ~ (308 г. до н. э.) 443, 445, 767
присоединение к владениям Рима 450, 452, 495-496, 499, 526 умбрский язык 343 У ни и ее культ 66—67, 314, 750 Урарту 95, 103 урны погребальные биконические 52, 85 в виде хижин 52, 85, 87—88, 744 Утика 77 Fc, 12 Са, 13 Ab
финикийская колонизация 745 в Наемнической войне 657—658, 778 отношения с Карфагеном 583, 610— 611
Уфентинская триба 431,441,476,477, 765
Фабиева триба 310, 311 Фабии (род)
гробница 25, 26
преобладание на консульских должностях (485—479 гг. до н. э.) 226, 249, 255
родовые предания 39—40, 43, 113— 114, 123, 188-189
частная война с Вейями 39—40, 123, 188-189,225, 354, 359-360, 752 Фабии Амбусгы, К., Н. и Кв. (консуляр- ные трибуны 390 г. до н. э.) 367-368, 417, 735
Фабий Амбусг, М. [консул 360,356,354 гг. до н. э.) 432, 737
Фабий Амбуст, М. [консулярный трибун 381, 369 гг. до н. э., цензор 363 г. до н. э.) 367, 411, 736 Фабий Бутеон, М. [консул 245 г. до н. э.) 530, 741
Фабий Вибулан, К [консул 484,481,479 г. до н. э.) 355, 728
Фабий Вибулан, Кв. [консул 467, 465, 459 гг. до н. э.) 352, 360, 728, 730-731
Фабий Вибулан, Н. [консул 421 г. до н. э.) 352, 732
Фабий Максим Веррукоз (Кунктатор), Кв. [консул 233, 228, 215, 214, 209 гг. до н. э.) 529-532, 741 Фабий Максим Гургит, Кв. [консул 292, 276 гг. до н. э.) 433, 740 Фабий Максим Руллиан, Кв. [консул 322,310,308,297,295 гг. до н. э., цензор 304 г. до н. э., диктатор 315 г. до н. э.) 738—740 военные кампании 432-433, 439, 443, 448
повторное избрание и продление полномочий 413, 415, 448, 471 отмена реформ Ап. Клавдия 469, 514, 524
гробница 26, 485 Фабий Пиктор, Кв. (историк) 16 враждебность к Г. Фламинию 529 использование греческого языка 16, 493


950
Указатель
использование Полибием 12 источники 110, 113, 375—376 о царском периоде 110, 307 об основании Рима 78, 105, 113 хронология 105, 725 Фабий Пиктор, Н. [консул 266 г. до н. э.) 433, 740
Фабратерия 7 Ва, 496
Фабриций Лусцин, Г. [консул 282, 278 гг.
до н. э., цензор 275 г. до н. э.) 740
военные кампании 433, 533, 555 переговоры с Пирром 526, 547—548 характер и политика 486, 526—527 Фавн и его культ 685 Фагифулы 7 Са, 8, 426 Фалерии (Старые) 7 Db, 3 Вс, 6 Db развитие поселения 773—176 в VTH—VII вв. до н. э. 52 в V в. до н. э. 161, 352 римское завоевание 30,363,377, 757— 758
война с Римом (350-е годы до н. э.) 386, 761
конфискация ager Falernus 763 перемирие с Римом (293 г. до н. э.) 770
восстание и разрушение 452, 506, 778 Фалерии Новые 775, 506 Фалернская триба 431,476, 477, 505,765 фалиски 7 Db, 5 Аа см. также Фалерии фасты 32
Капитолийские 33, 105, 416, 726—742 (Капитолийские) Триумфальные 34, 35, 432-433, 696
консульские 33—34, 213—218, 306, 320, 726-742
(хронология) 213—218, 415—416, 726-727
фасции 137, 233, 310
Фенестелла (антиквар) 23
Фенон, тиран Сиракуз 551, 556, 558, 772
Феокрит (поэт) 623
Феофрасг (историк) 31, 380, 493
Фера 747
Ферекид (историк) 14 Ферентин 3 Cd, 7 Ва развалины 336
захвачен у вольсков, передан герни- кам 341, 363, 756 захвачен у герников 338, 385, 760 во Второй Самнитской войне 446,765 в Третьей Самнитской войне 449, 769 Ферентины роща 2 ВЪ, 331, 333, 335,338 Фермы (Гимерские) 10 Bd, 13 Db, 640, 646, 756, 775, 111
Ферон, тиран Акраганта 751—752 феспроты 9 Вс, 535—536, 542 Фессалия 9 Вс—Сс, 540, 542 Фест, см. Помпей Фест, Секст фециалы (жрецы)
функции 135, 354, 455, 630, 695 организация 674, 678, 680—681 фибула пренестинская (фибула Мания) 95-96, 126
Фидены 7 De, 2 Bb, 3 Bd
важность местоположения 359 раннее поселение 775 римские кампании в царский период 340, 356, 745-746
колонизация в раннереспубликанскую эпоху 303, 341, 751 и Вторая Вейянская война 235, 352, 360
разрушение (426 г. до н. э.) 340, 754 Фикана 2 Ab
в IX в. до н. э. 56 в VH в. до н. э. 54, 61, 95 в VI—V в. до н. э. 29, 172, 300 римское завоевание 115,747 Фикорони Циста 95, 486, 766 Фикулея 2, 107, 300, 303, 342, 376 Филин (историк) 12, 563 (примеч.), 595, 650
о римско-карфагенских договорах 552, 600-601, 615-621, 768 Филипп V, царь Македонии 542, 561, 605
филология, современная 46 философия, греческая в Риме 721 Филохарид (тарентский демагог) 534


Указатель
951
финансовая система в Карфагене 585—588 в Римском государстве 240, 415, 464— 465, 513
см. также процентная ставка; займы; выплаты; налогообложение
финикийцы
аристократия 570 в Риме 314
и карфагенское владычество на западе 564, 583 колонизация 583, 745 контакты с Италией 66, 72—73,90,92, 95,103, 313-314 на Сардинии 90, 747 на Сицилии 90 см. также Карфаген; Тир финиковая пальма 587, 588, 589 Финтий (Ликата) Ί3 Db, 651 Финтий, тиран Акраганта 551 Фирм 6 Еа, 451, 462, 478, 500, 774 Флавий, Гн. [курульный эдил 304 г. до н. э.) и датировка Капитолийского храма 118, 726 (примеч.)
эдилитет; реформы 468—469, 620, 768
Фламиний, Г. (плебейский трибун 232 г.
до н. э., претор 227 г. до н. э., консул 223, 217 гг. до н. э., цензор 220 г. до н. э.) 742 плебисцит Фламиния 507—509, 529, 779
в войне с галлами 510 претор на Сицилии 662 цензорство 511 политика 528—530, 532 фламины 115, 136, 676 в куриях 131
старшие 127, 136, 675, 682, 699, 707— 709
флейтисты 159—160 Флоралии (праздник) 778 флот военно-морской, римский создание 156, 483—484, 533 недостаточные размеры во время войны с Пирром 552—553
во время Первой Пунической войны (постройка нового ~) 631—637, 653-654, 776
(тактика) 637, 639, 642—643 (восстановление после Экнома) 643
(потери от шторма) 606, 645—646, 651, 776-777
(восстановление) 653—654, 656, 776 развитие после Первой Пунической войны 527
команда квинквиремы 577 морские союзники 561, 635—636, 648, 653
duumvin navales 484, 635, 767 см. также «ворон»; мореплавание; о других флотах см. отдельные народы
фокейцы 66, 314, 748—749 Фолий Флакцинатор, М. [консул 318 г. до н. э.) 467, 739
Фордицидии (праздник) 696—697, 704 Форент 7 Db, 441, 765 форкты 109, 143 Формии 7Ва, 438, 477
гражданство 436, 494, 504—505, 764 формулы, юридические 46,134, 678, 685 обнародование Гн. Флавием 468—469, 768
Фортуна и ее культ 67—68 см. также Рим (храмы)
Фракия 9 Db, 539, 751, 772 фракции, политические 429, 516, 521— 523, 526-527, 631
Франции территория, римская торговля с ~ 484
Фрегеллы 5 ВЪ, 7 Ва, Ю ВЬ
основание 438, 462, 478, 495, 765 во Второй Самнитской войне 440,442, 765-766
во время войны с Пирром 546 восстание 452
Фрегены 6De, 7Аа, 498 (примеч.), 653, 777
френтаны 5 СЬ, 419,421,427,446,496,768 фрески: надписи 11, 25—26, 485 см. также живопись


952
Указатель
фризы, терракотовые 59, 60, 61, 63, 68, 73, 104,208
Фрузинон 7 Ва, 447, 477,495, 768 Фульвий Курв, Л. [консул 322 г. до н. э.)
432, 739
Фульвий Курв, М [консул-суффект 305 г. до н. э.) 432, 739
Фульвий Максим Центумал, Гн. [консул 298 г. до н. э.) 448, 739, 741 Фульвий Петин, М. (консул 299 г. до н. э.)
433, 739
Фульвий Флакк, М. [плебейский трибун 270 г. до н. э., консул 264 г. до н. э., диктатор 258 г. до н э.) 433, 499, 526, 740 Фульгины 495
Фунды 7 Ва, 436,438, 477, 494, 504—505, 764
Фурии (род) 254 Фурии 7 Ес, 10 De, 11 Gc
панэллинская колония (444 г. до н. э.) 754
война с Тарентом 754 поражение от Сиракуз (389 г. до н. э.) 758
римское вмешательство (280-е годы до н. э.) 527, 533-534, 630, 771
во время войны с Пирром 543 Фурий Камилл, Л. [консул 338, 325 гг.
до н. э.) 431 (примеч.), 432, 738-739
Фурий Камилл, М. [консулярный трибун 401, 398, 394, 386, 384, 381 гг. до н. э.) 733—736
победа над Вейями 235, 295, 360— 361, 757
изгнание и возвращение 243, 369,
758
победа над галлами 352, 365, 368— 370, 758
кампании 380-х годов до н. э. 363— 374, 376, 381, 383-384, 758-
759
предполагаемая победа над галлами (367 г. до н. э.) 385, 432, 760
и попытка переворота М. Манлия 398
легенды о ~ 368—370, 385 Фурий Пацил Фуз, Г. [консул 441 г. до н. а, цензор 435 г. до н. э.) 242, 730 Фурий Фил, П [консул 223 г. дон а) 510, 742
Фурий Фуз, П. [консул 472 г. до н. а) 28, 728
Хабрий (афинянин) 636 хаоны 9 Ab—Bb, 535—536 храмы
антефиксы 29, 37 (примеч.) в Карфагене 579—580, 595 война и строительство ~ 348, 687, 695 изображения богов 691—692 надписи из ~ как источник 36—37 придорожные святилища 171 процедура посвящения 683, 718 развитие в архаический период 55, 103
святилища в эмпориях 66—69, 599, 748, 750
сокращение объемов строительства в V в. до н. э. 161, 348 строительство в IV—III вв. до н. э. 455, 479, 713-714
templum, использование термина 677
см. также отдельные города хронология 23, 33—34, 43, 88, 118, 217— 218, 367, 415-418, 723-725 Варронова 14, 23, 365, 417—418, 723
цари римские 110—121, 745—749
жреческие функции 121—122, 132— 133, 219, 706-712
и аристократия 127—128, 178, 218— 224, 251
изгнание 39, 118—119, 211—212, 315— 322, 750
(аристократия и ~) 218, 224, 251 источники 110—114 как предводители воинских отрядов 121-124, 132, 251


Указатель
953
консулы как наследники ~ 232—233 Масгарна как возможный ~ 25, 119, 120, 121-122 мифология 672—673 обожествление 77, 135 признание 131—132 роль и полномочия 132—134 соправление двух царей 77, 79 хронология 217—218 царь священнодействий как наследник ~ 121, 133, 219, 706-712 см. также имена отдельных царей и царская власть; царский период
царская власть
весталки как женщины из царского дома 133,704,709-710 враждебность римлян к ~ 220, 225, 233, 252-253, 315, 320, 710, 752, 754, 759 у этрусков 321
см. также цари, римские; царский период
царский период 110—121, 744—750 войны с Вейями 356 зачатки диктатуры в ~ 236 и Карфаген 599 источники 110—114, 304—308 куриатные комиции 244 население 302—303 патрициат 126—128, 205—206, 218— 224, 251-252
расширение ager Romanus 153, 299— 315
религия 134—137
(иноземные влияния) 308—310, 670-672
(организация в Риме) 137—138 (преемственность с периодом Республики) 709—711 (сакральные аспекты царской власти) 121-122
республика, преемственность с ~ 121, 134, 232-233, 706-712 сенат 127-129, 132, 747 собственность на землю 125
социальные, политические и религиозные структуры 121—138, 205-206
(реформы Сервия Туллия) 116— 117
урбанизация 308 хронология 217—218 см. также цари, римские «царь рощи» {rex nemorensis) 333 царь священнодействий [rex sacrorum или sacnficulus)
в коллегии понтификов 675 и верховный понтифик 121, 707 и календарь 679 ограничения 682, 707—708 получает жреческие функции царя 121, 133, 233, 706-709 учреждение должности 211—212,217— 218, 750 Цезенния 445, 768 целеры 130
Целий Антипатр, Л. (историк) 43 (при- меч.)
ценз (перепись) 241—243 введение 116—117
возможная изначальная форма 212 греческое влияние 137—138 данные V в. до н. э. 168—169 записи 28, 40, 45 патрицианский контроль 206 роль магистратов и жрецов 212, 683 союзников (225 г. до н. э.) 510 цензоры
и общественное строительство 242, 479
и список сенаторов 212, 465, 765 ограничение срока пребывания в должности 242, 755 плебеи в качестве ~ 227, 410, 761 утверждение на центуриатных коми- циях 243, 247
учреждение 212, 241—242, 754 Фабий Максим, Кв. 531 функции и полномочия 212,232,242, 465, 515-517, 755 см. также Клавдий Цек, Ап.


954
Указатель
Ценина 2 ВЪ, 300, 745 ценности 465, 527
аристократическая честь, личная 193, 206-207, 219
крестьянский идеал 483, 486—487 милитаризм 454—455 традиционные 349—350, 483, 486— 487, 525, 527-528
см. также экспансия; законы о роскоши; престиж
ценоманы 4 Db—Eb, 365, 509—510 центумвиры 184
центуриатная организация: Сервиева 53, 130, 304, 748
Vb. дон. э. 117,201,206,244,246, 249
Ш в. до н. э. 507, 515, 517-518, 779 два консула и ~ 129—130 классы и ~ 129—130, 202—203, 297, 475, 516
«мастера» [fabri) 201, 246 см. также собрания (цетуриатные) Центурипа 13 ЕЬ, 632, 775 Цере 3 Вс, 305
союзник Карфагена (VI—V вв. до н. э.) 313-315, 599, 749
надпись Калатурия Фапена 103, 124 монархия 321
и Тарквинии 362, 363, 613, 761 отношения с Римом в IV в. до н. э. 362, 369, 378-380, 386, 613, 761 (договор о гостеприимстве) 378— 379, 497-498, 768, 761 присоединение к Риму на правах
муниципия без права голоса 378-379, 452, 498, 773 гробницы 52, 58, 95 святилище Монтетосго 66 «Списки церийцев» 379 Цереалии (праздник) 697 (примеч.) Цереры культ
греческие обряды 714, 716 праздники 696, 697 (примеч.) см. также Рим (храмы)
Цецилии (род) 648
Цецилий Метелл Дентер, А. [консул 284 г. до н. э.) 451, 740 Цецилий Метелл, Л. [консул 251, 247 гг.
до н. э.) 451, 648, 652, 741 Цецилий, Г. (военный трибун 260 г. до н. э.) 639
Цецина, А. (антиквар) 11, 23 Циметра 460, 769 Цингилия 765
Цинций Алимент, А. (историк) 12, 16, 38,105, 110, 225, 335, 603, 725 Цинциннат, Л. Квинкций, см. Квинк- ций
цирк, см. игры Цирцеи 7 Ed, 3 Cd, 462
колонизация Тарквинием Гордым 108, 310, 313, 340-341, 749 в войнах с вольсками 380, 382—383 латинская колония 340, 364, 462, 494, 612, 757
цирюльники, пунийские 597 Цицерон, см. Туллий Цицерон, М.
черепица, глиняная 58, 159 честь аристократическая, личная 206— 207
Чичилиано (горная крепость эквов) 3Bd
штрафы 151, 154, 191,195,260,262,270, 394, 408, 587, 651, 709, 753, 755
Эакид, царь молоссов 536, 541, 556, 765
Эбуций Гельва, М. 340 Эвандр, легенды 74, 79 Эвбея, колония на о. Искья 87, 744— 745
эвокация (обряд) 135, 361, 687, 713 Эгатские острова 13 СЬ, 646, 654, 778 Эгерий Бебий 332, 334 Эгерия (нимфа) 133, 685 Эги, гробницы македонских царей 561 Эгина 67


Указатель
955
эдилитет, курульный 250, 276, 402, 409, 760
эдилитет, плебейский 21—22, 223, 276— 278, 281
эдилов казнохранилище 601—602 Эзерния 5 СЬ, 7 Са, 8,462, 463, 477, 478, 497
основание 452 эквиколы 1 ЕЪ, 495 Эквум Тутик 7 Da, 424 эквы 7 Ec—d, 3, 5 Аа—Ва происхождение 345 войны с ~ в V в. до н. э. 345, 348—350, 353, 355
горные крепости 3 захват земель римлянами 338, 363 и Тибур и Пренесге 345, 383 кампании Камилла 381 окончательное покорение 446 Экном, битва при ~ 577,642,648,650,776 Экном, гора 13 Db экономика 139—176 V в. до н. э. 146—176 (изменения) 161—176 (трудности для плебеев) 265, 290, 292-293
(спад) 265, 290, 292-293, 347-348 IV в. до н. э. 389—401, 476—493 война и ~ 188, 355, 371, 401, 455, 524- 525, 628, 630-631
см. также сельское хозяйство; финансовая система; рынка развитие; население; торговля экономический спад Ув. до н. э. 161—164, 290, 293, 347-348 экспансия римская 355, 451—452 в царский период 153, 299—315 в Лации (505—493 гг. до н. э.) 342 в V в. до н. э. 202 в ГУ в. до н. э.
(390 — 350-е годы до н. э.) 373, 375— 376, 381-389
(вторая половина) 419—462, 616 (причины успеха) 454—461 в Ш в. до н. э. 511, 530—531
формулировка средиземноморской стратегии 524—525, 527—528, 534
в ходе Первой Пунической войны 634-635, 656, 660-661 на Сардинии 659—660 административные меры 436—437, 660-662
и развитие рынка 153 муниципии 384, 436, 494 предоставление гражданства без права голоса и ~ 436
развитие империализма 355,401,431, 437-438, 440-442, 452, 454, 531-532, 635, 656
споры о северном и южном направлении 523—532, 630—631 способность Римского государства к~ 436-437
удовлетворение потребности в земле 393, 399-401, 508-509 экстиспиция 676—677 Элея, см. Велия
Элий Пет, Секст [консул 198 г. до н. э.) 142, 738, 740
Элий Страбон (географ) 24 Элий Туберон, Кв. (историк) 19, 21, 731 Элий, Г. [плебейский трибун 285 г. до н а?) 527, 739
элимийцы 608, 748
Эллепор, река, битва при ~ 758
Эльба 1 ВЬ, 6ВЬ, 11, 753
Эмилиева триба 377
Эмилии (род) 226, 531—532
Эмилий Барбула А [консул 281 г. до н. э.)
433, 534, 539, 543, 740 Эмилий Барбула, Кв. [консул 317, 311 гг. до н. э.) 432, 739
Эмилий Мамерцин, А (консул 341,329 it.
дон. а) 411,432,736-738 Эмилий Мамерцин, Мам. [консулярный трибун 438 г. до н. э.) 352,732— 734
Эмилий Пап, Кв. [консул 282, 278 гг. до н. э.) 526, 547, 740


956
Указатель
Эмилий Пап, Л. [консул 225 г. до н. э.) 509, 742
эммер [far) 147, 166 эмпории 66—69, 585, 605 Эней
и Лавиний 80, 82, 86, 92 культ 68, 684
легенды 15, 76—79, 105, 318 Энна 13 ЕЬ, 556, 632, 641, 775 Энний, Кв. 15—16,105,725 (примеч.), 744, 778
Энтелла 13 Db, 762 эпидемии 170, 348, 559 Эпир и Эпирский союз 9 Вс
государственное устройство 536, 538 и Великая Греция и Сицилия 534— 535, 562
и Иллирия 536, 538 монетная система 536, 538 основание союза 765 торговля 534—535, 562 см. также Пирр
Эратосфен Киренский 493,725 (примеч.) Эретрия 52
Эрике 10 Вс, 13 Са, 15 Са, 757
во время войны с Пирром 541,556,756 в Первой Пунической войне 652—653, 777
Эскулап и его культ 479, 48% 492, 595, 713-714, 716, 770 эсхатология 669 этнический состав
латинских колоний 338—340 Рима и других городов 319—320 Этолия 9 Вс-Сс, 550, 561, 771, 778 Этрурия и этруски 1 Ва—СЪ, J Ас—Вс, 6 Ва—СЬ
культура Протовилланова 50—51,56, 744
культура Вилланова 51, 56, 72, 358, 744
архаическая культура, ел*, отдельные аспекты
ранние колонии в Кампании 318 установление республиканского правления 321
поддержка Карфагена в борьбе против фокейцев 66,314,748—749 экспансия на Корсику и в долину По 749
война с Кумами (524 г. до н. э.) 749 внутренние волнения в конце VI в.
до н. э. 316 и «Семь патов» 310 и царский Рим 103—104,115—116,216, 299, 308-312, 317-322, 747- 748
предполагаемое управление Римом 103-104, 306
Порсенна и изгнание царей 113, 118— 119, 218, 315-316, 750 нападение фокейских пиратов на ~ (494 г. до н. э.) 751 разгром Кумами и Сиракузами (474 г.
дон.э.) 163-164,317,752 Вейянские войны 356—364, 752, 754— 755, 765
и экспедиция против Сицилии (414/413 гг. до н. э.) 765 разгром галлов на «Траусийской равнине» 368 войны с Римом
(380-е годы до н. э.) 352, 376—377, 758
(350-е годы до н. э.) 386,432,613,761
(311—308 годы до н. э.) 443, 445, 767
(280-е годы до н. э.) 433,526,543,771 помощь Сиракузам против Карфагена (307 г. до н. э.) 767 набег галлов 447, 769 в Третьей Самнитской войне 31 (примеч.), 432-433,447-450,452,460 во время войны с Пирром 547, 552 вхождение в состав Римского государства 452,496,506—511,778 аристократия 51—57, 113, 206—207, 208\ 251-252, 458-459 бронзовый век 50—51, 55—56, 744 влияние на историческое развитие Рима 71-72, 79-80,137-138,252, 316-322
(отделение Рима от ~) 79, 137—138


Указатель
957
военно-морской флот 156, 317, 752, 767
войны с кельтами 367 гаруспики 675—676, 715 горное дело 161—162 городские летописи 113 городские оборонительные сооружения 54
государственное устройство 72, 320— 321, 328-329
гробницы, см. Цере, Вейи, Вульчи здания 55
см. также Акваросса, Мурло зеркала, V в. до н. э. 161 и Греция 27, 47, 52, 66-67, 71-72, 87, 115
и Египет 73, 498 и Кампания 318, 746 и самниты 449—450, 495 искусство 11, 30, 99, 206—207, 208 см. также Цере, Вейи, Вульчи (гробницы)
искусство верховой езды 205—206, 208
историописание 11 источники
(археологические) 29—30,47, 170— 172, 173-176, 356-357 (исторические) 30—31 календарь 135 керамика 27, 96, 119, 161 Клавдии и ~ 124—125 культура 29—30 см. также искусство латинские колонии как защита против ~ 495 легенды 31, 79—80 см. также Масгарна металлургия 161—163, 498 монархия 47, 321 надписи, см. отдельно наемники 573
обособленность отдельных городов 362
обследование южной Этрурии 173— 176; 356-357
общая культура VI—V вв. до н. э. 29 пиратство 163—164, 753 поставки зерна в Рим 164, 482 похоронный обряд 51—52 предводители воинских отрядов 122 происхождение народа 90 размер городов 305 религия 317-318,670,710-711 ремесленное производство 161 сельское хозяйство 148, 163—164, 482 торговля
(в архаический период) 66—67,87—
88
(в V в. до н. э.) 157-158, 161-162, 314-315 упадок 317—318 фасции 137
финикийские торговые сообщества, V в. до н. э. 313—314 храмы; упадок строительства в V в. до н. э. 163
экономика 161—162, 347—348 Этрусский союз 599 см. также отдельные города, особенно Цере, Фалерии, Тарквинии, Вейи, Вульчи Эхетла 13 ЕЬ, 632
Эшмун (пунийское божество) 580, 595 Эя ;; Fd, 583
Юба, царь Мавретании 594 ювелирные изделия
Периода Ш культуры Лация 91 пунийские 591
южной Этрурии обследование 170—172, 173-176
Юлии (род) 114, 254, 256, 306, 412, 719 Юлий Либон, Л. [консул 267 г. до н. э.) 433, 740
Юлий, Г. [консул 447,435,434? гг. до н. э.)
253 (примеч.), 730—731 Юний Брут, Л. [консул 509 г. до н. э.) 127, 215, 315
в родовой традиции 40, 122 и изгнание царей 118, 211, 219, 710, 723


958
Указатель
Юний Бубульк Брут, Г. {консул 291,277 гг. до н. э.) 433
Юний Бубульк Брут, Г. (консул 317, 313, 311 гг. до н. э.) 432 Юний Гракхан (антиквар) 22 Юний Пера, Д [консул 266 г. до н. э.) 433 Юний Пулл, Л. (консул 249 г. до н. э.) 651, 741
Юнона и ее культ 699 Луцина 480—487, 759 Монета 19, 762
на Капитолии, слл. Рим (храмы) Царица 361, 758
юношеские группы, архаические 75, 77, 79
см. также отряды, воинские Юпитер
Император 383 Индигет 82 Камень 605
латинское происхождение 710—711 Лациарий 107—108, 324—325, 327, 685
множественность функций 699 Осгановитель 479, 770 Победитель 479, 492, 770 Феретрий 360 фламин 127, 136, 675 см. также Рим (храмы: Капитолийский)
юриспруденция, труды Ап. Клавдия Дека по ~ 471
языки 103—104
см. также отдельные языки яйцо, расписное страусиное 54, 591 янтарные украшения, культура Лация 91
Янус и его культ 136, 454, 480—481, 530 япиги 344, 535, 750, 753, 764, 770 ячмень 83, 147, 167, 549
Acta Capitolina Triumphalia 34, 35 aes grave (денежная единица) 553 ager Gallicus 6 Da—Ea
захват римлянами 365,451,495,499— 500, 503-504, 511, 543 подушное распределение 507—509, 528-529, 779
ager Pomptinus 3 Cd, 381,385,759 слл. также Помптинская равнина ager publicus
и нехватка земель 125, 503—504 и проблема долговой кабалы 392— 393, 397-398
ограничение размера владений 150, 392, 395
плебейское движение 394 рогации Лициния—Сексгия 394 совместное использование аристократами 397, 499 ager Pupinius 166 ager Romanus
в царский период 106—107 в V в. до н. э. 180—181, 206 в IV в. до н. э. 376, 395, 436, 476 в Ш в. до н. э. 488, 494—495, 505 Город и ~ 107 ager Sabinus 526
aggeres (городские укрепления) 54,95,99, 102, 308 см. также Рим
ancilia (религиозные символы) 694 Anio Vetus (акведук) 479, 480—481, 560, 773
Annales Maximi («Великие анналы») 18, 28
assiduus/proletarius противопоставление 146, 204-205
autocritas patrum, см. патрициат auguraculum (место проведения авгур- ских обрядов) 677 auxilium, см. помощь
Cabenses Sacerdotes 108 collegia opificum (сообщества ремесленников) 126, 159—160 comitia centuriata, см. собрания (центури- атные)
comitia curiata, слл. собрания (куриат- ные)


Указатель
959
comitia tributa, см. собрания (трибут- ные)
commercium (латинское право) 329, 435— 436
concilium plebis, см. собрания (плебейские)
conscripti (сенаторы) 128—129, 222, 293, 406-407
conubium (латинское право) 329, 435— 436
(у патрициев/плебеев), см. патрициат
cursus honorum, включение плебейских магистратур в состав 409, 512
di Manes культ 684 dies fasti/nefasti 135, 469, 679 divi parentes культ 684 duumviri navales 484, 635, 767
equites, см. всадники
fabri 201, 246 far (эммер) 147
Feriae Latinae (латинское празднество) 324
Ficus Ruminalis 136
gentes (роды)
возвышение 123—124 и брачные обычаи 186—187 и владение собственностью 184—185 и наименования сельских триб 107, 172, 203, 220 изменения 131 имена 104, 123
как социальная единица 180,187—190 клиентела и ~ 197 конфликт с интересами общегородских институтов 716—717 патрицианские/плебейские 215—216 происхождение и функции 177, 306 религия 137, 188, 716—717, 719 родовые предания 113—114,123 собрания 124
«старшие» и «младшие» 126
heredium 75, 125, 148, 391
indutiae (перемирия) 357—378, 496
iudex, титул консула 232
ius, см. правосудие; право
ius suffragii ferendi (латинское право) 501
Lapis Satricanos, см. Валерий Публий
latifundia 395, 487
libri lintei, см. Полотняные книги
litatio (обряд) 688
ludi, см. игры
lustrum 227
magister populi (титул диктатора) 119, 132, 234
mancipium (процедура покупки) 146, 157-158, 289
manus iniectio (задержание должника кредитором) 396
meddiss (meddix) (должностное лицо у самнитов) 424, 428
migratio (латинское право) 329, 501—502 moloch (жертвоприношение младенцев у пунийцев) 596
nexum, см. долговая кабала
paterfamilias
законная власть 143, 177, 180—184, 187, 191
и семейные культы 700 pecunia; происхождение слова 151 perduellio (государственная измена) 240, 247-248, 270 Pila Horatia 111
plostellum Punicum (молотилка) 589 princeps senatus 530
provocatio ad populum, см. обжалование puls (каша) 147
sacer, человек как 135, 262, 687, 710 см. также девоция sacramentum (судебный залог) 287 signa oblativa 677 sodalitates 194, 284


960
Указатель
stipulatio (устный договор) 144, 156, 263, 287
tesserae (дружеские дары) 585 Tigillum Sororium 111 touto (самнитская племенная единица) 424
transvectio equitum («выезд всадников») 768 tumultus (imaximus) (чрезвычайные обстоятельства, требующие допол¬
нительного набора в войско) 543
Turni, Lacus 333
ver sacrum («священная весна») (обряд) 78-79, 135, 344, 354, 424, 686 vindex («поручитель») 192, 205, 265
xenia (гостеприимство), см. дружба и гостеприимство


СОДЕРЖАНИЕ
От переводчика 5
Предисловие 8
Глава 1. Источники по ранней истории Рима
Р.-М. Огилви, Э. Дражмонд 11
I. Свидетельства, дошедшие до нашего времени 11
(a) Труды древних историков 11
(b) Труды антикваров 22
(c) Надписи 24
(d) Археологические и иные свидетельства 29
П. Создание ранней римской истории 30
(a) Доступные данные 30
(b) Способы реконструкции 41
(c) Заключение 44
Глава 2. Архаический Рим между Лацием и Этрурией
М. Торелли 47
I. Введение 47
П. Археология, развитие городов и социальная история 50
Ш. Святилища и дворцы 57
IV. 	Эмпории и святилища в эмпориях 66
V. 	Заключение 69
Глава 3. Древнейшая история Рима
А. 	Момильяно 71
I. Проблемы контекста 71
П. Мифы об основании Города 76
Ш. Поселения, общество и культура в Лации и Риме 82
IV. Развитие и рост Рима 105
V. Римские цари 110


962
Содержание
VI. Социальные, политические и религиозные структуры
царского периода 121
Глава 4. Рим в V в. до н. э. Социальная и экономическая структура
Э. Дражмонд 139
I. Законы ХП таблиц 139
П. Экономика 146
(a) Сельское хозяйство 146
(b) Развитие рынка и торговля 153
(c) Экономические изменения 161
Ш. Социальные структуры 177
(a) Введение 177
(b) Семья, агнаты и род 180
(c) Родственники, друзья и соседи 190
(d) Товарищи и клиенты 193
(e) Социальная стратификация 200
Глава 5. Рим в V в. до н. э. Гражданская община
Э. Дражмонд 211
I. Изменения в сфере политики и государственного
устройства 211
(a) Античная историческая традиция 211
(b) Консульские фасты и датировка периода Республики 213
(c) Патриции и сенат 218
(d) Консулат 229
(e) Диктатура 234
(f) Консулярный трибунат 236
(g) Квесторы, уголовные квесторы и дуовиры (по делам
о государственной измене) 240
(h) Цензура 241
(i) Комиции 243
(j) Заключение 251
П. Плебейское движение 260
(a) Введение 260
(b) Первая сецессия и плебейские должностные лица 261
(c) Децемвират, вторая сецессия и Законы ХП таблиц 279
(d) Характер и цели плебейского движения 289
Глава 6. Рим и Лаций до 390 г. до н. э.
Т.-Дж. Корнелл 299
I. Рост могущества Рима в царский период 299
П. Падение царской власти и его последствия 315
Ш. Латинский союз 322


Содержание
963
IV. Рим и его союзники в V в. до н. э 334
V. Набеги сабинов, эквов и вольсков 342
VI. Вейи и наступление Рима 356
VE. Галльская катастрофа 364
Глава 7. Рим возвращает утраченные позиции
Т.-Дж. Корнелл 373
I. Рим расширяет свои горизонты 373
П. Экономические и социальные проблемы IV в. до п э.:
бедность, нехватка земли и долги 389
Ш. Конституционные реформы и возвышение нобилитета 401
Приложение. Хронология IV в. до н. э 415
Глава 8. Завоевание Италии
Т.-Дж. Корнелл 419
I. Первое столкновение Рима с самнитами, разгром латинов
и образование Римского содружества 419
(a) Лаций: присоединенные общины 434
(b) Лаций: неприсоединенные общины 435
(c) Общины за пределами Лация 436
П. Вторая Самнитская война 437
Ш. Завоевание Римом центральной Италии 442
IV. Третья Самнитская война и завершение завоевания
Апеннинского полуострова 447
V. Рим во времена войн в Италии 463
(a) Политика и государственное управление 463
(b) Экономические и культурные изменения 476
Глава 9. Рим и Италия в начале Ш в. дон. э.
И-С. Стпейвли 494
I. Римское содружество 494
П. Северная граница: Рим и галлы 506
Ш. Государственное устройство: магистратуры и собрания 511
IV. Нобилитет и сенат 518
V. Политика и личности 523
Глава 10. Пирр
77.-Р. Франке 533
I. Конфликт между Римом и Тарентом 533
П. Пирр — царь молоссов. Его политика в Греции
до 281 г. до н. э 536


964
Содержание
Ш. Пирр в Таренте. Битва при Гераклее (280 г. до н. э.) 539
IV. Новые переговоры с Римом. Битва при Аускуле
(279 г. до н. э.) 546
V. Сиракузы просят о помощи. Римско-карфагенский договор
против Пирра (279—278 гг. до н. э.) 550
VI. 	Пирр на Сицилии 555
VTL Пирр возвращается в Италию. Битва при Беневенте
(275 г. до н. э.) 558
VIE. Возвращение в Эпир. Смерть Пирра (272 г. до н. э.) 560
IX. Эпилог 561
Глава 11. Карфаген и Рим
Г.-Х. Скаллард 563
I. Общественная и частная жизнь карфагенян 563
(a) Карфагенское государство 563
(b) Город и держава 577
(c) Экономическая и общественная жизнь 586
П. Римско-карфагенские договоры 599
(a) Ранние договоры 599
(b) Первый договор 603
(c) Второй договор 610
(d) Позднейшие договоры 614
Ш. Первая Пуническая война 623
(a) Мамертинцы и война 623
(b) Война на суше и на море 631
(c) Вторжение в Африку 642
(d) Пат и мат 646
(e) Восстание в Африке и на Сардинии 656
Эпилог. Возникновение провинциальной системы
А.-Э. Астин 660
Глава 12. Религия в республиканском Риме
Дж.-А. Норт 663
I. Источники и методы 663
П. Жрецы и религиозная власть 674
Ш. Боги и богини в жизни римлян 684
IV. Религия и деятельность 692
V. Приспосабливаясь к условиям Республики 706
VI. Нововведения и изменения 712


Содержание
96 5
Приложение
Э. Драммонд 723
I. Хронология Раннего Рима 723
П. Консульские фасты: 509—220 гг. до н. э 726
Хронологическая таблица 743
Библиография
Список сокращений 781
Указатель литературы
A. Работы общего характера и справочники 786
B. Источники 791
(a) Литературные источники и документы 791
(b) Эпиграфические и нумизматические источники.
Развитие римской монетной системы 799
(c) Археологические источники 802
C. География 809
D. Хронология Раннего Рима. Fasti consulares 810
E. «Основание» Рима 811
(a) Легенды об основании 811
(b) Возникновение и развитие города 814
F. Царский период. Установление республики и претенденты
на царскую власть в более поздние периоды 817
G. Ранний Рим 820
(a) Социальное, экономическое и культурное развитие 820
(b) Право 828
(c) Религия 835
(d) Политические и военные институты 842
H. Раннереспубликанский Рим: внутренняя политика 852
(a) Патриции и плебеи. Борьба между ними до закона
Гортензия 852
(b) Аристократическая политика в IV—Ш вв. до н. э 856
I. Лаций, латины и Рим 858
J. Рим: внешняя политика до 264 г. до н. э 861
(a) Народы и культуры доримской Италии 861
(b) Римская экспансия в Италии 866
(c) Пирр 871
K. Рим и Карфаген 873
(a) Карфаген: история, институты и культура 873
(b) Ранние римско-карфагенские договоры 878
(c) Первая Пуническая война 880


966
Содержание
L. 	Издания на русском языке 881
(a) Источники 881
(b) Литература 882
Список таблиц 884
Список карт 885
Список иллюстраций 886
Указатель 889


Возвышение Рима: от основания до 220 года до н. э. / Под ред. Ф.-У. Уолбэнка, А.-Э. Астина, М.-У. Фредериксена, Р.-М. Огилви, Э. Драммонда: Пер. с англ., подготов, текста, заметка «От переводчика», примечания В.А. Гончарова. — М.: Ладомир, 2015. — 968 с. (Кембриджская история древнего мира. Т. VII, кн. 2).
ISBN 978-5-86218-531-7 ISBN 978-5-94451-053-2
Вторая часть седьмого тома «Кембриджской истории древнего мира» посвящена истории Раннего Рима с древнейших времен и до 220 г. до н. э. Именно в этот период будущий Вечный Город превратился из небольшого поселения с примитивной общественной структурой в центр мощной средиземноморской державы, государственным устройством которой восхищались даже ее соперники. В книге анализируются процессы, которые происходили на территории центральной Италии в начале 1-го тысячелетия до н. э. и в конечном итоге привели к основанию города на Тибре, подробно рассматривается формирование его основных социально-экономических, политических и сакральных институтов в царский и раннереспубликанский периоды, детально разбираются первые шаги Рима на международной арене — от столкновений с жившими по соседству латинами и этрусками до масштабных и победоносных войн с греками и карфагенянами. Отдельные главы посвящены проблеме источников по древнейшей римской истории и религиозной сфере Раннего Рима.


Научное издание
ВОЗВЫШЕНИЕ РИМА: ОТ ОСНОВАНИЯ ДО 220 ГОДА ДО Н. Э.
Редактор ЮЛ. Михайлов Корректор О. Г. Наренкова Компьютерная верстка и препресс В. Г. Курочкина
ИД № 02944 от 03.10.2000 г. Подписано в печать 21.08.2015 г. Формат 60х90У1б. Гарнитура «Баскервиль». Печать офсетная. Печ. л. 60,5. Тираж 1500 экз. Зак. No 7280.
Научно-издательский центр «Ладомир» при участии ООО «ВРС»
124681, Москва, ул. Заводская, д. 4 Тел. склада: 8-499-729-96-70 E-mail: ladomirbook@gmail.com
Отпечатано с оригинал-макета в ОАО «Первая Образцовая типография», филиал «Ульяновский Дом печати» 432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14
ISBN 978-5-86218-531-7
9 785862 1 853 1 7