АНАРХИЗМ в
f*-*»*»!***™»*!* «
А'ёН
Сборник "ъ.
1.
-Элизе Ренлю. Эволюц1я и
революция.— Б. Р. Тэннеръ.
Государственный сошалнзмъ и анар*
хизмъ. — Маккэй. Анарх1я. —
—Ж. Этьвванъ. Право на жизнь.
•ПетръКропотнннъ.Государство,
его роль въ исторш.—Л. Н.
Толстой. Объ отношен!и к*
государству.—**Михаилъ Бакунин*, о
государства—В. Та. Жозефъ Пру-
донъ о государств*. — Вл. Та.
Махсъ Штирнеръ о государств*.
—М. Неттлау. Взаимная
ответственность и солидарность въ
борьб* рабочаго класса.—Ф.
Допела-Ньювангуиеъ. ёопрось о
милитаризм*. &<&&&&&&&
:
*

ОТЪ РЕДАКЦ1И.
Задача редакши сборника—дать возможность
читателю, хотя бы отчасти, познакомиться съ
основными идеями различныхъ теоретиковъ
анархизма по работамъ самихъ представителей
посл'Ьдняго, Бол-fee всего м?ста удалено вопросу
объ отношенш: къ государству. Пом1зщенныя (съ
некоторыми несущественными пропусками)
очерки Льва Толстого ран-fee изданы были въ Лондон-fe
В. Чертковымъ- Статья Петра Кропоткина
«Государство, его роль въ исторш»—перепечатана съ
женевскаго издания 1904 г. группы «Хл^бъ и
Воля».
Объ отношенш къ государству М. Бакунина,
Ж.Прудона и М. Штирнераповествуется, поскольку
это оказывается возможнымъ, словами самихъ
великихъ анархистовъ. «Право на жизнь» Ж.
Этьевана есть его известная pfe4b передъ судомъ
присяжныхъ. Наконепъ, статьи ф. Домела-Ньюван-
гуисъ—«Вопросъ о милитаризме» и М. Неттлау—
«Взаимная ответственность и солидарность въ
борьбе рабочаго класса» взяты изъ собратя
«Докладовъ Парижскому Международному
Революционному Конгрессу 1900 года», женевскаго
издатя группы русскихъ коммунистовъ -
анархистовъ.

Э. Реклю.
ЭЮЛЮШЯ И РЕР0ЛЮЦ1Я.
Эти два слова „эволюцхя* и „революгпя" по
смыслу очень сходны между собою, хотя часто имъ и
придаютъ совершенно различныя значенш.
Слово э в о л ю ц i я, подъ которымъ разум^ють
постепенное развит1е идей и нравовъ, часто
противопоставляется слову революция, подъ которымъ въ та-
комъ случае им^ють въ виду внезапно происшедшШ въ
жизни даннаго народа переворотъ, влекуицй за собою
кровавыя катастрофы.
Исторически опытъ долженъ былъ бы насъ
научить, однако, что крупныя преобразовала въ области
идей и взглядовъ неизбежно влекутъ за собою и
революционные перевороты въ сощальной жизни, и что въ
исторической жизни народовъ революцш сл-Ьдуютъ за
эволющями, какъ д-Ьйств1я челов-Ька за его волевыми
актами или импульсами. Поэтому, въ сущности, оба
эти слова различаются между собою только въ томъ
смысле, что знаменуютъ различныя степени развит.
Въ дальн-Ьйшихъ своихъ разсуждешяхъ жнк нельзя
будетъ не остановиться на этомъ положения.
Съ самаго же начала мы должны твердо
установить, что если н-Ькоторые люди, относяшдеся съ
ненавистью къ револющонерамъ, въ то же время съ жи-
в'Ьйшимъ сочувств1емъ относятся къ процессу эво-
лющи, то это происходить по явному недоразум^гаю,
по незнакомству съ истиннымъ значешемъ того, что
именуется эволющей. Они, поклонники прогресса, во-

— 6 —
обще, чувствуютъ себя неудовлетворенными и сожа-
лёютъ, если онъ происходить въ какомъ-нибудь
определенному несоотв'Ьтствующемъ ихъ взглядамъ на-
правленш. По ихъ мн1знго, современное общественное
устройство хотя и является изъ рукъ вонъ плохимъ,
все же достойно поддержки; они довольны и гЬмъ,
что это згстройство даетъ имъ возможность
удовлетворять собственнымъ вождел-Ьтямъ въ сфер-fe богатства,
власти и комфорта. Разъ существуютъ богатые и бедные,
правители и подданные, господа и рабы, цезари,
руководящие битвами, и глад!аторы, идупце на смерть, то
умнымъ людямъ слЪдуетъ стать на сторону богатыхъ
и власть имущихъ и ухаживать за цезарями.
Современное общество доставляетъ имъ хлЪбъ, деньги, по-
ложеше и почетъ: на что же имъ еще жаловаться? Эти
люди, просто на просто, уб'Ьждаютъ себя, что и вс-fe
остальные люди столь же довольны своею судьбой,
какъ и они.
Въ глазахъ только что пооб-Ьдавшаго человека весь
м1ръ является вполн-i сытымъ. Играя зубочисткой, онъ
развязно и невозмутимо толкуетъ о своихъ впечатли*
шяхъ и наблюдешяхъ надъ нищетой презренной массы
рабовъ. Все обстоитъ хорошо; прокляпе изможденному
голодомъ, стоны котораго мешаютъ его пищеваренто!
Если общество предусмотрительно заботится объ
удовлетворены* всЬхъ прихотей и капризовъ даннаго
эгоиста чуть не съ самой колыбели его, то онъ вполн-fe
можетъ разсчитывать добиться положешя въ этомъ
обществе посредствомъ интригъ, уродливой мести, н^з-
которыхъ усилш или счастливаго случая. Какое ему
д^зло до моральнаго развитая? Единственное стремлеше
его—въ погон*Ь за увеличетемъ своего благосостояшя!
Иначе думаютъ и дМствуютъ револющонеры,
являюицеся одновременно и истинными эволющони-
стами.
Отбрасывая всЬ книжныя формулы, потерявипя для
нихъ всякое значеше, они стремятся отыскать истину,
они критически относятся ко всему, что въ правитель-
ствующихъ сферахъ именуется порядкомъ, что
наставники называютъ моралью. Они учатся, они срываютъ
покрывало со всего, что умышленно облекается тайной,
они живутъ и стремятся сд-Ьлать свою жизнь полезною

— 7 —
для другихъ. То, что они узнали, они объявляютъ во
всеуслышанье всему пару; признанное ими за должное,
они стараются осуществить. Существуюшдй порядокъ
вещей они считаютъ несправедливымъ и желали бы
изменить его, согласно новому идеалу справедливости.
Имъ недостаточно освободить отъ всякихъ путь свой
собственный духъ, они желаютъ освободить и другихъ
и уничтожить въ обществ-fe духъ рабства. Сообразно
съ развит1емъ. общества въ разумномъ направленш,
они желаютъ создать rfe улучшешя, которыя ими
признаны, какъ заслуживаюцця одобрешя; слово и Д'Ьло
не расходятся у этихъ людей.
iloarfe подавлешя коммуны (1871), европейская бур-
жуаз!я старалась уб'Ьдить себя, что сощализмъ уничто-
женъ съ корнемъ. Известный господинъ, изворотливый
и предпршмчивый на мелк!я Д'Ьла и жалшй пигмей на
арен-fe великихъ событш, пошлый и тщеславный
выскочка, ненавид'Ьвш1й простонародье, хотя самъ онъ
вышелъ изъ него,—публично хвастался тогда, что на-
несъ смертельный ударъ сощализму. Онъ думалъ,
что похоронилъ его въ могилахъ Рёге la chais'a...
Онъ полагалъ, что погубилъ сощалистическое
движете, запрятавъ его героевъ въ тюрьмы Новой Кале-
доши. Bcfe достойные друзья этого наивнаго простака
(господина Тьера, перваго президента французской
республики) тотчасъ же со злораднымъ торжествомъ
подхватили его слова.
Однако, какъ известно, это торжество было очень
кратковременно, и теперь едва ли найдется
кто-нибудь, кто сомневался .бы въ томъ, что сощализмъ вос-
кресъ съ новою силой. Арм1Я сознательныхъ борцовъ,
стремящихся изменить сощальныя услов!я, стала въ
настоящее время столь многочисленна, что ни одно
правительство не отважится игнорировать ея ттЬсно
сплоченные ряды.
Наоборотъ, существуюиця правительства страдаютъ,
скорее, преувеличеннымъ страхомъ и стараются
отвратить торжествующее наступлеше сощализма при
помощи дътски-наивнаго законодательства и провокацюн-
ныхъ выходокъ. Страхъ плохой сов'Ьтчикъ...
Временами, повидимому, наступаетъ затишье въ со-
щальной борьб-fc. На другой день посл-Ь уличнаго

— 8 —
побоища найдется мало охотниковъ подставлять свои
головы подъ пули.
Правда, если за слово, даже за жесть, угрожаютъ
тюремнымъ заключешемъ, то лицъ, им-Ьющихъ
мужество подвергать себя опасности, приходится искать и
днемъ съ фонаремъ...
Не часто можно встретить людей, обладающихъ
такимъ безстрапиемъ, чтобы быть готовыми сыграть
роль жертвы въ д-Ьл-Ь, торжества котораго можно
ожидать лишь въ далекомъ оудущемъ.
Не вс-fe люди способны на такой героизмъ само-
пожертвовашя, какъ руссше борцы за освобождете,
которые ум-Ьютъ издавать манифесты даже въ стан-fe
враговъ, наклеивая ихъ на сгЬну между двухъ ча-
совыхъ.
Нужно самому быть очень преданнымъ д-Ьлу, чтобы
порицать гЬхъ, кто не находить въ себ-fe мужества
открыто заявить себя сощалистомъ, если изъ-за этого
признан1я возникаетъ опасность потерять работу или же
если это угрожаетъ жизни близкихъ лицъ. Но если не
всЬ угнетенные обладаютъ героическимъ темперамен-
томъ, то они не мен-fee другихъ чувствуютъ свои стра-
дашя, и значительное число ихъ ум-Ьетъ серьезно
взвесить свои интересы. Во многихъ городахъ, гд-fe еще не
существуетъ сощалистическихъ организащй,
большинство рабочихъ уже и въ настоящее время
являются бол-fee или мен-fee сознательными сощалистами. Съ
горячимъ, почти инстинктивнымъ, сочувсгаеыъ встр-fe-
чаютъ они товарища, говорящаго имъ про такое
общественное устройство, гд-fe продукты работы
принадлежать самимъ рабочимъ.
Этотъ инстинктъ заключаетъ въ себ-fe зародышъ
будущаго разви^я, со дня на день онъ становится все
опред^ленн-Ье и превращается въ твердое и ясное
самосознаше. Что вчера представлялось рабочему
только въ туман-fe, то сегодня онъ сознаетъ
совершенно ясно, и каждый наступаюгщй день все бол-fee
просв-Ьтляетъ его сознате.
Разв^Ь крестьяне, не им-Ьюшде возможности добыть
изъ своего скуднаго земельнаго надела хотя бы столько,
чтобы хватило на мало-мальски сносное существоваше,
разве еще бол-fee многочисленный классъ безземель-

— 9 ~
ныхъ, не ивгЬющихъ, какъ говорится, ни кола, ни
двора,—разв-fe они не начинаютъ сознавать, что земля
должна принадлежать гЬмъ, кто ее обрабатываете»?
Они всегда чувствовали это инстинктивно, но теперь
это уже проникло въ ихъ сознаше, и они готовятся
встать на защиту своихъ интересовъ, столь ясно фор-
мулируемыхъ на ихъ простомъ, мужицкомъ языке.
Таково положеше вещей; какой же изъ него выходъ?
На первый взглядъ, казалась бы совершенно
естественной возможность достигнуть соглашешя безъ
борьбы. На груди матери-земли хватить м^ста на всЬхъ;
она достаточно богата, чтобы дать намъ вс*Ьмъ
возможность вести безбедную жизнь. Плодовъ ея достаточно,
чтобы прокормить вНзхъ. Она производить столько
хлопка, что можно наготовить платья на вЫзхъ. Она
содержитъ достаточно камня и глины, чтобы хватило
жилищъ для людей. Никто не можетъ остаться безъ
м^ста на жизненномъ пиру. Это простой
экономически* фактъ.
„А намъ-то какое дЪло до всего этого?",—скажугь
мнопе. Богатые будутъ и впредь, какъ и раньше,
расточать свои богатства, насколько имъ заблагоразсу-
дится; спекулянты-коммерсанты и маклера различнаго
рода станутъ въ свою очередь урывать при этомъ свою
часть; армш будутъ и впредь уничтожать
значительную часть земныхъ благь, а масса народа должна бу-
детъ довольствоваться остатками... „Бедные были
всегда",—говорятъ люди довольные и сытые; этой без-
смысленной фразой они пытаются укрыться отъ вся-
кихъ сомн*Ьнш.
Но мы стремимся пересоздать общество по лучшему
образцу. Армш должны исчезнуть! Такъ какъ вс-fe люди
им-Ьютъ потребность въ жилищ-fe, одежд-fe, пищ-Ь и
тепл-fe,—то вс-fe и должны им?ть то, что имъ нужно.
Вотъ этого и добиваются сощалисты и анархисты!
Итакъ, мы видимъ, что человечество разделено на
два враждебно другъ къ другу настроенныхъ класса
общества. Въ одномъ мы видимъ всЬхъ тЬхъ, кто же-
лаетъ навсегда удержать народныя массы въ нищен-
скомъ состояши и экономическомъ порабощенш; въ
другомъ объединяются всЬ, кто борется за благо и
счастье трудящихся. Боевыя силы въ этихъ обоихъ

— 10 —
лагеряхъ оказываются, на первый взглядъ,
распределенными весьма неравномерно.
Защитники существующего общественна™ порядка
обладаютъ огромными имуществами, многотысячными
доходами, въ ихъ распоряженш вся сила государствъ—
съ ихъ арм1ями чиновниковъ, солдатъ, полицейскихъ
и судей—и целый арсеналъ законовъ и оружхя.
Что же могутъ противопоставить этому
организованному насилт сощалисты, борцы за новый
общественный строй? На первый взглядъ можетъ
показаться, что они вовсе безоружны. Но это только такъ
кажется; на самомъ деле, за ними стоитъ
непреодолимая сила, ибо они являются представителями эволю-
цш идей и нравственныхъ воззренш. На ихъ стороне
прогрессъ человеческой мысли.
Если внутри общества существуютъ сильные и
деятельные импульсы, то рано или поздно и внешшя
общественныя формы должны соответственно
измениться. Сокъ поддерживаетъ жизнь дерева, даетъ ему
¦листья и цветы, кровь поддерживаетъ жизнь человека,
а идеи—жизнь общества.
Однако, врядъ ли существуетъ хотя бы одинъ кон-
серваторъ, который не соболезновалъ бы тому, что
идеи, нравственность и все остальныя выспия функцш
человеческой жизни „добраго стараго времени"
значительно изменились. Какъ будто изменеше формы
общественнаго строя не является необходимымъ послед-
ств1емъ внутренней духовной работы человека!
Всякш можетъ убедиться въ этомъ, вспомнивъ,
каковы были общественное мнеше и правила морали
50 летъ тому назадъ, и какъ они съ техъ поръ
изменились. Напримеръ, взять хотя бы немаловажный фактъ
уменыиешя чувства низкопоклонства и преклонешя
предъ знатью. Сходите въ общество высшей
аристократии; на что эти люди жалуются? На то, что съ ними
обращаются какъ съ обыкновенными людьми. Они
более не занимаютъ привилегированнаго положешя;
люди часто забываютъ поклониться имъ; менее знат-
ныя лица позволяютъ себе иметь более изящную мебель
или лучшихъ лошадей; жены менее знатныхъ, но более
богатыхъ людей, начинаютъ одеваться съ большей
роскошью, чемъ жены истинныхъ аристократовъ. Какая

— 11 —
жалоба постоянно звучитъ на устахъ супружеской
четы во всякомъ буржуазномъ доме?—Что въ
настоящее время буквально немыслимо иметь порядочной
служанки: духъ послущашя и повиновешя исчезъ.
Теперь прислуга позволяетъ себе считать, что умнеть
лучше готовить, ч-Ьмъ сама госпожа; прислуга не
долго остается на одномъ и томъ же месте и требуетъ
разсчета ^ изъ-за малейшей непр1ятностя, или изъ-за
увеличешя жалованья на две марки.
Это правда, чувство преклонешя исчезаетъ; не то
чувство, которое заставляетъ насъз^важать честнаго
человека» в е р н а г о своему дол г у, но то презренное
и постыдное чувство, которое привлекаетъ толпу къ
месту, где проЪзжаетъ король, и вызываетъ восхи-
щеше лакеями и лошадьми высокопоставленнаго лица.
И не только исчезаетъ это чувство рабскаго прекло-
нешя, но и rfe, кто им^лъ наиболышя притязашя на
почиташе со стороны остальныхъ, первыми теряютъ
свое сверхчеловеческое обаяше. Аз!атск1е владыки
древнихъ временъ владели искусствомъ вызывать пре-
клонеше и благогов^ше къ себе. Блескъ ихъ двор-
цовъ былъ заметенъ издали; на всехъ углахъ и во
всехъ концахъ были воздвигнуты ихъ статуи; ихъ
эдикты читались во всеуслышаше, но сами они были
скрыты отъ взоровъ смертныхъ. Самые приближенные
царедворцы могли говорить съ ними, лишь стоя на
коленяхъ; отъ времени до времени этихъ властителей
показывали народу—мелькомъ, какъ блестящую мол-
н!ю: быстро взвивался занавесъ, который тутъ же
внезапно и падалъ. Въ те дни чувство поклонетя было
развито настолько сильно, что нередко порождало
тупую собачью преданность. Немой посланецъ прино-
силъ осужденному шелковый шнурокъ и этого было
достаточно... Не только слова, но и пояснительные
жесты, были совершенно излишни.
Все это уже безвозвратно прошло. Правда,
королевская власть еще существуетъ, но всеобщее покло-
неше, составлявшее ценность ея, исчезло безвозвратно.
Подъемъ средняго уровня образовашя сыгралъ,
безъ сомнешя, видную роль въ этомъ направленш.
Правда, если бы обучеше производилось
исключительно въ школахъ, то правительства могли бы еще

— 12 —
л-Ьл-Ьять надежду держать челов-Ьческш духъ въц-Ьпяхъ.
Но главныя познашя прюбретаются въ настоящее
время вне школы. Знаше воспринимается на улице,
въ мастерской, въ театре, въ вагоне железной дороги,
на пароходе, при осмотре новыхъ местностей, nocfe-
щешемъ различныхъ странъ и т. д. Въ наши дни
всякому почти приходится путешествовать; одинъ это
д-Ьлаетъ ради удовольств!я, другой—по необходимости.
Въ выдающихся произведен1яхъ челов-Ьческаго труда
великая школа внешняго Mipa проходитъ одинаково
передъ глазами богатыхъ и бедныхъ, какъ гЬхъ, кто
произвелъ эти чудеса, такъ и тНЬхъ, кто пользуется ими.
Нишдй босякъ видитъ также железныя дороги,
телеграфа гидравлически насосъ, машины для бурения
почвы, самовоспламеняюшияся спички, въ такой же
степени, какъ и его угнетатель-капиталистъ, и все эти
вещи оказываютъ одинаковое шпяте на обоихъ. При-
вилепя пользовашя некоторыми изъ этихъ
приобретений науки.—исчезла. Разве инженеръ, мчась на
локомотиве и увеличивая или ослабляя по своему желанш
его ходъ, чувствуетъ себя подчиненнымъ королю,
сидящему сзади него въ раззолоченомъ купе и дрожащему
отъ сознатя, что его жизнь зависитъ отъ давлетя
пара, того или иного нажима рычага, или отъ
динамитной бомбы? Изучеше природы, непрерывное сопри-
косновеше съ произведешями людскихъ рукъ и
кипучая, полная рабочей деятельности жизнь являются
лучшей школой, где получается истинное образоваше
современнаго общества. Школы въ более узкомъ зна-
чеши слова не имеютъ такого значешя, хотя и въ
нихъ заметна эволющя въ сторону всеобщаго
равенства. Было время, и это еще не такъ давно, когда все
обуяете въ школахъ состояло исключительно въ
затверживанш голыхъ формулъ, мистическихъ фразъ
и заучиванш наизусть священнаго писашя. Посетите
мусульманскую школу, прттившуюся возле мечети; тамъ
вы увидите детей, целыми часами занятыхъ чтетемъ
по складамъ или заучиваньемъ наизусть стиховъ изъ
корана. Пойдите въ школы христ1анскихъ поповъ, про-
тестантскихъ или католическихъ,—и вы услышите irbme
безсмысленныхъ гимновъ или дурацкую декламащю—
по-латыни или на непонятномъ немецкомъ языке. Но

— 13 —
даже и въ этихъ школахъ толчокъ снизу заставилъ
изменить систему преподавашя такимъ образомъ, что
это притупляющее сознаше и давящее на мозгъ
пустозвонство начинаетъ чередоваться съ новыми методами
учешя; вместо того, чтобы изучать одн-Ь формулы,
учителя объясняютъ въ настоящее время и явлешя,
устанавливаютъ между ними связь, выясняютъ д*Ьйств1е
законовъ природы. Къ чему бы ни клонилась тенден-
щозная учительская отсебятина, все же пройденное
ученикомъ, остается у него въ памяти во всей своей
первоначальной чистотЬ. Что же въ конц-fe концовъ
получитъ перев-Ьсъ? Наука ли, учащая, что дважды
два—четыре и что изъ ничего ничего и не можетъ
быть создано, или старинное учете, по которому все
создалось изъ ничего и три лица равняются одному?
Правда, элементарная школа еще не даетъ всего
того, что нужно. Недостаточно нахвататься верховъ
науки; нужно быть во всЬхъ отношешяхъ способнымъ
применять полученныя познатя къ дЪлу. Поэтому то
сощалистическая эволющя и выставила однимъ изъ
своихъ лозунговъ необходимость школы, какъ учре-
ждешя обязательнаго и доступнаго для каждаго. Посл'Ь
получешя „общаго образовала " въ начальной школтЬ,
каждый гражданинъ долженъ им1Ьть возможность наи-
лучшимъ образомъ развить свои интеллектуальныя
способности на добровольно-избранномъ имъ поприще.
Но и въ наши дни рабочему нечего отчаиваться.
Всякое крупное прюбр'Ьтеше науки въ конц-fe концовъ
становится общимъ достояшемъ веЬхъ.
Для борьбы съ ложью и нев'Ьжествомъ ученые по
призванно должны проводить долпе годы надъ
опытами и наблюдешями. Но когда имъ удастся, наконецъ,
открыть истину, то последняя нередко, помимо самихъ
ученыхъ, часто благодаря презренному революционеру,
вдругъ, во всемъ своемъ блеске, становится
достояшемъ всЬхъ.
Прежде ученые полагали, что небо представляетъ
изъ себя куполъ круглой формы, родъ металлической
крыши или—еще лучше—ц*?лый рядъ куполовъ, три,
семь, девять, даже тринадцать, каждый съ cepieft своихъ
зв*Ьздъ, своими собственными законами жизни, своимъ
особымъ установленнымъ порядкомъ, своими ангелами

- u —
и архангелами. Но съ гЬхъ поръ, какъ эти, одно на
другое нагроможденныя, небеса были уничтожены
наукой, уже н-Ьтъ ни одного ребенка, который бы не
зналъ, что земля окружена безграничнымъ и безко-
нечнымъ пространствомъ. Эта истина стала частицей
общей всем1рной. сокровищницы.
Также обстоитъ дело и съ другими духовными
прюбр'Ьтешями въ области нравственныхъ учешй и
политической экономш. Было время, когда большинство
людей рождалось и жило въ рабстве и не знало
другого идеала, какъ перемену места службы. Имъ никогда
не приходило на умъ, что „все люди между собою
равны". Но теперь уже люди знаютъ это и стремятся
къ тому, чтобы равенство вс-Ьхъ людей, безъ всякаго
различ*я, было главнымъ основашемъ сощальнаго строя
общества.
Следовательно, каковъ бы ни былъ источникъ npi-
обр-Ьтаемыхъ свтЬд-Ьшй, все-таки имъ пользуются всЬ и
рабочй для своихъ целей не менее другихъ. Конечно,
правядце классы весьма охотно присвоили бы
исключительно себе всю пользу отъ науки, а народъ
оставили бы коснеть въ невежестве, но ихъ эгоистичныя
желатя больше уже не могутъ осуществиться. Съ
ними случилось то же самое, что и съ чародЬемъ въ
„Тысяче и одной ночи", который распечаталъ вазу,
где былъ заключенъ въ течете десяти тысячъ летъ
Духъ, Власть имупце классы охотно бы загнали этого
Духа снова въ его заключеше и заперли за тремя
печатями, но они забыли заклинательную формулу, и
Духъ—освобожденъ навсегда.
Эта свобода человеческой воли проявляется въ
каждомъ жизненномъ процессе. Какъ въ обществе,
какъ въ цЬломъ, такъ и въ каждой обособленной сфере
его бьтя происходятъ существенныя изменешя.
Консерваторы нисколько не заблуждаются, считая рево-
люцюнеровъ въ общемъ врагами религш, семьи и
собственности. Да, сощалисты, действительно, отрицаютъ
авторитетъ ученм о вер-fe и вмешательстве сверхъ-
естественныхъ силъ въ дела природы и въ этомъ
смысле, какъ ни серьезны ихъ стремлешя къ осуще-
ствлетю своего идеала, они—враги религш. Да, они,
въ самомъ деле, желаютъ уничтожешя купли и про-

— 15 —
дажи въ браке; они стремятся установить свободные
союзы, обусловленные исключительно взаимной
любовью, уважешемъ къ себе и достоинству другихъ и
въ этомъ смысле они, несмотря на взаимную любовь
и преданность по отношенш къ гЬмъ, съ кЬмъ соеди-
няютъ свою жизнь, — являются безусловно врагами
мещанской семьи. Да, они, действительно, стремятся
положить конецъ монополш на землю и капиталъ; они
хотятъ какъ землю, такъ и капиталъ сделать общею
собственностью—и въ этомъ смысл-fe, несмотря на то,
что они съ радостью готовы обезпечить каждому
отдельному лицу наслаждеше плодами земли, они все-
таки враги собственности.
Такимъ образомъ, ходъ сощальнаго развитая,
подобно набегающему приливу, неудержимо влечетъ насъ
къ будущему строю общества, въ корне
отличающемуся отъ существующаго,—и напрасны будутъ всЬ
усил1я установить преграды грядущему перевороту.
Плотина государственной религш, далеко
превосходящая по устойчивости и непроницаемости все остальныя
плотины и препоны, кашя только могутъ быть
воздвигнуты, уже пошатнулась въ своей непоколебимости; то
и д-fcno получая трещины по вс-Ьмъ направлешямъ, она
рано или поздно будетъ снесена кипучими волнами.
Правда, съ достоверностью можно сказать, чтоэво-
лющя нашего времени протекаетъ совершенно вне хри-
стаанства. Было время, когда понятае „христаанинъ"
точно также, какъ и по нятае католикъ, имело всемхрное
значеше и применялось къ известному кругу лицъ,
соединенныхъ братскими узами, одинаковыми въ
известной степени привычками, руководимыхъ одними и
теми же идеями и объединенныхъ однородной
культурой. Но не являются ли въ настоящее время
абсолютно-несправедливыми притязашя христаанства быть
отождествленнымъ съ цивилизащей? Если говорятъ,
что Росс!я или Англ!я посылаютъ войска для распро-
странетя въ далекихъ странахъ хриспанства и циви-
лизащи, то каждый чувствуетъ ^ ту ирошю, которая
лежитъ въ этихъ словахъ. Хриепанство уже не обни-
маеть более всехъ народовъ, которыхъ можно считать
цивилизованными. Парсы въ Бомбее, какъ и брамины
въ Бенаресе, съ жадностью изучають наши науки, но

— 16 —
хриспанскому миссюнеру они оказываютъ только
холодную вежливость. Японцы, которые вообще склонны
подражать намъ во всемъ, прилагаютъ въ свою очередь
всё усил!я, чтобы не дать у себя распространиться
хригаанству. Что касается китайцевъ, то они слиш-
комъ хитры и дальновидны, чтобы принять нашу ре-
липю. „Мы не нуждаемся въ вашихъ попахъ",
говорить одно китайское стихотвореше, „у насъ у самихъ
достаточно этихъ длинноволосыхъ, или обритыхъ
наголо людей. Намъ нужно лишь ваше оруж1е и ваши
науки, чтобы имЪть возможность побить васъ и
выгнать изъ нашей страны, какъ в-Ьтеръ гонитъ тучи
опавшихъ листьевъ".
Но ч-Ьмъ же въ такомъ случае заменить
умирающую религш? Этотъ вопросъ, наверное, очень
часто ставили себ'Ь правители.
Не удастся ли заставить пролетар!атъ, уже
отказывающейся в-Ьрить въ чудеса, уверовать вместо этого
въ лживыя измышлешя? Какъ известно, подобная
попытка уже им'Ьла м*Ьсто. Несколько политико-эконо-
мовъ, академиковъ, купцовъ и рантье выставили поло-
жеше, что собственность и благоденств!е являются
плодами усерднаго прилежашя и старались даже
провести это измышлеше подъ флагомъ научнаго изсл'кдо-
вашя. Оспаривать это положеше едва ли стоитъ труда.
Когда буржзгазные политико-экономы утверждаютъ,
что воздержаше и прилежаше являются источникомъ
всякой культуры, то они сами отлично знаютъ, что
говорятъ неправду. Они, также какъ и сощалисты, не
могутъ не знать, что богатство прюбр-Ьтается не лич-
нымъ трудомъ, а эксплоатировашемъ труда другихъ;
известно имъ также и то, что счастливая игра на биржи
и отчаянныя, безсов-Ьстныя спекулящи, создаюпця
крупныя состоятя, им-Ьютъ столь же много общаго
съ личнымъ продуктивнымъ трудомъ, какъ разбойникъ
въ отношеши награбленной имъ добычи. Даже обладая
величайшей беззастенчивостью, они не осмелятся
утверждать, что лицо, расходующее ежедневно 100.000 ма-
рокъ, обладаетъ такимъ умомъ, который въ 50.000 или
въ 100.000 разъ превосходить умъ другихъ людей.
Если бы въ наши дни приходилось еще серьезно
оспаривать утверждеше, что разница въ умственномъ раз-

— 17 —
витш является основной причиной сощальнаго
неравенства, то это было бы постыдно для человечества.
Но буржуаз!я защищается другими аргументами,
имеющими, по крайней м-Ьр-Ь, то преимущество, что
они не основаны на лжи. Противъ требовашй соща-
лизма въ настоящее время часто выдвигаютъ право
сильнаго. Утверждаютъ, что теорЬ* Дарвина несогла-
суема съ социалистическими вождел'Ьшями. При
монополии богатствъ право сильнаго торжествуетъ
фактически. ВладЗнопцй MaTepia-льными богатствами, если онъ
обладаетъ практическимъ умомъ и им-Ьетъ къ тому же
преимущества аристократическаго происхождешя, обра-
зовашя и протекщи,—всегда является лучше воору-
женнымъ въ борьб-fe за существоваше. Суровая борьба
находящихся въ постоянной между собою коллизШ
эгоистическихъ интересовъ определяется существую-
щимъ соотношетемъ силъ. Въ прежнее время эта
теор1я крови и жел-Ьза не выражалась такъ
откровенно—беззастенчиво. Но научныя изсл*Ьдоватя въ
области борьбы за существо ваше и теор1я выживашя
сильн-Ьйшаго дали возможность сторонникамъ теорш
насил!я изъ господствующихъ классовъ выставить предъ
толпою все д^ло въ такомъ виде, что ихъ грубость и
безстыдство маскируются до некоторой степени.
„Видите ли, говорятъ они, это неизбежный законъ, и
этотъ законъ управляетъ судьбою человечества".
Мы, револющонеры, можемъ лишь радоваться, что
вопросъ, такимъ образомъ, упрощается до последней
степени, ибо, благодаря этому, мы значительно
приближаемся и къ его разрешенш. Сила управляетъ
м!ромъ, говорятъ защитники сощальнаго неравенства.
Да! сила царитъ надъ м!ромъ, заявляетъ все громче
въ своемъ мещакскомъ торжестве современная
промышленность. Сила управляетъ правомъ—вотъ
принципу на которомъ основана вся политика
господствующихъ классовъ въ отношенш угнетаемыхъ ими проле-
тар1евъ *).
*) Интересно отметить, что въ этомъ случай защитники
дарвинизма являются бол-fee дарвинистами, чймъ самъ Дарвинъ.
По этому поводу Кропоткинъ пишетъ: „Когда Дарвинъ издадъ
двенадцать д-Ьтъ спустя поел* „Происхожден1я видовъ**—свое
„Происхожден!© челов-Ька", онъ уже совсЬмъ иначе понималъ
2

— 18 —
Но если в^рно то, что идеи солидарности полу-
чаютъ все болЪе широкое распространите, если в-Ьрно,
что завоевашя науки проникаютъ въ самые широше
круги населешя и ея выводы дтЬлаются всеобщимъ до-
стояшемъ,—если, действительно, въ области морали и
справедливости происходить эволющя, то несомненно,
наступить тотъ день, когда право и сила окажутся въ
рукахъ пролетар!ата и онъ употребитъ тогда эту силу
для изм-Ьнешя сощальныхъ условШ на благо всЬхъ.
Что могутъ сделать отдельный лица, какъ бы богаты,
образованы и хитроумны они ни были, противъ объ-
единенныхъ массъ?
Когда всЬ бедные и обездоленные на земле въ
своихъ собственныхъ интересахъ объединятся по заня-
йямъ, по нащямъ и по расамъ, когда они совершенно
ясно сознаютъ свои страдашя и цель, къ которой
стремятся, тогда, вне всякаго сомнешя, имъ представится
не одинъ случай применить свою силу на службе
праву, и какъ бы могучи ни были господствуюице
борьбу за жизнь.—„Тъ животные виды, дисалъ онъ въ этомъ со-
чиненш, среди которыхъ наиболее развиты чувства взаимной
симпатш и общественности, имъютъ наиболып!е шансы сохранить
свое существовав!© и оставить по себ"Б многочисленное потомство".
Глава, посвященная Дарвиномъ этому предмету, могла бы стать
основашемъ совершенно иного и чрезвычайно шгодотворнаго
взгляда на природу и на развнпе человъческихъ обществъ (зна-
чен!е котораго провидълъ уже Гёте). Но она прошла невам-в-
ченною. Только въ 1879 году находимъ мы въ одной ръчи рус-
окаго зоолога Кесслера ясное пониман1е взаимной помощи и
борьбы за жизнь.—„Для прогрессивнаго развяия вида,—
указалъ онъ, ссылаясь на несколько примъровъ,—з а к о н ъ
взаимной помощи имъетъ гораздо большее значеше, ч^мъ
законъ взаимной борьбы". Вскоре вслъдъ загвмъ Бюхнеръ вы-
ступизъ со своею книгою „Любовь", въ которой показалъ значен1е
симпат1и среди животяыхъ для развила нравственныхъ
понятий, по при этомъ, вводя любовь, симпапю, онъ напрасно огра-
ничилъ самъ свой кругъ изслъдоватя. Доказать и развить
замечательное подожеше Кессдера, распространить его на
человека, оказалось нетрудно, если обратиться къ точвымъ наблюде-
тямъ природы и къ нынй развивающейся исторш учрежден^.
„Взаимная помощь действительно является не только самымъ
могучимъ оруддемъ въ борьб* за существовало противъ враждеб-
ныхъ виду силъ природы и другихъ враг«<въ, но и оруддемъ
прогрессивнаго развит!я". Кропоткинъ. „Современная наука
и анархизмъ\ Лондонъ, 1901 г., стр. 31—32.
Прим. переводчика.

— 19 —
классы того времени, они все же окажутся очень
слабыми, ставъ лицомъ къ лицу съ голодными массами,
объединившимися противъ нихъ. Они не будутъ
иметь возможности оказать великой грядущей
революции д-Ьятельнаго сопротивлешя!
Это будетъ единственнымъ спасешемъ,—другого
исхода н'Ьтъ. Ибо, если капиталъ удержитъ въ своихъ
рукахъ власть, то мы всЬ будемъ рабами его машинъ,
простыми колесиками, соединяющими его механизмъ.
Когда грабежъ, неизменно применяемый по отно-
шенш къ намъ лицами, считающими себя
ответственными только передъ своими кассовыми отчетами, не-
сетъ безостановочно къ грудамъ богатствъ, уже и въ
настоящее время заполняющнхъ сундуки банкировъ,
новыя сокровища,—то тутъ не место мольбамъ о
жалости. Никто не станетъ выслушивать наши жалобы.
Тигра еще, пожалуй, можно заставить выпустить изъ
когтей жертву, но книги банкировъ выносятъ беза-
пеллящонный приговоръ. Ужасный механизмъ,
безжалостная работа котораго зарегистрована столбцами
цифръ на листахъ банкирскихъ книгъ, перемалываетъ
въ порошокъ какъ отдельныхъ людей, такъ и целые
народы. Если капиталъ останется победителемъ, то
намъ придется навсегда проститься съ мечтами о золо-
томъ B-facfe. Если въ минуту нашего поражешя мы
оглянемся назадъ, мы увидимъ, какъ любовь, радости
и надежды—словомъ все, что краситъ жизнь и даетъ
ей ценность,—исчезаетъ, подобно потухающему огню.
Человечество перестанетъ существовать.
Что касается насъ, анархистовъ, которыхъ зовутъ
„современными варварами", то наше требоваше
гласить: „справедливость для всехъ!"
Мы,—злодеи,—какими насъ считаютъ,—требуемъ для веЬхъ
появившихся на светъ хлеба, свободы и учаепя въ
прогрессе!
Пер. С. Цгопъ.
2*

Б. Р. Тэкнеръ.
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ С0Ц!АЛИЗМЪ
И АНАРХИЗМЪ-
Идеи сощализма, охвативпля въ настоящее время,
широюя массы трудящихся классовъ современнаго
общества, по силе своего распространетя не могутъ
сравниться ни съ какимъ другимъ учетемъ, до него
существовавшимъ. Въ то же время, ни одна изъ теорШ
въ своемъ практическомъ осуществлении не
толковалась столь разнообразно, какъ современный сощализмъ.
Въ данномъ случае, я говорю не только о противни-
кахъ сощализма, но даже и о сторонникахъ названнаго
учетя.
Такое положете дтЬла объясняется съ одной
стороны гЬмъ, что сощалистическое движете стремится
урегулировать не взаимоотношешя одного какого-либо
класса или группы классовъ,—но течете жизни всего
человечества; съ другой стороны, по своей природе
это движете несравненно сложнее и многообразнее
всЪхъ т-Ьхъ, при посредстве которыхъ предполагается
осуществить необходимыя реформы; самымъ же разно-
образнымъ препятетаемъ является то обстоятельство,
что общественныя, прогрессивныя и активныя силы,
находятся по своему сощальному положешю подъ непо-
средственнымъ контролемъ лицъ, враждебно настроен-
ныхъ по отношенпо къ сощалистамъ, противъ того
основного положешя, которое'стоитъ на знамени couia-
лизма: „трудъ долженъ быть свободнымъ"...
Отдельны*! лица, проникнувипеся до некоторой
степени значешемъ, принципами и целями истиннаго

— 21 —
соцдализма, примкнули къ ученш крайнихъ сощали-
стическихъ группъ, оказавъ гЬмъ самымъ даже
некоторое влшше и на капиталистичесюе элементы
общества. Сощализмъ сделался въ последнее время пред-
метомъ общаго интереса; его задачи и цели
обсуждаются вкривь и вкось священниками, профессорами,
литераторами...
bib ихъ же собственное отношеше къ делу,
доказывает^ насколько чужды ихъ пониманш основныя
начала сощализма, ибо, оставаясь хотя бы до
некоторой степени логически последовательными, они сами
давно бы примкнули къ той или иной сощалистической
группе.
Говоря въ настоящей статье о двухъ путяхъ
обновления общественной жизни, нужно указать, что, хотя
они оба сходятся въ своемъ общемъ требованш сво-
боднаго труда,—въ то же время они резко расходятся
въ основныхъ принципахъ будущей сощальной жизни
и въ способахъ достижешя намеченныхъ целей; они
расходятся другъ съ другомъ точно также, какъ и со
своимъ общимъ врагомъ,—ныне существующимъ обще-
ствомъ. Ихъ исходныя точки зр-Ьтя совершенно
различны. Истор1я этого противореч1я подобна исторш
Mipa съ момента появлешя на земле человека, и выте-
каетъ изъ взаимныхъ компромисовъ, на которыхъ
построены отношешя современныхъ господствующихъ
классовъ общества.
Всякая же прогрессивная, серьезно обоснованная
оппозищя противъ существующаго порядка вещей
можетъ исходить лишь отъ одного изъ указанныхъ
выше двухъ течешй общественной жизни; вытекая изъ
другого какого-либо источника, она теряетъ свой рево-
лющонный характеръ, путается въ чисто внешнихъ
модификащахъ, да и не въ силахъ уделить столько
внимашя и интереса современному сощализму, сколько
его вообще необходимо.
Авторитетъ и свобода—это два принципа,
противоположные по существу; имена же, соответ-
ствующихъ имъ сощальныхъ теченШ:
государственный соц1ализмъ и анархизмъ. Тотъ,
кто близко не знакомъ съ целями и задачами обоихъ

— 22 —
направления, не сможетъ и понять основные идеалы
современнаго социализма.
Какъ между чувствомъ и разумомъ н^тъ промежу-
точныхъ инстанцш, точно также ихъ н^тъ и между
государственнымъ сощализмомъ и анархизмомъ. Это
два непрерывные потока изъ одного сощалистическаго
центра, собираюшде въ себе и правыхъ, и л'Ьвыхъ.
Можно заранее сказать, что въ случае победы соща-
лизма, оба его отд-кльныя теченш, разделивши
человечество на два лагеря, вызовутъ кровопролитную и
ужаснз^ю борьбу. Несомненно, что все сторонники
восьмичасоваго рабочаго дня, все ремесленники, всЬ
рабоч1е, всЬ землепашцы, все интеллигенты,—словомъ,
все ратники тысячи и одного легюна современной
безчисленной рабочей армш, отрекшись отъ старыхъ
боговъ, станутъ въ ряды своей партш,—и начнется
чудовищный бой.
Цель настоящаго очерка вкратце охарактеризовать
окончательные результаты победы государственна™
сощализма и те формы, въ которыя могла бы вылиться
победа анархизма.
Но, прежде ч-Ьмъ коснуться этого вопроса, я дол-
женъ наметить существеннейппя черты того и другого
течешя.
Экономическ1е принципы современнаго сощализма
являются логическимъ выводомъ изъ основного поло-
жешя Адама Смита, получившаго должное развипе въ
его „Богатстве Народовъ", положешя, что только трудъ
является мЗзриломъ заработной платы. Но, придя къ
этому правильному и ясному заключенно, А. Смитъ не
далъ ему дальнейшей разработки; онъ не определилъ
того, что же въ действительности представляетъ собою
заработная плата, и какимъ образомъ должна быть
распределена существующая собственность. Его
примеру последовали и друпе экономисты всехъ странъ;
они не пошли дальше описан!я общества и изобра-
жея1я его такимъ, какимъ оно является въ своихъ про-
мышленныхъ и коммерческихъ фазахъ... Сощализмъ же
расширилъ свои задачи, занявшись разсмотрешемъ
способовъ и путей, которые привели бы общество къ

— 23 —
такому состояние», въ какомъ оно должно быть въ
действительности.
Полъ в-Ька спустя после обнародовашя А. Смитомъ
вышеприведеннаго принципа, сощализмъ положилъ его
въ основу своего учеюя и на его почве построилъ
новую политическую философш.
Эта работа, независимо другъ отъ друга,
произведена была тремя лицами: Варреномъ въ Америке,
•Прудономъ во Францш и Карломъ Марксомъ въ Гер-
маши. Несомненно, Варренъ и Прудонъ пришли къ
своимъ окончательнымъ выводамъ самостоятельно, но,
относительно Маркса,—этотъ вопросъ остается откры-
тымъ, такъ какъ возможно, что онъ заимствовалъ часть
своихъ экономическихъ идей отъ Прудона, Какъ бы
то ни было, эти идеи гЬмъ не менее были такъ
своеобразно имъ разработаны, что онъ им'Ьетъ полное
право на оригинальность творческой мысли. Тотъ
фактъ, что работы этихъ трехъ ученыхъ совпадаютъ
почти во времени, несомненно свидетельствуешь о
томъ, что идеи социализма уже носились въ воздухе,
и что уже назрело благопр!ятное время для развипя
этого учешя.
Первымъ заговорилъ о сощализмЪ американецъ
Варренъ, что особенно следовало бы принять къ св-Ь-
дЪшю его соотечественникам^ возстающимъ противъ
сощализма, какъ философш, привезенной къ нимъ
изъ-за моря. Тотъ же Варренъ пострадалъ за свои
идеи, какъ истинный революцюнеръ, проливая кровь
при Бункеръ-Гилл-fe...
На основанш учешя А. Смита, который доказывалъ,
что трудъ является истиннымъ м'Ьриломъ ценности,
названные выше сощалисты пришли къ сл*Ьдующимъ
выводамъ: естественная заработная плата определяется
т-Ьмъ, насколько она производительна; эта плата
является единственнымъ справедливымъ источникомъ
дохода (даръ, наследство и т. п, въ счетъ не идутъ);
всЬ, получаюшде доходъ изъ другого источника, прямо
или косвенно понижаютъ естественную заработную
плату; процессъ этого понижешя выражается въ трехъ
формахъ: проценте, ренте и прибыли. Капиталъ есть
ничто иное, какъ накопленный человечески трудъ,—

— 24 —
который долженъ получать полное свое вознаграждеше
въ силу того основного закона, что работа является
единственнымъ базисомъ ценности. Влад-Ьлецъ
капитала не им-Ьетъ права противиться такому взаимообра-
щешю, единственное основаше, въ силу котораго бан-
киръ, влад'Ьлецъ акщй, землед'Ьлецъ, фабрикантъ и
купецъ могутъ урезывать доходъ отъ
работы,—покоится на освященныхъ закономъ привиллепяхъ, или
монополш, и единственнымъ путемъ повышеюя
доходности трз^да и обезпечешя естественной платы является
ниспровержеше этой монополш.
Я не хочу сказать, что Варренъ, Прудонъ или
Марксъ дословно такъ формулировали вышеприведен-
ныя положешя. Я хочу лишь подчеркнуть то, что въ
основныхъ своихъ выводахъ они встз сошлись на
указанной точкНЬ зр'Ьшя. Желая избегнуть обвиненШ въ
неправильномъ толкованш ихъ изглядовъ и аргумен-
товъ, считая нужнымъ заран-fee объяснить, что, позво-
ливъ себ-fe известную свободу въ резюмированш ихъ
взглядовъ и заключенш, я лишь классифицировалъ, по
своему усмотр-Ьшю, ихъ основные выводы, отнюдь не
извращая ни единой подробности ихъ учешя. Въ одномъ,
весьма существен номъ пункгЬ,—въ вопросе о
необходимости уничтожешя существующихъ монополШ, ихъ
пути расходятся... Отсюда они идутъ или вправо, или
вл?во, либо по пути авторитета, либо по пути свободы.
Марксъ взялъ одно направлеше, Варренъ и Прудонъ
пошли по другому.
Такъ произошли государственный
социализм ъ и анархизм ъ.
Какъ доктрина, государственный сощализмъ тре-
буетъ, чтобы человеческая жизнь въ к а ж-
домъ отд-Ьльномъ своемъ моменте была
подчинена государству независимо отъ
индивидуальныхъ ж е л а н i й. Марксъ, его
основатель, пришелъ къ заключенш, что уничтожен1е
классовой монополш можетъ быть осуществлено лишь при
посредстве централизащи всЬхъ промышленныхъ и
коммерческихъ интересовъ, и тщательн-Ьйшаго коорди-
нировашя дЬйствШ всЬхъ производителей и
потребителей въ одной чудовищной монопольной организащи—

— 25 —
государстве. Въ такой организации правительство ста-
нетъ и банкиромъ, и фабрикантомъ, и фермеромъ, и
транспортеромъ, не позволяя никому съ собою
конкурировать. Земля, орушя и все способы производства
должны сосредоточиться въ рукахъ государства и
составить коллективную собственность. Отдельная
личность можетъ пользоваться только продуктами потре-
блетя, но ни въ какомъ случае не оруд1ями или
средствами производства.
Человеку принадлежитъ его пища и его платье, но
ни въ какомъ случае ни швейная машина, на которой
онъ самъ шьетъ, ни лопата, вырывающая его картофель.
Продуктъ и капиталъ—два предмета различные, такъ
сказать по существу: первый принадлежитъ
индивидууму, второй составляетъ собственность государства.
Общество обязано бороться съ принадлежностью
капитала отд?льнымъ лицамъ всеми средствами,
имеющимися въ его распоряженш—отъ простого голосо-
ванш до револющи. Весь капиталъ долженъ
принадлежать государству, которое и распредЬляетъ все
средства производства и потреб летя, назначаетъ ц*Ьну за
всякую работу и сосредоточиваетъ все населеше въ
своихъ мастерскихъ, угодьяхъ, магазинахъ и т. д.
Весь народъ долженъ составить собой единое
бюрократическое учреждеше, где каждая личность будетъ
являться государственнымъ чиновникомъ.
Принципъ действительной стоимости пред-
метовъ производства долженъ явиться уравнивающимъ
элементомъ и уничтожающимъ въ то же время всяк1е
мотивы къ взаимной борьбе. Челов^къ уже не смо-
жетъ бол^е захватить въ свои руки капиталъ, отъ него
уже не будетъ зависеть дать работу кому-либо
другому, но даже самому себе. Каждый сделается наемни-
комъ государства, и государство будетъ единственнымъ
работодателемъ. Кто не станетъ работать для
государства, будетъ или голодать или, что вероятнее,
будетъ отправленъ въ тюрьму. Свобода торговли
прекратится совсгЬмъ. Конкуренщя уничтожится. Всякая
промышленная или коммерческая деятельность будетъ
составною частью одной всеобщей монополш.

— 26 —
Спасительны мъ средствомъ противъ м о-
нопол1и, явится та же монопол1я.
Въ такомъ вид-fe была представлена Марксомъ
хозяйственная программа государственнаго сощализма.
Съ момента ея возникновешя ея успЗзхъ неизменно
возросталъ. Последователи этого учетя, соединяясь въ
такъ называемыя рабоч!я сощалистичесюя партш, и,
образуя болышя или менышя группы, стали
организовываться во всЬхъ бол-fee или мен"Ье крупныхъ горо-
дахъ земного шара.
Посл-Ьдств1я такого подчинетя государственному
авторитету ясны сами собой. Создается абсолютный
контроль надъ всякимъ частнымъ д-Ьломъ каждой
отдельной личности. Право такого контроля уже и
теперь утверждено государственными социалистами,
хотя они и об-Ьщаютъ личности бол-Ье широкую
свободу въ будущемъ. Но эта „свобода" лишь на сло-
вахъ, ибо челов'Ькъ не сможетъ воспользоваться своими
правами.
Права перестанутъ существовать, останутся только
привиллепи.
Такая свобода основывается лишь на „разр-Ьшеши"
и можетъ быть отнята каждое мгновеше.
ВсЬ конститущонныя гарантш, каковы бы он-fe ни
были, нисколько не м-Ьняють д-Ьла. Въ конституши
страны, построенной на принцип-fe государственнаго
сощализма, существуетъ лишь одно положеше: „право
большинства есть н^что абсолютно е".
УвчЬреше государственныхъ сощалистовъ, что такое
право не коснется частныхъ хклъ каждаго не
подтверждается иcтopieй когда-либо существовавшихъ
правительства Власть всегда стремилась къ расширенш,
къ неограниченному произволу; и тамъ, где во время
не останавливали ея развипе, где личность деятельно
не отстаивала свои права,—тамъ душилось безпощадно
все, что носило характеръ индивидуальнаго и
правительство, или государство становилось — всЬмъ.
Непрестанный контроль ведь исключаетъ всякую личную
ответственность. При системе государственнаго
сощализма, налагающей на общество ответственность не
только за благосостояше каждой отдельной личности,

— 27 —
но и за духовный уровень и ея здоровье,—такой
контроль не можеть не стать самодовл-Ьющимъ, такъ какъ
общество, вынуждаемое вел-Ьшями большинства къ
абсолютному приспособлешю къ даннымъ услов1ямъ
личнаго благосостоятя,—теряетъ индивидуальную
независимость и самое чувство индивидуальной
ответственности.
Для того, чтобы упрочить однажды принятую
систему, государственные сощалисты намерены ввести
одну обязательную для всЬхъ государственную ре-
липю; одну государственную медицинскую академт,
помощью которой будугь пользоваться вс-fe больные;
одну государственную систему гипены,
предписывающую пищу, платье и жизненный режимъ; одинъ
государственный моральный кодексъ, карающш не
только обычныя преступлешя, но и все, что найдетъ
недостойнымъ большинство; одну государственную
систему преподавашя, запрещающую вс-fe частныя учебныя
заведешя; одинъ д-Ьтсюй садъ для совм-Ьстнаго воспи-
ташя маленькихъ д-Ьтей,—и, наконецъ, одну
государственную семью, готовую следить и за гЬмъ, чтобы
никто не позволилъ себ-fe им-Ьть д-Ьтей, когда
государство этого не хочетъ, чтобы д-Ьти рождались, если
государство этого требуетъ...
Такимъ образомъ, авторитетъ государства доходить
до своей вершины и достигаетъ своего апогея. Таковъ
идеалъ посл-Ьдовательнаго государственнаго сошализма,
начало которому положено Карломъ Марксомъ.
Постараемся теперь разсмотр^ть учете Варрена и
Прудона, направившееся по другому пути, пути
сво бо ды.
Этотъ-то путь и привелъ ихъ къ анархизму.
Анархизмъ, какъ доктрина, гласить: весь укладъ
человеческой жизни долженъ быть при-
способленъ къ законамъ р а з в и т i я
личности, организующейся въсвободныя ассо-
гпагйи, государство же должно быть
уничтожено.
Въ страстномъ исканш справедливыхъ нормъ воз-
награждешя за трудъ и Варренъ, и Прудонъ,
сталкиваясь съ недостатками классовой монополш и уб-fc-

— 28 —
дившись, что эта монопсшя основывается на принципе
власти, пришли къ заключенда, что нужно не
укреплять институтъ властвовашя и влгЬсгЬ съ нимъ все
расширяющуюся монополш,—но совершенно
уничтожить ее, непрерывно развивая принципъ свободы, какъ
самой действительной конкуренцш возможной при
монополш. Въ этой конкуренцш видятъ они исходъ для
примирешя между собою заработной платы и ценности
продуктовъ.
Мнопе экономисты согласились съ такимъ взглядомъ.
Такимъ образомъ, является вопросъ, почему
заработная плата не соотв-Ьтствуетъ затраченной рабочей
сштЬ; почему прибыль, прюбр-Ьтенная работой одного,
принадлежитъ другому; однимъ словомъ, почему суще-
ствуетъ ростовщикъ, влад-Ьлецъ процента, ренты,
прибыли.
Отв-Ьтомъ на этотъ вопросъ является одностороннее
разнице существующей въ настоящее время
конкуренцш.
Находясь подъ покровительствомъ
государственная законодательства, капиталъдостигъ такой
неограниченной мощи, при которой заработная плата
понизилась до последней крайности. Создалась усиленная
конкуренщя между промышленными классами,
страстная погоня за барышомъ, понижающая ц-Ьну товара.
Сконцентрированный въ рукахъ одного класса, капи-
талъ не въ силахъ уже вознаградить производительную
работу, соответственно доброкачественности произво-
димыхъ товаровъ. Процентъ, земельная рента и рента
съ недвижимыхъ имуществъ, а также барышъ
фабриканта на патентованныхъ товарахъ поднялись
настолько высоко, насколько только могутъ еще ихъ
выдерживать сгЬсненныя потребности народа.
Руководствуясь этими положешями, Варренъ и Пру-
донъ обвинили вс-Ьхъ экономистовъ въ боязни ихъ же
собственнаго учешя. Непоследовательно считаться съ
свободной конкуренщей рабочихъ, конкуренщей,
понижающей заработную плату, не обращая внимашя на
конкуренцию капиталистовъ, понижающую ихъ
прибыль. Принципъ „Laissezfaire" можно было бы съ ycirfc-
хомъ применить къ работающими но это явилось бы

— 29 —
невыгодньшъ для капитала. Какъ же примирить это
npoTHBop'fe4ie, какъ заставить капиталъ служить не
торговле—а труду, вотъ тотъ острый вопросъ,
который требуетъ немедленнаго разр-Ьшешя.
Какъ мы видели, Марксъ р-Ьшаетъ его гЬмъ выво-
домъ, что капиталъ, какъ нечто совершенно
отдельное отъ продукта, принадлежитъ обществу, долженъ
служить интересамъ всего общества и, следовательно,
какъ частная собственность, долженъ быть уничтоженъ.
Прудонъ не признаетъ этого отделены капитала
отъ продукта. По его мнению, капиталъ и продуктъ—
это два гЬсно сплетенныя, изм'Ьнчивыя состояшя или
функцш богатства, и всякое богатство непрерывно
превращается изъ капитала въ продуктъ и обратно.
Если даже предположить, что когда-либо въ Mipe
останется одинъ только челов'Ькъ, и тогда его достоя-
Hie необходимо разсматривать, какъ капиталъ и
продуктъ вместе. Прибыль, полз^ченная отъ работы А,
будетъ продуктомъ А; проданный же Б,—онъ
составить капиталъ Б. (предполагая Б. не производитель-
нымъ объектомъ, но лишь челов-Ькомъ, расточающимъ
богатство, вне его зависимости отъ хозяйственныхъ
соображешй). Паровая—машина точно такой же
продуктъ, какъ сюртукъ, а сюртукъ—точно такой же
капиталъ, какъ и паровая машина; следовательно, чело-
вЗжъ имеетъ законное право собственности, какъ на
то, такъ и на другое.
Соответственно этимъ соображешямъ и Прудонъ и
Варренъ стали резкими противниками всякой центра-
лизащи капитала въ рукахъ общества. Но, отрицая
общественную централизащю капитала, они мечтаютъ
о всеобщемъ равенстве въ экономическомъ отношеши,
объ уничтоженш ныне существующаго и живущаго
на общи счетъ капиталистическаго меньшинства.
Этотъ идеалъ, по ихъ мкгЬнто, долженъ осуществиться
благодаря подчиненно капитала естественнымъ зако-
намъ конкуренцш, что повело бы къ приближешю
высоты заработной платы къ ея действительной ценности и
уравновесило бы обменъ и потреблеше...
Поднимая знамя свободной торговли, они темъ са-
мымъ осуществляютъ общеизвестный принципъ „laissez

— 30 —
faire". Co знаменемъ свободной торговли они объ-
являютъ войну монополш, всеобъемлющей монополш:
государственнаго сощализма и классовой монополш
современнаго общества.
Монопол1я классоваго характера проявляется въ
слтЬдующихъ четырехъ видахъ: денежная, земельная,
тарифная и моношшя патентовъ.
Разсмотримъ сначала денежную монополш во всЬхъ
отрицательныхъ ея проявлешяхъ. Сущность ея
заключается въ томъ, что правительство ограничиваетъ
свободу торговли гЬми привилепями, которыми
пользуются лица, владеющая гЬмъ или другимъ видомъ
частной собственности. Лица, не им-Ьюпця такой при-
вилепи на право торговли гЬмъ же товаромъ, упла-
чиваютъ десятипроцентный налогъ, или преследуются
закономъ, какъ преступники. ВсЬмъ известно, что
лица, не имеющая означенныхъ привилепй, подъ
видомъ указанныхъ выше процентовъ, или ренты на
недвижимую собственность, находятся подъ непосред-
ственнымъ и постояннымъ контролемъ правительства;
первыя—прямо, вторыя—косвенно.
Полная свобода торговли и уничтожетя денежной
монополш привели бы къ такимъ услов1ямъ, когда
конкурренщя могла бы хорошо развиваться, въ
результате чего значительно бы понизился процентъ на
займахъ, не превышая трехъ четвертей одного
процента. При такомъ положенш д-Ьла тысячи гражданъ
освободились бы отъ тяжести чрезвычайно высокихъ
процентовъ и смогли бы для своихъ д-Ьловыхъ оборо-
товъ легко достать необходимый капиталъ.
Собственники, не желаюшде продавать свое имущество,
заложили бы его банку подъ ссуду, на которую наростало
бы мен-fee одного процента дисконта. Лица, не им-Ью-
пця собственности, но обладающая достаточными зна-
шями, добросов-Ьстныя и работоспособныя,—за пору-
чительствомъ знакомыхъ имъ кредитоспособныхъ
людей, могли бы получать изъ банка ссуду на самыхъ
выгодныхъ услов!яхъ. Такимъ образомъ, можно
достигнуть уничтожетя процентовъ. Выдаваемыя бан-
комъ ссуды уже не будутъ являться займами; это—
сделки, при которыхъ банкъ обмениваеть свой капи-

— 31 —
талъ на капиталъ своихъ кл!ентовъ. Мен-fee ч-Ьмъ одинъ
процентъ, взимаемый при такомъ обмене, не будетъ
чистой прибылью банка, но лишь вознаграждешемъ за
произведенную работу. Разъ всякому обезпечится
возможность безъ труда доставать необходимый средства,—
обм-Ьнъ и торгъ разовьются въ такомъ широкомъ
объеме, что спросъ на трудъ превысить предложеше,
что сразу же изменить нынешнее положеше рабочаго
рынка. Такимъ образомъ, фактически осуществится
справедливость словъ Рихарда Кобдена, что когда два
работника ищутъ работодателя, ц-Ьна падаетъ, когда же
два работодателя ищутъ рабочаго,—цена поднимается.
Работа сама определить свою плату, сама обезпечитъ
ce6"fe свой естественный полный доходъ. Следовательно,
съ падешемъ процента повысится заработная плата.
Вместе съ тЬмъ уменьшится и чистый барышъ. Вместо
того, чтобы делать заготовку товаровъ въ кредитъ по
высокимъ ценамъ,—получая изъ банка почти безпро-
центныя ссуды, торговые люди могутъ делать свои
покупки значительно дешевле,—и цена товаровъ упадетъ
сама собою. Кроме того, исчезнетъ рента на
недвижимую собственность. Вместо того, чтобы платить
домовладельцу ренту,—съ помощью взятаго въ банке
капитала возможно будетъ выстроить себе
собственный домъ.
Таково въ наиболее общихъ чертахъ главнейшее
изъ того, что, по мнешю Прудона и Варрена, после-
дуетъ за уничтожешемъ денежной монополш.
Второе зло существующаго общественнаго строя—
земельная рента. Ея гибельное влiянie легко
наблюдать въ такихъ чисто-земледельческихъ странахъ,
какъ, напримеръ, Ирлащця.
По этому вопросу Варренъ и Прудонъ
высказываются въ томъ смысле, что коль скоро человекъ
сможетъ обрабатывать землю и пользоваться
продуктами ея обработки лишь для личнаго потреблешя,—
земельная рента исчезнетъ и злоупотреблешя на этой
почве прекратятся...
Третьимъ зломъ является тарифная монопол1я,
вызывающая исключительно высоюя цены. На основанш
установленныхъ законовъ государство облагаетъ штра-

— 32 —
фомъ каждаго, кто пустилъ на рынокъ продукть своего
производства по более дешевой цене...
Этотъ видъ монополш не только создаетъ огром-
ныя, ничемъ неоправдываемыя прибыли, но и поро-
ждаетъ целый рядъ злоупотребленш, являясь такимъ
образомъ более страшнымъ зломъ, ч-Ьмъ
обыкновенное ростовщичество... Уничтожеше такой монополш
значительно понизило бы цену всЬхъ товаровъ, и ра-
6o4ie, затрачиваюпце въ настоящее время все свои
деньги на закупку этихъ товаровъ, вместо того могли
бы делать сбережешя. Такая перемена на рынке,
естественно, явилась бы сл-Ьдующимъ шагомъ къ обезпе-
чешю человеку такой оплаты труда, которая
соответствовала бы его действительной стоимости. Однако,
Прудонъ утверждаетъ, что уничтожеше одной лишь
тарифной монополш, при сохраненш денежной, повело
бы къ еще большему злу. Во-первыхъ потому, что
тЬшъ самымъ еще бол-fee усилились бы злоупотреблешя
этой последней, такъ какъ ввозъ денегъ превысилъ
бы ихъ вывозъ изъ страны,—и во-вторыхъ, та
заработная плата, которая существуешь при современномъ
#оложенш денежнаго рынка, при другихъ услов1яхъ
значительно должна была бы понизиться.
По мн-Ьнш Прудона, свобода торговли только въ
томъ случае можетъ обезпечить нормальную
заработную плату и достаточный спросъ на рабоч1я руки, если
принципъ „свободной торговли" будетъ признанъ
всеми странами земного шара.
Четвертой монопол!ей является институтъ патен-
товъ, дающШ возможность изобр-Ьтателямъ на
известный промежутокъ времени быть застрахованными отъ
всякой посторонней конкуренцш. Патенты даютъ право
взимать за изобретенный предметъ плату, большею
частью превышающую его действительную стоимость.
Другими словами, некоторымъ членамъ общества
предоставляется захватывать на известный перюдъ
времени исключительное право собственности на природ-
ныя богатства, а вместЬ съ темъ и на могущество,—
что, конечно, заставляешь всехъ другихъ за пользо-
ваше этими натуральными богатствами (по
справедливости принадлежащими всЬмъ) платить особую дань...

— 33 —
Уничтожение этой монополш поставило бы въ
необходимость подобныхъ бенефищантовъ бояться конкуррен-
щи и довольствоваться тамъ вознаграждешемъ за свои
открьтя, которое следовало бы имъ по действительной
стоимости изд*БЛ1я; равнымъ образомъ, также не
создавалось бы на рынк* гЬхъ дутыхъ ц-Ьнъ, который
вызываются существовашемъ института патентовъ и
привил erift.
Проведете въ жизнь экономической программы,
уничтожающей все монополш и заменяющей ихъ
свободной конкурренщей, не могло бы не привести сторон-
никовъ и последователей этой программы къ темъ
принципамъ, которые основаны главнымъ образомъ на
идее свободы индивидуума, на праве свободнаго са-
мосовершенствовашя своей личности, на праве каждаго
протестовать противъ диктатуры всякаго посторонняго
авторитета. Марксъ стоялъ за идею порабощетя
личности и концентращю капитала, за апоееозъ власти и
соответствующее принижете индивидуальности; Пру-
донъи Варренъ поставили на первый планъ
уничтожение всехъ по ддерживаемыхъ правитель-
ствомъ монополз.й, царство
индивидуальности и полное отрицан1е власти. Личность
должна быть свободна, она должна находиться вне
всякой правительственной тиранит.
Отсюда вытекаетъ необходимость уничтожешя
государства.
Это основное положеше является краеугольнымъ
камнемъ философш анархизма. Самъ Прудонъ назвалъ
истинный строй общества—aHapxiefi,—что означаетъ
не отсутств1е порядка, а именно безвласт!е.
Анархисты по своимъ принципамъ—демократы... Они
считаютъ лучшимъ правительствомъ то, которое менее
всего управляешь, следовательно, идеальнымъ
правительствомъ является то, которое совсемъ не будетъ
управлять. Анархисты отрицаютъ всякое
принудительное действ1е правительства даже въ деле простой
полицейской охраны личной собственности. Если такая
охрана необходима, то она должна выражаться въ сво-
бодныхъ ассощащяхъ и кооперащяхъ, самостоятельно
определяющихъ для каждаго продукта или товара его
АНАРХИЗМЪ. 3

— 34 —
настоящую ц-Ьну. Личность должна сама защищаться
противъ налоговъ и пошлинъ, если ей не предложатъ
этой защиты. Одна лишь свобода личности способна
уничтожить б-Ьдность и преступлешя. Принудительный
налогъ является основнымъ принципомъ всякой монопо-
Л1И и пассивное сопротивлеше этимъ налогамъ является
однимъ изъ лучшихъ средствъ для достижешя ц-Ьлей
анархизма...
Точно такъ же анархисты относятся и ко всЬмъ
другимъ политическимъ и сощальнымъ вопросамъ...
Верные принципу: во всемъ поступать по
собственному ycMOTp'feHira, они не признаютъ
религии.. Они атеисты, потому что разсматриваютъ авто-
ритетъ Бога и различныя моральный проблемы, какъ
главное средство въ рукахъ привилегированныхъ
классовъ для усмирен1я челов-Ьческаго авторитета...
Прудонъ сказалъ: „Если Богъ существуетъ, онъ врагъ
человека". И, въ противоположность изв^стнымъ сло-
вамъ Вольтера: „Если Бога н-Ьтъ, то нужно Его
выдумать", известный русски нигилистъ М и х а и л ъ
Бакунинъ создалъ следующую антитезу: „ЕслиБогъ
существуетъ, агЬдуетъ Его уничтожить".
Но, отрицая теологическую iepapxi*o, анархисты
предоставляютъ каждому, кто пожелаетъ, — полную
свободу в-Ьры. Анархисты всегда возставали противъ
какихъ бы то ни было ограниченна свободы релипи.
За всякимъ индивидуумомъ анархисты признаютъ
право свободнаго усмотр-Ьшя въ вопрос-fe выбора свя-
щенниковъ изъ своей среды или на сторон-fe.
Точно такую же свободу предоставляютъ они и
на всЬхъ иныхъ поприщахъ, въ области медицины,
гипены и пр. Никакой монополш ни въ теологш, ни
въ медицин-fe не должно быть. Общая конкуренция
какъ теологическихъ, такъ и медицинскихъ мнЪнШ
можетъ то подниматься, то падать, подчиняясь соб-
ственнымъ своимъ законамъ. Точно такъ же и въ
области вопросовъ гипены они осуществляютъ прин-
ципъ полной свободы. Каждый можетъ заботиться о
своемъ здоровьи, когда и какъ ему заблагоразсудится,
равно какъ и лечиться, когда и какъ пожелаетъ. Никто
не вмешивается въ жизнь другого,—не контролирует^

— 35 —
что есть другой, какъ одевается, что пьетъ, какъ про-
водитъ время, чёмъ занимается.
Никакихъ моральныхъ кодексовъ анархисты также не
считаютъ нужнымъ вырабатывать... „з аб оться только
о своихъ собственныхъд'Ьлахъй,—вотъ ихъ
единственное этическое требоваше... Вмешательство въ
д-кла другого является единственнымъ преступлешемъ,
которое всегда будетъ предупреждаться и пресекаться.
Что же касается до попытокъ „уврачевашя"
человеческой испорченности, то анархисты, конечно, и въ
данномъ случа-fe протестуютъ противъ всякихъ вмеша-
тельствъ со стороны, считая подобныя поползновешя
вмешиваться въ дела другого—однимъ изъ видовъ
того же преступлешя.
Въ одной свободе, полной свободе, какъ самомъ
высшемъ человеческомъ благе, видятъ анархисты
пресечете всехъ пороковъ. Въ то же время они при-
знаютъ право игрока, пьяницы, развратника, безпутной
женщины и т. д. следовать своимъ влечетямъ до техъ
поръ, пока они сами не найдутъ нужнымъ жить иначе.
Въ деле воспиташя детей должекъ проводиться
тотъ же принципъ свободы. Анархисты не собираются
учреждать общественныхъ воспитательныхъ домовъ,
какъ это проектируютъ государственные сощалисты;
они не собираются также поддерживать ныне
существующую коммунальную школьную систему. И мамку,
и учителя, какъ врача и священника, каждый будетъ
выбирать самостоятельно, вознаграждая ихъ трудъ,
соответственно его стоимости. Родительсюя права и
родительская ответственность принадлежать только
родителямъ.
Даже въ такомъ сложномъ вопросе, какъ половыя
отношетя, анархисты ни на юту не отступаютъ отъ
своихъ принциповъ... Они признаютъ и защищаютъ
право каждаго мужчины и право каждой женщины, или
право известной группы мужчинъ и женщинъ
сходиться и любить другъ друга ровно столько времени,
сколько они могутъ, хотятъ, считаютъ нужнымъ... И
законный бракъ и разводъ, по мн-Ьнш анархистовъ,
одинаково нелепы. И мужчины и женщины должны
сами о себе заботиться, должны жить отдельно другъ
3*

— 36 —
отъ друга, все равно, въ своемъ ли собственномъ дом-Ь
или въ наемной квартир-fe. Руководясь лишь своими
любовными влечешями, они им^ютъ право сходиться
и расходиться по собственному усмотр'Ьтю, причемъ
д^ти, рожденныя при такихъ услов!яхъ, принадлежать
исключительно матери.
Таковъ въ своихъ главныхъ положешяхъ
окончательный социальный идеалъ анархизма.
Недостатокъ м-Ьста лишаетъ меня возможности
подробно разработать эту часть моего очерка. Мн-fe бы
только хотелось еще разъ подчеркнуть, что этотъ
идеалъ совершенно несовмтЬстимъ съ идеаломъ гЬхъ
коммунистовъ, которые также называютъ себя
анархистами, тогда какъ на самомъ д'Ьл-Ь ихъ идеалъ бу-
дущаго сощальнаго устройства такъ же деспотиченъ,
какъ и общественный идеалъ государственныхъ соща-
листовъ... Ихъ идеалъ такъ мало соотв1зтствуетъ ттЬмъ
формамъ общественнаго строя, за которыя боролись
1оганъ Мостъ и князь Кропоткинъ, неоднократно по-
двергавппеся за свою проповедь осуждешю на годы
тюремнаго заключешя.
На этомъ я и хогклъ было закончить свою статью,
но мнЗз вспомнилась напечатанная въ одной парижской
газегЬ статья Эрнеста Лезинье, въ которой онъ
пытается провести параллель между разбираемыми зд'Ьсь
двумя направлешями. Съ своей стороны, я р'Ьшилъ
такимъ же противоположешемъ закончить свою работу.
Существуютъ два сощализма; одинъ
коммунистически, другой взаимно обязывающш.
Одинъ зиждется на диктатур-Ь, другой на свобод-Ь.
Одинъ метафизически*, другой позитивный.
Одинъ чувствуюпцй—другой рефлекторный.
Одинъ разрушающий, другой созидаюпцй.
Оба стремятся къ усовершенствованно челов-Ьче-
скаго благосостоян1я.
Одинъ хочетъ добиться счастья для всЬхъ, другой
хочетъ каждому д оставить возм ожность
быть по своему счастливымъ.
Первый разсматриваетъ государство, какъ общество
sui generis, какъ стройное божественное твореше съ

— 37 —
особыми правами и полномоч1ями, требующими
безусловна™ повиновешя.
Второй разсматриваетъ государство, какъ всякую
ассощащю, управляемую обыкновенно хзтже всякой
другой.
Одинъ требуетъ господства государственной власти,
другой отрицаетъ всякое государство.
Одинъ желаетъ передать монополш въ руки rocj'-
дарства, другой желаетъ уничтожить всякую
монополш.
Одинъ желаетъ правяшде классы подвести подъ
управление, другой желаетъ уравнять всЬ классы.
Оба считаютъ, что существующей порядокъ вещей
продолжаться не можетъ.
Одинъ разсматриваетъ револющю, какъ
неизбежное сл?дств1е эволюцш, другой думаетъ, что только
одно пригЬснеше создаетъ въ эволюцш револющю.
Второй уб-Ьжденъ, что сощальный прогрессъ
разовьется путемъ свободнаго индивидуализма.
Оба признаютъ, что мы стоимъ у входа въ новую
историческую эру.
Одинъ желаетъ, чтобы существовали только
пролетарии... Другой желаетъ, чтобы совсЬмъ не было
пролетар!евъ.
Одинъ говоритъ: „Поступай согласно постановле-
шямъ правителей".
Другой провозглашаете „Поступай по своему усмо-
трЗзнпо".
Одинъ угрожаетъ деспотизмомъ.
Другой призываетъ свободу.
Одинъ д-Ьлаетъ гражданина подданнымъ
государства.
Другой заставляетъ государство служить
гражданину.
Одинъ думаетъ, что рождеше новаго св-Ьта будетъ
сопровождаться ужасными муками.
Другой стоитъ за безболезненность всякаго истин-
наго прогресса...
Одинъ в?ритъ въ сощальную войну.
Другой дов-Ьряетъ только миру.

— 38 —
Одинъ стремится приказывать, регулировать,
властвовать.
Другой хочетъ свести къ минимуму всякую власть.
Одинъ привелъ бы къ ужасной реакцш.
Другой открываетъ прогрессу неограниченные
горизонты.
Одинъ, несомненно, прекратитъ свое существоваше,
другому принадлежитъ будущее.
Оба стремятся къ одному и тому же:
Одинъ хочетъ отнять власть у правящихъ.
Другой—возстановить права поверженныхъ нын-fe.
Одинъ сводить равенство къ общему игу.
Другой признаетъ равенствомъ полную свободу.
Одинъ нетерпимый; другой весь проникнуть
терпимостью.
Одинъ запугиваетъ, другой ободряетъ.
Первый желаетъ учить каждаго,—
Второй хочетъ каждому доставить возможность
учиться самостоятельно.
Одинъ хочетъ каждаго содержать,—
Другой хочетъ каждому доставить возможность
содержать себя самостоятельно.
Одинъ говорить:
Земля—государству.
Рудникъ—государству.
Оруд1е—государству.
Продуктъ—государству.
Другой говорить:
Земля—земледельцу.
Рудникъ—рудокопу.
Opyflie—рабочему.
Продуктъ—производителю-
Су ществуютъ только эти два сощализма.
Первый—это д-Ьтство сощализма, второй его рас-
цв-Ьть.
Одинъ—прошедшее, другой—будущее.
Одинъ уступить м*Ьсто другому.
Въ наше время каждый долженъ принять сторону того
или другого, или же признать, что онъ не сощалистъ.
Пер. Я. С.

Д. I. Маккэй.
А И А Р X I П *).
Распространен^ въ ЕвроггЬ идей анархизма въ
значительной arfepls препятствуютъ существующая о немъ
нел-Ьпыя поняпя.
Одни въ анархистахъ видятъ метателей бомбъ;
друие же, поверхностно ознакомившись съ программой
анархистовъ, считаютъ ихъ—коммунистами.
Ъъ то время, какъ въ Америке въ темный ьпръ
предразсудковъ и предуб-Ьждетй уже успели
проникнуть кое-каше лучи св-Ьта,—въ Европе еще все
окутано туманомъ.
Прежде всего, необходимо проверить и объяснить
неправильно въ большинстве случаевъ понимаемое
слово—„а нархизмъ"
Т-Ьмъ, кто принимаетъ все на в^ру и кто въ анар-
хш видитъ лишь хаосъ, а въ
анархистахъ—разрушителей, необходимо показать, что, напротивъ, а н а р х i я—
ц-Ьль челов-Ьческаго развит!я, и что она знаменуетъ
собою такой строй, въ которомъ свобода
индивидуума и его труда служитъ зало-
гомъ какъ его собственнаго счас тья, такъ
и благосостоян1я всЬхъ.
Другимъ же, тЬмъ именно, которые не в-Ьрятъ въ
идеалъ свободы при братскомъ коммунизм-Ь, должно
быть показано, что анарх!я далека отъ того, чтобы
видеть свободу индивидуума въ обобществленш продук-
*) Настояли очеркъ взязъ нвъ романа Мавкея „Анархисты*.

— 10
товъ труда и самопожертвованш; наоборотъ, она
стремится достигнуть этой свободы путемъ уничтожешя
вполне опредтЬленныхъ, насильственныхъ препятствие
и искусственныхъ преградъ.
Какъ только будетъ произведена эта первая, самая
грубая и неблагодарная подготовительная работа и
лишь только проникнетъ, сперва хотя бы въ среду
немногихъ лицъ, сознаше, что анарх!я не есть какое то
небо на земле, и что людямъ необходимо лишь познать
свою истинную природу и ея потребности, а не
„изменить ее въ корне", чтобы сделать возможной
свободу,—тогда ближайшая задача определится
совершенно ясно: показать, что институтъ государства есть
величайшее препятств1е для человечества на пути его
культурнаго развит1я.
Необходимо выяснить, что государство является
привилегированнымъ наишемъ, на которомъ оно и
зиждется; что оно превращаетъ гармонш природы въ
безпорядокъ; что вся вина за совершакищяся вокругъ
преступления падаетъ на него, что это его
преступления; что это оно предоставляетъ неестественныя
преимущества однимъ и ограничиваетъ естественныя
права другихъ; что это оно парализуетъ широкое
развиве силъ во всЬхъ областяхъ, тормозитъ свободу
торговли и гЬмъ самымъ подтачиваетъ благосостояше
ггЬлаго народа; что оно во всемъ защищаетъ
посредственность и все, что оно предпринимаете, могло бы
быть выполнено и безъ него гораздо лучше, съ гораздо
большею пользою и выгодою, если бы дело было
предоставлено свободной конкурренцш частныхъ лицъ;
что нащя тЪмъ богаче и счастливее, чемъ въ меньшей
степени она зависитъ отъ управляющихъ ею; что
государство, если даже допустить, что оно должно
выражать общую волю, въ большинстве случаевъ является
выразителемъ исключительно воли техъ, которые
стоятъ во главе его, а эти последте, конечно,
заботятся о себе и о „своихъ", но никакъ не о техъ,
которые иагЬютъ достаточно глупости вверять имъ свои
интересы; что государство, будучи само по себе
непродуктивной организащей, можетъ давать лишь то, что
оно раньше само получало, и что государство,
возвращая полученное, почти всегда отдаетъ меньше, чемъ

— 41 —
имъ было взято.—Другими словами, необходимо
показать, что государство вообще, какъ бы оно ни
называлось, является нич-Ьмъ инымъ, какъ чудовищнымъ,
длящимся уже много В'Ьковъ, безстыднымъ обманомъ,
посредствомъ котораго одни устраиваются и живутъ
на счетъ другихъ...
Когда, такимъ образомъ, будетъ поколеблена въ
н'Ькоторыхъ пунктахъ в-fepa во всеспасаюшдй идеалъ
государства и гЬмъ самымъ укрепится дов-fepie къ силе
личной инициативы, тогда явится необходимость создать
таше законы, которые, действительно, будутъ
регулировать хозяйственную жизнь народа. Необходимо
признать ту истину, что интересы людей не основаны на
взаимной вражде, а, наоборотъ, гармонируютъ другъ
съ другомъ, если, конечно, не лишать ихъ свободнаго
поля деятельности и не суживать границы ихъ
свободнаго развиТ1Я.
Когда право свободы труда, завоеванное уничто-
жешемъ института государства, которое уже не будетъ
больше монополизировать деньги, не будетъ стеснять
кредитъ, не будетъ удерживать друпе капиталы,
тормозить свободное обращеше ценностей—однимъ сло-
вомъ, не будетъ контролировать действш каждаго
отд-Ьльнаго человека, когда, говорю я, свобода труда
станетъ д-кйствительнымъ фактомъ,—тогда и взойдетъ
солнце анархш.
Св^тъ этого солнца почувствуютъ все, какъ тепло,
наступившее после долгой холодной ночи и
постоянной нужды...
Не надо обещать ничего. Об*Ьщаютъ лишь те,
которые сами не знаютъ, чего они хотятъ. Нужно
убеждать, а не уговаривать.
Для этого необходимы новыя силы, а не rfe разгла-
гольствовашя политическаго характера, которыми ду-
маютъ уговорить толпу, поступать очень часто противъ
ея собственнаго желашя. Наоборотъ, надо
предоставить каждому принимать собственное решете и
доверять собственному разуму.
Чтобы развить во всей полнотЬ Teopiio нарождаю-
щагося новаго учешя, необходимо воспользоваться
результатами изучешя самыхъ разнообразныхъ отраслей
знашя; необходимо воспользоваться данными исторш,

— 42 —
чтобы избежать на будущее время ошибокъ прошлаго;
псйхолопи, чтобы понять насколько духъ подчиненъ
услов1ямъ, зависящимъ отъ Т'Ьла; философы, чтобы
показать, насколько всякое мышлен!е исходить только
отъ индивидуума и къ нему же возвращается...
Когда все это будетъ сделано, для того, чтобы
доказать, что свобода индивидуума есть крайняя стад1я
развитая,—останется разрешить еще последнюю задачу.
Должны быть указаны не только ц-Ьли, но и
отысканы также и наилучппе и наив'Ьрн'Ьйине пути къ
достижешю этихъ ц-Ьлей. Усматривая въ насилш
величайшее зло, необходимо уничтожить насшпе. Какимъже
путемъ?
И это ясно. Не на бой надо вызывать государство,
вооруженное съ ногъ до головы и во всемъ
превосходящее своими разнообразными средствами. Исходъ
такого боя былъ бы зарая-fee предр-Ьшенъ. НЬтъ, это
чудовище, живущее и поддерживаемое кровью нашего
труда, должно погибнуть отъ недостатка питашя,—и
достигнуть этого можно лишь путемъ лишешя его Toil
дани, которой чудовище требуетъ себчЬ, какъ н-Ьчто
само собою разумеющееся. Оно должно погибнуть отъ
самоистощетя, отъ голода; оно должно умереть хотя бы
медленной, но неотвратимой и верной смертью. Теперь
у него есть еще сила и наглость безпрепятственно
требовать дань отъ своихъ подданныхъ и пресекать
Bcfe мал^йгшя попытки, какого бы то ни было
протеста. Но наступить день, и оно столкнется лидомъ
къ лицу съ массой людей, разсудительныхъ, спокой-
ныхъ и непоколебимыхъ, которые со скрещенными на
груди руками дадутъ ему отпоръ и спросятъ:
— „Чего ты отъ насъ хочешь?
— Намъ отъ тебя ничего не нужно.
— Мы отказываемся повиноваться теб-fe.
— Питайся гЬмя, кто им-Ьетъ въ теб-fe надобность.
— Насъ же оставь въ поко-fe!"
И въ этотъ день—свобода одержитъ свою первую
победу, свою безкровную победу, в-Ьсть о которой съ
быстротою в4тра облетитъ всю вселенную, и всюду
пробудитъ голосъ разума.
Разв-fe стачки, передъ которыми трепещутъ эксплуа-

— 43 —
таторы, являются ч-Ьмъ-либо другимъ, какъ не пассив-
нымъ возсташемъ?
Разв-fe рабоч1е не должны черезъ нихъ достигнуть
полезныхъ результатовъ? Т-Ьхъ результатовъ, кото-
рыхъ они напрасно будутъ ждать, доверяясь
преступной игр-fe политическихъ фигляровъ?
Пассивное возсташе, применявшееся въ течеше
посл^цняго стол'кпя, лишь въ единичныхъ случаяхъ,
для достижешя изв-Ьстныхъ политическихъ ц-Ьлей, мо-
жетъ считаться уже испытаннымъ и принцигаально
удачнымъ пассивнымъ средствомъ, направленнымъ
противъ самого государства—особенно въформ'Ь отказа
отъ платежа податей и должно стать главньшъ ору-
дхемъ, отъ котораго государство постепенно истечетъ
кровью...
Ну, а до гёхъ поръ?
До гЬхъ поръ надо быть наготов-fe и ждать.
РГЬтъ другого пути къ достижент 1гЬли, кром-fe
спокойнаго, неустаннаго и надежнаго просв-Ьщешя,
основаннаго на вл!янш собственнымъ прим-Ьромъ,
который въ известный моментъ будетъ творить чудеса.
'X 7Г
¦Sfr
Для того, чтобы оказаться жизнеспособнымъ, новый
М1ръ долженъ народиться безболезненно.
Сощальный вопросъ—вопросъ экономически. Онъ
можетъ быть разр^Ьшенъ только сл^дующинъ образомъ.
Съ ослаблешемъ государственной власти, индивидуумъ
становится все бол-fee и бол-fee самостоятельными
Отказавшись ходить на помочахъ парламентаризма, онъ
прюбр-Ьтетъ самостоятельность воли и поступковъ.
Неограниченно пользуясь правомъ самоопред^летя,
онъ прежде всего постарается превратить въ ничто
вс-Ь rfe привилепи, которыя раньше существовали.
Отъ нихъ не должно ничего остаться, кром^ огромной
кучи бумаги.
Незапаханныя поля, не являясь больше собствен-
ностью людей, чуждыхъ землед^гпя, будутъ
обрабатываться гЬми, кто ихъ захватитъ. Запущенныя до сихъ
поръ земли, отнын-fe будутъ приносить плоды и хлЪбъ,
будутъ обильно прокармливать освобожденныя поко-

_ 44 —
л-Ьшя. Капиталъ, не будучи въ состоянш дальше рости
за счетъ чужого труда, будетъ вынужденъ пожрать
самого себя: если еще отецъ и сынъ смогутъ на него
просуществовать, не ударивъ для этого пальцемъ о
палецъ, то передъ внукомъ уже явится альтернатива—
очернить „славу отцовъ" и трудиться, или умереть
съ голод}'. Ибо, съ исчезноветемъ всЬхъ привилегш,
ответственность за свои поступки будетъ лежать на
самомъ индивидууме. Неужели ему будетъ тяжелее
отъ нея, чёмъ отъ тысячи обязанностей по отношешю
къ ближнимъ, которыми прежде государство обременяло
своихъ гражданъ, церковь—своихъ членовъ, мораль—
праведниковъ?
Существуетъ только одно р-Ьшеше сощальнаго
вопроса: не находиться во взаимной зависимости, и
т?мъ самымъ и себе, и другимъ открыть путь къ
независимости.—Не требовать больше отъ сильнаго Mipa
сего—невозможнаго: сделаться слабыми!—Нетъ, надо,
наконецъ, слабому крикнуть: „Стань сильнымъ!"—Не
ждать дольше помощи „сверху", а приняться самому
за дело.
Девятнадцатый в-Ькъ избавился отъ „царя небес-
наго". Онъ уже не верить больше ни въ какую
божественную силу, которой челов'Ькъ былъ-бы подчиненъ.
Но лишь д-Ьти двадцатаго века будутъ настоящими
атеистами: сомневаясь уже въ божественномъ
совершенстве, они должны будутъ начать резкую критику
справедливости вообще и челов-Ьческаго авторитета въ
частности.
Они проникнутся сознашемъ собственнаго
достоинства. Вместо того, чтобы находить гордость въ
подчинение въ жертве и собачьей верности,—они поймутъ,
что приказате есть присвоеше, послушаше—отречеше,
а то и другое вместе—самоунижеше, которое достойно
презрешя съ точки зрЪтя свободнаго человека.
Изуродованному человечеству понадобится много
времени, чтобы возстановить свой естественный ростъ
и сознаше собственнаго достоинства. Темъ не менее,
велиюя перемены сощальныхъ органовъ потребуютъ,
быть можетъ, столетй, прежде чемъ будутъ
достигнуты равныя для всехъ услов!я жизни.

— 45 —
Процессъ развита идеи желанной свободы будетъ
гЬмъ продолжительнее, ч-Ьмъ силыгЬе н победоноснее
будетъ противное течете идеи власти.
Насильственные акты будутъ везде мешать
мирному ходу развитш. Они—неизбежны. Слишкомъ
разрослись ненависть и слепота съ обеихъ сторонъ, чтобы
д-Ьло обошлось безъ столкновение, отъ которыхъ вся
земля можетъ пршти въ содрогате.
Природа вещей должна идти своимъ путемъ. Логика
фактовъ разрушаетъ желаше невозможнаго.
Глупостямъ всегда приходится платить дань опыту
прежде, ч-Ьмъ послЪдтй выйдетъ на св-Ьтъ божш.
Сощализмъ это—последняя универсальная глупость
человечества. И нужно пройти этотъ послЪднй этапъ
страдашй по пути къ свободе.
Только тогда можно будетъ распять бога безум1я.
Лишь тогда придетъ время истиннаго „царства небес-
наго на земле", когда всякая вера будетъ повергнута
ницъ на землю, когда надежды лишатся крыльевъ, на
которыхъ о не прежде улетали въ небеса; тогда лишь
настанетъ царство счастья, радости и наслажденья
жизнью, которое и есть свобода...
Но свобода имЪетъ и могучаго союзника: расколъ
въ лагере своихъ враговъ.
Везде разрозненность; везде безпокойство; везде
страхъ. И всюду и везде слышенъ призывъ къ
большому насилда
„Насшпе, насшпе, насшие,"—вотъ что должно
излечить всЬ раны. Какъ изъ подъ земли выступятъ цтЬлыя
армш, народы застынутъ съ оруж1емъ въ рукахъ, и
страхъ передъ кровавымъ будущимъ разгонитъ сонъ
тёхъ, кто имЪетъ очи, чтобы видеть.
Для „сильныхъ м!ра сего" не будетъ бол-fee выхода.
Подобно древнему полководцу, они велятъ наказывать
море, которое своими волнами покрываетъ уже палубу
и угрожаетъ смыть все живущее.
Неизбежны войны, кровавыми потоками которыхъ
властители Mipa будутъ стараться потушить огонь
возсташя народовъ,—войны, какихъ еще св-Ьтъ никогда
не видалъ...
Слишкомъ велика вина,—страшнымъ будетъ и иску-
плеше!

— 46 —
А потомъ, посл-Ь хаоса и револющй, посл-b
сражений и битвъ, когда опустошенная земля будетъ умирать
отъ истощешя, когда самый горьюй опытъ уничтожить
последнюю в'Ьру въ авторитетъ, тогда, быть можетъ,
поймутъ, кто были они и чего она хогЬли; они,—эти
одиноме, которые во всей этой cyerfe и шум'Ь
спокойно и твердо в-Ьршш въ свободу—они, которыхъ
называютъ—анархистами...

Жоржъ Зтьеванъ
ПРАВО НА ЖИЗНЬ.
Въ насъ н-кгъ никакихъ врожденныхъ идей: веЬ
идеи мы воспринимаемъ посредствомъ ч}^вствъ изъ
среды, въ которой мы живемъ. Это настолько в-Ьрно,
что если у насъ не хватаетъ какого-нибудь ч}:вства,
то мы не можемъ им*Ьть никакого представлешя о
томъ свойстве предметовъ, которое воспринимается
этимъ чувствомъ. Слепой отъ рождешя, капршгЬръ,
не можетъ себ-fe представить разлагая цвЪтовъ,
потому что у него недостаетъ того чувства, которое
необходимо людямъ для BoenpinTia зрительныхъ впе-
чатл-feHifi. Кром-fe того, мы усваиваемъ тЬ или иныя
идеи легче или трудн-Ье, смотря по природнымъ спо-
собностямъ и сообразно степени нашей
восприимчивости къ нимъ. Однимъ, наприм'Ьръ, дается легко
математика; дрзтгимъ изучеше языковъ. Природный
способности могутъ развиваться до самыхъ разнооб-
разныхъ степеней, смотря по человеку и въ
зависимости отъ ихъ упражнетя.
Если мы будемъ упражнять почти исключительно
только одинъ какой-нибудь органъ, напр., мускулы
рукъ, то развитее ихъ произойдетъ въ ущербъ дру-
гимъ частямъ тЬла. Тоже и въ области идей. Ч'Ьмъ
чаще мы бзгдемъ воспринимать одн-fe и гЬ же впечат-
л'Ьшя, Ч'Ьмъ постояннее будемъ усваивать идеи
одного только опред-Ьленнаго порядка, тЬмъ труднее намъ
будетъ воспринимать идеи изъ противоположной об-

— 48 —
ласти. НапримЪръ, если мы ув-Ьрены, что наша идея
хороша и в'Ьрна, что она—истина, то всякое
противоположное мните будетъ насъ коробить и мы ока-
жемъ громадное сопротивлеше къ его усвоенго. Дру-
гому-же это мн-feme будетъ казаться такимъ естествен-
нымъ и правильнымъ, что онъ не сможетъ себ-Ь
представить, чтобы кто-нибудь чистосердечно могъ думать
иначе.
Если это такъ, и, если всякое д-feftcTBie есть сл-Ьд-
cTBie одной или н1зсколькихъ идей, то очевидно, что
для того, чтобы судить челов-Ька, чтобы признать его
отвЪтственнымъ въ совершенш какого-нибудь
поступка, необходимо знать веЬ чувства и впечатл1зн1я, выз-
навппя его поступокъ; необходимо оц-Ьнить ихъ силу;
знать степень воспршмчивости и силу сопротивлешя
даннаго человека по отношение къ нимъ. Нужно
принять во внимаше, впродолженш какого времени
онъ жилъ среди этихъ чувствъ и впечатление.
Но, откуда у васъ явится способность чувствовать
такъ же, какъ воспринимаютъ и чувствуютъ друпе?
Какъ вы будете судить челов-Ька, если вы не можете
понять точно причины, вызваволя его поступокъ? А
какъ вы можете понять вс-fe эти причины и ихъ
взаимное между собой отношеше, если вы не можете
проникнуть въ тайники чужой души, чтобы постигнуть
чужое „я". B-Ьдь для этого нужно было бы знать
темпераментъ этого человека лучше, ч-Ьмъ часто
знаешь свой собственный! Больше того! Нужно имчЬть
подобный же темпераментъ, подвергаться гЬмъ же
влюшямъ, жить одновременно съ нимъ въ той же
сред-fe. Это единственное средство, чтобы отдать себ^
отчетъ въ сил^Ь вл1яшя среды на поступки челов-Ька.
Невозможно, следовательно, судить другихъ людей!
Это вытекаетъ изъ невозможности точно знать всЬ
вл!ятя, которымъ они подвергались, силу чувствъ и
впечатл-Ьшй, вызвавшихъ ихъ поступки, природныя
способности этихъ людей и степень развит1я ихъ. Но,
если бы даже было возможно узнать все это, то,
самое большее, мы добились бы только точнаго пред-
ставлешя о гЬхъ вл1яшяхъ, которымъ челов-Ькъ
подвергался, о податливости и сил-fe сопротивлетя его

— 49 —
этимъ вл1яшямъ. Признать же отв-кгственнымъ
человека въ совершенш поступка мы все же не могли бы,
такъ какъ отетьтствениость не существуете
Достаточно взглянуть на ходъ мыслительной
деятельности человека, чтобы убедиться въ отсутствш
ответственности. Чтобы ответственность сзгществовала,
нужно, чтобы воля определяла впечатлешя, какъ эта
последняя определяетъ идею, а идея—поступокъ. Воля
есть ничто иное, какъ желаше совершить какое-нибудь
действ1е, предназначенное для удовлетворешя какой-
нибудь нашей потребности, т. е. для доставлешя намъ
чувства удовольств!я или для устранешя чувства
боли. Следовательно, нужно, чтобы мы испытали эти
чувства, чтобы въ насъ могла зародиться воля. Воля,
результатъ впечатлешй и ощущенш, можетъ быть
изменена только подъ вл!ян1емъ новыхъ впечатлешй
и ощущетй. Она можетъ принять другое направлеше,
преследовать иную цель только въ томъ случае, если
новыя чувства вызовутъ въ насъ новое течете идей
или видоизмЬнятъ прежнее. Это признавалось во все
времена, и все, несомненно, признаютъ это. Ведь
допускать обвинеше и защиту на суде, значитъ,
признать, что доходяпця до васъ черезъ органъ слуха
новыя впечатлешя, могутъ вызвать въ васъ желаше
действовать въ иномъ направлении, видоизменить вашу
прежнюю волю. Не такъ ли? Но, какъ я уже говорилъ
въ начале, если кто-нибудь впродолженш долгаго
времени получаетъ однородныя впечатленхя и вследств!е
этого привыкъ смотреть на ту или другую вещь или
идею, какъ на хорошую и справедливую, то всякое
противоположное мнете его будетъ отталкивать отъ
себя и встретить въ немъ враждебное къ себе отно-
шеше.
Въ силу этого пожилые люди воспринимаютъ
менее легко новыя идеи. Въ теченш своей жизни они
получали массу впечатленш, исходящихъ изъ
окружающей ихъ среды, и эти впечатлетя привели ихъ
къ определеннымъ взглядамъ: они считаютъ хорошими
те идеи, которыя соответствуютъ общимъ понятсямъ
этой среды о справедливомъ и несправедливомъ.
IIoHATie о справедливомъ и несправедливомъ по-
анархизмъ. 4

— 50 —
стоянно изменялось въ разные исторические перюды;
и въ наши дни поняпя эти неодинаковы: они разнятся
смотря по климату, народу и, даже, смотря по человеку.
Эти различный поняйя могутъ быть только
относительно правильными. Поэтому то мы должны
заключить, что, если не все человечество, то во всякомъ случае
большинство его заблуждается еще на этотъ счетъ.
Это объясняетъ намъ, почему какой-нибудь доводъ
можетъ убедить одного и остаться безъ всякаго вл!я-
шя на другого.
Тотъ, на котораго доводъ под-Ьйствовалъ, не
можетъ сделать такъ, чтобы это не отразилось на его
воле, тотъ же, на котораго доводъ не оказалъ вл!яшя,
сохранить свою прежнюю волю. Следовательно, дей-
ств!я ихъ будутъ въ р^зкихъ чертахъ различаться,
разве только новыя впечатлешя изменятъ волю того
или дрз^гого.
Хотя это покажется парадоксомъ, но мы не де-
лаемъ ни одного хорошаго или дурного поступка, даже
самаго ничтожнаго, если мы не вынуждены къ тому.
Въ самомъ деле, каждое действ!е есть следств}е от-
ношешя между впечатлешями, приходящими къ намъ
изъ окружающей насъ среды, и степенью нашей вос-
пршмчивости.
Мы не можемъ быть ответственными за степень
нашей воспршмчивости къ тому или другому роду
впечатленш, за существоваше или отсутств1е вл!янш
окружающей насъ среды и за доходяшдя до насъ
оттуда впечатлешя. Мы не можемъ, поэтому, быть
ответственными за то, каковъ будетъ результатъ этихъ
впечатлешй. Онъ не только не зависитъ отъ нашей
воли, но еще и определяетъ ее. Стало быть никакой
судъ невозмооюенъ, и всякая награда, капъ и всякое
наказами несправедливы, какъ бы отъ не были ничтолсны, и
какъ бы не были велики заслуги или проступки.
Нельзя, значить, судить ни людей, ни ихъ
поступки, не имея для этого достаточнаго критер1ума. Кри-
тер1умъ же такой не существуетъ. Во всякомъ случае,
не въ законахъ можно найти его, потому что
истинная справедливость незыблема, а законы изменяются.
О законахъ можно сказать то же, что и о всемъ дру-

— 51 —
гомъ. Если законы хороши, для чего тогда депутаты
и сенаторы, которые должны ихъ менять? А если они
плохи, для чего тогда чиновники, которые должны ихъ
прилагать?
•» «¦
¦к-
Самьиьъ фттомъ своего рооюдеигя каждое существо
пргобргьтавтъ право на жизнь и на счастье. Это
первейшее, неотъемлемое, природное право, право свободно
передвигаться съ места на место, созерцая солнце и
вдыхая воздухъ, оспаривается у миллюновъ челове-
ческихъ существъ.
Миллюны обездоленныхъ, у которыхъ богатые
отняли землю, нашу общую кормилицу, не могутъ
ступить шага безъ позволения другихъ людей; только съ
позволешя другихъ они могутъ есть, пить, сло-
вомъ, пользоваться своими органами, удовлетворять
свои потребности и жить. Ихъ необезпеченная жизнь
отдана на произволъ капризовъ тЬхъ, которые
сделались ихъ господами. На громадныхъ земельныхъ
пространствахъ, принадлежащихъ всему человечеству,
эти бедняки не могутъ ступить шага безъ того,
чтобы не наткнуться на какую-нибудь заставу; на каж-
домъ шагу ихъ останавливаютъ следуюиця слова: не
ходите въ это поле, оно принадлежитъ такому-то; не
ходите въ этотъ лесъ, онъ принадлежитъ тому-то;
не рвите эти плоды, не ловите эту рыбу, она
собственность такого-то.
А если они спросятъ: а что же намъ принадлежитъ?
Ничего! ответятъ имъ. У васъ ничего нетъ.—Уже съ
колыбели, посредствомъ религш и законовъ, пр!учаютъ
ихъ мозгъ безропотно принимать эту кричащую
несправедливость.
Корни растеши всасываютъ сокъ изъ земли, но ихъ
продукты не для васъ, говорятъ имъ. Дождь васъ мо-
читъ также, какъ и другихъ, но не для васъ онъ
даетъ урожаи. Солнце светить для того, чтобы раз-
стилались золотыя нивы и зрели плоды, но не вамъ
придется-ихъ отведать.
Земля вертится вокругъ солнца, поочередно
подставляя его живительному вл1яшю то ту, то другую
4»

— 52 —
сторону; но это движете земли делается не въ
пользу всЬхъ людей: земля принадлежитъ однимъ и не
принадлежитъ другимъ! Часть человечества купила
ее на свое золото и серебро! Но какой фокусъ
употребила она для этого? Ведь золото и серебро
находятся въ земл:Ь.
Какимъ образомъ вышло, что часть всего стоитъ
столько же, сколько и все?
Какъ это случилось, что, после того, какъ богачи
купили на свое золото землю, у нихъ въ рукахъ
очутилась не только вся земля, но и все золото? Тайна!?
А эти необъятные леса, миллюны в-Ьковъ тому на-
задъ погребенные въ н-Ьдрахъ земли геологическими
переворотами? Они не могли ихъ ни купить, ни
наследовать отъ своихъ отцовъ, потому что тогда людей
не было на земле! Однако, это принадлежитъ имъ—
собственникамъ! Отъ самыхъ н^дръ земли, отъ самаго
дна океана и до самыхъ верхушекъ горъ, все
принадлежитъ имъ. Эти леса росли когда то, чтобы одинъ
смогъ теперь дать приданое своей дочери! Геологи-
чесшя револющи совершались для того, чтобы другой
смогъ теперь подарить роскошный домъ своей
любовнице! И для того, чтобы эти господа могли теперь
напиваться шампанскимъ, эти леса постепенно
превращались въ каменный уголь.
Если обездоленные спросятъ: какъ же мы б}'демъ
жить, когда у насъ ничего нетъ? Успокойтесь, отве-
тятъ имъ: собственники—xopomie люди, и лишь бы
только вы были благоразумны, лишь бы вы
повиновались всемъ ихъ прихотямъ, они позволять вамъ
жить; а взаменъ этого вы будете обрабатывать ихъ
поля, шить имъ одежду, строить имъ дома, стричь
ихъ овецъ, подрезать ихъ деревья, делать машины,
печатать книги; словомъ, доставлять имъ всевозмож-
ныя физичесшя и умственныя удовольсгая, на которыя
они одни имеютъ право. Если богатые настолько
добры, что позволяютъ вамъ есть ихъ хлебъ, пить ихъ
воду, то вы должны быть и за это безконечно
благодарны, такъ какъ ваша жизнь принадлежитъ имъ
вместе со всемъ другимъ.
Вы имеете право жить, только благодаря доброй

— 53 —
воле собственниковъ, и при условш, что вы будете
работать на нихъ. Они будутъ управлять вами; они
будутъ смотреть на васъ, когда вы будете работать;
они будутъ пользоваться плодами вашего труда,—это
ихъ право. Все, что вы употребляете во время работы,
все оруд!я производства также принадлежать имъ.
Въ то время, какъ они, одновременно съ вами родив-
нпеся, будутъ всю свою жизнь приказывать,—вы
будете повиноваться всю вашу жизнь! Въ то время, какъ
они могутъ отдыхать подъ тенью деревьевъ,
предаваться поэтическимъ мечтамъ при журчаши ручья,
оживлять свои мускулы въ морскихъ волнахъ,
поправлять свое здоровье въ горячихъ источникахъ,
наслаждаться широкими видами съ вершинъ горъ, владеть
всЬмъ умственнымъ достояшемъ человечества и, та-
кимъ образомъ, беседовать съ многими сеятелями
идей, съ неутомимыми изсл*Ьдователями Mipa,—вы,
каторжники по рождешю, едва переступивши младен-
ческш возрастъ, должны начать влачить жалкое суще-
ствоваше. Вы должны производить, чтобы дрз'пе
потребляли, вы должны работать, чтобы друпе могли
бездельничать, должны умирать, чтобы другимъ давать
возможность наслаждаться жизнью.
Тогда какъ одни могутъ разъезжать во все
стороны, наслаждаться прекрасными видами, жить въ
постоянномъ общенш съ природой и черпать изъ этого
неистощимаго источника поэзш самыя тоншя и неж-
ныя чувства, как1я только можно испытывать,—весь
вашъ горизонтъ будетъ заключаться въ четырехъ сте-
нахъ вашихъ мезониновъ, вашихъ мастерскихъ,
тюрьмы или каторги. Вы,—человеческая машина, жизнь
которой ограничивается одними и тЬми же, вечно
повторяемыми, действ1ями;—вы должны будете каждый
день делать ту лее работу, какую делали накануне.
И такъ до техъ поръ, пока не сломается въ васъ
какое нибудь колесо, или пока васъ не выкинуть за
бортъ, когда вы, износивгшеся и состаревппеся, не
будете больше доставлять достаточныхъ барышей!
Горе вамъ, если болезнь васъ подкосила!—Если,
стары ли, молоды ли, вы слишкомъ слабы, чтобы
производить столько, сколько заблагоразеудится отъ васъ

— 54 —
требовать собственниками Горе вамъ, если вы никого
не найдете, кому бы можно было продать вашъ мозгъ,
ваши руки, ваше гЬло! Вы попадете тогда изъ одной
беды въ другую; — вамъ вменять въ преступлеше
ваши лохмотья, и крики голода послужатъ безчесть
емъ для васъ. Общество во всемъ своемъ ц'кломъ
броситъ вамъ анафему, а власть, появившаяся съ за-
кономъ въ рукахъ, вамъ крикнетъ: „Горе бездомнымъ,
горе тому, кому негде укрыть свою голову, горе тому,
у кого нЪтъ койки, где бы могли отдохнуть его
утомленные члены! Горе тому, кто позволяетъ себе
чувствовать голодъ, въ то время, когда друпе слиш-
комъ много ели; горе, кому холодно, когда другимъ
тепло, бродягамъ, горе побежденными.—И общество
накажетъ васъ за то, что вы позволили себе ничего
не иметь въ то время, какъ у другихъ есть все.
— „Это справедливость", говоритъ законъ.—„Это
преступлеше! отв'Ьтимъ мы, этого не должно быть,
горе это должно перестать существовать, потому что это
несправедливо!"
Слишкомъ долго люди принимали за нравственное—
выражеше воли сильныхъ и могущественныхъ.
Слишкомъ долго злые поступки однихъ находили себе союз-
никовъ въ невежестве и трусливости другихъ. Слишкомъ
долго люди оставались глухими къ голосу разума,
справедливости и правды. Слишкомъ долго они принимали
ложь за истину! А вотъ что истина: .Жизнь есть без-
прерывный процессъ ассимиляцш и дезассимиляцш,
который присоединяетъ къ организмамъ частички матерш
въ ея различныхъ формахъ и снова отрываетъ ихъ,
чтобы сделать изъ нихъ тысячи иовыхъ соединение;
вечный процессъ воздействия и противоп,ейств1я между
индивидомъ и окружающей его природой. Такова жизнь.
Своимъ непрерывнымъ воздейств!емъ все окружающее
индивида, какъ живыя существа, такъ и неорганическ!я
тела, стремится къ его поглощенно, къ дезагрегацш
(разрушенш) его организма, къ его смерти.
Только изъ стараго природа делаетъ новое. Она
всегда разрушаетъ, чтобы создавать. Она всегда только
изъ смерти вызываетъ новую жизнь, она должна
убивать, чтобы вызвать къ жизни будущее. Следовательно

— 55 —
жизнь возможна для индивида только при условш его
вЪчнаго противодЬйств1я совокупности всего его окру*
жающаго. Онъ можетъ жить только при условш
постоянной борьбы съ разрушающимъ влЬшемъ всего суще-
ствующаго, заимствуя новыя частицы изъ окружающаго
Mipa.
Bcfe живыя существа, на какой бы ступени
зоологической лестницы ончЬ ни стояли, начиная съ зоофитовъ
и кончая челов'Ькомъ, всЬ обладаютъ способностями,
позволяющими имъ бороться противъ дезассимилящи
ихъ организма посредствомъ присоединешя новыхъ
элементовъ изъ внтЬшняго Mipa. Bcfe обладаютъ болЪе
или мен^е совершенными органами, уведомляющими о
присутствия причинъ, способныхъ привести къ быстрой
дезассимилящи ихъ существа. Bcfe обладаютъ органами,
позволяющими имъ бороться съ разрушительнымъ
вл1яшемъ окружающей природы.
Къ чему бы намъ были всЬ эти органы, еслибъ мы
не могли ими пользоваться, еслибъ мы не им'Ьли права
ихъ употреблять?
Для чего служатъ легкая, какъ не для того, чтобы
дышать? Для чего глаза, какъ не для того, чтобы
смотреть? Мозгъ,—чтобы . думать?
Желудокъ—переваривать пищу? Да, это такъ! Нашими легкими мы
им-Ьемъ право дышать; нашимъ
желудкомъ—переваривать пищу, нашимъ мозгомъ—думать,
языкомъ—говорить, ушами—слушать, глазами—смотреть, нашими
ногами мы им-Ьемъ право ходить. На все это мыимЪемъ
право, п. ч. мы им-Ъемъ право жить. Ни у кого н-Ьтъ
органовъ бол-fee сильныхъ, ч-Ьмъ надо. Ни у когон-Ьтъ
зр-Ьшя—слишкомъ остраго, слуха—слишкомъ тонкаго;
слишкомъ свободной р-Ьчи, слишкомъ обширнаго ума,
слишкомъ хорошаго желудка, слишкомъ кр^пкихъ
ногъ, лапъ, крыльевъ или плавательныхъ перепонокъ.
Следовательно, мы имчЬемъ право на все пространство,
которое мы можемъ пройти своими ногами, на весь
воздухъ, какой мы можемъ вдохнуть своими легкими,
на всю пищу, какую мы можемъ переварить своимъ
желудкомъ. Нашъ мозгъ даетъ намъ право на все, о
чемъ мы можемъ мыслить и что можемъ усвоить изъ
мыслей другихъ. Способность р-Ьчи даетъ намъ право

— Г)0 —
на все, что мы можемъ сказать; наши уши на все, что
мы можемъ слышать. Мы имёемъ право на все это,
п. ч. имтемъ право па оюизпьу а все это составляетъ
жизнь. Это настоящая права человека! Н-тпъ никакой
надобности ихъ декретировать; отъ существу ютъ, %акъ
существуешь со.тце.
Он-к'не вписаны ни въ какую конститущю, ни въ
KaKie законы, но они записаны неизгладимыми буквами
въ великой книге природы.
Отъ букашки до слона, отъ стебелька травы до
дуба, отъ каждаго атома до звезды,—все объ этомъ
говоррггъ. Послушайте велики голосъ природы: она
вамъ скажетъ, что все въ ней солидарно! Что общее
вечное движете, являющееся услов!емъ жизни
вселенной, состоять изъ общаго в-Ьчнаго движешя
каждаго изъ ея атомовъ, которое, въ свою очередь, есть
услов!е жизни каждаго творения.
Движешя безконечно малыхъ, какъ и безконечно
большихъ безпрерывно сталкиваются и д-Ьйствуютъ
другъ на друга. И, такъ какъ все существующее воз-
действуетъ на насъ такъ или иначе, то мы имтемъ
право воздействовать въ свою очередь на все, п. ч.
мы имтемъ право на жизнь, а жизнь невозможна безъ
этого.
Появлешемъ своимъ на св-Ьтъ, мы становимся въ
числ^ собственниковъ всей вселенной и мы имтемъ
право на все существующее, на все, что было и на
все, что будетъ. Своимъ рожден!емъ каждый
изъ насъ пр1обр-Ьтаетъ право на все, безъ
всякихъ другихъ ограничение, кроме техъ,
которыя став'итъ сама природа, т. е. гра-
ницъ нашей способности усваивать.
Вы говорите: это поле мое, этотъ лесъ мой, этотъ
источникъ мой; мои—этотъ прудъ, эти луга, эта жатва,
этотъ домъ. Вамъ, говорящимъ это, я отвечу: когда
вы сделаете такъ, чтобы ваша собственность—часть
всей вселенной,—постояннымъ воздейств!емъ на мой
организмъ ведущая и меня, какъ и васъ, къ могиле,
перестанетъ меня въ нее толкать, я признаю, что вы
одни имеете право пользоваться нашей собственностью.
Когда вы сделаете такъ, чтобы разрушительныя

— 57 —
вл1ян1я природы оказывали д-Ьйсте только на васъ,
вы одни будете им^ть право черпать въ природ-fe все
необходимое для возстановлешя организма. Но пока
влажность будетъ действовать какъ на васъ, такъ и
на меня, ручьи и пруды будутъ такъ же моими, какъ
и вашими.
Пока вы не помещаете теплот-b солнца действовать
на меня, плоды и жатва будутъ зреть для меня, какъ
и для васъ.
ЧеловЪкъ въ двадцать л-Ьтъ не им-Ьетъ ни одной
изъ частицъ, со ставлявшихъ его организмъ десять
л-Ьтъ тому назадъ. Такимъ образомъ, когда вы сумеете
устроить такъ, чтобы то, что было прежде моимъ, не
вступало, при помощи дождя, ветра, или какимъ
нибудь инымъ способомъ, въ ваши влад-Ьшя,—вы
будете иметь право помешать мне вводить въ свой
организмъ то, что мне попадаетъ изъ вашихъ
владели.
Но пока вы не сделаете такъ, чтобы мы,
отверженные парш, могли жить не усваивая постоянно эле-
ментовъ изъ окружающаго Mipa, мы, также какъ и вы,
будемъ им-Ьть право на весь этотъ м!ръ и на каждую
изъ его частей. Мы родились такими же, какъ и вы,
мы подобны вамъ, у насъ rfe же органы и потребности,
и мы имЪемъ право на жизнь и на счаст1е одинаково
съ вами.
Если бъ мы происходили изъ какой-нибудь низшей
животной породы, ч-Ьмъ вы, я, пожалуй, бы понялъ это
исключеше. Наши организмы и нашъ образъ жизни
были бы различны; но, такъ какъ мы устроены такими
же, какъ и вы, значить, мы одинаковы съ вами и
им'Ьемъ равныя съ вами права на блага всего Mipa.
Если же вы мне скажете, что такая-то вещь ваша
потому, что вы получили ее въ наследство, то я вамъ
отвечу, что оставивние ее вамъ не имели права этого
делать. Въ продолжеше своей жизни они им-Ьли право
пользоваться всеми благами Mipa, какъ и мы, съ своей
стороны, им-Ьемъ полное право ими пользоваться, пока
мы живемъ; но они не имели ни мал-Ьйшаго права
распоряжаться своимъ добромъ после смерти. Какъ
своимъ рожден1емъ мы прйобр-Ьтаемъ

— 58 ~
право на все, своей смертью мы теряемъ
вей права, потому что тогда намъ ничего
н е нуж но.
По какому праву rfe, которые отжили, захогЬли бы
пом-Ьшать жить намъ?
По какому праву агрегатъ (совокупность) частицъ
захогЬлъ бы помешать своимъ собственнымъ части-
цамъ вылиться въ ту или иную форму? По какому
праву то, что было, захогбло бы помешать тому, что
будетъ? Какъ! Кто-нибудь, чья жизнь является только
мгновешемъ въ сравненш съ безграничностью времени,
благодаря тому, что онъ жилъ въ одномъ изъ угол-
ковъ земного шара, можетъ располагать имъ на
в"Ьчныя времена? Есть ли что-нибудь нелЪп-Ье этой
претензш смертнаго, эфемернаго существа завещать
навечно такимъ же смертнымъ, какъ и онъ самъ,
существамъ и кратковременнымъ учреждешямъ.
Мы не должны уважать подобныя претензш людей,
желающихъ жить посл-fe смерти; людей, которые хо-
тятъ сохранить за собой право на веЬ блага, посл-fe
того, какъ они имъ не нужны, которые хотятъ
распоряжаться посл-fe смерти гЬмъ, ч-Ьмъ только во время
жизни они имЗзли право пользоваться но мЪрЪ своихъ
потребностей.
Можетъ быть вы скажете, что эти люди им-Ьли
право завещать свое имущество, потому что это
сбереженная ими часть ихъ труда? Но если они не
потребили весь продуктъ своего труда, значить они
могли безъ него обойтись. Разъ они не нуждались въ
немъ, они не им-Ьли на него права, а следовательно,
не могли вамъ его завещать. Они уступили вамъ права,
которыхъ не им-Ьли.
Право прекращается тамъ, гдНЬ
прекращается потребность.
Тоже самое, если вы мн-Ь скажете, что такая то
вещь ваша, потому что вы ее купили, я отв-Ьчу, что
rfe, у которыхъ вы ее купили, не имгёыщ права ее
продавать. Они точно также, какъ и мы, им-Ьли право ею
пользоваться по своимъ потребностямъ. Они им'Ьли
право уступить свою часть пользовашя въ ущербъ
своей жизни, но не кашу. Они могли отказаться отъ

— 59 —
счастья за себя, но не за насъ, и намъ нечего
считаться со сделками, происходившими помимо насъ и
во вредъ намъ.
Природа говорить намъ: бери, а не покупай. Въ
каждой покупке есть надуватель и надутый. Первый—
извлекаетъ для себя пользу отъ сделки, тогда какъ
другой—остается пострадавшимъ. Но, если каждый бе-
ретъ, что ему нужно, никто не страдаетъ, такъ какъ
всякш, им-Ья все то, что ему нужно, им^еть гЬмъ са--
мымъ все, на что онъ им-Ьетъ право.
Коммерчесшя сделки, конечно, одна изъ самыхъ
главныхъ причинъ развращешя человечества.
Не безполезно заметить, на этотъ счетъ, что все,
что въ современномъ обществе противоречить пра-
виламъ естественной философш, есть въ то же время
источникъ всЬхъ золъ и преступлешй. Если бы всЬ
им-Ьли въ своемъ распоряжение веЬ блага, если бы
всЬмъ было обезпечено на завтра все необходимое
имъ для жизни и для счастья, на что они им-Ьютъ
право, девять десятыхъ преступление не существовало
бы, потому что побудительной причиной ихъ является
то, что вы называете кражей.
Намъ нужно хорошенько проникнуться той
истиной, что если челов'Ькъ продаетъ что нибудь, значить
ему это не нужно; значить, съ этихъ поръ онъ не
им-Ьетъ уже права распоряжаться этой вещью и
помешать тЬмъ, кому она нужна, взять ее. Уже по
одному тому, что имъ нужна эта вещь, они им-Ьютъ
на нее право!
Вм-fecrfe съ кражей исчезнетъ и проститзтдя всл-Ьд-
сте проникновешя въ жизнь нашихъ принциповъ.
Зач15мъ женщина будетъ продаваться, когда въ ея
распоряженш будетъ все, что можетъ обезпечить ея жизнь
и счастье? И какъ мужчина могъ бы ее купить, когда
онъ не въ состоянш будетъ ей дать ничего такого,
что она не им^ла бы права сама взять! И такъ будетъ
со всЬми преступлешями, со всЬми пороками. Они
пропадутъ, потому что исчезнуть причины, ихъ вызы-
ваюпця.
Только свободно развиваясь, челов'Ькъ

— 60 —
становится здоровымъ и полнымъ
существ о мъ.
Откуда происходитъ ложь, двойственность, хитрость,
если не всл'Ьдсгае притЬснешя однихъ другими? Это
оруж1е слабыхъ, которые приб-Ьгаютъ къ нему только
потому, что сильные ихъ къ этому принуждаютъ.
Ложь—порокъ не лжеца, а того, кто его принуж-
даетъ лгать. Устраните принудительность, наказаше—
и вы увидите, что лжецъ станетъ говорить правду.
Пусть одни перестанутъ оспаривать jr другихъ
право на жизнь и на счастье, и проститушя и убшство
исчезнуть, потому что люди век рождаются
одинаково свободными и добрыми. Это общественные
законы д*Ьлаютъ ихъ дурными и несправедливыми,
рабами или господами, ограбленными или грабителями,
палачами или жертвами.
Каждый челов-Ькъ есть существо самостоятельное,
независимое, и надо уважать независимость каждаго.
Всякое посягательство на нашу природную
свободу, всякое принуждеше является преступлешемъ,
которое вызываетъ возмущеше.
Я прекрасно знаю, что мое разсуждете ничуть не
походитъ на политическую экономно, преподаваемую
г. Леруа Болье, ни на нравственность Мальтуса, ни
на хриепанскШ сощализмъ Льва XIII, который про-
пов'Ьдуетъ отказъ отъ богатства среди горъ золота,
пропов1здуетъ покорность, провозглашая себя первымъ
изъ всЬхъ. Я хорошо знаю, что естественная философ!я
идетъ прямо въ разр-Ьзъ со веЬми общепризнанными
идеями, религюзными, нравственными и политическими.
Но торжество ея обезпечено. Она выше веЬхъ фило-
софскихъ теорШ, выше всЬхъ другихъ нравственныхъ
понятий, потому что она нетребуетъ для однихъ
никакихъ правъ, какихъ бы она не
требовала равнымъ образомъ и для другихъ, и
потому что, будучи абсолютнымъ равенствомъ, она
носитъ въ самой себ'Ь абсолютную справедливость.
Она не приноравливается къ обстоятельствамъ времени
и среды и не провозглашаетъ поочередно то хорошимъ,
то дурнымъ одинъ и тотъ же поступокъ. Она не
им^зетъ ничего общаго съ той двуличной моралью,

— 61 —
которая въ ходу между современными людьми, и по
которой одна и та же вещь хороша или дурна,
смотря по географической широтЬ и долготе.
Она не провозглашает^ наприм-Ьръ, что завладеть
чьимъ нибудь достояшемъ, оставивъ на м-fecrfe только
трупъ прежняго владельца, то возмутительный, то
величественный актъ. Возмутительный,—если д-fc/io про-
исходитъ въ окрестностяхъ Парижа,
величественный,—если оно происходить въ окрестностяхъ Г ю е
или Берлина. И такъ какъ она не признаетъ ни нака-
затя, ни вознаграждешя, она не требуетъ эшафота
для однихъ, возвеличешя для другихъ. На агЬсто веЬхъ
безчисленныхъ и измчЬнчивыхъ нравственныхъ пра-
вилъ, изобр-Ьтенныхъ одними съ ц*Ьлью порабощешя
другихъ, и уже одной своей численностью доказы-
вающихъ свою хрупкость, она ставитъ естественную
справедливость: это незыблемое правило добра и зла,
которое не есть чье-нибудь произведете, а вытекаеть
изъ внутренняго устройства каждаго. Добро, это то,
что для насъ хорошо, что намъ доставляетъ чувство
наслаждешя. Такъ какъ чувства опред'Ьляють волю,
то добро есть то, чего мы хотимъ. Зло есть то, что
для насъ плохо, что намъ доставляетъ ощущеше боли,
то, чего мы не хотимъ. „Д -fe л а й то, чего х о-
ч е ш ь"—вотъ единственный законъ, который признаетъ
наша справедливость, такъ какъ она провозглашаетъ
свободу каждаго при всеобщемъ равенстве.
T-fe, которые думаютъ, что никто не хочетъ
работать безъ обязательнаго принуждешя, забываютъ,
что неподвижность это 'смерть; что у насъ есть силы,
которыя мы постоянно расходуемъ и снова
возобновляем^ и что только деятельностью и трудомъ мы
сохраняемъ наше здоровье и счастье. Никто не поже-
лаетъ быть несчастливымъ и больнымъ,
следовательно, Bcfe должны будутъ занимать вс-Ь свои органы,
чтобы пользоваться встьми своими способностями.
Способность, остающаяся безъ употреблешя, не
существует^ и тЬмъ самымъ уменьшается доля счастья въ
жизни индивида.
Завтра, также какъ сегодня и какъ вчера, люди
будутъ желать счастья: всегда они будутъ расходовать

— 62 -
свою деятельность, всегда они будутъ работать. Трудъ
всЬхъ будетъ производителемъ общаго богатства,
счастье вс-Ьхъ и каждаго увеличится, и каждый будетъ
пользоваться роскошью, на которую онъ илгЬетъ право.
Излишекъ не существуетъ и все, что можетъ
существовать, необходимо.
У человека не только одно брюхо; у него есть
также и мозгъ: онъ нуждается въ книгахъ, картинахъ,
статуяхъ, музыке, поэзш, какъ въ хлебе, воздухе и
солнце.
Какъ въ потребление такъ и въ производстве онъ
долженъ быть ограниченъ только своими въ первомъ
случае потребительными, во второмъ
производительными способностями. Потребляя по своимъ
потребностям^ онъ долженъ производить по своимъ силамъ.
Но кто же лучше его самого можетъ знать его
потребности? Кто лучше его можетъ знать его силы?
Никто. Следовательно, человЗзкъ долженъ
производить и потреблять только
соответственно своему желан1ю.
Человечество всегда носило въ себе скрытое со-
знаше, что именно при коммунизме оно будетъ
счастливо и что только при немъ могутъ развернуться
все прекрасныя качества человеческой природы.
Золотой векъ древнихъ былъ основанъ на общей
собственности. Поэтамъ и мыслителямъ древнихъ, вос-
певавшимъ далекое прошлое, никогда и въ голову
не приходило, чтобы человеческое счастье было
совместимо съ частной собственностью. Посредствомъ
предугадывашя или опыта они знали, что все зло и
все пороки людсше вытекаютъ изъ антагонизма ин-
тересовъ, созданнаго частнымъ присвоеШемъ. Никогда
они не мечтали объ обществе безъ войнъ, убШствъ,
проститущи, безъ преступлены и пороковъ, которое
не было бы въ то же время и безъ собственниковъ.
Мы боремся за свободу и достоинство человека, и
не хотимъ ни войнъ, ни убшствъ, ни проститущи,
ни пороковъ, ни преступлены. Сколько ни
зажимайте намъ ротъ, а слово истины разнесется по земле
и люди встрепенутся при его звукахъ, они
поднимутся при крике свободы и сделаются кузнецами сво-

— 63 ™
его счастья. Мы сильны въ тсамой нашей слабости
и. ч. мы поб-Ьдимъ, что бы ни случилось съ нами!
Наше порабощеше учитъ людей, что они им-Ьютъ
право на возмущеше, наше тюремное заключеше,—
что они им*Ьютъ право на свободу и наша смерть на-
учитъ ихъ, что они им'Ьютъ право на жизнь.
Когда мы возвращаемся въ тюрьму, а вы въ
ваши семьи, поверхностные умы думаютъ, что
мы побеждены. Ошибка!—Мы люди будущаго, а вы,
вы люди прошлаго!
Мы завтрашше, вы вчерашше! И ничто не въ со-
стоянш помешать, чтобы каждая проходящая минута
не приближала насъ къ „завтра" и не удаляла насъ
отъ „вчера". Всегда „вчера" хогЬло загородить
дорогу къ „завтра", и всегда оно оставалось поб'Ьжденньшъ
въ самой своей победе. Время, которое оно тратило
на поб-Ьду, приближало его къ поражешю.
Это „вчера" заставило выпить ядъ Сократа, это оно
заставило въ пытк'Ь отречься Галлилея, оно сожгло
Гусса, Этьена Доле, Вильгельма Пражскаго, Джюр-
дано Бруно; это оно взвело на эшафотъ Гебера, Ба-
бефа, оно засадило въ тюрьму Бланки, разстр^ляло
Флуранса и Ферре. Какъ звались судьи Сократа и
Галлилея, судьи 1огана Гусса, Вильгельма Пражскаго, Дж.
Бруно, Э. Доле, судьи Гебера, Бабефа, Бланки,
Флуранса, Ферре? Никто не знаетъ: они—прошлое. Еще
во время жизни они уже умерли. У нихъ не было
даже славы Герострата. Тогда какъ Сократъ в-Ьченъ,
Галлилей живъ, I. Гуссъ существуетъ, тогда какъ
Вильгельмъ Пражоий, Дж. Бруно, Э. Доле, Геберъ,
Бабефъ, Бланки, Флурансъ, Ферре живутъ.
Итакъ, мы б}7демъ счастливы въ своемъ несчастш,
торжествующими въ своей бедности, победителями
въ своемъ пораженш. Мы будемъ счастливы, чтобы
съ нами ни случилось. Мы уверены, что при дунове-
нш обновляющей идеи, друпе придутъ къ истине,
друпе продолжатъ прерванную нами работу и
успешно поведутъ ее. Наступитъ день, когда небесное
светило, золотящее нивы, будетъ аять надъ челов^че-
ствомъ безъ apMifi, безъ пушекъ, безъ гранишь, безъ
заставъ, безъ тюремъ, безъ судей, безъ полицш, безъ

— 64 -
законовъ и безъ боговъ, надъ челов'Ьчествомъ, нако-
нецъ то свободнымъ умственно и физически. И
люди, примирившееся съ природой и другъ съ другомъ,
смогутъ, наконецъ, утолить свою жажду
справедливости во всеобщей гармонш.
Что въ томъ, что заря этого великаго дня
обагрится отблескомъ пожара! Что въ томъ, что въ это утро
роса будетъ красной отъ крови!
Буря полезна для очистки воздуха!—Солнце ярче
светить после грозы!
Оно зас!яетъ, заблистаетъ это чудное солнце
свободы, и наступить день счастья для человечества!
И когда счастье каждаго найдетъ себе опору въ
счастье ъсЬхъ, никто не будетъ делать больше зла!—
Зло не станетъ больше никому приносить пользу,
оно не будетъ служить ничьимъ интересамъ.
Человечество избавится, наконецъ, отъ преградъ,
тормозящихъ ходъ его впередъ. Свободный человйкъ
въ освободившемся человечестве, безконечно развивая
свой умъ, будетъ делать для пользы всехъ одни за-
воевашя за другими!
Загадка, заданная человечеству сфинксомъ
Революции Свобода, Равенство и Братство, найдетъ свою
разгадку только въ Анархш!

Петръ Кропоткинъ.
ГОСУДАРСТВО, ЕГО РОЛЬ РЪ ИСТОПИ *)
I.
Избирая предметомъ этого очерка Государство и
ту роль, которую оно играло въ исторш, я им'Ьлъ въ
виду замечаемую теперь потребность въ серьезномъ
изслЪдоваши самой идеи государства,—его сущности,
его роли въ прошломъ и того значенЬг, которое оно
можетъ иметь въ будущемъ.
Сощалисты разныхъ отт-Ьнковъ расходятся, глав-
нымъ образомъ, по вопросу о государстве. Среди мно-
гочисленныхъ фракшй, существующихъ между ними и
отвечающихъ разнице въ темпераментахъ, въ привыч-
кахъ мышлен!я и, особенно, въ степени дов1зр1я къ
надвигающейся революцш,—можно проследить два глав-
ныхъ направлешя. На одной стороне стоятъ все те,
кто надеется осуществить сощальную револющю по-
средствомъ государства, сохраняя большую часть его
отправление и даже расширяя ихъ и пользуясь ими для
революцш. А на другой стоятъ те, кто, подобно намъ,
*) Первоначально этотъ очеркъ былъ написанъ, какъ одна
изъ лекпДй, которыя я долженъ былъ прочесть весною 1896 года
въ Париже. Прочесть ихъ мн?, однатсо не удалось, такъ какъ
при въЗзздъ во Францдю меня заарестовали и изгнали изъ страны.
Тогда я нисколько разработалъ эту лекгцю и составилъ изъ нея
предлагаемый очеркъ. IT. К.
андрхизмъ. 5

— 66 —
видитъ въ государстве,—и не только въ современной,
или какой-нибудь другой его форме, которую оно мо-
жетъ принять, но въ самой сущности его—препятств!е
для развит!я общества на началахъ равенства и
свободы, такъ какъ государство представляетъ
историческую форму, выработавшуюся и сложившуюся съ целью
помешать этому развипю. Люди, стояние на такой точке
зрения, стремятся поэтому, не преобразовать, а
совершенно уничтожить государство.
Различ!е, очевидно, очень глубокое. Ему соотв-Ьт-
ствуютъ два течетя, борюшдяся теперь повсюду—ивъ
философш, и въ литературе, и въ общественной д-Ья-
тельности нашего времени. И если ходяч1я поня^я о
государстве останутся такими же сбивчивыми, каковы
оне теперь, то вокругъ нихъ и произойдешь
ожесточенная борьба, едва только настанетъ то, надеюсь,
близкое время, когда коммунистическ1я идеи
попытаются осуществить на практике, въ жизни общества.
Поэтому мне кажется, что для насъ, такъ часто
нападавшихъ на современное государство, особенно
важно выяснить теперь причину его зарождешя, изсл-fe-
довать ту роль, которую оно играло въ прошломъ, и
сравнить его съ предшествовавшими ему учрежде-
шями.
Условимся прежде всего въ томъ, что мы разумЪемъ
подъ словомъ „государство". Известно, что въ Герма-
ши существуешь целая школа писателей, которые
постоянно смешиваютъ государство съ обще-
ствомъ. Такое см*Ьшеше встречается даже у серьез-
ныхъ немецкихъ мыслителей, а также и у техъ фран-
цузскихъ писателей, которые не могутъ представить
себе общества безъ государственнаго подавлешя
личной и местной свободы. Отсюда и возникаешь обычное
обвинеше анархистовъ въ томъ, что они хотятъ
„разрушить общество" и проповедуютъ „возвращете къ
въчной войне каждаго со всеми".
А между темъ, такое смешеше двухъ, совершенно
разныхъ понятий, „государство" и „общество", идетъ

— 67 —
въ разр^зъ со вс?ми прюбр-Ьтетями, сделанными въ^
области исторш въ течете послЪднихъ тридцати л^тъ;
въ немъ забывается, что люди жили обществами мно-
пя тысячи лЪтъ, прежде ч^Ьмъ создались государства,
и что среди современныхъ европейскихъ народностей
государство есть явлеше самаго недавняго происхожде-
шя, развившееся лишь съ шестнадцатаго стол-Ьпя,—
причемъ самыми блестящими эпохами въ жизни
человечества были именно rfe, когда м1зстныя вольности и
местная жизнь не были еще задавлены государствомъ,
и когда массы людей жили въ общинахъ и въ воль-
ныхъ городахъ.
Государство есть лишь одна изъ т-Ьхъ формъ,
который общество принимало въ течете своей исторш.
Какимъ же образомъ можно смешивать понят1я объ
обществе и государств-fe?
Съ другой стороны, государство нередко см4-
шиваютъ съ правительством ъ. И такъ какъ
государство не мыслимо безъ правительства, то иногда
говорить, что сл^дуеть стремиться къ уничтожешю
государства.
Мн-fe кажется, однако, что государство и
правительство представляютъ собою опять-таки два разнород-
ныхъ понят1я. Поняпе о государстве обнимаетъ собою
не только существоваше власти надъ обществомъ, но
и сосредоточеше управленхя маетною
жизнью въ одномъ центр-fe, т. е. террито-
р!альную концентрац1ю, а также сосредото-
ч eHie многихъ отправлен^ общественной
жизни въ рукахъ немногихъ, или даже
всЬхъ. Оно предполагаетъ возникновеше совершенно
новыхъ отношетй между различными членами общества.
Это характерное различ!е, ускользающее на первый
взглядъ, ясно выступаетъ при изучения происхождешя
государства. И для того чтобы понять государство
есть только одинъ способъ: это проследить его
историческое развитие.

— 68 —
-х- *
а;.
Древняя Римская Импер1я была государствомъ въ
точномъ смысле слова. До сихъ поръ она остается
идеаломъ всЬхъ законниковъ. Ея органы, какъ сЬтью,
покрывали ея обширныя владЗзшя. Все
сосредоточивалось въ Рим-fe: экономическая жизнь, военное управле-
Hie, юридичесшя отношешя, богатства, образованность
и даже релипя. Изъ Рима шли законы, судьи, легюны
для защиты территорш, губернаторы для управлетя
провиншями, боги. Вся жизнь имперш восходила къ
Сенату, а поздн-fee—къ кесарю, всемогущему, всев-fe-
дующему богу имперш. Въ каждой провинцш, въ каж-
домъ округе былъ свой КапитолШ въ мишатюрчЬ, своя
частица римскаго самодержав!я, отъ которой вся
местная жизнь получала свое направлеше. Единый законъ,
законъ установленный Римомъ, управлялъ импер!ей; и
эта имперхя была не союзомъ гражданъ, а сборищемъ
подданных ъ.
Юристы и государственники, даже и въ наще время,
восхищаются единствомъ этой имперш, единымъ ду-
хомъ ея законовъ, красотой—говорятъ они — и гармо-
шей ея организация.
И, несмотря на это, внутреннее разложеше съ одной
стороны и вторжеше варваровъ извн-fe съ другой,—
т. е. смерть м-Ьстной жизни, потерявшей способность
противостоять" нападенда извн'к, а также испорченность
въ самомъ народе, распространявшаяся отъ центра,—
привели къ распадешю имперш, на развалинахъ
которой зародилась и развилась новая цивилизащя,—наша
цивилизащя.
Если, оставляя въ стороне древнюю исторш
Востока, мы обратимся къ изученто происхождешя и
роста этой молодой варварской цивилизащи, вплоть до
перюда, когда она породила въ свою очередь наши
современныя государства, то сущность государства ста-
нетъ намъ совершенно ясной, ясн'Ье даже, если бы мы
погрузились въ изучеше Римской имперш,
Македонского царства и деспотическихъ монархШ Востока.

— 69 —
IL
Большинство философовъ прошлаго стол'кпя
объясняло происхождеше челов'Ьческихъ обществъ очень
просто.
Вначале, говорили они, люди жили маленькими
семьями, и постоянная вражда между этими семьями
была обычнымъ, нормальнымъ состояшемъ. Но въ одинъ
прекрасный день, люди, убедившись въ неудобствахъ
этой безконечной борьбы, решили образовать
общество. Разъединенныя семьи согласились между собою,
заключили общественный договоръ и добровольно
подчинились власти, которая—со школьной скамьи насъ
такъ учили — сделалась отныне источникомъ и нача-
ломъ всяческаго прогресса въ человечестве. Наши
теперештя правительства и до сего дня олицетворяютъ
эту благороднейшую роль соли земли, роль
умиротворителей и цивилизаторовъ рода человъческаго. Такъ
значится, по крайней мере, во всехъ учебникахъ и
даже во многихъ философскихъ трактатахъ.
Возникнувши въ эпоху, когда о происхожденш
человека было известно еще очень мало, эта Teopin
господствовала въ продолжеше всего прошлаго столе^я. И
мы должны признать, что въ рукахъ эндиклопедистовъ
и Руссо, идея „общественная договора" была могу-
чимъ оругцемъ въ борьбе съ божественнымъ правомъ
королей. Но темъ не менее, кашя бы услуги эта тео-
р1я ни оказала въ прошедшемъ, въ настоящее время
она должна быть признана ошибочной и отвергнута.
На самомъ деле, все животныя, за исключешемъ
лишь некоторыхъ хищниковъ и некоторыхъ вымираю-
щихъ видовъ, живутъ обществами. Въ борьбе за суще-
ствоваше виды животныхь, живущихъ обществами,
имеютъ всегда преимущество передъ необщественными
видами. Въ каждомъ классе животныхъ они занимаютъ
вершину лестницы, и теперь не можетъ быть никакого
сомнешя въ томъ, что первыя человекоподобная
существа уже жили обществами. Общество не было вы-

— 70 —
думано человтЬкомъ; оно существовало раньше появле-
юя первыхъ челов*Ькоподобныхъ существъ *).
* *
*"v
Мы также знаемъ теперь—антрополопя вполн-fe
доказала это,—что исходньшъ пунктомъ для
человечества послужила не обособленная семья, а родъ или
племя. Патриархальная семья, въ томъ вид^Ь, какъ она
существуетъ у насъ, или какъ мы находимъ ее въ
древне-еврейскихъ предашяхъ, явилась уже гораздо
позднее. Раньше этого, десятки тысячъ л-Ьтъ люди
жили родами или племенами, и въ течете этого перво-
начальнаго перюда—будемъ, если угодно, называть его
перюдомъ дикихъ или первобытныхъ племенъ—въ
человечестве выработался уже целый рядъ учреждешй,
обычаевъ или общественныхъ привычекъ, задолго пред-
шествовавшихъ учрежденншъ патр!архальной семьи.
Въ первобытномъ племени, обособленной семьи не
существовало, точно также какъ ея не существуетъ
среди многихъ другихъ млекопятающихъ/ живущихъ
обществами. Племя делилось скорее по покол'Ьрлямъ,
и съ самыхъ дальнихъ временъ, теряющихся въ темной
глубине до-исторщ челов-Ьческаго рода, возникали огра-
ничешя, недопускавпйя брачныхъ союзовъ между
мужчинами и женщинами разныхъ покол'Ьшй и дозволявпия
ихъ только внутри одного и того же поколотя. Следы
этого перюда можно еще и теперь встретить среди н-Ь-
которыхъ племенъ, а также ихъ находятъ въ языкахъ,
нравахъ и суев*Ьр1яхъ народовъ, стоящихъ даже на
гораздо более высокомъ уровне развития.
Племя сообща охотилось и собирало служивиия въ
пищу растешя, а зат-Ьмъ, утоливъ свой голодъ, дикари
со страстью предавались своимъ драматическимъ тан-
цамъ. До сихъ поръ мы находимъ на окраинахъ на-
шихъ материковъ и въ наименее доступныхъ горныхъ
областяхъ племена, недалеко ушедпия отъ этой
первобытной ступени.
*) Бол-Ье полное ивложеше этихъ взглядовъ ложно найти въ
моей книги, Mutual Aid, 2-е издаше 1904; въ н-вмептеомъ
переводе, Gegenseitige Hilfe. Leipzig, 1904.

— 71 —
Накоплеше частной собственности въ этотъ перюдъ
было невозможно, потому что все, принадлежавшее
лично отдельному члену племени, после его смерти
сжигалось или уничтожалось вместе съ трупомъ. Это
до сихъ поръ практикуется, даже въ Англш, среди
цыганъ; следы же этого обычая мы находимъ въ псхо-
ронныхъ церемотяхъ у вс^зхъ такъ называемыхъ циви-
лизованныхъ народовъ: китайцы сжигаютъ сделанныя
изъ бумаги ^ изображешя т-Ьхъ вещей, которыми вла-
д?лъ умершш, а у насъ за умершимъ военнымъ ведутъ
его коня и несутъ его шпагу и ордена. Смыслъ этихъ
обычаевъ утраченъ; сохранилась одна форма.
Эти первобытные люди не только не презирали
человеческой жизни, а, напротивъ того, испытывали от-
вращеше къ убшству и кровопролитно. Пролить кровь—
и не только кровь человека, но даже н1зкоторыхъ жи-
вотныхъ, напр. медведя,—считалось такимъ большимъ
преступлешемъ, что за каждую каплю пролитой крови
виновный въ этомъ долженъ былъ поплатиться соот-
ветственнымъ количествомъ своей крови.
УбШство члена своего племени было, такимъ обра-
зомъ, д-Ьломъ совершенно неизв Устнымъ; мы ви-
димъ это теперь, напр. у инуитовъ или эскимосовъ,
которые представляютъ собою остатки людей камен-
наго века, еще до сихъ поръ уцелевппе въ полярныхъ
областяхъ. Но когда племенамъ, различнымъ по про-
исхождешю, по цвету и по языку, случалось, во время
своихъ странствш, сталкиваться между собою, между
ними действительно нередко происходили войны.
Правда, что уже въ те времена люди старались по
возможности смягчить эти столкновешя, какъ показали
изследовашя Мэна, Поста, Ниса и др.; уже и тогда
обычай начиналъ вырабатывать то, изъ чего впослед-
ствш должно было возникнуть международное право.
Такъ, напримеръ, нельзя было нападать на деревню, не
предупредивши объ этомъ ея жителей; также никто
никогда не смелъ убивать на тропинкахъ, по которымъ
женщины ходили за водой. А при заключения мира, у

— 72 —
н-Ькоторыхъ племенъ излишекъ убитыхъ на одной изъ
сторонъ вознаграждался соответственной платой съ
другой.
Одно общее начало господствовало тогда надъ
всЬми остальными: „Ваши убили или ранили одного изъ
нашихъ, поэтому мы вправ-fe убить одного изъ вашихъ,
или нанести ему совершенно такую же рану" — все
равно кому, потому что за всяк1й поступокъ каждаго
изъ своихъ членовъ отвечало все племя. Изв-Ьстное
библейское изречеше— „кровь за кровь, око за око,
зубъ за зубъ, рана за рану и жизнь за жизнь" („но
отнюдь не бол'Ье", какъ совершенно вЪрно зам?тилъ
Кенигсвартеръ), произошло отъ этого же обычая!
Таково было понят1е этихъ людей о справедливости, и
намъ нечего особенно гордиться передъ ними: прин-
ципъ — „жизнь за жизнь*', до сихъ поръ еще царящш
въ нашихъ уголовныхъ законахъ, — ничто иное, какъ
одно изъ многочисленныгъ переживание
Такимъ образомъ, уже въ этотъ первобытный пе-
рюдъ выработался ц-Ьлый рядъ общественныхъ учре-
жденш (мнопя изъ нихъ я оставляю въ сторон-fe), и
сложилось ц'Ьлое уложеше (конечно устное) племенной
нравственности. И для поддержашя этого ядра
общественныхъ привычекъ достаточно было силы обычая,
привычки и предашя: никакой другой власти не
существовало.
У первобытныхъ людей были, конечно, свои
временные вожди. Колдуны и призыватели дождя—иначе,
ученые того времени—старалась воспользоваться сво-
имъ дЪйствительнымъ или кажущимся знашемъ
природы для того, чтобы управлять своими
соплеменниками. Точно также прюбр'Ьтали втяте и силу и гЬ,
кто лучше другихъ запоминалъ поговорки и п-Ьсни, въ
которыхъ воплощалось предате. Уже тогда „знаюцце"
старались удержать за собой право на управлеше
людьми, не передавая своихъ знанш никому, кровгЬ
избранныхъ. Bcfe релипи, и даже вс-Ь искусства и всЬ
ремесла были, какъ мы знаемъ, вначал-fe окружены
различными „таинствами".
Такимъ же образомъ, во время столкновешй между
племенами и во время переселении, наиболее храбрый,

— 73 —
смелый, а въ особенности, наиболее хитрый,
естественно, становился временнымъ вождемъ. Но союза
между хранителемъ „закона", военнымъ вождемъ и
колдуномъ тогда еще не было, а потому о существо-
вант среди этихъ первобытныхъ племенъ
государства такъ же не можетъ быть речи, какъ о
существовании его въ обществахъ пчелъ и муравьевъ, или
у современныхъ намъ патагонцевъ и эскимосовъ.
А между тЬмъ, въ этомъ состоянш люди жили мно-
rifl тысячи л-Ьтъ; его пережили и варвары, разоривппе
Римскую имперш: въ то время они только что
выходили изъ него.
Въ первые века нашего л-Ьтосчислетя, среди пле-
менъ и союзовъ племенъ, населявшихъ среднюю и
скверную Аз1ю, произошло громадное передвижеше. Це-
лые потоки народовъ, теснимые более или менее
образованными соседями, шли съ аз1атскихъ шюскогорш—
откуда ихъ гнало, вероятно, быстрое высыхаше р-ккъ
и озеръ — устремляясь въ равнины, на заиадъ, на
Европу, тесня другъ друга, смешиваясь и
переплетаясь другъ съ другомъ.
Во время этихъ передвижений, когда столько
племенъ, различныхъ по происхожденпо и по языку,
смешались между собою, тотъ первобытный племенной
быть, который существовалъ тогда у большинства ди-
кихъ туземцевъ Европы, неизбежно долженъ былъ
распасться. Первобытный племенной союзъ былъ осно-
ванъ на общности происхождешя, на поклоненш общимъ
предкамъ. Но какая же могла быть общность прои-
схождешя между группами, образовавшимися въ хаосЬ
переселенш, въ войнахъ между различными племенами,
причемъ среди н-Ькоторыхъ племенъ кое-где
зарождалась уже патр1архальная семья, образовавшаяся
благодаря захвату несколькими лицами женщинъ, отня-
тыхъ или похищенныхъ у сосЬднихъ племенъ?
Старыя связи были порваны, и чтобы избегнуть
совершенной гибели (участь, которая въ
действительности и постигла мнопя племена, съ того времени

— 74 —
совершенно исчезнувгшя для исторш), приходилось
создавать новыя связи. И он'Ь возникли. Ихъ нашли
въ общинномъ влад^нш землей, т. е. тою областью,
на которой каждое племя наконецъ осЬло.
Влад'Ьше сообща известной областью, той или дрз^-
гой долиной, ттЬми или другими холмами, сд-Ьлалось
основашемъ новаго соглашешя. Боги-предки потеряли
всякое значеше, ихъ зигЬсто заняли новые, местные
боги долинъ, р-Ькъ и л-Ьсовъ, которые и дали религюз-
ное освящете новымъ союзамъ. Поздн-fce, хританство,
всегда готовое приноравливаться къ остаткамъ
язычества, создало изъ нихъ ьгЬстныхъ святыхъ.
Съ этихъ поръ сельская община, состоящая вполне
или отчасти изъ обособленныхъ семей, соединенныхъ
однако же общимъ владЪшемъ землей, сделалась на
веЬ посл-Ьдуюыце в-Ька необходимымъ связуюшимъ
основашемъ народнаго союза. На громадныхъ про-
странствахъ восточной Европы, Азш и Африки
сельская община существуетъ и до сихъ поръ. Подъ та-
кимъ же строемъ жили и варвары, разрушивппе
Римскую импер1ю—германцы, скандинавцы, славяне и т. д.
И благодаря изученш варварскихъ законовъ *), а
также обычаевъ и законовъ, господствующихъ среди
современныхъ намъ союзовъ сельскихъ общинъ у ка-
биловъ, монголовъ, индусовъ, африканцевъ и другихъ
народовъ, стало возможнымъ возстановить во всей ея
полнот-Ь ту форму общества, которая послужила
исходной точкой нашей современной цивилизацш.
Всмотримся же поближе въ эти учреждешя.
*) Подъ этимъ названхемъ обыкновенно разуы/З&ють уцЗзл'Ьв-
mie памятники древняго права Лангобардовъ, Баварцевъ и т. д.,
къ которьшъ принаддежитъ и наша «Русская Правда
Ярослава».—Ради краткости я пропускаю „над'вленуго
семью',—чрезвычайно распространенную бытовую форму, встречающуюся въ
Индги, составляющую основу жизни въ Китай, а у насъ
встречающуюся среди „семейскихъ", т. е. раскольниковъ на
Забайкалье. Она стоитъ между рододгь и сельскою общиною.

— 75 —
III.
Сельская община состояла въ преяцпя времена,—
какъ состоитъ и теперь—изъ отд-Ьльныхъ семей, ко-
торыя, однако же, въ каждой деревне владели землею
сообща. Оне смотрели на нее, какъ на общее насл,Ьд1е
и распределяли ее между собою, смотря по величине
семей, по ихъ нуждамъ и силамъ. Сотни миллюновъ
людей и до сихъ поръ еще живутъ при такомъ
порядке въ Восточной Европе, въ Индш, на Яве и въ
другихъ м^стахъ. Такимъ же образомъ устроились и
въ наше время pyccKie крестьяне, когда государство
предоставило имъ свободу населять, какъ они хотятъ,
огромныя пространства Сибири.
Вначале обработка земли также происходила
сообща,—и во многихъ м-Ьстахъ этотъ обычай
сохранился еще до сихъ поръ,—по крайней м-Ьр-fe, при
обработке н-Ькоторыхъ участковъ общинной земли. Точно
также свозка лиса и расчистка чищобъ, постройка
укр^пленш или „городковъ" или башенъ, которыя
служили уб-Ьжищемъ въ случай нашеств1я—все это
делалось сообща, какъ и до сихъ поръ еще делается
сотнями миллюновъ крестьянъ тамъ, где сельской общине
удалось устоять противъ вторжешя государства. Но,
выражаясь современнымъ языкомъ, „потреблеше"
происходило посемейно,—каждая семья имела свой скотъ,
свой огородъ и свои запасы, такъ что могла уже
накоплять и передавать накопленное по наследству. Во
всехъ делахъ м!ръ имелъ верховную власть. Местный
обычай былъ закономъ; а общее собрате всехъ главъ
семействъ—мужчинъ и женщинъ—было судьей, и при-
томъ единственнымъ судьей, и по гражданскимъ, и по
уголовнымъ деламъ. Обиженному общиннику
достаточно было воткнуть свой ножъ въ землю на томъ
месте, где м1ръ обыкновенно собирался, и м!ръ былъ
обязанъ „постановить приговоръ" на основанш мест-
наго- обычая, после того, какъ свидетели обеихъ сто-
ронъ установятъ подъ присягой фактъ обиды.

— 76 —
Трудно было бы изложить зд^сь все то, что пред-
ставляетъ интереснаго эта ступень развитая
общественности. Достаточно сказать, что всЬ учреждещя,
которыми различный государства впосл-Ьдствш
воспользовались въ интересахъ меньшинства, вс1з понят1я о
прав-fe, которыя мы .находимъ въ нашихъ законахъ
(искаженный къ выгод-Ь опять-таки меньшинства), и
вс-fe формы судебной процедуры, насколько он-Ь охра-
няютъ личность, получили свое начало въ общинномъ
бытЬ. Такъ что, когда мы воображаемъ, что сделали
большой шагъ впередъ, вводя у себя, наприм-Ьръ, судъ
присяжныхъ,—мы, въ действительности, только
возвращаемся къ учрежденш варваровъ, претерпевшему
рядъ изм^ненш въ пользу правящихъ классовъ.
Римское право было нич-Ьмъ инымъ, какъ надстройкою
надъ правомъ обычнымъ.
Одновременно съ этимъ, благодаря обширнымъ
добровольнымъ союзамъ сельскихъ общинъ,
развивалось и сознате ихъ нащональнаго единства.
Основанная на общемъ влад^нш землею, а нередко
и на общей ея обработке, обладающая верховной
властью, и судебного, и законодательною на основанщ
обычнаго права—сельская община удовлетворяла
большей части общественныхъ потребностей своихъ чле-
новъ.
Но не Bcfc нужды были удовлетворены; оставались
еще ташя, которымъ нужно было искать удовлетворе-
Н1я. Но д}7хъ того времени былъ таковъ, что челов-Ькъ
не обращался къ правительству, какъ только
возникнуть какая-нибудь новая потребность, а самъ бралъ
починъ и создавалъ по соглашенш съ другими союзъ,
общество, большихъ или малыхъ разм'Ьровъ,
многочисленное или малочисленное, чтобы з7ДОвлетворить эту

_ 77 —
вновь народившуюся потребность. И действительно,
общество того времени было буквально покрыто сетью
клятвенныхъ братствъ. союзовъ для взаимопомощи, за-
другъ,—какъ внутри сельской общины, такъ и вне ея,
въ союзе общинъ. Мы можемъ наблюдать эту ступень
развитая и проявлеше этого духа даже теперь, среди
гЬхъ варваровъ, союзы которыхъ не были поглощены
государствами^ сложившимися по римскому, или
вернее, по византШскому типу. Такъ, у кабиловъ, напри-
м^ръ, довольно хорошо сохранилась сельская община
со всеми только что упомянутыми ея отправлешями.
Но у человека существуетъ потребность
распространить свою деятельность и за тЬсные пределы своей
деревни. Одни отправляются странствовать по свету,
въ поискахъ за приключешями, въ качестве купцовъ;
друг!е берутся за то или другое ремесло, за то или
другое искусство. Такъ вотъ, т*Ь и друпе, купцы и
ремесленники соединяются между собою въ „братства",
даже если они принадлежатъ къ различнымъ дерев-
нямъ, племенамъ или союзамъ общинъ. Союзъ необ-
ходимъ имъ для взаимной защиты въ далекихъ стран-
ствовашяхъ, для передачи другъ другу секретовъ
ремесла—и они соединяются. Они приносить .клятву въ
братстве и действительно практикуютъ его—на удив-
леше европейцамъ—на деле, а не только на словахъ.
Помимо этого, съ кёмъ беды не случается?
Обыкновенно тихи и спокойный челов^къ, быть можетъ,
завтра въ какой-нибудь драки переступитъ границы,
положенныя правилами прилич1я и общежипя, нанесетъ
кому нибудь раны или увечье. А въ такомъ случае
придется уплатить раненому или обиженному очень
тяжелое вознаграждеше; обидчикъ долженъ будетъ
защищаться передъ деревенскимъ судомъ и возстано-
вить истину при помощи свидетельствующихъ подъ
присягой, шести, десяти или двенадцати „соприсягате-
лей". Это—еще одна причина, почему ему важно
вступить въ какое-нибудь братство.
Мало того, у людей является потребность
потолковать о политике, можетъ быть даже поинтриговать,
потребность распространять то или иное нравственное
убеждеше, тотъ или другой обычай. Наконецъ, внеш-

— 78 —
нш миръ также требуетъ охраны; приходится
заключать союзы съ соседними племенами, устраивать
обширный федерацш, распространять понятая между-племен-
ного права... И вотъ, для удовлетворешя всЬхъ этихъ
нравственныхъ и умственныхъ потребностей, кабилы,
монголы, малайцы и проч. не обращаются ни къ
какому правительству,—да у нихъ его н^тъ; они—люди
обычнаго права и личнаго почина, не испорченные на
все готовыми правительствомъ и церковью. Они
поэтому соединяются прямо; они образуютъ братства, по-
литичесшя и религюзныя общества, союзы ремеслъ —
гильдш, какъ ихъ называли въ средше в-Ька въ Европе,
или соф ы,чкакъ ихъ называютъ теперь кабилы. И эти
софы выходятъ далеко за пределы своей деревни; они
распространяются въ далекихъ пустыняхъ и чужезем-
ныхъ городахъ; и въ этихъ союзахъ, действительно,
практикуется братство. Отказать въ помощи члену
своего софа, даже если бы для этого пришлось
рискнуть всгЬмъ своимъ имуществомъ и самою жизнью,—
значитъ стать изм1знникомъ „братству": съ такимъ че-
лов-Ькомъ обращаются какъ съ уб!йцей „брата",
* *
То, что мы находимъ теперь среди кабиловъ, мон-
головъ, малайцевъ и т. д., было существенной чертой
общественной жизни такъ-называемыхъ варваровъ въ
Европе, отъ пятаго до дв-Ьнадцатаго, и даже до
пятнадцатая века. Подъ именемъ гильд1й, задругъ,
университатовъ (universitas) и т. п. повсюду
существовало множество союзовъ для самыхъ разнообраз-
ныхъ целей; для взаимной защиты и для совм*Ьстнаго
наказашя обидчика; для замены мести „око за око"
вознаграждешемъ за обиду, после чего обидчикъ
обыкновенно принимался въ братство; для совместной
работы въ своемъ ремесле, для взаимной помощи во
время болезни, для защиты территорш, для сопроти-
влетя нарождавшейся внешней власти, для торговли,
для поддержашя добраго соседства, для распростране-
шя техъ или другихъ идей—однимъ словомъ, для всего
того, зачемъ современный европеецъ, воспитавндйся

— 79 —
на зав-Ьтахъ кесарьскагои папскаго Рима, обыкновенно,
обращается къ государству. Очень сомнительно даже,
можно ли было въ rfe времена найти хоть одного
человека — свободнаго или крепостного, — за исключе-
шемъ, конечно, изгнанныхъ изъ братствъ-—изгоевъ,—
который не принадлежалъ бы къ какимъ-нибудь сою-
замъ или гильд1ямъ, помимо своей общины. Въ скан-
динавскихъ сагахъ воспеваются дела этихъ братствъ;
„безпред-Ьльная верность побратимовъ" составляетъ
предметъ лучшихъ изъ этихъ эпическихъ тЬсенъ,
между гЬмъ какъ церковь и нарождающаяся
королевская власть, представительницы вновь всплывшаго Ви-
зантШскаго или Римскаго Закона, обрушиваются на
нихъ своими проклят1ями и указами, которые къ счастью
остаются мертвой буквой.
Вся истор1я того времени теряетъ свой смыслъ и
делается совершенно непонятной, если не принимать
въ разсчетъ этихъ союзовъ братьевъ и сестеръ,
которые возникали повсюду для удовлетворешя самыхъ
разнообразныхъ нуждъ, какъ экономической, такъ и
духовной жизни человека.
Чтобы понять громадный шагъ впередъ, сделанный
во время существовашя этихъ двухъ
учреждения:—сельской общины и свободныхъ братствъ — вне всякаго
влююя со стороны Рима, хрисйанства, или
государства—достаточно сравнить Европу, какою она была во
время HaniecTBin варваровъ, съ гЬмъ, чемъ она стала
въ десятомъ или одиннадцатомъ век-fe.
За эти пятьсотъ или шестьсотъ летъ, человекъ
успелъ покорить девственные леса и заселить ихъ;
страна покрылась деревнями, окруженными полями и
изгородями, и находящимися подъ защитой укреплен-
ныхъ городковъ; между ними, черезъ леса и болота,
проложены тропы. Въ этихъ деревняхъ мы находимъ
уже зачатки различныхъ ремеслъ и целую сеть учре-
ждешй для поддержатя внутренняго и внешняго мира.
За убйство или нанесете ранъ сельчане уже не мстятъ
убшствомъ обидчика или кого-нибудь изъ его род-
ныхъ, или нанесешемъ имъ соответственныхъ ранъ»
какъ это делалось въ былыя времена. Бывпие
дружинники—бояре и дворяне—еще держатся этого устаре-

— 80 —
лаго правила (и въ этомъ причина ихъ безконечныхъ
войнъ), но у крестьянъ уже вошло въ обычай платить
вознаграждение за обиду, посл'Ь чего миръ возстано-
вляется, и обидчикъ, если не всегда, то въ
большинстве случаевъ, принимается въ семью обиженнаго.
Во веЬхъ спорахъ и тяжбахъ мы находимъ зд'Ьсь
третейсадй судъ, какъ глубоко укоренившееся
учреждение, вполне вошедшее въ ежедневный обиходъ, на-
перекоръ епископамъ и нарождающимся князьямъ,
которые требуютъ, чтобы каждая тяжба разбиралась ими,
или ихъ ставленниками, чтобы им-Ьть, такимъ образомъ,
возможность взимать въ свою пользу ту пеню,
которую м!ръ налагалъ на нарушителей общественнаго спо-
койстя.
Наконецъ, сотни селъ объединяются уже въ могу-
4ie союзы—зачатки будущихъ европейскихъ нац1й,—
которые клятвою обязуются поддерживать внутреншй
миръ, считаютъ занимаемую ими землю общимъ на-
слтуцемъ и заключаютъ между собою договоры для
взаимной защиты. TaKie союзы мы встр'Ьчаемъ еще и
до сихъ поръ у монгольскихъ, тюрко-финскихъ и ма-
лайскихъ племенъ.
* -*
Т*Ьмъ не мен-Ье черныя точки мало по малу начи-
наютъ собираться на горизонгЬ. Рядомъ съ этими
союзами возникаютъ друпе союзы — союзы правящаго
меньшинства, которые пытаются превратить этихъ сво-
бодныхъ людей въ кр'Ьпостныхъ, въ подданныхъ. Римъ
погибъ, но его предания оживаютъ: съ другой стороны,
и христнская „церковь", мечтающая о восточныхъ
всемогущихъ церковныхъ государствахъ, охотно ока-
зываетъ свою поддержку нарождающейся гражданской
и военной власти.
Челов1зкъ далеко не такой кровожадный зв-Ьрь, ка-
кимъ его обыкновенно представляютъ, чтобы доказать
необходимость господства надъ нимъ; онъ, наоборотъ,
всегда любилъ спокойсше и миръ. Иногда онъ, мо-
жетъ быть, и не прочь подраться, но онъ не кровожаденъ
по природ-fe и во всЬ времена предпочиталъ скотовод-

— 81 —
ство и обработку земли военнымъ похождешямъ. Вотъ
почемзг, какъ только крупныя передвижешя варваровъ
начали ослабевать, какъ только толпы пришельцевъ
осЬли бол-Ье или мен-fee на занятыхъ ими земляхъ, мы
видимъ, что забота о защигЬ страны отъ новыхъ
пришельцевъ и воителей поручается одному человеку,
который набираетъ себ-fe небольшую дружину изъ
искателей приключешй, привыкшихъ къ войнамъ, или прямо
разбойниковъ, тогда какъ остальная масса народа
занимается разведешемъ скота или обработкой земли.
ЗагЬмъ, мало по малу „защитникъ" начинаетъ уже
накоплять богатства: бедному дружиннику онъ даетъ
лошадь и оруж!е (стоившее тогда очень дорого) и та-
кимъ образомъ порабощаетъ его; онъ прюбртЬтаетъ
первые зачатки власти. Съ другой стороны,
большинство начинаетъ забывать предашя, служивппя ему за-
кономъ; изрЗздка лишь какой-нибудь старикъ,
удержавши въ памяти гЬ разсказы о прежнихъ случаяхъ p-fe-
шетя, изъ которыхъ складывается обычное право, поетъ
о нихъ п-Ьсни или разсказываетъ были народу во время
большихъ общинныхъ праздниковъ. Тогда, мало по малу
обособляются семьи, которыя д-Ьлаютъ какъ бы своимъ
ремесломъ, переходящимъ отъ отца къ сыну, запоми-
нате этихъ стиховъ и п-Ьсенъ, т. е. сохранете
„закона" во всей его чистогЬ, Къ нимъ обращаются
сельчане за разрчЬшешемъ запутанныхъ споровъ и тяжбъ,
особенно, когда дв-fe деревни или два союза деревень
отказываются признать pfememe третейскихъ судей, вы-
бранныхъ изъ ихъ среды.
Въ этихъ семьяхъ гнездятся уже зачатки
княжеской или королевской власти, и ч-Ьмъ больше
изучаешь учреждения того времени, тЬмъ бол-fee
убеждаешься въ томъ, что знаше обычнаго права
способствовало больше прювр^тент этой власти, чЗзмъ сила
оруж1я. Люди дали себя покорить гораздо больше изъ-за
желашя „наказать" обидчика „по закону", ч-Ьмъ всл'Ьд-
cTBie прямого покорешя оруж1емъ.
Такимъ образомъ создается первое „объединение
властей"—первое общество для взаимнаго обезпечешя
совм^стнаго господства—то-есть, союзъ между судьей
и военноначальникомъ, какъ сила враждебная сельской
АНАРХИЗМЪ.
G

— 82 —
общин-fe. Обе эти должности соединяются въ одномъ
лице, которое окружаетъ себя вооруженными людьми,
чтобы приводить въ исполнеше судебные приговоры,
укрепляется въ своей крепости, начинаетъ накоплять
и сохранять за своей семьей богатства того времени,
т. е. хл-Ьбъ, скотъ, оруж1е, и мало по малу утверж-
даетъ свое господство надъ соседними крестьянами.
Ученые люди того времени, т. е. знахари, волхвы и
попы, оказываютъ ему поддержку и получаютъ свою
долю власти; присоединяя силу меча къ грозному
могуществу колдуна, они пытаются утвердить власть за
собой.
Не одну книжку, а ц^лый рядъ книгъ
потребовалось бы на то, чтобы изложить подробно этотъ въ
высшей степени важный предметъ, и разсказать, какъ
должно, почему свободные люди превратились
постепенно въ кр'Ьпостныхъ, обязанныхъ работать на своихъ
св'Ьтскихъ или духовныхъ господъ; какъ понемногу и
какъ бы ощупью создавалась власть надъ деревнями
и городами; какъ соединялись и возставали крестьяне,
пытаясь бороться противъ этого растущаго
господства, и какъ они были побеждаемы въ борьб-Ь
противъ кр-Ьпкихъ сгЬнъ замковъ, и противъ охраняю-
щихъ ихъ, съ головы до ногъ вооруженныхъ людей.
Довольно будетъ сказать, что около одиннадцатаго
вика Европа видимо шла по пути къ образовашю вар-
варскихъ монархШ, подобныхъ гЬмъ, кашя мы нахо-
димъ теперь напр. въ Африке, или церковныхъ госу-
дарствъ (теократхй), въ род-Ь гЬхъ, которыя
встречаются въ исторш Востока. Это не могло, конечно,
произойти сразу; но во всякомъ случа-fe, зачатки та-
кихъ деспотическихъ королевствъ и теократШ уже были
на лицо, и имъ оставалось только развиваться все больше
и больше...
Къ счастью, однако, тотъ „варварсшй" духъ скан-
динавовъ, саксовъ, кельтовъ, германцевъ и славянъ,
который въ течете семи или восьми в-Ьковъ застав-
лялъ ихъ искать удовлетворена своихъ нуясдъ путемъ
свободнаго соглашетя братствъ и гильдШ,—еще жилъ
въ деревняхъ, городахъ и м?стечкахъ. Варвары, правда,
позволили поработить себя и уже работали на господъ,

— 83 —
но духъ свободнаго почина и свободнаго соглашешя
еще не былъ въ нихъ убить. Ихъ союзы оказались въ
высшей степени живучими, а крестовые походы только
способствовали ихъ пробужденда и развитие въ
Западной Европ-fc.
И вотъ, въ дв*Ьнадцатомъ столйтш по всей Европ-fe
вспыхиваетъ съ зам'Ьчательнымъ единодуппемъ возста-
те городкихъ общинъ, задолго до того
подготовленное этимъ федеративнымъ духомъ, и выросшее на
почв"Ь соединешя ремесленныхъ гильдiй съ сельскими
общинами.
Это возсташе, которое большая часть оффищаль-
ныхъ историковъ предпочитаетъ замалчивать, спасло
Европу отъ грозившей ей опасности. Оно остановило
развит1е теократическихъ и деспотическихъ монархи,
въ которыхъ наша цивилизащя, вероятно, погибла бы
noarfe н1зсколькихъ в'Ьковъ пышнаго показнаго
могущества, какъ погибли цивилизащи Месопотамш, Асси-
рщ и Вавилона. Этой револющей началась новая
полоса жизни—полоса свободныхъ городскихъ общинъ.
IV.
Не удивительно, что современные историки,
воспитанные въ дух-fe римскаго права и привыкппе смотреть
на Римъ, какъ на источникъ всЬхъ учреждешй, не мо-
гутъ понять духа коммуналистическаго движешя дв-Ь-
надцатаго в-Ька. Это смелое признаше правъ личности
и образоваше общества путемъ свободнаго соединешя
людей въ деревни, города и союзы — было р-Ьшитель-
ньшъ отрицатемъ того духа единства и централизации,
которымъ отличался древни Римъ, и которымъ
проникнуты вей историчеекгя представлешя современной
оффищальной науки.
Возсташе двЗзнадцатаго стол'Ьйя нельзя приписать,
ни какой-нибудь выдающейся личности, ни
какому-нибудь центральному учреждешю. Оно представляетъ
собою естественное явлеше роста человечества,
подобное родовому строю и деревенской общин-fe; оно при-
6

— 84 —¦
надлежитъ не какому-нибудь одному народу или
какой-нибудь области, а известной ступени челов-Ьческаго
развитая.
Вотъ почему оффищальная наука не можетъ понять
смысла этого движевдя, и потому во Франщи Огю-
стенъ Тьерри и Сисмонди, оба писавппе въ начале
19-го столбя и действительно понимавпле этотъ пе-
рюдъ, до настоящаго времени не имели
последователей. Теперь только Люшеръ попытался — и то очень
несмело, следовать по пути, указанному великимъ
историкомъ меровингскаго и коммуналистическаго пе-
рюда (Ог. Тьерри). Потому же и въ Германш изсл-fe-
довашя этого перюда и смутное понимаше его духа
только теперь выдвигаются впередъ. Въ Англш,
верную оценку этихъ вЗзковъ можно найти только у
поэта Уильяма Мориса, а не у историковъ, за исключе-
шемъ разве Грина, который только подъ конецъ своей
жизни началъ понимать его. Въ Россш же, где, какъ
известно, влхяше римскаго права менее глубоко, Бе-
ляевъ, Костомарову Сергеевичъ и некоторые друпе
превосходно поняли духъ вечевого перюда.
Средневековая община составилась, съ одной
стороны изъ сельской общины, а съ другой, изъ
множества союзовъ и гильдШ, существовавшихъ вне терри-
тор1альныхъ границъ. Она образовалась изъ федеращи
этихъ двухъ родовъ союзовъ, подъ защитой городскихъ
стенъ и багаень.
Во многихъ местахъ она явилась, какъ результатъ
медленнаго роста. Въ другихъ же — какъ во всей
Западной Европе — она была результатомъ революцш.
Когда жители того или другого местечка чувствовали
себя въ достаточной безопасности за своими стенами,
они составляли „со-присягательство" (con-juration). Члены
его клялись забыть все прежшя дела объ обидахъ,
дракахъ, или увЪчзяхъ, а въ будущемъ не прибегать,
въ случае ссоры, ни къ какому другому судье, кроме
выбранныхъ ими самими гильдейскихъ или городскихъ
синдиковъ.

— 85 —
Во всякомъ ремесленномъ союз-fe, во всякой гиль-
Д1И добрыхъ сосЬдей, во всякой задрзт-Ь, зтотъ
обычай существовалъ издавна. Тоже было и въ сельской
общин-fe, пока епископу или князю не удалось ввести
въ нее, а впосл-Ьдствш навязать силою своихъ судей.
Теперь веЬ слободы и приходы, вошедшие въ составъ
города, взытЬсгЬ съ братствами и гильд!ями,
создавшимися въ немъ, составляли amitas („дружбу '•'), выбирали
своихъ судей и клялись быть верными возникшему
постоянному союзу между всЬми этими группами.
Наскоро составлялась и принималась хартия. Иногда
посылали для образца за харт1ей въ какой-нибудь со-
с-Ьдшй городъ (мы знаемъ теперь сотни такихъ хар-
Т1Й) — и новая община была создана. Епископу или
князю, которые до сихъ поръ вершили судъ среди об-
щинииковъ и часто д-Ьлались ихъ господами, — теперь
оставалось только признать совершившихся фактъ, или
же бороться противъ молодого союза оруж1емъ.
Нередко король, т. е. такой князь, который старался
добиться главенства надъ другими князьями, и казна ко-
тораго была всегда пуста, „жаловалъ" харт1ю за деньги.
Онъ отказывался этимъ отъ назначешя общин-fe
своего судьи, но вм1зст1з съ гЬмъ возвышался, прюбртЬ-
талъ больше значенш передъ другими феодальными
баронами, какъ покровитель такихъ-то городовъ. Но это
далеко не было общимъ правиломъ; сотни вольныхъ
городовъ жили безъ всякаго другого права, кром^
собственной воли, подъ защитой своихъ сгЬнъ и
котй.
*
Въ течете одного стол1тя это движете
распространилось (нужно заметить путемъ подражетя) съ за-
мЪчательнымъ единодуцпемъ по всей Европе. Оно
охватило Шотландш, Фрашцю, Нидерланды, Скандина-
вш, Гермашю, Италш, Исиашю, Польшу и Россда. И
когда мы сравниваемъ теперь хартш и внутреннее
устройство вольныхъ городовъ французскихъ, англ!й-
скихъ, шотландскихъ, ирландскихъ, скандинавскихъ,
германскихъ, богемскихъ, русскихъ, швейцарскихъ,

— 86 —
итальянскихъ или испанскихъ—насъ поражаетъ почти
буквальное сходство этихъ хартш и республикъ, вы-
росшихъ подъ сЬнто такого рода общественныхъ до-
говоровъ. Какой знаменательный урокъ веЬмъ поклон-
никамъ Рима и гегельянцамъ, которые не могутъ себе
представить другого способа достигнуть однообраз1я
учреждешй, кроме рабства передъ закономъ!
Отъ Атлантическаго океана до Волги и отъ Нор-
вепи до Италш, вся Европа была покрыта подобными
же вольными городами, изъ которыхъ одни, какъ Фло-
ренщя, Венещя, Нюренбергъ, или Новгородъ,
сделались многолюдными центрами, друпе же оставались
небольшими городами, состоявшими всего изъ сотни
семействъ, причемъ они всетаки считались равными въ
глазахъ другихъ, более цв-Ьтущихъ городовъ.
Развит1е этихъ, полныхъ жизни и силы организ-
мовъ шло, конечно, не везде однимъ и гёмъ же пу-
темъ. Географическое положеше и характеръ вн-Ьш-
нихъ торговыхъ сношенш, препятств1я, которыя
приходилось преодолевать—все это создавали для каждой
изъ этихъ общинъ свою исторго. Но въ основе веЬхъ
ихъ лежалъ одинъ и тотъ же принципъ. КакъПсковъ
въ Россш, такъ и Брюгге въ Нидерландахъ, какъ
какое-нибудь шотландское местечко съ тремя стами
жителей, такъ и цветущая Венешя со своими
людными островами, какъ любой городокъ въ северной
Франши или Польше, такъ и красавица Флоренщя —
все они составляли те же amitas, те же союзы сель-
скихъ общинъ и соединенныхъ гильдш. Въ общихъ
чертахъ, ихъ внутреннее устройство было везде одно
и тоже.
По мере роста городского населетя, стены города
раздвигались, становились толще, и къ нимъ
прибавлялись новыя и все более высошя башни; каждая изъ
этихъ башень воздвигалась темъ или другимъ кварта-
ломъ города, той или другой гильд!ей и носила свой
особый характеръ. Городъ делился обыкновенно на
несколько кварталовъ или концовъ,—четыре, пять или

— 87 —
шесть, ограниченныхъ улицами, которыя расходились
по рад!усамъ отъ центральнаго кремля къ сгЬнамъ.
Эти концы или кварталы были обыкновенно заселены,
каждый, особымъ ремесломъ или мастерствомъ; новыя
ремесла,—молодые цехи — занимали слободы, которыя
со временемъ также вносились въ черту города и го-
родскихъ сгЬнъ.
Каждая улица и приходъ представляютъ особую
земельную единицу, соответствующую старинной
сельской общин-fe; они им-Ьютъ своего уличанскаго или при-
ходскаго старосту, свое уличанское в-Ьче, свое
судилище, своего избраннаго священника, свою милищю,
свое знамя и часто свою печать — символъ
государственной независимости. Эту независимость они сохра-
няютъ и при вступленш въ союзъ съ другими улицами
и приходами-).
Профессюнальной единицей, часто совпадающей или
почти совпадающей съ улицей или приходомъ, является
гилыия—ремесленный союзъ. Этотъ союзъ точно
также сохраняетъ своихъ святыхъ, свои уставы, свое в*Ьче,
своихъ судей. У него своя касса, свое ополчеше, свое
знамя. Онъ точно также им'Ьетъ свою печать и
сохраняетъ полную независимость. Въ случае войны, если
гилыия сочтетъ нужнымъ, ея милищя пойдетъ рядомъ
съ милищями другихъ гильдШ, и ея знамя будетъ
водружено рядомъ съ большимъ знаменемъ, или carosse
всего города.
Городъ представляетъ собою союзъ этихъ концовъ,
улицъ, приходовъ и гильдШ; онъ имЬетъ свое
общенародное собрате всЬхъ жителей въ главномъ в-Ьч-Ь,
свою главную ратушу, выборныхъ судей и свое знамя,
вокругъ котораго собираются знамена вс-Ьхъ гильдй
и улицъ. Онъ вступаетъ въ переговоры съ другими
городами, какъ вполне полноправная единица,
соединяется съ кЗзмъ ему угодно и заключаетъ, съ к'Ьмъ за-
хочетъ, нацюнальные и международные союзы. Такъ
англйсюе „Ginque Ports", расположенные около Дувра,
образуютъ союзъ съ французскими и нидерландскими
*) Для Россш, см. въ особенности Беляева, „Разсказы нзъ
Русской Исторш".

— 88 —
портовыми городами по другую сторону пролива; точно
также русски* Новгородъ соединяется съ скандинаво-
германской Ганзой, и т. д. Во вн-Ьшнихъ сношешяхъ
каждый городъ иагЬетъ всЬ права современнаго
государства. Именно въ это время и создается, благодаря
добровольному соглашенш, та сЬть договоровъ,
которая потомъ стала известна подъ именемъ
международная права; эти договоры находились подъ охраной
общественнаго мн*Ьн1я всЬхъ городовъ и
соблюдались лучше, ч^мъ теперь соблюдается международное
право.
Часто, въ случае неуменья решить какой-нибудь
запутанный споръ, городъ обращался за р-Ьшешемъ къ
соседнему городу. Духъ того времени — стремлеше
обращаться скор-fee къ третейскому суду, ч-Ьмъ къ
власти—безпрестанно проявлялся въ такомъ
обращение двухъ спорящихъ общинъ къ третьей.
То же видимъ мы и у ремесленныхъ союзовъ. Они
ведутъ свои торговыя сношешя совершенно
независимо отъ городовъ, вступаютъ въ договоры помимо
всякихъ нацюнальныхъ дЬленш. И когда мы теперь
гордимся международными конгрессами рабочихъ, мы
въ своемъ нев^Ьжеств'Ь совершенно забываемъ, что
международные съезды ремесленниковъ и даже подма-
стерьевъ собирались уже въ пятнадцатомъ стол^тш.
Въ случа-fe нападешя, средневековой городъ или
защищается самъ, ведетъ ожесточен ныя войны съ
окрестными феодальными баронами, ежегодно назначая
одного или двухъ человЪкъ для команды надъ своими
милищями; или же онъ принимаетъ особаго „военнаго
защитника"—какого-нибудь князя или герцога, изби-
раемаго городомъ на одинъ годъ, и съ правомъ
отставки, когда городъ найдетъ нужнымъ. На содержа-
Hie дружины ему обыкновенно даютъ деньги, собира-
емыя въ вид^ судебныхъ взысканш и штрафовъ; но
вмешиваться во внутреншя д-Ьла города онъ не им^еть
права. Иногда, когда городъ слишкомъ слабъ, чтобы
вполне освободиться отъ окружающихъ его феодаль-

— 89 —
ныхъ хищииковъ, онъ обращается, какъ къ более или
мен-fee постоянному „военному защитнику", къ епископу
или князю той или другой фамилш—"Гвельфовъ или
Гибелиновъ въ Италш, Рюриковичей въ Россш, или
Ольгердовичей—въ Литв-fe; но при этомъ городъ зорко
следитъ, чтобы власть епископа или князя никоимъ
образомъ не распространялась дальше дружинниковъ,
живущихъ въ замке. Ему даже запрещается входить
въ городъ безъ особаго разр-Ьшешя. Известно, что
англшская королева и до сихъ поръ не можетъ въехать
въ Лондонъ безъ разр-Ьшешя лорда мера, т. е.
городского головы.
*
Мн-fe очень хотелось бы подробно остановиться на
экономической стороне жизни среднев-Ьковыхъ горо-
довъ, но она была такъ разнообразна, что о ней нужно
было бы говорить довольно долго, чтобы дать о ней
верное понят1е. Достаточно будетъ заметить, что
внутренняя торговля всегда велась гилыиями, а не
отдельными ремесленниками, и что цены назначались по
взаимному соглашенш. Внешняя же торговля велась
вначале исключительно самими городами: ее ве-
детъ Господинъ Велики Новгородъ, Генуя и т. д.; и
только впосл-Ьдствш она сделалась монопол!ей купе-
ческихъ гильдш, а еще позднее — отд-Ьльныхъ
личностей. По воскресеньямъ и по субботамъ после обеда
(это считалось временемъ для бани) никто не рабо-
талъ. Закупкой главныхъ предметовъ необходимыхъ
потребностей, какъ хл-Ьбъ, уголь и т. п. завЪдывалъ
городъ, который потомъ и доставлялъ йхъ своимъ жи-
телямъ, по своей цене. Въ Швейцария закупка
зерна целымъ городомъ сохранялась до средины 19-го
стол'Ьпя,
Вообще, мы можемъ сказать на основанш
множества всевозможныхъ историческихъ документовъ, что
человечество ни прежде, ни после этого перюда
никогда не знало такого сравнительнаго благосостоятя,
обезпеченнаго для всЬхъ, какимъ пользовались
средневековые города. Теперешняя нищета, неуверенность

— 90 —
въ будущемъ и чрезмерный трудъ въ среднев'Ьковомъ
городе были совершенно неизвестны.
V.
Благодаря всЬмъ этимъ элементамъ—свободе,
организации отъ простого къ сложному, тому, что
производство и внутреннш облгЬнъ велись ремесленными
союзами (гилыиями), а вн-Ьшнш обм?нъ и закупка глав-
ныхъ предметовъ потреблешя производились самимъ
городомъ,—средневековые города, въ течете первыхъ
двухъ стол^тш своего существовашя, сделались
центрами благосостояшя для всего своего населешя,
центрами богатства, высокаго развита* и образованности.
Когда справляешься съ документами, дающими
возможность установить разм-Ьръ заработной платы,
сравнительно со стоимостью предметовъ потреблешя (Т. Род-
жерсъ сд^лалъ это для Англш, а мнопе немещае
писатели—для Германш), то ясно видно, что трудъ
ремесленника и даже простого поденщика того времени
оплачивался лучше, ч*Ьмъ оплачивается въ наше время
трудъ наиболее искуснаго рабочаго. Счетныя книги
Оксфордскаго университета и н-Ькоторыхъ им-Ьшй въ
Англш, а также н-Ькоторыхъ немецкихъ и швейцар-
скихъ городовъ, ясно доказываютъ это.
Съ другой стороны, обратите внимание на
художественную отделку, на количество орнаментовъ,
которыми работникъ того времени украшалъ не только
настояиця произведешя искусства, какъ наприм-Ьръ
городскую ратушу, или соборъ, но даже самую простую
домашнюю утварь, какую нибудь решетку, какой
нибудь подсв-Ьчникъ, чашку или горшокъ,—и вы сейчасъ же
поймете, что онъ не зналъ ни торопливости, ни
спешности, ни переутомлешя нашего времени; онъ могъ
ковать, лепить, ткать, вышивать, не спеша, что теперь
могутъ делать лишь очень немнопе работники—артисты.
Если же мы взглянемъ на работы, делавшаяся рабочими
безплатно, для украшешя церквей и общественныхъ
здашй, принадлежавшихъ приходамъ, гильд!ямъ или
всему городу, а также на ихъ приношешя этимъ зда-

— 91 —
шямъ,—будь то произведешя искусства, какъ художе-
ствённыя панели, скульптурный произведешя, изд'Ьдая
изъ кованнаго железа, чугуна или даже серебра,—или
же простая работа столяра или каменьщика, то мы
сразу увидимъ, какого благосостоян!я сумели достигнуть
тогдаште города. Мы увидимъ также на всемъ, что бы
ни делалось въ то время, отпечатокъ духа
изобретательности и искаше новаго, дз^хъ свободы, вдохновлявдий
весь ихъ трудъ, чувство братской солидарности,
которая развивалась въ гильд1яхъ, где люди объединялись
не только ради практическихъ нуждъ своего ремесла,
но и связаны были узами братства и общественности.
Гильдейскими правилами предписывалось, напримЗфъ,
чтобы два „брата" всегда присутствовали у постели
„брата", въ случае болезни—что въ rfe времена чумы
и повальныхъ заразъ требовало не мало самоотверже-
шя; въ случа-fe же смерти, гилыця брала на себя век
хлопоты и расходы по похоронамъ умершаго брата
или сестры, и считала своимъ долгомъ проводить до
могилы его ттвло и позаботиться объ его вдове и
д'Ьтяхъ.
Ни отчаянной нищеты, ни подавленности, ни
неуверенности въ завтрашнемъ дне, которыя висятъ надъ
большинствомъ населешя современныхъ городовъ, въ
этихъ „оазисахъ, возникшихъ въ двенадцатомъ веке
среди феодальныхъ л1зсовъ" — совершенно не было
известно.
*
Подъ защитой своихъ вольностей, выросшихъ на
почве свободнаго соглашешя и свободнаго почина, въ
этихъ городахъ возникла и развилась новая
цивилизация, съ такою быстротой, что ничего подобнаго этой
быстроте, въ исторш не встречается ни раньше ни
позже.
Вся современная промышленность ведетъ свое
начало отъ этихъ городовъ, Въ течете трехъ столетш
ремесла и искусства достигли въ нихъ такого
совершенства, что нашъ в-Ькъ превзошелъ ихъ разве только
въ быстроте производства, редко—въ качестве и почти

— 92 —
никогда въ художественности изд'ЬлнЗ. Несмотря на век
наши згсил*я оживить искусство, разв-fe мы можемъ
сравняться въ живописи по красоте съ Рафаэлемъ? по
сюгЬ и смелости—съ Миккель Анджело? въ наукЬ и
искусств-Ь—съ Леонардо да Винчи? въ поэзш и кра-
corfe языка—съ Данте? или въ архитектур-fe—съ
творцами соборовъ въ Лаон'Ё, РеймсЬ, Кельне, которыхъ
„строителями", по выражент Виктора Гюго, „былъ
самъ народъ"? И гд-fe же найти тахия сокровища
красоты, какъ во Флоренция и Венецш, какъ ратуши въ
Бремен-fe и flparfe, какъ башни Нюренберга и Пизы
и т. д. до безконечности? ВсЬ эти памятники
искусства—творешя того перюда вольныхъ городовъ.
Если вы захотите смерить однимъ взглядомъ все,
что было внесено новаго этою цивилизащею, сравните
куполъ собора Св. Марка въ Венецш съ неумелыми
норманскими сводами; или картины Рафаэля съ
наивными вышивками и коврами Байе, нюренбергеюе мате-
матичесше и физичесше инструменты и часы съ
песочными часами предыдущихъ стол1тй; звучный языкъ
Данте—съ варварской латынью десятаго в-Ька... Между
этими двумя эпохами выросъ ц-Ьлый новый аиръ!...
*
За исключешемъ еще одной славной эпохи—опять
таки эпохи вольныхъ городовъ въ древней Грецш—
человечество никогда еще не шло такъ быстро впе-
редъ, какъ въ этотъ перюдъ. Никогда еще человФкъ
въ течете двухъ или трехъ в-Ьковъ не переживалъ
такого глубокаго изм?нетя; никогда еще ему не
удавалось развить до такой степени свое могущество надъ
силами природы.
Вы, можетъ быть, подумаете о нашей современной
цивилизащи успехами которой мы такъ гордимся? Но
она, во всЬхъ своихъ проявлешяхъ, есть лишь дитя
той цивилизащи, которая выросла среди вольныхъ сред-
нев^ковыхъ городовъ. ВсЬ велшая открьтя, создавгшя
современную науку, какъ компасъ, часы, печатный ста-
нокъ, открьте новыхъ частей св-Ьтаэ порохъ, законъ
тяготЬшя, законъ атмосфернаго давлешя, разви^емъ

— 98 —
котораго явилась паровая машина, основашя химии,
научный методъ, указанный Роджерсомъ Бэкономъ и
прилагавппйся въ итальянскихъ университетахъ—что
все это, какъ не насл,Ьд1е вольныхъ городовъ и той
цивилизацш, которая развилась въ нихъ подъ охраной
общинныхъ вольностей?
«¦ *
Мне, можетъ быть, скажутъ, что я забываю вн5'-
треннюю борьбу партш, которой полна истор1я этихъ
общинъ; забываю уличныя схватки, отчаянную борьбу
съ феодальными владельцами, возсташя „молодыхъ ре-
меслъ" противъ „старыхъ ремеслъ", кровопролит и
репрессалш этой борьбы...
Йетъ, я вовсе не забываю этого. Но вм-fecrfe съ
Лео и Ботта, двумя историками средневековой Италш,
съ Сисмонди, съ Феррари, Джино Каппони и многими
другими, я вижу въ этихъ столкновеншхъ партШ именно
залогъ вольной жизни этихъ городовъ. Я вижу, какъ
после каждаго изъ такихъ столкновенш, жизнь города
делала новый и новый шагъ впередъ. Лео и Ботта
заканчивают свой подробный обзоръ этихъ кровавыхъ
уличныхъ столкновенш, происходившихъ въ средневе-
ковыхъ итальянскихъ городахъ, и совершавшагося
одновременно съ ними громаднаго движения впередъ (обез-
печеше благосостояшя для всехъ жителей, возрождеше
новой цивилизацш) следующею очень верною мыслью,
которую каждый революцюнеръ нашего времени дол-
женъ былъ бы запомнить: „Коммуна только тогда и
представляетъ, говорятъ они, картину нравственнаго
целаго, только тогда и носитъ общественный характеръ,
когда она, подобно самому человеческому уму, до-
пускаетъ въсвоей среде противореч1я и
столкновен1я.
Да, столкновешя, но разрешающаяся свободно, безъ
вмешательства какой-то внешней силы, безъ
вмешательства государства, давящаго своею громадною
тяжестью на одну изъ чашекъ весовъ, въ пользу той
или другой изъ борющихся силъ.
Подобно этимъ двумъ писателямъ, я также думаю,

— 94 —
что „навязывание мира часто причиняетъ гораздо
больше вреда, ччЬмъ пользы, потому что такимъ обра-
зомъ противоположный вещи насильно связываются,
ради установлешя однообразнаго порядка: отд'Ьльныя
личности и мелгие организмы приносятся въ жертву
одному огромному поглощающему ихъ гЬлу—бездв^т-
ному и безжизненному".
Вотъ почему вольные города, до гЬхъ поръ, пока
они не стремились сделаться государствами и
распространять свое господство надъ деревнями и
пригородами, т. е. создать „огромное гЬло, безцв'Ьтное и
безжизненное"—росли и выходили изъ этихъ
внутреннюю столкновенш, съ каждымъ разомъ моложе и
сильн-fee. Они продв-Ьтали, хотя на ихъ улицахъ
гремело opymie, тогда какъ двести л'Ьтъ спустя, та же
самая цивилизащя рушилась, подъ шумъ войнъ, ко-
торыя стали вести между собою государства.
Д-Ьло въ томъ, что въ вольныхъ городахъ борьба
шла для завоевашя и сохранешя свободы личности, за
принципъ федеращи, за право свободнаго союза и сов-
м-Ьстнаго д'Ьйств1я; тогда какъ государства воевали изъ
за подавлешя личности, за уничтожеше свободнаго
соглашешя, за объединеше всёхъ своихъ подданныхъ
въ одномъ общемъ рабстве, передъ королемъ судьей
и попомъ, т. е. передъ государствомъ.
Въ этомъ вся и разница. Есть борьба, есть столк-
новешя, которыя убиваютъ, и есть так1я, которыя дви-
гаютъ человечество впередъ.
VL
Въ шестнадцатомъ bIsk^ явились новые,
современные варвары и разрушили всю эту цивилизацно средне-
в-Ьковыхъ вольныхъ городовъ. Имъ, конечно, не
удалось уничтожить ее совершенно, но, во всякомъ
случае, они задержали ея ростъ по крайней M-fepi на два
или на три отолита, и дали ей другое направлеше.
Они сковали по рукамъ и по ногамъ личность,

— 95 —
отняли у нея всЬ вольности; они потребовали, чтобы
люди забыли свои союзы, строивнпеся на свободномъ
почине и свободномъ соглашения, чтобы все общество
подчинилось решительно во всемъ единому
повелителю. Все непосредственныя связи между людьми были
разрушены, на томъ основанш, что только государству
и церкви должно принадлежать право объединять
людей, что только они призваны выдать промышленные,
торговые, правовые, художественные, общественные и
личные интересы, ради которыхъ люди дв-Ьнадцатаго
в*Ька обыкновенно соединялись между собою
непосредственно.
И кто же были эти варвары?—Никто иной, какъ
государство—вновь возникши тройственный союзъ
между военнымъ вождемъ, судьей (насл-Ьдникомъ рим-
скихъ традищй) и священникомъ, тремя силами,
соединившимися ради взаимнаго обезпечешя своего
господства и образовавшими единую власть, которая стала
повелевать обществомъ и въ конце концовъ
раздавила его.
Естественно является вопросъ,—какимъ образомъ
эти новые варвары могли одолеть так1е
могущественные организмы, какъ средневековые вольные города?
Откуда почерпнули они силу для этого?
Эту силу, прежде всего, дала имъ деревня. Какъ
древне-гречесвде города не сумели освободить рабовъ,
такъ и средневековые города, освобождая горожанъ,
не сумели въ тоже время освободить отъ крепостного
рабства крестьянъ.
Правда, во время освобождешя городовъ горожане,
сами соединявпие ремесло съ земледкиемъ, почти
везде пытались привлечь деревенское населеше къ
делу своего освобождешя. Въ течете двухъ столетш
горожане Италш, Испаши и Гермаши вели упорную
войну съ феодальными баронами и проявили въ этой
борьбе чудеса героизма и настойчивости. Они
отдавали последнк силы на то, чтобы победить
господств замки и разрушить окружавши* ихъ феодальный
строй.

— 96 —
Но успехъ, котораго они достигли, былъ
неполный, и, утомившись борьбой, они заключили съ
баронами миръ, въ которомъ пожертвовали интересами
крестьянина. Вне пред-Ьловъ той территорш, которую
города отбили для себя, они предали крестьянина въ
руки барона—только, чтобы прекратить войну. Въ
Италш и Гермати города даже признали барона граж-
даниномъ, съ услов!емъ, чтобы онъ жилъ въ самомъ
городе. Въ другихъ м-йстахъ они разделяли съ нимъ
господство надъ крестьянами, и горожане сами стали
владеть крепостными.
И за то же бароны отомстили горожанамъ, кото-
рыхъ они, и презирали, и ненавидели. Они начали
заливать кровью улицы городовъ, изъ за вражды и
мести между своими дворянскими родами, которые не
отдавали, конечно, своихъ раздоровъ на судъ прези-
раемыхъ ими общинныхъ судей городскихъ синди-
ковъ, а предпочитали разрешать ихъ на улицахъ, съ
opyжieмъ въ рукахъ.
Кроме того, дворяне стали развращать горожанъ
своею расточительностью, своими интригами, своей
роскошной жизнью, своимъ образовашемъ, получен-
нымъ при королевскихъ или епископскихъ дворахъ.
Они втягивали гражданъ въ свои безконечныя ссоры.
И граждане, въ конце концовъ, начали подражать
дворянамъ; они сделались въ свою очередь господами,
и стали обогащаться на счетъ труда крЪпостныхъ,
живущихъ въ деревняхъ, вне городскихъ ст'Ьнъ.
При такихъ услов!яхъ, короли, императоры, цари и
папы нашли поддержку въ крестьянстве, когда они
начали собирать свои царства и подчинять себе
города. Тамъ, гд*Ь крестьяне не шли прямо за ними, они
во всякомъ случае предоставляли имъ делать, что хо-
тятъ. Они не защищали городовъ.
# *
*
Королевская власть постепенно складывалась именно
въ деревне, въ укрепленномъ замке, окруженномъ
сельскимъ населешемъ. Въ двенадцатомъ веке она
существовала лишь по имени: мы знаемъ теперь, что

— 97 —
такое были rfe предводители мелкихъ разбойничьихъ
шаекъ, которые присвоивали себе титулъ королей, не
имЪвгшй — какъ доказалъ Огюстенъ Тьерри— тогда
почти никакого значешя. Скандинавсше рыбаки имели
своихъ „королей надъ неводомъ", даже у нищихъ были
свои „короли"; король, князь, конунгъ, былъ просто
временнымъ предводителемъ.
Медленно и постепенно, то тутъ, то тамъ, какому
нибудь более сильному или более хитрому князю
удавалось возвыситься надъ остальными. Церковь, конечно,
была всегда готова поддержать его. Путемъ насшия,
интригъ, подкупа, а где нужно, и кинжала и яда, онъ
достигалъ господства надъ другими феодалами. Такъ
складывалось, между прочимъ, московское царство *).
Но м'Ьстомъ возникновешя королевской власти
никогда не были вольные города съ ихъ шумнымъ в-fc-
чемъ, съ ихъ Тарпейской скалой, или Волховомъ, для
тирановъ; эта власть всегда зарождалась въ провин-
цш, въ деревняхъ.
Во Францш, после н-Ьсколькихъ неудачныхъ попы-
токъ основаться въ Реймсе или ЛюнЬ, они избрали
для этого Парижъ, который былъ собратемъ деревень
и маленькихъ городковъ, окруженныхъ богатыми
деревнями, но где не было вольнаго вечевого города.
Въ Англш королевская власть основалась въ
Вестминстере—у воротъ многолюднаго Лондона; въ Россш—
въ Кремле, построенномъ среди богатыхъ деревень
на берегу Москвы р-Ьки, после неудачныхъ попытокъ
въ Суздале и Владим!р'Ь; но она никогда не могла
укрепиться въ Новгороде или во Пскове, въ Нюрен-
берге или во Флоренцш.
СоеЬдше крестьяне снабжали королей зерномъ,
лошадьми и людьми; кроме того, эти нарождающиеся
тираны обогащались торговлей—уже не общинной, а
королевской. Церковь окружала ихъ своими заботами,
защищала ихъ, поддерживала ихъ своей казной, нако-
нецъ, изобретала для королевскаго города особаго
*) Он. Костомарова, „Начало единодержав!я на
Руси",—особенно статью въ „fc&CTHHK'B Европы". Для издан1я въ его „Ма-
тер1алахъа, Костомаровъ ослабилъ эту статью,—вероятно, по
требовашю цензуры.
АНАРХИ&МЪ,
7

— 98 —
святого и особыя чудеса. Она окружала благогов/Ь-
шемъ Парижскую Богоматерь или Московскую Ивер-
скую. Въ то время, какъ вольные города,
освободившись изъ подъ власти епископовъ, съ юношескимъ
пыломъ стремились впередъ, Церковь медленно
работала надъ возстановлешемъ своей власти черезъ
посредство нарождающихся королей; она окружала въ
особенности нужными заботами, фим1амомъ и золотомъ
фамильную колыбель того, кого она въ конц-fe концовъ
избирала, чтобы въ союз'Ь съ нимъ возстановить свою
силу и вл1ян1е. Повсюду—въ Париже, въ МосквЪ, въ
Мадриде, въ Вестминстере, мы видимъ, какъ Церковь
заботливо охраняетъ колыбель королевской или
царской власти.
Сильная своимъ образовашемъ въ государствен-
номъ лух% опираясь въ своей деятельности на людей
съ сильной волей и хитрымъ умомъ, которыхъ она
ум-Ьло отыскивала во всЬхъ классахъ общества,
искушенная опытомъ въ интригахъ и сведущая въ Рим-
скомъ и Византшскомъ законахъ, Церковь упорно ра-
ботаетъ надъ достижешемъ своего идеала—утвержде-
шемъ сильнаго короля въ библейскомъ духе, т. е.
неограниченная въ своей власти, но послушнаго влынш
верховнаго первосвященника, — короля, который
былъ бы простымъ гражданскимъ оруд1емъ въ рукахъ
Церкви.
Въ шестнадцатомъ в'Ъкк совместная работа этихъ
двухъ заговорщиковъ—короля и церкви—была въ пол-
номъ ходу. Король уже господствовалъ надъ своими
соперниками баронами, и его рука уже была занесена
надъ вольными городами, чтобы раздавить въ свою
очередь и ихъ.
* *
#
Впрочемъ, и города шестнадцатаго стол-кпя были
уже не гЬмъ, ч-Ьмъ мы ихъ видели въ двенадцатому
тринадцатомъ и четырнадцатомъ. Родились они изъ
освободительной револющи дв-Ьнадцатаго века; но у
нихъ не достало смелости распространить свои идеи
равенства, ни на окружающее деревенское населете,

— 99 —
ни даже на гЬхъ горожанъ, которые позднее
поселились въ черте городскихъ сгЬнъ, какъ въ убежище
свободы, и которые создавали тамъ новыя ремесла. Во
всехъ городахъ явилось различ1е между старыми
родами, сделавшими револющю двенадцатаго века—
иначе, просто „родами"—и молодыми, которые
поселились въ городахъ позднее. Старая „Торговая Гильд1я"
не выказывала желашя принимать въ свою среду но-
выхъ пришельцевъ и отказывалась допустить къ участш
въ своей торговле „молодыя ремесла". Изъ простого
торговаго агента города, который прежде продавалъ
товары за счетъ города, она превратилась въ маклера
и посредника, богагЬвшаго на счетъ внешней торговли
и вносившаго въ городскую жизнь восточную
пышность. Позднее, „торговая гилыия" соединяется съ
землевладельцами и духовенствомъ2 или же ищетъ
опоры для своей монополш, для своего права на обо-
гащеше, въ ближайшемъ короле. Переставши быть
общинной и сделавшись личной, торговля нако-
нецъ убиваетъ вольный городъ.
КромтЬ того, старыя ремесленныя гильдш, которыя
вначале составляли городъ и его вече3 не хотятъ
признавать за гильд!ями более молодыхъ ремеслъ техъ же
правъ, какими пользуются сами. Молодымъ ремесламъ
приходится добиваться равноправ!я путемъ револющи.
Револющя, действительно, происходить повсюду, въ
каждомъ изъ городовъ, котораго истор1я намъ известна.
Но если въ большинстве случаевъ она ведетъ къ
обновлешю всей жизни, всехъ ремеслъ и искусствъ—
что очень ясно заметно во Флоренщи—то въ другихъ
городахъ она иногда кончается победой богатыхъ
(popolo grasso) надъ бедными (popolo basso), подавле-
темъ движетя, безчисленными ссылками и казнями,
особенно въ техъ случаяхъ, где въ борьбу
вмешиваются бароны и духовенство.
Нечего и говорить что впоследствш, когда короли,
прошедппе черезъ школу макюавелизма, стали
вмешиваться во внутреннюю жизнь вольныхъ городовъ, они
избрали предлогомъ для вмешательства „защиту бед-
ныхъ отъ притеснешя богатыхъ", То, что
происходило въ Россш, когда MocKOBCKie велшие князья, а
7*

— 100 —
впослЪдствш цари, шли покорять Новгородъ и Псковъ,
подъ предлогомъ защиты „черныхъ сотенъ" и „мел-
кихъ людишекъ" отъ богатыхъ, случилось также
повсеместно, въ Германш, во Франщи, въ Италш, въ
Испанш и т. д.
*
Кром-Ь того, города должны были погибнуть еще
потому, что самыя п о н я т i я людей
изменились. Учешя каноническаго и римскаго закона со-
вершенно извратили ихъ умы.
Европеецъ дв^надцатаго стол'Ьпя былъ по
существу федералистомъ. Онъ стоялъ за свободный починъ,
за свободное соглашеше, за добровольный союзъ и
вид-Ьлъ въ собственной личности исходный пунктъ
общества. Онъ не искалъ спасешя въ повиновенш, не
ждалъ пришеетя спасителя общества. Поките хри-
спанской или римской дисциплины было ему
совершенно чуждо.
Но подъ вшяшемъ, съ одной стороны,
христианской церкви, всегда стремящейся къ господству, всегда
старающейся наложить свою власть на души, и въ
особенности на трудъ в'Ьрующихъ; а съ другой, подъ
вл!яшемъ римскаго права, которое, уже начиная съ
дв^надцатаго в'Ька проникаетъ ко дворамъ сильныхъ
бароновъ, королей и папъ, и скоро д-Ьлается люби-
мымъ предметомъ изучешя въ университетахъ—подъ
влхяшемъ этихъ двухъ, такъ хорошо отв'Ьчающихъ
другъ другу, хотя и враждовавшихъ вначал-Ь учешй—
умы людей постепенно развращаются, по М'Ьр'Ь того,
какъ попъ и юристъ прюбр'Ьтаютъ больше и больше
втятя.
Челов'Ькъ начинаетъ любить власть. Если въ
городе происходить возстате низшихъ ремеслъ, оно
зоветъ къ себ^ на помощь какого нибудь спасителя,
выбираетъ диктатора, или городского царька, и над'Ь-
ляетъ его неограниченной властью для уничтожешя
противной партш. И диктаторъ пользуется ею со всей
утонченной жестокостью, заимствованной отъ церкви
и отъ восточныхъ деспотШ.

— 101
Церковь оказываетъ ещ поддержку: в-Ьдь ея мечта
именно библейски король, преклоняюпцй колена пе-
редъ первосвященникомъ и становящейся его послуш-
нымъ орупдемъ! Кром-fe того, она ненавидитъ всЬми
силами души и тотъ духъ ращонализма, который цар-
ствовалъ въ вольныхъ городахъ въ эпоху перваго
возрождешя—т. е. возрождешя дв-Ьнадцатаго в-Ька *)—
и ттЬ „язычесшя" идеи, которыя звали челов-Ька назадъ
къ природ-fe подъ вл1ян!емъ вновь открытой
древнегреческой цивилизацш, и, наконецъ, то течете,
которое, во имя первобытнаго христианства, привело
позднее къ возстатю противъ папы, духовенства и
церкви вообще. Костеръ, пытки и
виеЬлица—излюбленное оруж!е церкви—были пущены въ ходъ противъ
еретиковъ. Для церкви въ этомъ случае было
безразлично кто бы ни былъ ея оруд1емъ—папа, король или
диктаторъ,—лишь бы костеръ, дыба и виселица д-Ь-
лали свое д*Ьло противъ еретиковъ...
Подъ давлешемъ этихъ двухъ вл1ян!й — римскаго
юриста и попа—старый федералистски духъ, духъ сво-
боднаго почина и свободнаго соглашешя, вымиралъ,
и уступалъ м-Ьсто духу дисциплины, духу
правительственной и пирамидальной организацш. И богатые
классы, и народъ одинаково требовали спасителя себ-fe
извн-fe.
И когда этотъ спаситель явился, когда король, раз-
богагЬвппй вдали отъ шумнаго городского в-Ьча, въ
имъ самомъ созданныхъ городахъ, и окруженный
подчиненными ему дворянами и крестьянами, постучался
въ городсшя ворота съ об-Ьщашемъ „б'Ьднымъ" своей
мощной защиты отъ богатыхъ, а „богатымъ"—защиты
отъ мятежныхъ бЗздныхъ, города, уже носивние въ
себ-fe самихъ ядъ власти, не были въ силахъ ему
сопротивляться. Они отперли королю свои ворота.
Кром*Ь того, уже съ тринадцатаго в-Ька монголы
покоряли и опустошали Восточную Европу, и теперь
въ Москв-fe возникало, подъ вл!яшемъ татарскихъ хановъ
и православной церкви, новое царство. ЗагЬмъ, турки
*) См. Костомарова, „Руссзие ращонаяисты дв-Ьнадцатаго
вика".

— 102 —
вторгнулиеь въ Европу и основали свое государство,,
опустошая все на своемъ пути и дойдя въ 1453 году
до самой В-Ьны. И, чтобы дать имъ отпоръ, въ Польш-Ь,
въ Богемш, въ Венгрш—въ центре Европы—возникали
сильный государства... Въ то же время на другомъ
конц'Ь Европы, въ Испанш, изгнаше мавровъ дало
возможность основаться въ Кастилш и Арагон'Ь новой
могущественной державе, опиравшейся на Римскую
церковь и инквизищю, -на мечъ и засгЬнокъ.
Эти набеги и войны вели неизбежно къ вступлешю
Европы въ новый перюдъ жизни—въ перюдъ воен-
ныхъ государству которыя стремились „объединить",
т. е. подчинить вс-fe друпе города одному королевскому,
или велико-княжескому городу. А разъ сами города
превращались уже въ мелшя государства, то посл'Ьднхя
были неизбежно обречены на поглощеше крупными...
VII.
Поб-Ьда государства надъ вольными общинами и
федералистическими учреждениями среднихъ в-Ьковъ не
совершилась, однако, безпрепятственно. Было даже
время, когда можно было сомневаться въ его
окончательной побЪд'й.
Въ городахъ и обширныхъ сельскихъ областяхъ въ
средней Европ-Ь возникло народное движете—рели-
позное по своей форм-fe и вн-Ьшнимъ проявлешямъ, но
чисто коммунистическое и проникнутое стремленьем;ъ
къ равенству по своему содержатю-
Еще въ четырнадцатомъ ь±кЬ мы видимъ два такихъ
крестьянскихъ движешя; во Францш (около 1358 года)
и въ Липли (около 1381 года); первое известно въ
исторш подъ назвашемъ жакерш, а второе носить имя
одного изъ своихъ крестьянскихъ вождей—Уата Тэй-
лора. Оба они потрясли тогдашнее общество до осно-
ватя. Оба были направлены, впрочемъ, главнымъ.
образомъ, противъ феодалышхъ пом?щаковъ. И хотя
оба были разбиты, но въ Англш это народное возсташе

— 103 —
р-Ьшительно положило конецъ крепостному праву; а
во Франщи жакер1я настолько остановила его развита,
что дальнейшее его существовате было скорее про-
зябатемъ, и оно никогда не могло достигнуть такого
развит1я, какого достигло впослЗздствш въ Германш и
восточной ЕвропНЬ,
И вотъ, въ шестнадцатомъ вЪкЬ подобное же
движете вспыхнуло и въ центральной Европ-fe, подъ
именемъ движешя „гусситовъ" въ Богемш, „анабапти-
стовъ" въ Германш, Швейцарш и Нидерландахъ.
Сродное ему движете, известное подъ именемъ „смут-
наго времени", совершилось въ Россш, въ начал-fe
семнадцатаго в-Ька. Въ западной Европ-fc, это было
возсташе, не только противъ феодальныхъ бароновъ
и пом"Ьщиковъ, но и возсташе противъ церкви и
государства, противъ каноническаго и римскаго права во
имя первобытнаго хрисйанства.
Въ течете многихъ и многихъ л-Ьтъ смыслъ этого
движешя совершенно искажался казенными и
церковными историками, и только теперь его въ некоторой
степени начинаютъ понимать.
Лозунгами этого движешя были, съ одной стороны
полная свобода личности, не обязанной повиноваться
ничему, кромчЬ предписанш своей совести, съ другой—
коммунизмъ. И только уже гораздо позднее, когда
государству и церкви удалось истребить самыхъ горячихъ
защитниковъ движешя, а самое движете легко
повернуть въ свою пользу, оно лишилось своего рево-
лющоннаго характера и выродилось въ реформащю
Лютера.
Началось оно съ пропов-Ьди, а въ н-Ькоторыхъ"мгЬ-
стахъ и съ практическаго прим^нетя безгосударствен-
наго анархизма,—къ сожал'Ьшю, однако, съ примесью
религюзныхъ формъ. Но если откинуть религюзныя
формулы, составлявипя неизбежную дань тому времени,
то мы увидимъ, что это движете по существу под-
ходитъ къ тому идейному теченш, представителями
котораго являемся теперь мы: мы находимъ въ немъ
отрицаше всякаго закона, какъ государственна™, такъ
и божественнаго, на томъ основанш, что собственная
совесть должна быть единственнымъ закономъ для

— 104 —
человека; защиту общины, какъ единственной
распорядительницы своей судьбы, которая должна отобрать
свои земли отъ феодальныхъ влад^зльцовъ и перестать
нести какую бы то ни было, денежную или личную,
службу государству—однимъ словомъ, стремлеше
осуществить на практике коммунизмъ и равенство. Когда,
наприм-Ьръ, Денка, одного изъ философовъ анабапти-
ческаго движешя, спросили, признаетъ ли онъ автори-
тетъ библш, онъ отвътилъ, что единственно обязатель-
нымъ для поведешя человека онъ признаетъ только
rfe правила, которыя онъ самъ находитъ для себя въ
библш. — Но эти самыя неопределенный формулы,
заимствованныя изъ церковнаго языка,—этотъ самый
авторитетъ „книги", въ которой легко найти доводы
за и противъ коммунизма и власти, эта особая
неясность въ вопросе о р'Ьшительномъ провозглашены
свободы, эта самая релипозная окраска движешя уже
заключала въ себе зародыши поражетя его.
Возникши въ городахъ, движете скоро
распространилось и на деревни. Крестьяне отказывались
повиноваться кому бы то ни было и, надевши старый сапогъ
или лапоть на копье, вместо знамени, отбирали у по-
м-Ьщиковъ захваченныя ими общинныя земли, разрывали
цепи крепостного рабства, прогоняли поповъ и судей
и организовывали вольныя общины. И только при
помощи костра, пытки и виселицы, только вырезавши въ
течете н-Ьсколькихъ л1зтъ больше 100,000 крестьянъ,
королевской или императорской власти удалось, при
поддержке папства и реформированной церкви—Лютеръ
толкалъ на убйства даже больше чемъ самъ папа—
положить конецъ этимъ возстатямъ, которыя, одно
время угрожали самому существовать» зарождавшихся
государствъ.
Лютеранская реформащя, сама родившаяся изъ
анабаптизма, помогала истреблешю народа и подавлетю
того самаго движешя, которому она была обязана, въ
начал-fe своего сз'ществовашя, всей своей силой. Остатки
этого громаднаго умственнаго течетя укрылись * въ

— 105 —
общинахъ „моравскихъ братствъ", которыя въ свою
очередь были раздавлены церковью и государствомъ.
И только небольпия уц-Ьл-Ьвппя группы ихъ спаслись,
переселившись, кто въ юго-восточную Россш, кто въ
Гренландда, гд-fe они и до сихъ поръ еще живутъ
общинами и отказываются нести какую бы то ни было
службу государству.
Съ этихъ поръ существоваше государства было
обезпечено. Юристъ, попъ, помёщикъ и солдатъ,
сомкнувшись въ дружный союзъ вокругъ трона, могли
теперь снова продолжать свою гибельную работу.
И сколько лжи было нагромождено историками объ
этомъ перюдгЫ Вс&хъ насъ учили въ школ-Ь, что
государство сослужило человечеству огромную службу,
создавши нацюнальные союзы на развалинахъ феодаль-
наго общества; что тате союзы оказывались прежде
неосуществимыми, всл1здств1е соперничества городовъ.
Мы всё учились этому въ школьные годы и почти всЬ
верили этому и въ зр-Ьломъ возраст-Ь.
И гЬмъ не менее теперь мы узнаемъ, что, несмотря
на все свое соперничество, средне-вековые города въ
течете четырехъ сотъ л-Ьтъ работали надъ сплочетемъ
этихъ союзовъ въ федерацш, основанныя на доброволь-
номъ соглашение, и что они вполне усп-Ьли въ этомъ.
Ломбардыай союзъ, наприм-Ьръ, охватывалъ всЬ
города сЬверной Италш и имълъ свою федеральную казну
въ Гену-fe и Веиецш. Друпя федерацш, какъ Тоскан-
скгй союзъ, РейнскШ союзъ (включавхшй 60 городовъ),
федеращя вестфальскихъ, богемскихъ, сербскихъ, поль-
скихъ и русскихъ городовъ—покрывали собою всю
Европу. Торговый Ганзейски* союзъ въ тоже время
обнималъ города Скандинавии северной Германш,
Польши и Россш вокругъ БалтШскаго моря. ВсЬ элементы,
нужные для образовашя добровольныхъ союзовъ и
даже само практическое осуществлеше ихъ здесь на
лицо.
До сихъ поръ можно еще вид-Ьть живые примеры
такихъ союзовъ. Посмотрите на Швейцар!ю. Тамъ

— 106 —
союзъ возникъ прежде всего между сельскими
общинами (старые кантоны), подобными существовавшимъи
во Францш въ Лаонской провинщи. Зат^мъ, такъ какъ
въ Швейцарш города никогда не отделялись вполне
отъ деревень (какъ это было въ другихъ странахъ,
где города вели обширную вн-Ьшную торговлю), то
швейцарсюе города помогли деревнямъ во время ихъ
возсташя въ шестнадцатомъ веке; союзу поэтому
удалось объединить и те и друпе въ одну федеращю и
уцелеть до сихъ поръ.
Но государство, по самой сущности своей, не мо-
жетъ терпеть вольнаго союза; для государственнаго
законника онъ составляетъ пугало: „государство въ
государстве!". Государство не хочетъ терпеть внутри
себя добровольная союза людей, существующаго
самого по себе. Оно признаетъ только подданныхъ.
Только государство и его опора—церковь—присвоили
себ-fe исключительное право быть соединительнымъзве-
номъ между отдельными личностями.
Понятно, поэтому, что государство непременно
должно было стремиться уничтожить города,
основанные на прямой связи между гражданами. Оно
обязано было уничтожить всякую внутреннюю связь въ
такомъ городе, уничтожить самый городъ, уничтожить
всякую связь между городами. На место федеративнаго
принципа оно должно поставить подчинеше и дисциплину.
Это самый основной его принципъ. Безъ него оно пе-
рестаетъ быть государствомъ и превращается въ
федеращю.
И вотъ весь шестнадцатый векъ, векъ резни и
войнъ, вполне исчерпывается этой борьбой на жизнь
и смерть, которую нарождающееся государство
объявило городамъ и ихъ союзамъ. Города осаждаются,
берутся приступомъ и разграбляются; ихъ населете
избивается и ссылается. Государство одерживаетъ
победу по всей лиши, и вотъ каковы последств1я этой
победы.
Въ пятнадцатомъ веке Европа была покрыта
богатыми городами; ихъ ремесленники, каменщики, ткачи и

— 107 —
р'Ьзчики производили чудеса искусства; ихъ
университеты клали основашя наукЗз; ихъ караваны пересекали
материки, а корабли бороздили моря и р-Ьки.
И что же осталось отъ всего этого черезъ двести
л-Ьтъ?—Города съ 50.000 и 100.000 жителей, какъ
Флоренция, гд1з было больше школъ и больше постелей въ
госпиталяхъ, на каждаго жителя, чтЬмъ теперь въ
наилучше обставленныхъ въ этомъ отношенш столицахъ,—
превратились въ захудалыя местечки. Ихъ жители были
или перебиты, или сосланы; ихъ богатства—присвоены
государствомъ или церковью. Промышленность увядала
подъ мелочной опекой чиновниковъ; торговля умерла.
Самыя дороги, которыя соединяли между собой города,
въ семнадцатомъ в^кЪ сделались непроходимыми.
Государство повсюду сЬяло войну, и война
опустошала Европу и раззоряла rfe города, которые
государство не успело раззорить непосредственно.
Но, можетъ быть, хоть деревня выиграла отъ этой
государственной централизацш? Нисколько! Посмотрите,
что говорятъ историки о жизни въ деревняхъ Шот-
ландш, Тосканы и Германш въ четырнадцатомъ в^кЪ,
и сравните это съ описашями деревенской нищеты въ
Англш въ 1648-мъ году, воФранцшпри „корол-Ь-солнц-Ь",
Людовике XIV, въ Германш, въ Италш,—¦однимъ сло-
вомъ, повсюду, посл1з стол'Ьтняго господства
Государства.
Везд-Ь нищета, которую единогласно признаютъ и
отм-Ьчаютъ всЬ. Тамъ, гд-fe крепостное право былоуже
уничтожено, оно подъ самыми разнообразными
формами было восстановлено, а гд-fe еще не было
уничтожено, оно оформилось, подъ покровомъ государства,
въ свирепое учреждеше, обладавшее всЬми
характерными особенностями древняго рабства, и даже хуже
того.
И развез можно было бы ожидать чего-нибудь
другого отъ Государства, разъ главной его заботой было
уничтожить, всл-Ьдъ за вольными городами, сельскую
общину, разрушить вс-fe связи, существовавшая между
крестьянами, отдать ихъ земли на разграблеше бога-
тымъ и подчинить ихъ, каждаго въ отдельности, власти
чиновника, попа и помещика?

— 108 —
VIII.
Уничтожить независимость городовъ; разграбить
торговый и ремесленныя гильдш; сосредоточить въ
своихъ рукахъ всю внешнюю торговлю городовъ и
убить ее; забрать въ свои руки внутреннее управлеше
гильдй и подчинить внутреннюю торговлю и ремесла,
во всккъ мельчайшихъ подробностяхъ, стаду чиновни-
ковъ, и тЬмъ самымъ убить и промышленность, и
искусства; задушить местное управлеше; уничтожить
местное ополчеше; задавить слабыхъ налогами въ пользу
сильныхъ и раззорить страну войной—такова была
роль нарождающагося Государства въ шестнадцатомъ
и семнадцатомъ стол'Ьпяхъ
То же самое, конечно, происходило и въ деревняхъ,
среди крестьянъ. Какъ только государство
почувствовало себя достаточно сильнымъ, оно поспешило
уничтожить сельскую общину, раззорить крестьянъ, вполн-fe
предоставленныхъ его.произволу, и разграбить
общинный земли.
Правда, историки и политико-экономы, состояице
на жаловань-Ь у государства, учили насъ всегда, что
сельская община представляетъ собою устар-Ьлую
форму землевлад-Ьшя, мешающую развитда землед^я,
и* что потому она осуждена была на исчезновеше подъ
вл1яшемъ естественныхъ экономическихъ силъ.
Политики и буржуазные экономисты продолжаютъ говорить
это и до сихъ поръ, и есть даже револющонеры и со-
шалисты (претендуюгще на назваше „научныхъ" соща-
листовъ), которые повторяютъ эту заученную ими въ
школ-Ь басню.
А между гЬмъ, это самая возмутительная ложь,
которую только можно встретить въ наук'Ь. Истор1я ки-
шитъ документами, несомненно доказывающими
всякому, кто только желаетъ знать истину (относительно
Франщи для этого достаточно прочесть хотя бы одного

— 109 —
Даллоза),—что государство прежде всего лишило
сельскую общину всякой независимости, всякихъ судеб-
ныхъ, законодательныхъ и административныхъ правъ;
а зат'Ьмъ ея земли были, или просто разграблены
богатыми подъ покровительствомъ государства, или же
конфискованы самимъ государствомъ.
*
Во Францш грабежъ этотъ начался еще въ шест-
надцатомъ столетш и продолжался еще бол-fee
деятельно въ семнадцатомъ. Еще въ 1659 г. государство
взяло общины подъ свое особое покровительство, и
достаточно прочесть указъ Людовика XIV (1667 г.),
чтобы понять, что за грабежъ общинныхъ земель
начался съ этого времени.—„Люди присваивали себе
земли, когда имъ вздумается... земли делились... чтобы
оправдать грабежъ, выдумывались долги, яко бы чис-
ливппеся за общинами",—говоритъ король въ этомъ
указ-Ь... а два года спустя онъ конфискуешь въ свою
собственную пользу всЬ доходы общинъ.—Вотъ что
называется „естественной смертью" на яко бы
научно мъ язык4.
Въ течете следующаго столет1я, по крайней мере,
половина веЬхъ общинныхъ земель была просто на
просто присвоена аристократсей и духовенствомъ подъ
покровительствомъ государства. И, несмотря на это,
общины все-таки продолжали существовать до 1784 г.
Общинники все еще собирались где нибудь подъ вя-
зомъ, распределяли земли, назначали налоги; сведешя
объ этомъ можно найти у Бабо (Babeau. Le vielage
sous l'ancien regime). Тюрго нашелъ, однако, что
общинные советы „слишкомъ шумны" и уничтожилъ ихъ въ
той провинцш, которой онъ управлялъ; на место ихъ
поставилъ собрашя выборныхъ,—изъ состоятельной
части населешя. Въ 1787 г., т. е. накануне револющи,
государство распространило эту меру на всю Францпо.
Млръ былъ уничтоженъ, и управлеше делами общинъ
перешло въ руки немногихъ синдиковъ. избранныхъ
наиболее зажиточными буржуа и крестьянами.
„Учредительное Собрате" поспешило подтвердить этотъ

— по —
законъ въ декабр-fe 1789 г., послчЬ чего буржуаз!я,
занявшая M-fecxo дворянъ, стала грабить остатки общин-
ныхъ земель. И только посл-fe ц-Ьлаго ряда крестьян-
скихъ бунтовъ Конвентъ, въ 1792 г., утвердилъ то,
что было уже сделано возставшими крестьянами въ
восточной Францш, т. е. издалъ распоряжеше о воз-
вращенш крестьянамъ общинныхъ земель. Но это
случилось только тогда, когда крестьяне своимъ возста-
шемъ и такъ уже отбили землю,—только тамъ, гд-fe
они это совершили на д-Ьл^, сами.
Такова, какъ известно, судьба всЬхъ револющон-
ныхъ законовъ: они осуществляются на практике
только тогда, когдау же являются совершившимся фак-
томъ.
ТЬмъ не мен-fee, Конвентъ не упустилъ случая
подпустить въ этотъ законъ буржуазнаго яда. Въ
немъ сказано, что земли, отнятия у дворянъ, должны
быть разд-Ьлены поровну только между „активными
гражданами"—то есть между деревенской буржуазией.
Однимъ почеркомь пера Конвентъ лишилъ такимъ
образомъ, права на землю „пассивныхъ гражданъ",
т. е. массу об'Ьдн'Ьвшихъ крестьянъ, которые больше
всего и нуждались въ общинныхъ угодьяхъ. Къ
счастью, въ ответь на это крестьяне опять стали
бунтоваться въ 1798 г. Тогда только Конвентъ издалъ
новый законъ, предписывавши разд^леше общинныхъ
земель между всЬми крестьянами. Но это
распоряжение никогда не было приведено въ исполнеше и
послужило лишь предлогомъ для новыхъ захватовъ
общинныхъ угоди.
#
ВсЬхъ этихъ м*Ьръ, казалось, было бы достаточно,
чтобы заставить общины „умереть естественной
смертью"—какъ выражаются эти господа. И, однако,
общины продолжали существовать. 24 Августа 1794 г.
господствовавшая тогда реакцюнная 'власть нанесла
имъ новый ударъ. Государство конфисковало set
общинныя земли, сделало изъ нихъ запасный фондъ,
обезпечиваюпцй нацюнальный долгъ, и начало прода-

— Ill —
вать ихъ съ аукщона крестьянамъ, а больше всего
сторонникамъ буржуазнаго переворота, кончившагося
казнью якобинцевъ, т. е. „термидорцамъ".
Къ счастью, 2 ГIpepiaля пятаго года, этотъ законъ
былъ отмйненъ, посл-fe трехл'Ьтняго существовашя. Но
въ то же время были уничтожены и общины, на мЪсто
которыхъ были учреждены „кантональные советы",
которые государство легко могло наполнять своими
чиновниками. Такъ продолжалось до 1801 г., когда
сельсшя общины были опять возстановлены; но за то
правительство присвоило себ-Ь право назначать мэровъ
и синдиковъ во вс-fe 36,000 общинъ Францш! Эта
нелепость продолжала существовать до револющи 1830 г.,
посл-Ь которой былъ возобновленъ законъ 1784 г. Въ
промежутокъ между этими м-рами общинныя земли
подверглись опять конфискацш государствомъ въ
1813 г.; загЬмъ въ течете трехъ л^тъ предавались
разграблетю. Остатки земель были возвращены только
въ 1816 году.
Но и это еще былъ не конецъ. Каждое новое
правительство видело въ общинныхъ земляхъ источникъ,
изъ котораго можно было черпать награды для людей,
которые служили правительству поддержкой.
Посл-Ь 1830 г., три раза—въ первый въ 1837 г. и
въ посл-ЬднШ, уже при Наполеоне III—издавались
законы, пред пл'и с ы в а в ш i e крестьянамъ разд-Ьлить
общинные л-feca и пастбища подворно; и вс-Ь три раза
правительства были вынуждены отм-Ьнять эти законы,
въ виду сопротивлешя крестьянъ. Т-Ьмъ не мен-fee, На-
полеонъ III ум^лъ все-таки воспользоваться этимъ и
утянуть для своихъ любимцевъ несколько крупныхъ
им-ЬнШ.
*
Таковы факты и таковы „экономичесгае законы",
подъ в?д*Ьшемъ которыхъ общинное землевлад'Ьше во
Францш умерло „естественною смертью". Посл-Ь этого,
можетъ быть, и смерть на пол-fe сражешя ста тысячъ
солдатъ есть также „естественная смерть"?

— 112 —
To, что произошло во Францш, случилось также въ
Бельгш, въ Англш, въ Германш, въ Австрщ короче
говоря, во всей ЕвроггЬ, за исключешемъ славянскихъ
странъ. Странн-fee всего то, что и перюды разграблешя
общинъ во всЬхъ странахъ Западной Европы также
совпадаютъ. Разница была только въ пр!емахъ. Такъ,
въ Англш не р-Ьшались проводить общихъ м-Ьръ, а
предпочли издать несколько тысячъ отд-Ьльныхъ ак-
товъ объ обгораживай!и, которыми дворянско-
буржуазный парламентъ въ каждомъ отд^льномъ
случае утверждалъ конфискащю земли, облекая помещика
правомъ удерживать за собой обгороженную имъ землю.
И несмотря на то, что въ Англш до сихъ поръ еще
видны сл-Ьды гёхъ бороздъ, которыя служили для
передала общинныхъ земель на участки, по столько-то
на семью, и что мы находимъ въ сочинешяхъ Маршаля
ясное описание этого рода землевлад'Ьшя,
существовавшая еще въ начале 19-го в-Ька—до сихъ поръ еще
находятся ученые люди (врод-Ь Сибома, достойнаго
ученика Фюстель де Куланжа), которые утверждаютъ, что
въ Англш сельскихъ общинъ никогда не существовало
помимо крепостного права!
Т-Ь же прхемы мы видимъ и въ Бельгш, и въ
Германии, и въ Италш, и въ Испанш. Присвоеше въ
личную собственность прежнихъ общинныхъ земель было
такимъ образомъ почти завершено къ пятидесятымъ
годамъ 19-го стол-Ь^я. Крестьяне удержали за собой
лишь жалше клочки своихъ общинныхъ земель. Вотъ
къ чему привелъ союзъ взаимнаго страховашя между
пом-Ьщикомъ, попомъ, солдатомъ и судьей—т. е.
Государство—въ отношенш къ крестьянамъ, которыхъ
онъ лишилъ послЪдняго средства обезпечешя отъ
нищеты и экономическаго рабства.
*
Теперь спрашивается,—организуя и покрывая,
такимъ образомъ, грабежъ общинныхъ земель, могло ли

— 113 —
государство допустить существование общины, какъ
органа м-Ьстной жизни?
Очевидно н-Ьтъ.
Допустить, чтобы граждане образовали въ своей
среди союзъ, которому были бы присвоены н-Ькоторыя
обязанности государства, было бы противор,Ьч1емъ
государственному принципу. Государство требуетъ
прямого и личнаго подчинения себЗз подданныхъ, безъ по-
средствующихъ группъ; оно требуетъ равенства въ
рабстве: оно не можетъ терпеть „государства въ го-
суд ар ств-Ь".
Поэтому то въ шестнадцатомъ стол'Ьтш, какъ только
государство начало складываться, оно и приступило къ
разрушент связей, существовавшихъ между
гражданами въ городахъ и въ деревняхъ. Если оно иногда и
мирилось съ некоторой гЬнью самоуправлешя въ го-
родскихъ учреждешяхъ — но никогда съ
независимостью,—то это делалось исключительно ради фискаль-
ныхъ ц-Ьлей, ради возможно большаго облегчешя об-
щаго государственнаго бюджета, или же для того, чтобы
дать возможность состоятельнымъ людямъ въ городахъ
обогащаться на счетъ народа; это происходило, напри-
м-Ьръ, въ Англш до самаго посл'Ьдняго времени и
отражается до сихъ поръ въ ея учреждешяхъ и обычаяхъ:
все городское хозяйство, вплоть до самаго посл'Ьдняго
времени было въ рукахъ н'Ьсколькихъ богатыхъ ла-
вочниковъ.
И это вполне понятно. М-Ьстная жизнь развивается
изъ обычнаго права, тогда какъ римсюй законъ ведетъ
къ централизацш власти. Одновременное существоваше
того и другого невозможно: одно изъ двухъ должно
исчезнуть.
Вотъ почемзг, напр., въ Алжир-Ь, при французскомъ
управленш, когда кабильская джемма, или сельская
община, ведетъ какой-нибудь процессъ о своихъ зем-
ляхъ, каждый членъ общины долженъ обратиться къ
суду съ отдельною просьбой, такъ какъ судъ скорее
выслушаетъ пятьдесятъ или двести отдЪльныхъ
просителей, ч-Ьмъ одно коллективное ходатайство ц'Ьлой
джеммы. ЯкобинскШ уставъ Конвента (изв-Ьстны подъ
именемъ кодекса Наполеона) не признаетъ обычнаго
8

— 114 —
права: для него существуетъ только римское, или
скорее византийское право.
Вотъ почему, если гдЗз-нибудь во Францш сломаетъ
вФтромъ дерево на большой дорогб, или, если какой-
нибудь крестьянинъ пожелаетъ заплатить камнелому
два или три франка, вм-Ьсто того, чтобы самому чинить
известный участокъ общинной дороги, то для этого
должны засЬсть и царапать перьями ц-Ьлыхъ
пятнадцать чиновниковъ министерства внутреннихъ д?лъ и
государственнаго казначейства; эти велиюе д-Ьльцы
должны обменяться бол'Ье ч^мъ пятидесятью бумагами,
и только тогда дерево будетъ продано, а крестьянинъ
получить разр^шеше внести свои два-три франка въ
общинную кассу.
Вамъ это, можетъ быть, покажется нев-Ьроятнымъ?
Посмотрите въ Journal des Economistes статью Трикоша,
который составилъ подробный списокъ всЬхъ этихъ
пятидесяти бумагъ.
И это, не забудьте, происходить при третьей
республике: я зд-Ьсь не говорю о „варварскихъ" npieMaxb
стараго порядка, который ограничивался всего пятью
или шестью бумагами. Понятно, почему ученые гово-
рятъ, что въ то варварское время контроль
государства былъ только номинальный.
Но еслибы д-Ьло было только въ этомъ! Что
значило бы, въ конц-fe концовъ, лишнихъ 20.000
чиновниковъ и несколько сотъ лишнихъ миллюновъ рублей
въ бюджетЫ В"Ьдь это cyoxie пустяки для любителей
„порядка" и единообраз!я.
Но важно то, что надо веЬмъ этимъ лежитъ н-Ьчто
гораздо худшее: самый принципъ, убиваюлцй все
живое.
У крестьянъ одной и той же деревни всегда есть
тысячи общихъ интересовъ: интересы хозяйственные,
отношенхе между сос-Ьдями, постоянное взаимное обще-
Hie; имъ по необходимости приходится соединяться
между собою ради всевозможн-Ьйшихъ ц-Ьлей. Но
такого соединешя государство не любить. Оно даетъ имъ

— 1L5 —
школу, попа, полицейскаго и судью; чего же имъ больше?
И если у нихъ явятся еще каюя-нибудь нужды, они
должны въ установленномъ порядк'Ь обращаться къ
церкви и къ государству.
Такъ, до 1883 года во Франщи крестьянамъ строго
запрещалось составлять между собою кате бы то ни
было союзы, хотя бы для того, напр., чтобы покупать
BM-fccrfc химическое удобреше, или осушать свои поля.
Республика решилась, наконецъ, даровать крестьянамъ
эти права только въ 1883—86 годахъ, когда былъ из-
данъ законъ о синдикатахъ, хотя и урезанный
всевозможными ограничешями и м-рами предосторожности.
Раньше этого, во Франщи всякое общество, имевшее
бол'Ье 19-ти членовъ, считалось противозаконными
И нашъ умъ такъ извращенъ полученнымъ нами
государственнымъ образовашемъ, что мы радуемся, на
прим-Ьръ, тому, что землед'Ьльчесюе синдикаты начали
съ тккъ поръ быстро распространяться во Франщи,
не подозревая того, что право союзовъ, котораго
крестьяне были лишены ц-Ьлыя стол-кпя, составляло ихъ,
естественное достояше въ средше в4ка; что это было
безспорное достояше всякаго и каждаго, свободнаго
или кръпостного. А мы, настолько пропитались раб-
скимъ духомъ, что воображаемъ, будто это право со-
ставляетъ одно изъ „завоевашй демократии".
Вотъ до какого невежества довели насъ наше
исковерканное и извращенное государствомъ образоваше
и наши государственные предразсудки!
IX,
— „Если у васъ есть кашя-нибудь обшдя нужды въ
город-fe или въ деренн-fe, обращайтесь съ ними къ церкви
и къ государству. Но вамъ строго воспрещается
соединяться BM-fecrfe непосредственно и заботиться о нихъ
еамимъ". Эти слова раздаются по всей Европ-fc, начиная
съ шестнадцатаго столЪт1я. Уже въ указ*Ь англШскаго
короля Эдуарда III, обнародованномъ въ концгЬ четыр-
8*

— 116 ~
надцатаго стол-кпя, мы читаемъ, что „все союзы,
товарищества, собратя, организованныя общества,
статуты и присяги, уже установленныя или имеющая быть
установленными среди плотниковъ и каменьщиковъ,
отныне будутъ считаться недействительными и
упраздненными". Но когда возсташя городовъ и друпя
народныя движешя, о которыхъ говорилось выше, были
подавлены, и государство почувствовало себя полнымъ
хозяиномъ, оно решилось наложить руку на всЬ безъ
исключешя, народныя учреждетя (гильдш, братства и
т. д.), которыя связывали до сихъ поръ и ремеслен-
никовъ, и крестьянъ. Оно прямо уничтожило ихъ и
конфисковало ихъ имущества.
Особенно ясно это видно въ Англш, где суще-
ствуетъ масса декументовъ, отм^чающихъ каждый шагъ
этого уничтожешя. Мало по малу государство начинаетъ
давить на гильдш и братства все сильнее и сильнее.
Оно постепенно отм*Ьняетъ, сначала ихъ союзы> потомъ
ихъ празднества, ихъ старшинъ, которыхъ оно
заменило своими собственными чиновниками и судьями,
ЗагЬмъ, въ начале пятнадцатаго века, при Генрихе VIII,
государство уже прямо и безъ всякихъ церемонш
конфискуетъ имущество гильдШ. Насл*Ьдникъ „велйкаго"
протестанскаго короля, Эдуардъ VI, докончилъ работу
своего отца *).
Это былъ настоящш дневной грабежъ, „безъ вся-
каго оправдашя", какъ совершенно верно говоритъ
Торольдъ Роджерсъ. И этотъ то самый грабежъ такъ
называемые „научные" экономисты выдаютъ намъ
теперь за „естественную" смерть гильдш подъ вотянаемъ
экономическихъ законовъ!
Ивъ самомъ д^ле, могло ли государство терпеть
гильдш или корпорацш, съ ихъ торговлей, съ ихъ
собственнымъ судомъ, собственной милищей, казной и
организащей, скрепленной присягой? Для государствен-
ныхъ людей оне были „государствомъ въ гооударстве"
*) См. работы Toulmin Smith, о Гюидахъ.

— 117 —
Государство было обязано раздавить ихъ, и оно,
действительно, раздавило ихъ повсюду—въ Англш, во
Францш, въ Германш, въ Богемш, сохранивши отъ
нихъ лишь внешнюю форму, удобную для его фискаль-
ныхъ ц-Ьлей и составляющую просто часть огромной
административной машины.
Удивительно ли посл*Ь этого, что гильдш и ремелен-
ные союзы, лишенные всего того, что прежде составляло
ихъ жизнь, и подчиненные королевскимъ чиновникамъ,
превратились въ 18-мъ стол^тш лишь въ бремя, въ
препятств!е для промышленнаго развит1я, вместо того,
чтобы быть самой сущностью его, какой они были за
четыреста л-Ьтъ до того? Государство убило ихъ.
Въ самомъ д-Ьл-Ь, оно не только уничтожило ту
независимость и самобытность, которыя были
необходимы для жизни гилыпй и для защиты ихъ отъ втор-
жешя государства, оно не только конфисковало Bcfe
богатства и имущества гильдш: оно вм^сгЬ съ гЬмъ
присвоило себЪ и вс-Ь ихъ экономичесшя отправлешя.
Когда внутри средневекового города случалось
столкновеше промышленныхъ интересовъ, или когда
двтЬ гильдш не могли придти къ обоюдному соглашент,
за разр'Ьшешемъ спора не къ кому было больше
обращаться, какъ ко всему городу. Спорянця стороны
бывали принуждены сойтись на чемъ-нибудь, найти
какой-нибудь компромиссу потому что всЬ гильдш
города были заинтересованы въ этомъ. И такой ком-
промиссъ находили; иногда, въ случа-fe нужды, въ
качестве третейскаго судьи приглашался сос-Ьдшй
городъ.
Отныне единственнымъ судьей являлось
государство. По поводу каждаго мельчайшаго спора, въ ка-
комъ-нибудь ничтожномъ городке въ несколько сотъ
жителе!!—въ королевскихъ и парламентскихъ канце-
ляр1яхъ скоплялись вороха безполезныхъ бумагъ и
кляузъ. АнглйскШ парламентъ, наприм-Ьръ, былъ
буквально заваленъ тысячами такихъ мелкихъ мЗзстныхъ
дрязгъ. Пришлось держать въ столице тысячи чинов-
никовъ (большею частью продажныхъ), чтобы
сортировать, читать, разбирать вс-fc эти бумаги и постановлять
по нимъ р-Ьшешя; чтобы регулировать и упорядочивать

— J18 —
ковку лошадей, балете полотна, солеше селедокъ,
д-Ьланье бочекъ и т. д. до безконечности... а кучи дЬлъ
все росли и росли!
Но и это было еще не все. Скоро государство
наложило свою руку и на внешнюю торговлю. Оно
увидело въ ней средство къ обогащенго и поспешило
захватить его. Прежде, когда между двумя городами
возникало какое-нибудь разноглаае по поводу стоимости
вывозимаго сукна, чистоты шерсти или вместимости
боченковъ для селедокъ, города сносились по этому
поводу между собою. Если споръ затягивался, они
обращались къ третьему городу и призывали его въ
третейсше судьи (это случалось сплошь и рядомъ);
или же созывался особый съ^здъ гильдш ткачей, или
бочаровъ, чтобы придти къ международному
соглашению, на счетъ качества и стоимости сукна или
вместимости бочекъ. Теперь явилось государство, которое
взялось решать все эти споры изъ одного центра, изъ
Парижа или Лондона. Оно начало предписывать черезъ
своихъ чиновниковъ объемъ бочекъ, качество сукна,
число нитокъ и ихъ толщину въ основе и утктЬ; оно
начало вмешиваться своими распоряжешями въ
подробности каждаго ремесла.
Результатъ вамъ известенъ. Задавленная этимъ кон-
тролемъ, промышленность въ 18-мъ столетия вымирала.
Куда, въ самомъ деле, девалось искусство Бенвенуто
Челлини подъ опекой государства?—Оно умерло! А
что сталось съ архитектурой техъ гильдш каменщиковъ
и плотниковъ, произведешямъ которыхъ мы удивляемся
до сихъ поръ?—Стоить лишь взглянуть на уродливые
памятники государственнаго пергода, чтобы сразу
ответить, что архитектура замерла, замерла настолько
что и до сихъ поръ еще не можетъ оправиться отъ
удара, нанесеннаго ей государствомъ.
Что сталось съ брюжскими полотнами, съ
голландскими сукнами? Куда девались те кузнецы, которые
умели такъ искусно обращаться съ железомъ, что
чуть ли не во всякомъ европейскомъ городке изъ подъ

— 119 —
ихъ рукъ выходили изящнейиля украшен!я изъ этого
неблагодарнаго металла? Куда девались токари»
часовщики, rfe мастера, которые создали въ средте в-Ька
славу Нюренберга своими точными инструментами?
Вспомните хотя бы Джемса Уатта; въ конце восем-
надцатаго в-Ька онъ напрасно искалъ въ продолжеше
тридцати л'Ьтъ людей, которые сумели бы выточить
точные цилиндры для его паровой машины; его Miposoe
изобретете въ течете тридцати л1зтъ оставалось
грубой моделью, за неим-Ьтемъ мастеровъ, которые могли
бы сделать по ней машину.
Таковы были результаты вмешательства госзщарства
въ промышленность. Все что оно сумело сделать—это
придавить, принизить работника, обезлюдить страну,
посиять нищету въ городахъ, довести миллюны людей
въ деревняхъ до голодатя,—выработать систему
промышленная рабства.
И вотъ эти то жалше остатки старыхъ гильдШ, эти
то организмы, раздавленные и задушенные государ-
ствомъ, эти то безполезныя части государственной
администращи—„научные" экономисты см-Ьшиваютъ въ
своемъ невежестве со средневековыми гилыйями! То,
что было уничтожено великой револющей, какъ помеха
промышленности, ^ыли уже не гильдш, и даже не ра-
боч!е союзы: эта были безполезныя и даже вредныя
части государственной машины.
Но что револющя тщательно сохранила, это—власть
государства надъ промышленностью, надъ промышлен-
нымъ рабомъ—рабочимъ.
Вспомните, что говорилось въ Конвенте—въ страш-
номъ террористическомъ Конвенте—по поводу одной
стачки, въ ответъ на требоватя стачечниковъ (цитирую
на память): „Одно государство имеетъ право блюсти
интересы гражданъ. Вступая въ стачку, вы составляете
коалицш, вы создаете государство въ государстве. А
потому—смертная казнь за стачку!"
Обыкновенно въ этомъ ответе видятъ только
буржуазный характеръ французской револющи. Но нетъ ли

— 120 —
въ немъ еще и другого, бол-fee глубокаго смысла? Не
указываетъ ли онъ на отношение государства ко всему
обществу вообще—отношение, нашедшее себ'Ь самое
яркое выражеше въ якобинств-fe 1793 года?
„Если вы ч*Ьмъ-нибудь недовольны, обращайтесь къ
государству! Оно одно им'Ьетъ право удовлетворять
жалобы своихъ подданныхъ. Но соединяться вм^сгЬ
для самозащиты—этого нельзя!" Въ этомъ то смысле
республика и назвала себя единственной и нераздельной.
И разв^ не такъ же думаетъ и современный соща-
листъ-якобинецъ? Разв-fe Конвентъ съ присущей ему
свир-Ьпой логикой, не выразилъ его сокровенной мысли?
Въ этомъ отв-ferfe Конвента выразилось отношеше
всякаго государства ко вЫзмъ сообществами ко всЬмъ
частнымъ организащямъ, каковы бы ни были ихъ
ц-Ьли.
Что касается стачки въ России, она и теперь еще
считается преступлешемъ противъ государства.
Въ значительной степени то же можно сказать и о
Гермаши, гд-fe императоръ Вильгельмъ еще недавно
говорилъ углекопамъ: „Обращайтесь ко мн^; но если
вы когда-нибудь посм-Ьете действовать въ своихъ инте-
ресахъ сами, вы скоро познакомитесь со штыками
моихъ солдатъ!"
Го-же самое почти всегда происходить и во Фран-
щи. И даже въ Англш, только послгЬ стол'ЬтШ борьбы
путемъ тайныхъ обществъ, путемъ кинжала, пускае-
маго въ ходъ противъ предателя и хозяина, путемъ
подкладывания пороха подъ машины (не дальше, какъ
въ i860 году) наждака въ подшипники и т. п,, англй-
скимъ рабочимъ почти удалось добиться права стачекъ.
Они скоро добьются его окончательно, если только не
попадутъ въ ловушку, уже разставленную имъ госу-
дарствомъ, которое хочетъ навязать имъ обязательное
посредничество въ столкновешяхъ съ хозяевами, въ
обм'Ьнъ на законъ о восьми-часовомъ рабочемъ дн-fe.
Больше ста л-Ьтъ ужасной борьбы! И сколько стра-
данШ, сколько рабочихъ умерло въ тюрьмахъ, сколько

— 121 —
сослано въ Австралш, убито, повышено! И все это
для того, чтобы возвратить себ'Ь то право
соединяться въ союзы, которое—повторяю
опять—составляло достояше каждаго челов-Ька, свободнаго или
крепостного въ rfe времена, когда государство еще ке
успело наложить свою тяжелую руку на общество *).
•Jf
Но не только pa6o4ie подверглись этой участи.
Вспомните о той борьб-fe, которую пришлось
выдержать съ государствомъ буржуазш, чтобы добиться
права образовывать торговыя общества—права,
которое государство предоставило ей только тогда, когда
увидало въ такихъ обществахъ легки способъ
создавать монополш въ пользу своихъ служителей и
пополнять свою казну. А борьба за право говорить,
писать, или даже думать не такъ, какъ велитъ
государство посредствомъ своихъ академш, университетовъ и
церкви! А борьба за право учить, хотя бы только
грамотЬ! право, которое государство оставляетъ за
собой, и которымъ оно не пользуется. А право даже
веселиться сообща? Я уже не говорю о выборныхъ
судьяхъ, или о томъ, что въ средние вЗжа человеку
очень часто предоставлялось самому выбирать, у
какого судьи онъ желаетъ судиться и по какому закону.
И я не говорю также о той борьб-fe, которая еще
предстоитъ намъ, прежде ч-Ьмъ наступитъ день, когда
будетъ сожжена книга возмутительныхъ наказавпй,
порожденныхъ духомъ инквизицш и восточныхъ дес-
*) Даже и теперь, не далве, какъ въ 1903 г., при консерва-
тивномъ министерстве, право стачекъ снова подорвано. Шалата
Лордовъ, действуя какъ высшая судебная инстанция,
постановила следующее: въ случае стачки, если будетъ доказано, что
рабочей согозъ отгоеаривалъ—просто отговаривалъ, безъ устраше-
тя силою, черезъ своихъ подчасковъ—рабочихъ, собиравшихся
заступить мгБста забастовавшихъ рабочихъ, то весь работав
союзъ отв'вчаетъ своею кассою, за убытки, понесенные хозяевами.
Въ известной Taff Vale забастовке, рабочгй союзъ допженъ былъ
уплатить хозяевамъ свыше 50,000 $ун., т. е. бодйе полу-мил-
лЛона рублей. Второй такой же случай былъ поднять недавно, и
рабочш союзъ кончилъ дгвло, признавъ себя должнымъ 300,000 руб.

— 122 —
потш, книга, известная подъ назвашемъ Уголовнаго
Закона.
* *
#
Или посмотрите на систему налоговъ—учреждеше
чисто государственнаго происхождешя, являющееся
могучимъ оругиемъ въ рукахъ государства, которое
пользуется имъ, какъ во всей Европе, такъ и въ мо-
лодыхъ республикахъ Соединенныхъ Штатовъ
Америки, для того, чтобы держать подъ своей властью
массы населения, доставлять выгоды своимъ
сторонникам^ раззорять большинство въ угоду правящему
меньшинству, и поддерживать старыя общественныя
д-Ьлешя, старыя касты.
Посмотрите на войны, безъ которыхъ государство
не можетъ ни образоваться, ни существовать,—войны
которыя делаются неизбежными, какъ только мы до-
пустимъ, что известная местность (только потому, что
она составляетъ одно государство) можетъ иметь
интересы, противоположные интересамъ сосЬднихъ
местностей. Подумайте только о прошлыхъ войнахъ,
и будущихъ, которыя грозятъ намъ; о войнахъ за
торговые рынки; о войнахъ для созданю колошальныхъ
империи.. А мы веЬ знаемъ, какое рабство несетъ съ
собой война, все равно кончается ли она победой или
поражешемъ.
•К- -S
¦к
Но изъ всЬхъ перечисленныхъ мною золъ, едва ли
не самое худшее—это воспиташе, которое намъ даетъ
государство, какъ въ школе, такъ и въ последующей
жизни. Гасударственное воспиташе такъ извращаетъ
нашъ мозгъ, что само поняйе о свободе въ насъ
исчезаетъ и заменяется поняташи рабскими.
Грустно видеть, какъ глубоко мног!е изъ техъ,
которые считаютъ себя революционерами, ненавидятъ
анархистовъ только потому, что анархическое понят1е
о свободе не укладывается въ то узкое и странное
представлеше о ней, которое они почерпнули изъ сво-

— 128 —
его проникнутаго государственными духомъ воспита-
шя. А между гёмъ, намъ приходится встречаться съ
этимъ на каждомъ шагу.
Зависитъ это отъ того, что въ молодыхъ умахъ
всегда искусно развивали и до сихъ поръ развиваютъ
духъ доброволькаго рабства, съ целью упрочить на
веки подчинеше подданнаго государству.
Философш, проникнутую любовью къ свободе,
всячески стараются задушить
католически-государственною философ1ей. Исторто извращаютъ, начиная
уже съ самой первой страницы, где разсказываются
басни о меровингскихъ, каролингскихъ и рюриков-
скихъ динаспяхъ,—и до самой последней, где
воспевается якобинство, а народъ и его роль въ созданш
общественныхъ учреждетй обходятся молчашемъ. Даже
естествознаше ухитряются извратить въ пользу дву-
головаго идола, церкви и государства; а психолопю
личности, и еще больше общества, искажаютъ на
каждомъ шагу, чтобы оправдать тройственный союзъ—
изъ солдата, попа и палача.
Даже теор1я нравственности, которая въ течете
ц-Ьлыхъ стол*ЬтШ проповедовала повиновеше церкви,
или той или другой, якобы священной книге,
освобождается теперь отъ этихъ путь, только затемъ,
чтобы проповедовать повиновеше государству. „У
васъ нетъ никакихъ прямыхъ обязанностей по
отношение къ вашему ближнему, въ васъ нетъ даже
чувства взаимности; все ваши» обязанности—обязанности,
по отношенш къ государству; безъ государства вы
перегрызли бы другъ другу горло",—учить насъ эта
новая релипя, называющая себя „научною", въ то
время какъ она молится все тому же, престарому,
римскому и кесарьскому божеству. „Соседъ, другъ, общин-
никъ,. со-гражданинъ,—ты долженъ забыть все это! ты
долженъ сноситься съ другими не иначе, какъ чрезъ
посредство одного изъ органовъ твоего государства.
И всё вы должны упражняться въ одной добродетели:
учиться быть рабами государства. Государство—твой
Богъ!"
И это прославлете государства и дисциплины', надъ
которыми трудятся и церковь, и университету и пресса.

— 124 —
и политическая партш, производятся съ такимъ ycn-fe-
хомъ, что даже революционеры не см-Ьютъ смотр-Ьть
этому новому идолу прямо въ глаза.
Современный радикалъ—централистъ,
государственник и якобинецъ до мозга костей. По его же сто-
памъ идутъ и сощалисты. Подобно флорентинцамъ
конца пятнадцатаго стол?т1я? которые отдались въ
руки диктатуры государства, чтобы спастись отъ
деспотизма патрищевъ, современные сощалисты не на-
ходятъ ничего лучшаго, какъ призвать гбхъ же бо-
говъ—ту же диктатуру, то же государство, чтобы
спастись отъ гнусностей экономической системы,
созданной гЬмъ же государствомъ!
X.
Если вы вникнете глубже во всЬ rfc
разнообразные -факты, которыхъ мы могли лишь поверхностно
коснуться въ этомъ очерке; если вы посмотрите на
государство, какимъ оно явилось въ исторш, и ка-
кимъ по существу своему продолжаетъ быть и теперь;
если вы убедитесь, какъ убедились мы, что
общественное учреждете не можетъ служить безразлично
всЬмъ ц-Ьлямъ, потому что, какъ всякШ органъ, оно
развивается ради одной известной функцш, а не ради
веЬхъ безразлично,—вы поймете, почему мы неизбежно
приходимъ къ заключенно о необходимости уничтоже-
юя государства.
Мы видимъ въ немъ учреждеше, которое въ течете
всей исторш человЪческихъ обществъ служило для
того, чтобы м'Ьщать всякому союзу людей между
собою, чтобы препятствовать развитда мЗзстнаго почина,
душить уже существуюпця вольности и м-Ьшать возник-
новенш новыхъ. И мы знаемъ, что учреждеше,
которое прожило уже несколько стол-ЬтШ и прочно
сложилось въ известную форму, ради того, чтобы
выполнить известную роль въ исторш, не можетъ* быть
принаровлено къ роли противоположной.

— 125 —
Что же намъ говорятъ въ ответь на этотъ доводъ,
неопровержимый для всякаго, кто только задумывался
надъ HCTopieft? Намъ противопоставляютъ возражеше
почти д-Ьтское: „Государство уже есть, оно сущест-
вуетъ и представляетъ готовую и сильную организащю.
ЗачтЬмъ же разрушать ее, если можно ею
воспользоваться? Правда, теперь она вредна, но это потому, что
она находится въ рукахъ эксплуататоровъ. А разъ она
попадетъ въ руки народа, почему же ей не послужить
для благой ц-Ьли, для народнаго блага?"
Это—все та же мечта шиллеровскаго маркиза Позы,
пытавшагося превратить самодержав1е въ opyflie осво-
бождешя, или мечта аббата Фромана въ романе Золя,
„Римъ", пытающагося сд-Ьлать изъ католической церкви
рычагъ сощализма!...
Не грустно ли, что приходится отвечать на тате
доводы? В-Ьдь гЬ, кто разсуждаетъ такимъ образомъ,
или не им-Ьетъ ни мал-Ьйшаго понят!я объ
исторической роли государства, или же представляетъ себ?
сощальную револющю въ такомъ жалкомъ и ничтож-
номъ вид^, что она не им-Ьетъ ничего общаго съ
социалистическими стремлешями.
* #
#
Возьмемъ, какъ конкретный прим-Ьръ, Франщю.
ВсЬмъ намъ изв'Ьстенъ тотъ поразительный фактъ, что
третья республика во Францш, несмотря на свою
республиканскую форму, остается по существу
монархической. Всё мы упрекаемъ ее за то, что она оказалась
неспособной сд-Ьлать Франщю республиканской; я уже
не говорю о томъ, что она ничего не сделала для со-
щальной революцш: я хочу только сказать, что она
даже не внесла республиканскихъ нравовъ и
республиканская духа. Въ самомъ д-Ьл1>, вЪдь, все то
немногое, что, действительно, было сделано въ течете
послЪднихъ двадцати пяти л^тъ для демократизацш
нравовъ или для распространешя просвЪщетя,—д-Ьла-

— 126 —
лось повсюду, даже и въ европейскихъ моиарх1яхъ,
подъ давлешемъ духа того времени, которое мы пере-
живаемъ.—Откуда же явился во Францш этотъ
странный государственный строй — республиканская мо-
нарх1я?
Происходить онъ отъ того, что Франщя была и
осталась государствомъ, въ той же Misp-fe, въ какой она
была тридцать лЪтъ тому назадъ. Имена правителей
изменились, но все это огромное чиновничье здаше,
созданное во Францш по образцу императорскаго Рима,
осталось; колеса этого громаднаго механизма продол-
жаютъ по прежнему обмениваться пятидесятью
бумагами каждый разъ, когда в-Ьтромъ снесетъ дерево на
большой дорог-fe. Штемпель на бумагахъ изменился,
но государство, его духъ, его органы, его
территор1альная централизащя и централизащя функ-
щй—остались безъ перемены. Мало того: какъ всяк1е
паразиты, они день ото дня все больше и больше
расползаются по всей стран*.
Республиканцы—по крайней wribp-fe искренше—долго
льстили себя надеждой, что имъ удастся
воспользоваться государственной организащей для того, чтобы
произвести пбрем-Ьну въ республиканскомъ смыслгЬ; мы
видимъ теперь, какъ они обочлись.
Вместо того, чтобы уничтожить старую организа-
щю, уничтожить государство и создатьновыя формы
объединешя, исходя изъ самыхъ основныхъ единицъ
каждаго общества—изъ сельской общины, свободнаго
союза рабочихъи т. д.—они захотели „воспользоваться
старой, уже существующей организащей". И за это
непонимание той истины, что историческое учреждеше
нельзя заставить по произволу работать, то въ томъ,
то въ другомъ направленш, что оно им1зетъ свой
собственный путь развитая, они поплатились тЬмъ, что
были сами поглощены этимъ учреждешемъ.
А между т-Ьмъ, зд^сь д1зло еще не шло объ изм-Ь-
ненш всЬхъ экономическихъ отношешй общества, какъ
идетъ у насъ: вопросъ былъ лишь въ изм^ненш н-Ько-
торыхъ политическихъ отношешй между людьми.

— 127 —
« *
И несмотря на эту полную неудачу, несмотря на
такой жалкЙ результатъ, намъ все еще продолжаютъ
повторять, что завоеваше государственной власти на-
родомъ будетъ достаточно для совершетя сощальной
револющи. Насъ хотятъ уверить, несмотря на вс-fe
неудачи, что старая машина, старый организмъ, медленно
выработавшиеся въ течете хода исторш съц*клью
убивать свободу, порабощать личность, подыскивать для
пригЬснешя законное основанхе, отуманивать челов'Ъ-
чесше умы, постепенно пр1учая ихъкъ рабству мысли—
какимъ то чудомъ вдругъ окажется пригоднымъ для
новой роли: вдругъ явится и оруддемъ, и рамками, въ
которыхъ создастся новая жизнь, водворится свобода и
равенство на экономическомъ основанш, наступитъ
пробуждеше общества и завоеваше имъ лучшаго бу-
дущаго!...
Какая нел-Ьпость! Какое непонимаше исторш!
Чтобы дать просторъ широкому росту сощализма,
нужно вполне перестроить все современное общество,
основанное на узкомъ лавочническомъ индивидуализм-Ь.
Вопросъ не только въ томъ, чтобы, какъ иногда
выражаются на метафизическомъ языке, „возвратить
рабочему ц-Ьликомъ весь продуктъ его труда", но въ томъ,
чтобы изменить самый характеръ всёхъ отношешй
между людьми, начиная съ отношешй отд-Ьльнаго
обывателя къ какому-нибудь церковному старость или
начальнику станщи,—и кончая отношетями между
различными ремеслами, деревнями, городами и областями.
На всякой улице, во всякой деревушке, въ каждой
групп-Ь людей, сгруппировавшихся около фабрики или
железной дороги, долженъ проснуться творчески,
созидательный и организацюнный духъ,—для того, чтобы
и на фабрик-fe, и на железной дорог-fe, и въ деревне,
и въ складе продуктовъ, и въ потреблены, и въ
производстве, и въ распределение все перестроилось по
новому. ВсЬ отношешя между личностями и
человеческими группами должны будутъ подвергнуться
перестройке съ того самаго часа» когда мы решимся до-

— 128 —
тронуться впервые до современной общественной
организации до ея коммерческихъ или административныхъ
учреждешй.
И вотъ эту то гигантскую работу, требующую
свободной деятельности народнаго творчества, хотятъ
втиснуть въ рамки государства! хотятъ ограничить
пределами пирамидальной организации, составляющей
сущность государства! Изъ государства, самый смыслъ
существовали котораго заключается, какъ мы видели, въ
подавленш личности, въ уничтоженш всякой свободной
группировки, всякаго свободнаго творчества, въ
ненависти ко всякому личному почину и въ торжестве о д-
ной идеи (которая по необходимости должна быть
идеей посредственности),—изъ этого-то механизма
хотятъ сделать opyflie для выполнешя гигантскаго пре-
вращешя!... ЦЗзлымъ общественнымъ обновлешемъ
хотятъ управлять путемъ указовъ и избирательнаго
большинства!... Какое ребячество!
Черезъ всю исторго нашей цивилизацш проходятъ
два течешя, дв-fe враждебныя традищи: римская и
народная; императорская и федералистская; традищя
власти и традищя свободы. И теперь, наканун-fe великой
сощальной революцш, эти дв-fe традищи опять стоять
лицомъ къ лицу.
Которое намъ выбрать изъ этихъ двухъ борющихся
въ человечестве течешй—течете народное или течеше
правительственная меньшинства, стремящагося къ
политическому и релипозному господству,—сомнгЬшя быть
не можетъ. Нашъ выборъ сд-Ьланъ. Мы пристаемъ къ
тому теченпо, которое еще въ дв-Ьнадцатомъ в-Ьк^
приводило людей къ организащи, основанной на свобод-
номъ соглашения, на свободномъ почин-fe личности, на
вольной федерацш гЬхъ, кто нуждается въ ней. Пусть
друпе стараются, если хотятъ, удержаться за традищи
каноническаго и императорскаго Рима!
*
Истор1я не представляетъ одной, непрерывной ли-
нш развштя. По временамъ развитее останавливалось

— 129 —
въ одной части св-Ьта, а загЬмъ возобновлялось въ
другой. Египетъ, Аз1я, берега Средиземнаго моря
центральная Европа поочередно перебывали ареной исто-
рическаго развитк. И каждый разъ разви^е
начиналось съ первобытнаго племени; загЬмъ оно переходило
въ стадш сельской общины; загЬмъ наступалъ перюдъ
вольныхъ городовъ и, наконецъ, перюдъ государства,
во время котораго развита продолжалось некоторое
время, но загЬмъ вскорЗз замирало.
Въ ЕгипгЬ цивилизащя началась въ средЬ
первобытнаго племени, достигла ступени сельской общины;
потомъ пережила перюдъ вольныхъ городовъ, и
позднее приняла форму государства, которое посл? вре-
меннаго процв*Ьташя привело къ смерти страны.
Развита снова началось въ Ассирш, въ Персш, въ
Палестин-Ь; снова оно прошло черезъ т*Ь же ступени—
первобытнаго племени, сельской общины, вольнаго
города, всесильнаго государства, и загЬмъ опять
наступила—смерть!
Новая цивилизащя возникла въ Грещи. Опять
начавшись съ первобытнаго племени, медленно переживъ
сельскую общину, она вступила въ перюдъ республи-
канскихъ городовъ. Въ этой форм? греческая
цивилизащя достигла своего полнаго расцв-Ьта. Но вотъ, съ
востока на нее пов-Ьяло ядовитымъ дыхашемъ восточ-
ныхъ деспотическихъ традищй. Войны и победы создали
македонскую имперш Александра. Водворилось
государство, и начало сосать жизненные соки изъ цивили-
защи, пока не насталъ тотъ же конецъ—смерть!
Цивилизащя перенеслась тогда въ Римъ. Зд^сь мы
опять видимъ зарождеше изъ первобытнаго племени;
потомъ сельскую общину, и затъмъ вольный городъ.
Опять въ этой формЪ римская цивилизащя достигла
своего апогея. Но загЬмъ явилось государство, импе-
-рхя, и съ нею конецъ—смерть!
На развалинахъ римской имперш цивилизащя
возродилась среди кельтскихъ, германскихъ, славянскихъ и
скандинавскихъ племенъ. Медленно вырабатывало
первобытное племя свои учреждетя, пока они не приняли
формы сельской общины. Въ этой стадш они дожили
до дв'Ьнадцатаго столбя. Тогда возникли республи-
9

— 130 —
канскхе вольные города, породивипе тотъ славный раз-
дв-Ьтъ челов-Ьческаго ума, о которомъ свид-Ьтельствуютъ
намъпамятники архитектуры,широкоеразвит1еискусств'ъ
и открыли, положивппя основашя нашему естество-
знанга. Но загЬмъ явилось на сцену государство и...
неужели опять смерть? Да, смерть—или возрожде.ше!
Смерть, если мы не сумёемъ перестроить общество на
свободномъ противогосударственномъ фундамент-fe.
Одно изъ двухъ. Или государство должно быть
разрушено, и въ такомъ случае новая жизнь возникнетъ
въ тысяч-fc центровъ, на почв-fe энергической личной и
групповой инищативы, на почв-fe вольнаго соглашешя.
Или же государство раздавить личность и местную
жизнь; завлад-Ьетъ вс-Ьми областями человеческой
деятельности, принесетъ съ собою войны и внутреннюю
борьбу изъ за обладашя властью, поверхностный рево-
люцш, лишь слгЬняюпця тирановъ и, какъ неизбежный
конецъ—смерть!
Выбирайте сами!

Л. Н. ТОЛСТОЙ.
ОБЪ ОТНОШЕН1И ИЪ ГОСУДАРСТВУ-
Люди долго не могли понять, что индульгенцш,
инквизищя, рабство, пытки несовместимы съ христ1ан-
ствомъ; но пришло время и это было понято, какъ
придетъ время и будетъ понято,—прежде
несовместимость военной службы съ хриспанствомъ (это уже
начинается), а потомъ и вообще службы государству.
Еще 50 л^тъ тому назадъ очень мало известный,
но весьма замечательный американскш писатель Торо
(Thoreau) ясно не только выразилъ эту
несовместимость въ своей прекрасной статье объ обязанности
человека не повиноваться правительству, но и на деле
показалъ примеръ этого неповиновешя. Онъ
отказался платить требуемыя съ него подати, не желая
быть пособникомъ и участникомъ того государства,
которое узаконило рабство, и былъ посаженъ за это
въ тюрьму.
Торо отказался отъ уплаты податей государству.
Понятно, что на томъ же основанш не можетъ и
служить человекъ государству, ибо нельзя считать со-
вместимымъ съ нравственнымъ достоинствомъ,
отдавать свой трудъ такому учреждешю, которое служить
представителемъ узаконеннаго человекоубшства и
грабительства.
Торо сказалъ это, сколько мне кажется, первый,
50 летъ тому назадъ. Тогда никто не обратилъ на
этотъ его отказъ и статью вниыанш, — такъ это
показалось страннымъ.

— 132 —
Так1я истины, какъ то, что хриепанинъ не можетъ
быть военнымъ, т. е. убшцей, не можетъ быть слугой того
учреждены, которое держится насшиемъи убшствомъ,—
такъ несомненны, просты и неопровержимы, что
для того, чтобы люди усвоили ихъ, не нужно ника»
кихъ ни разсужденШ, ни доказательствъ, ни красно-
рёч!я, а нужно только, не переставая, повторять ихъ
для того, чтобы большинство людей услышало и
поняло ихъ.
Истины о томъ, что хриспанинъ не можетъ быть
участникомъ убшства, или служить и получать жало*
ванье, насильно собираемое съ б-Ьдныхъ начальниками
убШцъ,—такъ просты и неоспоримы, что всяюй, слы-
шашдй ихъ, не можетъ не согласиться съ ними; и если,
услыхавъ ихъ, онъ продолжаетъ поступать противно
этимъ истинамъ, то только потому, что онъ привыкъ
поступать противно имъ,—что ему трудно переломить
себя, и что большинство поступаетъ такъ же, какъ и
онъ, такъ что не сл'Ьдоваше истине не лишаетъ его
уважешя большинства наиболее уважаемыхъ людей.
Происходитъ то же, что съ вегетар1анствомъ, „Че-
лов-Ькъ можетъ быть живъ и здоровъ, не убивая для
своей пищи животныхъ;—следовательно, если онъ есть
мясо, онъ содействуете убйству животныхъ только
для прихоти своего вкуса. Такъ поступать —
безнравственно*4. Это такъ просто и несомненно, что не
согласиться съ этимъ нельзя. Но потому, что
большинство еще есть мясо, люди, услышавъ это разсуждете,
признаютъ его справедливымъ и тутъ же, смеясь, го-
ворятъ: „а все-таки кусокъ хорошаго
бифштекса—хорошая вещь, и я съ удовольств!емъ по4мъ его нынче
за обЗздомъ".
Точно такъ же относятся теперь офицеры и
чиновники къ доводамъ о несовместимости христианства и
гуманности съ военной и гражданской службой. „Да,
это, разумеется, правда", скажетъ такой чиновникъ,
„а все-таки пр!ятно носить мундиръ, эполеты, по ко-
торымъ васъ везде пропустятъ и окажутъ уважеше,
и еще пpiятнee, независимо отъ какихъ бы то ни было
случайностей, верно и несомненно получать каждое
первое число свое жалованье. Такъ что разсуждеше

— 133 —
ваше справедливо, а я все-таки постараюсь получить
прибавку жалованья и пенено". Разсуждеше признается
несомн-Ьннымъ; но, во первыхъ, убить быка для
бифштекса приходится не самому, а онъ уже убить, и
подати собирать и убивать приходится не самому, а
подати уже собраны и войска есть; а во вторыхъ,
большинство людей еще не слыхали этого разсуждешя
и не знаютъ, что нехорошо такъ поступать. И потому
можно еще не отказываться отъ вкуснаго бифштекса
и отъ дающаго такъ много, пр1ятнаго мундира, орде-
новъ, и, главное, ежемесячная, вЗзрнаго жаловашя:
„а потомъ видно будетъ".
Все д-Ьло держится только на томъ, что люди не
слыхали разсуждешя, показывающаго имъ
несправедливость и преступность ихъ жизни. И потому надо не
уставать повторять „Carthago delenda est", и Carthago
непременно разрушится.
Я не говорю, что разрушится государство и его
власть,—оно еще не скоро распадется, еще слишкомъ
много въ толп-fe грубыхъ элементовъ, поддерживаю-
щихъ его,—но уничтожится хриепанская опора
государства, т. е. перестанутъ насильники поддерживать
свой авторитетъ святостью хржгпанства. Насильники
будутъ насильники, и больше ничего. И когда это
будетъ, когда имъ нельзя будетъ прикрываться мнимымъ
хриспанствомъ,—тогда и конецъ всякаго насил!я
будетъ близокъ.
Будемъ же стараться приближать этотъ конецъ.
„Carthago delenda est". Государство есть н а с и л i e,
христ1анство естьсмирен1е, непротивле-
Hie, любовь, и потому государство немо-
жетъ быть хри ст 1анскимъ, и челов-Ькъ,
который хочетъ быть христ1аниномъ, не мо-
жетъ служить государству.
Сила правительства держится на нев-Ьжеств-Ь
народа, и оно знаетъ это и потому всегда будетъ
бороться противъ просв'Ьщешя. Пора намъ понять это.
Давать же правительству возможность, распространяя
мракъ, делать видъ, что оно занято просв-Ьщешемъ

— 134 —
народа, какъ это д1злаютъ всякаго рода мнимо-просв^-
тительныя учреждетя, контролируемый имъ,—школы,
гимназш, университет, академш, всякаго рода
комитеты и съезды,—бываетъ чрезвычайно вредно. Добро—
добро, и просв-Ьщеше — просв-Ьщеше только тогда,
когда оно совсЬмъ добро и совсЬмъ просвищете, a
не применительно къ циркулярамъ министровъ.
Главное же, мне всегда жалко, что так1я драгоц-Ьнныя, без-
корыстныя, самоотверженный силы тратятся такъ
непроизводительно. Иногда Mfffe просто смешно смотр-Ьть
на то, какъ люди, xopouiie, умные, тратятъ свои силы
на то, чтобы бороться съ правительствомъ на почв^
тЬхъ законовъ, которые пишетъ по своему произволу
это самое правительство.
Д-кло, мн-fe кажется, въ слтЬдующемъ:
Есть люди, къ которымъ мы принадлежимъ,
которые знаютъ, что наше правительство очень дурно, и
борятся съ нимъ. Со временъ Радищева и Декабри-
стовъ способовъ борьбы употреблялось два: одинъ
способъ — Стеньки Разина, Пугачева, Декабристовъ,
Веволюцюнеровъ шестидесятыхъ годовъ, деятелей 1-го
[арта и другихъ; другой—способъ „постепеновцевъ"—
состоящш въ томъ, чтобы бороться на законной
почв1з, безъ насил1я, отвоевывая понемногу себ^
права. Оба способа, не переставая, употребляются
вотъ уже бол4е полустолЗтя на моей памяти, и по-
ложеше становится все хуже и хуже; если положеше
и улучшается, то происходитъ это не благодаря той
или другой изъ этихъ д-Ьятельностей, *) а несмотря
на вредъ этихъ дЬятельностей (по другимъ причинамъ,
о которыхъ я скажу noarfe), и та сила, противъ
которой борятся, становится все могущественнее, сильнее
и напгЬе. Посл^дше проблески самоуправлешя: земство,
судъ, комитеты грамотности и остальное—все
упраздняется.
*) Эта статья писалась 10 л'бтъ тому назадъ. Въ наши дни
великШ писатель не придалъ бы, конечно, своей мысли столь
категоричеекаго выражевгя. Въ наши дни—возможно ли отрицать,
что зачатки свободы добыты самоотверженной борьбой?
Прим. ред.

— 135 —
Теперь, когда прошло столько времени, что тщетно
употребляются оба эти средства, можно, кажется, ясно
видеть, что ни то, ни другое средство не годится и
почему. Мне, по крайней м-fep-fe, который всегда пи-
талъ отвращете къ нашему правительству, но никогда
не прибегалъ ни къ тому, ни къ другому способу
борьбы съ нимъ, недостатки этихъ обоихъ средствъ
очевидны.
Первое средство не годится потому, что, если бы
даже и удалось изм^неше существующая порядка по-
средствомъ насшпя, то ничто бы не ручалось за то,
что установившшся новый порядокъ былъ бы проченъ,
и что враги этого новаго порядка не восторжествовали
бы при удачныхъ услов1яхъ и при помощи того же
насшпя, какъ это много разъ бывало во Франщи и
везде, где бывали револющи. И потому новый,
установленный насшиемъ, порядокъ вещей долженъ оылъ
бы непрестанно быть поддерживаемъ гёмъ же наси-
л1емъ, т. е. беззакошемъ, и, вследств1е этого,
неизбежно и очень скоро испортился бы такъ же, какъ и
тотъ, который онъ зам'Ьнилъ. При неудаче же, какъ
это всегда было у насъ, все насшпя революцюнныя,
отъ Пугачева до 1-го Марта, только усиливали тотъ
порядокъ вещей, противъ котораго они боролись,
переводя въ лагерь консерваторовъ и ретроградовъ все
огромное количество нер^шительныхъ, стоявшихъ по
средине и не принадлежащихъ ни къ тому, ни къ
другому лагерю людей. И потому думаю, что,
руководствуясь и опытомъ, и разсуждешемъ, смело можно
сказать, что средство это, кроме того, что
безнравственно,—неразумно и недействительно.
Еще мен-fee действительно и разумно, по моему
мн^юю, второе средство. Оно недействительно и
неразумно потому, что правительство, имея въ своихъ
рукахъ всю власть (войско, администращю, церковь,
школы, полищю) и составляя само те, такъ
называемые, законы, на почве которыхъ либералы хотятъ
бороться съ нимъ,—правительство, зная очень хорошо,
что именно ему опасно, никогда не допустить людей,
подчиняющихся ему и действующихъ подъ его
руководством^ делать каюя бы то ни было дела, подры-

— 136 —
ваюшдя его власть. Такъ, напримеръ, хоть бы въ дан-
ноыъ случае, правительство, какъ у насъ (да и
везде*), держащееся на невежестве народа,
никогда не позволитъ истинно
просвещать его. Оно разр^шаетъ всякаго рода мнимо-про-
св^тительныя учреждешя, контролируемый имъ школы,
гимназш, университеты, академш, всякаго рода
комитеты и съезды и подцензурныя издашя, до гЬхъ поръ,
пока эти учреждешя и издашя служатъ его ц-Ьлямъ,
т. е. одуряютъ народъ, или, по крайней мере, не м^-
шаютъ одурешю его; но при всякой попытке этихъ
учреждешй или изданш пошатнуть то, на чемъ
зиждется власть правительства, т. е. невежество народа,
правительство преспокойно, не отдавая никому отчета,
почему оно поступаетъ такъ, а не иначе, произносить
свое „veto", преобразовываетъ, закрываетъ заведешя
или учреждешя и запрещаетъ издашя. И потому, какъ
это ясно и по разсз'жденда, и по опыту, такое мнимое,
постепенное завоеваше правъ есть самообманъ, очень
выгодный правительству и поэтому даже поощряемый
имъ.
Но мало того, что эта деятельность неразумна и
недействительна, она и вредна. Вредна этого рода
деятельность, во-первыхъ, потому, что просвещенные,
добрые и честные люди, вступая въ ряды
правительства, иридаютъ ему нравственный авторитета, который
оно не имело бы безъ нихъ. Если бы все
правительство состояло бы изъ однихъ только техъ грубыхъ
насильниковъ, корыстолюбцевъ и льстецовъ, которые
составляютъ его ядро, оно не могло бы держаться.
Только учаепе въ делахъ правительства просвещен-
ныхъ и честныхъ людей даетъ правительству тотъ
нравственный престижъ, который оно имеетъ. Въ
этомъ — одинъ вредъ деятельности либераловъ, уча-
ствующихъ или входящихъ въ сделки съ
правительством^ Во вторыхъ, вредна такая деятельность
потому, что для возможности ея проявлешя, эти самые
просвещенные, честные люди, допуская компромиссы,
пр!учаются по немногу къ мысли о томъ, что для
доброй цели можно немножко отступать отъ правды въ
словахъ и делахъ. Можно, напримеръ, не признавая

— 137 —
существующую релипю, исполнять ея обряды, можно
присягать, можно подавать ложные, противные
человеческому достоинству, адресы, если это нужно для
успеха дела, можно поступать въ военную службу,
можно участвовать въ земстве, не имеющемъ ника-
кихъ правъ, можно служить учителемъ, профессоромъ,
преподавая не то, что самъ считаешь нужнымъ, а то,
что предписано правительствомъ, даже—земскимъ на-
чальникомъ, подчиняясь противнымъ совести требова-
шямъ и распоряжешямъ правительства, можно
издавать газеты и журналы, умалчивая о томъ, что нужно
сказать, и печатая то, что велятъ; делая же эти
компромиссы, пред'Ьловъ которыхъ никакъ нельзя
предвидеть, просвещенные и честные люди, которые одни
могли бы составлять какую - нибудь преграду
правительству въ его посягательстве на свободу людей,
незаметно отступая все дальше и дальше отъ требовашй
своей совести, не успеютъ оглянуться, какъ уже по-
падаютъ въ положете полной зависимости отъ
правительства: получаютъ отъ него жалованье, награды
и, продолжая воображать, что они проводятъ либе-
ральныя идеи, становятся покорными слугами и под-
держивателями того самаго строя, противъ котораго
они выступили.
Правда, есть и лучпие, искренше люди этого
лагеря, которые не поддаются на заманивашя
правительства и остаются свободными отъ подкупа, жалованья
и положешя. Эти люди, большей частью, запутавшись
въ техъ сетяхъ, которыми ихъ опутываетъ
правительство, бьются въ этихъ сетяхъ, топчась на одномъ
месте, или, раздражившись, переходятъ въ лагерь ре-
волющонеровъ, или стреляются, или спиваются, или,
отчаявшись, бросаютъ все, и, что чаще всего,
удаляются въ литературу, где, подчиняясь требовашямъ
цензуры, высказываютъ только то, что позволено, и
этимъ самымъ умолчатемъ о самомъ важномъ внося
самыя превратныя и желательныя для правительства
мысли въ публику, продолжаютъ воображать, что они
своимъ писатемъ, дающимъ имъ средство къ суще-
ствованш, служатъ обществу.
Та^ъ что и разсуждеше, и опытъ показываютъ мне,

— 138 —
что оба средства борьбы противъ правительства, упо-
треблявппяся до сихъ поръ и теперь употребляемый,
не только не действительны, но оба содействуютъ
усиленш власти и произвола правительства.
Что же делать? Очевидно не то, что въ продол-
жеше семидесяти л^тъ оказалось безплоднымъ и только
достигало обратныхъ результатовъ. Что же делать? А
то самое, что д-Ьлаютъ rfe, благодаря деятельности
которыхъ совершалось все то движете впередъ къ
свету, къ добру, которое совершалось и совершается
съ гкхъ поръ, какъ стоитъ ийръ. Вотъ это то и надо
дтЬлать.;—Что же это такое?
А простое, спокойное, правдивое исполнеше того,
что считаешь хорошимъ и должнымъ, совершенно
независимо отъ правительства, отъ того, что это
нравится или не нравится ему. Или другими словами:
отстаиваше своихъ правъ, не какъ члена комитета
грамотности, или гласнаго, или землевладельца, или
купца, или даже члена парламента, а отстаиваше
своихъ правъ разумнаго и свободнаго человека, и отстаи-
ваше ихъ не такъ, какъ отстаиваются права земствъ
и комитетовъ, съ уступками и компромиссами, а безъ
всякихъ уступокъ и компромиссовъ, какъ и не можетъ
иначе отстаиваться нравственное и человеческое
достоинство.
Для того, чтобы успешно защищать крепость,
нужно сжечь все дома предместья и оставить только
то, что твердо и что мы ни за что не намерены сдать.
Точно также и здесь: надо сначала уступить все то,
что мы можемъ сдать, и оставить только то, что не
сдается. Только тогда, утвердившись на этомъ несда-
ваемомъ, мы можемъ завоевать и все то, что намъ
нужно. Правда, права члена парламента, или хоть
земства, или комитета—больше, чемъ права простого
человека, и, пользуясь этими правами, кажется, что
можно сделать очень многое; но горе въ томъ, что
для прюбретешя правъ земства, парламента, комитета,
надо отказаться отъ части своихъ правъ, какъ
человека. А отказавшись хотя отъ части правъ, какъ
человека, нетъ з'же никакой точки опоры, и нельзя ни
завоевать, ни удержать никакого настояшаго права.

— 139 —
Для того, чтобы вытаскивать другихъ изъ тины, надо
самому стоять на твердомъ, а если для удобства вы-
таскивашя самому сойти въ тину, то и другихъ не
вытащишь и самъ завязнешь. Очень можетъ быть
хорошо и полезно провести въ парламенте
восьмичасовой день, или въ комитете либеральную программу
школьныхъ библютекъ; но если для этого нужно
члену парламента публично, поднимая руку, лгать,
произнося присягу, лгать, выражая словами уважеше
тому, чего онъ не уважаетъ; или, для насъ, для про-
ведетя самыхъ либеральныхъ программъ, служить
молебны, присягать, надавать мундиры, писать лживыя и
льстивыя бумаги и говорить тагая же речи и т. п.,
то, делая все эти вещи, мы теряемъ, отказываясь отъ
своего челов-Ьческаго достоинства, гораздо больше,
ч-Ьмъ выигрываемъ и, стремясь къ достижетю одной
определенной ц-Ьли (большей частью цель эта и не
достигается), лишаемъ себя возможности достигнуть
другихъ, самыхъ важныхъ целей. Ведь сдерживать
правительство и противодействовать ему могутъ только
люди, въ которыхъ есть нечто, чего они ни за что,
ни при какихъ услов1яхъ не уступягъ. Для того,
чтобы иметь силу противодействовать, надо иметь
точку опоры. И правительство очень хорошо знаетъ
это и заботится главное о томъ, чтобы вытравить изъ
людей то, что не уступаетъ—человеческое
достоинство. Когда же оно вытравлено изъ нихъ,
правительство спокойно делаетъ то, что ему нужно, зная, что
оно не встретить уже настоящаго противодейств1я.
Человекъ, который согласился публично присягать,
произнося недостойныя и лживыя слова присяги, или
покорно въ мундире дожидаться несколько часовъ
npieMa министра, или записаться въ охрану на коро-
нацш, или для прилич1я исполнить обрядъ говешя,
или впередъ спрашивать у начальниковъ цензуры
можно ли, или нельзя ему высказать те, или друпя
мысли и т. гг., уже не страшенъ правительству.
Ведь люди, участвующие въ правительстве или
работаю uxie подъ его руководствомъ, делая видъ, что
они борятся, могутъ обманывать себя и своихъ еди-
номышленниковъ; но те, кто съ ними -борятся, не-

— 140 —
сомн-Ьнно знаютъ по противодействш, которое они
оказываютъ, что они не тянуть, а дёлаютъ только
видъ.
Русское, напримЪръ, правительство знало это очень
хорошо и, зная это, спокойно уничтожило все то,
ч^мъ такъ гордились либералы, воображая себе, что
они все это сделали; — изменило, ограничивъ, судъ
присяжныхъ; уничтожило мировой судъ; уничтожило
университетсюя права; изменило всю систему препо-
давашя въ гимназ1яхъ; возобновило кадетсше корпуса;
даже казенную продажу вина; установило земскихъ на-
чальниковъ; узаконило розги; уничтожило почти
земство; дало безконтрольную власть губернаторами
поощрило экзекущи; усилило административныя ссылки
и заключешя въ тюрьмы, и казни политическихъ;
ввело новыя гонешя за веру; довело одуреше народа
дикими суев^ями до последней степени; узаконило
y6iiicTBO на дуэляхъ; установило беззакоше въ виде
охраны, съ смертной казнью, какъ нормальный поря-
докъ вещей; и въ проведенш вс-Ьхъ этихъ м'Ьръ не
встречало никакого противод,Ьйств1я.
Я думаю, что всего этого не было бы, еслибы rfe
просвещенные и честные люди, которые теперь
заняты либеральной деятельностью на почве законности
въ земствахъ, комитетахъ, подцензурной литературе
и т. п., не направляли бы свою энерпю на то, чтобы
въ формахъ, учрежденныхъ самимъ правительствомъ,
какъ-нибудь обмануть его и заставить действовать
себе на вредъ и погибель **), а только на то, чтобы
нивъкакомъ случае не участвуя въ
правительстве и ни въ какихъ делахъ, связан-
ныхъ съ нимъ, отстаивать свои личныя
права чело ве ка.
пВамъ угодно вместо мировыхъ судей учредить —
земскихъ начальниковъ съ розгами, — это ваше дело;
но мы не пойдемъ ни судиться къ вашимъ земскимъ
**) Иногда мнтЕз просто смешно подумать, какъ могутъ люди
заниматься такимъ, очевидно невозможньшъ двломъ, точно какъ
думать, что можно отрезать у живстнаго ногу такъ, чтобы оно
не заметило.

— 141 —
начальниками ни сами не будемъ поступать въ эту
должность; вамъ угодно сделать судъ присяжныхъ
одною формальностью,—это ваше дело, но мы не пой-
демъ въ судьи, ни въ адвокаты, ни въ присяжные;
вамъ угодно, подъ видомъ охраны, установить безпра-
Bie,—это ваше дело, но мы не будемъ участвовать въ
ней и будемъ прямо называть охрану оеззакошемъ и
смертныя казни безъ суда убШствомъ; вамъ угодно
устроить классичесшя гимназш съ военными упражне-
шями и закономъ Божшмъ, или кадетск1е корпуса, —
ваше дело, но мы не будемъ въ нихъ учителями, не
будемъ посылать въ нихъ нашихъ детей, а будемъ
воспитывать ихъ такъ, какъ мы считаемъ хорошимъ;
вамъ угодно свести на н-Ьтъ земство, — мы не будемъ
участвовать въ немъ; вы запрещаете печатать то, что
вамъ не нравится, — вы можете ловить, сжигать,
наказывать типографщиковъ, но говорить и писать вы не
можете намъ помешать, и мы будемъ делать это; вы
велите присягать на верность, — мы не будемъ делать
этого, потому что это глупость, ложь и подлость; вы
велите служить въ военной службе, — мы не будемъ
делать этого, потому что считаемъ массовое убШство
такимъ же противнымъ совести поступкомъ, какъ и
убйство одиночное, а, главное, об-Ьщаше убивать, кого
прикажетъ начальникъ,—самымъ подлымъ поступкомъ,
который можетъ сд-Ьлать челов-Ькъ; вы исповедуете
релипю, отставшую на тысячу л*Ьтъ отъ века, съ
Иверской, мощами и коронащями, — это ваше дело,
но идолопоклонство и изуверство мы не только не
признаемъ релипею, но называемъ изув-Ьрствомъ и
идолопоклонствомъ и стараемся избавить отъ него
людей".
И что же можетъ правительство противъ такой
деятельности? Можно сослать, посадить въ тюрьму
человека за то, что онъ готовитъ бомбу или даже
печатаешь прокламацю къ рабочимъ; можно передать
комитетъ грамотности изъ одного министерства въ
другое, или закрыть парламентъ; но что можетъ
сделать правительство съ человекомъ, который не хочетъ
публично лгать, поднимая руку, или не хочетъ детей
отдавать въ заведеще, которое онъ считаетъ дурнымъ,

— 142 —
или не хочетъ учиться убивать людей, или не хочетъ
участвовать въ идолопоклонстве, или не хочетъ
участвовать въ коронащяхъ, встр-Ьчахъ и адресахъ, или
говорить и пишетъ то, что думаетъ и чувствуетъ?
Преследуя человека, правительство д-Ьлаетъ изъ
такого человека, возбуждающаго общее сочувств!е,
мученика и подрываетъ те основы, на которыхъ оно
само держится, такъ какъ, поступая такъ, оно, вместо
того, чтобы охранять челов'Ьчесюя права людей, само
нарушаетъ ихъ.
И стоить только всгЬмъ гЬмъ хорошимъ, просвЪ-
щеннымъ и честнымъ людямъ, силы которыхъ гибнуть
теперь во вредъ себе и делу на револющонной, со-
щалистической и либеральной деятельности, начать
поступать такъ, и образовалось бы сплоченное одной
мыслью и однимъ чувствомъ ядро честныхъ, просве-
щенныхъ и нравственныхъ людей, и къ ядру этому
тотчасъ примкнула бы вся, всегда колеблющаяся
масса среднихъ людей и явилась бы та единственная
сила, которая покоряетъ правительства, общественное
мнете — требующее свободы слова, свободы совести,
справедливости и человечности; какъ скоро
составилось бы общественное мн-Ьше, такъ не только нельзя
было бы закрывать комитетъ грамотности, но сами
собой уничтожились бы все те безчеловечныя учре-
жден!я въ виде охраны, тайной полищи, цензуры,
Шлиссельбурга, синода, съ которыми борятся теперь
революционеры и либералы.
Такъ что для борьбы съ правительствомъ
пробованы были два средства, оба неудачный, и остается
теперь испытать третье, последнее, которое еще не
пробовано и которое, по моему мнешю, не можетъ
не быть успешно. Средство это, коротко выраженное,
состоитъ въ томъ, чтобы всемъ просвещеннымъ и
честнымъ людямъ стараться быть какъ можно лучше,
и даже лучше не во всехъ отношешяхъ, а только въ
одномъ, именно соблюсти одну изъ своихъ элементар-
ныхъ добродетелей — быть честнымъ, не лгать, а
поступать и говорить такъ, чтобы мотивы, по которымъ
поступаешь, были понятны любящему тебя твоему
семилетнему сыну; поступать такъ, чтобы сынъ этотъ

— 143 —
не сказалъ: „а зач'Ьмъ же ты, папаша, говорилъ тогда
то, а теперь делаешь или говоришь совеЬмъ другое?"
Средство это кажется очень слабымъ, а между гЬмъ
я убежденъ, что только одно это средство двигало
человечество съ гЬхъ поръ, какъ оно существуешь.
Только потому, что были такхе люди прямые, правдивые,
мужественные и неуступавиие никому въ деле своего
человеческаго достоинства и совершились все rfe блапе
перевороты, которыми теперь пользуются люди — отъ
уничтожешя пытки, рабства до свободы слова и
совести. И это не можетъ быть иначе потому, что то,
что требуется совестью, высшимъ предчувств!емъ
доступной человеку истины, — есть всегда и во веЬхъ
отношешяхъ самая плодотворная и самая нужная въ
данную минуту для человечества деятельность. Только
человекъ, живущш сообразно своей совести, можетъ
им^ть вл!яше на людей, и только деятельность,
сообразная съ совестью, можетъ быть полезна.
Но я долженъ оговориться: то, что для достижешя
техъ целей, къ которымъ стремятся и революционеры
и либералы, самое действительное средство есть
деятельность, сообразная съ своей совестью—не значитъ
то, что для достижешя этихъ целей можно начать
жить сообразно съ своею совестью. Нарочно начать
жить сообразно съ своей совестью для достижешя ка-
кихъ либо внешнихъ целей—нельзя.
Жить сообразно съ своей совестью можно только
вследств1е твердыхъ и ясныхъ религюзныхъ убеждешй.
Когда же есть твердыя и ясныя религюзныя убеждешя,
то блапя последств1я отъ нихъ во внешней жизни
придутъ неизбежно. А потому сущность того, что я
хотелъ сказать вамъ состоитъ въ томъ, что невыгодно
хорошимъ, искреннимъ людямъ тратить силы ума и
души на достижеше мелкихъ, практическихъ целей,
какъ разныя борьбы народности, партШ, либеральныхъ
вымогательству когда не установлено ясное и твердое
религюзное м1ровоззреше, т. е. сознаше смысла своей
жизни и своего назначетя. Я думаю, что все силы
души и разума хорошихъ людей, желающихъ служить
людямъ, должны быть направлены на это. А когда это
будетъ, то будетъ и.все остальное.

МИХАИЛЪ БАКУНИНЪ О ГОСУДАРСТВА
Касаясь вопроса объ отношенш къ государству,
мы считаемъ необходимымъ, оставляя въ стороне Ц'Ь-
лый рядъ брошюръ и статей нов-Ьйшихъ авторовъ,
познакомить читателя хотя-бы въ общихъ чертахъ—
но наибол-fee характернымъ выдержкамъ— съ блестя-
щимъ трактатомъ Михаила Бакунина „Богъ и
государство". Какъ известно, этотъ трактатъ остался неза-
конченнымъ; указываютъ на то, что онъ лишенъ
цельности и страдаетъ отсутетемъ пропорщональности
въ частяхъ. Во всякомъ случай, идеи великаго рево-
лющонера и его взгляды на государство выражены въ
предлагаемой стать-fe вполне определенно.
„Бакунинъ доказываетъ, пишетъ Э. Реклю въ
предисловие къ французскому изданш, несостоятельность в-fepo-
вашя въ ту божественную власть, на которой основаны
вс-Ь земныя власти; онъ доказываетъ чисто человеческое
происхождеше всёхъ правительствъ". Государство онъ
отрицаетъ въ самой основе его. Уже не говоря о со-
временныхъ формахъ властвовашя „благородныхъ" и
богатыхъ, властвоватя, основаннаго всецъло на на-
гломъ захвагЬ и безстыдномъ насилш, Бакунинъ „не
оставляетъ камня на камни и въ Кантовской теорш
передачи управлешя въ руки ученыхъ".

— 145 —
Государственность онъ ставить въ тЬсн-Ьйшую
связь съ религией.
„Первый шагъ на пути къ человечности, говорить
онъ—челов-Ькъ-зв-Ьрь совершаетъ подъ вл!яшемъ ре-
лигш: но пока онъ остается религюзнымъ, онъ никогда
не достигнуть цели, ибо всякая релипя обрекаетъ его
на суев-fepie, толкаетъ на ложный путь и заставляетъ
его искать божественное, вместо человчЬческаго".
Страхъ передъ грозными силами природы—по мне-
шю( Бакунина, положилъ начало религюзнымъ в*Ьро-
вашямъ. Уже въ Mipe животныхъ можно наблюдать
факторы возникновеюя религш, которая находить свое
развипе лишь въ человЬческомъ Mipe. Чувство страха
явилось первымъ активнымъ началомъ. У человека оно
было сильнее, ч-Ьмъ у животныхъ, ибо человёкъ въ
меньшей степени нежели животныя былъ одаренъ
естественными оруд!ями борьбы, силою и выносливостью,
которыя помогали бы ему бороться со враждебными
силами природы. Фетишизмъ, говорить Бакунинъ, это
первая фаза религш, это и есть ничто иное, какъ
релипя страха.
Первобытный челов-Ькъ искалъ боговъ среди види-
мыхъ имъ предметовъ: въ зв-Ьздахъ, месяце, солнце.
ЗаттЬмъ, умъ челов-ЬческШ сталъ охватывать всю
вселенную и, наконецъ, постепенное развитое довело
человека до признашя единаго Бога, какъ единой причины
всего существующаго. Бегло разсматривая развитое
релипозныхъ понятой, Бакунинъ приходить къ
заключению, что каждое общественное явлеше нераздельно
связано съ релипей. „Мы убеждены, говорить онъ,
что никакое крупное общественное и политическое пре-
образоваше въ Mip-b не происходить безъ
аналогичная, сопутствующаго ему движешя въ сфере философ-
скихъ и релипозныхъ идей, царящихъ въ сознанш еди-
ницъ и обществъ. Наибольшимъ препятств1емъ къ
освобождению человечества является въ настоящее
время, по мн*Ьшю Бакунина, христоанская и
доктринерская деистическая метафизика. Доказательствомъ этого
служить то обстоятельство, что все „государственные
люди" Европы, не веря сами ни въ Бога ни въ чорта,
10

— 146 —
неизменно поддерживаютъ релипю, поскольку та про-
пагандируетъ терпите и подчинеше власти.
„Если Богъ существуетъ, то человекъ—
рабъ"... Какой бы характеръ ни носило
интеллектуальное рабство, посл,Ьдств1емъ его всегда будетъ
политическое и общественное рабство.
Государство—порождено религией. „Оно
родилось, отм*Ьчаетъ Бакунинъ, изъ сочетатя насил1я,
разгрома, грабежа, словомъ, войны и покорешя,-^съ
богами, постепенно создававшимися телеологическимъ
воображешемъ народовъ".
Мы не считаемъ возможнымъ „излагать" идеи
Бакунина. Въ ряд* выдержекъ мы попытаемся словами
самого великаго революцюнера характеризовать его
взгляды на государство и его отношеше къ нему,
— НтЬтъ ничего удивительнаго въ томъ, что в-Ьра въ
Бога, творца, распорядителя, судью и хозяина, то про-
клинающаго м!ръ, то изливающаго на него свои бла-
год*яшя,—господствуетъ среди народа, особенно въ
глухой провикцш, гд-fc она распространена несравненно
больше, ч*мъ среди городского пролетар1ата. Къ не-
счастш, народъ все еще очень нев*жествененъ,
благодаря систематичесшмъ уеилгямъ встьхъ пзравителъшвъ,
не безъ основатя полагающихъ, что певгъжество массъ—
одно изъ главнгьгсшихъ условгй ихъ власти.
Обремененный ежедневной работой, лишенный досуга, разумной
бесЬды, чтешя, словомъ, вс*хъ средствъ и побужденш,
развивающихъ въ челов-кк* мышлеше,—народъ
обыкновенно принимаетъ религюзныя традищи безъ всякой
критики, оптомъ. Эти традищи окружаютъ его съ
детства во вс*хъ обстоятельствахъ жизни и, искусственно
поддерживаемыя въ умахъ множествомъ оффищальныхъ
отравителей всякаго рода, духовныхъ и св-Ьтскихъ,
обращаются въ привычку, часто гораздо бол*е
могущественную, чтЬмъ здравый смыслъ.
Существуетъ классъ людей, которые, если не в-fc-
рятъ, то должны, по крайней м*р*, дЗзлать видъ, что
в*рятъ. Къ этому классу принадлежатъ веЬ мучители,
вс* угнетатели и эксплоататоры человечества* священ-

— 147 —
ники, монархи, государственные люди, солдаты,
финансисты, чиновники всъхъ ранговъ, полицейсше,
жандармы, тюремщики и палачи, монополисты, капиталисты,
сборщики податей, подрядчики и домовладельцы,
адвокаты, экономисты, политики вс-Ьхъ отгЬнковъ, купцы,
кончая самымъ мелкимъ торговцемъ пряниками. Всё
они повторяютъ въ унисонъ слова Вольтера: „Если бы
Бога не было, то его надо было бы изобрести",
потому что „вы понимаете, народъ долженъ иметь ре-
лигда. Это—предохранительный клапанъ".
Существуетъ, наконецъ, довольно многочисленный
классъ честныхъ, но робкихъ душъ, которыя слишкомъ
интеллигентны для того, чтобы серьезно принять все
хриспансюе догматы, но, отвергая ихъ въ подробно-
стяхъ, они не им-Ьютъ достаточно мужества и
решимости ц-Ьликомъ выбросить ихъ за бортъ. Они позво-
ляютъ вамъ критиковать вопдапця нелепости релипи,
вместе съ вами подтруниваютъ надъ чудесами, но
отчаянно цепляются за „существовате Бога". У нихъ
н^тъ ни энергш, ни желащя, ни решимости следовать
своимъ мыслямъ, и они теряютъ попусту время въ по-
стоянныхъ мучительныхъ усил!яхъ примирить
непримиримое. Въ общественной жизни они известны подъ
именемъ буржуа—сощалистовъ, конституцюналистовъ-
демократовъ и т. п.
Что такое власть? Есть ли это непреложная сила
законовъ природы, которая проявляется въ роковой
связи и последовательности явленш физическаго и со-
щальнаго Mipa? Действительно, здравый смыслъ запре-
щаётъ намъ возмущаться противъ этихъ законовъ. Мы
можемъ не такъ понимать или вовсе не знать ихъ, но
не можемъ не повиноваться имъ, потому что они со-
ставляютъ основное услов1е нашей жизни; они окру-
жаютъ насъ; проникаютъ въ насъ, регулируютъ все
наши движешя, мысли и поступки; въ техъ же слу-
чаяхъ, когда мы пытаемся не повиноваться имъ, они
еще нагляднее доказываютъ намъ свое всемогущество.
Да, мы абсолютно рабы этихъ законовъ. Но въ подоб-
номъ рабстве нетъ унижешя; потому что рабство, въ
истинномъ значенш этого слова, предполагаетъ госпо-
10*

— 148 —
дина, законодателя, стоящаго вн-fe того, ккжь онъ
управляет^ тогда какъ эти законы не вн-fe насъ, а
нераздельны съ нами; они составляютъ все наше существо,
физическое, интеллектуальное и моральное; мы живемъ,
дышемъ, дчЬйствуемъ, желаемъ только по этимъ зако-
намъ. Безъ нихъ мы—ничто, мы вовсе не существуемъ.
Откуда же можетъ явиться сила и желаше возмущаться
противъ нихъ?
Только одна свобода возможна для человека въ его
отношения къ законамъ природы—свобода познашя и при-
м-Ьнешя ихъ въ постоянно расширяющемся масштабе,
сообразно съ преследуемой имъ целью коллективной или
индивидуальной эмансипащи или гуманизащи. Эти
законы, однажды признанные, им^ють власть, которая
никогда не оспаривается большинствомъ людей. Надо
быть, наприм?ръ, до глубины души или теологомъ или,
по крайней мере, метафизикомъ, юристомъ, или бур-
жуазнымъ экономистомъ, чтобы возмущаться противъ
закона, по которому дважды два—четыре. Надо иметь
воображеше поэта, чтобы вообразить огонь, который
не жжетъ и воду, которая не течетъ, исключая,
конечно, опытовъ, основанныхъ на прим-Ьненш другихъ,
одинаково непреложныхъ законовъ природы. Но тагая
возмущешя или, скорее, ташя попытки безумной фан-
тазш къ возмущенно, решительно редки и вообще
можно сказать, что большинство людей въ своей
повседневной жизни руководствуются здравымъ смысломъ,
т. е. признаютъ всю сумму общепризнанныхъ законовъ
природы.
Великое несчастсе заключается въ томъ, что
подавляющее большинство законовъ природы,
уже установленныхъ наукой какъ
таковые, остается неизвестнымъ народнымъ
массамъ благодаря бдительному попече-
Н1Ю правительству суще ству ю щих ъ, какъ
всчЬмъ известно, для блага народа.
И другое, не менее значительное, заключается въ
томъ, что большая часть законовъ природы, регули-
рующихъ развит1е челов-Ьческаго общества и такихъ же
необходимыхъ и неизменныхъ, какъ и законы,
управляющие физическимъ м!ромъ? не были еще признаны

— 149 —
и должнымъ образомъ установлены самой наукой, Разъ
они будутъ признаны наукой, а загЬмъ путемъ
целесообразной системы народнаго образоватя перейдутъ
въ сознаше всЬхъ, вопросъ о свободе будетъ
окончательно рЪшенъ. Самыя упорныя власти силою
очевидности должны будутъ признать, что тогда не
будетъ необходимости въ политической организации въ
управленш и законодательстве, въ этихъ трехъ вещахъ,
который, исходятъ ли он? отъ воли государя или
являются результатомъ парламентскаго голосовашя, даже
и въ случае соглаая ихъ съ законами природы,—
чего никогда не было и не бз7детъ,— всегда бываютъ
роковыми и враждебными свободе большинства, всл^д-
cTBie самаго того факта, что налагаютъ на людей
систему внешнихъ и потому деспотическихъ законовъ.
Свобода человека состоитъ единственно въ томъ,
чтобы повиноваться законамъ природы, потому что
челов'Ькъ самъ призналъ ихъ за таковые, а не потому,
чтобы они были навязаны ему извне какой бы то ни
было внешней волей, божественной или человеческой,
коллективной или индивидуальной.
Представьте себе ученую академпо, составленную
изъ самыхъ знаменитыхъ представителей науки;
представьте, что этой академш было бы поручено
законодательство и организашя общества, и что,
вдохновляемая чистейшей любовью къ истине, она сочинила бы
лишь законы, абсолютно гармонируюшде съ последними
открьтями науки.
И все-таки я, со своей стороны, утверждаю, что
подобное законодательство и организашя были^ бы
ужасны по двумъ причинамъ: во-первыхъ, потому что
человеческая наука всегда и непременно несовершенна,
и что, сравнивая то, что открыто съ безконечностью
того, что еще остается открыть, нужно сознаться, что
она находится еще въ зачаточномъ состоянш. Такъ
что, если бы мы попробовали принудить человека въ
его практической жизни, какъ коллективной, такъ и
индивидуальной, строго и исключительно сообразоваться
съ последними данными науки, то мы осудили бы и
общество и индивида терпеть мучешя на Прокрусто-
вомъ ложе, которыя очень быстро привели бы ихъ къ

— 150 —
печальному концу, такъ какъ жизнь несравненно
бол-fee великая вещь, ч-Ьмъ наука.
А во-вторыхъ, общество, которое повиновалось бы
законодательству, исходящему отъ научной академш,
не потому что оно само прониклось сознашемъ
рациональности этого законодательства, (въ такомъ случа-fe
существоваше академш сделалось бы безполезнымъ),
но потому только, что это законодательство, исходящее
отъ академш, навязано во имя науки, передъ которою
общество благогов-Ьетъ, не понимая ея,—такое
общество было бы обществомъ не людей, а скотовъ. Оно
было бы вторымъ издашемъ гЬхъ мисай въ ПарагватЬ,
которыя такъ долго подчинялись власти 1езуитовъ: оно
неизбежно и быстро спустилось бы на самую низкую
степень идютизма.
Но есть еще и третья причина, которая сделала бы
подобное управлеше невозможньшъ, а именно та, что
научная академ1я, облеченная, такъ сказать,
абсолютною верховною властью, даже если бы она состояла
изъ самыхъ знаменитыхъ людей, неизбежно и скоро
покончила бы свое существовате благодаря
моральному и интеллектуальному разложенго. Даже и теперь,
при всей незначительности данныхъ имъ привилепй,
таковъ неизбежный конецъ всЬхъ академш. Величай-
нпй научный гешй, съ того момента какъ онъ
становится академикомъ, оффищально дипломированнымъ
ученымъ, неизбежно впадаетъ въ леность. Онътеряетъ
свою самобытность, свою революшонную отвагу и ту
тревожную, дикую энерпю, которая отличаетъ всЬхъ
гешевъ, когда-либо призванныхъ разрушить старые
Mipbi и заложить основание новымъ; хотя онъ
несомненно выигрываетъ въ политичности, въ утилитарной
и практической мудрости то, что теряетъ въ мощности
мысли. Однимъ словомъ, онъ вырождается.
Характерной чертой привилепй и всякаго привиле-
гированнаго положешя является то, что они убиваютъ
душу и сердце человека. Привилегированный въ поли-
тическомъ или экономическомъ отношенш челов'Ькъ
развращенъ въ своемъ ум"Ь и сердц-fe. Это социальный
законъ, не допускающш исключешй; онъ въ
одинаковой M-fep-fe приложимъ какъ къ ц-Ьлымъ нащямъ, такъ

— 151 —
и къ отд-Ьльнымъ классамъ, корпоращямъ и индивидамъ.
Неограниченное равенство — глав н^йшее
у с л о в i e свободы и гуманности. Главная цель
этого трактата въ томъ и заключается, чтобы доказать
эту истину во всЬхъ проявлешяхъ человеческой жизни.
Научное собраше, которому было бы поручено
управлеше обществомъ, скоро кончило бы гЬмъ, что
перестало бы посвящать себя науке, а занялось бы
совс-Ьмъ другимъ д-Ьломъ, и это дело, какъ дело
всякой установленной власти, состояло бы въ в-Ьчныхъ
старашяхъ сделать вверенное его заботамъ общество
более глупьшъ и, следовательно, бол-fee безпомощнымъ,
нуждающимся въ его управлеши.
Но то, что верно относительно научныхъ академШ,
точно также верно и относительно вс-Ьхъ учредитель-
ныхъ и законодательныхъ собранш, не исключая и ттЬхъ,
которыя избраны всеобщимъ голосовашемъ. Въ посл^Ьд-
немъ случае, правда, они могутъ обновить свой со-
ставъ, но это не мешаетъ образованию, черезъ немного
л?тъ, собраны политиковъ, фактически, но не по
закону привилегированных^ которые, посвящая себя
исключительно управленш общественными делами
страны, образуютъ въ конце концовъ нечто вроде
политической аристократш или олигархш. Примеромъ
этого могутъ служить Американсюе Соединенные
Штаты и Швейцархя.
Следовательно, не нужно никакого вн-Ьш-
няго законодательства и никакой власти,
потому что одно неразрывно связано съ
другимъ и оба клонятся къ порабощен!ю
общества и къ униж_ен1 ю самихъ
законодателей.
Новейпле идеалисты придерживаются очень своеоб-
разныхъ понятШ о власти. Хотя и свободные отъ тра-
дицюнныхъ предразсудковъ всЬхъ существующихъ ре-
липй, они тЬмъ не менее придаютъ идее власти
божественное, абсолютное значеше. Они основываютъ ее
отчасти на quasi-философскихъ разсуждешяхъ, глав-
нымъ же образомъ, на смутной релипозной вере,
следовательно, на чувстве и на поэтическихъ фантаз1яхъ.

— 152 —
Идеалисты вЪрятъ несомненно въ то, что челов-Ь-
чесшя идеи и дчЬла, чтобы им-Ьть болышй авторитетъ
среди людей, должны быть облечены божественной
санкщей.
Такимъ образомъ мы снова возвращаемся назадъ
подъ иго церкви и государства. Правда, что эта новая
организащя, основанная идеалистами, философами и
учеными, и обязанная своимъ существоватемъ, подобно
всЬмъ старымъ политическимъ организащямъ,
„милости Бож1ей", но поддерживаемая на этотъ разъ мнимой
волей народа, не будетъ больше называться церковью,
'а будетъ называться школой. Но кто же огь этого
выиграетъ? На скамьяхъ этой школы будутъ сид-Ьть
не д^ти; н-Ьтъ, тамъ будетъ втЬчно пребывать
хронически несовершеннолетии! ученикъ, никогда, по
общему признант, не будущш въ состоя нш сдать свои
выпускные экзамены и возвыситься до уровня своихъ
учителей и обходиться безъ ихъ муштровки; этотъ
ученикъ—народъ. Государство не будетъ бол-fee
называться демократической республикой, но тЬмъ не мен-fee
оно будетъ государствомъ, то есть, опекой оффищально
и систематически организованнаго меньшинства ком-
петентныхъ людей, гешальныхъ, талантливыхъ или
доброд-Ьтельныхъ, которые будутъ блюсти и
направлять поведете этого большого, неисправимаго и ужас-
наго ребенка,—народа. Профессора школы и чиновники
государства будутъ называться республиканцами] но
они гЬмъ не мен-fee будутъ опекунами и пастырями, а
народъ останется гЬмъ же, ч4мъ былъ и до сихъ поръ,
то есть стадомъ. A nrfe есть стадо, тамъ непременно
должны быть и пастухи, чтобы стричь и пожирать его.
Народъ, по этой системе, несмотря на
принадлежащую ему верховную власть, совершенно фиктивную,
будетъ продолжать служить оруд!емъ чужой мысли,
чужой воли и, следовательно, чужихъ интересовъ.
Между этимъ положешемъ и гЬмъ, что мы называемъ
свободой, единственной реальной свободой,—целая
пропасть. Это будетъ прежнее угнетеше и прежнее
рабство въ новой форме; а где есть рабство, тамъ есть
и нищета, и жестокость, тамъ реальный сощальный

— 153 —
матер!ализмъ, привилегированные классы—съ одной
стороны, и народныя массы—съ другой.
Действительная школа для народа и для всЬхъ
взрослыхъ людей—это жизнь. Единственная великая,
всемогущая, естественная и въ то же время
рациональная власть, единственная, которую мы можемъ уважать,
есть власть духа коллективной
общественности, основанная на взаимномъ згваженш всЬхъ
членовъ общества. Да! сзоцествуетъ власть, вовсе не
божественная, а вполне человеческая, но передъ нею
мы готовы преклониться, уверенные, что это
единственная власть, которая не порабощаетъ людей; на-
оборотъ, она освободить ихъ. Она будетъ въ тысячу
разъ могущественнее, нежели все божественныя,
теологическ1я, метафизичесшя, политичесгая и юриди-
ческья власти, установленныя церковью и государствомъ;
могущественнее, нежели уголовные кодексы,
тюремщики и палачи.
Сила коллективнаго чувства и духа общественности
даже и теперь вещь очень серьезная. Даже такъ
называемые привычные преступники редко осмеливаются
открыто оскорблять его. Они стараются обмануть его,
но остерегаются грубо попирать, если только не
чувству ютъ за собой поддержки более или менее
значительная меньшинства. Ни у одного человека, какимъ
бы сильнымъ онъ ни считалъ себя, не хватитъ силы
выносить единодушное презрите общества; никто не
можетъ жить, не .чувствуя поддержки въ одобренш и
уваженш той или другой части общества. ЧеловЗзкъ
долженъ быть побуждаемъ какимъ-нибудь великимъ и
очень искреннимъ уб-Ьждешемъ, чтобы найти мужество
говорить и действовать противъ метЬшя всЬхъ, а
развращенный, себялюбивый и трусливый человёкъ
никогда не найдетъ въ себе такого мужества,
h Ничто не доказываетъ яснее, чемъ этотъ фактъ,
естественной и неизбежной солидарности, которая
связываетъ всехъ людей. Каждый изъ насъ можетъ
проверять зтотъ законъ ежедневно и на себе, и на

— 154 —
всЬхъ людяхъ, которыхъ онъ знаетъ. Но если
существуете эта сощальная власть, то почему до сихъ поръ
ея было недостаточно для того, чтобы смягчить людей,
сделать ихъ нравственнее? Просто потому, что до
сихъ поръ самая эта власть не была облагорожена; а
не была она облагорожена оттого, что сощальная
жизнь, в-Ьрнымъ отражешемъ которой она всегда была,
основана, какъ намъ известно, на поклоненш божеству,
а не на уваженш къ человечеству; на власти, а не на
свободе; на привилепяхъ, а не на равенстве; на экспло-
атащи, а не на братстве людей; на несправедливости
и лжи, а не на истине и справедливости.
Следовательно, реальное д-Ьйств1е духа общественности всегда
было въ противоречив съ гуманитарными теор1ями,
постоянно подвергалось гибельному и развращающему
вл1янда. Вл1яше общественнаго мнешя сказывалось до
сихъ поръ не въ подавленш пороковъ и преступлен^,
а въ умножеши и распространен^ ихъ. Следовательно,
власть его божественная, антигуманная; вл1яше его
зловредное и бедственное. Хотите сделать эту власть
и это вл5янхе благотворными и гуманными? Совершите
сощальную револющю. Сделайте все потребности
действительно солидарными и заставьте матер1альные и
сощальные интересы каждаго сообразоваться съ
человеческими обязанностями каждаго. А для этой цели
есть только одно средство: разрушьте все несправед-
ливыя учреждешя; установите вообще экономическое
и сощальное равенство, и на этомъ фундаменте воз-
никнетъ свобода, нравственность, гуманная
солидарность всехъ людей.
Правлеше науки, т. е. ученыхъ, даже если они
позитивисты, ученики Огюста Конта, или же
последователи доктринерской школы германскихъ сощалъ-демо-
кратовъ, непременно будетъ безсильно,
смешно, негуманно, жестоко, будетъ угнетать,
допускать эксплоатащю, вредить. О людяхъ
науки, какъ таковыхъ, можно сказать: у нихъ нетъ ни
ума, ни сердца для индивидуальныхъ и живыхъ су-
ществъ. Мы не можемъ даже порицать ихъ за это,

155 —
потому что это—естественное следств1е ихъ профессш.
Поскольку они люди науки, они не могутъ
интересоваться ничемъ кроме обобщенш, абсолютныхъ законовъ,
и питать уважеше къ чему-либо другому.
Реальная, живая индивидуальность приметна только
для другой живущей индивидуальности, а не для
индивидуальности мыслящей, не для человека, который
рядомъ абстракщй ставитъ себя вне и выше непос-
редственнаго соприкосновешя съ жизнью: для такихъ
людей индивидуальность можетъ существовать только
какъ бол-fee или мен-fee совершенный экземпляръ
известной разновидности, то-есть определенной абстракщй.
Если это, напримеръ, кроликъ, то ч^мъ красив-fee
экземпляръ, гЬмъ радостнее ученый анатомируетъ его,
въ надежде уловить обпця типичныя свойства, законъ
рода. И если бы никто не противился этому, то не
нашлось ли бы даже въ наши дни фанатиковъ, спо-
собныхъ производить подобные эксперименты надъ
людьми? Если натуралисты не анатомируютъ живого
человека, то ихъ останавливаетъ въ этомъ случае не
наука, а всемогущш протестъ жизни. Хотя они прово-
дятъ три четверти своего существовашя въ изученш и
сизиданш совсемъ особаго Mipa, который ц-кликомъ
завладеваетъ ихъ умомъ и сердцемъ, все-таки они не
исключительно люди науки, но также въ большей или
меньшей степени люди жизни.
Однако мы не должны полагаться на это. Хотя мы
можемъ быть почти уверены, что ученый не посмеетъ
въ наше время обращаться съ человекомъ такъ же,
какъ онъ обращается съ кроликомъ, но всегда есть
опасность, что ученые могутъ подвергнуть живыхъ
людей научнымъ экспериментамъ, несомненно интере-
снымъ, но темъ не менее непр1ятнымъ для ихъ жертвъ.
И если они не имеютъ возможности производить
эксперименты надъ гЬломъ отдельныхъ индивидовъ,
зато съ темъ большимъ удовольстемъ готовы они
производить ихъ надъ сощальнымъ гЬломъ, чему надо
непременно помешать.
При своей современной организации,
монополизировавшей науку и стоящей такимъ образомъ вне сощальной
жизни, ученые составляютъ отдельную касту, во мно-

— 156 —
гихъ отношешяхъ похожую на касту духовенства.
Научная абстракщя—ихъБогъ, индивиды—ихъ жертвы,
а они—патентованные жрецы.
Если мы не хотимъ отступить назадъ, къ губитель-
нымъ для свободы мечтамъ о благосостояние общества
подъ сенью государства, мечтамъ, всегда основаннымъ
на систематическомъ принесенш народа въ жертву
правительству, мы должны ясно сознать, что
коллективная свобода и благосостояше существуютъ лишь
постольку, поскольку они представляютъ сумму инди-
видуальныхъ свободъ и индивидуальныхъ благосо-
стоянШ.
Науке известны всЬ эти истины, но она не можетъ
стать по ту сторону ихъ. Такъ какъ абстракщя со-
ставляетъ истинную природу науки, то она можетъ
довольно хорошо понимать принципъ реальной и
живой индивидуальности, но не можетъ иметь д'Ьла съ
реальными и живыми индивидами; она занимается
индивидами вообще, а не Петромъ или Яковомъ, не та-
кимъ то или такимъ то, который самъ по себе для
науки не существуетъ. Индивиды, какъ предметъ науки,
повторяю, суть только абстракцш.
А между, гЬмъ истор1я делается не отвлеченными
индивидуальностями, но живыми и д-Ьйствующнми
индивидами. Отвлеченности двигаются впередъ, только
когда ихъ подталкиваютъ реальные люди. Для этихъ
существъ, живущихъ не въ идее только, а въ
действительности, и состоящихъ изъ плоти и крови, наука
является мачихой; она смотритъ на нахъ самое
большее какъ на матер!алъ для интеллектуальнаго и со-
щальнаго развит. Какое ей дело до исключительныхъ
условш жизни и судьбы Петра или Якова? Она
сделалась бы смешной, унизила бы свой санъ,
уничтожила бы себя, если бы вздумала интересоваться ими
иначе какъ примерами для подтверждетя ея вечныхъ
теорШ. И смъшно было бы желать, чтобы она
поступала такъ, потому что она повинуется своимъ соб-
ственнымъ законамъ. Она не можетъ схватывать
конкретное; она можетъ оперировать только съ абстрак-
щями. Ея назначеше — въ изследованш положешя и
общихъ условий жизни и развийя или человеческаго

— 157 —
рода вообще, или какой-нибудь расы, какого-нибудь
народа, какого-нибудь отд-Ьльнаго класса или кате-
горш индивидовъ; въ изсл-Ьдованш общихъ причинъ
ихъ благосостоятя, ихъ упадка, и въ открыли наи-
лучшихъ методовъ упрочешя ихъ прогресса и благо-
состояшя всеми возможными способами. Если только
она выполняетъ этотъ трудъ широко и рацюнально,
то она вполне исполняетъ свой долгъ, и было бы по
истине несправедливо ожидать или требовать отъ нея
болыиаго; было бы нелепо и прямо-таки
опасно навязывать ей MHcciio, выполнен!е
которой противно самой ея природе,
заставляющей ее игнорировать личное существоваше и
судьбу Петра или Якова. Если бы патентованные
представители науки, люди обыкновенно далеко не
отвлеченные, но, наоборотъ, ведушде зачастую очень
активную жизнь и им-ьюшде очень реальные интересы,
обратили бы, паче чаятя, свое непосредственное внимаше
на конкретныхъ Петровъ и Ивановъ, то мы нисколько
не удивились бы, если бы они принялись стричь, а
при случае и сдирать шкуру со своихъ близкихъ во
имя науки, совершенно такъ же, какъ ихъ стригли и
обдирали до гЬхъ поръ священники, законники и
политики всякаго рода во имя Бога, государства и
правового порядка.
То, что я проповедую, есть такимъ образомъ до
некоторой степени протестъ жизни противъ
науки, или, если можно такъ выразиться, противъ
науковласт!я; но я д-Ьлаю это вовсе не для того,
чтобы уничтожить науку,— это было бы низкой
изменой человечеству,—а лишь для того, чтобы водворить
науку на ея место съ тНЬмъ, чтобы она никогда больше
не покидала его. До сихъ поръ вся исторгя
человечества была постояннымъ и кровавымъ жертвоприно-
шешемъ миллюновъ бедныхъ челов-Ьческихъ существъ
въ честь какой-нибудь безжалостной отвлеченности:
Бога, отечества, государственной власти, нащональной
чести, историческихъ и юридическихъ правъ,
общественной свободы и благосостоятя. Таково было во все
времена естественное, самопроизвольное и неизбежное
движете человеческихъ обществъ. Мы не можемъ пе-

— 158 —
ред'клать этого. Прошедшее — вне нашей власти, и
намъ ничего не остается, какъ принять его роковое и
неизбежное. Намъ ничего не остается, какъ верить, что
пройденный путь былъ единственнымъ возможнымъ
путемъ для воспиташя человеческой расы. Поэтому
мы не должны обманывать себя: какъ бы ни было
велико значете, приписываемое нами машавелевскимъ
ухищрешямъ правящихъ классовъ, мы все же должны
признать, что никакое меньшинство не было бы
достаточно могущественно, чтобы принудить народныя
массы принести всЬ гЬ ужасныя и неисчислимыя
жертвы, которыя были принесены на протяженш исто-
рш, если бы въ самыхъ массахъ не было безразсуд-
наго, самопроизвольнаго движешя, которое толкало
ихъ къ постоянному caмoпoжepтвoвaнiю во имя то одной,
то другой изъ этихъ пожирающихъ абстракцш, этихъ вам-
пировъ исторш, всегда питавшихся человеческой кровью.
Эта пагубная тенденщя, коренящаяся въ глубинахъ
народной массы, сослужила неоцененную службу тео-
логамъ, политикамъ и юристамъ, этимъ
патентованны мъ жрецамъ, питающимся народными массами. Не
удивительно, что и метафизики, со своей стороны, не
преминули примазаться къ власть имущимъ истали
оправдывать и рахионализировать на
сколько возможно все несправедливое и
нелепое. И даже сама положительная наука, — какъ ни
прискорбно въ этомъ сознаться, — выказала таюя же
тенденщи. Последнее объясняется двумя причинами:
во-первыхъ, большинство представителей позитивной
науки принадлежитъ къ привилегрированнымъ клас-
самъ, и во-вторьтхъ, потому что мнопе ученые,
преисполненные профессюнальной гордости, трактуютъ
науку какъ абсолютную и окончательную цель всего
человеческаго развитая. Я надеюсь, что путемъ
самокритики, которую она можетъ и въ конце концовъ
должна будетъ приложить къ самой себе, позитивная
наука пойметъ, что она во всемъ своемъ составе не
более какъ средство для осуществлешя гораздо более
высокой цели, — полной гуманизащи всехъ реальныхъ
индивидовъ, рождающихся, живущихъ и з^мирающихъ
на земле.

— 159 —
Огромное преимущество позитивной науки надъ
теолопей и метафизикой, надъ политикой и правомъ
состоитъ въ томъ, что вместо лживыхъ и пагуб ныхъ
отвлеченностей, выставляемыхъ этими дисциплинами,
она опирается на истинный абстракцш, который выра-
жаютъ общую природу и логику вещей, ихъ д-Ьйстви-
тельныя соотношешя и обшде законы ихъ развитая.
Это навсегда упрочитъ за [наукой привилегированное
положеше въ обществе: она является въ н-Ькоторомъ
смысле коллективнымъ сознашемъ общества. Но есть
одинъ пунктъ, въ которомъ позитивная наз'ка похо-
дитъ на веЬ предшествовавппя ей дисциплины: такъ
какъ ея единственная ц'Ьль — абстракщя, то она
принуждена въ силу своей природы игнорировать реаль-
ныхъ людей, помимо которыхъ не имгЬютъ права на
существоваше самыя истинныя абстракцш. Чтобы
исправить этотъ радикальный дефектъ, наука будущаго
будетъ действовать методомъ, различнымъ отъ того,
которому следовали науки прошедшаго. Посл-Ьдшя
пользовались нев'Ьжествомъ массъ и съ сладостра-
стаемъ приносили ихъ въ жертву своимъ абстракщямъ,
которыя, такимъ образомъ, становились очень
доходными для ихъ представителей во плоти и крови.
Позитивная наука, признавая свою полную неспособность
понимать реальныхъ индивидовъ и интересоваться ихъ
судьбой, долоюпа решительно и абсолютно отказаться
отъ всякихъ притязатй на управленге обществомъ; потому
что, если бы она вмешалась въ него, то постоянно
приносила бы живыхъ людей, которыхъ она не знаетъ,
въ жертву абстракщямъ, которыя представляютъ
единственный предметъ ея законнаго въд'Ьшя.
Единственная Mnccia науки — освещать
путь. Только жизнь, освобожденная отъ
в'сЬхъ правительственныхъ и доктринер-
скихъ перегородокъ и пользующаяся
полной свободой д-Ьйстви*, можетъ творить.
Какъ разрешить это противор^е?
Съ одной стороны, наука необходима для ращо-
нальной организацш общества; съ другой, она
неспособна интересоваться вс-Ьмъ живымъ и реальнымъ.

— 160 —
Это npoTHBop*4ie можетъ быть разрешено только
однимъ путемъ: наука не должна долее оставаться
вне общей жизни, представляемая корпоращей патен-
тованныхъ ученыхъ, но должна пустить корни и
распространиться среди массъ. Наука, призванная отныне
представлять коллективное народное сознаше, должна
на самомъ деле сделаться достояшемъ каждаго. Та-
кимъ образомъ, не теряя ничего изъ своего универ-
сальнаго характера, котораго она никогда не можетъ
лишиться, не переставъ быть наукой и продолжая
интересоваться исключительно общими причинами,
общими услов!ями и закономерностью въ отношешяхъ
между индивидами и между вещами, она пуститъ корни
въ непосредственной и реальной жизни всЬхъ индиви-
довъ. Это движете въ наук* будетъ аналогично
религиозному движение въ начал* реформацш, когда
некоторые посл*дователи Лютера пропов*довали, что лю-
дямъ не нужно больше священниковъ, что отнын*
каждый челов*къ будетъ своимъ собственнымъ
священником^ благодаря невидимому посредничеству
Господа 1исуса Христа.
Наука, сд*лавшись достояшемъ каждаго, вплетется,
въ изв*стномъ смысле, въ непосредственную и
реальную жизнь каждаго. Она выиграетъ въ польз* и
пр1ятности то, что потеряетъ въ гордости, честолюбш
и доктринерскомъ педантизме. Это не помешаетъ
однако талантливымъ людямъ, более способнымъ къ
научнымъ изыскашямъ, чемъ большинство ихъ
товарищей, посвятить себя исключительно культивировашю
наукъ и оказывать велик1я услуги человечеству. Только
ихъ честолюбие не будетъ жаждать никакой другой
власти и вл1ятя кром* естественнаго вл1ятя, которое
оказываетъ на окружающую среду выспнй интеллектъ,
и никакой другой награды, кроме удовлетворешя бла-
городнаго энтуз1азма.
Но пока массы достигнутъ этой степени
образованности, следуетъ ли оставить ихъ подъ управлешемъ
людей науки? Конечно, нетъ. Для них* лучше
обходиться воесе безъ пауки, чньмъ позволить ученымъ управ-

— 161 —
лять собою. Первымъ слчЬдств1емъ правлетя этихъ
людей было бы то, что они сделали бы науку
недоступной для народа, потому что существующая научныя
учреждешя аристократичны. Ученая аристократ1я, съ
практической точки зр4шя, самая неумолимая, а съ
сощальной—самая надменная и оскорбительная, и
такова же была бы и власть, установленная во имя науки.
Подобный режимъ былъ бы способенъ парализовать
жизнь и движете общества. Ученые, всегда надменные,
самодовольные и безсильные, захогЬли бы вмешиваться
во все, и источники жизни изсякли бы подъ тлетвор-
нымъ дуновешемъ ихъ абстрактностей.
Повторяю, жизнь, а не наука, творить жизнь;
самопроизвольная деятельность самого народа одна можетъ
создать свободу. Было бы несомненно очень счастли-
вымъ обстоятельствомъ, если бы наука могла уже съ
нын-Ьшняго дня осв-Ьтить самостоятельное iuecTBie
народа къ своему освобождение Но лучше отсутсте
св^та, ччЬмъ дрожаний и неверный св-бтъ, только
сбивающий съ толку тЬхъ, которые сл^дуютъ за нимъ.
Не напрасно народъ прошелъ долгое историческое
поприще и заплатилъ веками б-ЬдствШ за свои заблужде-
шя. Сохранившиеся въ народной памяти длинный рядъ
его мучительныхъ опытовъ составляетъ родъ тради-
щонной науки, которая въ некоторыхъ отношетяхъ
не мен-fee ц-Ьнна, ч-Ьмъ теоретическая наука. Юноши,
которые чувствуютъ достаточно ненависти къ лживости,
лицем-Ьрш, несправедливости и трусости буржуазш,
чтобы найти мужество повернуться къ ней спиною, и
достаточно темперамента, чтобы открыто стать на
сторону справедливаго и гуманнаго д'Ьла пролетариата,—
эти юноши, и будутъ наставниками народа, братски
относящимися къ нему; и благодаря имъ устранится
возможность власти и правлетя ученыхъ.
# *
*
Есть только два средства уб-Ьдить йародныя массы въ
достоинстве какого бы то ни было сощальнаго
учреждения. Первое, единственно реальное, но и самое
трудное для выполнешя, потому что подразум-Ьваеть
ДНАРХИЗМЪ. 11

— 162 —
уничтожение государства, или, другими словами,
уничтожение организованной политической эксплоатащи
большинства, какимъ бы то ни было менынинствомъ,—
состояло бы въ прямомъ и полномъ удовлетворены
потребностей и стремленш народа, что было бы
равносильно полной ликвидацш буржуазнаго класса или
опять-таки уничтожешю государства. Другое средство,
наоборотъ, вредное только для народа и
благодетельное для буржуазш, такъ какъ гарантируетъ ея
привилегии, есть ничто иное, какъ релипя, этотъ вечный
миражъ, который отводитъ массы въ сторону въ по-
искахъ божественныхъ сокровищъ въ то время, какъ
гораздо более хитрый правящш классъ довольствуется
разд-кгсешемъ между всеми своими членами—очень
неравномерно, впрочемъ—земныхъ благъ, награбленныхъ
у народа, включая сюда, конечно, его политическую и
сощальную свободу.
Н4тъ и не можетъ быть государства безъ религш.
Возьмите самое свободное въ Mipe
государство—Американке Соединенные Штаты, напримгЬръ, или Швей-
царскШ Союзъ — и посмотрите, какую важную роль
играетъ во всЬхъ оффищальныхъ р-Ьчахъ ихъ
представителей божественное Провидите — эта высшая
санкщя всЬхъ гос}7дарствъ. И ужъ такъ и знайте:
какой бы глава госзщарства ни заговорилъ о Боге, —
будь онъ императоръ германскш или президентъ
Аргентинской республики,—это ужъ съ несомненностью
доказываетъ, что онъ опять и опять готовъ стричь
свой народъ-стадо.
Такимъ образомъ, когда французская либеральная
и вольтерьянская б\фжуаз1я, склонявшаяся по
темпераменту къ позитивизму, (чтобы не сказать—къ MaTepia-
лизму), до странности грубому и узкому, сделалась
въ 1830 году правящимъ классомъ, вопросъ объ уста-
новлеши оффищальной государственной религш поста-
вилъ ее въ затруднительное положеше. Возвратъ къ
католицизму былъ невозможенъ по причине
непримиримая противорешя между властолюбивою политикою
Рима и разви^емъ экономическихъ и политическихъ
интересовъ средняго класса. Въ этомъ отношенш про-
тестантизмъ былъ гораздо выгоднее. Но для француз-

— 163 —
ской буржуазш было невозможно перейти въ проте^
стантизмъ. Чтобы перейти изъ одной религш въ другую,
необходимо хоть немножко в*Ьры. Въ исключительно
же позитивномъ сердц-fe французской буржуазш н-Ьтъ
тугЬста для в-Ьры. Она отличается самымъ глубокимъ
равнодуппемъ ко веЬмъ вопросамъ, которые не
касаются ни ея кармана, во-первыхъ, ни ея обществен-
наго тщеслав1я, во-вторыхъ. Она одинаково
равнодушна какъ къ протестантизму, такъ и къ католицизму.
Казалось, оставался только одинъ путь: возвратиться
къ гуманитарной и революционной религш восемнад-
цатаго стол-кпя. Но провозглашение буржуазнымъ
правяшимъ классомъ революционной религш им'Ьло
бы комическую сторону и грозило бы скандаломъ. Въ
результате всЬхъ этихъ колебанш родился
доктринерски деизмъ. Онъ см^ло объявилъ своею ц^лью при-
миреше революцш съ реакщей, или, говоря языкомъ
этой школы, принципа свободы съ принципомъ власти,
и, конечно, къ выгодгЬ последней. Это примиреше
означало въ политике—фокусы съ народной свободой въ
пользу господства буржуазш, представленной монархи-
ческимъ и конституцюннымъ государствомъ; въ фило-
софш — сознательное подчинеше свободнаго разума
„в1зчнымъ" принципамъ в-Ьры
И такъ, принципъ власти опирается на
два основныхъ учрежден!я,
поддерживаrami я рабство,—церковь и государство.
11*

Вл. Тэ.
ПЬЕРЪ ЖОЗЕФЪ ПРУДОНЪ-
0 ГОСУДАРСТВ
„Какую же форму правлешя намъ избрать?
— Къ чему такой вопросъ, несомненно возразить
мн-fe кто-либо изъ моихъ молодыхъ читателей, в^дь
вы республиканецъ?
— Да, я республиканецъ, но это слово само по
себ-fe ничего же не говорить. Слово—„res publica",
собственно, значитъ—о бщественное д ? л о, и,
значить, каждый, кто только принимаетъ учаспе въ
;,общественныхъ д'Ьлахъ", можетъ назвать
себя республиканцемъ при какомъ угодно
правительстве?
— Ну, хорошо. Значитъ вы демократъ?
— Н-Ьтъ.
— Какъ, не монархистъ же вы?
— Тоже нить.
— Конституцюналистъ?
— Избави Богъ!
— Такъ вы аристократъ?
— Тоже н^тъ!
— Въ такомъ случа-fe вы можетъ быть хотели бы,
чтобы существовало смешанное правительство.
— Еще разъ—н-Ьтъ!
— Да кто же вы наконецъ?
— Я—анархистъ!..

— 165 —
Такъ назвалъ себя Прудонъ въ своей-книг-fe—
„Что такое собственность?"
Изучая произведешя Прудона, мы можемъ уяснить
себ'Ь то понят1е, которое французскш писатель вклады-
ваетъ въ слово—а н а р х i я.
По Mfffemio Прудона—это прежде всего отсутств1е
власти, отсутств1е господства однихъ лицъ надъ
другими, и, конечно, полное отрицаше прерогативъ отд!зль-
наго челов-Ька—монарха. Прудонъ отрицаетъ власть,
какъ таковую, считая, что власть надъ людьми—
это рабство. Важно подчеркнуть, что французсшй
писатель глубоко втЬрилъ, что настанетъ время, къ
которому мы съ каждымъ днемъ все ближе и ближе
подходимъ, когда исчезнетъ власть челов-Ька надъ че-
лов'Ькомъ, и каждый получитъ возможность свободно
мыслить, свободно проявлять свою индивидуальность.
Авторитетъ, власть и государство, въ какой бы
форм*Ь они ни проявлялись, всегда приносятъ
человечеству одинъ только вредъ. А между тЬмъ, въ ихъ то
именно, сфер'Ь черпаютъ в&к политичесшя партш свои
идеалы. Поэтому, въ чьихъ бы рукахъ ни находилась
власть, въ рукахъ ли представителей абсолютизма, или
либераловъ, сошалистовъ или вообще демократовъ,
веЬ неизменно будутъ стремиться подчинить себ-Ь
общество, покорить его своей вол-fe, своимъ законамъ,
хотя бы даже и самымъ либеральными
Резкое отрицате Прудономъ института власти и
даетъ основаше признать его однимъ изъ тео-
ретиковъ анархизма. Впрочемъ, мегЬшя критиковъ по
данному вопросу разд-Ьляются.
По мн-Ьнш Диля *) и-Ценкера **) Прудонъ
лишь до 1852 г. былъ сторонникомъ анархизма, посл'Ь
чего сталъ проповйдывать федерализмъ. Равнымъ
образомъ и Бирманъ ***), утверждаетъ, что посл-fe
1852 г. Прудонъ считаетъ анархизмъ идеаломъ,
который никогда не можетъ быть осуществима Для
*) Диль—„Сощалиэмъ, коммунизмъ и анархизмъ".
**) Ц е н к е р ъ—„Анархизмъ*'.
***) Б и р м а я ъ—„Коммунизмъ и анархизмъ".

— 166 —
реальной политики теорш анархизма не годятся и
должны быть заменены федерализмомъ.
Докторъ Эльцбахеръ *) отрицаетъ и такое '
понимаше идей Прудона; онъ доказываетъ, что всегда
и во веЬхъ своихъ произведешяхъ П. проводилъ
идеи федерализма; разница заключается лишь въ
томъ, что сначала онъ называлъ „идеальный строй
общества"—анарх1ей, а потомъ, тотъ же строй—
сталъ именовать—ф е д е р а ц i e й. Приблизительно тоже
говоритъ и Л. Кульчидк1й **), утверждая, что
Прудонъ, отрицая власть и государство въ его совре-
менныхъ формахъ, т-Ьмъ не мен^е все-таки признаетъ
необходимость некоторой организацш въ . обществе.
Онъ отрекается отъ авторитета, власти, государства и
пр. и все же не з'страняетъ совершенно этихъ инсти-
тутовъ изъ своей системы, но лишь старается
преобразовать ихъ.
Въ своемъ труд-fe „Du principe federatif", который
является выражешемъ, з'же вполн-Ь
кристаллизовавшихся его взглядовъ, Прудонъ, утверждаетъ—ясно
и определенно, что общество неможетъ обойтись безъ
нЪкоторыхъ элементовъ власти и авторитета и что
каковымъ бы ни былъ политически строй, онъ всегда
будетъ основываться на комбинацш двухъ принциповъ:
свободы и авторитета въ различномъ ихъ соотно-
шенш. „Анарх:я же, въ чистомъ ея вид^—
это идеалъ, который никогда не будетъ
осуществленъ во всей своей полноте".
Таковы подлинныя слова Прудона. Такимъ образомъ,
Прудонъ постольку является анархистомъ, поскольку
онъ отрицаетъ власть.
По своимъ теоретическимъ взглядамъ онъ можетъ
быть причисленъ къ мирнымъ анархистамъ, на ряду
со своимъ предшественником^—Годвиномъ.
Револющю Прудонъ понималъ—какъ просв-Ьще-
Hie умовъ. Подъ вл1ян!емъ подобнаго процесса въ
конц-fe концовъ, и деспотизмъ, и государство и
собственность, въ ихъ современныхъ формахъ, подъ да-
*) Д-ръ Эльпбахеръ—„Сущность анархизма",
**) К у л б ч; и цк1й—„Современный анархизмъ",

— 167 —
влешемъ изменившихся челов'Ьческихъ взглядовъ, сами
уступятъ место другимъ, более справедливымъ
институтами
Основашемъ теоретическихъ взглядовъ Прудона—
является идея справедливости.
Подъ справедливостью—онъ понимаетъ
„непосредственно ощущаемое и
взаимно-охраняемое уважен1е къ человеческому
достоинству". Каждый сознательный челов-Ькъ всегда
и при всякихъ услов!яхъ долженъ стремиться къ
охране и защите какъ собственнаго достоинства, такъ
и каждаго, равнаго себе индивидуума. Въ своемъ со-
чиненш—„De la Justice"—Прудонъ говоритъ: „я
долженъ относиться къ моему ближнему съ такимъ же
почтешемъ, какъ къ самому себе, и, по мере
возможности, добиваться того же и отъ другихъ.
„Такъ повелеваетъ мне моя совесть". Высшая
справедливость побуждаетъ насъ уважать
человеческое достоинство даже въ непр1ятеле, на каковомъ ува-
женш, собствено, и должно основываться военное право.
Уголовное право, естественно, вытекаетъ изъ техъ
мотивовъ, которые заставляютъ насъ уважать
человеческое достоинство даже въ убйце, а это уважеше
и есть справедливость. „Я уважаю, говоритъ Прудонъ
въ человеке не то, чемъ наделила его природа или
счастье, я уважаю его человеческое достоинство".
Справедливость, является естественной
силой нашей души, той высшей силой которая
делаетъ насъ общественными существами, членами
общества. Какъ всякая сила—она способна къ разви-
тта, и въ этомъ развитш, въ этомъ росте нашего духа
и заключается воспиташе человечества. Только идея
справедливости можетъ намъ указать пути къ
координирование, часто самыхъ противоречивыхъ фактовъ
и явлешй общественной жизни. „Справедливость, это
полюсъ вокругъ котораго вращается политически;

168 ~
дцръ, фундаментъ и руководящая нить всЬхъ общест-
венныхъ явленШ."
Отсюда ясно то значеше, которое Прудонъ припи-
сывалъ иде'Ь справедливости. Ее онъ считаетъ един-
ственнымъ двигателемъ, который приводитъ апръ къ
созданда истинныхъ формъ общежийя, истинныхъ
отношешй между людьми.
Она—справедливость,—создаете и ту человеческую мораль, которая даетъ
возможность свободно жить веЬмъ,—и каждому въ
отдельности. Она руководить каждымъ челов-Ькомъ, и
въ тоже время она исходить отъ самого человека,
исходить изъ его души. Она—его з а к о н ъ.
Такое положеше идеи справедливости, какъ
закона, естественно вытекающаго изъ духовнаго
существа человека, является р-Ьзкой
противоположностью общепринятому пониманш закона, какъчего-то
вн^шняго, что покоряетъ и подчиняетъ себ-fe дру-
гихъ, что неизбежно влечетъ за собою существова-
ше власти, а съ нею вм-ЬстЬ и насшпя и порабощешя.
Выставляя приматъ справедливости, Прудонъ во
имя его отрицаетъ почти вс-fe современныя правовыя
нормы и прежде всего, государственные законы.
Каждое стремлеше общества указываетъ онъ при
самомъ зарожденш своемъ, немедленно, подпадаетъ подъ
опеку государственной власти, оставаясь закованнымъ въ
ц-Ьпи закона. Но такъ какъ стремлешяижелашя общества
растутъ, то естественно, что законодательная
государственная машина должна работать безостановочно.
„Градомъ сыплются, говоритъ Прудонъ, законы и
приказы на б-Ьдный народъ. Политическая почва скоро
будетъ вся покрыта бумажнымъ покровомъ, который
геологи должны будутъ назвать въ исторш земли пе-
рюдомъ бумажной формацш". Разв1з возможно
допустить, чтобы народъ или даже само правительство
могло разобраться въ этомъ лабирантк
Государственные законы—это паутинньш нити для
сильныхъ и правящихъ, несокрушимый зц-Ьпи для бёд-
ныхъ и низшихъ это рыболовныя сЬти въ рукахъ
правительства. Правительство, создавая законы,
управляете людьми, подчиняетъ ихъ себ-fe, диктуетъ имъ
правила Жизни, А между гЬмъ, зам'Ьчаетъ Прудонъ,

— 169 —
правительство это бичъ Божш, существующш для того
чтобы поддерживать въ iviip-fe „порядокъ и дисциплину".
Управлять людьми посредствомъ людей—есть
несомненное рабство. И, тЬмъ не менее, это рабство
поддерживается всеми, всЬ подчиняются, совершенно
сознательно, власти немногихъ, но сильныхъ... Люди
сами, признавая существоваше власти—обрекаютъ себя
на положеше рабовъ. И Прудонъ съ негодовашемъ,
отвергаетъ власть, какъ таковую. Существз^ющая
государственная власть зиждится на ткхъ преходящихъ
нормахъ, которыя называются законами. А между тёмъ,
законовъ н'Ьтъ, ихъ не должно быть, кроме одного
единственнаго закона, прирожденнаго каждом}', закона
скорее чувства, справедливости. А разъ н-Ьть
законовъ, то н^тъ и власти, и если не будетъ этихъ
двухъ враговъ человечества, то не будетъ и
государства.
Въ своемъ „Политическомъ КатезисЬ"
Прудонъ объясняетъ происхождеше великой социальной
несправедливости современнаго строя, богатства и
нищеты исключительно существозатемъ власти. Только
благодаря ей одной неравенство и нужда стали язвами
современной цивилизацш.
Люди нащихъ дней подчиняются авторитету можетъ
быть съ меньшей готовностью чемъ ихъ деды—фактъ
остается фактомъ. Каждый изъ насъ, являясь членомъ
той стройной, повидимому, организацш, которая но-
ситъ .назвате общества, своей принадлежностью къ
последнему увеличиваетъ его силу, его порабощающую
мощь. Каждый изъ насъ пользуется известными
выгодами отъ существоватя такой организацш; без-
спорно удобнее, выгоднее быть ея членомъ, признавать
власть общества надъ собою, чемъ отделяться отъ
него. Роковое значеше этого, сощальнаго порабощетя
плохо постигается разумомъ людей. Люди боятся
сокрушить вековыя цепи..
Узурпаторы народной свободы обыкновенно,
всячески стараются оправдывать свое существоваше „слу-
жешемъ на пользу народу", Подъ предлогомъ обще-
ственнаго блага они разыгрываютъ спасителей
отечества, тогда какъ на самомъ деле—они для нащи—лишь

— 170 —
звукъ пустой. Они падаютъ такъ же легко, какъ и
возвышаются. И "день падетя неможетъ не наступить,
когда присутств1е поработителей станетъ вредить обще-
ственнымъ интересамъ
Согласно ходячему воззр-Ьнш, власть—есть творецъ
и создатель общества. Отсюда ясно, какъ изъ простого
агента общества, монархъ становится его сувереномъ
высшимъ судьей. Вм-Ьсто того, чтобы способствовать
свободному развитш общества онъ съ помощью войскъ
полищи, прямыхъ и косвенныхъ налоговъ, стремится
заставить народъ повиноваться своимъ личнымъ же-
латямъ и капризамъ. Таково то „организованное на-
сшие, которое называется и впредь будетъ называться
„властью".
Йо какже понимать тогда справедливость? — спра-
шиваетъ Прудонъ въ своемъ катехизисЬ и отв-Ьчаетъ:
„какъ продуктъ власти"—а это и есть отрицаше
справедливости. Въ действительности —
справедливо с т ь—д олжна управлять и руководить
властью, тогда какъ при существующихъ услов1яхъ,
бываетъ какъ разъ наоборотъ — власть господ-
ствуетъ надъ справедливостью.
Дал-fee, развивая свою идею единой
справедливости, Прудонъ требуетъ, чтобы она была го-
сподствующимъ принципомъ общества, чтобы она
повелевала всЬми носителями общественной власти. Но
въ жизни эта идея сталкивается съ существоватемъ
организованнаго насшия. И мы видимъ, какъ власть
монарха или иного поработителя поглощаетъ и поко-
ряетъ всЬ интересы, способности и инициативу
общества. Монархъ своей властью парализуетъ развипе
общества, т. е. другими словами—готовить ему смерть.
Но общество не можетъ умереть, следовательно,
антагонизмъ между обществомъ и властью неиз-
б-Ьженъ, катастрофа — неотвратима. Итакъ,
находясь подъ властью поработителя—общество становится
его частной собственностью. Какъ его институтъ, его
призваше, его оруд!е—оно получаетъ назваше
государство.
Кром-fe того, монархъ, какъ известно, властвуетъ
обыкновенно не одинъ, — онъ управляетъ нащей и ея

— L71 —
судьбами совместно съ ц-Ьлымъ штатомъ—своихъ чи-
новниковъ, которые вм-fecrfe съ представителемъ власти
получаютъ назвате правительства.
На самомъ же д-Ьл-Ь—о бществомъ нельзя
управлять, ибо оно никому не можетъ подчиняться
кромЪ в'Ьчнаго закона справедливости;—въ противномъ
случае — умеръ жизненный нервъ общества—и оно
должно будетъ погибнуть.
Если мы просл-Ьдимъ ncTopira правительству то уви-
димъ, что всчЬ „такъ называемыя правительства", какъ
либеральныя, такъ и деспотическ!я со всЬмъ своимъ
арсеналомъ законовъ, предписанШ, повеленш, стату-
товъ, „народныхъ" ръшешй, регламентовъ и указовъ,
никогда, ник'Ьмъ и нич-Ьмъ не управляли.
ВсЬ они, живя всецело своими инстинктами,
совершая часто гЬ или друпе поступки въ силу
неизбежной необходимости, действуя подъ гнетомъ предраз-
судковъ и случайныхъ обстоятельству которыхъ часто
они даже и понять не могутъ—въ большинстве слу-
чаевъ просто отдаются общественному потоку, въ
действительности той сощальной необходимости, которая
въ одинъ прекрасный моментъ смететъ ихъ съ лица
земли. По собственной инищатив-Ь—имъ трудно, почти
невозможно совершить что-либо иное кром-fe безпо-
рядка. Лучшимъ доказательствомъ этому служитъто—
что всЬ они погибаютъ.
Какова бы ни была власть обществ а—она н е-
должна быть сувереннойпо отношен!ю къ
граждан ину.
Прудонъ настаиваетъ, на томъ, что фактически п о-
вел'Ьваетъ и госпо;дствуетъ только одна
справедливость, та справедливость, которая сама
создаетъ власть, и установливаетъ для всЬхъ вздимныя
обязанности Между властью и индивидуумомъ не
должно быть другого отношешя кром-fe — права:
суверенитета—не сзмцествуетъ!

— 172 —
Befe конституцш покоятся на томъ предразсудк-fe—
будто общество не можетъ существовать
самостоятельно, и къ нему обязательно должна придти на
помощь власть. Какъ бы то ни было, но вс*Ь формы
правлешя — заключаютъ въ самомъ основанш своемъ
кореннзгю ошибку — идею власти, покоряющей
общество. По тому-то и наблюдаемъ мы такъ часто
айну формъ правлешя.
Имывидимъ:—неравенство гражданъ поихъ сощаль-
ному положенно, порабощеше одной партш другой,
гибель справедливости—за счетъ государственной
мудрости, передача правлешя на произволъ монарха въ
монархистскомъ государстве, или въ кабалу парий во
всякомъ другомъ; постоянное стремлете государства
подчинить общество—вотът-fe основы, на которыхъ
покоится политически строй, вотъ мнимыя гарантш, ко-
торыя онъ даетъ.
Заканчивая изложеше критики идеи власти и
государства, съ точки зренья Прудона, мы еще скажемъ
нисколько словъ о его отношенш къ началамъ всеоб-
щаго избирательнаго права.
Какъ показали всЬ конституцш начиная съ 89 года,
говоритъ Пруоонъ, всеобщее избирательное право,
фактически является лишь заглушешемъ общественнаго
мн-Ьшя, самоубшствомъ народнаго суверенитета,
изменой револющи. Правда, иногда система избиратель-
наго права, случайно, не смотря на всЬ м-Ьры
предосторожности, принятыя властью, можетъ дать
отрицательный вотумъ, но она никогда не будегъ способна
создать новую идею.
Отрицая, такимъ образомъ, всеобщее
избирательное право въ конститущонныхъ государствахъ Пру-
донъ однако не отвергаетъ его совершенно, наоборотъ,
какъ увидимъ ниже, онъ придаетъ ему очень большое
значеше. По его мнчЬнда, чтобы придать
избирательному праву смыслъ и сделать его револющоннымъ —

— 173 —
.¦¦»
прежде всего необходимо уничтожить кашя бы ни то
было привилепи; надо установить самую подачу голо-
совъ по професаямъ, при чемъ каждая професс!я
представляющая собой известную организащю, должна
являться определенною, тЬсно сплоченной единицей,
одной изъ тЬхъ единицъ, которыя образуютъ основу
государства. Въ тексгЬ „Катехизиса", въ томъ wfecrfe
гдЗ> Прудонъ говорить о всеобщемъ избирательномъ
прав-fe и подач-fe голосовъ по професаямъ, онъ упо-
требляетъ выражеше— „согласно принципу
коллективной силы",
Подъ „коллективной" же силой, которой, нужно
сказать вообще онъ придаетъ очень большое значеше,
Прудонъ разуйгЬетъ силу, возникающую,
благодаря соединенно отдЬльныхъ индивидовъ. У каждаго
индивидуума есть своя духовная сила. Собравшись
вм^стЬ, сорганизовавшись, отд^льныл личности, образуя
коллективъ, тЬмъ самымъ создаютъ новую, бол-fee
активную, бол-fee значительную силу,—которую Прудонъ
и называетъ коллективной силой. Поэтому то и
всеобщая подача голосовъ, произведенная согласно
такому принципу—коллективной силы—дастъ въ своемъ
результате именно то, чего хогЬла, такъ сказать,
общая душа, общая воля коллектива. Отсюда ясно—
что результатъ долженъ получиться такой, какой ну-
женъ, именно, всЬмъ, а не отдельнымъ лицамъ, какъ
это въ большинств-Ь случаевъ бываетъ при современ-
ныхъ услов!Яхъ.
Такимъ образомъ, Прудонъ, уничтожая авторитетъ
власти, считая излишнимъ балластомъ и препятсгаемъ
для свободнаго разви^я обществъ, издаваемые прави-
тельствомъ законы, приходитъ къ заключенно о
необходимости создатя новыхъ началъ, новыхъ основъ при
организацш формъ общественной жизни.
Выдвигая на первый планъ, какъ это мы вщгЬли
раньше, идею справедливости—на ней то онъ и строитъ
новыя формы общежитш.

<%
— 174 —
При господстве справедливости, въ насъ самихъ
возникаете взаимное уважете къ человеческому
достоинству каждой личности. Такое уважеше вызываетъ въ
насъ известный обязанности по отношенш къ „дру-
гимъ", къ нашимъ „ближнимъ".
Обязанности, который беретъ на себя каждая
отдельная личность, влекутъ за собою заключение свобод-
ныхъ договоров ъ, среди большаго или меньшаго
числа индивидумовъ. TaKie договоры должны быть
безусловно добровольными, безусловно связанными
съ известными обязательствами и безусловно
выполняемыми.
Согласно ученш Прудона, какъ полагаетъ Л. К у л ь-
чицк1й, выполнеше такихъ договоровъ должно
совершаться не столько подъ давлешемъ обычаевъ, сколько
въ силу обязательныхъ юридическихъ нормъ.
Другой критикъ Прудона—Диль, понимаетъ его
теорзю о свободномъ договоре въ томъ смысле, что
„на место насильственнаго порядка долженъ быть по-
ставленъ договорный союзъ". „Необходимо, продол-
жаетъ онъ цитируя слова самого Прудона,
уничтожить все преходящее въ управленш обществомъ и
заново перестроить все здаше на человеческой
идее договора".
Каждый изъ насъ, заключая такой договоръ и
вступая въ союзъ, обязуется делать другому добро,
взаимно не нарушать свободы другъ друга, не прибегать
къ насил1ямъ и т. д. Кто не будетъ принадлежать
къ союзу, тотъ дики и будетъ стоять вне его защиты,
подвергаясь всевозможными опасностями; къ нему
можно относиться, сакъ къ дикому зверю. Всяшй же согла-
сивппйся вступить въ союзъ, общество, и быть согла-
снымъ съ духомъ его принциповъ, становится членомъ
общества и пользуется его покровительствомъ и содей-
стемъ. Если бы членъ общества не выполнилъ своихъ
обещашй, то онъ долженъ подвергнуться исключешю
изъ союза и даже смерти. Отсюда ясно, что те новыя
формы общественнаго строя, которыя предлагаются
Прудономъ, это общества, возникшая путемъ
взаимнаго договора, где договоръ
долженъ быть строго соблюдаемъ, а единицы,

— 175 —
нарушаюпия его т4мъ или другимъ
образом ъ, строго наказываются. Такимъ образомъ,
та организащя будущаго общества, которую проэкти-
руетъ Прудонъ, выражается въ следующей форм-fe:
Отд'Ьльныя единицы должны организоваться въ группы,
группы тоже на основанш договора въ ц'Ьлое, бол'Ье
высшаго типа, посл-Ьдше въ свою очередь также
соединяются между собой и т. д.
Отъ неболынихъ ассощащй Пр}гдонъ переходитъ
къ округамъ, областямъ и странамъ. По его мн^шю
въ такой организацш н-Ьтъ и т-Ьни узурпащи. Въ ней
н'Ьтъ власти—каждая община остается
самостоятельной, индивидуальной.
Теперь остановимся на той организацш
внутренняя самоу правд ешя, которую предполагаетъ Прудонъ
ос}7ществить въ этихъ союзахъ, основанныхъ на сво-
бодномъ договоре.
Прежде всего, основашемъ должно служить
всеобщее избирательное право въ томъ смысле, какъ его
понимаетъ Прудонъ, и какъ объ этомъ мы говорили
выше. На основахъ всеобщей подачи голосовъ союзы,
или общества, избираютъ низшихъ чиновниковъ, эти
чиновники избираютъ изъ своей среды высшихъ и т. д.
до министровъ включительно: „Стоить только,
говорить Прудонъ, затЬмъ сгруппировать представителей
различныхъ административныхъ областей, чтобы
получить „сов'Ьтъ министровъ", „исполнительную власть",
которая съ усшЬхомъ можетъ служить въ качеств-fe
государственная сов-Ьта. Надъ всЬмъ этимъ сл'Ьдуетъ
поставить большое жюри,—законодательное или на-
щональное собраше, избранное и уполномоченное
непосредственно всей страной,—не для того, чтобы
назначать министровъ, ибо послЪдше назначаются своими
собственными избирателями, а для того, чтобы
просматривать счета, вырабатывать законы, определять
бюджетъ, согласовать д-Ьйстя администрации, поагЬ
того, какъ оно заслушало отчетъ общественнаго
министерства или министра внз^треннихъ д-Ьлъ, и мы по-
лучимъ централизащю, которая будетъ тЬмъ сильнее,
ч?мъ больше лучей будетъ концентрироваться въ ея
фокусЬ. Этимъ достигается ответственность, которая

— 176 —
тЬмъ действительнее, ч'Ьмъ строже проверено разд-fe-
леше властей.
Вотъ тотъ федерал и змъ, тотъ федеративный
принципъ, на основахъ котораго Прудонъ хогЬлъ
построить будущее общество. По мн-Ьнда Ц е н к е р а,
Прудонъ въ своей организации выдвигаетъ на первый
планъ интеграцио сошальныхъсилъ, которыявысту-
паютъ, то какъ личный, то какъ общш интересъ, то
какъ индивидуализмъ, то какъ альтруизмъ.
Действительно, въ Прудон-fe мы видимъ
сторонника разд,Ьлен1я власти и строгаго разграничешя различ-
ныхъ отраслей администрацш, что въ свою очередь
нисколько не нарушаетъ ихъ единства. „Чтобы народъ,
говоритъ Кульчитий, представлялъ изв-Ьстное irfe-
лое, необходима, конечно, централизащя, которая
должна идти снизу, отъ окружности къ центру".
Вотъ эту свою систему государственнаго строя
Прудонъ и назвалъ — а н а р х i e й. Внимательно однако
разсматривая изложенную систему, легко убедиться, что
отрицая власть, авторитетъ и законы, Прудонъ не
стремится ихъ уничтожить въ корне; онъ лишь зам^няетъ
ихъ формы, столь гибельныя при совремеыномъ строе
государства, на новыя, преобразованныя.
Поставивши своей задачей сказать лишь о взгля-
дахъ Прудона на государство, мы лишены
возможности говорить о другомъ коренномъ вопросе учетя
французскаго мыслителя, о собственности. ТЬмъ
не менее понят!е собственности такъ тесно
связано у Прудона съ понят1емъ государства,
что совершенно обойти молчашемъ этотъ вопросъ
мы считаемъ невозможными
Та форма общественной жизни, которая дается Пру-
дономъ—есть государство, основанное на федератив-
ныхъ началахъ. Главнымъ услов1емъ этой сощальной
жизни, по мнЗзнш Прудона, является
индивидуальная собственность.

— 177 —
По вопросу о томъ,что такое собственность,
Прудонъ давалъ въ равное время, въ отд-Ьльныхъ сво-
ихъ сочинешяхъ, различные ответы. На основанштакихъ
разнор-Ьчивыхъ указанш самого Пруд о на разделяются
имн-Ьшя его критиковъ. Эльцбахеръ, категорически
утверждаетъ, что Прудонъ совершенно отвергаетъ
собственность, безъ всякаго ограничешя простран-
ствомъ или временемъ; даже бол-fee, собственность, по
Эльцбахеру, кажется Прудону такимъ правовымъ
отношешемъ, которое особенно противоречить
справедливости, то есть, основному началу его учетя. Съ
дрзтой стороны, К у л ь ч и ц к i й держится совершенно
иного взгляда. Онъ называетъ Прудона р'Ьгдительнымъ
противникомъкоммз^низма,усматривающимъвъ
собственности известную гарантда свободы въ противов^съ
государственному деспотизму. Будучи типичнымъ, мел-
кимъ буржуа, продолжаетъ Кульчицк1й, Прудонъ
возмущался несправедливостью судьбы, дающей однимъ
богатство, а другимъ нужду, но въ своихъ поискахъ
новаго разд1злешя богатства онъ не дошелъ ни до
коммунизма ни до сощализма. ТретШ критикъ
Прудона—Диль, утверждаетъ, что Прудонъ является въ
своихъ произведешяхъ энергичнымъ сторонникомъ
частной собственности, но что онъ хогЬлъ бы только—
вс-Ьхъ людей сделать частными собственниками. Та-
кого-же взгляда держится и Ценкеръ. Въ заключеше
мы приведемъ слова самого Прудона изъ книги „De la
justice" (стр. 302), сказанныя имъ уже въ 1858 году,
т. е. за 7 л'Ьтъ до смерти. „То чего я хот'Ьлъ... и
то, чего я хочу... это не уничтожен1е
частной собственности. То, чего я требую по
отношен^ къ собственности, это
равнов'feci е". Скорее всего точка зр-Ьшя Диля, Кульчицкаго,
и Ценкера по вопросу о томъ, какъ понимать учете
Прудона о собственности ближе всего къ истин-fe.
, Такимъ образомъ, тотъ федерализму который пропо-
в'Ьдывалъ Прудонъ, долженъ былъ носить въ своемъ
основанш частную собственность.
АНАРХНЗ МЪ.
12

— 178 —
Свое отношеше къ государству будущаго Прудонъ
выразилъ въ своихъ знаменитыхъ заповедяхъ. Не
останавливаясь на разборе всехъ экономическихъ постро-
енШ французскаго мыслителя, каковьшъ напримеръ
является его обменный банкъ, ограничимся лишь
самымъ текстомъ „заповедей".
1. Индивидуальная собственность есть главное уело-
eie сощальной жизни: пятитысячел-Ьтняя истор!я
собственности доказываетъ это; собственность есть само-
убйство общества. Влад'Ьше—это право, собственность
же идетъ противъ всякаго права. Уничтожьте
собственность и сохратите влад'Ьте и вы измените однимъ
этимъ преобразовашемъ все—законы, правительство,
хозяйство, государственник учреждешя, вы изгоните
изъ Mipa зло.
2. Такъ какъ право захвата одинаково
принадлежите всЬмъ, то сами влад'Ьшя меняются сообразно съ
числомъ владетелей; и всл^дств1е невозможности
фиксировать влад-feme, не сможетъ больше образоваться и
собственность.
3. Такъ какъ продуктъ труда остается,
следовательно, для всего общества неизм'Ьннымъ, то
собственность, проистекающая отъ эксплоатацшдругихъ и отъ
ренты исчезаетъ.
4. Такъ какъ веяюй человечески трудъ является
результатомъ коллективной силы, то собственность
также становится коллективоой и нераздельной;
точнее говоря, трудъ уничтожаетъ собственность.
5. Такъ какъ всякая способность къ какой нибудь
работе, а также и всяшй рабочш инструменте и
капиталу является коллективной собственностью, то
неравенство въ общественномъ положенш и богатстве,
опирающееся на неравенство способностей, есть
несправедливость и кража.
6. Необходимымъ услов!емъ торговли является
свобода контрагентовъ и эквивалентность обмениваемыхъ
продуктовъ; но, такъ какъ, ценность определяется
суммой времени и издержекъ, затраченныхъ на каждый
продуктъ, и такъ какъ свобода неприкосновенна, то
все рабоч1е необходимо должны получать равную за-

— 179 —
работную плату и обладать одинаковыми правами и
обязанностями.
7. Продукты обм-Ьниваются только на продукты; но
такъ какъ услов1емъ всякой торговли является
эквивалентность продуктовъ, то прибыль невозможна и
несправедлива. Обратите внимаше на этотъ высини и
элементарнгЬйппй экономически принципа и
пауперизму роскошь, рабство, порокъ, преступлеше и го-
лодъ исчезнуть изъ нашей среды.
8. Люди ассоциированы раньше, ч'Ьмъ они дали на
то соглаае, благодаря физическому и математическому
закону производства; поэтому, равенство во вн^шнихъ
услов!яхъ жизни является требоватемъ справедливости,
вытекающимъ изъ правъ самаго общества, изъ права
принудительнаго; только дружба, уважеше,
признательность относятся къ области моральной
справедливости—или взаимности.
9. Свободная ассощащя, свобода, которая
способствуем установлешю равенства въ средствахъ
производства и эквивалентности въ предметахъ обмана—
единственно возможная, единственно справедливая,
единственно правильная форма общества.
10. Политика—наука о свобод-fe;
господство челов-Ька надъ челов-Ькомъ, ка-
кимъбы именемъоно ни прикрывалось,—
рабство; высшее совершенство общества
заключается въ соединеши порядка и анар-
xin".
Въ этихъ десяти запов-Ьдяхъ заключаются почти
всЬ основныя положешя теорш Прудона.
Изъ нихъ видно какъ понималъ французсшй
писатель и экономическое устройство будущаго общества
и rfe сошальныя формы общежигая, которыя онъ назы-
валъ aHapxiefi.
Конечно, употребляемое имъ слово—а н а р х i я—
надо понимать исключительно въ смысле безвласт!я,
и только въ этомъ отношенш онъ и можетъ быть
признанъ однимъ изъ теоретиковъ анархизма, какъ
доктрины.
Анархистскую теорш Прудона нельзя назвать чш>
12*

— 180 —
тымъ анархизмомъ и Ценкеръ, напримЗзръ, называетъ его
идеи коллективистическимъ анархизмомъ.
На вопросъ же о томъ—по-скольку Прудонъ является
анархистомъ, въ смысле осуществлешя своихъ идеа-
ловъ, мы можемъ отв-Ьтить лишь руководясь указашемъ
гёхъ путей, по которымъ Прудонъ думалъ придти къ
новому общественному строю. Мы знаемъ, что
Прудонъ, основываясь на идсЬ справедливости требуетъ
изм'Ьнетя сощальныхъ формъ. И вотъ, это изм^неше
должно наступить лишь тогда, когда rfe люди, которые
успели уже познать истину, уб-Ьдятъ другихъ въ томъ,
что такая перем-Ьна необходима ради самой
справедливости. И когда наступитъ это время, тогда само
собой погибнетъ и старое право, тогда исчезнетъ и
государство и собственность въ современныхъ фор-
махъ и вотъ тогда—наступитъ новый строй,
основанный на взаимномъ уваженш людей другъ къ другу.

Вл. Тэ.
КАКСЪ ШТИРНЕРЪ-0 ГОСУДАРСТВ.
„Ничто—вотъ на чемъ я утверждаю свое дтьло'\—такъ
начинаетъ и такъ кончаетъ Штирнеръ свою книгу
„Единственный и его собственность", И Вогъ и человечество
обосновали свое д4ло — на ничему то есть, только на
себЬ самихъ. Попробую ж я, говорнтъ Штирнеръ, то же
обосновать свое д4ло на себе самомъ, ибо, подобно Богу,
тоже представляю отрицавае всего остального; я тоже
составляю мое—все, я тоже—Единственный.
Я—ничто, но не въ смысле—пустоты, а въ смысли
творчеспаго ничто; я—ничто, изъ котораго я самъ
почерпаю все, какъ творецъ-создатель.
Творецъ апра—создавалъ изъ ничего. Весь шръ, вся
вселенная со вс-Ьмъ ея добромъ и: здомъ, со вс^мъ бо-
гатствомъ и нищетой явились результатомъ его води.
Такъ и Штирнеръ ставитъ свое я, свою волю, един-
ственнншъ началомъ окружающаго его sripa.
„Божественное"—есть дбло Бога, „человеческое"—
есть д^ло человека. „Мое" же дело—есть „мое" дело—
и это ни божеское, ни человеческое ни общее дело; оно
есть дело единственное—какъ и я самъ единственный.
И потому мое я—мне всего дороже!
А между темъ, люди, которые меня окружаютъ, чего
только не считаютъ моимъ деломъ, моей обязанностью?!
Прежде всего—доброе дФло, потомъ дело Божге, дело
человечества, истину, свободу, гуманность,
справедливость.... затемъ, дело моего народа, государя, отечества
и т. д. и т. д.

— 182 —
Но—я! Мое собственное я> мое двло! Этого люди не
признаютъ. Все должно быть моимъ д'Ьломъ кромй
моего собственнаго, единственнаго—д'Ьла.
Люди кричатъ: „Долой эгоиста, помышляющаго только
о себй"! Но, почему же я—долженъ заботиться, думать
и говорить только о нихъ? Почему они—хотятъ
поработить мое я? Разв-Ь я не им^ю такого же права на м1ръ
какъ и они? Создавая боговъ, создавая кумировъ,
создавая формы общежийя—люди стремятся всъхъ и все
поработить. Поклоняясь фетишамъ, созданнымъ челов'в-
ческимъ слабымъ сознашемъ, которое не можетъ
чувствовать силы своего собственнаго я,—люди, въ своемъ
стремленьи не нарушать созданной ими призрачной гар-
монш, заставляютъ всЬхъ следовать своему примеру.
Они требуютъ порабощешя—ибо они сами рабы. Пусть
вс^—будутъ одинаковы, пусть каждый поклоняется
властелину] и врагъ, сумашедппй тотъ,—кто отделяется отъ
нихъ, отъ общества.
Но я—единственный, другого н*1тъ похожаго на меня,
я—не могу, не хочу быть—„какъ воЬ" — быть рабомъ!
Не надо—кумировъ, не надо власти, которая дйлаетъ
меня рабомъ, я хочу быть—одинъ, я хочу жить такъ,
какъ хочу я—а не по указк-6 окружающихъ меня трус-
ливыхъ подданныхъ, слабыхъ образовъ „человека",- по-
рабощенныхъ и затерянныхъ въ хаосЬ вселенной,—тЬхъ,
которые называются—„людьми*4.
Такова въ немногихъ словахъ—та сильная и яркая
картина индивидуальной мощи, которую создалъ Штир-
неръ въ своей теорга анархизма.
Онъ отрицаетъ власть во всЬхъ ея проявлешяхъ,
онъ ненавидитъ не только сощальное рабство, но и
рабство мысли, морали и чувства. Люди—рабы. И до тъхъ
поръ, пока они не станутъ свободными, пока они не
сознаютъ, не почувствуютъ силы, своего собственнаго,
едипствепнаго я, они будутъ рабами:—и будутъ
порабощать другихъ. Отсюда ясно отношете Штирнера къ
институту—государства.
При конститулДонныхъ или республиканскихъ фор-

— 183 —
махъ общежитая, люди считаютъ себя „свободными
гражданами". Штирнеръ—см-Ьетсянадъ этнмъ заблуждешемъ,
созданнымъ фантаз1ей порабощеннаго, такъ называемаго,
„свободнаго человека".
Свободный челов'ькъ, по существу долженъ
пользоваться всеми условшми, которыя создаютъ возможность
достижешя его собственнаго блага. Собственное благо онъ
называетъ высшимъ закономъ. Но, у людей есть право.
Это право, не способствуя нашему собственному благу,
является въ то же время какой то священной
обязанностью каждаго.
„Я долженъ, говоритъ Штпрнеръ, почитать
султанское право въ султанстве, народное право въ республике,
каноническое право въ католической общинъ п т. д.
Я долженъ подчиняться праву, долженъ считать его
священнымъ. Законъ святъ и кто нарущаетъ его—тотъ
преступника, преступлеше исчезаетъ тогда, когда исче-
заетъ святое".
Создавъ идею „права"—люди подчинились ему. Они
не стали его господами. Они потеряли власть надъ нимъ
и передали ее въ руки т'Ьхъ, которые взяли на себя
обязанность следить за исполнетемъ законовъ „права".
И постепенно, право стало насшпемъ.
Я—единственный,—не могу, не хочу подчиниться тому „праву",
которое вм'Ьняютъ мн^ въ обязанность. И тотъ, кто си-
ленъ, чей духъ выше общества,—тотъ стоитъ надъ зако-
номъ, тотъ выше челов-Бческихъ „правъ", ибо въ немъ
самомъ есть „право", исходящее изъ его собственнаго я.
Если люди ограничили идею права, узкими рамками
добра и зла, блага народа и государства — и, если я—
носитъ въ себе большее право, которое влечетъ за
собой ббльшее удовлетворете его воли, тогда я—можетъ
уничтожить старое право, создать свое и следовать ему.
Но люди, еще слишкомъ рабы, чтобы понять всю
тяжесть того дорабощетя въ которомъ они находятся
благодаря, тому, что „свободно" — какъ они говорятъ,
ими созданы законы, применяемые ко всЬмъ безъ раз-
лич1я, вне зависимости отъ индивидуальности каждаго.
Государство—создали люди. Единственнымъ основа-
н!емъ его—является право. Проявлеше права въ жиэни—
есть исполнение законовъ. И только одной этой уловкой

— 184 —
этимъ священнымъ лозунгомъ: „Уважеше передъ зако-
номъ"—держится государство.
Въ то время, какъ дъятельнроть государства,
являющаяся съ начала до кбнца однимъ насил!емъ,—люди
называютъ правом*,—насшпе отдйльнаго человека—они
называютъ преступлешемъ.
„Если я не д4лаю того, чего хочетъ государство,
говоритъ Штирнеръ, оно выступаетъ противъ меня, со
всей силой своей львинной лапы и своихъ орлиныхъ
когтей; ибо оно царь зверей: и левъ и орелъ".
„Я—смертельный врагъ государства"—продолжаетъ
онъ. ВФдь государство не способствуете благу каждаго
отд-Ьльнаго ч-Ьлов-Ька—оно заботится о, такъ называемомъ,
общемъ благЫ Но вЬдь общее благо, какъ таковое, не
есть мое благо—оно куплено лгЬной моего самоотречешя.
Принесешемъ въ жертву моего я—государство покупаетъ
„общее" благо. Всеобщее благо можетъ торжествовать,
въ то время какъ я долженъ пресмыкаться; государство
можетъ блистать, въ то время какъ я буду тершЬть го-
лодъ. Каждое государство — есть деопотая, независимо
отъ того, одинъ-ли, или много деспотовъ или, какъ это
часто говорятъ о республике—есть господа, т. е. одинъ
властвуетъ надъ другимъ.
Правда государство иногда позволяетъ отд'Ьльнымъ
лицамъ „свободно забавляться", но только они ничего
не должны предпринимать серьезно, никогда не должны
забывать его. И мы видимъ на каждомъ шагу, какъ
государство, имйетъ своей ц^лью каждаго изъ насъ, под-
чинеше чему-нибудь общему—но ни въ коемъ случай
не свободу д'Ьйств1я. Всякая наша деятельность,
вытекающая хотя бы изъ глубины нашего я, прежде всего
должна быть связана съ видами и задачами
государства. Я не имйю возможности делать все то, что въ
состоянш сделать— но лишь ту часть, которая жвгк
дозволена государствомъ. Мою ценность—государство
не позволяетъ мн*Ь изспользовать и тймъ самымъ д?-
лаетъ обнищавпшмъ мое я, мою индивидуальность.
„Только при моей бездонности, говоритъ
Штирнеръ, существуетъ государство". Всегда, при всйхъ
услов!яхъ, государство стремится стать между мною и
другимъ человёкомъ, съ которымъ я хотйлъ бы войти

— 185 —
въ бол^в близк1я отношешя. Государство вездЬ и всегда
старается стать посредникомъ между людьми. Какъ при-
зракъ, кошмаръ, идея государства витаетъ надъ душами
людей^ ихъ порабощаетъ, ихъ насилуетъ. й люди стра-
даютъ, не замечая этого злого демона, который сосетъ
ихъ кровь, убиваетъ ихъ личность. Они не чувствуютъ,
какъ этотъ „человечески! Богъ" приводить ихъ въ
положение автоматовъ, которые механически любятъ п
ненавидятъ, молятся и проклинаготъ.
— „Я смертельный врагъ—государства"—говорить
Максъ Штирнеръ,—великгй, „единственный"
индивидуалиста» XIX в?ка.
Таковы обпце взгляды Штирнера на государство.
Теперь перейдемъ къ критике основъ современнаго
государственнаго строя, съ точки зр^шя — философа-
индивидуалиста.
Истор1я человечества пережила два перюда въ своемъ
развитой: древнгй—когда люди зависали исключительно
отъ окружающей ихъ среды, когда они всецело были
подчинены силамъ природы,—молнш, грому, шуму свя-
щенныхъ деревьовъ и т. д. и агристгакскгй—когда люди
являлись рабами идеи.
Въ будущемъ, говорить Штирнеръ, „я"—будетъ гос-
подиномъ предметовъ и идей, а не наоборотъ—какъ это
существуетъ еще и теперь. Въ настоящее время—нить
еще свободныхъ людей. Посл^дте являются лишь
разновидностью людей второго (христаанскаго) перюда.
Абсолютная монарз2я, которая существовала до
второй половины ХУШ в^ка, столкнувшись съ „третьимъ
сослов1емъ" — буржуазгей, подъ могучимъ натискомъ
французской револющи—погибла, не только во Франщи,
но и въ другихъ государствахъ. Оъ этого момента
началась политическая—эпоха, которая возвела въ прин-
ципъ идею государства, и вмести съ т-Ьмъ идею равенства.
Всюду началось, такъ называемое, освободительное
движете, которое Штирнеръ дЬлилъ на три категория
политически либерализмъ, сопДальный и гуманный.

— 186 —
Испивъ почти до дна вою чашу, такъ называемой,
абсолютной монархш, говоритъ Штирнеръ, люди ХУШ
века ясно стали замечать, что напитокъ содержавшийся
въ ней, не имеетъ человЬческаго вкуса, и стали люди
домогаться иного кубка.!
Будучи „людьми"—они хотели, чтобы ихъ признавали
за „людей".
Будемъ, говорили люди, единодушны и станемъ
охранять другъ въ друге—человтька; тогда въ нашемъ
единевии мы найдемъ необходимую защиту. Въ тоже
время, въ насъ самихъ, сплотившихся вм&стЬ, мы
найдемъ такую общину, которая будетъ охранять насъ, и
назовемъ нашъ союзъ—государствомъ.
Въ этомъ коллективе, называемомъ нащей или
государствомъ вей будутъ „только люди".—ВсЬ наши
индивидуальные особенности, наши желатя и поступки,
все это, должно быть отодвинуто на задней планъ, на
степень—частныхъ, приватныхъ д*Ьлъ. Надъ вс^&мъ же
должна дарить жизнь общественная, публичная, которая
одна только и является—истинно человеческой жизнью.
„Такъ говоритъ—мещанство",—пишетъ Штирнеръ.
Выть добрымъ гражданиномъ—въ этомъ мЬщанинъ
усматриваете высшую честь, выше которой онъ
незнаетъ ничего. Такимъ образомъ, угнетенное абсолю-
тизмомъ человечество, въ своемъ етремлеши
освободиться изъ подъ власти деспота, монарха, нашло успо-
коен1е въ государстве; въ этой—свободгь народа, которая
получила имя—политической свободы..
Теперь понятнымъ станетъ презреше Штирнера къ
политическому либерализму. Личность, всетаки осталась
въ рабстве, если не у монарха, то у закона. Люди
вместо самодержца стали подчиняться законамъ
государства. Действительно, политическая свобода—оэначаетъ
свободу государства, точно также, какъ религюзн^я
свобода—свободу религш. Но это вовсе не значитъ—что
„я" свободенъ!
Политичестй либерализмъ, какъ одна изъ формъ
освободительнаго движен!я — не освободилъ личности:
изменилась лишь форма власти.

— 187 —
Мы—люди свободные по рождению, но куда бы мы ня
посмотрели, мы увидимъ, что насъ закрепостили эго-
истамъ. Почти каждый изъ. насъ—находится въ мате-
р1альномъ угнетенш со стороны друтихъ. Что не
делать? Сторонники сощальнаго либерализма сразу даютъ
определенный и коротюй отв^тъ: никто ничего не долженъ
имтьть, что бы вмъ итьли что нибудь. Кто же эти—
есть?—Общество!
Владеть собственностью должно—общество, подобно
тому какъ приказывать можетъ только—государство.
Уничтожить личную собственность! Кричатъ
сторонники сощальнаго либерализма. Пусть никто ничего не
им-Ьетъ! Пусть всЬ будутъ пгщими\ И пусть вей,
передъ лицомъ единаго, верховнаго
собственника—общества—представляютъ собою лишь „орду оборванцевъ"!
Что же по существу предлагаютъ эти целители сощаль-
ныхъ язвъ?
Они сулятъ... новое рабство. Теперь мы
находимся въ рабстве у отдЬлъныхъ лицъ. Богачъ —
держитъ въ своей власти бедняка. Но это теперь. А
поедгб,—собственность станетъ коммунистической, а мы
есЬ станемъ. рабами коммунистическаго государста. И
что же? Разв^ сторонники сощальнаго либерализма
освобождаютъ насъ отъ экономическаго рабства? Ничуть!
Становясь совсЬмъ нищими, мы попадаемъ въ
экономическую кабалу вм-Ьсто богача, капиталиста, къ
обществу, на сторонЬ котораго стоитъ грозная сила въ
образ-Ь „свободнаго государства"!
Политический либерализмъ—стремится уничтожить
мою личность, сощальный либерализмъ—хочетъ
экономически закабалить меня обществу, наконецъ трейй
либерализмъ—гуманный, хочетъ совсЬмъ стереть съ
лица земли мою личность... Онъ хочетъ, чтобы я мыс-
лилъ о себй, какъ о челов'Ьк'Ь абстрактномъ, отвлечен-
номъ. Во имя нравственности, этой абстрактной идеи
„человека"—я долженъ принести въ жертву все, что во
мн? есть ицдивидуадьнаго, „моего"...
Я долженъ самъ себя критиковать, долженъ
„подравнивать" себя додъ идею „человека"—таковы вадачи и
ц*Ьди „чедовйчнаго"—„гууаннаго" либерализма.
Интереснее всего то, что гуманный либералдэдъ—•

— 188 —
оказывается въ положенш нападающаго на сощальный
либерализмъ.
Гуманный либерализме заявляетъ: Работникъ, эта
высшая ценность для коммуниста, дЬлаетъ все для
собственнаго благополучия, для себя; для
„человечества" же онъ ничего не делаетъ. Поэтому, работникъ
самый матер1адиетически! ж эгоистически челов'Ькъ.
Далее, коммунисты—эти пророки сощальнаго
либерализма—уничтожили собственность, уничтожили деньги,—
но вЬдь у меня осталась еще одна собственность и ее
у меня не такъ легко отнять—это „мое"—мнЬше! И
поэтому, я все-таки остаюсь—эгоистомъ, я исповедую
„мою" мысль и тймъ самымъ удаляюсь отъ служешя
идей—„человека" отвлеченнаго, абстрактнаго! Прежде
всего я имгъю—„мою" мысль, а потомъ уже я „думаю"
или могу думать о „человечестве".—Вотъ на что
набросились—гуманисты.
„Со скрежетомъ зубовнымъ"—они утверждаютъ:—
не для собственнаго блага, не для себя додженъ
трудиться челов^къ, а для блага всего человечества! Весь
свой досугъ, всЬ свои мысли, свои идеалы каждый
долженъ нести на служеше человечеству. Все должно
быть отдано „человеку." — Такъ требуютъ
сторонники—гуманнаго либерализма! У меня, индивида,
личности—ничего не должно быть своего. Все надо бросить
въ пламя „человечества", которымъ оно освещаетъ м1ръ1
Таковы, по мнешю Штирнера, результаты, къ
которымъ приходятъ сторонники политическаго либерализма,
стремяпцеся урегулировать взаимоотношеше между
силой и правомъ, сторонники сопДальнаго либерализма,
стремяпцеся урегулировать отношешя между
собственностью и трудомъ, и сторонники гуманного
либерализма, стремяпцеся установить этическ!е принципы
современная общества.
Отрицая власть вообще и государство въ частности,
чего же хочетъ Штирнеръ? Какая организащя обще-
ственныхъ силъ должна существовать? И Штирнеръ
' отвечаетъ: „союзг эгоистовъ", или „ферейнъ вгоистовъ".
Государство и подобный ему организации должны быть
уничтожены, ибо государство, прежде всего основано на
порабощенш и принуждеши. Между тймъ, мое личное

— 189 —
благо требуетъ, чтобы сожительство людей было
основано на началахъ моихъ личныхъ побуждений и пред-
писашй. Лишь одно мое, собственное волевое побуждена©
можетъ быть моимъ повелителемъ. Либералы кричать:—
это эгоизмъ, это людоедство, человеко-ненавистничество!
Между т^мъ: „я люблю людей, говорить Штирнеръ,
и не только отдвльныхъ единипъ, но каждаго человека,
и даже вс^хъ живущихъ существъ. Ихъ страдашя при-
чиняютъ мнь боль; я люблю, какъ эгоистъ, такъ какъ
эта любовь для меня удовольств1е и даже счастье. Я.
признаю любовь—но не какъ обязанность, находящуюся
вне меня и приказывающую мне любить, а какъ одно
изъ нашихъ чувствъ".
Итакъ, дЬло не въ людоедстве!
Связывать людей въ союзъ должна та польза, какую
всяюй извлекаетъ изъ этого союза.
Если я могу воспользоваться моимъ ближнимъ, то я
сговариваюсь съ нимъ и сближаюсь для того, чтобы
благодаря такому соглашешю, усилить свою власть и
соединенной силой достигнуть болыпаго, чемъ могъ бы
достигнуть отдельный человекъ. Въ этомъ объединении
я не вижу ничего другого, кроме увеличешя моей силы.
Если, наконецъ, такой добровольный союзъ эгоис-
товъ потребуетъ жертвъ со стороны моего яя", то я
принесу ихъ во имя моего собственнаго блага, а не во
имя блага общественнаго. Какъ только такой союзъ
перестанетъ отвечать моимъ потребностямъ, я могу въ
любой моментъ выйтп изъ него и меня не удержать ни-
кашя цепи. Союзъ существуетъ только для меня, тогда
какъ въ государстве, личность приносится въ жерт?ву
для чего то другого.
Не имея возможности более подробно остановиться
на идее „ферейна эгоистовъ" мы отсылаемъ читателя
къ самому произведены): „Единственный и^его
собственно сть". Какъ примеры такихъ „ союзовъ эгоистовъ"
Штирнеръ указываетъ, на союзы детей, заключаемые
ими для совместной игры, потому что каждый изъ нихъ
„хочетъ", союзъ двухъ любящихъ душъ, которымъ
каждому въ отдельности нужно такое единете; союзъ
двухъ хорошихъ знакомыхъ, собравшихся провести ве-
черъ за стаканомъ вина и т .д. и т. д.

— 190 —
Среди теоретиковъ анархизма, Максъ Штирнеръ,
является крайнимъ индивидуалистомъ. Въ то время
какъ его предшественники и затЬмъ всб нослАдуюлце
анархисты, отрицали власть институтовъ, ст'Ьснявшихъ
человечество, Штирнеръ выстулаетъ, главнымъ обра-
зомъ; лротивъ власти идей и старыхъ шаблонныхъ
правила морали. Конечно, отсюда естественно псходитъ и
резкое отрицаше имъ власти вообще—въ чемъ бы она
ни проявлялась...

М. Неттлау.
ВЗАИМНАЯ ОТРЪТСТРЕННОСТЬ
И СОЛИДАРНОСТЬ ЪЪ БОРЬБЪ
РАБОЧАГО КЛАССА.
Въ этой статье, я хочу поднять важный вопросъ о
н-Ькоторыхъ новыхъ видахъ и формахъ борьбы въ ра-
бочемъ движении. На данный вопросъ, насколько мне
известно самому и приходилось слышать отъ другихъ,
до сихъ поръ было обращено недостаточно внимашя-
А между гЬмъ желательно, чтобы анархисты
обсудили его тщательно и высказались бы, въ какой м'Ьр'Ь
здесь предлагаемые способы целесообразны для до-
стижешя полнаго освобождешя, и стоитъ ли намъ,
анархистамъ, защищать ихъ.
По моему убеждешю, рабочее движете развивается
очень медленно. Мракъ невежества и застар-Ьлыя
предуб-Ьждешя народныхъ массъ такъ еще всесильны,
что самыя ясныя мысли и до наглядности простыя
истины, легко доступныя каждому изъ насъ, остаются
чуждыми и недоступными громадному большинству;
сомнительно даже, чтобы народныя массы могли
усвоить ихъ безъ фактическаго ихъ прим'Ьнен1я къ
действительной жизни. Даже въ странахъ, где эти приме»
нешя къ жизни до известной степени осуществлены,
где экономическая солидарность рабочихъ доказана не
на словахъ, а действительной мате{иальной выгодой,
хотя и не очень значительной—какъ, напримеръ, въ

— 192 —
трэдъ-юнюнахъ (англШскихъ рабочихъ союзахъ) и въ
кооперация,—массы народныя до сихъ поръ остаются
чуждыми имъ, несмотря на целое столе™ пропаганды
и агитащи.
В-вренъ или н-Ьтъ этотъ пессимизмъ, во всякомъ
случае онъ вызываетъ полезное стремлеше найти
новые npieMbi для большаго усилешя борьбы пролетар!ата,
и уже были предлагаемы, даже пробовались за посл'Ьдте
годы, некоторые виды такой борьбы. Такъ, наприм-Ьръ,
делаются попытки организовать всеобщую стачку,
стачку военныхъ, международную стачку рудокоповъ,
устраивать массовые походы рабочихъ безъ работы и
стачечниковъ на столицы, какъ то было несколько
л'Ьтъ тому назадъ въ Соединенныхъ Штатахъ и въ
последнее время во Франщи; некоторыми французами
предлагается каботажъ, или медленная и плохая работа,
„go canny" („работай исподволь")) какъ выражаются
англичане. Съ другой стороны, пытаются воспользоваться
существующими рабочими организащями для непосред-
ственнаго экономическаго осуществлешя солидарности,
какъ то видно въ н-Ьсколькихъ устроенныхъ коопера-
# тивныхъ колошяхъ, въ совм'Ьстномъ действш потреби-
тельныхъ обществъ и трэдъ-юнюновъ, въ
устройстве „биржъ труда" для прямого обмана продуктовъ
вольнаго труда по американской системе.
Съ своей стороны, и я беру на себя смелость
указать еще на некоторые npieMbi хкйств1я, по отношенда
къ которымъ анархистамъ слтЬдуетъ держаться той же
тактики, какой они держатся относительно выше пе-
речисленныхъ; а именно, содействовать имъ на д-kjrfe,
но—сохраняя въ чистоте пропаганду нашихъ принци-
повъ и сощальнаго строя, основаннаго на свободе
личности въ свободномъ обществе.
Одновременно съ пропагандой анархистическихъ
идей и истинно революшонной борьбы, следовало бы
всеми силами пробудить въ народе сознан1е
свободы и личнаго достоинства, взаимной
солидарности и ж е л а н i e жить согласно
этому сознан!ю. Особенно важно, чтобы люди сознали,
какъ тесно связары между собою эти начала. Безъ
такого сознанк, свобода и личное достоинство, истолко-

— 193 —
ванныя поверхностно, могутъ породить личную
деятельность исключительно ради своей индивидуальной
выгоды, даже въ ущербъ товаришамъ; а что касается
до взаимной солидарности безъ свободы и личнаго
достоинства, то современный строй, съ его
возмутительными учреждешями, съ его конкурренщей, патрютиз-
момъ, съ релипей, политическими париями и прочее,
есть тоже плодъ компактнаго единства большинства
невежествен ныхъ массъ. Поэтому, полное и
сознательное представлеше о неотд-Ьляемости свободы отъ
солидарности становится обязательнымъ, особенно въ виду
того, что люди съ подобнымъ передовымъ понимашемъ,
конечно, будутъ воспршмчив-Ье къ нашимъ воззр'Ьшямъ.
Мн-fe кажется, это положеше можетъ быть принято
за основное, за своего рода пробный камень при
выборе средствъ и пр!емовъ д-Ьйстя, при чемъ пос-тЬд-
Hie должны быть, по возможности, приспособляемы къ
нему.
Но, прежде ч-Ьмъ приступить къ излoжeнiю моего
доклада, мн-Ь сл1здуетъ оговориться по двумъ пунктамъ,
въ которыхъ, мне кажется, я немножко еретикъ
относительно господствующихъ экономическихъ воззр^шй,—
во всякомъ случа-Ь, относительно обычныхъ доводовъ,
употребляемыхъ въ агитацш. Мои посл-Ьдуюшде выводы
основаны на этихъ двухъ пунктахъ.
Первый пунктъ касается такъ называемой публики,
значеше которой въ рабочемъ движения, по моему,
было мало оцениваемо. Члены даннаго ремесла
организованы и упорно борются за улучшеше ихъ эконо-
мическаго положешя; то же самое д-Ьлаютъ хозяева,
которые могутъ быть вынуждены на уступки труду
удачными стачками, или единодушнымъ и сильнымъ
трэдъ-юнюномъ. Но потребители продуктовъ ремесла,
обыкновенно, вовсе не организованы и не дЪлаютъ
ничего для ограждешя своихъ интересовъ потребителей,
для получетя лучшихъ продуктовъ по наименьшей
ихъ стоимости. BcfliflCTBie этого,капиталисты стараются,
да и усп'Ьваютъ, вернуть всю сумму, уступленную ими
труду, усиленною эксплуатацией неорганизованнаго
потребителя. Какъ известно, рабоч1е ни мало не ду-
маютъ о публике и ея интересахъ въ ея борьбНЬ съ
капиталомъ, а это неизбежно ведетълибо къ повыше-
АЛАРХНЗМЪ.
13

— 194 —
шю цЗшъ на продукты, либо къ ухудшений ихъ
достоинства. Такимъ образомъ, публика платитъ изъ
своего кармана капитализму всю ту сумму, которая
бываетъ вырвана у него борющимися рабочими.
А изъ кого, спрашивается, состоитъ публика?—
Изъ потребителей, конечно. Одна часть ихъ состоитъ
изъ людей достаточныхъ и богатыхъ, для которыхъ
повышеше ц'Ьнъ на продукты им-Ьетъ малое значеше,
и мы, въ нашемъ анализе, можемъ оставить ихъ въ
стороне Другую и гораздо бол'Ье многочисленную
часть составляютъ люди малыхъ достатковъ и б-Ьдняки.
Для нихъ повышеше ц-Ьнъ означаетъ лишешя, обр-Ь-
зываше расходовъ, а часто и об^дн^те. Мноие изъ
нихъ, убежденные сощалисты и анархисты, съ удоволь-
ств!емъ несутъ возросшее бремя, зная, что оно есть
результатъ ycn-fexa товарищей рабочихъ; друпе готовы
терпеть это повышеше по чувству солидарности и по
любви къ справедливости: не даромъ мы возлагаемъ
вей наши надежды на лучшее и светлое будущее. Но
было бы большой ошибкой предполагать, что и та
часть народныхъ массъ, до которой не коснулись ни
прогрессивныя идеи, ни возвыщенныя чувства, питаетъ
въ этомъ случачЬ симпатт къ организованному труду.
Если бы этой массЬ не были чужды прогрессивныя
идеи,—разв-fe современный строй могъ бы долго
просуществовать! Ихъ отсутствш я и приписываю, что масса
не только остается безучастной къ поб-Ьдамъ органи-
зованныхъ рабочихъ, но, можетъ быть, встр-Ьчаетъ ихъ
даже враждебно. Вообразимъ себ-fe, наприм'Ьръ, семей-
наго чернорабочаго, сочувствующаго стачке углеко-
повъ и охотно подписывающаго несколько пенсовъ на
поддержку ея. Врядъ ли его жена, которой приходится
еле-еле сводить концы съ концами по ихъ грошовому
хозяйству, будетъ вполн-fc разделять его симпатш, такъ
какъ при томъ же заработке мужа ей придется
покупать уголь по очень возросшей ц-Ьн'Ь. Если при этомъ
между ними не будетъ прямого разлада, то особеннаго
соглаая тоже быть не можетъ.
Такимъ образомъ, стачки этого рода въ общемъ
ничего не изм-Ьняютъ „экономически и нравственно,
даже въ случае победы стачечниковъ. Денежная
уступка хозяевъ взваливается на плечи потребителей и тя-

— 195 —
жел-fee всего чувствуется б-Ьдн-Ьйшими изъ рабочихъ;
и нравственный подъемъ духа у стачечниковъ и ихъ
энтуз!азмъ вполне уравновешиваются сЬтовашями и
глухой враждой д*Ьйствительныхъ плательщиковъ
выигрыша.
Поэтому, было бы хорошо и полезно найти средства
заинтересовать большинство рабочаго населешя въ ма-
тер1альныхъ выгодахъ стачки, а не ограничиваться одной
нравственной стороной дЪла. Разъ заинтересованные
матер1ально, потребители могутъ помочь стачке гораздо
существеннее, ч^мъ сборами и симпатиями: они, какъ
потребители, могутъ наложить бойкотъ на хозяевъ,—
всемогущее средство въ экономической борьбе.
Таковъ мой первый пунктъ.
Вторая моя ересь касается ответственности
рабочихъ за исполняемую ими работу. Объ этой
ответственности до сихъ поръ не было и р-Ьчи. Принято считать
честнымъ всякаго, кто работаетъ за жалованье, не
разбирая, что3 именно, онъ д-Ьлаетъ. ЬИзтъ, кажется,
такого низкаго и презр-Ьннаго вида труда, который
вызвалъ бы угрызете совести у людей, имъ занятыхъ.
Не говоря о возмутительномъ соперничеств-fe людей
всякихъ профессий и общественныхъ положешй, за-
являющихъ желаше занять м^Ьсто палача—разв-fe не самое
задушевное стремлеше многихъ стать въ одинъ
прекрасный день полицейскимъ? И не полицейскихъ ли съ
солдатами откармливаютъ простодушныя кухарки и
друпя ниция духомъ? Англйскхе солдаты, наприм-Ьръ,
вербуемые добровольно, знаютъ очень хорошо, что
ихъ назначеше вовсе не „защита родины", на которую
никто и не думаетъ нападать, а что имъ придется
усмирять—то бунтъ ихъ б-Ьдныхъ согражданъ, то возста-
шя плохо вооруженныхъ дикарей, и что усмирять эти
бунты и возстан!я имъ слйдуеть самымъ безпощаднымъ
и кровавымъ образомъ, дабы задушить ихъ въ зародыше
и помешать имъ распространиться. И молодые люди
безъ угрызетя совести поступаютъ добровольно на
эту службу полицейскаго и палача, и никому не при-
детъ въ голову постыдиться водить дружбу съ солда-
13*

— 196 —
томъ. Точно такъ же никогда не бывало недостатка въ
сборщикахъ податей, арендныхъ и квартирныхъ денегъ,
или въ поземельныхъ агентахъ въ Йрландш, ни въ
ихъ судейскихъ крючкахъ и сут'ягахъ. А общественное
мн^те, падкое на разглагольствовашя о человечности
и о цивилизащи, какъ бы не зам-Ьчаетъ присутств1я въ
нашей сред-fe этихъ хищниковъ, а ежели и вспоминаетъ
объ нихъ, то разв-Ь для того, чтобы пожалеть объ
нихъ, какъ о неповинныхъ жертвахъ.
Но и этого мало. Названные хищники, въ конц-fe
концовъ, считаются единицами или десятками, тогда
какъ вредными ремеслами и производствами занято
несравненно большее число людей, которыхъ никто и не
думаетъ укорять въ этомъ. Зд^сь я имЪю въ виду
громадное число рабочихъ, занятыхъ постройкой сквер-
ныхъ домовъ, выделкой плохой одежды, дурной пищи
и такъ дал'Ье, и гЬмъ самымъ отравляющихъ жизнь и
понижающихъ умственную деятельность и энерпю
организма ихъ же собственныхъ товарищей рабочихъ.
Въ самомъ Д'Ьл'Ь, кто строитъ трущобы и—что еще
хуже—кто ихъ постоянно поддерживаетъ, замазывая,
подпирая, подкрашивая? Кто шьетъ скверное платье
и приготовляетъ отвратительную пищу и напитки,—
продукты, покупаемые исключительно бедняками? И
кто, въ довершеше всего, сбываетъ, навязываетъ ихъ
б-ЬднотЬ со всевозможными ухищрешями, съ лживыми
ув'Ьрен1Ями и прямо обманомъ посл-fe того, какъ друпе
подмазали и подчистили ихъ снаружи, лишь бы сбыть
съ рукъ? Все это прод-кшвается взрослыми,
добросовестными, хорошо организованными и веЬми
уважаемыми строителями, ткачами и приказчиками; хотя,
конечно, дЪлэютъ они это по приказашю и по требоватю
капиталистовъ, и единственно для ихъ выгоды. По
моему, особенно возмутительно тутъ то,—и я не
нахожу этому факту оправдашя,—что до сихъ поръ никто
не только не пытался уничтожить это зло, но даже
никому не приходило въ голову изучить или хотя бы
констатировать его.
А все, въ сущности, сводится къ давнишнимъ оправ-
дан1ямъ, что, молъ, „моя хата съ краю". „Я обязанъ
работать; у меня н'Ьтъ другого выбора". „Если не я,
такъ кто-нибудь другой это сработаетъ". „МнЪ отъ

— 197 —
этого н^ть выгоды; и самъ бы я радъ работать надъ
ч-Ьмъ-нибудь действительно полезнымъ". „Не моя въ
томъ вина; ответь на хозяине, приказавшемъ мн-fe
такъ работать".
По моему мн-Ьнда, пока подобныя лицем-Ьрныя и
грошовыя увертки будутъ признаваться правильными,
все будетъ идти по старому, и лучшему, светлому
будущему никогда не осуществиться. Согласно съ этими
взглядами, капиталистамъ всегда удастся им*Ьть одну
часть рабочихъ для угнетешя другой половины.
Капиталисты могутъ еще очень долго держать массы въ
умственномъ и нравственномъ униженш, въ состояши
истощешя, дряблости и нев'Ьд'Ьтя даже о существо-
ванш самыхъ высшихъ наслажденШ жизнью: мрачная
и подавляющая обстановка, отвратительное питаше
организма, ослабляя мозговую деятельность, мЪшаютъ
развитш энергщ въ массахъ. И всЬ эти услов1я
создаются самими же рабочими, непосредственно и лично
страдающими отъ нихъ вм1зсгЬ съ другими! Какъ
прямое убШство, хотя бы солдатами стачечниковъ, такъ
и косвенное убшство производствомъ отвратительной
пищи, ужасныхъ жилищъ* и прочее, надъ ч-Ьмъ рабо-
таютъ сами же потребители и ч-Ьмъ они губятъ дру-
гихъ рабочихъ,—и то и другое одинаково пагубно и
должно быть признано таковымъ прежде всего, даже
раньше, ч^мъ думать объ общественной реформе.
Это и есть то, что я разум-Ью подъ
ответственно стью рабочихъ за продуктъ ихъ труда
Я даже прибавлю, что OTcyTCTBie подобнаго сознашя
о нравственной ответственности одинаково унижаетъ
какъ рабочихъ, такъ и ихъ жертвы. Никто не станетъ
отрицать, что полицейсюе и солдаты нравственно
изуродованы ихъ гнуснымъ ремесломъ охотниковъ на
людей, коварно убивающихъ издали. Я безъ сгЬснешя
заявляю, что то же самое происходитъ съ рабочими
ёемеселъ,занятыхъ недобросов-Ьстнымъ производствомъ.
>озьмемъ, наприм-Ьръ, водяника, ув^ряющаго вс-Ьхъ и
вся, что онъ чинить водяныя и сточныя трубы, хотя
въ действительности онъ и не думаетъ объ ихъ
починке; или возьмемъ приказчика, ц^лый день навязы-
вающаго покупателю не тотъ товаръ, который нуженъ
последнему, а тотъ, отъ котораго онъ самъ хочетъ

— 198 —
избавить хозяина, потому ли, что товаръ залежался,
или потому, что на немъ выручается больше барыша.
Не думаю, чтобы характеръ этихъ людей, какъ бы
честны, трудолюбивы и добросердечны они ни были
при начал*, могъ улучшиться отъ такой практики;
в*роятн*е, что они станутъ скор*е черствыми и
равнодушными, ч*мъ чуткими и отзывчивыми. Точно такъ же
и толпы производителей продуктовъ низшаго качества
не могутъ быть заинтересованы въ ихъ собственномъ
- труд*. А челов*къ не можетъ жить безъ интереса къ
своей работ*,— безъ этого его способности глохнутъ,
мозгъ туп*етъ и, въ конц* концовъ, онъ не будетъ
въ состоянш думать ни о свобод*, ни о возстанш про-
тивъ несправедливости, а еще меньше объ ихъ
выполнение Сравнивъ подобныхъ людей съ описанными
Вилльямомъ Моррисомъ въ „Возрожденш Ремеслъ",
„В*сти ниоткуда" и другихъ, станетъ ясно, что я
хочу сказать.
Такимъ образомъ, каждый обреченъ быть жертвой
указаннаго отношешя къ труду, какъ всякШ, кто д*й-
ствуетъ противъ интересовъ общества, рано или поздно
становится жертвою своихъ собственныхъ поступковъ.
ВсякШ рабочШ презираетъ шпюновъ и доносчиковъ;
большинство изъ нихъ презираютъ заместителей ста-
чечниковъ; и до т*хъ поръ, пока не установится по-
добнаго же отношешя ко вс*мъ, занятымъ производ-
ствомъ, вреднымъ для общества, пагубнымъ для ихъ
же собрали рабочихъ,—до т*хъ поръ мало надежды
на будущее.
Таково мое второе предварительное положете.
Теперь я приступаю къ моей основной мысли, въ
изложение которой я могу быть очень кратокъ, благодаря
изложеннымъ вступительнымъ объяснешямъ.
Мн* хотелось бы найти пр1емы д*йств!я, облег-
чаюшде народу усвоеше настоящихъ понятий о свобод*,
о челов*ческомъ достоинств*, солидарности и
нераздельности ихъ интересовъ, объ ихъ единств*.
Подобные пр!емы могутъ быть выработаны, если
только что нами указанные два элемента будутъ какъ
сл*дуетъ прим*няемы на д*л*; если будетъ сознана

— 199 —
необходимость заинтересовать экономически общество
(большинство все pa6o4ie) въ каждой стачке въ
такой же м'Ьр'Ь, какъ въ ней заинтересованы
стачечники; и съ другой стороны, если въ рабочихъ будетъ
пробуждено сознате ответственности передъ обще-
ствомъ за характеръ и родъ ими исполняемой работы,
и гЬмъ вызвана въ нихъ решимость не браться за
вредяншЕ человечеству производства.
Это возвысило бы чувство личнаго достоинства и
самоуважешя, чувство взаимной солидарности, и
повело бы народныя массы къ желанной свободе,
расположило бы ихъ къ BocnpiaTm нашей пропаганды, ибо
въ этомъ случае уже не будетъ существовать, какъ
теперь, противорЪч1я между идеаломъ и
действительностью.
Практическое выполнеше такой задачи, по моему,
требуетъ, чтобы pa6o4ie, отказавшись выполнять
работу, вредную для общества, въ то же время
выступали съ объяснешемъ къ самому обществу, насколько
оно обмануто, какъ страдаютъ его интересы. Что же
до сочувствующихъ стачке, то ихъ долгъ звать
общество на поддержку подобной стачки, защищающей его
интересы, и стараться вызвать симпатда и
организовать бойкотъ. Такая стачка будетъ прямымъ выигры-
шемъ и для общества, и для стачечниковъ; если въ
ней кто пострадаетъ, то, разумеется, капиталисту и
на этотъ разъ онъ пострадаетъ фактически черезъ
понижете спроса, а стало быть и прибыли. Конечно,
этимъ еще не будетъ вырванъ съ корнемъ суще-
ствующШ строй, какъ и вообще стачка не подрываетъ
корней существующаго порядка. Этого можетъ
достигнуть народъ только решительнымъ отказомъ
работать на другихъ, всенародной общей стачкой, сощальной
революшей. Но такой способъ борьбы экономической
можетъ еще теснее связать рабоч1Й классъ; стачки
потеряютъ ихъ нын"Ьшшй частный характеръ и ста-
нутъ деломъ общественнымъ, и поддерживаться будутъ
оне не личными симпэтсями отдельныхъ лицъ, въ силу
ихъ идейной солидарности, какъ теперь, а въ силу
экономическихъ общественныхъ интересовъ.
На деле этотъ новый пр1емъ борьбы можетъ
принимать самыя разно образныя формы. Лишь бы только

— 200 —
онъ былъ усвоенъ трэдъ-юнюнистами и сощалистами;
а потомъ въ практическихъ попыткахъ недостатка не
будетъ.
Если, наприм-Ьръ. организованныя строительный
ремесла решили бы, что ни одинъ ихъ членъ не
приложить рукъ ни къ починки, ни къ поправки, ни къ
постройке зловонныхъ лачугъ и трущобъ для бЪдныхъ,
и если въ то же время они обратятся къ обществу съ
разоблачетями вреднаго и губительнаго характера
этихъ построекъ въ санитарномъ отношенш,—то во-
просъ о здоровыхъ жилищахъ для бЪдныхъ въ боль-
шихъ городахъ былъ бы поставленъ на обсуждеше и
разр'Ьшеше несравненно р?зче и энергичнее, ч-Ьмъ то
делается теперь комитетами, митингами, прессою и
агитащей. Нечему тутъ удивляться, если до сихъ поръ
народъ остается безучастнымъ къ агитацщ по этому,
вопрос}'. Они видятъ воочш, что все остается по-
прежнему; что ихъ друзья и сосЬди, если они члены
строительныхъ ремеслъ, своими починками, заплатами
и подмалевывашями ув-Ьков-Ьчиваютъ существовате
грязныхъ лачугъ и притоновъ нищеты и заразы. А съ
другой стороны, мелше торговцы и приказчики, быть
можетъ и сами-то живунце въ этихъ лачугахъ, воз-.
даютъ лишь должное строителямъ, продавая имъ гнилую
пищу и отравленные напитки. Одни другихъ наду-
ваютъ и душатъ на пользу капитализму. Правда, иногда
эти гнилыя лачуги объявляются вредными разсадни-
ками заразы, раздаются требовашя объ ихъ
разрушения; но это, обыкновенно, происходитъ не по ини-
щатив^ строившихъ и чинившихъ ихъ, не по требо-
ванда ихъ обитателей, а подъ давлешемъ санитарныхъ
властей, старающихся оградить отъ опасности заразы,
распространяемой этими логовищами б-Ьдноты, жилища
богатыхъ. У самихъ же жертвъ этой системы слиш-
комъ ничтожно развито чувство личнаго достоинства и
вполне отсутствуетъ инищатива. ВсЬми силами надо
стараться вызвать у нихъ и то, и другое, и сознаше
о взаимной ответственности есть одно изъ средствъ
для того.
Пусть члены строительныхъ ремеслъ Лондона
решать не прикасаться ни одной рукою къ безчислен-
нымъ гнилымъ лачугамъ Восточной и Южной части

— 201 —
города. Однимъ этимъ р-Ьшен!емъ былъ бы выдвинуть
на первый планъ не только вопросъ о жилищахъ ра-
бочихъ, но сразу былъ бы поставленъ ребромъ
вопросъ о поземельной собственности и о лендлордахъ.
Отв-Ьтомъ публики на подобное р-Ьшеше было бы:
„Долой наемную плату"! А приказчики могли бы помочь,
отказавшись отъ дальнейшей продажи отвратительной,
испорченной пищи. Это могло бы вызвать у обитателей
б-Ьдныхъ кварталовъ желаше поближе взглянуть на
дома богатыхъ и попристальнее присмотреться къ
доставке пищи въ гавани и въ доки. Во всякомъ случае,
явилась бы некоторая возможность отделаться отъ
гнуснейшихъ сторонъ жизни бедныхъ кварталовъ,—
а это чего-нибудь да стоитъ!—тогда какъ строитель-
ныя ремесла вполне бы вознаградили себя за свою
стачку заработками на постройкахъ новыхъ хорошихъ
домовъ и въ здоровой обстановке.
Такъ могли бы отказаться и ткачи производить
дрянныя сукна изъ старыхъ лоскутьевъ и гнилой
шерсти. Даже меньшинство изъ нихъ, те, кто заняты
наведешемъ ворса и лоску на эти сукна, достигли бы
кое-чего уже простымъ отказомъ и заявлешемъ
публике о причине своего решетя.
То же самое относительно химической техники, съ
ея адомъ производства свинцовыхъ белилъ и подоб-
ныхъ продуктовъ. Тутъ уже сама работа убшственна
для организма и никакими соболезновашями и
административными мерами делу нельзя помочь. Чтобы по-
добныя мастерсюя могли когда-нибудь запустеть, с.тЬ-
дуетъ стыдомъ и презрешемъ преследовать техъ, кто
продаетъ себя въ нихъ на смерть. Ихъ следуетъ
стыдить, потому что они поддерживаютъ своимъ трудомъ
существоваше подобныхъ заведенш; а пока последшя
будутъ существовать, они будутъ притягивать къ себе
новыя жертвы, часто даже не понимаюпця всей
вредности своей работы.
Разве приказчики не добились бы отъ хозяевъ мно-
гихъ изъ своихъ требоватй, если бы они решили, что
лгать передъ покупателемъ ради хозяйской выгоды
унизительно для ихъ человеческаго - достоинства?
Конечно, публика въ этомъ случае стала бы за приказ-
чиковъ и бойкотировала бы лавочника съ его лавкою

— 202 —
и сквернымъ товаромъ. При теперешнемъ же
положении д-Ьла въ торговле—публике трудно
сочувствовать приказчикамъ и рабочимъ. Мы можемъ
соболезновать объ ихъ долгомъ рабочемъ дн*Ь, можемъ
добродушно переносить раннее закрьте лавокъ, но мы
хорошо знаемъ, что всЬ наши симпатии не пом-Ьшаютъ
приказчику всучить намъ гнилую пищу за свежую,
если того потребуетъ хозяинъ.
Однимъ словомъ, какъ потребители, мы не можемъ
сочувствовать слугамъ капиталистовъ, а такъ какъ въ
обоихъ случаяхъ большинство состоитъ изъ рабочихъ,
то они и остаются разбитыми на два враждебныхъ
лагеря, объединить которые удастся только практиче-
скимъ осуществлешемъ взаимной солидарности.
Уб-Ьждеше и чувство—прекрасныя вещи, но они
далеко не во веЪхъ случаяхъ пригодны для этой ц-Ьли.
Приведенными примерами моя основная мысль бол^е
или мен-Ье выяснена, хотя она ими не исчерпывается.
Я вполне сознаю всю трудность почина въ этомъ д'Ьл'Ь,
почему я и предлагаю на первое обсуждеше вопросъ
о взаимной ответственности. Разъ данная мысль усвоена,
хотя бы и немногими, неминуемо появятся желаюпце
осуществить ее, сначала, быть можетъ, даже
неподготовленные и неорганизованные для практическаго д^й-
ств1я. Движете можетъ начаться самой ничтожной
мастерской, рабоч1е которой могутъ побросать свои
инструменты и р-Ьшительно отказаться отъ продол-
жешя вреднаго, противообщественнаго труда; или же
оно можетъ быть начато обычнымъ порядкомъ—черезъ
Р'Ьшешя конгрессовъ, и прочее. Во всякомъ случай,
моя мысль является шагомъ впередъ къ альтруизму.
ВчЬдь мы презираемъ являющагося на работу во время
стачки заместителя за его сод-feflcTBie хозяину, въ борьбе
противъ своихъ товарищей, за его
противообщественный поступокъ. Почему же мы д-Ьлаемъ исключете и
допускаемъ другое отношете къ другимъ родамъ про-
тивообщественныхъ поступковъ, какъ вредная для
общества работа и тому подобнымъ? Если часть
рабочихъ съ перваго раза не усвоитъ подобнаго отноше-

— 203 —
шя, пусть сама публика установить его и действуешь
согласно съ нимъ.
Все это можетъ показаться жестокимъ безсерде-
qieivrb. Но передъ вами только два выбора: или быть
сентиментальными и, не слушая голоса разсудка,
соболезновать всякому, прощать все и вся, проливать слезы
надъ убитыми и ранеными солдатами, надъ
потерпевшими полицейскими при выполненш ихъ обязанностей;
или же быть логичными, и въ такомъ случае мириться
съ господствующимъ характеромъ отношенШ разве
только въ виду неподготовленности общественнаго
мн^ню, надъ выработкой котораго мы и должны
работать. Игнорировать или прямо отрицать принципъ
ответственности возможно только при поверхностномъ
сентиментализм-Ь или же при той степени нравственной
дряблости, когда люди готовы свалить вину со своей
головы на чужую, вместо того, чтобы смело вдуматься
въ истину, хотя бы и нежелательную. Нежелательной
я называю ее потому, что она увеличиваешь нашу
подготовительную работу сощальнаго переворота; но ведь
настояшдй переворотъ и не можетъ совершиться, пока
люди останутся при нынешнихъ нравственныхъ отно-
шен1яхъ.
Изъ всего сказаннаго легко видеть, что я
предлагаю две вещи: во-первыхъ, раз в и Tie с о з н а н i я
ответствености; а во-вторыхъ, применен1е
этого сознан1я къ организации, такъ сказать,
общественныхъ стачекъ въ интересахъ
всего общества, какъ то было указано выше.
Если окажется, что подобныя стачки неосуществимы,
следуетъ искать иныхъ способовъ применешя этого
сознагая ответственности, вернаго въ своей основе и
могущаго вл!ять благотворно. По моему глубокому
убежденш, наносить какой бы то ни было вредъ своему
ближнему по приказу капиталиста не простительно
никому, и оправдаше, что „я-де только оруд1е", прямо
постыдно. Все это подъ стать мирящимся съ суще-
ствующимъ общественнымъ строемъ, довольнымъ
своимъ положетемъ слепого оруд!я капитализма и
поработителей. Но те, кто отрицая современный строй,
въ то же время совершаютъ подобнаго рода
противообщественные поступки, являются, допустимъ, безсо-

— 204 —
знательно, его пособниками, которымъ никогда не
разбить его.
Мне хочется, чтобы люди стали прежде
всего свободными умственно; потомъ, чтобы
они отказались отъ работъ, способствую-
щихъ раз в" и Tiro нищеты и укр,Ьплен1ю со-
временнаго порабощен1я, и т^мъ самымъ
вызвали бы въ массахъ ту широкую волну
взаимной с и м п а т i и и солидарности,
которая станетъ самымъ могущественны мъ
связующи мъ началомъ въ дальнейшей
б о р ь б е.
Важность экономической борьбы, по моему, лучше
ценится теми, кто сознаетъ себя свободнымъ и видитъ
въ свободе окружающихъ лучшую гарантш для своей
собственной свободы. Если своимъ отказомъ работать
на капиталиста они не положатъ конца современной
системе, то, во всякомъ случай, они постараются не
работать больше во вредъ себе подобнымъ, не
заботясь о томъ, отв^чаютъ ли послЗшпе немедленно
взаимностью и солидарностью, а повинуясь въ своемъ
р-Ьшеши лишь голосу совести и чувству личнаго
достоинства. Таковъ настояшдй способъ дМств!я анар-
хистовъ: „д-Ьлай самъ то, что ты хочешь, чтобы делали
друпе".
Люди, признаюшде политическое д-Ьйств1е и власть,
обыкновенно омываютъ руки отъ этого и всенародно
провозглашают^ неизбежность вышеуказаннаго, ч*Ьмъ
они сод-Ьйствуютъ дальнейшему процветанш
злоупотреблений, а вместе съ темъ—надеются, что
кто-нибудь да совершитъ то, чего они сами не могутъ или
не хотятъ делать. Но мы, отвергнувпле эти
софистически тонкости въ политике, обязаны отвергнуть ихъ
и въ области сощальныхъ отношенш въ самомъ широ-
комъ смысле слова, а потому мы и выдвигаемъ на
первое место требоваше объ ответственности каждаго
въ исполняемой имъ работе.
Оговорюсь еще, что при обсуждешяхъ этого вопроса
слово ;,нравственность" должно быть употреблено не въ
томъ смысле, будто бы я требую отъ рабочихъ быть
нравственнее. Не въ этомъ смысле я употребилъ его.
Я желаю рабочимъ быть прежде всего свободными и

— 205 —
полными сознашя своего личнаго достоинства, самоува-
жевая; а тогда ужъ ихъ собственное чз^вство подска-
жетъ имъ р-Ьшеше отказа отъ всякаго противообще-
ственнаго дЬла, какъ теперь они отказываются стать
доносчиками и паршивыми хозяйскими затычками во
время стачекъ. Легко говорить: прежде всего уничто-
жимъ капнтализмъ и современный строй, а тогда уже
рабоч1е прюбр-Ьтутъ эти качества. Но, спрашивается,
кто будетъ разрушать современный строй, когда
мнимый законъ Маркса, что капиталисты современемъ
по-Ьдятъ другъ друга, насъ больше не убаюкиваетъ,
какъ издавна убаюкивалъ сощалъ-демократовъ?
Въ заключен!е повторяю, что у меня н-Ьтъ ни ма-
л-Ьйшаго нам-Ьрешя уменьшать важность какого бы то
ни было npieMa современной пропаганды; но мн-Ь было бы
желательно, чтобы предлагаемый методъ пропаганды
былъ обсуждаемъ, особенно при встр-Ьч-Ь анархистовъ
съ трэдъ-юнюнистами. Это можетъ, въ конц-fe концовъ,
повести къ превращенда борьбы съ трэдъ-юнюнистами
изъ обыкновенной узко-ремесленной—въ борьбу за
общественное освобождеше, что неминуемо вызвало бы
симпатш вс-Ьхъ свободныхъ людей, которымъ дорога
и свобода другихъ.

Ф. Домела-Ньювангуисъ
ВОПРОСЪ О МИЛИТАРИЗМА
Мы веЬ сойдемся во мн-Ьнш, что международный
войны не зависятъ отъ произвола того или иного
монарха, того или иного правительства; что и монархи
и правительства—не бол-fee какъ сл-Ьпыя оруд1я, какъ
марюнетки въ рукахъ людей, стоящихъ за сценой, на
заднемъ план'Ь. Власть у насъ принадлежитъ не корон-fe,
не расшитому золотомъ мундиру, а настоящимъ нашимъ
царямъ—финансистами банкирамъ, капиталистами Они
сами знаютъ это, и то, что мы говоримъ, для нихъ не
новость; но въ народъ, къ несчастью, эта истина еще
недостаточно проникла.
Вотъ прим'Ьръ, наглядно показывающш
справедливость нашихъ словъ.
Несколько л-Ьтъ тому назадъ, въ одинъ изъ момен-
товъ, когда Европе грозила война, въ Париже былъ
данъ большой балъ, на которомъ присутствовали, между
прочимъ, несколько дипломатовъ, а также госпожа
Ротшильдъ. Одинъ изъ дипломатовъ р-Ьшилъ
воспользоваться случаемъ и, во время танцевъ, узнать какъ
нибудь отъ жены Ротшильда ея мн^ше о положенш
д-Ьлъ, чтобы такимъ образомъ выведать мн-Ьше ея мужа.
И вотъ, гуляя съ ней подъ руку по роскошно
убранной зал*Ь, онъ, посл-fe н-Ьсколькихъ незначущихъ фразъ,
какъ бы невзначай спросилъ ее: „Что вы думаете о
настоящемъ положенш д-Ьлъ? Будетъ война, или Н'Ьтъ?"

— 207 —
Ответь получился^ кратки и ясный, настолько простой,
что каждый рабочгй можетъ надолго запомнить его, и
более красноречивый, чтЬмъ всё длинныя разсуждешя
и ученые трактаты. „Н-кгъ",—сказала госпожа
Ротшильду „войны не будетъ, потому что мужъ не даетъ
денегъ".
И она была права. Если банкиры не дадутъ денегъ,
монархи и правительства не въ состоянш будутъ вести
войнъ. Старинная французская поговорка; „н-Ьтъ
денегъ—н'Ьтъ швейцарцевъ" *) совершенно справедлива:
деньги, действительно,—главная причина войны.
Чемъ вызывались войны въ древности и чемъ
вызываются он-fe теперь? Вначале человека толкалъ голодъ;
въ первобытныя времена война была выгодна дикарю,
потому что, если победа была на его стороне,
побежденный врагъ служилъ ему пищей. Позднее
положение д-Ьлъ изменилось, но сущность войны осталась
та же. Победитель заставлялъ побежденнаго работать
на себя, отнималъ у него землю, скотъ и, такимъ обра-
зомъ, получалъ возможность богатеть. Такъ
происходило въ средше века, такъ происходитъ и въ наше
время. Фабриканты и капиталисты постоянно произво-
дятъ все большее и большее количество товаровъ, но
что же делать съ этими товарами? Приходится искать
для нихъ рынковъ и поэтому наши современныя войны
становятся войнами торговыми, имеющими сощальную
подкладку. Вместо того, чтобы увеличивать число по-
пребителей у себя дома и такимъ образомъ находить
сбыть для своихъ продуктовъ, капиталисты ищутъ
рынковъ вне страны. Наши политико-экономы говорятъ
„перепроизводств fe, потому что все торговые склады
томятся подъ тяжестью товаровъ, а между темъ сами
ороизводители почти что не пользуются ими. Такое
лперепроизводство" ни более, ни менее какъ ложь.
Вернее было бы сказать, что у насъ не пере-произ-
водство, а недо-потреблеше, и Фурье былъ
совершенно правъ, когда говорилъ, что мы страдаемъ отъ
бедности, именно потому, что имеемъ всего въ избытке.
Мы голодны, потому что кругомъ слишкомъ много
*) Въ старину короли нанимали солдатъ—-преимущественно
швейцарцевъ, чтобы воевать*

— 208 —
хлеба; плохо одеты, потому что у насъ слишкомъ много
одежды; мы ходимъ босыми, потому что на свете
слишкомъ много обуви. То, что намъ преподаютъ съ оффи-
щальныхъ кафедръ, есть, следовательно, не бол-fee какъ
ученая чепуха.
Войны предпринимаются теперь съ целью найти въ
различныхъ м-Ьстахъ земного шара сбытъ для
накопившихся товаровъ; въ основе ихъ лежатъ наши
несправедливый общественныя отношешя. Кроме того,
B^TfeflCTBie войнъ уменьшается европейское населеще,
происходитъ ^„подчистка",— какъ выразился недавно
одинъ генералъ. Многочисленные рабоч1е безъ работы
въ конц^Ь концйвъ, становятся опасными, и война,
уносящая эти безпокойные элементы, является настоящимъ
предохранительнымъ клапаномъ для современнаго
общества. Она им-Ьетъ, такимъ образомъ, две цели:
избавить капиталистовъ отъ лишнихъ товаровъ и избавить
ихъ отъ лишныхъ людей. Войны нужны также бур-
жуазш потому, что он-fe даютъ ей возможность набить
свои карманы, что для нея гораздо важнее, ч?мъ
человеческая жизнь: нажива—высшая цель буржуазш и вы
можете быть уверены, что всякш буржуа готовъ,
скорее продать свою собственную страну, ч-Ьмъ упустить
удобный случай къ наживи. Разве не англШск1е
капиталисты поставляли для южно-африканскихъреспубликъ
те самыя пушки и те самые боевые запасы, которые
должны были послужить противъ анпийскихъ солдатъ?
Разве министръ Чэмберленъ не состоитъ однимъ изъ
крупныхъ акщонеровъ оружейнаго завода, обогатив-
шагося поставкой оруж!я южно-африканскимъ респуб-
ликамъ? Разве не англйсаде и не немещие заводы
продали китайцамъ артиллер1йск1е снаряды и ружья,
которыми теперь пользуются китайцы противъ соеди-
ненныхъ державъ? Чтобы показать на примере, изъ-
за чего ведутся войны, разсмотримъ закулисную
сторону хотя бы последней китайско-японской войны.
Серебро, вообще, стоитъ недорого: въ то время
какъ фунтъ золота стоитъ немного более 640 рублей,
фунтъ серебра стоитъ немного больше сорока рублей;
прибавимъ къ тому же, что серебра гораздо больше,
ч-Ьмъ золота. Въ виду такой разницы въ цене легко
понять, что для того, чтобы получить одинаковую цен-

— 209 —
ность серебра, нужно взять его въ 32 раза больше
в-Ьсомъ, ч-Ьмъ золота. Если я м-Ьняю золотой на серебро,
я долженъ получить по в*су въ 32 раза больше серебра,
ч*мъ весить мой золотой; а такъ какъ золотой
двадцати— франковикъ (8 рублей) весить около 1х/2
золотника, то четыре серебряный монеты, въ 5 франковъ
каждая, должны бы в*сить въ 32 раза больше, то-есть
около 50 золотниковъ. Если же он* в*сятъ меньше,
то, очевидно, государство насъ обкрадываетъ. И
действительно, монета въ 5 франковъ весить меньше
шести золотниковъ, а четыре такихъ монетъ в*сятъ
вм*ст* 281/* золотника, такъ что на каждые 20
франковъ государство крадетъ у гражданъ около 27
золотниковъ серебра. Мы видимъ, такимъ образомъ, гд*
находятся настояшде фальшивые монетчики; но выд*лка
фальшивой монеты—монопол1я государства, и если ею
займется частное лицо, то его сажаютъ въ тюрьму.
Недавно мн* пришлось видеть интересную карикатуру.
За столомъ, покрытымъ зеленою скатертью, сидитъ
министръ юстицш. Двое полицейскихъ вводятъ хорошо
од*таго господина, въ цилиндр* и съ тросточкой,
который всячески старается отъ нихъ вырваться. Это—
голландсшй министръ финансовъ, Пьерсонъ, бывнпй
директоръ нидерландскаго банка.
— „Оставьте меня",—кричитъ господинъ,—„я
предводитель нидерландскаго государства!"
— „Все это, брать, побасенки",—отв*чаетъ поли-
цейскш,—онъ просто предводитель шайки мошенниковъ,
которые пускаютъ въ обращете флорины, стоюшде
всего 471/2 центовъ!" (во флорин* же считается 100
центовъ).
В отъ какъ сами правительства подаютъ прим*ръ
фабрикацш фалынивыхъ денегъ!
Въ Америк* есть очень много серебряныхъ долла-
ровъ—монета, которая принята также и въ Кита-fe и
Японш. Ч*мъ больше падаетъ ц*на серебра, гЬмъ
больше теряютъ т*, которые получаютъ серебряные
доллары, а, следовательно, отъ этихъ додларовъ, отъ
этого серебра сл*дуетъ какъ можно скор*е избавиться.
Но что же тутъ д*лать? Китаю и Японш хватаетъ
имеющихся тамъ долларовъ на обычные расходы, но,
въ случаяхъ какихъ-нибудь чрезвычайныхъ собьтй,
АНАРХИаМЪ. 14

— 210 —
имъ, конечно, понадобится больше. И вотъ банкиры
взялись за это д-Ьло. Въ об-fe эти страны были посланы
европейсше и американке агенты—отнюдь не для
подкупа ихъ правительствъ, о нйтъ! правительства
всегда честны и неподкупны. . . . Но, такъ или иначе,
а Китай сталъ покупать въ Америке массу серебра, а
черезъ полгода была вдругъ объявлена война.
Оставалось р-Ьшить вопросъ о томъ, на чьей стороне бу-
детъ победа. Для банкировъ было выгодн-fee, чтобы
Китай былъ поб'Ьжденъ, потому что побежденная
сторона платитъ военную контрибущю, а Япония, хотя
и большая страна, но, во всякомъ случа-fe, не можетъ
сравниться по обширности съ Китаемъ. Китаю, поэтому,
благодаря естественнымъ богатствамъ страны, легче
достать денегъ. И вотъ Япошя должна была победить,
а Китай долженъ былъ заплатить убытки.
Для банкировъ это была очень выгодная операщя.
Китайское правительство прежде сделало заемъ въ
400 миллюновъ франковъ серебромъ, загЬмъ еще въ
72 миллюна, также серебромъ, наконецъ—въ 44 мил-
люна, опять таки серебромъ. Оно получило такимъ
образомъ большое количество серебра, съ обязатель-
ствомъ платить проценты золотомъ, а это составило
новый источникъ барышей для банкировъ, которые
купили все это серебро за сравнительно малое
количество золота. Они наживали, такимъ образомъ,
громадный состояшя. Кром^ того, они вошли въ согла-
шеше со всЬми кораблестроительными компашями, со
всЬни оружейными заводами, чтобы гЬ требовали за
всЬ заказываемые Китаемъ и Япошей въ Европ-fe
товары уплаты золотомъ. Это также давало болыше
барыши.
Итакъ, китайско-японская война была не бол-fee
какъ заранее обдуманное банкирское предпр1ят1е. И
всЬ войны вообще бываютъ всегда такими же
результатами разсчетовъ банкировъ, то-есть буржуазш.
Солдаты! когда буржуаз!я говоритъ вамъ,"что
служить своей родин-Ь—честь, и когда вы оказываетесь
настолько глупыми, что верите ей,—она самавъдуш-fe
смчЬется надъ вами. Она отлично знаетъ, что обманы-
ваетъ васъ. Все то, что вамъ говорятъ о „любви къ
отечеству", о „преданности престолу", о храбрости,

— 211 —
в-Ьрности и такъ дал-fee—все это говорится только для
того, чтобы одурманить вамъ голову, чтобы помешать
вамъ понять, какимъ ц-клямъ васъ заставляютъ
служить. Вы просто—часовые, столице на страясЬ у де-
нежныхъ сундуковъ буржуазш; войско существуетъ
только для того, чтобы защищать богатства, нажитыя
банкирами. Имушде классы слишкомъ трусливы, чтобы
самимъ защищать свою собственность; они и устроили
свои д-Ьла такъ, что защищаетъ эту собственность тотъ,
у кого н-Ьтъ ничего. Съ ихъ точки зр-Ьшя оно такъ и
должно быть. Но, что сказать о глупости людей, не
им'Ьющихъ ничего, людей, которымъ нечего терять, и
которые позволяютъ обращать себя въ пушечное мясо
ради интересовъ своихъ враговъ,—имущихъ классовъ?
Если овцы позволяютъ себя стричь, въ этомъ н-Ьтъ
ничего удивительнаго, потому что он-Ь слабы; но что
сказали бы мы объ овц'Ь, которая сама выбрала бы
челов-Ька, который долженъ ее зар-Ьзать? Это уже—
верхъ глупости, и такимъ людямъ поневоле хочется
сказать: „сами виноваты, на себя и пеняйте; лучшей
участи вы не заслуживаете!"
Войны возможны только благодаря той любви къ
военщине, которую искусственно развиваютъвъ народе.
Неужели вы думаете, что какой нибудь Чэмберленъ
или Сесиль Родсъ могли бы начать войну, если бы не
чувствовали за собою сильной партш? Но втечете
ц-Ьлыхъ м'Ьсяцевъ английская печать только и д-Ьлала,
что систематически возбуждала англичанъ противъ
буровъ *). Пресса считается благодетельной силой, а
между гЬмъ, въ рукахъ капиталистовъ, она стала сред-
ствомъ для отравлешя вс-Ьхъ источниковъ здоровой
народной жизни. Существуютъ общества противъ
фальсификации товаровъ, общества покровительства живот-
нымъ; но общество, которое защищало бы народъ отъ
отравляющаго общественное мн1зше д'Ьйств1я прессы,
*) ВдродолжевЗи десяти лътъ, консервативная, импер!алисти-
ческая печать подготовляла Англш къ войн*,—воскрешая память
«героевъ», ставя въ театрахъ военныя пьесы, убытки которыгь
оплачивались одннмъ народомъ, и такъ дал*ве. Шестидесяти-
лътвй юбилей королевы, какъ это тогда звмвтили всЬ радпкаль-
ныя газеты, имълъ ту-же ц-бль.
14*

— 212 —
нгЬтъ нигде; и вотъ она ежедневно, капля по капле,
вливаетъ свой ядъ въ умы цтЬлыхъ миллюновъ людей.
Говорятъ, будто бы любовь къ военщине въ наше
время ослаб-Ьваетъ; но въ чемъ же это проявляется?
Действительность показываетъ намъ какъ разъ
обратное: вся человеческая жизнь, съ самаго ранняго
возраста, подчинена вл!янш военнаго духа—вл!янда,
гораздо более могущественному, гораздо более
распространенному, чЪмъ обыкновенно предполагаютъ мало-
мысляяце люди. Въ доказательство того, какъ сильно
еще общество проникнуто духомъ военщины, возьмемъ
хотя бы большинство д^тскихъ игрушекъ. Войдите въ
любую игрушечную лавку и посмотрите: повсюду—
сабли, ружья, эполеты, барабаны, знамена, кивера,
которые пр1учаютъ ребенка съ самаго ранняго возраста
особенно любить эти оруддя убшства. ЗагЬмъ идутъ
оловянные, n-femie и конные солдатики, болышя
крепости, пушки и тому подобныя забавы. Вместо того,
чтобы удалять отъ детей такого рода предметы, ихъ,
наоборотъ, пр1учаютъ къ нимъ. Игра въ солдаты—
любимая игра мальчиковъ, и взрослые отлично
пользуются этими наклонностями. Мы видимъ это, напри-
м*Ьръ, когда по улице проходятъ солдаты съ музыкой,
играющей веселые, увлекаюнце за собою мотивы; за
ними всегда бежитъ толпа ребятишекъ, которые
наверно думаютъ: „вотъ когда я выросту, я тоже буду
гулять по улицамъ въ красивомъ мундире1а
Не меньшую роль играетъ военный духъ и въ
школьномъ преподаванш. Посмотрите на детск1я
книжки съ картинками: какое огромное место тамъ зани-
маютъ солдаты и сражешя! Наши хрестоматш полны
всевозможныхъ разсказовъ о геройскихъ подвигахъ на
поле битвы. А кто наши главные герои? Это не люди,
прославивппеся въ науке или искусстве, не люди, сде-
лавппе кашя-нибудь полезныя открьтя или изобрететя,
а всегда и везде—солдаты. Истор1я наша также часто
представляетъ лишь перечень битвъ, ивъ ней
постоянно, какъ припевъ, звучитъ одна и та же фраза: такой-
то победилъ такого-то и сделался такимъ образомъ
могущественнымъ правителемъ. Военный духъ
развивается въ ребенке всеми средствами—и игрушками, и
книгами; детсшй умъ уже въ самыхъ играхъ получаетъ

— 213 —
ложное направление, очень часто даже помимо воли
воспитателей.
Разв-Ь—изображать, какъ героевъ, въ глазахъ д-fe-
тей только гЬхъ, кто боролся огнемъ и мечемъ и
отличался на поляхъ сражешя, не есть чистая ложь? Когда
Лютеръ отправлялся на Вормскш соборъ вопреки со-
вЗзтамъ друзей и говорилъ имъ, что онъ все равно по-
-Ьхалъ бы, „если бы даже въ ВормсЬ было столько же
чертей, сколько черепицъ на крышахъ", разв-fe онъ не
проявилъ большей храбрости, ч'Ьмъ сражающееся на
„пол'Ь чести", когда они, подъ влгяшемъ возбуждешя,
становятся просто зв*Ьрями по отношенш къ противнику?
РазвЪ Золя въ своемъ письм-fe „J'accuse"
(„Обвиняю"), брошенномъ въ лицо всему военному и
политическому Mipy, не обнаружилъ большаго героизма,
ч'Ьмъ войска, направляюпця свою усовершенствованную
артиллерда противъ плохо-вооруженныхъ туземцевъ
какой-нибудь другой части свЪта? Наконецъ, врачъ,
рискующей жизнью, ухаживая за заразительными больными,
или изучаклщй опасныя болезни, не обладаетъ, разв-fe,
большей нравственной см-Ьлостью, ч'Ьмъ офицеръ, ко-
тораго гЬмъ больше восхваляютъ, ч'Ьмъ больше людей
онъ убилъ? В-Ьдь и у остъ-индскихъ даяковъ точно
также воина гЬмъ больше почитаютъ, ч'Ьмъ, больше
онъ можетъ показать череповъ собственноручно обез-
главленныхъ имъ враговъ? А между гЬмъ назван!я Ве-
ликаго, Храбраго и такъ дал-fee раздаются лишь людямъ,
отличившимся на пол'Ь битвы, и намъ постоянно твер-
дятъ о „священныхъ войнахъ", о „патрютическомъ
долгЬ" и тому подобныхъ вещахъ, служащихъ только
для омрачешя умовъ.
Монархи вс-Ьхъ странъ—прежде всего солдаты. Едва
только какой-нибудь князекъ научится ходить, какъ
его уже сразу назначаютъ командиромъ какого-нибудь
полка, и всЬ находятъ совершенно естественнымъ, что
вс*Ь члены царствующихъ фамилШ командуютъ ч-Ьмъ-
нибудь на cyurfe или на моргЬ.
Идеалъ императора Вильгельма II, это—им"Ьть
десять сыновей и назначить каждаго изъ нихъ главно-
командующимъ однимъ изъ корпусовъ. Почему монархи
являются всегда и повсюду въ военномъ мундир-Ь?
Почему они открываютъ засЬдашя парламентовъ въ гу-

— 214 -
сарскомъ или походномъ мундире? Не для того ли,
чтобы показать парламентами что въ случае
надобности они отлично пренебрегутъ парламентскими р-Ьше-
тями и покажутъ еще лишни разъ, что мечъ им-Ьетъ
болышй в-Ьсъ, чтЬмъ сотни речей? Зачемъ у президента
французской республики существуетъ военный штатъ?
Зачемъ такой же штатъ у молодой голландской
королевы? Для чего все это? Почему министръ, заведующей
войсками, носитъ назваше „военнаго"? Разве его
функщя въ томъ, чтобы вести войны? Министровъ
военнаго и морского лучше было бы назвать министрами
„драки на cynrfe" и „драки на воде".
Вся наша печать проникается, такимъ образомъ,
военнымъ духомъ, и если каждый человЗзкъ, взятый въ
отдельности, относится къ войне съ ненавистью, то,
взятые вместе, люди д-Ьлаютъ все, отъ нихъ зя висящее,
чтобы ей содействовать. Прудонъ еще могъ мечтать,
что девятнадцатый в-Ькъ увидитъ установлеше мира,
но мы не можемъ быть такими оптимистами и не
беремся даже сказать съ уверенностью, осуществится ли
это въ двадцатомъ веке.
Все, что было сделано въ посл^Ьдше годы, привело
только къ тому, что къ военщине прибавилось еще
лицем-fepie. На словахъ, все правительства выражаютъ
любовь къ миру, на деле же—все готовятся къ войне.
Самая удивительная комед1я, какую только могли
выдумать люди, власть имеюхше, какъ финалъ
девятнадцатому веку это—комед!я мира, разыгранная въ
Гааге въ 1899 году.
Ни въ одной стране, ни одинъ бюджетъ не
уменьшился ни на грошъ после этой комедш мира! АнглШ-
ск!й бюджетъ на 1899—1900 годъ превысилъ
предыдущей на 25 миллюновъ франковъ; въ то же время кон-
тингентъ войска увеличился на 1493 человека и 5 пу-
шечныхъ батарей, съ перспективой еще 10-ти батарей
въ 1900 году *).
Немецкое правительство тотчасъ же после этого
*) Черезъ нисколько мйсяцевъ, посл-Ь того, какъ написанъ
быдъ этотъ докладъ, началась война противъ буровъ,
представляющая самый наглый акхъ насил!я я грабежа за носл'Ьдщя его
Л'ЬТЪ.

— 215 —
предложило увеличить войско на 23,277 челов-Ькъ впро-
долженш ^ четырехъ л-Ьтъ, что и было принято, съ
уменыиешемъ этого числа на треть. Кром-fe того, были
въ принцип-Ь приняты проекты германскаго императора
относительно флота.
Ужъ не любовь ли къ миру побуждаетъ державъ
все больше и больше вооружаться? Не для того ли
он-fe такъ страшно увеличиваютъ военные расходы и
контингентъ войскъ, чтобы доказать миролюбивость
своихъ нам'Ьренш?
Вотъ, что писалъ Монтескье полтораста лчЬтъ тому
назадъ (и эти слова остаются справедливыми и до се-
годняшняго дня):
„По Европ-Ь распространилась новая бол-Ьзнь,
охватившая всЬхъ нашихъ монарховъ и заставляющая ихъ
содержать непом-Ьрно-многочисленныя войска. Бол-Ьзнь
эта—возвратная; при этомъ она заразительна: какъ
только какое-нибудь государство увеличить свое войско,
то же самое д-Ьлаютъ и всЬ остальныя, и единствен-
ньшъ результатомъ этого является общее разореше.
Каждый монархъ держитъ наготове все это войско,
какое только онъ могъ бы собрать въ случа-fe, если
бы его народу грозила опасность истреблешя, и это
постоянное напряжете силъ каждаго государства про -
тивъ веЬхъ остальныхъ называется миромъ. Европа,
поэтому, такъ разорена, что если бы въ такомъ по-
ложенш, въ какомъ находятся три самыхъ богатыхъ
державы, оказалось какое-нибудь частное лицо, то оно
не могло бы существовать. ИмЪя въ рукахъ богатство
и торговлю всего Mipa, мы все таки б'Ьдны; у насъ
такъ много солдатъ, что скоро никого не будетъ кром-fe
нихъ, и мы станемъ похожи на татаръ. Посл-Ьдствгемъ
этого является постоянное возросташе податей, и
никакое улучшете этого положешя невозможно, потому
что государства уже не считаются со своими доходами,
а употребляютъ на военныя ггЬли самый капиталъ.
Нер-Ьдко они, даже въ мирное время, отдаютъ подъ за-
логъ свои фонды и прибЪгаютъ для своего разорешя
къ средствамъ, которыя они называютъ экстренными,
и которыя, д-Ьйствительно, такъ необычны, что самый
расточительный маменькинъ сынокъ едва можетъ
выдумать лучная".

— 216 —
Разв-fe эти слова Монтескье не походятъ буквально
и къ нашему времени? Разв-fe наши правительства
точно также не соперничаютъ другъ съ другомъ въ
д'Ьл'Ь скор-Ьйшаго доведешя своего народа до полнаго
разорешя?
Намъ говорятъ иногда, что войну можно сд-Ьлать
гуманнее, но это—ничто иное, какъ самое ужасное
лицем-fepie. Сделать войну гуманн-fee, это—такая же
нел-Ьпая затЬя, какъ улучшить тюрьмы. Если не
считать н'Ьсколькихъ мелкихъ изм'Ьненш въ ихъ
устройстве, то единственное, что можно сделать съ
тюрьмами, это—ихъ уничтожить. То же самое можно сказать
и о войнахъ. Разв-fe „челов-Ьколюбивыя" пули не 6у-
дутъ убивать? Или, можетъ быть, къ нимъ будетъ при-
д-Ьланъ пластырь, который будетъ самъ накладываться
на сделанную рану? Какая безсмыслица! Ч-Ьмъ
употреблять „челов-Ьколюбивыя" пули, не лучше ли
упразднить всяк!я пули вообще?
Внести гуманность въ войну! Ужъ не подъ покро-
вительствомъ ли нчЬмецкаго императора Вильгельма,
который воюетъ во имя цивилизацш съ
нецивилизованными китайцами, причемъ его войска не даютъ пощады
никому, закалывая штыками женщинъ и д'Ьтей? И
европейцы не стыдятся подобнаго варварства!
Нецивилизованные китайцы, однако, отлично
разгадали цивилизованныхъ европейцевъ; вотъ что писалъ
недавно о нихъ одинъ китайскШ ученый: „Сначала къ
намъ являются люди въ черныхъ одеждахъ (миссюнеры)
и обЗзщаютъ даромъ открыть намъ врата неба. Въ
сущности же они—только агенты другихъ людей, въ
б-Ьлыхъ одеждахъ, которые пргЬзжаютъ, чтобы
торговать, обманываютъ и грабятъ насъ. Если же мы на-
чинаемъ требовать у этихъ б'Ьлыхъ людей отв-Ьта, то
тогда являются люди въ одеждахъ разноцв-Ьтныхъ, съ
пушками и ружьями, и . . . убиваютъ насъ!"
Вотъ она, характеристика международная, всем1р-
наго капитализма: алтарь, кошелекъ и войско!
Намъ предстоитъ, если я не ошибаюсь, перюдъ
реакцш. Католицизмъ теперь сильнее, ч^мъ когда бы
то ни было, благодаря своимъ капиталамъ и армш
священниковъ, въ которой согласно правилу: perinde
ас cadaver, онъ находить полную поддержку. Цер-

— 217 —
ковь и войско д-Ьйствуютъ за одно, и при капитали-
стическомъ стро-fe несомненно скор-fee римски папа
сделается главою Mipa, ч-Ьмъ как1я бы то ни было
права будутъ даны народу. Буржуазш, якобы
ненавидящей войну, нужно сильное правительство для того,
чтобы удержать въ повиновенш рабоч!я массы, и ну-
женъ парламента, который давалъ бы поступкамъ
этого правительства вн-Ьшнее оправдаше. Безразсудно
закрывая глаза на недостатки экономическаго
положена, она говоритъ, что ненавидитъ войну, а между
тЬмъ д^лаетъ все возможное, чтобы ее вызвать; пре-
зираетъ ц-Ьль, и Bwbcrfe съ гЬмъ у потреб ля етъ какъ
разъ гЬ средства, которыя должны неизбежно къ ней
привести.
Реакщонныя силы включаютъ всЬ государственныя
партш, отъ Рима до сощаль-демократш, отъ папы до
Маркса; веЬ он-fe составляютъ одну реакцюнную массу,
противъ которой стоятъ только анархисты. Мы уже
видели, какъ старый сощалистъ Луи Бланъ
вотировала вм-fecT-fe со всей клерикальной шайкой, одобреше
Тьеру, Макъ-Магону и Галифэ, потопивщихъ
парижскую Коммз^ну въ крови ея участниковъ; теперь мы
видимъ, какъ сощаль-демократы д-Ьйствуютъ за-одно съ
убШцами коммунаровъ: одинъ изъ нихъ (Фольмаръ)
заявилъ, что парижане лучше бы сделали, если бы въ
1871 году сид-Ьли смирно; другой (Мильеранъ)—вошелъ
въ составъ министерства, гд^ его товарищемъ состоялъ
одинъ изъ самыхъ свир'Ьпыхъ усмирителей Коммуны.
Власти невозможно обойтись безъ войска, безъ
силы, которая могла бы защитить ее отъ всякой оппо-
зищи. Поэтому намъ, анархистамъ, приходится разсчи-
тывать только на себя самихъ и на сощалистовъ-рево-
лющонеровъ.
*
Каково же должно быть наше отношеше къ воен-
щин-fe? Это для насъ самый важный вопросъ. Однихъ
фразъ и платоническихъ заявлешй о томъ, что пра-
вяшде классы ответственны передъ истор1ей и передъ
человЪчествомъ за зло военщины, еще недостаточно.
Этого рода р-Ьшетя годятся, можетъ быть, для раз-

— 218 —
ныхъ конференщй и конгрессовъ мира; но
правительства только смеются надъ ними и продолжаютъ д-Ьлать
свое дело по прежнему.
Я думаю (представьте себе, что я настолько наи-
венъ!), что если бы на брюссельскомъ международномъ
конгрессе 1891 года у сощалистовъ хватило смелости
решить, что въ случае объявлешя войны, они отвЪ-
тятъ на это общей стачкой, то, при деятельной
пропаганде этой идеи, мы за эти десять л-Ьтъ ушли бы
гораздо дальше впередъ, чЬнъ теперь. Но прошло то
время, когда Гэдъ писалъ:
„Мы решились—и вс-fe сощалистическ1я партш должны
придти къ тому^ же р-Ьшешю—преградить дорогу вой-
скамъ револющей. Заряженнымъ пушкамъ мы крик-
немъ: мы не пропустимъ васъ, мы не позволимъ вамъ
стрелять!".
Чтобы выполнить свою революционную и
освободительную мисспо, сощализмъ долженъ обладать
смелостью, и когда бгЬдств!я войны будутъ, по вине дер-
жавъ, грозить Mipy, у сощализма должно хватить
решимости повторить слова Дантона: „Бросимъ имъ въ
вид-fe вызова коронованную голову"!—слова, сказанныя
сто лЪтъ тому назадъ о войскахъ союзныхъ монар-
ховъ и им-Ьвыпя въ виду судьбу Людовика XVI. И если
у Дантона хватило смелости сказать это, когда речь
шла о политическомъ освобождени, то въ д-Ьл-Ь сощаль-
наго освобождешя—гораздо бол-fee важномъ—на насъ
гЬмъ более лежитъ обязанность быть решительными.
Пусть вс-Ь знаютъ, какой отпоръ встретятъ те, кто
ради своихъ выгодъ посылаетъ народъ на бойню.
Но какъ противодействовать преступнымъ замы-
сламъ правительствъ и капиталистовъ? Средство очень
простое. „Если только солдаты научатся думать, то ни
одинъ не останется въ войске". Изменеше въ
положены народа совершится, следовательно, тогда, когда
люди начнутъ думать; въ этомъ направлении толкаетъ
ихъ сощализмъ вообще, и въ этомъ же направление
мы должны прилагать свои силы, не упуская ничего,
что можетъ оказаться полезнымъ.
Истор1я учить насъ, что въ борьбе съ мялитариз-
момъ менее всего следуетъ разсчитывать на
духовенство.

— 219 —
Войны повсюду возникали, или, по крайней м-fep-fe,
поддерживались, именно благодаря священникамъ, и
никогда еще посл'Ьдше не пом-Ьшали ни одной войнй.
Повсюду священники благословляютъ оруяае и
знамена; повсюду они служатъ молебны ради доставлешя
победы одному войску и поражешя дрзтого. Это лице-
м-fepie со стороны религш представляетъ собою одну
изъ самыхъ ужасныхъ низостей, которыми позорятъ
память 1исуса Христа,
Ни откуда не раздалось ни слова протеста, когда
Вильгельмъ II, въ своей р'Ьчи къ солдатамъ по слзгчаю
принесешя присяги, сказалъ между прочимъ: „Вы ПРИ~
надлежите мн-fe гЬломъ и дз^шою. Для васъ теперь н1зтъ
другого врага, кром'Ь того, кто мой врагъ. При
теперешней агитацш сощалистовъ можетъ случиться, что
я прикажу вамъ стрелять въ вашихъ собственныхъ
родныхъ—въ вашихъ братьевъ, или даже въ вашихъ
отцовъ и матерей (да хранитъ насъ отъ этого Богъ);
даже и тогда вы должны безпрекословно повиноваться
моимъ распоряжешямъ".
Итакъ, этотъ христ1анинъ (!) открыто говорить (и
хрисйанская церковь не протесать противъ этого),
что всякш, кто служить въ армш, служитъ ему идол-
женъ быть готовъ ради его выгоды, убить своего
брата, отца или мать! Возмущенный этими
святотатственными словами, Толстой писалъ: „Этотъ больной,
жалк1й, опьяненный челов-Ькъ оскорбляеть своими
словами все, что можетъ быть святого для человека, и
Bcfe, христаше, свободомыслящее, образованные люди—
вообще Bcfe, не только не возмущаются такимъ оскор-
блешемъ, но даже не зам-Ьчаютъ его".
Существуетъ Интернацюналъ желтый—союзъ капи-
талистовъ, которые гораздо сплоченн-Ье между собою,
ч-Ьмъ борюпцеся съ ними рабоч!е; существуетъ
Интернацюналъ черный—Римъ и его арм1я священниковъ,
монаховъ и монахинь, проникающихъ для своей
глухой, подземной работы въ самые гЬсные семейные
круги. Намъ нуженъ Интернацюналъ
красный—решительно революционный. Война никогда не можетъ быть

— 220 —
полезной для рабочихъ и какъ только они это пой-
мутъ, они положатъ ксгнецъ правительственнымъ коз-
нямъ. Трудъ и война—дв-fe противуположности.
Солдатъ не только не служить обществу какимъ
нибудь производительнымъ трудомъ, но, наоборотъ,
самъ живетъ на счетъ производительнаго труда дру-
гихъ. Представьте себ^ общество въ 5,000 человЪкъ,
изъ которыхъ 1,000 взрослыхъ поддерживаютъ своимъ
трудомъ все общество, и представьте себ-fc, что 200 че-
лов-Ькъ изъ ихъ числа взяты на военную службу.
Каковы будутъ результаты для общаго благосостояшя
населешя? Раньше, каждый работникъ содержалъ пять
челов"Ькъ—себя самого и еще четверыхъ; теперь же
800 челов-Ькъ должны содержать не только остальныя
четыре тысячи, но и 200 бывшихъ работниковъ, то-есть
4,200 человЗзкъ. На каждаго работника приходится
поэтому 5,000: 800, то-есть шесть съ четвертью, а не
пять человЪкъ, какъ было прежде. И, по м'Ьр-Ь того,
какъ усиливается войско, увеличивается и это число,
а вм*ЬсгЬ съ тЬмъ возрастаетъ и этотъ тяжелый налогъ
на общественное благосостояше. Но мало того, что
солдатъ ничего не производить, что онъ—работникъ,
ставши безполезнымъ: онъ, кром-fe того, уничтожаетъ
плоды труда другихъ.
Животныя, по крайней м-Ьр-Ь, убиваютъ свою добычу
для того, чтобы жить, и въ этомъ отношенщ они стоятъ
выше человека: челов-Ькъ-же—самое жестокое изъ всЬхъ
существъ, потому что только онъ одинъ убиваетъ ради
убйства, Люди убиваютъ съ такимъ утонченнымъ
зв-Ьрствомъ, что игра кошки съ мышью по сравнешю
съ нимъ—д-Ьтская забава. Есть въ животномъ м1р4
одна птица, называемая KapiaMa, которая питаетъ от-
вращеше къ зр-Ьлищу ссорящихся птицъ. Ее можно
вщгЬть въ н-Ькоторыхъ зоологическихъ садахъ; она
легко поддается приручешю и ее обыкновенно помй-
щаютъ въ курятникъ, гд-fe она исполняетъ роль судьи
и полицейскаго. Если два петуха начнутъ драться на
смерть изъ-за курицы, блюститель порядка д'Ьлаетъ
свое дЬло, безпристрастно раздавая обоимъ противни-
камъ удары клювомъ. Если бы такой блюститель
нашелся среди людей, то у него не было бы недостатка
въ Д'Ьл'Ь.

— 221 —
У Новикова мы находимъ сл-Ьдуюпцй разсчетъ: „Во-
первыхъ мы им-Ьемъ 3.300,000 челов-Ькъ, отбывающихъ
воинскую повинность; если бы, вместо того, чтобы
служить, они занимались какими-нибудь полезными
ремеслами и зарабатывали хотя бы четыреста рублей на
челов-Ька, это составило бы одинъ мшииардъ 320
миллюновъ рублей производительнаго труда. ЗагЬмъ, 1,800
миллюновъ рублей, поглощаемые теперь военными
расходами, приносили бы, если бы они были вложены въ
каюяа нибудь земледчЬльчесюя или промышленный пред-
пр1яТ1Я, известную прибыль,—скажемъ хоть въ одну
двадцатую. Это составило бы еще 90 миллюновъ. Кром*Ь
того, двадцать восемь дней военной службы, которые
отбываютъ резервисты, обходятся, по меньшей м-fep-fe,
въ 80 миллюновъ. Итакъ, вотъ уже совершенно
очевидный расходъ въ 1.690.000,000 рублей. А сколько
колоссальныхъ, ненужныхъ затратъ, не поддающихся
никакому вычислешю! Bcfe эти капиталы
производили бы новые капиталы, и если бы милл!арды,
сбереженные на счетъ военныхъ расходовъ, были вложены
въ катая нибудь новыя предпр1ят1я3 они дали бы так1е
доходы, вычислить которые положительно невозможно".
Итакъ, трудъ производить, а война разрушаетъ
произведенное. Каковы же отношетя между этими
двумя противу по ложными силами? Рабочихъ ведутъ на
войну, какъ скотъ на убой, причемъ они даже не
знаютъ, за что они дерутся. Помните вы рисунокъ
Германа Поля въ газегЪ „Gri de Paris"? На пароходе,
идущемъ въ Китай, сидятъ два солдата—французъ и
н-Ьмецъ—и дружески бесЬдуютъ, чтобы скоротать
какъ-нибудь время въ безконечномъ путешествш, изъ
котораго они, можетъ быть, не вернутся, „Странно",
говорить одинъ, „я не помню, изъ-за чего мы
дрались въ 1870 году!"—„Я тоже не помню",—отв-Ьчаетъ
другой.
И вотъ теперь пароходъ везетъ ихъ на китайскую
войну, и они опять-таки не знаютъ, изъ-за чего имъ
предстоитъ драться.
Не глупо ли въ самомъ д'Ьл-Ь отдавать свою жизнь
ради выгоды и удовольств!я другихъ? и что за польза
можетъ быть отъ войны рабочему? Соединение
рабочихъ всЬхъ странъ въ конц-b концовъ приведетъ къ

— 222 —
тому; что они положатъ конецъ жаднымъ и честолю-
бивымъ разсчетамъ сильныхъ Mipa сего.
Международный союзъ монарховъ, это—война для унижешя
народовъ и для удержашя ихъ въ рабств-fe и
подчинены волгк своихъ господъ. Международный союзъ
рабочихъ, это—миръ, потому что миръ не-
обходимъ рабочимъ для того, чтобы
процветало производство.
Возьмемъ хотя бы прим-Ьръ такого императора,
какъ Вильгельмъ II. Разв^Ь онъ не представляетъ
собою постоянной опасности? Учреждешя врод-fe
президентов!,, сенатовъ, монарховъ и парламентовъ отжили
свой в1зкъ и, будучи орудхемъ въ рукахъ капитали-
стовъ,—оруд!емъ, которымъ эти послёдше пользуются
ради своихъ интересовъ, противуположныхъ интере-
самъ народа,—они являются постоянной угрозой для
мира.
Въ нашъ в^къ жел-Ьзныхъ дорогъ, телеграфовъ и
телефоновъ, даже существоваше пословъ является пол-
нымъ анахронизмомъ. Каждый министръ отлично мо-
жетъ входить въ сношешя со своимъ коллегой изъ
другой страны помимо зтихъ дорого стоющихъ посред-
никовъ. Въ болынихъ странахъ они положительно
опасны, потому что дипломаты всегда прежде всего
стараются создать всевозможныя усложнена и интриги,
чтобы потомъ им-Ьть случай изъ нихъ выпутываться.
Это — настоящая работа Пенелопы, которая пряла
днемъ и уничтожала свою работу ночью. Въ данномъ
случа-Ь люди умышленно стараются создать опасныя
положешя, чтобы потомъ, въ качестве ловкихъ дипло-
матовъ улаживать дЬла и упрочивать миръ. Въ малень-
кихъ же странахъ, дишюматичесше агенты—ничто иное,
какъ украшеЕпе парадныхъ об-Ьдовъ и баловъ. Съ
этой же мыслью соглашается и Леруа-Болье: онъ
говорить, что не понимаетъ пользы существовашя пословъ.
Борясь съ милитаризмомъ, мы не должны оставлять
безъ внимашя современное преподаваше исторш. Что
такое представляетъ собою истор1я въ большинстве
учебниковъ? Разсказъ о разныхъ сражешяхъ и коро-
ляхъ, безъ всякаго отношешя къ тому, какъ жилъ и

— 223 —
что чувствовалъ въ это время народъ. А между тЬмъ,
HCTopin крестьянъ, ремесленниковъ, рабочихъ—вообще
народа—гораздо интереснее жизнеописанш разныхъ
тунеядцевъ—монарховъ, дворянъ и духовныхъ лицъ.
Истор1я плуга и тачки гораздо важн-fee для
человеческой цивилизацш, ч^мъ жизнь Габр1ели д'Эстрэ, Дю-
барри или Помпадуръ, или любовныя приключения
королей. Истор1я должна быть истор1ей цивилизащи,
а бойни и убшства входятъ скорее въ исторт
людоедства, не имеющаго съ цивилизащей ничего общаго.
Поэтому, духъ военщины долженъ быть съ самаго
начала совершенно устраненъ изъ воспиташя: не нужно
ни игрушекъ, возбуждающихъ воинственное настроеше,
ни книгъ съ картинками того же характера—словомъ,
ничего того, что развиваетъ умъ ребенка въ военномъ
направленна Я знаю, что кое-где уже совершилось
изменеше въ этомъ смысле, но все-таки дела еще
остается много, особенно для народныхъ учителей:
они еще до сихъ поръ являются оруд!емъ въ рукахъ
капиталистовъ, которые пользуются ими, чтобы
воспитывать изъ детей покорныхъ и податливыхъ под-
данныхъ.
Война вытекаетъ изъ существовашя войска съ
такою же правильностью, съ какою растете развивается
изъ зерна. И даже вопросъ еще, что нелепее и
вреднее: вооруженный миръ, или война? Война
продолжается некоторое время, но, наконецъ, прекращается,
тогда какъ вооруженный миръ,—это постоянное зло
постоянный бичъ для общества. Сколько денегъ
отнимается у общества для постояннаго войска! Сколько
силъ отвлекается отъ производства! Здесь тоже
происходить некотораго рода подборъ, но только подборъ
не естественный, а скорее искусственный. Это не та
борьба за существоваше, о которой говорить Дарвинъ,
а скорее борьба противъ существовашя, противъ
жизни. Вотъ что говоритъ знаменитый дарвинистъ
профессоръ Ге к к е л ь въ своей „Исторш происхождетя
живыхъ существъ по естественнымъ законамъ":
„Совершенно неизвестное до нашего времени
явление—господство милитаризма, этого бича современной Европы,—
привело, съ техъ поръ какъ существуетъ всеобщая
обязательная воинская повинность, къ тому, что рее-

— 224 —
публикансгая учреждены совмещаются съ постоянными
войсками, годными только для защиты династическихъ
интересовъ абсолютныхъ монарховъ, и образуютъ
вм^зстЬ н^что врод'Ь уродливаго, противуестественнаго
существа *). Изъ всЬхъ слоевъ общества ежегодно
выхватываютъ для возможно большаго увеличешя армии
самыхъ сильныхъ и здоровыхъ молодыхъ людей.
Наиболее крепки и нормальный молодой челов^къ имйетъ,
такимъ образомъ, и наибольше шансовъ быть убитьшъ
современными ружьями, пушками и другими орз7Д1ями
цивилизацш, тогда какъ люди слабые, больные или
калики избавляются отъ службы, остаются во время
войны дома, женятся и производить на св-Ьтъ потомство.
Ч-Ьмъ молодой челов-Ькъ слаб-Ье и ч-Ьмъ больше въ
немъ физическихъ недостатковъ, ткмъ больше для него
вероятности избегнуть военной службы и завести
семью. Цветъ молодежи погибаетъ на поле битвы, а
худшая часть ея пользуется возможностью иметь детей
и передавать имъ все свои недостатки.
„Такимъ образомъ, всл,Ьдств1е законовъ
наследственности, слабость, телесная и духовная неизбежно
усиливается съ каждымъ покол-Ьшемъ и
распространяется все больше и больше. Н-Ьтъ, поэтому, ничего
удивительнаго въ томъ, что и сила физическая, и сила
характера все уменьшаются у цивилизованныхъ наро-
довъ, а одновременно съ этимъ становится все реже
и духъ свободы и независимости".
Итакъ, въ нашемъ обществе выживаютъ и
размножаются не наиболее сильные, не лучние, а наоборотъ
самые слабые. Тотъ же профессоръ говоритъ
совершенно справедливо: „Сравнительно съ удивительнымъ
развит1емъ естественныхъ наукъ, наша
правительственная система, наша администрация, наше правосудие,
*) Эти слова находятся въ первыхъ изданЗяхъ книги, включая
пятое издайе 1874 года, но въ посл-вдующихъ они уже исчезли,
такъ какъ авторъ за это время прив*Бтствовалъ „человека крови
и железа",—Бисмарка—какъ героя, которому и Гермашя, и все
человечество обязаны очень многимъ. Мы видимъ на этомъ
примири, насколько правъ былъ такой замечательный челов'вкъ,
какъ Дюбуа-Реймонъ, когда говорилъ, что университетъ, это—
духовный оплотъ Гогенцоллерновъ. Наука—покорная служанка
монарховъ; что можетъ быть позорнее этого!

— Ш —
наше воспиташе и вся наша общественная и
нравственная организащя, находятся еще на ступени
варварства,
А пагубное вл1яше казарменной жизни—этой „школы
цивилизащи", какъ называютъ ее господа милитаристы?
Мы знаемъ, увы, что эта казарменная цивилизащя есть
скорее „сифилизащя". До гЬхъ поръ, пока существуютъ
постоянныя войска, мы всегда будемъ видтЬтьпередъ
собою угрожающз^ю перспективу войны, потому что
сами по себе эти войска—одна изъ причинъ, поро-
ждающихъ войну.
Когда между жителями цивилизованной страны возни-
каютъ несоглаая, они не дерутся другъ съ другомъ,
а обращаются къ третейскому суду; почему же бы не
делать того же самаго въ случае столкновешя между
различными странами? Еще знаменитый Гуго Грощусъ
писалъ въ своемъ сочиненш о Войне и Мире, что „ту
сторону, которая отказывается отъ третейскаго суда,
можно заподозрить въ недобросовестности". Когда
намъ говорятъ о „праве войны", это всегда возбу-
ждаетъ въ насъ см^хъ, потому что это—все равно, что
говорить о четырехугольномъ круге: „понят1ео „праве"
исключаетъ поняпе о „войне". Даже то
международное право, о которомъ намъ читаютъ въ университе-
тахъ, кажется намъ не более, какъ какою-то
любопытною редкостью, потому что на практике никому
н-Ьтъ до этого права решительно никакого дела. Мы
видели это на примере пуль мдумъ-думъа, употреб-
ляемыхъ англичанами въ Африке, и мы должны волей-
неволей признать тотъ отвратительный, но
действительный фактъ, что того, кто поб-Ьдилъ, пренебрегая
всеми р-Ьшешями женевской и всякихъ конвенщй, бу-
дутъ считать гораздо большимъ героемъ, ч^мъ того,
кто оказался побежденным^ благодаря своей верности
европейскимъ конвенщямъ. Если бы какой-нибудь гене-
ралъ изобрелъ средство уничтожить въ одну минуту
целое непр!ятельское войско, онъ вернулся бы въ свою
страну, какъ тр1умфаторъ, и соотечественники
осыпали бы его цветами. Посмотрите хотя бы на такихъ
палачей, какъ лордъ Китченеръ, Маршанъ и мнопе
друпе (они существуютъ во всехъ странахъ).
Конечно, третейскШ судъ не является вернымъ
АНАРХИ8МЪ. 1У

— 226 —
средствомъ для всЬхъ случаевъ; но все-таки, этимъ
путемъ уже удавалось предотвращать войны и даже
чаще, ч-Ьмъ обыкновенно думаютъ. Почему же не пойти
дальше по этому пути, разъ онъ можетъ
предупредить хотя бы небольшое число войнъ?
Въ прежшя времена отд-Ьльныя провинцш Соеди-
ненныхъ Штатовъ, также какъ и отдельные города,
вели между собою войны, но эти войны прекратились,
когда они объединились въ государство. Въ настоящее
время государства точно также воююгъ, но и это
кончится, разъ только они образуютъ между собою феде-
pauiFO, при сохранен1И автоном1и за
отдельными странами. Tame вопросы, какъ
финляндски и польски въ Россш, шлезвигъ-гольштейн-
сюй, польски и эльзасъ-лотарингскш въ Германия,
ирлаидскш въ Англш, польски, чешскш и друпе въ
Австрш, исчезнутъ сами собою, какъ только создастся
такая федеращя. Это лишь вопросъ времени и
степени цивилизащи, но что къ этому когда-нибудь при-
дутъ, это—несомненно.
Въ своей книге „Gaspillage des societes modernes"
(Расточительность въ современныхъ обществахъ) Но-
виковъ говорить о федеращи следующее: „она
произойдете—и вовсе не тогда, когда мы станемъ кротки,
какъ голуби, и проникнемся братской любовью другъ
къ другу, а просто тогда, когда мы найдемъ ее для
себя выгодною. Достаточно, чтобы правяшде классы
этого захотели. И тогда, избавившись отъ кошмара
взаимнаго ограблетя, каждый изъ насъ сможетъ на-
конецъ,—впервые съ гЬхъ поръ, какъ существуетъ
М1ръ,—пользоваться вполне продуктами своего труда*.
Мы знаемъ, конечно, что это преувеличено и что та-
кихъ последствШ европейская федеращя иметь не
будетъ: если бы это было такъ, то правяице классы
никогда не захотели бы ея. Привести къ такимъ ре-
зультатамъ можетъ только одинъ анархизмъ.
Еще въ 1868 году на конгрессе Международнаго
Союза рабочихъ было единогласно принято следз^ю-
щее решете:
„Конгрессъ въ особенности приглашаетъ рабочихъ
къ прекращенш всякой работы въ случае, если въ
ихъ странахъ начнется война. Конгрессъ настолько

— 227 —
разсчитываетъ на воодушевляюшдй рабочихъ всЬхъ
странъ духъ солидарности, что над-Ьется, что они не
откажутся оказать поддержку этой борьб-fe народовъ
противъ войны".
Уже тогда шла, такимъ образомъ, р-Ьчь о стачкЪ
на случай войны. Но когда я предложшгъ военную
стачку на брюссельскомъ конгрессе 1891 года, то мое
предложете встретило сильный отпоръ и было
признано несбыточнымъ и фантастическимъ. И это
называется успехами сощализиа! За двадцать л-Ьтъ онъ, къ
сожал-Ьнда, сильно шагнулъ назадъ.
Если во всЬхъ странахъ pa6o4ie откажутся явиться
въ моментъ мобилизации что сд-Ьлаютъ тогда
правительства? Прим'Ьръ немногихъ увлечетъ за собою дру-
гихъ, а когда такихъ людей будутъ тысячи, то разв-fe
можно бз^детъ посадить ихъ всЬхъ въ тюрьму?
Очевидно, н-Ьтъ. Можно, конечно, ради примера разстр^-
лять несколько челов'Ькъ, но в*Ьдь и у рабочихъ
будутъ въ рукахъ средства ответить на этотъ актъ
жестокости, а съ другой стороны, его послЗздств1емъ
можетъ оказаться всеобщее вооруженное возсташе.
Если сощалисты будутъ систематически отказываться
повиноваться, то никакое, самое сильное,
правительство не сможетъ принудить ихъ къ братоубШственной
войн-fe.
Я предпочитаю гражданскую войну войн-fe между
различными нащями, потому что въ первой люди
дерутся изъ-за идеи, а во второй—изъ-за удоволыгтая и
выгоды другихъ. Кром-fe того, въ гражданской войн-fe
борьба ведется противъ настоящихъ враговъ. Для
французскаго рабочаго, наприм'Ьръ, кто является
действительно врагомъ? Вовсе не н-ЬмецкШ или англШсюй
рабочШ, а свой, французски капиталиста, несмотря на
то, что онъ говоритъ на томъ же языктЬ и что онъ уро-
женецъ той же страны. Рабоч1е всЬхъ странъ могутъ
быть только друзьями, потому что ихъ интересы одни
и rfe же; повсюду угнетателями рабочихъ одинаково
являются правяшде классы; поэтому, победа надъ ними
везд-fe означаетъ освобождеше рабочихъ отъ давящаго
ихъ ига.
„Отечество"—не бол-fee какъ пустой звукъ, потому
что заслуживаетъ-ли такого назвашя страна, гд^ васъ
25*

— 228 —
заставляютъ такъ много работать и умирать съ голоду?
Н-Ьтъ, то, что должно быть отечествомъ, у васъ
украдено, а такое отечество вы любить не можете.
Пусть правительства знаютъ заранее, что
анархисты не будутъ настолько наивны или глупы, чтобы
убивать другъ-друга ради выгоды своихъ враговъ.
Самый прекрасный моментъ Коммуны 1871 года это—
моментъ, когда солдаты братались съ рабочими. Бу-
демъ же и мы вести какъ можно энергичн-fee нашу
пропаганду въ этомъ направление и пусть
величественное зрелище этого единешя на глазахъ у военной
власти заставить эту власть побледнеть отъ страха.
Вм-ЬстЬ съ т-Ьмъ, нужно, чтобы рабоч1е
вооружались такъ, чтобы быть въ силахъ, въ случае нужды,
сопротивляться насшню. Сов'Ьтъ Фридриха Энгельса,
который сказалъ когда-то: „дайте каждому гражданину
хорошее ружье и пятьдесятъ патроновъ— и это будетъ
лучшей гарантией народной свободы", сл-кдуетъ только
распространить и расширить.
Но у рабочихъ есть въ рукахъ еще и друпя
средства помешать какой бы то ни было войне. Представьте
себе, что pa6o4ie, занятые при водныхъ и сухопут-
ныхъ путяхъ сообщешя—портовые и
железнодорожные—вступили въ стачку: какъ тогда правительствамъ
перевозить солдатъ? Вражесшя войска не могутъ та-
кимъ образомъ встретиться другъ съ другомъ, а этой
именно встрече и следуетъ помешать. Недавно намъ
пришлось читать о томъ, какъ происшедшая въ Новомъ
Орлеане стачка англичанъ-кочегаровъ и погонщиковъ
муловъ помешала отправке 1400 муловъ въ Южную
Африку. Вотъ это прекрасно! Именно съ этого нужно
начинать! Если помешать перевозке солдатъ, лошадей,
муловъ, пушекъ, боевыхъ запасовъ и провизш, то
война станетъ невозможной.
Будемъ же продолжать нашу пропаганду для того,
чтобы привить мысль объ отказе отъ военной службы
и о всеобщей стачке въ моментъ войны—
и наша идея проложить себе путь. Приложимъ же все
свои усилхя къ тому, чтобы анархисты—единственные
настояшде револющонеры и интернащоналисты —
поняли, что единственная борьба, въ которой пролета-
piarb всего Mipa можетъ проливать свою кровь, это—

— 229 —
борьба противъ его единственнаго и дМствительнаго
врага—капитализма.
То, что стачка д'Ьлаетъ коллективно, то, для
отдельной личности, представляетъ собою пассивное сопро-
тивлеше. Это одно изъ средствъ вывести изъ терп-Ьшя
всякое правительство. Но оно требуетъ
необычайной нравствен ной силы, потому что для того,
чтобы вытерпеть вс-Ь сл-Ьдукмщя за этимъ лишешя,
нужна почти сверхъестественная стойкость характера.
ВсЬмъ известно мужество и упорство русскихъ духо-
боровъ, настойчиво отказывающихся отъ воинской
повинности, несмотря ни на каюя мучешя; мы можемъ
только преклониться передъ этими героями, и не только
для Россш, но и для всЬхъ странъ. У насъ, въ
Голландии, въ прошломъ году двое молодыхъ людей тоже
отказались отъ военной службы. Одинъ изъ нихъ—
хриепанскш анархистъ—просщгЬлъ несколько м-Ься-
цевъ въ тюрьм-fe и уступилъ; другой анархистъ-индиви-
дуалистъ—вынесъ ц-Ьлый годъ тюремнаго заключешя.
Въ ма-fe этого года его выпустили и снова, на во-
просъ—согласенъ ли онъ отбывать воинскую
повинность? онъ отв-Ьтилъ отказомъ; въ качестве
рецидивиста, онъ былъ осуждень еще на годъ и четыре
месяца тюремнаго заключешя. Онъ остается по
прежнему в-Ьрнымъ себ-fe и проявляетъ удивительную силу
характера; несколько времени тому назадъ онъ писалъ
изъ тюрьмы: „Мои убИзждешя мн-fe дороже жизни.
Жизнь можно у меня отнять, но уб-Ьждешя—никогда!"
И вотъ, когда челов-Ькъ говорить, что онъ не хочетъ
убивать, правительства, посл-fe двадцати в'Ьковъ хри-
ст1анской цивилизащи, не находятъ другого отв-Ьта,
какъ: „въ тюрьму его, злодея! ему нЪтъ м-Ьста въ на-
шемъ обществе, его npncyTCTBie опасно для существую-
щаго порядка!"
По моему мн-Ьнио, мы не можемъ не выражать
подобнымъ борцамъ нашего глубочайшаго уважешя;
мы должны заявить, что считаемъ ихъ д-Ьйств!я гораздо
бол-fee геройскими, ч-Ьмъ веЬ военные подвиги.
Общество, позволяющее лучшимъ изъ своихъ д'Ьтей
страдать по тюрьмамъ, недостойно существования. И
единичные поступки подобныхъ молодыхъ людей должны
неизбежно оказать большое вл!ян!е: таюе примеры

— 230 —
будутъ повторяться все чаще и чащеэ и эти слгЬлыя
личности станутъ тонерами новой эпохи, эпохи
настоящей цивилизацш, не имеющей ничего общаго съ
лицемерной цивилизащей нашего времени.
Если у людей есть ч*Ьмъ дорожить, то въ ихъ инте-
ресахъ—поддержать м!ръ. Придетъ время, когда война
будетъ считаться остаткомъ варварства, переживашемъ
той эпохи, когда люди не знали другого средства для
ограждетя своихъ яко-бы правъ и для разрешетя не-
согласш, кроме силы. Мнопе думаютъ, что въ борьбе
народовъ, какъ прежде въ борьбе монарховъ,
решающи голосъ будетъ въ будущемъ принадлежать оружго;
но мы съ этимъ не согласны, и вся истор!я
цивилизацш подтверждаетъ наше мн-Ьше. Было время, когда
дуэль считалась единственнымъ средствомъ возстано-
влешя чести; теперь же становится все более и более
нел'Ьпымъ думать, что честь можетъ иметь что-нибудь
общее съ кровопролипемъ. Тоже самое будетъ и съ
войной. Вопросъ не въ томъ, прекратятся ли все
раздоры, и будетъ ли общество состоять изъ ангеловъ, а
въ томъ,—зач-Ьмъ человеку, разумному существу,
решать свои несоглаая грубой силой?
Мыслящее существо борется не насил1емъ, а
аргументами, и вотъ почему Фридрихъ II былъ совершенно
правъ, когда говорилъ, что разъ только солдаты нач-
нутъ разсуждать, никто изъ нихъ не останется въ
войске.
Что такое войско? Собрате недумающихъ людей, слу-
жащихъ послушными орудиями въ рукахъ начальства,
которое можетъ делать съ ними все, что хочетъ. Войско,
поэтому, есть сила въ действительности вредная для челов-fe
чества: оно враждебно всему, что д^лаетъ изъ человека
мыслящую личность, что образуетъ его характеръ, его
индивидуальность. Главный принципъ военнаго дела,
это—принудительное совместное xfeftcTBie; а что же это
такое, какъ не то же рабство и не тотъ же деспотизмъ,
только подъ другимъ назватемъ? Вотъ почему
военщина — прямой врагъ цивилизацш. Еще велики
Кантъ говорилъ въ своемъ проекте в^чнаго
мира, что всЪ „кратш"—все равно, автократ1я,
аристократия, или демократия (то-есть, правлеше одного, правле-
Hie лучшихъ или правлеше народа)—одинаково вредны и

— 231 —*
деспотичны. А поэтому, не нужно никакихъ икрат1йл!
Но что же это значить, какъ не провозглашеше анар-
хж, то-есть, „акратш", безвласт1я?
Соединяясь подъ краснымъзнаменемъ,мы забываемъ
всЬ нащональныя знамена; когда же последняя пушка -
будетъ уничтожена анархизмомъ—человечнымъ и ци-
вилизующимъ, такимъ, какимъ его изображаетъ на
одной изъ своихъ картинъ бельпйскш художникъ Вирцъ—
то повсюду воцарится белое знамя мира. Торжество
пролетар!ата, это—сощальный и международный миръ,
это—всем1рная республика, безъ различ!я нащонально-
стей, пола, расъ и цвета. Лучшш путь къ этому—от-
казъ отъ работы и отказъ отъ военной службы; это
именно и значить: „преградить револющей дорогу
двигающимся войскамъ".
Когда правительства объявляютъ войну, они совер-
шаютъ револющонный актъ, и мы не только им'Ьемъ
право, но даже обязаны ответить на него револющей.
Когда на человека нападаютъ, онъ им-Ьегь право
защищаться. Война, это—нападете на нашу свободу,
на все человечество; и мы, во имя цивилизацш, защи-
щаемъ человечество отъ пушекъ и ружей его
угнетателей.
„Смелости! смелости! больше смелости!"—вотъ, что
намъ нужно—и победа за нами, потому что а н а р х i я—
это порядок ъ, миръ, уничтожен!е
бедности и свобода.

0ГЖАВЖЕН1Е.
СТРА.
Отъ реданц!и з
Элизе Реклю.— Эволющя и революц!я • . . 5
Б. Тэккеръ.— Государственный соцаализмъ и
«шархизмъ . . * . - . * . -20
Д. Маккей.— Апарх1я 39
Ж. Этьеванъ.— Право на жизнь 47
П. Кропоткинъ.— Государство, его роль въ псторш. 65
А. Толстой.— Объ отношенш къ государству . 131
* * * Михашгъ Бакунинъ—огосударстви. 144
Вл. Тэ.— Жозефъ-Лрудонъ—о государств*. 164
Вл. Тэ.— Максъ-Штирнеръ—о государств*. 181
М. Неттлау.— Взаимная отв*тств. и еолид. въ
борьб* раб. класса 191
Домела-Ньювангуисъ.—Вопросъ о милитаризм* .... 206