/
Текст
Робер КАСТЕЛЬ
G A LLI С I N I U М Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и посольства Франции в России Ouvrage realise dans le cadre du programme d'aide a la publication Pouchkine avec le soutien du Ministere des Affaires Etrangeres fran^ais el de I'Ambassade de Prance cn Russie АЛЕТЕЙЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ КНИГА
Robert CASTEL Робер КАСТЕЛЬ Metamorphoses de la question sociale Une chronique du salariat Метаморфозы социального вопроса Хроника наемного труда Перевод с французского Общая редакция перевода Н. А. Шматко Les editions de Fayard Paris «Институт экспериментальной социологии», Москва Издательство «АЛЕТЕЙЯ», Санкт-Петербург 1995 2009
УДК 331.1 ББК 60.543 К28 Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Посольства Франции в России Перевод'. Предисловие — Н.А. Шматко; Книга I, главы 1-3 — Н.А. Шматко; главы 4-5 — О.И. Кирчик; Книга II главы 6-8 — Ю.В. Маркова; Заключение — Н.А. Шматко Робер Кастель К28 Метаморфозы социального вопроса. Хроника наем- ного труда / Робер Кастель; пер. с фр.; общ. ред. пер. Н. А. Шматко.— СПб.: Алетейя, 2009.— 574с. — (Серия «Gallicinium»). ISBN 978-5-91419-151-8 В книге дается широкая панорама становления наемно- го труда со Средних веков и до наших дней. Опираясь на идею проблематизации М. Фуко, автор делает историко- социологическую реконструкцию общества наемного труда. В книге раскрываются сущность, принципы и струк- тура социальной политики, рассматривается история ин- ститутов социальной защиты населения. Для историков, социологов и социальных работников, а также преподава- телей и студентов вузов социальной направленности. В оформлении использованы фрагменты работ К. Юона и В Кандинского © Les Editions de Fayard, 1995 © Издательство «Институт экспериментальной социологии», 2009 © О.И Кирчик, Ю.В. Маркова, Н.А. Шматко, перевод на русский язык, 2009 © Издательство «Алетейя» (СПб.), 2009 © «Алетейя. Историческая книга», 2009
СОДЕРЖАНИЕ ПРЕДИСЛОВИЕ.......................................7 ЗАМЕТКА О КОМПАРАТИВИЗМЕ.........................22 Часть /. ОТ ОПЕКИ К КОНТРАКТУ....................24 Глава / ЗАЩИТА СО СТОРОНЫ БЛИЗКИХ........................29 Первичная социабельность.......................31 Евангельская легенда...........................41 Мой ближний — это мой близкий..................49 Организационная схема попечительского содержаниия.60 Глава Л ОБЩЕСТВО, ВНЕСЕННОЕ В КАДАСТР....................73 1349...........................................74 Разложение феодального общества................83 Бесполезные миру...............................96 Бродяги и пролетарии..........................104 Репрессии, устрашение, предупреждение.........111 Глава 111 НЕДОСТОЙНЫЙ НАЕМНЫЙ ТРУД........................119 Корпоративная идиома..........................122 Печать профессии..............................130 Регламентированный труд, принудительный труд..143 Отбросы общества............................. 158 Модель барщины................................169 Глава IV ЛИБЕРАЛЬНАЯ СОВРЕМЕННОСТЬ.......................181 Массовая уязвимость........... . ..182 Свобода труда.......... .. ...... ...194 «Нерушимый и священный долг»..................209 Двусмысленное право...........................220 Утопический капитализм........................231
Глава V ПОЛИТИКА БЕЗ ГОСУДАРСТВА........................241 Отверженные. - ............................ 242 Возврат к опеке.....-....................... 258 Попечительство и попечители..................275 Утопия наоборот..............................291 Часть 2. ОТ ДОГОВОРА К СТАТУСУ.................302 Глава VI ОБЩЕСТВЕННАЯ СОБСТВЕННОСТЬ.....................302 Новый расклад................................303 Проблема обязательств.................... 321 Собственность или труд.......................338 Собственность общественных фондов 352 Глава VII ОБЩЕСТВО НАЕМНОГО ТРУДА........................369 Новое отношение: наемный труд................372 Положение рабочего...........................389 Смещение рабочего класса.....................401 Положение наемного труда.....................417 Государство роста ...........................429 Глава VIII НОВЫЙ СОЦИАЛЬНЫЙ ВОПРОС........................445 Разрыв траектории............................447 Лишние люди..................................462 Социальное включение или миф о Сизифе........484 Кризис будущею 506 ЗАКЛЮЧЕНИЕ ....................................538 Негативный индивидуализм.....................538 Послесловие к русскому изданию ЗНАК ВРЕМЕНИ: СИСТЕМАТИЗАЦИЯ АТИПИЧНЫХ ФОРМ ЗАНЯТОСТИ Интервью с Робером Кастелем..................556
ПРЕДИСЛОВИЕ Думается, что во времена неопределенности, когда прошлое уже исчерпало себя, а будущее еще не ясно, чтобы понять настоящее, необходима работа памяти. Нет сомнений, масштабные картины, так же как и большие системы, вышли из моды. Однако надо ли экономить на долгом отклонении в сторону от нашей цели, если мы хотим постичь, что происходит hie и nunc? Актуальная ситуа- ция отмечена потрясениями, затронувшими с недавнего времени положение наемных работников: массовая безработица и неста- бильность в сфере занятости, расшатывание классических систем защиты, призванных компенсировать такие ситуации, увеличение в обществе числа «лишних» индивидов, «ненанимаемых», нена- нятьг: или нанимаемых на зыбких условиях, на какой-то период. Будущее отныне отмечено для многих печатью непрочности. Но что значит «непрочное положение»? Исходя из каких кри- териев оно так оценивается? Вспомним, что наемные работники, которые сегодня составляют большинство активного населения и к которым привязано большинство мер защиты от социальных рисков, долгое время находились в самом непрочном положении, в самых недостойных и нищенских условиях. Наемными станови- лись, когда ничего не имели, ничего не могли предложить в замен, кроме силы своих рук. В ряды наемных попадали, когда положе- ние ухудшалось: разорившийся ремесленник; арендатор, которого земля больше не могла прокормить, подмастерье, не имеющий воз- можности стать мастером... Быть или стать наемным работником значило попасть в зависимое положение, быть обреченным жить одним днем, оказаться во власти нужды. Наследие прошлого пре- вратило начальные формы наемного труда в едва завуалированные проявления модели феодальной барщины. Однако мы не так уж да- леко ушли. Вспомним, например, что главная партия правитель- ства Третьей республики, Радикальная партия, еще в 1922 году вписывала в свою программу на Марсельском конгрессе «отмену наемного труда, пережитка рабства»1 Nicolet Cl. Le radicaiisme. P : PUF, 1974 P 54.
8 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда Понять, как наемному труду удалось преодолеть фантастиче- ские преграды, чтобы стать в 1960-ые годы базовой матрицей совре- менного «общества наемных работников», не самое простое дело. Но попытку осознать это нельзя считать делом историков. Чтобы защититься от раздробленности, которая угрожает современным обществам и выводит на передний план тематику непрочности, уяз- вимости, исключения, сегрегации, заброшенности, дезаффиляции1, необходимо дать социально-историческую характеристику места, занимаемого наемными работниками. Хотя эти вопросы сохраня- ют свою актуальность последние двадцать лет, сейчас они встают в контексте уже существующих мер защиты, уже после того, как по- степенно сформировались мощные, гарантированные социальным государством системы покрытия рисков, упрочившие, в частности, положение лиц наемного труда. Новая уязвимость, определяемая и переживаемая на фоне мер социальной защиты, совершенно отли- чается от неуверенности в завтрашнем дне, которая на протяжении веков характеризовала общее положение тех, кого раньше называли «народ». Так что бессмысленно говорить сегодня о «кризисе», если не принимать во внимание истинную степень этого различия. Что же отличает, т. е. в чем общее и различное старых ситуаций массо- вой уязвимости и сегодняшней непрочности, когда рвутся связи со все еще жизнеспособными «ядрами» охраняемой стабильности? Таков общий тип моих рассуждений. Если история занимает столь большое место в этой работе, то потому, что речь идет об истории настоящего времени', это попытка уловить появление самых современных тенденций, реконструируя систему измене- ний, наследницей которой является нынешняя ситуация. Нужно обратиться к прошлому с нашим сегодняшним вопросом и напи- сать рассказ о его появлении и его перипетиях. Именно это я и по- пытаюсь сделать, поскольку настоящее — не только современное. Есть еще эффект наследования, а память об этом наследстве нам необходима, чтобы понимать настоящее и действовать сегодня. * ' Дезаффиляция, от аффиляция — стремление принадлежать к какой- либо социальной группе, быть интегрированным з нее, имет* связи с членами данной группы. Мотив аффиляции — один из основных (на- ряду с мотивами достижения и власти) мотивов человеческого пове- дения. Дезаффиляция. таким образом, есть разрыв связи с группой, утрата чувства принадлежности. — Прим, перев
Предисловие 9 Но о каких сегодняшних проблемах может идти речь, если мы обращаемся к памяти? Анализ истории изменения отношения к труду, который постепенно стал занимать все большее место в дан- ной книге, не был отправным пунктом моих размышлений. Вначале было — и остается — желание объяснить неустойчивость поло- жений, хрупкость социальной связи, траекторий, очерченных дро- жащей кривой. Понятия, которые я пытаюсь разрабатывать: раз- ложение социального государства \deconversion]. вынужденный индивидуализм массовая уязвимость, исследование нетрудоспо- собности \handicapologie], социальная инвалидность, дезаффиля- ция [desaffiliation], — приобретают смысл в рамках проблемати- ки интеграции или аномии (в действительности это рефлексия над условиями социальной сплоченности, исходя из анализа ситуаций распада). Таким образом, цель состояла и состоит в том, чтобы дать себе отчет в новой современной данности: наличии, видимо все бо- лее и более ощутимом, индивидов, помещенных как бы в плавающее положение в социальной структуре и заполняющих ее промежут- ки, не находя своего предназначенного места. Эти неопределенные фигуры занимают маргинальное положение в сфере труда по краям социально признанных форм обмена: хронические безработные; жители обездоленных пригородов; получающие пособие социально- го минимума RMP; жертвы индустриальной конверсии; молодежь, ищущая работу и переходящая от одного испытательного срока к другому, от подработки к временной занятости. Кто они, откуда пришли, как дошли до такого, что с ними будет? Классическая социология труда не ставит перед собой такие вопросы, и я также не намерен их туда вводить. Вместе с тем, по- скольку я стремлюсь превзойти простое эмпирическое описание ситуаций, то мне кажется, что анализ отношения к труду (или к отсутствию работы, или неустойчивого отношения к труду) может 1 RMI — Reverrj Minimum d'Insertion — денежный минимум, залечи- ваемый французским правительством для приобщения безработных к жизни общества, пособие на их трудоустройство Это пособие вы- плачивается лицам трудоспособного возраста, не имеющим доходов, но не обладающим "разом на получение пособия по безработице. Оно было утверждено в 1988 году по инициативе Ф. Миттерана правитель- ством Мишеля Рокара. Целью было приобщить безработных. утрачи- вающих навыки социализации, к миру труда. — Прим, перев
10 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда стать детерминирующим фактором для пересмотра места этих си- туаций в конституирующей их социальной динамике. Здесь я рас- сматриваю труд не как техническое отношение производства, но как привилегированную основу вхождения в социальную структу- ру. В действительности существует сильная корре тяция — мы еще проверим ее на Длительном периоде времени — между местом, за- нимаемым в социальном разделении труда, участием в сетях со- циального общения и системах защиты, которые ограждают ин- дивида от рисков существования. Отсюда возникает возможность выстроить то, что я метафорически называю «зонами* социального согласия. Так, сочетание «стабильная работа — вхождение в проч- ную сеть отношений* характерно для зоны интеграции. Напротив, неучастие в какой-либо продуктивной деятельности и социальная изоляция сочетают свои негативные последствия, чтобы дать на выходе исключение или точнее, как я в дальнейшем постараюсь показать, — дезаффиляцию. Социальная уязвимость — это зона промежуточная, нестабильная, которая сочетает неустойчивое положение в сфере труда и хрупкость основ отношений близости Конечно, такие сочетания действуют не механическим обра- зом. Например, для многих групп народных классов непрочность условий труда часто может компенсироваться плотностью сети ближней защиты, исходящей от соседства. Главное, что такие кон- фигурации не даны раз и навсегда. Например, во время экономи- ческого кризиса, роста безработицы, распространения неполной занятости зона уязвимости расширяется, захватывая часть зоны интеграции и работая на дезаффиляцию. Соотношение между этими «зонами* — такова, по крайней мере, гипотеза, которую я пытаюсь обосновать, — может служить особым показателем при оценке сплоченности социального целого в данный момент. Очевидно, что вначале здесь речь идет о формальной схеме. Только анализ, который она позволяет сделать, может подтвер- дить ее валидность. Необходимы, однако, два предварительных замечания, чтобы избежать противоречий относительно значения такой конструкции. Первое, наша аналитическая решетка не совсем совпадает с социальной стратификацией. Могут существовать сильно спло- ченные и мало обеспеченные группы. Например, группы ремес- ленников в структуре корпоративного типа, которая обеспечивает в целом, несмотря на посредственные доходы, стабильную заня-
Предисловие и тость и прочную защиту от главных социальных рисков. Более того, существует интегрированная бедность, как например, в слу- чае населения живущего на пособия, когда отсутствие у индивида ресурсов вызывает у окружающих реакцию опеки в форме «защи- ты со стороны близкого окружения» (см. главу I). Экономическая составляющая не является, таким образом, наиболее дискримини- рующим фактором, а стоящий перед нами вопрос — это не вопрос о бедности, хотя риски дестабилизации более сильны для тех, кто лишен экономических ресурсов Таким образом, даже если риски в первую очередь более всего затрагивают не самых богатых, то необязательно это самые «бедные» или «самые обездоленные» как таковые. В большей степени нас интересует вопрос о связях, су- ществующих между экономической неустойчивостью и социаль- ной нестабильностью, которые еще нужно обнаружить* 1. Второе. Предлагаемая модель не статична. Речь идет не столь- ко о том, чтобы поместить индивидов в «зоны», сколько о том, чтобы уяснить процессы, которые заставляют их переходить из одной зоны в другую, например, от интеграции к уязвимости или от уязвимости к социальному небытию2. Вопрос в том, что питает эти социальные пространства? Как поддерживаются, а главное, как разрушаются статусы? Вот почему теме исключения, широко освещаемой сегодня, я предпочитаю тему дезаффиляции — утра- ты принадлежности, — чтобы обозначить результат этого процес- са. Это не просто игра слов. Исключение статично Оно указывает 1 Социально высокие позиции также могут оказаться неустойчивыми и под угрозой, а предлагаемая модель может быть приложена к разным уровням социальной стратификации. Я попытался опробовать ее на пограничной ситуации на вершине пирамиды социальной иерархии (см.: Le roman de la desaffiliation, a propos de «Tristan et Iseut» // Le Debat 1990 №61). Здесь, напротив, я буду описывать дестабилизи- рующие механизмы, которые в конечном счете приводят к социальной смерти, на примере положения «неприкаянных на земле», бродяг в доиндустриальных обществах, субпролетариев времен начала инду- стриализации, например, «пользующихся преимуществами» пособия по возврату к активной жизни (RMI). 1 Не станем отрицать, что существует встречное движение, т. е. восходя- щая мобильность Но по только что указанным причинам, я буду при- держиваться в основном рассмотрения групп населения, находящихся под угрозой признания социально недееспособными.
12 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда на состояние или, скорее, состояния лишения. Но констатация нехватки не позволяет уловить процессы, порождающие такие состояния. Чтобы строго использовать понятие исключения, со- относящееся с моделью дуалистического общества, нужно, чтобы оно увязывалось с положениями, характеризующимися точной географической локализацией, привязкой, по крайней мере от- носительной, к определенной культуре или субкультуре и чаще всего к определенной этнической базе. Американские гетто вы- зывают ассоциации такого типа, и по отношению к ним можно го- ворить, хотя это понятие спорно, об «under-class». Во Франции мы — пока — не дошли до такого. Даже феномен «Ьеш » [выходцев из североафриканских колоний Франции — Перев.], несмотря на отсылку к этничности, не относится к специфической культуре. Тем более что существует общая культура для различных групп «исключенных». Говорить об утрате принадлежности, напротив, значит не утверждать разрыв, а обозначить путь. Дезаффиляция принадле- жит тому же семантическому полю, что и диссоциация, дисква- лификация или социальная инвалидность. Дезаффилированный. диссоциированный, признанный нетрудоспособным, дисквали- фицированный — относительно чего? В этом и состоит суть про- блемы. Уже можно видеть, в каком регистре будет проводиться анализ, диктуемый нашим выбором. Нужно ввести дефицит в опи- сание траектории, соотнестись с более широкой динамикой, быть внимательным к точкам трансформаций, порождающим погранич- ные состояния. Искать отношение между ситуацией, в которой на- ходится индивид, и той, из которой он пришел, не отделять край- ние положения, но связывать то. что происходит на периферии, с тем, что происходит в центре. Можно уже догадаться, что в такой перспективе зона уязвимости занимает стратегическое положе- ние Редуцированная или контролируемая она позволяет сохра- нять стабильность социальной структуры либо в рамках интегри- рованного общества (формация, в которой все члены пользуются основными мерами защиты), либо в форме консолидированного дуалистического общества (типа Спарты, где не существовало ни- каких промежуточных положений между полноправными гражда- нами и строго содержавшимися илотами). Напротив, открытая и расширяющаяся, как в наши дни, зона уязвимости питает турбу- лентные потоки, которые расшатывают сложившиеся положения
Предисловие 13 и ломают устоявшиеся статусы. Это утверждение справедливо для длительных периодов. Уязвимость — это извечное беспокойство, которое отметило положение народа печатью неопределенности и, чаще всего, несчастья. Я назвал свою работу «Метаморфозы социального вопроса». «Метаморфозы» — диалектика одинакового и различного Необ- ходимо обнаружить исторические трансформации модели, подчер- кнуть то новое и в то же время постоянное, что заключается в глав- ных точках ее кристаллизации, хотя и в таких формах, в каких эту модель нельзя узнать сразу. Ведь очевидно, что конкретное содер- жание, покрываемое такими понятиями, как стабильность, неустой- чивость или исключение из сферы занятости, относительная вклю- ченность, хрупкость оснований социальной защиты или социальная изоляция, в наше время полностью отличается от того, каким оно было в доиндустриальных обществах или в XIX веке. Сегодня оно сильно отличается даже от того, каким было всего двадцать лет на- зад. Вместе с тем нужно показать, что, во-первых, группы населе- ния, оказавшиеся в этих «зонах» тогда и теперь, занимают гомоло- гичное положение в социальной структуре. Например, существует гомология положения между «бесполезными миру»1, которых пред- ставляли бродяги до индустриальной революции, и разными катего- риями «непригодных к найму» в наше время. Во-вторых, процессы, приводящие к этим ситуациям, также сравнимы, т. е. гомологичны по своей динамике и различны по своим проявлениям. Кроме того, невозможность обеспечить себе стабильное место при господствую- щих способах организации труда и в признанных формах социаль- ной принадлежности (но с учетом, что и те, и другие со временем полностью изменились), которая приводила к образованию «лиш- них людей» в прежнее время, существует и сегодня. В-третьих, не- смотря ни на что, мы не имеем дело с линейным развитием истории, различные возникающие фигуры которой обеспечивали бы ее пре- емственность. Напротив, вызывает удивление ее прерывистость, бифуркации, инновации, которые нужно изучить. Например, эта не- ' Процитируем зслед за Брониславом Геремиком типичное обвинение, вынесенное бродяге з XV веке: «Заслуживает смерти как бесполезный миру, а значит, должен быть повешен как разбойник» (Geremek В. Les marginaux parisiens aux XIV et XV siecles. P. Fiammarion, 1976. P. 310).
14 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда вероятная история наемного труда, который прошел путь от тоталь- ной дискредитации до положения главного распределителя доходов и мер защиты. К тому же такой «переход» — не непрерывное восхо- ждение от достигнутой реальности к коронации истории: в момент инаугурации либерального общества требование переопределить совокупность отношении труда в рамках контракта представляло собой разрыв столь же резкий, что и происходившая в то же время смена политического режима. Но сколь бы фундаментальной она ни была, такая трансформация не происходила одним господствующим и однородным способом. Даже когда свободный наемный труд стал признанной юридически формой трудовых отношений, положение наемных работников еще долго оставалось связанным с неустойчи- востью и несчастьем. Здесь загадка обращения богатства, которое сохраняет нищету в очаге ее распространения. Сегодня все еще при- ходится удивляться странному повороту, вследствие которого, уже найдя достойный выход из положения, наемный труд рискует снова стать опасной ситуацией. Таким образом слово «метаморфоза» — не просто метафора, используемая чтобы внушить мысль, что постоянство субстанции сохраняется при изменении ее атрибутов. Напротив, метаморфоза потрясает то, что было прочным, и перестраивает весь социальный пейзаж. Однако перевороты, даже фундаментальные, не представ- ляют собой абсолютные инновации, если они вписываются в рам- ки той же проблематизации. Под проблематизацией я понимаю связную совокупность вопросов (общие характеристики которых нужно определить), возникших в данный момент времени (который нужно датировать), переформулировавшихся много раз в периоды кризисов, вбирающих в себя новые данные (нужно сделать перио- дизацию этих трансформаций) и актуальных по сегодняшний день. Именно потому, что эти вопросы живучи, они требуют обратиться к их истории с целью создания истории настоящего времени'. 1 Постоянное сохранение вопроса не зависит от значения, которое он мог иметь в прошлом. Например, вопрос о том, крути-ся ли Солнце во- круг Земли или наоборот, во времена Галилея соединял в себе теоло- гические, философские, политические, научные и фундаментальные практические ставки. Но они исчезли, как только «коперниканская революция» была более или менее единодушно принята, и Ватикан признал, что Галилей был прав.
Предисловие 15 Действительно, даже если запрещается использовать прошлое, ког- да это противоречит требованиям исторической методологии, мне кажется обоснованным задаться по отношению к историческому материалу вопросами, которые не обязательно ставили перед собой историки, и перестроить этот материал с использованием других категорий, применительно к нашему случаю — социологических. Но это значит перечитать, а точнее, написать — на базе данных, которыми мы полностью обязаны историкам, — другой рассказ, обладающий своей собственной логикой, исходящей из схемы со- циологического прочтения, однако согласующийся с историческим рассказом. Материалы, на которых основывается моя аргумента- ция, имеют, особенно в первой части, исторический характер. Но они отбираются и перегруппировываются в зависимости от катего- рий анализа, за введение которых я беру на себя ответственность1. 1 Я изложил методологические предпосылки этого подхода з работе «Probiematization : a way of Reading History» / / Foucault and the Writ- ing of History today / Goldsthein J (ed.). Cambridge: Basil Blackwell, 1994. Жан-Клод Пассрон раскрыл эпистемологическую основу, ко- торая. обосновывает такого типа позицию (см/ Passeron J.-C. Raison- nement socioiogiaue, "espace non popperien du raisonnement nature!. P Nathan, 1991) А именно: несмотря на академическое разделение труда, история и социология (а также антропология) развертывают дискузсэ, которые находятся в одном эпистемологическом регистре, поддеэжизают одинаковые отношения с процедурами приведения до- казательства и имеют одну эмпирическую базу — то, что Пассрон называет «истооическим ходом мира». Отсюда перекрестные заим- ствования и переносы из одной дисциплины з другую являются ле- гитимными при условии соблюдения правил, свойственных каждой дисциплине. Соблюдение этих правил запрещает, чтобы не-историк позволял себе малейшую модификацию данных, разработанных исто- рической наукой. Не то чтобы эти построения были окончательными, но их пересмотр требует процедур, свойственных историческому ре- меслу. Я не буду вступать з современный историографический спор, который с юза стазит и эд вопрос условия конструирования истори- ческих данных. Я буду пользоваться сзидетельствами определенного времени и разработками историков, когда по ним существует консен- сус (или, когда его нет, постараюсь указать на существующие разно- гласия з интерпретации), чтобы использовать их по-новому, согласно другому ассерторическое?}' пространству — пространству «социоло- гического рассуждения»
16 KucmejibP Метаморфозы соци.;, луого вопроса Хроника „аеы.чого труда «Метаморфозы социального вопроса» «Социальный вопрос» — это фундаментальная апория, в которой общество пытается нащупать отгадку своей сплоченности и стремится предотвратить риск своего раздробления. Это вызов, который задевает, ставит под вопрос спо- собность общества (или в политических терминах — нации) суще- ствовать как целое, связанное отношениями взаимной зависимости. Как таковой социальный вопрос впервые был эксплицитно сфор- мулирован в тридцатые годы XIX века. Он был поставлен в связи с осознанием условий существования групп населения, ставших одновременно действующими лицами и жертвами индустриальной революции. Это вопрос о пауперизме. Главным его моментом стал почти полный разрыв между юридическо-политическим порядком, основанным на признании прав граждан, и экономическим поряд- ком, порождающим нищету и массовую деморализацию. Тогда же распространяется убеждение, что здесь есть «угроза политическо- му и этическому порядку»* или. в более энергичной манере: «Нужно либо найти действенное лекарство на рану пауперизма, либо при- готовиться к потрясению мира»-’. Под этим мы будем понимать, что либеральное общество рискует взорваться из-за новых социальных напряжений, являющихся следствием дикой индустриализации. Такое переплетение политической организации и экономиче- ской системы позволяет обозначить, в первый раз и со всей ясно- стью, место «социального»: расплести этот пучок, восстановить или установить связи, не подчиняющиеся ни чисто экономической логике, ни строго политической юрисдикции. «Социальное» за- ключается в системе нерыночного регулирования, учрежденного с целью залатать эту зияющую дыру. Социальный вопрос стано- вится, таким образом, вопросом о месте, которое могут занять в индустриальном обществе наиболее десоциализированные погра- ничные слои трудящихся. Ответом на этот вопрос является сово- купность мер, разработанных для осуществления их интеграции. Однако еще до подобного «изобретения социального»1 это со- циальное уже существовало. Существовали многие институцио- 1 Villeneuve-Bargemont A., de. Economic politique chretienne on Recher- che sur le pauoerisme Pans, 1834. P 25. Buret E De :a misere des classes iar>o:ieuses en France ei en Angleterre. Paris. 1840. T I. P. 98. 1 Domelot J. [.'invention du social. P : Fayarci, 1984
Предисловие 17 нализированные формы нерыночных отношений применительно к некоторым категориям неимущих (практики и институты по- мощи бедным). Кроме того, имелись способы систематического воздействия на некоторые группы населения: репрессии в отно- шении бродяжничества, обязательный труд, контроль за пере- мещениями рабочей силы. Следовательно, уже существовало не только то, что я буду называть «социально-защитными» мерами, но также и формы государственного вмешательства, с помощью которых государство играло роль гаранта сохранения организа- ции труда и регулятора мобильности трудящихся. ПочемуПо- тому что «социальный вопрос» уже ставился в доиндустриальных обществах Западной Европы. Тщательно прописанной в статусах сословного общества взаимозависимости угрожало давление со стороны всех тех, кто в силу традиционной организации труда не нашел там своего места. Вопрос о бродяжничестве, как мы еще увидим, проявлял и скрывал в то же время фундаментальное требование свободного доступа к труду, исходя из которого про- изводственные отношения необходимо было переопределить на новой основе. Но если «социальный вопрос» ставился еще до того, как он был эксплицитно сформулирован в XIX веке, не встанет ли он сно- ва. после того как проблематика, связанная с перипетиями инте- грации рабочего класса, перестала быть детерминирующей? Дей- ствительно, интеграция рабочего класса, имевшая место в период начала XIX - шестидесятых годов XX века, сейчас отступает на второй план. Верно и то, что больше нет такого слова, чтобы обо- значить единство многообразия «социальных проблем», которые она вбирает в себя. Отсюда нечеткость такого понятия, как «ис- ключение», чья неопределенность должна покрывать массу небла- гоприятных ситуаций, не объясняя, почему они относятся к одному общему виду. В самом деле, что общего между хроническим безра- ботным, ограниченным семейной сферой, женщиной типа «квар- тира — телевизор»' и молодым человеком, обреченным постоянно слоняться по улицам, время от времени взрываясь бессмысленным гневом3? У них нет ни общего прошлого, ни общего будущего, ни одинакового жизненного опыта, ни одинаковых ценностей. Они не 1 Schwartz О. Le monde prive ties ouvriers. P.: PUL, 1990 2 Dubet F La gaiere, jeunes en survie P.: Fayard, 1987.
1 b Кастель P. Метаморфозы социального вопроса- Хроника наемно-о ~п',.... могут питать общих надежд и, по-видимому, не склонны преодо- левать свои беды в формах коллективной организации. Что сближает ситуации такого типа, так это главным образом не общность характеристик, относящихся к их эмпирическому описанию, а тождество положения относительно изменения со- временных экономических и социальных структур. Эти индивиды не столько исключены, сколько предоставлены самим себе, как выброшенные на берег, после того как поток производительных обменов пошел другой стороной. Все происходит так, как если бы мы заново со страхом открыли реальность, от которой мы — при- выкшие к экономическому росту, к почти полной занятости, к про- грессу интеграции и расширению сфер социальной защиты — счи- тали себя заговоренными. Эта реальность — новое существование «бесполезных миру», субъектов и групп, ставших лишними в усло- виях происходящего в настоящее время aggiornamento1 экономи- ческих и социальных компетенций. Их статус в действительности очень отличается от статуса, ко- торый имели даже самые обездоленные при предыдущей версии социального вопроса. Так, рабочий ручного труда или специали- зированный рабочий, OS — хребет последних великих боев рабо- чего класса, — конечно же, эксплуатируемый, тем не менее был незаменим. Иначе говоря, он сохранял связь с совокупностью со- циальных обменов Он составлял часть, хотя и занимал последний его ряд, общества, понимаемого согласно дюркгеймовской модели как совокупность взаимозависимых элементов. Из этого вытекало, что подчиненное положение рабочего могло осмысляться в рамках проблематики интеграции: либо в ее «реформистской» версии, в терминах сокращения неравенства, политики доходов, продвиже- ния по шкале социального успеха и форм культурного участия: либо в ее «революционной» версии, в терминах полного перево- рота социальной структуры для обеспечения реального равенства положения для всех Однако «лишние» не являются даже эксплуатируемыми, по- скольку для этого нужно обладать способностями, конвертируе- мыми в социальные ценности. Они не нужны. К тому же непонят- но, как они могут представлять какую-то силу давления, потенциал борьбы, если они не включены ни в один невралгический центр Осовременивания, модернизации — Прим перев
Предисловие 19 социальной жизни. Несомненно, они открывают новую теоретиче- скую проблематику и новую практику. И если их нельзя считать действующими лицами в собственном смысле слова, поскольку они не делают ничего общественно полезного, то как они могут существовать в социальном плане? Конечно же, в том смысле, в каком существовать социально означает действительно занимать место в обществе. Поскольку они все же присутствуют, то суть проблемы как раз в том, что они лишние. Тут проблема глубокой «метаморфозы» предыдущей постанов- ки вопроса. Раньше необходимо было узнать, как подчиненный и зависимый социальный актор может стать целиком и полностью социальным субъектом. Сейчас вопрос, скорее, в том, как завуа- лировать его присутствие, сделать менее заметным, вплоть до уни- чтожения (на это, как мы еще увидим, направлены все усилия политики включения — мыслить в пространстве отступления от политики интеграции). Следовательно, новая проблематика, но не новая проблематизация'. Невозможно в самом деле изо- лированно рассматривать положение этих групп населения, за- нимающих маргинальные позиции, если только не подтверждать еще раз разрыв, о котором говорят, когда претендуют на борьбу с исключением. Предлагаемое историческое обозрение показало, что все кристаллизующиеся на периферии социальной структуры группы: бродяги до индустриальной революции, «отверженные» в XIX веке, «исключенные» сегодня, — вписываются в глобальную социальную динамику. Это базовое утверждение было сформули- ровано в ходе исследования в рамках предлагаемого мною анализа положения бродяг, но его урок справедлив и сегодня. Социальный вопрос встает явным образом по границам социальной жизни, но он же «ставит под вопрос» целое общества. Здесь проявляется не- которого рода эффек бумеранга, вследствие которого проблемы, поставленные группами населения, которые попали на края соци- альной формации, возвращаются к ее центру. Как только мы вхо- дим в «постиндустриальное» общество или даже общество «пост- модерна» — можно называть как угодно, — положение тех, кто находится «out» всегда зависит от положенья тех, кто находится «in». Движения, которые берут начало в центре принятия решений: 1 Термин Мишеля Фуко. См. Focault М Le Souci се la verite / / Magazine litteraire. 1984. Vol. 207 p. 18. — Прим, перед.
20 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наекно.отруда в области экономической и социальной политики, менеджмента предприятий, индустриальной конверсии, поиска конкурентоспо- собности и т. п., — всегда отражаются как волны при столкнове- нии в различных зонах общественной жизни. Но обратное также верно а именно, что могущественные и стабильные не находятся на Олимпе, откуда они могли бы невозмутимо наблюдать нищету мира. Интегрированные, уязвимые и отчужденные принадлежат к одному целому, но его целостность проблематична. Нужно иссле- довать условия формирования и поддержания этого проблематич- ного целого. Если новое определение экономической эффективно- сти и социальной компетенции должно оплачиваться выведением из игры 10, 20, 30 и более процентов населения, то можем ли мы продолжать говорить о принадлежности одному социальному мно- жеству? Каков порог толерантности демократического общества к тому, что я называю скорее социальной инвалидностью, нежели исключением? В таком ключе, на мой взгляд, нужно сегодня ста- вить социальный вопрос. Что можно сделать, чтобы снова ввести в социальную игру эти ставшие недееспособными вследствие конъ- юнктуры группы населения и чтобы положить конец кровотечению дезаффиляции, которое может обескровить все социальное тело? Поставленный таким образом вопрос — это также вопрос о государстве, о роли, которую государство должно играть при сло- жившемся положении дел. Социальное государство (я скажу по- том, почему я избегаю говорить о «государстве всеобщего благосо- стояния») сформировалось на пересечении рынка и труда. Оно тем сильнее, чем сильнее были динамические процессы, следствием которых оно является: экономический рост и определение положе- ния лиц наемного труда в социальной структуре. Если экономика автономизируется, а положение лиц наемного труда ухудшается, то социальное государство теряет свою интегрирующую власть. Но речь здесь должна идти скорее о его метаморфозе, чем об уни- чтожении. Если мы возьмем на себя труд реконструировать пери- петии, которые с ним происходили, то станет ясно что уникаль- ная форма социального государства не вписывается в горизонт идей. Конъюнктура, сложившаяся после Второй мировой войны смогла сочленить экономическое и социальное, разработав почти удовлетворительный для того времени вариант, так что хотелось думать, что он как бы окончательный. Каждый знает, что сегодня мы уже не живем во время социальных компромиссов, которые до-
Глава I. Защита со стороны близких 21 пускал экономический рост, но что это значит? Мы находимся на развилке: принять общество, целиком подчиненное требованиям экономики, или построить новую конфигурацию социального го- сударства в соответствии с новыми вызовами. Согласие с первым путем данной альтернативы не исключается. Но его ценой может стать развал общества наемных работников, т. е. того оригиналь- ного сочетания труда и защиты, проведение которого в жизнь сто- ило таких больших усилий. Эмиль Дюркгейм и республиканцы конца XIX века называли солидарностью проблематичную связь, которая обеспечивала взаимодополнительность составляющих общества несмотря на возрастающую сложность его организации. Это фундамент обще- ственного договора. Дюркгейм его переформулировал в своих тер- минах в момент, когда промышленное развитие угрожало более старым видам солидарности, которые были еще многим обязаны воспроизводству порядка, основанного на традициях и обычаях. На заре XX века солидарность должна была стать добровольной обязанностью общества по отношению к самому себе, а социальное государство — его гарантом. А на заре XXI века, когда механизмы регуляции, применяемые в рамках индустриального общества, в свою очередь сильно расшатались, бесспорно нужно по-новому переопределить этот общественный договор. Договор о солидар- ности, договор о труде, договор о гражданстве: осмыслить условия включения всех, чтобы они могли действовать вместе или, как го- ворили в эпоху Просвещения, «составлять общество».
ЗАМЕТКА О КОМПАРАТИВИЗМЕ Проблемы, представленные в первой части книги, касаются в основ- ном обширной европейской территории западнее Эльбы: географи- ческий ареал «латинского христианства», ставший, пользуясь вы- ражением Пьера Шоню1, «Европой всяческих успехов», колыбелью двойной, индустриальной и политической, революции, чье насле- дие подчинило западную цивилизацию. Тем не менее в ней не стало меньше несводимых национальных специфических черт. Занимать- ся всем этим множеством было невозможно хотя бы по двум при- чинам: объем материала, который нужно было бы проработать, и невозможность придерживаться при таких масштабах требований какого-то одного по-настоящему сравнительного подхода. Предпо- чтение, таким образом, было отдано анализу французской ситуа- ции. Вместе с тем исследование выходит запределы географических границ Франции. С одной стороны, мною анализировались соот- ветствия с другими ситуациями (парадоксальным образом они тем нагляднее, чем дальше по времени от консолидации национальных государств, середина XIV века и начало XVI века, например, демон- стрируют удивительные аналогии в отношении структуры поддерж- ки и форм организации труда на всем европейском пространстве). С другой стороны, я постоянно сопоставляю преобразования фран- цузского общества с такого же рода преобразованиями британского общества и часто показываю состояние дел в нем (такое сопостав- ление не претендует на строгость настоящего сравнительного ис- следования, а просто показывает сходства и различия, чтобы иметь возможность выделить константы2). Наконец, в основном анализ та кого типа предполагает, что действительно существуют константы во времени и пространстве, невзирая на культурное и историческое 1 Chaunu Р Histoire, science sociale : la duree, 1'espace et i'homme а Гёро- cue moderne. P : SEES, 1974. Как показывает Э. Хобсбаум (Hobsbawm E.J. L'Ere des revolutions. Trad. fr. P.: Fayard, 1970), сопоставление ситуации во Франции и в Англии особенно убедительно, поскольку одна была эпицентром по- литической революции, а вторая — индустриальной.
Заметка о ком па ра тивизме 23 разнообразие или благодаря ему. «Константы» означают не неиз- менность одних и тех же структур, но гомологию, устанавливаемую между конфигурациями ситуаций и процессами их трансформации. Но на этой стадии речь идет о предвосхищении основания, которое должно в дальнейшем направить наши усилия на задачу изучения исторического разнообразия. В общем и целом можно было бы сказать, что мой анализ в широких границах «европейский» по эпоху Ренессанса. Вместе с тем я часто ссылаюсь на английскую ситуацию, вплоть до конца XVIII века. За этими границами невозможно было учесть разноо- бразие социальных государств и специфику актуальной ситуации в разных странах Западной Европы (впрочем, в анализ следовало бы включить также Соединенные Штаты) Чтобы одним словом обозначить позицию, вытекающую из моих рассуждений, можно было бы сослаться на Карла Поланьи1: социальные государства за- падных стран отвечали на общий вызов, вызов индустриализации и факторов социальной разобщенности, которые она влекла за собой, но они действовали с разным темпом, привлекая национальные тра- диции и учитывая различные общественные силы, существующие в каждом контексте. Во всяком случае, дискуссия остается несколько метафизической в этом плане, и требуется провести точные сравни- тельные исследования разных национальных контекстов, для чего необходима широкая исследовательская поддержка1 2. 1 Polanyi К. La Grande Transformation. Aux origines economicues et poiitiques de noire temps. Trad. ir. P.: Gallimard, 1983. В рус.nep.: Поланьи К. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени. Пер. с англ. СПб.: Алетейя, 2002 2 ( акая дискуссия ведется сейчас в основном с позиций гак называемо- го «неоинституционализма» (Stat-central approach), который ставит акцент на неоднородности национальных ситуаций и специфической роли государств и действующих лиц государства. См.: Evans Р.В Rue schemei/er D , Skocpol Т Bringing the State back in. N.-Y. Cambridge University Press, 1985. Представление существующих различных по- зиций см. в: Merrien F.-X. Etat et poiitiques sociaies . contribution a la pohtioue «пёо-institutionaliste» // Socioiogie du travail, 1990. №3/90. Для сравнения ведущих факторов в период зарождения и развития со- циальных государств, см. Flora Р . Heidenheimer A J. (eds ) The De- veiopement of Welfare States in Europe and America New Brunswick — London Transactions Books, 1979
Часть 1 ОТ ОПЕКИ К КОНТРАКТУ «Социальный вопрос» можно определить как беспокойство о спо- собности общества сохранять свою сплоченность. Опасность исхо- дит от групп, чье существование подрывает сплоченность целого. Что это за группы? Вопрос усложняется из-за неопределенности термина «социальный». Проясним постепенно его различные зна- чения. Мы будем исходить из общего отличия, а в дальнейшем его нюансировать. Группы населения, затрагиваемые социальными интервенциями, различаются главным образом по тому, способны ли они работать. Они совершенно по-разному трактуются в за- висимости от этого критерия Первый тип соотносится с тем, что можно назвать нетрудоспособностью в широком смысле этого термина. Неимущие старики, сироты, калеки разного рода, сле- пые, паралитики, золотушные, идиоты — разнородный сброд, как на картине Иеронима Босха, но общим для всех этих типов являет- ся их неспособность удовлетворять самостоятельно свои базовые потребности, поскольку они не могут работать. Как следствие, они освобождены от обязанности трудиться. Можно поставить во- прос — и он постоянно встает — о том, где в точности проходит линия раздела между способностью и неспособностью работать. Этот дряхлый старик, может ли он все же делать что-то, чтобы выжить благодаря собственным средствам? Несчастных всегда подозревают, что они хотят жить на иждивении богатых. Однако существует ядро признанных ситуаций зависимости, сформиро- ванное вокруг невозможности включиться в трудовой порядок в случае явных физических или психических недостатков, связан- ных с возрастом (дети и старики), увечьем, болезнью. Они даже могут быть распространены на некоторые бедственные семейные или общественные положения, как например, «вдова, имеющая на иждивении детей», если воспользоваться выражением, часто встречающимся в регламентах о выделении помощи «Нетрудо- способность» как категория должна, следовательно, пониматься образно: она разнородна относительно условий, приведших к тако-
Часть 1. От опеки к контракту 25 му положению, и, напротив, весьма однородна в том, что касается отношения к труду, которое ее характеризует. Являются ли эти группы населения потенциальными клиента- ми системы общественного призрения? Принятие их на содер- жание может ставить сложные финансовые, институциональные и технические вопросы, но в принципе проблема здесь не встает. При условии, что индивид согласен признать свою неспособность, его можно спасти, даже если на деле выделенные средства могут быть недостаточными, неадекватными, а обращение с ним — снисходительным или даже унизительным. Хотя существование такого типа населения всегда выступает источником трудностей, оно все же не ставит под сомнение общественную организацию как таковую. Последняя становится объектом рассмотрения (гл. I) главным образом тогда, когда нужно отделить участь этого типа населения от участи другого типа, который — в отличие от первого — ставит «социальный вопрос» в острой форме. Здесь коренится различие между проблематикой спасения и проблема- тикой труда. Оно представляет собой один из пунктов, по которо- му мое изложение несколько отличается от изложения большей части историков социальной помощи, но я надеюсь показать, что оно им не противоречит. Положение тех. кто может работать, но не работает, полно- стью отличается от положения тех, кого спасают. Первые изна- чально представляют собой трудоспособное {валидное) населе- ние, но лишены средств и в силу этого также зависят от помощи. Однако они не могут получать ее напрямую, поскольку законы приняты для тех, кто освобожден от обязанности быть на самоо- беспечении. Не имея возможности подчиниться императиву тру- диться, это население чаще всего вытесняется также и из зоны опеки. Оно оказывается на долгое время в противоречивом поло- жении. Если же речь идет к тому же о чужеземце, о приезжем, не имеющем связей, он не может воспользоваться сетью защиты со стороны близких, которая обеспечивает автохтонам — хорошо ли, плохо ли — минимальное удовлетворение их элементарных Потребностей. Его положение становится тогда буквально невоз- можным для жизни. Таково положение бродяги, дезаффилиро- ванного par excellence. Можно провести — и это входило в мои первоначальные на- мерения — анализ проблем, встающих в связи с таким апорсти-
26 Kacmejb P. Метаморфозы созиа.-.ьного вопроса. Хроника наемного труда ческим отношением к труду в доиндустриальном обществе, на примере именно этого наиболее стигматизированного крайнего слоя. В этом случае проблема ставится в своей самой наглядной форме, а упорные усилия, прилагаемые для искоренения бродяж- ничества. хорошо показывают решающее значение этого вопроса на протяжении многих веков Однако дело усложняется, если мы начинаем реконструиро- вать социологическую реальность, которая скрывается под этикет- кой «бродяга». Чаще всего речь идет о постоянных перемещениях работника, занимающего шаткое положение, который все время ищет ускользающую от него возможность работы. Существование такого типа указывает на неустранимую прореху в господствую- щей форме организации труда. Именно неспособность этой ор- ганизации найти место для мобильности поддерживает и драма- тизирует вопрос о бродяжничестве. Следовательно, он является лишь высшим проявлением конфликта, пронизывающего широкие сектора социальной организации. В действительности, вопрос здесь стоит о наемном труде, т. е. одновременно о возрастающей необходимости применения наемного труда и невозможности ре- гулировать положение лип наемного труда вследствие сохранения традиционных форм опеки, которые загоняют труд в жесткую сет- ку социальных, а вовсе не экономических обязательств. От опеки к контракту — долгая дорога, которая к концу XVIII века приводит к порогу либеральной современности. Если мы решились пойти по ней, то нужно проникнуть в сложные формы организации труда доиндустриального общества: регулируемый труд, принудитель- ный труд, формирование наметившихся и еще фрагментарных, но всегда очерченных и содержательных ядер «свободного» наемного труда. Становится ясно, что положение большинства тех, кто жил трудом своих рук не было гарантировано мерами защиты, связан- ными с регулируемым трудом. Для него была характерна массовая уязвимость, порожденная тем фактом, что труд не мог регулиро- ваться в соответствии с рыночной моделью. В конечном итоге я решил пойти этим долгим путем. Это нуж- но. чтобы реконструировать медленный процесс возникновения новой формулировки социального вопроса — вопроса о свободном доступе к труду, который возник в XVIII веке и произвел совер- шенно революционный эффект. Установление свободного доступа к труду стало правовой революцией, несомненно столь же важной.
Часть 1, От опеки к контракту 27 что и индустриальная революция, которую она впрочем дополня- ет. Оно имеет поистине основополагающее значение относительно всего того, что ему предшествовало. Оно сломало вековые формы организации ремесел и превратило принудительный труд в вар- варский пережиток. Распространение свободного доступа к труду завершило, таким образом, долгий цикл противоречивых преобра- зований и положило конец преградам, которые мешали становле- нию положения лиц наемного труда. Но эта революция была столь же решающей относительно всего, что последовало далее. Именно она в начале XIX века вновь и на совершенно новом основании вы- двинула социальный вопрос. При господстве опеки наемный труд задыхается. При господстве контрактной системы он расцвета- ет, но, парадоксальным образом, положение рабочих становится неустойчивым одновременно с их освобождением. Оказывается, что свобода без защиты может привести к худшей форме кабалы, а именно, к нужде. Наш подход, изложенный в первой части книги, можно резю- мировать следующим образом. В начале существовали различные формы опеки и принуждения, поддержанию которых способство- вали абсолютистское государство и традиционная организация труда. В конце, на исходе XVIII века, пришли договорные формы и свобода предпринимательства, основанные на принципе либе- ральной управляемости, который был сформирован Просвещени- ем и фактически навязан средствами политической революции. Цепочка этих событий послужила основанием для объяснения перипетий следующего этапа. Начиная с XIX века, задачей со- циальной политики по сути стало укрепление пока еще хрупкой структуры свободного трудового договора. Свобода, которая способствовала развитию предприятий, была слишком сильной, слишком дикой для тех, кто испытывал ее на себе. Триумф свобо- ды и индивидуализма имеет теневую сторону — негативную ин- дивидуальность всех тех, кто остался без связей и поддержки, лишенным всякой защиты и какого-либо признания. Социальное государство строилось как ответ на такую ситуацию. Оно вери ло в возможность предотвратить риски путем создания вокруг тРУДовых отношений солидной системы гарантий. Так что про- должение этой цепочки, а точнее, серии разрывов и перестроек, представляет собой путь, если не самый короткий, то самый стро- гий, который приводит к современной проблематике, поскольку
28 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда она вытекает в основном из того, что меры регуляции, созданные вокруг труда, утратили свою интегрирующую силу. От доинду- стриального общества до постиндустриального общества проис- ходит таким образом, полный переворот: уязвимость рождалась раньше от избытка принуждения, а теперь она вызвана ослабле- нием защиты. Совокупность условии такого переворота требует отдельного рассмотрения. Она очерчивает границы социального вопроса в рамках одной и той же проблематизации, которая на- чала складываться в середине XIV века.
Глава 1 ЗАЩИТА СО СТОРОНЫ БЛИЗКИХ Из двух вариантов социального вопроса, трансформации которого мы будем прослеживать, тот, что связан с социальной помощью, менее зависит от специфической истории. Он организуется вокруг формальных характеристик, эквиваленты которых, несомненно, можно было бы найти во всех исторических обществах. Понятие «оказывать помощь» покрывает чрезвычайно разнообразное мно- жество практик, которые, однако, вписываются в общую струк- туру, детерминированную существованием некоторых лишенных средств категорий населения и необходимостью принять их на со- держание. В первую очередь, речь идет о попытке выделить факто- ры, которые образуют логику оказания помощи. Вместе с тем нельзя придерживаться чисто формальной схемы: очевидно, констелляция видов помощи приобретает свои особые формы в каждой общественной формации. Та форма, которую она приняла на христианском Западе, должна особенно привлечь наше внимание по двум причинам. Во-первых она всегда составляла часть нашего наследия: современные цели оказания помощи все еще выстраиваются вдоль силовых линий, направление которых становится понятным, лишь когда соотносишь их с исторически- ми ситуациями, внутри которых они сформировались, начиная со средних веков. Во-вторых, эта форма помощи повлияла и продол- жает влиять (одновременно беря на себя часть ее обязанностей и затмевая ее) на другую значительную сторону социального во- проса, связанную главным образом с проблематикой труда, воз- никновение которой датируется более поздним временем (сере- дина XIV века). Чтобы показать оригинальность этого начинания (см. гл. П), нужно определить его место в конфигурации помощи, которая уже сложилась в то время в своих основных чертах. Первичная сониабельность Общественное призрение формально можно описывать через оп- позицию способам коллективной организации, которые экономят На такого типа средствах, поскольку существуют общества без социального. Здесь социальное не должно пониматься как сово-
30 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда купность отношений, характеризующих человечество как род, ко- торому присуща общественная жизнь. Конечно, «человек — обще- ственное животное», но пчела тоже. Однако чтобы не углубляться просто в вопрос о словах, подобную общую характеристику чело- веческих отношений следовало бы назвать «социэтальной», по- скольку она может относиться ко всем формам коллективного существования. «Социальное», напротив,— это специфическая конфигурация практик, которую нельзя обнаружить в любой че- ловеческой коллективности. Скажем вначале, при каких условиях оно возникает. Общество без социального должно полностью управляться с помощью регуляторов первичной социабельности1. Я понимаю под этим системы правил, напрямую связывающих членов группы на основе их семейной принадлежности, соседства, работы и образу- ющих сеть взаимозависимости без посредничества специфических институтов. Прежде всего, речь идет о стабильных обществах, вну- три которых индивид, с рождения включенный в тесную сеть обяза- тельных правил, воспроизводит в основном предписания традиции и обычая. В таких формациях «социального» не больше, чем «эко- номического», «политического» или «научного», в том смысле, в каком эти слова квалифицируют определенные области практики. Унаследованные от предков правила предписываются индивидам в синтетическом и непосредственно нормативном виде. Стабиль- ные формы отношений сопровождают исполнение основных соци- альных ролей в семье, соседстве, возрастной и половой группе, по месту, занимаемому в разделении труда, и позволяют передавать навыки и воспроизводить общественное существование. ' Я беру это выражение у Алена Кайе (Cail'e A. Socialite primaire et so- cie’e secondaire / / Spiendeur et misere des sciences sociaies. Ge ieve- Paris Droz, 1986. P. 363-367.) Кайе противопоставляет первичную социальность или социабельность «вторичному» обществу, которое является сконструированной социальностью где участие в группах предполагает специализацию деятельности и институциональное по- средничество Конечно же, речь идет о формальном и абстрактном противопоставлении, но оно может работать для определенных ситуа- ций Я и«ц< >льзую его здесь как модель для описания возникновения специализированного принятия на иждивен е по причине какого-то недостатка и выделения его из общего, неспециализированного или «первичного» иждивения.
Глава 1. Защита со стороны близких 31 Чаще всего к таким называемым внеисторическими обществам применяют модель (здесь мы ее сильно упростили) общественных формаций, которые тождественно воспроизводят себя, предпи- сывая индивидам строгую программу поведения. Действительно, общества, которыми занималась этнология в своем начале, вос- принимали изменение как нечто приходящее извне, с завоевани- ем или колонизацией. Оно их взрывало, навязывая модель транс- формации, которую они не могли интегрировать, опираясь лишь на собственное развитие. Структуры такого типа можно обнаружить во всех культурных пространствах, включая христианский Запад. Они соответствуют тому, что историческая антропология называ- ла «крестьянскими обществами». Так, вплоть до очень близких нам времен, сельские общины жили почти в полной автаркии, не только экономической, но и в смысле отношений, как анклавы внутри со- обществ, втянутых в движение современности1. Более того, на хри- стианском Западе эта закрытая структура была доминирующей социальной организацией феодальной эпохи, отмеченная сакрали- зацией прошлого, приоритетом происхождения и кровных связей, привязанностью к постоянным отношениям зависимости и взаи- мозависимости, укорененным в узких территориальных сообще- ствах. По виду социабельности, которую оно организует, феодаль- ное общество соединяет два главных вектора взаимозависимости, которые способствуют его стабильности: горизонтальные отноше- ния внутри сельской общины и вертикальные отношения сеньори- ального подчинения. Его базовой единицей является сообщество Жителей, веками состоявшее из семей, имевших одно происхожде- ние, сплоченных в силу экономических и военных требований се- ньории, которой они подчинены2. Каждый индивид оказывается, таким образом, включенным в сложную сеть неравных обменов, которые налагают на него определенные обязательства и дают ему 1 См.: Thomas W.J., Znaniecki Е. The Polish Peasant in Europe in Euro- pe and America. NY 1918.0- юсите.тьно общей концепции см.: Sha- nin Т. Peasant Economy. I, II // Journal of Peasant Studies. Octobre 1973, janvier 1974 См/ Gurton J.P La societe viliageoise dans ’.'ancienne France. P.: Ha- chette, 1979. Робер Фоссье говорит о процессе «выделегля клетки», чтобы описать, как в Спедние веха происходило формирование сель- ского жилища в сообществе жителей с автарктической доминантой (FossierR Histoire sociaie de 1’Occident medieval. P.. A. Colin, 1970).
32 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда защиту в соответствии со схемой с двумя входами: зависимость от сеньора, церковного или светского; включение в систему солидар- ностей и обязанностей рода и соседства. Как удачно, хотя и слиш- ком образно, заметил один из историков старой школы: «Никакая эпоха не прилагала более усилий, чтобы объединить индивидов, связанных неизменными отношениями; ни одна не была впослед- ствии столько отягощена своим творением и не страдала столько, пытаясь его уничтожить»1 * 2. Однако даже в самых управляемых традиционными сетями взаи- мозависимости обществах могут возникать прорехи в процессах пер- вичной интеграции. Например, положение сироты разрывает ткань семейного иждивения; увечье или несчастный случай могут сделать индивида временно или окончательно неспособным удержать свое место в регулируемой системе обменов, обеспечивающей равновесие группы по принадлежности: полная нужда может поставить индивида в ситуацию зависимости без взаимозависимости. Утрата социальных связей, как я ее понимаю, является прежде всего разрывом с такого типа сетями первичной интеграции; это первая сшибка относитель- но регулятивов, связанных с включенностью в семью, род, систему взаимозависимостей, основанных на принадлежности к одному сооб- ществу. Когда совокупность связей с близким окружением, которые поддерживает индивид, основываясь на территориальной и вместе с тем семейной и социальной принадлежности, оказывается недоста- точной для воспроизводства его существования и для обеспечения его защиты, появляется риск дезаффиляции. Вместе с тем сильно структурированные сообщества могут при определенных условиях восполнить пробелы первичной со- циабельности, используя возможности самой социабельности. Они заново приобщают дестабилизированных индивидов, привле- кая экономические ресурсы и ресурсы связей с семейным и/или локальным окружением. Так, сирота будет принят на иждивение расширенной семьей, инвалид или бедняк найдут минимум «есте ственной» солидарности в деревенской общине. Таким образом, можно говорить, по крайней мере метафорически, о «семье все- 1 Avenel G., d’. Paysans et ouv ers depths 700 ans. P : A. Colin, 1907. P 9. Конечно же, такую форму общественной организации можно найти з других культурных зонах и в другие исторические эпохи. В частности, в японском средневековье. Глава 1. Защита со стороны близких 33 общего благосостояния»1. Кроме семьи, территориальное сообще- ство может, даже в отсутствие специализированных институтов, обеспечить определенные формы коллективной регуляции, как это было в Средние века при использовании общинного имущества, распределении тяжелой работы и некоторых феодальных повин- ностей- Оно может также проследить за тем, чтобы наиболее обе- здоленные члены сообщества получали минимальное содержание, поскольку полное их предоставление самим себе может нанести вред сплоченности группы. Эти сообщества стремятся функционировать как саморегули- руемые или гомеостатические системы, которые восстанавливают свое равновесие, мобилизуя собственные ресурсы. Возвращение принадлежности к сообществу происходит без изменения общих условий. Угрожаемая интеграция восстанавливается на террито- риальной основе и в рамках взаимозависимостей, задаваемых этой включенностью. Когда происходит сбой в системе защиты со сто- роны близкого окружения, первичная социабельность не столько рвется, сколько растягивается, а успех «подтягивания» зависит от ее эластичности. Она не бесконечна. Могут происходить наруше- ния, подвижки, отказы. Первичные сети солидарности могут утра- тить равновесие вследствие перегрузки и разорваться. Получение такого рода помощи может также оплачиваться высокой ценой: самоэксплуатация, мелкая травля или глубокое презрение. Жизнь деревенского дурачка, например, терпимая и отчасти поддержи- ваемая общиной, тем не менее отнюдь не райская3. Таким образом, я здесь предлагаю не идиллическую картину достоинств гражданского общества в его примитивном варианте, но скорее реконструкцию того, на что обречены — в лучшем и худ- шем случае — общества, не имеющие специализированных учреж- дений опеки, когда они сталкиваются с превратностью, нарушаю- щей их привычную регуляцию: либо происходит возобновление связей с «данными» общинными сетями (которое всегда дается ' Lipietz A. L’audace ou I'enlisenie.nt. Р.: La Decouverte, 1984. 2 Fossier R. Histoire sociale de "Occident medieval. Chap. V Марк Ожэ говорит о «потомственном тоталитаризме», чтобы охарак- теризовать ситуации почти полной зависимости родовой ветви от тра- диции или обычая в обществах «без истории». См.: Ange М. Pouvoir de vie, pouvoir de mo-t. P.: Flammarion, 1977. P 81. 2 Зак. 3548
34 Кастель P. Me гамороозы социального вопроса. Хроника наемного труда определенной ценой), либо не происходит ничего, кроме различ- ных форм изоляции и социальной смерти. Мы могли бы здесь умножать этнологические свидетельства о нарушающем порядок присутствии в обществах индивидов, находящихся в ситуации со- циальной изоляции'. Этой социальной структуре уже знаком тип индивидов, которых можно квалифицировать как лишних. Но она не может предложить им никакого лекарственного средства. Такая схема применима в некоторой мере и с определенными предосторожностями к феодальному обществу, каким оно было на Западе до 1000-го года. В этой связи Жорж Дюби писал: «Все доку- менты эпохи (полиптихи, цензовые списки, обычные документы) описывают крестьянское общество, конечно же, иерархизирован- ным, Причем сильно, но обществом заключенным в определенные рамки, уверенным, обеспеченным. От этого складывается ощуще- ние экономической безопасности»1 2. Речь идет, однако, о нищих крестьянских общинах, постоянно находящихся под угрозой войны и периодически страдающих от ужасающего голода. Но, примерно как при набегах или высадке колонизаторов в «экзотических» обществах, здесь неконтроли- руемые вторжения происходят извне: погодные катаклизмы, опу- стошение завоевателем или войной. Это может подорвать целост ность общины и, в предельном случае, ее уничтожить. Однако Жорж Дюби позволяет себе говорить об «уверенных» или даже 1 Примером может служить катастрофа, которую представляет, соглас- но К. Леви-Стросу, существование холостяка в таком тиле общества: вследствие того, что он не занимает своего места в сети обменов, ое гулируемых структурами родства, он оказывается лишним и отбро- шен группой (Levi-Strauss К. La famille. Textes reunis par R. Biliour et C Clement. P.. Gallimard, 1979 P. 105) У Томас и Ф Знанецкий так- же подчеркивают, что «совокупность семейных установок абсолютно подразумевает необходимость брака для всех членов молодого поко- ления... Если кто-то по прошествии определенного времени не всту- пил в брак, то он провоцирует в семейной среде враждебную реакцию Это как если бы данная личность остановила ход вещей, она остает- ся вне кругов общения и остается одна.» (Thomas V7.1 , Znanecki F The Polish Peasant in Europe and America. Op. cit. P. 104.) «Система семейных установок» выражает обязательные правила первичной со- циабель.чости. 2 Duby С. Les pauvres des campagnes dans 1’Ocodent medieval jusqu'au XIII* siecle / / Revue d'histoire de 1'Egiise en France. 1966. T LIL P 25.
Г~ава 1 Защита со стороны близких' 35 «обеспеченных» общее гвах. Их организация позволяет в широкой мере предотвращать внутренние риски, как в случае, когда инди- вид или небольшая группа полностью предоставлены самим себе и остаются в ситуации постоянной дезаффилянии. Тем более что вертикальные солидарности-зависимости добавляются к горизон- тальным взаимозависимостям или их заменяют. Жорж Дюби го- ворит также: «В раннем средневековье ни один гранд не закрывал свои амбары от нищих, и тогда эта необходимая щедрость, конечно же, провоцировала в сельском обществе перераспределение благ в очень значительном объеме»1. Итак, «необходимая щедрость». Опека над обездоленными была не выбором, оставленным на личное усмотрение, а обязательным следствием положения, занимаемого в системе взаимной зависимо- сти. К VIII веку, когда начинает складываться это общество, осно- ванное на вассальных связях, свободные люди (аллодисты1 2) нередко добровольно просятся стать «человеком» при господине. Независи- мость угрожает их существованию, поскольку лишает их защиты: «Тот, кто коммендуется во власть другого. Сиятельному Сеньору «такому-то», я «такой-то». Поскольку общеизвестно, что мне не на что ни кормиться, ни одеваться, я взываю к Вашей жалости и Вашей до- броте в надежде, что Вы предоставите мне возможность отдать себя или коммендовать себя под Ваше покровительство (maimbour3). Де- лаю я это на следующих условиях. Вы должны мне помочь и поддер- жать меня в получении пропитания, а также одежды в той мере, в ка- кой я смогу быть Вам полезным и заслужить перед Вами Столь долго, сколь я проживу, я Вам буду обязан службой и послушанием, каких можно ожидать от свободного человека, и я не буду искать возмож- ности освободиться от вашей власти или вашего покровительства, но, напротив, должен буду оставаться все дни моей жизни под вашей вла- стью и защитой.»4 1 Duby G. Guerriers et paysans. P.: Galiimard, 1978. P. 261. 2 Свободные крестьяне-владельцы аллода, т. е индивидуальной, сво- бодно отчуждаемой земельной собственности отдельных малых се- мей. — Прим, перев. 3 От немецкого «типе!», результат акта коммендации, при котором крестьяне-аллодисты добровольно отдавались под покровительство крупных землевладельцев, становящихся их сеньорами. Покрови- тельство или опека со стороны сеньора. — Прим, перев. Цитируется по: Boutruche R. Seigneurie et feocialite, ie premier age des liens d’homme a I’homme. P.: Aubier. 1968. P 166.
36 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда Речь идет о типовой формулировке, установленной в качестве модели для писцов, в чьи обязанности входило собирать такие запросы, а это доказывает, что они должны были быть достаточ- но частыми. В отсутствие структурированной администрации и специализированных служб, утверждение личной связи через вассальную клятву верности представляет собой первый тип по- крытия социальных рисков. Подчинение индивида посредством записи его на свою территорию. Мы не претендуем, что такая за- висимость была абсолютно господствующей (так, аллодисты оста- вались всегда), но она представляет собой доминирующее соци- альное отношение, хотя и изменяющееся по формам выражения, которые развивались вместе с «феодальным строем»1. Таким образом, переход под патронаж сильного (в этом смысл «maimbour», вписанного в старое германское право) и включен- ность в семейные или родовые а также соседские сети на терри- тории общины вместе должны были обеспечивать максимальную защиту от превратностей существования. Такие общины являют- ся в целом уязвимыми по отношению к внешним актам агрессии (продовольственные кризисы и разрушения, причиненные вой- ной) и одновременно сильно интегрированными благодаря тесным сетям взаимозависимости Непрочность существования является частью положения всех ее членов и не нарушает принадлежности к общине. Такие общества с трудом принимают новшества и мо- бильность, но они очень эффективны против дезаффиляции. Подобная стабильность позволяет понять, что бедность в этих обществах может быть огромной и общей, но «социальный вопрос» при этом не встает. Мишель Молла констатирует это и в отноше- нии высокого средневековья: «Несмотря на их многочисленность, деревенские жители не оказывали никакого заметного давления на социальную жизнь»1 2. Не столько потому, как можно было бы выразиться устаревшим языком, что они «смирились» со своей участью, сколько потому, что наиболее обездоленные не представ- 1 Относительно дискуссии по поня-ию «феодальный строй», смысл которого усложнился со времени публикации классической работы Марка Блоха «Феодальное общество» (Bloch М. Societe leodale Р._ 1939) см.: Bois G. La crise du feodalisme. P.: Presse de la Fondation na- tionale des sciences politiques, 1981. 2 Mollat M. Les pauvres au Moyen Age. P : Hachette, 1978. P 354. Глава I. Защита co стороны близких 37 ляли собой фактор внутренней дестабилизации в этой формации, которая контролировала риски обширной дезаффиляции благода- ря жесткости своей структуры (за исключением периодов бунтов, но они получили некоторый размах, как известно, только с XI века, т. е. когда эта структура начинает расшатываться вследствие пер- вых результатов демографического роста1). Конечно, и бродяги, и изолированные уже существовали. Они со- ставляли постоянную часть социального пейзажа еще до тысячного года. Но они находились вне общества и вне зон «домашней» жизни (организованных как «domus», как дома). Мир, где человек был редок, а очаги проживания немногочисленны, оставлял широкие простран- ства для бродяжничества. Этот мир леса и пустошей был населен отшельниками, странствующими рыцарями, угольщиками, разбой- никами, а также магическими и приносящими несчастье силами. Но они находились за пределами организованного мира и, собственно говоря, были исключены из него2. Представление о бродяге оказыва- ется предопределенным воспоминанием о таких пугающих фигурах. Однако бродяга, как мы увидим дальше, представляет собой другой тип чужака. Он стал другим, дезаффилированным, относительно определенного социального порядка, которому он принадлежал ра- нее. В строгом смысле, фигура бродяги может появиться только в структурированном мире, от которого он отделился. Чужак, бродяга символизируют общее ухудшение типа общинной организации, кото- рая все еще регулирует свои турбулентные потоки. Феодальное об- щество знало также множество типов авантюристов с рискованными траекториями, как например, «молодые» — младшие дети в семьях, не имеющие земли и готовые к любым предприятиям. Их значение в качестве факторов мобильности внутри феодальных структур под- черкивал Жорж Дюби. Монахи, студенты также могли оказаться в Положении странствующих, географически или социально, на время или навсегда. Но бродяга принадлежит массе «бедняков», которая может жить только трудом своих рук. Судьба его, таким образом, специфична: он находится под двойным принуждением — необходи- мостью работать и невозможностью это делать3. Duby G. Le Moyen Age Р,- Hachette, 1979. Chap. IV 2 Ibid. P 18. Более подробно различие между дезаффиляцией «переднего края» та- кого типа общества и «народной» фигуры бродяги из «заднего ряда»
Глава I. Защита co стороны близких 39 38 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда Модель «обществ без социального» включала многие историче- ские варианты. Но мы здесь будем рассматривать только иерархи- ческую взаимозависимость феодального общества, поскольку его разложение, а точнее, как мы попытаемся показать, его «расшаты- вание», вывело на свет современную проблематику социального. Однако общая ссылка на общества, которые экономят на социаль- ном, позволяет, a contrario, охарактеризовать первый тип специ- альных интервенций, составляющих суть системы социальной по- мощи. Либо связи первичной социабельности ослабевают, либо структура общества усложняется до такой степени, что такой тип обобщенного и слабо дифференцированного ответа перестаёт быть возможным, а призрение обездоленных становится предме- том специализированных практик Так, больница, сиротский при- ют, организованное распределение подаяний являются «социаль- ными» учреждениями. Они осуществляют особое (специальное и специализированное) рассмотрение проблем, которое в менее дифференцированных обществах обходилось без посредников и состояло в принятии общиной на содержание. За конкретными историческими конфигурациями, в которых оно осуществлялось, кроется некоторое число формальных характеристик системы со- циальной помощи. Во-первых, это конструирование совокупности практик, име- ющих защитную или интегративную функцию (а позже — превен- тивную). Имеется в виду, что система социальной помощи являет- ся результатом вмешательства общества в себя самое, в отличие от институций, существующих по традиции или по обычаю. В связи с этим можно говорить, хотя бы образно, о вторичной социабель- ности, поскольку речь идет о системах отношений, существующих отдельно от традиционных групп принадлежности: семейной, со- седской или рабочей. В силу чего,начинают выстраиваться все более и более сложные конструкции, давая жизнь все более изо- щренным структурам оказания социальной помощи. Во-вторых, такие структуры всегда имеют хотя бы наметку специализации, ядра будущей профессионализации. Отвечает за этот тип проблем не неизвестно кто, неважно как и где, но индиви- ды или группы, по меньшей мере частично наделенные для этого рассматриваетя в главе 2 данной книги, а также в цитированной ра- нее работе «Le roman de la desaffiiiation: a propos de ‘Tristan et Iseud’ ». мандатом и воспринимаемые как таковые. Например, кюре, цер- ковный староста, муниципальный служащий уже являются чем-то вроде«функционеров» социального в той мере, в какой их мандат предусматривает, хотя бы отчасти, осуществление такого типа специальной деятельности. Определение границ сферы социаль- ного вмешательства вызывает, таким образом, появление специ- фического персонала для ее инструментализации. Это набросок профессионализации социального сектора1. В-третьих, соответственно, намечается минимальная техни- зация. Даже при отсутствии какой-то одной исключительной спе- циализации и тем более специфического профессионального обра- зования, наделенный мандатом вынужден оценивать ситуации, в которые он должен или нет вмешиваться, выбирать тех. кто заслу- живает спасения, формулировать критерии, хотя бы в грубой фор- ме, чтобы выстраивать свои действия. Не нужно путать его прак- тику с практикой обычного члена общины (не имеющего мандата), даже если некоторые из них выполняют похожую деятельность, например, подают милостыню в «частном» порядке. Практика вме- шательства уполномоченного лица должна быть ритуализирована и основываться на минимуме знаний, экспертизе и чисто техниче- ских моментах. Не существует социальной практики без хотя бы минимальных зачатков знаний о соответствующей группе людей и способах оказания им помощи или, напротив, отказа в ней. В-четвертых, с самого начала встает вопрос о локализации этих практик и тут же появляется расхождение между «интраинститу- циональными* и «экстраинституциональными» практиками. При- чиной вмешательства является, как мы уже сказали, сбой в пер- 1 Не будет неуместным сказать тут же о профессии, если вслед за Мак- сом Вебером «мы понимаем под профессией тот факт, что индивид по- стоянно выполняет повинности в целях жизнеобеспечения или прибь. ли » (Weber М. Histoire economique. Esquisse d’une histoire universelie de I’economie et de la societe. Trad. fr. P.: Gailimard, 1991. P. 17.) Вебер замечает, что при таком определении первой профессией становится профессия колдуна. Но колдун еще не является, собственно говоря, специалистом, он профессионал религиозного в целом. Напротив, монах может быть ппошессионалом специализированной социальной деятельности на неполное время. Духовенство находится на службе Бога и на службе бедных и к тому же получает вознаграждение за эти Два вида деятельности.
40 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда вичной социабельности. Соблазнительно и в целом более экономно (во всех смыслах слова) исправить все на месте, например, прийти с помощью на дом. Но природа рассматриваемой проблемы может препятствовать этому, и тогда происходит детерриториализация- перетерриториализация, т. е. проблемой занимаются в специали- зированном и институционализированном месте (например, лечат в больнице). Такое сопряжение образует важную силовую линию для развития общественного призрения и обнаруживает себя уже в очень грубых формах организации спасения. В-пятых, — но эта существенная характеристика была пока лишь намечена и к ее анализу еще предстоит вернуться — недоста- точно быть лишенным всего, чтобы начать получать помощь. Среди лишенных ресурсов групп населения одним будет отказано, а другие будут приняты на содержание. Обнаруживаются два кри- терия. Критерий принадлежности к сообществу: помощь привязыва- ется предпочтительно к членам группы и исключает чужих (конеч- но, следовало бы рассмотреть, что означает «быть членом группы» и «быть чужаком»). Критерий неспособности к труду: помощь полу- чают главным образом те, кто не имеет средств в силу того, что. как одинокий сирота или немощный старик, они не способны трудом удовлетворять свои потребности (.чо опять же, этот критерий необ- ходимо уточнять через анализ практик опеки и определяющих их регламентов). Подобное различие, которое будет анализироваться в следующих главах, вписывается в поле общественного попечения, различаясь с другими формами социальной интервенции в отноше- нии групп населения, способных к труду. Выделенные таким образом факторы являются формальными в том смысле, что их можно определить как общие условия воз- можности оказания помощи в любой области. Их смысл — вос- полнить недостатки первичной социабельности организованным, специализированным способом. Точнее, можно сказать, что систе- ма социальной помощи конституируется по аналогии (еп analo- gon) первичной социабельности. Она стремится заделать брешь в отношениях, диктуемых первичной социабельностью, и покрыть риски дезаффиляции, которые из этого вытекают. Кроме того, она находится в тесной связи с фактором территории. Помощь зави- сит от места ее приписки. Требование указания постоянного места жительства соотносится не только с техническим требованием ин- струментализации распределения помощи. Оно является прежде
Глава I. Защита си стороны близких 41 всего условием возможности, от которого фактически зависит, будет получена помощь или нет. Так большинство регламентов служб помощи требует от неимущих, даже от «лиц без опреде- ленного места жительства», подтвердить их проживание в дерев- не или в коммуне, по крайней мере в последние несколько лет, а без этого они будут предоставлены самим себе. Помощь — это прежде всего помощь со стороны близкого окружения. Нужно признать: она касается в первую очередь близкого, которому угро- жает социальное отдаление, если он не способен удовлетворять самостоятельно свои потребности. Евангельская легенда Вопросы специализации, профессионализации, институциона- лизации, деления населения на группы по критерию получения иждивения до сегодняшнего дня структурируют организацию общественного призрения. Каким образом они изменялись, по мере приближения к современности? Конечно, мы не собираемся переписывать историю помощи: ей посвящено множество замеча- тельных трудов. Достаточно будет обозначить ее логику, чтобы более четко, чем это обычно делается, отделить историю помощи от вопроса о труде, поскольку нужно исходить из констатации, что структуры призрения затрагивают прежде всего группы, не способ- ные трудиться. Однако мне приходится оспаривать классическую историографию по двум пунктам. Во-первых, во многих трудах по истории попечения часто неверно оценивается собственное воз- действие христианства на структурирование помощи. Во-вторых, неточной является датировка Ренессансом или Реформацией на- чала преобразования системы призрения, которое связывают со стремлением рационально управлять бедностью. Оба эти расхождения, впрочем, связаны между собой. Нача- ло XVI века могло бы стать важным поворотным моментом, если бы оно отметило, учитывая ослабление прежде господствовавших христианских ценностей, возникновение новых социальных и по- литических требований. Начиная с этого момента можно наблю- дать ужесточение отношения к бедным. Их стали считать мешаю- щим и потенциально опасным населением, которое отныне нужно Классифицировать, направлять и содержать согласно строгим Установлениям. Подозрительное и расчетливое отношение, назы-
42 Касте и Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного .руда ваемое иногда «буржуазным» или «светским», заменило щедрый прием, вдохновляемый христианским милосердием1. Но такая конструкция спорна. Хорошо заметна нарастающая сложность механизмов помощи, в которых «муниципальная поли- тика» XVI века представляет важный этап, но не начало. Управ- ленческое усилие не возникает в то время из ниоткуда, но под- разумевает уже существующие, вдохновленные христианством практики оказания помощи. Не недооценивая оригинальность хри- стианской разработки вопроса, мы собираемся показать что она скорее усиливает фундаментальные факторы, структурирующие иоле общественного попечения, нежели им противоречит. Эти по- следние (в частности, двойной критерий, включающий невозмож- ность трудиться и обязанность иметь место жительства) обладают собственным содержанием, которое подспудно воздействует на средневековую конструкцию. Отметим, напротив, основательную переработку самой про- блематики помощи в силу сложностей, связанных с принятием на содержание обездоленного населения нового типа, которое ставит скорее проблему нового отношения к труду (или к отсутствию ра- боты), нежели отношения к путям спасения. Осознание этого воз- никает не в начале XVI-ro, а в середине XIV века. Если и должен существовать разрыв — хотя в истории никогда, конечно же, не бывает полного разрыва, — то он обнаруживается, когда на отно- сительно стабильном фоне помощи выделяется социальный вопрос труда. Это и есть социальный вопрос в собственном смысле слова. Он заслуживает отдельного рассмотрения, которому посвящена следующая глава. Но чтобы избежать смешения двух проблематик, вероятно, нужно обратиться к распространенному мнению, соглас- но которому христианство в целом и средневековое христианство в частности являются носителями концепции помощи sui generis. Такой мыслительной схемой вдохновляются даже лучшие труды, по- священные попечению. Так, Жан-Пьер Гюттон, в начале сзоего итого- вого труда об обществе и бедных (Gutton J.P. La societe et ies pauvres, 1'exemple de la generaiite de Lyon, 1524-1798 P.: PUF. 1971) упоми- нает о «переходе от представления о ‘христовом нищем’, с его более или менее выраженным святым характером, к представлению об от- верженном бедняке, подонке, о социальной опасности». Опиоаясь на те же данные, включая и приведенные Ж.-П. Гюттоном. я попытаюсь дать им другую интерпретацию.
Глава 1- Защита со стороны близких 43 Благотворительность является христианской доблестью par excellence, и бедность в действительности оценивается через от- сылку к Христу и к моделям vita apostolica-. святым, отшельни- кам, монахам, которые умели отрешаться от земных сует, чтобы приблизиться к Богу Однако такой способ «убить прежнего чело- века», если воспользоваться формулой Св. Бенуа, есть доброволь- ная бедность, аскеза, посвященная Богу, и ее мотивация духовна. Как таковой этот тип самопожертвования не может быть деянием кого угодно. Он представляет собой важнейшую составляющую религиозного призвания: «Придание ценности бедности тради- ционно сосредотачивается вокруг религиозной и клерикальной жизни»1. К тому же подобная бедность единодушно принимается. Большая полемика вокруг орденов нищих, которая проходит че- рез христианское средневековье в его апогее, возникает часто по поводу «этих жалких подобий человека, которые бездельничают, благодаря нашему труду»1 2 3. Даже в аспекте духовной аскезы, если бедность и считается необходимым условием, она не является аб- солютной ценностью. Как говорит Пьер де Блуа в одной из своих проповедей: «Блаженны нищие духом, но не все»3. Очевидно, что ее ценность будет еще более ограниченной, если речь идет о внезапно наступившей бедности, о материальном об- нищании. Известна ужасающая аллегория Бедности в «Романе о Розе» Гийома де Лорриса: «Бедность носила на себе лишь нищенски залатанный старый узкий мешок, он служил ей пальто и юбкой, и у нее было только это, чтобы прикрыться; она часто дрожала. В небольшом отдале- нии от других она сидела на корточках и жалась, как грустная и пристыженная собака. Будь проклят час, когда был зачат бедняк, ибо он никогда не будет сыт, хорошо одет и обут! К тому же его не будут ни любить, ни воспитывать.»4 1 Mollat М. La notion de la pauvrete au Moyen Age / / Etudes sur Гёсо- nomie et la societe de 1'Occident medieval. London: Balorum Reprinto, 1977 Vol XIV. P 10. 2 Цит. no Mollat M. Les pauvres au Moyen Age. P. 356 3 Цит. no Mollat M. La notion de la pauvrete au Moyen Age. P. 22. 4 Ibid. P. 17. В таком же духе, истинная аристократка, Кристин де Пизан говорит о бедных: «Поскольку у них нет ничего, это все отбросы — Бед- ность имя этому — Без всякого стеснения ее не любят». Она красноре- чиво заключает. «От такого человека — один беспорядок». {Pisan Ch
44 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного трула Конечно, здесь мы привели «светские» тексты- Но оценки поло- жения бедных со стороны религиозных авторитетов часто едва ли менее уничижительны Уже Св. Августин упоминал о презрении в отношении тех бедных, которые «столь нуждаются в благотвори- тельной помощи, что даже не стыдятся попрошайничать», а папа Иннокентий Ш говорил о «жалком положении нищих»1. Мишель Молла отмечает, что в христианской иконографии бедняк почти всегда изображается перед дверью богатого или у ворот города в позе смиренной и просящей* 2. Ему не позволяется сразу входить: он должен сначала хорошо осознать свое недостойное положение, не говоря уже о том. что подаяние милостыни в любом случае за- висит от доброй воли богатых. Следовательно, что можно сказать, что по меньшей мере хри- стианская благотворительность не приходит в действие автома- тически, чтобы оказать помощь любой форме бедности. Ценится избранная бедность, некоторым образом возвышенная в духовном плане. Она составляет святость. Однако социальное положение бедняка вызывает целую гамму отношений, которые идут от со- страдания до презрения. Прозаическая бедность людей «подлого положения», поскольку она напоминает о голоде, холоде, болезни, заброшенности, нехватке во всех ее состояниях. — чаще всего вы- зывает презрительные коннотации. Такая амбивалентность и даже противоречие, которыми на- делено христианское представление о бедных, преодолевается на практике двумя специфическими способами управления бедно- стью: помощь, вписывающаяся в экономику спасения, и христи- анское отношение, основанное на классификации, различающей отдельные формы бедности Экономика спасения' несчастный, жалкий и даже презирае- мый бедняк может, тем не менее, представлять для богатого глав- ное средство на пути осуществления высшей христианской добле- сти — милосердия, позволяющего ему таким образом найти свое спасение. «Бог мог бы сделать всех людей богатыми, но он захо- де. Le Livre de la mucacion de Fortune. Цит. no Sassier P Du bon usage des pauvres. P. Fayard, 1990 P 90). Цит. no: Ricci C Naissance du pauvre honteux / / Annales ESC. 1983 Ksl.P. 160. 2 Mollat M. Les pauvres au Moyen Age. P. 133.
Глава 1. Защита со стороны близких 45 тел, чтобы были бедные для того, чтобы богатые могли искупить свои грехи»' Практические следствия такого отношения значительны, по- скольку на его основе, в широкой мере благодаря подаяниям и завещаниям в пользу благотворительных институтов, пополнял- ся средневековый бюджет. В эпоху, когда обогащение через тор- говлю или финансовые спекуляции еще вызывали чувство вины и когда, нужно об этом напомнить, люди жили в ужасе перед адом, благотворительность представляла собой образцовый путь для искупления и наилучшее помещение средств в загробную жизнь. Значительное число завещаний, которые перераспределяли в пользу бедных часть или все имущество усопших, доказывает од- новременно силу такого отношения и важность его экономических последствий. Но тот факт, что бедность была признана средством достичь спасения, ни в коей мере не означает, что ее любили за нее саму или что бедняк как личность был любим. «Труды милосер- дия» развивают политическую экономию благотворительности, в которой подаяние, «погашающее грех», представляет меновую стоимость. Таким образом осуществляется коммерция между бо- гатым и бедным, приносящая выгоду обеим сторонам: первый до- бивается своего спасения благодаря практике благотворительно- сти, а второй также спасается, если принимает условие первого. Last but. not least, неравноправный порядок мира также получает спасение в этой экономике, которая оказывается посланной са- мим провидением в том смысле, что, признавая бедность как не- обходимость, она оправдывает ее существование. Остается лишь заняться крайними проявлениями бедности. По-христиански Проживаемое богатство представляет, таким образом, двойное преимущество над бедностью: оно является средством получить спасение в другом мире и дает более приятную жизнь в этом мире. Позднее Св. Франциск Салезский дал, несомненно, более ясную формулировку этого удобного в конечном счете удвоения, обраща- ясь к богатым с такими словами: «Так, вы можете обладать богатствами, но не быть отравленными ими, если вы будете их иметь в вашем доме или кошельке, но не в ва- шем сердце. Быть богатым на деле и бедным в привязанностях — это 1 Vie de saint Eloi / / В. Geremek. La potence ou ia pitie. Trad. fr. P.: Gai- limard, 1987. P 29.
46 Кастель Р. Метаморфозы социа.пониго вопроса. Хроника наемного труда большое счастье для христианина, ибо такими средствами он получает удобства от богатства в этом мире и заслуги от бедности в другом.»1 То, что нам известно об инструментализации милосердия в Сред- ние века, позволяет предположить, что таким было господствующее отношение к бедности обеспеченных и — несомненно в еще боль- шей степени — обездоленных; материальная бедность как таковая есть несчастье, даже если через нее можно обрести спасение. Впро- чем, это голос здравого смысла: будь ты богат или беден, нужно дей- ствительно быть святым, чтобы с ним не согласиться. Экономика спасения обосновывает различительное восприя- тие бедных в зависимости от того, заслуживают ли они, чтобы их приняли под опеку. В первую очередь исключаются те несчастные, кто восстает против существующего миропорядка, желаемого Бо- гом. Связь между бедностью и ересью глубока и не только потому, что многие ереси проповедовали вместе с отказом от мира подрыв его социальной организации и вследствие этого были безжалост- но подавлены, но еще и потому, что неприятие бедности является уже виртуально еретическим актом оспаривания божьего творения и его экономики спасения. Бедняк рискует совершить грех par ex- cellence, который состоит в противопоставлении себя Провидению. «Плохой бедняк» — это категория прежде всего теологическая. Однако уточним. В рядах самих бедных, которые безропотно переживают свое положение, христианская концепция бедности производит существенное расслоение. Духовная бедность pauper Christi превозносится, поскольку в ней реализуется отказ от мира и проявляется презрение к причастности ко всему земному, вклю- чая и ту материальную оболочку, что называется телом. Ио это ве- личайшее достоинство может распространяться через эффект оре- ола на некоторые формы наступившей бедности при условии, что бедняки выказывают видимые признаки безучастия. Вокруг теле- сной нищеты могут, таким образом, кристаллизоваться в основном критерии, которые могут придать материальной бедности достоин- стводуховной. Посредством типично христианского переноса, как страдания и жестокая смерть Христа свидетельствует о его боже- ственном происхождении, или как долгая история мучений святых является лучшим знаком их избранности, так же и ужас грязных и ’ Saint Francois de Sales. Introduction a la vie devote. P. Edition Floris- sone. P. 29.
Г."ава 1 Защита со стороны близких 47 оборванных толп людей, покрытых язвами, искалеченных, слепых и паралитиков, хромых и безруких, кривых женщин, тощих стариков и изуродованных детей, — становится священным благодаря рели- гиозному превознесению страдания. Бедные составляют часть тела Церкви Поскольку их тело страдает, они являются метафорой стра- дающего тела Церкви. Символичные фигуры бедности в Писании: Иов, лежащий на навозе, Лазарь, чей труп уже смердел, чудом спас- шиеся отверженные, над которыми склонилось милосердие Христа, тощая и сморщенная нагота, язвы и уродства — выставляют напо- каз самые наглядные знаки несчастья покинутого Богом создания. Эти фигуры показывают, что прежде, чем быть спасенными любо- вью Христа, мир был плох, а тело — нище. Больное тело есть рана, и его стенания возносятся к Богу. Следовательно, бедность — это не только меновая стоимость в экономике спасения. Отягощенная болезнью и страданием, освященная ими, запущенность (dereliction) тела вписывает его в таинство искупления. Доказательство высочайшего достоинства бедности дается через его крайние, невыносимые проявления и в особенности через самые поразительные посягательства на це- лостность тела точно так же, как самым неопровержимым доказа- тельством божественности Христа является его позорная смерть на кресте. Любовь к бедным не является непосредственной данно- стью сознания. Это таинство, которого христианин причащается только через полную инверсию ценностей, чью логику раскрыл Ницше, и которое питается презрением к миру1. Таким образом, очевидное освящение бедности является усло- вием возрастания цены на несчастье в обыденной ситуации бедно- го. В самых выразительных моментах христианской экзальтации по поводу бедности Мишель Молла находит стереотипный харак- тер изображения бедняка в христианской пасторали: «Бедняк, то- щий, слепой, покрытый язвами, часто хромой, одетый в рубище и всклокоченный, — выпрашивает милостыню, переходя от двери к Двери, на паперти, в общественных местах»7. Рашуждая в том же направлении. Шарль де Ля Ронсьер проанализировал содержание * 2 Nietzsche F Genealog'e de la morale. Trad. Ir. P.. Gallimard, 1971 В русском перезоле' Ницше Ф К генеалогии морали / / Ницше Ф. Сочинения в 2 г. Т. 2. М Мысль. 1990. С 407-524. 2 Mollat М. Les pairvres au Моуеп Age. Р. 159.
48 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда проповедей флорентийских проповедников в период расцвета хри- стианства, которым отмечен XIII век и начало XIV века. Он обна- ружил, что повсюду присутствует изображение бедности, которое передается через деградацию телесной оболочки1 Самый заслу- живающий подаяния бедняк — тот, чье тело выказывает немощь и человеческие страдания. Целая христианская драматургия раз- ворачивается вокруг физических признаков бедности. Но она об- наруживает, сверхдетерминируя ее, фундаментальную антрополо- гическую характеристику, необходимую для того, чтобы бедность вошла без проблем в рамки помощи. Для этого бедность должна быть освобождена от обязанности трудиться. Телесная немощь, глубокая старость, беспризорность, болезнь (по преимуществу не- излечимая), увечья (предпочтительно невыносимые для взгляда) всегда были лучшим средством для получения помощи. Оставим в скобках возможное потворство всему патологическому. Во всяком случае, такие знаки деградации позволяют непосредственно уви- деть, что нетрудоспособность, на которую обрекают сложившиеся неблагоприятные обстоятельства, не является добровольной. Средневековое христианство разработало, таким образом, пленительную и уникальную версию восхваления бедности, осно- ванную на обостренном сознании нищеты мира* 2. Вместе с тем, не только оно применяет телесное запустение как критерий для оказания помощи. Такая отсылка к тому, что мы предложили на- зывать нетрудоспособностью (handicapologie), представляет со- бой силовую линию любой политики попечения. Но она имеет и противоположную сторону, которую евангельская легенда также освещает. Выбор по преимуществу физической нетрудоспособ- ности оставляет в тени другие формы бедности и исключает воз- можность принять их на содержание. Так, в расцвет христианско- •' La Ronciere С, de. Pauvres et pauvrete a Florence au XIVе slecle / / M Moliat. Etudes sur 1’histoire de '.a pauvrete. Т.П. P , 1974 P. 661 -745. 2 Следовало бы конкретизировать эти высказывания широким обраще нием к средневековой иконографии. Такой взгляд на мир может иллю- стрировать эпизод из фильма Бергмана «Седьмая печать» с прибыти- ем процессии флагеллантов. Беззаботность праздника на деревенской площади: артисты красивы, молоды, веселы, излучают радость жизни: народ развлекается. Появляются люди в черном с их ламентациями, цепями и страхом. Это чума и смерть. Момент счастья сменяется страданием, здешний мир проклят
Глава I. Защита со стороны близких 49 го средневековья развивается другой тип нищеты. Это бедность людей низких сословий, «мелкого люда», populo minuto, которые живут на грани нищеты. Подсчитывая бюджет некоторых мелких ремесленников, таких как садовники или каменщики, Шарль де Ля Ронсьер показал, что в отдельные годы первой половины XIV века во Флоренции у большинства из них. особенно у обремененных семьей, доходы были ниже порога выживания По о той нищете, которую они могли наблюдать постоянно, флорентийские про- поведники не говорили, а может быть, даже не замечали ее. Она восходит к другим категориям анализа и восприятия. Это нище- та, самые общие проявления которой остаются незаметными за исключением тех случаев, когда она озаряется беспорядочными бунтами или заставляет несчастных молить о помощи. Нехватка еды, жилья, одежды, работы позволяет видеть только серую жизнь страдающего народа, не соответствующую патетическим мизанс- ценам, которые вызывают благотворительность. Так pauper Chris- ti отбрасывают в кромешную тьму трудолюбивую нищету. Мой ближний — это мой близкий Сколь бы ни был важен критерий физической нетрудоспособ- ности, его недостаточно, чтобы открыть доступ к помощи. При определении границ сферы общественного попечения он должен сочетаться с критерием принадлежности к сообществу. Его про- ведению в жизнь также в значительной степени способствовало средневековое христианство. Но опять же, чтобы подтвердить кон- цепцию «ближнего» как близкого, которая понимается не только как социальная или географическая близость, но и, исходя из того специфического, что привносит христианская концепция братства между людьми. Действительно, на христианском Западе фиксация места жи- тельства очень рано становится первостепенным условием обе спечения неимущих. Это условие сохраняется в течение долгого времени, перешагивая через гипотетический разрыв между средне- вековой или «христианской» организацией опеки и современными или «светскими» его формами. Matricula, датируемая VI веком, — это список имен бедняков, которых должна поддерживать местная Церковь. Она связывает помощь с местом жительства в такой сте- пени, что те. кто вначале был простым ее получателем (церковные
50 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда старосты), становятся частью постоянного персонала церкви1. В вы- соком средневековье благотворительная деятельность выпадает в основном на долю монастырской системы. Монастыри принимают одновременно индивидов, связанных с определенной территорией, тех, кто путешествует вдоль главных направлений паломничества, и местных нищих и больных. Прием их, однако, не одинаков. Прави- ло св Бенуа позволяет различать просителей, которые не могут ра ботать, и «лентяев» — трудоспособных, которых следует отсылать обратно по прошествии двух дней1 2. В Клюни, например, проходя- щие странники находили приют, но только на одну ночь, тогда как «настоящие бедняки» получали помощь в форме разовой или перио- дической раздачи подаяния, а некоторые неимущие находились на постоянном попечении3 4. Монастырские «привратники», часто сами получавшие помощь до того, как стали служителями монастыря, осуществляли выбор между просителями'1 Эта привилегированная локализация практик оказания помощи в монастырях и религиоз- ных институтах соответствует, впрочем, некоторого рода социаль- ному мандату церкви, которая становится главной распорядитель- ницей подаяний. Такое разделение труда очень рано было одобрено политической властью Так. капитулярий Карла Великого зафикси- ровал десятину, которая должна быть направлена прежде всего на общественное благо5. Вместе со служением Богу Церковь находила в служении бедным другое оправдание своего общественного пре- восходства и своих привилегий. Ничто, таким образом, в отправле- нии этого мандата не указывало на «частную» инициативу: Церковь являлась главным институтом управления помощью. Организация попечения по месту жительства систематизиру ется с развитием городов и влечет за собой перенос на городскую ткань институтов и профессионалов помощи какими уже являют ся монахи. Во всем европейском христианстве сословия нищих закрепляются систематически и исключительно в городах1’. Па- 1 Mollat М. Les pauvres au Moyen Age P. 55. 2 Willibrord Witters D. Pauvres et pauvrete cans les coutumiers monasti- cue du Moyen Age / / M Mollat. Etudes surla pauvrete. T I P 184 3 Duby G. Les pauvres des campagnes. P. 26. 4 Mollat M. Les pauvres au Moyen Age. P. 56. 5 Geremek В La potence ou la pitie. P 25. G Le Goff J. Apostoiat mendiant et fait urbain / / Annales ESC. 1968.
Глава I. Защита со стороны близких 51 раллельно растет число божьих домов (hotels-Dieu) благотвори- тельных приютов, больниц. Во Франции, особенно в парижском регионе, большинство крупных религиозных институтов при- зрения были основаны между 1180 и 1350 годами1. Даже если в этот период можно было говорить о христианском обновлении, эти учреждения отвечали также глубокой социологической трансформации, развитию и дифференциации городского про- странства, которые не могли взять на себя одни лишь религиоз- ные власти. Разрыв зависимости и непосредственной протекции аграрных обществ, увеличение социального расслоения между группами невиданным доселе образом ставят вопрос о приня тии на содержание самых обездоленных. Так, муниципальные власти берут на себя часть того, что становится проблемой го- родской бедноты. Помощь организуется на локальной основе и требует более строгого отбора лиц, получающих ее. Больница Динан становится коммунальной уже в конце XIII века. На чиная с 1290 г. город Монс также содержит «Главную службу подаяний», которая помимо случайных лиц, получающих мило- стыню, занимается бедняками, занесенными в ежегодно пере- сматриваемый список и получившими в некотором роде «або- немент» на помощь2. Схожим образом города Гент и Флоренция регулярно поддерживают каждый более тысячи своих «до- машних» бедняков3. Помощь может также распределяться вне структур попечения при условии, что ее получатели тщательно переписаны и локализованы. С XIV века этим беднякам начина- ют предписывать ношение специальных отличительных знаков (жетонов, свинцовых пластинок, крестов, пришитых к рукаву или на грудь), подтверждающих в некотором роде «право» уча- ствовать в регулярной раздаче милостыни или посещать боль- ничные учреждения Бронислав Геремек говорит в этой связи о «бедняках-пансионерах» или о настоящем «духовном доходе» Жить с податей становится почти профессией. Так, в Аугсбурге 1 Candille М. Pour un precis d’histoire des institutions charitable®, quel- ques donnees du XII-XIV siecles // Bullet! de la Societe rranqaise d’histoire des hopitaux 1974 №30. Mollat M Les pauvres au Moyen Age. P. 71 Liss M.,Soly H. Poverty and Capitalism in Pre-industial Europe. Hasoks' The Harvester Press, 1979 P 25
52 Кастель P Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда в 1475 г. нищие фигурируют в фискальных документах как Про- фессиональная группа1. Таким образом, еще задолго до XVI века помощь организуется по территориальному принципу, а управление ею перестает быть цер- ковной монополией, которой оно, впрочем, по-настоящему никогда и не было. В управлении социальным наряду с церковью, регуляр- ной или мирской, принимает со своей стороны участие множество властей, светских, как и религиозных. Сеньоры, нотабли, богатые буржуа, братства, т. е. ассоциации взаимопомощи ремесленных кор- пораций, приумножают виды помощи2. С конца XIII века оказание благотворительной помощи стало в некотором роде местной соци- альной службой, с которой сотрудничали все инстанции, делившие ответственность за «хорошее правление» городом. Рост ответствен- ности местных властей усиливался в течение XIV-XV веков. Подоб ный вид опеки, по всей видимости соответствующий стремлению к рациональному управлению бедностью, не дожидался, таким обра- зом, наступления XVI века, чтобы проявить себя. Точно так же он не дожидался и того, чтобы общество стало «более светским». И до и после XVI века церковь играла свою роль в координации инстанций, участвовавших в принятии бедных на содержание. Конечно, эта роль была более важной до, чем после, но не всегда по причинам, связан- ным со специфической ролью церкви. Так, если монастыри играли по- добную «благотворительную» роль в Средние века, то также потому что они являлись сеньориями, а аббат исполнял роль защитника за- висимых от него людей, кроме того, епископы часто были сеньорами городов и краев. Эти церковные сеньоры в действительности имели те же обязательства по защите и помощи, что и светские сеньоры, и они их выполняли, конечно, таким же образом. 1 Geremek В La potence on la pitie. P. 53—63. Уже Макс Вебер отмечал что в средневековых городах некоторые нищие имели статус или со словие (Stand) . Weber М. L’ethique protestante et i’esprit du caoital- ;sme. Trad fr. P Pion, 1964 P 219 Рассуждая о роли Сратс~в. Робер Фоссье (Fussier R. Histoire sociaie de "Occident medieval. Chan. V) показывает, что начало распространения благотворительных ассоциаций «Приют смиренных», гомологичное раз- витию рыцарских ассоциаций для властителей, совпадает во времени с распадом системы зашиты, предоставляемой расширенной семьей. Это в основном городской Феномен, но менее развитые его формы можно найти и в сельской местности.
Глава I. Защита со стороны близких 53 То, что обычно интерпретируют как наступление «новой со- циальной политики»1 в начале XVI века, просто упорядочило это движение. Оживление произошло вследствие неблагоприятной экономической и социальной конъюнктуры: продовольственные кризисы, повышение цен на продукты питания, нехватка работы, связанная с сильным демографическим ростом после массовых смертей от чумы, а также аграрная реструктуризация и анархиче- ский рост городов. Факторы социального распада, ощущавшиеся на протяжении как минимум двух веков, внезапно усиливаются Бедность становится предметом широких публичных дебатов, питающихся полемикой Возрождения и Реформации, лучшим свидетельством чего стал успех книги Жана Луи Вива «Помощь бедным»1 2. С 1522 г. и до середины века шестьдесят европейских городов принимают ряд согласованных мер. Их социальная по- литика базируется на нескольких простых принципах: исключе- ние чужеземцев, строгий запрет на попрошайничество, подсчет и классификация нуждающихся, дифференцированное распределе- ние помощи в соответствии с разными категориями получателей. Исключение чужих, бродяг, пришлых в сочетании с запретом на попрошайничество позволяет попытаться взять на систематиче- ское содержание «домашнюю» бедность: уход и помощь больным и инвалидам, а также обучение ремеслу детей бедняков и раздача помощи семьям, не имеющим работы, или тем, чьи доходы недо- статочны для обеспечения их выживания3. Стремление к систе- матической организации помощи на локальной основе приводит, таким образом, к значительной инновации: обеспечить помощь не- 1 Geremek В. La potence ou ia pitie. Chap. Ill «Une nouvelle politique so- ciaie». Woes J.L De subventione pauperurn. Bruges, 1525. Trad. Ir. De I’assis- tance aux pauvres Bruxelles, 1943 3 Изложение подобной политики муниципалитетов можно найти, по- мимо уже указанной книги Геремека, в работах: Liss М., Soly Н Po- verty and Capitalism in Pre-industria! Europe. Op. cit. Chap.III; Vissol T. A 1’origine des legislations sociales au XVIе siecle: humanisme et frayeurs populaires / / Les Temps moderne. АЪ19 Подробное изложение функ- ционирования «Главной службы подаяний» в Лионе см. Gutton J.-P La societe et les oauvres : exemple de la generality de Lyon, а в отно- шении Англии см.: Pound J Poverty and Vagrancy in Tudor England. London, 1971.
54 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда которым категориям бедных и даже тем, кто способен работать. Так город пытается принять на себя заботу обо всех нуждающихся жителях. Мы еще вернемся к этой слабой попытке снять запрет, который мешает трудоспособным беднякам получать помощь. Меры, разработанные вначале на локальном уровне, перенима- ются национальными законодательствами: ордонанс Карла Пятого от 7 октября 1531 г. для Фландрии и Нидерландов, ордонанс Му- лена от февраля 1556 г для Франции, английские poor laws вто- рой половины XVI века, наконец, большой елизаветинский закон 1601 г Их общий дух передает статья 73 ордонанса Мулена: «Приказываем, чтобы бедняки каждого города, бурга или деревни получали пищу и поддержку от того города, бурга или деревни где они родились и проживают, чтобы они не могли болтаться без дела и просить милостыню в другом месте: эти бедняки должны взять справ- ку или удостоверение о месте проживания, когда, с целью излечения от болезней, они будут вынуждены прийти в бург или село, где есть приюты и лечебницы для. этого предназначенные»1. «Великое заточение» нищих, практикуемое также в европей- ских масштабах в XVII веке, не опровергает, как кажется на первый взгляд, принцип принятия на содержание со стороны близкого окру- жения. Чтобы понять неуспех первых мер муниципальной политики1 2, нужно его воспринимать не как разрыв, а как продолжение политики XVI века, последующую более развитую фазу которой оно представ- ляет. Более протяженные связи городской социабельности — как следствие развития городов — делают все более и более сложными формы помощи со стороны близкого окружения, которая минимизи- ровала роль заключения в госпиталь. Кроме того, в связи с ростом численности и неупорядоченностью нравов нищих считалось, что они могут оформиться в «независимый народ», не знающий «ни за кона, ни религии, ни начальника, ни полиции», некую «распущенную 1 Particulier L. L’assistance a Paris sous 1’Ancien Regime et pendant la Revolution. P., 1897. P. 73. 2 Эти меры, по-видимому, действовали более или менее четко на про- тяжении нескольких десятилетий прежде чем практически вышли из употребления. См., например: Liss М., Soly Н. Poverty and Capitalism in Pre-industrial Europe. В Англии, во всяком случае, инициативы XVI века завершились формированием системы «законной благотвори- тельности», более разработанной, нежели на континенте, и эта осо- бенность была характерна для англичан еще и в XIX веке.
Глаза I Защита со стороны близких 55 и ленивую нацию, которая никогда не соблюдала правил»1. Следова- тельно, налицо опасность, и уже наполовину осуществленная, пол- ного разрыва общинной связи. Терпимо относиться к положению ни- щих значило бы согласиться с тем, что внутри общины формируется полностью дезаффилированная группа, ставшая чужой в городе. Перед лицом этой опасности заточение является всего лишь средством, конечно же радикальным, но представляющимся как необходимый обходной маневр для восстановления общинной при- надлежности. Пансионеры Общего госпиталя не столько отрезаны от общины, сколько перемещены, т. е. помещены в пространство ad hoc, где они продолжают оставаться на содержании. Ни по сво ей институциональной структуре, ни по способу функционирова- ния Общий госпиталь по-настоящему не является инновацией. С институциональной точки зрения он оказывается продол- жением предшествующих форм общественного попечения. Напри- мер, в Лионе Главная служба подаяний — одно из наиболее полных воплощений муниципальной политики Возрождения — начиная с конца XVI века заточает в башню «неисправимых нищих»; а в 1614 г. город открывает госпиталь Сен-Лоран, правила функциони- рования которого предусматривают сочетание работы и молитв за исправление нищих1 2. Та же эволюция наблюдается в Англии, где 1 Текст эдикта от апреля 1657 г.: «Королевский эдикт об учреждении Общего госпиталя для заключения больных нищих Города и Приго- родов Парижа» воспроизводится в приложении к первому изданию «Истории безумия» Мишеля Фуко (Foucault М. L'histoire de la folie. P : P’on, 1961. P. 646 sq ) Однако предлагаемая здесь трактовка «ве- ликого заточения» отличается от трактовки М. Фуко. Более подробно обоснование этого различия и его следствия относительно генеалоги- ческого подхода М Фуко изложены в работе: Castel R. Problerr.atiza- tion: a way of Reading History / / J Goldstein (ed.) Foucauit and the Writing of History Today. Loc. cit. 2 Gutton J.-P. La societe et les pauvres. В Париже мы встречаем попытку такого же рода при Екатерине Медичи, основавшей в 1612 г. приют Птит-Мезон. Фактически структура Общего госпиталя или Workhou- se широко распространяется в Европе начиная с конца XVI века, а в Италии еще раньше. См.: Liss М., Soly Н. Poverty and Capitalism in Pre-industr:a! Europe. Op. cit . Geremek В Le renfermement des pau- vres en Italie (X1V-XV1I siecles) // Melanges en 1’honneur de Fernand Braudel. T.L Toulouse Privat, 1973. Cледует, таким образом, признать, что Мишель Фуко в описании создания Общего госпиталя в Париже в
56 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда в 1547 г. был основан лондонский Брайдвел — прообраз работных домов (workhouses). В то же время в Амстердаме Раслхейс был ор- ганизован по тем же принципам. Тот факт, что создание Общего го- спиталя было заказано королевской властью, все же не указывает на значительный разрыв с предыдущими формами политики. Про- ведение в жизнь этих мер, представляющих новую версию отноше- ния центральное—локальное, выпадает на долю городов и «крупных бургов», причем королевская власть опирается на муниципальные инициативы, чтобы затем распространить их на общем уровне1. Что до затронутых групп населения, поначалу заточение ка- салось лишь ниших, проживающих в данной местности. Оно исклю- чало чужеземцев, бродяг, которые должны были покинуть город, поскольку на них распространялись полицейские меры2. Индивиды, считавшиеся наиболее десоциализированными, самыми нежела- тельными, самыми опасными, исключались из заточения (а не из-за заточения). Эдикт 1662 г., который предписывал учреждение Обще- го госпиталя во «всех городах и крупных бургах королевства», опять же уточняет, что он касается нищих, «уроженцев данных мест или проживающих там в течение года, так же как и детей-сирот или де- тей. родившихся у нищих родителей»3. Новая королевская деклара- ция от 1687 г. повторяет требование заточения, но осуждает бродяг пожизненно на каторгу с первого же ареста. Нищие из местных от- правляются на каторгу только с третьего ареста, т. е. после того, как они дважды покажут себя непокорными «милосердному» реше- нию о заточении, которое не распространяется на бродяг. По своей 1657 г. отразил почти вековую тенденцию, затронувшую все европей- ское пространство. Edit de 1662 portant etablissement d’un Hopital general dans toutes villes et gros bourgs du Royaume. Jourdan, Decrouzy, Isamber* / / Recue:' genera! des anciennes iois franchises. Pans. 28 vol. T. XVIII. P. 18 Ин теэпретацию процесса постепенного принятия на себя центральными инстанциями проблем попечения в духе теории коллективизации Нор- берта Элиаса см.' Swaan A., de In Care of the State. Cambridge: Polity Press, 1988. DepauwJ. Pauvres, pauvres mendiants, mendiants valides ou vagabonds^ Les hesitations de la legislation royale / / Revue d’histoire moderne et contemporaine. 1974. Juillet-septembre. Vol. XXI. Jourdan, Decrouzy, Isambert. Recueil general des anciennes lois franca ses T. XVIII. P. 19.
Глава I. Защита со стороны близких 57 глубинной интенции заточение является прежде всего инструмен- том управления нищетой внутри городских границ и бедняками- автохтонами. На языке своей эпохи преамбула к эдикту 1657 г. говорит об этом практически явным образом. Она касается «нищен- ствующих бедняков», которые еще связаны или могут быть связан- ными с общиной. Среди них Людовик XIV различает «живых членов Иисуса Христа» и «бесполезных государству членов», бродяг, кото- рые, полностью порвав с принадлежностью общине, поставили себя вне рамок милосердного вмешательства'. Что же касается технических приемов, используемых в Об- щем госпитале, то они представляют скорее стратегию включе- ния, а вовсе не исключения. Дисциплина в Общем госпитале, при- нудительный труд, перемежающийся с бесконечными молитвами, обучение порядку и регулярности — вместе образуют хорошо из- вестную силовую педагогику, логику которой систематизировал Ирвинг Гофман2 з. Она должна была позволить заключенным после такого периода перевоспитания вновь занять свое место в родной общине и стать в дальнейшем «полезным государству членом». Заточение, имевшее своей целью перевоспитание, ни в коей мере не противоречит принципу территориальной приписки помо- щи. Оно пытается дать ему новую оригинальную формулировку с учетом условий, ставших неблагоприятными для оказания более близкой помощи. Людовик XIV может, таким образом, утверж- дать, что он действует «не по полицейскому порядку», который от- носился бы здесь к «бесполезным государству членам» и прежде всего бродягам, но «по единственному мотиву милосердия», чтобы спасти тех, кто принадлежит еще к общинному порядку*. Заточе- ние не является самоцелью. Оно приводит в действие стратегию обходного пути, состоящую в том, чтобы на первом этапе порвать с окружением и получить средства, которые можно использовать на втором этапе, чтобы перевоспитать трудоспособных нищих и, на третьем этапе, вновь их внедрить в общину. Эта идея настолько укоренилась, что даже после провала этой педагогической утопии принцип прямой территориальной припи- ски продолжал преобладать. В конце эпохи Старого порядка, выра- 2 Edit du Roy portant etablissement de I’Hdpita! general. P. 648 з Goff man E. Asiies. Trad. fr. P . Ed. de Minuit, 1968. Edit du Roy portant etablissement de I’Hdpitai general. . P. 648
58 Кастель Р. Метаморфозы социа чьного вопроса. Хроника наемного труда жая консенсус просвещенного разума, «Записки, представленные Дижонской академией о средствах уничтожения попрошайни- чества» говорят об этом явным образом: «Среди разных средств, предлагаемых для уничтожения попрошайничества, пожалуй, нет ни одного, которое собрало бы столько голосов, как то, которое предлагает отправлять нищих по месту их рождения. < . > Каж- дый приход будет отвечать за своих бедняков, как отец семейства за своих детей»1. Таким образом, требование территориализации для полу- чения помощи совсем не ослабевает, а напротив, усиливается по мере приближения к концу Старого порядка. Другую, очень наглядную иллюстрацию, дает большой королевский ордонанс 1764 г., «последнее официальное выражение идей старой монар- хии», по выражению Камиля Блоха1 2 3. Этот ордонанс — особенно репрессивный, поскольку приравнивает трудоспособных нищих к бродягам, приговаривая к каторге мужчин и к заточению жен щин и детей; тогда как больные и инвалиды должны получать помощь по месту жительства или в госпитале в зависимости от их состояния. Однако на следующий год вице-канцлер уточняет специально для интендантов, в каком духе следует применять эту директиву: «Намерением Короля является арест всех нищих, которые просят милостыню дальше, чем в полу-лье от их места жительства». Таким образом, нищий, находящийся на своем ме- сте жительства, избегает стигматизации и санкций, связанных с положением бродяги. Вице-канцлер уточняет: «Бедняк, имею- щий место жительства, — это тот, кто, проживая более шести месяцев в данном месте, просит милостыню только время от вре- мени, имеет какие-то средства или занятие для выживания, кто обещает работать и кто может быть опознан на месте лицами, за- служивающими доверия»’. 1 Des rr-oyens се cetruire ia mendicite en France en rendant les m.endiants utiles a 1’Etat sans les rendre malheureux. Memoires qui ont concouru pour le prix accorde en 1777 par I’Acaderr.ie des sciences, arts et belles- lettres de Chalons-sur-Marne. Chaions-sur-Marne, 1780. P. 5 2 Bloch C L’assistance et 1’Etat en France a la veille de la Revolution Ree- dition. Geneve, 1974. P 160. Текст декларации 1764 г. см. Jourdan, De- couzy, Isambert Recueil des anciennes lois de la France T. XXII P. 74 3 Цит. no: Paultre C. De la repression de la mendicite et du vagabondage en France sous 1’Ancien Regime P., 1906. P 400.
Глава 1. Защита со стороны близких 59 Такая двусмысленная дефиниция совершенно не убедительна и должна была быть неприменимой на практике. Но она подчерки- вает вес фактора близости, географической близости, измеряемой здесь дистанцией в пол-лье, а также социальной близости — на- личием возможности «быть опознанным лицами, достойными до- верия». Такого рода укорененность снижает риск криминализации нищенства. Она способна ограничить значение фундаментальной обязанности трудиться, которая становится простым «обещанием работать», что практически мало значит и конкретно непроверя- емо. Но она выражает требование, чтобы индивид, все еще при- вязанный к своей социальной территории, не был всеми покинут. Трудоспособный нищий может быть наполовину оправдан за свою трудоспособность (пригодность к работе), если он компенсирует эту характеристику, которая является препятствием для получе- ния помощи, тем, что даст признать себя, «опознать» как принад- лежащего к территориальному сообществу. Осуществление опеки со стороны общины — «каждый приход будет отвечать за своих бедняков, как отец семейства за своих де- тей» — представляет, таким образом, вторую главную ось струк- турирования общественного попечения. Именно она преобладает в Англии в виде различных poor laws XVI века, утверждая при- ход как необходимую базу организации помощи. Эта ориентация была воспринята и усилена знаменитым Спинхемлендским зако- ном 1795 г.: приход должен был не только брать своих бедных на содержание, но и обеспечивать им нечто вроде минимального до- хода, гарантируя доплату, индексированную на цену на хлеб, если зарплата оказывалась недостаточной. Как и в случае предыдущих poor laws, финансирование обеспечивалось за счет обязательных взносов, установленных для жителей прихода. Взамен получатели помощи должны были быть практически нерушимо связаны с их родной территорией. В силу этого они оказывались в зависимости от местных нотаблей, причем в такой степени, что стало возмож- ным говорить о приходском рабстве (parish serfdom') Несмотря на то, что «индустриальная революция» уже достаточно продвину- лась в Англии, Спинхемлендский закон представлял собой наибо- лее законченную формулировку средневековой политики опеки, —---.-------- Поланьи К. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени Пер. с англ. СПб.: Алетейя, 2002
60 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда организующейся вокруг требования общинной принадлежности. Вне «домашней» территории, двойной системы протекции, кото- рую она выстраивает, и принуждений, которые она предполагает, для бедных почти нет спасения1. Организационная схема попечительского содержания Мы взяли на себя риск по-новому оценить некоторые построения истории попечения по двум, впрочем взаимосвязанным, пунктам. В первую очередь, по вопросу о фундаментальной роли христи- анства в генезисе поля попечения на Западе со Средних веков. Христианство восприняло и придало исключительное значение критерию неспособности к труду, сделав из телесного недуга глав- ное основание для включения бедняка в экономику спасения. Оно также безропотно согласилось с тем, чтобы ближний, на которого должна направляться любовь к страдающему человечеству, был предпочтительно ближайшим, тем, кто включен в сети общинного соучастия. Из этого следует, во вторую очередь, необходимость исправить общепринятую периодизацию, чтобы дать отчет в изменениях по- печения вплоть до современной эпохи. Роль церкви, даже с инсти- туциональной точки зрения, нужно рассматривать скорее в плане преемственности, нежели разрыва с требованиями управления по- мощью на локальной основе. Даже если основные практики оказа- ния помощи осуществлялись прежде всего монастырями и религи- озными учреждениями и если церковь долгое время была главной распорядительницей помощи, то все же передача этих практик светским властям произошла без нарушения связи. Впрочем, речь должна идти не о передаче, а скорее о сотрудничестве и постоян- 1 В глазе IV мы еще обсудим трансформацию, которую представляет со- бой поаво на помощь, предложенное Комитетом по нищенству Учреди- тельного собрания и проголосованное Конвентом. Но оно не противоре- читтребованиютерриториализации. Именно нация, ставшая эталонной территориальной единицей и превратившая обязанность спасать корен- ных жителей в «священный долг», придает территориализации досто- инство права. Однако осуществление этого права остается подчинен- ным требованиям локализации помощи по «месту жительства». К тому же обратной ее стороной является исключение чужеземцев
Глава 1. Защита со стороны близких 61 ных взаимодействиях между многими инстанциями: церковными и светскими, центральными и муниципальными, профессиональ- ными, как деятельность братств, или личными, как щедроты важ- ных особ — различия между ними ни в коей мере не восходят к оппозиции «общественного» и «частного» Даже политика зато- чения в XVII веке, которую часто считают выражением государ- ственного контроля со стороны абсолютной королевской власти и воплощением особо репрессивного (антимилосердного) отноше- ния к бедным, была заложена Луизой де Марийяк. последователь- ницей Св Бинцена де Поля, которую поддержало Общество Тела господня. Проведение в жизнь этой политики во многом обязано инициативе особо предприимчивых иезуитов, которые изъездили Францию от Бретани до Прованса и от Фландрии до Лангедока, чтобы заставить принять ее1. Тем не менее во избежание двойного искажения смысла в трак- товке этих положений необходимы два замечания Во-первых, та- кое обоюдное сочленение «христианской» экономики, вдохновляе- мой милосердием, и «светской» экономики опеки, продиктованной управленческими требованиями, очевидно не исключает противо- действий и напряженности между этими двумя направлениями. Кроме того, было бы не верно думать, что этим направлениям следо- вали буквально. В частности, отношение народа к беднякам, конеч- но же, было более гибким, чем то предписывали положения уставов. Подаяние в протянутую руку выжило, несмотря на бесчисленные осуждения. Предоставление убежища, в частности, суп и ночлег в амбаре, к счастью для бедняков, было широко распространено. И дающий не спрашивал себя всякий раз, «заслуживает» ли нищий того, чтобы ему помогали. Такое отношение могло основываться на евангельском завете любви к ближнему. Но мы его обнаруживаем и в других культурных ареалах (например, мусульманское гостепри- имство) и, конечно же, во всех культурах (особенно аграрных), где наряду с подозрительностью существуют традиции приема чуже- земцев и бедняков. Оно может соотноситься либо с более общим религиозным чувством, чем то, которое воплощает христианство, либо с чувством социальной близости. Например, мелкий крестья- нин или городской работник могут думать, что и они не застрахова- * Hufton О Н The Poor in Eighteenth Century France. Oxford, 1974 P. 140-144
62 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда ны от того, чтобы оказаться лишенными всего, а потому проявля- ют солидарность положения1. Таким образом, нельзя приписывать одному лишь христианскому милосердию все «милосердное», что делается в цивилизации, где господствует христианство. Отношение между христианской духовностью и опекой также более сложное, чем подразумевает учет лишь наиболее распро- страненных практик, которого мы придерживаемся здесь. Самые щедрые формы сострадания могли проявлять как простые верую- щие, так и у некоторые сановники церкви. Св. Франциск Ассиз- ский развивает культ «Богородицы Бедности»* 2. Другой известный теолог, испанский доминиканец Доминго де Сото, противостоял гуманистам Ренессанса, восставая против какого бы то ни было ограничения на благотворительность3. И вне всякого сомнения, существовали бесчисленные христиане, оказывавшие помощь сво- ему ближнему, не заботясь о соблюдении канонических правил. Мы могли бы умножать примеры таких позиций, несомненно более «евангельских» в сравнении с официальными. Но именно эти последние должны стать предметом нашего рассмотрения: по- ' Этим же чувством солидарности объясняется тот факт, что мелкий городской люд регулярно пытался защитить бедняков от желавших их арестовать сторожевых лучников или «охотников за нищими». См.: Farge A. Le mendiant, un marginal ? / / Marginaux et exc'us de I’his- toire. Cahiers Jussieu. №5. P : UGE, 1979. 2 Францисканстзо — это не восхваление бедности как таковой. Про- блема сложнее. Отметим здесь только, что tPoverello» (Св. Франциск Ассизский) проводит апологию воздержанности и смирения более, чем собственно материальной бедности, и что его идеалом является развитие общества, искореняющего знание и силу з той же мере, как и богатство, чтобы всецело оставаться под господством одних лишь духовных ценностей. К тому же, этот идеал не преобладал в церк- ви — это самое малое, что можно сказать. О социальных ориентаци- ях францисканцев см.: Le Goff J. Le vocabulaire des categories sociaies chez saint Francois d’Assise et ses biographes du XIF siecle / / Ordres et classes. Colloque d’histoire sociale de Saint-Clou de 1967 Paris-La Haye' Mouton, 1972. Cl. Vilar J. Le picardisme espagnol // Marginaux et exclus de 1'histoire. Де Сото упрекает Вива, который осуждает «бесстыдство попрошай- ничества». Более широко следовало бы обсудить то противоречивое место, которое занимают сословия нищих в обсуждении благотвори- тельных практик.
Глаза I. Защита со стороны близких 63 зиции «реального христианства» в том смысле, в каком говорят о «реальном социализме», т. е. те, которые исторически смогли за- ставить признать себя и управлять политикой опеки. С этой точ- ки зрения, церковь скорее морально поддерживала, нежели воз- ражала против «разумных» начинаний по приему на содержание бедных, являвшихся жертвами дискриминационной классифика- ции1. Ее воздействие вписывается, таким образом, в социально- антропологическую концепцию опеки. Конечно, в любом обществе логичная система попечения может структурироваться только ис- ходя из различия между «хорошими» и «плохими» бедняками. Пе- реведем это на язык, привычный для научных или околонаучных рассуждений, опирающихся на теологические, моральные, фило- софские, технократические аргументы: до какого предела можно дойти если начать спасать всех нуждающихся? Инструментализа- ция милосердия на христианском Западе позволила — и это не- мало — создать культурно господствующую форму такого первей- шего требования ограничения поля попечения, переформулировав специфическим образом критерии доступа к нему. Но несмотря на основополагающие декларации всеобщей любви к ближнему, христианское прославление бедняка, который для получения спа- сения должен быть отягощен болезнями, а также осуждение его праздности — «матери всех пороков» — придали этим критериям очень ограничительный характер В любом обществе, и христи- анское общество не является исключением, бедняк должен про- демонстрировать большое смирение и предъявить убедительные 1 Невозможно рассмотреть здесь различия между католичеством и про- тестантизмом з отношении проведения политики опеки. Только дза схематических замечания. Во-первых, тезис, приписывающий Рефор- мации активизацию муниципальной политики в XVI веке, не осно- вывается на серьезных аргументах (см.: Zenon Davis N. Assistance, humamsme et heresie / / Mollat M Etudes sur 1'histoire de la pauvrete. Op. cit. Т.П). Во-вторых, протестантская доктрина спасения трудами Привела к тому. ито бедность стала еще более подозрительной, и к ужесточению критериев доступа к спасению. См.. Weber М. L’eticue protestante et ’.'esprit du capitalisme. Op. cit.: Tawney R H Religion and the Rise of capitalism: an Historical Study N.Y , 1947. Последний под- черкивает роль, которую сыграли пуритане в том, чтобы превратить бедность в недостойное положение, полную ответственность за кото- рое несет аморальность бедняка.
64________Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда доказательства своего бедственного положения, чтобы его не за- подозрили в том, что он «плохой бедняк». Еще одно уточнение. Если мы и ставим здесь акцент на непре- рывности проблематики призрения, начиная со средних веков, то не следует понимать под этим, что на протяжении многих веков мы наблюдаем монотонное повторение одного и того же. Прогресс урбанизации, упрочение центральной власти, тонкость разработан- ных институциональных механизмов и технических приемов соци- альной работы привнесли в развитие попечения больше, чем просто нюансы. Так, систематизация организации помощи на муниципаль- ной основе в начале XVI века, растущее вмешательство королев- ской власти перед лицом угрозы со стороны нищенства, этой «про- казы королевства», которую все больше подозревают в том, что она способна поставить серьезную социальную проблему, — отмечают существенные и качественно отличные этапы структурирования общественного призрения. Отметим как минимум, что эти практи- ки остаются подчиненными двум главным векторам: во-первых, от- ношение близости между тем, кому оказывают помощь, и тем, кто ее оказывает; во-вторых, нетрудоспособность. На пересечении этих двух осей очертим зону защиты или, по меньшей мере, ее ядро: 1. Отношение близости, которое должно существовать между получателем помощи и инстанцией, распределяющей ее. Идет ли речь о подаянии, приеме в учреждение, разовой или ре- гулярной раздаче помощи, толерантности к просящим милостыню и т. п., — бедняк имеет тем больше шансов получить помощь, чем больше его знают и признают, т. е. если он входит в соседские сети, которые выражают постоянную принадлежность к общине. Таким образом, подтверждается, что осуществление попечения есть, по мере возможности, аналогия формированию первичной социа- бельности’. Положение нуждающегося — это следствие первого ' Такая «мера возможности» зависит в действительности от двух глазных переменных: свободные ресурсы, имеющиеся з общине, и однородность этой общины. Рост урбанизации и географическое расширение ареала опеки (например, государство вместо прихода или общины) усложняет проявление солидарности со стороны близкого окружения. Но мы еще увидим (в частности, в главе IV. об усилиях, прилагавшихся революци- онными собраниями), что национальное государство может попытаться восстанозить императиз принятия бедняков на содержание общинами с помощью введения права на получение помощи Глава I. Защита со стороны близких_________________________65 разрыва относительно проявлений «естественной» или «спонтанной» солидарности со стороны семьи, соседей, групп первичной принад- лежности. Но, основываясь на признании включенности в террито- риальную общину, одновременно признаком, основой и условием которой является определение места жительства (адрес, по которому выдается пособие), попечение стремится исправить эти сбои, копируя с большим или меньшим сходством отношения близости. Оно борет- ся с перманентным риском дезаффиляции, пытаясь восстановить не- кий имплицитный социальный контракт, который объединяет членов общины на основе их территориальной принадлежности. Такие прак- тики формируют ядро попечительского комплекса, чья юрисдикция, как мы еще увидим, выходит за рамки оказания помощи, поскольку стремится помимо этого регулировать трудовые отношения, и прео- долевает границу доиндустриальных обществ, поскольку инспириру- ет различные формы филантропического патернализма, прошедшие через весь XIX век. Это также и определенный подход, который будет предложен, чтобы уловить смысл возвращения к локальному в совре- менной политике интеграции. 2. Критерий нетрудоспособности. Бедность и даже полная нищета не дают достаточных оснований, чтобы получать помощь. На содержание берутся главным образом те, кто не может само- стоятельно удовлетворять свои потребности из-за неспособности трудиться. Неблагоприятный фактор в широком смысле (немощь, болезнь, но также и старость, беспризорность, вдовство с тяже- лой семейной нагрузкой и т. п.) может соотноситься с семейной или общественной причиной, со случайным разрывом первичных сетей принятия на содержание или же с физическими недостатка- ми и умственной отсталостью. Но если оставить в стороне все эти обстоятельства, то одним решающим различительным критерием для получения помощи будет неспособность трудиться. Ядро попечения формируется на пересечении этих двух осей. Его размеры зависят от значения, придаваемого каждому из двух критериев, которое не остается неизменным. Ибо социальное определение отношения близости и способности или неспособно- сти к труду меняется. Но находиться в конкретный момент време- ни в центре зоны возможного принятия на содержание — значит быть помещенным в точку, где эти два вектора пересекаются, имея максимальные значения. Это значит сочетать полную нетрудоспо- собность с полной включенностью в общину. 1 За« 3548
66 Кистель Р Метаморфозы социального допроса. Хроника наемного труда Структурные составляющие поля попечения важнее, чем ка- чество имеющихся в распоряжении ресурсов для его снабжения. Даже в условиях, когда полностью отсутствует специфическое финансирование или практически не существует институцио- нальной инфраструктуры, а средства социального вмешательства очень неразвиты, быть бесспорно неспособным обеспечить трудом собственное выживание и в то же время быть включенным в тер- риториальную общину практически является гарантией получе- ния помощи. В предельном случае, инвалид, имеющий постоянное место на церковной паперти и составляющий часть социального пейзажа прихода, получает в некотором роде гарантированный минимальный доход. Можно рассматривать развитие системы призрения как постепенное усложнение ресурсов, выделенных на ее осуществление, т. е. как специализацию, институционали- зацию, разработку технических приемов, все более совершенную профессионализацию, которые сочетаются с все более и более зна- чительными финансовыми средствами. Такие преобразования из- меняют способ приведения в действие этих двух критериев, но не затрагивают их операциональной эффективности. Конечно же, здесь речь идет о создании некоторого рода иде- альной модели попечения. Она может быть полностью реализова- на, только если по обеим осям (социальной близости и нетрудоспо- собности) будут высокие значения Но тем важнее внимательно рассмотреть формы попечительской интервенции, которые, как кажется, отклоняются от нее. Вовсе не опровергая действие моде- ли, эти видимые отклонения подтверждают ее работоспособность при условии, что мы рассматриваем ее в динамике. В действитель- ности, интерпретируя реальные попечительские практики, необ- ходимо применить эти критерии не механически, а как вектор рав- ноденствия между двумя осями. Так, высокие значения по одной из двух осей могут в определенной мере компенсировать дефици! по другой оси, и наоборот. Симуляция инвалидности представляет собой первую страте- гию применения идеальной модели принятия на попечительское содержание. Выставление напоказ мнимых болезней, ран или уве- чий — это постоянно возвращающаяся на протяжении веков тема литературы, посвященной нищенству. Ложные слепцы, ложные калеки, ложные раненые, которые вечером отбрасывают в сторону свои костыли и приспособления, чтобы устроить попойку, запол-
Глава 1 Защита со стороны близких 67 няют мир нищеты1. Случается даже, что усилия вызвать жалость достигают крайних выражений, как в тех многочисленных исто- риях, рассказывающих о членовредительстве, которое профессио- нальные нищие причиняют себе или детям. Но упорство, с каким имитируется неспособность к труду, когда ее нет в реальности, свидетельствует о решающем значении этого фактора для полу- чения доступа к помощи. Притворно изображая изъян, делающий его инвалидом, симулянт проскальзывает в зону опеки, куда он не попал бы, если бы был здоров телом и духом. Порок оказыва- ет почтение добродетели, в данном случае — высокой ценности, придаваемой труду: «вы должны жалеть меня, поскольку я явно не способен выполнять какую-либо работу». «Достойные бедняки» представляют более тонкий случай. Они могут быть взяты на попечение, не будучи физически нетрудо- способными. Это бедняки, стыдящиеся своей бедности, — люди, получившие хорошее воспитание и занимавшие почетное место в обществе, но лишившиеся всего и не могущие более поддержи- вать свой уровень. Из-за несчастливого стечения обстоятельств они оказываются «в бедственном положении, без ресурсов, кото- рые может дать ручной труд, поскольку предрассудки, связанные с рождением, воспитанием, профессией, или лучше сказать сила обычая, запрещают им использовать этот ресурс». Далее аноним- ный комментатор XVIII века добавляет: «Шпага, мантия, перо — все имели своих достойных бедняков; третье сословие продолжа- ет производить их, но не в низших классах, занимающихся чисто механическими ремеслами, а среди тех, кто выбрал свободные за- нятия или другие профессии, чье выполнение требует в большей степени умственной, чем ручной работы»’. Я процитировал этот относительно поздний текст, поскольку он предлагает особенно ясное определение «достойных бедняков», но сама эта категория появляется в Италии во второй половине XIII века* * 3. Фактически она выражает социальное деклассирова- ние. Ее возникновение связано с развитием городского общества, которое, увеличивая социальную дифференциацию и стратифика- цию, вызывает также нисходящую социальную мобильность. Эта — . . ______ Chartier R (ecl ) Figures de la gueuserie. P.: Montalba, 1982 3 Цит no Cutton J.-P La societe et les pauvres P 23. Ricci C. Naissance du pauvre honteux.
68 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда группа сохраняется вплоть до конца Старого порядка. Часто в ре- гистрационных книгах госпиталей или религиозных учреждений можно обнаружить специальную бюджетную строку с пояснения- ми типа: «Порядочная семья, которая не хочет называться. Ма- стер. Четыре буханки хлеба»1. Кроме того, очень часто лица, от- ветственные за попечение, отдают приоритет этой группе бедных, за которых приход или город чувствуют особую ответственность. Такого рода снисходительность по отношению к «достойным бедным» свидетельствует в первую очередь о презрении, к руч- ному труду: знатный человек, даже доведенный до нищеты, осво- бождается от необходимости подчиниться позорящей нужде. Она подтверждает отрицательную валентность, приписываемую бед- ности: «достойный» бедный стыдится показывать, что он беден, поскольку он сохранил свое достоинство и поскольку бедность не- достойна человека благородного происхождения. Ноососбое обра- щение с такой формой нужды объясняется главным образом силой и качеством общинной связи, которую сохранили эти несчастные. Известные и признанные, поскольку занимали почетное положе- ние, они сохраняют капитал респектабельности, с которого теперь получают дивиденды в форме помощи. Высокий коэффициент общественного участия может компенсировать то парадоксальное препятствие, которое представляет для получения помощи факт трудоспособности. Такое явное исключение из правила не опровергает его важ- ности, поскольку достойный бедняк не освобождается от обязан- ности трудиться как таковой, а только от рабского труда, который был бы недостоин его положения. С одной стороны, обязанность ручного труда довлеет только над народными низами, а с другой стороны, выделение помощи зависит от сочетания отношения к труду и отношения с общиной. По этому второму критерию об- ращение с достойным бедным ярко иллюстрирует и доводит до предела то, что составляет основу защиты со стороны близкого окружения — интенсивность и качество включенности в систему взаимного признания. В то время как симулянт-попрошайка, пред- ставитель народных низов, не вызывающий никакого доверия, с целью вызвать милосердие должен притворяться и выставлять напоказ телесную немощь, достойный бедняк, даже трудоспособ- 1 Пит. по: Cutton J -Р. La societe et les pauvres.
Глава I Защити со стороны близких 69 ный, может ограничиться тем, чтобы незаметно заставить при- знать свой социальный капитал. Обращение, уготованное трудоспособному нищему, несо- мненно, является особо интересным случаем по причине крайней двусмысленности, которую оно обнаруживает. Как таковая эта категория, вместе с ее изначально уничижительным значением, возникает в начале XIV века1. Ее появление датируется почти тем же временем, что и «достойный бедняк», и это неслучайно. Конеч- но, «бездельники», живущие милостыней, были и раньше (не их ли имел в виду, например. Св. Августин, когда осуждал «тех, кто даже не стыдится просить подаяния»?), но с усилением демогра- фического роста, разрастания городов и социальной стратифика- ции они становятся хорошо заметными. Они формируют особую группу населения, идентифицируемую в качестве отдельной про- блемы для управляющих властей. Начиная с этого времени большинство законодательств запре- щает им просить подаяние. Так, согласно ордонансу, принятому во Франции в 1351 году Иоанном II Добрым: «Те, кто хочет пода- вать милостыню, да не дают ее тем, у кого здоровое тело и члены, кто может делать работу и зарабатывать себе на жизнь, но дают ее искалеченным, слепым, немощным и другим убогим»1 2. В Англии в эту же эпоху ордонанс Ричарда II от 1388 г. приравнивает всякого трудоспособного нищего («Every person that goeth and is able to serve or labor») к бродяге, которым должна заниматься полиция, и отличает трудоспособных нищих от нетрудоспособных (impotent beggars), которые могут заниматься попрошайничеством на ме- сте, если жители согласны их терпеть3 *. Это же различие повторя- ется в целом ряде актов, запрещающих бродяжничество и попро- шайничество в период Валуа'', и в первых английских poor laws XVI века5. 1 Mollat М. Etudes sur 1'histoire de la pauvrete. T. I P 14. Ordonnance concernant la police du Royaume / / Jourdan. Decrouzy, Isarnbert Recueil genera! des anciennes lois franpaises. T IV. P 577 Ribton-Turner J C History of Vagrants and Vagrancy, and Beggars and Begg:ng New Jersey, 1972 P 60 Jourdan, Decrouzy. Isarnbert. Recueil general des anciennes lois franyai- 5 ses.T XIII. P 262-264. Pound J. Poverty and Vagrancy in Tudor England.
70 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда Суть проблемы состоит в том, что это различие никогда не при- менялось со всей строгостью, и не только потому, что постоянно проявляемое «милосердное» отношение вносило свой вклад в смяг- чение строгости. Несмотря на моральное и религиозное осуждение «бездельников», появилось подозрение, что не все они виноваты в том, что не работают, и что они тоже могли бы получать помощь, а не просить подаяния, если они принадлежат приходу. В этом на- правлении развиваются английские poor laws в течение XVI века: начав с осуждения нищего «able bodied», которого должно выпо- роть и изгнать (первый закон от 1535 года), они поднимаются до намерения принять на содержание всех своих неимущих, даже трудоспособных1 То же во Франции, где рассмотренные выше ука- зания по применению ордонанса 1764 г. предусматривают особое отношение к нищим, имеющим определенное место жительства: те, кого арестовывают «менее чем в полулье» от его места житель- ства, считаются не профессиональными нищими, а членами общи- ны, заслуживающими помощи. Даже заточение рассматривается как средство вернуть в общественную жизнь оседлых нищих. Как и в случае «достойных бедных», критерий закрепления по месту жительства может в принципе аннулировать критерий неспособ- ности к труду. Однако это положение не может быть полностью соблюдено. Если мы деконструируем понятие трудоспособного нищего, то увидим, что оно скрывает неразрешимое противоречие. Это Янус, двуликое существо. С одной стороны, его взгляд направлен на по- мощь, поскольку он лишен всего, а с другой — он заслуживает наказания, поскольку способен трудиться и должен жить трудом 1 См. з приложении к указанной книге Д. Паунда выдержки из перечня бедных, которым оказал помощь город Норвич в 1570 г. Они показыва- ют, что действительными получателями помощи были некоторые се- мьи работников, либо оставшихся без работы, либо даже те, в которых глава семьи получал зарплату недостаточную для выживания. К тому же Главная служба подаяний Лиона со своего основания в 1534 году устраивает еженедельные раздачи хлеба беднякам, которые часто представляют мелких ремесленников (см.: Gutton J ,-Р. La societe et les pauvres.). Но предлагаемые мерами «муниципальной политики» средства всегда были несоизмеримы с масштабами проблемы. Более подробно о попытках применения принудительного труда работоспо- собных бедных см. следующую главу.
Глава 1. Защита со стороны близких 71 своего тела. Трудоспособного нищего то осуждают как узурпато- ра. поскольку тот подает себя как возможный получатель помощи, в то время как на него распространяется обязанность трудиться; то признают или предполагают, что он не несет ответственность за свое положение, и двери попечения приоткрываются перед ним. Но к ним всегда проявляют сдержанность, в отличие от «достой- ных бедных», пользующихся снисходительностью. Представитель народных низов, трудоспособный нищий не обладает социальным капиталом. Именно на людей такого рода, «подлого сословия», безжалостным образом давит библейский приговор: «В поте лица будешь добывать хлеб свой». Конечно, но что тогда станет с тем, кто не может его добыть, кто не может работать не потому, что не способен, а потому, что не имеет работы? Вся история опеки разворачивается вокруг этого противоре- чия. Она снова и снова возвращается к требованию нетрудоспо- собности получения помощи, но при этом последний применяется крайне не последовательно. Вот почему все эти попытки в лучшем случае хромают, а чаще всего проваливаются не только из-за не- достатка материальных ресурсов, адекватных денежных, челове- ческих или институциональных средств. Они наталкиваются на невозможность полностью устранить проблемы, которые ставит трудоспособная бедность в специфических категориях попечения Пока речь идет о брошенных детях, немощных стариках, инвали- дах, больных бедняках и т п., пока мы остаемся в границах не- трудоспособности1, проблема не ставится по существу. Под этим 1 Это не означает, конечно, что нетрудоспособность сводится к натура- листической категоризации, не связанной с общественным положени- ем и отношением к труду. Так, богоугодные дома Лиона были населены главным образом стариками и особенно старухами, бывшими рабочими, работницами и вдовами рабочих шелкового производства или мелкими городскими ремесленниками. (См.: Gutton J.-P. La societe et les pauvres.) Инвалидность, связанная с возрастом, позволяла им получать попече- ние, во всяком случае, при условии, что они родились в Лионе или про- живали там более десяти лет Однако эти старики ставят также между строк вопрос о труде: недостаточность накопленных ими за активную жизнь ресурсов обрекает их на бедность на закате жизни. Таким обра- зом, можно заметить, что поступление помощи, связанной с трудом, даст «решение» этой проблемы, так же как оно станет решением пробле- мы трудоспособной бедности в целом (см. главу VI данной книги).
72 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда я понимаю, что трудности, возможно очень большие, касаются лишь технической, финансовой, институциональной стороны. На- против, невозможность обеспечивать себя для людей, способных в принципе работать, ставит фундаментальную проблему, которая исторически впервые коснулась трудоспособных нищих. Перед попечением встает вопрос, достойный сфинкса: как сделать из просителя помощи производителя собственных средств существо- вания? Этот вопрос не содержит ответа, поскольку «правильный ответ» нужно искать не в области опеки, а в области труда. Так, двойственность, характеризующая трудоспособного ни- щего, приводит к раздвоению и драматизации социального во- проса. Этот персонаж представляет собой переходную ступень, позволяющую ввести в общую категоризацию несчастья эту спец- ифическую и существенную форму несчастья народа: упадок тру- дящейся нищеты или, еще хуже, нищие, не находящие работы.
Глава 11 ОБЩЕСТВО, ВНЕСЕННОЕ В КАДАСТР Начиная с XII-XIII веков общественное призрение на христианском Западе уже приобрело ту сложную конфигурацию, в которой можно найти главные черты современной политики: классификация и отбор получателей помощи, попытки организовать попечение рациональ- ным образом на территориальной основе, плюрализм ответственных инстанций: церковных и светских, «частных» и «государственных», центральных и локальных. В это время появляются две категории на- селения: достойные бедные и трудоспособные нищие, что указывает на знакомство этого общества с феноменами социального декласси- рования (нисходящая мобильность) и нехватки работы (трудоспо- собные работники, обреченные на нищету). Во всяком случае, все наводит на мысль, что в этих обществах стремились приравнять та- кие группы населения к категориям, получающим попечение. Двой- ной критерий — закрепление по месту жительства и неспособность трудиться — продолжал выдвигаться (даже если часто его обходи- ли) в качестве условия принятия на содержание. Он главенствовал вплоть до конца Старого порядка. Однако с появлением в середине XIV века новой категории бедных, характеризующихся «невыполни- мым» отношением к труду, произошла трансформация, которой, на мой взгляд, большинство историков попечения уделили недостаточно внимания, поскольку она не совсем входит в рамки их проблематики. Вопрос, скрывающийся за существованием трудоспособной нищеты, получил новое звучание в связи с бродяжничеством. Конечно же, трансформация была не полной. Двойственный персонаж трудоспособного нищего не исчез. Ядро регулирующих и институциональных механизмов, созданных для организации призрения, уже было сформировано и пыталось адаптироваться к новому вызову. Следовательно, перед нами стоит задача рассмо- треть по сути те же реалии, но дать им новую интерпретацию. Она Должна сильно отличаться, если верно то, что к середине XIV века Появился или, по крайней мере, обрел наглядность персонаж, ко- торый с этого времени лег в основу новой версии социального во-
74 Каетесь P Метаморфозы социального вопроса Хроника наемного труда проса. Нуждающиеся, бедняки, нетрудоспособные, обездоленные и нежелательные люди разного рода существовали с давнего вре- мени. Приходилось считаться с индивидами, которые занимали в обществе положение лишних: они не имели предназначенного для них места в социальной структуре и в ее системе распределения признанных статусов, даже такого которое делает из бедняков, по- лучающих помощь, объединенную клиентуру. Они стали предками сегодняшних лишних людей. Конечно же, не в том смысле, что их условия жизни идентичны, а в смысле гомологии их положения. 1349 Итак, кто же «появился» в середине XIV века? Отметим внезап- ную тенденцию к мобильности в общественной формации, к ней не готовой и делавшей все, чтобы ей воспрепятствовать. Это резкое изменение вытолкнуло на авансцену новый тип бедных. В 1349 г. английский король Эдуард III издал ордонанс, известный под на- званием «Статут о рабочих» (Statutum serventibus. Statute of La- bourers). Приведу его принципиальные положения: «Так как большая часть народа и больше всего рабочих и слуг уже умерла в эту чуму, то некоторые, видя затруднительное положение господ и малочисленность слуг, не желают служить иначе, как по- лучая чрезмерное вознаграждение, а некоторые предпочитают, пре- бывая в праздности, просить милостыню вместо того, чтобы трудом снискивать средства к жизни Поэтому мы, имея з мысли те серьезные неудобства, которые могут произойти от недостатка, в особенности, в пахарях и других сельских рабочих имели об этом рассуждение с прелатами и знатью и другими сведущими людьми, с нами находивши- мися, и по их единодушному совету постановили: Чтобы каждый мужчина и каждая женщина королезстза нашего Англии, какого бы состояния они ни были, свободного или крепостно- го, крепкие телом и в возрасте до шестидесяти лет, не живущие тор- говлей и не занимающиеся ремеслом и не имеющие собственности, которой бы жили, и собственной земли, возделыванием которой мог- ли бы быть заняты, и не находятся на службе у другого, если его или ее позовут служить соответственно их состоянию, обязаны служить тому, кто их позовет, и брать то вознаграждение деньгами и натурой, которое в местностях, где они обязаны будут служить, обыкновенно давали в двадцатый год царствования короля нашего в Англии или в последние пять или шесть лет. Предусматривается при этом, что се- ньоры должны иметь преимущественное перед другими право удер-
Глава 11 Общество. внесенное в кадастр 75 живать у себя на службе вилланов или держащих у них вилланскую землю, но так, однако, чтобы эти сеньоры удерживали у себя лишь стольких, сколько им необходимо, и не больше. И если такой мужчина или женщина, когда его или ее станут нани- мать на службу, не захочет этого сделать, и это будет доказано двумя за- служивающими доверия людьми перед шерифом или бейлифом короля или перед деревенским констеблем, где бы это ни произошло, они немед- ленно должны быть ими или кем-либо из их людей схвачены и отправле- ны в ближайшую тюрьму и там пребывать под строгим караулом, пока не найдут поручительства в том, что будут служить, как указано выше. И если жнец, косец или другой сельский рабочий или слуга како- го бы состояния ни был, находящийся у кого-либо на службе, раньше окончания условленного в договоре срока от названной службы без разумной причины или без позволения хозяина уйдет, то должен быть наказан заключением в тюрьму, и никто под страхом того же наказа- ния не смеет принимать и держать у себя на службе такового. Никто также никому не должен платить или обещать платить воз- награждение натурой или деньгами больше обычного, как сказано выше, и никто его в ином размере не должен требовать или получать под страхом уплаты вдвое против того, что было так уплачено, <...> и если лорды деревень или маноров против настоящего постановления, нашего сами или через своих служащих в чем-либо осмелятся посту- пить, тогда преследование против них должно происходить < > под угрозой штрафа втрое превышающего то, что ими или их служащими было таким образом заплачено или обещано. Продавцы каких бы то ни было съестных припасов обязаны про- давать эти съестные припасы по умеренной цене. И так как многие здоровые нищие, пока имеют возможность жить выпрашиваемой милостыней, отказываются работать и проводят жизнь в праздности и грехах, а иногда и в грабеже и в других престу- плениях, то никто под страхом вышеназванного заключения в тюрь- му не смеет что-либо давать таким, которые без всякого затруднения могут работать, по соображениям благочестия и в виде милостыни и этим поддерживать их в их поаздности, чтобы таким образом прину- дить их зарабатывать необходимое для жизни.»1 Такая длинная цитата была необходима, чтобы показать посто- янное соединение главных элементов новой проблематики труда на заре современности, а именно: * Ribton-Turner J.-C. History of Vagrants and Vagrancy, and Beggars and Begging. Op. cit. P. 43-44. Русский текст ордонанса 1349 года цитирует- ся по сборнику “Английская деревня в XIII-X1V вв." М.: Соцэкгиз. 1936. где он опубликован в переводе Д. М Петрушевского.
76 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда — призыв в форме категорического императива трудиться, об- ращенной ко всем, кто не имеет других ресурсов для жизни, кроме силы своих рук; — требование, чтобы работа как можно ближе следовала фор- мам разделения задач, закрепленным традицией и обычаем. Чтобы тот, кто уже работает, оставался на своем рабочем месте (если толь- ко хозяин не отпустит его), и чтобы тот, кто ищет работу, принимал первое предложение, которое ему будет сделано в границах терри- тории, на которой он проживает. Это указывает на систему зависи- мости в обществе, где еще господствовали феодальные структуры. Преимущественное право сеньора одинаково распространялось и на свободных людей, и на крепостных1; — ограничение вознаграждения за труд, которое не могло быть предметом торга или урегулирования, ни даже результатом слу- чайных флуктуаций, но в обязательном порядке было зафиксиро- вано раз и навсегда; — запрет на уклонение от обязанности трудиться, жить за счет получения каких-либо форм помощи (запрет неимущим просить милостыню, а имущим, соответственно, давать еду и подаяние тем кто сам способен работать) Эти положения представляли собой настоящий трудовой ко- декс для всех, кто должен был трудом зарабатывать на жизнь. Он действовал в двух регистрах и разграничивал два типаи рабочих. С одной стороны, все те, кто вписывался в систему, учрежденную ремесленниками, или кто служил хозяину (прислуга, домашняя че- лядь церковный или светский персонал), или те, кто в свободном или крепостном положении был связан с землей, от которой получал себе средства к существованию, находясь в зависимости от ее вла- дельца, — ко всем ним ордонанс обращался в превентивной манере: чтобы они оставались на том месте, где работают, и довольствова- 1 В середине XIV века в Европе западнее Эльбы крепостничество во многом отошло, но в других регионах ситуации еще сильно различа- лись: были области, где оно уже было полностью отменено, и обла- сти, где оно сохранялось еще долгое время Само содержание понятия «крепостничество» далеко не однозначно. Но эти диспропорции не имеют для нас значения, поскольку нам важно только то, что приня- тые в середине XIV века мерь: не учитывали это различие и одинаково трактовали разные категории рабочих ручного труда, сельских или городских, крепостных или свободных.
Глава II. Общество, внесенное в кадастр 77 лись своим положением и соответствующим вознаграждением. С другой стороны, ордонанс осуждал нарождающийся поток «осво- божденных» индивидов или тех, кто освободил себя сам от подчине- ния традиционным порядкам; как тех. кто не имел работы, так и тех, кто не имел постоянного места работы. Ордонанс стал ответом на констатацию проблемы, которую стал представлять определенный тип населения, не вписывающийся в структуры разделения труда. В то же время он предписывал решение: уничтожить мобильность, остановить поток в его начале, силой вернуть в сложившиеся струк- туры всех, кто от них отделился. В частности, он запрещал уловку, позволявшую тем, кто способен трудиться, обращаться за помощью для получения средств к жизни. Кодекс о труде создавался в явной оппозиции кодексу о попечении. Не слишком ли много значения мы придаем интерпретации одного текста? Он не единственный. В самой Англии во второй половине XIV века он с вариациями переиздавался много раз. Ри- чард II в 1388 г. внес в него три интересных уточнения. Во-первых, слуги (servants), уходившие со своего места, должны были по- лучить документ, утвержденный властями их округа. Если их на- ходили в положении бродяг (wandering) без такого паспорта, то заключали под стражу и оставляли до тех пор, пока кто-либо не возьмет их обратно на службу, которую они бросили. Во-вторых, все рабочие в возрасте старше двенадцати лет, занятые на сельско- хозяйственных работах, не могли выбирать себе новое занятие, а всякий новый договор о найме или об обучении, нарушавший это правило, объявлялся недействительным. Наконец, всякий трудо- способный нищий, скитавшийся без паспорта, приравнивался к бродяге. Напротив, нетрудоспособные нищие могли оставаться на Месте, если жители этого места их терпели; в противном случае они должны были либо прийти в города, где есть приюты, либо вер- нуться туда где они родились и где должны были оставаться до своей смерти1 Ribton-Turner J -С. History of Vagrants and Vagrancy, and Beggars and Begging. P 60 Tor же ордонанс Ричарда И требовал, чтобы странству- ющие студенты имели аттестат ректора последнего университета, ко- торый они посещали, и чтобы путешественники, называющие себя па- ломниками, могли подтвердить, что они действительно отправляются в паломничество.
78 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда Во Франции первый ордонанс Иоанна II Доброго от 1351 г. касался тех, «кто шатается в праздности по городу Парижу <...> и не хочет утруждать свое тело какой-либо работой <. . > какого бы состояния и положения они ни были, имеющие ремесло или нет, мужчина или женщина, если у них здоровое тело и члены», и приказывал «выполнять какую-либо [т. е. любую] ручную работу, которой они могут зарабатывать на жизнь, или покинуть город Па- риж в три дня после этого оглашения», а если это не было сделано, то их заключали в тюрьму, на второй раз выставляли к позорному столбу, в третий же раз ставили на лоб клеймо и изгоняли1. Тремя годами позже (ноябрь 1354 г.) новый королевский ордонанс от- крыто обвинял: «Большая досада от рабочих, которые хотят выполнять рабо- ту, только если им платят, сколько они хотят < > и желают рабо- тать только ради удовольствия, [и от тех, которые] отбиваются от своего места проживания и бросают жену и детей и свою родину и дом. <...> Повелеваем, чтобы люди всякого рода, мужчины и жен- щины, кто научен делать или выполнять строительные работы или трудиться на земле и в виноградниках или работать в суконных, кожевенных, плотницких, каменных, строительных мастерских, шли бы до восхода солнца на привычные им места нанимать рабо- чих для себя, чтобы они работали за плату, которая дается поден- но рабочим этих ремесел»1 2. Подчеркнем, что такие приказания, императивы, адресованные одновременно рабочим городов и сельским рабочим, повторялись много раз до принятия Генеральными штатами в 1413 г. кабошан- ского ордонанса, который констатировал, что «многие пахотные земли остаются невозделанными и многие равнинные деревни мало населены», вследствие чего «Король приказывает, чтобы все выпрашивающие милостыню, мужчины и женщины, кто может зарабатывать себе на жизнь, были во второй половине XIV века принуждены бросить свое попрошайничество и идти по-другому зарабатывать на жизнь». Те, кому предписывалось отказывать в помощи, всегда описывались как «попрошайки, которые вовсе не немощны, а имеют силы обрабатывать землю или по-другому за 1 Jourdan, Decrouzy. Jsamhert Recueil genera! des anciennes lois Iran^ai- ses. T. IV P 577 sq. 2 Ibid. T. IV. P. 700.
Глава II- Общество, внесенное в кадастр 79 рабатывать себе на жизнь, а также как бродяжничающие и празд- ные, как бездельники и другие подобные»1. На Иберийском полуострове Альфонс IV Португальский в 1349 г . а также Арагонские кортесы 1349 г. и 1350 г., Кастильские кортесы 1351 г. фиксировали максимальные размеры зарплаты Эти меры ужесточались в течение XIV века, дополняясь запретом на перемещения в поисках работы и борьбой с бродяжничеством2. Людвиг Виттельсбах, герцог Баварский, в 1357 г. постановил, что в Баварии и Тироле слуги и поденщики должны оставаться на службе у своих нанимателей без увеличения зарплаты. А если они бросали свою работу, то все их имущество конфисковывалось1. Англия. Франция, Португалия, Арагон, Кастилия, Бавария — в большинстве стран, где начала утверждаться центральная власть, в одно и то же время была принята до удивления схожая совокуп- ность мер, направленная на формирование жесткого трудового кодекса, уничтожение праздного нищенства и запрет перемеще- ния рабочей силы. Кроме того, к этой политике присоединились многие города, входившие в «цивилизованную» Европу той поры: Орвието в 1350 г., Флоренция в 1355 г., Метц в 1356 г., Амьен в 1359 г.1 Центральные и муниципальные власти едины в желании замкнуть работу традиционными рамками, ограничить по возмож- ности профессиональную и географическую мобильность рабочих ручного труда. Они также сходятся в осознании того, что имеется существенная разница между вопросом об обязанности трудиться и вопросом о призрении. Для этой ситуации, таким образом, было характерно столкнове- ние нового типа мобильности рабочих и политической воли, желаю- щей запретить ее. Как таковая мобильность ни в коей мере не была Новостью для средневекового общества. Прежде всего, мобильность в смысле географического передвижения. «Жизнь на дорогах была особенно интенсивной в XIV и XV зеках. Торговцы вразнос, мельники переходили со своей поклажей из дерев- ни в деревню. паломники, отправляющиеся в многочисленные места Jourdan, Decrouzy, Isamhert. Recueil general des anciennes iois francai- ses. T IV P 701 Gutton J P. La societe et -es pauvres. J-iss C., Soly H. Povery and Capitalism in Pie-industrial Europe. 4 Chap. Il Cm : Mollat M Les pauvres au Moyen Age.
80 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда паломничества, особенно в Сен-Жак, жили с подаяния; нищенствую- щие братья, проповедники всякого рода ходили из города в город, произнося перед церквями свои страстные речи; другие спекулиро- вали на заслугах святых в раю; духовные лица отправлялись из мо- настыря в монастырь, передавая новости; студенты направлялись в свои универси-еты На дорогах можно было встретить жонглеров, рассказчиков сказок, торговцев животными, солдат в отпуске или возвращающихся в свою армию. Все они наводняли дороги, смеши- ваясь с толпой нищих, а леса по сторонам дорог тем временем напол- нялись бандами воров.»1 Более того, еще до XIV века в мире, где продолжали суще- ствовать обширные зоны, земли и леса, не отмеченные следами цивилизации, бродили тревожащие существа. Говоря об исходе латинских христиан в XI-XIII веках, Жорж Дюби отмечает: «По границам этого обеспеченного общества угадывается существова- ние мелких групп дезадаптированных людей, отбросов, которых порождают все формы общества. Эти существа выброшены из зон укоренения в еще необжитые лесные зоны вдоль дорог»1 2. Часто случалось, что эти скитальцы представляли собой про- блему. Когда их нельзя было не замечать, то с ними боролись как с врагами, особенно когда те собирались в группы, например в банды наемных солдат, которые опустошали деревни в XII веке3. Хотя речь здесь шла о самозащите, она практически ставила це- лью уничтожение этих нежелательных лиц. Последние остава- лись вне какой-либо общественной жизни, их не стремились ис- пользовать или интегрировать Напротив, существовали формы принятой мобильности, например паломничество или крестовые походы, по сути упорядоченные и ритуализированные, даже если они выходили за допустимые пределы и порождали беспорядки. Более или менее регулярные странствия вооруженных войск были 1 Paultre С. De ia repression de la mendicite et du vagabondage en France sous "Ancien Regime. P. 1. 2 Duby G. Les pauvres des campagnes dans I’Occident medieval jusqu’au XIII" siecle. P. 29. 3 Cm.: Freuille E. Des grandes compagnies au Х1Г siecle. Bibliotheque de 1’Ecole des chartes. Serie 1. T. II. P. 272. Фревиль проводит различие между иерархической и военной структурой Кампаний XIV века и бандами наемников XII века, состоявшими в основном из беглых кре- постных и сформировавшими народные объединения, которые стали источником разобщенных и жестоких восстаний типа жакерии
Глаза II Общество, внесенное в кадастр 81 еще более опустошительны, но они составляли часть социального пейзажа эпохи, так же как голода являлись частью ее экономиче- ского пейзажа. Перемещения купцов, проблематичные вначале, со временем становятся неотъемлемой частью средневековой со- циальной структуры, наиболее динамичный сектор которой они представляли1. Совершенно иной феномен представляет мобильность, поя- вившаяся или, как минимум, ставшая восприниматься как про- блема в XIV веке. Речь идет не об отдельных индивидах, остав- шихся за рамками организованного общества, не о тех, кто был интегрирован в него в профессиональном плане или передви- гался вдоль его границ. Новая мобильность была порождена внутренними потрясениями сложившегося общества. Отсюда и то существенное различие в мерах, которых она требовала. Дело было не в том, чтобы предостеречь себя от внешних по- трясений, а в том, чтобы укрепить внутренние регуляторы со- циального порядка, обязав каждого оставаться на своем месте в системе разделения труда, поскольку главная трудность тог- да состояла в подчинении индивида нового типа традиционным формам организации труда. Группы населения, о которых идет речь, мы вправе называть — может быть несколько преждев- ременно, но все же придерживаясь строгого смысла этого сло- ва — пролетариатом, теми, кто для обеспечения своей жизни не имеет ничего, кроме своей рабочей силы. Таким образом, в период потрясений феодального общества встал новый рабочий вопрос. Нам не кажется неуместным гово- рить о пролетариях до становления капитализма. О них упоминал 1 См.: Le Goff J. Marchands et banquiers an Moyen Age. P.: PUF. 1956. Вывод Анри Пиррена (Pirrene H. Les Anciennes Democracies des Pays- Bas. P.: Flammarion, 1910), согласно которому купцы были истоком бродяжничества, «пыльных ног», не выдерживает критики. (Проти- воположной позиции, ставящей акцент на связях между развитием торговли и земельной собственностью, придерживается, например, Ж. Эре: Heers J. Le cian familial au Moyen Age P.: PUF, 1974.) Несо- мненно. страта торговцев, купцов и банкиров была самой мобильной, но вместе с тем она, становясь все более и более существенной, все лучше и лучше принималась средневековым обществом. Торговцы, так же как и паломники, студенты, путешествующие монахи, подвиж- ны, тем не менее они не дезаффилированы.
82 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда еще Св. Фома Аквинский: «Наемные рабочие, отдающие внаем свой труд, — это бедняки, поскольку тяжелым трудом они хотят получить свой насущный хлеб»1. Современник Фомы Аквинского Иаков Витрийский, каноник Оргни, что рядом с Льежем, также отмечал существование категории «бедных, добывающих себе ежедневное пропитание трудом своих рук. однако им не остает- ся ничего сверх того»а. Эти «наемники», чье выживание зависело исключительно от найма их рабочей силы, в буквальном смысле являлись пролетариями. Но до тех пор, пока они оставались ин- тегрированными, связанными с территорией, они были «просто» бедняками. Они занимали свое место и составляли часть мирового порядка. Их существование все еще не поднимало «социального вопроса». В середине XIV века, вследствие сбоев в регуляции организа- ции труда, ситуация изменилась. В этом смысле обстановка схожа с той, что сложилась в начале XIX века, когда впервые был сфор- мулирован социальный вопрос в виде вопроса о пауперизме1 * 3 4. Си- туация только похожа, поскольку то. что позже стали называть па- уперизмом, возникло вследствие стихийной либерализации рынка труда, тогда как здесь, напротив, проблема порождалась именно отсутствием такого рынка. Вопрос стоял следующим образом: как остановить мобильность, не находящую своего места в традици- онной организации труда? Суть мер, предпринимаемых начиная с середины XIV века, состояла в попытке искоренить противоре- чие между неподвижными структурами, организующим!, труд, и этой зарождающейся мобильностью. Если интегрированный про- летариат не составлял проблемы в доиндустриальном обществе, то совсем иначе дело обстояло в отношении индивидов, желавших найти работу. Они представляли собой подвижную рабочую силу, которая по сути не имела места в организации труда и как таковая не могла быть принята5. Начиная с того времени нужно было не 1 Saint Thomas d'Aquin Somme theologique. I a), 2, 105. a2 Цит. no Mollat M. Les Pauvres au Moyen Age. P. 282. Цит. no: Mollat M. Les pauvres au Moyen Age. P 133 Анализ пауперизма см. ниже, з главе V. 4 Как известно, Маркс подчеркивал роль этих подвижных групп населе- ния в становлении капитализма, для которого они составляли «оезерз- нук> армию труда» (см.: Маркс К Капитал / / Маркс К Энгельс Ф. Соч
Глава П. Общество, внесенное в кадастр 83 просто предписывать им работать, но работать на строго опреде- ленном месте в производстве, где были заняты до них их предки. Однако если они уходили с места, то часто это происходило потому, что они не могли поступить иначе. Меры, предпринятые в середине XIV века, выражали дилемму: они констатировали склонность к передвижению, но стремились навязать неподвиж- ность. Население, затронутое этими мерами, было буквально взя- то в клещи: оно было втянуто в процесс мобильности, но при этом принуждалось вернуться к предшествующему статус-кво. Разложение феодального общества В каком контексте происходило возникновение этой проблемати- ки? Явное совпадение мер, принятых в середине XIV века, в пер- вую очередь было связано с трагическим событием: черная чума, по некоторым оценкам, до конца века унесла жизни примерно трети населения Европы. Так, на фоне dies irae, сопровождавшей процес- сии флагеллантов, и кружения плясок смерти мор опрокинул ход «полного общества» средних веков в его апогее, повернув к миру, где человек стал редок1. В этом общем горе нищие, наиболее уязви- 2-е изд. Т 23. С. 643-655.). Однако если все действительно обстоит так, как я пытаюсь здесь показать, и данный феномен возник к середине XIV века, то марксистская интерпретация вызывает определенную труд- ность. Капитализм в то время был лишь в самом зачаточном состоянии и удовлетворялся закреплением рабочей силы в традиционных террито- риальных границах, особенно с развитием сельского ремесла (см. ниже гл. III). Следствием предпринятых в XIV веке мер стала блокировка не только рабочей силы, но и возможности новой организации, которая могла бы дать начало рождению промышленного капитализма. Моя ги- потеза состоит в том, что такая стихийная мобильность, во-первых, не была следствием трансформации производственных структур в смысле развития капитализма, и во-вторых, она появилась прежде, чем могла быть интегрирована в эти «современные» структуры Социальные по- трясения середины XIV века не были детерминированы подъемом новых экономических сил. Во всяком случае, в ортодоксальной марксистской интерпретации этих вопросов. См : DobbM. Etuues sur le developpement du capitalisme. Trad fr. P.: Maspero 1969. Ch. VI О значении, «полного общества», которое отражает не только харак- теристику демографической плотности населения, но состояние ин- тенсификации всех форм обмена, обеспечившей подъем «латинского
84 /fac/иель Л Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда мне, заплатили самую тяжелую дань смерти. Летописец конца века отмечал: «Смерть повсюду унесла жизни стольких виноградарей и земледельцев, стольких рабочих всех ремесел <...> что они теперь стали в большой нехватке». Он добавлял: «Все рабочие и их семьи стали требовать чрезвычайно высокую плату за свой труд»1. Нет ничего более естественного для этих выживших горемык, как «воспользоваться» такой ситуацией, при которой они стали ме- нее многочисленны, а значит более востребованы. В общем и це- лом они воспользовались законом спроса и предложения рабочей силы к своей выгоде и в какой-то мере преуспели. В течение пер- вых двадцати лет после урона, нанесенного черной смертью, зар- платы выросли значительно, часто более чем в два раза. Впрочем, ситуация с зарплатой оставалась благоприятной вплоть до начала XVI века, отмеченного очевидным демографическим подъемом* 2. Такой скачок заработной платы, подтверждаемый всеми доку- ментами того времени, вместе с тем не означал, что предпринятые в 50-е годы XIV века меры были неэффективными. Без них рост зарплаты был бы, конечно, более значительным. Так, тщательное исследование показывает, что в Англии прилагались постоянные усилия, чтобы Статут о рабочих реально применялся3 4. В первые годы после его утверждения к рабочим в Англии применялись зна- чительные штрафы за его нарушение, составлявшие в некоторых графствах более трети собираемых налогов1. христианского мира», см. работы Пьера Шоню, в частности: Chaunu Р Le temps des reformes P. Fayarc, 1975. T I. Le toumant du monde plein. Население этого «латинского христианского мира» (Европа к западу от Эльбы), по всей вероятности, достигало 80 млн. человек в 1348 г. и сократилось примерно до 60 млн. в конце века. Этот демографический провал был восполнен лишь полтора века спустя. Жиль Ле Мюиси нит. по: Mollat М. Les pauvres au Moye.n Age. P. 24 2 Использование терминов «зарплата» и «наемный рабочий» не озна- чает, однако, что существует наемный труд, но лишь — масса гете- рогенных и неоднозначных ситуаций. Объяснение этой точки зрения см. в гл. III. 1 Putman В.Н. The Enforcement of the Statute of Labourers during the First Decade after the Biack Death. NY. Columbia University Press, 1908. 4 Hilton R, Les mouvements paysans et la revoite angiaise de 1381. Trad, fr. P.: Flammarion, 1979. Автор замечает, что во время восстания рабо- чих, поколебавшего в 1381 г. трон Ричарда II, восставшие главным об-
Глава 11. Общество, внесенное в кадастр 85 В целом и в противоположность некоторым апокалипсическим описаниям, после черной чумы, которая совпала во Франции с опу- стошениями худшего периода Столетней войны, урон, нанесенный демографическим спадом, не повлек за собой общего обеднения. Ис- следования Карло Чиполла подтверждают, что на европейском про- странстве в 1350-1500 г. отмечался рост per capita одновременно производства и потребления1. Было бы, конечно, преувеличением говорить о «золотом веке наемного труда»-’, но положение бедных, выживших после чумы, часто становилось лучше, как минимум на время. Не следует, таким образом, путать социальные потрясения и народные возмущения того времени с бунтами, вызванными ни- щетой, как это неоднократно было раньше и как это продолжалось по крайней мере до XVII века. Но во второй половине XIV века на- родные возмущения в большей степени отражали ударную волну социальных потрясений, нежели последствия роста нищеты. Примером тому могут послужить частые беспорядки, возникав- шие около 1380 г.! Действительно, «развитая» Европа содрогалась в Англии, приморской Фландрии, Флоренции, графстве Барсело- на. в самых крупных городах Севера Франции. Робер Фоссье видит в совокупности этих событий «сильный признак горячего желания социального роста, как об этом свидетельствует климат эпохи»4. Один современник, настроенный весьма враждебно к этим дви- жениям, говорит на языке того времени: «Злые люди развязывают волнения, говоря, что их держат в слишком тяжелой кабале <.. > что они хотят быть заодно со своими сеньорами и что если они об- рабатывают пашню сеньоров, то хотят за это получать оплату»5. разом сваливали вину на законников, многие из которых были убиты. Эти законники отвечали, наряду с прочим, за применение Статута о рабочих. Требования восставших также показательны. По свидетель- ству современника, они требовали, «чтобы ни один человек не рабо- тал на другого, если не он сам его выбрал, и чтобы договор о работе был письменным». Cipolla CM. Before the Industrial Revolution. European Society and Economy, 1000-1700. London, 1976. Fauier J. La guerre de Cent Ans P.: Fayard, 1980 Mollat M., Wolf P. Ongles bleus. Jacques et Ciompi: les revolutions po- pulates en Europe aux XIV' et XV' siecles P.: Calmann-Levy, 1970. Fossier R. Histoire sociale de 1'Occident medieval. P. 343 Froissart J Chroniques L. 1 T X Luce-Paris, 1874 P. 95.
86 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда В драме, разворачивавшейся во второй половине XIV века, главными действующими лицами являлись не только смерть и ее трагические массовые жертвы, не только война, постоянная со- ставляющая социальной истории начиная с высокого средневе- ковья, или нищета, характеризовавшая положение мелкого люда. Сюда надо отнести также способ управления обществом, которое было расшатано, в частности, в плане организации труда. По моей гипотезе, все эти изменения второй половины XIV века были симптомами разложения или деконверсии (de- conversion) феодального общества. Я заимствую этот термин у Филиппа Риффа. Он использует его, чтобы охарактеризовать пе- реход от систем с жесткими ограничениями (которые он называ- ет «позитивными сообществами») к социальным организациям, в которых индивид утрачивает органическую связь с нормами и должен принимать участие в формировании систем ограниче- ний1. Я предпочитаю данный термин слишком расплывчатому термину «кризис» или термину «распад», сильно преувеличен- ному, поскольку специфика ситуации как раз в том, что остов общества не разрушился. В некоторых отношениях он даже укре- пился. Однако помимо жестких юридическо-политических огра- ничений появились другие факторы перемен, которые пытались заблокировать новых мер, принятых после 1350 г. Открылось «турбулентное пространство», которым уже не управляли тра- диционные структуры, однако последние еще не потеряли своей силы. Между сетями взаимозависимостей образовался зазор, открывший зоны неопределенности по краям устоявшихся ста- тусов. Наметился социальный профиль людей, которые не могли найти своего места в рамках признанных социальных положений и устоявшихся сословий. Такая ситуация полностью отлична от той, которая сложи- лась к востоку от Эльбы, где в схожих условиях такого же типа появилось «вторичное крепостничество». Либо потому что тра- диционные формы власти были там более сильны, либо потому что сельские и городские общины там были менее структуриро- ванными и дифференцированными, или, скорее всего, сразу по обеим этим причинам, но противодействие дворянства смогло 1 Rieff Р The Triumph of Therapeutic: The Uses of Faith after Freud. NY: Harper and Row, 1968.
Глава П. Общество, внесенное в кадастр 87 заблокировать трансформации и погрузить общество в косность на многие века. На западе потрясение феодального общества характеризовалось парадоксальным сочетанием преемствен- ности и изменений, логику которого мы попытаемся раскрыть. События середины XIV века отметили решающий этап динами- ческого процесса, первые проявления которого были заметны еще до черной чумы. На протяжении первых трех веков второго тысячелетия по- степенно утвердился невиданный экономический, социальный и культурный подъем по меньшей мере на территории, которую Пьер Шоню называет «Европой всяческих успехов». Фландрия, юг Англии, Германия, северная Италия, некоторые средиземно- морские бастионы, Франция, особенно между Сомой и Луарой1. Средневековое общество, таким образом, перешло от аграрной преимущественно цивилизации, где жестко господствовали крупные церковные домены, сельская и военная сеньория, к би- полярной модели с более разнообразными сельскими общинами и более богатыми и независимыми городскими общинами. Ко- нечно же, город оставался в количественном отношении марги- нальным, но именно там развивалось ремесло, торговые обмены, монетарная экономика, банковские технологии торгового капи- тализма. И даже эти инновации проводились в жизнь с учетом определенных иерархий, в целом сохранявших субординацию, принятую как в городе, так и в селе2. Так, наиновейшие изобре- тения, которые должны были послужить двигателем развития со- временности, все еще укладывались в рамки традиционных огра- ничений сословного общества. Однако этот «полный мир» был хрупким миром как минимум по двум причинам: его перенаселенность показывала недостаточ- Chaunu Р Histolre economique et sociaie de la France. T. 1. L'Etat P PUF, 1977. О «взлете» феодального общества см. итоговый доклад Ж. Дюби: Duby С. Gue rriers et paysans. Анри Пиррен, историк более всего настаивающий (может быть, слишком) на факторах инновации, привносимых развитием урба- низации, в то же время подчеркивает, что города воспроизводили и претворяли иерархическую структуру и систему взаимозависимо- сти аграрного общества. Он даже сравнивает средневековый город с ульем. См.. Pirenne Н Les Anciennes Democraties des Pavs-Bas P 178.
88 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного тэуд« ность свободных ресурсов относительно имеющегося населения, а акцент на социальной дифференциации подрывал действенность традиционных форм контроля. Признаки замедления темпа, на- чиная с XIII века, проявились в двух отношениях. Распашка нови прекратилась за неимением новых пространств, которые еще мож- но было бы завоевать, а население продолжало расти. Крупные не- урожаи былого времени возвращались: например, в 1313-1315 г. повсюду в Европе отмечался ужасающий голод1. Но равновесие средневекового общества нарушалось также вследствие углубле- ния социальной дифференциации. Мы уже отмечали проявления нисходящей мобильности (достойные бедняки) и нарушение рав новесия спроса и предложения на рабочие места (трудоспособные нищие). Обзорные исследования показывают, что уже к 1300 г. в самых богатых областях Западной Европы, как в сельской местно- сти, так и в городах, существовали группы, которые жили в ситуа- ции постоянной неустроенности, несмотря на продолжающийся общий рост экономики2. Таким образом, ситуация, сложившаяся к середине XIV века, не нова, но демографический шок, вызванный черной чумой, неожиданно создал пустоту в этом «полном мире» и вызвал по- трясение социальных отношений, в котором некоторые истори- ки увидели «великий перелом европейской истории». В период между 1300 г. и черной чумой число рабочих выросло в опас- ной пропорции однако сельскохозяйственные рабочие все еще 1 Чаще зсего встречается исключительно демографическая трактовка этих трудностей, подчеркивающая «кризис» середины XIV века, ко- торая на деле использует неомальтузианскую схему (для поддержа- ния демографического роста не хватает ресурсов). См., например: Postan ММ. The Medieval Economy and Society an Economic History of Britain 1000-1500. London, 1972 К. Лисс и Г. Соли критикуют такое преувеличенное значение демографических факторов и показывают, что проблема заключается скорее не в недостатке ресурсов, а в их не- равномерном распределении (Liss С , Soly Н Poverty and Capitalism in Pre-Industrial Europe.) Относительно Франции см.: Fossier R La terre et les hommes en Pi- cardie jusqu’a la fin du XIII' siecie. P , 1968. В отношении Англии см.- Kosminsky Е A. Studies in the Agrarian H story of England in the Thir- teenth Century. Oxford, 1956 В отношении Италии: La Ronciere C.. de. Pauvres et pauvrete a Florence.
Глава II. Общество, внесенное в кадастр 89 составляли центральную и самую многочисленную группу1. Но уже в середине века земля была поделена и часто меняла владельцев, усиливая биполярность сельского мира. На одном краю — зажиточные крестьяне, начавшие свое социальное вос- хождение, которое иногда приводило их к положению буржуа и даже на судейские должности. На другом краю — обездоленные крестьяне, подверженные пауперизации Они нанимались к бо- лее богатым как полунаемные работники, если они еще сохраня- ли свой надел, или как наемные работники, настоящие сельские пролетарии, если оставались без земли Монографические ис следования, посвященные отдельным поселениям, подтвержда- ют эту трактовку. Так, анализ экономических трансформаций за несколько веков в-английском manor показывает, что решающие изменения в смысле пауперизации держателей земли произош- ли именно в первую половину XIV века1 2. По более общим оцен- кам, примерно треть сельских жителей не могла более жить с земли (ремесленники не входили в это число)3. Хилтон резюми- рует тенденции того времени следующим образом: «Крестьян- ское общество, движимое обычаями, расшатывалось вследствие неконтролируемой мобильности крестьян и всех тех сделок, что совершались с землей»4. «Неконтролируемая мобильность»: массы бедных людей получили отрицательный опыт, приобретя свободу от необхо- димости вписываться в традиционные структуры Часть этих Дезаффилированных эмигрировала в город, но город утратил относительно сильные возможности приема, которыми он рас- полагал в период своего большого экспансивного развития, когда рост числа ремесленников и торговцев создавал, как мы сказали бы сегодня, занятость. XIV век — это еще и период, когда овла- дение ремеслом становилось все более сложным, а торговля ото- 1 Bois G La crise du feodaiisme. P. . Fondation nationale des sciences poli- tiques. 1976. P. 344. Davenport F G The Economic Development of a Norfolk Manor. 1080- з 1565 London, 1906. Hilton R Qu'entend-on par capitaiisme? // M. Dobb, Sweerz P M. Du feodaiisme au capitaiisme. Tr. fr. P : Maspero, 1971. P. 191 ; см. также: Liss C., Soly H Poverty ano Capitalism in Pre-industriai Europe. Op. cit. 4 P 41 sci. Hilton R. Les mouvements paysans au Moyen Age. P. 213.
90 Кае тель P. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда шла к сыновьям мастеров1 Тем более что сельские иммигранты представляли собой рабочую силу без какой-либо квалификации, практически не способную вписаться в рамки обучения мастер- ству городских ремесленников. Бронислав Геремек говорит в этой связи «нефункциональное™» этой рабочей силы относи- тельно существовавшего спроса1 2. Эта нефункциональное™ пре- вращалась в дисфункциональность, когда число мигрирующих работников превышало определенный порог. «Остаточная попу- ляция», состоявшая из бывших крестьян, оторванных от своей культуры, компетенции, связанной с землей, от ресурсов и за- щиты, которые давала земля, были чужды городской культуре и системе предлагаемых ею экономических и социальных поддер- жек3 *. Так, «пауперизм обязан своим происхождением изменению аграрных структур, но именно в городе он проявился со всей сво- ей силой»'1. Добавим, что подобное разложение вписывается в долгую трансформацию семейных связей и связей социабельности, ко- торая имела, вероятнее всего, решающие последствия, хотя до- казать это непросто. Согласно Пьеру Шоню, в XIII и XIV веках во многих европейских областях отмечался важный этап перехода от старой линьяжной («патриархальной») семьи к супружесксй семье5. Крестьянская община, таким образом, стягивалась во- круг более тесных и более хрупких образований, делавших более проблематичным проявления первичной солидарности. В соче- тании с ужесточением социальной стратификации, это акцен- тировало антагонизмы интересов между подгруппами жителей 1 См.: Geremek В. Le salariat dans 1’artisanat parisien aux XIII' et XIV' siecles. P. — La Haye : Mouton, 1978. 2 Geremek В Criminalite, vagabondage, pauperisme. La marginalite a 1’aube des Temps modernes // Revue d'histoire contemporaine. 1974. Vol. XXL P. 374 3 Выражение «остаточная популяция» предложено Р.Х. Тоуни: Tawney R.H. The Agrarian Problem in the Sixteenth Century. L, 1912. Но если попытаться датировать появление этого процесса, то кажется законным сместить хронологию, предложенную Тоуни и Марксом, бо- лее чем на зек. 1 Mollat М. La notion de pauvrete au Moyen Age . position des probie- mes / / Etudes stir I’economie et la societe de Г Occident medieval. s Chaunu P Le Temps des reformes. Chap. 1.
Глава II. Общество, внесенное в кадастр 91 внутри общины. Более того, по причине демографического про- вала, вызванного чумой, многие сети первичной солидарности нарушились. Так, предшествующее «гомеостатическое» равно- весие, позволявшее контролировать внутри общины местных жителей основную массу факторов раскола и блокировать про- цессы дезаффиляции, оказалось в опасном положении или было уничтожено. Теперь мы можем дать более точное определение понятия «раз- ложение»: нерегулируемая мобильность в сочетании с жестко- стью обрамляющих структур. Отсюда, если позволить себе некий, как мы увидим в дальнейшем, вполне оправданный анахронизм — вытекает «парадоксальная безработица»: хотя демографический провал, связанный с чумой, открыл широкие возможности для за- нятости, можно констатировать, что «нищенство растет во второй половине XIV века»1. На самых обездоленных оказывают давление одновременно два типа принуждений: укрепление устоявшихся отношений господства и необходимость в передвижении, которая вытекает из неспособности этих отношений обеспечить на местах условия для выживания. Юрген Хабермас также говорит об «амби- валентном характере» того, что он называет «докапитализмом»2. Выражение спорное, поскольку совсем не очевидно, что измене- ние производственного процесса вызывает процесс разложения. Как отмечает сам Ю. Хабермас: «Сельскохозяйственное производ- ство остается в основном включенным в феодальные отношения зависимости, а промышленное производство — в рамки традици- онного ремесла». Если здесь и есть противоречие, то оно не между консервативными (феодальными) производственными отноше- ниями и уже капиталистическим способом производства, а между этими производственными отношениями и группами населения, которые не могут в них вписаться, во всяком случае, не могут пока 1 Mollat М. La notion de pauvrete au Moyen Age : position des proble- mes. Loc. cit. P. 16. О понятии «парадоксальная безработица» см.: Iri- barne Р., d’ Le chomage paradoxale. P. : PUF, 1990, а также ниже, в главе VIII. В совершенно отличном, как очевидно, контексте, Ирибарн видит в таком типе безработицы следствие рассогласования между объективным состоянием занятости и сохранением культурных черт, которые не подчиняются экономической логике Habermas J. L'espace public. Trad. fr. P : Payot, 1978. P. 26 sq.
92 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда освоить другой способ организации труда, «капиталистический», если угодно. Разложение проявляется также через появление непредвиден- ных каналов социальной мобильности вследствие одновременного воздействия всех этих антагонистических процессов: ускоренно- го обращения земли, благ и людей и способа структурирования общественных отношений, стремящегося закрепить свое тради- ционное господство. Начинает распространяться нечто похожее на свободу, все еще не находя свое признанное место. Трудовые кодексы, разработанные во второй половине XJV века, получают свой смысл именно при данной конъюнктуре. Они требуют закре- пления работников на их территории и в их положении: в сельской местности, чтобы поддержать или интенсифицировать производи- тельность земли; в городе, чтобы поддержать производительность «промышленного» труда в рамках корпоративных монополий. Но из этого следует, что «освобожденные» элементы этих структур — либо когда они из них изгонялись, либо когда они стремились сами ускользнуть из них, — оказываются в положении «outcast». Ситуация, несомненно, заблокирована не полностью. Об этом свидетельствуют перемены, при которых свобода предпринима- тельства, тогда еще только нарождающаяся, открывала возможно- сти, чаще всего для тех, кто уходил с более прочных позиций (на- пример, самые богатые землевладельцы, которые могли увеличить свои владения и нанять в качестве рабочей силы безземельных крестьян). Кроме того, некоторые бедняки также смогли восполь- зоваться ситуацией, в которой человек стал редок и часть земли была пущена в открытый оборот, а отдельные сельские поселения стали заселяться новыми людьми1. Существовала также и восхо- дящая, т. е. успешная социальная мобильность. Но мы не будем на ней задерживаться, поскольку «социальный вопрос» встает в свя- зи с дезаффилированными, теми, кто утратил связь, а не с теми, кто был успешно интегрирован. Точно так же, как нужно избегать слишком экономических объяснений — ситуация не была одним лишь следствием широ- 1 Heers J L’Occicent aux XIV" et XV' siecles. P PUF. 1970 P 110 sq Хирс подчеркивает важность перемещения населения для возрожде- ния земель, практически заброшенных после чумы, и для развития новых типов культур.
Глава П Общество, внесенное в кадастр 93 кого обеднения. — необходимо нюансировать функционалист- скую интерпретацию происходивших процессов. Ф. Симиан считал возможным установить «закон», по которому рост числа нищих и бродяг связан с фазой снижения или стагнации заработной платы, которая была вызвана нехваткой предложения рабочих мест срав- нительно со спросом на них1. В нашем случае такая корреляция не наблюдается: заработки растут, спрос на рабочую силу тоже и. тем не менее, число лишенцев возрастает. Напротив, в начале XVI века вопрос о бродяжничестве и попрошайничестве вспыхи- вает с новой силой при обстоятельствах, характеризующихся на этот раз сильным демографическим ростом и снижением реальной заработной платы1 2 3. Этим, казалось бы, противоположным утверж- дениям можно предложить два объяснения, которые не противоре- чат друг другу. В обстановке, характеризующейся нехваткой рабо- чей силы в сочетании с попыткой заблокировать рост заработной платы, обязанность трудиться полезна, поскольку при небольших затратах позволяет приблизиться к полной занятости. Она также полезна, когда рабочая сила избыточна, чтобы масса незанятых оказывала эффективное давление на рынок труда и снижала зара- ботную плату Чтобы «резервная армия труда» давила на зарпла- ту, в действительности необходимо не только наличие работников, не имеющих работы. Нужно также, чтобы они хотели или были обязаны работать. Так, в начале XVI века, когда число незанятых было значительным. Вивес ратует за обязательный труд даже для инвалидов3. 1 Simiand F. Le salaire. revolution sociale et !a monnaie. P.: Alcan, 1932 T. 1. 2 О демографической конъюнктуре и положении с зарплатой в XVI веке см.: Bennassar В. Vers la premiere ebauche de I’economie-monde // P. Leon Histoire economicue et sociale du monde. L’ouverture du monde. XIV-XVI'siecies. P.: A Colin, 1977. Об интерпретации этой ситуации в рамках теории «первоначального накопления» см.. DobbM Etudes sur le developpement du capitalisme. Op. cit. Vives J.L De 1'assistance aux pauvres. Op. cit. Объяснение состоит в том, что Х.Л. Вивес был «современным», «либералом» Он опережал свое время, когда ставил на экономическую экспансию, пусть даже большой социальной ценой. Напротив, ответственные политические лица середины XIV века были в основном «консерваторами», стре- мившимися сохранить и усилить нажим, который они оказывали на
94 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда Но если этот тип объяснения подходит к обеим столь различ- ным между собой ситуациям, значит он не является специфичным ни для одной из них. В нем упускается из виду факт, решающий в обществах, где не существует «свободного» рынка труда. Речь идет о противоположности между спросом на рабочую силу и су- ществованием субъектов, не отвечающих его требованиям при заданных формах господствующих способов организации труда. Эту конъюнктуру можно сравнить с сегодняшней ситуацией, ког- да мы также можем наблюдать «парадоксальную безработицу», связанную с рассогласованием между спросом на рабочую силу и отсутствием квалификации у тех, кто претендует занять эти рабо- чие места1. Но если сегодня ограничения на занятость накладыва- ются модернизацией производственного механизма, то в XIV веке они были связаны с традицией. Последняя стремилась закрепить рабочую силу в неизменных статусах организации труда. «Оста- точная популяция», следовательно, — не просто резерв рабочей силы, «резервная армия труда». Она состоит, как минимум отча сти, из индивидов, утративших связь с собственной территорией. С одной стороны они мобильны и не находят своего места в тради- ционной организации труда, но с другой трудовой кодекс (в явном виде через распоряжения, число которых умножалось начиная с XIV века) хочет им запретить использовать свои силы иначе как в предписанных традицией формах. Это противоречие наблюдается вплоть до индустриальной революции. Оно демонстрирует как мы увидим в дальнейшем, постоянный эффект торможения, ко- торый оказывали эти предписания на изменения, затрагивающие производство, на развитие капитализма Эти незанятые индиви- ды, однако, не обладали нужными качествами, чтобы их наняли. Где же место того, кто по отношению к этой организации труда является «свободным», но лишенным всего1 Главным образом и надолго — нигде своих подвластных, но при этом сохранить традиционные рамки их зависимости. В этом отношении знаменательна политика Стюартов в Англии, которые силились, впоочем, без особого успеха, затормозить движение огораживания общинных земель. (Поланьи К Великая трансформация Политические и экономические истоки нашего вре- мени. Пер. с англ СПб.: Алетейя, 2002 ) Iribarne Р., d’ Le chomage paradoxal.
Глава П. Общество, внесенное в кадастр 95 Таковы судьбы индивидов, помещенных, словно между дву- мя огнями, в противоречивую ситуацию, когда свобода для них становится проклятием, которое нужно перечеркнуть. Они нахо- дятся в двойных путах: с одной стороны, предписание работать, с другой — невозможность работать в предписанных формах. Их трагедия проходит через все общества вплоть до конца Старого по- рядка. Нельзя сказать, что эта формация оставалась неизменной, в частности, в плане развития производства, которое все более настойчиво требовало более гибкой организации труда. Но этот трудовой кодекс, как и другие законодательные акты, если и не повторяли механически, то упорно возвращался снова и снова к тем же запретам с теми же деструктивными последствиями для определенных категорий населения Многие формы найма, как мы дальше увидим, возникали и становились необходимыми. Но до XIX века им не удавалось оформиться в Действительный статус наемного труда. Мишель Мола показывает, как в конце Средних веков появился богатый словарь бродяжничества, применявшийся теми несчаст- ными, которые были вынуждены «пускаться в бега», «убираться», «оставлять», «покидать» свою территорию вследствие «большой нищеты», в которую они попадали’. Такое бегство кажется бес- смысленным, поскольку за границами, которые очерчивали веко- вые формы земледелия и организации ремесла, их не ждала земля обетованная. Некоторые из современников сами смогли оцени- вать размах драмы, неотделимой от рождения Нового времени: «Естественным образом можно видеть, как животные и птицы Приходят в край богатый и хлебопашный и как они бегут из опу- стошенного края; похоже делают и люди, механики и землепашцы. Живущие трудом своих рук, ибо они идут в места, где они могут заработать и бегут из мест, где народ живет в тяготах услужения и пропитания»3. Что же происходило с этими дезаффилированными? См.: Mollat М. Les pauvres au Moyen Age. P. 292—293 Цит. no: Mollat M. Les pauvres au Moyen Age. P. 293.
96 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда Бесполезные миру Проследим их путь на примере судьбы самой маргинальной их группы — бродяг. На фоне социальной структуры, где статус ин- дивида зависит от его положения в тесной сети взаимозависимо- стей, бродяга выглядит неуместно. Всегда и у всех на виду, по- скольку не имеет своей территории, бродяга принимает на себя удары целого арсенала постоянно обновляемых жестоких мер. Можно было бы выстроить парадигму асоциальности, которую он собой представляет, аккумулируя проблемы своей невклю- ченности не только в трудовой порядок, хотя он и работоспособ- ный. но и в порядок социабельности, поскольку он чужак. Будучи лишен любых ресурсов, он не может сам обеспечивать себя. Но поскольку зона опеки принимает согласно двум ранее выделен- ным критериям прежде всего, неспособных к труду и близких, то бродяга оказывается дважды исключенным. «Бесполезный миру»1 — его судьба дает пример драмы образцового дезаффили- рованного, того, кто не имея никакого «состояния», не получает никакой защиты. Что значит бродяга? Первые попытки дать определение бродяж- ничеству относятся к достаточно позднему периоду. До XVI века чаще всего встречаются термины, указывающие на индивидов, пользующихся дурной славой: побирающиеся (т. е. те, кто выпра- шивает милостыню без основания, — пренебрежительная версия «настоящих нищих»), плуты, жулики (попрошайки, подделываю- щие увечья), праздно шатающиеся, бесстыдники, сутенеры, без- дельники, лентяи... К этому перечню часто добавляются названия ремесел, имеющих плохую репутацию: жонглеры, певцы, фокус- ники, мастера выдирать зубы, торговцы противоядиями; а также нечестивые занятия: игроки в кости или проститутки, а иногда даже рабочие или мальчики при брадобрее. Первая или одна из первых попыток систематизации была предложена ордонансом Франциска I в 1534 г., который клеймил «всех бродяжничающих, праздных, “ничейных” людей и других, не имеющих никакого иму- Приговор Колану Ленфану, помощнику каменщика, убежденному бродяге, за воровство в Париже: «Заслуживает смерти как бесполез- ный миру, а значит, быть повешенным как разбойник». Реестр уголов- ных дел Шатле. Цит. по; Geremek В. Les marginaux parisiens aux XIV et XVе siecles. Глава II. Общество, внесенное в кадастр_________________________97 щества, чтобы содержать себя, но не работающих и не возделы- вающих земли, чтобы заработать себе на жизнь»1. Оба критерия, лежащие в основании конструирования кате- гории «бродяги», стали эксплицитными: отсутствие работы, т. е. праздность, связанная с недостатком ресурсов, и «ничейность», т. е. непринадлежность ни к одной общине. Быть «чьим-то» — это старинное выражение, заимствованное из германского права, ко- торое в феодальном обществе описывало положение того, кто яв- лялся «человеком» сюзерена, которому он дал клятву в верности, а взамен получил его защиту1 2. Напротив, бродяга не принадлежит ни одному роду и не входит в сети взаимозависимости, которые конституируют общину. Этот человек без работы и имущества также не имеет ни хозяина, ни очага, ни места. «Живущий везде», если воспользоваться выражением, часто используемым на про- цессах о бродяжничестве, он — человек «нигде». Лучше проработанные и более поздние определения продол- жают использовать эти две переменные. Например, определение лионского юриста, комментирующего в 1566 г. эдикт Карла IX о домашней прислуге: «Бродяги — люди праздные, бездельники, ничейные, брошенные, люди, не имеющие дома, ремесла и дохода и, как говорит ордонанс полиции Парижа, люди, которые служат лишь для количества, sunt pondus inutilae terrae»3. «Они являют- ся бесполезным бременем на земле» — формула замечательная. Ордонансом от 24 августа 1701 г. определение было зафиксирова- но в юридических терминах, которые в дальнейшем не меняются и практически в том же виде переходят в наполеоновский уголовный кодекс: «Объявляем бродягами и ничьими людьми тех, кто не име- ет ни профессии, ни ремесла, ни определенного места жительства, ни места, дающего им пропитание, и кто не присягнул сеньору и не может засвидетельствовать своей доброй жизни и Нравов с по- мощью кого-либо достойного доверия»4. 1 Jourdan, Decrouzy, Isambert. Recueil genera! des anciennes loss francai- ses.T XII. P. 271 1 Vexliard A. Introduction a la sociologie du vagabondage. P.: Michel Ri- viere, 1956 P. 83. ! Цит. no: Geremek В Truands et miserables dans 1’Europe moderne. P. Gallimard-Julliard, 1980. P 349. 4 Цит. no: Vexliard A. Introduction a la sociologie du vagabondage P. 83 4 Зак 354K
98 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса Хроника наемного труда Однако процитированный в предыдущей главе важный коро- левский ордонанс 1764 г. добавляет к нему интересное уточнение. Относя к бродягам «всех тех, кто не имеет ни профессии, ни ре- месла», ордонанс уточняет: «на протяжении шести месяцев»1. За этими несколькими месяцами скрывается гора проблем. Здесь мы видим попытку отделить «чистых» бродяг, закоренелых адептов праздной жизни, от тех. кого мы теперь называем людьми, находя щимися в ситуации невольной безработицы или ищущими работу в промежутке между двумя работами. Но вопрос о невозможно- сти найти работу, который мог бы реабилитировать бродягу от об- винения в добровольной праздности, конечно же, не может быть разрешен одной лишь этой простой припиской. Мы еще к этому вернемся. Если бродяга действительно является таким «бесполезным миру», паразитирующим на труде другого, исключенным ото- всюду и обреченным бродяжничать в обществе, где качества личности зависят от принадлежности к некой статусной по- зиции, то можно без проблем объяснить и презрительный об- раз, который всегда с ним связан, и безжалостное отношение к нему. Существует множество свидетельств того, как клеймили бро- дяг, наводящих ужас на округу в сельской местности и обвиняемых в нарушении безопасности в городах. Процитируем одно свидетель- ство, иллюстрирующее многовековое отвращение, репрезентатив- ное хотя бы уже потому, что датируется поздним временем, воспри- нявшим прогресс эпохи Просвещения: «Бродяги в деревнях — самое большое бедствие. Это прожорли- вые насекомые, которые отравляют деревни, опустошают и ежеднев- но пожирают пищу земледельцев. Если говорит! без околичностей, это вражеские войска, разбежавшиеся по всей территории, которые живут на ней вволю, как в завоеванной стране, и взимают настоящую контрибуцию под видом подаяний.»-’ Автор этого документа, Ле Трон, однако, не был кровожадным персонажем. Милосердный и добрый христианин, он, в отличие от многих профессионалов попечения, требует права на то. чтобы подавать милостыню нищим, «имеющим свое место жительства. 1 2 1 Declaration royale de 1764. Р. 406. 2 Le Trosne J.F Memoire sur les vagabonds et les ir.enriiants. Soissons. 1764. P 4.
Г"ава II. Общество, внесенное в кадастр 99 жилище, семью»1. И в то же время он ратует за отправку на веч- ную каторгу бродяг с первого же их ареста. Для него, как и для большинства его современников или предшественников, размыш- лявших над этим феноменом, бродяжничество является обще- ственным бедствием, наподобие голода или эпидемии, и малейшее к нему снисхождение — приемлемое в отношении нищества — бу- дет преступлением. Теперь становится понятно, что искоренение бродяжничества было по существу «кровавым законодательством», согласно харак- теристике, данной Марксом, осуждавшим английские законы по этому вопросу* 2: если бродяга находится вне закона социальных обменов, он не может ждать милости, его необходимо одолеть как зловредное существо Простейшая и самая общая мера, предпринимаемая в отноше- нии бродяги, — это изгнание Она непосредственно вытекает из его качества чужака, место которого хотя и неизвестно где, но точ- но в другом месте. Изгнание было санкцией сильной, но при этом совершенно недейственной. Приговор очень суровый, поскольку он обрекает бродягу бесконечно скитаться по бесхозной обще- ственной земле, как дикого зверя, отовсюду прогоняемого Но изгнанный носит за собой свою нерешенную проблему. Изгнание представляет собой уловку, благодаря которой община избавляет- ся от нерешенного вопроса, перекладывая его на кого-то другого. Оно отвечает местному рефлексу самозащиты, несовместимым с принципами общей политики управления бродяжничеством Одна- ко только в 1764 г. последний королевский ордонанс французской монархии, посвященный данному вопросу, впервые открыто при- знает тщетность этой меры: «Мы признаем, что наказание изгна- нием не может удержать людей, чья жизнь является в некотором Роде добровольным и постоянным изгнанием, и кто, будучи изгнан из одной провинции, с безразличием переходит в другую или, не меняя страны, продолжает совершать то же злоупотребление»3. Ibid. Р 37: «Поскольку они (нищие) всегда у нас перед глазами, со- страдание обязывает нас помогать им, и это гуманное чувство не мо- жет быть предметом наказания». 3 Маркс К. Капитал / /Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд Т. 23. С. 658 Declaration du Roy concernant les vagabonds et les gens sans aveu. 3 aout 1764.
100 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда Изгнание гораздо больше отражает воображаемое, нежели действительное исчезновение бродяг Смертная казнь, на- против, претворяет в реальность социальную смерть, которую уже представляет собой изгнание Смертный приговор такому паразиту дает поистине окончательное решение проблемы бро- дяжничества. Казнь действительно применялась к бродягам. Во Франции декларация Генриха И от 18 апреля 1556 г. (отметим ее близость с ордонансом Мулена периода той же монархии, опре- делившим понятие «временного прибежища») предписывала «от- правлять бродяг в тюрьму Шатле, чтобы означенные лейтенант по уголовным делам и офицеры Шатле осуждали их на смертную казнь, если те нарушают настоящий ордонанс и протестуют про- тив этого факта»1. Приговор обжалованию не подлежал и немедленно исполнял- ся. Осуждение на смерть было центром «кровавого законодатель- ства», применяемого к бродягам в Англии XVI века. Королевский совет назначал специальных чиновников, ответственных за пре- следование бродяг и наделенных правом вешать их. По данным Александра Векслиарда 12 тысяч бродяг были повешены в период правления Генриха VIII и по 400 в год — при Елизавете1 2. Таким образом, бродяжничество как таковое было не только нарушением закона, но могло расцениваться как смертельное преступление3 * * * * В. Казнь как крайнее решение все равно не соот- 1 Jourdan, Decrouzy, Isarnbert. Recueil general des anciennes lois franpai- ses.T. XIII. P. 501-511. ’ Vexliard A. Introduction a la sociologie du vagabondage P 73. См. так- же: Dobb M. Essais sur le developpement du capitaiisme., где приводят- ся еше более страшные данные. 3 Помимо прочего, оно являлось отягчающим фактором в случае других правонарушений, в частности, воровства или убийстза. Нестабильная жизнь и недостаток ресурсов, конечно же, часто приводили бродягу к нарушению закона. Но уже само положение бродяги ставило его в раз- ряд подозрительных, и если его арестовывали, то этот факт усугублял приговор, делая из бродяги «закоренелого вора» (См : Geremek В. Cri- minaiite. vagabondage, pauperisme.) Изучение записей в регистраци- онной книге Шатле за 1389-1392 г. показывает, что только 18% осуж- денных за воровство родились или проживали в парижском регионе. В судебных записях часто фигурируют определения типа «человек без положения, не служащий ни одному сеньору», «ни богатства, ни вла-
Глава П Общество, внесенное в кадастр 101 носилась с масштабами проблемы. Как бы ни было велико число осужденных на смерть и казненных, оно ничтожно по сравнению с числом тех, кто продолжал «сеять заразу в королевстве». При- нудительный труд стал ответом не только более умеренным, но и более реалистичным, если, конечно, он мог сделать полезными этих «бесполезных миру». Он постоянно присутствует во всех за- конодательствах о бродяжничестве. Начиная с 1367 г. бродяги, арестованные в Париже, заняты на общественных работах, напри- мер чистят канавы или ремонтируют укрепления, «связанные по двое друг с другом», как уточняет ордонанс Франциска I от 1516 г. Введенная Жаком Сердце отправка на галеры — на пять, десять лет или пожизненно в зависимости от периода времени и числа рецидивов — оставалась до конца Старого порядка особо суровым наказанием для бродяг тем более что необходимость укомплекто- вать экипажи королевских кораблей могла в определенные момен- ты означать начало охоты на бродяг. Так, муниципалитет Дижона, которому потребовалось в 1529 г. экипировать две королевские га- леры, смог сделать это, взяв кроме заключенных городской тюрь- мы еще и «нанятых» по случаю бродяг1. Депортация в колонии — это еще одна форма принудительных работ, введенная ордонансом от 8 января 1719 г. Но коннополицей- ская стража, которая получала премию за каждого схваченного, проявляла такое рвение в применении этой меры, что последняя вызвала сильное недовольство населения и была отменена в июле 1722 г. К ней. однако, продолжали обращаться вплоть до конца Старого порядка многочисленные «разработчики проектов», стре- мящиеся «очистить королевство от мерзости нищенства», сделав при этом бродяг «полезными государству». Проблема так никогда и не была решена до конца, поскольку депортация сталкивалась с Двойной враждебностью, со стороны сторонников меркантилизма сти, ни какого-нибудь добра», «чужак в нашем краю», «живущий по- всюду» .. «Бродяжничающие и праздные люди» фигурируют в списках врагов общества среди «воров, убийц, разбойников с большой дороги, похитителей женщин, церковных расхитителей, наемных драчунов, обманщиков, фальшивомонетчиков и других злодеев». См.: Misra ki J. Criminaiite et pauvrete en France a i’epocue de la guerre de Cent Ans / / M Mollat. Etudes stir 1’histoire de la pauvrete. T. II. P. 543, 546. Цит. no: Geremek В Truancls et miserables dans 1’Europe moderne P. 87.
102 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса- Хроника наемного труда (Ришелье был противником), боявшихся, что «королевство обе- злюдеет»; и со стороны святош, шокированных, что «подонки че- ловечества» исполняют роль миссионеров в колониях1. Принудительные работы с заточением — другая мера, пери- одически применявшаяся для разрешения проблемы. Хотя перво- начально она была предложена не для бродяг, впоследствии, как можно видеть, Общий госпиталь принимал также и их. В контек- сте меркантилизма развилось желание мобилизовать всю рабочую силу королевства во имя обеспечения его мощи. Бродяги, конечно же, представляли излюбленную цель данной политики: «Культур- ные города имеют дома, где они содержат здоровых нуждающихся, чтобы создать питомники ремесел и помешать бродягам и бездель- никам, которые хотят только жульничать и воровать»2. Однако по причинам, к которым мы еще вернемся, труд в закрытых учрежде- ниях всегда приносил провальные результаты. Общий госпиталь не мог превратить «свободный и ленивый народ» в работоспо- собных жителей. В лучшем случае он предоставлял нищенские условия для выживания самым нищим среди нищих: старики и старухи, которым больше некуда было деться, сумасшедшие, бро- шенные дети, проклятые отщепенцы. Работать в этих местах, где теснились самые обездоленные среди обездоленных, вскоре стало совершенно невозможно. Однако, когда декларация 1764 г. в очередной раз осудила бродяжничество и ужесточила политику в их отношении, эта мера была введена снова. Отправка на галеры оказалась непри менимой в таких масштабах, и в 1767 г. стал создаваться дома призрения. Это самостоятельная административно-полицейская структура, специально созданная для привлечения к работе тру- доспособных местных жителей. Арестованные бродяги и нищие не зависели больше ни от властей госпиталей, ни от аппарата ' В действительности, похоже, что женщин заключенных з общих го- спиталях, особенно молодх, время от времени забирали оттуда глав- ным образом по причинам, которые можно считать демографическими, для помощи в заселении Канады или Луизианы. Депортация и трагиче- ская смерть Манон Леско в романе аббата Прево представляет собой литературную иллюстрацию такой практики. (См . Прево А.-Ф. Исто- рия кавалера де Грие и Манон Леско. М.: Правда, 1989.) -’ CruceE. Le nouveau Супёе ou le discours de 1’Etat. Paris, 1623. Цит. no: Gutton J P La societe et les pauvres.
Глава II. Общество внесенное в кадастр 103 обычной полиции. Власти, ответственные за поддержание по- рядка, непосредственно препровождали их в дома призрения. Вознаграждение за труд рассчитывалось таким образом, чтобы быть, как говорит доклад от 1778 г., «ниже, чем в тюрьме, ниже солдатского содержания»1. Таким образом, конец Старого порядка характеризуется уси- ленной охотой за бродягами и трудоспособными нищими. Кон- нополицейская стража была мотивирована премией в 3 ливра за каждого пойманного. Некер оценивает в 50000 число арестов в 1767 году. Между 1768 и 1772 годами в дома призрения поступило 111 836 человек, тогда как на каторгу лишь 1132. Эти дома разме- щались в нездоровых помещениях, без гигиены, без медицинско- го обслуживания. Смертность там была поразительная: за тот же четырехлетний периоде 1768 по 1772 г. — 21339 умерших* 2. Само собой разумеется, как и в Общем госпитале, работа в этих местах, где люди умирали массами, была просто фикцией. Мерсье в своей «Картине Парижа» подводит такой итог этому периоду. «В 1769 году и три последующих года с бедняками обращались с такой жестокостью и варварством, что они останутся несмывае- мым пятном на веке, который называют гуманным и просвещен- ным. Можно подумать, что хотели истребить целую расу, настолько были забыты принципы милосердия. В домах призрения, похожих на тюрьмы, где бедность наказывалась как преступление, почти все умирали»3. А. Тюрго закрыл большинство домов призрения в 1775 г., но их снова стали открывать после его отставки. У них было большое будущее, поскольку Наполеон вновь ввел их в 1808 г. Англия предлагает набор похожих мер, но с дополнительной, быть может, степенью жестокости. Ограничимся цитатой из ор- донанса 1547 г., который, несомненно, представляет наиболее ра- дикальное решение чтобы заставить бродяг работать. Исходя, как всегда, из признания факта, что «праздные и бродящие личности Цит. по. Kaplow J. Les noms des rois: les pauvres a Paris a la veille rie la Revolution P ^laspero, 1974. P 221 Данные цитируются no' Vexliard A. Introduction a la sociologie du vaga- bondage. Op cit. P. 82. Статистика по Парижу: 18523 ареста в 1764— з 1773 г., — приводится в кн.: К ар low /. Les noms des rois. P. 218. Hufton O H The Poor of Eighteenth-Century France. P. 232 sq.
104 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса- Хроника наемного труда являются бесполезными членами общины и скорее врагами обще- ственного дела», Эдуард VI приказывает хватать всякого, кто, не имея никаких средств существования, остается без работы более трех дней. Каждому доброму гражданину предлагалось приводить этого бедолагу к двум судьям, которые «должны без промедления заклеймить бездельника, поставив ему на лбу раскаленным желе- зом букву V, и присудить этого человека, живущего столь праздно, тому, кто его привел, чтобы он владел им как рабом и имел в рас- поряжении у себя и своих дворовых или слуг на два последующих года»1. Таким образом, в период расцвета Ренессанса законодатель- ство о бродяжничестве восстанавливает в английском королевстве рабство. Обираемый и нещадно эксплуатируемый бродяга, которо- го владелец мог пороть, заковывать в цепи, заключать в тюрьму, от- давать в наем, к тому же в случае смерти владельца переходил как собственность наследникам. Если жертва сбегала, то на первый раз ее наказание увеличивали до пожизненного срока, а при повторной попытке побега могли осудить на смертную казнь. Бродяги и пролетарии Но кем же в действительности являются бродяги? Опасными хищ- никами, рыскающими по границам социального порядка, живу- щими с грабежей и угрожающими собственности и безопасности других людей? Именно так их изображают и этим оправдывают отношение к ним, не укладывающееся в обычные рамки. Они на- рушили общественный договор «работа—семья—нравственность- религия» и стали врагами общественного порядка. Нам следует по крайней мере попытаться, как ранее в случае трудоспособных нищих, деконструировать подобное представление и восстановить социологическую реальность, которую оно скрывает. При таком рассмотрении бродяжничество выглядит не столько как состояние sui generis, сколько как крайняя степень процесса дезаффиля ции. которой предшествовали нестабильность трудовых отноше- ний и хрупкость сети отношений социабельности — общий удел значительной части мелкого люда в деревнях и городах ' Цит. по: Judges A.V. (ed.) The Elizabethan Underworld. London, 1965 Ради справедливости нужно добавить, что либо из-за жестокости этой меры, либо из-за того, что ее трудно было применять, в 1550 г. ее от- менили.
Глава II. Общество, внесенное в кадастр 105 Каким был, например, в самом конце Старого порядка социоло- гический профиль содержавшихся в доме призрения в Суассоне? Такие дома, как считается, должны были принимать исключитель- но бродяг и приравненных к ним (трудоспособных нищих). В су- ассонском доме призрения накануне революции насчитывалось 854 интернированных. Директор этого дома относил 208 из них к «очень опасным», «бичам общества», в числе которых было 28 «за- клейменных» бродяг, 32 «бесприютных» бродяги, 50 сумасшед- ших, 20 задержанных по приказу короля, 32 военных «без крова или дезертиры». «Настоящих», согласно представлениям того времени, бродяг было только 60. Больше двух третей содержав- шихся в доме составляли в основном две большие группы: 256 ра- бочих физического труда и 294 сельскохозяйственных рабочих, оставшихся без средств существования1. Большинство пансио- неров дома призрения было в равной мере представлено субпро- летариями города и деревни. Эти рабочие, без всякого сомнения, были вне сферы труда. Однако были ли они «профессиональны- ми» нищими и бродягами? Более вероятно, что большая их часть состояла из тех, кого мы теперь называем безработными, не име- ющими квалификации и более или менее сознательно ищущими работу. Конечно же, чтобы говорить о безработице в строгом смысле слова, нужно было дождаться, чтобы собрались воедино условия, образующие современное отношение найма, как в на- чале XX века (см. главу VII данной книги). Вместе с тем, как мы покажем в следующей главе, ситуации незанятости, являющиеся следствием организации производственной системы, основанной на распределении труда, а не на свободе труда, существовали и прежде2. Бродяжничество представляло крайний тип подобных ситуаций. Сам Монлино говорит о том же, когда признается: «Мы могли заметить по предыдущим отчетам, что портные, сапожники, 1 Leclerc deMontlinot С.A.J Etat actuei du depot de mendicite de la gene- ralite de Soissons. Compte, annee 1786 // Essaissur la mendicite. Paris. 1786. Annexe P 57-59. Трудность, но и необходимость, для реализации антропологического подхода к наемному труду описывать с максимальной точностью этот тип полунаемных отношений, предшествовавших становлению со- временного отношения наемного труда, потребовала углубить анализ, представленный в главе III
106 Кастель Р. МетамооЛозь: социального вопроса- Хроника наемного труда парикмахеры ткачи выполняют самые бродяжнические профес- сии, и часто оказываются без работы»1. Другая характеристика бродяжничества — добровольный уход в бродяги, сознательный разрыв отношений с родным местом жительства и с общими правилами социабельности — касался, по-видимому лишь меньшинства этих несчастных. Конечно, если ордонанс 1764 г. действительно применялся, то их арестовыва- ли, как только они оказывались более чем «в полулье от своего места жительства» Но если регистрационный список суассон- ского дома призрения различал 32 «бесприютных» бродяги, то значит другие бродяги где-то имели приют, но были вынуждены уйти подальше из-за нищеты и в поиске работы. Бродяги в доин- дустриальном обществе были, в действительности, эквивалентом иммигрантов — чужаками, ищущими средства к жизни за грани- цами своей «страны». Так, в 1750 г. из 418 заключенных в Бисетр за бродяжничество, 35 были уроженцами Парижа и 58 — париж- ского региона. Другие пришли из провинции и часто оставались в Париже всего несколько месяцев1 2. Вследствие этого они прирав- нивались к «ничьим» людям, по крайней мере пока кто-то из до- стойных людей не подпишет формуляр «подчинения» и не станет гарантом для бродяг, заключенных под стражу. Вот пример такого аттестата, подписанного гражданами Оверни для бродяги, заклю- ченного в Мо: «На протяжении нескольких лет он имеет обыкно- вение покидать провинцию каждый сезон и отправляться в чужой край, чтобы заработать на жизнь своим трудом и своим промыслом и принести какие-то средства Мари Азани, своей жене, и своим шестерым детям. <...> Означенный Жак Вердье возвращается к себе каждую весну, чтобы возделывать свой маленький надел и за- ниматься как можно лучше трудом на земле. Мы считаем его чест- ным человеком; мы никогда не видели его пьяным или просящим милостыню»3. 1 Leclerc de Montlinot С.A.J. Etat actue! du depot... P. 59 2 Kaplow J. Les norns des rois. P. 222. J Цит. no: Kaplow J. Les nons des rois. P. 228. Об формулярах «под- чинения», которые должны были подписывать почтенные граждане, бравшие на себя обязанность найти работу арестованным бродягам, см.: Paultre С. La repression du vagabondage et de la mendicite sous 1'Ancien Regime. Можно было бы. таким образом, сказать, что подоб-
Глава II. Общество, внесенное в кадастр 107 Этому бедолаге удалось передать новость о своем аресте в родную деревню, и по счастью двое уважаемых сограждан взяли на себя труд написать в Мо, чтобы выступить его поручителями. А сколько подобных ему оказывались в схожей ситуации, но не могли воспользоваться таким средством хотя бы потому, что их трудовое положение было еще более шатким, чем у этого сезон- ного рабочего, который мог регулярно возвращаться в родную деревню? Кто возьмет на себя хлопоты, чтобы стать гарантом какого-нибудь несчастного, бродящего по дорогам? Общинная принадлежность обрывается, и помощь, получаемая от связей, становится все меньше и меньше по мере удлинения пути. Таким образом, намечается следующий профиль бродяги, весьма отли- чающийся от фантастического представления о нем: бедняга не учился никакому ремеслу1, не имел квалификации, работал от случая к случаю, часто искал какой-нибудь случайный заработок и постепенно, по мере своих странствий, десоциализировался, а в наименее благоприятный момент своей бродяжнической траекто- рии попадал в руки гражданского суда. Такая реконструкция социологической реальности бродяги, по-видимому, верна для всего периода, начиная с XIV века и до конца Старого порядка. Нельзя сказать, что, как мы это увидим в следующей главе, не было никаких изменений или, скорее, зна- чительных смещений в формах организации труда. Но, исходя из того, что мы можем реконструировать или домыслить относитель- но положения бродяг, мы всегда и повсюду найдем мобильность, одновременно географическую и профессиональную, находящих- ся в отчаянном положении представителей мелких ремесел, кото- вая практика способствовала становлению начального варианта рын- ка труда. Подписывая бумагу о «подчинении», гражданин мог стать нанимателем для «бродяги» и заставить его работать на себя У меня нет достаточных данных, чтобы оценить значение этой практики, ко- торая в любом случае не оставляла никакой свободы действия «наем- ному» при таком особом «трудовом контракте». Действительно, ситуация подмастерьев ремесленников, подчиняю- щихся правилам корпоративных структур, существенно отличается (см. следующую главу). Хотя традиция путешествующих по Франции подмастерьев более поздняя, географические перемещения признан- ных подмастерьев были безопаснее, если они были под защитой суще- ствовавших в каждом городе структур по их приему.
108 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда рые, по выражению каменщика, арестованного в 1768 г. в Божоле, «исколесили страну в поисках работы»1. Жан-Пьер Гюттон в своем очень детальном анализе мира простонародья, проживавшего в лионском финансовом округе, чья судьба обернулась столь пла- чевно, приводит много примеров хаотичной траектории передви- жений поденных рабочих, лодочников, грузчиков, носильщиков, разносчиков, сезонных сельских рабочих, слуг, ищущих место, демобилизованных солдат. Арестованные бродяги почти всегда имели какое-нибудь ремесло1 2. Они часто приходили из краев, где земля больше не могла их прокормить. Например, этот крестья- нин из Веле, арестованный в 1724 г. в Вильфранш, когда он шел в Божоле «работать на земле, помогать каменщикам и находить себе занятие там, куда пришел, потому что для него нет работы в поместье, где его брат работает на складе зерна»'. Утратившие корни сельские жители часто стремились в город. Там они предпринимали безуспешные попытки интегрироваться, а затем отправлялись в дорогу. Спустя несколько лет уже невоз- можно было выделить сельские или городские составляющие по- ложения, в котором они оказывались, и несчастье которого в том и состоит, что у них больше нет принадлежности. «Вывод, выте- кающий из этого исследования, — говорит Гюттон в другой своей работе, где приводятся такого же рода данные, — состоит в том, что бродяги, не имевшие никакого занятия и жившие обманом, в 1 Цит. по: Goutton J.-P. La societe et les pauvres. Lexemple de la genera- lite de Lyon. P. 154 sq. 2 Из 278 бродяг, арестованных в Лионе в 1769-1778 г., только четве- ро были квалифицированы как «профессиональные нищие». Напро- тив, мы видим 88 земледельцев и 138 представителей разных реме- сел (в основном ткачей, портных и строителей), 19 слуг, 14 торговцев вразнос, 5 бывших солдат, 3 моряков. 3 школьных учителей, 1 скрипа- ча, 1 отшельника, 1 паломника, 1 бывшего каторжника. (Gutton J.-P. Op. cit. Р 162.) Конечно, с одной стороны, арестованные бродяги име- ли тенденцию выдавать себя за рабочих, не имеющих работы, а не за «бездельников». Но с другой стороны, судьи не были предрасположе- ны принимать любое алиби. Сходные данные для парижского региона приводит М. Булан (Boulant М. Groupes mobiles cans une societe se- dentaire: la societe ruraie autour de Meaux aux XVIIе et XVIII" siecles / / Les marginaux et exclus de 1’histoire ). ! Goutton J.-P. La Societe et les pauvres P. 170.
Глава II Общество, внесенное в кадастр 109 действительности составляли незначительное меньшинство. Са- мая большая их часть набиралась из народа, когда социальные и личные обстоятельства выбрасывали людей на дорогу»1. Схожий вывод, был сделан Брониславом Геремеком в отношении Средних веков: «Переход к маргинальности происходит так, как блекнут цвета: нет прочного барьера между обществом и тем, что находит- ся уже за его пределами, между индивидами и группами, которые соблюдают установленные нормы, и теми, кто их нарушает»2. Следовало бы проанализировать упоминаемые Гюттоном «соци- альные и личные обстоятельства», которые подталкивают людей к бродяжничеству. Оно является драмой для нищих, но кроме того означает десоциализацию. Бродяга живет так, как если бы он ушел из мира. Отчего рвутся связи старой принадлежности, и к несчастью быть бедным добавляется несчастье быть одиноким, не имеющим никакой поддержки? Имеющиеся документы не позволяют исследо- вать этот личностный план судьбы бродяги, через который происхо- дит дезаффиляция. Впрочем, если заново перечитать исторические работы, поставив перед собой такой вопрос, то можно обнаружить еще кое-какие значимые признаки. Так, Гюттон на примере Лиона проанализировал дела брошенных детей, чьи родители «отсутство- вали в городе» Он, конечно же, констатировал бедность супруже- ских пар, «слишком обремененных детьми», которые ушли, ничего не оставив, но кроме того, он отметил большую пропорцию разби- тых семей, брошенных жен, вдов и особенно, вдовцов. «В 1779 году из 20 брошенных детей 6 были из полных, но обнищавших семей, 2 — детьми вдов и 8 — детьми вдовцов»3. «Не зная, что бы еще предпринять, я приняла решение все бро- сить». Разочарование рабочей, которую 4 года назад оставил муж, Достаточно хорошо иллюстрирует этот момент толчка, когда по- стоянная нищета превращается в абсолютное лишение. «Наиболее обездоленные», как говорят сегодня, используя милый эвфемизм, в Действительности лишены всего. Исторические исследования Goutton J.-P. L'Etat et la mendicite dans la premiere moitie du XVIIIе 2 siecle. P.: Centre d'etudes foreziennes, 1973. P. 198. } Geremek В Criminalite, vagabondage, pauperisme. P. 346. Gutton J.-P La societe et les pauvres. P. 128. Данные такого же типа Для других французских городов см.; Hulfton О Н. The Poor of Eigh- teenth-Century France. P 122 sc.
110 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда содержат лишь фрагментарные данные: допросы арестованных бродяг, посмертные свидетельства в приходских книгах. Но и они часто дают почувствовать всю драму их жизни. «20 июля у "Жан Тома дю бург” умер человек в возрасте примерно 30 лет из местеч- ка Сен-Леонар возле Лиможа, который пришел из Гренобля рабо- тать по строительному ремеслу; он был похоронен 21 числа месяца после получения святого причастия»1. Эта короткая запись, сделанная кюре маленького прихода Сен Жюльен-ля-Ветр в Божоле в 1694 г. в период сбора урожая, несо мненно могла бы стать моделью для биографий тысяч бродяг, если бы нам удалось раздобыть их, поскольку по очевидным причинам бродяги оставили мало письменных свидетельств. Этот несчастный, окончивший жизнь на гумне, смог хотя бы получить отпущение гре- хов, конечно в нищете и в одиночестве, но совершив церковное при- частие, т. е. сохранив связь с духовным сообществом. Но посколь- ку бродяжничество было преступлением и толкало на совершение других преступлений, то чаще всего сохранившиеся свидетельства связаны с приговорами. Несмотря на это не стоит переоценивать значение негативного имиджа, который имела криминализирован- ная группа бродяг. Анализируя регистрационные книги приговоров, вынесенных в Париже в XIV и XV веках, Бронислав Геремек под- тверждает нашу интерпретацию, которая также справедлива для всех Средних веков и вплоть до конца XVIII века; «Для категорий населения, которые мы встречаем в юридических актах, характеоно постоянное передвижение, кратковременность связи зависимости от хозяина, нестабильная занятость, смена мест работы и частые смены нанимателя. Такая группа включает в себя пауперизированных ремесленников и крестьян: в нее также входят молодые люди, чьим постоянным состоянием является сдача в наем своей рабочей силы.» И он добавляет, что «изменчивый характер разделения между миром труда и миром преступления» не позволяет видеть в послед нем структурированную «среду» в том смысле, в каком теперь го- ворят о «преступной среде»1 2. Настоящей единицей анализа здесь 1 Guttori J.-P. Ibid. Р 163. 2 Geremek В. Les marginaux parisiens aux XlVr et XV1' siecles. P 115 Сходные данные по этому периоду приводит Ж. Мисраки: Misraki J Cnminalite et pauvrete en France a 1’epoque de la guerre de Cent Ans. Исследование Ж. Мисраки подтверждает, что именно в середине
Глава П Общество, внесенное в кадастр 111 следует считать то изменчивое множество, в котором преступность представляет крайнюю зону, подпитывающуюся из расплывчатой зоны бродяжничества, которая в свою очередь подпитывается из широкой зоны уязвимости, связанной с неустойчивостью трудо- вых отношений и хрупкостью социальных связей. Репрессии, устрашение, предупреждение Мы не преследуем здесь цели снять вину с бродяг. Среди них, ко- нечно же, были опасные, собиравшиеся иногда в банды грабителей и вымогателей; были, разумеется, и развратные, распутные бро- дяги, предававшиеся играм и запретным удовольствиям, «избрав- шие» праздное существование вместо того, чтобы связать себя жестким трудовым законом. Хотя следует усомниться в «свободе» такого выбора, за который часто очень дорого платили. Я хочу кон- статировать следующее: категория бродяг вообще, как существ полностью асоциальных и опасных, не более чем конструкция. Она основывается на существовании крайнего десоциализиро- ванного и дестабилизированного слоя, покрывающего бесчестьем толпу «невинных» бедняг. Квалифицировать их как действительно невинных было бы наивно: можно ли оставаться невинным, когда лишен всего, не имеешь никаких ресурсов, лишен работы и защи- ты? Участь, уготованная бродягам, доказывает, что нет1. XIV века берет начало проблематика мобильности. В первой поло- вине века осужденные чаще всего проживали в парижском регионе, а среди преступлений превалировали кровопролитие и насилие Во второй половине века число преступлений значительно увеличива- ется. но преобладают кражи, а большинство осужденных пришли из Других регионов и не имели семейных или других связей с местными общинами (только 18% являлись автохтонами). Я не упоминаю здесь о цыганах, «богемных», «египтянах», которые представляли проблему с самого момента их появления в западной Европе в XVI веке Называемые иногда «нищими» или «расой бродяг», они внушали особый страх и подавлялись. Такое кочевничество есть дело групп, чуждых автохтонной культуре, в которую они никогда не были интегрированы, в отличие от анализируемых нами бродяг. О ко- чевничестве (которое автор все же называет бродяжничеством) см.: Gongora М. Vagabondage et societe pastorale en Amerique latine / / Annales, 1966. № 1.
112 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда Выстраивание негативного образа бродяжничества опирается на дискурс власти. Этим я хочу сказать, что такой образ прежде всего дело тех, кто отвечает за управление этими группами насе- ления; он служит инструментом этого управления1. Репрессивная политика в отношении бродяжничества становится решением в ситуации, не имеющей решения. Что делать с индивидами, из-за которых встают неразрешимые проблемы, поскольку они не про- сто находятся не на своем месте, а вообще не имеют своего места в социальной структуре? Осуждение бродяги — это самый короткий путь между невозможностью терпеть ситуацию и невозможностью изменить ее по существу. В доиндустриальных обществах социаль- ный вопрос, поставленный исходя из положения трудоспособных и мобильных бедняков, мог рассматриваться только как полицей- ский вопрос. Такой выбор является оправданием существования ответственных инстанций, которые предлагали некоторую линию поведения, чтобы противостоять ситуации, и другой линии у них не было. Несмотря на то что репрессивные меры раз за разом дока зывали свою недейственность, их продолжали считать необходи мыми. Хотя речь здесь идет о своего рода силовом решении слож- ной проблемы, некоторые ответственные лица все же сомневались в ней. «Монс. Начальник полиции Обер сказал, что очень сложно людям, привыкшим к одному ремеслу, приняться за другое, и если они не могут его найти, если они хотя бы не Пользуются плохой ре- путацией и не имеют плохого поведения, то ему кажется, что луч- ше их предупредить, чтобы они поискали себе другие средства к жизни», — в таких словах руанский эдил противостоит резолюции «выбросить из города бездельников, праздно шатающихся, бродяг 1 Представление населения о бродягах достаточно амбивалентно, но чаще всего позитивно. Существуют многочисленные свидетельства о пособничестве со стороны населения, в частности представителей мелких ремесленников из городов, принимающих сторону арестован- ных бродяг или нищих. (См.: Farge A Le mendiant, un marginal? Loc. cit.) Но признаки противоположного отношения также существуют, особенно в сельской местности. Фердинанд Дрейфус отмечает, что книги 1789 г. (но кто их писал?) едины в осуждении попрошайниче- ства, этого «разрушительного бедствия, мерзкой лепры королевства» и «разбойников, мелкой сошки общества, которыми являются бродя- ги» (см : Un philanthrope d’autrefois. La Rochefoucauid-Liancourt. P Pion, 1903. P. 144)
Глава П Общество внесенное в кадастр 113 здоровых и работоспособных плутов, чужеземцев»1. Но как можно было найти «другие средства к жизни» в рамках существующей системы разделения труда, особенно если принять во внимание, что в 1524 г., когда писалась эта записка, руанские ремесленники переживали кризис? Другой пример, показывающий, что современники иногда смут- но ощущали, что за проблемой бродяжничества скрывается общая социальная проблема. Лейтенант коннополицейской стражи Роны заявлял в 1776 г.: «Мы постоянно отмечаем, что все бродяги за- няты или делают вид, что заняты, в период сбора урожая, но это работа только на короткое время, и ее нельзя полагать достаточ ной, чтобы считать их рабочими»-'. Какой же должна быть для этих людей работа, «достаточная, чтобы считать их рабочими»? При каких условиях они могли ее получить? Ни от репрессивных ор- ганов, ни от бродяг не зависела стимуляция этого процесса. Поли цейский надзор за бродягами был, по определению единственной мерой, которая имела хоть какое-то воздействие на ход вещей, но значение которой было весьма незначительно, учитывая размах проблемы Еще один довод в оправдание репрессивного выбора. Суще- ствование нестабильных групп населения, предрасположенных ко всякого рода авантюрам, представляет опасность для обще- ственного порядка. Связь между бродяжничеством и преступно- стью подтверждается множеством документальных источников. Бродяги могли совершать правонарушения не только по одиноч- ке, исходящая от них опасность могла принимать коллективный размах. Поскольку они собирались в группы и грабили в сельской местности, а иногда дело доходило до организованных банд раз- бойников, поскольку они участвовали в народных «возмущениях» и бунтах, — бродяги, ничем не связанные и ни к чему не привя- занные, представляли реальную или воображаемую опасность общественной стабильности. Обзорный отчет представленный в Дижонскую академию в 1777 г., особо настаивает: «Жадные до но- вого, смелые и к тому же предприимчивые, они знают, что им нече- го терять и знакомы с представлением о наказании, которого они ежедневно заслуживают; заинтересованные в государственных --------------- г Цит. по Geremek В. Truands et rr.iserables. Р 168. Цит. по: Gutton J.-P La societe et les pauvres. P 157.
114 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса Хроника наемного революциях, которые одни только могут изменить их положение, они с жаром хватаются за все представляющиеся возможности развязать беспорядки»'. Предвосхищая знаменитую формулу о пролетариате, которому «нечего терять, кроме своих цепей», это суждение признает, что поставленную проблему невозможно решить в рамках структуры старорежимного общества иначе, как через «государственные ре- волюции». Оно также признает роль дезаффиляции как фактора перемен: тот, кто ничего не имеет и ни с чем не связан, стремится к тому, чтобы вещи не оставались в прежнем положении Тот, кому нечего хранить, может захотеть все отобрать. Функция «опасного класса», которую обычно приписывают пролетариату XIX века, уже выполнялась бродягами. Были и различного рода фантазии об этой опасности: детальный анализ народных возмущений и бунтов показывает, что роль, которую играли бродяги и «чернь», постоян- но переоценивалась2. Таким образом, всеобщее представление о криминальности бродяг смогло сформироваться вне зависимости от того являлось ли в действительности большинство бродяг настоящими преступ- никами. Существовавший образ бродяги не нуждался в совпаде- нии с социологической реальностью бродяжничества. В самом деле, знание о том, что большинство индивидов, считавшихся нищими или бродягами, в действительности были бедолагами, доведенными до их положения нищетой и социальной изоляцией, нехваткой ра- боты и отсутствием поддержки от окружающих, не могло привести 1 Des moyens de detruire la mendicite en France P 17. Критический анализ некоторых из таких ситуаций см. в работе: Нир pert G. After the Black Death, a Social History of Early Modern Europe. Indiana University Press, 1986. Двигаясь з том же направлении. Эм- мануэль Ле Руа Ладюри установил главенс~вующую роль опреде- ленного типа сельских и городских элит в восстании части Дофине в 1579 г. (Ее Roy Ladurie Е. Le Carnave! de Romans. P.: Gailimard. 1979). Как правило, самые маргинальные элементы либо участву ют во взрывах бессмысленного насилия, либо становятся первыми жертвами, когда речь идет о более орга.чизованных движениях, в ко- торых они играют вначале роль манипулируемых масс, а затем золь козлов отпущения. Бродяги, по всей видимости, не оказали серьез- ного влияния ни на одно общественное движение, затронувшее до- индустриальные общества.
Глава II Общество, внесенное в кадастр 115 ни к какой конкретной политике в доиндустриальных обществах. Напротив, максимально стигматизируя бродяг, получали предписы ваемые уставами и полицией средства противостоять разовым бес порядкам, учиненным небольшим числом действительно опасных бродяг. Кроме того, бродяги оказывали некоторое давление на то, что являлось тогда рынком труда, принуждая незанятых нанимать- ся на работу за любые деньги и понижая таким образом размеры зарплаты1. Но главной целью властей было формирование образа бродяжничества, выполняющего функции устрашения и предупре- ждения, направленные на всех других индивидов, находящихся в отчаянном положении, а также в отношении всего населения, которому угрожает нищета и нестабильность. Эта цель иногда рас- крывается с обескураживающим цинизмом. Так, письмо относи тельно применения ордонанса 1764 г., адресованное интендантам генеральным контролером, содержит следующие советы: «В целом, я могу только настоятельно зам рекомендовать соблю- дать самую большую осторожность при этой операции [аресте бро- дяг], чтобы не переполнить тюрьмы и дома призрения и чтобы дать наибольшему числу этих людей время бросить преступную жизнь которую они ведут Согл.асно этим соображениям, не нужно, чтобы стража арестовывала много бродяг и нищих одновременно, может быть надо даже, чтобы ее действия были направлены скорее на нетру- доспособных нищих, чем на трудоспособных, потому что первые не имеют возможности работать, и сложнее запретить им просить мило- стыню, а здоровые нищие когда увидят, что арестовывают даже ин- валидов, будут гораздо сильнее напуганы и скорее решатся заняться каким-нибудь промыслом.»* 2 Совершенно сознательной инверсией возможной рационально- сти этих мер (нейтрализовать самые опасные элементы, за неиме Если я не ошибаюсь, нет никаких средств для измерения этой эко- номической эффект ивности. И я предполагаю, что она была слабой и во всяком случае не достаточной для оправдания этой политики. Интерпретации подобные тем, что дали Маркс или экономисты типа Симиана, несомненно приписывают доиндустриальному капитализ- му рациональность я власть направлять к собственной выгоде изме Нения социального законодательства, которые появились (и об этом еще можно поспорить) значительно позже. Об этом см две следую- 2 Щие главы. Цит. по: Paultre С La repression de la mendicite et du vagabondage. Op. cit. P. 397
116 Касте.ib Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда нием средств и места в приютах перестать проявлять нетерпимость в отношении самых беззащитных), репрессии направляются в пер- вую очередь на нетрудоспособных нищих, которые не представля- ют никакой опасности. Очевидно, что была поставлена совсем не та цель, которой достигли, и что угрожающий характер этих мер одер- жал верх над их непосредственной действенностью. Однако из всех авторов того времени, наверное, лишь один аб- бат Монлино поднялся до социально-политического понимания глубинной сути такого обхождения с бродягами. Монлино — это просвещенный разум. Он развил чисто либеральную критику при- нудительного труда в учреждениях, к которой я еще вернусь. С на- чалом революции он примкнет к работе Комитета по искоренению нищенства Учредительного собрания. Однако в 1786 г. он писал следующее: «Мы видели многих индивидов, которые, будучи арестованы при тягостных обстоятельствах [речь идет об арестах, совершенных во исполнение известного ордонанса 1764 г., который сопровождался множеством перегибов], соглашались с тем, что их спасли от многих искушений. Отсутствие денег возвещает о чрезмерной нужде: всякий человек в столь тягостных обстоятельствах может назавтра стать мо- шенником или злодеем. Правительство должно, следовательно, пред- упредить преступление и обеспечить гражданам спокойствие всеми возможными средствами. Тот, у кого нет ни крыши нал головой, ни средств, кто не может платить за свое пропитание, прекращает быть свободным; он находится под властью силы, он не может сделать шага, не совершив правонарушения. В конце концов, выражаясь определен- но, предполагая, что человек, лишенный долгое время всех средств, представляет собой всего лишь несчастного человека, было бы не- справедливо его арестовывать; так вот, нужно совершить эту полити- ческую несправедливость и не оставлять бродить по дорогам того, кто, не имея ничего, может осмелиться на все.»' Такая «политическая несправедливость» с точки зрения право- вого государства отражает суть всей политики Старого порядка в отношении бродяжничества и трудоспособной нищеты. Одна- ко с точки зрения realpolitik, это, возможно, напротив, являет ся проявлением мудрости. Фокусируясь на репрессивных мерах воздействия на маргинальное и девиантное население, или пред- ставляемое таким, как бы имплицитно признавали невозможность Leclerc de Montlinot С.A J Essai sur la mendicite
Глава II. Общество, внесенное в кадастр 117 выстроить глобальную и позитивную политику в отношении массо- вой нищеты. Можно предположить, что эти специализированные интервенции имели как минимум широкий устрашающий эффект1. Таким образом, меры, предпринимаемые в отношении бродяг и нищих, нельзя оценивать только по их эксплицитной цели уни- чтожить бродяжничество, которая в действительности является утопией. С этой точки зрения их можно представить как сплошной провал, подтверждаемый постоянным к ним возвращением, кото- рое всякий раз мотивировалось увеличением числа бродяг. Пер- спектива меняется, если исходить из гипотезы, что данные меры были направлены также и на те народные массы, которых лишь хрупкая граница отделяла от дезаффилированного слоя, т. е. на тех, кто находился в зоне уязвимости. Только принимая в расчет эту цель, мы сможем понять, почему на протяжении более четы- рех веков этой политике уделялось так много внимания и энергии, несмотря на ее постоянный провал. Можно ли такую политику называть «социальной»? Да, в том смысле, в каком ее целью является обеспечение общественного порядка и сохранение социального равновесия. Нет. если пони- мать под этим совокупность практик, которые осуществляются с XIX века, чтобы уменьшить разрыв между экономическим и по- литическим порядками. Социальное такого рода, предполагаю- щее двойную, экономическую и политическую, революцию, как в конце XVIII века, т. е. преобладание рынка и демократических представлений, конечно же, здесь еще не присутствовало. Однако это не является достаточным основанием, чтобы свести все, что тогда предпринималось, к репрессивным полицейским мерам, за- трагивающим исключительно группы населения, порвавшие с общественным порядком. Если брать бродяжничество как продви Конечно, это не означает, что внимание репрессивных органов было направлено исключительно на бродяг. Подавление бунтов и народных восстаний является константой социальной истории Старого порядка, в которой имели место кровавые эпизоды XVII века (например, при подавлении крестьянских восстаний в Бретани и Нормандии канцле- ром Сегюйе). Но такие меры не носят постоянного характера, а лишь от случая к случаю отвечают на народные возмущения. Политика в отношении бродяжничества и нищенства несомненно является един- ственной согласованной и продолжительной политикой, преследую- щей двойную цель: подавление и предупреждение.
118 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда нутую фазу процесса дезаффиляции, угрожающей значительно более широким слоям общества, то оно ставит более общую про- блему. Проблема бродяжничества в действительности является той формой, в которой доиндустриальное общество выражает и, вместе с тем, за которой скрывает социальную проблему. Эта форма скрывает социальную проблему, поскольку перемещает ее на самый край общества, тем самым превращая ее фактически в полицейскую проблему. Но проблема бродяжничества позволяет переформулировать социальную проблему, если мы продвинемся дальше от линии разрыва, за которой находятся бродяги. Тогда мы сможем обнаружить некий «эффект бумеранга» бродяжничества: если общество изгоняет некоторых своих членов, то мы должны задаться вопросом о том, что же, находясь в центре общества, дает толчок такому движению. Именно эту скрытую связь центра с пе- риферией нужно сейчас попытаться раскрыть. Выводы могут быть справедливыми и для сегодняшней ситуации: центр проблематики исключения нужно искать не там, где находятся исключенные.
Глава III НЕДОСТОЙНЫЙ НАЕМНЫЙ ТРУД Становление современных отношений наемного труда предполагает соединение нескольких определенных условий. Среди них: возмож- ность вычленить совокупность активного населения строгий под- счет разных типов занятости и прояснение расплывчатых категорий занятости, как в случае надомного труда или сельхозработ четкое разграничение периодов активности и периодов бездеятельности точный учет времени труда и т п.1. Конечно, лишь с наступлением XX века эти отношения оформляются окончательно. Отсюда во- прос: можем ли мы говорить о наемном труде для предшествующих эпох и, в особенности, для отдаленных периодов, когда практически ни одно из условий не соответствовало своему строгому определе- нию? Да, но учитывая, что мы имеем дело лишь с зачатками или на- метками современного отношения наемного труда. Вместе с тем, было бы проявлением странного этноцентриз- ма, если бы мы рассматривали экономическое, социальное и ан- тропологическое значение наемного труда исключительно в свете того, что с ним стало в западном «обществе наемных работников», и — того хуже — отрицать действительное существование си- туаций найма, если они не вписываются в это определение*. Ибо ' Salais R La formation du chomage comae categorie: le moment des annees 1930 / / Revue economique. Mars 1985. Vol. 26. См. также материалы, собранные в рубрику «История и статистика» в журнале «Genese» (№ 9, 1992), в частности, статьи Алена Дерозьера, Оливье Мартана и Клода Тело, Бернара Лепет;’, Эрика Бриана, Кристиана Топалова. См. также итоговый труд К Топалова (Topalov С Naissance du chomeur 1880— 1910 Р : Albin Michel, 1994). чьи выводы вписываются в ту же логику Хотелось бы напомнить, что историки средних зеков, например, Жорж Дюби или Жак Ле Гофф, сами говорят о наемных рабочих или наем- ном труде. Бронислав Геремек поставил это даже в название одного из своих самых фундаментальных трудов: Geremek В. Le salariat dans 1'artisanat parisien aux ХПГ—XVе siecles. P. - La Haye: Ed. Mouton, 1978. Выражение «наниматься» можно встретить в текстах того вре- мени, например, в уже цитированном нами ранее ордонансе Иоанна II
120 Kactne.ib R Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда эти зачатки были столь же реальны, как и «фордистское» отноше- ние наемного труда. Конечно, они не были последовательными и не господствовали в трудовых отношениях (если только считать, что фордисгское отношение когда-нибудь было господствующим в индустриальном обществе, но к этому еще надо бы вернуться). Однако именно их нужно принимать во внимание. Эти зачатки наемного труда в доиндустриальном обществе свидетельствуют о большой слабости наемных рабочих того времени. Чтобы обна- ружить эти зачатки, нам нужно вернуться к антропологическим основам наемного труда и найти путеводную нить, помогающую проследить его трансформацию до наших дней. Почему мы фокусируем свое внимание на проблеме наемного тру- да, которая, по сути, является центральной для всей книги? В ходе нашего исследования мы постепенно, но все более безусловно, убеж- дались в том, что именно в ней кроется сердцевина всего социально- го вопроса. Отправной точкой для нашего анализа послужили два специфических типа «проблемного населения»: бедняки, получаю- щие помощь по причине своей нетрудоспособности и пользующиеся поддержкой со стороны общины (гл. 1), и дезаффилированный слой населения, для которого характерны невозможность вписаться в го- сподствующие трудовые отношения и социальная изолированность (гл. II). Но мы не можем ограничиться только этими двумя «целевы- ми группами», на которых обычно фокусировались меры социальной политики того времени, потому что социальный вопрос много шире проблемы бедности или даже нищеты. В общественных формациях, где примерно половина населения была вынуждена довольствоваться минимумом для поддержания своей жизни, бедность на самом деле не воспринималась как проблема. Более того, она была приемлемой и даже желанной. Считавшаяся частью божественного замысла, она была необходима для функционирования социальной машины. Вот одно свидетельство из многих подобных: «Бедные для государства примерно то же. что течи на живописном полотне: они создаю’ необходимый контраст на который порой роп- Доброго от 1351 г.. «Женщины, которые нанимаются за какой-нибудь нуждой в городе Париже, могут брать в день только 12 денье» (Jour dan, Decrouzy, Isambert. Recueil general des anciennes Jois Iranceises- T LIU. P 620.) Таким образом, это уже договор найма и некая форма ограничения заработной платы.
Глава Ill. Недостойный наемный труд 121 щет человечество, но который отвечает замыслам Провидения <...> Значит, необходимо, чтобы были бедные; однако не должно быть ни- щих. последние составляют позор человечества; первые, напротив, входят в сферу политическом экономии. Благодаря им в городах царит изобилие и создаются все удобства, процветают искусства и т.д.»1 Но подобное «государство» может составлять гармоничное целое лишь при условии, что богатые и бедные образуют устой- чивую пару, объединенную по принципу комплементарное™, иначе говоря, при условии, что бедность интегрирована в обще- ство Структура доиндустриальных обществ христианского За- пада постепенно стала все меньше и меньше удовлетворять этому требованию. В них неуклонно росло число социально уязвимых. Вследствие этой массовой уязвимости становилось все слож- нее провести четкую линию между «бедными» и «нищими»: все большая часть бедных подвергалась риску нищеты. По меткому выражению де Буагильбера, существовала опасность «разорить бедняка»2. Таким образом, социальный вопрос, в котором экспли цитно формулируются категории «нуждающихся в оказании по- мощи» или «бродяг, подлежащих наказанию» уже был поставлен, хотя и имплицитно. Именно процесс «разорения бедных» стоит у истоков пертурбаций, разрушивших социальное равновесие. Он же выдвигает на первый план вопрос наемного труда. Нельзя сказать, что положение наемного рабочего — а точнее, как мы далее покажем, множество разнородных ситуаций найма, которые не кристаллизуются в определенное «общественное по- ложение» — распространяется на всех нуждающихся. В деревне продолжали бороться за выживание мелкие арендаторы, оставав- шиеся по существу независимыми производителями; в городах оставалось множество мелких лавочников, разъездных торговцев, носильщиков, грузчиков, рассыльных и других мелких предприни- мателей, работавших на себя и бывших, по идее, сами себе хозяе- вами. Их частичный или полный переход на работу по найму почти всегда свидетельствует об ухудшении ситуации, даже относитель- Hecquet Р. La meciecine ia chirurgie et la pharmacie des pauvres. P . 1740 Vol. I P XII—XIII Цит. no: Kaplow J Les Noms ties rois. P 60 Le Peso nt de Boisguilbert P. Memoires. Цит. no; Boislisle A.M. Corres- pondence des controleurs generaux des Finances avec les intendants des Provinces, Paris, 1874. T. II. P 531: «Обогатить или разорить бедного Можно одним жестом, нет ничего проще: все висит на ниточке.»
122 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда но тех, кто и так жил в нищете: мелки I арендатор был вынужден продавать часть своего времени более богатому крестьянину или ткать для городского торговца: разорившийся ремесленник посту- пал на службу к другому ремесленнику или купцу; подмастерье не мог сам стать хозяином и был обречен всю свою жизнь оставаться наемным работником... Отталкиваясь от ситуаций, в которых на- емный труд занимает самое низкое положение среди всех прочих видов труда, мы хотим показать путь, который ему пришлось про- делать, чтобы преодолеть это чудовищное препятствие. Мы уви- дим, каким образом произошел переход от раздробленных, нищих и презираемых наемных работников к «обществу людей наемного труда», в котором именно благодаря общественному положению наемного работника большинство социальных субъектов получи- ли свои гарантии и права. Одиссея наемного труда представляет собой наилучший способ проследить вплоть до сегодняшнего дня основные трансформации социального вопроса1. Корпоративная идиома Отправным пунктом этой одиссеи послужил парадокс, рассмо- тренный нами в предыдущей главе: в доиндустриальном обществе бродяга являлся негативной сущностью наемного работника. Этот предельный случай позволяет выявить структурные характе- ристики положения наемного работника в то время, а вернее его 1 Ясно, что вплоть до XIX века, в обществе, где продолжало доминиро- вать сельское население, главным оставался земельный или аграрный вопрос: верно и то, что его разрешение в революционную эпоху, от- мена феодальных прав и продажа государственного имущества име- ли первостепенное значение для реструктурирования французского общества. Наконец, мы согласны с тем, что при всех режимах, вклю- чая III Республику, и даже после нее, основное внимание правителей уделялось крестьянам, сохранению сельского общества, мерам, упре- ждающим обезлюдение деревень, и т. п. Но эти существенные данные, которые нельзя упускать из виду, ни в коей мере не противоречат на- шему положению, согласно которому внимание, уделявшееся аграр- ному вопросу, оставляло неразрешенным вопрос «индустриальный»- который становился все более насущным по мере того, как общество становилось все более «промышленным», все чаще использующим на- емный труд
Глава III Недостойный наемный труд 123 отсутствия. Бродяга представлял собой «чистого» наемного ра- ботника в том смысле, что он обладал, строго говоря, исключи- тельно силой своих рук, т. е. он — рабочая сила в ее изначальной данности. Однако у него не было возможности вступить в отно- шения найма с целью ее продажи. В бродяжничестве общество наемного труда, так сказать, «доходит до дна», т. е. это нулевая степень найма: невозможное состояние (тем не менее воплощен- ное в плоти и крови тысяч человек), обрекавшее на социальное исключение. Но этот предельный случай подчеркивает общие черты, которые были свойственны большинству ситуаций найма в ту эпоху. Даже в тех случаях, когда наемным работникам уда- валось избежать участи outcast', они почти всегда оказывались в уязвимом и нестабильном положении: нерегулярная или непол- ная занятость, нелегальная работа, наиболее презираемые за- нятия... Наемные работники населяли подчиненные и грозящие распадом зоны социальной организации, иерархически распола- гавшиеся выше бродяг, но ниже всех тех, кто имел определенный статус. Давайте посмотрим, почему такая ситуация неизбежна в доиндустриальном обществе. Маркс, как известно, разработал свою теорию наемного труда исходя из положения современного ему пролетариата, но черты, которыми он его наделил, укладываются в более широкую антро- пологическую перспективу. По его мысли, «рабочая сила может появиться на рынке в качестве товара тогда и лишь постольку, когда и поскольку она выносится на рынок или продается ее соб- ственным владельцем, т. е. тем самым лицом, рабочей силой кото- рого она является. Чтобы ее владелец мог продавать ее как товар, он должен иметь возможность распоряжаться ею. следовательно, быть свободным собственником своей способности к труду, своей личности»2. Заработная плата является ценой той сделки, посред- ' Я заимствую этот термин у Гаррета Стедмана Джонса {Jones G S Outcast. L.: Oxford, 1973), который устанавливает гомологию между положением неприкасаемых в индийском обществе и группой людей, полностью утративших связь с социумом в условиях современного большого города. Бродяги занимали то же положение в доиндустри- альном обществе. Близкую моей трактовку бродяжничества на ма- териале Великобритании см.: Beir A.L. Vagants ans Social Order in 2 Elisabeth Century / / Past and Present. 1964. № 64. Маркс К. Капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 178.
124 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда ством которой владелец собственной рабочей силы продает ее на- нимателю. Мы могли бы согласиться с данным определением наемного труда, но с оговоркой, что работник может продавать часть сво- ей рабочей силы, не являясь «свободным собственником» самого себя. Так, крепостной мог отчасти выступать наемным рабочим, когда, выполнив свои обязательства перед сеньором, он отдавал в распоряжение последнего часть своего «свободного» времени в обмен на вознаграждение1. Это уже почти наемный сельскохозяй- ственный рабочий. Разумеется, заработок мог выдаваться как в де- нежной форме, так и натурой. Заработная плата, выплачиваемая деньгами, представляет собой завершенную форму вознагражде- ния наемного труда, что связано с развитием монетарной экономи- ки, но даже в ее условиях оплата труда может иметь неденежное выражение. В аспекте «промышленного труда»* 2, как нам напоминает Жорж Дюби, ремесло представляло собой естественное продолжение экономики домашнего хозяйства: «Изначально, роль бургов заключалась в том, чтобы снабжать двор феодального сеньора товарами ремесленного производства и тор- говли. В развитой форме он имел собственные обширные мастерские, печь, дубильный цех. комнаты, где ткали женщины. Постепенно эти мастерские стали производить больше, чем могли потребить домочад- цы сеньора, и смогли продавать свои излишки внешней клиентуре.. Однако тот момент в истории ремесла, когда работники окончательно освободились от положения прислуги сеньора, наступил немного поз- же, в течение XII века.»3 По мере развития средневекового города ремесленники орга- низовывались в независимые общины, обладавшие монополией на См : Josuah /. La face cachee du Moyen Age. P • La Breche, 1988; cm также далее параграф «Модель баршины». 2 Термины «индустриальный» и «индустрия» изначально использо- вались для обозначения обработки и производства изделий при по- мощи ручного труда. Иными словами, они обозначали мелкое про- изводство, главным образом, в форме ремесла. И лишь со времени «промышленной революции» XVIII и XIX веков понятия «индустри- альный» и «индустрия» стали применяться по большей части к кон- центрированным формам производства, «крупной промышленно- сти». заводскому труду. 1 Duby G. Ouvriers et paysans. P. 265.
Г.:ава Ш. Недостойный наемный труд 125 данный вид ремесла1. Ремесло не есть еще наемный труд, но исто- рически представляет собой его базовую матрицу. На момент воз- никновения ремесленных цехов первичная единица производства включала в себя мастера, владевшего всеми средствами производ- ства, одного или двух подмастерьев и одного или двух учеников. Как правило, подмастерья получали кров и стол в доме у мастера, отдавая в его распоряжение все свое время и силы. Только они являлись наемными работниками, поскольку ученики, осваивая основы мастерства, трудились бесплатно. Но при такой организа- ции труда, по меньшей мере согласно ее идеальной схеме, поло- жение наемного рабочего являлось переходным: ученики должны были стать подмастерьями, а те в свою очередь, рано или позд- но — мастерами. Таким образом, форма наемного труда, которую воплощали подмастерья, обеспечивала им относительно стабиль- ное положение, предполагая постоянную занятость, вписанную в прочную и непрерывную организацию ремесленных цехов. В то же время это состояние переходное Идеал положения наемного рабочего есть его самоотмена: подмастерье стремился стать масте- ром и, перестав быть наемным рабочим, получить доступ ко всем привилегиям профессии. Ремесленные цехи преследовали двойную цель: обеспечить свою монополию в пределах города (устранение внешней конку- ренции) и помешать возникновению внутренней конкуренции между его членами. Суть первой цели очевидна: она состоит в том, чтобы закрыть доступ чужакам или «заезжим торговцам»2; навя- зать длительное ученичество — от 3 до 11 лет, нередко вне всякой 1 Существовали ремесла по преимуществу промышленные (производ- ство изделий кузнецами, сапожниками, плотниками, шорниками, тка- чами...) и по преимуществу торговые (продажа товаров булочниками, мясниками, виноторговцами, галантерейщиками...). Но эти функции могли пересекаться: зачастую мастер сам продавал свои изделия в лавке при мастерской. Так, в гражданском реестре Шатле [ныне это один из центральных районов Парижа — прим, перев.] есть запись от 23 июля 1454 года сле- дующего содержания: «Осужденный Жан Луисье, сукнодел, пригово- рен выплатить штраф в пользу королевской казны, поелику признал- ся, что в нарушение предписания взял на работу пришлого чужеземца вместо рабочего из Парижа» (Fagnier G. Documents relatifs a 1'histoire de I’industrie et du commerce en France. P._ 1898. T. II P. 239).
126 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда связи со степенью сложности ремесла; умножить число испытаний и проверок. Но не менее строго правила осуждали дух конкурен- ции внутри цеха: ограничивалось число подмастерьев и учеников (как правило, один или два), запрещалось совмещение нескольких ремесел, даже в тех случаях, когда речь шла об обработке одного и того же сырья (к примеру, такого, как кожа, с которой работают и кожевенники, и шорники, и седельные мастера, и сапожники, и изготовители сумок); наконец ограничивалась и регламентирова- лась покупка сырья, которое должно было распределяться между цеховыми мастерами равным образом1. К примеру, в конце XVI века в Париже кожевенные мастера не имели права ни покупать сырую кожу по собственному почину, ни продавать часть своего сырья другим мастерам2 Также все было сделано для того, чтобы стали невозможными нововведения и не смогли возникнуть амбиции одержать верх над своим соседом. В идеале, требовалось в точности воспроизводить традиционную структуру, извлекая совсем немного прибыли. Иными словами, такая организация труда не допускала развития процесса капи- талистического накопления Чтобы поддерживать статус кво, не- обходимо было блокировать возможности расширения каждой производственной единицы и одновременно всей профессии, а в ко- нечном итоге, совокупности промышленных профессий. В 1728 г. лионские мастера-закройщики все еще рассуждали следующим образом: «Механические ремесла не нуждаются во многих рабо- чих. Они лишь мешают и вредят друг другу, и наводняют общество бесполезными и презираемыми членами, что есть наибол шее из всех зол, какие могут с ними случиться»3. Цеховая структура, достигшая расцвета в XII—XIII веках, от- вечала в то время условиям организации «промышленного» труда средневекового города. Затем, несмотря на явные признаки упад- ка, связанные с открытием более обширных рынков, она продолжа- Unwin G. Industrial Organization in the XVF" and XVII"' Centuries. Ox- ford. 1904. Weber M. Histone economique. Chap. П (см. в nep. на рус. яз.: Вебер M. История хозяйства: Город. М.: Канон-Пресс-Ц, Кучково поле, 2001). - Unwin G Ibid. Р. 149 ’ Цит по: Garden М. Lyon et les Lyonnais au XVIIF siecie P Fiamma- rion. 1975 P 189
Г.пава \\\ Недостойный наемный труд 127 ла существовать вплоть до XVIII века и парадоксальным образом даже укреплялась в некоторых аспектах1. Первые ремесленные цехи часто являлись выражением вольностей и привилегий горо- дов (они также обладали частью политической муниципальной власти). Однако постепенно утверждавшаяся королевская власть, в первую очередь во Франции, стала искать опору в ремесленных цехах, Она способствовала их развитию, исходя, безусловно, из финансовых соображений (привилегии продаются), но главным образом, чтобы контролировать промышленное производство. Ко- ролевская власть стремилась приумножить число ремесленных цехов, присягнувших королю и получивших монополию на произ- водство (т н. цехи «присяжных»), в рамках «тактического альянса между королевством и ремеслами»1 2 3. Эдикт Генриха II от 1581 г., пересмотренный Генрихом IV в 1597 г., ставил целью распростра- нить корпоративную систему во всем королевстве. Ришелье и Кольбер усилили эту политику. В таком же духе меркантилизма было инициировано создание королевских мануфактур и укрепле- ние традиционных ремесленных цехов. Так, Пуатье, который в XIV веке имел 18 цехов «присяжных», получивших монополию на производство, в XVI веке насчитывал уже 25. а в XVIII веке 42 таких цеха-5. В Париже число цехов «при- сяжных» в 1672 г равнялось 60, а в 1691 г. уже 1294. Новые про- изводства были вынуждены подчиняться правилам старшин ре- месленных цехов. Хотя и не таким систематическим образом но в Англии Стюарты также пытались опираться на городские корпора- ции и боролись с развитием рыночного капитализма5. «Присяжные» корпорации, чьи привилегии обеспечивались профессией и гарантировались королевской властью, имели самую Жесткую организацию. Некоторые историки, в частности, Анри 1 См. Cornaert Е Les corporationsen France avant 1789 P.. 1941 Об об- разовании и истории «корпоративистского» режима см. также: Martin Saint-Leon Е. Histoire des corporations de metiers depuis les origines jusej’a leur suppression en 1797. P 1909: Martin F.O L'organisatio.i 2 corporative de la France de I’Ancien Regime P 1938. 3 Hausser H. Ouvriers du temps passe. P., 1913 P 2 4 Hausser H. Les debuts du capitaiisme. P., 1913. Lefranc G Histoire du travail et des travailleurs. P.: Flammarion, 1957 s P' 1 76 Unwin G Industrial Organization ..
128_______Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда Осэ, подчеркивали тот факт, что такие корпорации составляли меньшинство и, следовательно, не могли контролировать все про- изводство. Сельскохозяйственное производство не подчинялось им, что, как мы увидим дальше, имело важнейшие последствия. Существовало также большое число «свободных» городов. Напри- мер. Лион всегда яростно отстаивал «свободу труда» от попыток контроля со стороны королевской власти. Но что это означало? То, что муниципальные агенты, исполнявшие роль присяжных, от- вечали за «визиты» и контролировали качество продукции. Огра- ничения могли быть столь же мелочными и столь же действенны- ми против свободы предпринимательства, как и в производствах, регламентированных королевскими патентами. Еще в середине XIII века в Лионе случались «средневековые» раздоры между са- пожниками и башмачниками (первые работали с новой кожей, а вторые ремонтировали поношенную обувь) Сапожники выступа- ли против «бродячей и беспорядочной толпы» башмачников: «Очень несправедливо, если авантюристы, которые не проходили никаких испытаний и совсем не выполняют обязательства, которым должны подчиняться мастера, получат такое же положение; это зна- чило бы разрушить всякую дисциплину и порядок, поскольку поло- жение башмачника стало бы равно положению сапожника, больше не надо было бы подчиняться уставам для учеников, компаньонов и мастеров.»' «Бродячая и беспорядочная толпа», «авантюристы» — с одной стороны; ремесло, положение, дисциплина, устав — с другой. Поми- мо экономических интересов, защищаемых такими правилами, речь идет о месте ремесла в сословном обществе. Включение в цех или в корпорацию (этот термин появляется только в XVIII веке) означало принадлежность к сообществу, распределяющему прерогативы и при- вилегии, которые придавали ремеслу социальный статус. Благодаря такому коллективному званию, собственником которого выступал не индивид, а цех, работник являлся не наемным, продающим свою рабо- чую силу, а членом социальной корпорации, чье положение признава- лось в социальной иерархии. Таким образом, роль уставов, принятых в ремесленных цехах, не ограничивалась технической стороной организации производства и обеспечения качества продукции. Они препятствовали формиро- ванию рынка, на котором товары могли бы свободно обращаться: ни конкуренции, ни свободы расширять производство. Но они также пре- ! Цит. по: Garden М. Lyon et ies Lyonnais. Глава 111. Недостойный наемный труд__________________________129 пятствовали становлению рынка труда: ни свободы найма, ни свобо- ды циркуляции рабочих. С этой точки зрения не было существенных различий между уставами разного типа: «Идет ли речь о цехах «при- сяжных», подчиняющихся королевской власти, или о «регламенти- руемых» цехах, подчиняющихся муниципалитету, или о «свободных» ремеслах, подчиняющихся полиции, можно, таким образом, констати- ровать, что настоящей свободы нет нигде. Существуют только разные виды регламентов.»1 То, что Уильям Сьюэлл называет корпоративной идиомой1 2, от- носится в равной мере и к технической организации производства, и к социальной организации труда. Она превращает ремесленную корпорацию в коллективного собственника, распределяющего од- новременно работу и статусы, предназначенные для ограниченного по определению числа членов, а привилегии здесь направлены на защиту единственной социально легитимной формы труда. Ремес- ленная корпорация формируется как через функцию исключения, которую она выполняет в отношении тех, кто не имеет статуса, так и через позитивный механизм распределения прерогатив. Однако подчеркивать влияние корпоративной идиомы на ор- ганизацию труда вплоть до конца Старого порядка не означает говорить, что она этим режимом была полностью освоена. Так. в последних исторических исследованиях отмечается тенденция пе- ресмотра этой чрезмерно жесткой в интерпретации классических историков корпоративизма концепции, позиции которых мы здесь только что представили. Например, работа М. Зоненшера «Work and Wages» утверждает, что по крайней мере в XVIII веке суще- ствовала текучесть рабочей силы из цеха в цех, из одного города в другой, причем значительно больше, чем можно было подумать3. «Лакун» в корпоративной структуре было больше, чем это обыч- но представляют, что вообще-то не так удивительно: очевидная жесткость такой организации настолько противоречила глубин- ным тенденциям развития торговли и промышленности, что ее не- 1 Dolleans Е., Deboue G Histoire du travail en France. P 1953. P 61 2 Sewell W. Gens de metiers et revolutions. Trad. fr. P.: Aubier, 1983. 3 Sonenscher M Work and Wages. Natural Laws, Politics and the Eight- eenth-Century French Trades. Cambridge: Cambridge University Press. 1989. См. также комментарии Алена Котро: Cottereau A. Derriere les stereotypes corporatifs: la grande flexibilite des metiers en France au XVIIP siecle / / Mouvement social. 4е trimestre 1993, 5 Зак 3548
Глава III Недостойный наемный трцд 131 130 АЪстсль Р Метаморфозы социального вопроса Хроника наемного труда возможно было применять с буквальной точностью. Но тот факт, что структура на практике оказалась «пористой», не означает, что можно пренебречь ее воздействием. Именно в этот зазор между жесткостью структуры и бесчисленными обходными путями не без трудностей вписываются различные типы наемного труда Нужно давать себе отчет: даже подрываемая изнутри и обходимая со всех сторон развитием нарождающегося капитализма корпоративная система продолжала препятствовать свободному рынку рабочей! силы и упрочению положения наемных рабочих. Печать профессии Подрываемая изнутри система ремесленных цехов находилась в кризисе, по меньшей мере начиная с XIV века. С этого времени шансы стать мастером для подмастерьев практически сошли на нет и сохранились только для сыновей мастеров. Регламентации становились все более мелочными, а условия доступа к статусу мастера все более тяжелыми, например, распространилось доро- гостоящее испытание «шедевром» (которое прежде было редким). Следствием этого стала блокировка внутреннего роста в профес- сии и сокращение найма со стороны. Такая блокировка послу- жила началом формирования двух категорий наемных рабочих. Подмастерья, лишенные возможности дорасти до мастеров, пре- вратились в некий класс пожизненных наемных рабочих и попыта- лись организоваться для защиты собственных интересов1 *. Засви- детельствованы длительные забастовки, начавшиеся в XVI веке, как например, забастовка лионских и парижских типографских подмастерьев с 1539 по 1542 г Подмастерья стремились главным образом контролировать наем работников, и в тех городах и це- хах, где они были лучше всего организованы, им удавалось закре- питься в роли «проводника» — компаньона, получившего от своих 1 Geremek В Le saianat dans 1’artisanat parisien aux ХШ' et XV" siecles. Op. cit. Впрочем, вызывает сомнение, что ремесленничество когда- либо было «демократической» структурой в отношении найма. Так, в течение всего длительного периода ученичества зарплата не выплачи- валась, а само учение все чаще становилось платным. Тем самым ис- ключались молодые выходцы из деревень, которые не могли, не имей зарплаты долгие годы жить в городе. собратьев право принимать рабочих, ищущих место, распределять их к признанным мастерам и таким образом получить практически монополию на наем. Другие подмастерья, лишенные возможности стать мастерами, стремились открыть свое дело. Это «надомники» (chatnbrelans) — слово, изобретенное в XV веке, что подтверждает распространенность обозначаемой им практики уже в то время1. Однако то, что мы могли бы назвать непредвиденными след ствиями действия цеховой системы, было не в состоянии значи- тельно трансформировать организацию труда. Надомники были вне закона и нещадно преследовались. Даже в XVIII веке аресты продолжались, и многие надомники заключались в тюрьму по тай- ным доносам2. Организации подмастерьев также подавлялись. Од- нако, несмотря на их противостояние мастерам, они продолжали разделять их корпоративные идеалы. Работавшие по найму под- мастерья в действительности боролись за то, чтобы пользоваться привилегиями цеха, в частности и главным образом теми, которые ограничивали рынок труда. Они организовываясь, чтобы контро- лировать этот рынок, исключая при этом «пришлых», пытавшихся в их городе продать свою рабочую силу, а также тех, кто не прошел по всем правилам традиционное обучение ремеслу3. Внутренние сбои в функционировании корпоративной идиомы, таким образом, ни в коей мере не предвещают создания альтерна- тивной организации труда, которая могла бы способствовать раз- витию промышленного капитализма на основе договора о найме рабочей силы. Ремесленная организация труда нарушается также действия- ми, идущими в обход ее. Изменения в этом направлении приняли в основном три формы: власть торговцев над продуктом, развитие сельскохозяйственной «протоиндустрии», создание мануфактур по инициативе королевской власти. Вместе с тем, все эти важные нововведения насколько способствовали, настолько и препятство- вали становлению современного общественного положения лиц наемного труда. , Hauser Н. Ouvriers du temps passe. Op. cit. P. XXIX Barge A La vie fragile. Violence, pouvoirs et solidarites a Paris au XVIII' 3 siecle. P Hachette. 1986. 2е partie. Chap. II. О тайной организации подмастерьев и первых забастовках или «про- исках» см Hauser Н. Ouvriers du temps passe
Глава III. Недостойный наемный труд 133 132 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда 1. Начиная со Средних веков роль купцов является ключевой в определенных секторах, таких как текстиль и особенно сукно- делие, которые представляли «крупную индустрию» того времени, в особенности во Фландрии и северной Италии. Например, для изготовления штуки сукна требовалось 15-20 операций, мытье шерсти, чесание, крепление на раму, сушка, стрижка, прядение, сматывание, тканье, взбивание, валка, крашение, а следователь- но, — развитое разделение труда. Но оно происходило на основе ремесленной организации труда, поскольку главные операции вы- полнялись мастерами, имевшими свои мастерские, оборудование, подмастерьев и учеников1. Вместе с тем они находились в зави- симости от купца — «сукноторговца» во Фландрии или clothier в Англии, — который обыкновенно поставлял сырье, занимался продажей конечного продукта и контролировал процесс в целом. Только он мог инвестировать крупную сумму денег, только он имел доступ к сети продаж и мог погашать колебания рынка. Он был, таким образом, настоящим капиталистом. Что же касается непо- средственного производителя, то он не был ни капиталистом, ни пролетарием. Конечно, он оставался собственником своих средств производства и платил зарплату своим наемным рабочим, но он терял всякую власть над своим продуктом, поскольку сам его не продавал и поскольку его продукт был лишь звеном длинной цепи, которая оканчивалась готовым продуктом, подлежащим продаже Следовательно, он не мог, преследуя собственную выгоду, вклю- читься в процесс накопления богатства. Подобная «капиталистическая» организация, источник круп- ных купеческих состояний в Средние века, плохо ли хорошо ли, проникла в традиционную ремесленную структуру. Вызванная вначале технической необходимостью, связанной с разделением труда в текстильном производстве, она вскоре урезала независи- мость многих ремесленников. Например, в XVI веке парижские продавцы галантереи давали работу разным ремесленникам, про- изводившим предметы роскоши. Однако последние сохраняли за 1 Heers J. Le travail au Moyen Age. P . PUF, 1975. Некоторые из этих операций: просушка, прядение, сматывание, — очень низко квалифи- цированные и в целом предназначались женщинам, чье положение было очень непрочным. Валка же сукна и особенно тканье, напротив, всегда доверялись только мастерам. собой контроль за качеством продукции. В то же время в Лондо- не кожевенники находились под господством могущественной Leathersellers Compagny of London. Джорж Ануин в деталях описал, как во Франции и в Англии происходила вековая борьба, столкнувшая крупных купцов, управлявших торговлей на нацио- нальном и международном уровне; купцов-нанимателей, которые стремились ввести «независимых» ремесленников в рамки логики субподрядной работы; мелких ремесленников, small masters, ко- торые пытались сохранить свои традиционные прерогативы, часто взывая к королевской власти; наконец, подмастерьев и учеников, обреченных пожизненно оставаться в категории чистых наемных работников1. Сложность этой картины позволяет понять неодно- значность положений и каскад компромиссов, которые вырабаты- вались, достигались и разрушались многие годы и века. Несмотря на то, что торговый капитализм стремился утвердить свое безраз- дельное господство, ему это полностью не удавалось; ожесточен- ная борьба за сохранение привилегий постоянно тормозила свобо- ду предпринимательства. Положение крупной фабрики шелка в Лионе в XVIII веке, без сомнения, самой главной точки концентрации промышленности того времени, где 30 тысяч человек занимались одним и тем же, хорошо иллюстрирует сложность таких ситуаций2. Фабрика под- чинялась узкой группе торговцев-работодателей, богатых купцов, среди которых некоторые могли полностью контролировать от- дельных «мастеров-производителей», чье положение сводилось к роли изготовителей из материалов заказчика. Другие ремесленни- ки пытались сохранить свою хрупкую и находящуюся под угрозой независимость3. Многие авторы настаивают на постепенном ухуд- шении положения лионского ремесленничества; большинство 1 Unwin G. Industrial Organisation Макс Вебер анализирует такую практику, называя ее «коммандитным субподрядом». См : Histoire economique. Chap. И. Уже в XVIII веке комедиограф Бенар описывал Лион как «крупного купца модными товарами, сердце которого стучит как дверца сейфа» (цит. по: Mayet Е. Memoire sur les fabriques de Lyon P., 1786. P. 615). Godart J. L’ouvrier en soie: monographie du tisseur lyonnais, 1466-1791. P-, 1899. По оценке Годара в 1786 г. 500 торговцев, 7000 мастеров и 4666 жен мастеров, 9700 наемных работников (4300 подмастерьев, 3100 уче- ников, 2300слуг) составляли штат «большой фабрики» (Р 189 sq).
1 34 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда становилось квазипролетариями, ведущими нищенское существо- вание, в то время как класс торговцев жил в роскоши и занимал господствующее положение Мастера, работавшие с материалом заказчика, в 1780 г. так изобличали «убийственную свободу», ко- торой пользовались торговцы при назначении тарифов: «Торговец обогащается не потому, что иностранны много платят, и не по- тому, что имеет прибыль с богатства, а потому, что наживается за счет существования самых бедных своих соотечественников... Он заставляет стонать от нужды людей, достойных лучшей доли, потому что они изобретательные, экономные и активные»’. Здесь несомненно слышна «классовая борьба», но необходимо дать два пояснения. Во-первых, лионские ткачи защищали идеал неза- висимости ремесленника, что продолжалось по меньшей мере до XVIII века Их пролетаризация тем больше отражала их упадок, чем больше они хотели жить как мастера. Во-вторых, господство торговца — это еще не господство капиталиста-промышленника. Разложение ремесленничества не привело в широких масштабах к появлению группы, принадлежность к которой обеспечивала бы одновременно статус работодателя и статус организатора произ- водства, т. е. группы промышленных капиталистов. Лионской фабрике это не было свойственно. Ремесленная структура была препятствием для становления производителей, которые инвестировали бы в само производство, желая преобра- зовать предприятие и придать ему промышленный капиталисти- ческий характер. Конечно, начиная с XIV и уж во всяком слу- чае с XVI века, существовал «капиталистический дух» в смысле Зомбарта, который характеризовался чутьем на выгоду, склон- ностью к расчету и рациональности, стремлением к накоплению богатства* 2 Кристофер Хилл отмечает: «Облик (outlook) делово- го человека XVI века весьма отличается от облика феодального сеньора. Он бьется за малейший пенни в плюс или в минус, что- бы заставить другого работать на него. А поскольку работники «добровольно» соблашаются работать на него, то он не чувствует никакой ответственности за них, когда настают трудные времена: Garden М Lyon et les Lyonnais au XVIIIе siecle P 341 Зомбарт В Буржуа: к истории духовного развития современного экономического человека. Собр.соч. в Зх т. T.I. М : Владимир Даль, 2005 2
Глава Hi. Недостойный наемный труд 135 если они недовольны тем, что им предлагают — пусть пойдут пои- щут в другом месте»1. Таким образом, механизм извлечения прибавочной стоимо- сти уже действовал при торговом капитализме, но отличался от той формы, которую он принял при промышленном капитализ- ме. Его отличали две черты: получаемая прибыль шла в доход не производителя, а торговца, который заказал и продал продукт; работник не имел возможности «пойти поискать в другом месте», поскольку «свободного» рынка труда не существовало. Эта фор- ма капитализма основана на ограничениях традиционной органи- зации труда, которую она не ниспровергает, а лишь оборачивает на свою пользу. Мобильность и современные черты торгового капитализма опирались на неизменность ремесленного способа производства. 2. Распространение сельского ремесла представляет дру- гую линию «промышленного» развития, которая шла в обход традиционной организации ремесел, не разрушая ее. Поскольку корпоративная структура являлась по преимуществу городской, то сельские жители не подчинялись ее требованиям, но все же не были от нее никак защищены. Они были предрасположены работать с полной занятостью на торговцев из города, которые снабжали их сырьем, но чаще всего в «мертвый» период, когда не было сельскохозяйственных работ. Это putting-out system: торговец поставлял шерсть, сукно или металл, иногда какие-то станки и забирал конечный продукт или полуфабрикат, который он продавал2. 1 Hill С. Puritanism and Revolution. L., 1968. P 217 Нужно различать putting-out system (по-немецки Verlagsystem), т. e. производство для торговцев, которые коммерциализируют изготов- ленные продукты, от домашнего производства, продукция которого предназначена в основном для домашнего потребления (Kaufsystem). После работ Менделя (Mendels Г Proto Industrialization the First Phase of the Industrialization Process // Journal of Economic History. 1972. № 32) Использование терминов «протоиндустриализация» и «протоиндустрия» стало необходимо для обозначения таких практик И для того, чтобы подчеркнуть их решающее значение а процессе раз- вития капитализма в Европе. (См Dewerpe A. L Industrie aux champs. Essai stir la proto-industrialisation en Italie du Nord, 1800-1890. Rome: Ecole franpaise de Rome, 1985.)
136 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда Такого рода субподряд тоже появился очень рано. Значитель- ная часть состояний Брюгге или Гента связана с тем, что со Сред них веков крестьяне, населявшие фламандские равнины, работали на суконное производство этих городов. Но в первую очередь и осо- бенно сильно такой субподряд развивался в Англии, где городские ремесла преуспевали хуже; он представлял там в XVI веке при- мерно половину «промышленного» производства. На континенте широкое распространение он получил только в XVIII веке. Вопреки обычному представлению, «протоиндустрия» не явля ется архаическим пережитком промышленного развития. Преж- де всего она предполагает определенное разделение труда' мно гие сельские ремесленники могли работать над изготовлением одной вещи, которую торговец пускал по кругу и затем забирал готовый продукт. Но главное, она прекрасно вписывается в логи- ку развития торгового капитализма. Сельское ремесленничество в действительности имело много преимуществ: их работа стоила дешевле, чем у городских ремесленников, поскольку чаще всего для держателей ленного участка речь шла о приработке; требова- лись небольшие инвестиции, сводившиеся практически к поставке сырья и затратах на организацию сбыта продукции; существовала возможность без особого риска гасить колебания рынка, посколь- ку не было основного капитала, который требовалось бы окупить. Продукция могла поставляться с выгодой для торговца и на нацио- нальный, и на международный рынок3. Производство специализи- ровалось, обмены интенсифицировались, прибыли росли, однако это не влекло изменений в производственных отношениях, кото- рые продолжали воспроизводить отношения домашнего хозяй ства, экономя на необходимости промышленной концентрации В то же время эти особенности блокируют развитие промыт ленного капитализма и становление современных форм наемного труда, который формировался на базе рабочих крупной индустрии Частичные и нищие псевдонаемные рабочие, которыми являлись чаще всего сельские ремесленники, очевидно не вписываются в логику капиталистического накопления. Обычно они работали, чтобы дополнить доходы от эксплуатации их небольшого земель- Lancles D L Europe technicienne. Revolution technique et essor Indus- trie! en Europe occidentale de 1750 a nos jours. Trad. fr. P.. Gallimard. 1975. P 84 sq.
Глава III. Недостойный наемный труд 137 кого участка. Более того, их производство было по-прежнему основано на модели домашнего хозяйства. Такая система поддер живала традиционные отношения зависимости и ценности сель- ской общины. Сельский ремесленник был скорее крестьянином, чем рабочим, а его промышленный труд подчинялся правилам регулирования домашнего хозяйства. Благодаря развитию сель- ского ремесла далекие деревни также могли вносить свой вклад в развитие рынка, монетарной экономики и промышленного про- изводства, одним словом, в приближение современности, однако при этом сами они оставались по сути не модернизированными. Нельзя сказать, что вторжение ремесла не оказывало влияния на социальные отношения в деревне, но их изменения были неодно- значными с экономической и социальной точек зрения. С одной стороны, рост сельского ремесла допускал перенаселенность де- ревень относительно имеющихся собственно сельскохозяйствен- ных ресурсов, позволял понизить брачный возраст, способствовал значительному демографическому росту и увеличению социаль- ной дифференциации в сельской местности-. С другой стороны, этот процесс не способствовал или сокращал переселение насе- ления из деревень в города и сохранял преимущество локальной системы опеки. Таким образом, он препятствовал или задерживал формирование пролетариата в современном понимании. Важней- шим следствием этого процесса (к нему нам еще предстоит вер- нуться) стало развитие протоиндустрии, ее сохранение на долгие годы вплоть до начала XIX века, чем и объясняется феномен ис- ключительности современного пролетариата. Исключитель- ный он потому, что долгое время оставался в очень небольшом Меньшинстве, а главное потому, что он поставил неизвестную до этого общественную проблему, поскольку первые скопления про- мышленных рабочих часто полностью утрачивали связи со своей территорией. Напротив, сельское ремесленничество — хотя оно и Развивалось параллельно и в противовес требованиям городского ремесленничества — помогало сохранить в деревнях традицион- ные формы опеки и тем самым обеспечивало функцию регуляции Подобную той, какую выполняли в городе ремесленные цехи в от- ношении городских ремесленников Braun R The Impact of Cottage Industry on an Agricultural Popula- tion / / Landes D. The Rise of Capitalism N.Y : The Macmillan, 1966
138 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса Хроника наемного труда Таким образом, связь между развитием протоиндустрии и насту- плением промышленного капитализма неоднозначна. Неслучайно Англия, где впервые произошла промышленная революция, была также страной, в которой putting-out system была внедрена очень рано и истощила свои ресурсы развития, позволявшие отвечать на запросы рынка. Можно выдвинуть гипотезу, что промышленная ре- волюция. хотя бы отчасти, произошла тогда когда Англия больше не имела «Far West». Под этим я понимаю то, что сельская промыш- ленность не могла далее завоевывать новые территории, потому что она сложилась уже очень давно и потому что число мелких кре- стьянских держаний, поставлявших рабочую силу, все более сокра- щалось вследствие концентрации сельской собственности и распро- странения «огораживаний»'-. Раннее развитие сельского ремесла в Англии имело два разнесенных по времени следствия. Оно раньше наводнило процветающий внутренний — и даже внешний — ры- нок, в то время как французские деревни, имевшие более низкую ремесленную производительность, поставляли на рынок меньше промышленной продукции. Затем, когда рынок сельского ремесла в Англии уже насытился, во Франции и в континентальной Европе он еще оставался открытым: в деревнях сохранялся резерв рабочей силы, который позволял развивать протоиндустрию даже в XIX веке и тем самым тормозил рост «современной» промышленности1 2. Две важнейших черты «промышленной революции» могут быть истол- 1 Роль огораживаний пересматривалась много раз после того, как Маркс осуществил свое знаменитое исследование в «Капитале». Эту широкую дискуссию можно резюмировать следующим образом: наи- более опустошительная фаза огораживаний наступила в XVIII веке, но начиная уже с XVI века социальный пейзаж английских деревень сильно изменялся, делая все более и более трудным положение мел- ких держателей. О концентрации земельной собственности в Англии см.: Unwin A. Studies in Economic History., Tawney R H The Agrarian Problem in the XVI Century 2 Имеющиеся сведения о развитии городской промышленности в Вели- кобритании подтверждают, как нам кажется, этот анализ. В XVI зеке городская промышленность Англии запаздывала в развитии по срав- нению с европейскими странами, и лишь в конце XVII века она едва наверстала это опоздание. (Coleman DC. Industry in Tudor and Stu- art England L, 1975.) Именно ситуация в сельской местности играла ключевую роль в развитии английской промышленности
Глава Ш. Недостойный наемный труд 139 кованы как два ответа на недостатки протоиндустрии. Во-первых, использование машин. Это позволило приумножить производитель- ность труда, не увеличивая число рабочих. Во-вторых, объединение рабочих в фабрики. Это позволило достичь лучшего разделения тру- да, лучшего контроля, полного закрепления рабочего за его рабочим местом, и положить, таким образом, конец таким непродуктивным моментам сельского ремесла, как географическая разбросанность, независимость сельского работника, привязанного больше к земле, чем к ремеслу, отстраненность от требований промышленной куль- туры. Однако эта «революция» не была развитием предшествующей организации: она стала необходима, когда были достигнуты преде- лы развития сельской индустрии. 3. Вопреки видимости, первые центры промышленной концен- трации, которыми стали королевские мануфактуры, также не были предшественниками современных форм производства и со- ответствующих типов наемного труда. Заложенные при Валуа и развитые Ришелье и особенно Кольбером, королевские мануфак- туры, несомненно, ускользали из-под контроля старейшин ремес- ленных цехов. Но при этом они также основывались на привилеги- ях, запрещали свободу труда и конкуренцию. Король сам выдавал патенты и основывал предприятия, получавшие монополию на производство определенной продукции (собственно королевские мануфактуры, например, Сен-Гобен и Обюссон, выпускали ков- ры), или давал привилегию производить что-то в течение опреде- ленного времени какому-либо частному лицу или группе лиц. Эти меры следует трактовать скорее в плане меркантилизма, т. е. в соответствии с коммерческой и даже политической логикой, не- жели в плане развития промышленности. Целью было достичь ав- таркии в границах королевства и избежать нарушения равновесия торгового баланса. Сам Кольбер ясно выражался по этому пово- ду: «Я думаю, что легко можно согласиться с принципом, согласно которому только денежное изобилие в государстве обеспечивает Разницу между его величиной и его величием»1. Уйти от импорта стало насущным делом государства, в особенности избежать им- порта предметов роскоши, шелка и ковров, ценимых дворянством Colbert J.-B. Rapport au premier Conseil du commerce. 3 аой‘ 1664 / / Lettres, instructions et memoires. T. II. Premiere partie Цит. no: Leon P. Economies et societes industrielles. T. II. P.: A. Colin, 1970. P. 120.
140 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда и правящими классами, а также продукции военного назначения (корабли, оружие). Следовательно, необходимо было создать но- вые производства, чтобы покрыть спрос страны в этих областях, и в то же время укрепить традиционные ремесла (королевская власть стремилась усилить свое влияние через «присяжные» ре- месленные цехи), чтобы удовлетворить общий спрос. Мануфак- тура стала инструментом в иностранной политике королевства в большей степени, чем инновацией, подчиняющейся собственно экономической логике. Мануфактура имела «свое управление, постоянно подчиняюще- еся контролю государства, свой руководящий состав, начальников цехов, бригадиров, приказчиков, специалистов, чернорабочих»1. Это была закрытая иерархическая структура. Дисциплина там была жесточайшей, а работа начиналась и заканчивалась .молитвами1 2. Штат состоял из небольшой ремесленной элиты, очень высоко ква- лифицированной, часто из иностранцев, которых нанимали, чтобы овладеть их практическими навыками; и низкоквалифицированно- го персонала, невосприимчивого к такому окружению (набор его происходил примерно так же как вербовка в армию). Набирали каторжников для работы на судостроительной верфи, пытались привлекать местное население и в частности женщин и детей, счи- тавшихся более послушными и менее требовательными3. Такие попытки наталкивались на враждебность местных ремесленников и, видимо, большинства населения. Так, решение открыть в не- скольких городах кружевные мануфактуры, чтобы изготавливать «французское кружево» и конкурировать с «английским и венеци- анским», вызвало в Аленсоне настоящий бунт. Почти нигде на ме стах нельзя было нанять рабочих в достаточном количестве, даже несмотря на «импорт» работниц из Италии, которые должны были руководить местными рабочими'1. Добавим, что лишь в редких 1 Bouvier-Ajam М. Histoire du travail en France. T. I. P • Librairie generale du droit et de la jurisprudence, 1957. P. 475. 2 Lefranc G. Histoire au travail et des travaiileurs. 3 Bouvier-Ajam M. Histoire du travaii en France.; Zeller G. L’industrie en France avant Colbert / / Aspects de la pob.ticue Irantjaise sous I’Ancien Regime. P.: PUF, 1964. LevasseurE. Histoire des classes ouvrieres et de l’industrie en France. P., 1900.
Глава III, Недостойный наемный труд 141 случаях такие мануфактуры имели вид по-настоящему концен- трированных промышленных предприятий. Чаще всего это были большие «рассредоточенные предприятия» или «разнородные ско- пления», объединяющие под одним управлением несколько цехов, выполнявших работу одного типа, или было центральное учреж- дение, на которое работало множество отдельных ремесленников, рассредоточенных в городе, пригородах или деревнях. Такая структура не могла, следовательно, стать предшествен- ницей современного завода и основой капиталистической про- мышленности. Период ее самого широкого распространения со- впал с пиком политики меркантилизма. Являясь порождением королевского абсолютизма, она перестала существовать вместе с ним, но сохранялась некоторое время как пережиток, не оказывая влияния на экономическое развитие'. Что же касается порядка найма рабочих и внутреннего распорядка, то мануфактуры функ- ционировали скорее как институты принудительных работ, а не как инициаторы свободного труда. Одновременно в той же логике королевская власть выступала за развитие мануфактур и пыталась увеличить число традиционных ремесленных цехов, «присягнув- ших» королю. Широко известен отрывок из «Капитала», в котором Маркс писал: «Переход от феодального способа производства совершается двояким образом. Производитель становится купцом и капиталистом в противоположность земледельческому натуральному хозяйству и связанному цехами ремеслу средневековой городской промышлен- ности. Это действительно революционизирующий путь. Или же ку- пец непосредственно подчиняет себе производство. Как ни велико историческое значение последнего пути в качестве переходной сту- пени. — примеэом чего к ожет служить хотя бы английский clothier XVII столетия, подчиняющий своему контролю ткачей, остававшихся тем не менее самостоятельными, продавая им шерсть и скупая у них сукно, — все же этот путь сам по себе не ведет к перевороту в старом Конечно, в королевских мануфактурах можно видеть предшествен- ников форм директивной экономики, предвосхитивших появление государства-предпринимателя, функции которого реализуются через планирование и национализацию (см. гл. VII). Но даже если такая преемственность существует, она имеет опосредованный характер: наступление либерализма разрывает ее.
142 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда способе производства, так как он скорее консервирует и удерживает его как свою предпосылку.»1 Можно было бы поспорить с тем, что Маркс называет «пере- ходной ступенью», поскольку это выражение неоднозначно. Од- нако несомненно, что путь, представляющий собой «революцион- ный» разрыв с предшествующим способом производства, является путем промышленного капитализма, характерной чертой которого было то, что производитель сам накапливал прибыль от собствен- ного производства, сам вкладывал деньги и производил товары для продажи на рынке. Следовательно, главные факторы определяю- щие развитие торгового капитализма: приведение части городско- го ремесленничества к положению изготовителей и рост сельско- го ремесленничества, — не действуют прямо в этом направлении. Позволяя значительное накопление богатства, эта модель про- изводства сохраняла зависимость производителя от продавца и приспосабливалась к традиционным формам организации труда. Основанное на монополии производство королевской мануфакту- ры еще меньше вписывается в логику капиталистического нако- пления. Эта форма производства, даже если она и противостояла регулированию со стороны корпоративной идиомы, все же не спо- собствовала, по меньшей мере напрямую, продвижению «свобод- ного» рынка труда. Именно этот момент мы хотим здесь рассмотреть. Речь не идет о том, чтобы высказаться по всей огромной и сложной про- блеме условий наступления капитализма на Западе. Но мы не сколько отклонимся от сюжета, чтобы понять один постоянно присутствующий фактор, который на первый взгляд выглядит необъяснимым. Так, несмотря на чрезвычайные экономические и социальные трансформации, происходившие со Средних веков, трудовые отношения по-прежнему управлялись моделью, про- тиворечащей уже сложившимся требованиям свободы: свободы 1 Маркс К. Капитал / / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 25. Ч. I С. 367. В той же логике Макс Вебер подчеркивает, что «фабрика появилась не из ремесленничества и развивалась не за его счет, но вначале параллельно». (Weber М. Histoire economicue. Р. 196). В то же время «она не была порождением системы коммандитного суб- подряда; здесь опять она развивалась параллельно» (подчеркнуто М. Вебером. Ibid. Р 197)
Глава III. Недостойный наемный труд 143 предпринимательства, передвижения, производства, обмена... Чем можно объяснить живучесть этой модели? Почему станов- ление наемного труда, в том смысле, в каком мы его понимаем сегодня, потребовало столько времени, прежде чем он заставил признать себя? Регламентированный труд, принудительный труд В качестве ответа на эти вопросы можно сказать следующее. До промышленной революции регламентированный и принудитель- ный труд представляли собой два главных способа организации труда. Стойкостью этих двух видов принуждения объясняются сложности, с которыми «свободный» труд выкраивал себе место. Но саму эту стойкость можно объяснить, только если мы поймем, насколько глубоко, невзирая на технические требования произ- водительности труда и часто против них, преимущественное ис- пользование принуждения было вписано в модель общественного управления. Под «регламентированным трудом» я здесь понимаю совокуп- ность регламентов всех ремесленных цехов, как «присягнувших» королю, так и подчиненных муниципальному регулированию1. Если неизменность регламентов столь часто была контрпродук- тивной относительно требований «рациональной» организации производства, то потому, что это решало прежде всего задачу дру- гого рода, которую можно сформулировать следующим образом: при каких условиях труд может стать «общественным поло- жением»? Ответ не очевиден, если знать о том огромном презре- нии, которое испытывали к ручному труду. «Ремесленники, или Мастеровые, это те. кто занимается механическими искусствами, и Действительно мы обычно называем механическим что-то пре- 1 Некоторые авторы (например, А. Осэ: Hauser Н Les debuts du capita- iisme. Op. cit.) настаивают на различии между цехами «присяжных», чьи привилегии были гарантированы королевской властью, и «регла- ментированными» ремесленными цехами, чья деятельность регулиро- валась муниципальными властями Это различие позволяет прояснить разницу между способами внутренней организации ремесленных це- хов, однако оказывается недейственным, когда нам нужно объяснить Функцию регламентов, состоявшую в придании статуса ремесленным Цехам как таковым.
144 Кастель Р. Метаморфозы социапьиого вопроса. Хроника наемного труда зренное и низкое. Ремесленники, собственно говоря, люди меха- нические, имеют репутацию презренных людей»1. Луазо подтверждает здесь принятую в XI веке иерархию сосло- вий, по которой служба богу, исполняемая oratores — духовными лицами, и служба в армии, исполняемая bellatores — сеньорами, исключает физический труд под угрозой лишения дворянства2. «Третье сословие» — это сословие трудящихся (laborantes), ко- торыми в то время были преимущественно работающие на зем- ле. Такая трихотомия соответствует домениальной экономике, в которой город занимает несущественное место. Параллельное развитие городов и «буржуазии» сразу стало причиной потери равновесия внутри этой организации3. «Буржуа» были в основном представителями «ремесел», ремесленниками, освободившимися от феодального надзора и экономически независимыми. Приме- чательно, что Жак Ле Гофф датирует XII и особенно XIII веком определенное признание физического труда, которое предписы- валось даже служителям церкви: поофессиональные категории становятся признанными «общественными положениями», ис- пользуя которые руководства для исповедников вводят новые классификации грехов4. Признание происходило сдержанно. «Труд еще оставался двусмысленным, в нем узнавалась чисто средневековая путани- ца между наказанием, утомлением и выполнением экономиче- ской задачи в современном понимании. Ремесло — это тяжкий 1 Loyseau С. Traite des ordres et simples dignites P., 1610. P. 43. Duby G. Les Trots Ordres, ou I’imagmaire du ftudalisme. P.: Gaiitmard, 1988. Здесь можно узнать трехчастную схему, которую Жорж Дюме- зиль обнаружил во всех индоевропейских обществах и которая в рас- цвет соедневековья получила свое самое жесткое воплощение. 1 О зарождении буржуазии см.: Pernoud R. Histoire de la bourgeoisie en France. T. I. P.: Seuii, 1960. Слово «буржуа» впервые появляется в 1007 г. в грамоте, дарованной графом Анжуйским, за основание горо- да. Параллельно с развитием городов росла дифференциация сельско- го общества, что также вело к отказу от одностороннего и презритель- ного восприятия laborantes 1 Le Goff J. Metier et profession d’apres les manueis des confesseurs du Moyen Age / / Pour un autre Moyert Age. P : Gallimard, 1977. См. пере- вод на рус.яз.. Ле Гофф Ж. Другое средневековье: время, труд и куль- тура. Екатеринбург Изд-во Урал, ун-та. 2000.
Глава III- Недостойный наемный труд 145 труд»1. Однако дискуссия началась. Третье сословие (ordre) становилось третьим общественным положением (efat)’. наде- ленным определенными преимуществами. Однако не все тре- тье сословие. Вопрос о том, кто имеет «положение», а кто нет, т. е. вопрос о статусе, дающем общественное признание, ставился внутри самого третьего сословия. Более того, раздел проходил внутри рабочих ручного труда. Некоторые виды ручного труда, организованные в ремесленные цеха, соответствовали обществен- ным состояниям, а другие не соответствовали ничему. Когда на заре революции аббат Сиейес опубликовал свой знаменитый пам- флет, то его требование «быть чем-нибудь» относилось не ко всему третьему сословию1 2 3. Примерно в то же время другой, менее извест- ный автор, опубликовал «Наказы четвертого сословия», «сословия бедных поденщиков, увечных и бедняков» — всех тех, кто ничего не имеет и ничем не является. Третье сословие разделилось над- вое. Становление третьего общественного положения затрагивало 1 Le GoffJ. Metier et profess:on... P. 179. Заметим, что такое относитель- ное признание труда есть в то же время признание заработной платы. Ле Гофф обнаруживает, что в XIII веке произошел сдвиг в толковани- ях Евангелия от Матфея: «Трудящийся заслуживает награды за тру- ды свои» (Мф. 10:10), которое превратилось в «Рабочий заслуживает своей зарплаты» Выполнение законной работы заслуживает выплаты заработной платы, что подразумевает также признание монетарной экономики. Комментарий Ле Гоффа: «Необходимым и достаточным условием, чтобы ремесло стало законным, чтобы зарплату получали по праву, является трудовая повинность» (Р. 179). 2 Термины «ordre» и «etat» часто переводятся на русский язык одинако- в< , как «сословие», однако Ле Гофф обращает внимание на различия между этими социальными делениями: «ordre» отражает вертикаль- ное деление общества и восходит к церковному видению его органи- зации (духовенство и миряне), «etat» соотносится с горизонтальным делением общества на положения или состояния, по социально- экономическим основаниям Замена «ordres» (сословий) на «etats» (положения, состояния) отражает процесс обмирщения общества. См.' .Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М. Прогресс- Академия. 1992. Гл. VIII. (Прим, перев.) «Что есть третье сословие? Все. А чем оно было до сих пор в поли- тическом порядке? Ничем. Что оно требует? Быть чем-нибудь.» (Styes E.J. Qu’est-ce cue ie tiers etat ? P., 1789. Reed. P.: Flainmarion, 1988. P. 31 )
146 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда не весь народ. Его нижний слой, не имевший общественного и по- литического признания, состоял из «черни, у которой нет ничего кроме собственных рук, чтобы выжить»1. Суть проблемы заключалась в том, чтобы решить, где в точ- ности проходит разделительная линия, тем более что по этому поводу не было согласия. Луазо давал самую ограничительную формулировку, поскольку она исключала как «презренные и низ- кие» все профессии ручного труда, а «достоинства» признавала лишь за «искусствами», поскольку в искусствах «замысел, рабо- та мысли одерживает верх над материалом»2. Напротив, согласно корпоративной традиции в целом, работа, даже «механическая», может найти свое место — подчиненное, но легитимное — в системе общественных достоинств. Но лишь при соблюдении четкого условия подчинения строгим регламентам, именно тем, которые формулирует корпоративная идиома Эта последняя, таким образом, выполняет важнейшую функцию предоставле- 1 «Под народом я понимаю чернь, которая не имеет ничего кроме своих рук, чтобы выжить. Я сужу так, что это сословие граждан никогда не имело ни времени, ни возможности для обучения. Мне кажется важ- ным, чтобы существовали необразованные люди... Учить нужно не рабочего, а доброго буржуа.» (Voltaire. Lettre du 1" avril 1766. Cite in: Labrousse E., Braudel F. Histoire economique et sociale de la France Т.П P 676.) - Loyseau C Traite des ordres et simples dignites. P. 43. Занимая такую позицию, Луазо не одинок. Так, в 1789 г. купеческий старшина Лио- на говорит по поводу ремесленников шелкоделов: «Рабочие мастера ограничиваются тем. что выделывают столько локтей материи, сколь- ко сырья им поставят торговые мастера. Ручной труд — это удел рабо- чих, а промышленность — удел купцов. Это они находят прекрасные ткани и, общаясь со всем миром, везут отовсюду богатства в наш го- род.» (Цит. по: Godart J L'ouvrier en soie. P. 96.) Правда, эти рабочие мастера — это падшие ремесленники, которые работают на «торго- вых мастеров», а потому они становятся только лишь «рабочими», т. е простой рабочей силой. Такое понимание ручного труда сохранялось долгое время после XVIII века даже среди тех, кто профессионально занимался социологической теорией труда. Морис Хальбвакс и Фран- суа Симиа.ч, в частности, представляли рабочих физического труда как простых исполнителей, связанных с обработкой материала, а по- тому в социальном плане стоящих ниже самого скромного служащего. (См. гл.VII настоящей книги.)
Глава III. Недостойный наемный труд 147 ния места и распределения по классам Она выводит физический труд из ничтожности, из социального небытия, которое являет- ся его уделом, если он остается в сфере частной деятельности, осуществляемой людьми, не имеющими положения в обществе Ремесло является общественной деятельностью, приносящей коллективную пользу. Благодаря ему и только ему, поражение в земельных правах некоторых видов физического труда может быть оправдано1. Таким образом, корпоративная идиома управляет доступом к тому, что мы могли бы назвать социальным гражданством, ког- да человек занимает признанное место в системе иерархических взаимозависимостей, которые составляют общинный порядок. Подобная органическая принадлежность ремесел к иерархии до- стоинств, которая в то же время является иерархией власти, яв- ным образом признается парижским Парламентом, когда в 1776 г. он противится принятию указа Тюрго, упраздняющему институт присяжных ремесленных цехов. Парламент оправдывал свою по- зицию наличием у присяжных священного мандата, обязывающе го «сохранять традиционное положение сословий». Ремесленные корпорации, таким образом, составляют часть «цепи, кольца кото- рой соединяются с главнейшей цепью, с властью трона, разрывать которую опасно»2. Трудовые регламенты посредством сложного ряда сочленений связаны с вершиной социальной пирамиды. Тро гать их — значит расшатывать все здание. Принадлежность к ремесленному цеху прочерчивает, таким образом, линию раздела между включенными в подобную соци- альную систему и исключенными из нее. По ту сторону — хаос, Недостойное существование людей «низкого состояния». По эту сторону — цеховые привилегии, конечно же незначительные, но такого же типа, как и привилегии больших признанных корпора- ций. Несмотря на то, а может быть потому, что они очень малы, эти привилегии приобретают особую важность в деле превращения Некоторых профессий ручного труда в определенные обществен- ные положения, отличая их одновременно от других положений, наделенных большими привилегиями, и от массы не имеющих ста- тУса, от «черни» или «сброда». Sewell W. Gens de metiers et revolution. Цит. по: Воишег-Л/ат M. Histoire du travail en France '1.1 P. 655.
148 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда Можно, следовательно, заключить, что принудительный харак- тер этих регламентов — впрочем, принуждения эти разделялись всеми, кто получал привилегии, даже самыми крупными, а обяза- тельства и запреты являлись обратной стороной привилегий — оказывается второстепенным по сравнению с той фантастической выгодой, которую давала возможность обрести таким способом социальное существование1. Тем более что альтернативой при- нуждению не была свобода. Освободиться от регламентов значило не стать свободным, а оказаться под гораздо более безжалостной системой принуждений. В самом деле, что же оставалось вне си- стемы ремесленных цехов? Значительно меньше свободного, чем принудительного труда. При организации труда, в которой в целом господствовала парадигма обязательства, существовали люди, принадлежащие к числу привилегированных благодаря принуждению; ими были цеховики. Большая часть других рабочих ручного труда подчинялась более жесткой системе обязательств, которые не давали никаких привилегий Быть вне коллективных регламентов ремесла в действительности значило для индивида остаться без средств и наедине с общими полицейскими регламен- тами, которые нужно понимать в духе того времени: делать все, что необходимо для сохранения и содержания в порядке жителей города или страны и для повышения общественного блага2. Занятия, не попадавшие под действие ремесленных регламен- тов, подчинялись полиции для бедных: «Одна лишь полиция для бедных объемлет все другие заботы и все другие объекты обще- ственного блага»3. Она включала в себя дисциплину нравов (борь- бу против праздности и распущенности), охрану здоровья (борьбу с инфекциями и эпидемиями), попечение (в основном организацию госпиталей для инвалидов) и регламентирование труда для трудо- способных: «Для безопасности и общественного спокойствия, для ' По этой же причине бунты «тощего народа», работников относящих- ся к «малым ремеслам», по всей видимости, были движимы насколько экономическими причинами, настолько и стремлением сохранить или завоевать место в социальном порядке. Так, восстание флорентийских чомпи в XIV веке выдвигало требования участвовать в управлении го- родом и «быть людьми». (Mollat М., Wolf Р Ongles bleus, Jacques et Ciompi.) 2 La Mare N., de. Traite de police. P.. 1703. Ibid. P. 4.
Глава 111. Недостойный наемный труд 149 торговли, для ремесел и земледелия важно, чтобы прекращение беспорядка и сокращение числа бродяг дало бы государству но- вый резерв землепашцев и ремесленников»1 Если работа это дело полиции, то задача хорошего полицейского — заставить нерабо- тающих бедных работать. Обхождение с бродягами, как мы уже видели, представляло собой крайнюю форму выполнения этой задачи, выливающуюся в чистое принуждение, категорическое требование трудиться без всякой возможности получить работу. Но такая парадигма распространяется также и на всех рабочих, не входящих в систему ремесленных цехов, и принимает форму того, что мы по праву можем назвать принудительным трудовым ко- дексом. В Англии такая совокупность мер имела наиболее последова- тельный характер. В силу того что система ремесленных цехов там была менее укоренена и находилась в окружении торгового капита- лизма, а кроме того, трансформация аграрного общества там была более быстрой и радикальной2, традиционные формы организации труда в Англии были более сильно расшатаны, и необходимость заново сформировать их была более насущной, чем на континен- те. Мы уже подчеркивали значение Статута о рабочих, принятого Эдуардом III в 1349 г. Начиная с него, в жизнь стала проводиться связная совокупность мер, главными элементами которой были Статут о ремесленниках 1563 г., елизаветинские законы о бедных, Settlement Act от 1662 г. и Speenhamland Act 1795 г. Статут о ремесленниках снова ввел обязанность трудить- ся для всех подданных королевства в возрасте от 12 до 60 лет; он зафиксировал минимальный семилетний срок для обучения Учеников любому, даже самому простому ремеслу; он запретил молодым сельским жителям уезжать на учебу в город; доступ в ремесленные цехи получили только сыновья ремесленников; сельские ремесленники не могли иметь учеников, посколь- ку следовало избегать того, чтобы «несколько человек было в 1 Ibid. Анализ преобразования английской деревни, который помогает также ощутить контраст с положением французского крестьянства, см. в ра- ботах: Habakkuk H.J. La disparition du paysan anglais / / Annaies ESC. 1965. Juilletaoiit; Moor В. Les origines de la dictature et de la democra- tic, Trad. fr. P : Maspero, 1969.
150 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда управлении одного»1. Безземельные крестьяне, не имевшие квалификации, не могли покинуть свой приход, не получив на руки удостоверения за подписью офицера полиции, посколь- ку без него они приравнивались к бродягам. Королевская власть стремилась усилить организацию городских ремесленных цехов, испытывающих трудности вследствие развития торгового капита- лизма и putting-out system, и закрепить за сельским населением их традиционные занятия. Она руководствовалась законами о бед- ных, которые следовали один за другим в период с 1531 по 1601 г. По этим законам началась охота на бродяг. Все это происходило на фоне призыва к обязательному труду «всякого здорового телом человека, мужчины и женщины, способного трудиться, у кого нет земли и кто никем не нанят, не занимается торговлей или должным ремеслом»1 2. Каждый приход должен был приобретать сырье, чтобы давать работу неквалифицированным рабочим и «чтобы эти прохо- димцы не имели повода сказать, что они не могут найти работу или поступить на службу»3 *. Предложенная работа — обязательная ра- бота: ужасная угроза обвинения в бродяжничестве давила на этих «бездельников». По Settlement Act 1662 года ответственные лица на местах могли даже изгонять всякого вновь прибывшего, если он не располагал гарантированным доходом и мог бы в будущем претендовать на попечение со стороны прихода. Местные жители были закреплены за своими приходами по месту рождения обычно 1 Цит. по: Unwin G. Industrial Organization in the XVII"’ and XVIII"’ Centuries. P. 138. Примечательно, какая аргументация используется, чтобы оправдать, что обучение городскому ремеслу доступно только сыновьям ремесленников: «Сыну сельского ремесленника или сыну крестьянина проще стать (сельским) ремесленником, чем сыну (го- родского) ремесленника стать сельским ремесленником или крестья- нином; так что если сельские ремесленники станут отправлять своих детей в город, то сыновья городских ремесленников будут вынуждены стать жуликами (rogues') и бродягами». (Там же. Р. 138.) Все эти меры вдохновляются стремлением бороться с риском дезаффиляции, кото- рая является следствием детерриториализации сельского и городско- го населения. Цит. по: Judges AV. The Elizabethan Underworld. P. XXXIV. 3 Цит. no: Tawney R.H. The Agrarian Problem in the XVI'11 Century- Р. 269.
Глава III Недостойный наемный трид 151 окончательным образом'. Speenhamland Act 1795 г. положил по- следний камень в постройку этого здания. Нуждающиеся жители прихода должны были находить спасение на месте: им даже вы- плачивалась добавка к зарплате в зависимост!! от фиксированного минимума дохода, индексированного на цену хлеба. Прежде всего, речь шла об обеспечении минимального дохода, но взамен требо- валось строгое соблюдение принципа оседлости и запрет на гео- графические перемещения рабочих2. Комментаторы этого кодекса о труде, от Адама Смита до Карла Поланьи, в целом подчеркивали негативное влияние его на станов- ление современной экономики. Д. Ануин также заявлял: «Через множество принятых Тюдорами социальных законодательств мож- но проследить, как Англия прошлого тщетно выстраивала барьеры на пути Англии будущего»3. Однако такие суждения спорны, по- скольку все эти меры не помешали Англии с решительным опере- жением выйти на путь современности. Несомненно, это потому, что хотя они и противоречили требованиям того, что впоследствии стало промышленным капитализмом, однако не были неэффектив- ными относительно предшествующего периода. «Опережение» Ан- глии хотя бы отчасти объясняется тем фактом, что она максимально использовала возможности организации доиндустриального труда, в частности, сочетание обязанности трудиться с требованием оседлости. Так, организационные формы putting-out system здесь развились раньше всего и были наиболее последовательными. Эта система подразумевала неконкурентную и нетребовательную рабо- чую силу, чье постоянство позволило смягчить колебания рынка. Рабочие получали посредственное содержание в периоды недоста- точной занятости благодаря самому совершенному из существовав- ших в то время социальному законодательству. Либералы начала XIX века, которые сделали из английской версии «законной благо- творительности» излюбленную цель своих нападок', не могли, да и Marshall D The Old Poor Laws, 1662—1795 / / Arris-Wilson E.M.C. г Essays. Economic History. L , 1954 Поланьи К. Великая трансформация. Политические и экономические з истоки нашего времени. Пер. с англ. СПб.: Алетейя. 2002 Unwin G Studies in Economic History P. 315. Poynter J R Society and Paucensm, English Ideas on Poor Relief, 1797-1834. L., 1969. В четвертой и пятой главах нашей книги мы еще
152 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда не хотели видеть, что осуждаемая ими система обеспечила переход от торгового капитализма к промышленному. По всей видимости, именно потому что эта система смогла заставить работать на ме- стах максимум местных жителей, вводя в дело одновременно осо- бо жесткое законодательство против бродяжничества и раздачу минимальной помощи, проживающим в данной местности жите- лям, Англия смогла мобилизовать значительную часть малоквали- фицированной рабочей силы еще до начала промышленной рево- люции. Эта система была введена в действие со второй половины XVII века, когда ресурсы такого типа мобилизации рабочей силы на местах начали истощаться1. Машины и промышленная концен- трация выполняли, таким образом, функцию двойного умножения рабочей силы. На континенте и в частности во Франции ситуация несколь- ко отличалась. С одной стороны, сохранялись мелкие земельные хозяйства: мелкие держатели, конечно, были бедными, но их вы- живание меньше) зависело от приработка промышленным трудом. С другой стороны, городские ремесла были укоренены сильнее. Воздействия на организацию труда во Франции выстраивались по трем главным направлениям: борьба с бродяжничеством и трудо- способными нищими, укрепление и расширение системы ремес- ленных цехов, попытки мобилизации рабочей силы, не попадаю- щей под традиционное регулирование корпоративного типа. Мы вернемся к анализу этого непонимания либеральными мыслителями предшествующей организации труда и связанных с ней форм социаль- ной защиты. Действительно, они вписывали свою рефлексию в рамки совершенно другой модели экономического, а также общественного развития, которая осмысливается по противоположности предыду щей модели развития. Либеральная концепция свободы, основанная на контракте, выстраивалась в противовес системе традиционных форм опеки. Занимаемая ими активная позиция мешала либералам понять пользу, которую приносила эта система в деле сохранения со- циальной сплоченности. Существовали, конечно, и другие причины, в частности, в Англии со второй половины XVIII века наблюдался быстрый демографический рост В это время английское население выросло с 6,25 миллионов до 8,89 миллионов, т. е. на 42,2 % (а в период 1801-1881 г. — с 8.89 мил- лионов до 17,92 миллионов жителей, т. е. более чем на 100%) См ' Chapman G. Culture and Survival. L., 1940 P. 34 sq.
Глава III. Недостойный наемный труд 153 уже рассматривали две первых стратегии. Третья заключалась в серии интервенций со стороны королевской власти, которые не- смотря на их ограниченность и низкую эффективность демонстри- ровали постоянное намерение превратить трудовой вопрос в «го- сударственное дело». Интервенции со стороны королевской власти начались во Фран- ции так же рано, как и в Англии. Политика Иоанна II Доброго под- держивала усилия по укреплению традиционных структур организа- ции труда, которые применялись во всей Европе. По мере упрочения королевской власти это намерение также укреплялось, некоторые колебания наблюдались лишь в выборе между чисто репрессивным решением, ставящим цель искоренить бродяжничество и нищенство, и более амбициозным решением сделать государство инициатором в деле общей мобилизации трудоспособных жителей королевства. Вы- бор второго варианта политики труда мы впервые в явном виде встре- чаем в декларации Франциска I от 16 января 1545 г.: «Будучи добрым и должным образом упреждены, что многие спо- собные к труду нищие, мужчины и женщины, проживающие в вы- шеупомянутом городе, а также многие чужестранцы из Пикардии и Шампани и из других стран, оказались в этом городе, сказавшись, что они попали в такую бедность и нужду что вынуждены гоняться друг за другом от калитки к калитке, чтобы получить подаяние, извиняясь тем, что они не могут найти, кто хотел бы их взять в услужение или дать работу. Мы желали, заявляли и приказывали, желаем, заявляем и приказываем, чтобы упомянутые здоровые телом нищие, как мужчи- ны, так и женщины, отправлялись бы купеческими старшинами и эше- венами города нашего Парижа на работы больше других необходимые городу и чтобы им выплачивался заработок чистыми денье упомяну- того города и чтобы эти бедняки работали бы добрый и полный день, выполняя указанные общественные работы, как если бы они работали на частного хозяина»1. Понимаемая буквально, эта декларация предполагает, что го- сударство берет на себя труд предоставить работу всем, komv ее йе хватает, даже если придется заставить строптивых подчинить- ся этой обязанности. Но на деле эта декларация о намерениях иМела весьма незначительные последствия. О ней тем не менее не забывали По мере того как королевская власть становилась цен- Jourdan, Decrouzy, Isarnbert Recueii general des anciennes iois franfai- ses.T. XII. P. 900-901.
154 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда тральной инстанцией регулирования, умножались декларации о необходимости использовать «питомник» незанятых рабочих и мо- билизовать всю живую силу королевства. Образ «питомника» на- стойчиво возвращается во все тексты, вдохновленные политикой меркантилизма и его самого пылкого идеолога Бартоломея Лаф- фемаса, который предложил целый план структурирования мира труда. Для рабочих, не имеющих профессии, Лаффемас предлагал создать в окрестностях каждого города «общественные дома», один для мужчин другой для женщин, которые принимали бы также и брошенных детей, чтобы сделать их учениками мастеров1. Строп- тивые «будут принуждаться работать посредством цепей и тюрем, чтобы воспрепятствовать попрошайничеству и научить их дисци- плине. какая будет указана начальником полиции и двенадцатью буржуа, которые дают регламенты общинам»* 1 2. Ришелье в 1625 г. также заявлял: «Мы желаем, чтобы во всех городах нашего королевства был установлен порядок и регламент для бедных с тем, чтобы бедняки не только этих городов, но и из окрестных мест, содержались и кормились бы там, а способные к труду использовались на общественных работах»3. Кольбер в 1667 г. также отмечал: «Поскольку изобилие всегда происходит от труда, а бедность от праздности, ваше особое прилежание должно быть направлено на поиск средств для заточения бедных, чтобы дать им занятие и чтобы они зарабатывали себе на жизнь, о чем вы не мешкая должны принять правильные решения»4. Как мы уже видели, этот совет лежал в основе создания как ко- ролевских мануфактур, так и Общего госпиталя. Ордонанс 1662 г., направленный на «обустройство Общих госпиталей во всех горо- дах и крупных бургах королевства», уточнял, что это поможет «найти питомники солдат, матросов в приморских странах и мо- лодых людей здоровых, послушных и добронравных»5. Результаты ' Hauser Н Les debuts du capitalisme Cha]). V. - Laffemas В de Advis et remontrances a M.M. des Dec-ates du Roy. P 1600 P 7 1 Cardinal de Richelieu Lettres. instructions dipiomatiques et napier4 d’Etat T II. Цит no Gutton J.-P La societe et les pauvres. P. 318 Colbert J. В Lettres, instructions et mcmoires. T II. Цит. no. Gutton P Op. cit. P 338. 5 Vexliard /I. Introduction a ia sociologie du vagabondage
Глава III. Недостойный наемный труд 155 были неудовлетворительные. Может, потому что боялись, как го- ворит анонимный автор «Обзора о положении бедных», «нанести вред ремесленникам»1 ? Действительно, можно предположить, что ремесленные корпорации выступали против такой конкуренции наносящей ущерб их привилегиям и поставляющей на рынок бо- лее дешевую продукцию. Однако посредственность и недобросо- вестность рабочих, недостаток средств и руководс гва не оставляли надежды на то что их работа будет по настоящему продуктивной в этой обстановке. Ректоры лионской больницы Шарите, одни из тех редких руководителей, которые действительно вкладывали свои силы в «госпитальные мануфактуры», пришли в 1732 г. к неутешительному итогу: «Работа мануфактур важна не столь от- носительно приносимой ими прибыли, сколь относительно выгоды от полезных занятий некоторого числа здоровых бедняков, содер- жащихся в вышеуказанном госпитале»-’. Отличный план извлечь пользу из существования в королевстве работоспособных нищих в итоге превратился в занятие трудовой терапией с несколькими безобидными обитателями госпиталей* 2 3. Самым важным, однако, было то, что несмотря на повторяю- щиеся провалы план привлечь к принудительному труду всех бедняков сохранял свои амбиции. В 1724 г. аббат Сен-Пьер, ко- торый считался авторитетным специалистом по данным вопро- сам, снова возвращается к мысли о том, что государство упускает свою прибыль, лишая себя той способной на «величайший труд» Цит. по: Gutton J.-P. La societe et les pauvres P. 468. 2 Ibid. 3 Такое же заблуждение свойственно созданию примерно в то же время королевских мануфактур о которых Кольбер писал. «Помимо выгод, которые принесет приток в королевство значительного количества на- личных денег, несомненно то, что благодаря мануфактурам миллион человек, томящихся от безделья, будут зарабатывать себе на жизнь; что такое же множество людей станут зарабатывать в судоходстве и на море; что увеличение почти до бесконечности числа кораблей так же приумножит величие и мощь государства.» (Colbert J В Lettres, Histructions et memoires. T. IL 4‘ partie. Цит. no: Leon P Economies et societes industrieiles. T. II. P 121 ) В действительности королевские мануфактуры оказывали очень незначительное давление на рынок труда и еще меньше влияли на привлечение к работе людей, «томя Щихся от безделья».
156 Касте it Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда силы, которую представляют собой незанятые бедные'. Тем же годом датируется новая торжественная декларация, несомнен- но вызванная неудовлетворительными результатами заточения бедняков, которая больше не рекомендовала систематическое их использование. Вместе с тем она снова предписывала всем местным жителям, «как мужчинам, так и женщинам, здоровым и способным своим трудом зарабатывать на жизнь, выбрать себе занятие, чтобы трудом добывать себе средства пропитания, либо отдавая себя в услужение, либо работая на земле, либо другой работой или ремеслом, к которому они способны». Подчеркива- лось, что те, кто не смогли сами найти себе работу, будут «рас- пределены вместе с двадцатью человеками под руководством сержанта, который будет каждый день препровождать их на ра- боты (...) Они будут заняты на работах дорожного ведомства или на общественных работах или другого рода работах, которые со- чтут подходящими.. »: Невозможно нигде найти следы работы таких «бригад». Однако использование здоровых местных жителей на дорожных и обще- ственных работах значительно оживилось в конце Старого поряд- ка, отмеченного ростом числа «благотворительных мастерских». Тюрго опробовал вначале эту формулу в провинции Лимузен и, видимо, не без успеха. Затем в период с 1775 по 1789 г. ее рас- пространили на все финансово-податные округа. Комитет бедноты Учредительного собрания также вначале перенял идею, учредив «спасательные мастерские», но потом признал их провал3. Глав- ным образом они оказались полезными на низкоурожайных зем- лях, где давали подработку держателям, не имеющим достаточных средств для выживания благодаря собственному хозяйству4. ' Abbe de Saint-Pierre (Charles Irenee Castel). Sur ies pauvres mendiants. P„ 1724 P. 8 2 Цит. no: Gutton J.-P. L’Etat et la mendicite dans la premiere moitie du XVIIF siecle. Op. cit. P. 226-227. 3 Bloch C. L’assistance et i’Etat en France a ia veiile de ia Revolution. P . 1909. 1 Hufton O H The Poor o' the Eighteenth Century France. Chap. VI. 0 политике Тюрго в Лимузене см.: Lecoq М. L’assistance par ie travail et les jardins ouvriers en France. P., 1906. Относительный успех Тюрго объясняется тем, что он взял на себя труд классифицировать затраги- ваемые группы населения и попытался соотнести с ними виды работ.
Глава Ill. Недостойный наемный труд 157 Все эти нововведения не соответствовали масштабу проблем, связанных с массовой нехваткой работы. Примечательно, однако, что они представляют, параллельно с созданием домов призрения, еще одну инициативу Старого порядка, направленную на то, что- бы на государственном уровне решить проблему труда. Благотво- рительные мастерские и дома призрения представляли собой два варианта — один относительно мягкий, другой жесткий — одной парадигмы, основанной на обязанности трудиться. Монархия в действительности не выбирала между этими двумя возможностя- ми. Да и могла ли она это сделать, если они дополняли друг друга? Дома призрения были ориентированы на наиболее десоциализиро- ванный, или воспринимаемый как таковой, слой работоспособных бедняков: нищих и бродяг. Обязанность здесь принимала вид на- стоящей репрессии, а сохраняющаяся отсылка на необходимость выполнять определенную работу служила слабым оправданием для применяемых в целях устрашения карательных практик, как в случае английских workhouse. Благотворительные мастерские, а также некоторые организованные на локальном уровне возмож- ности получить работу в соответствии с английскими poor laws были ориентированы на более широкий круг неимущих, исклю- ченных из сферы труда, и даже, в принципе, на всех тех, кто не мог собственными силами найти себе работу. Предложения работы должны были, по идее, поступать от государственных властей. Од- нако, даже не считая того, что предложение было совершенно не- достаточным, оно с самого начала было искаженным. Нельзя было позволить, чтобы эти виды работ вошли в конкуренцию с другими общественными формами труда, а потому, как отмечал в 1784 г. интендант города Пуатье, «были приняты меры по сокращению Тарифов и к тому, чтобы допускать к такой работе только самых Нуждающихся»1. Речь шла о принципе less eligibility, который без- раздельно господствовал в социальной политике (и не только в до- индустриальных обществах): материальная помощь и выделенные Ресурсы всегда должны быть меньше самого низкого вознаграж- дения, которое может получить человек при «нормальной» рабо- Те- Чтобы угодить в эту систему, нужно было дойти до крайней нУЖды либо быть вынужденным подчиниться какой-то внешней Пит. по: Braudel F.. Labrousse Е. Histoire economique et sociaie de ia France.Т.П. Chap. II.
158 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда силе, либо из страха. Такой порядок «предложения» работы не стал, таким образом, противоположностью подневольному труду в домах призрения или на королевской каторге Оба эти вариан- та действовали сообща. Нужно было, чтобы сугубо репрессивная трудовая полиция поддерживала атмосферу угрозы, вынуждая несчастных «выбирать» такие виды подневольного труда, где при- нуждение кажется более завуалированным, но они не имеют ниче- го привлекательного. Таким образом, подтверждается функция на- зидательности, которую выполняло обращение с бродягами. Оно представляло собой модель регулирования организации труда, где господствовал принцип обязательности. В доиндустриальных об- ществах этот принцип превратился в угрозу введения режимного труда для всех бедняков. Отбросы общества Регламентированный труд или принудительный труд? Как мы уже говорили, между этими двумя полюсами «свободный» труд с боль- шими проблемами находил свое место. Свободный труд должен означать, что рабочая сила обменивается как таковая, т. е. покупа- ется и продается в зависимости от потребностей рынка. Но пара- докс обществ в периоддо промышленной революции состоит в том, что, несмотря на существование и определенное развитие разноо- бразных форм найма, они не допустили установления социального положения наемного рабочего. Бронислав Геремек отмечал это в отношении XIII, XIV и XV веков: «Анализ форм наемного тоуда и рынка рабочей силы позволяет сделать вывод, что в средневековом городском хозяйстве рабочая сила входит в товарооборот, однако при этом не нарушает сложившиеся фундаментальные экономи- ческие и социальные структуры. Процесс остается маргинальным, поскольку потребности этой экономики в свободной рабочей и не- ремесленной силе остаются еще очень слабыми»1. Нельзя сказать, что наемный труд был некой второстепенной компонентой, без которой организация производства могла бы в крайнем случае обойтись. Напротив, эта «потребность» со време- нем усиливалась: по мере приближения конца Старого порядка 1 Geremek В. Le saianat dans 1'artisanat parisien aux XIIP-XVe siecles P 147.
Глава Ш Недостойный наемный труд 159 отмечался значительный рост числа наемных рабочих и диверси- фикация типов наемного труда. Но даже если наемный труд ста- новился количественно все более значительным, он оставался структурно периферийным по отношению к узаконенным фор- мам разделения труда. Занимая более низкую позицию по срав- нению с признанными ремеслами, сочленение которых служило поддержанию социального порядка, наемный труд располагался в зонах более слабой легитимности. Но он не только стоял ниже, а к тому же был раздроблен до такой степени, «то это удваивало его слабость. Попробуем систематизировать области, в которых присутство- вал труд наемных рабочих: 1. Наиболее стабильное ядро составляли ремесленные подма- стерья В то время они представляли собой своего рода высококва- лифицированную «рабочую аристократию». Подмастерья, даже «обреченные» оставаться всю жизнь наемными работниками, были самыми защищенными в смысле сохранения работы или по- иска нового места, поскольку они были самыми обученными и са- мыми компетентными. Однако эта рабочая элита оценивала свое положение как поражение, или по меньшей мере как неудачу от- носительно цели стать мастером, хозяином ремесленной мастер- ской. Пожизненные подмастерья были лишними людьми в корпо- ративной системе, которая сама блокировала себя; они не могли составить «современную» альтернативу этой системе. Их идеалом оставалось достижение положения мастера, т. е. отмена их пожиз- ненного найма А за неимением этого их «интриги» строились во- круг попыток обратить к своей выгоде корпоративные привилегии, в частности в области найма рабочих. 2. Близко к этому положение мастеров, чье дело пришло в упа- док или кто разорился и вынужден работать на третье лицо, чаще всего на торговца. Такое падение до положения наемного было нередко в сукноделии и шелковом производстве, где торговый капитализм с большей легкостью и раньше начал диктовать свои законы. Однако многие другие независимые ремесленники под- вергались такому же риску по причине часгых кризисов в доинду- стриальных ооществах. Продовольственные кризисы в обществах этого типа отражались на ремесленном производстве. Дороговиз- на продуктов питания, вызванная одним или несколькими неуро- жаями. влекла за собой снижение спроса на «промышленную»
160 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда Глава HI. Недостойный наемный труд 161 продукцию1. Другим фактором утраты стабильности положения непосредственных производителей было расширение внутренних и внешних рынков: производители не обладали достаточными ре- зервами, чтобы гасить колебания рынков. В обоих случаях они оказывались в зависимости от торговцев. Процесс пауперизации и попадания под опеку не ставил, однако, мастеров в положение свободных наемных работников, поскольку даже обеднев, ремес- ленник продавал произведенный товар, а не свою рабочую силу. 3. Если положение тех, кто как мастера или подмастерья при- надлежал системе ремесленных цехов, никогда не было полностью гарантировано, то положение рабочих, которые располагались по краям этой системы, было гораздо более шатким. Так, «надомни- ки» — непризнанные официальными регламентами мастера и под- мастерья — или «приезжие», которые пытались обустроить свое дело, были обречены вести полулегальное существование. Их по- ложение тем более ненадежно, чем прочнее организация ремес- ленных цехов. Даже в 1789 г. мастера по изготовлению париков требовали в своих «Наказах» депутатам запретить сдачу в аренду помещений «надомным рабочим, которые отнимают работу у ма- стеров и которые, вынуждая их оставаться без заказов, делают невозможными их выживание и уплату налогов»1 2. Для них стать изготовителями при торговце могло служить спасительным сред- ством, но за это приходилось платить утратой независимости. 4. Челядь и слуги представляли социальную группу, чей ста- тус особенно двойственен. Она мало изучена, несмотря на свою многочисленность (порядка 10% населения городов)3. Эта группа разнородна, поскольку некоторые слуги были хорошо интегриро- 1 Механизм этих кризисов хорошо описан в работах П Губера: Gou- bert Р. Cent Mille Provinciaux au XVIIе siecle. Beauvais et le Beauvaisis de 1600 a 1730. P Fiammarion, 1968. Губер показывает, как нехватка наличных денег для закупки зерна, влекла за собой неполную занятость и безработицу среди людей промышленных профессий. Этот процесс наносил сильный удар по городам типа Бове, специализировавшихся на изготовлении массовой ремесленной продукции для «народного» по- требления. Но если падение платежеспособного спроса продолжалось, то страдало также и производство предметов роскоши. 2 Цит по: Kaplow J. Les noms des rois. P 75. Gutton J.-P. Domestiques et serviteurs dans ia France de 1’Ancien Re' gime. P.: Aubier, 1981. ваны в «дома» и даже могли занимать почетное положение, когда речь шла о «великих домах». Даже слуги невысокого ранга могли получить редкую для простолюдинов стабильность, поскольку их основные потребности были обеспечены. Например, Вобан в сво- ем «Проекте о королевской десятине» хотел взимать с них налог, поскольку, как он говорил, «это по сути одно из самых успешных положений для простонародья. Они никогда не заботятся ни о еде и питье, ни о жилище, где спать, где проснуться, — их хозяева бе- рут все заботы на себя»1. Однако положение домашней прислуги развивалось в направлении перехода к наемному труду и роста не- стабильности. Многочисленные свидетельства показывают, что начиная с XVII века положение прислуги стало очень низким и ее стали воспринимать как беспокойную, непостоянную, бесчестную и ленивую прослойку простого народа2. В последние годы Старого порядка Мерсье сожалел о конце золотого века домашней прислу- ги: «Их презирают; они это чувствуют и стали нашими главными врагами. Раньше их жизнь была трудной, суровой, но их считали за людей, они умирали от старости рядом со своим хозяином»3. Когда старая связь опеки ослабилась или прервалась, положение домашней прислуги приблизилось к положению того, кто впослед- ствии стал домашним работником. 5. В городе существовала еще одна группа, а точнее, группы, которые сложно классифицировать. Это работники, чье обществен- ное положение предвосхитило современные категории служащих: приказчики и подручные административных служб, судебные пис- цы, посыльные в лавках и т. п. Они не работали руками, если только 1 Vauban. Projet de dime royaie. P., 1907. P 66. Один из современников Вобана также отмечал: «Их жизнь как бы обеспечена: их землям не грозит град, а их добру — банкротство» (Cordier С. La Sainte Famille. Р., 1700 Цит. по: Gutton J -Р. Domestiques et serviteurs dans ia France de i’Ancien Regime. P. 171.) 2 La Mare A'., de. Traite de police. Op. cit. Обновленная в 1778 г. версия указа от 1720 г. постановляет, что парижская прислуга при смене хо- зяина должна предоставить аттестат своего бывшего нае.мшика. (См.: Kaplow J. Les noms des rois. P. 94.) Mercier L.-S Tableau de Paris. TIP 161 В тот же период Эссар, выдвигая обвинения против слуг, заявляет: «Таким образом, можно сделать вывод, что класс прислуги состоит лишь из деревенского отре- бья» (Essarts Dictionnaire de ia police. P , 1786-1798. T. III. P. 485 ) Зак 3548
162 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда не говорить о письме, и без сомнения презирали всех рабочих физи- ческого труда. Между тем они были бедны, даже беднее некоторых квалифицированных рабочих, а их занятия не имели престижа и ча- сто бывали непостоянными. Жорж Лефевр определяет этим работ- никам неручного труда место среди «народа», образны поведения которого они разделяют1. Настоящая административная организа- ция со своей системой званий и классов появилась лишь в период Директории и даже Империи. Она была еще очень сильно иерар- хизированной и определяла приказчикам и конторским подручным весьма низкий статус По меньшей мере до середины XVIII века, большинство «государственных служащих» относилось к немного- численным и плохо оплачиваемым категориям мелких наемных ра- ботников. Положение служащих «частного сектора», коммерции и «свободных» профессий было еще более ненадежным. 6. Городская чернь состояла в основном из рабочих определен- ных профессий, которые не прошли через ученичество, как, напри- мер, в строительстве, дававшем бесчисленное множество занятий: крючники, грузчики, разносчики воды, переносчики товаров, ра- бочие на подхвате, — людей тяжелого физического труда, кото- рые нанимались главным образом на поденную работу, не требую- щую квалификации. Отметим как показатель силы корпоративной идиомы, что некоторые из этих рабочих имитировали регламенты и иерархии уважаемых профессий1 2. Но в целом они предс гавляли 1 Lefebre С. Etudes orleanaises. Т. I. Contribution a J’etude des structu- res sociaies a la fin du XVIIIе siecle. P Imprimerie nationale. 1962. По позоду двойственности понимания категории «народ» в то время см. также: Furet F Pour une definition des classes inferieures a 1'epoque no- deme / / Annaies ESC 1963. Mai-juin. 2 Так, рабочие на подхвате, согласно «Слозарю торговли» Савари (1761 г.), это «здоровые и крепкие мужчины, которых в Париже (и дру- гих местах) используют, чтобы поднести груз или товары, платя им по взаимному согласию некоторую сумму», делились на четыре группы: силачи на рынке Алль или таможне; носильщики, специализиоующие- ся на отдельных типах товаров: дрова, мел, соль, зерно и т. п.; трелев- щики, разгружавшие некоторую продукцию, призезенную на кораблях по Сене; наконец, заурядные люди, которые работали по запросу Три первых группы имели монопольные организации и были признаны му- ниципальными властями, после оплаты ими пошлины, дающей допуск к профессии. (См Kaplow J. Les noms des rois. P 61 sq.)
Глава Ш Недостойный наемный труд 163 собой основную часть «народногодна», «черни», «сброда». «Те, кто не имеет ни ремесла, ни торговли, кто зарабатывает на жизнь тру- дом своих рук и кого мы обычно называем рабочими руками или наемниками, как крючники, помощники каменщика, извозчики и другие поденщики, являются самыми ничтожными из простых людей. Ибо нет занятия хуже, чем не иметь никакого занятия»1. Большая часть этих неквалифицированных рабочих состояла из женщин: белошвеек, прачек, портних, шляпниц... 7. Этот род субпролетариев имел свой эквивалент в деревне: бедняцкая масса сельскохозяйственных рабочих, единственным источником существования для которых был наем на работу в чу- жое хозяйство: либо деревенскими слугами с полной занятостью, либо, что еще хуже, на временные или сезонные работы. Тогда рабочий должен был наниматься на конкретную работу и испы- тывал на себе все случайности погоды, урожая, воли, нанявшего его хозяина, поскольку сдача внаем самого себя являлась для него условием выживания. У него не было никакой возможности «обу- строиться», в смысле завязать семейные связи, поддерживать по- стоянные отношения с общиной. В этом случае подтверждается то, что уже проявилось в случае бродяги, опасность превратиться в которого у такого рабочего была постоянной, а именно: мобиль- ность — это негативный фактор свободы для тех, кому нечего те- рять, ибо они ничем не владеют. 8. Мелкий фермер в общем устроен, но незначительный размер хозяйства часто заставляет его искать дополнительные ресурсы, прибегая к ремесленному труду2. Пьер Губер очень внимательно 1 Loyseau С Traite des ordres Chap. VIII P. 80. Тип ремесленного труда, к которому прибегали крестьяне, зависел от Целого комплекса отношений к земле и от размеров хозяйства. Извест- но, что доля аллодистов, т. е. крестьян, являвшихся полноправными собственниками своей земли, была весьма незначительна, и что нака- нуне революции четыре пятых французской земли еще регулирова- лось феодальными правами. В одно время существовали разные виды Держаний, которые, в зависимости от размеров участка и выплачивае- мых с него налогов и податей, давали разную степень экономической и социальной независимости См обзор таких сложных отношений в Работе П. Губера: Goubert Р. Les paysans et la terre: seigneuries, tenu- res, exploitations / / Braudel F., Labrousse E Histoire economique et sociale de la France. T. II Chap. V.
164 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса Хроника наемного труда проанализировал сложное положение «поденщиков-ткачей» из Бовезиса — «поденщиков летом, ткачей зимой, садовников весь год»1, которые часто были собственниками своего дома, возделы- вали свои несколько акров земли, имели корову и птицу. Подобная ситуация с некоторыми нюансами была почти во всех деревнях и поддерживала растущее производство сельского ремесленниче- ства. Их положение можно было бы определить как положение квазинаемных рабочих, поскольку эти крестьяне продавали свой труд через посредство продукта, который они обрабатывали, од- нако этот продукт им не принадлежал, поскольку сырье поставлял торговец. Доля женщин: мотальщиц, прядильщиц, кружевниц и т. п., — была значительной, так же как и доля детей, которые по- могали отцу в рамках домашнего разделения труда. За необычай- ным разнообразием форм, которые принимало сельское ремесло, можно проследить действие некоего закона: обращение крестья- нина к ремеслу всегда означало наступление экономической за- висимости, невозможность обеспечить воспроизводство жизни семьи на базе имеющегося земледельческого хозяйства. Сельские ремесленники были самыми бедными из деревенских держателей земли1 2. А поскольку сельскохозяйственные рабочие еще беднее и в большей степени являлись наемными, то можно рискнуть экс- траполировать этот закон: обращение к наемному труду, по мень- шей мере в деревне, всегда указывало на большую непрочность положения, и чем больше некто являлся наемным рабочим, тем больше он был обделен. 9. Еще одна группа — «крестьяне-рабочие», если воспользовать- ся современной терминологией, которая лишь приблизительно под- ходит для периода протоиндустрии. Были еще «рабочие-крестьяне». Зачатки промышленной концентрации: рудники, кузнечные цеха, бу- мажные фабрики, — очень часто размещались в деревнях. Размеры их обычно были скромными: десяток, иногда несколько десятков 1 Goubert Р Cent Mille Provinciaux au XVIIr siecle. P 189 2 Например, списки умерших во фламандской деревне показывают, что наличие или отсутствие у умершего ткацкого станка прямо за- висело от размеров и богатства его земельного хозяйства: если оно приносило некоторый семейный достаток, станка не было. См. Men- dels F-F Landwirtschaft urn bauerliches Gewerbe in Flandern in 18. Ja- hrhundert. Цит. no: Leon. P. Histoire economique et sociale du monde Op. cit T III P 22
Глава III. Недостойный наемный труд 165 рабочих на кузню или шахту1. Они нанимали низший персонал в ближайшей сельской местности, но эти полупролетарии сохра- няли прочную связь с землей. Они продолжали возделывать свои наделы и участвовали в полевых работах в период уборки уро- жая или сбора винограда. Такое двойственное положение давало преимущества нанимателю: заработная плата могла быть очень низкой, поскольку у рабочих были другие источники дохода. Од- нако оно имело и свои недостатки, поскольку рабочий-крестьянин меньше зависел от фабрики, он мог не прийти на работу, следовал своему собственному ритму труда. Подчинение рабочего требова- ниям промышленного производства и его закрепление за фабри- кой стало нормой достаточно поздно, лишь в XIX веке (см. гл. V настоящей книги). 10.----Другой вариант этой категории, представляющей собой гибрид из деревенских и городских жителей, из наемных работ- ников и «независимых» пользователей, столь же разнородной, как и предыдущая группа, составляли сезонные рабочие. Сезонная работа была необходима для выживания в регионах с мелкими ленными держаниями. Отсюда и все эти «овернцы», «савойцы» и прочие, которые приходили каждый год в город, чтобы предложить свои специфические услуги в течение нескольких месяцев в году, а затем возвращались к своим наделам, принося в семью допол- нительные денежные средства. Еще одна разновидность — рабо- чие, которые нанимались в деревнях на сезонные работы, жатву, сбор винограда. Олуэн Хафтон тщательно проанализировал очень распространенный обычай «кормиться вдали от дома»* 2. В крайне тяжелых ситуациях, если уезжающий мог обеспечить хотя бы са- мого себя в течение нескольких месяцев где-то в другом месте, не пользуясь семейными ресурсами, это было выгодным делом. Как и сельский ремесленник, он мог согласиться на очень низкую за- работную плату и иметь преимущества в конкуренции с местными рабочими, которые должны были кормить семью и полностью со- держать свое жилище. В противном случае нельзя было бы объяс- Нить, как овернцы могли находить работу даже в Андалузии, в то время как там была хроническая нехватка рабочих мест. Однако —------_ Ьёоп Р La reponse de l’industrie / / Braudel F . Labrousse E Histoire 2 economique et sociale de la France. T. II. Chap. II. P. 260 sq. Hufton O H. The Poor of the Eighteenth Century France.
166 Кастель Р. Метаморфозы социального Вопроса. Хроника наемного труда успех таких предприятий зависел от случая. Часто эти сезонные рабочие немногим отличались от бродяг. 11. Существовал, наконец, настоящий пролетариат, который зарождался в некоторых местах концентрации промышленности: мануфактурах, арсеналах, бумагопрядильнях, рудниках, кузницы... Начало подъема, который испытала промышленность в XIX веке, наметилось еще в XVIII веке. Так, в Анзене в 1789 г. работали 4000 наемных рабочих (один только этот город поставлял на рынок половину всего производившегося во Франции масла). В Айанже (предприятия Бенделя), Крезо и Монсо-ле-Мин в тот же период основывались мощные промышленные империи. Однако для того времени они были скорее исключением. Кроме того нанимаемый персонал оставался очень разнородным. Часто, например на коро- левских мануфактурах, он состоял из рабочей элиты — высококва- лифицированных, относительно хорошо оплачиваемых рабочих. Их зачастую «импортировали» из-за границы: немцев и шведов в металлургии, итальянцев в шелковой промышленности, англичан в отдельных текстильных производствах, голландцев при изготов- лении парусов... Наряду с этим промышленный персонал включал в себя сельских ремесленников по формуле «рассредоточенного предприятия», чье сохранение не было пережитком. Например, на металлургическом заводе Дитриха Нидельбронна в Эльзасе, «совре- менном» для того времени предприятии, из 918 наемных рабочих только 148 работали в цехах1. Таким образом, эквивалент пролета- риата или субпролетариата в современном понимании представлял на нарождающихся заводах наиболее неразвитую часть рабочей силы, самую нестабильную, состоящую из полностью обездоленных людей, у которых не было другой возможности выжить, кроме как пойти на «сатанинскую мельницу» (satanic mills1 2). Итак, вот 11 форм, в которых существовали доиндустриальные наемные или полунаемные рабочие. Я не претендую на исчерпы- вающую типологию: это разнородное скопление было настолько расплывчатым, что можно, конечно, сделать более подробный ана- лиз. Например, можно было бы задаться вопросом, не является ли набор солдат в армию одной из таких форм наемного труда? Так 1 Leon Р. Op cit Р. 260. 2 Поланьи К. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени. СПб.: Алетейя. 2002. С. 45.
Глава III- Недостойный наемный труд 167 получается, если следовать «Энциклопедии» Дидро и Д’Аламбера, которая содержит статью «salarie»': «речь идет в основном об опла- те, которую дают поденщикам или наемникам за их труд»3. Однако я ограничился целью показать чрезвычайную разнородность таких положений. Мой подход позволяет также показать, что очень важ- ные экономические и социальные преобразования, которые про- должались несколько веков и усилились в XVIII веке, не оказали гомогенизирующего действия на положение лиц наемного труда, скорее — наоборот. Эрнест Лабрусс, обнаруживая в конце Старо- го порядка «значительные социально-профессиональные переме- ны», добавляет: «Во многих случаях они оставались разнородными и неоднозначными. Они не всегда сопровождались, как следовало бы, наймом рабочих на полный день, за исключением достаточно малочисленного слоя зарегистрированных наемных рабочих. Тем более не было, как это произойдет с наступлением промышленно- го капитализма,формирования трудящихся нового типа.» Лабрусс подчеркивает решающий вклад так называемых «раздробленных наемных рабочих»3. Несмотря на нехватку достоверных статистических данных, можно рискнуть дать количественную оценку, подтверждающую это впечатление большой разнородности. В деревне прежде все- го — факт редко упоминаемый — эти «раздробленные наемные рабочие» составляют по всей видимости большинство населения. «Можно считать, что, по крайней мере в конце XVIII века, (...) со- ставная группа наемных рабочих становится главенствующей — относительно и абсолютно — среди населения, проживающего в сельской местности.»'1 Эта оценка верна не только для Франции, но и для всех европейских регионов, которые впоследствии стали Цениться, были самыми населенными, короче говоря, самыми раз- В буквальном переводе с фр.: тот, кто получает зарплату. На рус.яз. обычно переводится как «наемный работник», «наемный рабочий». Таким образом, в русскоязычной традиции эта социальная категория связана с работой, а не с вознаграждением за нее (Прим перев ) Encyclopedic, ou Dictionnaire raisonne des sciences, des arts et des tech- 3 niques. T. XIV P. 532. Labrousse E. En servo! de 1’ouvrage / / Braudel F.. Labrousse E. His- 4 toire economique et sociale de la France. T II. P. 711-712. Leon P Morcellement et emergence du monde ouvrier / / Economistes et societes industrielles. T 11. P 495.
168 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда витыми. Нидерланды в XVIII веке были одним из самых богатых регионов Европы: «С использованием вторичной и временной занятости, с мизерны- ми зарплатами, Нидерланды выглядят как огромная текстильная фа- брика, архаичная, слабо индустриализированная, но показывающая отличный пример существенной для выживания взаимодополнитель- ности промышленности в ее старой форме и высокопродуктивного сельского хозяйства на очень незначительных по размерам землях со слишком многочисленным населением.»1 Утверждение о преобладании «составного» типа наемных рабо- чих в деревнях подразумевает, что «чистый» тип наемных рабочих был там в зачаточном состоянии: «Работник на полный рабочий день, живущий исключительно с продажи своей рабочей силы, пред- ставляет лишь меньшинство среди наемных рабочих из крестьян»-’. То же самое и в городе, как в отношении разнородности ситуаций наемного труда, так и в отношении малочисленности «чистых» на- емных рабочих. Они не были новым феноменом, связанным с про- грессом индустриализации. Бронислав Геремек отмечает, что уже «среди ремесленников конца Средних веков категория наемных рабочих носила постоянный и хорошо выраженный характер»1 2 3 4. Эти вышедшие из ремесленничества наемные рабочие постепенно стали полноценным классом, хотя невозможно строго оценить их количественную прогрессию. Этот процесс продолжал захваты- вать в основном мелкие предприятия. В Париже накануне рево- люции соотношение рабочих к нанимателям было примерно пять к одному''. Только в очень ограниченных центрах намечается кон- центрация промышленности, давшей рождение «чистому» тину наемных рабочих. К примеру, в Седане рабочее население (считая с семьями) выросло в период 1683—1789 г. с 800 человек до 14 ты- 1 Garden М. L’industrie avant I’industrialisation / / Histoire economique et sociale du monde. T. Ill P. 27. 2 Leon P Morcellement et emergence du monde ouvrier. P. 495 3 Geremek B. Les marginaux parisiens aux XIVе et XVе siecles. Op. cit. P 279. 4 Перепись, проведенная Брашем в 1791 г., дает пропорцию 16,6 служа щих на 1 хозяина, но она не принимает в расчет ни мелкие предпри- ятия с одним-двумя наемными работниками, ни надомных рабочих, ни тех, кто работал с материалом заказчика. (См.: Soboul A. Paysans, sans-culottes et jacobins. P.: Ed. Sociales, 1966.)
Глава Ш. Недостойный наемный труд 169 сяч, но это исключительный случай. В целом по стране «Франция накануне революции насчитывала примерно 500 тысяч “чистых” наемных рабочих», тогда как в начале XVIII века их было где-то 150-200 тысяч1. Итак, во-первых, отмечался быстрый рост численности на- емных рабочих с полной занятостью, но они оставались все же в меньшинстве, поскольку преобладали составные положения, затрагивавшие примерно половину населения; во-вторых, харак- терно бедственное состояние большинства тех. кто был вынужден прибегать к полному или частичному наемному труду. Неопреде- ленность ситуации наемного рабочего, его подчиненное поло- жение и общественное презрение к нему не позволяли в конце XVIII века предвидеть его последующую судьбу. Наемный рабочий все еще оставался глубоко интегрированным (или ограниченным) в отношения взаимозависимости, носившие печать феодального общества. В этом смысле мы вправе вслед за Ле Гоффом говорить о «долгом средневековье». Модель барщины Начиная со времени промышленной революции наемный труд спонтанно стал осмысливаться по модели свободы и договора. Даже если неоднократно заявлялось о кабальном характере этого договора и о фикции свободы трудящегося, вынужденного прода- вать свою рабочую силу, можно согласиться с тем, что рынок тру- да сводит две независимых с юридической точки зрения личности и что социальная связь, которая завязывается посредством согла- шения между ними, может быть прервана как с той, так и с другой стороны. Эта либеральная концепция наемного труда является Чрезвычайно революционным шагом по отношению к исторически предшествовавшим ей теориям, которые к тому же долгое время продолжали жить, несмотря на их формальную отмену Чтобы объяснить причины медленного наступления современной трак- товки наемного труда, долгий период проб и ошибок, который для этого потребовался, а также трудности, которые пришлось преодо- леть наемному труду, чтобы заставить признать себя, мы выдвига ем предположение, что класс наемных работников родился не -—___________ Leon Р. Morcellement et emergence du monde ouvrier. P. 378.
170 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда от свободы или договора, а от покровительства. Без сомнения, именно в длительности сохранения модели барщины — прототи- па обязательной формы обмена, в которой работник физического труда выполняет поставленную перед ним задачу, — нужно искать глубинную причину сопротивления установлению современного отношения наемного труда. Обязанность трудиться накладывалась вначале в границах лич- ной зависимости и в обозначенном месте. Барщина — это то, что должен (или, точнее, часть того, что должен) ленник своему сеньо- ру: передача самого себя в распоряжение сеньора на определенное количество дней для работы в его хозяйстве1. В этом смысле бар- щина противоположна наемному труду: за нее не получают возна- граждения, она означает личную зависимость крепостного типа и наследует в этом рабству1 2. Вместе с тем, параллельно движению освобождения крепостной рабочей силы, связанному с развити- ем, начиная с XII века, монетарной экономики, барщина все чаще заменялась откупом. Обязательная трудовая повинность заменя- лась обязательной денежной повинностью. Такое преобразование барщины означало откуп от зависимости: ленник мог «свобод- но» организовывать свой труд так, чтобы обеспечить выживание 1 Режим барщины, который принимал разные формы, з своем наиболее чистом виде существовал, без сомнения, в эпоху Каролингов в обла- сти между Луарой и Рейном. Он предполагал деление сеньориального домена на господские земли, обрабатываемые непосоедственно сеньо- ром с его сервами, а также проживающими там рабами, и на «держа- ния», обрабатываемыми либо сервами, либо «свободными» ленниками (свободно отчуждаемые наделы). Подневольные держатели должны были отрабатывать обычно три дня в неделю на господских землях. «Свободные» держатели, хотя и были чаще всего освобождены от еженедельных отработок, все же должны были нес~и тяжелую повин- ность в форме физического .'руда: перевозка грузов, строительство и ремонт построек сеньора, участие в крупных земледельческих рабо- тах, сенокосе, уборке урожая... Эти отработки, которые предполагали личную зависимость в форме прямой обязанности оаботать физиче- ски, представляли даже для «свободных» ленников основную часть обязательных повинностей, связанных с держанием. Подробнее об этом см Josuah I La face cachee du Moyen Age.. Bloch M. La Societe feodale. 2 Барщина одна из харак~еоистик крепостной зависимости, она занима- ет место рабства — завершенной формы личной зависимости.
Глава Ш. Недостойный наемный труд 171 себя и своей семьи, а также выплату сеньору ренты (или других денежных обязательств). Но могло случиться так (и действитель- но часто случалось), что продукции его собственного хозяйства не хватало для выплат по всем этим обязательствам. Тогда ленник «высвобождал» часть своего времени, которое отдавал за опреде ленное вознаграждение сеньору или другому более богатому зем- левладельцу. Так, по-видимому, возник сельский наемный труд. Конкретно это означало, что держатель определенное количество дней в неделю или в год работал за плату в чужом хозяйстве, был на службе у другого хозяина. Наемный работник мог, таким об- разом, «свободно» работать, но лишь с учетом места, которое он занимает в территориальной системе зависимости, а выполняемая им работа идентична той, которая требовалась при барщине. Эти две формы труда — барщина и наемный труд1 — могли, впрочем, сосуществовать не только в одно время, но и у одного индивида. Так, в Англии, где в XI—XII веках крепостная зависи- мость оставалась широко распространенной, некоторые ленники должны были выполнять для своего хозяина «понедельничный на- ряд» (lundinarii). Жорж Дюби отмечает в этой связи: «В некото- рых дворах каждый понедельник назначались lundinarii для бес- платной работы. Если же приходили в другой день, то им давали жалование»2. Английские крестьяне-арендаторы (cottiers) могли 1 Следует напомнить, что вознаграждение за труд не обязательно было в денежном ваде Скорее, при существовавших примитивных формах наемного труда, это было в исключительных случаях. Но «жалова- ние», каким бы ни была его природа, представляет собой разновид- ность заработной платы в той мере, в какой оно выплачивается за ра- боту, выполненную индивидом для постороннего лица, с которым он связан отношением зависимости. Dub у G. L’economie rurale et la vie ties campagnes dans [’Occident me- dieval. P.: Montaigne, 1962. T. I. P. 424 Такой же тип сплетения от- ношения личной зависимости с зачатками отношения наемного труда Можно обнаружить и в других культурных ареалах и даже в эпохи близкие к нашей. Например, сахарные плантации в северо-восточной Бразилии после отмены рабства возделывались tnoradores — работ- никами, которые жили постоянно на плантации, делили свое рабочее время между обработкой выделенного им участка и службой хозяину на плантации, а в некоторые дни могли выполнять определенные ра- боты за вознаграждение. Когда в 50-60-е годы закреплению рабочих
172 Кастели Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда быть в разные дни недели то крепостными, отрабатывающими бар- щину, то временными наемными рабочими, получающими оплату от работодателя. Один и тот же человек, естественно, одинаково работал в понедельник, вторник или в другой день. Иначе говоря, его деятельность в качестве наемного работника не отличалась по своей материальной форме от его крепостной службы. Она также являлась передачей себя самого в распоряжение другого, однако уже не имела юридического статуса личной зависимости. С юри- дической точки зрения барщина и наемный труд противополож- ны друг другу, а исторически наемный труд постепенно вытеснил барщину. Но экзистенциально, если можно так выразиться, отно- сительно типа выполняемой работы и условий, при которых она осуществлялась, что же здесь такого, что отличает «свободного» наемного работника от отрабатывающего барщину в отношении личной зависимости от хозяина? Ничего, если не считать, что в первом случае индивид получал вознаграждение, зарплату. Такое положение не свойственно тем частичным наемным рабочим, которые отдавали в распоряжение только часть сво- ей рабочей силы. Ситуация даже осложнилась для большинства сельскохозяйственных рабочих, работавших с полной занятостью. Многочисленные безземельные крестьяне, часто пожизненно свя- занные с хозяйством собственника земли, работавшие исключи- тельно на него, были полностью зависимыми и полностью, хотя и нищенски, им содержались. Эти слуги или эти наемные рабочие (как концептуально установить различие?) не располагали ничем, кроме силы своих рук, они были пролетариями. Они жили исключи- тельно на вознаграждение, получаемое за свою рабочую силу, они были наемными рабочими. Но зарплата практически сводилась к натуральному довольствию, получаемому с возделываемой земли, питанию за общим столом и ночлегу в хлеву, плюс крошечные де- нежные накопления. Что же касается работы, то она выполнялась при полной зависимости от хозяина, будь то сеньор или другой соб за плантацией наступил конец, и они могли «выбирать», ехать ли на работу в город, где развивался рынок труда, или оставаться, то то- radores стали полноценными наемными сельскохозяйственными ра_ бочими. (См.: Garcia A Libres et assujettis, marche du travail et modes de domination au Nordeste. P.: Eds. de la MSH, 1989 ; а также работы Национального музея Рио-де-Жанейро.)
Глава Ш. Недостойный наемный труд 1 73 ственник1. Поденщики и сезонные рабочие были, несомненно, более «свободными» в том смысле, что они не были постоянно привязаны к одному хозяину, но их положение было, пожалуй, еще более неза- видным. поскольку их завтрашний день никогда не был обеспечен, а бродяжничество постоянно подстерегало. Различные формы сельскохозяйственного наемного труда, или того, что занимает его место, остаются, таким образом, пленни- ками традиционных систем принуждения. Можно ли сказать, что в городе наемному труду удалось от них избавиться? Конечно, ремесленничество, — чьи корни также тянутся к подневольному труду как форме личной зависимости, когда сельский ремесленник работал в домене сеньора на господской земле, — по всей видимо- сти, порвало с формами феодальной зависимости, получив в горо- де свои вольности. Но эти вольности являлись прерогативами ре- месленного цеха, а не лично трудящегося. Ремесленник ни в коей мере не был свободным в своей работе; он был независимым лишь в рамках жесткой системы подчинения цеху, чьи уставы ограни- чивали со всех сторон его инициативы. Его независимость на деле является лишь узуфруктом его участия в коллективных принужде- ниях гильдии. Более того, поскольку городское ремесленничество положило начало основополагающей форме наемного труда в лице 1 Можно было бы поразмышлять над различием между положением прислуги в деревенском хозяйстве и положением членов семьи, рабо- тавших на земле хозяина. Очевидно, что степень зависимости жены и детей от хозяина могла быть такой же сильной или даже сильнее. Однако семейная опека и опека в отношении прислуги существенно различались между собой, если принимать в расчет отношения соб- ственности. Члены семьи вписывались в рамки экономики собственно домашнего хозяйства, они составляли семейную группу, являвшуюся единицей производства и передачи семейных благ. Прислуга, напро- тив, находилась в отношении рыночного типа, даже если собственно Денежные и контрактные его составляющие очень слабо выражены. По отношению к единице семейной экономики слуги являлись — не- смотря на идеологию «патернализма» — чужаками. К тому же слугам могли дать отставку, когда те не могли больше служить, например, были слишком старыми, чтобы работать, в то время как между члена- ми семьи существовало то. что сегодня называется «обязанностью по содержанию» — способ межпоколенческого обмена, основанный не На рыночных отношениях, а на семейной принадлежности.
174 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса- Хроника наемного труда работы подмастерьев, оно перенесло на него модель отношения ра- ботодатель—наемный работник, которая оставалась отмеченной печатью феодального покровительства. Бронислав Геремек отме- чает, что термин «слуга» (valet), предшествовавший термину «под- мастерье», несет на себе знак этой зависимости1. Некоторые черты наемного отношения хозяин-слуга, подмастерье-мастер в эвфе- мизированном виде отсылают нас к концепции феодального пра ва, по которому слуга был «человеком» хозяина. Мастер не только командовал, но еще и запрещал подмастерью работать за стенами своей мастерской наниматься на временную работу к другому рабо- тодателю; подмастерье часто проживал и кормился в доме мастера и т. д. В золотой век городского ремесла подмастерья не имели даже права жениться без разрешения хозяина и часто должны были до- жидаться, пока сами не станут мастерами, чтобы воспользоваться этим преимуществом независимости1 2. Таким образом, отношение найма подчинялось отношению тесной зависимости от мастера, так что для подмастерья, как говорил Геремек, «наемный труд был ско- рее формой передачи в распоряжение самого себя, чем продажей своей рабочей силы»3. Неслучайно «Указ об отмене советов при- сяжных и общин торговли, искусств и ремесел» и «Указ об отмене барщины»4 (которая в XVIII веке все еще продолжала существовать в отдельных провинциях для содержания и строительства дорог) были приняты одновременно в 1776 г. Излагая мотивы, руководив- шие принятием этих двух указов, Тюрго отмечал, что новая свобода предпринимательства должна положить конец традиционной систе- ме принуждений. Несомненно существовали и более «свободные» наемные от- ношения, но они были менее защищенными Можно, таким обра- зом, вывести в итоге такой парадокс: самым желаемым типом на- емного труда в этом обществе бесспорно был тип подмастерья, но именно он сохранял более всего черт, которые можно охарактери- зовать как архаические. Впрочем, нельзя с уверенностью сказать, 1 Geremek В Le salariat dans 1’artisanat parisien P 36. 2 Weber M Histoire economique. Op. cit Вебер M История хозяйства. Город. M Канон-Пресс-Ц, Кучково поле, 2001 3 Geremek В Le salariat dans 1’artisanat parisien P 145 1 Jourdan, Decrouzy. Isambert. Recued general des anciennes lois francai- ses. T. XXII. P 358-370, 370-386
Глава 1П. Недостойный наемный труд 175 что другие формы наемного труда были полностью избавлены от этою наследия. Больше всего на рынок труда были похожи специ- ально отведенные места в городах, куда рабочие, не имеющие ра- боты, должны были приходить на заре для поиска работодателя1. Наем, следовательно, являлся скорее ограниченным присвоением личности, чем юридическим договором по продаже рабочей силы. Покупатель труда «присваивал» работника таким же образом, как в описанном Ж. Дюби случае с понедельничными отработками на господском дворе, когда lundinarii приходили отрабатывать бар- щину за вознаграждение. Пытаться реконструировать то, что мог бы из себя представ- лять класс наемных рабочих в таком типе общества, значит рас- сматривать целое множество ситуаций, общим для которых явля- ется какая-то недостойность. Наемные рабочие ассоциируются не только с материальным лишением, бедностью или положением близким к бедности, но также и с зависимыми сословиями, со- стоящими из «подграждан» или «недограждан», судя по крите- риям, которыми в тот период времени определялись признанные социальные статусы. Конечно, так было потому, что все эти типы наемных рабочих включали людей «подлого состояния» или «про- столюдинов», которые на обмен могли предложить только свою способность к физическому труду, к тому же часто низкоквалифи- цированному. Но ведь наемный труд тогда не мог предложить бо- лее престижной модели, чем та, которая уже была в распоряжении части населения, составляющей «народ» и обязанной трудиться своими руками, чтобы жить или выживать. Виды работ, наделен- ные социальным достоинством, — их число росло, и они диверси- фицировались по мере того, как структурировалось государство и развивались «свободные» профессии (юристы, врачи и т. п.), — не относились к наемному труду. Так, должности, которые раньше жаловались сюзереном в логике дара, все чаще и чаще покупа- лись в связи с продажностью должностей. Купившие должность не отождествлялись с положением наемных ни по порядку их от- Интересныи факт' в Париже была Гревская площадь [place de Gre- ve), от названия которой произошел термин «greviste» (забастов- щик), смысл которого противоположен тому, который эта площадь имела исторически: там собирались рабочие, не имеющие работы и ищущие ее.
176 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда правления, ни по способам получения жалования. Должность со- ответствовала обладанию предприятием, приносящим богатства и почести, тому, кто ее занимает и членам его семьи. Она напомина- ла скорее торговлю, чем государственную службу. Конечно, раз- витие государственного аппарата дает основание говорить о фор- мировании ядра социальных положений наемного труда, дающих престиж и власть. Речь идет о группе государственных служащих, высшая прослойка которых стала со временем «государственной знатью»1. Но в рассматриваемую нами эпоху эта группа была еще в зачаточном состоянии, а ее представителей с трудом можно было отделить от традиционных высших государственных лиц, чье существование базировалось на логике привилегий, а не на логике получения заработной платы за службу1 2. Недостойный наемный труд: он отсылает нас к чрезвычайно разнообразным ситуациям, которые почти исключительно харак- теризуются навязанной деятельностью, связанной с нуждой и вписанной в рамки отношений зависимости. Определение, приве- денное в «Энциклопедии» Дидро и Д'Аламбера, невзирая на «про- грессивную» направленность этого произведения, подтверждает такую пренебрежительную оценку Статья «Заработная плата» дает следующее определение: «плата или жалование, назначенное кому-то, принимая во внимание его мастерство, или в качестве вознаграждения за его труды или службу, которую он сослужил по какому-то случаю. Речь идет главным образом об оплате, которую дают поденщикам или наемникам за их труд»3. Все дальнейшее развитие наемного труда вплоть до конца Старого порядка не вы зывает оптимизма Даже в период его широкого распространения, сектора, в которых наблюдался самый быстрый рост, такие как 1 См.: Bourdieu Р Noblesse d’Etat. Р.: Editions de Minuit, 1989. 2 Так, помимо назначаемых королем представителей государственной власти, таких как интенданты и государственные советники, стали создаваться государственные корпорации: в 1754 г. — управление до- рог и мостов, в 1783 г. — управление государственными рудниками. Они набирались на работу по конкурсу, а их статус соответствовал статусу государственных служащих. Однако только после революции государственная служба приобрела свою структуру и начала предла- гать привлекательные и «благородные» образцы наемного труда. * Encyclopedic, on Dictionnaire raisonne des sciences, des arts et des tech- niques. T XIV P 532.
Глава Ш. Недостойный наемный труд 177 сельское ремесленничество или первый промышленный пролета риат, все равно оставались среди самых бедных. И даже если на емным рабочим удавалось освободиться от старых форм зависимо- сти, то они тут же попадали в новые. В самом деле, показательно, что появление зародыша промышленного пролетариата сопрово- ждалось новыми формами контроля и авторитарного руководства, которые впрочем продолжали усиливаться в XIX веке. Королевский указ от 1749 г запрещал рабочим уходить от своего работодателя, не имея на руках «отпускного билета», подписанного хозяином, а начиная с 1781 г. рабочий должен был иметь «книжку или тетрадь», в которой за подписью представителя административных властей делалась запись, если рабочий покидал место работы. Она должна была предъявляться при приеме на новую работу1. Здесь не просто совпадение Наемные рабочие в нарождающихся центрах концен- трации промышленности были в числе первых, освободившихся от традиционной опеки. Однако, как отмечал в 1788 г. инспектор бу- мажной фабрики в Тьере: «Поскольку большинство этих рабочих не имеют своего места жительства и не держатся за тот или иной край, то они срываются с места по первому капризу который приходит им в голову, а один отсутствующий останавливает работу троих» Отсюда следовали попытки закрепить рабочих на месте с помощью новых нормативных актов. Эти акты являлись продолжением ста- рых принудительных порядков, применявшихся в королевских ма- нуфактурах и Общих госпиталях, в благотворительных мастерских и домах призрения. Таким образом, старая парадигма принудительного труда не была отвергнута даже в то время, когда формировался зародыш современного класса наемных рабочих. Скорее она сопровождала и пыталась управлять его первыми последствиями. Это понятно: условия труда в первых промышленных центрах таковы, что нуж- 1 См. Kaplan S Reflexions sur la police du monde du travail, 1700- 1815 // Revue historique. 1979. Janvier-mars № 261. Такие меры принимались не только во Франции В Генте и Антверпене в конце XVIII века муниципальные указы предписывали наказывать как бро- дяг рабочих и детей бедняков, которые днем ходили по улицам, по- тому что и те и другие должны были работать в это время. (Liss С., г Soly Н. Poverty and Capitalism in Pre-Industrial Europe P 164.) Цит. no: Braudel F . Labrousse E. Histoire economique et sociale de la France T II P 660
178 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного таула но было испытывать крайнюю нужду, чтобы согласиться с подоб- ными «предложениями» работы. Нанятые на таких условиях бедо- лаги мечтали только о том, как поскорее покинуть эти покинутые богом места. И вновь мы не слишком далеко ушли от фигуры бро- дяги. Действительно, именно из рядов этих кочующих дезаффили- рованных групп населения (а также женщин и детей, легко запуги- ваемых и имевших еще меньше возможностей не соглашаться на такие условия труда) нанималась значительная часть рабочих для первых промышленных центров. Следовательно, «нормально», что к ним применялось особо безжалостное принуждение. Большие скопления трудящихся всегда подразумевали подне- вольный труд. Крупное строительство и рудники времен античности, система колониальных плантаций опирались на рабство. Богатства Нового Света были добыты благодаря принудительному труду тузем- цев. которые от него часто умирали. Не имея рабов, по крайней мере в своих метрополиях, а также эквивалента индейских резерваций, из которых черпалась бы рабочая сила, западные христианские обще- ства, должны были разрешить трудную проблему: найти и мобили- зовать рабочих на такую работу, на какую никто бы не согласился, если бы у него была возможность делать что-то другое или вообще ничего не делать. Даже независимо от нравственных побуждений, которые всегда заставляют наказывать бедняков, считающихся по- рочными и опасными, можно понять, почему интерес был направ- лен на определенные категории outcasts, бродяг, каторжников: тре- бовалось выполнять такие работы, от которых любой благородный человек мог только отказаться. К несчастью для работодателей эти маргинальные группы, к тому же часто не признававшие никакого труда, были недостаточно многочисленны, чтобы удовлетворить спрос, возраставший вместе с индустриализацией. Отсюда обраще- ние к «свободным» местным жителям, которых, однако, приходи- лось принуждать. Макс Вебер подчеркивал, что «первые промыш- ленные центры никогда не появлялись без вмешательства нужды» Но порой даже нужды было недостаточно, чтобы заставить выпол- нять эти работы. Вебер рассказывал, что в XVIII веке на рудниках Ньюкасла рабочие были закованы в железные ошейники1 2. Крайняя 1 Weber М. Histoire economique. Р. 198 См. также. Leonard L.M The Eariy History of English Poor Relief. L, 1900. 2 Weber M. Ibid.
Глава Ш. Недостойный наемный труд 179 ситуация, конечно, но она показывает, что ГУЛАГ не был изобре- тением XX века. Его тень с самого начала сопровождала развитие промышленного капитализма. Доказательством могут служить обстоятельства, в которых Иеремия Бентам разрабатывал свою концепцию, изложенную в работе «Набросок работы в пользу бедных». Она не столь извест- на, как «Паноптикум», но, несомненно, более важна. Население, которое имел в виду Бентам, не преступники, но все бедняки, т. е. люди «у которых нет никакой собственности, имеющейся в нали- чии или возможной в будущем, или удовлетворительных или до- статочных средств к существованию»1. Этих людей нужно было арестовывать по заявлению «частных лиц с хорошей репутацией»2 и помещать в работные дома, «равномерно располагающиеся на всей территории страны»3. Система должна была управляться и финансироваться как частная компания, обладающая монополией на данный вид деятельности, по примеру Индийской Компании. В этих учреждениях технология, позволяющая скрыто наблюдать за каждым заключенным, и разделение труда, предвосхитившее тейлоризм, должны были мобилизовываться для обеспечения про- изводительности труда, к которому принуждались бы как инвали- ды, так и здоровые в зависимости от их способностей. Эта утопи- ческая организация труда должна была одновременно искоренить нищету и социальные отклонения и максимально увеличить произ- водительность. Укрепление тотального института выглядит здесь как тень, отбрасываемая либерализацией труда. Все выглядит так, как если бы в конце XVIII века две архаичные Модели отправления власти продолжали проступать на фоне ста- новления отношения наемного труда. Они затрагивали два совер- шенно противоположных типа населения. Один тип (состоящий из дезаффилированных) характеризовался свободой без привязан- ностей, но и без поддержки; его нужно было закрепить силовыми методами. Другой (наследники крепостных на барщине) вписы- вался в рамки традиционной опеки; его нужно было поддержать. Конечно же, выделенные типы не репрезентируют всех отноше- 1 Bentham J Esquisse d’un ouvrage en faveur des pauvres. Trad. fr. P . an X. P. 40. Ibid. P. 246. Ibid P 36.
180 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда ний найма, но еще меньше они отвечают требованиям рациональ- ной организации труда. Постепенное продвижение современных и унифицированных форм наемного труда не могло обойтись без драм, пока его договорная структура — выражение, пришедшее из индивидуалистической философии и юридического формализма установившихся во времена Просвещения, — продолжала отра- жать совершенно другую, устаревшую, конфигурацию социаль- ных отношений1. Таким образом, не стоит поддаваться искушению считать непрерывной историю становления наемного труда. Нет сомнений, в течение веков, предшествовавших падению Старого порядка, наемный труд распространялся, диверсифицировался и можно сказать «развивался». Он становился все более необходи- мым, и ему все труднее было удержаться в традиционных формах организации труда. Он прорывал их во всех направлениях. Одна ко наступление либеральной современности отмечает разрыв по отношению к такого рода «развитию» Она должна была добиться признания свободного доступа к труду против предшествующих форм регулирования; сделать так, чтобы «свободный» труд не мыслился более через отсутствие, как то, что не относится к при- знанным или установленным статусам. Нужно было, чтобы «наем- ный работник» также стал статусом, а социальный вопрос был бы полностью переформулирован. Cassirer Е La philosoohie des Lumieres. Trad. fr. P.: Fayard, 1966 Chap. VI
Глава IV ЛИБЕРАЛЬНАЯ СОВРЕМЕННОСТЬ «Торговля и промышленность привечаются повсюду, и их прише- ствие порождает необычайное брожение, соприкасаясь с остатка- ми свирепого феодального устройства»1. Это суждение в точности отражает то нарастающее раздражение, которое испытывали про- свещенные умы XVIII века по отношению к архаическим структу- рам, сопротивлявшимся мощному напору изменений, трансфор- мировавших экономику и расшатывавших социальные устои. Оно также отражает общепринятую трактовку истоков раздиравших общество антагонизмов: противостояние двух миров в преддве- рии жестокой схватки. И хотя прошлому пока удается обуздывать движущие силы современности, битва между древними и новыми, между адептами прогресса и защитниками архаичных привилегий неминуема. Однако такая картина грешит упрощением. Как показали последующие революционные сражения, процессы, лежащие в основе этого конфликта, намного сложнее, чем однозначное противостояние древнего и нового. Прежде всего, потому что но- вое — в действительности не так уж ново. Оно уже долгое время прокладывало себе дорогу, а его семена проросли еще при «фео- дальном устройстве». Кроме того, это новое неоднородно. Дина- мика роста торговли и промышленности, — если ограничиться этими двумя секторами, упомянутыми Стивартом, — различа- лась как по своему масштабу, так и по ритму. Наконец, этот про- цесс не обладал той всеобщностью, какую ему приписывали его глашатаи. Триумф современности отражал интересы и ценности четко определенных групп, которые боролись не только с при- вилегиями сторонников Старого порядка Без сомнения, Европа XVIII столетия знала своих «прогрессистов» и своих «консерва- торов». Вместе с тем существовала масса людей, занимавших — Stevart J An Inquiry Into the Principles of Poltiical Economy. 1767. T. 1. P 454; цит. no' Rosanvallon P. Le capitalisme utopique. P.: Le Seuil, 1981. P. 49.
182 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда промежуточные позиции между этими крайними полюсами. В частности, представляется неоднозначной позиция тех, кто на- ходился в основании социальной пирамиды. Ясно, что поскольку они не обладали большим числом привилегий, им особенно не- чего было терять. Но что они могли выиграть от этих изменений? Можем ли мы утверждать, что они не проиграют, если былой статус-кво будет нарушен? Как изменится положение этих разнородных групп, вынужден- ных добывать хлеб собственным трудом, чье бедственное положе- ние при «старом обществе» мы обрисовали выше? В чьей игре они станут ставкой? Ниже мы покажем, почему все прогрессивные де- ятели XVIII века содействовали тому, чтобы новым решением со- циального вопроса стал свободный доступ к труду. Но мы попыта- емся также понять, почему это решение оказалось недостаточным и трудно реализуемым и, более того, породило такие конфликты, что в конечном счете стало в большей степени фактором разобще- ния, чем основой для долговременного консенсуса. Это требова- ние свободного доступа к труду, единодушное в кругу сторонников и деятелей Просвещения, на деле было преждевременным. Точнее говоря, оно представляло собой принцип экономического уклада, которому еще только предстояло сложиться. Более того, оно име- ло разрушительные последствия для общества, хотя и вопреки на- мерениям его авторов. Таким образом, свободный доступ к труду, который должен был стать всеобщим и окончательным решением социального вопроса, в исторической перспективе стал лишь сту- пенькой к его новой постановке в XIX веке в виде проблемы инте- грации пролетариата. Массовая уязвимость В конце XVII — начале XVIII веков два новых обстоятельства по- требовали пересмотра вопроса о месте в обществе самых обездо- ленных слоев. С одной стороны, осознание феномена массовой уязвимости, а значит, тщетности всех попыток разрешить соци- альный вопрос путем воздействия лишь на две маргинальные груп- пы населения — на нетрудоспособных нищих, которым помогают, и на бродяг, которых наказывают. С другой стороны, изменение самой концепции труда, который перестает восприниматься лишь как обязанность, отвечающая религиозным, моральным или даже
Глава IV. Либеральная современность 183 экономическим требованиям Он становится источником всякого богатства и, чтобы быть полезным обществу, должен быть перео- смыслен и реорганизован в соответствии с принципами новой по- литической экономии. В том, что касается первого пункта, изменения не столь за- метны. Если бы в ту эпоху было возможно посчитать пропорции населения, пребывающего у порога нищеты, то выявилось бы их поразительное постоянство во времени и в пространстве: в тече- ние как минимум пяти веков и на всей территории Европы к за- паду от Эльбы. Конечно, если даже сегодня непросто определить «порог бедности», то в отношении давних эпох это еще более не- надежное предприятие1. Но в любом обществе и в любую эпоху существуют минимальные (хотя и они часто ужимаются) потреб- ности в питании, одежде, жилище, без удовлетворения которых индивид не способен выжить самостоятельно. Поэтому примем в качестве приблизительного, недостаточного определения нищего доиндустриальной эпохи критерии, предложенные Шарлем де ля Ронсьером, исходя из результатов его исследования положения бедных во Флоренции XIV века: «Это тот, кто не имеет жизненно необходимого и не имеет собственных средств чтобы быть одно- временно сытым (только самое необходимое), одетым (в самую 1 «Порог бедности» следовало бы скорее называть «порогом нищеты», принимая во внимание различие, существовавщее между всеми одо- бряемой и даже необходимой бедностью и нищетой — этим «позором человечества», по выражению доктора Эке (Heccuet), которое мы приводили в начале предыдущей главы. Это различие господствует в общественной мысли XVII столетия, в том числе благодаря стараниям многих «продвинутых» умов. «Богатые будут всегда, а значит должны быть и бедные В правильно управляемых государствах последние ра- ботают и сами обеспечивают свое существование; во всех прочих — они рядятся в нищенскую ветошь и безжалостно выжимают соки из государства под личиной притворства. Пусть будут бедные, но не ни- щие — вот та цель, к которой должны стремиться хорошие админи- страторы» (BrissotJ. Р. Theorie des lois crimineiles. Iе ed. Berlin, 1781 P. 75) Лишним доказательством, что данная позиция была отнюдь не реакционна, является то, что эти слова принадлежат тому само- му Бриссо, который станет одной из заметных гаигур революционной эпохи, а еще раньше — основателем Общества друзей чернокожих, боровшегося за запрещение работорговли и смягчение условий содер- жания рабов.
184 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса Хроника наемного труда простую одежду) и иметь крышу над головой (место для сна в ин- дивидуальном или коллективном жилище)1». По вычислениям Роже Гаскона, основанным на данных о ценах на хлеб, на базовые товары и на жилье в Лионе на рубеже XVI и XVII веков, этот порог был перейден в случае, если семья из четы- рех человек была вынуждена тратить четыре пятых своих средств на покупку хлебных злаков1 2. Какова же доля населения, пребывавшего ниже этого порога? В отсутствие надежной статистики любая оцен- ка будет, конечно, весьма приблизительной. Однако имеющиеся в нашем распоряжении данные о призреваемых позволяют выявить интересные пространственные и временные константы. В Орвьето конца XIII века нищие и попрошайки, находившиеся за «порогом нищеты» и вынужденные жить подаянием, посколь- ку были неспособны сами обеспечить свои минимальные потреб- ности, представляли около 10% городского населения3. Схожие цифры фиксируются в ту же эпоху в сельской Пикардии4 и во Флоренции XIV века5. Доля нищих в Ипре также оценивается в одну десятую городского населения6. Помощь, распределяемая муниципалитетами многих европейских городов в XVI веке, адре- совалась, судя по всему, также примерно 5-10% горожан. Так. в Лионе «между 1534 и 1561 годами еженедельное вспоможение получало немногим более 5% всего населения»7. В XVII веке, как установил Пьер Губер, бюро бедных города Бовэ оказывало помощь в среднем 700-800 горожанам в год, или 6 % городских жителей8. Наконец доклад, адресованный управлением приютами 1 Ропаёге С , de la. Pauvres et pauvrete a Florence au XIVе siecle P. 662. 2 Gascon R. Economic et pauvrete aux XVIe-XVIIe siecles: Lyon, viile exem- plaire et prophetique / / Mollat M. Etudes sur 1’histoire de la pauvrete. T. 2. P. 271 sq. ! Mollat M. Les pauvres an Moyen Age. P. 212. Fossier R. La terre et les hommes en Picardie, jusqu’a la fin du XIIIе sie- cle. Ronciere C.. de la. Pauvres et pauvrete a Florence au XIV" siecle 6 Pirenne H Histoire economique de 1'Occident. P. 487. В описываемую эпоху Ипр (Ypres) являлся одним из крупнейших городов Бельгии (Прим, перев.). Zenon Davis I\ Assistance, humanisme et heresie: le cas de Lyon / / Mollat M. Etudes sur 1’histoire de pauvrete. T. 2. P. 800. Gouhert P Cent Miile Provinciaux au XVIIе siecle . P. 342.
Глава IV, Либеральная современность 185 генеральному совету Парижской коммуны 14 жерминаля II года, причисляет к нищим 68981 жителя столицы, то есть каждого девя- того парижанина1. Мы могли бы привести ссылки и на другие источники, также содержащие более или менее приблизительные данные. Однако вышесказанное позволяет утверждать, что ежегодно в среднем около 5-10% населения, чтобы выжить, нуждалось в помощи, будь то полное иждивение в приютах и «богадельнях», будь то частичное — например, в форме единовременного или регулярно- го распределения питания или пособий. Возможно, эта цифра не превышала 5%, учитывая распространенную тенденцию преуве- личивать драматизм ситуации, однако нельзя забывать и о суще- ствовании «достойных бедняков», а также тех, кто ускользал от любой формы подсчета. Еще сложнее оценить количество при- зреваемых в деревнях, где было мало специализированных учреж- дений. Но есть все основания думать, что здесь они составляли ту же долю населения что и в городах, находясь на иждивении у соседского окружения, если только их не вынуждали «убраться подобру-поздорову» и вести бродячий образ жизни. Иными слова- ми, значительная по объему структурная нищета входит в число несомненных характеристик общества данного типа. Она остается более или менее постоянной величиной на протяжении несколь- ких веков во всех странах, представлявших тогда «богатую» или «развитую» Европу. Но не менее значимой характеристикой доиндустриальных обществ была ситуативная нищета. К примеру, во Флорен- ции середины XIV века число нищих в отдельные годы могло увеличиваться в разы2. У любого исследователя истории при- зрения мы находим описания городов, осаждаемых тучами по- прошаек в годы «дороговизны», выдававшиеся время от време- ни повсюду на протяжении веков. Так, Роже Гаскон высчитал, что в Лионе между 1470 и 1550 годами случилось 29 кризисных Лет3. В худшие из них неимущие крестьяне наводняли города в поисках помощи. В то же время, поскольку удорожание зер- на приводило к снижению «промышленного» производства и к 2 Цит no: Soboul A. Les Sans-Culottes. Р.. Le Seuii, 1968. Р 4о 3 ИопсЛёге С., de la. Pauvres et pauvrete a Florence au XIV‘ siecle Gascon R. Economie et pauvrete..
186 Kacmejb P Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда безработице, за порогом нищеты оказывалась и часть городских простолюдинов. В Бовэ. где нищие составляли в среднем около 6 % горожан, в декабре 1693 г. на 13000 жителей приходилось, согласно переписи кюре, уже 3548 «бедных», не способных вы- жить самостоятельно, т. е. от третьей до четвертой части всего городского населения1. Таким образом, наряду со структурной нищетой существова- ла значительная масса людей, чье положение было настолько не- прочным, что они могли потерять независимость при первом же неблагоприятном стечении обстоятельств. Однако «ситуативный» не значит редкий: поскольку продовольственные кризисы случа- лись в этих обществах регулярно, то любой взрослый, достигший 50 лет, должен был в течение жизни стать свидетелем нескольких из них. Какова доля населения, подверженного этим колебаниям? Здесь уверенности еще меньше, чем даже в случае с «хронической» нищетой. Сопоставление данных, содержащихся в хрониках и в монографических исследованиях, сравнение различных показате- лей (подсчеты «бедных» или «нищих» {nihil habentes) дворов, т. е. таких хозяйств, которые были освобождены даже от уплаты нало- гов, а также изучение свадебных контрактов и посмертных описей имущества, исследование потребительской корзины, бюджетов бедных семей и пр.) позволяют выдвинуть гипотезу, согласно ко- торой «сводить концы с концами» были вынуждены, в зависимости от места и от периода, от трети до половины всего населения, пре- бывая под постоянной угрозой оказаться ниже уровня достатка, обеспечивающего минимальную автономию* 2. Данная проблема не связана напрямую не только с бедностью как таковой, но также с общим уровнем общественного богатства, которое увеличивалось, в то время как значительная часть насе- ления продолжала жить в нужде. Вне всякого сомнения, в пери ' Goubert Р Cent Milie Provinciaux au XVII1 siecle.. P. 343 2 Наиболее полный обзор данных по ситуативной бедности, охваты- вающий различные страны доиндустриальной Европы на протяжении многих зеков, содержится в: Liss С , Soly Н Poverty and Capitalism in Pre-Industrial Europe. См также: Cipolla C.M Before the Industrial Revolution. Доля европейского населения, которое можно назвать «бедным в том смысле, что оно не располагает запасами», оценивается здесь также в 50%.
Глава W. Либеральная современность 187 од XIV-XVIII веков европейские страны бурно развивались: воз- росла продуктивность сельского хозяйства и промышленности, увеличились объемы торговли, принесшей крупные состояния купцам и банкирам, сформировалась влиятельная буржуазия, а восходящая мобильность позволила некоторым группам улучшить свое положение1. Однако нищета остается существеннейшей структурной чертой этих общественных формаций. Ее неомальту- зианское объяснение в терминах ограниченности ресурсов отно- сительно численности населения выглядит недостаточным. Хотя по современным меркам эти общества не были богатыми, они тем не менее не страдали от всеобщего дефицита. При этом создает- ся впечатление, что давление, оказываемое на непосредственных производителей богатства, было соразмерно его росту, вследствие чего их доходы удерживались на уровне обеспечения минималь- ных потребностей. Так, несмотря на изменения, коснувшиеся по- требления продуктов питания и некоторых других составляющих образа жизни, в целом между XIV и XVII веками материальное по- ложение мелкого нормандского землевладельца эволюционирова- ло незначительно. Точно так же бедственное положение лионских шелкоделов XVIII века напоминало условия жизни фламандских сукновалов раннего Средневековья. Наконец, известно, что бед- нейшие рабочие тратили на покупку хлеба до 88 % своего бюдже- та вплоть до Революции2. Значит, массовая нищета была вызвана не только экономиче- скими, но и в неменьшей степени социополитическими причина- ми. Помимо ограниченности ресурсов, в длительной и массовой нужде были повинны безжалостные поборы, ложившиеся тяжким бременем на плечи непосредственных производителей. Постоян- ство системы принуждения («свирепого феодального устройства») позволяет говорить об этом почти пятивековом промежутке вре- мени как о едином, хотя и неоднородном, периоде. Несмотря на См. анализ механизмов этой социальной мобильности, к примеру, в: Bourgeon J. Les Colber' avant Colbert. P_, 1973. Успех высокопостав- ленного чиновника при Людовике XIV увенчал собой двухвековую стратегию шампаньской семьи земледельцев и торговцев, постепен- но завоевавшей сферы крупной торговли, государственной службы и банковского дела. Leon Р. Economies et societes preindustrielles. T. 2. P. 376.
188 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда значительные перемены, положение беднейших слоев населения в условиях данной социополитической формации почти не меня- лось Размер земельной ренты, налоговое бремя, контроль за за- работками могли варьировать, однако на протяжении всего этого периода в Западной Европе, которая, по выражению Пьера Шо- ню1, «вышла из застоя», «вышла из изоляции», у порога нищеты пребывала по меньшей мере треть населения. Такое положение вещей стало меняться к концу XVII века и особенно в XVIII веке. Однако данное изменение с трудом поддает- ся описанию, поскольку объективные параметры нищеты остались по сути прежними. В то же время ограничиться уровнем «пред- ставлений» или «образов» бедности и бедных было бы явно недо- статочно. Они одни имеют мало смысла и ничего не объясняют вне связи с Изменениями контекста и практик. Тем не менее, давайте сначала рассмотрим дискурс об этих группах населения, чтобы за- тем попытаться ухватить ту социальную трансформацию, которую он отражает. Начиная с конца XVII века рассуждения о нищете стали под- черкивать массовый характер этого явления. При этом само знание о том, что нищие составляют значительную часть насе- ления, не являлось чем-то новым. Напротив, уже в течение не- скольких веков литература, посвященная данному предмету, пестрила описаниями «орд» попрошаек и бродяг. Почти все за- конодательные акты, регулирующие бедность (а их было вели- кое множество), издавались по причине «чрезвычайного», как порой писали, разрастания неблагонадежных слоев населения, угрожавших привычному порядку вещей. Однако, несмотря на свою многочисленность, эти группы в течение долгого времени воспринимались как атипичные. Такие выражения, как «попро- шайки» или «бродяги», были призваны подчеркнуть их марги- нальность. Они обозначали людей, находившихся вне общего закона, в том числе — законов, регулирующих бедность. В со- ответствии с предложенной нами моделью, данные слои населе- ния заполняли две области социальной жизни, периферийные по отношению к центральной зоне социальной включенности. На- сколько бы многочисленными ни были эти индивиды — будь то 1 Более подробно об этом см.: Chaunu Р Histoire, science sociale la du- ree, 1’espace et i’homme.
Глава IV Либеральная современность 189 нищие, возвращенные в общество благодаря практикам призре- ния, или дезаффилированные. пребывающие за пределами соци- ального пространства, — их существование не могло поколебать представления об общественном равновесии даже несмотря на то, что эта стабильность зиждилась на «не ахти каких» условиях жизни большей части населения. Новым в конце XVII века стало осознание массовой уязвимости, отличное от многовекового представления о массовой бедности Неприемлемый харак- тер нищеты и таящаяся в ней угроза социальной разобщенности перестали соотноситься исключительно с теми, по сути марги- нальными, элементами, какими являлись призреваемые и дезаф- филированные. Теперь этой опасности подвергся труд как тако- вой, т. е. большинство населения городов и деревень. Поэтому вскоре сфера социального вопроса расширилась, включив в себя положение значительной части народа вообще, а не только его наиболее стигматизированных групп. Во Франции этот сдвиг в восприятии был, очевидно, связан с той сложной ситуацией, которая сложилась к концу правления Людовика XIV. Об этом свидетельствуют слова интендантов, полномочных представителей государственного аппарата, кото- рых априори сложно заподозрить в чрезмерной снисходительно- сти к народу. Так, в 1693 г. интендант Нормандии рисует в своем письме к генеральному контролеру финансов поистине трагиче- скую картину: «Масштабы нищеты и бедности превосходят воображение [...] Множество людей гибнет от недоедания. [Следует опасаться, как бы[ народ, в самом деле умирающий от голода, питающийся одной травой, не срезал и не сгубил зесь хлеб, прежде чем он созреет. [И интендант добавляет:] Только, прошу Вас, не думайте, что я преувеличиваю»'. Слова интенданта Нормандии описывают ситуацию в Ко, яв- ляющейся в основном сельскохозяйственной областью. Однако и в финансовом округе Лиона дела обстояли не многим лучше, о чем примерно в то же время генеральному контролеру писал его интендант: «20000 рабочих, проживающих в городе Лионе и его пригородах, едва сводят концы с концами; если у них не будет работы хотя бы в -------------- Письмо от 4 мая 1693 г Correspondence des controleurs generaux des Finances avec les intendants des provinces. T. I. P., 1874. цит. no: Sas- si-er P. Du bon usage des pauvres. P . Fayard. 1990 P 126.
190 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда течение восьми дней, город наводнится бедными, которые, не имея возможности заработать на жизнь, будут способны дойти до самых жестоких крайностей»1. Трюдэн правильно понимал природу нависшей опасности: скачкообразный переход, т. е. внезапное превращение бедно- сти, которая, оставаясь стабильной, не создавала бы проблем, в форму тотальной нужды, способен повлечь за собой взрыв наси- лия. У этой опасной черты находилось большинство трудового населения. Поэтому чиновники, ответственные за поддержание общественного спокойствия, были встревожены не только увели- чением числа неработающих (бродяг и призреваемых нищих), но и уязвимостью положения тех, кто сам зарабатывал свой хлеб. Крупный государственный деятель Вобан — неравнодушный наблюдатель бедствий народа и мужественный человек, за чью чрезмерную проницательность наградой стала опала, — дал первое четкое определение того, что я называю массовой уязвимостью: «Многолетние изыскания позволили мне ясно увидеть, что в по- следнее время до нищенства доведено около десятой доли населения, каковая впрямь ходит по миру. Что до девяти остальных долей, пять из них не в состоянии подать милостыню первой, поскольку сами едва не нищенствуют»2. Вобан понимал, что нет существенного различия между одной десятой частью населения, оказавшейся в полной нищете, и уяз- вимым большинством того же народа, которое в силу неизменной непрочности условий существования целиком зависит от игры случая. Рассуждая таким образом, Вобан пришел к выводу, что уязвимость положения народа является следствием самой орга- низации труда. Его нищенское существование обусловлено не только крайне невысокой оплатой труда, но и в неменьшей степе- ни непрочностью рабочего места, необходимостью перебиваться временными заработками, чередованием периодов занятости и безработицы: «Множество простого народа, особенно деревенского, не имея определенного занятия, выполняет то одну, то другую подсобную ра- боту... Большинство этих чернорабочих, не владея ничем, кроме сзо- их рук, или немногим более того, работают поденно или сдельно на любого, кто готов их нанять...» Цит. по: Gutton J.-P. La societe et les pauvres. P 94. Vauban. Projet de dime royal. P. 3.
piana IV Либеральная современность 191 Вобан следующим образом описывал судьбу этого прототипа будущих пролетариев: «Ему всегда будет сложно сводить концы с концами Поэтому нет сомнений, что, несмотря на чрезмерную нагрузку, он не сможет от- казаться ни от какой работы»1. Итак, Вобан сказал главное. По меткому выражению де Буа- гильбера, «разорить бедного» не так уж сложно, поскольку раз- ница между бедностью и нищетой «держится на волоске»* 2: новой участью народа стала массовая уязвимость. Эти рассуждения были бы. конечно, невозможны без особого стечения обстоятельств «трагического XVII века», которое тем не менее не может служить единственным объяснением. Ведь даже несмотря на последующее улучшение экономической и социальной ситуации, осознание фе- номена массовой уязвимости никуда не ушло и даже заострилось. В 1720-1730 годы французское общество начало выходить из кризисной ситуации, в которой оно оказалось в конце правления Короля Солнце. Демографический, экономический и социальный взлет ознаменовал окончание голодных лет и подавление наибо- лее страшных эпидемий (чума, охватившая Средиземноморский регион в 1720-е годы, стала последним всплеском этого бедствия). По сути, это означало коней, регуляторной функции смерти, яв- лявшейся со времени Средневековья важнейшим фактором под- держания демографического и экономического равновесия3. ' Ibid. Р 77-78. 2 См. выше. Р 111. ’ Эффективность этого многовекового регулятора внозь подтверждает- ся в конце XVII века. Зимой 1693 г. в городке Бовэ насчитывалось 3584 нуждающихся в помощи «бедняков», большинство которых составля- ли текстильные рабочие, оставшиеся без работы, или те, кому работа не обеспечивала достаточного заработка. Однако всего тринадцать месяцев спустя владельцы фабрик стали жаловаться на нехватку ра- бочих рук «по причине смертности в предыдущий год»: за один только год в городе, насчитывавшем 13000 жителей, погибло 3000 человек (Goubert Р. Cent Mille Provincieux au XVIP siecle. P 343). По подсче- там Марселя Лашивера. вследствие кризиса 1692-1694 годов смерт- ность (от голода, болезней, эпидемий) увеличилась примерно на пол- тора миллиона человек. Приходские книги пестрели такими записями кюре, как: «умер от истощения и голода», «умер от голода и нищеты», «Умер от бедности» (Lachiver М. Les annees de la misere. La famine au iemps du Grand Roi. P : Fayard, 1991 P 157 sq.).
192 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда Парадокс заключается в следующем. Экономический подъем очевиден некоторые сектора экономики — особенно финансы и торговля, укрупняющаяся промышленность — развивались не- вероятными темпами. Этот рост играл на руку, хотя и в неравной мере почти всем социальным группам. И только рабочие остава- лись в проигрыше. По подсчетам Эрнеста Лабрусса, между 1726 и 1789 годами их средняя заработная плата выросла на 26%. в то время как жизнь подорожала на 62%, что означало уменьшение доходов почти на четверть. Это происходило по причине того, что бедные, которым перестала угрожать массовая смерть, продол- жали производить потомство и становились таким образом одно- временно и более многочисленными, и более бедными. Выражаясь более научным языком, «пролетариат и полупролетариат, не на- ходя нанимателя, быстро заполнил рынок труда. [...] Не вызывает сомнений, что демографическая революция XVII века значительно ухудшила и без того непростое положение рабочих, спровоциро- вав увеличение их числа1.» Таким образом, демографический всплеск, который больше не компенсировался повышенной смертностью, сказался отрицатель- но на всем трудовом населении. Кроме того, вследствие развития торгового обмена, обогащавшего финансистов и торговцев, непо- средственные производители становились все более зависимыми от растущих колебаний рынка. В результате массовая уязвимость ширилась, несмотря на то что случаи самой крайней нужды становились, несомненно, более редкими. Хюфтон так сформу- лировал данный парадокс: «Относительная свобода or страха го- лода и эпидемий имела следствием увеличение числа бедных»2 Такое положение дел было характерно не только для Франции, хотя именно ей пришлось заплатить самую высокую цену за три- умф абсолютной монархии. Недавние исследования подтвердили вычисления Грегори Кинга, установившего, что в конце XVII века в во многих отношениях более благополучной Англии — стране, которой удалось раньше, чем Франции, обуздать голод, — на гра- ни нищеты находилось от четверти до половины всего населения ' Labrousse Е. La cnse de I'economie francjaise de la 5n de 1’Ancien ReS‘'r,f au debut de la Revolution. T 1. P.: PUF, 1943, P XXIX. Hujton O F The Poor of the Eighteenth Century France. P. 15 Leon P Economies et societes preindustnelles. Op. cit. T. 2. P. 90.
рлава IV. Либеральная современность 193 р ту же эпоху во Фландрии, по словам Катарины Лисс и Хьюго Соли, «бедный становится синонимом слова рабочий»1. Хотя дан- ная тенденция особенно остро ощущалась в городах, она не огра- ничивалась промышленным сектором. Так, резкий рост сельского ремесла в XVIII веке был не чем иным, как ответом на ухудшение экономической конъюнктуры Хюфтон, к примеру, пишет о де- ревенской «кустарной экономике» (economy of makeshifts), для которой было характерно развитие все новых «побочных видов деятельности»* 2. При всем том, эта «побочная деятельность» не яв- лялась чем-то второстепенным. Она была необходима для выжива- ния большинства крестьян и их семей, которые никогда не могли быть уверены в завтрашнем дне. Таким образом, если «образ» нищего стал включать в себя не только попрошаек и бродяг, то это не было следствием простого изменения в «представлениях». Этот сдвиг отразил парадоксаль- ную ситуацию одновременного улучшения и ухудшения жизни простых людей к концу Старого порядка. Неслучайно, когда после периода экономического роста, достигшего своего пика в шести- десятые годы XVIII века, наступила рецессия3, появились много- численные свидетельства осознания всеобщей уязвимости поло жения народа. Процитируем одно из них: «Можно с уверенностью сказать, что заработок рабочего, даже самого неприхотливого, слишком мал для того, чтобы прокормить его самого, а тем более — чтобы постоянно содержать его семью. А когда в силу старческой немощи он больше не сможет работать, то окажется без средств к существованию, один на один с хворями, неразлучными со старостью | ]. Не менее очевидно, что рабочий, не располагающий иным подспорьем, кроме пары собственных рук, не имеет возможно- сти прокормить многодетную семью, месяцами оплачивать кормилицу Liss С., Soly Н. Poverty and Capitalism in Pre-Industriai Europe. Hufton O F The Poor of the Eighteenth Century France. Op. cit. P. 16. Выражение «побочные виды деятельности» («activites annexes») было Использовано Г. Лефевром (Lefebvre G. Les paysans du Nord pendant la Revolution. P., 1924) мя обозначения феномена сельского ремесла, найма на работы к более богатым крестьянам, пользования имуще- 3 ством коммуны, браконьерства и т.д. Масштабы рецессии, которой характеризовались последние годы Старого порядка, подробно рассмотрены в работе Эрнеста Лабрусса: Ernest Labrousse. La crise de I’economie franpaise de la fin de 1’Ancien Regime au debut de la Revolution. 7 3i|K. 354S
194 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда для нескольких детей малого возраста и оказывать необходимую по- мощь своей супруге в критические моменты появления на свет нового плода их союза. И как часто эта несчастная, проклиная свою плодови- тость, гибнет от нужды посреди мучительного деторождения или от последствий небрежно принятых родов»1. Среди десятков текстов я выбрал этот отрывок, поскольку он содержит экспрессивную, но точную картину положения рабочих. А также потому, что он был напечатан в 1787 г. в бюллетене Фи- лантропического общества, которое в том же году решило выде- лить помощь 1100 нищим. Последние были отобраны среди лиц. достигших восьмидесяти лет и располагавших свидетельством о крещении; среди слепых от рождения; среди состоящих в закон- ном браке беременных женщин и вдов, воспитывающих шестерых детей, старший из которых не достиг 15 лет1 * 3. Никогда до этого не было столь очевидно несоответствие между новой постановкой социального вопроса и традиционной системой призрения, не рас- полагавшей иными инструментами, кроме самых устарелых кате- горий «нетрудоспособности». То же самое верно и в отношении предпринимавшихся попыток борьбы с бродяжничеством: ни дома призрения, ни галеры не могли значимым образом повлиять на по- ложение простого народа. Накануне Революции стала очевидной необходимость пересмотра границ между четырьмя зонами соци- ального пространства: интеграции, уязвимости, защиты г: дезаф- филяции. Свобода труда Одновременно с осознанием массовой уязвимости происходила смена самой концепции труда, что коренным образом сказалось на положении рабочих. Труд был признан основным источником общественного богатства: «Испокон веку мы ищем философский камень; теперь он найден — это труд»3. 1 Caiendrier phiiantropique. Р.. 1787. N XXXIV; цит. по: Kaplow J Les noms des rois. P. 170. Цитируется бюллетень Филантропического общества, основанного в 1780 г. под покровительством Людови- ка XVI. - Kaplow J. Les noms des rois. P. 171. 3 Coppans de R / / Des moyens de detruire la mendicite en France en rendant les mendiants utiles sans ies rendre maiheureux P. 323
рава IV. Либеральная современность 195 Необходимость труда, конечно, не является открытием XVIII века. Своими корнями она уходит в библейское проклятие, и ни одна религиозная или нравственная проповедь не обходится без осуждения праздности. По меньшей мере, это касается тех, кто рынужден заниматься ручным трудом, т. е. тем видом труда, кото- рый в буквальном смысле слова «заставляет потеть» («в поте лица своего будешь ты добывать свой хлеб»), А свобода от обязанности трудиться, которой пользуются господствующие слои, не только не отменяет, но, напротив, усиливает эту необходимость. Если право не заниматься физическим трудом является привилегией в самом прямом смысле этого слова, то трудовая повинность — единствен- ный способ вернуть долг обществу для тех. кто владеет лишь своей парой рук. При этом труд не являлся источником благосостояния. Вплоть до нового времени он выступал скорее в роли компенсации отсутствия богатства. Вначале богатство мыслилось по модели дара или подати: зем- ля, пожалованная сюзереном вассалу в обмен на клятву верности («вотчина»), передавалась по цепочке, порождая социальные от- ношения зависимости, вплоть до самого мелкого землевладельца, которому приходилось ее обрабатывать, поскольку он не мог пред- ложить взамен ничего, кроме собственного труда. Точно так же повинности и должности, дарованные королевской властью или купленные концессии, выступали скорее знаками социального по- ложения, нежели вознаграждением за труд'. Другим источником богатства, наряду с землей и привилегиями, связанными с обще- ственным положением, была торговля. Она строилась по модели неравного обмена, где прибыль не воспринималась как прямая компенсация за вложенный труд. Вплоть до эпохи меркантилизма считалось, что богатство торговца создается всегда за счет того, с кем он торгует. Крупная международная торговля (пряностями, шелком, сахаром, кофе) и даже экспорт мануфактурных продук- тов в дальние страны, стоявшие у истоков огромных купеческих состояний, осуществлялись, как правило, между неравноправны- ми партнерами и являлись, по сути, завуалированными формами завоевания. Эксплуатация Нового света на заре современности стала еще одной иллюстрацией того, что богатство приобреталось Cf. Fourquet F Richesse et puissance, une genealogie de la valeur. P.: La Decouverte. 1989. Chap. IJ
196 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда не производительным трудом, но путем систематического изъятия ресурсов у покоренного коренного населения Доля вложенного труда (к примеру, добыча серебра на рудниках в Перу, транспор- тировка до порта и сопровождение груза до Севильи) кажется сме- хотворной в сравнении со сказочными прибылями, которые при- носили эти формы извлечения богатства, больше напоминающие набеги древних кочевников-завоевателей. Наконец, труд был уде- лом лишь самых обездоленных, т. е. доведенных до полурабства туземцев. Значит, количество труда, вложенного в товар, не может яв- ляться источником его стоимости. Очевидно, что труд не связан напрямую с богатством, и в еще меньшей степени богатство — с трудом. Как правило, самые богатые работают меньше всего или же не работают вовсе. Напротив, чаще всего он является уделом бедняков — тех, кто, зарабатывая копейки, вынужден заниматься ремеслом или обрабатывать землю, чтобы выжить. Труд является одновременно экономической необходимостью и моральной обя- занностью тех, кто ничем не владеет, противовесом праздности, лекарством от людских пороков. Следовательно, он вписывается в дисциплинарные схемы совершенно «естественным» образом. Иначе говоря, между трудом и принуждением существует органи- ческая связь. Нельзя сказать, что экономическая ценность труда равна нулю, поскольку он необходим для удовлетворения потреб- ностей всех тех, кто по своему социальному рангу не обладает достатком. Кроме того, как мы показали выше, начиная с XII века его экономическую функцию признает сама Церковь. Однако эко- номическая польза не воспринимается в качестве самостоятель- ного измерения труда. В обязанности трудиться, составляющей антропологическое отличие народа от привилегированных слоев, неразрывно переплетены религиозный, моральный, социальный и экономический аспекты Данная модель оставалась актуальной и в XVI веке, где, как считается, берет начало современный капи- тализм. Так, Жуан Луи Вив, которому часто ставят в заслугу то, что он привнес требования капитализма в старый мир «средневе- кой» системы призрения, основанной на религиозных ценностях, стремился заставить работать всех бедняков, включая инвали- дов. Он считал это необходимым, в первую очередь, по причине того, что, «будучи заняты полезным трудом, они были бы ограж- дены от нехороших мыслей и порывов, которые возникли бы в
рлава IV. Либеральная современность 197 праздности»1. В учреждениях принудительного труда последний, как и религиозные упражнения, с которыми он всегда шел в паре, ценился своим воспитательным воздействием не менее, чем сво- ей экономической пользой. Крайним примером этой дисципли- нарной функции труда может служить амстердамский Распхёйс (Rasphaus), основанный в конце XVI века. Эта мера муниципаль- ной политики имела, как нередко подчеркивают, рациональный и «буржуазный» характер. Неисправимых попрошаек запирали в полузатопленный подвал, из которого, под страхом утонуть, они были вынуждены безостановочно откачивать воду. Здесь мы имеем дело с примером максимизации дрессировочной функции труда при нулевой экономической пользе2. Меркантилизм стал важным этапом в осознании [производи- тельной] ценности труда, однако она все еще продолжала мыс- литься в рамках старой дисциплинарной модели. Стремясь макси- мизировать отдачу от всех ресурсов королевства, меркантилисты пришли к выводу о необходимости мобилизовать также всю его рабочую силу. С этой точки зрения, незадействованный потен- циал бездельников представлял собой недоразумение которому нужно было положить конец. Но несмотря на то что труд приоб- ретал, в том числе благодаря своей экономической полезности, ис- ключительную ценность, он продолжал восприниматься в первую очередь как средство достижения политической цели — усиления позиций королевства в международной торговле (промышленная политика играла подчиненную роль по отношению к торговле, ко- торая в свою очередь служила увеличению мощи королевства). Труд все еще не находил обоснования в себе самом. Нетрудно уви- 1 Vives J. V. De 1’assistance aux pauvres. Такой вгляд на труд сохранялся и после утверждения капитализма в XIX веке в Ирландии существовали так называемые «голодные башни», которые возводились нищими только для того, чтобы затем сразу быть разрушенными: «Вместо того чтобы раздавать картофель нищим бесплатно, их вынуждали работать с тем, чтобы они заслужи ли на него право. А поскольку работы не находилось, то их заставляли возводить среди голого поля башни. Эти бессмысленные конструкции получили в народе имя «голодных башен» И поскольку пока длился голод, их успевало появиться изрядное количество, безработным по РУчали их разрушать» (Duboin J L'economie distributive s’impose. P Leedis, 1950. P. 81 )
198 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса Хроника наемного труда деть, что меркантилистский продуктивизм органично сочетался с религиозной концепцией труда как искупления и с моралистской концепцией, в соответствии с которой труд — речь все еще идет о принудительном труде — необходим, чтобы бороться с дурны- ми наклонностями человеческой природы. В общих госпиталях, в королевских мануфактурах или мануфактурах, предусмотренных специально для бедных, наибольшая производительность труда была достигнута благодаря строгому контролю и железной дисци- плине, а рабочие задания сочетались с религиозными упражнени- ями. Словом, в целях поощрения труда меркантилисты возродили дисциплинарные институты заточения, параллельно усилив влия- ние корпоративных правил. Таким образом, для меркантилизма, как и для предыдущих форм регулирования труда, основанных на моральном или религиозном императиве, его экономическая ценность не имела первостепенно- го значения. Значит, труд не мог развиваться «свободно», нуждаясь в постоянном контроле со стороны внешних систем принуждения. Его «эмансипация» от подобных представлений стала возможна лишь с приходом либерализма, который утвердил необходимость свободного труда. Ханна Арендт так резюмирует основные этапы формирования современной концепции труда: «Неожиданное, невиданное возвышение труда, занимавшего до- селе самое презираемое, самое низкое положение, в ранг наиболее почетного из человеческих занятий, началось тогда, когда Локк об- наружил, что он является источником любой собственности. Позднее Адам Смит установил, что труд есть также источник любого богат- ства. Наконец, оно достигло своей кульминации в марксовой «систе- ме труда», где труд становится источником всякой продуктивности и главным выражением человеческой природы как таковой.»1 В этой эволюции ключевая роль отводится Адаму Смиту, кото- рый писал: «Следовательно, ценность некоего товара для лица, которое им владеет и которое предполагает не использовать его для собственного употребления, но обменять на другие товары, равна количеству тру- да, какое позволяет ему приобрести или каким позволяет располагать данный товар. Таким образом, труд есть действительное мерило мено- 1 Arendt Н Condition de 1’homme moderne. Г' ed. 1958. Trad. fr. P. Calrn- ann-Levy, 1983. P. 114-115.
Глава IV. Либеральная современности 199 вой стоимости всех товаров [ I Не на золото или серебро, а только на труд первоначально были приобретены все богатства мира.»1 Однако эта позиция не лишена некоторой двусмысленности. Установив, что мерилом меновой стоимости товаров является коли- чество труда, Адам Смит, в отличие от Маркса, не берется утверж- дать, что это количество труда представляет собой настоящий и экс- клюзивный источник стоимости любого товара1 2. Подобно тому, как Локк интересуется не столько самим трудом, сколько основаниями частной собственности, Смит стремится обосновать существование рынка, при котором возможны свободный обмен товарами и неогра- ниченное накопление богатств. А такой рынок требует, чтобы осно- ванием для товарообмена служили затраты на их производство. Обмен, при котором один навязывал условия сделки другому, уходит в прошлое: отныне он должен обеспечивать справедливый баланс интересов обоих партнеров. Но это возможно лишь при на- личии свободного рынка, где товары обмениваются исходя из их трудовой стоимости, произведенной свободным трудом. «Своей полезностью промышленность обязана свободе; без этой свободы от промышленности не было бы никакой пользы, более того она переродилась бы в монополии, которые непременно привели бы Государство к разорению»3. Монополии делают невозможным сво- 1 Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов (Кни- ги I—III) / отв. ред. Л И. Абалкин М : Наука, 1993 С 144. 2 Более подробный анализ этого вопроса см. в . Дюмон Л. Homo Aequalis. I. Генезис и расцвет экономической идеологии. М.: Nota-Bene, 2000. Quesnay F Ordre nature! et essentiel des societes politiques. P., 1767; Цит. no: Labrousse E, Braudel F Histoire economique et sociale de la France. T. II. P 225. Мы не будем специально останавливаться на срав- нении либерализма Адама Смита и позиции физиократов. Для настоя- щего изложения важно лишь то, что. несмотря на свою привязанность к земле как подлинному источнику богатства, физиократы являются ярыми поборниками свободного обмена («Свобода, совершенная сво- бода, полная неприкосновенность — вот основной закон», — писал аббат Бодо в «Journal de I'agriculture») и первостепенного значения тРУДа, необходимого для извлечения дохода из земли: «сельскохо- зяйственный труд возвращает сторицей авансированные затраты, оплачивает ручную работу по возделыванию земли и кроме того про- изводит доход земельного владения» (Quesnay F. Article «Grains» / / Encyclopedic, дения, физиократы и первые либералы единодушны в своей непримиримой борьбе с монополиями и привилегиями.
200 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда бодный оборот товаров и одновременно — их свободное производ- ство. Подобно феодальным князькам, они концентрируют богат- ства и навязывают неравный обмен. Неслучайно ценность труда как производителя богатств утверждается параллельно с тем, как экономический обмен начинает восприниматься в качестве опоры для стабильного общественного порядка, гарантирующего соблю- дение партнерских интересов. В основу своей политической эко- номии Адам Смит кладет принцип свободного рыночного обмена. Однако реализация этой свободы обмена предполагает также сво- боду труда, а значит — либерализацию труда рабочих: «Самая священная и неприкосновенная собственность есть право каждого человека на собственный труд, ибо труд есть первооснова вся- кой иной собственности. Все достояние бедняка заключается в силе и ловкости его рук, и мешать ему пользоваться этой силой и ловкостью так, как он сам считает для себя удобным, если только он не вредит своему ближнему, значит прямо посягать на эту священнейшую соб- ственность. Это представляет собой явное посягательство на исконную свободу как самого работника, так и тех, кто хотел бы нанять его.»1 Настоящим открытием XVIII века стало, таким образом, пони- мание необходимости не труда как такового, но необходимости свободы труда. Она в свою очередь, требовала разрушения го- сподствовавших на тот момент регулируемых и принудительных форм организации труда. Наиболее ярко это идейное течение проявилось в деятельности А. Тюрго. За тот короткий промежу- ток времени, пока Людовик XVI оказывал полную поддержку его инициативам, ему удалось упразднить ремесленные цеха вместе с работными домами, а также пережитки барщины. В статье «Осно- вы» (Fondation), которую он незадолго до того написал для «Энци- клопедии», содержатся философские основания его деятельности. Здесь он выразил суть политической философии либерализма, которая полностью переопределяет функции государства: «Долг Государства в отношении своих подданных заключается в том, чтобы покончить с препятствиями, мешающими предпринима- тельству или пользованию его плодами»* 2. Минимальное государ- ’ Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов (Кни- ги 1—III) / отв. ред. Л.И. Абалкин. М.. Наука, 1993. С. 247 2 Turgot A.R. Edit portant suppression des jurandes et communautes de commerce, arts et metiers / / Jourdan, Decrouzy, Isarnbert. Receuil ge- neral des anciennes lois francaises. T. XXIII. P. 372.
Глава IV- Либеральная современность 201 ство должно ограничиться тем, чтобы ограждать рынок от вме- шательства и гарантировать тем, кто занимается свободным пред- принимательством, что их прибыль не будет у них отнята. Как и для Адама Смита, для Тюрго истинным двигателем и регулятором общества является интерес. Роль же государства сводится к тому, чтобы обеспечивать условия для свободного выражения игры ин- тересов: «Если люди крепко заинтересованы в том благе, которого Вы для них желаете, дайте им свободу действия — вот главный и единственный принцип. Ежели Вам покажется, что они отдают- ся делу с меньшим рвением, чем Вы бы того желали, усильте их интерес»1. Чтобы достичь этих целей, необходимо было удалить две основ- ные помехи: работные дома и общие госпитали. К концу Старого порядка эти благотворительные институты, чье назначение со- стояло в помощи нищим, а некоторых из них — в принуждении к труду, были полностью дискредитированы в глазах деятелей Про- свещения2. Эти учреждения превратились в обители ужаса, где посреди отвратительной нищеты, тесноты и грязи царил произвол неподконтрольной власти. Будучи предметом нравственного и по- литического осуждения, эти закрытые институты в еще большей степени воспринимались как преступление против принципов но- вой либеральной экономики. Они не только плохо обращались с бедными, но и убивали в зародыше потенциальное богатство, сво- дя на нет их рабочую силу. С наибольшей прозорливостью эти новые настроения выразил Монлино. В отличие от передовых умов эпохи, он не довольство- вался заявлениями о несогласии с существованием принудитель- ного труда, но сформулировал более глубокие причины своего враждебного отношения к практикам заточения: «Если новая фабрика не является плодом предпринимательства и не управляется личным интересом, то она не может преуспеть: только дух соревнования, только стремление улучшить свою судьбу лежит в основе хотя и медленного, но непременного прогресса всех промыслов ' Ibid Р. 54. См., к примеру: Mirabeau V. L’ami des homines. P., 1774. T. 2. P. 349; Telles-Dacosta Plan general des hospices du royaume. P., 1789: «Сами названия дом призрения и госпиталь стали постыдными и служат лишь тому, чтобы внушать естественное чувство отвращения тем под- данным, которые более всего нуждаются в помощи и участии» (Р. 4.).
202 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда и ремесел. Можно ли, спрашивается, ожидать старания и ловкости от толпы людей, которым достается лишь скорбный хлеб и никакой талант не может принести ни богатства, ни почестей?»' Вся либеральная идеология заключена в этих нескольких стро- ках: свобода труда должна высвободить частную инициативу, вкус к риску и к старанию, соревновательный дух. Стремление улучшить свое социальное положение является непременным двигателем промышленного развития. Здесь мы имеем дело с полной противо- положностью традиционного мировоззрения, для которого соци- альная норма заключалась в том, чтобы занять свое место внутри жестко установленной иерархии и не посягать на большее. Про- изошел полный разрыв с патерналистским обществом гильдий, статусов, сословий. Но на стыке этих двух миров родилось новое определение труда, которое подготовит приход нового строя на ме- сто Старого порядка. Сообразуясь с этими принципами, в 1776 г. Тюрго решил упразднить работные дома, воспроизводившие традицию прину- дительного труда (без большого успеха, поскольку их восстано- вили вскоре после того, как он впал в немилость). Вторая группа мер, предпринятая в том же году и направленная на ликвидацию такой формы регулирования труда, как ремесленные цеха, стави- ла перед собой еще более амбициозные цели. Она должна была примирить требования естественного права и экономической эф- фективности. Подобно Монлино, Тюрго воспринимал традицион- ные формы регулирования труда как тормоз для раскрытия ини- циативы свободного субъекта, движимого поиском реализации собственного интереса, который лежит в основе производства: «Мы желаем ликвидировать эти беззаконные учреждения, не по- зволяющие бедняку жить своим трудом [...] гасящие дух соревно- вания и усердие»1 2. В основе этих мер лежало официальное признание настоящего права на труд: «Господь, наделив человека нуждами, обрекши его в трудах зарабатывать свой хлеб, превратил труд в самое священное 1 Montlinot Leclerc de С.А. Quels sont les moyens de detruire ia mendici- te, de rendre les pauvres utiies et de les secourir dans la viile de Soissons. Soissons, 1770. P. 18. 2 Montlinot Leclerc de C A. Quels sont les moyens de detruire la mendi- cite. . P. 4.
Глава IV- Либеральная современность 203 И самое неотъемлемое право каждого человека»1. Мог ли Тюрго предвидеть огромные последствия провозглашения права на труд, которое станет предметом жесточайших социальных баталий XIX столетия? Безусловно, нет. Однако, выводя необходимость трудиться не из общества, а из природы, он совершил настоящую революцию. Свобода труда отныне стала обладать обязательно- стью закона природы, в то время как исторические формы его ор- ганизации изменчивы. Из чего следует, что, поскольку эти формы до сих пор несли на себе печать принуждения, то они произвольны и беззаконны. Исторический процесс сбился с курса природной и, следовательно, рациональной необходимости, ставя «частный интерес выше общественного блага». Партикуляристское обще- ство, исторически организованное на базе привилегий, узаконило монополии. Настало время распрощаться с этим наследием старо- го мира и дать ход свободной игре законов природы. Свободный до- ступ к труду, создание свободного рынка рабочей силы знаменуют собой воцарение рационального социального порядка на руинах произвольного устройства старого общества2. Кроме того, утверждение свободы как естественного права должно позволить привести в соответствие конкретные интересы различных групп, занятых общественно полезной деятельностью (в отличие от паразитов — обладателей привилегий). В первую очередь это касается категорий нанимателей и наемных работ- ников, чьи позиции, с этой точки зрения, выглядят взаимодо- полнительными. Их антагонизм был вскрыт позднее. Рабочим совершенно необходимо работать, поскольку для них это вопрос выживания: «Мы должны в особенности защитить класс лю- дей, которые, не имея иной собственности, кроме своей рабочей силы, более других имеют нужду и право располагать по своему Усмотрению теми единственными ресурсами, которые помогают --------------- Ibid. Р. 375. Критикуя Устав ремесленников 1563 г., Адам Смит Утверждал, что «Самая священная и неприкосновенная собствен- ность есть право каждого человека на собственный труд» которое он называл также «врожденным» (Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов...) Более подробно об этой концепции истории как источнике иррацио- нальности в противоположность естественному и рациональному Устройству общества, см. в: Procacci С. Gouverner la misere. Р.: Le Seuil, 1993. Chap. 1.
204 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда им выживать»1. Однако и наниматели нуждаются в том, чтобы свободно располагать наличной рабочей силой, поскольку ина- че не смогут развиваться их предприятия: «Сегодня все классы граждан лишены права выбирать рабочих, которых они хотели бы нанять, и преимуществ конкуренции, выражающихся в более низкой стоимости и в лучшем качестве труда»1 2. Эта кажущаяся комлементарность интересов не означает, что создание свободного рынка труда было одинаково выгодно как на- нимателям, так и наемным работникам. Но в тот момент основным условием глубокого преобразования организации труда представ- лялась свободная, ничем не опосредованная игра конкурирующих или взаимовыгодных интересов. Из этого базового принципа было пока сложно вывести все последствия, которые, впрочем, не за- ставили себя ждать. Уже само признание того факта, что труд производит богатство, а свобода максимизирует от него отдачу, способно повлечь за собой глубокое изменение отношения к низким и презираемым массам — рабочим рукам нации. Отныне богатство всего общества стало зави- сеть от умения рационально использовать эту рабочую силу. Даже самый бедный рабочий потенциально богат в силу своей способно- сти трудиться. Остается лишь правильно распорядиться ею с целью извлечения дохода. Меркантилизм предвосхитил положение ли- берализма, согласно которому политика государства должна огра- ничиваться тем, чтобы содействовать максимальному раскрытию способности своего населения к труду. Но эта констатация обще- ственной полезности труда дополнилась теперь существенным уточнением, касающимся условий труда рабочих. Меркантилизм не сумел воспользоваться своим открытием по причине репрессив- ной и директивной инструментализации труда, делавшей его контр- продуктивным. Накануне Революции автор, чье имя заслуживает войти в историю, смог ясно изложить ту новую стратегию, которую следовало применить в отношении трудящегося народа: «Если общественное благоденствие покоится на труде, то необхо- димо, чтобы привилегированное сословие радело о рабочем классе. Предотвращение беспорядков и общественных несчастий является, безусловно, нашей обязанностью. А это требует непрестанной забо- 1 Turgot A.R.. Edit portant suppression des jurandes. P. 376. 2 Ibid.
Глава IV- Либеральная современность 205 ты об обширном и исключительно полезном питомнике подданных, предназначенных к тому, чтобы обрабатывать наши поля, перевозить наши товары работать на наших мануфактурах и в мастерских.*’ В этом тексте отчетливо прослеживается двойственность от- ношения к трудовым массам. Старая репрессивная установка не отвергается. Она остается актуальной на случай беспорядков, на которые может сподвинуть крайняя нужда тех, кому больше не- чего терять. Но в отношении большинства бедных, составляющих также большую часть населения, обретает свой полный смысл метафора «питомника». Различные категории трудящегося наро- да становятся предметом заботливого ухода, в буквальном смыс- ле слова культивирования, т. е. целенаправленного воздействия, имеющего задачей заставить трудиться с тем, чтобы взрастить и собрать плоды этого труда — общественное богатство. Так, народ становится действительным источником богатства наций: конеч- но, при условии, что он работает2. 1 Сореаи С.Р. Essai sur I'etablissement des hopitaux des grandes villes. P., 1787. P. 142. Это требование встало жестко еще и потому, что в XVIII веке было широко распространено убеждение что население уменьшается. См., к примеру, статью «Население», написанную Кенэдля «Энциклопе- дии», или Монтескье: «Произведя подсчет с наибольшей точностью, ка- кая только возможна в таких вопросах, я пришел к выводу, что теперь на земле осталась едва десятая часть людей, живших на ней в древности. И удивительно то, что ее население уменьшается с каждым днем; если так будет продолжаться, через десять столетий она превратится в пустыню» (Монтескье Ш.Л. Персидские письма. Письмо СХП / / Французский фривольный роман. М : «ПОЛОС», 1993. Р 350.) Монтескье принадле- жит также следующая фраза: «Бедность проистекает не от того, что че- ловек ничего не имеет, а от того, что он не работает» (Монтескье Ш.Л. О духе законов. М.: Мысль, 1999. С. 376). Понятно, что это одновремен- ное осознание ценности труда и редкости работников способствует тому, чтобы увидеть в труде главный источник богатства. Неслучайно именно в эту эпоху начала формироваться политическая воля в области «защиты детей» и государственного финансирования воспитания беспризорников с целью «пополнения королевства» (См. Laget М. «Note sur les reanimations des nouveau-nes» / / Annales de demograplre historicue, 1983). Целостный взгляд на историю полити- ки в сфере призрения брошенных детей см. в: Assiscot В. L'abandon d'enfant, etude de sociologie. Диссертация на получение степени док- тора социологии Университет Париж-8. 1993.
206 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда Его труд должен быть выгоден «привилегированному классу». Подобное видение вещей в равной степени удалено как от сен- тиментальности филантропического призрения, так и от репрес- сивной идеологии надзора, стремившейся к тому, чтобы занять трудом праздных бродяг. Новая постановка проблемы касалась положения всего народа и потребовала новой системы организа- ции труда. Не веления сердца, но уроки экономики заставили из- менить взгляд на бедность: интересы всей нации и прежде всего имущих потребовали формирования новой политики в отношении бедняцких масс. Призрение, как и являющийся его обратной сто- роной репрессивный надзор, теряли свою актуальность. Однако среди представителей «привилегированного класса» в этом вопросе не было единства. Так, филантропия все еще оста- валась в моде при дворе и в великосветских салонах. В то же вре- мя официальная политика не отказывалась от многовекового по- рядка, предписывавшего наказывать бродяг и попрошаек. Не раз подчеркивалось, что известный ордонанс 1764 г. и практика его применения лишь систематизировали самые старые рецепты, ко- торые оставались главной линией политики королевства вплоть до его падения. Однако Тюрго, являвшийся носителем нового мировоззрения, также не был маргиналом. Во время своего не- долгого пребывания у власти в качестве генерального контро- лера финансов он сумел поколебать два основных элемента, на которых зиждилась традиционная организация труда: цеха и институты принудительного труда. Отстранив его от власти. Старый порядок, возможно, упустил свой шанс на «реформен- ное» развитие. Таким образом, эти два проекта управления расходились в во- просах бедности, труда, попрошайничества и бродяжничества. Однако они не были равноценными. Осознание массовой уяз- вимости и принципиальной важности труда как производителя общественного богатства привело к дискредитации и отходу на второй план традиционных политических мер распределения помощи и принудительного труда. В сущности, это произошло по причине невозможности решить социальный вопрос, воздей- ствуя лишь на его маргинальные зоны, какими являлись зависи- мость от посторонней помощи и социальная изоляция. Точно так же оказывалась весьма сомнительной эффективность превентив- ных методов. Поскольку в основании этих проблем лежал труд, а
piasa IV Либеральная современность 207 нищета или массовая уязвимость являлись по большей части ре- зультатом в корне неправильной организации труда, то социаль- ный вопрос требовалось поставить в виде задачи по его реорга- низации. Обеспечение свободного доступа к труду должно было преодолеть ограниченность разрозненных мер, адресованных отдельным категориям населения, будь то попрошайки, бродяги, нищие старики, дети-сироты и т.д. Затрагивая всю совокупность работающих, свободный доступ к труду должен был решить про- блему массовой уязвимости и, в частности, благоприятно ска- заться на положении наемных работников. Он также являлся целью более общей политики, которая должна была привести к структурной реформе общества Старого порядка. Очевидно, что именно в этом лозунге было сконцентрировано ее «прогрессив- ное» начало. Тони очень точно выразил суть этого либерально- го порыва, разделяемого всеми деятелями Просвещения «В ту эпоху главным врагом считалась монополия; лозунгом, во имя которого [они] сражались, была отмена привилегий; их идеалом было общество, где каждый человек мог иметь свободный доступ к экономическим возможностям и пользоваться богатствами, созданными его трудом»1. Либерализация труда представляла со- бой ключ к воплощению этой программы1 2. 1 Tawney R.A. The Acquisitive Society. L.: Collins. 1961. P. 23 (Iе ed. 1926). 2 Хотя это, конечно, не означает, что освобождение труда является единственным вариантом реформы или универсальным рецептом. Затрагивая з первую очередь положение наемных рабочих (вот поче- му мы особо подчеркиваем его важность), оно не решало проблемы крестьянской нищеты. Однако невозможно отрицать наличие связи между отменой в ночь на 4 августа феодальных прав, упразднением регламентации труда и вступлением з силу закона Ле Шапелье: и та, и другая мера направлена на отмену архаичных привилегий и вводит в свободный оборот землю и труд. Другая возможность заключалась в налоговой реформе. Выступая за замену системы взимания налогов, которая сильнее всего ударяла по самым неимущим, пропорциональ- ным налогообложением — королевской данью (dime royale), Вобан также хотел победить массовую нищету. Однако, подобно другим по- пыткам фискальной реформы, предпринимавшимся на протяжении XVIII века, данный проект натолкнулся на такое же активное сопро- тивление со стороны привилегированных слоев, какое сопровождало либерализацию труда и земли.
208 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного груда В подражание новой историографии мы вправе задаться во- просом, насколько точно данное представление отражало совре- менную ему систему организации труда, которой, как мы увидели выше, удавалось по большей части обходить эти традиционные ограничения1? Подобно бытовавшим в недавнем прошлом пред- ставлениям о бродяжничестве и вскоре сложившимся представ- лениям о пауперизме, созданный первыми либералами образ труда, находящегося под полным контролем монополий и приви- легий, был не чем иным, как социальным конструктом, который, безусловно, затушевывал сформировавшееся к тому времени не- малое многообразие конкретных форм трудовых отношений. Од- нако он имел революционные последствия благодаря тому, что стал частью глобального изменения, перевернувшего в XVIII веке сами основания концепции социального устройства. В эпоху Про- свещения общество перестало соотноситься с трансцендентным миропорядком, найдя принцип своей организации в себе самом. Иными словами, рынок и контракт стали операторами этого пере- хода от трансцендентного основания к имманентности общества самому себе. Социальный контракт Руссо — легший в основу об- щественного порядка, покоящегося исключительно на воле граж- дан, — предполагает, что социальные субъекты организуются в коллектив по собственному почину вместо того, чтобы подчинять- ся внешней Воле, которая командует ими сверху. По замечанию Марселя Гоше, контракт ознаменовал эмансипацию общества от схемы «субординации»1 2. Почти одновременно Адам Смит открыва- ет первичность рынка, «автономного принципа социальной спло- ченности, не зависящего от воли индивидов и обеспечивающего их единство совершенно неизвестным им образом»3. Утверждение новой пары «трудовой договор» / «свободный доступ на рынки» на месте старой пары «корпоративная опе- ка» / «торговые монополии» выразило — в конкретном плане 1 См.: Sonescher М. Work and Wages. 2 Gauchet М. De I'avenement de i’individu a ia decouverte de ia societe // Annales ESC Mai-juin 1979. P. 463. 3 Ibid. Согласно Гоше, рынок знаменует собой разрыв с трансцендент- ным основанием общественного устройства в еще большей степени, чем контракт, поскольку он избавляется от всякой ссылки на созна- ние и на волю.
Глава IV. Либеральная современность 209 организации производства и торговли — общую установку на эмансипацию от системы принуждений, основанной на подчи- нении субъектов Всеобъемлющему, Богу или его наместнику на земле Королю, и на их встраивании в иерархию сословий, гиль- дий, статусов, наследуемых современностью, которая вот-вот нанесет сокрушительное поражение старому «холистскому» обществу1. Почему, если абстрагироваться от собственно эко- номических интересов, эта борьба не смогла объединить весь лагерь Просвещения? «Нерушимый и священный долг» На момент падения Старого порядка появляется текст, с удиви- тельной ясностью обобщивший идейное движение, которое мы пытаемся здесь реконструировать. «Протоколы и отчеты Коми тета по нищенству Учредительного собрания»2 очертили круг ре- шений, к которым прибегала старая система, и изложили целост- ную программу распределения помощи и организации труда для новой эпохи. Прежде всего, был подведен итог многовекового развития. «Глядя на этот длинный перечень законов [совокупность актов, регулирующих бродяжничество и попрошайничество], мы замечаем, что они были, как правило, направлены против нищих, вынужденных по причине своего бедственного положения становиться бродягами. Будучи неспособной наделить простой люд работой, администрация не видела иного выхода, кроме как сгонять докучливую нищету в т'о- 1 См. анализ роли рынка в разрушении холистских норм, открывшем дорогу обществу индивидов, в: Дюмон Луи. Homo acqualis. 2 Bloch С.. Tuetey А. Р.: Imprimerie nationale, 1910. Комитет по ни- щенству Учредительного собрания, которым руководил герцог де Ларошфуко-Лианкур, был преобразован в Комитет общественного спасения в эпоху Законодательного собрания и Конвента: с точки зре- ния терминологии, был также совершен переход от Старого порядка к современному обществу. Однако законотворческая деятельность Конвента во многом опиралась на более содержательные и оригиналь- ные труды первого Учредительного собрания. Поэтому противопо- ставление «умеренного» и «радикального» периодов Революции — по Крайней мере в данной области — не выглядит слишком уместным: Конвент монтаньяров в основном продолжил политику, провозгла- шенную в самом начале Революции.
210 Кастель Р. Метаморфозь- социального вопроса. Хроника наемного труда спитали или ужесточать законы с целью заточить всех тех, кто не был угоден обществу.»' Старая система управления не смогла осознать, что нищета яв- лялась прежде всего правовой проблемой: «До сей поры почитали за нужное бедным помогать вместо того, чтобы наделить их пра- вами по отношению к обществу и общество — правами по отно- шению к ним»2. Так, стараясь как можно лучше устроить помощь самым примерным беднякам, одновременно наказывали как пре- ступников всех тех, кто из-за плохого управления оставался без ресурсов и без работы. Как милосердное призрение, так и поли- цейские меры в равной степени мешали поставить вопрос нищеты в правовой плоскости: «Ни одно государство не упоминает бедных в своей Конституции»3. Прошлые привычки заменил простой, но универсальный принцип, давший солидные основания задаче рас- пределения помощи и реорганизации труда: «Комиссия пришла к заключению, что фундаментальная для любо- го общества истина, согласно которой всякий человек имеет право на обеспечение своих первейших потребностей и которая должна непре- менно найти отражение в Декларации прав человека, является осно- вой любого закона, любого политического учреждения, полагающего своей целью истребление нищеты. Так, общество обязано заботиться о выживании тех своих членов, которые в том нуждаются, и это вос- помоществование не должно рассматриваться кг к благодеяние Несо- мненно, будучи потребностью чувствительного и человеколюбивого сердца, волей всякого мыслящего человека, оно тем не менее является неукоснительным и обязательным долгом каждого, кого миновала бед- ность, долгом, который не должен приравниваться ни по названию, ни по существу к унизительной милостыне. Наконец, в любом обществе помощь бедным есть погашение его нерушимого и священного долго- вого обязательства.»1 * Но что это за право? Человек, безусловно, имеет право на удовлетворение своих первичных потребностей Право на жизнь является фундаментальной прерогативой человечества, которой не может поступиться ни одно общество, поскольку в противном случае это угрожало бы его единству: «Там, где существует класс людей, лишенных средств к существованию, попирается человече- 1 Bloch С., Tutey A Deuxieme Rapport... Р. 353. 2 Ibid. Premier Rapport. 3 Ibid. 4 Ibid. Plan de travail. P. 310 Гпава IV. Либеральная современность 211 ское право и расстраивается общественное равновесие»1. Но это право применяется по-разному в зависимости от того, способны ли эти люди «без средств к существованию» работать или нет. Коми- тет попросту перенял данное различие, которое вот уже несколько веков структурировало восприятие бедности и согласно которому обращение с этими двумя классами бедняков всегда было и долж- но в будущем оставаться принципиально разным. На помощь имеют право нетрудоспособные бедняки. К данной категории относятся «те, кому еще или уже не позволяет рабо- тать возраст; наконец, те, кто обречен на длительное бездействие вследствие физической немощи либо на краткое — вследствие временных недугов»2. Комитет тщательно разрабатывал исчерпы- вающий список случаев, подпадающих подданную категорию — от бедных сирот до неимущих стариков. Как можно заметить, новое право на призрение копировало старые категории нетрудоспособ- ности. Особо подчеркивался его рестриктивный характер3. Но по- скольку речь шла о «неприкосновенном и священном долге», отныне само государство взяло на себя обязанность полностью финансиро- вать и распределять эти пособия. Проект декрета об общественном призрении, принятый Учредительным собранием объявил доходы госпиталей, богадельни и все другие благотворительные заведения государственной собственностью. Учредительному собранию пору- чалось распределять средства из вновь созданного государственно- го фонда между департаментами, которые в свою очередь должны были доводить их до призреваемых, внесенных в списки получате- лей пособий, силами специальных государственных учреждений. Иными словами, целостная система призрения должна была финан- сироваться и управляться государством точно так же, как и другие службы общественного назначения: «По управлению призрение Ibid. 2 Ibid. 3 эта рестриктивная установка касается не только категорий бене- фициантов, но также размеров помощи: «Это звучит жестко, но по- литически верно: бедный, получающий помощь от правительства, не Должен иметь такой же достаток, как если бы он не нуждался в этой помощи...» Поэтому «суммы, которые мудрое правительство должно Направлять на облегчение участи бедных, должны быть скорее ниже, чем выше порога естественных потребностей» («Proposition pour un ordre de travail», annexe a la session du 26 fevrier 1790. Ibid P 3.).
212 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда уподобится другим правительственным учреждениям, ни одно из которых не финансируется из доходов частных лиц»1. Чтобы иметь право на помощь, как и раньше необходимо было отвечать двум требованиям быть нетрудоспособным и проживать по месту выплаты пособия. Тот факт, что неимущий «реально нуж- дается в общественном призрении, должны подтвердить два полно- правных гражданина, постоянно проживающих в том же кантоне»1 2, в то время как всякий чужак, «бесприютный», несущий «обществу угрозу, которой должно решительно противостоять», будет выслан за пределы королевства3. Таким образом, принцип территориальной принадлежности, как и критерий трудоспособности, были сохра- нены, однако базовой общностью, гарантирующей право на при- зрение, стала нация. Социальное обеспечение ставилось в прямую связь с гражданством. Но несмотря на эти два условия. Комитет предложил законодателю официально закрепить конституцион- ный характер права на призрение: «Национальное собрание за- являет, что призрение всех бедных, независимо от их возраста и жизненных обстоятельств, входит в число самых священных обя- занностей нации и что оно, как и затраты на борьбу с нищенством, будет обеспечиваться из государственной казны в том объеме, ка- кой сочтут необходимым»4. 1 Bloch С., TuteyA. Troisieme rapport Р. 369. 2 Ibid. Р. 383. Понятие «место получения пособий» разрабатывается в: Quatrieme Rapport. Р. 438 sq. 3 Sixieme Rapport. P. 514-516. 4 Troisieme Rapport. P. 380. Стоит отметить, что, придав этим принци- пам новую четкость и официальность. Комитет не создал их ex nihilo- Как и в других случаях, он дал соответствующее оформление поняти- ям, которые разрабатывались постепенно на протяжении XVIII века. Понятие права на призрение принадлежит, возможно, Монтескье: «Милостыня, подаваемая от времени до времени нищему, отнюдь не исчерпывает обязанностей со стороны государства: на нем лежит долг обеспечить всех граждан верными средствами к жизни: пищей, при- личной одеждой, таким образом жизни, который не вредит их здоро- вью» (Монтескье Ш.Л. О духе законов. Op. cit. С. 377) и аббату Бодо: «Покуда вы не дали истинным бедным всю помощь, каковую они впра" ве требовать, вы не сумеете изгнать нищенство» (Idees d'un citoyen sur les besoins, les droits et les devoirs des vrais pauvres. Amsterdam, 176o P 98). «Истинными бедными» Бодо называл стариков, детей, инвалИ-
рлава IV. Либеральная современность 213 Что касается трудоспособных нищих, отношения с ними строи- лись совсем на иных основаниях. «В качестве неоспоримого прин- ципа мы признали, что трудоспособным бедным следует помогать только путем предоставления им работы»1. Увековечивая это ис- конное деление на способных и неспособных работать, Комитет, тем не менее, полностью сменил политику в данной сфере. Вместо того чтобы наказывать трудоспособных нуждающихся или при- нуждать их к труду, им должны были предоставить возможность найти работу. Место принудительного труда должен был занять свободный доступ на рынок рабочей силы. Для этого было необхо- димо и, несомненно, достаточно снять все традиционные барьеры, препятствовавшие открытости рынка труда: «Не чем иным, как попранием самых священных прав человека, стали бы препоны, учиняемые рабочему в поисках выгодной работы там, куда бы он вознамерился направить свои силы сообразно с собственной во- лей или с обстоятельствами»* 2. Слом системы профессиональных корпораций и отмена протекционистских ограничений, препят- ствовавших свободному передвижению рабочих, должны были способствовать либерализации экономики и тем самым увеличе- нию национального богатства. Об этом мы читаем в «Четвертом отчете» Комитета: «Эту свободу не менее настойчиво диктует политический интерес королевства Благодаря ей одной работа естественно приходит туда, где в ней есть нужда, промышленность получает наивысшее поощре- ние. любое предприятие становится простым и. наконец, рабочая сила — это столь желанное условие процветания Государства — рав- номерно распределяется по всем уголкам Империи.»3 4 Иначе говоря, как гласит известная формула, «нищета наро- дов есть ошибка правительств»'1. Новая политическая воля могла бы полностью искоренить нищету путем ликвидации архаических структур организации труда, являвшихся наследием старого ре- жима привилегий. «Старое правительство» не только пренебрега- ло Правами нетрудоспособных нищих, но и продолжало поощрять ________________ Дов, больных, в то время как «аморальные бедные» или «ложные бед- , ные» — это традиционно стигматизировавшиеся бродяги и нищие. 2 Troisieme Rapport. Р. 38 , Quatrieme Rappor. Р. 438 4 Ibid. Р. 438-439. Premier Rapport. Р 7
214 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда партикулярные интересы и монополии, мешавшие всякому «сво- бодно» трудиться. Однако необходимо подчеркнуть, что свобод- ный доступ на рынок труда как таковой еще не является правом на труд. Ведь усилия по поиску работы перекладываются на плечи самих работников. «Если давать здоровому бедному работу всякий раз, как он ее попросит, да еще как можно ближе и как можно более простую, об- щество тем самым избавит его от необходимости искать ее самому, что приведет к нежелательным последствиям, которых оно желало избежать, отказавшись от раздачи бесплатной помощи: поощрение лени и нерадения»'. Длинный пассаж «Четвертого отчета» посвя- щен опровержению тезиса, согласно которому «мудрое правление» заключалось бы в том, чтобы «в обычное время заботиться о наде- лении работой всех, кто в ней нуждается». Напротив, «оно должно ограничиться поощрением, умножением средств труда при помощи общественных учреждений, дальновидного законотворчества, уко- ренения правильных взглядов»2. Это есть не что иное, как проекция формы управления, предложенной Тюрго, на сферу организации труда. Но государство ни в коем случае не должно напрямую га- рантировать занятость: «Его вмешательство должно быть косвен- ным; оно должно быть скрытым двигателем труда, избегая таковым выглядеть»3. Эта в высшей степени тонкая формулировка, тем не менее, ка- жется двусмысленной. Она подразумевает отмену традиционных способов регулирования труда. Но что если этих мер окажется не- достаточно, чтобы обеспечить работой всех? Не ставя этот вопрос эксплицитно, Комитет констатировал, что гарантированное трудо- устройство рабочих во всех случаях противоречило бы интересам нанимателей, а также подрывало бы мощь государства, поскольку работники стали бы по этой причине более требовательными в от- ношении предлагаемой им работы. «Собственники, заводчики подверглись бы риску не досчитаться работников в случае, если бы их предприятиям потребовалось боль- шое число рабочих рук [...]. Подобная поддержка навредила бы про- мышленности, пользованию капиталом, истинному национальному процветанию; она повлекла бы за собой самые гибельные, самые по- литически недальновидные последствия и ослабила бы государство в Quatrieme Rapport. Р. 427. Ibid. Р. 431. 3 Ibid. Р. 428. Глава IV- Либеральная современность 215 сравнении со всеми другими государствами, избежавшими этой опас- ной политики.»' Основанием для такого либерального оптимизма служила вера в неисчерпаемые возможности рынка, которые непременно раскроются, если только отменить ограничения, свойственные традиционной организации труда. В качестве члена Комитета по нищенству Монлино еще в 1779 г. заявил: «Неоспоримым принци- пом является то, что даже в самые тяжелые времена почти любой трудоспособный бедняк может заработать хоть что-нибудь»2. Не- много смущает совмещение в одной фразе выражений «неоспори- мый принцип» и «почти любой». Настолько ли очевидно, что даже не стоит брать на себя труд это доказывать, что любой, кто захо- чет найти работу, обязательно найдет ее? История не замедлила предъявить доказательство обратного. Однако первые либералы не хотели допустить возможность структурной диспропорции между предложением и спросом на рынке труда, а также недооце- нили антагонизм интересов нанимателей и наемных работников, который вскоре с новой силой поставил социальный вопрос. К этому фундаментальному противоречию мы еще вернемся. Но каковы немедленные последствия либерализации рынка тру- да? Нищенство и бродяжничество могли де-юре стать тем, чем они являлись дс факто в предшествующие эпохи, т. е. правона- рушениями, подпадающими под обоснованные уголовные санк- ции. Праздность квалифицировалась как преступление в том случае, если носила нарочитый характер. Если «старые прави- тельства» скомпрометировали себя тем, что наказывали неви- новных, не имевших доступа к труду, то нынешнее правитель- ство поступало по-справедливому, карая паразитов, которые Уклонялись от тяжкой обязанности трудиться, хотя им была Предоставлена возможность найти себе работу. Значит, Коми- тет по нищенству имел все основания для того, чтобы обратить СаМые жестокие карательные меры прошлого против нищеты и бродяжничества, которые стали преступлением против обще- Сгпва par excellence: ----------- 2 Quatrieme Rapport. Montlinot J. Leclerc de C.A. Qi ;els sont ies moyens de detruire ia men- dicite, de rendre les pauvres utiles et de les secourir dans ia ville de Sois- sons. P. 84
216 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труд8 «Сие состояние праздности и бродяжничества, неизбежно толка- ющее к беспорядку и преступлению и умножающее оные, является на- стоящим преступлением против общества; оно должно пресекаться, а погрязший в нем человек должен быть наказан на том же основании что и все те, кто нарушает общественный порядок проступками боль- шей или меньшей тяжести. Такое наказание противоречит соблюде- нию прав человека не более чем. возмездие мошеннику или убийце.»1 Скрытое противоречие, потенциально заложенное в этой пози- ции (наказывать тех, кто хочет, но не может работать), упоминает- ся единственный раз: «Едва ли стоит уточнять, что вышесказанное справедливо в отношении всех бедных лишь в случае, если всякий трудоспособный бедняк может добыть себе работу. В противном случае наказание, в свою очередь, становится несправедливостью, а значит — преступлением против человечества»2. Приверженцы симптомной интерпретации были бы удовлетворены; «едва ли стоит уточнять» звучит как отрицание. Предполагалось, однако, что дан- ное требование (чтобы «трудоспособный бедняк мог добыть себе работу») должно соблюдаться благодаря одному лишь открытию рынка труда. А значит, законодатель отныне мог с полным правом говорить о «плохих бедных», хотя они как две капли воды похожи на тех, кого несправедливо наказывали «плохие правительства»: «Так называемые профессиональные нищие или бродяги, отказывающие- ся от любой работы, нарушающие общественный порядок, являют- ся бичом общества и обоснованно заслуживают его суровости»3. Мы подробно остановились на основных положениях этого важ- нейшего документа, как минимум, по трем причинам: во-первых, установив взаимосвязь между правом на призрение и свободным доступом на рынок труда, он предложил формально непротиво- речивое решение апорий более ранней политики; во-вторых, он послужил источником вдохновения для законотворческой дея- тельности революционного парламента, который почти дословно применил его рекомендации; наконец, в его недосказанностях в неменьшей мере, чем в его формулировках, уже присутствовали узловые проблемы социальной политики, которые будут остро сто- ять на протяжении всего XIX века ’ Sixieme Rapport. Р. 513. Plan de travail. Assembiee nationale, seance du 14 join 1791 / / Le moniteur universe» T. VIII P 661
Глава IV. Либеральная современность 217 Между тем положения, выработанные Комитетом по нищен- ству. были узаконены революционным парламентом. 14 июня 1791 г. Законодательное собрание почти единогласно приняло закон Ле Шапелье, преамбула которого гласит буквально сле- дующее: «Государство отменило корпорации; теперь существует лишь частный интерес каждого индивида и общественное благо. Никому не дозволено навязывать гражданам свой посреднический интерес, вста- вая, подобно корпорациям, между ними и обществом |...|. Необходи- мо вернуться к принципу, чтобы рабочий день для каждого рабочего устанавливался путем соглашения между двумя индивидами; в свою очередь рабочий обязывался бы выполнять условия договора, заклю- ченного с его нанимателем.»1 Рабочая сила отныне стала товаром, который продается на рын- ке, подчиняющемся закону спроса и предложения. Отношение, связывающее работника и работодателя, стало простым «соглаше нием», т. е. контрактом между двумя партнерами, договоривши- мися об оплате; и эта сделка больше не регулируется системами внешних ограничительных правил или гарантий. Таким образом, система организации труда обрела совершенно новые основа- ния — настоящая революция внутри Революции. 19 марта 1793 г. Национальный Конвент провозгласил. «Каж- дый человек имеет право на удовлетворение потребностей посред- ством собственного труда, если он трудоспособный; посредством безвозмездной помощи, если он не в состоянии работать». Этот Двойной принцип получил официальную формулировку также в статье 21 Конституции, принятой 24 июня 1793 г.; «Обществен- ное призрение есть священный долг. Общество обязано обеспе- чивать пропитание неимущих граждан, предоставляя им работу, либо средства к существованию — в случае, если они не способны Работать»2. Таким образом, социальные законы революционной эпохи ис- пользовали важнейшие пункты программы Комитета по нищенству, Который в свою очередь выразил основные чаяния Просвещения в области доступа к труду и к призрению. Необходимо отметить, что, ~~—____________ См. Parturier L. [.’Assistance a Paris sous Г Awe ien Regime et oenciant 'a 2 Revolution. P„ 1987. P 222. Cm. Dreyfus L -F. [.’Assistance sous la legislative de la Convention, *791-1795 p 1905.
218 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда вопреки расхожему мнению, революционеры позаботились о во- площении этих «принципов» на практике. В более чем непростых обстоятельствах, требовавших от них решения множества задач, они смогли принять ряд конкретных мер. К условиям реализации свободного доступа на рынок труда, а также к апориям, к которым привела реализация данного принципа, мы вернемся позднее. Что касается права на призрение, то закон от 28 июня 1793 г. опреде- лил критерии, которым должны были соответствовать призревае- мые: старики, инвалиды, недужные, семьи, имеющие на содержа- нии детей. Закон, принятый по докладу Барера за два месяца до термидорианского переворота, учредил Книгу национальной бла- готворительности и организовал призрение в сельской местности. Вопреки поспешным оценкам, последовавшим за роспуском Кон- вента, эта программа отнюдь не была инфляционной. Она позво- ляла заносить в Книгу лишь три категории нуждающихся, вводя по ним квоты для каждого департамента: пожилые или немощные земледельцы (в действительности, сельскохозяйственные рабо- чие, не способные работать по возрасту), пожилые или немощные ремеленники, неимущие матери и вдовы, «имеющие на попечении детей»'. Доклад Барера являлся также ярким примером той поли- тической утопии, которая легла в основу политической стратеги” Республики в области нищеты. Объявив, что «нищета несовмести- ма с народным правительством», и напомнив слова Сен-Жюста, что «бедняки — это соль земли», Барер предложил проводить еже- годные гражданские церемонии «в честь бедноты»2. В этот день призреваемые получали бы вспомоществование в кругу своих со- граждан: «Две крайности жизни сойдутся с полом, дающим им всем жизнь. Там будете вы, старики-крестьяне, нетрудоспособные ремесленники, а бок о бок с ними будете и вы, обездоленные матери и вдовы с детьми ’ Вагёге de Vieuzac. Rapport sur ’es moyens d'extirper la mendicite et sur les secours que doit accorder la Republique aux citoyens indigenes / / Le Moniteur. — n° 234. — 24 floreal an II (13 mai 1794). — P. 54. - 3a 4 дня до того, 8 флореаля, Робеспьер так определил цели праздноза ния Дня бедняка: «Рабы поеклоняются перед богатством и властью; Д2' вайте же чес~вовать бедноту, которую человечество не в силах полно- стью искоренить с лица земли, но которую оно почтительно утешает ё облегчает» (Discours sur les rapports des idees morales et religieuses avec les princ’oes republicains et sur les fetes nationales. 18 floreal an II.)
Глава IV- Либеральная современность 219 на руках. Это самое прекрасное зрелище, какое только может явить политика природе, а оплодотворенная Земля — Небу-утешителю.»1 Речь идет ни больше ни меньше как о попытке снять с бедности ее стигматы. Празднества новой республиканской религии реа- билитируют горемычную бедноту. В окружении местной знати, добропорядочных граждан и учеников бедняк будет возвращен в людское сообщество. За напыщенной фразеологией эпохи скры- вается глубокая интуиция, воплощенная в данной церемонии: гарантом всеобщего права на призрение выступает не что иное, как единая и неделимая нация. Нищета же есть драма, разыгры- вающаяся в повседневности и угрожающая разрывом связей пер- вичной социабельности. Значит, компенсация и восстановление социальной связи должны осуществляться на уровне местного сообщества. Право на призрение как королевская прерогатива и как конституционная гарантия дополняется этой одновременно интимной и торжественной церемонией, проходящей в главном городе департамента: местное сообщество выказывает свою соли- дарность, чествуя нуждающихся сограждан. «Праздник бедности» символизирует способность Республики гарантировать всем сво- им гражданам универсальные права и одновременно неформаль- ную поддержку, соблюдение гражданских прав в публичной сфере и место в частном пространстве. Именно таким содержанием сле- дует наполнить понятие братства из республиканской триады. На- ция не довольствуется раздачей пособий бедным гражданам, она воссоединяет их с обществом посредством их инсценированного возвращения в лоно общины. В символике праздника бедность перестает быть фактором исключения и превращается в достоин- ство, которое заслуживает вознаграждения. Наше современное «минимальное пособие для интеграции» (RMI) выглядит бледно в сравнении с этими гражданскими праздненствами молодой Ре- спублики. Но, по всей вероятности, политическое и социальное содержание современного понятия интеграции {insertion} ухо- Дит корнями именно в эту эпоху. Формулировки закона об RMI, Принятого в декабре 1988 г., являются, по сути, актуализацией «Национального императива» солидарности. Речь идет о праве на Интеграцию, признаваемом национальным сообществом и реали- 3Уемом путем мобилизации ресурсов на местах с целью воссозда- — ____________ Вагёге de Vieuzac. Rapport sur les moyens d’extirper la mendicite.. . P. 56.
220 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда ния социальных связей в условиях заново обретенных отношений соседства. Как мы сказали выше, призрение выступает аналогом первичной социабельности. Даже став долгом нации, реализуется оно через конкретные мероприятия внутри коммуны. Двусмысленное право Все это было, конечно, слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Однако важно понять, почему эта программа не была принята и пребывала под спудом целое столетие, пока ее не попыталась осу- ществить, хотя и в более мягком варианте, Третья Республика. Для того были объективные причины: разоренная Франция, раздираемая войнами и внутренними противоречиями, а также из- менение политической воли после термидорианского переворота, означавшее преждевременную реставрацию в сфере призрения1. В то же время было бы ошибкой утверждать нереальность этих принципов, внушенных якобы исключительно «идеологическими» мотивами. Напротив, они явились результатом зрелого размышле- ния, продолжительной дискуссии, в ходе которых были тщательно продуманы источники их финансирования и детально проанализи- рованы условия реализации. Кроме того, их основные разработчи- ки отнюдь не были опасными «экстремистами»1 2. 1 Один из первых законодательных актов, изданных после термидори- анского переворота, отсрочивал продажу имущества госпиталей, но гражданская правосубъектность и право пользования своим имуще- ством им были возвращены лишь 16 вандемьера V года (7 октября 1796 г.). Директория фактически восстановила прерогативы конгре- гаций. Главной мерой, предпринятой в данной сфере в имперскую эпоху, явилось восстановление домов призрения, т. е. репрессивной политики по отношению к трудоспособным беднякам. Возврат к кон- фессиональному, частному порядку призрения и к филантропическо- му патернализму, произошедший уже в период Реставрации, будет рассмотрен в следующей главе. 2 Главным идейным вдохновителем не только Комитета по нищенству- но и вообще всего социального законодательства революционных собраний, был герцог де Ларошфуко-Лианкур, преданный Людови- ку XVI крупный дворянин и либерал, который был отправлен в из- гнание после казни короля, но вскоре возвращен во Францию, где Д° самой смерти — по выражению, использованному в полицейском от'
Глава IV- Либеральная современность 221 Согласно нашей гипотезе, эти меры остались без применения не по причине своей высокой экономической цены, философской абстактности или политического радикализма. Нет, они были неприменимы в силу своей внутренней экономии. Но чтобы по- нять причины этой «неприменимости», необходимо определить специфический тип сочленения политики, экономики и социаль- ной сферы, казавшийся желательным в конце XVIII века, и, кроме того, выяснить, почему эта конструкция так быстро обрушилась. Иными словами, почему предложенное деятелями Просвещения и утвержденное Революцией решение социального вопроса, которое соединяло в себе либерализм для урегулирования трудового во- проса и государственное призрение для упорядочивания помощи бедным, оказалось тотчас устаревшим? Одно из возможных объ- яснений заключается в том, что данное решение пыталось соеди- нить две противоречащие друг другу концепции роли государства. Так волюнтаризм в политике, помноженный на laisser-faire в эко- номике, высвобождал социальные противоречия, которые было невозможно не только контролировать, но даже предвидеть. Это происходило по причине того, что данная конструкция завуалиро- вала ею же порожденную социальную динамику. Авторы данной модели сочленения экономики и политики «упускали из виду» по- бочные эффекты организации, которую стремились претворить в жизнь. Между тем возвращение социальности, освобожденной и одновременно вытесненной либеральным революционным синте- зом, пройдет красной нитью через всю историю XIX столетия. Смешение двух противоположных концепций государства про- исходило по причине того, что настоящая политика общественно- чете эпохи Реставрации, — был «всегдашним покровителем всей фи- лантропии на земле» (цит по Pautras С. Guizot sous la Restauration. P-, 1949.). Об этой необыкновенной судьбе см. в: Dreyfus L.-F Un Philanthrope d'autrefois, le due de La Rochefoucauid-Liancourt Op. cit Барер, главная движущая сила социального законодательства Кон- вента и автор такого неординарного текста, как доклад от 22 флореаля года П, был соратником де Ларошфуко-Лианкура и членом Комитета по нищенству. У Барера, правда, произошла радикализация револю- ционного дискурса. «заставить работать Революцию на благо тех, кто ее поддерживает, на погибель тех, кто борется против нее»; однако в общем и целом принятые решения повторяли основные предложения Комитета по нищенству.
222 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда го призрения немыслима без сильного государства. Несмотря на взвешенный характер программа Комитета по нищенству, при- нятая революционным собранием, ставила амбициозные задачи. Она предполагала создание такой государственной системы фи- нансирования и распределения, которая исключала бы участие частных лиц и конфессий. Намного позднее эта логика (обязатель- ные отчисления, создание структуры органов социальной защиты, имеющие обратной стороной усиление бюрократической и адми- нистративной составляющих) ляжет в основу государства всеоб- щего благоденствия В период между падением жирондистов и термидорианским переворотом монтаньярский Конвент принимал все более смелые меры, грозившие излишне утяжелить нагрузку на государство. Помимо довольно щедрой поддержки незамужних матерей и сирот вводилась система семейных пособий, доступных широкой части населения, поскольку их могли получать семьи, платившие налогов на сумму, не превышавшую десятидневного заработка (закон от 28 июня 1793 г.). Наконец, на уровне депар- таментов было вновь организовано строительство зданий обще- ственного назначения (закон от 15 октября 1793 г.) Такая полити- ка кажется несовместимой с положениями чистого либерализма, защищающего модель «минимального» государства,. Выражением 1 Я не разделяю точки зрения поданному вопросу, высказанной в осно- вательном труде Катрин Дюпра (Katherine Duprat. Le temps des phi- lanthropes. T. 1 Editions du Comite des travaux nistoricues et scientin- ques. P.. 1993). который увидел свет уже после написания этой главы. В частности, автор пишет о деятельности Комитета по нищенству (как мы видели, революционные собрания воспользовались почти всеми его предложениями): «Ясно, что этот манифест социального либерализма не имеет ничего общего с государством всеобщего бла- годенствия вопреки распространенному представлению, будто оно берет свое начало в трудах Комитета» (Р 317). Однако автор недо- учитывает Фундаментальное, основанное на многовековой традиции различие между нетрудоспособным населением и той его часть®, которая обязана трудиться. Новаторство, но также слабость позиции Комитета по нищенству и самого Конвента были связаны с их новой интерпретацией этой старой оппозиции, позволившей им совместить «этатистскую» и «либеральную» позиции. Решающий прорыв, совер- шейный Комитетом по нищенству, не позволяет нам установить пре' емствен.чость между так называемой «революционной филантропией’ и предыдущей традицией благотворительности Филантропического
Г,пава IV. Либеральная современность 223 этого противоречия стали горячие дискуссии, имевшие место на протяжении всего XIX столетия и длящиеся по сей денв. В то же время минималвное государство либерального образца, обоснованное Тюрго, легло в основу концепции свободного досту- па к труду. Это, конечно, не означает, что государство, объявив- шее себя либеральным, не имеет права действовать по обстоятель- ствам. Так, правительство революционного периода не отказывало себе во вмешательстве. К примеру, деятельность Комитета обще- ственного спасения являла собой крайний случай государственно- го дирижизма, что позволило некоторым увидеть в нем предтечу вездесущего государства тоталитарных режимов. Однако, по су- ществу, это было вызвано необходимостью силового слома сопро- тивления, оказываемого предыдущей политической формацией1. Во имя минимизации собственной роли государство должно было усилиться настолько, чтобы суметь положить конец злоупотре- блениям абсолютизма. Интервенционизм оправдывался необхо- димостью побороть деспотизм, что должно было также позволить либерализировать экономику и устранить социальную несправед- ливость. Этот идеал представлял собой сплав мысли Адама Смита с идеями Жан-Жака Руссо. Революционеры верили в нечто срод- ни «невидимой руке», которая обеспечила бы равновесие между спросом и предложением на рынке труда, между производством и потреблением, а также в то, что либерализация экономики должна была фактически положить конец безработице и уменьшить мас- совую бедность. В то же самое время, не усматривая в том никако- го противоречия, они являлись приверженцами руссоистской, т. е. Добродетельной, концепции политики: частные интересы раство- ряются в подчинении общей воле, так что индивид, обретающий суверенность через отречение от своей индивидуальной точки Зрения. помещается вне борьбы интересов* 2. Для Руссо политика общества, насчитывавшего среди своих членов многих представите- лей дворянства и старорежимной знати, а тем более — отождествить ее с благотворительностью патерналистского толка, утвердившейся , После Реставрации. См. об этом следующую главу. 2 И, кроме того, с целью победить внешних врагов. ♦Наконец, каждый, подчиняя себя всем, не подчиняет себя никому в отдельности. И так как нет .чи одного члена ассоциации, в отноше- нии которого остальные не приобретали бы тех же прав, которые они Уступили ему по отношению к себе, то каждый приобретает эквива-
224 Кастели Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда зиждится на гражданской добродетели, и в этом смысле Робеспьер является его верным учеником. Подобно будущей диктатуре про- летариата, Террор оправдывается тем, что через него государство энергично приближает собственное исчезновение. Таким образом, концепция государства, призванная освобо- дить экономику от искусственных помех и победить деспотизм, совершенно несовместима с другой концепцией, предполагающей дирижизм и надлежащий контроль с целью реализации целостной программы социальной защиты. Гармоничное на первый взгляд сочетание права на призрение и свободы труда в действитель- ности скрывало под собой антагонизм двух разных принципов управления — социального и либерального государства. Если бы успели проявиться все практические последствия революционных программ, несомненно, стала бы очевидной их несовместимость. Выработка компромисса между этими двумя принципами (осу- ществленного, к примеру, в кейнсианстве) потребовала длитель- ной «работы истории», которая в конце XVIII столетия еще даже не началась Современная социальная политика основывается на существовании «социальных партнеров», чья идентичность кон- ституируется на базе стабильной системы найма. Однако в рево- люционную эпоху еще не существовало возможного пространства переговоров между политической волей государства и требовани- ями экономики. Против такой интерпретации можно было бы возразить, что эти два плана управления друг другу не противоречат, поскольку действуют в различных регистрах. Почему нельзя сочетать фор- мальное регулирование обязательств при помощи правовых ин- струментов (право на призрение, которое может быть дополнено правом на труд и другими социальными правами) с либеральной свободой труда в экономике? Однако — ив этом кроется второе лент того, что теряет, и получает больше силы для сохранения того, что имеет» (Руссо Жан-Жак. Об общественном договоре. Тракта- ты. М.: «Канон-Пресс», «Кучково поле», 1998. Р. 39). Иначе говоре, гражданин, принадлежащий правовому государству, не имеет права требовать больше того, чем он уже располагает. Все его требования удовлетворяются Конституцией, которая является эманацией его соо- ственной воли. Отсюда следующий вывод, ставший глубинным двига- телем революционного террора: гражданин обязан быть добродетел» ним — добровольно либо по принуждению.
Глава IV. Либеральная современность 225 возможное объяснение неудачи предпринятой в конце XVIII века попытки примирить экономику с социальными требованиями — само осмысление понятия свободного труда было внутренне про- тиворечивым. Вместо того чтобы решить проблему трудоспособ- ной бедности, оно открыло ящик Пандоры будущих социальных конфликтов. Но с формальной точки зрения, это решение не было лишено изящества. Наиболее последовательно оно представлено в до- кладе Жана-Батиста Бо, посвященном Закону об искоренении нищеты от 24 вандемьера года II (15 октября 1793 г.): «Поставив их [незанятых трудоспособных бедняков] перед необходимостью трудиться, вы приведете их к необходимости быть добропорядоч- ными и полезными гражданами. Вы свяжете их с обществом сетью взаимных обязательств»1. Однако эта взаимность действует лишь в одном направлении, рискуя превратиться в ловушку. Бедняку возвращается статус участника политического пакта при условии, что он трудится: в этом случае он становится «добропорядочным и полезным гражданином». Но нет такого общественного пакта, который гарантировал бы ему занятость. В результате данное обя- зательство тяготеет над ним одним. А чтобы он не забывал об этой в буквальном смысле слова обязанности трудиться, нищенство и бродяжничество вновь квалифицируются законом как престу- пление. При этом правительство не берет на себя обязательства обеспечить бедняка работой. Выражение «поставить перед не- обходимостью трудиться» во многом отсылает к практике прину- дительного труда в самый момент провозглашения его свободы. Власти, в свою очередь, фактически довольствовались официаль- ным признанием принципа свободного доступа к труду2. Иными 1 Во J -В Rapport sur (’extinction de la mendicite presente a ia Convetion nationaie au nom du Comite des secours publics. 22 vendemaiaire an II. Bibliotheque nationale, Paris. P. 4. В остальном, закон от 24 вандемьера года II предусматривал органи- зацию сезонных работ для бедняков по территориальному принципу прикрепления к месту получения пособий, которые оплачивались на три четверти от среднего уровня местной оплаты труда (см Ibid. Р 6) Помимо того что эта мера не была реализована на практике, в ее осно- ву был заложен принцип less eligibility, наводящий на мысль скорее об английском Спинхемлендском законе (1795), чем о более динамич- ном рынке труда. 8 Зак 3548
Глава IV- Либеральная современность 227 226_______Kcicme.ib P Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда словами, государство ограничилось принятием политических мер (разрушение монополий и корпораций). Этот политический во- люнтаризм открыл дорогу реализации экономического принципа laisser-faire. Но между ними двумя не осталось зазора для форми рования социальной политики. Двусмысленность заложена в само понятие права. Это слово имело неодинаковый смысл в зависимости от того, касалось ли оно призрения или труда. В первом случае, речь шла о праве бед- няка требовать от общества уплаты долга. Государство «должно» и, возможно, могло бы организовать систему общественного при- зрения, поднять налоги, нанять служащих, создать специальные учреждения и т. д. Во втором же случае, когда требуется «добы- вать пропитание трудом», все иначе: государство эксплицитно от- казывалось брать на себя ответственность за обеспечение работой каждого нуждающегося. Мы уже обращали внимание на эту тон- кую, но несколько путаную казуистику Комитета по нищенству, различавшего «общее законодательство», призванное «умножать рабочие места», которому следует «способствовать», и «особые» гарантии трудоустройства, культивирующие нерадение и лень среди работников, уверенных в том что они всегда найдут себе ме- сто, которые могут иметь «самые гибельные, самые политически недальновидные последствия»1. Такое, выражаясь современным языком, государство-организатор не есть правовое государство, устанавливающее взаимные обязательства между индивидом и коллективом. 1ем временем закон от 19 марта 1793 г. провозгласил следую- щий двойной принцип: «Каждый человек имеет право на обеспе- чение минимальных потребностей благодаря собственному труду, если он трудоспособный, или безвозмездной помощи, если он не в состоянии работать» Однако, как показывает предшествовавшая его принятию бурная дискуссия, по меныпей мере некоторые из ее участников отдавали себе отчет в том, что скрывалось за двус- мысленностью этой формулировки. По сути речь шла о том, что- бы примирить гражданские и общеполитические права граждан с теми социальными правами, которыми могли бы пользоваться самые обездоленные, или же о том чтобы совместить, с одной сто- роны, свободу и право собственности, которые принесут выгоду ' Bloch С., Tuetey A. «Quatrieme Rapport». Op cit. P 428. наиболее обеспеченным слоям, а с другой — равенство и братство, к которым стремятся те, кому остается лишь уповать на лучшее будущее1. «Я предлагаю внести дополнительный пункт со следующей формулировкой: для удовлетворения своих нужд каждый человек имеет право требовать от общества работу или пособие». Неуди- вительно, что вместо этой реплики Ромма в стенографическом отчете парламентского слушания помещена запись: «Выкрики, неразборчиво»2. Подавляющее большинство членов Собрания раз- деляло «взвешенное» мнение Бойер-Фонфреда, совпадавшее с по- зицией Комитета по ниществу: «Большими опасностями грозило бы законодательное признание обязанности общества обеспечивать своих членов средствами к суще- ствованию. Вообще, что стоит за утверждениями, согласно которым общество обязано помогать неимущим? О каких бедных идет речь? О способных работать или о немощных? Ведь общество должно при- зревать лишь увечных — тех, кто обделен природой и не может жить своим трудом. Безусловно, в этом смысле общество должно обеспе- чивать пропитание своих граждан. Однако, гарантируя пропитание всем неимущим, которые могли бы трудиться, вы разорите общество, убьете промышленность и труд.»3 В самом деле учреждение реального права на труд стало бы непростой задачей. Государство было бы вынуждено вмешаться в организацию производства, беря на себя, к примеру, функцию предпринимательства («национализация») или как минимум вли- яя на политику найма на уровне предприятий. Иными словами, потребовалось бы социалистическое или социальное государство. Неслучайно в дальнейшем право на труд стало важным пунктом программ всех социалистических партий. Однако наделение го- сударства подобной властью показалось чрезмерным даже монта ' См. Gauchet М. La Revolution et ies droits cie 1’homme. P.: Gallimarci, 1989. 2- partie, chap. VI Archives parlementaires, seance du 22 avri! 1793 T. LX11I. P. Ill Цит. no: Gauchet M. La Revolution et les droits de ’i’homme. Op. cit. P 232. Эта дискуссия заслуживает более внимательного рассмотре- ния (глава VI), поскольку в ней впервые был с совершенной ясностью выражен смысл оппозиции собственности и труда, которую попыта- лось преодолеть социальное государство начала XX века, учреждая Разновидность общественной собственности, основанной на страхо- вании и социальных службах.
228 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда ньярскому Конвенту, хотя он еще не был способен ясно осознать все последствия этого шага. Вот почему туман, окружающий различие между свободным доступом к труду и правом на труд, не является знаком непоследо- вательности. Напротив, он является конституирующим элементом позиции большинства революционеров. Они дали этой двусмыслен- ности формально безупречное обоснование. Новое толкование ста- рой дихотомии трудоспособность/нетрудоспособность позволило им внешне непротиворечиво совместить максималистскую пози- цию в области права на призрение и минималистскую позицию в области права на труд. Таким образом, если их программа соци- ального обеспечения остается непревзойденной по сей день, то в об- ласти регулирования трудовых отношений они не смогли породить ничего существенного. Было ли блокирование права на труд ловко рассчитанным хо- дом? Не вызывает сомнений, что подмена права на труд свободным доступом к труду была выгодна нанимателям. Это означало под- чинение экономического развития их эксклюзивному контролю, тогда как право на труд защитило бы в первую очередь работников и поставило бы экономический интерес на службу социальным целям. В самом деле, требование свободы труда исходило исклю- чительно от «просвещенных умов», но не от самих работников. Те немногие доступные нам источники, позволяющие судить об их мнении на этот счет (намного более редкие, чем свидетельства, со- держащиеся в книгах, памфлетах, газетах и парламентских деба- тах, выражающих точку зрения носителей культурного и экономи- ческого капитала), с очевидностью указывают на то. что рабочие «поняли» свободу труда иначе, чем ее авторы. Так, в апреле 1791 г. незадолго до голосования по закону Ле Шапелье парижские мастера-плотники подали в мэрию Парижа «петицию» с требованием ввести минимальную оплату труда раз- мером 50 су в день, обосновывая это тем, что их нынешняя зар- плата не позволяла им прокормиться. Со всей вежливостью они обращались к новым властям во имя революционных, по их мне- нию, принципов: «Провозгласив права человека. Собрание, не- сомненно, желало, чтобы Декларация прав в чем-то послужила неимущему классу, который столь долгое время был игрушкой в руках деспотизма предыдущих хозяев». В ответ они получили строгую отповедь парижского мэра Байи: «Все граждане равны удава IV- Либеральная современность 229 перед законом, однако же они не равны по своим способностям, талантам, средствам... Стало быть, замысел рабочих уравнять их дневной заработок и заставить сотоварищей подчиниться такому ограничению, совершенно очевидно противоречит их истинным интересам»'. Таким образом, рабочие должны были понять, что их «истин- ный интерес» заключается не в том. чтобы получать гарантирован- ную оплату труда, которая защитила бы их от нищеты, а в том, чтобы примкнуть к либеральной идеологии, которая заставила бы их конкурировать друг с другом, вознаграждая «способности» и «таланты» и наказывая посредственных или слабых. Однако не- понятно, что могло побудить их по собственной воле примкнуть к этой рыночной логике, которая — как они, вероятно, предчувсто- вовали — поставила бы их в полную зависимость от нанимателей? Еще одним свидетельством тому служит прошение, поступившее в мэрию Гавра сразу после принятия закона Ле Шапелье от деле- гации рабочих, требовавших повышения их «тарифов». Подобно Байи, мэр сопроводил свой отказ уроком морали: «Рабочим сле- дует уважать закон, гласящий, что работодатель, равно как работ- ник, волен назначать или получать ту цену, которая ему подходит... В соответствии с этим принципом, заработок трудящихся есть результат свободного договора между хозяином и работником»2. В очередной раз коллективное обращение рабочих за поддержкой к представителям власти окончилось ничем: они были оставлены один на один с нанимателем. Не вызывает сомнения, что «свобод- ный трудовой договор» был навязан работникам в неравном соот- ношении сил. Вообще говоря, отмена традиционной организации профессий Как таковой, судя по всему, не входила в требования народа. Сидни и Беатрис Уэбб так характеризуют отношение рабочих к пересмо- ТРУ корпоративных правил: «В действительности, по мере того как Стало повсеместно ощущаться влияние капиталистического сорев- нования, поденщики и даже многие мелкие ремесленники пытались емУ воспрепятствовать, подавая петиции с требованием запретить Новые машины, ввести в действие старый закон, строго ограничи- 2 Цит. по: Dolleans Е., Dehoue G. Histoire du travail en France. P. 129—131. Цит. no: Leroy J. Le oeuple du Havre et son histoire. Le Havre. 1962. T. 1 P. 221
230 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда вавший количество подмастерьев у одного ремесленника»1. Подоб- но «луддизму», который позднее принял в Англии характер мас- сового бунта против машин1 2, реакция рабочих на либерализацию труда, судя по всему, чаще всего была направлена на сохранение протекционизма3. Так, перед падением Старого порядка в Лионе разгорелся непримиримый конфликт между продавцами шелка и рабочими, в том числе мастерами-ремесленниками. Последние требовали единого «тарифа» для всех товаров и выступали про- тив «смертельной» свободы цен, которая является «свободой... задавить тех, кто ее кормит и поддерживает»4. Точно так же во время Революции основные претензии санкюлотов и революцион- ной толпы не касались системы организации труда. Они требова- ли установления контроля над ценами и, в меньшей степени, до- стойной заработной платы, иными словами — регламентирования стоимости продуктов питания (законы, устанавливавшие верхний предел цен, были действительно приняты под давлением народа) и лучшего вознаграждения за свой труд5. Можно предположить, что они в общем и целом чувствовали себя более защищенными при традиционных формах регулирования труда, чем в условиях 1 Webb S. & В. The history of trade unionism. Londres, 1920. P. 53. 2 Thompson E.P. La formation de la ciasse ouvriere angiaise. Op. cit. Chap. XIV Обзор этого вопроса во Франции см. в Perrot М. Ouvriers et ma- chines au XIXе siecle // Recherches. № 32-33 Septembre 1978. 3 Тем не менее отметим, что Арлетт Фарж упоминает о народных празд- нествах, имевших место в Париже в 1776 г. по случаю одобрения ко- ролем эдикта Тюрго об упразднении ремесленных цехов и гильдий, (FargeA. La vie fragile, pouvoirs et solidaritea Paris. P.: Hachette, 1986) В то же время не вызывает сомнений, что смысл этой реакции народа не столь однозначен. Была ли предметом ликования свобода труда как таковая или же победа над старинными привилегиями и дворцовой партией? 4 Цит. по: Garden М. Lyon et les Lyonnais. P. 341. 5 Soboul A Les Sans-Culottes. и Rude G. Les Foules dans la Revolution fran^aise. Trad. fr. P.: Maspero, 1982. К большому огорчению умерен- ных, Комитет общественного спасения уступил народному давлению в том. что касается ограничения цен на продукты, однако он же ввел и потолок оплаты труда. Последняя мера отчасти позволяет понят» недостаточное рвение революционной толпы в защите левого крыла монтаньяров во время термидорианского переворота, а также падение Робеспьера.
Глава IV. Либеральная современность 231 дикой свободы, и что в отсутствие этой защиты они апеллировали К властям с тем, чтобы получить новые формы регулирования, а вовсе не свободу труда. Утопический капитализм Так свободный рынок труда был несомненно, выгоден «буржуаз- ному» классу, который вскоре взял власть в свои руки. Фраза Ма- рата, который был одним из немногих, кто выступил против приня- тия закона Ле Шапелье, ретроспективно предстает пророческой: «Что мы выиграем от того, что уничтожим дворянскую аристокра- тию, если ее место займет аристократия богачей?1» Но можем ли мы на основании этого заключить, что смелые построения Комите- та по нищенству или законотворчество революционных собраний были всего лишь ширмой, прикрывающей экономическую гегемо- нию промышленников? Невелика заслуга в том, чтобы интерпре- тировать историю постфактум в свете того, что случилось позднее. Более уместно предположить, что двусмысленность, выявленная анализом данных позиций, действительно характеризовала созна- ние людей, поскольку существовала на уровне фактов. Вот почему циничному прочтению (возвышавшаяся буржуазия манипулиро- вала всем и вся исходя из своих интересов), я предпочитаю иное толкование, которое позволяет пересмотреть этот революционный эпизод в длительной перспективе и лучше понять будущие пери- петии социального вопроса. Рискну предположить, что эти кон- 1 Цит. по: Bouvier-Ajam М Histoire du travail en France. T. 1. P. 707. Отметим, однако, что аргументация Марата была не экономической, но политической. Конечно, он выступает против нанимателей, кото- рые «отняли у многочисленного класса подручных и рабочих право собираться, чтобы, согласно обыча.-о. обсуждать свои интересы, под предлогом того, что такие собрания могли бы возродить упраздненные корпорации». Но действительной причиной было то, что «они хотели изолировать граждан и помешать им сообща решать общественные вопросы» (L’ami du peuple. 18 juin 1791) На деле же, подтекст зако- на Ле Шапелье был в неменьшей с~епени политический, чем эконо- мический. запретить общества и клубы, чья деятельность мешала бы стабилизации нового порядка. Последующий ход событий подтвердил Реальность этой опасности Но я ограничиваюсь здесь рассмотрением экономических и социальных последствий закона Ле Шапелье.
232 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда структы имели «утопический» характер — в том смысле, в каком Пьер Розанвалон говорит об «утопическом капитализме»1. Наши реформаторы экстраполировали на все общество в целом наибо- лее динамичные характеристики экономического и социального развития того времени. Задумывая свои реформы, они не видели, т. е. не могли предвидеть их социальных последствий, которые не были очевидны в условиях XVIII века. Впрочем, в этом они лишь следовали глубинной тенденции «прогрессивной» критики своей эпохи, которая, по словам Райнхарта Козеллека, состояла в том, чтобы «объявлять реально существующим то, что является требо- ванием разума»1 2. Но даже если здесь присутствует элемент иллю- зии, то разве она не находит основания в социальной и экономиче- ской реальности эпохи? В самом деле, на что был похож капитализм XVIII века? Как показал Фернан Бродель, первичная форма капитализма уже со- ставляла наиболее динамичный сектор доиндустриальных об- ществ. «Современность, ловкость, рациональность [...]. Он стоит на острие современной экономической жизни»3. Капитализм об- ладал этим качеством с самых «давних времен» своего зарожде- ния в средневековых итальянских и фламандских городах. Однако власть его распространялась лишь на ограниченное число секто- ров обмена, финансов и международной торговли, сравнимых с крошками на поверхности того, что Бродель называет «экономи- ческой жизнью», над которой продолжали довлеть традиционные порядки и которая все еще характеризовалась слабыми потоками товарооборота. На более глубоком уровне он был вовлечен в «ма- териальную жизнь» рутины и повторений, обуславливающих длительное, почти неподвижное, историческое время. К XVIII веку этот прогрессивный капиталистический сектор ощутимо прибавил в объеме, однако его положение в структуре «хозяйственной» и «материальной жизни» существенно не изме- 1 Rosanvallon Р. Le capitaiisme utopique. См. также Meuret D. A Geneal- ogy of Political Economy // Economy and Society. London. Vo'. 17. № 2, mai 1988. 2 Koselleck R. Le regime ce ia critique. P.: Editions de Minuit, 1979. 1 Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV-XVIII вз. / Пер. с фр. Л.Е. Куббеля; Вступ. ст. и ред. Ю.Н. Афа- насьева. — М.: Прогресс, 1986-1992.
Глава IV. Либеральная современность 233 пилось. Можно отметить грандиозный прогресс в сфере финансов И крупной торговли, медленный, но заметный рост промышленно- сти и несколько менее ощутимый рост сельского хозяйства. В то же время сфера действия этого динамичного сектора, который, говоря современным языком, являлся локомотивом всего эконо- мического развития, все еще была чрезвычайно узкой. Следуя ло- гике Броделя, Пьер Шоню выделил три концентрические области социального и экономического обращения'. В пределах первой из них, чей радиус составлял несколько километров, обменивалось до 90 % всех производимых и потребляемых товаров (включая об- мен женщинами на матримониальном рынке). Второй круг площа- дью в несколько сот квадратных километров, соответствовавший территории архаической «земли», включал в себя рынок одного или двух небольших городов. На его долю приходилось еще 10% товарообмена. Наконец, третий круг, в который входили длинные торговые пути, крупная торговля, обмен изделиями мануфактур, все больше принимал международное измерение в особенности с преодолением замкнутости старого западно-христианского мира в XVI веке. Благодаря ему стали возможны огромные торговые и финансовые состояния, однако на него приходилась лишь сотая часть всего товарообмена. Несмотря на то что он оказывал «общее давление» на всю структуру, его положение оставалось перифе- рийным. К схожим выводам приходит Карло Чиполла, по чьим расчетам на всем протяжении «доиндустриальных» веков было необходимо, чтобы из десяти человек семь или восемь оставались привязанными к земле2. Эта необходимость, довлевшая вследствие слабого развития технологий переработки сельскохозяйственной продукции, является одной из причин длительного преобладания сельского хозяйства в экономике, а также территориальной укоре- ненности населения, географической ограниченности и автаркич- Ности большей части экономических и социальных обменов. Это архаическое равновесие покачнулось в XVIII веке и осо- бенно во второй его половине-’. Это был момент «расшатывания». 2 Chaunu Р. L’histoire, science sociale. Clpolla C. Before the Industrial Revolution Напомним, что большинство историков ныне сходятся в том, что про- мышленная революция свершилась в 1770-е годы в Англии. Однако это, конечно, не означает, что бурный рост начался внезапно, ведь
234 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса Хроника наемного труда схожий с тем, который имел место по совершенно иным причинам и в совершенно иных масштабах в середине XIV века. Все более ди- намичное развитие экономики, торговли и промышленности про- должало наталкиваться на неподвижность общества в целом. Со- временники, должно быть, не предполагали, что некоторые, хотя и важные, знаки времени (ускорение демографического, промыш- ленного и особенно торгового роста, первые машины, первые пока еще скромные фабрики...) выльются в новый тип экономической и социальной организации, поскольку многовековые привычки про- должали играть решающую роль во всех сферах жизни. Идеологи современности намеревались распространить на общество в целом преимущества, связанные с изменениями, наблюдавшимися в от- дельных секторах Иначе говоря, они экстраполировали процесс, который все еще находился в стадии вызревания. Именно в этом состоял «утопический» характер их построений. Вместо описания наличной ситуации, они проецировали на реальность завершение процесса, который перестал быть маргинальным, но все еще сдер- живался наследием прошлого, будь то политические структуры, законодательное регулирование, способы обработки земли или типы организации труда. Можно ли, сверх того, упрекать их в неумении предвидеть со- циальные последствия еще не осуществленных преобразований, т е. того, что разрушение устаревших, с их точки зрения поряд- ков также коренным образом изменит базовые социальные отно- шения и, в частности, отношение к земле и труду? Исследования Карла Поланьи показывают два специфических последствия про- мышленной революции: во-первых, исключительный характер формы «саморегулируемого» капиталистического рынка, ради- кально отличавшейся от всех предыдущих форм организации об- мена и экономики; и во-вторых, тот факт, что ради своей победы он должен был переделать по своему образу и подобию все общество он был подготовлен несколькими веками медленных трансформаций, или что он мгновенно установил гегемонию по зсему географическому ареалу своего распространения. К тому же на европейском континен- те «промышленная революция» происходила параллельно с ускорен- ным развитием протопромышленности (см. предыдущую главу). Ины- ми словами будущее приходит в замаскированном виде, что зачастую мешает современникам обнаружить его за видимостью постоянства
Глава IV- Либеральная современность 235 в целом, подчинив его власти товара1. Однако Поланьи, как и не- которые его предшественники, включая Маркса, в своем анализе исходили из ситуации XIX века, в которой уже проявились мас- совые социальные последствия этих трансформаций, в частности возникновение новых форм пауперизма. Но было ли возможно это предвидеть во второй половине XVIII века? В то время подобный «прогрессивный» дискурс мог быть вполне искренним: королев- ство все еще пребывает в бедности, и большинство его подданных вынуждено влачить жалкое существование, поскольку общество не имеет возможности развиваться. Если устранить эти препят- ствия, то начнется рост сельскохозяйственного и промышленного производства, расцветет торговля, увеличится платежеспособный спрос, который активизирует производство и обеспечит безгра- ничное накопление национального богатства. Его плодами смогут воспользоваться сами работники, чья доля будет увеличиваться по мере роста общественного достояния, а благодаря увеличению платежеспособного спроса будет достигнута практически полная занятость населения. Так мог бы выглядеть перевод многих тек- стов той эпохи на современный, если хотите, «кейнсианский» язык. Приведем пример такого текста: «Так значит здоровые бедняки суть поденщики, лишенные соб- ственности. Организуйте общественно полезное строительство, от- кройте мастерские, создайте благоприятные условия для применения рабочей силы: те, кто нуждается в работе, но не признает этой необ- ходимости и попрошайничает, будут наказаны: те же, кто не просит милостыню, несомненно, найдут другие средства для пропитания.»2 Подчеркнем, что слово «несомненно» выдает глубинную дву- смысленность данной политики и показывает, что оптимизм много- численных деклараций, воспевающих лучшее будущее, не является ' Поланьи К. Великая трансформация. 2-я часть, гл. 1. Bloch С Tuetey A Proces-verbaux et rapports du Comite de mendicite. Op. Cit. «Troisieme Rapport». P. 381. Леруа д’Аллард, автор доклада, датированного февралем 1791 г. и содержащего предложения, нашед- шие отражение в законе Ле Шапелье, высказывает схожие мысли «Душой торговли является промышенность, душой промышленности является свобода. Следует ли опасаться увеличения числа рабочих? Их количество всегда зависит от размеров населения или, что в сущ- ности одно и то же, от нужд потребления.» (Цит. по: Bouvier-Ajam М. Histoire du travail en France. T. 2. P 25 )
236 Кастель Р Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда плодом чистой наивности. Однако за ним не прячется и чистый цинизм Ведь пока ничего не известно. Нет уверенности в том, что будет достигнуто относительное перераспределение прибыли от экономического роста, спонтанное равновесие между спросом и предложением, гарантирующее практически полную занятость рабочей силы, точно так же, как не очевидна и будущая эксплуа- тация пролетариата. Для того чтобы она достигла своих истин ных размеров, необходимо, чтобы повсеместное распростране- ние рынка было не только объявлено, но и осуществлено. Однако либеральный оптимизм версии XVIII века оказывается уязвимым по причине, кроющейся в его сущности. Как мы можем теперь по- нять, общая конструкция, выдвигающая на первый план свобод- ный доступ к труду, содержит слабое звено. Она перекладывает тяжесть новой свободы на плечи рабочего, т. е. на индивида, не обладающего ни ресурсами, ни достоинством, чей статус — не- обходимо вновь подчеркнуть — не многим отличается от поло жения «черни». Как известно, главным вдохновителем Декларации прав челове- ка был аббат Сиейес. Ему же принадлежат и следующие строки: «Бедняки, обреченные на тяжкий труд, производящие блага для других и получающие взамен так мало, что едва способны пропитать свое страждущее и нуждающееся тело, эта громадная толпа двуногих орудий, лишенных свободы, лишенных нравственности, обладающих лишь своими двумя добывающими гроши руками и высосанной ду- шой. — это их вы зовете людьми? Есть ли среди них хоть один, кто был бы способен стать частью общества?»1 Мнение Сиейеса не было исключительным Спустя три дня по- сле принятия Декларации прав человека Национальное собрание ввело различие между активными и пассивными гражданами, в со- ответствии с которым из участия в политической жизни оказались исключенными два миллиона семьсот тысяч французов мужского пола, выплачивавших налогов на сумму, не превышающую трех дневный заработок, т. е большинство наемных работников или 1 Siyes E.J. Ecrits politicoes. Op. Cit. P. 81 Индивиды, лишенные всякой поддержки и всяких ресурсов, не способны «стать частью общества», сформировать коллективы в собственном смысле слова, представляя собой лишь скопление «двуногих»: бесспорно, это одна из первых экс- плицитных формулировок тематики «негативного индивидуализма», чье значение будет подчеркнуто в заключении.
Глава IV. Либеральная современность 237 более трети мужчин, достигших избирательного возраста1. Жур- налист Лустало замечал по этому поводу: «Ни один гражданин не должен быть лишен законом права голоса; фактически же надле- жит лишить его всех пролетариев, всех граждан, подверженных дурным наклонностям»* 2. Парадоксальность этой аргументации состоит в том, что во имя закона, одинакового для всех пролетариев де факто должны были отлучить от полноправного гражданства. Поскольку последнее предполагает личную независимость, пролетарий, подчиненный своей нужде, подобно слуге, подчиняющемуся своим господам, яв- ляется существом подкупным, не способным отправлять граждан- ские обязанности. Мы не можем отмахнуться от этой серьезной проблемы, попросту объявив такую позицию «правой» или «бур- жуазной». Сен-Жюст, которого нельзя заподозрить в модерантиз- ме, также выказал свое презрение к «индустриальному» труду: «ручной труд плохо сочетается с истинной гражданственностью: руки человека созданы не только для земли и для орудий»3 4. Схо- жие взгляды разделял и еще более радикальный революционер Гракх Бабеф казненный, как известно, за подготовку Заговора во имя равенства. Однако его страстное желание положить конец скандальному неравенству условий не было связано с улучшени- ем положения наемного труда. Напротив: «Пусть трудовой люд до- стигнет приемлемого и постоянного достатка посредством весьма умеренного труда, не вознаграждаемого заработной платой; тог- да пелена упадет с глаз граждан введенных в заблуждение пред рассудками и рутиной»1. Бабеф совершенно осуждал праздность, источник паразитизма имущих классов и социальной несправед ливости. Но в качестве компенсации за умеренный труд вместо ' О подоплеке этой политической дискриминации см.: Lecour Grand- Maison О Les citoyennetes en revolution, 1789-1794 / These pour ie doctoral en sciences poiitiques: Ln versite P. I, 1991 Rosanvallon P Le 2 sacre du citoyen. Gallimard. 1993 Loustalot Les revolutions de Paris, n’ 17: цит. no. Bart J. Le proletaire present/absent // Actes du coiloque «La revolution fran?aise et les pro- cessus de socialisation de 1’homme». Universite de Rouen. Editions Mes- , s:dor. 1988. P. 402. 4 Цит. no: Olivier A- Saint-Juste ou la force des choses. P., 1954. P. 18. Cm Buonarotti I. La Conspiration pour I’egalite, dite de Babeuf. Editions sociales.
238 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда унизительной зарплаты он предлагал ввести нечто вроде социаль- ной ренты. Вопиющее бесправие наемных работников, уходящее корня- ми вглубь веков, не может быть отменено простым утверждением принципа свободного доступа к труду. Ахиллесовой пятой либе- рализма — если допустить, что помимо прочего он нес в себе про- ект социальной справедливости, — была, вне всякого сомнения, исключительная слабость социального положения рабочих. Как гласит преамбула закона Ле Шапелье: «за выполнением догово- ра, который он заключил со своим нанимателем, должен следить сам рабочий». Но во что выльется этот договорный идеал на прак- тике, если наемный работник реально обладает лишь негативны- ми атрибутами свободы? Распространение трудового договора вскоре показало, что он не способен стать основой стабильного порядка. На фоне большинства приведенных выше либеральных заяв- лений, двусмыленность которых снималась в пользу оптимистиче- ской трактовки, нужно было обладать необыкновенной проница- тельностью, чтобы уже во второй половине XVIII века избавиться от всякой недоговоренности. Ею обладал по меньшей мере один человек — Тюрго, предугадавший «железный закон» зарплат и «резервную армию» промышленности: «Простой рабочий, обладающий лишь силой и ловкостью своих рук, не имеет ничего, пока не сумеет продать свой труд. Он может про- дать его за большую или меньшую цену, которая, однако, зависит не только от него: она возникает в результате соглашения, заключаемого с тем, кто платит за его работу. Наниматель стремится заплатить как можно меньше: поскольку он может выбирать из большого числа ра- бочих, он предпочтет того, кто согласится работать за меньшую плату. Значит, соперничая друг с другом, рабочие будут вынуждены снижать свою цену. Какова бы ни была работа, не избежать того — ив самом деле так случается, — что труд приносит работнику не больше, чем необходимо для обеспечения его минимальных потребностей1. Опередили ли взгляды Тюрго свою эпоху? Ведь схожие пред- положения высказывал уже Мальтус, а еще раньше английская политэкономия положила начало размышлениям о нужде, спо- собной исказить идею природы и обнажить Порочность контраК- । Turgot A.R.J. Formation et distribution des richesses. Editions Schelie- P.. T. II. P. 537; цит. no: Hauser P Les debuts du capitalisme
Глава IV. Либеральная современность 239 та. Если снять традиционные барьеры, то с большей долей веро- ятности высвободится не рациональность законов природы, но биологическая власть инстинктов: неимущие будут подчинены естественной необходимости, т. е. голоду1. Таким образом, за юри- дической взаимностью трудового договора скрывается фундамен- тальная несхожесть социального положения договаривающихся сторон, а временное измерение трудового договора превращает мирное пространство рыночных отношений в поле борьбы за вы- живание. Наниматель заключает договор «свободно», поскольку может ждать, не испытывая на себе власть нужды2. Работник же вынужден продавать свою рабочую силу под давлением биоло- гической необходимости: работа ему нужна немедленно, чтобы выжить. Это прекрасно понимал Эдмунд Бёрк несмотря на свою репутацию «реакционера» или, безусловно, как раз потому, что, будучи реакционером, он защищал традиционный протекционизм против либеральной логики: «Труд является товаром и в качестве такового — предметом тор- га. Когда товар попадает на рынок, увеличение его цены зависит не от продавца, а от покупателя. Такое видение вещей не учитывает, позволит ли она выжить человеку, предлагающему свою рабочую силу на рынке. Его интересует лишь то, сколько это будет стои~ь покупателю.»3 Однако во Франции мысль носителей идей прогресса в преддве- рии промышленной революции оказалась излишне политизирован- 1 «Если бы никто не нуждался, никто был не работал; но самые суро- вые лишения считаются сплошным удовольствием, если они спасают человека от голодной смерти. [...] В свободной стране, где рабство запрещено, самым надежным богатством является огромное число трудолюбивых бедняков» (Мандевиль Б. Басня о пчелах, или Пороки частных лиц— блага для общества. М.: Наука, 2000. С. 172). Еще Адам Смит осознал значение роли, которую играет неотложная необходимость, т. е. темпоральность, привносящая инстинкты борь- бы, жизни и смерти в стерильный универсум экономических законов: «В конечном счете рабочий может оказаться столь же необходимым своему хозяину, как и хозяин — рабочему, но в первом случае потреб- ность не столь насущна» (Смит А Исследование о природе и причи- нах богатства народов... С. 186). Burke Е. Thought and Details (1975) // Works. Vo!. V. Boston, 1869 P- 142. Цит. no: Bendix. R Work and Authority in Industry. N. Y., 1956. P. 75
240 Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда ной'. Иными словами, их трактовка политической ситуации была точна, тогда как оценка социального положения оставалась пута- ной. Политический волюнтаризм в их глазах оправдан, посколь- ку он был необходим, чтобы высвободить потенциал экономики, а социальные последствия подобной ломки были неизвестны. Не оказались ли чрезмерными социальные издержки предпринима- тельской свободы? Эта ситуация породила глубокие противоречия между теми, кого не устраивал режим, ограничившийся либерализацией ры- ночных законов и оставивший без внимания положение бедных, и теми, кто утверждал, что разрешил социальный вопрос, устранив препятствия на пути экономического развития. При этом данное решение социального вопроса, предполагавшее либерализацию рынка труда, не было лишено здравого зерна. Оно отменяло преж- ние системы ограничений во имя прогресса. Удовлетворяя требо- ваниям политической революции и одновременно экономической рациональности, оно содействовало модернизации как государ- ства. так и экономики. Но оно не выдержало напора промышлен- ной революции, поскольку новый экономический порядок стал фактором ослабления социального регулирования. Однако в конце XVIII века все еще слишком рано было судить о последствиях этой метаморфозы. На этот счет у нас имеются две взаимодолнительные гипотезы: более ранняя промышленная революция в Англии позволила там увидеть некоторые из ее социальных последствий раньше, чем во Франции: с