Собственность в буржуазной правовой теории - Лазар Я.

В.А. Кикоть. Об основных тенденциях развития учения о праве собственности при государственно-монополистическом капитализме

Глава I. Марксистское и буржуазное понимание собственности и права собственности

2. Марксистское понимание собственности в экономическом и правовом смысле

3. Сущность капиталистической частной собственности

4. Критика основных буржуазных воззрений на право собственности

Глава II. Концепция «преобразования» капиталистической собственности посредством ее новых правовых форм

2. Воззрения буржуазного правоведения на «трансформацию» собственности

3. Правовая и экономическая природа акционерной собственности

Глава III. Теория «народнокапиталистической» собственности

2. Политико-правовые аспекты теории и практики «превращения рабочих в собственников» в ФРГ «

3. Основные правовые формы «образования собственности рабочих» и «рассеяния собственности между рабочими» в ФРГ

Глава IV. Учение о собственности в теориях «направляемого» и «регулируемого» капитализма

2. Сущность, функция и критика понимания собственности в теориях «направляемого» и «регулируемого» капитализма

Глава V. Учение о собственности в теории «демократического социализма»

2. Формы собственности и их «преобразование» в системе «смешанной экономики»

3. Контроль за экономической мощью; право трудящихся участвовать в управлении хозяйством и «формирование собственности»

Автор: Лазар Я.

Теги: юридические науки буржуазия буржуазная идеология издательство юридическая литература

Год: 1985

Похожие

Христианско-демократический союз ФРГ: социология и политика

Немецко-русский словарь военных сокращений

Государственно-монополистический капитализм. Общие черты и особенности

Текст

Jan bazar
■
EIGENTUM
IN DER
BURGERLICHEN
RECHTSTHEORIE
Akademie-Verlag
Berlin
1980

КРИТИКА БУРЖУАЗНОЙ ИДЕОЛОГИИ И РЕВИЗИОНИЗМА
Ян Лазар
■
СОБСТВЕННОСТЬ
В БУРЖУАЗНОЙ
ПРАВОВОЙ
ТЕОРИИ
Москва
Юридическая литература
1985

67.8
Л 17
Перевод с немецкого:
В. П. РАССОХИН, кандидат юридических наук
(предисловие, введение, гл. гл. I, II, § 1, 2 гл. III)
В. МАРЧЕНКО (§ 3 гл. III, гл. гл. IV, V, заключение)
Специальное научное редактирование и вступительная статья
В. А. КИКОТЯ, кандидата юридических наук
Редакционная коллегия серии:
Н. М. КЕЙЗЕРОВ, доктор юридических наук, профессор
М. Н. МАРЧЕНКО, доктор юридических наук
В. А. ТУМАНОВ, доктор юридических наук, профессор
Рецензент
Ю. К. ТОЛСТОЙ, доктор юридических наук, профессор
Лазар Я.
Л17 Собственность в буржуазной правовой теории: Пер.
с нем. —М.: Юрид. лит., 1985. — 192 с. (Критика
буржуазной идеологии и ревизионизма).
Автор, известный чехословацкий правовед, на основе марксистского
учения о собственности рассматривает различные буржуазные концепции
права собственности. В книге анализируются буржуазные учения периода
государственно-монополистического капитализма, концепция собственности
в идеологии современной социал-демократии, а также меры
государственного вмешательства в экономическую жизнь, якобы выхолащивающие,
социализирующие право частной капиталистической собственности.
Для научных работников, преподавателей и аспирантов гуманитарных
вузов, пропагандистов.
1206000000-080
Л 64-85 67.8
012(01)-85
© Akademie-Verlap Berlin 1980
© Перевод на русский язык, вступительная статья и примечания
Издательство «Юридическая литература», 1985

ОБ ОСНОВНЫХ ТЕНДЕНЦИЯХ РАЗВИТИЯ
УЧЕНИЯ О ПРАВЕ СОБСТВЕННОСТИ
ПРИ ГОСУДАРСТВЕННО-МОНОПОЛИСТИЧЕСКОМ
КАПИТАЛИЗМЕ
Предлагаемая вниманию советского читателя книга
написана известным чехословацким юристом, профессором
Братиславского университета Яном Лазаром, перу
которого принадлежит ряд публикаций по этой тематике*.
Настоящая работа, обобщающая и дополняющая результаты
прежних исследований автора, посвящена главным
образом политическим и идеологическим аспектам теории и
практики современного буржуазного права частной
собственности в ФРГ. В ней на основе большого фактического
материала дан критический анализ представлений о
частной собственности, характерных для ряда течений
буржуазной политической идеологии.
Представляется целесообразным привлечь внимание
читателя к развитию учения о праве собственности в других
странах современного капитализма, к ряду аспектов темы,
недостаточно полно освещенных автором, не в последнюю
очередь и потому, что он мог использовать источники,
появившиеся не позднее середины 70-х годов.
Современное развитие права собственности и учений
о нем в странах государственно-монополистического
капитализма принадлежит к числу тех новых явлений и
процессов, в которых с особой силой выражается
углубляющийся общий кризис капитализма. Их исследование — ак-
* См., например: L a z a r J. Teorie «ludoveho vlastnictva» v sluzbe
obrany kapitalizmu. Bratislava, 1967; Zur Kritik der burgerlichen Kon-
zeption von der «Transformation» des Eigentums durch Rechtsformen
der Kapita^gesellschaften, — Staat und Recht, 1977, N 3; Kritika niek-
torych burzoaznych a reformistickych vlastnickych koncepcii. — Pravnic-
ke studie, 1978.
5

туальная задача марксистско-ленинской общественной
науки, приобретающая все большее теоретическое и
практическое значение*.
Нынешние учения и законодательство о праве
собственности в буржуазных странах представляют собой весьма
пеструю и противоречивую картину. Здесь, с одной
стороны, и признание капиталистической природы крупной
собственности на средства производства, и многообразие
институтов собственности, принадлежащих к правовым
системам отдельных стран или их групп, и широкое
использование старых буржуазных теорий и институтов права
частной собственности, возникших еще в XVI — XIX вв. С
другой стороны, для них характерно подчинение
интересов отдельных собственников выражаемым государством
общим интересам капитала; отрицание
капиталистической сущности современного права собственности,
доходящее до провозглашения «демократизации» и даже
«социализации» как публичной (государственной,
муниципальной и др.), «коллективной» (акционерной,
кооперативной и др.), так и индивидуальной частной собственности
в ее различных формах; сближение региональных и
национальных систем права собственности; пересмотр его
общетеоретических и практических характеристик;
появление нарастающего количества разновидностей этого права,
«автономизация» его отдельных элементов и т. д.
Разнообразие и развитие теоретических и практических решений
проблем права собственности находят выражение в
литературе, законодательстве, судебной, административной и
частной практике, во всей политической и правовой
идеологии указанных стран.
Новизна и глубина изменений в буржуазном праве
собственности и в теоретических представлениях о нем, его
существенная роль в экономической, политической и
духовной жизни капиталистических стран, в их
законодательстве и правоведении требуют особого внимания
социалистической правовой науки к данной проблеме.
Критическое марксистское исследование проблем
права собственности при современном капитализме должно
быть направлено на три основные цели:
а) изучение современного состояния, основных
направлений и тенденций развития права собственности и его тео-
* См.: Материалы XXIV съезда КПСС. М., 1971, с. 103;
Материалы XXV съезда КПСС. М., 1976, с. 73; Материалы XXVI съезда
КПСС. М., 1981, с. 78; Материалы Пленума Центрального Комитета
КПСС. 14—15 июня 1983 года, М., 1983, с. 70.
6

рий, способствующее познанию всей совокупности новых
явлений в мире капитала, осмыслению особенностей
настоящего этапа его общего кризиса. Это тем более важно,
ибо в некоторых исследованиях, затрагивающих данную
проблему, основное внимание уделяется тем изменениям
права собственности, которые выявились еще на частно-мо-
йополистическом или в самом начале
государственно-монополистического этапа капитализма;
б) разоблачение эксплуататорской и реакционной
сущности теории и практики капиталистического права
собственности;
в) выявление тех тенденций теории и практики права
собственности, в которых хотя бы частично и искаженно
выражаются объективные требования производительных
сил, процессы обобществления и интернационализации
производства, интересы и завоевания трудящихся масс,
влияние мирового социализма. Такие стороны изучаемого
института и учения о нем могут быть в той; или иной
мере использованы трудящимися стран капитала на
различных этапах борьбы за социальный прогресс.
Исследование современных буржуазных теорий права
собственности должно опираться на научную методологию
диалектического и исторического материализма.
Рассматриваемые теории как часть духовной надстройки
общества в конечном счете порождение и, как правило,
искаженное отражение материального базиса — производственных
отношений капитализма, переживающих глубокий кризис.
Производительные силы, развитие которых ускоряется
научно-технической революцией, переросли узкие рамки
капитализма и требуют все большей степени
обобществления и интернационализации производства.
Воздействие базиса на данный элемент надстройки
осуществляется в значительной мере через посредство
других ее элементов (политических, моральных,
правовых и иных отношений, учреждений и норм, а также
форм общественного сознания — культуры, науки,
религии, правосознания и др. ). Со своей стороны, буржуазные
теории права собственности оказывают влияние на базис
также косвенно — через другие элементы надстройки
(законодательство, судебную и административную практику,
массовое правосознание и т. д.).
Поэтому ошибочны еще встречающиеся в литературе
попытки непосредственно выводить решение конкретных
вопросов права собственности из философской
противоположности материализма и идеализма, из положений о со-
7

отношении базиса и надстройки и т. д. Ведь за пределами
основного гносеологического вопроса о том, что признать
первичным и что вторичным, «относительность данного
противоположения несомненна»*.
Существенную роль в исследовании права
собственности при современном капитализме играют частные
методы (приемы) исследования: исторический — позволяющий
увидеть происхождение буржуазного права собственности
и учений о нем, главные этапы их развития, современное
состояние и тенденции дальнейшего движения;
сравнительный— дающий возможность понять как взаимные влияния
его разнообразных региональных и национальных форм,
так и принципиальные различия между социалистическим
и капиталистическим правом собственности;
социологический— посредством которого вскрываются многие, в том
числе весьма неприглядные, стороны реального
функционирования буржуазного права собственности, часто
маскируемые общими формулировками государственных
актов и тенденциозным освещением в литературе; не менее
важен и системный подход к праву собственности, к его
отдельным формам и правомочиям, к их месту в общей
системе буржуазного права и его отдельных отраслях, к
взаимосвязям между правом собственности, его
элементами и другими институтами права и т. д.
* *
Современное состояние буржуазного учения о праве
собственности — результат длительного исторического
развития.
При позднем феодализме и домонополистическом
капитализме идеологи буржуазии объективно выражали
стремление этого молодого класса к экономическому и
социальному господству, в частности к установлению
«священного и неприкосновенного», «неограниченного и
неделимого» права частной собственности, провозглашая
его непременным условием свободы и развития
человеческой личности. Они пришли к убеждению, что такое право
существовало всегда или почти всегда, что оно «вечно», а
отклонения от него не более чем исключения, порожденные
невежеством, варварством и т. п.
* Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 151.
8

Но еще в 1867 году — во время наивысшего развития
домонополистического, «классического» капитализма,
основанного на «свободной» частной собственности на
средства производства, — К. Маркс писал, «что теперешнее
общество не твердый кристалл, а организм, способный к
превращениям и находящийся в постоянном процессе
превращения»*. В частности, возрастающая необходимость
признания общественной природы стремительно
развивающихся производительных сил, отмечал Ф. Энгельс,
«принуждает класс самих капиталистов все чаще и чаще
обращаться с ними, насколько это вообще возможно при
капиталистических отношениях, как с общественными
производительными силами»**, например, превращая крупные
общественные средства производства в собственность
буржуазного государства как совокупного капиталиста.
Отражением отмеченных процессов, усиливавшейся
пролетарской (а отчасти мелкобуржуазной) критики в адрес
частной собственности и результатом расширения научных
знаний явилась 'тенденция частичного отказа многих
ученых как от признания частной собственности единственной
современной формой собственности, так и от ее
«неограниченности», «неделимости».
Начиная со второй половины XIX века многие ученые
стали рассматривать право частной собственности в
качестве одной из двух форм права собственности, правомерно
существовавших «всегда», ибо первой постоянно
сопутствует другая, альтернативная форма — общая, групповая,
общинная, коллективная и т. п. собственность***.
Затем начала усиливаться критика концепции
«единого», «неделимого» права собственности, опиравшаяся на
опыт его «расщепления» в докапиталистическом праве и в
англосаксонском буржуазном праве, на ограничения права
частной собственности в «публичных интересах» в
буржуазном праве других стран Западной Европы и т. д.
В 1886 году Ф. Пиччинелли (Италия) показал, что
римское право вовсе не знало jus utendi et abutendi как права
любого использования вещи вплоть до ее уничтожения
или явного противоречия публичным интересам. Такая
«абсолютная» характеристика римского права частной
собственности появилась в 1563 году, когда юрист Ф. Хотома-
нус (Хотман) ошибочно истолковал соответствующее место
* Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 11.
** Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 288.
*** Grossi P. Un' altro modo di possedere. Milano, 1977.
9

из Corpus juris civilis*. Эта ошибка как нельзя лучше
соответствовала эгоистическим интересам поднимавшейся
буржуазии, была подхвачена ею и ее идеологами
(особенно на европейском континенте), а тогдашний уровень
развития исторической и правовой науки еще не позволял
обоснованно опровергнуть такую точку зрения на римское
право частной собственности. Новая оценка римского
права, данная Ф. Пиччинелли и сразу принятая рядом ученых
(И. Бонфанте, В. Шалойя и мн. др.), долгое время не
могла преодолеть установившийся стереотип, и лишь в наше
время она получает все более широкое распространение и
признание**.
Подверглись пересмотру и традиционные
представления об основных чертах права собственности в буржуазных
странах континентальной Европы.
В период французской буржуазной революции против
«абсолютной концепции» права собственности выступали,
исходя из различных классовых интересов, многие
сторонники принципа частной собственности, представлявшие
либеральную буржуазию, духовенство, наиболее революцион^
ные слои мелкой буржуазии и пролетариата (Робеспьер,
бабувисты), считавшие, что неограниченная собственность
несовместима с правами и свободой других лиц. Но
основная масса представителей третьего сословия настаивала
на провозглашении «абсолютного» права частной
собственности, хотя уже в ходе революции некоторые ограничения
этого принципа (реквизиции, «максимум» цен и др.)
становились неизбежными.
Р. Дерин (Бельгия) и другие авторы показали, что
право собственности, согласно ГК Франции 1804 года, вовсе
не было абсолютным, как утверждало большинство
исследователей, ссылавшихся на его статью 544, якобы
основанную на «римской» идее «неограниченного» права
собственности, а также на сравнительно малое число ограничений
этого права, существовавших на практике в XIX веке. Но
многие юристы Франции, Бельгии, Голландии считали, что
Кодекс Наполеона не устанавливал абсолютного права
собственности. По их мнению, в римском праве и праве сред-
*Piccinelli F. Studi e ricerche intorno alia definizione «Do-
minium est jus utendi et abutendi re sua...». Firenze, 1886.
** А. В. Венедиктов показал широкое распространение
«расщепленной» собственности в рабовладельческом обществе, и в частности
в Древнем Риме (см.: Венедиктов А. В. Государственная
социалистическая собственность. М.—Л., 1947, с. 61—93).
10

невековой Франции (по крайней мере с XIV века)
отсутствовала полная «свобода собственности», а ст. 544
соответствовала именно этой традиции, ибо не давала оснований
для вывода об «индивидуалистическом абсолютизме»
права собственности. В обоснование своей концепции они
опирались на высказывания авторов Кодекса Наполеона о
недопустимости возведения злоупотребления правом
собственности в закон (Гренье), о достижении свободы
собственности путем ограничения ее независимости (Порталис),
а также на последовавший за изданием ГК 1804 года
протест лионских судей против ограничений права
собственности, предусмотренных ст. 544, и т. д. С точки зрения ряда
исследователей, апогей либерализма, минимальный
уровень ограничения права собственности во Франции
относится ко второй половине XIX века, хотя и тогда право
собственности не стало абсолютным, а государство
довольно часто вмешивалось в отношения собственности*.
Господство собственности проявилось полнее в
отношениях собственников с наемными работниками, нежели в
отношениях собственников между собой и с государством.
В континентальной системе объектом права собственности
могла быть только вещь, движимая или недвижимая, и то,
что она производит или что с нею соединяется в качестве
принадлежности. Законодательство XIX века стремилось
отождествить с абстрактным правом частной
собственности конкретные права собственности на различные объекты.
Капитализм был наиболее развит в Англии. Поэтому
английское право по своему содержанию во многом
опережало буржуазное право континентальной Европы, хотя
при этом пользовалось архаическими правовыми формами.
В англосаксонской системе право собственности уже
охватывало правомочия как вещного, так и обязательственного
характера, предусматривало многие виды и
«расщепленные» формы права собственности.
Существенные изменения в право собственности внес
монополистический капитализм, который сложился в
конце XIX —начале XX века и уже не ограничился
огосударствлением некоторой части средств производства, но внес
изменения и в отношения частной собственности, втягивая
капиталистов, вопреки их воле и сознанию, «в какой-то
новый общественный порядок, переходный от полной
свободы конкуренции к полному обобществлению.
* Derine R. Le droit de propriete en France et en Belgique au
XIX siecle. Leopoldville, 1959, p. 16—18, 25—31, 67.
11

Производство становится общественным, но присвоение
остается частным»*. Противоречие между общественным
характером производства и частным способом присвоения
нарастает, а неразрывная связь между ними требует
разрешения данного противоречия.
На начальном этапе монополистического капитализма
в основных чертах сохраняется сложившееся право
собственности, хотя в нем появляется все больше
симптоматических частичных изменений. Таковы правовые формы и
методы монополистической концентрации и комбинации
производства (посредством «слияния» предприятий, «системы
участия» одних фирм в других, создания картелей,
развития форм права собственности в акционерных и иных
обществах и др.), сращивания банковского и
промышленного капитала и т. п. Экономическое давление растущих
монополий в ряде случаев дополняется огосударствлением
собственности, властным ограничением прав собственников
в пользу прав других лиц (например, арендаторов) или
государственных органов, вмешательством властей в
социально-экономические отношения (в том числе трудовые,
арендные и др.). В праве собственности постепенно
нарастает процесс концентрации и специализации. Растет число
его форм: например, законодательство все чаще различает
право собственности на землю, воды, на леса и т. д.
Формирующиеся подотрасли частного права (торговое право
и др.) вводят и свои понятия права собственности, более
или менее отличающиеся от их общецивилистического
прототипа.
Соответственно начинает меняться и теоретическое
осмысление права собственности в буржуазном
правоведении. В конце XIX — начале XX века некоторые ученые —
например, Дж. Бартлетт (Англия), М. Ориу, Л. Дюги
(Франция), С. Романо (Италия), Р. Иеринг, О. Гирке*
А. Менгер (Германия) и др. — начали в той или иной мере
признавать несоответствие многих традиционных правовых
представлений новым «всеобщим» и даже «социальным*
требованиям, подчеркивая недопустимость
злоупотребления правом собственности, наличие в праве собственности
не только прав, но и обязанностей и ставя последние на
первое место, в особенности обязанность использовать
объекты права собственности в соответствии с общественными
* Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 27, с. 321.
i2 i

интересами*. Л. Дюги утверждал, что растущая
«социальная солидарность всех классов» якобы привела ко
всеобщим изменениям и частного и публичного права:
государство стало «социальной службой», в интересах общества
ограничивающей частную собственность, превратившуюся
в «социальную функцию». По его мнению, теперь будет
вполне законным государственное принуждение частных
землевладельцев обрабатывать свои земли, если публичные
интересы этого потребуют**; в годы первой мировой
войны это стало законом во многих странах***.
Классовый смысл своей концепции Л. Дюги разъяснил
сам: «Я не говорю.., что то экономическое состояние, каким
является индивидуальная собственность, исчезло или
должно исчезнуть. Я говорю только, что юридическое понятие,
на котором основывается его социальная защита,
видоизменяется. Несмотря на это, индивидуальная
собственность продолжает быть защищена от всяких посягательств,
даже от тех, которые могли бы исходить от публичной
власти. Более того, она гораздо сильнее защищена, чем
при традиционной концепции...»****.
Особенно значительные перемены в учении и законах
о праве собственности происходят на этапе государственно-
монополистического капитализма, когда силы
капиталистических монополий и буржуазного государства соединяются
«в один механизм, ставящий десятки миллионов людей в
одну организацию государственного капитализма»*****.
Уровень обобществления и интернационализации производства
повышается в связи с его продолжающейся концентрацией,
усилением господства монополий и государственного
регулирования социально-экономических отношений,
экономической интеграцией отдельных групп буржуазных стран,
увеличением роли транснациональных корпораций и т. п.
Эксплуатация трудящихся, экономические потрясения
обостряют классовую борьбу. Усиливающийся натиск народов
на всю систему государственно-монополистического капи-
' * См., например: Gierke О. Die soziale Aufgabe des Privatrechts.
Berlin, 1889, S. 14—16.
** См., например: Дюги Л. Социальное право, индивидуальное
право и преобразование государства. М., 1909, с. 32—33, 118—119.
*** См.: Гойхбарг А. Г. Очерки преобразования земельного и
гражданского права в буржуазных государствах. М., 1925.
**** Дюги Л. Общие преобразования гражданского права. М.,
1919, с. 89.
***** Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 32, с. 83.
13

тализма принуждает правящие круги приспосабливаться и
маневрировать также и в вопросах собственности.
На современной ступени капитализма усиливается
стремление хотя бы частично преодолеть обостряющееся
противоречие между приобретающим все более общественный
характер производством и частным присвоением. Капитал
и его государство теперь в гораздо большей степени,
нежели прежде, вынуждены, насколько это возможно,
обращаться с производительными силами как с общественным
достоянием. Глубокие перемены в праве собственности
обусловлены огосударствлением значительной части
средств производства, систематическим использованием
экономических и административных приемов
государственного регулирования экономики, вызванными борьбой
народных масс реальными или только
формально-юридическими уступками и т. д. Кроме того, на правовые формы
собственности влияют настойчивые попытки защитить
любые способы частного получения капиталистической
прибыли с помощью признания этих способов и (в целях
маскировки) всех прочих видов частного дохода, в том числе и
зарплаты, видами права собственности, а не производными
от него правомочиями или обязательствами.
Присвоение остается частным, но его традиционный
правовой механизм теперь приходится перестраивать, ибо,
во-первых, «частнохозяйственные и частнособственнические
отношения составляют оболочку, которая уже не
соответствует содержанию, которая неизбежно должна
загнивать, если искусственно оттягивать ее устранение»*. Во-
вторых, «рука об руку с разложением старых условий
жизни идет и разложение старых идей»**. Собственность —
один из краеугольных камней всего капиталистического
строя. Поэтому с общим кризисом капитализма переживает
кризис буржуазное учение и законодательство) о праве
собственности, подвергающиеся глубокой перестройке,
рассчитанной на сохранение капиталистического права
собственности.
* ♦
Изменения в буржуазном праве собственности и в
учении о нем весьма разнообразны. Речь идет, во-первых, о
растущем числе ограничений права собственности в
процессе государственного регулирования экономики, о до-
* Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 27, с. 425.
** Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 445.
14

вольно широкой практике национализации банков,
некоторых (часто убыточных) предприятий и целых отраслей
промышленности <в Англии, Франции и других странах),
земельных участков для градостроительства,
землеустройства, размещения военных баз и т. д. Во-вторых, стал
правилом переход от полного и предварительного
возмещения убытков, причиняемых такими ограничениями и
изъятиями, к «соответствующему обстоятельствам»,
«справедливому» выкупу, который в исключительных случаях
может быть частичным, символическим или даже вовсе не
иметь места. В-третьих, все чаще весьма дорогостоящие
объекты (предприятия, осушенные и освоенные очень круп-:
ные участки морского дна и т. д.) создаются за счет
государства, остаются его собственностью и используются в
различных целях.
Важнейшим общим направлением перестройки учения
и законов о праве собственности стала его
дифференциация, которая происходит по нескольким линиям. Одна.из
них — возникновение специфических, все более
самостоятельных и имеющих все меньше общих черт, форм
(вариантов) права собственности, относящихся к различным
объектам, число которых непрерывно возрастает. По выражению
Ф. Лукарелли (Италия), это — нарастающая «индивидуа-
ция» множества правовых режимов собственности,
способов ее приобретения, охраны и пр., исходящая из
различий в функциях и социальном назначении того или иного
имущества*. Таково возникновение и самостоятельное
урегулирование торговой, промышленной,
сельскохозяйственной, интеллектуальной и других форм права
собственности.
Научно-технический прогресс с необходимостью
приводит к возникновению новых форм права собственности: на
атомные объекты, требующие особого обращения, в
связи с чем к обладанию ими допускаются только
специальные субъекты права**; на части человеческого тела (что
еще недавно оспаривалось, но с появлением возможности
пересадки органов и уступки — возмездной или
безвозмездной— частей собственного тела эта разновидность права
собственности все чаще получает признание)*** и др.
* L u с а г el 1 i F. La proprieta «pianificata». Napoli, 1974, p. 180—
231.
** См.: Иойрыш А. Атом и право. М., 1969.
*** См.: The Sale of Human Body Parts. — Michigan Law Review,
1972, vol. 71, N 8, p. 1182—1264.
15

Новые виды права собственности возникают иногда в
результате государственного вмешательства в экономику.
Так, объектом данного права стали разрешения на прриз^
водство определенного количества сельскохозяйственной
продукции, выдававшиеся фермам властями США с 30-х
годов. Они законно продавались и покупались.
Покупавшие их фермы могли соответственно увеличивать
производство, а продававшие должны были сокращать или
прекращать его*.
Степень дифференциации права собственности
повышается и в связи с происходящим под влиянием
англосаксонской системы права в странах континентальной
системы включением в понятие собственности особых
имущественных частноправовых и публичноправовых ценностей не
вещного, а обязательственного характера — правомочий,
связанных с использованием «бестелесных» имуществ,
таких, как отношения предприятия с клиентурой, право
обозначать на товарах их происхождение и т. п.**;
отдельных правомочий вещного или обязательственного (частно-
или публичноправового) характера, существующих
самостоятельно как отдельные «права собственности» либо как
устойчивая совокупность, объединяемая общим
экономическим назначением (например, предприятие) и
рассматриваемая как особая форма права собственности.
Другая линия, по которой идет возникновение новых
форм права собственности, связана с дифференциацией по
его субъектам. Это: а) публичная
собственность'—национальная, государственная, административная, церковная,
региональная, муниципальная, коммунальная и др.
Нередко из государственной собственности выделяется строго
публичная часть, исключенная из оборота, и часть,
являющаяся как бы частной собственностью государства;
б) частная собственность, подразделяемая на собствен*
ность отдельных физических лиц, акционерных обществ,
кооперативов, общественных организаций, семейную
собственность и т. д.; сюда иногда относят часть публичной
собственности, находящуюся на частноправовом режиме.
Существует и дифференциация права собственности по
отраслям права. Я. Лазар говорит о теоретических
обоснованиях конституционно-правового, гражданско-правово-
* См.: W e s t f а 11 D. Agricultural Allotments as Property. —
Harward Law Review, 1966, vol 79, N 6, p. 1180—1206.
** Саватье Р. Теория обязательств. Юридический и
экономический очерк. М, 1972, с. 56.
16

го и хозяйственно-правового понятий собственности в ФРГ.
Здесь можно было бы назвать и другие варианты права
собственности, сложившиеся или складывающиеся в
буржуазных теориях торгового, промышленного,
сельскохозяйственного, земельного права и т. д.
Дифференциация права собственности породила такое
разнообразие конкретных правомочий, что они вряд ли
могут быть удовлетворительно охвачены какой-то единой
схемой права собственности, разве лишь настолько
абстрактной, что, в отличие от законодательных формул о праве
собственности XIX века, она была бы практически
бесполезна.
Другим важным направлением перестройки
буржуазного учения и законодательства о праве собственности стала
его дезинтеграция, т. е. распад на отдельно
функционирующие правомочия. Теоретически обосновывает это явление,
в частности, новое течение в экономической и правовой
науке капиталистических стран, так называемый
«экономический анализ права». По мнению его сторонников,
социально разумное распределение и использование
дефицитных ресурсов в процессе их обращения на рынке может
быть обеспечено посредством установления таких «прав
собственности, которые стимулировали бы должное
поведение индивидуальных «субъектов экономики».
Традиционно же понимаемое право собственности на это
неспособно: оно устарело, ведет к недоразумениям, сужает объем
рассматриваемого правового материала. В понятие прав
собственности исследователи этой группы включают,
помимо традиционно понимаемого права собственности, все
иные права и отдельные правомочия по пользованию и
распоряжению имуществом, в том числе право государства
на получение налогов и т. п.*.
Характерная особенность развития буржуазного права
собственности связана с усилением влияния на его
институты англосаксонской правовой системы, объясняемым
рядом причин. Здесь следует указать на экономическую и
политическую мощь стран англосаксонской системы,
особенно возросшую после второй мировой войны; на
продолжительный и богатый исторический опыт и высокий
уровень развития капитализма; широкое распространение
англосаксонского права в бывших колониях Англии. Но глав-
* Assmann H.-D. Zur Steuerung gesellschaftlich-okonomischer
Entwicklung durch Recht. — In: Wirtschaftsrecht als Kritik des Privat-
crechts. Frankfurt-am-Main, 1980, S. 296—298.
2 Заказ 3634
17

ным образом это влияние объясняется, по-видимому,
некоторыми свойствами самого англосаксонского права,
которое в ряде отношений оказалось наиболее
соответствующим потребностям современного капитализма.
Англосаксонское право объединяет в понятии права собственности
многие виды этого права, вешные и обязательствецные
права, частичные правомочия многих субъектов, нередко
распространяющиеся на один и тот же объект, и т. д., тогда
как традиционное континентальное право не включает
обязательства в состав права собственности, долгое время не
признавало, а отчасти и.ныне не признает, самой
возможности «расщепления» права собственности.
Англосаксонское право сохранило многие институты феодального
права, «расщеплявшие» собственность, постепенно
преобразовав их в ;иные формы «расщепления» собственности,
наилучшим образом отвечающие условиям современного
капитализма. Страны же континентальной правовой
системы в ходе буржуазных революций и позднее широко
отменяли институты феодального права, добивались
концентрации права собственности в руках одного лица,
устраняя случаи «расщепления» этого права как остатки
феодализма. Поэтому позже им пришлось восстанавливать
некоторые ранее отмененные правовые институты —
акционерные общества (в XIX в.), эмфитевзис (в середине
XXв.)*, изобретать заново устойчивые права
собственности на арендованные предприятия, земли и другие
объекты, дробить «единое» право собственности на
многочисленные самостоятельные права собственности,
отказываться от отношения к праву собственности лишь как к вещно-
правовому понятию. Так, видный французский юрист Р. Са-
ватье отмечает необходимость расчленения права
собственности для «юридического оформления современной
экономической жизни»**.
Этот процесс усиливается в результате деятельности по
унификации права, осуществляемой научными
учреждениями и международными организациями во всемирном или
региональном масштабе***.
* Haumont F. L'emphyteose au service de Г amenagement du
territoire. Bruxeles, 1976.
** Саватье Р. Указ. соч., с. 54—56.
*** См.: The Law of Property in the European Community.
Brussels, 1976.
18

* *
*
Сложные процессы развития права собственности
породили необходимость в новой общей теории права
собственности, в новом его определении. Такое, якобы общее для
всех «зрелых» правовых систем определение «полного»,
«либерального» права собственности, охватывающее не три-
четыре основных правомочия, а одиннадцать «элементов»,
выдвинул в 1961 году А. М. Оноре. Оно включает: 1) право
владения, f. е. исключительного физического контроля над
вещью. Если она не может находиться в физическом
обладании (например, из-за ее бестелесной природы), владение
может пониматься метафорически или просто как право
исключить других лиц от какого-либо ее использования;
2) право пользования, т. е. личного использования вещи,
не охватывающее двух последующих правомочий; 3)
право управления, т. е. решения, как и кем вещь может быть
использована; 4) право на доход, т.е. на блага,, идущие от
предшествующего личного пользования вещью и. от
разрешения другим лицам пользоваться ею; 5) право на
отчуждение, потребление, промотание, изменение или
уничтожение вещи; 6) право на безопасность, т. е. иммунитет
от экспроприации; 7) право передавать вещь; 8)
бессрочность; 9) запрещение вредного использования, т. е.
обязанность предотвратить использование вещи вредным для
других способом; 10) ответственность в виде взыскания,
т. е. возможность отобрания вещи в уплату долга; 11)
остаточный характер, т. е. существование правил,
обеспечивающих восстановление нарушенного правомочия (а не
права собственности в целом).
Оноре считает, что. каждый элемент «полного» права
собственности может иметь много вариантой й
зависимости от конкретного определения задач объекта данного
права и т. д. Ни один из элементов не является настолько
необходимым, чтобы можно было говорить о реально
существующих правах собственности. Такие права на один
объект могут одновременно принадлежать разным лгицати.
Каждое из этих прав не обязательно включает какой-либо
или какие-либо из названных элементов*.
Л. Беккер (США), принимая в целом данное
определение права собственности, полагает, что не все, а только
некоторые из его элементов или их сочетаний могуг быть
* См.: Н о п о г ё А. М. Ownership.—In: Oxford Essays in
Jurisprudence. A. W. Guest (ed.). Oxford, 1961, p. 107—Г47.
2*
19

названы правами собственности: например, право на
отчуждение вещи и т. д. (элемент 5), даже взятое отдельно,
ибо оно наиболее фундаментально; любое сочетание
элементов, включающее и 5-й; права на пользование, доход,
владение — только если они сочетаются с отсутствием
срока или правом на безопасность. По крайней мере один из
пяти первых по списку элементов, пишет Беккер, должен
входить'каждый в набор элементов, который являлся бы
одним из прав собственности. Эти сочетания дают, по под?
счетам Беккера, около 1500 вариантов прав собственности;
если же учесть возможность варьирования конкретных
определений и целей, то количество вариантов права
собственности возрастет еще во много раз*.
Таким образом, в англосаксонском праве единое
понятие полного права собственности становится абстракцией,
которая на практике, как правило, заменяется
многочисленными частичными и самостоятельными правомочиями.
В странах континентальной системы вопрос практически
нередко решается так же, но теоретически преобладает
стремление сохранить более сжатое определение права
собственности, охватывающее лишь узкий набор его
основных правомочий, взятых в самой общей форме, и выводить
как можно больше конкретных правомочий за пределы
права собственности в качестве самостоятельных, не
входящих в его состав правовых институтов. Так, в Италии ряд
ученых (С. Пульятти, Г\ Бартоломеи, С. Романо и др.)
считают, что правомочия пользования и распоряжения,
урегулированные законом и практикой независимо от цра^
ва собственности, перестали быть его составными частями.
Некоторые исследователи признают владение и
распоряжение составной частью пользования**. Таким образом,
право собственности при такой его конструкции
превращается в формальный титул, слабо связанный с
конкретными правомочиями, которые, в отличие от теории Оноре,
не называются правами собственности и имеют более обоб*
щенную форму.
Устойчивые правомочия по пользованию и
распоряжению, выводимые за пределы права собственности, иногда
носят различные названия, что не меняет существа дела:
* См.: Becker L. С. Property Rights. Philosophical Foundations.
Ldn., 1977, p. 20—21.
** Ferrara M. Trattato di diritto civile italiano. Vol. I. Roma,
1921, p. 327; Bartolomei G. Contributo ad una teoria del procedi-
mento. ablatorio. Milano, 1962, p. 187—188; Pugliatti S. И trasfe-
rimento delle situazioni soggettive. Milano, 1964, p. 19; Barb его В.
Sistema istituzionale del diritto privato italiano. Torino, 1963, vol. I.
20

эти правомочия и их конкретные варианты в
англосаксонской системе называются правами собственности. Поэтому
все чаще в литературе буржуазных стран континентальной
правовой системы «частичными» правами собственности
(«собственностями») признаются те устойчивые
правомочия по пользованию, владению и распоряжению, которые
традиционно принято считать производными от права
собственности и.которые могут принадлежать как самому
собственнику в традиционном смысле, так и другим лицам
(предпринимателю, арендатору и т. д.)*.
Представления буржуазных юристов континентальных
стран Западной Европы о праве собственности
продолжают приближаться к воззрениям, преобладающим и
развивающимся в странах англосаксонской правовой системы.
Об этом свидетельствуют исследования, посвященные
обновлению и развитию определений понятия права
собственности, появившиеся во Франции**, Испании***, ФРГ и
других странах.
Теория права собственности давно стала ареной
идейной борьбы между силами реакции и прогресса. Защита
традиционных основ капиталистического строя нередко
проявляется в попытках доказать, что изменения в
буржуазном праве собственности не имеют существенного
значения. Так, одни исследователи призывают не
переоценивать многочисленные новые независимые институты
собственности и сохранить верность традиционным
принципам, объединяющим все виды собственности, хотя и
приспособляемым к «изменчивым требованиям истории»****.
Другие же усиленно подчеркивают мнимое «безвластие»
современной частной собственности, идеализируют
«социальную справедливость» многих перемен в ее правовом
режиме, несмотря на то что его самые современные формы
сохраняют почти в неприкосновенности и эксплуатацию
трудящихся, и власть монополий*****.
Полемика по вопросам права собственности в научной
литературе капиталистических стран в последние годы
становится все более активной. Судьба капиталистического
* См.: R о d о t a S. La proprieta e le proprieta. — In: Controllo
sociale delle attivita economiche. Bologna, 1977.
** J i 11 i J. P. Redefinir le droit de propriete. Paris, 1977.
*** Montes V. L. La propiedad privada en el sistema del Derecho
Civil contemporaneo. Madrid, 1980.
**** Comport i M. La proprieta agraria. — Rivista di diritto
agrario, 1983, N 4, p. 465.
***** Lueg E. Sozialbindung des Eigentums. Munster, 1975.
21

права собственности неотделима от судьбы современного
капитализма, при котором усиливается процесс созревания
«не только материальных, но и социально-политических
предпосылок для революционной замены капитализма
новым общественным строем, для социалистических
революций»*.
Книга Я. Лазара, показывая важность и сложность
данной проблемы, отражает определенный этап ее
изучения. Она убеждает и в необходимости дальнейшего все
более полного и глубокого исследования современного
состояния и перспектив развития права собственности, а
также теоретических представлений о нем при
государственно-монополистическом капитализме.
В. А. Кикоть
* Международное совещание коммунистических и рабочих партий.
Документы и материалы. М., 1969, с. 60.

ПРЕДИСЛОВИЕ
Борьба против буржуазных воззрений и теорий в
настоящее время, несомненно, одна из самых важных задач
социалистической правовой науки. Особенно актуальным
и значимым представляется выполнение этой задачи
применительно к буржуазным теориям собственности.
Идеологическое значение и широта данной проблематики
обусловлены прежде всего тем, что собственность как
основополагающее экономическое и правовое общественное
отношение снова и снова становится предметом
решительного противоборства между марксистско-ленинским
учением и буржуазными воззрениями. Именно полемика в
вопросе о собственности выдвигается в наше время на
передний план в охватившей весь мир идеологической
борьбе между силами социализма и капитализма. В самом
различии социально-экономической сущности
социалистической и капиталистической собственности находит свое
концентрированное выражение непреодолимая
противоположность социализма и капитализма. Поэтому борьба
социалистической правовой науки против буржуазных теорий
собственности особенно необходима, тем более что до сих
пор социалистическое правоведение еще недостаточно
занималось этими вопросами.
В предлагаемой читателю книге проанализированы и
критически рассмотрены некоторые из современных
ведущих теорий буржуазного и реформистского характера, в
частности буржуазные концепции «трансформации»
собственности посредством правовых форм акционерных и
других обществ; «рассеяния» и формирования собственности
«в руках рабочих»; «регулирующей» и «направляющей»
деятельности государства по отношению к собственности,
23

а также реформистская концепция собственности так
называемого «демократического социализма».
При анализе и критике буржуазных теорий права
собственности особое внимание уделено концепциям
собственности и законодательству ФРГ как потому, что названные
теории и концепции в ФРГ находят все более широкое
распространение, так и потому, что ФРГ — одна из самых
высокоразвитых империалистических стран, к тому же
расположенная на границе двух противостоящих друг другу
общественных систем. Ведь буржуазные идеологи в ФРГ изо
всех сил стараются воздействовать не только на население
своей страны, но и на народы соседних социалистических
стран. Поэтому совершенно необходимо знать эти
концепции, анализировать и последовательно опровергать их с
марксистско-ленинских позиций.
При подготовке настоящей работы автор получил
поддержку прежде всего со стороны секций правовых наук
университета имени Гумбольдта в Берлине и Института
теории государства и права Академии наук ГДР.
Особенно хотелось бы выразить сердечную благодарность ряду
ученых за оказанную автору помощь: профессору Хорсту
Кельнеру, профессору Карлу Гейнцу Рёдеру, доценту Иохе-
ну Дечу и профессору Герхарду Дорнбергеру.
Братислава, Доктор юридических наук,
сентябрь 1979 года профессор Ян Лазар

ВВЕДЕНИЕ
Собственность в каждой общественной формации —
основополагающее экономическое и правовое общественное
отношение*. К. Маркс и Ф. Энгельс при разработке
теоретических основ социалистической революции
рассматривали вопрос о собственности как центральный вопрос в
борьбе рабочего класса против буржуазии. В Манифесте
Коммунистической партии они провозгласили, что
коммунисты повсюду поддерживают всякое революционное
движение против существующего общественного и
политического строя. «Во всех этих движениях они выдвигают на
перовое место вопрос о собственности, как основной вопрос
движения-...»1. В этой оценке роли вопроса о
капиталистической собственности ничего не изменилось и до наших
дней.
И буржуазия прекрасно понимает (хотя иногда
пытается это завуалировать) действительное значение
собственности, ибо именно из собственности на средства
производства она выводит свою экономическую и политическую
власть, гарантирующую ей привилегированное положение
в обществе. У господствующей буржуазии имеется самый
непосредственный интерес к сохранению позиций,
связанных с ее монополией на частную собственность, что
находит выражение не только в экономике и политике, но и в
идеологии, и проявляется в современных буржуазных
теориях вообще, а особенно же в тех теоретических
концепциях, которые прямо посвящены сущности, характеру и
* Разумеется, право собственности и правовые отношения
собственности существуют лишь в тех социально-экономических
формациях, в которых имеются государство и право. (Здесь и далее прим.
ред.)
25

роли собственности в системе современного
государственно-монополистического капитализма.
Буржуазная теория занимается вопросами
собственности с позиций экономической науки, государствоведения,
правоведения, социологии, философии и т. д. Взгляды на
собственность, принятые в правоведении и в государство-
ведении, часто укладываются в систему воззрений других
отраслей общественной науки.
Марксистская наука о государстве и праве, исследуя
буржуазные концепции собственности, может делать это
наиболее эффективно только на основе исследования и
анализа, которые одновременно учитывали бы положения
других наук, в особенности политической экономии,
философии и социологии. Такой подход тем более обоснован
для исследований данной проблематики, что собственность
представляет собой одновременно и экономическую и
правовую категорию. Иными словами, к научному
объяснению как правового отношения капиталистической
собственности, так и буржуазных концепций собственности
можно прийти только лишь через выяснение их
экономического, социального и, конечно, классового характера, т. е. на
основе анализа существующих буржуазных
производственных отношений.
Буржуазные взгляды на собственность и на право
собственности обнаруживают так же мало единства, как и
вообще буржуазные правовые, а также политические,
экономические, философские и иные теории (что связано, в
частности, с неоднородностью самого класса буржуазии)2.
Эти взгляды образуют палитру мнений, которые часто и
существенно противоречат друг другу. Однако общими для
них являются: связывающая их в конечном счете
классовая основа, согласующий многие их позиции
материальный интерес, идеалистическое мировоззрение. Все эти
теории имеют апологетические цели и используются для того,
чтобы с большей или меньшей настойчивостью доказывать,
что в ходе развития капитализма капиталистическая
частная собственность качественно изменилась по своей
экономической и политической сущности, утратив свой
эксплуататорский характер, что современный капитализм
якобы не имеет ничего или имеет очень мало общего с
капитализмом предшествующих этапов его развития, что его
прежние противоречия устранены и т. д. Эти утверждения
направлены на то, чтобы приукрасить современный
капитализм, замаскировать реальные последствия
капиталистической собственности и доказать, что капитализм со
26

своей частной собственностью на средства производства
якобы имеет будущее и может успешно развиваться и без
революционных изменений.
Международное совещание коммунистических и
рабочих партий в Москве (1969 г.) в связи со стараниями
монополистической буржуазии усилить свое идеологическое
влияние на трудящиеся массы констатировало:
«Монополистическая буржуазия повсюду пытается насаждать
иллюзии, будто все, к чему стремятся трудящиеся, может
быть достижимо без революционного преобразования
существующего строя. Для того чтобы прикрыть свою
эксплуататорскую агрессивную сущность, капитализм
прибегает к различным апологетическим концепциям
(«народный капитализм», «государство всеобщего благоденствия»,
«общество изобилия» и др.). Создавая и поддерживая
иллюзии о современном капитализме, его апологеты
стремятся восстановить доверие трудящихся к
капиталистической системе. Революционное рабочее движение
разоблачает эти концепции и ведет против них решительную
борьбу»3.
Наряду с открытой апологией нынешнего капитализма
и его эксплуататорской системы, покоящейся на частной
собственности на средства производства,
монополистическая буржуазия и ее апологеты пытаются развернуть
идеологическое наступление против марксизма-ленинизма, в
частности против марксистско-ленинского учения о
собственности и его успешного претворения в жизнь в
социалистических странах, с целью противопоставить свою
альтернативу социалистической системе. Тем самым
упомянутые теоретические концепции включаются во всемирную
борьбу между силами социализма и капитализма, которая
приобретает все большее значение, так как в условиях
мирного сосуществования государств с различным
общественным строем «борьба за умы людей... в конце концов
является одной из решающих областей соревнования двух
систем»4.
Борьба между силами социализма и капитализма,
охватывающая все области общественной жизни, с особой
интенсивностью пронизывает те сферы, где социализм и
капитализм противостоят друг другу в самой своей основе.
К числу таких наиболее важных сфер принадлежит
собственность в социалистическом и капиталистическом
обществе, а также теоретическая проблема собственности в
марксистском учении и в буржуазной идеологии.
Общей характерной чертой всех ныне существующих
27

буржуазных концепций собственности является их
антикоммунистическая направленность5.
Для распространения теорий, провозглашаемых
буржуазией и ее идеологами, современные общественные и
экономические условия оказываются все более
неблагоприятными. Соотношение сил между социализмом и
капитализмом меняется в пользу социализма. На современном этапе
развития необычайно возросла притягательная сила
социалистических идей. Социализм оказывает огромное
воздействие на мысли и чувства сотен миллионов людей на земле.
«Нет такой страны или группы стран, такого идейного или
политического течения, которое не испытало бы на себе
в той или ицрй мере влияния социализма. Такова
реальность конца двадцатого века»6.
В настоящее время чрезвычайно обострился обилий
кризис капитализма. Углубление противоречий
капитализма— следствие влияния как мощных внешних факторов
(существование и растущая сила сообщества
социалистических государств, победа национально-освободительных
движений народов стран «третьего мира»), так и
внутренних, общественно-экономических причин, коренящихся в
самом капиталистическом строе. Основное противоречие
капитализма крайне обострилось из-за небывало высокой
степени обобществления производства при дальнейшем
сохранении частного присвоения. Этот факт все больше
осознается рабочим классом в капиталистических странах. Он
усиливает свою борьбу против крупного капитала, что
выражается в многочисленных выступлениях, прямо
направленных против основ современного
государственно-монополистического капитализма.
Глашатаям буржуазных теорий приходится учитывать
все эти обстоятельства и приспосабливаться к новым
условиям. Они не могут позволить себе совершенно
игнорировать экономические и социальные реальности, вследствие
чего буржуазная наука часто подходит к «исследованию»
современного государственно-монополистического
капитализма и ею частнокапиталистической собственности
таким образом, что, признавая определенные реально
существующие явления, она, однако, берет их в>неадекватных
пропорциях и преподносит в искаженном виде либо
придает им иное, нежели в действительности, значение. На
основе такого «освещения» реально существующих явлений она
делает неверные и далекие от реальности общие выводы.
Базу, на которой буржуазная правовая наука развивает
теоретические конструкции собственности, образуют такие
28

явления современного государотвенна-монодеолистическо-
го капитализма, как преобразование индивидуальной
частной собственности в коллективную капиталистическую
собственность (прежде всего в форме собственности
акционерных и иных обществ, собственности буржуазного
государства), система государственных вмешательств в сферу
частной собственности и т. д.
При рассмотрении этих явлений буржуазные теоретики
ставят на передний план не первичные, основные
социально-экономические процессы, а вторичные, производные или
частичные явления социально-экономического характера,
иногда даже только формально-юридические их стороны.
При этом ими недостаточно учитывается, а то и совсем не
принимается во внимание основополагающее
экономическое содержание и классовая сущность капиталистической
собственности, что приводит их к искажению картины
действительности, к приукрашиванию истинного характера
капиталистической собственности, далеко идущим выводам
реформистского толка.
Еще В. И, Ленин считал обязательным разоблачать
такие тактические приемы буржуазных теоретиков:
«Буржуазные ученые и публицисты выступают защитниками
империализма обыкновенно в несколько прикрытой форме,
затушевывая полное господство империализма и его
глубокие корни, стараясь выдвинуть на первый план
частности и второстепенные подробности, усиливаясь отвлечь
внимание от существенного совершенно несерьезными
проектами «реформ» вроде полицейского надзора за трестами
или банками и т. п.»7.
Учитывая притягательную силу идей научного
социализма в капиталистических странах, буржуазные
идеологи придают своим теориям различные оттенки — от
социальных до мнимосоциалистических, чтобы ввести в
заблуждение, привлечь на свою сторону и «интегрировать»
рабочий класс в структуру
государственно-монополистического капитализма.

Глава I
МАРКСИСТСКОЕ И БУРЖУАЗНОЕ ПОНИМАНИЕ
СОБСТВЕННОСТИ И ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ
1. Различие в методологическом подходе
Фундаментальное различие между марксистским и
буржуазным пониманием собственности проявляется уже в
разном методологическом подходе к исследованию этого
общественного явления.
Марксистская правовая наука при анализе категорий
собственности, как и при исследовании иных
общественных процессов, последовательно опирается на
фундаментальные положения диалектического материализма. Тезис,
согласно которому производственные отношения в их
совокупности определяют политические и правовые
отношения1— краеугольный камень марксистского
методологического подхода к явлениям надстройки, научная основа
критики буржуазных и идеалистических теорий вообще и
концепций права собственности в частности. Никакая
правовая категория не может быть объяснена из себя самой-
Правовые отношения вытекают из господствующих
производственных отношений и соответствующего им
классового деления общества. Это определяется, особенно в
гносеологическом аспекте, ответом на основной вопрос
философии о примате материи или духа, материального бытия
или человеческого сознания. Применение метода
материалистической диалектики позволяет установить, какая
сторона процесса или явления первична, решающа, а какая
вторична, производна. Исходя из этого, марксизм
объясняет сущность собственности характером способа
производства и внутренними взаимосвязями экономических
отношений присвоения, которое детерминирует также
историческую форму собственности, включая ее правовые
формы. Научное объяснение сущности категории
«собственность» опирается прежде всего на анализ ее
экономического содержания, на связанные с нею интересы экономи-
30

чески, политически и юридически господствующих классов.
Это содержание и интересы имеют определяющее,
первичное значение* для права собственности.
Понимание связей между экономической и правовой
категориями собственности, связей, которые в общем
выражают собою отношение «базис — надстройка», служит
фундаментальным критерием научности при решении
проблемы собственности. Поэтому буржуазная, как и вообще
немарксистская, правовая наука (а также политическая
экономия), которая не использует диалектико-материа-
листический метод исследования, не может вскрыть
эгоистические классовые интересы буржуазии, не может
объяснить действительную сущность собственности.
Общий методологический принцип буржуазной
науки— философский идеализм. Руководствуясь им,
буржуазные теоретики ищут объяснение сущности собственности
не в материальных, производственных общественных
отношениях, не в отношениях присвоения, а обращают свое
внимание главным образом на относящиеся к сфере
общественного сознания духовные, идеологические, в том числе
правовые, аспекты проблематики собственности.
В рамках такого подхода в буржуазном правоведении
существует множество воззрений на собственность и право
собственности. Среди их особого внимания требуют два
направления, к которым в разной мере так или иначе
приближаются почти все буржуазные представления о праве
собственности. С одной стороны, буржуазная наука явно
выдвигает на первый план формально-юридические
элементы, абстрактные признаки права собственности (например,
правомочия собственника). Этот подход в
концентрированном и раздутом виде выражен, например, в правовом
позитивизме, который ограничивает исследование
формально-догматическим описанием существующих прав, а также
* Методология марксистско-ленинской правовой науки, т. е.
учение о методах исследования правовых явлений, а также само
применение этих методов, имеет важнейшее значение для определения
путей исследования и для получения в его итоге объективных
знаний фундаментального и прикладного характера. Она очень важна
также и для исследования проблем собственности при современном
капитализме. Эта методология основывается на диалектическом и
историческом материализме, органически объединяя общие
теоретические методы познания и его разнообразные частные способы и
приемы (социологического, исторического, сравнительного и иного
характера). См. по этому вопросу: Марксистско-ленинская общая теория
государства и права. Основные институты и понятия. М., 1970,
с. 110—180.
31

оформлением чисто правовых конструкций. Основной
тезис философско-правового позитивизма состоит в
утверждении, будто «право — это существующий сам по себе
порядок действующих принудительных норм, а исследование
его корней и воздействий является внеюридическим, даже
вненаучным приложением»2. С другой стороны, буржуазная
правовая наука старается создать видимость, что она
учитывает при исследовании и социально-экономические
аспекты. Но при более близком рассмотрении оказывается,
что речь идет либо о некоторых внешних проявлениях
отношений капиталистического способа производства, либо
а поверхностном описании отдельных -сторон
функционирования буржуазной общественной и экономической
системы. Это относится, например, к учению о так называемой
социальной функции собственности при капитализме и к
правовым воззрениям на «общественную» и
«хозяйственную» функции права частной собственности. Именно такие
взгляды в самое последнее время находят все более
широкое распространение в буржуазной юриспруденции, хотя
их неосновательность также очевидна. Философский
идеализм мешает и этим теориям решить поставленную
задачу.
Искаженная картина капиталистической собственности*
свойственная всем буржуазным воззрениям, получается
также и в результате того, что буржуазная правовая
наука в недостаточной мере отделяет правовую форму — а
соответственно и правовые отношения — собственности от ее
экономического содержания. Это тоже последствие идеа*
листического методологического подхода.
Результатом применения такой методологии может
быть лишь маскировка действительного характера и
сущности собственности. Но в этом-то и заключается в
конечном счете смысл и цель любого буржуазного
«исследования» вопросов частной собственности. И для буржуазной
науки речь может идти лишь о том, чтобы затушевать
истинный характер и сущность капиталистической частной
собственности, которая состоит в присвоении чужого
неоплаченного наемного труда*.
* Формально-догматический подход к праву собственности в
определенной мере сохраняет свое преобладание в методологии
буржуазного правоведения. Но в течение последних десятилетий он
постепенно дополняется приемами, способными в определенной мере
повысить эффективность этой науки и ее рекомендаций (см.: Туманов
В. А, Буржуазная правовая идеология. М., 1972). Воздействие
научного, технического и социального развития, классовая борьба, уси-
32

2. Марксистское понимание собственности
в экономическом и правовом смысле
Марксистский взгляд на категорию собственности
исходит из той истины, что собственность есть определенное,
исторически обусловленное общественное отношение,
которое существует между людьми по поводу вещей.
Этому пониманию собственности противостоит принятое в
буржуазной науке определение собственности только как
отношения человека к объекту, человека к природе.
Основу правильного понимания собственности
разработал К. Маркс в ходе анализа капиталистического способа
производства и буржуазной собственности; «...определить
буржуазную собственность — это значит не что иное, как
дать описание всех общественных отношений буржуазного
производства.
Стремиться дать определение собственности как
независимого отношения, как особой категории, как абстракт-
ливающееся влияние буржуазного права англосаксонской системы на
континентальную систему права, вынужденный частичный учет
теоретического и практического опыта мирового социализма привели к
широкому распространению социологических (эмпирических),
сравнительных, исторических и иных способов исследования. Эти способы
характеризуются и применяются так, чтобы на первый план
выдвигались не столько широкие обобщения, вскрывающие природу права
собственности при современном государственно-монополистическом
капитализме, сколько сугубо утилитарные, технические вопросы
функционирования этого права и его отдельных правомочий, их
приспособления к меняющимся условиям. В последние годы, по-видимому,
растет внимание и к исследованию «коренных» основ права
собственности. Одним из примеров может служить школа экономического
анализа права, уделяющая большое внимание праву собственности (см.,
например: Ackermann В. A. Economic Foundations of Property
Law. Boston, 1975), экономический анализ которого должен якобы дать
ответ на вопрос о «социально разумном» распределении и использовании
дефицитных ресурсов в процессе их обращения на рынке (см.: Wirt-
schaftsrecht als Kritik des Privatrechts. В., 1980).
Иные исследователи усиленно разрабатывают другие обоснования
для современного развития буржуазного права собственности:
философское (см.: например: Becker L. С. Property Rights: Philosophic
Fonndations. L., 1977), этическое (см.: Ryan Ch. С. Yours, Mine and
Ours; Property Rights and Individual Liberty. — Ethics. Chicago, 1977,
vol. 87, N 2, p. 126—141) и т. д. Все эти подходы к проблеме с
различных сторон защищают и разрабатывают современное
раздробление (расщепление) этого, ранее единого- правового института на
большое количество раздельно существующих, нередко принадлежащих
различным субъектам «прав собственности» (часто на один и тот
же объект), имеющих как вещный, так и обязательственный характер.
Вся эта методология содействует приспособлению буржуазного права
собственности к современным условиям.
3 Заказ 3634
33

ной и вечной идеи значит впадать в метафизическую или
юридическую иллюзию»3-
Еще в «Немецкой идеологии» К. Маркс и Ф. Энгельс
разъясняли, что «собственность при господстве буржуазии,
как и во все другие эпохи, связана с известными
условиями, прежде всего экономическими, зависящими от
степени развития производительных сил и общения,—
условиями, которые неизбежно получают политическое и
юридическое выражение»4.
Основатели научного коммунизма установили, что
собственность имеет прежде всего общественный характер и
что нужно различать собственность как общественное
производственное отношение и собственность как
идеологическое правовое отношение. В. И. Ленин отмечал, что
«общественные отношения делятся на материальные и
идеологические. Последние представляют собой лишь надстройку
над первыми, складывающимися помимо воли и сознания
человека, как (результат) форма деятельности человека,
направленной на поддержание его существования.
Объяснения политико-юридических форм... надо искать в
«материальных жизненных отношениях»5.
Эта неоднократно повторяемая К. Марксом, Ф.
Энгельсом и В. И. Лениным истина имеет основополагающее
значение для исследования собственности. Конкретно ее
сущность нужно искать в определенных, данных
производственных отношениях, в которые люди вступают в процессе
общественного производства независимо от своей воли и
которые являются адекватными определенному уровню
развития производительных сил. Люди вступают в процесс
производства, чтобы присваивать природу (т. е. средства
производства и продукты труда) на определенной ступени
общественного развития. Эта зависимость была очень
точно сформулирована К. Марксом: «Всякое производство
есть присвоение индивидом предметов природы в рамках
определенной формы общества и посредством нее. В этом
смысле будет тавтологией сказать, что собственность
(присвоение) есть условие производства»6.
Именно в присвоении природы (средств производства и
продуктов труда) внутри и посредством определенной
формы общества следует усматривать экономическую основу
собственности. Не существует никакого абстрактного,
априорного и неизменного присвоения, а есть только
присвоение, которое реализуется в рамках конкретной
общественно-экономической системы и способом, имманентным
этой системе.
34

Подлинный исторический характер экономической
системы общества определяется тем, кто именно, какой
класс присваивает для себя средства призводства и
продукты труда, а какой класс или какие классы исключены
из такого присвоения. Выражающийся в этом классовый
интерес есть важный аспект экономического отношения
собственности. Этот классовый интерес по своей сути
является интересом экономическим, который в .классовом об^
ществе защищается правом. В феодальном обществе
средства производства используются в интересах феодальной
аристократии, в буржуазном — в интересах капиталистов*
а в социалистическом обществе — в интересах рабочего
класса и всех трудящихся. Поэтому и производственные
отношения, которые возникают между людьми в процессе
производства при присвоении средств производства и
продуктов труда, в зависимости от определенной формы
общества приобретают всегда соответствующие ей характер
и классовую сущность. Так, отличаются друг от друга npot
изводственные отношения (отношения собственности) pat
бовладельческого, феодального, капиталистического и,
естественно, социалистического общества. В Манифесте
Коммунистической партии по этому поводу гЬворится: «Все
отношения собственности были подвержены постоянной
исторической смене, постоянным историческим изменениям.
Например, французская революция отменила
феодальную собственность, заменив ее собственностью
буржуазной»7. Следовательно, научное объяснение собственности
возможно только в связи с исследованием исторически
данных производственных отношений. Собственность возт
никает как экономическое отношение, как составная часть
базиса, над которой вырастает и которой определяется
собственность как правовое отношение. При этом
определяющими элементами являются экономический строй
общества, его производственные отношения и, таким
образом, собственность как экономическое отношение.
Что касается правовой стороны собственности, то
социалистическая правовая наука исходит из тех положений
классиков марксизма-ленинизма, согласно которым право
собственности обусловлено экономической категорией
собственности8.
Собственность как правовой институт всегда отражает
исторически определенное экономическое отношение
собственности. Теоретический анализ понятия собственности в
правовом смысле не может быть ограничен толкованием
текста закона. При анализе правовых отношений собст*
35

венности необходимо показать также их экономическую и
общественную обусловленность, а тем самым и связать их
с собственностью как экономической категорией, проводя
в то же время различие между правовыми и
экономическими отношениями собственности.
Правовые отношения собственности — в отличие от
экономических отношений собственности — формируются в
зависимости от человеческой воли, порождаются
сознанием и волей их участников. Люди вступают в эти
отношения как носители прав и обязанностей, которые
регулируются и защищаются правом. И хотя правовые отношения
собственности суть отражение экономических отношений
собственности, они как любое явление надстройки
существуют относительно самостоятельно.
Относительная самостоятельность правоотношений
собственности не должна порождать иллюзию, что
правовые отношения собственности являются результатом
совершенно свободной воли. Подобное воззрение было бы
выражением волюнтаризма, который как раз характерен
для немарксистского подхода к проблематике
собственности и права собственности. В действительности
правоотношение собственности как отношение между людьми
также определено материальными условиями жизни каждого
общества и тем самым ограничено экономическим
базисом: «В частном праве существующие отношения
собственности выражаются как результат всеобщей воли.
Одно уже jus utendi et abutendi свидетельствует, с одной сто*
роны, о том, что частная собственность стала совершенно
независимой от общности [gemeinwesen], и с другой — об
иллюзии, будто сама частная собственность основана
исключительно на частной воле, на произвольном
распоряжении вещью. На практике понятие abuti имеет очень
определенные экономические границы для частного
собственника, если он не хочет, чтобы его собственность, а
значит, и его jus abutendi перешли в другие руки...>9.
Естественно, правовое отношение собственности, точно
так же как и экономическое отношение собственности,
связано с определенными вещами; собственник может этими
вещами распоряжаться и пользоваться (jus utendi et fru-
endi, disponendi et possidendi). Иными словами,
конкретные полномочия собственника распространяются на
определенные вещи. Поверхностное рассмотрение отношений
собственности приводит к представлению, что право
собственности относится только к этой вещной их стороне или
что именно эта вещная сторона в них преобладает.
Подобав

«ое ошибочное представление широко распространено в
немарксистской правовой науке*.
К величайшей научной заслуге К. Маркса относится
раскрытие сущности процесса присвоения. Он показал, что
дело заключается в общественном отношении, которое
только внешне принимает вид вещного отношения.
К. Маркс разрешил и проблему соотношения собственности
в экономическом смысле и права собственности. Он сделал
это в связи с анализом превращения «товар
—деньги—товар», выделив в этом экономическом движении вещей
функцию человека как собственника: «Чтобы данные вещи мог^
ли относиться друг к другу как товары, товаровладельцы
должны относиться друг к другу как лица, воля которых
распоряжается этими вещами: таким образом, один
товаровладелец лишь по воле другого, следовательно, каждый из
них лишь при посредстве одного общего им обоим
волевого акта, может присвоить себе чужой товар, отчуждая
свой собственный. Следовательно, они должны признавать
друг в друге частных собственников. Это юридическое
отношение, формой которого является договор,— все равно,
закреплен ли он законом или нет,— есть волевое
отношение, в котором отражается экономическое отношение.
Содержание этого юридического, или волевого, отношения
дано самим экономическим отношением»10.
Обоюдное признание отдельными лицами друг друга в
качестве собственников в юридическом смысле зиждется
на их положении как собственников в экономическом
смысле. Экономическое отношение является первичным, а
правоотношение собственности — его отражением. С этой
точки зрения, вещи становятся предметом собственности не на
основе индивидуальной воли собственника, а вследствие
того общественного отношения, объектом которого они
являются. Происхождение этого общественного отношения
коренится в конечном счете не в воле отдельных участни-
* Такой взгляд характерен для правовой, в первую очередь
гражданско-правовой, науки буржуазных стран континентальной
системы права. В странах англосаксонской системы права традиционно
преобладает другая точка зрения, согласно 'которой и вещные, и
обязательственные права рассматриваются как разновидности права
собственности или как различные права собственности, даже если
это принадлежащие разным лицам частичные права на один объект.
В последние годы эта точка зрения получает широкое
распространение и в странах континентальной системы права (в ФРГ, Франции,
Италии,н др.).
37

ков правоотношения, а в тех основополагающих экономи-
ческих отношениях, которые и определяют содержание
правоотношения11. Поэтому мы не можем абстрактно
рассматривать и исследовать вещь как предмет собственности:
ее следует понимать всегда конкретно, применительно к
тем основополагающим общественно-экономическим
отношениям, в которых она появляется.
Исследование правоотношений собственности в их
конкретных общественно-экономических взаимосвязях
позволяет марксистской правовой науке более
дифференцированно судить об объектах и субъектах правоотношений.
На этой базе могут быть познаны различные формы
собственности в рамках определенной общественной
формации.
Тезис об экономической обусловленности
правоотношения собственности служит надежной теоретической основой
для выработки общего определения понятия права
собственности, приложимого к любой общественной
формации. В этой связи заслуживает упоминания одно
определение субъективного права собственности, которое
представляется особенно подходящим для полемики с
буржуазным пониманием права собственности. Речь идет об
определении, данном известным советским цивилистом
А. В. Бенедиктовым. Его определение субъективного права
собственности — одно из наиболее распространенных в
социалистической правовой науке. А. В. Венедиктов,
отправляясь от того положения К. Маркса, что все производство
есть присвоение природы индивидом внутри и посредством
данной общественной формации, определил субъективное
право собственности как право индивида или коллектива
использовать средства производства и продукты труда
своей властью и в своем интересе на основе господствующей
в данном обществе системы классовых отношений и в
соответствии с нею12. Это понимание права собственности
как возможности «использовать вещь своей властью и в
своем интересе» не только выражает ту мысль, что
правовое отношение собственности есть общественное отношение,
т. е. отношение между людьми по поводу вещей, но и
показывает специфическое различие между правом
собственности, с одной стороны, и прочими правовыми формами
присвоения — с другой. При таком понимании — и это
особенно важно для нашего исследования — становятся
очевидными специфические классовые черты отдельных типов
собственности. На его основе могут быть объяснены
принципиальные различия в способе присвоения, например, при
38

капитализме и при социализме. В дальнейшем мы будем
опираться на это определение*.
3. Сущность капиталистической частной собственности
Выше собственность как экономическая и правовая
категория рассматривалась лишь на наиболее общем
уровне. Следует дополнительно кратко остановиться на
сущности капиталистической собственности. Необходимой
предпосылкой производства, а значит, и присвоения, является
соединение непосредственных производителей со
средствами производства в процессе материального
производству. К. Маркс в связи с этим говорит о соединении личных и
вещественных факторов производства: «Каковы бы ни
были общественные формы производства, рабочие и средства
произво^тва всегда остаются его факторами... Для того
чтобы вообще производить, они должны соединиться. Тот
особый характер и способ, каким осуществляется это
соединение, отличает различные экономические эпохи
общественного строя»13.
В отличие от форм частной собственности, характерных
для рабовладельческого и феодального общества, где
соединение производителей со средствами производства
устанавливалось главным образом непосредственным
политическим насилием, при капитализме основой этого процесса
служит купля-продажа рабочей силы посредством
«свободного» трудового договора. Конкретно соединение личных и
вещественных факторов в процессе капиталистического
производства происходит так, что непосредственные
производители, отделенные от средств производства,
вынуждены продавать свою рабочую силу, которая становится
товаром. Капиталист же как другая сторона в процессе
присвоения покупает рабочую силу и создает
производственные условия для осуществления труда: предоставляет
орудия и предметы труда, машины, сырье, здания и т. д.
Результатом такого соединения является продукт, стоимость
* Данное А. В. Бенедиктовым определение права собственности
только как субъективного права вряд ли можно считать
общепризнанным. Оно было уточнено Бенедиктовым и другими учеными в том
смысле, что право собственности — это прежде всего институт
объективного права (совокупность правовых норм о собственности в
экономическом смысле), являющийся основой для субъективного права
собственности и его правомочий, для права оперативного управления и т.д.
39

которого в процессе производства повышается как раз
затратами живой рабочей силы и который поэтому не только
обладает стоимостью, но и скрывает в себе прибавочную
стоимость. Этот продукт присваивают, однако, не
непосредственные производители, которые изготовили его своим
трудом, а капиталисты.
В этом процессе нужно видеть и специфику
капиталистического способа производства, которую К. Маркс по
отношению к собственности определил следующим образом:
«Теперь же оказывается, что собственность для
капиталиста есть право присваивать чужой неоплаченный труд или
его продукт, для рабочего — невозможность присвоить
себе свой собственный продукт»14. Тем самым
охарактеризована и сущность капиталистической частной
собственности, проявляющаяся как отношение эксплуатации между
классами капиталистов и наемных рабочих. Таким
образом, капиталистическая собственность представляет со*
бой отношение эксплуатации между рабочими, которые
вынуждены продавать свою рабочую силу как товар, и капи^-
талистами, которые покупают рабочую силу как товар,
чтобы посредством этой рабочей силы и принадлежащих
им средств производства получить прибавочную стоимость.
Это противоречивое, но одновременно необходимое
отношение, которое постоянно осуществляется и
воспроизводится в производстве, лежит в основе и
антагонистического противоречия между непосредственными
производителями в качестве одной стороны и присваивающими при^
бавочную стоимость капиталистами как второй стороной
этого отношения собственности.
Частнокапиталистическая собственность
характеризуется не только отделением труда от присвоения, но еще и
другой особенностью, которая основывается на
противоречии между общественным характером производства и
частным, способом присвоения. В условиях капитализма, в
противоположность предшествовавшим ему эксплуататорским
формациям, труд может выступать только в форме
общественного труда. Капиталисты присваивают, таким образом,
чужой неоплаченный труд рабочих масс в рамках
общественного производства. «Противоречие между общественным
производством и капиталистическим присвоением
выступает наружу как антагонизм между пролетариатом и
буржуазией»™.
Это противоречие в буржуазном обществе все больше
углубляется вследствие централизации и концентрации
капитала и самого производства. Число наемных рабочих
40

растет*, а круг частных собственников средств
производства становится все меньше.
На базе частной собственности вступают в отношения
друг с другом и капиталисты-собственники. Это происходит
посредством рынка, причем такие общественные
отношения тоже регулируются законом стоимости и конкуренцией,
которая является следствием частного присвоения
прибавочной стоимости. Объективная цель
частнокапиталистического производства — получение максимальной
прибавочной стоимости, и только минимальная часть продукта
предоставляется для воспроизводства рабочей силы.
Взаимодействие частных интересов капиталистов проявляется
в экономической сфере как конкурентная борьба между
ними, что составляет основу внутренней динамики частной
собственности и одновременно почву для стихийного и
насильственного осуществления частных материальных
интересов.
Гшэтому движущей силой при капитализме является
закон прибавочной стоимости, действие которого приводит
к усилению эксплуатации, так как только на этом пути
может возрастать прибавочная стоимость; это же,
естественно, и постоянная причина ширящейся классовой борьбы
между наемными рабочими и капиталистами.
Основополагающий материальный интерес класса
капиталистов выражается во всей сфере надстройки, включая
область государственных и правовых институтов и
учреждений. Буржуазное государство как инструмент
классового господства буржуазии представляет материальные и
политические интересы класса частнокапиталистических
собственников прежде всего через свои законы. Оно
гарантирует установление и соблюдение таких норм, которые
защищают частную собственность, и подавляет с помощью
своих властных мер любые попытки индивидуальных или
* В условиях разворачивающейся технологической революции,
продолжающейся концентрации и централизации капитала,
обобществления и интернационализации производства усиливается постоянная
структурная массовая безработица, ухудшается положение наиболее
уязвимых слоев рабочего класса (молодежи, иммигрантов,
малоквалифицированных, старых и т. д.), нарастает его внутренняя
дифференциация, а среди части высококвалифицированных рабочих
углубляются консервативные и корпоративные тенденции. В этих условиях
задачи; стоящие перед левыми, революционными силами, не всегда
поддаются решению на основе тактических приемов, подходов и
представлений, даже сложившихся в недавнем прошлом (см.: К у в а л-
дин В. Структурный кризис и социально-политическая поляризация
в мире капитала. — Коммунист, 1984, № 14, с. 83).
41

коллективных революционных действий, могущие угрожать
капиталистической собственности.
Особое значение для защиты частной собственности
капиталистов имеют те правовые нормы, которые прямо
касаются частной собственности вообще. Субъективное
право собственности, обеспечиваемое нормами
буржуазного права, означает для капиталистов, как это сформулиро*
вал К Маркс, не что иное, как право на присвоение про-
дуктов чужого неоплаченного труда. Отдельные
правомочия, которые буржуазные гражданские кодексы
предоставляют собственнику вообще, служат капиталистическому
собственнику только как средство для реализации данного
эксплуататорского отношения. Поэтому в условиях капита*
листического производства субъективное право
собственности каждого капиталиста состоит в праве на присвоение
чужого неоплаченного труда. Оно никоим образом не
составляет комплекс абстрактных правомочий относительно
вещей, как это утверждает буржуазная наука. Эти
отдельные правомочия или вся их совокупность, будучи изъяты
из условий капиталистического способа производства и
капиталистических эксплуататорских отношений, потеряли
бы для капиталистов всякий смысл.
Буржуазная частная собственность — не только
основополагающее экономическое отношение, но и
основополагающее правоотношение капиталистического общества.
Принцип частной собственности, которому подчинены все
другие принципы, проходит поэтому красной нитью через
правоотношения буржуазного общества и оказывает
определяющее влияние на все буржуазное право в целом.
Именно реализация права частной собственности в буржуазном
обществе приводит к тому, что абсолютное большинство
основных положений буржуазного права, формально
юридически закрепленных, не могут быть осуществлены.
Например, закрепление и защита права частной собственности,
экономическое содержание которой характеризуется
неравенством между эксплуатируемыми непосредственными
производителями и эксплуататорским классом капиталистов,
противоречит формально провозглашенному буржуазным
законодательством равенству всех граждан перед законом,
а для большей части населения делает равенство
иллюзорным также при осуществлении всеобщих политических и
иных прав.
Развитие производительных сил и процесс
капиталистического накопления ведут к концентрации и централизации.
42

а в конечном счете к монополизации производства и
капитала. Таким образом, изменяются сами условия
экономического присвоения в капиталистическом производстве.
В результате этого развития происходит дальнейшее
обобществление производства, причем количественный рост
средств производства связан та-кже с возрастанием числа
наемных работников. Изменения наступают соответственно
и на стороне самого капитала. Концентрация объективных
и субъективных факторов производства порождает
необходимость в новой организации, обеспечивающей услозия
производства. Новым требованиям капитала, порожденным
его прогрессирующей концентрацией и централизацией,
более не соответствует прежний — обычный в условиях
домонополистического капитализма —образ действий, при
котором отдельный капиталист обеспечивал условия
производства за счет прибавочной стоимости, которую он
получал, именно путем эксплуатации «своих» рабочих.
Поэтому возникают новые формы предпринимательства и
новые способы обеспечения объективных факторов
производства. Другую сторону капиталистического отношения
собственности представляет уже не отдельный капиталист, а
объединение капиталистов. «Капитал, который сам по
себе покоится на общественном способе производства и
предполагает общественную концентрацию средств
производства и рабочей силы, получает здесь непосредственно
форму общественного капитала (капитала непосредственно
ассоциированных индивидуумов) в противоположность
частному капиталу, а его предприятия выступают как
общественные предприятия в противоположность частным
предприятиям»16.
Под влиянием развития капиталистического
производства все больше возрастает значение финансового
капитала. Быстрыми шагами идет сращивание промышленного
и банковского капитала. Возникает новое отношение между
капиталистами-предпринимателями и
капиталистами-банкирами. Их взаимное отношение отражается в процессе
реализации капиталистической собственности.
Так как капиталистическая собственность по своей
экономической сущности есть эксплуатация чужой рабочей
силы, может показаться, что эксплуатирует рабочего
только капиталист, выполняющий непосредственно
производственную функцию, а не капиталист-банкир, поскольку
по внешней видимости этот последний состоит в
отношении лишь с капиталистом-предпринимателем, а не с наем-
43

ным рабочим. Однако эта видимость обманчива. На самом:
деле капиталист-банкир участвует в присвоении
прибавочной стоимости, которая возникает из неоплаченного труда»
рабочих. В присвоении той прибавочной стоимости, какую
капиталист-предприниматель извлекает в процессе
производства, капиталист-банкир участвует либо в форме
процентов за предоставлямый этому предпринимателю
кредит, которые предприниматель уплачивает банкиру из
этой прибавочной стоимости, либо в форме
выплачиваемых из того же источника дивидендов от ценных бумаг,
приобретая которые банкир вкладывает свои средства в
предприятия. Поэтому отношения между промышленным и
банковским капиталом, между капиталистическим
предпринимателем-должником и капиталистом-кредитором
ничего не могут изменить в том, что капиталистическая
собственность на средства производства есть присвоение
прибавочной стоимости и, таким образом, эксплуатация цаем-
ных рабочих. С этой точки зрения не имеет значения, как
капиталисты делят между собой прибавочную стоимость.
Важно то, что непосредственные производители
по-прежнему отделены от собственности на средства производства
и на продукты их коллективного труда и что,
следовательно, они остаются объектом эксплуатации.
Развитие капиталистического производства и процесса
присвоения в условиях монополистического капитализма
отражается и в области правовых отношений. Возникают
и развиваются новые правовые формы капиталистической
собственности. Правовая форма индивидуальной
собственности отступает на задний план, а преобладающими и
решающими в области промышленного, торгового и
финансового предпринимательства оказываются коллективные
формы капиталистической собственности. Объединение
капиталов происходит в форме различных обществ
(товариществ, компаний), которые становятся юридическими
лицами и субъектами собственности. Среди них наиболее
широко рапространены в наше время акционерные и
сходные с ними общества, которые выпускают акции или иные
ценные бумаги.
Еще более развитой формой «коллективной»
собственности при современном капитализме является
собственность государства. Это правовая форма, в которой
выражается наивысшая ступень обобществления производства
при капитализме. Правда, нельзя забывать, что это
тоже капиталистическая собственность, так как
империалистическое государство есть специфическая организация
44

класса капиталистов и характер присвоения, которое pea-»
лизуется посредством такого государства, тем самым зарат
нее предопределен.
Обобществление, юридическим выражением которого
являются монополистические формы собственности, ничего
не меняет в качественной характеристике
капиталистической собственности. Присвоение прибавочной стоимости
классом капиталистов остается. Более того, основное для
капиталистической собственности противоречие между
общественным характером производства и частным способом
присвоения еще сильнее обостряется в ходе все
повышающегося обобществления. Сохраняются и другие
противоречия, проистекающие из капиталистической собственности
(конкуренция между капиталистами, анархическое
развитие народного хозяйства и т. д.). Вмешательства
капиталистического государства в экономику могут лишь временно
смягчать эти противоречия. Капиталистическое
государство стремится обеспечить стабильность монополистической
системы с помощью перераспределения национального
дохода в интересах сильнейших монополий.
4. Критика основных буржуазных воззрений
на право собственности
Для современной буржуазной правовой науки
характерно, что, определяя понятие собственности, регистрируя
происходящие по мере развития капитализма изменения
его системы (особенно изменения форм собственности и
других явлений в сфере права или государства), допуская
их влияние на определение понятия права собственности,
она тем не менее отказывается от анализа и объяснения
истинных социально-экономических причин, порождающих
такие частичные перемены. Взамен она пытается выдать
эти внешние изменения за изменения сущности и функций
собственности и одновременно истолковать их в пользу
государственно - монополистической системы. В результате
буржуазные представления о праве собственности
отражают социально-экономическую действительность в
искаженном виде. Такой подход не позволяет буржуазным .
теоретикам прийти к каким-либо научно обоснованным
выводам.
Категория собственности рассматривается современной
буржуазной правовой наукой с позиций различных
отраслей права. На такой основе ею строятся многие понятия.
45

права собственности. Это явление связано прежде всего с
разделением системы буржуазного права на публичное и
частное право и с попытками приспособить такое
традиционное деление к новым потребностям, преодолевая
некоторые разграничения между отраслями права. Речь идет
конкретно о гражданско-правовом, конституционно-правовом
и хозяйственно-правовом понятии собственности.
Несмотря на разнообразие буржуазных конструкций понятия
права собственности, все они имеют одну общую цель —
завуалировать сущность частной собственности и доказать, что
субъективное право собственности как общественный
феномен действует в интересах всего общества. Особенно
подходящей для этого является теоретическая конструкция,
которая во все большей степени подчиняет современное
субъективное буржуазное право собственности некой
«социальной функции». Именно поэтому все направления
буржуазной правовой науки тяготеют к этой конструкции, как
и все суждения буржуазных правоведов, связанные с
определением понятия собственности. Поэтому необходимо
прежде всего рассмотреть эту концепцию.
Так называемая социальная функция, или социальная
связанность, права собственности (ограничение правомочий
собственника социальными интересами)
противопоставляется в большинстве случаев индивидуальному принципу
собственности как якобы уже в значительной степени
преодоленному. Это будто бы следствие того, что частная
собственность в основном больше не служит главным образом
интересам индивидуальных собственников, а используется
в интересах «всеобщего блага».
В правовой теории ФРГ существуют разные воззрения
на «социальную функцию» собственности, причем
нынешние конструкции опираются на более старую, которая в
Германии провозглашалась Ю. В. Гедеманом17, О. Гирке18,
Р. Иерингом19 и другими.
Принцип «социальной функции» собственности в
Германии впервые приобрел законодательную форму в ст. 153
конституции Веймарской республики 1919 года, в которой
собственность рассматривалась не только как право, но и
как обязанность, а ее применение собственником
толковалось как «служение общему благу». В конституции ФРГ
1949 года эта социальная связанность права собственности
сформулирована еще более выразительно. Так, ст. 14, § 2,
гласит: «Собственность обязывает. Ее употребление
должно одновременно служить благу всех». По мнению
Конституционного суда ФРГ, этот конституционно-правовой прин-
46

цип означает «отказ от такой системы собственности, при
которой индивидуальный интерес имеет безусловное
преимущество перед интересами общества»20.
Обязанности собственника в соответствии с принципом
социального ограничения права собственности Э. Штейн
объясняет следующим образом: «Эта обязанность состоит
в том, что употребление собственности одновременно
должно служить благу всех. Собственник, таким образом,
обязан при употреблении собственности принимать, во
внимание все общество. Социальная связанность есть следствие
принадлежности отдельного лица к обществу и
ограничивает собственность тем сильнее, чем больше ее
использование происходит в социальной сфере, т. е. вне частной
сферы»21. Социально-демагогическая сущность всех этих
попыток представить буржуазную собственность не только как
право, но еще больше как обязанность, как ограниченную
собственность, которая будто бы подчинена интересу всего
народа, очевидна. Поэтому не вызывает удивления и тот
факт, что концепции «социальной функции» собственности
пользовались официальным признанием также в
фашистской Германии22.
По мнению буржуазных теоретиков, «социальная
функция» частной собственности в современных условиях так
называемого правового государства еще более углубляется.
Как утверждает Х.-Ю. Фогель, «собственность по своей
сущности является социально связанной; такая связанность
относится к внутренней структуре этого основного
права»23.
В качестве мер, конкретизирующих социальную
связанность собственности, рассматриваются, например,
территориально-строительное планирование в области земельной
собственности, прямые и косвенные вмешательства
государства в рамках правового регулирования «экономического
порядка», право рабочих и служащих на участие в
управлении, особенно в больших промышленных, торговых и
других компаниях.
Провозглашение так называемой социальной функции
собственности обусловлено вступлением капитализма в
высшую стадию его развития — стадию империализма. В
условиях монополистического капитализма идея
свободного и неограниченного распоряжения собственностью
больше не отвечает интересам господствующей буржуазии.
При империализме, особенно на
государственно-монополистической фазе его развития, в отличие от капитализма
свободной конкуренции индивидуалистический принцип
47

права частной собственности становится препятствием на
пути дальнейшей концентрации монополистической
собственности. В процессе экспроприации не только мелких, но
также средних и даже крупных капиталистов неизбежно
обнаруживается закономерность такого вмешательства в
право собственности экспроприируемых. Конечно, это
вмешательство идет не только со стороны частных монополий,
но в еще большей степени со стороны
империалистического государства. Империалистическое государство
срастается с монополиями, и в их интересах оно все более
включается в хозяйственную жизнь общества.
Право собственности отдельного лица ограничивается
различными мерами (налоговыми, плановыми, экспропри-
ационными, условиями субсидирования и т.д.),что служит
интересам тех, кто представляет наиболее значительную
экономическую и политическую силу в
империалистическом государстве, т. е. интересам самых могущественных
монополий либо государственно-монополистической
системы как целого. Интересам правящих кругов не противо-.
речат в конечном счете и такие явления, как право рабочих
и служащих на участие в управлении в его нынешней
форме.
Таковы истинные причины, побуждающие
монополистическую буржуазию и состоящую у нее на службе
юриспруденцию провозглашать идею «социальной функции»
собственности, согласно которой частная собственность больше
не является источником эксплуатации, а служит будто бы
«интересам всего общества».
Упомянутые утверждения буржуазных теоретиков
совершенно необоснованны. Концепция «социальной
связанности» представляет собой всего лишь одостороннюю
интерпретацию внешних явлений, внутренняя сущность
которых характеризуется изменениями форм собственности и
многообразным вмешательством государства в сферу
права частной собственности в условиях
государственно-монополистического капитализма. В действительности же эти
явления ничего не меняют в сущности и характере права
частной собственности, которая и в новых условиях
реализуется в интересах капиталистических собственников как
присвоение неоплаченного наемного труда.
Социально-экономическая действительность
современного капитализма отражается в буржуазных
представлениях о собственности с разной интенсивностью и различным,
порой противоречивым, образом, что связано в основном с
48

противоречиями интересов отдельных группировок внутри
самой буржуазии.
Буржуазное правоведение в эпоху империализма
постепенно и неравномерно отходит от того понятия собствен*
ности, которое в его вещно-правовой форме полностью
господствовало в период домонополистического капитализма.
Это утверждение может быть проиллюстрировано
отдельными понятиями собственности, которые выдвинуты
буржуазными теориями гражданского, конституционного и
хозяйственного права.
Буржуазная наука гражданского права трактует право
собственности как отношение людей к вещам, которое по
своему содержанию характеризуется рядом правомочий
собственника. Согласно Ф. Бауру, собственность есть не
что иное, как «наиболее всеохватывающее право
господства над вещью, какое допускает правопорядок»24. К. Ларенц
характеризует содержание права собственности как
полномочие собственника «владеть вещью, перерабатывать ее*
пользоваться ею или употребить ее или же отказаться от
своей собственности, отдать свое право собственности либо
передать его кому-либо другому»25.
Эти концепции по своим формулировкам очень сходны
или даже идентичны с тем понятием собственности, кото-
рос было сформулировано еще в прошлом столетии наукой
гражданского права и законодательством. Так, О. Гирке
характеризовал собственность как «совокупность всех
возможных прав господства над вещью»Ч Согласно § 903
Гражданского кодекса Германии (1896 г.), собственник
вещи может «поступать с вещью по своему желанию и
исключать вмешательство других лиц, поскольку это не
противоречит закону или правам третьих лиц».
Тем не менее современные концепции изменяют понятие
собственности как по содержанию, так и по объему.
Изменения понятия собственности обнаруживаются как в
правовой теории, в законодательстве, так и в практике,
стремящихся приспособиться к новым условиям. Буржуазная
правовая наука утверждает, что и те отношения, которые
охватываются гражданско-правовым понятием
собственности согласно ст. 14 Основного закона ФРГ, являются
«социально связанными»27. Вместе с тем утверждают, что и
это понятие больше не имеет всеобщего значения, а
действительно только для сферы гражданского права, только
для отношений между собственниками и частными
лицами28. Кроме того, существует точка зрения (и это особенно
важно для нашего исследования), что сфера применимости
4 Заказ 3634
49

гражданско-правового понятия собственности не
охватывает промышленность и торговлю.
Действительно, понимание собственности как почти
неограниченного «правового господства над вещью» более не
соответствует потребностям буржуазии в эпоху
монополистического и государственно-монополистического
капитализма, и особенно в области промышленности и торговли.
Старое понятие собственности оказывается неподходящим для
того, чтобы охватить новые отношения в промышленности
и торговле, так как именно в этой области все шире
распространяются новые формы собственности, в которых
теперь главным образом совершается процесс капиталиста*
ческого присвоения,— собственность акционерных и иных
обществ, объединяющих капиталы. Поэтому буржуазная
правовая теория ищет новое, «расширенное» понятие
собственности, которое должно, с одной стороны, учитывать
распределение полномочий собственников в таких
объединениях капиталов, а с другой — распространить понятие
объектов права собственности на так называемую propriete
commerciale (торговую собственность), которая не
обладает явным вещным характером.
Ведущий представитель новой концепции
собственности В. Фридман рассматривает «изменение» в буржуазном
понятии собственности как следствие развития индустрии
и торговли. По его мнению, в обществе, преобразованном
современной индустрией и торговлей, «собственность — это
не отношение исключительного господства одного
индивидуума или корпорации над вещью либо даже над рядом
«квазивещей».., а скорее собирательное название для
целого комплекса правомочий, функций, ожиданий и
обязанностей... В таком обществе «разделение труда» происходи?
в виде «структурирования собственности». Права
пользования, земельные сервитуты, рентные обязательства,
ипотеки и притязания вырастают из расщепления права
собственности. Эти «частичные» права собственности должны
быть включены в определение собственности не только
потому, что они представляют собой часть ее общей функции^
но также и потому, что они защищены от вмешательства
третьих лиц и предоставляют своим обладателям ту же
самую'бласть, как и полное право собственности»29. В
первоначальном виде подобные рассуждения о собственности
развивал еще в тридцатые годы реакционный датский
правовед Ф. Виндинг-Крузе, известный как фанатичный
противник социализма и всякого прогресса. Он расширял
перечень обычных правомочий собственника, включая в него
50

дополнительное право сделать из объекта своей
собственности «основу» (т.е. обеспечение) кредита30.
А. Берле, теоретик американского крупного капитала,
тоже высказывает мнение, что понятие собственности
следует расширить. Соответственно он определяет
собственность как «отношение индивидуумов (или их групп) и
материальных или нематериальны^ вещей (римское право
называет их «res», и, согласно гражданскому закону, они все
еще так и называются). Нужно более широко толковать
слово «вещь». Это и нематериальные вещи точно так же,
как и материальные»31.
Несмотря на определенное различие, все эти
рассуждения имеют общий знаменатель: все они толкуют
собственность как отношение людей к материальным и
нематериальным вещам, как совокупность более или менее
абстрактных правомочий собственника.
Разумеется, марксистская наука не отрицает, что
собственность в правовом смысле имеет свой предметный
субстрат и что для содержания права собственности характерны
определенные правомочия. Но это лишь вторичная сторона
проблемы собственности, и никоим образом нельзя при
изучении сущности собственности удовлетвориться только ею.
Буржуазная же правовая наука, исследуя собственность,
остается на поверхности этого явления и совершенно
упускает изучение его экономического содержания, которое
образует основу правоотношения собственности.
Собственность в правовом смысле — лишь форма
экономического процесса присвоения вещей. В качестве
урегулированного правом общественного отношения она
представляет собой результат экономических отношений,
которые посредством права определяют отношение людей к
вещам. Приоритет экономических отношений очевиден и в
правовых связях.
Буржуазные теоретики не в состоянии прийти к научно
обоснованному воззрению на право собственности, так как
они не могут ни положить в основу своих исследований
системный анализ классовых отношений в
капиталистическом обществе и капиталистического способа производства,
ни исходить из того, что присвоение средств производства
и продуктов труда при этом строе осуществляется в
узкоклассовом интересе капиталистов и что трудящиеся классы
отстранены от присвоения.
Что же касается конструкций «расширенного» понятия
права собственности, то очевидно, что они служат
исключительно интересам финансового капитала. Введение
4*
51

propriete commerciale (торговой собственности) в понятие
собственности отвечает интересу финансовой олигархии,
потому что таким способом правоотношения, посредством
которых главным образом протекает движение
финансового капитала, приобретают характер отношений
собственности. Эти правоотношения, которые в противном случае
оставались бы преимущественно обязательственными и не
имели бы характера правоотношений собственности, так
получают наивысшую возможную степень правовой охраны.
Тем самым за финансовым капиталистом через
предоставленные ему правомочия юридически закрепляется такая же:
позиция, какую имеют капиталистические собственники
средств производства. Кроме того, имеет значение и то
обстоятельство, что в форме «коммерциализации» права
собственности и так называемого возникновения новых пра-,
вомочий собственности буржуазным теоретикам
предоставляется возможность еще дальше запутывать проблематику
собственности, особенно вуалировать классовую сущность
капиталистической частной собственности.
Утверждения о том, что в области промышленного и
торгового предпринимательства правомочия собственника
подразделяются на две или несколько относительно
самостоятельных частей, служат буржуазной правовой науке в
качестве основы для построения различных теоретических
конструкций с далеко идущими общественными
последствиями. По логике буржуазной правовой мысли дело
выглядит так, будто та часть правомочий собственника,
которая связана с материальными предметами (средствами
производства) на предприятии, принадлежит управляющее
му, директору, а часть правомочий собственника,
связанная с квазивещами (акциями), находится в руках других
субъектов, которые вложили свои финансовые средства.
Отсюда недалеко до утверждения, что управляющий и
директор предприятия выполняют основополагающие
полномочия собственника, что капиталистические собственники
тем самым уже отстранены от собственности на средства
производства, что значение собственности падает и т, п.
Из этого следует, что для буржуазных концепций
собственности, характерных для теорий, менеджмента, «регулируем
мого капитализма» и т. д., теоретическим отправным
пунктом служит именно «расширенное» понимание собст^
венности, которое дает возможность создавать чуждые
действительности умозрительные конструкций. Подобные
представления буржуазных теоретиков дают лишь иска^
женную картину происходящих в капиталистической эко-
52

номике объективных процессов, которые обусловлены
отделением финансового капитала от функционирующего
производственного капитала. Начало этого процесса
вскрыл и проанализировал еще К. Маркс.
В ненаучное™ взглядов буржуазных теоретиков на собч
ственность ничего, по сути, не меняют и попытки доказать,:
что они тоже понимают собственность как общественное
отношение, в рамках которого косвенно возникают связи
собственника с другими людьми. Исходя из этого, Берле
полагает, что сущность собственности согласно правовым
нормам состоит в способности собственника исключать!
вмешательство кого бы то ни было, кроме себя самого, в
осуществление прав собственности, пользования или
контроля32.
Ларенц в свою очередь видит в законодательно
установленной способности собственника исключать возможность
вмешательства любого лица в его право собственности
определенное «негативное» правомочие собственника по
отношению к другим лицам в противоположность его
«позитивным» правомочиям, которые относятся к вещам: «В этой
«негативной» стороне, или исключительной функции
собственности, находит свое выражение то, что
правоотношение собственника—это отношение не только к вещи, но и
к другим лицам, как и любое правовое отношение»33.
Отсюда становится понятно, как названные авторы
конструируют место и характер этих «правоотношений»
собственности. По их представлениям, преимущество имеют все
же отношения человека к вещи. На такой основе и
вследствие правового регулирования собственности только и
возникают отношения собственника к другим лицам.
Очевидно, что такой «глубокий анализ» еще одной стороны права
собственности ни на шаг не приближает исследование к
выяснению сущности собственности. Подобные
«исследования» и впредь обречены путаться в идеалистических
представлениях. Уже употребленная Берле формулировка
«исключать вмешательство кого бы то ни было, кроме себя
самого, в осуществление права собственности» позволяет
признать, что буржуазные теоретики рассматривают
отношение собственника к другим лицам как вторичное и
производное, потому что решающим, по их мнению, является
отношение собственника к вещам, что, разумеется,
совершенно ничего не объясняет. К тому же исключение других лиц
из осуществления права собственности рассматривается
лишь как результат правового регулирования и уже
существующего правоотношения собственности.
53

Отношения собственника к третьим лицам как часть
правоотношения являются одновременно и составной
частью надстройки. Это значит, что они сами —вторичный
элемент. Первичными и определяющими служат совсем
другие отношения, а именно урегулированные правом
материальные отношения собственности, в которые люди
вступают при присвоении средств производства и продуктов
труда.
К специфической проблематике относится понятие
собственности в конституционно-правовом смысле. Оно
развивается буржуазными специалистами по конституционному
праву в аспекте так называемых гарантий собственности
(см. ст. 14, ч. 1, конституции ФРГ) для отношений между
-собственником и государством34. В этом смысле
конституционно-правовое понятие собственности толкуют намного
шире, чем гражданско-правовое. Так, Т. Маунц, Г. Дюринг
и Р. Герцог понимают под собственностью «совокупность
имеющих имущественное значение частных прав: не только
так называемые вещные права, включая владение, но и
права на нематериальные блага, права присвоения,
членские права (акции) и иные права, связанные с участием в
различных обществах*, личные (обязательственные)
требования, в особенности права имущественного найма и
аренды»35. Некоторые буржуазные теоретики (Штейн, Хес-
се, Дюринг и др.) распространяют это понятие еще на
отдельные, так называемые публично-правовые притязания36.
Таким образом, конституционно-правовая концепция
собственности еще больше, чем цивилистические воззрения,
отдаляется от ее социально-экономической основы. Данная
концепция охватывает и такие права, которые явно не
относятся к содержанию права собственности. Хотя с научной
точки зрения конституционно-правовая концепция
собственности несостоятельна, она выполняет специфическую
функцию апологетического характера. Назначение этой
конструкции становится ясным из того обоснования, которое ей
дается буржуазными теоретиками. П. Бадура, например,
заявляет, что вещная собственность или равнозначные ей
частноправовые титулы в «социальном правовом
государстве» больше не служат основой, на которой утверждается
индивидуальное бытие, и что роль такой основы перешла
к трудовому доходу либо к другим аналогичным
социально-правовым титулам37. Вот почему на такие права якобы
следует распространить понятие собственности.
* Имеются в виду различные акционерные и иные общества,
компании, кооперативы и т. п.
64

Этим и ему подобными утверждениями преследуются
две главные цели. С одной стороны, усилить иллюзию,
будто бы в наше время вещная собственность не обеспечивает
индивидуального существования никому (в том числе даже
капиталистам), что раньше было всеобщим правилом (как
будто в предшествующие периоды истории капитализма
существование большинства людей покоилось на обладании
вещной собственностью). С другой—убедить наемных
работников, что и они тоже являются собственниками. Так
хотят еще больше завуалировать и исказить классовые
противоречия, содержащиеся в действительных отношениях
собственности.
Буржуазные теоретики хозяйственного права критикуют
недостаточность «цивилистического и
конституционно-правового» понятий собственности и предлагают свое
собственное — «хозяйственно-правовое», которое должно
установиться как в производственной, так и вообще в
хозяйственной сфере. Чтобы придать этому видимость
объективности и научности, они становятся на позицию критики ци-
вйлистического и конституционно-правового понятия
собственности, утверждая, что оба эти понятия перестают
действовать в производственной и хозяйственной сферах,
что недостатки обоих понятий преодолеваются именно тем
понятием собственности, определение которого
разработано ими. Казалось бы, это утверждение позволяет ожидать,
что защитники буржуазного хозяйственного права, которые
могли бы сослаться на большую близость к экономике,
нежели теоретики других отраслей права, в большей мере
перенесут свае исследование в область экономических
отношений, где нужно искать также сущность права
собственности. Несмотря на это предположение, мы
обнаруживаем, что и теоретики хозяйственного права, если
проанализировать их рассуждения, а особенно их выводы,
остаются далекими от научного объяснения категории
собственности и права собственности.
Современные хозяйственно-правовые воззрения на собст*
венность связаны с прежними конструкциями, которые
развивались еще при возникновении империалистического
хозяйственного права в качестве самостоятельной отрасли
права. Империалистическая хозяйственно-правовая
доктрина была создана и распространена в двадцатые годы
особенно в Германии. Она отражала прежде всего
изменившуюся роль государства по отношению к экономике в
период перехода к государственно-монополистическому
капитализму. С помощью хозяйственного права, по мысли era
55

духовных отцов38, должен был быть преодолен дуализм
публичного и частного права. Хозяйственное право должно
было охватить все нормы, относящиеся к экономике, без
оглядки на традиционное деление их на частноправовые и
публично-правовые39.
В условиях возрастающего вмешательства
империалистического государства в экономику, с одной стороны, и
массового превращения индивидуальных форм
собственности в коллективные формы со сложными внутренними
правоотношениями (акционерные общества и иные
объединения капиталов) —с другой, простая буржуазная
конструкция частной собственности больше не удолетворяла таким
требованиям. По этой причине империалистическая
доктрина хозяйственного права пыталась объяснить сущность
права собственности на новый лад. Она сконцентрировала
свое внимание преимущественно на функциях права
собственности, чем только еще больше способствовала
вуалированию истинного содержания отношений собственности.
В этой связи Ю. В. Гедеман говорит о размывании старо^
го понятия собственности, содержащегося в гражданском
кодексе Германии (BGB). По его мнению, акценты в
проблематике собственности смещаются от статики
собственности к ее динамике, от «спокойного обладания» объектом
собственности к его хозяйственному использованию. Он
определяет собственность как «комплекс меняющихся
правомочий» и как «комплекс функций»40.
Это понимание собственности в принципе
поддерживают (хотя и в различных вариантах) современные
империалистические теоретики хозяйственного права.
Ф. Риттнер, один из ведущих представителей науки
хозяйственного права ФРГ, определяет
хозяйственно-правовое понятие собственности следующим образом:
«Хозяйственно-правовое понятие собственности подразумевает весь
строй частно-правовых отношений в той мере, в какой он
распространяется на предприятие. Оно, таким образом, по
•своему предмету далеко выходит за рамки
гражданско-правового понятия собственности; оно, в отличие от
конституционно-правового понятия собственности, охватывает
собственность прежде всего не как объект охраны, а как часть
целостного порядка общественных отношений. В этом
смысле всегда говорят о собственности марксисты». И в
качестве «эксперта» по марксистской теории он излагает ядро
революционного учения марксизма-ленинизма таким
образом: добиваясь упразднения частной собственности,
марксисты стремятся не только к ликвидации собственности в
56

вёщно-правовом смысле, но хотят упразднить «всю
систему экономики, основанную на частноправовом
хозяйственном обороте, и компетенцию субъектов права,
существующую в этой системе». Его понимание собственности, как
он сам утверждает в дальнейшем изложении, должно
отклонить марксистскую альтернативу, потому что именно
это понимание показывает, какую «существенную
общехозяйственную функцию в социальном правовом государстве
имеет собственность»41.
По поводу этого, как и всех других сходных
рассуждений, стоит прежде всего заметить, что даже сама мысль
сконструировать еще какое-либо, fenepb уже третье,
«хозяйственно-правовое понятие собственности» совершенно
абсурдна. Ведь речь здесь может идти только о выработке
всеобщего понятия собственности, о праве собственности
определенной, исторически данной
социально-экономической формации либо о характеристике видов, или форм
собственности, существующих в конкретной общественной
формации. Если речь идет об определении понятия права
частной собственности (что, очевидно, и является
намерением буржуазных теоретиков), тогда нужно анализировать
структуру капиталистических отношений собственности и
на этой базе выводить в обобщенной форме научно
обоснованное определение права частной собственности. Если бы
речь шла о приближении к действительности (чего едва ли
следует ожидать от буржуазных теоретиков), то следовало
бы в любом случае прийти к определению понятия права
собственности, единому для гражданского,
конституционного или хозяйственного права.
Даже только с этой точки зрения взгляды буржуазных
теоретиков хозяйственного права, которые рассуждают об
определении «хозяйственно-правового понятия»
собственности, можно расценить лишь как попытку внести еще
большую путаницу в проблематику собственности, которая
для господствующей буржуазии становится все более
роковой. В то же время это выражение полной
безвыходности положения буржуазной правовой науки.
Взгляд на частную собственность как на «элемент
общественного порядка, основанного на частной автономии,
который сам покоится на свободе и равенстве всех людей
как субъектов права»42 показывает, что буржуазное
хозяйственное право не способно к глубокому научному
анализу проблематики собственности. Оно ни слова не говорит
о том, что основой частноправового порядка являются
капиталистические экономические отношения собственности,
57

которые покоятся на присвоении результатов чужого
неоплаченного труда. Выход из такой дилемму буржуазное
хозяйственное право не находит и с помощью ссылки на
его «общесоциальные функции в правовом государстве»45.
Именно этот уход от вопроса о внутреннем содержании и
сущности собственности, именно его подмена вопросом о
функциях собственности представляют собою способ уйти
от решения проблемы. При оценке функций собственности
с позиций буржуазной правовой мысли дело сводится к
поверхностному и частично искаженному описанию
внешних сторон функционирования капиталистической
системы. В этом смысле функциями частной собственности
именуют: обеспечение распределения власти и
децентрализацию в обществе и экономике; гарантирование равенства и
свободы, самостоятельной ответственности и
самостоятельного развития личности и др.
С первого взгляда очевидно, что речь идет об
искусственном построении и что действительные функции частной
собственности совсем другие. Реальное функционирование
частной собственности на средства производства ведет к
дальнейшей концентрации и централизации капитала и
тем самым к экономической и — производной от нее —
политической власти численно все уменьшающегося слоя
монополистов; зато большинство населения и близко не
допускается к собственности на средства производства. Этот
процесс в современном капитализме достиг огромных
масштабов44. Влияние частной собственности пронизывает
все сферы общественной и хозяйственной жизни, включая
правопорядок. Вследствие этого такие категории, как
свобода, равенство, самостоятельное развитие и т. п.,
остаются лишь на бумаге для большинства населения, которое
не принадлежит к субъектам частной собственности на
средства производства. Это — прямой результат
осуществления на практике принципа частной собственности.
Что же касается интерпретации Риттнером
марксистского учения о собственности, то здесь налицо его
упрощение и искажение. Марксистское учение исходит из
глубокого научного анализа отношений капиталистического
производства и приводит к выводу, что единственный путь к
решению основного противоречия капиталистического
общества проходит через революционное упразднение
частной собственности на средства производства. Толкование
Риттнера, согласно которому марксизм требует ликвидации
«всей системы хозяйства, основанной на частноправовом
обороте», не соответствует марксистскому требованию уп-
58

разднения капиталистической частной собственности. Это
марксистское требование имеет гораздо более глубокий
смысл. Как уже говорилось, марксистское учение содержит
четкое объяснение прежде всего экономических причин и
целей, которые ведут к упразднению капиталистической
частной собственности. Весь капиталистический способ про*
изводства, буржуазные производственные отношения,
основой которых служат капиталистические отношения собт
ственности, должны быть упразднены. Только так нужно
понимать это марксистское требование. От буржуазной
науки нельзя ожидать, чтобы она четко и ясно высказалась
о том, что именно хотят отменить марксисты, о чем они при
этом ведут речь и какие для этого имеются причины. В
таком случае буржуазной науке пришлось бы показать
внутреннюю сущность капиталистической собственности^
чего она ни в коем случае не хочет. В этом причина
извращения смысла марксистского учения о собственности
буржуазными учеными.
Точно так же не приходят к действительно научному
воззрению на собственность и те буржуазные теоретики,
которые хотя и обращаются к социально-экономической
стороне проблемы собственности, но не к ее основополага^
ющим сторонам, а к второстепенным аспектам процесса
присвоения средств производства и продуктов труда.
Так, например, Б. А. Подлех различает два порядка
отношений собственности в современном
капиталистическом обществе — нормативный и фактический.
Нормативным порядком, в соответствии с господствующей до сих
пор буржуазной теоретической схемой, он называет
регулирование правового положения собственника, т. е.
приобретения, содержания и защиты прав собственности.
Фактический же порядок, по его мнению, «определяется
фактическим распределением позиций, характерных для
собственников (Eigentiimerpositionen), среди членов обществ
ва, а в особенности среди многочисленного слоя
хозяйствующих субъектов45. Иначе говоря, фактический порядок
отношений собственности состоит в распределении
собственности среди членов общества. Структура собственности
в современном капиталистическом обществе (как и в
любом другом обществе) в самом деле характеризуется
определенным фактическим состоянием разделения имущества,
общественного богатства, а также правовых титулов
собственности.
В капиталистическом обществе это — состояние
неравномерного распределения имущества. Данное явление нас-
59

только бросается в глаза, что даже буржуазные теоретики
не могут о нем не упомянуть. Несомненно, неравномерное
разделение имущества связано с частной собственностью на
средства производства; в нем тоже проявляется
действительный порядок отношений собственности
капиталистического общества.
Буржуазные теоретики не дают ответа на вопрос о
причинах столь неравномерного распределения богатства, но
причины этого давно объяснила марксистская наука. Она
доказала, что разделение имущества (общественного
продукта) в капиталистическом — как и в любом другом —
обществе прямо вытекает из существующих
производственных отношений, а главным образом из отношений
собственности на средства производства. Разделение имущества в
капиталистическом обществе — прямое и неизбежное
следствие капиталистического способа производства, который
основывается на капиталистической частной
собственности. Эту связь между производством и распределением
Ф. Энгельс четко сформулировал в «Анти-Дюринге»: «От
способа производства и обмена исторически определенного
общества и от исторических предпосылок этого общества
зависит и способ распределения продуктов»46.
До тех пор пока буржуазная наука обсуждает вопрос о
распределении как самостоятельный, или первичный, т. е.
независимый от производственных отношений и способа
производства, она не сможет прййтй к научно
обоснованным выводам. В сущности, это относится и к,взглядам
Подлеха, исследующего фактическое распределение только
в свете правовых форм собственности, вне связи с
производством и производственными отношениями. Подлех
изображает вторичное экономическое отношение
распределения как правовое явление, тогда как в дейститвельности и
распределение, и правовые формы собственности
обусловлены первичным экономическим отношением собственности
на средства производства.
Именно такой способ анализа проблем собственности
буржуазная теория может себе позволить, потому что тем
самым она получает возможность обойти молчанием
основное противоречие капиталистического общества,
представляющее собой результат экономических отношений
собственности. Поэтому в буржуазной правовой и
экономической науке критика «несправедливого распределения»
имущества становится общераспространенной. На основе этой
критики конструируются многочисленные предложения о
реформах, которые рекламируются как «надежные
средство

ва» ликвидации «несправедливого распределения»
имущества. Так как все подобные предложения имеют тот же
самый теоретический исходный пункт, ни одно из них не
содержит требования о каком-либо изменении способа
производства и производственных отношений, прежде всего
отношений собственности.
Абстрактный характер буржуазного правового
регулирования отношений собственности, как и некоторые другие
его особенности, способствует затушевыванию социально-
экономических различий между капиталистической
собственностью на средства производства и собственностью
рабочего на предметы потребления. Соответственно и
буржуазно-правовая наука ФРГ придерживается
недифференцированного абстрактного понятия собственности, ссылаясь
на регулирование отношений права собственности в
конституции и гражданском кодексе ФРГ. Так, П. Бадура
полагает, что конституция ФРГ однозначно обеспечивает права
собственности и что «ни социальное положение
собственника, ни общественная значимость какого-либо отдельного
вида собственности... не влияют на вещную сферу действия
гарантий собственности»47. Аналогичную точку зрения
высказывает и В. Лейснер48.
Согласно такому взгляду, не имеет значения, идет ли
речь о собственности капиталиста на промышленное
предприятие или о собственности рабочего на холодильник,
радиоприемник, телевизор и т. п.
Буржуазная правовая наука не может вскрыть эти
различия, ибо они затушеваны товарным фетишизмом ее
воззрения на собственность, из-за которого определенное
общественное отношение, а именно отношение между людьми,
В ее глазах принимает, по словам К. Маркса,
«фантастическую форму отношения между вещами»49. Поэтому
буржуазные теоретики видят только вещи и правомочия
собственника, но не общественные отношения в процессе
производства, в котором используются эти вещи.
Иногда встречающееся в буржуазной литературе
различение между отдельными так называемыми видами
собственности (например, собственностью на
производственные предприятия, на землю) не выходит за эти рамки; оно
не может вырваться из оков вещного фетишизма. Такое
различение выводится главным образом из природных
свойств вещей либо из количественных критериев (мелкая
или крупная собственность) и не проникает в суть явления
и поэтому имеет чисто символическое, гипотетическое и
терминологическое значение.
61

Напротив, марксистско-ленинское учение рассматривав
ет характер вещи не как природное свойство ее самой, а
как следствие общественно-экономических отношений про*-
изводства и распределения. Например, применение средств
производства в соединении с наемным трудом дает
возможность капиталисту присваивать в процессе производства
прибавочную стоимость и тем самым эксплуатировать
чужой неоплаченный труд. В отличие от этого использование
таких же средств производства ремесленников ведется в
принципе тем же самым техническим способом, что и на
крупном предприятии, однако без применения чужой рабо*
чей силы и, следовательно, без эксплуатации.
Классики марксизма различали собственность на
средства производства и собственность на предметы
потребления, основываясь на анализе экономической структуры
процесса присвоения, в котором производству всегда
принадлежит примат перед потреблением. Это различие имеет
принципиальное значение для решения вопросов собствен*
ности.
Как уже было упомянуто, буржуазное правоведение и
законодательство принципиально понимают всю
собственность вообще как частную собственность. Этот аспект
правовой теории, и законодательства капиталистического об-
щестра вовсе не так уж незначителен, как может
показаться на первый взгляд. Он приобретает особо важное
идеологическое значение как раз в современной политичес*
кой ситуации, отличающейся острой идеологической
борьбой» между силами социализма и капитализма.
Именно конструкцию единой частной собственности бур»
жуазные идеологи пытаются использовать как аргумент*
который должен вызвать у трудящихся капиталистических
стран страх перед социалистической революцией. Так, они
заявляют, будто социалистическая революция разрушит
частную собственность как таковую, что означало бы, еле-
довательно, посягательство и на неэксплуататорскую мел*
кую собственность. «Любой удар, — утверждает Лейснер,—
против одного вида собственности наносится, в сущности
всем собственникам, обесценивает всю собственность:
никто из самых мелких собственников не может знать, когда
придет его черед, что, как правило, неизбежно»50.
Таким способом с помощью конструкции единственной
и единой частной собственности хотят отвратить трудящи*
еся массы от стоящей в повестке дня социалистической ре*
волюции, дискредитировать рабочее движение и создать ви->
димость, будто коммунисты — противники любой
собственен

ности, что должно ослабить борьбу трудящихся против
капиталистической собственности. Используют при этом и
недостаточную осведомленность части населения
капиталистических стран о фактическом ходе строительства
нового общества в социалистических странах.
Для подобных рассуждений нет оснований ни в учении
марксизма-ленинизма, ни в практике строительства
социализма. Ни в одном произведении классиков
марксизма-ленинизма не выдвигается требование ликвидации всякой
собственности, нажитой в условиях капиталистического
общества; речь всегда идет только о капиталистической
частной собственности на средства производства:
«Уничтожение ранее существовавших отношений собственности не
является чем-то присущим исключительно коммунизму...
Отличительной чертой коммунизма является не отмена
собственности вообще, а отмена буржуазной
собственности»51.
Руководствуясь этими положениями, компартии
капиталистических стран выдвигают четкую программу борьбы за
далеко идущие социально-экономические преобразования,
имеющие все большую притягательную силу для
трудящихся.
Коммунисты часто объясняли, что они не против всякой
собственности, что следует уважать мелкую собственность,
являющуюся результатом труда и сбережений.
Коммунисты выступают только против капиталистической
собственности. Это капитализм лишает крестьянина поля, а мелкого
торговца — его лавки. Это капитализм разоряет мелкого и
среднего промышленника, который не в состоянии
выдерживать конкуренцию монополий. Это капитализм повинен
в войнах, экономических кризисах, безработице,
эксплуатации трудящихся, экспроприации и разорении средних
классов. Для ведения организованного хозяйства нужно
обобществить только собственность на основные средства
производства52.
Марксизм установил (и в социалистических странах это
положение становится действительностью), что на основе
социалистической собственности на средства производства
возникает качественно новый вид индивидуальной по
своему характеру, личной потребительной собственности. При
социализме эта личная собственность имеет перспективы
дальнейшего роста и развития53.
Буржуазное правоведение внеисторически подходит к
исследованию собственности в том смысле, что оно .не
признает взаимных связей между развивающимися процзводи-
63

тельными силами и экономическими отношениями
собственности, закрывая себе тем самым путь к пониманию
исторических условий возникновения частной собственности,
а следовательно, и неизбежности ее ухода с исторической
арены. Здесь мы не находим какой-либо существенной
разницы между воззрениями нынешних буржуазных
теоретиков и их предшественников XIX века.
В качестве примера старых воззрений буржуазной
правовой науки приведем известное высказывание
реакционного немецкого теоретика Р. Иеринга: «Собственность и право
наследования будут существовать всегда, а направленные
на их устранение социалистические и коммунистические
идеи я считаю тщеславным сумасбродством»54. В
энциклике папы Иоанна XXIII «Mater et Magistra» подчеркивается,
что право на частную собственность «имеет силу на все
времена»55.
В той же мере, в какой нынешняя буржуазная теория
признает историческое развитие собственности, она
понимает его фактически прежде всего как часть развития
правопорядка, как развитие идей вне прямой зависимости от
развития производительных сил и производственных
отношений как экономической основы права собственности.
В этом смысле Э. Штейн (ФРГ) писал: «Собственность
зависима от национального правопорядка и подчинена
развитию как духовно-историческая действительность»56.
Во внеисторическом воззрении на собственность
наиболее отчетливо выражается идеализм буржуазной правовой
науки. На место примата материальных отношений
ставится примат духа, мысли, идеи. Это означает, что
собственность как общественное явление оценивается
односторонне, что абсолютизируется ее правовая сторона и что в
результате возникает искаженная картина объективной
реальности.
Но право, включая и право собственности, не имеет
истории, независимой от всего общественного развития57:
«Его выведение за пределы всей совокупности
общественных взаимоотношений... влечет неизбежно утрату
возможности понять суть объекта исследования»58.
О сущности философского идеализма В. И. Ленин
писал: «...с точки зрения диалектического материализма
философский идеализм есть одностороннее, преувеличенное
iiberschwengliches (Dietzgen) развитие (раздувание,
распухание) одной из черточек, сторон, граней познания в
абсолют, оторванный от материи, от природы,
обожествленный»69.
64

Идеалистический подход к объективной реальности не
позволяет познать ни причину данного общественного
явления, ни того, что лежит в основе его изменений.
Нежелание проникнуть в сущность общественных процессов и
выделение только одной стороны собственности носит явно
апологетический характер. Такой подход служит защите
собственности монополий на средства производства в
интересах класса буржуазии, которая не хочет понять, что
назрел момент ее ухода с исторической сцены.
5 Заказ 3634

Глава II
КОНЦЕПЦИЯ «ПРЕОБРАЗОВАНИЯ»
КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ СОБСТВЕННОСТИ
ПОСРЕДСТВОМ ЕЕ НОВЫХ ПРАВОВЫХ ФОРМ
1. Общие предпосылки появления концепции
Среди форм собственности, существующих в нынешней
хозяйственной системе высокоразвитых
капиталистических стран, в особенности утвердила себя собственность
акционерного общества, которая (вместе с другими
формами объединения капиталов) стала господствующей
формой собственности. Акционерное общество соответствует
природе монополистического капитализма в наибольшей
степени: оно оказалось наиболее подходящим и для
крупного монополистического предприятиями для
концентрации капитала. С помощью этой правовой формы
монополии проникают во все области экономики и овладевают
там ключевыми позициями.
В акционерных обществах протекает процесс
разделения функционирующего и денежного капитала и
отделения функции капитала от собственности. Буржуазные
авторы пытаются интерпретировать это явление
монополизации и анонимизации собственности как процесс перехода
экономической и политической власти от собственников
капиталов к менеджерам. Они утверждают, что собственность
в акционерных и других подобных обществах коренным
образом, «качественно» изменилась. Из этой теоретической
конструкции исходят едва ли не все буржуазные
теоретики— правоведы, экономисты, социологи и политологи,
занимающиеся данной проблематикой. Так, Э. Бенда говорит
о «размывании старого понятия собственности посредством
типичных для крупного предприятия форм компаний, в
которых объединяются капиталы»1.
С идеей «трансформации» собственности посредством
правовых форм таких компаний первыми выступили Берле
и Мине. По их мнению, в современных «корпоративных»
системах (т. е. акционерных обществах) разрушен тот «не-
66

делимый атом собственности», на основе которого собетг
венники прежде управляли предприятиями в своих инте*
ресах и большинство собственников превратились в пассивг
ных вкладчиков денег. Согласно Берле и Минсу,
номинальный собственник, т. е. акционер, все больше теряет свои
права, вплоть до того, что в конце концов он вообще
перестает обладать каким-либо правом контроля над
собственностью2.
Позднее Берле дополнил эту идею утверждением, что
вследствие развития акционерных обществ
капиталистическое хозяйство в XX веке пережило революцию,
обеспечившую дальнейший подъем капитализма. С его точки зрения*
развитие акционерных обществ привело к отделению
власти от собственности (власть от собственников будто бы
перешла к менеджерам), а также к обобществлению
капитала, так как акции распространяются среди миллионов
людей. Тем самым якобы качественно изменилась
внутренняя сущность капитализма. Берле утверждал далее,' что
капитал и капитализм и впредь останутся существовать,
хотя сама фигура капиталиста в основном якобы исчезает3.
Рассматривая последствия этого «отделения власти от
собственности», Дж. Бернхейм полагал, что в результате
внутреннегр развития акционерных обществ менеджеры
заняли место частных капиталистических собственников и в
общесоциальном смысле и что вследствие этого
капиталистическое общество превратилось в «менеджерское
общество»4.
2. Воззрения буржуазного правоведения
на «трансформацию» собственности
Основной тезис теоретической концепции
«трансформации» капиталистической собственности исходит из
утверждения, что развитие'акционерных и других обществ,
объединяющих капиталы, в условиях технического прогресса
в высокоразвитых капиталистических странах вызвало
преобразование системы отношений собственности и самой
системы хозяйства. Поэтому власть, основанная на
собственности, якобы перешла из рук акционеров в руки
менеджеров, составляющих так называемую «техноструктуру».
Последние будто бы способны независимо от капитала и
капиталистов осуществлять полномочия собственников в
общественных интересах.
По мнению буржуазных авторов, в современных
условиях развития капитализма, которые характеризуются на-
5*
67

учно-технической революцией и дальнейшей
монополизацией производства, тенденция перехода экономической и
политической власти от собственников к менеджерам
продолжает усиливаться. Дж. К. Гэлбрейт на примере
гигантских акционерных обществ описывает этот «процесс» очень
наглядно и подробно. По Гэлбрейту, властные полномочия
перешли от собственников к «техноструктуре» потому, что
собственники современного крупного промышленного
предприятия больше не располагают требуемыми
специальными знаниями. Поэтому на таком предприятии дела решают
только те, кто этими знаниями обладает, т. е. лица,
принадлежащие к «техноструктуре». В их обязанности входит
принятие решений по всем вопросам производства,
включая и вопросы применения средств производства.
Положение «техноструктуры» укрепляется еще и тем, что
укрупнение предприятий, рост капитала акционерных обществ
и связанное с этим увеличение числа акционеров ведут
к постоянному уменьшению средней доли отдельного
акционера в совокупном имуществе акционерного общества,
а тем самым ко все большему сокращению его
возможности оказывать влияние на деятельность компании и ее
органов. Поэтому и такой важный орган компании, как
наблюдательный совет, якобы признает, что его власть
происходит от менеджеров, а не от акционеров5. «На
самом высоком уровне развития,—говорит Гэлбрейт, —
примером которого служат компании «Дженерал моторе»,
«Дженерал электрик», «Шелл», «Юнилевер», ИБМ, до тех
пор пока фирма делает деньги, власть техноструктуры
всесильна. Власть собственников капитала, т. е. держателей
акций, равна нулю»6.
С точки зрения этой буржуазной концепции
акционерная форма собственности приводит к глубоким изменениям
в самом субъективном праве собственности. Согласно
В. Фридману, любое исследование права собственности,
касающееся современных форм капиталистической
предпринимательской деятельности, должно исходить из того,
что право собственности распалось на право извлекать
пользу и право контроля. Обе эти стороны субъективного
права собственности были слиты и в полном объеме
осуществлялись самим собственником только в условиях
простого товарного производства, когда собственность еще
была связана с властью над людьми. В условиях же
нынешнего капитализма, когда предприятия акционерных и
других обществ господствуют во всей сфере
промышленности и торговли, ситуация стала, по утверждению В. Фрид-
68.

мана, совершенно иной. Титул собственности отделился от
прав контроля, и в современной промышленной
организации сами собственники в основном больше не
осуществляют свои правомочия. Фридман закончил рассмотрение
преобразований субъективного права собственности в
условиях современной капиталистической компании следующим
утверждением, весьма примечательным с точки зрения
нашего анализа: «Правомочия, которые раньше были
неизбежно связаны с собственностью, ныне большей частью
перешли к тем, которые — не будучи обязательно
собственниками— способны управлять и контролировать массу
акционеров или пайщиков вследствие раздробления
собственности, пассивности (большинства акционеров), ловких
манипуляций, централизации технического и
административно-технического контроля в руках руководства фирмы
или же комбинации всех этих факторов»7.
И даже когда буржуазная правовая наука исследует
проблематику собственности под другим углом зрения и в
связи с общим преобразованием функций собственности
в условиях современного капитализма, она всегда
подчеркивает возрастающее значение отделения полномочий
собственника от собственности и от собственников крупного
предприятия. По словам Зендлера, в последнее время
исчезает такое право собственности, которое собственник
мог реализовать своими личными усилиями и под свою
ответственность. Прежнее состояние сегодня еще
встречается только на мелких и средних предприятиях. «На крупных
же предприятиях, играющих экономически самую главную
роль, — говорит он, — это право собственности
предпринимателей совершенно расщепилось между вкладчиками, в
большинстве своем анонимными, с одной стороны, и
руководством предприятия в лице так называемых
менеджеров— с другой. Личные усилия, которые связывали
предпринимателя в ходе работы с принадлежащими ему
средствами производства и которые, несомненно, имели также
легитимирующую функцию (т. е. обосновывали и
оправдывали его право собственности. — Ред.), перешли, таким
образом, от собственника к другому кругу лиц»8. Поэтому,
как писал Э. Штейн, из права собственности якобы также
«исчез специфический собственнический интерес»9.
На этой основе буржуазные теоретики создают свои
конструкции, согласно которым
распорядительно-управленческие полномочия менеджеров относительно средств
производства являются производными не от права
собственности. Власть менеджеров якобы имеет другое обоснование,
69

вытекающее главным образом из собственных усилий и
успехов. Что же касается вопроса, в чьем интересе
осуществляют менеджеры свою власть, то такие теоретики
утверждают, что полномочия менеджеров реализуются в
акционерных обществах в интересах всех участников процесса
труда, а на общесоциальном уровне — в интересах всех
слоев населения. Согласно Гэлбрейту, интерес менеджеров
при осуществлении ими своей власти в акционерных
обществах направлен на достижение процветания, ибо только
так они могут самоутвердиться и защитить свое положение.
Проводя в жизнь эти основные цели и осуществляя свою
власть, менеджеры якобы приносят пользу всем
заинтересованным в процветании: акционерам, рабочим,
государству и обществу10.
С таким же мнением выступает и Фогель. Он
утверждает, что руководители компании (менеджеры)
обязываются блюсти не только «интересы акционеров, но и
долгосрочные интересы компании, интересы ее кредиторов,
благо ее работников и всего общества»11.
Функция этих теоретических конструкций состоит
прежде всего в апологии капиталистической системы отношений
собственности и, следовательно, всей капиталистической
общественной системы. Они должны уверить трудящихся
самих капиталистических стран в том, что современный
капитализм качественно, преобразился и частная
собственность больше не носит эксплуататорского характера, что
она служит всем слоям капиталистического общества, а
значит, и трудящимся. Это относится также — и прежде
всего — к выводу о том, что одновременно с развитием в
акционерных обществах тенденции отделения права
собственности от полномочий управления и контроля исчезает
социальная значимость права собственности на средства
производства. Собственность как самостоятельный
институт отступает на задний план и якобы теряет значение. Так,
П. Ф. Друкер утверждал, что само право собственности
сегодня больше уже не важно, что перевес теперь на
стороне контроля, отделенного от права собственности и
независимого от него12.
Буржуазные теоретики утверждают, что весь строй
отношений частной собственности на средства производства
сошел на нет и теперь только кажется, что
капиталистическая система покоится на частной собственности. Берле
говорил, что, хотя и остается впечатление, будто
американская система основана на частной собственности, оно не
соответствует действительности, ибо масса промышленной
70

собственности является не более частной, чем место в
метро. «Коллективизм» становится реальностью, так как две
трети американских предприятий якобы уже не частные, а
коллективные13.
Из того факта, что новые формы собственности (т. е.
собственность акционерных обществ) стали
преобладающими, Г. Ринк делает вывод, что произошло качественное
преобразование всей экономической системы. По его
утверждению, «та противоположность между капитализмом
и социализмом, о которой писал К. Маркс», теперь
утратила актуальность. В Федеративной Республгике Германии эта
противоположность относится к прошедшей эпохе.
«Собственность на средства производства перестала быть
большой проблемой, тем более, что уровень дохода теперь не
зависит от собственности. В середине XX века получили
развитие новые формы собственности. Акционерные
общества с десятками тысяч акционеров (у компании ФЕБА,
например, 1200 тыс. акционеров) владеют частью средств
производства... Поэтому право собственности на средства
производства больше не имеет значения»14.
Острие этих теоретических конструкций направлено
прежде всего против основного положения марксистско-
ленинского учения о неизбежности обобществления средств
производства путем революционной экспроприации
капиталистов. Рассуждения о том, что при современном
капитализме значение собственности обесценивается, должны
создавать видимость, будто стало излишним решать проблему
собственности путем экспроприации капиталистов, как это
предлагают марксисты. По представлениям буржуазных
теоретиков, существование капиталистической
собственности и основанной на этом эксплуатации рабочего класса
классом капиталистов больше не является будто бы
главной проблемой нынешнего капитализма. Так, Гэлбрейт —
насколько он вообще касается проблемы существования
эксплуатации в условиях современного капитализма —
придает ей другое содержание и ограничивает ее сферой
мелких предприятий. Он приходит к абсурдному выводу о том,
что неограниченная эксплуатация может происходить
только на предприятии, состоящем из одного человека, где она
в определенной мере является «самоэксплуатацией»15.
В соответствии с логикой подобных рассуждений
упразднение капиталистической собственности не изменило бы
положения рабочего класса, и потому рабочему классу необ-»
ходимо якобы принять во внимание иные решения.
Проблема экономической власти должна быть решена, но совсем
71

другим способом, независимо от собственности. Эти мысля
Ринк выражает следующим образом: «Место отныне
устаревшей марксистской постановки вопроса (о собственности)
сегодня заняли две иные проблемы: напряженное
противоречие между свободой предпринимательства и
государственным управлением и борьба организованных
социальных групп за увеличение своей доли общественного
продукта. Таковы проблемы нашего времени»16. Так требование о
революционной экспроприации капиталистов заменяется
двумя другими требованиями, направленными на
«реформирование» капиталистической системы и не только не
представляющими опасности для капиталистических
производственных отношений, но, напротив, ведущими к
укреплению структуры капиталистического господства. В этом и
состоит главный смысл и цель таких фиктивных
теоретических конструкций, которыми пытаются доказать, что
революционное обобществление в современных условиях
развития капитализма якобы объективно не может вести к
устранению основного зла существующего общественного
строя. Одновременно предлагаются решения, полезные для
капитализма и во многом нереалистичные (контроль
за слиянием компаний, надзор за злоупотреблениями,
«справедливое распределение» общественного продукта
и т. д.).
В конечном счете за подобными теоретическими
конструкциями скрывается желание отвлечь рабочий класс и
других трудящихся от борьбы за изменение существующих
производственных отношений, притупить их классовое
сознание и революционную активность.
Теоретическая концепция «трансформации»
собственности посредством новых правовых форм объединения
капиталов имеет и другую цель — идеологически повлиять на
трудящихся социалистических стран, на социалистическую
науку. Буржуазная наука и пропаганда используют, в
частности, концепцию конвергенции, или синтеза, социализма и
капитализма, пытаясь доказывать, что в обеих
общественных системах протекает примерно одинаковый процесс
отделения экономической власти от собственности, который,
по сути дела, вызывает и одинаковые последствия. Для
этого пускается в ход утверждение, что власть менеджеров,
превосходит власть собственников, независимо от того, кто
эти собственники —частные лица или же государство17.
Менеджеры в крупном капиталистическом предприятии,
пишет Ринк, «имеют в основном те же самые задачи и
образ мыслей, как и директора народных предприятий в ГДР
72

или в других народных демократиях18. Буржуазные
теоретики, исходя из несущественных формально-юридических и
технических критериев, игнорируя основополагающие
различия обеих общественных систем, пытаются создать
впечатление, что социалистическое хозяйственное руководство
и капиталистический менеджмент имеют одинаковое
содержание и одинаковые задачи. Но именно в различной
социально-экономической сущности социалистической и
капиталистической собственности выражается в
концентрированном виде непреодолимая противоположность между
социализмом и капитализмом. Из' разных отношений
собственности проистекают, естественно, и коренные различия
в деятельности капиталистических менеджеров и
социалистических хозяйственных руководителей.
3. Правовая и экономическая природа
акционерной собственности
Марксистско-ленинское учение убедительно доказывает
ненаучность рассматриваемых теоретических построений.
Оно требует прежде всего анализа тенденций развития
акционерной собственности, в особенности правовых и
экономических свойств процесса реализации капиталистической
собственности в акционерных обществах.
Развитие акционерной формы капиталистической
собственности, экономическая и правовая сущность, природа и
функция акционерных обществ обнаруживают совсем
другие характерные признаки, нежели те, которые этой форме
приписываются буржуазными теоретиками. Эти признаки
характеризуются дальнейшим углублением основного
противоречия капитализма — противоречия между
общественным характером производства и частным способом
присвоения.
Акционерные общества и иные формы объединения
капиталов в связи с усиленным развитием производства
накапливают огромные капиталы для целей его
финансирования. Подобное общество в состоянии за короткое время
сосредоточить в своих руках такие финансовые средства,
которые индивидуальный капиталист путем накопления
прибавочной стоимости может собрать лишь за гораздо
более длительный срок. Акционерные общества поглощают
финансовые средства не только капиталистов, но и других
слоев населения, т. е. деньги, которые по отдельности не
могут быть использованы как капитал.
73

Об этой функции акционерных обществ писал еще
К. Маркс: «Мир до сих пор оставался бы без железных
дорог, если бы приходилось дожидаться, пока накопление не
доведет некоторые отдельные капиталы до таких размеров,
что они могли бы справиться с постройкой железной
дороги. Напротив, централизация посредством акционерных
обществ осуществила это в один миг»19.
Бурное развитие производительных сил, с которым
связаны концентрация и централизация производства, и
необходимость дальнейшего роста капитала привели к тому, что
существенно изменились способы накопления капиталов.
Это с необходимостью привело к возникновению новых
правовых форм предприятий, более соответствующих
экономическим потребностям класса капиталистов; ими стали
прежде всего акционерные общества, оказавшиеся
особенно удобными для крупных предприятий, типичных для
монополистического капитализма. В условиях государственно-
монополистического капитализма функция акционерных
обществ как юридического инструмента концентрации
капитала еще более усиливается.
Способ, посредством которого акционерное общество
приобретает капиталы, состоит в том, что вкладчики,
подписываясь на акции, вносят определенные денежные суммы
в предприятия. Эмиссия (выпуск) акций позволяет
крупному финансовому капиталу собрать финансовые средства
из рук не только буржуазии, но и многих мелких
вкладчиков. Все это оказывается возможным потому, что акции с
правовой точки зрения имеют характер ценных бумаг,
которые могут быть предметом купли-продажи.
Акция — это абстрактная ценная бумага, находящаяся
в обращении и, как правило, выдаваемая на предъявителя;
лишь в виде исключения она может быть выдана на имя
определенного лица. В акции, выданной на предъявителя,
не указывается имя обладателя права, основанного на ней;
переход этого права от продавца к покупателю происходит
путем простой передачи акции.
Эти свойства акции обеспечивают возможность
чрезвычайно быстрого оборота капитала при сохранении
анонимности вкладов, одновременно позволяя централизовывать и
концентрировать капитал в скрытой форме. Централизация
и концентрация капитала в акционерных обществах
посредством эмиссии акций приводят к образованию
гигантских капиталов, которыми капиталист-может свободно
располагать как своими собственными.
Таковы истинные причины, по которым буржуазные
74

юристы и экономисты постоянно подчеркивают
преимущества акционерной формы собственности.
В акционерных обществах протекает процесс
разделения функционирующего (производственного) и денежного
капитала, с которым, по словам К. Маркса, тесно связано
превращение «функционирующего капиталиста в простого
управляющего, распоряжающегося чужими капиталами, и
собственников капитала — в чистых собственников, чистых
денежных капиталистов»20.
На этой основе в акционерных обществах происходит
известное, давно открытое марксистской наукой отделение
функции капитала от самого капитала, которое
вдохновляет буржуазных теоретиков на утверждение, что
собственность при современном капитализме качественно
преобразовалась. Переход от индивидуальной капиталистической
собственности к акционерной собственности и вообще к
коллективной капиталистической собственности ничего не
изменяет в характере капиталистического способа
производства и ни в малейшей степени не затрагивает сущность
капиталистических отношений частной собственности.
Изменяется только способ4 управления собственностью и
способ присвоения прибавочной стоимости классом
капиталистов. Контроль за капиталистической собственностью
и теперь остается в сфере класса капиталистов,
трудящиеся же классы, как и прежде, отстранены и от
обладания собственностью в акционерных обществах, и от
распоряжения ею.
Отделение функции капитала от-собственности на
капитал есть не что иное, как проявление монополизации и
анонимизации собственности в акционерных обществах, в
которых развитие капиталистического производства
приводит к высокому уровню обобществления собственности в
рамках капиталистической системы. Это протекающее в
акционерных обществах развитие в его первоначальной
форме было раскрыто еще К. Марксом при анализе
акционерной формы собственности: «В акционерных обществах
функция отделена от собственности на капитал,
следовательно, и труд совершенно отделен от собственности на
средства производства и на прибавочный труд. Это —
результат высшего развития капиталистического
производства, необходимый переходный пункт к обратному
превращению капитала в собственность производителей, но уже
в не частную собственность разъединенных
производителей, а в собственность ассоциированных производителей,
в непосредственную общественную собственность»21.
75

Маркс указывает также, что в акционерных обществах
происходит «упразднение капитала как частной;
собственности в рамках самого капиталистического способа
производства»22. И далее он делает вывод: «В акционерном деле
уже существует противоположность старой формы, в
которой? общественные средства производства выступают как
индивидуальная собственность; но само превращение в
форму акции еще стеснено капиталистическими рамками;
поэтому вместо того чтобы преодолеть противоречие
между характером богатства как богатства общественного и
как богатства частного, оно лишь развивает это
противоречие в новом виде»23. Слова К.Маркса об упразднениичаст^-
ной собственности в рамках капиталистического способа
производства надо понимать в том смысле, что
индивидуальная капиталистическая собственность сменяется
коллективной собственностью многих капиталистов.
Из этого следует, что преобразование формы
капиталистической собственности в акционерных обществах и теперь
происходит в пределах капиталистического способа
производства. А это означает, что основа капиталистических
отношений собственности остается неизменной. Средства
производства, таким образом, остаются в руках буржуазии,
в то время как огромное большинство общества
оказывается отстраненным от этой собственности. Это решающий
фактор в оценке сущности капиталистических отношений
собственности, который лишь подтверждает, что
капиталистическая собственность и в рамках правовой формы
акционерного общества сохраняет свое эксплуататорское
классовое содержание.
В эпоху монополистического капитализма отделение
собственности от ее функции углубляется еще больше:
«Капитализму вообще свойственно отделение собственное
ти на капитал от приложения капитала к производству,
отделение денежного капитала от промышленного, или
производительного, отделение рантье, живущего только
доходом с денежного капитала, от предпринимателя и всех
непосредственно участвующих в распоряжении капиталом
лиц. Империализм или господство финансового капитала
есть та высшая ступень капитализма, когда это отделение
достигает громадных размеров»24.
Пропагандисты «трансформации» капиталистической
собственности намеренно превратно толкуют процесс
отделения функции капитала от собственности на капитал»
приписывая этому процессу основополагающее влияние на
само содержание отношений собственности, хотя с первого
76

взгляда очевидно, что такой процесс затрагивает только
форму собственности. Присвоение прибавочной
стоимости классом капиталистов, являющееся
социально-экономическим содержанием капиталистической частной
собственности, остается неприкосновенным и в условиях
существования акционерных обществ. Эта истина убедительно
подтверждается исследованием правовой стороны
реализации капиталистической собственности в акционерных
обществах.
С точки зрения права собственности в акционерных
обществах происходит расщепление правомочий
собственника. Акционеру принадлежит право собственности на акцию,
в то время как субъектом права собственности на
действительный капитал является юридическое лицо —
акционерное общество.
Сама акция как типичная ценная бумага с правовой
точки зрения связана с членством в акционерном
обществе и включает право на часть прибавочной стоимости и
право на участие в общем собрании акционеров. Она
представляет собой правовое основание для получения той
доли прибавочной стоимости, которая соответствует
размеру вклада в акционерное общество. Одновременно акция —
правовое основание собственности25. Формой обеспечения
этой доли прибавочной стоимости служит дивиденд на
акцию как основной вид процентов на капитал.
Хотя, как мы видели, акция как правовое основание
(правовой титул) связана с находящимся в обороте
акционерного общества действительным капиталом, она не
обеспечивает правовое притязание ни на соответствующую
часть этого капитала, ни на возврат внесенного вклада.
Акционер может только продать этот правовой титул на
особом рынке ценных бумаг—бирже. Несмотря на то что ак:
ция циркулирует в обращении как товар, она имеет, однако,
лишь фиктивную стоимость, потому что
действительный капитал в форме акции находится в обороте как бы в
виде своего двойника, т. е. в идеальном, фиктивном виде.
Таким образом, можно сделать вывод, что акция (из
которой проистекает право на дивиденд1 за вложенный
капитал, а также право на ее отчуждение путем продажи на
бирже, право на участие в общем собрании акционеров)
находит свое воплощение только в отношениях обмена.
Субъектом полномочий пользования и власти в
отношении производственного капитала (средств производства)
выступает с правовой точки зрения акционерное общество
как юридическое лицо.
77

Правовая форма акционерного общества, которому
принадлежат указанные правомочия собственника,
прикрывает не только природу и сущность их расщепления, но
главным, образом способ, посредством которого
происходит реализация (функционирование) капиталистической
собственности — извлечение прибавочной стоимости, что
дает возможность буржуазным теоретикам затушевывать
эксплуататорский характер акционерной формы
собственности.
Своеобразие акционерной формы собственности
состоит в том, что в сложном процессе ее функционирования
происходит взаимопроникновение двух видов отношений:
отношений власти и пользования, правовым субъектом
которых является акционерное общество и которые
основываются на действительной собственности на капитал, с
одной стороны, и отношений обмена, субъектами которых
являются акционеры,—с другой.
Юридическое лицо* осуществляет отношения
пользования и власти, связанные с собственностью на средства
производства, через свои органы (правление,
наблюдательный совет, общее собрание акционеров) в интересах той
группы акционеров, которая владеет достаточно большой
долей акций и тем самым обеспечивает себе определяю-
щее влияние в акционерном, обществе. Акционер или
акционеры, которые смогли достичь такого влияния, перестают
быть только собственниками ценных бумаг. Их
собственность на акции при этих условиях означает гораздо
больше, нежели право на дивиденды, на участие в общем
собрании и на отчуждение своих акций. Через органы
акционерного общества такие акционеры обеспечивают себе
власть над ним, а тем самым, прямо или косвенно, либо
участие в' осуществлении! всех правомочий собственника,
либо реализацию этих правомочий (другими лицами.—
Ред.) в своих интересах. Так с помощью сложного
механизма акционерных обществ и гибкого акционерного
права обладатели ценных бумаг (обязательств) одновременно
становятся и носителями правомочий пользования и власти.
Это означает, что обладание большой долей акций
имеет 'иное качество, чем собственность ■ на отдельные акции.
Владелец так называемого контрольного пакета акций —
фактический собственник предприятия и средств
производства. Он имеет возможность осуществлять правомочия,
основанные на собственности, или влиять на их
осуществление в своих интересах и направлять распределение
прибылей. Размер контрольного пакета в значительной мере
78

зависит от степени рассеяния акций среди акционеров. Чем
шире рассеяние, т. е. чем больше акций распространено
среди большого числа мелких акционеров, тем меньший
контрольный пакет акций нужен для того, чтобы крупные
акционеры могли господствовать в акционерном обществе.
При монополистическом капитализме всеобщим явле*
нием стала концентрация контрольных пакетов акций в
руках банков и других финансовых учреждений. Таким
способом представители финансового капитала получают
власть над акционерными обществами. Акционерные
общества, следовательно, являются организационной и
правовой предпосылкой процесса, с помощью которого
финансовая олигархия добивается господства над отдельными
предприятиями, а затем, используя иерархическую
структуру системы акционерных обществ, — и над всей
экономикой.
В акционерных обществах/ продолжается концентрация
собственности и связанной с ней власти; правовая форма
акционерного общества дает возможность самым крупным
и преуспевающим акционерам распоряжаться, кроме своего
собственного капитала, капиталом других членов
общества, вследствие чего сужается круг лиц, господствующих над
производством и управляющих им. Большинство членов
акционерного общества уже не имеет права принимать
решений по руководству производством и распоряжаться
производственным капиталом. Процесс экспроприации в рамках
капиталистического способа производства достигает здесь
еще более высокой стадии. Экспроприация
распространяется с непосредственного производителя на мелких и
средних капиталистов26. Масса членов акционерного общества
теряет свою собственность в пользу небольшого числа
финансовых магнатов27.
В акционерных обществах как преобладающей форме
монополистического предпринимательства собственность
не утрачивает значение, а приобретает еще больший вес.
Именно путем присвоения прибавочной стоимости,
реализуемой в акционерной форме капиталистической
собственности, усиливается власть все уменьшающегося слоя
финансовой олигархии, а в результате обеспечивается ее
экономическое и политическое господство в капиталистическом
обществе. Вот почему концепция буржуазной науки об
утрате значения собственности в акционерном обществе не
имеет научного основания. Она суть результат
идеалистического понимания собственности и права собственности.
Такой подход к собственности акционерных обществ дает
79

возможность буржуазным правоведам с помощью мнимо-
логического метода выводить из «расщепления»
правомочий собственника (между. акционерами и акционерным
обществом) абсурдные заключения о том, что властные
правомочия, связанные с собственностью на средства
производства, якобы вообще исчезли. На самом же деле эти
основанные на собственности властные правомочия
существуют, но лишь в другой, завуалированной форме, и
финансовая олигархия в возросшей степени реализует их в
своих интересах.
, Если приведенный вывод буржуазной науки
оказывается несостоятельным уже с чисто теоретической точки
зрения, то еще менее он выдерживает сопоставление с
социально-экономическими реалиями капиталистической
действительности. При нынешнем капитализме финансовая
олигархия укрепляет свои собственнические позиции
именно на основе акционерных обществ, устанавливая
господство над ними и через гигантские транснациональные
монополии контролируя целые отрасли промышленности.
Например, три крупнейших банка в ФРГ держат в своих
руках 70% капитала всех акционерных обществ, что
означает полный контроль всех ключевых позиций в
промышленности28.
Многонациональные концерны — гиганты с годовым
оборотом в миллиарды долларов — распоряжаются, кроме
своего собственного капитала, финансовыми средствами
сотен тысяч мелких акционеров, а путем кредитных
операций— и небольшими сбережениями миллионов людей.
Происходящая в монополистических акционерных обществах
концентрация и централизация капитала сопровождается
втягиванием все более широких кругов населения в процесс
эксплуатации и капиталистической экспроприации,
увеличивая и расширяя принадлежащее узкому слою
финансовых магнатов право распоряжаться и принимать решения
прежде всего в своих классовых интересах29.
Экономическая и политическая власть финансовой
олигархии, проистекающая из обладания собственностью на
средства производства, еще более укрепляется, опираясь
на власть империалистического государства30. Государство
в эпоху империализма в возрастающей степени
вмешивается в экономику, участвует в регулировании экономических
процессов и само как обладатель обширной
государственной собственности осуществляет хозяйственную
деятельность. Эта деятельность империалистического государства
происходит в тесной связи с крупнейшими монополиями и
80

в интересах сильнейших монополистических групп.
Специфическим проявлением данной тенденции является также
участие государства в собственности больших акционерных
обществ в форме так называемой смешанной
собственности.
Поэтому для современного капитализма типично
многообразное переплетение акционерных обществ не только
между собой или с другими организациями
предпринимателей, но и с империалистическим государством. Тем самым
еще больше укрепляются позиции сильнейших
монополистических групп, узкого слоя финансовой олигархии, а их
экономическая и политическая власть возрастает.
Эти отношения, развивающиеся в рамках акционерных
обществ и выражающие высокую степень концентрации
капитала и экономической мощи, находят закрепление в
буржуазном национальном и наднациональном
законодательстве, особенно в законодательстве об акциях31, которое
позволяет крупнейшим акционерам различными
изощренными путями овладевать не только «своими», но и
другими акционерными обществами, реализуя там свои
материальные интересы. Иллюстрацией может служить Закон об
акциях, принятый в ФРГ 6 сентября 1965 г.
Для крупных акционеров, заинтересованных в усилении
их влияния на осуществление правомочий собственника в
акционерных обществах, первостепенное значение имеет
вопрос о распределении компетенции между отдельными
органами общества (правлением, наблюдательным
советом, общим собранием). Разумеется, самое простое для
них — обеспечить свое влияние в постоянных органах
общества (правлении и наблюдательном совете), и поэтому
они заинтересованы в том, чтобы именно эти органы
обладали как можно более обширными властными
полномочиями. Ведь в условиях широкого распространения акций
может случиться, что мелкие акционеры при определенных
обстоятельствах выразят свое мнение, используя свое
право голоса в периодически созываемом общем собрании.
Действующий в ФРГ Закон об акциях, идя навстречу
интересам крупных акционеров, законодательно закрепил
сужение компетенции общего собрания, установив, что все
принципиальные вопросы, касающиеся общества, решают-
ся его постоянными органами. Таким образом возможное
влияние мелких акционеров на дела общества полностью
устраняется. В обосновании действующего закона по этому
поводу ясно сказано: «Закон об акциях 1937 года (который
действовал до принятия в 1965 году нынешнего закона.—
6 Заказ 3634
81

Авт.) значительно усилил позицию правления и
наблюдательного совета по отношению к общему собранию... Такое
положение руководства компании и сегодня
представляется оправданным и необходимым как с
народнохозяйственной точки зрения, так и в правильно понимаемом
интересе акционеров»32.
В ч. 1 § 119 Закона ФРГ об акциях перечисляются
права общего собрания, причем его правомочия по принятию
решений по вопросам руководства акционерным
обществом явно ограничены. По вопросам руководства его
делами общее собрание может принимать решения только в
тех случаях, когда этого требует правление.
Указанный Закон об акциях предоставляет
монополистическим акционерным обществам неограниченное поле
деятельности в области международных связей. Особенно
подробно регулируются различные формы взаимного
участия акционерных обществ в делах друг друга и их связи с
другими видами предприятий (включая государственные
предприятия), возникающие путем установления
отношений господства и подчинения между «материнскими» и
«дочерними» компаниями. Отношения между такими
предприятиями в большинстве своем урегулированы
договорами, которые различаются прежде всего характером и
степенью взаимозависимости сторон: одни договоры имеют
целью установление господства одного предприятия над
другим (Beherrschungsvertrag); вторые — содержат
обязательство передавать всю полученную прибыль другому
предприятию (Gewinnabfuhrungsvertrag); третьи
—устанавливают порядок дележа общей прибыли (Gewinngemein-
schaftsvertrag) или определяют, какую часть своей прибыли
одно предприятие передает другому (Teilgewinnabfuhrugs-
vertrag) (§ 291, 292 Закона об акциях). Форму теснейшей
взаимосвязи между двумя или несколькими обществами
представляет собой так называемое включение одной
компании в другую (Eingliederung), т.'е. фактическое
поглощение одного или нескольких акционерных обществ,
остающихся при этом юридическими лицами, одной мощной
компанией, в руках которой оказываются все акции этих
обществ (§ 319 Закона об акциях).
Такие взаимосвязи, урегулированные Законом об
акциях, находят свое выражение в различных правовых
способах возникновения могущественных экономических
группировок (концернов). На вершине этой иерархической
структуры находится мощная материнская компания, где
господствует очень небольшая группа финансовых магна-
82

тов. Такой компании, как правило, подчинено множество
акционерных обществ и предприятий других форм. Поэтому
не кажется неожиданным утверждение, что ныне
действующий Закон ФРГ об акциях, в отличие от
предшествовавшего правового регулирования, предоставил концернам такое
правовое положение, какое им наиболее выгодно. Не
требует дальнейших объяснений вопиющее противоречие, в
каком находится этот факт с лозунгами мнимо
антимонополистического характера, провозглашаемыми
поборниками так называемой свободной рыночной экономики. Вполне
достаточное объяснение данному противоречию —
действительное отношение западногерманских господствующих
кругов к концернам, ясно выраженное в уже упомянутом
обосновании правительственного проекта Закона об акциях:
«Приходится терпеть концерны как сложившуюся форму
проявления нашей экономической >жизни, и вопрос об их
запрещении не может даже рассматриваться всерьез».
Закон об акциях обеспечивает особенно благоприятные
условия для слияний различных компаний как высшей
ступени концентрации производства и капитала. Такие
слияния совершаются либо путем полного объединения двух или
нескольких компаний в одну новую, либо путем ликвидации
одной из компаний и перехода всего ее имущества к
другой. Компания, которая такими путями сливается с другой,
теряет не только свою экономическую, но и юридическую
самостоятельность.
Слияние — правовое средство, с помощью которого
могущественные монополии завладевают своими более
слабыми партнерами. Это явление в условиях современного
капитализма достигло гигантских размеров, несмотря на
различные законодательные меры, формально
направленные против таких слияний.
Растущая интернационализация капиталистической
экономики и развитие многонациональных концернов привели
к необходимости создания в империалистических
государствах международной правовой основы для слияний
компаний разных стран, что нашло свое отражение прежде
всего в проекте образования так называемых европейских
акционерных обществ, в подготовке соглашения, которое
предусматривает унификацию законодательства стран —
членов Общего рынка о таких слияниях. Названные
проекты должны способствовать беспрепятственной
концентрации капитала и производства, преодолению всех тех
правовых барьеров на этом пути, которые еще существуют на
основе национального законодательства33.
6*
83

4. Менеджеры: нет такого класса
Точно так же, как уже проанализированные воззрения
буржуазных теоретиков, лишены научной обоснованности
и их утверждения о том, что вследствие развития правовой
формы акционерной собственности и связанного с ним
отделения функции капитала от собственности на капитал
классовая структура капиталистического общества якобы
изменяется в корне, класс капиталистов исчезает, а власть
переходит к новому классу управляющих собственностью,
т. е. менеджеров. То же самое относится к утверждению,
что и положение рабочего класса изменяется настолько
существенно, что он даже перестает быть объектом
эксплуатации со стороны капиталистов.
Все эти утверждения игнорируют научные критерии
разделения общества на определенные классы. Классы
есть продукт конкретных производственных отношений
той или иной общественной формации. Поэтому
решающим для различения классов является положение людей
в системе материальных отношений.
В. И. Ленин в своей работе «Великий почин»
следующим образом определил классы в обществе: «Классами
называются большие группы людей, различающиеся по их
месту в исторически определенной системе общественного
производства, по их отношению (большей частью
закрепленному и оформленному в законах) к средствам
производства, по их роли в общественной организации труда,
а следовательно, по способам получения и размерам той
доли общественного богатства, которой они располагают.
Классы, это такие группы людей, из которых одна может
себе присваивать труд другой, благодаря различию их
места в определенном укладе общественного хозяйства»34.
В условиях капиталистического процесса производства и
существования капиталистической частной собственности
ни в положении классов, ни в отношениях между ними не
произошло каких-либо принципиальных изменений прежде
всего потому, что само разделение общества на
собственников и несобственников средств производства—отнюдь
не случайный, а закономерный результат процесса
капиталистического производства и капиталистических
отношений собственности. Это установил К. Маркс:
«Следовательно, капиталистический процесс производства,
рассматриваемый в общей связи, или как процесс воспроизводства,
производит не только товары, не только прибавочную сто*
имость, он производит и воспроизводит само капиталисти-
84

чёское отношение,— капиталиста на одной стороне,
наемного рабочего — на другой»35. Это состояние будет
продолжаться до тех пор, пока не будет ликвидирована его
основа — процесс капиталистического производства вместе
с частной собственностью.
При применении современных правовых форм
капиталистической собственности сами капиталисты отходят вг
сторону только от организации процесса производства, or
непосредственного управления собственностью, что
внушает буржуазным теоретикам представления о
постепенном исчезновении класса капиталистов как такового. Тот
факт, что капиталист как руководитель производства
становится излишним, отмечали еще К. Маркс и Ф. Энгельс.
Так, Ф. Энгельс писал: «Итак, мы видим, что, вследствие
развития самой системы капиталистического
производства, капиталист вытесняется точно так же, как ткач,
работавший на ручном станке, с той, однако, разницей,
что ткач обречен на медленную смерть от голода, а
вытесняемый капиталист — на медленную смерть от
обжорства. Но положение того и другого обычно сходно в том
отношении, что ни один из них не знает, что ему делать с
самим собой»36.
К аналогичному выводу приходит и К. Маркс:
«Подобно тому, как капиталист сначала освобождается от
физического труда, как только капитал его достигает той
минимальной величины, при которой только и начинается
собственно капиталистическое производство, так теперь он
передает уже и функции непосредственного и постоянного
надзора за отдельными рабочими и группами рабочих
особой категорий наемных работников»37. Этот
протекающий в акционерных обществах процесс приводит только
к внутренней передвижке власти в пользу финансовой
олигархии, которая хотя и отдаляется от процесса
производства, но продолжает гораздо эффективнее
господствовать в этом процессе в новых условиях и на другой манер,
эксплуатируя еще сильнее его участников.
В общесоциальном смысле класс капиталистов и в
современном капиталистическом обществе является
собственником средств производства. Собственность обеспечивает
его представителям власть все решать и всем
распоряжаться. Поэтому при сохранении капитализма только
капиталисты могут занимать руководящее положение, так:
как это их положение есть неотъемлемая принадлежность
капитала. Как подчеркивал В. И. Ленин, в
капиталистическом обществе, причем на любой стадии его развития,
85

экономика такова, что только капиталисты могут быть его
тосподствующим классом.
Напротив, менеджеры (или так называемая техност-
руктура) не представляют собой никакого
господствующего класса и вообще не являются каким-либо
общественным классом потому, что у них нет никакого
самостоятельного положения в системе материального производства.
Они находятся в полном и всестороннем подчинении у
класса капиталистов, представителем которого в обществе
является финансовая олигархия. Соответственно
менеджеры в своей деятельности руководствуются интересами
капиталистов, т. е. достижением максимальной прибыли.
Менеджеры могут утверждать свое собственное положение в
обществе только до тех пор, пока они последовательно
действуют в интересах финансовой олигархии.
Исключительно сами собственники капитала определяют, до какой
лоры менеджмент, или техноструктура, будет выполнять
функцию капитала38. Разумеется, многие из менеджеров —
лрямые представители финансовой олигархии.
Тот факт, что при нынешнем капитализме
господствуют собственники производства, т. е. капиталисты,
признается и некоторыми буржуазными авторами. К примеру, об
этом свидетельствует довольно ироничная критика в адрес
идей Бернхейма: «Менеджеры вовсе не добились власти
над собственниками, как об этом когда-то пророчествовал
Бернхейм в своей фантазии «Режим менеджеров».
Напротив— сами или через своих представителей — все еще
определяют, как и кому управлять их собственностью»39.
В капиталистическом обществе рабочий класс и другие
группы наемных работников находятся на полюсе,
противоположном классу капиталистов; они совсем отстранены
ют собственности на средства производства. Процесс этой
поляризации собственности в капиталистических странах,
жоторый является закономерным следствием
капиталистического способа производства и капиталистической
собственности, вызывает соответствующие непосредственные
структурные изменения в капиталистическом обществе.
Продолжающаяся концентрация и централизация
собственности в монополистических правовых формах
предпринимательства означает одновременно, что в процесс
капиталистической эксплуатации и экспроприации постепенно
втягиваются и другие слои общества (Особенно мелкие
производители). Поэтому прогрессирующая поляризация
капиталистического общества на два основных класса,
буржуазию и пролетариат, есть характерный признак
современно

ного капитализма. Такая классовая поляризация в
капиталистическом обществе все больше ускоряется научно-
технической революцией40.
В этом смысле все рассуждения буржуазных
теоретиков о «депролетаризации» и «преобразовании» рабочего
класса, об уменьшении классовых противоположностей
весьма иллюзорны. Подобные утверждения не находят r
современном развитии капиталистических стран никакой
реальной опоры41. Нынешняя экономико-политическая
ситуация в высокоразвитых капиталистических странах
характеризуется ростом революционного движения. Рабочий
класс и другие трудящиеся усиливают свою борьбу против
монополий и крупного капитала. Не классовый мир, а
обостряющаяся классовая борьба между становящимся все
сильнее и сознательнее рабочим классом и опирающейся
на государственно-монополистический аппарат власти
монополистической буржуазией характерна для современного
капитализма42.
Подводя итог сказанному, следует подчеркнуть, что при
акционерной форме собственности противоречие между
общественным характером производства и частным
способом присвоения не только не ослабляется, а обостряется
гораздо больше. В условиях высокого уровня
обобществления производства происходит дальнейшая
концентрация собственности и связанной с ней власти в руках
численно все уменьшающегося круга собственников. Это
может быть преодолено только путем революционной
экспроприации класса капиталистических собственников средств,
производства; при этом не имеет значения, о каких
формах капиталистической собственности идет речь.

Глава HI
ТЕОРИЯ «НАРОДНОКАПИТАЛИСТИЧЕСКОИ»
СОБСТВЕННОСТИ
1. Общая характеристика концепции
«народного капитализма»
Экономико-идеологическая концепция «народного
капитализма» возникла как современное приложение старых
теорий «нового», или «измененного», капитализма,
согласно которым такие общественно-экономические явления, как
отделение народных масс от собственности на средства
производства и возрастание имущественного неравенства,
сходят на нет или смягчаются и заменяются якобы более
равномерным распределением собственности. Акционерные
общества и другие формы объединения капиталов
рассматриваются как главный правовой инструмент и как главная
предпосылка такого изменения.
В последние годы буржуазная наука перестала
употреблять термин «народный капитализм», так как он
полностью дискредитировал себя в глазах трудящихся
капиталистических стран. Однако идеологические цели,
мотивировавшие возникновение теории «народного
капитализма», не изменились. Те утверждения и аргументы,
которые составляли основное содержание концепции «народного
капитализма», продолжают использоваться современной
буржуазной наукой. Поэтому критика этой концепции по-
прежнему актуальна.
В основе концепции «народнокапиталистической»
собственности лежит идея, высказанная еще в начале века:
акционерные общества — это фактор «демократизации»
собственности и принципиальных изменений в
распределении национального дохода. Она затем была
обстоятельно развита в США в двадцатых годах нынешнего столетия.
Утверждалось, что в США совершается единственная в
своем роде экономическая революция, устраняющая
различие между рабочими и капиталистами, ибо она якобы
88

превращает рабочих в капиталистов, а капиталистов
вынуждает в той или иной форме становиться рабочими1.
Так как рабочие путем приобретения акций будто бы
превращались в капиталистов, то выходило, что
экономическое равенство может быть успешно достигнуто пра
капиталистической.системе точно так же, как и при любой
иной общественной системе2.
Идея выпуска наивозможно большего числа мелких,
акций и продажи их рабочим встретила большой интерес ъ
кругах монополистов-предпринимателей. Поэтому она
усиленно пропагандировалась, а в 1924—1925 гг. и в
последующие годы были предприняты первые широкие попытки
применить ее на практике..
Возникновение и провозглашение теории «демократы*
зации» собственности, таким образом, пришлось как pas
на период относительного экономического подъема, когда,,
как полагают буржуазные идеологи, существовали
благоприятные субъективные и объективные условия для
усиления идеологического влияния на трудящихся.
Иллюзорность указанной теории отчетливо обнаружилась уже через-
несколько лет после ее возникновения, с появлением
первых признаков мирового экономического кризиса 1929 —
1933 гг., приведшего к массовому падению курса акций к
краху предприятий. По рабочим ударили не только
последствия безработицы» они потеряли также свои сбережения^
которые были вложены ими в акции. Так, оставшиеся бе&
работы, оказавшиеся на грани нищеты рабочие сами
смогли убедиться в ложности утверждений о том, что
капитализм принципиально изменился и что рабочие
превратились в капиталистов.
Под влиянием такой ситуации прекратились и
пропаганда этой теоретической концепции, и попытки
реализовать ее на практике. Ее новое частичное оживление
произошло в США во время второй мировой войны. Идея «на-
роднокапиталистической» собственности снова
активизировалась на более широкой базе в пятидесятых годах,
когда США и другие высокоразвитые капиталистические
страны оказались в фазе послевоенного экономического,
подъема. Тяжелый экономический кризис, в полосу
которого весь капиталистический мир вступил в 1974 году и:
который продолжается до настоящего времени, вновь
нанес концепции «народнокапиталистической»
собственности очень серьезный удар.
Сущность американской концепции
«народнокапиталистической» собственности была описана в многочисленных
89:

произведениях буржуазных ученых и публицистов,
среди которых наиболее известны А. Берле, М. Надлер,
С Кузнец, А. Каплан, Л. Киммель3 и др. Смысл их
концепции «народного капитализма» сводится к двум
положениям: собственность в промышленности приобрела
демократический характер, так как обладание акциями
крупных американских компаний широко распространено
среди народа; перераспределение доходов произошло в
направлении от богатых к бедным, уровень дохода
наименее обеспеченных слоев населения существенно повысился,
«а у богатых слоев (капиталистов) значительно снизился.
Но действительное развитие отчетливо показало, что оба
эти положения как теоретически, так и практически не
обоснованы. Социально-экономическая реальность США
предоставляет вполне достаточно доказательств для такого
вывода4.
Среди развитых капиталистических стран Европы
концепция «народного капитализма» распространилась
прежде всего в Великобритании, Австрии и в ФРГ. Самое
большое влияние она получила в ФРГ, где очень
интенсивно пропагандируется до последнего времени. В ФРГ
теория «народного капитализма» была провозглашена в
своеобразном варианте концепции «превращения рабочих в
собственников». Названная концедция примыкает к
американским теориям, обнаруживая с ними единство в
сущности и целях. Но она имеет много специфических
признаков, обусловленных особенностями
социально-экономической ситуации* сложившейся в ФРГ после второй
мировой войны.
Начало широкого распространения этой концепции
падает на пятидесятые годы. С этой поры
западногерманские буржуазные идеологи развили множество систем,
-форм и руководств по практической реализации теории
«превращения рабочих в собственников» («создания
собственности в руках рабочих» или «раздробления
собственности между рабочими»), которые нашли свое отражение
и в законодательстве. Именно вопросам создания
«оптимальных» правовых форм «превращения рабочих в
собственников» основатели этой концепции уделяют
первостепенное внимание.
В самом формировании рассматриваемой концепции в
ФРГ участвовали неолибералы, представители
католического социального учения и глашатаи так называемого
«демократического», или «свободного», социализма. Они
пытаются втиснуть новую концепцию в рамки своих ранее
90

разработанных и давно используемых экономических и
идеологических доктрин. Указанная концепция должна
явиться логическим следствием этих уже имеющихся в
ходу теоретических воззрений и вместе с тем одновременно
создать впечатление достоверности и научности именно
с помощью провозглашаемой формы (или форм)
«превращения рабочих в собственников». При детальном
анализе, конечно, становится очевидным, что между
отдельными моделями такого «превращения» существуют только
такие различия, которые не касаются их основного
содержания.
Все они носят общий, враждебный народу классовый:
характер и выполняют одинаковую функцию — защищать
существующую государственно-монополистическую сие-'
тему.
2. Политико-правовые аспекты теории и практики
«превращения рабочих в собственников» в ФРГ
Основное положение рассматриваемой концепции
покоится на утверждении, что экономическая система
капитализма в результате предшествующего развития достигла
такой ступени, на которой существуют все предпосылки
для того, чтобы разрешить проблему «несправедливого»
распределения собственности, имущества и доходов путем
«формирования собственности в руках рабочих» и «рас*
сеяния права собственности между ними». Причем
представители этой концепции рассматривают указанную
проблему как «центральный вопрос системы отношений
собственности»5.
Сторонники идеи «превращения рабочих в
собственников» исходят из представления, что должна быть
достигнута такая «деконцентрация» собственности, которая
позволит приобщить все более широкие слои населения к так
называемой производительной собственности6. Они
утверждают, что этот процесс уже начался, когда акционерные
и иные компании, объединяющие капиталы,
распространились широко и путем эмиссии акций и прочих ценных
бумаг стали охватывать все более значительные круги
людей. В наше время якобы существуют все предпосылки для
того, чтобы ускорить этот процесс и включить в него все
население, в том числе и наемных работников. Тем самым
будто бы открывается реальная возможность положить
91

конец отсутствию собственности у трудящихся в
капиталистическом обществе и таким образом остановить процесс
концентрации и централизации капитала в руках
капиталистов. Решительно отрицается, что имущественное
неравенство есть закономерный продукт капитализма,
вытекающий из самой его сущности.
Глашатаи такого «превращения рабочих в
собственников» придерживаются мнения, что «неравномерное»
распределение имущества может и должно быть изменено в
рамках капитализма. Они исходят из идеи, что при
современном капитализме для всех, а следовательно, и для
рабочих возможно накопление капитала. В этом они видят
ключ к решению общей лроблемы. Нужно только, по их
мнению, найти соответствующие формы и методы,
посредством которых для рабочих станет возможным доступ на
рынок капиталов и участие в формировании капитала. Так
рабочие будто бы получают возможность стать
индивидуальными собственниками средств производства. Доступ
наемных работников на рынок капиталов поборники
«превращения рабочих в собственников» представляют себе в
принципе таким образом: рабочие путем покупки акций
и других ценных бумаг на свои сбережения участвуют в
«собственности» капиталистических предпринимателей. С
помощью этого способа доли рабочих в собственности
должны постоянно возрастать, а доли прежних
собственников— постоянно уменьшаться. Тем самым в конечной
фазе этого процесса, как им видится, должно быть достигнуто
широкое «рассеяние» так называемой производительной
собственности. Процесс «превращения рабочих в
собственников» должен, по их мысли, протекать под позитивным
влиянием как со стороны государства, так и со стороны
самих капиталистов с тем, чтобы «рабочие за короткое
время достигли бы обладания такой долей собственности*
которая обеспечивала бы им социальное благополучие и
доходы с капитала»7.
«В сфере классовых отношений в соответствии с этой
концепцией должен завершиться процесс исчезновения
классовых антагонизмов и классовой борьбы. Связывая
свои выводы с теорией так называемого социального
партнерства, представители рассматриваемой концепции
придерживаются того мнения, что если рабочие в массе своей
станут субъектами системы участия в собственности, то
будет достигнута общность интересов всех участвующих в
производстве социальных групп. Падет якобы последний
барьер, отделяющий капиталистов от рабочих. Рабочие
92

станут «сособственниками», «^предпринимателями», что
отразится, по мысли поборников этой концепции, не только
на их поведении в процессе труда, но и на их «общей
идеологической установке относительно общественного
строя и частной собственности на средства
производства»8.
В правовом и политико-правовом смысле «превращение
рабочих в собственников» выводится из социальной
связанности собственности и из социальной природы
государственности, как они закреплены в ст. ст. 14 и 20 Основного
закона ФРГ9.
На таких утверждениях основывается «имущественная
политика», проводимая якобы в пользу
«несамостоятельных», т. е. наемных, работников, не имеющих
собственности. Конечно, применение этих конституционных принципов
ставит пределы и «превращению рабочих в собственников»,
так как оно может быть осуществлено только при том
условии, что уже существующие права собственников останутся
неприкосновенными. Буржуазная правовая наука
доказывает, что защита собственности относится ко всем правам
собственников (ст. ст. 14 и 15 Основного закона ФРГ) и что
поэтому любое посягательство на «законное», возникшее в
согласии с действующим правопорядком право собствен*
ности должно рассматриваться как противоправное и
антиконституционное, так как законно приобретенная
собственность «в правовом государстве имеет право на защиту»10.
Следовательно, недопустимо снижать уровень
имущественной концентрации путем экспроприации или социализации.
Тем самым гарантия* права собственности запрещает
перераспределение имущества посредством посягательств на
современное распределение имуществ. Так же и скрытые
посягательства с целью исправить это распределение
имуществ являются антиконституционными. Поэтому все
наставления теории «распределения» собственности, из каких
политических позиций они бы ни исходили, не относятся к
ранее приобретенной собственности или к иным
имущественным правам. Допускается только «распределение»
собственности, ожидаемой в будущем, т. е. ценностей,
которые в правовом отношении до сих пор никому не
принадлежат, иначе говоря, так называемого «приращения
собственности».
«Все три партии (имеются в виду ХДС, СвДП,
СДПГ.— Авт.), — пишет Э. Штейн,— сознавали и
принимали во внимание эти конституционно-правовые пределы
любой имущественной политики. Они не намерены прово-
93

дить никакого перераспределения нынешних имуществ, но
лишь ограничиться тем, чтобы по-новому урегулировать
распределение того приращения имуществ, которое
ожидается в будущем. Вследствие этого ограничения
приращением цель распределения имуществ совместима также с
индивидуально-правовым аспектом гарантии
собственности»11.
Все это ясно показывает действительный характер,
сущность и целевую классово-политическую установку
концепции «превращения рабочих в собственников», а также
ее внутреннюю противоречивость. С одной стороны, должны,
быть полностью сохранены капиталистическая частная
собственность и капиталистический способ производства,
с другой — должно быть справедливо распределено
имущество. На самом же деле проблема распределения
собственности вообще не попадает в поле зрения, причем
даже той собственности, которая еще только будет создана.
Доказательством служат, в частности, принципы
построения всех моделей «формирования имущества в руках
рабочих».
Прежде всего упоминался принцип, согласно которому
имущество «не должно быть подарено» рабочим, ибо в
таком случае не были бы достигнуты цели, преследуемые
«превращением рабочих в собственников». Путем дарения
имущества не удалось бы добиться ожидаемого
воспитательного воздействия на рабочих — они «не дорожили бы»
имуществом, приобретенным таким способом. Возникла бы
опасность психологического обесценения всей
деятельности по формированию имущества «в руках рабочих».
Ведь «что досталось даром — ничего не стоит». Поэтому
они должны это имущество «заработать своим
трудом»12.
Конкретные представления теоретиков «формирования
собственности в руках рабочих» о ходе этого процесса
таковы: рабочие предлагают на рынке капиталов
определенную часть своей зарплаты, за что получают ценные
бумаги на сумму, соответствующую вносимому ими
вкладу. От использования такого метода ожидаются глубокие
и благотворные последствия, и прежде всего
сосредоточение «свободных» финансовых средств, которые могут быть
вложены в предприятие или в экономику при
одновременном ограничении рабочим классом своего потребления.
«Смысл формирования собственности в руках рабочих,—
поясняет В. Лейснер,— в том, чтобы заставить
отказываться от потребления ради приобретения собственности.
94

Таким образом можно будет вынудить делать долгосроч*
ные вложения»13. Прирост капиталовложений и
ограничение потребления у рабочего класса создадут, согласно
этим утверждениям, оптимальные хозяйственные условия
для длительной стабилизации капиталистической
экономики, а следовательно, для сохранения конъюнктуры,
рабочих мест и высокого жизненного уровня.
Сторонники названной концепции ожидают от ее
реализации приобретения так называемой настоящей
собственности на средства производства прежними
«несобственниками». По их мнению, это означает, что «малым»
собственникам должны принадлежать все правомочия
собственности (управление, распоряжение и пользование)
во всем объеме, с возможностью наиболее полного их
осуществления. Они пытаются, в противоречии с другими
утверждениями буржуазной науки о «дисфункционализации»
собственности, внушить рабочим, что они как собственники
мелких акций или других ценных бумаг могут осуществлять
все правомочия собственности, которые относятся к
соответствующим средствам производства. Рабочие якобы
становятся собственниками средств производства не только с
правовой точки зрения, но и по фактическим основаниям,
вследствие чего они оказываются в соответствующей мере
и носителями экономической власти, вытекающей из
собственности на средства производства.
Сущности; характеру и цели концепции «превращения
рабочих в собственников» отвечают и методы ее
реализации на практике. В ФРГ применяются в основном три
метода: поощрение сбережений, направление части
зарплаты на капиталовложения и участие наемных
работников в прибылях (или в доходах) предприятия14. Названные
методы применяются раздельно либо в различных
сочетаниях; они не являются какими-либо принципиально
новыми методами. При капитализме они уже давно
используются для усиленной эксплуатации трудящихся15. В правовом
отношении «превращению рабочих в собственников»
должно служить прежде всего законодательство об акциях.
В обосновании правительственного проекта Закона ФРГ об
акциях 1965 года указывалось, что он должен служить
общественно-политической задаче «приобщить все более
широкие слои нашего народа к участию в
производительном имуществе и противодействовать сосредоточению
капитала в руках узкого круга лиц». Закон призван (в
соответствии с указанными представлениями) создать
решающую предпосылку для «осуществления в области ак-
95

ционерного дела требования широчайшего рассеяния
собственности»16.
Концепция «превращения рабочих в собственников»
выполняет идеологическую и экономическую функцию. В
идеологическом смысле она нацелена прежде всего на
приукрашивание современного капитализма и служит
маскировке последствий капиталистических отношений
собственности. В концентрированной форме это отражается
в утверждении о том, что источник имущественного
неравенства только в неправильном распределении
собственности и имущества и что это вполне поддается
исправлению в рамках капитализма. Трудящимся якобы можно
было бы помочь приобщиться к собственности на средства
производства, изменив распределение имущества и
доходов. Таким способом надеются подновить доверие
трудящихся tf капитализму и в конце концов интегрировать
рабочий класс в государственно-монополистическую
систему17.
Авторы концепции «превращения рабочих в
собственников» стремятся внушить рабочему классу иллюзию,
будто капитализм вполне жизнеспособен и что он в состоянии
обеспечить рабочему классу всестороннее благосостояние.
Обещания лучшего будущего, которого якобы можно
достичь с помощью приобретения нескольких акций или
других ценных бумаг, имеют конкретную задачу — отвлечь
рабочий класс от революционной борьбы против
капитализма и капиталистической частной собственности. При
этом исходят из предположения, что рабочие поддадутся
иллюзии стать собственниками средств производства, что
они подпадут под влияние частнособственнической
психологии и в качестве «сособственников,
^предпринимателей, граждан экономики» станут приверженцами и
защитниками частной собственности.
Из целевой установки концепции «превращения
рабочих в собственников» исходят ее многочисленные
приверженцы. Так, К. Шиллер утверждает, что «участие
наемных работников в приросте имущества» создаст у
населения ФРГ «более близкое и лучшее отношение к рыночной
экономике». Именно наемный работник, обладающий
определенным имуществом, «даст аллергическую реакцию
на планы огосударствления и обобществления»18. Еще
более далеко идущие идеологические замыслы связывает с
формированием имущества в руках рабочих Г. Лебер. Он
считает этот способ «лучшим лекарством против
инфекции революционной идеологии именно в наше время, мо-
96

гущим быть предпосылкой для усиления наших позиций
в диалоге с Востоком»19. Точно в таком же направлении
идет мысль и у Лейснера, когда он развивает свои идеи
о так называемой мелкой собственности. Он предполагает,
что субъект этой собственности приобретает настоящее
«чувство собственника», которое свяжет его со всем
комплексом собственности, включающим и крупную
собственность20,
Все эти и им подобные взгляды отражают стремление
повлиять на сознание рабочего класса таким образом,
чтобы у него создалось позитивное отношение к институту
частной собственности и — через общую структуру
собственности — прежде всего к монополистической
собственности, а тем самым и к самому
государственно-монополистическому капитализму. Кроме того, речь идет о
формировании отрицательного отношения к любым
революционным. действиям или идеям, направленным на
демократическое преобразование существующих отношений
собственности и власти.
Задача такой буржуазной концепции состоит в
сглаживании непримиримого противоречия между пролетариатом
и буржуазией, в установлении «социального мира» с
помощью иллюзии общности интересов всех собственников,
в том числе и капиталистов. «Формирование собственности
в руках рабочих» должно, по представлениям его
поборников, способствовать тому, чтобы «напряженные
отношения» между отдельными «слоями населения» не
перерастали бы в «классовые противоречия». Буржуазные
идеологи придерживаются того взгляда, что классовое
самосознание рабочих, обладающих собственностью в форме
ценных бумаг, могло бы быть так ослаблено, что они
оказались бы готовы сотрудничать с капиталистами.
Соответственно авторы рассматриваемой концепции приписывают
«формированию собственности в руках рабочих» большое
значение в деле осуществления идеи «социального
партнерства»21.
Так, оратор от ХДС Е. Пирот говорил в бундестаге, что
рабочих нужно побуждать к «решениям в пользу
социального дартнерства и против классовой борьбы». Активной
«политикой в сфере имущественных отношений» хотят
помешать обострению борьбы трудящихся за повышение
зарплаты и за их социально-политические интересы. По
этому поводу Р. Фридерикс заявил в бундестаге: «...мы
не должны оставлять вне поля зрения вновь возникающие
проблемы распределения.., чтобы из-за них не. разгорались
7 Заказ 3634
97.

новые схватки, обременяя тем самым будущие рабочие
места, но чтобы их напряженность путем интенсивного и
заинтересованного участия наемных работников в
имущественной политике с самого начала по крайней мере
теряла бы свою остроту»22.
Экономическая функция всех моделей «формирования
собственности в руках рабочих» состоит в том, чтобы
удержать у рабочих часть зарплаты и, таким образом собрав
эту часть, превратить ее в дополнительные финансовые
средства, поступающие в распоряжение монополий для
капиталовложений23. Потребность монополий в
дополнительных средствах постоянно возрастает в связи с ростом
капиталовложений, расширением объема исследований и
т. п., а также вследствие конкуренции между монополиями
и экономического соперничества с социалистическими
странами24.
Для получения таких средств эмиссия акций и других
ценных бумаг и их продажа широкому кругу
заинтересованных лиц оказывается особенно эффективным способом.
Поэтому не удивительно, что в настоящее время союзы
предпринимателей требуют увеличить возможность
«участия наемных работников в капитале, работающем в
экономике», чтобы обеспечить финансирование
капиталовложений25.
Это намерение отчетливо проявилось и в дебатах,
состоявшихся в бундестаге 11 марта 1976 г. по поводу
законопроекта о содействии расширению участия наемных
работников в прибылях и капитале предприятий.
Законопроект был внесен фракцией ХДС/ХСС. В его
обоснование Е; Пирот говорил: «Мы, с другой стороны, едины в том,
что наша экономика должна делать больше
капиталовложений, чем раньше. Эти огромные будущие
капиталовложения не могут быть произведены немногочисленными
предприятиями и не должны в условиях нашего строя,
основанного на рыночной экономике, быть возложены в
значительной мере на государство. Способность германской
экономики (имеется в виду экономика ФРГ.— Ред.) делать
такие капиталовложения может быть усилена только путем
участия в них многих наемных работников»26.
Соответственно в законопроекте ХДС/ХСС указывалось,
что подобное участие наемных работников улучшило бы
«возможности самофинансирования для тех предприятий,
которые не могут обратиться прямо на рынок капиталов»*.
* То есть для предприятий, не имеющих возможности получить
кредит в банке, государственную дотацию и т. п. по различным
98

Для расширения возможности участия рабочих в
самофинансировании предприятий в законопроекте ХДС/ХСС
предлагалось предусмотреть дополнительные правовые
формы, кроме уже существовавших. В числе предлагаемых
форм были, например, так называемые «тихие компании»
общества с ограниченной ответственностью, общества с
личной ответственностью и др. В. Дрекслер в своей книге
«Последовательная имущественная политика: акции для
всех и участие в капитале для сотрудников предприятия»
предлагал также некоторые иные правовые формы
«участия наемных работников в капитале предприятия»27.
Эти предложения новых правовых форм были еще
больше конкретизированы и развиты в очередном
законопроекте об «усиленном содействии участию наемных
работников в производственном имуществе», который был
внесен в бундестаг фракцией ХДС/ХСС в феврале 1978
года28. Проект полностью соответствовал планам
правительства ФРГ по развитию системы «формирования
имущества в руках наемных работников», опубликованным в
декабре 1977 года29. Эти планы предполагали создать
возможность «участия» рабочих в любой форме
предприятия с тем, чтобы максимально расширить базу для
финансирования экономики за счет средств рабочих.
Все системы «формирования имущества в руках
рабочих» призваны служить предпринимателям также в
качестве инструмента для проведения антирабочей политики
заработной платы, блокирования требования
профсоюзов о ее повышении. Составные части зарплаты,
используемые для «формирования имущества у рабочих», должны,
как говорит К. Биденкопф, «стать привилегированным
элементом будущей политики заработной платы», дабы
воспрепятствовать притязаниям на ее рост,
«порождающим новые опасности для системы рыночного хозяйства».
Путем ограничений своего потребления и передачи части
заработной платы на потребности рынка капиталов
рабочие будут способствовать восстановлению стабильности
капиталистической экономики и, таким образом,
участвовать в устранении последствий экономического кризиса:
«Кто экономя, создает свое состояние, тот не взвинчивает
спрос и тем самым не подталкивает рост цен, но
сотрудничает в деле восстановления стабильности»30,
причинам (например, не могут представить достаточных гарантий
своевременной уплаты процентов и возврата в срок полученного
кредита).
7*
99

Основной тезис этой концепции (о том, что и
пролетариат при капиталистической системе якобы имеет реальную
возможность приобретать своим трудом собственность на
средства производства и тем самым обеспечивать себе
благосостояние) давно опровергнут марксизмом-ленинизмом.
Из положения пролетариата и других трудящихся классов
и слоев, которые отстранены от собственности на средства
производства и которым не принадлежит ничего, кроме их
собственной рабочей силы, вытекает, что они не могут
своим трудом приобрести никакой частной собственности на
средства производства. Напротив, их удел—создавать
такую собственность для капиталистов, вновь и вновь
образуя ту основу, на которой их эксплуатируют.
Еще основатели научного социализма подвергали
критике главное положение этой концепции, которое при их
жизни в неразвитой форме нашло свое выражение в учениях
мелкобуржуазных экономистов. И теперь интересно читать,
как К. Маркс и Ф. Энгельс более ста лет назад отвечали
на утверждения о том, что рабочие имеют возможность
сами приобретать средства производства в свою
собственность. В те времена мелкобуржуазный экономист Прудон,
которого можно считать автором идеи «формирования
собственности рабочих», высказывался в том смысле, что
рабочие путем передачи части своей зарплаты в
специальный банк должны создать предпосылку для выкупа у
капиталистов их средств производства. Ф. Энгельс в письме
к К. Марксу, указывая на несостоятельность этого
взгляда, с иронией писал: «Был ли когда-либо придуман такой
великолепный план, и раз уж собираются проделать
подобный фокус, то не проще ли сразу начеканить пяти-
франковых монет из серебра лунного света?»31. Самый
подход буржуазной науки к данной проблеме ненаучен уже
потому, что она рассматривает так называемое
формирование собственности рабочих в качестве самостоятельного
вопроса, независимого от производственных отношений, и
прежде всего от отношений собственности.
Марксистская наука давно и с очевидностью доказала,
что распределение доходов и имущества вытекает как
вторичное явление из существующих производственных
отношений, особенно из отношений собственности на средства
производства. «Несправедливое» распределение доходов и
имущества в капиталистическом обществе само
является объективно необходимым следствием
капиталистического способа производства. Вмешательства в процесс
распределения общественного продукта (даже если бы они
100

имели место) без существенных изменений в отношениях
собственности не могут возыметь никакого устойчивого
воздействия. Капиталистическая частная собственность
будет все снова приводить к имущественной поляризации.
У идеи «формирования собственности в руках рабочих»
отсутствует научное обоснование еще и потому, что
буржуазные теоретики понимают под капиталом
(собственностью) «просто вещь» или деньги. Они совсем не
принимают во внимание, что, когда в процессе
капиталистического производства вещественные факторы соединяются с
наемным трудом, капитал воспроизводит себя в
качестве общественного отношения, причем наемный труд и
капитал в процессе производства, хотя они и
взаимообусловлены, занимают прямо противоположные позиции.
Наемный труд пролетария никогда не создает ему капитала.
Еще в Манифесте Коммунистической партии К. Маркс
и Ф. Энгельс четко ответили на вопрос, может ли наемный
труд, труд пролетария создать ему собственность:
«Никоим образом. Он создает капитал, т. е. собственность,
эксплуатирующую наемный труд, собственность, которая
может увеличиваться лишь при условии, что она
порождает новый наемный труд, чтобы снова его
эксплуатировать»32.
По этим принципиальным причинам равное, или
«справедливое», распределение имущества и доходов при
капитализме невозможно. И совершенно бесплодными
представляются такие способы, как «рассеяние» акций,
инвестиционных сертификатов и прочих ценных бумаг, или
другие меры, принимаемые в целях усиленного содействия
так называемому формированию собственности в руках
рабочих.
Меткую оценку указанной проблеме дал еще В. И.
Ленин в своей полемике с тогдашними защитниками идеи
«демократизации капитала» с помощью распространения
мелких акций. «Демократизация» владения акциями, от
которых буржуазные софисты и оппортунистические «то-
же-социал-демократы» ожидают (или уверяют, что
ожидают) «демократизации капитала», усиления роли и
значения мелкого производства и т. п., на деле есть один из
способов усиления мощи финансовой олигархии. Поэтому,
между прочим, в более передовых или более старых и
«опытных» капиталистических странах законодательство
разрешает более мелкие акции»33.
Раздробление акций и других ценных бумаг среди
большого числа мелких акционеров несет большие пре-
101

имущества для финансового капитала. Поэтому
установление номинальной стоимости акций имеет для финансовой
олигархии особое значение, а буржуазное законодательство
разрешает выпускать акции с низкой номинальной
стоимостью. Например, принятый в ФРГ в 1965 году закон об
акциях (§ 8) снизил наименьшую номинальную стоимость
одной акции со 100 до 50 западногерманских марок.
Законодательство США позволяет выпускать акции по 10, 5
долларов и даже по 1 доллару.
Не основаны на действительном положении вещей
аргументы защитников концепции «народнокапиталистичес-
кой собственности». Различные системы «участия рабочих
в формировании капиталов» неспособны образовать
сколько-нибудь широкий круг действительных собственников
средств производства. Увеличивается всего лишь число
мелких вкладчиков, которых ни с правовой, ни с
экономической точки зрения нельзя считать собственниками
«производительной собственности». Таким способом
собственность на средства производства только еще больше
концентрируется в руках узкого слоя монополистических
магнатов.
На вопрос, становится ли мелкий вкладчик
«обладателем капитала», или «собственником», В. И. Ленин
ответил: «Нет, он остается пролетарием, вынужденным
продавать свою рабочую'силу, т. е. идти в рабство к
собственникам средств производства...
Своим участием в крупном предприятии мелкий
вкладчик, несомненно, сплетается с этим предприятием. Кто
извлекает пользу от этого сплетения?— Крупный капитал,
который расширяет свои операции, платя мелкому
вкладчику не более (а часто менее), чем всякому заимодавцу и.
будучи тем более независим от мелкого вкладчика, чем эти
вкладчики мельче и раздробленнее»34.
Экономическое и правовое положение мелких
акционеров таково, что они не могут повлиять ни на органы
акционерного общества, ни на осуществление правомочий
собственника относительно объектов собственности. Этот факт
вынуждены нередко признавать и буржуазные теоретики,
хотя они и произвольно объясняют причины такого
состояния реальных прав мелких акционеров. Например,
М. Люттер утверждает: «Это влияние при разъединенности
наемных работников мелких акционеров исключается»35.
Отсутствие какого бы то ни было влияния мелких
акционеров в акционерных обществах имеет много причин.
Прежде всего здесь важно, что даже при большом числе
102

мелких акционеров общее соотношение совокупной доли
мелких акций ко всему акционерному капиталу в
монополистических акционерных обществах таково, что большая
часть акционерного капитала по-прежнему
концентрируется в руках немногих финансовых магнатов и
монополистических групп.
Буржуазное законодательство парализует возможное
влияние мелких акционеров и им подобных вкладчиков
еще и тем, что оно позволяет выпуск различного рода
акций, которые дают всего лишь право на определенный
дивиденд. Прежде всего это — ценные бумаги без права
голоса (так называемые «привилегированные» акции,
согласно, например, § 139 закона ФРГ об акциях 1965 года),
собственники которых не имеют права участвовать в
общем собрании акционеров общества.
Не говоря уже об общей тенденции буржуазного
законодательства об акциях ограничить компетенцию общего
собрания в пользу исполнительных органов общества,
влияние мелких акционеров на его судьбу оказывается
равным нулю уже потому, что они никоим образом не
могут воздействовать на решения общего собрания.
Большинство мелких акционеров вообще не принимают участия
в общем собрании36. Их право голоса часто осуществляют
банки, кредитные учреждения (что особенно подробно
регулирует § 135 упомянутого закона об акциях) и
другие организации — «хранители» права голоса мелких
акционеров (Depotstimmrecht). Эти банки и организации в
общих собраниях акционерных и других компаний
выступают формально от имени большого числа мелких
акционеров, но в действительности используют свое
положение для проведения в жизнь интересов финансовой
олигархии. Так, в 1974 году в ФРГ 343 кредитных
учреждения обладали 49,3% голосов в 425 компаниях, при этом
41,2% падали на «депонированные» голоса мелких
акционеров, а 8,1%—на голоса по акциям, принадлежащим
самим кредитным учреждениям. 70 % представляемых голосов
приходилось на три крупнейших банка, которые держали
в своих руках в целом 55% всех акций, контролируемых
банками ФРГ37.
Акционерное законодательство лишает мелких
акционеров гарантии всякой возможности оказывать какое-либо
влияние на дела компании даже в том случае, если бы
они смогли сконцентрировать в своих руках относительно
большой пакет акций (что фактически невозможно) и
лично осуществлять свое право голоса в общем собрании.
103

По закону ФРГ об акциях 1965 года для принятия общим
собранием важных решений требуется квалифицированное
большинство в ъ1\ голосов, вследствие чего обладатель
25% голосов плюс один голос имеет большую власть в
акционерном обществе, так как без его согласия
квалифицированное большинство не может быть достигнуто. Его
позиция в компании тем сильнее, чем больше рассеяны
акции, представляющие остальные проценты голосов,
среди множества акционеров*.
Таким образом, очевидно отсутствие какой-либо
обоснованности в утверждениях буржуазных ученых-юристов
о том, что мелкие акционеры занимают положение
«экономического собственника предприятия»**.
Следуя тенденции законодательства ФРГ об акциях,
X. Майер-Вегелин вынужден был констатировать, «что
образ мелкого акционера как обладателя доли капитала
и права голоса блекнет... Мелкий акционер в качестве оди*
ночки все больше и больше становится зрителем»38.
Итак, действующее буржуазное законодательство об
акциях содействует тому, чтобы свести назначение мелких
акционеров исключительно к роли источника дополнитель-*
ных средств, лишая их возможности эффективно влиять
на осуществление правомочий собственника. Мелкие
акционеры занимают всего лишь положение мелких
вкладчиков, которые представляют в распоряжение акционерной
компании свои сбережения и тем самым в конце концов
усиливают власть финансовой олигархии, располагающей
всеми этими средствами.
- Финансовая олигархия, которая оказывает
существенное влияние на исполнительные органы и через них на
деятельность компании, определяет уровень й способ
распределения прибыли. Механизм распределения прибыли
* Теоретически такую роль могли бы играть и мелкие
акционеры, имея достаточное число голосов. Но практически это весьма
затруднено тем, что они разъединены, не организованы в отличие от
крупных акционеров, тем более владельцев контрольного пакета
акций, за которыми часто послушно идет их клиентура — большая часть
мелких акционеров.
** Подобным утверждениям противоречит значительная часть
современной буржуазной экономической, политической, социологической
и правовой литературы, доказывающей, будто господствующая роль
всех акционеров, даже самых крупных, идет или уже пришла к
своему, концу, перейдя к менеджерам,, к государству и т. д. Если по
отношению к крупным акционерам это неверно или по крайней мере
сильно преувеличено, то более чем скромная роль мелких акционеров
не вызывает сомнений (см., например: Гэлбрейт Дж. К. Эконо*
мические теории и цели общества. М, 1979).
104

в компании дает владельцам крупных пакетов акций и
другим влиятельным членам исполнительных органов
компании возможность распределять между собой
значительную часть прибыли независимо от установленного уровня
дивидендов, для чего в их распоряжении имеется много
более действенных средств распределения прибыли, чем
дивиденды (например, компенсационные выплаты,
резервные фонды, тантьемы и т. д.). Поэтому снижение размера
дивидендов касается только мелких акционеров. Все это
вместе взятое содействует не смягчению, а, наоборот,
только обострению имущественной поляризации. Обладание
несколькими мелкими акциями ничего не меняет — и не
может изменить — в положении наемного работника при
капитализме. Прибыль от большинства мелких акций в
форме дивидендов настолько ничтожна, что она не может
ни улучшить условия существования наемного работника,
ни стабилизировать его социальное положение.
Кроме того, всегда неизвестно, принесет ли вообще
акция (как типичная ценная бумага) прибыль или убыток,
так как она подвержена «свободной игре» спроса и
предложения, разыгрываемой на бирже. Экономические
потрясения и кризисы, а нередко спекуляции и иные махинации
биржевых маклеров часто вызывают колебания курсов
ценных бумаг и биржевую панику, в результате которых
прежде всего мелкие акционеры избавляются от своих
акций с убытком из страха перед еще большим падением
курса. Тогда этим пользуются крупные финансовые
магнаты. Происходит то, о чем еще К. Маркс писал по поводу
движения акций на бирже: «Так как собственность
существует здесь в форме акций, то ее движение и передача
становится просто результатом биржевой игры, где мелкие
рыбы поглощаются акулами, а овцы — биржевыми
волками»39. Мелкие акционеры во время экономических
потрясений и кризисов (а они являются правилом при
капитализме) теряют и свои небольшие сбережения.
3. Основные правовые формы «образования
собственности рабочих» и «рассеяния собственности
между рабочими» в ФРГ
Типичной формой создания «собственности рабочих» и
«рассеяния собственности между ними» теоретики народ-
нокапиталистической собственности в ФРГ традиционно
считают выпуск коллективных акций для персонала (Ве-
legschaftsaktien), т. е. продажу мелких акций работникам
соответствующих предприятий40.
105

Поскольку с такого рода акциями для персонала
капиталисты связывали ожидание целого ряда преимуществ
для предприятий, некоторые крупные компании по
собственной инициативе начали продавать их по льготному
курсу еще в начале пятидесятых годов, хотя тогда
законодательство об акциях еще не разрешало обществу
приобретать собственные акции и предлагать их для покупки
работникам предприятий. Предприятия выходили из
положения с помощью посреднических компаний и кредитных
институтов как посредников. Это состояние длилось до так
называемой малой реформы акционерного права, нашедшей
свое выражение в законе об увеличении капитала из средств
компаний и об исчислении доходов и расходов от 23
декабря 1959 г.41, который (§ 19, гл. 1) должен был, в
частности, оказать содействие выпуску и приобретению акций
для персонала. В настоящее время действующий закон об
акциях исчерпывающе регулирует выпуск таких акций § 71
(ч. 1,п. 2) и§ 192 (ч. 2, п. 3).
Монополии заинтересованы в их выпуске по
нескольким причинам. Акции для персонала, говорит О. Клуг,
выпускаются с целью сильнее привязать рабочих к
предприятию морально и материально42. Такой прием
направлен прежде всего на то, чтобы стимулировать интерес
рабочих к увеличению производства и ослаблять их борьбу
за повышение заработной платы. В духе идей
«социального партнерства» социальные конфликты между
предпринимателями и рабочими должны быть сведены на нет. В
итоге из персонала якобы будет образовано некое
«единство», руководствующееся чувством ответственности за
предприятие. В конечном счете, с точки зрения
руководства предприятия, создается благоприятная политическая
атмосфера43.
Поскольку рабочие в подавляющем большинстве
отказываются покупать акции для персонала, монополии,
помимо льготного курса, применяют и другие изощренные,
внешне весьма привлекательные методы, чтобы сделать
приобретение акций приемлемым для рабочих. Например,
определенное количество акций раздается в виде годовой
премии или вознаграждения за особые достижения,
продается в рассрочку и т. д.
Несмотря на то что акции для персонала
распространяются по очень льготному курсу, капиталистические
предприятия отнюдь не приносят финансовую жертву.
Напротив, предприятия получают даже прибыль от выпуска
таких акций, ведь приходящийся на них капитал остается,
106

на предприятии в качестве его оборотных средств. Еще
более важно, что эти акции не облагаются налогом на
доход с капитала. Без выпуска акций для персонала у
предприятия из-за налогов осталось бы только около половины
средств, которые оно может получать от продажи акций.
В. Дрекслер охарактеризовал эту экономию на
подоходном налоге как «дополнительный стимул» для
предприятий, привлекающих своих «сотрудников» к участию в
капиталовложениях44.
Чтобы воспрепятствовать немедленному отчуждению
акций для персонала их обладателями, предприниматели,
как правило, устанавливают предельный срок, до
истечения которого их отчуждение не допускается. Не
удивительно, что в последние годы предпринимательские круги
так пропагандируют эту столь благоприятную для них
форму вместе с другими формами участия работников в
собственности на предприятии45. В начале 1977 года в 134
акционерных обществах в ФРГ было 676 300 таких
акционеров из персонала. Конкретные данные о социальной
расслоенное™ и о количественном «рассеянии» акций среди
акционеров отсутствуют. Поэтому нельзя с точностью
сказать, каково число рабочих среди акционеров и сколько
акций ими приобретено. Значительная часть рабочих
должна довольствоваться только несколькими акциями или
даже только одной акцией. Доля акционеров из персонала
в общем основном капитале акционерных обществ также
относительно невелика (около 2,3 млрд.
западногерманских марок из общей суммы в 77,22 млрд. марок, т. е.
примерно 3%)48. Примечательно, что преобладающее
большинство всех акционеров из персонала приходится на долю
лишь некоторых крупнейших акционерных обществ.
В том, что акции для персонала не йогут дать рабочим
никакой социальной безопасности, трудящиеся могли
убедиться уже в последние годы, в период кризиса. Многие
из них потеряли не только свое «право на долю», но и свои
рабочие места. Это наверняка способствовало утрате
рабочими иллюзий относительно их имущественной
общности с предпринимателями.
План введения «народных акций», по замыслу его
отцов, должен был выполнять двойную миссию. Во-первых,
с его помощью предполагалось осуществить переворот в
умах населения ФРГ и привлечь его на сторону
«народного капитализма». Во-вторых, он должен был служить
передаче части государственной собственности частному
капиталу.
107

Посредством продажи так называемых народных ак^
ций была осуществлена приватизация ряда акционерных
обществ. Компания «Берг унд Хюттенверке АГ» («Прейс-
саг») начала продажу акций 24 марта 1959 г. на основе
решения федерального правительства. Для принятия
решения о ее приватизации федеральному правительству не
требовалось согласия бундестага, поскольку предприятие
не находилось под прямым федеральным управлением. Но
для приватизации заводов «Фольксваген» и продажи их
«народных акций» правовые основания были созданы
рядом законов, и прежде всего законом от 21 июля 1960 г,
о передаче в частные руки паевых (долевых) прав в этом
обществе с ограниченной ответственностью47, а также
последующими законами. «Народные акции» акционерного
общества «Ферейнигте Электрицитетс унд Бергверкс — АГ»
(ФЕБА) были выпущены с одобрения бундестага в
соответствии с § 47 государственных бюджетных правил
отчуждения дальнейших акций ФЕБА48.
Правовая форма «народной акции» показала себя
несостоятельной не только для «образования собственности
рабочих» с «рассеяния» собственности в их руках и тем
самым для осуществления «народного капитализма». С ее
помощью значительная часть рентабельных
государственных предприятий была переведена в разряд частной
собственности, которая постепенно концентрировалась в руках
монополий и финансовой олигархии49. Этому также
способствовало и конкретное правовое регулирование эмис*
сии «народных акций». Оно в полной мере созвучно с
основной тенденцией буржуазного законодательства об
акциях, построено на тех же принципах и выполняет
аналогичные функции, что можно наглядно продемонстрировать
на примере концепции и воздействия закона о передаче
в частные руки прав на акции общества «Фольксваген
ГмбХ».
Согласно § I этого закона, указанное предприятие из
общества с ограниченной ответственностью (ГмбХ) было
преобразовано в акционерное общество (ч. 1), которое
выпускает акции номинальной стоимостью 100
западногерманских марок (ч. 3). На основании § 1, ч. 3, в
редакции закона 1966 года50 дальнейшее развитие получили
принцип анонимности и принцип рассеяния акций. В
соответствии с последней формулировкой акции не могут иметь
номинальную стоимость выше 100 марок и быть именными.
Всякие исключения были недвусмысленно запрещены.
Для владельцев эти акции гораздо больше
соответствуют

ют потребностям современного капитализма. Облегчается
продажа акций, движение капитала происходит полностью
в скрытой форме.
Интересное и весьма поучительное развитие получили
установленные законом предписания о праве голоса и о
представительстве при осуществлении права голоса в
акционерных обществах. Текст предписаний по закону 1960
года был сформулирован так, чтобы создать видимость
стремления законодателя парализовать тенденцию к
концентрации акций в руках крупных акционеров. Это,
вероятно, отражало социально-демагогический аспект
«народного капитализма» и было направлено на то, чтобы побу*
дить самые широкие слои мелких вкладчиков покупать
«народные акции». Однако уже закон 1970 года51 внес
изменение, совершенно открыто позволившее владельцам
крупных пакетов акций, в первую очередь банкам,
кредитным учреждениям и др., значительно усилить свое влияние
с помощью права голоса или с помощью
«представительства» при осуществлении акционерами права голоса.
Согласно § 2, ч. 1, упомянутого закона 1960 года,
право голоса акционера ограничивалось акциями общей
номинальной стоимостью в одну десятитысячную часть
основного капитала. Это, естественно, не мешало одному
акционеру иметь более крупную долю общего числа акций
данной компании.
Но в 1970 году это предписание было изменено таким
образом, что право голоса, принадлежащее одному
акционеру, могло теперь соответствовать уже -не более чем
20% основного капитала, т.е. один акционер* может иметь
уже, например, не 600 голосов, а до 1 200 000 голосов, вла*
дея еще большим числом акций.
Та же тенденция более отчетливо проявляется в
регулировании представительства при осуществлении права
голоса. Для крупного капитала последнее еще более важно, чем
право голоса отдельного акционера само по себе. Здесь
предел был повышен от пятидесятой до пятой части основного
капитала (§ 3, ч. 5, закона 1970 года). Другими словами,,
представитель на общем собрании того же общества может
осуществлять право голоса за себя и за представляемых им
акционеров в пределах 1 200 000 голосов. Если принять во
* В качестве примера Я. Лазар берет акционерное общество,
выпустившее в обращение 6 млн. акций, каждая из которых дает
своему обладателю или его представителю голос в общем собрании этого
общества.
109

внимание, что при широком рассеянии акций большинство
мелких акционеров передает право представительства
банкам, компаниям и другим финансовым учреждениям, то мы
ясно увидим, в чьих интересах осуществляется право
голоса, соответствующее количеству акций.
Абсолютно иллюзорны законодательные предписания
как о «демократии акционеров», так и о представителях
«народных акционеров». Такое представительство
возможно только, если каждый акционер одновременно с
полномочиями на представительство даст представителю
письменные указания по отдельным вопросам повестки дня
(§ 3, ч. 3). Но в высшей степени невероятно, чтобы
представители банков и финансовых учреждений захотели бы
проводить в жизнь интересы не финансового капитала, а
чьи-то еще. Кроме того, невозможно, чтобы такой
представитель на общем собрании придерживался различных
указаний десятков тысяч представляемых им акционеров по
отдельным пунктам повестки дня и пытался бы их
осуществить.
Ограничения права голоса с самого начала не
относились к федерации и к земле Нижняя Саксония, которым в
совокупности принадлежит 40% основного капитала.
Осуществляя тесную связь государственного аппарата с
частными монополиями и финансовой олигархией,
представители обоих правительств используют свои права,
вытекающие из собственности на акции, для поддержки монополий,
а вовсе не мелких акционеров. Наконец, конкретные
результаты применения закона в целом ясно показывают:
«народные акции» не привели к «народной собственности»
в какой-либо форме.
По своему социальному составу из общего числа
владельцев акций компании «Прейссаг» только
5,1%—служащие, предприниматели и лица свободных профессий.
Социальный состав акционеров компании «Фольксваген»
был примерно таким же: 30,3% составляли служащие,
23,6% —домохозяйки, 14,3% —пенсионеры, 10,4% —лица
свободных профессий, 7,5%—рабочие, 7,2% —
государственные чиновники, 6,7% — бизнесмены, ремесленники и
крестьяне.
Правда, такое положение длилось очень короткое
время, поскольку уже до 1965 года 50% акций «Прейссага»
и 40% акций «Фольксвагена» сменили своих владельцев52.
Массовая потеря «народных акций» «народными
акционерами» произошла вследствие биржевого краха в 1962
году. Дрекслер писал по этому поводу: «Если 1959 и 1961
110

годы были благоприятными благодаря приватизации
«Прейссага» и «Фольксвагена», то начавшееся затем
падение биржевого курса нанесло акционеру такой удар, от
которого тот до сих пор не смог оправиться»53. Затронуты
были прежде всего мелкие акционеры. Тяжелый урон
«движению народных акционеров» наносит и нынешний
экономический кризис. Под его влиянием заводы
«Фольксвагена» были вынуждены предпринять ряд «мер по
рационализации». Уже в середине 1975 года было уволено 15 тыс.
рабочих, в том числе много «народных акционеров». Для
дальнейшего увеличения инвестиций и проведения
рационализации были значительно уменьшены дивиденды,
причем в основном за счет мелких акционеров. Прибыли
крупных финансовых магнатов от этих мер не пострадали.
Напротив, они возросли еще больше54.
Духовные отцы и пропагандисты «бережливости ради
капиталовложений» утверждают, что использованием этой
формы «образования собственности рабочих» и «рассеяния»
собственности с передачей ее в руки рабочих устраняются
все недостатки и риск, присущие другим формам, и что при
этом обеспечивается превращение участников такого
сбережения денег в субъектов так называемой
опосредствованной совместной собственности на средства
производства на многочисленных предприятиях.
Интерес правящих кругов во всеобщем осуществлении
сбережения и вложения денег в экономику отражается
также в принятии еще в 1957 году специального закона55 об
обществах для капиталовложений.
Регулируемое с помощью данного закона сбережение
денег представляет собой весьма эффективный способ
удовлетворения постоянно возрастающих потребностей рынка
капиталов в стране современного капитализма. Согласно
высказыванию депутата от ХДС А. Нойбургера, цель
закона состоит в том, чтобы привлечь еще более широкие слои
народа к участию в накоплении инвестиционного
капитала, в котором нуждается экономика56. Закон и его
отдельные предписания задуманы и сконструированы так, что
они наилучшим образом помогают выполнять уже
названные важнейшие функции сбережения денег для
капиталовложений.
Деятельность таких обществ для вложения капитала
направлена на то, чтобы от собственного имени
вкладывать помещенные в них деньги в ценные бумаги на общий
счет своих пайщиков в соответствии с принципом смешения
риска. Общества для капиталовложений делают эти вклады
111

обособленно от собственного имущества и выдают своим
вкладчикам (пайщикам) свидетельства об их правах,
вытекающих из этого (§ 1, ч. 1). Инвестиционное общество
продает так называемые инвестиционные сертификаты по
цене 50 или 100 западногерманских марок и вкладывает
получаемые таким образом суммы в ценные бумаги.
В системе сбережения денег для капиталовложений
главенствующее положение занимают учреждения
финансового капитала — банки. Зависимость инвестиционных
обществ от банковского капитала огромна. Она
определяется тем, что именно банки основывают такие
общества. Например, действующий в ФРГ Дрезднер-банк
основал Германский инвестиционный трест — Общество для
вкладывания ценных бумаг во Франкфурте-на-Майне;
Германский банк — Германское общество для ценных
бумаг во Франкфурте-на-Майне; Рейнская расчетная
палата и Провинциальный банк—Германское общество
капиталовложений в Дюссельдорфе и т. д. Банки хранят
имущество таких обществ и управляют им. Отсюда для
банков вытекают обширные права (§ 11). Имущество
инвестиционных обществ образуют ценные бумаги,
приобретаемые «на деньги вкладчиков и вносимые затем в
специальные фонды (§ 6, ч. 1).
Для правового положения обладателя
инвестиционного сертификата характерно отсутствие прав в отношении
принадлежащих к таким фондам ценных бумаг (§ 8, ч. 1).
Исключение составляет право получить определенный
доход от бумаг, приносимый в форме дивидендов этими
бумагами. Иными словами, мелкий вкладчик
инвестиционного общества не имеет ни малейшего влияния ни на
деятельность соответствующих компаний, ценные бумаги
которых принадлежат к фонду инвестиционного общества,
ни на финансовые и торговые операции самого
инвестиционного общества.
Так, владельцу инвестиционного сертификата не
предоставлено «право голоса в делах предприятия», в которое
вложены (через инвестиционное общество) его деньги.
Право голоса связано с находящимися в фондах ценными
бумагами и входит в компетенцию инвестиционного
общества, которое может передавать осуществление этого права
чаще всего банкам. Сбережения для капиталовложений,
вопреки утверждениям их пропагандистов, ни в коем
случае не освобождают обладателя инвестиционного
сертификата от риска, связанного с операциями на рынке цен-
112

ных бумаг. А рассчитывать на получение дохода он может
только тогда, когда ценные бумаги принесут дивиденды.
Если же дело доходит до серьезных экономических
потрясений и кризисов, охватывающих все хозяйство, то
смягчающее воздействие участия инвестиционного общества
не в одном, а в нескольких предприятиях оказывается
очень слабым.
Владелец сертификата не имеет ни малейшего
влияния на то, в ценные бумаги какого предприятия или
отрасли промышленности вкладываются его деньги. Эти
вопросы решают органы инвестиционного общества, в которых
преобладает влияние банков, в связи с чем
инвестиционная политика общества ориентируется на интересы
финансового капитала; здесь наиболее важно, что денежные
вклады мелких пайщиков могут быть инвестированы в ту
отрасль промышленности, которая в соответствии с
интересами монополий больше всего нуждается в таких
инвестициях.
Правящие круги ФРГ с самого начала кампании за
«народный капитализм» старались осуществлять
политику собственности в соответствии со своими
принципиальными экономическими и идеологическими целями. Они
стремились с помощью «формирования собственности»
охватить максимально большое количество трудящихся,
учитывая классово-политическую и экономическую
ситуацию в ФРГ и по возможности принимая во внимание
интересы всех групп буржуазии. Вершиной их усилий был
принятый 12 июля 1961 г. закон о способствовании
образованию имущества у лиц, работающих по найму57, в
который позже был внесен ряд изменений.
Названный закон, имеющий своей целью
«формирование» так называемой производительной и
непроизводительной собственности, можно оценить как попытку создать
всеобщее правовое регулирование формирования
«собственности в руках рабочих». Несмотря на связанные с ним
последующие законы 1965 и 1970 годов, концепция
такого регулирования в своей основе осталась неизменной. Она
исходит из принципа, что собственность не должна быть
подарена рабочим — они должны ее «заслужить».
Собственность в руках рабочих нужно создавать только по
мере их особых достижений, например повышения
производительности труда, экономии материалов, улучшения
производственных процессов, с помощью которых
достигаются более высокие результаты работы предприятия58.
В соответствии с указанным принципом рабочим на
в Заказ 3634
113

основании договоров с предпринимателями
(производственных соглашений или тарифных договоров)
гарантировались «влияющие на их имущественное положение»
ежегодные платежи в сумме до 624 марок. Если годовой доход
рабочего не превышает 24 тыс. марок, то он получает
государственную «сберегательную надбавку» в размере 30%
такого платежа. Надбавка повышается на 40%, если
наемный рабочий имеет трех и более детей (§ 12, ч. 1).
Важнейшим вопросом здесь является источник
финансирования платежей, «влияющих на имущественное
положение рабочих». Закон не оставляет сомнения4 в том, что
эти платежи не должны причинять ущерб доходам
предпринимателя, а должны, как правило, черпаться из доли в
имуществе предприятия, причитающейся рабочим за
чрезвычайно напряженный труд. Общие предписания закона
-(§ 1—4) сформулированы таким образом, что их
толкование теоретически допускает существование самых
различных оснований (без прямого перечисления их всех) для
получения рабочими «влияющих на их имущественное
положение платежей»; конкретные предписания закона
(§ 7—11) в качестве основания и источника таких
платежей приводят только участие в улучшении результатов
работы предприятия.
Из всего сказанного следует, что по смыслу закона
следует поступать только так, что подтверждается и авторами
комментария к названному закону. Они говорят, что
законодатель желает, чтобы платежи, «влияющие на
имущественное положение рабочих», имели форму участия в
результатах, т. е. чтобы они были связаны с результатами труда59.
Участие в результатах определяется в § 6 (ч. 1) как
участие рабочих в «достигнутом благодаря их
сотрудничеству» производственном успехе, подъеме производства и
производительности труда. На самом же деле речь идет не
об участии в результатах, а об определенной специфической
системе оплаты труда, ранее уже применявшейся при
капитализме, когда вся зарплата рабочего делится на две
части: твердая основная зарплата и подвижная ее часть.
Подвижная часть зарплаты по своему характеру
представляет собой часть удержанного заработка, впоследствии
выплачиваемую рабочему60. Такая система оплаты должна
стимулировать инициативу рабочих и повышать
производительность труда. Более высокий результат,
следовательно, достигается путем дополнительных усилий рабочих,
хотя от капитала он не требует каких-либо издержек. В
достижении результатов повышенных трудовых затрат рабо-
114

чих якобы «участвуют» оба фактора производства: капитал
и труд. Само собой разумеется, что значительная часть
результатов достается капиталу, а рабочий получает лишь
частицу.
В связи с платежами, «влияющими на имущественное
положение рабочих», предприниматели получают
возможность не выплачивать подвижную часть зарплаты
наличными деньгами, а вкладывать ее на имеющие
определенную цель счета или использовать для покупки акций.
Такая практика должна, кроме всего прочего, выражать
идею «партнерства». В ходе прений в бундестаге об
упомянутом законе эта идея была охарактеризована как
определяющая. Тем самым было выражено намерение создать
иллюзию, будто результат совместной деятельности труда
и капитала справедливо делится между обеими сторонами.
Средства, накопленные посредством платежей,
«влияющих на имущественное положение рабочих»,
определенное время находятся в распоряжении либо данного
предприятия (взамен за его акции), либо другого предприятия
или учреждения, в которое они могут быть вложены. В
течение этого предельного срока наемные работники не
могут свободно распоряжаться вложенными за их счет
средствами, что приносит капиталистам дальнейшие
экономические преимущества. Под влиянием правого
руководства профсоюзов такие относительно выгодные сбережения
в 1966 году делали 3,2 миллиона рабочих и служащих. В
1976 году их число увеличилось до 15,6 миллиона человек61.
Вместе с государственной поддержкой (в форме
сберегательных надбавок, премий, в том числе сберегательных
премий на строительство, и др.) только в 1975 году,
например, было вложено в общей сложности более 11
миллиардов марок62. В то время как для отдельных рабочих речь
идет об относительно небольших деньгах (реальная
ценность которых под воздействием инфляции к тому же
постоянно уменьшается), для монополий,
распоряжающихся всей суммой, речь идет об огромных финансовых
средствах.
Более точные данные ясно показывают, что образование
капитала в руках предпринимателей в последние годы
необычайно усилилось и что процесс концентрации и
централизации капитала в руках все сужающегося слоя
финансовой олигархии значительно ускорился63. Эти факты вполне
реалистично оцениваются и некоторыми
западногерманскими теоретиками права. Например, Г. X. Рот
охарактеризовал надежду на образование собственности рабочих за счет
8*
115

сэкономленных трудовых доходов как наивную. «Не
напрасно,— пишет он,— 25 лет государственной
имущественной политики не смогли уменьшить концентрацию частных
состояний ни на один процент». Отсюда он делает вывод,
что не следует ожидать «решения проблемы частного
капитализма от политики формирования собственности
рабочих»64. Даже если бы основу платежей, «влияющих на
имущественное положение рабочих», и следовало бы
расширить еще больше, в характерном для капитализма
механизме распределения это принципиально ничего не
могло бы изменить. Для его изменения требуются
принципиальные изменения отношений власти и собственности*5.

Глава IV
УЧЕНИЕ О СОБСТВЕННОСТИ В ТЕОРИЯХ
«НАПРАВЛЯЕМОГО» И «РЕГУЛИРУЕМОГО»
КАПИТАЛИЗМА
1. Усиленное вмешательство империалистического
государства в экономику и систему частной собственности
Буржуазные идеологические конструкции о
направляющей или регулирующей функции государства, составной
частью которых является система воззрений на
собственность и на право собственности, отражают возрастающую
роль государства в эпоху империализма, объективно
порожденную условиями, свойственными этой развитой
стадии капитализма.
Согласно ленинской теории империализма, которая
подтверждена практикой, монополистический капитализм
обостряет все противоречия .капитализма1.
Империалистическое государство уже больше не государство диктатуры
всей буржуазии вообще, но прежде всего диктатуры
буржуазии монополистической. В интересах сохранения ее
экономического и политического господства необходимо
постоянное усиление роли капиталистического государства.
Особенно заметно это проявляется во вмешательстве
государства в экономику. Очевидно, что при изменившихся
условиях капиталистическая частная собственность,
основывающаяся на «свободной предпринимательской
инициативе», без государственного вмешательства не может
гарантировать ни дальнейшее развитие, ни дальнейшее
функционирование экономики. Сказанное, однако, не
означает, что экономическая деятельность государства
направлена на ослабление системы частной собственности. Совсем
наоборот. Материальный интерес монополистической
буржуазии, возникающий из частнособственнических
отношений, реализуется с помощью капиталистического
государства, которое путем привлечения многочисленных
правовых и внеправовых средств все более настойчиво
стремится к сохранению и защите системы частной
собственности.
117

В условиях слияния власти государства с властью
монополий империалистическое государство старается еще
эффективнее использовать существующую систему
собственности, накопление и концентрацию капитала в
интересах финансового капитала, в частности, посредством
нахождения дополнительных источников для усиления
собственнических позиций высших слоев финансовой олигархии2.
Осуществляемое в различных формах вмешательство
империалистического государства в экономику
объективно обусловлено также высокой степенью обобществления
производства, из чего вытекает необходимость
общественного регулирования производства, международных
отношений и т. д. По этому поводу В. И. Ленин писал:
«Обобществление труда капитализмом зашло так далеко, что
даже в буржуазной литературе вслух говорится о
необходимости планомерной организации народного хозяйства»3.
Данную тенденцию, усиливаемую научно-технической
революцией, не может игнорировать и
империалистическое государство, которому приходится прибегать к
методам планирования, регулирования и программирования.
Монополистическая буржуазия вынуждена применять эти
методы под воздействием не только внутренних причин, но
и постоянной конфронтации с общественной системой
социализма, успешно развивающейся на основе
социалистической собственности, планирования и управления
производством и экономикой.
С помощью государственного планирования,
регулирования и программирования монополистическая буржуазия
стремится обеспечить стабильность экономики, до
определенной степени ограничить стихийное воздействие
рыночного механизма, нейтрализовать разрушительное влияние
конкуренции, анархии производства и кризисов. Иными
словами, она хотела бы устранить негативные явления
капитализма, представляющие собой результат частной
собственности на средства производства. Существует глубокое
противоречие между влиянием частной собственности и
объективно порождаемыми потребностями в
регулировании, планировании и программировании процессов
производства. Поэтому регулирование, планирование и
программирование как объективное выражение тенденции к
интеграции и необходимостей, порождаемых очень
высокой степенью обобществления производства, ограничены
рамками капиталистического способа производства и его
базисом — частной собственностью. Экономическая
деятельность капиталистического государства не может прео-
118

долеть указанное противоречие и только углубляет его.
Это одновременно означает, что принцип частной
собственности изжил себя, что он тормозит экономическое и
общественное развитие.
Буржуазная наука о государстве и праве пытается
обосновывать теоретически возрастающую роль
империалистического государства в экономике. Но вследствие своей
классовой ограниченности она не может правильно
объяснить действительные причины вмешательства в экономику.
Поэтому возникающие здесь теоретические конструкций
также дают лишь искаженное отображение возрастающего
вмешательства государства в экономику и другие сферы
общественной жизни, рисуя иллюзорную картину функций
империалистического государства. Согласно воззрениям
буржуазных государствоведов, правоведов, экономистов,
политологов и социологов, империалистическое государство
регулирует экономические процессы в интересах всех слоев
населения («государство всеобщего благоденствия» или
«социальное государство»). Тем самым они приписывают
государству способность устранять все принципиальные
негативные проявления капитализма: кризисы, безработицу,
концентрацию собственности, имущественную поляризацию
общества и т. п. Однако речь идет о проявлениях, которые
имманентно присущи капитализму и являются следствием
капиталистических частнособственнических отношений.
Кроме того, они утверждают, что империалистическое
государство в состоянии обеспечить гармоничное развитие
экономики и мир между социальными партнерами.
Юридические меры империалистического государства в области
планирования, регулирования и программирования
распространяются на политику капиталовложений, систему
налогов, кредиты и цены, на формы планирования,
прогнозирования и др. Специального исследования требует так
называемое антитрестовское (антикартельное)
законодательство4.
Используя свои концепции, буржуазные теоретики
пытаются давать рекомендации для реформ. Их предложения
направлены на достижение длительной стабильности,
социальной безопасности и свободного от кризисов развития
капитализма. Примером такого рода воззрений может
служить мнение Гэлбрейта: «Решение состоит в признании
логики планирования с вытекающей из нее настоятельной
необходимостью осуществления координации. Затем
должен быть создан правительственный орган, призванный
11$

выявлять ее нарушения и гарантировать согласованность
роста в различных частях экономики»5. В системе
предлагаемых реформ он особо подчеркивает необходимость
авторитарного планирования.
Сегодня среди буржуазных юристов, экономистов и
политологов трудно найти кого-нибудь, кто отвергал бы
вмешательство империалистического государства в
экономику. Взгляды буржуазных теоретиков расходятся лишь в
предлагаемой и защищаемой ими мере такого
вмешательства. В. Е. Гулиев удачно классифицирует их точки зрения
по этому признаку6.
2. Сущность, функция и критика понимания
собственности в теориях «направляемого»
и «регулируемого» капитализма
В своем понимании природы собственности теория
«направляемого» или «регулируемого» капитализма исходит
из концепции «трансформации» капиталистической
собственности и развивает эту концепцию дальше. Указанная
теория особенно подходит для условий и интересов
государственно-монополистического капитализма. Она
опирается на тот основной тезис, что в условиях динамичного
научно-технического и социально-экономического развития
идет процесс отделения экономической и общественной
власти от собственности на средства производства, и
поэтому организация и управление в сфере экономики
становятся делом государства, а не частного собственника.
Составной частью тезиса является положение, что государство
одно или при участии монополий организует все хозяйство,
управляет им, «нейтрализуя» негативные стороны влияния
частнособственнических отношений и обеспечивая
«социально справедливое» общество («общество
благоденствия»).
Концепция основывается на утверждении, что
современное империалистическое государство все больше
подчиняет капиталистическую собственность всенародным целям
путем проведения все расширяющихся мероприятий по
планированию и регулированию в области пользования и
распоряжения средствами производства. Тем самым якобы
коренным образом изменяется ее место, значение и роль
в экономической и социальной системе, т. е. что она теперь
служит интересам всего общества. По этому поводу
К. Хессе (ФРГ) пишет: «Существующая частная
собственно

ность все в больших размерах втягивается в широкую
систему мер по планированию, управлению и координации, и
вряд ли можно еще говорить о том, что современная
социальная и экономическая система в первую очередь
основывается на частной собственности, договорной свободе и
на автономии»7. Отсюда делается вывод, «что в условиях
современного индустриального общества социальная
безопасность— вопрос не столько частноправового
употребления производительной собственности, сколько
общественного распределения прав на получение доходов, и что
решающее значение приобрели публично-правовые суррогаты
собственности»8.
Буржуазная правовая наука искажает и маскирует
истинную сущность и характер государственных
вмешательств в сферу собственности, особенно широко используя
демагогическую аргументацию, согласно которой меры
«государства всеобщего благоденствия» направляются только
против собственности или ее проявлений,
препятствующих установлению социальной справедливости и
способствующих сохранению отношений власти и эксплуатации.
Здесь подчеркивается «общесоциальная функция» так
называемой производительной собственности. Г.-Й. Фогель
говорит, что империалистическое государство должно
управлять хозяйством, «чтобы не взяли верх
саморазрушительные тенденции динамики собственности»9.
Характер и целевая установка всех подобных
«научных» аргументов весьма прозрачны. Признавая, с одной
стороны, наличие у частной собственности
«антиобщественных» и «разрушительных» тенденций, они, с другой
стороны, пробуждают иллюзию того, что в условиях нынешнего
государственно-монополистического капитализма можно с
помощью мероприятий империалистического государства
предотвратить нежелательное экономическое и социальное
воздействие собственности. Такие мероприятия, которые
в действительности обеспечивают частное присвоение
монополиями прибавочной стоимости в изменяющихся
условиях государственно-монополистического капитализма,
реализуются через государственные акты, направленные
якобы на соблюдение «всеобщих» интересов на основе
частной собственности.
Те же сущность и характер имеют и другие
теоретические конструкции, во всех подробностях «анализирующие»
влияние мероприятий империалистического государства в
сфере частного распоряжения производительной
собственностью. С их помощью пытаются доказать, что на больших
121

монополистических предприятиях, имеющих правовую
форму обществ для объединения капиталов, созданы
особенно благоприятные условия для государственных
вмешательств, способствующих осуществлению принципов
«социальной» справедливости и «всеобщих» интересов.
Некоторые авторы утверждают, что государство, вмешиваясь
в упомянутых целях в социально-экономическую жизнь
больших предприятий, обнаруживает, что ее развитие и без
такого вмешательства шло, хотя и не столь активно, в
духе тех же принципов10. Бенда представляет дело таким
образом, будто деятельность государства делает
невозможным использование собственности в эгоистических целях.
При этом Бенда и его единомышленники исходят из
тезиса, что в условиях акционерных и других
капиталистических обществ собственность отделена от своей функции.
Отсюда делается вывод, что собственники акций и подобных
им ценных бумаг якобы вынужденно оказываются в роли
кредиторов, так что предпринимаемые государством в
интересах «общества» вмешательства в осуществляемые
менеджерами правомочия по распоряжению не сталкиваются
с частным, индивидуальным интересом собственников. По
представлению буржуазной правовой науки менеджеры,
распоряжаясь капиталом и принимая решения, не
преследуют в качестве первоочередной цели получение
максимальных прибылей. Поэтому их интересы могут быть якобы
легко согласованы с общественными интересами, что и
стараются сделать государственные органы. При таком
понимании проблемы речь идет об аргументации, взятой из
арсенала теоретической концепции «трансформации»
собственности посредством правовых форм обществ,
объединяющих частные капиталы; такая концепция кажется
буржуазной правовой науке пригодной для объяснения и
оправдания государственных вмешательств в экономику в
системе современного
государственно-монополистического капитала. Она дает возможность представить свои
«выводы», их преемственность и мнимую логическую связь как
результат «анализа» этого экономического и юридического
явления, свойственного современному капитализму.
В действительности же изображенная буржуазными
«теоретиками» гармония между интересами государства и
интересами руководящих структур больших
монополистических предприятий в связи с государственными
вмешательствами в частную экономику отражает только одну
из основных черт нынешнего
государственно-монополистического капитализма, да еще в искаженной форме. Речь
122

идет о соединении, сращивании и слиянии крупных
монополий с империалистическим государством, сращивании
государственных органов с руководящими структурами
частных монополий. В этом смысле необходимо также
понимать слова буржуазных теоретиков о единстве государства
и экономики, о сближении интересов, осуществляемых
путем государственных вмешательств в экономику. Г. Ринк,
например, говорит: «При этом государство и экономика
противостоят друг другу как субъект и объект или же
как две действующие величины... На более высоком
уровне государство и хозяйство образуют единство,
политическое единство»11. Не требует объяснения, какое
политическое единство имеет в виду Ринк в условиях
экономической структуры современного
государственно-монополистического капитализма.
Процесс реализации частной монополистической
собственности в условиях государственно-монополистического
капитализма ясно показывает, какова цель
экономической деятельности государства либо для чьей выгоды
государство вмешивается в правомочия собственников (или
менеджеров) по распоряжению имуществом. В
буржуазной юридической литературе обычно исходят из того, что
ответственность за оптимизацию хозяйственного процесса
несет не отдельное частное предприятие, а государство,
которое поэтому должно всемерно заботиться о процветании
частных предприятий. Для конституционно-правового
обоснования этого Г. П. Ипсен делает на основе конституции
ФРГ вывод о том, что она возлагает на государство
обеспечение экономического роста, и ссылается на
ответственность государства за функционирование экономики
страны в целом12. Аналогичные аргументы приводит и Бенда.
Согласно его точке зрения, «современное» государство
обязано «всеми имеющимися в его распоряжении
средствами» противостоять опасностям «тяжелого,
экономического кризиса»13. Еще яснее характеризует роль государства
по отношению к частным предприятиям Г. Вагнер:
«Положение субъектов хозяйственной деятельности в настоящее
время должно, однако, во все возрастающей степени
гарантироваться государством»14. Отсюда делается вывод,
что государство, представляющее «интересы общества»,
должно по «социальным и политико-экономическим
причинам» оказывать предприятиям (особенно большим
предприятиям) систематическую помощь и поддержку. Э.
Бенда говорит, что «большие предприятия смогут часто
рассчитывать на такую помощь»15. Он приходит к заключе-
123

нию, что вмешательства государства в экономику не
только приносят пользу предприятиям, но и соответствуют
интересам рабочих, поскольку таким образом обеспечивается
сохранность их рабочих мест.
В конечном счете все меры буржуазного государства,
посредством которых осуществляется его вмешательство в
сферу «распоряжения средствами производства», в
принципе сводятся к всесторонней помощи и поддержке
монополий, к укреплению их экономического, а тем самым
и политического господства.
Таким образом, интересы • монополий и «всеобщие
интересы», представителем которых выступает
империалистическое государство, идентичны. Поэтому рабочий класс
не может быть действительно заинтересован во всех этих
мерах в условиях государственного монополизма. Он
нуждается в ослаблении позиций монополистического
капитализма, чего в рамках капитализма можно добиться лишь
постепенно и в острой классовой борьбе с монополиями.
Цель буржуазных утверждений о мнимой
заинтересованности рабочих в оказании поддержки монополиям
заключена в отвлечении рабочего класса от
антимонополистической борьбы, так как последняя ведет в конечном счете
к ликвидации монополий и всего
государственно-монополистического капитализма.
В системе мероприятий империалистического
государства, призванных устранить «разрушительные тенденции
собственности», буржуазные правоведы отводят
центральное место планированию и программированию. Вот почему
в последние годы буржуазная правовая литература
уделяет повышенное внимание именно этим вопросам.
Современный этап развития капиталистического хозяйства
провозглашается временем перехода «от отдельных
регулирующих воздействий на экономику к ее всеобъемлющему
планированию»16.
Постепенно планирование начали признавать и
неолибералы, поборники рыночной экономики, которые до
недавнего времени отклоняли любую форму планирования.
Л. Эрхард полагал, что планирование и рыночная
экономика несовместимы; теперь это его высказывание называют
недоразумением. С помощью своих теоретических
конструкций неолибералы пытаются совместить планирование с
идеей рыночного хозяйства: «Планирование экономики и
рыночная экономика не являются несовместимыми
крайностями»17.
Согласно Кайзеру, план как институт правопорядка
124

должен не причинять ущерб «общественному порядку,
основанному на свободе», но гарантировать его, так же как
институт экспроприации не угрожает собственности как
одному из основных прав, а, напротив, является условием ее
обеспечения. Чтобы избежать недоразумения, Кайзер
продолжает: «Оба понятия (планирование и экспроприация)
ни в коей мере не идентичны, и там, где планирование
ведет к экспроприации, охрана собственности действует в
полном объеме»18. Это заявление выявляет границы
планирования в условиях частной собственности. Подобным
образом решает вопрос Форстхоф, который, хотя и
рассматривает план как вмешательство в индивидуальную
свободу и собственность, тем не менее приписывает ему
задачу установления границ и условий для
индивидуальной свободы и собственности19. Следовательно, с помощью
средств планирования можно «вмешиваться» в
собственность и свободу предпринимателя, и обе они сохраняются
и укрепляются свободно в соответствии с принципом
«планирование без планового хозяйства».
Некоторые авторы идут в своей характеристике
сущности планирования при современном капитализме еще
дальше и сами в большей или меньшей степени
способствуют раскрытию сути своих воззрений. Например, Ватер-
камп говорит, что в капиталистических странах
«планирующая бюрократия...должна на государственном и частно-
экономическом уровне во все возрастающей мере
организовывать имеющие общественный характер производство и
воспроизводство, чтобы вообще еще сохранять
возможность частного присвоения результатов производства при
нынешнем состоянии производительных сил»20. Такая
аргументация примечательна тем, что она приближается к
действительной целевой установке и истинной сущности
планирования в условиях
государственно-монополистического капитализма.
Социально-экономической сущности и цели
буржуазного планирования соответствует и характер правовых форм,
посредством которых империалистическое государство
регулирует частный сектор экономики. Буржуазная
правовая наука уделяет значительное внимание обсуждению
характера правовых форм планирования. Несмотря на
различие мнений по этому вопросу, буржуазные правоведы
единодушны в том, что плановые акты высших органов
государства вне государственного сектора, как правило, не
являются юридически обязательными. Правовая
необязательность государственных плановых мероприятий для
125

частнокапиталистического предприятия — их
основополагающая характерная черта. В относящихся к этой сфере
правовых актах речь идет о регулировании
капиталистического рынка путем установления основных целей
экономической политики и последовательности их достижения,
которые имеют обязательную силу для государственного
сектора экономики*.
Хотя у буржуазных теоретиков нет единого мнения по
вопросам методов и объема правового и экономического
вторжения империалистического государства в экономику,
их воззрения тем не менее имеют общую теоретическую
основу. Их общность проявляется наиболее наглядно в тех
теоретических конструкциях, с помощью которых
обосновывается государственное вмешательство в экономическую
деятельность. Несмотря на различия, все варианты таких
построений направлены прежде всего на апологию
современного государственно-монополистического капитализма
и системы частной собственности. Они защищают
основополагающие политико-правовые принципы, на которых
* Отмечая ограниченность средств планового и иного
воздействия буржуазного государства на преобладающий частный сектор
экономики и рынка, их не следует недооценивать. Во-первых, государство
обладает широкими возможностями косвенного воздействия на
частную сферу путем регулирования цен, налогов, ставок банковского
кредита, таможенных пошлин, ставя их размеры в зависимость от
степени соблюдения частными предприятиями условий, определяемых
государственной политикой, оказывая финансовую и иную помощь
нуждающимся в ней фирмам и предприятиям или отказывая в такой
помощи. Во-вторых, государственные органы имеют право прямого
властного вмешательства в режим частной собственности, в
деятельность предприятий, в рыночные отношения в определенных законом
случаях (еще недавно имевших исключительный характер, но все
чаше входящих в нормальную практику) в общих интересах
господствующего класса (иногда под давлением народных масс), в различных
целях — военных, санитарных, экологических, социальных и др. Па-
конец, в чрезвычайных ситуациях (войны, экономические и
политические кризисы, а также стихийные бедствия и т. п.) сфера
собственности, самостоятельность предприятий, свобода договоров и другие
атрибуты «свободного рынка» резко сужаются и заменяются гораздо
более широким государственным регулированием. В наше время
степень государственного регулирования экономики довольно
значительна и может быть усилена еще более. Чрезвычайными законами ФРГ
от 24 августа 1965 г. о хозяйственном обеспечении, о водном
хозяйстве, об обеспечении снабжения продукцией продовольственного,
сельского и лесного хозяйства, а также лесной промышленности было
предусмотрено на случай войны («в целях обороны») новое резкое
усиление всестороннего государственно-монополистического
регулирования экономики, связанное со значительными ограничениями прав,
собственности.
126

зиждется современная государственно-монополистическая
система. При всех рассуждениях о «регулирующей» или
«планирующей» роли империалистического государства
эти авторы неизменно подчеркивают «необходимость»
постоянно сохранять принцип частной собственности. В этом
состоит дилемма буржуазной науки, пытающейся
теоретически осмыслить государственное вмешательство в
экономику. Ее представители, с одной стороны, отмечают
необходимость государственного регулирования и
планирования капиталистической экономики. С другой — требуют
сохранения частной собственности — наиболее сущестзен-
ного препятствия для планомерного развития процессов
производства и распределения.
Принцип частной собственности обычно отстаивают с
позиций позитивного права, указывая на то, что право
частной собственности — это институт, по своему
характеру относящийся к числу «основных прав».
«Собственность*,— пишет Ринк, — гарантирована как институт,
следовательно, гарантировано также ее принципиально
свободное использование. Всеобщее плановое хозяйство
несовместимо с ней, поскольку в этом случае оно
противоречило бы конституции»21. И далее: «Концентрация в руках
государства не верна в социально-политическом смысле и
несет в себе опасность злоупотребления»22.
В отдельных случаях буржуазные теоретики вполне
открыто высказывают свои опасения перед возможным
расширением сектора государственной собственности в
капиталистическом хозяйстве. Так, Вертинг и Эльмерих
предостерегающе пишут: «Капитализм стоит на частной
собственности. Любое огосударствление сокращает основу
его существования»23. Таковы реальные причины,
вынуждающие буржуазных теоретиков в преобладающем
большинстве своем занимать негативную позицию по вопросу
буржуазной национализации, несмотря на то что
государственное регулирование и вмешательства в частную
экономику осуществляются принципиально в интересах
могущественных монополий. Данная позиция — результат того,
что собственность буржуазного государства как высшая
форма обобществления при капитализме всегда
представляет из себя потенциальную опасность для
господствующей монополистической буржуазии. Существование госу-
* Имеются в виду все разновидности собственности, в том числе
и прежде всего — частная собственность.
127

дарственной собственности показывает, что частная
собственность, индивидуальная и частная инициатива не
являются единственной и наиболее рациональной формой и
возможностью хозяйствования. Кроме того, государственный
сектор при определенных условиях может быть с большей
легкостью, чем частный сектор, использован рабочими
против монополий — в экономической борьбе за свои права и
в политической борьбе против всей
государственно-монополистической системы. Исходя из интересов сохранения
существующей системы собственности, где преобладает
частная монополистическая собственность, представители
буржуазной правовой науки и практики дают очень
ограниченное толкование конституционных и иных
законодательных предписаний, формально допускающих
национализацию. Планирующее и регулирующее вмешательство
государства в сферу частной собственности может
осуществляться, по мнению преобладающего большинства
буржуазных теоретиков, только в границах принципа частной
собственности. Соответственно и федеральное
законодательство также вплоть до настоящего времени не
использовало предписание ст. 15 конституции ФРГ, дающее
возможность национализации. Напротив, развитие шло прямо
противоположно. Такие гигантские предприятия, как
заводы «Фольксваген», «Прейссаг» и «ФЕБА», как уже
отмечалось, были приватизированы посредством за.кона. Это
сделано явно к пользе частных монополий. Вот почему
неудивительно, что буржуазная юридическая наука и
практика, в том числе федеральный конституционный суд,
оправдывают такой образ действий законодателя. Сказанное,
однако, не означает, что монополистическая буржуазия
при определенных исторических условиях и в силу
различных причин иногда не может быть заинтересована в
огосударствлении отдельных отраслей экономики, в
особенности осуществляемом под девизом: убыточное
обобществляется, доходное остается частным24. В духе названных
принципов некоторые буржуазные теоретики одобряют в
настоящее время и передачу отдельных предприятий или
отраслей экономики в руки государства25. В
капиталистических странах, где сектор государственной собственности
относительно мал, в рамках «реформирования»
капитализма раздаются требования о расширении
национализации. Так, Гэлбрейт в условиях США включает требование
«социализации» в систему своих многочисленных
предложений по реформе. Он предлагал огосударствить
жилищное строительство, здравоохранение, транспорт и некото-
128

рые гигантские монополии военной промышленности26.
Хотя мы в подробностях и не рассматриваем весь проект
«реформ» в целом и предлагаемые в рамках этого проекта
меры, тем не менее мотивы такого рода «социализации» в
США вполне очевидны. С первого взгляда заметно, что
такое огосударствление не противоречит интересам
крупнейших монополий, поскольку оно касается или так
называемых нерентабельных отраслей (транспорт,
здравоохранение, жилищное строительство), или отраслей, в которых в
интересах военно-промышленного комплекса необходимо
централизованное государственное руководство. То же
самое можно было бы сказать и об отраслях, в которых для
разработки и испытаний новых видов оружия массового
уничтожения требуются такие колоссальные средства,
которые превышают возможности отдельных частных
монополий*.
В буржуазной науке преобладающим является тезис о
том, что государственное регулирование экономики не
должно ограничивать или тем более вовсе устранять
«свободу» предприятия или рынка. Государство подобной
деятельностью якобы обязано создавать и поддерживать
«равновесие» между конкурирующими субъектами
хозяйствования. Чтобы этого достичь, нужно устранить или
* Особой формой собственности буржуазного государства
является его земельная собственность. Во-первых, это в значительной
мере номинальная принадлежность монарху или государству всех
земель в стране (Великобритания, Канада, ряд штатов США и др.):,
теоретически связываемая с обширными государственными
правомочиями по регулированию всех земельных отношений. Во-вторых,
государственную собственность составляют земли, мало используемые или
не используемые (горы, пустыни, тундра в США, 90% лесов Канады
и т. п.), занятые военными базами, основными путями сообщения
и т. п. В-третьих, это земли, освоение которых было произведено
государством за его счет и обошлось очень дорого, особенно если
необходима постоянная и дорогостоящая забота государства о них.
Таково, например, исключительное право собственности государства
на землю польдеров, т. е. осушенных и освоенных участков дна
бывшего залива Зейдерзее в Нидерландах. С 1930 года осушено и
освоено 4 польдера площадью более 1600 км2, а к концу XX века она
должна возрасти до 2250 км2. Эти земли находятся под управлением
государственных органов, передаются только в пользование
крестьянским фермам, населенным пунктам, государственным предприятиям
связи, гидротехнического строительства и т. д. В-четвертых,
существует обширная практика временного и постоянного приобретения
государством земель, принадлежащих частным лицам. Во многих
странах активно обсуждается вопрос о национализации всей земли
(подробнее см.: Земельное законодательство зарубежных стран. М., 1982,
с. 365—370, 376—380, 382).
9 Заказ 3634
129

предотвратить несоразмерную концентрацию в экономике.
Поэтому вновь выражается мнение, что эту задачу якобы
выполняет так называемое антитрестовское, или
антикартельное, законодательство. Все варианты этих теорий в
конце концов приводят к тезису, согласно которому
государственное регулирование и планирование экономики
служат интересам всего общества, а следовательно, и
интересам рабочего класса. Отсюда вытекает, что
пролетарская революция стала как бы беспредметной.
Функция рассмотренных теоретических построений
состоит в конечном счете в идейной борьбе против
социалистического планового хозяйства, основывающегося на
социалистической общественной собственности.
Аргументация буржуазной науки, пытающейся опорочить
социалистическую плановую экономику, имеет два уровня. С одной
стороны, продолжаются традиционные грубые и
неприкрытые нападки на социалистическое экономическое
планирование, которое обозначается как «централизованная
плановая экономика», «управляемая из центра
экономика» или «командная экономика» и принципиально
отклоняется. С другой стороны, под влиянием теории конвергенции
буржуазные ученые указывают на возможность
сближения между социалистической централизованной плановой
экономикой и буржуазной «направляемой государством
рыночной экономикой», правда, при условии отказа
социалистического планирования от его «директивных»
элементов. В своих атаках на социалистическое планирование
экономики и социалистическую систему собственности
буржуазная наука использует обе формы раздельно или в
разных сочетаниях27, в зависимости от ситуации и требований
идеологической борьбы между обеими общественными
системами*.
Они нападают на «централизованно управляемую эко-
* Такая критика злонамеренно искажает реальное положение
вещей. Изображая государственное управление социалистической
экономикой как крайнюю форму бюрократического централизма,
подавляющего любую инициативу снизу и лишающего низовые звенья
экономики всякой хозяйственной и управленческой самостоятельности,
авторы подобных сочинений «не замечают» ни теории, ни
развивающейся практики демократического централизма, ни расширения
компетенции местных органов власти и управления, ни укрепления
хозрасчета и хозяйственной самостоятельности предприятий, ни мер,
направленных на борьбу против бюрократических, местнических и
ведомственных тенденций, ни укрепления демократических начал
управления народным хозяйством, ни значительного места
товарно-денежных отношений при социализме.
130

номику» социализма потому, что она якобы подчиняет ин-
тересы отдельного человека интересам всего общества
только «путем насилия и непрерывного контроля»,
поскольку учреждение «хозяйственной бюрократии», по их
мнению, влечет за собой ограничение или уничтожение
индивидуальной свободы и предпринимательской инициативы и
ведет к утрате «производительной силы» в экономике28.
Так конструируется «модель» социалистической
экономики, которая в действительности не существует.
Социалистическая система хозяйства выдается за экономическую
систему исключительно административного характера, в
которой царят директивы государства, отсутствует
материальный интерес, материальная ответственность и т. д.
«Критика» общих основ социалистической экономической
системы, и в частности социалистической собственности,
не касается сущности реального социализма, а относится в
конечном счете только к модели социализма, сконструиро-
ванной самими буржуазными теоретиками29.
В противовес социалистической экономической
плановой экономике буржуазные теоретики выдвигают
«направляемую государством рыночную экономику» и
идеализируют ее. Она якобы не имеет недостатков «управляемой из
центра экономики» и объединяет в себе преимущества
рыночного хозяйства с достоинствами планирования. При ней
якобы изменяется сама суть капитализма. Пример такого
приукрашивания современного капитализма в ФРГ дает
следующее рассуждение Ринка: «Экономический строй
Федеративной республики сознательно избирает средний
путь между свободой хозяйствующего гражданина и
социальным формированием (экономики.— Ред.)
государством, т. е. путь между коммунизмом и капитализмом»30.
Согласно взглядам Ринка, изменения в хозяйственной системе
ФРГ происходят в результате применения принципов им*
периалистического хозяйственного права, т. е.
принципов частной собственности, конкуренции, а также
планирования и регулирования экономики. Однако тем самым
этот видный представитель империалистического
хозяйственного права лишь повторяет старый буржуазный и
реформистский тезис о «третьем пути». Но для такого пути
отсутствует всякое реальное основание. Он служит только
расхваливанию системы государственно-монополистическое
го господства в ФРГ. Одновременно утверждают, что на
стороне капиталистического общественного порядка уже
якобы существуют основополагающие предпосылки для
сближения обеих общественных систем. Теперь, мол, оче-
9*
131

редь социалистической системы создавать
соответствующие предпосылки.
Если следовать этим намерениям буржуазных
идеологов, то развитие обеих антагонистически противостоящих
друг другу общественных систем должно якобы привести
их к слиянию в новый строй, отличный от капитализма и
социализма.
Под воздействием теории конвергенции в буржуазной
литературе в последние годы все больше подчеркивается
также мысль о том, что в обеих экономических системах
планирование осуществляется по сходным принципам,
стремясь к аналогичным целям. При этом исходят из
ошибочной посылки, что планирование независимо от
соответствующего общественного строя обусловлено высоким
уровнем развития науки и техники. Ватеркамп утверждает:
«Существуют формы экономического планирования и
руководства, которые необходимы для управления сложными
процессами высокоразвитого народного хозяйства,
независимо от общественной системы». Он считает возможным
сделать вывод, что осуществление плановых целей в обеих
системах требует преодоления одинаковых препятствий:
«Ориентированная в будущее политика должна при этом в
каждой системе преодолеть враждебное отношение к
планированию части населения и наивные представления о
планировании преимущественно в среде самой
бюрократии»31.
Гэлбрейт также подчеркивает мысль о конвергенции в
связи с применением принципов планирования. Он писал,
что невозможно игнорировать явную конвергенцию
принципов планирования32. Как мы видим, буржуазная наука
умышленно закрывает глаза на коренную
противоположность между обеими общественными системами,
порождаемую различиями их классовой структуры и отношений
собственности. Разнообразные варианты теории
конвергенции двух систем должны создавать прежде всего у
рабочего класса капиталистических стран представление о
ненужности борьбы против современной государственно-
монополистической системы, поскольку-де в условиях
научно-технической революции как в капиталистическом, так
и в социалистическом обществе посредством планирования
должны решаться аналогичные проблемы, а обе системы
на этой основе придут к «сближению».
Пороки теории собственности «направляемого» или
«регулируемого» капитализма во многом очевидны. Ее
критика опирается не только на множество теоретических аргу-
132

ментов, но и на общественные и экономические реалии
буржуазных стран со всеми трудностями и недугами
современного капитализма.
В связи с обсуждаемой концепцией особенно важно
высказывание В. И. Ленина, «что едва ли наймется другой
вопрос, столь запутанный умышленно и неумышленно
представителями буржуазной науки, философии,
юриспруденции, политической экономии и публицистики, как вопрос
о государстве»33.
Классики марксизма-ленинизма убедительно доказали,
что при капиталистических частнособственнических
отношениях невозможно преодолеть стихийное влияние
законов капитализма с помощью каких-либо государственных
вмешательств, и прежде всего посредством актов
планирования. Еще Ф. Энгельс указывал на то, что хозяйственная
деятельность государства только обостряет основное
противоречие между достигнутым уровнем развития
производительных сил и частной собственностью на средства
производства34. В. И. Ленин также отвергал как выдумку
реформистов утверждение, что «плановый», или
«направляемый», капитализм олицетворяет новое историческое
качество. Он, в частности, отклонял концепцию Т. Рузвельта о
государственном контроле над трестами и охарактеризовал
ее как агитацию, проводимую с одной лишь целью —
посредством этой реформы предотвратить опасность
экспроприации капиталистов35.
С помощью планирования, регулирования и
программирования не может быть преодолено коренное
противоречие между общественным характером производства и
частнокапиталистическим присвоением, если не
ликвидирована частная собственность как основа структуры
власти и экономики империализма. В. А. Туманов очень точно
говорит по этому поводу: «Буржуазное программирование
как один из элементов
государственно-монополистического капитализма и выросшей на его основе экономической
функции современного империалистического государства
не основывается на господстве общественной
собственности, не идет далее «гибкого дирижизма» и даже не
посягает на основное противоречие капиталистической
системы — противоречие между общественным производством
и частным присвоением»36. Планомерное
пропорциональное и стабильное развитие экономики и всего общества
возможно только в условиях социалистической
собственности на средства производства и политической власти
рабочего класса.
133

Планирование, регулирование и программирование при-
капитализме как выражение объективных интеграционных
тенденций, как порожденная мощным развитием
производительных сил потребность осуществляются в рамкая
основного противоречия буржуазного общества. Одновре*
менно эти тенденции и потребности свидетельствуют об
объективном созревании материальных предпосылок для
социализма.
Как и прежде, решающим фактором современного ка-
питализма является материальный интерес
монополистической буржуазии, воплощенный в частной собственности.
Поэтому капитал всеми средствами старается укрепить
эту материальную основу своей экономической и
политической власти. Именно в нынешних изменяющихся
внешних и внутренних условиях речь идет уже не только о
спасении и укреплении положения отдельных монополий, но
и о сохранении экономической системы империализма в
целом. В споре с социализмом основное внимание
уделяется вопросам его прочности и устойчивости. Этому
соответствует также система правовых и внеправовых
мероприятий империалистического государства, посредством кото-*
рых оно в качестве представителя монополистической
буржуазии вторгается в хозяйственные процессы.
Буржуазная наука пытается истинную направленность указанных
мер и действительные причины государственного
вмешательства вуалировать абстрактным тезисом об ответствен*
ности государства за «общее экономическое развитие» и
проведение в жизнь «экономических интересов всего об*
щества».
Изменившиеся условия, в которых находится
современный государственно-монополистический капитализм, од*
новременно позволяют объяснить факт отмечаемого в
последние десятилетия постепенного изменения системы,
объема, содержания и форм государственных вмешательств
в экономику в ведущих капиталистических странах. Так,
в начальный период государственно-монополистического
капитализма практика развитых империалистических
государств ограничивалась обусловленным кризисами
краткосрочным вмешательством, направленным на поддержку
отдельных монополий и содействием им. На более поздних
этапах общего кризиса капитализма система
государственных вмешатедьств постепенно распространилась рна
другие области капиталистического воспроизводства.
Активное воздействие оказывается на структуру
производства, на оборот и распределение. Наряду с прежними вво-
134

дятся новые, более действенные экономические и
юридические формы хозяйственного регулирования, в
особенности рассчитанные на длительный срок. Помимо
использования системы субсидий, налогов, кредитов,
империалистическое государство пытается воздействовать на
экономику также с помощью государственного бюджета,
государственного сектора экономики, прогнозирования,
планирования и различных других форм
государственно-монополистического регулирования. Эти формы
регулирования в широком масштабе осуществляются в ФРГ.
Западногерманское империалистическое государство в
настоящее время использует всю систему правовых
инструментов «глобального управления экономикой»*.
Многие из таких мероприятий империалистического
государства устанавливаются законом. Поэтому теория за-
* Таковы, .например, правовые институты ФРГ: а)
государственного надзора за экономикой, получения государственными органами
информации о запасах сырья и продукции, мощностях и др., ведения
статистики и т. д.; б) «нетипичного» государственного регулирования
(помощь в капиталовложениях, премии за прекращение производства
или строительства, влияние на развитие мощностей и др.); в)
наложения запрета на заключение сделок собственниками определенных
вещей, причем договоры их купли-продажи ничтожны, а
добросовестное приобретение третьими лицами невозможно; г) допускаемого
на случай чрезвычайных обстоятельств и серьезной нехватки
отдельных товаров ограничения их поставки или вручения заказчику
(покупателю). Основанием для вручения заказчику определенного
количества такого товара служит наличие у него соответственного ордера
(карточки); договоры на куплю-продажу такого товара действительны
(кроме случаев их заключения с целью нарушить такой запрет), но
их исполнение запрещено; д) регулирования отношений между
производителями и властями: запрет производства определенных
изделий сверх установленной квоты или требование об определенном
увеличении их производства, иногда сопровождаемые предписаниями о
применении конкретных методов производства, о соблюдении
определенного качества продукции и т. п.; предписания производителям (или
продавцам) о поставке определенным группам получателей
установленного количества известного товара, в ряде случаев также с
определением властями цены, качества товара, срока поставки и т. п.;
е) принуждения (угрозой штрафа) к заключению договоров о
продаже товара определенному или любому покупателю, причем в
некоторых случаях власти определяют цену, а в других — и иные
существенные элементы договора и т. д. (см.: R i n с k G. Wirtschafts-
recth. Koln—Berlin (W)—Bonn—Munchen, 1974, S. 75—86). Эти меры
конкретизируются в законодательстве об отдельных отраслях
народного хозяйства, о труде, о собственности на земельные участки,
предприятия, о природопользовании и охране окружающей среды и
др. Ряд мер подобного рода предусмотрен актами Европейского
экономического сообщества. Усиление и расширение роли таких правовых
институтов предусматривается на случаи войны, тяжелых кризисных
ситуаций и т. д.
135

конодательства в согласии с практикой создала особую
категорию так называемых «законов-мероприятий»37, В
ФРГ государственно-монополистическое регулирование
нашло свое концентрированное юридическое выражение
в законе о способствовании стабильности и росту
экономики от 8 июня 1967 г.38, который рассматривается как один
из самых современных хозяйственных законов
империалистических государств. Он содержит многообразные
правовые инструменты для регулирования экономики, с
помощью которых якобы должно быть обеспечено «общее
экономическое равновесие», а именно стабильность цен,
более высокий уровень занятости, равновесие во внешних
экономических. связям и рост экономики. Посредством
этого закона взят курс на достижение цели, явно связанной
с тезисом буржуазной науки о том, что государственные
вмешательства должны воспрепятствовать
«саморазрушительным тенденциям динамики собственности». Но если
провозглашенные в законе цели должны быть достигнуты, то
прежде нужно было бы устранить стихийность и анархию
капиталистического способа производства, которые,
однако, по своей сути лишь результат существования частной
собственности. Значит, следует достичь чего-то, что в
условиях системы частной собственности не может быть досг
тигнуто или в лучшем случае может быть достигнуто лишь
временно и частично.
Г. Нойман и Г. Рудольф писали о сущности и целях
рассматриваемого закона: «Хотя меры
государственно-правового регулирования и могут некоторое время отчасти
сдерживать кризис или оттягивать его наступление в
условиях капиталистической частной собственности и
антагонистических классовых противоречий, они не в состоянии
надолго воспрепятствовать дальнейшему обострению
противоречий капитализма и ликвидировать общий кризис
капитализма»39. Несмотря на иллюзорность
провозглашенной цели, закон тем не менее создал довольно удобную
правовую основу для оказания монополиям различного
открытого и замаскированного материального содействия.
Закон является, в частности, институциональным
правовым основанием для прямого включения монополий в
направляющую и планирующую деятельность государства на
«общеэкономическом уровне». С его помощью ускоряется
сращивание влиятельнейших монополий с органами
монополистического государства.
Указанной цели служит, например, так называемое
«концертированное действие», представляющее собой од-
136

ну из ключевых форм организационного характера,
применяемых для практической реализации целей данного
закона. Оно определено как «одновременное
согласованное друг с другом поведение (концертированное
действие) местных корпораций*, профсоюзов и союзов
предприятий» (§ 3). В рамках «концертированного действия»
федеральное правительство предоставляет его участникам
«данные для ориентировки». Помимо того что монополии
считают себя прямыми участниками процесса
координации и взаимодействия между государством и
экономикой, они хотят с помощью этого инструмента влиять
прежде всего на профсоюзы, чтобы побуждать их к отказу от
экономических требований, в частности о повышении
заработной платы, от забастовок и т. п. Иногда буржуазные
теоретики даже не скрывают это намерение. Так, Форст-
хоф считает «концертированное действие» таким
«средством, которым можно дисциплинировать профсоюзы»40.
Кайзер характеризует «притязание профсоюзов на
проведение политики в области заработной платы посредством
забастовки» как «мешающий этой системе фактор»41.
Такова же аргументация Биденкопфа. Он поднимает вопрос
о том, «социально адекватны» ли осуществляемые в
интересах рабочих меры профсоюзов, если они противоречат
результатам дискуссии о «концертированном действии»42.
Нет сомнения, что представители монополий совместно с
государственной /бюрократией занимают доминирующее
положение в рамках «концертированного действия».
Буржуазная наука выдавала указанную форму
сотрудничества, как и другие специфические организационные формы
взаимодействия государственных органов (их
консультативных или вспомогательных советов, специальных
комитетов и комиссий) и монополистических объединений, за
выражение «демократизации регулирования и
программирования экономики», хотя это и противоречит
действительности. Объединения монополий таким способом фактически
осуществляют сильное влияние на государственное
регулирование экономики, но для них согласия и разногласия,
имевшие место в рамках названных организационных
форм, не порождают никаких правовых обязанностей.
Таково общее мнение буржуазных правоведов43. Для
монополистических объединений это особенное преимущество,
* Имеются в виду органы местного самоуправления
(муниципалитеты), так называемые «территориальные коллективы» граждан и
иные органы власти на местах.
137

поскольку позволяет им воздействовать на
государственное руководство экономикой, не неся никакой
ответственности за реализацию согласованных договоренностей.
Правящие монополии используют преимущества,
вытекающие для них из правовых форм планирования, для
создания дополнительных возможностей
перераспределения национального дохода44. Типичным правовым
инструментом, посредством которого достигаются указанные
цели, является так называемый договор планирования. Этот
договор публично-правового характера заключается п>
сударством или государственными органами с
монополистическими предприятиями (или группами монополий) с
намерением достичь определенных целей экономической
политики, установленных империалистическим государством.
Заключение договоров такого рода необходимо, ибо
определенные государственными планами целевые установки
не обязательны для частного сектора. Государство же рас-,
сматривается как несущее правовую обязанность и ответ*
ственность перед частными предприятиями за реализацию
поставленных им задач. На этом основана и теоретическая
конструкция «договора планирования». Поэтому,
согласно буржуазной теории и практике, из невыполнения или
изменения запланированных условий или наметок
государством вытекает так называемое гарантирующее план
притязание (Plangewahrleistungsanspruch) со стороны
«пострадавшего от плана предприятия, которое доверчиво
приняло участие в нормируемом планировании». При таких
обстоятельствах из договорных или как бы договорных
отношений государства к хозяйственным предприятиям
вытекают определенные односторонние . притязания частных
монополий к государству по поводу возмещения убытков,
причиненных планом.
Цель договорного взаимодействия между капиталом и
государственной бюрократией очевидна; таким путем
монополии пытаются получить из государственных ресурсов
дополнительные средства, которые в значительной мере
предоставляются налогоплательщиками. Фактически
указанные юридические возможности находятся в распоряже-
ний не всех частных предпринимателей, а только наиболее-
крупных и могущественных монополий. Так, X. Д. Фангман
констатирует, что договор планирования по своей
концепции скроен лишь для «избранных», немногочисленных
компаний, а вовсе не для каждого капиталиста, как это еще
было с договором мены при капитализме периода
свободной конкуренции. В другом месте он отмечает, что «притя-
138

зание, гарантирующее план», оказывается «инструментом
большого капитала»: «Ни разу еще имеющаяся группа
средних и мелких предпринимателей не могла бы в
соответствии с такой конструкцией успешно сослаться на эту
гарантию плана»45. Тем самым исчерпывающе объясняются
характер, сущность и функции таких юридических средств,
как договор планирования и «притязание, гарантирующее
план». Материальным интересам монополий, усилению
позиций их собственности и сохранению экономической
системы государственно-монополистического капитализма
особенно эффективно служат средства «регулирования и
ориентировки» экономики, а именно система налогов,
государственный бюджет и государственный сектор экономики.
С их помощью происходит перераспределение
национального дохода. Посредством системы налогов монополиям
предоставляются различные налоговые преимущества,
например при преобразованиях и слияниях предприятий.
Монополии используют в своих интересах и такие виды
налогов, как налог на прибавочную стоимость. Значительная
часть государственного бюджета (в ФРГ — около одной
трети) ассигнуется на прямые и непрямые субсидии,
кредиты и другие меры поддержки частного сектора, и
прежде всего монополий. Нельзя забывать, что эти источники
финансов также образуются из налогов, взимаемых с
наемных работников.
Огосударствленные отрасли экономики и
общественные организации выполняют, как правило, задачи
создания для частного сектора преимущественных
экономических условий путем привлечения дополнительных и
вспомогательных средств. Так, частные монополии используют
железнодорожный транспорт, энергетику, государственную
систему образования и др., финансируемые за счет
государственного бюджета.
Даже в тех империалистических странах, где
государство путем национализации стало собственником более
значительной, нежели в ФРГ, собственности на средства
производства, однозначно преобладает собственность
частных монополий.
Из вышесказанного следует, что, осуществляя
планирование, регулирование и программирование экономики,
империалистическое государство действует не в интересах
всех граждан, а в интересах капиталистов или
господствующих групп монополий. В пользу эксплуатируемых оно
предпринимает какие-либо меры лишь тогда, когда
рабочий класс путем забастовок или других форм борьбы вы-
139

нуждает его пойти на определенные уступки. Слова
В. И. Ленина о том, что предпосылкой для реализации
руководства народным хозяйством в интересах всего
общества является ликвидация частной собственности на
средства производства и ее революционная замена
социалистической собственностью, как и прежде, в высшей степени
актуальны46..
Концепция собственности в теориях «направляемого»
и «регулируемого» капитализма убедительней всего
опровергается общественна-экономическими реалиями
современного капитализма: в системе «планируемого»
капитализма дело снова доходит да тяжелых экономических
кризисов. В настоящее время общий и циклический кризисы
капитализма соединяются друг с другом, что
сопровождается падением производства, инфляцией и массовой
безработицей. Однако и в периоды относительного
«процветания» капитализма сохраняются нищета и значительная
безработица среди трудящихся. Эти постоянные пороки
капиталистического1 существа;— однозначное
доказательство необоснованности утверждений буржуазных
теоретиков о «направляемом», «планируемом» и «бескризисном»
капитализме. «Под впечатлением этого развития немеют
все пророки длительного процветания капитализма. Их
теории «общества благоденствия», «реформируемого
капитализма» были разрушены суровой действительностью.
Все модели бескризисного капиталистического общества
оказались неверными». И наоборот, ленинский анализ
сегодня справедлив больше чем когда-либо: империализм
есть умирающий, паразитирующий, загнивающий
капитализм47.
3. Роль антикартельного (антитрестовского)
з аконодател ьства
К системе правовых средств «регулирования»
экономики империалистическим государством принадлежит так
называемое антикартельное законодательство, часто
именуемое также антитрестовским. На его основе буржуазная
правовая и экономическая наука конструирует
многочисленные экономические и политико-правовые
«аргументы», в широких масштабах используемые
империалистической пропагавдои для приукрашивания современного
капитализма48. Многие из этих конструкций непосредст-
140

венно связаны с проблематикой собственности или по
меньшей мере затрагивают ее.
Буржуазная наука и пропаганда пытаются выдавать
законодательство о картелях за правовое средство,
призванное помочь остановить или замедлить процесс
монополизации экономики. Тем самым якобы предотвращается
концентрация и централизация капитала в
капиталистическом обществе49. Антитрестовская политика и
законодательство представляется ими «жестким ограничителем
свободы собственности» монополий50. В более широком
общественном контексте названное законодательство
оценивается как выражение не только экономической, но и
политической демократии51. Здесь буржуазные теоретики
исходят из ненаучного и ошибочного понятия
«концентрация». Концентрация рассматривается без связи с
накоплением капитала и понимается не как результат воздействия
капиталистических отношений собственности, а толкуется
абстрактно как механическое образование многочисленных
центров экономической мощи52. Поэтому часто говорится
о «концентрации правомочий распоряжения имуществом»53,
«сосредоточении экономической мощи» и др.
Буржуазное экономическое и юридическое понятие
«концентрация» игнорирует ее прямую связь с
отношениями собственности. Очевидно, что буржуазная наука при
анализе данного явления исходит из тезиса об утрате
значения собственности в связи с новыми правовыми
формами предприятия, а также «переходом» экономической или
распорядительной власти к менеджерам, или так
называемой техноструктуре. Отсюда выводится, что концентрация
«экономических величин» или распорядительных
правомочий в экономике возникает независимо от отношений
собственности. Это позволяет маскировать истинные
причины концентрации и централизации капитала, указывая
в качестве таких причин научно-техническое развитие,
систему налогов и т. п., и занимать критическую позицию по
отношению к концентрации. Ведь с точки зрения
представителей названной теории, такая частичная критика
концентрации не может отождествляться с осуждением
капиталистического строя в целом и капиталистических
отношений собственности в частности.
В действительности они в первую очередь заняты
защитой собственности монополий, что ясно показывают не
только причины принятия так называемых
антикартельных законов, но и их характер, сущность и функция.
Нельзя забывать, что развитие современного империалистиче-
141

ского государства протекает отнюдь не прямолинейно и
отличается множеством противоречий. Империализм
вынужден все больше маневрировать, чтобы приспособиться к
новым условиям. К числу явлений, интенсивно отражающих
противоречивость его развития, принадлежит и
антикартельное законодательство. Его возникновение и
существование обусловлены целым рядом политико-идеологических
и экономических факторов, которые действуют как внутри
государственно-монополистической системы, так и
оказывают на нее влияние извне.
Буржуазная наука и пропаганда используют тезис о
возможности ограничения власти монополий с помощью
антикартельного законодательства в первую очередь с
целью создать видимость, что империалистическое
государство— носитель социального прогресса, что оно может
изменить характер экономических отношений и направить
экономическое и общественное развитие страны в духе
некой абстрактной и бесклассовой социальной
справедливости. Так империалистические идеологи пытаются
пробуждать в широких народных массах иллюзии.
Посредством антикартельного законодательства
правящий класс пытается противодействовать
антимонополистическому движению, которое, без сомнения, одно из
важнейших социально-политических явлений современного
капиталистического общества. Самая активная сила
антиимпериалистического движения — рабочий класс и
другие трудящиеся, которые сильнее всего ощущают власть
монополий, ибо вместе с концентрацией и централизацией
собственности и власти в руках монополий происходит
усиление эксплуатации трудящихся, имущественная и
классовая поляризация общества. Одновременно власть
монополий обращается и против других слоев
капиталистического общества, включая мелкую и среднюю буржуазию,
которые в свою очередь также пополняют число
сторонников антимонополистических мероприятий. В связи с
этим «антимонополистическая политика»
империалистического государства нацелена на внесение раздора между
различными классовыми силами антимонополистического
движения и его разгром. Государство стремится отколоть
немонополистическую буржуазию от движения и перевести
антимонополистическую борьбу трудящихся на платформу
буржуазного реформизма/
Антикартельное законодательство несет империализму
ряд политических и идеологических преимуществ. Оно
дает лравящему классу возможность такой мнимо антимо-
142

нополистической ширмой маскировать свою
заинтересованность в укреплении власти монополий и финансовой
олигархии. Правящий класс соглашается с «антикартельным»
законодательством, хорошо понимая, что оно не угрожает
власти монополий и не останавливает концентрацию
собственности и власти.
Наряду с политико-идеологической стороной
антикартельное законодательство имеет социально-экономические
основы, в которых особенно ярко проявляются внутренние
экономические противоречия капитализма.
Прогрессирующая концентрация производства и капитала, так же как
и сосредоточение власти в руках все уменьшающегося
числа монополий, постепенно ведет к деформированию
капиталистического рынка и ликвидации «свободной
конкуренции». Практика монополий угрожает воздействию
регулирующих факторов рынка — существенной
предпосылке нормального функционирования капиталистической
экономики. Неспособность капиталистического рынка и впредь
регулировать рыночные отношения угрожает самому
товарному производству.
Определенная часть правящего класса, понимая это,
старается в интересах поддержания и укрепления всей
государственно-монополистической системы ослабить с
помощью антикартельного законодательства пагубные
последствия концентрации капитала и деятельности
монополий, сохранить элементарные условия для
функционирования рынка. Антикартельное законодательство, таким
образом, суть специфическая форма государственного
регулирования экономики при
государственно-монополистическом капитализме54.
Законодательство р картелях выражает стремление
империалистического государства смягчить анархию и
диспропорции в развитии капиталистической экономики — эти
имманентные явления капиталистической системы,
основанные на противоречии между общественным характером
производства и частным способом присвоения. С одной
стороны, оно хочет сохранить конкуренцию как
неотъемлемое условие рыночных отношений, с другой — желает
оказывать на них «направляющее воздействие». Такого
рода регулирование не противоречит интересам монополий.
Более того, оно вполне согласуется с основными
устремлениями всего монополистического капитализма, ибо
деятельность самих монополий немыслима без некоторого
минимума частнокапиталистической конкуренции и
частнокапиталистического рынка.
143

Само собой разумеется, вмешательство государства в
условиях государственно-монополистического капитализма
не может привести ни к разрешению противоречий
капиталистического рынка, ни к возобновлению «свободной
конкуренции». Регулирующие мероприятия
империалистического государства, направленные на сохранение
«минимальной» конкуренции, не ведут к ухудшению позиций
монополий. Преимущества конкуренции идут на пользу прежде
всего сильнейшим монополиям. В конкурентной борьбе они
имеют значительно лучшие возможности, чем мелкие и
средние предприятия. Тем самым антикартельное
законодательство фактически поддерживает концентрацию
капитала и монополизацию экономики, усиливая позиции
больших капиталистических объединений в их отношении к
мелким и средним предприятиям.
Законодательство о картелях, кроме того, эффективное
правовое средство борьбы против вновь возникающих
конкурирующих монополий, а в некоторых странах при
определенных условиях — и против иностранного капитала.
Антикартельное законодательство все чаще вторгается
в свободу договоров предприятий, не причиняя, правда,
ущерба монополиям. Крупный капитал, занимающий
решающие позиции на рынке, имеет достаточно свободы,
чтобы с помощью соответствующих типов договоров достигать
максимальных прибылей. И напротив, антикартельные
законы часто негативно сказываются на мелких и средних
предприятиях, не имеющих возможностей для сложного
маневрирования на рынке. Ограничивающие свободу
договоров определения закона лежат на них тяжким бременем.
В конечном счете ограничение свободы договоров также
служит интересам монополистического капитала.
Антитрестовское (антикартельное) законодательство
впервые появилось в США в конце XIX столетия. Долгое
время оно считалось чисто американским явлением. В
европейских странах «законы против монополий» были
приняты гораздо позже, причем значительное развитие этой
правовой формы государственно-монополистического
регулирования началось только после второй мировой войны.
Поэтому социалистическая, прежде всего советская,
правовая наука и политическая экономия уделяли внимание
в основном американскому антитрестовскому
законодательству как наиболее развитому, подвергая его тщательному
критическому анализу55.
Правовые основания американского антитрестовского
регулирования известны. Это закон. Шермана от 2 июля
144

1890 г. и закон Клейтона от 15 октября 1914 г. с
позднейшими многочисленными изменениями и дополнениями,
которые не затрагивали основную направленность названных
законов. Ведущую роль в антитрестовском
законодательстве США играет так называемый принцип запрещения
любых объединений и соглашений между предприятиями,
причиняющих ущерб конкуренции на рынке. Уже
возникшие монополии предписывается распустить даже в том
случае, если они не злоупотребляют своим положением на
рынке (см. разд. 1 закона Шермана, разд. 7 закона
Клейтона). Тем самым американское антитрестовское
законодательство идет в своих требованиях очень далеко и поэтому
считается самым строгим среди аналогичных
законодательств других капиталистических стран.
Как же, однако, выглядит действительность после
почти 90-летнего действия столь строгих
антимонополистических мер? Не вдаваясь ни в детали и историю практического
применения антитрестовского механизма, ни в
содержание отдельных законодательных предписаний, нельзя не
отметить очевидную полную неэффективность юридических
средств «борьбы против монополий». Ни в одной другой
стране монополизация экономики, сопровождаемая
концентрацией и централизацией капитала, не достигла
такого высокого уровня, как в США56.
Самое строгое антитрестовское законодательство не в
состоянии остановить объективный процесс концентрации
и централизации капитала. Если запрещается одна, то
возникает другая форма деятельности монополий. Так,
монополистический капитал в США после запрета трестов в
большом маштабе использовал систему холдинговых
компаний (Holding-Gesellschaften) и другие формы
объединения капиталов. С помощью государственного аппарата
(правительства и судов), толкующего и применяющего
антитрестовские законы, монополистический капитал
всегда находит пути для осуществления своих материальных
интересов, способы обойти закон.
Так, прогрессивный американский экономист В. Перло
говорит: «Благодаря антимонополистическому движению
XIX столетия монополии находятся вне закона и в
официальных заявлениях по отношению к ним занимается
негативная позиция. Другие капиталистические страны открыто
помогают монополиям. Наше правительство делает это
тайно и скрытно»57.
В буржуазной критической литературе время от
времени указывается на противоречивость антитрестовского за-
10 Заказ 3634
145

конодательства и его неэффективность по отношению к
деятельности крупнейших монополий. Представляется
интересным проследить развитие взглядов Гэлбрейта. Его
воззрения сформулировались в последние тридцать лет
явно под влиянием заметного роста противоречий между
провозглашенными в антитрестовских законах целями и
фактическим развитием американской экономики. В
пятидесятых годах Гэлбрейт высказал мнение, что
антитрестовское законодательство в равной мере не может ни
уменьшать, ни увеличивать власть монополий58. Но уже в
шестидесятых годах в своей работе об «индустриальном
обществе» он говорит о том, что большие компании,
концентрирующие на своих рынках значительную власть, фактически
обладают иммунитетом к антитрестовским законам. А в
семидесятые годы он был вынужден признать, что
действующее в США на протяжении почти 100 лет антитрестовское
законодательство ничуть не задержало процесс
концентрации59.
Невзирая на антитрестовские законы и
антитрестовскую политику американского правительства и судов,
господство монополий в США достигает все более
потрясающих размеров. Крупнейшие компании не опасаются
«воинствующей» антитрестовской болтовни служащих
министерства юстиции. Они тесно связаны с государственным
аппаратом и успешно используют антитрестовские законы
как щит, который прячет их от взглядов американского
общества60.
Согласно высказываниям буржуазных правоведов,
система европейского антитрестовского или антикартельного
законодательства покоится прежде всего на так
называемом принципе запрещения злоупотреблений, направлен-*
ном на устранение исключительно «негативных сторон»*
картелей и монополий, в чем и состоит ее отличие от
американской системы, где монополии формально запрещены.
Особого внимания заслуживает антикартельное
законодательство ФРГ. По мнению буржуазных теоретиков, оно
основано на определенном компромиссе между двумя
упомянутыми принципами. Поэтому оно также имеет ряд
характерных особенностей, отражающих конкретные историчес*
кие условия, в которых развивалось и развивается
господство монополистического капитала в ФРГ.
На антикартельную политику западногерманского
империалистического государства после второй мировой
войны теоретически воздействовала прежде всего
социально-экономическая доктрина неолибералов с их концепцией
146

«социального и свободного рыночного хозяйства».
Ведущую роль среди них играет так называемая Фрейбургская
школа (В. Ойкен, В. Рёпке, Ф. Бём, Л. Эрхард, А. Мюл-
лер-Армак и др.). На принципах учения неолибералов
экономическая система ФРГ построена и функционирует
якобы до настоящего времени, как при каждом удобном
случае утверждают неолибералы.
К основополагающим и характерным принципам
неолиберализма относится обеспечение свободной
экономической конкуренции между капиталистическими
предприятиями при одновременном исключении всех тех элементов,
которые могут ей помешать. Государство якобы
вмешивается везде, где возникает угроза свободе конкуренции. По
мнению В. Ойкена, государство своей политикой должно
гарантировать возможность «полной конкуренции» на
рынке и тем самым препятствовать возникновению
монополий. Если же предотвращение возникновения монополий
оказывается невозможным, то должно быть учреждено
«государственное ведомство по надзору за монополиями»"1.
Другой неолиберал, В. Рёпке называет концентрацию
экономики «подлинной социальной болезнью нашего времени»62,
которая в конце концов оборачивается против монополий и
их собственности63. Ф. Бём считает исключение
концентрации в экономике необходимой предпосылкой для
сохранения социальной справедливости и свободы граждан64.
Учение неолибералов политически лицемерно и
полностью несостоятельно теоретически. Оно не более чем
ширма для государственно-монополистического капитализма.
Противоречие между неолиберальной концепцией и
экономической и политической действительностью в ФРГ
отмечено в литературе как социалистических, так и
буржуазных стран.
Наряду с общими причинами, вынуждающими
монополистическую буржуазию применять
«антимонополистическую» маскировку своих целей, неолибералы в ФРГ имели
и другие, специфические мотивы.
После второй мировой войны в западных
оккупационных зонах Германии, а затем в ФРГ имело место сильное
антимонополистическое массовое движение трудящихся.
Монополии были полностью дискредитированы в глазах
трудящихся своим соучастием в войне. В такой ситуации
была невозможна открытая защита монополистического
капитала. Наконец, в соответствии с соглашениями союзных
держав все картели на немецкой земле подлежали
ликвидации. В 1947 году оккупационными властями союзных
10*
147

держав были приняты законы о роспуске монополий;
картели были запрещены. Правда, эти законы не были
реализованы в Западной Германии.
В этих условиях неолибералы выбрали такие способы
защиты интересов крупного капитала, которые создавали
бы видимость близости к антимонополистическому
движению. Вот почему антимонополизм неолиберального учения —
всего лишь обманный маневр, полностью
противоречащий фактической цели данной теории. Это подтверждается
всем развитием западногерманской экономики вплоть до
настоящего времени. Хотя неолибералы получили
возможность непосредственно влиять на политику правящих кругов
и сразу после уничтожения фашизма на основе
Потсдамского соглашения появились все условия для ограничения
власти монополий или для их полной ликвидации, они ни в
правительстве, ни на каком-либо другом уровне не
предприняли никаких действий для устранения монополий.
Наоборот, они осуществили меры, которые позднее ускорили
монополизацию всей экономики ФРГ.
Ядро антикартельного законодательства ФРГ — закон
«против ограничений конкуренции» от 27 июля 1957 г.
Наряду с реакционным характером его содержания
примечательно в нем то, что он отменил законы оккупационных
властей о демонополизации, запрещавшие любые картели
без исключения. Данный закон выражал «умеренное»
отношение к монополиям, которое интерпретируется
буржуазной правовой наукой как промежуточное между
американским и западноевропейским подходами к
законодательству «против монополий».
Уже в ходе долголетней подготоб-ки «неолиберального»
закона было заметно, что его целью будет такое сохранение
конкуренции, которое позволит крупному капиталу
укреплять свое господство в национальной экономике и свои
позиции на мировом рынке. В разработке законопроекта
активно участвовали представители финансового капитала,
что подтвердил Л. Эрхард, сказав, что важные предписания
законопроекта обсуждались в заинтересованных
экономических кругах, в частности представителями Союза
германской промышленности65.
В связи с принятием закона не обошлось без
демагогических попыток скрыть истинную цель закона —
обеспечение .конкуренции на рынке, а также «экономической и
личной свободы» для всех участников. Правда, «свободой»
обладают только гигантские монополии, положение
которых в экономической системе ФРГ и на мировом рынке
148

позволяет им диктовать высокие цены и всесторонне
эксплуатировать широкие слои населения. Сам закон вовсе не
выражает определенного отношения к формам
концентрации капиталов, концернам и прямым слияниям капиталов.
Данный закон многократно подвергался изменениям.
Первое изменение в 1965 году66 не принесло существенных
новшеств: в частности, в дополнение к реестру картелей
был введен особый, специализированный реестр
ограничений цен. Новая регистрационная процедура создала
возможность для ограничения свободы действия прежде
всего мелких и средних предприятий, но не крупных
монополий.
Более значительные изменения были внесены вторым
законом, принятым в 1973 году67 и установившим
«предварительный контроль за слияниями». Такой контроль есть
выражение более интенсивного вмешательства
империалистического государства в экономику и его стремления
регулировать весьма деформированные рыночные отношения.
Потребность в такого рода регулировании была вызвана
отчасти усилившейся концентрацией капитала и
производства, а отчасти — первыми кризисными потрясениями,
которые вскоре (в 1974 году) переросли в глубокий кризис
экономики.
Правительственный проект закона (1973 года) был
внесен представителями правящей коалиции
социал-демократов и «свободных» демократов якобы для того, чтобы
затормозить и остановить концентрацию экономики,
«усилившуюся в вызывающих озабоченность размерах». Чтобы
оправдать и обосновать его принятие, из арсенала
неолибералов были позаимствованы демагогические аргументы. «С
общественно-политической точки зрения,— говорилось в
правительственном обосновании проекта, — чрезмерный
рост центров экономической власти разрушает основу
нашего свободного строя. Политическая демократия и
рыночное хозяйство немыслимы без децентрализации власти»68.
Однако было ясно, что проведение закона в жизнь в
условиях экономической действительности ФРГ встретилось бы
с большими трудностями. В ходе обсуждения
законопроекта в бундестаге также отмечалось, что осуществить
официальные цели закона будет невозможно: «На уже
захваченных (монополиями.— Ред.) рынках контроль за
слияниями не может восстановить способную функционировать
конкуренцию»69.
Третья новелла имела подчиненное значение. Ее
конкретный предмет — расширение контроля за слияниями
149

предприятий в сфере прессы70, что ни в коей мере не
повлияло на поступательный процесс ^концентрации и
централизации средств массовой информации.
Дальнейшее «усовершенствование» закона о картелях
произвела четвертая новелла71. Здесь также речь идет о
правовом приспособлении к изменившимся общественным
условиям. С одной стороны, закон 1976 года
ссылается на усиливающуюся монополизацию экономики. С другой
стороны, он выражает то сложное маневрирование, к
которому вынужден прибегать правящий класс; об этом
свидетельствует возможность запрещения экспортных картелей
и другие незначительные поправки, не изменившие
сущность закона о картелях72.
Анализ закона о картелях и особенно имеющегося
опыта его применения убеждает, что закон, несмотря на все
демагогические декларации, ни в малейшей степени не
приостанавливает и не ограничивает закономерный процесс
монополизации экономики ФРГ. Напротив, он служит
правовым основанием, широко используемым
монополистической буржуазией для реализации своих интересов,
связанных с концентрацией и централизацией капитала.
Прежде всего закон о жартелях охватывает далеко не
все правовые и внеправовые формы продолжающейся
концентрации капиталистической экономики. В основном он
распространяется на сферу картелей и устанавливает
общий контроль за слияниями предприятий и компаний. Закон
едва затрагивает такие важные формы вертикальной
интеграции, как концерны, кооперирование господствующих
на рынках предприятий (монополий или олигополии,
вырастающих на собственной основе*), и целый ряд других
путей, ведущих в конечном счете к концентрации.
Параграф 1 закона запрещает все договоры и решения
о создании картелей, однако запрет носит только
декларативный характер, поскольку в последующих параграфах
(§ 2—8) он полностью устраняется целым рядом
исключений. Речь идет прежде всего о следующих исключениях,
разрешающих: 1) картели, предмет которых единообразное
использование общих условий деловых операций, поставок
и платежей (§ 2 — картели об условиях); 2) картели о
* То есть без объединения или кооперирования с другими
предприятиями или компаниями и лишь затем вступающих в различные
формы как вертикальной, так и горизонтальной интеграции.
150

скидках при поставке определенных товаров,
гарантирующие поставщикам одинаковое вознаграждение при приемке
товаров (§ 3—картели о скидках); 3) картели, которые в
случае кризиса обеспечивают приспособление
производственных мощностей к потребности (§
4—кризисно-структурные картели); 4)картели, возникающие с целью
рационализации (§ 5—рационализационные картели), специализации
(§ 5а — специализационные картели) и другого
сотрудничества между предприятиями (§ 56); 5) картели,
обслуживающие и поощряющие экспорт (§ 6—экспортные
картели); 6) картели, образованное для ввоза товаров в ФРГ
(§ 7—импортные картели); 7) все остальные виды
картелей, разрешаемые федеральным министром экономики в
случае, если «более важные соображения
общеэкономического характера и всеобщего блага требуют ограничения
конкуренции» (§ 8—особые картели).
Вышесказанное означает, что вообще не существует
таких картелей, возникновение которых было бы запрещено.
Все картельные договоры и решения, перечисленные в § 1
как недействительные, легко могут быть отнесены к числу,
исключений, применяемых последующими параграфами
закона. Даже если бы предприятия явно хотели бы при
образовании картелей нарушить закон, это было бы довольно
трудно. Используя такие законодательные мероприятия,
крупнейшие картели владеют всем рынком и определяют
цены в ФРГ.
Президент федерального ведомства по картелям, говоря
об упомянутых исключениях, был вынужден признать, что
«принцип запрета, установленный германским законом о
картелях, всего лишь фикция»73. Еще (конкретней
выразился западногерманский специалист по вопросам
картельного права Эммерих: «Картели сами по себе запрещены в'
принципе § 1 ввиду их нарушающих все правила
вредоносных последствий. Фактически, однако, этот запрет
существует ныне лишь на бумаге, поскольку законодатель § 2—8
и 99—104 в то же время разрешил тая много картелей, что
вряд ли можно найти случай, когда была бы невозможна
какая-либо форма легализации картеля»74.
Более ограниченный характер имеет предусмотренный
законом контроль вертикальных связей, которые в
настоящее время усиленно развиваются и играют более важную
роль в монополизации экономики, чем открытые
картельные объединения. Концерны и синдикаты в широком
масштабе используют именно эти вертикальные связи.
Закон о картелях регулирует так называемый контроль
151

за злоупотреблениями со стороны соответствующих
властей по отношению к «предприятиям, господствующим на
рынке». «Господствующим на рынке» считается —
например, согласно § 22, ч. 1, закона,— такое предприятие,
которое на рынке «не имеет конкурентов, или не подвергается
существенной конкуренции, или занимает по сравнению со
своими конкурентами преобладающее положение». Это
дает государственному ведомству по надзору за картелями и
его органами возможность определять, каково в
территориальном и материальном отношении положение данного
предприятия на рынке, где идет конкурентная борьба,
уровень конкуренции и т.д. Хотя 4-я новелла несколько
конкретизирует понятие «злоупотребление властью» (§ 22,
ч. 4), сама формулировка «предприятие, господствующее на
рынке» уже представляет собой правовую основу для
терпимого отношения практически к любой степени
господства монополистического предприятия на рынке.
Столь же иллюзорный характер носит так называемый
«контроль за слияниями», осуществляемый федеральным
ведомством по картелям. Значение предписания (§ 24, чЛ),
запрещающего объединение двух или более предприятий, в
результате которого «возникает или усиливается
господствующая позиция на рынке», значительно ослабляется
двумя исключениями. Первое -^ вступает в силу прежде всего
тогда, когда участвующие предприятия могут доказать, что
в результате слияния наступает такое улучшение условий
для конкуренции, которое перевешивает недостатки,
порождаемые возникновением или усилением господства на
рынке (§ 24, ч. 1). Содержащееся здесь логическое
противоречие монополии используют в своих интересах. Ведь трудно
представить—даже и с точки зрения буржуазной науки,—
чтобы слияние одновременно вело бы и к господству на
рынке, и к улучшению условий конкуренции, поскольку
одно исключает другое. Эта неясность и противоречивость в
формулировке исключения лишь создают дальнейшие
предпосылки для расширительного толкования закона и тем
самым для легализации любых слияний, в которых
заинтересованы монополии.
Второе исключение еще более соответствует интересам
монополий. Предписание § 24, ч. 3, уполномочивает
федерального министра экономики давать согласие на слияние,
если вызываемые им ограничения конкуренции уступают
порождаемым им преимуществам для всей экономики страны
или если слияние оправдано всеобщими преобладающими
интересами. Отсюда следует, что правовых препятствий на
152

пути слияния предприятий и образования гигантских
монополий практически нет.
Таковы лишь некоторые принципиальные предписания
закона, из которых явствует, что он не представляет собой
даже формально-правового препятствия для дальнейшей
монополизации. Ничего не меняет и 4-я новелла, так как
она не затрагивает основные положения этого закона. Уже
по поводу ее проекта газета крупной буржуазии «Франк-
фуртер альгемайне» довольно метко писала, что 4-я
новелла вносит лишь небольшие изменения, которые
сглаживают пару неровностей, после чего остается лишь отделка
деталей закона, который в целом сохранился75.
Практика федерального ведомства по картелям,
опирающаяся на антикартельный закон, никоим образом не
ограничивает тенденцию к концентрации. При оценке
слияний ведомство в первую очередь исходит из
соответствующих долей влияния на рынке. Вертикальные
объединения и образование *конгломератов происходят без всякого
контроля, и это как раз те формы, с помощью которых
ныне создаются монополии-гиганты.
И даже в исключительных случаях, когда налицо были
все условия для запрета слияний, федеральное ведомство
по картелям нередко шло навстречу монополиям,
воздерживаясь от запрета и взамен принимая к сведению
«достоверное обещание» участвовавших в слиянии предприятий
принять другие меры для улучшения структуры рынка. Эту
широко распространенную практику подтвердил и суд76.
Само собой разумеется, никто не контролирует соблюдение
на деле такого рода «обещаний» участвующих в слиянии
предприятий и никто не может его контролировать,
поскольку они юридически не обязательны. Здесь
проявляется тесное сотрудничество государственного аппарата с
монополиями при осуществлении материальных интересов
последних.
В свете вышесказанного буржуазные теоретики
вынуждены иногда критически высказываться о практике работы
федерального ведомства по картелям. Так, Эммерих пишет:
«Предшествующий опыт контроля за слияниями глубоко
разочаровывает. Федеральное ведомство по картелям
несмотря на то, что им были зарегистрированы и проверены
сотни случаев слияний, вмешалось лишь в очень немногих
случаях и к тому же без успеха. Даже объединение
больших предприятий —таких, как Тиссен и Рейншталь, не было
опротестовано»77.
153

В действительности же именно в условиях контроля за
слияниями ускорился процесс концентрации капитала и
умножилось число слияний. Даже федеральное правительство
в связи с отчетом федерального ведомства по картелям от
20 июня 1979 г. согласилось, что «наблюдавшаяся в
предыдущие годы тенденция к концентрации продолжалась и в
1978 году». Правительство констатировало, что слияния,
как и прежде, в основном осуществляются крупными
предприятиями78. Если в 1973 году число зарегистрированных
объединений предприятий составляло 43, то в 1978 году оно
достигло рекордного уровня — 558. Интересно, что
федеральное ведомство по картелям с 1 августа 1973 г. по 31
декабря 1978 г. только 23 раза запрещало отдельные
слияния, причем лишь 6 таких запретов вступили в силу79. В
тех редких случаях, »когда ведомство запрещало слияние,,
его разрешал (по крайней мере «частично») федеральный
министр экономики или такой запрет обжаловался в
судебные органы. В тех же, еще более редких, случаях, когда
запрет на слияние вступал в силу, это касалось
преимущественно отдельных, малозначительных предприятий, которые
не проявили достаточной заинтересованности (например,
они не подали жалобу в суд, не ходатайствовали о
разрешении перед министром экономики, взяли обратно свою
жалобу и т. п.). Зато все крупные монополии, напротив,
проходили контроль без всяких проблем (если они вообще
были обязаны его проходить)80.
Скачкообразный рост количества слияний в последние
годы непосредственно связан с кризисными явлениями в
ФРГ и остальном капиталистическом мире. Экономический
кризис продолжает ускорять процесс концентрации и
централизации производства и капитала, что выражается
также в быстром росте числа тех предприятий (особенно
мелких, и средних), которые не выдерживают конкурентной
борьбы и поглощаются крупными монополиями. В 1958 году
число ликвидированных предприятий в ФРГ составляло
3535; в 1978 году оно возросло до 8722; правда, в 1977 году
обанкротилось еще больше предприятий—956281.
На аналогичных принципах строится антитрестовское
или антикартельное правовое регулирование,
предусматриваемое в международных соглашениях и являющееся
отражением капиталистической экономической интеграции
и быстро развивающейся интернационализации
капиталистического рынка. Здесь речь идет о тех же целях, что и во
внутригосударственной сфере, поскольку антитрестовские
предписания в международных соглашениях служат для
154

буржуазных теоретиков предлогом для демагогических
утверждений, будто международные монополии также
находятся под «эффективным» контролем. В качестве
особенно строгого инструмента контроля буржуазная наука
рассматривает соответствующие положения договоров об
основании Европейского объединения угля и стали (ЕОУС) и
об основании Европейского экономического сообщества
(ЕЭС).
Договор об образований ЕОУС от 18 апреля 1952 г.82
рассматривается как система контроля над деятельностью
предприятий, которая не тормозит «нормальную
конкуренцию», а также над слиянием в случае так называемого
«господствующего положения» предприятий (ст.ст. 65, 66).
В ч. 1 ст. 65 картели, по общему правилу, запрещены,
причем в соответствии с ч. 2 той же статьи Совет
министров (высший орган ЕОУС, состоявший из 9 членов) имеет
право одобрять картельные соглашения, если последние
одновременно ведут к определенным «благоприятным
последствиям» (например, к улучшению производства,
распределения и др.). К его компетенции относится.также дача
предварительного согласия на слияние в смысле ч. 1 ст. 66.
Согласно предписанию ч. 1 ст. 66, предпосылки для такого
рода разрешений имеют место тогда, когда объединение не
создает для предприятия возможность определять цены на
значительной части рынка, контролировать производство
или распределение, устранять действительную конкуренцию
и создавать искусственное преимущественное положение на
рынке. В случае же наступления таких нежелательных
последствий Совет Министров может объявить слияние
«незаконным». Он также может вынести решение о
разъединении предприятий, объединившихся недопустимым
образом, и предпринять другие меры, чтобы обеспечить
«нормальную конкуренцию».
На практике Совет министров толкует и применяет
соответствующие положения договора так, что оказывается
поддержка процессу образования еще более мощных
монополистических группировок в угольной и сталелитейной
промышленности. В этих отраслях экономики
господствующего положения добиваются по большей части монополии
ФРГ. Так, в результате слияния предприятия Тиссена с
обществом Рейншталь (с одобрения ЕОУС) возник
крупнейший в Западной Европе концерн по производству стали,
занявший в своей области абсолютное монопольное
положение. Так в рамках ЕОУС реализуется принцип
«нормальной конкуренции».
155

Аналогичные предписания содержат ст. ст. 85 и 86
договора об основании ЕЭС от 25 марта 1957 г83. Они
толковались как меры, которые в состоянии решить «проблемы
монополий» и создать «равные шансы» для всех
предприятий стран — членов ЕЭС. Они запрещают соглашения
между предприятиями, «злоупотребление господствующим
положением», которое причиняет ущерб «торговле и
конкуренции внутри Общего рынка». На практике упомянутые
предписания применяются комиссией европейских сообществ в
интересах монополий. Очень часто комиссия ЕЭС
использует свои правомочия, чтобы фактически легализовать
любые объединения и договоренности предприятий84.
Органы ЕЭС и ЕОУС в качестве представителей
международной формы государственно-монополистического
капитализма используют предписания упомянутых
международных договоров (особенно допускающие различные
исключения) для упрочения позиций западноевропейских
монополий, для повышения конкурентоспособности
западноевропейского монополистического капитала на мировом рынке
в борьбе с могущественными американскими и японскими
монополиями.

Глава V
УЧЕНИЕ О СОБСТВЕННОСТИ В ТЕОРИИ
«ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО СОЦИАЛИЗМА»
1. Характерные черты экономико-идеологической
доктрины «демократического социализма»
К системе буржуазных теорий собственности относится
также реформистская концепция собственности,
представляющая собой составную часть учения о так
называемом демократическом социализме. «Демократический
социализм» охватывает широкий круг воззрений, возникших
в ходе исторического развития как отклонение от учения
научного социализма. В капиталистических странах
существуют различные варианты «демократического
социализма». Предмет нашего анализа — модель «демократического
социализма», которой придерживается правое (СДПГ)
руководство Социал-демократической партии Германии,
Социалистической партии Австрии (СПА) и лейбористской
партии Великобритании. Руководство этих партий по всем
основным вопросам отошло от позиции научного
социализма и идентифицируется с нынешним
государственно-монополистическим капитализмом1.
«Демократический социализм» — идеологическая
доктрина, которая играет особую роль в апологии современной
государственно-монополистической системы и в планах
идеологической диверсии против социалистических
государств. С помощью идеи о «трансформации» капитализма в
новый социальный строй (социализм) «демократический
социализм» хочет выдвинуть альтернативу учению
марксизма-ленинизма о неизбежности социалистической
революции. Согласно этой доктрине, к новому социальному строю
можно прийти посредством реформ, т. е. путем постепенного
«улучшения», «модернизации» и «трансформации»
существующего капиталистического общественного строя без
разрушения его основ.
Представители «демократического социализма»
маскируют свое учение псевдосоциалистической фразеологией и
157

выдают его за так называемый «третий путь» между
коммунизмом и капитализмом. Их усилия нацелены на
дискредитацию успехов реального социализма в глазах
трудящихся как капиталистических, так и социалистических стран.
Доктрина эта ни в какой мере не направлена против
капитализма; она носит ярко выраженный антимарксистский и
антикоммунистический характер. Так, ведущий представитель
СПА Бруно Крайский полагает, что социал-демократия
«должна стать непосредственным противовесом
коммунизму» и что она особенно подходит для «оказания
воздействия на Восток»2. В руководстве большинства
социал-демократических и социалистических партий, объединенных в
Социалистический интернационал, в настоящее время
преобладает антикоммунистическая линия. В последние годы,
однако, в некоторых западноевропейских социалистических
партиях вследствие изменения соотношения классовых сил
в мире наметились определенные позитивные тенденции в
вопросах связей с социалистическими странами и
отношения к коммунистам в своей стране3. В основе
«демократического социализма» лежит не единая и завершенная
теоретическая концепция, но скорее эклектическое соединение
многочисленных, чрезвычайно разнородных взглядов и идей,
высказанных в настоящем и прошлом ревизионистами,
реформистами, теоретиками крупной буржуазии и
неолибералами*.
* Одной из наиболее существенных черт теории
«демократического социализма», влияющих на отношение данной теории к проблеме
собственности, является противоречащая марксизму-ленинизму
своеобразная, сильно преувеличенная оценка значения буржуазной
демократии как важнейшего средства для «всестороннего мирного
преобразования» капитализма в социализм. По мнению апологетов этой
теории, развитие демократии и широкое участие в
общественно-политической жизни трудящегося большинства (через массовые
организации, влияние и «контроль» общественного мнения, гласность и т. п.)
не только «преобразует» политическую сферу жизни и дает трудящим*
ся широкие возможности (через демократические выборы парламентов
и местных властей, общественное участие в законодательстве,
управлении государственными делами и т. д.) «извне» с политических
позиций влиять на социально-экономические отношения и, конечно, на
собственность. В качестве примеров такого влияния используются рост
государственной собственности на средства производства,
прогрессивные — иногда довольно высокие — налоги на имущество, доходы,
наследство и т. д.
«Демократический социализм» исходит из того, что развитие
демократии все шире проникает «внутрь» производственных отношений,
внутрь собственности, оттесняя крупных собственников и
предпринимателей, усиливая влияние трудящихся, их организаций, персонала
158

Теоретические основы воззрений социалистов в
настоящее время совпадают с главными буржуазными
теоретическими течениями. «Демократический социализм»
постепенно превратился в один из специфических вариантов
буржуазной идеологии. Теоретиков «демократического
социализма» объединяет с буржуазными теоретиками
представление о том, что антагонистические противоречия могут
быть преодолены сами собой путем развития
производительных сил и тем самым путем развития самого
капитализма. Они полагают, что капитализм в значительной мере уже
«преобразован» в направлении «нового» общественного
строя без социальной революции и без создания
общественной собственности на средства производства. Их
представления о «трансформации» капитализма создают
искаженную, фальсифицированную картину перерастания
монополистического капитализма в
государственно-монополистический, полностью соответствующую классовым интересам
правящей монополистической буржуазии.
Основополагающие аргументы для своих утверждений представители
«демократического социализма» выводят из якобы
имеющихся качественных изменений, которые вследствие
технического прогресса происходят во всех основных институтах
капиталистического общественного строя, прежде всего в
предприятий и т. д. на осуществление правомочий собственности, на
управление предприятиями, превращая рабочих в мелких, но массовых
акционеров, и т. п.
В результате собственность, предприятие, государственное
регулирование их деятельности якобы постепенно переходят в руки
трудящихся, меняя свою природу и приобретая все более
«социалистический» характер; степень этого «преобразования» оценивается различно.
С марксистско-ленинской точки зрения, эта концепция
обслуживает интересы отживающего свой век монополистического капитала,
приукрашивает его власть, внушает массам демократические и
социалистические иллюзии, сильно преувеличивая как уровень развития, так
и возможности демократии при современном капитализме..
Буржуазная демократия остается властью капитала, умеющего обходить и
сводить на нет многие демократические завоевания масс, использовать
частичные уступки им для укрепления своего господства, а также
применять вовсе не демократические, а открыто насильственные и
беззаконные террористические средства охраны своих интересов.
Собственность на средства производства, меняя — иногда довольно
существенно и симптоматично — свои правовые формы, остается
капиталистической.
В то же время марксизм-ленинизм признает огромное значение
борьбы за всестороннее развитие демократии, ее завоеваний и
институтов как одного из направлений процесса накопления
предпосылок неизбежного революционного перехода от капитализма к
социализму.
159

собственности, в имущественной и классовой структуре
общества, в задачах государства и права, в сознании людей
и т.д.
Утверждается, что со всеми этими изменениями связаны
возникновение и рост социалистических элементов внутри
капиталистического общества, которое путем постепенной
эволюции автоматически преображается в общество
другого, некапиталистического типа. Интенсивность процесса
«трансформации» якобы зависит от реализации
многочисленных реформ, которые должны, по представлению их
поборников, устранить все противоречия, «ошибочные
результаты» и недостатки рыночного хозяйства на пути к
новому общественному строю. Империалистическое
государство и право рассматриваются как важнейшие средства,
с помощью которых должен проводиться процесс
«преобразования»*.
2, Формы собственности и их «преобразование»
в системе «смешанной экономики»
Представления сторонников «демократического
социализма» о системе собственности производим от их оценки
экономической основы государственно-монополистического
капитализма. По их мнению, экономическая система состо-
* Отмеченное Я. Лазаром сближение и совпадение реформистских
теоретических воззрений правых социалистов, социал-демократов»
лейбористов и т. п. с другими вариантами буржуазной идеологии
проявляется также в развитии этих последних. Даже откровенно
буржуазные, консервативные и антисоциалистические теории и программы
развития экономической политики и законодательства о
собственности все чаще говорят о тех же «перспективах»: о «демократизации
собственности», «демократическом контроле» масс и государства за
осуществлением правомочий и прав собственности, участии наемных
работников и потребителей в управлении производством, об
ограничении и даже ликвидации эксплуатации человека человеком, о
превращении наемных работников в акционеров (а тем самым —
акционерных обществ в организации кооперативного характера) и т. п. В
основе подобных воззрений лежит определенная степень осознания
невозможности существующего строя без хотя бы частичного учета
объективных требований развивающихся производительных сил, без
уступок трудящимся в их борьбе за свои классовые интересы, без
принятия во внимание достижений мирового социализма, без
насаждения и использования массовых иллюзий. Но в отличие от социал-
реформистов авторы и сторонники таких теорий и планов не
связывают их ни с созданием «социалистических элементов», ни с более
обширными, но туманными обещаниями «преобразования» капитализма
в социализм.
160

ит из «смешанной экономики», которая .постепенно
утрачивает свой капиталистический характер и мало-помалу
приобретает социалистические черты.
Под «смешанной экономикой», согласно принятому в
1975 году в Мангейме съездом СДПГ программному
документу «Экономико-политическая ориентационная линия
(Rahmen) СДПГ на 1975—1985 гг.», понимается такой
экономический порядок, «в котором имеют место как
автономные рыночные механизмы, так и государственное
планирование и руководство». Задача государства состоит якобы
в том, что оно «создает и сохраняет экономические,
социальные и политические условия существования частных
предприятий». Отсюда ясно, какой экономический порядок
постулируют представители «демократического
социализма» в форме «смешанной экономики». Без сомнения, в
развитых капиталистических странах речь идет о
государственно-монополистическом капитализме, для которого
характерно обширное и систематическое государственное
вмешательство в социально-экономическую жизнь,
полностью подчиненное потребностям частных
капиталистических монополий.
Такой синтез рыночного механизма и государственного
планирования с точки зрения структуры собственности
основывается на комбинации государственной и частной
собственности. И соответственно «смешанная экономика»
характеризуется наличием как «частно-правовой, так и
публично-правовой форм собственнрсти». По мнению
представителей «демократического социализма», в ФРГ к
публично-правовой форме собственности принадлежит прежде
всего: 1) собственность федерации; 2) собственность
общин и союзов общин; 3) собственность земель, т. е. членов
западногерманской федерации. Объектами частно-правовой
формы собственности являются: 1) коллективные
предприятия, имеющие частно-правовую форму акционерных и иных
обществ; 2) частные предприятия, имеющие
частно-правовую форму индивидуальной собственности; 3) смешанные
предприятия, в которых участвует и частный капитал, и
капитал государства. Многообразие «форм собственности и
предприятий»4 в обоих секторах экономики якобы
позволяет обеспечить оптимальные меры и эффективность как
конкуренции на рынке, так и государственному планированию
экономики согласно одному из принципов программы
СДПГ, принятой еще в 1959 году: «Конкуренция
—насколько возможно, планирование — насколько необхо*
димо»5.
И Заказ 3634
161

В такой экономической системе различные секторы
экономики, а также многочисленные формы собственности
и предприятий влияли бы друг на друга; в итоге
образовался бы действенный «противовес» одностороннему
господству на рынке частных монополий и олигополии.
Государственный сектор собственности и хозяйственная
деятельность империалистического государства якобы
активно противодействуют частным монополиям. Определенная
«позитивная роль» приписывается также мелким и
средним предприятиям, в которых, в отличие от частных
монополий, индивидуальные собственники будто бы
самостоятельно распоряжаются средствами производства.
Рассуждая подобным образом, теоретики
«демократического социализма» идеализируют и защищают
государственно-монополистический капитализм в целом и его
систему собственности, включая его основу — частную
капиталистическую собственность.
По мнению большинства сторонников этого
направления, в так называемой «смешанной экономике» под
влиянием научно-технического прогресса и регулирующей
деятельности государства, через «развитие» отдельных форм
собственности дело постепенно идет к «преобразованию»
всей системы собственности современного капитализма.
Оно состоит в том, что данная система утрачивает
капиталистические элементы и так-де движется вперед процесс
«самоликвидации» капитализма. Эту мысль пытался
обосновать еще в 40-е годы И. Шумпетер6. Ныне в качестве
носителей «социалистических элементов» рассматриваются
в первую очередь возрастающий государственный сектор
экономики и государственное регулирование. Некоторые
представители «демократического социализма» сделали
даже вывод об «отсутствии существенных различий» между
государственной собственностью при капитализме и при
социализме7. «Государство просто заменяет капиталистов.
Происходит ли эта замена путем насилия, посредством
структурных реформ или с помощью государственных
инвестиций — вопрос формы, выбор которой зависит от
местных условий. Важным фактором является сама замена
частной собственности публичной собственностью»8*.
*В подобных утверждениях содержится также попытка
изобразить реальный социализм в качестве системы, в той или иной мере
аналогичной современному капитализму с его социальной
несправедливостью, классовой борьбой и т. д.; идеологический смысл таких
попыток столь же очевиден.
162

В высокоразвитых капиталистических странах заметно
растущая доля государственного сектора во всей
экономике достигла 20—30%, а иногда и больше (например, в
Австрии). Усилилось и вмешательство государства в дела
частного сектора. Но это не означает, что внутри
капиталистической экономики образовался социалистический
сектор хозяйства. Капиталистическое огосударствление, в
отличие от социалистического, сохраняет и укрепляет
господство монополистической буржуазии. Характеристика
государственной собственности при капитализме как якобы
«некапиталистической» есть результат ненаучного,
идеалистического, формально-юридического подхода к природе
собственности. Поборники «демократического социализма»
сосредоточивают свое внимание на изменениях правовых
форм собственности или на вызванных огосударствлением
части средств производства изменениях в субъекте права
собственности.
Однако определение характера и типа собственности
не может быть выведено из ее правовой формы или из
элементов правовых отношений. Еще К. Маркс обращал
внимание на то, что сущность и характер собственности
могут быть объяснены лишь исходя из ее экономического и
социального содержания. Конкретно характер
государственной собственности определяется характером способа
производства, при котором она существует. Это означает, что
с правовой точки зрения собственность, переходя от
частного собственника к буржуазному государству и обретая
«коллективную» правовую форму, тем не менее остается
составной частью капиталистического способа
производства. Это одна сторона проблемы.
С другой стороны, решающее значение имеет характер
субъекта, к которому переходит право собственности, и в
чьих интересах он реализует правомочия собственника.
Капиталистическое государство, становясь «новым» субъектом
права собственности на средства производства, остается
инструментом экономического и политического господства
класса капиталистов над подавляющим большинством
общества. По Ф. Энгельсу, такое государство, какова бы ни
была его форма, есть по самой своей сути «идеальный
совокупный капиталист». Вот почему особое значение для пони*
мания собственности имеет следующая мысль Ф.
Энгельса: «Чем больше производительных сил возьмет оно в свою
собственность, тем полнее будет его превращение в
совокупного капиталиста и тем большее число граждан будет
оно эксплуатировать»9. « ^ . ,:
11
163:

Собственность на обобществленные средства
производства остается в сфере, подвластной капиталистам. С точки
зрения характера и типа собственности вообще не важно,
кто в рамках правящего класса капиталистов является
субъектом собственности на средства производства в
правовом смысле, идет ли речь об отдельном капиталисте, об их
группе или обо всем классе капиталистов, организованном
в буржуазное государство. В любом случае собственность
остается капиталистической собственностью, основанной на
эксплуатации наемных работников. Изменяется только
конкретная форма эксплуатации.
Осуществляемое капиталистическим государством
огосударствление в силу своей сущности никоим образом
нельзя идентифицировать с национализацией после
революционного взятия власти рабочим классом. Ф. Энгельс
подчеркивал, что «пока у власти остаются имущие классы, любое
огосударствление будет не уничтожением эксплуатации, а
только изменением ее формы»40.
Основополагающей предпосылкой для квалификации
национализации как социалистической есть превращение
непосредственных производителей, организованных в
государство диктатуры пролетариата, в собственников на
средства производства. Следовательно, дело заключается
именно в классовой сущности государства-собственника.
Поэтому вообще не может быть и речи о том, что
посредством частичного огосударствления в условиях
государственно-монополистического капитализма возникают какие-
то социалистические элементы, которые в состоянии
качественно изменить этот общественный строй.
В условиях капитализма огосударствленные
предприятия хозяйствуют по капиталистическим принципам.
Отношения между капиталом и наемным трудом продолжают
функционировать для получения прибавочной стоимости,
создаваемой неоплаченным трудом*. Конкретные
правомочия собственности, реализуемые посредством распоряжения
и пользования объектами государственной собственности.
* Отношения между трудом и капиталом сохраняют свой
капиталистический характер. Вместе с тем в результате
непрекращающейся борьбы за свои экономические и социальные интересы трудящимся
удалось вынудить монополии и государство пойти на ряд более или
менее существенных уступок в области трудовых отношений. Эти
завоевания являются предметом классовой борьбы между
трудящимися* стремящимися их защитить и расширить, и силами реакции,
пытающимися ограничить и свести на нет все уступки этого рода.
164

осуществляет государственная бюрократия в тесном
взаимодействии с наиболее влиятельными
частными.,монополиями. Значительная часть прибылей, получаемая в
государственном секторе с помощью многочисленных правовых
и внеправовых средств, попадает из рук буржуазного
государства в руки крупнейших монополий. Кроме того,
частные монополии прямо используют предприятия
государственного сектора для повышения своих доходов.
В условиях государственно-монополистического
капитализма государственный сектор полностью подчинен
материальным интересам правящей буржуазии. Однако
необходимо обратить внимание на то, что государственная
собственность— наиболее развитая форма капиталистической
собственности. В рамках этой формы собственности
классовые антагонизмы между рабочим классом и
капиталистами не ослабевают, а усиливаются. Повышается степень
обобществления производства при сохранении частного
присвоения его продукта все уменьшающейся прослойкой
крупных капиталистов. Развитие капиталистического
способа производства достигает границ его возможностей.
Возникают благоприятные и реальные предпосылки для
революционного перехода к социализму. По этому поводу
В. И. Ленин писал, что государственно-монополистический
капитализм с его обширным государственным сектором
«есть полнейшая материальная подготовка
социализма, есть преддверие его, есть та ступенька
исторической лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой,
называемой социализмом, никаких промежуточных
ступеней нет»п.
Переход от капиталистического строя к
социалистическому может быть достигнут только посредством
социалистической революции. Из этого исходят
марксистско-ленинские партии при обсуждении вопроса национализации в
капиталистических странах. Марксистские партии в целом
поддерживают огосударствление средств производства при
капитализме, которое, однако, вовсе не означает переход к
социализму. Огосударствление средств^ производства при
капитализме создает лишь более благоприятные условия
для борьбы против монополий и для революционного
перехода к социализму. Поэтому коммунисты требуют наряду
с огосударствлением монополий также и демократизации
управления огосударствленным сектором.
Отношение теоретиков «демократического социализма»
к огосударствлению и к его значению для рабочего класса
в последние годы изменилось по сравнению с первыми го-
165

дами после второй мировой войны. В основе
происшедшего изменения лежит «новый» тезис о том, что частная
собственность утратила или все более утрачивает свое значе*
ние, в связи с чем вопрос о собственности, в особенности
требование экспроприации капиталистов, якобы более не
является центральным вопросом социалистического
движения. Вот почему из документов социал-демократии исчезло
требование всеобщего огосударствления. Передачу средств
производства государству они защищают лишь постольку,
поскольку она «целесообразна и необходима». В ряде
документов западногерманской социал-демократии прямо
говорится, что изменение правового титула собственности
ничего не дает для преодоления противоречий между
общественными потребностями и автономными решениями
отдельных хозяйственных единиц.
Тезис об изменении сущности капиталистической
собственности, провозглашаемый представителями
«демократического социализма», вовсе не нов. Он был выработан
буржуазной экономической и правовой наукой уже давно,
а затем взят на вооружение правыми социалистами и
приспособлен к политике и идеологии, в частности к
доктрине «демократического социализма»12.
Объективная тенденция отделения капиталистической
собственности от ее функции интерпретируется
представителями «демократического социализма» и буржуазными
теоретиками аналогично —как «фактическое лишение
капиталистических собственников власти», как переход власти
к менеджерам. Так, в Годесбергской программе
социал-демократии ФРГ говорится, что в крупных предприятиях
частная собственность в значительной степени утратила
свое право распоряжаться, перешедшее в основном к
менеджерам, которые в свою очередь также подчинены не
собственникам, а анонимным органам акционерного
общества и т. д.13.
Все соображения относительно «трансформации» форм
собственности при «смешанной экономике» сливаются в
однозначное подтверждение частной собственности14,
якобы имеющей «право на защиту и поддержку»; Как пишет
И. Фечер, демократия (читай: капитализм.— Авт.) и
частная собственность «проявляются как связанные друг с
другом»15. Г. Барч полагает, что виновником бед
является не частная собственность на средства производства, а
низкий уровень производительных сил. К бесклассовому
обществу ведет не преобразование отношений собствен-:
ности, а неограниченное развитие производительных спо-
1бв

собностей людей и возможности техники. Марксисты
этого не признают, пишет он далее, а поэтому они и впредь
будут требовать ликвидации частной собственности16. Свою
апологию частной собственности представители
«демократического социализма» часто обосновывают с помощью
демагогического тезиса, будто частная собственность на
средства производства есть условие индивидуальной
свободы и, наоборот, что при реальном социализме, где
частная собственность заменена социалистической
общественной собственностью, якобы не может существовать
индивидуальная свобода. «Где имеется частная собственность
на средства производства,— говорит Фечер,—
там...существует множество экономических и политических сил,
которые, пусть даже и в ограниченных размерах, делают для
населения возможными свободу выбора рабочего места,
участие в осуществлении политической власти и т. д.»17.
Даже без подробного рассмотрения категории
«свобода» ясно, что такие рассуждения не выдерживают научной
критики. На деле свобода отдельной личности и целых
классов в обществе детерминируется отношениями
собственности. Исследование связей между собственностью и
свободой показывает, как это уже сделали в Манифесте
Коммунистической партии К. Маркс и Ф. Энгельс, кто
обладает свободой в капиталистическом мире, в чем она
состоит и для чего используется. Реализация отношений
частной собственности на средства производства в
капиталистическом обществе закономерно ведет к тому, что на
одной стороне существует буржуазия как класс
собственников и носителей власти, располагающих свободой
эксплуатировать наемных работников, а на другой — класс
наемных работников, которые имеют лишь свободу
предлагать капиталистам свою рабочую силу для покупки в
качестве товара. В. И. Ленин неоднократно разъяснял, что
защитники частной собственности (на средства
производства) под предлогом индивидуальной свободы в итоге
ратуют за свободу собственников, т. е. буржуазии; такой
свободой трудящиеся, лишенные собственности на средства
производства, не располагают18.
Аналогично применяется в буржуазном обществе и
правовой принцип равенства; в условиях существования
частной собственности он полностью иллюзорен.
Представители «демократического социализма»,
защищая частную собственность, используют и тезис о ее
социальной функции. Как утверждает Фечер,
«демократический социализм» исходит из того, что необходимо —и, как
167

правило, также возможно — обеспечить социальную
связанность собственности посредством соответствующих
законодательных предписаний. «Законы такого рода...будут
все больше ограничивать право собственности, но они не
отменяют его». Такие мысли отражают тот факт, что в
условиях государственно-монополистического капитализма
изменилась роль государства по отношению к экономике.
Правые социалисты, сторонники ее интенсивного
государственного регулирования, исходят из представления, что
империалистическое государство посредством
осуществляемых с помощью права вмешательств в экономику может
«сковать» частную собственность, «ограничить»
правомочия собственников и устранить все противоречия и
негативные явления, порождаемые частной собственностью.
Такого рода вмешательства должны побуждать частные
предприятия, как пишет далее Фечер, «к уважению
общего блага»19 и ставить частную собственность на службу
общества. Благодаря все более интенсивным
вмешательствам государства в экономику и собственность дело якобы
идет к устранению основного противоречия капитализма.,
к «замене индивидуального присвоения общественным
присвоением производимых общественным способом товаров
и услуг»20.
Но фактически возрастающая роль
империалистического государства и его активность имеют совсем другой
характер. Государственные вторжения в сферу частной
собственности служат не обществу, а частным собственникам.
Государству не удалось с помощью вмешательств в
экономику преодолеть присущие капитализму противоречия.
Основное противоречие —- между общественным характером
производства и частным способом присвоения — вытекает
из факта существования частной собственности и
капиталистического способа производства, поэтому и с помощью
самых эффективных мер государственного регулирования
экономики империалистическое государство не может
превратить индивидуальное присвоение в общественное, даже
в рамках государственной собственности. Результаты
совместного труда присваиваются не всем обществом, а
правящими монополиями, тесно связанными с государством. О
других формах капиталистической собственности нечего и
говорить.
Теоретики «демократического социализма» вынуждены
признавать очевидный факт: подавляющее большинство
общества при современном капитализме лишено
собственности на средства производства. Но они пытаются ослабить
168

его значение и даже оправдать его в условиях
«социального правового государства» и «социальной функции»
собственности. Противоречивость их рассуждений и выводов
показывает бесплодность этой концепции собственности.
Так, на 4-м политико-правовом конгрессе СДПГ (6 — 8
июня 1975 г.) Б. Г. Симон выдвинул в качестве новой черты
«новейшего общества обслуживания» следующий тезис:
«Так как громадное большинство граждан государства
получает средства к жизни не от частного владения
имуществом, а на основе трудового договора, то их свобода и
независимость зависят от того, как с точки зрения права
расцениваются и обеспечиваются рабочее место, трудовой
договор и забота при неблагоприятных изменениях
жизненных обстоятельств» (т. е. социальное страхование
и т. п. —Ред.) Вместо того, чтобы, учитывая вышесказанное
дать правильный ответ на вопрос, кому принадлежит
собственность на средства производства и соответственно как
обстоит дело со свободой, Симон умаляет значение
собственности и пытается замаскировать действительное
состояние и последствия отношений собственности при
современном капитализме. Он определяет развитие «как
переход от общества в буржуазном правовом государстве,
структура которого основана на собственности, к обществу в
демократическом и социальном правовом государстве,
структура которого опирается на труд»21. Подобные утверждения
порождают иллюзию;, будто предшествующие этапы
развития капитализма совершенно изменили собственность.
Но отличие современного капитализма от прежних этапов
его развития состоит в том, что процесс капиталистической
экспроприации становится более интенсивным, а доля масс
в общественном богатстве уменьшается также и при
новых правовых формах крупной капиталистической
собственности.
Одновременно теоретики «демократического
социализма» предлагают политико-правовое «решение», которое, не
♦изменяя реальные социально-экономические отношения,
создавало бы формально-юридическую иллюзию
превращения трудящихся, лишенных собственности на средства
производства, в собственников других, важных объектов.
Например, на 4-м политико-правовом конгрессе СДПГ было
предложено рассматривать «права, вытекающие из
социального страхования, как новые формы обеспечивающей
свободу собственности», т. е. включить эти права в
конституционное понятие собственности и защищать их в
в смысле ст. 14 Основного закона22 средствами, предназ-
169

наченными для правовой охраны собственности*. Речь идет
о новом способе дезориентации трудящихся; согласно этой
логике, в конце концов все общество якобы будет
состоять из собственников. Но капиталисты и далее будут
оставаться собственниками (индивидуальными или
групповыми) средств производства, а наемные работники будут
субъектами новой формы «собственности», охватывающей
их социальные права, добытые в суровой классовой борьбе.
На намерения, скрывающиеся за этой теоретической
конструкцией, указал Й. Г. Фогель. Включение социальных
прав в конституционно-правовое понятие собственности
могло бы «придать новую достоверность мысли об
обеспечении свободы собственностью» и вместе с тем вести к
уменьшению остроты и повышению активности дискуссии
о собственности. По его мнению, такой подход облегчил
бы трудящимся их самоотождествление с конституционным
строем и, вероятно, усилил бы «интеграционное
воздействие»23, т. е. «органическое» включение трудящихся в
отношения «социального партнерства» с буржуазией. Таким
образом, речь идет о старых целях, осуществляемых с
помощью новых средств и аргументов.
Данная теоретическая конструкция имеет ясно
выраженный демагогический характер. С ее использованием
никаких изменений в социальном положении трудящихся
при развитом капитализме не происходит.
Например, так обстоит дело с важнейшим из
социальных прав человека — правом на труд, которое включается
в число социальных прав и теоретиками «демократического
социализма»24. Остается это право с
формально-юридической, стороны вне понятия собственности или становится
составной частью понятия собственности и защищается
соответствующим образом, с точки зрения реальных прав
трудящихся безразлично; подобным образом удовлетворить
социальные интересы трудящихся невозможно. Об этом
убедительно свидетельствует и все предшествующее, и в
особенности нынешнее, развитие социально-экономического
строя капиталистических стран.
* Аналогичным образом право на заработную плату (и иные
доходы) также все чаще рассматривается как разновидность «права
собственности».

3. Контроль за экономической мощью; право трудящихся
участвовать в управлении хозяйством и «формирование
собственности»
Говоря об утрате собственностью своего «былого»
значения, правая социал-демократия пытается доказать, что
собственность больше не является центральным вопросом
социалистического движения, ибо в условиях «смешанной
экономики» ее место якобы заняла концентрация
экономической мощи. Замена одного центрального вопроса другим
заставила найти — разумеется в рамках капитализма —
«эффективные» средства для его разрешения. Таким
средством, независимым от собственности, провозглашен
контроль за экономической мощью и за связями между
экономической и политической властью, препятствующий ее
экономически нежелательному, угрожающему демократии
сосредоточению.
Таким образом теоретики «демократического
социализма» извращают связь и обусловленность между
собственностью и властью (экономической и политической). Так
они создают идейные предпосылки для реформ, не
затрагивающих ни сущность капиталистических
производственных отношений, ни экономическую структуру власти
капитала, а ограничивающихся «законным демократическим
контролем за экономической распорядительной властью».
Подлинный храктер и суть предлагаемого контроля за
экономической мощью лучше всего могут быть раскрыты
с помощью характеристики ее средств и целей. Г. Дайст
делит средства экономической власти на четыре группы:
а) создание элементов саморегулирования и
самоконтроля с помощью рынка труда;
б) введение в управляющие органы крупных
хозяйственных организаций чуждых предпринимательству
элементов — представителей публичных интересов, потребителей
и наемных работников. Особо важное место здесь занимает
право наемных работников участвовать в управлении
предприятием, компанией и т. д.;
в) контроль общественности, гласность;
г) непосредственный контроль государственных
органов25.
Главную роль в системе такого контроля играют органы
буржуазного государства или созданные государством
учреждения, сфера действия которых определяется
законодательством. Предшествующее развитие государственно-
монополистического капитализма убедительно доказывает,
171

что монополии не опасаются такого контроля, кем бы он ни
осуществлялся — так называемыми специализированными
надзорными органами, органами надзора над картелями
и монополиями или особыми контрольными органами. Как
правило, члены этих органов различным образом связаны с
монополистическими группами и не заинтересованы в
развитии демократического контроля за монополиями или в
ограничении их власти.
Вот почему на практике эти органы доныне никогда не
занимали «беспристрастную», «автономную» или
«антимонополистическую» позицию даже в тех империалистических
государствах, где социал-демократы были правящей
партией или являются таковой в настоящее время. Их
деятельность чаще всего не вступает в коллизию с интересами
крупнейших монополистических групп.
По представлениям правых социалистов, важный
составной элемент контроля над распорядительной властью
образует право рабочих на участие в управлении их
предприятием (Mitbestimmungsrecht). Представители
«демократического социализма» понимают и пытаются
осуществлять такое право на участие в управлении в духе теории
социального партнерства, как средство для создания
равновесия, мира и сотрудничества между трудом и
капиталом*. Такое право на участие в управлении (членство пред-
* В отличие от правых социалистов многие буржуазные деятели
предлагают или поддерживают предложения о введении или расширении
участия трудящихся в управлении государственными и частными
предприятиями, не связывая такое участие с «социалистическим»
преобразованием собственности и всего общества. В пользу этого приводятся
аргументы экономические (например, большая эффективность и
выгодность труда «заинтересованных», участвующих в управлении
работников), политические (например, противодействие более радикальным
требованиям) и т. д. Так, бывший президент Франции Жискар д'Эстен
противопоставлял предложениям левых партий о национализации
многих предприятий расширение самоуправления их работников как меру
«более эффективную» и даже «более справедливую» (G i s с а г d
d'Estaing. V. Democraiie francaise. Paris, 1976, p. 101, 161 etc.).
В Японии привлечение рабочих к участию в управлении
благоприятствует научно-техническому и экономическому развитию, ибо
использует и поощряет многие черты национального характера
(трудолюбие, преданность своей социальной группе, стремление к
гармонии межличностных отношений и т. д.). В частности, десятки тысяч
«групп контроля за качеством», объединяющие многие миллионы
японских рабочих и служащих, наделенные определенными правомочиями,
действуют на всех внутрифирменных уровнях управления, давая
значительный экономический эффект.
В литературе буржуазных стран, посвященной собственности,
права трудящихся на участие в управлении их предприятием все ча-
172

ставителей наемных работников в коллегиальных органах
управления предприятиями и др.) должно создавать у
рабочих иллюзии, что в итоге к ним переходит часть
правомочий собственников, что они могут влиять на управление
предприятиями и, ограничивая экономическую и
политическую власть предпринимателей, содействовать
преобразованию капиталистической собственности и всей
капиталистической системы. Один из ведущих теоретиков СПА
Г. Неннинг следующим образом охарактеризовал значение
права трудящихся на участие в управлений
предприятиями: «Собственность есть комплекс распорядительных
правомочий. -Определенные части этого комплекса посредством
права работников на участие в управлении оказываются в
иных руках, а не в руках предпринимателя. При
сотрудничестве социал-демократов и капиталистов такие
распорядительные правомочия по отношению к собственности
предприятий большей частью попадают в надежные и лояльные
руки: профсоюзные функционеры и члены советов
предприятий в преобладающем большинстве являются социал-
демократами»26 *.
Выдвигаемая правыми социал-демократами модель
права трудящихся на участие в управлении предприятиями
согласуется с империалистической системой и
поддерживает намерение правящего класса интегрировать рабочий
класс в капиталистическую систему, ослабить его классовое
сознание и революционный боевой дух. Об этой цели права
на участие в* управлении со всей откровенностью
высказался Фогель: «Участие в управлении не ослабит нашу систему
ще рассматриваются как выделившийся из ранее единого права
собственности и перешедший в руки трудящихся элемент этого права —
одно из многочисленных и разнообразных частичных «прав
собственности». Однако, по мнению сторонников «демократического
социализма», все подобные меры.и институты в конечном счете окажутся
шагами к «постепенному мирному превращению» капитализма в
социализм.
* Нередко инициаторами создания тех или иных форм участия
рабочих и служащих в управлении производством в
капиталистических странах выступают политические партии или иные организации
крупного капитала и опирающиеся на них правительства, которые
стремятся расколоть рабочий класс и противопоставить органы
«промышленной демократии» на предприятиях профсоюзам и другим
национальным или отраслевым организациям трудящихся. В Японии,
Швеции, Бельгии, Нидерландах и ряде других стран несколько
законов по этим вопросам было инспирировано объединениями
предпринимателей, буржуазными партиями и правительствами (см., например:
Управление производством — сфера классовой борьбы. — Проблемы
мира и социализма, 1981, № 12, с. 69—74).
173

собственности... Я убежден, что участие в управлении будет
-означать усиление производительности наших предприятий
даже в экономически трудные времена. Информированный
о своем предприятии и вовлеченный в процессы принятия
решений сотрудник будет иметь возможность
идентифицировать себя со своим предприятием»27.
Реформистские представления о праве наемных
работников на участие в управлении предприятием можно
проиллюстрировать с помощью закона ФРГ о таком участии
1976 года28*, который был принят при правительстве так
называемой социально-либеральной коалиции после
многолетней дискуссии в бундестаге при почти единодушном
одобрении партиями крупной буржуазии (при только 22
голосах против). В этом законе, однако, не были учтены
существенные требования профсоюзов, выдвинутые перед
одобрением закона на их 10-м очередном федеральном
конгрессе29. Прежде всего закон не обеспечил рабочим
подлинное право на участие в управлении. Хотя в
соответствии с § 7, ч. 1, закона для образования
наблюдательного совета устанавливается паритетное соотношение
представителей рабочих и служащих, с одной стороны, и
представителей капитала — с другой (в зависимости от числа
занятых 6:6, 8:8 или 10:10), речь идет лишь о кажущемся
паритете30. Так, согласно § 27 закона, место
председателя наблюдательного совета закреплено за стороной,
представляющей капитал: он должен быть избран двумя
третями голосов членов совета; если же это большинство не
достигнут^ то председатель избирается во втором круге толь-
* Закон 1976 года —не первый закон ФРГ по данному вопросу.
О напряженности борьбы вокруг проблемы участия работников в
управлении свидетельствует активность законодательства. Так,
законы 1951, 1952, 1956, 1972 годов, а также некоторые законы,
изданные после 1976 года, дискуссии по вопросам их издания и
применения говорят как об усилении натиска трудящихся (добившихся,
например, создания на многих предприятиях выборных рабочих или
хозяйственных советов, расширения представительства в составе
наблюдательных советов с одной трети до половины их состава и т. п.),
так и об упорном сопротивлении предпринимателей и правительства
ХДС/ХСС. Многие предприниматели, признавая, что они сохранили
решающее влияние в делах предприятий, добиваются его усиления,
уменьшения представительства работников в наблюдательных
советах предприятий, подчинения акционерам представителя работников в
административном совете предприятия и т. д. (Thusing R.
Industrial Democracy in West Germany... An Imployer View.— In:
International Conference on Industrial Democracy. Proceedings — Sydney,
1978, p. 71—73). Но трудящиеся и профсоюзы требуют дальнейшего
расширения своего ограниченного влияния.
174

ко «членами наблюдательного совета от акционеров»
(§ 27, ч. 2). Интересы капитала гарантируются в
наблюдательном совете также правилами определения
большинства голосов; председатель наблюдательного совета в
случае разделения голосов имеет, согласно ч. 2 § 29, два
голоса.
Количественное представительство «стороны наемных
работников» ухудшается еще и тем, что к этой стороне
принадлежит и «руководящий служащий» — менеджер,
который, вне всякого сомнения, будет действовать в интересах
капитала. Солидарность и единство рабочих и служащих,
их общая сила в классовой борьбе ослабляются отделением
рабочих от служащих, составляющих две социальные
группы с якобы совершенно различными интересами. Рабочие и
служащие принимаются на работу раздельно, а их
представители, будучи членами одной стороны наблюдательного
совета, тем не менее избираются врозь. Общие выборы
совместного представительства рабочих и служащих могут
иметь место только в том случае, если это будет прямо
постановлено ими (§ 15, ч. 3).
Даже если рабочие и служащие получили бы
большинство в наблюдательном совете, они не смогли бы
существенно повлиять на управление предприятием, так как
главные решения об использовании средств производства
концентрируются в руках правления и администрации —
действительных центров власти на уровне предприятий.
Поэтому не имеет никакого значения, что наблюдательный
совет (в полном составе) в соответствии с § 33 избирает
члена правления, ответственного за кадровые и социальные
вопросы. Несмотря на то что речь идет о выборе одного
единственного члена правления, мало шансов, что на эту
должность изберут рабочего или служащего, неугодного
другой части совета, представляющей капитал; последняя
легко может добиться нужного ей результата, поскольку,
как уже было сказано, два голоса председателя совета
гарантируют ей простое большинство.
В целом можно сказать, что право работников на
участие в управлении ни в коей мере не ограничивает власть
монополий, порождаемую собственностью на средства
производства. Даже председатель объединения профсоюзов
ФРГ Г. О. Феттер сделал вывод, что закон «об участии
работников в управлении предприятием» не заслуживает
своего названия и что речь идет о шаге в ложном
направлении31. Согласно представлениям правых лидеров
социал-демократии, данный закон должен быть инструментом
175

стабилизации империалистического господства. Он
представляет собой попытку направить демократическое
требование о действенном влиянии рабочих и служащих на
предприятии в русло, соответствующее потребностям всей
системы государственно-монополистического капитализма.
Из идеи о полной «совместимости» закона с
капиталистической системой в ФРГ исходит при его официальном
толковании и Федеральный конституционный суд. В решении
от 1 марта 1979 г. он подтвердил, что закон об участии
работников в управлении предприятием соответствует
«конституционным основным правам», причем в обосновании
решения особо подчеркивалась неприкосновенность
частной собственности. С этой точки зрения право рабочих на
участие в управлении не может ограничивать
«используемую предприятиями собственность» или
«предпринимательскую деятельность»32, поскольку в противном случае это
противоречило бы конституции*.
Коммунисты и все прогрессивные и
антимонополистические силы борются за введение последовательного
демократического права на участие рабочих в управлении
предприятием**. Но они, в отличие от правых
социалистов, понимают вопрос о таком праве комплексно, как
составную часть общей экономической и политической
борьбы рабочего класса против монополий, за демокра-
* Речь идет о «невозможности» дальнейшего ограничения и
изменения (во «всеобщих интересах» и на основе «социальных функций»
собственности, закона и государства) нынешних правомочий
собственников и предпринимателей по сравнению с теми их
«преобразованиями», которые в общей форме уже установлены в конституции ФРГ
и помогают приспособлению капиталистической собственности и
основанных на ней иных общественных отношений к современным
внутренним и международным условиям.
** С точки зрения коммунистов, участие трудящихся в
управлении на всех уровнях должно быть увязано с демократизацией
планирования и национализацией основных отраслей экономики. Борьба
за эти цели ведет к укреплению единства действий рабочего класса
и всех прогрессивных сил, к расширению прав трудящихся, их
влияния на политику властей, к ограничению свободы действия
монополий.
Так, компартия Великобритании считает необходимым, чтобы
управление каждым государственным предприятием осуществлялось
административным советом, состоящим из членов: 1) назначаемых
профсоюзами; 2) избираемых трудящимися; 3) избираемых
представительными органами; 4) назначаемых правительством. Совет должен
нанимать руководителей предприятия по договору (см.: Проблема
участия и позиция коммунистов. Материалы международного
симпозиума, — Проблемы мира и социализма. 1980, № 5, с. 72—73).
176

тическое преобразование политической и экономической
структуры государственно-монополистического
капитализма33.
Даже самое последовательное право рабочих на
участие в управлении предприятиями, достигнутое при
капитализме, не может преодолеть основные противоречия
капитализма, изменить капиталистическую систему
эксплуатации. Но оно может вместе с другими завоеванными в
процессе классовой борьбы демократическими правами
улучшить исходную позицию рабочего класса для
последующей решительной борьбы против капитала. Именно
поэтому крупные монополистические организации видят в
любом виде права рабочих на участие в управлении
предприятиями потенциальную опасность для господства своих
интересов. Отсюда одновременно проистекают
противоречивость и дифференциация буржуазного отношения к этому
праву трудящихся.
Разработанная правыми социалистами система
«контроля за концентрацией распорядительных правомочий»
(к которой принадлежит и право рабочих на участие в
управлении предприятиями) фактически не направлена на
причинение ущерба структуре власти монополий. Цели
такого контроля сформулированы в документах социал-
демократии и в соответствующих теоретических работах
весьма расплывчато. В связи с этим часто всплывают
экономические и политико-правовые лозунги
мелкобуржуазного и буржуазно-либерального характера, далекие от
реальности государственно-монополистического
капитализма, демагогические и направленные на то, чтобы по
возможности дезориентировать рабочий класс.
В таком духе социал-демократы иногда требуют, чтобы
средствами производства и ходом рыночной конкуренции
распоряжались отдельные хозяева (собственники,
предприниматели). Тем самым полностью игнорируется тот факт,
что в сегодняшней капиталистической экономической
системе индивидуальный капитал и индивидуальный
капиталист в основном заменены крупными акционерными
обществами, коллективным капиталом и объединениями
капиталистов, экономические империи которых охватывают
целые отрасли промышленности и распространяются через
государственные границы. Гигантские капиталистические
экономические организации делят между собой рынки,
согласовывают программу производства и совместно
диктуют цены. В подобных условиях невозможно представить
себе реализацию упомянутого требования. Ликвидация мо-
12 Заказ 3634
177

нополий ради возврата к капитализму XIX века
невозможна.
Во взглядах правых социал-демократов на
собственность нет недостатка в рассуждениях о потребности и
возможности более «справедливого» распределения доходов
и собственности. «Справедливое» распределение они
считают одной из основных целей «демократического
социализма». Однако их теоретический подход к этому вопросу,
по сути, не отличается от буржуазных концепций.
Последние также не дают научного объяснения причинам,
закономерно приводящим к несправедливому распределению,
к поляризации общества по имуществу и доходам.
Напротив, чтобы скрыть прямую обусловленность такого
распределения существующими производственными
отношениями и отношениями собственности, они пытаются
объяснить несправедливое распределение доходов
имущественным неравенством и, наоборот, имущественное
неравенство— различием в доходах. Их многословная аргументация
бессодержательна. Таким же образом при составлении
конкретных проектов, осуществление которых якобы
должно гарантировать справедливое распределение доходов и
имущества, они исходят из того, что «ни у кого нельзя
отобрать что-либо ему принадлежащее», поскольку он
защищен правом собственности34.
Они предлагают направлять часть прироста фондов всей
экономики в так называемый центральный фонд. В
собственности на средства этого фонда, в их использовании и
управлении им определенную роль играли бы трудящиеся
на основе системы долевого участия и посредством ценных
бумаг. Несмотря на различие в форме, это предложение
основано на тех же принципах, что и буржуазные версии
«создания и рассеяния собственности в руках рабочих». Все
такие предложения направлены на упрочение власти
крупного капитала и в условиях капитализма не могут привести
к равенству доходов и имущества35.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В настоящей книге рассматриваются далеко не все
современные буржуазные и реформистские воззрения на
собственность. Ее целью является лишь анализ важнейших
теорий собственности современного капитализма, в
особенности тех из них, которые широко представлены в ФРГ и
выражены в относящемся к данной теме законодательстве
этой страны.
Все буржуазные и реформистские теоретические
концепции собственности с научной точки зрения
несостоятельны. Они упускают из виду реальную действительность,
перескакивают через объективные закономерности
общественного развития и находятся в глубоком противоречии
с достигнутым уровнем научного познания, выразителем
которого является марксизм-ленинизм. Буржуазные и
реформистские теоретики игнорируют существование
основных противоречий капитализма, проистекающих
преимущественно из противоречия между общественным
характером производства и частным способом присвоения. Они не
замечают, что это противоречие антагонистично по своей
природе и, следовательно, не может быть разрешено в
условиях капитализма, что подтверждается массовой
безработицей, социальной неуверенностью, экономическим
спадом, инфляцией и многими другими явлениями
капиталистического общества. Одновременно углубляется
имущественная поляризация. Сказанное убедительно
доказывает, что капитализм изжил себя и больше не имеет
никаких перспектив развития. Созданный реформистами и
буржуазными идеологами миф о том, будто капитализм
наших дней способен избавиться от кризисов, опровергнут.
Нестабильность капитализма становится все более
очевидной. И хотя у него еще есть немалые резервы, события
последних лет с новой силой подтверждают, что
капитализм— это общество, лишенное будущего. Лишена
будущего и капиталистическая частная собственность.
Предложения буржуазных и реформистских теоретиков,
основанные на представлении о возможности добиться
принципиальных изменений в пользу трудящихся в отношениях
собственности, власти и имущества в рамках
существующей капиталистической системы, чужды действительности.
Такие изменения возможны только в результате
социалистической революции, которую осуществляет рабочий класс
под руководством его марксистско-ленинской партии.

ПРИМЕЧАНИЯ
К введению
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 459.
2 См.: Тюльпанов С. И., Шейнис В. А. Актуальные
проблемы политической экономии современного капитализма. Л., 1973,
с. 123 и ел.
3 Документы Международного совещания коммунистических и ра*
бочих партий. М., 1969, с. 17.
4 Пономарев Б. Международное положение и революционный
процесс. — Проблемы мира и социализма, 1974, № 6, с. 732.
5 См.: Туманов В. А. Буржуазная правовая идеология. М.,
1971, с. 18.
6 Материалы XXVI съезда КПСС. М., 1981, с. 79.
7 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч., т. 27, с. 407.
К главе I
I См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 6—8.
2KlennerH. Rechtslehre — Verurteilung der Reinen Rechtslehre.
Berlin, 1972, S. IS.
3 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 168.
4 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 352.
5 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 149.
6 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. I, с. 23.
7 Маркс К., Энгельс Ф; Соч., т. 4, с. 438.
8 См.: Венедиктов А. В. Государственная социалистическая
собственность. М.—Л., 1948, с. 30 и ел.; Cizkovska V. Vlastnicka
о v
soustava evropskych socialistickych statu. Praha, 1975, s. 26 an.; Ca-
o
p e k K. Pravni postaveni socialistickych podniku. Praha, 1976, s. 176
an.; Генки н Д. М. Право собственности в СССР. М., 1961, с. 14 и
ел.
9 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 64.
10 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 94.
II См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 64.
12 См.: Венедиктов А. В. Указ. соч., с. 31.
13 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 24, с. 43—44.
180

14МарксК., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 597.
15 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 282.
16 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. I, с. 479.
17 См.: Hedemann J. W. Sachenrecht des burgerlichen Gesetz-
buches, 1924, S. 61—65.
18 См.: Gierke O. Deutsches Privatrecht II, 1905, s. 358, 465.
19 См.: Ihering R. Der Zweck im Recht. Leipzig, 1893, s. 519.
20 Bundesverfassungsgericht. Enischeidungen, 21, s. 73.
21 Stein E. Staatsrecht. Tubingen, 1975, s. 1973; см. также: L a-
renz K. Allgemeiner Teil des deutschen burgerlichen Rechts. Munchen,
1975, s. 50—51; Xecce К. Основы конституционного права ФРГ. М.,
1981, с. 200—221; Rinck G. Wirtschaftsrecht. Koln, 1974, s. 43, 181.
22 См.: Lei s ner W. Sozialbindung des Eigentums. Berlin (West),
1972, s. 38 f.
23 Vogel H. J. Kontinuitat und Wandlungen der Eigentumsverfas-
sung. Berlin (West)—New York, 1976, s. 13.
24 В a u г F. Lehrbuch des Sachenrechts. Munchen, 1975, s 173.
25 L a r e n z K. Op. cit., s. 33.
26 Gierke O. Op. cit., s. 363.
27 См.: L a r e n z K. Op. cit., s. 50.
28 См.: Wolf M. Sachenrecht. Munchen, 1976, s. 13.
29 Friedmann W. Recht und soziale Wandlung. Frankfurt a. M.,
1969, s. 78—79.
30 См.: Vinding-Kruse F. Eigentumsrecht. 1. Teil. Berlin —
Leipzig, 1931, s. 160.
31 Berle A. A. Power without Property. New York, 1959, s. 59.
32 Ibid., s. 60.
33 L a r e n z K. Op. cit., s. 34.
34 См.: Doehring K. Staatsrecht. Frankfurt a. M., 1976, s. 325—
326.
35 M a u n z Т., During G., H e r z о g R. Grundgesetz. Kommen-
tar, s. 22.
36 См.: Stein E. Staatsrecht, s. 17b
37 См.: В a d u r a P. Wirtschaftsverfassung und Wirtschaftsverwal-
tung. Frankfurt a. M., 1971, s. 106; Zum Wandel der Auffassung vom
Eigentum. — Die offentliche Verwaltung, 3/1974, s. 75.
38 См.: Hedemann J. W\ Grundzuge des Wirtschaftsrechts.
Mannheim—Berlin—Leipzig, 1922; Nussbaum A. Das neue deutsche
Wirtschaftsrecht. Berlin, 1920; Goldschmidt H. Reichswirtschaftsrecht.
Berlin 1923.
39 См.: Begriff und Prinzipien des Wirtschaftsrechts. Frankfurt a.
M., 1971, s. 170.
40 Hedemann J. W. Op. cit., s. 14; см. также: Hedemann J. W.
Deutsches Wirtschaftsrecht. Ein Grundriss. Berlin 1939, s. 205 ff.
41 R i 11 n e г F. Unternehmensverfassung und Eigentum.— Gesell-
schaftsrecht und Unternehmensrecht. Festschrift fur W. Schilling.
Berlin (West) 1973, s. 381.
42 Ibid., s. 378.
43 См.: Rittner F. Die Funktionen des Eigentums im sozialen
Rechtsstaat des Grundgesetzes. — Das Eigentum als Fundament der
Rechts —und Gessellschaftsordnung. IW —Jahrestagung am 23.10.197Э
in Bonn, Hrsg. vom Institut der deutschen Wirtschaft, 1973, s. 290 ff.
44 См.: Беглов И. И. США: собственность и власть. М., 1971,
с. 45 и сд.
45 Р о d 1 е с h A. Eigentum — Entscheidungsstruktur der Gesell-
schaft,—Der Staat, 1976, N 1, s. 31.
181

46 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 151.
47 В a d u r a P. Eigentum im Verfassungsrecht der Gegenwart. —
Verhandlung des 49. DJT, Bd. II (Sitzungsberichte), Munchen 1972,
s. 11; см. также: Stub у G. Der Eigentumsbegriff des Grundgesetzes
und seine normativen Anforderungen fur die Gegenwart.— Demokra-
tie und Recht, 2/1974, s. 157 ff.
48 См.: Issing 0., Leisner W. «Kleineres Eigentum». G6ttin-
gen, 1976, s.
Бисмарке К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 82.
50 I s s i n g О., L e i s n e г W. Op. cit., s. 88.
51 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 438.
52 См.: Торез М. Сын народа. М., 1962, с. 92—93.
53Халфнна Р. О. Право личной собственности в СССР. М.,
1976, с. 3.
54 Ihering R. Der Zweck im Recht. Leipzig, 1893, s.533.
55 Die Sozialenzyklika Papst Johannes XXIII. Mater et Magistra,
uber die jungsten Entwicklungen des gesellschaftlichen Lebens und
seine Gestaltung im Lichte der christlichen Lehre. Freiburg—Basel—
Wien, 1962, Artikel 109, s. 143, 144.
56 S t e i n E. Zur Wandlung des Eigentumsbegriffes. — Festschrift
fur Gebhard Muller. Tubingen, 1970, s. 503.
57 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 64.
58 Klenner H. Rechtsleere — Verurteiiung der Reinen Rechtslehre,
s. 13.
59 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 322.
К главе II
1 В е n d a Е. Industrielle Herrschaft und sozialer Staat. Gottingen,
1966, s. 324; см. также: Suhr D. Eigentumsinstitut und Aktieneigen-
tum. Eine verfassungsrechtliche Analyse... Hamburg, 1966, s. 39; V o-
gel H. J. Kontinuitat und Wandlungen der Eigentumsverfassung.
Berlin (West)—New York, 1976, s. 17—18; Rinck G. Wirtschaftsrecht.
Koln—Berlin (West)—Bonn—Munchen, 1974, s. 21.
2 См.: Berle A. A., Means С. С. The Modern Corporation and
Private Property. New York, 1934, p. 351 f.
3 Cm.:' Berle A. A. The 20-th Century Capitalist. Revolution. New
York, 1954, p. 14, 24.
4 См.: Burnham J. The Managerial Revolution. New York, 1941,
p. 70 f.
6 См.: Гэлбрейт Дж. К. Экономические теории и цели
общества. М., 1979, с. 125.
6 Там же, с. 70.
7 Friedman n. W. Recht und sozialer Wandel. Frankfurt a. M.,
1969, s: 85.
8 S e n d 1 e г H. Zum Wandel der Auf fassung vom Eigentum. —
Die offentliche Verwaltung, 3/1974, s. 75.
9 Stein E. Zur Wandlung des Eigentumsbegriffes. — Festschrift
fur Gebhard Muller. Tubingen, 1970, s. 505.
10 См.: Гэлбрейт Дж. К. Указ. соч., с. 70, 125.
11 Vogel-H. J. Kontinuitat und Verwandlungen der
Eigentumsverfassung, s. 25.
12 См.: Drucker P. F. The New Society. New York, 1962, s. 351.
13 См.: Berle A. A. Power without Property. New York, 1959,
p. 27 f.
182

14 Rinck G. Wirtschaftsrecht, s. 21.
15 См.: Гэлбрейт Дж. К. Указ. соч., с. 103—НО.
le Rinck G. Op. cit. s. 21.
17 См.: Гулиев В. Е. Современное империалистическое
государство. М., 1973, с. 167.
18 Rinck G. Op. cit., s. 21; см также: Begriff und Prinzipien
des Wirtschaftsrechts, s. 183.
19 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 642.
20 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. I, с. 479.
21 Там же, с. 480.
22 Там же, с. 479.
23 Там же, с. 483.
24 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 27, с. 356—357.
25 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. I, с. 502—503.
26 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. I, с. 483.
27 См.: Hi Her ding R. Das Finanzkapital. Berlin. 1947, s. 165.
28 См.: Analyse und Kommentar zum zweiten Entwurf des SPD—
Vorstandes eines okonornisch-politischen Orientierungsrahmens fur die
Jahre 1975—1985 (JMSF). Frankfurt a. M., 1975, s. 45—46.
29 См.: Беглов И. И. США: собственность и власть. М., 1971,
с. 45 и ел.
30 См.: Глушков В. П. Корпорации, государство, экономика.
М., 1972, с. 84-85.
31 См.: Dotsch J. Burgerliches Recht und staatsmonopolistische
Regulierung. IPW—Berichte, 11/1976, s. 31—32; Зайцева В. В.
Некоторые тенденции современного законодательства буржуазных стран
об акционерных обществах. — Сов. государство и право, 1964, № И,
с. 129.
32 Aktiengesetz. Zusammengestellt von Kropff. B. Dusseldorf, 1965,
s. 15.
33 См.: Dotsch J. Burgerliches Recht und staatsmonopolistische
Regulierung-IPW-Berichte, 11/1976, s. 31—32; Kalensky P. Nektere
pravni problemy tzv. evropske akciove spolecnosti. — Casopis pro
mezinarodni pravo, 2/1971, s. 120 f.
34 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 39, с. 15.
35 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 59L
36 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 298—299.
37 Маркс К., Энгельс Ф., Соч., т. 23, с. 343.
38 См.: Kritische Analyse der Theorie und Praxis des Managements.
Berlin, 1973, s. 314 ff.
39 Kruk M. Grenzen der Vorstandsmacht. — Frankfurter Allgemeine
Zeitung, 30.11Л971.
40 См.: Proletariat in der BRD. Berlin 1974, s. 281 f.
41 Schuster F. Sozialpartnerschaft oder Klassenkampf?
Frankfurt a. M., 1974, s. 617.
42 См.: Proletariat in der BRD, s. 125—126.
К главе III
1 См.: Carver A. N. The Present Economic Revolution in the
United States. Boston, 1926, s. 9.
2 Cm. Ibid., s. 220.
3 См., например: В е г 1 e A. A. The 20-th Century Capitalist
Revolution. New York, 1954; Nadler M. Peoples Capitalism. New York,
1956; Kuznets S. Shares of Upper Income Groups in Income and
183

Savings. New York, 1953; Kimmel L. H. Share Ownership in the
United States. Washington, 1952.
4 См.: Беглов И. И. США: собственность и власть. М., 1971,
с, 45 и ел.
5 Stein E. Lehrbuch des Staatsrechts. Tubingen, 1968, s. 251.
6 Helmstadter E. Das Privateigentum an Produktionsmitteln
aus wirtschaftlicher Sicht. — В кн. Das Eigentum als Fundament der
Rechts- und Gesellschaftsordnung. IW—Jahrestagung am 23. Oktober
1973, Bonn; Issing O., Leisner W. «Kleineres Eigentum». Got-
tingen, 1976, s. 73.
7 См. об этом, например: Neumann lK. Vermogensverteilung und
Vermogenspolitik. Frankfurt a. M., 1976; Weisse G. Forderung der
Vermogensbildung der Arbeitnehmer.—Neue Wirtschaftsbriefe, 18/1976,
s. 901—914; Schneider H. J. Die partnerwirtschaftliche Kapitalbetei-
ligung der Arbeitnehmer am mittelstandischen Industrieunternehmen.
Koln—Bonn, 1973; Willgerodt H., В artel K., Schillert U.
Vermogen fur alle. Probleme der Bildung, Verteilung und Werterhaltung
des Vermogens in der Marktwirtschaft. Dusseldorf—Wien, 1971; Frau-
e n k г о n K. P., G e r 1 S. Die Vermogensbildung in der Gesetzgebung
des Deutschen Bundestages. — Aus Politik und Zeitgeschehen, 36/1977,
s. 17 ff.
8 Eigentum — Wirtschaft — Fortschritt. Hrsg. Walter — Raymond —
Stiftung. Koln, 1970, s. 15, 195 ff.
9Maunz Т., During G., Herzog R. Grundgesetz. Kommen-
tar. Mtinchen, Ш74, s. 11; Stein E. Vermogenspolitik und Grundrechte.
Zur verfassungsrechtlichen Beurteilung der Modelle von SPD, FDP
und CDU. Koln, 1(974, s. 30—31.
10 Из проекта ХДС (ноябрь 1973 года). См.: Кг tiger M.
Eigentum und Konzentrationsprozess. — Marxistische Blatter, 1975, № 5,
s. 49.
11 Stein E. Vermogenspolitik und Grundrechte, s. 30.
12 См.: Thiemayer T. Die gegenwartige Diskussion tiber die
Vermogensbildung in der Bundesrepublik. — Eigentum in der industria-
lisierten Gesellschaft. Gottingen, 1968, s. 59; D г е с h s 1 e r W. Konse-
quente Vermogenspolitik: Aktien fur alle und Beteiligungen fur Mit-
arbeiter. Stuttgart, 1976, s. 70.
13 I s s i n g O., Leisner W. «Kleineres Eigentum», s. 76.
14 См.: Mtickl W. J. Vermogenspolitische Konzepte in der
Bundesrepublik Deutschland, Gottingen, 1975, s. 4 ff.
15 Подробный марксистский анализ и критику этой системы дают,
например: Н i 11 е г G. Gewinnbeteiligung der Arbeiter im Kapitalis-
mus? Berlin, 1957; F a b i u n k e G. Investivlohn ist Betrug. Berlin,
1958.
16 Begrundung zum Regierungsentwurf eines Aktiengesetzes. t— Ak-
iiengesetz. Zusammengestellt von B. Kropff. Dusseldorf, 1965, s. 16.
17 См.: Stellungnahme der DKP zur sogenannten Vermogenspolitik.
November 1973; Petschick W. «Vermogensbildung» — eine Variante
der Massenmanipulierung. — Marxistische Blatter, 5/1971, s. 28 ff.; К г
tiger M. Eigentum und Konzentrationsprozess. — Marxistische Blatter,
5/1975, s. 49—50.
18 Schiller K. Marktwirtschaft in der Bewahrung. — Handelsblatt,
4/5. 12. 1970.
19 L e b e r G. Interview. SPD—Pressemitteilungen und Informatio-
nen. Bonn, Ш70.
20 См.: Issing O., Leisner W. «Kleineres Eigentum», s. 88.
184

21 Schuster F. «Sozialpartnerschafb oder Klassenkampf.
Frankfurt a. M., 1,974, s. 6 ff.
22 Deutscher Bundestag, 7. Wahlperiode, 227. Sitzung. Bonn,
11.3.1976.
3 См.: Nitsche J. «Vermogenspolitik» zur Sicherung der Pro-
fite und der Macht der Monopole. — IPW—Berichte, 5/1978, s. 48 ff.
24 См.: Petschick W. Vermogensbildung— eine Variante der
Massenmanipulierung.-—Marxistische Blatter, 5/1971, s. 31.
25 См.: Grundztige der Bundesvereinigung der Deutschen Arbeit-
geberverbande fur eine weiterfuhrende Vermogenspolitik vom 7.1.0.1976. —
Gesellschaftspolitischer Informationsdienst, Bonn, Nr. 30, 14. 10. 1976,
Anhang, s. 1/11.
26 См.: Deutscher Bundestag, 7. Wahlperiode, 227. Sitzung, Bonn,
11.3.1976.
27 См.: Drechsler W. Konsequente Vermogenspolitik: Aktien fur
alle und Beteiligung fur Mitarbeiter, s. 73.
28 См.: Handelsblatt, 21.2. 1978.
39 См.: Frankfurter Allgemeine Zeitung, 5. 12. 1977.
30Biedenkopf K. Vermogensbildung der Arbeitnehmer. — Deut-
schland — Union — Dienst, 169/1973.
31 Маркер., Энгельс Ф. Соч., т. 27, с. 49. .
32 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 438.
33 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 27, с. 345.
34 ЛенинВ. И. Поли. собр. соч., т. 6, с. 289—290.
35 L u 11 е г М. Der Aktionar in der Marktwirtschaft. Berlin (West),
1973, S. 36.
36 L u 11 e г М. Op. cit., s. 25.
37 См.: Kruger M. Eigentum und Konzentrationsprozess.—
Marxistische Blatter, 5/Ш75, s. 46.
38 Ma у er-We ge 1 in H. Das Aktienpaket. Teilaspekt einer Veran-
derung des Rechts. — B: Wirtschaftsfragen der Gegenwart. Festschrift
fur Carl Hans Barz. Berlin (West)—New York, 1974, s. 37.
"Маркс М., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. I, с. 483.
48 Р е t e r s e n К. Die Belegschaftsaktie. Berlin (West), 1968,
s. 54 ff.
41 Bundesgesetzblatt I, s. 789.
42 См.: К1 u g O. Volkskapitalismus durch Streuung des Eigentums
Stuttgart, s. 60.
43 Petersen K. Op. cit., s. 69.
44 Drechsler W. Konsequente Vermogenspolitik: Aktien fur alle
und Beteiligungen fur Mitarbeiter.., s. 70.
45 См.: N i t sche J. «Vermogenspolitik» zur Sicherung der
Profile und der Macht der Monopole. — IPW—Berichte, 1978, N 5, s. 51—
52.
46 См.: Gu ski H.-G., Schneider H. J. Betriebliche Vermogen-
sbeteiligung in der Bundesrepublik Deutschland. Koln, 1977.
47 Bundesgesetzblatt I, 1960, s. 585.
48 Bundesgesetzblatt IV/3616.
49 В г e u e г W. Eigentumsverhaltnisse, Vermogensbildung und Ge-
werkschaften.—In: Gewerkschaften zur Vermogensbildung. Frankfurt a.
M., 1974, s. 31; Vom «Volksaktien» — Rummel blieb nur bitterer Nach-
geschmack, in: Nachrichten zur Wirtschaf ts — und Sozialpolitik. August
1975 s 6.
» Bundesgesetzblatt I. 1966, s. 460.
61 Bundesgesetzblatt I. 1970, s. 1149.
185

52 См.: Der Spiegel, N 31, 1969, s. 46; Frankfurter Allgemeine Zei-
tung, 26.4.1961.
53Drechsler W. Konsequente Vermogenspolitik.., s. 98.
54 См.: Vom «Volksaktien» — Rummel blieb nur bitterer Nachge-
schmack s 98
55 Cm": Bundesgesetzblatt I. 1970, s. 127.
56 См.: Neuburger A.—In.: Gesetz uber Kapitalanlagegesellschaf-
ten, Kommentar. Frankfurt a. M., 1957, s. 9.
57 См.: Bundesgesetzblatt I, 1975, s. 258.
58 См.: Schelp G., Schmidt K., Haase W. Kommentar zum
Gesetz zur Forderung der Vermogensbildung der Arbeitnehmer.
Heidelberg, 1961, s. 15.
59 Ibid., s. 18.
60 См.: Hi Her G. Gewinnbeteiligung der Arbeiter im Kapitalismus?
s. 18 ff.
61 Wirtschaft und Statistik. Hrsg. Statistisches Bundesamt
Wiesbaden. Stuttgart — Mainz, N 10, 1977, s. 647—650; IPW—Berichte, N 5,
1978, s. 50
62 См.: Buschfort H. Die Vermogensbildung in Arbeitnehmer-
hand. — In: Sozialdemokratischer Pressedienst, Volkswirtschaft vom
14.12.1976 s. 1—3.
63 См.: К г ii g e r M. Eigentum und Konzentrationsprozess. — In:
Marxistische Blatter, 1975, N 5.
64 Roth G. H. Das Eigentum. — In: Jus—Didaktik, H. 3, Bd. 1,
Zivil —und Wirtschaftsrecht, Mtinchen, 1977, s. 80.
65 См.: Stellungnahme der DKP zur sogenannten Vermogenspolitik.
Frankfurt am Main, November, 1973; Petschnik W. Vermogensbildung —
eine Variante der Massenmanipulierung.., s. 28 ff.
К главе IV
1 См.: ЛенинВ. И. Поли. собр. соч„ т. 27, с. 305.
2 К о 1 b e H., R 6 d e r H. Staat und Klassenkampf. Berlin, 1969,
s. 146—147; Тюльпанов С. И., Шейнис В. Л. Актуальные
проблемы политической экономии современного капитализма. Л., 1973.
3 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 468.
4 См.: D б t s с h J. Burgerliches Recht und staatsmonopolistische Re-
gulierung, in: IPW-Berichte, N 11, 1976, s. 29 ff.
5 Гэлбрейт Дж. К. Указ. соч., с. 397.
6 См.: Гулиев В. Е. Современное империалистическое
государство. М., 1973, с. 130.
7 Хессе К. Основы конституционного права ФРГ. М., 1981, с. 220.
8 Kottgen A. Eigentumspolitik als Gegenstand von Tarifvertragen
in verfassungsrechtlicher Sicht. — In: Leber G. Vermogensbildung in
Arbeitnehmerhand. Frankfurt a. M., 1965, s. 178.
9 V о g e 1 H. J. Kontinuitat und Wandlungen der Eigentumsverfas-
sung. Berlin (West)—New York, 1976, s. 19.
10 См., например: Benda E. Industrielle Herrschaft und sozialer
Staat. Gottingen, 1966, s. 332.
11 Rinck G. Begriff und Prinzipien des Wirtschaftsrechts.
Frankfurt a. M. —Berlin (West), 1971, s. 170.
12 I p sen H. P. Rechtsfragen der Wirtschaftsplanung. — In: Pla-
nung II, Baden-Baden, 1966, s. 87.
13 Benda E. Die aktuellen Z.iele der Wirtschaftspolitik und die
tragenden Grundsatze der Wirtschaftsverfassung. — In: Neue Juristische
Wochenschrift, N 19, 1967, s. 849.
186

14 Wagner H. Offentlicher Haushall und Wirtschaft. — In: Ve-
roffentlichungen der Vereinigung der deutschen Staatsrechtlehrer
(VVdStRL), N 27, 1969, s. 81.
15 В en da E. Industrielle Herrschaft und sozialer Staat.., s. 323.
16 В a d u г a P. Wirtschaftsverfassung und Wirtschaftsverwaltung..,
s. 117.
17 Rinck G. Begriff und Prinzipien des Wirtschaftsrechts.., s. 76.
18 См.: Kaiser J. H. Der Plan als ein Institut des Rechtsstaat und
der Marktwirtschaft. — In: Planung II.., s. 13.
19 См.: F о r s t h о f f E. Dber Mittel und Methoden moderner
Planung;—In: Planung HI, Baden-Baden, 1968, s. 23.
20 Waterkamp R. Interventionsstaat und Planung, Raumordnung,
Regional — und Strukturpolitik. Koln, 1973, s. 31.
21 Rink G. Wirtschaftsrecht. Koln —Berlin (West)— Bonn—Munch-
en 1974, s. 46.
22 Ibid., s. 44.
23Winkler A. Die Stellung der burgerlichen Staats — und
Rechtslehre.., — In: Staat und Recht, 1967, N 7, s. 1106.
24 См.: Sozialisierung der Verluste? Munchen, 1972, s. 7.
25 См.: Waterkamp R. Interventionsstaat und Planung.., s. 11.
26 См.: ГэлбрейтДж. К. Указ. соч., с. 343—356.
27 См.: Anders В., Becher J. Kritik burgerlicher «Alternativen»
zur sozialistischen Planwirtschaft. — In: Staat und Recht, N 3, 1977,
s. 266—267.
28 См.: В a d e г H. H. Staat, Wirtschaft, Gesellschaft. Hamburg —
Heidelberg, 1976, s. 166—U>7.
29 См.: Haba Z., Kr'izek M. Sozialismus a vlastnictvi. Praha,
1975, s. 250 ff.
30 Rink G. Begriff und Prinzipien des Wirtschaftsrechts.., s. 138.
31 Waterkamp R. Interventionsstaat und Planung.., s. 27.
32 См.: Гэлбрейт Дж. К. Новое индустриальное общество. М.,
1969.
33 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч., т. 39, с. 66.
34 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 221.
35 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 22, с. 193.
36 Туманов В. А. Буржуазная правовая идеология. М., 1971.
37 См.: Bad ura P. Wirtschaftsverfassung und
Wirtschaftsverwaltung.., s. 35.
38 Budesgesetzblatt I, 1967, s. 582.
"Neumann G., Rudolph H. Zum Charakter und zu einigen
Funktionen des imperialistischen Wirtscheftsrechts. — In: Staat und
Recht, 1976, N 6.
40Forsthoff E. Der Staat der Industriegesellschaft. Munchen,
1971, s. 119—120.
41 Kaiser J. H. Planung und Politik der Planung in Wirtschaft
und Gesellschaft. Baden-Baden, 1965, s. 26.
42Biedenkopf K. H. Rechtsfragen der Konzertierten Aktion. —
In: Der Betriebsberater, N 25, 1968, s. 1008.
43 В a d и г a P. Wirtschaftsverfassung und Wirtschaftsverwaltung..,
s. 65.
44 См.: Neumann G., Rudolph H. Op. cit., s. 624.
45Fangmann H. D. Staatliche Wirtschaftsplanung Staatsrechts-
ideologie. — In: Kritische Justiz, N 1, 1972, s. 13.
46 См.: Л е н и н В. И. Полн, собр. соч., Т. 34, с. 135—136.
187

47 Bericht des Zentralkomitees der SED an den IX. Parteitag der
SED.— In: Protokoll der Verhandlungen des IX. Parteitages der Sozia-
listischen Einheitspartei Deutschlands.
48 См.: Жидков С. А. Законодательство о капиталистических
монополиях. М., 1968, с. 7.
49 См.: Rink G. Op. pit., S. 211.
50 К u n g E. Eigentum und Eigentumspolitik. Zurich — Tubingen,
1964, S. 165.
51 См.: Gtinther E. — In: Kartelle und Monopole im modernen
Recht. Bd. I. Karlsruhe, 1961, S. 79.
52 См., например: А г n d t H. — In: Die Konzentration in der Wirt-
schaft. Bd. I. Berlin (West), 1971, S. 7.
53 В i e d e n k о р f К. Н. Die Konzentration als Rechtsproblem.— In:
Die Konzentration in der Wirtschaft.., S. 515 ff.
54 См.: Венедиктов В. А. Американское законодательство о
трестах и практика его применения. — Революция права, 1929, №9;
Мозолен В. П. Крупные корпорации и антитрестовское
законодательство в США. — Вестник МГУ, серия «Право», 1965, № 4, и др.
55 См.: Жидков О. А. Указ. соч./с. 69.
56 См.: Беглов И. И. США: собственность и власть. М., 1971,
с. 44.
57 Цит. по: Гулиев В. Е. Указ. соч., с. 136.
58 См.: Galbraith J. К. American Capitalism. Boston, 1956,
p. 149.
59 См.: Гэлбрейт Дж. Экономические теории и цели общества,
с. 161, 274.
60 См.: Жидков О. А. Указ. соч., с. 119.
61 Eucken W. Grundsatze der Wirtschaftspolitik. Tubingen, 1955,
S. 245, 336.
62 См.: R 6 p k e W. Jenseits von Angebot und Nachfrage. Erlen-
bach —Zurich, 1958, S. 48.
63 См.: Ropke W. Civitas Humana. Erlenbach — Zurich, 1948,
S. 14.
64 См.: Kartelle und Monopole im modernen Rechtr Bd. I; Karlsruhe,
1961, S. 6, 11.
65 Cm: Erhart L. Wohlstand fur alle. Diisseldorf, 1957, S. 171.
66 Bundesgesetzblatt I, 1965, S. 1365.
67 Bundesgesetzblatt I, 1973, S. 917.
68 Deutscher Bundestag. Drucksache, N 7/986, S. 14—15.
69 Ibid., S. 11.
70 Bundesgesetzblatt I, 1976, S. 1697.
71 Bundesgesetzblatt I, 1980, S. 458.
72 См.: Jarowinski I. Vierte Novelle zum Kartellgesetz der
BRD —Anspruch und Realitaten. — In: IPW — Berichte, N6, 1978,
S. 61 ff.; Jarzombek G., Dost A. BRD — Kartellrecht als Mittel
der Monopolisierung und Illusionierung. — In: Neue Justiz, N 7, 1980,
S. 312 f.
73 Giinther E. Das Kartell- und Monopolrecht in der Bundesrepub-
lik Deutschland. — In: Kartell- und Monopolrecht, Cartel and Anti —
Trust Law, Droit des Cartels et des Monopoles. Zurich, 1973* S. 72.
74 Emmerich V. Wettbewerbsrecht. Eine Einfuhrung, Munchen,
1976, S. 54.
75 Frankfurter Allgemeine, 15.6.1977.
76 Beschluss des Kammergerichts vom 12.1.1976 im Falle Bayer/
Metzeler, Zweiter Abschnitt, Ziffer 11/16.
77 Emmerich V. Wettbewerbsrecht.., S. 174,
188

78 Deutscher Bundestag, Drucksache N 8/2980, 20.6.1979, s. 1.
79 См.: Ibid., s. 15, 115, 116.
80 См.: Ibid., s. 116;Lanzenberger F. Die bisherigen Erfah-
rungen mit der Konzentrationskontrolle nach der Kartellgesetznovelle.—
In: Konzentration, Marktbeherrschung und Missbrauch. Eine
Internationale Diskussion. Koln, 1976, s. 96—97.
81 Wirtschaft und Statistik. Hrsg. Statistisches Bundesamt.
Wiesbaden—Stuttgart—Mainz, N 2, 1979, s. 85.
82 Bundesgesetzblatt II, 1952, s. 445 ff.
83 Bundesgesetzblatt II, 1957, s. 753 ff. ш
84 Примеры такого рода действий комиссии ЕЭС см.: IPW — Berich-
te, N 11, 1976, s. 33.
К главе V
1 См.: «Demokratischer Sozialismus» — Schein und Wirkichkeit.
Berlin, 1975, s. 8—10. -
2 Frankfurter Allgemeine Zeitung, 20.2.1973.
3 См. об этом: Димитров Д. Об эволюции теории и политики
Социалистического интернационала. — Проблемы мира и социализма,
1975, №9; Пономарев Б. Международное положение и
революционный процесс. — Проблемы мира и социализма, 1974, №.6.
4* См.: Deist H. Wirtschaft von Morgen. Berlin (West) —
Hannover, 1974, s. 30—31.
5 Protokoll der Verhandlungen des Ausserordentlichen Parteitages
der Sozialdemokratischen Partei Deutschlands vom 13. bis 15.
November 1959 in Bad Godesberg. Bonn, 1959, s. 18—19.
6 См.: Schumpeter J. Capitalism, Socialism and Democracy.
New York, 1942.
7 См.: L ohm a r B. U. Eigentum und Sozialisierung. — In: Die
neue Gesellschaft, N 9, 1972, s. 515.
8 Beurgin G., Rimbert P. Der Sozialismus. Paris, 1962, s. 62.
9МарксК., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 223.
10 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 38, с. 51.
11 Л е ни н В. И. Поли. собр. соч., т. 34, с. 193.
12 См.: R e n n е г К. Die neue Welt und der Sozialismus. Salzburg,
1946, S. 21; Strachey J. Contemporary Capitalism. London, 1956,
S. 10; Cross land С A. R. New Fabian Esseys. London, 1953, S. 53—
54; D e i s t H. Wirtschaft von Morgen..., S. 23, 33—34; EhrenbergE,
S t о г с k L. Durchbruch zum sozialen Rechtsstaat, Eigentum und Sozi-
aldemokratie. Bonn, 1969, S. 70.
13 См., например: Protokpll der Verhandlungen des
Ausserordentlichen Parteitages.., S. 16.
14 См.: Ehrenberg H., StorckL. Durchbruch zum soziaien
Rechtsstaat.., S. 9, 59.
16 См.: Fetscher I. Demokratie zwischen Sozialdemokratie und
Sozialismus. Stuttgart—Berlin (West) — Koln— Mainz, 1973, S. 18.
16 См.: Die neue Gesellschaft, N 4, 1969, S. 330.
"Fetscher I. Op. cit., S. 77.
18 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 39, с. 133; т. 38, с. 348.
19 Fetscher I. Op. cit., S. 146—147.
20 Oertzen V. P. Theorie und Grundwerte. Frankfurt a. M., 16—
17 November 1973, S. 14.
21 Simon H. Soziale Sicherung als neue Form freiheitsverburgen-
den Eigentums. — In: Freiheit in der sozialen Demokratie. Karlsruhe,
189

1975, S. 163—164; см. также: С allies R. P. Rechtssoziologische Ег«
wagungen zur Funktion des Eigentums... — Ebenda, S. 168.
22 См.: G a g e 1 A. Die Verschiedenheit der Rechte zur sozialen
Sicherung und ihr verfassungsre'chtlicher Schutz.., S. 173 ff.; Diet-
lei n M. Die verfassungsrechtlichen Grundlagen des Eigentums und
ihre Bedeutung fur die soziale Sicherung.., S. 181 ff.; Rohwer-Kahl-
m a n H. Soziale Sicherung — neue Formen freiheitsverbtirgenden
Eigentums?..—Ebenda, S. 193 ff.
23 V о g e 1 J. H. Kontinuitat und Wandlungen der Eigentumsverfas-
sung. Berlin (West) —New York, 1976, S. 16.
24 См.: Gagel A. Op. cit., S. 175.
25 См.: Deist H. Op. cit., S. 43, 72, 73.
26 N e n n i g G. Rot und realistisch. Gesamtsozialistische Strategie
und Sozialdemokratie. Wien, 1973, S. 35—36.
27 V о g e 1 J. H. Op. cit., S. 26.
28 Bundesgesetzblatt I, 1976, S. 1153.
29 См.: Mitbestimmung in Grossunternehmen und Konzernen, 10.
Ordentlicher Bundeskongress des DGB, 25.—30. Mai, Beschlusse in:
Nachrichtenreihe 1, Frankfurt a. M., 197£, S. 24.
30 S с h a f e г U. Die Mitbestimmung ist auf der Strecke geblieben.—
B: Marxistische Blatter, N 3, 1976, S. 76.
31 Cm!: V e 11 e г H. О. Bocklers Erbe wahren und sein Vermacht-
nis erfullen.— In: Das Mitbestimmungsgesprech, N 2, 1976, S. 39; Он же*
Mitbestimmung in der Krise — Krise der Mitbestimmung? — In: Gewerk-
schaftliche Monatshefte, N 11, 1977, S. 673—678; Frankfurter Rundschau,
23.9.1978.
32 О марксистском анализе этого решения см.: Roder К. Н. Das
«Mitbestimmungs» — Urteil des Bundesverfassungsgerichtes der BRD —
eine Entscheidung zugunsten desMonopolkapitals.— In: Neue Justiz, N 6,
1979, S. 264—266.
33 См., например: Imperialistische Klassenpolitik unter Anpassungs-
zwang. Berlin 1973, S. 108 ff.; Dotsch J., Premmssler M. Zur
Funktion und Prazis sog. Mitbestimmungsmodelle in der BRD.—In: Neue
Justiz, N 16, 1974, S. 492 f.
34 E h r e n b e r g H., Stock L Op. cit., S. 59.
35 См.: Stellungnahme der DKP zur sogenannten Vermogenspolitik.
November 1973: Krtiger M. Eigentum und Konzentrationspozess. —-
In: Marxistische Blatter, N 5, 1975, S. 49.

ОГЛАВЛЕНИЕ
В. А. К и к о т ь. Об основных тенденциях развития учения о
праве собственности при государственно-монополистическом
капитализме . . , . 5
Предисловие 23
Введение 25
Глава I. Марксистское и буржуазное понимание
собственности и права собственности , . ... . . 30
1. Различие в методологическом подходе . , 30
2. Марксистское понимание собственности в экономическом
и правовом смысле ...
3. Сущность капиталистической частной собственности . 39
4. Критика основных буржуазных воззрений на право
собственности . .
Глава II. Концепция «преобразования» капиталистической
собственности посредством ее новых правовых форм
1. Общие предпосылки появления концепции ...... 66
2. Воззрения буржуазного правоведения на «трансформацию»
собственности ... 67
3. Правовая и экономическая природа акционерной
собственности . . < . л < : 73
4. Менеджеры: нет такого класса 84
Глава III. Теория «народнокапиталистической» собственности 88
1. Общая характеристика концепции «народного капитализма» 88
2. Политико-правовые аспекты теории и практики
«превращения рабочих в собственников» в ФРГ « 91
3. Основные правовые формы «образования собственности
рабочих» и «рассеяния собственности между рабочими» в ФРГ 105
Глава IV. Учение о собственности в теориях «направляемого»
я «регулируемого» капитализма . * . 117
192

1. Усиленное вмешательство империалистического
государства в экономику и систему частной собственности .... 117
2. Сущность, функция и критика понимания собственности
в теориях «направляемого» и «регулируемого» капитализма 120
3. Роль антикартельного (антитрестовского) законодательства НО
Глава V. Учение о собственности в теории
«демократического социализма» * 157
1. Характерные черты экономико-идеологической доктрины
«демократического социализма» , 157
2. Формы собственности и их. «преобразование» в системе
«смешанной экономики» ... 160
3. Контроль за экономической мощью; право трудящихся
участвовать в управлении хозяйством и «формирование
собственности» .... .... .... 171
Заключение . . 179
Примечания , . . 180
Ян Лазар
СОБСТВЕННОСТЬ В БУРЖУАЗНОЙ ПРАВОВОЙ ТЕОРИИ
(«Критика буржуазной идеологии и ревизионизма»)
Редактор О. В, Ачкасова
Художник Э. А. Дорохова
Художественный редактор Ю. П. Трегубое
Технический редактор Я. Л. Федорова
Корректоры В. Д. Рыбакова, Н. А. Гежа
ИБ № 1504
Сдано в набор 8.04.85. Подписано в печать 15.08.85. Формат 84Х1087з2. Бумага
типографская № 2. Гарнитура литературная. Печать высокая. Объем: усл. печ.
л. 10,08; усл. кр.-отт. 10,4; учет.-изд. л. 11,32. Тираж „3500 экз. Заказ № 3634.
Цена 1 р. 70 к.
Издательство «Юридическая литература», 121069, Москва, Г-69, ул. Качалова, д. 14.
Областная типография управления издательств, полиграфии и книжной торговли
Ивановского облисполкома, 153628, г. Иваново, ул. Типографская, 6.