Автор: Анучин Д.Н.
Теги: история история науки история культуры биографии ученых госгеографиздат
Год: 1960
Текст
А Н АНУЧИН
ЮЛИ
ЗАРУБЕЖНОЙ
НАУКИ
И КУЛЬТУРЫ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Москва 1960
Д. И. Анучин (1843—1923)
Ответственные редакторы
и составители:
член-корреспондент
Академии педагогических наук РСФСР
А. И. СОЛОВЬЕВ,
кандидат географических наук
Г. В. КАРПОВ
Книга Д. Н. Анучина „Люди зарубежной науки“ является
сборником избранных работ крупнейшего русского ученого*
географа коА;а XIX и начала XX века, посвященных видней¬
шим представителям зарубежной науки и культуры. Напеча¬
танные в свое время в различных периодических изданиях, эти
статьи-очерки сохраняют значительный интерес для современ¬
ного читателя.
Превосходный знаток истории науки Д. Н. Анучин прав¬
диво рисует замечательных людей различных эпох, дает
яркие характеристики их мировоззрения и научных дости¬
жений. Написанные живым, образным языком, они пред¬
ставляют интерес не только для специалистов-географов и
историков естествознания, но заслуживают внимания всех,
интересующихся выдающимися людьми в истории развития
науки и культуры.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Дмитрий Николаевич Анучин (1843—1923) крупнейший рус¬
ский географ конца прошлого и начала нынешнего столетия,
виднейший исследователь в области антропологии, этнографии,
археологии, ученый, по праву снискавший себе мировое приз¬
нание*.
Перу Д. Н. Анучина принадлежит свыше тысячи печатных
работ на самые различные темы. В географии, помимо капи¬
тальных исследований по общему землеведению и страноведе¬
нию, Д. Н. Анучин выполнил немало глубоких изысканий
по истории науки.
Основное научное наследие Д. Н. Анучина во многом со¬
храняет свое значение до наших дней, но рассеянное в различных
периодических изданиях, оно трудно доступно современному
читателю и поэтому в значительной части требует переиздания.
В 1952 г. Географгиз выпустил сборник статей Д. Н. Анучина
„О людях русской науки и культуры “, а в 1954 г. —сборник
его избранных трудов „Географические работы “. Однако обе
книги еще не представили всех произведений Д. Н. Анучина,
заслуживающих внимания современного читателя. Несомненно,
что это относится и к содержащимся в предлагаемом сборнике
очеркам о виднейших представителях зарубежной науки и
культуры.
Эти очерки, как и очерки в сборнике „О людях русской нау¬
ки и культуры**, не являются биографиями, последовательно
рассказывающими о жизненном пути того или иного лица.
Это прежде всего яркие • характеристики научных взглядов
данного лица, его научных достижений и их значения в раз¬
витии науки и культуры. Д. Н. Анучин живо и правдиво
характеризует людей с их интересами, достоинствами и недос¬
татками и создает законченный, надолго запоминающийся образ,
дает такую оценку деятельности рисуемого лица, которая спо¬
собна выдержать самую придирчивую критику. Причина этого
* Подробно о жизни и деятельности Д. Н. Анучина см.: Г. В. Кар¬
пов. Путь ученого, Географгиз, 1958.
1*
3
во всестороннем, порой исчерпывающем исследовании Д. Н. Ану¬
чиным всех фактов и событий, относящихся к деятелям, о ко¬
торых он писал. Кроме того, многих из них он знал лично или
состоял с ними в переписке.
Д. Н. Анучину принадлежит около сорока печатных работ,
посвященных представителям зарубежной науки и культуры.
Среди них статьи-монографии — результат специального иссле¬
дования—„О судьбе Колумба, как исторической личности, и о спор¬
ных и темных пунктах его биографии “, „О портретах Христофора
Колумба “, „А. фон Гумбольдт, как путешественник и географ,
и в особенности как исследователь Азии“; статьи-очерки, под¬
готовленные к тому или иному юбилею, — „Памяти Галилея44,
„Столетие со дня рождения Ч. Дарвина44, „Юбилей Пастера44;
статьи-некрологи — „А. Р. Уоллес44, „Элизе Реклю44, „Адольф
Эрик фон Норденщельд44, „Памяти профессора фон Рихтгофена44,
„Джон Мёррей44, „Э. Б. Тайлор44; статьи, связанные с вы¬
дающимися подвигами путешественников того времени — „Фрить¬
оф Нансен, его подвиги и открытия44 или с публикацией важ¬
ного труда, — „Автобиография, биография и переписка Чарлза
Дарвина44. О некоторых ученых Д. Н. Анучин писал как редак¬
тор того или иного труда или выступая с рецензией, наконец,
откликаясь газетной информацией по поводу нового открытия
или исследования. Естественно, что эти многочисленные рабо¬
ты, напечатанные в журналах, отдельными изданиями, в газетах,
не одинаковы по объему, не равноценны по полноте характерис¬
тик и рисуют деятелей различного научного масштаба.
В данный сборник отобраны наиболее важные работы
Д. Н. Анучина, посвященные представителям зарубежной нау¬
ки и культуры, имена которых прочно утвердились в истории.
Текст работ, вошедших в сборник, дается в соответствии
с их печатным первоисточником. Исправлены лишь явные ти¬
пографские опечатки и пропуски. Такие пропуски, а также
краткие пояснения редакции заключены в прямые скобки.
Географические названия исправлены согласно современной
транскрипции (в основном по Атласу Мира); в тех случаях,
когда названия в тексте сильно отличаются от принятых те
перь, они сохранены, а в прямых скобках приведена современ¬
ная транскрипция; фамилии также приведены к современной
транскрипции.
За помощь, оказанную в подготовке книги к печати, ре¬
дакторы-составители выражают искреннюю признательность
В. А. Гордиенко, Л. Д. Жилиной, М. Г. Соловьевой, Н. Т. Холо-
повой.
А. Соловьев
Г. Карпов
»
О СУДЬБЕ КОЛУМБА,
КАК ИСТОРИЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ,
И О СПОРНЫХ И ТЕМНЫХ ПУНКТАХ ЕГО БИОГРАФИИ
Судьба Христофора Колумба представляется замечатель¬
ною во многих отношениях: она может служить поучительной
иллюстрацией тех случайностей, превратностей и разнородных
перипетий, через которые может проходить историческая лич¬
ность при жизни и после смерти, в отношениях к современни¬
кам и в памяти и отзывах потомства. Она доказывает в то же
время, как трудно иногда восстановить хронологию событий,
отдельные моменты жизни и общий характер исторического
лица, несмотря, по-видимому, на разнородные свидетельства
современников, на обширную последующую литературу и на
целый ряд новейших кропотливых разысканий и критических
исследований.
Трудно указать другое историческое имя, которое, не при¬
надлежа ни личности знаменитого правителя или государ¬
ственного мужа, ни основателя или крупного подвижника миро¬
вой религии, ни великого поэта или мыслителя, приобрело бы
5
себе такую широкую известность и стало бы в той же степени
знакомым всему культурному человечеству, по крайней мере
не чуждому европейской цивилизации. По происхождению
итальянец, по своей исторической деятельности — испанец,
Колумб был предметом не менее глубокого изучения со стороны
французов, немцев, англичан, американцев, и имя его пользует¬
ся не меньшею популярностью в Америке, чем среди европейских
наций. Генуя, Уэльва, Барселона, Севилья, Мадрид, Санто-
Доминго1, Гавана, Нью-Йорк, Чикаго и целый ряд других
городов устраивали торжества и выставки в честь Колумба,
воздвигли ему грандиозные памятники, хранят с великим
цочетом его реликвии, документы, портреты и т. д. Десятки
грродов и местечек Италии оспаривали честь считаться его ро¬
диной, и три города (два в Вест-Индии и один — в Испании)
оспаривают честь хранения у себя его праха.
Но рядом с таким высоким уважением к памяти знаме¬
нитого морехода, уживается и скептическое к нему отношение.
Как при его жизни многие относились к нему с сомнением,
недоверием, пренебрежением, насмешкою, антипатией — да и
после его великого открытия то оказывали ему почести, то за¬
ключали его в оковы и кончили тем, что совершенно его поза¬
были, так и после его смерти то слагали в честь его поэмы, воз¬
величивали в исторических произведениях, называли его уче¬
ным космографом, мужем великого ума, славным мореходом,
„открывателем мира“, „героем католицизма “, даже „посланни¬
ком бога“ и прилагали старание к его канонизации или призна¬
нию святым, то, наоборот, игнорировали его, отнимали в поль¬
зу других главнейшую долю его заслуги, видели в нем слу¬
чайно прославившегося авантюриста, непомерного честолюбца
и крайне жадного бессердечного эгоиста, руководившегося ис¬
ключительно корыстными побуждениями и не представлявше¬
го в своем духовном облике ничего возвышенного, — слабо¬
го и трусливого интригана и болтливого невежду-хвастуна,
„владевшего искусством обманывать “, прикрывавшегося личи¬
ной ханжи и старавшегося убедить окружающих, что бог избрал
его своим орудием для высших целей, или полупомешанного
фанатика, страдавшего галлюцинациями и окончательно вы¬
жившего из ума под старость. Едва ли относительно какой-
либо другой исторической личности высказывались (и продол¬
жают еще высказываться) столь резко противоречивые между
собой взгляды и отзывы.
Существование таких разногласий уже само по себе пред¬
полагает разноречие исторических свидетельств, путаницу в
показаниях современников или неполноту имеющихся данных.
И действительно, несмотря на то что сам Колумб заботился о
сохранении многих из своих документов, снимая с^них по не¬
скольку копий и отдавая их на хранение в различные места,
несмотря на то что жизнь знаменитого морехода была описана,
6
по крайней мере отчасти, его сыном Фернандо, а затем Лас
Касасом2, Бернальдесом3 и другими, знавшими его лично и
пользовавшимися его бумагами, письмами, морским дневни¬
ком и т. д., несмотря, наконец, на то что Колумбом интере¬
совались с давних пор итальянские, испанские и португальские
историки, а с конца прошлого столетия изучением его жизни
и деятельности стали заниматься специально и многие фран¬
цузские, американские, немецкие и английские исследователи,—
все-таки в биографии Колумба остается многое неразъясненным
и даже совершенно неизвестным. Один испанский писатель,
Дуро, издал недавно целый том под заглавием „ЫеЬи1оза бе
Со1оп", т.е. туманное, неразъясненное в биографии Колумба.
Известный американец Гаррис объясняет такое обилие пробе¬
лов тем, что „Колумб при жизни далеко не представлялся своим
современникам такою важною личностью, какою является он
ныне в наших глазах, и многие письма его, вероятно, не внушали
к себе никакого особого почтения и бросались как ненужные".
Но, с другой стороны, имелись, казалось бы, основания и к
сохранению касающихся Колумба документов, равно как и
к собиранию вообще возможно более подробных о нем сведений.
Основания эти заключались, во-первых, в заботах его наслед¬
ников сохранить за собой имущественные права и титулы, пере¬
ходившие к ним от „великого адмирала", и отстоять свои при¬
вилегии в процессе с испанской короной; благодаря этим за¬
ботам немало документов и теперь еще хранится у потомка
Колумба, герцога Верагуа4; другие сохраняются в государствен¬
ных архивах Испании. Далее, сыновья Хр. Колумба были
богатые люди и прилагали заботы к сохранению памяти об их
отце. Старший сын, Диего, учился в Кордове, был в отрочестве
королевским пажем, затем служил в рядах „сотни лейб-гвардей¬
цев", женился на донье Марии де Толедо, единственной пле¬
мяннице герцога Альбы и родственнице короля с материнской
стороны, спорил с короной о своих правах, основываясь на мно¬
гочисленных документах, и добился титула второго адмирала,
а затем и вице-короля [Западной] Индии, причем в течение
семнадцати лет действительно управлял испанскими колониями
в Америке, пребывая то в Санто-Доминго, то в Испании, где
Карл V относился к нему со вниманием, особенно получив от него
взаймы крупную сумму в 10 ООО дукатов, как прибавляют —
пятую часть его ежегодного дохода (по другому свидетельству,
Диего получал одно время по 450 ООО унций золота ежегод¬
но с золотых приисков в Испаньоле).
Но особенно выдающейся личностью был второй (незакон¬
ный) сын Колумба, Фернандо Колон, о котором еще отец его
выразился, что он „одарен от рождения счастливыми способ¬
ностями и старательно развивает их". Фернандо принимал учас¬
тие в четвертой (последней) экспедиции Колумба, отправился
затем, после смерти отца, вместе со своим старшим братом в
7
Санто-Доминго, но вскоре вернулся обратно для пополнения
своего образования. С 1511 г. он поселился в Севилье, где пост¬
роил мраморный дворец, окруженный садом, в котором были
посажены различные вест-индские растения. Несмотря на бла¬
госклонность к нему Карла V и исполнение им иногда поручений
этого императора, он уклонялся от государственной службы
и посвятил себя исключительно книжным занятиям и путешест¬
виям по Европе.
Он был несколько раз в Италии, жил подолгу в Риме,
ознакомился с Швейцарией, Германией, Голландией, Фран¬
цией, присутствовал в 1520 г. на коронации Карла V в
Аахене, сопровождал своего государя в 1522 г. в Лондон, испол¬
нял в 1524 г. роль третейского судьи в спорном вопросе с Порту¬
галией относительно Молуккских островов, а в 1529 [г.] был
уполномоченным императора по уступке этих островов португаль¬
скому правительству, причем выторговал за них громадную по тому
времени сумму. Главная страсть его была, однако, книги;
он приобретал их всюду, где только ни был, и благодаря своей
состоятельности (по Гаррису, он получал до 180 ООО франков
в год) собрал таким образом громадную библиотеку, в 12 ООО
(а по другим [сведениям] — до 20 ООО ) томов.
К книгам он относился как истый любитель и библиоман;
многие из них были снабжены его примечаниями, на всех почти
отмечены место и дата покупки, с обозначением цены, и он
сам составлял обстоятельный каталог своего собрания, который,
впрочем, не успел окончить. Умирая (в 1539 г.), он завещал
свою библиотеку своему племяннику, Луису Колону, но тот нис¬
колько не интересовался ею и даже отказался от этого наследства,
не желая принимать на себя связанных с ним условий. Тогда
библиотека перешла, согласно завещанию, к капитулу Севиль¬
ского собора в 1552 г., но здесь долго оставалась в пренебреже¬
нии, многие документы и книги из нее были расхищены, и толь¬
ко в конце XVII в. принялись за ее регистрацию, причем
оказалось, что в ней сохранилось всего около 4000 томов.
Известно, что еще в нынешнем столетии некоторые книги
из этой библиотеки попадались у букинистов в Париже, Лон¬
доне, Амстердаме и были приобретены разными любителями
старины. Как бы то ни было, в библиотеке этой (В1Ы. Со1ошЫпа)
еще сохранилось довольно много книг, в том числе и такие, кото¬
рые принадлежали X. Колумбу и в которых есть рукописные
заметки его и его брата Бартоломе, как, нцпример, „Ое 1та§те
МшкН44* Пьера д’Айи5 (сГАШу), 1490, „Н151опа гегит иЫяие
без1агита** Энея Сильвия, Венеция, 1477, с рукописной копией
письма Тосканелли6; экземпляр латинского издания Марко
Поло, 1485 (?), и др. Фернандо Колон и сам написал несколько
* „Картина (изображение) Мира (Вселенной)44. — Ред.
** „История повсеместных подвигов44. — Ред.
8
сочинений, впоследствии утратившихся; надпись на его гроб¬
нице указывает, что он составил, между прочим, обширный
труд о Новом Свете, исчезнувший бесследно. В каталоге, сос¬
тавленном Фернандо, упоминается еще какая-то записка о жизни
Колумба, составление которой приписывали Ферд: Пересу де
Олива, умершему около 1530 г., но она также не дошла до нас.
Сохранилась только „Н151опа“ или биография Хр. Колумба,
вышедшая в 1571 г. на итальянском языке в Венеции, под заг¬
лавием: „История синьора дона Фернандо Коломбо или подлин¬
ное описание жизни и дел адмирала Христофора Коломба, его
отца, и открытия, которые он сделал в Западной Индии, назван¬
ной Новым Светом, ныне переведенное с испанского на итальян¬
ский язык Альфонсом Уллоа“.
Эта книга считалась долгое время главнейшим и наиболее
автентичным материалом для биографии Колумба, но в послед¬
нее время ее значение поколеблено, и некоторые из лучших
специалистов, как Гаррис и Руге, считают ее поддельною, хотя,
с другой стороны, у нее оказались и ярые защитники, как из¬
вестный знаток истории землеведения д’Авезак, американец
Стевенс и патер Перагалло.
Сомнения в ее подлинности вызываются тем, что книга эта
не упоминается ни в составленном Фернандо списке его
собственных сочинений, ни в каталоге его библиотеки, и что
вообще неизвестно ни одного печатного или рукописного эк¬
земпляра этой книги на испанском языке. Притом, Фернандо,
всегда настаивавший на своем итальянском происхождении,
говоривший отлично по-итальянски и окружавший себя всегда
генуэзцами, которые были и его друзьями, и агентами, и банки¬
рами, и душеприказчиками, мог написать сам приписываемую
ему книгу скорее на итальянском, чем на испанском языке.
С другой стороны, в „Истории “ не упоминается о происхожде¬
нии Хр. Колумба из Генуи, а говорится глухо, что он происхо¬
дил из благородного рода и что в числе его предков было
несколько адмиралов. Далее, в предисловии к книге говорится,
что испанская рукопись „Истории “ была привезена в Геную
Дон Луисом Колоном, внуком и наследником Хр. Колумба
в 1568 г., между тем как положительно известно, что Луис
Колон, обвиненный в троеженстве, сидел с 1558 по 1563 г. в раз¬
личных испанских крепостях, а затем был сослан в Оран, где
и умер в 1572 г. Кроме того, в самой „Истории “ есть явные
фактические и хронологические неверности, которые несомнен¬
но не могли исходить от Ферн. Колумба. Все это заставило С.
Руге прийти к заключению, что „История “, приписываемая
Фернандо, представляет из себя „тенденциозное сочинение,
изданное в Италии с целью освежить память о Хр. Колумбе,
начавшую уже бледнеть в Испании “, причем издатели, для при¬
дания книге большего авторитета, прикрылись именем сына
великого адмирала.
9
Тем не менее даже этот строгий критик признает, что в книге
есть все-таки много верного и ценного и что составители ее,
вероятно, воспользовались действительно какой-нибудь запис¬
кой Ферн. Колумба. Это видно, между прочим, и из значи¬
тельного сходства многих мест ее с соответствующими места¬
ми „Истории" Лас Касаса, написанной в 1552—1561 гг., кото¬
рый неоднократно ссылается на „Историю" Фернандо, хотя,
странным образом, не упоминает о ней при перечислении своих
источников во введении к своему труду.
С другой стороны, трудно понять, для чего могла понадо¬
биться предполагаемая подделка, заключающая в себе все-таки
более верного и вероятного, чем явно ложного, и естественнее
поэтому думать, что „История" была составлена действитель¬
но по рукописи Фернандо, только, может быть, с некоторыми
изменениями и дополнениями; ошибки же во введении могли
быть ненамеренными и передававшими лишь то, что дошло до
составителей по преданиям или слухам.
Сохранению памяти о Колумбе должно было, по-видимому,
способствовать и значение его великого открытия, которое
не могло не возбудить интереса, выразившегося, между прочим,
в нескольких печатных изданиях писем Колумба, в которых
он излагал главные результаты своих экспедиций, а затем в
составлении (в XVI и начале XVII в.) целого ряда „историй"
эпохи открытий или записок об отдельных ее эпизодах и деяте¬
лях — испанцами Лас Касасом, Бернальдесом, Овьедо7, Герре¬
ра, Петром Мартиром8 и т. д. и португальцами Барросом,
Васконселлосом и др.
Некоторые из этих писателей лично знали Колумба, даже бы¬
ли его друзьями, участвовали в его экспедициях, пользовались
его документами, письмами, морскими журналами; другие хотя
не знали его лично, но могли еще получить разные сведения
от его сподвижников и современников или воспользоваться
разными источниками в архивах.
Из числа этих источников многие исчезли теперь бесследно
как, например, морские журналы, карты, многие отчеты и
письма Хр. Колумба, записка Фернандо Колона и др., и отрывки
из них сохранились только в исторических сочинениях указан¬
ных авторов.
Правительства Испании и Португалии, в прежнее время
скрывавшие от гласности многие архивные документы из опа¬
сения ущерба своим интересам или огласки неблагоприятных
для их прошлого фактов, впоследствии, с конца XVIII столе¬
тия, стали, наоборот, прилагать заботы к тому, чтобы эпохи
наибольшей славы этих государств были исследованы с воз¬
можною подробностью. Лиссабонский государственный архив
был изучен в нынешнем столетии виконтом Де Сантаремом,
затем в новейшее время в нем производил разыскания Гаррис;
государственные документы Испании (в том числе и по делам
Ю
Индии) были собраны и приведены в порядок еще по повелению
Карла V в 1543 г. и помещены на хранение в замке Симанкасе,
а в 1788 г., по повелению короля Карла III, все бумаги, касаю¬
щиеся Америки, были отобраны из Симанкасского и других
архивов и перевезены в Севилью, где помещены в особом,
специально построенном для того здании.
В конце XVIII в. испанское правительство поручило
X. Б. Муньосу заняться разбором всех испанских архивов для вы¬
борки из них материалов по истории Индии. Такая выборка была
произведена в 1781—1788 гг., после чего в 1793 г. вышел первый
том обширного труда Муньоса, оставшегося неоконченным
за смертью исследователя; часть второго тома, в рукописи,
поступила потом на хранение в Мадридскую историческую
академию.
После Муньоса начал заниматься разработкой архивных
документов по поручению правительства Ферн. де Наваррет, про¬
должавший свои разыскания в течение более 30 лет и начавший
в 1825 г. издание своей „Со1ессюп бе 1оз У1а§ез е! ОезсиЪпгшеп1оз
^и^ Ыаегоп рог Маг 1оз Езрапо1ез безбе Ртез с!е1 51§1о ХУ“*,
которой вышло пять больших томов. Труд Наваррета (часть его
переведена и на французский язык, с дополнительными приме¬
чаниями самого Наваррета и других ученых, под заглавием
„Ке1аИопз с!ез (Зиа1;ге Уоуа§ез еп1герпз раг Со1отЬ“**) представ¬
ляет до настоящего времени самый важный источник по истории
открытия Америки и деятельности Колумба; в него вошли все
документы, отчеты, письма, ранние исторические свидетельст¬
ва и т.д., найденные (до времени издания сборника) в государст¬
венных архивах и частных собраниях Испании, а равно и по¬
мещенные в старинных печатных изданиях. В новейшее время
испанским правительством изданы и другие серии документов
по той же эпохе, многие старинные, найденные в архивах карты,
автографы и т. п.
Немало потрудились над изучением Колумба и итальянцы,
особенно генуэзцы, всегда гордившиеся происхождением „ве¬
ликого адмирала “ из их среды. Еще при жизни Колумба бывшие
в Испании послы разных итальянских республик спешили сооб¬
щить своим правительствам донесения о новых открытиях и
копии с писем Колумба, которые были затем переведены по-
латыни или [по-]итальянски и появились в печати. Официаль¬
ный историограф Генуи, Антонио Галло, упоминал о Колумбе
уже после второй его экспедиции, а в псалтыре Джустиниани, из¬
данном в Генуе в 1516 г., по поводу 19-го псалма, в котором
Колумб усматривал пророчество, относившееся именно к нему,
помещена первая краткая биография испанского адмирала.
* „Сборник описаний морских путешествий и открытий, сделанных ис¬
панцами с конца XV в.“ — Ред.
** „Описание четырех путешествий Колумба“. — Ред.
11
Подобным же образом Луиджи Босси, в книге, изданной им в
1818 г. в Милане, явился родоначальником всех новейших
биографов Колумба.
Любопытно, что в этом сочинении уже обнаружился тот от¬
тенок, который отличает почти всех последующих итальянских
писателей о Колумбе, до большого двухтомного, вышедшего в
прошлом году, по поводу 400-летнего юбилея, труда Ладзарони
включительно, именно неприязненное отношение к Испании за то,
что она не оценила Колумба, оказалась неблагодарной к нему,
воспользовалась в свою пользу его гением и трудами, пос¬
таравшись вместе с тем умалить его славу, возвести на него
несправедливые обвинения и обобрать его наследников... Та¬
кое неприязненное отношение сопровождается, однако, часто
недостатком критики, игнорированием неблагоприятных или
нежелательных свидетельств и усиленным стремлением к воз¬
величению Колумба как великой, безупречной, стоявшей выше
всяких слабостей или недостатков личности.
Подобная же тенденция встречается у некоторых писате¬
лей других наций, особенно у француза Розелли де Лорга, из¬
давшего с 1844 по 1885 г. ряд сочинений, посвященных Колум¬
бу, но смотревшего на него с восторженно-католической точки
зрения, видевшего в его деятельности одни светлые стороны и
настаивавшего на его канонизации как святого. Взгляды и
тенденции де Лорга, несмотря на все их увлечения и странно¬
сти, встретили поддержку со стороны Бюэ, де Беллоа и других
новейших писателей.
Известная восторженность присуща и биографии Колумба,
написанной американцем Ваш. Ирвингом (1-е издание 1827 г.),
долго считавшейся классическою и которая действительно
была замечательным по своему времени трудом, так как автор
воспользовался материалами, собранными Наварретом, и даже
работал сам в испанских архивах, но, вместе с тем, старался
облечь свой труд в литературную форму и сделал его инте¬
ресным для массы. Более критический и научный характер
имело исследование А. Гумбольдта „Ехашеп сп^ие бе ГН15-
1о1ге е{ бе 1а Оёо§гарЫе йи Моиуеаи Соп1теп1“*, вышедшее в
1836—1839 гг.
Новейшая эпоха характеризуется усилением этого крити¬
ческого духа, стремлением отделить легендарное и сомнительное
от действительного и достоверного и разъяснить, насколько
возможно, темные моменты в биографии Колумба. Сюда отно¬
сятся многие кропотливые разыскания итальянцев относительно
времени и. места рождения Колумба, его юности, его брака с
Филиппой Муньос и т.д., в особенности же ряд критических
исследований Генри Гарриса, американца, живущего, однако,
* „Критическое рассмотрение истории и географии Нового Континента
(Света)44. — Ред.
12
больше в Европе и издающего свои труды преимущественно
на французском языке. Рядом монографий о Хр. Колумбе, Фер¬
нандо Колоне и других деятелях той же эпохи — моногра¬
фий, основанных на первоисточниках, на занятиях в испанских
и других архивах и на тщательном изучении литературы пред¬
мета, — Гаррис приобрел себе известность одного из первых
знатоков Колумба и его эпохи, хотя воззрения его с течением
времени нередко менялись в соответствии с новыми открывав¬
шимися источниками и с большим углублением в детали, и
хотя он вообще заявил себя крайним скептицизмом, чем и вос-
тановил против себя многих исследователей.
Не менее известным специалистом является профессор С. Ру¬
ге, написавший несколько сочинений по эпохе открытий и об¬
ладающий вообще большими сведениями по истории землеведения
в средние и последующие за ними века. Руге отличается также
значительным скептицизмом по отношению к личности Колумба,
чем вызвал тоже ожесточенные на себя нападки со стороны не¬
которых итальянских и испанских писателей.
Еще резче выражено это не только скептическое, но даже
прямо неприязненное отношение к Колумбу в книге американ¬
ца Гудриха „1л 1е о! Ше зо саПеб СЬпз1ойег Со1итЬиз»*, не зас¬
луживающей, однако, внимания по своему невежественному и
тенденциозному отношению к фактам, и в новейшем исследо¬
вании о Колумбе американца Уинсора, интересном по многим
подробностям и по обилию рисунков (портретов, старинных карт
и т.д.), но нередко также переходящем меру в своем стремле¬
нии умалить значение Колумба и набросить тень на его память.
Напротив того, сочинение Фиске „Открытие Америки “, тон
которого по отношению к Колумбу может быть признан более
объективным с исторической точки зрения, выказывает в из¬
ложении жизни этого знаменитого деятеля большее доверие
к легенде, чем это могло бы быть оправдано исторической кри¬
тикой. На более правильной точке зрения стоят, по-видимому,
немецкие исследователи Руге, Гельцих, Рейн, Гюнтер и др.,
которые, пользуясь результатами новейшей критики и отвер¬
гая явно легендарное, сомнительное, тенденциозное и преуве¬
личенное, отдают все-таки должное энергии, настойчивости,
отважности, наблюдательности и другим положительным ка¬
чествам великого адмирала, который первый твердо решился
и осуществил то, что или считали невозможным, или, если и до¬
пускали, то не обладали решимостью выполнить, и который,
несмотря на все его недостатки (объясняющиеся отчасти духом
века), был все-таки замечательною и, несомненно, выдающейся
исторической личностью.
Как бы то ни было, при всей массе опубликованных до¬
кументов и обширности литературы о Колумбе (Гаррис насчи-
* Жизнь так называемого Христофора Колумба. — Ред.
13
тывает до 600 сочинений, не считая тех, в которых о Колумбе
говорится вскользь, кратко или мимоходом), все-таки в био¬
графии этого известного деятеля остается многое неразъяснен¬
ным и даже совершенно неизвестным. Так, например, не разъяс¬
нено в точности, где он родился. Целый ряд итальянских го¬
родов и местечек — Генуя, Савона, Бисаньо, Терраросса, Кук-
каро, Коголетто, Нерви, Финале, Милан, Пиаченца, Модена
и др., даже французский город Кальви, в Корсике, —заявля¬
ли претензию, что Колумб родился в их стенах, но в большин¬
стве случаев эти претензии, основанные на смутных преданиях,
после разбора их специалистами, оказались не выдерживаю¬
щими критики. Более сторонников приобрела себе Савона,
но хотя и есть указания, что здесь жила семья Колумба в те¬
чение нескольких лет, однако уже много спустя после рожде¬
ния Христофора. Сам Колумб всегда говорил и подтвердил это
в своем завещании, что он уроженец Генуи, и то же повторяют
ближайшие к нему биографы: Петр Мартир, Лас Касас,
Бернальдес и др. Достоверно извертно, на основании нота¬
риальных генуэзских записей, что отец Христофора Коломбо,
Домииико Коломбо, приобрел в этом городе себе дом, между
1448—1451 гг., а затем и другой и числился генуэзским гражда¬
нином и плательщиком податей в течение около 20 лет, примерно
от 1449 до 1470 г.
Таким образом, права Генуи не подлежали бы сомнению,
если бы было усыновлено, что Хр. Колумб родился не ранее
1448—1451 гг., но, как мы увидим далее, наиболее вероятно,
что он родился в 1446—1447 гг.9 А так как из некоторых актов
видно, что Доминико Коломбо подписывался иногда как уро¬
женец Террароссы (местечко к востоку от Генуи, в долине
Роп1апа Ьиопа), то иные склонны допустить, что Христофор ро¬
дился именно в этом местечке; другие же, имея в виду тот факт,
что Доминико женился в 1445 г. на Сусанне Фонтанароза, за
которой были даны в приданое дом и участок земли в Бисаньо
(В1за§по, тоже к востоку от Генуи), и что Христофор был стар¬
шим их сыном, полагают, что всего вероятнее здесь, т.е. в Би¬
саньо, и родился последующий „герой католицизма*4. Во всяком
случае, это было недалеко от Генуи, если не в самом этом городе,
в котором, несомненно, жил Христофор Колумб в своем дет¬
стве и отрочестве и гражданином которого он числился и впо¬
следствии (как значится из актов), в возрасте уже свыше
25 лет.
Путем кропотливых разысканий в архивах маркизу Стальено
удалось даже отыскать самый дом, принадлежавший Доминико
Коломбо в Генуе, именно перед воротами Св. Андрея на У1со
АпИа Ае РопИсеПо, № 37.
Дом этот был приобретен Генуэзским советом в 1887 г. за
31 500 лир в собственность города. На нем прибита доска с
такою надписью:
14
1Чи11а с1ошиз Ши1о сН§шог
Ьеш.
Ра1егшз т аесйЪиз
СЬг1з1орЬогиз Со1итЬиз
риегШат рптапк}ие шуеп1и1ет 1гапзе§Ц.
(Никакой дом не достойнее имени сего. Здесь в родительском
жилище Христофор Колумб провел свое детство и первую
юность).
Разногласие усиливается относительно года рождения зна¬
менитого морехода, определявшегося разными авторами в доволь¬
но широких пределах между 1430—1456 гг., т.е. в промежутке
из 26 лет. Наваррет, А. Гумбольдт, Ирвинг, Розелли де Лор г
и другие считали наиболее вероятными 1435—1437 гг., главным
образом на основании утверждения Бернальдеса, что Колумб
умер приблизительно 70 лет. Но известный немецкий географ
О. Пешель принимал, что Колумб должен был родиться в 1455—
1456 гг., так как в одном из своих писем (от 7 июля 1503 г.) он
заявляет, что ему было 28 лет, когда он поступил на испанскую
службу в 1484 г. С этим, однако, не согласно большинство ис¬
следователей ввиду разных других соображений, в том числе
и утверждения самого Колумба в одном из писем от 1501 г.,
что он уже 40 лет как плавает в море, т.е., следовательно, с
1460 г., а так как в „Истории“ его сына Фернандо говорится,
что адмирал стал моряком в возрасте 14 лет, то отсюда следует,
что он должен был родиться в 1446 г.
Это подтверждается и нотариальными актами Савоны, в кото¬
рой 7 августа 1473 г. Хр. Колумб и его брат Джованни давали
показания перед судом в качестве свидетелей по одному делу, сле¬
довательно, должны были иметь тогда, по генуэзским законам, не
менее 25 лет, и Христофор, как старший, не менее 26 лет, т.е. дол¬
жен был родиться не позже 1447 года. Но при другом свидетель¬
ском показании, 25 мая 1471 г., в котором участвовала семья
Колумба, Христофора еще не было, из чего можно заключить,
что ему тогда еще не было 25 лет и, следовательно, он должен
был родиться после 25 мая 1446 г. А так как подпись его встре¬
чается снова в качестве свидетеля на одном завещании от 20
марта 1472 г., то, следовательно, он не мог родиться позже 20
марта 1447 г. Из всего этого можно заключить, что Колумб
родился между 25 мая 1446 года и 20 марта 1447 года и что эта
дата во всяком случае должна считаться наиболее близкой
к истине.
Род и происхождение Колумба установлены теперь с доста¬
точной вероятностью, хотя и в этом отношении есть некоторые
сомнения. Сам адмирал и его сын Фернандо упоминают о про¬
исхождении из „благородной семьи “, в числе предков которой
было будто бы несколько адмиралов, но это показание ничем не
подтверждается и, по-видимому, было вызвано лишь суетным
15
тщеславием, желанием облагородить свое происхождение. Слух о
происхождении Колумба из низшего сословия существовал,
по-видимому, с давних пор и приводится уже в первой биогра¬
фии Джустиниани; появление „Истории*4 Фернандо, как рас¬
сказывается в ее предисловии, и вызвано было распространением
такого слуха, который признается в ней ложным. Другие
идентифицировали род адмирала с корсарами Коломбо из Пего-
летто, но это утверждение тоже основано на весьма шатких
доводах, тем более что фамилия Коломбо была довольно распрост¬
ранена в Италии.
В позднейшее время на основании нотариальных генуэз¬
ских записей и других документов дознано, что отец Колумба,
Доминико, был ткач-суконщик, равно как и мать его была дочь
ткача; по переселению (неизвестно зачем) в Савону Доминико
Коломбо продолжал заниматься ремеслом ткача, но вместе с
тем держал одно время и кабачок (остерию), судя по тому,
что в судебных актах того времени он именуется „Тех1ог рапо-
гит е! {аЪегпапиз***. Сам Христофор отмечается в актах, именно
в одном документе 1473 г., как „ткач из Генуи** (1апепо беСепиа).
К этому времени Доминико вынужден был продать свои дома
в Генуе, не выплативши притом еще денег за покупку одного
из них, вследствие чего возник процесс, не закончившийся
еще и ко времени его смерти. Около 1484 г. Доминико вернулся
на^жительство в Геную и прожил здесь, по-видимому, еще лет
10; он упоминается в одном документе 1491 г. как „ткач“ и „граж¬
данин Генуи** (,Дех1ог рапогит 1апе‘* и „сШасНпо сН Оепоуа****)
и в качестве свидетеля одного завещания, от 30 сентября 1494 г.,
как „бывший ткач сукон “ („оНт 1ех1ог рапогит 1апе“). Ему
было тогда около 75 лет, и вскоре после того он, по-видимому,
умер, как кажется —в бедности и в долгах. Жена его, Сусанна,
умерла раньше, около 1484 г., второй сын, Джованни, также
уже не был в живых к этому времени, старший сын, Христофор,
и третий, Бартоломе, отправились еще ранее в Португалию;
дочь Бианкетта, была выдана замуж за одного торговца сыром
и умерла прежде отца; наконец, младший сын, Джакомо, отдан¬
ный в обучение к приятелю-ткачу, сделался потом патером и
после открытия Америки последовал тоже за своими братьями
в Испанию, где стал потом известным под именем Диего Колон.
Таким образом, престарелый Доминико остался под конец
своей жизни совершенно одиноким, хотя, может быть, ему и
пришлось еще услыхать об открытии своего старшего сына,
письмо которого, в латинском переводе, уже появилось в это
время в Италии. Здесь кстати прибавить, что Доминико имел
еще брата. Антонио, у которого было трое сыновей: Джованни,
Маттео, Амигетто; эти двоюродные братья Христофора, тоже
* „Ткач пряжи и кабатчик4*. — Ред.
** „Ткач шерстяной пряжи4* и „гражданин Генуи44 — Ред.
16
ткачи, после того как разнеслась весть о счастливой судьбе их
кузена, ставшего испанским адмиралом, заключили между со¬
бой, 11 октября 1496 г., контракт (сохранившийся в генуэзских
архивах), по которому каждый обязывался покрыть треть рас¬
ходов по поездке старшего из братьев в Испанию, для разыскания
адмирала Хр. Колумба (аё туешепёшп ёоттит Спз1о1огит
Со1итЬит аёт1га1ит ге§15 1зрашае*).
Несмотря, по-видимому, на всю обстоятельность этих ар¬
хивных данных, было высказано сомнение, те ли это Колумбы
и не однофамильцы ли они, и почему Колумб и его сыновья
упорно держались мнения о своем дворянском происхождении.
Однако совпадение многих личных имен и дат слишком велико,
чтобы объяснять такое совпадение одной случайностью, хотя
известие, что Колумб с 14 лет уже был моряком, не совсем
вяжется с показанием нотариальных записей, что он еще 25 лет
от роду был ткачом.
Как провел Хр. Колумб свое детство, где учился, будучи отро¬
ком, и что делал юношей и взрослым, до 30-летнего возраста, оста¬
ется, можно сказать, совершенно неизвестным. По словам „Исто¬
рии “, приписываемой его сыну Фернандо, Колумб получил об¬
разование в Павианском университете, где изучал космографию,
астрологию и геометрию; Лас Касас выражается скромнее,
говоря, что Колумб ознакомился в Павии с начатками наук,
с грамматикой и латынью. Но в архивах Павианского универси¬
тета не сохранилось никаких следов пребывания там Колумба,
да оно и не вяжется с утверждением адмирала, что он стал мо¬
ряком с 14-летнего возраста (равно как и с фактом, что он оста¬
вался ткачом до 25-летнего возраста). По другим [сведениям],
Хр. Колумб получил образование в Пизе, где изучал и мор¬
ские науки, но это не подтверждается никакими документами
или сколько-нибудь убедительными свидетельствами.
Сам Колумб выразился о себе, в одном письме от 1500 г.:
„хотя я мало что знаю“ (Ыеп ^ие уо зера росо)... Тем не менее,
он все-таки читал и писал по-латыни, был знаком с геометрией,
астрономией, географией того времени, обладал искусством
чертить карты, был недурной каллиграф и умел набрасы¬
вать эскизы и чертежи. Овьедо называет его „хорошим знато¬
ком латыни“ и „весьма ученым космографомочевидно, что он
должен был получить известное образование, но где — это
остается неразъясненным. В значительной степени он мог быть
обязан, однако, самому себе и своим знакомствам с разными
учеными лицами.
В другом своем письме от 1501 г. к испанскому королю
он выражается уже гораздо менее скромно о своих познаниях:
„Вот уже сорок лет, как я плаваю по морю. Я имел сношения за
это время с учеными, духовными, светскими, латинистами, гре¬
* Для разыскания господина Христофора Колумба, адмирала испан¬
ского короля. — Ред.
2-39
17
ками, евреями, маврами и представителями всех религий. Я об¬
ладаю сведениями в морской науке, астрологии и геометрии и
умею чертить карты Земли, обозначая в надлежащих местах, горо¬
да, реки и горы; я занимался изучением космографических книг,
также исторических и философских и чувствую себя особенно
призванным — открыть ИндиюНо такое сношение с учены¬
ми и вообще достижение известного образования было трудно
совместимо с ремеслом ткача или матроса...
Неизвестно также, где именно плавал Колумб в течение
своей долгой карьеры моряка. Есть известие, что, будучи 24
лет, в 1470 г., он возил по Средиземному морю вино и что в
1474 г. он был на острове Хиосе, принадлежавшем тогда Генуе,
вероятно тоже за вином. На знакомство с Хиосом намекает одно
письмо от 1493 г., в котором одна вест-индская смола приравни¬
вается к хиосской. В другом письме, от 1495 г., Колумб расска¬
зывает об одном эпизоде своей жизни, когда он, находясь у
острова Сан-Пьетро, близ Сардинии, получил поручение от
короля Ренэ захватить находившуюся перед Тунисом галеру,
и как он, выйдя под парусами вечером, к восходу солнца уже
обогнул Карфагенский мыс, причем обманул своих матросов,
переставив стрелку компаса и показывая вид, что идет на север.
Рассказ этот признается многими исследователями, на основании
хронологических и других соображений, весьма невероятным
как по отношению к королю Ренэ, так и по отношению к Колум¬
бу, бывшему тогда юнощей-ткачом, а равно и с мореходной
точки зрения, ввиду невозможности произвести с успехом ука¬
занный обман и сделать в одну ночь такой быстрый переход.
Некоторые исследователи считают даже наиболее вероятным, что
Колумб стал моряком лишь по достижении совершеннолетия.
Впоследствии, пересилившись в Лиссабон, вслед за своим
братом Бартоломе, Колумб стал плавать в Атлантическом океа¬
не и, как он сам говорит, доходил на север до Англии и на юг
до Гвинеи. „История“ Фернандо и Лас Касас прибавляют еще,
со слов будто бы самого Колумба, что в 1477 г. в феврале ме¬
сяце он заходил на 5° широты севернее острова Тиле (Туле —
Исландия), причем море было незамерзшее, хотя прилив был
очень значительный. Это показание Колумба, которому ве¬
рит и Фиске, представляется, после тщательного разбора его
специалистами, весьма сомнительным, равно как и легенда о
том, каким образом Колумб попал в Португалию. Легенда
говорит именно, что Колумб находился в это время на службе
одного отважного генуэзского корсара, по имени тоже Колом¬
бо, с прозванием 1ишог*; этот корсар, узнав, что из Фландрии
идут четыре венецианские галеры, решился напасть на них
со своей эскадрой у берегов Португалии, между Лиссабоном и
мысом Сан-Винсент. Но галеры держались дружно и выказали
* Младший. — Ред.
18
отчаянное сопротивление, вследствие чего несколько судов
было объято пламенем и экипаж их должен был искать спасе¬
ния в море. На одном из этих судов находился и Хр. Колумб,
но ему удалось спастись благодаря захваченному им с собою
рулю, на котором он мог по временам отдыхать и при помощи
которого мог, наконец, достигнуть находившегося в двух милях
берега. Лас Касас подтверждает справедливость этого рассказа
тем, что у берегов Испании действительно было нападение
корсаров на венецианские суда, часть экипажа коюрых наш¬
ла убежище в Португалии, где им была оказана надлежащая
помощь, что и вызвало потом со стороны Венецианской респуб¬
лики особое посольство к португальскому королю с изъявлени¬
ем благодарности за оказанное участие. Но это посольство
состоялось в действительности лишь в 1486 г., а самое морское
сражение, по данным венецианского архива, 22 августа 1485 г.,
т.е. в то время, когда Колумб был уже давно женат и даже
вынужден был оставить Португалию и отправиться в Испанию.
Для чего, собственно, Колумб переселился в Португалию,
куда он прибыл, как думают, около 1473—1474 гг., и чем зани¬
мался здесь в течение около 10 лет, — тоже в подробностях
неизвестно; по-видимому, он продолжал здесь свою профессию мо¬
ряка и, вместе со своим братом Бартоломе, занимался черчением
карт, на которые был в это время постоянный спрос со стороны
лиссабонских моряков.
В Португалии Колумб женился, но где именно и когда,
остается неизвестным; о жене своей он упоминает в сохранив¬
шихся письмах только два раза, не называя ее по имени. В
„Истории “ Фернандо о ней говорится как о дочери Бартоломе
Перестреллу, и только в завещании старшего сына Колумба,
Диего, 1509 г. она называется доньей Филиппой Моньис или
(в другом месте) Муньис. Архивные разыскания указали на
существование трех Бартоломе Перестреллу в Португалии в
XV в., родоначальник коих переселился из Италии в XIV в.,
и неизвестно в точности, который из числа первых двух из
них был женат на Изабелле Моньис и имел дочь Филиппу. При¬
нимают обыкновенно, что отец жены Колумба был губернато¬
ром Порту-Санто (близ Мадейры), что дочь Филиппу имел он
от второго брака с Изабеллой Моньис и что ко времени прибы¬
тия Колумба в Португалию его уже не было в живых; другие
считают более вероятным, что Филиппа была дочь Изабеллы
Моньис от первого брака, отчего она и носила фамилию матери.
Существует рассказ, что Колумб познакомился со своей не¬
вестой в монастыре, где она воспитывалась по обычаю того вре¬
мени и куда богомольный Колумб ходил к обедне; что красивая
и статная фигура усердно молящегося белокурого итальянца
с светлыми проницательными глазами произвела сильное впе¬
чатление на молодую девушку, которая со своей стороны пле¬
нила своею красотою и скромностью молодого моряка. Женившись,
2*
19
Колумб жил некоторое время в доме тещи в Лиссабоне, а по дру¬
гим известиям — также в Порту-Санто, где у Филиппы было не¬
большое имение и где ее брат (или муж ее сестры) был в это время
губернатором. Предполагают, что, породнившись с фамилией
Перестреллу, Колумб получил возможность ознакомиться с
бумагами и картами своего тестя, которые и навели его впер¬
вые на мысль о возможности западного морского пути в Индию.
По мнению других, однако, первая мысль о западном пути
явилась у Колумба, вероятно, еще в Италии благодаря знакомст¬
ву с космографиями, путешествием Марко Поло, картами и т.д.
и что, может быть, он приехал и в Лиссабон в надежде
получить в этом городе, бывшем тогда центром отдаленных
морских предприятий, новые сведения по интересовавшему его
вопросу, а при случае и возможность осуществления своей меч¬
ты о плавании на запад*.
Как бы то ни было, несомненно, что в Португалии Колумб
приобрел твердое убеждение в исполнимости своего плана, ко¬
торый он и поставил затем главной задачей своей жизни. Окон¬
чательно повлияло на его решимость, по-видимому, письмо
Паоло Тосканелли, знаменитого флорентийского ученого, кос¬
мографа и врача. Неизвестно, каким путем Колумб узнал о
письме, посланном этим ученым, с приложением карты,
своему другу, лиссабонскому канонику Фери. Мартинесу, ко¬
торый, по повелению португальского короля, обращался к
Тосканелли с просьбой сообщить известные ему сведения о крат¬
чайшем морском пути в „страну пряностей “. Горя, по-видимому,
нетерпением разъяснить занимавший его вопрос, Колумб об¬
ратился сам с письмом к Тосканелли, через посредство одного,
жившего тогда в Лиссабоне флорентийского купца и получил
любезный ответ с приложением копии с письма к Мартинесу и
морскую карту, подобную посланной тому. Колумб отвечал на
это‘письмо сообщением, что он желает сам отправиться по ука¬
занному пути и просил еще некоторых разъяснений, которые
Тосканелли и доставил, основываясь главным образом на Марко
Поло и на новых сведениях, полученных от Николо да Конти,
причем вполне одобрил его план, не только как возможный,
но и'как несомненно верный, исполнение коего обещает великую
славу и неисчислимые выгоды.
Есть известие, что Колумб имел впоследствии, во время
своих плаваний, постоянно при себе карту Тосканелли, но лю¬
бопытно, что в предложении, с которым он обратился к порту¬
гальскому королю и в котором приводил разные аргументы
в пользу осуществимости западного] пути, он не обмолвился
* МягкЬат (Ргосееб. о? 1Ье К. Оеодг. Зое., Ь., 1892, 5ер1.) замечает,
что в Генуе были в то время замечательные картографы (Вешпсаза, Раге (о);
из Генуи же были родом Паганьи, служившие в ряду нескольких поколений
португальскими адмиралами.
20
ни разу о письме и карте итальянского ученого. По-видимому,
ссылка на эти материалы, доставленные Тосканелли, была не¬
удобна, так как могла повести к следствию о том, каким путем Ко¬
лумб мог узнать об этом письме и воспользоваться им. Известно,
что португальское и испанское правительства смотрели в те
времена на подобные сведения как на государственные тайны,
Тосканелли был в это время уже очень старым человеком,
около 77 лет; он умер, не дождавшись осуществления рекомен¬
дуемого им плана, т.е. ранее 1492 г. Письмо к Колумбу было
послано им, судя по некоторым указаниям в тексте, не ранее
1479 г., тогда как письмо к Мартинесу помечено 25 июня 1474 [г.].
Ни одно из этих писем в подлиннике не сохранилось, равно
как и ни один экземпляр карты; точно так же неизвестны и письма
Колумба к Тосканелли. Есть основания думать, что Тосканелли
писал по-латыни и обращался к Колумбу как к португальцу,
называя его Спз1:оЪа1 Со1итЬо. Письма его (два к Колумбу
и копия письма к Мартинесу) имеются в трех копиях: на ис¬
панском языке в истории Лас Касаса (который говорит, что
имел в своих руках подлинный текст и карту), на итальянском
языке в „Истории “ Фернандо и на латинском — в копии,
по-видимому с описками, рукою Бартоломе Колумба на чистом
начальном листе в книге „ЕПзкяча гегшп иЬ^ие §ез{агшп“*
Энея Сильвия (папы Пия И), 1477 г., сохранившейся в Колум¬
бовой библиотеке, в Севилье. Что касается карты, то есть многие
основания думать, что она послужила оригиналом для океаничес¬
кой стороны глобуса Мартина Бехайма (ВеЬа1т), исполненного
этим немецким ученым, рыцарем и моряком, находившимся
на португальской службе, в 1492 г. для своего родного города
Нюрнберга, где глобус этот сохраняется и в настоящее время.
Бехайм, изобретатель улучшенной астролябии того времени,
принимал участие в португальских экспедициях к берегам Аф¬
рики и занимал такое положение в Лиссабоне, что, по всей веро¬
ятности, ему были доступны все правительственные географи¬
ческие материалы; есть известие, хотя и не вполне досто¬
верное, что он был знаком с Колумбом, который мог восполь¬
зоваться и его указаниями.
Фернандо в своей „Истории “ подразделяет причины, убедив¬
шие его отца в возможности западного пути в Индию, на три
группы: 1) естественные (шарообразность Земли, принимав¬
шаяся тогда меньшая величина моря сравнительно с прост¬
ранством суши и др.); 2) авторитет писателей, как древних —
Птолемея, Аристотеля, Сенеки, Плиния, у которых есть как бы
намеки на существование стран за морем на западе, так и ближай¬
ших или современных — Пьера д’Айи, Марко Поло, Мандевиля10,
Тосканелли; 3) рассказы моряков о виденных ими будто бы на
западе землях, о приносимых иногда оттуда течением стволов
* „История повсеместных подвигов44. — Ред.
2!
неизвестных деревьев, особых лодках, сколоченных без гвоздей,
даже трупах особой породы людей. Имеются убедительные до¬
казательства, что Колумб внимательно изучал „1ша§о МипсП“
д’Айи, читал Марко Поло и Мандевиля, придавал большое
значение одному месту у Сенеки, некоторым пророчествам Исайи
и т.д. Существует еще легенда, что Колумб приютил раз у себя
одного лоцмана, спасшегося после долгих блужданий по морю,
во время которых большая часть бывших с ним на корабле
умерла от изнурения и голода, и что этот моряк, скоро также
умерший, передал Колумбу собранные им сведения и карту остро¬
вов, виденных им далеко на западе. Легенда эта, португальского
происхождения, была признана другими за сказку, придуман¬
ную для уменьшения славы Колумба и для доказательства то¬
го, что он лишь воспользовался сведениями португальских
моряков.
Как бы то ни было, обдумав свой план, Колумб обратился с
ним к португальскому королю Иоаньо II (Жуану II), который
будто бы отнесся к нему довольно холодно и поручил рассмот¬
рение его сперва двум своим придворным врачам, Родриго и
Иосифу, вместе с епископом Касадилья, а затем королевскому
совету. Оба эти собрания высказались против плана или, точнее,
настаивали на необходимости продолжать лучше начатые уже
исследования вдоль западных берегов Африки, чем пускаться
на неизвестный запад, тем более что это повело бы к дроблению
сил и к лишним расходам. Доводы эти, обсуждая их хладнокров¬
но, нельзя не признать довольно основательными, так как
данные, на которые ссылался Колумб, не могли, во всяком слу¬
чае, считаться бесспорными, особенно чю касается до величины
расстояния, отделявшего „страны пряностей и ароматов" от
Европы, а в этом расстоянии и заключался существенный
вопрос. Кроме того, по словам португальского историка Бар-
роса, восторженность Колумба и его уверенность, что он от¬
кроет новые страны с неисчерпаемыми „богатствами “, показа¬
лись некоторым подозрительными и привели к заключению,
что Колумб—не более как пустой хвастун и болтун.
Впоследствии, обращаясь к испанскому королю, Колумб
писал, что он в течение 14 лет напрасно настаивал на своем
плане перед королем Португалии, „которому бог закрыл глаза
и уши“; эта цифра „14“ приводила в затруднение всех исследо¬
вателей, потому что, по всем данным, все пребывание Колумба
в Португалии продолжалось около 10 лет, а выступил он со своим
предложением не ранее 1481 г., когда взошел на престол Жуан И;
Руге допускает здесь даже возможность ошибки (или описки) —
вместо „14 месяцев “. С другой стороны, по словам португальских
историков, король, несмотря на отзывы своих советников, был
не прочь принять предложение Колумба и предоставить ему
три каравеллы (судна), но Колумб предъявил такие „дерзкие и
высокомерные условия “, принять которые король был рещитель-
22
но не в состоянии. Условия эти были те же, что и предложен¬
ные им после испанскому правительству, т.е. возведение в дво¬
рянство, наследственный титул великого адмирала моря и вице-
короля имеющих быть открытыми стран, пожизненное исправ¬
ление этой должности, 1/ю всех доходов с новых областей и пр.
В „Истории “ Фернандо рассказывается, что, отклонив пред¬
ложение Колумба, португальский король, по совету Касадильи,
решился на недостойное коварство и тайно отправил один ко¬
рабль на запад, по пути, указанному Колумбом, но что этот
корабль, проплавав долгое время в открытом море, вернулся
ни с чем. Прибавляется, что возвратившиеся моряки стали изде¬
ваться над Колумбом и тем раскрыли перед ним коварную
проделку, что и побудило Колумба покинуть Португалию и искать
новых путей для осуществления своего плана. Этот рассказ
повторяется Лас Касасом и Геррерой, но неизвестен порту¬
гальским историкам и не подтверждается никакими архивными
данными; по-видимому, если бы рассказанная проделка была
фактом, Колумб воспользовался бы ею в своих целях при пе¬
реговорах с испанским правительством, но этого также нельзя
констатировать. Гаррис, Уинсор и другие признают рассказ
этот сомнительным и невероятным.
Полагают, что Колумб покинул Португалию в конце 1484 г.,
хотя точных сведений не имеется. Вообще, как замечает Гаррис,
мы не можем отметить точной датой ни одного события в жизни
Колумба, начиная с 7 августа 1473 г. (и то, если считать
несомненным, что „ткач из Генуи“ Хр. Коломбо — был тем же
лицом, что и позднейший адмирал) и по 4 мая 1487 г., под ка¬
ковым числом в расходной книге испанского королевского
казначея записано: „выдано сего дня 3000 мараведи Кристо¬
балю Коломо, иностранцу Положительно известно, что Ко¬
лумб выехал из Португалии со своим старшим сыном Диего,
бывшим тогда „малюткой“ (полагают, 4—6 лет), но что сталось
с его женой и другими детьми, остается неизвестным11. По словам
„Истории “, жены Колумба уже не было в это время в живых,
но в архиве герцога Верагуа сохранилось одно письмо Колумба
от 1500 г., адресованное к донье Хуане де ла Торрес, няне
инфанта Хуана, в котором Колумб жалуется, что он оставил в
Португалии жену и детей, чтобы служить „католическим госуда¬
рям “. В завещании же своем Колумб приказывает своему сыну
Диего заказывать поминальные обедни о спасении души его, его
родителей и его жены.
Таким образом, есть все основания думать, что, взяв своего
старшего сына, Колумб покинул свою жену и остальных детей и
не видал их уже более и что ко времени его смерти их уже никого
не было в живых. Не подлежит, по-видимому, также сомнению,
что Колумб скрылся из Португалии тайно, избегая какого-то -
судебного преследования. В этом убеждает сохранившийся ко¬
ролевский рескрипт (короля Жуана И) от 20 марта 1488 г.,
23
в котором король, в ответ на просьбу Колумба о свободном
пропуске, отвечал „своему особенному другу в Севилье„И
так как Вы, по известным вещам, в которых Вы замешаны,
находитесь под преследованием наших властей, то даем Вам
этим нашим письмом свободу для приезда, пребывания и отъез¬
да и удостоверяем, что Вы не будете взяты, арестованы, обвине¬
ны, потребованы на суд или допрашиваемы, по какому бы то
ни было делу, гражданскому или уголовному, или какому-либо
другому44. Из этого разрешения не видно, в чем обвинялся Ко¬
лумб, но несомненно, что он был в чем-то замешан. Одни пола¬
гают, что ему грозило преследование за долги, другие — что
он подозревался в присвоении государственной тайны, но поло¬
жительного ничего не известно; как бы то ни было, видно, что
португальский король отнесся к его просьбе весьма благосклон¬
но, вероятно в надежде отвлечь его от сношений с испанским
правительством и привлечь снова к себе. Есть известие, что
Колумб воспользовался данным ему разрешением и побывал
в Лиссабоне полгода спустя, но зачем — остается неразъясненным.
Пребывание Колумба в Испании также не выяснено в под¬
робностях. В „Истории44 Фернандо рассказывается, что Колумб
явился в конце 1484 г. усталым странником-пешеходом вместе
со своим малюткой перед воротами францисканского монастыря
с1е11а КаЪЫа близ Палоса и просил привратника о воде и хлебе
для подкрепления сил. Шел же он сюда будто бы для того,
чтобы разыскать в соседнем городке Уэльве сестру своей жены,
Виоланте Моньис, бывшую замужем за жителем этого города,
неким Мулиарте, и оставить ей на попечение малютку-сына.
Случайно странника увидал находившийся в это время у ворот
брат (монах) Хуан Перес, служивший ранее в королевском
казначействе и бывший духовником Изабеллы; он обратил вни¬
мание на благородный, интеллигентный вид странника и ино¬
странный акцент его речи, разговорился с ним и пригласил
его отдохнуть в монастыре, а затем, узнав об его намерениях,
дал ему рекомендательное письмо к духовнику королевы Та-
лавера. Другие исследователи относят этот факт к следую¬
щему, 1485 г., а Гаррис полагает, что он относится к еще более
позднему времени, именно к 1491 г., когда Колумб явился сюда
из Севильи, потеряв всякую надежду на принятие его предло¬
жения Фердинандом и Изабеллой.
Мнение Гарриса основывается на свидетельствах двух лиц,
дававших показания более 20 лет спустя, вследствие процесса,
возникшего между сыном Колумба Диего Колоном и испанской
короной о разных обстоятельствах, касавшихся жизни адми¬
рала, его отправления из Палоса и возвращения обратно. Врач
Гарсия Гернандес показал, что „ему известно, что Хр. Колон,
вместе со своим сыном Диего, ныне адмиралом, явился в мона¬
стырь Рабиды пешком. Никто тогда не знал адмирала. Он про¬
сил привратника о хлебе и воде для своего сына... и говорил,
24
что он явился от двора их величествЗатем Гарсия расска¬
зал, как Колумб заинтересовал своим планом Хуана Переса и
как этот настоятель решился обратиться с ходатайством за
него к королеве. Другой свидетель, Родригес Кабесудо, пока¬
зал, что 22 года тому назад он видел старого адмирала в со¬
седнем с Палосом местечке Могере вместе с францисканским
монахом и слышал, как они говорили о путешествии для откры¬
тия Индии. Адмирал нанял у него мула для того, чтобы монах
мог отправиться ко двору.
Кабесудо прибавил, что ему'известно, что адмирал в 1492 г.
отправился из Палоса для открытия Индии, что он ее открыл
и вернулся обратно в Палое. Уезжая, он оставил ему и монаху
Мартину Санчезу своего сына Диего. Последнее утверждение
невероятно потому, что Диего был в это время уже пажем при
инфанте дон Хуане. Рейн полагает, что оба эти свидетеля,
дававшие показания много лет спустя после рассказываемых
событий, спутали их, и считает вероятным, что Колумб был два
раза в монастыре Рабиды, в первый раз — когда он только
что явился в Испанию, и во второй — когда он намеревался
ее покинуть. В пользу этого говорит то обстоятельство, что если
Колумб направлялся в Палое или Уэльву из Севильи, то ему
не было надобности заходить в монастырь Рабиды, находив¬
шийся в стороне; наоборот, это было неизбежным, если он,
как предполагает Рейн, высадился со своим сыном в Сан-Лукаре
(при устье Гвадалквивира), с которым, как с гаванью Севильи,
было постоянное морское сообщение (тогда как его не могло
быть с маленькими рыбацкими местечками Палосом и Уэльвой);
из Сан-Лукара приходилось идти в Уэльву по песчаному, почти
незаселенному берегу, на протяжении около 60 верст, и не му¬
дрено, что Колумб и его сын крайне утомились на этом пути
и вынуждены были просить убежища в монастыре. Кроме того,
в одном последующем письме к испанским государям с Испаньо-
лы, Колумб выразился так: „Вашим величествам известно,
что я упорно преследовал мой план в течение семи лет. Тогда
не было лоцмана, матроса, философа или ученого, который бы
не признавал мои проекты ложными. Никто мне и не содейство¬
вал в их пользу за исключением брата Антонио де Маркена.
Только этот один, Антонио де Маркена, не считал меня смеш¬
ным “. Этого Антонио де Маркена биографы Колумба отождест¬
вляют обыкновенно с приором (или настоятелем) Хуаном Пере¬
сом, но, по мнению Рейна, это неверно: Хуан Перес был известен
современникам только под этим именем, без прозвища Маркена,
с другой стороны, Колумб упоминает о своем друге как о' брате
„Маркена“ без прибавления „Хуан Перес“ и не называя его
приором; по-видимому, Маркена был одним из монахов в мо¬
настыре Рабиды, который, занимаясь космографией и астроло¬
гией, мог скорее других заинтересоваться планом Колумба
и убедиться в его основательности. Он, вероятно, повлиял и на
25
Хуана Переса и вообще проложил Колумбу первую дорогу
в Испании. Впоследствии он упоминается в числе участников
второй экспедиции Колумба. Можно, однако, привести ряд
доводов и в пользу того, что Хуан Перес и А. де Маркена
были — одно и то же лицо...
Из монастыря Колумб отправился в Кордову с рекоменда¬
тельным письмом от Хуана Переса к духовнику королевы,
Г. де Талавера, который, однако, признал план Колумба не¬
разумным и нашел невозможным представить его государям.
Колумб, однако, продолжал оставаться в Кордове, и ему уда¬
лось приобрести здесь нескольких друзей и заинтересовать
своими планами влиятельного испанского прелата, кардинала
архиепископа Толедского, де Мендосу, который устроил ему,
наконец, аудиенцию у королевы. С этого времени началась,
по-видимому, выдача Колумбу от времени до времени небольших
денежных пособий из королевской казны. План Колумба был
представлен на обсуждение особой комиссии (Лип1а) в Сала¬
манке; Ирвинг, основываясь на одном испанском писателе на¬
чала XVII в., Рамесале, первый пустил в обращение рассказ,
что эта юнта состояла из ученых и профессоров Саламанкского
университета; отсюда этот эпизод перешел и в другие биогра¬
фии, и на одном из барельефов памятника Колумба в Генуе
представлено, как знаменитый . генуэзец отстаивает безуспешно
свои проект перед Саламанкской юнтой.
Однако Лас Касас упоминает о разборе проекта только „не¬
сколькими лицами, находившимися при дворе“, что отчасти
подтверждает и запись министра (или члена совета) Родригеса
де Мальдонадо, который пишет, что план Колумба обсуждался
в присутствии приора Прадо, впоследствии архиепископа Гра¬
надского (Талаверы) и многих ученых и моряков, и „мы все
пришли к заключению, что изложенное им не может быть истин¬
ным. Несмотря на это мнение большинства, он упорно стоял
на своем плане предпринять задуманное им путешествие".
Слово „большинства" показывает как будто, что были и такие
лица, которые склонялись на сторону Колумба, и действительно
есть известие, что с его взглядами согласился доминиканец
Диего Деса, приор монастыря Св. Стефана и профессор бого¬
словия в Саламанкском университете, впоследствии архиепи¬
скоп Севильский, наставник инфанта Хуана и великий инквизи¬
тор. Следует заметить, что в архивах Саламанкского универси¬
тета не сохранилось никаких следов (протоколов, записей и др.)
относительно бывшего будто бы в его стенах совещания.
Семь лет пришлось прожить Колумбу в Испании, в переез¬
дах, исканиях, напрасных хлопотах, прежде нежели ему уда¬
лось осуществление его плана. Материальное положение его
в это время было, по-видимому, неблестяще; есть известие,
что он занимался по-прежнему черчением карт и продажей
книг, но едва ли в то время в Испании на этот товар был спрос.
26
Нередко приходилось испрашивать подачки от двора (из рас¬
ходной книги Кастильского казначейства видно, что К. Коломо
были выданы пособия 5 мая, 3 июля, 27 августа и 15 октября
1487 [г].) или пользоваться гостеприимством испанских грандов:
в 1490—1491 гг. он жил в замке герцога Мединасели. Мало-по¬
малу, однако, Колумб приобретал себе более и более сторон¬
ников; покровителями его стали, кроме герцога Мединасели
{который испрашивал даже, впрочем безуспешно, разрешения
у королевы снарядить на свой счет несколько судов для Ко¬
лумба), еще герцог Медина Сидония, министр или контролер
финансов Кастилии Алонсо де Квинтанилла, камергер короля
Фердинанда Кабреро, казначей Луис де Сантанхель, нако¬
нец сама королева Изабелла.
Все это доказывает, что Колумб был незаурядною личностью,
что, несмотря на свое положение бедного иностранца, он в со¬
стоянии был производить сильное впечатление на выдающихся
людей своего времени и покорять их силою своего убеждения
и своих аргументов. Долгая неподатливость испанского пра¬
вительства легко объясняется многими причинами, и прежде
всего — новизною и грандиозностью проекта, тем более что
тогда Испания [не] была еще морской державой и имела еще мало
колоний (только на северном берегу Африки и на Канарских
островах) и что космографические сведения были весьма мало
распространены в ней, даже среди наиболее образованного
класса; затем — трудным положением государства (Кастилии
и Арагонии), занятого в это время продолжительной борьбой
с маврами, а в 1489 г. пострадавшего еще от наводнения и го¬
лода и истощенного вследствие этого в средствах.
Морские предприятия не были в это время так понятны
для испанцев, как для португальцев, и Руге, по-видимому,
прав, доказывая, что Колумб, настаивавший перед португаль¬
ским правительством главным образом на выгодности своего
проекта, в Испании стал основываться по преимуществу на
религиозных мотивах, вследствие чего и приобрел, наконец, себе
сочувствие и покровительство со стороны духовенства. „Я явился
к вашему величеству, — писал впоследствии Колумб королю,—
как посланник святой Троицы к могущественнейшему христиан¬
скому государю для содействия к распространению святой
христианской веры; ибо воистину бог говорит ясно об этих за¬
морских странах устами пророка Исайи во многих местах
Св. Писания, когда он заявляет, что из Испании должно распро¬
страниться его святое имя“ (места, на которые ссылается Ко¬
лумб: Исайя, 24, 16. „С концов мира слышим мы песнопения",
и Исайя, 65, 17. „Я создам новое небо и новую землю"; „концы
мира" Колумб видит в Испании). Впрочем, доискиваясь осущест¬
вления своих планов в Испании, Колумб не упускал, по-види¬
мому, случаев привлечь к своему проекту и правительства
других стран.
27
Есть предание, что он обращался к Генуэзской республике
и Венецианской синьории, но это не подтверждается никакими
архивными документами; более вероятно, хотя также не вполне
доказано, что он старался привлечь в пользу своего проекта
английского короля Генриха VII и, через посредство герцогини
де Бурбон, французского короля Карла VIII. Посредником его
в этих сношениях был его брат Бартоломе, а по другим сведе¬
ниям — младший брат Диего (тогда как вообще принимают,
что этот Диего Колон прибыл в Испанию уже после возвращения
Христофора из его первой экспедиции). Никаких документов,
однако, об этих сношениях не сохранилось, равно как и писем
к Хр. Колумбу его братьев. Из письма герцога Мединасели
к великому кардиналу Испании, де Мендосе, от 19 марта
1493 г. видно только, что Колумб имел намерение отправиться
во Францию с ходатайством к ее королю о снаряжении экспедиции
для открытия Индии, что, по словам герцога, Колумб и испол¬
нил бы, если бы не был задержан гостеприимством его, герцога.
Что касается Бартоломе Колумба, то следует прибавить,
что он до 1488 г. оставался в Португалии и, по-видимому, при¬
нимал участие в экспедиции Бартоломеу Диаша к мысу Доброй
Надежды (с августа 1486 по декабрь 1487 г.12). Мы говорим
„по-видимому“, потому что единственное свидетельство заклю¬
чается в заметке об этой экспедиции на экземпляре книги д’Айи
„1та§о МипсН44, сохраняющемся в Колумбовой библиотеке
в Севилье, — заметке, в которой сказано: „во всем этом я при¬
нимал участие44. Лас Касас видел эту заметку и говорит: „я
знаю, что это написано Бартоломе, потому что у меня много его
писем44 и далее: „эт;и слова написаны рукою Бартоломе Колумба,
которого я хорошо знал и после которого у меня сохранилось
много карт и писем, трактующих об этих путешествиях44.
Любопытно, однако, что Варнхаген и д’Авезак считали эту
заметку сделанною Хр. Колумбом, и то же утверждает Гаррис,
видевший ее и признавший тождество ее почерка с почерком
Христофора. Но участие Хр. Колумба в экспедиции Диаша
опровергается записями расходной книги кастильского казна¬
чейства, доказывающими, что в 1487 г. Христофор был в Ис¬
пании. Впрочем, в декабре 1487 г. Колумб мог быть в Лисса¬
боне и, следовательно, мог видеть возвращение Диаша; Ладза-
рони и полагает, что слова „во всем этом я принимал участие44
относятся, собственно, не к экспедиции Диаша, а к ее приему
по возвращении в Лиссабон. Гаррис утверждает, однако, что
Колумб приехал в Португалию лишь в 1488 г. с целью привести
в порядок дела по имуществу своей умершей жены, — по дру¬
гим же [источникам] и для того, чтобы повидаться с Бартоломе
и отправить его для исканий в пользу своего проекта в Англию
и Францию. Впоследствии, доказывая испанским монархам
свою к ним преданность, Колумб похвалялся, что к нему об¬
ращались с предложениями короли Португалии, Англии и
28
Франции и что у него есть тому доказательства (письма); но
очевидно, что подобные письма могли быть только ответами
на его предложения, да и то они весьма сомнительны; по край¬
ней мере, они не сохранились ни в оригиналах, ни в копиях,
и о них нет никакого свидетельства, помимо Колумбова.
В 1487 г. в Кордове Колумб вступил в связь с Беатрисой
Энрикес де Арана, молодой девицей благородного происхожде¬
ния, но бедной и жившей со своим братом Педро де Арана (ро¬
дителей ее уже не было в живых). Плодом этой связи был сын
Диего*, родившийся 15 августа 1488 г. Некоторые католические
писатели, стараясь выставить Колумба в возможно более вы¬
годном свете, доказывали, что связь эта была освящена браком,
но в пользу этого они не могли привести никаких доказательств,
тогда как Дуро сопоставил ряд аргументов, доказывающих,
по-видимому, убедительно, что Диего* был незаконный сын
Колумба. Во-первых, так называет его Лас Касас, который,
несомненно, имел возможность, лучше чем кто-либо другой,
знать истину, тем более что, по его словам, был хорошо знаком
с Педро де Арана; во-вторых, в завещаниях Христофора и Диего
Колона, где мать Фернандо упоминается четыре раза, к имени
ее ни разу не прибавлен эпитет „доньи“, что должно бы быть,
если бы она была женою адмирала; в-третьих, в завещании
Хр. Колумба есть такой параграф: „Говорю и приказываю моему
сыну Диего, чтобы он заботился о Беатрисе Энрикес, матери
моего сына Фернандо, чтобы он доставил ей возможность жить
прилично как особе, которой я весьма многим обязан. Дело идет
об облегчении моей совести, ибо это гнетет тяжко мою душу.
Причину того неуместно объяснять здесь“. Брат Беатрисы,
Педро де Арана, командовал в третьей экспедиции Колумба
одной каравеллой; полагают, что и Диего (Родриго) де Арана,
оставленный Колумбом в первую его экспедицию комендан¬
том в Испаньоле, был родственником (дядей) Беатрисы; от¬
правляясь в третью экспедицию, Колумб приказал своему сыну
Диего уплачивать Беатрисе ежегодно по 10 ООО мараведи, но,
по-видимому, после смерти отца Диего не всегда уплачивал
аккуратно назначенную сумму, как то видно из его последнего
завещания, в котором он приказал уплатить ее наследникам
просроченные деньги.
Осенью 1491 г., не добившись ничего от испанского двора,
Колумб решился покинуть Испанию и появился в монастыре
делла Рабида (в первый или второй раз — не установлено по¬
ложительно). Здесь в нем принял участие приор Хуан Перес,
который пригласил также к совместной беседе врача Гарсию
Гернандес и состоятельного моряка Мартина Алонсо Пинсона,
которые все уверовали в план Колумба и пришли к убеждению,
что следует употребить все усилия к тому, чтобы слава вели¬
* Здесь в оригинале' ошибка — незаконным сыном был не Диего, а
Фернандо. — Ред•
29
кого открытия не миновала Испании. Хуан Перес написал соот¬
ветственное письмо к королеве и отправил его с лоцманом из
Лепе, Себастьяном Родригесом (этим известием опровергается
вышеприведенное показание Родригеса Кабесудо, что на на¬
нятом у него Колумбом муле отправился ко двору франци¬
сканский монах). На этот раз Изабелла заявила себя более
податливою и послала Колумбу небольшую сумму, чтобы он
мог одеться прилично и явиться ко двору. В декабре 1491 г.
Колумб явился в лагерь королевы в Санто-Фе и еще раз пред¬
ставил свой проект на обсуждение высших прелатов и государ¬
ственных людей Испании. Теперь, может быть, именно вслед¬
ствие религиозных аргументов, поддержанных Хуаном Пересом,
дело Колумба приняло благоприятный оборот. На его стороне
оказались не только архиепископ Мендоса, епископ Деса,
Квинтанилла и Сантанхель, но и бывший его противник Тала-
вера*. Решено было только подождать взятия Гранады, кото¬
рое и последовало 2 января 1492 г. Вскоре после того начались
окончательные переговоры, которые, однако, снова были пре¬
рваны ввиду непомерных условий, поставленных Колумбом и
которые он требовал внести в письменный контракт.
Такое поведение Колумба возбуждало негодование многих
исследователей, видевших в этом безрассудное упорство, „при¬
знак низкопробной натуры44, „ненасытную алчность44 и т. д.;
напротив того, Лас Касас, Овьедо и другие хвалили его за такое
„великое постоянство и возвышенность души44. Подобные тре¬
бования со стороны Колумба в его тогдашнем положении могут
казаться действительно слишком смелыми и заносчивыми, но
Фиске замечает, что назначение лиц, открывших новые страны,
губернаторами в них с предоставлением им известной доли до¬
ходов не представляло в то время особой редкости в Порту¬
галии, например по отношению к Азорским островам, Гвинее
и др. и к мореходам вроде Фернандо Гомеса или Гонсаго Каб-
раля. Другие выставляют на вид мечту, которую лелеял Ко¬
лумб, — отомстить туркам за свою родную Геную и освободить
Иерусалим, для чего он имел в виду организовать войско из
4000 конных и 50 ООО пеших рыцарей на средства, которые
он рассчитывал получить из своих доходов в Индии. О таком
походе он писал потом действительно к папе, а равно упомянул
и в своем завещании, поручая осуществление этого плана сыну
Диего, „когда то позволят получаемые им доходы44. Ничего
реального из этой мечты, впрочем, не вышло, равно как, по-ви¬
* Фиске замечает вполне основательно, что утверждение некоторых
писателей, например Дрэпера, что Колумб, встретил ожесточенных против¬
ников своим планам со стороны испанского духовенства, не выдерживает
критики. Сам Колумб подтвердил, что первый, кто стал разделять его планы
и оказывать им содействие, был монах Антонио де Маркена. Затем ему со¬
чувствовали Деса и Мендоса, за него хлопотали Хуан Перес, его поддержал,
наконец, и Талавера. Кроме того, и Квинтанилла и Сантанхель были из
духовного звания.
30
димому, и из торжественного обещания, данного им после тре¬
тьей экспедиции родной Генуе, или, точнее, ее банку Св. Геор¬
гия, — именно вносить ежегодно одну десятую часть доходов
для уплаты податей за беднейших граждан этого города.
После того как его условия были отвергнуты, Колумб заявил,
что он покидает Испанию и отправляется во Францию. Он
сел действительно на мула и выехал из Гранады. Но тогда
к королеве немедленно отправился Сантанхель и стал убеждать
ее не упускать представляющегося случая к открытию новых
стран, обогащению казны и распространению христианства.
Доводы Сантанхеля были поддержаны Квинтаниллой и подругой
королевы, Беатрисой де Бобадилья, маркизой Мойя, бывшей,
как говорят, горячей поклонницей Колумба. Они постарались
возбудить ее патриотизм, королевскую гордость, религиозное
рвение, и усилия их скоро увенчались успехом. Немедленно
за Колумбом был послан курьер, который и догнал его на мосту
Пинос, в двух лигах от Гранады. Руге полагает, что Колумб
на этот раз так подготовил почву, что мог быть уверен, что
на его условия согласятся; другими словами, Руге думает,
что его отъезд был фиктивный, может быть, даже условленный
со своими покровителями. Как бы то ни было, Колумб немедлен¬
но вернулся, и при дворе было приступлено к обсуждению
условий экспедиции и снаряжения ее. Фердинанд Арагонский
сначала был против, но потом склонился на доводы своего
камергера Кабреро и на просьбы Изабеллы. 17 апреля 1492 г.
в Санта-Фе, близ Гранады, монархи подписали договор, на¬
писанный тайным секретарем Хуаном де Колома, причем, по
старинному испанскому обычаю, подписи государей заключались
не в именах, а в выражениях: „Я король“ и „Я королева“ (Уо е1
Кеу, Уо 1а Кета). По этому контракту Колумбу были пре¬
доставлены следующие права и привилегии:
1. Он будет иметь пожизненно, а его наследники удер¬
живать на вечные времена тцтул адмирала всех земель и остро¬
вов, которые он откроет или приобретет в океане, с почестя¬
ми и прерогативами, присвоенными великому адмиралу в его
области.
2. Он будет вице-королем и генерал-губернатором всех
вышеупомянутых земель и материков с правом представлять
трех кандидатов от каждого острова или провинции, один из
которых и будет утверждаем правительством.
3. Он имеет право оставлять за собой, за вычетом издер¬
жек, десятую часть всех жемчугов, драгоценных камней, золота,
серебра, пряностей и всех других товаров и продуктов, будут ли
они найдены, куплены, выменены или иным способом добыты
в пределах его адмиральства.
4. Он, или его наместник, будет единственным судьею во
всех делах или спорах, возникающих по торговле между этими
31
странами и Испанией, подобно тому, как адмирал Кастилии
обладает такой же юрисдикцией в своей области.
5. Он может внести теперь и уплачивать в последующее
время одну восьмую часть расходов по снаряжению судов для
этого предприятия и получает соответственно восьмую часть
всех доходов.
Заключение договора сопровождалось (30 апреля) утвержде¬
нием Колумба в звании адмирала, причем он и его наследники
были возведены в дворянское достоинство, с присвоением к их
имени частицы „дон“. С этого времени Колумб стал подписывать¬
ся и сделался всем известным как Сп$1оЬа1 Со1оп, тогда как ранее
его называли различно: „Со1отЬо“, „Со1ото“, „Со1от“; он
принял фамилию „Со1оп“, производя ее от латинского „со1опи$“,
на том будто бы основании, как объясняет его сын, чтобы вы¬
делить свой род от других Колумбов и положить начало новой
фамилии.
Затем возник вопрос о средствах для экспедиции; вслед¬
ствие войны кастильская казна опустела, и добыть необхо¬
димую сумму было нелегко. Лас Касас говорит, что королева
решила заложить для этой цели свои бриллианты; по другому
свидетельству, нужная сумма была предложена взаимообразно
Сантанхелем; третьи соединяют эти два известия в одно, т. е.
что королева отдала свои бриллианты Сантанхелю под обеспе¬
чение долга. Так как Сантанхель был казначеем церковных
доходов в Арагонии, то некоторые полагают, что сумма была
выдана, с согласия Фердинанда, из доходов этой страны. Но
вернее думать, что Сантанхель дал их из собственных своих
средств, и что экспедиция была снаряжена только за счет Кас¬
тилии. Это доказывается как тем, что подданные Фердинанда
систематически устранялись впоследствии от участия в торговле
с новооткрытыми странами, причем исключения допускались
лишь в немногих случаях, в виде награды, и вообще призна¬
валось, что испанские Индии принадлежат кастильской короне,
так и тем, сочиненным впоследствии и начертанном на гробнице
Ф. Колона, девизом, который гласит, что
А СазШ1а у а Ьеоп Ыиеуо Мипёо сПо Со1оп,
т. е. „Кастилии и Леону новый мир дал Колон“, или
Рог СазШ1а ё рог Пеоп Киеуо типсЛо Ьа11о Со1оп,
т. е. „Для Кастилии и Леона новый мир открыл Колон“, причем
упоминание исключительно о Кастилии и Леоне говорит также
против участия в предприятии Арагонии.
Во что обошлась первая экспедиция Колумба, точных све¬
дений не имеется. Издержки королевы, через посредничество
Сантанхеля, были вычислены в 1 140000 мараведи, но выража¬
лось ли этой суммой все участие кастильской казны или это
была только сумма, занятая у Сантанхеля, — не выяснено.
Известная доля — по некоторым свидетельствам 500 000 мара¬
веди — была внесена Колумбом, а некоторая часть расходов
32
была наложена за какую-то провинность на городок Палое,
который должен был уплатить за наем двух судов на два меся¬
ца и жалованье матросам за четыре месяца, а также доставить
на эти два судна нужное число команды. Чему равнялся тогдаш¬
ний мараведи — в точности не выяснено. Это была монета,
заимствованная у мавров и стоимость которой в различные
эпохи была неодинаковая. На основании исследований Гарриса,
1 140 ООО мараведи во времена Колумба равнялись 336 300 ны¬
нешним франкам, т. е. 1 мараведи был равен 29х/г сантимам.
Но по С. Руге, который наводил справки у директора Королев¬
ского мюнцкабинета13 в Дрездене, д-ра Эрбстейна, по испан¬
скому закону 1497 г. мараведи составлял */з4 реала, и стоимость
его равнялась только 2,57 нынешнего пфеннига. С другой сто¬
роны, проф. Рейн, на основании справок у испанских нумиз¬
матов, принимает, что мараведи в конце XV в. равнялся 80 сан¬
тимам, или 64 нынешним пфеннигам, тогда как Ладзарони умень¬
шает стоимость мараведи опять до нескольких сантимов.
Различие, как видно, весьма значительное: одна оценка
превышает другую слишком в 25 раз. При этом является трудно
объяснимым, откуда Колумб мог добыть деньги для покрытия
своей доли, которые, однако, были им внесены, как то доказы¬
вается позднейшими правительственными документами. Ис¬
панский исследователь Дуро полагает, что деньги эти были до¬
ставлены Пинсоном, который вообще оказал большое содейст¬
вие снаряжавшейся экспедиции. Итальянский же писатель
Ладзарони высказывает предположение, что необходимую ему
сумму Колумб получил от Беатрисы де Арана или от ее родни,
причем он думает, что Беатриса была законной женой Колумба.
Это последнее мнение Ладзарони основывает на невероятности
внебрачного сожительства со стороны глубоко религиозного
Колумба, имевшего тогда уже более 40 лет и которому такая
связь могла бы в то время значительно повредить в его сношениях
с испанским двором и духовенством. Ладзарони полагает, что,
заняв деньги у жены и ее родственников, Колумб долго не
мог их возвратить, что вместе с последующей гибелью Д. де
Арана (дяди Беатрисы) на Испаньоле испортило его отноше¬
ния к жене и ее родственникам, чем всем будто бы и объясняются
вышеприведенные загадочные слова его завещания. Конечно,
все это не более как произвольные догадки.
Колумб оставил Гранаду 12 мая 1492 г. Предварительно
он устроил детей: именно его старший сын Диего приказом
королевы от 8 мая был сделан пажем инфанта Хуана, а младший,
Фернандо, был помещен, согласно преданию, в одну школу
в Кордове. Причина, почему Колумб отправился в маленький
городок Палое, а не в другой какой-нибудь более значительный
порт, например Сан-Лукар или Кадис, объясняется, по-види¬
мому, именно тем, что здесь, в Палосе, Колумб мог встретить
содействие и поддержку со стороны Хуана Переса и Мартина
3—39
33
Алонсо Пинсона. 23 мая в церкви Св. Георгия, в присутствии
Колумба и Хуана Переса, был прочитан нотариусом королев¬
ский приказ о снаряжении двух судов. Население города от¬
неслось к этому приказу, как и понятно, весьма несочувствен¬
но, и потребовался новый приказ от 20 июня, повелевавший
снарядить суда и экипаж силою. Дело усложнялось, и неизвест¬
но, чем бы кончилось, если бы в него не вмешался М. А. Пинсон,
состоятельный моряк, интересовавшийся морскими открытиями
португальцев и сам плававший с ними до Гвинеи, и не изъявил
готовности отправиться лично в экспедицию вместе с двумя
своими братьями. Пример Пинсонов повлиял на жителей
Палоса и соседнего Могера, тем более что для успешности вер¬
бовки прощались недоимки, приостанавливались гражданские
иски и даже выпускали преступников из тюрьмы, под услови¬
ем, что они поступят на суда; было обещано также 10 ООО мара-
веди пенсии тому, кто первый увидит землю на далеком западе.
Город нанял (с уплатой за два месяца) два судна или каравел¬
лы с высокими носами и кормами, которые только и были снабже¬
ны палубами, тогда как середина судов была непокрытая.
Одно из этих судов, названное „Рт1а“ („расписная44 или
„раскрашенная44), отличалось быстротою хода и было арендовано
у двух палосских жителей — Гомеса Раскона и Кристоваля
Кинтеро, поступивших в число его матросов: начальство над
этим судном принял Мартин Алонсо Пинсон, а штурманом
у него был его младший брат Франсиско Мартин Пинсон. Другое
судно, меньшей величины, с треугольными парусами, было на¬
нято у Хуана Ниньо и получило прозвище „№па“ („малень¬
кая44)14; командовал ею брат Пинсона, Винсенте Яньес Пинсон,
штурманом у него был владелец судна [Хуан] Ниньо, а корм¬
чим — Бартоломе Роланд. Наконец, третье судно, большей
величины, с полной палубой, так называемая карака, величи¬
ною, как вычислено, в 170, а по другим [данным] около 100 тонн15,
было нанято на средства, данные королевой, у некоего Хуана
де ла Коса16, который и поступил на него штурманом, имея
кормчими Санчо Руиса де Гама и Алонсо Пера Ниньо. Судно
это, названное — по-одним [источникам] „Сарйапа44, по другим
„5ап1аМапа“ или ,Даг1§а1ап1е44, было сделано флагманским и на
нем командовал сам Колумб; впоследствии оно было признано
„плохим судном и непригодным для открытий44. Важная роль,
предоставленная Пинсонам, равно как отчасти и их последовав¬
шее отношение к Колумбу, доказывают, как будто, что они счи¬
тали экспедицию в значительной степени своим делом. Новейшие
испанские исследователи приписывают им вообще большое
значение в успехе открытия Нового Света и высоко ставят их
заслуги, тогда как итальянские писатели, указывая на их
последующие происки против Колумба, склонны, напротив
того, думать, что с их стороны Колумб встретил более проти¬
водействия, чем помощи.
3^
Как бы то ни было, к началу августа суда были снаряжены
и снабжены командой, по свидетельству Пьетро Мартира и
Овьедо, из 90, а по свидетельству „Истории“ Фернандо и Лас
Касаса, из 120 человек. Имена 90 участников приведены в списке,
начертанном на гробнице Фернандо Колона в Севилье. В числе
команды находился Хуан Бермудес, открывший впоследствии
(в 1522 г.) Бермудские острова, один нотариус, один врач (Ма-
ез1ге А1опзо, Пз1со ёе Мо^иег), один крещеный еврей, знавший
по-арабски и еврейски и взятый как переводчик (Ьшз ёе Тоггез),
но ни одного духовного лица. По разысканиям, произведенным
Дуро, из экспедиции вернулись обратно: из экипажа „5ап1а
Мапа“ — 17, с „Рт1а“ — 19 и с „№па“ — 8, всего 44 лица;
умерли на острове Испаньоле (Гаити) двое, а 40 человек17,
оставленные под начальством Диего де Арана и двух офицеров
в качестве гарнизона в Испаньоле, были потом все перебиты
индейцами.
Исследование списков показало Дуро, что на „Рт1а“ и
„№па“ все матросы были уроженцы Палоса и Могера, и в этом
очевидно влияние Пинсонов, которым доверяли, по-видимому,
более, чем Колумбу, экипаж же „Загйа Мапа“ был составлен
из всякого сброда и из самых различных провинций Испаний
(между прочим, из северных, откуда был родом и Хуан де ла
Коса, отчего некоторые считали его, но, кажется, ошибочно —
баском). Здесь уместно прибавить, что старший из Пинсонов,
вернувшийся в Испанию ранее Колумба, пытался донести
первым королю о новых открытиях, но, получив ответ, что он
должен дожидаться адмирала и явиться в его свите, был,по-ви¬
димому, этим очень огорчен, затворился в своем доме, не пока¬
зался Колумбу и в скором времени умер. Второй брат, Винсенте
Яньес Пинсон, также не имел более сношений с Колумбом,
но в 1499 г., получив соответственное разрешение от короля
(несмотря на протест Колумба), он снарядил вместе со своим
племянником Ариасом, сыном М. Алонсо, на свой счет четыре
каравеллы и отправился искать новые страны в более южных
широтах, причем ему сопутствовал и Америго Веспуччи. Они
первые из испанцев пересекли линию экватора (в январе 1500 г.)
и достигли бухты Рио-де-Жанейро. В 1507 г. [Винсенте] Яньее
Пинсон пустился вместе с Хуаном Диасом де Солис в новое
путешествие к устью Ориноко и исследовал Карибский берег*
а в 1509 г., в третьей экспедиции, дошел до 40° ю. ш. Король
Фердинанд почтил его титулом королевского лоцмана, а Карл V
возвел его фамилию в дворянское достоинство. Умерший не¬
сколько лет тому назад испанский адмирал дон Луис Пинсон
был одним из потомков этого предприимчивого моряка.
Отплытие было назначено на 3 августа. Накануне весь
экипаж отправился в монастырь Рабиды, где получил отпущение
грехов и где был отслужен молебен. Сам Колумб пробыл всю
ночь в молитве и беседе с монахами. Рано утром Ьн отправился
3*
35
с приором Хуаном Пересом в Палое, сделал все нужные рас¬
поряжения и, наконец, с палубы „5ап1а Мапа“ скомандовал —
„во имя И. Христа (еп пошЬге бе безиз Слз1о) — поднять якоря
и распустить паруса В 8 часов утра 3 августа 1492 г. все три
каравеллы прошли через бар мимо низкого острова ЗаИез [Саль-
тес] и вышли в открытое море; они направились сперва к Канар¬
ским островам, причем на третий день сломался руль у „Пинты“,
вина в чем падала будто бы на владельца судна Кристоваля
Кинтеро, желавшего вызвать этим возвращение судна. Но ка¬
равеллы продолжали свой путь и 7 августа достигли острова
Лансароте, а двумя днями спустя острова Гомеры, где стали
запасаться провиантом и чинить судно. Только 8 сентября
двинулись далее прямо на запад, между 27-ой и 28-ой парал¬
лелями. С этого времени Колумб, как он сам пишет, стал вести
два дневника, один для себя, с показанием действительно прой¬
денных расстояний, и другой — для команды, в котором оц
уменьшал эти расстояния, чтобы ослабить беспокойство своих
спутников*. 14 сентября было замечено западное отклонение
магнитной стрелки компаса (был пройден магнитный меридиан);
16 сентября суда вступили в так называемое Саргассово море,
наполненное плавающими водорослями (заг§аго — водоросль,
по-испански), покрывающими значительную часть поверхности
океана, к юго-западу от Азор, между 35 и 20° с. ш. Теперь
дознано, что эти водоросли растут на берегах Флориды и Ба¬
гамских островов, откуда увлекаются массами во время бурь
и достигают, наконец, благодаря течениям указанного про¬
странства.
Изредка встречались летящие птицы, даже виднелась как
будто земля, но это оказывалось обманом зрения. Погода вообще
благоприятствовала, дул большей частью попутный ветер (пас¬
сат), изредка был штиль, а иногда поднимался и противный
ветер — „весьма кстати— заметил в своем дневнике Колумб, —
так как многие матросы думали, что ветер здесь никогда
не дует с запада, и потому нельзя будет возвратиться на
родину.
Воздух был теплый, „как апрель в Андалузии“, небо чистое,
и вообще, как замечает Руге, это первое плавание Колумба
• Дневник начинался словами: „Во имя господа нашего И. Хр.“ и был
предназначен для представления потом монархам, что видно из вступления:
„Всехристианнейшие, всевысочайшие, всепресветлейшие и могущественней¬
шие государи, король и королева Испании и морских островов! После того,
как Ваши величества в настоящем, 1492 г., окончили войну с маврами“
и т. д., причем излагаются обстоятельства, вызвавшие экспедицию, и при¬
водятся условия контракта с Колумбом. Ведением двух морских журналов
Хр. Колумб стоит совершенно особняком между всеми известными море¬
плавателями ; ряд чисел из обоих дневников приведен у Лас Касаса. В сущ¬
ности и отметки расстояний, сделанные Колумбом для себя, были весьма .
приблизительны по несовершенству тогдашних методов определения, но
для команды Колумб уменьшал их на */4 или около того. Счет велся на ис¬
панские 1е^иаз (1 1е§иа= 15 ООО футов).
36
было совершено при таких благоприятных условиях относитель*
но погоды, какими не пользовался ни один из последующих
мореплавателей, предпринимавших далекие плавания для новых
открытий. Впоследствии испанские моряки называли эту часть
океана „дамским морем” вследствие сравнительной легкости пе¬
реезда через нее. 25 сентября Мартин Алонсо Пинсон заметил
как будто землю на юго-западе, вследствие чего Колумб прика¬
зал на другой день повернуть по этому направлению, но скоро
он убедился, что это просто отмель, и стал держаться опять
западного направления.
Однако 7 октября, после того как „Мша", шедшая впереди,
снова заметила признаки земли на юго-западе, Колумб решился
опять повернуть по этому направлению. Если бы он продолжал
идти прямо на запад, он через несколько дней достиг бы бе¬
рега Флориды, и тогда ход открытий, как заметил уже Лас
Касас, был, бы, вероятно, совершенно иной. Но, уклонившись к
юго-западу, Колумб должен был наткнуться на один из Багам¬
ских островов, что действительно скоро и случилось* Признаки
земли показались уже за несколько дней перед тем: летели пти¬
цы, виднелись на поверхности моря плавающие стеолы, тростник,
доски, была поймана даже какая-то ветвь с цветами, похожими
на розы. И октября около 10 часов вечера Колумб заметил
вдали какой-то движущийся туда и сюда свет, который он при¬
знал искусственным, переносимым, вероятно, людьми. Он подо¬
звал некоего Гутьерреса 18 и приставленного к эскадре королев¬
ского „счетчика" (или казначея) Родриго Санчеса; первый из них
подтвердил показание адмирала, второй заявил, что он ничего не
видит. Рано утром, часа в 2 на следующий день, когда прошли
еще около 48 морских миль, матрос Родриго де Триана первый
заметил при лунном свете песчаный берег в расстоянии около 8
миль, что и вызвало, согласно ранее отданному приказу, залп из
орудия. Впоследствии этот матрос требовал себе назначенной
королевской награды, но Колумб заявил, что он увидал землю
раньше: дело доходило до суда, который признал право за Ко¬
лумбом.
Лас Касас считал это справедливым как награду за труды
и лишения, претерпенные адмиралом, но многие из новейших
исследователей видят в этом лишь низкий поступок со стороны
Колумба, „отвратительную жадность", которая опозорила его
имя в потомстве и немало повредила ему и при жизни между
испанцами. Другие склонны оправдывать Колумба тем, что он,
может быть, действительно первый заметил свет на берегу, как
это записано в его дневнике, хотя это сомнительно на том ос¬
новании, что за 50 миль он не мог видеть света на острове19,
других же островов ему нельзя было встретить на пути, если—
как теперь принято всеми—первый открытый им остров был
Гуанахани ныне МОДНщ^апс! 20. Во всяком случае, Колумб,
очевидно, сам не был уверен в том, что он действительно заметил
37
землю, иначе он приказал бы дать условленный залп. Иные,
наконец, полагают, что Колумба интересовали в данном случае
не деньги (сумма в 10 ООО мараведи была относительно неболь¬
шая), а слава, честь — увековечение факта, что он не только
первый указал западный путь, но и первый заметил землю на
этом пути. Но такое объяснение, конечно, не в состоянии оп¬
равдать отнятие у матроса заслуженной им награды.
Как уже сказано, плавание через океан было совершено
вполне благополучно и при весьма благоприятных условиях;
оно продолжалось 33 дня от Канарских островов и 69 — если
считать со дня выхода из Пал оса. Оставаться более месяца
без вида земли было, конечно, жутко тогдашним испанским
морякам, плававшим обыкновенно вдоль берегов или покидав¬
шим из виду землю лишь на какие-нибудь 3—4. дня. Весьма
вероятно, что многие из них выражали опасения и даже пыта¬
лись, может быть, настоять на возвращении обратно, тем не
менее нет никаких доказательств приводимому во многих био¬
графиях Колумба рассказу о бунте, поднявшемся будто бы
против адмирала, которому угрожала даже смерть, и который
едва мог выговорить себе право идти еще на запад в течение
трех суток, а затем должен был дать слово — повернуть обратно.
В дневнике не отмечено ничего такого, что бы указывало на
явное непослушание экипажа; только на возвратном пути во
время шторма Колумб припоминает свое плавание на запад
и замечает, что его команда крайне желала тогда вернуться,
забываясь даже до угроз, и готова была возмутиться. Во вся¬
ком случае, такое недовольство могло проявиться только на
„5ап1а Мапа“, и совершенно непонятно утверждение неко¬
торых исследователей, что возбуждение против Колумба под¬
держивалось Пинсонами. Напротив того, „Рт4а“ и „1Мта“,
как более быстроходные, шли большей частью впереди,
и М. А. Пинсон доказал в дальнейшем плавании, что он не
боялся даже отделиться от эскадры и идти один. Новейший
испанский исследователь Дуро приводит даже некоторые сви¬
детельства, из которых явствует, что сам Колумб стал было под
конец колебаться, но Пинсон был непреклонен и объявил, что
повесит на мачте первого, кто осмелится на его каравелле ока¬
зать ему неповиновение.
Мы не станем, однако, излагать во всех подробностях это
первое путешествие Колумба, равно как и последующие три
его экспедиции, и ограничимся только кратким изложением
наиболее существенных данных и теми фактами жизни или чер¬
тами характера адмирала, которые заслуживают большего
внимания или являются недостаточно разъясненными. Утром
12 октября Колумб с двумя Пинсонами и вооруженным конвоем
высадился в боте на берег и в присутствии „писца“ эскадры
Родриго де Эсковедо и казначея Родриго Санчеса, развернув
королевское знамя, принял остров во владение Испании. На
38
берегу собралась толпа туземцев, нагих, хорошо сложенных,
приятной наружности, с черными и прямыми волосами, падав¬
шими спереди до бровей и спускавшимися сзади на шею, смуг¬
лого цвета („ни черные, ни белые, как канарцы“) и нередко
окрашенные по телу, лицу или носу белой или черной краской.
Они, очевидно, не имели понятия о металлах и употребляли
в качестве оружия лишь деревянные копья с острыми рыбьими
зубами или камнями вместо железных наконечников. По словам
Колумба, остров этот назывался туземцами Гуанахани; Колумб
назвал его 5ап 5а1уас1ог; позже было дознано, что туземцы
называли его „Кайос‘\ откуда и последующее название всей
группы у испанцев — „Лукайские острова Уже Колумб за¬
метил, что жители этих островов по своему крепкому сложению
и добродушию легко могли бы быть обращены в невольников;
впоследствии вспомнили об этом, и в начале XVI в. все население
группы было перехватано и перевезено на Кубу, где скоро
погибло от непосильной работы. В 1520 г. острова стали уже
совершенно безлюдны и перестали посещаться испанцами. Не
мудрено поэтому, что положение их на картах показывалось
долго лишь приблизительно и что уже скоро после смерти Ко¬
лумба возникли сомнения, к какому собственно острову Колумб
пристал впервые, и различными авторами были высказываемы
по этому поводу различные мнения. В настоящее время большин¬
ство сходится на том, что это был нынешний остров АУаШп§
[Ватлинг].
От этого острова Колумб отправился к юго-западу и скоро
встретил другие острова той же группы, а затем'достиг земли,
названной им „Хуана“ [Куба] (по имени инфанты, дочери
испанских государей) и признанной им сначала за Ципангу
(Японию) Марко Поло, но которая была в действительности
.Кубой. Следуя, однако, вдоль северного берега этой земли
к западу, Колумб стал склоняться к мнению, что это не остров,
а часть азиатского материка, вероятно Катай (Китай), хотя его
и смущало то обстоятельство, что ему не попадались на берегу
города и значительные селения, которые должны были бы встре¬
титься, судя по описанию Марко Поло. Заметив, что берег стал
далее заворачиваться к северу, Колумб еще более убедился
в материковом характере открытой им страны и, повернув
обратно, остановился в бухте, названной им РиеНо с1е Магез,
откуда он послал внутрь страны на разведки переводчика
де Торреса с другим испанцем и двумя индейцами. Через три
дня посланные вернулись с известием, что им встречались по
пути многие селения, где их принимали хорошо, но ни одного
города. При этом был в первый раз примечен у индейцев обычай
курения, т. е. втягивания в рот дыма от зажженного, сухого,
свернутого в трубку листа, каковые свертки туземцы называли
,ДаЪасоз“. Лас Касас пишет, что в его время уже были испанцы,
которые усвоили себе этот варварский обычай, и притом на¬
39
столько, что не могли отстать от него, несмотря даже на запре¬
щение церкви.
Всюду, где Колумб встречал туземцев, он старался раз¬
ведывать о золоте, но покуда следы этого металла были скудны.
Узнав о какой-то стране Слбао и богатом золотом острове Ба-
беке или Бабекве далее на восток, Колумб вообразил, что это
и должен быть Ципангу; он пошел по указанному направлению,
достиг скоро восточной оконечности Кубы и увидал к востоку
от нее новую землю. Это был остров Гаити, названный им Ис-
паньолой21 по сходству, которое представляли будто бы берего¬
вые местности этого острова с некоторыми частями Испании.
Впрочем, Колумб был не первым, открывшим этот остров.
Ранее его, несмотря на запрещение разлучаться, направился
туда на „Пинте “ со своим братом Алонсо Пинсон, в надежде,
по-видимому, первым захватить ожидаемые там сокровища.
Колумб открыл, между тем, у северо-западного конца Испаньолы
маленький остров Черепах (Тог1и§а), но в ночь на рождество
вблизи мыса Гаитского (Гварико) его судно попало на отмель,
получило пробоину и затонуло; экипаж должен был пере¬
браться на маленькую ,.Нинью‘<, которая бросила якорь у бе¬
рега. Не имея возможности пуститься со всем своим экипажем
в дальнейшее плавание на „Нинье“, Колумб вынужден был
оставить часть команды на Испаньоле; он выбрал удобную
гавань, названную им „Портом Рождества“ [Навидад] (РиеНо
де 1а ЫауЫас!), построил на берегу ее наскоро деревянное укре¬
пление и, оставив в нем гарнизон из 40 человек22 (вызвавшихся
добровольно) под начальством Диего (Родриго) де Арана и
еще двух офицеров, поспешил сам 4 января 1493 г. в обратный
путь. Через два дня к нему снова присоединилась „Рт1а“,
и Колумб, в его тогдашнем положении, вынужден был отнестись
к Пинсону снисходительно и дать веру его объяснению, что он
разлучился с Колумбом не намеренно. Оба судна шли вместе
в течение двух недель, и здесь впервые им пришлось испытать
сильный шторм.
Маленькая „Ницья“ особенно подвергалась опасности, так
как в ней открылась течь, и люди крайне утомились, постоянно
откачивая воду. Утомленный и сам рядом бессонных и тревож¬
ных ночей, Колумб стал отчаиваться в своем спасении и, не
желая лишить себя совершенно надежды, чтобы его открытие
получило известность, он написал отчет о нем на пергаменте,
тщательно завернув его в покрытую воском кожу, и, поместив
сверток в пустой бочонок, пустил его в море. Матросы также
готовились к смерти и дали торжественный обет в случае спасения
и возвращения на родину устроить процессию в одежде кающихся
в первую ближайшую церковь. Когда буря утихла, „Пинты“
снова не оказалось в виду и „Нинья“ продолжала путь одна.
15 февраля показался остров 5ап1а Маг 1а (один из Азорских),
затем остров 5ап М1§ие1. Несмотря на довольно недружелюбное
40
отношение португальских властей, Колумб вынужден бьш
плохим состоянием своего судна и парусов бросить якорь у бе¬
регов Португалии, при устье Тахо, и послать письмо порту¬
гальскому королю, который пригласил его в свою резиденцию»
Вальпараисо около Сантарема (в Лиссабоне была в это время
чума).
Поправив- несколько свое судно, Колумб направился в Испа¬
нию и 15 марта, в пятницу, бросил якорь в гавани Палоса,
куда в тот же день прибыл и Пинсон на „Пинте“*. Отсюда он
послал письмо к Сантанхелю, извещавшее о сделанных им-
открытиях, а через две недели отправился и сам в Барселону,
где тогда находились Фердинанд и Изабелла.
Монархи приняли Колумба с большим почетом, и доклад
о его открытии произвел значительную сенсацию, чему немало^
способствовали и привезенные им шесть человек индейцев,
40 попугаев, образчики золота и другие вест-индские про¬
дукты. Колумбу пожалован был герб и разные привилегии,
предоставлявшиеся только испанским грандам, причем братья
его были также возведены в потомственное дворянское до¬
стоинство. Вместе с тем, несмотря на плохое состояние коро¬
левской казны, немедленно решено было снарядить вторую*
экспедицию, для чего был сделан заем в 5 миллионов мараведи
у герцога Медина Сидония и прибавлена еще некоторая сумма
из средств, полученных от имуществ, которые были оставлены
изгнанными в это время из Испании евреями. Через два месяца
Колумб уже отправился из Барселоны в Кадис, избранный для
снаряжения эскадры. На этот раз под команду Колумба был
поставлен целый флот из 17 судов с 1200—1500 человек эки¬
пажа23; в числе отправлявшихся было немало разных искателей
приключений из дворян и рыцарей, затем ремесленники, рудо¬
копы, человек 20 конных солдат, а также несколько духовных
с патером Бойлем во главе.
Экспедиция направилась к Канарским островам и затем
на запад, но по пути градусов на 12 южнее принятого в первое
путешествие. Через 20 дней после оставления острова Иерро,
именно 3 ноября 1493 г., показался один из Малых Антильских
островов, получивший название „Ьа Безеас1а“ (теперь „Ьа Бе-
51гас1е“ — „Жданная"), затем были открыты острова Мария
Таланте, Доминика, Гваделупа и другие до острова Пуэрто-
Рико включительно24. Здесь были впервые встречены следы
людоедства; за обитателями этих островов, ставшими извест¬
ными под именем караибов, или карибов, утвердилась (кажется,
преувеличенная) репутация страшных каннибалов25. Колумб,
однако, посвятил на рекогносцировку открытых им островов
всего около двух недель и 18 ноября направился к Испаньоле.
* Судно Пинсона было занесено ветрами к берегам Галисии, откуда
Пинсон и послал свое уведомление монархам. Получив неблагоприятный для
него ответ, он направился в Палое, где и не решился показаться Колумбу.
41
Здесь его ожидало первое разочарование: построенный им
форт оказался разрушенным и весь гарнизон истребленным
индейцами. Вместо Ьа ЫауМас! Колумб построил в другом
месте, верст на 60 восточнее бухты Христовой горы, город
Изабеллу (Сшбас! 1заЬе11а), а внутри острова, вблизи золотых
рудников СлЪао, форт Св. Фомы. Второе разочарование после¬
довало в форме болезни — тропической лихорадки, поразив¬
шей до половины испанцев, в том числе и самого Колумба,
который пролежал больным три месяца. Выздоровев, он отпра¬
вил капитана Антонио де Торреса с 12 судами в Испанию с пись¬
мом к монархам, в котором просил о доставке припасов, семян,
скота и т. д., а сам, оставив наместником своего брата Диего,
направился в новое плавание на запад, вдоль южного берега
Кубы. В этом плавании была открыта Ямайка (названная
Сантьяго) и группа мелких островов к югу от Кубы, названная
„Садом королевы“. Колумбу не удалось, однако, дойти до за¬
падного конца Кубы, и тем установить островной ее характер;
противные ветры, открывшаяся в судах течь, утомление и бес¬
покойство экипажа заставили его повернуть обратно, причем
юн остался при убеждении, что Куба составляет часть азиат¬
ского материка, один из выдающихся его полуостровов.
На возвратном пути, приближаясь к Испаньоле, пришлось
выдержать шторм, и все эти мучительные тревоги так повлияли
на Колумба, что он снова заболел и впал в бессознательное
состояние. В гавани Изабеллы его ожидала приятная новость —
прибытие его брата Бартоломе (с которым он не видался 8 лег),
явившегося из Испании с тремя судами, порученными ему ис¬
панскими монархами, но вместе с тем и неприятная, именно
раздор между испанцами, образование партии, враждебной
„чужеземцу“ «Колумбу, и одновременно — неприязненное на¬
строение большей части индейцев, выведенных из терпения
притеснениями и дерзким нахальством пришельцев. Проболев
пять месяцев, Колумб вынужден был передать часть своих
•прав, в качестве ас!е1ап1;ас1о*, своему брату Бартоломе, которому
удалось, наконец, подавить мятеж и восстановить порядок.
Часть недовольных испанцев успела, однако, самовольно вер¬
нуться на родину и стала сеять там обвинения против Колумба,
поддерживаемые, по-видимому, и вновь назначенным секрета¬
рем (министром) по делам Индии26, епископом Фонсекой; эти
обвинения вызвали отправление особого королевского уполно¬
моченного Хуана Агуадо, явившегося в Испаньолу для рас¬
следования дел. Колумб решился выступить лично в защиту
своих действий и 10 марта 1496 г. отправился на „Нинье“,
>в сопровождении другой каравеллы, на которой находился
Агуадо, в Испанию. В отчете, представленном им впоследствии
испанским монархам, Колумб выставил результатами своей
* Наместника. — Ред.
42
второй экспедиции открытие им на протяжении 335 миль азиат¬
ского берега (т. е. южного берега Кубы) и 700 островов, в том
числе Испаньолы, равной, как он полагал, по размерам Испании.
Третья экспедиция Колумба состоялась только через два
года, именно отправилась из Сан-Лукара (при устье Гвадал¬
квивира) 30 мая 1498 г. на шести каравеллах (две каравеллы
были отправлены раньше с припасами для его брата Барто¬
ломе). У Канарского острова Иерро Колумб разделил свою
эскадру на две и приказал трем судам идти прямо к Испаньоле,
а сам с остальными тремя отправился к островам Зеленого
Мыса и затем на юго-восток, с намерением достигнуть 5° с. ш.
Но ему пришлось испытать в течение восьми дней упорный
штиль и страшную жару, что заставило его изменить курс
и направиться на запад. 31 июля была замечена земля с тремя
горными вершинами, получившая название „Троицы“ (Тпш-
даб) и оказавшаяся островом.
Вступив в узкий пролив, отделявший этот остров от мате¬
рика („Змеиную пасть“ — „Воса бе 1аз 5егр1еп1ез“), Колумб
проник в залив Пария, констатировал пресность его воды, ко¬
торую он объяснил вполне правильно впадением большой реки
(Ориноко), до устья которой он, однако же, не дошел и, выйдя
через северный конец того же залива („Воса Огапс1е“ или „Воса
бе Эга§оз“ — „Драконова пасть “), был увлечен сильным те¬
чением к западу, причем открыл Карибские острова у северного
берега Венесуэлы (названной так потому, что встреченные здесь
индейские поселения на сваях напомнили Колумбу Венецию27),
и особенно остров Маргариту или Жемчужный, у которого
добывался индейцами жемчуг. Истощение провианта помешало,
однако, дальнейшим разведкам, и Колумб поспешил на Испаиьолу.
Здесь за два года произошли немалые перемены: с разре¬
шения монархов Бартоломе Колумб перенес резиденцию с се¬
верного берега острова на южный, где был основан город Санто-
Доминго (т. е. „Святое воскресенье“, по тому поводу, что за¬
кладка города состоялась в воскресенье); затем наложенная
на индейцев подать золотом и хлопком оказалась для них не¬
посильною, вызвала принуждение их к тяжелым работам, что
в свою очередь повело к восстанию; наконец, возросло и число
недовольных между испанцами, и повело к открытому их воз¬
мущению под руководством Фр. Ролдана, бывшего главным
судьей острова. Колумб старался восстановить порядок, но
его примирительные усилия оказывались тщетными и произ¬
водили только впечатление слабости. Жалобы на Колумба
и его братьев испанскому двору все усиливались и вызвали,
наконец, посылку специального королевского комиссара, ры¬
царя ордена Калатравы, дона Франсиско де Бобадилья,
с поручением „произвести следствие, какие лица на
Испаньоле явились нарушителями прав, и поступить с ними
по закону".
43
В момент прибытия Бобадильи ни Христофора, ни Бартоло¬
ме Колумба не было в городе; они были заняты водворением
порядка в различных частях острова. Бобадилья велел обнаро¬
довать королевский рескрипт, назначающий его губенатором,
овладел фортом, выпустил заключенных, арестовал Диего Коло¬
на, опечатал жилище, бумаги и имущество адмирала, объявил
свободную добычу золота, отменил некоторые налоги и заявил
о готовности уплатить всем служащим задержанное у них жа¬
лованье: все это привлекло к нему большинство испанцев и мно¬
гих индейцев.
Когда явились Христофор и Бартоломе Колумбы, Бобадилья
велел их немедленно арестовать и, не подвергая допросу, даже не
допустив до себя, приказал отправить их в цепях в Испанию.
Дворянин Алонсо де Валлео, которому был поручен Колумб,
предложил адмиралу по выходе в море снять с него цепи, но Ко¬
лумб отвергнул это предложение и предпочел остаться закованным,
в каком виде он и был доставлен в Кадис 25 ноября 1500 г. Из¬
вестный историк, епископ Лас Касас, только что окончивший тогда
свои занятия в Саламанке, сам видел Хр. Колумба в цепях в
Севилье. Такое позорное обращение с Колумбом вызвало, одна¬
ко, в Испании удивление и негодование, и монархи поспешили
с своей стороны отдать приказ о снятии цепей с адмирала, выра¬
зив ему сожаление о случившемся. Они пригласили его к себе в
Гранаду, послав ему на подъем 200 дукатов. В Гранаде его ожи¬
дал ласковый прием и уверение, что Бобадилья и Ролдан будут
отозваны. Тем не менее Колумбу не были возвращены его полно¬
мочия, и губернатором в Испаньолу был послан Николай Овандо,
с целым флотом из 30 кораблей и 2500 человек экипажа. Колумб
же должен был прожить в бездеятельности * целых два года и
лишь после долгих усилий ему удалось получить в свое распо¬
ряжение четыре небольшие каравеллы (в 50—70 тонн) со 150 чело¬
веками команды. В экспедиции этой (четвертой и последней)
приняли участие: брат Колумба Бартоломе, 15-летний сын его
Фернандо, правительственный нотариус Диего Поррас и пре¬
данные Колумбу Диего Мендес и Бартоломе Фиески (генуэзец).
Колумбу было поставлено в условие, чтобы он не заходил на
Испаньолу и не привозил с собою невольников.
Колумб вышел в море 11 мая 1502 г., направился к острову
Ферро и оттуда в двадцать дней переплыл океан и достиг острова
Матинино (Мартиника), а затем соседнего с ним Доминики. От¬
сюда он хотел направиться к Ямайке, но наступившая буря,
повредившая одно судно, побудила его искать убежища в Санто-
Доминго, где он рассчитывал заменить поврежденное судно
другим. Но губернатор Овандо не дозволил ему высадиться, и
Колумб, успев только передать пакет с письмами для отправления
в Испанию, должен был снова двинуться в море, несмотря на
сильное волнение. В это время готовилась отплыть.из Санто-До¬
минго часть эскадры, приведенной туда Овандо, на которой на¬
44
ходились Бобадилья, Ролдан, золото и другие продукты острова.
Погода между тем хмурилась, Колумб, как опытный моряк,
предугадывал бурю и счел своим долгом предупредить о том
командира эскадры, но на его предсказание не было обращено
никакого внимания. Эскадра вышла в море и была захвачена
опустошительным ураганом 14 июля 1502 г. Почти все суда по¬
гибли и вместе с ними и все главные враги Колумба — Боба¬
дилья, Ролдан и др.; спаслось только одно судно, как говорит
предание, — именно то, на котором находилась часть золота,
причитавшаяся на долю Колумба. Колумб был свидетелем этой
гибели но ему удалось спастись, укрывшись в достаточно за¬
щищенной бухте. Суда его, правда, все разошлись, но два дня спус¬
тя, когда показалась в виду Ямайка, ему удалось снова с ними
соединиться. Море стало успокаиваться, тем не менее сильное
течение не позволило пристать к Ямайке и пронесло суда между
этим островом и Кубой к „Саду Королевы". 24 июля Колумб
достиг острова Пинос, открытого им во втором путешествии, а
затем, направившись к югу, открыл маленький остров Гуанаха
(Бонака) близ берегов Гондураса; 31 июля он бросил якорь у
этого берега, недалеко от нынешнего города Трухилло.
Отсюда он пошел, однако, не на запад, следуя каковым путем
он дошел бы скоро до берегов сравнительно культурного Юката¬
на, а повернул на восток и достиг 12 сентября большого восточно¬
го выступа Центральной Америки, лежащего на одной широте
с Мартиникой (15° с. ш.) и под одним меридианом с находящим¬
ся около 6° севернее островом Пинос. Плавание вдоль этого
берега сопряжено было, однако, с большими затруднениями:
„88 дней продолжались, — как писал потом в своем донесении
Колумб, — мучения отвратительной погоды, в продолжение
коей не видно было ни солнца, ни звезд; паруса судов были
порваны, якоря, канаты, боты и значительная часть припасов
потеряны; люди ослабели и упали духом". Сам Колумб забо¬
лел и готовился к смерти; немало удручали его также страдания
сына и брата. Дойдя до мыса, которым оканчивался упомянутый
выше выступ Центральной Америки и которому, по причине
прояснения погоды, дано было название „Мыс Божьей Милости"
(„СаЬо де Огашаз а Б юз"), Колумб повернул вдоль берега к
югу и затем к юго-востоку, мимо нынешних республик Никарагуа
и Коста-Рики, и 5 октября прибыл к лагуне Чирикви (СЫпцш)
под 9° с.ш., в нынешнем штате Панама республики Колумбии.
Здесь он узнал снова о золоте, добываемом в соседней Вера-
гуа, и, остановившись у устья реки Белена (Ве1ёп, т. е. Вифлеем,
потому что к этому месту пришли на второй день рождества),
куда он должен был укрыться вследствие новой надвигавшейся
бури, послал своего брата Бартоломе с отрядом на рекогносци¬
ровку. Посланные добыли немного золота, но ввиду враждебного
отношения индейцев (убивших, между прочим, капитана Диего
Тристана), потери одного судна от пробуравления его морским
45
древоточцем (Тегеск) пауаПз Ь.) и значительной порчи остальных
судов Колумб решил искать другого убежища и достиг в конце
апреля Ве1 риег1о, недалеко от нынешнего городка Колон (Ас-
пинваль). Здесь пришлось бросить за негодностью еще одну ка¬
равеллу, а с остальными двумя, тоже значительно поврежденными,
и с весьма ограниченным количеством провианта направиться,
по усиленному настоянию команды, к Испаньоле. Но сильные
ветры снова сбили Колумба с пути, занесли сперва к Каймано¬
вым островам, а зааем к южному берегу Кубы, вблизи нынеш¬
него города Тринидада; отсюда, починив, насколько быломожно,
свои ветхие суда, Колумб двинулся к востоку, подвергаясь при
этом значительной опасности среди коралловых рифов. У одного
из островов он потерял три якоря, и у него остался лишь один-
единственный якорь; так шел он до мыса Креста (Стих), откуда
направился к другому ближайшему острову, оказавшемуся
Ямайкой.
Индейцы здесь встретили его враждебно, и только такту и
умению Диего Мендеса Колумб был обязан тем, что успел по¬
лучить кой-какие съестные припасы и лодку (кану) из выдолб¬
ленного ствола дерева. Мендес осмолил ее, устроил мачту и парус
и решился отправиться на ней с 6 гребцами-индейцами в
Санто-Доминго, чтобы просить помощи у Овандо. Это смелое
предприятие ему удалось, и хотя Овандо, занятый в это время
подавлением восстания индейцев, отказал в помощи, но Мендес,
достигнув Санто-Доминго, дождался там прибытия из Испании
трех судов, купил одно из них на вытребованную им из местного
казначейства часть доходов Колумба, снабдил его всевозможными
припасами и послал под командой Диего де Сальседо в Ямайку,
а сам, воспользовавшись возвращением остальных двух судов,
отправился в Испанию с целью представить отчет обо всем слу¬
чившемся королю и королеве. Колумбу пришлось, однако, про¬
быть на Ямайке 14 месяцев в ожидании своего освобождения и
испытать при этом целый ряд тревог и лишений. Сначала индейцы
не хотели снабжать его провизией, и только удачное предска¬
зание Колумбом лунного затмения (на основании, вероятно,
бывшего при нем морского альманаха) настолько повлияло на
дикарей, что они поспешили снабдить пришельцев припасами;
затем часть испанцев под начальством капитана де Поррас
возмутилась против адмирала, и только энергии Бартрломе
Колумб обязан был подавлением этого мятежа в кровавой схват¬
ке 19 мая 1504 г. Только в конце июня, пришло, наконец, долго
ожидавшееся спасение в лице отправленной Мендесом каравел¬
лы, на которой Колумб с его спутниками и отправился в Санто-
Доминго, а затем в Испанию, где и высадился в Сан-Лукаре 7
ноября 1504 г., проведя, таким образом, в путешествии около
двух с половиной лет.
Колумб вернулся изнуренным, больным, ослабевшим телом
и духом. Он остановился в Севилье и здесь получил известие
46
о кончине своей покровительницы, королевы Изабеллы. Отпра¬
вив брата Бартоломе и сына Фернандо в Севилью, чтобы при¬
ветствовать короля и представить ему словесный отчет об экспе¬
диции, Колумб стал сам собираться в путь, но слабое состояние
здоровья не позволило ему выехать ранее мая 1505 г. В Севилье
он уже не застал короля и поехал следом за ним, через Саламан¬
ку, в Вальядолид, все в надежде добиться у короля восстановле¬
ния своих привилегий или, по крайней мере, укрепления их за
своим сыном Диего. Но король оставался глух к этим ходатай¬
ствам; к тому же он отправился в это время на французскую
границу, в Виллафранку, встречать свою дочь и наследницу
донью Хуану, ожидавшуюся в Испанию с ее мужем Филиппом
Красивым, эрцгерцогом австрийским. Колумб надеялся на за¬
ступничество дочери королевы Изабеллы, но он не дождался ее
прибытия: 21 мая 1506 г. он скончался в Вальядолиде, подписав
за два дня до того, в присутствии нотариуса и свидетелей, свое
последнее завещание. Смерть его прошла незамеченной, и мест¬
ный хронист, отмечавший подробно все городские происшествия*
не занес даже этого события в свою летопись. Колумба похоронили
в склепе францисканского монастыря этого города, откуда череа
три года его сын и наследник Диего Колон перенес гроб в склеп
капеллы Св. Анны в Картезианском монастыре 5ап1а Мапа бе
1аз Сиеуаз близ Севильи28.
Здесь останки Колумба покоились 28, а по другим [источ¬
никам] — 32 года, и были затем перевезены, согласно ходатай¬
ству вдовы Диего Колона, второго адмирала и вице-короля
Индии, в Санто-Доминго, где были похоронены в склепе городско¬
го собора. Однако и здесь они не нашли себе успокоения. Земле¬
трясение 19 мая 1673 г. разрушило собор, и останки Хр. Колумба
перемешались с останками его потомков и преемников. Правда*
с возобновлением собора приняты были меры к новому приличному
погребению останков адмирала, но когда в 1795 г., по Базель¬
скому договору, остров Гаити был уступлен Франции, испанский
адмирал дон Артисабель приказал вскрыть склеп, вынуть* ос¬
танки Хр. Колумба и перевезти их на испанскую почву, в Гавану*
где они с надлежащей церемонией и были помещены в мест¬
ном соборе 19 января 1796 г. Однако в Санто-Доминго утверди¬
лось мнение, что перевезены были останки не Хр. Колумба, а
его сына Диего, и в 1877 г. особая комиссия, вскрывшая склеп
и свинцовый гроб, засвидетельствовала якобы подлинность ока¬
завшихся останков великого адмирала в Санто-домингском
соборе.
Эго вызвало специальное расследование со стороны Мадрид¬
ской королевской исторической академии, которая в своем рапор¬
те испанскому правительству, представленному в 1879 г.*
привела ряд доказательств в пользу того, что останки Хр.
Колумба действительно были перевезены в Гавану и покоятся
в соборе этого города.
47
Но сантодомингцы этим не убедились и остались при своем
мнении; недавно, в 1890 г., немецкий исследователь Р. Кронау,
желавший разъяснить этот вопрос, был допущен в капеллу Сан-
то-домингского собора, где хранятся теперь (подлинные или
мнимые) останки Хр. Колумба, перенесенные туда из склепа, и
в присутствии представителей местной светской и духовной вла¬
сти, а также иностранных консулов мог видеть кости великого
•адмирала, помещенные в небольшом ящике с соответственной над¬
писью.
Ящик этот свинцовый, небольшой, всего 44 см длины (23 см
высоты и 21 х/2 см ширины); по преданию, в нем были привезены
останки адмирала из Испании. Кронау мог различить позвонки,
•кости рук и ног, но он не упоминает о черепе; тут же оказался
стеклянный сосуде прахом, собранным со дна гроба. На крыш¬
ке ящика с наружной и внутренней стороны награвированы над¬
писи; кроме того, в ящике лежит еще серебряная дощечка с
надписями на обеих сторонах. Наружная надпись ящика такова:
Б. бе 1а А. Р-ег А-1е; ее читают: „БезсиЬпбог бе 1а Атёпса.
Рптега А1ппгап1еи*; на наружной стороне дощечки находятся
•буквы: V „а р“ 1е бе 1оз г 1оз бе1 р та А1 {е „Спз1оуа1 Со1оп
Без41, т. е. „БШта (или Ипа) райе бе 1оз гез1оз бе1 рптега А1-
гшгап1е Спз1оуа1 Со1оп БезсиЬпбог44**. В ящике находится еще
свинцовая пуля, найденная будто бы при костях и остававшаяся,
ло-видимому, до смерти в теле адмирала, который получил ее,
надо полагать, еще во время своей бурной юности в какой-ни¬
будь схватке. После осмотра вскрытого ящика стеклянный со¬
суд с прахом был помещен в серебряный, обделанный золотом
ящичек и поставлен снова в свинцовый гроб, который в свою оче¬
редь был вставлен в стеклянный, снабженный серебряными
скобами; этот последний был заперт тремя ключами, обернут
трехцветными лентами (красными, белыми и голубыми, соответ¬
ственно цветам Санто-домингской республики), на которые
были наложены печати (правительства, церкви и нескольких
консулов), и опущен в деревянный саркофаг, находящийся по¬
середине капеллы. Кронау не сомневается в подлинности сохраня¬
емых с таким почетом реликвий, но многие испанские иссле¬
дователи относятся к ним скептически, в особенности что касает¬
ся до сравнительно обильных и несколько сомнительных над¬
писей. К этому можно еще прибавить, что у братии монастыря
5ап{а Мапа бе 1аз Сиеуаз, близ Севильи, держится предание, что
останки Колумба до сих пор еще находятся у них, а в Америку
были будто бы перевезены другие...
В последнем своем письме к королю Колумб жаловался, что,
несмотря на свои двадцатилетние труды и лишения, у него нет
* „Открыватель Америки. Первый адмирал44. — Ред.
** „Некоторая (одна) часть останков первого адмирала Христофора
Колумба — открывателя44. — Ред.
48
крова в Испании, который он бы мог назвать своим, что он вы¬
нужден питаться и ночевать в гостинице, и что большей частью
у него не оказывается денег для уплаты по счетам. В письме
к сыну Диего от 1 декабря 1504 г. он заявлял, что ему приходится
жить на занимаемые деньги. Однако в другом письме к сыну от
13 декабря он пишет, что послал брату его, Фернандо, 150 дука¬
тов, с поручением передать часть этих денег Диего, и что он полу¬
чил 4000 кастеллянос (около 8000 руб. серебром) в качестве при¬
читавшейся ему части с доходов Испаньолы. Отняв у Колумба
власть и другие привилегии, испанское правительство, однако,
отсчитывало ему причитающуюся часть доходов, так что он
не был, по-видимому, поставлен в бедственное положение. Но
большая доля этих доходов шла, кажется, на уплату долгов, и
сохранился указ короля от 15 апреля 1505 г., которым налагался
арест на следовавшую Колумбу долю, для передачи ее Се¬
вильскому казначейству и употребления в уплату долгов адми¬
рала. Известно, впрочем, что сыновья Колумба скоро после смер¬
ти отца стали очень состоятельными людьми и получали весьма
значительные по тому времени доходы. Тем не менее Луис Колон,
сын Диего и внук Хр. Колумба, вынужден был отказаться от
своих притязаний на вице-королевство Индии и удовольствовать¬
ся ежегодной пенсией в 10 000 (или 1000?) дукатов и титулом
герцога Верагуа, маркиза Ямайки и адмирала Индии. После его
смерти этот титул перешел к его племяннику, сыну его брата
Христофора, дону Диего, со смертью которого, в 1578 г., пре¬
секлась прямая мужская линия потомков Хр. Колумба. Братья
Христофора, Бартоломе и Диего, не оставили после себя потом¬
ства, и титул герцога Верагуа перешел, таким образом, в боковую
женскую линию, в которой он существует и до настоящего вре¬
мени в Испании в одном из родов испанской аристократии.
Как известно, Колумб был убежден, что страны, открытые
им на западе, принадлежат Азии29. В своих экспедициях он,
по-видимому, постоянно справлялся с картой Тосканелли, и
все открытые им острова и берега пытался отождествить с теми
или иными частями Индии, Китая, Золотого Херсонеса древних
и т. п. Правда, и в его письмах попадается иногда выражение
„Новый Свет“, однако, кажется, более в смысле вновь открытого,
но относящегося к той же области Азии, о которой сообщали
Марко Поло и другие путешественники в восточные страны. В
этом отношении уже при жизни Колумба некоторые из его сов¬
ременников стали высказывать сомнение* и еще в 1503 г. по¬
явилось в печати в Париже, на латинском языке, письмо Америго
Веспуччи к кардиналу Лоренцо Медичи30 с описанием вновь
открытого Света, или новой, четвертой части его; это письмо
выдержало затем несколько изданий на разных языках и обра¬
тило на себя общее внимание. Колумб был вообще скуден в опи¬
сании своих путешествий, и хотя отчет о первой его экспедиции
и появился в печати прежде всего в Италии да и то, по-видимо¬
4—39
49
му, без разрешения автора, тем не менее сообщенные в нем извес¬
тия могли произвести впечатление только на более выдающиеся
умы, интересовавшиеся космографическими вопросами. Для
прочих образованных людей дело шло об открытии где-то на за¬
паде каких-то островов, йаселенных дикарями, и только.
Результаты третьей и четвертой экспедиций Колумба оста¬
вались долго не обнародованными, а между тем за это время
другие испанские и португальские мореплаватели успели открыть
многие берега американского континента. Итальянец Америго
Веспуччи, в особенности участвуя в качестве космогафа и лоц¬
мана в нескольких экспедициях, успел собрать интересные све¬
дения о новоохкрытых странах и изложить их в занимательных
очерках природы и жителей Нового Света; эти очерки (письма)
получили широкое распространение, сделали имя Америго из¬
вестным для всех интересующихся географией, и вот в 1507 г.,
через год после смерти Хр. Колумба, лотарингский ученый кар¬
тограф Мартин Вальдземюллер в своей „Созто^гарЫае 1п1гос1ис-
110»* предложил назвать вновь открытую четвертую часть света
по имени ее ученого описателя Америкой — женским именем,
подобным именам Европы и Азии. Хотя несколько лет спустя
Вальдземюллер и узнал, по-видимому, об открытии Колумба и в
новом издании „Птолемея1513 г., отметил на карте вновь от¬
крытых на западе стран, что страны эти „были открыты генуэз¬
цем Хр. Колумбом, посланным испанским королем“, однако эта
поправка оказалась уже запоздавшей.
Название „Америка “ появилось на нескольких картах и гло¬
бусах 1509, 1512, 1515, 1516 гг. и перешло затем в знаменитые
атласы Ортелия и Меркатора; Испания, правда, долго игнори¬
ровала это название, довольствуясь именем Западной Индии,
но и она в конце концов его усвоила. Имя же Колумба сохранилось
только в названии южно-американской республики Колумбии,
да среднеамериканского города Колона.
Мы сказали, что Колумб безусловно верил в принадлежность
открытых им стран к Азии. Эта вера была крупной ошибкой, но
она обусловила возможность самого открытия, и ей обязан Ко¬
лумб своей славой. По своему развитию и мировоззрению Колумб
был человеком средних веков, крепко полагавшимся на авторите¬
ты и безусловно верившим в то, что он признавал истиной.
Проникнутый средневековым духом, он был глубоко рели¬
гиозен и вполне преклонялся перед авторитетом церкви, за ис¬
ключением только одного — веры в возможность открытия Ин¬
дии западным морским путем и в свое призвание — осуществить
эту возможность. В этой вере его не могли поколебать никакие
доводы, никакие возражения самых крупных авторитетов; раз
убедившись в истине своего плана, он настолько предался ему,
что видел подтверждение этой истины и в пророчествах св. пи¬
* „Введение в космографию44. — Ред.
50
сания, и в своих сновидениях, и готов был скорее пожертвовать
самым дорогим, чем отказаться от своей мысли. Эта крепкая,
безусловная вера и создала его мощь; в ней лежал залог его
успеха. Она привлекла к нему сочувствующих и других верующих,
она убедила, наконец, многих сомневавшихся; она поддержива¬
ла его в течение долгих лет исканий и ожиданий, она одушевляла
его в продолжение первой экспедиции и обусловила его твердую
решимосгь и неуклонную энергию. Никогда, как заметил из¬
вестный историк Ранке, великое заблуждение не вызвало более
великого открытия.
Если бы у Колумба оставалась тень сомнения, если бы у него
был холодный, анализирующий ум, который мог бы навести его
на слабые стороны имевшихся в его распоряжении аргументов,
если бы он допустил возможность того громадного расстояния,
которое отделяет в действительности западные берега Европы от
восточных Азии, то он, конечно, не мог бы отстаивать с таким
упорством и убежденностью свой план перед тогдашними порту¬
гальскими и испанскими авторитетами, не в состоянии был бы
поддержать в себе ту бодрость духа, которая была необходима
для того, чтобы внушить эту бодрость другим, и не был бы в
силах довести свое рискованное предприятие до конца. Убежде¬
ние в своем призвании приняло у Колумба даже мистический ха¬
рактер; он искренне видел в себе посланника бога и держал себя,
соответственно этому, с достоинством и авторитетом. Его ми¬
стицизм сказался даже в усвоенной им подписи: на всех пись¬
мах и документах он подписывался так:
5
5. А. 5.
X. М. У.
Хро Регет,
что толкуют: „Зет бог с1е 5из АИегаз Засгаз Лез из, Мапа, Лозе?
СпзЛоГого Регепз“*. Штурман Колумба, Хуан де ла Коса, на
своей первой карте вновь открытых стран, поместил, между
прочим, изображение человека, переносящего через море мла¬
денца Христа...
Многие из новейших исследователей пытались оспаривать
преувеличенную будто бы роль Колумба в деле географических
открытий. Его предприятие выставлялось как смелая, почти
безумная попытка невежественного и упрямого фанатика-често-
любца — попытка, основанная на грубой ошибке и лишь слу¬
чайно увенчавшаяся успехом. Его упрекали в том, что он до
конца жизни оставался в невежественном самообмане, и что
в сущности сам он открыл немного, да и то чисто случайно. Но,
во-первых, он дал, как выразился еще Лас Касас, нить, держась
* „Служитель их святейшеств Иисуса, Марии, Иосифа — Христофор
Несущий». — Ред.
*
4* . .51
за которую уже нетрудно было найти ключ и к другим частям
Нового Света, а во-вторых, и открытое им лично было далеко
не так мало, как это некоторые хотели представить.
Багамские острова, Гаити, Куба, Ямайка, Пуэрто-Рико, почти
все Малые Антильские острова, берега Гондураса, Венесуэлы,
Колумбии, Никарагуа — все это в совокупности составило зна¬
чительную часть тропической Америки; ближайшие же по¬
следователи Колумба, бывшие в сущности его учениками, рас¬
пространили ряд открытий далеко за пределы, достигнутые Ко¬
лумбом. Успех Колумба становится еще рельефнее, если сравнить
его с успехами португальских моряков, которым потребовались
десятки лет, чтобы пройти вдоль западного берега Африки до
мыса Доброй Надежды. Нельзя согласиться и с тем, чтобы все
экспедиции Колумба шли, так сказать, на авось, не будучи ос-*
нованными на каких-либо разумных доводах. Во второй экспеди¬
ции он хотел проверить показание индейцев об островах, лежа¬
щих к югу от Испаньолы, и потому взял курс на 10° южнее. В
третьей экспедиции он пытался взять еще южнее, но обстоятель¬
ства заставили его изменить направление; тем не менее встре¬
ченное им здесь сильное западное течение, в связи с констатиро¬
ванным им в первые путешествия существованием далее к северу
большого выступа или полуострова (за который он принимал
остров Кубу), вызвало в нем предположение, что это течение
должно вести к какому-нибудь проливу, через который вся эта
масса воды должна проходить на запад. Догадка эта была бы, как
замечает МагкЬат, совершенно логичной, если бы признание
Кубы за полуостров могло бы считаться доказанным фактом.
Как бы то ни было, в четвертую экспедицию Колумб решился
проверить свою догадку и искать предположенного пролива,
для чего он и шел долго вдоль берегов Мексиканского залива,
покуда состояние его судов и провианта не заставило его
повернуть к Испаньоле.
Некоторые новейшие исследователи, в частности немецкие,
доказывают, что Колумб не только не был выдающейся личностью
по своим воззрениям и характеру, но что он был даже посредст¬
венным моряком и стоял ниже по своим знаниям многих современ¬
ных ему мореплавателей. „Заслуги Колумба в практическом
мореходстве, — говорит С. Руге, — были посредственны, сде¬
ланные им определения географических широт неверны, он не
был в состоянии достаточно ориентироваться и, например, на
возвратном пути из первой экспедиции признал, что он находится
у Канарских островов, тогда как в действительности перед ним
были Азоры. Если только он не намеренно говорил неправду,
его показания о величине Кубы и Гаити были крайне преувели¬
чены. От его собственных съемок у берегов Нового Света не сохра¬
нилось ничего. В этом отношении Колумб не может выдержать
сравнения со многими великими последующими мореплавателями.
Только случайный успех сделал его великим, и этот успех, обя-
52
занный лишь крепкой вере в достижение предначертанной цели,
оказался столь крупным и важным по своим последствиям, что
из-за совершенного факта обыкновенно забывают о плане и спо¬
собностях его виновника"...
По отношению к таким неблагоприятным выводам можно
сказать, что если бы даже они были справедливы, им все-таки
невозможно было бы уничтожить значение фактов, которые
свидетельствуют: 1) что Колумб первый проложил морской путь
на запад и открыл многие части Америки; 2) что он несколько
раз находил дорогу к Испаньоле и благополучно возвращался
оттуда в Испанию, несмотря на многие опасности, бури, про¬
тивные ветры и пр. и невзирая на то, что большей частью ему при¬
ходилось плавать на маленьких плохих судах, совершенно
неприспособленных для дальних плаваний; 3) что он целые де¬
сятки лет провел на море, плавая по Средиземному морю и Ат¬
лантическому океану, а потому естественно думать, что он усвоил
себе все те мореходные сведения, которые были доступны лучшим
тогдашним морякам. Далее, следует принять во внимание не¬
совершенство тогдашней мореходной техники, отсутствие надеж¬
ных способов к определению долгот и неудовлетворительность
имевшихся тогда инструментов для определения (на корабле)
широт, отсутствие для Атлантического океана морских карт
и вообще незнакомство с условиями плавания в нем в зависи¬
мости от времен года, ветров, глубин и т. д., наконец, то обстоя¬
тельство, что до нас не дошли ни карты, ни морские журналы,
ни многие письма Колумба и что мы вынуждены довольствовать¬
ся только немногими его краткими отчетами и свидетельствами
других лиц, пользовавшихся колумбовскими данными. Только
имея все это в виду и зная вообще состояние космографических
сведений к концу средних веков, можно быть беспристрастным
к Колумбу, и то требуется большая критическая осторожность
и оценка отдельных фактов с точки зрения специалистов. Так,
например, относительно ошибок в определении географической
широты следует сравнить показания Колумба с определениями
его современников и ближайших последователей, и тогда мы
убедимся, что у последних встречаются в этом отношении ошиб¬
ки, не уступающие сделанным Колумбом.
С другой стороны, некоторые приписываемые Колумбу грубые
ошибки оказываются в действительности не ошибками, а описка¬
ми его копиистов или тех лиц, которые пользовались его материа¬
лами. Так, например, Брейзинг указал на крупную ошибку Ко¬
лумба в определении широты острова Кубы, именно, что она
находится будто бы под 42°, тогда как в действительности она нахо¬
дится под 21°. Наваррет думал даже, что Колумб, может быть,
пользовался квадрантом, разделенным на вдвое большее число
частей, но, как, доказал Руге, таких инструментов вовсе ни¬
когда не существовало. Известный специалист по истории зем¬
леведения и мореплавания Гельцих доказал, однако, что озна¬
53
ченная цифра, приведенная у Лас Касаса несомненно была опис¬
кой, вызванной, может быть, неразборчивостью рукописи Колум¬
ба; что сам Колумб не мог сделать такой ошибки, явствует из
сопоставления различных записей его морского журнала, при¬
веденных у Лас Касаса. 13 октября 1492 г. Колумб определил
положение острова Гуанахани и нашел его равным 28° с.ш. (в
действительности, он лежит приблизительно под 24°); затем он
пошел на юг и, дойдя до Испаньолы, определил ее положение —
под 26° с. ш.
По дороге 30 октября он зашел к острову Кубе, и вот по от¬
ношению к этому острову и стоит цифра 42°. Но может ли быть,
спрашивает Гельцих, чтобы Колумб, идя от 28° с. ш. на юг и
дойдя до 26°, мог определить одну из промежуточных станций
как находящуюся под 42°; этого не сделал бы ни один моряк
того времени, и, очевидно, в данном случае надо предполагать
описку, сделанную самим Колумбом или, вероятнее, Лас Ка¬
сасом.
Далее указывается как другой крупный промах Колумба,
что, возвращаясь из своей первой экспедиции, он думал, что
прибыл к Канарским островам, тогда как в действительности
перед ним были Азоры. Он помеаил письмо, написанное им перед
островом на корабле —„Сапапа“, тогда как в действительности,
как оказалось после, это был остров „5ап1а Мапа“, один из
Азорских. Но Варнхаген еще в 1858 г. доказал, что помета „Са-
папа“была опиской переписчика; им была найдена другая копия,
на которой значится „5ап1а Мапа“, только написанная так:
„51атапа“; очевидно, не в меру догадливый переписчик подста¬
вил вместо „51ат“ „Сап“, и выщла „Сапапа“. В новейшее время,
однако, один итальянский исследователь выразил сомнение в
правильности такого толкования, а именно на том основании, что
„если, — говорит он, — проследить морской журнал Колумба,
как он приведен у Лас Касаса, от 15 февраля (даты письма)
взад, то нетрудно убедиться, что его определения были так далеки
от истины, что он должен был признать себя находящимся на
широте Канарских островов, очутившись перед Азорами“.
Это замечание вызвало специальную проверку Гельциха, причем
были приняты во внимание указанные Колумбом по дням на¬
правление курса судна и отметки пройденного пути, а также по
отношению к Канарским и Азорским островам показания тог¬
дашних карт; в результате этого кропотливого разыскания ока¬
залось, что Колумб никоим образом не мог сделать приписывае¬
мой ему ошибки в определении, т. е., другими словами, он шел
сознательно на Азорские острова.
В доказательство того, как верно Колумб был способен уга¬
дывать свое положение в море, МагкЬат указывает на следующий
факт. Возвращаясь из своей второй экспедиции, Колумб решился
попробовать идти прямым путем на восток, навстречу пассату.
Плавание было продолжительное, провизия вся выщла, и эки¬
54
паж дошел до такой крайности, что намеревался покончить с на¬
ходившимися на корабле индейцами и воспользоваться их мясом.
Вдруг ночью, к удивлению всей команды, Колумб приказал
укоротить паруса; на рассвете оказалось, что судно находится
перед мысом Сан-Винсент. Этот факт свидетельствует, по мнению
МагкЬапГа, о замечательной способности комбинировать данные
пройденных расстояний и направлений и о несомненном искусст¬
ве Колумба как моряка. Подобное же благоприятное мнение о
морских способностях Колумба высказали Юз (Ни§Ьез — италь¬
янец, хотя и с английской фамилией) и известный знаток матема¬
тической географии и истории землеведения, проф. Гюнтер.
Гюнтер указывает на заслуги Колумба в отношении земного
магнетизма. Колумб первый открыл магнитное склонение и
первый определил линию, по которой стрелка компаса указы*
вает точно на Северный полюс или, как сказали бы теперь, изо¬
гону 0.; далее он первый открыл Саргассово море, первый обра¬
тил внимание на экваториальное течение и выразил при этом мысль
что Антильские острова, в частности, Тринидад, должны быть
рассматриваемы как оторванные водою от материка части суши;
наконец, он проявил значительную наблюдательность в своих
замечаниях о климате открытых им стран, их растительности,
животном мире, племенах и т. д. Стараясь дать объяснение
наблюдаемых им явлений, он прибегал, правда, иногда к смелым
и странным гипотезам, но и эти гипотезы могут быть в значитель¬
ной степени оправданы духом эпохи; так, например, после своего
третьего путешествия в отчете королю он развил теорию, что
Земля не вполне кругла, что она похожа несколько на грушу,
или, точнее, имеет вид сферы, одна часть поверхности которой
представляет выпуклость вроде сосца на женской груди; на этом
возвышенном месте находится, вероятно, рай, с которого текут
райские реки. Как ни странной может казаться такая гипотеза,
она, как показал Гюнтер, имела некоторые основания в космогра¬
фических теориях средних веков и в односторонне понятых соб¬
ственных наблюдениях Колумба.
Дойдя до устья Ориноко и до залива Парии, Колумб был по¬
ражен массой вливавшейся в этот залив пресной воды и, не видя
поблизости гор, он пришел к заключению, что вода эта достав¬
ляется большой рекой, текущей с возвышенной площади; тут
вспомнилось ему сказание о земном рае, что он находится на горе,
что с него текут четыре большие реки, что там благорастворение
воздухов и роскошная растительность.
Действительно, климат здесь был теплый и мягкий, раститель¬
ность обильная и разнообразная, река большая и текущая, оче¬
видно, с высоких гор, но, вместе с тем, климат здесь показался
Колумбу в данное время года не столь жарким и удушливым,
как севернее, на широте Гаити, и население, здесь встреченное,
было более светлокожим, чем там. Но если здесь, в более южных
широтах, т. е. ближе к экватору, климат мягче и население
55
менее черно, то, значит, данная область расположена выше, „ближе
к небу“, и вот Колумб развивает гипотезу о „грушеобразное™ “
Земли — гипотезу, которая находила себе опору в средневеко¬
вой теории несовпадения центров суши и моря, т. е. принимав¬
шей, что сфера суши как бы плавает в сфере воды и выступает из
нее местами, образуя особенно один главный выступ в виде сег¬
мента шара. Эта гипотеза, ошибочность которой указывал еще
Данте, была невозможной с точки зрения механики, но она была
извинительной для Колумба, вся эрудиция которого была чисто
средневекового характера. Он верил, например, в легенды о
людях с песьими головами, с хвостом, с одним глазом на лбу, об
островах амазонок, сиренах и т. д. и искал фактического под¬
тверждения их в своих странствиях; трех сирен он даже видел
прыгающими в море, как записано в его дневнике, с наивным
замечанием, что они вовсе небыли так красивы, как их описывают...
Еще большим обвинениям и нападкам подвергся Колумб как
человек в отношении к его нравственным качествам. Его обвиняли
и продолжают обвинять в алчности, в чрезмерности требований,
предъявленных им испанским монархам, в жадном искании зо¬
лота, в отнятии у матроса заслуженной им награды, в порабоще¬
нии американских индейцев, в дурном управлении, вооружавшем
против него большинство испанцев, в хвастливых описаниях
открытых им стран перед испанскими монархами, в грандиозных
проектах, оставшихся только на словах и на бумаге, в ханжестве
и т. д. Что касается алчности Колумба и его жадности к золоту,
то следует припомнить, что искание золота или философского
камня занимало многие выдающиеся умы средних веков и было
(вместе с пряностями) главным побудительным стимулом многих
морских экспедиций конца XV и начала XVI в. Колумб же видел
в золоте великую силу, при помощи которой он мечтал об осу¬
ществлении такого предприятия, как освобождение Иерусалима;
с другой стороны, золота ожидало от него и испанское правитель¬
ство, и все его спутники. Относительно присвоения себе награды,
следовавшей матросу, Колумб, может быть, действительно по¬
грешил; тем не менее дело это было решено судом на основании,
очевидно, показаний свидетелей, и мы не имеем оснований
утверждать, чтобы суд в таком случае поступил явно несправедли¬
во и пристрастно. Тяжелое обвинение заключается в том, что
Колумб первый применил к индейцам обращение в рабство, но
и это темное дело подлежит известной оговорке.
Колумб послал в Испанию караибов, бывших людоедами, с
той целью, как он пояснял, чтобы они вдали от родины отвыкли
от своего жестокого обычая, научились бы испанскому языку
и могли бы быть обращены в христиан и получить спасение своих
душ. Затем он послал в Испанию толпу индейцев с Гаити, захва¬
ченных при усмирении восстания, как мятежников, с которыми
можно было не церемониться. Правда, королева Изабелла за¬
явила себя противницей такого порабощения, выразила по этому
56
поводу неудовольствие Колумбу и издала впоследствии указ
(оставшийся, впрочем, без исполнения), приказывавший обра¬
щаться с индейцами как со свободными вассалами, но, в этом от¬
ношении, королева являлась редким исключением. Даже многие
высокопоставленные духовные лица на запрос ее и Фердинанда—
позволительно ли обращать индейцев в рабство, отвечали ут¬
вердительно; притом рабство в то время было обычным явлением
в Испании, где на рынках Севильи, Кордовы, Гранады и т. д.
можно было видеть сотни, тысячи военнопленных мавров, про¬
дававшихся в качестве рабов, точно так же как и рабов-негров,
вывозившихся из Африки португальцами. Если епископ Лас Ка¬
сас восстал впоследствии против обращения индейцев в рабство
и добился его уничтожения, то со своей стороны он предложил
заменить труд индейцев подневольным трудом негров, как будто
негры были не такими же людьми, как американские индейцы.
Лично Колумб относился к индейцам с большей гуманностью
и расположением, чем большинство его спутников и преемников.
Он старался их обласкать, одарить, запрещал пользоваться их
наивностью и выменивать золото на безделушки, сожалел впо¬
следствии (в письмах к сыну Диего) о жестоких притеснениях,
которым они были подвергнуты в период управления Овандо и т. д.
Характерным представляется и тот факт, что кацик Гва-
канагари, по прибытии испанцев в Испаньолу во второй их экс¬
педиции, не решался приблизиться к ним до тех пор, пока не
увидал Колумба, успевшего внушить доверие к себе в первую его
экспедицию.
Было бы, конечно, преувеличенным и странным считать Ко¬
лумба нравственным совершенством, безупречной и святой лич¬
ностью, но если принять во внимание все условия, при которых
ему пришлось жить и действовать, и сравнить его с личностями
многих его спутников, продолжателей и преемников, то поло¬
жительные качества знаменитого генуэзца несомненно должны зна¬
чительно перевесить отрицательные, и многие брошенные в него
обвинения должны быть признаны явно несправедливыми и край¬
не преувеличенными. Если у Колумба и были недостатки, темные
стороны, нравственные пятна, то он их искупил своим беззавет¬
ным стремлением к тому, что он считал своим высшим приз¬
ванием, своими тяжкими испытаниями и горькими разочарова¬
ниями.
Простой генуэзец, ткач и матрос, он усваивает себе не только
грамотность, латынь, но и высшие космографические сведения
своей эпохи, создает себе еще в молодости грандиозный план и
употребляет годы для достижения возможности его осуществле¬
ния; бедняк-чужеземец, он открывает себе доступ в высший круг
португальского и испанского общества, приобретает себе уваже¬
ние и покровительство высших представителей светской и ду¬
ховной власти, вступает в договор с величайшими монархами Ев¬
ропы и получает звание великого адмирала и вице-короля. На
57
плохих, жалких судах он совершает смелое, уверенное плавание
на далекий, неизвестный запад, открывает новый мир, делает
великие географические открытия, достигает всеобщего торжест¬
венного признания своих заслуг, но затем начинается недоволь¬
ство, зависть, происки, измена, клевета, всевозможные обвине¬
ния; он заковывается как преступник в цепи, бросается в тюрьму,
везется на суд, затем его освобождают, но лишают без суда
подтвержденных королевскими подписями прав и привилегий; го¬
дами он борется с морем, голодает, терпит от бурь, страдает от
лихорадки и возвращается дряхлым, расслабленным стариком,
чтобы умереть в неизвестности, в долгах, в напрасных стараниях
восстановить свои нарушенные права. Есть что-то величаво траги¬
ческое в этой жизни, посвященной одному стремлению, одной
идее, в основе своей оказавшейся ложной, но увенчавшейся гран¬
диозным открытием, которое произвело существенный переворот
в истории культуры и открыло новые пути для европейской ко¬
лонизации.
О ПОРТРЕТАХ ХРИСТОФОРА КОЛУМБА 31
Хотя число известных портретов Колумба весьма велико (Роп-
се бе Ьеоп, специально занимавшийся их разысканиями, насчиты¬
вает более 450), тем не менее многие из них составляют положи¬
тельно продукты чистой фантазии, и вообще, по мнению Гарриса,
едва ли который-нибудь из них может быть признан автентичным,
сделанным с натуры и воспроизводящим действительные черты
знаменитого генуэзца. Новейший американский исследователь
Дэли держится, однако, другого взгляда и полагает (СЬ. Р. Эа1у,
„Науе \\^е а РоНгай о! Со1итЪиз“* в „ВиИеНп оГ 1Ье Атепсап
Оео§гарЫса1 5ос1е{у“, уо1. XXV, № 1, 1893), что некоторые из
известных портретов Колумба, представляя ряд сходных черт,
могут считаться, вместе с тем, похожими на оригинал, т. е. даю¬
щими более или менее верное представление о физическом типе
адмирала. Для суждения о сходстве в данном случае необходимо
припомнить, как описывают личность Колумба люди, его знавшие.
Самое раннее описание находится в сочинении, приписывае¬
мом Анджело Тривиджано и озаглавленном: „Книжка о всех
мореплаваниях испанских королей“, Венеция, 1504. Здесь Ко¬
лумб описывается как „сильно сложенный человек, высокого
роста, рыжеватый, с продолговатым лицом“. Следующее указа¬
ние дано в собрании путешествий А1. 2от, озаглавленном
„Мопбо №юуо е раез1 пиоуатегйе гйгоуаН“ („Новый Свет и вновь
открытые етраны“), Виченца, 1507. „Хр. Колумб, — говорит¬
ся здесь, — был высокий видный мужчина, большого ума и с
продолговатым лицом“. Несколько более подробное описание дает
* „Имеется ли портрет Колумба". — Ред.
58
Овьедо, который лично знал Колумба, и в качестве королевско¬
го пажа присутствовал вместе с сыном Колумба Фернандо в
Барселоне при приеме Колумба Фердинандом и Изабеллой
„Хр. Колумб, — говорит Овьедо, — был видный мужчина, скорее
высокого, чем среднего роста и сильного сложения. Он имел
живые глаза, и все черты его лица были пропорциональны. Во¬
лосы у него были рыжеватые, лицо несколько румяное и веснуш-
чатое“. Далее сообщается, что он „красиво говорил, отличался
большим умом, был хороший знаток латыни и весьма ученый
космограф“; наконец, что „он был любезен, когда того желал,
но гневен, когда находился в возбуждении“.
Затем следует описание Лас Касаса, самое ценное и полное,
притом сделанное лицом, которое знало Колумба в более позд¬
ний период его жизни. „Хр. Колумб, — говорит Лас Касас, —
был рослый мужчина, выше среднего роста; лицо у него было
продолговатое, исполненное достоинства; нос орлиный, глаза
голубые, колорит — приближавшийся к красноватому. Его во¬
лосы и борода в молодости были белокурые, но рано поседели
от утомительных трудов. Он был жив и остроумен, хорошо го¬
ворил и отличался особенным красноречием, когда рассказывал
о себе. Будучи в меру серьезен, он отличался любезностью к
посторонним, приветливостью и радушием к более близким. Дер¬
жа себя с умеренною важностью, он был сдержан в разговоре и
мог скоро привлекать к себе любовь всех знавших его. Наконец,
он представлял из себя личность почтенную, высокого положения
и авторитета и достойную всякого уважения. Он был умерен и
скромен в пище, питье, одежде и обуви“. Приведем еще описание
типа Колумба, находящегося в „Истории“, приписываемой его
сыну Фернандо: „Адмирал, — говорится здесь, — был мужчина
хорошего сложения и роста выше среднего, с удлиненным лицом
и несколько высокими скулами, но без наклонности к ожирению
или тучности; нос у него был орлиный, глаза светлые, волосы
русые, с блестящим оттенком. В молодости он был блондин, но,
достигнув тридцати лет, стал седым“.
Имеется еще описание Бензони, который, однако, не видал
Колумба лично и прибыл в Америку в 1541 г., через 35 лет после
смерти адмирала. Но он имел сношения со многими лицами, хо¬
рошо знавшими Колумба, и его описание сходно с ранее приве¬
денными. По его словам, „Колумб был мужчина видного роста,
здорового, сильного сложения, отличавшийся рассудительностью,
высоким умом и благородством осанки. Глаза у него были жи¬
вые, волосы рыжие, нос орлиный и рот несколько широкий“.
А. Бернальдес, бывший другом Колумба, рассказывает в сво¬
ей „Истории католических государей“, что по возвращении из
второго путешествия в июне 1496 г. адмирал явился в Кастилию
в одежде францисканского монаха. „Костюм его имел почти
совершенно покрой монашеской одежды, с веревкой Св. Фран¬
циска вокруг чресл “. Известие это интересно тем, что на более
59
старых портретах Колумба он действительно изображен в та¬
ком костюме. Из всех приведенных описаний можно заключить
что Колумб был видный, хорошо сложенный мужчина, роста
выше среднего, с продолговатым лицом и несколько выдающи¬
мися скулами, но вообще с пропорциональными чертами; что гла¬
за у него были светлые и проницательные, нос орлиный, колорит
блондина; что в юности он имел рыжеватые волосы, но с тридцати
лет поседел. Данные эти, по мнению Дэли, достаточны, чтобы
на основании их иметь некоторое суждение о степени сходства
портретов.
Древнейший портрет Колумба находился в галерее Паоло
Джовио (Раи1из ,1оушз), в его вилле на озере Комо. С портрета
этого был сделан политипаж на дереве, помещенный в сочинении
Джовио „Е1о§1а Ушогиш ЪеШса У1г1и1е 111 изШшп44*, вышедшем
в Базеле, в 1576 г. Джовио родился в 1483 г., был, следователь¬
но, современником Колумба, но едва ли встречался с ним. В
1506 г., когда Колумб умер, Джовио был практикующим врачом
в Риме, но променял затем эту профессию на занятия литерату¬
рой и сделался писателем, биографом и историком, а затем принял
священство. Адриан VI назначил его каноником собора в Комо,
а Климент VII — епископом в Ночере, в Неаполитанском коро¬
левстве, находившемся тогда под властью Испании. Джовио был
ученый и талантливый писатель, пользовавшийся известностью,
но вместе с тем, отличавшийся продажностью: он получал ценные
подарки от вельмож, желавших от него похвального слова или бо¬
явшихся его пера, и, пользуясь своим положением, успел ско¬
пить большое состояние, которое употребил на постройку боль¬
шой виллы на озере Комо и на украшение ее древностями, карти¬
нами, статуями и другими произведениями искусства, а также
разными курьезами и редкостями, которые в совокупности сос¬
тавили целую галерею из 9 залов.
Наиболее видное место в этой галерее занимал ряд портретов
знаменитых личностей, в числе более 500, полученных в качестве
подарков от разных государей, принцев, синьоров и художников.
Между этими портретами находился и портрет Колумба. Га¬
лерея Джовио получила такую известность, что Козьма I, великий
герцог Тосканский, прислал снять копии с некоторых ее порт¬
ретов художника Хр. делль Алтиссимо, который скопировал
253 из них, в том числе и „Колумба Генуэзца44; полагают, что
портрет Колумба, находящийся теперь в галерее 1Л1ш во Фло¬
ренции, и есть именно эта копия. По словам Ланци, Алтиссимо
копировал черты портретов тщательно, но не обращал внимания
на атрибуты, одежду и т. д. и переделывал их часто по-своему.
После смерти Джовио, в 1551 г., галерея его сохранялась неко¬
торое время наследниками в целости, до 1587 г., после чего она
разделилась между двумя линиями, а затем раздробилась еще
* „Хвала мужам, знаменитым воинской доблестью“. — Ред.
60
более (самая вилла была разорена во время военных действий и
разрушена разливом озера, так что уже в 1617 г. представляла
одни развалины). Куда девался портрет Колумба, осталось не¬
известным, но в 1880 г., по настояниям Жоррена, уроженца Га¬
ваны, специально занимавшегося изучением Колумба, были
Хр. Колумб, гравюра Джовио
произведены розыски в части коллекции, перешедшей во владе¬
ние графа Джовио, и в результате этих розысков отыскался
один портрет с надписью на нем: ОЛшпЬиз, Ьу§иг, Иоу1 огЫз
Кер1ог (т. е. КереНог) — Колумб Лигуриец, открывший Новый
Свет*. В настоящее время портрет этот принадлежит д-ру д’Орки,
в Комо.
Итак, старейшим портретом Колумба является, по мнению
Дэли, политипаж на дереве, приложенный Джовио к его „Эло-
гии“. Политипаж этот сделан довольно грубо, резьба его плохо¬
вата, многие черты лица не явственны, верхняя губа, например,
* Этот портрет см. на стр. 5 . — Ред~
61
и мускулы лица обозначены, очевидно, неверно, тем не менее
продолговатость лица и кривизна носа соответствуют описаниям,
равно как и одежда францисканского монаха. Правая бровь изо¬
бражена дугообразной, левая почти прямой; на подбородке заме¬
чается небольшая, наискось идущая ямка. Некоторое сходство
с этим изображением представляет, по мнению Кардереры и
Дэли, портрет, находящийся в флорентийской галерее ШП21
(он приведен в сочинениях Уинсора и др.), именно в очертаниях
Хр. Колумб, гравюра Каприоло
лба, в высоких бровях, в пристальном выражении глаз, в ор¬
лином носе и в удлиненном лице, которое, впрочем, выглядит пол¬
нее; на вид это мужчина лет сорока и с черными волосами. С
этого флорентийского портрета в разное время было сделано
две копии: одна по заказу Т. Джеферсона, бывшего послом во
Франции в 1784 г., и другая, позже, по заказу Мориса, бывшего
также американским послом в Париже. Первая из этих копий
принадлежит теперь Массачузетскому историческому обществу,
вторая—Нью-Йоркскому историческому обществу. Дэли приводит
62
автотипии с обеих этих копий, и, сравнивая их, едва ли кто дога¬
дается, что они деланы с одного и того же портрета. Надо за¬
метить, что костюм, в котором изображен Колумб на флорентий¬
ском портрете, иной, чем на политипаже Джовио, и представляет
не рясу францисканца, а скорее одежду патера или, может
быть, моряка.
Интересный портрет Колумба Дэли встретил в Морском му¬
зее в Мадриде в 1881 г. По справкам оказалось, что он был сде¬
лан по заказу одного испанского морского министра, причем
художник писал его, пользуясь гравированным портретом Ко¬
лумба, исполненным Каприоло, итальянским гравером, в издан¬
ных им „Портретах, ста знаменитых полководцев44 („КНгаШ
сП Сеп1о СарКаш И1из1п“), вышедших в Риме в 1596 г., 20 лет
спустя после появления книги Джовио. По мнению Дэли, эта
гравюра Каприоло может считаться наиболее удовлетворитель¬
ным воспроизведением черт лица Колумба. Кардерера (произво¬
дивший по поручению Мадридской академии специальные разы¬
скания о портретах Колумба, которые были опубликованы затем
в особом отчете, вышедшем в 1851 г.) полагает, что Каприоло
гравировал с какого-либо иного портрета (не того, который имел¬
ся у Джовио), сделанного притом с натуры и, вероятно, уже
после возвращения адмирала из четвертого путешествия, когда
Колумб сильно постарел и был подавлен болезнью и горем. Ко¬
лумб изображен на этом портрете более пожилым; лицо у него
шире, чем на ранее описанных изображениях, но это вообще
особенность всех портретов, гравированных Каприоло; в других
отношениях Кардерера и Де Лос Риос находят сходство с фло¬
рентийским портретом. Колумб представлен на этой гравюре в
плотно облегающем тело платье, как и на портрете ШП21, с на¬
брошенным сверху плащом в виде тоги; художник, писавший
портрет, находящийся ныне в Мадридском морском музее, не
последовал, однако, в этом случае за гравюрой, а изобразил кос¬
тюм, как на портрете Яньеса 1763 г., о котором будет сказано
далее; кроме того, при изображении волос, глаз и колорите ли¬
ца он воспользовался сохранившимися описаниями.
Заслуживает еще внимания портрет, находящийся в галерее
Ве1уес1еге в Вене и который считают тоже за копию с портрета
Джовио, сделанную по заказу Фердинанда, эрцгерцога австрий¬
ского, в 1579 г., для его замка в Инсбруке. В нем можно признать
известное сходство с портретом в галерее Ш1ш. В 1765 г. некто
Яньес привез из Гранады в Мадрид четыре портрета, которые
были приобретены у него испанским правительством; один из
них оказался портретом Колумба, но не походил на другие извест¬
ные ни по чертам лица, ни по костюму. Лет двенадцать спустя
портрет этот был подвергнут внимательному исследованию, и
оказалось, что он был подмазан и что вверху, между прочим,
можно было заметить плохо закрытую букву „С“. По снятии
верхнего слоя краски открылись другие черты, более сходные
63
с имеющимися портретами, а также надпись: „Со1итЪиз Ьу§иг
Иоу1 ОгЫз Кер1ог“*. Эксперты признали на основании разных
признаков, что портрет этот был писан в Италии около середины
XVI столетия и был, вероятно, привезен в Италию каким-нибудь
испанским грандом.
Имеется еще один портрет в Мадридской королевской биб¬
лиотеке, приписываемый Ап1ошо с1е1 Ктсоп. О происхождении
его, впрочем, ничего точного неизвестно, кроме того, что он
Портрет Колумба работы Ринкона
существовал уже в начале XVII в. Портрет этот весьма искусной
работы, полный жизни и выражения и мог быть действительно
произведением Ринкона. Он представляет более молодого
человека, чем флорентийский портрет, но с подобными же
чертами.
Наконец, заслуживает внимания и портрет, находящийся
во владении д-ра д’Орки, о котором было упомянуто выше. Уд¬
линенное лицо, большие дугообразные брови, форма лба, ор¬
линый нос, ямки на подбородке и характер волос — напоминают
* „Колумб Лигуриец — завоеватель Нового Света“. — Ред.
64
портрет в галерее 1ЛПгг, да и по условиям его находки можно
думать, что это действительно копия с портрета Джовио. Напи¬
сан он довольно хорошо и выглядит как будто сделан с натуры,
но вообще он выказывает черты более пожилого человека и более
широкое лицо, особенно в нижней его части.
Сопоставляя все известные, древнейшие и заслуживающие
большого внимания портреты Колумба, Дэли приходит к заклю¬
чению, что все они изображают одно и то же лицо. Они разнятся,
правда, между собою выражением и общим видом, но подобное
же различие замечается, например, и между известными ори¬
гинальными (писаными с натуры) портретами Вашингтона. Во
всяком случае заслуживает внимания, что все эти портреты вы¬
казывают одни и те же отличительные признаки, как то: харак¬
терную, наискось идущую ямку на подбородке, выдающиеся
дугообразные брови, орлиный нос, продолговатое, удлиненное
лицо и высокую объемистую грудь. Портрет Ринкона представ¬
ляет более молодого человека, чем портрет д’Орки, а этот выгля¬
дит моложе, чем на гравюре Каприоло; несомненно, однако,
что возраст значительно изменяет черты физиономии. Дэли
склонен считать гравюру Каприоло и портрет д’Орки — наиболее
автентичными, т. е. верными; Кардерера отдавал первенство
Каприоло.
В заключение Дэли указывает еще на некоторые портреты,
приписывающиеся Колумбу, но весьма сомнительные, как, на¬
пример: на гравированный ТЬеуе! в 1586 г., с большой бородой
и усами и кривым носом; на приведенный Ое-Вгу в его коллек¬
ции путешествий, с большими кудрявыми или волнистыми во¬
лосами, тремя крупными бородавками на лице и в какой-то
треугольной шляпе; написанный Пармиджиано, и копия с ко¬
торого приведена у Прескотта, с длинной бородой и усами, какие
вовсе не носились в то время в Испании; наконец, портрет работы
Лотто, венецианского живописца XVI в., совершенно непохо¬
жий на другие, признаваемые за наиболее автентичные, и изобра¬
жающий пожилого мужчину с обильными, но прямыми, расче¬
санными посередине пробором, волосами, довольно узкими гла¬
зами с несколько нависшими, почти прямыми бровями, сжатыми
губами, с выражением не то пастора, не то ментора. Дэли выра¬
жает сожаление, что правительство Соединенных Штатов приз¬
нало этот сомнительный портрет за наиболее достоверный и
отчеканило его на массе медалей (на сумму 2 миллиона долларов)
и почтовых марок в честь 400-летия открытия Америки.
„Землеведение*32, 1894, т. /,
кн. I, стр. 185—256.
5—39
65
ПАМЯТИ ГАЛИЛЕЯ
7 декабря нового стиля* в Падуе происходило научное тор¬
жество: Падуанский университет чествовал память знаменитого
математика, физика и астронома Галилео Галилея. В этот день
триста лет тому назад, т. е. 7 декабря 1592 г., Галилей впервые
вступил на кафедру Падуанского университета, которую и за¬
нимал затем с честью и славою в течение 18 лет.
Чествование в данном случае представляло, следовательно,
значение главным образом для Падуанского университета; одна¬
ко факт, что научные заслуги Галилея имеют важность для всего
человечества, и то обстоятельство, что в числе учеников Гали¬
лея в Падуе, как то свидетельствует университетский архив,
были многие англичане, шотландцы, поляки, фламандцы, нем¬
цы, датчане и французы, — все это дало повод Падуанскому
университету придать своему торжеству международный харак¬
тер и пригласить к участию в нем представителей иностранных
университетов и многих других ученых корпораций.
Время пребывания Галилея в Падуе было во всяком случае
самой продуктивной в научном отношении эпохой его жизни.
Находясь в цвете лет (25—43 лет) Галилей в это время сделал
самые замечательные свои открытия.
Известно, что Галилей получил в детстве довольно плохое
воспитание и сначала занимался музыкой (отец его был музы¬
кант и преподаватель теории музыки), потом самоучкой вы¬
учился рисованию, наконец, по желанию отца поступил 19 лет
в Пизанский университет для изучения медицины. Но у моло¬
дого Галилея не лежало сердце к тогдашней медицинской схола¬
стике, и он почувствовал влечение к науке, только ознакомившись
вопреки желанию отца с математикой, с Эвклидом и Архиме¬
дом. Его светлый ум скоро убедил его в ложности господство¬
вавшего тогда учения перипатетиков, основанного на немно¬
гих положениях, почерпнутых из Аристотеля, из коих путем
силлогизмов выводили заключения, признававшиеся достаточ¬
ными для объяснения явлений природы. Галилей доказывал
необходимость проверки этих заключений путем опыта и, в слу¬
чае несогласия результатов опыта с положениями, замены этих
последних выводами из опытов и наблюдений.
Уже в бытность свою студентом, Галилей стал пускаться по
этому предмету в споры не только с товарищами, но и с препо¬
давателями; с другой стороны, уже в эти молодые годы он изо¬
брел гидростатические весы для определения удельного веса
тел и обдумывал вопросы о качаниях маятника и о центре тя¬
жести твердых тел различной формы. Плохие денежные средства
его отца заставили его, однако, покинуть университет ранее
окончания курса; у него не было возможности внести плату за
слушание лекций, а университетское начальство не признало
его „способным“ и достойным казенной субсидии.
Положение Галилея оказалось неопределенным, и неизвестно,
что бы последовало далее, если бы не покровительство синьора
Гвидо Убальди, маркиза Дель-Монте, который сам занимался
математикой, написал сочинение по статике простых мДшин
и мог убедиться в крупном таланте молодого ученого. Убальди
представил Галилея Фердинанду Медичи, герцогу Тосканскому,
и выхлопотал ему место преподавателя математики сперва в
Болонском, а затем и в Пизанском университете. Здесь Галилей
произвел ряд опытов с вертикальным падением тел (с пизанской
наклонной башни) и, убедившись, что тела различного веса
падают почти в одинаковое время (некоторое различие в этом
отношении Галилей объяснил совершенно верно влиянием соп¬
ротивления воздуха), пришел к открытию закона о возрастании
скорости падающего тела пропорционально времени и неза-.
висимо от веса тела. Дальнейшие опыты с падением тел свобод¬
5*
ных, катящихся по наклонной плоскости и брошенных горизон¬
тально (причем они описывают параболы) и с соединением
движений (например горизонтального с вертикальным, т. е. рав¬
номерного с равноускоренным и. т. д.) повели к основанию
научной механики движений (динамики), принципы которой были
развиты, впрочем, Галилеем в сочинении, появившемся уже
много лет позже, именно в 1638 г.
Эти открытия Галилея создали ему много врагов среди его
ученых коллег, а неодобрительный отзыв его об одной машине,
изобретенной побочным сыном великого герцога, окончательно
повредил молодому профессору, который и был лишен занима¬
емой им кафедры.
Снова положение Галилея стало неопределенным и снова
спасло его покровительство Убальди, рекомендовавшего его
венецианскому правительству, которое и предложило ему ва¬
кантную кафедру математики в Падуанском университете.
Здесь, в Падуе, протекли самые мирные, трудовые годы заня¬
тий Галилея наукой. Его талантливость и известность привле¬
кали ему массы слушателей, число которых доходило, по пре¬
данию, до 2000. Много молодых людей, особенно иностранцев,
занималось у него также рпуа1л$$1те33, в том числе некоторые,
ставшие потом сами известными деятелями и учеными. Галилей
в это время читал самые различные курсы; из документов видно,
что он преподавал геометрию, фортификацию, перспективу,
механику, арифметику, географию, геодезию и космографию.
В то же время он сделал целый ряд изобретений и открытий:
так, он продолжал свои наблюдения над падением тел, изобрел
пропорциональный циркуль, открыл закон пропорциональ¬
ности между квадратами времен качаний маятников и их дли¬
нами, занимался изучением свойств магнитов, изобрел воздуш¬
ный термометр или термоскоп. Узнав о случайном открытии од¬
ним голландцем, Метиусом, зрительной трубы, Галилей (в 1609 г.)
построил самостоятельно такую трубу из плоско-выпуклого
(объектива) и плоско-вогнутого стекла (окуляра), достиг¬
нув при помощи ее сперва увеличения в 5—7, а затем в 30
раз, и немедленно же применил ее к наблюдениям над свети¬
лами.
Несмотря на слабое увеличение и все несовершенства свое¬
го инструмента (усовершенствованного потом Кеплером), Га¬
лилей сделал с помощью его ряд важных открытий. Так, он
первый констатировал существование на Луне гор и убедился,
что Луна всегда обращена к нам одной и той же своей стороной;
признал в Млечном Пути скопление массы звезд; открыл до
500 новых звезд в созвездии Ориона и 29 в созвездии Плеяд,
а в следующем, 1610 г., в ночь на 7 января, заметил три неболь¬
шие звездочки около планеты Юпитера (названные им Медицей-
скими звездами, в честь фамилии Медичи), убедился, что они
имеют собственное движение, и признал их за спутников Юпи¬
68
тера, причем скоро открыл и четвертого спутника*. Это откры¬
тие представило для Галилея важность в том отношении, что
дало ему новое доказательство верности системы Коперника;
Юпитер с его четырьмя вращающимися вокруг него спутниками
как бы воспроизводил в малом виде устройство всей солнечной
системы, с движениями планет и Земли вокруг Солнца. Кроме
того, наблюдения над обращениями этих спутников и их затме¬
ниями явились средством к определению географической долготы
мест, для чего Галилей и занялся впоследствии вычислением со¬
ответственных астрономических таблиц. После Юпитера Гали¬
лей обратил внимание на самую отдаленную (по тогдашним све¬
дениям) планету, Сатурна, и заметил „тройственность“ ее, т. е.
состав как бы из одной большой и двух боковых малых пла¬
нет; это было первое открытие колец Сатурна, которые, однако,
Галилей, за слабостью имевшейся в его распоряжении трубы,
различить был не в состоянии, и они были открыты уже позже
голландцем Гюйгенсом. Несколько лет спустя, уже по переходе
во Флоренцию, Галилей открыл фазы Венеры и Марса и кон¬
статировал присутствие пятен на Солнце, причем определил при
помощи наблюдений над ними время обращения Солнца вокруг
его оси. Около этого же времени им был устроен и первый мик¬
роскоп.
Восемнадцать лет провел Галилей в Падуе, пользуясь по¬
стоянно уважением студентов, дружбой выдающихся ученых и
покровительством венецианского правительства, которое посте¬
пенно увеличило его содержание до размеров вчетверо боль¬
ших против первоначального. Есть основания думать, что, ос¬
тавшись в Падуе, Галилей сделал бы еще другие открытия и
окончил бы мирно свое житейское поприще как ученый. Но,
как знать, может быть, тогда и слава его не была бы столь ве¬
ликой и прочной, может быть, и влияние его на ход развития
человеческой мысли, на освобождение ее от деспотического гнета
не было бы столь значительным. Наука, как и религия, требо¬
вала мучеников, чтобы запечатлеть значение ее в умах и убедить
в ее правоте и истине.
В 1610 г. Галилей покинул Падуанский университет и пере¬
ехал во Флоренцию, куда его звал великий герцог, предлагая
ему большее жалованье (1000 флоринов ) и другие преимущества.
Как ни отговаривали Галилея от этого перехода его друзья, но
он последовал приглашению, надеясь скопить денег, чтобы по¬
мочь своим сестрам (вышедшим замуж действительно при его
материальной помощи), а отчасти, может быть, и рассчитывая
на более благоприятное и свободное для научных занятий по¬
ложение. Однако за 22 года своего пребывания во Флоренции ему
удалось сделать меньше в научном отношении, чем за 18 лет
* Только в самое новейшее время открыт пятый спутник этой планеты.
Г В настоящее время известно 12 спутников Юпитера. — Ред.]-
в Падуе. Впрочем, в 1612 г. он напечатал трактат об условиях
равновесия плавающих тел, а в 1610—1611 гг. издавал Звездный
вестник (ЫипНиз ЗМегеиз), в котором изложил свои астроно¬
мические открытия и притом в общедоступных статьях, написан¬
ных изящным литературным языком. Но скоро ему пришлось
вступить в полемику с разными богословами, нападавшими на
него с академических и церковных кафедр, и для обеспечения
своего положения отправляться время от времени в Рим, чтобы
засвидетельствовать свое почтение папе и кардиналам и зару¬
читься их расположением.
В 1615—1616 гг. Галилей прожил целый год в Риме, стараясь
помешать проискам каноника Каччини, доказывавшего необ¬
ходимость осуждения системы Коперника; но эти старания его
не имели успеха, и в 1616 г. коперниканское учение о движении
Земли было признано „ложным и нелепым с философской точки
зрения и даже формально еретическим “, вследствие чего и со¬
чинение Коперника было подвергнуто запрещению. (Это позор¬
ное запрещение было снято папою Пием VII только через 200 лет,
именно в 1818 г.). Сам Галилей был отпущен, впрочем, без всяких
для него неприятностей, и папа (Павел V) даже дал о нем весьма
благоприятный отзыв в письме к великому герцогу Тосканскому.
Есть, однако, документ (признаваемый, впрочем, многими ком¬
петентными исследователями подложным), именно протокол за¬
седания святой конгрегации от 26 февраля 1616 г., по которому
будто бы уже тогда было потребовано от Галилея отречение от
коперниканской доктрины и что будто бы Галилей дал уже тогда
обещание „совершенно оставить это учение и не держаться его
никоим образом, не преподавать и не защищать его ни словом,
ни письмом“. Впоследствии этот документ был принят за осно¬
вание для предания Галилея суду инквизиции.
Вернувшись во Флоренцию, Галилей жил несколько лет
уединенно на вилле Беллосгвардо и только в 1623 г. выступил
с горячим протестом против нападок на него иезуита Грасси,
в сочинении „II 5১1а1оге“34, которое было посвящено им папе
и удостоилось одобрения последнего. В 1624 г. на папский прес¬
тол вступил под именем Урбана VIII расположенный к Галилею
кардинал Барберини. Галилей отправился для приветствия его
в Рим и поднял снова вопрос о снятии запрещения с книги Ко¬
перника, но по-прежнему безуспешно. Эта защита осужденных
восемь лет тому назад воззрений, однако, не вызвала каких-
нибудь неприятностей для Галилея. Тогда, вернувшись во Фло¬
ренцию, Галилей задумал написать сочинение, которое разъясни¬
ло бы систему Коперника и могло бы убедить каждого в ее спра¬
ведливости сравнительно с геоцентрической системой Птолемея.
Формой для своего сочинения он избрал диалог, происхо¬
дящий будто бы в течение четырех дней между тремя лицами:
Сальвиати, Согредо и Симплицио, из коих первые два доказы¬
вают логичность и справедливость коперниканской системы, а
70
последний ее отрицает. Первые два имени были имена друзей и
покровителей Галилея в период его пребывания в Падуе; под
именем же Симплицио (простяка) Галилей вывел всех против¬
ников Коперника, в том числе будто бы и самого папу, воспро¬
изведя некоторые его аргументы, из коих самый решительный
тот, что „бог всемогущ, а потому его нельзя подчинять закону
необходимостиКнига эта (,Д)1а1о§о зорга 1 бие тазз1т1 51з1егш
бе1 топс1о“*) была напечатана во Флоренции в 1632 г. с разре¬
шения флорентийской цензуры, главного римского инквизитора
и начальника папского дворца, которые, по-видимому, не поня¬
ли смысла этой книги, тем более что в конце ее были помещены
рассуждения о суетности человеческих знаний, совершенно в духе
католической церкви. Но в Риме, куда Галилей послал разным ли¬
цам 30 экземпляров своей книги, скоро растолковали ее значе¬
ние, и нашлись лица, которые убедили папу, что Галилей осмеи¬
вает в ней его, чем и вооружили до крайности главу католиче¬
ской церкви против флорентийского ученого. Тем не менее спе¬
циальная комиссия, которой было поручено рассмотрение сочи¬
нения Галилея, не признала его опасным или еретическим, а
только нашла в нем некоторые ошибки, да и то с оговоркой, что
„ошибки эти могут быть исправлены, если будет признано, что
книга, которой пожелают оказать снисхождение, может при¬
нести какую-либо пользу“. Но тогда вдруг выступил на сцену
протокол от 26 февраля 1616 г. из процесса по поводу осуждения
книги Коперника, а из этого протокола можно было уже сде¬
лать заключение, что Галилей нарушил торжественно данное
им обещание, т. е. совершил проступок, подлежащий суду ин¬
квизиции.
Несмотря на преклонный возраст (Галилею было тогда 68 лет),
знаменитый ученый был вызван в Рим и подвергнут суду и доп¬
росу. Возможно, что этот суд кончился бы для него плохо, если
бы не старания молодого Тосканского герцога Фердинанда, пи¬
савшего по этому поводу письма к папе и к кардиналам и пору¬
чившего своему послу в Риме, Никколлини, употреблять все
усилия для содействия к оправданию или помилованию Галилея.
Все эти старания, вероятно, не остались без некоторого влияния
на ход процесса; Галилею по прибытии в Рим было дозволено
жить в доме посла, и в течение 2х/г месяцев, когда происходил
разбор его дела, Галилей всего только на 23 суток был подверг¬
нут аресту, причем с 12 по 30 апреля содержался не в тюрьме,
а в квартире „фискала священного судилища“. Затем после
последнего допроса, 21 июня, он был отведен в тюрьму до сле¬
дующего дня, когда ему был прочитан приговор и он должен
был, стоя на коленях в одежде кающегося грешника, т. е. в одной
рубашке, публично отречься от своих заблуждений, признать
свою вину, проклясть всякие учения, противные церкви и свя¬
* «Диалог о двух величайших системах мира.» — Ред.
71
тому писанию, дать уверение, что он верит и будет верить всему
тому, чему учит католическая церковь, и т. д.
По прочтении приговора Галилей был отведен в тюрьму,
но через двое суток ему было позволено поселиться на одной
из подгородных вилл Медичи, а затем через две недели ему раз¬
решили отправиться в Сиену, где его принял весьма любезно
епископ Пикколомини, бывший его ученик, и где великий ста¬
рик принялся снова за научные исследования над сопротивле¬
нием твердых тел. Через пять месяцев Галилею было дозволено
отправиться на свою маленькую виллу в с. Арчетри, близ Фло¬
ренции, где он и прожил восемь лет, до самой своей смерти
в 1642 г., причем ему только раз позволили съездить на несколь¬
ко месяцев во Флоренцию и сначала даже не допускали к нему
никого, кроме родных, но в последние годы жизни он мог сво¬
бодно принимать посетителей. У него было в это время два дос¬
тойных его ученика, Вивиани и Торричелли, и он сам, несмотря
на преклонные годы, деятельно работал и не переставал тру¬
диться даже ослепши сперва на один, а потом на оба глаза. В эти
годы им были окончены давно уже начатые исследования по ме¬
ханике („015СОГ51 е сИтоз1га2юш та1етаИсЬе т1огпо а Аие
пиоуе заепге"*, напечатаны в Голландии в 1638 г.), вычислены
астрономические таблицы затмений спутников Юпитера (для
пользования при определении географических долгот), испробо¬
вано применение маятника к часам и т. д. Инквизиция пресле¬
довала Галилея и после его смерти, оспаривая его право делать
завещание и его желание быть погребенным в церкви Санта-
Кроче (где были похоронены его родные). Только спустя "почти
100 лет прах великого ученого был перенесен в склеп этой церкви
и над ним был воздвигнут первый памятник, уступивший впос¬
ледствии, в нынешнем столетии, свое место другому, гораздо
более грандиозному.
Суд над Галилеем принадлежит к серии темных деяний като¬
лической духовной власти, давно уже осужденных цивилизован¬
ным миром, а потому и понятно, что римская курия до настоящего
времени не разрешает доступа ко всем актам знаменитого про¬
цесса. Это обстоятельство в связи с другими данными привело
некоторых исследователей к заключению, что Галилей во время
своего процесса испытал большие страдания, чем это следует
из опубликованных материалов, что он был, например, подверг¬
нут пытке, как о том говорит предание и как на то указывает,
по-видимому, и выражение „строгий допрос “(„ехатеп п§ого5ит“),
употребленное в приговоре как о средстве, понадобившемся для
того, чтобы Галилей раскаялся в своем прегрешении. Известны,
правда, пйсьма Галилея из тюрьмы, в которых он хвалит обра¬
щение с ним, но эти письма могли быть вынужденные; с другой
* „Математические рассуждения и демонстрации относительно двух
новых наук44. — Ред.
72
стороны, известно, что Галилею было запрещено передавать
кому-нибудь подробности его допроса и он не сообщил о них
действительно ничего своему покровителю и другу, послу Ник-
коллини, как об этом и писал последний к своему государю,
герцогу Фердинанду. Таким образом, есть некоторое вероятие,
что Галилей был подвергнут пытке, хотя, во всяком случае и
милостивой, судя по тому, что здоровье его, по-видимому, от¬
того не пострадало.
Как бы то ни было, ему пришлось перенести тяжелую нрав¬
ственную пытку, переживать недели и месяцы томительных ожи¬
даний и отречься, хотя бы и неискренне, от своих дорогих убеж¬
дений. Суд над Галилеем возмутил уже в современную ему эпоху
большинство образованных людей, и для оправдания его инкви¬
зиция вынуждена была сослаться на протокол 1616 г., на пред¬
шествовавшее торжественное отречение и обещание Галилея — до¬
кумент, который, однако, целым рядом новейших исследователей
признается подложным и составленным ас! Ьос35 ко времени
процесса 1633 г.
Галилей вел обширную переписку с учеными всех стран, и
в его письмах рассеяно много гениальных мыслей и соображений.
Так, им была высказана впервые мысль об определении годичного
параллакса звезд; он догадывался, что за Сатурном существуют
невидимые планеты; им была высказана идея, что свет распрост¬
раняется не мгновенно и что скорость его могла бы быть опре¬
делена опытом — на подобных же началах, как это было осуще¬
ствлено, уже в нынешнем столетии, Физо, и т. д. Полное собрание
сочинений Галилея составляет 16 томов (издание Альбери,
1842—1856 гг.), но оно было дополнено впоследствии вновь
найденными, и, кроме того, следует принять во внимание, что
многие сочинения Галилея, оставшиеся после его смерти в ру¬
кописях, пропали или были уничтожены. Замечательно, что
в этом истреблении участвовал и внук Галилея, наследовавший
многие рукописи от своего отца (побочного сына Галилея, Вин¬
ченцо), которые он, однако, поступив в монахи, сжег из рели¬
гиозной ревности как ложные и еретические. Новое, возможно
полное, „национальное“ издание всех сочинений Галилея пред¬
принято теперь под редакцией Фаваро, опубликовавшего уже
ранее несколько оставшихся неизвестными произведений вели¬
кого ученого и написавшего его биографию в двух томах (1882 г.)8в.
„Русские ведомости1892, 14 декабря, № 345.
73
АЛЕКСАНДР ФОН ГУМБОЛЬДТ,
КАК ПУТЕШЕСТВЕННИК И ГЕОГРАФ,
И В ОСОБЕННОСТИ КАК ИССЛЕДОВАТЕЛЬ АЗИИ
I
ПУТЕШЕСТВИЕ В АМЕРИКУ
Если можно назвать имя, которое должно остаться навсегда
на видном месте в истории научного землеведения, то это, бес¬
спорно, имя Александра фон Гумбольдта. В первой половине
XIX в. едва ли можно указать другого ученого, который бы поль¬
зовался столь же почетною известностью в ученых кругах и
в образованном обществе Европы и Америки. Вместе с тем
А. Гумбольдт был едва ли не последним представителем того
старого, аристотелевского типа ученых, которые пытались ох¬
ватить своим духовным взором все естествознание и включили
в круг своих изучений даже такие области ведения, как история,
филология, археология, этнография, статистика и т. д. Все эти
разнообразные предметы исследования подчинялись, однако,
у Гумбольдта главной, излюбленной им области знания, кото¬
рую он называл „физикой Земного шара%
74
Еще будучи молодым человеком, в 1796 г., он выразился
в одном из своих писем, что желал бы поставить задачей своей
жизни „физику мира“. Отправившись затем в продолжительное
путешествие по Южной и Центральной Америке, он писал оттуда
своим друзьям, что его интересуют многие вопросы, что он на¬
мерен производить разные наблюдения, но что все это не состав¬
ляет главной цели его путешествия: „Мое внимание будет обра¬
щено на взаимодействие сил, моя главная задача — изучение
физики мира, строения земного шара, отношений органических
существ к неодушевленной природе...“ И эта же задача стояла
перед Гумбольдтом и позже, в других его работах, и особенно
в большом труде, занимавшем его в глубокой старости, в 80-е
и 90-е годы его жизни, в „Космосе“, опыте физического миро-
описания.
Многие смотрели на А. Гумбольдта главным образом как на
ученого-путешественника, да и сам он склонен был видеть в гео¬
графическом и геологическом исследовании различных стран свое
главное призвание. Во всяком случае, его путешествие в Америку
было важным делом его жизни, которому он посвятил много
времени, трудов и средств и которое доставило ему, еще в моло¬
дые годы, значительную известность, обеспечив сочувствие не
только научных сфер, но и более широких кругов публики.
Было высказано даже утверждение, что Гумбольдту принадле¬
жит честь вторичного (научного) открытия Америки, что было,
конечно, преувеличением; никаких особых географических от¬
крытий им в Америке сделано не было, хотя наука и обогатилась
благодаря ему сотнями новых видов растений и многими цен¬
ными наблюдениями над рельефом поверхности, вулканизмом,
климатическими факторами, формами растительности, древнос¬
тями Перу, производительностью Мексики и Кубы и т. д. Можно
сказать даже, что немногие путешествия сопровождались такими
богатыми результатами, как совершенное в Америку Гумбольд¬
том, — факт, объясняющийся рядом благоприятных условий,
сложившихся в данном случае и особенно соединившихся в лице
самого путешественника.
Прежде всего необходимо принять во внимание тот энтузиазм,
с которым отправился Гумбольдт в свою экспедицию, состав¬
лявшую предмет его мечтаний и надежд в течение около десяти
лет. Еще будучи студентом Геттингенского университета, в воз¬
расте 20—21 года, он подружился с Георгом Форстером, извест¬
ным путешественником и писателем, сопровождавшим еще юношей,
вместе со своим отцом, натуралистом И. Рейнгольдом Фор¬
стером, знаменитого мореплавателя Дж. Кука в его втором путе¬
шествии вокруг света в 1772—1775 гг. Сочинения [Г.] Форстера,
особенно его „Путешествие вокруг света“, вышедшее в трех
томах в 1784 г., и его , Дел кие сочинения “, заключавшие в себе
„очерки по страно- и народоведению, естественной истории и
философии жизни“ (1789—1797 гг., 6 томов), в особенности же
75
личные рассказы путешественника о виденном им в разных стра¬
нах, оказали сильное влияние на молодого Гумбольдта. Это
влияние сказалось не в одном стремлении к заморскому путе¬
шествию, но и в других отношениях.
Г. Форстер, при обширности своих знаний, широте взглядов
и пылкости воображения, был, вместе с тем, гуманист и кос¬
мополит, разделявший принципы великой революции37, назы¬
вавший себя „гражданином мира“ (а не немцем или англичани¬
ном) и бывший горячим поборником популяризации науки;
отголоски этих воззрений мы находим и у А. Гумбольдта, в его
взглядах и деятельности до конца его жизни*. С Форстером
Гумбольдт сделал (в 1790 г.) поездку по Рейну, посетил Гол¬
ландию, Англию, Францию, причем в Лондоне познакомился
с известным натуралистом Дж. Бэнксом, сопровождавшим Кука
в его первом кругосветном путешествии 1768—1771 гг. и еще
более усилившим своими рассказами в молодом Гумбольдте
стремление посетить заморские тропические страны.
Но в то время осуществление такого стремления было для
Гумбольдта немыслимым: против далекого путешествия была
его мать, от которой зависело и предоставление средств (отец
умер, когда А. Гумбольдту было 10 лет). Мать настаивала, чтобы
он кончал образование и поступал на службу, в которой его,
по семейным и сословным связям, могла ожидать успешная
карьера. Следуя этому желанию матери, Гумбольдт (получив¬
ший ранее хорошее домашнее образование и затем слушавший
лекции в университете) поступил на некоторое время в Гам¬
бургскую торговую академию, брал затем уроки по ботанике
у Вильденова, а в 1791—1792 гг. учился в Фрейбергской горной
академии у Вернера38. Учение его здесь продолжалось, впрочем,
недолго; в 1792 г. он уже занял место асессора в горном депар¬
таменте в Берлине, сопровождал затем министра Гарденберга
в Байрейт для ревизии тамошнего горного дела, а через месяц
после того был назначен обер-бергмейстером Байрейтского и Анс-
бахского горных округов. С этого времени в течение четырех
лет он занимался главным образом геологией и рудным делом,
совершая летом поездки по Германии, Австрии, Швейцарии
для практического усовершенствования в этих специальностях.
Впрочем, геология и горное дело не исключали у Гумбольдта
и других научных интересов. К этому времени относятся несколь¬
ко его работ по ботанике и животному электричеству; с другой
стороны, его семейные связи с представителями высшей прусской
администрации, а также его знание языков и обходительность
его характера были причиной привлечения его к некоторым
дипломатическим поручениям, исполнявшимся им всегда ус¬
пешно. Но все это не могло заглушить в Гумбольдте стремления
посетить тропические страцы, которое проявилось у него с но¬
* Г. Форстер умер в 1794 г., в возрасте 40 лет.
76
вой силой, как только обстоятельства открыли ему возможность
осуществления его давнишней мечты.
В 1796 г. умерла его мать. Гумбольдт не был особенно огор¬
чен ее потерей; в письме к одному из друзей он выразился о своей
матери, что „мы всегда были чужды друг другу“. Немедленно
же он вышел в отставку, решив посвятить себя исключительно
занятиям наукой. От матери ему досталось довольно крупное
(по тому времени) состояние (около 90 тысяч талеров). Уже
в 1797 г. Гумбольдту представился случай отправиться с лордом
Бристолем в Египет и затем вверх по Нилу до Асуана, но обстоя¬
тельства расстроили этот план. В следующем году мы видим
Гумбольдта в Париже, где он знакомится со многими француз¬
скими учеными и интересуется возможностью принять участие
в кругосветной научной экспедиции, проектированной прави¬
тельством Директории под начальством капитана Бодэна. Осо¬
бенно сошелся Гумбольдт с молодым ботаником Бонпланом39,
также мечтавшим о путешествии в тропические страны. Полити¬
ческие условия того времени помешали, однако, осуществлению
французской экспедиции, и тогда Гумбольдт и Бонплан стали
искать другого случая перебраться за море. Открылась было
возможность отправиться с шведским консулом в Алжир на
корабле, который имел прибыть из Швеции в Марсель. Гум¬
больдт и Бонплан два месяца ожидали этого корабля в Марселе,
пока, наконец, не было получено известие, что он явится только
в следующем году. Так как переезд в Алжир (или Тунис) ока¬
зался в то время вообще неосуществимым, то Гумбольдт и Бон-
план решили отправиться в Испанию, постранствовать там и по¬
пытаться переехать оттуда в Вест-Индию, о путешествии куда
Гумбольдт уже начал думать года три тому назад.
В Мадриде счастье улыбнулось Гумбольдту; он приобрел
здесь влиятельных знакомых, а саксонский посланник Форель
представил его министру иностранных дел Урквихо, который
отнесся с полным сочувствием к стремлениям молодого ученого
и доставил ему аудиенцию у короля. В результате Гумбольдту
и его спутнику было не только дано разрешение отправиться
в испанские владения в Америке и Тихом океане (что в то время,
при подозрительности испанского правительства, не разрешалось
почти никому из иностранцев), но и предоставлено было право
производить всякие научные исследования, снимать планы, соби¬
рать и вывозить коллекции, а местным властям в Америке было
предписано оказывать путешественникам всякое содействие.
Такая благосклонность со стороны испанского правительства
и местных властей была, конечно, весьма благоприятным усло¬
вием для успешности путешествия. Но к этому присоединились
и другие обстоятельства, и прежде всего хорошая подготовка
Гумбольдта как путешественника-исследователя. Он обладал све¬
дениями по физике, геологии, ботанцке, зоологии, метеорологии,
умел пользоваться астрономическими инструментами, был* зна¬
77
ком с литературой по странам, куда отправлялся, мог говорить
и читать по-испански, французски, английски. Затем, ему бла¬
гоприятствовала (в высших сферах Испании) его аристократич¬
ность и обходительность; его организм отличался выносливо¬
стью (он не страдал от лихорадки в тропической Америке и во¬
обще чувствовал себя там прекрасно); важным условием было,
наконец, его независимое материальное положение, позволяв¬
шее ему не скупиться средствами. Все путешествие обоих ученых
было совершено на средства одного Гумбольдта, который
истратил для этой цели в течение пяти лет более трети своего
состояния.
Ход путешествия Гумбольдта и Бонплана был таков. От¬
правившись из гавани Коруньи на корабле „Пизарро“ 5 июня
1799 г., путешественники через две недели прибыли к Канарским
островам (острову Тенерифе), где была сделана остановка и со¬
вершено восхождение на вулкан Пик-де-Тейде.
Переезд отсюда к берегам Южной Америки занял три недели,
и только 16 июля экспедиция прибыла в Куману в Венесуэле,
откуда сделано было несколько экскурсий, причем около двух
месяцев было посвящено пребыванию в Каракасе. Далее сле¬
довала поездка по знаменитым льяносам по Апуре и плавание
в лодке с индейцами вниз по реке того же имени и по Ориноко;
здесь путешественники могли убедиться в известном соеди¬
нении Ориноко через Касикьяре с Риу-Негру (притоком Ама¬
зонки).
Это четырехмесячное плавание по бевлюдной реке среди
роскошной первобытной природы доставило Гумбольдту высо¬
кое наслаждение и дало ему наглядное понятие об особенностях
тропического лесного пояса. Добравшись до Гвианы, путе¬
шественники переехали в Гавану, пробыли несколько месяцев
на острове Кубе и хотели было отправиться оттуда в Мексику,
но дошедшее до них известие об отплытии Бодэна в Южную Аме¬
рику побудило их направиться навстречу этой экспедиции в Перу.
Наняв небольшое судно, путешественники двинулись к север¬
ному берегу Южной Америки, испытали в пути сильную бурю,
от которой едва не погибли, и прибыли, наконец, в Картахену,
откуда думали переехать к Панамскому перешейку, перейти его
и направиться морем вдоль западного берега в Перу.
Узнав, однако, что плавание туда в это время года при отсут¬
ствии попутного ветра потребует нескольких месяцев, Гумбольдт
изменил свой план и предпочел подняться в лодке вверх по реке
Магдалене до Хонды, а оттуда предпринял утомительное путе¬
шествие по горным тропам в Санта-Фэ-де-Богота. Пробыв здесь
два месяца, он продолжал путешествие по горам до Кито (<Зш1;о),
в котором и в окрестностях которого оставался около восьми
месяцев, совершив ряд восхождений на многие вулканы —
Пичинчу, Антисану, Котопахи, Чимборасо и др. Здесь до него
дошла весть, что экспедиция капитана Бодэна отправилась в
78
кругосветное плавание другим путем, кругом мыса Доброй На¬
дежды, и что, следовательно, ему не придется с ней встретиться.
Гумбольдт считал себя, однако, вознагражденным за эту неу¬
дачу знакомством с Андами, восхождением на многие вулканы,
открытием ряда новых форм растений, ознакомлением с памят¬
никами древней перуанской культуры и т. д.
Из Кито Гумбольдт и его спутник продолжали путешествие
на юг до Лимы, а затем из гавани Каллао направились морем
на север, в Гваякиль, пробыв в котором некоторое время, двину¬
лись далее в мексиканский порт Акапулько. Первоначально
Гумбольдт не думал оставаться долго в Мексике, составлявшей
тогда вице-королевство Новой Испании; он предполагал вер¬
нуться в Европу через Южную Азию и Африку. Разные обстоя¬
тельства, однако, заставили его изменить этот план и отказаться
от плавания по Тихому океану. В письме в Парижскую ака¬
демию наук (1пзЩи1 ИаПопа1 с1е Ргапсе) от 2 мессидора IX
(21 июня 1803 г.) он оправдывал свой отказ порчей научных ин¬
струментов и напрасными усилиями заменить их новыми, невоз¬
можностью принять участие в экспедиции Бодэна и необходи¬
мостью переезжать Тихий океан на торговом судне без остановок
у островов, интересных для натуралиста, — в особенности же
желанием ознакомиться с новыми научными открытиями, сде¬
ланными за четыре-пять лет его отсутствия из Европы.
Как бы то ни было, вместо того чтобы отправиться в продол¬
жительное плавание к Филиппинским островам, а затем по
Индийскому океану и Красному морю в Египет, Гумбольдт ре¬
шил остаться дольше в Мексике, где к тому же его приветство¬
вал весьма любезным письмом вице-король Итурригарай. Дей¬
ствительно, путешественники пробыли в Мексике около года,
причем Гумбольдт собирал материалы не только по естественной
истории, но и по статистике, производительности, торговле
страны, пользуясь разрешением извлекать нужные данные из
местных архивов и из рукописных правительственных отчетов
и записок. Были посещены также некоторые горные рудники,
изучались вулканы (Хорульо, Попокатепетль, Орисаба), соби¬
рались данные по мексиканским древностям и т. д.
Наконец путешественники прибыли в гавань Веракрус, от¬
туда королевский фрегат перевез их в Гавану, где им нужно
было забрать оставленные там четыре года тому назад научные
коллекции. Вторичное пребывание в Гаване продолжалось около
двух месяцев; прежде чем направиться отсюда в Европу, Гум¬
больдт решил посетить еще Соединенные Штаты, чтобы получить
некоторое понятие о политической организации этой страны
по сравнению с посещенными им ранее испанскими колониями.
Плавание его до Филадельфии продолжалось три недели, причем
ему пришлось вытерпеть сильный шторм у Багамских островов.
Ступив на почву Штатов, он поспешил приветствовать письмом
президента Джефферсона и получил немедленно любезный ответ
79
с приглашением пожаловать в Вашингтон*. Всего Гумбольдт
пробыл в Соединенных Штатах около двух месяцев, причем три
недели был гостем у Джефферсона. 9 июля 1804 г. путешествен¬
ники оставили Новый Свет в Делавэрской бухте и после 25 дней
плавания прибыли в Бордо, а затем и в Париж.
II
ОБРАБОТКА ДАННЫХ ПО АМЕРИКЕ
И ДРУГИЕ НАУЧНЫЕ ТРУДЫ
Гумбольдт возвращался в Париж почти как в родной город —
так много было у него здесь близких людей и хороших знакомых.
Кроме того, пребывание в Париже он считал необходимым для
обработки и издания результатов своего путешествия. Только
здесь имелись в то время необходимые для сравнительного изу¬
чения научные коллекции, только здесь мог он рассчитывать
найти специалистов по всем отраслям естествоведения, а также
художников, чертежников, граверов — для исполнения таблиц
и карт — и солидные фирмы для издания своего труда. Гумбольдт
первоначально полагал, что понадобится два-три года для раз¬
борки и обработки собранных им материалов, в действитель¬
ности же издание потребовало более двадцати пяти лет и все-
таки осталось незаконченным.
Объясняется это прежде всего его грандиозностью: в том виде,
как оно, наконец, вышло, оно составило 30 (точнее 29; 30-й вы¬
пуск состоит из одной карты) томов т 1оПо и т 4°, с 1425 таб¬
лицами и картами, под общим заглавием „Уоуа§е аих гё§юпз
ё^шпоx^а1е5 с!и Ыоиуеаи СопНпеп!, ГаН еп 1799—1804 раг А1. с!е
НитЬоЫ! е! А\тё Вопр1апсГ\, гесН§ё раг А1. с1е НитЪо1с11“**,
Ог. Ес1Шоп, Р., 1807—1834). Пятнадцать томов в нем посвящены
ботанической систематике (новые роды и виды растений, обра¬
ботанные Бонпланом и Кунтом); два — „Видам Кордильер и
памятникам туземных народов Америки“, один — „Географи¬
ческому и физическому атласу Нового Света“, один — „Истории
географии Нового материка“, один — „Атласу карт Новой Ис¬
пании “, два — „Сборнику астрономических наблюдений, три¬
* Письмо Джефферсона было адресовано „барону4* Гумбольдту, титул,
который придавался путешественнику и ранее во многих случаях в преде¬
лах испанских владений и позже во Франции, России и даже в Германии;
под титулом барона значился он и в списке членов С.-Петербургской ака¬
демии наук. Между тем, в действительности А. Гумбольдт (как и брат его
Вильгельм Гумбольдт) не имел этого титула, хотя, по-видимому, и не нахо¬
дил удобным возражать против его применения другими.
** „Путешествие в районы равноденствия Нового Света, совершенное
в 1799—1804 годах А. Гумбольдтом и А. Бонпланом*4, под редакцией А. Гум¬
больдта. — Ред.
гонометрических операций и барометрических измеренийобра¬
ботанных Ольтмансом, два — „Наблюдениям по зоологии и срав¬
нительной анатомии" (при содействии Лятрейлля, Валансьена,
Гей-Люссака и Кювье), два — „Политическому очерку коро¬
левства Новой Испании“, с 20 картами, один — „Опыту геогра¬
фии растений“ и три — описанию путешествия (КеШюп Ыз1:о-
пяие би Уоуа§е*).
Цена этому большому изданию (полного экземпляра) состав¬
ляла 9574 франка (2553 прусских талера; в переплете 2753
талера). Понятно, что такое дорогое издание не могло найти
многих покупателей.
Гумбольдт вообще был неопытен в издательском деле; он по¬
лагал, что изложение результатов его путешествия должно воз¬
будить большой интерес в публике. Он мечтал сначала даже
о шести изданиях — французском, немецком, английском, гол¬
ландском, испанском и датском; английское издание он полагал
необходимым выпустить в 4000 экземпляров; от издателей он
думал получить крупный гонорар. В действительности же даже
французское издание не могло быть закончено; по-немецки выш¬
ли только некоторые тома, отчасти в сокращенном виде, отчасти
в плохом переводе, а на английском и испанском — только
„Опыт о Новой Испании“ и описание путешествия. Даже в боль¬
шом французском издании (часть томов появилась еще в более
дешевом издании т 8°) некоторые отделы остались незакон¬
ченными, в том числе и описание путешествия (Ке1а1юп Ыз-
{опцие), которое доведено только до Картагены (путешествие в
Перу и Мексику осталось неописанным).
К недостаткам издания относятся: отсутствие в нем определен¬
ной системы, неудовлетворительная обработка некоторых отделов
(например семейств растений, описанных Бонпланом), неудачные
иногда рисунки, наконец — его дороговизна. Гумбольдт, впрочем,
сам содействовал удорожанию издания, заменяя иногда уже
сделанные таблицы новыми, перепечатывая целые тома
и т.д.
Хотя первоначально издатели соглашались уплачивать ав¬
тору известный гонорар, но потом пришлось Гумбольдту от
этого отказаться и затратить еще много собственных средств.
Гумбольдт платил гонорары сотрудникам, оплачивал труд ри¬
совальщиков, картографов, граверов, вознаграждал даже иногда
издателей за причиненные убытки (например уплатил 91/а ты¬
сяч франков за недоставление обещанной рукописи четвертого
тома описания путешествия); вообще он вложил в это издание
много больше, чем в самое путешествие, и в конце концов ли¬
шился всего имевшегося у него состояния. Если бы не пенсия
5000 талеров, предоставленная ему впоследствии как камергеру
прусского двора благоволившим к нему прусским королем, то
* Описание истории путешествия. — Ред.
6—39
аа
положение его в старости было бы плачевное, так как все имев*
шиеся у него средства были истрачены — на путешествие, изда¬
ния, поддержку молодых ученых и т. д.
Медленность издания путешествия Гумбольдта объяснялась
отчасти задержкой со стороны его самого, так как он постоянна
отвлекался другими исследованиями, поездками и т. д., отчасти
медленностью работы его сотрудников, от которых иногда по го¬
дам нельзя было добиться исполнения им порученного, отчасти,
наконец, и политическими условиями того времени. Что касается
самого Гумбольдта, то хотя он отклонял от себя все предложения
административных должностей, исходившие от прусского прави¬
тельства, однако ему нельзя было уклониться от некоторых част¬
ных приглашений, например сопровождать прусского короля
в его поездках по Европе или исполнять некоторые дипломати¬
ческие поручения (такие поездки и поручения исполнялись им
в 1808—1809, 1814—1815, 1818, 1822—1823 и 1830 гг.); в 1827 г.
он вынужден был, по желанию Фридриха Вильгельма III, посе¬
литься даже окончательно в Берлине.
Некоторые поездки предпринимались им по собственному
почину: так, в 1805 г. он ездил в Рим, к своему брату Виль¬
гельму фон Гумбольдту (известному лингвисту, бывшему одна
время министром, затем послом Пруссии в Риме, Вене, Лон¬
доне), а оттуда, совместно с известным геологом Леопольдом
фон Бухом40 и физиком Гей-Люссаком, посетил Неаполь для оз¬
накомления с Везувием, который тогда находился в стадии уси¬
ленной деятельности. 1806 и 1807 годы Гумбольдт провел в Бер¬
лине, где пережил печальный для Пруссии момент, когда после
разгрома ее армии Наполеоном французские войска заняли
прусскую столицу.
Впрочем, в самое тревожное для Пруссии время Гумбольдт
не оставлял своих научных изысканий и даже в занятом францу¬
зами Берлине проводил дни и ночи в наблюдениях над колеба¬
ниями магнитной стрелки. Наконец, в 1829 г. Гумбольдт совер¬
шил, по приглашению русского правительства, поездку на Урал,
Алтай и к Каспийскому морю.
С другой стороны, начиная'с первых годов по возвращении
из Америки, внимание Гумбольдта не было поглощено исключи¬
тельно обработкой материалов для предпринятого им болынога
французского издания. В 1806—1807 гг. он сделал в Берлинской
академии наук несколько сообщений, которые затем в обрабо¬
танном и дополненном виде составили содержание его популяр¬
ных „Картин природы“ (АпзюМеп бег Ыа1иг), вышедших в свет
в 1808 г. Гумбольдт называл впоследствии эту книгу своим „лю¬
бимым произведением“, рассчитанным чисто на немецкую чув¬
ствительность („ет гет аи! бегйзсЬе Ое1йЫз\уе1зе ЬегесЬпе1ез
ВисЬ“). Что книга понравилась немцам, доказывают три ее из¬
дания (в течение, впрочем, сорока лет), но что ею заинтересова¬
лись и читатели других наций, свидетельствуют ее переводы на
французский, английский, голландский и русский языки, вы¬
шедшие в 1808—1855 гг.*
Цель и содержание книги автор пояснял во введении такими
словами: „Робко передаю я публике ряд статей, вызванных вели¬
кими предметами природы посреди океана, в лесах Ориноко,
в степях Венесуэлы, в пустынях перуанских и мексиканских
гор. Некоторые отрывки были написаны на местах, а позже толь¬
ко слиты в одно целое. Обозрение природы во всем ее величии,
доказательства взаимодействия ее сил, воспоминание о наслаж¬
дении, доставляемом отзывчивому человеку видом тропических
стран — вот цели, к которым я стремлюсь. Всюду я указываю
на извечное влияние, которое оказывает физическая природа
на моральное настроение человечества и на его судьбы. Удру¬
ченным душам эти листы посвящены по преимуществу. Кто
спасся от бурной житейской волны, тот последует охотно за
мной в чащу тропических лесов, в необозримые степи и на высо¬
кий хребет цепи Андов“<
Содержание „Картин природы“ (в первом их издании) слага¬
лось из следующих очерков: Введение. — Степи и пустыни. —
Водопады Ориноко у Атурес и Майпурес. — Ночная жизнь жи¬
вотных в первобытном лесу. — Мысли о физиономике растений.
Во французское издание 1826 г. вошли еще статьи: „О строении
и деятельности вулканов в различных странах“ и „Жизненная
сила или Родосский гений“ (воспроизведение рассказа, помещен¬
ного еще в 1795 г. в журнале Шиллера „Ногеп“). В берлинском
издании 1849 г., кроме всех предыдущих, появилась еще новая
статья „Плоскогорье Каксамарка и первый взгляд на Тихий
океан“. Кроме того, здесь были переработаны и дополнены все
научные объяснения к статьям.
Нет сомнения, что из всех сочинений Гумбольдта „Картины
природы" нашли себе наиболее читателей, вероятно даже более,
чем его лебединая песнь, знаменитый „Космос", мысль о напи¬
сании которого преследовала Гумбольдта в течение многих десят¬
ков лет его жизни. Первое свое осуществление мысль эта полу¬
чила в ряде лекций, прочитанных им в 1825 г. на французском
языке в Париже, а затем второе, более полное, — в публичных
курсах по „физическому мироописанию", осуществленных им
* Лучший русский перевод этого сочинения, под заглавием „Воззрения
на природу“ появился в 1853 г., во втором томе „Магазина землеведения
и путешествийиздававшегося в Москве Фроловым. Перевод этот был
сделан Кетчером и сопровождался 17 таблицами с изображениями харак¬
терных растительных форм в виде прибавления к „Идеям о физиогномии
растений. “ Отдельное издание того же сочинения, под более точным назва*
нием „Картины природы44, вышло (в Москве же) в 1855 г.; оно снабжено пре¬
дисловием проф. Рулье, но в общем много хуже: и перевод плох, и в других
отношениях оно менее удовлетворительно. Впрочем, это были не первые
русские издания „Картин"; первое (в переводе с французского) последовало
в 1835 г., под заглавием „Взгляды на природу", но нам его не привелось
видеть41. \ •
6*
'83
в 1827—1828 гг. в Берлине. Впрочем, еще в молодые годы,
1796 г., в одном из своих писем к Пиктэ, Гумбольдт писал: ,Де
сопдиз ГЫёе сГипе рЬуз1яие би топс1е“*, хотя в то время он, ко¬
нечно, далеко не обладал сведениями, требовавшимися для осуще¬
ствления такой идеи. Сам Гумбольдт в своих автобиографических
заметках утверждал, что книга о Космосе не была плодом его бер¬
линских лекций, так как основы ее лежали будто бы в написан¬
ных во время перуанского путешествия и посвященных Гёте
„Картинах природы тропического мира“. Под конец своей жизни
он, однако, признавал, что главное содержание „Космоса" дали
его берлинские курсы**.
Эти курсы Гумбольдта составили выдающееся общественное
событие своего времени. Как член Берлинской академии наук,
имевший право читать в университете, Гумбольдт объявил на
зимний семестр 1827/28 г. бесплатный публичный курс (Со1-
1е§шт риЬПсит) по физической географии. Лекции читались
сперва по два раза в неделю, а под конец почти ежедневно; всего
их было прочитано 61 перед многочисленной аудиторией, в ко¬
торой, кроме студентов, можно было видеть профессоров, учи¬
телей и многих других лиц из образованного общества. Успех
этих лекций вызвал желание послушать их и со стороны многих
представителей высших берлинских сфер, вследствие чего Гум¬
больдт вынужден был открыть параллельный, более популяр¬
ный и сокращенный курс (также бесплатный), в зале Академии
пения.
За зиму 1827/28 г. им было прочитано 16 лекций этого курса
перед смешанной аудиторией, насчитывавшей около тысячи слу¬
шателей, в рядах которых присутствовали король и члены ко¬
ролевской семьи, высшие чины военного и гражданского ведом¬
ства, дамы высшего общества, ученые, художники и т. д., до
нескольких более любознательных представителей ремеслен¬
ников включительно. Содержание лекций в университете об¬
нимало в главных чертах все области знания, касающиеся Земли,
как то: астрономцю, математическую географию, метеорологию,
земной магнетизм, вулканизм, геогнозию42, морфологию зем¬
ной поверхности, географию растений, животных и человека.
Курс предварялся введением, в котором излагалась история физи¬
ческого мировоззрения, разъяснялось различие между непосред¬
ственным и сознательным наслаждением природой и попутно
указывались недостатки тогдашней метафизики и „натурфило¬
софии “, „не обладавшей знаниями и наблюдениями“, но стре¬
мившейся при помощи „своеобразного символического языка“
внедрить в умы свой „схематизм“, „более узкий, чем внушав¬
* Я обдумываю идею физического единства мира.— Ред.
** Парижские лекции читались Гумбольдтом в частном салоне маркизы
Монтобан, сестры герцога Ришелье, и, по-видимому, остались неизвестными
большинству живших тогда в Париже ученых. По крайней мере, известный
геолог Эли-де-Бомон ничего о них в то время не слыхал.
84
шийся человечеству в средние века“. Взамен ее Гумбольдт вы¬
двигал „рациональную науку о природе“ — естествознание, ос¬
нованное на опыте и наблюдении.
Значение публичных лекций Гумбольдта состояло еще и
главным образом в том, что они были первыми попытками ши¬
рокого общения человека науки с обществом, с публикой в целях
ознакомления ее с современным состоянием знаний о Земле и
о мироздании. Впоследствии популяризация науки стала делом
обычным, но в то время, когда ученые замыкались в своем тес¬
ном кругу и высшее немецкое общество старательно обособля¬
лось от толпы, опыт бесплатного публичного курса перед сме¬
шанной аудиторией был шагом новым и необычным.
Благодарная аудитория оценила старания Гумбольдта тем,
что по окончании курсов, весною 1828 г. , поднесла ему от лица
особого комитета, во главе которого стоял герцог Карл Мек¬
ленбургский, специально выбитую медаль, с изображением
сияющего солнца и надписью „Ши5{гап5 {о1шп гасШз зр1епс!еп-
ИЬиз огЬет“ (освещающий весь круг Земли блестящими лучами).
Слух о берлинских лекциях разнесся по всей Германии (даже
за ее пределами, например во Франции); в газетах высказывалась
мысль о желательности издания курсов, для того чтобы сделать
их доступными и для лиц, которые были лишены возможности
их посещать. Одна известная немецкая фирма, братьев Котта,
действительно предложила Гумбольдту устроить записывание
лекций, с тем чтобы стенографические записи эти, исправленные
лектором, поступали немедленно в печать и выходили выпус¬
ками в продолжение курса. Гумбольдт, однако, отклонил пред¬
ложение (хотя ему был обещан гонорар в 5000 талеров), указав
на то, что „не все, что говорится с кафедры, может быть сейчас
же и печатаемо; то, что предназначается для печати и при ее
посредстве для продолжительного будущего, должно быть зрело
обдумано, затем написано, просмотрено, отделано и дополнено
ссылками на источники в примечаниях и цитатах“. Впрочем,
ввиду широко выраженного с разных сторон желания, Гум¬
больдт и сам пришел к мысли о необходимости „составить на ос¬
новании заметок к лекциям книгу по физической географии “
и писал к Бергхаузу о желательности обработки географических
данных в целях составления карт для „Атласа физического зем¬
леведения [Такой атлас был впоследствии (в 1837 г.) действи¬
тельно составлен и издан Бергхаузом]*.
Намеченная Гумбольдтом книга могла появиться, однако,
нескоро. Поездка на Урал и в Алтай в 1829 г., дипломатическое
поручение в Париж, исполненное им по возвращении из России
в 1830 г., обработка данных, собранных по Азии, труд по истории
открытия и по древнейшей картографии Америки, некоторые
события того времени, например смерть благоволившего [к]
* Здесь прямые скобки Д. Н. Анучина. — Ред.
85
Гумбольдту прусского короля Фридриха Вильгельма III, смерть
брата, Вильгельма Гумбольдта, и хлопоты по изданию его со¬
чинений — все эти и некоторые другие обстоятельства замед¬
лили выход подготовлявшегося труда, получившего, ввиду его
цели дать картину мира (неба и земли), название „Космос“.
Хотя к изданию первого тома этого сочинения приступлено
было еще в 1834 г., но он вышел из печати только спустя более
десяти лет, в 1845 г. Причина тому, помимо указанных выше
обстоятельств, заключалась главным образом в медленности ра¬
боты автора, который постоянно находил что-нибудь, требую¬
щее переделки, кроме того, не доверяя себе, давал прочитывать
корректурные листы многим специалистам. Второй том после¬
довал скорее за первым, в 1847 г. Оба эти тома выражали собой
идею Космоса по преимуществу; кроме научно-популяризацион¬
ной цели, автор руководился в них и литературно-художествен¬
ной, стремясь к тому, чтобы солидность содержания соединя¬
лась с изяществом формы*. Первый том должен был дать кар¬
тину мироздания в его широчайших пределах, начиная от от¬
даленных небесных пространств и кончая — как выразился сам
Гумбольдт — жизнью мхов на гранитных скалах. Второй том
имел более историческое содержание; в нем говорилось о наслаж¬
дении природой и ее ландшафтами с древних времен до новей¬
ших и изложена была история развития физического мировоззре¬
ния в связи с общей историей человеческой культуры.
Следующие два тома, третий и четвертый, вышедшие в 1850
и 1858 гг., имели более специальный характер: третий был пос¬
вящен „небу“, составлял „уранологическую“, или астрономиче¬
скую, часть, четвертый — Земле и заключал в себе „теллури-
ческую“ часть. Часть эта осталась незаконченной, а то, что было
еще написано Гумбольдтом, вошло в пятый том, изданный после
смерти автора, в 1862 г., с приложением указателя, Бушманом.
Наибольшую известность получили первые два тома; все восхи¬
щались эрудицией их автора, его талантом комбинировать на¬
учные данные и придавать изложению привлекательную худо¬
жественную форму. Широкий интерес, вызванный „Космосом“,
доказывается множеством его изданий на разных языках. Кроме
немецкого издания, при жизни автора вышли еще три француз¬
ских, пять английских (из них два американских), два итальян¬
ских, голладское, шведское, датское, испанское, венгерское,
польское и русское**.
* Нельзя однако сказать, что Л. Гумбольдт отличался особенным та¬
лантом литературного изложения; как признают и немецкие его биографы,
слог его часто тяжел, периоды длинны, обилие эпитетов утомительно; друг
Гумбольдта, Араго43, упрекал его в том, что он не умеет писать книг и, на¬
громождая в них массу фактов, отталкивает от них читателя.
** „Космос. Опыт физического мироописания“, ч. 1, СПб., 1848; ч. II,
М., 1851; ч. III, отд. 1, М., 1853; отд. II, М., 1857. Перевод этого сочинения
(и его издание) был сделан Н. Г. Фроловым, который приложил к нему соб¬
86
Гумбольдт умер в возрасте 90 лет. Десять лет спустя чество¬
вался его юбилей, столетие со дня его рождения, и по этому
поводу состоялось много торжественных собраний ученых ака¬
демий и обществ и появился в печати ряд статей, посвященных
биографии покойного и оценке его деятельности и трудов. Самой
крупной вышедшей тогда работой была „научная биография“ —
„Александр фон Гумбольдт“, составленная при содействии мно¬
гих ученых, астрономом К. Брунсом и изданная в трех томах
в 1872 г. Кроме подробного изложения жизни (отчасти на осно¬
вании новых материалов) и обзора путешествий А. Гумбольдта,
здесь сделана была и оценка его заслуг в различных областях
знания, а отчасти приведены и критические отзывы о более круп¬
ных его трудах. По отношению к „Космосу“ указание на его
достоинства сопровождалось и отметкою слабых сторон этого
труда. Справедливо заметил А. Дове, что идея Космоса яви¬
лась у Гумбольдта еще в молодые его годы, в конце XVIII в.,
и что она отражает на себе воззрения и стремления объединяю¬
щих умов конца XVIII и первой трети XIX столетия.
Хотя Гумбольдт, не доверяя своим силам, широко пользо¬
вался знакомством с передовыми учеными своего времени и умел
извлекать из них желательные ответы и указания по разным
вопросам, тем не менее и при такой помощи ему было трудно охва¬
тить все новые успехи науки, что особенно сказалось в специаль¬
ных частях его труда. С другой стороны, он не всегда был в
состоянии расстаться с теми научными взглядами, с которыми
свыклось его поколение, и относился скептически к новым науч¬
ным теориям, появившимся в конце его жизни, например к закону
о сохранении силы или к атомистической теории химиков. Самое
противоположение неба и земли, проведенное в „Космосе“, было
основано на представлениях прежнего времени; вскоре же после
смерти Гумбольдта последовало открытие спектрального ана¬
лиза, доказавшего присутствие на солнце и других небесных те¬
лах тех же химических элементов, что и на земле. Вообще не
прошло и 20—25 лет после смерти знаменитого ученого, как во
многих областях, в которых он работал, сделаны были такие
успехи, которые оставили далеко за собою его „физическое миро-
описание". Но это неизбежный закон жизни, особенно жизни
новейшего времени с ее усиленным стремлением идти вперед во
всех отраслях знания и его приложений.
Подводя итоги накопившимся научным данным, Гумбольдт,
само собой разумеется, включил в свой „Космос“ и резулыаты
собственных изучений в тех научных областях, в которых он
по преимуществу работал. Излюбленною же его областью была
„физика земли “ или физическая география, вмещавшая в себе
и географию растений, и некоторые отделы геологии. Как во
ственные пояснительные примечания. Во 2-м издании первого тома эти при¬
мечания были, впрочем, выкинуты.
87
время своих путешествий, так и позже Гумбольдт не переставал
заниматься относящимися сюда вопросами, разработке которых
посвящены многие его сообщения и статьи, помещенные отчасти
во французских и немецких ученых журналах, отчасти вошед¬
шие в его большие сочинения по Америке и Азии. Этими работами
Гумбольдт вносил новые методы и идеи в науку о земле и о дей¬
ствующих на ней силах,и тем закладывал фундамент для здания
сравнительного землеведения.
Укажем, например, на его работы по распределению на зем¬
ной поверхности температур и на предложенный им метод соеди¬
нения на картах пунктов с одинаковыми средними температурами
(годовыми, летними, зимними) помощью более или менее изви¬
листых линий, изотерм, — метод, значительно облегчивший
сравнительное изучение стран в климатическом отношении. Им
собирались также новые данные по земному магнетизму, по
атмосферному (барометрическому) давлению в разных широтах,
по морским течениям, но особенно важны были его сравнитель¬
ные наблюдения над распространением растений, установив¬
шие зависимость растительности от климатических зон и ука¬
завшие на аналогии в постепенном обеднении растительного
мира от экватора к полюсам и от подошвы гор к их вершинам;
этими сопоставлениями были положены основы географии рас¬
тений.
Новые идеи были внесены Гумбольдтом и в понимание релье¬
фа земной поверхности; им был предложен метод сравнения гор¬
ных цепей по отношению между средними высотами вершин и
перевалов; им было установлено понятие о средней высоте стран,
материков, всей земной поверхности и указан способ ее опре¬
деления; он обратил внимание на направление горных цепей
и на (часто) линейное расположение вулканов, возвышающихся,
по его представлению, на трещинах земной коры, и т. д. В этих
идеях можно, по примеру Пешеля, видеть даже главное значе¬
ние Гумбольдта как физико-географа, так как ими вносились
новые представления и обобщения, содействовавшие научно¬
му обоснованию излюбленной им науки о земле.
IV44
ГУМБОЛЬДТ КАК ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ВНУТРЕННЕЙ АЗИИ «
Путешествие Гумбольдта в пределах Русской империи было
совершено так быстро, что собранные им и его спутниками
за это время наблюдения не могли быть иными, как только
беглыми. Это была научная рекогносцировка, а не сколько-
нибудь обстоятельное исследование страны в естественноисто¬
рическом отношении, которое должно было бы потребовать много
большего времени.
88
Припомним, что путешествие Гумбольдта и Бонплана по
Южной и Центральной Америке заняло пять лет, и то далеко
не исчерпало данных о естественных богатствах и состоянии
этих стран. Но там в некоторых местностях путешественники
имели дело с почти совершенно девственной природой, где гла¬
зам их представлялась масса новых объектов для наблюдений,
тогда как в пределах России они следовали по давно проторен¬
ным путям, посещали местности, в общем давно известные,
а отчасти даже бывшие предметами научного изучения с XVIII в.
Кроме того, они совершенно не были знакомы с языком страны
и в этом отношении находились в значительно менее благоприят¬
ном положении, чем в лесах и горах Нового Света. Хотя Гум¬
больдт раньше и уверял, что он научится русскому языку и сде¬
лается русским, подобно тому как в Америке он стал испанцем,
однако ни тогда, ни после он не научился по-русски, между
тем как, например, свободно читал и говорил на разных роман¬
ских языках. Наконец, путешествие все время происходило
в такой обстановке, которая лишала большей частью возмож-
ностй отдаться внимательному наблюдению или обдумать полу¬
ченные впечатления. Всюду служащие считали своим долгом
представляться знатному и ученому иностранцу, везде, где
только можно, происходили („б’аргёз без огбгез ётапёз сГеп
ЬаиГ‘*, как полагал Гумбольдт) приемы, обеды, вечера, что
вызвало, наконец, со стороны путешественника, в одном из пи¬
сем к брату, характерную жалобу: „Се1 ехсёз бе роМеззе 61:е 1е
ЬопЬеаг б’ё1ге ип реи а 301 е! а 1а па1иге“ („этот избыток вежли¬
вости отнимает счастье быть немного с самим собою и с приро¬
дой “). Происходившее при таких условиях путешествие способно
было даже вызывать у посторонних наблюдателей сомнение в его
плодотворности, и действительно, известны отзывы некоторых
современников, смотревших на поездку Гумбольдта по России,
как на шарлатанство**. Однако и Канкрин46 и император Нико¬
лай, а вместе с ними и многие представители ученых и образо¬
ванных сфер в России и за границей питали надежду, что путе¬
шествие Гумбольдта не останется без пользы для науки и изу¬
чения России, и история знаний показала, что истина была на
их стороне и что экспедиция немецких ученых повела действи¬
тельно к существенному обогащению соответственной научной
литературы.
* По приказам свыше. — Ред*
** Так отзывался,, например, о путешествии Гумбольдта, в разговоре с
Погодиным, Гамель (Нате1), доктор медицины, член-корреспондент (с
1813 г.), а позже (с 1829 г.) ординарный академик наук по технологии и хи¬
мии, приспособленной к искусствам и ремеслам, и известный, главным об¬
разом, по своим историческим исследованиям в области техники, промыш¬
ленности и торговли, каковы, например, „История железного производства
в России“ (1813 г.), „Обзор торговых сношений Англии с Россией в XVI и
ХУ1Гвв.“ (1865 и 1869 гг.) и др. Об отзыве Гамеля записано Погодиным в его
дневнике.
89
Для объяснения такого факта следует принять во внимание,
что как Гумбольдт, так и его два спутника47 были опытными
путешественниками, привыкшими наблюдать природу и умев¬
шими отличать ее местные особенности. Кроме того, они поль¬
зовались всеми представлявшимися случаями для собирания,
обозрения и изучения естественноисторических коллекций (осо¬
бенно минеральных и геологических)* и старались извлекать
нужные им сведения путем расспросов от местных начальников,
горных чиновников, специалистов-ученых, торговцев и т. д. К
некоторым из этих лиц Гумбольдт обращался впоследствии за
дополнительными справками из Берлина, другие материалы
были доставлены ему графом Канкрином, наконец, он старался
использовать всю имевшуюся тогда литературу по Уралу и Ал¬
таю и соседним странам, тем более что почти вся она в то время
была на иностранных языках.
Некоторые материалы, в том числе рукописные карты и
разные маршруты по Средней Азии, были ему переданы в
Оренбурге генералом Генсом, другие были доставлены из Семипа¬
латинска полковником Клостерманом, третьи — сообщены Гель-
мерсеном и Гофманом и т. д.; Гумбольдт упоминает еще о мате¬
риалах, присланных ему бывшим сибирским генерал-губерна¬
тором Сперанским. С другой стороны, Гумбольдт старался
принять во внимание при выяснении географии и геологии
Внутренней Азии не только сведения, исходившие из России, но
и от английских исследователей, проникавших из Индии в Афга¬
нистан, Бухару ит. д., а также заключавшиеся в китайских
источниках, которые были разысканы, прочитаны и изъяснены
Клапротом, Ст. Жюльеном и другими синологами**. Обработка
собранных материалов и сопоставление всех накопившихся све¬
дений потребовали, однако, немало времени; так, описание путе¬
шествия, составленное Розе, появилось только 8—13 лет спустя,
в 1837—1842 гг., а сочинение о Центральной Азии Гумбольдта —
даже спустя 14 лет, в 1843 г. Такая задержка послужила, впро¬
чем, только на пользу науке, так как дала авторам означенных
сочинений возможность использовать полнее собранные мате¬
риалы и имевшуюся литературу.
Некоторые результаты путешествия стали, впрочем, опу¬
бликовываться уже вскоре по возвращении путешественников
* Кроме значительных коллекций, вывезенных в Берлин, путешест¬
венники осматривали многие музеи и частные собрания в Дерпте, Петер¬
бурге, Москве, Казани, Екатеринбурге, Барнауле, Семипалатинске, Орен¬
бурге, Сарепте.
** За разными справками обращался Гумбольдт и к некоторым членам
СПб. академци наук. В архиве Конференции академии хранится несколько
писем Гумбольдта к непременному секретарю П. Н. Фусу, к Ф. И. Рупрех-
ту, ад. Брандту (от 1830—1842 гг.) и др., и из этих писем видно, что он
то хлопотал о китайских книгах по Средней Азии для Ст. Жюльена, то про¬
сил о высылке себе новых трудов Шренка, Федорова, Гельмерсена и др., то
благодарил за доставку сведений и т. д.
90
в Берлин. Так, в 1830 г. появились ста!ьи Гумбольдта: „О гор¬
ных цепях и вулканах Внутренней Азии“; „Наблюдения над
наклонением магнитной стрелки на севере Азии“; „О добыче
золота в Русской империи„О температуре и гигрометриче-
ском состоянии воздуха в некоторых частях Азии“*. В следую¬
щем, 1831 г. эти и некоторые другие статьи Гумбольдта были
собраны и изданы на французском языке под заглавием „Фраг¬
менты геологии и климатологии Азии“ в двух томах**. При
первом томе этого сочинения имеется следующее посвящение:
Императорской С .-Петербургской Академии,
расширившей пределы описательной естественной истории
и физической географии
длинным рядом путешествий, предпринятых
под ее руководством.
Членам императорского Горного корпуса,
содействие и благородное гостеприимство коих
помогали нашим работам
в Уральских и Алтайских горах
Ноттаце йе ге$рес1, йе гесоппаьззапсе
е1 й'аНесНоп
{Посвящают в знак уважения, благодарности и преданности)
Эренберг, А. Гумбольдт, Г. Розе.
За посвящением следует предисловие издателя — АуегИззе-
шеп! бе ГёсШеиг, которое мы приводим полностью.
„Занятый редакцией трудов, которым он отдавался в про¬
должение своего путешествия по Сибири и к Каспийскому морю,
г-н Гумбольдт написал в последнее время несколько мемуаров
по важным вопросам вулканической геологии, земного магне¬
тизма и климатологии. Эти мемуары были читаны им, в 1830
и 1831 гг., перед Королевской академией в Берлине и перед
Французским институтом. Один из них, под заглавием „Рас¬
суждения о системах гор и о вулканических явлениях Внут¬
* ОЬег сйе Вег^кеНеп ипд Уо1капе 1ппег-Аз1епз, в Ро&§епдог1 Аппа1еп,
1830,XVIII; то же по-французски — 5иг 1еь сЬатез е! 1ез уо!сапз с1е Гт1ёпеиг
с!е ГАз1е е!с., в Аппа1ез деСЫгше, 1830, ХЬУ, и в доигп. де Оёо1о§1е, ес1. раг
Воиё, 1830, II; то же несколько полнее в Моиу. Апп. де Уоуа^ез, 1830, IV •—
5иг ПпсНпаЬоп де Га^иШе а1тап1ёе с!апз 1е погд де ГАз1е в Апп. де СЫ-
гше, 1830, ХЫУ, по-немецки—в Репдог1 Аппа1еп, 1830, XVIII —ОЬег
д1е Оо1дапзЬеи1е 1Ш КизчзсЬеп Не1сЬе, Ро§^епдог1 Аппа1еп, 1830, XVIII.
Ве1гасЫип§еп йЪег д1е Тетрега1иг ипд деп Ьудготе1пзс11еп 2из1апд дег
Ьи!1 т ет1§еп ТЬеПеп уоп Аз1еп — было доложено в мае 1830 г. в Париж¬
ской академии, а затем помещено по-немедки в Ро^епдогГ Аппа1еп, 1883,
XXIII и в Вег^Ьаиз Аппа!еп, V.
** Рга§шепз де Сёо1о^1е е! де СНтаЫо^е азгаИяиез раг Л. де Нит-
Ьо1д1. 1отез I—II, Рапз, Сте, Р1Ьаи БеЫогез!, Ое!аипау.
91
ренней Азии44, был напечатан на немецком языке. Автор изящ¬
ного перевода Картин Природы Гумбольдта взялся изложить
его на нашем языке. Первая половина первого тома сочинения,
предлагаемого нами публике, заключает в себе этот перевод
Эйриэса (Еупёз), все остальное было написано первоначально
по-французски. Клапрот обогатил мемуар о цепях гор важными
примечаниями по физической географии Центральной Азии. Мы
получили также от г-на Гумбольдта разрешение опубликовать
два его мемуара — один о климате Азии, другой — о*1 при¬
чинах изгибов изотермических линий и об эмпирических законах,
усматриваемых в распределении тепла на земном шаре.
Второй мемуар составляет часть не изданного еще сочине¬
ния, которое появится на немецком языке под заглавием „Опыт
физического мироописания44 („Еп1\уиг1 етег РЬуз15сЬеп ЛЛ/^еН-
ЬезсЬге1Ьип§) и в котором автор сопоставляет результаты
астрономии и физической географии. Указанное сочинение, пред¬
варяемое историей постепенного развития наших знаний о
взаимной связи всех физических явлений, служило основою
для публичных курсов, читавшихся Гумбольдтом в Берлине
в 1827 и 1828 гг. Этот ученый сообщил нам, кроме того, заметки
0 золоте и об алмазах на Урале, о земном магнетизме, об астро¬
номическом положении мест, соседних с Алтаем и китайской
Джунгарией, о маршрутах поперек Высокой Азии и т. д.; он
прибавил к мемуару о системах гор введение, в котором изло¬
жил общие взгляды на природу вулканической деятельности
и на тесную связь динамических и химических явлений, в ко¬
торых проявляе1Ся эта деятельность на поверхности планеты.
Столь значительное число новых материалов, относящихся
к геологии, физике Земного шара и к географии некоторых мало
известных областей Центральной Азии, придает, в их совокуп¬
ности, разнообразный интерес издаваемым нами Фрагментам.
Гумбольдт и два ученых, сопровождавших его в Сибири, под¬
готовляют о совокупности их работ три отдельных сочинения,
соединенных под общим заглавием:
Путешествие на Урал и к Колыванским
горам, к границе китайской Джунгарии
и к Каспийскому морю, исполненное по
повелению российского императора в
1 8 2 9 г., А. Гумбольдтом, Г. Эренбергом и Г. Розе.
Названия отдельных частей общего сочинения будут таковы:
I. Геогностическая и физическая кар¬
тина Северо-Западной Азии; наблюдения
над земным магнетизмом и результаты
астрономической географии, А. Гумбольдта.
II. Часть минералогическая и геогности¬
ческая; результаты химических анали¬
зов и ход путешествия, Г. Розе.
92
III. Часть ботаническая и зоологическая;
наблюдения над распределением расте¬
ний и животных в Север о-З ападной Азии,
Г. Эренберга.
Первое сочинение будет написано Гумбольдтом по-фран¬
цузски; два других появятся сперва на немецком языке. Напом¬
ним по этому случаю, что Эренберг, посетивший ранее вместе
со своим другом Гемприхом Сирию, Египет, Нубию, Донголу
и Абиссинию, опубликовал недавно два важных мемуара: один
о крупных хищниках рода РеНз в Северной Азии, другой —
о географическом распространении инфузорий между Балтий¬
ским и Каспийским морями и берегами реки Оби. Розе, открыв¬
ший в одной руде у подошвы Алтая теллурий, бывший неизвест¬
ным до сих пор в Азии, намерен опубликовать в ближайшем
будущем обширный труд и о химическом анализе рудного и
шлихового золота из жил и золотоносных россыпей обширной
цепи Урала44.
Из только что приведенного предисловия видно, что Гум¬
больдт и его спутники имели в виду вскоре после своего воз¬
вращения в Берлин начать подробную обработку данных, соб¬
ранных по Уралу и Сибири, распределив их на три части по
категориям: физической географии, минералогии и геогнозии,
ботаники и зоологии. План этот в полном его виде не получил
осуществления, но большая часть его была все-таки выполнена.
Менее всех аккуратным оказался Эренберг, проектированое
сочинение которого — ботаническая и зоологическая части пу¬
тешествия — не было осуществлено. Он ограничился только
опубликованием, еще в 1830 г., некоторых данных по зоологии
Сибири (Алтая)* и особенно по наблюдавшимся им там микро¬
скопическим формам (инфузориям.) В более полном виде эти
последние данные вошли в его последующие большие труды
о живущих и ископаемых микроорганизмах**. Эренберг уже
* Статья Эренберга была помещена в „Аппа1ез <1ез заепсез паШгеПез44,
1830, 1. XXI. Здесь был описан, между прочим, барс, под названием РеНз
1гЫз, хотя первое описание этой кошки было сделано еще в конце XVIII в.
Шребером, который дал этому виду название РеНз ишпа.
** Микроскопические формы с Урала и из Сибири были описаны Эрен-
бергом в „АЪЬапсИип&еп с!ег ВегНпег Акас1. с1. У/1зз.44, 1830, а подробнее,
с рисунками, в большом его сочинении об инфузориях: „01е МизюпзИиег-
сЬеп с!ез Уо11епс1е1е Ог^ашзшел44, 1838. Впоследствии автор получил не¬
которые новые материалы из Сибири, которые все, вместе с прежними, были
обработаны в большом труде „М1кго&ео1о§1е. Баз Егс1еп ипс! Ре1зеп зсЬа!-
1епс1е \У1гкеп с!ез ипзшЫЪаг к1етеп зе1Ъ$1алсН&еп ЬеЪепз аи! с!ег Егс1е44 уоп
С. О. ЕЬгепЬег^, Ь., 1854, т 4° с отдельным томом атласа. Всего здесь пере¬
числено из Урала и Сибири 239 „землеобразующих44, ныне жизущих форм
(инфузории смешивались Эренбергом с другими микроскопическими фор¬
мами, с коловратками, диатомеями и т. д.). Форма, найденная в одном
озере Платовской степи с кровяно-красной водою, названа здесь Аз1аз1а
Ьаеша1ос1ез и признана сходной с тою, которая производит в Альпах крас¬
ный (лежащий) снег.
93
тогда начал специализироваться на изучении простейших жи¬
вотных и потому менее интересовался высшими животными и
растениями. С другой стороны, он не мог не сознавать, что соб¬
ранные им зоологические и ботанические коллекции и сведения
были слишком незначительны и отрывочны, чтобы на основа¬
нии их можно было составить нечто крупное по флоре и фауне
Сибири, особенно после имевшихся уже трудов Палласа („2оо§-
гарЫа Г0550-а51аИса“), Ледебура („Р1ога зИзшса”) и других
исследователей. Обстоятельным двухтомным трудом наука была
обязана проф. Г. Розе. Поместив несколько статей по минералам
Сибири в специальном журнале*, он собрал затем все свои наблю¬
дения в одно целое и соединил их с дневником путешествия
в большой труд под двойным заглавием. На одной странице
(левой) значится: „Путешествие на Урал, Алтай и к Каспий¬
скому морю, исполненное по повелению его величества импера¬
тора российского в 1829 г. А. фон Гумбольдтом, Г. Эренбергом
и Г. Розе. Минералого-геогностическая часть и исторический
отчет о путешествии, Г. Розе11, а на другой странице (правой):
„Минералого-геогностическое путешествие на Урал, Алтай и
к Каспийскому морю, Г. Розеи.
Первый том, заключающий в себе путешествие на Северный
Урал и в Алтай, вышел в Берлине в 1837 г.; он посвящен графу
Г. фон Канкрину; второй том содержит путешествие на Южный
Урал и к Каспийскому морю и обзор минералов и горных пород
Урала; он вышел там же в 1842 г. Оба тома иллюстрированы
таблицами (изображающими главным образом кристаллы), пла¬
нами (некоторых рудников) и картами, а также несколькими
рисунками в тексте. Карт четыре; в первом томе: большая «Карта
Урала» (1 : 2 ООО ООО), начерченная Бергхаузом по русской
„Подробной карте “, но с нанесением на нее новых астрономи¬
ческих определений мест и данных с рукописных карт горных
округов Богословского, Екатеринбургского, Златоустинского
и Миясского, и «Карта Алтайского горного округа и прилежащих
местностей» (в масштабе 1 : 4 ООО ООО), начерченная по русским
картам Мальманом, но без изображения рельефа, так как и на
русских картах он был нанесен совершенно гипотетически; во
втором томе: „Карта местностей между нижним течением Волги
и Уралом” (в масштабе 70 верст в дюйме) и „Геогностическая
карта горных округов Миясса и Златоуста “( около 8 верст
в дюйме). Первый том заключает в себе XXX+641 стр., второй
XVI+ 606 стр; оба тома снабжены подробным оглавлением.
В предисловии к первому тому помещен, „с разрешения Гум¬
больдта”, взятый из исторического введения его еще не напе¬
чатанного астрономического и магнитного дневника** большой
* В предисловии к своему „Путешествию” Розе указывает десять ста¬
тей по различным минералам, рудам, золоту Урала и Алтая, которые были
помещены им в „Ро^епйог! Аппа!еп 1йг СЬсгте ипс1 РЬу51к“за 1830—1836 гг.
** Дневник этот никогда не был напечатан.
94
отрывок, излагающий поводы отправления экспедиции. Гум¬
больдт рассказывает здесь, как летом 1827 г., когда он толь¬
ко что возвратился на родину после долгого пребывания
в Париже, им было получено предложение от графа Канкрина,
русского министра финансов, высказать мнение о платиновой
монете, ее пользе и ее ценности по отношению к другим благо¬
родным металлам. Гумбольдту уже ранее пришлось отвечать
на подобный вопрос со стороны испанского правительства;
кроме того, еще во время Венского конгресса к собравшимся
монархам поступило предложение от частных лиц ввести во
всех государственных кассах монету из американской платины.
Как и тогда, Гумбольдт и теперь высказался против платиновой
монеты, выставив, между прочим, в числе доводов малую добычу
этого металла и обширное протяжение империи.
Отрицательное отношение к русскому правительственному
проекту не помешало однако дальнейшим сношениям Канкрина
с Гумбольдтом, результатом которых явилось предложение
русского правительства совершить на его счет поездку на Урал.
Это предложение пробудило в Гумбольдте его „старую, прирож¬
денную страсть к путешествиям“, и хотя обстоятельства заста¬
вили его отложить поездку на некоторое время, однако она со¬
стоялась летом 1829 г. при наилучших условиях и в сопро¬
вождении обергиттенфервальтера (ныне берггауптмана) г-на
Меншенина, „которому Гумбольдт приносит еще раз публично
выражение своей благодарности44.
Далее Гумбольдт сообщает, что русское правительство дало
ему полную свободу в выборе направлений и ближайших целей,
выразив только пожелание, чтобы поездка принесла пользу
науке. Такое благородное предложение служит, по мнению
Гумбольдта, „живым выражением того внимания, какое оказы¬
вается могущественным монархом развивающемуся знанию и
его благотворному влиянию на благосостояние народов44. „Из
многообразных знаков благоволения, — пишет Гумбольдт, —
которыми я обязан императору Николаю, для меня особенно
важно упомянуть здесь о предложении нового путешествия,
которое было мне сделано, по повелению его величества, от
14/26 февраля 1831 г., т. е. едва шестнадцать месяцев спустя
после моего возвращения с Каспийского моря. Мне было предо¬
ставлено на выбор посетить или Финляндию, или, если я пред¬
почту Юг, Кавказ*. Это повеление, которому, к сожалению, я не
* Гумбольдт умалчивает здесь, что он сам ранее предлагал графу Кан-
крину поехать со временем на Арарат. В отчете о путешествии Гумбольдта
по России (в „Горном журнале44, 1830, III, стр. 229) сказано об этом так:
.,Г-н фон Гумбольдт от 26 февраля 1828 г. отвечал г-ну министру финан¬
сов, что, с дозволения его величества короля прусского, он решился пред¬
принять сие пушествие весною 1829 г., что в первое лето он намерен посетить
Уральские горы и доехать до Тобольска, не надеясь, одна кож, достигнуть
до Алтайских гор, и что в следующем году предполагает отправиться на
95
мог последовать, исполнило меня сознанием, что старания
моих друзей и мои вызвали снисходительное отношение, на ко¬
торое мы могли рассчитывать только при вполне добросовестном
напряжении наших сил". Этим заканчивается введение Гум¬
больдта; далее Розе прибавляет от себя несколько страниц о воз¬
никновении и обработке составленного им описания.
Первоначальным намерением его было описать только наи¬
более важное в минералогическом отношении в ряде отдельных
статей, а впоследствии собрать их вместе в общий геогностическо-
минералогический очерк Урала и Алтайских рудных гор. По
этому плану он уже начал обработку отдельных предметов
в ряде статей, как летом 1831 г., при своем отъезде в Париж,
Гумбольдт выразил ему желание, чтобы он расширил этот
общий свой очерк в отчет о всей экспедиции, в форме днев¬
ника.
Несмотря на многие колебания, вызывавшиеся у Розе слишком
скоро совершенной поездкой и неподготовленностью его к со¬
ставлению полного о ней отчета, он не мог отказать Гумбольдту
в осуществлении его желания и решился обработать писавший¬
ся им в дороге и на местах геогностический дневник. Многие
специальные работы и занятия не позволили ему, однако, присту¬
пить к редакции его заметок ранее осени 1833 г.
Свежее впечатление, произведенное путешествием, к этому
времени, правда, уже стерлось, но если такое промедление и по¬
вредило живости изложения, зато оказалась та выгода, что су¬
щественное было больше выделено из несущественного, и что
пришлось избегать большого доверия к памяти, чем к записям
подробного дневника. „Я рассказываю, таким образом, — про¬
должает Розе, — просто то, что мы видели. Минералогические
и геогностические наблюдения, занимающие большую часть
сочинения, не отделены в нем от остальных, весьма разнообраз¬
ных, так что книга написана, собственно, для минералогов и
геогностов и только для них и может представлять некоторый
интерес. Г-н Гумбольдт был настолько добр, что всячески помо¬
гал мне при составлении моего труда; он передал мне все карты,
книги и рукописи, полученные им во время путешествия, он
просмотрел со мной весь свой дневник, обнимающий геогности¬
ческие, астрономические, магнитные и метеорологические на¬
блюдения, и сообщил мне оттуда множество заметок для само¬
стоятельного их использования; и вообще он никогда не оставлял
Арарат и даже в Персию". Действительно, в письме Гумбольдта к графу
Канкрину от 26 февраля 1828 г. находится следующее место: „Ршйеп Еуг.
Ехс. пасЬ Уо11епс1ип§ сПе$ег Не1зе йазз тете Аи{еи1ЬаН гит Ве1еЬип& па-
1игЬЫопъсЬег ипс1 {есЬтзсЬег КеппМззе уоп етщет Ыиггеп зеуп запп,
зо з+еЬе 1сЬ ет апДегез ЗаЬт !йг (1еп Агага! ипс1 Регз1еп ги Ве1еЫ". [Если
по завершении этого путешествия, ваше высокопревосходительство, найдете,
что мое пребывание принесло некоторую пользу для оживления естественно-
исторических и технических знаний, то я на следующий год предоставлю
себя в ваше распоряжение для путешествия на Арарат и в Персию. — Ред.],
96
меня без своего совета и дружественного участия, чему я с ис¬
креннею благодарностью даю здесь публичное выражение".
Далее Розе излагает, при каких условиях совершалось
путешествие, как с наименьшей затратой времени путешествен¬
ники могли видеть все, наиболее достойное внимания, как они
старались использовать возможно более продуктивным образом
без малого шесть месяцев их поездки. Конечно, замечает он,
при этом не могли быть производимы связные геогностические
изыскания; приходилось довольствоваться общими обзорами,
и если иногда одно место поясняло то, что другое ранее оставля¬
ло неясным, то все-таки изложение геогностических условий
должно было остаться во многих случаях неполным и отрывоч¬
ным; предположения, основанные на аналогиях, должны были
нередко заступить место полных доказательств и сопровож¬
даться вероятными ошибками и неточностями, которые могут
быть исправлены только позднейшими наблюдателями, рас¬
полагающими ббльщим временем для выяснения последова¬
тельности и распространения формаций. Если, таким образом,
продолжает Розе, он вынужден был отказаться от притязаний
на полное описание путешествия, то тем на большую точность
может он рассчитывать в отношении к тому, что он в состоянии
был обработать не спеша и пользуясь всеми доступными ему
вспомогательными средствами.
Уже в продолжение путешествия он стремился достигнуть
возможно более полного знакомства с русскими минералами,
а потому осматривал с особенным вниманием минералогические
собрания в Дерпте, Петербурге, Казани и Екатеринбурге. Он
старался также, насколько это позволяло время, составить
возможно полную коллекцию горных пород из посещенных
областей, и ветре!ил в этом отношении полное содействие себе
со стороны русской администрации; на многих заводах были
выставлены прекрасные собрания горных пород и минералов
из окрестностей, и из этих коллекций Розе мог выбрать и взять
все то, что ему казалось полезным для его целей. Но, кроме того,
Розе воспользовался довольно значтельными коллекциями
сибирских минералов, находившимися в музее Берлинского
университета, в особенности большим собранием (3081 экз.)
горных пород и минералов, подаренным еще в 1806 г. импера¬
тором Александром, затем коллекцией, собранной обербергра-
том Эверсманном, особенно полной для Златоустинского ок¬
руга, наконец, коллекциями Германа и Менге, также происхо¬
дящими с Урала.
Сравнение большого количества экземпляров позволило при¬
ложить к некоторым породам более детальную классификацию,
а относительно многих минералов и пород выяснить их химиче¬
ское сложение, и результаты этих химических анализов (испол¬
ненных отчасти самим Розе, отчасти его братом, профессором
химии Генрихом Розе и его учениками) включены были в текст
7—39
97
сочинения или в примечания к нему. В геогностической части
автор старался также использовать имеющуюся литературу,
в том числе и некоторые „прекрасные статьи44 русского „Гор¬
ного журнала44.
В заключение Розе указывает инструменты, которые упо¬
треблялись для наблюдений членами экспедиции. Для опре¬
деления высот служили барометры РогИп, Вип1еп и Раггор
для определения температуры ключей и т. д. — термометры,
которые поверялись нормальным термометром Бесселя и Гей-
Люссака. Последний распорядился изготовить для своего друга
Гумбольдта, с особой тщательностью, шкалу большого спирто¬
вого термометра, который был оставлен путешественниками
в Тобольске для будущих определений крайних степеней зим¬
ней стужи. Психрометр Августа был снабжен шкалой Реомюра;
он всегда смачивался колодезной водой и в некоторых из посещен¬
ных экспедицией пунктов Азии показал наибольшую сухость
воздуха, какая только отмечалась до сих пор этим инструментом.
В книгу включены местами и магнитные наблюдения, которые
производились Гумбольдтом в специально устроенной для того
свободной от железа палатке, в отдалении от человеческих жи¬
лищ. Для определения магнитного наклонения служил большой
инклинаториум Гамбея, полюсы двух стрелок которого при каж¬
дом наблюдении были переворачиваемы. Напряжение измеря¬
лось по методу Ганстена, при помощи хронометра ЕагпзЬа^.
Согласно сказанному в предисловии, сочинение Розе пред¬
ставляет собой действительно путевой дневник минералога,
останавливающегося главным образом на описании горных за¬
водов, рудников, россыпей, горных пород, ископаемых, отдель¬
ных коллекций и т. д., с приведением данных о признаках от¬
дельных пород и минералов, их химическом составе, размерах
добычи разных металлов и т. д.; местами вставлены и другие
заметки, например о посещении развалин Болгар, об особен¬
ностях виденных городов, о высоте над уровнем моря некоторых
пунктов, о средней температуре Петербурга, Москвы, Казани,
о немецких колониях по нижней Волге, об астраханском рыбо¬
ловстве и т. п. Дневник прекращается с началом возвратного
пути, относительно которого сказано только, что он „пред¬
ставлял мало случаев к наблюдениям44. Вторая половина вто¬
рого тома занята отдельными минералогическими статьями —
об уралите, хризоберилле, платине, химическом составе ураль¬
ского золота, количествах добываемых благородных металлов и
т. п., а в конце около 160 страниц посвящено „систематическо¬
му обзору минералов и горных пород Урала44.
Книга Розе была крупным явлением в современной ей мине¬
ралогической литературе*. Особенно важное значение имела
* Она была оценена к на Западе, и у наг. В „научной44 биографии Гум¬
больдта, вышедшей под редакцией Брунса, в обзоре заслуг этого ученого
98
она для познания минеральных богатств Урала и Алтая. Про¬
фессор Г. Е. Щуровский дал такой о ней отзыв в своей речи
„Александр фон Гумбольдт по отношению к России произнесен¬
ной в торжественном заседании Общества испытателей природы,
2 сентября 1869 г. по случаю празднования столетия со дня
рождения А. Гумбольдта. „Сочинением Г. Розе положено самое
прочное основание минералогии России. Можно сказать, без
всякого преувеличения, что с появлением только этого труда
минералогия России получила надлежащую определенность
и полноту; только с этого времени мы узнали в точности свое
минеральное богатство и то значение, какое имеет оно в науке.
Сочинение Густава Розе — настольная книга не только для
русского, но и для всякого минералогаВ то время, впрочем,
когда высказывалось такое мнение проф. Щуровским (через
27 лет после выхода второго тома сочинения Розе), наука уже
подвинулась вперед, и в трудах русских исследователей, осо¬
бенно в „Материалах", обрабатывавшихся Кокшаровым,'стали
появляться более полные и точные данные о минералах России*.
Нас интересуют здесь, однако, более труды самого Гумбольдта.
Мы видели, что уже в 1831 г. вышли два тома его статей,
посвященных Азии. Нужно, впрочем, оговорить, что не все
статьи в „Рга^тепз аз1а1^ие5“ принадлежали Гумбольдту;
там были помещены также: извлечение из письма Казем-бека,
статья о грязевых сопках и бакинских огнях Ленца, описание
Алтая в извлечении из географии Китая — Клапрота и его
обзор вулканических явлений Китая, Японии и других частей
Восточной Азии (преимущественно по китайским источникам);
Клапротом же были комментированы среднеазиатские дорож¬
ники, доставленные Гумбольдту из Семипалатинска полков¬
ником Клостерманом; наконец, здесь же была помещена заметка
о путешествии Гумбольдта в Сибирь и об открытии алмазов на
Урале Кювье (из его обзора трудов Парижской академии наук)
и письмо к Гумбольдту Рулэна о некоторых вулканических
извержениях. Но все это занимало второстепенное место, а глав¬
ное принадлежало самому Гумбольдту, именно трем его статьям:
„Рассуждения о горных цепях и вулканах Внутренней Азии"
(143 стр.); „Исследование о причинах изгибов изотермических
по геологии, сделанном Ю. Эвальдом ( Вс1. III, 1872, 5. 102—185), указы -
вается на „гекЬеп Оемлпп. с!ег тсЫ аПеш бег зрешеПеп Кепп1шзз с!ег Ъе-
ге1з1еп СеЫг&е, зопбегп бег Мтега1о§ре, Ре1го§гарЫе ипс! <Зео1о§1е йЬег-
Ьаир! сИезет Шегке (книги Розе) егмюгЪел 1з1“. [„Богатый материал, полу¬
ченный из этого произведения (книги Розе), касается не только специаль¬
ных знаний по иселецованным горам, но и минералогии, петрографии и геоло¬
гии вообще14. — Ред.). В России первый том сочинения Розе обратил на себя
внимание „Горного журнала44, поместившего о нем заметку в кн. 1, 1838 г.
* См. „ВиНеНп с!е 1а 5ос. 1шрёг. без Ка1игаПз1ез бе Мозсои44, 1. ХЫ,
1869, № III. Весь этот выпуск посвящен памяти А. фон Гумбольдта и сос*
тоит из речей, произнесенных в заседании 2 сентября профессорами Фи¬
шером, Траутшольдом, Щуровским, Любимовым и г-ном Вейнбергом.
7*
99
линий“ (166 стр.) и „Рассуждения о температуре и влажности
воздуха в некоторых частях Азии“ (86 стр.).
Вторая из этих статей имела только косвенное отношение
к Азии; предметом ее были вообще изотермы и их изгибы в раз¬
ных широтах и в зависимости от распределения суши и моря.
Третья статья касалась Азии более, но лишь отчасти Средней
Азии. В ней говорилось о рельефе поверхности на пространстве
от устья Шельды до Лены, высказывались сомнения относительно
принимавшегося тогда „центрального плато Татарии“, сравнива¬
лись климаты Европы, Азии, Северной Америки и высоты сне¬
говой линии на горах Кавказа, Алтая и Гималаев, сообщались
некоторые наблюдения экспедиции с психрометром, наконец,
упоминалось о вечномерзлой почве Сибири в связи с вопросом
о сохранении там трупов мамонта и с фактами климатической
приспособляемости высших животных, из коих, например, тигр
водится как в тропических джунглях Индостана, так и в Южной
Сибири — под параллелями Берлина и Гамбурга.
Наибольшее значение имела статья о горных цепях и вул¬
канах Внутренней Азии. В ней Гумбольдт, исходя из прини¬
мавшейся им (вместе с Леоп. фон Бухом) вулканической теории
горообразования, старался подтвердить ее существованием яко¬
бы действующих еще вулканов в Средней Азии и сделал попытку
выяснения рельефа поверхности азиатского материка и распре¬
деления проходящих по нему горных цепей. Здесь впервые была
высказана теория о четырех главных широтных хребтах (Ги¬
малаи, Куньлунь, Тянь-Шань, Алтай) и о соединяющем первые
три меридиональном Болоре, которая была затем развита с боль¬
шею подробностью в „Аз1е Сеп1га1е“. „Рга§тепз а51аИдие5и выш¬
ли в следующем году (1832) и на немецком языке, в переводе
Ю. Лёвенберга*.
Отдельные статьи отсюда были переведены и по-русски, как
и вообще с этого времени (времени поездки немецких ученых
по России) начинают и у нас более интересоваться Гумбольдтом
и его трудами. Ранее лишь немногие отрывки из его трудов появ¬
лялись в русском переводе, да и то почти исключительно в из¬
даниях Академии наук.
Мы уже упоминали о переводе с немецкого академиком А.Р. Се¬
вастьяновым статьи Гумбольдта „О физиогномике растений",
вышедшей в 1823 г.**. Еще ранее в издававшемся при Академии
* „Рга§шеп1е етег Сео1о§ре ипс! КНта1:о1о§'1ё’Аз1еп5“. Айз с1ет Ргапг.,
тй Аптегкип&еп уоп Л. Ьб\уепЬег§. В., 1832. [„Фрагменты геологии и кли¬
матологии Азии44. Перев. с франц. с примечаниями Ю. Лёвенберга, Б., 1832.
— Ред.].
** Точное заглавие этой брошюры: „О физиогномике растений** (зк!),
•сочинение Александра Гумбольдта. Перев. с нем. А. Севастьянова, СПб.,
при имп. Академии наук, 1823, 8°, 42 стр. Она посвящена Уварову: „Его
пр-ву Сергею Семеновичу Уварову, имп. Академии наук президенту и пр.
усерднейшее приношение**.
! 100
„Технологическом журнале“ и „Продолжении “ его48 появилось
несколько других отрывков из Гумбольдта, и этим, кажется,
ограничивалось все, имевшееся из трудов этого путешественника
на русском языке до 1829 г.*.
Таким образом, когда Гумбольдт приехал в Россию, о нем,
даже в образованных русских кругах, более слышали, чем что-
нибудь читали.
Поэтому „Московский телеграф", один из первых наших
журналов, стремившихся отзываться на современность, ле¬
том 1829 г., перед возвращением Гумбольдта в Москву из его
поездки в Сибирь, поспешил поместить перевод его статьи
„О степях", снабдив его следующим примечанием: „Имя сего
знаменитого ученого известно всем у нас по предпринятому и
совершенному им ныне путешествию на Уральский хребет и по
Сибири. Полагаем, что любопытно знать мысли Гумбольдта об
одной из важнейших черт физиономии (если можно сказать) Земно¬
го шара. Статья, предлагаемая нами читателям, взята из собра¬
ния мелких сочинений Гумбольдта, изданных на французском
языке под названием: ТаЫеаих с1е 1а Ка1иге (второе издание
вышло в Париже в прошлом, 1828 г., 2 т. т 8°). Почти ничего
доныне нет на русском языке из сочинений Гумбольдта. Тем
приятнее ознакомить русских читателей хотя несколько с обра¬
зом воззрения и сильным красноречием ума, какими обессмер¬
тил себя Гумбольдт, Изд. Тел.“**.
В том же году, в № 24 „Московского телеграфа" появилась
и другая статья Гумбольдта „Жизненная сила или Гений Ро¬
досский" (перев. с франц.) со следующим примечанием издателя:
„Это едва ли не единственное чисто, литературное сочинение
А. Гумбольдта. Оно в первый раз было напечатано в шиллеро-
вом журнале „01е Ногеп", 1795, № 4. Представив читателям
нашим ученое сочинение знаменитого путешественника («О сте-
* А. С. (вероятно А. Севастьянов), Гумбольдт, выписка из письма к;
г-ну Фуркруа, из Куманы, от 16 октября 1800 г., в .,Прибавлении к Тех-
нол. журналуч. 1 (1806), стр. 84—92: „О ловле электрических угрей“,
из путешествия барона Гумбольдта, „Технол. журналт. IV, ч. 4 (1807)„
стр. 98—112; „О высотах, на которых находятся вечные снеги под разными
широтами, расстояние их пределов от пределов произращения дерев44.
Из сочинений г-на фон Гумбольдта, „Продолж. Технол. журнала44, т. II„
ч. 3 (1817), стр. 36-38.
**„Московский телеграф44, 1829, № 18, сентябрь, стр. 151—180. Еще
ранее в № 10 (май) того же года, в отделе „Русская литература44 (библиогра¬
фия), говоря о латинских стихах (Клина), поднесенных Гумбольдту на
обеде в благородном собрании и напечатанных отдельной брошюрой, из¬
датель (Н. А. Полевой), отметив „блестящий44 прием, оказанный Гумбольд¬
ту в Москве, счел нужным пояснить (по своему, конечно, соображению)
в нескольких словах задачи его экспедиции: „Цель путешествия сего зна¬
менитого ученого должна быть известна читателям. Гумбольдт едет смот¬
реть Уральские горы, дабы после сказать свое мнение о их образовании и,
сверх того, решить некоторые общие геологические вопросы. К осени он
возвратится в Моекву“.
101
:пях», «М. 7\», 1829, № 18), представляем здесь совершенно про¬
тивоположное оному. Гений везде виден". #
Приезд Гумбольдта в Россию и торжественный его прием
здесь должен был заинтересовать прежде всего чинов Горного
корпуса, а потому и естественно, что с этого времени начинают
появляться переводы статей Гумбольдта в „Горном журнале".
Так, в 1830 г. здесь нашла себе место большая статья (81 стр.)
„О горных кряжах и вулканах Внутренней Азии и о новом вул¬
каническом извержении в Андах“ А. фон Гумбольдта. Она была
заимствована „Из письма к г-ну Поггендорфу, издателю жур¬
нала „Аппа1еп бег СЬегше ипб РЬуз1к“, и переведена Д. Соко¬
ловым. К ней приложена карта (без означения масштаба!), оза¬
главленная: „Горные кряжи и волканы Внутренней Азии. Кот¬
лообразный земной провал на западе. Первое издание. Рис.
А. фон Гумбольдт 1830 г."*.
В том же журнале за 1832 г. (кн. IV) мы находим перевод дру¬
гой статьи „О волканических областях (отрывок из сочинения
г-на Гумбольдта: „Езза! §ёо§п. зиг 1е §1зетеп1 без госЬез“, пе¬
рев. Гурьевым)Тем не менее книга „Рга§тепз аз1а^иез“ обра¬
тила на себя внимание и была использована у нас прежде всего
Полевым в „Московском телеграфе". В № 13 и 14 (июль) этого
журнала за 1832 г. появились „Исследования о климатах Азии,
сделанные Гумбольдтом во время путешествия его по Сибири
в 1829 г." К сожалению, русская наука была тогда еще так мало
развита в своих начатках, что не были установлены даже про¬
стейшие ее термины, а с другой стороны, и переводчик мало,
по-видимому, понимал научный французский язык: как бы то
ни было, перевод в некоторых местах представляется весьма
мало понятным и, конечно, был таким и для тогдашнего чита¬
теля и даже самого переводчика**.
* Карта эта та же, что и приложенная Гумбольдтом к его статье в „Фраг¬
ментах", только хуже исполненная. Под „котлообразным провалом на за-
паде“ разумелась Каспийская депрессия.
** Приведем несколько примеров. Выражение „1а 1огше без 1еггез, 1а
•сопП^игаПоп би зо1 сопзШегёе бапз зоп ё1епбие Ьопгоп1а1е ои зе1оп Ппё§а-
Шё бе соигЪиге бе за зиг!асе“ [„очертания территорий, формы земной по¬
верхности с точки зрения их горизонтального простирания или в отношении
различных изгибов44. — Ред.]; переведено: „форма земель, образование их
горизонтального пространства, неровность линии протяжения их44. Говоря
о „среднем рельефе44 материков, Гумбольдт поясняет, что сн получается,
„еп Ызагб аЪз^гасИоп би рЬёпотёпе рагПе1 е! р1из гёсеп! без сЬа!пез бе
топ1а§пез е! без тШтепзсепсез 1оса1ез иие ргёзегйе ^ие1^иеIо^5 1е зо1 без
р1атез бапз 1е уо1зта§е без сЬаШез44 [„отвлекаясь от частных и более позд¬
них явлений в виде горных цепей, а также местных поднятий, встречающихся
иногда на равнинах в соседстве горных цепей44. — Ред.]; это переведено:
„устранив частные феномены и феномены новейших горных хребтов и част¬
ных подъятий почвы, составляющих иногда почву долин в близости горных
цепей44. Агеа (т. е. площадь) переведено — „объем44; р1атез— „долины44, бё-
ргеззюп — „сжатость44, спзЫПпез ои зесопба1гез — „кристаллообразные
или второстепенные44, гесоиугешепз 1егИа1гез — „третьестепенная пок¬
рышка44, гирШге — „взрыв44, а[[а1зетеп1 — „осадок44, рЫеаи — „плос-
т
В том же „Московском телеграфе" за 1832 г. в № 15 (август),
в отделе „Иностранная литература“ (библиография) была по¬
мещена (на трех страницах) заметка о „Рга§тепз а51а1лд11ез",
начинающаяся такими словами: „Желательно обратить на важ¬
ное это сочинение поболее внимания наших переводчиков. Если
находят' они досуг переводить всякую новую мелочь, — вот
книга, перевод которой составит драгоценный подарок русской
публике". „Не скоро, —продолжает заметка, —судя по всем
вероятностям, дождемся мы полного описания гумбольдтова
путешествия по Сибири", и затем приводит план его издания,
как он изложен в предисловии издателя „Рга§тепз" (см. выше.).
„Между тем Гумбольдт и его товарищи издают отдельно изло¬
жения тех результатов, кои могут споспешествовать особенно
успехам наук. Гумбольдт препроводил уже несколько отдель¬
ных записок в Берлинскую и Парижскую академии. В книге,
о которой мы извещаем теперь, находятся: „Записка о горных
цепях и волканах Средней Азии"; „Замечания о температуре и
гидрометрическом состоянии воздуха в некоторых частях Азии"
и „Изыскания о причинах изгибов в линиях изотермических".
Вторая из сих статей переведена нами в 13-й и 14-й книжках
„Телеграфа". К сожалению, по обширности двух других статей мы
не могли их представить читателям нашим, ни даже изложить в
подробной рецензии. Состоя из множества фактов, они должны
быть читаны также вполне. Важность предметов, обширность
исследований, глубина выводов заставляют нас желать, чтобы
книга Гумбольдта явилась в русском переводе. К означенным
нами трем главным статьям присовокуплено еще много мелких, ка¬
сательно географии, земного магнетизма и пр. Орография и кли¬
матология Азии так же мало известны в наших русских Геогра¬
фиях, как и исследования о линиях изотермических, изотериче¬
ских и изохименических (равных годовых, равных летних, рав¬
ных зимних теплот) на Земном шаре. Пора ввести в основания
науки то, что после трудов Гумбольдта составляет важный, поло¬
жительный факт ее“.
Желание Полевого, чтобы книга Гумбольдта („Рга§тепз аз1а-
Ициез”) явилась в русском переводе, исполнилось: через пять лет,
в 1837 г., она вышла под заглавием „Барона Гумбольдта Путе¬
шествие в 1829 году по Сибири и к Каспийскому морю41 (180
стр.). Еще ранее (в „Горном журнале", 1834 г., кн. VI) поя¬
вилась статья „О волканических явлениях в Китае, Японии и
других странах Восточной Азии“ (извлечено гиттенфервальтером
Озерским из „Рга§тепз (зю!) бе <Зёо1о§1е е1 бе СНта1о1о§1е аз1а-
1^иез», раг А. бе НитЬо1б1, 1оте ргеппег, р. 195—236).
кость‘\ ипе тёте соигЬиге ауес 1а ьиг!асе с!е 1’Осёап—„одинакая отвесность(?)
с поверхностью Океана44, сНта! ехсеззИ — „не последовательный климат44,
НтИе без пе1§ез регрё1иеПез — „пределы беспрерывных снегов44, бапз 1ез
ёсаг!з бе зез озсШаНопз — „удаленные от всякой движимости44(?) и т. д.
Едва ли тогдашний читатель мог многое понять из подобного перевода.
103
Указанное „Путешествие по Сибири“ было переведено И. Не-
роновым, который был, по-видимому, большим почитателем Гум¬
больдта, так как стремился перевести многие его сочинения. В
1835 г. вышел его труд „Взгляды на природу, с учеными пояс¬
нениями и дополнениями44, две части. Это были „Картины при¬
роды44 — „АпысМеп бег Ыа1иг“ — А. Губмольдта, заключавшие
в себе пять статей: I. О степях и пустынях; II. О водопадах
р. Ориноко; III. Материалы для физиогномики растений; IV. О
строении и образе действия волканов; V. Жизненная сила или
Гений Родосский. Но на книге имелось и другое заглавие:
„Путешествие барона А. Гумбольдта по Америке с геологиче¬
скими и климатическими исследованиями Азии. Перев. с нем.
И. Неронова, СПб., 1835“.
Двойственность заглавия способна была вводить в недоразу¬
мение; в разных каталогах и объявлениях приводилось то одно,
то другое заглавие, а между тем это было одно и то же сочине¬
ние. Объясняется же эта двойственность заглавия тем, что пере¬
водчик имел намерение перевести и издать ряд сочинений Гум¬
больдта, причем „Взгляды на природу“ должны были составить
только первый том. Все это пояснялось следующим объявлением,
которое было помещено в начале книги.
„N13. Перевод Путешествия Гумбольдта окончен вполне
и выйдет в непродолжительном времени в следующем порядке:
1) Взгляды на Природу, 2) Путешествие к Тропическим странам,
3) Обзор Кордильеров и о памятниках первобытных обитателей
Америки, 4) Политическое обозрение Новой Испании и 5) Геоло¬
гические и климатологические исследования Азии (подстрочное
примечание: „Каждая книжка заключает в себе одно отдельное
целое и потому будет продаваться особо“). Здесь не только Уче¬
ные, но и все классы Читателей найдут для себя сокровища заме¬
чаний и наблюдений, найдут занятие полезное, занимательное
и разнообразное. Все, что пишет Гумбольдт, обращает на себя
внимание всеобщее! Читая творения его, думаешь, что (это)
соединенные труды целого ученого общества: так обширно, так
разнообразно дело сего великого Известителя“*.
Несмотря на печатное уверение, что „перевод путешествия
Гумбольдта окончен вполне“, он, однако, в проектированном
виде не вышел. По Америке не появилось более ничего, и только
через два года вышло указанное выше „Путешествие по Сибири“,
полное заглавие которого (титул) таков: „Путешествие барона
Александра Гумбольдта, Эренберга и Розе в 1829 году по Си¬
бири и к Каспийскому морю. Перев. с подлинника И. Неронов.
СПб., 1837“; здесь же эпиграф из „Московского телеграфа"
(из приведенной выше библиографической заметки о „Фрагмен¬
* На стр. 83 настоящей статьи, в подстрочном примечании, мною уже
указано было это издание „Взглядов на природу44, причем я заметил, что
мне не привелось его видеть. Несколько позже я ознакомился с ним; ранее
же меня вводило в заблуждение его заглавие — „Путешествие по Америке44.
104
тах“). Книга эта и есть перевод „Рга^шепз аз1а1^11е5", но не
полный; в ней отсутствуют климатологические статьи, а те, ко¬
торые помещены, расположены в ином (отчасти более логичном)
порядке, чем в подлиннике. В начале именно поставлено „Исто¬
рическое известие о путешествии Гумбольдта по Сибири и об
открытии алмазов на европейском склоне Урала", составляю¬
щее извлечение из доклада Кювье в Парижской академии наук
и помещенное в подлиннике в конце, между тем как оно,
давая общее понятие об экспедиции Гумбольдта, может вполне
служить введением к изложению отдельных ее научных резуль¬
татов.
За „Известием" следует статья самого Гумбольдта „О гор¬
ных цепях и вулканах Внутренней Азии", а после нее — статьи
и заметки других авторов. „Расписания дорог во Внутреннюю
Азию“ и „Примечания и добавления, сделанные Клапротом".
Впрочем, между статьей Ленца и „Расписаниями дорог" встав¬
лены еще две заметки Гумбольдта: „Астрономическое положе¬
ние некоторых мест в юго-восточной Сибири" (ошибка! Следо¬
вало сказать „в юго-западной" — „1е зиб-оиез! бе 1а ЗШёпе") и
„Богатство золота в Уральской цепи". Перевод, хотя и не
везде удачный, в общем лучше, чем у тех статей Гумбольдта,
которые были помещены ранее в „Московском телеграфе" и
„Горном журнале", да и названия местностей переданы в нем
вернее*.
„Рга§шепз аз1а1^ие5" встретили настолько благосклонный
прием у европейской публики, что через несколько лет после
их выхода стала сказываться потребность в новом их издании.
Однако Гумбольдт, получивший за это время много новых мате¬
риалов и взгляды которого на географию и геологию Азии по¬
степенно расширялись и несколько изменялись (в деталях),
пришел к заключению, что вместо нового исправленного изда¬
ния „Рга§тепз" необходимо составить другое, более обширное
* На обложке „Путешествия по Сибири44 Гумбольдта (с внутренней ее
стороны) помещено объявление о других сочинениях этого ученого, „пере¬
веденных с подлинников44, очевидно тем же И. Нероновым, а именно о „Взгля¬
дах на природу44, СПб., 1835 (причем уже не приводится другого заглавия
этой книги —„Путешествие по Америке44,— вероятно, потому, что намерение
издать другие тома той же серии было уже к этому времени оставлено) и о
книге „Исследования о климатах Азии, сделанные Гумбольдтом во время
путешествия его по Сибири (Замечания о температуре и гидрометрическом
состоянии воздуха в некоторых частях Азии. — Исследования о изгибах
линий теплоты. —О земном магнетизме)44. Об этой последней книге далее
в объявлении сказано: „Эта книга Гумбольдта, появившаяся в подлиннике
недавно, в русском переводе еще печатается и выйдет в начале апреля сего
года. Она есть одно из любопытнейших произведений пера сего ученейшего
человека нашего времени, тем более что Орография и Климатология Азии
так же мало известны в Географиях, как и исследования о линиях изотер¬
мических, изотерических и изохименических на Земном шаре. Предмет со¬
вершенно новый44.. Однако вышла ли действительно эта книга —мне не¬
известно. По-видимому, нет, так как нигде в библиотеках я ее не нашел.
105
сочинение. Такое и было им составлено и издано под не совсем
подходящим названием „А$1е Сеп1га1е“; оно появилось (во
французском издании) в трех больших томах (БУН1+570+558+
614 стр.). Вышло оно в 1843 г., но печатание его началось рань¬
ше, именно, по заявлению самого Гумбольдта, в 1839 г; раз¬
личные обстоятельства помешали его более скорому выходу.
Два первых тома были посвящены орографии и геологии
Внутренней Азии, третий — климатологии ее. Вскоре по вы¬
ходе этого сочинения, именно в следующем, 1844 г., появилось
и немецкое его издание, под заглавием: „Сегйгсйаыеп. кМегзи-
сЬип§еп йЬег сПе ОеЫг§зке1;1еп ипс! сНе Уег§1е1сЬепс1е КПта1о1о-
§1е уоп А. V. НитЪоШ. Айз бет Ргап2бз1зсЬеп иЪегзеЫ ипб
бигсЬ 2иза1ге уегтеЬг! Ьегаиз§е§еЬеп уоп Бг. Ма1г1тапп“*
Переводчик, д-р Вил. Мальман был физик-метеоролог, член
Физического ферейна во Франкфурте-на-Майне и Общества
землеведения (ОезеПзсЬаП: Шг Егбкипбе) в Берлине. Еще в 1840 г.
он поместил в „КереНопит бег РЬуз1к“ Дове свою работу о
„среднем распределении тепла на земной поверхности, с заме¬
чаниями об определении средних температур". Гумбольдт сам
был занят в 1830-х годах подобной работой, но, узнав, что
г-н Мальман (ехсеНеп! рЬуз1С1еп** — как он его называет) собрал
по этому вопросу много больший материал, который притом
умело им анализируется, он поспешил передать ему все свои
данные и просил его взамен составить таблицы средних темпе¬
ратур для его „Центральной Азии". Мальман охотно согласился,
и четыре таблицы, приложенные к третьему тому „Аз1е Сеп1га1е“,
носят его имя; они заключают в себе 305 мест наблюдений*** и в
в них приведены для каждого места следующие данные: геогра¬
фические широта и долгота, высота над уровнем моря (в туазах:
означена только для мест, высота коих превышает 16 туазов49),
средняя температура года, — зимы, — весны, —лета, — осени,—
самого холодного и самого теплого месяца; число лет наблюде¬
ний и другие замечания.
В немецком издании Мальман мог еще дополнить свои таб¬
лицы новыми данными, и вместо 305 мест примерно с 3800 на¬
блюдений в году, у него фигурируют здесь уже 422 места с
5300 наблюдений в году (до 51/2 миллиона отдельных термометри¬
ческих наблюдений). Кроме того, с согласия Гумбольдта, Маль¬
ман вставил местами и другие примечания и добавления, осо¬
бенно в климатологической части, а также свел все сочинение
из трех томов в два, соединив вместе два первых тома, посвя-
* „Центральная Азия. Исследование горных хребтов и сравнительная
климатология А. фон Гумбольдта. Перев. с франц., изданный с дополне¬
ниями д-ра В. Мальмана“. — Ред.
** Превосходный физик. — Ред.
*** Гумбольдт сам („Аз. Сеп1г.“, ч. III, р. 571) насчитывал 315 мест, но
счет Мальма на вернее. В первый своей работе об изотермах, помещенной в
1817 г. в „Мёш. бе 1а 5ос. сГАгсиеП“, Гумбольдт мог составить таблицу
только для 60 мест наблюдений.
106
шенных орографии Азии (сохранив, впрочем, деление подлин¬
ника на три части)*.
Мальман был большим почитателем Гумбольдта, в котором
он видел „истинного основателя физической географии в об¬
ширнейшем смысле слова“**. В предисловии к своему переводу
он высказал убеждение, что общий взгляд Гумбольдта на Сред¬
нюю Азию „способен вызвать в читателе не один только беглый
интерес; простые и, вместе с тем, величественные черты, в ко¬
торых знаменитый ученый с присущим ему замечательным
талантом и редкой обстоятельностью представил орографи¬
ческую и геологическую картину огромного земного простран¬
ства, являются настолько важными, что способны оставить не¬
изгладимое плодотворное впечатление, которое обещает сохра¬
ниться до отдаленного будущего
Мальман выражает уверенность, что „исследования Гум¬
больдта о строении азиатского материка вызовут в читателе
удивление перед открывающимся в них основательнейшим изу¬
чением бесчисленных источников, соединенным с обширней¬
шими сведениями во всех областях человеческого знания; с воз¬
растающим интересом читатель будет убеждаться, с каким та¬
лантом умеет Гумбольдт открывать взаимное проникновение
всех ветвей естествознания и извечное влияние природы на жизнь
и судьбы народов, излагая притом свои соображения с необык¬
новенною простотою; с высоким наслаждением будет читатель
следить за искусством, свойственным столь немногим, собирать
и приводить в порядок хаос фактов, выделяя из них наиболее
заслуживающие внимания, и восходить, путем их комбинации,
к тем общим идеям и взглядам, в которых все детали сливаются,
как лучи в фокусе. Тогда внезапно читатель поражается, как
путем такого соединения он получает ясное сознание внутрен¬
ней связи кажущихся чуждыми друг другу явлений и как автор
привел его, наконец, к тем великим законам природы, которые
господствуют над кажущимся беспорядком, но которые до
тех пор не открывались взорам исследователей “***.
Прошло, однако, лет 30, и прогресс научного исследования,
в частности исследования Азии, показал ошибочность некото¬
рых утверждений Гумбольдта и необходимость замены его оро¬
* Между прочим, Мальманом прибавлены некоторые наблюдения >Гв
Арало-Каспийской низменности, сведены вместе и дополнены наблюдения
Гумбольдта и Розе над температурами источников, колодцев и рудников в
Сибири и т. д., а также внесены некоторые изменения на карте Внутренней
Азии, именно по отношению к области Арала и Каспийского моря.
** В знаменитом путешественнике, — пишет Мальман, — «\у1г беп>уаЬгеп
Ве&гйпбег бег рЬузИсаНзсЬеп Сео^гарЫе 1гп ит!ап§ге1сЬ51еп 5тпе без ^Уог-
1ез уегеЬгеп.» [«мы почитаем основоположника физической географии в самом
широком смысле этого слова.» — Ред.]. В том же, 1844 г., Мальман поместил
в „1111151г. 2ейи陸 (1844, № 29 и 32) биографический очерк А. Гумбольдта.
*** Н и ш Ь о 1 б 1. Сеп1га1аз1еп, I. Уоггепбе без ОЬегзекегз, 5. I,
I—XII.
107
графической и геологической схемы более соответствующею
действительности. Но даже прежде чем эти новые взгляды были
выработаны и сделались общим достоянием ученых, книга Гум¬
больдта стала утрачивать вызванный ею первоначально инте¬
рес. В очерке деятельности Гумбольдта по геологии, составлен¬
ном в 1872 г. Эвальдом и помещенном в третьем томе научной
биографии Гумбольдта, изданной под редакцией Брунса, из
82 страниц только 3 посвящены путешествию по России и вы¬
званным им трудам, которым автор, видимо, не придает боль¬
шого значения в ряду других работ знаменитого ученого*.
Другой автор, там же, взявший на себя изображение заслуг
Гумбольдта в области землеведения и народоведения, проф. Пе-
шель, который вообще ставил Гумбольдта весьма высоко как
географа и доказывал, что ему принадлежит заслуга преобразо¬
вания географии из топографии в „естествознание земных про-
странств“ („Ыа1игкипс1е бег Егбгаите“), придавал значительно
меньшее значение путешествию на Урал и Алтай; оно, по его
мнению, сравнительно с американским путешествием оказа¬
лось „бедным новыми научными импульсами “ („агт ап пеиеп
еросЬептасЬепбеп Апге§ип§еп“). „Из всех сочинений Гум-
больтдта, — уверял Пешель, — с „Центральной Азией“ теперь
(в начале 1870-х годов) наименее справляютсяпризнавая, что
Гумбольдтом были устранены некоторые, господствовавшие
ранее неверные представления, введено понятие о средней вы¬
соте континентов и т. д., он утверждал, что, с другой стороны,
Гумбольдт и сам внес ошибочные взгляды на орографию и гео¬
логию тех внутренних частей Азии, которых он лично не видел
и о которых мог судить только по весьма несовершенным ки¬
тайским и другим.известиям**.
* А. V. Н и ш Ь о и 1. Ете \У155. Вю^гарЫе, ЬеагЬ. V. ВгиЬпз, Вс1. III.
8. 165—168.
** Английские ученые также не придают большого значения путешест¬
вию Гумбольдта в Сибирь и его „Центральной Азии“. В последнем (11-м)
издании Британской энциклопедии (XIII, р. 874) мы находим такой отзыв
об этом путешествии: „Путешествие, хотя и совершенное со всеми преиму¬
ществами, которые давало непосредственное попечение русского правитель¬
ства, было слишком быстрым, чтобы быть плодотворным41 („ТЬе Лоигпеу,
Ьо\уегег 1Ьои^Ь, сагпеЛ ои! \уНЬ а!11Ье ас1уап1а^е5, аНогсЫ Ьу 1Ье 1ттес11а1е
ра!гопа^е о! 1Ье Киь^ап §оуегпетеп1, \уаз 1оо гарМ 1о Ье ргоШаЫе“).
Главными результатами путешествия автор признает исправление преуве¬
личенной высоты Центрально-Азиатского плато и открытие алмазов в золо¬
тых россыпях Урала (?!). Сочинение „Ь’А51е Сеп!га1е“ предполагалось
(в 1860-х годах) выпустить новым изданием: об этом заявляла парижская
фирма Б. Оиепп. е! *С-1е. ТЬ. Мог^апЛ, и известие это нашло себе место в
„В1ЬПо§г. ЬтеЬегясЫ“ трудов А. Гумбольдта, приложенном ко второму тому
биографии его, изд. Брунсом. Там значится именно под № 634: „Б*А51е Сеп-
1га1е, раг А1. ке НитЬоШ. ЫоиуеПе ёсШюп, еппсЫе де гепзе^пешеЩз поп
епсоге риЬПёз, гесиеПНз раг 1’аи1еиг Ы-тете, ауес ргёГасе е! зирр1ётеп1,
раг. Р. йе ТсЫкгкНеи Гип бе зез р1из зауап1з (П5С1р1е$. Ауес ипе поиуеИе
саг1е бе ГАз1е Сеп1га1е, раг М. К 1ереН“. (Без означения года, ц. 30 фр.).
Однако все мои попытки разыскать это издание в московских и Петербург
108
И Эвальд и Петель едва ли, однако, могли сделать правиль¬
ную оценку трудов Гумбольдта по орографии и геологии Внут¬
ренней Азии. Для этого требовалось суждение более компетент¬
ных в этом вопросе ученых, каким был, например, Ф. фон Рихт¬
гофен, сам много путешествовавший по Китаю и оставивший
большой труд по геологии Восточной и Внутренней Азии.
Вот что говорит он о Гумбольдте как исследователе Азии
в первом томе своего монументального труда о Китае*: „По¬
знание расчленения гор Восточной Азии было существенно под¬
готовлено изысканиями Клапрота в китайских географических
источниках. Но остроумный языковед и историк дал только
строительный материал, попытка воссоздания из которого архи¬
тектуры материка принадлежала Гумбольдту.
Крупными, смелыми линиями набросал он свою систему гео¬
метрического распределения нагорий — систему, которая долго
господствовала в географическом представлении Азии, которая
и теперь, хотя и требует изменений в большинстве своих частей,
однако во многом изображает отношения удивительно верно
и внесла собою редкое оживление в изучение азиатского мате-
рика“.
„В 1829 г. Гумбольдт совершил свое достопамятное путе¬
шествие в Киргизские степи и в Алтай. Хотя само по себе оно
не выделялось ни своим объемом, ни новизною посещенных
местностей, оно составило, однако, важное событие в истории
географии благодаря методу, которым Гумбольдт обработал
его результаты. Его великий дух, всегда стремившийся обнять
совокупность явлений, не допустил его ограничить свой взор
пределами им самим виденного и пережитого, но в удивитель¬
ном сочинении, „1 ’А$1е Сеп1га1е“, привлек в круг рассмотрения
весь материк.
В сущности Гумбольдт в своей поездке едва коснулся за¬
падной окраины центральных областей Азии, тем не менее он
был первым исследователем, подвергшим сравнительному рас¬
смотрению собранный трудами других материал и набросавшим
картину „разгородки материка" („Оехттег без Соп1теп1ез"),
которая хотя и нуждается во многих поправках, но по, отноше¬
нию к основным чертам была схвачена с замечательною вер¬
ностью"**.
ских библиотеках, а также добыть из-за границы через букинистов, оказа¬
лись тщетными, и, по-видимому, такое издание только проектировалось,
но не состоялось. О нем не слыхал никогда и покойный П. П. Семенов, ин¬
тересовавшийся, как известно, Внутренней Азией и бывший хорошо зна¬
комым с „Аз1е Сеп1га1ем Гумбольдта.
* „СЫпа. Ег^еЪшззе е1§епег Ке1зеп ипс1 багаи! ^е&гйпсЫеп ЗикНеп*
[„Китай. Результаты собственных путешествий и основанных на них исследо¬
ваний44. — Ред.], уоп Регс1. Рг. уоп ШсМЬоГеп, Вс1. I, ЕЫей.-ТЬеП., Вег1.,
1877, 5. 192 и 724.
** Знаменитый Э. Зюсс, представивший в своем „Лике Земли44 (Р. 8иезз,
„Оаз АпИИг с1ег Егс1е44), на основании многочисленных исследований, про¬
изведенных в течение 50 лет после появления „Аз1е Сеп*га1е44, новую кар¬
109
Любопытно проследить отношение к Гумбольдту как иссле¬
дователю Средней Азии со стороны русских ученых. Когда
вышла „Аз1е Сеп1га1е“, „Горный журналкоторый, как мы
видели, находил уместным дать на своих страницах переводы
статей Гумбольдта, появившихся в 1830—1831 гг., на этот раз
игнорировал знаменитого путешественника; в указателе ста¬
тей „Горного журнала" за 1843—1849 гг. не упоминается ни
разу имя Гумбольдта. Но зато вскоре по выходе „Аз1е Сеп1га1еи,
в том же 1843 г. появилось подробное изложение этого сочине¬
ния в трех статьях неизвестного автора, помещенных в „Оте¬
чественных записках“*.
С середины и в конце 1840-х годов начинается у нас заметное
возрастание интереса к землеведению и к географии Азии,
в частности. В Петербурге основывается (в 1845 г.) Географи¬
ческое общество, обратившее скоро (в 1850-х годах) особенное
внимание на исследование наших азиатских окраин и прилегаю¬
щих к ним стран Средней Азии. В это время (40—50-е годы)
совершается ряд научных экспедиций русскими исследовате¬
лями (не одними только призванными из-за границы иностран¬
цами или академиками-немцами): П. А. Чихачевым — на Алтай,
Н. В. Ханыковым — в Персию, П. П. Семеновым — в Среднюю
Азию и др. В среде русских образованных людей начинают
появляться такие, которые серьезно заинтересовываются геог¬
рафией, отправляются в Берлин — слушать К. Риттера, бе¬
седовать с Гумбольдтом — и потом посвящают себя развитию
и распространению идей этих основателей сравнительного земле¬
ведения. А. П. Ефремов, проведший около четырех лет (1839—
1843) за границей в занятиях географией, преимущественно
в Берлине, и получивший степень доктора философии в Иенском
университете, приглашается затем графом С. Г. Строгановым
(попечителем московского учебного округа) читать лекции по
географии в Московском университете**.
Н. Г. Фролов, также проживший (с 1837 г.) много лет за
границей и бывший одним из слушателей Риттера, принимается
по возвращении в Россию за перевод и издание „Космоса”, первый
том которого был издан им в 1848, второй — в 1851 г. Про¬
должая затем издание следующих томов этого сочинения, Фро¬
лов в 1852 г. стал, вместе с тем, издавать географический сбор¬
ник под названием „Магазин землеведения и путешествий “, в ко¬
тину орографии и географии азиатского материка, признал, что Гумбольдт
в его классическом труде дал первый научную схемуДеографии Внутренней
Азии.
* „Средняя Азия. Новые исследования А. Гумбольдтав „Отеч. зап.14,
1843,т. XXX и XXXI.
** А. П. Ефремов читал лекции всеобщей географии на историко-фило¬
логическом факультете в качестве преподавателя в течение около трех лет
и выдержал за это время испытание на степень магистра истории, но в
конце 1847 г. вынужден был оставить службу и более преподаванием не за¬
нимался.
110
тором ознакомил, между прочим, публику с „Идеями“ Риттера
и с „Воззрениями на природу“ Гумбольдта; но, к сожалению,
преждевременная его смерть (в 1855 г.) положила скоро конец
полезному изданию*.
В 1860 г. вышла подробная биография А. Гумбольдта на рус¬
ском языке. Она была составлена по книге Кленке (А1. V. Ншп-
ЪоЫГ Ет Вю§гарЫ5сЬе5 Оепкта1) и издана С. Ф. Лугининым.
Издателем было заявлено в предисловии, что вследствие ока¬
завшихся в подлиннике повторений и некоторых недосмотров
в научном отделе он вынужден был кое-что выкинуть, а иное из¬
менить, так что вместо перевода им представляется собственно
извлечение из книги Кленке**. Впрочем, это не была первая
биография Гумбольдта: как и на иностранных, так и на русском
языке еще при жизни знаменитого путешественника появилось
их несколько — разного типа и разных размеров***. На русском
языке следует указать особенно на статьи Н. Г. Фролова, поме¬
щенные в „Современникеавтор хотел дать в них полный об¬
* Фролов умер, подготовив к изданию четвертый том „Магазина44.
После него вышли еше пятый и шестой тома этого сборника, а также третий
и четвертый тома „Космоса44, и, 2-м изданием, первый его том (в 1862 г.),
причем в этом 2-м издании были выпущены многие примечания и все рисун¬
ки, приложенные к русскому переводу в 1-м издании. Сделано это было
(как сказано в предисловии от издателей) по совету самого Гумбольдта;
в примечании приведена именно ссылка на одно письмо Гумбольдта к Фарнга-
гену, от 2 июля 1850 г., где имеется такое место: „Я принесу г-ну Фролову
мою искреннюю благодарность. Я советовал ему не вставлять массы объяс¬
нений и рисунков, якобы для облегчения понимания, но это было напрас¬
ным. Он хотел невозможного, и, кажется, мало вникал в форму компози-
зии, обо всем этом я, впрочем, ничего ему не скажу. Ублюдкам никогда не
везет в литературе44. („Впе!е V. А. у. НитЪоЫ! ап УагпЬа^еп уоп Епзе44,
5-1е АиП., Ь., 1860, № 143, 5. 253). Пассаж этот можно объяснить только
самолюбием Гумбольдта, которому, по-видимому, не нравилось, что его
хотят иллюстрировать и сделать более понятным.
** „Александр Гумбольдт. Биографический очерк44. Издание С. Ф. Лу-
гинина, СПб.. 1860, VI1+309 стр. С портретом.
*** Укажем лишь некоторые: „А. у. НитЪо1сй, Ыош*. Пепкгпа!44, уоп
К1епске> 1851 (Брунс отзывается о ней как составленной „оЬпе ЗйкЦит
с!ег СЭиеИеп иис1 оЬпе КепЩтзз с!ег упззепзсЬаГШсЬеп ОЬ]ес1е“). [„Без знаком¬
ства с источниками и без знания научных вопросов44. — Ред.]; Лугинин
пользовался одним из последующих изданий этой книги, которых было
семь, если не больше; мне известно седьмое: „А. у. НитЪоШз ЬеЬеп ипс!
иЧгкеп, Ке1зеп ип<1 ЧУ1я$еп44, ит^еагЬ. у. ргоГ КйЬпе ипс! ГПЩге, 1876.
Я имел в руках еще маленькую биографию анонимного автора: „А. у. Ниш.-
Ъо1сЙ. Еше Вю^гарЫе44, тй Рогйай. Саз$е1, 1853 (344 стр.); по содержа¬
нию она сходна с книгой Кленке, но приложения (из второго тома „Кос¬
моса44 и „Картин природы44) взяты другие. Сам Гумбольдт дал автобиогра¬
фические сведения, которые в полном виде были помещены в журнале „Ше
Ое§еп\уаг1“, Вс1. VIII, 1853, а сокращенно в 10-м издании „Сопуегзайопз-
Ьех1коп44 Брокгауза. Мы уже упоминали выше о биографии, составленной
Мальманом; в 1859 г. вышла „НитЪо1сй-ВисЬ44, сост. Циммерманом. Из¬
влечения из путешествий Гумбольдта были сделаны при его жизни Ьдиоеп-
Ьег^'ои и Мас&ПН'угау (переведены и на нем. яз.); А. де Катрфаж ознако¬
мил французскую публику с биографией Гумбольдта и его „Космосом44 в
„Реуие (Зе с!еих шопёез44, 1846 г.
111
зор деятельности знаменитого путешественника и натуралиста,
но он не успел ихвакончить; по словам Т. Н. Грановского, Фролов
остался недоволен ими, много раз возвращался к той же теме,
но „оставил в своих бумагах только незадолго до смерти снова
написанную историю первых путешествий Гумбольдта
В биографии Гумбольдта, изданной Лугининым, имеется
небезынтересное, хотя и несколько наивное предисловие. В нем
говорится, что русское общество знакомилось с наукою за по¬
следние 50 лет главным образом из французской литературы,
„а то, что вырабатывалось в кабинете немца, делалось извест¬
ным только небольшому числу наших ученых, еще недавно со¬
стоявших из одних только немцев, часто даже не обрусевших.
Остальные знакомились с делом слегка, да и то большей частью
только тогда, когда оно уже прошло через Францию и приобрело
там ту легко доступную форму, которую приобретает все, что
родится или разрабатывается там... Большинство наше не зна¬
комо не только с научной литературой Германии, но даже и с
изящной. Многие ли у нас на Руси знают произведения Гёте,
Шиллера? Многие ли знакомы хоть понаслышке с именем Лес¬
синга? — Гумбольдт составляет некоторое исключение, ему
повезло у нас, имя его пользуется большею популярностью.
Начиная от исправленного, офранцуженного издания т-те Ма¬
ниловой и т-те Аппеле Сквозник-Дмухановской до ураль¬
ского казака, называвшего Гумбольдта сумасшедшим датским
принцем Гумплотом, все почти знают Гумбольдта. Но о трудах
его, о том, что он был такое, — большинство все-таки не имеет
понятия: знаменитый ученый — да и баста. Между тем такая
личность, как Гумбольдт, не принадлежит одной какой-нибудь
нации — это общечеловеческое достояние, это один из тех ги¬
гантов, которых кое-когда посылает провидение для того, чтобы
дать могучий толчок, направить путь человечества в ту минуту,
когда, дошедши до известного места, оно стало бы путаться,
блуждать, не пошло бы далее. До него естествознание находи¬
лось в каком-то оцепенении. Вся забота ученых была направлена
к собиранию массы материалов, которые и оставались массой.
В начале нынешнего столетия видны, правда, попытки привести
ее в правильное, осмысленное целое, но Жюсье, Кювье и их по¬
следователи трудились только в одной своей области и из-за
ее частностей не выходили в целое естествознание. Их подго¬
товительным работам и всеобъемлющему гению Гумбольдта
обязаны мы результатами, доставленными человечеству послед¬
ним. Никто до него не в силах был, отрешившись от всех науч¬
ных предрассудков, обнять все целое Вселенной, не лишая при¬
том своей разработки и частности... Нельзя перечислить всех
* Статьи Фролова были озаглавлены: „Александр фон Гумбольдт и
его Космос44. См. Т. Грановский, „Несколько, слов о покойном Н. Г. Фро¬
лове44 (помечено: „июль 185544; Фролов умер 15 января 1855 г.), в „Магазине
землеведения и пр.44, т. IV, ч. 1., М., 1855, стр. III.
112
областей науки, которых касаются описания его путешествий...
В отдельных отраслях он является творцом географии животных
и растений, климатологии и метеорологии. Его барометрические
и магнитные наблюдения представляют по настоящее время
драгоценнейший материал, а исследования вулканизма и вообще
строения земной коры перейдут в вечность. Передать в общих
чертах большинству нашей публики, незнакомому с немецкой
литературой и с современным состоянием естествознания, био¬
графию и результаты научных трудов Гумбольдта — и было
целью настоящего издания
Биография, изданная Лугининым, равно как и ранее появив¬
шиеся статьи Фролова, и относящиеся уже к началу 1870-х годов
статьи о Гумбольдте А. С-го в „Вестнике Европы“** были написа¬
ны по иностранным источникам и представляли компиляции,
авторы которых, по отсутствию специальных сведений, не мог¬
ли, да и не пытались подвергнуть критике или подробному раз¬
бору те или иные положения Гумбольдта. Это могли сделать толь¬
ко ученые-путешественники, продолжавшие дело Гумбольдта,
для Урала—Мурчисон, Герман, Гельмерсен, Кокшаров и их по¬
следователи, для Средней Азии — П. П. Семенов, Северцов,
Иванов, Мушкетов и многие другие.
Здесь не место входить в рассмотрение того, как постепенно
подвигалось вперед познание указанных стран, а вместе с ним
выяснялась и ошибочность или неправильность тех или иных
взглядов и выводов Гумбольдта. Мы ограничимся только оцен¬
кой его трудов по Средней Азии, его „Аз1е Сеп{га1е“, сделанной
известным нашим геологом, покойным профессором И. В. Муш-
кетовым в 1880—1890-х годах. Подробно мнение Мушкетова из¬
ложено в его сочинении „Туркестан“, т. I; мы приведем его
в извлечениях***.
„Установив впервые на точных географических основаниях
термины Средней Азии, Гумбольдт, — пишет Мушкетов, — при¬
дал им такую определенность, какой не было до него... Под име¬
нем Средней Азии Гумбольдт понимал пространство, заключаю¬
щееся между 39 72 и 49 72° с. ш., между Каспием на западе и
Хинганом на востоке... В противоположность прежнему мнению,
А. фон Гумбольдт доказал, что Средняя Азия занята целою систе¬
мою различных хребтов, а не одним громадным плоскогорьем,
как это допускал еще и Риттер. Средняя Азия хотя и отличается
развитием плоскогорий, но, вместе с тем, в ней преобладают
* „А. Гумбольдт“, изд. С.Ф. Лугинина. СПб. 1860, стр. II—IV. В
книге описано в общих чертах и путешествие по России и его результаты
(гл. 8, стр. 133 — 156)
** А. С.-и й. А. Ф. Гумбольдт, „Вестник Европы44, 1870, № 9, 10, 12.
Его же: А. Ф. Гумбольдт в России и последние его труды, „Вестник Евро¬
пы44, 1871, № 7."
*** И. В. Мушкетов. Туркестан. Геологическое и орографическое
описание и т. д., 1, СПб., 1886, стр. 126—138.
8—39
113
высокие горные хребты, отличающиеся, по мнению Гумбольдта,
необыкновенным параллелизмом... Гумбольдт старался опре¬
делить в числах общую высоту и площадь как хребтов, так и
равнин, и впервые сделал попытку определить среднюю высоту
всего континента... Относительно вулканизма Тянь-Шаня Гум¬
больдт не только собрал все сведения, литературные и расспрос-
ные, имевшиеся в то время, но и систематизировал их; он сам
верил в существование материковых вулканов в Средней Азии
так же глубоко, по выражению Щуровского, как Колумб в Аме¬
рику... Хотя выводы Гумбольдта относительно обширного рас¬
пространения вулканизма в Тянь-Шане оказались впослед¬
ствии ошибочными, тем не менее великий систематик в этом ни¬
сколько не повинен, так как оригинальные источники, которы¬
ми он пользовался, неточно, а нередко и совершенно превратно
изображали явления природы.
Классическая ошибка Гумбольдта не только не возбуждала
никаких сомнений до самого последнего времени, но даже почи¬
талась совершенно истиною... Кроме горных хребтов, Гумбольдт
с такою же основательностью описал низменную степь между
Алтаем, Уралом и Тянь-Шанем, которой он впервые придал
весьма удачное название Арало-Каспийской или Туранской низ¬
менности, — название, сохранившееся в полном его значении
до сих пор... Важны также и подведенные Гумбольдтом итоги
отдельным наблюдениям оносительно климата и магнетизма не
только Азии, но и Европейской России: эти наблюдения он зна¬
чительно дополнил своими личными усилиями, в особенности
по отношению к земному магнетизму...
Таким образом, „Центральная Азия“ представляет полный
свод для того времени всех сведений о Средней Азии, изложен¬
ный в строго научной системе, настолько основательной, насколь¬
ко, во-первых, позволяли имевшиеся источники, а во-вторых,
степень совершенства научного метода и направление геологии и
физической географии того периода. Если в настоящее время воз¬
можно указать даже на крупные ошибки или на пристрастное
отношение автора „Центральной Азии“ к некоторым из своих
выводов, как, например, относительно проблематического Боло-
ра или вулканизма Средней Азии, то вина этого заключается от¬
части в неполноте и несовершенстве самих источников, а отча¬
сти, так сказать, в крайне вулканическом направлении геологии
того времени.
Как известно, после нептунической эпохи Вернера в начале
нынешнего (т. е. XIX) столетия появилась сильная реакция в
пользу противоположного, но такого же одностороннего, вулка¬
нического направления, и, к удивлению, переворот этот произ¬
вели наиболее талантливые ученики Вернера. Во главе этого
направления стояли Леопольд фон Бух и А. фон Гумбольдт; пер¬
вый вывез его из вулканической области Канарских островов, а
второй из менее вулканических Кордильеров.
114
Убедившись непосредственными наблюдениями в-громадном
влиянии вулканических сил на поверхность земли, оба они твер¬
до поверили и искренне проповедовали всю жизнью что вулканизм
почти единственная сила, которая в состоянии произвести обшир¬
ные пертурбации земной коры. Совершенно естественно, что каж¬
дый из них старался подтвердить, укрепить новое учение, соби¬
рая факты в самых отдаленных частях земного шара. Очевидно,
что и к намекам о существовании вулканов в Средней Азии Гум¬
больдт не мог отнестись хладнокровно, напротив, он горячо при¬
нялся отыскивать, изучать и комбинировать разнообразные, весь¬
ма неясные и отрывочные сведения, которые, несмотря на всю
неполноту, дали возможность гениальному Гумбольдту построить
такую цельную картину о вулканизме Средней Азии, которой и
до сих пор еще поклоняются многие недюжинные ученые, так же
как другие не хотят отказаться от меридионального Болора.
Все эти недостатки „Центральной Азиии нисколько не ума¬
ляют ее необыкновенно важного общего научного значения для
географии и вполне вознаграждаются тою существенною поль¬
зою, которую она принесла в деле познания не только Средней
Азии, но и вообще поверхности суши. Без преувеличения можно
сказать, что Гумбольдт положил основы для познания Старого
и Нового Света, и не только остроумной критикой, но и непосред¬
ственными наблюдениями.
Резюмируя главные выводы „Центральной Азии11, мы видим,
что они касаются главным образом физико-географического ха¬
рактера Средней Азии. Гумбольдт разобрал и критически оце¬
нил громадный и далеко неполный материал, сумел построить из
него ясную орографическую картину; он впервые указал границы
Средней Азии и тем самым выяснил значение этого географическо¬
го термина; он вернее чем кто-либо понял орографические особен¬
ности ее; все громадные хребты, насколько было возможно, обо¬
значил точно и распределил их в простую систему; он указал их
геологическое различие и связь; выяснил природу Арало-Каспий¬
ской низменности и поставил вопрос о вулканизме; кроме того,
он ввел новый и вполне научный метод определения (высоты?)
хребтов, определения высоты континентов. Словом, издав „А51е
Сеп1га1е“, Гумбольдт действительно дал основу, метод и направ¬
ление исследователям Средней Азии“*.
Отзывов Рихтгофена и Мушкетова достаточно для того, чтобы
получить понятие, как оценивались почти до конца XIX столе¬
тия знаменитыми геологами и физико-географами труды Гумбольд¬
та по исследованию Внутренней Азии. Главную заслугу его ви¬
дели в том, что он свел воедино все имевшиеся тогда более досто¬
верные сведения по орографии, геологии и климатологии Внутрен¬
* Почти тот же взгляд иа заслуги Гумбольдта по изучению Средней
Азии был высказан И. В. МушкетоЕьш и в позднейшем его сочинении „Фи¬
зическая геология11, т. 1, 2-е изд., СПб., 1899, стр. 610. : >
8*
115
ней Азии и набросал орографическую схему, из которой были ис¬
ключены некоторые, державшиеся веками ложные представле¬
ния и которая вообще, являясь более научной, чем ей предшест¬
вовавшие, угадывала действительные отношения. Так как в на¬
чертании своей схемы Гумбольдт исходил не из собственных на¬
блюдений (его личное знакомство с Азией было очень ограничен¬
ным, и 9Н, как справедливо заметил Рихтгофен, побывал только
у северо-западной окраины Внутренней Азии), то его труд и за¬
слуга заключались главным образом в сопоставлении и анализе
уже имевшихся в литературе фактов и взглядов. Эти факты и
взгляды накоплялись и развивались постепенно со времен эллин¬
ской древности, и схеме Гумбольдта предшествовал ряд других,
в которых отражалось состояние географических знаний каждой
данной эпохи и которые лишь медленно и с большими задержками
приближались к действительной картине орографии Внутрен¬
ней Азии. Тем не менее рядом с ложными представлениями каж¬
дая схема опиралась и на действительные факты, большей частью,
правда, неверно понимаемые, часто преувеличенные и искажен¬
ные, но в которых было все-таки зерно истины, мало-помалу очи¬
щавшееся от обволакивавших его ложных понятий. В сущности
все элементы орографической схемы Гумбольдта были дознаны
и установлены до него, и его заслугой было только сведение их в
одно целое с исключением признанных им за ложные.
Древнейшим европейским представлением о Внутренней Азии
было сложившееся еще за два-три века до нашей эры и которое
сводилось к тому, что поперек всей Азии, в широтном направле¬
нии, от Малой Азии до крайних восточных пределов тянется
горный хребет или горный пояс, которому тогдашними геогра¬
фами было дано название Тавра (Таигиз). Поход Александра
Македонского в Индию, благодаря которому греки могли убе¬
диться в пересечении Азии громадными горными хребтами и в су¬
ществовании индийского снегового Кавказа (Гималаев), благо¬
приятствовал утверждению такого представления у всех геогра¬
фов древности — от Диккеарха и Эратосфена до Страбона и Пто¬
лемея. Тогдашнее знакомство греков с Внутренней Азией было,
однако, довольно ограниченным; оно несколько увеличилось
- только во времена Римской империи, когда расширение торго¬
вых сношений повело к установлению не только морской тор¬
говли с Индией (из Египта), но и сухопутной, караванной, через
посредство различных азиатских народов, с Китаем. Караванам
этим приходилось в их далеком пути с запада на восток перехо¬
дить через высокие горы, и вот явилось представление, что, кро¬
ме длинной широтной горной цепи, внутри Азии имеется еще
меридиональная, идущая с юга на север и которая должна отхо¬
дить от широтной. Эта меридиональная цепь получила у извест¬
ного географа Птолемея (II в.) название Имаус и повела к деле¬
нию Азиатской Скифии, т. е. всей Средней и Северной Азии, на
две части: Скифию по сю и по ту сторону Имауса.
116
В средние века Птолемей был забыт (им пользовались толь¬
ко арабские ученые), и некоторые сведения о Внутренней Азии
стали доходить в Европу только начиная с XIII и XIV вв., со
времен посольств в Монголию Плано Карпини и Рубрука и с
установления итальянцами (прежде всего венецианцами из Та¬
ны, позднейшего Азова) караванного торгового пути в Катаю
(Китай) и в его столицу Кимбалик (Пекин). Путь этот был нане¬
сен на известную Каталанскую большую компасную карту 1375 г.;
этим же путем шел и знаменитый путешественник, венецианец
Марко Поло, прибывший в Кимбалик со своими родичами для
торговли и остававшийся там более двадцати лет. Хотя он не
был человеком ученым, и собранные им и опубликованные впо¬
следствии сведения о далеких странах были довольно неопреде¬
ленны и не отличались точностью, тем не менее они послужили
важным источником новых представлений о среднеазиатских
горах и пустынях, о море, омывающем восточные берега Азии,
о находящихся там островах и т. д.
Марко Поло описывал, как, идя с караваном из Бадахшана
и Вахана на восток, ему приходилось несколько дней поднимать¬
ся на высокое плоскогорье Памер, окруженное высочайшими го¬
рами, а затем продолжать путь в течение многих недель по горам
и долинам через пустынную страну Белоро и далее песчаной пусты¬
ней до города Лоп (Лобнор!), откуда продолжалась дорога в Ка¬
таю (Китай). Все эти данные нашли себе выражение на поздней¬
ших картах, между прочим на известной карте Азии Г. Меркато¬
ра (1595 ), на которой мы видим комбинацию их с меридиональ¬
ным и широтным Имаусом Птолемея. В дальнейшем своем разви¬
тии орографическое представление о Внутренней Азии стало
опираться, с одной стороны, на гидрографические и климатиче¬
ские отношения, с другой — на теорию о горных цепях как осно¬
ве или скелете Земного шара. По мере того как накоплялись из¬
вестия о великих реках Азии, выяснялось, что все они — как
текущие на север в Ледовитый океан, так и текущие на запад (Сыр-
и Аму-Дарья), восток (Амур, Желтая) и юг (Инд и Ганг) — бе¬
рут начало в горах Внутренней Азии, где, следовательно, дол¬
жен находиться громадный горный водораздел.
Высота этого водораздела, помимо непосредственных указа¬
ний, подтверждалась и холодным его климатом и существованием
там вечных снегов. Что касается теории о горном скелете земли,
то она получила начало в XVII в. особенно у Кирхера (о8за1ига
тшкН*) и достигла наибольшего развития в XVIII в. у Бюаша
(ВиасНе)60, Бюффона61 и Гаттерера (НаИегег). Бюаш принимал,
что все большие горные цепи находятся между собой в соедине¬
нии и образуют сНагреп 1е би §1оЪе**; они тянутся даже по дну
морей и океанов, связывая все части суши в одно целое; там,
* Скелет мира. — Ред.
** Скелет Земного шара. — Ред.
117
где цепи перекрещиваются, где Кирхер принимал „горные узлы“,
а Варений (географ середины XVII в.) „пупы“ земли (шпЪШс1),
Бюаш представлял себе расширенные горные равнины — плато
(р1а!еаих), или, как стали переводить этот термин, плоскости,
плоскогорья. Такое плато (самое обширное) Бюаш помещал внут¬
ри Азии, затем другие, меньшие, принимались им в Европе, в
Африке и т. д. Гаттерер придал этому воззрению новый вид; он
полагал, что горные цепи тянутся преимущественно в широтном
и меридиональном направлении, что можно следовательно, го¬
ворить о горном экваторе, горных меридианах и параллелях, что
они образуют, таким образом, сеть перегородок, охватывающих
низменности, а местами и возвышенные плоскогорья. Гаттерер
был профессором в Геттингене, когда там учились оба брата Гум¬
больдта, и возможно, что теория его оказала некоторое влияние
на позднейшее развитие А. Гумбольдтом его схемы широтных и
меридиональных хребтов во Внутренней Азии.
Однако указание на самые эти хребты Гумбольдт нашел у
других своих предшественников. Еще в 1730 г. появилась карта
„Высокой Азии“ Штраленберга, на которой впервые были явствен¬
но нанесены две параллельные широтные цепи, одна под 36° с. ш.,
под названием Миз Та§к или 1таиз топз, соответствующая Ги¬
малаям, и другая, под 43° с. ш., носящая у него название Мизаг!
и которая, очевидно, соответствует Тянь-Шаню. Обе эти цепи
соединялись у Штраленберга на западе меридиональной цепью,
названною им Миз1а§ оПгп Рагорагшз, за которой (т. е. далее к
западу) следовала другая, параллельная ей, но более короткая,
без названия; пространство между этими меридиональными це¬
пями было обозначено названием — Р1апШез Ратег аПаз АзсЬ-
так1, а севернее за Музтагом имелась надпись Ве1ип, Ратег и
Миз1а§ играли здесь роль водораздела между реками, текущими
на запад (очевидно, Сыр- и Аму-Дарьей) и текущими на восток
(очевидно, системой Тарима).
Таким образом, у Штраленберга мы видим уже несколько
элементов орографической схемы Гумбольдта; видим далее к
востоку и „песчаную пустыню Гоби“ („ОезеНшп агепозиш СоЪу“),
переходящую на севере в степи Монголии, откуда тянется на
запад и северо-запад хребет АНау. Совершенно неверно нанесен
был у Штраленберга только Тибет, именно к югу от Гоби и дале¬
ко к востоку от Кашмира и Гималаев*. Но у Штраленберга
не было еще и намека на другую громадную широтную горную
систему Азии, Куньлунь. Нанесение ее, по китайским данным,
в виде цепи, параллельной той, которая у Штраленберга полу¬
чила название Мусарт, но которой Клапрот дал позже китайское
название Тянь-Шань, составило видную заслугу этого ученого
синолога, изыскания которого дали главную опору схеме Гум¬
* См. М. 5 с Ь ш а 1 е г. 01е Еп1\дйск1ип§ с!ег АгшсЫеп йЬег сЗеп СоЫг&з-
Ъаи 2еп1га1а51еп5. 0155ег{., Ь., 1904.
118
больдта*. В принятии меридионального хребта, соединяющего
Гималаи с Тянь-Шанем, Гумбольдт следовал также своим пред¬
шественникам, только название Болор для этого хребта принад¬
лежало ему, но его нельзя было признать удачным. Название это
исходило, очевидно, от Ве1ого Марко Поло, названия, приданно¬
го последним пустыне между горами, или от Ве1иг на карте д’Ан-
вилля, который обозначил так Соп1гёе шоп1а§пеи5е е\ ГгоМе
(горную и холодную страну) на плоскогорье, между Ратег на
севере и „РеШ Т1Ье1“ на юге. В действительности же, как пока¬
зали Куннингам и Джюль (»1и1е), название Во1ог (Ро-1и-1а китай¬
цев) относилось к отдельному царству, которое соответствова¬
ло позднейшему Балтистану, и находилось вовсе не там, куда
помещал его Гумбольдт, а в северных Гималаях, около нынешне¬
го Читрала**.
Другие особенности схемы Гумбольдта состояли в том, что
он считал Куньлунь продолжающимся через Гиндукуш до Малой
Азии (связанным, может быть, и с Кавказом) и видел в нем Тавр
древних географов. Гималаи он представлял себе ветвью той
же цепи, отделяющейся от нее к югу, следующей некоторое вре¬
мя ей параллельно, а затем образующую выпуклую к югу дугу.
Болор, пересекая Гималаи, Куньлунь и Тянь-Шань, образовывал
столько же горных узлов и служил, как и Куньлунь, важным
водоразделом.
В отличие от большинства своих предшественников Гумбольдт
отверг представление о „Высокой Тартарии“, громадном плоско¬
горье, выполняющем будто бы всю Внутреннюю Азию до Гоби
включительно. Это представление, зачатки которого можно оты¬
скать еще в древности, но которое стало особенно слагаться начи¬
ная с XIII в., с путешествий Рубрука, Марко Поло и др., ут¬
вердилось главным образом в XVII в. благодаря отчетам путеше¬
ствовавших из Индии в Китай или обратно миссионеров Гоэ-
са, де Андраде, Грюбера, Жербилльона, описанию приключений
Тавернье и т. д. Все эти известия о холодных пустынях, высоких
плоскогорьях, снеговых хребтах сложились, наконец, в представ¬
ление об обширном возвышенном, наполненном горами пустынном
пространстве, которое получило название „Высокой Тартарии“.
Картографические изображения Бюаша, Бюффона, д’Анвилля,
* Сам Гумбольдт признавал особенной заслугой Клапрота в деле изу¬
чения гор Центральной Азии — „бе !а1ге соппаНге... 1а уёгйаЫе розШоп
е{ 1е рго1оп§ешеп! с!е беих сЬа!пез с1е шоп1а^пез {тёзсИзИшкез, 1е Коиеп1ип
е! 1е ТЫап-СЬап.44 [„Выяснить.... истинное расположение и простирание
двух очень различных горных цепей — Куньлуня и Тянь-Шаня“. — Ред.].
„Ьезёсгйз с!е М. К1арго1Ь... зоп! беуепиз роиг шо1... ипе гшпе !ёсопс1е сПп-
з1тс1юп &ёпёга1е е! с1е соппа1ззапсез ого&гарЫяиез еп рагИсиНег44. [„Труды
Клапрота... стали для меня... богатым источником знаний вообще, и, в част¬
ности, в области орографии44. — Ред.]. (Введение к „Аз1е Сеп1га1е“).
** Р. у. К 1 с М Ь о 1 е п. СЫпа, Вс1. I, 1877, 5. 213, прим. и 5. 518, прим.
Существование меридионального Болора принимал еще Северцов до 1870-х
годов.
119
орографические схемы Палласа, Канта и т. д. благоприятство¬
вали этому представлению, которое разделял сначала и К. Рит¬
тер*. Но Гумбольдт уже в 1831 г. выступил против такого пред¬
ставления и высказал мнение, что между Алтаем и Гималаями
лежат страны различной высоты и что по крайней мере треть это¬
го пространства состоит из низменностей. Это доказывается, по
его словам, тем, что в разных местностях Джунгарии, Бухары,
Турфана и Хами, как это видно из отчетов путешественников,
созревают разные фрукты, в том числе и виноград, а это не могло
бы быть на холодных плоскогорьях. Новое доказательство дала
барометрическая съемка пути через Монголию, от Кяхты до
Пекина, произведенная в 1830/31 г. Бунге и Фусом, и резуль¬
таты которой, доложенные Академии наук, были сообщены Гум¬
больдту Сперанским. Съемка эта доказала сравнительно малое
возвышение Гоби над уровнем моря, а между тем ранее в ней ви¬
дели тоже часть Высокой Тартарии. Гумбольдт, впрочем, до
пускал, что между Гималаями и Куньлунем, в пределах Тибета,
могут находиться высокие плато, высоту которых он определял
приблизительно (впрочем, с вопросительным знаком) в 1800 туа-
зов, но далее к северу равнины понижаются, переходя затем в
низменные степи Арало-Каспийской низменности и Сибири.
В этом отношении Гумбольдт был в общем ближе к истине, чем
его предшественники, хотя отсутствие необходимых данных не
позволило ему получить надлежащего понятия ни о громадных
плоскогорьях Тибета и Памира, достигающих 4000 м высоты, ни о
сложном распределении горных цепей, слагающих системы Кунь¬
луня и Тянь-Шаня с их ответвлениями.
Сравнив карту Гумбольдта (в „А$1е Сеп1га1е“) с приложенной,
например, к „Китаю“ Рихтгофена (спустя 30 с небольшим лет),
легко убедиться, насколько изменилось и осложнилось за это вре¬
мя представление об орографии Азии. Но прошло еще 20—30 лет,
и схему Рихтгофена сменила новая, выработанная Зюссом (на
основании преимущественно данных русских исследователей), в
которой при всех ее достоинствах уже начинают в свою очередь
намечаться слабые места и которая несомненно в более или менее
отдаленном будущем должна будет смениться новой орографи¬
ческой картиной Внутренней Азии, более согласованной с ре¬
зультатами постепенно накопляющихся географических и геоло¬
гических наблюдений.
* В этой „Высокой Азии“, или „Высокой Тартариивидели одно время,
в XVII и XVIII вв., колыбель человечества, откуда вышли и распространи¬
лись люди после потопа. Сначала принимали за место остановки Ноева ков¬
чега Арарат, а потом перешли к высоким горам Внутренней Азии и стали
выводить человечество из Тартарии, Сибири, Индии, Кашмира и т. п. Сле¬
ды этого взгляда мы находим даже у К* Риттера, который доказывал, что
„внутрь Азии ведет вся история природы и человечества“.
Вступительная статья к кн. А. фон Гумбольдта
„Центральная Азия", т. 1, М., 1915.
АВТОБИОГРАФИЯ, БИОГРАФИЯ
И ПЕРЕПИСКА ЧАРЛЗА ДАРВИНА
На днях52 вышла в Лондоне замечательная книга: „Жизнь
и переписка Чарлза Дарвина, со включением его автобиографии
изданная сыном великого натуралиста, Френсисом Дарвином (в
трех томах). Приводим некоторые данные о ее содержании и из¬
влечения из нее со слов английских газет, так как самая книга
еще не получена в Москве. Первый том заключает в себе автобио¬
графию Ч. Дарвина, написанную им для своих детей, и воспомина¬
ния о нем его сына, Френсиса Дарвина, его дочери и двух-трех
близких друзей. Для большинства читателей этот том — самый
интересный. Второй том посвящен истории капитального творе¬
ния Ч. Дарвина „Происхождение видов“ и спорам, которые были
им вызваны и о которых дает понятие переписка с Лайеллом, Гу¬
кером63 и другими учеными. Третий том заключает в себе пере¬
писку по разным вопросам, но главным образом по тем, которые
были затронуты Дарвином в его сочинениях „О происхождении
человека“ и „О выражении ощущений “б4.
121
Автобиография написана Дарвином в 1876 г., когда он гостил
у М. Веджвуда55; за исключением немногих мест более интимного
характера, она помещена вполне56. Это не более как очерк, но
он весьма интересен и поучителен. Дарвин был внуком Эразма
Дарвина, автора известной „Зоономии”57, и сыном Роберта Уэрин-
га Дарвина, одного из лучших врачей в Шрусбери, где и родил¬
ся знаменитый натуралист 12 февраля* 1809 г. Восьми лет он
лишился матери (о которой мало что помнил) и вскоре после
того стал ходить в школу, в которой и оставался около года.
„Мне говорили, — пишет Дарвин,— что я много отставал в учении
от моей младшей сестры, Катерины, и сколько припоминаю, —
я был порядочный шалун“. Девяти лет Дарвина отдали в „школу
грамматики “ (ЗЬге^зЬигу §таттаг зс1юо1), бывшую в заведовании
д-ра Бутлера, где он и оставался до шестнадцати лет.
В школе преподавались только классические языки (к кото¬
рым Дарвин не чувствовал никакого влечения) и немного исто¬
рии и географии. „Когда я оставил школу, — говорит Дарвин, —
я, по моим годам, не был ни выдающимся, ни очень отсталым:
я полагаю, что все учителя смотрели на меня как на самого зау¬
рядного ученика, скорее ниже, чем выше среднего уровня по
уму. К моему глубокому огорчению, мой отец сказал однажды
мне: „У тебя нет другой заботы, как стрелять, возиться с соба¬
ками и ловить крыс; ты будешь позором для самого себя и для
твоей семьиНо мой отец — самый добрый человек и? всех,
кого я знал, и память которого я чту всегда всем моим сердцем, —
был, очевидно, очень раздражен и несколько несправедлив ко
мне, когда употребил такие выражения“.
Впоследствии, уже в старости, когда к Дарвину обратился
его друг Чальтон, занимавшийся вопросом о наследственности,
и попросил его дать ответы на некоторые вопросы касательно его
происхождения и жизни, Дарвин написал на вопрос об образо¬
вании: „Я считаю, что все мало-мальски дельное, чему я научил¬
ся, я добыл собственной работой мысли... В училище, где я
воспитывался, не преподавались ни математика, ни новые
языки, не развивалась ни способность к наблюдению, ни к раз-
мышлению“. Когда Дарвин занялся однажды простейшими хи¬
мическими опытами, это вызвало гнев Бутлера и насмешки то¬
варищей: последние прозвали его „газом“, а Бутлер — „росо
сигап1е“**.
Из Школы Дарвин поступил вместе со своим братом в Эдин¬
бургский университет — изучать медицину, но анатомия ока¬
залась не по нему, и он не мог решиться присутствовать при опе¬
рации. Преподавание, впрочем, ограничивалось тогда только лек¬
циями, которые показались Дарвину „невыносимо сухими“.
Результатом одной лекции по геологии было с его стороны реше¬
* Новый стиль. — Ред.
** „Небрежный— Ред.
122
ние никогда не раскрывать ни одной книги по этому предмету, —
решение, по счастью, было им нарушено впоследствии. Серьезно
медициной Дарвин никогда не занимался, хотя одно время, жи¬
вя у отца, в Шрусбери, смотрел языки и прописывал лекарства
бедным. Наконец, было решено, что он должен отправиться в
Кембридж и учиться богословию.
„Сопоставляя все резкие нападки, каким подвергался я со
стороны ортодоксальных, — говорит Дарвин, — для меня ка¬
жется смешным, что я готовился некогда быть служителем церк¬
ви. Это намерение мое и желание моего отца не были никогда
формально оставлены, но они пали сами собой, когда я отправил¬
ся в кругосветное плавание на „Бигле44. Впрочем, если верить
френологам68, у меня были некоторые задатки к духовному зва¬
нию. Несколько лет тому назад секретари Германского психоло¬
гического общества обратились ко мне письменно с просьбой
прислать мой фотографический портрет, и несколько времени
спустя, получив протоколы заседания этого общества, я нашел
в них, что форма моей головы была предметом публичного обсуж¬
дения, и один из диспутантов нашел, что шишка благоговения
развита у меня удовлетворительно44.
В Кембридже Дарвин был одним из хороших студентов. „От¬
вечая на экзамене хорошо по богословию, хорошо из Эвклида и
не очень скверно по классикам, я занял порядочное место среди
лучших студентов, кажется —десятое... Но хотя моя жизнь в
Кембридже представляла некоторые выкупающие черты, в об¬
щем она была прискорбно пустой — даже хуже, чем пустой.
От страсти к стрельбе, к охоте и к езде верхом я перешел к игре
с несколькими расточительными и малоразвитыми молодыми
людьми. Мы часто устраивали ужины, помногу пили и затем пе¬
ли хором песни и играли в карты. Я сознаю, что мне следовало
бы стыдиться проведенных таким образом дней и вечеров, но не¬
которые из моих друзей были такие милые люди, и все мы чув¬
ствовали себя так весело, что я не могу не вспомнить о том време¬
ни с приятностью44.
Вообще до двадцать первого года все влияния, которые мог¬
ли натолкнуть Дарвина на научные исследования, были чисто
случайными и посторонними (вне сферы его воспитателей и профес¬
соров). В семье Дарвина некоторое знакомство с зоологией и бота¬
никой было традиционным под влиянием его деда, автора „Зоо¬
номии44. Один из школьных товарищей Дарвина припоминает,
что однажды, когда Дарвину было лет восемь, он принес в шко¬
лу цветок и рассказал, что его мать (дочь известного И. Веджву¬
да59) учила его, как, смотря внутрь цветка, можно узнать назва¬
ние растения. Очевидно, мать-сообщила ему некоторое понятие
о классификации Линнея — по тычинкам. Сам Дарвин помнит,
что, еще будучи в школе, он любил собирать раковины и минера¬
лы и что чтение одной книги „Чудеса света44, заронило в нем пер¬
вую мечту о путешествии в далекие страны.
123
В Эдинбурге Дарвин познакомился с одним зоологом, д-ром
Грантом, который однажды, во время прогулки, рассказывал
Дарвину о Ламарке и восхищался его смелыми эволюционными
взглядами, „но, — пишет Дарвин, — сколько я могу судить, это
не произвело никакого на меня впечатления. Я уже раньше чи¬
тал „Зоономию" моего деда, в которой развивались подобные же
взгляды, но они также остались без влияния на меня. Впрочем,
может быть, что слыша с раннего детства, как подобные взгля¬
ды разделялись и хвалились вокруг меня, я и сам с большой сме¬
лостью стал их развивать, в иной форме, в моем „Происхождении
видов". С Грантом60 и еще с одним врачом Дарвин отправлялся
иногда в Эдинбург на берег моря, собирал после морского отлива
морских животных и вскрывал их, как умел, или разъезжал по
морю с рыбаками.
Будучи в Кембридже, Дарвин познакомился с несколькими
известными учеными, и тот факт, что они проводили с ним в разго¬
ворах целые вечера, показывает, что в веселом студенте-игроке
было нечто выдающееся и замечательное. Так, он иногда гулял
долго по вечерам с д-ром Уэвелем61 и был принят в дом профессо¬
ра Генсло62, многосторонне образованного натуралиста. Генсло
так часто и подолгу прогуливался с Дарвином, что последний
получил даже известность в городе как „человек, который все
гуляет с Генсло". По словам Дарвина, „Генсло обладал удиви¬
тельной способностью строить выводы из длинного ряда мелких
наблюдений “.
В Кембридже Дарвин занимался нередко энтомологией, соби¬
рал и рассматривал насекомых, и один из его товарищей сказал
ему по этому поводу в шутку, что он будет со временем членом
Королевского общества. Наибольшее влияние имело, по-видимо¬
му, на Дарвина чтение путешествия А. Гумбольдта и „Введение
в естественную философию" Гершеля63. „Эти книги, — говорит
Дарвин, — возбудили во мне горячее желание внести хоть что-
нибудь в великое здание естествознания". Отвращение к гео¬
логии заменилось теперь страстным ею увлечением; Дарвин по¬
дружился с Седжвином64 и стал принимать участие в его геологи¬
ческих экскурсиях.
Возвратившись раз с одной такой экскурсии в Уэльс осенью
1831 г., Дарвин получил письмо от Генсло с извещением, что
капитан Фиц-Рой65 желал бы уступить часть своей каюты моло¬
дому человеку, который бы согласился отправиться с ним в кру¬
госветное плавание в качестве натуралиста, но без всякого за то
вознаграждения.
Дядя Дарвина, И. Веджвуд66, посоветовал Дарвину при¬
нять предложение и согласился поехать с молодым человеком в
Шрусбери, чтобы поддержать его перед отцом. Отец сначала
заупрямился, но потом, по своей всегдашней доброте, согла¬
сился, особенно, когда проф. Генсло пророчески уверил его в
письме, что его сын „займет со временем место между передо¬
124
выми учеными своего времени На следующий же день Дарвин
отправился в Кембридж повидаться с Генсло, потом в Лондон
уговориться с Фиц-Роем, и все было устроено.
„Позже, — говорит Дарвин, — когда я сошелся близко с
Фиц-Роем, я узнал, что мне чуть-чуть было не отказано из-за
формы моего носа. Фиц-Рой был рьяным последователем Ла-
фатера67 и был убежден, что он может узнавать характер чело¬
века по чертам его лица; и он пришел в сомнение, может ли че¬
ловек с моим носом обладать достаточной энергией и решительно¬
стью для такого путешествия; но, я думаю, после он удовлетво¬
рился и должен был признать, что мой нос показывал фальшиво".
„Путешествие на „Бигле" — продолжает Дарвин, — было са¬
мым важным событием в моей жизни и определило всю мою карье¬
ру; между тем оно зависило от таких маловажных обстоятельств,
как согласие моего дяди ехать за 30 миль в Шрусбери (на что ре¬
шились бы немногие дядюшки) и как форма моего носа.Я всег¬
да сознавал, что этому путешествию я обязан настоящей дрес¬
сировкой или воспитанием моего ума".
Возвратившись в Лондон в 1837 г., двадцати восьми лет, Дар¬
вин поселился в Огеа! Маг1Ьогои§Ь-51гее168, и стал приводить в
порядок дневник своего путешествия для издания, затем разраба¬
тывать свою теорию коралловых островов и даже подготовлять
материалы к своему опыту о происхождении видов. Любопытно,
что во время своего плавания на „Бигле", Дарвин почти постоян¬
но страдал от морской болезни. Сын Дарвина не разделяет мнения,
что слабость желудка, на которую постоянно жаловался его отец,
была вызвана этим продолжительным напряжением пищевари¬
тельного органа; но сам Дарвин говорил некоторым лицам, что
путешествие навсегда испортило его организм. Блестящие науч¬
ные результаты путешествия сразу обратили на Дарвина внимание
ученого мира. Он скоро познакомился с Лайеллом, Гукером,
Робертом Броуном, Гершелем, стал встречаться с Маколеем,
Мотлем, Гротом, Карлейлем69 и др. Воспоминания об этих лично¬
стях представляют много интересного.
О Гершеле Дарвин отзывается, что это был замечательный
человек, обедать с которым было наслаждение: „Он никогда много
не говорил, но каждое слово его заслуживало внимания". Зна¬
менитый Гумбольдт пожелал видеть Дарвина, но, замечает
Дарвин, „я был немного разочарован в великом человеке".
Говоря о Бокле,70 Дарвин сообщает, что его „Историю цивили¬
зации" он прочел с интересом два раза, но сомневается, пригод¬
ны ли на что-нибудь обобщения этого писателя. Бокль был боль¬
шой говорун, а когда он что-либо рассказывал, другому уже бы¬
ло невозможно вставить свое слово. „Однажды, прослушав его
долго, я встал, чтобы послушать пение мисс Фаррер: когда я
отошел, Бокль обернулся к одному приятелю и сказал ему (это
расслышал мой брат): „Ну, книги Дарвина много лучше, чем его
разговор".
125
О Карлейле Дарвин говорит, что беседа с ним представляла
значительный интерес, но он любил слишком долго вращаться
около одного предмета. „Однажды я присутствовал на обеде у мое¬
го брата, где были также Карлейль, Баббедж71 и Лайелл. Послед¬
ние два были также большие говоруны, но Карлейль не дал им
разинуть рта, ораторствуя весь обед о преимуществах молчания.
После обеда Баббедж своим угрюмым тоном поблагодарил Карлей-
ля за его столь интересную лекцию о молчании. Карлейль насме¬
хался надо всем: однажды он назвал историю Грота „вонючим
болотом, в котором нет ни одной мысли...“ „Он обладал не¬
обыкновенной способностью производить впечатление, разви¬
вая нравственные истины. Но, с другой стороны, его взгляды на
рабство были возмутительны. В его глазах сила была правом.
Для меня удивительно, как Кингелей72 мог выразиться о нем,
что это был человек, вполне одаренный для того, чтобы двигать
науку вперед. Он смеялся над выраженным мною убеждением,
что математик, вроде Уэвеля, может судить о воззрениях Гёте
на свет. Он считал в высшей степени смешным, что кто-нибудь
может интересоваться вопросами о том, движется ли ледник ско¬
рее или тише, и даже — движется ли он вообще. Насколько мне
кажется, я не видал человека с умом менее способным к научным
исследованиям".
В январе 1839 г. Дарвин женился на своей кузине мисс Ведж¬
вуд, и три года спустя состояние его здоровья заставило его
удалиться в деревню, откуда он только изредка приезжал в го¬
род. Узнав случайно о продаже одного имения в графстве Кент,
он отправился посмотреть, и ему понравился характер окрестной
растительности, а еще более уединение и простота сельской жиз¬
ни. Сторговав 18 акров с домом за 2350 фунтов стерлингов (сум¬
ма, по тому времени, значительная), Дарвин поселился в сво¬
ем новом владении (Оош!) и жил там почти безвыездно сорок лет,
постоянно недомогая. „Для полного понимания трудовой жизни
моего отца, — говорит его сын, — необходимо принимать в сообра¬
жение то болезненное состояние, в котором он постоянно находил¬
ся. Он переносил свою болезнь с таким терпением, что даже его
дети не могли представить себе все размеры его страданий, тем
более что они привыкли видеть его нездоровым со времени первых
своих воспоминаний и что он всегда радовался всему тому, что
нравилось им. Никто, за исключением моей матери, не понимал
вполне его страданий и его удивительного терпения".
Жизнь в 6о\\Ч1 (именье Дарвина) проходила крайне однооб¬
разно. Вот как описывает сын обыденное препровождение вре¬
мени его отца. „Он вставал рано, главным образом потому, что
не мог лежать в постели, и я думаю, что он не прочь был бы вста¬
вать еще раньше. Вставши, он делал небольшую прогулку, и я
помню, что в детстве я считал за честь и удовольствие, если он брал
меня с собой. Вернувшись домой, он завтракал около 7 ч. 45 м.
и затем принимался за работу, считая всегда, что этот утренний
126
час, от 8 до 9. 30, был самым лучшим рабочим временем. В полови-
зине десятого он приходил в гостиную за письмами, радуясь, ког¬
да их немного, и несколько озабочиваясь, когда их порядочно;
затем, лежа на диване, слушал чтение вслух писем от родствен¬
ников. Чтение писем, а часто и какого-нибудь романа продол¬
жалось до половины одиннадцатого, тогда он снова отправлялся
в кабинет и работал до двенадцати или четверти первого. Этим
он считал свой день законченным, и часто говорил довольным го¬
лосом: „Я сегодня поработал порядочно44. После этого он от¬
правлялся гулять, заходил в оранжерею, смотрел всходы расте¬
ний, которые разводил для опыта, возвращался и обедал. У него
была чисто детская страсть к сладкому — страсть несчастная,
так как ему постоянно запрещали такие блюда44. После обеда —
письма, затем короткий отдых на диване с сигареткой и опять
промежуток работы. В половине восьмого — чай, яйцо или что-
нибудь легкое, потом чтение вслух, игра в триктрак с м-с Дарвин
и — в постель. К своим детям Дарвин относился всегда с любовью
и терпением; даже слуг он никогда не бранил. Немало времени
отнимала у Дарвина переписка; он считал обязанностью отвечать
на каждое письмо, а он получал их массу из всех стран.
Свой образ жизни Дарвин продолжал почти до самой смер¬
ти. В пятницу после полуночи 19 апреля 1882 г. он окончил свою
жизнь, терпеливо перенося сильные страдания. Ночью, по-види¬
мому, он сознал приближающийся конец, сказавши: „Я нисколь¬
ко не боюсь умирать44 и слегка улыбнулся. В автобиографии Дар¬
вин в 1879 г. приписал следующие слова: „ Что касается меня,
я думаю, что я поступил справедливо, постоянно посвящая мою
жизнь науке. Я не чувствую упрека совести в совершении какого-
нибудь большого греха, но я часто, очень часто сожалел, что мне
не удалось принести более прямой пользы ближним44.
Замечательно еще одно место в автобиографии, заключающее
в себе религиозное исповедание Дарвина, в котором великий на¬
туралист разъясняет изменение и развитие своих взглядов в этом
отношении. Может казаться странным, что Дарвин жаловался
на „фатальность44 своего ума. „В моем уме, — пишет он, — было
что-то фатальное, проявлявшееся в том, что всякое мое поло¬
жение или утверждение выходило у меня сначала неточно или
негладко выраженным. Ранее я старался тщательно обдумывать
мои мысли, прежде чем переносить их на бумагу, но уже несколько
лет как я убедился, что выигрывается время, если писать сразу
целые страницы возможно скорее, сокращая слова и уже после
исправляя изложение. Мысли, написанные таким образом, ока¬
зывались часто более удачными, чем если бы они были изложены
после продолжительного обдумывания44.
Значительное затруднение представлял для Дарвина немец¬
кий язык. Его сын пишет по этому поводу: „Отец мой много чи¬
тал по-немецки и это ему стоило большого труда. Просматривая
книги после него, я был удивлен, заметив из его отметок каранда-
127
том, как медленно он подвигался в чтении. Он называл иногда
немецкий язык уегс1атт1е*, произнося это слово по-английски.
Негодование его усиливалось тем, что он был убежден, что немцы,
если желают, могут писать просто, и часто хвалил д-ра Гильде¬
бранда за то, что он пишет по-немецки таким же ясным языком,
как французский. Сам он выучился по-немецки единственно при
помощи словаря; он говорил что единственное средство понять
длинный период — это прочесть его со вниманием несколько раз,
и тогда смысл его, наконец, разъясняется. Когда он начал учить¬
ся по-немецки много лет тому назад, он жаловался на трудности
сэру Гукеру, но тот ответил: „Ах милый друг, это ничего: я на¬
чинал несколько раз".
Относительно политических воззрений Дарвина его перепи¬
ска дает мало указаний. Известно только, что он возмущался
оправданием рабства и что на вопрос Гальтона73 о том, к какой
принадлежит он партии, он написал: „Либерал".
Мы не имеем возможности остановиться в этой беглой замет¬
ке подробнее на мнениях Дарвина по поводу происхождения
видов, положения человека в природе и разных других общих и
специальных вопросов, разбросанных в его обширной переписке.
О своем „Происхождении видов" Дарвин замечает: „Это было,
несомненно, главное мое сочинение. Оно встретило большой успех,
Первое издание, в 1250 экземплярах, было раскуплено в день вы¬
хода, второе — в 3000 экземпляров — очень скоро. С тех пор
в Англии (до 1876 г.) разошлось 16 ООО экземпляров, и, если при¬
нять во внимание сухость книги, это очень много. Она была пере¬
ведена почти на все европейские языки, в том числе на такие,
как испанский, русский, чешский, польский. По словам мисс
Берд, существует даже японский перевод".
Развитию теории борьбы за существование много содейство¬
вало случайное прочтение книги Мальтуса74 о народонаселении.
Дарвин прочитал ее в 1838 г., пятнадцать месяцев после того,
как он принялся за систематическое изучение заинтересовавше¬
го его вопроса. Свою теорию в главных чертах Дарвин излагал
в письмах к Гукеру, Лайеллу и другим еще в 40-х годах. Из отве¬
тов его друзей можно видеть, как они постепенно склонялись
на его доводы и становились, наконец, сторонниками его теории.
Из всего сказанного легко убедиться, какой высокий интерес
представляет только что изданная книга, являющаяся, по отзы¬
вам английской прессы, наиболее выдающимся явлением нынеш¬
него литературного сезона75.
* Уегдашшеп (нем.) — проклинать. — Ред.
„Русские ведомости1887, 14 ноября, М 314.
СТОЛЕТИЕ
СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ Ч. ДАРВИНА 76
12 февраля по новому стилю исполнилось столетие со дня
рождения Чарлза Дарвина. Такая знаменательная годовщина
может служить достаточным поводом для того, чтобы почтить бла¬
годарным воспоминанием личность и труды великого ученого.
Следует заметить, впрочем, что чествование памяти Дарвина на¬
чалось на Западе уже ранее, в конце декабря по нашему стилю.
Объясняется это тем, что уже в прошлом году исполнился другой
юбилей, связанный с именем Дарвина, —именно 50-летие со вре¬
мени появления в печати первого очерка его теории в виде неболь¬
шого извлечения из его труда „О происхождении видов “ в томе
III журнала Линнеевского (лондонского) общества, вышедшем
20 августа 1858 г.
Первым отозвались на этот юбилей американские ученые. На
последнем съезде их ассоциации, происходившем в Балтиморе с
28 декабря 1908 г. по 2 января 1909 г. (нового стиля), состоялось
особое заседание (1 января) под председательством президента
американской ассоциации, известного геолога проф. Чемберлина,
посвященное памяти Дарвина. На этом заседании были произне¬
сены речи несколькими профессорами американских университе¬
тов и прибывшим из Англии профессором Оксфордского уни¬
верситета Пултоном. Все эти речи, вместе с несколькими други¬
ми, которые не могли быть прочитаны, будут изданы в особом
томе, посвященном памяти Дарвина.
Вечером, в тот же день состоялся банкет, на котором присутст¬
вовало около 300 натуралистов и были произнесены еще три
речи, в том числе проф. Пултоном — о жизни и личности Дарви¬
на. 22 января нового стиля д-р А. Р. Уоллес77, маститый спод¬
вижник Дарвина по разработке теории происхождения видов,
почтил память знаменитого натуралиста в Лондоне, прочитав
в Королевском институте78 (Коуа1 1п8Ши1юп) лекцию на тему
„Мир жизни в представлении и объяснении дарвинизма“. В Нью-
Йорке днем празднования избрано 12 февраля нового стиля, ког¬
да должно было состояться торжественное заседание Нью-Йорк¬
ской академии наук в залах Американского музея естественной
истории: академия имела поднести в дар музею бюст Дарвина,
а затем были намечены три речи о трудах Дарвина по ботанике,
зоологии и геологии.
Главное дарвиновское торжество, имеющее быть междуна¬
родным, так как на него съедутся представители наук из различ¬
ных стран, последует, впрочем, в Кембридже в стенах университе¬
та, в котором учился Дарвин, 8 (21) июня нынешнего года. Нет
сомнения, что подобные же собрания, посвященные памяти Дар¬
вина, состоятся и в других научных центрах Запада, в особенно¬
сти осенью, когда исполнится 50 лет со времени появления перво¬
го издания знаменитого творения Дарвина „О происхождении
видов“ (24 ноября 1859 г.). Заметим еще, что в нынешнем же го¬
ду исполняется столетие со времени появления труда предшест¬
венника Дарвина, Ламарка, его «РЬПозорЫе гоо1о§1яие», вышед¬
шей в 1809 г.
Значение Дарвина в истории биологических наук несомненно
громадно. Едва ли можно указать другого ученого во второй поло-
ловине XIX в., труды которого имели бы большее влияние на
движение научной мысли, на развитие научного мировоз¬
зрения.
Правда, идея эволюции органических форм высказывалась и
ранее: мы можем отыскать зачатки ее уже у некоторых философов
классической древности, а.тем более у мыслителей XVIII в.
В конце этого столетия ее высказывали Эразм Дарвин (дед Ч. Дар¬
вина) в Англии, Гёте — в Германии, Жоффруа Сент-Илер — во
Франции. Еще более определенно и подробно она была развита
в начале XIX в. Ламарком79.
Сам Дарвин указал, что даже его идеи о борьбе за существо¬
вание и об естественном отборе высказывались кое-кем задолго
130
до него. Однако высказать мимоходом известную новую мысль
или догадку, не подтвердив ее доказательствами или основав ее
на сомнительных доводах, не имеет еще значения в науке. Нуж¬
но эту новую мысль доказать, представить в виде обоснованной
теории, нужно предусмотреть все возможные против нее возраже¬
ния и отклонить их убедительными доводами. Эволюционные
идеи XVIII в. не могли найти себе плодотворной почвы в умах
тогдашних натуралистов, которые разделяли воззрения Линнея,
что зреаез 1о1 зшй, ^ио^ сНуегзаз 1огтаз аЬ тШо ргобихй 1п-
Ппйит Епз, т. е. что имеется столько различных видов, сколь¬
ко изначала было создано различных форм творцом, что, размно¬
жаясь, эти формы всегда производили, по законам наследствен¬
ности, себе подобных, так что в настоящее время мы имеем не бо¬
лее видов, чем их было первоначально.
Последующая гипотеза Ламарка также оказалась бессильной
перед авторитетом Кювье, который принимал, правда, смену
форм в различные геологические периоды, но объяснял эту смену
гибелью старых форм вследствие мировых катаклизмов и проис¬
хождением новых форм путем новых актов творения. Всякому
овощу свое время; требовалось накопление большой массы фак¬
тов, усовершенствование методов наблюдений, известная подго¬
товка умов для замены прежней, ничего не объясняющей доктри¬
ны создания форм новой, осмысливающей явления теорией проис¬
хождения видов; нужен был глубокий анализирующий и вместе
с тем синтезирующий ум, чтобы дать новое объяснение массе мел¬
ких и, казалось, второстепенных фактов, чтобы на основе их раз¬
вить теорию, соединяющую удивительную простоту с глубокой
проникновенностью и вносящую новый свет в жизнь и богатство
форм органического мира.
Новая теория не могла не встретить противодействия себе
в ученых кругах, всегда бывших склонными к консерватизму.
Против нее выступили многие известные натуралисты, в том чис¬
ле и такие, которые, как, например, Бэр и Оуэн, сами ранее
содействовали развитию эволюционных идей. Но новая теория
нашла и ревностных последователей, которые способствовали ее
утверждению, обогатили ее новыми доказательствами, осветили
помощью ее различные вопросы систематики, анатомии, биоло¬
гии, расширили сферу ее приложения.
Теперь, через 50 лет после появления классического труда
Дарвина, едва ли найдется натуралист, который стал бы отрицать
принцип эволюции форм, хотя не все натуралисты признают себя
дарвинистами, не все убеждены в развитии органического мира
только тем путем, какой был указан Дарвином; некоторые скло¬
няются скорее к взглядам Ламарка, хотя и значительно изменен¬
ным, другие допускают прерывчатость филогенеза80, развитие
форм скачками и т. д. Но никто не будет отрицать, что Дарвину
наука обязана мощным импульсом к расширению и углублению
целей, методов и путей биологических изысканий.
9*
13Г
Благодаря дарвинизму прежние сухие вопросы систематики
получили новый смысл и интерес; анатомия из чисто описатель¬
ной дисциплины стала превращаться в науку изъясняющую;
многие отдельные вопросы биологии, биогеографии, биометрики,
казавшиеся второстепенными и мелкими, получили важное зна¬
чение; палеонтология стала играть преобладающую роль в вопро¬
сах о филогенезе органических форм, медицина вышла из своих
схем и обратила внимание на значение наследственности, расы,
индивидуальности, соотношений развития, отбора. Мощный
импульс в лице дарвинизма получила антропология. Прежние
наивные споры о происхождении человечества от одной или не¬
скольких пар уступили место исследованиям в области сравни¬
тельной анатомии, эмбриологии, палеонтологии, морфологии и
биологии рас в целях разъяснения вопросов о древности человека,
его генезисе, его типах, пределах и факторах изменчивости и т. д.,
и хотя с накоплением данных и более точным их анализом вопросы
эти оказались более сложными, чем они могли казаться с пер¬
вого взгляда некоторым увлекающимся дарвинистам, тем не ме¬
нее исследование их значительно способствовало расширению и
углублению наших представлений о природе человека.
Но не одной областью биологии ограничилось влияние Дарви¬
на и его теории. Обоснованная им идея эволюции постепенно
проникла во все области человеческого знания и исследования.
Мы можем констатировать отражение ее и в науках физико-хи¬
мических, видеть ее влияние в постановке, например, вопро¬
сов об эволюции химических элементов или об образовании небе¬
сных тел. С другой стороны, она открыла новое поле исследо¬
ваний и в науках о психической природе и о человеческой
культуре.
Тайлор 81 был первым, приложившим к анализу явлений куль¬
туры некоторые основы дарвинизма. Он внес, например, понятие
о зитуаЬ (пережитках) в культуре, соответствующих зачаточ¬
ным или, точнее, остаточным органам в физической природе ор¬
ганизмов; принципы наследственности, атавизма, влияния внеш¬
них условий, борьбы и отбора нашли себе применение и при ана¬
лизе явлений психической жизни, а общая идея эволюции дала
мощный толчок к исследованию в новом направлении истории
материальной культуры, языков, верований, искусств, семейно¬
го и общественного быта, права. Началась новая эпоха в разви¬
тии психологии, этнологии, истории культуры, социологии.
Последовала всеобщая новая эволюция в развитии мировоззре¬
ний, в понимании не только физической природы, но и психики и
этики.
Как замечает проф. Н. А. Умов82, в его только что появив¬
шейся статье „Эволюция мировоззрений в связи с учением Дарви¬
на „последствия, вытекающие из взглядов этого Коперника био¬
логии по отношению к человеку, его этической и социальной жиз¬
ни, еще далеко не учтены“.
132
Идеи Дарвина нашли себе в общем благоприятную почву в
среде русских ученых. Еще ранее, в 40-х и 50-х годах, в их среде
замечалось тяготение к эволюционным идеям того времени; мож¬
но указать, например, на взгляды, которые развивались в начале
50-х годов московским профессором, зоологом Рулье. Как только
появился классический труд Дарвина, он был переведен на рус¬
ский язык под редакцией профессора Московского университета
С. А. Рачинского. Позже в переводе творений Дарвина принима¬
ли участие такие выдающиеся наши натуралисты, как покойные
А. Н. Бекетов, В. О. Ковалевский, И. М. Сеченов и ныне здрав¬
ствующие К. А. Тимирязев, М. А. Мензбир, А. П. Павлов.
Некоторые русские ученые много потрудились над разъясне¬
нием и популяризацией дарвинизма; во главе их следует пос¬
тавить К. А. Тимирязева, затем И. И. Мечникова, М. А. Мен-
збира83 и др.
Немало внесли русские ученые и новых данных в подтверж¬
дение и развитие теории Дарвина. Укажем, например, на клас¬
сические исследования А. О. и В. О. Ковалевских84, не говоря
о трудах многих других, еще здравствующих ученых. Русское
общество выказывало вообще большой интерес к идеям Дарвина,
Спенсера, Геккеля и их последователей, хотя в толковании этих
идей оно иногда увлекалось и ошибалось, придавая им, как это
делалось нередко и на Западе, неправильный смысл и не прини¬
мая во внимание, что эволюция в человеческой психике и этике
не может идти тем же путем, как эволюция в мире растительном
и животном.
Борьба за и против Дарвина не достигала у нас, впрочем,
такого ожесточения, как, например, в Германии, где, с одной сто¬
роны, стремление расширить сферу приложения дарвинизма и
пропаганда взглядов Геккеля85 вызвали образование так назы¬
ваемого союза немецких монистов, а с другой стороны, в отпор
ему возник в последнее время так называемый союз имени [Иоган¬
на] Кеплера, стремящийся к соглашению науки с христианством
и противопоставляющий обобщениям монизма трезвое якобы
изложение данных естествознания, но в действительности сво¬
дящий свою деятельность главным образом к травле Геккеля и к
ожесточенным нападкам на его учение. Большинство западных
ученых держатся, однако, в стороне от этой страстной борьбы и
руководятся в своих изысканиях только ближайшими задачами
науки, не стремясь выйти за ее пределы.
У нас, в России, борьба против дарвинизма вызывалась глав¬
ным образом этическими и социальными мотивами и была осно¬
вана часто, как уже сказано, на недоразумении, на неправиль¬
ных выводах из великого учения. Этим может быть объяснено и
отношение к Дарвину таких выдающихся русских мыслителей,
как покойный Н. К. Михайловский и ныне здравствующий Л. Н.
Толстой. Недоразумения эти, однако, можно считать теперь в
значительной степени выясненными, во всяком случае они несом¬
133
ненно выяснятся в будущем и беспристрастный суд истории отде¬
лит правду от увлечений и неверных толкований. Этот суд воздаст
каждому должное, он признает и заслуги перед русским обще¬
ством Н. К. Михайловского86, и еще большие заслуги как ху¬
дожника и мыслителя Л. Н. Толстого, но он сохранит на выдаю¬
щейся высоте и образ Ч. Дарвина, открывшего своим великим
учением новую эру в развитии знаний и двинувшего мощно впе¬
ред эволюцию человеческого мировоззрения.
„Русские ведомости", 1 февраля, 1909^ № 26.
Л. Р. УОЛЛЕС
(АНгес! Ки5$е1 У/аМасе)
9 ноября87 нового стиля 1913 г., в преклонном возрасте 90
лет, скончался последний могикан той славной плеяды англий¬
ских эволюционистов, к которой принадлежали: знаменитый гео¬
лог Лайелл88, еще более знаменитый биолог Ч. Дарвин, его со¬
ратник Уоллес, анатом Гекели (Них1еу)89, известный исследова¬
тель явлений наследственности Гальтон90.
Из перечисленных деятелей Уоллес может представлять наи¬
больший интерес для географа, так как это был прежде всего пу¬
тешественник, посвятивший двенадцать лет своей жизни стран¬
ствованиям в тропических странах. В этих странах им были собра¬
ны богатые наблюдения, которые, с одной стороны, привели его
самостоятельно к теории эволюции путем естественного отбора,
а с другой — доставили ему обширный материал для работ в об¬
ласти биогеографии. Географ не может игнорировать имени Уолле¬
са, с которым он встречается как при ознакомлении с особенно¬
стями природы тропического пояса, так и с условиями жизни
135
на океанических островах, как при изучении географического рас¬
пространения животных, так и влияния географических усло¬
вий на изменчивость органических форм. Крупный биолог, Уол¬
лес был в то же время и вдумчивым географом, интересовавшим¬
ся особенно теми влияниями, которые оказывает географическая
среда на мир животных и примитивных людей; его наблюдения
не только обогатили науку многими специальными данными о
тропических формах, но и внесли новый свет в понимание жизни
природы вообще, в познание тех географических факторов, кото¬
рые обусловливают разнообразные приспособления этой жизни
в тех или иных ее представителях и в различных областях и угол¬
ках земли.
Имя Уоллеса тесно связано с именем Ч. Дарвина, так как
оба они, независимо один от другого, пришли одновременно к
одинаковой теории о происхождении органических видов пу¬
тем естественного отбора в борьбе за существование. Впрочем,
одновременно (в 1858 г.) были только опубликованы их перво¬
начальные записки; в действительности же Дарвин пришел к
той же идее двадцатью годами раньше Уоллеса (который был мо¬
ложе на 14 лет) и затем долго собирал и обдумывал соответствен¬
ные данные, не решаясь их опубликовать и имея в виду посвятить
им обширное сочинение в нескольких томах. Уоллесу это не было
тогда еще известно; познакомившись с Дарвином перед своим
отъездом в продолжительное путешествие по Малайскому архи¬
пелагу, он узнал только, что Дарвин занимается изучением раз¬
новидностей и что он очень интересуется любопытными вариетета-
ми91. Ввиду этого Уоллес сообщил ему (в письме) свои замечания
о некоторых разновидностях уток и даже послал несколько птичь¬
их шкурок, а в 1858 г., находясь на острове Тернате и набросав
тамстатью„0 стремлении разновидностей к неограниченному укло¬
нению от первобытного типа“, решился препроводить и ее при
письме к Дарвину, с просьбой передать, если он признает ее то¬
го заслуживающею, для прочтения Ч. Лайеллу.
Прочитав эту статью, Дарвин убедился, что он „опережен
что Уоллес пришел почти совершенно к той же теории происхож¬
дения видов, как и он, и что, таким образом, его труд двадцати
лет утратил свое значение. В письмах, написанных им тогда своим
друзьям, Лайеллу и Гукеру92, отразилось ярко то тяжелое на¬
строение, в котором Дарвин тогда находился, и которое он выра¬
зил словами: „Я совершенно убит“. С одной стороны, он считал
нравственно обязательным для себя, чтобы записка Уоллеса была
скорее напечатана, с другой — ему было очень тяжело, что у
него предвосхитили его теорию. Правда, его друзьям Лайеллу
и Гукеру было известно, что Дарвин много ранее пришел к тем
же выводам (Гукер читал лет 12 тому назад набросок теории
Дарвина, сделанный в 1844 г., а Лайелл, также давно знавший
о занятиях Дарвина по вопросу о происхождении видов, еще в
начале 1856 г. советовал Дарвину сделать изложение для пе¬
136
чати его взглядов по этому вопросу), но говорить об этом в печа¬
ти теперь, после присылки записки Уоллесом, Дарвину казалось
„бесчестным44. „Уоллес может сказать: вы не собирались печатать
извлечение из ваших взглядов до тех пор, пока не получили моего
сообщения. Честно ли пользоваться тем, что я по доброй воле,
хотя и непрошенно, сообщил вам свои мысли и тем самым помешал
себе высказать их раньше вас?44 Лайелл и Гукер взглянули, од¬
нако, на вопрос иначе: они предложили Дарвину опубликовать
одновременно в „Журнале Линнеевского общества4493 как извле¬
чение из его труда, так и (с согласия автора) записку Уоллеса,
с собственным кратким объяснительным предисловием.
После некоторого колебания Дарвин согласился, получено
было и согласие Уоллеса, и вот в третьем томе „Журнала Лин¬
неевского общества44 за 1858 г. появились одновременно и две
заметки Дарвина, именно: извлечение из очерка его теории,состав¬
ленного в 1844 г., и часть письма, адресованного им к ботани¬
ку Аза-Грею от 5 сентября 1857 г., и очерк Уоллеса,написанный в
в феврале 1858 г. на Тернате. Статьям этим было предпослано
письмо Лайелла и Гукера к секретарю Линнеевского общества
Беккету, в котором объяснялась причина одновременного пред¬
ставления обществу означенных статей, касающихся одного и то¬
го же вопроса. „Оба джентльмена, — писали Лайелл и Гукер, —
совершенно независимо и каждый без ведома о трудах другого
придумали очень остроумную теорию, объясняющую появление
и сохранение разновидностей и видов на нашей планете, и оба
имеют право считаться оригинальными мыслителями в этом важ¬
ном направлении исследований. Но так как ни тот ни другой из
них не высказали своих воззрений в печати, хотя мы неодно¬
кратно и в течение многих лет побуждали к тому г-на Дарвина,
и так как оба автора представили свои записки в наше неограни¬
ченное распоряжение, то мы полагаем, что будет в интересах нау¬
ки, если мы представим выдержки из их трудов Линнеевскому об¬
ществу44.
Приведя затем названия предлагаемых записок, Лайелл и
Гукер переходят к очерку Уоллеса. „Г-н Дарвин так высоко це¬
нит взгляды, изложенные в статье Уоллеса, что он предложил ь
письме к г-ну Лайеллу испросить согласие г-на Уоллеса на пе¬
чатание его статьи возможно скорее. Мы вполне одобрили эта
предложение, но под условием, чтобы и г-н Дарвин не отказался
(что он был склонен сделать в пользу г-на Уоллеса), ознакомить
публику с собственным сочинением, написанным им на ту же те¬
му и прочитанным одним из нас (Гукером) в 1844 г. и с содержани¬
ем которого мы были оба знакомы в течение многих лет. Ког¬
да мы сообщили об этом г-ну Дарвину, он разрешил нам поступить
с его мемуаром и пр. по нашему усмотрению. Решив представить
эти статьи Линнеевскому обществу, мы объяснили г-ну Дарвину,
что руководимся в данном случае не только правами на приоритет
его и его друга, но и интересами науки вообще44.
137
Одновременное опубликование статей обоих исследователей
несколько успокоило Дарвина, обрадовавшегося еще более, ког¬
да он узнал, что и Уоллес остался этим вполне доволен. Впослед¬
ствии оба исследователя еще более сблизились, питая один к дру¬
гому чувства высокого уважения. Дарвин искренне находил, что
в статье Уоллеса прекрасно изложена сущность его теории^ Уол¬
лес, с своей стороны, искренне признал, что после появления год
спустя капитального труда Дарвина „О происхождении видов“
всякий должен убедиться, что Дарвином собрана такая масса
фактов, проведен такой строгий их анализ, выставлены такие убе¬
дительные доказательства, что его бесспорно следует признать
главным творцом новой теории, для построения которой на та¬
ких же солидных основах у него (Уоллеса) не хватило бы ни сил,
ни терпения.
Разойдясь потом с Дарвином в некоторых положениях и вы¬
водах созданной ими обоими теории, Уоллес остался до конца жиз¬
ни решительным сторонником ее основ и написал впоследствии
целую книгу „Дарвинизм“, наглядно засвидетельствовав тем свое
убеждение в неразрывной связи новой теории с именем Дарвина94.
Обратимся, однако, к жизни и трудам Уоллеса. Родился он
8 января 1823 г. в Аске (Озк), в Монмутшире; его предки проис¬
ходили от шотландских гугенотов. Полученное им школьное
образование было довольно ограниченное; большему он мог нау¬
читься у себя дома, в Гертфорде. Шестнадцати лет он стал рабо¬
тать в качестве помощника землемера, а в свободное время зани¬
мался собиранием растений и изучением ботаники.
Года через четыре он занял место школьного преподавателя в
Лестере и вместе с тем познакомился с натуралистом Г. У. Бейт¬
сом95, который рекомендовал ему для прочтения ряд классиче¬
ских книг по естествознанию и путешествиям и внушил ему ин¬
терес к изучению насекомых.
После напрасных поисков занятий в Лондоне Уоллес решился
отправиться вместе с Бейтсом в Южную Америку, в бывшие тогда
почти совершенно неизвестными лесные дебри Бразилии, чтобы
собирать там коллекции и тем зарабатывать себе средства к жиз¬
ни. В Бразилии он пробыл с Бейтсом четыре года (1848—1852) и,
несомненно, многому научился от опытного натуралиста, каким
был Бейтс, который занимался, между прочим, в это время изуче¬
нием мимикризма (ппгшсгу—„маскировки“) у насекомых (т. е.
приспособлений их к окраске и сходству с другими, органически¬
ми и неорганическими, предметами).
Молодой Уоллес получил ряд сильных впечатлений во время
своей бродячей жизни в лесах по Амазонке и Ориноко, особенно
от виденных им своеобразных форм птиц и насекомых и от встреч
с племенами индейцев, живших еще в примитивных условиях
быта. В 1852 г., страдая от лихорадки, Уоллес решил вернуться
на родину; Бейтс же продолжал оставаться в Бразилии еще ряд
лет, издав лишь в 1860-х годах свой знаменитый мемуар о ми¬
138
микрии и свои наблюдения над тропической природой в известной
книге „Натуралист на Амазонке44.
Возвращение Уоллеса едва не сопровождалось его гибелью.
Корабль, на котором он плыл, загорелся, и хотя ему самому уда¬
лось спастись, но его коллекции и рукописи погибли. Тем не ме¬
нее вскоре после возвращения, в 1853 г., вышел из печати его
^Рассказ о путешествии по Амазонке заключавший в себе
интересные данные, но в общем не отличавшийся особыми достоин¬
ствами и зрелостью мысли; появившаяся позже книга Бейтса выз¬
вала гораздо больший интерес и заняла, несомненно, более вы¬
сокое место в литературе. Напечатана была Уоллесом также
брошюра о пальмах области Амазонки. Но интерес, возбужден¬
ный в молодом натуралисте тропической природой, побудил его
скоро отправиться в новое путешествие, еще на более продолжи¬
тельное время, на острова Малайского архипелага. Здесь он
пробыл восемь лет (1854—1862), посетив также Тимор, Целебес,
Новую Гвинею с соседними островами, Молукки. Странствуя по
этой „стране орангутанга и райских птиц44, Уодлес, с одной сто¬
роны, собирал непрерывно естественноисторические коллекции,
с другой — обдумывал в непосредственном общении с природой
многие биологические вопросы.
В 1855 г. появилась в „Анналах естественной истории “ („Ап-
па1ез ап<3 Ма§агте о! №1. Шз1огу) его статья — „О законе, ре¬
гулирующем появление новых видов“. В статье этой еще ничего
не говорилось о том, чем вызывается появление новых признаков,
а приведены лишь доказательства тому, что „каждый вид в своем
появлении выказывал общность во времени и в пространстве с
каким-нибудь другим, ранее его существовавшим, но близко
родственным ему, видом14 и что это обстоятельство бросает новый
свет на множество отдельных, до сих пор необъяснимых фактов.
Продолжая думать о том же вопросе, Уоллес напал через три
года на другую мысль — о стремлении разновидностей отклонять¬
ся безгранично от их основного типа и о закреплении появляю¬
щихся новых особенностей, в случае их пользы для организма, пу¬
тем естественного отбора в борьбе за существование. Мысль эта
пришла к нему, как он сообщал после, внезапно (Уоллес верил,
что все особенно важные мысли появлялись у него таким образом),
под влиянием прочитанного им много раньше „Опыта о населе¬
нии44 Мальтуса (влияние этого сочинения на развитие своих идей
об эволюции признавал также и Дарвин)96. Уоллес находился
тогда на острове Тернате и лежал в лихорадке, как вдруг его осе¬
нила мысль, что он нашел разгадку вопроса о происхождении
видов. Он продолжал обдумывать появившиеся у него мысли
все время, пока длился припадок лихорадки, а затем, как только
встал с постели, стал записывать и в два дня закончил статью,
которую и решил послать Дарвину для передачи Лайеллу.
В 1866 г., суммируя свои наблюдения над животными малай¬
ско-папуасской области, он написал статью „Зоологическая
139
география Малайского архипелагав которой, между прочим,
установил впервые свою известную разграничительную линию
между островами Бали и Ломбоком как отделяющую папуасский
животный мир от малайского97. Все эти статьи появились в печати
ранее его возвращения в Англию, где он принялся прежде всего за
разборку вывезенных им колоссальных коллекций, а затем (1864)
за свою классическую работу „О бабочках-папильонидах Малай¬
ской области, иллюстрирующих теорию естественного отбора
Этой работой он заявил себя, после Бейтса и Мюллера98, наибо¬
лее крупным исследователем в вопросе об окраске животных.
Другая его статья, появившаяся в том же году (1864), касалась
эволюции человеческих рас и применения к ним закона естествен¬
ного отбора; в этой статье он развил мысль, что с тех пор, как
человек научился употреблению огня и изготовлению себе орудий,
начал приручать животных, заниматься земледелием, строить
жилища и пользоваться одеждой, его тело вышло из-под влияния
естественного отбора, который стал сосредоточиваться на его ум¬
ственной сфере, вследствие чего его физические признаки остались
с тех пор неизменными, а его умственные способности продолжали
развиваться.
Только в 1869г. появилось общее описаниевосьмилетнихстран¬
ствований Уоллеса в книге „Малайский архипелаг, страна оран¬
гутанга и райских птиц“, в двух томах. Книга эта сразу выдвину¬
ла имя Уоллеса, бывшее ранее известным только специалистам,
в широкие круги читающей публики; она выдержала несколько
изданий, была переведена на разные языки (в том числе и на рус¬
ский99) и возбудила значительный интерес как своими картинами
тропической природы, так и многими важными, затронутыми в
ней общими биологическими и антропологическими вопроса¬
ми. Эти вопросы привлекали Уоллеса более, чем специальные ис¬
следования в области зоологии или ботаники. В 1871 г. вышли
его этюды по теории естественного отбора („СогйпЪиНопз 1о {Ье
ТЬеогуоГ Ыа1ига1 5е1есИоп“*), в которую вошло и несколько его
статей по эволюции человека. В них он все более и более расхо¬
дился с Дарвином в применении той же теории к человеку и
признал ее бессильной объяснить эволюцию языка, умственных
способностей, моральных качеств, даже некоторых физических
признаков. Он пришел к мысли, что эволюция человека велась в
определенном направлении и в предустановленных целях высшим
разумом, — идея, которая впоследствии была развита им еще
в более резкой метафизической форме. Этим „зр1п1иа1 тНих“100
он склонен был объяснить и первое появление жизни на земле,
а также и первое появление духовного сознания. С другой сто¬
роны, его наблюдения над дикарями привели его к заключению,
что эволюция общества от варварства к цивилизации не подви¬
нула вперед общее благосостояние человечества.
* „В защиту теории естественного отбора— Ред.
140
В 1876 г. Уоллес выступил с большим трудом „Географиче¬
ское распространение животных “ в двух томах, дополнением
к которому может считаться написанное более популярно сочи¬
нение „Островная жизнь" („1з1апс1 1л1е", 1881). Оба сочинения,
можно сказать, были по тому времени исчерпывающими соответ¬
ственные вопросы, и первое, в особенности в течение около чет¬
верти века, признавалось классическим. В промежуток времени
между появлением этих трудов вышла еще его популярная кни¬
га „Тропическая природа “ (1878)101. В ней также уделено было
много места общим биологическим вопросам, например о цветно¬
сти животных в отношении к естественному и половому отбору,
причем была проведена мысль, что красота и разнообразие ок¬
раски насекомых могли развиться не в соответствии с их соб¬
ственными зрительными ощущениями, а главным образом, может
быть даже исключительно в соответствии со зрительными ощуще¬
ниями высших животных, которым они служат добычей102. Та¬
кой взгляд на эволюцию животной окраски, устранявший воз¬
можность влияния в данном случае света, тепла и других свойств
среды, привел Уоллеса к биологической классификации харак¬
терных для организмов цветов окраски на пять групп [впослед¬
ствии классификация эта была переработана и дополнена Пул¬
тоном (РоиИоп)]*. Одна из глав „Тропической природы“ была
посвящена еще изящным мелким тропическим птичкам — ко¬
либри. К вопросу об окраске животных Уоллес вернулся затем
и в своем последующем сочинении о дарвинизме („Оагшшзт",
1889103), признаваемом обычно последним крупным научным
трудом знаменитого эволюциониста.
Значение Уоллеса в научных кругах определяется главным
образом его участием в разработке теории происхождения видов
путем естественного отбора, к которой он пришел независимо от
Дарвина, причем, однако, занял в установлении ее второе место
(„Оагшпи аети1ит, тто Оагиппшт аНегит"**). В глазах гео¬
графа наиболее ценным могут, однако, считаться труды Уоллеса
по географическому распространению животных и жизни на остро¬
вах, по формам тропической природы, по изучению малайо-папуас-
ского мира. Но Уоллес был необыкновенно отзывчивый и много¬
сторонний человек, причем в нем уживались одновременно: точ¬
ность и трезвость натуралиста с метафизическими тенденциями,
с увлечением спиритизмом, с некоторыми взглядами в духе Руссо.
Он высказывал склонность к социалистическим идеям; ему при¬
надлежат сочинения „Национализация земли “ и „Социальные
этюды"104. Последней его книгой, вышедшей в 1911 г., была „Мир
жизни" в которой он приходит, наконец, к мысли, что приспособле¬
нием и естественным отбором нельзя объяснить не только эво¬
люции духовной природы человека, но и многих удивительных
* Здесь квадратные скобки Д. Н. Анучина. — Ред.
** „Соперник Дарвина, мало того — второй Дарвин41. — Ред.
141
строений у животных, вроде, например, чешуек бабочек или
маховых перьев птиц.
Как человек Уоллес, по словам лиц, его знавших, был необык¬
новенно привлекательной личностью. Он способен был до старости
увлекаться не только биологическими вопросами, но и психоло¬
гическими, экономическими, политическими. Он симпатизировал
страждущим, угнетенным, готов был всегда помочь советом об¬
ращавшимся к нему. В 1903 г. он написал 17 подробных писем
одному юноше, желавшему отправиться для наблюдений в тро¬
пические страны. До старости он сохранил живость, веселость,
юмор; он находил интересные предметы для разговора даже с деть¬
ми. В возрасте 80 лет он был очень занят постройкой дачи и раз¬
ведением около нее сада в одной глухой местности. В 1911 г., бу¬
дучи уже 88 лет, он увлекся страстью к альпийским растениям и
устроил у себя альпийский сад, в котором собрал до 150 наиболее
красивых видов (из Альп, Гималаев, Тянь-Шаня и т. д.). Воообще
это был своеобразный человек, с большими знаниями, но и склон¬
ный к увлечению самыми различными предметами, и вместе с тем
всегда благородный, симпатичный, умевший до конца своей дол¬
гой жизни сохранить и интерес к природе и симпатии к людям.
„Землеведение1913, т. XX, кн. III,
стр. 87—95
ЮБИЛЕЙ Л. ПАСТЕРА
Сегодня, 15 (27) декабря (1892 г.), исполнилось семьдесят лет
жизни одного из величайших научных деятелей Франции и всего
цивилизованного мира, знаменитого Луи Пастера105.
Жизнь этого гениального ученого, вся протекшая в неустан¬
ной плодотворной умственной деятельности, представляет весьма
много поучительного и в то же время глубоко оригинального.
Прежде всего необходимо отметить условия, при которых ему
пришлось начать свою научную карьеру, переход его от химии
и минералогии к изучению низших организмов, к исследованиям
брожения, ферментов, болезней шелковичного червя, далее его
великие открытия в области бактериологии, констатирование
болезнетворных микробов для целого ряда заразных болезней,
культивирование этих микробов, получение ослабленных ядов
и применение их путем прививки, к предохранению животных от
заражения, наконец, применение предохранительных прививок
для спасения людей, укушенных бешеными собаками и волка¬
ми, причем, не будучи ни ветеринаром, ни медиком, Пастер от*
143
крывает новые горизонты и методы для медицины. Все это настоль¬
ко своеобразно, настолько не подходит под обычную мерку уче¬
ных специалистов и в то же время несет на себе такую печать та¬
лантливости и гениальности, что выдвигает Пастера в ряд пере¬
довых умов человечества, ознаменовавших себя великими откры¬
тиями, которые одновременно и расширяют горизонты теорети¬
ческой науки, и вносят благодетельный прогресс в различные
области практического знания.
По своему происхождению Пастер — разночинец, сын солда¬
та Первой империи, который, вернувшись на свою родину, го¬
род Доль в департаменте Юры, вынужден был зарабатывать себе
хлеб ремеслом кожевника. Женившись и скопив немного денег,
отец Пастера переселился в город Арбуа, где приобрел небольшой
кожевенный завод. Луи Пастеру было в это время три года: отец
его, будучи грамотным, любил в свободное время почитать, пи¬
тал уважение к науке и решил дать своему сыну образование.
Он поместил его в местный со11е§е106, где Луи выказал такие спо¬
собности, что директор училища советовал ему подумать о про¬
должении образования в Парижской нормальной школе107. За¬
ветной мечтой отца Пастера была та, чтобы его сын сделался по¬
том учителем, причем его честолюбие не шло далее преподавания
в местном лицее. Луи выказывал также талант к рисованию и,
еще будучи в младших классах, делал удачные портреты со зна¬
комых своей семьи.
Так как в арбуаском коллеже преподавание было поставлено
недостаточно удовлетворительно, то Луи перешел в безансон-
ский коллеж, где по прошествии года он был удостоен диплома
(ЬасЬеНег ёз кИгез108) и назначен немедленно репетитором в том
же коллеже, с жалованьем по 24 франка в месяц при готовом сто¬
ле и квартире. Пастер между тем не оставлял мысли о поступле¬
нии в нормальную школу и стал заниматься специально матема¬
тикой. Кроме того, он заинтересовался химией и, за неимением
другого лица, которое могло бы дать нужные по этой науке ука¬
зания, познакомился с местным аптекарем, который и согласился
поделиться с ним своими химическими сведениями.
Достаточно подготовившись, Пастер решился сдать экзамен в
нормальную школу и был признан 14-м кандидатом. Эта степень ему
не понравилась; он отправился в Париж, подготовился еще и был
принят четвертым по списку. Занятия химией сделались теперь
для него страстью; он стал усердно заниматься ею, слушая
курсы Баляра в нормальной школе и Дюма в Сорбонне109 и про¬
водя все свободное от других занятий время в лаборатории и би¬
блиотеке. Кроме того, он интересовался минералогией, сведениями
по которой он был особенно обязан одному из наставников школы,
Делафоссу, который состоял некогда ассистентом у знаменитого
кристаллографа Найу.
Пастеру было 22—23 года, когда он прочитал в „Сотр1ез Кеп-
с1и$“110 Французской академии заметку известного германского
144
минералога Митчерлиха о виннокаменнокислых солях натрия и
аммония, именно о двух категориях их (тартратах и пара-
тартратах), имеющих тоже химическое сложение и все те же
физические свойства, но выказывающих различное отношение
к поляризованному свету111. Пастера поразила эта заметка: не
может быть, решил он, чтобы вещества, тождественные по свое¬
му молекулярному сложению и кристаллическим формам, облада¬
ли различными оптическими свойствами. Он принялся за тщатель¬
ное изучение кристаллов означенных солей и открыл различие
между этими изомерными телами, причем кристаллы одной груп¬
пы оказались симметричными, другой — несимметричными. Это
открытие обратило на себя внимание специалистов, было до¬
ложено в заседании Академии наук и вызвало потом награжде¬
ние молодого ученого Румфортовскою медалью от Лондонского
королевского общества.
В 1848 г. Пастеру была предоставлена кафедра химии в Стра¬
сбургском университете, где он продолжал свои изыскания и
задумал целый ряд исследований надмолекулярной диссимметри-
ей. Пастер и впоследствии придавал большую важность этим
изысканиям, в которых готов был видеть ключ к пониманию
жизненных явлений, но обстоятельства заставили его скоро по¬
кинуть эти работы и перейти к иным, в другой совершенно
области.
В 1854 г. Пастер был назначен деканом вновь основанного
физико-математического факультета в Лилле. Одна из главней¬
ших отраслей промышенности в этом северном департаменте со¬
стоит в перегонке спирта из свекловицы и зернового хлеба. Пастер
решился посвятить один из своих курсов рассмотрению процес¬
сов брожения (ферментации) в целях практической пользы для
многих своих слушателей и привлечения тем больших симпатий
местного общества ко вновь основанному факультету. Чтение
этого курса вызвало, однако, необходимость проверки господ¬
ствовавших тогда теорий молочного и винного брожения, что по¬
вело к открытию ряда микроскопических низших организмов,
играющих роль ферментов, и к новому пониманию явлений бро¬
жения и гниения вообще. Исследования эти сопровождались и су¬
щественными практическими результатами; так, изучение ук¬
сусного брожения имело в результате значительное усовершен¬
ствование способов приготовления уксуса.
В 1857 г. Пастер был вызван в Париж и назначен директором
нормальной школы. Это было повышение, но для Пастера оно
сопровождалось той невыгодой, что у него не оказалось лабора¬
тории. Он обратился с просьбой к министру народного просвеще¬
ния об ассигновании ему небольшой суммы в 1500 франков для
продолжения опытов, но получил отказ за отсутствием такой ста¬
тьи в бюджете. Пастеру пришлось устраивать лабораторию за
собственный счет на чердаке школы и в ней производить свои де¬
ликатные опыты над „произвольным зарождением*4. Опыты эти бы¬
10—39
145
ли вызваны входившей тогда в моду теорией Пуше112, который
рядом, по-видимому, убедительных опытов доказывал возмож¬
ность возникновения низших организмов из неорганизованной
материи без участия каких-либо зародышей. Пастер выступил
противником этой теории, доказал, что Пуше не принял во вни¬
мание некоторых путей, которыми могут проникать зародыши
(например посредством пыли), и что если принять все необходи¬
мые предосторожности, то в герметически закупоренных сосудах,
содержащих даже легко подвергающиеся гниению органические
вещества, при доступе чистого воздуха, лишенного живых заро¬
дышей, не происходит ни брожения, ни гниения, ни плесени,,
вообще не замечается развития никаких организмов.
Пастер вернулся затем к своим исследованиям над винным
брожением, как вдруг проф. Дюма предложил ему заняться изу¬
чением болезни шелковичного червя, сильно распространившей¬
ся в начале 60-х годов в департаменте (Загс! и грозившей гибелью
целой важной отрасли промышленности — шелководству. Пас¬
тер сначала отклонил это предложение, указывая на свое полней¬
шее незнакомство с этой специальностью и говоря, что он ни ра¬
зу в жи^ни не прикасался ни к одному шелковичному червю.
„Тем лучше, — возразил Дюма, — у вас нет никаких предвзя¬
тых идей, и вы будете основываться исключительно на ваших на¬
блюдениях “. В конце концов Пастер согласился и принялся за
дело с обычною своею основательностью. Ознакомившись с имев¬
шейся литературой, он отправился летом 1865 г. в Алэ (АЫх),
в центр развития эпидемии шелковичного червя, и поселился в
небольшом домике, в 3 км от города, где стал разводить червей,
исследовать их под микроскопом, производить опыты над отделе¬
нием больных червей от здоровых, следить за их развитием и
т. д. Изучение это он продолжал в течение пяти лет, отправляясь
каждое лето на несколько месяцев в Алэ, со своею семьею и даже
со своими помощниками по школе, и просиживая по целым дням
за микроскопом. Результатом этих исследований было определе¬
ние сущности пебрины113 и других болезней, путей заражения
ими, а также способов предохранения и получения здоровой гре¬
ны. В октябре 1868 г. Пастер вернулся в Париж и занялся со¬
ставлением отчета в Академию наук, как вдруг его поразил пара¬
лич. Усиленные занятия и продолжительная работа с микроско¬
пом отозвались на его нервной системе, и он оказался на краю
могилы. Два месяца он пролежал без движения и положение его
было очень опасным, но мало-помалу он оправился, хотя и утра¬
тил навсегда свободное владение левыми конечностями. Тем не
менее едва оправившись, не будучи еще в состоянии ходить, он
принялся снова за продолжение своих работ и летом 1869 г. ве¬
лел перевезти себя опять в Алэ, где, сидя в креслах, распоряжал¬
ся опытами и проверял их результаты.
Весною следующего года он по предложению императора
(НаполеонаIII) отправился в Австрию, на виллу УюепИпа, близ.
146
Триеста, принадлежавшую австрийскому эрцгерцогу, где произ¬
водилось в значительных размерах разведение шелковичных чер¬
вей, но уже несколько лет — в явный убыток. Пастер привез свою
грену, оказавшуюся весьма хорошей, и познакомил со способа¬
ми оберегать ее от заражения. Австрийское правительство награ¬
дило впоследствии Пастера премией в 12 ООО гульденов. В 1870 г.
Пастер был назначен Наполеоном III сенатором, но декрет об
этом назначении не успел еще появиться в ,Доигпа1 оШс1е1“114,
как империя пала в начале франко-прусской войны. Занимаясь
изучением болезней шелкопряда, Пастер, однако, не оставлял
своих исследований над брожением. В 1866 г. вышли его „Этюды
о вине и его болезнях“, причем им было предложено весьма про¬
стое средство к предохранению вин от порчи, именно путем их
нагревания в течение короткого времени при температуре в 55—
60° („пастеризация“). В 1868 г. (состоя уже, с 1867 г., профессо¬
ром в Сорбонне) он опубликовал свои исследования над уксусом;
в 1870—1871 гг. вышли его „Этюды о болезнях шелковичного
червя“. Пастер вернулся из своей поездки в Австрию в самый
разгар франко-прусской войны и должен был прожить некоторое
время в отцовском домике в Арбуа. С окончанием войны он
отправился в Париж, но тут вспыхнуло восстание Коммуны, и
Пастер принял предложение своего бывшего помощника Дюкло,
бывшего в это время профессором в Клермон-Ферране, работать
некоторое время в его лаборатории. Здесь Пастер принялся за
изучение болезней пива и опубликовал результаты своих иссле¬
дований в „Этюдах о пиве“, вышедших в 1878 г. Исследования
эти принесли немалую пользу пивоварам, которые воспользова¬
лись многими его указаниями.
Изучение болезней вина, пива, шелковичных червей привело
мало-помалу Пастера к исследованию других заразных болезне¬
творных начал. Впрочем, он уже ранее задумывался над этими
началами и уже в 1860 г. выражал надежду „подвинуть со вре¬
менем свои исследования настолько, чтобы подготовить путь для
более глубокого изучения происхождения болезней“. В 1865 г.
известный, хирург д-р Листер115 в Эдинбурге, под влиянием идей
Пастера, приступил к применению придуманного им антисепти¬
ческого метода при лечении ран и впоследствии сообщил Пастеру,
что именно его исследования над молочным брожением убедили
его в истине теории о зародышах, вызывающих гниение, и дали
ему основания для изобретения его антисептической повязки.
С другой стороны, известный физик Тиндалль выразил ему надеж¬
ду, что „продолжение его исследований над заразными микроба¬
ми в состоянии вывести медицину из ее эмпиризма и поставить
ее на реальные научные основы44. Пастер/ однако, долго откло¬
нял от себя изучение болезнетворных микробов, ссылаясь на
то, что он не ветеринар и не медик. Но в конце концов ему при¬
шлось взяться за такое изучение, прежде всего по отношению к
сибирской язве, причем он подтвердил существование в крови
10*
147
больных животных паразитных тел, открытых Давэном и
Райэ еще в 1850 г., и доказал, чтоэти-то бациллы и являются
единственной причиной болезни. Это открытие вызвало многих
антагонистов, как, впрочем, и все предшествовавшие открытия
Пастера, которому приходилось вести немалые споры с разными
учеными для защиты и доказательства своих выводов. Но в конце
концов он выходил победителем из этих споров, и его выводы де¬
лались один за другим достоянием науки.
За изучением бацилл сибирской язвы последовало изучение
микробов так называемой „куриной холеры“, причем Пастер ря¬
дом опытов, культивируя болезнетворные зародыши в искусствен¬
ных средах, вызывая новые генерации их и пробуя прививать их
снова курам, открыл способ ослабления (под влиянием кислоро¬
да воздуха) заразного начала, которое утрачивает мало-помалу
свои убивающие свойства, но тем не менее не теряет вполне своей
силы. Только сила эта является уже благодетельною: прививка
такого ослабленного яда, подобно прививке телячьей оспы, де¬
лает кур гарантированными от заражения сильным ядом того
же рода и дает их организму средство успешно бороться и побеж¬
дать введенные в их кровь ядовитые, болезнетворные начала.
Успех, достигнутый по отношению к холере кур, побудил
Пастера к такого же рода изысканиям по отношению к яду си¬
бирской язвы. Но здесь условия размножения микробов оказа¬
лись иные; опыты показали, что они размножаются не простым
делением, как микробы куриной холеры, а через посредство осо¬
бых спор, которые не утрачивают своей силы даже после долгого
соприкосновения с воздухом. Пришлось поэтому разыскать спо¬
соб культивирования микробов сибирской язвы при таких ус¬
ловиях, чтобы они не могли образовывать споры и в то же время
постепенно утрачивали бы свои опасные свойства. Способ этот
был найден в культивировании их при температуре в 42—43° при
доступе чистого воздуха и вместе с тем был открыт и способ пре¬
дохранения животных от заражения путем прививки ослаблен¬
ного яда.
Все эти открытия, сопровождавшиеся важными результата¬
ми для практики скотоводства, овцеводства, птицеводства, вно¬
сили в то же время новый свет в познание заразительных, болез¬
нетворных начал вообще. Открыв способы ослаблять болезнетвор¬
ную силу микробов, Пастер путем прививок другим животным
и т. д. доказал вместе с тем возможность усиливать снова эти ос¬
лабленные яды, что дало ему повод высказать некоторые предпо¬
ложения о причинах, способных вообще вызывать в некоторых
случаях появление эпидемий у животных и человека, именно не
вследствие прямого занесения заразы, а усиления заразных за¬
родышей, которые могли существовать и прежде, но в ослаблен¬
ном виде. Что касается до сибирской язвы, то рядом тщательных
наблюдений в лаборатории и на местах эпидемий Пастер в со¬
стоянии был убедиться, что микробы этой болезни могут быть рас¬
148
пространяемы через посредство земляных червей, которые выно¬
сят зародыши, заключенные в трупах павших и зарытых в землю
животных, на поверхность, откуда болезнетворные споры легко
могут снова попадать на здоровых животных и производить тем
новые заражения.
Исследования над сибирской язвой, куриной холерой, крас¬
нухой у свиней и другими заразными болезнями привели, наконец
Пастера к изучению бешенства — изучению, сопровождавшемуся
еще более изумительными и плодотворными результатами, чем
предшествовавшие116. Мы не станем, однако, о них распростра¬
няться, так как они всем более или менее известны.
Убедившись в присутствии яда в спинном и головном мозгу
бешеных животных и найдя средство, если не культивировать этот
яд, то ослаблять его под влиянием воздуха и последовательных
прививок разным животным, Пастер открыл способ предохра¬
нительной прививки от бешенства сперва для собак, а затем
убедившись в верности своего метода — и для людей. Учрежде¬
ние института Пастера117 дало возможность применить этот метод
к лечению большого числа лиц, и результаты его сказались в
том, что из 11 029 лиц, укушенных бешеными животными и поль¬
зовавшихся в институте Пастера по апрель нынешнего года, умер¬
ло только 0,88%, тогда как смертность среди лиц, подвергшихся
укушению, но не пользованных способом Пастера, по данным
за 1887 и 1888 гг., составляла в среднем около 14%. Основание
института Пастера имело в виду не одно только лечение бешен¬
ства. Институт этот скоро стал центральным учреждением для
опытных исследований по различным вопросам бактериологии
и экспериментальной медицины. В этих исследованиях, мы можем
сказать с гордостью, немалое участие приняли и наши соотечест¬
венники, из них бывший профессор И. И. Мечников118 является
теперь ближайшим помощником Пастера, вносящим, подобно
ему, новый свет в самые темные вопросы клеточной биологии и па¬
тологии. Достаточно указать на его теорию фагоцитов, этих за¬
щитников крови, ведущих борьбу с болезнетворными паразита¬
ми—микробами, на его новые исследования о воспалении и др.
Пастер может быть счастлив тем, что его открытия и идеи, поми¬
мо непосредственных плодотворных результатов, оказались еще
могучим стимулом для параллельных работ других талантли¬
вых умов, которые в состоянии повести далее разработку слож¬
ных и трудных биологических вопросов на славу науки и на поль¬
зу человечеству. Но образованное человечество не забудет ни¬
когда заслуг в проложении этих новых путей великого француз¬
ского ученого, имя которого уже теперь заняло почетное место
среди других великих имен, которыми по справедливости гор¬
дится человеческий род119.
„Русские ведомости15 декабря 1892, № 346
ЭЛИЗЕ РЕКЛЮ
21 июня (4 июля нового стиля) 1905 г. в Бельгии, в местечке
ТЬоигои!, в доме своих друзей Де-Брукер скончался знаменитый
географ Жак Элизе Реклю. Покойный родился 15 марта 1830 г.,
в 5ат1е Роу-1а-Огапс1е, в департаменте Жиронды. Он происхо¬
дил из старой гугенотской семьи и был вторым сыном протестант¬
ского пастора Жана Реклю, отличавшегося строгим пуританским
образом жизни и крайней добротой. Семья Реклю была большая:
пятеро сыновей и семь дочерей; все они с ранних лет приучались
к труду, самостоятельности, к самопожертвованию, усваивали
себе сознание в необходимости готовиться к служению ближним.
Старший сын Эли (ЕПе) Реклю наиболее подходил к Элизе по
своим убеждениям и характеру, а отчасти и по своей ученой и по¬
литической деятельности. Вместе они учились в школе, одновре¬
менно были высланы в 1851 г. из Франции, вместе служили в
1871 г. в Национальной гвардии и участвовали в восстании Па¬
рижской Коммуны и вынуждены были затем на много лет покинуть
Францию. Между прочим в эпоху Коммуны Эли Реклю обязана
была Франция и весь мир спасением сокровищ Лувра и Националь¬
ной библиотеки. Позже Эли Реклю составил себе имя как этнограф;
его сочинение „Без рптШЬ" („Первобытники“, т. е. дикари)
выдержало несколько изданий. Он пользовался известностью
как знаток истории религий и искусств и был сотрудником Элизе в
некоторых научных работах. Умер он несколько лет ранее120 до
кончины своего знаменитого брата. Другой брат, Поль Реклю, по¬
лучил известность как искусный хирург. Третий, Опезше, сот¬
рудничал с Элизе в последний период его жизни в Брюсселе;
одна сестра, г-жа Кергомар, составила себе почтенную репутацию
во французском педагогическом мире, другая, г-жа Дюмениль,
помогала Элизе в последние годы его жизни по заведованию
Географическим институтом.
Элизе Реклю готовился сначала к духовному званию; он
учился сперва в своем родном городе, затем с 10 лет в протестан¬
тской школе общины моравских братьев в Нейвиде (Иеишес!), в
Прирейнской Пруссии; далее на протестантском факультете в
Монтобане, а на 16-м году жизни отправился в Берлин, чтобы
послушать там знаменитого Карла Риттера121, слава о котором,
через посредство Песталоцци122 и его школы, была очень распрост¬
ранена в протестантском мире Швейцарии и Франции. Теория
Риттера о связи исторических судеб народов с географическими
условиями среды признавалась плодотворным раскрытием
роли божественного промысла на земле. Элизе Реклю, бывший
тогда глубоко религиозным юношей и мечтавший о будущей
деятельности в качестве наставника, стремился к Риттеру, чтобы
усвоить себе полнее его учение, которое разъясняло, казалось,
темные и сложные вопросы развития человеческой цивили¬
зации*.
Посещая лекции Риттера, Элизе Реклю сделался усердным
учеником и почитателем маститого профессора, идеи которого
оставили в нем прочный след, определивший всю его последую¬
щую научную деятельность. Если признавать Риттера предста¬
* См. АЫо В1е$чсЬ. Г’Орега сПе ЕПзео Кес1из, „ВоПеНпо с1еПа 5ос.
Оео^г. ИаНапа44, А§оз1о, 1905. Риттер сблизился с Песталоцци во время свое¬
го пребывания в Швейцарии в 1807 г.; через два года он приехал специ¬
ально в Ивердон ознакомиться с основанным там Песталоции институтом.
Вернувшись оттуда во Франкфурт, Риттер писал Ценнеру: „Я занимаюсь
составлением учебника физической географии. Имею намерение исполнить
обещание, данное Песталоцци, внести его метод в мою науку, и мне удалось
счастливо выйти из хаоса; у меня в руках путеводная нить, которая меня при¬
ведет к познанию темного мира, способному удовлетворить дух и сердце и от¬
крыть законы вековечной мудрости... Короче сказать, моя география должна
быть, кажется мне, важным дополнением к теологии природы44. В 1824 г.
Риттер посетил Париж, где виделся с А. Гумбольдтом, познакомился с Ара-
го, Кювье, Летроннем, Жомаром и Маэтбрюном, но не оставлял своими по¬
сещениями и протестантский приход ГаиЪоиг^ йи Тешр1е, о котором писал
в своих письмах с чувством глубокой симпатии.
151
вителем дуализма в географии, видевшим основу и цель геогра¬
фической науки в вопросе об отношениях между землею и челове¬
ком, то Элизе Реклю может считаться одним из наиболее выдаю¬
щихся „риттерианцев14, хотя, изменив впоследствии свои рели¬
гиозные и политические убеждения, он расстался и с теологичес¬
ким догматизмом своего учителя. Блессиг рассказывает, что
в 1895 г. в Брюсселе ему привелось беседовать с Элизе Реклю о
его отношениях к Риттеру, и Реклю сказал ему между прочим:
«Ле пе 5Ш5 сРаисипе ёсо1е §ёо§гарЫяие е! сЬегсЬе 51тр1е-
тепиа уёг11ёсоттепои5беуоп51е1а1ге1ои5. 81 1’опуеи! те пот-
тег КШепеп рагсе цие з’агё!ё Гё1ёуе е1 Гагш йе ШНег оп еп а 1е
дгой, та1з КШег ёЫ1 сЬгёИеп е! ]е пе 1е зшз пи11етеп{; еп снйге,
11 пе боппаИ раз аззех сПтроНапсе а 1а гёасИоп бе ГЬотте зиг 1е
тШеи“*.
Из этих слов можно заключить, что сам Реклю признавал
себя учеником Риттера, разошедшимся со своим учителем только
в религиозных убеждениях и в подробностях взглядов на отно¬
шения между географической средой и человеком. Впрочем,
самые сочинения Реклю, особенно его „Оёо§гарЫе ишуегзеПе**41
могут свидетельствовать о его „риттерианстве44. „Великое произ¬
ведение Реклю, — говорит Порена, — рассматривает рельеф зем¬
ной поверхности, геологическое ее строение, климат, раститель¬
ности фауну, население, гражданские и общественные условия
стран в их различных и изменчивых взаимоотношениях и влия-
ниях“.
Из Берлина Реклю вернулся в Париж и здесь был скоро увле¬
чен политическим и общественным движением 1848 г. Вместе со
своим братом Эли он стал ревностным последователем теории
Фурье и убежденным республиканцем. Оба брата видели в рес¬
публике 1848 г. начало новой эры социальной эволюции. „Фурье¬
ризм представлялся тогда умеренной и практической теорией
социального возрождения, зиждущегося исключительно на коопе¬
рации, страховании и других принципах, ныне вполне усвоенных
европейским режимом и вызвавших недавно в Париже постановку
грандиозного памятника Шарлю Фурье, „возвестителю зако¬
нов всеобщей гармонии, реализуемой путем интегральной ассо¬
циации “.
Создатель учения, вызвавшего впоследствии развитие идей
анархизма (подобно тому, как евангелие сопровождалось появ¬
лением ересей), Фурье (1772—1837) был первым из проповедников
новой эры социального обновления, удостоившимся признатель*
ности общества в форме публичного монумента.
* „Я «е принадлежу ни к какой географической школе и просто ищу
истину, как должны делать все. Если меня называют риттерианцем
потому, что я был учеником и другом Риттера, то в этом они правы, но
Риттер был христианином, а я отнюдь не христианин; кроме того, он не при¬
давал достаточного значения воздействию человека на среду14. — Ред.
** „Всеобщая география11. — Ред.
152
„Проповедь Фурье была, впрочем, далека от всякой агитации,
даже от всякой политической деятельности. Простой приказчик,
он провел большую часть своей жизни в самых скромных заня¬
тиях, а остальная часть была поглощена составлением толстых
томов, которых никто не читал. Но время отдало ему должное,
и его формула „Капитал, Труд, Гений“ сделалась формулой
современной цивилизации, провозглашенной много раз людьми
разных партий*.
Легко понять, какого рода идею должно было вызвать у Элизе
Реклю его вступление в общину фурьеристов, продолжавшую
развиваться и процветать благодаря неустанному проповедничест¬
ву АНшзе, с одной стороны, и Ьейгат123, этого гениального фило¬
софа в духе Эрнеста Ренана124, с другой. Союз риттеровской док¬
трины с новой фурьеристской верой развивал в молодом деятеле
глубокую любовь к природе и к человеку, предназначенному
оживить последнюю, вызывал ту отзывчивость к социальному
движению, которая должна была оторвать Реклю от Риттера в
том смысле, что она придавала важнейшее значение воздействию
человека на среду и полагала тем основы „социальной географии
более чем учение Риттера отвечающими потребностям нашей
эпохи“ (АЫо В1ез51сЬ).
Ревностный фурьерист и республиканец, Элизе Реклю не мог
остаться незамеченным при смене государственного режима и пос¬
ле соир сГёЫ**, совершенного Наполеоном Бонапарте 2 декабря
1851 г., вынужден был покинуть Францию. Двадцатилетним юно¬
шей он отправился в Англию, где завязал многие знакомства в
ученом мире и собрал много впечатлений природы и жизни в
гостеприимно приютившей его стране. Из Англии он перебрался
в Ирландию, и здесь в 1852 г., во время одной прогулки на бе¬
регу Шаннона, у него явилась первая мысль о „Земле“ („Ьа
Тегге“) — труде, появившемся 15 лет спустя. Из Англии Реклю
отправился в Соединенные Штаты, где пробыл более двух лет
и откуда переехал в Новую Гранаду125, посвятив также около
двух лет ознакомлению с тропической природой этой северной
окраины Южной Америки. Между прочим его интересовало в это
время изучение вопроса об условиях иммиграции туда из Европы.
Он предпринял также путешествие по Сьерра-Невада-де-Санта
* Во французской палате депутатов благодетельное значение утопии
Фурье было признано Буржуа. [Здесь опечатка. Имеется в виду Юбер Бур-
жен — французский историк буржуазно-радикального направления.
Ему принадлежит обширный труд о Фурье и фурьеризме. — Ред.]; его фор¬
мулой пользовался неоднократно Дешанель [Поль Дешанель — депутат
от республиканской партии, талантливый оратор. —Ред.] в своих ответных
речах Жоресу и Милльерану. С предвидением пророка Фурье предугадал
современное развитие железнодорожных путей, прорытие Суэцкого и Па¬
намского каналов и образование настоящих — „промышленных армад“ для
осуществления великих общеполезных предприятий в разных частях света,
особенно в Африке.
** Соир сГё1а1 — государственный переворот. — Ред.
153
Марта126, описание которого было издано им впоследствии в
отдельной книге.*
По объявлении в 1857 г. амнистии Реклю вернулся в Париж
и принялся за приведение в порядок и обработку собранных им
впечатлений и материалов. В то время как его брат Эли продол¬
жал увлекаться фурьеризмом и издавал журнал в этом направле¬
нии, имевший большой успех в среде рабочих и даже получивший
одобрение самого императора Наполеона III, Элизе погружался
все более и более в научные занятия. Первую поддержку себе
на этом пути он встретил в известном Адольфе Жоане
(А. боаппе)127, под руководством которого им были составлены
„Путеводитель по Лондону “ и „Зимние курорты Средиземного
моря и Приморских Альп”.
С 1858 г. он стал принимать деятельное участие в трудах
Парижского географического общества, которым был избран в
члены центрального бюро и разных комиссий, в том числе и ре¬
дакционной, по изданию „Бюллетеней “128. В это время ему не¬
однократно приходилось выступать с докладами и предложе¬
ниями по разным ученым экспедициям, предпринимавшимся
при содействии Общества.
Кроме того, он стал помещать статьи в „Кеуие бе беих Моп-
без44**, в „Тоиг би Мопбе“***) нв других журналах. Между про¬
чим, им было написано несколько статей в пользу освобождения
негров и в защиту дела Северных Соединенных Штатов в их
борьбе с южными; в этом вопросе он настолько резко выделился
из среды других французских публицистов, стоявших тогда за
южных конфедератов, что обратил на себя общее внимание, а
тогдашний посол Северных Соединенных Штатов в Париже пред¬
ложил ему крупную денежную сумму в благодарность за его
услугу. Но Элизе Реклю с негодованием отказался от этого по¬
дарка, заявив, что он борется за свободу и справедливость, а не
для выгоды****.
В 60-х годах он издал свое „Путешествие в Сьерра-Неваду44
(1861), „Историю ручейка44 (1864), „Этюды о дюнах44 (1865) и
написал обширное предисловие к«01с{юппа1ге без Соттипез бе
Ргапсе» (1864).
* Э. Реклю приходилось жить и путешествовать в его молодости на
скудные средства, добываемые трудом. По словам Са$1е1-Регпег, он брал¬
ся за всевозможные профессии; он был учителем, агентом по кадастру, вы¬
грузчиком на пристани, поваром на пароходе, земледельцем, но если он воз¬
вратился во Францию столь же бедным, как и выехал из нее, он пережил
географию, прежде чем начал ее писать.
** ,,Обозрение двух миров44. — Ред.
*** Вокруг света44. — Ред.
**** См. Е. Вес1и$ апс1 1Ье „Сёо§гарЫе 11шуегзе11е“ в ,.8соШ^сН Оео^г.
Ма^агте44, 1895, уо1. XI, р. 248—251. Увлечение сочувствием к неграм выра¬
зилось у Э. Реклю еще в том, что в Соединенных Штатах он женился на
одной цветной девушке, бывшей потом преданной его подругой в его стран¬
ствованиях.
154
В ноябре 1867 г. вышел первый том обширного труда Элизе
Реклю „Ьа Тегге*“, за которым в следующем году последовал
второй и последний том („Ь’Осёап“**). Сочинение это представило
собою научно-популярное изложение общего землеведения,
включая в него, кроме физической географии, также основы био- и
социальной географии. Множество карт, таблиц и рисунков ил¬
люстрировали текст, осуществивший собою давно сознававшуюся
потребность в синтезе накопившихся данных об устройстве
и жизни земной поверхности в зависимости от внешних (экзоген¬
ных) и внутренних (эндогенных) сил, проявляющих свою дея¬
тельность на земном шаре. В предисловии к этому труду Элизе
Реклю так излагает его историю.
„Книгу, которая теперь выходит в свет, я начал писать назад то¬
му почти пятнадцать лет, не в тиши кабинета, но на лоне свободной
природы. Это было в Ирландии, на вершине холма, возвышаю¬
щегося над порогами Шаннона, откуда видны островки этой
реки, дрожащие под напором вод, и черное дефиле деревьев, в
которое устремлялся поток, скоро исчезающий из глаз после
крутого поворота. Лежа на траве около развалин стены, принад¬
лежавшей некогда сильному замку и которую, камень за камнем
почти уничтожили прорастающие на ней растения, я мирно на¬
слаждался жизнью природы, выражавшейся в игре света и теней,
в шелесте деревьев и в шуме воды, разбивавшейся о скалы. Там,
в этом живописном уголке, родилась у меня первая мысль описать
явления земли и немедленно же я стал набрасывать карандашом
план будущего труда. Косые лучи осеннего солнца золотили эти
первые страницы и вызывали трепетание на них синеватой тени
от листьев колеблемого ветром кустарника.
С тех пор я не переставал работать над этим трудом в различ¬
ных странах, куда приводили меня любовь к путешествиям и слу¬
чайности жизни. Мне посчастливилось видеть собственными
глазами и изучить на месте почти все великие сцены разрушения
и возобновления, лавины и движение ледников, появление источ¬
ников и исчезание рек, пороги, наводнения, разливы, вулкани¬
ческое извержение, разрушение крутых берегов, образование
песчаных отмелей и островов, вихри, ураганы, бури. Для озна¬
комления с землей я обращался не только к книгам, но к самой
земле. После долгих изысканий в пыли библиотек я возвращался
всегда к великому источнику и оживлял мысль путем изучения
самых явлений. Извилины ручейков, песчинки дюн, волнистая
рябь морского пляжа научили меня не менее чем меандры
больших рек, мощные пласты гор и необозримая поверхность
океана.
Но это не все. Я могу сказать с чувством исполненного долга:
чтобы сохранить чистоту моего взгляда и честность моей мысли,
* Земля. — Ред.
** Океан. — Ред.
155
я объехал свет свободным человеком, я наблюдал природу одно¬
временно взором и невинным и гордым, помня что древняя Фрея129"
была не только богиней Земли, но и богиней Свободы“.
Сочинение Реклю было признано за сЬе! сГоеиуге* французской
научной литературы и сделало имя его автора известным всему
ученому миру. Еще более оно понравилось публике: с 1870 по
1883 г. потребовалось пять его изданий, и, кроме того, оно вышло
в переводах на немецкий, английский, итальянский и русский
языки (на русском — три издания130). В настоящее время этот
труд, конечно, во многом устарел, но по своему времени он был.
замечательной попыткой географического синтеза, немало спо¬
собствовавшей развитию интереса к географии и широкому рас¬
пространению сведений по общему землеведению131. В 1870 г.
вышла еще интересная популярная книжка Э. Реклю — „Исто¬
рия одной горы44132.
Война 1870—1871 гг. побудила Э. Реклю вступить вместе са
своим братом в ряды Национальной гвардии, несмотря на то что
он был женат и имел уже двоих сыновей] Бездействие, на которое
была обречена тогда Национальная гвардия, побудило его скоро
перейти в воздухоплавательный отряд, работавший под началь¬
ством Назара133. После революции 18 марта Реклю остался в
рядах восставшей Национальной гвардии, примкнул к Парижской.
Коммуне и 25 марта поместил в „Сп Аи реир1е“134 воззвание, в ко¬
тором дал волю своим чувствам, возмущенным поведением пра¬
вительства!
5 апреля во время одной ночной стычки около Шатиль-
она он был взят в плен версальскими войсками и после семи¬
месячного содержания в тюрьме привлечен к военному суду
в Сен-Жермене, который 14 января 1872 г. приговорил его к
ссылке.
Приговор этот произвел большое впечатление не только во-
Франции, но и за ее пределами. Географы всего света, собравшие¬
ся на I Международный географический конгресс в Антверпене,
единогласно выразили пожелание/4 чтобы наказание, наложенное
французским правительством на Элизе Реклю вследствие его уча¬
стия в политических событиях его страны, было смягчено и чтобы
этим была дана ему возможность снова приняться за продолжение
его плодотворных и важных географических трудов44.
Вместе с тем уже в декабре 1871 г. в Англии началась аги¬
тация в пользу ходатайства за Реклю перед французским прави¬
тельством, которому и была подана соответственная петиция за
многочисленными подписями, во главе которых стояли подписи
таких лиц, как Ч. Дарвин, Уоллес, Вилльямсон, лорд Эм-
берли135 и др.
В петиции выражалась просьба не убивать мысль и не выры¬
вать пера из рук писателя, заявившего о себе такими известными,
* Мастерское произведение, шедевр. — Ред.
156
научными трудами. „Мы позволяем себе думать, — говорилось
в петиции, — что жизнь такого человека, как Элизе Реклю,
услуги которого, оказанные литературе и науке, являются руча¬
тельством еще более великих услуг, которых можно ожидать в
тех же областях от мощной зрелости его духа в будущем,
что такая жизнь не принадлежит только стране, которая была его
родиной, но всему свету и что, принуждая такого человека к мол¬
чанию или к тоскливому пребыванию вдали от центра цивили¬
зации, Франция нанесла бы вред самой себе и уменьшила бы
свое законное влияние на мир“. Представительство оказало свое
действие, и ссылка была заменена изгнанием.
Реклю отправился в 1872 г.136 в Швейцарию, где поселился
сперва на озере Лугано, а затем в Веве и, наконец, в Кларансе.
Зиму 1875/76 г. он провел в Италии, причем прожил по нескольку
месяцев в Риме и Неаполе, не переставая всюду работать в
публичных библиотеках. Работа эта была вызвана новым трудом,
за который принялся Реклю и который должен был служить
продолжением его „Земли“. Это была „Оёо§гарЫе НшуегзеИе»*,
об издании коей он вошел в переговоры с известной фирмой
НасЬеНе (с представителем ее Ет. ТетрНег) еще до оставления
Франции, в 1872 г.
По первоначальному плану предположено было, что все сочине¬
ние составит 12 томов (в действительности оно составило 19). Каж¬
дый том должен был быть иллюстрирован картами и гравюрами (на
отдельных таблицах и в тексте). Ежегодно к Новому году Реклю
обязался составлять библиографический указатель для стран, ко¬
торые предстояло описать, и фирма НасЬеПе изъявила готовность
доставлять ему имевшиеся у нее нужные издания и приобретать
недостающие; более редкими предполагалось пользоваться в пуб¬
личных библиотеках, в том числе в Национальной Парижской и
в библиотеке ВгШсЬ Мизешп. Так как Реклю вынужден был жить
за пределами Франции, то необходимо было иметь особого агента
в Париже для наблюдений за изданием, и таковым был избран
г-н ЗсЬШег, который вел постоянно переписку с Реклю, посы¬
лал ему корректуры, книги, фотографии и т. д. и получал от него
обратно. Что касается карт, то они в редких случаях были вос¬
произведением уже имеющихся, а большей частью перерабатыва¬
лись в соответствии с текстом, для чего находился при Реклю, в
Кларансе, особый рисовальщик. После гравировки в Париже
отпечаток каждой карты вновь посылался Реклю для корректуры
и возможных добавлений. Начиная с третьего тома, карты вос¬
производились фотогравюрой г-ном Реггоп’ом; они иллюстрирова¬
ли орографию и гидрографию стран, глубины океанов, горные
системы, течение и устья рек, плотность населения, распреде¬
ление племен, а также разные детали, планы городов, гаваней и
т. д. Рисунки делались большей частью с фотографий, которые
* „Всеобщая география". — Ред.
157
добывались в Париже в коллекции Географического общества
или у разных путешественников, любителей и торговцев; по¬
дробные топографические карты получались, от разных картогра¬
фических институтов, а менее доступные специальные издания
от соответственных учреждений, обществ и т. д. Для описания
некоторых стран являлась необходимость собирания материалов
на местах в библиотеках и архивах разных стран, и Реклю ездил,
например, с этой целью в Испанию (где собирал данные и об
испанских колониях), в Голландию (где сосредоточены материалы
по Малайскому архипелагу), в Италию, Алжир и т. д. или всту¬
пал в сношения с разными специалистами.
Работа производилась очень регулярно: корректуры из Парижа
посылались каждую неделю, где бы ни находился Реклю, и
каждую следующую неделю возвращались им обратно с продол¬
жением рукописи. Интересно, что ни один из пакетов и бандеро¬
лей не был утерян почтой за все двадцать лет сношений. Обык¬
новенно к святкам был уже готов новый том, и со следующего года
начиналась работа над следующим томом. Все сочинение, за
исключением немногих глав, было написано Реклю собственноруч¬
но, быстрым и правильным почерком, почти без помарок. Но в
подготовке труда он не мог обойтись без содействия преданных
ему друзей, какими были в первое время Лев Ильич Мечников137
(брат знаменитого натуралиста Ильи Ильича Мечникова, автор
сочинений „Ь’Етрце бароппа1544 и „Ьа стПзаИоп е! 1ез ^гапбез
Иеиуез ЫзЬпяиез44*), состоявший его секретарем (позже ту
же роль исполняла Н. В. Кончевская), затем брат его Эли
Реклю, г-н Ое5]агб1П5 и др.
Первый том „Оёо^гарЫе 11туег5е11е“ вышел в 1876 г., послед¬
ний девятнадцатый — в 1894 г.138 Пять томов было посвящено
Европе, четыре — Азии, четыре — Африке, один — Океании и пять
Америке. В совокупности это составило многие тысячи страниц
роскошной печати, иллюстрированных массою карт и гравюр,—
издание, столь же выдающееся своею оригинальностью и солид¬
ностью, сколько и изяществом. Оно обратило на себя общее вни¬
мание и вызвало ряд авторитетных о нем отзывов — таких из¬
вестных специалистов, как Ьгареугоп, Масктбег, МаппеШ, Ое11а
Уебоуа, Рогепа и др. и таких географических обществ, как Париж¬
ское, Лондонское, Итальянское, Русское (в Петербурге), прису¬
дивших ему золотые медали или избравших автора его в свои по¬
четные члены.
Сочинение это появилось также в нескольких переводах
(английском, итальянском и др.), в том числе и в русском (три
издания139),но эти переводные издания далеко не соответствуют
оригиналу по обилию карт и рисунков и по изяществу их вос¬
произведения, а также изяществу печати и бумаги. Впрочем, это
* „Японская империя44 и „Цивилизация и великие исторические
реки44. — Ред.
158
оправдывается отчасти их меньшею ценою, так как оригинальное
издание вследствие его изящества не могло не быть дорогим;
цена ему составляла 30—37 франков за том, а за все 19 томов
более 600 франков.
Мы не станем описывать подробно обширное сочинение, так
как оно известно всем интересующимся географией. Некоторые
немецкие критики находили в нем недостатки — например, в
изъяснении морфологии земной поверхности, геологической ис¬
тории стран, биологических особенностей и т. д., но если и
признать некоторые недостатки в этом отношении, то нельзя
все-таки не преклониться перед грандиозностью труда, осущест¬
вленного и доведенного до конца одним лицом, по одному плану,
с сохранением научности и вместе с тем общедоступности, местами
даже изящности изложения.
Некоторые тома при появлении их были крупными вкладами
в науку, так как обобщали материалы, остававшиеся разрознен¬
ными, неиспользованными, отчасти даже неизвестными, и давали
на основании их цельную картину природы и населения описы¬
ваемых стран, каковой ранее еще не имелось в литературе. К
числу таковых томов принадлежали, между прочим, и посвящен¬
ные Европейской и Азиатской России; переведенные на русский
язык, они составили солидные пособия для ознакомления с
нашим отечеством140. Со временем, конечно, эти описания
устарели, но ведь не следует забывать, что с момента их появле¬
ния прошло более двадцати лет. В других странах подобные труды
предпринимаются совместно несколькими учеными, да и то не
достигают обыкновенно таких размеров, не выказывают таких
достоинств или не доводятся до конца. Так, новейшее немецкое
„Ьапбегкипбе"*, изданное под редакцией проф. 51еуегз’а,
составило только пять томов, обработанных каждый особым
ученым.
Предпринятое под редакцией проф. ЮгсЬЬоЯ’а более обширное
„страноведение“ (продолжение „Шзег иЧззеп уоп бег Егбе“**)
выразилось в довольно обширном труде многих специалистов, но
обнявшем только одну Европу (да и то не всю: Европейская Рос¬
сия так и не появилась, несмотря на то что издание приостанов¬
лено уже лет 10 тому назад), и хотя и довольно богато иллюстри¬
рованном, но в некоторых отношениях менее роскошно (например
по отношению к хромолитографированным картам). По-видимому,
это немецкое издание нашло себе не особенно большой сбыт, что
объясняется, вероятно, его уж чересчур немецкой солидностью.
Многие авторы нагромоздили в своих отделах слишком много
геологических и иных деталей и этим сделали сочинение неудо¬
боваримым и скучным для обыкновенного образованного читате¬
ля. Наоборот, сочинение Реклю, как написанное одним лицом,
* „Страповедение— Ред.
** „Наши знания о земле“. — Ред.
159
по одному общему плану, сохраняет равномерность в своих час¬
тях и, не вдаваясь в излишние подробности, дает, может быть,
иногда и не вполне обстоятельное и точное, но (по своему
времени) достаточно верное и полное географическое описание
отдельных стран, их физических, этнографических и этнологи¬
ческих особенностей, притом составленное живо, интересно,
иногда даже художественно141.
Необходимо иметь в виду, что это не руководство и не энцикло¬
педия, а научно-популярное сочинение, предназначенное вообще
для образованных людей, но из которого, конечно, многому могли
научиться и специалисты, в особенности многочисленные пре¬
подаватели географии и все лица, интересующиеся страноведением
или теми или иными отдельными странами. Заслуживает внимания
также тот дух гуманности и свободы, которым проникнуто все
сочинение и который при описании „благодатной земли всех нас
несущей“ стремится навести читателя на мысль, „как бы хорошо
было жить на этой земле по-братски“.
Вынужденный покинуть Францию, Реклю должен был пре¬
кратить свое участие в деятельности Парижского географического
общества, тем не менее в первое время он еще не прерывал с ним
сношений, и в 1873 г. в Бюллетенях Общества появились две
его статьи: „Дожди в Швейцарии“ и „История Аральского моря“.
Но затем он оставил всякие другие научные работы до окончания
своего монументального труда, считая его ближайшей зада¬
чей своей жизни, в аккуратном исполнении которого он при¬
нял на себя нравственное обязательство перед издательской
фирмой.
Труд этот обеспечил на многие годы и материальное существо
вание Реклю, получавшего за него ежегодно по 10 ООО франков*.
Жизнь Реклю была в это время, как, впрочем, и после, до самой
кончины, сплошным трудом. Он не признавал никаких развлече¬
ний, кроме отдыха среди природы, прогулок по горам или поездок,
соединявшихся, впрочем, также с научными целями. Когда у
него умерла первая, горячо любимая им жена (сыновья его умер¬
ли в детстве), он на целых два месяца ушел в горы, жил там с
природой и пастухами и вернулся с успокоенным сердцем, с но¬
выми силами для работы и с массой новых впечатлений.
Уже года через три после своего изгнания Реклю получил
разрешение вернуться во Францию, но он не пожелал им восполь¬
зоваться до объявления общей политической амнистии, после¬
довавшей в 1879 г. Однако и после того он долго не возвращался,
чему отчасти был причиною уголовный процесс, возбужденный
в конце 1882 г. в Лионе против партии анархистов, главами кото¬
рой были признаны князь Кропоткин и Элизе Реклю. Но участие
последнего выражалось исключительно в сочувствии теоретическим
* Эту сумму Реклю получал от фирмы НасЬеНе, кажется, в течение 30
лет. Он перестал получать [эти деньги] только в последние годы.
160
воззрениям, а не тактике партий, и в гостеприимстве, которое он
радушно оказывал всем гонимым, бедствующим и нуждающимся.
Сам он был слишком погружен в это время в свой научный труд,
чтобы вести деятельную политическую агитацию142. Возвратиться
во Францию он получил возможность только в начале 90-х годов,
но он здесь долго не ужился. С одной стороны, он не сочувствовал
буржуазному правительству Франции и систематически укло¬
нялся от сношений с ее официальным миром, с другой — его прив¬
лекал к себе основанный социологом де Грефом в Брюсселе Но¬
вый свободный университет (ПшуегзИё поиуеИе).
С юношеских лет Реклю стремился к тому, чтобы сделаться
преподавателем, но обстоятельства жизни и принятый им на себя
обширный труд (Сео^гарЫе ПшуегзеПе) не позволяли ему осу¬
ществить эту мечту до 1894 г., когда 2 марта он открыл свой
курс в Брюсселе речью о задачах сравнительной геогра¬
фии. Профессура в Новом университете его, однако, не удовле¬
творяла.
Он мечтал об основании целого географического института,
где бы сосредоточены были все отрасли знания, необходимые для
географа. Понимаемая в обширном смысле география действи¬
тельно не может быть уложена в рамки одной кафедры и обнимает
собою ряды дисциплин, относящихся даже к разным факуль¬
тетам.
При содействии нескольких сочувствующих лиц Реклю уда¬
лось создать такой институт, сосредоточив в нем деятельность
многих специалистов. Идея такого учреждения была несомненно
очень плодотворною, хотя для надлежащего осуществления ее
требовались, может быть, большие силы и большие средства, чем
какими мог располагать Реклю.
Как бы то ни было, осуществление такого института было
важной услугой, оказанной Э. Реклю землеведению; желавшие
работать в этой области могли находить у него самого и у его
коллег нужное руководство в различных отраслях географии
и науки*. Кроме лекций в Новом университете и занятий в гео¬
графическом институте, Реклю читал иногда в брюссельском
Народном доме, пользуясь, таким образом, всеми возможными
способами для распространения и популяризации географиче¬
ских сведений.
Закончив свой грандиозный труд „Оёо§гарЫе ПшуегзеНе",
Реклю получил возможность взяться за другие работы. В 1895 г.
появилась его статья „Эволюция города“(в „Соп1етрогагу Кеу1е\у“,
уо1. ЬХУП, р. 246—264, 1895). Собравшемуся в том же году в Лон¬
доне Международному географическому конгрессу им был пред¬
ставлен проект устройства большого земного глобуса с диаметром
в 130 м. В 1898 г. основалось в Брюсселе „Ьа 5оаё1ё сРе{ис1ез
* По-видимому, следует читать не „географии и наукиа „географи^
ческой науки44. — Ред.
11—39
161
е! сРёбШопз §ёо§гар1^иез ЕПзёе Кес1из“, поставившее себе
прежде всего целью — составление изометрического и глобуляр¬
ного атласа, важность которого была подробно указана Реклю.
В 1900 г. в „Ь’НитапНё поиуе11е“*, иллюстрированном ежеме¬
сячном журнале, органе широких и независимых тенденций в
научных, литературных, художественных, социальных и фило¬
софских вопросах, появилась его статья: „Ьа СЫпе е! 1а (Ер1о-
таИе еигорёеппе“**. В 1901 г. вышел в новой переработке, сов¬
местно с Опезте Кес1из, том „Всеобщей географии14, посвященный
Южной Африке, под заглавием „Ь’АГпдиеаиз^гакгшзе а ]*оигепИ-
ёгетеп! раг Опезте Кес1из”, 4°, 358 р. с 28 картами, а в 1902 г.
в результате такой же совместной работы география Китая. Е1. е1
Опез. Кес1из, „Ь’Егпрце би МШеи“***, 8°, 667 р. с 25 черн[ыми] и
3 раскр[ашенными] картами. В 1904 г. Э. Реклю предложил Бель¬
гийскому обществу астрономии и метеорологии составить карту
земли крупного масштаба с нанесением на нее всех известных
вулканов и вообще мест проявления вулканической деятельности
и с присоединением к ней надлежащего комментария.
Предложение было принято, и Общество объявило о подписке
на это издание, но покойному не удалось значительно подвинуть
этот труд. Он имеет, впрочем по слухам, быть закончен племян¬
ником покойного, инженером Полем Реклю, которого покойный
пригласил за несколько лет до своей смерти в качестве своего
помощника по Географическому институту. Составление подобной
карты было бы ценным вкладом в науку, так как, за отсутствием
для многих стран топографических карт, распределение многих
вулканов известно только приблизительно по картам малого
масштаба, из которых нельзя составить себе вполне точного поня¬
тия ни об относительном расположении вулканов (линиями,
группами и т. д.), ни об их отношениях к горным хребтам, текто¬
ническим линиям и другим чертам устройства земной поверхно¬
сти. Но в этом отсутствии подобных карт для многих областей,
например для Южной Америки, Юго-Восточной Азии, Африки и т. д.,
и заключается трудность составления подобной карты вулка¬
нов в крупном масштабе с выяснением отношения отдельных
вулканических образований к топографии и тектонике собствен¬
ных областей.
Все эти труды не исчерпывали, однако, научной работоспо¬
собности Элизе Реклю. Уже в „послесловии“ к „Оёо§гарЫе 1Лш-
уегзе11е“ он поставил вопрос: „Если Земля представляется ло¬
гичною и простою в бесконечной сложности ее формы, то неужели
обитающее на ней человечество есть не что иное, как хаотиче¬
ская масса, движимая случаем, без цели, без доступных осущест¬
влению идеалов, без сознания своего назначения? “ Важно знать,
говорится здесь далее, неужели все эти переселения и передви¬
* „Новое человечество— Ред.
** „Китай и европейская дипломатия“. — Ред.
*** Э. и О. Реклю. „Срединная империя". — Ред.
162
жения народов, их размножение и вымирание, развитие циви¬
лизаций и их упадок, образование, исчезание жизненных центров,
неужели все это только голые факты, сменяющие один другой,
бесконечные колебания — без ритма, без общего смысла? Проис¬
ходит ли развитие самого человека в гармонии с законами земли?
Как изменяется оно под влиянием изменяющихся окружающих
условий?
Все эти вопросы живо интересовали Реклю, и, уже заканчивая
свой монументальный труд, он мечтал о новом, как то доказывает
его письмо 1895 г. из Тарзута в Алжире к известному итальянско¬
му ученому Бодио143. В этом письме он сообщал, между прочим,
о подготовке большого сочинения по „социальной географии
Девять лет потребовалось на осуществление нового труда, за¬
нявшего пять больших томов и начавшего выходить выпусками
с апреля 1905 г. в издании: „ЫЬгапче 11п1уег5е11е“* в Париже,
под заглавием: „Ь’Нотте е^ 1а Тегге“**. Согласно публикации
издателя, сочинение это должно быть иллюстрировано более
чем 600 картами и многочисленными рисунками и фототипиями.
Цель его — проследить человека в последовательности веков и
в различных странах, рассмотреть те условия почвы, климата и
всей окружающей среды, в которых совершались исторические
события, и установить связь между деятельностью народов и
развитием их общего отечества — земли. Короче сказать — это
предсмертное сочинение Э. Реклю является попыткой реализи-
ровать идею „социальной географии “ и дать тем новое направле¬
ние и развитие идеям Риттера. Из вышедших покуда выпусков
(при жизни автора их вышло только 13) нельзя еще составить
себе полного представления о содержании сочинения, которое,
по словам издателя, закончено в рукописи покойным (оно начало
выходить и в русском переводе). Включая в себя элементы перво¬
бытной истории человека и этнологии, оно имеет, по-видимому,
осуществить собою попытку своеобразной истории культуры и
„антропогеографии “, сосредоточенной главным образом на со¬
циальном развитии человечества в связи с окружающими раз¬
личные народы географическими условиями144.
Что касается деятельности Реклю в Новом университете,
то она едва ли могла его удовлетворить. Университет этот был
задуман широко, и первое время у него были и средства, и пре¬
подаватели, и слушатели, но ему не удалось упрочить своего
положения. Основатели его рассчитывали, создав несколько
факультетов, добиться признания его бельгийским правитель¬
ством, т. е. предоставления ему правительственной субсидии и
права выдавать дипломы, равнозначащие дипломам других бель¬
гийских университетов. Этого, однако, Новый университет добить¬
ся не мог: в правительственных сферах смотрели на него не осо¬
* „Свободный университет“. — Ред.
** „Человек и Земля“. — Ред.
11 *
163
бенно симпатично, главным образом потому, что в ряду деятелей
его были лица, в том числе и Э. Реклю, слишком резко расхо¬
дившиеся по своим политическим и религиозным убеждениям от
господствующих в обществе. Не получив же „прав“, университет
не мог рассчитывать на большое число слушателей; верными ему
остались только студенты из Болгарии и Румынии, так как
в этих государствах дипломам Нового университета при¬
дается значение, одинаковое с другими бельгийскими универ¬
ситетами.
В последние годы своей-жизни Э. Реклю посвящал наиболее
времени Географическому институту (учреждению, обособленному
от университета). Об этом учреждении я получил следующие све¬
дения от одного лица, бывшего там слушателем и потом библио¬
текарем.
Институт помещается на Ауепие бе Боп^сЬашрз, 23 А. 11се1е
(ВгихеНез) и существует уже семь лет. Он охотно принимает
студентами и студентками всех лиц, интересующихся геогра¬
фией и прикладными к ней науками. Желание учредителей было
составить общество друзей в видах изучения всех отраслей зем¬
леведения и их преподавания путем организации профессиональ¬
ных курсов и свободных собеседований. Предполагалось,
что специалисты могут проходить всю серию курсов по геологии,
физиографии*, сравнительной географии, построению и черче¬
нию карт и т. п. Эти стремления не были высоки и „еНез пе
реиуеп! Гё1ге аззег”**, но не наступил еще момент, чтобы их
можно было вполне реализовать. Этому мешали, с одной
стороны, недостаток профессоров, с другой — малочисленность
учеников.
Впрочем предпринятое дело все-таки приносило известную
пользу. Между курсами имеются такие, которые не прерывались
в течение ряда лет. Чертежники и картографы не переставали на¬
ходить руководителей и верных советников. На субботних бесе¬
дах, которые соединяли всех работников института, методически
и с пользой разбирались все вопросы, относящиеся до истории
земли и людей; ученики становились сотрудниками; наконец,
никто из лиц, обратившихся за советом или за справкой в Инсти¬
тут, не уходил без того, чтобы ему не было предоставлено все,
что только могло быть ему полезным. Институт не только прини¬
мает всех обращавшихся к нему; он старается давать им немед¬
ленно работу сообразно с имеющимися средствами при помощи,
совете, практическом обучении и нравственной поддержке членов
института, старается использовать и вознаградить даже — если
возможно.— работы воспитанников; заботится не столько о том,
чтобы давать много лекций, сколько обеспечить правильное обу¬
чение при помощи самой практики гео- и картографии.
* Описание облика поверхности Земли. — Ред.
** „И не могли быть такими— Ред.
164
Вообще институт хранит твердую веру в свою будущность
несмотря на свои слабые ресурсы, уверенный, что результаты
будут измеряться временем и желанием. Институт, конечно, не
ставит никакого ограничительного срока для своих слушателей;
признается даже желательным, чтобы студенты, сделавшись'
членами институтской семьи, всегда оставались в ней. Нет
официальных экзаменов и не выдается никаких дипломов. Же¬
лающие получить таковой должны довольствоваться сег1Шса{з
с1,ё1ис1е5*. Посещение института абсолютно свободное и бесплат¬
ное, согласно его девизу: „Жизнь нам дана бесплатно — школа
должна быть бесплатной“. Выражается только желание, чтобы
записавшиеся исполняли в точности принимаемые ими на себя
обязанности и помогали бы, кто чем может, в работах института:
„уроками, переводами или чем-либо иным, доказывающим их
солидарность с институтом*4. В отношении нравственного и мате¬
риального благосостояния и предприятия — институт рассчи¬
тывает на признательность и преданность своих сотрудников, на
прогресс предприятия в непрерывном продолжении его работ, на
хорошее применение вырабатываемых в нем приемов и изобре¬
тений. Одна из главных забот института — это быть всегда аи
соигап!** современной географической науки.
Коллекции института состоят из книг, брошюр, извлечений,
манускриптов, планов, карт, гравюр, чертежей, фотографий,
рельефов и других пособий. Имеется заботливо составленный
каталог (по отделам и алфавитный; карты не только по отделам).
Библиотека и коллекция карт — в полном распоряжении сту¬
дентов института и Итуегзйё поиуеПе, равно как и всех посе¬
тителей (выдача документов производится от 2 до 5 часов). В
обмен друзья института обогащают его присылкой ему геогра¬
фических документов или другими способами, за что институт
всегда остается им благодарным.
Библиотека института к 31 июля 1204 г. имела более 9300
книг, брошюр и оттисков. В каталог книг было занесено свыше
8651 номера (за год поступило 1300 названий), и в каталог ма-
питеки*** 63 атласа и И 580 листов карт. Имеется несколько
рельефов, между прочим красивый рельеф Швейцарии, получен¬
ный от СЬ. Реггоу с Парижской выставки 1900 г., Ра1еззоу и
Тоиззат! подарили институту по экземпляру всех их картогра¬
фических произведений на бумаге, картоне, металле, а также
лепных.
К 31 июля 1904 г. имелось 14 891 обозначенных и распределен¬
ных предметов. Общее же число документов составляет белее
32 000 номеров. Много забот прилагается к тому, чтобы распре¬
делить и делать доступными возможно скорее все эти пособия.
* Свидетельством об учении. — Ред.
** В курсе. — Ред.
*** Картохранилища. — Ред.
165
Периодические издания получаются институтом в числе около
50. Как только собственный каталог института будет вполне
закончен (и будет пополняться лишь новыми приобретениями),
институт имеет в виду дополнить его всеми географическими до¬
кументами, имеющимися в разных библиотеках Брюсселя. Ин¬
ститут уже обладает несколькими тысячами таких карточек.
Работы института состоят не только из переводов иностран¬
ных мемуаров, но также и из оригинальных, которые институт
старается публиковать по мере своих средств. До настоящего
времени институтом опубликовано девять мемуаров:
1) Ьа ЫоиуеПе Ро1о§пе, раг Зегшгасккл*, с картой Сплочевско-
го;
2) РогтаНоп без Оипез беЗаЫе, раг Уап§ЬапСогтсЬ**, перев.
с англ. Е. Кашартцам, с 23 рисунками, картами и профилями;
3) Р1еиуез зоиз-таппз, раг Непгу Вепег!*** (с 7 картами);
4) Рго]есНоп зрЬёпдие сошрагё аих аи!гез ргс^есНопз, раг
Уа1егё Ма1з****;
5) Ь,епзе1§петеп1 бе 1а <Зёо§гарЫе, §1оЬез, сПздиез §1оЬи1а1гз
е4 ге11е^з, раг ЕПзёе Кес1из*****, 2-е издание. Эта брошюра была
переведена по-английски и резюмирована на немецком языке;
6) АссгсиззетегД бибеИаби Рб, раг Споуапш МаппеШ******,
перев. Г. Энгерранда, с картой;
7) Ыоиуеаи р1апе1;а1гёе, раг О. Сюуоп*******;
8) Ьа Ма§1е сЬег 1ез тзи1а1гез тё1апёз1епз, раг М. Н. Сос1пп§-
перев. Е. Каммартца, с картой и гравюрой;
9) ЬЮго^гарЫе бе РАз1е, раг Р1егге КгороШп*********, с
профилями и картами, заимствованными из „0:ео§гарЫса1 »1оигпа144
Лондонского географического Общества. Готовятся и многие дру¬
гие мемуары.
Многочисленные карты, составленные сотрудниками институ¬
та, составляют путеводители г-на и г-жи Кудро по различным
рекам Амазонского бассейна, карта Майомбы, карты и диаграммы,
напечатанные в „Ай^ие аиз1:га1е“ и в „Ьа СЫпе“ ЕПзёе е! Опез1те
Кес1из**********, карта Албании на албанском языке и многие
карты относительно Мексики. Между прочим в институте же
*Семирадский. Новая Польша. — Ред.
** В а н г а н Кориш. Формирование песчаных дюн. — Ред.
*** Генри Венет. Подледниковые потоки. — Ред.
**** Валере Малье. Сферическая проекция в сопоставлении с
другими проекциями. — Ред.
***** ЭлизеРеклю. Предмет обучения географии — земной шар,
полушария и рельеф. — Ред
****** Джованни Марине л ли. Формирование дельты реки
По. — Ред:
******* р. Д ж о й о н. Новый планетарии. — Ред.
******** до х. г одрингтон. Магия у меланезийских островитян. —
Ред.
********* П. Кропоткин. Орография Азии. — Ред.
********** В „Южной Африке44 и в „Китае44 Элизе и Онезиме Реклю. — Ред.
166
были изготовлены диски, глобусы и рельефы, напечатанные
по методе Патессона.
В настоящее время эти работы не делаются более в самом
институте. Патессон и Туссент основали собственное учреж¬
дение, занимающееся исключительно составлением и изготовле¬
нием карт, рельефов и глобусов. Институт только содействует
этим работам, давая нужные советы и предоставляя свободное
пользование имеющимися коллекциями. Институт охотно входит
в сношения со всеми обществами, занимающимися науками о
человеке и земле.
Он обращается с призывом ко всем интересующимся геогра¬
фией и предлагает свое содействие к ее изучению. О средствах
института может дать понятие следующая таблица его прихода
и расходов за время с 1 августа 1903 г. по 31 июля 1904 г.:
Приход
Учредительная подписка за 1903—1904 гг . .фр. 10 000. —
Пожертвовано институту 320. —
Сотрудничество в работах 1 296.20
Итого 11 616.20
Расход
Починки, содержание и разное фр. 1 219.86
Содержание бюро „ 462.64
Квартира и налоги „ 1 939.40
Жалованье профессорам „ 1 740. —
Разные работы сотрудников „ 4 622.46
Покупка книг, карт, переплеты и переводы „ 1 017.65
Итого ... . И 002.01
Излишек прихода над расходом за год. . фр. 614.19
Дефицит за 1902—1903 г „ 977.98
1903—1904 г „ 363.79
В подписке участвовали главным образом друзья Э. Реклю
и неизвестно еще, как пойдет дело института после смерти его
вдохновителя, который пользовался симпатиями преданных ему
лиц и умел привлекать людей к служению общему делу.
Как человек Элизе Реклю отличался строгостью убеждений,
независимостью характера, бесконечной добротою, полным пре¬
небрежением к личным материальным интересам. „Несмотря на
свой значительный заработок* и крупное состояние своей второй
жены, —писал парижский корреспондент „Русских ведомостей",—
Реклю сам вел чисто спартанский образ жизни, ютился в
небольшом и примитивно обставленном кабинете и никому не
* Он, впрочем, не превышал в лучшие годы 10 000 франков.
167
отказывал в деньгах, а за неимением денег раздавал даже платье, и
его добротой и доверчивостью часто злоупотребляли. Отрицая вся¬
кие официальные формы и условности общежития, он, выдавая
свою единственную дочь замуж, ограничивает формальную сто¬
рону бракосочетания простым отеческим благословением в
присутствии родных и знакомых.
Уважая человеческую личность и предоставляя жить каждому
как ему угодно, он терпит в жизни своих близких многое такое,
чего никогда не позволил бы себе, даже совсем не вмешивается
в их дела, а из любовного отношения к животным делается стро¬
гим- вегетарианцем". По вопросу о вегетарианстве Реклю написал
даже брошюру, переведенную и на русский язык (Э. Реклю.
О вегетарианстве, М., 1905), в которой он описывает впечатления,
сделавшие его вегетарианцем еще в ранней юностц. Это были впе¬
чатления ужаса при виде крови на бойне, резания свиней, убий¬
ства быков. От убийства и мучения животных нетруден, по мне¬
нию Реклю, переход и к безжалостному убийству людей, особен¬
но другой расы — негров, индейцев, китайцев, а затем и собст¬
венной. „Доводы, которые могли бы привести антропофаги145
в защиту людоедства, были бы так же основательны, как и доводы
обыкновенных потребителей мяса в наше время“. Не проводя
принцип вегетарианства до его крайних логических последствий,
Реклю довольствуется заявлением, что ему „неприятно пить кровь
и жевать мышцы вола, помогающего нам выращивать наш хлеб.
Мы больше не хотим слышать блеяние овец, мычание быков и
пронзительный визг свиней, когда их ведут на заклание". На
этом же основании Реклю выступал против вивисекции146 для
научных целей и против инженеров, „отнимающих у природы
ее красоту“.
„Я так ясно вижу перед собою этого удивительного человека,—
пишет г. ВагЫег (брюссельский корреспондент „Русского сло-
ва“). Небольшого роста, сухой, с глубокими морщинами на лбу, с
лицом, покрытым бороздами, вырытыми трудом, горем и альтруис¬
тическим страданием, с живыми проницательными и совершенно
молодыми глазами, над которыми нависли серебристо-белые и
густые пряди волос, этот изможденный старик с апостольским
лицом был всегда замечательным работником...
В те годы, когда мировые знаменитости отдыхают от трудовой
жизни, пользуясь плодами своей славы, Реклю должен был за¬
рабатывать кусок хлеба для себя, своей семьи и всех тех, кто к
нему обращался за работой и помощью... В маленьком домике,
который он занимал на Кие йи Бас в фобурге 147 Брюсселя Б1се1е,
едва ли когда-нибудь материальное существование семьи было
обеспечено на неделю вперед... Годами зиму и лето он ходил в
одном и том же костюме, ездил в третьем классе и отказывал себе
во многом, необходимом для старика, приближавшегося к 80
годам. У Реклю было удивительно доброе и способное к сочувст¬
вию сердце. Детей у него не было, но под гостеприимной крышей
168
на Кие с!и Бас всегда можно было встретить поразительно много
родственников и их детей, почитателей, сочувствующих и нуждаю¬
щихся. Всех их Реклю кормил вегетарианским обедом, помогал
деньгами и при первой возможности куда-нибудь пристраивал...
Реклю всех мерил на свой аршин, и, глядя на него, легко было
понять, каким путем он дошел до своих политических и социаль¬
ных убеждений. Вероятно, это был путь самонаблюдения... Дей¬
ствительно, в идеальном обществе, состоящем из Реклю, не встре¬
чалось бы необходимости ни в учреждениях, ни во властях, ни в
праве собственности. Но, увы! Реклю был единственным в своем
роде не только в своем кругу, но, вероятно, и в целой Бельгии.
Выше было сказано, что секретарем Реклю состоял в течение
нескольких лет Лев Ильич Мечников, а после его смерти — его
сестра, г-жа Кончевская. Кроме того, Реклю находился в друже¬
ских отношениях с Кропоткиным и другими русскими. Все это
было причиною, что Реклю хорошо знал Россию, симпатизировал
многим русским и понимал русский язык (мог читать и даже пи¬
сать). Некоторым доказательством последнего может служить
собственноручная русская надпись автора „Оёо^гарЫе Шиуег-
5е11е“ на его портрете, любезно присланном им мне в письме от
1 декабря 1891 г. и воспроизводимая, вместе с портретом на при¬
лагаемой фототипии*. Это было вскоре после основания Геогра¬
фического отделения, когда у меня явилась мысль о желатель¬
ности издания при этом отделении географического журнала148.
Уведомляя об открытии отделения разные иностранные геогра¬
фические общества и отдельных членов, я обратился и к Э. Реклю
с просьбой оказать возможное содействие новому географическо¬
му кружку присылкою статьи или по крайней мере своего пор¬
трета и биографических о себе сведений.
Свой портрет Реклю прислал, объяснив что он снят был,
„насколько помнится, лет 5—6 тому назад“, т. е. следовательно
в 1885 или 1886 г. в самом разгаре работы над „<Зёо§гарЫе Г1шуег-
зе11еи, когда было издано уже 12—14 томов этого сочинения, что
же касается до содействия новому изданию сотрудничеством или
присылкою биографических сведений, то Реклю ответил сле¬
дующим письмом от 1 декабря 1891 г., писанным, впрочем,
по-русски, с его слов, г-жой Кончевской и только скрепленным
его русской подписью.
Воспроизводим это письмо, доложенное Географическому
отделению в публичном заседании его 14 марта 1891 г. и поме¬
щенное в первой книжке „Землеведения“ за 1894 г. („Протоколы
засед. Геогр. отд.“, стр. 14):
„Многоуважаемые товарищи! Я прошу Н. В. Кончевскую
передать вам письмо мое по-русски, надеясь, что таким
образом моя благодарность за ваше любезное предложение
будет выражена более дружески и сердечно. План работы,
* В клише автограф Реклю не воспроизведен. — Ред.
169
который вы сообщаете мне, кажется мне превосходным во
всех отношениях. В особенности же заслуживает одобрения
ваше намерение исследовать и изучать окружающую вас стра¬
ну, а также Зауралье и Закавказье. Исследования эти, в осо¬
бенности если они будут исполняемы по заранее обдуман¬
ному плану, приноровленному к личным склонностям и
способностям каждого исследователя, и если по окончании
будут представлены отчеты, дающие ответ на заранее постав¬
ленные вопросы, — исследования эти послужат великим
примером для других обществ и принесут громадную поль¬
зу. Ценность их увеличивается тем, что они будут предпри¬
няты по личной и бескорыстной инициативе. Авось, и мне
удастся когда-нибудь быть в числе ваших спутников!
Спешу послать вам портрет, который вы у меня так любезно
просите. Насколько мне помнится, он снят лет 5—6 тому
назад. Относительно моей биографии скажу вам, что мне
было бы трудно самому заняться этим делом. Я считаю более
удобным просить Н. В. Кончевскую собрать кой-какие
сведения у моих близких и друзей и сообщить их вам; я,
впрочем, не отказываюсь в случае надобности просмот¬
реть ее работу, чтобы в нее не вкралась какая-нибудь
фактическая неточность. Что же касается моего деятельного
сотрудничества в вашем журнале, я думаю, что оно немысли¬
мо, пока не будет окончен труд, которому я всецело отдаюсь
и который мне почти не оставляет времени на самые обыден¬
ные житейские обязанности. Прошу вас, дорогие товарищи,
принять выражение моего глубокого уважения и теплой
симпатии.
Элизе Реклю11.
Согласно этому письму я ожидал от Н. В. Кончевской достав¬
ки обещанных Э. Реклю биографических о нем сведений. Г-жа
Кончевская писала, что на это потребуется время и что вообще
могут встретиться разные затруднения. Я решил ждать, в надеж¬
де, что когда-нибудь получу хотя бы краткие сведения, которые
можно будет опубликовать в „Землеведении“ с воспроизведением
присланного мне портрета. Но обещанных сведений я так и не
дождался149 и только теперь, после того как Э. Реклю сошел в
могилу, я счел уместным воспроизвести этот портрет, сопроводив
его краткими сведениями о жизни и деятельности покойного.
Помещаемый в тексте другой портрет, изображающий Э. Реклю
в старческом возрасте 15°, заимствован из последней книжки „(Зео-
§гарЬеп ка1епс!ег“, изданной весною 1905 г.
„Землеведение*, 1905, т. XII, кн. III—IV, стр. 68—92.
АДОЛЬФ ЭРИК ФОН НОРДЕНШЕЛЬД
12 сентября нового стиля 1901 г. скончался в Оа1Ьу16 близ
Лунда, на 69-м году жизни, знаменитый ученый, известный
исследователь полярной области и истории картографии Адольф
Эрик фон Норденшельд (А. Е. у. Иогйепзк 1о1с1).
По рождению и воспитанию Норденшельд принадлежал
России: он родился и воспитывался в Финляндии, и хотя судьба
связала его дальнейшую жизнь и деятельность со Швецией, од¬
нако до конца жизни он считал Финляндию своей дорогой ро¬
диной". Родился он 18 ноября 1832 г. в Гельсингфорсе и был
третьим из семи детей в своей семье. Отец его, Нильс Густав Нор¬
деншельд, происходил из интеллигентной семьи и был известным
в свое время минералогом; он занимал пост директора горного
департамента в Финляндии. В этом звании он находился в сно¬
шениях со многими минералогами и химиками во Франции, Гер¬
мании и Англии, а также совершал поездки по Финляндии и
171
России до Урала. Его сын, Адольф Эрик, нередко сопровождал
отца в его поездках, и уже с детства сделался ревностным соби¬
рателем минералов и насекомых.
Получив домашнее воспитание, Норденшельд был отдан в
гимназию города Борго151, но здесь, как выразился о нем ди¬
ректор, ой отличался „только абсолютной лёнью“; у него были
неудовлетворительные отметки почти по всем предметам. Отец
отказал его репетитору и предоставил свободу сыну, предложив
на покрытие расходов по его содержанию скромную сумму —
5 руб. в месяц. Самолюбие юноши было затронуто; скоро он стал
необыкновенно старательным и окончил гимназию в числе наи¬
более успешных152.
В 1849 г. он поступил в Гельсингфорский университет на
физико-математический факультет и занимался здесь изучением
химии, физики, естественных наук, а особенно геологии и мине¬
ралогии. В 1853 г. он сопровождал своего отца в поездке на Урал,
откуда они хотели ехать далее в Сибирь, но Крымская война зас¬
тавила их вернуться. По возвращении он окончил университет¬
ский курс и в 1855 г. получил степень магистра, представивши
диссертацию„0 кристаллических формах графита ихондротита“153.
Около этого же времени ой опубликовал „Описание минералов,
находимых в Финляндии“ и вместе с д-ром Ниландером154 —
описание моллюсков Финляндии; эти работы обратили на него
внимание, и он был назначен хранителем минералогического
музея Гельсингфорского университета, а также получил скромное
место в горном департаменте. Но в этих должностях он оставался
всего несколько месяцев; одна несколько вольная речь, произне¬
сенная им в кружке студентов, в трактире, в ТЬ51б, имела след¬
ствием, что по распоряжению генерал-губернатора графа Берга155
он был отставлен от обеих должностей, а его собеседники были на
время удалены из университета.
Норденшельду пришлось для продолжения своих научных
занятий отправиться в Берлин, где он работал в лаборатории
известного минералога, проф. Розе156. Через год он возвратился в
Финляндию и в 1857 г. получил степень доктора и стипендию для
поездки за границу с целью приготовления к профессорскому
званию. Одновременно с ним получили ученые степени и неко¬
торые другие молодые ученые, а так как в это время прибыли в
Гельсингфорс депутации от шведских университетов в Упсале и
Лунде, то был* устроен обед, на котором Норденшельд выступил
опять с речью. В этой речи он помянул времена, „которые прошли
для Финляндии, но которые еще вернутся к ней“, и высказал
некоторые надежды на это будущее. Речи этой было придано
политическое значение; Норденшельд был лишен права на заня¬
тие какого-либо места в Гельсингфорском университете и
вынужден был уехать в Швецию. Здесь он в 1858 г. принял участие
в экспедиции проф. ТогеП’я157 к западному берегу Шпицбергена,
где были собраны богатые естественйоисторические коллекции;
172
между прочим Норденшельду удалось здесь найти ископаемые
остатки третичной флоры, а также каменноугольные и юрские
отложения.
По возвращении из этой экспедиции (Норденшельду было в
это время 26 лет) он был приглашен к занятию места профес¬
сора при Стокгольмской академии и заведующим минералоги¬
ческим отделом Королевского музея.
Поступление на шведскую службу без испрошения на то
согласия со стороны русского правительства вызвало предложе¬
ние со стороны графа Берга Финляндскому сенату об изгнании
Норденшельда навсегда из Финляндии. В 1860 г. Норденшельду
действительно не было дозволено прибытие на родину, несмотря
на его ходатайство о том, вызванное болезнью и смертью его
матери. Только с уходом графа Берга в 1862 г. Норденшельд полу¬
чил вновь право свободного посещения Финляндии.
В 1861 г. Норденшельд отправился вторично на Шпицберген
с проф. Тореллем и д-ром Хидениусом (впоследствии профессором
химии в Гельсингфорском университете, и занялся там съем¬
ками и собиранием коллекций в северной части острова. Экспе¬
диция эта имела целью сделать рекогносцировку острова в целях
подготовки здесь измерения дуги меридиана, по плану, предло¬
женному еще английским капитаном Сабином в 30-х годах; но
неблагоприятные условия года не дали возможности докончить
рекогносцировки.
В 1863 г. 158 Норденшельд женился на финляндке, г-же Ман-
нергейм, и думал, что навсегда покончил с полярными исследо¬
ваниями. „Обстоятельства, однако, сложились так,—говорил он
впоследствии, — что именно с этого времени исследование поляр¬
ных стран было возобновлено мною в больших размерах, чем
ранее“. В 1863 г. он получил от Шведской академии наук предло¬
жение принять на себя руководство новой экспедицией, отправ¬
лявшейся на Шпицберген, и заместить д-ра Хидениуса, кото¬
рый ранее был назначен начальником экспедиции, но вследствие
болезни не мог принять в ней участия. Норденшельд принял
предложение и пригласил в сотрудники себе доцёнта Дунера и
д-ра Мальмгрена.
Весной 1864 г. экспедиция отправилась по назначению, об¬
следовала южные и юго-восточные берега Шпицбергена и убе¬
дилась, что предприятие по градусным измерениям хотя
и не лишено трудностей здесь, но вполке возможно и что успех
его зависит исключительно от средств. Таковых, однако, не наш¬
лось, и мысль Сабина получила свое осуществление только в
последнее время, в 1899—1901 гг., когда соединенными силами
русских и шведских ученых, при значительной затрате средств рус¬
ским и шведским правительствами, удалось произвести измерение
дуги меридиана на протяжении около 3,5°. Норденшельд мог
собрать в эту экспедицию новые коллекции по флоре и фауне, но
попытка пробраться далее к северу встретила неожиданкое пре¬
173
пятствие вследствие встречи с семью лодками, на которых на¬
ходились экипажи с трех китоловных судов, разбитых льдами.
Необходимость спасения этих людей заставила Норденшельда
возвратиться немедленно в Норвегию. В 1867 г. Норденшельд
был командирован в Париж вместе с проф. Ангстремом для срав¬
нения нормального метра и килограмма, исполненных для швед¬
ского правительства, с прототипами их, хранящимися в Париж¬
ской консерватории искусств и ремесел159, а в 1868 г. отправился
в новую полярную экспедицию на железном пароходе „София
предоставленном в его распоряжение шведским правительством
и снаряженном на частные средства нескольких миллио¬
неров: Диксона, Экмана, Карнеги и др.160. В состав экспедиции
входило восемь ученых-специалистов по различным отраслям
знаний.
19 сентября 1868 г. „София44 достигла 81 °с. ш. — высшей ши¬
роты, чем достигалась когда-либо ранее. В море между Шпиц¬
бергеном и Гренландией были констатированы глубины, дости¬
гавшие 5000 м161, и в них найдена богатая животная жизнь.На
Медвежьем острове были обнаружены богатые залежи угля и
много окаменелостей. Со Шпицбергена были вывезены также
обширные коллекции ископаемых, доставившие, между прочим,
богатые материалы проф. Освальду Гееру162 для его труда о
миоценовой флоре полярных стран Старого Света.
Ввиду того что полярные области посещались исследователя¬
ми только летом, Норденшельд задумал дополнить имевшиеся
данные наблюдениями в зимнее время и решился отправиться с
этой целью на Шпицберген для зимовки. Оскар Диксон изъявил
готовность содействовать материально осуществлению этой цели,
но предварительно было решено сделать пробу с поездкой на
оленях и собаках в Гренландию. В 1870 г. Норденшельд отпра¬
вился туда с тремя молодыми учеными, достиг западного берега
под 70°с. ш. и поднялся на ледяное плато Гренландии, по которому
прошел на протяжении около 45 км. Это было первое исследование
ледникового покрова Гренландии, сделанное геологом. Поездка
сопровождалась открытием на острове Диско отложений третич¬
ного и мелового периодов с остатками ископаемых растений и
животных и нахождением трех громадных глыб железа (прибли¬
зительно в 500, 200 и 90 ц весом), признанных Норденшельдом
за метеориты (что, впрочем, впоследствии было подвергнуто
сомнению163).
По возвращении из этой поездки Норденшельд стал готовиться
к проектированной ранее экспедиции на Шпицберген, которая
и была осуществлена в 1872 г. на двух предоставленных Норден-
шельду военных судах. Но условия в этом году оказались небла¬
гоприятными. С большим трудом удалось достигнуть бухты
Моссель, где и пришлось остаться на зимовку. Скоро к Норден-
шельду присоединились экипажи с шести китоловных судов, охва¬
ченных льдом, и перед экспедицией открылась трудная задача—
174
кормить вместо 24 человек 125. По счастью, 17 китоловов скоро
ушли на лодках к мысу ТЬогзбет, в 300 верстах южнее, где и
остались на зимовку в шведском поселении, снабженном доста¬
точно запасами, а двум китоловным судам удалось в ноябре осво¬
бодиться из льдов и забрать с собою экипаж с четырех судов. В
течение зимы экспедиция собрала много наблюдений, а весной
произвела разведки вдоль северного берега и на так называемом
Норд-Ост-Ланде (Северо-Восточной Земле), отдаленной от Запад¬
ного Шпицбергена проливом Хинлопен. Между прочим в эту
экспедицию Норденшельд открыл на полярном льду космическую
пыль 1б4.
Значительные расходы этой экспедиции не остановили щедрости
Оскара Диксона, и при его помощи Норденшельд в 1875—1876 гг.
предпринял две поездки для исследования Карского моря. Летом
1875 г. он посетил Новую Землю, остров Вайгач, берега полуостро¬
ва Ямала и достиг устья Енисея, откуда доцент Кьелльман воз¬
вратился с судном обратно, а Норденшельд поднялся с партией
в пять человек на лодке вверх по Енисею.
На следующее лето он снова отправился к устью Енисея и
собрал ценные данные и коллекции по фауне Карского моря и
по флоре и горным породам его берегов, доказав вместе с тем
возможность морского сообщения с Сибирью. Эти экспедиции
(описанные в сочинении, переведенном и на русский язык165)
побудили Норденшельда предпринять еще более смелую попыт¬
ку — открыть Северо-Восточный морской путь в Восточную
Азию, — мысль, которую пытались напрасно осуществить гол¬
ландские и английские мореходы XVI—XVII вв.
Средства на эту новую экспедицию были даны шведским пра¬
вительством, королем Оскаром Диксоном и Сибиряковым166.
Снаряжен был пароход „Вега" — имя, получившее потом громкую
известность, — и с ним отправился меньший пароход „Лена",
предназначенный для речного плавания по Лене. В состав экспе¬
диции вошли, кроме Норденшельда и капитана Паландера167,
специалисты по ботанике, зоологии, гидрографии, физике. Экспе¬
диция продолжалась с июля 1878 по конец 1879 г. 1 августа „Ве¬
га" вступила .в Карское море и благодаря особенно благоприятным
условиям льдов в это лето 6 августа достигла гавани Диксона168
(у устьев Енисея), 10-го обогнула мыс Челюскина и 21-го дошла
до дельты Лены. Отсюда „Вега" продолжала благополучно свой
путь далее к востоку и только 12 сентября была охвачена льдами
в бухте Питлекай под 67о07, с. ш., в двух днях пути от
Берингова пролива. Здесь пришлось оставаться всю зиму и
следующее лето до 19 июля 1879 г., когда „Вега" могла, наконец,
освободиться из льдов и направиться к Берингову проливу.
Продолжительное пребывание у берегов Чукотского полуостро¬
ва дало возможность собрать здесь значительные естественно-
исторические и этнографические коллекции и ознакомиться до¬
вольно подробно с бытом чукчей, которые, как и их страна, оста¬
175
вались ранее почти совершенно неизвестными169. 2 сентября
„Вега“ бросила якорь перед Иокогамой в Японии, доказав осу¬
ществимость морского пути вдоль северных берегов Сибири.
Известие об удачном исходе этой экспедиции придало громадную
известность имени Норденшельда, которому был оказан блестя¬
щий прием в Стокгольме. Шведский король пожаловал ему
баронское достоинство и высокий орден: во всех крупных городах
Европы, в том числе и в Петербурге, ему устраивались торжест¬
венные приемы географическими обществами, в заседаниях коих
он выступал перед избранной публикой. Экспедиция „Веги“
была описана Норденшельдом в богато иллюстрированном сочи¬
нении в двух томах, переведенном на разные языки (в том числе
и на русский170); кроме того, был издан еще том научных наблю¬
дений, обработанных различными специалистами. По возвраще¬
нии из этой знаменитой экспедиции Норденшельд не опочид на
лаврах и в 1883 г. отправился вторично в Гренландию на паро¬
ходе „София
Достигнув западного берега, около того же места, что и в пер¬
вую сюда экспедицию, Норденшельд поднялся с восемью спут¬
никами, в том числе двумя лопарями, на ледяное плато и прошел
по нему с санями 130 км, а посланные им вперед на лыжах
лопари прошли еще, по их словам, 220 км (Нансен, впрочем,
сомневался в этом показании и полагал, что они могли пройти
самое большее около 70 км). Это была первая попытка к переходу
поперек ледяного Гренландского плато, которая была осу¬
ществлена позже с большим успехом Нансеном171, хотя и много
южнее и в более узком месте страны. Всего Норденшельд пробыл
около месяца на плато и ледниках Гренландии, собрав там
много наблюдений, которые были обработаны им затем в боль¬
шом сочинении, вышедшем, кроме шведского, на немецком
и французском языках.
Совершив 10 полярных экспедиций, Норденшельд сосредо¬
точился на кабинетной научной деятельности, в своем звании
профессора и директора минералогического музея. Последний
был им значительно обогащен новыми ценными коллекциями;
что же касается его ученых работ, то они были посвящены как
его ближайшей специальности, геологии и минералогии, так
и истории картографии. Ему принадлежит открытие урания
во многих разновидностях каменного угля; он доказал, что в
Скандинавии, на глубине около 100 футов, в толщах архейских
горных пород всегда можно найти питьевую воду. Последнее
открытие имело важное практическое значение для Скандина¬
вии, так как дало возможность при помощи бурения устраивать
артезианские колодцы во многих местностях, страдавших от
недостатка в пресной воде. Верность вывода Норденшельда
была подтверждена почти в 400 случаях. Последние 15 лет
своей жизни Норденшельд посвятил по преимуществу занятиям
по истории картографии. Еще готовясь к своему путешествию
176
вокруг Азии, он собирал все старинные карты, относящиеся
к ее северной окраине, и в описании экспедиции „Веги“ опубли¬
кован ряд таких карт. В 80-х годах он сосредоточился на изу¬
чении вообще старинных карт, особенно XV и XVI вв., так
называемой эпохи „Птолемеев “ (т. е. сборников карт, воспроиз¬
водящих древние карты Птолемея с позднейшими к ним до¬
бавлениями).
Плодом этого изучения явился „Рас51тПе-А11а$“172 (1889),
изданный на шведском и английском языках т 1оНо, и в кото¬
ром были воспроизведены все более важные и интересные карты
XV и XVI вв. с обширным комментарием, излагающим судьбы
картографии со времен Птолемея (II в.) до 1600 г. Всего здесь
помещены 51 карта т 1оПо и 84 карты в тексте, а комментарий
занимает 136 страниц в лист. После этого Норденшельд обра¬
тился к изучению старинных морских карт, так называемых
„портуланов“, преимущественно рукописных, справедливо при¬
писывая им важное значение в деле развития новейшей карто¬
графии, явившейся на смену прежней птолемеевской. Резуль¬
таты этой новой работы, основанной на изысканиях во многих
архивах и библиотеках, были изложены им тоже в грандиозном
издании, названном „Репр1из“173 (1897), заключающем в себе
60 копий древних карт (в величину подлинников) и 100 карт
в уменьшенном масштабе, вместе с подробным комментарием.
Оба сочинения являются настоящей сокровищницей сведений
по истории картографии и географических-открытий и вместе
с тем настолько монументальными изданиями, что с трудом
можно представить себе, что они явились в результате трудов,
энергии и затрат одного человека, а не работ целого учено¬
го общества, исполненных по поручению и на средства прави¬
тельства.
Норденшельд принимал участие и в политической жизни
Швеции: он был членом верхней палаты и одним из наиболее
видных в ней представителей либеральной партии. До конца
жизни продолжал он также интересоваться изучением поляр¬
ных стран и был очень доволен, что его племянник, проф. Нор¬
деншельд174, продолжает его дело и, совершив уже научные
экспедиции в Патагонию и к берегам Гренландии, стал гото¬
виться к экспедиции в южную полярную область.
Для нас, русских, А. Э. Норденшельд имеет значение не
только как знаменитый ученый деятель в области географии
и картографии вообще, но и специально как исследователь
наших окраин. Им было впервые исследовано научно Карское
море175 и проложен морской путь к устьям Енисея (которым
позже с практической целью воспользовался английский капи¬
тан Виггинс); он первый совершил объезд вдоль северных
берегов Сибири и собрал подробные естественноисторические
и этнографические данные о побережье Чукотского полуострова.
В своих картографических занятиях он также встретился с
12-39
177
вопросами, касающимися России; им опубликовано несколько
старинных карт, изображающих север России, а также древней¬
шая русская карта Сибири, исполненная при Алексее 1 Михай¬
ловиче по приказу боярина и воеводы Петра Годунова176. Карта
эта в России не сохранилась,, но Норденшельд отыскал ее в Швед¬
ском государственном архиве. Наконец, что касается специально
Общества любителей естествознания и его Географического
отделения, то следует упомянуть, что Норденшельд оказал
существенное содействие бывшей в 1892 г. в Москве Геогра¬
фической выставке, доставив на нее ряд своих изданий и фото¬
графические снимки со многих редких карт, в том числе и с упо¬
мянутой выше старинной русской карты Сибири.
„Землеведение*, 1901, т. VIII, кн. III—/К,
стр. 250—258
ПАМЯТИ ПРОФЕССОРА
Ф. ФОН РИХТГОФЕНА
В ночь с 6 на 7 октября нового стиля177 скончался в Берлине,
в возрасте 72 лет, знаменитый географ и геолог, профессор
Фердинанд фон Рихтгофен. Покойный особенно прославился
своим многолетним путешествием по Китаю и собранными там
важными наблюдениями по орографии Восточной Азии. Много
сделано им также для организации высшего преподавания зем¬
леведения и для лучшей постановки этой науки в Берлинском
университете. Имя Рихтгофена пользовалось высоким уважением
среди географов; он был в последнее время едва ли не самым
крупным авторитетом в области землеведения, и не в одной
только Германии.
Покойный происходил из известной дворянской семьи и ро¬
дился в Силезии, в имении Карлсруэ 5 мая 1833 г. Высшее
образование он получил на философском факультете Бреславль-
ского178 и затем Берлинского университетов, где слушал лекции
12*
179
по математике и естественным наукам. Особенно интересовался
он геологией и еще мальчиком собирал минералы и странство¬
вал пешком по Альпам.
Получив степень доктора по защите диссертации о мела-
фире179, он отправился для дальнейшего усовершенствования
в Вену и поступил в 1853 г. в Венский геологический институт
(Ш1епег §ео1о§15сНе Ке1сЬ5ап51а11;). В качестве члена этого
института он занимался геологическими съемками в Тироле,
изучал область порфиров близ Боцена180, долины Флеймтера
и Фосса близ Предаццо. Особенное его внимание обратили до¬
ломиты, в которых он признал коралловые рифы.
После исследования известковых альп Форарльберга и Се¬
верного Тироля он занялся Карпатами и изучал трахитовые
горы181 на границе Венгрии и Семиградья182. Помимо петро¬
графии, он стал постепенно все более и более интересоваться
стратиграфией, обратив внимание на противоположность между
симметричными складчатыми горными системами, внешние зоны
которых выказывают правильное чередование пластов, и несим¬
метричными, у которых на внутренней стороне складок заме¬
чается раскол и сброс обширных глыб земной коры. Эта про¬
тивоположность побудила его впоследствии установить две ка¬
тегории нагорий: гомеоморфных и гетероморфных.
В 1860 г. Рихтгофену представился случай посетить Восточ¬
ную Азию. Прусское правительство решило отправить тогда
экспедицию в Китай, Японию и Сиам183 для заключения тор¬
говых договоров с этими странами, только что выступавшими
из своей многовековой замкнутости. Рихтгофену удалось по¬
лучить место одного из секретарей посольства, причем ему было
предоставлено право свободно заниматься научными исследова¬
ниями. Первые попытки в Китае, однако, показали, что путе¬
шествие внутрь этой страны, объятой тогда восстанием тайпин-
гов, было невозможно, и Рихтгофен обратил свое внимание на
Яву, затем на Филиппины и Индокитай, где ознакомился с вул¬
канами и сделал много других ценных наблюдений. Он открыл
здесь Нуммулитовую формацию, аналогичную европейской,
уяснил себе отличия выветривания и действие растительности
на горные породы под тропиками, признал в латеритовой почве
продукт выветривания различных пород и получил более на¬
глядное понятие о влиянии атмосферных агентов на преобра¬
зование ландшафта.
Пробыв в Южной и Юго-Восточной Азии около двух лет,
Рихтгофен отправился через Тихий океан в Америку и посвя¬
тил несколько лет изучению Калифорнии и Невады. Калифор¬
ния обращала на себя в то время общее внимание своим богат¬
ством металлами, золотом и серебром. Рихтгофен занялся ис¬
следованием знаменитой Комстокской [золотоносной] жилы
[Невады] и напечатал в 1865 г. в Сан-Франциско обстоятельную
работу о ее геологическом строении.
180
Только в 1868 г. он оставил Америку и направился в Шанхай,
чтобы предпринять оттуда путешествие по Китаю. В четыре
года, с 1868 по 1872, им было совершено семь путешествий
внутрь Срединной Империи184, причем он проник по Хуанхэ
(Желтой реке) до степей и пустынь Монголии, а в Маньчжурии
доходил до Мукдена и Гирина185. Им были произведены съемки
многих местностей и собраны важные данные относительно
строения горных и равнинных областей Китая, богатства его
каменноугольными залежами, распространения в нем лёсса
и т. д. За это же время он посетил Японию, где пробыл несколько
месяцев и где, так же как и в Китае, его интересовали не одни
геологические, но и экономические условия, о которых, по пред¬
ложению Шанхайской торговой палаты, им был составлен
обстоятельный доклад.
Вернувшись в 1873 г. в Германию, Рихтгофен поселился
в Берлине и принялся за составление своего классического
труда о Китае (,,СЫпа“). Труд этот потребовал ряда лет и на
издание его были отпущены средства прусским правительством.
В 1877 г. вышел первый том (т 4°) с общими данными, в 1882 г.
второй, посвященный Северному Китаю, в 1885 г. первая часть
атласа Северного Китая. Кроме массы новых данных по геогра¬
фии и геологии собственно Китая, классический труд этот заклю¬
чал в себе новые взгляды на образование лёсса, на значение
ветра как преобразующего земную поверхность агента, на
усдовия областей, лишенных стока, на вопрос о Лобноре и т. д.
Третий том, который должен был быть посвящен Южному Ки¬
таю, так и не появился, отчасти, по-видимому, потому, что
Рихтгофен не считал свои сведения по этой области достаточ¬
ными, а отчасти, может быть, и вследствие того, что другие
занятия и работы отвлекли со временем автора от так долго
занимавшего его труда186.
Первые годы по возвращении из Китая Рихтгофен весь
отдался работе по обработке собранных им данных, но затем
он стал искать кафедры, и в 1875 г. занял кафедру географии
в Боннском университете. Как лектор он, впрочем, не отличался
особым красноречием и оценить его руководительство могли
только такие слушатели, которых не пугала некоторая сухость
изложения и которые способны были усваивать более сложные
детали.
В 1883 г. Рихтгофен перешел в Лейпцигский университет,
а в 1886 г. в Берлинский, также на кафедру географии, кото¬
рую и занимал до самой смерти. В 80-х годах им было издано
прекрасное руководство для путешественников-исследователей
„РйЬгег !йг РогхЬип§5ге15епс1е“*, заключающее в себе массу
ценных указаний для геолога и географа и вышедшее затем
вторым изданием. В последние годы он снова обратился к изу¬
* „Путеводитель для полевых исследователей— Ред.
131
чению Восточной Азии и, пользуясь накопившейся литерату¬
рой, написал ряд ценных этюдов по геологическому строению
Индокитая, Филиппин, Японии, Восточного Китая (этюды эти
вышли в трудах Берлинской академии наук). Много интересо¬
вал также Рихтгофена вопрос о южнополярных странах, и его
влиянию в значительной степени обязана своим осуществлением
германская экспедиция в антарктическую область, снаряжен¬
ная под управленим его ученика, проф. Дригальского187. В по¬
следние дни он был занят составлением речи „О значении южно¬
полярных экспедиций и в особенности немецкой экспедиции“.
Большая часть этой речи уже была написана, как последовал
роковой удар, и маститый ученый найден был в кресле за пись¬
менным столом в бессознательном состоянии, в котором он
и оставался еще почти два дня, не приходя в себя.
Рихтгофену обязан, между прочим, Берлинский университет
учреждением института для познания моря (1п$Ши1 йг Меегез-
кипбе). Здесь и в Географическом институте собирались вокруг
него молодые ученые, находившие у него задушевный прием
и обстоятельное руководство в своих занятиях. В течение многих
лет Рихтгофен состоял президентом Берлинского географического
общества (ОезеИзсЬаИ Шг Егбкипбе) и членом Берлинской ака¬
демии наук. В 1899 г. под его председательством собрался в
Берлине Международный географический конгресс, оказав¬
шийся одним из наиболее удачных по организации и богатых по
докладам188.
Как ученый и профессор Рихтгофен представлял из себя
замечательный и оригинальный тип. По словам Ф. Лампе („<Зео§г.
Ап2е1§ег“, 1905, XI), это был вполне аутодидакт, самоучка.
Оставивший после себя большую школу, он сам не испытал
на себе влияния никакой школы. Ни в Бреславле, ни в Берлине
он не стоял близко ни к одному профессору. Ни профессора
геологи, ни К. Риттер189, лекции которого он также слушал,
не могли дать направления его первым научным работам. Как
в Тироль и Карпаты, так и в Восточную Азию и Калифорнию
он отправился по собственному почину, и всегда кончал тем,
что выносил наблюдения, которые оказывались новыми и поучи¬
тельными. При этом он не придавал значения тому, как соби¬
рались им наблюдения и что ему приходилось лично испыты¬
вать и переживать. Для него представляли важность только
выводы; в его большом сочинении о Китае, при описании раз¬
личных путей, он нигде не упоминает о себе, о своих затрудне¬
ниях и испытаниях, хотя ему приходилось идти иногда по путям,
не известным для европейца, а бороться, несомненно, со мно¬
гими трудностями и препятствиями. Но обо всем этом он не
обмолвился ни словом, считая, что только добытые общие ре¬
зультаты могут интересовать читателя. Только в одном своем
труде он выступил популяризатором; это именно в книге „Шань¬
дун и Киау-Чоу“ (Берлин, 1898), но побудительным мотивом
182
здесь было, очевидно, желание содействовать правительству
в привлечении общественного внимания к немецкой колонии
Дальнего Востока190.
Вообще же он никогда не писал ничего о своих непосредствен¬
ных впечатлениях как путешественника и выбирал из своих
записных книжек только то, что представляло более общее
значение, причем не заботился об общедоступности и изяще¬
стве изложения, а только о верности передачи в сжатой форме
развития своей мысли.
Высокого роста, внушительного строгого вида, всегда ис¬
полненный достоинства, замкнутый в себе, казавшийся непри¬
ступным, Рихтгофен, умел, однако, привлекать людей, искавших
знания, и внушать им уважение и любовь к себе. „Ис¬
кусный в наблюдении деталей, он никогда, однако, не по¬
гружался в них и стремился к широте взглядов и к общим вы¬
водам... Глубокий знаток геоморфологии Восточной Азии, он
обладал обширными сведениями и по общему землеведению,
по страноведению и по истории землеведения и картографии...“191
Работающие ученики находили у него всегда надлежащий совет
и деятельную поддержку, хотя, по его собственному признанию,
он не обладал сознательным искусством преподавания. Научный
авторитет его стоял высоко, и к его советам и указаниям обра¬
щались неоднократно по многим вопросам как ученые-коллеги,
так и германское правительство192.
„Землеведение", 1905, т XII, кн. III—IV,
стр. 159—164
ДЖОН МЁРРЕЙ
16 марта (нового стиля) 1914 г. погиб в Шотландии от не¬
счастного случая с автомобилем знаменитый океановед, имя
которого неразрывно связано с историей исследования морских
глубин, сэр Джон Мёррей (51г ЛоЬп Миггау). Покойный родился
3 марта 1841 г., умер, следовательно, в почтенном возрасте
73 лет, тем не менее он был настолько еще бодр и крепок, на¬
столько работоспособен, что от него можно было ожидать даль¬
нейших ценных вкладов в дело познания водных бассейнов*.
Происходя из шотландского рода, он увидал свет, однако,
в Канаде, где и получил начальное и среднее образование,
но затем с 17 лет он продолжал его в Эдинбургском универси¬
тете, где занялся изучением естественных наук под руководст¬
вом профессоров Бальфура, Тэта, Ольмана, Кельвина, Брауна.
* В последние годы своей жизни он проектировал глубоководные ис¬
следования в некоторых озерах Канады и мечтал даже о новой кругосветной
глубоководной экспедиции.
184
Располагая некоторыми средствами, он продолжал свои научные
занятия и по окончании университета, причем особенно инте¬
ресовали его море и морские организмы. В 1868 г. он совершил
на китоловном судне поездку в Ледовитый океан и на Шпиц¬
берген, но особенно привлекли его исследования морских глу¬
бин, произведенные Уайвиллем Томсоном и Карпентером в
1868—1870 гг. на английских судах „и§Мпт§“ (,,Молния“)
и „Рогсирте“ („Дикобраз“). Любопытные результаты, добы¬
тые этими исследованиями193, побудили авторов их и других
ученых ходатайствовать перед английским правительством о
снаряжении на средства казны большой кругосветной экспе¬
диции для изучения океанов. Ходатайство это увенчалось ус¬
пехом, и правительством были отпущены средства на экспеди¬
цию и предоставлен фрегат „СЬа11еп§ег“*, надлежащим образом
приспособленный для научных исследований. Во главе научного
штаба экспедиции был поставлен сэр Томсон, незадолго до того
назначенный профессором Эдинбургского университета; им,
со своей стороны, были приглашены многие натуралисты, в том
числе и Джоц Мёррей. Это последнее обстоятельство, как мы
увидим далее, значительно способствовало успешности достиг¬
нутых экспедицией результатов и в то же время окончательно
определило научную карьеру Д. Мёррея.
Экспедиция „Челенджера“ продолжалась около 3 1/2лет
(с конца 1872 по май 1876 г.) и составила эпоху в деле иссле¬
дования океанов. Ею пройдено было до 69 ООО морских миль,
и она положила первые солидные основы познанию океанских
глубин, рельефа морского дна, глубоководных отложений,
физики и химии морской воды, глубоководных организмов —
путем исследований на 354 глубоководных станциях. Собран
был громадный материал, для обработки которого было учреж¬
дено по возвращении экспедиции особое бюро, под председа¬
тельством сэра Томсона, на особые, отпущенные парламентом
средства. Но в 1882 г. Томсон умер, и дело руководства изда¬
нием трудов экспедиции перешло к Д. Мёррею.
К обработке наблюдений и коллекций были привлечены
76 ученых и постепенно стали выходить громадные тома т
4° с массой иллюстраций. В 1889 г. правительство отказало
в дальнейших субсидиях, но Мёррей ходатайствовал, хлопотал,
прибегнул, наконец, к возбуждению общественного мнения
путем печати, и его старания оказались небезуспешны. Отпущено
было на издание еще по 1600 фунтов стерлингов в год на 6 лет
на условии, чтобы оно было закончено. Но и этих сумм оказалось
недостаточно, и Мёррею пришлось употребить на это дело собст¬
венные средства в размере нескольких десятков тысяч рублей.
Значительность затрат не будет удивительной, если принять во
* „СЬа11еп§ег“ значит „вызыватель“, т. е. предлагающий помериться с
собой.
185
внимание, что труды экспедиции „Челенджера“ заняли 50 тол¬
стейших томов ш 4° и иллюстрированы множеством таблиц,
карт и рисунков в тексте. Сам Мёррей принял деятельное участие
в составлении томов, посвященных общему обзору и сводке ре¬
зультатов экспедиции, в особенности же тома, излагающего
результаты изучения, вместе с покойным женевским профес¬
сором Ренаром, глубоководных отложений. Можно сказать,
однако, что все тома обязаны были своим появлением Мёррею,
так как его трудами и заботами были не только сохранены и рас¬
сортированы собранные коллекции, но и привлечены к описанию
их лучшие специалисты, а затем были исполнены таблицы,
рисунки и осуществлено все дело издания, законченного в 1895 г.
В Эдинбурге на средства Мёррея был основан океанографический
музей, а в окрестностях города на берегу моря — океаногра¬
фическая лаборатория, которую посещали многие ученые и
молодые исследователи для занятий по океанографии.
После экспедиции „Челенджера“ Мёррей принимал участие
в изучении морей, окружающих Шотландию, был одним из уч¬
редителей морской лаборатории в Мильпорте на Клайде и метео¬
рологической на вершине Бен-Невиса, состоял много лет уче¬
ным членом шотландского управления рыбных промыслов и
постоянным членом международных конгрессов по изучению
морей, организовал вместе с Пёлларом детальное изучение всех
шотландских озер, результаты которого были изданы Королев¬
ским лондонским обществом в шести томах с множеством карт;
был президентом Эдинбургского географического общества,
наконец, четыре года тому назад, на его средства и при его лич¬
ном участии, была совершена в течение четырех месяцев океано¬
графическая экспедиция в северной половине Атлантического
океана. Для осуществления этого плавания Мёррей вошел
в соглашение с норвежским правительством, которое предо¬
ставило для данной цели специально приспособленное судно
„Михайль Сарс“194 с его экипажем и штабом ученых, на условии
оплаты стоимости плавания и предоставления добытых кол¬
лекций Бергенскому музею. Одним из результатов этой экспе¬
диции явился труд (на английском языке) „Глубины океана “,
составленный Мёрреем и директором норвежских рыбных про¬
мыслов д-ром Хьертом (81г Л. Миггау апб Эг. Л. Нюг! „ТЬе
Оер1Ьз о! 1Ье Осеап“, Ь., 1912), в котором дан общий обзор
современных сведений о морских глубинах и изложены под¬
робные данные о Северном Атлантическом океане.
Обладая уже достаточными средствами по наследству, Мёррей
-имел возможность значительно увеличить их в зрелые годы
благодаря следующему обстоятельству. Во время своих океани¬
ческих плаваний он обратил внимание на один обособленный
вулканический остров, находящийся в Индийском океане к югу
от Явы и Суматры и носящий название острова Рождества
Христова (СЬп51таз Ыапб). Лет тридцать тому назад Мёррей
186
убедил английское правительство присоединить этот островок,
никогда не служивший, по-видимому, местом обитания человека,
к британским владениям.
Вместе с тем он организовал на свой счет экспедицию из
нескольких натуралистов для исследования этого острова,
и наблюдения их установили, что почва острова, служившего
в течение длинного ряда лет убежищем для птиц, богата фос¬
фатами. Тогда Мёррей выхлопотал себе концессию для разра¬
ботки этих фосфатов и образовал компанию для их эксплуа¬
тации, финансовые результаты которой оказались блестящими
и принесли Мёррею крупное состояние. Эти средства позволили
Мёррею оказывать щедрую поддержку интересовавшим его
научным предприятиям, а также и многим начинающим молодым
ученым. Между прочим, он очень сочувствовал исследованиям
южнополярной области и был одним из крупных вкладчиков
в фонд национальной антарктической экспедиции погибшего
Скотта.
Имя Д. Мёррея пользовалось широкой известностью в ученых
кругах, и его научные заслуги вызвали награждение его мно¬
гими орденами, медалями, званием доктора нескольких универ¬
ситетов и почетного члена многих академий и ученых обществ.
Между прочим, он состоял с 1897 г. членом-корреспондентом
[Петербургской] императорской академии наук. Москву он
посетил весной 1908 г. на пути через Сибирь в Восточную и
Южную Азию и на остров Рождества.
Интерес к науке соединялся у Мёррея с живым интере¬
сом к туризму и спорту. Он много путешествовал, был деятель¬
ным членом яхт-клуба, имел собственную морскую яхту, . был
ранее ревностным велосипедистом, затем автомобилистом. От
автомобиля он и погиб, но не по своей вине. Он ехал на авто¬
мобиле из Глазго в свое имение, находящееся близ Эдинбурга
и названное им СЬа11еп§ег Ьос1§е. В автомобиле находились сам
Мёррей, его дочь Рода и шофер; управляла мисс Мёррей. До¬
ехав до Кирклистона, мисс Мёррей, не желая ехать через Эдин¬
бург, повернула для сокращения пути на узкую дорогу в Гран-
тон. Но здесь с механизмом что-то случилось, автомобиль свернул
в сторону, наехал на скамью у забора и перевернулся. Сэр Мёр¬
рей был выброшен и убит моментально, дочь его сильно ушиблась
и потеряла сознание, шофер отделался сравнительно легко.
Мисс Мёррей потом пришла в себя, и, по-видимому, ее жизни
не угрожает опасность, но старик Мёррей окончил свое сущест¬
вование, к общему сожалению всех его знавших.
„Землеведение11, 1914, т. XXI, кн. I—//,
стр. 156—159
Э. Б. Т Л Й Л О Р
В декабре прошлого, 1916 г. (2 января 1917 г. нового стиля),
в небольшом городке Англии, Веллингтоне, скончался зна¬
менитый этнолог Эдуард Вернет Тайлор (Еб^агб ВигпеИ Ту1ог),
с именем которого связана целая эпоха в истории науки о че¬
ловеке за последние сорок лет XIX в. Выступив в печати не¬
сколькими годами позже Ч. Дарвина, Тайлор явился подобным
же инициатором в области этнологии, как тот в сфере биологии;
им были приложены к изучению примитивных и древнейших
стадий культуры та же идея эволюции и подобные же приемы
сравнительного анализа этнографических явлений, какие ока¬
зались столь плодотворными в применении к изучению орга¬
нических .форм с эволюционной точки зрения.
Нельзя, конечно, утверждать, чтобы Тайлор был первым,
выступившим с идеей эволюции в применении к истории че¬
ловеческой цивилизации. Идея эта высказывалась уже древ¬
ними, тем более мыслителями XVIII в. — Гогэ, Фонтенеллем,
188
Де-Броссом, Гердером и др. В XIX в. она была проводима
Клеммом в его „Всеобщей истории человечества затем Вайцем,
Бастианом, Андрэ, Леббоком и др. Заслуга Тайлора в том, что
он внес в изучение первобытной культуры метод более деталь¬
ного сравнительного анализа, старался определить точнее яв¬
ления прогресса и регресса, традиции и заимствования, остано¬
вок в развитии и „пережитков “ (зигу1уа1з, соответствующих
регрессивным или зачаточным органам в биоморфологии)
и т. д. Пользуясь массой этнографических известий из разных
эпох и о разных народах, он стремился свести их в определен¬
ную систему, вывести из них известные законы, наметить линию
эволюции в ее последовательном осложнении от наиболее при¬
митивных стадий и форм.
Сознавая, что полное уяснение истории человеческой куль¬
туры, особенно на ее примитивных и варварских стадиях, яв¬
ляется недостижимым при современном состоянии имеющихся
знаний, Тайлор ограничился только отдельными вопросами,
касающимися языка и письма, некоторых обрядов и обычаев,
примитивной логики и фантазии, мифов и религии, и путем раз¬
бора этих этнических явлений пытался выяснить полнее и
нагляднее формулированную им идею эволюции. Зачатки сов¬
ременной культуры, доказывал он, следует искать в отдаленном
прошлом, и чтобы определить шире и глубже ее основы, надо
спуститься до стадии первобытных дикарей, с которой началось
развитие человеческой мысли и которая проявляет себя иногда
еще и теперь, у цивилизованных народов, разными „пережит¬
ками “, унаследованными от отдаленных предков.
Время главной научно-литературной производительности Тай¬
лора относится к 1865—1881 гг. Ранее происходила подготовка
к научной работе, позже, с 1884 по 1908 г., преимущественно
лекторская деятельность — в качестве сперва (1884—1895) пре¬
подавателя, затем (1895—1908) профессора Оксфордского уни¬
верситета, а также (1889—1891) университета Эбердинского
(Иглу. о! АЬегбееп, ОШогб Ьес1игезЫр), публичного лектора
в Коуа1 1пзШи11оп и т. д. Правда, и в эти годы делались Тайло-
ром сообщения в Лондонском антропологическом институте
и других обществах, помещались статьи и заметки в разных
журналах, переиздавались прежние его сочинения, но нового
за это время им было внесено в науку мало; вообще можно ска¬
зать, что производительность Тайлора закончилась в 1890-х
годах, а всякая научная деятельность в 1908 г. Последние же
семь лет его жизни (в возрасте свыше 77 лет) были существова¬
нием „в сумерках“, как выразился один из его биографов, т. е.
в полусознательном состоянии (по-видимому, от паралича);
умер он 84 лет.
Тайлор представляет собой один из примеров высокоталантли¬
вого самоучки. Он не получил высшего образования, не был
в университете, и, тем не менее, университеты подносили ему
189
ученые степени и приглашали его на кафедру, ученые общества
(в том числе и королевское — Коуа1 5оае1у) избирали его
в свои члены, другие (как Антропологический институт, Ан¬
тропологическая секция Британской ассоциации) — своим пред¬
седателем, а главные сочинения его выдержали по нескольку
изданий и были переведены на другие языки. Родился Тай лор
2 октября нового стиля 1832 г. в Кэмберуэлле (СатЬепуеИ)
и получил образование в средней школе (Огоуе Ноизе 5сЬо11,
ТоНепЬат). Происходил он из состоятельной семьи, и ему пред¬
стояло вступить в торгово-промышленное дело его отца, но
состояние его здоровья потребовало отсрочки и временного
удаления в более теплые и солнечные страны, где он и пробыл
несколько лет. В 1856 г., находясь в Гаване (на острове Кубе)
он встретился и познакомился там с известным любителем архео¬
логии и этнографии, Кристи (Непгу СЬпз{у), вместе с которым
и отправился в путешествие по Мексике. Эта встреча с Кристи
имела несомненно важное влияние на развитие и направление
научно-литературной деятельности Тайлора.
Кристи был состоятельный человек, член одного банкирского
дома, и мог употреблять значительные средства на любимые
свои занятия — путешествия, коллекционирование и раскопки.
Своими сведениями по старой и новой Мексике и своим собира¬
нием этнографических и археологических предметов в этой
стране он оказался весьма полезен Тайлору при их совместном
путешествии и, возможно, что без содействия Кристи не появи¬
лось бы и первое сочинение Тайлора „Анахуак, или Мексика
и мексиканцьГ („АпаЬиас, от Мехюо апс! 1Ье Мехюапз", 1861).
Но Кристи оказал, надо думать, более широкое влияние на
дальнейшее направление занятий Тайлора. Он интересовался
вообще этнографией, собирал коллекции по дикарям195, увлекался
археологией и в начале 1860-х годов занялся совместно с па¬
рижским профессором, палеонтологом Лартэ (Ьаг1е1), обширными
раскопками во французских пещерах, именно на юге Франции,
в Перигоре, и в департаменте Дордони, в долине р. Везера.
Раскопки эти, произведенные на средства Кристи (затра¬
тившего на то более 100 тысяч франков), дали новые и ценные
материалы для познания древнейшего каменного века в Запад¬
ной Европе — обстановки, в которой жил палеолитический
человек (окружавшей его фауны, определяемой по остаткам уби¬
вавшихся и съедавшихся им животных), каменных и костяных
инструментов и оружия', которые он себе изготовлял, и его
способности к искусству, выразившейся в резьбе (гравюрах
и рельефах) по кости и оленьему рогу*. Предметы, добытые
* Результаты раскопок Лартэ и Кристи были изложены во многих стать¬
ях и книгах, особенно в „Сауегпез бе Реп^огс1“, Р., 1864 и в „РеНцшае АчШ-
1атсае“, 2 уу., 4° с массою рисунков, изд. в 1875 г. после смерти Лартэ
и Кристи по оставленному ими тексту и рисункам Руперта Джонса (Ри-
рег! Лопез).
190
из этих раскопок, обогатили как Парижский,~так и Британский
музеи, но при жизни Кристи значительная часть их входила
в состав собственного его музея, заключавшего в себе для срав¬
нения также изделия эскимосов, американских индейцев, ав¬
стралийцев и других „дикарей Тайлор широко пользовался
как этнографическими сведениями Кристи, так и собранными
им коллекциями.
Заканчивая предисловие к своим „Исследованиям о древней¬
шей истории человечества и развитие цивилизации" („КезеагсЬез
т1о 1Ье Еаг1у Н1з1огу о! Мапктб апб 1Ье Пеуе1ортеп1 о! СтН-
гаНоп", 1865), он упоминает о лицах, которым был он наиболее обя¬
зан при составлении своего труда, и на первое место ставит
Кристи ... „Мой друг Непгу СЬг1з1у в течение ряда лет не
только помогал мне своими обширными этнографическими све¬
дениями, но дал мне также возможность ознакомиться с изде¬
лиями низших рас по тщательно подобранным образцам его
громадного собрания".
Но Тайлор учился не только у Кристи. По возвращении из
путешествия в Мексику он посвятил 8—9 лет (1857—1865) под¬
готовке к своим этнологическим трудам, причем его женитьба
(в 1858 г.) на мисс Анне Фокс не только не отвлекла его от излю¬
бленных занятий, но обеспечила ему спокойную жизнь свобод¬
ного ученого-мыслителя.
Из трудов его видно, что он усвоил себе обширное зна¬
комство с этнографической литературой, не только английской,
но также немецкой, французской, итальянской, испанской, сво¬
бодно пользовался классическими (греческими и латинскими)
авторами, читал по-еврейски, имел вообще солидные филоло¬
гические сведения. Он упоминает, что многим обязан лингвисту
Потту в Галле и философу-психологу Лазарусу в Берне (зани¬
мавшемуся специально „психологией народов" — „УбШегрзусЬо-
1о§1е"). В целях более обстоятельного изучения языка жестов
он пользовался указаниями директора института для глухоне¬
мых, д-ра Скотта в Эксетере, а для более широкого знакомства
с данными народоведения и доисторической археологии им были
осмотрены многие этнографические и археологические музеи
не только Англии, но и континентальной Европы.
Вышедшие в 1865 г. „Исследования по древнейшей истории
человечества и развитие цивилизации" представляют собой ряд
этюдов о разных культурных стадиях и явлениях. За „Введе¬
нием" следуют две главы, посвященные „языку жестоводна—
„языку жествов и языку слов44, одна — „изобразительному и
фонетическому письму". Следующие главы носят названия:
„Образы и имена44, „Развитие и падение культуры", „Каменный
век в прошлом и настоящем", „Огонь, варка пищи и посуда",
„Некоторые замечательные обычаи", „Исторические предания
и мифы наблюдения", „Географическое распределение мифов"
и „Заключительные примечания". Несколько десятков простень¬
191
ких рисунков иллюстрируют некоторые из перечисленных глав.
„Заключительные примечания“ подводят итоги сопоставленным
фактам и соображениям.
Одним из результатов Тайлор выставил тот, что „великие
различия в цивилизации и в духовном состоянии человеческих
рас зависят скорее от различия в развитии, чем в происхожде¬
нии, представляют скорее разницы по степени, чем по качест¬
ву", другими словами, человечество выказывает во всех своих
племенах и народах „духовное однообразие“, однородность
духовных проявлений, и мы встречаем сходные стадии развития
искусств и знаний, сходные изделия, взгляды, обычаи у самых
несходных между собой народов. Другим выводом Тайлора
было положение, что история человечества вообще была исто¬
рией прогресса, хотя кое-где, в известные эпохи, при неблаго¬
приятных условиях могли быть и местные явления регресса
и вырождения. Поступательное, в общем, движение культуры
вызывает вопрос, чем оно определялось, почему в известной
области у известного народа появлялась некоторая лучшая
сноровка, более совершенное знание или искусство, чем у
других.
Тут могли быть три возможности: самостоятельное откры¬
тие, унаследование от прадедов, живших в другой, отдаленной
стране, или передача от одного народа другому. Какая из этих
трех врзможностей имела место в каждом отдельном случае,
решить часто трудно, но Тайлор сопоставляет ряд известий,
показывающих, что в некоторых случаях наиболее вероятно
отдельное, самостоятельное открытие или изобретение в разных
областях, в других — занесение из иной страны, а в третьих —
несомненно заимствование, обычно у народа более культурного.
Такое заимствование очевидно, например, по отношению к из¬
вестным широко распространенным мифам и к некоторым ори¬
гинальным или курьезным обычаям.
Приводят ли такие заимствования в конце концов к одному
источнику, в котором получила начало цивилизация всего
мира, — на этот вопрос можно ответить скорее допущением
теоретической тому возможности, чем выводом из фактов. Про¬
слеживая явления культуры взад от современной эпохи, мы
приходим к стадии дикарей, еще кое-где сохранившихся и те¬
перь, и к стадии людей палеолитического века, довольствовав¬
шихся грубо оббитыми орудиями из кремня. Некоторые из пле¬
мен дикарей поднялись до стадии варваров, другие усвоили
себе еще более высокую культуру, которая выразилась не в одном
только улучшении быта, житейской техники, комфорта, но
и в изменении характера мышления и форм логического за¬
ключения.
Мышление дикаря допускает смешение субъективного
с объективным, действительности с воображением, причин и
следствий, названий и предметов. Едва ли было в истории чело¬
192
вечества, думает Тайлор, движение более значительное, чем это
изменение понятий об отношениях между тем, что возникает
в уме, и тем, что вне его; оно оказало мощное влияние на этику
и религию, на весь ход знаний и искусств. Его можно сравнить
с тем изменением в умственной жизни отдельного человека,
которое сопровождает переход от детства к юности.
„Исследования “ Тайлора, вскоре по их выходе в оригинале,
были переведены Г. Мюллером по-немецки и изданы в Лейп¬
циге („Рог5сЬип§еп йЬег сПе Иг^езсЫсМе бег МепзсЬЬеН ипб сНе
Еп1шск1ип§ бег СлуШзаБоп")*, а в 1868 г. вышел в Москве
и русский перевод, под измененным заглавием: „Доисторический
быт человечества и начало цивилизации". Перевод был сделан
Е. Г. Балицким под редакцией профессора Московского уни¬
верситета (по кафедре финанс. права) Ф. Б. Мильгаузена. К со¬
жалению, переводчик был, очевидно, мало знаком с предметом,
а редакция проф. Мильгаузена оставалась, по-видимому, но¬
минальной, вследствие чего перевод оказался неудачным, с не¬
правильной передачей многих фраз и технических терминов,
не говоря уже о множестве опечаток. Английский оригинал
выдержал три издания: второе последовало в 1870 г., а третье,
исправленное, в 1878 г.; в этом же году вышло и американское
издание.
Выпустив „Исследования", Тайлор продолжал работать в об¬
ласти культуры дикарей и в 1866—1870 гг. им были сделаны
сообщения и напечатаны статьи на темы: „О происхождении
языка", „Религия дикарей", „О явлениях цивилизации, сво¬
димых к их зачаткам у дикарей", „О следах древнейшего умст¬
венного состояния у человека", „Быт доисторических рас, как
он выясняется из наблюдений над современными малокуль¬
турными народами", „О пережитках мысли дикарей в совре¬
менной цивилизации", „Философия религии у низших рас
человечества" и др.**. В статье,, Религия дикарег" („Рог1Ь. Кеу.
Ап§.“, 1866) им была впервые высказана мысль, что „теория,
придающая явлениям природы личную жизнь, может быть-
названа анимизмом", а в лекции о пережитках (зиг-
У1уа1з), прочитанной в Коуа1 1пзШиИоп, был сделан первый
опыт более обстоятельного разбора относящихся сюда явлений.
Все эти этюды получили более обстоятельную обработку и были
дополнены другими в большом сочинении, явившемся главным
делом жизни Тайлора и озаглавленном: „Первобытная культура:
исследования о развитии мифологии, философии, религии,
искусств и обычаев" (2 т., 8°, 1871, X + 453 и УШ + 426 стр.).
* „Исследования о древней истории человечества и развитии цивилиза¬
ции". — Ред.
** Мы не упоминаем о многих критических статьях Тайлора по поводу
различных новых произведений в области лингвистики, доисторической
археологии, этнографии, социологии, об его статьях в „Епсус1оресНа Вгйап-
гпса" и многих других.
13—39
193
Сочинение это составило крупный вклад в историю первобыт¬
ной культуры и сделало имя его автора знаменитым в науке
и широко известным не только между этнологами и ис¬
ториками, но и вообще в образованном обществе Европы и Аме¬
рики.
Составляя продолжение и дальнейшее развитие тех идей, ко¬
торые были уже высказаны в „Исследованиях “, Тайлор распро¬
страняет их в новом сочинении на другие группы явлений и
сводит массу собранных им данных в определенную систему,
стараясь подкрепить свои взгляды и выводы возможно боль¬
шим числом убедительных доказательств.
Эпиграфом к своему труду Тайлор взял мысль Де Бросса
(Эе Вгоззез): „Человека следует изучать не в возможностях,
а в самом человеке; дело заключается не в том, чтобы высказы¬
вать догадки, что он мог или должен был делать, а присмотреть¬
ся к тому, что он делает („Се п’ез! раз бапз 1ез ро5з1ЪШ1ёз, с’ез!
бапз ГЬотше шёше ^и'^\ !аи1 ё!исНег ГЬотте; П пе з’а§Ц раз
бЧта§тег се яи’П аигаЦ ри ои бй Га1ге, ша1з бе ге§агбег се ^и’^1
1аЧ“). В своем предисловии автор указывает на связь своего
нового сочинения с прежним („Исследования “) и на то, что оно
было подготовлено (как мы это уже заметили выше) рядом
этюдов, в которых те же мысли были высказаны более кратко
и менее убедительно.
Из трудов ученых, которыми автор наиболее пользовался
в своем сочинении, он указывает на два: „Человек в истории“,
Бастиана (В а з И а п. Бег МепзсЬ т бег ОезсЫсМе, 1860, 3 т.)
и „Антропологию первобытных народов “ Вайца (\У а 1 1 г.
Ап1горо1о§1е бег Ыа1игуб1кег, Вб. I—III, 1860—1866, 1ог1§езеШ
уоп <3ег1апб, Вб. IV—VI). В 1-й главе автор дает определение
науки о культуре, а во 2-й рассматривает различные взгляды
на развитие цивилизации, отдавая предпочтение теории про¬
гресса. 3-я и 4-я главы посвящены „переживанию в культуре",
5-я и 6-я — „эмоциональному и подражательному языку",
7-я — „искусству счета". Далее следуют главы, трактующие
о мифологии и религии; первая рассматривается в трех главах,
а религии посвящен весь второй том. Семь глав здесь носят
заголовок „анимизм", хотя в последних из них автор переходит
от более простых верований в духов и в душу к более сложным
концепциям политеизма, дуализма и монотеизма. 18-я глава
посвящена „обрядам и церемониям", а 19-я представляет „заклю¬
чение", сравнительно краткое, в котором автор останавливается
особенно на практических результатах изучения первобытной
культуры и доказывает, что изучение это, выясняя развитие
цивилизации, должно, Ео 1рзо*, способствовать прогрессу,
содействовать устранению препятствий к нему и являться наукой
реформы по преимуществу.
* Ео 1рзо —- тем самым. — Ред.
194
„Первобытная культура“ выдвинула Тайлора в ряд первых
авторитетов его науки, той, которую некоторые ученые (Макс
Мюллер и др.) стали даже называть „наукой Тайлора“. Через
два года (в 1873 г.) потребовалось новое издание того же сочи¬
нения, а в 1874 г. вышло первое американское его издание. Зна¬
чение этого труда было настолько прочно, что спрос на него не
упал и по прошествии 2Х)—30 лет после его выхода; в 1891 г.
появилось третье, исправленное издание, а в 1903 г. четвертое,
тоже с некоторыми добавлениями. Интересно предисловие ко
второму изданию, где автор, между прочим, касается роли Дар¬
вина и Герберта Спенсера в основании теории эволюции.„Многим
читателям, — говорит здесь Тайлор, — могло показаться стран¬
ным опущением, что в сочинении о цивилизации, настойчиво
проводящем теорию развития или эволюции, почти нигде не
упоминаются имена Дарвина и Герберта Спенсера, влияние
которых на весь ход современной мысли в этой области не может
не быть общепризнанным. Такое отсутствие особых на них ссылок
находит себе объяснение в самостоятельном плане настоящего
сочинения, почти не имеющего соприкосновения с предшество¬
вавшими ему произведениями этих передовых мыслителей“. Да¬
лее, в том же предисловии Тайлор повторяет свое оправдание,
сделанное им уже в предисловии к первому изданию, — в на¬
громождении массы примеров и доказательств, которые, утвер¬
ждает он, были необходимы ему для того, чтобы читатель мог
обсудить сам излагаемую перед ним теорию.
Классический труд Тайлора был переведен на несколько
языков. Первым вышел русский перевод, на следующий же год
после выхода оригинала (в 1872 г.). Издан он был Д. А. Короп-
чевским, которому русская журналистика обязана основа¬
нием (в 1870-х годах) хорошего научно-популярного журнала
„Знание44*. Перевод может быть назван в общем удовлетвори¬
тельным, с некоторыми лишь неточностями' в терминах.
Второе издание этого перевода, дополненное по третьему изда¬
нию оригинала, вышло под редакцией Д. А. Коропчевского
почти четверть века спустя, в 1896—1897 гг. (в издании О. Н. По¬
повой)196. В предисловии к этому изданию говорится о „глубо¬
ких следах44, оказанных книгой Тайлора на русскую науч¬
ную литературу и на всех, интересующихся у нас историей куль¬
туры.
Сочинение Тайлора „не только было замечено нашей научной
литературой, но и оставило в ней неизгладимый след. Воззрения
автора на „переживания44 в культуре, впервые выдвинутые им
с такою ясностью и убедительностью, были усвоены всеми, за¬
нимающимися и интересующимися историей культуры, и входят
* Д. А. Коропчевский был впоследствии доцентом Петроградского
университета и читал в нем курсы этнологии. Ему принадлежит ряд статей
и популярных брошюр по различным этнологическим вопросам.
13*
195
как необходимый элемент во все их суждения в этой области.
Такое же право гражданства в нашей литературе получили прие¬
мы и результаты исследований Тайлора в вопросах о происхож¬
дении мифических представлений, понятий о душе и духах и
религиозных обрядов и церемоний.
Взгляды и аргументы его настолько сделались общим достоя¬
нием русской науки, что приводятся и повторяются часто без
упоминания имени автора как неопровержимые, основные
научные положения. Эти очевидные, глубокие следы влияния
Тайлора и внимание, оказанное образованной публикой его книге,
позволяют с уверенностью предположить, что она послужила
могучим средством распространения интересами истории культуры,
выражающегося в обильной ныне литературе этого предмета...
Капитальный труд Тайлора выполнен с такою проницательностью
и широтою взгляда и с такою полнотою содержания, что период
в четверть века, протекший после первого появления его на анг¬
лийском языке, нисколько не затронул свежести и силы мыслей
автора... Сочинение Тайлора остается и для настоящего времени
столь же полным и новым источником для знакомства с наукой
о развитии культуры, каким оно было и двадцать пять лет тому
назад41.
Немецкое издание „Первобытной культуры44 вышло в пере¬
воде Шпенгеля и Поске, „при содействии автора44, в 1873 г. в
Лейпциге, под заглавием „Ше Ап1ап§е (ЗегСиИиг, Ш1егзис1шп§еп
йЬег сПе Еп1\У1ск1ип§ с1ег Му1Ьо1о§1е, РЬПозорЫе, КеП§юп,
Кипз! ипс! 5Ше“* и с предисловием переводчиков. Французское
издание появилось только в 1876 г. в переводе г-жи РаиПпе Вги-
пе1, под заглавием: „Ьа стПзаИоп рптШуе44.
Были еще два польских издания — 1896 и 1898 г.
В течение десяти лет по выходе первого издания „Перво¬
бытной культуры44 Тайлор занимался отчасти детальной обра¬
боткой некоторых специальных этнологических вопросов, отчасти
популяризацией (в публичных лекциях и статьях) своей теории
эволюции, отчасти, наконец, полемикой с Гербертом Спенсером,
Уоллесом, Пешелем и др. Из статей за это время следует особенно
указать: „Первобытное общество44 (две статьи в „Соп1етрогагу
Кеу1е\у44, 1873, были переведены по-русски и вышли в журнале
„Знание44, 1873), „Испытания (Огёеа1з) и клятвы44 (лекция в
Коуа1 1пзШи1:юп помещена в „РгосеесНп§544 этого учреждения и
в „МасшШап’з Ма§агте“, 1876); „Об игре Ра1о1П в древней
Мексике и об ее вероятном азиатском происхождении44 (,Доигп.
Ап1Ьг. 1п5Ши1е“, 1878); „Замечания о географическом распре¬
делении игр44 (там же, 1879); „История игр44 („Рог1Ь. Реу.44,
1879); „О происхождении плуга и колесной повозки44 (,Доигп.
Ап^Ьг. 1пз{.“, 1880). К 1881 г. относится выход более значитель¬
* „Первобытная культура, исследование о развитии мифологии, фило¬
софии, религии, искусства и быта". — Ред.
196
ного научно-популярного сочинения Тайлора, явившегося, вмес¬
те с тем, и первым кратким руководством по общей этнологии:
„Ап1Ьгоро1о§у: Ап ЫгобисИоп 1о 1Ье з1ис1у о! шапапб сь
уШхаИоп", Ь., 1881, ХУ+448 стр. („Антропология: Введение в
науку о человеке и цивилизации“). Сочинение это явилось как
нельзя более кстати.
Интерес к антропологии около этого времени стал распростра¬
няться шире, идея эволюции в применении к человеку и его куль¬
туре сделалась популярной, а между тем пособия к ознакомле¬
нию с новой наукой о человеке, которое бы при умеренном объе¬
ме и доступности было достаточно полным и обстоятельным,
нельзя было указать. По физической антропологии имелись,
правда, руководство Топинара, лекции Катрфажа, Гекели,Фох:
та, Брока, Флауэра, по древности человека и доисторической
археологии — сочинения Лайелла, Леббока, Эванса, но по ис¬
тории культуры и этнологии имевшиеся пособия были либо
слишком обширны (как сочинения Клемма, Вайца, Тайлора),
либо слишком специальны (труды Мэна, Моргана, Мак-Леннана
и др.).
„Антропология“ же Тайлора, доступная по изложению,
интересная по содержанию, иллюстрированная 78 рисунками, да¬
вала и краткое понятие о физической антропологии и палеоэтно¬
логии (на 113 страницах) и, в особенности о развитии перво¬
бытной культуры (328 стр.), причем в ряде глав были здесь рас¬
смотрены вопросы: о языке, письменности; развитии орудий,
оружия, утвари; стадиях быта (охоте, земледелии, скотоводстве);
эволюции форм жилища, одежды, украшений, средств передви¬
жения, добывания огня и пользования им, знакомства с металла¬
ми, торговли; искусств (поэзии, музыки, пляски, театральных
представлений, графических искусств, игр), знаний и счета; ре¬
лигиозных представлений и обрядов, истории и мифологии,
семьи и общества. Некоторые из этих глав могли считаться извле¬
чениями из предшествовавших, более обширных трудов того
же автора, но другие, особенно касающиеся эволюции инстру¬
ментов, оружия, утвари, одежды, жилищ и т. д., вообще так на¬
зываемой материальной культуры или житейской техники, были
оригинальными этюдами, набрасывавшими первые схемы раз¬
вития соответственных форм и категорий объектов.
Говоря „первые" схемы, мы разумеем первые в системати¬
ческом изложении учебного пособия или руководства; в сущности
же подобные схемы, для некоторых, по крайней мере, категорий
предметов быта, предлагались и ранее (например Клеммом), в
особенности же подробные изыскания об эволюции материальной
культуры были произведены Лэн Фоксом (Питт-Риверсом), ко¬
торому принадлежит также составление обширного эволюцион¬
ного культурного музея, переданного им впоследствии Оксфорд¬
скому университету и поступившего в 1880-х годах в заведование
Тайлора. Так как значение Лэн Фокса и его музея в обосновании
197
эволюционной теории было значительным, и несомненно, что его
статьи и коллекции оказали немаловажное влияние и на Тайло¬
ра, будет уместным сказать здесь несколько слов и об этом свое¬
образном деятеле в области изучения первобытной культуры.
Лэн Фокс был офицером английской армии и занимался око¬
ло половины прошлого столетия вопросами об улучшении качеств
огнестрельного оружия (винтовок). Прослеживая историю усо¬
вершенствования старого английского мушкета, он был поражен
постепенностью изменений, помощью которых усовершенствова¬
ние достигалось. Он убедился, что каждое заметное улучшение в
качествах не только целого оружия, но и в устройстве его от¬
дельных частей являлось результатом накопления последова¬
тельных, часто очень небольших изменений, каждое из которых
составляло, однако, несомненное усовершенствование по сравне¬
нию с непосредственно ему предшествовавшим. Подметив не¬
изменную правильность этого прогресса постепенной эволюции
в отношении к огнестрельному оружию, он был наведен на мысль,
что те же принципы должны, вероятно, господствовать и в раз¬
витии других ремесл, искусств и идей человечества. Для проверки
и иллюстрации этой мысли он обратился к изучению быта мало¬
культурных народов („дикарей“ и „варваров") и (с начала1850-х гг.)
стал собирать разные их изделия, орудия, оружие, утварь и т. п.
Будучи человеком состоятельным, он мог производить коллек¬
ционирование в широких размерах и в течение 15—20 лет собрал
громадные коллекции, составившие целый музей. Музей этот
отличался, однако, ото всех других, частных и общественных собра¬
ний того же рода тем, что он составлялся по известной системе
ввиду определенной цели не по странам, эпохам или народам, а
по категориям предметов, которые располагались по степени
осложнения и улучшения их форм, материала, качеств — от
самых простых и примитивных до более специализированных
и лучше выработанных, не доходя, впрочем, до высших стадий
их усовершенствования у высококультурных народов, так как
тогда каждая категория изделий могла бы потребовать для себя
особого музея. Лэн Фокс ограничился только менее культур¬
ными стадиями и народами, но зато в отношении к ним не жалел
средств на приобретение вариететов из разных стран, стараясь
подобрать возможно более полные серии переходных форм.
Прежде всего он приложил свой метод этнографического
собирания и изучения к „примитивному военному делу“, к эво¬
люции различных форм первобытного оружия (до древнейших
металлических включительно) и резюмировал свои изыскания в
этой области в нескольких лекциях, прочитанных им (с демон¬
страцией серий образцов) в 1867—1869 гг. в Коуа1 ИпПес! Зетсе
1пзШи1к)П*. В 1874 г. он решил выставить свои коллекции для
* Британский (королевский) объединенный государственный инсти
тут. — Ред.
198
обозрения публики в ВеШпа1 Огееп Мизе игл (отделении Кенсинг¬
тонского музея), где они и оставались в течение около восьми лет.
По случаю открытия своих коллекций для публики Лэн Фокс в
специальном собрании английского Антропологического инсти¬
тута сделал сообщение о принципах своей классификации, по¬
явившееся затем в „Журнале44 института за 1875 г. (кн. IV).
В качестве примера, иллюстрирующего избранный им метод,
Лэн Фокс сделал в том же году, в том же институте, сообщение
о древнейших способах судоходства (плавания по воде), которое
нашло себе место в том же журнале. В 1875 г. им была прочитана
в Коуа1 1пзШи1юп лекция на более общую тему — об эволюции
культуры; она была помещена в „РгосеесНп§5“ этого учреждения.
К открытию музея для публики владелец его составил также
„Каталог44, явившийся первой попыткой выяснения на сериях
подобранных предметов эволюции различных объектов материаль¬
ного быта. Каталог был иллюстрирован несколькими таблицами
рисунков, значительно уяснявших (несмотря на их эскизность
и схематичность) действительное или принимаемое (гипоте¬
тическое) развитие различных категорий изделий. К сожалению,
автор ограничился только первыми двумя частями каталога,
заключавшими в себе орудия и оружия; третья часть, в которую
предполагалось включить утварь, жилища, способы передви¬
жения (в моделях) и пр., не была опубликована (да, по-видимо¬
му, и не была составлена)*.
Тайлор, несомненно, изучал этюды Лэн Фокса и интересо¬
вался его музеем, который мог быть ему особенно полезен при
изложении эволюции различных орудий и инструментов в его
„Антропологии“. Он был и лично знаком с полковником Лэн
Фоксом, который, вероятно не без влияния Тайлора, решился
передать составленную им коллекцию на пользу науки и препода¬
вания Оксфордскому университету. Этому могло, впрочем, содей¬
ствовать и другое обстоятельство, именно получение Лэн Фок¬
сом в 1880 г. большого наследства от барона Риверса (богатые
имения в Вольтшире и Дорсетшире). В связи с этим наследством
последовало изменение фамилии наследователя (получившего к
этому времени чин генерала) из Лэн Фокс в Питт-Риверс. Сос¬
тоявшееся обогащение изменило несколько вкусы нового зем¬
левладельца, который занялся раскопками многочисленных кур¬
ганов и городищ у СгапЬогпе Спазе и опубликовал результат
этих раскопок в роскошно изданных четырех томах; добытые же
раскопками предметы дали материал для нового музея, устроен¬
* Пишущий эти строки мог обстоятельно ознакомиться с собраниями
Лэн Фокса в 1877 г., когда они были выставлены в Ве1Ьпа1 Огееп Мизеиш.
Для него они явились настоящим откровением, и он проводил многие часы
в изучении их при помощи „Каталога44. О своих впечатлениях от этого
музея он подробно писал в своих заграничных отчетах, которые были по¬
мещены затем в приложениях к „Протоколам комитета антропологической
выставки 1879 г.44 (в „Известиях Общества любителей естествознания44).
199
ного Питт-Риверсом в ЕагпЬат в Дорсетшире. Новый музей
облегчил богатому коллекционеру пожертвование его прежнего
собрания, так как дал ему возможность продолжать составление
коллекций, только в несколько ином роде. Им стали именно,
собираться серии всевозможной посуды, земледельческие ору¬
дия, подобрана была оригинальная коллекция замков и ключей
(о ней был им составлен специальный мемуар в 1883 г.), приобре¬
тена замечательная коллекция медных художественных изделий
негров из дворца владетеля Бенина (разграбленного англичанами
в 1880-х годах) и т. д.*. Как бы то ни было, в начале 1880-х годов
музей Питт-Риверса уже поступил в дар Оксфордскому универ¬
ситету, и Тайлор был приглашен к заведованию им и к чтению
при нем лекций по антропологии.
„Антропология“ Тайлора выдержала ряд изданий: в 1889 г.
вышло второе, в 1892 г. — третье, в 1894 г. — четвертое изда¬
ние. Она была переведена прежде всего по-русски (1882), затем
было выпущено немецкое издание („Еш1ейип§ т с!аз 51исИит с!ег
Ап1Ьгоро1о§1е ипс! СтПзаНоп44, аи1ог151ег1е Аиз^аЬе V. ЗШег!**,
1883), испанское (1887) и два польских, в Варшаве (1889 и 1202).
Русское издание (И. И. Билибина) вышло под заглавием: „Ан¬
тропология “ (Введение к изучению человека и цивилизации)
Эд. Б. Тайлора, в переводе „д-ра И. С. Ивина“. Этот „д-р Ивин“
был мифом — псевдонимом известного П. Л. Лаврова197, имя ко¬
торого играло в то время роль жупела и не могло появляться,
в русской печати.
Перевод предваряется предисловием за подписью „Редак-
тор“, вышедшим несомненно из-под пера Лаврова (25 стр.). В
нем даются краткие сведения о развитии антропологии, совре¬
менных ее задачах, ее содержании, методах, подразделениях,
отношениях к соседним наукам (социологии, истории, лингви¬
стике), наконец, указываются сочинения, способные играть роль
руководств или введений в науку; таких сочинений указано
три: Топинар, Антропология (по физической антропологии),
О. РезсЬе1, Уб1кегкипс1е (народоведение), 5-е изд., обраб. Кирх¬
гофом, 1881, и предлагаемая книга Тайлора, который, как выра¬
зился Лавров, „по своему развитию и по остроумию своих сбли¬
жений занимает одно из первых мест между писателями по ан-
тропологии“.
Общедоступное „Введение к изучению человека и цивилиза¬
ции “ явилось вместе с тем и руководством для слушателей
Тайлора, который был приглашен, как сказано, Оксфордским
университетом сперва в качестве лектора (геас!ег).В феврале 1883 г.
он прочитал там две пробные лекции по антропологии, в которых
дал понятие об эволюции в культуре и о явлениях заимствования
* Умер Питт-Риверс в начале 1900 г. в возрасте 73 лет.
** „Введение в изучение антропологии и цивилизация*. Авторизованное
издание Зиберта. — Ред.
200
и вырождения, а в заключение остановился на значении передан¬
ной университету коллекции Питт-Риверса. В 1884 г. он читал
уже в течение трех семестров: о развитии культуры вообще
(с остановкой особенно на древних орудиях из кремня), об изу¬
чении языка в антропологическом отношении и о развитии куль¬
туры у индейцев Северной Америки.
Следующие курсы продолжались из года в год, постоянно
разнообразясь и принимая то более элементарный характер, то
более специальный. Вот названия некоторых из них: „Челове¬
чество — его распределение, древность и древнейшее состояние",
„Человеческие расы; классификация по языку, цивилизации и
истории„Развитие искусств, как оно представлено в музее
Питт-Риверса„Развитие метательного оружия"; „Развитие сче¬
та, мер и весов“; „Социальные и религиозные системы"; „Разви¬
тие мифологии и магии"; „Развитие форм орнамента"; „Известия
греческих и латинских писателей, касающиеся антропологии";
„Расы и языки человечества"; „Арийцы"; „Развитие религий";
„Древнейшее развитие учреждений: семья и род; собственность;
уголовный закон; правительство"; „Элементарная антропология";
„Древнейшие стадии словесности и науки"; „Антропология соци¬
альных и политических учреждений" и др.
В 1895 г. Тайлор был утвержден профессором антропологии,
что, впрочем, не изменило характера его лекций, как то можно су¬
дить по следующим названиям его курсов в 1895—1907 гг.:
„Жизнь дикарей в ее отношении к высшим формам цивилиза¬
ции"; „Патриархальная и матриархальная системы семьи";
„Антропология социальных, моральных и религиозных учрежде¬
ний"; „Антропология древних культурных наций"; „Древние
стадии культуры: способы существования и защиты"; „Социаль¬
ные политические и религиозные учреждения древних циви¬
лизованных наций по сравнению с такими же у диких и варвар¬
ских народов"; „Доисторический человек" и др. Кроме Оксфорд¬
ского университета, Тайлор прочитал еще (в 1889/90 и 1890/91гг.)
два курса (каждый из 10 лекций ) по „Естественной религии"
в Эбердинском университете (ОШогб Ьес^гезЫр). Оба курса
имели различное содержание, и можно пожалеть, что они не
были своевременно обработаны и изданы; сохранились только
программы их, по которым можно судить об их содержательно¬
сти и интересе. Неоднократно выступал также Тайлор с сообще¬
ниями в Антропологическом институте, на съездах Британской
и Американской ассоциаций, в заседаниях разных конгрессов,
с публичными лекциями в Коуа1 1п$ШиЧоп и т. д.
Из печатных трудов, опубликованных за период времени
1881—1907 гг., заслуживают наиболее внимания: „Об одном
методе изучения развития учреждений, приложенном к законам
брака и происхождения" (*1оигп. Ап1Ьг. 1п§{., 1888, т. 18); метод
этот — статистического подсчета известий — не получил даль¬
нейшего распространения; „Крылатые фигуры на ассирийских и
201
других древних монументах" (Ргос. *1ос. ЕНЫ. АгсЬ., 1890, 12,
с таблицами); „Тасманийцы, как представители палеолитических
людей" ^оигп. АгйЬг. 1пз1., V. 23, 1893; мнение Тайлора не
подтвердилось впоследствии, так как было дознано, что тасма¬
нийцы знали и искусство шлифовки камня); „Заметки о тоте¬
мизме" Роигп. Ап1Ьг. 1пз1., V. 28, 1898) и др.
Деятельность Тайлора в Оксфордском университете была
тесно связана с пожертвованным университету музеем Питт-Ри¬
верса, в одной из зал которого происходило и чтение лекций
по антропологии. Ближайшим помощником Тайлора был хра¬
нитель музея Г. Бальфур (Непгу ВаИоиг), автор ряда обстоятель¬
ных этнологических работ*. Оба они, Тайлор и Бальфур, были
создателями антропологической (точнее — этнологической)
оксфордской школы, которая заявила себя уже многими цен¬
ными работами в области этнологии и истории первобытной куль¬
туры.
В 1907 г. по случаю исполнившегося 75-летия жизни Тайлора
в честь его был издан сборник статей, доставленных его почита¬
телями, коллегами и учениками, — „Ап1Ьгоро1о§1са1 еззауз рге-
зегйеб1о Ей\^агс1 Витей Ту)ог т Ьопоиг о! Ыз ЫгЙк1ау“. ОсК 2**
1907. Издание было осуществлено особым комитетом, состояв¬
шим из йг. Н. К. К1уегз, К. К. Магей (ныне профессор „антропо¬
логии" в Оксфорде) и N. \У. ТЬотаз, и составилось из двадцати
статей, в числе авторов которых были такие известности, как
ВаИоиг, Сипшп§Ьат, Ргагег, Наббоп, НагИапб, А. Ьап§, Ма-
гей, К1уегз, АД/гез1егшагск и др. Только одна статья касается
физической антропологии (Спппт§Ьат — „Лобная часть черепа
австралийцев"), а все остальные относятся к этнологии, фольк¬
лору, исторической этнографии и т. д. Сборник открывается
очерком А. Ьап§’а, посвященном Тайлору; это не биография, а
ряд замечаний относительно характера и значения трудов и
деятельности юбиляра. Прочие статьи касаются экзогамии, сис¬
тем родства, развития музыки, примитивной религии, некоторых
способов добывания огня, фольклора, символизма и т. д. В конце
приложена подробная библиография трудов Тайлора (его книг,
статей, заметок, лекций, курсов и т. д.), составленная Варварой
V. Рге1ге-Маггесо; она состоит из 262 номеров и занимает 35
страниц.
Кроме нескольких таблиц, рисунков, сборник украшен двумя
портретами юбиляра, из коих один изображает его в пору полной
* Бальфуру же принадлежит предисловие и примечание к этюдам по
первобытной культуре Питт-Риверса: ТЬе еуоЬШоп о! сиНиге ап<1 о!Ьег
еззауз Ьу 1Ье 1а1е 1Л. — Сеп. А. Ьапе Рох РШ-Шуегз есШес! Ьу 3. Ь. Мугез,
\уНЬ оп т1гос1ис1юп Ьу Н. ВаРоиг, ОхГогс!, 1906. Книга эта была издана,
как способная служить пособием для студентов при изучении эволюции
культуры, в добавление к книге Тайлора.
**' „Антропологические очерки, посвященные Э. Б. Тайлору в честь дня
его рождения44. — Ред.
202
зрелости и силы, в возрасте 51 года, (портрет этот воспроиз¬
веден при настоящем очерке), а другой — в старости, в эпоху,
близкую к выпуску юбилейного сборника.
Большую часть своего времени Тайлор проводил либо в Вел¬
лингтоне (в западной Англии) в доме своей жены, либо в Оксфор¬
де, но иногда ездил в Лондон, принимал участие в разных съез¬
дах, отправлялся в Соединенные Штаты, в Канаду или совершал
поездки по европейскому материку (особенно часто по Швейца¬
рии).
В 1879 г. он в течение двух недель знакомился с Бретанью, с
ее мегалитическими памятниками и ее сельским населением; в
1882 г. он посетил Средиземье и Грецию. В 1890-х годах он
побывал в России и посетил Москву, где и я имел случай с ним
познакомиться.
К сожалению, у меня не сохранилось в памяти, в каком имен¬
но году и месяце это было, но, во всяком случае, уже после того,
как были опубликованы (в „Древностях" имп. Моск. арх. об-ва)
мои этюды: „Лук и стрелы" (1887) и „Сани, ладья и кони, как
принадлежности похоронного обряда“ (1890). Обе эти статьи ста¬
ли известны в Англии; первой из них пользовался Бальфур (при
содействии одного знакомого, знавшего по-русски) в своей статье
о сложном луке, а резюме второй было приведено в Доигпа1
оГ Ап1Ьгоро1. 1пзШи1е". Как бы то ни было, Бальфур вступил
тогда со мной в переписку и, вероятно, рекомендовал меня Тай-
лору, который по приезде в Москву разыскал меня и обращался
ко мне с разными вопросами.
Не припомню теперь, что именно мы осматривали с ним в
Москве, но хорошо помню одну прогулку с ним по Кремлю.
По-видимому, это было в мае или июне; дни были долгие, солнце
светило ярко, и мы беседовали с Тайлором около часа, любуясь
на соборы и на Замоскворечье при освещении их заходящим
солнцем.
В 1897 г. Москву посетил (в августе) и Бальфур; он пробыл,
однако, в Москве лишь два-три дня, а я в это время был на даче
и получил его письмо, когда он уже уехал, так что мне и не уда¬
лось тогда с ним познакомиться.
У меня сохранилось одно письмо Тайлора, от 4 февраля 1897 г.,
помеченное „йшуегзКу Мизешп, Ох1огсГ‘, которое я и позволю
себе здесь привести, в оригинале и в переводе.
Беаг РгоГеззог АписЫп!
Уп апзтег 1о а 1еДег I \Уго1е 1о {Не 5ос1е1у о! 1Ье Гпепдз оГ
Ыа1ига1 Н1з1:огу. I Ьауе гесе1уес! а сору о{ 1Ье уо1ите соп-
1атт§ Уоиг ассоип! о! 1Ье Атиз. ТНои^Ь \уе кпочу а §оос1
с1еа1 о! Шозе о! Зего, те ЬагсНу кпочу апу!Ып§ о! Шозе о!
ЗакЬаНп. I ат зепсИп§ а герпп1 оГ а 1а1е сопШЪиИоп оп
БоГОатез т Атепса апс! Аз1а, аШюи§Ь I кпо\у 1Ьа1 Уои
203
Ьауе а сору шГЬ ГЬе АгсЫу Гиг ЕГЬпо1о§1е. ВиГ I шапГ Го
са11 Уоиг аГГепГюп Го ГЬе аг§игпепГ шуо1 уеб т И Гог сНзГт§ш-
зЫп§ тберепбепГ туепГюп Ггот гш^гаГюп оГ агГз еГс. I
ат а>уаге ГЬаГ ту аГГетрГ 15 оп1у гисНтепГагу, ЬиГ ГЬе ргоЬ-
1ет 15 оГ ГЬе иГтозГ 1трогГапсе Го ГЬе зГисГу оГ сийиге,
апсГ I Ьоре Го зее зотеопе е1зе с!о тисЬ ЬеГГег ГЬап I сап
зиссеес! т с!от§,
^ои^8 аегу 1ги1у Ейшагй В. Тау1оги.
Перевод:
„Дорогой профессор Анучин!
В ответ на письмо, написанное мною Обществу любите¬
лей естествознания, я получил экземпляр тома, содержаще¬
го в себе Вашу статью об айнах. Хотя нам известно кое-что об
айнах острова Иезо, [Хоккайдо], мы едва ли знаем что-нибудь
об айнах Сахалина. Я посылаю Вам оттиск моего послед¬
него сообщения об играх в лото в Америке и Азии, хотя я
знаю, что у Вас уже есть оно в АгсЫу Гиг ЕГЬпо1о§1е. Но
мне хочется обратить Ваше внимание на развиваемый в нем
аргумент о необходимости различать независимое изобре¬
тение от миграции искусств и пр. Я сознаю, что моя попыт¬
ка есть только зачаток, но проблема представляет крайнюю
важность для истории культуры, и я надеюсь, что кто-ни¬
будь выполнит ее много лучше, чем это удалось мне.
Преданный Вам Эдуард Б. Тайлор“.
Деятельность Тайлора составила, как уже сказано, эпоху
в развитии истории первобытной культуры или этнологии. Влия¬
ние его отразилось на многих работах, предпринимавшихся в
Европе и Америке для собирания и разработки этнографических
данных, а его теория эволюции была положена, можно сказать,
в основу этнологического изучения. С течением времени, однако,
эта теория стала утрачивать свое прежнее значение; пришлось
признать недоказанным развитие культуры из одного центра и
усложнение ее по общему шаблону для всех народов. Стали вы¬
ясняться различные центры и области культур, различные пути
развития цивилизации, различные способы культурного влияния
и заимствования и т. д.; методы этнологического изучения вооб¬
ще стали усложняться, как и его цели и средства. Некоторые об¬
разцы культур, считавшиеся наиболее примитивными, оказа¬
лись при более внимательном изучении значительно более слож¬
ными и свидетельствующими о длинном процессе их развития;
теория „пережитков“ тоже оказалась не всегда применимой, и
некоторые „пережитки “ получили более естественное объясне¬
ние в качестве заимствований.
Самое представление об „эволюции“ испытало изменения в
связи с умножением и улучшением сведений о жизни и мысли
204
различных, более и менее культурных народов и о культурных
стадиях, пережитых человеком в различные эпохи доисториче¬
ского и четвертичного периодов. Многое у Тайлора может быть
признано теперь устаревшим, не соответствующим современным
сведениям, неточным, неправильно понятым, но многое и теперь
еще не утратило своего значения и способно по-прежнему будить
этнологическую мысль и вызывать интерес к явлениям матери¬
альной и духовной жизни менее культурных народов.
„Русский антропологический журнал1916, № 3 и 4,
стр. 1—16
ФРИТЬОФ НАНСЕН,
ЕГО ПОДВИГИ И ОТКРЫТИЯ
Отважный исследователь и неутомимый спортсмен, Нансен
являет собой замечательный пример сочетания (не только) выда¬
ющейся силы духа и необыкновенной мощи тела, оригинальности
идей, смелости замыслов, железной воли, но и железного здо¬
ровья и необычайной выносливости.
Свои подвиги Нансен совершал, впрочем, как известно, не
один: отвагой, выносливостью, железным здоровьем отличались
и все избранные им спутники; но без Нансена не возникла бы
самая идея этих подвигов, не было бы обдумано во всех подроб¬
ностях их выполнение, не явилась бы та вера в успех, та уверен¬
ность в достижении цели, которую способен был внушить и под¬
держать только выдающийся человек, ясно сознающий свою зада¬
чу и умеющий покорять других силой своего убеждения. Могут
заметить, что в таких отважных предприятиях немалую роль
играет счастье, удача: там, где дело связано с риском от все¬
206
возможных случайностей, нельзя все предусмотреть, и шансы
гибели, по меньшей мере, равносильны шансам благополучного
исхода. Допуская до известной степени справедливость такого
замечания, нельзя, однако, не признать, что гораздо в большей
степени успех подобных подвигов обусловливается верно состав¬
ленным планом, обдуманностью в его проведении, правильным
расчетом сил, непреклонной настойчивостью и непоколебимой
верой в достижение цели. Счастье счастьем, но и умение уме¬
нием; ум и воля завоевывают успех, опираясь на веру в свои силы
и руководясь доводами опыта и знания.
Для таких предприятий, которые прославили имя Нансена,
нужно было, однако, помимо указанного выше, и еще нечто.
Нужна была страстная любовь к природе, к могучей, строгой,
дикой природе, любовь, взлелеянная родиной, горной Нор¬
вегией, развитая в эпоху юности смелыми экскурсиями на лыжах
в горах и плаванием на промысловом судне среди льдов Поляр¬
ного моря.
Еще будучи отроком, Нансен исчезал по целыым неделям
из дому и жил с товарищами на манер Робинзона, в лесах Нур-
маркена198, занимаясь там то ловлей форелей, то охотой на зай¬
цев, взбираясь на крутые горы и спускаясь по скользким глет¬
черам. Еще студентом, 20-летним юношей, он получил разреше¬
ние отправиться на судне тюлене-промышленной компании в
Ледовитый океан и провел несколько месяцев среди льдов,
испытав сильный шторм, натиск льдин, ряд схваток с белым мед¬
ведем и прелесть погружения в холодные полыньи. В конце мая
судно очутилось в виду Гренландии и ее величественных глетче¬
ров; здесь оно оставалось более месяца охваченным льдами,
к унынию всего экипажа, за исключением Нансена, для которого
это пребывание доставило только высокое удовольствие. По це¬
лым часам он рисовал, фотографировал, ловил морских животных,
делал метеорологические наблюдения или охотился. В то же
время он деятельно помогал матросам, знал всех по имени, и за
свою приветливость и мужество был всеми любим и уважаем.
Посещение Гренландии, на берег которой он выходил и успел
осмотреть находящиеся там застывшие лавовые потоки и горячие
серные источники, произвело на юношу сильное впечатление
и заронило в нем первую мысль проникнуть в загадочную внут¬
ренность этой пустынной полярной страны.
Страстный любитель природы, Нансен еще в университете
пристрастился к зоологии и по возвращении из плавания на
„Викинге“ с удовольствием принял предложение занять место
консерватора 199 при Бергенском музее. Здесь он скоро дружески
сошелся со старым директором музея, почти 70-летним профессо¬
ром Даниельсеном200, и под его руководством принялся за свой
первый научный труд — исследование строения мизостом (чер¬
вей-паразитов некоторых лучистых). В 1885 г. этот труд вышел
из печати в виде монографии т 4° с 9 таблицами, выполненными
207
по рисункам исследователя. В следующем году Нансен перешел
к изучению строения центральной нервной системы у червей,
раков, слизняков, затем у низших позвоночных, ланцетника
(АтрЫохиз) и миноги. Явившаяся при этом потребность озна¬
комиться обстоятельнее со способом окраски микроскопических
препаратов нервных волокон по способу итальянского профессо¬
ра Гольджи побудила его весной 1886 г. съездить в Италию,
чтобы заняться под руководством Гольджи в Павии и на зооло¬
гической станции Дорна201 в Неаполе. На последней Нансен
пробыл около трех месяцев и вынес оттуда твердое убеждение
в необходимости основать подобную же станцию на берегах Нор¬
вегии, что им и было осуществлено впоследствии при участии дру¬
гих лиц, в открытой в 1894 г. биологической станции в Дребаке,
близ Христиании (Осло).
По возвращении из Неаполя Нансен издал обширную работу
на английском языке о строении и связи гистологических элемен¬
тов центральной нервной системы, и некоторые другие исследо¬
вания. Последующая экспедиция в Гренландию только на время
отвлекла Нансена от занятий биологией; по возвращении оттуда
он принялся за изучение собранной им ранее коллекции заро¬
дышей китов, посвятив на это всю зиму 1891/92 г., вместе со свои-
им другом, профессором Гульдбергом. Результатом этих иссле¬
дований был общий труд Нансена и Гульдберга — „О развитии
и строении китов “, первая часть которого, посвященная дель¬
фину, вышла в 1894 г., с 7 таблицами. Все эти работы, снискав¬
шие Нансену почетную известность среди специалистов, на¬
глядно доказывали, что отважный удалец-спортсмен202 мог быть
и усидчивым кабинетным тружеником, что микроскопическое
исследование нервных волосков и эмбриональных стадий раз¬
вития было для него не менее привлекательным, чем бег на лыжах
в горах или смелая охота на далеком Севере.
И тем не менее Нансен не остался кабинетным ученым. Не¬
удержимо влекла его к себе величественная природа, слишком
глубоко запала в него мысль о полярных странах, о Гренландии,
о попытке проникнуть в труднодоступные внутренние области
этой страны снега и льда. Еще в 1883 г., прочитав в газетах об
экспедиции Норденшельда на Гренландское плато и о сделанной
им попытке проникнуть на лыжах при содействии двух лапланд¬
цев в необозримую снежную пустыню, у Нансена блеснула
мысль о переходе Гренландии поперек на лыжах. Но эта мысль
оставалась в течение несколких лет затаенной в глубине души;
ее сменяла временами другая — о поездке в Соединенные Штаты
и о принятии там должности при одном из университетов.
Некоторое время Нансен, по-видимому, колебался и старался
подавить свои мечты усиленными занятиями за микроскопом и
книгами. Но мощный организм по временам давал себя знать; в
каникулы, по праздникам, молодой консерватор вырывался на
волю, пускался в море или делал отчаянные экскурсии на лы¬
208
жах зимой по скалам, ущельям, пропастям. Между тем раз
запавшая мысль развивалась, зрела, внимательно обдумыва¬
лась и наконец, зимой 1887 г. перешла в твердое решение. Для
лучшего осуществления своего плана Нансен обратился за со¬
ветом в Стокгольм, к тамошним ученым, в особенности к знаме¬
нитому исследователю полярных стран Норденшельду.
В то же время он обратился к Шведской академии наук с
просьбой о субсидии задуманной им экспедиции в скромной
сумме 5000 крон (около 2500 руб.). Но большинство ученых от¬
неслось к его проекту скептически, а в скандинавском общест¬
ве смотрели на его предприятие как на своеобразную фантазию
отчаянного спортсмена. В субсидии ему было отказано, и он уже
собирался употребить для задуманной цели свои скромные лич¬
ные средства, как вдруг копенгагенский негоциант А. Гамель,
осведомившись о проекте Нансена и под влиянием сочувственной
Нансену статьи датского профессора Гелланда, изъявил готовность
поддержать предприятие и предоставить нужные 5000 крон. Нан¬
сен принял предложение и стал готовиться к экспедиции, упраж¬
няя себя, между прочим, в продолжительном беге на лыжах,
в спанье на морозе в меховом мешке и т. п. В апреле 1888 г. он
защитил в Христиании свою докторскую диссертацию203, прочел
пробную лекцию, а в мае уже уехал в Копенгаген, где и стал
снаряжаться в дальний путь. Из Копенгагена через Лондон Нан¬
сен поехал в Лейч (в Шотландии) откуда, соединившись со своими
спутниками, отправился на датском пароходе в Исландию, а
оттуда на промысловом судне „Язон“ к восточному берегу Грен¬
ландии. В спутники себе Нансен взял капитана Свердрупа, лей¬
тенанта Дитрихзона, крестьянина Христиансена и двух лап¬
ландцев, Балто и Равна, хороших ходоков на лыжах.
Трудности экспедиции начались с самой высадки на берег,
подступ к которому преграждал плавучий лед, шедший полосой
в 2—4 мили шириной. Предстояло высадиться с двумя лодками
и всем багажом на льдины и идти по ним или в лодках по полынь¬
ям, в то время как льдины несло течением к югу. К тому же под¬
нялась буря, море волновалось, напирали льдины, лил дождь;
дня четыре пришлось пробираться по льдинам, а затем около
трех недель идти на веслах вдоль берега до намеченного пункта,
подвергаясь опасностям от льдин, глетчеров, бурь и ограничива¬
ясь лишь самыми скромными рационами.
Только в половине августа удалось достигнуть фьорда Умиар-
фик и начать подъем на Гренландское плато с пятью ручными
санками или нартами. Подъем этот потребовал страшных уси¬
лий вследствие крутизны склонов, трещин во льду, вязкости
снега, а также сильных метелей и морозов, сменявшихся иногда
оттепелью и дождем. К тому же сухое и скудное питание вызы¬
вало сильную жажду, удовлетворять которую было трудно (при¬
ходилось оттаивать плоские бутылочки со снегом у себя на груди),
а смена оттепелей морозом^ постоянно к угрожала опасностью
14—39
209
отморозить промокшие ноги и коченевшие руки, тем более что,
помимо всего прочего, приходилось еще делать по нескольку раз
в день метеорологические наблюдения и отметки в записной
книжке.
Если прибавить к этому скудость питания и непрерывный,
день изо дня, труд, а ночью тревожный сон в палатке и спаль¬
ных мешках, причем к утру голова оказывалась все-таки покрытой
инеем, то можно составить себе уже достаточное понятие о том,
какие трудности приходилось переносить и какое здоровье и
силы требовались для такого путешествия. А продолжался этот
переход 38 дней (с 17 августа по 24 сентября), причем только 5
сентября экспедиция перевалила через высший пункт плато, на
высоте 2716 м над уровнем моря. Отсюда пошел уже спуск, облег¬
чавшийся иногда попутным ветром (дозволявшим воспользовать¬
ся для саней парусами из брезентов), но зато затруднявшийся
в дальнейшем движении с приближением к западному берегу
трещинами в ледяном покрове, в которые случалось и провали¬
ваться, но, к счастью, не глубоко, благодаря ловкости лыжников,
успевавших вовремя удержаться при помощи их альпийских палок.
Спустившись к фьорду Амералик, пришлось мастерить лодку из
парусины и в ней отправиться двоим в ближайшее поселение
(днях в пяти расстояния), а прочим дожидаться прибытия за ними
других лодок. В Готхобе экспедиция пробыла до весны, причем
Нансену удалось собрать многие интересные сведения о быте эс¬
кимосов.
Результаты этой гренландской экспедиции были весьма цен¬
ны. Ими были даны первые более обстоятельные сведения о Грен¬
ландском плато, его абсолютной высоте, его форме — в виде вы¬
пуклого, ледяного, покрытого снеговым слоем щита, более поло¬
го спускающегося к востоку и более круто к западу и югу, его
метеорологических условиях, по крайней мере в известную часть
года, и т. д. Эти сведения, важные в географическом отношении,
представили значительный интерес и для геологов, так как вместе
с наблюдениями Дригальского204 и некоторых других исследо¬
вателей они позволили составить более наглядное представление
о тех условиях, которые господствовали в северных частях Евро¬
пы и Америки в предшествовавший современному, так называе¬
мый ледниковый период. Наибольшую сенсацию произвел, од¬
нако, самый факт перехода на лыжах такой обширной и трудно¬
доступной страны— факт, представлявшийся необыкновенным
подвигом и вызвавший соответственную оценку прежде всего в
Скандинавии, в Копенгагене и Христиании, а затем и во всем
культурном мире. Заметим, что стоимость этой экспедиции сос¬
тавила вместо 5 тысяч почти 15 тысяч крон, но этот дефицит был
покрыт подпиской, устроенной в пользу Нансена норвежскими
студентами.
Переход через Гренландию не был, однако, для Нансена
таким подвигом, после которого можно было успокоиться на
210
лаврах. Нансен смотрел на него только как на пролог к другому,
более колоссальному предприятию — достижению Северного по¬
люса. Некоторые данные, полученные им в Гренландии, еще более
убедили его в возможности этого нового подвига, и как только
он обработал результаты своей гренландской экспедиции (1889—
1891 гг.) и даже еще прежде чем они были все изданы, он уже
выступил в Норвежском географическом обществе (в начале 1890г.)
с проектом новой 'экспедиции, на приспособленном для того
судне, от Новосибирских островов к Гренландии.
Теперь на Нансена уже не смотрели как на мечтателя-аван-
тюриста: заслуги его былиобщепризнаны и удостоились, между
прочим, медали имени Виктории от Лондонского географическо¬
го общества и избрания в члены-корреспонденты Парижской
академии наук. Тем не менее смелый план вызвал скептическое
отношение со стороны самых выдающихся специалистов. Когда
в ноябре 1892 г. Нансен развил свой проект в заседании Геогра¬
фического общества в Лондоне в присутствии таких известных
исследователей полярных стран, как адмирал Нэрс, Клинтон,
Инглефильд, Оттанэй, капитаны Виггинс, Вартон и др., почти
все они высказались против фантастического плана, хотя и вы¬
разили смелому норвежцу наилучшие пожелания успеха.
Нансена нельзя было, однако, остановить сомнениями и воз¬
ражениями. Они только укрепляли его в решимости, в стремлении
доказать на деле осуществимость того, во что он твердо уверовал
и в возможности чего не сомневался. И вот он начал пропаганди¬
ровать свое новое предприятие. Его женитьба в 1889 г. на Еве
Саре, известной певице и смелой спортсменке, не могла отвлечь его
от задуманного плана, осуществление которого он поставил, как
говорят, условием своей невесте.
На другой же день после свадьбы молодые отправились в
Ньюкасл на географический конгресс, затем в Лондон, Париж,
потом в Стокгольм на заседание шведского Общества антро¬
пологии и этнографии. Отдохнув несколько месяцев на родине,
построив себе небольшую дачу (названную им, в память Гренлан¬
дии, ,,Готхоб“) в окрестностях Христиании, Нансен отправился
в новую поездку по Европе и делал доклады о своем проекте
в Копенгагене, Лондоне, Берлине, Дрездене, Гамбурге, а также
в различных городах Англии — Ливерпуле, Манчестере, Бир¬
мингеме, Эдинбурге, Дублине, что облегчалось для него прекрас¬
ным знанием английского языка. Мало-помалу сочувствие к
проекту Нансена росло, и норвежский стортинг, хотя и состоящий
большей частью из представителей крестьянства, вотировал на
экспедицию Нансена относительно крупную сумму в 280 ООО крон.
В октябре 1892 г. в Ларвике, на верфи Колина Арчера, уже было
готово выстроенное по указаниям Нансена судно, которое иссле¬
дователь окрестил именем „Ргат“ („Вперед")205. Его оснастка
и снаряжение заняли всю зиму, и только в июле 1893 г. „Фрам“
двинулся на север Норвегии, в Вардё, а затем к Югорскому Шару.
14*
211
Эта вторая полярная экспедиция Нансена представляет для
нас, русских, особенный интерес. В ней дело шло об исследова¬
нии не американского полярного моря, а того моря, которое
омывает берега нашей Сибгри, которое расстилается на север
от наших Новосибирских островов. Мало того, самое снаряжение
экспедиции опиралось отчасти на нашу страну. С Оби к Югорско¬
му Шару были доставлены Нансену по его заказу ездовые со¬
баки, близ устья Оленёка была выставлена на всякий случай,
другая партия собак, а на Новосибирских островах экспедицией
барона Толля были устроены в трех местах склады провианта,
отмеченные высокими мачтами с флагами. Наконец, экспедиция,
сопровождалась открытиями, обогащающими прежде всего ги¬
дрографию и климатологию области, ближайшей к нашей север¬
ной окраине.
Эта необозримая область Ледовитого океана давно уже при¬
влекала к себе любознательность русских людей. Русские про¬
мышленники еще в прошлом столетии проложили путь на Гру-
мант (Шпицберген)206 и на Новую Сибирь; с другой стороны,
еще в прошлом столетии начались экспедиции для описи берегов
Сибири и даже проникновения к полюсу (неудачные экспедиции
Чичагова, 1765—1766 гг.). В XIX в. много потрудились у север¬
ных берегов Восточной Сибири Врангель с товарищами, вдоль
Новой Земли и Мурмана — Литке, Пахтусов, Циволько, на
Таймырском полуострове и в Якутском крае — Миддендорф.
Немало русских исследователей пало и жертвами негостепри¬
имного климата: Прончищев, Пахтусов, Циволько сложили свои
кости на берегах Ледовитого океана.
Тем не менее начиная с 60-х годов интерес к нашим северным
окраинам стал у нас ослабевать, между тем как в Западной Евро¬
пе он, напротив того, усилился. В полярных исследованиях,
рядом с англичанами и американцами, стали принимать участие
немцы, австрийцы, норвежцы. Немцами были организованы эк¬
спедиции к берегам Гренландии, австрийцами (графом Виль-
чеком) был снаряжен корабль „Тететгоф“, погибший среди льдов,
но экипаж которого открыл на далеком Севере большой остров,
названный Землей Франца-Иосифа; шведы и норвежцы во главе
с Норденшельдом проложили путь через Карское море к устью
Енисея, а Норденшельд в 1878—1879 гг. совершил, кроме того,
знаменитое свое плавание на „Веге“ вдоль всего северного бере¬
га Сибири до Берингова пролива. Только в новейшее время ин¬
терес к далекому Северу опять усилился в наших официальных
и научных сферах и вызвал экспедиции Бунге, барона Толля,
Черского и других, а равно гидрографические работы в Карском
и соседних морях.
Новейшая экспедиция Нансена составила эпоху в том отноше¬
нии, что она открыла собою новую эру полярных исследований,
рассчитанных не на „авось,“ а сообразованных с гидрографическими
условиями Ледовитого океана. „Фрам“ получил такую конструк¬
212
цию, при которой он подвергался бы наименьшей опасности быть
раздавленным льдами: внутреннее устройство его было сделано
достаточно удобным для продолжительного пребывания, провизии
было запасено на 6 лет; судно освещалось электричеством; сде¬
ланы были большие запасы угля для топлива, динамита и пороха
для взрыва льда. Выработан был, наконец, строгий режим в пи¬
тании, моционе ит. д., которому должен был следовать весь эки¬
паж для того, чтобы надежнее противостоять вредным влияниям
полярного климата, особенно опасной болезни скорбуту207.
Опыт показал, что Нансен верно сообразовался с полярными
условиями; в течение трех лет не только никто из экипажа не умер
и не расстроил существенно своего здоровья, но и самое судно
нисколько не пострадало. Корабль спокойно пролагал себе путь
среди льдин, рассекая их своим стальным носом, так что гро¬
мадные куски льда отлетали в сторону, как мячики. Если же его
затирали льдины, то он носился вместе с ними, а когда напор
льдин достигал высшей степени, судно подымалось, но оставалось
невредимым. Экипаж „Фрама“ был подобран из здоровых мо¬
лодых людей (впрочем, наполовину женатых), большею частью
моряков, плававших уже не раз в полярных морях. Все число
участников было 13 (говорят, Нансен нарочно остановился на
этом числе, признаваемом несчастливым), причем каждый, кроме
общих занятий по судну, имел еще и специальные.
Строго рассчитан был и путь „Фрама“. Из некоторых дан¬
ных, собранных Нансеном во время его пребывания в Гренлан¬
дии, можно было с вероятностью заключить, что поперек полюса
или поблизости от него должно идти с востока на запад морское
течение, от Чукотской Земли к берегам Гренландии. В пользу
этого говорил ил на льдинах, несомых вдоль восточного гренланд¬
ского берега, — ил, в котором были найдены остатки кремневых
водорослей (диатомей) и притом тех же видов, какие были найдены
Норденшельдом у чукотского берега.
Еще большее значение имели некоторые остатки человеческих
изделий, найденные эскимосами у берегов Гренландии, и в осо¬
бенности обломки с американского корабля „Жаннетты“ (экспе¬
диции Де-Лонга), затертого льдами и погибшего в июне 1881 г.
к северо-востоку от Новосибирских островов. Все эти остатки не
могли быть занесены к берегам Гренландии, если б не было соот¬
ветственного течения, и как ни слабы были эти указания, одна¬
ко Нансен нашел их достаточными для того, чтобы признать
несомненное существование течения, увлекающего льды поперек
полюса от Новосибирских островов к берегам Гренландии. Осу¬
ществленная экспедиция показала, что предположение Нансена
вполне соответствовало действительности.
Нечего рассказывать, какие овации ожидали Нансена и его
товарищей в Норвегии. Помимо торжественных встреч (на
что было ассигновано норвежским стортингом 32 ООО крон), наград
от короля и т. д., в честь Нансена был основан фонд его имени
213
для поощрения наук, составивший уже в скором времени более
200 ООО крон.
Продолжительная трехлетняя экспедиция, обставленная все¬
ми необходимыми приборами для гидрологических и метеорологи¬
ческих наблюдений, не могла не сопровождаться важными науч¬
ными результатами, и хотя покуда собранные материалы еще
не разработаны, тем не менее и то, что стало уже известным, сос¬
тавляет ценный вклад в науку. Прежде всего плавание, или,
точнее, несение „Фрама“ льдами, блестяще подтвердило ги¬
потезу Насена об идущем с востока на запад поперек Ледови¬
того океана морском течении. Правда, путь „Фрама“ шел
не через полюс к Гренландии, а восточнее полюса, мимо Земли
Франца-Иосифа и Шпицбергена, но это противоречие только
кажущееся.
„Фрам“ попал, очевидно, в восточную окраину течения, и
если б ему удалось подняться на север от Новосибирских остро¬
вов или еще далее, от Берингова пролива, то едва ли можно сом¬
неваться, что он попал бы в середину течения и был бы пронесен
через полюс208. Существование этого течения, совместно с наблю¬
дениями на „Фраме“ и в продолжение экскурсии к северу на со¬
баках, указывает, что поблизости полюса нет обширной земли
(арктического материка, предполагавшегося некоторыми ранее),
хотя некоторые скопления островов и могут быть в обширной
области между полюсом и арктической Америкой — области,
остающейся еще совершенно неизвестной.
Сомнительность существования вблизи полюса суши явст¬
вует, по-видимому, и из найденных „Фрамом“ больших глубин
доходящих до 3800 м. Ранее полагали на основании измерений
около Новой Земли, вдоль берегов Сибири и т. д., что Ледовитый
океан довольно мелок, но теперь оказывается, что дно мелкого мо¬
ря (менее 200 м глубины) вскоре за параллелью Новосибирских
островов быстро понижается к северу и западу, образуя глубоко¬
водный бассейн, очевидно стоящий в связи с глубоким бассей¬
ном, который был констатирован предшествовавшими экспедиция¬
ми на север от Шпицбергена и между этим островом и Гренлан¬
дией. Таким образом, мелкое море окаймляет только северные
берега Сибири и представляет из себя, по-видимому, северную
окраину азиатского материка, бывшую в предшествовавший сов¬
ременному геологический период сушей, но затем залитую морем,
которое надвинулось (трансгрессировало) здесь к югу, оставив
отбывшей суши лишь немногие острова. Эта северная окраина
материка существовала еще в продолжение ледникового периода,
когда и она, подобно северным частям Европы и Америки,
была покрыта мощным ледяным покровом, следы которого
были, между прочим, констатированы Нансеном на некоторых
островах.
Более обстоятельно, однако, эти следы были исследованы не¬
давно бароном Э. Толлем, нашедшим на Ляховом и других ост-
214
ровах целые тодщи ископаемого льда, сохранившиеся под на¬
ружным покровом ледниковогочцебня Й земли. В более южных
широтах, например на севере Европейской России, в Фин¬
ляндии, Скандинавии этот лед древних глетчеров уже давным-дав¬
но растаял (глетчеры сохранились только на более высоких скан¬
динавских горах), но на северо-востоке Сибири, где почва оттаи¬
вает только на поверхности, а на глубине идет толстый пласт
„вечной мерзлоты“, древний ледяной покров мог еще сохранить¬
ся отдельными клочьями и выступает местами и теперь (на Ново¬
сибирских островах) мощной стеной в десяток сажен высотой.
С нетерпением ожидает ученый мир обработки материалов,
собранных нансеновской экспедицией209. Немало пришлось вы¬
нести знаменитому исследователю трудов, лишений и опасностей,
но едва ли они отразятся на нем прекращением деятельности в
том же направлении. Такие люди, покуда еще чувствуют в себе
силы, не могут успокоиться, и их постоянно влечет в неизвестные
страны, где представляется широкое поле для их отваги и любо¬
знательности. Уже был слух, что Нансен ставит своей будущей
задачей исследование южных полярных стран и проникновение
к Южному полюсу. Эта антарктическая область давно уже манит
к себе исследователей, о ней много говорилось на последнем
Международном географическом конгрессе в Лондоне, в пользу
экспедиции туда уже давно ведется пропаганда и собираются
средства. И, вероятно, все сойдутся в том мнении, что единствен¬
ный человек, способный подвинуть это дело мощно вперед, есть
Фритьоф Нансен.
С его именем невольно связывается уверенность в успехе,
убеждение, что предприятие будет поведено осмысленно, умно,
толково, но вместе с тем энергично и настойчиво, сообразно всей
важности и обширности великой и трудной задачи210. Преклоня¬
ясь перед геройской отвагой неутомимого и удалого исследовате¬
ля, мы, маленькие люди, можем только удивляться его подвигам
и, от всей души желая ему здоровья и сил, посылаем ему наш
дружный привет: Ура! Да здравствует Нансен!
Фр. Нансен, Среди льдов и во мраке полярной ночи,
пи М1898, стр. 187—194
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Сейчас Сьюдад-Трухильо — главный город Доминиканской Респуб¬
лики.
2 Лас-Касас Бартоломе (1474 —1566) — испанский историк. В
1502—1515 гг. участвовал в различных экспедициях в Вест-Индию.
Автор хроники „История Индии“ в 5 томах. Труды Лас-Касаса явля¬
ются одним из ценнейших источников по истории колонизации и
географических открытий в Америке.
8 Бернальдес Андрес (ум. около 1513) —с 1488 по 1513 г. был приход¬
ским священником в селении Лос Палосьос, близ Севильи; автор лето¬
писи „История католических королей44, доведенной им до 1513 г. 18
глав „Истории44 посвящены плаваниям Колумба. Бернальдес лично
знал Колумба, многих участников его экспедиций, и его летопись —
ценный исторический источник.
4 Верагуа — так назвал Колумб (по имени одной из местных рек) от¬
крытый им северный берег Панамского перешейка. В 1536 г. внук
Хр. Колумба, Луис Колон, получил от короля Карла I владения на
перешейке площадью более 600 квадратных километров и титул гер¬
цога Верагуа. Это было королевской компенсацией за формальный отказ
Колона от титула вице-короля и других прав и привилегий, на которые
он, как наследник Колумба, мог претендовать во всей испанской „За¬
падной Индии44.
5 Д'Айи Пьер (1350—1420)—французский богослов, к концу жизни
кардинал. Свою книгу „Описание Мира44 он выпустил под латинизи¬
рованным именем Петр Алиак.
в Тосканелли Паоло дель Поццо (1397—1482) —флорентийский ученый;
признавал шарообразность Земли и составил карту мира.
7 Овьедо-и-Вальдес Гонсало Фернандес — испанский историк открытия и
завоевания испанцами „Западной Индии44. Его трехтомный труд „Все¬
общая и естественная история Индии44 опубликован в Вальядолиде
в 1552 г.
8 Мар тир Петр — итальянец Пьетро Мартире из Ангильяри, переселив¬
шийся к 90-м гг. XV в. в Испанию. Вел переписку со многими учеными
и влиятельными лицами Испании и Италии. Сборники его писем и хро¬
ники—ценные, но не всегда достоверные первоисточники эпохи великих
географических открытий.
9 Сопоставлением нотариальных записей генуэзских архивов с различными
документами, относящимися к деятельности Колумба в Португалии
и Испании, недавно, как будто окончательно, установлено, что Христо¬
фор Колумб родился в Генуе в конце октября 1451 г. Однако это все же
не согласуется с рядом высказываний самого Колумба и некоторых
его современников.
216
10 „Мандевиль Джон44 — лицо вымышленное, герой увлекательной кни¬
ги анонимного .французского средневекового автора „Путешествие
сэра Джона МандеЕиля44, полной самой нелепой фантастики.
11 По-видимому, жена Колумба Филиппа умерла в 1484 или 1485 г.
12 В настоящее время доказано, что это плавание относится к 1487—1488гг.;
при этом мыс Доброй Надежды был открыт на обратном пути, по-види¬
мому, 16 августа 1488 г.
13 Мюнцкабинет — собрание коллекций (музей) или научное учреждение.
Первоначально мюнцкабинеты возникли во Франции по инициативе
члена Французской академии наук Мюнца.
14 „Пинта“ по-нспански значит кружка, а „нинья“—детка.
15 В наши дни водоизмещение „Санта Марии41 принимают равным 120—
130 тоннам.
16 Не смешивать этого Хуана де ла Коса с кормчим и картографом Хуаном
де л а Косой (стр. 51).
17 Гарнизон на Испаньоле состоял из 39 человек.
18 Гутьеррес Педро —старший баталер экспедиции.
19 Любопытное объяснение причины света, замеченного Колумбом, мы на¬
ходим у С г а ш 5 Ь а у Ь. К. (РоззНЯе Ьеапп^ оГ а 1игшпоиз зуШс1 т 1Ье
^езИоп о! 1Ье 1апс1Га11 о!Со1итЬи5. №1иге, уо1. 136, № 3440, 1935). По сов¬
ременным расчетам в ночь на 12 октября 1492 г., примерно в 22 ч. мест¬
ного времени, когда Колумб заметил огоньки , „Санта Мария44 находи¬
лась милях в 85 к востоку с наветренной стороны острова Ватлинг.
С такого расстояния никакой огонь на берегу не мог быть замечен.
Однако Колумб мог за огни на берегу принять свечение морского орга¬
низма, донного мно1 ощетинкового червя Оскт^озиШз, который при нас¬
туплении половой зрелости массами поднимается к поверхности и
роится. Подъем этих червей для размножения происходит в ночное время
раз в год в строгом соответствии с лунным календарем, и по современ¬
ным расчетам в 1492 г., во время плавания Колумба, должен был быть
в ночь на 12 октября.
20 Относительно географического положения этого острова в группе ар¬
хипелага Багамских островов долгое время велся спор, породивший
целый поток исследований. В настоящее время принято считать,
что имя Сан-Сальвадор („спаситель44), присвоенное Колумбом первому от¬
крытому острову (местные жители называли его Гуанахани), относится к
острову Ватлинг (Уотликг). В 1927 г. этому острову присвоено наиме¬
нование Ватлинг-Сан-Сальвадор.
21 „Испаньола44 в переводе на русский — Маленькая Испания.
22 Ошибка — гарнизон Наиидада состоял из 39 человек.
28 По некоторым источникам число участников второго плавания Колум¬
ба достигало 2*/2 тыс. человек.
24 Здесь допущена ошибка: 3 ноября 1493 г. первым из Малых Антильских
островов был открыт остров, получивший название Доминико (открытие
сделано в воскресенье, по-испански воскресенье—доминика).
25 „Каннибал44 — искаженное слово „кариб44 („караиб»).
26 Т. е. Вест-Индии.
27 Ошибка, название Венесуэла („Маленькая Венеция44) дал Алонсо
Охедо в 1499 г.
28 По другим версиям в Вальядолиде могила Христофора Колумба нахо¬
дилась до семи лет.
29 Некоторые выражения Колумба позволяют думать, что по крайней мере
с 1498 г. (третье плавание) он начал сомневаться в этом. Однако нет
' никаких оснований для утверждения о том, что он знал об открытии им
Нового Света, но умышленно скрывал это. ч
15—39
217
30 Медичи Лоренцо — один из представителей правившего во Фло¬
ренции рода был главным управляющим банка Медичи, в то время
одного из самых крупных в Еврдпе.
31 В „Содержании1* журнала „Землеведение11 (1894, кн. 1) данная работа
озаглавлена: „Добавление: О портретах Хр. Колумба (с 4 портретами
в тексте)11.
32 „Землеведение11 — научный журнал Географического отделения Общест¬
ва любителей естествознания, антропологии и этнографии в Москве.
Журнал основан в 1894 г. Д. Н. Анучиным, который был его редакто¬
ром до своей смерти (1923) В настоящее время „Землеведение11 изда¬
ется Географической секцией Московского общества испытателей
природы.
83 Рпуа11$51те — частным порядком.
84 „Пробирщик золота11 — литературно-полемическое произведение Га¬
лилея, знаменитый памфлет, едкая, остроумная полемика с иезуитами
по поводу выступления Грасси о природе комет.
35 Ас! Ьос—для данного случая, для определенной цели.
86 Статья опубликована за подписью „Д“.
37 Имеется в виду Французская буржуазная революция 1789—1794 гг.
88 Вернер, А. Г. (1750—1817) — немецкий геолог, во Фрейбергской ака¬
демии преподавал минералогию и горное дело; выделил чисто описа¬
тельную науку геогнозию (см. примечание 42), противопоставив ее
геологии, выдвинул теорию так называемого нептунистического про¬
исхождения горных пород.
89 Бонплан Эме (1773—1858)—французский естествоиспытатель, спут¬
ник Гумбольдта в путешествии по Южной Америке, во время которого
составил обширный гербарий и впоследствии опубликовал в несколь¬
ких томах результаты обработки. В 1816г. уехал н Южную Америку, где
был профессором в Буэнос-Айресе, а затем врачом в Парагвае.
40 Бух Леопольд фон (1774—1853) — немецкий зоолог. Приверженец тео¬
рии катастроф, создатель теории поднятия горных хребтов вследст¬
вие внедрения магмы.
41 „Картины природы11 переизданы Географгизом под редакцией члена-
корреспондента АН СССР С. В. Обручева в 1959 г.
42 Геогнозия—термин введенный в конце XVIII столетия немецкими
геологами. Ее задачи ограничивались эмпирическим описанием
горных пород. Но фактически термин „геогнозия11 в продолжение
первой половины XIX в. являлся синонимом геологии. Во второй
половине XIX в. термин „геогнозия11 постепенно вышел из употребле¬
ния.
43 Араго Доминик Франсуа (1786—1853) — французский физик, астроном
и политический деятель.
44 Глава III здесь не приводится. Она описывает путешествие Гумбольд¬
та на Урал, Алтай и к Каспийскому морю и касается преимуществен¬
но бытовой стороны — многочисленных приемов у губернаторов и дру¬
гих начальствующих лиц.
45 У Гумбольдта Внутреняя и Центральная Азия — синонимы Центральной
Азии. Гумбольдт установил следующие границы Центральной Азии:
на востоке — хребет Большой Хинган, на севере — южное горное
обрамление Сибири и далее к западу приблизительно по 50° с.ш., на
западе — р. Урал и Каспийское море, на юге — Гималаи. Это опре¬
деление границ принято до сих пор у зарубежных географов.
48 Канкрин Е. Ф. (1774—1845) —министр финансов России в 1823—1844гг.
С его именем связана денежная реформа 1839 г., по которой в России
была восстановлена серебряная валюта. В 1827 г. Канкрин обратился к
Гумбольдту с запросом относительно стоимости платины по отношению
218
к серебру. Запрос был связан с обнаружением незадолго до того плати¬
ны на Урале и проектом использования ее для изготовления монет.
Гумбольдт высказался против введения платиновой валюты. Завязавшая¬
ся переписка перешла на другие темы и в конечном итоге привела к
приглашению Гумбольдта в Россию.
47 Гумбольдта сопровождали проф. Г. Розе (1798—1873)—химик и минера¬
лог, и проф. Г. Эренберг (1795—1876) — натуралист. Розе занимался
изучением зависимости между формой кристаллов и условиями их обра¬
зования. Выдвинул кристалло-химическую классификацию минералов.
В путешествии с Гумбольдтом описал месторождение минералов в Иль¬
менских горах. Эренберг занимался главным образом изучением прос¬
тейших, особенно инфузорий. Его работы, несмотря на ряд допущен¬
ных ошибок, имели большое значение для развития протисто¬
логии.
48 „Технологический журнал “— периодическое издание Петербурской
академии наук в 1804—1815 гг. В 1806 г. было дано „Прибавление к
Технологическому журналу41. В 1816—1826 гг. выходило „Продолже¬
ние Технологического журнала...44
49 Туаз — единица измерения длины, применявшаяся в ряде стран до
введения метрической системы мер. Здесь французский туаз — он ра¬
вен 1,9490 м.
50 Бюаш Филипп (1700—1773)—французский географ; предложил но¬
вое разделение суши на бассейны рек и морей.
51 Бюффон Жорж Луи Лсклерк (1707—1788)—французский естест¬
воиспытатель. Автор работ „Теория Земли44 и „Эпохи природы4*.
52 Статья написана в ноябре 1887 г.
68 Лайелл Чарлз (1797—1875) — знаменитый английский геолог, друг Дар¬
вина. В 1828 г. опубликовал свой главный труд „Основы геологии44. В
нем убедительно показана несостоятельность господствовавшей тогда
теории всемирных катастроф, которой объясняли изменения в геоло¬
гической истории Земли.
Гукер Джозеф (1817—1911) —выдающийся английский ботаник, друг
и последователь Дарвина. Был неизменным советчиком ДарЕИна по всем
вопросам ботаники, первый принял полностью эволюционное учение
Дарвина и, вместе с Лайеллом, представил в 1858 г. в Линнеевское
общество (о нем см. примечание 93) работы Дарвина и Уоллеса, засви
детельствовав приоритет Дарвина в разработке учения о естественном
отборе.
54 Точное название „Выражение эмоций у человека и животных44. Эта
работа тесно связана с „Происхождением человека44. В ней Дарвин
поставил целью показать на обширном материале общность выражения
эмоций у человека и животных, проистекающую из общности их проис¬
хождения. (Ч. Дарвин, Сочинения, т. V , М., 1953).
55 Семья Ч. Дарвина нередко бывала в имении Веджвуда — Мэр,
находившемся примерно на расстоянии дня пути на лошадях от дома
Дарвинов в Шрусбери.
66 До последнего времени „Автобиография44 Дарвина была известна как
на его родине, в Англии, так и во всех других странах лишь в значи¬
тельно сокращенном варианте. Только в 1957 г. впервые в мире полный
текст этой замечательной книги увидел свет в русском переводе, сде¬
ланном профессором С. Л. Соболем с рукописи Ч. Дарьина по фото¬
копии, любезно предоставленной библиотекой Кембриджского универ¬
ситета. Полное название книги: „Воспоминания о развитии моего ума и
характера (автобиография). Дневник работы и жизни4*. Изд. АН СССР,
М., 1957.
57 Дарвин Эразм (1731— 1802) — врач, натуралист и поэт, один из пер¬
вых биологов-эволюционистов, выдвинувших в конце XVIII в. теорию
15*
219
развития органического мира, близкую в учению Ламарка. Обширный
Трактат „Зоономия44 представляет в сущности физиологию и психологию
челобека, которые Э. Дарвин рассматривал как основу медицины.
58 Френология — ложное учение о связи психических свойств чело¬
века и строения его черепа.
89 Мать ученого — Сусанна Дарвин (1765—1817) — старшая дочь Джо-
сайи Веджвуда, основателя знаменитой английской фабрики фарфора.
80 Грант Роберт (1793—1874) — профессор сравнительной анатомии и
зоологии Лондонского университета. В Эдинбурге занимался исследо¬
ванием морских беспозвоночных. В работах Гранта есть зачатки эво¬
люционных взглядов.
81 Правильнее Юэлл (1794—1866) — английский философ и историк нау¬
ки. Известно его сочинение „История индуктивных наук“ (русский
перевод в трех томах, СПб., 1867—1869). Придерживался крайне реак¬
ционных, идеалистических воззрений.
82 Генсло Джон-Стивенс (1796—1861)—английский ботаник, учитель и
друг Дарвина.
88 Гершель Вильям (1738—1822)—выдающийся английский астроном,
работы которого заложили основы звездной астрономии. Открыл пла¬
нету Уран (1781), двух его спутников и двух спутников Сатурна, уста¬
новил движение солнечной системы по направлению к созвездию Гер¬
кулеса, исследовал многочисленные туманности, доказал существование
орбитального движения двойных звезд и многое другое.
84 Точнее — Седжвик Адам (1785—1873) — видный английский геолог,
профессор Кембриджского университета. Дарвин считал его своим учите¬
лем в области геологии. Впоследствии Седжвик стал одним из самых
ярых противников эволюционного учения Дарвина.
86 Фиц-Рой Роберт (1805—1865) —капитан „Бигля“. Известен не только
как мореплаватель, но и как крупный гидрограф, а также метеоролог,
автор большого числа трудов в этой отрасли науки.
88 И. Веджвуд — по-видимому, брат матери.
87 Лафатер Иоганн-Каспар (1741—1801) — швейцарский пастор-богослов.
В сочинении „Физиономические фрагменты44 пытался обосновать связь
между характером человека и чертами его внешности.
88 Грейт Марльборо-стрит — улица в Лондоне, на которой Дарвин прожил
почти два года, до своей женитьбы.
89 ОЛайелле и Гукере говорилось выше (см. прим. 53). Броун (1773—1858)—
шотландский ботаник, известен открытиями „Броуновского движе¬
ния44 и ядра в растительной клетке. Гершель Джон (1792—1871) —
известный английский астроном, сын Вильяма Гершеля. Составил ка¬
талог туманностей и двойных звезд, определил количество излучаемого
солнцем тепла. Маколей Томас (1800—1859) — английский историк
и политический деятель, проводник колониальной политики и полно¬
го порабощения Индии. Написал пятитомную „Историю Англии41,
в которой, по словам К. Маркса, подделал „английскую историю в
интересах вигов и буржуазии44 („Капитал44, т. 1, стр. 278, 1955). Мотли
Джон (1814—1877)—известный американский историк и дипломат,
посол в Англии. Грот Джордж (1794—1871) — английский историк,
автор „Истории Греции44 в 12 томах. Карлейль Томас (1795—1881) —
английский реакционный публицист и историк.
7 Бокль Генри Томас (1821—1862) — английский историк и социолог,
рассматривавший исторический процесс с позитивистско-идеалистических
позиций; в своих сочинениях, в частности в „Истории цивилизации41,
оправдывал буржуазный строй и его колониальную политику.
71 Баббедж (или Бэбдедж) (1792—1871) — английский буржуазный эко¬
номист.
220
72 Вернее Кингсли, Чарлз (1819—1875) — английский писатель-рома¬
нист, богослов, натуралист-любитель, занимавшийся выведением не¬
которых пород сельскохозяйственных животных.
78 Гальтон Френсис (1822—1911) — двоюродный брат Ч. Дарвина.
74 Здесь Д. Н. Анучин некритично воспринял ссылки Дарвина на Мальтуса.
В 1862 г. Маркс, перечитав „Происхождение видов44, пишет Энгельсу: „У
Дарвина, которого я теперь снова просмотрел, меня забавляет его утверж¬
дение, что он применяет „мальтусовскую44 теорию также к растениям и живот¬
ным, между тем как у господина Мальтуса вся суть в том-то и заключается,
что его теория применяется им не к растениям и животным, а только к
людям — с геометрической прогрессией — в противоположность растениям
и животным». (Соч., т. 23, стр. 81). Энгельс в „Анти-Дюринге44 точно уста¬
новил, что Дарвин никакого отношения к Мальтусу не имеет. Он говорит:
"...Дарвину вовсе не приходило в голову сказать, что происхождение идеи о
борьбе за существование следует искать у Мальтуса, Он говорит только,
что его теория борьбы за существование есть теория Мальтуса, применен¬
ная ко всему животному и растительному миру44. По-видимому, и сам Дар¬
вин был не очень доволен, что, не разобравшись, припутал к своим идеям
Мальтуса. В „Автобиографии44 (см. прим. 56) он пишет: 44...прочел я, ради
развлечения, Мальтуса... Будучи подготовлен продолжительными наблюде¬
ниями над образом жизни растений и животных, я оценил все значение
повсеместно совершающейся борьбы за существование и сразу был поражен
мыслью, что при таких условиях полезные изменения должны сохраняться,
а бесполезные уничтожаться44. Отсюда ясно, что теория Мальтуса никакого
отношения к концепции Дарвина не имела. Оказывается, Дарвин, развле¬
каясь, читал Мальтуса, и вдруг ему пришла в голову мысль совсем не о
борьбе за существование, а о том, что полезные изменения должны сохра¬
ниться. Ошибка Дарвина заключалась в том, что, он, видимо, считал, что
борьба за существование совершается „повсеместно44. Подробнее об этом
см. С. Д. Муравейский „Энгельс и Дарвин44, в кн.: „Реки, озера, гидро¬
биология, сток44, Географгиз, 1960, стр. 353-355.
78 Статья опубликована за подписью „Д-ъ“.
7в Речь, произнесенная в заседании Общества любителей естествознания,
антропологии и этнографии 31-го января (по старому стилю) 1909 г.
77 О нем см. статью Д. Н. Анучина в настоящем сборнике, стр. 135.
78 Вернее Королевское общество, т.е. Английская академия наук.
79 Среди эволюционистов предшественников Дарвина также было немало
русских естествоиспытателей, таких как зоолог К. Рулье (1814—1858),
эмбриолог, этнограф и антрополог, К. Бэр (1792—1876), геолог А. А. Кей-
зерлинг (1815—1891) и Г. Е. Щуровский (1803—1884), зоологи Н. А. Се-
верцов (1827—1885) и Л. С. Ценковский (1822—1887), ботаник А. Н. Бе¬
кетов (1825 — 1902) и др.
80 Филогенез — процесс развития всех органических форм в течение всего
времени существования жизни на Земле; иногда говорят о филоге¬
незе отдельных групп животных и растений.
81 О Тайлоре см. статью Д. Н. Анучина в настоящем сборнике (стр. 188).
82 Умов Николай Алексеевич (1846—1915)—выдающийся русский физик,
профессор Московского университета; под влиянием великих открытий
естествознания в XIX и начале XX в. сделал значительный шаг от ме¬
ханистического материализма к диалектическому миропониманию.
88 Мензбир Михаил Александрович (1855—1935) — выдающийся зоолог,
академик. В 1882 г. выступил со статьей о задачах и состоянии эво¬
люционного учения, был редактором первого полного собрания сочи¬
нений Ч. Дарвина на русском языке (4 т., 1925 —1929 гг.), в 1927 году
опубликовал книгу „За Дарвина44.
84 Ковалевский Александр Онуфриевич (1840—1901) —выдающийся биолог"
эволюционист, академик. Творчески развивая дарвинизм и основываясь
221
на его положениях, создал новую отрасль биологии — сравнительную
эмбриологию и физиологию- Его брат, Ковалевский Владимир Онуфри-
евич (1842—1883), —основоположник эволюционной палеонтологии, на¬
писал несколько монографий, посвященных палеонтологии копытных
животных. Дарвин признал исключительно важное значение этих
монографий в обосновании эволюционного учения.
85 Геккель Эрнст (1834—1919) — немецкий естествоиспытатель, видный
последователь Дарвина, много способствовавший развитию и пропа¬
ганде естественноисторического материализма. Геккель вел научную
дискуссию главным образом с Р. Вирховым и его сторонниками, выс¬
тупавшими против преподавания эволюционной теории в учебных за¬
ведениях. Геккель открыто боролся против философского идеализма
и церковного мракобесия, за что подвергался преследованию официаль¬
ных правительственных органов. Реакционная сторона учения Геккеля
в том, что он распространял законы живой природы на явления общест¬
венной жизни; такого рода теории принято называть „социальным дар¬
винизмом “.
86 С этой оценкой Д. Н. Анучина согласиться нельзя. Анучин
был далек от марксизма и отсюда непонимание им роли Михай¬
ловского — идеолога либерального народничества, врага марк¬
сизма. Критику взглядов Михайловского дал Г. В. Плеханов,
а окончательно реакционную сущность народнического „социализма44
разоблачил В. И. Ленин в своей работе „Что такое „друзья народа44
и как они воюют против социал-демократов?
87 Ошибка — Уоллес умер 7 ноября.
88 О нем см. примечание 53.
89 Гекели Томас Генри Г1825—1895) —английский естествоиспытатель,
ближайший соратник, последователь Дарвина, популяризатор его
учения. Доказал морфологическую близость человека к высшим обезь¬
янам.
90 Галыпон Фрэнсис (1822—1911)—английский реакционный антропо¬
лог-расист, один из основоположников лженауки евгеники.
91 Вариетет — разновидность.
92 О них см. примечание 53.
93 Линнеевское общество — известное научное общество в Англии. Воз¬
никло после смерти выдающегося шведского естествоиспытателя Карла
Линнея на средства английских натуралистов Смита и Банкса, купив¬
ших коллекции и библиотеку Линнея.
94 См. примечание 103.
95 Бейтс Генри Уолтер (1825—1892)—выдающийся английский нату¬
ралист. Он 11 лет путешествовал по Амазонке и описал около 8000 ви¬
дов насекомых. По словам Ч. Дарвина, книга Бейтса „Натуралист на
реке Амазонке44 является наилучшим естественно историческим описани¬
ем путешествия, когда-либо изданным в Англии. Книга Бейтса переизда¬
на Географгизом в 1958 г.
06 Здесь Анучин снова некритично отдает дань социальным воззрениям среды,
в которой жил Уоллес; последний так же,, как и Дарвин (см. прим. 74),
никакого отношения в своих концепциях к схемам Мальтуса не имеет.
97 Уоллес показал, что по Малайскому архипелагу проходит биогео-
графическая граница („Уоллесовская линия44), разделяющая его по
фауне и флоре на азиатскую и австралийскую половины.
98 Мюллер Фриц (1821 —1897)—немецкий зоолог и эмбриолог, много
сделавший для распространения дарвинизма и обоснования некоторых
его положений.
99 Русские переводы: СПб., 1872; СПб., 1903.
100 „Высшим разумом44 или „духовным началом44. Хотя Уоллес был эво¬
люционистом, однако он не отошел от идеалистического мировоззре¬
ния. Уоллес считал, что возникновение жизни на Земле, появление
222
чувствительности и сознания, а также происхождение человека вызва¬
но действием нематериальных сил. Он отрицал активную роль внешней
среды в эволюции видов. Такая противоречивость взглядов Уоллеса при¬
вела его в конце жизни даже к тому, что он стал активным привержен¬
цем спиритизма.
101 Последннее издание на русском языке выпущено в 1956 г. Географ-
гизом со вступительной статьей ,,А. Уоллес как ученый и путешествен¬
ник44 и примечаниями проф. И. И. Пузанова.
102 Д. Н. Анучин не упоминает о большой работе А. Уоллеса „Естественный
подбор“(на русском языке два издания: М., 1876; СПб., 1878). В ней уче¬
ный яркую окраску некоторых насекомых, целесообразность которой не
мог объяснить Ч. Дарвин, рассматривает как защитное приспособление
организма. Уоллес установил, что такая окраска присуща ядовитым
насекомым и тем, у которых неприятный запах. Этим они отпугивают
насекомоядных животных.
103 Русские издания: „ДарвинизмМ., 1898, перевод и вступительная
статья,, А. Уоллес и его научное значение41 проф. М. А. Мензбира (о нем
см. примечание 83); второе дополнительное издание, М., 1911. В
работе „Дарвинизм44 Уоллес не только излагает теорию естественного
отбора, но рассматривает главнейшие возражения против этой теории
и опровергает другие теории, которыми противники дарвинизма пы¬
тались заменить учение Дарвина. Но у Уоллеса были и расхождения
с Дарвином. В частности, он не признавал полового отбора.
104 Глубоко гуманный Уоллес резко критиковал социальное неравенство
современного ему общества. Но говорить о его „склонности к социалис¬
тическим идеям44, как формулирует Д. Н. Анучин, в общем беспочвенно.
По своему социальному мировоззрению Уоллес оставался утопическим
мелкобуржуазным мечтателем, а не тем революционером, каким он был
в области биологии.
105 Пастер родился 27 декабря 1822 г., умер 28 сентября 1895 г. —спустя
три года после празднования его семидесятилетнего юбилея.
106 Коллеж — среднее учебное заведение во Франции, Бельгии. Коллед¬
жи — разного рода учебные заведения от средней школы до универси¬
тета в Англии; в США колледжи—главным образом специальные
высшие учебные заведения.
107 Нормальная школа — среднее педагогическое учебное заведение во
Франции и некоторых других странах. Срок обучения три года, гото¬
вит учителей начальных школ. Но существуют также высшие нормаль¬
ные школы, готовящие педагогов для средних школ. Старейшая из
этих школ, основанная в 1795 г., парижская. Из ее стен вышло много
видных политических деятелей, ученых и литераторов. Студенты
этого учебного заведения были обязаны посещать лекции в других
парижских высших учебных заведениях и участвовать в диспутах,
устраиваемых профессорами школы.
108 Бакалавр — во Франции лицо, окончившее среднюю школу и полу¬
чившее право поступления в высшую школу.
109 Дюжа Жан (1800—1884)—французский химик. По-видимому, этот
курс Дюма читал не в Сорбонне (ее профессором он не был), а в специ*
альной учебной химической лаборатории, основанной им в Париже
в 1832 г.
110 „Научные доклады44 — орган Французской академии наук.
111 Митчерлих Эйльхард (1794—1863) —крупный немецкий химик. Изучая
соотношения между составом и кристаллической формой фосфорнокис¬
лых и мышьяковокислых солей, в 1819 г. открыл явление изоморфизма —
способность кристаллических веществ, аналогичных по химическому
составу и по структуре, образовывать непрерывные или прерывистые
ряды кристаллов смешанного состава. В 1821 г. Митчерлих открыл явле¬
223
ние диморфизма, т.е. существование одного и того же вещества в двух
различных кристаллических формах.
112 Пуше Феликс (1800—1872) —французский естествоиспытатель и врач.
Занимаясь микроскопическими исследованиями отстаивал несостоя¬
тельную идеалистическую теорию самопроизвольного зарождения.
113 Пебрина, или нозематоз шелкопрядов, — болезнь, вызываемая одно¬
клеточным паразитом; приводит к массовоой гибели грены, гусениц
и бабочек.
114 Официальный правительственный орган.
115 Листер Джозеф (1827—1912) —знаменитый английский хирург, создав¬
ший целую эпоху в хирургии введением в хирургическую практику разра¬
ботанного им способа антисептики ран с обеззараживанием воздуха и
самой раны карболовой кислотой. В разработке своего метода Листер
основывался на несостоятельности самозарождения простейших ор¬
ганизмов — положении, установленном опытами Пастера.
118 Бешенство, или водобоязнь, — острое инфекционное заболевание, по¬
ражающее центральную нервную систему. Передается через укус жи¬
вотного, больного бешенством. Возбудитель—фильтрующийся вирус.
Первая прививка против бешенства была сделана Л. Пастером по раз¬
работанному им методу в июле 1885 г. Метод Пастера состоит в введении
прививаемому подкожно эмульсии высушенного спинного мозга кролика,
зараженного вирусом бешенства.
В России первая (вторая в мире после парижской) станция по борьбе
с бешенством была организована известным русским микробиологом
Н. Ф. Гамалея (1859—1949) в Одессе в июне 1886 г., а вскоре подобные
станции (они получили название пастеровских) были открыты и в дру¬
гих крупных городах России.
117 Пастеровский институт создан в 1888 г. в Париже в связи с успехами,
которые имел Пастер при лечении людей, укушенных бешеными жи¬
вотными. Институт был построен на средства, собранные по междуна¬
родной подписке. Цель института — научная разработка вопросов борьбы
с заразными болезнями. Первым руководителем института был Л. Пас¬
тер.
118 Д. Н. Анучин называет И. И. Мечникова „бывшим профессором“
потому, что он в 1882 г. в знак протеста против реакционных действий
царского министра просвещения покинул Новороссийский университет
(в Одессе). Мечников сначала продолжал научные исследования на соб¬
ственные скромные средства в домашней лаборатории, а в 1887 г. поки¬
нул Россию и стал работать в институте у Пастера. С И. И. Мечниковым
Д. Н. Анучин состоял в переписке, время от времени приглашая его
в Москву для чтения публичных лекций в большом зале Политехни¬
ческого музея. Такие приезды Мечникова бырали большим событием
в научной жизни Москвы, и аудитория не могла вместить всех желающих
послушать его лекции.
11 э статья напечатана за подписью „Д”.
120 Реклю Мишель Эли родился в 1827, умер в 1904 г., на год раньше
Элизе Реклю.
121 Риттер Карл (1779—1859) — яркий представитель идеалистического
направления в географии XIX в. В своих географических работах,
написанных главным образом на основании кабинетных исследований,
пытался приспособить географические факты к созданным им теорети¬
ческим схрмам и конструкциям, имеющим целью доказать божествен¬
ный характер происхождения Земли и фатальную предопределенность
судеб народов божьим промыслом. Он стремился выявить, каким обра¬
зом то или иное место обитания человека влияет на его судьбу. Роль
каждого материка в истории заранее предначертана божественной си¬
лой. Отсюда для народов Западной Европы он предназначал главенст¬
224
вующую, господствующую роль над остальными народами. Таким об¬
разом, Риттер закладывал основы для будущего развития геополити¬
ки и различных мистических построений в современной буржуазной
географии. Риттер был прямым проводником в географии идеалистиче¬
ской философии И. Канта, Г1. Гегеля, И. Гердера.
К положительным сторонам научного творчества и лекционной дея¬
тельности ученого можно отнести разработку и популяризацию
сравнительного метода в географии, который особенно хорошо выражен
К- Риттером в „Землеведении“ (2 тома, 1817—1818) —этой самой полной
сводке географических знаний того времени.
122 Песталоцци Иоганн Генрих (1746—1827)—знаменитый швейцарский
педагог; основал педагогический институт и детские приюты. Разрабо¬
тал методику начального обучения арифметике, географии и родному
языку. Главные педагогические сочинения : „Лингард и Гертруда“,
„Как Гертруда учит своих детей“ и „Лебединая песня
123 Оба они — сторонники учения ^Фурье.
124 Ренан Э. (1823—1892)—французский историк религии,| семитолог
и философ-идеалист.
125 Так назвали территорию современной Колумбии испанские завое¬
ватели Южной Америки XVI в.
126 Гранитный горный массив в Андах Колумбии.
127 Жоан Адольф (1813 — 1881)—французский писатель-географ. Издал
120 томов описания французских департаментов и французский геогра¬
фический словарь.
128 „ВиПеВп с!е 1а 5ос1ё1ё с1е Сёо^гарЫе44.
129 По скандина'вской мифологии Фрея — богиня любви и красоты.
180 Ко времени опубликования данной статьи на русском языке появи¬
лось четыре издания „Землив 1872 г. (СПб., издательство Ильина);
в 1878—1882 гг. (в том же издательстве); в 1895 г. (СПб., издательство
Поповой); в 1898—1901 гг. (в том же издательстве). Впоследствии
„Земля“ издавалась еще дважды: в 1911—1914 гг. (М., издательство
Тихомирова); в 1914 г. (М., издательство Сытина).
181 В своем труде „Земля44 Реклю писал: „Главная задача географии со¬
стоит не в описании отдельных частей земного шара, но прежде всего в
описании деятельности тех сил, которые действуют на Земле. Познать
физиологию Земли можно, лишь изучая ее органы во взаимодействии,
показывая непрерывную и закономерную изменчивость географических
явлений во времени и в пространстве*4.
В то время, когда в географии царила схоластика и вся география
сводилась в сущности к перечню географических названий, „Земля*4 про¬
извела настоящий переворот. В географической науке почувствовалось
свежее дыхание смелой м'ысли.
132 Русские издания: М., 1896; М., 1903; М., 1914.
183 Во время осады Парижа немцами Реклю неоднократно совершал поле¬
ты на воздушном шаре из Парижа в другие города Франции.
184 Газета „Крик народа44 издавалась известным писателем-коммунаром,
другом Элизе Реклю, Жюлем Валлесом.
185 Вильямсон — известный английский химик; лорд Эмберли — видный
политический деятель того времени.
186 В оригинале ошибочно указан 1871 год. В действительности было так:
14 марта 1872 г., т.е. почти через год после ареста, ученый был доставлен
в закрытой карете с кандалами на руках на границу Швейцарии. От¬
туда Реклю отправился в Цюрих, куда удалось бежать из Парижа
его брату Эли.'[[
137 Мечников Л. И. (1838—1888) — русский географ и социолог, публицист.
Сотрудничал в „Колоколе44 А. И. Герцена. В своем основном труде
225
„Цивилизация и великие исторические реки“ (вышел посмертно в 1899 г.)»
пытался доказать, что определяющей силой развития общества и рас¬
пространения цивилизации являются водные пути сообщения.
188 „Всеобщая география“ — „Земля и* Люди“ писалась двадцать лет,
с 1873 по 1893 г. Каждый из 19 томов содержит около 900 страниц текста,
множество карт, чертежей и рисунков. Прежде чем описывать ту или
иную страну, Реклю считал необходимым ее посетить и на месте собрать
материалы. „Продуктивность его труда была изумительной, — писал
П. А. Кропоткин. —Для каждого тома он должен был проштурдиро-
вать от 900 до 1000 книг. Нередко он прочитывал и делал выписки толь¬
ко для того, чтобы прибавить несколько слов к описанию долины или
горного прохода, для характеристики горной цепи“.
189 Русские издания: СПб., 1877—1896; СПб., 1898—1901 (оба в изда¬
тельстве „Общественная польза44); СПб., 1899—1906 (издательство
Поповой).
140 В работе над этими томами (5-й и 6-й) деятельное участие принимал
П. А. Кропоткин. В Швейцарии он близко сошелся и подружился с
Эли и Элизе Реклю. С последним его связывали не только географические
интересы, но и общность анархических взглядов. Но выявить точно,
сколь велика доля труда Кропоткина, вложенного в эти объемистые
книги, в настоящее время затруднительно.
141 Э. Реклю поставил себе целью описать страны по свежим впечатлениям
так, „ чтобы в уме читателя эти страны вставали бы при чтении
как живые44. Язык у Реклю образный, художественный. В этом отно¬
шении его ставят в один ряд с лучшими французскими писателями-
стилистами. Под пером Реклю самый заурядный пейзаж приобретает
особую прелесть и привлекательность.
142 В действительности дело обстояло не совсем так. Э. Реклю известен не
только как выдающийся ученый-географ, но и как революционер-анар¬
хист, являясь крупным организатором и наряду с П. А. Кропоткиным
видным теоретиком анархизма. Социологические взгляды Реклю наиболее
полно изложены в его работе „Эволюция, революция и идеал анархизма44
(1897, русск. пер., СПб., 1906).
148 Бодио Луидж — итальянский статистик и политэконом, в то время
директор Итальянского статистического бюро в Риме.
144 Последняя работа Э. Реклю „Человек и Земля44 составила шесть боль¬
ших томов. В этом труде Реклю излагает историю человечества, стре¬
мясь показать первенствующую роль в развитии общества географической
среды. Русские издания: СПб., 1906—1909 (издание Брокгауз—Ефрон);
СПб., 1908 (издание П.П. Сойкина, приложение к журналу „Природа
и Люди44).
14в Антропофаги — людоеды.
146 Вивисекция — живосечение, операция на живом животном с научной
целью.
147 Предместье.
148 Д. Н. Анучин имеет ввиду Географическое отделение Общества люби¬
телей естествознания, антропологии и энтнографии в Москве и основан¬
ный в 1894 г. при нем журнал „Землеведение44.
149 В 1956 г. Географгиз издал книжку Н. А. и Н. К. Лебедевых „Элизе
Реклю44. Она дополняет эту статью Д. Н. Анучина, выявляя те сторо¬
ны жизни и, деятельности замечательного ученого, которые недоста¬
точно освещены в данном очерке, например путешествие Э. Реклю по
Америке.
160 В данном сборнике воспроизводится лишь портрет, присланный Э. Рек¬
лю Д. Н. Анучину.
151 Сейчас большей частью пишут Порво.
226
152 Это не совсем точно. Норденшельд сдал экзамены за курс гимназии
экстерном. В революционном 1848 г. он был исключен из гимназии за
участие в так называемых „беспорядках“. В Финляндии они, в част¬
ности, выражались в требовании национальной независимости.
168 Хондротит — минерал из класса силикатов. Встречается в виде мелких
вкраплений в перекристаллизованных мраморизованных известняках и
доломитах.
154 Ниландер Вильгельм — известный финляндский ученый, професссор
ботаники в Гельсингфорском университете. Главные работы посвящены
лишайникам.
155 Берг Ф.Ф. (1793—1874) —генерал-губернатор Финляндии в то время,
крайний реакционер. В Финляндии проводил политику руссификации.
До этого снискал печальную славу в подавлении революционного дви¬
жения 1848—1849 гг. в Венгрии, а впоследствии в Польше в подавле¬
нии восстания 1863 г.
156 О нем см. примечание 47.
167 Торель Отто Мартин — шведский натуралист и путешественник по
Альпам, Исландии и вместе с Норденшельдом по Шпицбергену.
168 В оригинале опечатка — следует 1865 г.
169 Здесь вкралась ошибка. Имеется в виду Международное бюро мер
и весов, находящееся в Севре, пригороде Парижа.
160 Среди капиталистов, финансировавших Норденшельда, следует вы¬
делить Оскара Диксона, который оказывал материальную поддержку
во всех последующих предприятиях ученого. В знак признательности
Норденшельд назвал именем Диксона один из небольших прибреж¬
ных островов с удобной бухтой недалеко от устья Енисея.
161 Таких глубин здесь нет. По последним данным в этих местах глубины
лишь местами немного превышают 3000 м.
162 Геер Освальд (1809—1883)—известный швейцарский энтомолог, бота¬
ник и палеонтолог, специалист по третичной флоре и фауне.
163 Лабораторный анализ подтвердил метеоритное происхождение этих
глыб.
164 Сероватая пыль, найденная Норденшельдом в углублениях льда, была
подвергнута анализу. В ее состав входил магнитный железняк и никель.
По мнению ученого, эта загадочная пыль космического происхожде¬
ния.
165 А. Э. Норденшельд. „Экспедиция к устьям Енисея41. Перев. со швед.,
СПб., 1880.
166 Сибиряков А. М. (1849—1893)—русский золотопромышленник. Бу¬
дучи энтузиастом экономического развития Севера, принимал участие
в организации и финансировании не только экспедиции Норденшельда,
но и других полярных экспедиций. Финансировал также издание
трудов по истории Сибири.
167 Командир „Веги44.
168 Так Норденшельд называет бухту на острове Диксон, в которую за¬
ходила „Вега44. 0
169 Д. Н. Анучин несколько преувеличивает заслуги Норденшельда
в изучении Чукотки. Еще известный гидрограф Г. А. Сарычев оставил
в своем „Путешествии по северо-восточной части Сибири, Ледовитому
морю и Восточному океану...44 (издано в 1802 г.) описание природы и
быта народов Северо-Восточной Азии. Замечательный мореплаватель
и ученый Ф. П. Врангель в „Путешествии по северным берегам Сибири
и Ледовитому морю, совершенное в 1820—1824 гг.44, тоже дал сведения о
народах Севера. Изучением чукчей занимался миссионер А. И. Аргентоз,
публиковавший описание своих путешествий в сибирских изданиях
в" 1850—1870 гг. В 1868—1870 гг. на Чукотке работала экспедиция
227
Г. Л. Майделя, доставившая важные сведения о чукчах. Позднее, в
90-х годах чукчей изучал В. Г. Тан-Богораз, который жил среди чукчей,
знал их язык и сделал для этнографии этого народа гораздо больше,
чем все исследователи до него, вместе взятые.
170 На русском языке имеются следующие переводы: „Путешествие
вокруг Европы и Азии на пароходе „Вега“ в 1878 — 1880 гг.“, СПб.,
1881; „Шведская полярная экспедиция 1879—1880 гг.“, СПб., 1880;
„Вдоль полярных окраин России. Путешествие Норденшельда вок¬
руг Европы и Азии в 1878—1880 гг.“, 1-е издание, СПб., 1885; 2-е,
1889. Последнее издание в новом переводе — „Плавание на „Веге44,
т. 1 и 2, Л., 1936.
171 Первым пересек Гренландию Ф. Нансен, в 1888 г.
172 „Рас51тПе-А11а5и — атлас, карты которого являются точной репро¬
дукцией оригинала.
173 Периплы — путеводители для мореплавателей, употреблявшиеся в
древней Греции и других странах Средиземного моря.
174 Норденшельд Отто (1869—1928)—шведский геолог и путешествен¬
ник. В 1901—1903 гг. возглавил шведскую антарктическую экспеди¬
цию на судне „Антарктика Собрал обширный материал о геологическом
прошлом и природе Антарктиды. Исследовал Перуанские и Чилийские
Анды.
176 Это не совсем точно. До Норденшельда в Карском море работало несколь¬
ко экспедиций. В 1734—1739 гг. участники Великой Северной экспеди¬
ции Муравьев, Павлов и Малыгин впервые положили на карту контуры
материкового берега Карского моря. В 1824 — 1828 гг. опись берега от
Печоры до Ямала включительно выполнили штурманы Иванов и Рого¬
зин. В 1881 году гидрографическая экспедиция под начальством Мои¬
сеева выполнила опись Обской губы.
176 Сохранились: чертеж 1667 г. тобольского воеводы Петра Годунова,
выполненный по указу царя Алексея Михайловича и исправленный и
дополненный чертеж 1672 г. В них сделана попытка свести воедино
чертежи новооткрытых или посещенных земель, которые доставляли в
воеводскую канцелярию служилые люди, казаки и промышленники.
177 1905 г.
178 Сейчас не Бреславль, а Вроцлав.
179 Мелафир — старый геологический термин, употреблявшийся в раз¬
личных значениях. Обычно им обозначали мелкозернистые темные
породы, независимо от их состава.
180 Сейчас Больцано.
181 Трахит — светло окрашенная вулканическая порода. Служит строи¬
тельным материалом.
182 Семиградье — Семиградские горы, относятся к системе Карпат; находятся
на территории Румынии.
183 Теперь Таиланд.
184 Из семи путешествий по Китаю, наиболее важны и плодотворны:
третье (1869) —через Шаньдун и Южную Маньчжурию; пятое (1870) —
через Центральный Китай, от Кантона до Пекина; и последнее (1871 —
1872)—по Северному и Западному Китаю, от Чжили до Сычуани.
185 Сейчас Цзилинь.
186 „Китай44 —основной труд ученого состоит из четырех томов. Первый,
второй и четвертый были опубликованы с 1877 по 1883 г. Третий же том
увидел свет после смерти Рихтгофена, в 1912 г.
187 Дрыгальский Эрих (1865—1949) — немецкий географ и полярный иссле¬
дователь. Возглавил две экспедиции (1891 г. и 1892—1893 гг.) к запад¬
ным берегам Гренландии. В 1901—1903 гг. руководил немецкой антарк¬
228
тической экспедицией. Открыл и обследовал участок Антарктиды —
Землю Вильгельма II . В 1910—1912 гг. был членом германской экспеди¬
ции на Шпицберген для изучения возможности применения дирижаблей
б Арктике.
188 В Берлине на VII Международном географическом конгрессе Рихтго¬
фен во вступительной речи сделал исторический обзор успехов земле¬
ведения. Много докладов было посвящено проблеме исследования поляр¬
ных и колониальных стран. Ряд докладов сделали русские делегаты (их
было 39 человек): Врангель — о ледоколе „Ермак4 и результатах его
первых плаваний, Ю. М. Шокальский—о русских гидрографических
работах, Д. Н. Анучин — об изучении озер верховий Волги, А. А. Тил-
ло —о земном магнетизме, А. Н. Краснов—о русских влажных субтро¬
пиках, В. А. Обручев—об орографии Забайкалья.
189 Риттер Карл~( 1779 —1859) — известный немецкий географи См.^приме¬
чание 12К
190 Кяо-Чао (сейчас Цзяочжоу) был захвачен Германией в 1898 г. Фор¬
мально эта часть китайской территории отдавалась Германии по дого¬
вору в аренду сроком на 99 лет. Этот же доювор предоставлял Германии
широкие права для ее экономического внедрения в Шаньдунскую про¬
винцию (эксплуатация железцых рудников, железных дорог, концес¬
сии и т. д.), которая включалась таким образом в сферу германского
влияния.
191 Кого цитирует Д. Н. Анучин, установить не удалось.
192 Д. Н. Анучин был лично знаком с Рихтгофеном, слушал его лекции
и не раз обращался к нему за советами не только когда бывал в Германии,
но и письменно. Внешний облик ученого и его качества как человека
Анучин рисует по своим личным впечатлениям.
*93 Томсон Уайвилл (1830—1882)—шотландский океанограф. Карпентер
Вильям (1813—1885)—английский естествоиспытатель. Во время
совместных океанографических экспедиций ими впервые было установ¬
лено наличие богатой и разнообразной фауны на больших глубинах.
В своих экспедициях Томсон и Карпентер впервые широко применили
совершенный термометр для измерения температуры на больших глу¬
бинах.
494 Судно названо по имени норвежского зоолога М. Сарса (1808—1869) —
I крупнейшего специалиста по морским звездам и медузам.
195 Необходимо напомнить, что употребляя* выражение “дикари” и т. п.
Д. Н. Анучин никогда не исходил из представлений о расовой неравноцен¬
ности. Эти выражения у Д. Н. Анучина не больше как дань времени
и характеризует лишь уровень общественного развития — стадию первобыт¬
ного общества. Однако, продолжая писать, так сказать по инерции “дикари”,
'‘варвары” ит. д., он понимает, что эти выражения стали носить все более
дискриминационный оттенок, и поэтому, высказывая свое осуждение расизму,
Анучин подобные термины местами уже заключает в кавычки (например
см. стр. 191 и 198).
496 Последнее издание „Первобытной культуры44 на русском языке вышло
в 1939 г.
197 Лавров П. Л. — идеолог народничества, член общества „Земля и воля44,
затем партии „Народная воля44, представитель субъективной школы
в социологии.
198 Нурмаркен — в то время лесистая местность, примыкавшая с севера
к Христиании (ныне Осло).
499 Консерватор — заведующий зоологическим или ботаническим каби¬
нетом.
200 Даниельсен Даниель Корнелий (1815—1894) норвежский врач, зоолог,
общественный деятель. Известен своими исследованиями о проказе.
229
Ему принадлежит ряд работ по скандинавской фауне. Создал Бергенский
музей, основал театр, городскую картинную галерею и литературное
общество.
201 Дорн А. — известный биолог, основатель и директор Неапольской
биологической станции.
202 Нансен был выдающимся спортсменом. Занимаясь конькобежным спор¬
том, он уже в 17 лет стал чемпионом Норвегии, а спустя несколько лет
установил один из мировых рекордов в скоростном беге. Самым большим
увлечением Нансена были лыжи. 12 лет подряд он занимал первое место
в стране в беге на длинные дистанции и 49 лет оставался деятельным чле¬
ном „Лыжного клуба Христиании44.
208 Нансен защитил диссертацию на тему „Нервные элементы, их построе¬
ние и связь с центральной нервной системой44.
204 См. примечание 187.
205 Исходя из того, что корабли с обычными обводами корпуса при силь¬
ных сжатиях льдов оказываются неминуемо раздавленными, Нансен
решил придать подводной части „Фрама44 яйцевидную форму, с тем чтобы
судно при давлении льдов „выжималось44 вверх и оказывалось на льдах
как на плоту. Постройку „Фрама44 Нансен поручил лучшему из норвеж¬
ских судостроителей мастеру-самоучке Колину Арчеру.
206 По последним данным, русские поморы открыли Грумант не позже се¬
редины XV в. и с тех пор регулярно отправлялись туда на промысел
и нередко оставались на зимовку.
207 Скорбут, или цинга, — болезнь из группы авитаминозов, возникает при
отсутствии в пище витамина С.
208 Предположение о том, что основной поток течения через Полярный бас¬
сейн проходит восточнее, от Берингова пролива, не подтвердилось.
В частности, безуспешной оказалась попытка Р. Амундсена на судне
„Мод44 (1918 —1920) достичь Северного полюса со льдами, начав дрейф
от Берингова пролива.
209 Научные результаты экспедиции были изданы в шести объемистых
томах. Закончено издание в 1906 г. Третий том написан самим Нансеном
(1902). Он посвящен океанографии Полярного бассейна.
210 Как известно, это предположение не сбылось. Путешествию Нансена
в Антарктику в значительной мере помешала его активная обществен¬
ная и политическая деятельность. Он занял видную роль в движении за
расторжение шведско-норвежской унии (ее расторжение произошло
в 1905 г), не раз был дипломатическим представителем Норвегии за гра¬
ницей. В 1921г. Нансен возглавил помощь международной прогрессив¬
ной общественности голодающим Поволжья. Эта благородная иници¬
атива была высоко оценена нашим государством, и IX Всеросийский
Съезд Советов в 1921 г. наградил Нансена специальной грамотой.
СОДЕРЖАНИЕ
Стр.
Предисловие 3
О судьбе Колумба, как исторической личности, и о спорных и темных
пунктах его биографии 5
О портретах Христофора Колумба 58
Памяти Галилея 66
Александр фон Гумбольдт, как путешественник и географ, и в особен¬
ности как исследователь Азии 74
Автобиография, биография и переписка Чарлза Дарвина 121
Столетие со дня рождения Ч. Дарвина . . . . 129
А. Р. Уоллес 135
Юбилей Л. Пастера 143
Элизе Реклю 150
Адольф Эрик фон Норденшельд 171
Памяти професора Ф. фон Рихтгофена 179
Джон Мёррей 184
Э. Б. Тайлор 188
Фритьоф Нансен, его подвиги и открытия 206
Примечания 216
Дмитрий Николаевич, Анучин
ЛЮДИ ЗАРУБЕЖНОЙ НАУКИ И КУЛЬТУРЫ
Редактор Я. Л. Перваков
Младший редактор Г. П. Зоркина
Переплет художника Я. 3. Левянт
Художественный редактор Е. А. Радкевич
Технический редактор С. М. Кошелева
, Корректор 3. Г. Гейзе
Т-06187. Сдано в производство 5/1—60 г.
Подписано в печать 2/У1-60 г. Формат 60х92/1в.
Печатных листов 14,5+0,125 вкл. Условных листов 14,625.
Издательских листов 15,29.
Тираж 10 ООО. Цена 7 р. 70 к. Переплет 2 руб.
С 1/1-61 г. цена книги 77 коп. Переплет 20 коп.
Московская типография № 3 «Искра революции»
Мосгорсовнархоза