I--------------- —

IHE КОПИРОВАТЬ

2020127664

>. (/

f il
J/g
И&

..-л,,.-

——'/О'

ФоЛчсофская '
■ . Хрестоматія.
(.У /

/

'

?

■

■/

Сборникъ, статей по(основнымъ

проблеетъ тіросозерцан^

/
С.-ПЕТЕРБУРГЪ

Издательство „Вгьстника Знанія“

190? г.

V.

Типографія <Т-во Художественной Печати» Спб., Ивановская, 14.

.Дроф. А. Риль.
V

.

(у?<1|ноеть и развитіе философіи.
Первой философской проблемой въ наши дни является сама фило­
софія, какъ проблема. Какова цѣль философіи, чѣмъ она была раньше, и
что она представляем, собою въ настоящее время -вотъ вопросы, на ко­
торые мы попытаемся отвѣтить въ настоящей статьѣ.
Для этого мы не обратимся къ какому либо опредѣленію, данному
философіи какимъ либо философомъ; такимъ путемъ мы получили бы лишь
самыя разнообразныя свѣдѣнія, и разобраться въ нихъ мы могли бы лишь
при томъ условіи, что само понятіе философіи уже выяснено. Отсюда ясно,
какимъ путемъ мы должны итти: только изучая исторію философіи, мы
сможемъ понять, что представляетъ собою философія. Въ этой области ле­
жатъ великія задачи и заслуги историка философіи. Исторія философіи
является исторіей развитія и измѣненія понятія философіи, z
Поэтому мы постараемся познакомить читателя съ задачами фило­
софіи при посредствѣ, главнымъ образомъ, историческаго изученія предме­
та, по для того, чтобы быть понятымь, я долженъ сначала отмѣтитьглавные результаты этого изслѣдованія; и эти результаты представляютъ
собою ио тезисы, въ которые читатель долженъ вѣрить, а конечные
пункты, къ которыми, я хочу его вести путемъ моихъ изслѣдованій.
Какъ имя, такъ и сама философія греческаго происхожденія. Пер­
воначально существовала только греческая философія, являвшаяся со­
зданіемъ народа, обладавшаго не только научными, но и еще высоко
развитыми художественными талантами. Тотъ, кто считаетъ фило­
софію чѣмъ то чисто историческимъ, долженъ былъ бы отмѣтить это. Дѣ­
ло вь томъ, что древняя философія, философія «сама по себѣ», дѣйстви­
тельно отошла въ область исторіи, и мы можемъ поэтому смотрѣть на
нее, какъ на одно цѣлое и изслѣдовать ее, какъ законченное явленіе.
Такимъ образомъ, нашъ вопросз, о сущности философіи, вообще, въ
особый вопросъ о сущности греческой философ!»:. Чѣмъ была, что означала
философія во времена классической древности, съ періодъ ея возникнове­
нія и перваго расцвѣта?
Отвѣтъ, даваемый исторіей на этогъ вопросъ, такъ прость и опредѣ­
лененъ, что не понять его нельзя. Въ древности, говоритъ исторія фило­
софіи, понятія «философія» и «наука» были тожестве нн ы. Вплоть до александрійской эпохи въ древности не было никакой
науки, кромѣ философіи. Философія представляетъ собою первоначальный
источникъ и основу всѣхъ отдѣльныхъ наукъ, выдѣлившихся изъ нея съ
теченіемъ времени: быть можетъ, она представляет!, собою высшую цѣль,
к'і, которой онѣ стремятся, къ которой онѣ всѣ приходятъ въ концѣ кон­
цовъ; быть можетъ, она представляетъ собою антиципированную (предвос­
хищенную) систему наукъ.

4

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

Что въ древности, кромѣ философіи не было никакой другой науки,
это ясно видно изъ метода изслѣдованія и свидѣтельствъ древнихъ мысли­
телей. Даже математика не считалась самостоятельной дисциплиной; Пла­
тонъ сдѣлалъ ее предварительной ступенью и даже частью философіи. 11
этого отожествленія философіи и науки придерживался также и тотъ мысли­
тель, въ сочиненіяхъ котораго основная наука или философія впервые на­
чала развиваться въ отдѣльныя дисциплины. Аристотель всегда понималъ
подъ философіей то, что мы называемъ теперь наукой. Онъ даже, нерѣдко,
употреблялъ выраженіе «философія» въ множественномъ числѣ: «филосо­
фіи»—это означало для него то же, что науки. Античная философія, по­
скольку опа преслѣдовала чисто теоретическія цѣли, является ан­
тичной наукой: опа представляетъ собою пауку греческаго періода. Отсюда,
слѣдовательно, вытекаетъ, что и новую философію мы должны искать въ
новой наукѣ, взятой какъ цѣлое, и тожественность философіи и науки,
господствовавшая въ древности, должна остаться въ силѣ и для нашего
времени. Такимъ образомъ, античная философія просто превратилась бы
въ современную намъ науку, подобно тому, какъ болѣе древняя и менѣе
развитая форма переходитъ въ болѣе молодую и высшую форму. По раз­
суждая такъ мы чувствуемъ, что тутъ передъ философіей стоитъ вопросъ
жизни или смерти.
Философія никогда не удовлетворялась ролью одной только науки.
Не только видимый космосъ (такъ эстетическое чувство грековъ называло
міръ, вслѣдствіе господствовавшаго вг, немъ порядка) съ его дивными явле­
ніями, но и внутренняя жизнь человѣка были уже въ древности предме­
томъ философскихъ наблюденій. «Внутри человѣка тоже скрыта вселенная»,
и эту вселенную пріобщилъ къ философіи впервые Сократъ. Такимъ обра­
зомъ, было создано новое понятіе философіи, данное ей великимъ учени­
комъ Сократа—Платономъ; была создана философія духовныхъ вещей.
Если бы эта философія стала опять выдавать себя за науку, то это зна­
чило бы, что она не понимаетъ своей сущности и не хочетъ покинуть
поле своего вліянія.
Человѣческій духъ не поддастся такому же наблюденію, какъ какой
нибудь другой объектъ. Когда психологія, въ связи съ физіологіей, анали­
зируетъ его способности и условія проявленія, и изслѣдуетъ законы его
индивидуальнаго и соціальнаго развитія, то по отношенію къ нему само­
му она ставитъ только теоретическіе вопросы. А своеобразной чертой
этихъ вопросовъ является то, что они, какъ разъ, не затрагиваютъ сущно­
сти духа. Паука, какъ таковая, нс знаетъ понятія цѣнности. Она зани­
мается познаніемъ вещей, а не ихъ оцѣнкой. Подобно тому, какъ для па
толога здоровье и болѣзнь представляютъ одинаково закономѣрныя физі­
ологическія явленія, точно также вѣрныя или ошибочныя сужденія, хо­
рошія и дурныя дѣйствія, выступающія въ качествѣ объектовъ чисто пси­
хологическаго изслѣдованія, отличаются другъ отъ друга только по сво­
имъ условіямъ и результатамъ. По кромѣ чисто научнаго взгляда на ду­
ховную жизнь есть еще другой взглядъ, который открываетъ цѣнности и
проникаетъ въ духовный міръ, въ собственномъ смыслѣ этого слова. Но
открывать цѣнности, это значитъ въ то же время переживать ихъ, вновь
создавать въ себѣ ихъ. И поэтому философія, исходящая изъ цѣнностей,
не представляетъ собою чистой науки; она, если мы хотцмъ дать ей опре­
дѣленіе, представляет!, собою нѣчто большее, чѣмъ можетъ быть наука, или,
говоря просто, нѣчто другое, чѣмъ паука: философія—это искусство духов‘Ш’.го руководительства. Платонъ опредѣлилъ философію, какъ «форму жизни».
Теперь мы понимаем ь, почему въ философскомъ сочиненіи, личность
философа имѣетъ такое рѣшающее значеніе; мы понимаемъ, почему она

А. Г И Л Ь.

ь
I'
І

о

■гакъ живо встаетъ передъ нами, какъ бы дѣйствуя и какъ бы говоря
изъ центра философскаго ученія. Руководить умами могутъ лишь тѣ умы,
которые сами проходятъ но указываемому ими пути...
Такимъ образомъ, съ именемъ философіи связаны, съ давнихъ поръ,
два понятія, что до сихъ поръ еще не ясно сознано наукой; попытаемся
показать единство, связывающее эти понятія. Но прежде всего, мы должны
заняться обособленнымъ разсмотрѣніемъ научной задачи философіи, безот­
носительно къ ея ненаучной цѣли. Дѣло въ томъ, что всякое изложеніе
по самой природѣ своей должно раздѣлять такія вещи, которыя въ дѣй­
ствительной жизни и исторіи связаны; въ изложеніи мы вынуждены раз­
сматривать въ послѣдовательной связи такія вещи, которыя вь дѣйстви­
тельности переплетаются другъ съ другомъ и дѣйствуютъ другъ
на друга.
île надо слишкомъ низко оцѣнивать древнюю науку, древнюю фи­
лософію. Было бы не справедливо, если бы мы стали оцѣнивать ее съ
точки зрѣнія расширившихся и болѣе точныхъ знаній, которыми мы обя­
заны, главнымъ образом ъ, прогрессу научныхъ методовъ. Правда, положе­
ніе о природѣ, высказанное іонійскимъ мыслителемъ, этимъ отцомъ на­
шихъ естествоиспытателей, и являющееся первымъ этапомъ въ развитіи
философіи, можетъ показаться на первый взглядъ пустой фантазіей или
проявленіемъ еще безпомощнаго мышленія, на которомъ не стоитъ оста­
навливаться. Но разсматривая предметъ съ исторической точки зрѣнія, мы
видимъ, что положеніе Налеса о происхожденіи всего изъ воды означаетъ
не что иное, какъ полный разрывъ съ прежнимъ, чисто-миѳологическимъ
и аллегорическимъ пониманіемъ природы, не что иное, какъ начало но­
ваго, самостоятельнаго мышленія. Человѣкъ не хочетъ уже больше раз­
сказывать себѣ сказки о томъ, какъ были созданы боги, міръ и всѣ ве­
щи. Всевозможныя теогоніи и космогоніи уступаютъ мѣсто наукѣ. Явле­
нія природы сводятся уже не къ созданному фантазіей, а данному чув­
ствамъ и доступному изслѣдованію основному веществу, первоосновѣ, пер­
воначальной матеріи. Пробудилось чисто теоретическое стремленіе духа.
На.іес'ь и его ученики, какъ говоритъ Аристотель, стремились найти науку
не для какой либо посторонней цѣли, а ради нея самой. Поэтому то одна
только эта паука свободна, и так’ь какъ она сама по себѣ безполезна,
можно съ полными правомъ считать созданіе ея сверхчеловѣческимъ и на­
зывать ее божественной...
Греческій мыслитель непосредственно переноситъ идеи духа, па со­
зерцанія чувствъ. Онъ поступаетъ по отношенію къ вещами спекулятивно
и дѣйствительно уподобляется зеркалу, блескъ котораго смѣшивается со
свѣтомъ исходящимъ отъ вещей. Подобно тому, какъ онъ ощущаетъ за­
кономѣрность, присущую числами и пространственными отношеніямъ, какъ
нѣчто, родственное своему художественному чувству, точно также ему ка­
жется, что эта внутренняя закономѣрности отражается в и гармоніи отно­
шеній внѣшняго міра, въ красотѣ его сочетаній; со свойственнымъ ему искус­
ствомъ и умѣніемъ создавать понятія, онъ стремится возсоздать строеніе
міра, стремится изобразить картины міра. Для пего самое важное этосинтезъ.
Иначе обстоитъ дѣло съ вашей наукой. Она не подходитъ къ пробле­
мѣ познанія природы во всей ея совокупности. Она стремится понять от­
дѣльныя явленія природы; и при этомъ она выбираетъ какъ разъ тѣ
обычныя, и не бросающіяся въ глаза, явленія, которыя постоянно и оди­
наковым'!. образомъ разыгрываются передъ нашими глазами. Она твердо
убѣждена въ томъ, что гдѣ либо здѣсь должны лежать основные законы
природы. Ио ихъ можно найти только методическимъ путемъ, и только

6

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ

таким!) образомъ можно вывести ихъ изъ конкрет; аго явленія, въ кото­
ром ь они заключены, сплетаясь съ дѣйствіями другихъ законовъ. Поэтому
наука сначала анализируетъ явленія, т. е. мысленно упрощаетъ ихъ; за­
тѣмъ она выводить слѣдствія изъ этой упрошенной картины, чтобы, въ
концѣ концовъ, какъ выражается Герцъ, разсмотрѣть, тожественны ли ло­
гически необходимыя слѣдствія картины съ картинами естественно неиз­
бѣжныхъ послѣдствій, обусловленныхъ самими предметами. Всякій разъ,
когда представляется возможность, эти слѣдствія вызываются произвольно’
согласно требованію теоретическаго предположенія, и при этомъ измѣряют­
ся тѣ величины, съ которыми приходится считаться.
Этотъ анализъ явленій, развитіе выведенныхъ изъ него понятій и
провѣрку понятій путемъ наблюденія или опыта мы называемъ экспери­
ментальнымъ методомъ. Только съ открытіемъ этого метода стала воз­
можна наука въ нашемъ смыслѣ слова. Но примѣненіе этого метода дол­
жно было немедленно повести за собой распаденіе, первоначально цѣльной,
единой науки или философіи на постоянно увеличивающееся число спе­
ціальныхъ или позитивныхъ наукъ.
Огромное значеніе для дальнѣйшаго развитія философіи имѣлъ тотъ
фактъ, что начиная съ XVII вѣка наряду съ философіей выступила еще
другая наука. Дѣло въ томъ, что только послѣ того, какъ философія пере­
стала быть единственной наукой, могъ быть поднятъ вопросъ объ ея от­
ношеніи къ наукѣ...
Такимъ образомъ, возможность и право философіи существовать и
въ дальнѣйшее время въ качествѣ науки подверглись сомнѣнію. Пока мы
оставимъ въ сторонѣ вопросъ о философіи, какъ руководительницѣ духов­
ной жизни; мы допустили и должны допустить эту абстракцію для болѣе
яснаго пониманія предмета. Поэтому мы теперь ставимъ вопросъ такъ:
существуетъ ли, наряду съ позитивными науками и отдѣльно отъ нихъ,
научная философія?..
Отвѣтъ на этотъ вопросъ дала намъ сама исторія. Результатомъ по­
степеннаго развитія позитивныхъ наукъ явилась проблема, которая, хотя
и была не безызвѣстна въ древности, но во всей своей полнотѣ могла
предстать лишь въ новѣйшее время. Я имѣю въ виду проблему науки,
какъ таковой, вопросъ объ ея предпосылках!) и границахъ. Основнымъ
философскимъ вопросомъ, предметомъ теоретической философіи является
вопросъ о томъ, что представляетъ собою наука и каковы ея предѣлы.
Ставя этотъ вопросъ, философія, тѣмъ самымъ, вступаетъ въ связь со
всѣми остальными науками, и ей въ то же время нѣтъ надобности вмѣ­
шиваться въ область какой либо отдѣльной науки. Тогда какъ позитив­
ныя науки подѣлили между собой предметы опыта (одна, напримѣръ,
объясняетъ физическія явленія общими законами движенія, другая — из­
слѣдуетъ дѣйствія, находящіяся въ зависимости отъ особой природы эле­
ментовъ, третья—приводитъ всѣ жизненные процессы къ физическимъ и
химическимъ причинамъ), слѣдовательно, основой ихъ является опытъ, и
онѣ сами производятъ опыты,—предметомъ научной философіи является
опытъ, какъ таковой.
Кромѣ изслѣдующей науки имѣется еще критическая наука, которая
провѣряетъ источники знанія и опредѣляетъ его объемъ. Изслѣдователи,
являвшіеся въ то же время философскими мыслителями, ясно сознавали и
всегда подчеркивали высшее научное и практическое значеніе этой задачи.
Гельмгольцъ называетъ критику источниковъ познанія «вѣчнымъ занятіемъ
философіи, котораго не сможетъ избѣгнуть безнаказанно ни одно поколѣніе»...
Для нашего міросозерцанія однимъ изъ важнѣйшихъ результатовъ
критики познанія является то, что чувственный міръ въ томъ .видѣ, вь

А.

І> ИЛЬ.

7

какомъ мы его созерцаемъ, существуетъ не безусловно, а условно, что
онъ представляетъ собою совокупность явленій, и по виду и формѣ про­
явленія зависитъ отъ способа воспріятія чувствъ и формы созерцанія.
Внутри насъ самихъ, а не позади и не по ту сторону явленій, какъ это
думаютъ метафизики, имѣется другой міръ, міръ духовныхъ цѣнностей.
Критическая философія подготовляетъ путь философіи, какъ руково­
дительницѣ духа: она очищаетъ мѣсто идеальнымъ силамъ въ нашей
жизни, которыя переносятъ насъ не в'ь сверхъ-чувственный, а въ нечув­
ственный міръ. Если бы не было критической философіи, могло случиться,
что мы ничего не знали бы о существованіи цѣнностей, о цѣнности цѣн­
ностей, или потеряли бы въ нихъ вѣру, а вмѣстѣ съ тѣмъ и стремленіе
къ прогрессу духовной культуры.
Бъ высшей степени существенно это двоякое и тѣмъ не менѣе во­
едино связанное призваніе философіи. Она стремится создать человѣку
жизненное міросозерцаніе, затрагивающее всѣ стороны его природы. Это
не предметъ ея, а ея цѣль, выполняемая ею вч> связи съ наукой, причемт> она въ то же время соображается съ требованіями чувства. Она
имѣетъ дѣло съ высшими интересами духа и представляетъ собою дѣй­
ствительную пауку и мудрость человѣка. Она открываетъ передъ человѣ­
комъ его дѣйствительныя цѣли и направляетъ его волю къ достиженію
ихъ. Всѣ философскія системы великихъ мыслителей приняли участіе въ
созданіи высшихъ идеаловъ человѣчества.
Изъ книги А. Риля „Введеніе въ
современную философію“ (А. Riehl
„Zur Einführung in die Philosophie
der Gegenwart; 2 Aufl., Leipzig
Teubner, S. 5 ff.), полный переводъ
которой былъ данъ въ приложе­
ніяхъ „Вѣсти. Зн.“, 1904 г-

Д-ръ филос. Б. Шмидъ.

Развитіе философіи.
Къ наиболѣе древнимъ проблемамъ, которыя когда либо занимали
человѣческій умъ, относится вопросъ о первоосновѣ вещей, о происхож­
деніи, развитіи и конечной цѣли міра. Страстное желаніе найти въ разно­
образіи явленій міровое единство, міровой принципъ мы можемъ увидѣть
уже въ тѣхъ запутанныхъ, ведущихч» къ фантастическимъ миѳамъ, тро­
пинкахъ, въ которыхъ здравыя представленія о первоосновах!» вещей и
человѣческія—слишкомъ человѣческія желанія, стремленія и страсти сли­
лись въ какой то хаосъ религіи, поэзіи и науки. Только тамъ, гдѣ мы­
шленіе освобождается отъ вліянія миѳовъ, только тамъ, гдѣ начинаетъ
зарождаться паука, эти воззрѣнія выступаютъ въ болѣе чистой, въ из­
вѣстной степени кристаллизованной формѣ. Также обстояло дѣло у гре­
ковъ—народа, отъ котораго ведетъ свое происхожденіе западно-европей­
ское мышленіе и философія.
Теперь намъ кажется крайне страннымъ, когда мы читаемъ у іоній­
скихъ мудрецовъ, что сущность вещей надо искать въ водѣ, въ воздухѣ
или въ какомь нибудь другомъ субстратѣ (основномъ веществѣ). О а л е с ъ
Милетскій (624 г. до P. X.) считалъ безформенное вещество — воду, до­
ступное извѣстнымъ измѣненіямъ, основнымъ веществомъ, на которомъ
плаваетъ земля, и изъ котораго возникли всѣ вещи. Анаксименч»

8

ФИЛОСОФСКАЯ

ХРЕСТОМАТІЯ.

(тоже изъ Милета, болѣе молодой современникъ Налеса) не видѣлъ въ
водѣ тѣхъ свойствъ, которыми, по его мнѣнію, должно обладать основное
вещество, и первоосновой онъ считалъ воздухъ. Вѣдь воздухъ оживляетъ
все, онъ тожественъ съ душой; небо, окутывающее землю, тоже состоитъ
изъ воздуха. Въ воздухѣ носятся облака, онъ производитъ дождь, а,' мо­
жетъ быть, и землю, и камни. Весьма возможно, что все, въ концѣ кон­
цовъ, снова возвращается въ воздухъ.
Намъ, людямъ двадцатаго вГ.ка, было бы крайне легко критиковать
эти мысли и особенно ихъ логическое развитіе, которое соотвѣтствовало
естествознанію того времени, находившемуся тогда еще вч> зачаточномъ
состояніи. Критикуя философовъ древности, мы бы могли легко упустить
изъ виду характерную черту человѣческаго духа доискиваться первопри­
чины вещей; мы прошли бы мимо дальнѣйшаго, интереснаго’ въ психо­
логическомъ отношеніи факта, а именно, что основного принципа древніе
греки искали въ природѣ, т. е. въ какомъ либо веществѣ, которое можно
воспринимать при помощи чувствъ.
Но въ этихъ поискахъ за первопричиной проглядываетъ легкое
сомнѣніе, вызываемое многообразіемъ вещей. Умъ Элеатовъ, умъ Парменида,
Зенона и др., тоже не могь удовлетвориться разнообразіемъ и измѣнчи­
востью чувственнаго воспріятія. Окружающимъ вещамъ, какъ чему-то
кажущемуся, противопоставлялось сущее, бытіе. Настоящее, частное бытіе
должно сводиться къ какому нибудь единству, и это единство является
безошибочнымъ, безусловнымъ и необходимымъ признакомъ существующаго.
Какъ мы можемъ познать истину? Можемъ ли мы вѣрить чувствамъ?
Является ли разумъ надежнымъ руководителемъ? Да, онъ является имъ,
такъ какъ чувства насъ обманываютъ. Приведемъ примѣръ метода мышленія
элеатовъ: я вижу, какъ стрѣла летитъ въ воздухѣ. Это я вижу своими
собственными глазами; но движенія нѣть, есть только покой, такъ какъ
бытіе едино; нѣтъ ни многообразія, ни развитія, ни временнаго или
пространственнаго измѣненія. Летящая стрѣла находится въ каждой точкѣ,
въ каждый моментъ, въ состояніи покоя, слѣдовательно, она покоится въ
продолженіе своего полета.—Летящая стрѣла не движется—таковч. былъ
выводъ, который дѣлалъ одинъ изъ самыхъ мудрыхъ элеатовъ.
Дѣйствительность заключается не въ вещахъ въ томъ видѣ,въ какомъ
онѣ намъ представляются, а въ измѣненіи «становленіи» (Werden), какъ
думалъ Гераклитъ. Все движется, развивается, ничто не покоится, движутся
и измѣняются и вещи, и наблюдающій ихъ субъектъ. «Мы погружаемся
и въ тоже время не погружаемся въ одинъ и тотъ же потокъ, мы суще­
ствуемъ и въ тоже время не существуемъ, ибо нельзя ступить дважды
въ одинъ и тотъ же потокъ; струи непрерывно разбѣгаются и вновь
сливаются; потокъ одновременно отливаетъ и приливаетъ. — Глазъ и ухо
плохіе свидѣтели всего происходящаго; для нихъ все мертво и неподвижно;
только разумъ въ состояніи воспринимать постоянное теченіе. Передъ
вами два противоположныхъ и въ тоже время такъ родственныхъ другъ
другу взгляда!
Чувствамъ не вѣрить, такъ какъ они передаютъ дѣйствительность
но въ томъ видѣ, въ какомъ она на самомъ дѣлѣ есть. Чувства обманы­
ваютъ элеата, такъ какъ они говорятъ емѵ о движеніи тамъ, гдѣ разумъ
констатируетъ покой; они говорили Гераклиту о покоѣ тамъ, гдѣ его
разумъ видѣлъ развитіе и движеніе. По мнѣнію Гераклита дѣйствительность
можетъ быть познана только путемъ отвлеченія.
Но были "" чугпічі об шичио.< Должны ли Г о л ди е:ш
оы они при ІІОЛЫПС
.1
считать воображ;

іѢрІЕ

быті

В. ШМИДЪ.

9

тельность? Въ тѣ времена люди не задавались вопросомъ о надежности
чувствъ, не говоря уже о происхожденіи и границахъ познанія; такимъ
образомъ могло случиться, что разумное, раціональное познаніе приводило
къ двумъ противоположнымъ воззрѣніямъ.
Не смотря на это бѣгство въ недѣйствительную дѣйствительность,
греческій мыслитель все же вѣрилъ въ чувства больше, чѣмъ философы
позднѣйшаго времени; дѣло въ томъ, что онъ был ь еще очень далеко о гъ
естественно-научнаго анализа явленій. Непосредственно воспринятое и
результаты мышленія слились у него въ единое цѣлое, и никакой духъ
сомнѣнія не проникалъ въ его познаніе.
Па такихъ же основныхъ воззрѣніяхъ покоится и ученіе Демокрита.
(Демокритъ былъ современникомъ Сократа; онъ былъ блестящими писа­
телемъ, но до насъ дошли лишь отрывки его сочиненій).
Настоящее бытіе заключается не въ вещахъ въ томъ видѣ, въ
какомъ онѣ намъ представляются; бытіе составлено изт> безконечнаго числа
крошечныхъ однородныхъ частичекъ различной величины и формы, изъ
атомовъ. Эти свойства, положеніе и распредѣленіе атомовъ обусловливаютъ
разнообразіе, господствующее въ мірѣ явленій. Такъ, напримѣръ, огонь
состоять изъ крошечныхъ гладкихъ атомовъ; таковы же и атомы, образу­
ющіе душу. Душа живетъ, благодаря дыханію; она постоянно обновляется,
такъ какъ благодаря этому процессу воспринимаются постоянно одни и
тѣ же атомы. Одушевлены не только люди, но и всѣ животныя, всѣ тѣла,
весь міръ.
Но какимъ образомъ передается внѣшній міръ воспринимающему
человѣку? Демокритъ говорить слѣдующее: отъ предметовъ отдѣляются
частички и проникаюгь, напримѣръ, въ глазъ, гдѣ онѣ вызываютъ пред­
ставленія. Предметъ и представленіе похожи другъ на друга: дѣйстви­
тельность же отличается отъ нихъ, такъ какъ она состоитъ изъ атомовъ.
Ощущенія нашихъ различныхъ чувствъ показываютъ намъ предметы не
сами въ себѣ, а вт> томъ ихъ видѣ, въ какомъ они намъ представляются.
Хотя атомы не доступны нашимъ чувствамъ, но Демокритъ
твердо убѣждень въ ихъ существованіи. Отъ своихъ пр^цпествѳнниковъ онъ не отличается: онъ объясняетъ разнообразіе явленіи
единымъ принципомъ, который онъ представляетъ себѣ, какъ нѣчто
тѣлесное.
Крайне интереснымъ и новымъ фактомъ является то, что здѣсь
подымается вопросъ о происхожденіи чувственнаго воспріятія. Человѣческій
умъ не удовлетворяется больше вопросомъ о причинѣ, о происхожденіи
данныхъ вещей; онъ задаетъ себѣ вопросъ, какъ постигь субъектъ, «я ,
содержаніе опыта, какъ усваивается это содержаніе, какимъ образомъ мы
получаемъ отраженія внѣшнихъ предметовъ? Ихъ отвѣть на этоть вопросъ
кажется намъ, конечно,'очень наивнымъ. Вѣдь сама душа мыслится, какъ
матеріальное тѣло! Она представляетъ собою матерію, хотя и болѣе
нѣжную. Она остается матеріальной, если ее даже мыслить, какъ это имѣло
мѣсто въ древнія времена, какъ дуновеніе, дыханіе. Въ духовныхъ явленіяхъ видѣли, лишь, процессы физическаго движенія. Вещи отбрасывають
изображенія, которыя доходятъ до нашего глаза, и такъ какъ эти
частицы однородны съ предметами, то мы получаемъ представленія, по­
хожія на данные предметы: мы имѣемъ передъ собой чисто матеріальное
явленіе.

10

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

Д-ръ филос. Б. Шмидтъ.

Матеріализмъ.
Согласно матеріалистическому міросозерцанію, матерія представляетъ
собою сущность вещей. Все бытіе, физическое и духовное, матеріально
или обусловлено матеріей.
Если въ философскихъ наблюденіяхъ іонійскихъ философовъ лежали
зародыши матеріалистическаго міровоззрѣнія (они смотрѣли на вещи
окружающаго міра, какъ на нѣчто, дѣйствительно данное, а душу пред­
ставляли себѣ въ качествѣ дуновенія) то подъ вліяніемъ послѣдовательнаго
проведенія этого способа мышленія возникла атомистическая теорія
Демокрита, которую мы должны считать родоначальницей матеріализма.
Оставимъ въ сторонѣ детали матеріалистической теоріи, поскольку
она развивалась въ умахъ грековъ, и обратимся къ той ея стадіи, когда
она пріобрѣла себѣ сильную союзницу въ лицѣ естественныхъ наукъ.
Огромный прогрессъ, который сдѣлало естествознаніе, особенно, въ области
физики и астрономіи (Коперникъ, Галилей, Кеплеръ), и который блестяще
показалъ строгую закономѣрность физическаго міра, не могъ не оказать
вліянія на міросозерцаніе. Великая мысль, что не земля, а солнце является
центромъ міра, что планеты не движутся вокругъ земли, а, подобно
послѣдней, совершаютъ правильное вращеніе вокругъ солнца, не могла
ограничиться одной лишь естественно-научной областью; она должна была
захватить широкіе круги человѣческой мысли и оказать могучее вліяніе
на все міросозерцаніе и, особенно, на религіозныя представленія. А какъ
скоро прочный небесный сводъ превратился въ безконечную массу тумана,
не должны ли были поколебаться и чувственныя представленія обт>
этомъ заоблачномъ мірѣ. Не было ли это позорнымъ униженіемъ, насмѣшкой,
что человѣкъ, котораго считали центромъ вселенной, долженъ былъ, вмѣстѣ
съ своей землей, подобно милліонамъ другихъ планетъ, носиться въ
міровомъ эѳирѣ? Но эта возвышенная безконечность должна была, также,
наполнить священнымъ трепетомъ болѣе тонко чувствующихъ людей.
Между тѣмъ естествознаніе дѣлало все большіе и большіе успѣхи. Благодаря
тому, что ученые открыли примѣнимость математики къ явленіямъ природы,
случай и произволъ были изгнаны изъ царства природы. Ихъ мѣсто
заняли желѣзные законы механики.
Прошло немного времени, и механическое міровоззрѣніе стало празд­
новать свои тріумфы въ таких'!, областяхъ, которыхъ вышеназванные
естествоиспытатели изъ осторожности, намѣренно, не включали въ среду
своихъ изслѣдованій. Уже въ 17 вѣкѣ, мы встрѣчаемъ сильное матеріалисти­
ческое теченіе, которое въ нѣкоторыхъ пунктахъ отличается отъ греческа­
го матеріализма. Механическое міровоззрѣніе переносится не только на
міръ живыхъ существъ, на жизненныя явленія, но и на духовную жизнь,
которая разсматривается, какъ одно изъ свойствъ матеріи. Конечно эти
матеріалисты нс объясняютъ уже больше воспріятіе отдѣленіемъ частицъ;
для, нихъ воспріятіе представляетъ собой не отпечатокъ предмета, а упро­
щенное механическое явленіе; это явленіе заключается въ томъ, что внѣш­
нее раздраженіе доходитъ до соотвѣтствующаго чувственнаго органа и
мозга, гдѣ оно проявляется въ качествѣ движенія. Слѣдовательно, это
явленіе чисто матеріальное; все духовное, въ нашемъ случаѣ—вос­
пріятіе, представляетъ собою не что иное, какъ механическое явленіе
движенія.

ДЕ-ЛЯ-МЕТТРИ.

11

Высшей точки расцвѣта матеріализмъ достигаетъ въ 18 вѣкѣ во
Франціи; представителями его являются Ла-Метри, Гольбахъ, Дидро и др.
Предоставимъ теперь слово одному изъ наиболѣе выдающихся представи­
телей матеріализма—Ла-Метри. Мы приводимъ нѣкоторыя выдержки изъ
его книги „L’homme machine“.

Де-Ля-Меттри. *)

Человѣкъ—машина.
Человѣкъ представляетъ собою машину, построенную такимъ образомъ,
что вначалѣ невозможно составить о ней яснаго представленія и, слѣдова­
тельно, опредѣлить ее. Поэтому тщетны были всѣ теоретическія изслѣдова­
нія, предпринимавшіяся величайшими философами; я называю ихъ „теоре­
тическими“ потому, что философы въ извѣстном'Ь смыслѣ духовнымъ взоромъ
своимъ пытались проникнуть въ данную область. Слѣдовательно, только
практическимъ путемъ, путемъ попытки расчлененія души на подобіе то­
го, какъ мы знакомимся съ тѣлесными органами, можно, если—не разга­
дать природу чѣловѣка, то во всякомъ случаѣ достигнуть высшей ступени
знанія объ этомъ предметѣ.
Итакъ, вооружимся посохомъ опыта и оставимъ въ сторонѣ исторію
всѣхъ, необоснованныхъ взглядов'!, философовъ. Кто слѣпъ и все же вѣ­
ритъ, что онъ можетъ обойтись безъ этого посоха—тотъ находится на
высшей ступени ослѣпленія. Какъ правъ писатель, говоря, что только
тщеславіе не извлекаетъ изъ послѣдующихъ причинъ топ же пользы,
какъ изъ первыхъ. . . .
Сколько на свѣтѣ существуетъ темпераментовъ, столько же можно
насчитать умовъ, характеровъ и обычаевъ. Уже Галенъ позналъ эту истину,
которую Декартъ развилъ дальше и довелъ до нѣкоторой крайности, заявивъ,
что только медицина можетъ измѣнять обычаи и умы вмѣстѣ съ измѣнс
ніями тѣла. Вѣрно то, что меланхолическій, холерическій, флегматичный и
сангвиническій темпераментъ, въ зависимости отъ свойствъ, количества и
расположенія соковъ, дѣлаютъ каждаго человѣка отличнымъ отъ другихъ.
Во время болѣзни душа какъ бы затуманивается и нс показываетъ призна­
ковъ своего существованія; въ другихъ случаяхъ она возбуждается такъ
сильно, будто она увеличилась вдвое; иногда же слабоуміе исчезаетъ и
въ результатѣ выздоровленія глупый человѣкъ превращается въ умнаго
человѣка.
Наконецъ, можетъ помутнѣть самый прекрасный умъ, и его даже
нельзя будетъ узнать, такт, какъ исчезли прекрасныя знанія, пріобрѣтен­
ныя съ огромнымъ трудомъ и затратой силъ. Вотъ передъ нами парали­
тикъ, который спрашиваетъ, въ кровати ли его нога. Вотъ солдатъ, кото­
рому кажется, что у него обѣ руки, хотя одна изъ нихъ ему ампутиро­
вана. Этотъ обманъ чувствъ вызывается воспоминаніемъ объ обычныхъ
ощущеніяхъ и о томъ мѣстѣ, къ которому душа относить эти ощущенія.
Достаточно одного замѣчанія о недостающемъ ему членѣ, и онъ вспомнитъ
всѣ движенія его, онъ будетъ ихъ чувствовать, причемъ душевное состоя­
ніе больного дѣлается крайне удрученнымъ. . . .
Душа и тѣло засыпаютъ одновременно. Какъ только кровообращеніе
дѣлается спокойнѣе, по всей машинѣ разливается сладкое ощущеніе мира
*) Ж. Де-Ля-Меттри род. въ 1709 г., умеръ въ 1751 г.

Г2

ФИЛОСОФСКАЯ X I’ECTOМATIЯ.

и спокойствія. При опусканіи вѣкъ, душа ощущаетъ пріятное чувство

успокоенія и теряетъ силу вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ засыпаютъ волокна моз­
га. Такимъ образомъ, всѣ мускулы ея тѣла какъ бы парализуются. Муску­
лы не могутъ уже больше выносить тяжести головы, голова не можетъ
выносить уже больше тяжести мыслей, мысль засыпаетъ, она, какъ бы,
перестаетъ существовать.
Когда кровь начинаетъ циркулировать въ тѣлѣ очень быстро, душа
не можетъ спать. Когда душа слишкомъ возбуждена, кровь не можетъ
успокоиться и съ шумомъ проносится но жиламъ. Это и есть двоякая
причина безсонницы. Простой испугъ во снѣ вызываетъ у насъ сильное
сердцебіеніе и нарушаетъ наше спокойствіе, подобно сильной боли или
тяжелымъ заботамъ. Наконецъ, подобно тому, какъ при окончаніи дѣйст­
вія душевных'ь функцій наступаетъ дремота, точно также во время
бодрствованія душа часто находится какъ бы въ полу-снѣ; такое состоя­
ніе показываетъ, что для того, чтобы уснуть, душа не всегда ожидаетъ,
когда заснетъ тѣло. Вѣдь ей было невозможно найти хоть единственный
предметъ, который могъ бы разбудить ея вниманіе, между той безконеч­
ной массой мыслей, фантазій, наполняющихъ, подобно облакамъ, нашъ
отуманенный мозгь.
Опій находится въ такихъ близкихъ отношеніяхъ со сномъ, который
онъ вызываетъ, что мы не можемъ здѣсь не упомянуть о немъ. Онъ опь­
яняетъ, подобно вину, кофе и т. п.; дѣйствіе его находится въ зависимо­
сти, какъ отъ принятой дозы, такъ и отъ индивидуальности каждаго от­
дѣльнаго человѣка, принявшаго это лекарство. Человѣкъ, принявшій опіи,
чувствуетъ себя совершенно счастливымъ, онъ не ощущаетъ ничего сквер­
наго: такое состояніе является, какъ бы, временной смертью. Какъ пріятна
эта летаргія! Душа хотѣла бы постоянно пребывать въ этомъ блаженномъ
состояніи. Прежде душа была, какъ бы, добычей страданій; теперь она ужъ
больше не страдаетъ и наслаждается полнымъ спокойствіемъ. Опій оказы­
ваетъ дѣйствіе даже на волю; онъ оказываемъ такое принудительное дѣй­
ствіе на душу, желающую оставаться бодрой и разговаривать, что чело­
вѣкъ идетъ и ложится спать. Я не буду говорить объ исторіи ядовъ.
Кофе, являющееся извѣстнымъ противоядіемъ вина, возбуждаетъ
нашу фантазію, заставляетъ насъ поэтому забывать о головной боли и
нашихъ заботахъ; но оно. подобно опію, не можетъ предохранить насъ
отъ нихъ на будущій день.
Разсмотримъ другія потребности души. Человѣческое тѣло представля­
етъ собою машину, которая сама заводить свой механизмъ; человѣческое
тѣло -это примѣрь perpetuuin mobile (вѣчнаго двигателя). Безъ пищи
душа не можетъ жить и умираетъ отъ полнаго истощенія. Душа по­
хожа на свѣчу, свѣтъ которой, прежде чѣмъ умереть, вспыхиваетъ
нѣсколько разъ. По если питать тѣло, если вливать въ его сосуды здоро­
вый сокъ и укрѣпляющую влагу, то и душа дѣлается крѣпкой и жизне­
способной; солдатъ, не употреблявшій возбуждающихъ напитковъ, бѣжалъ
бы съ поля брани, тогда какъ подъ вліяніемъ ихъ онъ дѣлается храбрымъ
и, подъ звуки барабана, смѣ ю идетъ на встрѣчу смерти. Такимъ образомъ,
возбуждающій напитокъ приводитъ въ сильное движеніе кровь, которая
бы успокоилась подъ вліяніемъ холодной воды. . . .
Присмотримся ближе къ пружинамъ человѣческой машины; дѣй­
ствіемъ ихъ обусловлены всѣ жизненныя, животныя, естественныя и авто­
матическія движенія тѣла. Развѣ тѣло но отодвигается механически на­
задъ, когда его охватываетъ страхъ при видѣ неожиданной пропасти.
Развѣ вѣки глазъ но закрываются механически подъ угрозой удара? Развѣ
зрачекъ не уменьшается днемъ, чтобы предохранить сѣтчатую оболочку,

ДЕ-ЛЯ-МЕТТРИ.

13

и развѣ онъ не расширяется, чтобы видѣть въ темнотѣ предметы? Развѣ
поры кожи не закрываются механически зимой, чтобы защитить отъ хо­
лода внутренность сосудовъ? Развѣ желудокъ, возбужденный ядомъ, не
успокаивается подъ вліяніемъ опія, рвотныхъ средствъ и т. д.? Развѣ
сердце, артеріи, мускулы не сокращаются во время сна, точно также, какъ
тогда, когда человѣкъ не спить? Развѣ легкія не играютъ роль мѣховъ,
находящихся постоянно въ движеніи? Развѣ мускулы пузыря, кишокъ и
т. п. не работаютъ непрерывно, подобно машинѣ? Развѣ сердце не сокра­
щается сильнѣе всякаго другого мускула?...
Опытъ учитъ насъ, что пока существуетъ движеніе,—какъ бы мало
оно ни было въ одномъ или нѣсколькихъ волокнахъ—достаточно раздра­
жить эти волокна, чтобы вызвать, оживить почти уже угасшее движеніе,
какъ мы это имѣли возможность наблюдать во многихъ случаяхъ. Такпм'ь
образомъ извѣстно, что движеніе и чувство поперемѣнно вызываютъ другъ
друга, причемъ это имѣетъ мѣсто, какъ у совершенно здоровыхъ тѣлъ,
такъ и у тѣхъ, строеніе которыхъ разрушено; не будемъ здѣсь упоминать
о нѣкоторыхъ растеніяхъ, которыя, какъ намъ кажется, обнаруживают ь
такія же явленія соединенія чувства съ движеніемъ.
Кромѣ того, многіе выдающіеся философы доказали, что мысль пред­
ставляетъ собою лишь свойство способности ощущать, что разумная душа
является лишь ощущающей душой, которая служитъ для разсматриванія
и обсужденія идей. Этимъ однимъ было бы уже доказано, что когда ощу­
щеніе угасло, мысль также угасаетъ, какъ мы это видимъ при апоплексіи,
летаргіи, каталепсіи и т. п. Дѣло въ томъ, что смѣшны утвержденія тѣхъ
людей, которые предполагаютъ, будто душа думаетъ также во время бо­
лѣзней, связанныхъ съ потерей сознанія съ тою лини, разницею, что она
потомъ нс припоминаетъ этихъ своихі, мыслей.
Было бы не умно пускаться въ поиски механизма, относящагося кт.
господствующимъ законамъ развитія. Сущность движенія намъ такъ же
извѣстна, какъ сущность матеріи. Стараться найти средство, какимъ пу­
темъ движеніе рождается въ матеріи, это значило бы возродить старое и
туманное ученіе о «существенныхъ формахъ». Я совершенію спокойно
остаюсь въ полномъ невѣдѣніи относительно того, какимъ образомъ не­
одухотворенная и простая матерія примѣняется .для строенія органовъ, по­
добно тому, какъ я не задаюсь вопросомъ, почему я не могу смотрѣть
на солнце безъ краснаго стекла; и я также готовъ пойти на какой-ни­
будь мирный компромиссъ относительно другихъ, неосязаемыхъ чудесъ
природы—возникновеніе чувства и мысли въ существѣ, которое прежде
казалось нашему глазу, ограниченному въ своей зоркости, лишь камочкомъ навоза...
Я не ошибаюсь: человѣческое тѣло представляетъ собою замѣчатель­
ные часы, сдѣланные такъ умѣло, что когда останавливается колесо,
движущее секундную стрѣлку, колеса для минутной стрѣлки и для отиваііія четверти часа движутся дальше; точно также движутся и осталь­
ныя колесики, если первыя заржавѣютъ или остановятся подъ вліяніемъ
какой-либо причины.
Развѣ закупорка сосудовъ не въ такой же степени недостаточна для
того, чтобы оказать разрушительное дѣйствіе на главный центръ дви­
женія, находящійся въ сердцѣ, которое какъ бы образуетъ аппаратъ,
предназначенный для пусканія машины въ ходъ? Въ самомъ дѣлѣ, какъ
разъ наоборотъ, жидкости, объемъ которыхъ уменьшился, должны пройти
меньшее разстояніе и проходятъ это разстояніе тѣмъ скорѣе, что сила
сердца увеличиваете#, вслѣдствіе того противодѣйствія, съ которымъ оно
сталкивается въ концѣ сосудовъ. Вѣдь если зрительный нервъ, вслѣдствіе

14

ФИЛОСОФСКАЯ XPECTOМATIЯ.

какого-нибудь оказываемаго на него давленія, не можетъ давать больше
картины предметовъ. то потеря зрѣнія не мѣшаетъ намъ употреблять наше
чувство слуха, подобно тому, какъ потеря этого чувства не вызываетъ
потерю перваго. Развѣ не извѣстенъ тотъ фактъ, что одинъ слышитъ, не
будучи въ состояніи сказать, что онъ слышитъ, а другой, который ничего
не слышитъ, но у котораго нервы языка въ мозгу свободны, разсказы­
ваетъ самымъ механическимъ образомъ всѣ, приходящія ему въ голову
мечты? Мыслящихъ врачей такія явленія не могутъ поразить; они вѣдь
знаютъ, какъ имъ надо смотрѣть на природу человѣка....
Изъ книги де Ля-Меттрн „ЧеловѣкъМашина“, (De la Mettrie „L’homme-шаchine“).

Б. Шмидъ.

Источники современнаго матеріализма.
Не надо забывать, что въ девятнадцатомъ вѣкѣ естествознаніе сдѣ­
лало огромный шагъ впередъ, и что его законы и добытые имъ резуль­
таты, главнымъ образомъ, законы о сохраненіи матеріи и силы (энергіи)
не могли не оказать вліянія на наше міросозерцаніе. Поэтому становится
попятнымъ, почему, благодаря торжеству закона причинности, механическое
воззрѣніе вскорѣ одержало верхъ, а съ другой стороны, матеріализмъ по­
чувствовалъ подъ своими ногами болѣе твердую почву. Не надо упускать
изъ виду той массы анатомическихъ, физіологическихъ и эволюціонно­
историческихъ фактовъ, которые, сч> одной стороны, были проникнуты
механическими теоріями, а съ другой стороны — благодаря сранительному
наблюденію человѣческаго тѣла и тѣла животнаго и его предковъ,—благо­
пріятствовали развитію матеріалистическаго міросозерцанія.
Матеріализмъ старается въ пользу своей теоріи спеціально освѣтить
анатомичсски-фпзіологическіе факты нервной систе мы и ихъ отношеніе
къ душевной жизни, и надо сознаться, что новыя открытія въ этой обла­
сти прямо-таки поразительны.
Сравнительное наблюденіе мозга позвоночныхъ животныхъ показы­
ваетъ намъ, что онъ обнаруживаетъ постоянные признаки совершенство­
ванія, начиная съ рыбы вплоть до млекопитающаго; и даже внутри класса
млекопитающихъ, мозгь различныхъ животныхъ рѣзко отличается другъ
отъ друга; возьмемъ, напримѣръ, мозгь утконоса, богатый извилинами
мозгъ человѣкообразныхъ обезьянъ и сложный мозгъ человѣка!
Рука объ руку съ развитіемъ мозга идетъ развитіе умственныхъ спо­
собностей. Съ одной стороны, у рыбъ, земноводныхъ и пресмыкающихся
имѣется крошечный большой мозгь, даже не заслуживающій этого имени,—
съ другой—теплокровныя животныя обладаютъ большимъ мозгоми, очень
значительной величины. За то эти послѣднія обнаруживаютъ значительно
большую раздражимость и живость, ихъ инстинкты, какъ напримѣръ, по­
стройка гнѣздъ, выхаживаніе дѣтенышей и др., развиты въ совершенно
другой степени.
Измѣреніе черепов'ь и опредѣленіе вѣса мозга показываютъ, что
даже вь предѣлахъ вида человѣка, который обладаетъ относительно наиболѣе
тяжелыми мозгомъ, наиболѣе сложнымъ строеніемъ его и наиболѣе КруПЯЫМЪ бО.ІЫПЕМЪ МОЗГОМ И

IÔO

ЛЧОЧ

МОЗГИ

СОСТАВЛЯТЬ 4 :

об. .-цъ

вѣ

Б. ШМИДЪ.

15

мозга) развитіе мозга находится, какъ кажется, въ тѣсной связи съ ду­
ховными способностями.
Для того, чтобы обосновать свою точку зрѣнія, материализм в указы­
ваетъ также на патологическіе случаи.
Если развитіе человѣческаго мозіа задерживается, если доли боль­
шого мозга остаются не развитыми, то духовныя способности человѣка не
превышаютъ духовныхъ способностей животнаго. Не разъ у голубей, кро­
ликовъ и собакъ удаляли доли большого мозга или другія части мозга,
и у этихъ животныхъ вмѣстѣ съ этимъ исчезали извѣстныя умственныя
функціи. Голуби, у (которыхъ удаленъ мозгъ, постоянно оставались непо­
движными, ничего нс ѣли, умирали съ голода передъ чашкой, наполнен
ной ѣдой. Но если имъ положить в'ь клювъ зеренъ, то они проглатываютъ
ихъ. Если подтолкнуть такое животное впередъ, то оно движется нѣкото­
рое разстояніе, если подбросить его въ воздухѣ, то оно улетитъ. У такихъ
животныхъ исчезаетъ чувственное ощущеніе; они останутся совершенно
равнодушными, если вы даже зажжете огонь передъ ихъ глазами или вы­
стрѣлите надъ самымъ ихъ ухомъ.
Патологія человѣка особенно богата случаями, показывающими зави
симость духовныхъ функцій отъ большого мозга. Если въ большой мозгь
попадетъ осколокъ кости, то это вызываетъ нс только нарушеніе, чисто
интеллектуальной дѣятельности, но и измѣненіе характера человѣка, эти
нарушенія будутъ имѣть мѣсто до тѣхъ поръ, пока нс будетъ удаленъ
осколокъ. Извѣстенъ случай, когда при взрывѣ, острый кусокъ желѣза по­
палъ черезъ нижнюю челюсть въ черепъ одного американца и вышелъ из ъ
него вблизи передней части стрѣловиднаго шва. Результатомъ было полное
измѣненіе духовныхъ способностей и характера этого человѣка. Но довольно
примѣровъ. Мы знаемъ, что всѣ душевныя болѣзни обусловлены болѣзнью
мозга, мы также знаемъ, что пониженная умственная дѣятельность стари­
ковъ объясняется заболѣваніями мозга. Всѣмъ извѣстно, что употребленіе
ароматическихъ и спиртныхъ напитковъ, мускуса, камфоры, хлороформа и
т. п., оказываетъ вліяніе на способность мышленія. Все это говорить за
существованіе тѣсной связи между душою и мозгомъ.
Въ исторіи развитія матеріализмъ видитъ могучаго союзника; дѣло
въ томъ, что не только Каятъ-Лапласовская теорія, но и исторія развитія
организмовъ пріобрѣла полное признаніе въ научныхъ кругахъ. Земля,
представлявшая собою раньше частицу огромнаго газообразнаго шара,
подъ вліяніемъ вращенія облачной массы отдѣлилась отъ него, подобно
другимъ планетамъ и, медленно охлаждаясь въ теченіе милліоновъ лѣтъ,
превратилась въ шаръ съ поверхностью, представлявшей одно сплошное
непрерывное цѣлое. Какъ шло это затвердѣніе и какимъ образомъ случи­
лось такъ, что этотъ панцырь былъ изборожденъ, изрыть и въ разныхъ
мѣстахъ разорван ь, —съ этимъ физики и геологи стараются познакомить
насъ, строя самыя разнообразныя гипотезы. Но какимъ образом ъ на землѣ,
покрытой водой, появились организмы,—этого мы не знаемъ. Правда, мы
но сомнѣваемся въ томъ, что вначалѣ жизнь была представлена на землѣ,
въ видѣ крошечныхъ комочковъ протоплазмы, и что первыми обитателями
земли надо считать существа,, содержащихъ хлорофиллъ, такъ какъ они
могли себѣ сами приготовлять пищу (сахаръ, крахмалъ). Затѣмъ на землѣ
появились существа, стоящія на границѣ между животнымъ и раститель­
нымъ міромъ, одноклѣточные и многоклѣточные организмы въ ихъ безчисленныхч, варіаціахъ и сложныхъ дифференціаціяхъ и затѣм ъ, какъ вѣнецъ
развитія, человѣкъ. Вмѣстѣ съ физическимъ организмомъ развивалась не
только матеріальная, но и духовная сторона живыхъ существъ. Ио что
значитъ весь этотъ міръ организмовъ, растительный покровъ и живот­

16

ФИЛОСОФСКАЯ

ХРЕСТОМАТІЯ.

ный міръ въ сравненіи съ огромной массой вселенной, что значитъ корот­
кая жизнь живого существа, въ сравненіи ст> безконечнымъ временемъ,
которое протекло до ихъ возникновенія? Что значитъ все это въ сравне- ‘
ніи с'ь вѣчностью матеріи?
Какъ гордо звучать желѣзные законы силы и матеріи! Не даромъ
матеріализмъ, такъ гордится ими!
«Законъ сохраненія силы показываетъ, что энергія вселенной пред­
ставляетъ собою постоянную, неизмѣнную величину. Точно также за­
конъ сохраненія матеріи показываетъ, что матерія космоса объявляется по­
стоянной, неизмѣнной величиной. Оба великихъ закона, физическій основ­
ной закойъ сохраненія энергіи и химическій основной законъ сохраненія
матеріи, мы можемъ охватить однимъ философскимъ понятіемъ—зако­
номъ сохраненія субстанціи; дѣло въ тамъ, что по нашему монистическому
воззрѣнію сила и матерія не отдѣлимы другъ отъ друга, а представляютъ
собою лишь различныя явленія одного мірового существа, субстанціи (Гек­
кель, Монизмъ, какъ связь между религіей и наукой».)
Мы ne будем'ь останавливаться па взглядахъ Фейербаха. Карла Фогта,
Давида Штраусса, Молешотта, Бюхнера, такъ какъ они близко подходятъ
къ воззрѣніямъ матеріалистовъ восемнадцатаго вѣка.
Приведемъ выдержки изъ сочиненія извѣстнаго естествоиспытателя
девятнадцатаго вѣка, нашедшаго въ короткое время широкое распро­
страненіе.

Проф, Эрнстъ Геккель.

09ШО *
).
Монистическая психологія. Естественное воззрѣніе на ду­
шевную жизнь, представителями которого мы являемся, считаетъ жизнь
суммой жизненныхъ явленій, которыя, подобно всѣмъ остальнымъ явле­
ніямъ, связаны съ опредѣленнымъ матеріальнымъ субстратомъ. Мы назо­
вемъ пока эту матеріальную основу всякой физической дѣятельности
(безъ которой она не мыслима) п с и х о п л аз м о й; мы называемъ ее такт,
на основаніи химическаго анализа, который показалъ, что она предста­
вляетъ собою тѣло и относится къ группѣ плазматическихъ тѣлъ, т. е.
тѣхъ бѣлковыхъ углеродистыхъ соединеній, которыя лежать въ основѣ
всѣхъ жизненныхъ явленій. У высшихъ животныхъ, обладающихъ нервной
системой и органами чувствъ, изъ психоплазмы, благодаря дифференци­
рованію, развилась н е в р о п л а з м а. нервная субстанція. Паше воззрѣніе
въ этомъ смыслѣ матеріалистично. Но оно въ то же время эмпи­
рично и натуралистично, такъ какъ нашъ научный опытъ не
говорить намъ ничего о силахъ, не имѣющихъ матеріальной основы, и о
какомъ нибудь «духовномъ мірѣ», который гы существовалъ внѣ природы
или надъ нею.

Матеріальная основа психики. Всѣ явленія душевной
жизни связаны съ явленіями, происходящими въ живой субстанціи тѣла,
въ плазмѣ или протоплазмѣ. Мы назвали часть плазмы, являющуюся
Арндтъ

яагяттки“ (F Haeckel, ГЧе \Ѵ0іь»к

17

ГЕККЕЛЬ.

необходимымъ носителемъ психики, пснхоплазмой ( «душевной субстанціей»
въ монистическомъ смыслѣ), т. е., мы видимъ въ ней не какое-нибудь
особое «существо», а коллективное понятіе для в с ѣ х ъ и с и х ич е с к и X ъ функцій п л а з м ы. Въ этомъ смыслѣ «душа» представляетъ
собою такую же физіологическую абстракцію, какъ и понятіе «обмѣнъ
веществъ» или «рожденіе». У человѣка и у высшихъ животныхъ психо­
плазма, вслѣдствіе раздѣленія труда между органами и тканями, предста­
вляетъ собою дифференцированную составную часть нервной системы, не­
вроплазму нервныхъ клѣтокъ и ихъ отростковъ, нервныхъ волокрнъ. У
низшихъ животныхъ и у растеній, не обладающихъ еще отдѣльными нер­
вами и органами чувствъ, психоплазма не достигла еще ступени самостоя­
тельной дифференціаціи. Наконецъ, у одноклѣточныхъ прртистовъ психо­
плазма или тожественна со всей живой протоплазмой простой клѣтки
или съ частью ея. Во всѣхъ случаяхъ, когда «душа» должна функціони­
ровать или работать, будь это на самой низшей или на самой' высшей
ступени психологической скалы, необходимъ извѣстный химическій
и физическій составъ психоплазмы. Эго имѣетъ силу, какъ для эле­
ментарной душевной дѣятельности плазматическаго ощущенія и движенія
у простѣйшихъ животныхъ, такъ и для сложныхъ функцій органовъ
чувствъ и мозга у высшихъ животныхъ и у человѣка. Работа психоплазмы,
которую мы называемъ «душой» всегда связана съ обмѣномъ веществъ.

Субстанція души. Если мы будемъ придерживаться монистиче­
скаго понятія субстанціи, считая его за простѣйшую основу всего нашего
міросозерцанія, то мы увидимъ, что въ немъ неразрывно слиты энергія
и матерія. Тогда мы должны въ субстанціи души «отличать психи­
ческую энергію въ собственномъ смыслѣ этого слова (ощущеніе, пред­
ставленіе, хотѣніе), и психическую матерію, благодаря которой
можетъ проявиться энергія, т. е., живую плазму. У высшихъ животныхъ
«матерія души» образуетъ часть нервной системы, у низшихъ, но обладаю­
щихъ нервами, животныхъ и растеній— часть ихъ многоклѣточнаго плазма­
тическаго тѣла, у одноклѣточныхъ протистовъ—часть ихъ плазматиче­
скаго одноклѣточнаго тѣла. Этимъ самымъ мы возвращаемся опять къ
органамь души и приходимъ къ тому познанію, что эти матеріальны'органы необходимы для дѣятельности души; сама же душа представляетъ
собою сумму своихъ физіологическихъ функцій...

Обѣ главныя составныя части субстанціи, масса и эѳиръ, не мертвы
и двигаются не только водь вліяніемъ внѣшнихь силъ, обладаютъ ощу­
щеніемъ и волей (конечно, низшей степени); они ощущаютъ удовольст'іе
при сгущеніи, недовольство при напряженіи; они стремятся къ первому и
борятся противъ послѣдняго...
Изъ Геккеля „Міровыя загадки“.

Прим. Конечно, на основаніи этихъ короткихъ выдержекъ нельзя
составить себѣ понятія о геккелевской книгѣ или о геккелевской фило­
софіи. Онѣ были выбраны нами потому, что онѣ крайне характерны
для мышленія нашего естествоиспытателя.
Философская хрестоматія.

9

18

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

Высшимъ основнымъ понятіемъ Геккель считаетъ понятіе субстанціи,
съ которой неразрывно связаны матерія и энергія. Высшимъ закономъ
является для него законъ субстанціи (Законъ сохраненіе силы и сохра­
ненія матеріи). При этомъ Геккель часто смѣшиваетъ энергію съ духомъ
(душою).
Послушаемъ теперь другого естествоиспытателя девятнадцатаго вѣка—
физіолога Дю-буа Гсймона и посмотримъ, какъ онъ относится къ пробле­
мамъ матеріализма. Ниже мы приводимъ нѣсколько мѣстъ изь его извѣст­
ной рѣчи «О границахъ познанія природы», прочитанной имъ на собра­
ніи естествоиспытателей въ Лейпцигѣ.
Б. Шмидъ.

Эмиль Дю-Буа Реймонъ.

О границамъ познанія природы.
Теперь я докажу, какъ мнѣ кажется, самымъ убѣдительнымъ обра­
зомъ, что не толі ко при юв| еменномъ состояніи нашихъ знаній сознаніе
не можетъ быть объяснимо изь его матеріальныхъ условій (ст. этимъ, вѣ­
роятно, согласится всякій), во что оно ио природѣ вешей, вообще, никогда
не можетъ быть ими об'ьяснепо. Существуетъ противоположное мнѣніе, а
именно, что нельзя терять окончательно надежду объяснить сознаніе его
матеріальными у эвіями, такт, какъ черезъ столѣтія или тысячелѣтія силь­
но шаінувпіій впередъ въ дѣлѣ познанія, человѣческій духъ будетъ въ со­
стояніи это сдѣлать; это второе заблужіеніе я попытаюсь опровергнуть въ
своей рѣчи. Я намѣренно употребляю выраженіе «сознаніе», такъ какъ
здѣсь дѣло идетъ только о фактѣ духовнаго процесса, хотя бы его от­
несли къ самому низшему роду. По нужно представлять себѣ Ньютона или
Лейбница, открывающихъ счисленіе безконечныхъ величинъ, Джэмса
Уатта, приводящаго вт. дѣйствіе передъ своими духовными очами свой па­
раллелограммъ, Шекспира, Рафаэля и Моцарта, углубленныхъ въ созданіе
своихъ дивныхъ твореній, чтобы имѣть передъ собой примѣръ духовнаго
процесса, необъяснимаго его матеріальными условіями. Въ сущности, выс­
шая духовная дѣятельность не менѣе непонятна изъ матеріальныхъ усло­
вій, чѣмъ сознаніе на его первой ступени. Съ первымъ ощѵщеніемь удо­
вольствія или боли которое испытало простѣйшее существо при своемъ
появленіи па землѣ, или съ первымъ воспріятіемъ качества, между духов­
нымъ и матеріальнымъ образовалась непереходимая пропасть, и міръ сталъ
еще болѣе непонятнымъ...
Вообразимо, себѣ, что мы достигли астрономически точнаго знанія’)
процессов'!, какого-нибудь мускула, железы, электрическаго или свѣтового
органа въ связи съ от носящимися къ нимъ раздраженными нервами
мерцательной клѣтки; вообразимъ себѣ, что мы достигли астрономически
точнаго знанія растенія, яйца при соприкосновеніи съ сѣменемъ, или яйца
на какой-нибудь ступени развитія. Тогда мы имѣли бы объ этихъ мате­
ріальныхъ системахъ наиболѣе полное представленіе, наша потребность въ
*) Я называю астрономически точнымъ знакомствомъ съ матеріаль­
ной системой такое знаніе всѣхъ ея частей, ихъ взаимнаго положенія и
движенія, при которомъ кака, то, такъ и другое въ любой моменті. прошед­
шаго или
*
будущаго времени можетъ быть вычислено съ такого же точ­
ностью, какъ положеніе и движеніе небесныхъ тѣлъ, при безусловной от­
четливости наблюденія и совершенствѣ теоріи.

19

ЕМИЛЬ ДЮ-БУА-РЕЙМОНЪ.

причинной связи была бы настолько удовлетворена, что мы стремились бы
только понять сущность самой матеріи и силы. Сокращеніе мускула, от­
дѣлителю ые процессы железы, ударъ электрическаго органа, свѣченіе свѣ­
тового органа, мерцательное движеніе, ростъ и химическій составъ клѣ­
токъ въ растеніи, оплодотвореніе и развитіе яйца,-всѣ эти, въ настоящее
время, еще туманныя явленія были бы намъ также понятны, какъ и дви­
женія планетъ.
Но если мы будемъ обладать такимъ же астрономически точнымъ
знаніемъ мозга человѣка или органа души низшаго животнаго, дѣятель­
ность котораго можетъ быть ограничена ощущеніемъ довольства или не­
довольства или BociijІятіе.мъ какого-нибудь качества, то по отношенію ко
всѣмъ происходящимъ тамъ матсріалі нымъ процессамъ наше познаніе бу­
детъ такъ же полно, и наша потребность въ причинной связи такъ же
удовлетворена, какъ и по отношенію къ сокращенію или выдѣленію, при
астрономически точныхъ знаніяхъ, мускула и железы.
Тогда мы въ достаточной мѣрѣ знали бы сущность непроизвольныхъ
и не необходимо связанныхъ съ ощущеніемъ дѣйствій центральныхъ ча­
стей; мы знали бы рефлексы, движенія дыханія, обмѣнъ веществъ мозга
и спинного мозга и т. п. Точно также намъ были бы совершенно ясны
и матеріальныя явленія, совпадающія по времени и, слѣдовательно, по не­
обходимости съ духовными явленіями. Конечно, было бы огромнымъ тор­
жеством'!., если бы могли сказать, что при опредѣленномъ духовномъ явленіи
въ опредѣленныхъ нервныхъ клѣткахъ и нервныхъ волокнахъ произой­
дет!. опредѣленное движеніе опредѣленныхъ атомовъ. Было бы замѣча­
тельно интересно, если бы мы, смотря внутрь насъ самихъ духовными
очами, видѣли какъ работаетъ, подобно механизму счетной машины, моз­
говой механизмъ, производящій ариѳметическія вычисленія; было бы ин­
тересно, если бы мы знали, какая пляска атомовъ углерода, водорода,
азота, кислорода, фосфора и др. соотвѣтствуетъ сладости музыкальнаго
ощущенія, какой вихрь такихъ атомовъ соотвѣтствуеть высшей точкѣ чув­
ственнаго наслажденія, какая буря молекулъ соотвѣтствуетъ страшной бо­
ли оть раздраженія тройничнаго нерва (N. trigeminus). Характеръ духовна­
го у доволь твія, которое намъ д ита валютъ созданныя Фех перомъ
начатки психофизики или измѣренія продолжительности болѣе простыхъ
душевныхъ дѣйствій, произведенныя Дондерсомъ, даетъ намъ право пред­
чувствовать, сколько умственныхъ наслажденій дастъ намъ подобное же
ясное познаніе матеріальныхъ условій психическихъ процессовъ. Въ насто­
ящее время мы даже не знаемъ того, мыслитъ ли сѣрая или также и бѣ­
лая субстанція мозга, и соотвѣтствуетъ ли опредѣленному душевному со­
стоянію опредѣленное положеніе или опредѣленное движеніе атомовъ или
молекулъ мозга.
Что же касается самихъ духовныхъ явленій, то оказывается, что они
и при астрономически точномъ знаніи органа .пуши были бы намъ такъ
же непонятны, какъ и теперь. Тогда, какъ и теперь мы безпомощно сто­
яли бы передъ ними. Астрономически точное знаніе мозга (самое соверішиное, котораго мы можемъ только желать} п >называетъ намъ, что тамъ
іімѣ.стія лишь движущаяся матеря. Никакое расп] едѣленіе или движеніе
матеріальныхъ частица» не сможетъ перебросить мостъ въ царство сознанія.
Движеніе можетъ произвести только движеніе пли снова превратиться
въ потенціальную энергію. Потенціальная энергія монетъ произвести толь­
ко движеніе, поддерживать статическое равновѣсіе, производить давленіе.
При этомъ сумма энерііи оетаітся всегда одна и та же. Въ физическомъ
мірѣ не можетъ произойти ни больше, ни меньше того, что опредѣляется
этимъ закономъ; механическая причина вызываетъ чисто механическое
2'

20

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

дѣйствіе. Такимъ образомъ, духовныя явленія, происходящія въ мозгу, на­
ряду съ матеріальными явленіями, намъ не понятны. Они стоятъ внѣ за­
кона причинности, и уже поэтому ихъ нельзя понять точно такъ же, какъ
нельзя было бы понять mobile perpetuum. Но и вообще они не понятны.
При поверхностномъ наблюденіи кажется, будто благодаря знанію
матеріальныхі. явленій, происходящихъ въ мозгу, намъ станутъ понятными
и извѣстныя духовныя явленія и склонности. Сюда я причисляю память,
теченіе и ассоціацію представленій, результаты упражненія, специфическіе
таланты и т. д. Самое незначительное размышленіе убѣдитъ въ томь, что
это самообманъ. Мы имѣли бы понятіе лишь объ извѣстныхъ внутрен­
нихъ условіяхъ душевной жизни, приблизительно равнозначущихъ внѣш­
нимъ условіямъ, вытекающимъ изъ чувственныхъ впечатлѣній; но мы бы
ничего нс знали о возникновеніи душевной жизни, зависящемъ отъ этихъ
условій.
Какая мыслимая связь существуетъ съ одной стороны, между опре­
дѣленными движеніями опредѣленныхъ атомовъ въ моемъ мозгу, а съ
другой—между фактами для меня первоначальными, не поддающимися
дальнѣйшему опредѣленію: «Я ощущаю боль, удовольствіе, холодъ, тепло;
я ѣмъ сладкое, вдыхаю ароматъ розъ, слушаю звуки органа, вижу крас­
ное» и непосредственно отсюда вытекающей увѣренностью: «Слѣдовательно,
я существую?» Совершенно непонятно, почему извѣстному количеству ато­
мовъ углерода, водорода, азота, кислорода и т. и., не безразлично, какъ
они лежатъ и движутся, какъ они лежали и двигались, и какъ они бу­
дутъ лежать и двигаться. Никакъ нельзя себѣ представить, какимъ обра­
зомъ изъ совокупности ихъ можетъ возникнуть сознаніе. Если же спо­
собъ распредѣленія и движенія ихъ имъ не безразличенъ, то надо было
бы представить себѣ, что каждый изъ нихъ одаренъ сознаніемъ, подобно
монадѣ. По этимъ не было бы объяснено ни сознаніе вообще, ни одно­
родное, цѣльное сознаніе индивида въ частности.
Такими образомъ, принципіально невозможно объяснить при по­
средствѣ какой либо механической комбинаціи, почему аккордъ доставляет’ь мнѣ удовольствіе, а прикосновеніе къ накаленному желѣзу причи­
няетъ мнѣ боль. Пи одинъ, математически мыслящій умъ не могъ бы
астрономически точно зная въ обоихъ случаяхъ матеріальный процессъ,
а priori опредѣлить, какое явленіе пріятно и какое непріятно.4Мы не бу­
демъ здѣсь распространяться на тему о томъ, что невозможно понять
высшія духовныя явленія изъ механики мозговыхъ атомовъ. Но, какъ мы
уже выше говорили, вовсе не необходимо указывать на высшія формы
духовной дѣятельности, чтобы придать большій вѣсъ нашимъ словамъ.
Они какъ разъ становятся болѣе убѣдительными, благодаря тому, что
даже при астрономически точномъ знаніи процессовъ мозга мы будемъ, съ
одной стороны находиться въ полномъ невѣдѣніи относительно возникно­
венія даже самыхъ низшихъ духовныхъ явленій, а съ другой — будемъ
тогда прекрасно разбираться въ высшихъ проблемахъ физическаго міра.

Объ идеализмѣ.
Полную противоположность матеріализму представляетъ идеа­
лизмъ, для котораго субстанція вещей духовна. Идеализмъ не только
хочетъ понять міръ, но, подчеркивая прежде всего понятія цѣнности,
онъ стремится распредѣлить міръ и содержанія жизни по опредѣленнымъ
сужденіямъ о цѣнности, находящихся на этическихъ основахъ? Благодаря

І'ЕНЭ ДЕКАРТЪ.

21'

этому подчеркиванію, этической стороны, идеализму значительно ближе
проблема человѣческой жизни, чѣмъ проблема внѣшняго міра. Что ка­
сается отношенія къ внѣшнему міру, то тутъ въ идеализмѣ замѣчается три
направленія: субъективный, объективный и трансценден­
талъ ны й идеализмъ.
Для субъективнаго идеализма все познаніе заключено въ рамки
субъективнаго опыта. Непосредственно намъ дана душа, единственно, дѣй­
ствительно существующая субстанція. Непосредственно пережитое — это
дѣйствительность; духовныя переживанія таковы, каковы они представ­
ляются внутри насъ; все, что мы прибавляемъ сюда при посредствѣ дѣя­
тельности разума, выражающейся въ образованіи понятій, представляетъ
собою обманъ и не имѣетъ никакого права на объективное существованіе.
Главнымъ представителемъ этого направленія является Беркли. Объек­
тивный идеализмъ: существуетъ дѣйствительный, объективный міръ;
ему противопоставляется міръ явленій, т. е. міръ нашего опыта. Эта про­
тивоположность между бытіемъ и явленіемъ представляетъ собою, какъ и
субъективный идеализмъ, продуктъ новой философіи, хотя корпи его
можно найти еще и въ античной философіи. (Декартъ).
Трансцендентальный идеализмъ видитъ между міромъ бытія
и міромъ явленій непереходимую пропасть постольку, поскольку явленіе
даетъ намъ лишь намекъ на бытіе (вещь въ себѣ). См. Кантъ «Источ­
ники метафизики».
Б. Шмидъ.;

Ренэ Декартъ *).

Разе9д?0енія объ основамъ философіи.
I.
Уже давно я замѣтить, какъ много невѣрнаго воспринялъ я въ
юности въ качествѣ истинъ, и какъ сомнительно все то, что я позднѣе
на этомъ строилъ; поэтому я рѣшилъ, что если я когда нибудь захочу
создать что либо прочное вт. наукѣ, я долженъ отрѣшиться отъ всего
стараго и начать строить съ самаго начала. Это представлялось мнѣ
огромной задачей, и поэтому я ждалъ, пока я достигну зрѣлаго возраста,
наиболѣе подходящаго для научныхъ изслѣдованій.
Поэтому то, я такъ долго медлилъ, но теперь на моей душѣ лежалъ
бы грѣхъ, если бы я не употребилъ для указаннаго дѣла время, остав­
шееся мнѣ для работы.
Все складывается очень благопріятно. Мнѣ не надо ни о чемъ забо­
титься и у меня много покойнаго досуга. Итакъ, я удаляюсь въ одино­
чество и хочу серьезно запяться переработкой всѣхъ моихъ воззрѣній.
Для этого не будетъ необходимо, чтобы я доказалъ ложность
всего; этого я, пожалуй, никогда нс смоги бы сдѣлать! Разумъ совѣтуетъ
нами, воздерживаться отъ признанія истинности не вполнѣ извѣстныхъ и
*) Декартъ, математикъ, физикъ и философъ род. 31 .марта 1596 г.,
умеръ 11 февраля 1650 г. въ Стокгольмѣ. Въ своей философіи онъ на раз­
личныхъ основаніяхъ находитъ возможнымъ усомниться въ истинности
всѣхъ традиціонныхъ принциповъ и положеній. Только въ одномъ мѣстѣ
онъ останавливается: само сомнѣніе, а слѣдовательно и мышленіе, вообще,
не можетъ быть подвергнуто сомнѣнію.

22

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

не вполнѣ достовѣрныхъ воззрѣній съ такою же осмотрительностью, съ
какою мы удерживаемся отъ признанія истинности совершенно ложныхъ
воззрѣній; поэтому, для того, чтобы отрѣшиться отъ нихъ всѣхъ, мнѣ
будетъ достаточно найти въ каждомъ изъ нихъ основаніе д ія сомнѣнія.
Для этого мнѣ не надо останавливаться на кажюмь изъ нихъ въ от­
дѣльности; это была бы безконечная работа! Такъ какъ при подрывшій
фундамента рушится само собою все, что на немъ построено, то я скорѣе
постараюсь, прежде всего, разрушить тѣ основы, на которыхъ покоилось
все, что я раньше считалъ истиннымъ.
Все, что я до сихъ поръ считалъ вполнѣ истиннымъ, я непосред­
ственно или посредственно получилъ отъ чувствъ; но эти чувства об­
манывали меня, и поэтому не слѣдуетъ довѣрять чувствамъ, которыя об­
манули хоть одинъ разъ.
Но если чувства и обманываютъ насъ относительно небольшихъ и
отдаленныхъ предметовъ, то все же большая часть остальныхъ ощущеній,
можетъ быть, такова, что невозможно въ нихъ сомнѣваться, хотя они и
происходятъ изъ чувствъ; таково, напримѣръ, воспріятіе, что я—здѣсь,
сижу у печки, одѣтъ въ зимній костюмъ, трогаю эту бумагу своими ру­
ками и т. п. Какъ я могу отрицать, что эти руки, все это тѣло принад­
лежитъ мнѣ? Если бы я это сдѣлалъ, я бы уподобился тѣмъ сумасшед­
шимъ, мозгъ которыхъ такъ ослабленъ сильнымъ меланхолическимъ ту­
маномъ *), что они воображаютъ себя королями^ тогда какъ они совер­
шенно бѣдны; или они воображаютъ, что они одѣты въ пурпуръ, тогда
какъ на самомъ дѣлѣ, они —голые; или они воображаютъ, что у нихъ
голова изъ глины, или что они—тыквы, или, что они выдуты изъ стекла.
Это—все сумасшедшіе, и меня стали бы считать тоже сумасшедшимъ,
если бы я захотѣлъ примѣнить къ себѣ то, что имѣетъ силу для нихъ.
Въ самомъ дѣлѣ! Развѣ я не человѣкъ, который по ночамъ спить и пе­
реживаетъ во снѣ все то и часто даже еще болѣе невѣроятное, что пере­
живаютъ тѣ въ бодрственномъ состояніи. Ио какъ часто во снѣ мнѣ ка­
жется, что я переживаю самыя обыкновенныя веши; мнѣ кажется, что я
сижу у печки—а на самомъ дѣлѣ я лежу раздѣтымъ въ постели!
Ио теперь я безусловно смотрю па эту бумагу. Голова, которой я
двигаю, вполнѣ свѣжа. Вполнѣ сознательно я протягиваю эту руку и ис­
пытываю ощущенія. Такъ ясно я не могъ бы этого пережить во снѣ!
Да, но какъ же я забылъ, что такія мысли обманывали меня во
снѣ?—Какъ только я начинаю думать болѣе внимательно на эту тему, я
начинаю понимать, что я никогда не могу отличить при помощи ясныхъ
признаковъ сон'ь отъ бодрственнаго состоянія; это меня такъ удивляетъ,
что у меня чуть ли не начинаетъ укрѣпляться мнѣніе, что я сплю.
Пу, и прекрасно! Я сплю, и пусть будутъ невѣрны всѣ отдѣльныя
воспріятія мои, какъ наир, то, что я открываю глаза, двигаю головой,
протягиваю руки, и даже то, что у меня такія руки, такое-то тѣло. Но
однако мы должны сознаться, что намъ во снѣ являются извѣстныя кар­
тины, которыя могутъ быть созданы только по образцу дѣйствительн ы X ъ вешей, и что поэтому, по крайней мѣрѣ, глаза, голова, руки и
все тѣло, какъ вещи, существуютъ не въ воображеніи, а въ дѣйствитель­
ности. Вѣдь даже художники, рисующіе самые необыкновенные образы
сиренъ и сатировъ, не могутъ снабжать ихъ новыми своеобразными свой­
ствами во всѣхъ отношеніяхъ; они создаютъ только любимыя комбинаціи
') .Contumax vapor ex atra bile“. Упорный туманъ изъ черной
желчи. Черную желчь (txéÀawa XoW]) считали раньше причиной мелан­
холическаго темперамента и извѣстныхъ формъ сумасшествія.

І'ЕНЭ-ДЕКАГТЪ.

28

изъ членокъ различныхъ существъ. Даже тогда, когда они, пожалуй, вы­
думают ь что-либо новое, чего вообще не видѣлъ міръ, т. е. что либо не­
дѣйствительное, то все же, ио крайней мѣрѣ, дѣйствительны краски, ко­
торыми нарисованы эти картины. Поэтому, если бы даже глаза, голова,
руки и т. и. могли быть, какъ всѣ вещи, вообще, только представленіями,
то на томъ же основаніи, какъ и выше, надо признать, что необходимо
должно дѣйствительно существовать что-либо, еще болѣе простое и болѣе
общее, изъ котораго должны (какъ выше изъ дѣйствительныхъ красокъ)
образовываться всѣ вѣрныя или невѣрныя картины вещей, существующія
въ нашемъ мышленіи. Къ такого рода простымъ и общимъ вещамъ отно­
сится, какъ кажется, сущность тѣла вообще, его протяженіе, форма про­
тяженной вещи, далѣе, количество или величина и число, а так­
же мѣсто, гдѣ находятся вещи, время, въ продолженіе котораго опѣ
существуютъ, и т. и.
Отсюда мы могли бы сдѣлать вполнѣ правильный выводъ, что физи­
ка, астрономія, медицина и всѣ другія науки, которыя находятся въ за­
висимости отъ наблюденій падь сложными тѣлами, не отличаются достовѣрностыо; напротивъ, ариѳметика, геометрія и др., которыя изслѣдуютъ
исключительно наиболѣе простыя и общія вещи и мало заботятся о томъ,
существуютъ ли эти вещи въ дѣйствительности пли нѣтъ,—эти науки со­
держатъ нѣчто достовѣрное и несомнѣнное; дѣло въ томъ, что сплю
я или бодрствую, но два плюсъ три будетъ всегда равняться пяти,
и квадратъ никогда не будетъ имѣть болѣе четырехъ сторонъ. Пред­
ставляется совершенно невозможнымъ подвергнусь сомнѣнію такія ясныя
истины.
Но въ моемъ умѣ врѣзалось твердое убѣжденіе, что есть Богъ, ко­
торый всемогущъ, который создалъ меня такимъ, каковъ я есть. Но от­
куда я знаю, что онъ не устроилъ такимъ образомъ, что, вообще, нѣтъ
никакой земли, никакого неба, ничего протяженнаго, никакой формы, ни­
какой величины, никакого мѣста, и что тѣмъ не менѣе, мнѣ кажется, буд­
то все это существуетъ? Развѣ не возможно, что я ошибаюсь, скіадывая
два и три, или считая стороны квадрата, и іи дѣлая еще что-нибудь, бо­
лѣе легкое, подобно тому, какъ, по моему мнѣнію, иногда ошибаются дру­
гіе въ такихъ предметахъ, про которые имъ кажется, что они знаютъ ихъ
самымъ точнымъ образомъ?

II.
Сущность человѣческаго духа; она намъ болѣе из­
вѣстна, ч ѣ м ъ т ѣ л о.
Вчерашнее разсужденіе подвергло меня въ такое сомнѣніе, что я ни­
какъ не могу отдѣлаться отъ него; и все же я не вижу выхода для его
рѣшенія. Мнѣ кажется, будто я попалъ въ глубокій водоворотъ, закру­
жился въ немъ и не могу ни встать на дно, ни подняться на поверхность.
По я все же не теряю мужества и попробую пойти по тому же пути, по
какому я шелъ выше; я хочу очистить со своего пути все, на что можно
было бы набросить хоть тѣнь сомнѣнія, какъ будто бы все это было
ложнымъ; я буду итти впередъ, пока не добьюсь чего-либо опредѣленнаго,
извѣстнаго, будь это сознаніе, что ничего опредѣленнаго, неизвѣстнаго
нѣтъ. Іолько одной прочной и неподвижной точки требовалъ Архимедъ,
чтобы сдвинуть всю землю съ мѣста; точно также и я могу
надѣяться на великое, если мнѣ удастся найти хоть что-нибудь опредѣ­
ленное и непоколеоимое, будь оно даже очень незначительно.

24

ФИЛОСОФСКАЯ ХРИСТОМАТІЯ.

Итакъ, я допускаю, что все окружающее меня ложно; я не вѣрю,
что когда-либо существовало все то, въ чемъ меня убѣждаетъ мое обман­
чивое воспоминаніе; у меня вообще нѣтъ никакихъ чувствъ; тѣло, форма,
протяженіе, движеніе и мѣсто,—все это химеры!-Что же тогда должно
быть еще истиннымъ? Пожалуй, только одно, а именно, что нѣтъ ничего
неизвѣстнаго!
По неужели не существуетъ еще чего-нибудь иного, отличающагося
отъ всего, только что приведеннаго, и не дающаго никакихъ поводовч> для
сомнѣнія? Можетъ быть существуетъ Богъ (какъ бы его не называли),
который внушаетъ мнѣ эти мысли?—Но зачѣмъ мнѣ допускать это,
такъ какъ вѣдь я самъ могъ бы быть виновникомъ ихъ? Вч> такомъ слу­
чаѣ мое «я» составляетъ, по крайней мѣрѣ, кое-что?
Однако, вѣдь я уже отрицалъ существованіе у себя какого-либо
чувства, какого-либо тѣла!—Ну и что же отсюда слѣдуетъ? Неужели я
такч> связанъ съ тѣломъ и чувствами, что безъ нихъ я не могъ бы
существовать?
Но вѣдь я убѣдилъ себя, что въ мірѣ ничего нѣтъ, нѣтъ ни неба,
ни земли, ни духа, ни тѣла: значитъ, меня тоже нѣтъ?—Пѣтъ, конечно
я существую, если я смогъ внушить себѣ эти мысли!
Но, можетъ быть, существуетъ какой либо могучій и ловкій обман­
щикъ, который меня намѣренно всегда обманываетъ?
Безъ сомнѣнія, я существую, если онъ меня обманываетъ; онъ мо­
жетъ меня обманывать столько, сколько онъ хочетъ, но онъ никогда
нс сможетъ сдѣлать того, чтобы я не существовалъ, разъ я думаю,
что я существую! II послѣ того, какъ я взвѣсилъ, продумалъ все это,
я долженъ, въ копцѣ концовъ, прійти къ тому заключенію, что положеніе:
«я семь, я сущестіую» безусловно правильно, всякій разъ, когда я
его произношу или думаю ”).
По я eine не совсѣмъ ясно понимаю, кто же я—то «я», которое
необходимо существуетъ. Я долженъ быть крайне осторожнымъ, чтобы не
принять за себя нѣчто другое, и, такимъ образомъ, не ошибиться въ по­
знаніи того, что я считаю самымъ вѣрнымъ и яснымъ. Поэтому, я хочу
теперь представить себѣ, чѣмъ я считаю себя, прежде чѣмъ я дошелъ до
этихъ мыслей. Птч> этого представленія себя самаго я затѣмъ откину все
то, что на основаніи приведенных’!, разсужденій можетъ быть подвергнуто
сомнѣнію, такъ что, въ концѣ концовъ,' останется только то, что дѣйстви­
тельно надежно и непоколебимо.
Въ началѣ я замѣтилъ, что у меня есть лицо, руки и другіе члены
тѣла, какіе замѣчаютъ также и на трупѣ; я назвалъ ихъ «тѣломъ». За­
тѣмъ я замѣтилъ, что я ѣмъ а***)
), хожу, чувствую и думаю, и эти дѣятель­
ности я приписывалъ «душѣ». По что такое, эта душа,—этого я вообще
не замѣчалъ, пли представлялъ ее себѣ въ видѣ нѣжной матеріи, въ видѣ
дуновенія, огня или эфира, который пронизываетъ мои, болѣе грубыя со­
ставныя части ***
).
Что же касается моего тѣла, то въ немъ я ничуть не
сомнѣвался; мнѣ казалось, что я прекрасно знаю его сущность, и если бы
*) Положеніе: „я есмь, я существую (обыкновенно говорятъ: „Uogito,
ergo sum“—я думаю, слѣдовательно я существую; въ такомъ случаѣ этому
положенію придается характеръ умозаключенія) безусловно истинно, такт,
какъ бытіе познается непосредственно сознаніемъ. Тотъ фактъ, что я мыслю,
заключаетъ въ себѣ фактъ существованія, такъ какъ въ мышленіи уже
заключается „я“. Отсюда и выводъ: „я мыслю, слѣдовательно.я существую“.
**) Но древнему воззрѣнію эти физіологическія функціи приписыва­
лись душѣ.
***") Въ широкихъ слояхъ народа до сихъ поръ еще сохранилось воз­
зрѣніе на душу, какъ на нѣчто вещественное (дуновеніе).

РКНЭ ДЕКАРТЪ.

25

я однажды попробовалъ описать его такъ, какъ оно представляется моему
уму, я бы сказалъ приблизительно слѣдующее: «Подъ тѣломъ я понимаю
все, что ограничено формой и можетъ быть описано въ пространствѣ; что
наполняетъ пространств такъ, что въ немъ не можетъ помѣститься никакое
другое тѣло; что можетъ быть воспринято при посредствѣ чувства, зрѣнія,
слуха, вкуса, обонянія; что можетъ двигаться различнымъ образомъ, правда,
не само по себѣ, а подъ вліяніемъ какой либо силы, съ которой оно при­
ходитъ въ соприкосновеніе». По моему мнѣнію, способность самостоятельно
двигаться, ощущать и мыслить была не соединима съ сущностью тѣла; я
былъ прямо-таки пораженъ, столкнувшись лицомъ къ лицу съ подобными
способностями въ извѣстныхъ тѣлахъ.
По что же можно сказать о томъ, что я считалъ сущностью души,
прежде всего о питаніи и движеніи? Очевидно, они существуютъ только
въ воображеніи, такт, какъ вѣдь у меня нѣтъ тѣла! — Пу а ощущеніе?—
П ощущеніе имѣетъ мѣсто только ст. помощью тѣла, и очень часто мнѣ
во снѣ казалось, что я ощущаю, тогда какъ затѣмъ я замѣчалъ, что это
ложно! — И, наконецъ, мышленіе? — Вотъ оно: мышленіе, только
одно мышленіе не можетъ быть отдѣлено отъ меня, по я семь, я суще­
ствую—это неопровержимо!
Но какъ долго это имѣетъ силу?—Очевидно, до тѣхъ поръ, пока я
думаю, такъ какъ могло бы вѣдь случиться, что я пересталъ бы суще­
ствовать, если бы я вообще больше не думалъ, а я вѣдь теперь оставляю
вт. силѣ только то, что по необходимости истинно!
Слѣдовательно, я представляю собою, точно говоря, исключительно,
мыслящее существо, т. с. духъ, душу, разсудокъ или разумъ; все
это—обозначенія, которыя раньше были мнѣ неизвѣстны. Поя представляю
собою дѣйствительное и безусловно существующее существо!...
Но что же я такое?—Мыслящее существо! Что это значитъ? — Су­
щество, которое сомнѣвается, познаетъ, утверждаетъ, отрицаетъ, хочетъ,
не хочетъ, а также составляетъ представленія и ощущаетъ. — Въ самомъ
дѣлѣ, это не мало, если все это относится къ моему существу!
А почему бы это не должно было бы. относиться къ нему? Развѣ
не я самъ почти во всемъ сомнѣваюсь, но все же что-либо познаю,
одно — отрицаю, другое — утверждаю, хочу всегда познать
больше, но при этомъ не хочу, чтобы меня обманывали, непроизвольно,
представляю себѣ многое, но и ощущаю многое, какъ будто
бы это шло оіч. чувствъ? Есть ли при этомъ что-либо, что по было бы
такъ же истинно, какъ мое бытіе, если бы даже я всегда спалъ, если бы
даже тотъ, кто меня создалъ, меня обманывалъ столько, сколько могъ?
По развѣ все это есть что-либо иное, какъ не мое мышленіе? Развѣ
можетъ быть что-либо изъ всего этого мыслимо безъ моего «я»?
То обстоятельство, что тотъ, который сомнѣвается,’ познаетъ,
хочетъ, дѣйствительно есть «я»—это такъ ясно, что нельзя ничего
придумать, чѣмъ бы это можно было болѣе пояснить. Далѣе, я также и
тотъ, кто составляетъ представленія,—такъ какъ если бы даже
(какъ это я уже выше допустилъ) ни одинъ изъ представляемых!,
объектов), не былъ истиннымъ, то все же представленіе существует!,
само по себѣ, какъ способность, составляющая часть моего
мышленія. Точно также я топ., который ощущаетъ, или воспри­
нимаетъ тѣлесные предметы, какъ будто бы онъ обладалъ чувствомъ.
Такъ, я вижу свѣтъ, слышу шумъ, чувствую тепло.
По вѣдь это не вѣрно; вѣдь я вижу сны! Ну хорошо, но вѣдь безъ
сомнѣнія, у меня такое чувство, какъ будто бы я вижу, слышу, какт,
будто бы мнѣ дѣлается тепло; это не можетъ быть ложным^, это и

26

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

есть то, что во мнѣ называется ощущеніемъ», и въ этомъ смыслѣ
ощущеніе представляетъ собою не что иное, какъ м ы ш л е н і е.
Теперь я уже начинаю нѣсколько лучше познавать, что я представляю
собой!
Однако, мнѣ кажется (и я не могу отдѣлаться отъ этой мысли),
что матеріальные предметы, образы которыхъ встаютъ въ мышленіи, и
которые воспринимаются чувствами, познаются иуда яснѣе, чѣмъ то
«нѣчто» во мнѣ, которое не поддается продставленію. Правда странно,
что я познаю неизвѣстныя, чуждыя моему существу, вещи яснѣе, чѣмъ
истинное, извѣстное: чѣмъ себя самого. Однако, я вижу, какъ можетъ
обстоять дѣло. Это скитаніе, въ хаосѣ пріятно моему духу; онъ не хочетъ
оставаться въ предѣлахъ истины. П пусть это такъ будетъ! Опустимъ
ему еще разъ поводья. Если мы затѣмъ во время снова натянемъ ихъ,
намъ легче будетъ руководить имъ.
Итакъ, присмотримся ближе къ тѣмъ вещамъ, которыя обыкновенно
кажутся наиболѣе понятными, а именно къ тѣламъ, которыя мы осязаемъ
и видимъ; при этомъ мы не' будемъ брать тѣла вообще, такъ какъ такія
обобщенныя представленія страдаютъ нѣкоторой запутанностью. Присмо­
тримся скорѣе къ одному спеціальному случаю: возьмемъ, напримѣръ, воскъ!
Его только что добыли изъ сотъ. Онъ еще не совсѣмъ потерялъ
вкусъ меда. Отъ него еще пахнетъ немного ароматомъ • цвѣтовъ, изъ
которыхъ онъ былъ собранъ. Вы ясно видите его цвѣтъ, его форму и
величину. Онъ твердъ, холоденъ, и если вы ударите по немъ, то онъ
издаетъ звукъ. Короче говоря, онъ обладаетъ всѣми свойствами, которыя
являются необходимыми для вполнѣ яснаго познанія тѣла. Но вотъ смотрите!
Въ то время, какъ я говорю, къ нему приблизился огонь; остатокъ вкуса
меда исчезаетъ; ароматъ тоже исчезаетъ; цвѣтъ его мѣняется; онъ
исчезаетъ. Онъ увеличивается въ своихъ размѣрахъ, дѣлается жидкимъ и
такимъ горячимъ, что къ нему едва можно притрагиваться; при ударѣ по
немъ онъ не издаетъ больше никакого звука!
Остается ли онъ тѣмъ же самымъ воскомъ?- Я долженъ сознаться,
что да; никто не отрицаетъ этого, никто не придерживается на этотъ
счетъ другого мнѣнія!
По что же было то, что такъ ясно воспринималось?—Ясно, что это
не было ничѣмъ изъ всего того, что я позналъ чувствами, такъ какъ все,
что воспринималъ вкусъ, обоняніе, зрѣніе, чувство или слухъ, теперь
измѣнилось; по воскъ все же остался.
Быть можетъ, дѣло обстоитъ такъ, какъ я теперь думаю; воскъ самъ
по себѣ не заключался въ сладости меда, въ ароматѣ цвѣтовъ, въ бѣлизнѣ,
формѣ, звукѣ: онъ представлялъ собою скорѣе тѣло, которое являлось въ
моемъ представленіи раньше съ одними свойствами, а теперь съ другими.
По что же я долженъ мыслить подъ воскомъ? Присмотримся ближе!
Отдѣлимъ все, что не относится къ сущности воска и потомъ посмотримъ,
что у насъ останется!—Останется лишь протяженное, гибкое, измѣнчивое
*).
По что значить «гибкій», «измѣнчивый»? Не значить ли это, что
этому воску можно вмѣсто круглой формы придать четырехъугольную.
или вмѣсто четырсхъугольной-трехъугольную? — 0 нѣтъ! Дѣло въ томъ,
что оіп> способенъ на безчисленное количество такихъ превращеній;
а безчисленное количество я не могу охватить съ помощью моей способности
представленія, и такое понятіе, слѣдовательно, совсѣмъ не можетъ
быть мною составлено.
*) Декартъ придерживается того мнѣнія, что такія свойства, какъ
протяженіе (величина), форма и движеніе не субъективны, но свойственны
вещамъ <п объективны.

РЕНЭ ДЕКАРТЪ.

27

Далѣе, что значитъ «протяженно»?—Или, можетъ быть, даже про­
тяженіе неизвѣстно? Тающій воскъ увеличивается въ своихъ размѣрахъ
по мѣрѣ того, какъ увеличивается теплота. Слѣдовательно, я не понялъ
бы сущности воска, если бы я не допустить, что его протяженіе можетъ
измѣняться въ болѣе разнообразныхъ направленіяхъ, чѣмъ это въ состояніи
охватить моя способность представленія.
Итакъ, въ концѣ концовъ, я долженъ сознаться въ томъ, что я не
могу представить себѣ этого воска такъ, какь онъ есть въ дѣйствительности,
а лишь чисто духовно. Я говорю спеціально объ этомъ воскѣ; что
касается воска вообще, то эта моя неспособность еще больше бросается въ глаза!
Но что же представляетъ собою этотъ воскъ, который можно
воспринять только духовно?—Очевидно,это—то, что я вижу, къ чему я
прикасаюсь, что я представляю себѣ; вообще то, что я уже заранѣе
допускаю; но надо замѣтить, что воспріятіе его не состоитъ въ.зрѣніи,
прикосновеніи, представленіи; оно никогда и не состояло въ этомъ, хотя
прежде мнѣ такт, казалось; оно состоитъ, скорѣе, лишь въ духовномъ
созерцаніи, которое можетъ быть несовершенно и запутанно, какъ
это было до сихъ поръ, пли ясно и понятно, послѣ того, какъ я болѣе
или менѣе обратилъ вниманіе на его составныя части...
Но пойдемъ дальніе и посмотримъ, позналъ ли я теперь сущность
воска совершеннѣе и яснѣе, чѣмъ тогда, когда я увидѣлъ его въ первый
разъ, и когда я думалъ, что познаю его при посредствѣ внѣшняго
чувства, вообще, чувственнымъ путемъ, т. е. при посредствѣ способности
представленія; или только теперь я ясно позналъ его, тщательно изслѣдовавъ,
каковъ онъ и какимъ путемъ онъ познается? Въ этомъ, конечно, не
можетъ быть никакого сомнѣнія. Въ самомъ дѣлѣ, что было яснаго въ
моемъ первомъ воспріятіи? Всякое животное могло имѣть точно такія же
воспріятія! Ио когда я отличаю воскъ отъ его внѣшнихъ формъ, когда я
наблюдаю его самого по себѣ, какъ бы убравъ его внѣшнія оболочки, то
я могу это дѣлать, только обладая человѣческимъ разумомъ, хотя, конечно,
и тутъ в'ь моемъ сужденіи всегда возможна ошибка.
Но что же можно сказать объ этомъ духѣ, т. е. обо мнѣ самомъ
(теперь именно я больше ничего не признаю въ себѣ, кромѣ своего духа)?
•—Какъ? Развѣ тотъ, который, кажется, такъ ясно понялъ этотъ воскъ, не
долженъ познать также и себя самого не только вѣрнѣе и опредѣ­
леннѣе, но и отчетливѣе и яснѣе? Вѣдь если я высказываю, что
воскъ существуетъ, потому что я его вижу, то изъ того, что я вижу
воскъ, еще яснѣе вытекаетъ, что я самъ существую. Вѣдь вполнѣ воз­
можно что, то, что я вижу, въ дѣйствительности не есть воскъ; было бы
даже вполнѣ возможно, что у меня нѣтъ глазъ, чтобы видѣть; но н е в о зможпо, чтобы я, если я вижу (или, что для меня одно и то же, если
я думаю, что вижу),—чтобы я самъ, который думаетъ, не представлялъ
собою чего либо! Точно также, когда я высказываю сужденіе, что
воскъ существуетъ, когда я къ нему прикасаюсь, отсюда опять таки слѣ­
дуетъ, что я существую; и къ тому же самому выводу я прихожу тогда,
когда, на основаніи моего представленія или чего либо другого, я заключаю
о существованіи воска. То, что я говорилъ о воскѣ, можно примѣнить ко
всѣмъ другимъ вещамъ, лежащимъ внѣ меня.
Далѣе, если воскъ сталъ мнѣ теперь понятнѣе послѣ того, какъ я
воспринялъ его не только при посредствѣ зрѣнія или чувства, но и са­
мымъ разнообразнымъ образомъ, не долженъ ли я сознаться, что я поз­
налъ и самого себя значительно яснѣе? Дѣло въ томъ, что все, что могло
помочь мнѣ при познаніи воска или какого нибудь другого тѣла, въ то
же время значительно яснѣе обрисовываетъ сущность моего духа.

2Я

<1’11.101'0Ф(■ К А Я

ХГЕСТО М А ТІЯ.

Кромѣ того, въ самомъ духѣ имѣется еще такъ много сторонъ, при
помощи которыхъ можно дойти до яснаго познанія его, что все то, что
тѣ выводы, къ которымъ мы приходили относительно тѣлъ, почти не за­
служиваетъ упоминанія. Смотрите, въ концѣ концовъ я дошелъ самъ собою до
того, къ чему я стремился. Теперь я знаю, что тѣла познаются не чувствами или
способностью представленія, а однимъ только разумомъ, и что мы познаемъ
ихъ не потому, что мы къ нимъ прикасается и видимъ, а потому, что
мы ихъ мыслимъ; и такимъ образомъ, я познаю, что мнѣ легче и
яснѣе всего познать свой собственный духъ.
Р. Декартъ. „Наблюденія основъ философіи".

Джонъ Локкъ.

О?шѣ не прирожденъ! никакія основныя
)
*
понятія
§ 5. В ъ д у ш ѣ н ѣ т ъ в р о ж д е н н ы х ь и р и н ц и и о в ъ, такъ
какъ они не и з в ѣ с т н ы д ѣ т я м ъ, и д і о т а м ъ и т. п.
Во первыхъ, ясно, что всѣ дѣти и идіоты не имѣютъ о нихъ ни
малѣйшаго понятія или представленія; а отсутствіе знакомства съ ними
достаточно, чтобы нарушить то общее согласіе, которое должно быть не­
премѣннымъ спутникомъ всѣхъ врожденныхъ истинѣ; мнѣ кажется противорѣчивымт. утвержденіе, будто есть врожденныя истины, которыхъ душа
не замѣчаетъ или не понимаетъ, такъ какъ врожденность, если она зна­
читъ вообще что либо, представляетъ собою не что иное, какъ знаніе
извѣстныхъ истинъ. Мнѣ кажется совершенно непонятнымъ, чтобы душа
могла запечатлѣвать какую нпбудь вещь, не замѣчая ее. Поэтому, если у
дѣтей и идіотовъ имѣется душа или духъ съ такими отпечатками, то они
обязательно должны воспринимать, знать и необходимо признать эти
истины; но такъ какъ они этого не дѣлаютъ, то ясно, что у нихъ нѣтъ
такихъ отпечатковъ. Вѣдь если нѣть представленій, запечатлѣнныхч. при­
родой, то какъ же они могутъ быть врожденными? если же эти представ­
ленія запечатлѣны, то какъ же они могутъ остаться неизвѣстными? Іоворить, что понятіе запечатлѣно въ душѣ и въ то же время утверждать,
что душа его не замѣчаетъ и никогда не замѣчала, -это значить обра­
щать этотъ отпечатокъ въ ничто. Пи про одно предложеніе нельзя сказать,
что оно содержится въ душѣ, если душа никогда не знала и не сознавала
его. Иначе, па томъ же самомъ основаніи всѣ предложенія, съ которыми
душа могла бы согласиться, можно было бы считать содержащимися вь
ней и врожденными ей. Въ самомъ дѣлѣ, если какое нпбудь нсизвЬстное
душѣ предложеніе мы будемъ считать находящимся въ ней, то это мы
• сдѣлаемъ только потому, что душа способна знать его, и это вообще
можно сказать о всѣхъ истинахъ, которыя она когда либо будетъ знать.
Такимъ путемъ въ душѣ могутъ быть запечатлѣны такія истины, которыхь
душа никогда не знала и нс будетъ знать; можно съ увѣренностью ска­
зать, что человбкъ можетъ жить долго, не зная нѣкоторыхъ истинъ и
*) Джонъ Локкъ род. въ 1632 г. умеръ въ 1704 г. Его главное сочи­
неніе „Опытъ о человѣческомъ разумѣ“ появилось въ 1690 г. Нѣтъ прирож­
денныхъ представленій, духъ вначалѣ лишенъ какого либо содержанія,
всѣ позванія, которыя онъ собираетъ, возникаютъ отчасти изъ чувствен­
наго, отчасти изъ внутренняго воспріятія (рефлексіи); благодаря внутреннему воспріятію мы познаемъ наше мышленіе и хотѣніе, Локкъ исходить
изъ психологической основы и является эмпирикомъ.

ДЖОНЪ ЛОККЪ.

29

умереть въ полномъ невѣдѣніи ихъ, хотя его дута была способна къ по­
знанію ихъ. Такимъ образомъ, если природный отпечатокъ состоитъ въ
возможности познанія, то всѣ истины, которыя когда либо познаетъ чело­
вѣкъ, окажутся врожденными; и этотъ важный вопросъ сведегся па
самомъ дѣлѣ лишь къ подходящему способу выраженія: выражаясь такимъ
образомь, мы, желая сказать нѣчто противоположное, говоримъ то же,
что и люди, которые отрицаютъ врожденныя идеи. Какъ мні, кажзтся
дѣло въ томь, что никто не говорилъ, будто душа не способна познать
нѣкоторыя истины. Способность говорить врождена, а знаніе—пріобрѣтено.
Но что въ такомъ случаѣ можетъ дать отстаиваніе врожденности извѣстныя ь
истинъ? Если истины могутъ быть запечатлѣны въ нашемъ разумѣ, такъ,
что мы этого не замѣчаемъ, то въ такомъ случаѣ я не нахожу никакой
разницы въ происхожденіи истинъ, которыя душа въ состояніи постигать:
всѣ онѣ должны быть или врождены, или пріобрѣтены; тщетны были бы
наши попытки найти здѣсь какое нибудь различіе. Поэтому тотъ, кто го­
воритъ о врожденных'!, разуму идеяхъ, никогда не можетъ (если онъ
подъ этимъ понимаетъ особый видь истинъ) думать, что разумъ содер­
житъ такія истины, которыхъ онъ еще никогда не воспринималъ и ко­
торыя ему еще совершенно неизвѣстны. Дѣло въ томъ, что если, эти слова
(«содержаться въ разумѣ») имѣютъ какой нибудь смыслъ, то это озна­
чаетъ «быть понятымъ», такъ что слова «содержаться въ разумѣ» и нс
быть понятымъ», «содержаться въ разумѣ и никогда не быть замѣченнымъ»
это то же, что утверждать, что что либо находится въ разумѣ или душѣ.,
и въ то же время не находится въ немъ. Если поэтому эти два предло­
женія: «что есть, то—есть» и «ни одна вещь не можетъ въ одно и то
же время и быть, и не быть» врождены природой, то дѣти не могутъ не
звать ихъ. Маленькія дѣти и всѣ одушевленныя существа обязательно
должны имѣть ихъ въ своемъ разумѣ, знать ихъ истинность и согла­
шаться съ ними.
§ 12. Начало разсужденія не есть то время, когда
мы приходи м ъ къ и о з н а нію э т и X ъ истин ъ. Если указаніемъ
на то, что мі.і сознаемъ и признаемъ врожденныя истины тогда, когда мы
начинаемъ пользоваться своимъ разумомъ, хотятъ сказать, что въ это время
душа впервые познаетъ ихъ, и что, какъ только дѣти начинаютъ разсуж­
дать, они сейчасъ же познаютъ и признаютъ эти аксіомы, — то такой
взглядъ я считаю безсмысленнымъ и невѣрнымъ. Онъ не вѣренъ, во пер­
выхъ, потому, что эти истины появляются въ сознаніи позже, чѣмъ на­
чинается разсужденіе, и потому начало разсужденія нельзя считать вре­
менемъ ихъ познанія. Сколько доказательствъ разсудительности мы мо­
жемъ наблюдать у дѣтей задолго до того, какъ они познаютъ истину, что
одна и та же вещь не можетъ въ одно и то же время и быть, и не
быть»! Большая часть необразованныхъ людей и дикарей проводин, много
лѣтъ даже въ разумномъ возрастѣ, не задумываясь надъ этимъ и подоб­
ными общими положеніями. Я согласенъ, что люди приходятъ къ созна­
нію этихъ общихъ и весьма отвлеченныхъ истинъ, которыя считаются
врожденными, не раньше, чѣмъ когда они научаются разсуждать; но, по моему,
они не знаютъ ихъ и тогда. Это такъ и есть, потому что общія, отвлечен­
ныя идеи *) образуются только послѣ того, какъ духъ начинаетъ разсуж­
дать; а таковыми являются тѣ общія аксіомы, которыя ошибочно счи­
таются врожденными; на самомъ же дѣлѣ они являются открытіями и
*) Подъ идеей Локкъ понимаетъ всякое содержаніе мышленія. Вь
послѣдующемъ изложеніи онъ вмѣсто словъ „идея“ употребляетъ „пред­
ставленіе“. Локкъ самъ говоритъ, что онъ считаетъ эти выраженія тоже­
ственными.

30

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

истинами, введенными въ сознаніе тѣмъ же путемъ, какъ п нѣкоторыя
другія положенія, которыхъ никто нс считалъ врожденными.
§15. Какимъ путемъ духъ достигаетъ сознанія
различныхъ истинъ. Вначалѣ чувства вводятъ частныя представле­
нія и заполняютъ ими пустыя мѣста въ душѣ; постепенно разумъ настолько
привыкаетъ къ нимъ, что они укладываются въ памяти и снабжаются
именами. Затѣмъ разумъ постепенно абстрагируетъ изъ нихъ понятія и
знакомится съ употребленіемъ общихъ именъ. Такимъ путемъ душа обога­
щается идеями и именами, матеріаломъ, на которомъ упражняется ея спо­
собность мышленія; по мѣрѣ увеличенія этого матеріала, дающаго ей ра­
боту, способность разсужденія дѣлается все болѣе и болѣе замѣтной. II
хотя обладаніе общими идеями, употребленіе общихъ именъ и способность
разсужденія идетъ рука объ руку, но все же я не вижу, какъ это мо­
жетъ доказывать ихъ врожденность. Я признаю, что человѣка. обладаетъ
знаніемъ нѣкоторыхъ истинъ на очень ранней ступени умственнаго раз­
витія, но это знаніе появляется такимъ путемъ, который показываетъ,
что онѣ нс врожден«. Дѣло въ томъ, что если мы присмотримся ближе,
то мы найдемъ, что тутъ дѣло идетъ не о врожденныхъ, а о пріобрѣтен­
ныхъ идеяхъ, причемъ мы прежде всего наталкиваемся на идеи, запечат­
лѣнныя внѣшними вещами, ст. юторыми дѣтямъ приходится раньше всего
встрѣчаться, и которыя оказываютъ наиболѣе частое впечатлѣніе на ихъ
чувства. Разбираясь въ пріобрѣтенныхъ, такимъ образомъ, идеяхъ, душа
наталкивается на согласіе однихъ идей и несогласіе другихъ; это, по всей
вѣроятности, имѣетъ мѣсто тогда, когда душа начинаетъ работать памятью
и оказывается въ состояніи удерживать и воспринимать различныя пред­
ставленія. Ио какъ бы то пи было, вѣрно только одно, а именно, что опа
поступаетъ такт, задолго до употребленія словъ пли того, что мы обыкно­
венно называемъ разсужденіемъ. Вѣдь ребенокъ сше до того, какъ онъ
научается говорить, знаетъ разницу между представленіями сладкаго и
горькаго (т. е. что сладкое нс есть горькое) такъ же хорошо, какъ онъ
потомъ (когда начинаетъ говорить) знаетъ, что полынь и леденцы не одно
и то же.
§ 16. Ребенокъ не знаетъ, что три плюсъ четыре равняются семи,
до тѣхъ поръ, пока онъ не научится считать до семи, пока опт. не пріоб­
рѣтетъ имени и представленія равенства. Затѣмъ, понявъ эти слова, онъ
уже соглашается съ ними или, лучше сказать, воен | ин и маетъ истину
этого предложенія. Но и тогда онъ соглашается такъ быітро испитому,
что это—врожденная истина, точно такъ же какъ раньше онъ но соглашался
не потому, что ешс не умѣлъ разсуждать; скорѣе истина становится ему
ясной, какъ только ею душа ясно сознаетъ представленія, обозначаемыя
этими именами; тогда онъ познаетъ истинность этого предложенія на томъ
же основаніи, на какомъ онъ раньше не считалъ розгу и вишню одной и
той же вещью; и на томъ же основаніи онъ впослѣдствіи убѣдится, что
«ни одна вещь не можетъ одновременно и быть, и не быть»; въ послѣ­
дующемъ изложеніи мы ближе коснемся этого вопроса Чѣмъ позже кго
либо доходитъ до этихъ общихъ идей, о которыхъ говорятъ эти аксіомы
пли пойметъ значеніе обозначающихъ ихъ общихъ терминовъ, или соеди­
няетъ въ своей душѣ идеи, которыя выражаются при посредствѣ этихъ
терминовъ,—тѣмъ позже онъ согласится съ этими аксіомами; въ самомъ
дѣлѣ, такъ какъ термины и идеи, которые они замѣщаютъ, врождсны ио
болѣе, чѣмъ идеи кошки или ласки, человѣкъ долженъ подождаіь, пока
время и наблюденіе не познакомятъ его съ ними; тогда онъ будетъ въ
состояніи познать истинность этихъ аксіомъ при первомъ случаѣ, который
соединитъ эти идеи въ его сознаніи и дастъ ему возможность увидѣть,

ДЖОНЪ ЛОККЪ.

31

согласуются ли онѣ между собою или нѣтъ, смотря ио тому, какъ то или
другое выражено въ предложеніи. Слѣдовательно, взрослый человѣкъ по­
знаетъ, что восемнадцать и девятнадцать равняются три іцати семи такъ
же ясно, какъ и то, что одинъ и два равно тремъ; дитя лее познаетъ
одно не такъ рано, какъ другое не потому, что оно не умѣетъ разсуждать,
а потому, что идеи, связанныя со словами «восемнадцать» «девятнадцать»,
«тридцать семь» оно прібрѣтаетъ не такъ скоро, какъ идеи, выражаемыя
словами одинъ, два, три.

{Нѣкоторыя (дальнѣйшія) размышленія о
нашивъ простымъ идеямъ.
§ 8. Идеи въ душѣ, свойств a—въ тѣ л a х ъ. Все, что воспри­
нимаетъ духъ или что- представляетъ собою непосре іетвенный объектъ
воспріятія, мышленія или разума,—все это я называю представленіемъ;
силу, которая вызываетъ представленіе въ нашемъ сознаніи, я называю свой­
ствомъ (качествомъ) предмета, которому эта сила присуща. Если, напри­
мѣръ, снѣжный комъ обладаетъ силой вызывать въ насъ представленіе
холоднаго, бѣлаго и круглаго, то эту силу вызывать представленія я на­
зываю качествами, а поскольку они являются ощущеніями или воспрія­
тіями нашего разума, я называю ихъ представленіями; поэтому, если я
иногда говорю объ этихъ представленіяхъ такъ, какъ будто бы они были
въ самихъ вещахъ, то подъ ними я понимаю качества объектовъ, благо­
даря которымъ они вызываются въ насъ.
§9. Первичныя свойства (качества). Изъ воспринима­
емыхъ качествъ тѣлъ нѣкоторыя совершенно неотдѣлимы отъ тѣла, въ
какомъ бы состояніи оно ни находилось; эти качества тѣло постоянно
удерживаетъ при всѣхъ претерпѣваемыхъ имъ превращеніяхъ и измѣ­
неніяхъ, несмотря ни на какую прилагаемую кь нему силу; ихъ
наше чувство находитъ у каждой частицы матеріи, достаточно' боль­
шой для того, чтобы быть воспринятой; ихъ разумъ находятъ нераз­
дѣльно у каждой частицы матеріи, будь она даже такъ мала, что не
можетъ быть воспринята сама но себѣ при просрсдствѣ нашихъ чувствъ.
Такъ, напримѣръ, если мы возьмемъ зерно пшеницы и раздѣлимъ сто на
двѣ части, то каждая изъ этихъ частей обладаетъ плотностью, протяжен­
ностью, формой и подвижностью; раздѣлимь его еще па двѣ части, и все
же эти свойства останутся у него; такимъ путемъ можно продолжать дѣле­
ніе ло тѣхъ поръ, пока частицы станутъ не видны нашему глазу, но
каждая изъ нихъ обладаетъ всѣми вышеупомянутыми качествами. Дѣло
вч> томъ, что дѣленіе, т. е. всѣ тѣ дѣйствія, которыя оказываеть мельница
или пестикъ пли какое нибудь другее тѣло, раздѣляя тѣло fia невидимыя
частицы, никогда не можетъ лишить тѣла ни плотности и протяженности,
пи формы и подвижности; оно, скорѣе, дѣлаетъ двѣ пли болѣе матеріаль­
ныя массы, я. но отдѣленныя другъ отъ друга, изъ того, что раньше было
одной массой; если на всѣ эти отдѣльныя массы смотрѣть, какъ на раз­
личныя тѣла, то онѣ образуют!, по дѣленіи извѣстное число. Эти качества
я называю первичными пли первоначальными качествам?! тѣла; они, какъ
мнѣ кажется, м< гутъ вызывать въ насъ простыя идеи. Первичными’ каче­
ствам и я считаю плотность, протяженность, форму’), движеніе или покой и число.
*) Эти пространственныя опредѣленія присущи по Локку самимъ
вещамъ. Цвѣта, звуки, запахи — субъективны; они представляютъ собою
лишь знаки, не имѣющіеся въ объектѣ.

32

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

§ 10. Вторичныя свойства (качества). Вторичными свой­
ствами я называю такія свойства, которыя являются по отношенію къ
самимъ предметамъ силою, способною, благодаря своимъ первичнымъ свой­
ствамъ (т. е. благодаря своей величинѣ, формѣ, строенію и движенію неви­
димыхъ частицъ) вызывать въ пасъ разнообразныя воспріятія, какъ напри­
мѣръ, цвѣта, звуки и т. д. Къ нимъ можно было бы прибавить еще тре­
тій родъ свойствъ, которыя считаются только силами, несмотря па то, что
они образуютъ такія же реальныя качества, какъ тѣ, которыя я, поль­
зуясь обычной терминологіей, называю свойствами, но которыя я. для
разграниченія, называю вторичными свойствами. Дѣло въ томъ, что сила
огня придавать воску или глинѣ другой цвѣтъ или другую твердость, представляегь собою такое же качество огня, какъ и его сила вызывать во мнѣ,
блогодаря своимъ первичнымъ свойствамъ, а именно благодаря объему,
строенію и движенію, новую идею пли чувственное ощущеніе теплоты или,
горѣнія, которое я раньше не испытывалъ.
Изъ книги Дж. Локка „Опытъ о
человѣческомъ разумѣ“.

Давидъ Юмъ
*
).
**)

О составнымъ частямъ нашивъ причин­
номъ заключеніи.
Въ своихъ выводахъ, дѣлаемыхъ изъ причинъ или дѣйствій, нашъ
духъ возвышается надъ предметами, но тѣмъ не менѣе онъ не долженъ
совершенно упускать изъ виду ихъ, нс долженъ судить, исключительно, на
основаніи какихъ либо представленій, не прибѣгая къ помощи впечатлѣ­
ній или, по крайней мѣрѣ, представленій воспоминанія, равноцѣнныхъ
впечатлѣнію. Если мы хотимъ заключить изъ причинъ о дѣйствіяхъ, то мы
должны прежде всего установить существованіе этихъ причинъ: это можетъ
произойти только двоякимъ образомъ, а именно, или путемъ непосредствен­
наго воспріятія, или путемъ заключенія изъ другихъ причинъ; эти по­
слѣднія причины мы должны установить шіяіъ-таки такимъ же образомъ,
т. е. путемъ пли непосредственнаго впечатлѣнія или заключенія изъ ихъ
причинъ и т. д., пока, въ концѣ концовъ «мы не дойдемъ до предмета,
который мы видимъ или о которомъ мы вспоминаемъ. Наши выводы не
могутъ идти до безконечности; единственное, что можетъ этому воспре­
пятствовать, это—впечатлѣніе воспоминанія ”) пли чувствъ, благодаря кото
рому паше сомнѣніе и наше дальнѣйшее изслѣдованіе можетъ быть
прервано.
Для примѣра возьмемъ какое ппбудь любое историческое явленіе и
посмотримъ, на каком ь основаніи мы вѣримъ или не вѣримъ въ это явле
*) Давидъ Юмъ родился 26 аир, 1711 г., умеръ 25 авг. 1776 г. Его
главное сочиненіе «Treatise upon human nature» появилось въ 1748 г. По
мнѣнію Юма, причинная связь познается при посредствѣ опыта. Юмъ на­
ходить, что подъ вліяніемъ привычки разумъ при наступленіи какого-либо
явленія, ожидаетъ и послѣдующее явленіе.
**) Обратите вниманіе на то, что здѣсь Юмъ начинаетъ говорить о
„впечатлѣніяхъ“, а не, какъ раньше, о представленіяхъ воспоминанія. Этимъ
Самымъ Юмъ признаетъ, что наши картины воспоминаній, воспроизводящія
впечатлѣнія, отличаются отъ образовъ фантазіи. Онѣ съ большимъ правомъ,
чѣмъ образы фантазіи, могутъ быть названы возстановленіемъ впечатлѣній.

II.

33

КАНТЪ.

ніе. Мы, напримѣръ, вѣримъ въ то. что Цезарь былъ убитъ въ сенатѣ.
Мы вѣримъ въ это потому, что этотъ фактъ установленъ единодушнымъ
свидѣтельствомъ историковъ, приписывающихъ этому явленію оіно опре­
дѣленное время и мѣсто происшествія. При этомъ мы вспоминаемъ или
непосредственно видимъ опредѣленныя письмена п буквы: тутъ мы вспо­
минаемъ, что эти письмена обыкновенно употребляются для выраженія из­
вѣстныхъ представленіи. Эти представленія пли находились въ умахъ тѣхъ,
которые непосредственно присутствовали при этомъ явленіи и, получили
данное представленіе непосредственно изт> дѣйствительности: или же они
возникли на основаніи свидѣтельствъ другихъ. Это свидѣтельство опира­
лось, опять таки, на свидѣтельство другихъ и т. д. Такимъ путемъ мы—
въ видимой послѣдовательности—доходимъ до тѣхъ, которые были очевид­
цами и свидѣтелями этого явленія. По вся эта цѣпь заключеній или эта
(постоянно идущая впередъ) связь между причинами и дѣйствіями по­
коится, въ концѣ концовъ, на письменахъ или буквахъ, которыя мы (те­
перь) видимъ, или о которыхъ мы вспоминаемъ. Безъ удостовѣренія на­
шей памяти пли нашихъ чувствъ все наше размышленіе было бы химе­
ричнымъ и лишеннымъ всякаго основанія. Каждое звено этой цѣпи цѣпля­
лось бы за другое, но. все висѣло бы въ воздухѣ, и о какой-либо вѣрѣ
пли о какомъ-либо убѣжденіи не могло быть и рѣчи. Это фактически
имѣетъ мѣсто при гипотетическихъ доводахъ или при такихъ заключеніяхъ,
которые опираются лишь на простомъ допущеніи: въ нихъ нѣтъ непосред­
ственно существующаго впечатлѣнія и (поэтому) вѣры въ дѣйствительное
существованіе (выведеннаго).
Мнѣ не надо подробно говорить о томъ, что противъ вышеприведен­
ной теоріи не является вѣскимъ доводомъ та мысль, будто мы могли бы
составлять сужденія на основаніи прежнихъ заключеній или ранѣе прі­
обрѣтенныхъ общихъ взглядовъ, не призывая (снова) на помощь тѣхъ
впечатлѣній, изъ которыхъ они возникли. Въ самомъ дѣлѣ, если даже до­
пустить, что эти впечатлѣнія совершенно исчезли изъ нашей памяти, то
все же (въ данныхъ сужденіяхъ) дѣйствуетъ убѣжденіе, которое они когда
то вызвали. Поэтому, остается въ силѣ то положеніе, что причинныя
заключенія первоначально, во всякое время, покоятся на впечатлѣніи, и
что увѣренность, основанная на наблюденіи, является всегда результатомъ
сравненія представленій, причемъ эта увѣренность можетъ остаться и тогда,
когда сравненіе уже забыто.
Изъ книги Д. Юма. „О разумѣ“. D. Hume
„Treatise upon human nature“.

И. Кантъ.

Предварительныя замѣчанія объ особен
*
ноети всякаго метафизическаго понятія.
§ I. Объ источникахъ метафизики.

Когда нужно представить какое-нибудь познаніе, какъ наук у, то
прежде всего должно въ точности опредѣлить ту отличительную особен­
ность, которую оно не раздѣляетъ ни' съ какими другимъ познаніемъ, и
которая, такимь образбмъ, исключительно ему свойственна; въ противномъ
Философская хрестоматія.

3

34

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

случаѣ границы всѣхъ наукъ сольются, и ни одну изъ нихъ нельзя бу­
детъ основательно изложить сообразно съ ея природой.
Идея возможной науки и ея области основывается, прежде всего,
именно на такой отличительной особенности, въ чемъ бы она ни состояла'
въ различіи ли предмета, пли источниковъ познанія, пли же
рода познанія, или. наконецъ, въ различіи нѣкоторыхъ, если не
всѣхъ, этихъ отношеній вмѣстѣ.
Во-первыхъ, что касается источниковъ метафизическаго познанія, то
уже въ его понятіи полагается, что они но могутъ быть эмпирическими.
Слѣдовательно, принципы метафизики (куда принадлежатъ нс только ея
основныя положенія, но и ея основныя понятія) никогда не должны
браться изъ опыта, ибо она должна быть познаніемъ но физическимъ, а
метафизическимъ, т. с. лежащимъ за предѣлами опыта. Итакъ, въ ея
основаніе не ляжетъ ни внѣшній опытъ, служащій источникомъ собственно
физикѣ, ни внутренній, на которомъ основывается эмпирическая психоло­
гія. Метафизика есть, такимъ образомъ, познаніе а priori, или изъ чистаго
разсудка и чистаго разума.
Но въ этомъ она не имѣла бы ничего отличительнаго отъ чистой
математики; поэтому она должна будетъ называться чистымъ философ­
скимъ познаніемъ.
О томъ родѣ познанія, который единственно можетъ называться
метафизическимъ.

а) О различіи синтетическихъ и аналитическихъ су­
жденій вообще.
§ 2. Метафизическое познаніе должно содержать исключительно
сужденія а priori, —этого требуетъ особенность его источниковъ. Но какое
бы происхожденіе и какую бы логическую форму не имѣли сужденія, во
всякомъ случаѣ у нихъ есть различіе по содержанію, въ силу котораго
они бываютъ или просто поясняющія и не прибавляютъ ничего къ
содержанію познанія, или же бываютъ расширяющія и увеличиваютъ
данное познаніе; первыя могутъ быть названы а н а л и т и ч е с к и м и,
вторыя—с и н т е т и ч е с к и м и сужденіями.
Аналитическія сужденія высказываютъ въ предикатѣ только то, что
уже въ понятіи субъекта было мыслимо дѣйствительно, хотя но такъ ясно
и не съ равною сознательностью. Когда я говорю: всѣ тѣла протяженны,
я нисколько не расширяю своего понятія о тѣлѣ, а только разлагаю его,
такъ какъ протяженность была въ дѣйствительности мыслима объ этомъ
понятіи еще прежде сужденія, хотя и не была ясно высказана; это
сужденіе, такимъ образомъ, аналитично! Напротивъ, положеніе: нѣкоторыя
тѣла имѣютъ тяжесть,—содержитъ въ предикатѣ нѣчто такое, что въ
общемъ понятіи тѣла дѣйствительно еще нс мыслится; такимъ образомъ,
это положеніе увеличиваетъ мое познаніе, прибавляя нѣчто новое къ моему'
понятію и поэтому оно должно называться синтетическимъ сужденіемъ.
б) Общій принципъ всѣхъ аналитическихъ сужденій
есть законъ противорѣчія.
Всѣ аналитическія сужденія основываются вполнѣ на законѣ проти­
ворѣчія и по своей природѣ суть познанія а priori, причемъ, все равно—
имѣютъ ли понятія, служащія имъ матеріей, эмпирическій характеръ, пли
нѣтъ. Ибо, такъ какъ предикатъ утвердительнаго аналитическаго сужденія
уже заранѣе мыслится въ понятіи субъекта, то_ онъ не можетъ безъ
противорѣчія быть относительно него отрицаемъ: точно также противопо-

И.

35

КАНТ Ъ.

ложное этого предиката должно необходимо отрицаться относительно
субъекта въ отрицательномъ аналитическомъ сужденіи и притомъ также
на основаніи закона противорѣчія.—Таковы, напримѣръ, положенія: всякое
тѣло протяженно (просто).
Вслѣдствіе того же всѣ аналитическія сужденія суть сужденія а
priori, хотя бы ихъ понятія и были эмпиричны, напримѣръ, золото
есть желтый металъ: чтобы знать это, я не нуждаюсь ни въ какомъ
дальнѣіішемт. опытѣ, кромѣ моего понятія о золотѣ, которое содержитъ въ
себѣ, что это тѣло желто и есть металлъ, ибо эти то свойства и составляли
мое понятіе, и мнѣ нужно было только разложить его, не ища кромѣ
этого ничего другого.
с) С и н т е т и ч е с к і я сужденія нуждаются въ другомъ
принципѣ, по м имо закона п р о т и в о р ѣ ч і я.
Существуютъ синтетическія сужденія а posteriori, происхожденіе
которыхъ эмпирично; но существуютъ и такія, которыя достовѣрны а
priori и проистекаютъ изъ чистаго разсудка и разума. Ио и тѣ и другія
сходятся между собою въ томъ, что они никогда не могутъ быть обусло ■
влены однимъ только основоположеніемт, анализа, именно закономъ проти­
ворѣчія; они требуютъ еще совершенно иного принципа, хотя, каково бы
ни было ихъ основоположеніе, во всякомъ случаѣ они должны выводиться
согласно съ закономъ противорѣчія: ибо ничто не должно
противорѣчить этому закону, хотя и не все можетъ быть изъ него
выведено.—Я сначала подведу синтетическія сужденія подъ классы:
1. Опытныя сужденія всегда синтетичны, потому что было
бы нелѣпо основывать аналитическое сужденіе на опытѣ, тогда какъ для
составленія такого сужденія мнѣ вовсе не нужно выходить изъ своего
понятія, и, такимъ образомъ, нѣтъ надобности ни въ какомъ свидѣтельствѣ
опыта. Что тѣло протяженно,—это есть положеніе достовѣрное а priori, а
не опытное сужденіе. Ибо, прежде чѣмъ я приступлю къ опыту, я имѣю
уже всѣ условія для моего сужденія въ понятіи, изъ котораго я могу
по закону противорѣчія только вывести предикатъ и черезъ это вмѣстѣ
съ тѣмъ сознать необходимость сужденія, чему опытъ не могъ бы
меня научить.
2) Математическія сужденія всѣ синтетичны. Это положеніе, кажется,
не только было до сихъ поръ совершенно не замѣчено философами,
расчленявшими человѣческій разумъ, по даже прямо противорѣчить всѣмъ
ихъ предположеніямъ, хотя оно безспорно достовѣрно и весьма важно по
своимъ слѣдствіямъ. Находя, что заключенія математиковъ совершаются всѣ
по закону противорѣчія (чего требуетъ природа всякой аподиктической
достовѣрности), на основаніи этого убѣдились, что и основоположенія
математики познаются изъ закона противорѣчія; но въ этомъ очень ошиблись,
потому что синтетическое положеніе, конечно, можетъ быть понимаемо по
закону противорѣчія, но никогда не само по себя, а только въ томъ
случаѣ, если предполагается другое синтетическое положеніе, изъ котораго
оно выводится, какъ слѣдствіе/
Прежде всего нужно замѣтить, что собственно математическія
положенія всегда суть сужденія а priori, а не эмпирическія, такъ какъ
они имѣютъ въ себѣ необходимость, которая вс можетъ быть взята изъ
опыта. Если же мнѣ этого не уступятъ, то я ограничиваю мое положеніе
чистой математикой, которая уже по своему понятію содержитъ
не эмпернческое, а только чистое апріорное познаніе.
Сначала можно подумать, что 7-1-5=12 есть простое аналитическое
положеніе, слѣдующее изъ понятія суммы семи и пяти по закону проти­
ворѣчія. Но при ближайшемъ разсмотрѣніи оказывается, что понятіе суммы
3’

36

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

7 и 5 нс содержитъ ничего, кромѣ соединенія этихъ двухъ чиселъ въ
одно, причемъ вовсе не мыслится, какое именно это одно число, обнима­
ющее собою оба данныя. Когда я мыслю только соединеніе семи п пяти,
то черезъ это еще нисколько не мыслится понятіе двѣнадцати, и сколько
бы я пн разлагалъ свое понятіе, такой возможной суммы, я никогда не
найду въ немъ двѣнадцати. Нужно выйти за предѣлы этого понятія и
взять въ помощь воззрѣніе соотвѣтствующее одному изъ чиселъ,—хотя
бы своп пять пальцевъ пли пять точекъ, — и затѣмъ прибавлять
послѣдовательно единицы данныхъ въ воззрѣнія пяти къ понятію семи.
Такимъ образомъ, наше понятіе дѣйствительно расширяется этимъ
положеніемъ 7-4-5=12, и къ первому понятію прибавляется другое,
новое, которое въ немъ вовсе не мыслилось; другими словами, ариѳмети­
ческое понятіе всегда синтетично, что можно еще яснѣе понять, если
взять большія числа, потому что тутъ уже совершенно очевидно, что, какъ
бы мы ни вертѣли наше понятіе, мы никогда не могли бы найти сумму
посредствомъ простого разложенія нашихъ понятій, не прибѣгая къ помощи
воззрѣнія.
Точно также и изъ основоположеній чистой геометріи ни одно не
аналитично. Что прямая линія есть кратчайшая между двумя точками, это
-синтетическое положеніе, ибо мое понятіе прямого не содержитъ ничего
о величинѣ, а выражаетъ только качество. Понятіе кратчайшаго, слѣдо­
вательно, вполнѣ привходитъ и пи черезъ какое расчлененіе не можетъ
быть извлечено изъ понятія прямой линіи. Здѣсь должно быть взято въ
помощь воззрѣніе, посредствомъ котораго только и возможенъ синтезъ.
Нѣкоторыя другія основоположенія, предполагаемыя геометрами, хотя
и дѣйствительно аналитичны и основываются на законѣ противорѣчія, но
они служатъ только въ качествѣ тождественныхъ положеній для методи­
ческой связи, а не какъ принципы; таковы, напримѣръ: а=а— цѣлое равно
самому себѣ, пли (а-|-в)>а—цѣлое больше своей части. Но даже и эти
положенія, хотя и получаютъ свое значеніе отъ простыхъ понятій, въ
математикѣ допускаются только потому, что могутъ быть представлены въ
воззрѣніи. Только двусмысленность выраженія заставляетъ тутъ думать,
что предикатъ такихъ аподиктических'!. сужденій уже лежитъ въ нашемъ
понятіи, и что сужденіе, такимъ образомъ, аналитично. Въ самомъ дѣлѣ,
мы должны прибавить мысленно извѣстный предикатъ къ данному
понятію, и эта необходимость сопряжена уже съ самими понятіями. Но
вопросъ не въ томъ, что мы должны мыслить при данныхъ поня­
тіяхъ, а въ томъ, чго мы въ нихъ дѣйствительно, хотя бы не ясно,
мыслимъ; и тутъ оказывается, что предикатъ хотя и связанъ съ этими
понятіями необходимо, но не прямо, а посредствомъ воззрѣнія, которое и
должно произойти.
Изъ книги il. Канта: „Пролегомены ко всякой
будущей метафизикѣ, могущей возникнуть
въ смыслѣ науки“. Переводъ съ нѣмецкаго
Владиміра Соловьева.

Познанію «а priori? независимо отъ опыта, противопоставляется по­
нятіе «а posteriori», возможное только посредствомъ опыта.
На этомъ основывается дальнѣйшее раздѣленіе познаній на анали­
тическія и синтетическія. Аналитическія сужденія — это поясняющія суж­
денія, а синтетическія —расширяющія сужденія. Наше сужденіе «всѣ тѣла
протяженны» не расширятъ нашего познанія, такъ какъ предикатъ (ска-

II.

КАНТ Ъ.

87

зуемое) уже содержится въ субъектѣ (подлежащему) въ то время, какъ
въ синтетическомъ сужденіи предикатъ лежитъ внѣ понятія субъекта.
Надо замѣтить, что нѣтъ строгаго различія между обѣими формами
сужденія. Такъ, сужденія «нѣкоторыя тѣла тяжелы» я могу считать и
аналитическимъ и синтетическимъ, смотря по тому, мыслю ли я при
этомъ тяжесть или нѣтъ. Между аналитическимъ и синтетическимъ суж­
деніемъ существуетъ лишь относительная разница.
Синтет ческія сужденія а priori надо строго отличать отъ эмпириче­
скихъ (а posteriori). Въ этихъ сужденіяхъ опытъ даетъ намъ вмѣстѣ съ
субъектомъ и предикатт.. Въ синтетическомъ апріорномъ сужденіи нѣтъ
этого предиката. Какъ же мы доходимъ до этого предиката, который надо
необходимо связывать съ субъектомъ?
Другими словами, какъ возможны синтетическія сужденія а priori?
Этимъ вопросомъ, основнымъ вопросомъ критики чистаго разума,
Кантъ выдвигаетъ проблему огромной важности.
Онъ подтверждаетъ возможность существованія синтетическихъ суж­
деній а priori, и пытается доказать ихъ въ трехъ большихъ областяхъ—
въ области математики, естествознанія и метафизики.

И. Кантъ.

О пространствѣ.
Посредствомъ внѣшнихъ свойствъ (а это свойства нашей души) мы
представляем о себѣ предметы, какъ существующіе внѣ насъ и притомъ
въ пространствѣ. Этимъ опредѣляется ихъ форма, величина и отношеніе.
Правда, внутреннее чувство, посредствомъ котораго душа созерцаетъ себя
пли свое внутреннее состояніе, сшс не даетъ созерцанія самой души, какъ
объекта, но все таки это опредѣленная форма, при которой только и воз­
можно созерцаніе ея внутренняго состоянія, такъ что все, что относится
къ внутреннимъ опредѣленіямъ, представляется въ отношеніяхъ времени.
Внѣшни йъ образомъ, время тоже не подлежитъ созерцанію, какъ и про­
странство не можетъ быть представляемо, какъ нѣчто, существующее
въ насъ.
Что такое пространство и время? Нѣчто дѣйствительно существую­
щее? Пли это только опредѣленія, или отношенія вещей, но такія, кото­
рыя свойственны имъ и въ себѣ, если даже онѣ и не являются объектомъ
созерцанія? Или же это такія опредѣленія, которыя свойственны только
фермѣ созерцанія и. слѣдовательно, заключаются только въ субъектив­
ныхъ свойствахъ нашего духа, безъ которыхъ эти предикаты нельзя при­
писать пи одной вещи? — Чтобы отвѣтить на эти вопросы, мы прежде
всего объяснимъ понятіе пространства.
1. Пространство не эмпирическое понятіе, отвлеченное отъ внѣшняго
опыта. Имъ, извѣстныя ощущенія относятся на нѣчто внѣ меня (т. е. на
нѣчто, находящееся въ иномъ мѣстѣ, а не въ томъ, гдѣ нахожусь я); съ
нимъ я вижу ощущенія внѣ меня и рядомъ. другъ съ другомъ,—значитъ,
могу представить ихъ себѣ не только различно, но даже въ различныхъ
мѣстахъ, въ основѣ чего должно лежать представленіе пространства. По­
этому представленіе пространства не можетъ быть добыто изъ отношенія
внѣшнихъ явленій, по самъ внѣшній опыть становится возможнымъ только
черезъ упомянутое представленіе.

88

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

2. Пространство—необходимое представленіе а priori, которое лежитъ
въ основѣ всѣхъ внѣшнихъ созерцаній. Никогда, нельзя представить себѣ,
что пространства, нѣтъ, хотя вполнѣ можно мыслить, что въ пространств);
нѣтъ никакихъ предметовъ. Итакъ, на него надо смотрѣть, какъ на усло­
віе возможности явленій, а не какъ на опредѣленіе, зависящее отъ этихъ
явленій; это — представленіе а priori, которое необходимо лежитъ въ
основѣ внѣшнихъ явленіи.
3. Пространство—понятіе не дискурсивное или, какъ говорятъ, не
общее понятіе отношеній вещей вообще, но чистое созерцаніе. Во-первыхъ
возможно представлять себѣ только одно единственное пространство и,
если говорятъ о многихъ пространствахъ, то понимаютъ подъ этимъ
только части одного и того же единственнаго пространства. Эти части
не предшествуют!, единому всеобъемлещему пространству, какъ его со­
ставныя части (тогда было бы возможно составленіе его изъ частей), но
только мыслятся въ немъ. Оно въ сущности одно, и поэтому разнообраз­
ное въ немъ—а, значитъ, и общее понятіе о пространствахъ вообще,—
основывается только на ограниченіяхъ. Отсюда слѣдуетъ, что въ основѣ
всѣхъ понятій о номъ лежитъ созерцаніе а priori (не эмпирическое). Та­
кимъ образомъ, и всѣ геометрическія сужденія — напримѣръ, то, что въ
треугольникѣ двѣ стороны больше, чѣмъ третья — никогда не выводятся
изъ общихъ понятій линій и треугольника, а выводятся изъ созерцанія
а priori съ аподиктической достовѣрностью.
4. Пространство представляется, какъ безконечная данная величина.
Общее понятіе пространства (которое свойственно какъ футу, такъ и
локтю) не опредѣляетъ его съ точки зрѣнія величины. Если бы не было
безграничности въ движеніи созерцанія, то никакое понятіе объ отноше
ніяхъ не приносило бы съ собою принципа безконечности.
Изъ книги Канта: Критика чистаго разума.
Переводъ Н. Соколова. Kant. „Kritik der reinen
Vernunft“.

И. Кантъ

О времени,
1. Время не эмпирическое понятіе, которое можно вывести изь
опыта. Одновременность и послѣдовательность не могли бы проникнуть вь
воспріятіе, если бы въ основѣ ихъ а priori не лежало представленіе вре­
мени. Только предполагая время можно представить себѣ, что что либо
существуетъ въ одно и тоже время (одновременно) пли въ различныя вре­
мена (послѣдовательно).
2. Время—необходимое представленіе, которое лежитъ въ основѣ
всѣхъ созерцаній. Во всѣхъ явленіяхъ вообще нельзя исключить времени,
хотя вполнѣ возможно исключить изъ времени всѣ явленія. Итакъ, время
дано а priori. Въ немъ только и возможна вся дѣйствительность явленій.
Всѣ явленія могутъ упраздниться, но само оно (какъ общее условіе ихъ
возможности) не можетъ быть уничтожено.
3. На этой необходимости а priori основывается и возможность
аподиктическихъ сужденій объ отношеніяхъ времени пли объ аксіомахъ
времени вообще. Оно имѣетъ только одно измѣреніе; различныя времена

И.

КАНТЪ.

39

даются не одновременно, но другъ послѣ друга (такъ же, какъ различныя
пространства даются не другъ послѣ друга, а одновременно). Этихъ суж­
деній нельзя извлечь изъ опыта, ибо опытъ нс можетъ дать имъ” ни
строгой всеобщности, ни аподиктической достовѣрности. Тогда мы могли бы
только сказать, что такъ учитъ общее воспріятіе, и не могли бы сказать,
что такъ и должно быть. Эти сужденія имѣютъ значеніе правилъ, при
которыхъ только и возможенъ опыть вообще, и учатъ насъ до опыта, а
не черезъ него.
4. Время -нс дискурсивное или, какъ его называютъ, общее понятіе,
по чистая форма чувственнаго созерцанія. Различныя времена—это только
части одного и того же времени. Представленіе, которое можетъ быть дано
только однимъ единственнымъ предметомъ, есть созерцаніе. Кромѣ того,
то сужденіе, что различныя времена не могутъ существовать одновременно,
не можетъ быть выведено изъ общаго понятія. Это сужденіе синтетическое
и не можетъ возникнуть только изъ понятій. Оно, слѣдовательно, непо­
средственно заключается въ созерцаніи и представленіи времени.
5. Безконечность времени имѣетъ только то значеніе, что всѣ от­
дѣльные періоды времени возможны только путемъ ограниченія единаго
времени, лежащаго въ ихъ основѣ: поэтому, первоначально представленіе
времени должно быть дано, какъ неограниченное. А тамъ, гдѣ части и
каждая величина предмета могутъ быть опредѣленно представляемы только
путемъ ограниченія, тамъ все представленіе не дается посредствомъ по­
нятій (ибо они содержатъ въ себѣ только частичныя представленія), но
въ основѣ его должно лежать непосредственное созерцаніе.
Изъ книги И. Канта: ,Критика чистаго ра­
зума". Перев. И. Соколова.

Кантъ говоритъ, что «вещи, которыя мы созерцаемо, являются
сами въ себѣ—не тѣмъ, за что мы ихъ считаемъ, и что отношенія, су­
ществующія въ себѣ не таковы, каковыми онѣ намъ являются; что если мы
отнимемъ наша субъектъ или только субъективное свойство внѣшнихъ
чувствъ вообще, то свойства, всѣ отношенія объкта выіространствѣ и вре­
мени и даже пространство и время исчезнутъ; что, какъ явленія, они
могутъ существовать не въ себѣ, а только *въ насъ. Для насъ остается
совершенно неизвѣстнымъ, въ чемъ состоятъ свойства предметовъ въ себѣ
въ отвлеченіи отъ всей воспріимчивости нашей чувственности.»
*)
Субъективность чувственныхъ качествъ признавалась различными
философами до кантовскаго періода; достаточно упомянуть имена Декарта,
Локка; конечно и для Канта она была тоже сама собою понятна. Онъ
идетъ дальше, чѣмъ Локкъ, утверждая, что время и пространство субъ­
ективны, что они представляютъ собою формы созерцанія: онъ рѣзко” от­
граничиваетъ идеальность времени и пространства отъ субъективности
чувственныхъ качествъ. Тогда какъ у прежнихъ философовъ различіе
(для каждаго) цвѣтовыхъ впечатлѣній, вкусовыхъ ощущеній и т. и., чисто
индивидуальные моменты вызывали сомнѣніе въ дѣйствительности, Кантъ,
своимъ подчеркиваніемъ идеальности времени и пространства, выдвигаетъ
формы созерцанія, присущія в с ѣмъ:, онъ выдвигаетъ ихъ, какъ нѣчто,
такое общее и постоянное, что Локкъ могъ бы считать первичными
качествами.
Міръ—это лишь явленіе не только вслѣдствіе субъективности чувст­
венныхъ качествъ, которыя индивидуальны и случайны, но также и' по*) „Критика чистаго разума“. Общія замѣчанія къ трансцен дентальной
Эстетикѣ.

4G

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

тому, что мы созерцаемъ его при просредствѣ формъ времени и простран­
ства, носящихъ общеобязательный характеръ.
Противъ кантовскихъ' доказательствъ идеальности времени и про­
странства приводилось много возраженій. Сущность этихъ возраженій
сводится къ'тому, чтобы отдать должное опыту, и показать законное
участіе опыта (воспріятія) при образованіи этихъ понятій.

Людвигъ Буссе.

Безѵеловный скептицизмъ.
1. Отрицаніе всѣхъ’истинъ, составляющее основу безуслов­
наго скептицизма, означаетъ то, что скептицизмъ, не признаетъ авторитета
законовъ мышленія, по которымъ мы отличаемъ истину отъ мнѣнія или
заблужденія: такимъ образомъ, онъ не признаетъ себя обязаннымъ счи­
тать истиной что либо, логически необходимое. Крайній скептицизмъ не
обращаетъ, собственно говоря, никакого вниманія на объективную
цѣнность логически необходимаго. Тотъ, кто выставляетъ вопросъ объ объ­
ективной цѣнности мышленія, тотъ дѣлаетъ въ субьектчвномъ отношеніи
различіе между истиннымъ, т. е. логически необходимымъ знаніемъ, про­
стымъ мнѣніемъ и заблужденіемъ, т. е. противорѣчивымъ мышленіемъ.
Онъ сомнѣвается лишь въ объективной цѣнности этихъ логическихъ опре­
дѣленій для міра вещей, .для бытія, независимаго отъ мышленія. Для ради­
кальнаго скептицизма эта проблема, вообще, не можетъ существовать. На
предложеніе стать на извѣстную точку зрѣнія по отношенію къ нему,
радикальный скептикъ отвѣтилъ бы съ полнымъ правомъ, что вопросъ,
существуютъ ли вещи и могутъ ли имъ соотвѣтствовать идеи, а также
и- утвержденіе, что идеи, совпадающія съ вещами, дѣйствительно вѣрны,
выставленъ уже въ соотвѣтствіи съ общими основами мышленія относи­
тельно возможности, невозможности и необходимости, цѣнность которыхъ
онъ именно отрицаетъ. Поэтому, абсолютный скептицизмъ не можетъ вы­
ставлять такіе вопросы, онъ не можетъ говорить о разницѣ между субъек­
тивнымъ и объективнымъ; онъ можетъ разсуждать только о разницѣ между
логически необходимымъ, извѣстнымъ и простымъ мнѣніемъ пли неизвѣст­
нымъ. и притомъ только для того, чтобы его оспаривать.
Противъ отрицанія всякой истины, т. е. утвержденія, что нѣтъ
истины, можно отвѣтить только то, что и это утвержденіе представляетъ
собою лищь простое мнѣніе и, такимъ образомъ, утверждая это, скепти­
цизмъ противорѣчивъ самъ себѣ. Скептицизму не поможетъ, если онъ
оставаясь вѣрнымъ своему принципу, захочетъ отрицать и истинность
своего собственнаго положенія. Правда, на доводы, что онъ, выставляя
себя самого какъ нѣчто неизвѣстное, тѣмъ самымъ уничтожаетъ себя, по­
добно тому, какъ онъ отказывается отъ догматизма за его неопредѣлен­
ность, онъ можетъ сначала возразить слѣдующее: во первыхъ, изъ того,
что онъ подвергаетъ себя самаго сомнѣнію, снова вытекаетъ блестящее
подтвержденіе скептическаго мнѣнія о сомнительности всего, а во-вторыхъ,
онъ опять-таки отрицаетъ положеніе, что онъ самъ себя отрицаетъ, такъ
какъ онъ отрицаетъ принципъ противорѣчія, по юторому это должно было
бы имѣть мѣсто. По на первый доводъ мы могли бы отвѣтить, что уже
въ самой послѣдовательности, съ которой (на основаніи того, что
все сомнительно) объявляется сомнительность и своей точка зрѣнія, лежитъ

Л ІО Д В II Г Ъ

БУССЕ.

41

призваніе авторитета мышленія, которое требуетъ этой послѣдовательно­
сти; съ другой стороны, мы могли бы отвѣтить, что мнимое торжество
скептицизма пгедставляетъ собою не что иное, какъ самоубійство, такъ
какъ онъ выводитъ изъ самой неизвѣстности скептицизма свое оправданіе,
и, такимъ образомъ, является утвержденіемъ, основаннымъ на логическихъ
слѣ ствіяхъ. Сколько бы разъ скептицизмъ не начиналъ эту игру съ само­
отрицаніемъ, имѣя въ виду такимъ путемъ оправдать себя, мы бы снова
отвѣчали ему тѣмъ же самымъ доводомъ; такимъ образомъ, если бы
онъ хотѣлъ вывести изъ безконечности этихъ разсужденій свою правоту,
мы всегда могли бы возразить ему этимъ аргументомъ. Эта же аргумен­
тація опровергаетъ п второй доводъ, приводимый скептиками. Это отстаи­
ваніе принципа отрицанія, приводящее къ отрицанію истинности собственной
точки -зрѣнія (отстаиваніе, опирающееся на доводы послѣдовательности),—за­
ставляетъ пасъ противопоставить тотъ же самый принципъ отрицанія тому
утвержденію, что въ отрицаніи содержится отказъ отъ своей точки зрѣнія,
il если при этомъ указывается на то обстоятельство, что законъ противо­
рѣчія не обязателенъ для скептика, то и это утвержденіе вытекаетъ изъ
выводовъ скептицизма по тому же самому принципу и соотвѣтственно
условіямъ мышленія.
2. Сознавая невозможность противиться такимъ возраженіямъ, скеп­
тицизмъ не формулируетъ свою точку зрѣнія въ видѣ какого-нибудь утвер­
жденія, каковымъ, напримѣръ, является отрицаніе всякой истины. Онъ
предпочитаетъ выставлять сомнѣніе въ истинности не въ формѣ сужденія,
а въ качествѣ состоянія, отказываясь, вообще, отъ дискуссій по поводу
правильности пли неправильности его. и отвѣчая на всѣ возраженія своей
стереотипной фразой: «я сомнѣваюсь». Такимъ образомъ, скептицизмъ вы­
ставляетъ себя, какъ неопровержимое душевное состояніе, какъ состояніе
духа, какъ произвольно выбранное и капризно отстаиваемое настроеніе,
короче говоря, капризъ. При такомъ положеніи вещей, скептика можно
оставить въ покоѣ и сказать ему, что мы подождемъ, пока измѣнится его
настроеніе. Скептикъ не могъ бы отрицать возможность такого измѣненія;
на его возраженіе, что измѣненіе никогда не наступитъ, такъ какъ онъ
не хочетъ этого, мы бы отвѣтили, что мы выждемъ, пока, измѣнится
эта капризная воля, и такъ до безконечности. Кромѣ того, и строго логи­
ческимъ путемъ можно доказать, что даже эта форма крайняго скептицизма,
которая, какъ кажется, насмѣхается надъ всѣми аргументами, въ дѣйстви­
тельности различаетъ и должна различать истинное отъ ложнаго, не при­
знаваемаго ею. Если скептикъ и противопоставляетъ логически необходи­
мому свое капризное сомнѣніе, чтобы вообще быть въ состояніи сомнѣваться,
то онъ долженъ все же допустить, что имѣется воображеніе объ истинѣ.
Дѣло въ томъ, что еслибы мы не были устроены такъ, что нѣкоторыя
идеи, благодаря своей очевидности, представляются намъ, какъ бы исти­
нами, то никогда не могло бы возникнуть сомнѣніе. Тогда наше мышленіе
было бы, дѣйствительно, не надежно, но такъ какъ намъ въ голову ни­
когда не приходила бы мысль, что что-либо истинно или опредѣленно, то ни­
когда не могла бы возникнуть и другая мысль, что что-либо ложно и со­
мнительно.
Правда, если бы мы разсуждали такимъ образомъ, то врядъ ли можно
было бы назвать мыслью то, что мы бы производили; скорѣе это было бы
сотершенно лишенное мысли, познаніе или ощущеніе. Мы ощущали бы
тогда мы л:і точно такъ же. какъ мы ощущаемъ теперь свѣтовое раз ура­
женіе или звукъ. Но если мы мыслимъ, то мы неизбѣжно должны отли­
чать опредѣленное отъ возможнаго.и невозможнаго, безъ чего мышленіе
перестаетъ быть таковымъ. Слѣдовательно; скептикъ въ каждомъ случаѣ

42

ФИЛОСОФСh’ А Я

XPF.CTO М ATI Я.

долженъ допустить, по крайней мѣрѣ, иллюзію истины. Безъ особыхъ
трудностей онъ доходитъ до признанія этого, но лишь для того, чтобы
тѣмъ энергичнѣе отказаться отъ всѣхъ, вытекающихъ отсюда слѣдствій: этотъ
отказъ онъ сопровождаетъ'объясненіемъ, что онъ сомнѣвается въ томъ, что
между,такъ называемымъ, логически необходимымъ» воображаемымъ дѣйстви­
тельно существуетъ разница: по его мнѣнію, логически необходимое такъ
же выдумано нами и сомнительно, какъ и ненеобходимое. Но своимъ приз­
наніемъ, что мы имѣемъ иллюзію истины, что кое-что представляется намъ
въ видѣ истины, скептикъ допускаетъ, что истина представляете« въ дру­
гомъ видѣ, чѣмъ сомнительное, ненадежное, которое онъ хочетъ поставить
на мѣсто истины. Такимъ образомъ, и онъ отличаетъ состояніе
с о м н ѣ н 1 я отъ состоянія признанія истинности, и онъ
долженъ это дѣлать, чтобы быть въ состояніи противопоставить вообра­
женію объ истинѣ свое сомнѣніе, какъ таковое. Но это различіе можетъ
быть проведено лишь при посредствѣ мышленія, которое, по законамъ
своей природы, отличаетъ опредѣленное отъ неопредѣленнаго. Кто выстав­
ляетъ свое сомнѣніе въ качествѣ такового, тотъ характеризуетъ его, какъ
сомнѣніе, т. е. опредѣляетъ его познавательную пли мыслительную цѣн­
ность по степени достовѣрности, отличаемой и устанавливаемой мышле­
ніемъ. Слѣдовательно, онъ признаетъ эти опредѣленія и установленную
мышленіемъ разницу между признаваніемъ истинности чего либо и сомнѣ­
ніемъ. То, что сомнѣніе представляетъ собою сомнѣніе, а не достовѣрность, въ этомъ не можетъ сомнѣваться и скептикъ. Ио признаніе правильности
этой разницы покоится на принципѣ тожества или противорѣчія, по ко­
торому сомнѣніе является сомнѣніемъ, достовѣрность достовѣрностыо, но
не своей противоположностью.
Но если бы скептицизмъ, продолжая упорствовать, сталъ сомнѣ­
ваться и въ этомъ различіи, то мы, какъ выше, должны были бы утвер­
ждать, что сомнѣніе въ этомъ различіи представляетъ собою дѣйствительно
сомнѣніе, а не отрицаніе пли утвержденіе, и такъ далѣе; далѣе, въ той
послѣдовательности, съ какой проводится этотъ принципъ, мы бы видѣли
признаніе требованія, выставляемаго мышленіемъ. Такимъ же образомъ у
скептика можно было бы добиться еще нѣкоторыхъ уступокъ, доказы­
вающихъ авторитетъ мышленія. То, что зеленое (впечатлѣніе зеленаго) не
есть красное, этого не можетъ отрицать и скептикъ; поэтому онъ долженъ
признать правильнымъ и предложеніе «зеленое но есть красное», выра­
жающее это различіе. Если онъ станетъ въ немъ сомнѣваться, то этимъ
самымъ онъ сомнѣвается въ правильности различія, которое мы дѣлаемъ
между обоими содержаніями: но тѣмъ самымъ онъ согласился бы съ тѣмъ,
что мы вообще сдѣлали различіе, т. с. содержанія, представлявшіяся намъ
различными, были не для насъ различными; а это и высказываетъ не­
посредственно предложеніе: «зеленое нс есть красное». Какъ показаль
Декартъ, скептикъ не можетъ подвергнуть сомнѣнію правильность по­
ложенія, что я существую, какъ правильность того, что онъ сомнѣвается
въ моментъ сомнѣнія...
Изъ книги Др. Л. Буссе: „Философія и теорія
познанія" (Dr L. Busse „Philosophie und Erkennt­
nistheorie“).

•ITltU

Ф.

П А У Л Ъ С Е Н Ъ.

43

Ф. Паульсенъ.

Проблема с^ацноета ала отношеніе по­
знанія къ дѣйствительности.
Идеалистическій рядъ мыслей.

Исходнымъ пунктомъ мы возьмемъ здЬсь обычное представленіе. Его
точкой зрѣнія является наивный реализмъ. Оно убѣждено, что на­
ши представленія (конечно истинныя) соотвѣтствуютъ вещамъ, какъ копіи
оригиналамъ: ложныя представленія являются ложными потому, что они
не представляютъ собою вѣрныхъ отпечатковъ дѣйствительнаго. Во внѣш ­
немъ мірѣ, въ пространствѣ находятся и движутся тѣла; они протяженны,
непроницаемы, имѣютъ форму, цвѣтъ, вкусъ, запахъ и т. д.: все это—
абсолютныя качества, которыя какъ бы запечатлѣваются въ нашемъ пред­
ставленіи при посредствѣ чувствъ.
Съ ростомъ размышленія въ насъ возникаютъ всякія сомнѣнія.
Чувства, по крайней мѣрѣ иногда, обманываютъ: палка, наполовину опу­
щенная въ воду, кажется намъ сломанной. Здѣсь осязаніе исправляетъ
ошибку, но кто контролируетъ само осязаніе? Лихорадочный больной ви
ідтъ и слышитъ вещи, которыя въ дѣйствительности нс существуютъ, но
для него галлюцинаціи являются воспріятіями. Спящій человѣкъ вѣритъ
въ существованіе того, что ему является во снѣ. По гдѣ же критерій, при
помощи котораго можно было бы отличать галлюцинаціи и сны отъ дѣй­
ствительныхъ воспріятій? Лихорадочный больной вѣдъ не считаетъ себя
больнымъ, а человѣкъ, который видитъ сонъ, нс сознаетъ, что онъ видитъ
сонъ: иногда даже случается, что грезится, будто это не сонъ, что я летаю
или нахожу к.іаіь. а самая настоящая дѣйствительность.—Пли же отвле­
ченное мышленіе возстаетъ противъ чувственнаго воспріятія для того,
чтобы доказать свое большее право на существованіе; движеніе нс мысли­
мо—говоритъ Зенон ъ—слѣдовательно, оно не можетъ быть дѣйстви­
тельнымъ, такъ какъ вь противномъ случаѣ одно тѣло могло бы одновре­
менно быть въ какомъ ііибудь мѣстѣ и не быть. Слѣдовательно, насъ об­
манываютъ чувства, которыя даютъ намъ представленіе движенія. Пла­
тонъ говоритъ слѣдующее: воспріятіе представляетъ дѣйствительность,
какъ возникающую и преходящую, т. е. существующую и нс существующую
въ одно и то же время. Но такъ какъ это не можетъ быть мыслимымъ,
оно нс можетъ быть дѣйствительнымъ: слѣдовательно, весь чувственный
видъ вещей есть нс что иное, какъ большой обманъ. Петина существуетъ
только въ отвлеченномъ мышленіи, которое, какъ и математика, имѣетъ
дѣло съ неизмѣнными вещами.
Въ послѣднее время мѣсто этихъ запутывающихъ вопросовъ и діалек­
тическихъ аргументовъ заняли соображенія о характерѣ нормальнаго
воспріятія, покоящіяся на физіологіи чувствъ. Они совершенно
разрушили наивный реализмъ. Ихъ можно схематически представить при­
близительно, такъ: мы называемъ какую нибудь пищу здоровой, какойнибудь плодъ—вкуснымъ. Что это значитъ? Заключается ли здоровье въ
пищѣ, а пріятный вкусъ—въ яблокѣ? Конечно, нѣтъ; это видитъ всякій
нормальный человѣкъ. Здоровье пріобрѣтаетъ тотъ, кто ѣстъ эту
яблоко обладаетъ только силой вызывать опредѣленное чувстве вкуса. Мы
говоримъ, что сахаръ—сладокъ; какъ обстоитъ тутъ дѣло?—Такъ же, какъ

44

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

и выше? Въ этомъ можно усомниться: вѣдь сахаръ сладокъ самъ по
себѣ.—Правда, это такъ и есть; но что это значитъ? Если вы присмотри­
тесь къ этому ближе, то вы увидите, что это означаетъ не что иное, какъ
то, что если вы его попробуете, то онъ на вкусъ сладокъ. Если бы онъ
не вызывалъ въ васъ ощущенія сладости, вы бы не сказали, что онъ
сладокъ. Но ощущеніе сладости лежитъ опять таки не въ сахарѣ, а въ
васъ самихъ; онъ обладаеть только силой, качествомъ вызывать въ васъ
ощущеніе сладкаго. Если бы у человѣка нс было языка, то но существо­
вало бы ощущенія сладкаго и горькаго, и въ мірѣ, вообще, нс было бы ни
сладости, ни горечи. Не будь ушей, не было бы ощущенія звуковъ, не
будь глазъ, не было бы и свѣта и красокъ. Вещамъ можно только при­
писывать качество или силу раздражать органы чувствъ такимъ образомъ,
что эти ощущенія возникаютъ въ сознаніи. Н эта сила была открыта но­
вѣйшимъ естествознаніемъ,—такъ по крайней мѣрѣ, оно думаетъ; теперь
мы знаемъ, что то, что вызываетъ ощущеніе звука, представляетъ собою
волнообразное движеніе воздуха пли какой нибудь другой среды; теперь
мы знаемъ, что то, что возбуждаетъ ощущеніе свѣта, представляетъ собою
колебательное движеніе эфира.
Но здѣсь обыкновенно останавливается гносеологическое размышленіе:
затѣмъ мы имѣли бы слѣдующее представленіе. Во внѣшнемъ мірѣ, въ
пространствѣ, находятся тѣла; они протяженны, непроницаемы, подвижны,
обладаютъ различными силами. Но качества чувственнаго ощущенія, какъ
свойства, не принадлежатъ имъ; качества содержатся, скорѣе, въ субъектѣ,—
веши же обладаютъ силой вызывать ихъ. При этомъ между этими силами
и ихъ дѣйствіями нѣтъ никакого сходства. Звукъ не похожъ на колебанія
воздуха, раздражающія органы слуха; свѣтъ не похожъ на эфирныя волны;
зеленое не есть оі печатокъ строенія тѣла, отражающаго зеленый свѣтъ.
Ощущаемыя качества представляютъ собою нс сходные отпечатки, а лишь
символы дѣйствительнаго, подобно тому, какъ буквы являются
символами звуковъ, слова—символами представленій...
Я не думаю, чтобы на этомъ можно было остановиться. Различеніе
первичныхъ и вторичныхъ качествъ не выдерживаетъ критики; протяжен­
ность, плотность, движеніе точно такъ же не могутъ быть абсолютными
опредѣленіями вещей, какъ цвѣта и звуки. Тотъ же ходъ мыслей, кото­
рый заставляетъ насъ перенести вторичныя качества на предметъ, застав­
ляетъ насъ также признать субъективность и, такъ называемыхъ, первич­
ныхъ качествъ.
Какъ мы приходимъ къ представленію этихъ качествъ? Мы прихо­
димъ къ нимъ при посредствѣ воспріятія или, ио крайней мѣрѣ, не
* безъ
онаго? Безъ зрѣнія и осязанія не могло бы быть и рѣчи о протяженности
и плотности, подобно тому, какъ безъ слуха — о звукахъ. Представимъ
себѣ человѣка, который бы со дня рожденія не обладалъ іш чувствомъ
зрѣнія, ни ощущеніемъ осязанія или движенія, который бы никогда не
ощущалъ движенія собственныхъ членовъ и стѣсненія ихъ окружающей
средой; такому человѣку было бы невозможно объяснить, что такое
тѣло, подобно тому, какъ слѣпой не понимаетъ, что такое красное и что
такое спнее. При этомъ онъ могъ бы обладать ощущеніями, напримѣръ,
ощущеніями вкуса, звука, запаха; онъ могъ бы ихъ также располагать
въ группы и ряды; но для него не существовало бы пространства и тѣла.
Итакъ, тѣлесность представляетъ собою содержаніе воспріятія.
Здѣсь, какъ и при вторичныхъ качествахъ, имѣетъ силу слѣдующее:
воспріятіе заимствуетъ свое содержаніе изъ внѣшняго міра нс пассивно,
а, скорѣе, произвольно. Обычное мнѣніе ио этому вопросу таково: протя­
женіе воспринимается непосредственно, глазъ воспринимаетъ плоскостныя

Г,

ПУАНКАРЕ.

4о

изображенія протяженныхъ тѣлъ, общее содержаніе пространства пріобрѣ­
тается путемъ абстракціи отъ протяженныхъ образовъ воспріятій.
Принявъ во вниманіе нѣкоторые физіологическіе факты, мы увидпмъ,
что такое представленіе но вѣрно. Правда, на сѣтчатой оболочкѣ отра­
жается протяженное изображеніе предмета, но это изображеніе не яв­
ляется воспріятіемъ. Воспріятіе получается только тогда, когда возбужде­
нія, производимыя свѣтовыми лучами въ конечныхъ органахъ зритель­
наго нерва сѣтчатой оболочки, доходятъ ю мозга при посредствѣ воло­
конъ этого нерва. То, что проводится къ мозгу, не является, конечно,
отраженіемъ, находившимся на сѣтчатой оболочкѣ, такъ какъ, во-пер­
выхъ, это отраженіе не отдѣлимо, а во-вторыхъ, нервныя волокна не мо­
гутъ передавать отраженій. И если бы даже картина была отдѣлима и
была перенесена въ мозгъ частями, при посредствѣ отдѣльныхъ волоконъ
зрительнаго нерва (какъ черезъ трубы пневматической почты) и тамъ За­
тѣмъ снова сложена, то результатъ былъ бы не особенно отраднымъ,
такъ какъ въ мозгу господствуетъ мракъ. Если бы туда былъ даже вне­
сенъ свѣтъ, то и это мало помогло бы: опять были бы необходимы
глаза, чтобы увидѣть это изображеніе и мозгъ, чтобы воспринять его. Слѣ­
довательно, протяженное изображеніе, какъ бы ни обстояло дѣло съ про­
тяженіемъ во внѣшнемъ мірѣ, берется не изъ внѣшняго міра, а вызы­
вается заново, въ случаѣ какого либо раздраженія, поюбно тому, какъ
это имѣетъ мѣсто съ звукомъ и цвѣтомъ. Также обстоитъ дѣло и съ впе­
чатлѣніями осязанія: осязательные нервы тоже не могутъ довести до со­
знанія готовыя, протяженныя копіи тѣлъ. Лотце убѣдительнымъ обра­
зомъ доказалъ это въ своей «Медицинской психологіи»: душа, ио его
мнѣнію, строитъ даже пространственный образъ воспріятія не на основа
ніи протяженныхъ изображеній, а на основаніи качественно отличныхъ
возбужденій, доводимыхъ до мозга отдѣльными волокнами чувствитель­
наго нерва. Такимъ образомъ, мы имѣемъ такъ же мало права считать
протяженіе абсолютнымъ опредѣленіемъ или свойствомъ вещей, какъ и
цвѣтъ пли вкусъ.
Этимъ самымъ рушится объективное существованіе самого тѣла.
Тѣло, какъ мы должны были бы сказать, представляетъ собою субъектив­
ное образованіе, создаваемое нашимъ умомъ на основаніи какихъ либо
возбужденій. Мы, по меньшей мѣрѣ, не имѣемъ никакого права предпо­
лагать, что нѣчто, подобное нашему представленію тѣла имѣется и внѣ
нашего представленія. Протяженіе, плотность и движеніе, какъ и запахи
и вкусы, цвѣта и звуки, мы должны считать ничѣмъ инымъ, какъ сим­
волами трансцендентной дѣйствительности.
Изъ книги „ф. Паульсена: Введеніе въ фило­
софію (F. Paulsen- Einleitung in die Philosophie).

Г. Пуанкаре.

Гипотезы въ физикѣ.
Роль опыта и обобщенія. Опытъ является единственнымъ
источникомъ истины; только онъ можетъ научить насъ чему либо новому,
только онъ одинъ можетъ намъ дать достовѣрныя свѣдѣнія. Это—два
пункта, которые не могутъ быть оспариваемы.

46

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

Но если опытъ это—все. то что же остается дѣлать математической
физикѣ’ Что можетъ дать экспериментальная физика, работающая съ та­
кими средствами, которыя кажутся безполезными и даже опасными?
II тѣмъ не менѣе математическая физика существуетъ и оказала
наукѣ несомнѣнныя услуги. На этомъ фактѣ мы должны остановиться
подробнѣе.
Одного наблюденія недостаточно; надо умѣть пользоваться своими
наблюденіями и обобщать ихъ для этой цѣли. Это и дѣлали всегда; но
такъ какъ воспоминаніе объ ошибкахъ прошлаго дѣлало человѣка все бо­
лѣе и болѣе осторожнымъ, то люди занимались все больше наблюденіями
и все меньше обобщеніями.
Всякій вѣкъ смѣялся надъ предыдущимъ, обвиняя его-въ томъ, что
онъ слишкомъ смѣло и быстро производилъ обобщенія. Декартъ высмѣи­
валъ іонійскихъ философовъ; мы высмѣиваемъ Декарта; безъ сомнѣнія,
наши сыновья будутъ высмѣивать насъ. -Но неужели мы не можемъ по­
дойти прямо къ цѣли?
Развѣ благодаря этому мы не избѣжали бы всѣхъ насмѣшекъ, кото­
рыя мы предвидимъ? Неужели мы не можемъ удовольствоваться однимъ
только голымъ опытомъ?
Нѣтъ, это но возможно. Поступать такъ, это значило бы не пони­
мать истиннаго характера науки. Ученый долженъ располагать матеріалъ:
наука складывается изъ фактовъ, подобно тому, какъ домъ строится изъ
камней. По накопленіе фактовъ нс есть еще наука, подобно тому, какъ
гора камней не представляетъ собою домъ.
Прежде всего: изслѣдователь долженъ всегда смотрѣть впередъ. Кар­
лейль написалъ гдѣ то слѣдующее: «только фактъ имѣетъ значеніе: здѣсь
прошелъ Іоаннъ Безземельный. Это—достойно упоминанія, это—фактиче­
ская истина, за которую я бы отдалъ всѣ теоріи міра». Карлейль былъ
соотечественникомъ Бэкона; подобно послѣднему, онъ старался подчеркнуть
свой культъ «for the God of Things as they аге» (вещей въ томъ цхъ видѣ,
каковы онѣ есть); но все же Бэконъ этого нс сказалъ бы. Это—языкъ
историка. Физикъ сказалъ бы, пожалуй, слѣдующее: «прошелъ Іоаннъ Без­
земельный мнѣ это безразлично, такъ какъ онъ больше не пройдетъ
тутъ».
Лы знаемъ, что производятся хорошіе и скверные опыты. Послѣдніе
безполезны; если сдѣлать даже сотню или тысячу такихъ опытовъ, то все
же будетъ достаточно одной работы какого нпбудь генія, напримѣръ, Пас­
тера, чтобы .однимъ взмахомъ предать ихъ забвенію. Это понялъ Бэконъ;
это онъ создалъ слово «experiiuentuin cruels (рѣшающій опытъ). Но
Карлейль не понялъ бы этого. Фактъ остается фактомъ; ученикъ
отсчиталъ извѣстное число на своемъ термометрѣ—для этого ему не
надо знать ничего; но какъ бы то ни было, онъ отсчиталъ число, и
если для насъ важенъ только фактъ, то въ данномъ случаѣ мы имѣемъ
дѣло съ такой же фактической истиной, какой является то обстоятельство,
что король Іоаннъ Безземельный прошелъ мимо. По что же такое хорошій
опыта? Хорошимъ опытомъ мы называемъ такой, который даетъ намъ
возможность предвидѣть, т. е., такой, который даетъ намъ возможность
обобщать.
Безъ обобщенія нельзя ничего предвидѣть. Никогда нельзя создать
снова всѣ условія, при которыхъ раньше приходилось дѣйствовать. Наблю­
давшійся фактъ никогда уже больше не повторится; единственное, что
можно установить, такъ это то, что при аналогичныхъ условіяхъ насту­
питъ аналогичный фактъ. Для того, чтобы предвидѣть, приходится пользо­
ваться, но крайней мѣрѣ, аналогіей, а это значитъ опять таки обобщать.

Г.

II А У H К А I’ Е.

47

Кань бы осторожны вы ни были, вы все же должны производить
*)интерпелированіе
;
опытъ даетъ намъ только опредѣленное количество
изолированныхъ пунктовъ, которые надо связать другъ съ другомъ при
посредствѣ непрерывной линіи; тогда мы имѣемъ передъ собой настоящее
обобщеніе. Ио пойдемъ дальше: кривая, которую мы проводимъ, проходитъ
между наблюдаемыми точками и вблизи нихъ; но она никогда не прохо­
дитъ черезъ самыя точки. Такимъ образомъ, мы не ограничиваемся обобщеніемъ опыта мы также исправляемъ его; физикъ, который хотѣлъ бы
удержаться отъ этихъ исправленій и фактически удовольствовался бы
однимъ лишь опытомъ, долженъ быль бы высказывать крайне странные
законы.
Итакъ, голые факты не могутъ насъ удовлетворить; поэтому намъ
нужна строго распланированная или, вѣрнѣе, организованная наука...
Роль гипотезы. Всякое обобщеніе есть гипотеза: такимъ
образомъ, гипотеза должна играть извѣстную роль, которую никто и не
отрицалъ. Однако, она должна возможно скорѣе и чаще подвергаться про­
вѣркѣ; само собою разумѣется, что она должна быть отвергнута, какъ
скоро выяснится ея несостоятельность. Фактически это и дѣлается, но
иногда намъ бываетъ не совсѣмъ пріятно поступать такъ.
Нельзя оправдывать такое поведеніе; физикъ, который вынужденъ
отказаться отъ своей гипотезы, долженъ былъ бы, наоборотъ, радоваться
этому, такъ какъ ему представляется неожиданный случай сдѣлать открытіе.
Я, конечно, Предполагаю, что онъ не легкомысленно согласился съ своей
гипотезой; она, должно быть, отвѣчала всѣмъ извѣстнымъ факторамъ, ко­
торые могли бы оказать вліяніе на наблюдаемое явленіе. Если обоснованіе
возможно, то это значитъ, что тутъ мы имѣемъ дѣло съ чѣмъ то неожи­
даннымъ, необыкновеннымъ; слѣдовательно, надо открыть неизвѣстное и
новое.
Но развѣ эта, сверженная съ своего пьедестала, гипотеза безполезна1'
Можно сказать, что она оказала наукѣ большія услупі, чѣмъ вѣрная гипо­
теза; она не только дала поводъ произвести рѣшающій опытъ, но безъ
нея мы бы сдѣлали опытъ чисто случайно и не увидѣли бы въ немъ
ничего необыкновеннаго, мы установили бы только фактъ, не сдѣлавъ ни­
какихъ выводовъ.
Каковы же тѣ условія, при которыхъ пользованіе гипотезой не при­
носитъ вреда наукѣ?
Какъ мы видимъ, подчиненіе одному опыту—не достаточно; есть
много опасныхъ гипотезъ; къ числу ихъ надо отнести прежде всего и,
главнымъ образомъ, тѣ, которыя дѣлаются молча и безсознательно. Мы ne
можемъ «провернуть эти гипотезы, такъ какъ мы безсознательно поль­
зуемся ими. Въ такомъ случаѣ большую услугу намъ можетъ оказать
математическая физика. Благодаря свойственной ей точности она заста­
вляетъ насъ формулировать всѣ гипотезы, которыя мы, безъ, математики,
употребляли бы безсознательно.
Съ другой стороны, мы должны замѣтить, что крайне важно не умно­
жать черезмѣрно гипотезы и не выставлять ихъ рядомъ одну съ другой.
Если опытъ опровергаетъ теорію, построенную на многихъ гипотезахъ, то
какая же изъ нашихъ предпосылокъ должна быть измѣнена'' Это знать
невозможно. И наоборотъ, если опытъ удался, то значитъ ли это, что всѣ
*) Нахожденія средней величины цѣлаго ряда данныхъ, полученныхъ
опытомъ.

4S

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

гипотезы вѣрны? Развѣ можно опредѣлить нѣсколько неизвѣстныхъ при
помощи одного уравненія?
Надо умѣть разбираться въ различныхъ видахъ гипотезъ...

Г. Пуанкаре.

Значеніе физическимъ теоріи.
Широкіе слои публики поражаются тѣмъ, какъ преходящи многія на­
учныя теоріи. Они видятъ, какъ эти теоріи, послѣ нііско іькпхъ лѣтъ про­
цвѣтанія, рушатся; они знаютъ напередъ, что модныя сегодня теоріи черезъ
нѣкоторое время будутъ забыты и дѣлаютъ отсюда тотъ выводъ, что
теорія абсолютно суетна. Они называютъ это б а н к р о т с т в о м ъ п а у к и.
Этотъ скептицизмъ крайне поверхностного свойства. Такіе люди не
отдаютъ себѣ отчета въ цѣли и роли научныхъ теорій, такъ какъ иначе
они бы поняли, что и обломки теорій могутъ принести пользу наукѣ.
Ии одна изъ теорій не казалась такой прочной, іщкл, теорія Фре­
неля, приписывавшая свѣтъ колебаніямъ эѳира. Въ настоящее время ей,
однако, предпочитаютъ максвелевскую теорію. Значить ли это, что труды
Френеля были напрасны? Нѣтъ, такт, какъ Френель поставилъ себѣ цѣлью нс
изслѣдовать, дѣйствительно ли существуетъ эѳиръ, и дѣйствительно ли его
атомы движутся въ томъ или иномъ смыслѣ, а предвидѣть оптическія
явленія.
А это даетъ теорія Френеля въ настоящее время точно такъ же,
какъ и до ЗІаксволя. Дифференціальныя уравненія всегда правильны; ихъ
можно вычислять тѣмъ же самымъ путемъ, и результаты вычисленія всегда
сохраняютъ свою полную цѣнность.
На это нельзя возразить, что разсуждая такимъ образомъ, мы сво­
димъ физическія теоріи къ простымъ, практическимъ правиламъ: дѣло въ
томъ, что названныя уравненія выражаютъ отношенія, и они остаются
правильными до тѣхъ поръ, пока эти отношенія соотвѣтствуютъ дѣйстви­
тельности. Они учатъ насъ, какъ, раньше, такт, и теперь, что между ка­
кимъ нибудь однимъ «нѣчто» и какимъ ппбудь другимъ «нѣчто» суще­
ствуетъ извѣстное отношеніе; это «нѣчто», называлось раньше, движе­
ніемъ, а теперь—электрическимъ токомъ. Но эти обозначенія
представляютъ собою нс что иное, какъ образы, которые мы поставили на
мѣсто дѣйствительныхъ объектовъ, сами же дѣйствительные объекты скрыты
отъ насъ природой; познаніе дѣйствительныхъ отношеній между этими
реальными объектами представляетъ собою единственно фактическое, что
мы можемъ достигнуть; единственной предпосылкой этого должно быть то.
Чтобы тѣ же самыя отношенія, которыя находятся между этими объек­
тами, находились бы также и между образами, которыя мы вынуждены
поставить на мѣсто объектовъ. Если эти отношенія намъ извѣстны, то
для насъ ничего не составляетъ замѣнять одинъ образъ другимъ.
Намъ неизвѣстно, да и не интересно знать, обуелрвлено ли извѣстное
періодическое явленіе (напр.. электрическое колебаніе) вибраціей извѣст­
наго атома, который дѣйствительно движется вл. томъ пли иномъ напра­
вленіи, подобно маятнику. Но мы можемъ утверждать, что между электри­
ческимъ колебаніемъ, движеніемъ маятника и всѣми періодическими явле­
ніями существуетъ тѣсное родство, соотвѣтствующее болѣе глубокой дѣй­
ствительности; мы можемъ утверждать, что это родство, это сходство или,
вѣрнѣе этотъ параллелизмъ .можно прослѣдить до самыхъ мелкпхъ деталей
и что это родство вытекаетъ изъ общихъ принциповъ, напримѣръ, изъ

Г.

П У А H К А P Е.

49

принципа энергіи или изъ принципа наименьшаго дѣйствія;—это истина,
которая будетъ вѣчной,въ какомъ бы видѣ мй ни представляли ее, руко­
водясь практическими соображеніями...
Изъ книги Г. Пуанкаре: „Наука и Гипотеза“
(Poincaré „Science et l’Hypothèse“).

Основные принципы механическаго
міросозерцанія.
С т a л л о *) формулируетъ ихъ слѣдующимъ образомъ:
1. Основными элементами всѣхъ явленій природы, конечными резуль­
татами научнаго анализа, являются масса и движеніе.
II) Масса и движеніе не связаны другъ съ другомъ. Масса суще­
ствуетъ независимо отт> движенія, которое можетъ быть ей сообщено или
отнято путемъ перенесенія этого движенія отъ одной массы къ другой.
Масса остается одна и та же, независимо отъ того, находится ли она въ
движеніи пли въ состояніи покоя.
III. Какъ масса, такъ и движеніе неизмѣнны. Изъ слѣдствій, кото­
рыя могутъ быть выведены изъ перваго п второго пункта, особенно важны
и ясны два, а именно, инертность и однообразіе массы. Такъ какъ масса
и движеніе рѣзко Отличаются другъ отъ друга, то ясно, что масса не мо­
жетъ быть ни движеніемъ, ни причиной движенія, т. е., она инертна. 11
масса, сама по себѣ, по можетъ быть не однообразна, такъ какъ неодно­
образіе означаетъ различіе, а всякое различіе обусловлено движеніемъ.
Эти три пункта лежатъ въ основѣ всего механическаго взгляда на
природу. Они признаны всѣми современными физиками и могутъ .считаться
основными принципами всей современной науки.
Къ этимъ воззрѣніямъ примыкаетъ еще взглядъ о молекулярномъ
пли атомистическомъ строеніи тѣлъ; по этому научному взгляду, масса не
безпрерывна, а составлена изъ неизмѣнныхъ и, по крайней мѣрѣ въ этомъ
смыслѣ, простыхъ единицъ. Это допущеніе ведетъ къ четыремъ другимъ
принципамъ, которые, въ связи съ принципомъ сохраненія массы и дви­
женія, являются основами механической теоріи атомовъ. Они гласятъ
такъ:
I. Первичныя единицы массы просты и во всѣхъ о тн о ш е и і я хъ о д и каковы другъ съ д р у г о м ъ. Это—не что иное,
какъ признаніе однородности матеріи сообразно гипотезѣ ея малекулярнаго
или атомистическаго строенія.
II. Первичныя единицы абсолютно тверды и не
у п р у г и — необходимое слѣдствіе простоты массы, которая исключаетъ
всякое движеніе частей и, тѣмъ самымъ, всякое измѣненіе формы.
III. Первичныя единицы массы абсолютно инертны
и тѣмъ самымъ часто пассивны; вслѣдствіе этого между ними
не можетъ быть иного вида взаимодѣйствія, кромѣ взаимнаго сдвиганія,
обусловленнаго толчкомъ извнѣ.
IV. Вся, такъ называемая, потенціальная энергія
въ дѣйствительности является только кинетиче­
ской. Такъ какъ масса и движеніе совершенно отличны другъ отъ друга
и не могутъ переходить одна въ другое, и масса абсолютно инертна, то
движеніе не можетъ возникнуть иначе и не можетъ быть обусловлено ни
*) I Стаяло „Понятія и теоріи совершенной физики“.
♦илоевфская хяетеммія.

5û

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

чѣмъ другимъ, какъ только движеніемъ. Такимъ образомъ, потенціальная
энергія не возможна.
Необходимо отдѣльно разсмотрѣть эти принципы и провѣрить, согла­
суются ли они и въ какой степени съ научнымъ опытомъ и объясняютъ
ли они его.
Въ послѣднее время ученые хотятъ замѣнить понятіе силы принци­
помъ энергіи. Здѣсь дѣло идетъ прежде всего о томъ, чтобы установить
связь между явленіями природы. Изъ примѣненія принципа энергіи выте­
каетъ. что возможно, какъ превращеніе одной формы энергіи въ другую,
такъ и обратное превращеніе въ эквивалентныхъ отношеніяхъ (принципъ
сохраненія энергіи). Послушаемъ современнаго представителя этого воз­
зрѣнія—Б. Оствальда.

Проф. В. Оствальдъ.

Сохраненіе энергіи.
Мы должны тщательно слѣдитъ за тѣмъ, теряетъ ли или пріобрѣ­
таетъ наблюдаемое тѣло при данномъ измѣненіи работы. Когда мы заво­
дит, часы, то наше тѣло теряетъ количество работы, которое мы отдаемъ
часамъ, а часы пріобрѣтаютъ данное количество работы. Образованіе, состоя­
щее изъ поднятаго камня и земли, содержитъ въ себѣ больше работы,
чѣмъ послѣ того, какъ камень упалъ на землю, такъ какъ въ первомъ
случаѣ камень могъ бы еще исполнить работу при паденіи. Одинаковыя
количества работы, изъ которыхъ одно прибавляется къ образованію, а
другое отнимается отъ него, оставляютъ это образованіе въ отношеніи со­
держанія работы неизмѣннымъ и Сводятся, такимъ образомъ, къ пулю. По­
этому на цѣнности входящей и выходящей работы даннаго образованія, можно
смотрѣть, какъ на положительныя и отрицательныя числа. Ученые пришли
къ соглашенію считать работу положительной величиной; поэтому, работа,
принятая тѣломъ, будетъ положительной, а отнятая отъ него—отрицательной'
Вышеозначенный видъ работы не является единственнымъ, и данное
количество такой работы не только можетъ перейти въ другую работу, но
и во многія другія формы, изъ которыхъ назовемъ, напримѣръ, теплоту,
электрическую работу, химическую работу. Обыкновенно, эти формы назы­
ваются уже нс работой, а энергіей; поэтому, теперь мы будемъ назы­
вать энергіей всю работу, пли все то, что возникаетъ изъ
работы и можетъ быть и р с в р а щ е и о в ъ и с е.
Для всѣхъ этихъ различныхъ видовъ энергіи имѣетъ силу тотъ же
законъ сохраненія, который былъ высказанъ для работы. Съ одной
стороны, если вы послѣ постепеннаго превращенія работы въ рядъ
различныхъ формъ энергіи, снова превратите все это въ работу, — то
вы получите ту же самую величину, съ какой мы имѣли дѣло вначалѣ.
Это вѣрно, конечно, при томъ условіи, что совершаемыя превращенія от­
личались полнотой или что вы принимали въ расчетъ ихъ неполноту. Съ
другой, стороны, изъ данной массы какой либо энергіи при превращеніи
всегда получается пропорціональная масса другой энергіи. Если называть
всѣ эти массы различныхъ энергій, образующихся другъ изъ друга при
полнѣйшемъ превращеніи, одинаковыми, равными, то можно вы­
сказать положеніе, что при всѣхъ превращеніяхъ общая
масса имѣющихся на лицо энергій остается неизмѣнной.

В.

ОСТВАЛЬДЪ.

51

Этотъ, крайне важный и общій законъ былъ открытъ въ 1842 г. нѣмец­
кимъ врачемъ Ю л і усомъ Робертомъ М а іі е р о м ъ.
Съ этой точки зрѣнія н будемъ разсматривать окружающій насъ
внѣшній міръ. Прежде всего мы узнаемъ, что участіе нашихъ чувствен­
ныхъ аппаратовъ, отъ дѣйствія которыхъ зависитъ наше понятіе внѣш­
няго міра, всегда обусловлено т о ль к о тѣмъ, что къ нимъ
п р и л а г а с т с я работ а, т. о. м ѣ п я с т с я я х ъ э н е р г 1 я. Подобно
тому, какъ мы должны исполнить работу, если мы разговоромъ или уда­
ромъ по плечу хотимъ привлечь вниманіе человѣка, съ которыми мы хо­
тимъ вступить въ сношеніе, и подобно тому, какъ это сношеніе мы можемъ
осуществить опять гаки, только благодаря затратѣ работы (разговоръ, пере­
писка, движеніе руки и т. п.), точно также сообщеніе всѣхъ вещей внѣш­
няго міра съ нами можетъ имѣть мѣсто только при соотвѣтствующей зат­
ратѣ труда. То. что мы слышимъ, обусловлено работой, производимой
колебаніями воздуха на барабанной перепонкѣ п въ внутреннихъ частяхъ
нашего уха. То. что мы видимъ, представляетъ собою не что иное, какъ
лучистую энергію, которая производить химическую работу на сѣтчатой
оболочкѣ нашего глаза и вызываетъ въ пасъ ощущеніе свѣта. Когда мы
осязаемъ твердое тѣло, то мы ощущаемъ механическую работу, кото­
рая имѣетъ мѣсто при сдавливаніи кончиковъ нашихъ пальцевъ и, въ
данномъ случаѣ, осязаемаго тѣла. Обоняніе и вкусъ покоятся па хими­
ческихъ дѣйствіяхъ, происходящихъ въ органахъ носа и рта. Повсюду
энергіи или работы показываютъ намъ, какъ созданъ внѣшній міръ и ка­
кими качествами онъ обладаетъ: съ этой точки зрѣнія вся природа пред
ставляетСя намъ, какъ, измѣнчивыя во времени и пространствѣ, энергіи,
распредѣленныя во времени и пространствѣ: мы познаемъ эти энергіи по
мѣрѣ того, какъ онѣ переходятъ на наши тѣла и, особенно, па органы
чувствъ, предназначенныя для воспріятія опредѣленныхь энергій...
Изъ книги В. Оствальда; „Лекціи по
натурфилософіи“. (W. Ostvald ..Vorle­
sungen über die Naturphilosophie“).

Проф. Г. Пуанкаре.

Границы принципа энергіи.
Такъ какъ мы не можемъ дать общаго опредѣленія энергіи, то прин­
ципъ сохраненія энергіи имѣетъ только то значеніе, что есть какое-то
нѣчто, остающееся всегда постоянным и. Прекрасно.Но каковы бы ни были
новыя понятія о вселенной, которыя намъ преподнесутся будущими опы­
тами, ясно только одно, а именно: и, тогда тоже будетъ нѣчто, что
остается постояннымъ, и что мы называемъ энергіей.
По значить ли это, что этотъ принципъ не имѣетъ никакого смы­
сла и что онъ сходитъ’на степень простой тавтологіи? Ни въ коемъ слу­
чаѣ. Этотъ принципъ означаетъ, что различныя вещи, которымъ мы даемъ
имя энергіи, связаны другъ съ другомъ дѣйствительнымъ родствомъ, и
что между ними существуетъ фактическое взаимоотношеніе. Но если
иринципь и имѣетъ смыслъ, то послѣдній можетъ быть ложнымъ: можетъ
быть, мы не имѣемъ права примѣнять его безгранично, и все же ясно,
что правильность его можно всегда удостовѣрить: какъ намъ узнать, въ
какой моментъ этотъ принципъ оасширится въ полной мѣрѣ и получитъ

52

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

такое распространеніе, какое мы ему вполнѣ основательно приписываемъ’
Этотъ моментъ наступаетъ тогда, когда принципъ перестаетъ быть намъ
полезнымъ, т. е. тогда, когда онъ не даетъ намъ возможности предвидѣть
новыя явленія, не обманывая насъ. Въ такомъ случаѣ мы увѣрены въ
томъ, что данное отношеніе нс соотвѣтствуетъ больше дѣйствительности,—
такъ какъ въ противномъ случаѣ принципъ доказать бы свою плодотвор­
ность. Опытъ заставляетъ насъ отбросить новое расширеніе принципа,
хотя онъ не находится въ прямомъ противорѣчіи съ нимъ.
Изъ книги Пуанкаре: „Наука и гипотеза“.

Д-ръ филос. Б. Шмидъ.

О понятіи силы.
Развитіе понятія силы тѣсно связано съ развитіемъ понятія причин­
ности. Сила считалась субстанціальной причинностью, она покоилась въ
субстанціи. Проявитъ ли она свою дѣятельность или пѣтъ, это какъ ду­
мали раньше, зависитъ онъ наступленія ближайшихъ, впрочемъ, случай­
ныхъ условій.
Что касается отграниченія понятія силы отъ субстанціи, то въ этомъ
отношеніи очень потрудились естественныя науки, особенно механика. Она
занялась нс изслѣдованіемъ скрытой въ субстанціи причины, а изученіемъ,
поддающагося измѣренію и доступнаго опыту, давленія п толчка въ томъ
ихъ видѣ, въ какомъ они встрѣчаются въ матеріальномъ мірѣ, въ томъ
ихъ видѣ, въ какомъ они вызываютъ измѣненія въ дтнномь движеніи.
Давленіе и толчокъ поставили на мѣсто субстанціальной естественной
причинности понятія силы и массы.
*)
Въ дѣйствительности „сила“ означаетъ не что иное, какъ вспомога­
тельное и къ тому же, необходимое понятіе физики. Это знаетъ естество­
испытатель такъ же хорошо, какъ н философъ.
У Паульсена мы читаемъ: „Говорятъ, что луна оказываетъ вліяніе на
землю; она, напримѣръ, притягиваетъ къ себѣ воды океана, и этимъ обуславли­
ваетъ явленія прилива и отлива. Что здѣсь происходитъ? Отдѣляется ли
что либо отъ луны, плыветъ ли это нѣчто черезъ пустое простоанство къ
землѣ, прикрѣпляется ли къ воднымъ частямъ моря и подымаетъ ли ихъ
по направленію къ лунѣ? Исходитъ ли изъ луны какое либо истеченіе, ко­
торое, равномѣрно распространяясь во всѣ стороны, наполняетъ пространство,
и встрѣчая какое либо тѣло прикрѣпляется къ нему и притягиваетъ его
къ лунѣ или отталкиваетъ отъ нея? Представимъ себѣ процессъ воздѣй­
ствія. Соединена ли луна сь землей, соединены ли всѣ частицы массы
другъ съ другомъ при помощи невидимой ленты, благодаря чему одно
тѣло влечетъ къ себѣ другое?—Обо всемъ этомъ физика ничего не знаетъ.
Вотъ что она говоритъ намъ, называя волну прилива результатомъ силы
притяженія луны: „Движеніе водныхъ массъ, которое мы называемъ при­
ливомъ и отливомъ, регулярно наступаетъ и находится въ зависимости
*) То, что удалось механикѣ, не могла сдѣлать физика. Здѣсь на пу­
ти стоятъ различные формы естественной причинности—тяжесть, электри­
чество, свѣтъ, теплота; до сихъ поръ нѣтъ еще гипотезы, которая могла
бы объяснить эти явленія, какъ процессы движенія какой либо матеріаль­
ной субстанціи.

Е.

Ш М П Д Ъ.

53

отъ регулярныхъ измѣненій положенія луны по отношенію къ землѣ; по
формѣ и величинѣ оно соотвѣтствуетъ движеніямъ паденія, наблюдающимся
на землѣ. . .*)
Равномѣрная и самопроизвольная гармонія измѣненія въ различныхъ
точкахъ дѣйствительности,—вотъ все, что мы знаемъ о взаимодѣйствіи.
Здѣсь не можетъ быть и рѣчи объ истеченіяхъ и вліяніяхъ, связкахъ и
соединеніяхъ, необходимости и насиліи“. (Иаульсенъ: Введеніе въ фило­
софію“.).
Тогда какъ механическое міросозерцаніе кладетъ въ основу всего матерію
и хочеть свести всѣ явленія природы къ механикѣ, сторонники энергетиче­
ской теоріи придерживаются на этотъ счетъ другого мнѣнія. Тяжесть, свѣтъ,
теплоту, плоскостную энергію и т. д. они разсматриваютъ только сь точ­
ки зрѣнія принципа сохраненія энергіи. Все это—отдѣлі ные виды энер­
гіи, которые хотя и могутъ быть подчинены понятію энергіи, но все же,
въ концѣ концовъ, они отличаются другъ отъ друга и (своей несоединимо­
стью) напоминаютъ древнія силы природы. Кто одержитъ побѣду, энергети­
ческое или механическое міросозерцаніе,—это представляетъ собою вопросъ
ближайшаго будущаго. Первое имѣетъ мало шансовъ на успѣхъ. Врядъ
ли можно сомнѣваться въ томъ, что физика и химія не захотятъ отказать­
ся отъ болѣе нагляднаго понятія матеріи, составляющей пространственную
основу явленій (энергія оставляетъ пространственныя отношенія болѣе или
*
менѣе
неопредѣленными).
Проблема внѣшняго Міра заставила философа и естествоиспытателя
допустить существованіе матеріи. Ни одинъ философъ или физикъ не
сомнѣвается въ настоящее время въ субъективности свѣта, звѵка, тепло­
ты и т. д. Но не должны ли мы допустить наличность объективныхъ явле­
ній, которыя, правда, вслѣдствіе нашихъ физическихъ свойствъ, никогда
не будутъ доступны воспріятію, но о существованіи которыхъ мы имѣемъ
полное'право говорить? Изъ физики мы знаемъ, что свѣтъ, звукъ, тепло­
та и электричество обусловлены колебаніями. Ио должны ли мы прійти,
въ концѣ концовъ, къ какой нибудь основѣ, къ покоящемуся субстрату,
въ которомъ совершаются всѣ явленія?
На такіе вопросы есть только одинъ отвѣтъ, а именно, что естествен­
ныя науки никогда не обойдутся безъ понятія матеріи, такъ какъ всегда
мы будемъ предполагать, что существуютъ предметы внѣ насъ, и всегда
ихъ качества и измѣненія останутся областью изслѣдованія естественныхъ
наукъ. Какой мы будемъ представлять себѣ матерію, — это будетъ
зависѣть отъ господствующаго въ данный моментъ состоянія нашихъ
знаній.
Хотя гипотезы относительно матеріи никогда не смогутъ быть доказа­
ны эмпирическимъ путемъ, но это не остановитъ естествознаніе отъ дос­
тиженія ея прямой цѣли—изслѣдовать вещи объективно, т. е. независимо
отъ субъекта. Изъ исторіи физики мы знаемъ, какимъ измѣненіямъ под­
вергаются такія гипотезы. (Гипотеза теплоты, какъ жидкости, какъ дви­
женія и т. д).

ч) Положеніе: А и В оказываютъ другъ на друга взаимодѣйствіе,
означаетъ слѣдующее: когда А вступаетъ въ состояніе а, тогда В вступа­
емъ въ состояніе Ь, и наоборотъ.

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

Проф. М. Ферворнъ.

фатализмъ.
Въ организмахъ живетъ особая сила, вызывающая жизненныя явле­
нія: это—жизненная сила. Жизненная сила ограничивается лишь
міромъ живыхъ тѣлъ и не тожественна съ химико-физическими силами
безжизненной природы.
Въ этихъ словахъ выражена сущность витализма. Изслѣдуемъ во­
просъ о правильности гипотезы жизненной силы.
Гипотеза жизненной силы — опирается на тотъ
фактъ, что опредѣленн ы я ж и з н а н н ы я я в л е и і я д о с и х ъ
поръ нс могутъ быть сведены къ химико-физическимъ
закона мъ...
Не подлежитъ сомнѣнію тотъ фактъ. что многія и какъ разъ эле­
ментарныя и общія жизненныя явленія до сихъ поръ еще не нашли
химико-физическаго объясненія: но изь этого еще не слѣдутъ. что эти
явленія вообще никогда не могутъ быть сведены къ хпмпко-физпческимъ законамъ, в что существуетъ особая жизненная сила, которая ихъ
вызываетъ. Напротивъ, есть обстоятельства, которыя говорятъ непосред­
ственно противъ существованія такой жизненной силы.
Не смотря на всѣ усилія виталистовъ, имъ до сихъ поръ еще це
удалось найти какую либо особую силу въ организмахъ, т. с. охаракте­
ризовать се такимъ же образомъ, какъ это сдѣлали физика и химія для
силъ неорганической природы. До сихъ норъ виталисты не могли опро­
вергнуть то утвержденіе, что дѣйствія тѣла, которыя должны возникнуть,
какъ результатъ дѣятельности жизненной силы, представляютъ собою ' въ
дѣйствительности лишь выраженіе сложныхъ химико-физическихъ отно­
шеній. Гакъ, напримѣръ, въ наукѣ долго господствовало мнѣніе, что опре­
дѣленныя вещества, которыя находятся исключительно въ живомъ орга­
низмѣ, представляютъ собою лишь результатъ жизненной сиды и не мо­
гутъ возникнуть химико-физическимъ путемъ. Эта важная основа вита­
лизма была поколеблена Велеромъ въ 1828 году, приготовившимъ въ
лабораторіи мочевину—дѣло, которое является продуктомъ обмѣна ве­
ществъ въ живомъ организмѣ. Онъ приготовилъ ее изъ ціанокислаго
аммонія (Nllj) CNO, который изомеренъ мочевинѣ (N’H»)îC0, т. с. обладаетъ
одинаковымъ числомъ атомовъ, ио въ другомъ Порядкѣ. Но ціанокислый
аммоній былъ приготовленъ изъ неорганическихъ веществъ За этимъ
синтезомъ мочевины послѣдовалъ цѣлый рядъ другихъ, такихъ же важ­
ныхъ синтезовъ, которые показали, что характерныя вещества организма
могутъ быть приготовлены искусственнымъ путемъ. Благодаря этому стало
излишнимъ допускать существованіе какой то особенной жизненной силы,
живущей въ организмѣ и создающей эти вещества. Правда, до сихъ поръ
еще не удалось приготовить искусственнымъ путемъ большое число ве­
ществъ животнаго и растительнаго тѣла. Правда, до сихъ поръ намъ не
удалось еще приготовить въ лабораторіи наиболѣе важныя изь этихъ ве­
ществъ, а именно—бѣлковыя тѣла. Но это обусловлено извѣстными при­
чинами. Мы до сихъ порт, еще не знаемъ точно химическаго состава бѣл­
ковыхъ тѣлъ: правда, мы знаемь, какіе атомы содержатся въ нихъ, но
мы не знаемъ, какъ они связаны другъ съ другомъ. Ясно, что пока мы
не можемъ даже л мечтать объ искусственномъ приготовленіи бѣлковыхъ

м. Фкрв.оень.

веществъ, тѣмъ болѣе, что мы до сихъ поръ еще нс имѣемъ яснаго пред­
ставленія о тѣхъ, химико-физическихъ условіяхъ,- при которыхъ эти веще­
ства образуются въ организмѣ.
Допущеніе существованія особой жизненной силы не выдерживаетъ
критики еще по слѣдующему соображенію. Калориметрическія изслѣдова­
нія послѣдняго времени показали, что у взрослаго животнаго, находяща­
гося въ состояніи полнаго равновѣсія обмѣна веществъ, (т. е. удѣляющаго
изъ своего тѣла въ качествѣ продуктовъ выдѣленія столько же атомовъ,
сколько оно приняло въ качествѣ пищи; существуетъ полное динамиче­
ское равновѣсіе, (т. с., то же самое количество энергіи, какое посту­
пает!. въ тѣло вмѣстѣ съ пищей въ видѣ химической силы, выходитъ
изъ тѣла при жизненной дѣятельности животнаго). Поэтому, мы должны
всѣ энергетическія дѣйствія тѣла сводить, исключительно, къ количествамъ
энергіи, поступающимъ въ тѣло вмѣстѣ съ пищей. Если мы не сдѣлаемъ
этого, мы можемъ дойти до абсурда; въ самомъ дѣлѣ, если мы будемъ
объяснят!, дѣйствія тѣла особымъ фондомъ энергіи, «жизненной силой»,
то мы будемъ вынуждены признать, съ одной стороны, что въ тѣлѣ дол­
жна постоянно образовываться Изъ ничего жизненная сила, которая под­
держивала бы тѣло, а съ другой что энергія, попадающая В'ь тѣло съ
пищей, должна была бы постоянно исчезать, такъ какъ она была бы из­
лишней. А на такое утвержденіе ле рѣшился бы въ наши дни ни одинъ
серьезны іі естествененытатель...
Указывая на большое значеніе психическаго. Ферворнъ далѣе гово­
ритъ, < что, если мы хотим ъ объяснить явленія міра во всей ихъ сово­
купности, мы должны обращаться къ совершенно другимъ элементамъ,
чѣмъ къ атомамъ; если же мы ограничимся физическими явленіями, мы
не найдемъ никакой разницы между факторами, дѣйствующими въ без­
жизненных'!. и живыхъ тѣлахъ. Все, что представляеть собою тѣло, будь
оно живое или безжизненное, должно быть подчинено общимъ законамъ
тѣлъ, которые намъ открываетъ физика и химія. Этого требуетъ логика»...
Изъ книги М. Ферворна: „Общая фи­
зіологія“. („М. Verworn, Allgemeine Phy­
siologie.

Чарльзъ Дарвинъ.

Борьба за существованіе.
Если допускать существованіе ясно выраженныхъ разновидностей, то
для насъ не существенно, видами, подвидами или разновидностями бу­
дутъ называться многочисленныя сомнительныя формы, напримѣръ 200 —
300 сомнитс/ьныхъ формъ британской флоры. Но простое существованіе
индивидуальныхъ различій и нѣкоторыхъ, менѣе ясно выраженныхъ разно­
видностей, хотя и необходимо для обоснованія нашего труда, но все же
оно недостаточно для пониманія того, какъ возникают!, виды въ природѣ.
Какимъ образомъ достигли такого совершенства всѣ эти замѣчательныя
приспособленія одной части организма къ другой, къ жизненнымъ усло­
віямъ, и одного живого существа къ другому? Яснѣе всего мы видимъ это
приспособленіе у дятла и омелы, и лишь немного менѣе ясно у низшаго
паразита, прицѣпляющагося къ волоску четвероногаго или къ перышку
птицы: мы видимъ его и въ строеніи жука, ныряющаго въ водѣ, и въ
сѣмени, подхватываемомъ легкимъ вѣтеркомъ,—говоря короче, мы видимъ
приспособленіе вездѣ, въ каждой части органическаго міра.

56

ФИЛОСОФСКАЯ

ХРЕСТОМАТІЯ.

Но какимъ же образомъ произошло, кто разновидности, названныя
мною зачаточными видами, въ концѣ концовъ превратились въ хорошіе
и обособленные виды, которые, въ большинствѣ случаевъ, отличаются
другъ отъ друга больше, чѣмъ разновидности одного и того же ыіда? Какъ
возникаютъ эти группы видовъ, которыя образуютъ, такъ наз. роды и
отличаются другъ отъ друга больше, чѣмъ виды этихъ родовъ. Какъ мы
увидимъ ясно изъ послѣдующей главы, все это представляетъ собою результатъ
борьбы за существованіе. Вслѣдствіе этой борьбы, измѣненія (какъ
бы незначительны они ни были и отъ какой бы причины ни зависѣли)
выгодныя почему-либо для индивида какого-нибудь вида, въ его безко­
нечно запутанныхъ отношеніяхъ къ другимъ организмамъ и его внѣшнимъ
условіямъ жизни, будутъ способствовать сохраненію этого индивида и
обыкновенно передаются по наслѣдству его потомству. Это потомство бу­
детъ имѣть больше шансовъ остаться въ живыхъ, такъ какъ изъ цѣлой
массы періодически рождающихся отдѣльныхъ существъ одного какого ни­
будь вида, остается въ живыхъ лишь незначительное количество. Я на­
звалъ этотъ принципъ, подъ вліяніемъ котораго сохраняется всякое полезное,
хотя и незначительное измѣненіе, «естественнымъ подборомъ», чтобы по­
казать его отношеніе къ «искусственному подбору», совершаемому про­
извольно человѣкомъ. Но выраженіе: «переживаніе наиболѣе приспособлен­
наго», часто употребляемое Гербертомъ Спенсеромъ, болѣе точно, а иногда
и одинаково удобно....
Присмотримся ближе къ деталямъ борьбы за существованіе. Въ моемъ
будущемъ трудѣ этотъ важный вопросъ будетъ разработанъ болѣе тща­
тельно. Старшій де-Кондзль и Ляйэль подробно и философски изъяснили,
что всѣ органическія существа подвержены строгой конкурренціи. Что ка­
сается растеній, то наиболѣе умѣло освѣтилъ этотъ вопросъ деканъ Ман­
честерскаго Университета, Спенсеръ, благодаря своимъ значительнымъ свѣдѣ­
ніямъ по садоводству. Нѣтъ ничего легче, какъ признать на словахъ истинность
всеобщей борьбы за существованіе, и нѣтъ ничего труднѣе (такъ, по
крайней мѣрѣ, мнѣ кажется), какъ постоянно помнить эту истину. Прежде,
чѣмъ мы не познаемъ ее вполнѣ, мы будемъ лишь не ясно сознавать или
даже совершенно не понимать всей экономіи хозяйства природы со всѣми
ея деталями распредѣленія, рѣдкости, изобилія, вымиранія и измѣненія.
Мы видимъ веселый внѣшній обликъ сіяющей природы, мы видимъ часто
лишь избытокъ пищи. Ио мы не видимъ или забываемъ, что птицы, без­
заботно щебечущія вокругъ насъ, питаются насѣкомыми пли сѣменами и
тѣмъ самымъ постоянно уничтожаютъ жизнь. Пли мы забываемъ, сколько
этихъ пѣвцовъ, или ихъ яицъ и птенцовъ пожирается, хищными птицами
и другими животными. Мы упускаемъ изъ виду, что въ природѣ не во
всѣ времена года имѣется избытокъ въ пищѣ.

Выраженіе «борьба за существованіе», употребляе­
мое въ широкомъ см ы с л ѣ.
Я долженъ предпослать своему изложенію то замѣчаніе, что выраженіе
«борьба за существованіе» употреблена мною въ широкомъ и метафориче­
скомъ смыслѣ. Подъ этимъ выраженіемъ надо подразумѣвать, какъ зависи­
мость существъ другъ отъ друга, такъ и жизнь особи и успѣхъ въ дѣлѣ
оставленія послѣ себя потомства. Мы имѣемъ полное право сказать, что
два хищныхъ животныхъ борятся въ періоды нужды другъ съ другомъ
изъ-за пиши и жизни. Но мы можемъ также говорить, что растеніе борется
на краю пустыни противъ засухи за свое существованіе, хотя вѣрнѣе
было бы сказать, что растеніе зависитъ отъ сырости. Съ еще большимъ
правомъ мы можемъ говорить, что растеніе, производящее ежегодно ты-

ЧАРЛЬЗЪ

ДАРВИНЪ.

□7

сячу сѣмянъ, изъ которыхъ, въ среднемъ, только одному удается развиться,
бор.тся за свое существованіе съ растеніями того же или другихъ видовъ,
успѣвшихъ уже найти мѣстечко на поверхности земли. Омела находится
въ зависимости отъ яблони и нѣкоторыхъ другихъ видовъ деревьевъ. Но
мы можемъ только въ очень и очень переносномъ смыслѣ сказать, что
она борется съ этими растеніями. Въ самомъ дѣлѣ, если на одномъ и
томъ же деревѣ начнетъ расти слишкомъ много этого паразита, то дерево
зачахнетъ и иогцбнетъ. А съ другой стороны, если на одномъ и томъ же
суку близко другъ отъ друга растетъ нѣсколько особей нашей омелы, то
мы можемъ спокойно сказать, что онѣ борются другъ съ другомъ. Такъ
какъ сѣмена омелы разбрасываются птицами, то ея существованіе зави­
ситъ, слѣдовательно, отъ существованія птицъ, и мы можемъ въ перенос­
номъ смыслѣ сказать, что омела борется съ другими растеніями, несущими
ягоды, и стремится къ тому, чтобы птицы съѣли скорѣе ея ягоды, чѣмъ
ягоды другихъ растеній и, такимъ образомъ, разсѣяли скорѣе ея сѣмена,
чѣмъ сѣмена другихъ. Въ этихъ различныхъ смыслахъ я, для удобства,
употребляю общее выраженіе борьба за существованіе»...
Примѣры дѣйствія естественнаго подбора или пере­
живаніе наиболѣе приспособ ле н н а г о.
Для того, чтобы пояснить, какое дѣйствіе оказываетъ, по моему
мнѣнію, естественный подборъ, я приведу одинъ пли два воображаемыхъ
примѣра: возьмемъ волка, питающагося различными животными, и одержи­
вающаго надъ ними верхъ, или благодаря своей хитрости, или благодаря
своей силѣ, или силѣ своихъ ногъ; представимъ себѣ далѣе, что
наиболѣе быстро бѣгающая изъ его жертвъ, напримѣръ, олень, подъ
вліяніемъ какихъ либо обстоятельствъ сильно размножился въ этой
мѣстности, или что какая-нибудь другая его жертва сильно уменьшилась
численно какъ разъ въ то время года, когда волкъ больше всего нуждается
въ пищѣ; при такихъ обстоятельствахъ наиболѣе быстрые и ловкіе волки
будутъ имѣть больше всего шансовъ выжить, и такимъ образомъ, они
скорѣе оставятъ потомство,—конечно, при томъ условіи, что это потомство
будетъ обладать достаточной силой, чтобы справляться со своей добычей,
также и въ то время года, когда имъ приходится питаться другими
животными. Я не впжу, почему мнѣ сомнѣваться въ этомъ болѣе, чѣмъ
въ томъ, что человѣкъ можетъ улучшить быстроту своихъ борзыхъ
тщательнымъ и методическимъ подборомъ, который является слѣдствіемъ
того, что каждый стремится сохранить лучшую собаку, не думая при
этомъ объ улучшеніи расы. Гутъ я могу прибавить, что по сообщенію
Пирса въ Кэтсекильскихъ горахъ Соединенныхъ Штатовъ имѣется двѣ
разновидности волка: одна, обладающая стройной фигурой борзыхъ и
преслѣдующая оленей, другая—болѣе массивная и съ короткими ногами,
нападающая, главнымъ образомъ, на стада овецъ. .
Кстати. Въ вышеприведенномъ примѣрѣ я говорю о наиболѣе слабыхъ
отдѣльныхъ волкахъ, а не объ одной какой-нибудь оставшейся въ живыхъ
и ясно выраженной разновидности. Въ прежнихъ изданіямъ этой книги
я говорилъ иногда такъ, какъ будто бы имѣлъ мѣсто второй случай.
Я видѣлъ важное значеніе индивидуальныхъ различій, и это’побудило
меня разсмотрѣть результаты, предпринятаго человѣкомъ, безсознательнаго
подбора, который находится въ зависимости отъ сохранена всѣхъ, болѣе
или менѣе цѣнныхъ индивидовъ и отъ вымиранія наиболѣе худшихъ.
Янѣ было также ясно, что сохраненіе въ естественномъ состояніи какогонибудь случайнаго отклоненія, уродливости, представляетъ собою рѣдкое
явленіе; мнѣ было также ясно, что это отклоненіе, если оно вначалѣ и
сохранялось, обыкновенно исчезало ври послѣдующемъ скрещиваніи съ

5R

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

обыкновенными особями. Тѣмъ не менѣе, до тѣхъ поръ, пока я не
прочиталъ, крайне содержательной статьи въ «North British Riview
*
(1867 г.), я не оцѣнивалъ въ достаточной' степени того факта, какъ
рѣдко могли передаваться потомству отдѣльныя измѣненія, будь они
выражены ясно пли очень незначительно. Авторь этой статьи разсматри­
ваетъ случай, гдѣ пара животныхъ въ продолженіи своей жизни принесла
2о(І дѣтенышей, изъ которыхъ, среднимъ числомъ, вслѣдствіе истребленія,
выжило только двое. Эта оцѣнка, пожалуй, слишкомъ высока для боль­
шинства высокоорганизованныхъ животныхъ видовь, но она правильна
по отношенію къ низшимъ организмамъ. Далѣе, авторъ замѣчаетъ, что
если бы родилась отдѣльная особь, которая измѣнилась бы такъ, что она
имѣла бы вдвое больше шансовъ жить, чѣмъ другія особы, то и тогда
она врядъ ли могла выжить. Допустимъ, что она осталась въ живыхъ и
размножается; допустимъ, что половина ея дѣтенышей унаслѣдовала
благопріятное для нихъ измѣненіе,—то и тогда эти потомки, какъ замѣ­
чаетъ авторъ, обладали бы очень незначительными шансами на выживаніе
и продолженіе рода; и съ каждымъ поколѣніемъ эти шансы уменьшались
бы. Нельзя отрицать, ио моему мнѣнію, правильность этихъ замѣчаній.
Предположимъ, напримѣръ, что какая-нибудь птица опредѣленнаго вида
стала бы добывать себѣ пишу съ меньшимъ трудомъ, если бы у нея
клювъ былъ крючковатымъ; предположимъ, что родилась бы особь съ
сильно искривленнымъ клювомъ, и что вслѣдствіе этого она процвѣтала
бы; все же, тѣмъ нс менѣе, имѣлось бы мало шансовъ на то, чтобы эта
особь размножилась до полнаго вытѣсненія обычной формы. Но судя по
тому, что совершается у домашнихъ породъ, врядъ ли можно сомнѣваться
въ томъ, что этотъ результатъ получился бы. если бы въ теченіи
Нѣсколькихъ поколѣній выживало довольно большое количество особей съ
болѣе или менѣе крючковатыми клювами, и если бы при этомъ уничто­
жалось значительно большее число особей съ прямыми клювами.
Однако, нс надо упускать изъ виду того, что опредѣленныя, ясно
выраженныя измѣненія, которыхъ никто не станетъ разсматривать, какъ
простыя индивидуальныя различія, часто исчезаютъ, такъ какъ на нихъ
дѣйствуетъ однообразная организація; примѣры этого явленія могутъ
представить намъ въ большомъ количествѣ наши домашнія породы.
Въ тѣхъ случаяхъ, когда варьирующая особь дѣйствительно не пе­
редает ь потомкамъ своего, вновь пріобрѣтеннаго признака, послѣднимъ, все
же безъ сомнѣнія, передавалось бы еще болѣе сильное стремленіе варьиро­
вать въ томъ же направленіи, и это продолжалось бы до тѣхъ поръ,
пока но измѣнились бы условія. Поэтому нс подлежитъ сомнѣнію, что
склонность варьировать въ томъ же направленіи часто была такъ сильна,
что измѣнялись всѣ особи одинаковымъ образомъ, безъ какого либо уча­
стія какой либо формы отбора, или измѣненію подвергалось третья, пятая,
десятая часть всѣхъ особей, мы можемъ привести различные примѣры
такихъ случаевъ. По мнѣнію Граба, приблизительно пятая часть кайрі>
на Фарерскихъ островахъ представляетъ собою настолько ясно выраженную
разновидность, что ее раньше относили къ особому виду подъ названіемъ
ITrla lacrymans. Въ случаяхъ, когда измѣненіе полезно, первоначальная
форма вскорѣ вытѣсняется измѣнившейся формой (вслѣдствіе переживанія
наиболѣе приспособленнаго).
Я еще вернусь къ послѣдствіямъ скрещиванія въ смыслѣ устраненія
измѣненій всякаго рода. Но здѣсь я долженъ замѣтить, что большая часть
животныхъ и растеній предпочитаетъ оставаться на своей родинѣ и не
выселяется безъ необходимости. Мы это видимъ хотя бы на примѣрѣ пе­
релетныхъ птицъ, почти всегда возвращающихся въ одно и то же мѣсто.

Ч А P Л 1, 3 'Г,

■[ A P I! IJ Н !..

Вслѣдствіе этого каждая, вновь образовавшаяся разновидность вначалѣ
обыкновенно остается въ мѣстѣ своего рожденія; это, какъ кажется, мо­
жетъ служить общимъ правиломъ для разновидностей, находящихся въ
естественном!, состояніи, такъ что измѣнившіяся одинаковымъ образомъ
особи вскорѣ собираются небольшими массами и часто размножаются
совмѣстно. Если новая разновидность одерживаетъ верхъ въ борьбѣ за
существованіе, то она начинаетъ медленно распространяться по все боль­
шему и большему кругу, вступитъ въ борьбу съ неизмѣнпвшимися осо­
бями и побѣдить ихъ.
Возьмемъ болѣе сложный примѣръ дѣйствія естественнаго отбора. Нѣ­
которыя растенія выдѣляютъ сладкую жидкость, повидимому для того,
чтобы удалить что-то вредное изъ сока. У нѣкоторыхъ бобовыхъ, напри­
мѣръ, это происходитъ при посредствѣ железокъ, расположенныхъ при
основаніи прилистниковъ, у лавра—на нижней сторонѣ листа. Эту жид­
кость, имѣющуюся у растенія въ ограниченномъ количествѣ, охотно по­
ѣдаютъ насѣкомыя, но эти посѣщенія насѣкомыхъ не приносятъ никакой
пользы растенію. Допустимъ, что этотъ сокъ или нектаръ выдѣляется на
внутренней сторонѣ цвѣтка опредѣленнаго числа растеній какого-нибудь
вида. Насѣкомыя, летающія въ поискахъ за лекторамъ, осыпаются пыль­
цой, и такимъ образомъ переносятъ ее съ одного цвѣтка на другой. Та­
кимъ путемъ скрещиваются цвѣты двухъ различныхъ особей одного и
того же вида, и скрещиваніе—какъ это можетъ быть доказано—даетъ
болѣе могучія молодыя растенія, которыя, поэтому, имѣютъ больше всего
шансовч. выжить и размножаться. Растенія, цвѣты которыхъ обладаютъ
большими железами или нектарниками, будутъ выдѣлять больше нектара,
чаще посѣщаться насѣкомыми и поэтому чаще и скрещиваться; съ тече­
ніемъ времени они одержатъ верхъ и образуютъ мѣстную разновидность.
Растенія, цвѣты, тычинки и пестики которыхъ были бы расположены такъ,
что они подходили бы къ величинѣ и соотвѣтствовали привычкамъ посѣщаю­
щихъ ихъ насѣкомыхъ и, въ извѣстной степени, способствовали бы
перенесенію пыльцы,—такія растенія тоже оказались бы избранными. До­
пустимъ, что насѣкомыя посѣщаютъ цвѣтокъ но изъ за нектара, а изъ
за пыльцы; но такъ какъ пыльца образована для оплодотворенія, то похи­
щеніе ея насѣкомыми наноситъ прямой ущербъ растенію.
Но если, сначала случайно, а затѣмъ уже болѣе постоянно, немного
пыльцы, собираемой насѣкомыми, переносилось съ цвѣтка на цвѣтокъ, то
все же, достигнутое такимъ путемъ скрещиваніе было крайне выгодно для
такого растенія, даже если бы при этомъ уничтожалось девять десятыхъ
всей пыльцы. II избранными оказалось бы особи, которыя производили
бы все большее ц большее количество пыльцы и у которыхъ были бы
все большіе и большіе пыльники.
Если растеніе, сохранившееся подъ вліяніемъ выше описаннаго про­
цесса, станетъ очень привлекательнымъ для насѣкомыхъ, то они, безъ вся­
каго намѣренія съ своей стороны, будутъ регулярно переносить пыльцу
съ цвѣтка па цвѣтокъ; а что они это дѣлаютъ, я могу доказать многими
вѣскими фактами. Я приведу только одинъ, который можетъ служить также
примѣромъ перваго шага раздѣленія половъ у растенія. Нѣкоторыя особи па­
дуба приносятъ только мужскіе цвѣты, которые обладаютъ лишь четырьмя
тычинками, образующими Незначительное количество пыльцы, и пестиком'!,
въ зачаточномъ состояніи. Другіе экземпляры падуба приносятъ лишь
женскіе цвѣты; у нихъ имѣется уже вполнѣ развитой пестикъ и четыре
тычинки со сморщенными пыльниками, въ которыхъ нѣтъ и слѣда пыльцы.
Я изслѣдовалъ рыльца женскаго дерейа. отдаленнаго на шестьдесятъ ме­
тровъ отъ мужского; разсматривая подъ микроскопомъ рыльца двадцати

GO

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

цвѣтовъ, взятыхъ съ различныхъ вѣтвей, я вездѣ нашелъ по нѣсколько
зернышекъ пыльцы, а въ нѣкоторыхъ изъ нихъ имѣлось даже изрядное
количество ея. Такъ какъ вѣтеръ въ продолженіе нѣсколькихъ дней дулъ
по направленію отъ женскаго растенія къ мужскому, то онъ не могъ
быть переніечвкомъ пыльцы. Дулъ вѣтеръ, было хслодію, такъ что погода
не благопріятствовала пчеламъ; тѣмъ не менѣе каждый женскій цвѣтокъ,
который я изслѣдовалъ, былъ фактически оплодотворенъ пчелами, переле­
тавшими съ дерева на дерево въ поискахъ за нектаромъ. Но вернемся къ
нашему воображаемому случаю. Какъ только растеніе стало настолько
привлекательнымъ для насѣкомыхъ, что они регулярно стали переносить
пыльцу съ цвѣтка на цвѣтокъ, начался другой процессъ. Ь’рядь ли кто
либо изъ естествоиспытателей будетъ сомнѣваться въ выгодности того,
что мы называемъ «физіологическимъ раздѣленіемъ труда»; поэтому пред­
положимъ. что растенію выгодно, чтобы на одномъ цвѣткѣ пли на всемъ
растеніи находились только тычинки, а на другомъ растеніи только пестики.
У культивируемыхъ растеній или у тѣхъ, которыя вынуждены приспо­
собляться къ новымъ жизненнымъ условіямъ, то женскіе, то мужскіе цвѣты
становятся болѣе пли менѣе безплодны.
Если мы допустимъ то же самое въ естественномъ состояніи; то
(такъ какъ пыльца переносится уже правильно съ цвѣтка па цвѣтокъ а вслѣд­
ствіе принципа раздѣленія труда полное раздѣленіе половъ выгодно для нашихъ
растеніи) подпадать отбору будутъ особи, у котсрыхъ эта тенденція будете
все болѣе и болѣе ясно выражена, пока наконецъ, не произойдетъ окон­
чательное раздѣленіе половъ. Заняло бы слишкомъ много времени, если я
сталъ бы указывать различные пути (диморфизмъ и т. д.), по которымъ
различныя растенія идутъ, повидимому, К'Ь своей цѣли—раздѣленію по­
ловъ. Однако я долженъ замѣтить, что (по сообщенію Азы Грея) нѣ­
которые виды падуба находятся въ какомъ то промежуточномъ состоянію
эти виды, какъ онъ выражается, могутъ быть названы болѣе пли менѣе
двудомно-многобрачными.
Вернемся теперь опять къ нашимъ насѣкомымъ, питающимся некта­
ромъ. Предположимъ, что ваше растеніе съ увеличивающимся (подъ вліяніемъ
естественнаго подбора, количествомъ нектара представляетъ собою обычное
растеніе, что извѣстныя насѣкомыя питаются, главнымъ образомъ, его
нектаромъ. Я могъ бы привести много фактовъ, показывающихъ, какъ пчелы
стараются беречь время: такъ, напримѣръ, онѣ имѣютъ привычку дѣлать
отверстія въ основаніи нѣкоторыхъ цвѣтовъ, черезъ которыя онѣ могутъ
достать нектаръ скорѣе, чѣмъ черезъ верхній входь. Принимая во внима­
ніе эти факты, мы можемъ предположить, что иниівпдуальныя измѣненія
въ кривизнѣ или длинѣ хоботка и т. п., которыя недоступны нашему
непосредственному наблюденію, могутъ, при извѣстныхъ обстоятельствахъ,
быть настолько выгодны пчелѣ или какому нибудь другому насѣкомому
что они смогутъ добывать себѣ пищу скорѣе, чѣмъ другія особи. Общины,
обладающія такими качествами, будутъ процвѣтать и передавать эти ка­
чества своему потомству. Трубки вѣнчика краснаго и инкарнатнаго кле­
вера (Trifolium pratense и Trit incarnatum) на первый взглядъ нс разли­
чаются по своей длинѣ; между тѣмъ обыкновенная пчела легко высасы­
ваетъ нектаръ у инкарнатнаго клевера, но не можетъ получить его у крас­
наго клевера, посѣщаемаго только шмелями; такимъ образомъ, цѣлыя
поля краснаго клевера напрасно предлагаютъ пчелѣ свои огромные запасы
нектара. Не подлежитъ сомнѣнію, что пчелы очень любятъ этотъ нектаръ;
я самъ неоднократно имѣлъ случай наблюдать, какъ рои пчелъ (но
только осенью) присасывались къ отверстіямъ, сдѣланнымъ шмелями въ
основаніи трубки. Различіе въ длинѣ вѣнчиковъ этихъ двухъ видовъ

'I АРЛЬ 3 Ъ

ДАРВИН Ъ.

61

клевера, которое опредѣляетъ ихъ посѣщеніе пчелами, должно быть очень
не велико; мнѣ говорили, что цвѣты, выростающіе послѣ перваго поко­
са, немного меньше и поэтому часто посѣщаются пчелами. Я не знаю,
насколько правильно это сообщеніе: я нс знаю, вѣрить ли мнѣ и друго­
му, а именно, что лигурійская пчела, считающаяся простой разновидностью
обыкновенной пчелы, съ которой опа добровольно скрещивается, спо­
собна добираться до нектара краснаго клевера и высасывать его. Въ стра­
нѣ. гдѣ этотъ клеверъ растетъ въ большомъ количествѣ, пчеламъ было бы
очень выгодно имѣть болѣе длинный хоботокъ другой формы. Но
такъ какъ плодовитость этого клевера находится вполнѣ въ зависимо­
сти отъ посѣщенія насѣкомыхъ, то. съ другой стоооны, для этихъ растеній
было бы крайне выгодно имѣть болѣе короткій или болѣе глубоко раско­
лотый вѣнчикъ, чтобы облечить пчелѣ добываніе нектара. Такимъ обра­
зомъ, я могу понять, какъ цвѣтокъ и пчела постепенно, одновременно
или одинъ за другимъ измѣняются и могутъ вполнѣ приспособиться
другъ къ другу; это происходитъ путемъ непрерывнаго сохранія всѣхъ
особей, обнаруживающихъ въ своемъ строеніи, еслп и незначительныя, то
все же, болѣе или менѣе, выгодныя другъ для друга отклоненія.
Я знаю, что противъ теоріи естестественнаго отбора, поясненной
вышеприведенными примѣрами, могутъ выставись тѣ же возраженія, какія
были выставлены противъ идей Чарльза Ляйслля о «современныхъ измѣ­
неніяхъ земли, объясняющихъ намъ геологическія явленія»: однако въ
настоящее время факторы, дѣятельность которыхч. мы видимъ, рѣдко приз­
наются маловажными пли незначительными, когда ими пользуются для
объясненія происхожденія глубокихъ долинъ или образованія ' длинныхъ
скалистыхъ горъ внутри материка. Естественный отборъ дѣйствуетъ лишь
путемъ накопленія незначительныхъ унаслѣдованныхъ измѣненій.' изъ кото­
рыхъ каждое выгодно для сохранившейся особи. 11 подобно тому, какъ
современная геологія почти повсемѣстно вытѣснила такіе взгляды, какъ
прорытіе цѣлой глубокой долины однимъ взмахомъ могучей дилювіальной
волны, такъ и принципъ естественнаго отбора вытѣснитъ изъ науки вѣру
въ постоянное созданіе новыхъ органическихъ существъ и какое либо
значительное и внезапное измѣненіе въ ихъ строеніи...
Изъ книги Ч. Дарвина: „Происхожде­
ніе видовъ путемъ естественнаго отбора,
или сохраненіе избранныхъ породъ въ
борьбѣ за жизнь“ (Ch. Darwin „Ouohe
sorigin of speçies by means of natura
election, or the preseryaiin oi fayonrodl
races in the siruggle for lite“).

Важныя естественнонаучныя открытія какого либо вѣка всегда ока­
зывали огромное вліяніе па гуманитарныя науки и на все міросозерцаніе.
Рушились идеи, насчитывавшія тысячи лѣтъ, разрушались старыя, глубоко
вкоренившіяся, представленія о положеніи человѣка во вселенной. Копер­
никъ разрушилъ ограниченный небесный сводъ, и пространство стало без­
конечнымъ. Земля превратилась въ одинъ изъ многихъ шаровъ, вращаю­
щихся въ безконечномъ пространствѣ, а человѣкъ, считавшій себя со сво­
ей землей центромъ міра, вокругъ которой, какъ казалось, вращалось само
солнце, сталъ маленькимъ, незначительнымъ существомъ? Боже, какое разо­
чарованіе! Но человѣчество примирилось, хотя не безъ тяжелой внутренней
борьбы, съ этимъ фактомъ, и чувство пустоты и унынія, вѣявшее отъ этого

62

ФИЛОСОФСКАЯ

КРЕСТОМ АТІЯ.

необъятнаго, холоднаго пространства уступили мѣсто чувству возвышен­
наго. чувству прекраснаго.
Девятнадцатый вѣкъ можно назвать вѣкомъ «идеи развитія» живыхъ
существъ. Уже Ламаркъ, Окенъ, Гете. Жоффруа Сантъ-Илеръ высказывали
въ своихъ сочиненіяхъ идею развитія. Заслуга Дарвина заключалась въ
томъ, что онъ провѣрилъ правильность этой идеи на огромномъ фактиче­
скомъ матеріалѣ и выставилъ новыя, важныя гипотезы. Онъ отвѣтилъ поло­
жительно на важный вопроси, происходятъ ли изъ существующихъ ви­
довъ новые виды.
Уже Ламаркъ зналъ, что измѣненія, происходящія на земной повер­
хности, не могутъ остаться безъ вліянія на жизненныя условія, и что эти
послѣднія въ свою очередь, вызываютъ измѣненіе функцій. Поэтому, прин­
ципу упражненія—«упражненіе укрѣпляетъ органы, бездѣятельность осла­
бляетъ ихъ»—опъ приписывалъ огромное значеніе. Примѣромъ этого мо­
гутъ служить гимнастъ, развивающій мускулы своихъ рукъ, сильныя перед­
нія лапы крота, хорошо развитыя, заднія ноги мышей, а также переднія
ноги мышей, слабыя вслѣдствіе неупотребленія.
Дарвинъ выставилъ на первый планъ другія причины, которыя онъ
считалъ рѣшающими для развитія живыхъ существъ. Онъ отвѣчаетъ поло­
жительно на вопросъ о происхожденіи видовъ, основываясь на многочис­
ленныхъ опытахъ, произведенныхъ съ домашними животными, особенно
съ голубями и растеніями. То, что въ состояніи сдѣлать опытная рука садо­
вода пли скотовода, то. въ большемъ масштабѣ дѣлаетъ природа безъ
какого либо содѣйствія человѣка. Тамъ -искусственный отборъ, здѣсь,—
естественный; тамъ—размышленіе, здѣсь—случай.
Для того, чтобы объяснить измѣнчивость живыхъ существъ, Дарвинъ
долженъ допустить безграничную способйость къ измѣненію отдѣльныхъ
особей и наслѣдственную передачу свойствъ потомству.
Наслѣдственность причинна и случайна, причину надо искать въ раз­
личіяхъ внѣшнихъ жизненныхъ условій: всѣ они оказываютъ вліяніе.
Измѣнчивость случайна съ точки зрѣнія (безцѣльнаго) развитія. Вмѣстѣ съ
случайностью связана безцѣльность, такъ, какъ варьяціи могутъ быть
выгодны пли вредны для сохраненія вида. (Вымираніе видовъ).
Теорія наслѣдственности тоже лежитъ въ области механическаго объ­
ясненія природы. Если- сохранятся механическія измѣненія, оказывавшія
первоначально то пли иное вліяніе на организмъ, то сохранятся также и
свойства родителей (Воздѣйствіе и постепенная дегенерація).
Какимъ путемъ устраняются вредныя качества и развиваются полез­
ныя, — это показываетъ намъ «борьба за существованіе». Это выраженіе
■можно употреблять въ переносномъ н въ буквальномъ смыслѣ. Упо­
требляя это выраженіе въ переносномъ смыслѣ, Дарвинъ причисляетъ сюда
климатъ, свойства почвы и другіе факты, важные для жизненныхъ усло­
вій. Внѣшнія условія оказываютъ благопріятное дѣйствіе на опредѣленныя
свойства; если эти условія дѣйствуютъ въ продолженіе нѣсколькихъ поко­
лѣній, то выживаютъ лишь особи, обладающія выгодными свойствами,
тогда какъ всѣ остальныя погибаютъ. (Сюда же относится дѣйствительная
борьба особей, которая можетъ имѣть мѣсто лишь въ животномъ царствѣ).
Въ настоящее время идея развитія признана почти всѣми естество­
испытателями: однако ио вопросу о процессѣ развитія мнѣнія ученыхъ сильно
расходятся, да это и понятно, такъ какъ біологическія явленія очень за­
путанны и поддаются объясненію значительно труднѣе, чѣмъ физическія
явленія. Мы должны прежде всего отличать теорію развитія отъ дарви­
низма: первая признается въ естеетвеыно-научныхъ кругахъ дѣйствптель-

0.

Л И БЛАН Ъ.

63

нымъ фактомъ; что же касается послѣдняго, то его принципы объясненія
въ настоящее время подвергнуты большому сомнѣнію.
Такъ напримѣръ, попытки объясненія, даваемыя Ламаркомъ, отли­
чаются различными преимуществами. Вѣра во всемогущество естественнаго
отбора давно уже пошатнулась, да и борьба за. существованіе не является
уже такимъ всесильнымъ факторомъ, какимъ ея считалъ Дарвинъ.
Наконецъ, мы должны замѣтить, что слово с наслѣдственность» не
объясняетъ еще самаго явленія. Что такое наслѣдственность—этого мы не
знаемъ. Пока мы должны удовольствоваться тѣмъ матеріаломъ, который
говоритъ за этоть приципъ.
Еще нѣсколько словъ о случайности и цѣли. Безъ сомнѣнія, Дарвинъ
предполагаетъ уже извѣстную цѣлесообразность, такъ какъ среди случайно
измѣняющихся особей одного какого шібудь вида происходитъ подборъ
такимъ образомъ, что цѣлесообразно организованныя особи побѣждаютъ
въ борьбѣ за существованіе, тогда какъ остальныя вымираютъ.

Д-ръ филос. О. Либманъ.

JloruRa фактовъ ала причинность и по­
слѣдовательность во времени.
Основа причинности, этого источника и руководителя всякой раціо­
нальной науки, въ своей, наиболѣе отлеченной и простой формѣ такова:
одна и та же причина а всегда связана съ однимъ и тѣмъ же дѣйствіемъ
в, такъ что если гдѣ либо въ безконечномъ міровомъ пространствѣ пли въ
какой либо моментъ безначальнаго и безконечнаго мірового времени на­
ступитъ. состояніе пли явленіе а, изъ него необходимо должно вытекать
состояніе или явленіе в. Пли другими словами: все въ мірѣ совершается
по неизмѣннымъ законамъ съ реальной необходимостью. Поэтому, прин­
ципъ причинности можно было бы также назвать принципомъ абсолютной
закономѣрности всего происходящаго. По это все равно! Какъ вы его ни
формулируйте и не называйте, онъ все же образует, наиболѣе надежную
основную предпосылку всѣхъ позитивныхъ наукъ, которыя всѣ, безъ исклю­
ченія, начиная механикой и физической астрономіей и кончая физіологіей
и патологіей, заняты отыскиваніемъ законовъ, господствующих ь въ пре­
дѣлахъ их ъ спеціальной области явленій; онѣ стремятся познать эти за­
коны пли индуктивнымъ путемъ, т. е., путемъ наблюденія, опыта и обоб­
щенія, или дедуктивнымъ путемъ, т. е., путемъ логическихъ заключеній
изъ гипотезъ и аксіомъ. Но такъ какъ въ этомъ мірѣ все, и круговое
вращеніе звѣздъ, повторяющееся съ незапамятныхъ времень съ порази­
тельной правильностью, и произвольное, повидимому, движеніе солнечныхъ пы­
линокъ, и грандіозныя воздушныя теченія въ земной атмосферѣ, и ощуще­
нія и идеи человѣка,—все совершается по строгимъ законамъ; такъ какъ,
далѣе, міровой процессъ въ его цѣломъ представляетъ собою лишь сумму
всѣхъ отдѣльныхъ явленій и равнодѣйствующую всѣхъ отдѣльныхъ при­
чинъ,—то отсюда вытекаетъ, какъ наиболѣе рѣзкая, содержательная космо­
логическая формула даннаго принципа, слѣдующій общій законъ.
«Изъ современнаго положенія вселенной необходимо вытекаетъ не­
посредственно за нимъ слѣдующее положеніе міра, изъ этого послѣдняго—
слѣдующее, и такъ далѣе, впередъ и назадъ, до безконечности. Всякое со­

64

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

стояніе міра представляетъ собою эмпирическую общую причину послѣдую­
щаго и обшій результатъ предыдущаго состоянія міра. Въ «сегодня» за­
ключается неизмѣнно необходимое «завтра», и «послѣ завтра», какъ' во
вчерашнемъ и позавчерашнемъ днѣ—«сегодня». Поэтому весь міровой про­
цессъ долженъ протекать такъ, какъ онъ фактически протекаетъ. Все
дѣйствительное необходимо, п цѣль необходимости, благодаря которой рядъ
мірогыхъ состояній идетъ такимъ, а нс какимъ либо другимъ порядкомъ,
состоитъ въ системѣ законовъ природы, которымъ неиз­
бѣжно подчинено, какъ все отдѣльное въ мірѣ, такъ п вся вселенная».
Этимъ самымъ рѣзко и рѣшительно отрицается «случай» въ абсолют­
номъ смыслѣ этого слова, т. е. фантазія, руководимая желаніями, стоящая
въ рѣзкомъ противорѣчіи съ мыслящимъ разумомъ, допускающая, что ка­
кое либо явленіе можетъ наступить безъ законной необходимости. Остается
только еще относительная случайность, состоящая въ неожиданномъ
для насъ совпаденіи причинныхъ рядовъ, протекавшихъ до сихъ поръ от­
дѣльно другъ отъ друга. Если я, напримѣръ, иду по улицѣ и прямо къ
моимъ ногамъ падаетъ тяжелый камень, то я, какъ раціоналистъ, назы­
ваю это случайностью. Почему? А потому что паденіе камня не явлается
ни причиной, ни слѣдствіемъ моего пребыванія здѣсь, а результатомъ ряда
причинъ, которыя не имѣютъ ничего общаго съ причинами, приведшими
меня сюда. Въ а б с о л ю т н о м ъ смыслѣ это — не случайность, а,
какъ и все остальное, причинно необходимо, именно постольку, поскольку
мое пребываніе въ данномъ мѣстѣ въ данный моментъ и паденіе камня на
данномъ мѣстѣ въ данный же моментъ должны были подъ вліяніемъ
господствующихъ законовъ природы совпасть, являясь результатомъ двухъ
различныхъ причинныхъ рядовъ: оба явленія съ закономѣрной необходи­
мостью одновременно создались изъ непосредственно предшествовавшаго
имъ, состоянія міра.
Строгая закономѣрность мірового процесса какъ въ цѣломъ,
такъ и въ отдѣльныхъ частяхъ его, совпадаетъ съ понятностью
мірового процесса: тамъ, гдѣ міровой процессъ перестаетъ быть понятнымъ,
разумъ останавливается въ недоумѣніи. Оставимъ здѣсь въ сторонѣ воп­
росъ о томъ, откуда ведетъ свое происхожденіе это убѣжденіе и нс огра­
ничена ли ея объективная сфера дѣйствія. Установимъ ея субъективную
общность у всѣхъ мыслящихъ умовъ. Дѣло въ томъ, что когда наступаеть
явленіе, кажущееся безпричиннымъ или противорѣчашимъ законамъ природы,
напримѣръ, громъ при ясномъ небѣ—то, мыслящій человѣкъ предположитъ,
что ему только неизвѣстна причина и закопъ: по онъ никогда не
сдѣлаетъ предположенія, что они, вообще, нс существуютъ. И онъ
будетъ доискиваться неизвѣстной ему причины пли еще не открытаго за­
кона, изъ котораго съ реальной необходимостью должно вытекать на пер­
вый взглядъ случайное явленіе. Если бы, напримѣръ, не наступило
затменіе, заранѣе вычисленное астрономами, то онъ никогда бы но предпо­
ложилъ, что здѣсь, какъ исключеніе, не дѣйствуютъ законы инерціи или
притяженія; онъ сдѣлалъ бы предположеніе, что и л и въ его вычисленія
вкралась ошибка, или здѣсь дѣйствовалъ неизвѣстный ему факторъ, на­
примѣръ, темное, невидимое міровое тѣло. Такимъ образомъ былъ, напри­
мѣръ, а priori открытъ огромный спутникъ Сиріуса, который раньше
былъ не видимъ и только недавно сталъ видимымъ. Такъ же обстояло дѣло
и съ планетой Нептуномъ. Словомъ, это убѣжденіе, эта увѣренность, эта
аксіома, эта гипотеза—неискоренима; она является руководящей нитью науки.
Изъ книги 0. Либмана; „Къ анализу
дѣйствительности" (О. Liebman, -Zur
Analysis der Wirklichkeit“).

fi. ШМЙДЪ.

66

Д-ръ ФилосФ. Б. Шмидъ.

О развитіи понятія субстанціи и при­
чинности.
Въ исторіи философіи мы встрѣчаемъ изрядное количество понятій,
значеніе (содержаніе) которых! часто мѣнялось. Опредѣленная эпоха при­
дастъ одному и тому же слову совершенно иной смыслъ, чѣмъ предыдущая
Или послѣдующая. Также обстояло дѣло и съ понятіями субстанціи й
Причинности. Мы не можемъ пойти ио тѣмъ запутаннымъ тропинкамъ,
ко орыя приводятъ насъ къ источникамъ ихъ возникновенія: эти источ­
ники расположены далеко, далеко, въ глуби временъ, когда между миѳомъ
И философскимъ мышленіемъ не было проведено еще никакой границы. Но
все же мы, въ краткихъ словахъ, упомянемъ объ источникахъ ихъ возйіікновепія. Свои существенныя опредѣленія понятіе субстанціи заимство­
вало у понятія бытія. Это послѣднее, въ свою очередь, подверглось раз­
личнымъ измѣненіямъ. Для одного философа бытіе—это противоположность
«ничто»; дія другого-—дѣйствительность, противоположная кажущемуся,
Явленію; для третьяго бытіе представляетъ собою противоположность обра­
зованію, развитію, т. е. нѣчто абсолютно постоянное. Это послѣднее зна­
ченіе оказало большое вліяніе на развитіе понятія субстанціи. Откуда про­
исходятъ В(ѣ эти, подобныя вышеприведенным!) понятія, повидимому, да­
лекій отъ всякаго опыта и живущія лишь вь смѣлыхъ абстракціяхъ? Ко­
нечно, только пзъ опыта. Понятіе бытія, какъ и понятіе субстанціи, пред­
ставляетъ собою абстракцію, корни которой лежатъ въ эмпирическомъ
понятіи вещи. Тогда какъ въ вещи, какъ въ чемъ-то существующемъ,
прзт.івоп іл іжности «ничто», постоянство и измѣнчивость всегда слиты
Другъ съ другэм'ь, въ мышленіи эти качества раздѣлялись. Результатомъ этого
было то, что образованіе, развитіе, вообще исключали пзъ понятія суб­
станціи.
Начиная съ этого времени новообразованіе не- могли мыслить, Какъ
нѣчто существующее само по себѣ, а связывали его съ какимъ либо
субстратомъ; поэтому мы встрѣчаемъ уже на сравнительно ранней ступени
соединеніе бытія и образованія (въ философскомъ смыслѣ). Оба понятія
дополняютъ другъ друга. Въ субстанціи, какъ въ чемъ то постоянномъ,
происходитъ измѣненіе. Ее считаютъ носительницей причинности, и бытіе
и образованіе связывали такъ близко другъ съ другомъ, что говорили:
безъ субстанціи нѣтъ причинности. Положеніе было твердо установлено,
но объ обратномъ толкованіи его не было еще и рѣчи.
Отсюда слѣдуетъ, что въ понятіе бытія вкладывалось значительно
большее значеніе, чѣмъ въ понятіе образовінія. Постоянное представляй;
себѣ какъ нѣчто существующее само по себѣ, не претерпѣвающее измѣ­
неній; что же касается причинности, то ей, не могли приписать никакого
самостоятельнаго существованія; напротивъ, она, какъ казалось, не пред­
ставляетъ собою даже необходимаго атрибута покоящейся субстанціи.
Если мы будемъ разсматривать это положеніе вещей съ психологи­
ческой точки зрѣнія, то мы найдемъ въ немъ примѣсь миѳологіи. Въ суб­
станціи есть что-то такое, что придаетъ ей, отчасти, характеръ дѣйствующей
аіпчности. Она остается существовать, подобно личности, совершающей
различныя (преходящія) дѣйствія. Этотъ вглядъ былъ перенесенъ также
на различныя явленія природы. Такъ, мэре (богъ моря), расточающее блага
Философская хрестоматія.

5

66

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

и грозящее несчастіями, представлялось покоюшейся субстанціей, съ кото­
рой происходили лишь поверхностныя измѣненія. Для физика солнце
является источникомъ свѣта и теплоты, землѣ приписывалась затѣмъ сила
притяженія, камню — сила паденія. Безъ этихъ объектовъ — нѣтъ
явленій.
Разсматривая отношеніе понятій субстанціи и причинности вь наше
время, мы увидимъ, что оно рѣзко отличается отч> отношенія, которое
существовало между ними въ прежнія времена. Понятіе субстанціи было
свергнуто сч> своего почетнаго мѣста п опустилось на ступень вспомога­
тельнаго понятія. Оно стало для насъ гипотетическимъ понятіемъ, кото­
рымъ мы, правда, должны неизбѣжно пользоваться для объясненія при­
чинной зависимости состояній, слѣдующихъ другъ за другомъ. Мы до­
пускаемъ существованіе покоящагося, матеріальнаго субстрата, но для
насъ оно представляетъ лишь сущность міра явленій.
Все происходящее находится въ постоянной связи, и въ этой цѣпи
зависимостей на всякое состояніе надо смотрѣть, какъ на результатъ пре­
дыдущихъ п какъ на основу послѣдующихъ состояній.
Причина и дѣйствіе—это явленія, измѣненія, претерпѣваемыя вещами.
Ни одинъ видъ измѣненія, независимо о*ъ того, совершается ли оно въ
области естествознанія, исторіи, психологіи, слѣдовательно, въ нашемъ со­
знаніи, не можетъ избѣгнуть причинности
*
1); во всѣхъ этихъ областяхъ
факты и событія связаны закономъ причинности. Уже изъ этого универ­
сальнаго значенія слѣдуетъ, что законъ причинности не допускаетъ ника­
кихъ болѣе близкихъ опредѣленій и дополненій, и что онъ не можетъ быть
замѣненъ не только наиболѣе выдающимися, но даже всѣми законами при­
роды. (Законъ причинности не замГ>ня ъ ни законъ тяготѣнія, н прин­
ципъ энергіи). Причинность стоитъ надъ ними, отдѣльные законы являются
лишь ея примѣненіемъ, подобно тому, какъ умозаключеніе является лишь
примѣненіемъ законовъ мышленія. Не смотря на то, что законъ причин­
ности не мыслимъ безъ опыта и всегда примѣняется алъ, гдѣ дѣло ка­
сается содержанія опыта, все же нельзя сказать, что шъ представляетъ
собою обобщеніе изъ фактовъ опыта. Мы должны искать въ законахъ на­
шего мышленія, и тогда мы найдемъ, что отношеніе обоихъ понятій при­
чины и дѣйствія надо свести къ принципу основанія и слѣдствія.

*) Тотъ, кто привыкъ употреблять понятіе „причина“ въ томъ значе­
ніи, какое ему придаетъ естествознаніе, физика, химія и біологія, сейчасъ
же спроситъ, въ какомъ отношеніи находится „психическая причинность“
къ „Физической причинности“. Многіе ученые еще до сихъ поръ придер­
живаются того мнѣнія, что единственной формой причинности является
причинность энергіи и матеріи, и что факты сознанія могутъ быть причи­
слены къ объектамъ научнаго познанія только тогда, когда возможно под­
чинить ихъ этой формѣ причинности; въ противномъ случаѣ, они не подчинены никакому закону. И однако, если мы будемъ разсматривать во-'
просъ о причинности съ высшей, т. е.. съ философской точки зрѣнія, то мы
увидимъ слѣдующее: мы черпаемъ изъ самихъ себя непосредственное по­
знаніе того принципа, что всякій фактъ, всякое явленіе представляетъ
собою результатъ предыдущаго явленія и причину другого явленія; дѣло
въ томъ, что мы, главнымъ образомъ, на себѣ слѣдимъ за послѣдователь­
нымъ ходомъ и зависимостью нашихъ состояній сознанія“.
Вилла „Введеніе въ современную психологію“.
(V Ша „Einführung in die philosophie der Gegenvart
*
“)

в. ВИПДЕЛЬБАПДЪ.

79

будетъ изгнана всякая „вѣра въ нематеріальныя сущности“, только тогда,
по его мнѣнію, можетъ быть испытана дѣйствительная и имманентная
цѣнность жизни. Истинное познаніе воспринимаетъ дѣйствительность такъ,
какъ опа есть, такъ, какъ, она непосредственно представляется человѣче­
скому опыту; не имѣетъ смысла искать за нимъ еще чего то другого. И
подобно знанію, оцѣнка должна ограничиться только этимъ даннымъ опы­
томъ; единственно разумное—это сама дѣйствительность. Уже въ понятіи
безконечности Дюрингъ предчувствуетъ (и не безъ основанія!), что мысль
выходитъ за границы даннаго намъ опытомъ: поэтому для него дѣйстви­
тельный міръ ограниченъ и по размѣрамъ, и по числу. Но міръ содер­
житъ въ себѣ самомъ всѣ условія самодовлѣющаго блаженства; поэтому
Дюрингъ не пиизнаетъ недостатка необходимыхъ жизненныхъ условій, на
которомъ основана Дарвиновская теорія борьбы за существованіе и есте­
ственнаго подбора, тогда какъ онъ не относится отрицательно къ самой
теоріи происхожденія и эволюціонизму. Основываясь на этихъ взглядахъ,
Дюрингъ хочетъ опровергнуть пессимизмъ тѣмъ возраженіемъ, что насла­
жденіе жизнью отравляется лишь скверными жизненными условіями и
привычками, обязанными своимъ происхожденіемъ супранатуралпстическимъ представленіямъ: одна лишь философія дѣйствительности призвана,
по его мнѣнію, создать изъ здороваго мышленія здоровую жизнь; опа
призвана создать самодовольство мышленія, покоящееся на благородной
человѣчности; склонности къ этому даны самой природой въ „ея чув­
ствахъ симпатіи“... Рѣзко возставая противъ современной общественной
системы, Дюрингъ, несмотря па это, признаетъ разумность дѣйствитель­
ности въ ея цѣломъ: подобно тому, какъ въ теоріи онъ отожествлялъ
формы человѣческаго созерцанія и мышленія съ законами дѣйствитель­
ности, точно такъ же онъ убѣжденъ въ томъ, что эта дѣйствительность
содержитъ въ себѣ всѣ условія, необходимыя для того, чтобы, въ копцѣ
концовъ реализовать опредѣленія цѣнности, сдѣланныя разумнымъ созна­
ніемъ. Вѣдь это разумное сознаніе, въ конечномъ счетѣ, представляетъ
собою не что иное, какъ высшую форму самой жизни.
3. Всѣ эти виды позитивнаго оптимизма самымъ поучительнымъ
образомъ варьируютъ гегелевское положеніе о тожествѣ дѣйствительнаго
и разумнаго: всѣ они, кромѣ того, обнаруживаютъ, подобно Руссо, вѣру
въ природную доброту людей; поэтому они, надѣясь на лучшее будущее
человѣчества, могутъ легко придавать эволюціонистскій отпечатокъ идеѣ
безграничной способности человѣка къ усовершенствованію, идеѣ, выста­
вленной философіей эпохи французской революціи. Тѣмъ болѣе интересенъ
тотъ фактъ, что этотъ отпечатокъ эволюціонизма существенно измѣнилъ
и противоположное оптимизму воззрѣніе—п е с с и м и з м ъ.
Оптимизмъ и пессимизмъ сами по себѣ, какъ отвѣты па вопросъ,
чего больше въ мірѣ, удовольстія пли страданій, представляютъ со­
бою одинаково патологическія явленія; они являются патологическими
особенно, какъ моменты всеобщей литературы. Для науки же этотъ во­
просъ п излишенъ, и не подлежитъ отвѣту. Споръ получаетъ философское
значеніе только тогда, когда онъ приводится къ вопросу о раціональности
или нераціональности міровой основы, подобно тому, какъ это имѣло
мѣсто у Лейбница, съ одной стороны, и у Шопенгауэра — съ другой. Но
въ обоихъ случаяхъ было совершенно невозможно скрыть подъ метафизи­
ческимъ преобразованіемъ проблемы ея гедонистическое происхожденіе.
Причина пессимистическаго настроенія, господствовавшаго въ нѣмец­
комъ обществѣ въ теченіе первыхъ десятилѣтій второй половины девятнад­
цатаго вѣка, лежитъ въ политическихъ и соціальнымъ условіяхъ Германіи;
поэтому обыкновенно считаютъ легко объяснимымъ это жадное увлеченіе

80

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

теоріей ІПопепгауэра, обусловлсппое отчасти блестящимъ литературнымъ та­
лантомъ этого философа. Мнѣ кажется болѣе удивительным ь тотъ фактъ, что
это настроеніе пережило 1870 годъ, что оно какъ разъ въ теченіе послѣ­
дующихъ десятилѣтій вылилось въ цѣлой массѣ популярно-философскихъ
тирадъ, и нѣкоторое время совершенно подчинило себѣ всю литературу.
Наблюдая этотъ фактъ съ культурно-исторической точки зрѣнія, мы должны
будемъ констатировать въ эту эпоху застой и пресыщеніе: философско­
историческое участіе въ этомъ движеніи, въ сущности, связано съ появленіемъ
блестящей и ослѣпляющей «Философіи безсознательнаго». 11а основаніи своей
метафизики, которая разсматривала основу міра, какъ сизигію (противостояніе)
неразумной воли и «логическаго», Гартманъ нашелъ остроумный син­
тезъ между Лейбницемъ и Шопенгауэромъ; онъ говоритъ, что хотя этотъ
міръ и лучшій изъ возможныхъ міровъ, но все же онъ настолько плохъ,
что было бы лучше, если бы вообще не было никакого міра. Смѣшеніе
телеологическаго и нетелсолоі іічоскаго воззрѣнія на природу, заимствованное
Шопенгауэромъ у Шеллинга, принимаетъ у Гартмана странную и фанта­
стическую форму; противорѣчіе должно, по его мнѣнію, разрѣшиться слѣ­
дующимъ образомъ: разъ неразумная воля сдѣлала ошибочный шагъ,
заключающійся въ томъ, что она проявила себя въ жизни и дѣйствитель­
ности,—то въ своемъ прогрессирующемъ развитіи, высшимъ пунктомъ
котораго является сознаніе неразумности «воли къ жизни», этотъ жиз­
ненный процессъ получаетъ разумное содержаніе съ того момента, когда
опъ начинаетъ отрицать эту неразумность, уничтожаетъ актъ возникновенія
міра и избавляетъ во по отъ ея несчастнаго шага.
Поэтому Гартманъ видѣлъ сущность «разумнаго» сознанія въ пониманіи
тѣхъ «иллюзій», при помощи которыхъ неразумное стремленіе воли вызы­
ваетъ какъ разъ то, что должно сдѣлать ее несчастной; изъ этого онъ
выводитъ во-первыхъ этическое требованіе, заключающееся въ томъ, что
каждый долженъ, путемъ отрицанія иллюзій, помочь избавленію міровой
воли, а г.о-вторыхъ и историко-философскую основную идею, что всякая
культурная работа направлена къ достиженію этой цѣли. Его фпліеофія
религіи видитъ сущность , елигіп въ томъ, что благодаря міровому процессу
Богъ самъ избавляется отъ «алогическаго» момента своею существа. Ра­
зумной цѣлью развитія неразумной воли является, но мнѣнію Гартмана,
уничтоженіе ея самой. Поэтому Гартманъ признаетъ всякую культурную
работу, такъ какъ конечной цѣлью ея является отрицаніе жизни и освобож­
деніе воли отъ страданій бытія. Въ этомъ отношеніи онъ сходится съ
Майнлсидеромъ, который одновременно съ нимъ и послѣ него превратилъ
теорію Шопенгауэра въ аскетическую «философію избавленія»; но у Гарт­
мана эти идеи принимаютъ окраску эволюціонистскаго оптимизма; надо
сознаться, что Гартманъ обнаруживаетъ куда большее пониманіе истори­
ческаго развитія, чѣмъ Шопенгауэръ. 11 подобно тому, какъ Гартманъ далъ
лучшую критику «философіи безсознательнаго
*
въ своей анонимно изданной
кпіпѣ, разсматривавшей эту филосифію съ «точки зрѣнія теоріи происхож­
денія», точно также постепенно стерся его пессимизмъ, и онъ стать
считать наиболѣе существеннымъ положительный принципъ развитія: и
здѣсь Гегель одержалъ верхъ надъ Шопенгауэромъ.
Всѣ эти міровоззрѣнія, типиче кія крайности которыхъ приведены
нами здѣсь, хотя и отличаются другъ отъ друга своей оцѣнкой отдѣльныхъ
цѣнностей и цѣлей воли, но сходятся всѣ въ одномъ пунктѣ, а именно,
они признаютъ господствующій нравственный кодексъ въ его цѣломъ и,
особенно, его альтоуистичоскую сущность. Они расходятся другъ съ другомъ
по вопросу обь общей формулировкѣ пли санкціи. или мотивахъ морали,
а но—по вопросу о морали, какъ таковой. Бо.,ѣо радикальныя направленія

В. ВШДЕЛЫиЛДЪ.

ai

тоже хотятъ освободить дѣйствительно гуманную этику отъ тѣхъ искаженій,
которымъ опа, по ихъ мнѣнію, подвергла ъ въ извѣстныхъ историческихъ
жизненныхъ системахъ или въ ихъ остаткахъ; вей эти теоріи проникнуты
сильным^ демократическимъ духомъ,который ставитъ выше всего благо всѣхъ
и придастъ индивиду значительно меньшую цѣнность, чѣмъ та, которую
ему придавала нѣмецкая философія въ періодъ ея полнаго расцвѣта.
Призывъ къ культу личности (вспомнимъ Карлейля съ его культомъ
героевъ) не находитъ сочувствія въ девятнадцатомъ вѣкѣ; тогда * скорѣе
господствовала теорія среды, которую Тэнъ приложилъ къ исторіи
духа, п, которая, основывая весна дѣйствіи массы, склонна ограничить до
минимума участіе индивида въ историческомъ движеніи.
Нельзя не признать, что такія теоріи вполнѣ соотвѣтствуютъ поли­
тическимъ, соціальнымъ, литературнымъ, художественнымъ условіямъ и
бросающимся въ глаза явленіямъ современной жизни; по въ то же время
вполнѣ понятенъ тотъ фактъ, что то тамъ, то сямъ всплываетъ индиви­
дуализмъ, принимая иногда странныя формы. Прежде всего надо устано­
вить, что если оставить въ сторонѣ карьеристовъ, согласныхъ плыть по
любому теченію, то мы увидимъ, что индивидуализмъ того великаго
времени, которое теперь, какъ бы свысока, называютъ эпохой романтизма,
не умеръ окончательно, какъ это многіе склонны думать. Онъ живетъ во
многихъ высоко развитыхъ личностяхъ, которыя но находять нужнымъ
доводить объ этомъ до широкаго свѣдѣнія; теоретиками индивидуализма
надо считать Фпхте, Шиллера и Ш.ісйсрмахера. II поэтому то онъ но
имѣетъ ничего общаго съ тѣми парадоксальными фокусами, которые
тогда выкидываетъ радикальный индивидуализмъ.
Крайнимъ пред тавителемъ этого индивидуализма является «лѣвый»
гогеліаііоцъ, М. III ти р поръ (Каспаръ Шмидтъ, 1806—1856). написавшій
книгу «Единственный и его собственность» (1844 г.). Онъ занимаетъ по
отпиленію къ Фейербаху такое же положеніе, какъ послѣдній къ Гегелю:
онъ выводитъ слѣдствіе, которое переворачиваетъ, ставитъ па голову, если
такъ можно выразиться, предпосылку. Фейербахъ смотрѣлъ на «духъ», на
«идею», кекъ на «потустороннее бытіе природы», какъ па нѣчто абстракт­
ное и недѣйствительное, какъ на «теологическій призракъ»; единственно
дѣйствительнымъ онъ считалъ человѣка, живого, ощущающаго человѣка:
но его этика была основана на гуманности, на живой любви къ человѣ­
честву. Что такое, спрашиваетъ ІІІтирнеръ, представляетъ собою человѣ­
чество? Родовое понятіе, абстракція—послѣдняя тѣнь стараго призрака, въ
которыхъ еще вѣритъ Фейербахъ. Истинно конкретнымъ является лишь
отдѣльный человѣкъ, самодовлѣющая личность. Она создаетъ себѣ міръ въ
свэемь представленіи п волѣ; поэтому собственность ея кончается тамъ,
гдѣ она этого захочетъ. Она не признаетъ ничего внѣ себя; она не
знаетъ другого блага, кромѣ своего и поэтому не подчиняется какомулибо чужому закону пли чужой волѣ, такъ какъ для нея въ дѣйствитель­
ности нѣтъ ничего, кромѣ ея самой. Такимъ образомъ, искажая теорію
Фихте объ «общемъ я», Штпрпсръ доходитъ до «эгоизма» въ теоретиче­
скомъ и практическомъ смыслѣ этого слова: on ь—солипсистъ и проповѣ­
дуетъ неограниченный эгоизмъ. Все это отдавало какимъ-то дѣланнымъ
цинизмомъ, и многіе не знали, надо ли серьезно считаться съ этой книгой
или нѣтъ. Го всякомъ случаѣ, интересъ, возбужденный ею, быстро угасъ,
и она была предана забвенію и лишь недавно о ней опять заговорили.
Но если въ ней теперь многіе склонны видѣть протестъ, придавленнаго
массой, индивида, то нельзя не признать, что «единственный», который
хочетъ здѣсь эмапцвпироваться отъ общества, не обладаетъ ничѣмъ, что
Философская хрестоматія.
Q

82

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

могло бы оправдать сто поведеніе. Единственной своеобразной чертой его
является смѣлая парадоксальность.
5. Другая искаженная форма индивидуализма развилась пзъ шопен­
гауэровской метафизики воли; представителемъ ея является Ю. Б а н з е н ъ.
Онь строго придерживается теоріи «неразумности > воли, и въ то же время
отказывается отъ пантеистическаго понятія «всеобщей» воли. Мы знаемъ
только хотящихъ индивидовъ, и поэтому Банзенъ видитъ вь нихъ само­
стоятельные первоначальные моменты дѣйствительности, внѣ которыхъ
нѣть высшаго принципа. Этотъ *асеитетъ
)
конечныхъ личностей (Банзенъ
называетъ ихъ также гонадами; никогда еще не выступалъ такъ ясно,
какъ въ этомъ атеистическомъ атомизм h воли. Ио кажд я воля раздвоена,
и въ этомъ-то и заключается ея неразумность и несчастіе. Это противо­
рѣчіе составляетъ сущность воли; воля—это «установившееся противорѣчіе»,
поэтому-то тщетны попытки воли познать міръ; логическое мышленіе
исключающее противорѣчіе, не можетъ понять міръ, состоящій пзъ воли,
которая заключаетъ въ себѣ массу противорѣчій. Противорѣчіе между
міромъ и интеллектомъ дѣлаетъ невозможнымъ также и частичное иску­
пленіе, признаваемое Шопенгауэромъ; и неразрушимая индивидуальная
воля должна будетъ поэтому постоянно переносить страданія самоистре­
бленія..
6. Громадное вліяніе оказалъ на міросозерцаніе нашего общества въ
послѣднія десятилѣтія Ф р и д р и X ъ И и ц іи е. Это дѣйствіе объясняется
многими причинами: во-первыхъ, дивной красотой языка, которая очаро­
вываетъ наіъ также и тамъ, гдѣ смыслъ дается въ загаточныхъ наме­
кахъ, во-вторыхь, полнымъ какихъ-то предчувствій символизмомъ, даю­
щимъ (особенно въ книгѣ о Заратустрѣ) возможность вращаться въ сферѣ
неопредѣленнаго и. наконецъ, формой изложенія, формой афоризмовъ, не
требующей отъ читателя связнаго мышленія, основаннаго на понятіяхъ.
Эта форма, наоборотъ, предоставляетъ читателю самому опредѣлять ту
сумму духовнаго возбужденія, въ предѣлахъ которой онъ каждый разъ
намѣренъ наслаждаться красивыми сравненіями, парадоксальными комбина­
ціями, блестящими формулировками автора. Но все это ничто въ сравненіи
/ь непосредственнымъ впечатлѣніемъ, оказываемымъ на читателя личностью
/поэта: передъ памп встаетъ высококультурный и оригинальный человѣкъ,
/ переживающій всѣ стремленія времени и страдающій отъ того же нераз­
рѣшеннаго противорѣчія, отъ котораго страдаетъ само время. Этимъ объ­
ясняется то сочувствіе, которое нашелъ его языкъ,—а также и опасность
его вліянія, не излѣчивающаго, а, наоборотъ, усиливающаго эту болѣзнь.
Оба моментавнутренняго антагонизма своегособствсннагосуществасамъ
Ницше назвалъ «діонисовскимъ» и «аполлоновскимъ»: «это—противорѣчіе
между волюнтаризмомъ и интеллектуал! змомъ, противорѣчіе между шопен­
гауэровской волей и гегелевской идеей. Эхо противорѣчіе выступаетъ здѣсь
въ высокоразвитой личности, отличающейся эстетическимъ чувств >мъ,
обладающей способностью переживать мысленно исторію и жизнь и
затѣмъ поэтически воспроизводи іь ихъ: но наука ц. искусство не спасли
ее отъ смутнаго желанія жизни; въ ней глубоко таит я страстное стре­
мленіе къ дикимъ, поступкамъ, къ достиженію власти п полному развитію
ея. Это—нервный профессоръ, который хотѣлъ бы быть жестокимъ тира­
номъ, и который мечется между тихимъ наслажденіемъ, доставляемымъ
высшими культурными благами, п тайнымъ стремленіемъ къ страстной
жизни. То онъ наслаждается прелестью блаженнаго созерцанія и творчества,
*) Асеитетъ. самобытность; схоластическая философія обозначала
этимъ терминомъ абсолютную независимость Бога, вслѣдствіе которой
причину своего существованія Богъ содержитъ единственно въ себѣ самомъ.

83

В. ВИНДЕЛЬВАНДЪ.

то онъ отрицаетъ все это и признаетъ одни лить стремленія, инстинкты,
страсти. Никогда наслажденіе чувствомъ, какь таювымь, но представляло
для него какой либо цѣнности; за это ручается чистота и высота личности
Ницше: онъ жаждетъ или наслажденія познанія, или наслаждена силой,
какъ таковой. Онъ погибъ въ этой борьбѣ жертвой вѣка, не удовлетво­
ряющагося уже больше безличными и сверхлпчііыми цѣнностями интел­
лектуальной, эстетической и нравственной культуры, стремящейся еще
разъ къ полному развитію свободы дѣйствія индивида; эта личность
погибаетъ въ борьбѣ между своимъ традиціоннымъ разумомъ и жаждущей
будущаго страстью............................................. ‘...............................
Художественное выраженіе этого состоянія очаровываетъ насъ при чтеніи
сочиненій Ницше.
Въ первомъ періодѣ творчества Ницше, носящемъ въ себѣ зачатки
послѣдующихъ, не проявилось еще противорѣчіе вышеупомянутыхъ двухъ
моментовъ: примѣняя основныя идеи Шопенгауэра къ возникновенію гре­
ческой трагедіи и къ вагнеровской музыкѣ, Ницше, скорѣе, склоненъ счи­
тать искусство избавленіемъ отъ мученій воли. Но уже тогда изъ этого
трагичеекаю образа мыслей должна была быть выведена новая, болѣе
высокая культура, .гордое поколѣніе, обладающее смѣлымъ, стремящимся
въ безконечность, хотѣніемъ, которое побѣдоносно уничтожило бы всѣ гра­
ницы, сковывающія современную духовную жизнь: и уже тогда это стрем­
леніе къ самобытности и абсолютной независимости отрицаетъ все истори­
ческое. Эта художественная культура не должна находиться подъ гнетомъ
какихъ либо традицій, или авторитета, эстетическая свобода не должна
быть стѣснена ни знаніемъ, ни жизнью.
Не трудно понять, что философъ-поэтъ, въ головѣ котораго начади
выясняться такія идеи, пошелъ на нѣкоторое время по пути интеллектуа­
лизма. Свободный духъ, освобождающійся отъ всѣхъ оковъ и не признающій
ничего кромѣ себя,—это наука; но она дѣлается таковой только тогда,
когда она дѣлаетъ «истиннаго» человѣка независимымъ отъ всего сверх­
чувственнаго и нечувственнаго. Такой наукой, которая теперь, по Ницше,
составляетъ сущность культуры, является позитивная наука, но метафи- '
лика, также не метафизика коли. Поэтому онъ посвящаетъ свою книгу
«Für freie Geister» (для свободныхъ умовъ) памяти Вольтера, и между
тѣмъ, какъ прежде онъ тянулъ Вагнера отъ Фейербаха къ Шопенгауэру,
онъ самъ теперь направляется по обратному пути. Онъ соглашается съ
утилитарной этикой II. Рея, онъ вѣритъ въ возможность чисто научной
культуры, онъ заходитъ даже такъ далеко, что видитъ въ познаніи лучшую
и высшую цѣль жизни; познаніе является для него истинной радостью, и
опредѣляющимъ моментомъ для неновъ это время является свѣжая жизне­
радостность, положительно смотрящая на міръ. Онъ тутъ наслаждается
дѣйствительностью, какъ въ эстетическомъ, такъ и въ теоретическомъ отно­
шеніяхъ. Это время было самымъ счастливымъ временемъ его жизни.
Но затѣмъ проявилась діонпсовская страсть—непреодолимое стремленіе
къ сильной, господствующей, безсердечно уничтожающей все, стоящее на
пути, личности. Сильнѣйшимъ инстинктомъ чел вѣка является воля къ
власти. Этотъ инстинктъ надо удовлетворить. Ио это безусловное
утвержденіе отрицаетъ всю систему правилъ, въ которыя закована наша
современная культура; новый идеалъ въ этомъ смыслѣ находится по «ту
сторону добра и зла». Воля къ власти не признаетъ границъ «дозволен­
наго»: для нея хорошо все то, что происходитъ изъ власти и усваиваетъ
эту власть, плохо все то, что вытекаетъ изъ слабости и ослабляетъ силу.
.

6*

84

ФИЛОСОФСКАЯ ХРЕСТОМАТІЯ.

Tô-птто также и при нашихъ сужденіяхъ, познаніяхъ и убѣжденіяхъ
дѣло идетъ не о томъ, «истинны» ли они, а о томъ помогаютъ ли С:ні
памъ, способствуютъ ли они нашей жизни и возвышаютъ ли они пашу
Силу. Все это имѣетъ цѣнность только тогда, когда оно придастъ намъ
силу. Поэтому при измѣняющемся развитіи жизни можетъ и должно измѣ­
няться и убѣжденіе (такъ обстояло, отчасти, дѣло напримѣръ съ самимъ
Ницше): человѣкъ выбираетъ то убѣжденіе, которое ему нужно. Цѣнность
позванія тоже лежитъ ко ту сторону истиннаго и ложнаго. Поэтому здѣсь
начинается ^переоцѣнка всѣхъ цѣнностей», здѣсь «философъ» превращается
въ реформатора морали, въ законодателя, въ творца повой культуры. Та­
кова была-задача, поставленная ссбѣ Ницше въ третій періодъ ого раз­
витія.
Опъ противопоставляетъ обычному, повседневному человѣку, этому
стадному животному, идеалъ «сверхчеловѣка», такъ какъ стремленіе къ
силѣ -есть стремленіе къ господству, а высшимъ годподствомъ является
господство человѣка надъ человѣкомъ. Гегель какъ то сказалъ, что изъ
всего великаго въ міровой исторіи, высшимъ является господство одной
свободной воли надъ другой. Невольно вспоминаешь эти слова Гегеля
при видѣ того, какъ Нитію выводитъ свой идеалъ культуры изъ пропь
рѣчія между «моралью господъ» и «моралью рабовъ».
Всякая жестокость но отношенію къ «рабу», къ «животному», явля­
ется у Ницше нравомъ и обязанностью сильнаго: онъ протпвопоставляѳть энергію жизни жалвтму отреченію и смиренію. Поэтому, «рабская мо­
раль» совпадаетъ съ сушп стыо супранатурализма, противъ котораго
Ницше п раньше возставала. Положительная связь этого переходнаго вре­
мени съ его третьимъ періодомъ состоитъ въ радостномъ «признаніи жиз­
неннаго стремленія завоевать міръ.
Но все же идеалъ «сверхчеловѣка» остается расплывчатымъ и не­
опредѣленнымъ. Въ одномъ (вѣроятно первоначальномъ) направленіи мы
видимъ индивидуальность, заявляющую массѣ свои первоначальныя пра­
ва. Стадо «слишкомъ многихъ» существуетъ только для того, чтобы
изъ него иногда, по счастливой случайности, выдѣлялись «сверх­
человѣки», которые являются единственными носителями смысла, присушаю всей этой дикой суетнѣ. Геній—это цѣль исторіи, п въ этомъ коре­
нится его право господина по отношенію къ фплисгсру. Съ другой сто­
роны, сверхчеловѣкъ представляется какъ бы высшимъ типомъ человѣче­
скаго рода, типомъ, который долженъ быть создаваемъ и воспитываемъ
вами; опъ представляетъ собою, какъ бы сильное поколѣніе, свободное отъ
препятствій рабской морали и пользующееся своею господскою властью
въ полнимъ сознаніи своей жизненной силы.
Въ обоихъ случаяхъ идеалъ «сверхчеловѣка» аристократиченъ...
Ницше нс всталъ па сторону одного изъ тѣхъ направленій, между
которыми колеблется его идеалъ «сверхчеловѣка».
Въ Заратустрѣ эти два направленія слиты другъ съ другомъ цѣпью
переливающихся іереходовъ. Ясно бросается въ глаза, что одна форма
Отдастъ романтической геніальностью, а вторая—соціологическимъ эволю­
ціонизмомъ. Но идея возвышенія человѣческаго типа при посредствѣ фи­
лософіи напоминаетъ также постулаты нѣмецкаго идеализма. Вполнѣ пра­
вильно было замѣчено, что только небольшой шагъ отдѣляетъ это пони­
маніе теоріи сверхчеловѣка отъ Фихте: причина того, что Ницше но могъ
сдѣлать этою шага, заключалась въ томъ, что вь Ницше лежало слиш­
комъ много ш.тсі слове кой иронической геніальное тп, п что поэтому онъ нс
могъ найти дороги, ведущей отъ индивидуальной волн къ власти, къ «все­
общему

Я».

В.

ВИНДЕЛЬБаНДЪ.

85

6. Апогеемъ возмушепія безграничнаго пмнйидуалпзма надо считать
утвержденіе объ от »стельности в:ѣхъ цѣнностей. Только воля къ влас­
ти, проявляемая сверхчеловѣкомъ, представляетъ собою абсолютную цѣййость, и санкціонируетъ всякое средство для Дітиженія цѣли Для «болѣе
Высокихъ» людей нѣтъ никакихъ нормъ, ни логическихъ, ни этическихъ.
Мѣсто «автономіи разума» занялъ произволъ сверхчеловѣка,-—это былъ
Путь отъ Канта кь Нищие, пройденный девятнадцатымъ столѣтіемъ.
Этимъ самымъ опредѣляется задача будущаго. Релатпвизмь—это
отставка философіи п ея смерть. Поэтому продолжать жить она можетъ
Только, какъ ученіе объ общепризнанныхъ пѣнностяхъ. Она не будетъ
уже больше вмѣшиваться въ работу спеціальныхъ паукъ, къ числу ко­
торыхъ относится теперь и психологія. У нея нѣтъ ни честолюбія желая я,
вновь, съ своей стороны, познать то, что уже познано этими науками, ни
желанія заниматься компиляціей, т. е. создавать изъ «болѣе общихъ ре­
зультатовъ» отдѣльныхъ дпщпіілпнъ самое общее понятіе. Сфера ея дѣя­
тельности и ея собственная задача сводятся къ тѣмъ общимъ цѣнностямъ,
которыя составляютъ основу всѣхъ культурныхъ функцій и опору всякой
жизни.
Но и эти цѣнности она описываетъ и объясняетъ только для того,
Чтобы отдать себѣ отчетъ въ ихъ значеніи: она смотритъ па нихъ не
Какъ на факты, а какъ на нормы. Поэтому, исполняя свою задачу, она
будетъ извѣстнымъ образомъ, заниматься «законодательствомъ», н і тутѣ
Породъ памп будетъ не произвольный законъ, который она диктуетъ, &
закинь разума, который она находитъ и познаетъ.
Такимъ путемъ современное, правда расколовшееся па массу толковъ,
философское движеніе хочетъ, какъ кажется, воспользоваться продолжи­
те ыіыми пріобрѣсти ямп великой эпохи нѣмецкой философіи. Послѣ того,
какъ Лотце выставилч. на первый планъ понятіе цѣнности и по­
ложилъ его также въ основу логики и метафизики, начинаютъ накоп­
ляться зачатки «теоріи цѣнностей», какъ новаго вида философской осно­
вной науки. Дѣлу не можетъ вредить тотъ фактъ, что эти труды каса­
ются отчасти областей психологіи и соціологи; нс надо только упускать
изъ виду, что такія утвержденія и генетическія объясненія поставляютъ
лишь матеріалъ, на которомъ философія должна выполнить ея критическую
задачу.
Но не менѣе цѣнную основу этой центральной работы философіи
образуетъ ея исторія; въ этомъ смыслѣ па исторію философіи, какъ
это впергыо созналъ Гегель надо смотрѣть, какъ на неотъемлемую часть
самой философіи. Въ самомъ дѣлѣ, изображая процессъ научнаго
выясненія міросозерцанія европейскаго человѣчества, она этимъ ’ пока­
зываетъ, какъ подъ вліяніемъ отдѣльныхъ переживаній и спеціальныхъ
проблемъ познанія, люди шаГь за шагомъ со все возрастающей сознатель­
ностью стали задумываться надъ культурными цѣнностями. Предметомъ же
философіи является общепризнанность этихъ цѣнностей.
В. Впндельбандъ: Учебникъ
исторіи философіи. (W. Windelbaad,
„Lehrbuch der Philosophie J.

и

| Редакціей „Вѣстника Знанія“ изданы
слѣдующія книги по философіи ).
й Проф. А. Рпль п Проф. 0. Кюліпо. Современная философія. Вып. I.
■
Проф. Алоизъ
Рпль. Введеніе въ современную философію.

О

Со мн. портр. Содержаніе.' ч. I. Пять первыхъ лекцій. Замѣчат.
книга. Сущность п развитіе философіи. Древняя философія. Философія
ловѣйш. времени. Ея отношеніе къ точнымъ наукамъ. Критическая
философія. Основы познанія. Естественно-научный и философскій
монизмъ. Цѣна 65 коп.............................................................. .......................... 40 80

а
а

R
!Х
IX

V
и

V.

Ig

Вып. II. Проф. А. Риль. Введеніе въ современную философію.
Ч. II. Со мн. рисунками. Содержаніе: — лекція шестая по
восьмую. Проблема жизнепониманія. — Шопенгауэръ п Ницше. Къ
вопросу о пессимизмѣ. Настоящее и будущее философіи. Проф.

О. Кюльае. Современная нѣмецкая философія.

Содержаніе:
Позитивизмъ. — Матеріализмъ. — Натурализмъ.—Идеализмъ.—ГуставъТеодоръ Фехнеръ.—Германъ Лотце.—Эдуардъ фовъ-Гартманъ.—Виль­
гельмъ Вундтъ.—Заключительныя замѣчанія. Ц, 70 к................................ 45 35
Всѣ три части вмѣстѣ ц. 80 к........................................................................... 60 55

В

Профессоровъ Вольнаго Унпверситета Общественныхъ Наукъ. Лекціи
по общественной этикѣ.
Содержаніе: Общія разсужденія. — Классификація моральныхъ
идей настоящаго времени.—Моральное единство. Какъ оріентироваться
въ нравственныхъ понятіяхъ пашей эпохи.—Справедливость и право.
Состраданіе и естественный отборъ.—Этика соціализма.—Справедли­
вость п милосердіе.—О радостяхъ.—Мораль и политика.—Индивиду­
альная и соціальная мораль. Цѣна 90 к........................................................ 65 60

і

Проф. Впндельбандъ. О свободѣ воли.
Сод. 1) Анализъ проблемы. 2) Свобода дѣйствованія. 3) Свобода вы­
бора. 4) Нравственная свобода. 5) Свобода хотѣнія. 6) Отвѣтствен­
ность. Цѣна 70 к........................................................................................... . . 50 45

£

і

й

£

g
I
г

Проф. В. Вундтъ. Психологія и естествознаніе.
Содержаніе. Отд. I. Естественно-научное опредѣленіе психологіи.
1) Логическія основанія естествознанія. 2) Механика и энергетика.
3) Механизмъ и витализмъ. 4) Причинность и телеологія психофизи­
ческихъ жизненныхъ процессовъ. Отд. II. Принципы психологіи. 1)
Понятіе души. 2) Принципы психической причинности. Цѣна 75 к. 40 35

Д-ръ философ, ^..^дьзенгансъ. Психологія и логика.
Сод. Введеній— Психологія.—Душа и тѣло.—Отдѣльные элементы ду­

шевной жизни.—Познаніе. — Чувствованіе.—Хотѣніе.—Логика,—По-

*) Первая цѣна номинальная, вторая для книжныхъ магазиновъ и
подписчиковъ Вѣсти. Зн.. третья—для кружковъ и отдѣловъ союза <В. Зн.

і
а

чКККККі

нятія. - Сужденія.—Умозаключенія.—Посредственное умозаключеніе.—
Ученіе о методахъ. — Опредѣленіе понятій,- Доказательство,—Про­
грессъ науки. Цѣна 50 к.............................................
38 30

В. В. Битверъ. Фр. Ницше и его произведенія.
Съ портр. Содержаніе: Великій индивидуалистъ,—Черты изъ жиз­
ни Ницше,—Ницше-философъ и пророкъ.—Сверхчеловѣкъ.—Пере­
оцѣнка всѣхъ цѣнностей.-Эта книжка, написанная въ періодъ самой
строгой цензуры, первоначально была ею запрошена въ впду «живо­
сти изложенія ницшеанскаго понятія о Богѣ и нравственности». Три
главы въ ней принадлежатъ Гориеферу, а двѣ В. Бптперу, который
долженъ былъ ихъ прибавить, чтобы, разъ запрещенная цензурнымъ
комитетомъ, книга могла быть вновь разсмотрѣна, какъ новое произве­
деніе. Таковы были времена. Ц. 50 к............................................................. 30 25

Проф. Геккель. Богъ въ природѣ.
До сихъ поръ нельзя было п думать о выпускѣ такой книги. П. 35 к. 25 20

Л. Бюхнеръ. Сила И матерія.

Знаменитое сочиненіе, знакомство
съ которымъ обязательно для всякаго, изучающаго философію.

Проф. В. Іерузалемъ. Руководство психологіи, ц. і р.................
Проф. Л. Крживпцкій. Этика въ ея историческомъ развитіи.

70

Ц. 25 к............................................. ......................................................................... 19 18

Ч. Дарвинъ. Мое міросозерцаніе, ц. 80 к.................................
т. Карлейль. Этика жизни. Трудиться и не унывать.

GO 56

Содержаніе: 1) Трудиться. 2) Не унывать. 3) Люди п герои.
4) Ложные пути и цѣли. 5) Молчаніе. Цѣна 40.......................................... 80 25

Проф. Луп .Паръ.

РУКОВОДСТВО ЛОГИКИ. Въ этомъ, живо написанномъ
полномъ курсѣ логики авторъ не оставляетъ безъ вниманія и зако­
новъ математическаго мышленія. Ц. 70 к.

Фр. Ницше. По ту сторону добра И зла.
характеризующее міровоззрѣніе Ницше.

Сочиненіе, лучше всего

g

Оглавленіе.
СТР.

А. Рилъ. Сущность и развитіе философіи...................................................................... 3

Д-ръ философ. Б. Шмидъ. Развитіе философіи................. .................................................... 7
Д-ръ философ. Б. Шмидъ. Матеріализмъ...............................

ІО

- Дп-ЛЯ-Мѳтри. Человѣкъ-машина...................................................................................................11
Д-ръ философ. Б. Шмидъ. Источники современнаго матеріализма................................. 14
Преф. Э. Геккель. Душа. ......................................................................................................................18

Проф. Э. Дю-Буа Ронмонъ. О границахъ сознанія природы............................................... ІЙ

Р. Декартъ. Разсужденія обѣ основахъ философіи.................................................................. 21

Д. Локкъ. Душѣ не прирождены никакія основныя понятія................................................ 28

„

Нѣкоторыя (дальнѣйшія) размышленія о нашихъ простыхъ идеяхъ. ... 81

Д>. Юмъ. О составныхъ частяхъ пашихъ причинныхъ заключеній..................................... 32
И. ‘Гантъ. Предварительныя замѣчанія объ особенности всякаго метафизическаго

понятія.......................................................................................................... 83
О томъ родѣ позпанія, который едПпствепно можетъ называться мета­
физическимъ.......................................................................................................... 84
„
О пространствѣ................................................................................................................31
„
О времени. . . •............................. •.................................................................... 88
Проф. А. Буссе. Безусловный скептицизмъ.............................................................................. .40
Проф. Ф. Паульсенъ. Проблема сущности или отношеніе, позпанія къ дѣйствитель­
ности. Идеалистическій рядъ мыслей...
43
Проф. А. Пуанкаре. Гипотезы въ физикѣ....................................................................................45
„
Значеніе физическихъ теорій.................................................................... 48
„
Основные принципы механическаго міросозерцанія
.................... 49
Проф. В. Оствальдъ. Сохраненіе анергіи........................................................
50
Проф. А. Пуанкаре. Границы принципа энергіи....................................................................... 51
Д-ръ философ. Б. Шмидъ. О понятіи силы............................................................................. 52
М. ФѳрвОрНЪ. Витализмъ.................................................................................................................. 54
Ч. Дарвинъ. Борьба за существованіе....................................................
55
Д-ръ философ. 0. Либманъ. Логика фактовъ пли причинность и иослѣдовагельпооть
во времени..................................................................
63
Д-ръ философ. Б. Шмидъ. О развитіи понятія субстанціи и причинности................. 65
Проф. В. Вундтъ. Причинности воли...................................................................
.... 67
Проф. X. Зигвартъ. Законъ основанія. ............................................
73
Д-ръ философ. Б. Шмндъ. Понятіе цѣли. . •.........................................................
74
Проф. В. Виндег.ьбандъ. Проблема цѣнности..........................................
76

„